«Анатомия героя»

Эдуард Лимонов Анатомия героя

От автора

Я работал с 1995 года над тремя книгами. Над сверхоткровенной "Анатомией любви" о моей интимной жизни, над "Евангелием от войны" — размышления о феномене войны, перемешанные с моими военными воспоминаниями, и отбирал статьи для книги "Лимонка в…" Работа продвигалась, папки с рукописями толстели, однако меня не оставляло чувство неудовлетворенности. Моя интимная жизнь, изолированная от моей тоже чувственной политической и военной жизни, от партии и газеты, лишилась в "Анатомии любви" как бы многих измерений. А военная, без эротических снов и плоти реальных женщин, также мелела. Вначале робко, а позднее со все большей уверенностью я начал понимать, что для того, чтобы создать Полную книгу, мне нужно смешать все три воедино. Что я и сделал в конце концов. Позднее книга сама собой назвалась "Анатомия Героя".

Миф о герое

Весной 1974-го (за полгода до отбытия за границу) я написал текст "Мы — национальный герой". Помню, что неожиданно родившийся текст этот мне самому показался нашептанной мне свыше программой моей жизни на ближайшие годы. Идеализированной программой, конфетным вариантом Американской мечты, переделанной в Русскую мечту идиота Ваньки, но грандиозной поп-программой. Московские авангардисты (я впервые прочел произведение в мастерской Ильи Кабакова), впрочем, быстрее успокоили меня, заклеймив мой текст как «концептуальный» и тем самым лишив его мистического измерения.

Жизнь жестоко и молниеносно сломала мою конфетно-кремовую конструкцию, в ней Елена и Лимонов уже за то только, что они Елена и Лимонов, становились персонажами и героями мира. (Однако там оказалось немало провидческих сцен: мансарда под крышей в Париже, фраза "несколько тысяч человек хотели бы избрать Лимонова своим представителем в Верховный Совет, но они крайне неорганизованные и робкие граждане", предвосхищающая 1993 и 1995 годы, когда мою кандидатуру эти граждане выставляли в Госдуму). На место шоколадной с мороженым, бело-розовой, политой кремом и засыпанной сахарной пудрой сказке-мечте пришла страшная реальность боли и отчаяния и разрыва связей. (Отчасти атмосфера этого ужаса уловлена в романе "Это я, Эдичка", на самом деле было страшнее).

В 1977-м я написал еще более неожиданную книгу "Дневник Неудачника". Часть ее, выяснилось позднее, тоже написана в жанре предсказания-программы. Но это другая программа, программа высокого героизма, рожденного из боли и отчаяния и космической тоски.

И вот через двадцать лет я обнаружил, что все эти годы мистически осуществлял, жил обе программы. И конфетно-розовую, и глубинно-мрачную.

И я-таки выполнил их. Предсказанные мною в "Мы — национальный герой" состоялись публикации в "Роллинг Стоунз" и в «Плейбое», и не единожды. Если я не встретился именно с Папой Римским, то меня принимали и мне пожимали руку и дружили со мной министры и президенты. (Председатель Французского Национального Собрания Жак Шабан-Дельмас, премьер-министр Франции Лоран Фабюс, президенты Милошевич и Караджич, не говоря уже об элите русской оппозиции от Зюганова до Жириновского). Встретил я и познакомился с Сальвадором Дали, без натуги, случайно, как было предначертано в "Мы — национальный герой". Книги мои вышли на двадцати наверное языках народов мира (в одной только Франции опубликовано 17). И если я сейчас выйду на Арбат вместе с Папой Римским (вот он виден из окна, — Арбат), если выйду незамаскированный, то сотни людей узнают меня, а не Папу Римского, и появление мое может привести к общественным беспорядкам, как это случилось в декабре 1994-го в Минске. (Там Белорусский Народный Фронт разгромил клуб, где я должен был выступать). "С кем это там наш Эдька стоит?" — сказано в "Мы — национальный Герой".

С 1991 года стали осуществляться и предсказания "Дневника Неудачника", та часть их, что направлена в прошлое и в будущее. Настолько близки мои попадания, выпущенные из 1977 года, что временами мне неприятно перечитывать эту книгу. "Мы расстреляли сестер… горные кусты… усатый Божимир… суровая горная страна… трое моих друзей хорватов". В действительности моими боевыми друзьями были в 1991-м, 1992-м, 1993-м и остались сербы, я воевал на их стороне, но это всего лишь ошибка коррекции, смещение божественной шкалы на волосок. В любом случае, чего ради я в 1977-м в Нью-Йорке о расстрелах в Хорватии писал? Почему писал о "штурме ботанического сада, когда пули сбивали ветки веерной пальмы… ветер пах гарью и цветами… наши раны гнили, как бананы"? Я увидел все это в 1992-м в Абхазии. В "Дневнике Неудачника" штурм ботанического сада помещен в 1933 год, в прошлое. Но это опять всего лишь смещение божественной шкалы на волосок, допустимая поправка. Предсказания, предвидения, озарения щедро рассыпаны в "Дневнике Неудачника". Многие осуществились, но не все. Я знаю, что вышел на последнюю финишную прямую жизни. Осталось выполнить несколько предсказаний программы: "…выстрелить в выпуклый, дряблый живот президента" или"…перед покушением на жизнь премьер-министра" посетить японский ресторан, где"…горячие салфетки, подогретое сакэ…"

В том, что я ЗНАЮ свою судьбу, нет сомнений. Это уже чудо. А в том, что мне подставляют и другие судьбы, — страшное демонское искушение. Я должен СВОЮ судьбу продолжить и завершить. Потому я корчусь, как на сковородке, отказываясь от страстной, мрачной, не моей смерти.

Мне уготовлена смерть героя, а не случайной жертвы или обманувшегося любовника…

* * *

"Каждая мифология имеет свою версию темы "Герой и его дорога испытаний", в ней молодой человек получает «зов». Он путешествует в отдаленную страну, где некий Великан или Монстр угрожают уничтожить население. В сверхчеловеческой битве он побеждает Силу Тьмы, доказывает свою мужественность и получает награду: жену, сокровище, землю, славу.

Всем этим он наслаждается до позднего среднего возраста, когда вновь сгущаются темные облака. Опять беспокойство овладевает им. Опять он снимается с места, чтобы как Беовулф (герой английского эпоса) умереть в битве, или как слепой Терезиас, пророчествовавший для Одиссея, отправиться с некой таинственной целью и исчезнуть.

«Катарсис» — греческое для «чистить» или «очищать». Одна противоречивая этимология выводит происхождение этого слова от греческого же «катейро» — освободить землю от монстров.

Миф предлагает, акция располагает. Цикл героя представляет неизменяющуюся парадигму «идеального» поведения для человеческого самца (можно, конечно, выработать свою парадигму для героини).

Каждая секция мифа, как звено в поведенческой цепи, будет относиться к одному из классических возрастов мужчины. Каждый возраст открывается новым свежим барьером, дабы перебраться через, или тяжким испытанием, чтобы вынести. Статус Героя вырастает в пропорции к тому, как много из этого атакующего курса он совершит, или увиден совершающим.

Большинство из нас, не будучи героями, слоняемся без дела через жизнь, не вовремя наносим наши удары и потому кончаем в различных эмоциональных бедах. Герой поступает по-иному. Герой, и потому мы приветствуем его как героя, принимает каждое испытание, как только оно приходит и расправляется с ними пункт за пунктом. Я однажды совершил эксперимент наложения карьеры современного героя Че Гевары на структуру эпоса о Беовулфе. Результат был таков: с очень небольшими натяжками здесь и там оба героя видимы исполняющими тот же самый набор подвигов в той же последовательности: отъезд, путешествие через море; уничтожение Монстра (Грендель-Батиста), уничтожение матери Монстра ("Водяной мешок", залив Свиней). Оба героя получают их награду: жену, славу, сокровища (в случае Гевары — кубинскую жену и директорство Национальным банком Кубы). Оба кончают жизнь, погибнув в отдаленной стране: Беовулф, убитый Чешуйчатым Червем, Гевара — диктатором Боливии.

Как человек Гевара, при всем его шарме, поражает как безжалостный и неприятный персонаж. Как Герой он никогда не сделал ложного шага, и мир выбрал видеть его Героем.

Говорят, в минуты кризисов Герои слышат "ангельские голоса", сообщающие им, что делать дальше. Вся «Одиссея» есть великолепная война перетягивания между Афиной, шепчущей Одиссею в ухо: "Да, ты сделаешь это!", и Посейдоном, грохочущим: "Нет, ты не смеешь!" И если мы поставим слово «инстинкт» вместо "ангельский голос", мы подойдем близко ко взгляду психологически мыслящих мифографов: мифы есть фрагменты душевной жизни Раннего Человека.

Цикл Героя, везде, где мы его находим, есть история «годности» в дарвинском смысле, калька для генетического «успеха». Беовулф уходит… Иван уходит. Джек уходит, молодой абориген в «Вокабаут» ("Странствия" — австралийский фильм) уходит… даже антикварный Дон-Кихот уходит. И эти Wanderjahre, и битвы со зверем есть рассказческая версия табу на инцест, вначале мужчина должен показать свою «годность» и только тогда должен "сочетаться браком".

На практике едва ли важно, есть ли мифы закодированные мессиджи инстинкта в центральной нервной системе или наставления инструкций, протянутых нам из Года Первого.

* * *

Выше приведенный отрывок из книги английского писателя Бруса Чатвина "Песенные линии" я обнаружил в 1986 году в американском журнале «Апертюр». Случайное столкновение с этим текстом вызвало во мне крайнее возбуждение, множество мыслей, и сегодня я так же неравнодушен к нему, как и тогда. Дело в том, что я считал себя героем с возраста, когда обрел сознание, а тут вот получил на руки теоретическое подтверждение, объяснение, почему я герой.

Мой "атакующий курс" начался давным-давно, родные пенаты я покинул навсегда еще в 1964-м ("Иван-Эдуард уходит"), а первый «зов» был в Москву, куда я сбежал из Харькова в 1967 году, и взял это препятствие. "Статус Героя возрастает в пропорции к тому, чем большую часть этого атакующего курса он совершит". В 1974 году мною был совершен решающий «отъезд»: из России, в феврале 1975 года, я пересек Атлантический океан и вступил в единоборство с Монстром Америки. ("Отъезд, путешествие через море, уничтожение Монстра", если наложить мою судьбу на структуру эпоса о Беовулфе и судьбу Че Гевары). Монстра я не уничтожил, однако написал две книги, и по сей день продолжающие наносить ему раны: "Это я, Эдичка", "Дневник Неудачника". В 1980 году я опять пересек океан в обратном направлении, во Францию. Этот этап курса может называться "Уничтожение матери Монстра". Вспомним, что в Иране Америку называют "Большой Сатана", а Францию "Малый Сатана", плюс европейская Франция — одна из матерей Соединенных Штатов в прямом смысле. Во Франции я одержал множество побед: опубликовал десяток книг, журнал «Элль» назвал меня в 1986 году одним из лучших деятелей культуры года, в 1987 я победил французское правительство, вопреки их желанию, со скандалом и славой получил французское гражданство, в январе 1987 воссоединился с Наташей Медведевой после полутора лет раздельной жизни. Т. е. если наложить на классический эпос и судьбу Че, получил награду: французское гражданство, жену, славу.

Так я прожил в "поздний средний возраст", однако в самом конце восьмидесятых беспокойство вновь овладевает мною. Беспокойные ветры с востока, с родной Итаки, обжигают мою душу и воображение и Афина или Дьявол шепчут мне в ухо: "Там великолепные возможности для героя. Ты же можешь!"

В 1991-м я на фронте сербско-хорватской войны в Западной Славонии. Я в до корней разрушенном Вуковаре. Многие сотни трупов, вонь, мертвечина, человеческое мясо в различных стадиях разложения. Я мог быть застрелен на каждом из сотен блок-постов многонациональных деревень, смерть выпустил бы из дула автомата венгерский или румынский, хорватский, сербский парень со скрюченными от холода пальцами, но судьба оберегала меня для новых испытаний. Февраль 1992-го: Москва, многотысячные демонстрации. 17 марта впервые выступаю перед 500-тысячной массой патриотов на Манежной площади… Морозные, солнечные, чудовищные дни народной тревоги. Знакомство с вождями: с Жириновским, Анпиловым, Зюгановым, Алкснисом… рев толпы, битвы, репортажи из Боснии, Приднестровья, Абхазии — все это есть в моей книге "Убийство Часового".

Потом весной 93-го была война в Книнской Крайине. Я вновь и вновь доказываю свою «Годность», потому что мне предстоит сочетаться браком с Россией?

Войнуха, войнища, война…

Я не профессиональный солдат и не выдаю себя за такового. Однако душа у меня несомненно солдатская. И запах казармы пьянит меня, как отвергнутого любовника духи любимой женщины. Может быть потому, что вырос я в семье офицера, и первые шесть лет моей жизни жили мы в сменяющихся гарнизонах, «при» штабах и военных городках. И вдыхал я ребенком запах сапог, портянок и оружия?

* * *

ПСЫ ВОЙНЫ

"Война есть абсолютное зло, следовательно, мир есть абсолютное добро" — гласит общепринятая мораль. Средства информации и на Западе и в России охотно демонстрируют жертв войны: трупы, раненых, беженцев, женщин, стариков, детей. Перепуганные, несчастные, плачущие — жертвы действуют угнетающе на общественное мнение. Жертв киноснимают, фотографируют, интервьюируют в изобилии. Куда реже интервьюируют тех, кто делает войну: солдат, вооруженных мужчин, молодых и не очень молодых. И если интервьюируют, то также в ролях жертв. Никогда солдату не ставят неприличный прямой вопрос: "Делать войну — есть удовольствие для тебя?"

Свидетель и участник пяти войн (в Славонии, в Приднестровье, в Боснии, в Абхазии и в Книнской Крайине), я хочу, меня жжет желание заявить: определенное количество солдат, возможно большинство, делают войну с удовольствием. И именно это неприличное удовольствие есть причина того, что войны длятся. Не единственная, но немаловажная причина. Ибо если бы война была исключительно ужасом, от которого ВСЕ страдают, то зачем жить в этом ужасе? Необходимо добавить, что современные войны, межэтнические или гражданские, есть вынужденно лимитированные войны (например, авиация не участвует, суперсовременное вооружение не применяется), и как таковые, они архаичны и более выносимы, чем Великие Бойни: 1-я и 2-я мировые.

Общество плохо понимает солдата и в России и на Западе. Тому есть множество причин. Уже через несколько лет после 1945 г. солдат скатился с пьедестала, почти полвека до наших дней солдат просуществовал персонажем и неприятным обществу, и презираемым. Потому что Армия потеряла свои наиболее важные функции в обществе. Первая — функция давателя и удержателя власти. В демократии власть приобретается и поддерживается не вооруженной силой, но есть результат всеобщих выборов, в сущности результат взаимного шантажа между избирателями и избираемыми. (В советском обществе власть также не приобреталась вооруженным путем, но, однажды захваченная, наследовалась партией). Вторая функция, потерянная Армией, — защитника населения. С изобретением ядерного оружия небольшая группка профессионалов-техников ответственна за поддержание АТОМНОГО МИРА. Имея военные звания, эти люди фактически экс-терминаторы, не солдаты. Не имея для Армии ежедневного употребления (используя ее для небольших экспедиций во вне «цивилизации»: во Вьетнаме, в Афганистане…), и власть, и население равно опасались Армии, этой наиболее мужественной институции общества. И презирали ее. Солдаты не были популярны. Тому лучшее свидетельство то, что молодые люди призывного возраста и в Москве, и в Париже равно предпочитали и предпочитают избежать Армии.

Подавленный и не поощряемый, инстинкт воина тем не менее всегда существует (и будет существовать, ибо агрессивность — фундаментальный инстинкт человека) и проявляет себя тотчас же, если образуется благоприятный климат. Этот инстинкт сегодня проявляет себя в бывшей Югославии и на территории бывшего СССР. На всех «моих» войнах я убедился, что, поставленные перед личным выбором — мир или война, — значительное количество мужчин предпочитают жизнь солдата существованию беженца, безработного, рабочего или пенсионера. Именно поэтому добровольческие армии возникают мгновенно, там, где политическая власть падает: на Кавказе, в Таджикистане, в Молдавии, повсюду в Югославии. Мужчины берут в руки оружие и вооружаются какой-нибудь несложной идеологией, чтобы оправдать факт взятия в руки оружия. Сегодня идеология — различные национализмы, точнее, этноцентризмы. Инстинкт воина предшествует идеологии или идеология предшествует взятию оружия? Я цинично придерживаюсь мнения, что инстинкт воина, солдата предшествует идеологии.

ВОЙНА — ГРЯЗНАЯ РАБОТА. Солдат — вынужденно крестьянин, так как должен, дабы обезопасить себя, вгрызаться в землю, работать с землей. В Вуковаре, в ноябре 1991-го, под постоянный глухой бит взрываемых мин, ревели мощные панцирные военные бульдозеры и группы солдат атаковали руины или грелись у костров. Руки сбитые и опухшие, в мозолях и ссадинах, темная кайма под ногтями… Война приятнее весной. Март 1993 г. в Далмации: добровольцы Республики Сербская Крайина копают землю, устанавливая в ямы белые пластиковые дома, брошенные войсками ООН. Тонкий запах первых цветков орешника и земли, согретой солнцем. Вижу нескольких розовых червей, изгибающихся в земле. Руки солдат тронуты землей. В разгар лета война даже красива. В июле 1992-го казаки в Приднестровье копают траншеи на кромке фруктового сада. Гудят пчелы.

ВОЙНА — ВОНЯЕТ. Воняют казармы, носки солдат, их обувь и их униформы. Так как солдат не может принимать душ дважды в день, как это делают непахнущие, стерильные жители европейских столиц. Ингредиенты духов войны: запах остывших сожженных домов, запах трупов, запах мочи… Ноябрь 1991 г. возле Вуковара. От оцепленного проволокой "Центра опознания трупов", едва я открываю дверцу нашей БГ-167-170, мои ноздри заполняет сладкий, сальный запах трупов. Несмотря на крепкую минусовую температуру и намеренно сжигаемую в кострах солярку, запах трупов побеждает.

ВОЙНА — НЕРВНАЯ РАБОТА. Доктор Зоран Станкович и его ассистент, на руках обоих медицинские белые перчатки, переворачивают гнилой труп старухи, дабы я мог его лучше рассмотреть. Труп ужасен: гнилой и одновременно обожженный, пальцы руки сожжены до кости. Труп имеет номер: 1-431… Трупы, все ярко окрашенные и неприличные, всегда неприличные. Сексуальные органы мужчин, как жалкие разорвавшиеся оболочки воздушных шаров, прилипли в паху.

ВОЙНА — ЗАНЯТИЕ СТРАШНОЕ, ПОХАБНОЕ, СТЫДНОЕ. За два часа в "Центре опознания трупов" можно больше понять о человеке, чем за десятилетия мирной жизни… Солдаты в парамедицинских зеленых халатах поверх форменных хаки-бушлатов сгружают с прицепа трактора мешки с останками. Рослый лысый доктор в ярко-оранжевом комбинезоне словно космонавт, содрав с рук перчатки, моет руки под ледяной струёй из грузовика-цистерны. Группа солдат, покончив с трупами, движется к бараку-офису согреться у железной печки… и хохочут вдруг чему-то солдаты! И это нормально. Война — безумна. На войне человек немедленно становится безумным. Огромная масса нормально безумных мужчин в холоде, в грязи, среди трупов, залпов, развалин в огне, сталкивается с враждебной массой мужчин. Одна толпа безумцев противостоит другой толпе…

ВОЙНА — ПРАЗДНИЧНА. Празднична, как атмосфера гигантского спортивного мероприятия на открытом воздухе, на случайном, часто не подходящем пейзаже. Мужики-солдаты улыбаются друг другу, шутят, хохочут, крепко ругаются матом, если ситуация трудная. Но нет этой молчаливой грусти, которая заполнила большие города Европы, России, Америки. Общая для всех смерть делает солдат братьями. На всех «моих» войнах без исключения общество солдат принимало меня как брата, близко и сразу, что невозможно в мирной жизни. Так как одетый в их форму я делил с ними смерть. Пули, а тем более мины врага, не могут, да и не хотят отличить писателя Лимонова от солдат. Солдаты хохочут, ругаются, чтобы спугнуть страх? Чтобы спрятать страх? Не так важно. ВОЙНА ДАЖЕ СМЕШНА порой. Июльское воскресенье 1992 г. в Приднестровье, недалеко от Дубоссар, по дороге на Кошницу. Покой и тишина. Несколько казаков даже спят полуодетые на одеялах под вишнями. В то время как на соседней позиции — стреляют с обеих сторон. Спрашиваю у командира, есаула Колонтаева: "Почему?" — "Два румына (так называют солдат кишиневской Республики Молдова в Приднестровье) приходили к нам через фронт прошлой ночью. Принесли четыре канистры вина. Просили не стрелять сегодня. Они там празднуют свадьбу. Потому и тихо".

В Крайине, на передовом посту вблизи Лишанэ-Тинськэ (март 1993 г.), где только 150–200 метров разделяют враждующие армии хорватов и сербов. В течение десятка минут я слышал, как невидимый солдат хорват страшным матом ругал сербов ("Эй, четник, я е… твою мать!), пока старый солдат серб вдруг не сказал, очень серьезно и спокойно: "Это нехорошо, ругать матом родителей". Внезапная тишина.

ВОЙНА КУДА БОЛЕЕ СВОБОДНА, ЧЕМ МИР. Свободный воздух войны есть мощная притягательная сила для мужиков. У солдата множество свободного времени. Будучи человеком "свободной профессии", легко могу себе представить, что эта свобода должна чувствоваться еще более глубоко солдатами: бывшими крестьянами, рабочими, служащими. Могу выразиться еще яснее: всегда есть люди, предпочитающие делать войну, нежели монотонно и скучно работать. И война дает возможность каждому чувствовать себя могущественным. Вооруженный пистолетом и «Калашниковым», окруженный вооруженными друзьями, я лично чувствую себя на фронтах в тысячу раз более сильным и, как следствие, более свободным, чем в Париже или в Москве. Моя могущественность меня освобождает. Смерть возможна, она всегда где-то у плеча как тень, но на фронте я куда лучше защищен от смерти, чем в Париже или в Москве. На войне я хозяин моей собственной жизни, и это я ответственен за мою безопасность, а не какая-то полиция или милиция. Признаюсь, что я твердо решил обратить мой пистолет против себя, если окажусь в ситуации, когда пленение неминуемо. (Не желаю подвергаться пыткам и унижениям). Я принял это решение хладнокровно, практично и без страха. Мой пистолет небольшого калибра 7.65 типа браунинг (полученный в подарок от командования сербских добровольцев округа Вогощча, осаждавших Сараево), бесполезный на линии фронта, сообщает мне стабильность. Страхует меня. Я рассуждаю нелогично, вопреки здравому смыслу? Но война нелогична по своей сути. Вопиюще ясно (мне — ясно), что люди желают не только комфорта, безопасности, ищут не только спокойных удовольствий в жизни, но многие хотят также (по меньшей мере на короткие периоды времени) неспокойных удовольствий — борьбы и жертвенности. Желают знамен, коллективных шествий, военных маршей и песен… и веса оружия на плече. Когда я сдаю, уезжая с фронта, свой автомат, я как бы сдаю часть мужественности.

ОРУЖИЕ ОБОЖЕСТВЛЯЕМО НА ВОЙНЕ. Солдаты хвалятся своими «кобрами», "кольтами", «скорпионами», как в мирной жизни богачи хвалятся «роллс-ройсами» или «феррари», или «мустангами». "Хеклер" — автомат (с глушителем) Желко Разнатовича Аркана — такая же знаменитость, как и его владелец, и известен во всей Югославии, включая Хорватию.

СОЛДАТЫ — ТЩЕСЛАВНЫ. Большие солдаты — звезды, известные всему миру. Еще в ноябре 1991 г. судьба войны познакомила меня с легендарным и красочным солдатом, владельцем «хеклера», с Арканом. Бизнесмен с темным прошлым, связанный с футбольным клубом "Червена Звезда", Аркан, по всей вероятности, до войны имел проблемы с законом. (Мне он говорил, что "вырос на асфальте". Сербские «демократы», враждебные Аркану, утверждают, что он разыскивался Интерполом, так как якобы убил одного или двух человек за границами Югославии). Сегодня — он самый уважаемый командир в Сербии, лидер наиболее дисциплинированных и профессиональных отрядов "Сербской Добровольческой Гвардии", или «Тигров» (так как маскот гвардии — тигр). Аркан избран был депутатом парламента Сербии от региона Косово. Мистер Иглбергер назвал Аркана "военным преступником". Сербский народ — другого мнения, и потому множество мальчиков, родившихся в сербских семьях за последние пару лет, названы именем АРКАН.

Прибыв в Белград в конце февраля, я позвонил ему в штаб гвардии, в Ердут. Он пригласил меня пообедать с ним и его офицерами в кантине. Встречаемся как старые друзья, обнимаемся. (Те, кого встретил на войне, становятся друзьями. В ноябре 1991 г. в Славонии шли жестокие бои, и Аркан был ранен). Две красивые девушки-солдатки обслуживают нас за обедом.

Аркан заботится о своих солдатах. Его гвардия — профессионалы. Солдат получает 100 немецких марок в месяц, офицер — 1000. Недавно Аркан купил дюжину квартир для своих инвалидов. "Где ты берешь деньги?" — спрашиваю я его. Он владелец бензоколонки и двух банков… Даже с нами, друзьями (я и два министра правительства Крайины), Аркан при оружии. Его «кобра-магнум» ("кобру-магнум" я видел позднее на президенте Крайины Хаджиче) при нем и «хеклер» на подоконнике, на расстоянии вытянутой руки. Я знаю, что конфликт борьбы за власть противопоставил Аркана и министра внутренних дел Крайины Милана Мартича. Экс-полицейский Мартич испытывает классовую ненависть к экс-криминалу Желко Разнатовичу? Аркан всем обязан войне. Война дала ему возможность стать профессиональным военным и национальным героем. Национальный герой, он, однако, сохранил некоторые привычки своей прошлой жизни гангстера, что придает ему необходимый нац. герою шарм. Бывая в Белграде, Аркан останавливается в отеле «Мажестик». Шикарный (изумрудный кафель ванных комнат), отель этот может служить для съемок любого экзотического фильма с Хемфри Богартом, Лорен Бокал или Одри Хепберн. В ресторане плачет фонтан, пьяно играет начиная с полудня, гигантские букеты цветов повсюду, и четыре официанта в смокингах обслуживают каждый стол. Владелец «Мажестика» — двухметрового роста веселый животастый человек в ярких пиджаках, друг Аркана.

ШТАБ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ (района Бенковац). Полковник Танга, несколько офицеров и я пьем кофе. Апрель 1993 г. Полковник Танга был профессором Военной академии в Белграде. Среди его учеников — ангольский генерал Шейте Нето. Среди его сегодняшних врагов — целая толпа вчерашних друзей. Командир 113-й хорватской бригады Иван Бачич, например. "Видите ли, я принадлежу к единственному поколению сербских военных, которое дожило до пенсионного возраста, так и не поучаствовав в войне, — говорит улыбаясь полковник Танга. — Это так я думал совсем недавно. Война состоялась в первый же месяц после моего ухода на пенсию… Судьба сербов — воевать и умирать". Все это говорится без грусти, с улыбочкой самурая…

Как будто для подтверждения его слов в штабе внезапно появляется капитан Драган. Каска, лицо раскрашено, физиономия настоящего Рэмбо — капитан прибыл прямо из боя (кровавого, как мы потом узнали) за высоту Ражовльева Глава. Он все еще очень возбужден боем. Он разговаривает возбужденно, жадно курит, отбивает как бы ритм боя зажигалкой по столу. Снимает каску. Под каской его голова обвязана хаки-платком. Его руки выпачканы землей и машинным маслом, ногти сломаны, словно руки тракториста какого-нибудь или механика. Руки солдата и есть руки крестьянина-механика… Капитан говорит о проблемах армии Крайины. Наиболее серьезная, по его мнению, есть проблема нехватки младших офицеров на уровне командиров взводов и отделений. Профессиональный солдат, капитан Драган прибыл ниоткуда (якобы из Австралии) в самом начале "первой войны", как здесь называют сербское восстание против хорватов в 1991 г., для того чтобы научить сербов Крайины воевать. С тех пор он сделался живой легендой. Спрашиваю его по-английски, австралиец ли он? "У меня множество паспортов", — говорит он и таинственно улыбается. Много раз интервьюированный медиями мира (даже американское шоу "60 минут" интервьюировало его недавно), капитан остается тем не менее загадкой. Я слышал даже, что он серб еврейского происхождения. В одном нет сомнения: он высокопрофессиональный солдат… Через несколько дней я посетил его центр «Альфа». В центре желающие солдаты могут повысить свою профессиональную квалификацию в любых областях военного искусства. Преподается: камуфляж, борьба с танками и самолетами, конструкция убежищ и дзотов, закладка минных полей, правила атаки и боя в различных условиях… Центр «Альфа» наполнен сотнями юношей и десятками девушек. Сталлоне играл Рэмбо, в то время как Драган живет Рэмбо. Американцы воображают судьбы, которые другие живут?

СУДЬБА СОЛДАТА. Я познакомился со многими солдатами за последние пару лет. Некоторые из них уже мертвы. Подполковник Костенко был арестован и убит своими, в Приднестровье. О нем говорят плохое, но он был храбрый солдат, настоящий пес войны. Служил командиром десантной части в Афганистане. Брал Паншир. Был там два раза ранен, много раз награжден. В отставку его отправили в сорок лет. Однако его гражданская жизнь в Приднестровье продлилась всего два года. Мне привелось узнать его близко, я спал на столе в его крошечном кабинете в разрушенных войной Бендерах, разорванных надвое линией фронта Бендерах…

Мир твоему обгорелому телу, солдат… национальные революции, рождение государств и войны, этим рождениям сопутствующие, делаются пассионарными героями, трагическими фигурами. Анархист, индивидуалист, часто даже преступник, такой герой-солдат вскоре начинает мешать обществу, которому он же и помог родиться. Тогда героев-солдат убирают, дабы освободить место для министров и бюрократов. Вот почему подполковник Костенко был убит, и министр внутренних дел Мартич ищет убрать Аркана…

Когда военные действия затухают, солдату становится скучно, и он переключает свое внимание на банальные вещи, но важные в контексте его жизни. Прежде всего солдат ищет возможно лучшей пищи. В казарме суп обыкновенно куда хуже, чем на позициях. По причине того, что в казарме кормятся сотни людей. На позициях бывают отличные повара. Так в Смильчиче (в Крайине) работает повар, получивший второе место на Всеюгославском конкурсе поваров до войны. Он накормил нас отличным супом с ветчиной и фасолью… Сытый, солдат ищет, если есть возможность, стакан вина. Девушки стоят в солдатском списке после еды и алкоголя.

Для того чтобы убедиться в том, что наши солдаты не очень отличаются от их солдат, я посетил как-то в свободное время оставленный французским батальоном ООН лагерь в Карин, в устье реки Каришница. До войны на этом месте был автокемпинг. Я обнаружил на красивой земле слаборазвитой страны мусорную свалку сверхразвитой страны. Пустые бутылки из-под «Бордо» и других французских вин, банки из под «Кока-колы» и «Фанты»… и неожиданно огромное количество разбухших от дождей дешевых книжонок карманного формата. "Часовой Ада" известного автора Жерара дэ Вилльерс, "Крестовый поход в Бирму", "Рамдам в Кассино", короче весь романтико-милитаристский жанр, вся идеология войны. Инстинкт воина предшествует идеологии или идеология предшествует оружию? Я твердо верю в то, что определенный сорт мужиков испытывает всегда биологическую жажду войны и что никакая цивилизация никогда не сможет изменить их природу. "Убрать насилие из жизни человеческой все равно, что убрать один из цветов радуги из спектра", — писал великий Константин Леонтьев. Как женщина и мужчина, война и мир стремятся соединиться в одно совершенное существо без изъяна. Но не могут.

"Новый взгляд", 1993 г.

* * *

ПУСТИ ME ДА ГИНЕМ!

Ледяной ночью 2 марта нас разбудили в казарме всех, включая полковников Шкорича и Кнежевича, чтобы взять у нас кровь. Тридцать шесть литров крови нужны были для того, чтобы спасти жизнь бойцу из "Сербской Добровольческой Гвардии", раненному смертельно на высоте Ражовльева Глава. Бойца разорвало миной… После пяти полных переливаний крови он вышел живым из этой ночи, но ногу и руку пришлось ампутировать. Солдатская судьба повернулась спиной к бедному парню.

…Красная обветренная физиономия старого солдата, крестьянина, наспех переодетого в военную форму, появилась в моей двери. Улыбается. "Хладно, капитан?" Я кричу: "Ой, хладно!" — моя клетка ледяная. Я не капитан, но предыдущий обитатель клетки (железная койка, стол и железная печка с трубой, уходящей в стену) был-таки капитан, его имя все еще на двери. В шесть утра казарма уже наполнена обычными утренними звуками: приближающиеся и удаляющиеся шаги, кашель, смех, хлопанье дверей. Я вскакиваю, заправляю койку, надеваю форму югославской армии, бегу в единственный на этаже туалет умываться. Когда я возвращаюсь, старый крестьянин-солдат сидит на корточках перед печкой, огонь гудит, и ледяная клетка начинает согреваться. Привилегия офицера — я имею право на завтрак в комнате. Завтрак ("доручек" — по-сербски) состоит из полбанки консервированной рыбы, двух больших кусков хлеба и содержимого пол-литровой пластмассовой кружки: теплая вода с сиропом. Сижу за столом, надо мной, на стене, большая оперативная карта района. Красным, синим и черным обозначены наши и их позиции. Вверху, в правом углу карты, — надпись «Секретно». На спинке койки висит автомат Калашникова югославского производства, с двумя магазинами, туго оплетенными клейкой лентой. На одеяле — мой пистолет, пояс и пятнисто-камуфляжное пальто. Действие происходит на Балканах, в Далмации, в районе города Бенковац, в стране, называемой Сербская Республика Крайина. От итальянского города Римини, через Адриатику, до моей казармы всего 240 километров.

Крайина — страна каменная, ветреная, поросшая кустами можжевельника (по-сербски — "смрэка"). Цветет мелкими розовыми и белыми цветами орешник ("баям"). Много неба, камня, ветра, дыма, виноградников, коз и овец. Овцы не равнинные (толстые и темные), но маньеристские, со светлыми блондинисто-выжженными рунами, на легких ногах, с узкими мордами борзых.

Повсюду война. Хорватское наступление 22 января захлебнулось, но тлеют боевые действия, не затухают ни днем, ни ночью. На одном только операционном направлении в районе села Смильчич 40 убитых и 300 раненых с нашей стороны. Из этих 340 человек только четверо (!) пострадали от пуль. Основная масса потерь вызвана минами (по-сербски миномет — "минобацач"), здесь их называют гранатами. Часты ранения в голову.

Смерть всегда где-то рядом. На передовом посту близ Наранджичи, севернее Новиграда, всего в 700 метрах от занятого хорватами города, за каменной стеной, У убежища, сложенного из бревен, камня, земли и одеял, беседую с солдатами. Могучий ветер со стороны Новиградского моря сдувает с ног. Солдаты натянули на себя все, что можно одеть. Командир поста Милан Маджарец обращает мое внимание на ствол сосны, под ней я сижу на снарядном ящике. На стволе — свежие следы пуль. "Снайпер", — подтверждает командир. Такие же следы пуль на соседнем дереве. Сквозь ветки нам видна впереди позиция, с которой обыкновенно стреляет хорватский танк. Снайпер стреляет с другого холма. Показывают, с какого. "Почему вы не смените позицию? Ведь ясно, что снайпер хорошо пристрелялся. Рано или поздно он снимет кого-то". Маджарец объясняет, что переносить пост — задача трудоемкая. Здесь они хорошо окопались. Они предпочитают быть осторожными… В каменной обветренной стране этой над Новиградским морем (глубокий залив Адриатики) невозможно находиться долго. Солдаты на посту меняются каждые 24 часа. Среди солдат- Душан Порипович, доброволец из Банйи. Ему 63 года, он воюет уже третий год. (Лыжная шапка закрывает все лицо, на голове — пилотка, поверх — каска). Порипович пришел сюда с севера, ранее он воевал в Покупско, на реке Купа. Там передовая сербская позиция отстоит от Загреба по прямой всего на 27 километров. Спрашиваю у Маджарца, почему в его 63 года Порипович не остался в тылу, с женщинами и детьми. Тот удивлен вопросом. "Потому что он хочет воевать, жить жизнью солдата. Физически он держится хорошо, как и другие солдаты".

Возвращаясь с поста, на северной окраине Наранджичей проходим мимо дома, бывшего еще недавно оборонным пунктом хорватов. Два брошенных гранатомета (одноразового пользования) БСТ-82. В бункере: прорезь окна на уровне пола, в углу на столе — остатки еды, в беспорядке матрасы, мусор, брошенное оружие. Банки из-под пива, коробки из-под сигарет, плоская бутыль итальянского бренди. Под ногами — вмерзший в лед альбом с фотографиями. Выдираю альбом, вглядываюсь. Свадьба. Дети. Пирог со свечами. Крестьяне за столом. Солдаты говорят мне, что это был хорватский дом… Еще дальше, у каменной стены (Крайина вся перерезана такими стенами — одновременно защита от ветра и размежевание участков), оставленные хорватами индивидуальные позиции. Камни всякий раз разбросаны таким образом, что видно: лежал человек, встроив ствол оружия в стену. Везде мусор, дерьмо, пачки из-под хорватских сигарет, банки из-под пива и тушенки. Так через каждые несколько десятков метров.

Крайина наполнена ветром, дымом горящих зданий и полевых кухонь, взрывами мин и снарядов гаубиц.

В Пржине (западнее села Смильчич). Солдаты строят блиндажи. Вкапывают в землю брошенные войсками UNPRAFOR белые жилые домики из пластика, обкладывают снарядными ящиками, наполненными песком, потолки настилают из бревен. "Единственная польза от UNPRAFOR — эти вот домики, трофеи", — говорит мне капитан Богунович. Сам передний край, позиция, чуть выше, проходит по кромке фруктового сада. Колючие кусты, линия окопов, над окопами, здесь и там, — несколько пулеметных гнезд. Пулеметы "ПАМ, 12,7 мм", системы Браунинг, я стрелял из такого в Сараево в прошлом году. Противник — через поле, в 800 метрах. Пригибаясь, пробегаем один за другим открытые места. В саду цветет орешник, и повсюду — следы вражеских мин: срубленные ветки, ямы воронок. Подбираю узкую, тонкую, как коса, ленту металла, такая, визжа в небе, снесет не одну голову. Эта, к счастью, уже безопасна, будет ржаветь в земле.

Впереди, метров за 200, поле заминировано. Через полчаса меня знакомят с человеком, который его минировал. Милорад Джакович или Дзил, 30 лет, командир отделения «Откачанных» (то есть "сумасшедших"). Он родом из села Ислам Греческий. Красивый чернобородый парень, командир «сумасшедших» почти робок. Он женат, у него двое детей. Очень любит оружие и охотничьих собак. Разговариваем, стоя на дороге. Дорога ведет к аэродрому Земуника, всего пару километров. (В конце января Земуник и его аэродромы (два), так же, как мост у Масленицы, стали известны всему миру. Так как явились целями внезапного наступления хорватов). Спрашиваю Дзила о его походе в родное село, оккупированное хорватами (солдаты уже успели рассказать мне об этом подвиге). "Да, ходил, — говорит он просто. — Взял кофе, свою собаку, осмотрел командное место хорватов и вернулся. По дороге взорвал большой грузовик". Улыбается. "Минное поле, это тоже ты?" Кивает. В перерыве между войнами (первой — 1991 года и новой, начавшейся 22 января 1993 г.) он часто ходил на минные поля охотиться на зайцев и фазанов. Там развелось много зайцев и фазанов. "Не боялся?" Нет, он ведь «понимает» мины.

Несколько русских танков Т-55: На одном надпись "Пусти ме да гинем!" (то есть "Пусти меня погибнуть!"). Не знаю, слышал ли командир танка Йово Алованья о надписи на головных повязках пилотов-камикадзе "Путь самурая есть смерть!", но "Пусти ме да гинем!" буквально то же, та же этика.

На корректировочном пункте смотрю в перископ на разрушенный мост через Новско Ждрило (узкий пролив), тот самый знаменитый мост у Масленицы. Подполковник Узелац показывает мне контур хорватского транспортного судна, затопленного его артиллерией. Объясняет мне, что вся его техника оказалась в день наступления хорватов (22 января) под замком у UNPRAFOR, в то время как хорватская армия обладала всем тяжелым вооружением. "Замки сбили, забрали технику…" Сегодня мораль у его людей высокая. Воюют за свою ведь землю. "Отступать нам некуда, в Россию не поедешь".

В перископ видим, что в селе Кашич, влево от церкви святого Ильи, стреляет вражеское орудие, скрытое в небольшой роще. Мнения разделяются: орудие это или танк. "Пичку матерну! — ругается подполковник. — Цель 121, вправо 150. Пали!" Вижу, как огненным сполохом приземляется снаряд. "Лево 30, далее 100. Пали!" — корректирует подполковник. По каменным полям, по лунному пейзажу с корявыми деревьями без листьев, иду к орудиям. Под темным небом обнаруживаю свои родные русские пушки: 122 мм, модель 1938 года. С корректировочного пункта поступают координаты цели. Двадцатидвухкилограммовый снаряд идет в ствол, гильза следует за ним. Искушение шарахнуть из пушки моих отцов велико. "Пали!" Я дергаю за веревку, раскрыв, как мне посоветовали рот, чтобы не оглохнуть. Позднее узнаю от корректировщиков, что секунда отделяла выпущенный мною снаряд от проехавшего по дороге в Кашиче военного грузовика неприятеля. Имея опыт четырех войн, дабы избежать упреков "прогрессивно настроенной" интеллигенции Белграда, Москвы и Парижа ("Почему вы, журналист, нарушив нейтралитет, позволяете себе участвовать в боевых действиях, брать в руки оружие?" — слышу я их ехидные голоса), я в этот раз официально оформился как доброволец в армию Крайины. "Я стреляю в небо, а Бог выбирает, на чью голову опустить снаряд", — утешает меня командир орудийного расчета. Еще он говорит, что им нужны снаряды, когда Россия пришлет снаряды? Артиллеристы показывают мне выпущенные по их позиции ракеты венгерского производства. "Пусть Америка возьмет себе хорватов, а Россия возьмет нас". Против сербов сегодня воюют все те же народы, кто пришел вместе с Гитлером в Россию: хорваты, венгры. Боснийские мусульмане служили в 13-й Боснийско-Герцеговинской дивизии SS.

В автомобиле с полковником Шкоричем едем в монастырь Крка, к владыке Лонгину, он — глава Далматинской епархии. По дороге полковник затрагивает тему страха и героизма. "На войне боятся все, — утверждает полковник, — но одни умеют владеть своим страхом, другие — нет". Я спрашиваю полковника, как бы он сформулировал определение героя. "Герой — тот, кто умеет презреть свой страх и действовать против него". Вокруг каменная могучая пустыня, поросшая деревом граб, серым и тоже как бы каменным. Листья отсутствуют еще. Здесь чудовищно красиво. Недаром здесь снимали в свое время «спагетти-вестерны», природа не уступает Вайомингам и Колорадо, а съемки стоили в десятки раз дешевле, чем в Америке. В Крайине живут крепкие каменные люди, под стать ее природе. Здесь мало промышленности (немногие текстильные предприятия закрылись) — это страна крестьян, овцеводов и виноградарей, людей с большими, тяжелыми руками тружеников. План Вэнса-Оуэна обрек их на жительство с хорватами, что невозможно. Совместная жизнь невозможна по простой и страшной причине (отвлекшись от споров по поводу того, кто первый начал войну и какая сторона была более жестокой) — количество крови, пролитой с обеих сторон, превысило критический уровень терпимости. UNPRAFOR, которому жители Крайины доверились, не защитил их. Не смог или не захотел. Сегодня они никому не верят. Они не отдадут свою землю, умрут ВСЕ, но не отдадут. "Пусти ми да гинем!" Местные интересы Крайины противоположны не только интересам хорватской стороны, не только интересам Запада (выраженным в плане Вэнса-Оуэна), но даже интересам Белграда, Сербии Милошевича, те согласны оставить Крайину хорватам в обмен на сохранение за сербами территорий в Боснии. До войны в Крайине было около 250 тысяч жителей, сегодня… Министр иностранных дел Крайины Ярцевич сказал мне, что около 130 тысяч. Всего 130 тысяч, но это каменные люди! В зале семинарии Кркского монастыря владыка Лонгин, в черной рясе, очки, молодой еще, седина в черной бороде и в гриве волос, со страстью рассказывает мне об истории Крайины. Согласно Лонгину, оказывается, хорваты Крайины — бывшие сербы. "В годы голода на Петровском поле католический священник из Дрниш раздавал еду голодным сербским крестьянам только в том случае, если они перейдут в католичество. Мы единственная нация, которая, меняя веру, меняет национальность. Вы знаете, что перекрестившись, серб становится хорватом?! В 1880 г. Папа Римский подтвердил эту практику указом: тех сербов, которые живут в Далмации, называть католиками и хорватами!"

Идем в церковь, она основана в 1350 году, но на ее месте ранее существовал уже небольшой монастырь. Под церковью сохранились остатки еще более древней катакомбной церкви, куда, по преданию, приходил совершать службу сам апостол Павел. Церковь небольшая, о четырех столбах: старый греческий, византийский стиль. Лучшие иконы и церковная утварь вывезены из военной зоны, спрятаны. Много русских икон: красные одежды святых на сером и золотом. Повсюду камень, потому жесточайше холодно. "Всегда радуйтесь…" — так начинается завещание Стефана Кнежевича, настоятеля Крки, умершего в 1890 году, вытесненное на каменном саркофаге его. Сознавая опасность католического прозелитизма, он в своем завещании просил убрать его прах из монастыря, если братия изменит вере. За монастырем и склепом с телом Стефана — старые кипарисы и могилы монахов. Полковник Шкорич, красивый, седой, тонкий, говорит мне, что хотел бы быть похороненным в таком месте. В кипарисах мяукает как кошка не то дрозд, не то скворец.

По этой земле, красивой и каменной, прошли многие завоеватели: венецианцы и турки, солдаты Австро-Венгрии и Муссолини. Совсем недалеко к северу по побережью — Рийека, она же Фиуме, город в 1919 году захватил полковник, поэт и итальянский империалист Габриэле д'Аннунцио. Пожилой веселый крестьянин в берете, пригласивший нас выпить вина и съесть домашней ветчины с луком, рассказал, что в возрасте десяти лет учил в школе итальянский язык, носил черную форму… Встав, крестьянин стоя напевает несколько строк итальянского фашистского гимна…

Следуя завещанию Стефана, мы, солдаты, радуемся. Я тоже. Простой горячей пище на позициях ("на террене", как выражается военный полицейский, бравый парень в берете Светозар Милич, он повсюду сопровождает меня, держа автомат особым способом: как ребенка прижимая его к правому плечу). Обыкновенно это фасолевый или гороховый суп с кусочками ветчины или колбасы. (В казарме у нас еда похуже. Там готовят на сотни солдат). Радуемся, если удастся разжиться, стакану местного вина. Радуемся, если стихает жестокий, всегдашний ветер. Выскочив из машины, радуемся на дороге, ведущей в городок Обровац: две мины приземлились чуть впереди нас, лишь повредили дорогу и сорвали провода… Солдат живет сегодняшним днем и если иногда заглядывает в прошлое, о будущем старается не думать. Жив — уже хорошо. Так как сколько-нибудь приемлемого решения проблемы Крайины не видно, то война пока — перманентное состояние. Крайина — республика вооруженных граждан.

Центр профессионального военного обучения «Альфа» создан "фондасьен капитана Драгана". В нем солдаты (вооруженные граждане) могут повысить свою профессиональную квалификацию: обучиться камуфляжу, конструкции убежищ и блиндажей, искусству минирования, борьбе с авионами и танками. Легендарный герой капитан Драган (я встретился с ним в бою за высоту Ражовльева Глава) — профессиональный военный. Австралийский гражданин сербского происхождения, капитан явился в Крайину тотчас, когда начались первые столкновения, в 1990 г. Это он первый стал учить местных крестьян воевать.

Живя жизнью солдата, я не избег встреч с беженцами. Сочувствуя старикам и детям, я все же человек казармы, потому беженцев мне всегда очень жалко и они вызывают во мне дикую тоску. Дети, женщины, старики в центре "Красного Креста" в Бргут и в школе в селе Белине: скученные в классных комнатах, сидят и лежат на матрасах. Все со злобой и гневом говорят о предательстве UNPRAFOR. "Почему они нас не защитили?" Испытывают особую неприязнь к французскому контингенту. В городе Обровац командир майор Допудж рассказывает мне детали.

Согласно майору, французский контингент (среди французов было несколько офицеров хорватского происхождения), симпатизируя хорватам, поставлял им разведывательные данные о сербских позициях. Более того, французы глушили телефонную связь между отдельными отрядами сербов в течение трех дней. Майор просил французских военных: "Не мешайте нам!", но глушение продолжалось. Еще более серьезная акция: французы, согласно майору, дали три своих бронетранспортера (белых, с буквами UN) хорватам, и те заехали на БТРах, неузнанные, в тыл к сербам. Сербские солдаты, думая что приехал UNPRAFOR, вышли без оружия, и были убитые и пленные. И сегодня десятеро из этих солдат все еще находятся в тюрьме в Задаре. Еще 24 сербских солдата (из них две женщины) погибли в Лика, потому что французы пропустили туда хорватов. Майор признается, что едва устоял против искушения открыть огонь из гаубиц по французскому контингенту, дабы отомстить за смерть своих солдат. "Удержался, не захотел стрелять по двадцатилетним детям. Французские солдаты не виноваты, виновато их командование и правительство Франции. Потерянные пять километров мы вернем".

Французы располагались в нескольких местах: часть (командный пункт) в отеле «Плитвице», в Масленице, часть в местечке Рованьска (это там хорваты получили БТРы), военная полиция помещалась в устье реки Каришница, на изумрудном берегу Каринского моря (глубокий залив Адриатики), и в казарме в Бенковац. В Бенковац (французы уехали оттуда уже 23 февраля, бежали) осталась их карта, где обозначены направления ударов хорватской армии. Карту нашли вселившиеся в здание после французов кенийцы. Майор Допудж сказал, что готов подтвердить свои показания под присягой.

В свете этих фактов загадочная немилость, в которую вдруг попал (тотчас после возвращения Миттерана из последнего визита в Югославию) Пьер Жокс, представляется менее загадочной. Не послужило ли причиной увольнения министра обороны (друга и партийного соратника Миттерана) поведение французского контингента в Крайине? Хорватское наступление нанесло несомненный ущерб политике Запада в бывшей Югославии. А никаких других военных операций французская армия в это время не вела. Что узнал Миттеран там, "на террене", и от кого узнал? От генерала Филиппа Марийона? Предмет для размышлений. Как бы там ни было, наши Рэмбо бежали, побросав белые домики, испортив надолго французскую репутацию в этом районе. UNPRAFOR здесь ненавидимая военная сила. (Тогда как до 22 января все было как раз наоборот. Войска UN пользовались в этом районе куда большим уважением, чем где бы то ни было на сербских землях). Исключение — контингент из Кении. Кенийский поручик лег на дорогу перед хорватским танком, не желая пропустить его. Поручик был жестоко избит, ему сломали четыре ребра и бросили в тюрьму. Историю UNPRAFOR замял, не желая раздражать хорватскую сторону.

Меня повсюду спрашивают: "Когда Россия будет нам помогать?" Беженцы в центре в Бргут, обступив меня, зло кричали: "Почему вы не скинете вашу власть, Ельцина? Нас всех перебьют!" И хотя я всякий раз объясняю им, что правительство Ельцина не только антисербское, но и антирусское, мне стыдно за мою Родину.

Вечер в казарме. Светозар и другой «мой» солдат Неделько Йокич уходят. Светозар, уходя, оглядел мой автомат и, заглянув в ствол, покачал головой. Автомат мой после стрельбы нуждается в чистке. Сажусь чистить автомат.

"Советская Россия", 1993 г.

* * *

ПАМЯТИ КНИНСКОЙ КРАЙИНЫ

(комментарий 1996 г. к "Пусти ме да Гинем!")

Весна 1993 года застала меня в Сербской Крайине. Я жил в старой, Австро-Венгерской еще постройки казарме на окраине городка Бенковац. В моей офицерской клетушке были у меня железная койка, железный шкаф, железная печка, карта на стене, автомат висел на гвозде, пистолет покоился под подушкой. Возвратившись к ночи с фронта (он прилегал в пяти километрах), я выпивал по кружке вина с солдатами Миличем и Йокичем и ложился спать. В шесть утра меня будил стук в дверь, и большая красная физиономия просовывалась в щель… Я вздыхал, вспоминая тело жены, оставшейся в далеком другом мире, вскакивал, натягивал форму, шел в туалет, где скребли намыленные снежные щеки офицеры… Приходила молодая дежурная в форме, виляя задом, приносила завтрак. Вскоре я уже был на дороге на фронт. Когда приходилось ночевать на передовой, я скучал по своей казарме.

Тогда, в феврале 1993 года, на позициях у села Смильчич и близ села Наранджичи на могучем ветру со. стороны Новиградского моря мы задержали первое нашествие хорватов на сербские земли Книнской Крайины.

Сейчас Сербской Крайины не существует. Она, исконно сербская земля, где десяток поколений сербов прожили геройскую жизнь сопротивления, окруженные враждебными цивилизациями турок и католиков, была захвачена хорватской армией, вооруженной Западом. Надеюсь, там, на каменистых плато над Адриатикой, на ледяном ветру, под раскаленным солнцем, насмерть стояли против хорватского воинства мои боевые товарищи. Боец военной полиции Святозар Милич, рядовой Йокич, командир отряда «откачанных» Милорад Джакович, мои соседи по казарме полковники Шкорич и Кнежевич. Надеюсь, что бились до последнего искусный воин, сербский Рэмбо, капитан Драган, начальник штаба полковник Тамба. Надеюсь, что они не попали в плен, а если погибли, то это была легкая и мгновенная смерть.

Сербской Крайины больше нет на карте. Ушли в Сербию и сербскую часть Боснии жители Сербской Крайины, ныне беженцы. Сдал Сербскую Крайину Хорватии, в обмен на отмену эмбарго, хитрый президент Милошевич. Бессильная Россия сдала Книнскую Крайину бесстыдно и легко. Я не сдал своих боевых друзей. Я помогал вам чем мог: в моем активе многие десятки статей и несколько туш ваших врагов. Статьи и репортажи с мест боев помогли переориентировать российское общественное мнение в пользу сербов, ну а врагов стало на несколько меньше. Совсем недавно, 5 апреля 1996 года, Судебная Палата при президенте РФ вынесла решение возбудить против меня уголовное дело по поводу статьи "Лимонка в хорватов". За разжигание межнациональной розни. Каяться я не собираюсь. Борьба продолжается. Мы вернемся в Книнскую Крайину.

Осень 1996 г.

* * *

ДЕВОЧКА-ЗВЕРЬ

Ее привела ко мне ее светская мама. Портье дорогого отеля «Мажестик», где я проживал, ожидая транспорта на войну в Книнскую Крайину, носатый, крупный лакей, уговорил меня по-французски: "Мсье, ее мама считает Вас гением, ее дочь без ума от Вас, она видела Вас по теле, на "студио Б". Это, разумеется, не мое дело, мсье, но на вашем месте я бы поговорил с девочкой. Ей 17 лет и она из очень почтенной семьи, ее дед был сослан при Тито на острова, девочка только что окончила лицей. Она ждет Вас у лифта. Ее мама ушла". Я повесил трубку и спустился, вздыхая, в вестибюль.

Девочка ждала меня у лифта, была одета в рваные чистые джинсы и короткую кофточку и сжимала в руках все мои книги, изданные по-сербски. Девочка оказалась жгуче-черноволосой, на голову выше меня ростом, смотрела на меня взглядом липкого мухомора, глядящего на муху, и была похожа сросшимися иссиня-черными бровями на красавицу Йованку Броз, могучую жену Тито. Девочка-зверь, как тотчас окрестил я ее, выбрала собрать волосы в пучок.

Я пригласил ее в пустой еще бар. Мы сели за столик, стали пить кофе и говорить по-французски. Было послеобеденное время, в отеле страны, граждане которой вот уже три года вели сразу несколько войн, готовились к очередной бурной ночи шикарного отеля в австро-венгерском стиле. Пришел седой красивый пианист и тронул клавиши джазовой мелодией. Меняли букеты живых цветов на огромные свежие букеты живых цветов. Девочка смотрела на меня огромными глазами восточной красавицы и теребила повязанный на шее бантом шелковый шарф. Девочку звали Милица, что значит «миленькая». Она и вправду была миленькая, как рослый сильный юный тигр. У нее были большие руки с длинными пальцами. Мы поговорили о литературе, я подписал ей все мои книги. Все это было прекрасно, но я приехал в Белград не для того, чтобы пить кофе с девчонкой-красоткой-великаншей, и, глядя на ее грубые женские турецкие губы и припухший славянский подбородок, отвечать на ее детские вопросы. Мне нужно было уезжать через Балканы на войну, а транспорта все не было.

"Я сожалею, но мне пора, меня ждут", — сказал я, встал и не прибавил, где и кто ждет. "Да, я понимаю", — сказала она грустно, и тоже встала. Мы направились к лифту. Она шла впереди, и ее крупная попа на длинных ногах высоко и трогательно подрагивала передо мной. Завиток смоляных волос откололся от пучка и упал на белую шею. Все это — и попа, и шея, и волосы, и джазовая мелодия пианиста, и запах пролитого алкоголя, они там внезапно что-то пролили в баре, — сложилось вместе, и результат оказался неожиданным. У лифта я сказал ей: "Хотите, я вас провожу? Мне только нужно подняться в номер переодеться".

Она вошла в лифт со мной. В молчании мы вошли в мой номер. Она села на кровать и положила руки на колени. Мои книги — рядом. Дальнейшее случилось само собой. И вот уже в месиве крахмальных простынь, одеял, ее и моего тела, могучих ее ног, зада, на удивление небольших грудей, мы общей группой, Лаокооном перемещались по обширной, как футбольное поле, австро-венгерской постели. Она вся текла, эта девочка. И ее течка пахла зверем и сосновой хвоей. И это чуть-чуть мешало заниматься любовью, но было необыкновенно приятно и льстило мне. Дело в том, что через неделю мне должно было исполниться 50 лет, и то, что девчонка текла горячей хвоей от моих прикосновений, меня вдохновляло и возбуждало.

Через час я пошел ее провожать. Я сунул в карман бушлата свой пистолет, изделие фабрики "Червона Звезда", подарок военного коменданта Вогощчи округа Сараево, заслуженный мною год назад на фронте в Боснии, девочка надела в вестибюле отеля легкое пальтецо, и мы пошли по зимней улице Князя Михайло, обнявшись, как два влюбленные подростка.

И нам было весело. И мы курили вдвоем одну сигарету, и шарф ее сдувало ветром в лицо мне. Мы останавливались, целовались, кричали и шептали друг другу всякие нежности по-французски. И даже на улице от ее шеи и рук пахло ее сосновой течкой. "Миленькая, — говорил я ей, — Милица".

Несмотря на жестокие войны на окраинах, а может быть благодаря войнам, рестораны были переполнены веселыми и пьяными людьми. Мы зашли в бар и выпили. И потом еще долго целовались у нее в подъезде.

Мы договорились встретиться назавтра, но встретились только в конце весны. Дело в том, что я вернулся в «Мажестик», где в ресторане в тот же вечер состоялся банкет. Депутаты-социалисты Милошевича и националисты Шешеля, тогда состоявшие в союзе, дали его в мою честь. Это был уже не первый банкет. Я не хотел банкета, меня ждали на фронте близ Адриатики в казарме городка Бенковац, куда я должен был отправиться добровольцем. На банкете, по-восточному пышном, с нескончаемыми тостами в мою честь, я скучал и вспоминал звериные ласки девочки Милицы. По-восточному журчал посреди зала фонтан, шпалерами стояли лакеи, к ночи зал наполнился красивыми женщинами и знаменитостями: мне показали двух министров, директора гостелевидения, знаменитого бандита. Около полуночи ко мне подошел высоченный, пузатый хозяин ресторана в ярко-желтом пиджаке и, наклонясь над моим ухом, сообщил, что меня хочет видеть Аркан. "Аркан здесь?" — я оглядел зал. "Следуйте за мной, пожалуйста, — прошептал толстяк, — я провожу вас". На спецлифте он отвез меня на самый верхний этаж, где, миновав несколько дверей, охраняемых вооруженными людьми, я оказался прямо у длинного обеденного стола. Во главе его, уставленного едой и бокалами, сидел в военной форме мой друг депутат, генерал, мафиози и отчаянно храбрый солдат Желко Разнатович, по кличке Аркан (Лев), и десяток его гостей. Мы обнялись. Я пожаловался на то, что никак не могу уехать в Книн. Аркан обещал помочь и в ту же ночь сдержал слово.

В четыре часа утра в дверь моего номера постучали. В дверях стоял вооруженный до зубов сержант-парашютист в малиновом берете. Я мгновенно собрался, бросил в сумку все бутылочки алкоголя, которые нашел в мини-баре, спустился вниз и последовал за парашютистом. В февральской ночи мы нашли автобус, полный солдат, и двинулись в долгий и опасный путь через все Балканы, по обстреливаемому противником коридору мимо Брчко, через Банью Луку, через всю Герцеговину к Адриатике. И я добрался в Республику Сербская Книнская Крайина живой и получил на руки «Калашников» югославского производства и поселился в крошечной комнате-клетке в австро-венгерской постройки старой казарме. Свое пятидесятилетие я отпраздновал своеобразно. Стрелял из нашей русской 122-миллиметровой гаубицы, модель 1938 года, и накрыл здание почты, где помещался хорватский штаб. В селе Кашич. Искаженное СМИ нескольких стран сообщение об этом эпизоде превратилось в московских газетах в захват здания почты и отправку телеграммы в Москву. Я два раза ходил в атаку, но не был даже легко ранен. По ночам мне снилась не жена Наташа в Париже, а запах белградской девочки-зверя.

Я попал в Белград в самом начале мая и позвонил Милице из номера в «Мажестик». Она прибежала. И опять пахло хвоей, и девочка-жаркий зверь горела, рыдала, металась по постели и нежно говорила по-французски. И я опять провожал ее по ночному Белграду, пистолет фабрики "Червона Звезда" в кармане. Я посетил ее семью, сидел в большой гостиной и вел светскую беседу с ее мамой и подругой мамы по-английски и с живым дедом — по-русски. И она приходила ко мне в «Мажестик» все оставшиеся до отъезда дни. И, избегая журналистов, депутатов и политиков, я пребывал в постели с белградской девочкой. Потом я улетел через Будапешт в Париж. А оттуда в Москву.

Ранний национал-большевизм

22 ноября 1992 года на даче Алексея Митрофанова на Николиной Горе (нынешнего главы комитета Госдумы по геополитике) в биллиардной собрались диссиденты ЛДПР, группа «Норд» (хулиганистые ребята с окраин) и диссиденты некоторых других оппозиционных движений, всего около 30 человек, и провели учредительный съезд Национал-Радикальной партии. Председателем партии был избран я. В политсовет были избраны: Архипов, Митрофанов, Жариков, Курский, т. е. аж пять «министров» первого теневого кабинета Жириновского. Национал-Радикальная партия была зарегистрирована Минюстом 17 декабря 1992 года. Впоследствии Митрофанов тихо, на цыпочках вернулся к «папе» (так молодежное крыло ЛДПР называло Жириновского). Поплакался ли он в жилетку и покаялся или сумел сделать вид, что ничего не произошло, я не знаю. Уже в январе партия, слава Богу, раскололась. Я не смог работать с Жариковым/Архиповым. Разъяренный, я улетел через Париж в Будапешт, а оттуда добрался в Белград, из Белграда в Книнскую Крайину, где провоевал конец зимы и всю весну. К 1-му мая вернулся в Россию.

Оказалось, что меня ждут бесхозные национал-радикалы, от которых осталась практически только группа «Норд» во главе с Женей Бирюковым. У художника Геннадия Животова (ныне художник газеты "Завтра") я снял за небольшие деньги подвальную его мастерскую на Садово-Кудринской, ребята помыли и почистили подвал, посадили дежурного, белокурого мальчика с длинным ногтем, который тренировался в подбрасывании этим ногтем карты, и началась партийная жизнь. Продлилась она до конца июня, когда мы вынуждены были, после вооруженного рейда милиции и ФСБ, освободить помещение под давлением милиции.

Уже 1 мая 1993 г., поняв, что мы слишком малочисленны, чтобы победить, Дугин и я решили создать союз левых и правых радикалов — Национал-Большевистский Фронт. К лету нам удалось присоединить к Фронту даже РКСМ Малярова, хотя и на короткое время. «Фашистов» представляли мы и ФНРД (Широпаев и Лазаренко).

Вот несколько статей 93 года. Из них легко понятно, какую позицию я занимал.

* * *

ИЗВРАЩЕНИЯ НАЦИОНАЛИЗМА

Стоя на трибуне (на крыше грузовика), замерзший, ожидая своей очереди к микрофону, я услышал, помню, свистящий злой шепот Анпилова, обращенный к парню с повязкой: "Уберите этого больного, немедленно. Его снимают, завтра он будет во всех газетах…" Дальше Анпилов выругался, и правильно сделал, ибо такой себе лопух-мужичонка в треухе держал за ручку один конец лозунга (другой бациллоноситель был невидим мне в толпе). На белом полотне синими буквами похабно зиял лозунг "Жидов в Израиль! Спасем Россию!" Парень спрыгнул с грузовика и, заслоняя больного деда, оттиснул его вместе со вторым бациллоносителем к грузовику. Закачавшись, легло на головы людей и исчезло смятое, стыдное полотнище. Однако его уже успели снять и японское, и российское, и черт знает какие еще телевидения, людей со штативами кинокамер и без штативов, и с фотоаппаратами вокруг было довольно. Завтра газеты обвинят митинг в антисемитизме. Хотя такой вот дедушка (то ли подосланный провокатор, то ли «честный» антисемит, французы называют стихийный антисемитизм «популярным», в отличие от антисемитизма интеллектуального) приносит вред именно патриотам, и патриоты, сознавая это, стараются глядеть в оба и таких типов отгонять хотя бы от трибун. Но кто может помешать подобным «больным» или провокаторам прийти и развернуть полотнище перед телекамерой?

Это присказка была, сказка же вот какова. Извращения западных демократий известны: безжалостное уничтожение сотен тысяч иракцев, установка "нового мирового порядка", превращение ООН в солдатско-садистский орден — орудие расчленения непокорных "мировому порядку" инакомыслящих стран на части. (Югославия тому пример). Извращения демократии в России: жестокая "шоковая терапия", от которой население корчится в агонии; тоталитарные, недемократические методы, которыми страну насильственно изменяют, не спрашивая массы, согласны ли они на изменения. «Правые» извращения тоже существуют. И мне привелось спуститься в правое подполье.

Пытаясь создать националистическую партию на четких и ясных принципах: Национальное государство/Естественные границы/Иерархия (я изложил их все в "Манифесте российского национализма", напечатанном в "Сов. России" еще летом 1993 г., так что нет нужды повторяться), я вовсе не ожидал притока людей, понимающих «национализм» извращенно.

ПОДПОЛЬЕ

Так я столкнулся, образовывая партию, с молодыми и не очень молодыми людьми, называющими себя язычниками. "Христианство, — говорят они, — это не наша религия, это секта иудаизма, давайте строить национализм вокруг язычества". Часами они бесплодно спорили о символах, знаках, о цветовых символах. Новые язычники эти толкуют свое язычество каждый по-своему, одни пользуются славянской мифологией, клянутся Перуном и Даждь-богом, но основная масса склоняется все же к употреблению германской мифологии. Сведения о язычестве черпают они из старых пожелтевших книг, написанных людьми с немецкими фамилиями, а может быть, представляют себе язычество по декорациям к балету Стравинского "Весна Священная". Серьезный, взрослый дядя, сидя среди этих юных и не очень юных существ, я понимал весь маразм происходящего. После тяжелой войны в Боснии, после абхазских обстрелов сидеть среди рисующих друг другу символы и знаки молодых антикваров- занятие раздражающее. Мой идеал, может быть, казарма, но никак не секта и не кухня.

Часть новых язычников приближается к символике гитлеризма, причем ненаучное понятие «ариев» (арийских племен) автоматически распространяется на славян и на русских (хотя Гитлер, как известно, был другого мнения). Я нашел в правом подполье поклонников старого знакомого господина Григория Климова. Я был знаком с ним в Америке и даже написал рассказ "Первое Интервью", в котором дал, по-моему, удачный портрет этого господина. Климов — одна из тех жалких восковых фигур, каковые водятся в закопченных и затянутых паутиной углах страны Зарубежья/Таракании. Бывший советский офицер Климов, нарушив присягу советского воина, перебежал к врагу в западный сектор Берлина тотчас после войны (первое предательство), затем в качестве военного инженера участвовал в строительстве американских военных баз (второе предательство). Климов выпустил на свои средства на русском языке десяток нездоровых книг. Во всех творениях Климова одно и то же неумное, душное, патологическое видение мира, где ЕВРЕЙ есть и Бог, и Сатана, и творец всех мультинациональных компаний, а "Сионские мудрецы" стоят за всеми заговорами, убийствами и переворотами в мире. Господин Климов обнаружил замаскировавшегося еврея даже в Солженицыне. После пребывания книг господина Климова в комнате хочется сутки проветривать комнату. Приписывая ЕВРЕЮ сверхчеловеческую мудрость и столь же сверхчеловеческое могущество, Климов пересекает границу ненависти и приближается к обожанию ненавидимого объекта.

И вот председатель националистической партии, я обнаруживаю среди членов партии поклонников произведений этого паучка, забытого всеми в отставном штате Нью-Джерси, или где он там живет, приближаясь уже к восьмидесяти годам. Сознаюсь, мне стыдно за русских людей и за молодых людей, прежде всего за то, что их может интересовать эта кухонная ерунда, мстительные испарения больной души неудачника.

Еще один идеолог подполья — Валентин Пруссаков, автор книги "Оккультный рейх". Если Климов всего лишь мой знакомый, то Пруссаков был в 1975- 80 гг. моим другом и соавтором нескольких написанных вместе политических документов. (Например, "Открытого Письма Сахарову", пересказ его напечатан был в 1975 г. лондонской "Таймс"). Пруссаков сидел против меня за корректорским столом нью-йоркской газеты "Новое Русское Слово", у нас были общие идеи в ту пору. (Кстати говоря, это Пруссаков выведен у меня в романе "Это я, Эдичка" под именем Альки, Александра. И его же можно найти в нескольких рассказах под именем Львовского). Здравые идеи были в ту пору у Пруссакова. Наше "Открытое Письмо Сахарову" и сегодня не потеряло своей актуальности, ибо указывало на наивность понимания Сахаровым Запада, на его неуместный в международных отношениях альтруизм, граничащий с мазохизмом. Впоследствии дороги наши разошлись, Пруссакова изрядно помяло жизнью за эти годы, и, может быть, закономерно он ударился во все тяжкие. Я с остолбенением обнаружил его уже в качестве чуть ли не идеолога гитлеризма в России. Я не знаю, что говорит профессионал Климов о Пруссакове, для меня важна не национальность человека, но его духовная раса, однако не могу удержаться от возгласа изумления: "Валентин, вы же полуеврей, как вы увязываете свои новые убеждения со своей совестью! И что говорит ваша старая мама, насколько я понимаю, она еще жива?"

Представители Зарубежья, как видим, пользуются спросом у соотечественников в Метрополии, служат как бы факелами, освещающими дорогу. Но зачем такие коптящие и воняющие, и гнилые, и тусклые, как Климов? Такие факелы могут освещать только крысиные лазы в подполье.

Я, может быть, и красно-коричневый, согласно определению не наших, но ваших, но я больше красный, чем коричневый, и если вижу ублюдочность, а мне ее пытаются выдать за идеологию, я так и говорю — вот ублюдочность! Образовывая партию, а именно, бродя по Москве в поисках людей и средств, я-таки наткнулся и на ублюдочные проявления. В одном кружке розоволицый и седовласый дядя под одобрительные тяжелые вздохи бородатых и усатых юношей прояснил для меня, почему бывшее советское общество слепых такое богатое. (Это он утверждал, что общество слепых богатое). Согласно дяде, "постоянно пропадают наши русские дети, и позже, через месяцы или даже годы, их находят уже слепыми, и дети не помнят, где они были и что с ними произошло. А происходит то, что детей русских крадут и глаза их пересаживают богатым евреям…" — "А общество слепых тут причем?" — спросит нокаутированный читатель. Спросил и я, нокаутированный, у дяди. "Для того, чтобы пересаженный глаз жил, нужно, чтобы жил донор, — объяснил дядя. — Потому богатые евреи поддерживают общество слепых, дабы общество заботилось о донорах, поддерживало их существование". — "Да-да", — со скорбным лицом подтвердила хозяйка квартиры. У меня было ощущение, что я попал в сумасшедший дом, сижу среди сумасшедших. У меня нет никаких иллюзий по поводу человеческой природы, в ноябре 1991 г. я наклонялся над обезображенными пытками трупами (среди них три трупа детей) в Центре Идентификации трупов близ Вуковара; я знаю, что существует бойкая торговля человеческими органами для пересадки, но маразм есть маразм и ублюдочность есть ублюдочность. Когда впоследствии один из членов моей партии, а именно Сергей Жариков ("ДК"), предложил мне выдвинуть розоволицего дядю в кандидаты нашей партии на выборах(!), — я взорвался.

Все эти маразматики твердо верят в то, что они националисты, в то время как они больные люди, исповедующие каждый свое извращение национализма. Считающее себя националистическим, московское подполье — Тьмутаракань, на самом деле подполье маразматическое. Язычество или неогитлеризм всегда останутся кухонными философиями и никогда не вый- 1 дут из московских кухонь, никогда не станут идеологиями. В лучшем случае эти идейки и эмоции способны вдохновить секту. Неогитлеризм а ля Пруссаков представляется мне интеллектуальным хлыстовством, язычество же (более безобидное) — чем-то вроде кружка поклонников известного покойного натуриста "учителя Иванова".

Прийти к власти насильственным вооруженным путем все эти язычники, арийцы, поклонники Климова и Пруссакова даже все вместе, разумеется, не способны. Обитатели московских кухонь, они не настреляли в своей жизни и десяти минут. Они все так или иначе тяготеют к породившей их матери-кухне, а не к казарме. Напрашивается идиотский вопрос: станут ли нормальные русские люди, озабоченные наземной, а не подпольной жизнью, голосовать за поклонников Перуна, Даждь-бога, Тора или Одина? И будут ли прямые потомки, дети и внуки русских солдат, погибших в супервойне со свастикой, голосовать за арийцев или неогитлеровцев? Ответ может быть один и твердый: нет, не будут. Может быть, наберется по всей стране несколько десятков тысяч избирателей с такими странными вкусами. Но их голоса растворятся без следа в массе народной, здраво желающей дешевого хлеба, недорогого мяса и возможности без опаски ходить по улицам.

ВЫКИДЫШ НАЦИОНАЛИЗМА

Жириновский раньше других понял, что русские люди отзовутся на национальные идеи, что кусаемый со всех сторон шавками латвийских, эстонских, татарских и коми-хохлацких национализмов, русский медведь, наконец, выходит из состояния добродушной грусти, в которой он обыкновенно пребывает, как и всякий многочисленный имперский народ. Собиравшийся еще в 1990 г. прийти к власти с помощью демократических пяти принципов (правовое государство, многоукладная экономика, президентская форма правления, многопартийность, деидеологизация всех государственных институций), он быстро сообразил, что такая программа обрекает его партию на вечное сидение на задних скамьях политической галерки. Будучи врожденным (и талантливым!) реальным политиком, Жириновский немедленно эволюционировал (можно называть это же качество оппортунизмом). Он стал вскоре выступать с абсолютно противоположных программе ЛДП позиций. Его поливы с трибун митингов и пресс-конференций уносят его все дальше от программы ЛДП, заносят в самый настоящий популистский национализм. В идеологию, основой которой может быть только РУССКАЯ НАЦИЯ. Именно с этой идеологией, высказанной в его предвыборных поливах, получил Жириновский 6,2 миллиона голосов на выборах в президенты России в 1991 году. С программой ЛДП он не собрал бы и сотни тысяч голосов, ибо подобные же банальные и расплывчатые программы были у Ельцина и нескольких других, куда более известных кандидатов.

Ошеломленный своим собственным успехом (он до сих пор еще переживает его), Жириновский с тех пор, однако, находит себя в щекотливом, если не сказать чудовищном, положении. Ибо он не русский. Не русский, он знает, что победу ему могут принести только крайние русские националистические идеи. И потому вынужден заходить все дальше не в ту степь. Нерусский председатель партии ЛДП с программой образца 1990 г. никого не шокирует. Почему нет? Нормально. Первое правительство Народных Комиссаров могло без стеснения состоять из марсиан, ибо идеология была не национальной. Но нерусский русский националист — извращение. Это очень слишком. Жириновский постоянно сам находится в неудобном положении и ставит в неудобное положение других. Так, нерусский лидер, кричащий с плаката на стенах московских зданий: "Я буду защищать русских на территории всей страны!", вызывает неудобные пульсации, ассоциируется с Председателем Общества Защиты вымирающих индейцев или, того хуже, с Председателем Общества Защиты вымирающих животных, каких-нибудь панд или медведей коала. Я, как русский человек, все-таки (признаюсь) испытываю некоторую неловкость, глядя на этот плакат. Ну, наверное, и другим русским как-то не по себе. Очень слишком. Что же получается, мы сами себя защитить не можем? Почему националистические идеи у нас высказывает нерусский лидер? Ну, ясно, что у него хорошие намерения, однако выглядит он в данном случае поощрительно и покровительственно, а мы, покровительствуемые и поощряемые, чувствуем себя ниже него, как обычно чувствуют поощряемые.

Предвосхищая вопрос, обращусь к своим отношениям с Жириновским. Я давно следил за политической карьерой Жириновского со смешанным чувством.

Как человек, сделавший своей профессией обращение с идеями, я не мог не приветствовать ЧАСТЬ ЕГО ИДЕЙ: они были своевременны, разумны и необходимы. И я знал, что они будут подхвачены и развиты впоследствии другими. (Другое дело, что Жириновский не знает меры, полив захлестывает его, он пародирует свои же идеи). Еще я сочувствовал ему, его личной глубочайшей трагедии, ибо он вынужден под давлением политической необходимости предать свое происхождение. Это всегда трагедия. Всякий раз, когда в моем присутствии он обрушивался на "сионистские силы", мне было неудобно за него. Была бы воля Жириновского, он, конечно бы, избежал таких эксцессов. Однако как хороший политик, он знает, что в ответ на появление Ландсбергисов, Снегуров, Тер-Петросянов, нео-Шеварднадзе и прочих Туджманов и Изитбеговичей неизбежно появление ИВАНОВА с большой буквы. И Жириновский знает, что за такого Иванова на следующих выборах проголосует не шесть, но много больше миллионов.

Вынужденно вернусь к себе самому. К лету 92 г. я все больше понимал, что уже не удовлетворен своей ролью только писателя и журналиста-идеолога, что хочу непосредственно ввязаться в драку, то есть в политику. (Оставим вопрос "Почему?" за пределами этой статьи. Даже я сам не способен ответить на этот вопрос, так же, как и на вопрос, почему я все чаще участвую в войнах? Пассионарность заставляет?). Будучи в близких и дружеских отношениях с большинством лидеров оппозиции, я множество раз давал понять и прямо говорил своим друзьям, что ищу работу, хочу работать… Политик современный, быстро реагирующий, Жириновский сам в июне 1992 г. предложил мне стать членом его теневого кабинета. Я согласился, немедленно прилетел в Москву на пресс-конференцию и вслед за тем тотчас же отправился с частью кабинета и самим Жириновским в Краснодар завоевывать души казаков. Политик современный (это его и наша беда, что он нерусский), Жириновский понял, что ему выгодно расширить социальную базу и усилить свой авторитет и авторитет партии за счет привлечения известных людей в свой кабинет. Помню, сидя в станичном клубе рядом с Жириновским, произносящим часовую речь, я пытался преодолеть неловкость, причины ее я уже объяснил выше. По-моему, преодолевали мы ее все: и казаки, и сам Жириновский. Однако он завоевал нас, все собравшиеся в клубе, за исключением трех человек, приняли его политический талант. Я сказал себе: "Конечно, он нерусский, и его бранчливая, сварливая манера говорить как ругаться, выдает его лучше любого свидетельства о рождении". Но мне-то что, я не расист. Сталин вон был грузином, однако интересы России защитил. Точно так же, может быть, решили и казаки. Следует напомнить, что русский народ даже в своих затруднениях — широкий, кровь для нас всегда была неважна. Куда важнее было, что человек говорил на нашем языке, жил по-русски и отстаивал русские государственные интересы. Однако верно и то, что по идеологии национализма мы еще никогда не пробовали жить. С течением времени, однако, выяснилось то, что возможно выяснить только с течением времени. То, что энергичные заявления Жириновского остались заявлениями, высказывания о выселении кавказцев из Москвы или выселении армян из Краснодарской области, или угроза присоединить к России Финляндию и вывалить радиоактивные отходы в прибалтийские республики — так и остались неосторожными и глупыми угрозами. Подобные угрозы, пусть глупые, прекрасно действуют на избирателей за месяц до выборов, но они — материал опасно скоропортящийся. Невозможно обещать, говорить: "Я сделаю!" — и ничего не делать. Декларировать защиту русских и не защищать их никак, даже издалека, даже символически. Из одного только Таджикистана бежали сотни тысяч русских. Что сделал для них Жириновский? Пальцем не пошевелил. Зато московская штаб-квартира ЛДП заново отделана, московское отделение партии обзавелось парком из четырнадцати автомобилей, и говорят, на имя Владимира Вольфовича приобретены десять квартир… для нужд партии. В январе, сказали мне, на обеде, организованном Жириновским, присутствовал замминистра правительства. Владимир Вольфович стал куда умереннее в своих «поливах» и не исключает возможности сотрудничества с президентом.

Массы заметно охладели к Жириновскому. Ибо выяснилось, что Жириновский пустослов, чревовещатель-динамик, и только. Ни один свой лозунг он не подтвердил действием. Именно по этой же причине охладел к нему и я. Последнее, что я сделал для Владимира Вольфовича: организовал ему в конце сентября в Париже встречу с лидером партии Фронт Насьональ Ле Пеном на вилле последнего. И организовал пресс-конференцию Жириновского в Париже.

Последний удар по «имиджу» Жириновского пришел с неожиданной стороны. Это была чудовищно плохо написанная статья некоего Льва Алейника (из Москвы) в газете "Русская мысль" за 15 января 93 г. Там, где автор ставит в вину юному Жириновскому то, что он, приехав на стажировку в Турцию (в возрасте 23 лет), агитировал турецких рабочих "за коммунистический образ жизни", автор выглядит болваном. Однако сведения о том, что Жириновский несколько лет назад еще был активистом еврейского движения, добили мою и так уже еле дышащую преданность вождю Владимиру Вольфовичу. "В театре "Шалом", — заканчивает свою статью Алейник, — где до сих пор квартирует ВААД, хранится архив вышедшего из подполья еврейского движения. Есть среди множества документов и тот самый первый список телефонов только что избранного правления ("Общества Еврейской Культуры", название приводится в статье Алейника выше. — Э. Л.). В этом списке под номером 12 значится нынешний "защитник русских" Владимир Вольфович Жириновский".

Мы живем во времена расцвета оппортунизма. На наших глазах только что клявшийся "новым мышлением" и "общечеловеческими ценностями" Шеварднадзе превратился в грузинского националиста, гауляйтера Грузии и Абхазии. Подзубрив украинский язык и все же плохо говорящий на нем, вчера еще важный чин в иерархии бояр Компартии, пан Кравчук стал гауляйтером Украины… Примеров оппортунизма не счесть. Отчего бы и человеку, намеревавшемуся сделать карьеру в еврейском движении, не стать главой русского националистического движения, а там, глядишь, и президентом России националистической?

Но нет, мы не пустим его. Нельзя. Владимир Вольфович, талантливый, дорогой, — нельзя! Это же совсем будет извращение. То, что вы отказываетесь от своей нации, то пусть вас мучит совесть, а ее — стыд за вас. Сами разберетесь. Но человек, в течение всего нескольких лет сменивший ТРИ ИДЕОЛОГИИ, доверия не заслуживает.

"Новый взгляд", 7 августа 1993 г.

Статья написана и опубликована до Октябрьских событий и до выборов декабря 1993 года. Впоследствии я развернул вторую часть статьи в книгу "Лимонов против Жириновского".

* * *

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ

КРАСНЫЕ + КОРИЧНЕВЫЕ = ВЛАСТЬ

В книге Кристофа Бурсейер "Враги Системы" (исследование экстремистских партий во Франции) автор делает интересный подсчет. Исходя из результатов последних президентских выборов (апрель 1988 г.), Бурсейер сложил все голоса избирателей, отданные за кандидатов крайних партий, возражающих против самой политической системы Франции, и получил неожиданно огромный результат: 22,64 % всех избирателей! (В подсчет вошли голоса, отданные за крайне левые партии: например, за кандидата "Рабочей борьбы" Арлетт Лагуйер; за крайних «зеленых» кандидатов; за Жан-Мари Ле Пена, он является неоспоримым и единственным кандидатом не только его партии "Фронт Насьональ", но всех крайне правых партий. Голоса, отданные за компартию Франции не учитывались в подсчете). Подобный блестящий результат, полученный одной партией, привел бы такую партию к немедленному большинству в Палате Депутатов и, как следствие, к формированию правительства и к власти.

К счастью для "банды четырех" (так называет Ле Пен Социалистическую партию, ФКП плюс две нормальные правые партии: ЮДФ Жискара и РПР Ширака), доминирующей во французской политической жизни, крайне левые и крайне правые враждуют. Однако даже призрак подобного сближения заставляет дыбом подыматься (от ужаса) волосы на черепах охранителей Демократии. Неслучайно небывалая кампания в прессе была проведена летом этого года в Париже, дабы задушить в самом зародыше возникший было (пока еще не на политическом, но на идеологическом уровне) на базе газеты "Идио Интернасьональ" хрупкий союз ярко-красных и черно-коричневых. (Я писал об этой идеологической резне, иначе не назовешь, в "Советской России" за 7 августа). По указу верховных идеологов демократии, «Идио» — лабораторию красно-коричневых" (заголовок статьи в "Ле Монд") — расстреляли в упор из тяжелых орудий прессы. Газета прекратила свое существование, увы. Где, как не во Франции, знают разрушительное могущество идей. Осуществленная, идея слияния красных с коричневыми даст неизбежный результат — власть и, как следствие — смену политического строя в стране.

Насущно необходимо учиться у умных врагов и наблюдать за их реакциями. Я доверяю инстинкту самосохранения буржуазной демократии и знаю, что они не зря израсходовали свои снаряды на «Идио», и так уже потопавшего под тяжестью долгов и судебных процессов. Их инстинкты подсказывают им, что призрак бродит по Европе, призрак странной пары: анархист с фашистом, улыбаясь, рука об руку идут на демократию. Кошмар! Боровой в Москве, а Валадюр (французский премьер) в Париже просыпаются от ужаса, мокрые в своих пижамах. Мы живем в одном мире, на одной планете, и Россия заражает Францию, Франция — Россию идеями, как микробами, ежедневно. Я лишь один из разносчиков этих микробов, признаю.

КОРНИ И ТРАДИЦИИ

Сегодня ЕДИНСТВЕННОЙ (подчеркиваю) силой, способной противостоять тоталитарной демократии и ее новому мировому порядку (то есть полному произволу США и Европейского сообщества в мире), является только эта символическая пара: «анархист» с «фашистом».

Никакой ислам с его миллиардом верующих в Аллаха так не страшен новому мировому порядку, как они: два брата-близнеца. Родившиеся от одной матери Ненависти, от ее соития с Бунтом, но впоследствии потерявшие друг друга, как царственные братья греческой трагедии, неузнанные, они кроваво воевали друг против друга, но время пришло признать друг друга братьями.

Я перечитывал недавно "Памяти Каталонии", книгу Д. Оруэлла о гражданской войне в Испании. Что касается «фашистов» Франко, то фашистами их можно назвать только условно: это были глубоко патриархальные, консервативные, традиционалистские (а национал-социализм в Германии и фашизм в Италии были, напротив, революционными движениями) национальные силы. Патриархально-католические силы. Пусть меня простит наша православно-славянофильская оппозиция, если подобное сближение ей обидно, но есть в ее консервативности много общего с франкизмом. То, что франкизм вовсе не фашизм, подтвердилось впоследствии тем фактом, что франкизм предпочел остаться в стороне от авантюр Гитлера и Муссолини ("Голубая дивизия" — частное, добровольческое приключение). Даже придирчивые и мстительные победители в 1945 г. не наказали Франко, оставили его режим дожить в полном покое до самых семидесятых годов и умереть естественной смертью. Самые трагические страницы "Памяти Каталонии" те, где глазами очевидца живописуется междоусобная бойня: ей слепо предавались коммунисты и анархисты, по инициатив? коммунистов. Жаль великолепных бойцов всех лагерей, жаль, что братья по крови предавались с такой страстью братоубийству, в то время как всех их, радикалов (в конечном итоге, включая и «фашистов» Франко), ждало поражение. Плоды победы недолго оставались в руках «фашистов», в конце концов они достались третьим лицам — бюрократам и бизнесменам — жрецам Демократии. Шестьсот тысяч лучших людей Испании погибли. (О нет, мы больше не повторим их ошибок!).

Оруэлл, кстати, был одним из первых в левом лагере, кто вслух сказал, что узнает брата-близнеца. В 30-е годы (игнорируя очевидное!), левые предпочитали трактовать фашизм как "современную форму развитого капитализма". Оруэлл же, пусть брюзжа, все же писал, что "фашизм есть зловещее извращение социализма, важнейшее массовое движение, но несущее философию элитизма". Нужно сказать, что во имя целей борьбы с конкурирующим «фашизмом» европейские левые намеренно забыли общую родословную. Между тем эта родословная вопиет об общем происхождении. Не только германская разновидность фашизма называла себя «национал-социализмом», но сам основоположник собственно фашизма дуче Бенито Муссолини"…с 1904 по 1914 гг. был признаваем марксистами как один из своих". Уже в 1903 г. Муссолини называет себя "авторитарным коммунистом". Журналист в социалистической газете "Классовая борьба", директор официального органа социалистов «Аванти» в 1910–1914 годах и затем владелец газеты "Пополо д'Италиа" (последняя была задумана как социалистическая) — вот послужной список Муссолини. Постепенно он смешивает, однако, социалистические идеи с националистическими. В первой программе фашистской партии, созданной 23 марта 1919 г. в зале на площади Сан-Сеполькро пятьюдесятью собравшимися (футуристы, социалисты, коммунисты, республиканцы, католики, националисты и пр.), больше радикального социализма, чем фашизма. Земля крестьянам, участие рабочих в руководстве предприятиями, экспроприация земли и заводов, минимальная фиксированная заработная плата, право участия в выборах для женщин, национализация оборонной промышленности, налог на право наследования… — вот первая программа фашизма. Русский патриот сегодня должен знать эти важные детали. То, что Италия являлась нашим противником во второй мировой войне, вовсе не значит, что внутри своей страны фашизм был абсолютным злом. Вовсе нет. Живя некоторое время в Италии, я имел возможность видеть построенные Муссолини для рабочих города. Даже сегодня (и даже коммунисты) открыто признают заслуги фашистского режима.

Другое дело, что позднее под влиянием и внутренних, и внешних причин и Муссолини, и фашистское движение дегенерировали. Но это уже другая история.

Германский национал-социализм с самого начала включал в себя ошибочную расовую теорию, именно она закономерно привела Германию к поражению. Гитлер ничего не придумал в этой области, он лишь наследовал готовые теории Канта, графа Гобино, Гюстава ле Бон, Хаустона Чемберлена, Ратзеля (называю лишь самые основные фигуры этой цепи, заканчивающейся Альфредом Розенбергом, официальным теоретиком Райха). Война Гитлера против России была войной национал-социализма, да, но не была войной между идеологиями. Она была завоевательной войной германского племени, желающего захватить территории другого племени. Это была ошибочная война, потому что Гитлер, не знавший совсем русских, принимая их за «монголов» (монголов он также не знал), вел против них расовую войну на уничтожение. (Замечу, что Хаустон Стюарт Чемберлен в своей работе "Генезис XIX века" относил славян к "германской крови" и говорил о "североевропейской расе: славо-кельто-германской"). За это постыдное незнание и Гитлер и Германия заплатили дорогой ценой. (Я надеюсь, что Германия будет помнить об этом. В настоящее время она поддерживает интригующую против нас Украину). Германский национал-социализм, враждебный нам, однако, вызывал истерический восторг германской нации.

Коммунистическая идеология — марксизм — более или менее знакома русскому читателю, пусть и в ее обрезанном советском варианте. Посему я не стану останавливаться на ее истории.

Понимание близости двух идеологий, их взаимопроникновения можно найти у всех участников исторической драмы: так Муссолини несколько раз с гордостью заявлял о том, что встретил в Швейцарии Ленина, и тот вызвал его восхищение. Когда в результате пролетарской революции Россия покинула союзников (и Италию в том числе), Муссолини к тому времени уже был милитаристом, потому в политических целях он изменил свое публичное отношение к Ленину, но в узком кругу продолжал восхищаться Лениным и русской революцией. Гитлера (напомним, что он пришел, к власти только в 1933 г., на одиннадцать лет позже Муссолини) немецкий писатель Альфред Керр назвал как-то «МуссоЛенин». Не говоря уже о том, что серьезные практические попытки объединить две идеологии предпринимались в 20-е годы, самая известная — национал-большевистское движение Эрнста Никиша, или русского Устрялова. Однако национал-большевизм не состоялся, потому что у него были слишком сильные враги. Гитлер видел в советском коммунизме еврейское движение. (Мы с вами знаем, что у него были основания). В 1931 г. другой серьезный враг, Лев Троцкий, пишет свою работу "Против Национал-Коммунизма".

ИДЕОЛОГИЯ, СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ЦЕЛЯМ

Вернемся в Россию, в Москву, ибо именно здесь разыгрывается основное сражение. Оппозиции, на сегодня лишь эмоциональной и неструктурированной, нужна крепкая идеология, дабы на ее железных принципах создать воинственное движение. Нет, не следует стремиться склонить на свою сторону все население или даже большинство общественного мнения — это задача на долгие десятилетия. Достаточно привлечь на свою сторону активные силы общества. Уже ясно, что эпоха лозунгов "Ельцин — Иуда!" или "Дерьмократы!" прошла. Ясно стало, что криками и шапками ИХ не закидаешь. Кургинян с компанией говорят тоже в брошюре "Поле ответного действия": "Уничтожить компьютерную установку наших противников с помощью очередного булыжника" невозможно. (Однако я не согласен с мозговым, безэмоциональным, технократским подходом компании Кургиняна к проблеме).

Рынок идеологий небогат. Так же как религии, идеологии рождаются не часто, даже не раз в столетие, а куда реже. Сегодня в мире есть лишь три возможных для Цивилизации (мелкие нацийки обходятся феодализмом) Идеологии:

1. Демократическая (она же либерализм, она же капитализм, если поставить ударение на экономике этой системы).

2. Коммунистическая (она не сводится к марксизму, но вмещает в себя все «коллективистские» социальные доктрины).

3. Националистическая — основанная на экзальтации идеи родины или нации. (Фашизм или национал-социализм — лишь разновидности националистических доктрин).

Новую идеологию придумать невозможно, и никакой гарвардский или кургиняновский "мыслительный танк" этого сделать не в силах. А если соорудят идеологию на бумаге, то она не станет действенной (т. е. собственно идеологией) до тех пор, пока не будет освящена кровью жертв и традицией поколений. От момента создания "Коммунистического Манифеста" в 1848 г. ао момента, когда марксистский коммунизм стал действенной силой истории, до 1917 г. прошло 69 лет! У нас, русских, сегодня нет этого времени. Наша страна нуждается в железных принципах сегодня. Посему единственным решением может быть творческий синтез уже имеющихся идеологий: национал-коммунизм. Дабы не отпугнуть тех патриотов, кому по различным причинам «коммунизм» жжет глаза и память, разумно вернуться к раннему, чистому его варианту — большевизму. Таким образом, не фашисты, но националисты, не коммунисты, но большевики. Отсюда: национал-большевизм.

Начнем с понимания того, что Россия сейчас — страна третьего мира, так как мы колонизированы сверхдержавами: США и Европейским Сообществом, наша цель — создать движение за национальную независимость, каковое логически завершится национальной революцией. Одновременно с колонизацией внешними силами подавляющее большинство русских страдает от эксплуатации новым классом буржуазии (бывшая советская номенклатура в полном составе плюс разбогатевшие преступники), потому еще одна наша цель — добиться социальной справедливости в России. Мы желаем отстранения от власти целого класса: советской номенклатуры, коварно сменившей флаг на трехцветный и захватившей собственность в стране. Лишить их власти возможно только путем социальной революции.

Обе эти цели одинаково важны. Потому национализм (дабы поразить первую цель) и большевизм (дабы поразить вторую цель). Потому две революции, национальная и социальная, в одной.

Мы закончили недавно примирением кровавую семидесятипятилетнюю распрю между белыми и красными, начавшуюся в 1918 г. Вначале на улицах 23 февраля 1992 г. на Тверской реяли красные и черно-желто-белые флаги, и ведомые ими НАШИ дали отпор ОМОНу воинственного демокапитализма. Затем примирились и организационно в ФНС. Следует закончить примирением (и я призываю к этому!) и еще одну распрю: между радикалами правыми и левыми: между черными и ярко-красными. Чтобы все важнейшие элементы русского политического сознания объединились наконец для священной войны против общего врага: демокапитализма.

НЕ «ФАШИСТЫ», НО НАЦИОНАЛИСТЫ

Вот уже пару лет наши противники в России и за рубежом чешут наших радикальных левых одной гребенкой, без зазрения совести называя их всех "ностальгирующими по прошлому коммунистами". Еще более новый феномен: появление крайне правых политических группировок в России те же люди намеренно, преступно и бездарно трактуют как "приход фашистов". В последние полгода, как стаи стервятников на наживу, слетаются в Москву в поисках «фашистов» западные журналисты, охотники за головами. Результат их деятельности: чудовищно тенденциозные и просто глупые репортажи о «неонацистах» в России. Лишь один пример: репортаж во французском сионистском журнале «Глоб», озаглавленный "Атакующие отряды русского фашизма", подписанный неким Пьером Доз. (Подзаголовок "Опаснее Памяти, коричневые крысы готовят антисемитскую революцию"). Несколько лет назад интернациональная пресса уже сделала из «Памяти» своего рода Ку-Клукс-Клан. То же самое хотят они сделать с новыми правыми. Следует быть настороже. Опасно, когда черт знает кто дает интервью черт знает кому. Всякая серьезная партия должна иметь человека, уполномоченного давать заявления от имени партии. Глупые заявления тщеславных частных лиц приносят огромный вред.

Новых русских правых хотят дискредитировать, огульно называя «нацистами» и «фашистами». Напомню, что слово «фашизм» в нашей стране (да и повсюду в Европе) давно уже лишилось политического смысла и превратилось в ругательство. Собственно фашистской была идеология, просуществовавшая в Италии с 1919 по 1945 гг. Германский национал-социализм отличается от итальянского фашизма. Да и сам итальянский фашизм в различные эпохи был различным. Я уже упомянул, что первая программа (1919 г.) фашистской партии была фактически социалистической программой.

Фашизм (или национал-социализм) содержал в своих программах дозу национализма, но ставить между ними знак равенства — манипуляция. И даже преступление. В 1933 году лидером националистов в Германии был не Гитлер, но Гехеймрат Хюгенберг. После победы Гитлера кое-кто из немецких националистов примкнул к его движению, но многие отправились в лагеря. За свой национализм.

Напомню еще следующее. Имитация политических движений невозможна исторически. «Фашизм», даже если бы кто задался целью повторить его сегодня, повторить невозможно. На дворе не 1922-й. Невозможно имитировать демокапитализм (вы же видите, читатели, что невозможно их демокапитализм имитировать у нас), а тем паче невозможно имитировать фашизм у нас!

Негоже газетам, соревнуясь с обывателем в глупости (и нашим и их газетам), брюзжать, называя наших националистов «фашистами».

Активный националист, я заявляю, что разумные националистические силы в нашей стране не собираются имитировать «фашизм». Хотя бы потому только, что мы не собираемся нести ответственность за прошлое фашизма. Чтоб нам навешивали все лагеря смерти, которые, кстати говоря, наши отцы и деды освобождали? Дураков нет. К тому же, фашизм был побежден. Мы создадим свою победоносную идеологию.

Да, мы за сильный, вождистского типа режим, потому что только он может спасти страну, которую разорили демокапиталисты. Но фашистами мы называем в сердцах вас, потому что плоды вашей работы подобны их странам, разрушенным по их вине. Россия выглядит как Италия и Германия после прохода по ним фашизма.

Что касается фольклорных форм национализма (сектантские, как правило, группы с удовольствием демонстрируют флаги и символы), то кому они мешают, эти ребята? Так выражаются первичные, неразвитые формы национализма. Да, присутствует и имитация. Да, юноши расхаживают со свастиками, и в тех случаях, когда это не мода (есть и мода на свастику), то свастика в Москве сегодняшней — это символ протеста молодежи против упоенных собой мерзавцев — владельцев СП, заводов, пароходов и детских садов. Протест против прогнивших, елейными голосками квакающих с экрана теле, лжецов. Протест против власти ханжей и преступников.

Мы заменим свастику. О нет, не ради вас, а потому что наша русская национальная революция должна иметь свой символ. Как только появится мощное национал-большевистское движение, фольклорность и ряженость растворятся в нем.

Так обычно растворяются в строго дисциплинированной армии живописные добровольческие отряды.

Опыт фашизма мы используем среди других опытов, почему нет. Ведь самая серьезная критика капитализма, самая уничтожающая критика исходила от раннего фашизма, а наш противник сегодня именно демокапитализм. Но наследственные болезни фашизма мы решительно не собираемся наследовать. Точно так же, как не собираемся наследовать марксистские болезни.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ЛИЧНАЯ НОТА

Больше десяти лет тому назад сочинял я для своей подруги Наташи текст песни; так незаконченной она и осталась, и нереализованной. Текст на английском, а перевод (с той разницей, что по-английски в рифму) такой:

Anarchists and fascists Got the city Order is new Anarchists and fascists Young and pretty Marching avenue "Анархисты и фашисты Взяли город. Порядок новый. Анархисты и фашисты, Молодые и красивые, Маршируют по авеню"

Пути творческого воображения неисповедимы, и никакая наука и сегодня не умеет толком объяснить связи между текстом, воображением, личностью автора и тем паче социумом. Ничто в далеком 1982-м не предвещало, казалось, сегодняшних идеологических союзов, но поэты (я считаю себя в первую очередь поэтом, темперамент у меня поэтический) обладают даром предвидения. Дар предвидения — это не дача, дачей можно похвалиться, пригласив гостей. Дачи y меня нет, вот хвалюсь даром Божьим.! Когда не спасают нас принятые "в приличном обществе" формы политической борьбы: ни бородатые кадеты, ни парламентские Бабурины, ни шумная и страстная "Трудовая Россия", ни ФНС, — коллективное воображение народа ищет новых, более радикальных форм. И обращается к менее принятым или вовсе не принятым в "приличном обществе" (цивилизованном) движениям, партиям и личностям. Инстинкт самосохранения народного работает именно так. "Анархисты и фашисты…" Ну, вы уже знаете слова. Эдуард Лимонов

* * *

СУДЬБА ФАШИСТА В РОССИИ

В ночь на 5 июня был избит неизвестными лицами (прыснув из газового баллончика ему в лицо, нападающие ворвались в квартиру) один из «моих» людей — Андрей Маликов. 5 июня на митинге на Лубянской площади я представил его — лицо разбитое и в кровоподтеках — с трибуны собравшимся. Через две недели Маликов был арестован органами МВД, прямо на улице, в карманах у него обнаружили две гранаты «Ф-1».

Я плохо знаю Маликова. Знаю, что привели его к нам, в национал-радикальную партию, люди из Фронта Национал-Революционного Действия, что в прошлом он был членом Русской Фашистской партии. Помню, что он как-то упрекнул меня за то, что я дал интервью фривольной газете «Супермен». По его мнению, мне, лидеру нашей суровой партии, не следовало этого делать. Почему он бродил по городу с гранатами? Подсунули ему эти гранаты "злые люди"? Ясно одно: Маликова выслеживали, избрали мишенью.

22 июня, около 14 часов, в подвальном помещении национал-радикальной партии на Садово-Кудринской был произведен обыск. Одиннадцать автоматчиков, следователи милиции и якобы "несколько человек из МБ".

На трое суток задержан был Евгений Бирюков — лидер группы «Россы», входящей в НРП. 24 июня я побывал в Большом Доме на Лубянской площади, и два генерала заверили меня, что Министерство Безопасности не имеет никакого отношения к обыску. "Политическим сыском МБ не занимается".

Что происходит? А вот что. Увидев 9 мая и 5 июня в обыкновенно плохо организованной и хаотичной толпе оппозиции (что греха таить, преобладают до сих пор пожилые люди, хотя омоложение налицо) энергичную колонну молодежи — нас, радикальные партии, объединившиеся только что в Национал-Большевистский фронт, — власти забеспокоились. Одно дело — митингующие пенсионеры, шумные, но слабые; другое — парни по 20–25 лет, да к тому же организованные, подчиняющиеся командирам. Движущиеся по Тверской под грозными и агрессивными новыми лозунгами "Русский порядок!", "Рубль — да, доллар — нет!", "Янки — гоу хоум!" Нас дружно не заметила русская пресса и теле, но прекрасно заметили специалисты: иностранные журналисты и русские спецслужбы.

Национал-Большевистский Фронт был организован 1 мая 93 года, а уже 5 июня задержанному на Лубянской площади нашему парню Сергею Коркину дядя, отрекомендовавшийся сотрудником МБ, сказал: "Мы все о вас знаем. Знаем, где вы собираетесь. Недалеко от Маяковки, в подвале".

Андрей Маликов сидит. В городе, где разбой, грабежи и убийства, автоматные очереди, кровавые разборки между мафиями стали нормальной банальной действительностью, он, не совершивший разбоя, грабежа, убийства, недавно зверски избитый, сидит. В городе, где благопристойный гражданин Боровой в настоящее время занят тем, что создает частную армию, пытается объединить уже существующие частные детективные службы, охраняющие финансовые структуры (около четырех тысяч человек, согласно МБ), в ассоциацию! Господину Боровому все можно в этом городе, а Андрею Маликову все нельзя. Судьба молодого «фашиста» в оккупированном либеральными демократами городе трагична. «Демократы» преспокойно торгуют оружием, вплоть до подводных лодок, их самих охраняют до зубов вооруженные люди, а «фашиста» посадят за нож, за самодельную стреляющую авторучку с одним патроном.

Но безнаказанность власть имущих и террор по отношению к неимущим есть лучшее и быстрейшее средство для формирования солдат будущей гражданской войны. Я лично против использования старых символов прошлого, в частности, против использования свастики, но я отлично понимаю молодых парней, называющих себя фашистами или национал-социалистами. В кровавой и грязной жиже сегодняшней действительности, в России, управляемой, как преступная зона, «паханами» от демократии и мафий, молодежное увлечение фашизмом есть протест. Свастика сегодня для молодежи, не принявшей похабный режим, есть не символ врага наших отцов в 1941-45 гг., но СИМВОЛ ПРОТЕСТА против пошлости режима, против воров и стяжателей всех уровней власти, против пошлости и попсовости в стиле газеты "Московский Комсомолец". Значки со свастикой есть вызов, угроза и надежда. "Вот придет свастика, и всем вам, мерзавцы и воры, отомстит!" Образ белокурых русских юношей, в стройных колоннах очищающих авгиевы конюшни России от грязи и мрази, вдохновляет сегодня русских фашистов. Не следует забывать, что и итальянский фашизм, и германский национал-социализм зародились, прежде всего, как движения протеста. Дегенерировали они, уже придя к власти (молодежь, да, призвана очистить Россию от грязи и мрази, но символ следует избрать Другой. Со свастикой неразрывно связаны наши повешенные партизаны Великой Отечественной войны и развалины разбомбленных городов России).

Причины гонения на национал-радикальную партию ясны. Молодежное радикальное движение, НРП тотчас встревожила и напугала тех, кто видел ее на манифестациях 9 мая и 5 июня, и особенно тех, кто видел ее позднее в высоких кабинетах на видеокассете. В то время как лженационалистические партии, типа ЛДПР господина Жириновского, никогда не вызывали у властей сильных эмоций. Закономерно и нормально, что за три с лишним года существования ЛДПР у нее не было проблем с властями. Закономерно и нормально видеть сегодня на экране теле Владимира Вольфовича на трибуне конституционного совещания, а сзади, в президиуме, не кто иной как президент Ельцин, подперев щеку рукой, довольно улыбается. Свой свояка…

Режим боится радикально настроенной молодежи самым подлым образом. Ибо, если к этим первым, яростным, еще не знающим что и делать, стихийным «фашистам» присоединятся отчаявшиеся студенты без стипендий, ненужные никому курсанты, солдаты, да и хулиганы, тоскливо сегодня сводящие счеты друг с другом на окраинах русских провинциальных городов, вдруг очнется с болью за униженную и разгромленную Россию часть юных «братков», режиму не устоять. Даже с помощью усиленно закармливаемого ОМОНа. Ведь побили же омоновцев 1 мая неизвестные молодые люди, и побили крепко, даже без подготовки. Безоружные!

Из писателя и журналиста я оказался лидером молодежного радикального националистического движения. У меня нет опыта, я не все умею, я совершаю ошибки. Мной подчас бывают недовольны лидеры оппозиции. К примеру, Сажи Умалатова шла перед колонной НРП пятого июня, и в какой-то момент прозвучал вдруг лозунг: "Чемодан, вокзал, Кавказ!" Подойдя ко мне, Умалатова выразила мне свое недовольство. Но что я могу сделать, если московская реальность противоречит гуманному интернационализму, что? К тому же в Баку, Тбилиси, Грозном или Ереване их националисты с презрением отзываются о «дезертирах», наводнивших русские базары. Недовольство порой высказывают и члены НРП, молодежь хотела бы броситься в пекло битвы. А я не призываю их к вооруженному восстанию. Ситуация в нашей стране, и в особенности в Москве такова, что я вынужден охлаждать пыл и ярость моих людей. Мы не в войне, там, я это знаю по опыту, все трагичнее, но проще: впереди противник, у тебя в руках оружие. В Москве противник повсюду, он у власти, в его руках армия и милиция — инструменты подавления, а мы практически безоружны. Сегодня добыть политическую власть мы (вся оппозиция и моя партия в ней) можем лишь политическим путем. Страна не находится в стадии гражданской войны, потому всех желающих взять в руки оружие приходится охлаждать. Занятие неблагородное, в особенности — охлаждение молодежи.

Трагична судьба «фашиста» в России в 1993 году. Слишком энергичный, как Маликов, он попадает в тюрьму. Не энергичный, он обречен на загнивание, на мелкие драчки. На всех митингах и демонстрациях оппозиции, по краю их, можно обнаружить все большее количество бесхозных, НИЧЬИХ парней со значками свастики и без. Одни ушли от Васильева, другие от Баркашова, третьи мало себе представляют, чего хотят. Четвертые уже успели повоевать в Приднестровье или Абхазии. Все они движимы простейшими эмоциями протеста. Все они хотят действия. Физического. Все они презирают действия политические.

Однако исторический опыт показывает, что к победе приходят только те движения, которые умеют найти счастливую комбинацию, баланс того и другого. Удачный политический имидж партии может принести ей сотни и тысячи новых членов и сторонников. В то время как собирание в партию «боевиков» по-одному может растянуться на десятилетия. К тому же что такое непрофессиональные или полупрофессиональные боевики против одного даже боевого взвода? Правому молодежному движению сегодня требуются в первую очередь политкомиссары, политический актив, а за солдатами дело не станет, бесхозных парней вокруг множество. Ошибка всех правых движений в России в том, что они сразу же, торопясь, начинали создавать «боевиков», обряжая их в форму. Этот путь неизбежно ведет в секту, к созданию группок, а не партии. К тому же, создав «боевиков», нужно занять их боями. А боев нет, и когда боев долго нет, «боевики» разбегаются или начинают громить не относящиеся никак к политике палатки.

Призрак мощного радикального движения молодежи пугает власть. НРП немногочисленна, но как же быстро перепуганные власть имущие взялись ее уничтожать. Посадки, обыски, угрозы, аресты.

"Прошу незамедлительно обеспечить освобождение помещения… по вышеуказанному адресу, сданного вами партии национал-радикалов, в противном случае ГУВД Мосгорисполкома будет вынуждено обратиться… с ходатайством о лишении вас занимаемой площади…" — пишет начальник 83-го отделения милиции майор Бар-сков В. П. человеку, сдавшему мне помещение.

Но одновременно ко мне обратились люди из Санкт-Петербурга и Твери и, что особенно лестно, из Донбасса и Нарвы с просьбой помочь им создать у себя ячейки НРП.

"ДЕНЬ", июль 1993 г.

* * *

Национал-Большевистская партия была зарегистрирована товарищем Тарасом Рабко 8 сентября 1993 года.

Однако еще до этого, 1 мая 1993 года, мною и Дугиным на Горбатом мостике у "Белого дома" был задуман Национал-Большевистский Фронт. Там же, на Горбатом мостике, был нами написан первый документ национал-большевизма (Приказ № 1). Существуют фотографии Лауры Ильиной, сделанные тогда, в тот момент.

* * *

Приказ № 1

О создании Национал-Большевистского Фронта

Политическая борьба в России достигла критической точки. Фаза сопротивления исчерпала себя, потому традиционная оппозиция (лишь эмоциональная, лишь протестантская) исчерпала себя. Период сопротивления закончился, начинается период национального восстания.

Новый этап борьбы требует новых методов, новых форм и новых инструментов политической борьбы. Посему мы считаем необходимым создание радикальной политической и идеологической структуры нового, небывалого типа, призванной адекватно ответить на вызов Истории. Да будет национал-большевизм!

Что такое национал-большевизм? Слияние самых радикальных форм социального сопротивления с самыми радикальными формами национального сопротивления есть национал-большевизм. До настоящего времени две идеологии — национальная и социальная — объединялись на уровне компромисса, прагматичного временного союза, в национал-большевизме они сольются в нераздельное целое. Попытки объединить эти идеологии предпринимались на протяжении всей Новейшей Истории. (От якобинцев, через Устрялова и Никиша, до "Юной Европы" Тириара). Мы намерены осуществить это важнейшее слияние. Мы понимаем социальную революцию как синоним национальной революции и национальную — как синоним социальной.

Наши цели и задачи: устранение от власти антинациональной хунты и режима социальной диктатуры подавляющего меньшинства; установление нового порядка, основанного на национальных и социальных традициях русского народа.

Основатели Национал-Большевистского Фронта:

Национал-Радикальная партия,

Фронт национального революционного действия,

Движение в поддержку Кубы,

Движение новых правых.

* * *

РАЗГРОМ НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКОГО «ЗАГОВОРА» ВО ФРАНЦИИ

Добравшись в июле 1993 г. до Парижа, я обнаружил, что мое имя склоняется, спрягается и грязнится на первых страницах газет и журналов. Увы, не по поводу моей книги "Дисциплинарный Санаторий", появившейся наконец в июне во французском переводе, нет. Оказалось, что во французской столице идет охота за ведьмами… «национал-большевизма». И я — один из этих самых ведьм или дьяволов, за которыми охотятся.

Залп, оповещающий о начале сезона маккартизма, дал 23 июня почтенный и читаемый всей Францией. еженедельник (сатирический) "Канар Аншенэ". На целую страницу еженедельника (формата "Правды") развернулось досье под названием "Когда правые экстремисты ловят в водах коммунистов". Уже только подзаголовки дают представление о характере статьи: "Большевик в журнале «Шок» (атака против меня), "Новые правые в гостях у марксистов" (атака против известного философа Алена де Бенуа) и т. п.

Следует сказать, что все крупные кампании в прессе, все «дела» во Франции всегда начинались с «досье» в "Канар Аншенэ". Свергнувшая в свое время президента Жискара история с бриллиантами (Император Центрально-Африканской Республики Бокасса подарил президенту бриллианты) тоже началась на страницах "Канар Аншенэ". Вкратце история, изложенная в «Канар», выглядит так. Газета "Идио Интернасьональ" (я ее автор и член редколлегии уже четыре года) во главе с директором Жан-Эдерном Аллиером и главным редактором Марком Коэном служит мыслительным центром националистов плюс коммунистов и мостом. Мостом между коричневыми ("Фронт Насьеналь" Ле Пена, журналы "Шок месяца", журнал «Кризис» Алена де Бенуа) и красными (журнал «Революсьен», компартия Франции).

"Ну и что?! Большое дело!" — скажет русский читатель. Я себе сказал то же самое. Однако архаичное политическое мышление демократической интеллигенции самой якобы интеллектуальной страны в мире не может вынести подобного кровосмешения. Чтоб крайне правые с крайне левыми! Нельзя! И началась боевая кампания. Уже через три дня после «Канар» залп дает 26 июня "Ле Монд". На первой странице под заголовком "Соблазн национал-коммунизма" читаем шапку: "Во Франции, как и в России, бывшие сталинисты и интеллектуалы правого экстремизма мечтают о "третьем пути", красном и коричневом". Далее за подписями Оливье Биффо и Эдви Пленель идет огромный текст, продолжающийся на 12-й странице. Я переведу лишь самое начало. "Это три гримасничающие истории конца ускользающего века. Первая происходит между Парижем и Москвой через экс-Югославию и имеет героем Эдварда Лимонова, русского писателя, обосновавшегося во Франции, вчера «диссидента» в СССР, принужденного к насильственному изгнанию в 1974 г. "Хотите вы, чтобы я привез вам новое красно-коричневое знамя национал-коммунистического движения?" Вопрос поставлен Лимоновым его интервьюеру из журнала "Шок месяца" в перспективе своего очередного путешествия в Москву. Опубликованное в номере за июль-август 1992 этого крайне правого ежемесячника и озаглавленное "Эдвард Лимонов под знаменами национал-коммунизма", интервью было осуществлено Патриком Гофманом, который хвастается, что голосует за компартию Франции, одновременно коллаборируя в лепенистком ежемесячнике. Лимонов там декларирует в частности следующее: "Если возможно говорить о флирте между националистами и коммунистами во Франции," в России это уже альянс, вписавшийся в ежедневную политическую реальность… Мы живем в эпоху радикальной смены союзов, повсюду строятся новые баррикады, и мы их защитим, эти баррикады, с. новыми братьями по оружию". С этой точки зрения Лимонов не колеблется уже платить своей собственной персоной, «Калашников» наизготовку. В следующем номере «Шок» (сентябрь 1992) он в Приднестровье, на стороне русскоязычных добровольцев в войне против Молдавии". И т. д. Основная забота "Ле Монд" доказать, что Лимонов печатался и в журнале «Революсьен», близком компартии Франции. Ну и что? Я печатаюсь везде, где мне платят франки, в свое время я печатался в благонадежной «Либерасьен», пока газета считала возможным публиковать мои статьи. Покончив с Лимоновым, "Ле Монд" обрушивается на Алена де Бенуа и рикошетом достается здесь и Александру Дугину и газете «День». Следующие подразделы статьи в "Ле Монд" озаглавлены: "Национальный Фронт в "Идио Интернасьональ" и "Переворот левых нацистов". В последнем речь идет о том, как автор полицейских романов писатель Дидье Данэнкс пытался предупредить об "опасных связях" некоторых коммунистов (редактор «Идио» Марк Коэн, член ФКП, некоторые журналисты «Революсьен» писали в "Идио") самого Жоржа Марше. Помогая стукачу, подлая "Ле Монд" публикует отрывки из писем Жоржа Марше Дидье Данэнксу. В первом (от 28 октября 1992 г.) генеральный секретарь ФКП "премного благодарен" стукачу Данэнксу за возможность "увидеть реальность в освещении таком, о котором я не предполагал". "Я проверил факты, которые вы упомянули, исключительно те, которые связаны с ответственными лицами моей партии, они предупреждены. Поверьте мне, я так же возмущен, как и вы". Так как стукач не унялся и продолжал писать письма, Жорж Марше вынужден ответить ему еще раз, 24 мая сего года. Он пишет: "Я желаю, поскольку вы занимаетесь этим вопросом, чтобы вы продолжали вашу работу, и если вы констатируете, что существуют связи между людьми компартии и крайне правыми, у меня есть только одна просьба к вам: скажите об этом! Так как было бы постыдно и бесчестно для коммунистов, которые этим занимаются". Писатель (продолжает "Ле Монд"), который говорит, что он за свободный социализм, не заставил себя просить два раза, и "Канар Аншенэ" 23 июля… опубликовала досье…"

"Ле Монд" пытается заставить читателей поверить, что стукач Дидье Данэнкс, маленький писатель, организовал кампанию против «национал-большевизма» в прессе.

Но утверждение "Ле Монд" абсурдно, так как не по силам маленькому стукачу организовать такую кампанию. Крайне правая газета «Минют» намекает на то, что на самом деле кампания организована сверху, социалистами. "Драгоценная деталь, — пишет "Минют", — информация была опубликована за несколько дней до этого (а именно 14 июня — Э. Л.) в "Ле Пли", в конфиденциальном листке, очень близком к Пьеру Жоксу" (бывший министр внутренних дел и министр обороны в нескольких правительствах социалистов, друг Миттерана).

Уже 29 июня в боевые действия вступает «Либерасьен». Ее сотрудник Жан-Поль Круз тоже замешан в скандале, так как в мае напечатал в "Иди о" статью "Вперед к национальному фронту". «Либерасьен» публикует на две страницы, на разворот, досье "Попутчики Национал-Большевистской Галактики". Обстрел ведется по все тем же движущимся мишеням: по «своему» Жан-Поль Крузу (он глава профсоюза СЖТ в «Либерасьен», его нелегко уволить), по директору «Идио» Жан-Эдерну Аллиеру, по Лимонову, по Алену де Бенуа, по Марку Коэну. Осколки падают на компартию Франции (достается Жоржу Марше, директору «Юманите» Ле Руа, директору «Революсьен» Эрмьеру и главному редактору Жуари) и на некоторых менее знаменитых и менее виновных авторов «Идио».

Обо мне, не церемонясь, некто Франсуа Боннет пишет в «Либерасьен»: "Писания Лимонова об экс-Югославии становятся затем более подробными для ежемесячника «Шок», в котором он рассказывает, как он участвовал в этнической чистке на стороне сербов, «Калашников» в руке. (Наглая ложь! С «Калашниковым» в руках я стрелял в лучше вооруженного врага). В номере «Шока» за июнь, — продолжает Боннет, — Эдвард Лимонов откладывает оружие и объясняет, как в России, в этот раз, он перешел от теории к практике для того, чтобы ускорить союз коричневых и красных. В мае, в Москве, Лимонов сделался президентом Фронта Национал-Большевиков, нового альянса, состоящего из бывших коммунистов, ультранационалистов и неофашистов. Лимонов объясняет программу: "Национал-большевизм есть слияние самых радикальных форм социального сопротивления с самыми радикальными формами национального сопротивления… Наши цели и задачи: устранение от власти антинациональной клики, установление нового порядка, основанного на национальных и социальных традициях русского народа".

Остановим цитирование и зададимся вопросом: что же в этом тексте криминального, неправдивого или непозволительного? Согласно интеллектуальным суевериям французского общества, нельзя, чтоб крайне правые и крайне левые сошлись в одной организации? А мне-то какое дело до ваших суеверий, восходящих к 1789 году, когда на скамьях Национальной Конвенции депутаты расселись особым образом, какое мне дело? "9 мая Фронт Национал-большевиков, — продолжает Боннет, — демонстрировал на улицах Москвы под знаменами, смешавшими орлов и кельтские кресты". "Номер два Национал-Большевистского Фронта есть некто Александр Дугин, философ, квалифицируемый как "русский Ален де Бенуа", которого он, между прочим, друг. И действительно, эти двое встречаются регулярно на коллоквиумах в Москве и Париже".

Действительно, Национал-Большевистский Фронт был организован Дугиным и мною 1-го мая 1993 г., и в его состав вошли пять крайне правых и крайне левых партий. Мы колебались, стоит ли объявлять о его создании до тех пор, пока нет настоящей организации и помещения. И решили пока не объявлять. Единственная информация о создании фронта попала в мой репортаж из Москвы в июльском номере «Шока». Демонстрация Национал-Большевистского Фронта девятого мая была замечена всеми иностранными газетами и телевидением. Почему? Потому что в колонне НБФ шли исключительно молодые и дисциплинированные люди, знамена были необычными, лозунги "Янки гоу хоум" (убирайтесь домой, американцы!), "Русский порядок!", "Рубль — Да, доллар — нет!" были необычными, яркими и современными лозунгами. Ельцинские газеты воздержались от информации по понятным причинам: не давать паблисити новому движению, к тому же опровергающему их основной тезис о стариках — консерваторах, ностальгирующих по прошлому. Молодая Россия прошла девятого мая по Тверской и преклонила колени перед дедами-воинами 1941–1945 гг.

Но вернемся во Францию. 30 июня и "Ле Монд", и «Либерасьен» выходят опять с материалами о заговоре национал-большевиков во Франции. (Как вы убедились, несуществующем заговоре. Единственный национал-большевик на французской земле — это я. Однако опасность для себя подобного союза в будущем власть имущие поняли инстинктивно верно. 30 же июня «Юманите» оправдывается на страницу и публикует письма Марше Данэнксу. 1-го июля "Ле Монд" посвящает опять целую страницу заговору национал-большевиков, заголовок статьи «Идио» — лаборатория красно-коричневых". (Видите, как быстро на Западе стали пользоваться словарем Ельцина). В тот же день появляется досье в "Котидьен де Пари" — "Французская демократия перед лицом национал-большевистского заговора". Полная страница. Также первого июля статья в «Фигаро»: "Странная доктрина красных фашистов" с подзаголовком обо мне: "Любопытный персонаж". Внутри статьи вырезка: "Противоестественное сближение", где Ги Эрмьер, директор «Революсьен», и депутат от департамента Буш-дю-Рон, член Политбюро ФКП, "осуждают с негодованием все попытки, направленные на сближение, в действительности противоестественное, между коммунистами и крайне правыми". "Наш еженедельник никогда не переставал биться с правыми и крайне правыми", — декларирует мсье Эрмьер и указывает, что "эта принципиальная позиция нас привела к тому, что, когда выяснилось, что Эдвард Лимонов перешел от диссидентства против советской системы к невыносимому национализму, мы порвали всякое сотрудничество с ним". Мимоходом замечу, что симпатичный Ги Эрмьер, депутат, врет здесь по долгу службы. Я сам перестал предлагать свои статьи «Революсьен» по причине того, что платить они стали ничтожно мало, а журнализм для меня не забава, но средство существования. В тот же день 1-го июля «Либерасьен» публикует две статьи на тему: красно-коричневые: «Юманите» реагирует двояко" и статью корреспондентки из Москвы, некоей Паолы Репенко "Ле Пен: Националисты всех стран, соединяйтесь!" В последней пересказывается интервью Владимира Бондаренко с Ле Пеном, опубликованное в специальном номере «Дня». Корреспондентка не знает, что связал Бондаренко (и "День") с «Шоком» и с Ле Пеном Лимонов, так что единственный раз меня не "осуждают с негодованием". Я познакомился с Ле Пеном еще в сентябре 1991 года, был у него на вилле. И что? За него голосовало 14 % французских избирателей в последних президентских выборах.

Умелая кампания в прессе всегда начинается во Франции с «Канар», подхватывается тяжелыми орудиями ежедневных газет "Ле Монд", «Либе», "Фигаро", чтобы затем ударили еженедельники — журналы. Кампания против национал-большевиков построена по классической схеме, никакой импровизации. Продолжают еще бить ежедневные газеты: 3 июля "Ле Монд" посвящает свои полторы полосы «заговору»: статья специалиста по крайне правым движениям Рене Монзат "Эсэсовский ритуал Новых Правых" и статья "Руководство КПФ угрожает исключением своим членам, проявившим симпатии к крайне правым". 8 июля католическая "Ла Круа" публикует статью "Красные и коричневые: новая формула", но уже бьют по национал-большевикам и их заговору еженедельники.

Номер за 3–9 июля журнала «Глоб» публикует на Две полные страницы статью "Дело национал-коммунизма, французский вариант". Статью иллюстрируют спаренные фотографии Геббельса, Дорио (коммунист, Дорио в 1934 г. примкнул к фашистам), Алена де Бенуа и… вашего русского знакомого, полит. обозревателя "Советской России" Эдуарда Лимонова. Подзаголовок к статье характерен для этого проеврейского и произраильского французского журнала: "Канар Аншенэ" обнародованы тесные связи между членами компартии и фашиствующими интеллектуалами. В программе национализм, антиимпериализм и антисионизм".

7 июля сатирический "Шарли Эбдо" дает исключительно глупую статью на ту же тему "Свастикообразный серп и молот".

Номер за 8-14 июля журнала "Эвенеман де Жеди" отводит десяток страниц статье "Веселенькие попутчики" на ту же тему.

«Глоб» за 7-13 июля рецидивирует. Глупо, нагло, на уровне рисунков в мужских туалетах, статьей "Ученики Гитлера?" с подзаголовком "Еще раз национал-коммунизм". На фоне фотографии фюрера-школьника помещены три фотографии: Алена де Бенуа, Жан-Эдерна Аллиера и… Эдуарда Лимонова. Пять страниц журнала отведены «досье».

"Ле Пуэнт" за 3–9 июля помещает интервью с философом Аленом Финкелькротом, на двух страницах, под заголовком "Новые одежды национал-коммунизма". Среди прочего там есть такие перлы "Их знамя? «Национал-коммунизм», химера, которая хочет (это стиль "Ле Пуэнт"! — Э. Л.) примирить Маркса и Дорио. Их кредо? Ненависть к демократии, к сионизму, к «плутократам» и к цивилизации торговцев. Их реферансы? От теоретиков нацизма до Милошевича. Их имена? Эдвард Лимонов (автор романов, каковой был фашиствующим наемником в Сербии), Жан-Поль Круз (журналист в "Либерасьен") и некоторые другие из ФКП, СЖТ и "Фронт Насьеналь". Вот так, круто, просто и глупо.

Разумеется, на всех публикациях остановиться нет возможности. Наверное, их сотни, но я не могу обойти журнал «Пари-Матч» за 4-10 июля, где на 84-й странице помещена статья "Крайне левые, крайне правые, та же борьба?" Там есть любопытные строки. "Даже Ресеньемант Женеро (разведка французской полиции. Эквивалент ФБР), — пишет "Пари-матч", — близко следит за этим досье. Две секции Р.Ж. знали о существовании этого сближения еще до первых статей в прессе. Эта Галактика исключительно интеллектуальная. Она группирует где-то между тридцатью и сорока персон, которые не структурированы и не организованы никак", — уточняет полицейский (конец цитаты).

В связи с этими "двумя секциями" (два отдела или два взвода?) Р. Ж. мне пришла на ум идея сопоставить даты репрессий против основанного мной и Дугиным Национал-Большевистского Фронта (в частности против возглавляемой мной Национал-Радикальной партии — части НБФ) в России с обнаружением национал-большевистского заговора во Франции. Французские даты вы уже знаете.

Русские даты, вот они: в ночь на 5 июня зверски избит член НБФ Андрей Маликов. 5 июня я представляю его, избитого, народу с трибуны на демонстрации на Лубянской площади. Подполковник из окружения Анпилова предупреждает меня, что "отдан приказ вас арестовать по окончании митинга". Не жду окончания митинга, скрываюсь. 20 июня Маликов арестован на улице. В карманах у него обнаружены две гранаты Ф-1. 22 июня, около 14 часов, в подвальном помещении Национал-Радикальной партии на Садово-Кудринской был произведен обыск. Участвовали: одиннадцать автоматчиков, следователи милиции и якобы "несколько человек из МБ". На трое суток задержан был Евгений Бирюков, лидер группы «Россы», входящей в НБФ. 22 же июня утром (совпадение?) мне позвонил человек, за несколько дней до этого предложивший связать меня с Министерством Безопасности. Договорились, что меня примут в Большом доме на Лубянке 24 июня в 12 часов. Напомню, что статья в "Ле Пли" (журнал бывшего министра Внутренних Дел Франции Пьера Жокса) появилась 14 июня, а статья в «Канар», давшая сигнал к разгрому "заговора национал-большевиков" во Франции, вышла 23 июня. (Тоже совпадение?) 24 июня я провел на Лубянке четыре часа. В дружелюбной беседе, группевой и с двумя генералами (вместе и порознь), генералы заверили меня, что Министерство Безопасности не имеет никакого отношения к обыску. "Политическим сыском МБ не занимается". Может быть. 30 июня человек, сдавший мне лично подвальное помещение на Садово-Кудринской, получил вызов в 83-е отделение милиции, где ему вручили бумагу следующего содержания. "Прошу незамедлительно обеспечить освобождение помещения по вышеуказанному адресу, сданного вами партии национал-радикалов, в противном случае ГУВД Мосгорисполкома будет вынуждено обратиться с ходатайством… о лишении вас занимаемой площади…" — пишет начальник 83-го отделения милиции майор Барсков В. П.

Во Франции быть объявленным вот так вот всеми газетами красно-коричневым заговорщиком равносильно получению клейма "враг народа". 30 июня (еще одно совпадение, без сомнения) в «Либерасьен» читаем: "Идио Интернасьеналь" в кризисе. Жан-Эдерн Аллиер, директор «Идио», сделал публичным вчера вечером (29 июня) коммюнике, в котором он объявляет, что он расстается со своим главным редактором Марком Коэном. "Я созвал вчера вечером редколлегию моего журнала, — объяснил Жан-Эдерн Аллиер, — и я потребовал увольнения Марка Коэна, главного редактора. Я запретил всякое сотрудничество с Жан-Поль Крузом в будущем. Что касается Эдварда Лимонова, я жду возвращения его из России, чтобы решить с ним, должен ли он или нет оставаться одним из наших".

Вот так. Марк Коэн потерял одновременно работу в большом журнале «Интервью». Раньше это называлось в СССР "получить волчий билет". Круз пока еще держится в «Либерасьен», так как он глава профсоюза СЖТ в этой газете. Жан-Эдерн Аллиер, как видим, струсил. Испугался и покаялся публично писатель Кристиан Лаборд, так же, как и я, член редколлегии «Идио» с 1989 г. Покаялся в "Ле Монд" Жак Димет, журналист в «Революсьен», писавший и для «Идио». Почему эта цепь раскаяний? Причина простая и «низкая»: получая клеймо «национал-большевика», журналист (и писатель тоже) лишается хлеба, изгоняется… По поводу же своих подозрений о том, что гонения на «национал-большевизм» в России и во Франции сдирижированы одними руками, я поделился со знакомыми мне, очень давно скрытыми «красно-коричневыми» политиками и полицейскими. Никого моя гипотеза не удивила. "Новый мировой порядок".

Это не конец истории. 12 июля вся вторая страница в "Котидьен дэ Пари" посвящена НБ. Под названием "Сериал национал-большевизма продолжается".

13 июля "Ле Монд" помещает на 1-й, 8-й и 9-й страницах сногсшибательные материалы: статью некоего Роже-Поль Друо (атака на Алена де Бенуа, его журналы «Элементы» и «Кризис», куда, якобы, он заманивает невинных интеллектуалов) плюс "ПРИЗЫВ к бдительности, выпущенный сорока интеллектуалами". "Сорок интеллектуалов, — пишет "Ле Монд", — французских и европейских, дают сигнал тревоги против "настоящей стратегии легализации крайне правых" и утверждают, что эта вражеская стратегия не вызывает должного отпора среди писателей, издателей и администраторов прессы, радио- и телекоммуникаций". Призыв сопровождается созданием "Комитета призыва к бдительности" (адрес: бульвар Распай, 54, Париж 75006). И "Ле Монд" разжевывает читателю цель создания Комитета: "попытка образовать национал-большевизм абортирована…" "Но она сигнализирует… одну из форм растерянности более широкой и более распространенной, которая захватила интеллектуальную жизнь в течение последних годов и усиливается сегодня… Не следует приуменьшать риск увидеть развивающимися в Европе те же самые тенденции, поощрительные в частности к хаосу, который царит в России, к расистским убийствам, умножающимся в Германии, непредсказуемые тенденции войны в экс-Югославии. И если опасность тут, у нас, более обманчива, она заслуживает внимания, как к этому призывают сорок интеллектуалов".

Вот чего они боятся. Проникновения «вредных» тенденций из России. Отныне сорок мужчин и женщин (среди них писатель Умберто Эко и философы Жак Деррида и Поль Вирилио!) обязуются шпионить и стучать на других интеллектуалов как свободной профессии, так и работающих в "издательствах, в прессе, в университетах", — уточняет сферу стукачества «Призыв». Целью их являются "речи, с которыми должно бороться". В обращении не уточняется, увы, с какими речами следует бороться. Я бы перевел весь «Призыв», но он очень длинен. Потому ограничусь цитатами. Те интеллектуалы, которые заколеблются стучать на своих товарищей "по причине скрупулезности к свободе выражения, по причине озабоченности терпимостью без границ", призваны отбросить и скрупулезность, и терпимость. Интересно, философы Деррида и Вирилио понимают, что их бдительность лишит хлеба тех, кто пишет и произносит "речи, с которыми должно бороться"? И их семьи?

В номере за 13 июля «Юманите» пересказывает, обширно цитируя, «Призыв». А в номере за 15 июля «Юманите» радостно оповещает читателей, что коммунисты присоединились к маккартистской компании против инакомыслящих. Бернард Собель, Жан-Пьер Кахан, Шарль Ледерман, Антуан Казанова, Францис Вюрст, Мишель Визенберг, Патрис Кохэн-Сит, Жак Гринснир, Жан-Луи Перу станут охотиться на ведьм национал-большевизма и на других инакомыслящих. Между тем статья 10 Прав Человека и Гражданина, повторяемая в преамбуле Французской Конституции, гласит: "Никто не должен быть привлечен к ответственности за его мнения". А статья 11-я гласит: "Свободная коммуникация мыслей и мнений есть наиболее драгоценное право человека: всякий гражданин может, таким образом, говорить, писать, печатать свободно…"

Но "новый мировой порядок" отменил все свободы.

"Советская Россия", 7 августа 1993 г.

ПЧЕЛЫ, ОРЛЫ И ВОССТАНИЕ

Задатки «сайкика», т. е. ясновидящего, у меня всегда были и давали себя знать. Я только подавлял подсознательную часть своей натуры. Приведу лишь несколько примеров. Один связан с нападением 30 марта 1992 года на мою жену Наташу. Ей нанесли шесть ударов отверткой в лицо и сломали руку. Цитирую по книге "Убийство часового": "В ночь с 24-го на 25-е мне приснился… Дьявол(!), которого я почти стер (как? чем? сон не объясняет)… одна голова МЕЛОМ на стене осталась. Но он плеснул в меня огненной водой, и я заорал… и Наташа меня разбудила. И встала курить, испуганная. Я был крайне поражен и встревожен таким сном".

Не только поражен и встревожен, но был абсолютно уверен, что произойдет страшное несчастье, так как сон был ужасающей интенсивности и силы. Потому рано утром 30 марта я (цитирую Опять "Убийство часового") не был застигнут врасплох, я ожидал. "Закономерно, ожидаемо раздается телефонный звонок: "Мсье Савенко? С вами говорят из "неотложной помощи". Ваша жена у нас".

В 1980 году, летом, я увидел как во сне трескаются стены (рыжие, охровые) южного города, земля движется, вздымается, расступается и в провалы падают десятками с криками люди. Я жил тогда в Париже, в первом своем парижском апартаменте на улице Архивов. Разбудил меня от сна телефонный звонок. Звонила бывшая жена Елена из Неаполя. "Эд, у нас страшное землетрясение. Пять тысяч человек погибли. Стены…"

"Стой, — сказал я, — сейчас я тебе расскажу, что у вас там происходит". И я пересказал ей свой сон. "Ты видел все это по телевизору?" — спросила она. "У меня нет телевизора", — сказал я.

Я действительно увидел все это вечером в квартире приятеля на телеэкране. Чего-либо суперстранного в этом нет. Дело в том, что в Париже еще весной у нас с Еленой начался новый роман, мы со счастливым удовольствием жили вместе, и, естественно, когда она уезжала, все мои энергетические и духовные' волны были направлены на принятие сигналов оттуда, от нее, из Италии. А она как раз покинула Рим, была на юге Италии.

Мои необычные способности проявлялись и в случаях, казалось бы, незначительных, если вокруг нагнетались годы ожидания, невозможность, нелегкая доступность предмета. Летом 1979 года в Нью-Йорке я множество месяцев ждал гранки своей книги стихов из издательства «Ардис» в штате Мичиган. Это была не только моя первая книга в жизни (мне было уже 36 лет), но книга, где собраны были стихи с 1966 по 1974 годы. Безработный, неудачник, живущий строго под ярмом изуверской самодисциплины, я был очень измотан неудачами, мне нужна была эта книга, эти гранки как никому на свете, как глоток кислорода, я дальше бы жил и боролся еще на той энергии, которую бы она мне сообщила. Гранок не было. В «Ардисе» не торопились. И вот я увидел сон (жил я на углу 83-й улицы и Йорк-авеню), что будто бы черный человек несет в руке продолговатый сверток. Сон ничего не говорил, что за сверток, но само собой разумелось, что это были гранки моей книги. Настолько все было убедительно, что я прямо с кровати, развернувшись, выглянул в окно (спальня была крошечная, и ступни ног едва-едва не упирались в стекла окна). Я увидел далеко внизу темно-синий почтовый фургон и уходящего от него черного почтальона с длинным свертком в руках. Натянув брюки, сунув ноги в туфли, я ринулся по лестнице. Я столкнулся с ним на лестнице где-то у второго этажа. Не говоря ни слова вцепился в пакет. "В чем дело?!" — раздраженно воскликнул черный.

"Это мне! — закричал я. — Савенко. Апартамент 4-б!" Он посмотрел на пакет и отдал мне его, решив, наверное, что я больной. Почему пакет был длинным? Его нарезали по три страницы в «Ардисе». Очевидно, им было лень отрезать каждую страницу. Вот до такой степени я охуел от ожидания плода своей жизни, что видел вперед.

Не обязательно я «видел» только через сны. Ранние видения относятся совсем к подростковому возрасту, так, в 17 лет, не находя в своей жизни ничего героического (а я пылко желал героического), помню, брел я, изуверившись во всем, по своей улице — прозаической 1-й Поперечной, мимо полуподвальной столовой. Было мне тоскливо и шептал я себе что-то гамлетовское, вроде "неужели мне предстоит быть как все, жить среди грубых людей?", как вдруг в летнем хмуром напряжении воздуха блеснула молния и в белом лунном каком-то свете (как лампа дневного света) надо мной появилась, накрыла меня огромная птица, позже я решил, что это был орел. Птица не сказала, но передала мне прямо в мозг: "Ты ОСОБЫЙ. ТЫ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ ТАКИМ, КАК ВСЕ. ТЫ ОСОБЫЙ. ТЕБЯ ЖДЕТ ВЕЛИКАЯ СУДЬБА. Ты ОСОБЫЙ". Слова эти напитали меня чудовищной силой, и я жил после на этой силе много лет.

Пару лет назад мне опять привелось встретиться с орлом. Во сне я куда-то долго и опасно карабкался среди безжизненных скал и уже ближе к острому пику прямо-таки весь, напрягая жилы, тянулся к чему-то. — И вот дотянулся и схватился. То, за что я схватился, оказалось могучей лапой огромного орла. И от лапы этой в меня влилась такая жизненная лавина чудовищной по силе животворной энергии, что я проснулся заново родившимся. Моя первая жена Анна называла меня "Дорианом Греем" за несусветную не по возрасту молодость. И сейчас, когда есть у меня и морщины, и седины, знакомые удивляются моей молодости. Я верю в то, что мое общение с пульсациями мира, с его волнами воли и энергии заряжает меня. А бессмертие скучно, наверно. Бессмертие буржуазно. Орел же — символ имперскости. Римские орлы. 0@лы третьего Райха.

Я прилетел в Москву 16 сентября 1993 года. За несколько дней до этого со мной приключилась целая серия сверхнатуральных происшествий. Впервые за долгие 13 лет жизни в Париже (я шел по мосту Архедюка) я увидел внизу бледного утопленника, шевелимого волнами у баржи. На следующий день, идя остриженным в самом центре города, я был ужален в голову три раза тремя пчелами. Откуда, однако, пчелы взялись в асфальтовой пустыне? Прилетев в Москву, я рассказал об этих чрезвычайных происшествиях многим, в частности, своему издателю А. Шаталову, и выразил крайнее удивление и озабоченность, предположив, что это знамения. Когда 21 сентября Ельцин выступил с речью, а затем состоялись кровавые дни, я даже не удивился, настолько был уверен в силе своих супернормальных способностей. Вечером 3 октября, лежа под огнем пулеметов на каменных плитах перед дверью Технического здания телецентра Останкино, я был уверен, что ни одна пуля меня не возьмет. Отползя за прикрытие, оглянувшись, я увидел десятки тел, оставшихся лежать недвижимо. А пчелы у римлян считались символом империи.

* * *

НОЧИ МЯТЕЖНОГО ДОМА

НОЧЬ ПЕРВАЯ

21 сентября 1993 года, 20 часов 50 минут. Тревожная темнота, пламя нескольких костров, дым вкось, говор еще немногочисленной толпы вокруг "Белого дома". Запах осени из соседней рощи. Шагаем я и военкор «Дня» Шурыгин, обходя неумелые, неловкие, детские какие-то баррикады, к зданию. С нами небольшой отряд наших. Чувство тревоги, возбуждения.

Подъезд № 20. Вестибюль. Скапливаются первые добровольцы. Оригинальные все типы. Человек в папахе и в тренировочных шароварах, по виду казак. Группа подростков, почти школьники, в полных комплектах десантников, исключая оружие. Человек с лицом красивого артиста в парке, в хаки-форме и с тростью почему-то. Постоянное хождение милиционеров с рациями, телефонами и сумками, каждый второй — с автоматом. Бронежилетов мало.

Депутаты проходят в одиночку и гуськом, предъявляя удостоверения. Никто не улыбается. Вышел депутат Астафьев. Кого-то ищет. Пробую пройти в здание, предъявляя удостоверение "Советской России". Нельзя. Оказывается, я не аккредитован. Топчусь с народом. Составляют список добровольцев. Вписывают и мою фамилию. Ждем. Курим. Обсуждаем.

"Ельцина подставили. Запись старая. Сам он пьет где-то на даче. Это ему даром не пройдет", — комментирует казак в папахе.

Поступила новость, слух. ВДВ строится у мэрии, семь машин.

В вестибюле уже очень много людей. Очередь к двум телефонам. Чертыхания, злость, давка. Почему не пустить всех? Появляется женщина в черном кожаном пальто, с высокой прической. Лицо бледное. "Смерть? Богиня смерти? Олицетворение смерти?" — пробую подобрать ей определение. Я замечал подобных странных женщин в толпе во все критические моменты истории. Фотографирую ее. Молодой комсомолец из Партии Малярова, служащий ВС. Вякают и мяучат сразу несколько раций.

Депутат, обсыпанный перхотью, со значком, не соглашается провести меня внутрь или просто передать наверх фамилию, ворчит:

— …вы, наверное, были демократом. Озлобляюсь:

— Сам ты был демократом, и не наверное, а точно.

Нас всех переводят в подъезд № 8. Там страшная давка у дверей. В 21.40 входим под командованием депутата генерала Тарасова. У дверей еще одна фурия революции: женщина в золотом плаще! Красива, волосы забраны в шиньон. Бывшая актриса? Фурии революции в ночи!

Команда: "Кто по списку, отойдите к вешалке". Выстраиваемся у вешалки. Нас девять. Распределяют по постам. Под руководством пожилого генерала в кожаном пальто и шляпе идем занимать посты. Мне достается подъезд № 1, закрытый и глухой. Там дежурят два милиционера.

Полутемно. Вглядываюсь в темноту за стеклами. Несколько фигур внешнего оцепления милиции далеко. Время от времени они приходят греться. Спрашиваю генерала в шляпе:

— А оружие? Стволы дадите?

— Будет атака, дадим стволы.

— А успеете? — спрашиваю скептически.

Он объясняет, что да. Я не уверен, что успеют.

Два часа проходят в ожидании и скуке. У меня под началом парень. Один. Разговариваем с ним и с милиционерами. Те обсуждают увеличение заработной платы милиции в 1,8 раза Ельциным. Одному жена принесла обед.

В полночь внутреннее радио объявляет, что в комнате № 1620 происходит регистрация партий и движений, желающих подписать заявление протеста против разгона Совета Ельциным. Даю знать своим милиционерам и добровольцам, что еду наверх подписать заявление.

В комнате № 1620 несколько десятков людей. Ворошат бумаги, обсуждают. Узнаю генерала Титова, все другие мне неизвестны. Приносят текст заявления. Подписываю его седьмым: от Национал-Большевистской партии.

Внутреннее радио объявляет, что генерал Ачалов назначен исполняющим обязанности министра обороны. Ухожу. В лифте узнаю, что армия штурмовать ВС не будет. Кто за это поручился — неизвестно.

Многие километры коридоров "Белого дома" наполнены шагающими — группами, быстро, во всех направлениях. Встречаю капитана Шурыгина. Едем к Ачалову. Вход охраняет парень в костюме с тремя медалями на груди. Гора по имени Миша. Мы познакомились в Приднестровье. Обнимаемся.

12.55. Мы у Ачалова в кабинете. Генерал сидит за столом в форме полукруга, пишет. Десяток человек около. Идет трансляция из зала заседаний.

"Степанков заявил, что будет выполнять Конституцию". "Краснопресненский район столицы — на стороне ВС". Аплодисменты.

Начальник штаба Ачалова полковник Кулясов ругает нас всех:

— Не занимайте телефон штаба. Сколько раз вам повторять!

Строгий полковник, но справедливый.

Разглядываю генерала Ачалова (хотя был у него здесь же несколько раз до мятежа). Он в форме десантника. Тяжелое лицо. Пишет карандашом. Это мой второй государственный переворот (первый, в Сербской Крайине, я наблюдал в феврале этого года), интересны лица, тени, запахи, карандаш генерала. Парень с автоматом, в свитере, подсумок у пояса, просит, не обращаясь ни к кому:

— Помогите принести мешок яблок. Внутреннее радио ВС транслирует съезд. Зорькин читает: "Конституционный суд постановил, что указ президента от 21 сентября 1993 года не соответствует статье… часть (перечисление) Конституции и ведет к его отрешению от должности". Хасбулатов: "Кто за то, чтобы освободить генерала Грачева от занимаемой должности… Отстранить Галушко от занимаемой должности… Назначить генерала Ачалова… Назначить Баранникова".

Кто-то шутит:

— Накроем стол? Назначение нужно обмыть…

Входит Александр Проханов — в плаще, с папкой — и садится. Оказывается, уже два часа ночи. Узнаю, что междугородняя телефонная связь давно отключена. Узнаю от случайного временного соседа, что в бумагах Григорьянца найдено письмо Солженицыну. Не сразу понимаю. Кто такой Солженицын? А, писатель, поддержал Ельцина!

Парень в свитере, сгибаясь, проносит мешок далеко в глубь кабинета. Раздает всем крупные сочные антоновские яблоки. На стол генерала Ачалова тоже, на бумаги. Все хрустим яблоками. Запах антоновки наполняет мятежный кабинет.

Появляется генерал Макашов в кожаном пальто. Предлагает министру Ачалову ехать в Министерство обороны и занять свой кабинет. Присутствующие разделяются на две фракции. Полковник Кулясов садится на место Ачалова. Звонит в генштаб, просит Грачева. Того нет.

— Передай, что Верховный Совет назначил ему преемника. А, слышали! Хорошо, когда свои кадры, все понимают!

Пришел Ачалов с Баранниковым.

— Вот теперь я вижу, что мы имеем шансы на успех, — говорит Шурыгин.

— Оставьте нас с Баранниковым, — приказывает Ачалов. Выходим. Телохранитель Ачалова, здоровый молодой «шкаф» в кожаной куртке и тренировочных шароварах, подходит ко мне:

— Простите, а вы не Лимонов? Разрешите пожать вашу руку. Я читал ваши книги.

— Какие нежности, — говорю. Но сам думаю: это не хуже чем у Гумилева: "Человек среди толпы народа, застреливший императорского посла, подошел пожать мне руку, поблагодарить за мои стихи".

В соседней комнате среди десятков людей из Союза офицеров немного грустный на столе сидит Анпилов.

— Что-то не узнаю тебя.

— Я без очков. Пожимает руку.

— Садись.

Подвигается.

Анпилов был первым, поднявшим людей на мятеж уже 7 ноября 1991 года. И вот теперь мятеж ведут другие. Парадоксально: те, против кого он его и поднимал. Парламент тогда был с Ельциным. Мы, Анпилов — энергией и глоткой, я — энергией и статьями, Проханов — энергией и газетой, первыми поднимали людей. Сегодня ведут другие. По внутреннему радио транслируется выступление депутата Уражцева перед собравшимися у "Белого дома". Генерал Филатов говорит Анпилову:

— Витя, ты помнишь, как он…

Следует нелестное для Уражцева определение его прежней политической позиции. И все же мы здесь, ибо враг у нас один.

Генерал Стерлигов, сдержанный, с длинным лицом, и двери. Половина собравшихся не здоровается с ним или он с ними. Все эти симпатий и антипатии в лидерской среде — явление нормальное. Жизнь всегда проти-поречива, только смерть уничтожает противоречия.

Полковник Кулясов обращается к Стерлигову:

— Вызовите своих, если можете.

Стерлигов у телефона:

— Сережа, собери ребят…

Проходит Терехов, председатель Союза офицеров. Здороваемся.

Спускаемся в буфет: Проханов, я, генерал Филатов, Шурыгин. Берем салаты, сосиски. Четыре утра. Ночной ужин переворота? Или революции? Я хотел бы, чтобы парламентский мятеж превратился в национальную революцию.

На следующий день "Московский комсомолец" напишет: "Тем временем в парламентском буфете самый стойкий поклонник ГКЧП Александр Проханов чокался с Эдичкой Лимоновым. Отмечали свержение Ельцина".

Действительно, какие-то неуместно веселенькие и похабненькие в декоре классического советского соцреализма (а именно в этом стиле выдержано здание Верховного Совета России) молодые люди проходили мимо нашего стола. Лакеи лишены чувства трагизма истории. Лакей пошл и вульгарен, и таким он видит весь мир. Пошлы и вульгарны лакейское «Останкино» и молодежные массовики-затейники — корреспонденты похожих друг на друга газет в стиле «брухаха».

У истории же тяжелые, красивые, корявые руки, тяжелая, но верная простая речь солдата, мужика. Любая пролетарская бабка на митинге, с печеной от нужды и горя физиономией, понимает историю сильнее и глубже всей якобы интеллигенции, всех лакеев.

Ночь. Многие километры выхожены каждым из нас по дорожкам здания в поисках опровержения разочарований, подтверждений энтузиазма. "Орел с нами!", "Большинство регионов с нами!" — и разочарование, когда сведения об идущих к "Белому дому" наших батальонах не оправдываются. Парадоксально, но спасать Советы пришли не войска, но радикалы из крайних партий.

7.10 утра. Стоя у стены у входа в штаб Ачалова с прокурором Илюхиным, вспоминаем 16 марта 1992 года в номере Сажи Умалатовой в гостинице «Москва» и 17 марта в Воронове. Тогда у наших не хватило решимости пойти до конца, создать национальное правительство и выбрать президента. Сегодня это сделано. Но нас беспокоит оперативная инертность переворота, то, что он не превращается в мятеж, а замкнулся в "Белом доме".

Зевают. Шевелятся в креслах. Просыпаются или засыпают. Или хотят уснуть. И идут, идут по ковровым дорожкам. Останавливаются. Полемизируют. Кипами приносят листовки, звонят по телефонам, хрипят, потеряв голос, кричат друг на друга, смеются, обнадеживают — самые храбрые люди России.

У меня свидание в пять часов в одном из райсоветов. Когда выхожу, вижу, что в вестибюле у вешалки разложили на стойке только что полученное оружие (автоматы АКСУ) добровольцы. Оружие меня всегда успокаивает.

У "Белого дома" греются у костров патриоты, бьет сапогами о сапоги милиция. Типа, заподозренного в том, что он депутат-демократ, изгоняют от здания. Тип лыс, в светлом пальто и очках. Трусцой бежит он по мокрым листьям.

НОЧЬ ТРЕТЬЯ

20 часов. Машине нашей свернуть с Садового кольца у американского посольства не позволяют. Шурыгин в форме ВДВ выходит попробовать свой мандат, подписанный Руцким и Хасбулатовым. Два милицейских чина качают головами: «Нет». Шурыгин бросает им в ответ что-то обидное. Оправдываются: "Охраняем посольство".

Вверху в штабе Ачалова перемены разительны. Двери перегораживают отрезок коридора у штаба, и каждую охраняют военизированные ребята в нескольких видах формы: черной с нашивками "служба безопасности" и желтым шевроном в виде «V» на рукаве; в пятнистых шкурах ВДВ и в гражданских одеждах всех видов, кто в чем успел выскочить из дому.

В штаб Ачалова пускают только по докладу. Приднестровец Миша пожаловался на отсутствие формы, сказал, что подвезут. Гражданский костюм ему явно мешает. Капитан, член Союза офицеров, тащит меня сфотографироваться с ним. Фотографирует нас пожилой генерал.

В комнате Союза офицеров десяток людей. Уже отключены и московские городские телефоны.

— Лимонов, — обращается ко мне один из присутствующих, — с вашим именем вы можете нам достать радиотелефон у прессы? Они вас послушают.

Соглашаюсь. С двумя офицерами спускаюсь в «Пресс-центр». В хаосе сразу же вылавливаю в толпе явно англосаксонского типа молодого парня. Обращаюсь к нему по-английски:

— Эй, хочешь иметь интервью с министром обороны?

На неплохом русском отвечает, что да, какой же журналист откажется.

— За это одолжишь нам твой радиотелефон на несколько часов. Телефонная связь не работает. Штабу нужно связаться с Москвой.

На самом деле я понятия не имею, согласится ли генерал Ачалов уделить время этому парню, но нужно его завлечь. Он согласен. Тащим его в лифт и наверх.

Устанавливаем радиотелефон в комнате Союза офицеров. Пробуем. Англичанин не очень знает, как функционирует его собственный радиотелефон. Ему помогает русский майор. Устанавливается англо-русская дружба.

— Потом будешь у нас дорогой гость. Будешь гордиться, что спас Россию. Спасая Россию, он нас немного побаивается. Меня тоже, хотя читал мои книги (по меньшей мере одну) и видел телефильм Би-би-си о Боснии, где я беседую над Сараево с президентом Караджичем.

В комнате Союза офицеров уже установились запах и атмосфера казармы. Казарма для меня лучший способ существования, поэтому чувствую себя здесь очень хорошо. Путаясь в проводах, они наконец догадываются, как соединить две части телефона. Набирают первый номер: "Алло!" Крик ликования. Связь установлена. Отсутствие коммуникаций — это и доказательство неподготовленности мятежа, его спонтанности. Я думал, что Хасбулатов прозорливее. Того, что произошло, можно было ожидать.

Нас зовут в штаб. У Ачалова есть пять минут для англичанина. Сегодня Ачалов в генеральском мундире. Здесь же Макашов.

— Здравствуйте, Альберт Михайлович.

— Здравствуйте, Лимонов. Узнаю вас только по прическе. Всегда замаскированы.

Англичанин, испуганный и счастливый, как может быть счастлив журналист в подобной ситуации (интервью с самым мятежным министром!), неловко устраивается у стола Ачалова. Я фотографирую Макашова. И после интервью англичанина подхожу к столу:

— Можно, товарищ генерал, вас сфотографировать?

— Один раз.

Щелкаю своим «Пентаксом». В углу на том же месте тот же мешок яблок — забыт. Полковник Кулясов приказывает перенести радиотелефон в кабинет Ачалова. Встаю, иду выполнять приказание, пусть и не меня просили. Возвращаюсь. Устанавливаем. Англичанин просит разрешения позвонить по своему радиотелефону.

— Хэлло, Майкл? Хэлло, Майкл?

Майкл не отвечает…

В «Пресс-центре» три десятка журналистов слушают по телевизору речь Хасбулатова, трансляцию из зала заседаний: "Вечером 21 сентября президент России Ельцин совершил государственный переворот… В Верховном Совете вводится ограничение с освещением, отключается горячая вода, предпринимаются попытки взять под контроль и здание самого ВС… Все предыдущие решения ВС проложили дорогу к внеочередному съезду депутатов… И шоковая терапия, и декабрьская попытка, и, наконец, психологический террор накануне — и все это для того… для тех, кто имеет по нескольку лимузинов, ездит отдыхать на Канарские острова…"

Два журналиста шушукаются, хихикают. Парень впереди, усердно склоненный над блокнотом, оборачивается:

— Прекратите сплетничать! Тихо!

У самого телевизора, дымя сигаретой, женщина диктует в радиотелефон, сидя на подоконнике. В «Пресс-центре» скучно, накурено и гнусно. Враждебно.

Иду в столовую размером с заводской цех. Меню: салат из капусты, пюре с котлетой, чай. Покончив с едой, пишу в блокноте. От одного из столов отделяется с кудлатой головой человечек в очках.

— Вы случайно не знаете, что произошло в штабе СНГ? Говорят, люди из Союза офицеров во главе с Тереховым напали на штаб. Есть убитые и раненые.

Отвечаю, что информации, интересующей его, не имею.

Будни мятежного дома. За постановлениями, заседаниями и обращениями: вот это мясо будней, плоть и кровь человеческих поступков. Женщина, ответственная за помещение, в котором располагается штаб, выражает недовольство вооруженным часовым в черном тем, что заблокировали коридор.

— Вы что тут, хозяева?

Парень смотрит на нее снисходительно:

— Нет, мы не хозяева. Сейчас вот он (он похлопывает ладонью по своему АКСУ), «Калашников» — хозяин.

Сижу с охранником штаба. Один из парней знает мои дела не хуже меня, спрашивает:

— Для какой французской газеты будете писать: для «Идио» или для «Шока»?

Фотографирую их, спросив разрешения. Один все же надевает маску пантеры или льва, трудно понять.

— Любимое удовольствие моего сына, — комментирует он маску. — Очень любит пугаться ее, заставляет меня надевать.

К министру обороны все время хотят пробиться люди с предложениями, с помощью, с фантастическими проектами. Часовые выполняют свою работу так привычно, как будто занимались ею всю жизнь.

— Документы? По какому вопросу?

Министр обороны и его люди интересуют меня много больше, чем Хасбулатов или депутаты. Люди оружия, люди войны — мои герои, персонажи моих последних книг. Поэтому я способен часами говорить с солдатами. Бюрократы же меня утомляют.

И опять по коридорам, по ковровым дорожкам цвета вишни вышагиваю километры через ночь. У выхода из зала заседаний — депутат Павлов. Обмениваемся рукопожатием.

— Только два депутата голосовали против отстранения президента. Представляете?

Телевизионная группа иностранцев, не спрашивая нашего разрешения, всовывает между нами микрофон. Озаряет нас светом. Трое военных останавливают. "Что вы думаете, будет. Лимонов?" Боюсь оказаться плохим пророком, отвечаю твердо: "Терять в этом бою нам нельзя. Если проявим слабость, нам не встать. Наступит безраздельное господство диктаторского режима. И будут репрессии. Ночь ляжет на Россию надолго".

2.30. Подъезд № 20 заполнен добровольцами, милиция у входа. Месиво людей пытается если не войти, то хотя бы увидеть внутренность мятежного дома. Ко мне подходит высокий худой человек в пятнистом хаки.

— Узнаете?

Узнал. Мужик этот из Киева, Бахтияров, глава русской организации. Я познакомился с ним в Москве вечером с! мая. Всякий раз тысячи людей приезжают из ближнего зарубежья, когда обстановка грозит взорваться мятежом. Он объясняет, что защитить подъезд будет трудно, оружие пока выдали не всем в его отряде.

— Но защитим.

Наверху два арабских журналиста: Селим и его кувейтский приятель. Встревожены надеждой: арабам нужна сильная Россия.

Датское телевидение:

— Что вы думаете?

Говорю, что думаю.

Бабурин в окружении нескольких людей, разрывающих его на части на ходу. Здесь все чего-то хотят друг от друга: правды, новостей, даже слухов.

— Как вы, Сергей?

Он улыбается и тотчас знакомит меня с девушкой:

— Она давно мечтала с вами познакомиться.

С девушкой в мятеже? Но мятеж — это убыстренная, в тысячу раз жизнь… жизнь на износ, на недосып, на мозоли, на гудящих от километров ногах.

Спускаюсь вниз. Выхожу через подъезд № 8. Дождь загнал патриотов в подъезды и под навесы. Запах сырых листьев, горячих тел, дыхание толпы. Чувствую глубокую уютность, физическое спокойствие от нахождения среди своего племени. Постояв так некоторое время (вокруг гул десятков и сотен голосов: "Руцкой сказал…", "Невзоров объявил… рабочие дружины…."), возвращаюсь в дом. Иду искать свободное кресло. Отдых перед боем.

"Это есть наш последний и решительный бой". Жаль, что не с нашими старыми командирами. Мы поставили наших солдат депутатам ВС. Будьте же достойны наших солдат.

25 сентября 1993 года

* * *

КОММЕНТАРИЙ К РЕПОРТАЖУ "НОЧИ МЯТЕЖНОГО ДОМА"

Репортаж из мятежного дома писался в самом Белом доме на случайных листках бумаги, оригинал был отдан в «День» и позднее пропал вместе со всеми материалами газеты во время налета на нее победителей. Но до этого был набран и опубликован в "Газете Духовной оппозиции" в номере 1-м, еще до подавления восстания, 1-го октября. Что-то я в нем не упомянул. Например, забыл упомянуть о человеке в черном длинном плаще и с пегими усиками. Он провел рядом со мною на стуле, засыпая и просыпаясь в кабинете Ачалова ночь. Это был Баркашов. Я умышленно закрыл в репортаже глаза на многие неприятные эпизоды, замеченные с первой же ночи. Все это сборище именитых вельмож ничего не делало, лишь тупо заседало, отстраняя от власти и назначая своих и. о. министров и начальников. Легкомысленные чиновники, они не озаботились о том, чтобы физически взять власть, выехать из дома, занять министерства, поехать в конце концов чуть дальше на Калининский и, захватив какое-нибудь радио "Эхо Москвы", например, обратиться к народу. Следуя капризам и приступам страха, позер Руцкой несколько раз собирал и вновь раздавал оружие. Не было в восстании чиновников единой воли. Тех, кто пытался вывести восстание на оперативный уровень (Станислав Терехов, Альберт Макашов), обвинили в провокаторстве. Но эти хотя бы попытались перейти от слов и бумажной возни (работала внутри Дома типография, без устали тиражируя декреты, принимаемые депутатами) к делу.

Короче, они оказались недостойны наших солдат. Они позорно просидели на задницах все восстание. Сдаваясь в плен и сдавая автомат, плачущий говнюк Руцкой демонстрировал его нетронутую смазку. Он не стрелял, этот урод. Бабурин, помню, глупо оспорил название моего репортажа: "Мятежный, это неверно. Мы действуем в соответствии с конституцией".

Стояла отличная холодная осень, 26-го сентября я по своей надобности председателя только что новорожденной Национал-Большевистской партии вышел из Дома. Я выходил до этого несколько раз и возвращался. На сей раз Дом блокировали тотально. Ночью с 27-го на 28-е сентября мы попытались пробиться туда с капитаном Шурыгиным. Под проливным дождем преодолели все цепи заграждения, за исключением последней. Был эпизод, когда капитан оставил меня, удалившись на разведку и приказав замаскироваться получше. Я так замаскировался, заползши в кабину брошенного гнилого грузовика, что Шурыгин, вернувшись, не мог меня найти. Это я нашел его, обеспокоившись двухчасовым отсутствием.

Мы ползали по грязи, перелезали через мокрые грязные заборы, сидели по полчаса недвижимо под дождем, ожидая пока уйдут топтавшиеся почти на наших головах военные или менты. Последняя цепь оказалась живой цепью солдат, и преодолеть ее хитростью не было возможности. Мы попытались уговорить одного из командиров. Стоя в сырой подворотне, сотни солдат, бряцая оружием, проходили по разным надобностям мимо в разных направлениях, мы стали уговаривать. Лейтенант узнал меня, помнил, что я воевал в Сербии, Шурыгин предъявил ему просроченное удостоверение спецкора газеты "На Боевом Посту", лейтенант хотел пропустить, но его начальник, коротышка-майор, не пустил, гад! Колонны грузовиков, полевые кухни, солдаты — мы находились внутри чудовищной военно-милицейской машины, мобилизованной для подавления мятежа. Я понял, как себя чувствовали партизаны в тылу врага. Мы находились в родном городе, оккупированном чужой военщиной.

Выходить оттуда из военного лагеря ночью было небезопасно, могли пристрелить. Потому мы ночевали на чердачной площадке многоэтажного дома, замотавшись в газеты. Внизу пропагандистские громкоговорители оккупационных сил перечисляли льготы, которые достанутся тем депутатам, которые откажутся от депутатства и выйдут из Дома. А в промежутках пропагандисты оккупационных войск всю ночь гоняли блатняк. "Как хочется обнять родную маму и оказаться в детстве голубом", — вопел приблатненный голос сквозь дождь. Уроки разложения они, очевидно, брали у американских инструкторов. Отвращение и ужас испытывали мы с Владом, завернувшись в газеты, согласно инструкции спецназа по выживанию. Мы несли в Дом немного еды и бутылку рома… Измерзнув, стали грызть оатон колбасы, давясь, пить из литровой бутыли ром. Утром, смешавшись с кучками смертельно перепуганных местных жителей, перебиравшихся сквозь КПП на работу, мы вышли с капитаном, молчаливые и подавленные, к станции метро. Шел первый снег, и все косогоры вокруг строений фабрики "Трехгорная мануфактура" были белы от снега.

Отрезанный от своих, я вышел 3 октября на Октябрьскую площадь вместе с Тарасом Рабко. Там никого не было. Выливавшиеся из жерла метро люди все сворачивали за угол, на Крымский мост. Свернули и мы — и ахнули. Весь Крымский мост был залит народом. Мы присутствовали при первых выстрелах, сделанных ментами в толпу, видели первых раненых и первую кровь. Шли вместе с народом, сметая на своем пути заслоны ОМОНа и милиции. Эти позорно бежали, оставляя на тротуарах огромное количество фуражек, шапок и даже касок, алюминиевые щиты и дубинки. Мы — его величество народ — молча прошествовали по Садовому кольцу. На Смоленской площади в народ стал стрелять из автомата, не выдержавший, очевидно, напряга, страж порядка. Люди упали, но злоба и решимость народа были уже столь велики, что его смяли, били, и по свежей крови, мимо покинутых армейских грузовиков толпа пошагала дальше. Подростки несли на захваченных дубинках милицейские фуражки. Таким образом, как и во Французской революции, появились у нас если пока еще не головы на пиках, то символы голов — фуражки.

Нескончаемой рекой тек народ, неся нас с Тарасом. Товарищу Рабко было тогда 19 лет, и он с радостным визгом нырнул в первый попавшийся брошенный военный грузовик и вынырнул оттуда со щитом, с дубинкой и в фуражке. Сойдя с Садового кольца, мы свернули влево на проспект Калинина к осажденному Белому дому. Третьего октября вышли на улицу вовсе не патриоты и не красно-коричневые. Две недели уже продолжалось противостояние властей. Многие москвичи, любопытствуя, посетили окрестности Белого дома, по многим прошлись дубинки все более зверевшего и очевидно, получавшего все более крайние приказы, ОМОНа. Они даже выработали особую коварную тактику, когда вдруг ряды молчаливо переминавшихся с ноги на ногу милиционеров или солдат срочной службы (напротив, увещевая их, стояли мюсквичи) вдруг расступались, и оттуда выскакивал свиной головой со щитами отряд ОМОНа, безжалостно избивая все живое, захватывая людей и кидая их в автобусы. Пылкий, в один из таких случаев, капитан Шурыгин стал метать в них куски асфальта и камни и был схвачен своими же. Его бы избили за «провокацию», если бы я не вступился. Так вот, москвичи, нормальные и даже аполитичные, вышли 3 октября выразить свой протест против беспредела в городе. 2 октября на Смоленской площади был убит ОМОНом инвалид, а за несколько дней до этого, зажав их в метро Баррикадная, ОМОН зверски избил сотню ни в чем не повинных москвичей. Вот они и вышли, выведенные из себя, третьего, в количестве от 300 до 500 тысяч человек, выразить свой протест.

К удивлению всех нас, мы смяли и заслоны у Белого дома. Солдаты-срочники дивизии Дзержинского в массе переходили к нам. Было около трех часов дня. Дальнейшие четыре с половиной часа были праздником Революции. Меня обнимали и целовали знакомые и незнакомые, жали руки, бросались на шею. Волной прокатились мы до самых подъездов Белого дома, внутри нечего было делать, мы выслушали бессвязные речи с балкона нескольких депутатов, не ожидавших такого поворота событий. Все это в обстановке эйфории. Сотни людей были со щитами и дубинками, единицы с автоматами. Пробежал куда-то отряд союза офицеров, пробежали баркашовцы. Мимо меня с неизвестным мне отрядом (все без оружия) пробежал Влад Шурыгин. Мы с Тарасом Рабко ринулись за ним, но вдруг откуда-то ударили несколько очередей, и все мы залегли. Стреляли из-за гостиницы «Мир», из Большого Девятинского переулка. Выждав, мы с массами народа рванулись туда. У гостиницы «Мир» слепо кружился на месте БТР. На броне, закрыв курткой смотровую щель, прижались трое. "Сдавайтесь!" — кричали они внутрь. И, не получая ответа, подожгли ватную куртку, залив ее бензином, прижали к броне. В это время со стороны посольства (мы с Тарасом уже бежали в переулок) вновь раздались очереди и одиночные, и мы опять залегли. А когда вскочили, то увидели, что четверо наших волокут прямо на нас страшный груз — мой друг Влад Шурыгин, без брюк, в одних трусах, на запрокинувшейся голове страшно закатились глаза, в кровище, синяя плоть ноги в области ляжки разворочена и оттуда торчит кусок металла. Раненого его тащили в Дом. Нелепо подпрыгнув, очевидно от шока, Рабко побежал рядом с тащившими нашего друга, крича: "Влад! Влад!", но капитан в этот момент не был с нами на нашей земле.

БТР подожгли, но, воспользовавшись тем, что, удовлетворившись содеянным, его на момент выпустили из-под наблюдения, экипаж БТР внезапно завел мотор и, сбивая языки пламени, рванулся прочь по Конюшковской улице. И ушел. Боясь попасть в своих, по нему не стреляли. Потом было взятие гостиницы «Мир», взятие мэрии, у подножия, в осколках стекла, мы радостно приветствовали генерала Макашова в кожанке и берете, взгромоздившегося высоко на балкон, чтобы заявить: "Не будет больше ни мэров, ни пэров, ни херов…" Слева от Макашова стоял наш парень, тот самый Маликов, его я выводил на трибуну избитого на Лубянской площади еще летом. (Через 3 года он выступит против меня, увы). Провели захваченного в плен заместителя мэра. Народ, предававшийся бунту, однако, требовал законности и суда, и хотя плевки ему достались, но избиениям его не подвергали. Точно так же достойно, я видел, люди, обнаружив в багажнике милицейской машины ящик водки, порешили уничтожить ее и тотчас же разбили бутылки о край тротуара. Существует видеозапись интервью, данного мной в те часы у мэрии. Я сказал о том, что хотя до победы еще далеко и сама победа под вопросом, но теперь мне не стыдно за мой народ, он решился на бунт.

В атмосфере эйфории и победы (большинство верили, что одержана полная и окончательная победа) выступил с балкона Руцкой. Выступили другие ораторы. Зюганова среди них не было, он исчез с балкона за пару дней до этого, скорее всего, предупрежденный о готовящемся штурме и убийствах друзьями из власти. Мы стали садиться в автобусы и машины. Меня звали свои дружественные охранники из охранного агентства, и, отвергнув другие предложения, мы с Тарасом сели с ними вместе в желтый автобус. Я видел, как целый автобус, набитый вооруженными баркашовцами, отошел чуть раньше нас на Останкино. (Интересно, что автобус так никогда туда и не прибыл. Единственными вооруженными людьми с нашей стороны у Останкино оказалась группа Макашова, с ним Маликов и Бахтияров, всего не то одиннадцать, не то тринадцать автоматов).

Кортеж автобусов и автомобилей тронулся. Мы вынули несколько рам и кричали в улицы лозунги. До самого здания американского посольства на Садовом кольце шли и стояли толпы. "Советский Союз!" — орали мы и нам восторженно отвечали. Дальше улицы опустели, автомобилей было мало. Несколько гаишных ментов, неловко прижавшись к машинам, сделали нам знак V (победы). То же проделывали, раскорячившись у своих лимузинов на обочине, новые русские. Казалось, город наш.

Только казалось. Зеленые, мрачные, в касках, антеннах, усиках, автоматах, как пришельцы из космоса, ждали нас на БТРах, раскорячившись своей колонной, странные бойцы. Позднее мы поняли, что это двигался к Останкино и замер ненадолго, очевидно ожидая дальнейших приказаний, отряд «Витязь». Они реагировали по-разному на наши клики. Кто-то даже помахал нам рукой. Большинство остались хмуро-неподвижными. Я, Тарас, Александр Бородой, Михаил-охранник, мы сошли с автобуса у зданий, населенных депутатами и их семьями. Попробовали раздобыть оружие у охраняющих депутатов ментов. Менты сообщили, что сдали оружие в оружейную комнату местного отделения. Когда мы прибыли к Останкинскому телекомплексу, у административного здания ближе к пруду стояли БТРы отряда «Витязь».

Вначале нас было несколько сотен, но к семи часам скопились уже тысячи. Люди прибывали пешком, в метро, на автобусах. На фотографиях того трагического вечера мы стоим — я и Тарас, у входа в здание административного корпуса, в толпе своих. Улыбаемся. Рядом пацан в трофейной милицейской фуражке. Сейчас понятно, что текли тогда последние минуты нескольких часов свободы, доставшихся в день третьего октября трагическому городу Москве. С двух до семи тридцати прожила наша русская свобода. И умерла новорожденной.

Я остановил Макашова. Он вел переговоры с охраной Телецентра и вышел в сопровождении Маликова и знакомого мне киевлянина Бахтиярова.

— Альберт Михайлович, дайте автомат?

— Сейчас нет лишнего автомата; потом дадим. Вы бы подняли интеллигенцию, Эдуард Вениаминович.

— Сейчас нет интеллигенции, Альберт Михайлович. Вот когда создадим, после победы, тогда подымем.

Короткий разговор и знаменательный. И Макашов, и Анпилов, считали меня интеллигентом, хотя по образованию оба «интеллигентнее» меня (у меня средняя школа, у Макашова академия, У Виктора Анпилова МГУ, факультет журналистики). Вся моя «интеллигентность» заключается в подчеркнуто правильном русском языке, вежливости и трезвой, западной, манере поведения. А на передовых линиях фронта я пробыл в общей сложности, думаю, побольше генерала Лебедя.

— Там наши штурмуют технический центр, через дорогу, — пронеслось в толпе.

Я и Тарас пересекли улицу Академика Королева и приблизились к Телецентру. Грузовик, отъезжая и наезжая, ударял, разбивая стекла вестибюля, но продвинуться дальше ему мешали несущие колонны здания. Мы стали метрах в пятнадцати от грузовика. Подошел Илья Константинов, заговорили об историчности переживаемой минуты. Дедок на костылях предложил, протягивая пачку «Явы», мне. закурить.

— Да не курю я, бросил.

— Ну в такую-то историческую минуту, Эдик!

Я закурил. Но не успел докурить. В 19.31 вдруг красной тяжелой волной взрыва накрыло нас всех. И через несколько мгновений ударили автоматы и пулеметы. Я упал и пополз. Я не верил, что они стреляют боевыми, но инстинкт, обретенный на войнах последних лет, сработал сам. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю что нас спасли, не желая этого, журналисты, телерепортеры и фотографы. Ринувшись к месту происшествия, они просочились сквозь первый ряд людей, в котором и находились мы, беседуя с Константиновым, и образовали впереди нас защитный слой в пару-тройку человек толщиной. И когда ударили пулеметы, то стреляли в первую очередь по ним. Я выполз к гранитному бордюру высокоподнятой цветочной клумбы и залег, прямо на ком-то, т. е. до меня там уже лежал человек. Так как я был безоружен, то обратился к единственному оружию — к записной книжке. Лежа пишущим застал меня Тарас Рабко. Оглянувшись на то место, где мы только что стояли с Константиновым, я увидел двадцать или более тел. Некоторые стонали и ругались. Большинство не двигалось. Именно там нашли мертвым ирландского журналиста, еще минут за десять до этого он снимал нас у административного здания. Уверен, что на последней его кассете был запечатлен и я.

Огонь усилился, и пришлось спасаться, отходить. Мы перебежали к трансформаторной будке и скучились там, десяток, потом с полсотни людей. Первый испуг прошел. Подростки неизвестной партийной принадлежности на ходу учили друг друга, как изготовить "молотовские коктейли", отливали бензин из запаркованных на ул. Королева автомобилей и, абсурдно прикрываясь (пуля пробивала их, как масло) трофейными милицейскими дюралевыми щитами, пытались поджечь угол здания. Бутылки отскакивали от стекол и догорали в кустах.

Однако через полчаса, неумелым вначале, им удалось разбить одно из окон и послать туда несколько бутылок. Угол здания запылал. Через некоторое время в горящий первый этаж вошел отряд Макашова и сам он в черной кожаной куртке и черном берете десантника, генерал, во главе всего лишь отделения солдат.

Еще через некоторое время я с ужасом увидел на рукаве своего бушлата красное пятнышко. Постояв, оно перепрыгнуло на плечо соседа и поползло дальше. И ударил с угла, с крыши административного здания по нам пулемет трассирующими синими брызгами огня. Они мстили нам за подожженный первый этаж. Пришлось оставить трансформаторную будку и отступить в парк.

Эпизоды той жаркой ночи, в которую мы окончательно потеряли свою свободу, непоследовательно всплывают в моей зрительной памяти. Попытка штурма, когда, спрятавшись за водополивающей машиной, наши попытались приблизиться к техцентру. Поливалка была умело подожжена стрелками «Витязя», и в криках раненых попытка не удалась. Совершенно сумасшедший среди этого ада, все время пролетал там велосипедист. Кто он, почему он себя так дико вел, так никто никогда и не узнал. В парке по краю улицы старик-гармонист в гимнастерке с медалями озвучивал этот ад на гармошке. Выехали, урча, БТРы на улицу Королева и огнем поддержали своих, засевших в телецентре. Народ было обрадовался, приняв «их» БТРы за «наши» БТРы. В конце концов они молча застыли на ул. Королева, и усиленный голос объявил:

— Немедленно разойдитесь, иначе мы откроем огонь на поражение. Немедленно расходитесь!

Почти тотчас они открыли огонь на поражение. Люди врассыпную бросились в глубь парка рядом с телебашней.

Появился суровый Макашов, его отряд покинул пылающее здание. Беретом вытирая пот со лба, сказал:

— Мы сделали все что могли. Надеюсь, на месяц вывели их из строя. Мы не взяли второй этаж, но попортили всю аппаратуру на первом. Трансляция восстановится не скоро…

Восстание догорало. Лежа в парке под обстрелом, я еще не знал тогда, какая судьба уготована нашим товарищам, оставшимся в Белом доме. Еще я думал, что следующий переворот и восстание придется организовывать мне. Что бездействие, отсутствие инициативы привели к тому, что сейчас у нас нет нужной нам всего-навсего мотострелковой роты. Дабы переломить ситуацию. Их генералы и военачальники забыли свои обещания, данные за бутылкой водки нашим генералам. Впрочем, генералы были нам не нужны. Для успеха вооруженного восстания не хватило всего лишь капитана.

* * *

Потом были тяжелые дни поражения. Четвертого вечером, пытаясь сесть на электричку в Тверь (ехали в Тверь, потому что там учился Тарас Рабко), я был поражен диким видом людей в гражданском, но с автоматами на Ленинградском вокзале.

Сняв очки и натянув поглубже на глаза кепку, соскочил с перрона и в обход, путем бомжей, пробрался с Тарасом к электричке, и мы вскочили в нее лишь за секунды до отправления.

На самой окраине Твери, в квартире отдаленной родственницы Тараса, провел две недели. Тарас уходил в университет, а я тупо смотрел телевизор и слушал кассеты группы «Крематорий». (Временами мы ходили в осенний лес, вдоль проржавевших железнодорожных путей). Телемерзавцы объявили меня вначале убитым, потом раненым. Последовала вакханалия удовольствия от убийства, смакования крови и победы, дикие выходки победителей. Когда были объявлены выборы, я решил участвовать. Вернулся в Москву. Позвонил Зюганову. Спросил, не выставляет ли он своих людей в 172-м округе. Ответ был: "Нет. Давай, Эдик, мы тебя поддержим. Если бы КПРФ разрешено было участвовать в выборах, я бы включил тебя в список".

Явившись на регистрацию в окружную комиссию, я обнаружил, что КПРФ выставила по 172-му кандидатом женщину, члена КПРФ. Вот паскуды!

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ЗЮГАНОВА

"Ваш вчерашний соратник Эдуард Лимонов кинул в оппозицию несколько «лимонок» — скандальных публикаций в газетах, где, в частности, проходится и по вам. Что вы на это скажете?

— Дело не в «лимонках». Меня, честно говоря, покоробило еще тогда, когда читал его книжку "Это я, Эдичка", где мат-перемат, как художественная манера, возведен в ранг добродетели. Я отнес это на издержки молодости, трудной судьбы. Ведь литератор, согласитесь, способный.

Но вот читаю последние его вещи и убеждаюсь: перед нами тот же «Эдичка», только теперь в политике. Скрипя зубами, он готов перекусать всех своих вчерашних друзей-соратников от Проханова и Чикина до Зюганова. А причина банальна. Он захотел попасть в Государственную Думу. Для многих из нас это было неожиданно. Но что за вопрос? Пошел по Тверскому округу. А там, кроме него, еще 8 кандидатов, в том числе от компартии — Астраханкина Татьяна Александровна. Молодая журналистка. Умная. Обаятельная. Самородок. Местные мне сразу сказали: авторитет у нее — безоговорочный. Наибольший шанс. А Лимонов вдруг просит во имя него снять все кандидатуры. Ну, как тут, когда все состоялось? Их не противопоставляли но она в первом туре обошла 8 мужиков, включая Лимонова и главу администрации, и теперь работает в Думе.

Вот что Лимоновым возведено в ранг политики и вызывает его изжогу, которую не позволяли себе самые отчаянные «демократы». Мне неприятно говорить это. Я обычно не ввязываюсь в персональные разборки. Но ведь неправда. Неправда и то, что, как утверждает Лимонов, у меня на Николиной горе какая-то дача… Ее там у меня среди столичных тузов никогда не было и быть не могло — кто туда пустит? Нет и сейчас. Был земельный участок в 150 километрах от Москвы, но за 3 года я в силу занятости не съездил туда ни разу и поставил на нем точку. Все в этих публикациях переврано".

Отрывок из интервью Зюганова в «Правде» за 10 августа 1994 года.

* * *

ЛИМОНКА В «ГЕНУ» ЗЮГАНА

На политические смотрины в марте 1992 года, на мой творческий вечер в ЦДЛ, пришли тогда Жириновский и Зюганов. Зюганова привел мрачный патриций Чикин, он же меня с ним и познакомил за кулисами до начала действа. Чикин вместе с Бондаренко вели вечер, Жириновский сидел в зале, а Зюганов предпочел простоять весь вечер в кулисе. Так я его и запомнил, как человека стоящего в кулисе.

Лидеры прикидывали, на что я способен, чтобы использовать меня позднее? Зюганов тогда был политической фигурой едва заметной величины. Уже вовсю юродствовал Жириновский, гремели еще имена Алксниса и Умалатовой, резко появился Анпилов. У Зюганова не было партии, он активно тусовался в оппозиции, представляя самого себя, был сопредседателем галлюцинаторной Думы Русского Национального Собора и членом других столь же эфемерных и экзотических организаций. Я не ходил на все патриотические тусовки, но если появлялся на некоторых, неизменно обнаруживал там Зюганова, «Гену». Он сразу же стал называть меня «Эдиком». Коротконогий, с массивной бронированной лысиной, с бородавкой на лбу, он ходил, как матрос, раскачиваясь, и хитрым дружелюбным татарином подваливал к группам патриотов, крепко жал руку, улыбался… (с фамилией Зюган(ов), он, конечно, обладает сильной примесью тюркской крови. Бабурин тоже, и Баркашов, и Проханов, конечно). Его не считали опасным соперником. Таких одиноких лидеров-путешественников, чья партия в единственном лице перемещалась с ними, тогда было не счесть. 16 марта 1992 года на важнейшем подготовительном совещании к Внеочередному съезду депутатов СССР (проходило оно в комнате Сажи Умалатовой, а затем в комнате депутата Когана в гостинице "Москва") присутствовали Макашов, Анпилов, Носов, Алкснис, Крайко, Голик… Даже я был допущен, но никому и в голову не пришло пригласить Зюганова. Слишком мелок был по рангу.

Впервые он показал хищные челюсти интригана и ловкача в июне 1992 года. Анпилов и его войска осаждали Останкино. Анпилов, кстати сказать, единственный был и остался подлинным лидером масс, возбуждал их и мог вывести на улицы в лучшие времена сотни тысяч человек и смело командовал ими с грузовика. «Лидеры», как школьники, покорно ждали, пока он предоставит им слово, злобно ссорились из-за очередности. Зюганов был одним из таких "лидеров"-прихлебателей, теснившихся на грузовике. Порой Анпилов орал на лидеров, используя ненормативную лексику, обрезая их демагогию и красноречие. И вот 22 июня ночью ОМОН напал на палатку-пикет анпиловцев и русской партии у Останкино. Нападение (согласно патриотам, были убитые и пропавшие без вести) грозило вылиться в противостояние, невиданное доселе. Из источников, близких к МВД, мы узнали, что власти мобилизовали аж 12 тысяч солдат и омоновцев. Анпилов лично поехал в армейские подмосковные гарнизоны, как он выразился, "подымать армию". Однако выставив солдат, перерезав путь демонстрантам оппозиции и устроив битву у Рижского вокзала, я тоже в ней участвовал, власть все же струхнула и объявила о готовности к переговорам. Если не ошибаюсь, Егор Яковлев должен был участвовать в них со стороны Останкино — "Империи Лжи", а со стороны оппозиции почему-то вдруг назвали имена Стерлигова и… Зюганова. Стерлигов, генерал ОБХСС, этакий Веденкин образца 1992 года, фигура экзотическая и типичная, лез без мыла повсюду, но без мыла и вылазил-выскакивал, а вот мощно-черепной Гена Зюган тогда впервые оказался представителем красно-коричневых масс, и уже не вылез. Оказался, по недоразумению, представляющим массы, которые не он вывел, представителем не своего войска. (Вообще такое впечатление, что, выдворенный со Старой площади в августе 91-го, Гена тогда же решил завязать с коммунистическими идеями навечно. До июня 1992 года он активно пытается стать лидером патриотов, потому и ходит на все эти дремучие бородатые Соборы, но судьба решила иначе). Революционные массы "Трудовой России" кричали, недовольные и возмущенные, требовали дождаться приезда Анпилова, но кто и когда их слушает, массы? Переговоры начались. Виктор Иванович вернулся через сутки, но к переговорам его не допустили на том основании, что власть согласна торговаться с умеренными Зюгановым и Стерлиговым, но наотрез отказывается торговаться с радикальным Анпиловым. Анпилов ограничился тем, что процитировал Ленина: "Пока пролетариат борется за свои права, буржуазия крадется к власти", имея в виду Зюганова, и смирился. А зря. Так начался конфликт Анпилова и Зюганова, вылившийся в борьбу за то, кто будет руководить коммунистическим движением России. Зюганов, как видим, хитростью влез в уже сформировавшееся красное движение (сформированное Анпиловым) и постепенно оттягал себе руководство большей его частью. Всю осень 1992 года можно было наблюдать на тусовках оппозиции все тот же конфликт: Зюганов представляет красных в президиуме на сцене, а возбужденные сторонники Анпилова — в зале, оспаривают самозваного Зюганова. Дело доходило до кулаков. Первым успехом Зюганова было то, что он оттягал себе право представлять коммунистов на общих съездах оппозиции. Почему Анпилов уступил Зюганову это представительство? Он не силен в интриге, не дипломат, не силен в искусстве лжи, мелких договоров и обещаний. Всемогущий на улице, на крыше грузовика, Анпилов не умеет интриговать.

Гена умеет отлично интриговать. Выращенный со младых ногтей при Орловском обкоме КПСС и затем работая в ЦК — он профессиональный интриган и «кидала». 24 октября 92 года в зале Парламентского Центра на Цветном бульваре состоялся первый учредительный съезд Фронта Национального Спасения. Я бросил ради такого события оружие, войну в Боснии и прилетел в Москву. Прошел через толпы народа на съезд. Меня тотчас же нейтрализовал Гена. Он ласково встретил меня. Навесил на пиджак карточку с надписью "член оргкомитета", усадил в президиум, клятвенно обещал дать слово и ввести в Национальный Совет ФНС. Все эти блага в обмен на… смирение. "Только, Эдик, пожалуйста, не вноси раскол в только что создавшееся движение, я тебя очень прошу. Нам стоило больших усилий собрать их всех…" — говорил он мне, отведя меня в сторону. Дело в том, что по просьбе Чикина я прислал им с фронта свое видение ситуации, критиковал их "Декларацию лево-правой оппозиции" за полное отсутствие практического плана прихода к власти и т. д. Раскол не входил в мои намерения, я намеревался честно обсудить слабые места их программы. В президиуме я оказался в первом ряду, крайний справа, слово мне дали. Я мирно сказал, что не понимаю, почему в составе Фронта нет Анпилова и Жириновского, что в составе Фронта опасно много депутатов Верховного Совета. Если Фронт собирается стать всего лишь фракцией ВС России, то его ожидает участь, постигшая всяческие Соборы, Думы, Вече, просуществовавшие считанные месяцы. Провалить организацию с таким суровым названием нельзя, это преступно…

В перерыве меня прямо на сцене интервьюировало французское телевидение, и в комнату, где заседал оргкомитет, я попал с опозданием на четверть часа. Они, более сорока вождей, оказывается, уже успели выбрать девять членов политсовета и сейчас выбирали сопредседателей. Зюганов был злой, сидел, Бабурин, красный и возмущенный, стоял у двери, вел заседание Константинов. Чувствовалось большое напряжение. Представитель Казахстана, возмущенный явной и наглой борьбой за места, покинул комнату. Двумя сопредседателями выбрали Константинова и Зюганова. Оба они на фоне тогдашнего оппозиционного движения были выскочками, а не лидерами, представляющими массы. Больше заслуживал звания сопредседателя Проханов, всех их перезнакомивший и сплотивший. Опасения мои позднее оправдались. Потому что в Политсовете ФНС оказалось пять депутатов ВС+Константинов, они потащили ФНС по дороге, выбранной Верховным Советом и лично Хасбулатовым. В братскую могилу эфемерных политических организаций, к Думам и Вече. Зюганов и Константинов вынуждены были уступить лидерство старшим по рангу: Хасбулатову и позднее Руцкому. А Хасбулатов привел ВС и ФНС к конфликту с Ельциным 21 сентября 1993 года…

Осознав, что ФНС у него угоняют, Зюганов спешно решает создать еще пару организаций. Собирает в феврале — марте группу товарищей аппаратчиков, и они создают сразу две фальшивых партии: КПРФ и; Аграрную. Создают их те же люди, Рыбкин, например, учредитель обеих партий. Адрес у партий один и тот. же: Новый Арбат, 19, курьезно, но это и адрес Центризбиркома. Созданы были партии так спешно потому, что Зюганова предупредили друзья чиновники: с 6-го апреля вступает в силу новое "положение о регистрации политических партий и объединений", и в нем требования к партиям ужесточаются. С б апреля нужно будет представить доказательства существования не менее 45 региональных отделений партии, дабы получить статус партии общероссийского масштаба. А только такие общефедеральные партии смогут участвовать в выборах. Верхушечные фальшивые чиновничьи организации КПРФ и партия «аграриев» созданы буквально под занавес и зарегистрированы тотчас же, в последних числах марта. Ясно, что при содействии братьев по бывшей КПСС из Минюста и Центризбиркома. Партии обе созданы для выборов. Но продолжается и тусовка в ФНС. Следует указ Президента № 1400. Зюганов, казалось, смирился с ролью вспомогательного лидера и ежедневно работал глоткой с бетонного балкона с 22 сентября до 2 октября. Нет необходимости пересказывать его речи, достаточно банальные в том контексте обличения "кровавого режима" и призывов от него избавиться. Встретив меня на том же балконе, он спросил с недоумением:

— А ты почему не выступишь? Надо держать массы в разогретом состоянии…

Я ответил, что не считаю себя вправе призывать людей к самоубийству. «Гена» взглянул на меня с удивлением. Интересно, что 1-го или 2-го октября «Гена» вдруг исчез с балкона БД, чтобы появиться на экранах теле, откуда он призывал… уже к примирению! Его, без сомнения, предупредили о готовящемся штурме, как и в случае регистрации партий — его приятели чиновники во власти, великое братство капээсэсных партработников. (Обыватель представляет себе власть и оппозицию как две враждующие страны с четкими границами. Ничего подобного в реальности нет. Все это колышущееся, постоянно меняющее контуры, одно серое болото с условными двумя основными лужами. Сообщающиеся, перетекающие друг в друга лужи). Так что Гена не лежал под огнем пулеметов у Останкино и не сидел в обстреливаемом Белом доме. Разогрел массы и сбежал. Дезертировал.

В середине октября, отсидевшись в Твери у студента Тараса Рабко, от эксцессов «чрезвычайки», я решил выставить свою кандидатуру в 172-м округе Тверской области. Встретив случайно Жириновского в арт-галерее, осведомился, будет ли он выставлять кандидата ЛДПР в Твери? Нет, не будет. Позвонил Зюганову (пусть он и не сдержал обещания сделать меня членом Национального совета ФНС, все же мерзли на митингах рядом, соседствовали в президиумах оппозиции и в колонках "Сов. России" много лет рядом). "Гена, я хочу попытать счастья в 172-м округе в Твери…" — "Эдик, — Зюганов звучал обрадованный, — давай, мы тебя поддержим, у нас там есть свои люди. Если бы у меня был свой список… я бы включил тебя в список КПРФ". — "Спасибо, я не красный, но красно-коричневый, но вот от поддержки не откажусь".

Как раз тогда деятельность КПРФ была временно приостановлена, потому предложение включить в список его ни к чему не обязывало. В Твери есть профсоюзная газета «Солидарность», полностью под влиянием КПРФ, туда мои ребята обратились за помощью, сославшись на мой телефонный разговор с Зюгановым. "Вот пусть Геннадий Андреевич мне сам и позвонит", — ответил редактор г-н Зорькин. Я вынужден был опять побеспокоить Гену. Тот клятвенно обещал приказать своему редактору помочь нам. К тому времени запрет на деятельность КПРФ был снят, и партия начала готовиться к выборам.

— Ты точно никого не собираешься выставлять в 172-м округе от КПРФ? — спросил я.

— Нет, я же тебе обещал.

Когда и через две недели «Солидарность» не собралась поддержать меня, я позвонил Гене еще раз. Он звучал уже чуть-чуть раздраженно. В общей сложности я звонил ему шесть раз. В ноябре, в день регистрации кандидатов, я обнаружил, что КПРФ выдвинула своего кандидата в 172-м. Женщину. Местную. Больше я Гене не звонил. Все было ясно. КПРФ-ная дама разбила голоса оппозиции, и, набрав 23 тысячи голосов, я проиграл. О том, что нужно было дать возможность попытаться выиграть человеку, все эти годы катившему бочку оппозиции вместе с ними на вершину горы, эти люди и помыслить не могут. Благодарность и порядочность им чужды начисто. Жадные до власти, они кинули Анпилова, Алксниса, Власова, Володина, Гариффулину… несть числа «кинутым» КПРФ. Прикарманив победу всей оппозиции, они исхитрились выжить нас, националистов. Не подумав о последствиях. Так в 1993 году меня кинули две компартии: летом — Французская компартия в лице члена Политбюро ФКП Ги Эрмьера, а в декабре — КПРФ в лице председателя Зюганова.

Встретились мы с Геной весной 1994 года на съезде российских писателей, в предбаннике газеты «Завтра». Он вышел из-за спины, потолстевший, посвежевший, повеселевший, обзаведшийся охранниками. Я разговаривал с двумя или тремя нашими, он вышел из-за моей спины с протянутой рукой.

— Здорово, Эдик… Я посмотрел на его протянутую руку и не пожал ее.

— Не могу дать вам руки после того, что произошло на выборах. Это противоречит моим принципам.

Окружающие, среди них зам. редактора «Завтра» В. Бондаренко, застыли с открытыми ртами.

— Да ладно, какой принципиальный… Он шел мимо, все еще неся руку.

— Не могу… — повторил я и посторонился, давая ему пройти во вторую комнату к Проханову. Бурча, «принципиальный», он вошел к Проханову. В «Правде» от 10 августа было опубликовано интервью с ним, где он наврал с три короба, среди прочего, что, якобы, я убеждал его снять ради меня кандидатуры КПРФ. Это ложь, я не просил об этом. Шесть телефонных звонков были сделаны мной по просьбе моих ребят, тверской команды, изнемогающих от работы, дабы чуть облегчить их усилия.

Говнюк как человек, «кидало», тип без каких-либо ярко выраженных талантов, Зюганов хитер и скользок, как может быть только аппаратчик. Он начисто лишен политических убеждений. Он либерал в Давосе, националист в Орле, коммунист на митинге 1-го Мая, государственник 9-го Мая, бизнесмен с бизнесменами, социалист с рабочими и сторонник «многоукладной» экономики с банкирами. Человек, живущий в одном подъезде с Ельциным и Скоковым, он одной с ними капээсэсьей крови, одного класса. И женат он на женщине своего класса, на дочери бывшего своего начальника- бывшего 1-го секретаря Орловского обкома КПСС (а ныне он Председатель Совета Федераций) Строева. Так что можно сказать, что свою партийную карьеру Гена начал через постель. Круто варенный, как спелая сарделина, весящий за сто килограммов, Гена — фальшивый доктор философии (у Дугина он спрашивал на какой-то конференции: "А что такое сакральный"?), фальшивый коммунист, гибкий, без суставов, кусок мяса, исключительно интригами сумел забраться высоко. В апреле 93 года КПРФ была лишь крошечной чиновничьей группкой, к октябрю того же года они уже наскребли чиновников на партийный список. Конечно, после удачных выборов 93-го и 95-го годов к ним потянулись веселой толпой оппортунисты и приспособленцы, но 500 тысяч членов партии, а именно такова, они утверждают, численность КПРФ, это, разумеется, блеф и сегодня. Из трех миллионов подписей, собранных за выдвижение Зюганова молниеносно, — один миллион, конечно, тот самый, что собирался в 1994 году за импичмент президента, остальные два собраны по приказу сверху дружественными администраторами регионов на предприятиях, в казармах или куплены. На деньги всяких Семаг и «задэ». Другое дело, что КПРФ не сможет воспользоваться властью. Старые чиновники не справятся с Россией, потусуются и уйдут. Их выгонят.

Каждое утро на рассвете, рассказывают соседи, еще темно, приезжает к Зюганову старый патриций Чикин, и вдвоем они гуляют во дворе, вдоль мусорных баков. Делят Россию. Меня они посадят.

НАЦ-БОЛЬШЕВИЗМ НАДВИГАЕТСЯ

Весной 94-го года, пережив предательство Зюганова, когда все маски недавних союзников по оппозиции спали и обнаружились клыки, мы с Дугиным в поисках новых союзников сблизились с Александром Петровичем Баркашовым. Нашей идеей-фикс стала идея об объединении двух крыльев радикальной оппозиции, крайне левого и крайне правого, представленных символически Анпиловым и Баркашовым.

Дугин и Баркашов познакомились в конце 80-х годов, работая в «Памяти», потому Дугин без труда устроил нашу первую встречу, разногласий по поводу места встречи не было: у Баркашова все еще не сгибалась, заживала нога, раненная при таинственном покушении на него в декабре 1993 года, после чего он и был арестован. Потому мы встретились у него дома на ул. Вавилова, недалеко от метро "Ленинский проспект". Дверь нам открыл парень-охранник. Мы вошли в общую для двух квартир прихожую — вторую квартиру занимали родители. Баркашов выхромал все же нам навстречу, чтобы потом устроиться в кресле. Жена, темноволосая плотная женщина в темно-зеленом платье, подставила ему под несгибающуюся ногу скамеечку и Удалилась в глубь квартиры. Баркашов сидел у двери спиной к стене, сообщающейся с прихожей, лицом к окну. Слева от него — «стенка» красного дерева, в «стенке» — бокалы и небольшое количество книг, среди прочих "Майн Кампф", и туда же добавилась принесенная ему мной в подарок "Убийство часового". Я поместился у стола — против Баркашова, Дугин сел на тахту у другой стены. Два меча на стене да "Майн Кампф" — вот что только и отличало квартиру Баркашова от квартиры зажиточного советского итээровца. Позже, в другой приход, мне привелось побывать в гостиной на родительской половине (ждали, когда уйдет журналист, интервьюировавший Баркашова) — там было чисто, свежий большой ковер на стене, полированная еще одна «стенка» и даже хрусталь. Родители, если не ошибаюсь, числятся в рабочих, но квартира, включая белые тюлевые шторы и ковры, — квартира зажиточных советских буржуа… У меня, у которого никогда не было своей квартиры, помню, мелькнула мысль о разительном отличии типов: моего и Баркашова. Он консервативен, никогда не снимался с места, неподвижен, и я — живший в трех странах, сменивший сотни полторы временных убежищ, сменивший несколько жен… И потому именно и национализмы у нас разные.

Тогда у нас были общие противники: мы, прощупав друг друга в разговоре, выяснили, что питаем общее отвращение к лидерам КПРФ, презрение к Жириновскому и ЛДПР. Баркашов, смеясь, рассказал, как Жириновский с опаской посетил его однажды. Баркашов морщился при упоминании союза с левыми коммунистами, грубовато подшучивал над Анпиловым, но, как ни странно, возможность союза допускал.

Встречи в ту весну стали почти традиционными. Вместе с нами пару раз приходил к Баркашову и Егор Летов. Помню, Баркашов не удержался и, долго созерцая летовские кеды и длинные волосы, посоветовал Летову сменить прическу и одежду. Слегка обиженный, Егор объяснил Баркашову, что у него "бедный стиль" в одежде, что он одевается (кеды и прочее), как неимущая молодежь России. Как его летовские фанаты. Мы с Дугиным кое-как замяли конфликт. В другой раз сын Баркашова приходил взять автограф у Летова и квалифицированно поговорил с ним о его песнях, что несколько смутило Баркашова-отца.

Выходя от Баркашова, мы неизменно покупали у метро пиво и долго обсуждали каждый визит. Дугин находил, что Баркашов изменился к лучшему, в сравнении с эпохой «Памяти», и что он-таки стал политическим лидером. Я сходился с Дугиным во мнении, что Баркашов вышел из октябрьских событий с огромным политическим багажом (кстати, единственный из лидеров, кто приобрел себе репутацию мужественного руководителя, а не потерял лицо), но я сомневался в том, что Баркашов сумеет использовать этот багаж. Мы оба считали, что у Баркашова есть пара лет на то, чтобы воспользоваться своим багажом или растерять его. Дугин обычно увлекается людьми, влюбляется в них и склонен первоначально преувеличивать их достоинства и таланты. Правда, у него это быстро проходит, и тем более горько его разочарование, чем более он переоценивал объект. Мое сомнение в будущем Баркашова-политика покоилось, честно говоря, на причинах неполитических. Его жилище, его родственники, его книги и он сам, исключая "Майн Кампф", — очень обычные, square (квадратный), как говорят американцы, убеждали меня в его несовременности. Я оказался прав: четыре года минули, и РНЕ скорее спустилось, спускается с политической вершины, которой оно достигло в декабре 1993 года.

Но тогда мы старательно пытались соединить Баркашова с Анпиловым. Лидер РКСМ Маляров, помню, впервые свез нас к Анпилову домой в Солнцево в автобусе. Если бы я занимался сравнительной квартирологией и анализом семей политических лидеров, я бы дал анпиловской квартире и его семье намного очков больше, чем баркашовской. Жена Анпилова — Вера — напоминает преподавательницу вуза, в то время как баркашовская — мать семьи. Дети Анпилова выглядели современными, и если б их показывали по ящику, думаю, у многих уродов-телезрителей возникла бы убежденность, что это отличные современные дети, и, следовательно, неопасен Анпилов. Мальчик, как все мальчики из хороших семей, увлекается компьютером. Сам Анпилов сварил нам отличный кофе по-латиноамерикански, недаром он работал журналистом в Латинской Америке.

Увы, оба лидера оказались, хотя и понимали необходимость союза, более капризными, чем я ожидал. Один раз, помню, 9 мая, после митинга на Воробьевых горах, тогда впервые пел на митинге Анпилова Егор Летов, и Виктор Иванович, стоя на колене, держал микрофон перед летовской гитарой. Несколько тысяч фанатов Летова смешались тогда с "Трудовой Россией" и дружно подпевали Летову, исполнявшему "И Ленин такой молодой…" Я держал второй микрофон у гитары «Кузьмы» — летовского музыканта. Тогда же случился безумный эпизод с отбытием с митинга на грузовике. Я, Вавил Носов, Маляров, Анпилов и Летов уезжали против движения (Носов поддерживал допотопные громкоговорители, исполняющие "Три танкиста, три веселых друга") от догоняющих грузовик тысяч обожателей Летова. Виктор Иванович тогда браво соскочил с подножки грузовика и, растопырив руки, бросился удерживать фанатов. На помощь Анпилову, завывая, примчались три ментовские машины и застыли, вздрогнув, перед фанатами.

Так вот, в тот день должна была позднее состояться встреча Анпилова и Баркашова дома у Баркашова. Я, Дугин, Рабко, кто-то еще был с нами, прождали Анпилова 1 час 40 минут в метро "Ленинский проспект" в центре зала, но он не явился. Я ни одну девушку не ждал в моей жизни так долго.

В конце концов гора все-таки родила, и не мышь, но "Конференцию Революционной Оппозиции" в ДК «Октябрь», которую охраняли баркашовцы, а на сцене сидели Дугин, Летов, я, а со стороны РНЕ, — Рашицкий и редактор газеты "Русский порядок" Кочетков. Виктор Иванович Анпилов прибыл в большую поточную аудиторию, по первому объявленному адресу Конференции (в то время как нам уже отказали в страхе и МГУ, и второй адрес — институт им. Курчатова, с этими мы даже заключили договор на аренду зала), но до третьего адреса, до ДК «Октябрь», не добрался. Что случилось по дороге, знает один Виктор Иванович. Посланные к МГУ встретить его, наши люди вернулись с его посланием к Конференции. Осторожный Баркашов (мы видели, как Рашицкий несколько раз удалялся телефонировать), очевидно, рассчитывал приехать, если появится Анпилов. Так как Анпилов не доехал, но прислал послание (я зачитал его), Баркашов не явился. Я выступил, выступили Дугин и Летов, и Рашицкий, и Кочетков. Конференция состоялась. «МК» откликнулся на происшедшее статьей "Мышиный праздник на "Октябрьском Поле".

Позднее мы с Дугиным продолжали попытки сблизить Баркашова и Анпилова. Но когда Анпилов (справедливости ради следует признать, что ему приходилось труднее, чем Баркашову, его действия контролировал «исполком», и на связь с «фашистом» Баркашовым, кажется, не было дано согласия) дал согласие на встречу, взъерепенился Баркашов. К осени мы умыли руки. Т. е. моя мечта об "анархистах (т. е. левых) и фашистах (правых)", взявших город, осуществлялась туго и не хотела осуществляться. Но я упрям. И фанатично верю в свои идеи.

В апреле 1995 года мы с Дугиным зашли так далеко, что решили заменить Баркашова на… Жириновского(!!!), но осуществить союз крайне правых с крайне левыми. Анпилов сделал несколько шагов нам навстречу. И мы встретились по этому поводу с Жириновским. В его кабинете в Госдуме. Впервые, через год после выхода книги "Лимонов против Жириновского". Увы, дальше дело не пошло, хотя Жириновский с удовольствием поразглагольствовал на тему "Анпиловские массы, старухи, пенсионеры и избиратели запрудили улицы Москвы".

К осени 94 года дружеские отношения с Баркашовым еще существовали. Совместно, по приглашению Дугина, мы ездили на обед к испанскому посланнику, тот жил у метро «Октябрьская». На Баркашове опять был черный длинный плащ, в котором я впервые его увидел в Белом доме в кабинете Ачалова год назад. Приехал он на «Москвиче» с водителем и сопровождающим лицом. Выпив у посланника еще до того, как сели за стол, Баркашов сделался развязнее, даже в запале хлопнул меня по колену, мы сидели рядом. В начале ноября 94 года была опубликована антибаркашовская статья адвоката Иванова в "Советской России", где Иванов сомневался в роли Баркашова в Белом доме и хитро отделил рядовых парней РНЕ от самого Баркашова. Дугин разговаривал тогда с мрачным Баркашовым, тот был настроен "даже физически мочить зюгановцев" (так записано у меня в дневнике). Мочить Баркашов так и не собрался, но посылал к Чикину адвоката с требованием опубликовать опровержение статьи Иванова. Мы с Дугиным слышали, что на диссидентов РНЕ (так или иначе недовольных Б.) статья произвела впечатление.

Позже, увы (ее долго держали), только в феврале 95 года была напечатана в "Новом взгляде" моя статья в защиту Баркашова "Лимонка в боярина Иванова". Кажется, это было последнее дружественное действие с моей стороны. Ибо все дальнейшие действия и заявления А. П. Баркашова в мой адрес и в адрес НБП были недружественными.

"МК" 12 июня 1994 г.

* * *

МЫШИНЫЙ ПРАЗДНИК НА "ОКТЯБРЬСКОМ ПОЛЕ"

Баркашов и Лимонов объединились, чтобы не жить в Америке

Редакция оппозиционного журнала «Элементы» вкупе с Эдуардом Лимоновым, «кричалой» Летовым и баркашовцами заявила о создании "революционной оппозиции". Заочно "товарищей по борьбе" приветствовал Виктор Анпилов.

Над сценой ДК «Октябрь» висело красное знамя лимоновской Национал-Большевистской партии с "символом обновления" — черным серпом-молотом в белом круге. Открывший тусовку редактор «Элементов» Александр Дугин призвал единоверцев к "тотальной мобилизации": "Надо поднять политических солдат на войну против Системы!" Иначе, по имеющимся у Дугина сведениям, Америка пририсует к своему флагу еще пять звездочек, присоединив к себе сибирские регионы.

"Поднять молодежь на подвиг революции" пообещал Лимонов. Но впредь радикалы не будут "ворочать камни" для таких вождей "вялой оппозиции", как Руцкой и Зюганов. Последний, по мнению Лимонова, стал чуть ли не лучшим другом Гайдара. А "бывший активист еврейского движения" Жириновский является сторонником "более оголтелого капитализма, который Ельцину и не снился". Эдичка предупредил, что если "кошерный националист" Вольфович станет президентом, то телевидение будет 24 часа в сутки транслировать его банкеты, да и только. В описании Лимонова думский спикер Иван Рыбкин вообще предстал "лижущим задницу" властям. Национал-радикалам с ними не по пути. Редактор баркашовского "Русского порядка" Кочетков объяснил, что фашизм у каждого народа особенный, а у русских он будет православным. Однако его соратники хвастались в зале нацистским флагом третьего рейха.

Итак, оппозиция окончательно развалилась на коммуно-фашистов и «умеренных». При этом первые только играют на руку руцкистам и зюгановцам. На фоне Лимонова-Анпилова-Баркашова "соглашатели во имя России" кажутся теперь невинными овечками.

AM-В, АО.

* * *

ЗАЯВЛЕНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ОППОЗИЦИИ

"В сложившейся после выборов декабря 1993 г. политической ситуации явственно различимы следующие процессы:

1. Ни трагедия 3–4 октября, ни выборы в Думу никак не повлияли на состояние здоровья страны. Девятилетняя капиталистическая «буржуазная» революция, замаскированная под «перестройку», и «реформы» превратились в трагедию самоуничтожения. Агония России продолжается.

2. Наблюдается кризис власти и кризис оппозиции. Две одинаково недееспособные силы сражаются за власть в нашем обществе, разлагающемся в бешеном темпе на всех уровнях. Представители класса номенклатуры, лидеры страны, «бояре» одинаково бездарны во власти и в оппозиции. Граница между реформаторами и оппозиционерами все больше стирается, так как патриотизм оппозиции основывается не на идеологии, но на эмоциях и чувствах.

3. Неизбежный (на наш взгляд) приход оппозиции к власти (Руцкого ли, Жириновского ли или коалиционного правительства) ничего не изменит в трагедии страны, ибо это снова будет лишь верхушечный переворот, так как поднять Россию со смертного ложа может лишь энтузиазм масс.

На основании всех этих симптомов болезни мы, представители радикальных политических сил России, ставим диагноз и предлагаем средство борьбы с болезнью, крутое, но единственно действенное.

Диагноз. Лишь эмоциональная, случайная патриотическая оппозиция 1991–1993 гг. отжила свой век. Две ее попытки (ГКЧП и октябрь 1993 г.) захватить власть сверху, путем лидерских «заговоров», бездарно провалились. Время расплывчатого патриотизма, основанного на неглубоких и банальных лозунгах, кончилось. Пришло время вступить на политическую сцену принципиально новой и идеологически, и классово оппозиции — массовому народному национал-революционному движению: НАМ.

Лишь две основополагающие идеи могут вызвать неподдельный энтузиазм масс: идея Великой Нации и идея Социальной Справедливости. Построение национально- и социально-справедливого общества. В противоположность сегодняшнему положению дел, где национальные и социальные меньшинства процветают за счет эксплуатации большинства национального (русских) и социального (трудящихся). Нерусской псевдодемократии (наш народ убедился в ее звериной сути) и расплывчатому вялому патриотизму (патриот определяется только как противник Ельцина и в результате он приветствует любую другую власть, хоть деляги Жириновского) мы противопоставляем идею РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ, национальной и социальной одновременно. Победить разрушительную антирусскую, капиталистическую революцию и ее последствия можно только встречной Русской Революцией.

Не реставрацию, не воссоздание, не консерватизм, но Революцию предлагаем мы. Русской Революции предстоит решить следующие важнейшие задачи:

1. Россия из эксплуатируемой, колонизированной Западом и Востоком резервации должна стать гордым национальным государством.

2. Новая Россия должна стать государством социальной справедливости, где в привилегированном положении будет трудящийся, производитель, а не перекупщик, вор, спекулянт, как сегодня. Народу будет полностью возвращено награбленное.

3. Новая народная элита должна родиться из перепаханной Революцией почвы. Взамен старой, прогнившей, предательской интеллигенции и номенклатуры, уничтоживших нашу страну.

Для осуществления подвига Русской Революции нужны будут новые люди. Социальная база ее — жесткие бескомпромиссные люди прямого действия. Моделью ее может служить и та часть защитников Дома Советов в октябре 1993 года, которая предпочла атаку обороне. Сегодня людей прямого действия можно найти только на радикальных политических флангах — у последовательных, решительных борцов за национальную и социальную справедливость, в среде молодежных движений, среди рокеров, анархистов, национал-революционеров, социал-революционеров и прочих тотальных противников Системы.

Мы объявляем вступление на политическую сцену новой решающей последней силы: русского национал-революционного движения. У радикальных коммунистов и радикальных националистов общий враг- мировой космополитический капитализм, мертвой хваткой схвативший за горло Россию.

Если нам не станут мешать, мы осуществим Русскую Революцию снизу в каждом городе и поселке мирным путем, через всеобщую политическую мобилизацию масс. Если нас попытаются остановить — конфликт неизбежен, но мы победим. Наша победа провиденциально вписана в историческую логику бытия нашего великого народа и его священной Традиции. В этом у нас нет ни малейших сомнений.

Воля нации к Величию и свободе сильнее ее врагов и сильнее всех долларов мира. Мы призываем сильных людей отозвать свое доверие псевдооппозиции. В частности, хватит уповать на «розовый» парламентский псевдокоммунизм, стремительно скатывающийся к мелкобуржуазной социал-демократии. Хватит поддерживать центристские политические блоки номенклатуры, зам. министров и директоров, играющих в патриотизм. Подлинно русские обязаны покинуть ЛДПР, лавочку экс-сиониста Жириновского-Эйдельштейна. Мы призываем вас, парней и девушек, солдат и студентов, рабочую и крестьянскую молодежь, готовить на местах, в городах и поселках Русскую Революцию. Создавайте революционные комитеты, ячейки, спонтанные народные объединения, радикальные и бескомпромиссные. Требуйте Невозможного! Да сбудется Великая Русская Мечта, древнее и все еще живое чаяние нашего избранного народа!

Будет создан общий избирательный список национал-революционного движения, и мы призываем вас впредь отдавать свои голоса только нам.

КОГДА ПРИДЕТ ЧАС, БУДЬТЕ ГОТОВЫ!

СЛАВА РОССИИ!

СЛАВА ГРЯДУЩЕЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ!

Э. Лимонов, А. Баркашов, Е. Летов,

А. Дугин, О. Бахтияров, Е. Морозов.

10 июня 1994 г.

* * *

Далее следуют законодательные инициативы, выдвинутые НБП в 1994-95 годах. Все они вместе составляют одновременно и программу НБП. Разумеется, краткую программу, по десяткам других тем мы высказывались в «Лимонке».

* * *

ПОДДЕРЖИТЕ РУССКОГО ПРОИЗВОДИТЕЛЯ!

ПОКУПАЙТЕ ТОЛЬКО РУССКИЕ ТОВАРЫ!

РУБЛЬ — ДА, ДОЛЛАР — НЕТ!

Обращение к молодежи

Тоталитарное вторжение на наш русский рынок и в нашу русскую жизнь дрянных товаров американского и европейского производства унижает достоинство русского человека. Взвинчивает и без того астрономические цены. И что самое страшное: вытесняет вначале из магазинов, а затем и из жизни, товары русского производства.

Этот процесс происходит и в области торговли продуктами питания, и во всех видах промышленности, и в культуре. В киосках с названием "Русский квас" продают только «пепси», "кока-колы" и дрянные «фанты». В магазинах под названием «Продукты» редко встретишь завалявшуюся какую-нибудь русскую крупу. Все товары с иностранными наклейками. Иностранные куры, колбасы, даже вода. Россия не только превратилась в колонизированную полностью страну, она еще страна-самоубийца, убивающая добровольно свое производство, обрекая на безработицу своих крестьян и рабочих.

Куда исчезло из московских магазинов русское растительное масло? Почему ублюдочные пластиковые бутылки черт знает каких авантюристических фирм со всех концов света наводняют наши прилавки? Запад, Юг и Восток сплавляют нам свои залежавшиеся на складах объедки. И хлеб, и зрелища — у нас иностранные. На телеэкранах сплошь иностранные фильмы, в магазинах Москвы не встретишь больше русского сала.

Еще более страшная трагедия в промышленности, где инофирмы разбойно отбирают хлеб и деньги и рабочее место у русского рабочего. Целые отрасли иностранной промышленности внедряются в нашу страну, убивая нашу собственную промышленность. Примером может служить судьба Тверского вагоностроительного завода. Министерство путей сообщения РФ совершило агрессию против тысяч рабочих этого завода, против их благосостояния, преступно закупив железнодорожные вагоны в Германии. Те же процессы в культуре. Гибнут русские музеи и библиотеки, закрываются сотнями дома культуры, а с ними гибнут десятки тысяч музыкальных, литературных, художественных кружков и спортивных секций, а президент РФ распорядился выделить 30 миллионов долларов на строительство в России «Диснейленда».

В атмосфере небывалой агрессии иностранцев в Россию, в условиях настоящей экономической войны, когда президентским указом отныне легализирована деятельность в России иностранных банков, мы призываем русских к сопротивлению.

Отказывайтесь от работы на инофирмы! Сегодня! Работа на них должна приравниваться к службе в полицаях у немцев в 1941-45 гг. Не содействуйте иностранным оккупантам.

НЕ ПОКУПАЙТЕ, БОЙКОТИРУЙТЕ ИНОСТРАННЫЕ ТОВАРЫ!

В то время как у иностранцев от прибыли оттопыриваются карманы, русские предприятия закрываются, русские рабочие остаются без работы.

ПОДДЕРЖИТЕ РУССКОГО ПРОИЗВОДИТЕЛЯ! ПОКУПАЙТЕ ТОЛЬКО РУССКИЕ ТОВАРЫ!

Требуйте полного запрещения рекламы иностранных фирм на телевидении и радио, а также снятия иностранной рекламы с улиц наших городов!

Ваш ребенок тянет руки к «сникерсу» и «твиксу»? Дайте ему по рукам!

Боритесь всеми доступными вам средствами с экономическим и культурным проникновением иностранцев в Россию; действуйте путем массовых демонстраций, лоббированием депутатов и членов правительства, стачками, пикетами и другими средствами: короче, глоткой, наглядной агитацией. Не ждите приказа, действуйте по собственной инициативе, пусть каждый иностранный торговец почувствует себя в России неуютно. Дадим им знать, что мы их не любим!

БОЙКОТИРУЙТЕ ИНОСТРАННЫЕ ТОВАРЫ!

ЯНКИ, ВОН ИЗ РОССИИ!

жулики ИНОСТРАНЦЫ — ВОН ИЗ РОССИИ!

РУБЛЬ — ДА! ДОЛЛАР — НЕТ!

СЛАВА РОССИИ!

* * *

ОПУСТИМ ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС!

ТРЕБУЕМ ПОСЛАТЬ МЕЖДУНАРОДНЫЙ

ВАЛЮТНЫЙ ФОНД НА ТРИ БУКВЫ!

ТРЕБУЕМ ЗАКРЫТИЯ ГРАНИЦ РОССИИ ДЛЯ

ИНОСТРАННЫХ ТОВАРОВ!

(Другие оппозиционные партии лишь жалуются. НБП предлагает конкретное решение проблемы падения производства).

В то время как в июне — июле стоимость доллара повсюду в мире упала на 20 %, в России стоимость доллара постоянно росла. Это ли не доказательство того, что русских нагло эксплуатируют и грабят! Правительство, обогащаясь, покупает жратву за границей. Из магазинов исчезли русские продукты. Разгромленный "Белый дом" восстанавливали турки! Турецкие же рабочие ремонтируют здание Государственной Думы. Министерство путей сообщения закупило железнодорожные вагоны в Германии. Москва закупила в Турции 81 автобус «Мерседес-бенц»… Список можно продолжить многими тысячами подобных трагедий. Трагедий для русского производителя: для русских крестьян, для русских рабочих. Трагедии эти организованы правительством. России грозит полное уничтожение всей производственной сферы — и промышленности, и сельского хозяйства. Россию ожидают тотальный паразитизм и тотальное превращение в потребительскую свалку иностранных государств.

Для спасения отечественного производства у России есть только один выход: необходим переход на полное самообеспечение и самопроизводство. Необходимо изгнать вампиров-иностранцев и закрыть за ними границу.

ТРЕБУЕМ ЗАКРЫТИЯ ГРАНИЦ РОССИИ ДЛЯ ИНОСТРАННЫХ ТОВАРОВ!

ТРЕБУЕМ ПОЛНОГО ИЗГНАНИЯ ИНОСТРАННЫХ ФИРМ С ТЕРРИТОРИИ РОССИИ!

ТРЕБУЕМ ПОСЛАТЬ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ВАЛЮТНЫЙ ФОНД НА ТРИ БУКВЫ!

ТРЕБУЕМ ЗАПРЕТИТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СОВМЕСТНЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ!

ДАБЫ ПРЕКРАТИТЬ УТЕЧКУ КАПИТАЛОВ ЗА ГРАНИЦУ, ТРЕБУЕМ ЗАКРЫТЬ БАНКИ, ИМЕЮЩИЕ ФИЛИАЛЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ!

ЗАЩИТИМ РОССИЮ — ОПУСТИМ ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС!

СЛАВА РОССИИ!

* * *

ТРЕБУЕМ ИЗМЕНЕНИЯ ГРАНИЦ!

ВЫРВЕМ НАШИХ БРАТЬЕВ ИЗ-ПОД ВЛАСТИ

РАСИСТСКИХ РЕЖИМОВ!

РУССКИЕ БЛИЖНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ, НЕ БЕГИТЕ

ИЗ РОДНЫХ ГНЕЗД!

ТРЕБУЕМ ПРОВЕДЕНИЯ РЕФЕРЕНДУМОВ

В РУССКИХ ЗЕМЛЯХ В «РЕСПУБЛИКАХ»

И ПОСЛЕДУЮЩЕГО ПРИСОЕДИНЕНИЯ ИХ

К РОССИИ!

НАРВА, СЕВАСТОПОЛЬ, ЛУГАНСК, ХАРЬКОВ,

СЕМИПАЛАТИНСК- РУССКИЕ ГОРОДА!

Беловежское соглашение, прямо противоречащее воле народа (выраженной в референдуме 17 марта 91 г.) и последовавшее за ним отпадение от России «республик» оставили за границами России 27 миллионов русских. Возник русский вопрос. Он может быть решен:

1. Бегством русских с насиженных мест, оставляя могилы предков.

2. Унижением, духовным геноцидом русских, превращением их в бесправных "иностранных рабочих" (как арабы и турки в Европе).

3. Изменением границ.

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ПАРТИЯ ТРЕБУЕТ ИЗМЕНЕНИЯ ГРАНИЦ!

В регионах, где русское население составляет более 50 % (а Севастополь и Нарва, исторические символы нашей Родины, ее флота и армии, почти стопроцентно населены русскими), должны быть проведены референдумы по вопросу присоединения к России. После оглашения результатов референдума Россия должна взять такой регион под свою защиту. После короткого (шесть месяцев) периода совместного управления ("республика" + Россия) граница должна быть изменена и территория региона включена в состав России. (Нарва провела на своей территории подобный референдум, но правительство России трусливо не поддержало русских братьев Нарвы).

Оценив, наконец, силу национальных чувств русских, правительство стало поигрывать национальной картой. Сегодня оно робко выторговывает крохи с барского эстонского стола — мизерные пенсии для отставных русских военных. Мы не хотим подачек! Мы хотим жить на земле, где жили наши предки. И эта земля — русская.

ТРЕБУЕМ, ЧТОБЫ ВСЯ МОЩЬ РОССИИ — ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ И ВОЕННАЯ — БЫЛА МОБИЛИЗОВАНА НА ОБЪЕДИНЕНИЕ ВСЕХ РУССКИХ В ЕДИНОМ ГОСУДАРСТВЕ!

ТАМ, ГДЕ ЖИВУТ РУССКИЕ, — СУТЬ РУССКАЯ ЗЕМЛЯ! ТРЕБУЕМ ИЗМЕНЕНИЯ ГРАНИЦ! СЛАВА РОССИИ!

* * *

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ПАРТИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Президенту РФ

Государственной Думе

Средствам массовой информации

ШЕРИФ ЗАЩИТИТ РОССИЮ ОТ ПРЕСТУПНИКОВ!

Вопреки господствующему мнению, НБП видит главную опасность не в организованной преступности — она затрагивает ничтожную часть нашего населения (супербогатых, бизнесменов и предпринимателей), — но эти слои населения способны постоять за себя. Рядовой русский гражданин страдает от разгула как раз неорганизованной, дикой преступности. С наступлением темноты вопли избиваемых, ограбленных и убиваемых слышны на улицах городов России.

Национал-Большевистская партия предлагает следующее решение проблемы:

Основать институт «ШЕРИФСТВА».

В русской традиции шерифу соответствовал околоточный надзиратель, а позднее участковый милиционер.

«Шериф» будет полностью ответственен за порядок в своем «квартале» или «блоке» домов, за преступления, совершенные на его территории.

Он будет обладать правом выбирать себе помощников.

Он будет очень хорошо оплачен за свою работу.

Будет обладать правом доставлять преступника живым или мертвым.

Будет обладать правом стрелять первым без предупреждения.

Будет обладать правом иметь своих информаторов на территории квартала.

В случае его гибели семья будет получать повышенную пенсию. Шерифы уберут преступников с улиц и от дверей русских квартир.

Национал-Большевистская партия ТРЕБУЕТ безотлагательно покрыть Россию крепкой сетью шерифства! Само слово «шериф» должно внушать ужас преступникам.

ШЕРИФ ЗАЩИТИТ РОССИЮ ОТ ПРЕСТУПНИКОВ!

Должно взять пример с Китая в наказании преступников. Там публика видит еженедельно по телевидению расстрел преступников пулей в затылок! Суд там суров и скор.

ПОСЛЕДУЕМ ПРИМЕРУ КИТАЯ: РАСПРАВУ С ПРЕСТУПНИКАМИ — НА РОССИЙСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ!

* * *

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ПАРТИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

АБОРТ — ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ РУССКОЙ НАЦИИ! ТРЕБУЕМ ЗАПРЕЩЕНИЯ АБОРТОВ!

(Другие оппозиционные партии лишь плачут и жалуются. НБП предлагает конкретное решение проблемы рождаемости русских).

Широко известен тот страшный факт, что мы, русские, вымираем. Уже несколько лет подряд смертность среди русских значительно превысила рождаемость, численность нации катастрофически сокращается. Повинна в этом прежде всего капиталистическая контрреволюция (она гуляет по России уже девять лет), отбросившая в бедность и нищенство подавляющее большинство русских. В сегодняшних условиях иметь детей — дорого стоит. Однако повинны в вымирании нации и сами русские — мужчины и женщины, трусливо отказывающиеся иметь детей. Известно, что ежегодно в больницах России производится четыре миллиона абортов — умышленных убийств. Вывод может быть только один. В условиях вымирания русских аборт, сделанный русской женщиной, есть не только моральное и физическое преступление против ЧЕЛОВЕКА, но и преступление против русской нации.

МЫ ТРЕБУЕМ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА ЗАПРЕТА АБОРТОВ!

МЫ ТРЕБУЕМ ОТ СЛИШКОМ СМИРЕННОЙ РУССКОЙ ЦЕРКВИ ВЫСТУПИТЬ ЗА НЕМЕДЛЕННЫЙ ЗАПРЕТ АБОРТОВ!

МЫ ТРЕБУЕМ ОТ КАПИТУЛИРОВАВШЕЙ ПЕРЕД ПРЕЗИДЕНТОМ ЛАКЕЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ, ПРИНЯТЬ ЗАКОН О ЗАПРЕТЕ АБОРТОВ РУССКИХ ЖЕНЩИН!

Мы требуем также, чтобы уже сейчас сознательные врачи передавали бы общественности списки абортировавшихся, и русские женщины, произведшие аборт, были наказаны (подвергнуты бойкоту и психологическому давлению по месту жительства и на работе, зарплата тех, кто работает на государственных предприятиях, была бы урезана вдвое и т. д.).

Исключение может быть сделано, но ТОЛЬКО психически больным женщинам, больным неизлечимыми наследственными болезнями и жертвам изнасилования.

ЗАПРЕТИТЬ АБОРТЫ НЕМЕДЛЕННО!

ОСТАНОВИТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ РУССКОЙ НАЦИИ — ПРЕКРАТИТЬ УБИЙСТВА РУССКИХ ЗАРОДЫШЕЙ!

СЛАВА РОССИИ!

* * *

ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ПАРТИИ

В государственную Думу РФ

Председателю г-ну Рыбкину

Депутатам

Общественности России

Средствам массовой информации

Господин председатель.

Господа, Национал-Большевистская партия России обращается к вам со следующим важнейшим проектом изменения законодательства.

Принимая во внимание тот факт, что 87 % населения Российской Федерации есть русские, и потому русский народ является неоспоримым носителем суверенитета в России, предлагаем ввести в Конституцию, в целях защиты его интересов, следующую статью:

"Президентом России может быть избран только русский или гражданин русско-славянской национальности. (Т. е. допускается принадлежность одного из родителей к иным ветвям общеславянского древа, он может быть помимо русского украинцем или белорусом)".

Введение в Конституцию этого справедливого ограничения соответствует чаяниям русского народа оградить наиболее бессознательную часть избирателей от воздействия наглых аферистов с Ближнего Востока и Юга и полукровок, обманом и демагогией добивающихся президентской власти в России. Нерусский темперамент и характер последних вызывают законные опасения, что их лояльность по отношению к России может быть подвергнута сомнению. Президентская власть, какой она стала после 12 декабря 1993 года, — слишком мощное оружие, чтобы отдать его в руки нерусских. Русский народ должен быть застрахован от случайностей. Имея перед глазами антирусскую эволюцию бывших высших чинов СССР — Шеварднадзе или Кравчука, — мы не желаем, чтобы власть попала в руки Руцкого, а тем паче, в руки Эйдельштейна-Жириновского.

Прошу Вас, господин Председатель, включить законодательное предложение НБП в повестку дня первой же сессии Госдумы.

С уважением, председатель НБП Э. Лимонов 20 сентября 1994 г.

* * *

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ПАРТИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Президенту РФ

Государственной думе

Средствам массовой информации

ЗАПРЕТИТЬ БЫВШИМ ЧИНОВНИКАМ КПСС ЗАНИМАТЬСЯ ПОЛИТИКОЙ!

Основываясь на тягчайшем опыте последнего десятилетия, и в особенности на опыте трагического расчленения страны и русской нации, убийства ее экономики и обнищания граждан, НБП заявляет, что ответственны за это целиком и полностью чиновники КПСС. Как находившиеся и находящиеся у власти, так и чиновники КПСС, попавшие в оппозицию. В то время, как две одинаково недееспособные команды чиновников клыками и когтями сражаются за власть, агония России продолжается.

Корни зла в классовой принадлежности номенклатуры. Ибо всякий дворянин и боярин КПСС (Ельцин, Гайдар, Зюганов, Руцкой, Рыбкин- несть им числа…) прошел в свое время отбор согласно негативным критериям. От него требовалось быть: послушным, угодливым, коварным, беспринципным, бездарным, оппортунистом. КПСС исчезла, но выпускники этой школы лжи — кто «демократ», кто «патриот» — составляют политический класс сегодняшней России. И этот класс привел и продолжает вести Россию к гибели.

Национал-Большевистская партия считает, что в интересах нации класс номенклатурных чиновников КПСС должен быть надежно изолирован от власти специальным законом. Закон будет звучать так: "Все лица, когда-либо занимавшие капээсэсовские посты не только в ЦК и обкомах этой партии (секретарей, инструкторов, советников и пр.), но и в райкомах, и бывшие главами парторганизаций заводов и учреждений, НЕ МОГУТ БЫТЬ ИЗБРАНЫ В ЗАКОНОДАТЕЛЬНО-ПРЕДСТАВИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНЫ СТРАНЫ и не могут занимать никакие должности в правительстве и аппарате. Даже должности швейцаров". (Примечание: закон не распространяется на рядовых членов КПСС). ОЧИСТИМ ФЕДЕРАЛЬНОЕ СОБРАНИЕ, ДУМУ, КРЕМЛЬ И ПРАВИТЕЛЬСТВО ОТ БОЯР И ДВОРЯН КПСС!

* * *

"ЛИМОНКА". ГОД БОРЬБЫ

Холодный серый день. 28 ноября 1994 года. Около шести вечера. Размеренно гудят станки "Тверского печатного двора". Ничто не нарушает привычного ритма работы типографии, кроме, пожалуй, четверых мужчин, стоящих в углу цеха. Их лица выдают волнение. Еще бы — выходит первый номер их газеты, газеты, на которую они возлагают очень большие надежды. Газеты, которой, как они верят, суждено сыграть очень важную роль и в их личной судьбе, и в судьбе России. Газеты прямого действия, газеты нового типа… Именно так начиналась бы статья Ивана Черного, если бы речь шла о национал-революционных героях минувшего. Но сегодня случай особый — полковник ведет речь о своих коллегах… Полковник посвящает свою статью годовщине выхода в свет газеты «Лимонка». Газеты героев сегодняшнего дня.

Самой скандальной и в то же время самой умной, самой изысканной и одновременно самой бескомпромиссной, одной из самых малотиражных и одной из самых влиятельных из всех российских газет. Газеты, появления которой старались долго не замечать ни в одном политическом лагере, но которая настойчиво напоминала и напоминает о себе каждую вторую неделю, ставя всех по местам, раздавая оплеухи направо и налево, в любом смысле этих понятий. Газеты, промывающей мозги обывателям и укрепляющей у редких стоящих среди развалин индивидуумов уверенность в победе и дающей им руководство к действию. Газеты — это самое точное определение полковник нашел у Густава Майринка — с "нечеловеческим хладнокровием препарирующей самое святое: религию, веру, надежду". Это про нас.

Их было очень мало, тех, кто делал тогда первый номер газеты. Несколько человек, вписавших свои имена в историю. Полковник знает, как старались всегда проходимцы всех мастей, чиновники и конформисты вписать свои имена в списки участников первых съездов революционных партий после победы последних. В действительности начинают борьбу всегда самые отчаянные, самые бескорыстные и самые скромные. Такие, как отцы-основатели «Лимонки» Эдуард Лимонов и Александр Дугин. Уникальные личности, которым современная Россия обязана всем, что у нее есть приличного в общественной сфере, самый известный русский писатель и самый известный русский философ второй половины нашего века. Единственные нормальные политики в стране, где никто не понимает не только разницу между «правыми» и «левыми», но и само значение слова «политика». Лидеры Национал-Большевистской партии, единственной партии в России, обладающей полноценной идеологией. Это Лимонов стоял в полуотопленном цеху тверской типографии и ждал газету. Вместе с ним был Тарас Рабко — вечный двигатель НБП и символ ее воли к победе, патриарх партстроительства, был наш бессменный дизайнер, изысканный фанатик консервативной революции Кирилл Крысин, и стальной майор Шлыков, предоставивший для перевозки тиража в Москву свои старые зеленые «жигули» с приднестровскими номерами. В Москве газету ждали Дугин, полковник Черный, большой белый человек Даниил Дубшин… С самого начала в газете участвовала лучший фотограф России камрад Лаура Ильина… На пути машина несколько раз ломалась, и главный редактор, цензор и автор макета родившейся газеты толкали ее по снежной обочине питерского тракта…

Судьба была благосклонна к новой газете, и второй номер ее вышел в понедельник (то есть день, когда большинство газет не выходит), 12 декабря, на следующий день после начала Кавказского похода. Так мы оказались первыми, кто в полный голос выразил свою позицию. Мы полностью поддержали чеченскую войну. Для нас она была не столько справедливой, хотя и запоздавшей акцией по усмирению взбунтовавшегося горного племени, сколько символом полноценного выхода на политическую арену России национализма, до того бывшего уделом маргиналов. На протяжении двух с лишним месяцев мы с удивлением наблюдали, как власти, правда, косноязычно и коряво, высказывали и воплощали наши идеи, а либеральные шайки оказались в оппозиции. 9 января четвертый номер газеты вышел под лозунгом "Бей врагов, спасай Россию!", а на его последней странице ошалевшие патриоты, воспитанные на газете «Завтра», могли увидеть фото "главы временного оккупационного режима" с надписью: "Так держать, президент!" С тех пор минул год, но никто так и не понял, что наша тогдашняя позиция была обусловлена не деньгами ("купили") или "сионо-фашистскими происками", но простыми соображениями соответствия в тот момент политической позиции власти идеям, высказывавшимся нами давным-давно.

Не обошлись первые месяцы становления газеты и без скандалов. До смерти перепуганный "конструктивный коммунист" Чикин с помощью хитрых азиатских интриг, засылания агентов и подглядывания вытеснил нас из скромной комнаты, которую мы занимали в помещении "Советской России". Через несколько дней 14 декабря организованный при поддержке НБП и «Лимонки» вечер "Стиль консервативной революции" в дискотеке «Мастер» был разогнан вооруженной милицией. А 18 декабря в Минске произошло грандиозное побоище. В здание, где должны были выступать Лимонов и Дугин, ворвались (прямо с митинга в поддержку Дудаева) озверевшие "белорусские националисты". Вряд ли что-либо могло спасти Лимонова и Дугина, если бы не безотверженное мужество местных национал-большевистских активистов, яростно сражавшихся с многократно превосходившими силами врага…

«Лимонка» стала беспощадно взрывать одновременно и чудовищные нагромождения глупости и свинства в российской политике, и ужасающие дурные вкусы и безграмотность отечественного человеческого материала. В каждом номере газета публикует тексты Евгения Головина о вампирах и заговорах, статьи Натальи Мелентьевой о любовнице Дуче Кларе Петаччи и о "Черном мессии" и борце против современного мира Чарли Мэнсоне, роскошная рубрика "Смачно помер" (не говоря уже о текстах самих Лимонова и Дугина)… Но никто из наслаждавшихся газетой не знает, чего стоил выход каждого номера, налаживание с нуля сети распространения. Вышедший тираж перевозился из Твери в квартиру Лимонова, откуда распространялся Тарасом Рабко по разным точкам Москвы. Энергии этого неутомимого человека, нашего "железного Тараса", полковник когда-нибудь посвятит особую статью…

Седьмой номер газеты вышел 20 февраля, а через два дня на экране появилась упитанная физиономия «нациста» Веденкина. Умело раскрученная вслед за этим СМИ пропагандистская кампания, имевшая целью под видом борьбы с «фашизмом» прекратить какие бы то ни было попытки контакта националистов с властями (именно националисты после начала чеченской войны оказались единственной общественной опорой власти), обрушила свой гнев именно на «Лимонку», как на единственную газету, которая внятно и осмысленно сформулировала свою позицию и фактически одна и представляла собой «националистов». Уже 1 марта в статье в "Литературной газете" министр печати Грызунов называет газету «фашистской» и получает в ответ требование НБП о смещении с должности столь ретивого «антифашиста». 17 марта без объяснений передачу "Я — лидер" с участием Дугина заменяют фильмом о красотах природы Нечерноземья. В понедельник, 20 марта, когда в Тверской Печатный Двор был доставлен девятый номер газеты, руководство типографии стало сначала под разнообразными выдуманными предлогами пытаться сорвать печать, а затем объявило о несуразном повышении цен втрое! И, наконец, достойным завершением "антифашистской кампании" стал вышедший 23 марта Указ Президента № 310 "О борьбе с проявлениями фашизма и других форм политического экстремизма". Пройдя половину пути по дороге в национализм, власти резко дернулись назад. Именно в этот день, 23 марта, а не после Буденновска, были предательски сданы сотни русских героев, погибших в Чечне во имя национальной политики России. И «Лимонка» была единственной газетой, понявшей это и заявившей об этом. Впрочем, в конечном счете Указ о борьбе с фашизмом обернулся для «Лимонки» неплохими результатами: мы нашли куда более приличную типографию в Москве. Мы также провели конкурс определений «фашизма», выявивший наличие у наших читателей множества ярчайших идей, образов и аллегорий. А в двенадцатом номере газеты появилась и рубрика полковника Черного, ознакомившего тогда читателей с опытом итальянских "Красных бригад". Вскоре у полковника появилась коллега, Анечка Калашникова, прекрасно ознакомившая читателей с историей революционного терроризма. Особой любовью у читателей сразу стала пользоваться рубрика "Рекордз ревью", где друзья Тарас Рабко и психоделический радикал Гарик Осипов обучали их прекрасному в национал-большевистской трактовке. Многие учили эти тексты наизусть.

Свои полгода газета отметила 15 мая выходом тринадцатого номера, где было опубликовано интервью с соратником и другом НБП, "красным братом" Виктором Анпиловым. За это время было сделано немало: поднялся тираж газеты, наладились связи с регионами. Но самое главное — удалось сформировать костяк активистов НБП, который впоследствии блистательно проявит себя в период сбора подписей и предвыборной кампании. И главную роль в партстроительстве сыграла именно «Лимонка». Тогда же, в июне, НБП в последний раз предложила, на сей раз ЛДПР и "Трудовой России", создание предвыборного блока, объединяющего правых и левых радикалов. Неудача этого предприятия заставила НБП окончательно отказаться от идеи создания союзов и блоков. О том, что у этой партии хватит сил на самостоятельное действие, говорит как раз опыт «Лимонки».

Потом было еще очень многое. Была пресс-конференция, на которой Лимонов и Дугин предупреждали об опасности терроризма в России, а через пару дней угроза осуществилась в виде гранатометного выстрела в американское посольство… Был лозунг "Позор России!" после того как наша дипломатия получила смачный плевок в лицо, попытавшись опротестовать бомбардировки сербов… Был путч на Коморских островах, осуществленный другом «Лимонки» Робером Денаром… Была феноменальная акция Сергея Курехина в Питере, загнавшая осиновый кол в труп безграмотной российской интеллигенции… Кое с кем, не выдержавшим страшного напряжения национал-большевистской работы и огромной ноши ответственности за осуществляемую миссию, мы без сожаления расстались, а кое-кого из «неказистых» пришлось изрядно побеспокоить.

За год газета «Лимонка» сделала столько, о чем и не мечтала сто лет назад партийная печать большевиков. Фактически именно «Лимонка» создала Национал-Большевистскую партию, представлявшую до 28 ноября скорее проект, чем реальность. Именно «Лимонка» осуществила в действительности беспрецедентный синтез нонконформистской левой и правой политики, родивший единый радикальный национал-большевизм. Она действительно с нечеловеческим хладнокровием препарировала самое святое, что есть у мерзкого современного мира, — выхолощенную, лишенную героизма фарисейскую религию, веру в удачный исход либеральных реформ в России, надежду на светлое будущее в бесконфликтной реальности "нового мирового порядка".

…Прошел всего год, а изменилось столько, что кажется, прошло не одно десятилетие.

На самом деле все только начинается.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ БУДНИ

ДРАМАТИЧЕСКОЕ ИСКУССТВО В БАНАНОВОЙ РЕСПУБЛИКЕ

ПРОЛОГ

7 сентября 1994 года, 10 утра. Зал Верховного Совета Республики Крым. Ярко-малиновые кресла. Бежевый задник сцены и на нем — крылатый клювастый гриф — герб республики. Председатель ВС Крыма Сергей Цеков, худощавый, неуместно юный, и его заместитель Виктор Межак (усат, простое лицо, можно сказать, крестьянина) прошли через зал и сели за длинный стол президиума. Из бокового входа вышел президент Мешков в сером костюме и сером галстуке и сел на кафедре один, слева на сцене. Прическа президента — локоны седых и темных волос. На фотографиях, где он улыбается, он похож на сладко-красивенького актера-"премьера", но провинциального театра. Зеленые цифры на двух табло отметили количество зарегистрировавшихся депутатов: 77 человек. Цеков, бесстрастный, как Хасбулатов, открыл сессию. Кондиционированный воздух пошел в зал, обволакивая президента, депутатов, прессу и гостей… История не спеша проследовала шагом резолюций и голосований.

Среди десятка невинных вопросов, их предстоит решить депутатам ("о налоговых льготах предприятиям хлебопечения", "об установлении налоговых льгот предприятиям, участвовавшим в фестивале "Бархатный сезон", и т. д.), три заминированных и опасных. Предстоит голосование ВС по постановлению горсовета Севастополя о федеральном статусе города, по поводу внесения изменений и дополнений в Конституцию РК и самый дерзкий: приведение Закона о президенте в соответствие с Конституцией Республики Крым.

Мешков, до сих пор сидевший мрачно и без движения, берет слово, когда повестка дня ставится на голосование. (Он странно похож временами на писателя Андрея Битова). "Уважаемые граждане Республики Крым! Депутаты! Нынешний председатель ВС дал понять, что он не против пересмотра вопроса о президенте. К чему это ведет — пример тому Москва. До противостояния: хаос и 4500 депутатов, сейчас — 35 депутатов, жесткий курс, порядок. (Мешков, конечно же, ошибся в цифрах — Э. Л.). Но народ Крыма уже решил этот вопрос, голосуя за президента. Я прошу воздержаться и от изменения конституции… Если и это не будет принято во внимание, мною, как президентом, будут приняты все меры. Хочу, чтобы каждый осознал свою ответственность…"

Цеков (спокойно): "Я за парламентскую республику и никогда не скрывал этого. Если мы хотим жить в демократическом государстве, мы должны принять закон о приведении Закона о президенте в соответствие с конституцией. Давайте решим это голосованием".

Президент выбрасывает в сторону Цекова руку во всю длину, с указующим перстом — театральный трагедийный шекспировский жест, — останавливает Цекова. Мешков: "Я хочу, чтобы ответственность за все последствия лежала на Верховном Совете Республики Крым, чтобы голосование было поименным и результаты его были опубликованы".

Цеков: "Ставим на голосование вопрос о том, чтобы голосование было поименным… За- 21, против- 60… Решение не принято". (Страстный общий выдох в зале.) "Ставим на голосование вопрос об изменении конституции… За — 64… Решение принято". (Сзади возмущенный возглас приглашенной, очевидно, сторонницы Мешкова: "Они ведут дело к кровопролитию!").

Мешков шумно захлопывает красную папку, встает и шествует за спинами Цекова и Межака, выходит в дальнюю правую кулису, хотя сидел у левой. Драматический проход осуществлен по всем законам театра. 10 часов 53 минуты. За президентом из зала устремляются пресса и десяток верных ему депутатов. Занавес.

СУТЬ ДЕЛА

Из текста подготовленного Закона РК о внесении изменений и дополнений в Закон РК о президенте РК (документ в две страницы, цитирую лишь самые важные пункты): 1. Из части I статьи 1 исключить слова "главой государства и", дополнив ее после слов "высшим должностным лицом" словами "и главой государственной". Из пункта 1 части I статьи 5 исключить слова "в качестве главы государства".

Поясняю: президент из главы государства низведен в этом законе в ранг высшего должностного лица.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА, ОНИ ЖЕ ИСПОЛНИТЕЛИ:

Цеков Сергей. Председатель ВС, нынешний лидер Республиканской партии Крыма (она же РПК), сменивший на этом посту Мешкова, бывший соратник Мешкова. У меня была с Цековым получасовая встреча в присутствии депутата Круглова. У Цекова холодная рука, он суховат и сдержан. Что-то в нем от монаха, аскета. Челка над костистым лбом. Его упреки Мешкову: поездки за границу, чаще в Швейцарию, на Канары. Вовсе перестал встречаться с народом. Штат личной охраны вырос до сотни человек. До выборов ездил в одном автомобиле, сейчас носится, пугая народ, кортежем в пять-шесть и более. За восемь месяцев у власти не выполнил ни единого предвыборного обещания. Вот только время установил в Крыму российское (разница в один час с украинским). Будучи выбран, немедленно избавился от тех, кто помог ему придти к власти. Окружил себя чужими: премьер Сабуров и его команда — москвичи. Занимает дачу, предназначенную для высоких гостей Республики Крым. Даже Багров (бывший «хозяин» Крыма) себе такого не позволял. За спиной ВС встречается с Кучмой и Семеновым (председатель горсовета Севастополя). Диагноз: власть ударила в голову.

Сабуров Евгений Федорович. Вице-премьер, глава правительства. Я встретился с ним. Он оказался другом моей московской юности Женькой Сабуровым, поэтом! Оспины на лице, седины, но сквозь загар проглядывает тот поэт. Разговор перемежался вынужденно деловыми переговорами премьера по селектору. Мне: "Когда Мешков пригласил меня, я приехал и застал здесь весь Крым уже переделенным и в руках различных местных кланов или мафий, как хочешь. А главы кланов или их подставные лица восседали в ВС". В селектор: "Но… (следует фамилия) — вор. Он должен Крыму за несколько лет налогов!" — "Может быть, и вор, он, однако, дает нам сейчас нужные нам дозарезу удобрения. Поля нужно срочно удобрять, Евгений Федорович, вор не вор…" Сабуров мне: "Это министр сельского хозяйства". Сабуров в селектор: "У вас там, я слышу, люди. Не кричите при людях "вор!" На прощание Сабуров сообщает мне, что завтра утром у него встреча с королем французского цемента Франсисом Бригом. Речь пойдет о постройке моста через Керченский пролив. Поэт Женька Сабуров горделиво улыбается.

Круглое Александр (точнее. Авангард) Георгиевич. Депутат от Севастополя, старейшина ВС, а по поведению самый молодой депутат. И самый радикальный, и самый интеллигентный. 70 лет. Белый костюм, седая шевелюра, загорелый, стройный, артистичный. Писатель. Участвовал в войне с 1942 года, закончил войну в Вене. Ранен был четыре раза. Круглов активно содействовал избранию Мешкова в президенты. Он снял свою кандидатуру (так же, как и зампред ВС Межак) в пользу «Юры», как они его называли. Непримиримый, яростный, остроумный, любимец севастопольцев, Круг-лов стоит за каждой инициативой сближения с Россией. Он и его брат Гений Георгиевич Круглов, депутат севастопольского городского совета, — инициаторы знаменитого "Решения № 41" о статусе Севастополя (пункт 1 которого гласит: "Признать Российский правовой статус Севастополя"). Дружно ненавидим всей проукраинской партией. Живет в результате "у подножия Везувия": жена под угрозой расправы рассталась с ним, подвергся нескольким нападениям. К президенту у Круглова те же претензии, что и у Цекова: не выполнил предвыборных обещаний, не приблизил Крым к России.

Четырнадцать депутатов татар. Неумолимо, методично, умело гнут татарскую линию. Самые активные: молодой, пухлый, дотошный юрист Надим Бекиров — руководитель политико-правового отдела Меджлиса, Буджурова (похожа на тридцатилетнюю Ахмадулину) — редактор газеты «Авдет» и редактор студии национального вещания ТРК, бородатый депутат Чубаров — зам-председателя Меджлиса крымско-татарского народа. 200 тысяч татар сейчас в Крыму, и возвращения продолжаются и поощряются Меджлисом. 4 миллиона крымских татар живут в Турции и ждут своего часа, сказали мне. Мне объяснили, что Турция в свое время передала Крым России, и по условиям договора Крым не может быть передан третьему государству, в этом случае Турция вступает вновь во владение Крымом. Пока же татарские депутаты умело играют на противоречиях между пророссийской и проукраинской партиями в парламенте. Татары голосовали против Мешкова.

Депутат Шевьев. Миллиардер. Золотые зубы, кофейный пиджак. Говорит аргументированно и убедительно. Голосовал против поддержки решения Севастопольского горсовета. Его лозунг: "Севастополь — часть Крыма". Сторонник, скорее, полной самостоятельности Крыма. Вообще партия "Крым для крымчан", никем не декларированная, набирает силу. Даже депутат Никулин высказался за то, чтобы Крым сдавал России Севастополь за деньги.

Депутат Никулин, между тем, глава фракции «Россия». (Он же глава комиссии ВС по государственному строительству и законодательству). Фракция эта, как стало уже понятно, не совсем соответствует названию. Потому депутат Круглов вышел из «России». Никулин — тихий, спокойный «законник», невозмутимо читал свою речь на митинге 6 сентября в Симферополе под возмущенные крики сторонников Мешкова. Сейчас в «России» 49 депутатов. В противоположность татарской фракции, согласия между ними нет. Например, депутат от Феодосии Грудина проголосовала ЗА сохранение статуса президента.

Самый экзотический депутат ВС — депутат Шурига. Предприниматель. Черный костюм, черная рубашка, светлый галстук. Волосы гладко зачесаны назад. Лицо… такие у кинематографических гангстеров-метисов из Гонконга. Глаза с расширенными зрачками. Окружен несколькими охранниками с рациями. В Симферополе в нескольких пунктах малоимущим продают шуриговский хлеб по низким ценам. Я сам видел эти очереди. Юноша Шурига недавно сменил фамилию на Кондратевский (так звали его прадеда-промышленника) и принял российское гражданство. Между тем, все меня уверяли, что он принадлежит к проукраинской партии. Эпизод, когда Мешков наградил Шуригу пощечиной, широко освещался в прессе России, Крыма и Украины. Эпизод свидетельствует лишь об истеричной несдержанности Мешкова.

Среди депутатов назойливо много работников прессы (Кизилов — директор издательства «Таврия», Заскока — гл. редактор газеты «Трибуна», Бахарев — зам. редактора "Крымской правды" и др.). Остальная масса ВС — директора предприятий, медицинские работники, руководители здравниц, флотские чины — короче, местная номенклатура. Ни единого рабочего или служащего.

КТО ПРАВ? МНЕНИЯ СТОРОННИХ НАБЛЮДАТЕЛЕЙ

Сергей Шувайников (лидер Русской партии). "Вынуждены констатировать, что руководители и исполнительной, и законодательной власти РК сделали серьезные отступления от своих предвыборных обещаний, которые давали крымским избирателям под флагом предвыборного блока «Россия», заявляя, что спасение Крыма только в союзе с Россией, ратуя за рублевую зону, отмену моратория на референдум, за устранение границ и таможен с Россией, за незамедлительное проведение экономических и политических реформ. Фактически после окончания выборов новая власть больше времени уделяла перераспределению должностных кресел, материальному обеспечению своей деятельности, способствовала размежеванию в правоохранительных органах и службе безопасности Крыма (…). О серьезном подходе к решению основополагающего политического вопроса — о статусе РК — речь практически не шла. Фактически не было ни единой инициативы, направленной на денонсацию акта 1954 г. о передаче Крыма из состава России в состав Украины, ни одного политического шага к проведению референдума".

Юрий Ивченко (бывший член аналитической команды президента Мешкова). О правительстве РК: "Сабуров — большой взрослый ребенок, самые активные министры вертят им. Это Минин (неутвержденный госсекретарь) и Зайцева (минфин). Нормальные в команде — Чернявский и Никольский, остальные — «кроилы». Ни у ВС, ни у президента нет силовых средств на противостояние. МВД приняло украинскую присягу. Служба безопасности управляется из Киева".

ЛИЧНАЯ НОТА

Пожалуй, лучше всего реальное положение дел в Крыму (не в здании на улице Карла Маркса, 18, где происходила сессия ВС, там же в левом крыле помещается президент), не в театре, но в реальном сухом Крыму без воды, где в магазинах пустые прилавки и воняют несмываемые по нескольку суток туалеты, обнажает мой личный опыт. 6 сентября я выступил на двух (санкционированных!) митингах: в Симферополе и в Севастополе. И с этого дня мой визит в Республику Крым превратился в полицейский боевик. Утром 7 сентября состоялся вооруженный налет (восемь человек на двух машинах, пистолеты, наручники) Службы Безопасности Украины на общежитие на улице Истомина в Севастополе, где, по сведениям СБУ, якобы должен был ночевать Лимонов. Еще целые сутки агенты дежурили в машине возле общежития с фотографией Лимонова. 7-го же сентября в 22.30 подполковник МВД Герасименко М. В. в компании еще одного подполковника вторгся в номер гостиницы «Украина» в Симферополе, где проживает депутат Круглов. У Круглова и Лимонова потребовали паспорта и подвергли допросу, невзирая на депутатскую неприкосновенность Круглова…

Я попытался найти защиту у властей Крыма. Начальник службы президента Петр Чернятевич сказал мне 8 сентября утром, что в этот день будет заменен аппарат милиции Крыма, чтоб я игнорировал СБУ. "Эти ребята зарвались и уйдут. Приказ подписан еще 18 августа". Друг юности вице-премьер Сабуров на просьбу защитить меня от произвола "Службы безпеки" растерянно признался, что СБУ прослушивает его телефоны (!), а недавно четверо неизвестных пытались проникнуть к нему в дом. Арестованный милицией, один из «преступников» был тотчас отпущен, оказался… человеком СБУ. 8 сентября в 17.50 на заседании ВС Крыма (шла прямая радиотрансляция) депутат Круглов огласил подвиги севастопольских «героев» СБУ и подполковника Герасименко…

Казалось бы, все. Но нет. «Ребята» продолжили зарываться дальше. В полночь с 8-го на 9-е сентября машина, следовавшая в Ялту (пассажиры: два сотрудника службы безопасности президента, вооруженные, увы, лишь удостоверениями да белыми рубашками с галстуками; Лимонов и сопровождавшее его лицо — Т. Рабко), была остановлена в пункте "752-й Ангарский перевал" нарядом милиции, вооруженным автоматами. Паспорт у меня был отобран. На следующий день под предлогом якобы нарушения паспортного режима российский гражданин Лимонов (Савенко) был выслан из Крыма — территории Украины. Выездная виза с трезубцем в печати обошлась мне в 800 тысяч купонов.

МОРАЛЬ

Пока бессильные президент Мешков и ВС Крыма делят на драматической сцене не принадлежащую им власть, Крымом безраздельно управляет Служба Безопасности Украины, т. е. Киев. «Премьер» театра Мешков переигрывает, срывается на истерику, но талант есть, великолепен артистичный и честный Круглов, экзотичен «китаец» Шурига, татары; однако основные события происходят не на этой сцене. Хмурые, безымянные служаки МВД схватят кого надо (и, если надо, уверен, поставят к стенке и хоть самого Мешкова) на 752-м Ангарском или другом перевале. Нехотя, скрепя сердце, за зарплату в купонах. «Служба». А за службу платит Украина. Россия ведь отказалась от Крыма.

Эдуард Лимонов

* * *

ОТСТУПЛЕНИЕ В 1996 И 1997 ГОДЫ

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК

27 марта 1996 года агентство Interfax сообщило, что зам. Генерального прокурора Украины Ольга Колинько возбудила против Лимонова (Савенко) Эдуарда Вениаминовича уголовное дело по статье 62-й УК Украины. Я посягал на территориальную целостность их государства.

Постепенно выяснились размеры репрессий, которым подверглись принимавшие меня в Крыму люди. Даже журналистов долго таскали в службу безпеки за то, что вечером 6 сентября они собрались у корреспондента РИА-Новости Игоря Кирпичева и встретились со мной. Вызывали на допросы Седунову Елену Александровну. Передавали неоднократно братьям Кругловым для передачи мне угрозу: мол, пусть нога его не ступает на территорию Украины, иначе уже за Белгородом мы его арестуем. Таким образом родители мои, живущие в Харькове, не имеют возможности видеть сына.

Летом 1997 года красивая девушка Василиса Медведева попыталась в Ялте предложить на продажу газету «Лимонка». Местные распространители прессы, поглядев на нее, злобно изрекли: "Да он же государственный преступник! Как же можно!"

* * *

НОТА ПРОТЕСТА

Визит делегации НБП в Белоруссию превратился в беспрецедентное побоище. 18 декабря в 14 часов в помещении ДК им. Киселева в Минске должна была начаться пресс-конференция Э. Лимонова и А. Дугина, а вслед за нею концерт минской рок-группы "Красные звезды". Однако лидер Белорусского Народного Фронта, депутат парламента Зенон Поздняк прислал свои «войска» на трех автобусах. До 500 боевиков БНФ и БЗВ (офицерская организация) ворвались в здание ДК, избивая зрителей и журналистов, круша окна, двери, мебель и аппаратуру. Показательно, что явились они прямиком с митинга в поддержку Дудаева.

В борьбе с превосходящими силами противника служба охраны, состоявшая из членов белорусской организации Славянский Собор, НБП, РНЕ и движения "Красный Марш", проявила исключительное мужество. Несколько парней были ранены, но отказались выдать толпе Э. Лимонова.

НБП выражает решительный протест президенту Белоруссии, ее правительству и Министерству Внутренних Дел, не сумевшим или не захотевшим обеспечить порядок и безопасность. В лице Национал-Большевистской партии России католиками-самостийниками из БНФ было совершено нападение на русскую нацию и Россию.

"Лимонка" № 3

* * *

18–21 декабря визит делегации НБП в Белоруссию, как известно, начался с кровавого побоища, устроенного Белорусским Народным Фронтом в Минске, в ДК им. Киселева. При этом ГУВД Минска конфисковало 300 номеров «Лимонки» № 2, журналы «Элементы» и книгу "Лимонов против Жириновского". Попутно Лимонов узнал, что его книги запрещены к продаже в Республике Беларусь спец. циркуляром Министерства культуры от 1993 года. (Напоминаем, что сентябрьский визит делегации НБП в составе: Э. Лимонов, Т. Рабко в Крым по приглашению севастопольских патриотических организаций сопровождался обысками, задержаниями и, наконец, беспрецедентной высылкой лидеров НБП "с Украины" 10 сентября 1994 года. Тем не менее, делегация НБП сумела выступить на митингах в Севастополе и Симферополе, встретиться с председателем ВС Крыма Цековым, с главой правительства Сабуровым, присутствовала (единственная из партий России!) на исторических заседаниях ВС Крыма, положивших начало раскола в Крыму).

"Лимонка" № 4

* * *

22 декабря 1994 г.

События, как вагоны в крушении на железной дороге, налетают друг на друга. 17-го звонила пьяная Наташа из Ленинграда.

Минская поездка вылилась в битву. К 14 часам, когда мы во главе с 19-летним Володей Селивановым (глава группы "Красные звезды") подошли к ДК им. Киселева, туда уже прибыли на автобусах БНФ (Белорусский Народный Фронт) и БЗВ (офицерская организация, «З» — от зброя, оружие, вооружение), посланные Зеноном Поздняком (депутат парламента, католик, не то литовец, не то поляк и смесь, говорят, с евреем). ДК стоит отдаленно, как бы в открытом пространстве, в поле. Мы издалека увидели необычно агрессивное скопление людей, один из наших прибежал нам навстречу, сообщив, что люди Поздняка прибыли, но мы все же вошли в здание через черный ход и прошли в гримерную. Не верилось, что в славянской Белоруссии возможны воинственные инциденты.

В зрительном зале, однако, началась битва. Были сорваны все сиденья, сломаны стулья, повреждены усилители, выбиты стекла. Нас охраняли местное РНЕ, "Красный Марш", ребята из Белорусского отделения Славянского Собора и юные наши нацболы. Наши ребята были ранены, у одного по всей длине распорота рука, он обильно кровоточил. Хладнокровная девица стала хладнокровно зашивать ему руку иголкой с черной ниткой, а он лишь морщился. Попытки выйти из гримерной оказались невозможны, драка шла уже в коридоре, на подступах к гримерной. Нападающие требовали выдать им "Лимонова, эмиссара москалей!" Отступив опять в гримерную, мы забаррикадировали дверь столами. Ушли через окно, выпрыгнув со второго этажа. На наше счастье, бегавшие толпой с флагами вокруг ДК цепочкой, выкрикивая лозунги, враги наши не знали, куда выходят окна гримерной. Выпрыгнув, мы ушли через белую снежную пустыню, стараясь не бежать. Все это в страшный 25-30-градусный мороз. ДК, как мы позднее узнали, был разнесен вдребезги пятью сотнями БНФ и БЗВ, разнесен в щепки.

Через несколько часов менты явились на квартиру матери Селиванова- два вежливых, но настойчивых майора угрозыска, и отвезли меня, Дугина и Селиванова во Фрунзенский райотдел города. Там только меня, отделив от остальных, принимали в кабинете начальника райотдела, полковника, съехавшиеся местные начальники. Сказали, что я представляю угрозу их общественной безопасности, мое пребывание в городе вызвало общественные беспорядки, и они хотят, чтобы я немедленно, вечером же, уехал. Я сказал, что даже рта не успел открыть, даже на сцену предстоящей пресс-конференции не вышел, им не в чем меня винить, и это я должен протестовать против того, что они не смогли обеспечить мою безопасность в городе Минске, куда я приехал как гость. Они сказали, что так же, как и в Москве, у них существует регистрация, и, если я не уеду, они возьмут у меня подписку, потом сразу же пойдут за мной и возьмут вторую, а потом предъявят мне обвинение в нарушении паспортного режима. Я сказал, что такие речи я уже слышал в 1973 году на улице Дзержинской, 2, в КГБ, но времена изменились. Если они хотят огромного скандала, то пусть будет так. Они отвели меня наверх, где в комнате с подобострастным майором Дугин и Селиванов пытались смотреть телевизор с психоделическими красками.

Они вызвали меня еще раз. По дороге я познакомился с девочкой-арестованной, но поговорить нам не дали, хотя мы друг другу понравились. Ее увели, а я опять был отведен в комнату полковника. Там появился новый персонаж, этакий номенклатурный патриций в костюме с белой полосой. Мы договорились, что мы с Дугиным уедем в понедельник (в любом случае мы собирались уехать в понедельник). Они потребовали, чтобы я не встречался с прессой, но первое, что я сделал наутро, это встретился с прессой. Там был и г-н Ступников с НТВ, он подарил мне свою книжку стихов, оказалось, что он снимал битву за ДК Ильича и передал запись в Москву. Поезд был в 23.26, по вине беззаботного Селиванова мы вскочили в поезд, когда он уже набрал ход. "Вильнюс — Москва" довез нас сквозь мороз в столицу".

Это была запись из моего дневника 1994 года. Добавлю, что в ту ночь, как потом оказалось, двое из десятка ребят, провожавших нас на вокзал, были жестоко избиты, когда возвращались домой. Позднее Лукашенко использовал битву за ДК им. Киселева как первый аргумент против БНФ, для его запрета. Было возбуждено уголовное дело, но нас в этой истории тщательно обходили. Один раз Дугин был допрошен в Москве по этому поводу.

* * *

С ноября 1994 года мы с Натальей Медведевой переселились на улицу Гримау, метро «Академическая». Человек, живший в квартире до нас, сидел в тюрьме, по профессии он был бухгалтер. Его девушка вначале позволила нам жить в квартире бесплатно, но позднее стала брать 200 долларов в месяц. В квартире не было телефона, была крошечная сидячая ванна с вечно протекающей водой из крана. 28 ноября ночью, точнее уже 29-го, привезли мы первый номер газеты из г. Тверь и сдали ее на склад распространительской фирмы «Логос» на Баррикадной ул., 2. Так началась газета «Лимонка». Действительно, как пишет Иван Черный (мой, а потом коллективный псевдоним, в тот раз им воспользовался юноша Андрей Карагодин), у машины ломалось колесо, а до этого, еще в Твери, нам пришлось купить для зеленой Антилопы-Гну "стального майора Шлыкова" новое колесо. На лысой резине в ржавой машине пришлось нам везти в Москву самую экстремистскую газету России. 29 ноября вечером в комнате 411 в помещении "Советской России" на улице Правды собрались Дугин, Летов, Карагодин, Грехов (менеджер Летова), Наташа Медведева, я. Позднее мы обмыли день рождения газеты у Дугина. 2 декабря в комнату 411 (в ней у Дугина размещалась редакция журнала «Элементы». Аренду он оплачивал переводами для "Советской России") пришел поздравить нас Виктор Анпилов со своими людьми (среди прочих М. Проскурина — фотокор "Правды"). Уже 7 декабря Тарасу Рабко не дали ключ от 411-й комнаты. Сказали, чтобы Дугин сам пошел к гл. редактору Чикину. 9 декабря Чикин сказал Дугину, что к нам ходит слишком много людей, они курят, и вообще его чикинский "бронежилет не выдерживает нападок против Вас". Короче, выставили и Дугина, и всю нашу контору. Так отплатили нам КПРФ-ные «коммунисты» за добро. С 30 января 1991 года по сентябрь 1993 года я печатал в "Советской России" несколько статей в месяц, активно катил с ними со всеми камень оппозиции в гору. Вместо благодарности лишили единственного крошечного помещения.

Период жизни на ул. Гримау- ноябрь 1994 г.- 15 марта 1995 г. — был тяжелым и героическим. По утрам я обычно приезжал к Дугину и начинал звонить по нашим делам. Мы искали помещение, искали ВСЕ, потому что у нас ничего не было. Ближе к весне я договорился с журналом «Юность» и несколько раз приезжал туда с утра, располагался в пустом кабинете звонить. Помню себя, шагающего по морозу к метро, к телефонам-автоматам. С помощью монеты в 1 копейку я научился, нащупывая в щели рычажок, давить на него монетой и таким образом звонил бесплатно. В холоде, в дождь, на ветру, в переходе метро — так протекала моя редакторская (газеты) и председательская (НБП) деятельность.

Помимо этого я еще и развозил на себе газеты по распространителям. Помню себя, тащущего 800 штук, аж жилы вытягиваются. Вез 200 штук до небольшого агентства на Пушкинской площади, а затем 600 штук в помещение «Правды» у Савеловского вокзала. Вез в метро, веревки резали руки. В середине декабря и до конца января уехала в Питер к матери Наталья Медведева, запила там и звонила к Дугину, изводила меня собой, безумной и пьяной. Были тяжелые дни, но я хорошо спал ночами, совершенно вымотанный физическим трудом. Я ничего не зарабатывал, денег у меня было крайне мало. В то же самое время у Натальи был период успехов. Случилось так, что почти одновременно у нее вышли сразу четыре книги (в том числе книга стихов в СПб) и второй диск. Возвращаясь ночью в Москву из Твери с газетами, я однажды вдруг услышал по авторадио "на станции Токсово" — голос моей жены. Она быстро становилась известной, даже деньги у нее были, за три книги она получила по три тысячи долларов за каждую. Известность, как и следовало ожидать от такого человека, как она, сделала ее наглой и раздражительной. Мы все меньше и меньше ладили. Ее тяготила жизнь без телефона, необходимость выходить рано утром на мороз и идти к телефонам-автоматам. Она с первых же номеров участвовала в газете, однако политическая моя деятельность вызывала у нее непонимание, даже насмешку. Я же презрительно отзывался об искусстве вообще. Т. е. мы все более расходились с нею. Сейчас понятно, что она приняла внезапно свалившиеся на нее плоды работы, которую она проделала, живя со мной еще в Париже, за норму. Она думала, так будет всегда, она думала, что это исключительно ее гениальность (о, она, конечно, с удовольствием окунулась в манию величия!) принесла ей заслуженный успех.

На деле это был всего лишь нехарактерный эпизод в ее творческой жизни. Ее творческая жизнь прервалась тотчас, когда она ушла от меня в июле 1995 года, и вот уже более двух лет она в искусстве ничего не сделала. Почему? Прервалось поступление энергии от меня. Пухлый бородатый мальчик, с которым она живет, имеет еще меньше энергии, чем она. Солнечная мужская, оплодотворяющая ее креативность, энергия исходила от меня на нее. Лучшие ее песни написаны по моим жизненным впечатлениям и моему опыту. "Поедем на войну" почти текстуально воспроизводит мои военные истории. Это я ехал "до Крайины узким коридором" через все Балканы с тысячью приключений туда и обратно. Это я "в Очамчирах умирал красиво. В роще ароматных апельсинов" попал под жуткий обстрел в Абхазии, лежал и жевал мандарины, думал, что не останусь живой. Это я лежал под обстрелом у Останкино, и по моим рассказам написана песня "Москва. 1993".

Сейчас (октябрь 1997 г.) меня нет с ней. И она заглохла, умерла, сделалась белой и водянистой, болеет, как лишенное солнца, помещенное в подвал, растение.

* * *

15 марта мы все же переселились в центр, на Арбат, в теплую и дорогую квартиру уехавших за границу друзей.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ЖЕНЩИНЫ

В 1985-м я написал книгу "Укрощение тигра в Париже". Как и в подавляющем большинстве моих книг, сюжет и события, в ней происшедшие, были основаны на реальной, МОЕЙ и Натальи Медведевой истории любви. Точнее, первых нескольких лет этой любви. Тогда я еще и не подозревал, что у любви этой будет продолжение, через полтора года я заберу ее с улицы Святого Спасителя в блядском квартале Сан-Дени, и что дальнейшая любовь наша примет характер трагедии, извращения, кошмара. Так как я всего этого еще не знал, "Укрощение тигра в Париже" получилась у меня счастливой книгой с грустным концом. Живет в красивейшем городе мира писатель с юной девушкой, пьяненькой, смешной и страстной. Теперь, когда я оглядываюсь на этот период моей жизни, он представляется мне потерянным раем. Конечно, уже в 1986 году я узнал некоторые некрасивые детали о жизни моей любимой женщины в этом раю, но даже они не смогли изменить общий образ этого рая: бедная, но экзотическая жизнь богемы, я становился все более и более известным писателем в стране писателей, во Франции, рядом — страстная, пылкая, красивая девушка, поющая в самом дорогом ночном клубе Парижа, — просто роман Скотт Фитцжералда, да и только. Когда в 1981 году уже в Париже я написал стихотворение "Где все эти "гуд бэд герлс" / Жестокие девушки с резко откинутыми головами/с расширенными зрачками / безжалостно ищущие любовь по всему миру / начинающие с ничего?", я мощно хотел, вызывал из хаоса именно Наташу. И как часто бывало в моей крайне необычной судьбе, я и получил Наташу уже через год. Она пришла в ресторан «Мишка» в Лос-Анджелесе в пыльный, липкий октябрьский калифорнийский вечер, все 1 метр 79 сантиметров роста на высоченных каблуках, и мы уже не расставались. Собственно, мы так и не расстались (несмотря на то, что в 85–86 годах прожили раздельно полтора года) с нею до самого 11 июля 1995 года, когда в Москве рано утром произошел окончательный разрыв. И гуд бэд герл — резкая, безжалостная девушка, ищущая любовь по всему миру, ушла из моей жизни. Навсегда, а навсегда — это и после смерти. Впрочем, это я захотел, чтобы навсегда.

Между раем, описанным в "Укрощении тигра в Париже" и окончившим свое существование летом 1985 года и настоящим концом этой трагической, самой хмурой любовной истории России, прошло еще целых десять лет. Я молчал все эти годы, хотя черные язычки пламени прорывались в моем творчестве (ух, как пышно — "творчестве"!), в частности, в рассказе "Личная жизнь", в романе "Иностранец в смутное время", история нападения на Н. есть в книге "Убийство часового".

И вот после разрыва (очевидно, вы до конца изжили свою общую карму, — сказал кто-то, не помню кто) я обнаружил, что был связан с этой женщиной куда более прочными узами, чем любовь или влечение. Пытаясь понять (нет, не вернуть, но понять, понять!) себя, ее, вечность и нас в ней, я стал делать заметки. Вначале из меня лезли любовь и ненависть, похоть, а позднее я вдруг забрался в мистику и философию, в отношения уже не мужчины и женщины, а архетипов мужчины и женщины, спустился к тому предысторическому существу, когда ОН и ОНА были одно целое. Так я начал писать "Анатомию любви". Желая понять.

Я уже переживал один раз измену и уход женщины. Я написал об этом книгу "Это я, Эдичка". На сей раз я пережил не уход женщины, но нечто иное: конец общей кармы, предательство товарища-солдата, философскую трагедию, потерю ИМ — ЕЕ. Что угодно, на выбор. Я думал о вещах крайне страшных, и меня интересовали простые и, казалось бы, несовместимые истины: предательство солдатом командира и уход женщины — должны быть судимы по одной статье? Я вовсе даже никакую и не книгу писал, я разбирался в своих верованиях. Мне крайне не нравился тот шаткий Хаос, в котором царствует произвол мгновенных желаний — а именно в таком мире я оказался после разрыва с Н. И я хотел основать, если смогу, твердые правила и несомненные заветы.

Я попробовал было обратиться к книгам, но таковых на ЭТУ Тему не оказалось. Человечество, оказывается, отдавалось своим страстям безоглядно и женщин осмысливать не пыталось. Ницше советовал, идя к даме, взять хлыст, Шопенгауэр их презирал, но тантрические ритуалы позволяли достичь божественных озарений лишь с помощью юной женщины.

* * *

Смерть и Любовь над миром царят,

Только Любовь и Смерть.

И потому Блядь и Солдат

Нам подпирают твердь

неба. Горячие их тела

(он — мускулистый, она — бела,

так никого и не родила,

но каждому мясо свое дала),

переплелись и пульсируют вместе.

Ей — безнадежной неверной невесте —

В тело безумное сперму льет,

Зная, что смерть там она найдет.

У Бляди мокрый язык шершав.

В щели ее огонь,

Солдат, отрубатель и рук, и глав,

Он семя в нее, как конь…

Она ему гладит затылок,

И он извивается, пылок…

* * *

11 июля в 7.30 утра она явилась после нескольких суток отсутствия. Полупьяная. Я ждал ее не один. Пригласил нашу общую подругу, девочку-фотографа Лауру Ильину, дабы быть твердым. Я заставил ее уехать и вывезти вещи в это же утро.

31 июля, через 20 дней после разрыва, меня сфотографировали в помещении редакции "Книжного обозрения", что на Сущевском валу. Полароидом. На левом плече у меня обнаружился светящийся шар. Юноша, сотрудник"…обозрения", провозгласил, что это черт на самом деле. Ясно, что сбликовала, наверное, линза, нечто отразилось в чем-то… однако мне стало не по себе. Шар света, сидящий у меня на левом плече, мне ни к чему.

За день до этого, вечером, мне позвонил капитан Шурыгин и сказал испуганно (до этого мы не виделись многие месяцы): "Ты береги себя, Эд. Я тебя люблю. Прошлой ночью ты приснился мне покойником. Мертвецом. В гробу…"

Хуевые мои дела. На плече у меня черт, Шурыгин увидел меня в гробу.

* * *

Первого августа, дабы не быть вечером одному, пошел в театр «Сатирикон», он вблизи Сущевского вала, минут десять ходьбы от "Книжного обозрения". Я был с несколькими сотрудниками газеты. Перед спектаклем мы выпили шампанского в буфете. Я посидел минут двадцать и, наступая на ноги, выбрался из зала, ибо спектакль "Игра в жмурики" раздражил меня своей тенденциозной болтовней. (Двое актеров, действие происходит в морге).

На улице было желто и смутно. Ветер растрепывал обильную, безумную и рахитичную зелень. Дальнейшие события имели смутную четкость дурного сна.

Подошел по тропинкам почти к Сущевскому валу и попытался перейти на противоположную сторону оживленного шоссе. Мешали автомобили в двойном движении. Двинулся по обочине. Заметил, что на противоположной стороне, поглядывая на меня, движется мужичонка. Я перешел дорогу. Мужичонка приблизился, как бы ждал. Невысокого роста, черные брюки, свитер, поверх свитера воротник голубой рубашки. Очень загорелое лицо, светлые яркие глаза, полуседые ухоженные волосы. Косые скулы, кадык крючком. Хрящеватые уши. Можно сказать, чистенький, в меру подвыпивший рабочий. "Ты мне свистел?" — спрашивает. "Нет, ничуть".

Идет рядом со мной к Сущевскому валу и бурчит, высказывая… мои мысли: народ такой уродливый, страна оккупирована (взгляд на витрины киосков у перехода). Вдруг, заглядывая мне в лицо: "У тебя лицо, как пластиковое. Неживое. Ты как неживой". Я иду себе невозмутимо, весь в черном, вплоть до черного носового платка. Он вновь, заглядывая в лицо: "Ты мертвый, вот что". Сказано очень испуганным голосом.

Перейдя на противоположную сторону Сущевского вала, стоим у развилки улиц. Он: "Я пойду. Ты осторожно". — "А что, — улыбаюсь я, — смерть за мной скалится?" Он побледнел и, с придыханием: «Да». Жмет мне руку. "Ты мне странно знаком. Так знаком, как будто мы в одном классе учились". Он мне так знаком, как будто мы тысячелетие вместе провели в одной тюремной камере.

Иду по Сущевскому валу один. Через момент он догоняет меня. Забегает вперед. Он в панике. "Не ходи туда! Тебя сейчас убьют. За тобой идут двое. Один побежал (как бывает в снах, он употребил два варианта: «побежал» и "поехал") в объезд". Показывает рукой туда, где якобы есть параллельная валу улица. "Не ходи!" И оглядывается. Я не оглядываюсь.

Я решительно шагаю в дурном сне. Все вокруг желтое, люди куда-то исчезли, мы одни на всем земном шаре. В фильмах Антониони была, я помню, подобная атмосфера галлюцинаторного мира, где все правда и все мираж. Он бежит рядом и, как верная собачонка, заглядывает мне в лицо. Его лицо обеспокоено ужасом. Отвечаю ему на немые вопросы гримас. "Все равно когда-то убьют. Не сегодня, так завтра. Если боишься — отставай…" Он не отстает, но испуганно прибился, прилепился ко мне. И канючит: "Не ходи. Тебя убьют…"

У пересечения Сущевского вала с поперечной улицей на нас выходит высокий худой тип в голубой куртке. "Он!" — взвизгивает мой спутник и хватается за мою руку, чтобы обрести поддержку. Не доходя пяти или десяти метров до меня, тип вдруг падает на мостовую, корчится, как креветка, в зародыш и… замирает мертвым. Я размеренным шагом иду мимо. Мой спутник ненадолго нагибается над типом и вновь испуганно прилепляется ко мне. Он ошеломлен. Он: "Что же ты не остановился? Он мертвый. И почему он упал, как ты это сделал?"

"Лучи, — говорю я и выдвигаю вперед палец, как бы стреляя из него. — И на левом плече у меня шар, а за спиною смерть, ты что, не видишь?" С суеверным ужасом он торопится со мной мимо Рижского вокзала к метро по желтым улицам. Теперь страшно и мне. У метро мы прощаемся. Почему-то это он уезжает в метро, а ведь намеревался уехать я. Я же иду по проспекту Мира к одноименной станции метро, ожидая и надеясь, что, может быть, меня убьют по пути.

На следующий день, анализируя происшествие, я пришел к выводу, что прогулялся с самим Дьяволом и напугал его. Ибо он прогулялся со мной — с мертвецом. Чуть подвыпивший, празднично одетый рабочий с тронутыми сединой прядями — лишь форма; однако желтый загар ада, костяшки скул, хрящеватые уши, светлые глаза моей мамы и, главное, эта атмосфера ужаса и безлюдья, быстро нагнетенная нами, — им и мной, — выдали его. Я узнал, что я — мертвец, а он — Дьявол, и даже он убоялся меня в этом состоянии. Ибо мертвецы, разгуливающие по улицам, нагоняют ужас даже на Дьявола.

Через пару дней я рассказал эту несусветную историю ясновидящей по телефону. У меня никогда не было знакомых ясновидящих, но эту мне рекомендовали друзья. Она посоветовала мне набрать теплую ванну воды с солью, зажечь в ванной перед зеркалом свечу и смотреть, КАК будет гореть фитиль. "Фитиль должен будет коптить. Вас ведь сглазили миллионы раз. Ваши читатели и телезрители". Я поступил, как она велела. Свеча в тяжелом подсвечнике в конце концов сползла в воду, туда же нырнуло зеркало, и, даже в моем состоянии, я заулыбался. К тому же, кожу щипало, я вывалил в ванну целую пачку соли.

На следующий день ясновидящая приехала с высокой блондинкой-родственницей и, посадив меня на стул, обошла вокруг меня много раз с зажженной свечой, приближая ее то к голове, то к шее. В результате свеча страшно почернела. Ясновидящая, молодая девчонка 22-х лет, стала убеждать меня, что я должен отрешиться от Зла, в противном случае со мной произойдет то, что мне наглядно продемонстрировали Высшие силы, убив на моих глазах типа в голубой куртке мне в поучение. Таким пояснением я не удовлетворился, сказал, что менять жизнь не стану, что опять найду себе блядь-девчонку, что я сам — Добро, однако хочу разврата, буду воровать, грабить и убивать, наказывая Зло. Тогда ясновидящая почему-то неохотно сказала, что в прежней жизни я был германским рыцарем и совершил несправедливость против Н. и теперь в этой жизни я искупаю перед ней свою некогда, много веков назад, совершенную несправедливость. Я попросил ясновидящую поднатужиться и увидеть больше. "В той далекой жизни в Германии, — сказала она, — Н. была проституткой", а я, германский рыцарь, убил ее. Вот и искупаю.

Я рассказал о случившемся на Сущевском валу нескольким людям, и все они сумели объяснить историю более или менее рационально до появления типа в голубой куртке. Один высказал предположение, что тип упал и забился в эпилептическом припадке. Но в этом случае странно, что он приберег свой припадок для меня, да еще в такой обстановке сплошных совпадений, и свалился мне аккуратно под ноги.

Н. всегда знала и любила повторять, что мое имя «Эдвард» переводится со староанглийского как "вэлфи гардиан" — т. е. "богатый покровитель", «охранитель». Я охранял ее рыцарем от бед алкоголизма, нимфомании и хаоса ее души тринадцать лет. Еще «гардиан» переводится как «часовой». У меня есть книга "Убийство часового". Н. попыталась убить своего часового в июле. Разрыв произошел в доме шесть, в квартире шестьдесят шесть.

И выбор названий собственных книг неслучаен, и тем более выбор женщины-идола в хаосе тел и душ. Я верю, что я — германский рыцарь, убил проститутку за измену. А для проститутки измена не существует. Рыцарь был идеалист и безумец. Чтобы он опять и опять в каждом рождении не убивал ее, а она его не предавала, а он бы потом не искупал свою вину, она должна полюбить только рыцаря. И навеки. Тогда прекратится проклятие.

* * *

Я делился с тобой всем: едой, деньгами, жизнью, эмоциями, талантом, идеями, моей гениальностью, наконец. Ты все лениво пожирала, неблагодарная и злобная, и завистливая. Я знал, что ты меня кинешь, что не поможешь в трудный час, предашь и растопчешь. Если меня посадят когда-либо и ты припрешься на свидание (на тебя это похоже!), я откажусь с тобой встретиться. "У меня нет жены, — скажу я, — должно быть, какая-то проститутка. Гоните ее!"

* * *

Без кожи

Получасовое путешествие пешком от Арбата до площади Маяковского мучительно. У выхода на Суворовский бульвар меня засекла семья, состоящая из отца (с видеокамерой), матери, пятнадцатилетней дочери и ее подруги. Долго шли за мной и только у перехода через улицу Герцена решились заговорить. Мать самая смелая. "Мы вами восхищаемся. Можно сняться рядом с вами на память?" Я свернул в ближайший переулок и позволил снять себя с дочерьми и матерью. Отец — офицер, мать из офицерской семьи и у подруги отец тоже офицер. Т. е. мы из одного социального класса. Свои, социально близкие.

Подальше на бульваре зеленый тощий юноша, отлепившись от девушки, кланяется. "Спасибо вам, что вы есть".

Мужик лет тридцати, высокий, прошел и вернулся. "Можно автограф? Ведь вы Лимонов. Напишите: Станиславу. И дату".

Подле метро «Маяковская»: юноша и девушка стоят у стены, беседуют. Без стеснения разглядывают меня. Я перемещаюсь чуть дальше, к театру Сатиры, они тоже. Наконец, парень подходит ко мне: "Вы случайно не Лимонов?" — "Случайно да, Лимонов".

Небритый тип подходит и протягивает паспорт: "Распишитесь здесь". Не интересуясь нисколько, хочу ли я.

И я еще маскируюсь, смотрю в землю, ношу темные очки, кепи… Когда-то, безвестным эмигрантом в Нью-Йорке, я мечтал о такой славе. Ныне она приносит мне неприятности и развивает во мне паранойю. То мне кажется, что меня хотят убить, то кажется, что украсть. После одного из митингов на Театральной площади за мной таки точно охотились пять здоровенных морд. Мой верный адъютант Тарас заметил их, и втроем: я, Дугин и Тарас — мы скрылись в метро…

Я настолько известен, что мне страшно. Я этого не хотел. Я хожу по пыльному чудовищному городу, как обнаженный, как человек без кожи, и все могут видеть мои внутренности. Именно, я человек без кожи. О такой публичности я никогда не мечтал. Я просто хотел быть известным. На Арбат (а мне приходится по нему ходить, я временно живу здесь) вообще выходить мне противопоказано. На почтительном расстоянии меня всегда сопровождают почитатели. "На хер — все!" — хочется мне заорать. На Арбате есть медведь в наморднике. Его сажают на плетеный диван и заставляют фотографироваться рядом с прохожими. Я напоминаю себе этого медведя.

Уличный художник: "Дорогая звезда, давайте я Вас нарисую!" Супруги толкают супругов: "Смотри, кто идет…" Если б они знали, как живет «звезда». Каждый день проходя через Ад. Я мертвый человек. Живущий в Аду. 24 часа в сутки.

И все эти сотни, тысячи взглядов, сквозь которые я иду, как сквозь строй. Они сглазили и сглаживают меня.

* * *

Русские женщины физически бывают очень привлекательны, но морально — это отталкивающие существа, калеки. Мужчина для них враг, так или иначе, у них психология гарема, когда мужик рассматривается как источник дохода (жизни), секса, но и угнетатель. Наказывать мужика — самое распространенное занятие такой женщины.

Если она влюблена, она готова все отдать, и даже саму жизнь порой, но влюбленность ее обычно столь коротка, что ничего отдать она не успевает, взять, впрочем, успевает многое.

Будучи сам русским, свидетельствую, что русская душа (обоих полов) есть понятие негативное. Из женщин эта русская душа делает прямо проституток каких-то без удержу и смысла. Русская женщина — самый ненадежный друг и товарищ, а тем более жена, какую можно себе представить, ибо, не имея ни чувства долга, ни морали, она следует обыкновенно лишь прихоти своей плоти. Но завтра ее благосклонность переключится на другого, и она станет вашим врагом. Новый выбор ее, скорее всего, будет абсурден, русская женщина может уйти от гения к ничтожеству, от сексуального маньяка к импотенту, ибо, воспринимая мужчину как врага и соперника, она мстит, ревнует и завидует.

Американка или немка может жить и остаться с мужиком по расчету. Русская тоже может, но одна из десяти. Другое дело, что примитивные простые люди всех наций живут парами как угодно долго от недостатка энергии, необходимой для перемен, или от недостатка воображения. Я говорю здесь об активном меньшинстве женщин.

Русская женщина гордится своей ненадежностью, способностью на предательство мужчины, тем гордится, что ею якобы движет «страсть», и страсть эту — прихоть — выхваляет повсюду как высшее качество души. На деле как раз ненадежность и есть исключительно негативное качество — т. е. недостаток, порок, ущерб. Русская женщина гордится своей способностью к предательству мужчины, о, разумеется, не называя это так.

Такая женщина хочет ходить по рукам, как переходящее красное знамя. Равенство полов при советской власти изуродовало ее куда более, чем американку Америка с ее «свободами»; от христианских заповедей русская женщина ничего не унаследовала, только дети порой являются цементом, как-то скрепляющим семью. Аморальная от незнания того, что есть мораль, она соорудила себе наскоро кодекс поведения, в котором половое влечение заменяет все заповеди. "Хочу — значит, люблю, а если люблю — буду с тобой, пока люблю — вот этот нехитрый ее путеводитель по жизни, с которым ее, конечно, ожидает в жизни банальная трагедия. Крушение. Ни одна из моих бывших жен не стала счастлива, первая и вовсе повесилась, хотя все предпосылки для счастья у моих женщин были. Мой личный опыт, как видим, подтверждает очевидное: уродливо сформировавшись, ментальность русской женщины — нездоровая ментальность и требует серьезного лечения на уровне нации. Дичайшее, наибольшее в мире количество абортов, четыре миллиона в год, тоже свидетельствует не в пользу русских женщин: легкомысленные убийцы, конечно же, смотрят на мучительное освобождение от плода как на побочный продукт «страсти». А страдания при абортах, грубые и отвратительные операции эти еще более усиливают ненависть к мужчине.

* * *

Они представляют себе идеальную жизнь женщины, как в сериале «Анжелика» — то маркиза банды ангелов, то у турецкого султана, то живет с алхимиком и чародеем, то попадает в постель к королю (изнанка у Сада в "Жюстин"), т. е. представляют себя переходящими от мужика к мужику, из постели в постель, из рук в руки. Не все имеют храбрость следовать такому идеалу, но некоторые следуют. При этом якобы все иерархии и социальные различия упраздняются постелью. Это заблуждение. Постельные радости преобладают только в искусственном тепличном «санаторном» (смотрите мою книгу "Дисциплинарный санаторий") обществе. Как только жизнь приближается к неискусственному натуральному варианту "открытой жизни" (кораблекрушение, необитаемый остров, гражданская война), все ценности становятся на свое место, и самая красивая блядь будет вынуждена жить с командиром, обладателем агрессивного темперамента, животной интеллигентности и ружья. Вне зависимости от качеств его сексуальности или размеров фаллоса.

Мужчины вопиюще неравны. Среди них есть воины-солдаты (агрессивное меньшинство) и жвачные коровы — подавляющее большинство. Мужчины равны только снизу, на уровне вегетативной жизни: когда они испражняются, едят и спят в глубоком сне без сновидений. (Но даже сны у них разные). Туда же, к вегетативной жизни, относится и сексуальность. На уровне высшей жизни, содержания огня в душе и агрессивности в крови, и в тех сферах, где следует показать творческую силу: в духовном мире, культуре, мысли, — чудовищно ясно, что бездна лежит между сверхчеловеком-воином и человеком из стада, такая же глубокая бездна, как между шимпанзе и человеком.

УТОЧНЕНИЕ О СЕКСУАЛЬНОСТИ.

Сексуальность даже не упоминается среди качеств ни античным миром, ни ранним средневековьем. Сексуальность была небезразлична ни грекам, ни римлянам, ни германцам, но доблестью ее не считали. Она вызывала внимание лишь в том случае, если толкала к поведению, несовместимому с общепринятыми ценностями. (Порицали, разумеется, уж слишком развратную Мессалину). Стоическая мораль, ее-то уж невозможно упрекнуть в мягкости, помещает сексуальные наслаждения в категорию вещей, с точки зрения мудреца, безразличных. Только с христианством и частично также под влиянием культов экзотических народов Малой Азии и Леванта устанавливаются тесные связи между сексуальностью и грехом, и, как следствие, секс начинает заражать не только этику, но и духовность.

* * *

Во мне не было недостатков, и тогда она придумала их. Она атаковала мою собранность, мое сознательно-разумное существование. (Никогда долгов, разумное распределение полученных от издательств сумм. Я не позволял себе «прогулять» полученное, зная на опыте, что зарабатывать дополнительные деньги придется через унижение и отказ от собственных принципов, от свободы, в конце концов). Эту разумность она называла «прижимистостью» или жадностью ("ты хохол" — и прочие плоские шуточки)… Еще она атаковала… в любом случае, она придумала мне недостатки. Когда я, после нескольких публичных пьяных ее скандалов, перестал вовсе ходить с нею в публичные места, она придумала мою якобы социальную необщительность, хотя до нее один я ходил практически повсюду, куда меня приглашали, и с удовольствием…

Она, конечно, очень страдала оттого, что я подавлял многие ее болезни и инстинкты. Я подавлял, просто-таки репрессировал ее алкоголизм ("Ты как террорист!" — кричала она злобно), ее нимфоманию (во всяком случае, она вынуждена была сдерживаться), ее слабоволие, пассивность (ей хотелось покинуть мой марафонский забег и лечь на обочине), ее инстинкт доминирования, она хотела быть лидером (позднее юноша Тарас выразил это простой фразой: "Она не хотела быть «замом», сама хотела стать боссом, вот и стала"), я подавлял ее несомненную волю к смерти. Были еще многие мои репрессии, уже менее значительные, как бы подвиды репрессий, так, например, я ложился не позднее 24 часов или часу ночи, а вставал в 8–8.30 и в девять уже работал. Она хотела более хаотичной жизни. Она хотела есть больше рыбы, а я покупал свинину, потому что она была во Франции дешевле. Она любила оттянуться на смаковании в сотый раз своих собственных музыкальных записей, а я насмешливо замечал, что у нее мания величия (впоследствии «это» таки развилось в манию величия), на основании чего она придумала, что я не люблю музыку. Потому что ей нужно было оправдать свои изъяны, инстинкты и болезни моими «недостатками». Она договаривалась даже до того, что якобы это я виноват в том, что она пьет, она утверждала, что воспринимала бы алкоголь нормально, если б я позволял, чтобы она пила понемногу… На что я резонно возражал, что и до меня, с другими мужчинами, она пила, и что на протяжении лет я не раз, бывало, соглашался попробовать и давал ей пить и пил с нею сам, но всякий раз этот эксперимент рано или поздно заканчивался ее чудовищной какой-нибудь сценой и многодневным обычно загулом, неизвестно где и с кем.

Мой способ жизни был способом жизни героя, решившего победить мир и поставившего на службу этой цели всю жизнь. В обмен на достижение цели я, конечно, отказался от множества мелких удовольствий. Покойный французский критик Матью Галей, писавший обо мне в «Экспрессе», назвал статью обо мне "Организованный бунт". Ну да, я очень организованно бунтовал, понимая, что только такой бунт будет услышан и увиден и достигнет цели. Конечно, мой режим был репрессивен для нее. Однако под этим режимом она написала на целых четыре тома книг, записала один диск и создала второй. Репрессивный режим обернулся для нее огромной пользой. С криками и истериками, она все же позволяла мне держать ее на цепи целых тринадцать лет. Вряд ли когда-либо еще будет в ее жизни такой продуктивный, светлый, сознательный и умный период. (А в моей — такой безумный, ибо результатом все же был некий симбиоз моего разумного начала и ее безумного).

* * *

"Концепция, согласно которой мужчина будет ранен в своей «чести», если его женщина его обманывает — тогда как обратное есть правда, — абсурдна; из двух в адюльтере это женщина, а не мужчина теряет «честь», не по причине сексуального факта самого по себе, но с высшей точки зрения, так как если брак есть вещь серьезная и глубокая, женщина, вступая в брак, свободно соединяется с мужчиной и в адюльтере рвет эти этические узы верности, то она деградирует прежде всего в своих собственных глазах. Мы можем заметить походя, как глупо высмеивать обманутого мужа: таким же образом можно высмеять жертву воровства или командира, которого, вопреки присяге, предал и покинул его солдат. По крайней мере, если не связывать защиту «чести» с выработкой у мужа качеств тюремщика или деспота, безусловно, несовместимых с высшей концепцией мужественного достоинства".

Юлиус Эвола, "Скачка на тигре"

* * *

Я представляю, как ты идешь на своих высоких ногах, и высоко вверху трутся друг о друга черные губы твоей страстной щели. И моя бедная голова замыкается, она горит, из нее идет дым паленого мяса. Я ли прожил с тобой тринадцать лет и никогда не насытился тобой — мрачной, страстной, безумной и безжалостной стервой? Я ли?

Будут выборы. Я должен думать о выборах. О лозунгах: "Лимонов- это вызов банде… всей этой банде ворья, настоящего, прошлого и будущего" или… "У Лимонова, единственного из всех кандидатов, — лицо, а не рыло!" Вместо этого я лежу и вижу, как я расчленяю твой тонкий труп. В ванной, я привел, заманил тебя в ванну, ударил ножом (куда бить?) и отрезаю голову. Голова тяжелая, я несу ее в метро в пакете, и меня останавливают. У меня отбирают твою голову, я прижимаю ее к груди, к животу и не отдаю. Нет, нет… мое… Окровавленные красные волосы, сбитые в колтуны. Я увидел их у тебя давно — эти окровавленные волосы, я увидел их 30 марта 92 года в "госпитале Бога" в Париже… Не отбирайте у меня ее голову. И я прижимаю твою голову к паху. Мое!

* * *

Рост 178 сантиметров. Вес, наверное, 55 килограммов. Возраст — 37 лет. На лице — шесть шрамов от ударов отверткой, самые заметные на лбу и левой скуле. Левая рука сломана во время того же нападения 30 марта, шрам от локтя до кисти, с безобразными шрамами от пореза, ниток, иголки. Внутри — стальная пластина. Две операции, вторая — кость не срасталась, потребовала взятия кусочка кости с левой оконечности таза. Там шрамик. Левая грудь и живот с левой стороны в застарелых белых шрамах от ожога: в Лос-Анджелесе, году в восьмидесятом, в ссоре на нее плеснули горячей водой из кофейника. Дело было в кафе.

Руки дистрофические, без мускулов, кисти и запястья набухшие, набрякшие нездоровой алкогольной кровью.

Грудки белые, падающие вниз, безвольные.

Ноги длинные, божественные. Ляжки мягкие, белые. Когда пьет, то натыкается божественными ногами и бедрами на все углы, падает, расшибается и потом ходит в синяках. Когда долго не пьет — тело чистое.

Зад компактный, но мягкий, блядиный, роскошный. Копчик разбит много раз, кости раздроблены. Когда много ебется на спине, то копчик натирается, если ебется на твердом — содран. Под обеими ягодицами — темные пятнышки — предмет ее неудовольствия. В общем, тело разъебанной бляди.

Пизда всегда умеренно-мокрая, но не излишней жирной слизью, как у простых смертных, но ровным обжигающим соком страсти покрыта. Внешние половые губы черные, как у пантеры, волосы черные жесткою опушкою на ней, а если раскрыть, распахнуть рывком, то там — жаркая алость, как жерло вулкана под темным пеплом. Как-то я спросил ее: "Как считаешь, пизда у тебя увеличилась от делания любви за двадцать с лишним лет?" — "Конечно", — сказала она равнодушно. Меня же бросило в ужас.

Руки крупные, что мне всегда нравилось. Крупная рука с яркими ногтями на моем члене. Пальчики ног длинные, слабые, как картофельные ростки. Я часами, бывало, разминал ей пальчики, онемевшие от долгого хождения по жизни на каблуках. Она взвизгивала, плакала, впадала в эйфорию. Ступня тридцать девятого или сорокового размера не казалась большой. Бедные, мокроватые ножки, скрюченные пальчики. Большая часть моей нежности к ней возникла из-за этих пальчиков.

Рот большой, крупный, гигантский. Сейчас он потускнел и поблек, но, окрашенный помадой, все равно манит всеми прелестями и дразнится. Нижняя губа, скорее под губой, пробита была отверткой насквозь в рот.

Носу досталось в жизни. Перебитый много раз, он как-то выделился кончиком; что раздражает ее, она стала похожей на мать, а она этого не хочет.

* * *

В темном мрачном сарае, называемом «Эрмитаж», я сижу, как Стэппэн Вулф, герой одноименного романа Гессе, с придурками, считающими, что модно и хорошо быть здесь, с такими же обездоленными, как я сам. Обездоленная, к примеру, «хозяйка» С., уродливое до шарма, крикливое и умное существо, потерпевшее столько кораблекрушений, что уже не надеется на счастливое плавание, и ее совладелец А., настолько всегда обкуренный гашишем, что не соображает, где он, в основном играет на биллиарде. Еще приходят знаменитости, Б.Г., он же Борис Гребенщиков — упитанный улыбчивый человек с волосами, затянутыми в хвост, в дурной какой-то тишотке из Америки. Я сижу, пью водку или текилу, подвергаюсь пыткам музыкой и встречами. Играют с периодичностью песню, которую пела Наташка, "Саммэр тайм… Юр дэди из рич энд юр мазер…". Песня едет по мне железными колесами с шипами, вырывая из меня куски плоти, хлещет кровь. С. вдруг выводит из темноты невысокую темную официантку. "Познакомься, Лимонов. Это бывшая жена Б., с которым живет твоя Наташа, у нее сын, шесть с половиной лет". Как ножом по горлу полоснули. С. - уродище, карлик, еврейско-армянская змея, скалится в улыбке на фоне фильма с Чарли Чаплиным, эти немые фильмы еженощно крутят в сарае «Эрмитажа», "Ты не откажешь себе в удовольствии врезать человеку. Признаюсь, удар по самому болезненному месту", — хриплю я. Гребенщиков смотрит, слышит, мало что понимая. Мы с ним живые легенды, два "монстр сакрэ", как говорят во Франции. Ему нормально стоять со мной, он не роняет своего достоинства. "Саммэр тайм…" Бля, как меня достало это "саммэр тайм" в этом году, как мне больно, я хожу по миру со срезанной кожей, без кожи, моя шелковистая, моя в шрамиках долговязая моя девочка, как ты, падла, жестока! И я пью с С. и говорю страшные вещи, и курю с совладельцем и тупо гляжу, как он играет на биллиарде, и курю и пью, и пью и курю гашиш; блядь, кто-нибудь убил бы меня, гляжу я с надеждой на входящих из ночи гостей. Подходят юноши и просят расписаться на их тишорт и других одеждах. Когда светает, в сопровождении Тараса, С. висит на руке у меня, мы выходим на Большую Каретную. Я даю Тарасу ключ от квартиры, и он идет спать на Арбат. Я иду к С., где в хаосе старой квартиры висят картины. Мы пьем еще вино и затем сваливаемся в ее спальне на умопомрачительно хаотическое ложе в нише между двумя стенами. Ложе завалено десятками или сотнями тряпок, и туда вот мы ложимся, сняв с себя одежду. Появляется совладелец барака, неизвестно для какой цели, но, побродив по квартире, удаляется — хлопает дверь. Я нащупываю большую не по росту пизду С. и пытаюсь ее выебать. Разумеется, у меня ничего не получается. Стэппэн Вулф, я держу С. за задницу, и мы засыпаем. Проснувшись, я тащу ее с собой через всю Москву к себе на Арбат. По дороге мы покупаем пиво и садимся, о ужас, поесть в Мак-Доналдсе. Старый безумный рокер узнает меня и наклоняется над нашим столом, объясняя свой утопический проект производства диска, а какого, я забываю. Солнце жжет немилосердно мои щеки, я говорю, что С. - мой продюсер, и она все равно не даст денег ни на какие проекты, потому и нечего говорить о них. Мы идем дальше, меня узнают многие. Как вызов общественному вкусу, я прижимаю к себе это тощее крохотное уродливое создание в золотых штанах от Версаччи и желтой рубашке, на шее у нее бусики из мангедовидов. Патриот и фашист прогуливается. Абсолютно пьяный, с жертвой Аушвица- Освенцима. Мы приходим ко мне на Арбат, выгоняем Тараса, ложимся, я расстегиваю на ней штаны, и ей вдруг становится плохо. Она просто загибается. Ей нельзя пить. Она сереет, и я с ужасом думаю, что она умрет — мой товарищ по несчастью. Но через четверть часа она выкарабкивается. Мы идем в большую комнату, я сажусь на пол, она сворачивает косяк с гашишем. Курим, и я левитирую. Дружелюбно разговариваем. Около шести вечера мне звонит Лолита. Я веду С. на Кропоткинский бульвар и сажаю в машину. Спускаюсь в метро «Кропоткинская». Лолита ждет меня в центре зала. Едем в штаб на Фрунзенской. Отдаю ребятам приказания. Еду с Лолитой к себе на Арбат. Ебу ее и кончаю на ее выпуклый животик, думая, что я на 28 лет старше этой сербской телки, торчащей на мужчинах старше себя, так она мне сама рассказывала. "Лолита, я выебал тебя!"

* * *

С сербских войн нужно было добираться через границу до венгерского Будапешта. Когда получалось, я делал это в автомобиле, а то ехал в автобусе с перепуганными беженцами и всяким торгово-темным людом. Поздно ночью попадал я обычно в будапештский аэропорт и пытался улететь утренним рейсом венгерской компании «Малев» в Париж. Уже в автобусе начинал безумно ныть в предвкушении встречи с ней низ живота. Член топорщился в брюках, наливался волнами крови, задирался до животной боли о складки брюк. Я представлял ее полуоткрытый орган, сверху — черный, в глубине — ярко-алый (как эсэсовская шинель), едва успевший закрыться после совокупления, зияющей амбразурой, страшной дырой, с каплями чужой спермы на стенках. Я представлял ее ноги, то похотливые, то жалкие ножки девочки-бляди в синяках, ее ляжки (несколько раз на них отпечатывались пятерни каких-то зверей, с которыми она сваливалась, пьяная), я опять подзывал стюарда и требовал еще алкоголя. Алкоголя давали много. На линии Будапешт — Париж «Малев» сотрудничал с «Аэр-Франс» и потому щедро снабжался французским вином невысокого, но сносного качества. Я напивался и конвульсивно глядел на часы.

Сзади были трупы, сожженные деревни, грязь, кровь, канонада, выстрелы, ветер, камни, вонючие беженцы, жгучая ракия, вонючие солдаты, спящие вповалку, кошмар группового изнасилования, в котором сам участвовал в полупьяни, развалины, запах гари и смерти. А я ехал к теплому телу сучки-девочки. Я был счастливейший человек в мире. Солдат, стремящийся к любимой Бляди. Я ехал из страшной трагедии в страшную трагедию. Я знал из опыта, что или не обнаружу ее дома, явится через несколько суток, или обнаружу пьяную в разгромленной постели, или обнаружу не одну…

Она не заметала следов. Она не прятала простыни в сперме и менструации и в винных брызгах, как стопроцентная сучка, не мыла двух тарелок и двух бокалов, она все это игнорировала, а может быть, демонстрировала в садистской жестокости.

Я ехал в такси по темному еще Парижу и боялся. Когда я подымался по лестницам нашего дома-призрака на рю дэ Тюренн, у меня отнимались руки и ноги. Я бесшумно вставлял ключ в замок. Открывал Дверь, шел в темноте в спальню… Пьяно разметавшись, она спала, пьяно подхрапывая, среди свернутых в жгуты одеял, бутылок, бокалов, нижнего белья… Я не успевал сказать гневных слов. Она, разбуженная, сонно-пьяная, опрокидывалась на спину и раздвигала ноги: "Потом будешь меня ругать. Ложись на меня, выеби меня". От одного тембра ее сумрачного голоса у меня холодели и подтягивались кверху яйца. И я был счастливейшим солдатом на свете в ее объятиях, на ее сучьем длинном теле, сжимая ее слабые грудки, держа ее за жопу…

Она кричала и хватала меня за хуй. Она ведь была пьяна, а пьяная она никогда не могла удовлетвориться.

Когда я вернулся из Боснии осенью 92-го, выяснилось (я выбил из нее признание), что она в мое отсутствие поселила у себя двух русских и пропьянствовала и проебалась с ними весь сентябрь и октябрь. После вторичной операции, с рукой в гипсе.

* * *

Почти совершил преступление. Группа крутых друзей предложила (предлагала и ранее) "оказать любые услуги, если какие-то люди тебе мешают… разумеется, безвозмездно…" Мне мешала Н. и ее парень. Я дал им адрес. В утро, когда они туда отправились, предполагая замочить обоих, когда откроют дверь, я… Короче, я позвонил ей и закричал: "Тебе будут звонить в дверь! Ни при каких обстоятельствах не открывай и не выходи из дома до тех пор, пока я не позвоню и не скажу, что можно!.." Она злобно прорычала: "Почему? Что ты задумал? Что все это значит?" А я? Мне стало легко. Потому что в бессонную ночь, предшествующую этому утру, я понял, что самое страшное наказание для нее — лишить себя и оставить мучаться. Должна жить. А жаль мне ее не стало. Смерть для многих благо и избавление. Для нее тоже. Ей звонили в дверь. Она не открыла. Перепуганная, звонила мне, требуя объяснений. Не получила.

Те крутые друзья аккуратно доложили что и как. Предлагали ворваться в квартиру. Я сказал, чтобы операцию остановили. Ну, ее и остановили, с удивлением и разочарованием. Пусть живет. Пусть мучается. За предательство полагается страшное и долгое наказание.

* * *

В садизме, равно как и в мазохизме, речь, говоря несколько упрощенно, идет о реальной или символической связи жестокости с любовным наслаждением. Проявляем ли мы сами жестокость в отношении любимой женщины или эта женщина ведет себя жестоко по отношению к нам — желаемый результат в обоих случаях одинаков.

* * *

На войне в Абхазии, тогда ее столицей была Гудаута, на площадь под пальмами и магнолиевыми деревьями перед Домом правительства, где с утра толпились беженцы и солдаты, помню, прибегала сучка. Тощая, розовая, облезшая, прихрамывающая, с двумя рядами голых, непристойных даже для собаки сосцов, а вслед за нею бежал крупный отряд кобелей. Измученная ими, она все же никому не отказывала и давала прямо на площади всем. Ты — эта сучка, это твой портрет. И книга о тебе должна бы называться «Сучка».

* * *

"Мораль Сада зиждется прежде всего на факте абсолютного одиночества. Сад не раз повторял это в различных выражениях: природа рождает нас одинокими, каких-либо связей между людьми не существует. Единственное правило поведения заключается в следующем: "Я предпочитаю все то, что доставляет мне удовольствие, и ни во что не ставлю все то, что, вытекая из моего предпочтения, может причинить вред другому. Самое сильное страдание другого человека всегда значит для меня меньше, чем мое удовольствие. Неважно, если я вынужден покупать самое жалкое удовольствие ценой невероятных преступлений, ибо удовольствие тешит меня, оно во мне, тогда как последствия преступления меня не касаются, ведь они — вне меня".

Морис Бланшо

Великолепная характеристика определенного типа человека. Сегодня такой тип не столь уж большая редкость. Никто не выяснял, сколько таких, но возможно, что подобных людей в современном мире большинство.

* * *

Моя мораль противоположна морали Сада. Свое хотение для Н. превыше меня и моей жизни и смерти? Я расцениваю такое поведение как предательство. А как это еще назвать? Беря мое, живя в моей пещере, кочуя с моим племенем, поклоняясь моим богам, пожирая мою пищу, впитывая в себя мое семя, вдруг освободила себя от меня. Но если ты спишь, ешь, живешь, пользуешься — ты обязана, ты должна. Если я тебя кормил, воспитал, учил, оберегал, ебал, давал постель и крышу, то почему ты не должна? Очень должна. И не думай, что сполна расплатилась пиздой. Пизда лишь одна ценность, я же дал тебе многие. (Но из всех затрат мне жаль лишь доверие и духовную энергию, и мое семя, бесцельно впитавшееся в тебя).

Да, предательство и преступление. Преступление худшее, чем отнять у человека дом, землю, может быть, худшее, чем убить его родителей, — это отнять у него чувства, все эти страшные и чудесные пьесы, которые он на твою тему себе сочинил, играл и слышал — всю музыку чувств отнять. Голая пизда отнята? На деле отнято куда большее: друг, компаньон, доверенное лицо, ребенок, женщина, сестра, друг-заговорщик, под ельник… Все пейзажи, которые мы вместе видели, утра, в которые мы вместе просыпались, те молчания, которые мы прожили вместе. Ты предпочитаешь все то, что доставляет тебе удовольствие, тринадцать лет я был для тебя удовольствием, а нынче это не так? Ты переметнулась к чужому племени, к врагам. За это полагается наказание. Простой мужик убил бы тебя за обиду чувств, за те простые сказки, которые я тебе рассказывал, за чепушиные стишки, которые тебе сочинял, за больницы, откуда тебя забирал бледную. Но я тебя хуже чем убил, я лишил тебя себя НАВСЕГДА. И ты задыхаешься, как вампир без свежей крови, ибо ты еще и вампиризировала меня — питалась моей энергией, идеями, вдохновляющим гением моим. Их не смогут дать тебе существа, с которыми ты будешь жить после меня.

Тебе не страшно? Пусть тебе будет страшно. НАВСЕГДА- это и после смерти.

* * *

В женщине все неблагородно. Если двадцать лет тому назад я считал, что неблагородна Елена, что предатель именно ОНА, что мне не повезло с женщиной, то сейчас я знаю, что любая женщина по природе своей низменна и неблагородна. Неблагородны и многие мужчины, но если в мужчине это дефект, генетический недостаток, в женщине это суть. Юлиус Эвола различает две основные формы духовности — духовность ОЛИМПИЙСКУЮ И МУЖЕСТВЕННУЮ и духовность ТЕЛЛУРИЧЕСКУЮ И ЖЕНСТВЕННУЮ, которым соответствуют следующие противостоящие пары:

Цивилизация Героев

Цивилизация Матерей

Солнечные культы (пример — сжигание мертвых)

Культы хтонические и лунные (пример — погребение мертвых)

Олимпийский идеал «сверхмира» (Гипер-Урания Платона)

Пантеистический мистицизм (смешение, растворение во "Всем")

Аристократическая этика различия

Промискуитет племени, отмена социальных различий во время оргаических праздников)

Иерархическая социальная организация

"Примитивный коммунизм"

Патриархальная семья

Семья матриархальная

Во время полнолуний она бесилась, запивала чаще всего. И сама всегда признавала, что у нее странные отношения с луной. (Лунарное — превосходство отдается всему атавистическому, сексуальному, инстинктивному). Она никогда не могла иметь одну точку зрения на событие или явление, феномен и бесила меня замечаниями типа "а тебе скажут…", "а эти думают, что правы они…", т. е. видела мир, где все равны, все имеют одинаково весомые точки зрения. То есть она начисто игнорировала, что есть "херрэн мораль" и "хердэн мораль", мораль героев и мораль простых смертных из стада. Ее нисколько не заботило социальное положение или уровень таланта как случайных ее партнеров, найденных ею в пьяном виде, так и социальное положение более длительных ее увлечений. Маменькин сынок — петербургский искусствовед и дикий цыган, яйцеголовый, лысый, некрасивый эмигрант-неудачник и сверхнеординарный ее муж Лимонов прекрасно уживались все в ее мире и в ее пизде.

"Порядок женщин — это порядок уравниловки, равенства и промискуитета (т. е. неразборчивости в половых отношениях), преобладание материи и ее универсалистских, гедонических и утилитарных ценностей над формой", — каркает великий философ Эвола над моим ухом. Это грустно и трагично осознавать, но женщина — иное существо, существо, с которым невозможно жить на равных. Одно из своих стихотворений (а теперь и следующий диск будет называться так) она назвала в свое время "А у них была страсть". В те дни ноября 90 года она впервые открыто бросила мне вызов, «влюбилась» в скорее ординарного, бескрылого человека из города СПб, приехавшего в Париж. Само название определяет вызов мне. На самом деле, что бы она ни сделала в последующие годы своей жизни, хоть прожила их, стоя на голове, мир будет уверен в обратном, а именно, что это у меня была страсть к ней: чудовищная, больная, извращенная, но честная, страшная, смертельная. У нее же была, есть и будет неблагородная страсть к самой себе. И только. Ибо себя любят миллиарды людей, безоглядная любовь к другому существу случается крайне редко. Правда, она сумела стать моим наркотиком, моим извращением.

Она до сих пор хранит прощальное письмо своего первого любимого. Она была пятнадцатилетней девочкой, но уже тогда все было ясно: очень женщина, в высшей степени, она не могла быть верной. "Ты хочешь принадлежать всем, — обвинял 28-летний парень девчонку, — ты не можешь и не хочешь быть верной". Но суть настоящей женщины и есть неверность. (Домашние хозяйки, конечно, не женщины, но кухонные машины). Ее еще детская неверность отлично передана ею же в книжке, которой я дал залихватское название "Мама, я жулика люблю". На самом деле следовало назвать книжку "Мама, я люблю себя со всеми".

"То, что затопило сегодня современный мир и приближает его к размыванию, — есть Нижние Воды женского полюса. Воды есть пассивная опора явлений, их функция — предшествовать творению и его вновь переварить, так как им невозможно преодолеть свою неопределенность, т. е. принять форму. Их царство есть царство зародышей, фактического, всего, что есть пассивная сила, не действие. Всякая форма есть победа над Водами… Воды представляют собой разрушительный аспект женского полюса (холодную бездну) и обладают двумя лицами становления: генерирование и разрушение". Это тоже Эвола вещает о женщинах, мудрый и черный, как ночь Эвола. Нет надежды.

В гностической мифологии Дьявол был в союзе с женским принципом, каковой характеризуется так: "лишенный предварительного знания, гневный, двудушный, двуличный, девственный сверху и гадюка внизу".

* * *

В квартире в Париже у нас была гардеробная комната размером всего в несколько квадратных метров, а из нее (двери не было) — вход в ванную. Ранее из гардеробной был вход в комнату, служившую нам спальней. Дверь сохранилась, но стену хозяйка затянула материей, а дверь просто забила и закрасила. Когда я уже принимал ее как наркотик, я однажды вырезал материю по контуру замочной скважины. Кровать наша (два матраса на полу) находилась как раз под замочной скважиной. Со стороны гардеробной видна была просто незначительная дырочка в полотне, миллиметров в пять диаметром, но зато, если прижаться с другой стороны двери, сев на кровати, глазом к скважине, можно было подробно, крупным планом рассмотреть, что делалось в ванной. И я стал наслаждаться.

Она задумчиво садилась голой на туалет, смотря куда-то вбок и вверх. Вставала, задрав ногу, бесстыдно ставила ее на унитаз, бесстыдно мыла свою щель над раковиной и потом промокала себя полотенцем между ног. Когда она бывала пьяная, то движения ее становились совсем непристойными и более вульгарными. (Вообще в ней было много вульгарности, что меня в ней и привлекало очень). Когда она выключала свет, чтобы придти ко мне в постель, я спешно делал вид, что сплю или дремлю, закрывался одеялом, так я оберегал свое наслаждение. Уже возбужденный ее одиноким бесстыдством, я был наэлектризован эротикой от члена до пяток, так она мне нравилась, моя натуральная женщина. Я сказал ей как-то в шутку: "С тобой жить равносильно тому, что иметь подписку на hard-порножурнал". Она хмуро хмыкнула. На самом деле жить с нею было равносильно жизни в борделе, причем сразу с двумя женщинами — одна трезвая, другая пьяная алкоголичка… Когда лет двадцати от роду я прочитал, что Ван-Гог некоторое время жил с проституткой, я, помню, поразился и понял. А с кем и жить?

Что до замочной скважины, то я любовался ею таким образом несколько лет и только в 92 году рассказал ей об этом. Мой рассказ не произвел на нее особого впечатления. Лишь пожала плечами.

* * *

В пять двадцать утра телефонный звонок. "Ты один?.. Хочешь, я приеду?" — "Приезжай, и скорее. Но только приезжай. ТАК не обманывают".

К шести утра, рассвет даже еще не брезжит, появляется с бутылкой вермута «Россо» (на 2/3 опустошенной) просто в руке. "Вот, я приехала. Я же сказала, что приеду". Звучит уже очень по-иному, чем по телефону. Уже крепко пьяная, и запах алкоголя дуновением метет по коридору, пока идем в квартиру. Заплетены в коску красные волосы, на голых ступнях туфли на высоченных каблуках, все те же расклешенные джинсики, маечка с рок-уродами на груди. Счастливо изумляется, войдя: "Как у тебя цветами пахнет!" Поясняю, что надушился тройным одеколоном.

Садимся в большой комнате, и она мне трагически говорит о том, что больше не может пить, умрет и пьет из горла бутылки свой вермут. Вдруг бросает: "Идем туда!", и, не дожидаясь меня, уходит в спальню. Ложится поверху на одеяло. Я сбрасываю обувь и ложусь рядом. Целуемся. Она ворочается, переворачивается, в постоянном движении… Вскакивает. "Я пойду? Дай мне денег". — "Куда? Ты двадцать минут назад приехала…" Ложится. Опять целуемся. Шепчу ей: "Я хочу тебя. В тебе — жизнь, вне тебя — смерть". Смеется, довольная. "Я не ебусь теперь. Это похабно. Как возня инсектов". — "Но я дико люблю тебя, потому ничего похабного. Когда так любишь — все честно". Как бы понимает. Расстегиваю ремешок на ее брюках, тащу их вниз. "Не нужно… Ну зачем…" Однако помогает — приподымает попу. Трусов на ней нет. Умятый клочок волос между ног. Вся мягкая. Я втискиваю в нее хуй. Как там чудесно, в ее горячей щели! Хуй внутри, она послушно начинает постанывать и тихо подмахивает, моя несчастная девочка и страшная блядь. Мы перекатываемся по постели, я держу ее за жопу, руки время от времени блуждают по ляжкам и грудкам. И что мне до того, откуда она явилась. И что мне, что за час до этого она наверняка ебалась со своим волосатым ленивцем с растительностью ребенка на пухлом личике и белой кожей и, наверное, белым членом. Я прижимаю пальцем ее анальное отверстие к моему хую в ее пизде — разъебанная за двадцать два года ебли, она так лучше чувствует мой член, трется о него шершавой своей пленкой в нервной эпилепсии. Девочка моя, сучечка, самочка моя гадкая, моя боль, моя дырка вонючая, моя тварь… Животное… После многих трений, перекатываний, возни ноги уже на подушке, кончаю, дергаясь. Спермы очень немного, я кончил сегодня уже два раза не с ней, но дико нервно. Замечаю полоску рассвета в окне. И вижу мой торс между ее ляжками в зеркале: я темный, а она беззащитная. Встает, всегда в эти моменты высокомерная, и идет в ванную.

Она проводит у меня еще полчаса в пьяном беспокойстве, все время порываясь уйти, меняя позы и места чуть ли не ежесекундно. Просит денег. Даю. Капризно жалуется, что мало дал, несмотря на то, что все деньги, имеющиеся у меня, я делю поровну- ей и себе. Покрывается потом, ругается матом, алкоголь бушует в ее крови как хочет, капризничая.

Я одеваюсь, к девяти часам меня ждут в типографии с оригинал-макетом газеты. Ждет меня, но не выдерживает, алкогольное смятение гонит ее ("у тебя ничего нет выпить?" — и я дико жалею, что нет, я, столько лет лечивший ее от алкоголизма!), убегает в восемь утра, послав меня на хуй. Я не бегу за ней. Я молча стою у двери и думаю: "Выхода нет. Из этого нет выхода".

* * *

Я проснулся на рассвете. Шел дождь. Проснулся оттого, что во сне встретился с ее парнем, он выходил в малиновой куртке почему-то, я увидел спину и, вскочив в комнату, где была она (красивая, как некогда, молодая и не тощая), я посадил ее к себе на колени, ноги вокруг моей талии, и схватил за горло. Сдавил. И, поняв тщетность этого, отпустил.

Проснувшись, я понял. Мои книги — о глобальной космической неудаче любви к женщине вообще, о ее обреченности. О том, что с женщиной нельзя поладить. Наши — Мои и Женщины — цели прямо противоположны. Ее инстинкт промискуитета — отношения со многими самцами, мой инстинкт- верность единой, найденной в результате отбора. И самое страшное, что найденной в результате отбора оказывалась САМАЯ ЖЕНСТВЕННАЯ, а значит, самая сука, самая неверная из всех. В этом моя трагедия и дикая печаль моих книг. Елена, Наталья уходят в хаос, поглощенные хаосом, невольные в своих поступках, чтобы жить в моих книгах. В двух прожитых судьбах мне трагически не удается изменить мою карму. Она трагична. Но их судьба куда ужаснее. Никогда не найдя мужчины крупнее меня, они существуют и будут до конца жизни жить зачумленные, с печатью меня, под знаком меня. Желтый листок «Мегаполис» тискает тиражом 650 тысяч экземпляров Елену полуголую с веером на первой странице с надписью "Ее душил Лимонов". Они от меня убегают, но им от меня не убежать.

* * *

Я лежу на кровати и воображаю себе о ней всякие вещи. Я представляю, что она полусидит, полулежит, зад в паху у парня и хуй его в ее попе. Она тяжело дышит и томно ерзает, растягивая обеими руками свою письку в стороны. Подходит второй парень, наклоняется над ней, целует сочно и хамски ее в губы и, разведя ей силой ноги (она сжала их как бы в испуге), вставляет ей одним ударом красный хуй в красную дыру. Она задыхается от удовольствия и во все убыстряющемся ритме несется счастливая, потная, едко пахнущая собой, ими и любовью — прекрасная белая кобылица.

* * *

В тантризме молодая женщина, задействованная в «панчататтве» (в сексуально-сакральной оргии) и в аналогичных ритуалах, называется «рати». Это слово происходит от слова «раса», а «раса» в свою очередь обозначает «экстаз», "интенсивное переживание" и даже «оргазм». В этой связи следует отметить, что уже древняя индуистская традиция связывала принцип опьянения с Великой Богиней. Известно, что одной из ее форм была Варунани. Но на языке пали «Варуни» означает опьяняющий напиток, а также пьяную женщину. Нет сомнений относительно связи между «варуни» и опьяняющими напитками, и в определенных текстах выражение "пить Деви Варуни (богиню Варуни)" обозначает употребление опьяняющих напитков. Потому в гимнах сурового Шанкары богиня отождествляется с алкоголем и всегда изображается либо пьяной, либо держащей в руках чашу с вином. Таким образом, в этом архетипе или божественном образе подчеркивается аспект женщины как воплощения экстаза и опьянения, что приводит в конце концов к отождествлению совокупления с женщиной с использованием опьяняющих напитков в секретном ритуале Пути Левой Руки. В заключение добавим, что даваемое партнершам по сексуальной оргии имя «рати» обозначает "ту, чьей сущностью является опьянение".

"Милый Ангел" № 2

* * *

"Хайль!" Да, смерть!"

Я вытягиваю руку в римском приветствии и гордо щелкаю каблуками армейских русских сапог. Да, я фашист, аристократ, случайное совпадение, одна из многих миллионов комбинаций аминокислот — редкое животное.

Фашизм — религия трагических одиночек. Фашизм, в отличие от социализма, расизма, национал-социализма — это персональное и радикальное обращение личности к своему спиритуальному истоку, спрятанному по ту сторону смерти. Религия фашиста — смерть Ее Величество. "Да здравствует смерть!" — кричали вслед за генералом Хосе Милланом Астраем его испанские фашисты.

Фашизм. Собственно, это восстановленный идеал добровольного рыцарства. Восстановленный по фрагментам, передающийся не по наследству вместе с аристократической кровью, но идеал рыцарства, ОТКРЫВАЕМЫЙ в себе теми, кто генетически принадлежит к высокой касте воинов. Агрессивность, правдивость, правота, верность, вера, внутреннее мужество, чувство истины (не диктуемое обществом), честь, стыд, владение собой, дисциплина, ответственность, последовательность, единство фразы и действия, преданность и постоянство, благородство и, наконец, готовность жертвовать жизнью ради Формы, Порядка, Строя — вот добродетели фашиста, составляющие кодекс духовной мужественности. Фашизм существовал задолго до того, как появился термин и фашистская партия была образована. Фашистами были средневековые самураи. Фашистами были монахи-рыцари ордена тамплиеров, фашистами были опричники царя Ивана Грозного.

Душа воина может достаться мальчику из какого-нибудь Салтовского поселка в украинской степи, мальчику, затерянному среди чумазых рабочих. Мало-помалу он начинает УЗНАВАТЬ свою душу. Читая книжки, мальчик чувствует, на ЧТО его душа отзывается. В возрасте 14 лет я написал вот какое стихотворение:

"О моя ветреная муза,

Где ты сейчас, в каких краях

Бежала нашего союза,

Была лишь ложь в твоих словах.

…………………………….

И кто сейчас в ночной тиши

целует русую головку,

кумир мечтательной души

…………………………….

и никогда уж не взовьется шпага,

не вступится за вас моя отвага

во имя дружбы и любви…"

Увы, большую часть текста я забыл, стихотворение, без сомнения, старомодное, наивное, неоригинальное, но вот взвивающаяся во имя дружбы и любви шпага не совсем обычна.

Мне чудовищно хотелось тогда и всегда быть благородным, быть рыцарем. Сорок лет спустя я размышляю над тем же феноменом: почему я верен, почему я постоянен, почему я честен, а женщина Н. нет? В интервью "Комсомольской правде" я сказал, что "был для нее другом, доктором, нянькой, утешителем, учителем, любовником, мужем… всем". "Считает он… подсчитывает", — мрачно злилась она, позвонив мне.

Да, я считаю. Духовные вещи, затраты духовные на нее. Я никогда не относился к ней только как к самке. Я требовал от нее всего, что давал ей сам. Верности, преданности и постоянства, мужественности — относился как к любимому фашисту. "А вы думаете у меня была очень серьезная влюбленность в жизни с Лимоновым? Да, тринадцать лет вместе — ну и что?" — кричит она, отвечая мне со страниц все той же «КП». Будучи способной лишь на подлую страсть к себе самой, она чувствует одновременно зависть и ненависть к фашистским идеалам веры, верности, мужества, преданности и постоянства. Эти чувства ненависти и зависти женщины скорее инстинктивная реакция, она вынужденно пачкает и опускает все высокое и благородное. Я предполагал, что в ней есть хотя бы самая последняя привязанность к человеку, который так глубоко и долго калечил свою жизнь ради нее. Привязанность и благодарность. Оказалось, нет и этого. Мысленно, с глубокой печалью я прохожу от метро Ситэ мимо желтых стен "Госпиталя Бога", там за стеной во дворик, где деревья, выходило окно ее палаты. Туда я приходил к ней всякий день в апреле 1992-го. Она была в чудовищных кровоподтеках, с ранами на лице, со сломанной рукой. Я подозревал, что ее искалечил любовник, но я прибегал и приходил. И только когда она поднялась на ноги, я уехал на войну… (Ты дошла даже до того, что предавала меня, солдата. Я уезжал на войны, на фронт, на передний край, а ты опускалась в нашу с тобой постель с прощелыгами, алкашами, ничтожествами. Совсем уж последнее дело — предавать солдата, открытого смерти: минам и пулям. Подлость низшая — предавать солдата. Есть роман Раймона Радигэ "Дьявол в теле" — гнусная декадентская поделка французской подлой культуры, там 18-летний герой живет с 22-летней юной женой солдата первой мировой войны, когда тот был на фронте. Радигэ с наслаждением описывает отвратительную эгоистическую радость юного мерзавца и его подруги… Ты подлее ее, ты такая, что подлее не бывает).

Мне необыкновенно светло, чисто, радостно, до эйфорического головокружения, что я фашист. Что я противоположен миру тусклых обывательских квартир, где поколения несвежих шелушащихся личностей рождаются, стареют и умирают в трусости, тупости и тоске, и что я противоположен тебе, неопределенной. Да, я фашист, светлая, отлично управляемая машина из мышц и ясных принципов, я люблю солнце, солнце, солнце! А ты под своей гнилой луной — болотистая, растекающаяся, принадлежащая всем, общественная лужа, тебя замутили все, пройдя.

Фашист в нашей сегодняшней вселенной означает «герой» — безнадежный, красивый, как цветок орхидеи в снегах. Суперстранный и суперстрашный. Я вырезан ножом, строго определенен, я предсказуем. Мои линии ясны, мои принципы тверды, я — завершенная вещь. Я тот же в России, что был в Америке, и тот же, что во Франции. Страны приспосабливаются под меня, а не я под них. А ты, ты неопределенна, ты связана с толпой, со стадом. Нити, волокна, ростки, капилляры тянутся от тебя к ним, общему телу. Ты проросла болотом человеческим, в нем твои корни. Ты от всего и всех зависишь, и, совокупляясь с тобой, я не единожды с ужасом чувствовал, что совокупляюсь с толпой. Через тебя я ебался с миром или даже вульгарнее: мир, другие, ебали меня через тебя.

* * *

Когда мне было двадцать с небольшим, в Москве, лежа со мной в постели, чужая жена, красивая, с медовыми волосами, Наташа говорила мне, шептала: "Эдинька, никогда не спи с грубыми тетками… ты нежный и романтический, обещай мне, что никогда не будешь ебаться с грубыми бабищами". Последующие тридцать лет я редко спал с грубыми тетками, и точно, когда спал, они отталкивали меня своей коровьей сутью, жопами и сиськами, и пугали. И сегодня я не могу спать с «тетками», они не приносят мне облегчения или радости, но вызывают отвращение. Я навеки заторчал на девочках с тонкими ножками, с белыми худыми попами.

"В целом девушки, которых рекомендовано использовать в тантрических ритуалах, с западной точки зрения, относятся к категории «подростков», но здесь следует помнить о более быстром физическом и сексуальном развитии индийской женщины. Если не находится другой женщины, можно использовать женщину двадцати лет, но не старше. Девушки старше двадцати лет, согласно «Махамудра-Тилаке», лишены тайной силы".

* * *

Старый фашист (Пьер Грипари) на "днях литературы" в городе Коньяк,

посоветовавший мне прочесть Нерваля,

умер недавно…

Старый французский фашист и старый педераст.

Нерваля я не прочел, но знаю,

что он повесился на фонаре в Париже

под первым лучом зари

на улице Старого Фонаря. Как красиво!

Проклятый поэт должен быть фашистом.

Другого выхода нет.

Все мы одержали победу (то есть потерпели поражение) в 1995-м и рядом

Краинские сербы потеряли их землю,

Я потерял Наташу.

Не удалась попытка Денара отбить Коморские острова.

И умер Миттеран фараон…

(Умер даже Бродский — мой антипод — соперник.

Некому посмотреть на меня,

Один я остался)

Проклятый поэт должен быть фашистом.

Не удалась попытка…

Христос проиграл…

И Че Гевара с Мисимой и Пазолини,

Мы все проиграли, т. е. выиграли все…

Мы в тысячный раз выходим с тобой из желтой больницы, Наташа,

у Нотрэ Дам (О, госпиталь Бога!), и апрель наступает опять и опять…

Я был фашистом, когда я шел с тобою по каменным плитам

госпиталя Бога…

Я был им…

Я им остался.

Ты превратилась в бродяжку, панкетку, рок-группи,

пожирательницу грибов, в женщину-газированный автомат,

А я не могу больше быть и…

только фашистом

примет меня земля.

* * *

ЗАЛЕЧИВАЮ РАНЫ

БУНКЕР

(Он же редакция «Лимонки» и «Элементов». Он же штаб партии).

История бункера на 2-й Фрунзенской сама по себе затягивает на несколько сотен страниц, должна бы быть развернута до романа, посему ограничусь общими вехами в этой истории. В конце ноября 1994 года я написал совместно с Дугиным письмо мэру Юрию Михайловичу Лужкову, где среди прочего были такие нагловатые перлы: "Мы за Вами давно наблюдаем и пришли к выводу, что Вы планомерно сдвигаетесь в сторону русской национальной идеи". Или: "Уважаемый Юрий Михайлович! Куда полезнее для здоровья и России, и Москвы, чтобы Лимонов и Дугин решали проблемы русской мысли и русской культуры на страницах высококачественных интеллектуальных изданий, а не на митингах и площадях. Лично нам ничего не нужно. Но мэр Москвы мог бы выделить всемирно известным писателю и философу помещение для размещения редакции. (…) нас устроит даже чердак или подвал…"

Уже в первой половине декабря нас принял Олег Михайлович Толкачев — председатель Москомимущества, в белой рубашке с галстуком, и сказал среди прочего, что "детей царя Александра воспитывал Достоевский", имея в виду то ли, что мы с Дугиным будем воспитывать детей Лужкова, то ли что-то еще. Как бы там ни было, нас кинули в руки чиновников, и те неспешно покатили нас по наезженной колее. "Медленно мелет мельница Богов", — сказал мне чиновник Урсов, из чего я вывел, что у них есть свой фольклор. Мы, испуганные тем, что, если будем разборчивы, могут не дать ничего, взяли одно из четырех помещений, которые нам показали в первый же день осмотра, а именно — подвал на 2-й Фрунзенской. В феврале 1995 был заключен договор. Первая арендная плата была достижима — около 8 миллионов в год вместе с НДС. (Хотя меня даже эта плата покоробила, я рассчитывал на подарок. Ведь у мэра все дома города, думал я, наивный). Взамен мы получили лабиринт старых неухоженных коридоров и неприглядных комнат, давно неиспользуемых. Давно когда-то, до нас, там помещался Геодезический НИИ. Директриса РЭУ, сварливая и крикливая, сдавала помещение бригаде «газовщиков», посему мы обнаружили там неисчислимое количество бутылок из-под водки и самих газовщиков: бригаду хмурых работяг в брезентовых робах, сонно жмурившихся в углах. Выжить их удалось только к середине марта. Основными же обитателями подвала оказались огромные стада гигантских американских тараканов-мутантов. Их племя, хотя и поредело за время нашего владения помещением, но, думаю, переживет нас.

В марте мы поставили свой замок. Нам отказали в телефонном номере. Я пошел с Дугиным в Миусский телефонный узел и записался на прием к начальнику. Меня узнал помощник по строительству, отличный мужик, Васечкин, замолвил за меня слово, и телефон нам дали. Время от времени вышибало деревянную пробку канализации, и дерьмо подмачивало пол, но жизнь улыбалась нам в ту весну, это точно.

К весне вокруг нас сплотились первые национал-большевики. До этого существовала идеология, идея партии: Лимонов, Дугин, Рабко (в 19 лет он отпечатал первую программу за свои деньги, он зарегистрировал партию, зарегистрировал газету, вообще, этот пацан тогда летал, сейчас он выдохся, но, может, отдыхает?), Егор Летов, когда жил в Москве, был с нами, ученики Дугина Андрей Карагодин и Костя Чувашев, приходящие и уходящие личности, всего десяток, наверное, или полтора, людей, но партии не было. А тут к весне и к лету пришли люди: вдвоем явились огромный прапорщик Виктор Пестов и молодой художник Кирилл Охапкин, пришел окончивший тогда только школу Михаил Хорс, 17 лет. Пришел (он написал нам письмо, и помню, я долго колебался, звонить ему или нет), побывавший до этого в соколах ЛДПР Дмитрий Ларионов, сейчас он сидит в Бутырке, у него нашли 2,5 кг аммонала и оружие. Пришел честный Федор Провоторов, пришел культурист, спортсмен, поклонник Шварца — юный Данила Дубшин. Прибыли анархисты Цветков и Дмитрий Костенко, с ними несколько их людей, мал-мала меньше. Костенко у нас не удержался, хотя, по-видимому, может считаться сочувствующим. Но Цветков остался с нами и сейчас ответственный секретарь газеты. Были еще люди, они наплывали волнами, некоторые позже ушли, некоторые продолжают гравитировать вокруг. Т. е. к лету 95 года начала создаваться партия, Московское отделение ее, потому настоящее рождение партии должно по сути дела отмечаться где-то летом 1995 года, и уж точно не в сентябре 1993, когда зарегистрировал Московское отделение Тарас Рабко. Эта ранняя дата, скорее, день рождения идеи партии.

Нужно было сделать помещение обитабельным. Дугин пригласил художника и умельца Мишу Рошняка на совет: тот предложил перестлать пол, покрасить стены в белый, обнажить все обшитые фанерой трубы и окрасить их и рамы окон в черный цвет. Подобный дешевый ремонт делают обыкновенно в своих мастерских неимущие художники. Все это мы и осуществили в середине мая. Наташа Медведева, она же Марго Фюрер «Лимонки», принесла розовые резиновые перчатки и, помню, со всеми смывала, матерясь, обои в тех двух комнатах, где мы начали ремонт, одна из них впоследствии стала моим кабинетом, другая служила нам верой и правдой как приемная. Однако душа Медведевой уже не была с нами. Где она была, я не знаю. Поработав тогда честно несколько часов, она ушла. В неизвестном направлении.

Мы пробили стену между двумя крыльями подвала и соединили их. В хаосе пыли, грязи, кирпичей вскрыли пол в приемной и ужаснулись: в жидкой мерзкой грязи там жили многие тысячи отвратительных мутантов-тараканов. Пол пришлось укреплять, класть опоры из досок, на них фанеру. Работа затянулась на несколько дней.

В июле мы привезли огромную железную дверь, сваренную Рошняком за городом на ЖБК, и стали переделывать окно в дверь, делать себе отдельный вход. В рабочих буднях выяснялось кто есть кто, обнажались характеры ребят. У семнадцатилетнего Хорса оказалась мощная широкая спина самбиста, упорство и какое-то опьянение от физического труда. Кирилл Охапкин, не крупный, но хорошо сложенный, от труда не увиливал. Юный Карагодин боялся лома, которым мы с небольшим успехом по очереди долбили окно, и норовил устроиться работать с деревом. Дугин мощным медведем яростно рубился с бетоном, подтверждая афоризм Ницше о философствовании с помощью молотка. Есть серия фотографий Лауры Ильиной, где нацболы копаются в земле, укладывают кирпичи, выводят лестницу. Неопытные, мы измучились с этой дурной дверью. Вначале ~ потому что (по моей вине) мы разогнали ее слишком широкой, каюсь, а выбить в бетоне даже десяток сантиметров оказалось геройским подвигом. В конце концов, побродив по окрестностям, Дугин обнаружил бригаду дорожных рабочих с пневматическим молотком и нанял их за 100 тысяч рублей. Но и они промучались с расширением дыры в стенах гэбэшного дома немало.

Как раз в эти дни случился мой разрыв с Натальей Медведевой. Собственно, ее отдаление от меня началось еще на улице Гримау, чуть ли не с начала года, видимым же стало 1-го июня, когда я вернулся из Ленинграда и обнаружил ее в спальне спящей на такой заляпанной менструацией и спермой простыне, что она ее позже от стыда украла, а в большой комнате стол, уставленный бокалами, рюмками, водкой — следы пьяного многолюдного пиршества. Грохнув бутылью об пол, я закрыл ее тогда и отпоил в несколько дней пивом, заставил опять принимать антиалкогольные таблетки. Она принимала таблетки с 1988 года. Однако, оклемавшись, она вернулась к прежнему образу жизни: уезжала "к музыкантам", являлась поздно, в полночь, в час ночи, в два. Я решил ее больше не удерживать. Шел тринадцатый год моей жизни с нею, были израсходованы тонны энергии, результатом была женщина-волк, чужая. Так что строил я штаб-квартиру партии в состоянии глубокого личного несчастья, чего, впрочем, нацболы в большинстве своем не знали, за исключением Тараса. Двое моих ребят, правда, стали случайными свидетелями моих страстей, о чем я жалею очень. Но страсти иногда настолько сильны, что и вождь не может их сдержать.

В один из самых горьких дней моей личной жизни случилось так, что мы выкладывали стену, вдоль которой вверх должна была подняться лестница. И руководил работами, и выкладывал стену я. Мастерок у нас был, но один, и мои голые руки без рукавиц к концу дня так набухли мокрым цементом, что подушечки пальцев превратились в раны. К вечеру позвонил явившийся из Питера Сергей Курехин и пригласил меня в темный ресто-сарайчик, кажется, «Маяк», в районе башни, занимаемой художником Глазуновым (я так никогда и не ходил туда после). Курехин был с девушками: рыженькой хрупкой Аней и высокой монгольских кровей Ольгой. Помню, что девушки заказали сметану и заставили меня держать руки в сметане. Курехин был тихий и заботливый. Девушек этих я знал и раньше, называл я их "ночными бабочками". У них останавливался Курехин, когда приезжал в Москву, с Аней у него был роман.

Еще один крупный эпизод, связанный с Курехиным, — это белая ночь конца мая 1995 года, которую я провел вместе с ним в Питере. Я останавливался тогда, приезжая в Питер, на Фонтанке, вход со двора, в странной квартире о двух этажах. Там не было телефона. Квартира принадлежала академии Вагановой, она же — знаменитая Кировская школа балета. С директором академии Леонидом Надировым познакомил меня один из первых национал-большевиков Питера густоусый Станислав Сорокин, трогательно похожий на Ницше, хромой человек, изучавший древние китайские рукописи, человек трагической судьбы, незаметно скончавшийся в один год с Сергеем Курехиным.

Все это необычные люди, стоявшие у истоков питерского национал-большевизма. Характерно, что, впервые в своей жизни прибыв в Питер, я жил именно там, во дворе на Фонтанке, а обедать Сорокин водил нас на Росси, 2, в столовую училища. Так вот, в тот приезд я провел в Питере вместе с Дугиным несколько дней с 24 по 29 мая. 29-го Дугин срочно уехал, и Курехин потащил меня с собой белой ночью вдоль Фонтанки в диско на фестиваль диск-жокеев. За эту ночь мы сблизились с ним очень, поговорив обо всем, кажется, на свете. В диско, помню, он знакомил меня с мясомассыми личностями, убеждая их дать деньги на партию. Личности смущенно оправдывались, что сейчас прибыли нет, а Курехин наседал: "Что же ты за еврей, если не хочешь дать денег на революционную партию. Фима, ты не еврей. Каждый еврей должен быть спонсором революционной партии".

Уехал я на следующий день, перед отъездом встретившись там же, на Фонтанке, с матерью Медведевой. Она спокойно и лучезарно рассказывала мне о своем сыне — старшем брате Наташи. Тот (младше меня на три года) после многих лет алкоголизма превратился в овощ. Живет у матери. И не находит дорогу домой, если выйдет из маминой квартиры погулять по микрорайону. Без всякого сомнения, именно в ту белую ночь, когда я гулял с Курехиным по Питеру вдоль желтых каналов (и в день, когда на вязком солнце встречался с ее матерью), Наташа напилась и спарилась с тем, с кем она сейчас живет (а также, если верить ее первой полупьяной версии, и с его другом). Эта подлая акция, очевидно, вызвала в мире воль, силовых биотоков и напряжений страшнейший сгусток негативной энергии, направленной на меня. И энергия эта ударила там, в Питере, но не по мне, имеющему 13 лет если не полного иммунитета, то защитное волевое поле. Отрицательный сгусток ненавидящей меня ее воли ударил по Курехину и убил его — породил в нем болезнь. Т. е. я знаю, что акт совокупления Н. в ту одну из последних майских ночей убил Курехина. Кстати, она его так же ненавидела и оспаривала, как и Егора Летова. (Врачи подтверждают, что болезнь Курехина началась летом 95 года). А еще более ненавидела она меня, Курехин попал под мою смерть.

Осенью предвыборная кампания Дугина и впрягшегося в нее Курехина сотрясала Питер. В конце сентября приехал и я для участия в шоу курехинской «Поп-механики». Помню его, бродящего с подвязанными еще двумя руками Шивы, выбегающего в буфет четырехруким. На сцене он страстно командовал. И даже ругался. Люди в белых комбинезонах надували в глубине сцены гигантские воздушные шары, взлетали в качелях ногами и юбками на зрителя знаменитые курехинские старухи. Шла репетиция перед самым спектаклем. За полчаса до начала директор питерского ФСБ позвонил директрисе ДК Ленсовета и сказал, что посадил в зал своих оперативников. Так как будет выступать Лимонов. Если будут со стороны Лимонова политические провокации, то он закроет шоу. Курехин попросил меня (взволнованным и испуганным тоном, непохожим на него, смелого и ироничного) воздержаться от политических призывов. Потому я вышел на сцену под музыку Рихарда Штрауса и, вытянув руку в известном приветствии (но со сжатым кулаком), заявил: "Добрый вечер, дорогие ленинградцы и петербуржцы! Так как каждое мое выступление обыкновенно заканчивается либо арестами (Украина), либо побоищами (Минск), я сегодня буду говорить об ангелах". И я прочел им ангелогию — кусок из "Милого ангела № 2". Затем я и Курехин спели "Уходит в ночь отдельный Десятый наш десантный батальон…/ Так, значит, нам нужна одна победа / Одна на всех, мы за ценой не постоим". Еще были старушки на качелях, мученики вращались на двух крестах, жрецы в египетских масках, музыканты в шлемах с рогами, много дыма, бенгальского огня. И молча люди в белом надували и передвигали свои шары. Концерт Курехина был посвящен памяти Алистера Кроули — мага и мистика, и во время концерта людьми в масках были совершены сложные ритуалы. Шоу называлось «418». Тогда же Сергей попросил билет партии за номером 418.

А в бункере мы наскоро устроились. И стали привозить газету, перетащили дугинские книги. Дугин устроился в самых дальних комнатах и, быстро завалив их книгами и непроданными журналами, превратил их в чертог доктора Фаустуса.

Летом 95-го, когда меня снимало в кабинете немецкое телевидение, туда вдруг зашел Курехин с дыней. Зашел прямо в кадр. И улыбался.

* * *

ВЫБОРЫ

А потом были выборы.

От моей избирательной кампании осени 1995 года остались воспоминания о плохо освещенных, холодных залах библиотек, собесов и клубов, о встречах с перепуганным, сомневающимся, недоверчивым, некрасивым народом. Пожилые люди с нездоровыми, помятыми лицами, в растрескавшихся зимних сапогах, одетые, как лук, во множество потертых несвежих одежд. Овощи, трогательные истерики, злобные, добрые, полуспящие старые дети…

Порою они вступали в злые препирательства со мной, вернее, с плохо понятной им моей биографией, с моими, превратно понятыми ими книгами. "Вы бросили страну, жили на Западе, в то время как мы тут страдали, а теперь приехали и хотите власти". Или: "Вы пропагандируете в своих книгах гомосексуализм и наркотики и еще хотите, чтобы мы вас выбрали?" — нападали они. Нападок, впрочем, было немного. В основном залы были доброжелательными, но их явно смущал мой неначальственный вид — отсутствие галстука, большой ряхи. Уходя, они, очевидно, думали нечто вроде: "чудной, занятный человек, и говорит, вроде, верно, но…", дальше, я полагаю, они затруднялись в формулировке, "…не из нашей оперы персонаж, случайно в нашу колоду попавшая чужая яркая карта. Новая, слишком заметная среди затасканных наших, привычно своих. Заметность — недостаток".

Весь ноябрь и декабрь, по снегу в ранней темени, на метро, иногда в стареньких автомобилях знакомых, я посещал 194-й северо-западный округ Москвы и выступал в библиотеках, собесах, институтах. Верил ли я в то, что не покидавшие часто никогда своего района даже, крайне ограниченные, бывшие советские, а теперь российские, выберут меня, бродягу, пожившего в десятках стран, своим представителем? Прямо противоположного им выберут? Я должен был верить и я верил. И верили мои, тоже чудные, как я, хрупкие партийцы, почти подростки. На регистрацию я явился с доверенными лицами. Каждому не более 19 или 20 лет. Младшему, Мише Хорсу, даже не исполнилось еще 18-ти! Вот это депутат с доверенными лицами! Служащие избирательной комиссии смотрели на нас с плохо скрываемым ужасом.

Молодые бедняки, мы, однако, собрали нужное количество честных подписей раньше всех. Сдали вторыми и были зарегистрированы вместе со стариком Лукавой, депутатом от ЛДПР, первыми. Мальчишки были довольны собой. Не зря обегали сотни подъездов, десятки тысяч людей и добыли нужные семь тысяч подписей. Ногами, глоткой, руками, здоровьем, недосыпая.

В ходе кампании я многому научился. Я выяснил, что мировоззрение у московских избирателей все из лоскутов. Кусок советского, заплата- вычитанное из патриотической прессы, пацифистский лоскут ("Вы убивали людей на войне, а мы хотим мира. Весь мир хочет мира!"), лоскут, редкий, впрочем, жидоедства; в случае евреев- часто плохо скрытой русофобии, и иные экзотические элементы в самых разнообразных сочетаниях. Все это на сером общем фоне, на мешковине тягчайшего столичного провинциализма. У них оказалось тяжелое несовременное мировоззрение 19-го века, специально созданное когда-то для них правителями совдепа. Оказалось, они больше знают о Пушкине, гусарах или Марине Цветаевой, чем о своем соседе по лестничной клетке или фабрике, коптящей через улицу. Не говоря уже о загранице. Я обнаружил, к примеру, что для них каждый иностранец был богач.

Из мира авангардных интеллектуальных идей, авангардных даже для «передовой» французской цивилизации, я — друг философа Алена де Бенуа, почетный подписчик журнала «Кризис», член редколлегии газеты "Идио Интернасьеналь" — я спустился в их хмурый подвал 19 века и, размахивая руками, пытался привлечь их внимание. Фокусник. Они подозрительно и хмуро глядели на меня из своих домостроевских и достоевских мировоззрений. И не аплодировали. А если аплодировали, то не за то. Как обезьяне, которая научилась нескольким словам на их языке. А ведь обезьянка.

Хитрых воров, приспособленцев, безграмотных самозванцев, беспомощных тупиц-чиновников, но своих, от неряшливых лохм за ушами до мягких животов, начинающихся под горлом, — вот кого они выбрали. Похожих на себя. Таких же, как они. А я был разительно не похож на них, хотя одной с ними крови. Неприлично моложав, они и это мне ставили в вину, в 52-го года должен бы пообноситься телом. Что-то тут не так, подозревали они тяжело. Чаще всего я убеждал их. Уходя, такие жали мне руку и обещали голосовать за меня. Вот я не знаю, голосовали ли.

Возвращаясь домой, я сваливался в постель к бритоголовой девчонке своей и ебался с нею. Пару раз или, может быть, три или четыре раза Лиза съездила со мной на встречи с избирателями. В джинсиках, в каком-то тонком жакетике от мух, она была, как и я, неуместна в этих снегах. Кандидат в депутаты и его девчонка с диском Тома Вэйтса в сумочке. Стилевое различие — вот почему я не подходил им.

Я много думал о Владимире Ильиче в те месяцы. Я понимал Ленина, приехавшего из Европы, как и я, к ним сюда, в этот климат, к их тяжелым душам. Как они его, очевидно, доставали! После знающих свое место воспитанных швейцарцев, организованных немцев, отстраненных французов это хмурое, но раз в столетие впадающее в слепое коллективное неистовство, население. Снега, чудовищные по размерам улицы и проспекты, убивающие расстояния. Они его быстро износили, Ильича, оттого он и скоро обмылился, как мыло. Мы с Владимиром Ильичом поняли бы друг друга, оба провели по два десятка лет вне России. Я стал с ним разговаривать по утрам, кипятя себе в алюминиевой кружке чай. Здесь я бросил пить кофе и стал зэком варить себе чифирь. Ильича они бы не выбрали, как и меня. Маленький и по тем временам- 1.63, картавящий, галстучек в белый горох, жилетки, штиблеты. Невидный, книжно говорящий, абсолютно не свой. Иностранец. Им оглоблю Ельцина подавай, Лебединую ряху. Мы же с Ильичом хрупкие.

Между тем с моим живым духом, с десятками тысяч кусков редкой информации в памяти, с боевым кипучим западным политическим опытом, с моими точностью и педантичностью, с исключительной силой воли и умением долбить в одну точку, фанатичный, честный до экстаза, я украсил бы любой парламент любой страны. Разве не был я и во Франции первым из немногих? Люди такой породы, как я, основывают государства, закладывают города, делают историю. А мне корявые старики, проторчавшие на одной кухне всю жизнь, с места шамкали: "А какая у вас экономическая программа?"

Помню тотальное неудовлетворение, вызываемое у избирателей моим ответом на вопрос: "Вы за какую форму собственности?" Они были неудовлетворены, ибо на него я отвечал единственно-разумно: "Я за прибыльную форму собственности. Были бы предприятие, завод, земля, месторождение, колхоз прибыльны! А принадлежат они одному владельцу, десяти, трудовому коллективу или государству — второстепенно или даже третьестепенно. Предприятие должно исправно платить в казну налоги, исправно содержать своих рабочих, исправно сбывать свою продукцию — тогда это прибыльное предприятие. Частная собственность не решает проблему прибыльности. Неверно сводить успех или неуспех экономики к форме собственности. Капризный владелец, разочаровавшись завтра в предприятии, забросит свой завод, и завод умрет, а рабочие станут безработными…" — "Нет, вы все-таки не ответили на вопрос, за какую вы форму собственности?" — впивались в меня избиратели. Они хотели «Да» или «Нет» и потому не выносили усложненной правды. Они хотели простой лжи. Пожимая мне руку дружелюбно, снисходительный красный пенсионер говорил: "Вы хороший человек, но в вопросах собственности путаетесь. Я бы проголосовал за вас, но буду голосовать за кандидата КПРФ…" Ну и голосовал.

Из предвыборной кампании я вынес глубокое убеждение в крайней бестолковости большинства избирателей, в их крайне низком уровне общего развития. Убеждение в том, что выбрать человека больше себя они не смогут. Всегда будут выбирать одного из самых крупных баранов стада. Тогда как следует выбрать пастуха. Еще я твердо понял, что меня они не выберут. Что я вождь по натуре своей, а вождей не выбирают. Вожди насаждают свою власть. Что мне предстоит этот трудный путь навязывания себя — путь героев и вождей. И что есть риск быть убитым на этом пути.

* * *

МАРСИАНКА ИЗ ШКОЛЫ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ (ШРМ)

Лизе 23 года. Недавно я остриг ее под ноль. Прической она очень довольна. Она похожа на марсианку из научно-фантастических фильмов или на насекомое из космоса. Я зову ее «Крысенок» (она родилась в год крысы). Мы живем вместе уже десять месяцев.

— Что ты любишь делать? Ебаться любишь?

— Люблю.

— Как?

— Всяко-разно…

— Больше можешь сказать?

— Не могу.

— Урод. Уродец.

— Я не урод. Не урод я!

— Хорошо… Кроме ебаться, что любишь?

— Гулять, напиваться, буянить… (Весело)

— Мама бы тебя услышала!

— Да, действительно…

— Мамы боишься?

— Мамы? Нет.

— А кого боишься? Меня боишься?

— Никого не боюсь. Скуки боюсь. (И правда, ничего не боится. Способна выйти за сигаретами или выпивкой в три часа ночи одна).

— Значит, напиваться любишь?

— Да ну тебя…

— Музыку любишь?

— Музыку люблю всякую-разную. Хорошо выглядеть люблю… Ну то, что я считаю хорошо…

— Ты считаешь, ты сейчас хорошо выглядишь?

— О да, мне очень нравится моя бритая башка.

— Но у тебя вид, как будто бы ты из колонии для малолетних преступниц только что вышла.

— В этом тоже что-то есть. Прикольно. Это стильно. Клево.

— Как минимум, ты выглядишь, как девочка из приюта.

— Почему из приюта?

— Потому что их там от вшей и блох остригали. У тебя есть наклонности к преступности?

— Наверное, есть. (Думает.) Есть.

— Сколько ты весишь?

— Килограмм 50, 52 может быть.

— А рост у тебя какой?

— Метр семьдесят шесть.

— Ты себя считаешь женщиной, девушкой, девочкой?

— Собой. Лизой. Девочкой, женщиной или девушкой, когда как. Иногда все вместе. В течение суток.

— Школу, я помню, ты бросила?

— Бросила.

— Когда?

— 14 или 15… наверно, 15… или 14…

— Ну и что делала?

— В школе рабочей молодежи училась. ШРМ.

— Сразу же или погуляла?

— Ну и погулять успела. И в педагогическом училище побывать успела. Шесть месяцев. Хуже не бывает. Сборище 15-летних теток. Будущие училки. Сбежала, год догуляла. Работать пошла.

— А работала где?

— При Союзе (СССР) в рок-магазине работала. «Давай-давай» назывался. 90-й год.

— Ну и что, рокеров много приходило?

— Да кого только не было. В основном малолетки за плакатиками приезжали. Сейчас их хоть жопой ешь. А раньше за плакатиком какого-нибудь "Айрон Мэйден" надо было побегать.

— Звезды какие появлялись?

— Нет, наверное, а так не помню. Музыканты приходили (думает), нет, не звезды. Безумный народ ошивался. Какие-то тусовки были. И в магазине, и вообще. Вокруг музыки в основном, а так — кого только не было. В основном малолетки… Летом 90-го года немеряно денег заработали на Цое. Нашивочки и маечки с ним продавали. Тогда стена эта появилась на Арбате. В основном плакатики, нашивочки шли, иногда какой-то народ даже гитары умудрялся покупать. Мне 17 лет было. Малолетняя девочка с длинными волосами (задумалась)…

— Парень у тебя был?

— Был, конечно…

— А почему конечно?

— Возраст приличный уже был, да и вообще с трудом вспоминаю времена, когда их не было (довольно смеется)…

— Много было?

— Много… В какой-то момент считала, но сбилась…

— Врешь, наверное?

— Зачем? Попонтоваться?

— А дальше?

— Потом долго нигде не работала. Деньги откуда-то появились.

— Деньги откуда появляются?

— Ну, как ты говоришь, «парень» давал денег каких-то…

— А он из тумбочки брал, да? Воровал, наверное?

— Ну что-то типа этого… (смеется).

— А дальше еще что было?

— А дальше появился ты, и все наперекосяк пошло. Правда, это было не сразу дальше…

— Такое впечатление, что твоя внешность не соответствует твоей жизни. Ты элегантное существо, и отец у тебя художник — интеллигент получается. А биография у тебя малолетней преступницы: ШРМ, асфальт, рокеры, деньги из тумбочки…

— Отец тоже окончил ШРМ. И мама тоже, она из ШРМ умудрилась поступить на спор в университет.

— Хорошо. Значит, ШРМ — семейная традиция, оставим это. Каково тебе жить с фамилией Блезе?

— В детстве она мешала. У идиотов-ровесников возникали всякие ассоциации с моей фамилией, а так как до какого-то момента я была девочкой тихой и скромной, мне было неприятно и обидно. А сейчас наоборот.

— А что за неприятные ассоциации?

— Со словами на букву «Б», блядь, и всякое, кто на что был способен, тот так и изгалялся. Учителя даже правильно прочитать не могли. В каком-то пионерлагере умудрились сделать три ошибки, написали Плизер.

— Почти «плезир» — удовольствие.

— Типа этого…

— А откуда такая совсем французская фамилия?

— Не знаю. Честно, не знаю. Отца фамилия. В Москве еще штуки три семейств Блезе, но они не наши родственники. У папиной мамы, моей бабушки, была фамилия Стюарт. Ее звали Анастасия Стюарт. Мама говорит, что я на нее похожа очень. Откуда это в России взялось, эти фамилии… Мамина фамилия девичья — Илларионова — совсем русская.

— Стюарт — шотландская королевская фамилия. То есть получается, что ты аристократка королевской фамилии из ШРМ?

— Получается…

— Ну а внешность свою ты как расцениваешь, что это типичная русская внешность?

— Нет, конечно. С какой бы прической и в каком бы виде я ни ходила, мне многие люди говорят, что я похожа на француженку.

— Ну ты похожа скорее на идеальную француженку, потому что в реальности они редко такими бывают. В основном они маленькие, страшненькие и жопатые. Откуда же твои предки, француженка и шотландка, в России появились? Может, приблудились со времен Наполеона?

— Может. Может, позже… Может, раньше…

— А отец знает?

— Может, и знает, но не рассказывает. А может, сам не знает.

— В детстве кем ты хотела быть?

— Совсем в детстве не помню. Лет в 12 хотела быть летчиком. Выкапывала книжки о Чкалове. Маленькая такая девочка с косичками, которая читает книги про летчиков.

— Ну а потом?

— А потом ничего на самом деле интересного. Артисткой хотела, как у всех бывает. Год ходила в театральную студию. Говорить научили, больше ничему не научили.

— А сейчас кем хочешь быть?

— Пока не знаю. Пока непонятно. То, что я делаю сейчас, — скучно и неинтересно: макеты журналов дурацких…

Тут мы прервались, так как был уже час ночи. На следующее утро я посадил ее отвечать на мои вопросы в письменном виде. Часа два она утверждала, что не может и не умеет. Еще час писала. Вот что я получил.

Вопрос: Елизавета, журнал «Лица» предложил мне проинтервьюировать тебя, гл. редактор решил, что так будет интереснее, так что вот давай, выкладывай все о нашей личной жизни. Прежде всего расскажи им, как мы с тобой познакомились. Твою версию.

Ответ: ЦДХ, осень, папа попросил приехать на открытие его выставки, настроение препоганое, выгляжу, как х… знает кто, через несколько дней- день рождения. Приехала с подругой Аней, ты ее знаешь. Ходим, планомерно нажираемся шампанским. В какой-то момент Анна толкает в бок — вон, смотри, Лимонов. Ломимся брать у тебя автограф "для своей младшей сестры". Ну Лимонов и Лимонов, мне-то что. Стоим с папой, подходит Саша Петров с тобой и в извещательном порядке говорит, что мы все едем в гости к отцу в его мастерскую. Собирается огромная толпа и на нескольких машинах едет на «Белорусскую». Я оказываюсь в машине с Петровым, Анной, тобой и какой-то девкой, которая была с тобой. По дороге я с тобой о чем-то злобно (как мне кажется) разговариваю. В мастерской оказываемся за столом почти рядом, через человека. Под конец вечера перекидываемся двумя-тремя словами и почему-то договариваемся встретиться. Стрелку я продинамила. С ехидством выслушала рассказ Саши о том, как ты меня ждал. И Саша же привез тебя ко мне в гости в Беляево через пару недель. Хорошо, что привез. А дальше? Дальше ты знаешь.

Вопрос: Лизка, я старше тебя на 30 лет, старше твоего отца. Как это тебя угораздило? Что ты об этом думаешь? Что тебе говорят родители? Подруги? Плюс у меня такая мрачная репутация: обо мне говорят, что я гомосексуалист, что фашист… Как ты с этим со всем справляешься?

Ответ: Угораздило, справляюсь, такая вот я сильная. Репутация твоя мрачная нравится даже. Родители предпочитают не говорить ничего, знают, что говорить мне что-либо бесполезно, кивну головой — да, да, конечно, — и сделаю, как сама считаю нужным. А то, что именно ты, я думаю, это закономерность, так и должно быть. Я верю в судьбу, случай — как это называть — неважно.

Вопрос: За то время, что мы прожили вместе, я уже понял, что ты современное дитя асфальта: с утра, не выпив и глотка воды, не то что чаю, тянешься за сигаретой. Пьешь, как работяга, наркотики, если дают, употребляешь. Но больше всего любишь ебаться (извини). Не выносишь жира, лопаешь синтетическую докторскую колбасу, хлеба не ешь, но черствых плюшек готова проглотить пару-тройку. Сахару не употребляешь, шоколад — лопаешь. За тоще-длинность я зову тебя «Крысенок». Что ты о себе думаешь, ты кто? «Крысенок», Лиза, компьютерный дизайнер, кто?

Ответ: Я еще «Лис» и «Лисенок». Кто я? Лиза Блезе, женщина-девочка (девочка-женщина), компьютерный дизайнер по необходимости, звучит, может быть, но скучно. Придумаю по-другому денег на жизнь зарабатывать — сразу эту работу брошу. Тусовщица, могу всю ночь в каком-нибудь клубе протанцевать. Только не люблю все эти «тряпки» и т. д. «Эрмитаж» был хороший — закрыли. Гулять люблю — весь центр как свои пять пальцев знаю. Москва — это центр, спальные районы — это не Москва, какой-то другой город. Ночью ходить не боюсь, два года прожила в Беляево — "московский Гарлем", куча негров, наркотиками торгуют. За сигаретами могла в два-три ночи выйти. И определение "дитя асфальта" ко мне подходит. За городом больше двух дней не выдерживаю. С родителями ездили несколько лет подряд в Литву отдыхать, у хозяйки три коровы было, все парное молоко пили, а я ходила порошковое покупать, в пакетиках. Музыку люблю разную, начиная от джаза и заканчивая «металликой». Людей не люблю, друзей стараюсь не иметь. Знакомых много — друзей нет.

Вопрос: Когда мы познакомились, ты не могла отличить по ящику физиономии мин. обороны Грачева или Зюганова, спрашивала: "Кто это"? Но зато много раз видела по видео "Прирожденных убийц" или "Криминальное чтиво". Дисков у тебя валялось в Беляево сотни две, наверное. Том Вэйтс… и все такое прочее. Получается, что тебе было положить на политику? А что для тебя главное в жизни? Любовь?

Ответ: На политику действительно положить, я не смотрела новостей, жила в своем собственном пространстве, по своим правилам. Политика меня никак не касалась, и разбираться в ней было лень. Главное в жизни? Любовь — да, удовольствия всякие разные. Когда мы с тобой познакомились, мне было так хорошо одной, даже подруга, которая у меня жила, время от времени начинала раздражать своим постоянным присутствием. А любовь, если любовь — то на полную катушку.

Вопрос: Я был женат минимум три раза. Одна жена — Анна- повесилась в 1990 году. Две другие: графиня и певица — у всех на виду и на слуху. Ты молчишь, но я думаю, тебя это раздражает. И очень… Так ведь? Что ты о них думаешь?

Ответ: Раздражает? Слово это не подходит. Иногда, конечно, начинает бесить, и очень. На виду, на слуху- подумаешь! Я сама, между прочим, девочка не тихенькая. А то, что обо мне пока ничего не слышно, — это я разбираюсь, что мне с этим всем, свалившимся на голову, делать. Никак я к ним не отношусь, не знаю я их. Знала бы — относилась. А у меня мужчин было не мало, как ты к этому относишься? О них ничего не слышно, конечно, но все-таки. А потом, женщины, которые были у мужчины, это как бы знак качества. Так что не мешают мне твои жены и прошлое твое не мешает.

Вопрос: Ты часто говоришь мне, что откуда, мол, ты, Лимонов, на мою голову взялся? Жила я себе, мужиков использовала… Получается, что я твою жизнь налаженную как бы разрушил. Что я для тебя, кто?

Ответ: Разрушил. Я сама хотела разрушить тот порядок, который был. Незадолго до того, как мы познакомились, говорила подруге, что надо менять все, людей окружающих, образ жизни, занятие — все. Ну вот и получила. А ты непонятный тип, иногда непонятно, говоришь ты серьезно или стебешься. Когда ты стал любимым — не помню, не могу время определить. Разницы в возрасте не замечаю. Не изменяю тебе — что редкость большая. Иногда хочется тебя убить за твою энергичность, собранность. В тебе есть много того, чего не хватает в моем характере. Я рада, что ты у меня есть, что мы встретились. Иногда мне кажется, что то, что было до тебя, происходило давным-давно, лет пятьсот пятьдесят назад.

С вопросами приставал, подсудимую раскалывал

Э. Лимонов (Интервью для журнала "Лица")

* * *

Через год, нет, раньше, постепенно, она станет отступать. Обратно. В привычную нору, в привычный свой выводок. Пока все прекрасно. Мы слушаем Эдит Пиаф. Сидя на полу, обнявшись. Я перевожу ей тексты. И мы пьем красное вино. Ее глаза брызжут счастливым светом. Я счастлив. Я называю ее «крысенок». Однако уже тогда «крысенок» вдруг исчезал на ночь, на две "в Беляево", где она жила тогда с подругой, то переодеться, то еще зачем-то. И звонил оттуда нетрезвый. Уже тогда стало ясно, что «крысенок» не любит и не понимает стихи, не может читать ничего сложнее детектива. Ее занятия английским (я заставлял ее читать заголовки в газете и выписывать слова) закончились навсегда после двух дней усилий. Выяснилось, что все зарабатываемые деньги она тратит на выпивку в барах. Она сидела в моей квартире голодной и ждала, когда я приеду из бункера, из партии, накормлю ее. Не раз я заставал ее жующей сухой хлеб, в то время как в морозильнике лежало мясо.

Не выяснилась еще неустойчивая летучесть ее натуры.

От носа до кончика хвоста — 176 сантиметров.

Пока я счастлив.

НАЦИОНАЛИЗМ

РАЗМЫШЛЕНИЯ О НАЦИОНАЛИЗМЕ

При всеобщей популярности идей национализма в народе, при том, что обещания сделать Россию Великой присутствуют в словарях демагогов всех политических лагерей, при несомненной бесспорности того, что идеология национализма будет единственной доминирующей идеологией на политической сцене России в последующие полсотни лет, налицо поражение чисто националистических партий. И на выборах они были почти не представлены в 1993 и в 1995-м году (только Лысенко), и в парламенте РФ у них нет ни единого места, и внепарламентские их акции слабы и невыразительны. Между тем, несомненен триумф тех хитрецов, плагиаторов и воров, которые догадались использовать отдельные положения и лозунги национализма (Жириновский, Зюганов, власть и пр.).

Каковы причины неудач националистических партий? Национализм, что, как уксус, следует употреблять только разбавленным, он не идет в чистом виде? Прежде всего следует указать в оправдание националистическим партиям на смягчающие обстоятельства, на то, что национализм, в отличие от коммунистической и демократической идеологий, идеология исторически молодая, не выработала в России законченного свода идеологических законов. Своих скрижалей Завета у нее нет. Потому она вынуждена была с конца 80-х годов начать с самого начала и последовательно преодолеть два исторически четко очерченных этапа развития и существует в третьем.

Первый можно обозначить как «патриархальный», и он связан более всего с обществом (организациями) «Памяти». Все помнят Дмитрия Васильева, процесс Осташвили, демонстрацию, разрешенную Ельциным, черные рубашки и портупеи «памятников» и прочую живопись. Крикливый, замшелый, образца конца XIX века антисемитизм «Памяти» помог Израилю испугать советских евреев и значительно увеличить свое население за счет эмигрантов из России. «Память» закономерно выродилась в земледельческую коммуну и экологически-монархическую секту во главе с монархом Васильевым на деревянном троне.

Второй этап безусловно может быть обозначен как этап «гитлеризм», он являлся по отношению к «Памяти» более прогрессивным, но по отношению к современности также архаическим, потому что ориентировался на национал-социализм Европы в 20-е, 30-е и начало 40-х годов. Наиболее активны на втором этапе были выходцы из «Памяти», бывшие приближенные Васильева: Баркашов и Лысенко. При некоторых различиях (Лысенко, например, отказался от антисемитизма и антисионизма и назвал Израиль стратегическим союзником России) обе организации- и РНЕ, и НРПР- могут быть охарактеризованы как смесь довоенного, до 2-й мировой войны, национал-социализма с патриархальным православием (на самом деле православие обессиливает национализм). Разумеется, не только Баркашов и Лысенко представляли последние 5–6 лет национализм, существовали и существуют по сей день еще десяток партий (так же как, кроме «Памяти», были и другие патриархальные националистические организации), но эти двое представляли его наиболее ярко. В программе РНЕ нет упоминаний о сионизме, но сопроводительные документы называют взрыв Храма Христа Спасителя в Москве в 1931 году "ритуальным взрывом", подсчитывают евреев в советских правительствах, что таки говорит о происхождении РНЕ из патриархальной «Памяти». Граждане России делятся в программе на «русских» и «россиян», а основой политической организации становится полувоенная организация соратников. Кульминационным моментом, вершиной этапа «гитлеризма» стал октябрь-декабрь 1993 года, когда Баркашов получил славу самого мужественного защитника Белого дома, главы самой боевой организации защитников, а Лысенко стал депутатом Госдумы. Дальше, увы, в партии Лысенко начинается раскол, да и Баркашов не смог использовать огромный политический капитал, полученный им в октябре 1993 года. Очевидно, что неверно выбрана модель: гитлеризм — идеология и политическая организация, возникшая в конце десятых — начале двадцатых в Германии, трудно прилагаема к российской действительности девяностых годов. Рассуждения об ариях и православии оказались чисто академическими, отвлеченными, архивными. Реальная политическая ситуация ничего общего с книжным гитлеризмом не имеет или имеет мало общего, несмотря на все соблазны параллели с Германией 20-х годов. Гитлеризм помешал партиям расти, обрек их на сектантство. И Лысенко, и Баркашов выдвинули свои кандидатуры в президенты на выборах 96-го года, их партии продолжают существовать, но монополии на национализм у них уже нет, и популярность уже не та.

Третий этап — современный — обещает быть последним в историческом становлении национализма в России. В 1993–1994 годах образовались самые новые националистические партии: Национал-Большевистская (НБП), Народная Национальная (ННП), Русский Национальный Союз (РНС), Партия Национальный Фронт (ПНФ) и другие. Одновременно, уйдя от Лысенко, «обновились» национал-республиканцы. Не вдаваясь в сравнение силы, численности, эффективности и известности и отдавая безусловное предпочтение своей Национал-Большевистской партии (наши враги аналитики-доносчики, авторы книги "Политический экстремизм в России" тоже отдают предпочтение НБП), попытаюсь выяснить общее в этих самых новых националистах. Прежде всего бросается в глаза их сильнейшее желание стать «цивилизованными» партиями национализма, быть принятыми в большой политике, в то же время ни на йоту не поступившись радикализмом. Хотя элементы первых двух этапов не изжиты совсем и не всеми партиями (полностью изжиты только НБП), налицо кардинальное различие. Если патриархалы и гитлеристы старались перещеголять друг друга расовой и воинской суровостью и жестокостью идеологий и обращались прежде всего к националистической тусовке, то самые новые партии третьего этапа пытаются извлечь урок из поражений предшественников и начинают понимать, что следует переориентировать пропаганду: вместо того, чтобы ублажать немногочисленную нацтусовку, посетителей митингов и съездов, следует ублажать его высочество избирателя. Самые новые поняли, что пуристы, те, кто настаивает на гитлеризме, — есть архаические силы в русском национализме, они немногочисленны, и одобрением или неодобрением их чудаковатой кучки можно пренебречь. Гитлеристы горланят на митингах, но как избирательная группа весят с цыплячье перо.

Тут я перейду на «МЫ». Нацболы должны вдолбить себе в головы, что мы — последние в цепи развития русского национализма. И на нас лежит огромная ответственность. Если нам не удастся сделать его общедоступным, современным, умным и привлекательным — это не удастся никому. Патриархальная «Память» увяла, боевики периода гитлеризма остались сектантами. Нужен молодой, стремительный, авангардный, куда более современный, чем Демократия или зюгановский Коммунизм, Национальный стиль и могучее национальное движение. Иначе национальные идеи растащат по кускам все, кому не лень. И это трагически отразится на судьбе России, ибо другой силы, способной омолодить страну, поднять ее, парализованную, с инвалидного стула, нет.

* * *

В РОССИИ НУЖНО ВСЕ МЕНЯТЬ, ДАЖЕ ВЫРАЖЕНИЯ ЛИЦ…

Когда после пятнадцати лет отсутствия я оказался в декабре 1989 года в Москве, помню, мне бросилась в глаза казарменная приземистая германскость в облике зданий (преобладание немецких цветов: желтого и зеленого) и азиатские полутемные, турецкие внутренности советских квартир (немыслимые на Западе ковры на стенах, абажуры — стиль гарема, женщины, молчащие весь вечер, обслуживая мужчин). Россия предстала мне германско-турецкой. Сейчас я уже забыл те первые ощущения, свыкся. Однако соотечественники не перестают меня удивлять. Появились и бродят по улицам толпы людей, которых в одном времени в нормальной стране увидеть невозможно, разве что в кинозале в научно-фантастическом фильме. Старухи-нищенки — иссохшие, с котомками и палками, прямиком из 17 века, грязненькие хиппи в цветочных юбках до асфальта — эти из 1960 годов в Соединенных Штатах. Казаки не то из оперетты, не то из трагедии "Тихого Дона", панки, но не те, английские или американские — свеженькие и энергичные, но наши — изуверско-самоубийственные, юродивые; поп со смоляною бородой, на самом деле окончивший литинститут выкрест, генералы прямиком из анекдотов — тупые и неотесанные. Ну, словом, весь наш нормальный сумасшедший дом. Нация не нашла своего единого, ей принадлежащего стиля. Она рассыпалась невпопад на мелкие группки, исповедующие каждая «свою», но на самом деле заимствованную веру (со своей одеждой, жаргоном, прическами). И старуха-нищенка — безработная инженерша или опустившаяся домашняя хозяйка. И «панк», на самом деле приехавший из Таганрога или Запорожья провинциальный хлопец, зависший в Москве и ночующий в парадных (настоящие остались в 1977, где-то на Kings Road), и казаки в "мирной жизни" — аптекари, бухгалтеры и провинциальные писатели и конферансье.

Нация пыхтит, старается, впадает в истерику, но не может найти себя. "Православие спасет Россию!" — кричали у нас десяток лет. Я никогда в это не верил и не верю. Нет у нации сегодня той органичной веры, какая была некогда (да и была ли?), посему народ живет себе безбожный, в православие уходят отсталые интеллигенты, более нигде и никому не нужные. Уходят в такой же степени, как в огородничество на приусадебном участке, чтобы как-то прокормить душу. А тело кормится от участка. Попы сами себя спасти не умеют. Самые честные и кряхтят, и тужатся со своей страной. А нечестные — жиреют.

У нас нет сегодня ни х… своего. Даже фашисты у нас ходульные, скопированные ученически провинциально, старательно, вплоть до стилизованной пэтэушной свастики. «Коммунисты» КПРФ стонут от подагры, вытирают лысины, плетясь в демонстрациях, копируя (1917-й они скопировать не в силах!) какой-нибудь 1960-й, копируя КПСС.

Ни х… своего! Демократов у нас нет. Их убили в зародыше, демократами у нас назвали себя, выскочив вперед, наглые казнокрады и чиновники. Есть Борис Николаевич, случайно оказавшийся вождем «демократии», роль идет ему, как корове седло, а страна, в которой он правит, похожа на зону, а не на «демократию». Достаточно поглядеть на «полемику» Жириновского и Брынцалова, чтобы понять, до какой бездны пошлости мы докатились. В своих рекламных роликах обрюзгший жлоб в красном жакете (ВВЖ) с жуликоватыми повадками обращается к стране, чтобы она его избрала в Президенты! Все это на полном серьезе! «Политики» у власти создали условия, когда только жулики, пройдохи, пошляки, фигляры и денежные мешки имеют возможность конкурировать за власть. Если это подражание Америке, то это обезьянье жалкое подражание. Соединенные Штаты, крайне суровая страна, и внешняя развязность манер политиков и якобы демократичность их выборов скрывают суровый и безжалостный отбор. Ни один фигляр, как у нас, не возглавляет там парламентскую фракцию. Президент в США на самом деле вообще никто — имеет чисто символическое значение. Там важен аппарат, и он ведет корабль этой атлантической империи мощно и неколебимо, согласно веками сложившимся принципам и интересам Соединенных Штатов.

Мы же подражаем сразу всей истории Запада, мы полностью потеряли себя, носим чужие одежды и думаем чужие мысли. У нас в одно время и 17 век, и 20-й, и средневековье, и современная гниль. Общество, как лоскутное одеяло из чужих лоскутов, отбросов чужой свалки.

Ранее, заметьте, мы придумывали всегда свое. Комиссары, чекисты, колхозы, как к этому ни относись, все это было впервые в Истории и носило безусловное клеймо: "Сделано в России!" Это нам подражали во всем мире семьдесят лет: подражали нашей революции, нашей военной форме, нашему социальному строю, нашим героям.

Я вижу вокруг меня дезориентированные, в основном угрюмые, подавленные толпы. Средний русский человек выглядит ужасно: он тащит по пыльным улицам и в потном метро свое сгорбленное тело, морда в преждевременных морщинах, бесформенное туловище, походка вялого барана или коровы. Молодежь, конечно, молодежь, но те, кому за тридцать — подавленные четвероногие. Никакими материальными заботами вот это отсутствие осанки, стержня не объяснишь. Русские люди опустились по причине психической болезни, охватившей весь коллектив нации. Бравые у нас только бандиты.

Россию надо лечить. И лечить насильственно. И не сменой правительства. Нужна жесткая мощная группа людей, партия сильных, предводительствуемая жестоким вождем, которая заставит нацию ходить прямо, улыбаться, трудиться, не убивать друг друга, не воровать. Как во времена дохристианские, нужно будет внедрить, вбить в сознание людей десять заповедей национального поведения. Как во времена Петра, нужно будет ломать, ломать и ломать расслабленные привычки, отшибать скверные инстинкты, заставлять быть энергичными и сильными русскими. В России нужно все менять: походку, осанку, выражение лица, да, и выражение лиц.

Будет много недовольных. Всегда бывают недовольные. Недовольных, для блага нации и их самих, будем перевоспитывать. Недовольных обложим налогом. Хочешь высказывать свое недовольство — плати обществу. И много.

Русские — своенравная, крутая, упрямая и последнее время бестолковая нация. Надежд, что когда-либо поумнев, изберет она умного и сильного правителя, нет. Россия достигала своих исторических вершин всегда по принуждению, она вела себя отлично, когда народу жесткими наказаниями было приказано стать добродетельным. Если народу дают возможность убивать и воровать, он будет это делать. Государственная мудрость заключается в том, чтобы не создавать социальный климат, в котором народ понимает, что может воровать и убивать. Сейчас в Российской Федерации именно такой климат.

Из русских можно сделать нацию героев, но только жестко заставляя их быть героями и не давая быть проходимцами, ворами, грабителями ближнего и дальнего, «кидалами», подлецами, расчленителями и осквернителями.

Потому все программы всех кандидатов в Президенты — пустая трепотня глупых козлов. Нужна диктатура энергичного тирана, который будет спать пять часов в сутки и, возглавив столь же непреклонных отобранных опричников, ЗАСТАВИТ население стать нацией героев — прямо ходящих, бодро смотрящих, исповедующих энергичную веру.

Только так. А все эти жалкие бредни об «экономике» — все это для старух и для населения богаделен. Тиран Петр I ввел такую экономику, какую считал нужной. НБП будет взымать налог за бороду и отдельно за капусту в бороде, и со сгорбленных, и страдающих ожирением также будет взыматься спецналог.

* * *

ЛИМОНКА В НАРОД

Помню, в первые мои выборы декабря 1993 года майор Шлыков заставил меня выучить статистические справочники по области и историю Тверского края. Наивные, я и мои помощники, молодые студенты и офицеры верили, что избиратель отдаст предпочтение кандидату знающему, и историю в том числе. Поразил меня эпизод 1606 года, когда опальный патриарх Иов был вызван из Старицкого монастыря в Москву, чтобы отпустить грехи… НАРОДУ, присягавшему на верность Лжедмитрию и зверски убившему за год до этого в июне 1605 г. юного царя Федора Годунова и его мать.

Иов приехал и при стечении небывалом всех московских жителей, отрядов стрельцов и казаков, при плаче, вое, покаянии отпустил грехи народу московскому. Отпустив грехи, патриарх поехал обратно в Старицу, но умер по дороге. И эта смерть символична, так как через четыре года появился Лжедмитрий Второй, и народ, забыв о стонах и слезах покаяния, присягнул ему.

Я живо представляю себе эту картину. Перекошенные от эмоций лица, слезы в изобилии, рвут на себе всклокоченные волосы, упали все на колени, и старенький мудрый патриарх стоит над ними, прощая неразумных, частью детей, частью зверей. Я верю в то, что они искренне каялись во грехе своем. (Похожи были, думаю, на яростные лица массовки, толкущейся у музея Ленина).

Вот что интересно. Тогда, за четыре века до нас, не считали НАРОД непогрешимым. Верили, что он может быть преступным и страшным. Верили, что он заблуждается время от времени. А чтоб не заблуждался, нужны ему умные пастыри: светские государи и пастыри господни — служители церкви. Сегодня те, у кого есть деньги, телевидение и другие средства воздействия на избирателя, громче всех вопят о народном выборе, о всенародном избрании, о том, что НАРОД — последняя инстанция права и справедливости.

Это вредные иллюзии. Это х. ня. Вредные, в первую очередь, для народа. Вера в свою непогрешимость развращает народ. Для того чтобы народ не натворил бед и себе, и другим, нужны ему умные ведущие: пастыри, вожди. Чем большее количество людей принимает участие в выборе большинством голосов вождя-президента, тем более посредственным оказывается этот вождь. Иначе почему выбрали анекдотичного Ельцина — карикатуру на президента, на которого стыдно смотреть.

С народа нужно сбить спесь, ежедневно указывая на его непроходимую глупость и беспомощность. Народу должно быть преподано уважение к разуму, к знаниям, к духовной мужественности, к генетически исключительным личностям, время от времени появляющимся среди народа (да, они — лучшие, но плоть от плоти его), и в этом его величие — рождать таких.

Величайший специалист по психологии народных масс рейхсфюрер Гитлер, выходец из венской богемы, неплохой художник, философ, знал проблему как никто другой. Он писал: "Массы народа есть только часть природы". "Большая часть масс народа состоит не из профессоров и не из дипломатов. Небольшие абстрактные знания, которыми они обладают, направляют их к миру чувств". "Тот, кто хочет исцелить германский народ от качеств и пороков, чуждых его изначальной природе, должен будет прежде спасти их от чуждых источников этих пороков". Иными словами, народ постоянно руководствуется лишь чувствами. Сегодня мы говорим народу, осатаневшему от истеричной, внезапной любви к некоему Зюганову: "Олухи, что вы собираетесь сделать! Выбрать тех же серых чиновников к власти, в то время как России нужна национальная революция". Мы кричим об этом, а нас возбужденные, патлатые, кричащие, плачущие обвиняют в предательстве.

Ну так крепитесь и готовьтесь к мрачному будущему. Если не понимаете, не развиты, не можете отличить фальшак — смиритесь и слушайте умных пастырей и будьте робки и покорны. А с вашим гонором, спесью, вечным стадным инстинктом и тупой уверенностью в правоте своих эмоций вы будете грешить и каяться, и разбивать, уничтожать вашу Родину — Россию, созданную для вас железной волей и тяжким трудом немногих людей-суперменов. Князя Александра Святого Невского (скандальный был человек: «бусурманился» для России, конину ел у татар, по слухам, и в ислам переходил), Ивана Грозного (гомосексуалист был), Петра Великого (этого считали Антихристом), Екатерины (немка и б…), Ленина, цезаря Сталина.

Все развалите, все отдадите. Превратитесь в кучку зверей. И вызовете какого-нибудь ветхого Иова, и он отпустит грехи ваши при всеобщем плаче. Народ! Последнее время от его имени выступают мои бывшие друзья, — несколько калек из газет "Сов. Россия" и «Завтра».

А нация — это иное. Это духовное содружество — мистическая семья русских людей прошлого и настоящего. Нацию нужно выращивать из народа в тяжелой войне за выживание. Народ наш еле понимает, что он русская нация. Потому он и возится с Чечней.

* * *

ВТОРАЯ ЛИМОНКА В НАРОД

Скучно стало в политике. Выдохся, обрюзг Жириновский и ничего, кроме ленивой пошлости и висящего подушкой живота, уже не может показать массам. Его последнее шоу- пародия на венчание в церкви — было удручающе вульгарно: два старых морщинистых дурака-юродивых, мужчина и женщина, играющие новобрачных, и за ними кортеж журналистов, ожидающий хохм и пошлой сальности. Антивенчание. ВВЖ сдох, скис, спекся, сгорел. Раздулся и разжирел и плохо соображает.

Лебедя заставили оставить неандертальскую челку и зачесать волосы назад. (В свое время специалисты сделали то же с Жан Мари Ле Пеном, но к власти он так и не пришел). Он шустрит и высказывает мнения, противоположные его же мнениям еще полгода назад. Если оппортунист Зюганов хотя бы поошивался на митингах и демонстрациях оппозиции (согласно Сажи Умалатовой, впрочем, сбежал с побоища 1 мая 1993 года и убежал, спасая шкуру, 2 октября из "Белого дома"), то Лебедь — оппортунист совсем свежий, никаких политических акций и не нюхавший. Он трубит нагло свои неандертальские истины с экранов и сам в них вряд ли верит. Не очень умный генерал, все более неинтересный без мундира, способный очаровать только кассиршу в «чебуречной». Его сторонники говорят, что он все быстро схватывает и «подучится». Странная идея «выучивать» в главу государства штрафника-грубияна комбата (генерала он получил от Ельцина за нарушение присяги — приказа министра обороны Язова наступать в августе на "Белый дом"), ибо он по сути своей преступный и склочный комбат и должен был бы пойти под трибунал.

Борис Николаевич Ельцин всегда был ординарным, ну никак не интересным ни людям, ни прессе типом. Что ж вы за народ такой (я его не выбирал, потому и "вы"), что выбрали такого, о ком и сказать нечего! Ни умом не блещет, ни любовниц, ни фронта позади. Шаркающий ногами чиновник. Чем же он лучше немощного Черненко? Точно такой же. Когда он начал войну в Чечне, как мы возрадовались: "Опомнился, зажглось живое в душе, почувствовал себя русским?" Может, и почувствовал, но забыл тотчас.

Я имею наглость считать себя умным человеком. И имею духовное мужество, если требуется, выступать и один против всех. И вот я вас спрашиваю: почему, почему вы, русский народ, так боитесь умных людей? А ведь боитесь, это видно. Ваши кумиры — жулики и посредственности.

Я, родившийся в банальном городе Дзержинске Горьковской области от солдата и девушки, работавшей на военном заводе, плоть от плоти вашей, кровь от крови, имею только одно объяснение поведению моего русского народа. А именно: русский народ болезненно подозрителен и недоверчив. Поэтому он боится умных кандидатов (вождей), подозревает их, боится, что умные обманут. Зато, как лунатик к луне, раскинув руки, с тупой физией идет русский народ в объятия к самому низкопробному, вульгарному, посредственному жулику. Потому что посредственность, ординарность, свойскость его не пугают.

А умный, опытный, знающий, да еще, не дай Бог, честный, да еще сверх того, радикальный лидер — внушает ужас. А именно только такой лидер и нужен, сможет.

Я свой народ люблю. Но не слепой любовью ко всему, что он выкинет. Я его недостатки вижу и слабости мне его ясны. Потому и «Лимонки» мы в него кидаем, чтоб был он разумным колоссом из каменных мышц. Перестань бояться умных, русский народ!

* * *

"ПАСТЕРНАКИ", ДЕТИ ИХ «ПТЮЧИ» И "ЛОХИ"

Ересь «пастернаков» возникла в России вскоре после смерти цезаря Иосифа Сталина и быстро распространилась по стране. К середине 60-х в России насчитывались уже миллионы «пастернаков». Что такое «пастернаки» и в чем состоит их ересь?

«Пастернаки» одевались особо: носили замшевые куртки или свитера, некоторые имели бороды, даже курили трубки. Жилища их выглядели совершенно одинаково: на стенах висели одинаковые фотографии святого основателя ереси Б. Л. Пастернака или почему-то даже Хемингуэя (в крупной вязки свитере). На книжных полках у «пастернаков» стояли одни и те же книги: обязательные (обыкновенно вывезенные из-за границы) издания Цветаевой, Мандельштама и, разумеется, самого Пастернака. Все остальное пространство полок занимали пузатые тома тошнотворных Чеховых, Толстых и Достоевских. Хронологически и исторически «пастернаки» были детьми «живаг» и отцами «птючей».

Уже с начала 60-х годов «пастернаки» пытались предъявить свои права на участие во власти. Первым был, конечно, сам основатель секты Пастернак. Однако ему хорошо дали по голове стоявшие у власти «лохи», и Пастернак заткнулся и отрекся от ереси, и вскоре умер. Но нашлись продолжатели дела. Тандем «пастернаков» Сахаров/Боннэр, триплекс Синявский/Розанова/Даниэль выступили в конце 60-х как диссиденты. Однако главным в их поведении было не несогласие (диссидентство) с политикой и государственным строем страны, но коренное эстетическое и этическое отличие их от стоявших у власти «лохов». Церковь «лохов» молилась на Программу КПСС, руководствовалась заповедями цезарей Ленина и Сталина и предтеч Маркса/Энгельса. Святые и предтечи и мученики «пастернаков» были не политическими, но вышли из литературы архаичной, глупой, скучной и ноющей. Правда, троица святых погибла при власти «лохов»: Мандельштам, арестованный "лохами", — в лагере, Цветаева повесилась, якобы гонимая «лохами», и Пастернак, согласно евангелию от пастернака, умер, «затравленный». "Лохи" были кровными врагами «пастернаков», и последние с середины 60-х до середины 70-х неисчислимое количество раз пытались оттягать у «лохов» часть власти. К середине 70-х «лохам» удалось подавить интеллектуальные бунты «пастернаков». Большая часть главарей «пастернаков» была вытеснена за границу, Сахаров сослан в Горький, а массы «пастернаков» заткнулись и лишь горько злословили на кухнях. «Пастернаков» оказалось в России неожиданно очень много. Страсть к троице Цветаева/Мандельштам/Пастернак и шестым копиям "Архипелага Гулаг" разделяли не только люди культуры и искусства, но и инженеры, дворники, люди без определенных занятий, рабочие магазинов, философствующие алкоголики. Национальность «пастернаков» варьировалась от лиепайской до алма-атинской, и нельзя сказать, что преобладали собственно «пастернаки», русских тоже было невпроворот.

В 1986 году неожиданно, как подарок с неба, «пастернаки» получили лишний исторический шанс в лице правителя Михаила Горбачева. Он оказался покровителем «пастернаков», потому что, будучи настоящим «лохом», все же тайно мечтал всю жизнь сделаться более развитым существом, «пастернаком». Взвинчивая «реформы» Горбачева, требуя все более и более радикальных мер, «пастернаки» привели страну к тяжелейшему в ее истории кризису. Однако к концу 1990 года «пастернаки» стали стаями перебегать от правителя Михайлы к «лоху» Борису Ельцину, поскольку последний обязался лучше служить их интересам, а Михайла топтался в кризисе, то ли не решаясь на решительные меры, то ли сомневаясь в уже содеянном. «Лох» Борис принял «пастернаков» с распростертыми объятиями. Дабы оставить Михайлу без работы, «пастернаки» научили Бориса ликвидировать страну, которой формально был цезарем Михайла, — Союз Советских Социалистических Республик. Преступление это чудовищное и сравнимое только с падением Римской Империи, до сих пор не осмыслено в достаточной мере. Если христианская ересь угробила Римскую Империю, то «пастернаки» угробили более могущественную империю, «советскую». Года три пользовался «лох» Борис услугами «пастернаков», но крайне мало дал взамен. К 1995 году немногие «пастернаки» во власти были вытеснены оттуда и заменены «лохами». Более того, возникла мощная конкурирующая группа «лохов» во главе с Геннадием Зюгановым, и уж там для «пастернаков» совершенно не было места, так как оппозиция зюгановских «лохов» против «лохов» Бориса именно и была направлена против «пастернаковского» элемента в их режиме. А так ведь «лох» "лоху" глаз не выклюет.

Пока суть да дело, у «пастернаков» выросли дети их — поколение «птючей». Одноименный журнал и ночной клуб того же имени в столице г. Москве как нельзя лучше определяет эту совсем уже муторную ересь. Суть ее заключается в безоглядной любви ко всем предметам, произведенным к западу от границ России, будь то зажигалка или "виртуальная реальность", клип или нижнее белье, тампакс или фильмы Дэвида Линча или Тарантино. Похожее на слово «свищ», среднего рода, ересь «птюч» закономерно могла родиться только от родителей-"пастернаков" и по прямой линии от дедушек и бабушек «живаг». Следует отметить регрессивную тенденцию в этой ереси в сравнении с ересью «пастернаков». Если «пастернаки» еще предъявляли претензии на власть, у «птючей» нет таких претензий. Травоядные по сути своей, они лишены агрессивности отцов и вполне довольны оставленным для них ограниченным жизненным пространством: экран телеящика, реклама, клип, диск, «вок-мэн», паркет ночного клуба, постель. «Птючи» ручные, вялые, глуповатые, склонны к употреблению наркотиков, к дремоте под аккомпанемент хлипкой музыки. «Птючи» ближе стоят к домашним животным, чем к человеку.

Но вернемся к «пастернакам». Из политики, куда они хлынули толпой при перестройке, их выкинули, если не всех, то почти всех. Ушли «пастернака» Гайдара, только что с грохотом выперли едва ли не последнего из крупных «пастернаков» — Собчака. Остался уникальный чистый «пастернак» Явлинский. Новодворская, несомненно, чистый «пастернак».

Большинство наших политических лидеров сегодня «лохи» (они же "гопники"). Ельцин — "лох"-центрист, начинал в обнимку с «Пастернаками», но сегодняшний его режим — это «гопничество» с легким оттенком «пастернаковской» ереси. Баркашов- "лох"-экстремист. Зюганов также является "лохом"-центристом с примесью «марксовской» и «патриотической» ересей. Лебедь — "лох"-неандерталец, ВВЖ- хитрый "лох"-еврей приблатненного типа, Брынцалов — "лох"-бизнесмен.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ЮРИЯ ПЕТРОВИЧА ВЛАСОВА

ИНФОРМАЦИОННОЕ СООБЩЕНИЕ КСРНП

Не желая отдавать страну в руки очередной изголодавшейся по власти свежей шайки чиновников во главе с Зюгановым, националисты на своем съезде в СПб 11 февраля 1996 года высказались, отвергнув кандидатуры Лысенко и Баркашова, за "сохранение статус-кво в стране, пока у нас нет кандидата общероссийского масштаба из наших рядов".

20 февраля мы узнали, что такой кандидат есть! Юрий Петрович Власов, в прошлом многократный чемпион мира по поднятию тяжестей, а ныне писатель, депутат Госдумы прошлого созыва, был выдвинут инициативной группой избирателей как возможный кандидат в президенты России.

Радикальные националисты наконец получили лидера общенационального масштаба. Исходя из появления Юрия Власова среди тех, кто будет соревноваться за президентский пост, Координационный Совет Радикальных Националистических Партий (КСРНП) постановил на своем заседании 28 февраля поддержать кандидатуру Юрия Петровича Власова.

Названный некогда "самым сильным человеком планеты", Юрий Власов сочетает в себе неподкупную честность, национальное достоинство, суровую непреклонность к врагам России. Мы обращаемся ко всем националистам, ко всем истинным патриотам России с требованием оставить лагерь розовых зюганоидов и помочь привести на высший государственный пост в стране националиста и патриота, русского богатыря Юрия Власова.

СДЕЛАЕМ РУССКОГО ВЛАСОВА РУССКИМ ПРЕЗИДЕНТОМ!

НЕТ И «КОММУНИСТАМ», И «ДЕМОКРАТАМ»!

КСРНП

"Лимонка", № 34

* * *

ВЛАСОВ СТАЛ КАНДИДАТОМ, А ЖИРИК ХОЧЕТ ПОХОРОНИТЬ МЕНЯ В КРЕМЛЕВСКОЙ СТЕНЕ

Мы никого не поздравляем с 1 мая в этом году. Мы устали праздновать чужие праздники. Тем более отказываемся солидаризироваться с чикагскими американскими рабочими, схватившимися со своей полицией в конце XIX века. Из-за того, что в 1992 и 1993 годах мы, националисты, нерасчетливо соединили свои усилия с чиновничьей оппозицией, призывали народ на красные демонстрации, у нас и украли наши места в Думе, нашу часть власти. Украли специалисты по предательству друзей- хитрые старички КПРФ. Заберите ваш Первомай — мы создадим себе наши праздники. Мы поздравляем русский народ с Победой 9 мая! А также поздравляем его с гибелью сильного врага — генерала Дудаева.

Юрий Петрович Власов — наш кандидат в президенты России — был зарегистрирован Центризбиркомом на заседании 26 апреля. Выбраковали всего 5 тысяч подписей. Ура! Ура! Ура! Все Фомы неверующие и все враги скоро увидят, на что способны национальные силы. Если Власов не испугается и будет и останется кандидатом от националистов, не поддастся соблазну стать кандидатом от всего «населения» — ему обеспечена победа. Мы и наши друзья по Координационному Совету Радикальных Националистических Партий будем с ним, пока он заявляет себя националистом и ведет себя, как таковой.

Я присутствовал на заседании Центризбиркома 26 апреля. Куда был допущен по блату. Ну и ну! Ох! Скажу лишь, что это историческое зрелище не для слабонервных! Вечером того же дня на презентации в гостинице «Метрополь» Владимир Вольфович Жириновский пообещал похоронить меня и мою подругу Елизавету в Кремлевской стене и потребовал написать книгу "Лимонов опять против Жириновского" (ей Богу!). Я сказал, что писать не буду, он, ВВЖ, уже не актуален. В день своего рождения Жирик был мрачен. Он тяжело переживает. потерю роли первого героя-любовника (сейчас она у Зюганова) России. Жирик знает, что дело его не выгорело, сын Вольфа не будет президентом в 1996 году, а значит, никогда. Кончена лафа, погуляли и будет, Вовик! Оттого, что все его мысли крутятся вокруг власти и Кремля. оттого и Кремлевская стена. Мы Жирика хоронить вообще не станем, северная степь (она же тундра) отпоет. Всем нашим ребятам из НБП, собиравшим Власову подписи, огромное от меня личное спасибо. Молодцы!

Э. Л., «Лимонка» № 38

* * *

18 апреля 1996 г., Москва

КТО БОИТСЯ ЭДУАРДА ЛИМОНОВА?

И ПОЧЕМУ?

Судя по всему, у Эдуардов ЛИМОНОВЫХ, у председателя НБП и у редактора «Лимонки», прибыло врагов этой весною. И сколько! Врагов могущественных и разных.

Украинская Генпрокуратура хочет посадить его по статье 62 УК Украины за призывы вооруженным путем присоединить Севастополь к России, о чем Генпрокуратура хохлов известила 27 марта. Российская же Судебная Палата при Президенте 4 апреля постановила передать в прокуратуру дело о разжигании Лимоновым в «Лимонке» межнациональной розни и призывы к войне. Как видно, Лимонова все это лишь раззадорило. 29 февраля на пресс-конференции в «Рэдисон-Славян-ской» и 31 марта в ЦДЛ железный Эдуард в качестве главы Координационного Совета Радикальных Националистических Партий представил публике Юрия Власова — кандидата в президенты от национальных сил. 5 апреля Лимонов провел у памятника Героям Плевны "День Нации", мобилизовав при этом рекордно огромное для политического сборища количество молодежи — около тысячи человек.

За все эти деяния его, конечно, тотчас наказали. Рэкетиры от политики (в том числе и от оппозиции) забомбили директора «Картолитографии», где печаталась «Лимонка», угрозами и «рекомендациями» отделаться от газеты. Утром 12 апреля директор «Картолитографии» капитулировал и известил Лимонова о том, что печатать газету он больше не может. В ночь с 11 на 12 апреля был арестован на улице ответственный секретарь «Лимонки» Дмитрий Невелев. В дополнение к статье 218 (при нем был нож) ему предъявлено абсурднейшее обвинение в изнасиловании девушки, с которой он живет уже полгода. Как-то совсем не верится, что в одни сутки запугали директора «Картолитографии» и кинули в камеру ответственного секретаря «Лимонки», и все это — совпадение.

Кто боится Эдуарда Лимонова и какого из них? Председателя Национал-Большевистской партии, ставшего если не вождем, то координатором националистов, или редактора самой экстремистской националистической газеты в России? И как далеко хотят зайти те, кто его боятся? Чего ожидать дальше?

ПРЕСС-СЕРВИС НБП

* * *

"ОЙ ТЫ РУСЬ МОЯ… "СВЯТАЯ"

26 апреля. 15.50. Вхожу в здание Центризбиркома на Ильинке. Предъявляю паспорт милиционерам с автоматами. Моя фамилия есть в списке. У двери в зал № 206 опять охрана и список. В зале всего с сотню скучившихся людей. Штук пять телекамер. Вижу Власова, сидит за столом претендентов в кандидаты. Подхожу, обнимаю его. Прохожу, сажусь на гостевое место. Сзади усаживается супруга Юрия Петровича с дочерью и попом. "А вы как здесь оказались?" В голосе недовольство. В руках цветы. Среди стульев пробирается Брынцалов. Завидев меня, протискивается: "Великий человек пришел". И дает программу своей партии, розовую брошюру.

Сидящие за полукружьем стола (Рябов в центре) переговариваются. Рябов начинает. Брынцалова решено зарегистрировать. Улыбчивый, шумный и развязный Брынцалов говорит, что зла на Рябова не держит. И уходит.

Старовойтова в лиловом жакете и юбке, с необъятным выменем — следующая. Вызывается бригадир (или как там ее?) проверяющих — постная дама, блондинка с истеричным телом селедки, выходит к трибуне. Говорит. Немыслимые, казалось бы, вещи. "Из 1 миллиона 160 тысяч подписей мы выборочно проверили 832 362. Из них обнаружили 592 792 бракованных. Таким образом, процент выбраковки 78, очень и очень высокий. Рекомендую в регистрации Старовойтовой отказать…"

Молчание в зале. Старовойтова моргает, колышутся бусы на ее груди. В зале работники Центризбиркома, уполномоченные инициативных групп претендентов, охрана и телекамеры. Избранные, мы наблюдаем, как своей хамоватой, наглой, бесконечно преступной поступью продвигается русская история. Все знают, что подписные листы Старовойтовой ничем не хуже и не лучше листов других претендентов. Это такая же подделка, без сомнения, как и листы всех других претендентов. Сделаны листы Старовойтовой теми же организациями, которые снабдили ими за энные суммы (от 500 до 5 тысяч рублей за подпись) и Лебедя, и Горбачева, и прочих "выдвиженцев народа". Все знают, что таких организаций десятки, но лишь несколько из них достойны доверия. Такие «фирмы» собрали гигантские банки данных (говорят о восьми миллионах паспортных данных в компьютерах одной из них) и берут на себя, в три недели, по мере поступления оплаты, выдать претенденту на руки сколько угодно подписей с паспортными данными людей, которые об этом не подозревают. Подписи? Разумеется, все они подделываются, но их «доброкачественность» зависит от количества людей, подделывающих их. Если сажают десяток расписаться за миллион сто тысяч — подделка виднее, если сотню — менее заметна. Т. е. речь может идти только о качестве заведомой подделки.

Рябов прерывает молчание: "А чем вы обосновываете весь этот брак, какие критерии были для выбраковки?" Рябов хочет казаться объективным. Но все в зале настолько посвящены в тайну, что это уже просто бесстыдство, издевательство.

"На многих листах отсутствуют фамилии, но зато стоят подписи и даты…" — выдавливает из себя блондинка.

К трибуне выходит Старовойтова. В профиль она похожа на зазубренный топор. Но мне ее, демократку, корову, даже жалко сейчас. За что боролись, на то и напоролись. Хотела своей демократии — вот и получай. "Требования закона о выборах беспрецедентны в мировой практике, — говорит она. — А нормативы определены недостаточно ярко. У нас есть все основания считать, что некоторые работники Центризбиркома недобросовестно отнеслись к своим обязанностям. Я стою перед безрадостной необходимостью обратиться в высшие судебные инстанции страны".

Аккуратный юноша подносит ей белые цветы, и она удаляется. Причина отказа в регистрации своей в доску Старовойтовой ясна как божий день. Она, будучи в списках кандидатов, отнимает голоса у Бориса Николаевича Ельцина. Потому ее и кинули. Придумав, что ее подделка хуже других. Она права в том, что требование Закона о выборах — собрать миллион подписей за выдвижение кандидата — беспрецедентное требование, циничное, абсурдное, прямо толкающее претендента на подделку и преступление, фальсификацию, ибо собрать миллион подписей честным путем ни одному претенденту не под силу. Я знаю по опыту избирательной кампании в депутаты Думы, что, чтобы собрать 6–7 тысяч голосов в полтора месяца, требуется очень хорошо работающих активистов ежедневно человек 25.

Значит, следуя простой арифметике, чтобы собрать миллион за месяц, нужны около 6500 энергичных неутомимых сборщиков. Партий с таким количеством энергичных людей у нас нет. Нет! Нет! И КПРФ лжет о своем членстве.

Амана Тулеева, закономерно, он ведь отнимет голоса у Зюганова, регистрируют с налету. Проверяющий бригадир — худощавый брюнет, отмечает "хорошее качество подписных листов, заполненных по форме". Из 1 269 203 подписей забраковано 27 тысяч, всего 3 %. Ну, разумеется! Как в среднеазиатских республиках, когда «за» голосовали 98,9 %, за Тулеева сделали 97 %. Непонятно, почему представитель самого своевольного и жестокого казахского племени — адайцев — хочет стать президентом России. Пусть будет президентом адайцев.

Следующий претендент — молодой, никому не известный Ушаков. Председатель Московского Инвестиционного Фонда, новый русский. Ему собрали 1 145 000 подписей. Выходит опять дама-селедка-истеричка-блондинка, говорящая «нет». История России все в том же ханжеском, лживом, с коварной улыбочкой от уха до уха темпе, продвигается, похабная. "Забракованы 265 189 подписей, выполненных другим лицом — 121 тысяча. В Крыму подписи собирались в воинских частях. Одной из них там нет с 1959 года. Предлагаю в регистрации отказать".

Аккуратный Ушаков оказался с зубами: "Мы получили копии компьютерных распечаток. Центризбирком сделал 139 запросов, проверяя лиц, собиравших подписи. Мы не поленились и проверили эти запросы. В Хабаровск был сделан запрос Хавкиной. Ответ был: "Подписи собирала", но тем не менее Центризбирком выбраковал ее подписи. Что касается подписей в воинских частях в Крыму, то там собрано было немного, и мы сами уже подали в суд на этого человека. Во многих случаях с резолюцией "сборщика подписей не существует" выбраковывались целые пачки, листов, всего 13 таких случаев. Но под этими фамилиями сборщиков действительно не существует, потому что они не состоят в нашем списке сборщиков. (Центризбирком требовал и список сборщиков). В отдельных случаях больше подписей зарегистрировано Центризбиркомом, чем сдано. Так, в Московской области, согласно распечатке Центризбиркома, нами собрано 6600 подписей (забракована половина), в то время как мы почти не собирали подписи в Московской области — всего 930 собрали. Таких случаев- 18". Боже мой, как все это отдает Чичиковым, поганым воздухом "Мертвых душ". Вечно святая, обманщица и ханжа — Русь.

Якобы спокойный, когда видишь его по ящику, Рябов ярится. "Вы же задали вопрос? Или вас удалить отсюда? Надо же совесть иметь!" — кричит он. Берет себя в руки. Чувствуя, что пожар, поднятый настырным молодым Ушаковым в черном костюме и его женщинами (тоже нового русского типа, из лучших представителей), не потушить одним махом, Рябов дает час на то, чтобы член Центризбиркома с совещательным голосом и представитель Ушакова посмотрели источники, и переходит к Юрию Петровичу Власову.

Боярыня Лариса Сергеевна Власова хватает меня сзади за плечи и свистящим шепотом: "Сидите на месте. Юрий Петрович просил, чтоб никто к нему не подходил до того, как мы выйдем на улицу". Рябов приглашает на трибуну худощавого брюнета, как в итальянской комедии масок, он играет господина «Да», и уже пока он идет, я понимаю, что НАС зарегистрируют. Лариса Сергеевна, очевидно, не считает, что у нас общее дело, и опять: "Очень прошу вас, сидите". В это время господин «Да» уже успел отметить "очень небольшой процент браковки подписных листов. Лишь 5 тысяч забраковано из 1125000 подписей. Рекомендую зарегистрировать". Рябов просит голосовать. Единогласно.

Я очень рад. Я бы стакан хватил чего-то сразу. Я бы… Лариса Сергеевна держит меня за плечи. "Идите к нему с цветами, быстрее", — советую я ей. Но во имя соблюдения каких-то неизвестных мне постных обрядов она не бежит к Власову с букетом, когда того поздравляет и жмет руку Рябов. Ну и глупо. Телевидение любит такое. Подбегает жена. Цветы. Подходит Лимонов. На экране такую сцену показали бы не долю секунды (я видел потом по НТВ), а куда дольше, 30 секунд.

Объявлен перерыв. Ясно, как божий день, что Власова так элегантно зарегистрировали потому, что он отберет голоса у Зюганова. Если бы ожидалось, что он заберет голоса у Ельцина, то процент браковки был бы, если нужно, как у Старовойтовой. А если нужно — и выше. В спектакле "Мертвые души" все — ложь.

В коридоре боярыня Власова отвлекает и оттирает меня телом от появления с кандидатом в президенты в одном телекадре. «МЫ» только еще кандидаты, но, кажется, «чистки» экстремистов уже начались", — думаю я с юмором.

Центризбирком Святой Руси после «святого» дела разборки заведомо фальсифицированных документов претендентов на «Да» и «Нет» разрешил себе отдых. Объявлен перерыв. Осталось отказать Льву Убожко, этот тоже заберет голоса у Ельцина. Я иду к выходу с Власовыми и попом и думаю, как это все цинично, отвратительно, погано, коррумпировано, фальшак. Да то, что я видел, преступнее, чем фальшивые деньги печатать или людей убивать. Воры, все воры, и с той, и с другой стороны. Воры, обманщики, жулики, фальсификаторы… продавцы, покупатели и сортировщики мертвых душ. «Святая» русская демократия по Чичикову.

В предбаннике какие-то облезлые личности, трое, спрашивают меня, ехидно улыбаясь, какая у меня должность во власовской кампании. "Экстремиста", — бросаю я зло.

На улице, линзами в дверь, стоят две телекамеры. Выйдя, не вижу за собой ни кандидата в президенты, ни его жены, ни попа… Где Вы, Юрий Петрович? Дай Бог, чтобы я ошибался, и вы задержались не по умыслу.

Мораль репортажа: всю эту гнилую и подлую комедию нужно кончать. Должно настать время других людей. Время народной борьбы, время войны.

"Лимонка" № 39

* * *

ЛИЧНОЕ ПИСЬМО ЮРИЮ ПЕТРОВИЧУ ВЛАСОВУ

Юрий Петрович!

Вот уже более двух недель с момента регистрации Вас кандидатом в президенты Вы так и не встретились с нами, не выработали дальнейшего плана действий, разделения труда. Вы не назначили доверенных лиц, отказались от устроенной мною пресс-конференции (в "Русско-Американском центре" 7 мая). Лишь настойчивостью мне удалось навязать Вам интервью на "Эхо Москвы" (где Вы ни разу не произнесли слово «национализм», говоря все время о какой-то расплывчатой "патриотической идеологии"), Вы пожелали предстать перед избирателем в роли центриста-прагматика с патриотическим уклоном. Но на эту роль претендуют и Лебедь, и Федоров, и Брынцалов. Мы считаем, что выбранная Вами роль оттолкнет от Вас радикальных избирателей и не привлечет иных. Но даже сейчас мы готовы работать с Вами, идти с Вами во имя единства, во имя победы национализма в России.

Я и все наши товарищи из Координационного Совета поставлены Вами в чрезвычайно тяжелое положение. Как руководители националистических организаций мы несем моральную ответственность перед нашими людьми, членами наших партий, читателями наших газет, сочувствующими, да перед общественным мнением России, в конце концов. Заметьте, что все сообщения в газетах после пресс-конференции 29 февраля сводились к тому, что "Власов — кандидат националистов". Мы пошли с Вами, но Вы сменили курс, оставив нас объяснять нашим людям, что произошло. Мы разбудили целые пласты людей, что теперь мы должны сказать: "Спите дальше, кина не будет"? Должны сказать нашим людям, что Власов испугался быть националистом?

Юрий Петрович, простая порядочность обязывает Вас встретиться с нами и объясниться.

По поручению КСРНП Эдуард Лимонов.

12 мая 1996 г.

* * *

ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ ЮРИЯ ПЕТРОВИЧА ВЛАСОВА

Выборы для «нашего» кандидата закончились, посему можно, наконец, рассказать всю правду о поведении Юрия Петровича Власова без риска повредить ему в избирательной кампании.

Начну по порядку. Еще 20 февраля мы узнали, что Власов намерен выставить свою кандидатуру в президенты. Собравшись, Координационный Совет Радикальных Националистических Партий решил поддержать его на выборах. Я и мои коллеги по КСРНП, Иванов-Сухаревский, Рыбников, Шепелев, мы посетили Юрия Петровича в его квартире в районе метро «Сокол» и выработали план совместных действий. Мы узнали, что у Власова нет ни денег, ни людей для проведения избирательной кампании. Мы не считали и тогда, что Власов может победить, но верили в то, что с нашей помощью удастся собрать подписи и мобилизовать националистически настроенные массы народа голосовать за него. Мы не только считали цифру 7 % вполне достижимой, но и рассчитывали в глубине души, что он возьмет больше ("Лимонка" тогда вышла с лозунгом "Власов возьмет вес России!"), и что таким образом впервые в борьбе за президентскую власть будет участвовать кандидат от националистов. Каков был наш интерес в этом? Координационный Совет рассчитывал на то, что Власов добытыми процентами покажет силу национальных чувств нашего народа и тем заложит первый капитал в фонд доверия народных масс зарождающемуся национальному движению. И КСРНП в первую очередь.

Возвращаясь от Власовых по снежной Москве, помню, мы обменивались впечатлениями. Сам Власов, встретивший нас в спортивном костюме, этакий сильный и рассудительный медведь, нам понравился. Всех смущало одно обстоятельство: его пухлая, крупная, когда-то красивая, дородная «боярыня» жена Лариса Сергеевна, видно было, имеет на Власова слишком большое влияние и постоянно пытается подменить его собой. Поговорив на тему "подкаблучник Власов или нет", мы решили, что нет. К тому же Лариса Сергеевна заявила нам: "Власова власть не интересует. Ему важно привести к победе национальные силы". И тем убедила нас в своей серьезности.

Уже 29 февраля состоялась совместная конференция Юрия Петровича и КСРНП в пресс-центре в гостинице «Рэдисон-Славянская». Я устраивал и вел пресс-конференцию. Власов выступал там с позиций националиста-радикала, и хотя я лично убедился еще раз (я читал его статьи в "Дне"), что он архаичен, слишком консервативен и патриархален в своем национализме, я был удовлетворен пресс-конференцией и ответами Власова. Мой собственный национализм, современный, авангардный и самый левый среди правых, я не пытался примерять на Власова. Целью КСРНП была и остается консолидация националистических сил путем взаимных уступок. Члены КСРНП взялись за организацию власовской кампании. Подключились бывшие депутаты фракции ЛДПР академик А. Сидоров и красноярец Владимир Иванов. Состоялись встречи, совещания в помещении редакции «Лимонки» в том числе. Я готов был предоставить Власову наше помещение для штаба кампании, но семья почему-то решила обойтись без штаба и общей координации. Нам этот непрофессионализм не понравился, но мы принялись за работу.

НБП разослала во все регионы, где у нас есть региональные отделения, подписные листы Власова и обязала выслать их заполненными к десятому апреля. Я лично, помимо пресс-конференции в «Рэдисон-Славянской», организовал Власову вечер в ЦДЛ (заплатив за него своими деньгами), интервью с крупными зарубежными изданиями, несколько встреч с близкими мне предпринимателями национальной ориентации. Один из них в моем присутствии пожертвовал на кампанию Власова 50 миллионов рублей и уговорил соседа пожертвовать столько же. Мною было сделано все возможное для вовлечения в избирательную кампанию Шварценеггера. Не наша вина, что эта попытка (самая яркая, кстати сказать, страница кампании Власова) не удалась. Непреодолимой преградой оказался для нас литературный агент Шварценеггера, не пожелавший, чтобы источник его доходов участвовал в избирательной кампании русского националиста. С разрешения Власова я встретился с видным депутатом Госдумы, приближенным к Ельцину, дабы попытаться использовать их антикоммунистический настрой в кампании Власова.

5 апреля НБП был проведен на площади у часовни-памятника Героям Плевны "День Нации" и митинг в поддержку Власова. Митинг наделал много шуму, так как участвовала в нем исключительно молодежь. Власов на митинг, организованный для него, не явился.

Все это время мы тесно общались с Власовыми. Он, как выяснилось, предпочитает спрятаться за женой каждый раз, когда происходящее его не устраивает. Думаю, что и 5 апреля Юрий Петрович был в Москве, хотя Лариса Сергеевна сбивчиво сообщила, что его нет в городе. Позднее выяснилось, что, поглядев на митинг по ящику (его показали все каналы), Власовы очень не одобрили собравшуюся там молодежь. "Эти ужасные бритоголовые, панки, ну что за лица…"

Подписи, собранные НБП за Власова в регионах, мы отвезли Власовым 14 апреля. Отвезла моя подруга Лиза. К тому времени Лариса Сергеевна уже успела полностью проявить свой нрав, обвинить одного из лидеров КСРНП в том, что он «провокатор», другой впал в немилость за то, что его люди, работавшие на Власовых, якобы попросили их оплатить «затраты». (На самом деле речь шла о покупке Власовыми подписей). Один я еще удерживался в милости у дородной боярыни. Но ненадолго.

Власовы вряд ли способны испытывать чувства благодарности к людям. Насколько я понял, воспринимали они как должное и то, что я, человек очень известный, без всяких комплексов, взялся работать на кандидата Власова. Сравнивая реакцию Жириновского в 1992 году, когда я организовывал его встречу с Ле Пеном в Париже и пресс-конференцию, могу сказать, что Владимир Вольфович куда более благороден в этом смысле. Семейная мания величия, очевидно, мешает Власовым ценить людей, их приязнь и помощь.

К сортировке подписей ни НБП, ни другие члены КСРНП не были допущены. Очевидно, у Власовых возобладала мания преследования.

16 апреля, самыми последними, они сдали подписи. Один миллион сто сорок тысяч. В Балашихе, в здании гимназии, под молитвы, с изгнанием «провокаторов», с истериками, происходило действо брошюровки и отбраковки. "Брошюровали, пели, от руки писали список сборщиков. Я написала сама, красиво, на бежевой обложке титул", — рассказывала мне Лариса Сергеевна 17 апреля. Брошюруя, предавались маразму: изгнали, как «провокатора», руководителя инициативной группы за выдвижение Власова (некий Разговоров, если не ошибаюсь) за то, что не отдал якобы ("Они лежат у него дома!" — утверждала Л. С.) 70 тысяч подписей из Воркуты и из Омска. Под конец, когда сброшюровали, «провокатор» разрыдался, обнимая Юрия Петровича! Его простили. И вызвали ("он ходил не раздеваясь, в шляпе"), чтобы он подписал протоколы. "Ты воскрес на один день!" — сказала я ему, — хвалилась Л. С. — Мы молились иконе Иверской Божьей Матери. Я семь дней не причесывалась". "Когда везли подписи в Избирком, попали в пробку, думала, не доедем. Это все нам ельциноиды и зюганоиды устроили".

"В Центризбиркоме мне сказали: "Лариса Сергеевна, вы вошли как судьба!" Тулеева они там все в зад целуют, а мы приехали — молчание. В КПРФ все жиды, в их народно-патриотическом фронте, Бабурин — жид, у него отец — Николай Наумович! И все помощники депутатов — жиды у них там", — так откровенничала Л. С. по телефону.

Слушая все это, я представил себе наконец полностью, в каком подозрительном, кликушьем, архаичном, древнем, чуть ли не семнадцатого века мире, в паутине, они живут, эта семейка. Но что же, мы выбрали себе кандидата, и следовало идти с ним до конца, дабы не прослыть легкомысленными. Я так и представлял себе заголовки в «МК» или «АиФ»: "От Жириновского ушел, от тебя, Власов, нехитро уйти".

Еще один разговор с Л. С. накануне регистрации. "Юрия Петровича вызывал Рябов. Познакомиться. "На нас давят и шантажируют коммунисты… — сказал Рябов. — Если бы вы знали, что я из-за вас претерпел… Я так устал… Вам собирали подписи те же люди, что собирали Лебедю и Горбачеву, я знаю…" Согласно Л. С., Рябов звучал "как вопль, как крик, он жаловался…" "Зюганов ругается на Власова каждый день матом. Чего нам только не предлагали, пост министра КГБ, если Власов призовет голосовать за Зюганова".

У Л. С. явно развилась в эти дни мания преследования. "Многие вокруг нас пострадали. Друга директора гимназии, который дал нам на три дня помещение, выбросили в окно… Парень помогал нам, так у него сбили машиной девочку. Подлая номенклатура коммунистическая. Молюсь, и вы молитесь…" "Зюганову помогают Мост-банк, Кредо-банк, Чечен-банк…" И опять о евреях: "В Думе все евреи служат, по 300 зубов в пять рядов и носы…" Общий тон слезливый, упаднический, мракобесия, суеверия, подозрения ко всем и мания величия Юрия Петровича.

26 апреля Лариса Сергеевна была ошарашена, увидев меня в зале заседаний Центризбиркома. Они не ожидали меня, хотя лживо заверили накануне, что пригласят на регистрацию. Я прошел сам. Этот эпизод, достойный кисти автора "Мертвых душ" (действующие лица: Рябов, Брынцалов, Старовойтова, Убожко, Тулеев, Ушаков, Л. С. и другие) я зафиксировал в газете «Лимонка» № 39. Это была гнилая и подлая комедия, когда все кандидаты, сдавшие фальшивые подписи (Власов тоже купил подписи, за исключением тех, которые собрала для него НБП), были допущены или не допущены к выборам только на основании критерия: отберет он голоса у Зюганова или у Ельцина. Усугублялась вся эта мерзость для меня лично еще и тем, что Л.С. приложила все усилия, чтобы Власов не попал в телекадр вместе со мной. Загородила даже мне проход, хотя я никуда не рвался. Она считала, что появление со мной повредит рейтингу Власова у избирателей? Несмотря на все это, я был очень рад, что «нас» (я так и считал, что "нас"), националистов, зарегистрировали. Ради этого стоило закрыть глаза на ханжество и мракобесие жены кандидата. Дабы наконец показать, что мы можем самостоятельно поднять массы. Увы, этого не случилось.

КСРНП хотел встретиться с Власовым тотчас после регистрации, дабы обсудить дальнейшую стратегию и тактику избирательной кампании. Однако под различными предлогами Власовы затягивали встречу: не состоялась они и в дни первомайских праздников. Тем временем я начал самостоятельно работать на Власова- организовал ему для начала интервью на радио "Эхо Москвы" и пресс-конференцию в "Русско-Американском пресс-центре" на 7 мая. Организация стоила мне больших трудов, так как репутация у Власова худшая из возможных. "Он же тяжелый шизофреник", — сказал, к примеру, мне обозреватель «Эха» Андрей Черкизов. К моему остолбенению, все попытки добраться до этой странной семьи отныне натыкались на автоответчик. После крайне яростных посланий, оставленных Власовым (один раз я попал на их дочь), Лариса Сергеевна позвонила мне в 8 часов утра 6 мая. Звучала она, как всегда, вяло и слезливо. Но я уже знал, что за слезливостью скрываются вовсе не слабая воля и характер Вассы Железновой. Увы, все это гасилось подозрительностью и мракобесием. "Вы понимаете, Юрия Петровича нет, он далеко от Москвы. Его команда…" (Я не верю, что у Власова была «команда», кроме нескольких облезлых личностей, я ни с кем не знаком.), — проныла Л. С. "Так что же мне, отменять пресс-конференцию? — взмолился я. — Если делать это, то решайте в течение часа. Юрий Петрович должен был предпочесть пресс-центр. Туда приходит минимум полсотни журналистов и пять-шесть телекамер всегда присутствуют. Он сразу сделался бы виден избирателям". "Юрий Петрович выступает в Красногорске", — проныла Л. С. (Я молчаливо выругался.) "Лариса Сергеевна, в лучшем случае в Красногорске его услышит сотня-другая людей, пресс-конференцию в Русско-Американском центре показали бы минимум по нескольким каналам, его увидели бы миллионы…" — "Юрию Петровичу показали вашу газету, а там "Наш Ленин!", — зло парировала она. (Речь идет о публикации в «Лимонке» материалов, показывающих, что Ленин выступал очень часто с национальных позиций.) — Юрий Петрович хотел организовать встречу всех участниов кампании, но те ни в какую — он воспевает Ленина, потом у него такие книги…"

Я сказал, что они поступают глубоко непорядочно не только персонально по отношению ко мне, но и ко всем членам КСРНП, и более того, ко всем национальным силам, которые участвовали в сборе подписей и средств для кандидата Власова. Что я ума не приложу, что же я буду объяснять моим людям… Что Власов, наслушавшись сплетен, повернулся спиной к националистам? Я сказал, что они меня «кинули», что это крайне непорядочно, и чтобы Власов, как только приедет, собрал всех нас и объяснился.

Повесив трубку, я ругался минут тридцать матом, потому что иного ничего не мог сделать. «Честный» Власов (а я верил в его честность, всегда считая его архаичным мракобесом) оказался так же нечестен, как и враг его Зюганов, или так же нечестен, как Жириновский. Кинул людей, работавших на него.

11 мая выяснилось, почему он нас всех кинул. В интервью "Эхо Москвы" Власов уже назвал себя кандидатом от "патриотической части России" (он ни разу не упомянул «национализм» в своем интервью). Драгунский сразу же вышутил его, заметив, что "трудно найти в России сейчас человека, который сказал бы: "Я не патриот, я космополит"… "Вы демократ?" — спросил Драгунский. "Конечно, у меня патриотическая программа, но я принимаю все принципы демократии, — ответил Власов. — Я за духовную свободу". И прочел несколько бесцветных пассажей из своей программы. Драгунский был доволен. "Это просто абсолютно классическая демократическая декларация". Черкизов спросил Власова: "По Вашей программе, частная собственность священна?" — "Да, равно как и другие формы собственности". — "Как Вы собираетесь решить проблему Чечни?" — "Придерживаюсь той же линии, какой придерживается президент". И т. д. и т. п. в невыразительном центристском, слабо окрашенном патриотизмом духе. Только одно объяснение напрашивается само собой. Зарегистрированный Власов, вопреки всему, поверил в возможность выиграть эти выборы и потому сменил коренным образом свою программу, отказавшись от радикального национализма, за который его и любила определенная часть избирателей. Этих избирателей он от себя оттолкнул. (Потому впоследствии они голосовали кто за Лебедя, кто за Жириновского, кто за Зюганова). Нас он просто «кинул», забыл и за все время до выборов больше не обращался ни к Иванову-Сухаревскому, ни к Рыбникову, ни к Ю. Беляеву, ни к Шепелеву, ни к В. Иванову, ни ко мне. Пропал без вести. Недалекие и неэнергичные близкие ему люди загубили его избирательную кампанию своей инертностью. Время от времени мне звонили из "Независимой газеты", «АиФ» и других изданий. Очевидно, все еще считая меня его представителем. Я давал им личный телефон Власова. А там никто не отвечал.

Выборы он проиграл с трагикомическим результатом. Пусть скажет за это спасибо своей боярыне-жене и облезлым советчикам, послушавшись которых, из радикала-националиста он превратил себя в тихого, незлобивого, никому не нужного, бесцветного кандидата, тише Горбачева.

Теперь уже даже невозможно назвать его «честным». Разве человек, отвернувшийся от людей, безвозмездно работавших на него, может быть назван «честным»?

Мораль истории о Юрии Петровиче Власове: с точки зрения морали, он не выдержал проверки на вшивость. Он оказался таким же, как и вся толпа халявщиков-кандидатов. Увы.

Избиратель же доказал, что лишь ничтожно малая часть нашего общества готова идти за таким слабым национализмом: слабым (да, Юрий Петрович, при всех ваших многокилограммовых штангах), архаичным, 17-го века, поповским, боярским, слезливым, маниакально-подозрительным, шовинистическим. Аминь такому национализму. Капут.

"Лимонка" № 42

РЕПРЕССИИ

ИНФОРМАЦИОННОЕ АГЕНТСТВО POSTFACTUM:

Эдуард Лимонов, возможно, будет привлечен к юридической ответственности за публикацию ряда статей в газете «Лимонка»

Москва, 4 апреля (PF) — Передать материалы дела о публикациях статей "Черный список народов" и "Лимонка в хорватов" в газете «Лимонка» в прокуратуру для привлечения к юридической ответственности главного редактора газеты и автора статей Эдуарда Лимонова, постановила на сегодняшнем заседании Судебная палата по информационным спорам при президенте России.

Публикации были признаны не удовлетворяющими статье 4-й Закона о средствах массовой информации, приносящими ущерб репутации Российской Федерации и разжигающими межнациональную рознь.

Постановлением Судебной палаты также стало направление предложения Роскомпечати о вынесении предупреждения газете «Лимонка».

* * *

КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ПЕЧАТИ

101409, Москва, Страстной бул., 5

Главному редактору газеты "Лимонка"

Лимонову (Савенко) Э.В.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

24 мая 1996 г., Москва

Комитет РФ по печати рассмотрел содержание публикаций Э. В. Лимонова (Савенко) "Лимонка в хорватов" и "Черный список народов" в газете «Лимонка» №№ 13, 16 за 1995 год.

Проанализировав данные статьи, Комитет пришел к выводу, что их содержание нарушает требования ст. 4 Закона РФ "О средствах массовой информации", выраженное в разжигании национальной нетерпимости и розни.

Так, в публикации "Черный список народов" автор рассуждает о "плохих народах", о "коллективной вине народов", «обосновывая» и оправдывая сталинские репрессии в отношении чеченцев, ингушей, крымских татар. Он утверждает, что Сталин был прав, наказав малые народы за их военные преступления, совершенные на стороне гитлеровской Германии. Хотя известно, что в современной России все репрессированные народы были законодательно реабилитированы, а преступления Сталина и его сторонников в отношении этих народов резко осуждены.

В статье "Лимонка в хорватов" содержатся оскорбительные характеристики хорватов. В частности, хорваты именуются "исключительно изуверским народом".

Обосновывая тезис о существовании «плохих» народов, Э. В. Лимонов (Савенко) подменяет понятия, выдавая деяния военных преступников в лице отдельных представителей тех или иных национальностей за преступления целых народов.

Говоря о событиях гражданской войны в России, а именно об истории "Чехословацкого корпуса", автор утверждает, что действия этого корпуса с "лихвой оправдывают десяток будущих вторжений в Чехию и Словакию". То есть ответ за действия семидесятилетней давности десяти тысяч человек должны нести миллионы их внуков и правнуков.

Аналогичные угрозы раздаются в адрес прибалтийских государств: "Грозный и могучий сосед однажды в плохом настроении даст вам по голове".

Таким образом, Комитет Российской Федерации по печати считает, что, распространяя подобную информацию, редакция газеты «Лимонка», ее главный редактор используют газету для разжигания национальной нетерпимости и розни, тем самым нарушая ст. 4 Закона РФ "О средствах массовой информации".

Учитывая вышеизложенное, Комитет РФ по печати, согласно своим полномочиям и на основании ст. 16 Закона РФ о СМИ, выносит официальное предупреждение редакции газеты «Лимонка».

Заместитель Председателя Комитета

Российской Федерации по печати

В. А. Сироженко

* * *

ЧЕРНЫЙ СПИСОК НАРОДОВ

«Плохие» народы существуют. Коллективная вина народов существует. Сталин был прав, наказав малые народы за их военные преступления, совершенные на стороне гитлеровской Германии. Да, чечены и ингуши подло убивали наших красноармейцев, да, крымские татары делали это. И если это делали не все их соплеменники до единого, то большинство их, да, выступало против русских с оружием в руках. Только в Чечено-Ингушетии уже в 1937–1939 гг. существовало 80 вооруженных банд, убивавших русских. Попытка создания Кавказской дивизии закончилась тем, что весь ее состав, три тысячи человек, разбежались, прихватив с собой винтовки.

У нас есть счеты к чехам и словакам, ибо десять тысяч этой сволочи ("Чехословацкий корпус") хозяйничали в гражданскую войну в Сибири, грабили, убивали, вешали равно красных и белых (вспомним трагедию генерала Владимира Каппеля, его чехословаки выкинули раненого из эшелона), и сибирских крестьян. То, что эти гады творили в нашей Сибири, с лихвой оправдает десяток будущих вторжений в Чехию и Словакию.

У нас есть счеты к прибалтам: кроваво поучаствовав в нашей революции и нашей политике (вспомним "латышских стрелков"), они теперь вякают о "русской оккупации" и создают расистские антирусские законы. Но не будет вам покоя никогда: грозный и могучий сосед однажды в плохом настроении даст вам по головам и напомнит о справедливости. Шестеро из дюжины расстрельщиков в Ипатьевском доме были «латыши», мы будем помнить это и в 31-м веке!

Так называемые «депортации» были акциями справедливого возмездия. Мудро поступил Иосиф Сталин, знавший Кавказ. Жаль, не довел дело до конца.

У России нет друзей. Мы любим наших союзников, но наши враги (будь они храбрецы или мерзавцы) должны быть замирены или уничтожены. Наши предки знали это. Генерал Ермолов выселил ингушей в 1830 году, сказав, что "ингуши не подлежат перевоспитанию".

Э. Л.

* * *

ЛИМОНКА В ХОРВАТОВ

2 мая с. г. хорватская армия пересекла границу Сербской Республики Крайина в районе автотрассы Загреб- Белград. В этих местах я воевал в феврале-мае 1993 года. Надеюсь, живы все мои товарищи. Тяжело приходится им сейчас там, на каменистых плато над Адриатикой, на ледяном ветру и раскаленном солнце. Прет на них, на моих друзей, под знаменами, украшенными шахматным полем, хорошо вооруженное Западом (Германией, Австрией, Венгрией) хорватское воинство.

Народы, говорят нам, не могут быть плохими. Чечены, твердят нам, прекрасный и храбрый народ, но вот не могут нам объяснить их коварство, разбойничий нрав и жестокость. Хорваты (или кроаты) прославились своей леденящей кровь, исключительной в XX веке жестокостью во время 2-й мировой войны. Распиленные младенцы, расколотые искусно черепа, особый кривой нож, называемый «серборез», пристегивавшийся к запястью, около полутора миллионов сербов, замученных в лагере Ясеновац и других лагерях смерти, — вот «подвиги» этого небольшого (менее пяти миллионов) народа. В документальной книге итальянского журналиста Курцио Малапарте «Капут» есть эпизод, в котором глава хорватского государства Анте Павелич показывает автору корзинку, доверху наполненную… глазами, вырванными у сербов. Только этому, исключительно изуверскому народу, Гитлер охотно предоставлял право быть германизированным. Единственному среди славянских народов. Хорваты воевали против России и, по свидетельству очевидцев, отличились у нас чудовищными зверствами. Украинские крестьяне предпочитали немецкую оккупацию хорватской. Немцы — расстреливали, хорваты — медленно, изощренно убивали. Двойное влияние Турции и Германии сформировало в этом народе особое изуверство. В VII веке пришедшие из Карпат хорваты образовали свое государство. В 1102 году они попали под регентскую власть Венгрии. Впоследствии они были провинцией Турции, а в XVIII веке возвратились под Австро-Венгерскую корону. В 1941 году независимое хорватское государство смерти было образовано. Воинствующие католики, хорваты убивали во имя религии и, очевидно, просто из удовольствия, потому что не могли иначе.

Так что злобные народы существуют.

Хорваты дружат с германцами. Нам они не друзья. Хорваты отличные солдаты, но убивать их можно, и сербы храбрее их. Злобные народы есть. Один из них — хорваты. Пусть дети их родятся беспалыми.

* * *

ПРОКУРАТУРА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ПРОКУРАТУРА ГОРОДА МОСКВЫ

ПРОКУРАТУРА ЦЕНТРАЛЬНОГО АДМИНИСТРАТИВНОГО ОКРУГА

ХАМОВНИЧЕСКАЯ МЕЖРАЙОННАЯ ПРОКУРАТУРА

119270, г. Москва, Фрунзенская наб., 38/1

18.09.96 г.

Савенко (Лимонову) Э. В.

УВЕДОМЛЕНИЕ

Сообщаю, что уголовное дело № 202061, возбужденное 04.07.96 г. по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 74 УК РСФСР в отношении Вас, 03.09.96 г. на основании п. 2 ст. 5 УПК РСФСР производством прекращено.

Следователь Хамовнической межрайонной прокуратуры города Москвы

В. Д.

* * *

ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

БАНДИТСКОЕ НАПАДЕНИЕ НА ЭДУАРДА ЛИМОНОВА

18 сентября в 19.35, недалеко от помещения редакции газеты «Лимонка» на 2-й Фрунзенской улице было совершено бандитское нападение на главного редактора газеты, председателя Национал-Большевистской партии Эдуарда Лимонова. Трое нападавших ударили Лимонова сзади по голове и стали молча избивать ногами. У лидера НБП разбито лицо, сломан нос, повреждена оболочка глазного яблока.

Нападению предшествовала 12 сентября погоня за Лимоновым после пикета НБП у Белого дома против позорной капитуляции России в Чечне. Последние несколько номеров газеты были посвящены острой критике генерала Лебедя и выходили с заголовками "Оборотень Лебедь сдает Чечню!", "Ельцин, очнись, арестуй Лебедя!", "Лебедь — лучший чечен года и враг России!" 18-го же сентября в газете «Собеседник» опубликована статья Лимонова "Соправитель фараона — женщина!" — резкая сатира на Лебедя.

19 сентября в 15 часов в редакции газеты «Лимонка» по адресу: 2-я Фрунзенская улица, дом 7, помещение 4 (вход в полуподвальное помещение через железную дверь, с улочки, перпендикулярной 2-й Фрунзенской) состоится пресс-конференция.

ПРЕСС-СЛУЖБА НБП

* * *

О ЗДОРОВЬЕ ПРЕЗИДЕНТА, МОЕМ… И ДРУГИХ ЗДОРОВЬЯХ…

Источники информации «Лимонки» оказываются сплошь и рядом правы. В номере 48 «Лимонки» мы писали о том, что у президента на самом деле более всего больна печень, и если даже ему сделают успешную операцию на сердце (чего мы ему и желаем), то проблема с печенью останется, он останется больным. Почему выбрали заведомо больного вдребезги человека? Да все потому же, от большой любви к власти, от жадности, от привычки обманывать президентский клан обманул еще раз общество и привел к власти больного. При больном будут руководить сиделки-регенты: Виктор Степанович Ч. или, хуже того, злобный генерал Л.

Упаси нас Боже от внеочередных спешных президентских выборов, потому что опросы свидетельствуют, что капитулянтские действия Лебедя в Чечне получили полное одобрение аж 36 % населения, самых трусливых и бабьих слоев. Через четыре года даже они испытают на своей шкуре последствия капитуляции и будут проклинать генерала, но сегодня они его хотят. Потому — никаких выборов как можно дольше. Сторонникам Зюганова: ваш претендент не выиграет сейчас против Лебедя, вам досрочные выборы невыгодны тоже.

Теперь о моем здоровье. Нападение на меня планировалось еще 12 сентября. На пикете у Белого дома присутствовали, брусчатку Горбатого мостика топтали несколько сытых мясомассых парней, похожих одновременно и на спецназ в отгуле, и на братков. Что они делали на нашем пикете, вдали от шумных улиц Москвы? Пасли нас, как оказалось, и меня в частности. По окончании пикета мы видели, они усаживались в два автомобиля (один — черный джип), в автомобилях были еще несколько человек. У метро «Кропоткинская» я заметил одного из этих людей. Одновременно меня догнали знакомый художник с женой: "Эдуард Вениаминович! Вас пасут. Может быть, пойдемте с нами?" Оглянувшись, я увидел второго типа: в спортивном синем костюме. (По свидетельству художника, типы обменивались знаками). Мы свернули в переулок, а они пошли, конечно, за нами.

Я ушел с художником и его женой на Новый Арбат, где мы сумели оторваться от преследовавших. Событие это встревожило меня, но не заставило отказаться от привычек нормальной жизни: я по-прежнему ездил в метро и ходил по улицам, где заблагорассудится. Но теперь уже — стараясь не оставаться одному, с ребятами из партии.

18 сентября вечером, в 19.35 (как раз вышла газета № 48), я, забывшись, отступил от этого правила. Покинул редакцию на 2-й Фрунзенской один и, к тому же, допустил вторую ошибку: пошел к метро на Комсомольском проспекте коротким путем: через два двора. Меня внезапно ударили сзади в затылок и, сбив с ног, молча стали бить ногами. До какой степени хотели бить, где хотели остановиться — не знаю. Но помешали им прохожие, через эти дворы топают граждане к метро и обратно. Разумеется, они не желали свидетелей. Оставив работу, убежали. Результат избиения — многократный перелом носа, на левом глазном яблоке травмы. Ранение в глаз — серьезное, на яблоке отныне два пятна, как точка с запятой. Чем это кончится, покажут будущие недели.

Следователи 107-го отделения милиции занимаются расследованием преступления. Я со своей стороны на пресс-конференции, проведенной 19 сентября в редакции «Лимонки», сказал, что так как коммерческой деятельностью никакой не занимался и не занимаюсь, то преступников следует искать среди моих и наших (НБП) политических врагов.

Еще я сказал, что не могу обвинить генерала Л. в содеянном, но подозреваю его. «Лимонка» много раз и жестоко наезжала на генерала, и единожды нам звонил один из его пресс-секретарей, желая со мною встретиться. (Не встретился я с ним. Критика власть имущих — конституционное право прессы, а для претензий — есть суд). Да, «Лимонка» наезжала на многих, на Зюганова и Черномырдина среди прочих. Но, честно говоря, при всей нелюбви к последним, плохо представляю этих дядь, посылающих наемников избить меня ногами. Власть уже наехала на нас, отомстив тем, что лишила нас типографии в Москве (в апреле), и тогда же наехала через Судебную палату, возбудив против меня дело по статье 74-й. А вот генерала охотно представляю в роли посылающего наемников. Он очень злопамятен, генерал Лебедь. Где-то в 1982 году, в Афгане, рассказывал мне подполковник Костенко за неделю до своей гибели, приехали к батальонному командиру Лебедю соседи по фронту, среди них подполковник Костенко, и начистили ему физиономию за то, что, заключив сепаратный мир на своем участке, он свалил всю тяжесть войны на соседей. Через десять лет судьба столкнула их в Приднестровье. Генерал Л. назначен командующим 14-й армии, а подполковник Костенко — командир батальона (сформированного им по просьбе Приднестровской Республики) — основной боевой единицы республики. Уже 14 июля подразделения 14-й армии окружили штаб Костенко, 8-ю школу. 16 июля Костенко убит при загадочных обстоятельствах, застрелен во время следственного эксперимента. Т. е. через дни после назначения злопамятный Лебедь расправился с бывшим соседом по фронту. И через десять лет не забыл обиды. Между прочим, в Москве секретарь безопасности охраняется двумя службами: «коржаковской», ей он не доверяет, и своей, личной, бывшим спецназом 14-й армии, вывезенным из Приднестровья. Этим он очень доверяет. Похоже, бившие меня в голову ногами в свое время ликвидировали Костенко.

23 сентября, около 21 часа, в районе улиц Лескова и Пришвина, в нескольких десятках метров от дома, было совершено нападение на журналиста газеты «Лимонка» и члена Политсовета НБП Игоря Минина (Егорова). Его ударили сзади двое (как и меня) тяжелым предметом по затылку, затем добавили ударом по артерии, когда он пытался обороняться, и вырубили. Пришел в себя он в подъезде своего дома, его перенесли туда и посадили, прислонив к стене. За исключением полиэтиленовой сумки с диктофоном и статьей (для «Лимонки» № 49, потому в этом номере нет его статьи), все было на месте. Только паспорт оказался в другом кармане. Очевидно, смотрели, интересовались, того ли изуродовали. Игорь Минин сейчас в больнице с тяжелым сотрясением мозга.

Ясно, что газету и партию решили раздавить и запугать. Не подумав о том, что репрессии чаще всего имеют обратный результат — они сплачивают, дисциплинируют и ожесточают те группы, против которых репрессии направлены.

Пресса повела себя в этом деле самым мерзким образом. Отвратителен заголовок заметки о нападении на меня в "Московской правде": "Автора «Эдички» били больно", — пишет газета с лукавым таким юмором. А если б редактора "Московской правды" сапогами по лицу? Как тогда бы называлась заметка? Всегда подловатый "Московский комсомолец" верен себе: пытается внушить читателю, что Лимонова сапогами по лицу били "простые уличные хулиганы", а ему, этому тщеславному Лимонову, хочется, чтобы в этом был виноват сам Великий Человек Его Величество генерал Л. То, что "простые и уличные" с достойным отличной организации прилежанием и умением шесть дней выслеживали и выследили меня, когда я впервые оказался на улице один, «МК» не смущает. Ответственный за номер Вадим Поэгли и редактор "Московской правды", скажите-ка мне, вы так же бы радовались, если бы отмолотили ногами в лицо Чехова или кого там, Есенина? Как-никак я писатель с мировым именем, любите вы меня или нет. Меня, без сомнения, будут читать ваши внуки и правнуки, когда уж и помнить никто не будет, кто были Жириновские или Лебеди, не говоря уже о Поэгли. Ну что возьмешь с мерзавцев! Пресса — лишь концентрированная степень гниения и разложения нашего общества, своего рода твердый шанкр — постыдное венерическое заболевание.

Как бы там ни было, Национал-Большевистская партия в глазах наших врагов вышла из состояния потешного полка юнцов, возглавляемых эксцентричным писателем. Нас приняли так всерьез, что целят в наши головы. Что до нас, мы не собираемся менять идеологию или отказываться от борьбы. Мы станем всероссийской партией. И мы победим всех. Если же кому-то из нас суждено погибнуть, на место каждого из нас встанут десятки новых бойцов. И они отомстят за нас.

"Лимонка" № 49

* * *

СОПРАВИТЕЛЬ ФАРАОНА- ЖЕНЩИНА!

Демократия в России получилась суперстранная, клиническая, все равно как если бы парламентаризм навязали стране фараонов. Почему-то только что выбранный опять правителем, фараон взял себе соправителя, также участвовавшего в соискании фараонства. В контексте режима фараонизма взять соправителя — дело нормальное, известны императорские пары Рима, известны триумвираты, и не один, но вот в контексте демократии пара Ельцин-Лебедь выглядит, мягко говоря, неуместно. Конечно, Калигула сделал сенатором своего коня, бывали случаи, когда державами управляли грудные дети, но в 1996 году, наблюдая за тем, как соправитель единолично решает наши судьбы, можно заметить: "Извините, Лебедя мы не выбирали. Он всего лишь набрал в первом туре голосования 15 %. Он нравится части наших граждан, но далеко не всем".

Соправитель фараона груб, говорит на библейском суровом языке каменной Галилеи и выглядит, как корявый пришелец из первых веков христианства. Отлично смотрелся бы актер Лебедь в роли центуриона, какого-нибудь Крысобоя из романа Булгакова. Крайне обидно, конечно, что страна, похваляющаяся своей культурой, в недавнем прошлом давшая миру великих философов и писателей, представлена такой вот, прямо скажем, уродливой парочкой, опухшим больным фараоном и воплощением антиинтеллектуализма, соправителем. Кстати, всегда несправедливые к Виктору Анпилову, СМИ приклеили ему кличку «Шариков», в то время как с куда большим основанием в Шариковы просится как раз Лебедь.

Лично я, когда вижу соправителя на экране, он оскорбляет во мне все чувства сразу. Одно то, что такой человек, с его злобной улыбочкой, угрожающим голосом, с его сельскими прибаутками образца 1952 года, смог подняться на такую высоту власти в наше время, есть свидетельство обвинения этому времени. Однако парадоксально другое. Предназначенный физически по внешним данным к роли «мачо», г-н соправитель фараона на самом деле ведет себя по-женски. Недаром его так любили организованные женщины Приднестровья (глава Женкома верзила Светлана Мигуля была влюблена в него) и сейчас так любят солдатские матери. Ничем иным, как убедительным торжеством женского, сдающегося, умиротворяющего начала в характере генерала, нельзя объяснить его аргументы по поводу войны в Чечне. Они именно женские, материнские, о "бедных голодных мальчишках, выпрашивающих хлеб на блок-постах". Пацаны-солдатики — чаще всего встречающийся образ в речах соправителя. Здоровенный генерал видит войну по-женски. Я повидал пять войн, но нигде не обнаружил «мальчишек», то есть был я знаком и с 14-летними солдатами в Боснии, но я видел в них героев, по горам малолетки мотались быстрее и лучше взрослых и стреляли не хуже. Но у меня другое видение мира, не женское.

И вот соправитель, от которого, ориентируясь на его внешность, многие ожидали решительных мужских действий, получив в свои руки чеченский конфликт, повел себя… нормальным для себя образом… по-бабьи. Все отдать и спешно замириться. Ведь только слабоумный поверит в то, что боевики будут ждать пять лет и через пять решат остаться в составе России. Они уже присвоили себе независимость. Что сделал Лебедь? Заставил Россию капитулировать перед мохнатой Чечней и плюс еще дал прецедент и психологический пример меньшинствам в составе России: настаивайте и получите силой. Мачо-генерал положил начало распаду России единой и неделимой. Это государственное преступление в плане политическом и женский поступок в ином плане. Женщинам, по их же признанию, доставляет удовольствие поддаться, отдаться, сдаться. Очевидно, Лебедю тоже. Так женщина он или нет? Трудно и противно, конечно, представить себе генерала в черных чулках, с поясом резинок, в кружевной черной комбинации, но ей-Богу, только слепой не заметил его женского поведения еще до того, как он стал соправителем. В Афганистане он заключил свой первый мир на своем участке фронта с противником, в результате вся тяжесть войны пришлась на соседей Лебедя, подполковник Костенко среди них. В Приднестровье Лебедь, походив некоторое время в народных героях (через две недели после назначения свел счеты с Костенко), скоро заскучал от недостатка внимания и стал интриговать против ПМР и его правительства, обвинив их во всех смертных грехах. Повел себя, совсем как климаксующая женщина. Там его пламенно поддерживал, заметьте, именно комитет женщин. Истерика и интриги выплеснулись на телевидение, и вся страна вынуждена была наблюдать за климаксующим генералом.

Как только Лебедя убрали из ПМР, там все наладилось. Потому что там ничего и не происходило экстраординарного. Республика трудно существовала, и все. Лебедь притворился патриотом, получил 15 % голосов тех, кто соблазнился его внешним мачизмом. И его взял в соправители дряхлеющий фараон. Соправитель, конечно же, повторил в Москве приднестровские заморочки, ибо характер и темперамент дается человеку генетически, иначе Лебедь не может. Потому он «открыл» в Москве "заговор генералов" и, побывав в Чечне шесть часов, наехал на министра обороны Куликова. А теперь отдает с энтузиазмом Чечню.

У Вертинского есть песня"…быть может, там, в притонах Сан-Франциско…" Так вот, для тех, кто побывал в притонах Сан-Франциско и других притонах, совершенно очевидно, что внешность центуриона может прекрасно уживаться с темпераментом и психологией дамочки. (Ради одного этого стоит посещать притоны.) Но мы-то с вами тут причем? Мир в Чечне обойдется России через несколько лет огромной войной против всего исламского Кавказа. Соправитель — переодетая в генерала дамочка — решает нашу судьбу. Но мы за него даже не голосовали…

"Собеседник", 18 сентября 1996 г.

* * *

КОММЕНТАРИЙ

Стоит обратить внимание на то, что нападение на меня и выдача мне «Уведомления» — бумаги из прокуратуры о прекращении дела о разжигании межнациональной розни и статья в «Собеседнике» случились в один день. Если добавить к этому, что Хамовническая прокуратура находится в двух шагах от помещения «Лимонки» (от нашего бункера) и в 200 метрах от места, где было совершено нападение, и что я ездил получать бумагу утром 18 сентября, и что сотрудник прокуратуры попросил меня почему-то встретиться с ним на улице у прокуратуры (словно бы желая показать кому-то), то над совпадением следует задуматься. Нет-нет, я не утверждаю… При выходе из прокуратуры (мы все-таки зашли туда) я случайно встретил знакомого — крупного парня осетина, друга газеты и, может быть, спутал чьи-то карты, ибо вместе с ним мы дошли до метро. Нет-нет, я не утверждаю…

С 23 сентября и поныне я уже не появляюсь на улицах один. Меня сопровождают партийцы. С 23 сентября 96-го по конец мая 97 г. моим телохранителем был Алексей Р., бывший мент муниципальной милиции, с мая 97 г. меня сопровождает Михаил X. Удовольствия прогуляться одному или вдвоем с девушкой по улицам Москвы у меня уже никогда не будет.

* * *

ВОЛКИ ЗАСЕЛЯЮТ СЕВЕР

Ноябрь 1996 года. Я и Алексей Р., мой телохранитель, глядим из окна поезда. Пассажирский поезд Москва- Северодвинск преодолевает 1200 км за 24 часа. Идет по прямой на север. Скорого не существует. Состав останавливается у каждой пары черных деревянных изб хотя бы на минуту и десятками минут стоит в Ярославле, Няндоме, Холмогорской, Плесецке. Точнее, это станция Плесецкая: из вагонов вываливается толпа новобранцев, все беленькие, русские. Под присмотром сержанта половина их набивается в старый красный автобус. Другая половина ждет возвращения автобуса. Новобранцы тощие, как колхозные курицы, и разнокалиберные. Иные совсем дети. Стога сена у двухэтажных бараков, черные покосившиеся заборы. Железнодорожная станция испытательного ракетного полигона России выглядит декорацией к пьесе XIX века. Статный высокий полковник с бородой садится в старый «газик» на высоких колесах. В Плесецкой гололед. Черные крепыши-дагестанцы в куртках, распахнутых на голой груди, шаровары, и чуть ли не в тапочках, обнявшись, по двое и по трое скользят по голому льду к станционным киоскам. О, разочарование: водки нет. По распоряжению, очевидно, военного коменданта. Водки нет, есть сигареты и сок. Вчера допоздна бродили пьяные рекруты через весь вагон к ресторану. "Последний нонешний денечек" не пели, но разумно объясняли протестующим гражданам: "Мы ж последний раз…"

Вряд ли последний. Дагестанцев традиционно возят служить на Северный флот. Упорно, несмотря на проблемы с дагестанцами. В Северодвинске стоит корабль "Адмирал Кузнецов" — ждет ремонта. Экипаж его укомплектован дагестанцами. Офицеры боятся после темноты ходить по кораблю — боятся своего экипажа. Дисциплину неуклюже пытались недавно наладить. Еще летом семерых буйных посадили на «губу». Мичман с ключом от «губы» ушел в увольнение на берег, а в арестантском помещении сорвало паровую трубу, и всех дагестанцев сварило. Четверо сварились на месте, остальные «дошли» в госпитале.

Избы севера все такие же деревянные, черно-бревенчатые, как в интервенцию или при царе Горохе. Множество оставленных, заколоченных, зияющих мертвыми окнами. Советская власть выстроила индустрию и города, но не хватило умения и рук выстроить веселую, а ля американскую деревню. Нынешняя власть, с перманентно больным правителем и неуместно бодрым лживым правительством все только оставляет и заколачивает.

Исакогорка — последняя станция перед Северодвинском. Здесь, в устье Северной Двины, километров на сто, от самого Архангельска, растянулись причалы с кранами и подъездными путями. Сейчас здесь тихо. Краны недвижимы. Ранее отсюда за границу потоком шел лес.

На станций Северодвинска нас с Алексеем встречают десяток партийцев, один моложе другого. Председателю регионального отделения Национал-Большевистской партии Володе Падерину аж 24 года, другому кандидату НБП в муниципальный городской Совет Диме Шило — 23 года. Оба инженеры. Я приехал поддержать их, помочь, засветить перед выборами.

Город и заводы основаны в 1938 году. Первыми явились на серый берег Белого моря на пароходике еще в 1936 году геодезисты. Постепенно, пригнав зэков, построили и город, и гигантские судостроительные и ремонтные предприятия. Часть зданий в городе — деревянные, обширные, о двух высоких этажах каждое, построены еще тогда, в легендарное время. До сих пор существует заросшая унылыми колючками узкоколейка. Мои мечтатели из НБП предлагают восстановить ее и, пустив идентичный, времен 1930-х годов состав, приглашать иностранцев «испугаться». Взымая с них за посещение настоящего реликтового "куска ГУЛАГа" круглые суммы в валюте. Деньги пойдут городу.

Северодвинску деньги ой как нужны. Город компактный, аккуратный, чем-то напоминает Тверь. Деньги Северодвинску нужны просто-напросто, чтобы выжить. Лет десять назад население города насчитывало 260 тысяч человек. Сегодня осталось 170 тысяч. На предприятии «Севмаш» в свое время работали 60 тысяч человек. Сегодня осталось 30 тысяч. На «Звездочке», где инженерит Володя Падерин, — 7 тысяч, а работали недавно 12 тысяч. Новой постсоветской власти атомный подводный флот не нужен. Чувствуя себя гражданами мира, эти господа защищаться не собираются и врагов не видят, только ласковые рыльца видят за рубежом. От кого же защищаться и зачем же флот? Город, гордо уподоблявший себя Петербургу, возведенный с нуля на низких серых берегах, оказался не нужен всем этим новым модным чувакам в иностранных костюмах типа Чубайса, так же, как и старым министрам-кабанам в иностранных костюмах типа Черномырдина. На самом деле трудовой Северодвинск можно было бы кормить из московского бюджета, обложив особым "атомно-подводным налогом" 250 тысяч самых активных московских чиновников и жуликов. А Северодвинску с весны не платят зарплату. Инженер Падерин полностью получил зарплату только за март. Состоялась всесеверодвинская забастовка. С требованиями выплаты зарплаты. На ней наши из НБП шли с лозунгом "Воюйте хоть с Марсом, но руки прочь от нашей работы!" В 42-м цехе «Севмаша» даже голодали. Чубайс приезжал гасить пламя. К нему из толпы пробрался могучий сварщик: "Ты все 100 % зарплаты получаешь?" — «Сто». — "А почему я получаю 10 %?" Охрана оттерла сварщика от любовника дочери президента. В Северодвинске денег нет, зато губернатор Архангельской области появляется в Северодвинске на восьми «Волгах». Когда заводы посещал в прошлом советский министр обороны маршал Устинов, тот обходился четырьмя повозками: две «Волги», "козлик" и микроавтобус с ментами.

Деньги ушли с севера, потому даже цены на продукты, обычно более высокие, чем в Москве, упали до московских. Квартиры дешевеют безостановочно. На военно-морских базах Севера: Гаджиево, Оленья Губа, Ведяево, Гремиха — не хватает офицеров. Приезжающим предлагают любую квартиру на выбор. "Вам не нравится, что окна выходят на север? Ну возьмите вот эту, здесь окна выходят на юг". На «предприятия» ВПК меня, разумеется, не пустили. И само собой разумеется, «предприятия», как их дипломатично называют здесь, с распростертыми объятиями принимают, и часто, любых иностранцев. Самый видный недавно приезжал — министр обороны США. Куда более надежный человек, чем Эдуард Лимонов. Потому, вооружившись подзорной трубой, выходим из автобуса на мосту, соединяющем остров Ягры с городом, и шагаем по шпалам узкоколейки, по грязи, заросшей высохшими старыми травами. Выбрав место, по очереди разглядываем серую воду и серые корпуса заводов. Как шпионы. Стараясь не очень светиться, еще заметят вохровцы, вооруженные наганами, не дай Бог. Трагикомическая ситуация, дурнее не придумаешь. Фотографируемся на память на фоне заводов. Над низким серым Белым морем, как над вечным покоем. Накрапывает дождь. Снега нет и температура, как в Москве. Шагаем по острову Ягры — мимо гигантских труб теплоцентрали, вознесенных на бетонные опоры. Эти оцинкованные удавы безобразят облик всего Северодвинска. Но иначе, наверное, нельзя. В одном месте на трубе надпись "Читайте газету "Лимонка"!" — художественное творчество моих партийцев.

Посещаем родителей Падерина. Бородатый отец всю жизнь проработал на «предприятии». Вручную зачищал после литья те части винтов подлодок, которые невозможно очистить машинным способом. Он сейчас на пенсии. Квартира в пятиэтажном доме, большая, теплая, светлая. Коллекция старых самоваров, всякие поделки из дерева. Быстро обедаем. Отправляемся по берегу Белого моря к Диме Шило. Уже совсем темно, и моря не видно. Самое странное, что его и не слышно. Отлив, но оно даже не поплескивает. Мой лейтенант-телохранитель по-детски углубляется в Белое. В море, в своих омоновских ботинках. Точнее, море есть лишь залив Северного Ледовитого океана.

Дима Шило живет с женой в комнате общежития. В коридорах сушится белье. Тепло. В комнате на стене карта. Ощущение комсомольского быта. Времени мало, берем документы НБП и садимся в автобус в самый момент окончания смены на «предприятиях», в 17.15. Точнее, втискиваемся в автобус, втекаем в него. Давка, аж ребра трещат, но никто не обижается. Однако работяги странно молчаливы, ни смеха, ни шуток. Раньше на Севере "можно было заработать благодаря тройным и даже четверным окладам, сейчас на севере живут отверженные.

На местном «теле» меня поджидает кандидат в мэры, в черной морской шинели с погонами капитана 1-го ранга, Кисеев Валерий Владимирович, 0 моих ребят. Дарит тельняшку и вымпел с изображением подлодки «Вепрь». Я дарю ему несколько номеров «Лимонки». Мне дали 35 минут в прямом эфире, полагаю, как столичной знаменитости, и я представил ребят-кандидатов. В результате северодвинские братки пригласили меня, позвонив в «Метелицу», их самый лучший ночной клуб. Я не поехал, теперь жалею. Почему пригласили? Очевидно, понравились им методы, которые я предлагал для спасения города.

Я выступил перед студентами кораблестроительного (филиал Санкт-Петербургского) и гуманитарного университета. Много красивых, высоких девушек. Когда говорю о загранице, глаза загораются у них, рты открываются. Сходили и в местный музей. Оказались там единственные посетители. За копеечные цены увидели первую сваю причала будущего города, инструменты, рубахи, сапоги строителей. Их фотографии. Героические люди в героических условиях создали город, который сейчас негероические, абсурдно незначительные люди лениво разрушают. Там был наган в деревянной кобуре, и мне хотелось его спереть, чтобы застрелить какого-нибудь ответственного гада, кого-то вроде нашего больного президента. Секция музея, касающаяся жизни и строительства подводного флота, аскетически представлена лишь фотографиями знаменитых кораблей АПФ России. Сейчас, сказали мне, еще сдаются время от времени, с огромным трудом, лодки, заложенные в советские годы. Имеющийся у нас атомный подводный флот: часть лодок подвергается кастрации — вырезается ее ядерный отсек, удаляется и запаивается снова. Лодка готова на металлолом. Именно на такую кастрацию приезжал полюбоваться министр обороны США. Представляю его довольную рожу в этот момент. Русские, впавшие в идиотизм, сами себя вырезают…

Редкие лодки, все же сходящие со стапелей, требуют обкатки в глубинах океана. Обязательной. Так же, как новые истребители — испытательных полетов. Обычно заводские испытатели-"сдатчики" уходили на многие недели под воду. Сейчас это дорогое удовольствие не по карману ВПК. На двухнедельный такой поход продовольствие собирают всем городом. Такой поход нынче — праздник, а был рутинным делом. Тем не менее, на нас, обескровленных, оказывают постоянное давление. "Если русские заложат подлодку "Юрий Долгорукий", то Норвегия прервет с Россией все контакты", — заявила недавно премьер Норвегии, дама. Стерва.

В холодном зале ДК «Родина» (билеты мы сделали по две тысячи, чтобы только оплатить аренду зала) общественность северного рабочего города собралась, чтобы послушать меня — столичного гостя. Они все испробовали: просьбы, забастовки, голодовки. На них едва обращают внимание. Все, чего они хотят, — своей зарплаты. "Как нам быть? — спрашивают они. — Вы человек опытный, жили в других странах". — "Ставьте впереди детей, женщин, инвалидов и идите захватывайте продовольственные магазины. Вам ничего не будет. Покажите свой гнев и силу, — советую я. — Хватит просить. Требуйте, вырывайте". Северные люди в зале задумчиво внимают мне.

Утром поезд неспешно чешет сквозь дождливый северный лес: ель, береза, сосна. Вдруг — белая скачет змейка по лесной тропинке: горностай, ярко видный в черном лесу. Горностаевые мантии были у королей. В местном музее, вспоминаю я, мне показали чучела горностая, песца, росомахи, а рядом висела свежая карта расселения диких животных. Вокруг Северодвинска близко к нему и по всей Архангельской области опасно сплотились, как никогда ранее, темные силуэты-значки волков. В нынешнее время привольно волкам. Волки заселяют Север. Люди уступают волкам. В волчье время.

* * *

КОММЕНТАРИЙ

В Северодвинске поразила меня бледность пейзажа и Белого моря. Из Северодвинска я вернулся в конце ноября.

Поездок было множество, особенно много в 1997 году. С 5 января (я приехал в этот день святого Эдуарда в город Электросталь на электричке поддержать кандидатуру нашего партийца Евгения Яковлева на выборах в местную Думу) и до 17 сентября, когда я вернулся из г. Георгиевска в Ставрополье после неудачных довыборов в депутаты Госдумы, дней поездок было больше, чем дней оседлой жизни.

В Электростали, в промерзлом зале Дома культуры (снаружи было -29 градусов, внутри, наверное 0) я, сидя на эстраде в тулупе вместе с кандидатом Яковлевым и ментом Алексеем, прогнал телеги перед рискнувшими явиться в этот мороз избирателями.

Холодно было и в моем родном городе Дзержинске, химической столице России, когда я явился туда 20 февраля. Первоначально я хотел появиться в Дзержинске двумя днями позже — 22 февраля, но график поездки составлял Владислав Аксенов, глава НБП Нижегородской области. Потому это по его воле 22-го рано утром я оказался в архаическом городе Арзамасе на главной площади на холмах, среди неприлично большого количества церквей и монастырей. Несмотря на присутствие монастырей, рядом бойко бежал по косогорам базар — цепи граждан, торгующих убогими товарами. Общественных туалетов в городе Арзамасе, по-видимому, не существует вовсе, и потому я и сопровождающие лица- Аксенов и Тарас Рабко — отправились в музей Гайдара. Но туалета не было и там, хотя мы осмотрели все же музей и деревянный дом-музей по-быстрому. В педагогическом институте, где я должен был выступать через час, туалет, слава Богу, был. Все это, конечно, элемент комического. Несмотря на субботу, актовый зал был набит до отказа. Арзамасцы явились поглядеть на своего эксцентричного земляка. В зале присутствовало множество красивых северных девочек. Узнав, что у меня день рождения, профессура распорядилась, и появилась "Арзамасская водка". К автобусной остановке нас сопровождала уже целая толпа студентов, преподавателей и сочувствующих.

Вернувшись в Нижний Новгород вечером, я провел вечер в квартире Аксенова и только к концу следующего дня узнал, что в ночном клубе братьев Климентьевых «АРОККО» мне был организован банкет, и целую ночь толпа из около 300 гостей ожидала меня, чтобы отпраздновать со мной мой день рождения. (Дело в том, что в нескольких телеинтервью я принял сторону сидевшего тогда еще в тюрьме русского предпринимателя Андрея Климентьева против Бориса Немцова. "Лимонка в Немцова" напечатана в «Лимонке» № 67). В Нижнем я встречался с адвокатом Климентьева — Сергеем Беляком.

Из Нижнего мы отправились в Екатеринбург. На вокзале нас встречали местные нацболы во главе с высоченным, красивым Димой Волковым. Встречали с шампанским!

Официальные власти родного города президента Ельцина встретили меня отвратительно. Ректор политехнического института вызвал начальника охраны, и меня, местных нацболов плюс студентов и профессоров (среди них известный философ Бакшутов) едва ли не силой заставили очистить помещение. Еще одну низость совершила местная телепрограмма, зачитав куски из моих ранних романов на фоне моих сегодняшних политических выступлений. Телепрограмма и ее ведущий пытались пришить мне аморалку. Они забыли, что я не советский чиновник, и если обывателя коробит от моих ранних книг, то я приду к власти не путем выборов, козлы! А фамилии тех, кто наехал на меня, я всех аккуратно записываю в книжечку. И однажды со всеми рассчитаюсь. Никого не забуду.

* * *

ЛИМОНКА В НЕМЦОВА

Как и полагается Остапу, он родился в г. Сочи. Сладкий красавчик, похожий на Остапа Бендера в исполнении актера театра на Таганке, Борис Ефимович Немцов сейчас в зените славы. 38 лет, высокий, курчавый, одетый в стильные бизнес-костюмы, динамичный, сладкоречивый, нахальный, он новый тип российского политика. Рейтинги указывают на него как на возможного кандидата в Президенты России, причем наши граждане отдают ему предпочтение перед Лебедем, но после Зюганова.

Борис Ефимович никогда не был членом КПСС, что есть величайшая редкость. Он начал свою сознательную жизнь студентом радиофизического факультета в Горьковском государственном университете. С 1981 года работал в НИИ радиофизических исследований при АН СССР, в том же Горьком. В 1985 году защитил кандидатскую диссертацию на скучнейшую тему: "Когерентные эффекты взаимодействия движущихся источников с излучением". Когда разрешили вякать, в 1986 г., Борис Ефимович активно поучаствовал в деятельности горьковского политического клуба «Авангард» — что еще, кроме «Авангарда», подошло бы для такого человека, как Борис Ефимович?! Тогда же, после аварии на Чернобыльской АЭС, он активно включился в сбор подписей против строительства Горьковской атомной станции. Был одним из организаторов областного добровольного общества "За атомную безопасность". Авангард — он и в Африке авангард. Борис Ефимович, заметьте, выбирал модные занятия и модные неопасные баррикады. В 1989 г. общество "За атомную безопасность" выдвинуло его в кандидаты в депутаты СССР. Избиркомиссия не зарегистрировала его. Но в 1990 авангардный Борис Ефимович был выдвинут вновь "Коллективами НИРФИ и ИПФАН" и, победив во втором туре, стал депутатом РФ.

Оказавшись в депутатах, он, как золотая голова, немедленно стал членом множества депутатских групп: «Гласность», "Российский Союз", "Коалиция реформ" и еще членом комитета ВС РФ по законодательству. Везде поспел.

Прыткость Бориса Ефимовича была замечена — 27 августа 1991 года указом Ельцина он был назначен представителем президента в Нижегородской области, а 28 ноября того же года — одновременно главой администрации Нижегородской области. Объединив свои усилия с другим вундеркиндом, Явлинским, администратор Нижнего отдал приказ разработать региональную программу экономических и социальных реформ.

Город Нижний Новгород постепенно стал витриной «Реформ», примером и символом их.

Если поглядеть на статистические данные, Нижний с его высокоразвитой при советской власти промышленностью живет экономически не хуже и не лучше, чем другие индустриальные большие города. Не лучше Екатеринбурга или Санкт-Петербурга. Но неоспоримо, что молодая студенческая лихая фигура Бендера из Нижнего Новгорода, Бориса Ефимовича Немцова, заставляла верить, что в Нижнем происходит экономическое чудо.

Закономерно, что Остапа с золотыми мозгами в конце концов в этом году подняли еще выше, вровень с господином Чубайсом. Немцова сделали первым вице-премьером. Первые же шаги Бориса Ефимовича оказались фразами. А именно, следуя примеру демагога Ельцина, десять лет назад отказавшегося на пару дней от персонального автомобиля и съездившего на работу в метро, Немцов призвал чиновников пересесть с «Мерседесов» на «Волги», выпускаемые Горьковским автомобильным заводом.

В начале 1997 года Борис Ефимович, очевидно, готовый уже к вице-премьерству, выпустил свою книгу «Провинциал». Без сомнения, в отличие от книг политических лидеров, написанных «неграми», Борис Ефимович писал свою книгу сам. Он же не Ельцин, не Зюганов, не Лебедь, он суперновая модель модного молодого Остапа. Потому книга вышла претенциозной и сверхглубокомысленной. Она изобилует сентенциями типа: «НЕНАВИЖУ». "Ненавижу чванство, высокомерие и глупость". "Не знаю, что поставить на первое место: «Утро» или «Вечер». "Замечательно! Я — сова". С гордостью Борис Ефимович хвалится тем, что в 26 лет защитил кандидатскую диссертацию и изобрел "акустический лазер".

Чего Борис Ефимович не упоминает в своей автобиографической книге, так это еще одного своего изобретения: некоего "зеркального оптического прибора". Между тем этот прибор (особые очки) фигурировал в деле братьев Климентьевых, друзей юного физика Немцова, уже в 1982 году, и стоил Андрею Климентьеву нескольких дополнительных лет лишения свободы.

Вкратце история такова. Жила-была в городе Горьком компания молодежи. Три брата Климентьевы, Немцов и другие. Время скучное — начало 80-х годов — самый застой. В 1982 году Климентьевых арестовали. Их преступление состояло в том, что они добывали, смотрели и давали другим смотреть видеокассеты с западными фильмами: «Эммануэль», "Кинг-Конг", "Полет над гнездом кукушки". Можно было себе представить, что молодежная компания вела не самый целомудренный образ жизни. При обыске у них был обнаружен пресловутый "зеркальный оптический прибор", который, по мнению следователей, мог служить только одной цели: подглядыванию в «закрома» партнера при игре в карты. Но все же восьми лет за "антисоветскую агитацию и покушение на мошенничество" Андрей Климентьев не заслуживал. Тем не менее он их получил и отсидел семь. Вышел в 1989 году. Благодарный за то, что Климентьев его не выдал и избавил от 147-й статьи, Борис Немцов посылал ему на зону книги и посылки. Ибо, по словам нынешнего адвоката Климентьева Сергея Беляка, Немцов был изобретателем "зеркального оптического прибора" для мошенничества.

Так что Немцов уже в 23 года был Остапом.

Выйдя на свободу в 1989 году, Андрей Климентьев, человек сильный и энергичный, очень скоро стал преуспевающим бизнесменом. Он основал две большие компании: «Арокко» и "Russian Shipping" и оставался очень близок к Немцову. Они присутствовали на свадьбах друг друга, и Климентьев в свою очередь помогал молодому депутату — дарил то теннисную ракетку, то галстук.

В 1993 году "Russian Shipping" задумал реализовать проект постройки пятитысячетонных речных судов на судостроительном заводе «Ока» в Навашино. Для этого Климентьеву нужны были: 1) "Know how", т. е. технология, и 2) деньги. "Know how" ему достали его норвежские коллеги, а деньги он попросил помочь достать Бориса Немцова, уже губернатора. Ему требовалось для проекта 30 миллионов долларов, чтобы построить шесть кораблей.

Это был честный бизнес. Венгерское пароходство готово было купить четыре корабля по цене 10 миллионов за каждый. Немцов согласился помочь. За помощь в выделении кредита Немцов выторговал себе 800 тысяч долларов. Сумма была оговорена заранее.

На даче Гайдара в конце 1993 года сошлись пятеро: Гайдар, Немцов, Климентьев, Федоров и Вавилов (два последних — министры экономики и финансов) и было принято решение о выдаче кредита. Деньги пошли. Успели выплатить 18 миллионов.

В 1995 году Немцов внезапно сыграл против Климентьева. В триумвират — Климентьев, Немцов, Кисляков (директор судостроительного завода "Ока") — он ввел четвертого человека. Борис Бревнов — тогда ему было только 25 лет, и он уже был президентом НБД-банка, коммерческого банка, созданного Немцовым и Бревновым, — позвонил однажды Кислякову и сказал: "Поздравляю, у тебя открыт валютный счет в нашем банке!"

Часть денег, предназначенных для проекта, пошла туда…

История эта длинная. Сделаем ее короче. Климентьева арестовали. После двух лет, проведенных в тюрьме, его оправдали по всем пунктам обвинения, кроме одного, за что он и получил два года, а так как уже отсидел их, был освобожден в зале суда. Два бывших друга — Немцов и Климентьев — разумеется, сейчас враги заклятые.

Согласно адвокату Сергею Беляку, Немцов готовил покушение на Жириновского. Жирика должны были убить в Сокольниках во время митинга из снайперского ружья за 500 тысяч долларов. В последний момент киллеры отказались от дела.

Глядя на экран на сладкого красавчика, ведь подумаешь, что физик. А у него такая блистательная карьера: мошенничество, присвоение чужих денег, покушение на убийство.

"Лимонка" № 67

* * *

КОММЕНТАРИЙ

Я узнал об истории Андрея Климентьева задолго до того, как о ней узнала Россия. Еще летом 1996 года по дороге в Хамовническую прокуратуру г. Москвы, куда он любезно согласился сходить со мной по поводу возбужденного против меня по статье 74 п. 2 дела, Сергей Беляк рассказал мне о своем необычном подзащитном Андрее Климентьеве и его отношениях с восходящей звездой российской политики — Борисом Ефимовичем Немцовым. Беляку не нужно было убеждать меня, но он убедил меня между делом. Не в том, что Климентьев невиновен. Беляк убедил меня в том, что виновен Немцов. Губернатор. Восходящая слишком быстро звезда.

В феврале 1997 г. я отправился в поездку по региональным организациям Национал-Большевистской партии. Проехал через Дзержинск, мой родной город, посетил Арзамас и остановился на несколько дней в Нижнем Новгороде. С 20 по 24 февраля пробыл там и уехал оттуда в Екатеринбург.

В Нижнем я успел встретиться с Беляком, живущим в гостинице "Волжский откос", и он отвел меня в клуб «Рокко», принадлежащий братьям Климентьевым. Андрей все еще был в тюрьме, его брата Сергея я не застал, но клуб осмотрел. Шик, черно-серый строгий интерьер, клуб отделан со вкусом, но чувствовалось отсутствие хозяина, старшего и главного. Позднее Беляк пригласил меня и бывших со мною партийных товарищей в ресторан «Васильич». И там он опять заговорил о Климентьеве и Немцове.

Надо сказать, что я ненавижу предателей. Детство и юность, проведенные в рабочем поселке, позднейшая школа жизни в Москве и Нью-Йорке, в Париже, на фронтах войны и в партийной борьбе научили меня тому, что страшнее преступления, чем предательство, нет. Поэтому я воспринял историю Климентьева — Немцова прежде всего как историю предательства. Во время поездки в Нижний и Нижегородскую область у меня было несколько пресс-конференций и меня обильно интервьюировали. Я, если меня спрашивали о местных делах, знаю ли я о проходящем суде над Климентьевым, отвечал, что знаю, приводил детали и всецело поддержал Климентьева. Среди прочих дал я несколько интервью и телевидению.

В мой день рождения я уехал в город Арзамас, где выступал в педагогическом институте. Вернулся в Нижний вечером. Только на следующий день я узнал, что в клубе «Рокко» в мою честь был организован для меня праздник. Увидев, что я выступил за Климентьева, меня так вот решили отблагодарить. Но я жил у местного главы региональной организации НБП, и у него не было телефона. Так что на празднество в свою честь я не попал.

Климентьева я так и не встретил. Я очень хотел побывать на суде и договорился с Сергеем Беляком об этом, но так случилось, что дела и партийные заботы не позволили состояться поездке на суд.

Я рад, что справедливость восторжествовала, что сильный и мужественный человек Андрей Климентьев на свободе. Я хотел бы, чтобы за мошенничество, присвоение чужих денег и за предательство друга посадили бы Немцова.

Последняя интересная деталь. Номер 67 «Лимонки» с "Лимонкой в Немцова" подписан был в печать 8 июня сего года. 14 июня в 4.39 утра помещение газеты было взорвано. Я получил несколько телефонных звонков от читателей, которые связывали взрыв с публикацией "Лимонки в Немцова". Следователям милиции и ФСБ, работающим над раскрытием преступления — взрыва в редакции моей газеты, — также следовало бы обратить внимание на эту версию. От Бориса Ефимовича и этого можно ожидать.

Эдуард Лимонов, писатель,

председатель Национал-Большевистской партии.

АЗИАТСКИЙ ПОХОД НБП

28 апреля.

Вечер. На Казанском вокзале садимся в поезд "Москва- Караганда". Нас восемь человек. Троих моих ребят провожают девушки. Трогательное прощание, последние объятия, поцелуи. Провожает актив партии, два наших фотографа. Занимаем два смежных купе в плацкартном вагоне. Мы едем в Кокчетав участвовать в вооруженном восстании тамошних казаков. 2 мая в Кокчетаве должен состояться казачий круг, на котором будет провозглашена самостоятельность Кокчетавской области. Есть два варианта. Или будет провозглашена автономия в составе Казахстана. Или более жесткий вариант: провозглашена казачья республика. Впоследствии республика попросит о вхождении в состав России. Казачьи представители официально просили им помочь. Или деньгами, или людьми. Денег у нас нет. Поехали добровольцы Московского отделения партии. К полуночи массово отужинали тушенкой и яйцами. В окнах безлистные деревья, серый лес.

29 апреля, около 12.30.

Подверглись обыску в районе станции Белинская, в направлении на Пензу. Трое с малопонятными удостоверениями московских оперативников, в гражданском. Меня обыскали первого, моего телохранителя — вторым. Искали оружие. "Пулеметы везете?" Разумеется, ничего не нашли. Вышли в Пензе. Долго стояли против нашего вагона на вокзале в Пензе и остались там. Может быть, передав нас вести другим.

1 мая.

Проехали в 8 часов утра Уфу. Город от вокзала взбирается вверх и по другую сторону полотна идет вниз. Миша Хорс спит на второй полке. Алексей, мент, безостановочно говорит обо всем, что видит. Наши ребята галдят в соседнем купе. Прошел наш майор Бурыгин, не поднимая ноги в сапогах. В окне затопленные паводком дома, очевидно, дачные участки.

Станция Шакша. Бабка на боковом сиденье спит и ест безостановочно. Черная физиономия. Украинка. Живет в двух сотнях километров от Кокчетава. Жрет, а не ест.

1647 км от Москвы. По пейзажу карабкаются толпы с рюкзаками и лопатами. Пользуясь праздничным днем, народ ринулся на приусадебные участки. Великий народ унизительно стал народом жалких травоядных огородников. Забыв завоевания.

От станции Аша пошел нерусский пейзаж: горы, мелкая река вдоль полотна, желто-серая река Сим. Кусок Азии. Проехали Кропачево. Машинист в окне стоящего электровоза жует.

Около 12.45 появились менты и, не колеблясь, во всем вагоне выбрали меня — проверили документы. И у находившегося вместе со мной Димки Бахура. (Димка младший, ему 19 лет). Макс Сурков предложил свои, но не заинтересовались. Уже очевидно, что нас ведут из Москвы. Меня, точнее.

21 час по московскому времени. Давно отъехали из Челябинска, где к нам присоединился Владислав из Волгограда (мент), член НБП. Нас теперь девять.

2 мая. 6.15.

Где-то между Петропавловском и Кокчетавом. В окне двухнедельная растительность. Степь. Салатные цвета. Дежуривший ночью майор Бурыгин видел, что в мое купе заглядывали и рассматривали меня трое в черной коже. Советуюсь со старшими ребятами, не сойти ли нам до Кокчетава?

Тот же день, Кокчетав. В квартире Галины Васильевны Морозовой. На кокчетавском перроне нас встречала толпа казахских ментов. Мы соскочили прямо в самую их гущу. Морозова встречала на перроне не нас, но представителей ЛДПР, каковых не оказалось. Узнала меня. Вслед за ней мы пробежали, рассекая растерявшихся ментов, до самого конца перрона, но там они окружили нас. Повели. Вошли в помещение линейной милиции. Хмурый человек в плаще и кепке пригласил меня к себе в кабинет. В кабинете я обнаружил четырех казахов с видеокамерами и множество милицейских начальников. Сняв кепку, пригладив волосы, хмурый, взял в руки бумагу и, глядя в камеры, начал: "Я подполковник Гарт, начальник линейной милиции города Кокчетава. Я уполномочен довести до вашего сведения Постановление прокуратуры Казахстанской Республики по поводу проведения казачьего круга в городе Кокчетаве. Проведение данного мероприятия запрещено…" Далее перечислялись основания. Мне предложено было ознакомиться с бумагой и подписать на обороте, что я с ней ознакомился. Обратившись к телекамерам, я назвался: "Савенко, он же Лимонов, Эдуард Вениаминович", перечислил свои титулы, как-то: председатель Национал-Большевистской партии, редактор газеты «Лимонка» и прочее. Сказал, что приехал по приглашению организаторов казачьего круга. Подписал на обороте его бумаги, что ознакомлен. Подполковник Гарт сказал, что я и мои люди вольны оставаться на территории Республики Казахстан при единственном условии — не участвовать в политических акциях. Казахи с камерами фиксировали меня. Несколько слов сказала Морозова, добровольно сдавшаяся ментам с нами. Казахи с камерами задали мне несколько вопросов. Я объявил ребятам, что мы свободны, и, взвалив на плечи рюкзаки, мы отправились пешком на квартиру Морозовой.

По дороге мы узнали от нее, что власти дико перепуганы. Что блокированы все четыре основных железнодорожных и автотранспортных направления плюс аэропорт. Что кроме нас до Кокчетава доехал только некий казак из Тюмени, и что его здесь свинтили и отправили домой. Нет, Антошко Юрий не появлялся здесь, да и вряд ли сделает это, поскольку на него заведено уголовное дело. Семиреченский казак Петр Федорович, нас совративший на эту поездку, тоже не появлялся, он тоже ходит под уголовным делом. "За более чем полтора года эти люди там, в Москве, оторвались от реальности казачьего движения в Казахстане и не понимают, что казаки на местах не идут за ними. Братья Антошко потеряли авторитет в нашем городе", — сказала Морозова. Появляется майор Карибаев. Официально — представитель ГУВД по связям с прессой.

3 мая.

Разместились у Морозовой. У нее три комнаты. Сыновья живут в России. Сама она ночует у друзей. Решили подождать несколько дней развития событий. Атаман Виктор Антошко считается здесь экстремистом. Якобы заложил взрывное устройство в колодец связи на главной площади города. Еще на его счету нападение на ингуша, захват автомобиля последнего. Приходят один за другим казаки. Те самые, чьи телефоны дал нам в Москве Юрий. Запуганные. В Кокчетаве действуют несколько русских организаций. Славянское общество «Истоки», председатель Намовир, 2 мая его блокировали менты и хватали всякого, кто пытался пройти в помещение. Кроме этого есть общество «Лад», глава ее Климашенко, сказали нам, зарабатывает оформлением документов на выезд в Россию. Берет за услуги по 2,5 или по 3 тысячи тэнгэ с человека. Много. Есть еще "Русская община", входящая в КРО, вялая организация, лояльная к правительству. Возглавляет ее Ческидов.

Кокчетав только что пережил тяжелую зиму. Около трети домов города, пятьдесят тысяч человек, лишились отопления. Люди вырыли землянки рядом со своими пятиэтажками и девятиэтажками, жгли костры и готовили пищу на улице. Летом следует ожидать массового исхода русских из Казахстана. Вторую такую зиму люди не переживут. Впрочем, бегут не только русские. Переселились в ближнюю Омскую область многие казахи. Производство стоит все или почти все. Дольше всех продержался завод кислородно-дыхательной аппаратуры. Здесь много ингушей и чеченцев. Здесь родился Аушев, в Кокчетавской же области родился и Аслан Масхадов. Ингуши и чеченцы скупили все элеваторы. Ведут себя вызывающе, хозяевами. На курорте Боровое, говорят, отдыхали от войны с русскими чеченские боевики.

Явилась с визитом женщина — заместитель мэра (акима) Кокчетава. Зубастая казашка, сопровождаемая рослой красавицей, тоже казашкой, секретаршей. Зам. акима подарила мне книгу Назарбаева "На пороге XXI века". Майор Карибаев сидит часами, приходит и уходит, когда вздумается. Майору около сорока, у него усы, он среднего роста, умный и дипломатичный. Казаки приходят осторожно, жалуются на радикалов и Друг на друга. В основном все они пожилого и среднего возраста, по манерам, совсем простые люди. Единогласно осуждают «экстремистов» и «провокаторов» братьев Антошко. Явно запуганы КНБ, Казахстанской службой национальной безопасности. Наверное, есть и прямые агенты. Я выслушиваю всех, в том числе и майора Карибаева, который цитирует Абая, Омара Хайяма и высказывает куда более крайние мнения, чем казаки.

Ехали на вооруженное восстание, а восстания не произошло. Куда делись представители ЛДПР во главе с депутатом Логиновым, их должно было быть от 60 человек на двух автобусах до 2-х человек в том же вагоне, что и мы? Куда делся Юрий Беляев и его люди из Санкт-Петербурга? Почему не прислала своих людей самая якобы боевая и подготовленная русская организация РНЕ? Мы с ребятами приходим к выводу, что единственно мы честно ответили на призыв русского населения Казахстана. Поехали воевать. Все другие националистические организации показали себя теми, кто они есть: московские секты, тусовки, позеры и показушники, не способные на действие. Впредь мы уже никогда никому не поверим и будем выступать одни. Учтем. На будущее. Мои ребята ворчат на казаков. По сути дела они правы: явившись в Кокчетав, подставить себя под пули, они имеют право на упрек. Принимаю решение не возвращаться в Москву, но попытаться пробиться к нашим в Таджикистане. Отныне наша цель — Душанбе, 201-я Гатчинская дважды краснознаменная мотострелковая дивизия. Ребята поддерживают решение. Прошу Карибаева помочь мне взять билеты до Алма-Аты. Соглашается. Вечером в квартире Морозовой майор-враг делает для нас бишбармак. "Восток — дело тонкое…" На тонко раскатанные лепехи из теста вываливается вареная конина, говядина, баранина, колбасы, лук. Все это поедается руками. Ребята в восторге. Единственный инцидент: мент из Волгограда, Влад, надирается и впадает в истерику. Карибаев невозмутимо цитирует Абая и Хайяма.

4 мая.

Карибаев помогает нам взять билеты на Алма-Ату, отъезд в ночь с 4-го на 5-е мая. От него же узнаю сногсшибательную новость. В город прибыл премьер-министр Казахстана и только что огласил: Кокчетавской области больше не существует, она слита с Северо-Казахстанской. Так что отделять уже нечего. Город Кокчетав отныне низведен до райцентра. Получив билеты, Карибаев предлагает мне взять пузырь и посидеть в буфете. Что мы и делаем. Я, Карибаев, Михаил Хорс и мент Алексей. Впервые за все время майор осторожно выспрашивает меня о братьях Антошко. С младшим, Юрием, он, оказывается, сходился пару раз в борцовском поединке. Вечером опять приходят представители казаков и русских организаций. "Как к помещику, к барину они приходили к вам жаловаться", — замечает Влад из Волгограда.

Ночью Карибаев сажает нас в поезд. Полагаю, что сразу же уйдет в отпуск. Отдохнуть от нас. "Позвоните в Алма-Ату, — предлагаю я ему, — предупредите о нашем прибытии спецслужбы. Все равно они будут за нашей спиной. Лучше предупредите, пусть нас встретят на вокзале". Он обещает сделать это. О, парадокс и гримаса: мы обнимаемся с майором.

До Алма-Аты 1700 километров. Велико государство Казахстан, полученное Назарбаевым в личное владение от русских олухов. Кокчетав провожал нас ночью крупными звездами и грязью, так как последние два дня шли дожди. В поезде полно челноков. В соседнем вагоне места продали дважды. Там столпотворение. В нашем сносно, хотя сквозь разбитые стекла и трухлявые рамы гуляет холод.

5 мая.

Едем сквозь великую степь. В Акмоле наш дежурный наблюдает, как меня, спящего, разглядывают пять человек. Т. е. как почетных гостей нас ведет эскорт. За окном ровная салатная степь. На полках спят круглолицые казахские женщины. Кое-где в низинах лежат островки льда со следами ветра на них, как на барханах. Мы поели сала, картошки, хлеба и чеснока. Мои парни спят, читают, дремлют. Вдоль дороги залысины и плешины солончаков. Видели табуны коней.

(Получается у меня какая-то проза азиатского экспресса. У Блеза Сандрара была "Проза Транссибирского экспресса".)

Влюбленная пара: русский высокий парень и девушка едут без билетов и спят на третьих полках. Засыпают, держась за руки, надо мной. Миша Хорс и Димка Бахур играют в карты. Майор Бурыгин разговаривает о жизни с толстой челночницей. Убирает вагон алкашка с прыщами и залысинами на голове. У нее, вероятно, бытовой сифилис. Ей платят 100 русских рублей за вагон.

6 мая. 5.35 утра.

Подъезжаем к Алма-Ате. Много отрезков телеграфных столбов, висящих на проводах, низ спилен кочевниками на дрова. Саванна. Кусты серебристые. Вишни и черешни уже отцвели. Видели первых осликов. В Алма-Ате-1 в поезд садятся свежие менты и частная телекомпания, ведущая интервьюирует меня до Алма-Аты-2. Предлагаю, чтоб Карибаева сделали послом Казахстана в большом государстве.

На перроне Алма-Аты-2 нас встречают солнце, снежные горы, телекамеры и человек в темных очках, он отрекомендовывается: "Подполковник Бектасов Алей-хан Жилкодарович". Он менее приветлив, чем Карибаев, и он не один, с помощниками. Предлагает отвезти нас в гостиницу. Государственная телекомпания «Хабар» вовсю снимает нас и хочет большое интервью. Обещаю очень большое интервью, если они помогут нам с жильем. Мы не хотим разделяться, нам нужно место, где можно спать девятерым. Обещают помочь. У них есть микроавтобус, и мы все садимся туда. Едем к Дому правительства, напротив, на противоположной стороне площади, и помещается «Хабар». Подполковник Бектасов сопровождает нас на кофейного цвета автомобиле. С ним его люди. Выходим из автобуса у подъезда телекомпании. Ждем замдиректора. Спускается в жилетке и при галстуке Владимир Рерих. Он, оказывается, меня знает, читал, относится с почтением, "как к живой легенде", говорит он. Да, у них есть свободная квартира. Один из сотрудников, Гриша Беденко, отвезет нас к себе, у него двухкомнатная, в центре города. Правда, там мало спальных мест. Объясняю, что ребята у меня неприхотливые. Неприхотливые с удовольствием после холодного Кокчетава нежатся на солнце в красивой Алма-Ате. Мне все труднее объяснять, почему нас так много, аж девять «корреспондентов». Из членов националистической партии, поехавших добровольцами воевать за дело русского народа в Казахстан, мы уже переквалифицировались в «корреспондентов», приехавших освещать казачий круг. А мероприятие запретили. «Корреспонденты» почему-то похожи на солдат, стриженые и юные.

Загружаемся опять в микроавтобус и отъезжаем по новому месту жительства. Бектасов и его помощник Салимбаев заходят с нами. Обмениваемся телефонами. Получаем от Бектасова тучу телефонов, включая прокурора Колпакова и оперативного дежурного УВД. Последующие дни провожу в попытках созвониться с Таджикистаном и организовать нашу доставку туда. По стечению обстоятельств Гриша Беденко, хромающий, опирающийся на палочку хозяин квартиры, потерял ногу именно в Таджикистане. БТР перевернулся, и ногу раздробило крышкой люка. У него много контактов. Я сижу в «Хабаре», и Гриша обзванивает контакты. Прежде всего, это Марат Исмаилов, представитель погранвойск в Республике Таджикистан. Затем это Кондратьев А. И., начальник прессгруппы погранвойск РФ в Таджикистане. Связываемся с Кондратьевым. Звучит он неприветливо. Исмаилова нет, он якобы находится в Горном Бадахшане, в месте, называемом Калайхумб. От Рериха узнаю, что его начальница — директор «Хабара» — не кто иная как дочь Назарбаева Дарига! Вот чем объясняется роскошь оборудования, многочисленные телекамеры, целый парк автомобилей у входа, ремонтируемый для «Хабара» еще этаж.

7 мая.

День рождения Дариги, наследницы престола. В «Хабаре» оживление. Носят букеты цветов, прибывают нарядные люди. "Вся алма-атинская пиздобратия здесь перебывала. Вот желание прогнуться, еб твою бога душу", — матерится казах-журналист в "ньюс рум" «Хабара». Прошу Рериха познакомить меня с наследницей. Любопытство. У кабинета — очередь поздравляющих. Меня Рерих проводит без очереди. Высокая, затянутая в черный брючный костюм светская леди, любезная по-восточному и по-западному сдержанная. "Я много слышала о вас, но, к сожалению, не читала ваших романов. Вот мне дали вчера, начала читать. Очень интересно…" — указала куда-то за столом внизу. Я знаю, что книгу ей дал вчера Рерих. "Это я, Эдичка". "Слышали обо мне, конечно, только плохое", — говорю я. Она вышколена и непробиваема. "Нет, слышала только хорошее. Как вам у/нас?" Я отвечаю, как — упоминаю мерзлую трагическую зиму Кокчетава, она кивает. "Мы молодое государство, у нас трудности". Говорит, что училась на историческом в Московском университете. Что сами казахи, многие из них, плохо знают казахский язык, что трудно найти даже дикторов. Пробую использовать ее, прошу найти возможность переправить нас в Таджикистан. Она приглашает меня "разделить с нами наше маленькое семейное торжество" в столовой «Хабара». Захожу на "маленькое семейное" через час. Глядя на экран, три казашки поют в микрофон. Это местное увлечение — кариока. Местная эпидемия. Камера снимает гостей. И меня среди прочих. Пьяный пожилой журналист потрясен моим присутствием здесь. "Лимонов в Алма-Ате на дне рождения дочери президента!.."

По месту жительства у нас военный лагерь. Играют в карты, пьют чай, спят, стирают. Ждут отправки. Мент Влад точит нож. После кокчетавского эпизода я обещал его выгнать, если напьется.

Встречаюсь с русской общественностью в Казахстане. Ражего главу Русской общины Казахстана Бунакова послал подполковник Бектасов. Бунаков говорит о двадцати тысячах своих сторонников, со злобой о евреях, и я с тоской жду окончания встречи. Мы стоим у входа в тот же «Хабар», начинает идти дождь. Еще один представитель, лидер "рабочей оппозиции", начал свой визит с того, что долго говорил об изобретениях. Когда я заметил, что я лидер политической партии, а не изобретатель, он не понял.

8 мая.

Приехала на автомобиле Нина Сидорова и забрала четверых из нас к себе. Сидорова самая известная диссидентка в Казахстане. Ее арестовывали, избивали. Это высокая, могучая и крупная женщина, как говорят, богатая. Квартира обшита деревом и дотесна уставлена белой с золотыми разводами мебелью. В одной из комнат на стене портрет ее дочери в розовом платье. Дочь почему-то живет в Соединенных Штатах. Сидорова была владелицей нескольких бензоколонок. Была бизнесменшей. Сейчас, утверждает она, ее бензоколонки перешли к мужу мадам Дариги Нурсултановны! Сидорова с гордостью говорит, что умеет делать деньги. В ее квартире нас ожидают представители русских организаций: глава союза ветеранов Лысенко, руководитель семиреченских казаков Беляков, глава русского культурного центра Алма-Аты Псарев, православная дама и еще с полдюжины народу. Узнаем, что в избирательный блок «Республика» вошли компартия, организация «Азамат», "Алаш" (казахский эквивалент нашего казачества), многие русские организации. Блок возглавляет бывший сотрудник Назарбаева — Алдамжаров. Чуть позже в квартире Сидоровой появляется сам Алдамжаров. Породистый казах с манерами партийного руководителя высокого ранга. Здороваемся. Пьем за победу шампанское Сидоровой. Алдамжаров — председатель социалистической партии Казахстана и кандидат в президенты. Русские тянутся к нему. Только когда будут выборы — вот вопрос, ведь полномочия Нурсултана Назарбаева продлены до 2000 года. Один из присутствующих, улучив момент, придвигает мне листок бумаги. Переворачиваю. Читаю. "Петр Федорович в Алма-Ате и ждет вас". По окончании встречи выхожу со своими людьми. Почти бегом пересекаем несколько дворов и садимся в машину, стоящую в кустах. Сзади за нами срывается второй наш автомобиль, дабы убедиться, что нет слежки. На окраине Алма-Аты в конспиративной квартире, с подвязанной к потолку боксерской грушей, нас ждет человек, пригласивший нас на вооруженное восстание. Он тоже мало что знает. Знает, что в районе Кургана должны были находиться сборные пункты казаков. Такое впечатление, что их всех повязала русская федеральная служба безопасности, сотрудничающая с Казахской Национальной безопасностью. Петр ругается матом и ругает казаков. Расстаемся. Хорошо, что Петр оказался в этой ситуации порядочным человеком и, подвергнув себя опасности, он здесь, а не в Москве. (Увы, возвратившись в Москву, мы узнали, что Петр Коломец арестован в Алма-Ате).

К вечеру на квартиру приходят прощаться Рерих с товарищем. Мы взяли билеты до Ташкента. Там, в Ташкенте, нас уверил Гриша Беденко, мы сможем сесть на поезд до Душанбе. Приятель Рериха восхищается нашим мужеством. Тому, что мы собираемся проехать по территории Узбекистана. Спрашиваю, что ж там такое, в Узбекистане? "Странный режим, Каримов после декларации независимости в 1991 вызвал своих ментов, и те в пару ночей перестреляли ему всех состоявших на учете преступников. За угон автомобиля в Узбекистане полагается смертная казнь. Люди там просто исчезают". Когда Рерих с приятелем уходят, я собираю ребят и приказываю им оставить в Алма-Ате все имеющиеся ножи и любые предметы, могущие быть восприняты как оружие. Под самый конец появляется подполковник Бектасов и вызывает меня во двор. Там, у его машины, он жалуется мне на жизнь и на… Сидорову, которая нажаловалась на него его начальнику генералу. Бектасов достает из папки копию письма Сидоровой и дает мне почитать. Еще он говорит мне, что вчера, перед встречей со мной, Сидорова посетила посольство США. Я спрашиваю его об Узбекистане. Что за режим? Нельзя ли предупредить их службы безопасности, дабы нам помогли добраться до Таджикистана. "После того как их ребята взяли на казахской территории своих диссидентов, все контакты с ним прервались". "Выследили, вышибли двери, выволокли окровавленных, сунули в машину, С тех пор никто о них не слыхал ничего". В тревожном состоянии сажаю ребят в микроавтобус «Хабара», и мы отбываем на вокзал.

10 мая.

В плацкартном вагоне поезда "Алма-Ата — Ташкент". Столик отржавел и висит на одной петле. Стекла в задней двери нет. Вагон последний и прикрыт железным листом. Сквозь щель в десяток сантиметров видно остающееся сзади полотно и рельсы. Холодно. После Джамбула у нас долго и тщательно проверяли документы казахские менты. Придирчиво осмотрели рюкзак Кирилла Охапкина и открыли две банки тушенки. Тыкали в них вилкой. Затем меня увел в купе проводника поговорить молодой мент — казах с длинным желтым кантом на голубом погоне. После разговора (кто, откуда, почему в загранпаспорте нет прописки) он пожал мне руку, назвал свое имя, предупредил, чтобы, когда будут обыскивать в Узбекистане, мы смотрели не в лицо, но на руки. С сожалением посмотрел на меня. Бросил: "Может, свидимся". И ушел. Я понял, что дела наши плохи. Но ребятам, как разумный командир, я ничего не сказал.

В Ташкенте на вокзале мы не успели пройти и полсотни метров, как нас взяли менты. "Наемники?" Привели в линейное отделение и стали оформлять. Дежурный капитан выслушал мою версию: "Едем в Душанбе, коллектив редакции газеты «Лимонка». Попытаемся найти нашего товарища из редакции Егорова Игоря Александровича, пропавшего в Таджикистане в конце марта". Эта выдуманная мною легенда была роздана ребятам в письменном виде еще в Алма-Ате, затем бумага была сожжена. Рослые менты, поблескивая золотыми зубами, похлопывая дубинками по ладоням, рассказывают друг другу анекдоты на русском языке. Весело похохатывают. Так же весело, думаю я, они набросятся на нас, если возникнет необходимость. В отделении чисто и ни души. Точно так же чисто и безлюдно было на перроне. Я заметил, что у выхода с перрона проверяют документы… Военная зона?

В процессе оформления меня в конце концов узнал дежурный капитан (он видел меня по ящику) и решил, по-видимому, избавиться от нас как можно быстрее. Он сказал, что поезд на Душанбе останавливается в Самарканде, и, выскочив сам на перрон, успел посадить нас на тот же поезд, на котором мы приехали… В вагоне опять были менты. К счастью, ими был до нас еще обнаружен человек без паспорта, и они вплотную занялись им. Стали избивать его и купе проводников.

11 мая. 2.55 ночи.

Сидим в Самарканде на вокзале. Я рассредоточил моих людей, рассадив среди местных. Недалеко от меня уселся человек с мешками свежего чеснока. Отлично пахнет. Мы взяли билеты до станции под немецким названием Денау, она на узбекской территории, но совсем рядом с таджикской границей. От Денау придется добираться автобусом. Вокзал угрожающе тих.

10.20 московского времени. Узбекского 11.20. Загораем, лежим на холмах над Самаркандом. С шести утра мы в Старом городе. Прошли через благоухающий базар: мешки с изюмом, рисом, сушеными абрикосами, какими-то корнями. В мясном у них чище нашего намного. Ветерок через открытые с обеих сторон двери. Курят горящей травой, отпугивая мух. Яркие краски, музыка. Типажи замечательные. Запомнился высокий старик в зеленом халате, красный кушак, розовая чалма, седая борода. Нищие в национальных костюмах. Старики на Востоке красивы. В России старухи красивые, а старики жалкие. Мы бросаемся в глаза, как группа английских летчиков на улицах африканского городка. Кроме нас славянские лица встретились нам в количестве, не превышающем пальцев двух рук. Пожилой русский с опаской подошел к нам на задворках базара. "Тут очень сложно", — сказал он, оглядываясь. Понимай как знаешь. Мы вошли во двор знаменитого дворца Биби Ханум. Жена построила его для Тимура с 1399 по 1404 год, пока Тимур был в походе на Китай. Возвращаясь и увидев голубые купола, он думал, что это мираж… Вокзал мы покинули в 6 утра, осторожно, по одному сдав вещи в камеру хранения. В Старом городе поели в открытом кафе: люля-кебаб, салаты, лепешки, местное самаркандское пиво. Хозяин, якобы служивший в Москве в армии, обжулил нас, но даже с обжуливанием еда стоила 75 тысяч рублей. Их валюты — «сумов» — у нас не было, не обменяли, не успели. Холмы, на которых мы лежим, старые мусульманские могильники. Ребята рассыпались по старым раскопкам, заросшим травой. Мне виден через расселину майор Бурыгин. Ниже меня Макс Сурков. Ниже Мишка Хорс. В глубине Кирилл Охапкин, наш грустный красавец и ловелас. Лешкамент скрыт от меня буфом. Сашка Аронов, Дима Бахур и Влад Волгин (тоже мент) спят под деревьями в тени…

12 мая. 19 часов.

Душанбе. В 201-й дивизии, во дворике газеты "Солдат России". Вторая половина дня в Самарканде была зловещей. Нас обыскивали, задерживали и арестовывали ВОСЕМЬ РАЗ! Я знал, что не следует приближаться к вокзалу, однако мы не смогли найти в городе места, где бы можно было спрятать до 22 часов (время отправления поезда) свои славянские рожи. Первое задержание, впрочем, случилось, когда основной состав со мною во главе сидел вдалеке, за автобусной остановкой. Были задержаны Лешкамент и Макс Сурков, когда они покупали минеральную воду. Мне пришлось вступиться за них. Мерзковатого вида мордатый старший сержант выслушал легенду о пропавшем в Таджикистане товарище, посмотрел билеты, однако в вагончике рядом с автобусной остановкой обыскал и Лешку, и Макса, и меня, вплоть до снятия кроссовок и подрезания стелек. Лешка-мент не выполнил, оказыватся, моего приказания и сохранил вполне безобидный нож, но с выскакивающим лезвием. Старший сержант дал понять, что хочет за нож компенсации, в противном случае он станет «оформлять» нашего товарища. Из денег, каковые я выложил на стол при обыске, я оставил лежать на столе 20 долларов. Сержант сказал мне, чтобы я вынес паспорта моим товарищам. Когда я вернулся в вагончик, 20 долларов на столе не было. В вокзале, куда мы отправились, следуя совету сержата, на нас накатились волны ментов, все водили нас «оформлять» в вокзальное отделение. Когда все менты Самарканда «проверили» и «оформили» нас, появились люди в штатском, представившись как иммиграционная служба, они конфисковали мой и Лешки-мента русские загранпаспорта под предлогом того, что в них нет прописки, и я начал сомневаться в том, что мы выберемся из Узбекистана. Когда "иммиграционная служба" чудом (я стал впрямую говорить о своей известности) отлипла от нас, мы находились в крайне деморализованном состоянии. Взяв свои вещи из камеры хранения, мы прошли контроль при выходе на перрон. Накрапывал дождь. Медленно подполз поезд. Толпа с мешками в количестве тысяч человек пошла к поезду. Ко мне подошел в темноте человек с рацией в аккуратном черном костюме. "Таможенная служба. Пройдемте!" Я взвешивал несколько секунд, броситься мне на него или нет. Подошли его товарищи: второй, третий, четвертый. Оставалось двадцать минут до отхода поезда. Нас увели с перрона. В комнате на втором этаже нас обязали показать имеющиеся деньги и тотчас обвинили в абсурдном недекларировании русских рублей и американских долларов. Последние остатки хладнокровия заставили меня много раз извиниться перед мучителями. Появился начальник в тюбетейке, и нам позволили уйти. Оставалось пять минут до отхода поезда «Ташкент-Денау», и мы побежали.

Поезд был забит человеческим мясом. Женщины в национальных костюмах- расшитые штаны и платье поверх- сидели по трое на лавках. У меня в ногах устроились туркменка и ее мать. От Самарканда до Душанбе по прямой рукой подать, но поезд идет петлей через Карши, Аму-Дарьинскую и Термез, забираясь на несколько часов на туркменскую территорию. По прямой нельзя — мешают горы. Ночь была проведена в дурных снах и дремоте. Туркменские дамы деликатно ерзали у меня в ногах. Уши давили мои собственные кроссовки, которые я, по совету попутчиков, засунул под подушку. Утром я столковался с двумя таджикскими женщинами. У них ребенок и куча неподъемных сумок и мешков. В обмен на помощь в переносе груза они укажут отряду дорогу. Оказывается, если доехать до станции Сарыасия, то там нет никакого досмотра и можно пересечь границу. Перед самой Сарыасия меня соблазнил таджик со щетиной. Он засунул под язык очередную порцию зеленой пасты. "Хочешь?" Я уже видел эту пасту повсюду в Узбекистане. Называется «нос» или «начхе». "Давай", — согласился я. И заправил зеленую гадость под язык. У меня сразу вспыхнуло лицо и загудело в голове, пот покрыл лицо. Захотелось блевать. В таком состоянии я вынужден был командовать. Приказав ребятам рассредоточиться и следовать за мной и женщинами, двинулся из вагона. На перроне яркое солнце, жара, гвалт. Восток. Менты были, но нас не увидели. Пошарпанный автобус принял груз, раза в три превышающий допустимый, и под местную громкую дробь музыки мы рванули. У шофера не было боковых зеркал, и он спрашивал пассажиров, что там сзади. В Сарыасия — захолустной станции, когда прибыл состав на Душанбе, его окружила сотня солдат с дубинками, и таможенники впрыгнули туда, как в барак с заключенными. К тому времени мы столковались с таджикскими дамами и блатным пацаном о плане действий. План свелся к тому, что вышел подкупленный нами проводник и попросил солдата запустить нас девятерых. Солдат послал его подальше. Тогда мы во главе толпы штурмовали вагон. Повсюду происходило то же самое. Ворвавшись в вагон, мы осмотрел и ушибы и ссадины. У Макса были порваны брюки, у многих наших ссадины. С местных лила кровь. В окна кидали мешки и лезли люди. Все это напоминало не то отступление китайцев из Нанкина, не то белых из Одессы, но больше всего было похоже на дикий фильм о мексиканской революции. В нашем вагоне, оказалось, везут фоб 23-летнего таджика, застреленного в Москве. Сладко воняло мертвечиной. В Душанбе, прикрываясь русской старухой, таща ее вещи, мы выбрались из вокзала и сели в троллейбус. Я знал, что в гостинице «Таджикистан» живут российские журналисты. Туда мы и покатили.

У гостиницы стоял чистенький автобус, и в него загружалась делегация в костюмах и при галстуках. Мы прошествовали со своими грязными рюкзаками в вестибюль. Я подошел к конторке. "Сколько у вас стоит номер?" — "Тридцать долларов. Двойной". — "Мы хотели бы взять два. Четверо лягут в одном, пятеро в другом". — "Это невозможно. У нас приличная гостиница". — "Тогда можно я позвоню?" Она назвала цену. Я попросил ее набрать номер министра культуры и информации. "Это Эдуард Лимонов", — сказал я. Министра не было. Совещался. Тогда я попросил набрать номер газеты "Солдат России". "Как это вас занесло сюда, господин Лимонов?" — воскликнула женщина за конторкой. Подполковник Алескандер Энверович Рамазанов приветствовал меня из трубки. "Нам нужно место, чтобы разместиться, — сказал я, — в гостинице дорого". — "Сколько вас, Эдуард Вениаминович?" — «Девятеро». Рамазанов в трубке крякнул. "Ну, что-нибудь придумаем". Через несколько минут появились офицеры, посланные Рамазановым. Еще через десяток минут мы уже входили на территорию 201-й и оказались в зеленом дворике, уставленном военными автомобилями по периметру. В автомобилях помещается полевая типография. Цвели розы, зрелыми гроздьями свисал тутовник. Посредине дворика находился запущенный бассейн. Мы оказались в раю. Рамазанов с бритым черепом, загорелый, коренастый, вышел навстречу. Путешествие от Москвы до Душанбе заняло у нас 14 дней. Мы узнали, что никто из нормальных людей до нас не прибывал в Душанбе поездом через всю Азию. Такое путешествие считается смертельным риском.

14 мая. 8.20.

Николай Шрамко, молодой помощник Рамазанова, пьет чай. Беседует с замредактора газеты. Вечером нас качнуло. Землетрясение в 5–6 баллов. Подъем здесь в 6 утра. Подметают, чистят территорию. Тогда, к вечеру первого дня, пришел полковник Крюков с офицерами. Начальник штаба Крюков местный, родился здесь. В 1992 году приехал в отпуск и попал в гражданскую войну. Его семь раз за день ставили к стенке то «вовчики», то «юрчики». Каждый раз спасало командировочное удостоверение. Сегодня дивизия официально занимается «миротворчеством» и действительно сдерживает кое-как многочисленные хрупкие перемирия между правительственной властью Таджикистана и оппозицией. Нынешнее перемирие самое длительное. На политической сцене все те же «вовчики» и «юрчики». "Вовчики" обосновались на севере города, порой можно видеть проносящихся в «газиках», увешанных оружием «духов». Офицеры встревожены положением в соседнем Афганистане. Наступление талибов прессует к границе большие массы беженцев. Если талибы займут весь север Афгана, то беженцы, а с ними и отряды оппозиции и оружие, хлынут в Таджикистан. Граница и сейчас проходима, контрабандисты ходят туда и обратно, но десятки тысяч беженцев страшат командование. Вчера был застрелен майор Торлин. Его убийца ожидал его в кустах, дело происходило днем. Три выстрела в спину, майор бежал, убийца за ним, чтобы нанести контрольный выстрел в затылок. Майор Торлин ничем особенным не отличался, рядовой офицер из техобслуживания. Но он был в форме. Торлин — 26-й офицер дивизии, убитый с начала этого года в Таджикистане.

15.25. В кабинете полковника Крюкова в дивизии. Карта размещения воинских частей, полузадернутая шторами. Трехцветное знамя за спиной у Крюкова. Портрет министра Родионова на стене. Два стола буквой «Т», у окна столик с чаем и кофе и с какими-то книгами, фуражка и кепка на шкафу, сигареты «LM» под рукой. Беседуем. Я освободился, отправил троих своих ребят в артиллерийский полк (Влада, Димку и Сашку), двое других — Кирилл и Мишка Хорс — поехали на полигон стрелять. В час дня оставшиеся трое — Макс, Лешка-мент и майор Бурыгин — поедут в Курган-Тюбе в 191-й полк.

"В дивизии много местных русских контрактников из Душанбе и Курган-Тюбе. Гонит их в армию безработица… Старухи, те, чтобы выжить, продают все, но не платяной шкаф- шкаф будет гробом. Помогаем, как можем. Время от времени офицеры отказываются от своих пайков в пользу стариков… Самое криминогенное место, почему-то, русское кладбище. Убито там несколько человек и множество ограблено. Гражданская война 92–93 годов была не против русских, внутритаджикской, кулябцы против ленинабадцев, гармцы против памирцев, «вовчики» — фундаменталисты-ваххабиды против «юрчиков» под красными знаменами…"

Спрашиваю, почему не выдать офицерам оружие, чтобы они могли защитить себя, а не служить легкой добычей. "Тогда нужно выдавать и солдатам?" — парирует Крюков. "Ну дайте и солдатам". — "Солдатам придется дать автоматы". — "Тогда выдайте всем автоматы".

На самом деле дивизии не дано решать, выдавать оружие или нет ее офицерам. Мощная сила, около семи тысяч штыков, как раньше говорили, парализована Москвой. На всякое движение требуется разрешение Москвы. Мой приезд всполошил местных особистов. Моих ребят практически посадили под арест в артиллерийском полку и в конце концов выставили со стрельбища.

15 мая, около 9 часов.

Ночью слышна была канонада. Николая Шрамко возили в госпиталь промывать желудок с подозрением на холеру. Здесь затихает эпидемия брюшного тифа. Было десять тысяч больных, из них умерло 159 человек. Изгнанные с полигона, мои ребята рассказали, что на полигон время от времени совершает набеги полевой командир Рахмон Гитлер. Он захватил себе кусок дороги и собирает дань. С этого и живет. Происхождение полевых командиров самое экзотическое. Файзалли торговал пивом. Сангак Сафаров — бывший уголовник. Сангак убил Файзалли, а телохранители Файзалли убили Сангака. Еще был Лангари Лангариев, но его тоже убили. Все это звучит, как библия.

16 мая. 11.30. Курган-Тюбе.

Сидим в помещении командира 191-го полка. На мне камуфляжная форма, ребятам выдали тоже, дабы не выделяться на броне. Нас принимают подполковник Закутко и майор Денисов. Это лучший полк дивизии. Мы прибыли сегодня сюда под дождем, на броне БТРа из Душанбе.

"Терактов в Курган-Тюбе нет. Есть подполье оппозиции, но сидят тихо. Боятся Махмуда Худойбердыева, командира особой бригады президентской гвардии. Худойбердыев — реальная сила в Таджикистане. Президентская гвардия против него не тянет". — "Но он ведь сам президентская гвардия". — "С недавних пор это устраивает и Рахмонова, и Махмуда".

Двор 191-го- чистый, зеленый. Портреты Суворова, Кутузова, Жукова. Похожие на таджиков, полководцы рдеют пунцовыми ртами и темнеют глазами. Над солдатским туалетом, с дувалов кривляются подростки, предлагают солдатам все, от жвачки и водки до девушек. Мои ребята спрашивают «лимонку». 50 тысяч русских рублей. Разумеется, запрещаю покупать. Обедаем в офицерской столовой. Отличная пища. Отдельно лук, огурцы. Слушаю Закутко и Рамазанова: "Три года назад были жуткие очереди за хлебом. В очередях убивали женщин, стреляли в воздух. Всего было два хлебозавода. Два года назад Рахмонов раздал землю. Сколько хочешь бери земли. Трудолюбивые таджики тотчас засеяли пшеницей все что можно, даже улицы. Таджикистан впервые накормил себя. Собирают до 56 центнеров с гектара. Один хлебозавод закрыли, второй закрывают. Нет необходимости. Таджики неприхотливы, пища: чай, лепешка, молоко, кислое молоко, разведенное — «чеку».

Рядом с военным городком полка — памятник погибшим жителям Катлонской области, я насчитал около 900 фамилий, но мне сказали, что это только основные семьи. Рамазанов рекомендовал книгу Кавметдина Файса «Затмение». "Файс священник, в книге правдивое освещение событий 89-го, 91-го и 92-го годов. Есть еще книга "Таджикистан в огне" — сборник статей. Возможно, до 250 тысяч человек погибли. А все началось с приезда в 91 году Травкина, Собчака, Велихова. Приехал старший брат и указал младшему: "Давай в демократию!" Эх, неплохой был народ таджики, Эдуард Вениаминович! — говорит Рамазанов. — Из рук выпустили. Нельзя выпускать детей, животных, скотину из рук".

Под вечер мне устроили встречу со знаменитым полковником Махмудом Худойбердыевым, хозяином Курган-Тюбе. На невидной улочке мы вылезли из «газика» под взглядами и прицелами дюжины автоматчиков и через дворы прошли к хозяину. Под террасой, где он нас принял, текла быстрым потоком горная река. Два огромных деревянных топчана находились на террасе. Худойбердыев вышел в спортивном костюме и извинился, что плохо себя чувствует. Ему только что сделали болеутоляющий укол: болят старые раны. Я поговорил с ним в присутствии Рамазанова и его людей. Вот что я выяснил.

Он считает себя военнослужащим Таджикской Pecпублики в первую очередь. Заодно он защищает интересы СНГ. Хотя народ всерьез не воспринимает СНГ. По природе он коммунист, член ЦК Компартии Таджикистана. В кабинете у него висит Красное Знамя. Это не всем нравится, особенно американцам. Но "мы же дрались под Красным Знаменем. Оппозиция дралась под белым". Перемирие? Какое перемирие. Пока не сдан ни один автомат. У него 15–50 % русских в бригаде. Комбаты русские. Почему он не на сессии, проходящей в Душанбе? Ему не нравится сближение оппозицией. "В их глазах и я, и Иммамали (Рахмонов) — все мы неверные". Он своего мнения не изменил. Не будет исламского фундаментализма в Таджикистане, пока он здесь. Он в любое время уйдет в любое государство. Перемирие не нравится здесь, в Курган-Тюбе, не нравится в Гиссарской, Ленинабадской и в Кулябской областях. Как он себе представляет будущее Таджикистана? "Таджикистан никогда не сможет быть независимым. Не знаю, что будет". У него трое детей. Зимой он подымается в шесть утра, летом в пять. Бегает, немного тягает железки. Ест щи, борщ, которые готовит теща. Служил в Афгане и на Кавказе. Любит читать книжки про войну, но некогда. Хочет написать пособие по ведению боевых действий в горах. 70 % его офицеров прошли Афган.

17 мая.

Мы на 9-й заставе, в группе поддержки 201-й. Дюжий подполковник Ушаков, комбат, ведет нас к границе с Афганом. Жара, песок. Мы прошли мимо закопанных в песок танков и видели «Шилку» под маскировочной сетью. "Летом тут бывает за 70 градусов на солнце. А может, и больше, потому что за 60° термометр зашкаливает. Ротация здесь полтора месяца. Больше держать здесь людей нельзя. Начинается паранойя. Никуда не отлучаемся, только на 10-ю заставу". Под сводами командирской палатки лежит голый по пояс майор Сапрыкин в очках, читает книгу. Мы приехали на заставу в сопровождении еще одного БТРа. К сожалению, выделенный нам в старшие группы сопровождения капитан разведки умудрился за 15 минут напиться на рынке в Колхозабаде и споить одного из наших: Влада, мента из Волгограда. Я предлагаю подполковнику арестовать обоих и посадить на губу… Вот она, граница. За двумя рядами колючки — небрежная контрольная полоса.

Стоим и глядим в бинокль вниз на Пяндж. В этом месте на реке несколько зеленых низких островов. На них различимы хижины беженцев. Ушаков говорит, что самое большое скопление беженцев возле Кундуза. Если талибы возьмут север, то беженцев никто не удержит. Бурыгин поднимает огромную черепаху. Ушаков говорит, что тут полно шакалов, лис, фазанов, черепах. Водятся кобра, гадюка, гюрза. За апрель-май нет, их заставы не обстреливали. Но за то же самое время в междоусобной борьбе погибло более 30 таджиков.

Влад (мент) пропал. Его «подельник» капитан отходит, сидя на броне БТРа, а обритого наголо нашего самого розового блондина мы не нашли. Я после 13 лет жизни с пьющей женой на дух не выношу алкашей. Я готов бросить его здесь, может быть, он ушел через границу в Афган, но комбат Ушаков говорит, что нельзя. Привезли — заберите. Лишний человек на заставе — нельзя. Заберите на обратном пути. Берем курс на Калхаяр. Где стоит усиленная мотострелковая рота 1-го стрелкового батальона 191-го полка. Здесь хозяином подполковник Садыров. Та же картина: внизу Пяндж, наши на обрыве. На Пяндже моют иногда золотишко. Чуть влево через границу виден афганский город Имам-Сухиб, "родина Гульбутдина Хекматьяра", сообщает Рамазанов. Он настоящий кладезь знаний о Востоке. Хекматьяр живет сейчас в Иране. Садыров сообщает, что одиночные прорывы боевиков совершаются не там, где стоят заставы, но в районе населенных пунктов, колхоз Первого мая — один из них. У одного из офицеров — день рождения, потому нам достается шашлык, пакет водки. Мы угощаем шампанским. Платит Рамазанов, у нас неопознанное еще будущее, потому я крепко зажал общественные деньги. Сидя и лежа на топчане, подобном тому, что я видел у Худойбердыева (по-таджикски "дастархан"), разговариваем. Таджиков мобилизуют в армию с базаров. Устраивают облаву. Они получают 18 тысяч, служа в погранвойсках. Быстро обучают в учебных центрах, и на границу. Контрактники же погранцы получают на границе до 2-х миллионов. Отсюда и поведение. Если банда идет через границу, если есть один русский мальчишка — она стреляет. Если нет, банда проходит наверху, погрозив кулаком, не отбирая оружие, не стреляя. Дорога к Халкаяру неприятная. Врезана меж гор, и, если засада, то отбиваться трудно. Ночью здесь стреляли с ПК. Расстаемся с мужиками. Мне передают листок из записной книжки. По диагонали надпись: "Алексей Николаевич Корольков, Александр Викторович Милентьев — мы забыли, где наша Родина".

Один алкаш подставляет множество людей. Приезжаем на 9-ю заставу, когда уже садится солнце. Влада нашли спящим под танком. Приказываю ему забраться в БТР И исчезнуть. Я бы безжалостно оставил его в песках. Из-за него нам придется возвращаться в Курган-Тюбе без БTPa, прикрытия и в темноте. Что строжайше запрещено.

19 мая.

В Курган-Тюбе узнаем, что вчера вечером солдат дивизии был ранен ножом на базаре. Утром узнаю, что наш алкаш Влад сумел напиться, и ребята — они ночевали в казарме артиллерийского дивизиона — сдали его на губу, как я и велел. Завтра мы купим ему билет на поезд «Душанбе-Москва» до Саратова. Я жгу его партийный билет. Человек он развитой, но не может управиться даже с собой. Я жалею, что в 201-й нет зиндана- ямы с решеткой поверху, куда на Востоке сажают заключенных.

Разговариваю с солдатами нашего БТРа. Двое: Олег Маликов и Сергей Мисюра (22 и 26 лет) родом из Душанбе. "Чтобы деньги были в доме. Семью надо было кормить", — вот причина заключения контракта с 201-й дивизией. Довнер Олег, 26 лет, из Чувашии. Он в 201-й потому, что хотел "кому-то доказать. Все всегда думали, что я стану военным".

Ночуем с Рамазановым и старшим лейтенантом Сашей Салеховым в гостинице ракетного дивизиона (просто комната с четырьмя кроватями). Перед этим ужинаем с подполковником Князевым. Владимир невысокого роста, наголо обритый, из-под черной майки видны каменные мышцы атлета. Прошел Афган. Говорит, что «Град» больше не выпускают, зато 21 страна имеет лицензии на его производство. «Град» прижился — лучшая система между неповоротливыми крупными системами и слишком мелкими. Ключ от зажигания «Града» называют "ключ от рая".

22 мая.

Мы покидаем Душанбе. В 13.20 капитан Игорь Макаров сажает нас в чудовищный поезд "Душанбе — Москва". Нам предстоит преодолеть более 4000 километров, пройти таджикскую, узбекскую, казахскую и русскую таможни, опять "смотреть только на руки". Пересечь всю Центральную Азию, проехать у Аральского моря.

Мы все это преодолели. Нас раздевали догола, щупали, заглядывали под стельки. Все это время, по признанию проводника, у него в купе преспокойно ехала наркомафия. Под ногами у нас и других пассажиров ехали мешки с черт знает чем. На участке от Актюбинска до самого Саратова поезда грабят рэкетиры. Ночью уже на российской территории в наше купе без стука ворвались странные менты, слишком темные для Саратова. Однако, узрев наши славянские рожи, безмолвно закрыли дверь. Рэкет предпочитает грабить таджиков. 26 мая в 5 утра поезд пришел на Казанский вокзал. Встречавшие нас удивились его виду. Все окна грозно зарешечены, стекла разбиты. Мы объяснили, как могли, встречающим нас, что "Восток — дело тонкое". Особенно Восток, попавший в лапы новых старых диктаторов: Назарбаева, Каримова и им подобных. Если поглядеть в список участников последнего высшего партийного синклита, пленума ЦК КПСС 14 июля 1990 года, то рядом с Полозковым, Шейным, Купцовым, Строевым и Рубиксом значатся фамилии сегодняшних царей Средней Азии: Ислама Каримова, Нурсултана Назарбаева, Сапармурада Ниязова. Там нет Алиева, но есть Муталибов, нет Шеварднадзе, но есть Гумбаридзе. Нет Ельцина, но есть Горбачев. "Неплохой был народ, — вспоминаются слова мудрого подполковника Алескандера Энверовича Рамазанова, — из рук выпустили".

* * *

КОММЕНТАРИЙ

Репортаж предназначался для журнала «Медведь», отсюда некоторые умолчания.

Поход повлиял на нестабильную психику Влада В. - мента из Волгограда. Он сошел с ума. Приехал в июне в Москву, где его подобрали позднее на улице в невменяемом состоянии, босиком, с ножевой раной. С сопроводителями он был отправлен в психбольницу в Волгоград. Другой мент — мой телохранитель Алексей Р. - проявил в походе недисциплинированность (например, не сдал нож в Алма-Ате и тем подставил нас под тщательный обыск и унижение в Самарканде) и нерасторопность. По приезде в Москву он сам отстранился от партии, перестал работать в партии. Менты оказались гнилым материалом. Все остальные — нормальные московские ребята, безо всякого опыта, однако вели себя отлично, дисциплинированно и спокойно. Я знаю теперь, что они меня не подведут в тяжелой ситуации войны или похода.

* * *

ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

Взрыв прогремел в 4.39 утра 14 июня, сегодня. В полуподвальное помещение, занимаемое редакцией газеты «Лимонка», было помещено взрывное устройство мощностью около 300 г тротила. Безоболочковое устройство было помещено в нишу окна редакционного помещения.

В результате взрыва редакционному помещению нанесен значительный ущерб: выбиты все стекла и рамы, искорежены стены, нападение выглядит тем более дерзким, что в этом же доме по улице 2-я Фрунзенская находится 107-е отделение милиции.

Пресс-конференция по поводу случившегося состоится в помещении редакции «Лимонки» 14 июня в 14 часов по адресу: 2-я Фрунзенская ул., д. 7, помещ. 4, черная железная дверь.

Редакция «Лимонки»

Э. Лимонов

* * *

В ФЕДЕРАЛЬНУЮ СЛУЖБУ БЕЗОПАСНОСТИ

Директору

Мы, А. Дугин, президент историко-религиозной ассоциации «Арктогея», и Э. Лимонов, гл. редактор газеты «Лимонка», информируем Вас о следующем чрезвычайном событии. 14 июня с. г. в 4.39 утра в помещении, нами занимаемом по 2-й Фрунзенской ул., д. 7, прогремел взрыв. В первом отчете экспертов (А. Дугин видел его) был дан первый анализ: пластиковое взрывное устройство мощностью 250–300 граммов тротила. Жертв удалось избежать, в помещении в этот час никого не было, однако обыкновенно пару ночей после выхода очередного номера газеты там ночуют курьеры, отправляющие «Лимонку» на утренних поездах.

Ни ассоциация «Арктогея», ни газета ограниченного тиража (9000 экз.) «Лимонка» не приносят доходов, одни расходы. Наша деятельность никем не финансируется. Все основано на энтузиазме — нашем и наших добровольных помощников, студентов московских вузов. Деньгами и не пахнет, следовательно, никаких уголовно-преступных причин у данного теракта нет. Однако мы, нижеподписавшиеся, так же, как и большинство сотрудников «Лимонки» и «Арктогеи», являемся членами политической организации, Национал-Большевистской партии. В частности, Э. Лимонов является председателем НБП (партия, зарегистрированная Управлением Юстиции администрации Московской области под номером 473, перерегистрирована в очередной раз 29 января с. г. и имеет статус межрегиональной. Штаб-квартира НБП находится в г. Электросталь). Помимо этого обстоятельства широко известно активное наше участие, и А. Дугина и Э. Лимонова, в политике нашей страны.

Напоминаем, что 18 сентября 1996 года, недалеко от помещения редакции было совершено бандитское нападение и избиение Э. Лимонова преступной группой, в результате чего он получил непоправимую травму зрения. 23 сенября того же года подобным же образом был избит сотрудник редакции «Лимонки» Игорь Егоров. Чуть позже неизвестными был совершен налет на помещение редакции в ночное время. Были выкрадены личные анкеты сотрудников. Впоследствии анкеты и анонимное письмо с угрозами были подброшены в почтовый ящик Э. Лимонову. По всем этим фактам было возбуждено уголовное дело, которое не дало результатов и было приостановлено (не закрыто).

На основании всего вышеизложенного мы считаем, что взрыв в редакции 14 июня — еще одно звено в цепи террора. Террор направлен против газеты «Лимонка», против Национал-Большевистской партии — быстро растущей политической силы, и лично против председателя НБП и главного редактора рупора НБП — газеты «Лимонка». Таким образом, это политический террор. Заметим, что террор, беспрецедентный для России, никогда не взрывали ни Зюганова, ни Жириновского, ни Лебедя.

Мы убедительно и настоятельно просим Вас, директора Федеральной Службы Безопасности, передать расследование этой серии политических преступлений из ведения милиции в ведение ФСБ. Мы также были бы признательны, если бы ФСБ приняла меры по гарантированию нашей личной безопасности. Если не можете нас защитить, то дайте нам разрешение на приобретение и ношение оружия. Избиение, взрыв… что будет третьим звеном? Пуля снайпера?

С уважением,

Э. Лимонов,

А. Дугин,

15 июня 1997 г.

Москва

Копия этого письма отправлена в ФСБ также по почте.

* * *

НБП ПРОТИВ ФСБ

Недавно нам пришлось вступить с ФСБ в довольно тесные отношения по не зависящему от нас поводу. Мы несколько забыли о сущности и духе этой организации — с далеких советских времен не приходилось иметь с ней дело. Забыв о характерной ауре «конторы» и надеясь, что все потрясения, связанные с разгромом КГБ, падением коммунизма и развалом великой державы, как-то отрезвили и облагородили эту организацию, во многом оказавшуюся жертвой разгула либералов-западников, мы поступили наивно. В чем сейчас горько раскаиваемся. Вкратце сюжет таков. После взрыва в редакции «Лимонки» по первым данным мощностью 250–300 г тротила (потом эти цифры следственные органы сократили до 100–150 г), видя, что настроение у милиции явно пессимистическое (нам почти явно дали понять, что на раскрытие преступления надеяться не приходится), мы обратились в ФСБ с просьбой взять расследование дела под свой контроль. Открытое письмо, дублирующее официальное обращение, было опубликовано в 69-м номере «Лимонки». Вскоре к нам в редакцию явилась пара вполне корректных молодых людей из ФСБ, из отдела по борьбе с терроризмом, которые были посланы для выяснения обстоятельств дела. Мы им ничем особенным помочь не могли, так как никто на себя ответственность за взрыв в редакции так и не взял. Мы привели наши доводы — вполне убедительные — в пользу того, что иных мотивов, кроме политических, у данного теракта нет. Ни у «Лимонки», ни у НБП, ни у нас лично нет никаких коммерческих связей, диких личных врагов или претендентов на помещение редакции. В свете осеннего нападения на Эдуарда Лимонова этот взрыв представляется явным продолжением цепи актов, направленных на наше запугивание и преследующих чисто политические цели. Именно по причине очевидного политического характера данного теракта мы и обратились в ФСБ. Уже во время первой беседы сотрудники ФСБ выразили особую заинтересованность Аркадием Малером, членом нашей партии и автором знаменитой статьи в «Лимонке» "Красно-коричневый сионизм". Причем более всего интересовал сотрудников из отдела по борьбе с террризмом, которые уточнили, что "ФСБ больше политикой не занимается", инцидент с участием Аркадия Малера и другого члена партии на встрече Григория Явлинского с интеллигенцией во время ретроспективы фильмов Тарковского. Тогда Аркадий Малер в открытой полемике разбил либерала Явлинского по всем статьям, убедительно доказав, что режиссер Тарковский был патриотом и сторонником социальной справедливости (т. е. в сущности тем же "национал-большевиком"), а не апологетом "открытого общества" Поппера, как сам Явлинский, западник и рыночник. Более всего почему-то эфэсбэшников интересовала национальность Малера. Мы сказали, что они могут свободно побеседовать со всеми членами нашей партии и нашей редакции, в частности, с Малером и другим партийцем, участвовавшим в публичном унижении Явлинского. Но вместо нормального пути сотрудники предпочли сложную конспирологическую интригу. Когда Малер (тогда еще студент ВГИКа) с товарищем снимали видеоклип на любительскую видеокамеру рядом с индустриальным технопейзажем ТЭЦ, их схватила охрана ТЭЦ, и они были вызваны в ФСБ. Там, на Лубянке, Аркадий Малер и его коллега были подвергнуты унизительному- в самых отвратительных и грязных гэбэшных традициях — допросу с запугиванием и угрозами. В частности, им инкриминировалось, что они якобы сами "хотели взорвать ТЭЦ", что "НБП устроила взрыв у себя в редакции сама", что вообще "НБП — организация экстремистская и преступная, состоящая из первертов и маргиналов", и что "они еще поплатятся за участие в этой партии". Кроме того, им дали множество примеров того, что биография их известна вплоть до мельчайших подробностей, и что они "под колпаком". Представьте себе, что ребята очень молодые, и подобные истории известны им только по литературе. Через несколько дней Аркадий Малер узнал в своем институте (ВГИК), что он отчислен. Повод- как и всегда — формальный. Но этим эфэсбэшный цинизм не закончился. Вежливый сотрудник принес 30 июля в редакцию официальный документ с отказом от рассмотрения ФСБ нашей петиции. Пиком оскорбительного гротеска является следующая фраза: "Установлено, что по данному факту органами милиции осуществляется расследование в рамках уголовного дела (№ 85539), возбужденного по признакам ст. 213 ч. 1 УК РФ (хулиганство, сопровождающееся уничтожением или повреждением чужого имущества). В результате ознакомления с материалами уголовного дела оснований для его переквалификации не получено. К сожалению, вами также не предоставлены материалы, указывающие на террористический характер происшедшего". Подвергли унизительному допросу двух молодых членов партии, одного из них выгнали из института, отняли у нас драгоценное время и сообщили, что взрыв — простое невинное «хулиганство». Всего лишь. Когда и меньшей мощности взрывное устройство взорвалось около Военной Прокуратуры, кстати, неподалеку от нашей редакции, тут же безо всяких колебаний было громогласно заявлено о "политическом терроре". Взрыв же помещения политической партии, оказывается, — только лишь «хулиганство». Что тут сказать. Во-первых, это чистой воды свинство. Называется, "на свою голову" позвали. Презумпцию того, что во всяком преступлении виноват потерпевший, можно было бы назвать "иронией силовых структур". Но не очень здоровая эта ирония. Во-вторых, вся история доказывает, что ФСБ — безнадежно прогнившая чиновничья организация, что она слепо подчиняется ЛЮБОЙ ВЛАСТИ и будет гнать, сажать и убивать без размышлений. Если у нас еще были остатки иллюзий по поводу ФСБ и ее сотрудников, то этим иллюзиям наступил «капут». Эти люди рассматривают нас как врагов «хозяина». И ведут себя соответствующим образом.

В-третьих, само собой напрашивается резонное предположение, что ФСБ сама устроила по меньшей мере три взрыва: в помещении НБП, у памятника Петру I, возле Военной Прокуратуры (все три в крошечном треугольнике в одном районе Москвы) с провокационной целью обвинить в этом радикальные политические партии и группы (по Москве прокатилась волна обысков и допросов среди членов левых организаций), дабы появился повод закрыть и запретить их. ФСБ на побегушках выполняет желания жирных шунтированных хозяев. Завтра им назначат в начальники Татьяну Дьяченко, и она станет обхаживать их кнутом, изготовленным в деревне Бутка. Этого они и достойны.

Эдуард Лимонов, Александр Дугин

"Лимонка" № 71

* * *

ВСТРЕЧА С ЧУДОВИЩЕМ

Я испытал сильнейшее разочарование 10 июля 1997 года в четверг, в 19 часов 20 минут. Мы с Лизкой пошли на «вернисаж» полотен Елены Щаповой, графини де Карли — моей бывшей жены. В галерее на Малом Кисловском переулке, примыкающем к театру Маяковского. Там были персонажи моего прошлого: поэт Игорь Холин, очень старенький, похожая на каменную бабу Алла Зайцева и персонажи поживее и посвежее: художник Филипповский с семьей, наш друг «Лимонки» Дудинский, выросшая в широколицую женщину девочка из Томилино, где Елена в начале 70-х жила на даче, и другие персонажи. Всего с полсотни. Но главное и самое страшное существо — Елена — оказалась толстой, старой, одетой в старушечью соломенную шляпку, черные чулки, розовые шорты и какой-то мешковатый прозрачный халат поверх. Может быть и очень модный, он смотрелся, как халат уборщицы. Она выглядела как городская сумасшедшая, неопрятное чучело, пугало с огорода! У нее был второй лоснящийся подбородок и белые обожженные волосы пучками пакли. Может быть, это был парик, но все равно ужас…

Вот так, 21 год тому назад, я написал книгу о прекрасной блудливой девочке и даме, чтобы теперь встретить эту старую толстую крейзи. С какой целью она одета под пугало? Она считает, что это эксцентрично? Я был в черном пиджаке (подарок Андреева), в черных джинсах, в черных остроносых туфлях. Лизка была супертоненькая, в черных юбочке короткой, блузке и поверх — расстегивающееся платье-кофта.

Елена стала, как ее старшая сестра: толстая неряха, Мне было за нее стыдно. Она захотела сфотографироваться со мной. Я сфотографировался, признаюсь, с крайним стыдом. Мне было даже слегка противно. Юная Лизка, она на 23 года младше Елены, с удовольствием влезла в фото. По дороге домой, смущенно оправдываясь, я говорил Лизке, что право же, право же, юная Елена была очень красива, право же… На фотографии в журнале «Лица» № 8 я позднее увидел себя и ее — как люди разных поколений.

Эта случайная встреча послужила не только горьким эпилогом к моему роману "Это я, Эдичка", но и как бы притчей, живой иллюстрацией эфемерности красоты и могущества искусства. Прекрасная Дама и жена Блока Люба Менделеева стала в тридцатых годах толстой, неопрятной коротышкой и служила в советском учреждении секретарем-машинисткой. Эх, Саша! Но Блоку повезло. Саша умер и не встретил чудовище. Я — встретил.

ВЫБОРЫ У ГРАНИЦЫ С ДЬЯВОЛОМ

НАЦИОНАЛИСТ ЛИМОНОВ ХОЧЕТ БЫТЬ ДЕПУТАТОМ САМОГО ГОРЯЧЕГО ОКРУГА РОССИИ — ГЕОРГИЕВСКОГО, что в Ставропольском крае.

Эдуард Лимонов только что зарегистрировался как кандидат в депутаты Государственной Думы по 52-му Георгиевскому одномандатному избирательному округу. Довыборы (в связи со смертью депутата Манжосова) состоятся 14 сентября. Георгиевский избирательный округ, без преувеличения, самый горячий округ РОССИИ. Достаточно знать, что он включает в себя трагически знаменитый город Буденновск и что граничит с Чечней, с Дагестаном, с Кабардино-Балкарией, с Северной Осетией.

12 августа в 12 часов дня в помещении газеты «Лимонка» состоится пресс-конференция Эдуарда ЛИМОНОВА, только что вернувшегося из Ставрополья и на днях отбывающего туда опять.

Адрес: 2-я Фрунзенская ул., дом 7, помещ. 4. Вход в помещение с улицы в железную дверь с названием «Арктогея». Полуподвал.

"Озверелые чечены рвутся в Ставрополье и в Россию через Курский район «моего» округа. Им противостоит лишь траншея шириной 2 метра, глубиной 1,2 метра на протяженности 34 километра. Обнаглевшему чеченскому национализму должен противостоять русский мощный национализм", — так говорит ЛИМОНОВ.

Пресс-служба НБП

* * *

ДАЙТЕ ДЕНЕГ НА ПОКУПКУ ВЕРЕВКИ, НА КОТОРОЙ МЫ ВАС ПОВЕСИМ

Я приехал в город Георгиевск Ставропольского края, в «столицу», если можно так выразиться, 52-го одно-мандатного избирательного округа 18 июля. В сопровождении партийного товарища М. Хорса. Инициативная группа по выдвижению меня в кандидаты встретила нас на вокзале в Минводах (том самом, прославившемся множеством угонов самолетов чеченами). Отличные молодые ребята, члены НБП: Титков, Летуновская, Тяглых, Кравченко, Панченко и другие, среди них — несколько рабочих арматурного завода. На двух машинах добрались до Георгиевска. 20 июля в 10 утра сдали более 5 тысяч подписей, собранных за мое выдвижение, в Избирком. 25 июля меня зарегистрировали кандидатом в депутаты.

Я стал кандидатом в депутаты под давлением масс, снизу. Ребята начали собирать подписи и только тогда уведомили меня и попросили баллотироваться.

Теперь мне предстоит тяжелый труд завоевывать доверие людей в самом горячем, без преувеличения, избирательном округе России, поскольку он окружен враждебными автономиями. В округе множество, более 18 % населения, — недавние армянские беженцы из Карабаха, что тоже не способствует социальному миру. Всего пришлых людей около 24 %. Основными претендентами на пост депутата будут некто Мещерин, председатель колхоза, никому не известен, но его выдвинули могущественные бароны КПРФ, Ляшенко, бывший начальник милиции города Буденновска в момент рейда туда головорезов Басаева (этот имеет нахальство — выпустил плакат с надписью: "Я уже один раз дал чеченскому волку по зубам!") и еще аж пятнадцать претендентов.

Председателем колхоза был и покойный депутат Манжосов 1935 г. р., и он был выдвинут КПРФ.

Если Мещерина выберут, то он будет еще одним никому не известным номерным членом фракции в Думе, и весь толк от него будет в руке, послушно голосующей «за» или «против». Согласно приказу Зюганова и его штаба баронов.

Я только что ходил за поддержкой в Госдуму, к депутату соседнего Минводовского округа Станиславу Говорухину. Говорухин, в синей рубашке, принял меня вежливо и скорее радушно, снабдил советами, которыми я собираюсь воспользоваться, и сказал: "Я предпочел бы видеть в Думе Лимонова, чем какого-то Мещерина, это было бы и полезнее, и интереснее, Вы оживили бы Думу, но я сопредседатель Народно-Патриотического союза России, тесно работаю с коммунистами, так что сами понимаете…"

Я понимаю, что у меня впереди тяжелая избирательная кампания в округе, граничащем с бандитской республикой, способной, как утверждают военные, захватить, если захочет, все Ставрополье и Ростовскую область в пару недель. А у меня нет денег, никто меня не поддерживает. И еще председатели колхозов от КПРФ зачем-то путаются под ногами. Ведь даже в простом ежедневном труде депутата иметь Лимонова депутатом куда выгоднее Георгиевскому округу. "Пойдет какой-нибудь Мещерин к вице-премьеру, скажем, выбивать 22 миллиарда для бюджета округа, так он и не примет Мещерина, кто он такой? А вот Лимонова примет, как принимает Говорухина. Выбивать для региона деньги или трамваи, как я выбил восемь для Пятигорска, куда результативнее будет известный человек. Вам редко кто откажет. А что такое Мещерин?" — сказал мне также Говорухин.

Эх, Станислав Сергеевич, если бы Вы такую правду-матку резанули не в тиши своего кабинета, но на встрече с избирателями Георгиевска… Однако на войне, как на войне. Победим и без поддержки. Одни.

Вот еще что. По нашему недосмотру, когда ехали туда, то оказалось, что поезд идет… через Украину. "Следующая станция Белгород, потом Харьков", — объявил сосед по купе, вернувшись в вагон на остановке. Я пережил неприятные часы. Слава Богу, и в Харькове, и в Иловайске при выезде с Украины нас проверяла только таможня. Дело в том, что на Украине Генпрокуратура возбудила против меня в марте 1996 года уголовное дело по статье 62 УК Украины. Покушался на территориальную целостность ее, Украины. Много раз мне передавали, что арестуют.

Пронесло. Пограничники не проверяли. Зато почему-то придурковатый русский пограничник проверил меня по рации. Совсем с ума сошли. Не говоря уже о том, что все таможни — просто грабительство пассажиров разноплеменными бандитами в погонах.

В Георгиевске, растоптанные каблуками прохожих, валяются на тротуарах абрикосы, унижая жителей Севера, привыкших платить за них по 20 тысяч за кило. Оккупировали рынки диковатые карабахские армяне в шароварах.

В Питере уже почти не осталось интеллектуалов, в той или иной степени не выразивших свое одобрение или хотя бы понимание национал-большевизму. А активисты НБП поставили Питер на уши.

Пусть ссорятся из-за добычи Потанины с Гусинскими, уже непоправимо вошла НБП в плоть, кровь и дух России. Мы вас угробим от Москвы до самых до окраин, до Курского района Ставропольского края.

Дайте денег на веревку, на которой мы вас повесим. Мне нужны всего 50 миллионов рублей. Те, кто даст денег, будут повешены быстро.

Э. Л., «Лимонка» № 71

* * *

ВЫБОРЫ У ГРАНИЦЫ С ДЬЯВОЛОМ

Георгиевский избирательный округ № 52 — это обширный кус земли размером с Бельгию и Голландию, вместе взятыми. Степь и полупустыня. Сухой горячий климат. Очень сухое лето в восточной полупустынной части в районе Нефтекумска и более мягкое лето в казацком городе Георгиевске, основанном казаками в 1777 году. Более мягкое, потому что вблизи первые отроги Кавказских гор. До Пятигорска от Георгиевска пару часов в автобусе. На юге 52-й избирательный граничит с Чеченской Республикой, с Республикой Северная Осетия, с Кабардино-Балкарией. На востоке он граничит с Республикой Дагестан, на северо-востоке с Республикой Калмыкия. И если добавить, что второй по численности город округа — это знаменитый подлой атакой Шамиля Басаева трагически опущенный степной Буденновск, то можно понять, насколько это опасное место под солнцем. Граница с Чечней проходит по Курскому району, южнее станицы Галюгаевская, и представляет из себя жалкую траншею длиной 34 км, шириной 2 м, глубиной 1 м 20 см. Чуть дальше от нее расположены два КПП, обитатели которых запираются и сидят круглые сутки, редко рискуя высунуть носы. Одним словом — самый горячий округ России. Не граничит он только с самим Дьяволом. Пока еще.

Вот я там был кандидатом в депутаты. Десять моих доверенных лиц — восемь пацанов и две девушки — ходили по степям ловить души человеческие, входили в пыльные села, где их встречали, как первых большевиков, там не видели москвичей (трое доверенных лиц были москвичи) столетие. Ребята несли обитателям мои вполне разумные задачи и предложения. Два типа листовок и газета плюс радиоклипы в трех городках — вот все агитационное меню, которое смогла предложить им возглавляемая мной Национал-Большевистская партия. Среди предложений основное было — создание в Ставрополье стратегического военного округа. Я ведь выяснил чудовищные вещи: что г. Георгиевск «защищают» только батальон стройбата и два воинских подразделения численностью по взводу каждый. Что в Буденновск чеченам сегодня еще легче попасть, чем в 1995 году. Ни одного КПП по дороге, а «охраняют» город вертолетчики да 205-я бригада, местные называют ее "двести пьяной", и поделом. Что электричка со станицы Ищерская в Чечне идет в Россию неосмотренной! Так вот я предложил добиться объявления Ставрополья стратегическим округом, что означает: размещение в крае мощного армейского корпуса, установку ракет среднего и малого радиуса действия, создание аэродромов стратегической авиации. Создание мощной системы укреплений — настоящей границы с контрольно-пропускной полосой, какая была в СССР. Для строительства и обслуживания военных объектов потребуются многие тысячи рабочих рук. Таким образом создание стратегического округа решит также проблему безработицы в крае, — писал я в своих листовках.

Мы хорошо работали, раздали и расклеили 65 тысяч листовок и экземпляров спецвыпуска газеты «Лимонка», отпечатанной в Мин. Водах. (Нам очень помог отличный мужик Игорь Сидельников, гл. редактор «ТВ-недели» в г. Георгиевске. Спасибо тебе, Игорь!). Москвичи: Коровин, Хорс, Цветков; местные: Титков, Тяглый, Летуновская; ковровцы: Ирина Табацкова и Сергей Громов (они работали в Буденновске, плохо и мало спали, скудно питались, но за пять недель проделали большую работу).

15 сентября оказалось, что победил Мещерин, красномордый представитель местной сельхозэлиты. Возвратившись из районов, ребята понуро сообщили мне, что на выборы не пришел даже средний возраст. Только старики! Молодежи на каждом участке побывало от 1 до 6 человек. Процент посещаемости за два часа до конца выборов был 24 %, но его натянули до 30 с лишним процентов, потому как избиркомиссии срочно мобилизовали людей и машины и ездили, заставляя стариков голосовать на дому. На избирательном участке № 636 382 человека проголосовали на участке и 250 — на дому. Неподъемные, больные, слюнявые, слабоумные, проголосовали за местного сельхозцарька, кандидата КПРФ! Тут я понял простую истину: вся местная номенклатура и есть КПРФ, это не партия, но социальный класс местных князьков! 60 тысяч голосов из 138 тысяч избирателей, явившихся на выборы, были поданы за председателя колхоза из КПРФ. Они не помнили его фамилии, добравшись до участка, называли его Мищенко, Мищаков, даже Марков, но упорно за него.

Гадская подлая организация КПРФ, как собака на сене: и сама не гам и другому не дам дело оппозиции. Но разве старики это знают? Так вот, старики опять проголосовали за ПРОШЛОЕ. Нужно срочно лишать их избирательных прав, установив возрастной верхний ценз на гражданские права. Опустить стартовый возраст до 14 лет и ограничить верхний 60 годами. Или же привязать лишение права голосовать к пенсии: ушел на содержание государства — сдавай права. Когда-нибудь, придя к власти, а я к ней приду, НБП к ней придет, мы отберем у непроизводящего возрастного слоя право выбирать нам лидеров и депутатов.

13 сентября (я узнал об этом 14-го утром по телефону) около 1 часа дня буденновские милиционеры ворвались в комнату по адресу: Октябрьский пер., 9, где проживали мои доверенные лица Табацкова, Громов и Тяглых. Громова не было, он был у нас в Георгиевске. Тяглых и Табацкову избили, причем Ирина храбро защищалась, тогда ей привязали руки и ноги сзади к голове. Затем их увезли в отделение, где в прямом смысле этого слова пытали, всячески издевались, обливали водой и вновь избивали целых семь часов. У них конфисковали документы, и они смогли выехать из Буденновска в Георгиевск и затем в Москву только через пять дней после выборов. Ситуация, казалось бы, знакомая: милицейское насилие. Однако усугубляется ситуация еще и тем, что восстановленный за несколько дней до этого в своих правах начальник милиции Буденновска полковник Ляшенко (он был им во время кровавого рейда Басаева) также был кандидатом в депутаты. Он занял второе после Мещерина место, набрав 19 тысяч голосов и угробив на кампанию громадные деньги. Еще его поддерживал КРО, и Рогозин лично приезжал ему помочь. В Буденновске я был ему серьезный конкурент, я занял третье после Мещерина и Ляшенко место, ребята мои там хорошо поработали, оклеили весь город. Вот за это их и наказали. Ну, конечно, я заявил протест в избиркоме и, конечно, прокуратура, сказали, займется… ответ в трехдневный срок и прочее. Медэксперты г. Буденновска между тем не выдали на руки Табацковой и Тяглому результаты медэкспертизы. Я серьезно подумываю, а не опротестовать ли мне результат этих довыборов, прошедших в обстановке такого кровавого и наглого насилия…

Общая же мораль сей басни такова: КПРФ еще занимает в мозгах и душах стариков место оппозиции, КПРФ еще не раскусили, не сорвали маску. Потому, пока ментальность избирателя не изменится, к нему бесполезно идти с умными идеями, листовками и газетами и разумными словами. Хотя бы и харизматического лидера. Они ни черта не услышат, а будут шамкать: "Мищенко… Мушников… Мухин". О, кретины! И кретины же молодые лбы, не идущие на выборы, ибо свое будущее доверили выбирать людям-овощам!

Ну, гады! Если вы думаете, что не дадите нам пройти, вы ошибаетесь. Я дико упрям, а партия здоровеет и сильнеет. Когда-нибудь мы спляшем на ваших гробах.

Сухой горячий ветер «астраханец» Нефтекумска и пыль станиц недаром, однако, садились на наши лица. Мы вышли суровее, опытнее, сильнее из этой истории. Нас многие предали за эти пять недель! Но встретились нам и отличные наши люди. Под лежачий камень вода не течет, а небегающие охотничьи собаки умирают от ожирения и сопутствующего ему разрыва сердца. И если какой-нибудь резонер-"мыслитель" из читателей попробует вякнуть: "А зачем надо было?" или что-то в этом духе, то получит: "На место!"

28 сентября состоятся выборы в СПб, где участвуют четверо наших нацболов, а 10 октября начинается сбор подписей за выдвижение кандидатов в депутаты в Московскую городскую Думу. Мы выставим троих нацболов.

Приехав в Москву, я узнал, что на нас опять настучали в Хамовническую прокуратуру г. Москвы. На сей раз за мою "лимонку редактора" в № 70: "В Нижнем и Самаре выбрали хряков. Опять". Некая общественная организация обвиняет меня в разжигании расовой, национальной и религиозной ненависти. Статья 282. Оставили бы прокуратуру в покое, а пришли бы к нам. Мы бы с вами разобрались. А то теперь ребятам из прокуратуры придется потеть.

* * *

В заметках в «Лимонке» дана лишь схема событий. А вот как все выглядело вблизи.

МОЙ ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ ДНЕВНИК

Кампания 1997 г.

г. Георгиевск, 19 июля 97 г.

Сижу в квартире тети Натальи Летуновской, бывшей супруги и ныне девушки А. Титкова. Здесь есть ядро из пяти комсомольского типа ребят (Титков, Тяглых, Наталья, Олег Кравченко, Панченко) + еще столько же юношей, гравитирующих вокруг. На сегодня у нас 4410 + около 4750 подписей. Завтра последний день сдачи. Сейчас Наталья + Титков поехали в воинскую часть (их повез крутой армянин) добирать подписи. Николай Тяглых поехал в дома мясокомбината собирать подписи, а приехавший со мной Миша Хорс отправился в другой район с Олегом Кравченко. К вечеру все съедутся, и будем подшивать и оформлять.

Мы приехали вчера. Оказалось, о ужас, уже перед сном только, часа в 2 ночи 17 июля, в поезде мне сказали, что № 27 идет через Украину. Вдобавок к дурной таможне и Украины и России, самое страшное, что на меня же заведено уголовное дело по статье 62 Генпрокуратурой Украины! Чувствовал я себя херовато, когда ехал. Но проехали, слава Богу. Армянина Акопа, ехавшего с нами, шмонали без устали (ибо у него вместо паспорта справка с фотографией).

В Георгиевске много армян. Здесь 104 тысячи избирателей, и сюда нужно будет, если, я надеюсь, зарегистрируют, ориентировать всю пропаганду. Выборы назначены на 14 сентября.

22 июля 97 г.

Живем в квартире Титкова на Пионерской ул., в центре. Хибара с туалетом только по малой нужде, потрескавшимися полами, стенами. Развалюха, проще. Вишня и виноград сверху у входной двери. Документы сдали 20-го в 10 ч. утра. 5188 подписей, 402 листа. Результат будет известен сегодня, а удостоверения вручены 25-го в 10 утра.

Целыми днями у нас тут бывает местная политбратия. Напротив в многоэтажке помещается штаб-квартира ЛДПР (однокомнатная, купленная за 60 млн.). Приходил вчера Щербаков — представитель теле «Интеграл», он же казак из Наурского района. Воевал там. Приходил Андрей из РНЕ (друг Титкова). Титков-местный как бы вундеркинд. Поэт, журналист, влюбленный в Наташу Летуновскую — последняя подчеркивает свою еврейскую кровь. У Титкова две сестры.

Сейчас мы должны ехать в Пятигорск, но мы собирались в Пятигорск и вчера. Ехать показаться теле, посетив место дуэли Лермонтова. 20-го нам уже удалось дать интервью теле «Машук» из Пятигорска. Проходили у Центральной Библиотеки, а там, оказалось, встреча писателей под девизом "Кавказ — наш общий дом". Говнюк армянин, организатор встречи, холодно ответил на мое благожелательное приветствие. Или я не писатель?

23 июля 97 г.

Вчера ездили в Пятигорск (я, Летуновская, Хорс), где посетили место дуэли Лермонтова. Там нас ожидали корреспонденты "Пятигорской правды" и "Ставропольской правды", сразу же обрадовавшие нас тем, что настоящее место дуэли находится в 1,5 часах от «официального». Телевидения не оказалось. Примечательны изъеденные временем грифы по четырем углам монумента (обелиск). Поднялись к беседке Эолова Арфа со стороны горы, а не по лестницам. Сели в кафе, где слопали пельмени и выпили бутылку вина. Захолустным стал когда-то высокого класса курорт.

Купили бутылку красного вина и распили ее в сквере. Неслись обратно в автобусе, где сидела в другом ряду молоденькая (грудки плавно вздымались без лифчика, когда бежала к автобусу) длинноволосая девочка с челкой, читала книгу, вытягивала худенькие еще ноги с острыми чуть-чуть коленками. Смазливое чуть скуластое лицо, напоминающее юную ББ- Бардо.

Приехав, застали Николая и Сашку у хибары нашей. Они объявили, что меня зарегистрировали, забраковав всего 147 подписей (пенсионеров и с именами-отчествами). Затем мы чуть (или почти) поругались с Титковым, который напомнил мне о 1,5 миллионах, (он их попросил еще по телефону "на ребят", лишившихся работы, имея в виду Летуновскую и Николая Тяглых). Я сказал, что сейчас денег нет и хорошо бы разделить удачи и неудачи после избирательной кампании. Все мы вносим в нее свою лепту.

Саша затем попросил у меня денег взаймы (пришли его сестры + жених сестры). Я резонно отказал, ведь он не отдал мне уже взятые "на родственников" сто тысяч. Отдай сто — займу еще. Вечером они оживленно совещались в стороне.

Сегодня они приходили (Саша, Николай, Наталья), и мы составили план совместных действий. Я хотел бы увидеться с мэром Терером + председателем исполкома Лузгиным + с владельцами газеты «Теленовости» + с двумя атаманами и т. д.

Женщина из "Пятигорской правды" уже звонила, дабы увидеться еще раз, и я послал Михаила. Тот договорился, чтоб она явилась 25-го в 10 ч. на регистрацию в местный Белый дом. Туда же, очевидно, пригласим еще журналистов.

Мы только что съели сарделек с макаронами, я лежу на (грязной) тахте, Николай с Мишкой играют в шахматы на крыльце нашей хибары. Сейчас 14.30, спал я херово по причине комаров и пр. собак (лаяли) и птиц (трещал скворец). Все невозможно грязное в хибаре и туалет чудовищен. Как я буду выигрывать эти выборы — ума не приложу. Избирательная кампания без средств — это херня. Где достать средства?

24 июля 97 г.

9.25 утра. Сложная процедура туалета в хибаре (облегчить желудок, чуть помыться, etc.). Чай вчера весь угрохан придурком (симпатичным) Колей, свалившим его в заварный чайник в количестве, достаточном на неделю. Хорс спит.

Вчера ходили к председателю Горсовета Лузгину. Встретили и мэра Терера (мельком). Лузгин считает, что наибольшие шансы у Мещерина и Ляшенко. Меня, вполне очевидно, он серьезным претендентом не считает. Оба чиновника даже похожи. Седые волосы, светлые брюки, рубашки с коротким рукавом. Терер избран на второй срок. Целый день принимает пенсионеров и инвалидов. Потому его и избрали на второй — умеет ладить с пенсионерами и инвалидами. Если депутат Госдумы еще как-то может претендовать на то, что занимается политикой, то уж Терер и Лузгин — нет, они социальные работники. "У нас красный пояс", — твердил Лузгин. Им принадлежит только часть их мизерной власти. Ниже этажом (на 3-м) сидит некто Павел Морозов (Павлик) — наместник губернатора, и между ними идет дележ. Лузгин не определяет свою политическую позицию вообще, а Терер — тот вполне реформатор. Голосуют в основном пенсионеры, и голосуют за прошлое. Молодежь не голосует. Короче, Саша Титков втянул меня в авантюру. Придется участвовать все же в выборах. Титков говорит о том, что нужно выглядеть солидно и здесь боятся слова «национализм». Я же, проснувшись, подумал, что, пожалуй, буду выступать под флагом национализма, открытого защитника прав русского народа. Нужно: или пан или пропал. Все депутаты будут ни рыба ни мясо. Следует стать мясом, не скрываясь, дать людям идеи НБП. Единственное "но"- жириновцы (Брюханов) будут выступать с подобной программой.

Титков занят доставанием двух миллионов для свадьбы своей сестры. Семья его опять вчера (мать и Ольга) кружились здесь. Мать якобы ждала его. Бедный Сашка, распятый на кресте своей семьи. Ведет себя, как чурка. Выдать замуж сестру, для этого хочет продать дом (ту хибару в центре, где я сижу). Все это также не способствует организации моей избирательной кампании. Что касается меня, то все большая ненависть и презрение к избирателям во мне. Убогие, они выбирают таких же умственно отсталых.

Титков и Летуновская — члены НБП. Однако она уехала в Коми, в г. Ухту, с каким-то милиционером Димой (разойдясь здесь с Титковым, якобы виной тому его мать, во что я верю) и приехала сюда лишь сдавать экзамены в Пятигорск. Тут Титков ее и сбил аферой с избирательной кампанией. Она застряла здесь.

25 июля 97 г.

18 ч. Сегодня в 10 ч. меня зарегистрировали. Регистрационный номер 14. Мы открыли счет в Сбербанке, а также взяли билеты на 27 июля, на 2.13 ночи, в Москву.

26 июля 97 г.

С утра составили текст листовки. По крайней мере, часть его (большую). Позавтракали литром молока и пирожками с капустой и картошкой. Приходил и завтракал с нами Титков. Сходили в редакцию «Теленедели», набрали текст и сканировали цветное фото (сделали здесь для плаката Избиркома). Купили бутылку вина. Выпили (с чесноком и хлебом). Сидим, груши околачиваем. Сейчас 15.30.

17 августа 97 г.

Опять Георгиевск. И опять крыльцо под виноградной лозой. Мы приехали на поезде Москва- Владикавказ рано утром 16-го около 4.45. (Я, Цветков, Хорс, Коровин). Штаб избирательной кампании располагается в помещении Красного Креста. Вчера около полудня, мимо, направляясь на кладбище, прошла траурная процессия: братки в черных брюках и черных шелковых рубахах хоронили своего — некоего Эдика убили, очевидно, армяне, вызвали поговорить и застрелили очередью из «калаша». До этого трое армян были ранены взрывами гранат.

Ребята вчера ездили в Ново-Павловск (Миша, Николай + Валера Коровин) клеить листовки. Вернулись. Сегодня утром в 3 ч. должны были встать и отправиться клеить листовки в Буденновск. Я ночевал у Сашки (в семье мамы его, отчима + сестра Женя), придя на Пионерскую, ребят не обнаружили. За вчера мы сочинили мой текст для 9-ти газет (районных) + Сашка написал что-то типа интервью меня о Худойбердыеве. В предыдущих двух номерах «Теленедели» опубликованы материалы: я и Караджич, я и Денар. Сейчас будет: я и Худойбердыев. У Титкова есть также идея Восхождения на Эльбрус (ЛДПР будет пытаться сделать то же). Есть идея познакомиться с Разиным ("Ласковый май". Живет в Ставрополе), дабы помог с выборами, поагитировал. Сейчас буду писать для «Теленедели» статью о ситуации на Кавказе.

12.45. Написал 3 страницы, вот и вся статья. Вымыл с мылом и тряпкой посуду. Заметил, что ребята не взяли ведро с клеем (не то забыли, не то взяли половину или решили бросать листовки в Буденновске в почтовые ящики). Приходила покупательница дома. Спрашивала, сколько стоит, заглядывала в подполье. Дом (вернее только его часть) в ужасном состоянии: щели, все дряхлое, грязное и проч. "Вы не с Ленинграда?" — спросила тетка.

13.30. Приходили Наташа Летуновская и Ольга (девушка лет 19, похожая на Брук Шилдс, немного звериной юной красотой. Она работает на нас в Штабе, печатала телефоны на листовках и пр.). Помню, что никогда не обращал особенного внимания на сиськи. Сейчас стали нравиться. (У Лизки отличные).

В Георгиевске остались только сливы из фруктов. 1,5-литровая бутылка молока стоит 3 тыс. рублей. Булка хлеба 2200 или 2 тыс.

Молодежи предлагают сонную растительную жизнь, строительство семьи. В то время, как им нужны война, лишения, подвиги героизма. Им нужна партия, которая вознесет их к руководству государством. "Вы будете заказывать музыку и править бал".

Слепые, когда я уезжал, котята атакуют мои кроссовки, жуют шнурки и один влез в штанину и полез по ноге, запуская в меня когти.

Для церемоний тантризма нужны юные девушки, не старше 20 лет, сказано в священной книге «А-В». Я именно это и делаю. Оттого, что я стал спать только с юными девушками, я полон энергии, сил и радости. Очевидно, их соки, впитываясь в меня, омолаживают меня.

19 августа 97 г.

9 утра. В кухне ползают котята. Встали в 2.30 утра и пошли на 3.42 электричку в Буденновск Цветков и Коровин. Коровин из Буденновска поедет в Левокумск и Нефтекумск — там почти пустыня. Отвозить текст в районные газеты этих поселков и договариваться о встречах. Еще спит Миша Хорс, он поедет на автобусе в 11 часов в Курский район.

Коля Тяглых должен был в 6 утра отправиться в Александровский и Новоселицкий районы. Титков должен поехать в Степновский район.

Еще вчера договорились о встрече в ДК здесь в Георгиевске, 24 августа в 18 часов.

Живем в крайне антисанитарных условиях, спим одетыми, без белья, но ребята без проблем и нытья, с энтузиазмом делают свое дело. Миша Хорс с видимым удовольствием вызвался в Курский район, потому что там — граница с Чечней, и доволен даже тем, что автобус едет по границе с Северной Осетией и Кабардой.

Вчера жирные и голые по пояс мне встретились двое ЛДПРовцев у их автобуса. Я спросил: "Правда ли — ваш Щербаков взошел на Эльбрус?" — "Да", — говорят. (Мало верится).

Было холодно, но стало теплее.

Вчера сдали на радио оба наших клипа — 14 минут, рассеянные по дням, будут нам стоить 875 тыс. (с НДС и всякой хуйней). Радио помещается в одной комнате, звук дребезжит, качество хуевейшее, одна и та же дама выписывает счет-фактуру и переписывает… на диктофон! (поднеся его к репродуктору) клипы.

Кампания наша крайне бедная, и если бы не помощь Игоря С. - редактора газеты «Теленеделя», уже две статьи обо мне и еще третья выйдет в среду — завтра (кстати, вчера мне предъявили в ТВ-неделе счет-фактуру на 2,8 млн., что оказалось недоразумением)…

Кандидаты, если верить сплетням, которые я имею, — на каждом клейма негде ставить. У Степаняна, майора из детской комнаты, у главного воспитателя детей города, по слухам, племянник находится в местах отдаленных за изнасилование и двойное убийство (групповое).

Ляшенко — был начальником милиции во время рейда Басаева, проворонил все, результат — полторы сотни жизней проворонил.

Поздняков — главный фермер Ставрополья (председатель Ассоциации крестьянских фермерских хозяйств Ставропольского края), и как таковой распределяет кредиты, через него идут кредиты. Сам богатый (устраивает дискотеки на площади) и родственников снабдил.

Два предателя-перебежчика из ЛДПР (эта организация вообще школа бесчестья), попав в 1993 в Госдуму по списку ЛДПР, тотчас предали ЛДПР. Снежков и Бурлаков, тоже выходец из ЛДПР, работающий в Миннаце в отделе реабилитации народов. Ирония судьбы!

Петровский — юный телевыскочка. "Молодые политики юга России" — скорее, молодые прощелыги. Рождения 67 г.

Устав Терского Казачьего войска, утвержденного Президентом 12 февраля 97 г., пункт 15: "Терское Казачье войско не вправе создавать в своей структуре военизированные объединения и вооруженные формирования". Этим все сказано.

На агитацию и пропаганду остается 25 дней!

12.15. Штаб-квартира в Красном Кресте. Пошел с Летуновской в избирком, где получил 1021 тыс. за мои железнодорожные поездки.

Звонила Лиза. В моей квартире был мыл мудак Роберт, без нее, и взял какие-то вещи. Факс не взял. Повсюду следы его подошв (на стульях). Ключа от входной двери у него не было, очевидно, открыли ему соседи.

Лизу было услышать приятно, но и она говорила из редакции журнала, и вокруг меня сидели люди в штабе, потому без нежностей обошлось.

Компромат на гендиректора Арматурного завода, члена КПРФ Абдуллаева (Мазахира Иса-Оглы). Пять домов арматурных начальников заканчиваются строительством у въезда в Незлобную, а рабочим за февраль едва выплатили.

Обладать знаниями о революциях, их историях и теории — одно! А вот работать для нее — другое. Валера Коровин, более, казалось бы, неискушенный — результативнее и надежнее теоретика Цветкова. Последний проебал сегодня ночью 600 газет. Вышел на 10 мин. позже и даже не знал, в каком вагоне они прибывают. А его напарник Титков вовсе не пришел, проспал, очевидно, и понадеялся на наших. Вся эта возня с газетами была осуществлена по их инициативе.

Сейчас 6.30, и мы ждем Олега с машиной, чтобы ехать в Ставрополь записываться на радио и теле. Вчера были в совхозе «Ульяновка». Глава администрации Анатолий Филиппович — просто чудо какое-то. Полностью на наших позициях, хотя мужику 52 года. Я разговаривал с трактористами. Нас сытно накормили (борщ, котлеты, сало) и даже распили бутылку водки. В деревне недовольны закупочными ценами. Тонна зерна стоит около 800 с лишним, а тонна солярки вдвое дороже.

24 августа.

Утро. Вчера уехали в села Александровское, Журавское, Китаевское, Новоселицкое, Падинское, везде открыто (как было договорено), но ни единого человека. Объявлений нет — должен был привезти их на мотоцикле Олег К., но он, разъебай, соврал вчера, что не смог доехать ввиду стихийных бедствий. Конечно, никаких стихийных бедствий не оказалось — погода была суперчудесная, даже вышло впервые за много дней солнце.

В ДК трудно собрать людей, выборами они не интересуются. Разброс территории такой, что Георгиевский округ куда больше Бельгии и Голландии. Вчерашний день весь проездили по селам. Александровское — огромное, 25 тыс. чел. Другие — также немерянные села. Люди на избирательных участках в основном приветливые.

Эпизод. В чисто пахнущем зале клуба в станица Падинской девушка — директор клуба, и ее мать — учительница. Мать хотела меня увидеть. Пьяный директор соседнего клуба из села Маяк увязался с нами и, указывая дорогу, протащил нас по дурным дорогам и перелескам, накаркивая, что он Иван Сусанин. Когда мы не доверили ему свои листовки, он обиделся и вылез. В селах полно стад гусей, и машина рискует их задавить. Олег — друг Синельникова — за рулем (лысый, яйцевидной формы череп, похожий на нашего парня из Северодвинска Диму Шило). Кепка черная бейсбольная, козырьком назад.

В Георгиевске Титков практически нашими делами не занимается. Продавал наши газеты в Пятигорске (я не просил его, он заказал 600 штук, якобы для кого-то, но уверен, он продает их сам в электричке. За свадьбу сестры он должен 7 млн.).

Цветков ходит, как хвост, за Летуновской, рискуя развалить и без того хрупкую нашу избирательную команду. По этому поводу мною был сделан ему втык. Он повторял, что подчиняется командованию. Тем не менее опять вчера поплелся за ней. Николай Тяглых заикается и, присутствуя при моих разборках с личным составом, призывает нас "не ругаться".

Титков — раздираемая между сильной матерью (отбирает у него все деньги) и сильной бывшей женой Натальей личность.

Погода весь наш приезд стоит хмурая, только вчера появилось солнце, и то позднее небо опять затянули тучи. Отойдя в лесополосу по нужде, обнаружил, что все вокруг меня тихо-тихо. Какие-то засохшие стволы лиан, неведомая сухая хвоя на земле. "Лишь человек…"

25 августа, 8.50

Город Левокумск. Центр. Автобусная остановка. Ребята клеют листовки. Подошел чмур: "За кого?" По автовокзалу бродит тип в хаки с подбитым глазом. Какой-то хрен подошел ко мне: "Здравствуйте. Пиво хорошее?", приняв меня за продавца пива — рядом стояла цистерна.

«Каесулинское», в 70 км Экспериментальное хозяйство, Никитин Юрий Ильич.

11.20. В Нефтекумске. Ребята клеют. Я только что посетил избирком. Жарко и сухо. Здесь другой климат, чем в Георгиевске. Бывшая пустыня. Задувает «астраханец» с песком.

12 ч. На обочине дороги в Нефтекумске. Нещадно палящее солнце пустыни. На коленях у меня черный пиджак с рваными карманами. В рубашке я сплю уже х… знает какие сутки. Кандидат в депутаты, е. т. мать.

Ветер метет песок. Счастлив ли я? Абсолютно, думаю. Ощущение, что на своем месте.

27 августа 97 г

г. Георгиевск. 7.05. Серое, чуть влажное утро. Ночевали в Красном Кресте: я, Валера и Хорс. Приехавших вечером 25-го Громова и Ирину я отправил спать к Николаю Тяглых, а Цветков, Наташа + Титков отправились с нашими рюкзаками к некоему Алы, азербайджанцу, который отдает нам одну из своих двух комнат. Алы не оказалось дома, и Цветков ночевал там где-то. Между Титковым и Цветковым (и смех и грех) произошло вчера объяснение с криками и, кажется, битьем Наташи. Цветков держится, как оболваненный зомби, с нами его практически не бывает, он все время плетется за Наташей или сопровождает Наташу и Ольгу.

Сергей Громов + Ирина + Тяглых + Цветков ездили вчера по селам Журавское, Падинское, Новоселицкое + Александровское. Слава Богу, немногое количество, но люди везде были. Они там вступали в оживленную дискуссию. Громов, Тяглых и Ирина выступали, однако Цветков стоял в стороне. Налицо факт зомбирования.

Разговоры с Валентиной Васильевной Костюшко, старой докторшей, в чьих владениях в "Красном Кресте" мы и находимся. Учителя получают 250–300 тыс., а то и меньше. А врачи тоже очень мало, ее сын, хирург, в Калининграде — 500 тыс. (но имеет 8 ночных дежурств). Учителя подторговывают на рынках. Что бы такое сказать учителям?

Хибара (прощай, хибара!) стоит, закрытая Титковым, и пустая. Новые владельцы не объявились. Сашка все же гад. По-моему, ему хочется доказать, что он продал помещение.

28 августа 97 г.

Вчера в 11 ч. я был у трех десятков рабочих Южного ремонтного завода на окраине Георгиевска. Рабочие сели на низких лавочках у цеха и были грустны. Раньше завод ремонтировал по 150 тракторов, а сейчас 3 в год. Рабочие были грустны потому, очевидно, что, слушая мою биографию, понимали ничтожность своей. Директор, встретивший нас у проходной, услышав мои речи, молчал и ушел, не попрощавшись. Позднее я поехал на конференцию учителей, где получил слово вместе с Петровским, Степаняном и Бурлаковым. Я просто рассказал учителям о своей школе. Мне аплодировали. Школа № 29 находится в новом районе Березки.

К середине дня я, Олег К. (местный) и Хорс явились в штаб. Позднее занимались тем, что сооружали обед, покупали клей и пр. Около 20 ч., наконец, отправились на квартиру азербайджанца Алы следующие люди: Валера Коровин (выданы 170 тыс., клей, листовки, направлен в Нефтекумский и Левокумский р-ны), Цветков (по-прежнему зомбированный, в Новоселицкий и Александровский р-ны, выданы 180 тыс.), Ирина + Сергей Громов — в Буденновский р-н: 2 тыс. листовок. Итого пятеро и сопровождающая их Наташа Л.

Наташа Л. и Титков ни х… не делают, и Титков ни х… не делает агрессивно.

Кандидат Степанян, начальник детской комнаты милиции, одет в белый костюм и ездит на белом BMW.

29 августа 97 г.

7 утра, подъем, как всегда, был в 6.

Вчера в 11 ч. приезжало НТВ, снимали меня в помещении штаба (команда из Ставрополя по заданию Москвы) и затем людей Георгиевска + Титкова и Летуновскую (которые катили бочку на РНЕ, зачем-то).

В 16 ч. я был на маслозаводе. Свыше ста человек — зал. Выступаю я со все большим подъемом. Главный инженер и начальник по снабжению начали с критики КПРФ, резкой, еще в кабинете главного инженера. Глава КПРФ Бурлацкий был выставлен ими как жулик и проходимец. "Мы их знаем, наших здесь, как облупленных".

Между выступлениями зашел в ред. газеты, попросил Игоря Сидельникова сделать макет плаката: я в Приднестровье рядом с есаулом Колонтаевым, и подпись: "Казаки! Солдаты! Офицеры! Ваш кандидат — только Лимонов!" Игорь сделал с энтузиазмом и даже попытается найти спонсоров. Сегодня поедет в Минводы в типографию.

Звонил Валера. Майор Кусков, попутчик в автобусе из Нефтекумска, устроил встречу в клубе воинской части на сегодня на 15 ч. Увы, я поехать не смогу. Я достал машину ехать в Буденновск, откуда звонили Сергей и Ирина — там будет открытие Дома Молодежи и эту возможность не стоит упускать.

Ночевал в Красном Кресте один, отпустив Хорса помыться к азербайджанцу (с Титковым + Летуновская). Должен был остаться со мной Олег Кравченко, но парень отпросился предупредить сестру и позвонил позже. Я велел ему сидеть там. Его мать якобы собирается прийти говорить со мной (он дал в лоб пьяному отцу и ушел жить к сестре). Я живу, как крайний монах и аскет, и это мне очень даже нравится. Не мылся две недели: черная рубашка, мокрая от пота и грязная от пыли Северного Кавказа. Монах-аскет и моя черная рубашка. (Олег по телефону кому-то сказал: "Я не приду. Останусь с вождем. Вождь просил остаться").

Среди других новостей. В «ТВ-неделе» женщина, делавшая опрос, утверждает, что избиратель знает лишь четверых кандидатов: меня, Мещерина, Ляшенко, Брюханова, и что обыкновенно предпочтения в голосовании такие же. Черт его знает…

В Нефтекумск для встречи с офицерами 205-й бригады (бывший кинотеатр «Юность», ныне клуб в/ч 3753) поеду, может быть, в следующую пятницу, хотя в пятницу же я должен быть в ст. Курской.

К врачихе Валентине Васильевне пришла бабка с палкой на лазер. Безумные провинциалы назначают визиты на 7.15 утра! До выборов осталось две недели агитационного времени. 12-го, кажется, кончается агитация, в полночь.

Радио, 8 ч. Сидорова убрали с поста мин. культуры. Назначена Татьяна Дементьева. Лукашенко принял решение освободить журналистов ОРТ.

30 августа 97 г.

8.45. Ночевали: я, Хорс, приехавший Валера- в Красном Кресте. Валера за два дня (сагитировал) выступал перед 120, 50 и 70 людьми в селах на Нефтекумщине. Приехал на выходные автостопом.

Я вчера выступал на молокозаводе перед почти полным залом (душно было). На автобусе в 13.55 мы (я и Хорс) рванули в Буденновск. Нашли бывший кинотеатр «Комсомолец», переделанный ныне в Дом Молодежи. Открытие. Поющие квартеты. Вульгарные по-американски девки. Администрация, перепуганная моим прибытием, хотя я скромно сидел на дальней скамейке. Старухи, девушки, менты. Пришли туда же Сергей Громов и Ирина. Затем обсуждали проблемы в пустом сквере. Двинулись к вокзалу. Из ресторана под открытым небом меня окликнула компания: "Эдик!" Короче, там сидели начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями Пантелеев Николай и его менты да две женщины. Мы пили с ними пиво и ели шашлыки. Затем один из них примчал нас прямо на перрон вокзала в машине. В ночной электричке семья: девочка с капроновым бантом, блондинка, ее два брата, лох отец с усами, огромный, худенькая, с кислым лицом мать + пара — она, похожая на девушку из bande dessinee Биляля — сумрачное лицо, и парень в очках и майке Doors, высокий, худой, с сумкой. Я любовался ими, шел дождь, окна вагона открыты, ночь, капли… Девушка из bande dessinee Биляля сошла с парнем на каком-то полустанке, в селе. Ехали еще солдаты. Мелкий ребенок таскал мешки с мамой и бабкой, как заправский грузчик, но в 1/2 размера человека. Электричка чище московской, пьяных не видать.

1 сентября 1997 г.

В субботу весь день работал над вкладышем в газету. Написал 3 стр. биографии + 2 стр. непереработанных "Моих задач". (Приехали в пятницу: Валера — на выходные, провел 3 встречи, охватил около 220 чел., поедет опять, и Николай Тяглых, этого в Солдато-Александровском ограбили и стали бить четверо амбалов). Вчера, в воскресенье, с утра пошли на озеро, купались, Николай ловил рыбу, летала цапля, загорали до 11 часов, обратно в автобусе познакомились с фотографом, бывшим майором. Он договорился о встрече в клубе воинской части на «Искре». К 15 часам я приехал туда с фотографом и Хорсом. Клуб пыльный, часть солдат кемарит, я им про Таджикистан, про войны. Затем фотографировались, я раздавал автографы на листовках. Майор пригласил пообедать. Выпили 1 бутылку водки. Очень жарко было в комнате офицеров в столовой.

В Париже в туннеле погибла принцесса Диана и ее бой-френд — египетский миллиардер. Погибли они косвенно из-за погони за ними фоторепортеров (якобы). В Москве 13–15 градусов было вчера, лето практически кончилось у них. Здесь было вчера 25–30 градусов. Осталось 13 дней избирательной кампании. В подразделении много призывников из Дагестана.

Об озере: рыбу там ловить запрещено. Озеро купил некий тип, чтобы выращивать нутрий. Когда уходили обратно, голые по пояс, — солнце палило нещадно. Цапля, волоча длинные ноги, летала над озером.

Погибнуть в Париже в автокатастрофе — конечно, шикарно. Фото умирающей принцессы поступило через фотоагентство (какое?) в желтую прессу. Королевская семья обратилась к англичанам с просьбой не покупать газеты с фото умирающей принцессы.

Вчера я был в редакции «ТВ-недели». Игорь Сидельников и я разбирали возможность сделать вкладыш, Валера набирал.

Дети идут в школы, с родителями, с цветами. Здесь много детей. Хмуро. Сыровато. Я отправил Мишу и Валеру в Незлобное клеить листовки. Валера вчера рассказывал о себе и о том, как он услышал Летова на программе «А» осенью 94 года, когда Летов говорил о НБП, о том, как он видел по «Времечку» меня, продающего газету «Лимонка», и как пришел впервые к нам (вначале звонил, и его обрадованно окучил Тарас) — ждал чуть ли не целый день, до 6 вечера, когда появился придурок Ларионов, назвавший себя вторым человеком в партии…

Валера любопытный тип. Рассказывал, как его в возрасте семи лет стали лечить таблетками от гиперактивности (он принес дрель и, просверлив в стене дыры, преспокойно повесил стенд, был участником четырех секций). Позднее он играл в музыкальных группах и проч. Валера исполнительный и амбициозный, хотя и наивный (упрямо-наивный кое в чем), и настоящий партиец. Он приехал из Владивостока сам и учится в строительном институте. Проявляет он себя неожиданно круче всех и умеет ездить и агитировать, ездит автостопом, обходится небольшими деньгами (Николай Тяглых, к примеру, ухнул 150 тыс. в первый раз в два дня, и почти без результата, а во второй якобы его ограбили на 150 тыс., врет, наверное). На сегодняшний день Валера самый крутой наш агитатор. Миша Хорс (с широкой спиной и крепкими ногами) также верующий партиец, однако он менее догматик, в то время как Валера по-нормальному запаслив, экономен и прагматичен. Два вечера подряд мы ужинаем вчетвером: Валера, Мишка, я, и Тяглых. Титков получил, полагаю, деньги за дом. Потому он и Летуновская испарились от нашего стола. Повторяю опять, что сейчас толку от них мало.

Пришли беженки из Чечни. 3 и 4 сентября будут раздавать помощь. Ищут себя в списках. Одна рассказывает, как мужа убили: "В печень стреляли, в ноги, а он бежит. Тогда уже в голову… Мы в войну не были голодны, среди чечен, зверей, а тут… детям пособия не дают".

Входит тип в шляпе, засучен рукав. "Вы как солдат, Иван Иваныч", — говорит ему медсестра. "А я и есть — как ушел в 37-м, так пришел только в 47-м", — говорит Иван Иваныч. У него 180 на 80. Меряют мне, и у меня оказывается 130 на 90. "На пределе нормального", — объясняет Валентина Васильевна Костюшко, старая докторша, она нас и пустила в Красный Крест. Сейчас 9.30 и большой наплыв посетителей. Бабка 85 лет начинает раздеваться. "Да не надо, бабушка". У нее с собой таблетки, которые пьет. Медсестра спрашивает у доктора, сколько раз ей пить адельфан и папазол. "С головой у меня плохо". — "Тетя Маша, голова так и останется до конца ваших дней". Медсестра агитирует бабку Машу идти к невропатологу. "Не могу. Ноги у меня трясутся. Не дойду". — "Николаю бы сказали, он бы Вас подвез, Коля…"

Такая вот жизнь в помещении Красного Креста. Грустная, конечно, жизнь.

На улице пошел дождь. Резко похолодало. Ветер носил листья.

4 сентября 97 г.

Вчера привезли гуманитарную помощь из Швейцарии (via Нальчик): мука, чистящие препараты, зубные щетки, полотенца кухонные и туалетные, набор продуктов (масло, сахар, чай, спагетти). Довольно убогий набор. Разгружал я. Сегодня будут раздавать. С 6 утра у двери толпятся беженцы и уже завели список. Трак с Красным Крестом на тенте.

3-го к утру мы привезли из типографии "Кавказская здравница" газету «Лимонка», спецвыпуск, 40 тыс. тираж, четыре полосы формата А-3 с телепрограммой! И листовку (мое фото и Приднестровье с местным казаком Колонтаевым). До 5 утра разбирали газету и вкладывали вкладышем в ТВ-неделю нашу мини-"Лимонку". Спать я лег в 5 часов, а проснулся уже в 6.30. Позднее поехали в Ново-Павловск, где отличный мужик Дмитриенко Василий Александрович собрал свой коллектив — работяг комбината промышленного предприятия «Кировский». Говорил я убедительно, потом разговаривали и поели в заводской столовой. Обратно привезли на авто директора. 20 тыс. газет «Лимонка» были посланы в Буденновск, и там Ирина, Сергей и Коля отправили их прямиком на почту. Остальные пока зависли здесь, в Красном Кресте, за вычетом 3500 у Игоря, вложенных внутрь, и у Игоря Сидельникова.

Вчера, сморенный недосыпом, часов в 8 отключился в сон Хорс, после общего обеда с 1 бутылкой водки. Я расстелил свой матрац чуть позже. В тот момент Саша Титков и Валера Коровин расклеивали листовки, а Летуновская и Цветков сидели в прихожей, курили.

Валера — наивно преданный партиец, что отлично. Его беседа с Дмитриенко. (Обнаружилось, что они оба из Владивостока, земляки).

Почти начисто лишенный личной жизни и даже снов, я как на долгом задании в тылу врага.

750 кг муки и 200 посылок мы перетаскали втроем: я, парень Вадим (местный, вчера вступил в НБП, хочет в Иностранный легион) + сын служащей Красного Креста Максим. Ни один еще кандидат не сделал этого. Сам разгружал грузовик с гуманитарной помощью только Лимонов.

5 сентября 97 г.

Дом там, где твоя женщина. Я узнал солдатскую тоску по бабе за последние годы.

Вчера произошли два ЧП. Мне позвонили из окружной избирательной комиссии. Около 16 ч. (я явился туда) сообщили, что 10 сентября состоится заседание, на котором могут исключить меня из списков кандидатов. За что? За то, что во Владимирской офсетной типографии напечатана моя листовка (+ листовка Нади и Сергея, ошибочная, на имя Савенко) и оплатил я ее не из сбербанковского счета кандидата. Я пошел и тотчас оплатил счет еще раз, связавшись с Владимирской типографией. Это подлые козни губернатора.

Второе ЧП. Исчез Игорь Сидельников, глав. ред. «ТВ-недели». Оказывается, он имел крупный скандал с владельцами, Карамбировыми, из-за нашего вкладыша в газету. В среду вечером. В четверг, пообещав нам отвезти нас в Курскую, он не явился.

Сегодня ночью отъехали в Нефтекумский и Левокумский р-ны Коровин и Цветков.

Когда мы пришли из Сбербанка, разрывался телефон. Людмила Петровна Пузикова сказала, что советует мне выплатить эту сумму второй раз. Я сказал, что выплатил. "Умница!" — сказала она. Запрос во Владимирскую типографию дал Владимирский избирком. Кто просил Владимирский избирком о запросе? Прокуратура?

6 сентября 97 г.

Вчера утром в 7.20 приехал Олег-водила. Повез меня, Хорса и спящую Летуновскую (ночью ездила забирать газеты с поезда Нальчик — Москва) в станицу Курскую. Заблудились. На 30 км углубились на территорию Кабардино-Балкарии. Вернулись, доехали до Курской. В Собесе в 10 ч. никого не обнаружили, к 11 часам согнали служащих администрации в зал, там и состоялась встреча. Избирателей было 10 человек. Поговорили. Провожаемый теткой анпиловского толка, пошел к авто. Дал Мишке Хорсу 130 тыс. и 20 тыс. Летуновской и оставил их (ее до автобуса в 15.00) в станице Курской. Поехал с Олегом через Степную в Нефтекумск. Добрались. Задавив при этом какую-то птицу. Кажется, оно не было гусем.

В Нефтекумске нашли клуб в/ч 3753. Майора Кускова не оказалось — он лежал в ангине. Но мне дал выступить молодой рыжий нач. штаба. Дал 15 минут. Я говорил об армии и своих армейских историях. Потом они перешли к своим армейским делам.

Поехали обратно через Буденновск. Заехали к Сергею и Ирине в надежде оставить у них 1,5 пачки газет (спецвыпуска). Их не оказалось. Меня узнал некто Джигарханянов. Энергичный, шумный армянин. Пошли к нему. Угощал самодельным вином и колбасой. Приехав, нашел в штабе Титкова, Летуновскую +2.

Листовки Ляшенко висят повсюду. И высоко. Видимо, клеют с лестниц. У него множество денег, и с ним ездит Рогозин из КРО.

В «Лимонке» № 73 много поповщины. И бесовщины (два текста Гарика Осипова). На первой странице хороший коллаж Лебедева-Фронтова: Фантомас с пистолетом, подпись: "Вставай, проклятьем заклейменный!" Коллаж в моем духе, содержание же газеты более в духе Дугина. Большая статья «Анализ» по поводу книги Коржакова о Ельцине. Крайне резкая — Дугина же.

Напишу статью "Почему я занимаюсь политикой".

У мужиков из скорой помощи за стеной с утра мерзко галдит телевизор и слышатся грубые голоса. Еще они ходят так, что трясется наш пол, и грубо матюгаются. Погода стоит херовая — холодная и дождливая. Лег вчера спать в 9.30, встал в 7.05, а проснулся среди ночи и лежал.

По радиотрансляции выступает Рогозин. 6 сентября и до этого. С явной агитацией в пользу кандидата от КРО Ляшенко он ездит по Ставрополью. И это уже не первый раз. Приезжал Зюганов и открыто агитировал вместе с другой знатью края за Мещерина.

Снежков присылал своих ребят, работающих на него за деньги, к нам с предложением обменяться подписями, и пр. и др., а некто в избирательной комиссии выслеживает подписи под моими листовками, производится прокурорская проверка, а Центризбирком ничего даже о такой проверке не знает.

"Здесь у Вас 17 кандидатов.

Что может быть единственным мерилом

Николая Андреича

Это нац. герой России, человек, который принял бой.

Гораздо большее количество жертв могло бы случиться поэтому.

Организация будет выдвигать самых способных.

Специально сюда приехали. Человек, совершивший хотя бы один такой поступок, как Николай Андреич.

Нац. героев мы должны своих выдвигать".

Затем перед участниками встречи выступил Ляшенко.

Это был — в стенографированном виде спецвыпуск со встречи георгиевцев и с кандидатами в депутаты Ляшенко и Катковым.

С 9.15 до 9.47. Говорил по радио председатель КРО Рогозин. То Жириновский говорил от лица русских людей, то теперь Рогозин вещает. Когда прекратится поступление самозванцев?

Умерла мать Тереза. Сегодня хоронят леди Диану Спенсер. Ребята мои все в регионах. Шестеро: Громов, Ирина, Тяглый, Цветков, Коровин, Хорс. И потому я один ночевал в штабе и один сижу сейчас. Титков и Летуновская обещали появиться чуть ли не в 7, но, как всегда, их обещания оказались липой.

Личная жизнь: Ноль, я в тяжелой командировке, и мне даже не до баб. Встреча с Еленой крепко дала мне по голове и повредила даже прошлое. Встреча с ней — констатация, что даже исторически-литературная любовь бренна. Юная Елена сохранилась лишь в книге, а в неопрятной чудаковатой (жирная плоть раздирает смешные тряпки) Елене Сергеевне 47 лет воплотились все худшие черты юной, бывшие тогда смешными капризами. Мое фото с ней в «Лицах» — приговор ей и ее образу жизни. Звонил вчера и сегодня Лизке — ее нет. Пока (политический) солдат на фронте, девочка его танцует или гуляет. Впрочем, мне не обидно, я теперь умудренный — я ебался с Н. Д. и с Василисой перед отъездом. Я Лизку люблю. И ее тонкие ножки. А верности, наверное, нет. Скучаю также по своей гире и гантелям.

Существуют реальные шансы на то, что сукины дети могут 10 числа отлучить меня от выборов. Такого еще не было, но верно и то, что меня еще ни разу не взрывали до 14 июня. Конфет бы пожрать!

Мысли о том, что реальным средством освобождения страны может служить только освободительная партизанская война. Террор как таковой может служить лишь прелюдией партизанской войны. Начать можно где-нибудь в болотах западной Тверской области и в городской пустыне Москвы и СПб.

Макаров из НТВ звонил (из Ставрополя). "Попробую придумать что-нибудь" — в ответ на сообщение о том, что 10 состоится заседание избиркома.

Я иду в Думу, чтобы реализовать свои политические идеи.

"Что написано пером, не вырубишь топором", — сказал какой-то, очевидно, писака. "Однако вырубишь из автомата в национально-освободительной войне", — добавляю я. Титков-Летуновская проявляют активность. Уже съездили на большой рынок, где раздали 1,5 тысячи спец-"Лимонок". И пошли сейчас на ближний рынок. Титков говорит: "Теперь Вас все знают, Э. В. Если раньше знали примерно 40 % избирателей. Правда, не все хотят за Вас голосовать".

17.35. Около 700 спец-"Лимонок" распространены были на ближнем рынке (у автовокзала). В 15.30 поехали те же Титков и Летуновская в Лысогорку, где вообще никто из наших еще не был. Штук 200 взял Панченко и поехал на мопеде в Краснокумку. Я целый день «отдыхаю». Мыл посуду. Никуда не ходил. А ведь я зато вчера наездил по маршруту Георгиевск — Ново-Павловск — Курская — Степное — Нефтекумск — Левокумск — Буденновск — Зеленокумск- Георгиевск аж на 120 тыс рублей бензина. В Москве второй день празднуется День города, аж 850-летие Москвы (фальшивое, как все у нас. На самом деле Москву построил Дмитрий Донской в 1382 году). Слава Богу, меня там нет, а то было бы противно глядеть на все это свинство. Гнусным, застойным еще голосом читает стихи из коллективного сборника кав-минводских писателей телка по Ставропольскому радио. "Осень — пора грусти…" — вопиет она. Блядь! Чтоб вы с вашей дурной, манерной, жеманной, гуманитарной стариной сдохли бы. С этими псевдоглубокими гуманитарными голосами, с театральщиной в паутине. Какое же у них архаичное мировоззрение, у русских! В России современного — я, Дугин да газета «Лимонка». ИМЕТЬ ПРАВИЛЬНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ — вот что нужно России.

7 сентября 1997 г.

9.10. Наконец солнечный день. Вчера в станице Лысогорской Титков (+Летуновская) посетил казачий круг и там столкнулся со сторонниками Баркашова. Его вывели с круга, но распространенные им листовки (я и казаки + Колонтаев) произвели смуту в среде казачества. (Там были и атаманы). Народ разделился за и против. Многие казаки хватали листовки и газету и тащили к себе. Большая часть подходила извиниться к Титкову. "Мы — дураки, просвети нас, научи…"

Вечером у меня сидели те же Титков и Летуновская. Звонила Ирина из Буденновска. Они надеялись, что я приеду с утра 9-го. Я сказал, что не могу. Ночью Титков из штаба взял газеты (4 пачки) и поехал в Зеленокумск. Сплю урывками под одной простыней (одеяла нет) — вчера на ночь надел еще рубашку отсутствующего Хорса, таким образом, четыре одежды, и все равно к утру замерз. Завтра пойдет последняя неделя до выборов. Наши шансы очень поднялись в Буденновске и в Георгиевске. У ЛДПР, КПРФ и КРО везде есть силовые группы влияния во власти. Власть подыгрывает Рогозину-Ляшенко, подыгрывает Мещерину.

Кто был инициатором этой проверки? Явно не Центризбирком, но краевой избирком. Глава Георгиевского окружного избиркома Петр Петрович сказал, что в станице Степной некто прочитал листовку и пожаловался, но вот незадача, по недостатку средств мои ребята не добрались до Степного района, потому мы имеем дело с ложной жалобой, но с подлинным наездом на кандидата. Откуда? Вероятнее всего, из столицы края — Ставрополя, и стоит за этим губернатор и могучая кучка интриганов КПРФ. Я верю в то, что вы лично, уважаемые члены избиркомиссии, ничего не имеете общего с этими махинациями, но вашими руками бесчестные силы пытаются вышибить из игры меня — конкурента.

10.25. Приходила Летуновская, пошла на базар, взяв штук 700 спец-"Лимонок".

8 сентября 97 г.

Всю ночь мучился расстройством желудка. Каково это испытать в помещении без туалета?

Вчера приходил есаул Колонтаев- солдат, казак, тот, что на фото моем в Приднестровье. Просидел больше семи часов. Перед ним приходил еврей — бывший преподаватель Грозненского вуза. Еврей осведомился, как НБП и я относимся к евреям. Ушел (еще и посмотрев на Летуновскую) удовлетворенный. Колонтаев выпил со мной бутылку водки. Говорил о войне и своих «мальчишках», "мальчишах-плохишах". Говорил о необходимости создания фонда для обеспечения солдат-инвалидов и их вдов (добровольцев-наемников). Он — помощник атамана Чурекова по военным вопросам. Когда он был еще здесь, пришел некто — бородатый дурак и антисемит. Затем пришел Вадим с пробитым черепом. Спросил про "Иностранный Легион"

7.15. Интервью с Рогозиным в Буденновске Ставропольского радио. Третье по счету. Открытая похабная реклама Ляшенко.

Титков, уехавший в Зеленокумск (ушел с двумя тысячами газет, клеем и листовками около 2.50 в ночь с 6-го на 7-е). Почему-то не объявился. Нет его и в редакции газеты. Это крайне странно, потому что он отовсюду спешит к своей Летуновской, а она вчера ждала его здесь в штабе до 22.50. Побили? Попал в больницу?

Опять был позыв в туалет — хлещет из задницы вода.

Долгое сексуальное воздержание дает о себе знать: ночью, ворочаясь, хотел сисястую, чтоб груди с прожилками, с большой задницей девку. Такой была Клер. О, Клер! О Лизке старался не думать: приедет солдат — прибежит девчонка. Мне торчать здесь уже неделю. Еще неделю.

Пришла врачиха. Валентина Васильевна. К ней пришли две пациентки. Старуха и мясомассая женщина. Сама Валентина Васильевна остригла свою вылинявшую диоксидную овечью шерсть. Она — бывший главврач больницы, на пенсии. Подрабатывает. Сегодня — солнце.

14.15. Приехал из 12-й школы в станице Незлобной, где мне поднесли хлеб-соль, подарили хризантемы и целый поднос груш и яблок. Нашелся Титков. Газета «День» уделила целую полосу моим выборам: статья Дугина + мой рассказ + моя статья. Слава Богу, хорошо.

Миша Хорс звонил — просил еще газет и листовок отправить последним автобусом.

Вчера умер от рака Мобуту Сесе Секу.

Из станицы Степной пришли жалобы на других кандидатов в депутаты, — это все решили замять (сказала Пузикова Титкову), ваша проблема зависит от того, как вы сможете все это уладить.

В 12-й школе уже 40 % армянских учеников. После разговора в классе меня окружили для автографов милые, совсем юные (15–16 лет, 9-е классы) беленькие крошки и армянки (низкорослые и некрасивые). Среди славянок были длинные тощие красоточки. Я бы утащил одну-две с собой в поезд на Москву.

Вернулся в «ТВ-неделю» Игорь Сидельников (сообщил Титков) и хочет, чтоб мы сделали (сегодня же) что-то в последний номер газеты.

9 сентября 97 г.

8.30 утра. Я уже написал интервью "Кандидат бедных". Отнесу Сидельникову. У Олега (водилы) сломалась машина, и придется ехать в Буденновск на автобусе. Звонили вчера: Миша Хорс (просил еще 1 тыс. газет и листовки автобусом), еще звонили Сергей-Ирина из Буденновска.

Каждое утро приходят беженцы, которых нет в списке иммиграционного центра. Надеясь, что им отпустят гуманитарную помощь. За эти часы, что они торчат тут, они могли бы уже заработать.

Спал хорошо. Топят батареи, соседи из скорой помощи себя отапливают, ну и нам достается. Утра стали холодными, ночи тоже, стекла запотевают.

Женщины-шкафы, женщины-буфеты, женщины-гиппопотамы, женщины-слоны, женщины-подушки. Вот русская женщина в 30 и 40, и 50 лет. Земля трясется, когда идет. Обвязанная лифчиком, закованная в массивное нижнее белье и верхнее платье. Среднее между шкафом и коровой создание. Ни для чего не пригодное, кроме переноса тяжестей, соленья, варенья грибов, плодов и ягод. Еще для работ на железной дороге их масса подходит.

"Учительница-потаскушка, которой я шептал на ушко…"

Произошла за последние годы корректива в моем вкусе — мне нравятся сисястые девочки. (Вот о чем размышляет кандидат в депутаты в выдавшуюся свободную минуту).

Доктор и медсестра в "Красном кресте" относятся к больным снисходительно, как к несмышленым детям. Они и есть дети и идиоты. Или камни, или животные. Та искра человеческого, что в них есть, так слаба, что ею можно пренебречь. Относись к ним, как к камням, Эди, как к темным буйволам, лошадям или ослам, несущим скарб.

10 сентября 97 г.

Вчера ездили с Титковым в Буденновск. Разместившиеся у пьянчужки Людмилы Ирина, Громов + Николай. Там же оказались ехавшие в Георгиевск Валера + Цветков. Весь Буденновск оклеен моими листовками и Громовым сформирован летучий отряд из детей, разносящий по улицам мои газеты. Дети чумазые, как цыгане, тянут людей за карман. В ДК было ПО человек (Цветков считал), и все разошлись, убежденные. До этого Ляшенко якобы собрал 20. Однако его листовок много, их все время меняют. Обратно ехали в электричке.

Сегодня в 11 часов я был на избиркоме несколько минут. Удовлетворились лицезрением моих платежек. Радостно, все в белом, отпустили.

В 14 часов выступал у властной главы районной больницы Любови Ивановны перед главврачами поликлиник.

Приехал загоревший и веселый Миша Хорс к обеду. Сейчас все ушли на расклейку. Завтра утром все уедут на расклейку. Цветков + Коровин в Александровский, Летуновская + Сашка Титков в Зеленокумск.

Нажрались селедки.

Звонила только что Ирина из Буденновска. Их опять не пустили на крупнейшее предприятие «Полимер». Но они окучивали предприятие и рабочих у проходной. Завтра пойдут опять. Наши вчера вывесили у проходной АРЗИЛА плакаты А-3 (15 штук), написанные мною.

РАБОЧИЙ!

ТЫ НЕ РАБ ИСА-ОГЛЫ И КПРФ!

ГОЛОСУЙ ЗА ЛИМОНОВА!

Чиновники были разъяренными. Грозились подать в суд.

9.05. За стеной у «скорой» орет телевизор. Некий дурной фильм, потом реклама. Спит, завернувшись в простыню, нацбол Валера Коровин. Героизм и состоит в том, что, не моясь, уже месяц будет в воскресенье, пашем эту провинцию потом, работой, недосыпом, словом, горлом. Я весь чешусь, искусаны комарами ноги. Я — нацбол. Гнусные советские голоса по теле. Тьфу. Фашист 54 лет. На самом деле я поседевший парень. Грязный, в вонючей черной рубашке, пыльных брюках и грязных мокрых башмаках, лоснящемся от грязи пиджаке с надорванными карманами. В глухих селах ребят (Цветкова и Коровина) с восхищением принимали, говоря: "Вы как первые большевики", угощали, зазывали в дома. К ним никто не добирался. Там только пыль, степь, солнце, гуси, палисадники.

11 сентября 97 г.

Все это надо менять. Нужно ставить на другие политические силы, на других вождей. Ставьте на меня. Все разъехались клеить листовки. 7.15.

Вечером у меня выступление возле общежития арматурного завода — девятиэтажки. Солнце робко появляется. Может быть, пойти купаться? Нет, небо крайне серое.

В Курском районе, selon Хорс, стреляют трактористов, чтобы забрать трактора, стреляют пастухов, пасущих отары, похитили только что рабочих с буровой вышки + похитили сельхозрабочих Курского района. Послеармейская молодежь вся идет в менты, ментов много — патрули по двое + три стажера. Т. е. все время поступают новые менты. В небольшой Курской их столько же, как в «большом» Георгиевске. Хорс жил у той старой коммунистки, которая обнимала меня после встречи в администрации.

14.45. Вице-президент Чечни Ваха Арсанов пообещал возбудить уголовное дело по факту развязывания правительством РФ геноцида против чеченского народа. Сказано было в ответ на возбуждение уголовного дела Прокуратурой РФ по факту публичных казней в Грозном пару дней назад.

Я ходил с Хорсом с 8 до 11 ч. на озеро, через весь город, мимо стройбата у «Искры». Купаться не получилось, холодно, но видели водопад очень ревущий и внушительный вполне на быстрой мутной реке. Идет дождь, я уже даже спал от не х… делать. И даже вычистил зубы, хотя провожу ту же аскетическую жизнь и буду до 15 числа. Сегодня ровно четыре недели, как мы здесь.

В нынешней Думе нет ни одного рабочего. Ни одного! Вы это знаете?

12 сентября 97 г.

19 ч. Пиздец, заканчивается через пять часов агитация. Я, Хорс + Титков приехали из Зеленокумска, где я выступал на заводе «Электроаппарат». Вначале в сборочном цехе, потом в инструментальном. Рабочие говорят, что будут голосовать за меня. Даже главный инженер разделяет взгляды. Из 147 работниц в сборочном осталось 23, в цехе, где стоят 50 прессов, работает на них двое и т. п. Картина мерзости и запустения. Вдохнул я знакомый запах горячего железа и вспомнил свою рабочую раннюю юность.

Хотели посетить еще военную часть там же, в Зеленокумске, но Титкова не пустили внутрь распространять газеты; сказали: "Пойдите в клуб, где офицеры и прапорщики собрались в 16.00". Мы не пошли — не было уверенности, что нас пустят, и к тому же, не было уверенности, что успеем на автобус, а мы уже однажды застревали в Нефтекумске, ночью не берут в автобусы.

Выберут ли меня в воскресенье? Надеюсь, что голоса протеста уйдут ко мне, надеюсь, что количество людей, в любом случае проголосовавших бы за меня, окажется достаточно высоким, надеюсь, что мы сумели убедить множество людей и что все эти силы, вместе сложенные, дадут мне победу.

Лизка грезится мне и в автобусе, и даже на обоях.

13 сентября 97 г.

Утром рано (в 6 ч.) явился из Буденновска Громов, поссорившийся с Ириной. В 8.20 я вывел их на озеро. Там мы пробыли до 13.20. Я купался (+ ребята: Хорс, Цветков, Громов). Загорали. Пошли к водопаду. За это время Валера Коровин сходил в избирком и сделал удостоверения наблюдателей. Придя, я их подписал.

+ дал интервью радио «Свобода» (толстый еврей, сотрудник местного отдела).

Поели сала, овощей, водки, молока и проводили до вокзала Коровина и Громова — те поехали наблюдать на районных участках в Нефтекумске и Буденновске (через Буденновск).

Собрали Хорса, и он ушел на автобус на 19.40 в Курскую. (Ночевать будет у той же коммунистки — старухи, с которой я его познакомил).

Остался Цветков (уедет утром в 6.41). Во дворе стоят Титков и Летуновская, разговаривают с корр. радио «Свобода».

Вчера приезжал Жириновский. И выступал около 9 ч. на площади (была дискотека, оплаченная Поздняковым). "У вас тут выставляется сумасшедший, писатель, полудурок… Лимонов. От его книг хочется блевать…" Прошелся Жирик также по бывшему соратнику Бурлакову. Народ (корр. радио «Свобода» прокрутил запись) кричал во время его наездов на меня, что будет голосовать за Лимонова, и что Жирик — козел. Здесь его не любят, так что его дурной наезд лишь может послужить мне во благо. Я обязан выиграть. Если народ в смятении, таком, как я вижу это, то я выиграю.

14 сентября 97 г.

9 утра. Уже идут выборы. Просыпался я в 1.45, в 4.15, в 5.15, потому что будильник не работал, а Цветкову нужно было встать в 5.30, ехать в Александровское наблюдателем. Сам я встал в 8.10. Впереди день безделья, хорошо бы уйти на реку, но одному рискованно. Убьют еще на хуй или выкрадут. А все наши разъехались. Вот разве что придет Олег. День обещают отличный. На непонятном растении в 1-й комнате расцвел вдруг красный большой цветок. Один. Сегодня выборы и в Бурятии. Там выставляется среди шести кандидатов Иосиф Кобзон.

Ужасные сладкие голоса диктора Ставропольского радио и тухлые песенки.

В Буденновске, на Октябрьском пер., 9, в 1 час дня ворвалась милиция. Связали: руки к ногам, Колю обливали водой. Добивались показаний. Были взяты: Николай/Ирина. "В понедельник отдадим документы", — сказали. Во, гады!

Позвонили мне и сказали об этом около 9 ч. утра Валера Коровин и Сергей Громов. Я пошел в избирком, там мне предложили написать заявление. Я написал. Сказали, что передадут в прокуратуру на расследование. Позвонил Джигарханянову в Буденновск, попросил пойти на Октябрьский пер., 9 и чтоб Ирина/Николай сходили на медэкспертизу и в прокуратуру. Позвонил в "Новую Газету". Там мне дали телефоны НТВ, ИТАР-ТАСС и "Радио Россия". Я дозвонился в два последние. Позвонил в избирком. Там сказали, что прокуратура обязана дать ответ в три дня. Местное теле «Интеграл» отказалось от сообщения сегодня.

Звонил Тарасу и Дугину, но никого не застал. По словам Валеры, "на Ирине живого места нет". Капитан из 205-й бригады якобы украл у них какие-то документы и пытался их продать. Тут-то его и замели.

19 ч. В Чите избран депутатом Иосиф Кобзон. В нашем округе, согласно "Радио России", к настоящему времени проголосовало только 23 %! Если не будет 25, то выборы повторят, что ли? Вообще, эти выборы идут не по шаблону, совсем не так, как другие мои выборы. Дай Бог, чтобы мои избиратели оказались интеллигентнее и пришли на участки.

Все прах и тлен / и тело жирных Лен

Пищей для червей старая жирная Щапиха будет служить. (Сижу в темном помещении Красного Креста в ожидании результатов выборов). Быстро темнеет.

Наталья. Из-за того, что была слишком низкого мнения о себе, не понимала, как она мне нравилась своей вульгарностью, низким голосом, дурным характером… всем. Мои рычания принимала за чистую монету, не понимая, что таково распределение ролей.

15 сентября 97 г.

7 часов. Выборы выиграл Мещерин, 43,9 %, 60 тыс. голосов. За ним следует Ляшенко — 19 тыс. голосов. Третьим Брюханов (ЛДПР). Пятым — Петровский с 5 тысячами. У нас — очень мало, не знаю, сколько по округу, но вот по Кировскому (Ново-Павловск) ТИК — 0,79. Всего!

Приняло участие 30,8 %. Но результат натянут. Выборы не состоялись по Георгиевску и Георгиевскому району.

Мещерин — 43,9 %

Ляшенко — 12,6 %

Брюханов- 6,1 %

Петровский — 4,47 %.

Короче, выборы были бессмысленны — народ проявил полное безразличие ко всем политическим партиям и личностям. И еще одна констатация: политический климат мало изменился с выборов 1995 года-народ по-прежнему ориентируется на КПРФ как главную альтернативу режиму (хотя передовые люди, гл. инженер «Электроаппарата» в Зеленокумске, глава администрации в Ульяновке уже не верят в КПРФ, будучи сами коммунистами). Если так пойдет, то настоящий политический климат сохранится до 1999 года, и в тех выборах также будет бессмысленно участвовать. Если КПРФ себя не дискредитирует до этого.

Пришла туча беженцев. Сегодня намечена раздача гуманитарной помощи по 2-му списку. Еще и беженцы. Толпятся даже в коридоре. Нужно уехать сегодня ночью, если все будет в порядке, поездом Владикавказ- Москва в 2 с чем-то ночи.

Раньше всех, еще до 5 утра, явился Титков. Потом приехала Летуновская (около 6 ч.) из Ново-Павловска. Третьим Панченко — из Степновского района, поддатый и раздосадованный. Следующим, скорее всего, явится Хорс. Затем должен приехать Цветков. Коровина вряд ли следует ждать ранее 13 часов. Очевидно (если им отдадут документы), с Коровиным приедут и Ирина/Громов + Тяглых. Все наши разумные доводы разбились о головы подслеповатых, туповатых, старых, как жизнь, избирателей-пенсионеров. Опять победили люди-овощи. Опять они отсрочили наш приход. (Беженцы за стеной: "А тут невозможно эту коробку поделить". — "Женщина, куда вы идете, женщина?" — "Ну не надо, женщина!" — "Она заняла, она вторая…" — "Вторая прошла давным-давно". — "Она во втором, ее иммиграционная служба подала". — "Те, кто в основном списке, идут вне очереди", — голос докторши).

У КПРФ метод простой: они выбирают в каждом округе человека из местной номенклатуры и выдвигают его. Народ мой горько пожалеет, что не выбрал меня вовремя.

Коммуняки узурпировали политическую жизнь России и, как собака на сене, на ней разлеглись. И сам не гам, и другому не дам. Народ пока еще не сознает, что нуждается в нас.

Ребята все собрались, за исключением Ирины и Сергея (+Тяглых), которые не дают о себе знать из Буденновска. Я принял решение и послал Хорса за билетами на вокзал (+Цветков). У них (у Ирины и Сергея) нет денег, но денег я им оставлю в конверте у Валентины Васильевны (докторши). Нам здесь абсолютно нечего делать будет целые сутки, если не уедем сегодня.

Титков позвонил в газету и выяснил, что убит браток — тот, что покровительствовал газете, Игорь Иванов. Похороны, кажется, завтра. Таким образом, приехав сразу к похоронам братка Эдика (черные рубашки и пр.), мы уезжаем перед похоронами другого братка. Находились мы здесь между похоронами.

ТОВАРИЩИ ПО БОРЬБЕ

На вопрос "Зачем Вы занимаетесь политикой?" — я склонен дать множество ответов, а не один. Разумеется, чтобы, завоевав власть, изменить судьбу России. Но есть еще и личные причины. Начать можно с самой, быть может, незначительной причины. Чтобы не выглядеть таким жалким и старым, как Иосиф Бродский, снятый в фильме в Венеции рядом с еще более жалким и старым Евгением Рейном. Чтобы не быть таким тупым и ограниченным кряхтящим эмигрантом, как Аксенов в Америке, показанный как-то в «Итогах» Киселева. Чтобы продолжить свою судьбу. Чтобы быть окруженным молодыми и сильными пацанами. Чтобы быть живым сегодня и сейчас. Очень живым. Суперживым. Чтобы продолжать быть героем.

Фильм о Бродском в Венеции… Сгорбленный ученый-химик, главбух предприятия, этот Иосиф. Жалкий, и грустно, глядя на него. Считающий, что талант все спишет, что, будучи автором его стихов, можно быть старым, сгорбленным, мешковатым. Неизбежный неряшливый Евгений Рейн рядом. Разбухшие, раскисшие оба. Я — другого теста.

Вот люди, на которых я чем-то похож, на каждого. Плюс мое личное безумие.

* * *

ЖАН-ЭДЕРН АЛЛИЕР

12 января 1997 года от мозгового паралича, наступившего в результате несчастного случая, скончался директор L'ldiot International и мой друг Жан-Эдерн Аллиер. На 61-м году жизни.

Взгромоздившись после завтрака в Довиле (курортный город на побережье Бретани) на велосипед, на 4/5 слепой Жан-Эдерн упал, ударился головой о бордюр тротуара и умер. Смерть бон-вивана и troublemaker(a). Нелепая смерть.

Я расчувствовался, вспомнил веселые дни в замке Жан-Эдерна, огонь, бушевавший в циклопических размеров камине, его разводила алжирская служанка Жан-Эдерна — Луиза. Вспоминается моя жена Наташа со сломанной рукой, злая оттого, что пьет антиалкогольные таблетки, а мы — вино. Огромная кровать в ледяной огромной комнате замка, где мы с ней спали, а в щели пола и рассохшиеся окна дуло диким средневековым ветром. Вспоминаю продутую ветром Бретань, ее надгробия, корабли, возвращающиеся с лова, сопровождаемые тучами чаек. Рыбный оптовый рынок, куда привез нас Жан-Эдерн. Курносый араб Омар — верный адъютант Жан-Эдерна.

Денег у аристократа и генеральского сына и директора самой скандальной газеты Франции тогда не было. На завтрак он занимал деньги у алжирской Луизы. Замок (лестница была построена в XII веке!) стоял в низине и, как утверждал Жан-Эдерн, над ним всегда шел дождь, останавливались облака, в то время как вокруг могла быть отличная погода. В замке жило свое привидение — толстый Альберт. В нем было страшно холодно, так как Жан-Эдерн никогда не имел денег, чтобы заменить рассохшиеся рамы и вставить выбитые непогодой стекла.

Еще я вспомнил веселые еженедельные редакционные обеды (тогда еще Жан-Эдерн жил в огромной квартире на Пляс де Вож), открытые большие окна второго этажа, выходившие на историческую площадь. Макароны, приготовленные Луизой, не иссякающие бутыли с красным вином. Собиралось до полсотни авторов и сотрудников редакции. Всегда было очень весело. Изощрялись в остроумии писатели Патрик Бессон, попутчик компартии, и Марк Эдуард Наб, правый анархист. Сам Жан-Эдерн задавал тон. Его брат Лоран — бизнесмен, глава крупной компании, тем не менее единомышленник, не пропускал ни одного нашего обеда. Сидел, поджав ногу под себя, чтобы быть выше, крошечный Марк Коэн — главный редактор, член Компартии Франции и опасный фракционер. Приходил Ален де Бенуа, признанный европейский лидер новых правых, его пламенные антиамериканские речи помогали нам держать правильный курс. «Идиот» собрал лучшие интеллектуальные силы Франции. Веселые и талантливые, мы орали так, что разгуливающие по Пляс де Вож туристы взволнованно подымали головы. На балконе сидел деревянный, в натуральную величину негр, в цветном прикиде, и стояла пальма. Негра издали можно было принять за настоящего негра.

Один из юбилеев «Идиота» — не помню вот только какой, — второй, кажется, особенно удался. За одним столиком со мной сидел знаменитый адвокат (и некоторое время член редколлегии, как и я) Жак Вержес, пыхтя сигарой. Присутствовала Наташа Медведева, увы, она не часто появлялась на наших сборищах, глупо ревнуя меня к газете. Присутствовал писатель Филипп Соллерс, ждали Жан-Мари Ле Пена — председателя "Фронт Насьеналь". Когда пришел лидер профсоюза СЖТ Анри Кразуки в кепочке (СЖТ был и остается самым крутым профсоюзом Франции, управляемым коммунистами), Филипп Соллерс сел за пианино. И заиграл «Интернационал». Присутствующие вскочили и дружно запели, глядя на Кразуки. Тот расчувствовался. «Идиот» действительно совершил тогда невозможное. В его редколлегии отирали бока авторы «фашистской» газеты «Минют», новый правый Ален де Бенуа с одной стороны и главный редактор коммунистического издательства «Мессидор» Франсуа Хильсун, сотрудник «Революсьён» — интеллектуального журнала ФКП Жак Диме с другой, и еще многие десятки талантливых левых и правых людей. Когда-нибудь короткую историю "Ль'Идио Интернасьёналь" будут изучать, как изучают сюрреалистов или «ситуационистов».

К сожалению, нас разгромили: не только организованной боевой кампанией в прессе летом и осенью 1993 года, но и финансово, судебными исками. Приклеили ярлык красно-коричневых. И сам Жан-Эдерн, фрондер, скорее, анархист без четко выраженных политических взглядов, виновен отчасти в гибели «Идиота». Газета в какой-то момент (к моменту вечера «Идиота» в зале "Мютиалитэ") достигла своей цели — осуществила слияние красных и коричневых интеллектуалов. Далее следовало на базе этого слияния создать политическую партию. Именно этого и ждали от нас 800 человек, собравшихся в зале «Мютиалитэ» (такого количества зал не собирал с 68-го года, сказал мне служитель).

Увы, полемист, бравый писатель, бывший левый (в мае 1968 года он стильно разъезжал на своем красном «феррари», раздавал антиправительственные листовки) аристократ, барин, всегда поддатый, но неизменно энергичный, увы, тут вот Жан-Эдерн испугался. Или не понял, чего хочет зал. Он был, по правде сказать, испуган слухами о том, что еврейские отряды «Бейтара» (они таки существуют во Франции и проявляли себя нападением на «ревизиониста» Форрисона и «осквернением» еврейских могил в Карпентрас и другими акциями) обещали сорвать вечер «Идиота». Испугались (не «Бейтара», наверное, но огласки) Патрик Бессон и Марк Эдуард Наб. Не пришел певец Рено. Только карикатурист Жебе, я, Жан-Эдерн, Марк Коэн и брат Жан-Эдерна Лоран да юный Бенуа Дютортр сидели на эстраде. После вечера народ расходился в парижский вечер удрученный. Жан-Эдерн быстро уехал на заднем сиденье мотоцикла Омара.

Что бы ни говорили, его все-таки затравила его Франция. Ведь он (и без того с детства одноглазый) ослеп почти полностью и на второй глаз именно тогда, когда его пытались выселить и описать имущество на авеню Великой Армии. Мир тебе, Жан-Эдерн. Помню, мы лежали на холодном бретонском пляже, и ты сказал Наташе: "Он заебательски сложен, твой мэк". Спасибо. Вообще, ты был веселый и безумный, и талантливый. Таких, как ты, очень мало. Единицы. Слава Богу, ты не был perfect. (Я тоже нет).

Мир тебе, Жан-Эдерн, друг мой. Пусть там, в загробном мире, тебя окружают юные гурии рая, похожие на школьницу Элизабет, которая порой сидела у тебя на коленях, когда ты вел редакционные совещания.

* * *

Он мне нравился еще до знакомства с ним. Вот что я писал, когда только познакомился с ним, увы, не помню уже, когда это произошло. Привожу здесь начало рассказа о нашей встрече. Рассказ так и не был закончен.

"Знаменитый писатель Жан-Эдерн Аллиер сидел слева от входа в первом зале ресторана «Липп». Загорелая физиономия над светлым костюмом. В окружении свиты. Это меня разочаровало. Я ожидал, что он придет один. Плюс Фабиан. Известные писатели не сидят в публичных местах одни, объяснил себе я и подошел к ним. В солдатской советской шинели. Оригинал.

Моя подружка Фабиан, устроившая эту встречу, привстала. Вы знакомы? Жан-Эдерн — Эдвард Лимонов… Звучала она неуверенно.

"Я много слышал", — он звучал дружелюбно.

"Я видел вас не раз на коктейлях издательства Альбан-Мишель, — сказал я, — но нас никогда так и не представили".

Дальше будет следовать вынужденно снабженная ремарками (он сказал, я воскликнул, он заметил, я взял, он протянул) наша беседа. Модернизм пытался бороться против этих якобы мусорных ремарок в литературе, но результат, о мои собратья по профессии, неутешителен, посему вернемся к старым добрым литературным нравам, ибо при участии пятерых персонажей, а их было четверо плюс я, без указания, кто именно сказал, беседа превратится в письмо, запечатанное в конверт сразу с пятью адресами, и куда его отправлять? — спросит растерянный тип на почте.

В «Липпе» пахло едой. Ностальгически, следует сказать. Ибо бывший басбой и бывший повар, вдохнув кулинарные запахи, я вспомнил мои нью-йоркские опыты «низкой» жизни в толпе и заволновался. Представил себя работающим в «Липпе» басбоем, выглядывающим украдкой в момент, когда не видит мэтр, из двери, ведущей из кухни в зал, на красивых женщин, на знаменитых мужчин. И кто же идет к столу Жан-Эдерна Аллиера? О, это идет загадочный русский писатель в солдатской шинели армэ-руж, сам Эдуард Лимонов. Какой блистательный персонаж, о! А рядом с Жан Эдерн сидит с одной стороны его девочка, молодая и эксцентричная, а с другой стороны сидит абсолютно сумасшедшая парижская журналистка, сама Фабиан Исартель, вот кто. О! Та самая, что была когда-то подобрана Аленом Пакадис в толпе парижских девочек, научилась у него мудрости, дающейся лишь знанием ночной жизни Парижа, и искусству. Тут я вынужден был прервать свое подглядывание из кухонных дверей, так как именно воспитанница Алена Пакадиса разбудила меня от гипнотизма, и я вернулся в тело блистательного персонажа Э. Лимонова.

"Са ва?" — участливо осведомилась восхитительная представительница парижской богемы.

Жан-Эдерн Аллиер, белый фуляр на шее, улыбался улыбкой захмелевшего. (Как же нелегко ему было управляться с дэжанэр, имея висящий фуляр, подумал я. Я имею обыкновение думать всяческие глупости. Меня интересуют, как правило, технические детали. Вроде того, как она влезает в такое узкое платье, как он может носить столь остроносые туфли, возраст животных. Я могу часами наблюдать за совокуплением двух улиток или за тем, как арабская мама, беременная, с шестью детьми, пересекает бульвар Севастополь).

"Са ва", — звучал я многозначительно.

"И Наташа, са ва?" — спросила многозначительно представительница самой передовой в мире парижской богемы. Имелось в виду, не напилась ли Наташа, только что вновь сошедшаяся со мной в жизнь, которая, может быть, ей, Наташе, и меньше нравится, чем свободное существование отдельной женщины, однако больше напоминает нормальное существование, чем жизнь пьяной бабочки, каковую она вела без меня. Хотя Наташе нравится быть плохой, она твердо знает где-то в самой глубине мозга, что все-таки нужно быть хорошей.

"Са ва, са ва", — сказал я.

"Водки?" — с надеждой спросил меня Жан-Эдерн Аллиер. Ему, симпатяге, водка была срочно нужна, дабы не заснуть.

"Водки, конечно", — сказал я.

"И я", — подняла палец Фабиан.

"И я", — сказал брат Жан-Эдерн Аллиера. Он сидел рядом со мной, спиной к проходу, в то время как прекрасные девушки и знаменитость на диване. Лорон спросил меня: "Что вы сейчас пишете?"

"Как всегда, роман, — сказал я. — Я, впрочем, больше люблю жанр рассказа, но публика любит романы, во всяком случае литературные критики утверждают, что гранд пюблик любит романы".

"Хэй, — закричал Жан-Эдерн, оживившись. — Четыре водки!"

Высокий официант стал собирать со стола оставшуюся посуду. Так как многие официанты в этот момент собирали со столов посуду, то лязганье металла, скрипы, стуки и звон наполнили «Липп». В револьверные двери, неуклюжие и слишком большие, ввалились несколько шуб.

"Хотите знать, над чем я сейчас работаю?" — лицо Жан-Эдерна сделалось веселым и хулиганским. Ясно стало, что он работает над чем-то очень заебисто, залихватски провокаторским. "Ха-ха-ха! Я работаю над книгой, она будет называться "Жизнь одного гнилого буржуа". Ха-ха-ха!"

"Хорошее название", — сказал я честно, без иронии.

Тщеславен, кокетлив, взрывы реального честного цинизма (и здорового) смешаны с беззаботной безработностью. Бежевое пальто бизнесмена. Странная одежда. Но если поразмыслить, его класса. Он понял себя, принял без угрызений совести и гордится собой (это открытие их поколения — принятие себя и гордость этим).

* * *

ПАРТАЙГЕНОССЕ ДУГИН

Последнее десятилетие моей жизни я бы назвал "открытием Дугина", человека и феномена. Признаюсь, что ничего и никого интереснее, вернувшись в Россию, я не открыл. Дугин думает гениально, захватывающе, думает, как вдохновенный поэт прежде всего. Пример тому — изложенная здесь суперинтересная отважная концепция, новый взгляд не только на понимание Серебряного века, но и на понимание самой сути русской интеллигенции. Суть эта: национал-революционный мистический экстремизм. Принятие такой концепции устраняет все казавшиеся доселе непостижимыми несоответствия стандартам того или иного славянофила или западника, скажем, становится понятной чудовищная родственность западников Бакунина и Герцена со славянофилом Леонтьевым. Сближает их национал-революционное отвращение к западной цивилизации.

Создав совместно с Дугиным в 1993 году вначале Национал-Большевистский Фронт, а затем Национал-Большевистскую партию, мы, сами того тогда не осознавая, оказались естественными продолжателями мощной основной русской культурной и политической традиции. Сегодня своей уникальной концепцией Дугин сообщает легитимность НБП и отвечает на недоумение «жрецов» СМИ: почему гениальный Сергей Курехин (членский билет № 418) и неистовый Егор Летов (билет № 4), философ Дугин и писатель Лимонов оказались в Национал-Большевистской партии?

Можно, конечно, отмахнуться от нас, в очередной раз невпопад обозвав нас «наци», но дело заключается не в том, плохие мы или хорошие, а в том, законнорожденные ли мы дети русской интеллигенции и ее традиций? Дугин доказывает, что да, еще какие законнорожденные! Доказывает, что мы-то и есть единственное связное, разумное и традиционное культурное и политическое движение в безыдейном мире разборок и тусовок гопников от власти и от оппортунизма. Ни у КПРФ, ни у НДР нет культурного фона, нет и не может быть культурного эквивалента, своей культуры и эстетики. Они есть у НБП, и потому у НБП есть будущее.

* * *

ДУГИН НЕ ФИЛОСОФ, НО ФИЛОСОФЫ

Хочу развить высказанное выше мое убеждение о Дугине. В России, где больше, чем где бы то ни было докторов философии на квадратный метр, думать не умеют и не хотят. Удовольствия думать не понимают. Так как я сам люблю думать, упражнять, напрягать мозг, то мыслящий Дугин, урчащий, как будто ест мясо, восторженный, хмельной от мысли, как от мяса, — мне чрезвычайно близок и понятен. (Процесс Думания я бы даже рискнул сравнить с сексом, а результат его, его кульминацию — понимание — с оргазмом).

Недалекие умы знают Дугина как евразийца и заядлого проповедника геополитики, но это лишь малые величины его огромного мира. Хотя Дугин и стоял за созданием таких правых организаций, как «Память», называть моего друга Александра Гельевича Дугина правым философом или новым правым — значит незаслуженно суживать то необъятное пространство, в котором он существует. А пространство это — и седая глубь традиции, и мировые религии, и глуби хаоса, и микромир российской политики, и даже, как об этом свидетельствуют несколько статей Дугина в «Лимонке», "Вселенная Де Ситера", "Время Ляпунова", и парадоксальный мир сверхматематики.

У Дугина самый парадоксальный и универсальный ум в России и, судя по всему, во всем подлунном мире. Если бы он не был традиционалистом, я бы назвал его "гением эпохи Ренессанса". Если бы даже оказалось, что Александр Гельевич в ночные часы убивает прохожих в темных переулках, мое мнение о нем не пошатнулось бы и на песчинку. Убивает и убивает, зато как блестяще, вдохновенно, плотоядно думает. Точно так же я не изменю своего мнения о нем, даже если судьба разведет нас, и мы станем злейшими врагами, во что я не верю. Совсем.

Вселенная, Космос, Человек, История — многозначны, мир необъясним, только исходя из одной концепции. Дугин это знает. Дугин прицеливается в мир, и каждое его видение мира сверхоригинально, свежо и очаровывает. Потому Дугин — это не один философ, а сразу много. Он — философы. То, что Дугин очаровывает людей, видно простым глазом. К музею Маяковского, где с недавних пор он встречается со смертными, стекаются толпы. Половине людей приходится уходить, зал не вмещает всех. Дугин очаровал оригинальной вдохновенностью своего мышления даже такого самобытного скептика и насмешника, каким был покойный Курехин. То, что НБП популярна среди университетской молодежи всей России — заслуга Ду-гина. Без его крупной головы, гривы и бороды основоположника (как Маркс, Энгельс, Бакунин) НБП была бы лишена философского измерения и куда менее богата.

Интересно, что контр-культура России дала таких разных, однако неизменно ярких звезд самой первой величины, как Иосиф Бродский, Венедикт Ерофеев, Юрий Мамлеев, Евгений Головин, Гейдар Джамаль, Дугин и я, наконец. Мы все вышли из этого бескомпромиссного, сверхсвободного, странного мира тоски по абсолюту идеала. Что же удивительного в том, что в тоске по абсолюту идеала создана НБП, и авторы проекта — мы.

Я не пишу Александру Гельевичу характеристику для вступления в Академию. Я просто хочу попытаться определить его. После меня будут пытаться определить его другие. То, что Дугин знает девять языков, не суть важно, важно, что, не живя, скажем, за границей, как я, он оказался единственным без скидок европейцем в России. Разумеется, он очень, до неприличия русский, но он знает все европейские знаковые символы, и вот этот-то сверхъязык стоит большего труда выучить, чем девять национальных. Придя однажды на конференцию Джорджа Сороса в конференц-зале Третьяковки, мы за два часа поняли, что никакого открытого общества в России не было и не будет. Людей для этого общества нет. Из сорока с лишним человек, принявших участие в дебатах, только мы с Дугиным, враги Сороса и его открытого общества, были без скидок европейцами и понимали Сороса, а он понимал нас. Живой труп, он крайне оживился только два раза — при выступлении Дугина и моем. Он ликовал, он выглядел радостным и возбужденным. Потому что он понимал знаковую систему, с помощью которой мы выражали свою враждебность к нему.

В характеристике следовало бы еще добавить, что Дугин хороший семьянин и глубокоморальная личность. Семьянин хороший, сына и дочь своих любит и не наказывает. Глубокоморальная личность, да, но и личность страстная, вдохновенная, непримиримая, ругающая и проклинающая. В завершение этого краткого эссе вот воспоминание о том, как мы с ним познакомились. Скорее, в забавном вакхическом контексте познакомились. Как сам Дугин как-то, стесняясь, заметил: "Когда слишком много времени живешь в духовном, то плоть затем требует своего, мстит тебе в гротескной форме".

* * *

Знакомство произошло поздней осенью 1992 года или даже в начале зимы 93-го, в сократическом контексте коллективной вакханалии оппозиции. После супероппозиционной тусовки для генералов оппозиции состоялся «пир». Был накрыт стол в закрытом зале Центрального Дома Литераторов. За Т-образным столом оказались такие зубры, как академик Шафаревич, генерал Титов, Проханов, Зюганов, Бабурин, Куняев, Макашов, и еще множество лидеров, среди прочих — я. Помню, что слева от меня сидел Зюганов, аккуратно чокавшийся со мной и выпивавший каждый раз по полрюмки, наискосок сидел хмурый Шафаревич. Через час генералы охмелели, тосты стали не столь обязательны, генералы ходили по залу, пересаживались. Зюганов, повернув свой стул ко мне, о чем-то меня расспрашивал, кажется, о Западе, когда появился полный молодой человек с волосами, обрубленными в скобку а ля молодой Алексей Толстой. Молодой человек остановился за спиной Зюганова, недобро улыбнулся и сказал саркастически: "Э-эх, Лимонов, и Вы, и Вы с этим говном. И Вы? Зачем? Зачем?" — простонал молодой человек. "Они все говно бесталанное, говно!.." — "Это наш Саша Дугин, очень талантливый философ", — объяснил Зюганов, по-отечески поглядывая на юношу. "И Вы говно, Геннадий Андреевич, что Вы думаете", — невозмутимо сказал названный Дугиным. "Эх, Лимонов, я-то Вам верил… — продолжал он. — Зачем Вы с ними…" — "А Вы зачем?" — спросил я. Тут подошел Проханов и на время отвлек Дугина от назревавшего скандала.

Вечер закончился тем, что я увязался за Прохановым, дабы он вывел меня к метро. За нами же увязался Дугин в расстегнутом пальто, с длинным шарфом и в мохнатой шапке, съехавшей на затылок. Дугин продолжал недоумевать по поводу того, как "такой человек", т. е. я, оказался среди такого говна, т. е. среди патриотов. Сегодня я понимаю, что он был в своем тогдашнем вакхическом прозрении прав. Во всяком случае, в отношении Зюганова. Проханов, сославшись на какое-то свидание с женщиной, сбежал от нас там, где ул. Герцена пересекает Тверской бульвар. Мы почему-то огибали церковь (где, кажется, венчался Пушкин) и переходили дорогу, когда мимо нас повернула, закрыв нам дорогу, иномарка. Дугин пнул ее ногой, да так, что разбил задний огонь. Иномарка резко затормозила, из нее метнулась крупная фигура и неприятно клацнул затвор: "Стой, гад!" Я обернулся. Человек из иномарки знал свое дело: он стоял, растопырив ноги, вытянув перед собой пистолет, и держал Дугина в прицеле. "А я Эдуард Лимонов!" — вдруг сказал, ничуть не испугавшись, Дугин. И так шаркнул даже ногой и улыбнулся вызывающе. Я был возмущен. "Это я Эдуард Лимонов, — сказал я. — Мой товарищ не хотел, извините нас". (Ну а что еще можно было сказать в этой идиотской ситуации, под дулом?). Человек из иномарки опустил пистолет, воскликнул: "Еб твою мать!", в досаде махнул рукой, сел в машину и уехал.

Я сказал Дугину, чтоб он вывел меня к метро. Дело в том, что за почти 20 лет отсутствия я совсем забыл Москву. Вместо этого Дугин вывел меня поближе к своему дому. И стал зазывать к себе. Я сказал, что не пойду, и пошел сам искать метро.

С такой вот истории — она вполне могла случиться с Сократом — началась наша дружба с Александром Дугиным, философом, политиком, идеологом. Своим существованием он делает честь России. Возвышает ее в ранг мировой державы.

* * *

ТОВАРИЩ ЕГОР

На Егора Летова меня навел Тарас Рабко. Даже в Париж он выслал мне несколько интервью Летова. В одном из них Запад назывался Летовым "Дисциплинарным Санаторием", и Тарас приписал сбоку корявыми рабковскими буквами: "Он читал твою книгу, он нам нужен. Вот бы к нам его!" Не помню уже, когда состоялось первое знакомство, помню, что в квартире где-то недалеко от метро "Измайловский парк" мы просидели с Летовым, Романом Неумоевым, Манагером и еще десятком музыкантов из Сибири целые полдня. Они пили водку и говорили обо всем: от Бога до Дьявола, попутно глядели кассеты своих выступлений, а я все больше слушал. Звонил непрерывно телефон, накануне, выступая на радио, Летов сгоряча дал номер своего домашнего телефона, потому телефон выставили в ванну и к нему не подходили. Бежали потом по черному парку, торопясь на метро.

Демонстрация 9 мая 94 года, когда Анпилов и я держали Летову микрофоны, а он пел "И Ленин такой молодой", описана мною в главе о Баркашове. Существует отличная фотография. Позднее состоялся знаменитый концерт в ДК Бронетанковых войск, где флаг НБП впервые мощно свисал с потолка над сценой, — концерт "Русского прорыва". Я открыл его, крича: "Да здравствует Калашников! Дегтярев! Стечкин! Россия — все, остальное — ничто!" Толпа ревела.

Осенью 1994-го, когда, сдав документы на регистрацию «Лимонки», мы нервно сидели и ждали в комнате 411 в "Сов. России" регистрации Госкомитета по печати, приехал опять Летов из Омска и как-то само собой был с нами, оказался с нами, словно это само собой разумелось. Когда вышел 1-й номер «Лимонки», то, уйдя из "Сов. России" (в магазине у Савеловского вокзала закупали сардельки) 29 ноября 1994 г., поехали к Дугину обмыть «новорожденную»: Летов, его менеджер Женя Грехов, Карагодин, Рабко, я. (Возможно, Рабко не было, но он настолько тогда был, что был везде). Выпив, Летов стал спорщиком. 6 декабря мы дали совместную с Егором + Дугин + я пресс-конференцию в «Рэдисон-Славянской» в международном пресс-центре. С Летовым пришли аж четыре лохматых сибиряка в тулупах. Наша затея с Дугиным была — представить себя серьезными политиками, НБП — серьезной партией. Летов же во время пресс-конференции держался суперреволюционером. В тот же день, вернее, в 24.10 ночи программа «2x2» все же показала нашу пресс-конференцию. Коротко.

8 декабря у Егора был концерт. Я не пришел. Запись в моем дневнике за 9 декабря: "Наташа распсихопатилась (из-за «О», ключи, кто во сколько уходит и пр.), Летов распсихопатился из-за того, что я вчера не пришел на концерт. Рабко (по телефону) было распсихопатился, что я не приду и сегодня на концерт Летова (из-за распсихопатившейся Наташи). Короче, русские люди, как банда психов или дети в детсаду. Плюс якобы и охрана: Тихонов, Родион, всего 12 человек, тех. сотрудники и фанаты, и пресса — требовали вчера на концерте Лимонова".

11 декабря 2-й номер «Лимонки» вышел с лозунгом "Да здравствует война!" Мы поддержали войну.

Старый 1994 год я провожал у Дугина, выпил с ними, ел курицу. Был «дома» на улице Гримау в 21.55. Читал "Остров сокровищ" Стивенсона и только в полночь скромно выпил один две рюмки мадеры за победу партии. 3 января Дугин звонил Баркашову, приглашал на свой день рождения. Баркашов был мрачен и сказал, что не придет. (Я-то хотел просить Дугина уговорить Баркашова на совместную пресс-конференцию о Чечне). "Какая там пресс-конференция, даже на день рождения вот не придет. Очевидно, чувство конкуренции", — сказал Дугин, т. е. НБП для него — конкурирующая организация. 6 января звонила пьяная Наташа из Парижа (Дугину) и рассказала, что ее избили и изнасиловали. 8-го звонил наш друг О.Ф. из Парижа и рассказал неприглядные подробности пьяной Наташи и ее «изнасилования».

Впрочем, это я уже отвлекся от темы "Егор Летов" и просто шпарю по дневнику первых дней 1995 года — трагическая жизнь вождя. Одна сплошная напряженка. "Россия вопит, болит, требует классового вспахивания. Те, кто не имел доступа в элиту до 1985 года, сегодня его не имеют тоже. Молодежь и провинциалы вообще не имеют шансов. Диктатура Железной Пяты — номенклатуры — каменной гнусной коркой лежит на нации — земле, скрывая, запирая, давя собой плодородный слой. Только плуг революции способен его освободить".

Запись за 26 марта 95 г.: "Типографию еще не нашли. Вчера приходили Дугин и Летов. Выпили бутылку вина, ели сосиски". Немногословно, но понятно, почему. Нас выставили из типографии в Твери, повысив (под давлением наших врагов) цену в три раза, и вся моя активность была направлена на нахождение типографии. В конце концов нашел нам ее Валентин П. - наш ангел-хранитель, вот уже три года он дает нам машину для вывоза тиража. Мы установим ему памятник при жизни, этому отличному мужику. В тот раз Летову очень понравилась Медведева. Она доживала последние месяцы своей кармы со мной.

Товарищ Егор был и есть отличный товарищ, одержимый революцией. Беда в том, что живет он в Омске и, опускаясь туда как на дно, всякий раз отдаляется от нас. Приезжая в Москву, общаясь со мной и Дугиным, Егор после двух-трех встреч становился нашим в доску, но первые две-три встречи были всегда полны выражениями недовольства, несогласия с политикой партии, непонимания. Все же прежде всего человек искусства, Егор не понимал важность партийного строительства. Революционный романтик, анарх, он, очевидно, предполагал, что все будет делаться само. А то, что для осуществления революции нужно будет много и круто пахать, ему в голову, может, не приходило. Сверхпопулярный в стране (я видел надписи «ГРОБ» на всех заборах всех городов, поселков и деревень России и СНГ), он был и есть ценен для партии необыкновенно. Не партийной работой, разумеется (никто не ожидал, что он будет распространять газеты или расклеивать листовки), но самим фактом того, что этот человек-символ — на нашей стороне.

Я не уследил и дал ему отдалиться от нас. Но я распят на кресте моей работы — подготовке партии революции. У меня есть извинение. Я забыл, что товарищи требуют внимания к себе.

"21 мая. Вчера из Иркутска звонил Летов. Якобы наши отдали китайцам Даманский. Долго (не очень трезво, но связно) жаловался на свои дела. Никто не организовывает в Москве его концерты и т. д".

Запись 6 июля. "Из подымающейся на ноги партии, состоящей из десятков мальчишек здесь и там по России, — сделать мощный политический организм — задача непосильная. Для нормального человека. Клянусь Богами Ада, что сделаю это.

Личная жизнь: трещина усугубляется каждый вечер. Вчера тоже.

Герой и должен быть один. В этом его доблесть".

Я пас своих ребят, я был в эпицентре драмы разрыва с подругой тринадцати лет жизни, потом были выборы, затем я к 10–11 февраля 1996 года поехал на съезд Националистических партий в СПб и придумал Координационный Совет Радикальных Националистических Партий (не получилось объединить левых и правых экстремистов — решил объединить только правых) и сплотил в него имевшихся в наличии правых экстремистов. Потому я проворонил Егора, упустил его? Наверное, так. За это время Егора сманили и восстановили против меня.

7 марта 1996 г. "Советская Россия" публикует на 1-й и 3-й полосах фотографии Летова, интервью с ним по телефону и его "Ставлю свою подпись под соглашением в поддержку единого кандидата Зюганова". Вот эта публикация и мой ответ в «Лимонке»:

* * *

ЕГОР ЛЕТОВ:

"Ставлю свою подпись под соглашением в поддержку единого кандидата Зюганова.

Сегодня у страны есть единственная возможность совершить революцию бескровным путем, на законной основе. Проиграем эти выборы — дальше ничего не будет, у нас просто нет впереди запаса времени.

Создана ахинейная ситуация: против нас объединились все: националисты-баркашовцы сомкнулись с деятелями типа Новодворской, Ельцин уверен, что к нему прибегут критикующие его «демократы». И прибегут, не сомневаюсь. Они все — против нас. А мы?

Всем левым силам надо объединиться в единый кулак. Радикальным, центристским — всем. И так действовать!"

ИНТЕРВЬЮ ПО ТЕЛЕФОНУ С ЛИДЕРОМ ДВИЖЕНИЯ

"РУССКИЙ ПРОРЫВ" ЕГОРОМ ЛЕТОВЫМ:

ВРЕМЯ ВЫБОРА

Д. А.: Здравствуй, Егор!

Е. Л.: Здравствуй!

Д. А.: Егор, что ты скажешь о решении Эдуарда Лимонова поддержать на выборах Ельцина?

Е. Л.: Я хочу сделать официальное заявление о том, что выхожу из Национал-Большевистской партии и больше никакого дела иметь с ней не желаю. Я также призываю всех своих сторонников в этой партии покинуть ее ряды. Я поддерживал эту партию, пока ее экстремизм был русский, понятный, который был на благо обществу, трезвый. Теперь это стало носить характер чисто эпатажный, характер пародии а ля Юкио Мисима, в общем, стало носить характер анекдотический, и мне очень печально, что я был в этом замешан. Я понял это примерно с год назад, и поэтому статей в «Лимонку» я уже давно не писал и особых прямых контактов с ними не имел. А красное знамя надо у Лимонова отобрать, потому что он больше красным не является и не имеет права под ним находиться.

Национал-Большевистская партия была основана человеком, который не занимается серьезной политикой, и его интересы с интересами большинства народа России ничего общего не имеют.

Так что его теперешнее заявление о поддержке Ельцина — чистой воды эпатаж. Причем, эпатаж бредовый, курьезный, это даже не смешно. Не то что это страшно или опасно — это просто не смешно, это просто какой-то больной курьез. Это явно из области, когда человек не понимает реальности. Такой эпатаж, может быть, во Франции хорош, в Нью-Йорке, но здесь это даже не эпатаж — это глупость просто, это бред.

Скажем так: время от времени возникают ситуации, когда приходится действовать сообща с определенным сортом людей в едином фронте. И вот один из этих людей, страдающий вождизмом, который идет от комплекса неполноценности, собирает людей, находящихся в одном окопе, в единую партию под своим личным предводительством и ведет их черт знает куда, лишь бы вести, и обязательно за собой. Тогда хочется спростить тех, кто идет за ним: "Вы что собой представляете, товарищи?" Я не член какой-то партии, но я считаю себя коммунистом, потому что у меня своя голова на плечах, и я знаю, чего я хочу, что мне надо, я знаю, что живу в своей стране, хожу по своей родной земле, и для меня важны не идеологии, а определенная реальность, совершенно конкретная правда жизни. Поэтому я советую всем, кто по тем или иным причинам примкнул к каким-то партиям, группировкам под давлением ситуации, разобраться сейчас, куда их тащат, как их хотят использовать, и сделать свой окончательный выбор — либо они с нами, с родными людьми, нормальными людьми, либо с людьми временными. Мы в свое время в определенной ситуации оказались в одной партии с Лимоновым, но ситуация изменилась, и оказалось, что мы по разные стороны баррикад.

Сейчас происходит четкое разделение на два лагеря: один лагерь — рыночный, вражеский, а другой лагерь — общинный, наш, и нужно очень четко следить, кто чего стоит, кто что говорит. Отношение к рынку — это самый главный критерий разделения не только для партий, но и вообще. Главное, что разделяет коммунистов и "демократов", — это разница между частным, отчуждением, одиночеством и общностью.

Д. А.: А скажи как лидер движения "Русский прорыв", кого вы будете поддерживать на президентских выборах?

Е. Л.: Поддерживать будем левые силы, коммунистические, только коммунистические, больше никаких. Будем однозначно поддерживать единого кандидата от левых сил. Поскольку "Русский прорыв" — радикальное коммунистическое движение, у нас есть некоторые расхождения, но все эти частности — ничто по сравнению с глобальной общей победой.

Д. А.: Какая из существующих партий и движений тебе ближе всего?

Е. Л.: Мне ближе "Трудовая Россия", и с ними я больше всего хотел бы сотрудничать. Не с РКРП, не с Тюлькиным, а именно с Анпиловым, с "Трудовой Россией". Хотя и у них есть определенные недочеты, переборы. Я всем советую посмотреть "Один на один" с Анпиловым и Жириновским — очень хорошая, очень показательная передача получилась. Жириновский просто перешел на хамство. Начал хамить, когда понял, что Анпилову проигрывает, а Анпилов спокойно довел передачу до конца. Несмотря на то, что аудитория была Жириновского и Любимов ему подыгрывал: его ходы одобрял, а Анпилова высмеивал.

Д. А.: Я давно заметил, «демократы» Жириновского и боятся, и любят одновременно.

Е. Л.: Конечно, он и сам «демократ». Жириновский выполняет совершенно определенные функции: иногда народ напугать, иногда голоса националистов отобрать. Жириновский и Черномырдин — это сейчас одно и то же, это абсолютно ясно, хотя бы по результатам голосований в Думе.

Д. А.: Что ты думаешь о расколе среди радикальных партий?

Е. Л.: Произошел раскол по линии рынок — нерынок, причем те партии, которые действительно хотят действовать в интересах народа, собрались на стороне левых сил. А против — те, кто старается любой ценой нажить себе политический капитал, кто в игры играет. Каждый человек в стране — член партии или нет — должен иметь голову на плечах и четко сделать свой выбор, с какой он стороны. Дело не в Зюганове и не в Ельцине, а в том, что представляет собой идеология, которая за ними стоит. Так или иначе, реальная революция сейчас невозможна, но если ты заинтересован в том, чтобы действительно сделать что-то для народа, ты должен четко сделать свой выбор — или ты с правыми, или ты с левыми. Мы — левые, и всегда ими останемся. Из моих последних интервью было ясно, что я из партии Лимонова, из партии радикальных националистов, выхожу, потому что у меня есть с ними принципиальные разногласия относительно путей развития нашей страны. Я считаю, что коммунизм — это и есть исконно русская идея, и все рыночники — националисты, «демократы», еще там кто-то — они настоящими русскими патриотами не являются, то есть рыночники — это люди по своему сознанию не русские, это прозападные элементы.

Д. А.: Ты не собираешься создавать свою собственную партию?

Е. Л.: Нет, не собираюсь, поскольку считаю все эти создания партий полной глупостью.

Д. А.: Ты не хотел бы принять участие в какой-нибудь политической акции?

Е. Л.: Нужно сделать не просто акцию, а определенный политический ход, но ход не эпатажный, не лимоновский, а нормальный, потому что нормальные, человеческие, патриотические, в самом высшем смысле этого слова вещи, дают гораздо больший эффект, а лимоновский эпатаж приводит как раз к обратному — к запустению и прозябанию. Этого все эти ультранационалисты понять никак не могут. Я считаю: то, что мы сейчас делаем, это правильно. Есть время разрушать и есть время созидать. Время разрушения закончилось, и нужно восставать из пепла, заново отстраивать нашу Родину, Советский Союз, Россию. А весь этот мусор — всех этих Жириновских, Чубайсов, Новодворских, Ковалевых, ельциных, баркашовых, Собчаков, Васильевых, Старовойтовых, Солженицыных, лимоновых, Гайдаров, Федоровых, Якуниных, поповых и прочих — отправить на свалку истории. Я не прекращаю сотрудничество со всеми радикальными партиями коммунистического толка, но нужно, чтобы все разобрались — с кем они, ради чего они — ради эпатажа или реально собираются трудиться на благо Родины, созидать. Левые силы сейчас фактически объединились, и те, кто ушел, значит, примкнули к другому лагерю. Кто не с нами, тот против нас, и это надо понимать.

Беседу вел Дмитрий Аграновский.

* * *

ДЕЛО ЛЕТОВА

ДМИТРИЙ НЕВЕЛЕВ.

РАСШИФРОВКА ТЕЛЕФОННОГО ИНТЕРВЬЮ С ЕГОРОМ ЛЕТОВЫМ ОТ 8 МАРТА 1986 ГОДА.

Н.: Добрый вечер, с праздником вас. Могу я поговорить с Егором?

Л.: Да, это я.

Н.:. Егор, меня зовут Дмитрий Невелев, я ответственный секретарь газеты «Лимонка» и давний ваш поклонник. В последнее время слушаю ваш старый альбом «Коммунизм» и с нетерпением жду выхода двух новых — "Новый день" и «Солнцеворот».

Л.: Мы заканчиваем как раз их записывать.

Н.: А в марте вы будете в Москве?

Л.: Пока непонятно.

Н.: Я беспокою вас вот по какому поводу. Вчера (7-го) в газете "Советская Россия" была опубликована статья журналиста Дмитрия Аграновского. Ваша подпись как представителя "Русского прорыва" стоит под "Соглашением о совместных действиях в поддержку Зюганова" (на президентских выборах).

Л.: Я подписал это соглашение после решения Лимонова о поддержке Ельцина.

Н.: Решение о сохранении статус-кво было принято не Лимоновым единолично, но партиями, входящими в Координационный Совет Радикальных Националистических партий на съезде в СПб. Но сейчас наш кандидат Власов. Я хотел бы задать вам несколько вопросов для «Лимонки», если вы не против.

Л.: Задавайте.

Н.: Знаете ли вы о том, что сейчас кандидат от объединенных национал-патриотических сил Власов Юрий Петрович?

Л.: Нет, не знаю.

Н.: Жалко.

Л.: Но ведь он не коммунист?

Н.: Я думаю, что он не коммунист.

Л.: Стало быть, он наш враг - рыночник!

Н.: Понятно. Но вы этого не знали? Жалко. Вопрос о Зюганове. Вы программу его партии читали?

Л.: Конечно. Но я хочу заранее сказать, что Анпилов мне ближе.

Н.: Там есть пункт о «многоукладной» экономике. Как вы к этому относитесь? Положительно или нет.

Л.: Разумеется, отрицательно. Анпилов мне однозначно ближе. Я считаю его ультралевым. Сейчас ситуация следующая: впервые возникла реальная возможность победы левых сил на выборах. Что из себя представляет и что предлагает Зюганов — не важно. Важно то, как он будет действовать, когда придет к власти. Зюганов, может быть, и не красный, а розовый.

Н.: Я согласен с определением «розовый».

Л.: (Смеется.): Но тем не менее — он единственный кандидат от левых сил, за которого народ однозначно проголосует.

Н.: А вы в курсе, что Зюганов еще в ноябре прошлого года на дебатах с Явлинским по НТВ заявил о наличии у него "русской национально-патриотической освободительной идеи"? То есть о том, что он не интернационалист?

Л.: Это вы правильно сказали. Зюганов — не интернационалист. Это может подтвердить и Проханов, который стоит за ним и все ему делает. Он на самом деле — национал-патриотический коммунист. А Лимонов и Власов — они рыночники.

Н.: Вопрос о Лимонове. Почему у него "нужно отнять красное знамя"? Вы так сказали корреспонденту "Советской России". Вы сказали, что "Лимонов не имеет права под ним выступать".

Л.: Во-первых, я сказал не так. Я сказал, что после заявления в поддержку Ельцина он должен объяснить свою позицию.

Н.: Лимонов — за Юрия Власова. А Ельцин — это был пропагандистский ход.

Л.: Я не знаю… Он не понимает, что он делает? Он думает, что он делает? Он не посоветовался ни, с кем. После этого меня в течение двух дней заваливали телеграммами, был шквал телефонных звонков. Он безумен? Просили прокомментировать этот факт. Я ждал его звонка с объяснениями. Ведь Ельцин — это враг номер один. Он из этого сброда, ж…я, типа Старовойтовой, вся эта мразь гайдаровская. После этого все от него (Лимонова) отвернулись. Он (Лимонов) в политике ничего не соображает.

Н.: Я пошлю вам свежий номер «Лимонки». Там про Власова. Про решение о Ельцине.

Л.: А что «Лимонка». Газета с очень маленьким тиражом. К нам в Омск она не попадает. А "Лимонку"-то кто читает, она маленькая и никому не помогает. У нас вообще газет партийных нет — ни анпиловских, ни других. Что-то есть в ячейках партийных, чтобы члены партии читали, и все. А что касается Лимонова, то он все время утверждал, что он — национал-большевик. А затем делает заявление о поддержке Ельцина. У нас показывали пресс-конференцию его в Москве. Нам с Лимоновым не по пути однозначно.

Н.: Лимонов может исправить ситуацию?

Л.: Не знаю… Не представляю, каким образом. После этого ко мне все ребята обратились с просьбой прокомментировать, как я, член Политсовета НБП, отношусь к этому заявлению Лимонова. А что я могу сказать, мне от НБП никто ни позвонил, ни факс не отправил.

Н.: То есть мой звонок первый?

Л.: Да. Я ждал два дня, а после этого сделал официальное заявление, что я из партии выхожу и к этой партии отношения не имею. Мне ребята звонили из "Инструкции по выживанию" и сообщили, что с Лимоновым больше никто дела не имеет — ни Манагер, никто. Категорически. И это знамя больше не вывешивается. Это очень сильный удар. Понимаешь, в чем дело, на съезде в СПб баркашовцев и других он поддержал не Баркашова и Зюганова, а Ельцина. Лимонов однозначно перешел в разряд тех, кто поддерживает партию власти, рыночников.

Н.: Если вам предложат в ТВ-программе "Один на один" выступить в прямом эфире с Лимоновым, вы согласитесь?

Л.: С Лимоновым я не буду говорить.

Н.: Тогда с кем интересно поругаться или поговорить было бы?

Л.: Это подумать надо. Наверное, с кем-то из молодых демократов.

Н.: Мы рады были бы вас видеть и послушать ваши новые песни.

Л.: Один из этих альбомов — ультрареволюционный. Песни про революцию. А другой называется «Солнцеворот». Вы знаете, что такое «солнцеворот»?

Н.: Да, это знак свастики. С нетерпением вас ждем.

Л.: Вопрос у меня такой. Как Лимонов сам объясняет свой поступок?

Н.: Это было коллективное решение КСРНП. Он мне объяснил это заявление в поддержку Ельцина как тактический ход. Ельцин однозначно умрет от инфаркта или еще от чего-нибудь, а Юрий Власов меня более устраивает, нежели Ельцин, однозначно.

Л.: Дело в том, что он (Власов) просто голоса отберет у Зюганова. Вот и все. Очень мало, конечно.

Н.: По нашим оценкам, от 7 до 15 % он возьмет.

Л.: Нет. Женщины обычно голосуют за солидного мужчину. Это психологическая тонкость. Юрий Власов — символ России и кумир для многих поколений советских людей. Они ему верят. Он честный человек, что в политике редкость. Но он не победит на выборах. Я: Посмотрим!

* * *

ОБЫКНОВЕННОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

ИНТЕРВЬЮ С ЛИДЕРОМ НБП

Газета: Как могли бы вы комментировать интервью Егора Летова в "Советской России" от 7 марта с. г.? В нем Летов называет вас "страдающим вождизмом человеком", говорит, что "нужно отнять у Лимонова красное знамя" и т. д. В довершение всего Летов подписал соглашение о совместных действиях, где призывает голосовать за Зюганова.

Лимонов: Понимаю это, как обыкновенное предательство. Прежде всего бросается в глаза, что номер "Советской России" датирован 7 марта, а еще 29 февраля состоялась пресс-конференция в «Рэдисон-Славянской» Юрия Власова и Координационного Совета Радикальных Националистических партий (которого НБП коллективный член), где мы выдвинули и поддержали кандидатуру Власова в президенты. Мои бывшие коллеги по "Сов. России" играют крапленой колодой, махлюют, обманывают творца Егора Летова, сидящего далеко в Сибири и судящего о событиях здесь по ящику.

В этом номере газеты мы дали возможность Летову высказаться. Полностью и без купюр помещаем текст интервью. Бросается в глаза политическая наивность Егора и то удручающее обстоятельство, что он выбрал себе роль творца, занимающегося в тихом Омске творчеством и время от времени высовывающегося из башни из слоновой кости, дабы прокомментировать действия: возмутиться, поправить, одернуть или выйти из партии. Сам он никакого конкретного участия в партийной работе никогда не принимал. Заметьте, что я уже два года бесперебойно пашу, и бросил творчество ради партии. «Лимонка» для него, видите ли, "газета с очень маленьким тиражом". Егор, если бы ты помог нам наладить распространение газеты в Омске, тираж возрос бы минимум на 300 экземпляров. А там, может, и больше. Но как опуститься до черной работы в партии творцу Егору Летову! Между тем, первые выпуски газеты, тоже творец, Лимонов развозил на себе в метро. Четыреста газет в одной руке, четыреста в другой, аж жилы хрустят… Весело разглагольствовать о национальной революции в песнях и интервью, а вот работать на нее — кишка у многих тонка!

Егор Летов — талантливый человек, идол определенной части нашей молодежи. Как всякий артист, он, однако, изнежен, нестабилен, капризен и женственен. Сегодня вот хочу быть в НБП (это круто), завтра не хочу, хочу Зюганова. "Этому дам, а вот этому больше не дам" — женская логика желания, корни ее под ягодицами.

Мне, конечно, следовало бы быть осторожнее и не давать артисту партбилет. Был бы он нашим попутчиком, и все. Но я сам вручил ему членский билет НБП за номером 4. Мне трудно разобраться в его душе, может быть, я лично не оказывал ему достаточно внимания, и он обижен этим, может, что другое, но я уверен: причины его истеричного поведения не политические. Еще в свой последний приезд в Москву в 1995-м он был настроен враждебно и даже не встретился со мной. Все его обвинения в мой адрес необоснованны. Я национал-социалист, а не рыночник. Кандидатуры Баркашова и Лысенко выдвигались на съезде в СПб, но были отвергнуты большинством партий. Егор Летов принес НБП на первом этапе движения большую пользу, он как бы был от имени молодежи с нами. Мы ему за это благодарны. НБП в свою очередь принесла Летову пользу: еще большую славу, так как его связь с нами вызвала скандал и, как следствие, коммерческую выгоду — согласно его менеджеру Жене Грехову, летовские кассеты и диски после союза с НБП исчезли из магазинов.

Мне очень жаль, что Летов повел себя таким образом. Его творчество "страдающему вождизмом" Лимонову понятно и близко. Что он будет делать в лагере замшелых чиновников зюгановцев — он им нужен только до выборов. Спросил бы ты у меня, Егор, кто они такие, я пахал на Чикина, Зюганова и иже с ними три года. Потом они меня кинули. Кинут они и тебя, Егор. Тихо и безразлично кинут. Эстетически они тебе враги. Политически — тоже. Верить в то, что это "левые силы", можно только будучи крайне глупым. Это чиновничьи рыла.

Эх, старый товарищ Егор, зачем же ты так легкомысленно! Впрочем, русские любят совершать противоестественные поступки себе в ущерб. Недаром "русскую рулетку" изобрели мы, русские. Но это — худшее в нас. НБП пытается выкристаллизовать из России лучшее. Мужественный ДОЛГ мы противопоставляем женственному ЖЕЛАНИЮ. У НБП очень тяжелый путь. Кто-то отстает, не вынеся тяжести маршрута. Очень близкие даже люди. Марго Фюрер (моя жена Наташа) в 1995 году, Егор Летов- в 1996-м, остались позади. Мы идем вперед. Ушел Летов, но одновременно возникли организации НБП в Северодвинске, в Новосибирске и Электростали. Партия наращивает мышцы.

Россия — все, остальное — ничто!

* * *

В 1997 году весной я позвонил Егору в Омск, мы сорок минут разговаривали и наладили отношения. Прежней близости нет, но есть понимание. Пламенный товарищ, Егор никак не может быть с партией Рыбкиных и Селезневых — серопиджачных чиновников. А то, что НБП и я лично в феврале 1996 года понимали, что скрытый будущий враг Зюганов опаснее открытого врага Ельцина, ну что ж, это осталось, эти десять дней на совести НБП. Пусть нам простят нашу дальнозоркость.

ВСЁ ВОКРУГ ГЕРОЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ТРАГЕДИЮ

Возвратившись из Георгиевска, я написал в "лимонке редактора": "Нас многие предали". Суровый самурай, я не разъяснил, кто. Однако прежде всего имел в виду предательство моей девушки. Девушки вождя.

Ясновидящие способности позволили мне узнать об измене Лизы задолго до приезда в Москву, очевидно, в момент, когда это совершилось. Ночью в степном Георгиевске, в комнате "Красного Креста" на матрасе у стенки я был внезапно разбужен видением. Я увидел два аквариума, в каждом по две совсем белесые крупные рыбы. В одном — две энергичные взаимно-обвивающиеся рыбы, а в другом аквариуме одна из рыб еле рот открывает. Еще мне приснилось, что Л. стала подругой Медведевой. Я проснулся. Было темно, на раскладушке мирно спал нацбол Валера Коровин, чуть дальше у двери на матрасе похрапывал нацбол Алексей Цветков. Я подумал ясно, что еле открывающая рот рыба — это я или наша с Лизой любовь. А две энергичные рыбы — это она и ее новый парень. Но я сцепил зубы и дожил до 17 сентября, когда поезд Владикавказ — Москва дотащил меня до столицы. Я позвонил Л., ее не было ни дома, ни в журнале.

В обед я все же дозвонился в ее модный журнал и говорил с ней. "Да, здравствуй, с приездом", — вежливо и чуждо прозвучал ее голос. "Почему ты так звучишь — такая чужая? Ты нашла себе кого-то?" — "Потом, вечером поговорим, я не хочу, чтоб на работе слышали", — оборвала она меня.

Явилась она к десяти вечера. И вся натянутая, чужая, с отросшими волосами, стоя, объявила: "Я влюбилась". — "Когда?" — спросил я. "В начале сентября". — "Кто он?" — спросил я. "Какая тебе разница? Просто человек. Компьютерный дизайнер, как и я". — "Кто?" — настаивал я. "Ему 29 лет, зовут М. Больше я тебе ничего не скажу". Я дал ей по физиономии. Пощечину. Сцена, впрочем, обыкновенная. Миллионы солдат возвращались с фронта и сотни тысяч девушек оказались неверны своим солдатам. И солдаты разворачивались и давали крутой удар. Или пощечину по девичьей щеке. Самый страстный вынимал шмайсер и мочил девочку. "Ту, что была моей".

Вот что она писала об этом. Я выкрал эти страницы позднее. Ничего для меня утешительного.

"Сегодня полнолуние, сегодня я рассталась с Лимоновым, он вернулся в Москву утром. Утром меня целовал М. и говорил: "Доброе утро!" Время час ночи, сижу в баре и напиваюсь, еще один этап жизни закончен. Лимонов наговорил мне кучу гадостей, ударил по лицу, не хотел отпускать. Он любит меня. Почти ровно спустя два года мы расстались. Два года жизни из-за двухнедельного романа".

"Через полчаса наступит октябрь, у меня день рождения, четвертной… Виделась сегодня с С., он отлично выглядит, я, наверное, до сих пор люблю его. Выпили вместе бутылку дешевого молдавского вина, он уехал домой, решив, что я не хочу, чтобы он остался. М. уже неделю меня избегает, почему — не знаю, то ли действительно много работы, то ли не хочет меня видеть. Наверно, надо давать ему отставку, проживем без него, хотя я в него влюбилась и мне он сильно подходит. Но… Разговаривала только что с Лимоновым по телефону, он пьян, был у Полушкина на дне рождения, предложил устроить мой день рождения у себя в бункере, там уже не пьют, даже года полтора. Это уже почетное исключение из правил. Я не люблю Лимонова, мне интересен и в новинку М., я даже начинаю влюбляться в него. С. до сих пор остается для меня загадкой. Он (по его словам) ждет, когда я определюсь, для меня было диким ударом, когда он стал жить с этой девкой, и живет до сих пор…"

* * *

КОММЕНТАРИЙ К ЕЕ ЗАПИСЯМ:

Женщины, разумеется, что дети: погладил по подбородку, по шее, сказал вкрадчивым тоном ласковые слова, шоколадку протянул — и она на твоей стороне, идет за тобой. Это давно не секрет для меня. Но вот их полное пренебрежение иерархией мужчин, честная способность обманываться: видеть в неизвестном задрипанном музыканте С. или обыкновенном компьютерщике М. «загадку», меня оскорбляет. То, что Лизе, девушке вождя, может быть "интересен и в новинку М"., и что С. (по ее же собственным записям судя, нерешительный, вялый человек богемы, пьющий и принимающий наркотики, у которого ночуют вповалку друзья) "до сих пор остается для нее загадкой" после ДВУХ ЛЕТ ЖИЗНИ СО МНОЙ (человек-легенда, monstre sacre, живой классик, миф и прочие мои титулы, которыми не я себя наградил, но мир меня наградил) — меня шокирует и ранит. Одновременно я, конечно, понимаю, что при ее отвращении к политике, к культуре, ко всему, что находится за пределами ее семьи и ее круга знакомств, она просто не понимает, кто я, и не способна найти мне какое-либо применение, помимо хождения на тусовки, совместной постели и еды.

Она, однако, оказалась ревнива. С 17 сентября она часто звонила мне ночами, пьяная, добиваясь, один ли я? Я не был один. Или бывал и один, но не часто. Чаще всех приходила девочка Н. Д. - экстравагантное и изломанное создание с шатающейся походкой, двадцати лет, волосы окрашены синим, безгрудая, с оттопыренной попой, на высоченных каблуках. Подружка Мумий Тролля некоторое время и типа из группы «Браво», Н.Д. дружила и с бандитами. И при всем ухитрялась быть одинокой девочкой и несколько раз пыталась умереть. Приезжала красавица В. М. - двадцати пяти лет, лик великомученицы, стройные ноги, монгольские скулы и серые глаза. Появлялась из Петербурга двадцатилетняя М. 3. - у этой были огромные нежные сиськи. С таким набором у меня было разнообразие в постели. Все они мне нравились. Однако полностью меня удовлетворяла только Л. Простая разгадка — постель и тело для меня важнее всего. Влечение. Похоть, Вождь ты или слесарь — похоть не разбирает.

К ноябрю Л. несколько раз появилась у меня, но не соглашалась остаться. 11 ноября она зашла, и мы отправились на празднование годовщины вульгарной передачи Андрея Вульфа в казино «Метелица». Зачем я туда пошел? "Простые развлечения — последнее прибежище сложных натур", — объяснил бы меня Оскар Уальд. "И вождей", — добавлю я. Мы сидели за одним столом с Жириновским, Зайцевым и Айзеншпицем (кажется, так), и целовались. (Наши поцелуи охотно снимали СМИ и опубликовали в «ТВ-парк» и других популярных изданиях. Девочку Н. Д. буквально затравили, садистически показывая ей мое фото с Лизой, друзья и родные). Напившись водки и нацеловавшись, мы пришли ко мне. Когда Л. захотела уйти, я, сорвавшись, жестоко избил ее, так, что кровь хлестала на оконные шторы и на стекла окон, сломал ей нос и разбил губы. Она что-то поняла и осталась. Я не знаю доподлинно, почему. Может, поверила в мою страсть к ней. Я убедил ее кровью? Когда я спросил ее позже: "А как же твоя влюбленность, как же этот парень М.?" — "Скучно стало", — просто ответила она. И мы уехали в Питер, где бродили под дождем и снегом в Петропавловской крепости, разглядывали усыпальницы императоров (на надгробье Павла I стояли белые розы, может быть, принесший их прочитал восхваляющую Павла статью в "Лимонке"?), много пили, общались с Андреем Гребневым, лидером НБП в СПб, с нашим Лебедевым-Фронтовым — партийным художником-гением, с нацболами — парнями и девочками, спали на неудобном ложе в штаб-квартире НБП, даже попробовали питерских грибов. Я всегда ездил в Питер по партийным делам, но это был мой первый любовно-туристский визит. Я снял ее с работы в мондиалистском журнале, финансируемом французами. Капут работе.

Ревность, наверное, толкнула ее вернуться. (Она разорвала в клочки фотографии Н.Д. и несколько газетных светских хроник, где я и Н. Д. сфотографированы). Что еще заставило ее вернуться? Очевидно, честолюбие, хотя она и не согласится с этим. До меня у нее никогда не было человека, которого узнают на улицах толпы, не один, не двое прохожих, а именно толпы. Очевидно, ей это все же нравится, хотя Девушка вождя и делает вид, что она равнодушна к славе вождя. Как-то она сказала зло на мое замечание о том, что девушки спят со мной не из-за выгоды: "Да, ты вон какой капитал оставил Медведевой — всероссийскую известность!" Так что она понимает это. Честолюбие есть, хотя и не активное. Что еще толкнуло ее ко мне? Думаю, и ее беспомощность в ежедневной жизни. "С тобой я обедаю. Без тебя я бы ела одни бутеры", — призналась она. Еще она, конечно, хочет быть и оставаться девочкой как можно дольше (недаром сейчас близка с младшей сестрой, на девять лет ее моложе). Я, мужчина, старше ее на 30 лет, конечно, поневоле веду себя с ней, как с девочкой, и тем поддерживаю ее девочкой. Детей и семейной жизни она боится, как огня. Что еще толкнуло? Думаю, и ее мазохизм. «Фашист» в кавычках и без кавычек, председатель экстремистской партии и тоненькая девчонка с французистыми чертами лица (возможно, с легкой каплей еврейской крови) — узенькая крыска, похожая на героиню фильма "Ночной портье" — безусловно, садо-мазохистская пара. Интересно, что в день, когда меня снимали, комментирующего мой любимый фильм "Ночной портье", у меня должно было состояться первое свидание с Лизой, — мы назначили друг другу свидание у памятника Пушкину дней за десять до этого, в день знакомства. Телебригада, помню, домчала меня до «Пушки» и минут пятнадцать нацеливала на меня камеру, хотели заснять свидание. Через четверть часа они уехали. А Лиза тогда не пришла. В день, когда меня сняли на мосту, уходящего, имитируя последнюю сцену садо-мазохистского шедевра, она потребила какую-то наркоту с бывшим «мужем».

Однако мы все же встретились позже. Вождь и девушка. Жили, расстались, соединились опять…

* * *

ВЕРДИКТ

ЗАПОВЕДЬ № 1

Ни мужчина, ни женщина, ни ребенок, ни старик не имеют ни морального, ни физического права предавать свою семью, клан, воинское подразделение, народ и человека, с которыми (которым) они связаны узами крови, постели, духовного содружества, воинского или идеологического товарищества.

Так как в мире идет постоянная война всех против всех, подобное предательство должно расцениваться как Каиново, Иудино деяние. Совершивший(ая) его, достоин(а) страшнейшего презрения и физической либо моральной кары и адских мук. Ибо своим предательством он принес верившим в него и любившим его тягчайшие муки и космическую тоску. И выбил из-под ног их веру в преданность, выбил навсегда, как табурет из-под ног осужденного на повешение. И тот остался висеть, не дотягиваясь до земли, но и не в небе, навсегда.

В реальной жизни только сверхчеловек имеет мужество для выполнения этой Заповеди. Беда с людьми не в том, что они плохи, — лишь часть людей негативны от рождения, но в том, что люди ужасающе слабы. Предают они от слабости.

* * *

Один из ее друзей в шутку называет Л. "наша Ева Браун". У нее те же инициалы, что у девушки Гитлера. Она походит на Еву и по характеру. Вот что известно о Еве вкратце. "Все свидетельства отмечают (и так же показывает анализ почерка), что в ней мало напористости и никакой оригинальности. Но зато большая стабильность. Лицо овальное, удлиненное, с мягкими изгибами. Нос длинный, волосы тонкие и негустые, кожа нежная, бледная, почти прозрачная. Взгляд нединамичный. Тело длинное, немускулистое, руки тонкие, очень видны вены. Она любит жить в узком кругу. Очень быстро создает привычки. Она скрытна и малообщительна. Она создана для задач исполнения и малоинтеллектуальных задач. Она щепетильна в вопросах чести, принципов до упрямства. Секс и стол ее мало интересуют. Она знает периоды меланхолии и плохого настроения. Ее главные достоинства: послушность, дискретность, честность, экономия, чувство эстетичности.

Ева нашла в Гитлере силу, напряжение, напористость, живость, энергию".

Подчеркнутые в тексте качества имеет и моя Е. Б. Она прекрасно справляется с компьютером и если работает, то крайне упрямо. Однако она не может последовать моему совету, что "работать надо только на себя", так как она малоинтеллектуальна и даже антиинтеллектуальна, и потому исполняет проекты других — работает в журналах. Она любит жить в узком кругу. Ежедневно перезванивается с родителями и двумя сестрами, видится с ними едва не каждый день, т. е. она в постоянном живом контакте с пятью родственниками. Общается с бывшими любовниками, с экс-"мужем" и даже близко с его сестрой. Я: "Не надоели сестры? За столько лет?" Обижается: "Как? Ну это мои сестры…"

Запах табака и перегара из маленьких вздутых губок, пушок волосиков на верхней губе, серые сияющие глаза, коричневые круги под глазами, легкое воспаление вокруг крыльев носа, частые лихорадки и на носу и на губах, тонкая, раздражительная кожа (все, как некогда у моего одноклассника Яшки Славуцкого) — это Л. Узенькие длинные ножки, родимое пятно, как пролитое вино, на правом колене (коленки узкие, с выдающимися костяшками), узкий игрушечный таз, вены на бедрах, набухшие вены на тонких руках. Истинно Ева Браун (последняя, по некоторым свидетельствам, имела 1/6 еврейской крови).

Что ждет нас, меня и девушку вождя? Мы с самого знакомства обречены на трагедию. Я старше ее на тридцать лет. И если это не мешает нашей постели, у нас трагически мало времени, у нас не будет никогда детей, семьи, мы не можем планировать жизнь вперед, у нас нет дальнего будущего. Но все разумные доводы исчезают, блекнут, когда вижу: натягивает штанишки, тоненькая, нежная, сиськи трогательно выскакивают из лифчика.

* * *

Через два с половиной года после разрыва с Н. я освободился от нее, полностью. Но какой ценой! Мрачного отвращения к ней, ценой женоненавистничества, ценой влюбленности в Л., но и эта влюбленность обернулась предательством, звериной тоской и еще большим одиночеством. Девочки следуют с нами лишь часть пути, их куда более мрачное, чем наше, существование много короче нашего, их жизнь- максимум от 15 до 35 лет. От этого они такие невротические, неверные и бессмысленные. Самое разумное — ловить от них мгновенную радость и не возлагать на них надежд. Какие же надежды на бабочки и цветы…

Вождь идет своим суровым путем. Один. Одиночество — непременная участь героя.

* * *

СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ НБП

Мой день начинается в 8 или в 8.30 с разборки тучи бумаг: накладные, доверенности, договоры, статьи в газету, платежки, письма в Партию из регионов, письма в Москомимущество, в ДЭЗ. Я напоминаю себе завхоза. Я печатаю на дряхлой пишущей машине, ставлю печати, делаю копии на ксероксе, вывезенном из Парижа, подаренном — о, ирония! — юным человеком из семьи Шломберже — французских богачей. По понедельникам и средам вторую половину дня я провожу в штабе, куда меня привозит телохранитель (на метро). Там я принимаю посетителей и по понедельникам провожу собрания. Мне никогда не хватает времени, так как председатель непарламентской партии одновременно пашет и как завхоз, и как кадровик, и как кассир. Слава Богу, сейчас, когда партия многочисленная, я хотя бы не грузчик. В 1995-м я был и грузчиком. Главная причина, по которой у меня так много обязанностей, — я твердо запомнил первую заповедь председателя партии: "финансы и связи с регионами не доверяй никому". В этом сила вождя.

Одет я крайне просто: потертая куртка американского полицейского, унаследованная от некогда жившего в квартире, которую я снимаю, художника Роберта, отечественные высокие ботинки на шнурках, подаренные на день рождения "большим белым человеком", юношей Данилой Дубшиным, черные линялые джинсы, подаренные питерским нацболом, бывшим афганцем, Сашей Мальцевым, кожаный пиджак, его мне никто не подарил, я купил его в Париже на барахолке за 40 франков. На голове у меня лыжная черная вязаная шапочка. Прическа у меня, как у полковника на обложке книги Хэмингуэя "За рекой, в тени деревьев" издания «Пингвин».

Есть у меня отличный черный шелковый пиджак, подарок художника Игоря Андреева (живет в Париже). Есть еще недавно отличные туфли с двумя пряжками на каждой. Есть с полтонны бумаг — газетные и партийные архивы, рукописи и письма читателей.

Живу я в квартирах, которые снимаю. Достаются они мне случайно, знакомые оповещают, что некто съезжает. Я тогда занимаю квартиру. До сих пор без крыши не оставался. Потому не понимаю рабскую привязанность русских к своим квартирам — как правило, как тяжелые якоря, удерживают они русских от свободного плавания. Сейчас я живу в двухкомнатной квартире между метро «Кропоткинская» и метро «Смоленская». Я ненавижу мебель, но квартира набита шкафами. У меня, помимо книг и бумаг, ничего нет. Я оставил в Париже, а до того в Нью-Йорке все книги и вещи и рукописи. И несколько жизней оставил и несколько полных наборов персонажей. Мой самый старый друг здесь в России — Тарас Рабко, я знаю его с мая 1993 года.

В марте 1994 я окончательно сделал свой выбор — понял, что, если будешь мотаться по чужим войнам, то у тебя никогда не будет своей войны. Потому я в последний раз приехал из Парижа с решимостью победить или умереть здесь, на моей морозной земле. И с тех пор пашу здесь без устали…

Спускаясь в лифте, я сегодня ждал выстрелов, зная, что в этот раз их еще не будет. Однако примеряю мысленно «свой» подъезд как площадку покушения на меня, и это вовсе не весело. Думал ли я, что буду когда-нибудь так жить? Мечтал даже, но что будет так неудобно и несвободно — не предполагал.

Мне приходится заниматься всем. Производством и отправкой газеты «Лимонка». Сейчас у нас ушел верстальщик в богатое издание, а у Л. (она верстает сейчас "Лимонку") нет принтера и сканера. Новая же девушка делает нам набор газеты, она живет за городом, у нее нет телефона. Я должен соединить наборщика, Л., Дугина, он сканирует фотографии для газеты, и тех, у кого принтер. Помимо этого, оказалось, что один наш товарищ не позаботился, как должно, об организации отправки газет в город Краснодар, и из пяти отосланных номеров три пропали.

Помещение партии приходится защищать от попыток Москомимущества заставить нас платить неподъемные сотни миллионов рублей. Все это могу делать только я. Да, у нас есть талантливые люди, им отведен каждому свой фронт работ, но многие проблемы могу решить только я. Поэтому меня разрывают на части. Человек, занимающийся нашей газетой и партией в Астрахани, звонит и уговаривает меня напечатать в «Лимонке» его личную, очень личную повесть с фотографиями, не то от него уйдет его жена. (Да-да!!!) Звонят из Кемеровской области: они уже полгода не могут зарегистрировать организацию НБП, прилагая к этому непомерные усилия. Звонят студенты-юристы Казанского университета, им следует прислать по-иному составленное уведомление для предоставления в Минюст Татарстана. В Крыму два брата-патриота разругались. Один брат увел у другого наши газеты(!), сняв их с поезда за одну станцию до Севастополя. Укравший накричал на меня, когда я упрекнул его по телефону. Плюс я хожу на суды, встречаюсь с ментами и ФСБ по поводу то нападения на меня (в сентябре 96 г.), то взрыва в редакции в июне 97 года). У меня суток не хватает. Плюс я дописываю когда-то начатые книги, чтобы получить за них деньги, хотя книги эти мне самому перестали нравиться и перестали интересовать проблемы, затронутые в этих книгах. Плюс у меня личная жизнь и девочки в их "ранние двадцатые". А только с такими девочками я имею дело. То есть я занят 24 часа в сутки.

* * *

ЭДУАРД ЛИМОНОВ РАБОТАЕТ БУХГАЛТЕРОМ РЯДОМ

СО 107-М ОТДЕЛЕНИЕМ МИЛИЦИИ

"Комсомольская правда" об Э. ЛИМОНОВЕ:

"Судя по всему, ярким представителем древнейшей цивилизации Драконов является автор романа "Это я, Эдичка", нынешний лидер Национал-Большевистской партии Лимонов (понаблюдайте, как он вращает головой чуть ли не вокруг своей оси, а язык его во время произнесения слов не умещается во рту, как у какой-нибудь гюрзы)".

Личные наблюдения

Внешний осмотр Эдуарда Вениаминовича Лимонова. Рост средний или чуть ниже, телосложение — без патологий, волосяной покров умеренный, вполне антропообразен. Цвет лица — здоровый, близорук — носит очки (примерно 5–7 диоптрий). На руке перстень необычной формы. Черная рубашка, черная куртка. Повышенной подвижности шейного отдела позвоночника не обнаружено, язык во время речи изо рта не высовывается.

"М": Вам 54 года, а выглядите лет на 10 моложе, наверное, не курите, физкультурой занимаетесь…

Э. Л.: Да я в 81-м году буквально отравился никотином — выкуривал по две пачки «Житана», однажды окурился до блевотины, после этого бросил…

Бункер

Что касается физкультуры, то в бункере есть свой спортивный зал ("Вход в сменной обуви"). Бункер — это подвальное помещение на 2-й Фрунзенской, 7, мимо пройдешь и не заметишь. Несколько ступенек вниз по разбитой лестнице, обитая металлом дверь с табличкой «Арктогея» — это издательство, его книги можно приобрести в бункере. «Геополитику» А. Дугина — постоянного автора «Лимонки», например.

Налево — кабинет вождя, направо — «приемная»: слегка подштукатуренное типичное подвальное помещение. Вдоль стен — лавки, на которых в раздумье затягиваются табачком партийцы. За столом с телефоном — молодой человек с печатью осознанного долга на лице: "дежурный по полку". Огромный плакат с изображением Э. Лимонова. В продаже футболки с портретом Ильича, скрещенными куриными косточками и надписью на английском "Ешь богатых" (сорок «штук» стоит, между прочим). Далее еще ряд помещений, но без провожатых углубляться в них не решился: тусклое здесь электричество. На стенах плакаты с народными художествами: "Маяковский говорит по телефону с Шамилем Басаевым", "Маяковский убивает Каплан", "Бойкотируйте иностранные товары. Янки, вон из России!"

"М": Как вам достался этот могучий подвал? Сами захватили?

Э. Л.: Помилуйте! У нас договор с Москомимуществом на 10 лет, просто так кто бы нам позволил? Да мы в одном здании со 107-м отделением милиции. Поначалу могли платить за аренду, а сейчас цены так взвинтили, мы уже должны 86 млн. с НДС, не считая «пеневки»…

Из газеты "Лимонка"

"Американский посол в Москве за свою резиденцию переводит в столичный бюджет 13 долларов ежемесячно… За бункер с тараканами и одним краном холодной воды с «Лимонки» три шкуры дерут… Американский посол — гад, враг, из враждебного государства, закабалившего и унижающего нашу страну. Он достоин веревки, о которой говорил Ленин".

"М": Над чем работаете сейчас, Эдуард Вениаминович, о чем пишете?

Э. Л.: Да работаю сейчас завхозом! Звоню Кобзону, Лужкову, защищаю помещение — на нас сразу три организации наезжают. Еще оргработа — председатель партии. Приходит письмо — надо ответить, приносят стихи — не надо стихов, лучше пусть входит в «банду». Трудновато приходится: у нас нет прочного фундамента, связей, я 20 лет провел вне России, у Дугина тоже связей нет. Ловили людей поштучно, уже наловили порядочно, даже не всех можем занять — финансов не хватает.

Из газеты "Лимонка"

"…Молодежная радикальная националистическая партия ищет финансирования для осуществления в России национальной революции".

"М": Что есть национал-большевизм?

Э. Л.: Это красный национализм. Он зародился еще в 1918 году в России и Германии. Большевизм- это потому, что термин «коммунизм» себя скомпрометировал. Это идеи социальной справедливости. Это «левые» идеи! А национализм — это «правые». Мы «левоправые»: "Россия — все, остальное — ничто!" Хозяином в России должен стать русский народ. Наше отношение к западной цивилизации: возьмем у них все лучшее, а потом на ядерно-бактериологической веревке их и повесим. В НАТО надо входить — и становиться там у руля!

"М": Что символизирует ваш флаг: черный серп и молот в белом круге на красном фоне?

Алексей Цветков, ответственный секретарь «Лимонки»: Серп и молот — это союз двух типов труда, ну а о символике цветов вы, наверное, в газете читали.

Из газеты "Лимонка"

"Гитлера посетила идея, которую знаменитый историк Ширер назвал "озарением гения". "Нам нужен новый флаг, новые цвета, — размышлял он, — это должен быть красно-бело-черный флаг! Это самый могучий аккорд красок, который вообще возможен. И на белом фоне черный мотыгообразный крест… Красный цвет — олицетворение социальных идей, белый — цвет национализма…"

"М": В вашей НБП одна молодежь, как вы собираетесь брать власть и реформировать общество?

Э. Л.: Вот все говорят про управленцев: "Дайте нам хороших управленцев", — а я бы их всех убрал! Вот недавно был в Арзамасе в музее Гайдара — он в 16 лет командовал полком и ничего — справлялся. Я бы поставил у власти нашего 16-летнего парня!

По ходу нашей беседы к вождю заходили «бойцы». Двум новым партийцам Лимонов лично вручил партбилеты, обнимал и напутствовал: "Прости, пока без фанфар, но фанфары еще будут!" Казалось, что глаза юношей слегка увлажнялись. Один из них даже вскинул вверх руку в ритуальном приветствии "Слава России!"

Л. Новиков, "Владимирские ведомости"

* * *

СДЕРНУЛА МАСКУ РЫЛА

5 января 1998 года случилось знаменательное событие. Вечером, как всегда по понедельникам, я только что провел партийное собрание и был в зале собраний Штаба, прибежал растерянный Саша Дементьев ("Цемент") и сообщил, что звонит Елена Щапова. Я пошел и взял трубку. Да, это была она. Из Рима ее было слышно лучше, чем из Москвы. "Хочу предложить тебе жениться на мне. Женись, станешь графом…" — сказала она развязно, т. е. стесняясь. "По женской линии титул не переходит, ты же знаешь", — сказал я. "Я не шучу, я серьезно предлагаю тебе жениться на мне", — сказала она. "Да мы с тобой, кажется, и не разводились. Я, кажется, женат на нескольких женщинах сразу. И на тебе в том числе", — согласился я. Она сказала, что ей тошно в Италии и она хотела бы найти работу в России, и еще что-то стыдливо бормотала, все же возвращаясь к тому, что она хочет, чтоб я женился на ней. Я хотел спросить: "Да трезвая ли ты?" Но не спросил. Затем она долго диктовала свой телефон с помощью дочери (было слышно), переводя цифры на русский.

Поздняя, ненужная, бесполезная победа, подумал я, положив трубку. Боже мой, я ожидал этого реванша почти двадцать два года. Но зачем мне сейчас этот реванш? Ей будет сорок восемь лет! Когда живешь достаточно долго, то видишь жизнь в развитии, и грустно замечаешь, что ты был прав.

Хуйня, Лена, никакая ты не графиня, а потерпевшая поражение женщина, которая через 22 года поняла, что тот парень, резавший из-за тебя вены, парень, написавший о тебе страстную книгу — крик боли и отчаянья, — был единственным и самым-самым ярким. А ты прожила эти 22 года вдали от него. Как там я писал в 1976-м- страшным летом?

"Но я гляжу внимательно и жду,

Когда-нибудь, в каком-нибудь году

Она вдруг отрезвеет и поймет,

И ужаснется ее сладкий рот,

И закричит те нужные слова:

"Твоя любовь права! права! права!

А я больна была и все убила.

Прости меня!" — и сдернет маску рыла…"

Вот и сдернула. Случилось это в году 1998-м, 5 января. Но я не ощутил никакого удовлетворения. Поздно.

ОКРУЖЕННЫЙ ТОЛПОЮ ЧЕРНЫХ МАЛЬЧИКОВ

Я выписал билеты двум новым нацболам, ребятам из московской организации. В партию вступили Ермаков Сергей, родился 29 ноября 1979 года, и Коржевский Николай, родившийся 27 января 1980 года. Т. е. этот пацан вступил в партию за неделю до своего 18-летия. Молодец, круто и хорошо начал. Он студент-экономист и уже не раз ходил с нами на демонстрации. Пацанов у нас сейчас тьма.

Один из старших ребят, ему 21 год, — наш юрист Андрей Федоров, он на 5-м курсе МГУ, стажируется в Думе. Ходит всегда в белой рубашке и длинном пальто, при галстуке. Пришли фотографии из Екатеринбурга и Петропавловска-Камчатского. Сложив их с другими, из Питера и с московскими, вдруг увидели с Федоровым (он сидел у меня), что существует стиль НБП, яркий и отчетливый. Наши люди ни в коем случае не похожи на людей РНЕ, люди РНЕ попроще. За эти три года партийной борьбы я многому научился. Прежде всего, научился работать с людьми. Заветы Чингиз-Хана в "Великой Ясе" (сохранившейся, к сожалению, только в фрагментах в арабских источниках) оказались до буквы верны 800 лет спустя. Человеческие способности распознаются по совокупности поведения человека. Медлительных и хозяйственных Чингиз рекомендовал назначать пастухами и погонщиками, драчливых и быстрых — воинами и т. д. К нам приходят сотни ребят, три года назад я плохо понимал их, сейчас мне достаточно поговорить с каждым несколько минут, чтобы определить его.

У нас зарегистрировано 16 региональных организаций, списки и протоколы еще на одиннадцать регионов готовы. Мы растем, в то время как другие разваливаются. Вот что о партии пишут враги:

Газета "Русский телеграф" от 24 декабря, статья "Время нацболов" (политическая элита будущего формируется контркультурной элитой настоящего).

"Они (нацболы) дают своим адептам полную картину мира, чувство принадлежности, образ врага, спасают от заброшенности и бесцельности существования, от ненужной свободы". "Национал-большевизм наряду (и чаще всего одновременно) с героином, галлюциногенными грибами, рейвом, плеером и пирсингом стал частью молодежной контркультуры. Авангардно-хулиганская эстетика Лимонова терпима к сексуальным вариациям, психоделике, любым экстремальным формам проведения досуга". "Нацболы равно враждебны «желтоглазым» православным традиционалистам, скучным зюгановцам и партии власти. В кителях бундесвера, в тяжелых подкованных башмаках, с Селином, Кастанедой или Эзрой Паундом под мышкой, нацболы шагают по коридорам модных университетов. Они кончили продвинутые гимназии, знают языки, пользуются Интернетом. В них влюбляются дочки "новых русских", им завидуют сверстники: стильные, раскованные, с идеологией, эстетикой, смыслом жизни".

* * *

ПЕРВЫЕ НАЦБОЛЫ

Помимо отцов-основателей — Лимонов, Дугин, Летов — исторически первыми оказались: Тарас Рабко, Андрей К., Костя Ч. (он же Кирилл Крысин, художник и макетист газеты вплоть до ее 33 номера включительно). Последние двое начинали с Дугиным, Тарас пришел со мной, все мы начинали газету и партию в комнате № 411 в помещении "Советской России" и в квартире Дугина. Справедливости ради следует сказать, что и регистрировал партию и выпустил за свои студенческие деньги первую ее программу, составленную мной, и отпечатал бланки членских билетов тогда еще пацан из города Кимры Тверской области, товарищ Рабко. У него были тонны энергии. Он сбил меня на участие в выборах 93 года по Тверскому округу и он же собрал тогда один за выдвижение моей кандидатуры 2600 подписей. Холерического темперамента, быстрый и безумный, Тарас являлся к ночи в однокомнатную квартиру майора Шлыкова и падал, засыпая на ходу. В квартире Шлыкова находилась наша избирательной кампании штаб-квартира, и там же мы спали, набиваясь до 12 человек.

Кирилл Крысин — беленький, чрезвычайно продвинутый и суперталантливый мальчик, явился к Дугину с улицы и предложил макетировать «Элементы». Сын отца-профессора, преподавателя из полиграфического вуза, чуть заикающийся вундеркинд К. К. стал и дизайнером «Лимонки», согласившись сделать десяток номеров, но и после десяти бескорыстно продолжал это занятие, лишь эпизодически получая от меня небольшие суммы на технические нужды. Хорошо организованный, К. К. даже в одежде всегда напоминал мне немца или прибалта. Недаром он подружился с группой «Лайбах» и даже сопровождал ее на гастролях. Увы, небольшая короткая размолвка между Дугиным и мной весной 96 года как бы освободила К. К. (и Андрея К. тоже) от моральных обязательств передо мной. Судьба как-то тихо подыграла, и суперталантливый мальчик сказал мне, что не будет больше делать газету. Очевидно, тут сыграла роль и его жена, и ортодоксально-религиозная мама, а еще более сам К. К., его скрытое западничество. Он ушел работать в мондиалистский журнал с громким названием, где, по его собственному признанию, ни на что не влияет (удалось ему только убедить их сменить шрифты), но зато имеет пластиковую карточку. "Фирма даже платит за лечение зубов", — со стеснительным восторгом говорил он мне в тот единственный раз, когда явился с бутылкой водки вспомнить "наше славное прошлое".

Андрей К. - юный блондинчик, явился к Дугину в 18 лет и поразил его знанием языков и неплохой эрудицией. Тощий, скептический юноша- таким увидел я его в первые наши встречи. Он преспокойно в отличном стиле писал на любую заказанную тему. От статьи об Эзре Паунде до углубленного анализа европейских традиционалистов. Статья о первом юбилее «Лимонки» — его рук дело, как и статья о Кодряну и др. материалы в «Лимонке». Не помню вот, был ли он на втором юбилее. Кажется, уже нет.

Кирилла Крысина на втором юбилее не было, хотя я его приглашал. (Не было и на третьем). Сделанные им первые тридцать три номера газеты остались великолепными эталонами того, как нужно делать радикальное издание. Талант несомненный. Очевидно, какая-то слабость характера, чуть большая, чем необходимо, любовь к мелочам жизни увели его от нас. В своем мондиалистском журнале он — никто. Только служащий.

Окончив свой юридический факультет, энергичный Тарас (используя мои связи и свои собственные, он же энергичный Тарас) внезапно стал юрисконсультом группы «На-На». Я отнесся к этому событию скорее с юмором (Дугин отнесся с некоторым отвращением), я знал, что Тарасу нравится продвинутая богема, он дружил со скандальным журналистом Могутиным, с Африкой, с главным редактором «ОМа» Григорьевым, почему бы ему и не пойти в самую вульгарную из попсовых групп юрисконсультом, держа дистанцию? Я верил в природный скепсис пацана из Кимр, у меня у самого природный скепсис, вывезенный из Салтовского поселка, я не очень взволновался. Партия денег не платит, деньги нужно зарабатывать.

С Андреем К. происходили спешные трансформации. На наших глазах он раздулся, потом потолстел, затем ожирел. Он стал уделять алкоголю слишком много внимания. В МГУ его стали называть «Пиво». Он повздорил с одним из наших лучших ребят, Федором П. (этот не пил, был собранным, энергичным и старательным, работал на телефонной станции), обидел его. В конфликт пришлось вмешаться мне с Дугиным. Дугин, волнуясь, сказал мне, что Андрей ему дорог, он отстаивает Андрея. Однако уже через несколько недель между Андреем К. и Дугиным произошел конфликт, в результате которого Дугин выгнал Андрея. И тяжело переживал эту историю, повторяя снова и снова обстоятельства появления необычайно рано созревшего юноши. "Я научил его всему, — сетовал Дугин. — Он везде и всюду был выше своих сверстников, способен написать философский трактат, переводить с трех языков…"

Когда Дугин узнал, что Рабко устроил Андрея К. в группу «На-На» пресс-секретарем Алибасова, он был сокрушен. Я не был сокрушен, хотя и задумался. Встретив Бари Алибасова на телевидении, я ехидно сказал: "Что, подбираем объедки Национал-Большевистской партии? Видишь, Бари, какие у нас талантливые люди. Даже наш «брак» идет у вас первым сортом". Впоследствии Андрей К. написал даже несколько текстов хитов для «На-На». Андрей К. продолжал время от времени приходить в штаб, пока однажды, увидев его пьяным, сидящим у нас (он привел еще двоих друзей), я не распорядился выгнать его и больше не пускать. Что и было сделано. Надо сказать, что я пытался протянуть ему руку, предлагал писать для «Лимонки». Он обещал, но так никогда и не сделал этого.

Давно уже покинул «На-Найцев» Андрей К. Давно уже ушел от Алибасова Тарас и возится с каким-то так и не осуществившимся за полгода журналом. Рабко приходит в партию реже, ему 24 года, у него роман с девушкой из известной на всю Россию писательской семьи (с Таней своей он познакомился в НБП, она приезжала в Москву из СПб с подругами). Он не очень энергично ведет наши и мои судебные дела (его успешно, впрочем, заменил Андрей Федоров). На него все меньше можно положиться. "Ты постарел, Тарас", — смеясь, говорю я ему. Тарас из партии не уйдет, конечно, для этого он слишком ушлый по рождению и воспитанию кимрский парень. Но темпы он сбавил. В феврале 97-го я после долгого перерыва взял его с собой в поездку в Нижний и в Екатеринбург. От него было мало толку. И был даже явный вред. Возмущенный тем, что он дважды минут по сорок говорил из екатеринбургской квартиры (которую нам отдали партийные товарищи, и это им придется платить за него) со своей подругой в СПб, я вышел в коридор и нажал на рычаг. Обиженный, он сбежал в ледяную ночь, но вернулся. Далее состоялась сцена из телесериала "Отцы и дети". Он вернулся и предложил мне подраться, сказал, что я обидел его девушку. Я ответил ему, что я не его папа, пусть он дерется со своим папой. Я обвинил его в жадности, в том, что, получая теперь доллары, он не дает денег на партию, в том, что даже за его белье в поезде должен был платить я. "Раньше ты был студентом, но сейчас ты ведешь себя не как мужчина". Часам к четырем ночи мы помирились. Однако я впервые почувствовал, что он впервые поставил свои личные интересы выше интересов партии. Девушек в его жизни будет еще много ("графиня" Татьяна, конечно, льстит самолюбию парня из Кимр, мне тоже льстили мои графини, даже когда мне было за тридцать, контесса Жаклин де Гито — бургундская аристократка, моему самолюбию льстила).

Первые нацболы относились к категории быстро-зреющих и быстроживущих. Есть такие феномены, наиболее результативные в юные годы, но быстро истощающиеся. Рабко, наверное, не такой, я надеюсь.

Новые и новые, все более многочисленные волны молодежи накатывают на партию, и многие прикрепляются к НБП намертво. Если первых были единицы, то только за один день второго февраля 1998 года в партию поступило 26 заявлений о приеме.

Они приходят к нам разные. Длинноволосым анархистом пришел к нам ныне ответственный секретарь «Лимонки» Алексей Цветков. Я сам лично остриг его своей машинкой в помещении штаба. Существуют фотографии.

Максим Сурков, круглолицый, в очках с сильными диоптриями, пришел к нам тоже длинноволосым и тоже из анархистов. Совсем юным. И его я стриг сам. У Макса оказался крепкий характер, щепетильность и исполнительность. Он у нас как бы партийный старшина. На него можно положиться. Он крепкий парень.

Из первого призыва всегда с нами Кирилл Охапкин. Он заведует распространением газеты. Редко появляется огромный прапорщик Виктор П., но его сменил мощный Костя Локотков. Ребята в Москве, ребята по всей России, те, кого мы предвидели, начиная партию, материализовались. Есть такая партия! Личности, конечно, важны. Но партия — это коллективный труд. И если кто-то не в силах дальше нести имя, знамя и труд партии, их подхватывают другие, смена, и нас все больше и больше. Здоровый человек не может жить без общественного измерения. Ему мало личной жизни, мало покорения самок или любви одной. Здоровому человеку нужны флаги, фанфары, военные марши, победа его племени над другими племенами.

* * *

В ХАМОВНИЧЕСКУЮ МЕЖРАЙОННУЮ ПРОКУРАТУРУ г. МОСКВЫ

119270, г. Москва, Фрунзенская наб., 38/1

от Савенко (Лимонова) Эдуарда Вениаминовича,

гл. ред. газеты «Лимонка»

2-я Фрунзенская ул., д.7, помещ.4.

ОБЪЯСНЕНИЕ

По факту публикации в газете «Лимонка» № 70, июль 1997 года, в рубрике "Лимонка редактора" моей статьи "В Нижнем и Самаре выбрали хряков. Опять". Считаю нужным заявить следующее.

Содержащаяся в конце статьи критика трех стран — Польши, Чехословакии и Венгрии — направлена не на расовую или религиозную, или же национальную принадлежность населений этих стран, но всего лишь является критикой их политической позиции, которую они заняли по отношению к России, согласившись вступить в НАТО. Позиция, которую они заняли, является враждебной по отношению к России и русским. Потому, когда я пишу, что "три похабных страны решили принять в НАТО в Мадриде: наших вечных врагов и злопыхателей поляков, нелепых чехов и говнюков венгров", я не имею в виду обидеть эти перечисленные нации, но осуждаю их политическую позицию. Несколькими строками ниже я недвусмысленно заявляю об этом: "Покажите им, что они сукины дети, раз вступили в военный союз, направленный против России". Критика политической позиции индивидуума либо страны, либо нации не является разжиганием национальной, расовой и религиозной розни. Посему никак не попадает под определение статьи 282. Прошу прокуратуру понять это и поставить на место тех, кто пытается наехать на меня.

Э. В. Савенко (Лимонов)

1 октября 1997 г.

г. Москва

* * *

СМИ приглашаются на пресс-конференцию 2 октября в 12 часов дня по адресу: 2-я Фрунзенская ул., д. 7, полуподвал, железная дверь с надписью «АРКТОГЕЯ».

Представители трех радикальных движений: Э. ЛИМОНОВ (Национал-Большевистская партия), В. АНПИЛОВ (Трудовая Россия) и С. ТЕРЕХОВ (Союз офицеров) проводят пресс-конференцию по следующим темам:

1. Создание избирательного блока радикалов в составе: Трудовая Россия, НБП, Союз офицеров. Основной целью блока являются парламентские выборы 1999 года. Отныне в России создан радикальный блок оппозиции в противовес умеренной и системной оппозиции Зюганова и K°.

2. Совместная акция 3 и 4 октября.

* * *

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ПАРТИЯ

Специальное сообщение

Аресты и обыски членов НБП

В ночь с 16 на 17 октября был произведен обыск у Дмитрия Ларионова. Согласно милицейским источникам обнаружен "целый арсенал". Ларионов арестован и подвергается интенсивным допросам.

23 октября в 19 часов был произведен обыск в квартире Алексея Разукова, в свое время бывшего личным охранником Э. Лимонова. В прошлом лейтенант муниципальной милиции (его отец тоже мент) Разуков был арестован, но отпущен через трое суток под подписку. При обыске в милицейской семье обнаружено оружие.

23 же октября в городе Северодвинске городской суд вынес неожиданно суровый приговор Владимиру Падерину, руководителю региональной организации НБП в Архангельской области. Он приговорен к шести месяцам исправительно-трудовых работ и к удержанию 10 % от заработной платы за всего лишь словесные выпады в адрес руководителя местного проправительственного профсоюза.

В тот же день в Москве в 12 часов в межмуниципальном Головинском суде открылось судебное заседание по делу Витухновской. Через две минуты Алина была посажена в железную клетку и после заседания была отправлена в следственный изолятор. Напоминаем, что последние полгода Витухновская тесно сотрудничала с НБП.

Из конфиденциальных источников стало известно, что аресты, обыски, суровый приговор и изменение меры пресечения для Витухновской инициированы правительственными кругами. Цель всего этого — руками правоохранительных органов найти компромат на Национал-Большевистскую партию, только что вместе с "Трудовой Россией" Анпилова и "Союзом офицеров" Терехова вошедшую в состав нового Радикального Блока Оппозиции. Власть видит реальную опасность в существовании Блока Радикалов, в отличие от управляемого послушного Зюганова, радикальная оппозиция страшит власть.

Пресс-служба НБП

* * *

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ПАРТИЯ СООБЩАЕТ:

С 7 по 20 октября Джордж Сорос посетит семь городов России. Национал-Большевистская партия проведет акции протеста против вмешательства Джорджа Сороса во внутренние дела России в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и Казани.

Требуем остановить влияние этого чужеземного денежного мешка на наших ученых, преподавателей и, главное, детей! Требуем от МИДа лишить Сороса визы. Сорос, убирайся в Америку!

Пресс-служба НБП

* * *

ВНИМАНИЮ СМИ!

4 ноября в 12 часов дня по адресу: 2-я Фрунзенская ул., 7, полуподвал, железная дверь с надписью «Арктогея», состоится пресс-конференция:

"Рождение революционной радикальной оппозиции" по следующим темам:

1. Оглашение политического соглашения между "Трудовой Россией" (В. Анпилов), Национал-Большевистской партией (Э. Лимонов) и "Союзом офицеров" (С. Терехов); подписание соглашения.

2. Указ президента о создании комиссии по борьбе с политическим экстремизмом направлен против нас, имеет целью не допустить нас до участия в выборах. Протест.

3. Организация первых совместных массовых мероприятий 7 ноября в Москве и России.

В. Анпилов, Э. Лимонов, С. Терехов

* * *

О НАС ПИШУТ

"Вечерняя Москва" от 9 ноября.

"СТАЛИН ПОД ДОЖДЕМ". АВТОР А. МИТРОФАНОВ.

О демонстрации 7 ноября: "Радикалы ("Трудовая Россия" Анпилова, Союз офицеров Терехова и Национал-Большевистская партия Лимонова) собрались на Калужской площади и пошли к Васильевскому спуску. (…) Изюминкой праздничных торжеств стал Эдуард Лимонов, политический темперамент которого уже, кажется, загубил литературный талант. Вождь Национал-Большевистской партии привел в колонну Анпилова около сотни своих молодых сторонников: черные куртки, черные береты, алые знамена с серпом и молотом. Национал-большевики радостно скандировали: "Зюганов — козел!", "Селезнева — на парашу!"

* * *

Журнал «Эксперт», 10 ноября.

Статья "Союз воина, пролетария и писателя".

Лидер "Трудовой России" Виктор Анпилов, председатель Союза офицеров Вячеслав (ошибка: Станислав) Терехов и лидер Национал-Большевистской партии Эдуард Савенко (Лимонов) подписали Политическое соглашение о создании блока радикальной оппозиции. Как заявил Лимонов на пресс-конференции в редакции газеты «Лимонка», главной целью новой оппозиции станет участие в выборах в Государственную Думу в 1999 году.

Ошибочно полагать, будто это событие носит маргинальный характер. Усиление национал-радикальных движений и их консолидация, рост доверия к ним со стороны избирателя наблюдаются повсюду в Европе. Действовать новые радикалы стремятся максимально легальными путями, что лишь добавляет им популярности. Отмежевание же Лимонова от неудачника Зюганова (писатель назвал его "никаким не коммунистом") может повысить интерес коммунистического электората к радикальному объединению, а избиратели явно нуждаются в альтернативе нынешней КПРФ.

* * *

Журнал "Новое время", 19 ноября.

Статья "Они нашли друг друга".

"Боровшиеся до сих пор в одиночку, Виктор Анпилов, Станислав Терехов и Эдуард Лимонов объявили о намерении дальше бороться вместе. (…) Объединение радикальной левой оппозиции вряд ли грозит власти чем-нибудь серьезным, хотя нервы потрепать может: все три вождя любят сильные выражения и способны на экстравагантные выходки. Впрочем, может статься, что больше неприятностей они причинят не идейным противникам, а зюгановцам. Если радикалам внутри КПРФ и НПСР не удастся «столкнуть» Геннадия Андреевича, то часть из них может примкнуть к радикальному блоку. Но даже если этого не произойдет, "тройственный союз" способен на выборах отнять у респектабельной системной оппозиции парочку процентов голосов".

* * *

"Русская мысль", Париж, 27 ноября.

"СВЯЗЬ ВРЕМЕН; ВОСЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ НАШЕЙ ЭРЫ".

"Тайное оккультное общество «Арктогея», связывающее элиту русских «коммуно-националов» с западными "новыми левыми", включает, по некоторым данным, не только идеолога "евразийской автохтонности" и лимоновской "национал-большевистской партии" А. Дугина, одиозного редактора интеллектуально-фашистского журнала «Элементы», но и вполне статусных деятелей, формально не замеченных в сочувствии право-левому радикализму".

* * *

"СМ", (Латвийская, рижская газета), 22.11.97 г.

БУНКЕР ДЛЯ ГЕНИЯ

Корреспондент «СМ» побывал в штаб-квартире Национал-Большевистской партии России. И узнал, что Эдуард Лимонов собирается выпускать пиво имени себя…

— Народ, тренировки сегодня не будет. Сейчас мы пойдем в зал и прослушаем ряд телег. Эдуард хочет говорить.

…В Бункер меня привел с революционной манифестации Эдуард Лимонов, к которому я привязался на Васильевском спуске. Писатель, весь в черном (кожаный пиджак с сербским орлом, вязаная шапочка на седом ежике), оказался неожиданно молодым и маленького роста. "Тридцатилетний юноша", как он назвал сам себя в «Эдичке», без видимых затруднений стал пятидесятипятилетним юношей. По пути приняв на себя (зачем?) крест вождя.

Поспеть за ним трудно. С акции он, окруженный толпою черных мальчиков, бежит вдоль Москва-реки «домой», по дороге перескакивая через трубы теплотрассы и угощая спутников водкой из гербовой фляжки. Под нее у вашего корреспондента и родился первый вопрос:

— А почему бы вам не выпускать водку «Лимонка»?

— О, это целая история. Мы хотели ее в производство запустить, но там свои сложности, коммерческие… Государство за водочным рынком следит очень, а мы и так на полулегальном положении.

— Вождь, а может, пиво «Лимонка» попробовать выпускать? — подает идею мальчик в буденновке.

— Да, мысль. Пиво — это хорошо!

Несколько отставшие на первом километре, нас догоняют члены партии постарше и порассудительней. Я слышу за плечами: "…Да. Я на эту тему как раз готовлю один очень интересный религиозный манифест…"

Оборачиваюсь. Это идет человек номер два в Национал-Большевистской партии, полиглот о девяти языках и просто философ Александр Дугин (час назад виртуозно, по-французски обкладывавший из колонны французское посольство в мегафон). Похожий на Константина Эрнста, толстый и с детскими глазами.

ПРИЮТ СПОКОЙСТВИЯ, ТРУДОВ И ВДОХНОВЕНЬЯ

Дом желтого цвета на Фрунзенской. В верхних его этажах- прокуратура. В подвале живет штаб НБП. На всю партию есть два ключа от штаба, и они не у Лимонова. На сварной двери маленькая надпись: «Арктогея». Название почему-то не партии, а дугинского издательства. Издаются (и продаются прямо при входе) здесь книги лично близких Дугину авторов — Генона, Эволы, Кастанеды, Хейдеггера, а также — самого Дугина и творцов-партийцев.

Свой штаб «нацболы» называют гордо Бункером. В Бункере они живут уже третий год. Комнат в нем столько, что хватило бы на десяток латвийских партий правящей коалиции. Здесь же редакция «Лимонки», актовый и спортивный залы.

— Деньги за газету! — приказывает вождь мальчишам-распространителям. Мальчиши сдают. На митинге «Лимонку» продавали по тысяче за номер.

— …Что? Только сорок номеров, что ли? Деньги!

Мальчишки снова копаются в карманах и сдают еще. Тяжело все-таки с детьми.

При желании в Бункере можно обучить целую тысячу революционеров. Есть где хранить гранатометы, автоматы и агитплакаты. На стенах — только покрасить- можно было бы разместить "Устав НБП", "Порядок приема в НБП" и прочие полезные материалы. Но пока штаб выглядит как разросшаяся комната подростка-металлиста. Муссолини, Че Гевары и Лимоновы громоздятся на стенках. С полов не убрана цементная крошка. В таких подвалах живут, скорее, не партии, а тусовки.

МАРШ ВОЛКОДАВОВ

— Поздравляю всех с успехом. Мы наконец добились того, что нас начинают принимать всерьез. На проведенном митинге самой молодой и многочисленной силой были менты. А после них — мы.

Так Лимонов начал свое отеческое слово к партии, разместившейся на пачках партлитературы.

— Мы составили коалицию с двумя очень раскрученными партиями — "Союзом офицеров" и "Трудовой Россией"… Они сами предложили блок, и он нам очень нужен… Несмотря на то, что Виктор Иванович Анпилов очень милый, хороший человек, он все-таки не совсем националист, как и его организация. Единственная современная радикальная партия в России — это мы…

— На выборах-99 нашему блоку все аналитики пророчат 10 процентов. Теперь нам остается только занять ту нишу радикальной оппозиции, которая имеет свои 10–15 процентов во всех странах, как во Франции или Италии, так и в Польше… Каждый из сидящих здесь может стать депутатом Думы (корреспондент «СМ» тут сильно призадумался)… Тем более, что зюгановская дума сейчас уже ордена от Ельцина принимает- это пи…ц!

— Подписные листы собираются слабо!.. Вот так. У меня все. Да, раньше у нас по праздникам пили. Но это… неправильно. А за пределами здания — пожалуйста. Александр Гельевич, вы?

Дугин, поднимаясь: "Ну, буквально пару слов…" (Следует часовая продвинутая речь о том, какая интересная вещь национал-большевизм.)

По окончании «минутки» писатель Лимонов выходит из зала. На нем висит девочка-анархистка и настаивает: "Ну надо же организовывать вооруженные отряды сопротивления по всей стране…" Лимонов объясняет, что сначала надо иметь социальную поддержку. А то народ не поймет юных герильеро.

— У нас в Латвии коммунистическая идеология запрещена. Не то что национал-большевистская. Что бы вы хотели сказать своим поклонникам в Риге?

— Мы сами работаем в полулегальных условиях. Финансовой поддержки нет, акции наши замалчиваются, вот недавно бомбу у нас взрывали. А вот рижские товарищи могли бы организовать "Кружок любителей Лимонова"… Кстати, у меня с собой партийный гимн есть, в двух вариантах. Сейчас послушаем.

На мотив, похожий одновременно на "Хорст Вес-сель" и на гимн Иностранного легиона, звучит: "Бритый затылок, черный рукав — это идет молодой волкодав! И от тайги до британских морей русская нация всех сильней!"

— А почему у партии XXI века немецкий марш 30-х?

— А они, немецкие марши, очень подъемные…

— А вы разве волкодав, Эдуард Вениаминович?

— Нет…

Волкодав, конечно, не он. Низкорослые хайрастые (или лысые) волкодавы уже нарезают сало в отдельном закуточке, затянутом маскировочной сетью. А он, писатель, — вождь.

— Лимонов — культовая фигура нонконформной интеллигенции, — поясняет Дугин.

Председатели собираются уходить. В толпе мелькает, тоже маленький, Паук — Троицкий, идеолог "Коррозии металла". Бородатый юноша берет гитару и начинает петь. Окрестности Бункера кишат национал-большевиками, буквально понявшими распоряжение "пить за пределами".

— Главное — напоминать о себе. Когда мы выведем на улицы России десять тысяч человек, считайте, власть мы уже взяли…

Вечером по московским каналам шли новости. Хотя во время манифестации повернуться было некуда от видеокамер, «радикалов» (несколько секунд) показывали только по ОРТ…

Виктор Мараховский

* * *

ДЕМОНСТРАЦИЯ

А. Митрофанов в "Вечерней Москве" и В. Мараховский в рижской газете «СМ» оба верно уловили пульс демонстрации 7 ноября 97 года.

7-го я встал в 6.30, тепло оделся (тельняшка, майка, верблюжьи носки и т. д.), выпил две рюмки водки, съел пару кусков горячей свинины, кинув их на сковороду. (Все это для обогрева, обыкновенно я не ем до двух). Я наполнил 200-граммовую фляжку водкой. Пришел мой охранник Михаил Хорс, от еды отказался (ел дома), и мы поехали в штаб под обильно валящим крупным снегом. Я был в тулупе и в двух штанах. В штабе в последний момент отказал матюгальник. Два наших отличных тамплиера пролетариата- Сергей С. и Алексей стали ремонтировать матюгальник, выпотрошив его на стол. По уже сложившемуся обычаю, каждому была определена задача и розданы лозунги, знамена, штандарты. Я бродил из кабинета в зал собраний и привычно волновался. Сколько наших придет? От того, сколько их придет, зависит репутация партии. Постепенно люди собрались, и мы вышли. Я впереди, по снегу, — колонной на Фрунзенскую набережную, а оттуда через мост — к Октябрьской площади. В 8.30 мы были на Октябрьской и присоединились к своим. По пути нас подозрительно и хмуро разглядывают менты. Молодежь в неразбавленном виде вызывает у них тревогу. Наши союзники — "Трудовая Россия" и Союз офицеров — многочисленнее нас. Но их личный состав, в основном, — пожилые люди. Наши "черные мальчики" все в возрасте от 17 до 21 года.

Выносим наше партийное знамя (4x2 метра) к цоколю памятника Ленину. Ободряю ребят, строю их через матюгальник. Говорю постоянно. В этом отличие наших демонстраций. Это всегда энергия, шум, беспрерывное скандирование остроумных лозунгов. Здесь мы лишь пробуем горло. По дороге разойдемся совсем. Снег все валит. Меня зовут к грузовичку "Трудовой России". Через микрофон приветствую народ. "Удалось в 1917, удастся и нам!" — кричу.

Наконец трогаемся. Так как мы дисциплинированны, то вперед валит патриотический симпатизирующий люд: старики и старухи идут, как придется. Мы идем компактным ощетинившимся каре, ребята и девушки, всего около трех сотен нацболов, но зато какие идут и как идут! "Ленин, Сталин, Че Гевара!" — орем мы. "Чубайса на нары!" "Танки вместо видиков!" "Дзержинский вместо Чубайса!" "ВЧК!" Лозунги рождаются сами с подачи ребят. Я только их озвучиваю в матюгальник, ребята подхватывают. Один из предпочитаемых лозунгов — "Хороший буржуй — мертвый буржуй!", "Капитализм — дерьмо!" — тоже в ходу. Я почти все время иду задним ходом, дирижируя ребят. Ноги в верблюжьих носках в порядке и сухие. Тулуп все тяжелее — впитал столько уже мокрого снега. (Высохнет он у меня только на третьи сутки и окажется весь в белых пятнах травления — такой ядовитый над Москвой снег). Хорс предлагает пробежать корейским шагом (так же, тяжело опуская ногу, бегали и черные сторонники Манделы, и японские левые). Мы бежим, высоко подымая ноги и грозно топая, в убыстренном ритме выкрикивая: "Ленин, Сталин, Че Гевара!", "Ленин, Сталин, Че Гевара!" Наш тяжелый топ вызывает шок у милиции и огромный интерес телевидений. Нас снимают безостановочно. Триста юных лиц, ой как замечены. Членов партии интервьюируют на ходу.

Обрастая по пути молодежью, наконец входим на Васильевский спуск. Столпотворение! По сценарию грузовичок "Трудовой России" стоит под церковью Василия Блаженного, но Анпилов и Терехов доказывают ментам, что на небольшой и обледенелый, на него не залезешь. Перестраиваемся в общем смятении к Кремлевской стене спинами. Взбираемся по ступеням на кремлевский откос. Митинг ведет депутат Мосдумы Сергеева. Мне дают слово третьему. И справа и слева от меня наши запоминающиеся, характерные красно-бело-черные флаги. Снизу, давя друг друга, нас снимают иностранные телекомпании. Особенно стараются немцы, в их стране НБП известна, и известна отрицательно. Отговорив свое, спускаюсь в массы. Идем возлагать венок к Мавзолею. Терехов просится пропустить его первым. Долго ждем, дружелюбно беседуя с ментами. У них и у нас собачья жизнь. Они мокнут и дрожат на ледяном ветру за деньги, мы — последовательно работаем на революцию. Пускают на площадь только 30 человек. Я иду впереди с Ольгой К., девушка-нацбол хорошо смотрится: высокая, с энергичным лицом. Несем корзину красных гвоздик.

Красная площадь представляет из себя странное и мрачное зрелище. Вся она забита запаркованными грузовиками и автобусами (возле них кое-где прыгают замерзшие менты и омоновцы). Снег превратился в проливной дождь. Нас ведут, сопровождая, менты. Мент в капюшоне даже берет меня под руку: оказывается, бывший сосед, экс-начальник 107-го отделения над нами, сейчас работает в РУОПе. На площади только ментовская телекамера и, по-видимому, их же один фотограф. Т. е. польза от возложения будет нулевая: СМИ нужны нам как посредники между нами и обществом, а СМИ отсутствуют. Однако мрачная Красная площадь все же величественна. Мы с Ольгой, ведомые майором милиции, входим к Мавзолею. Я опускаюсь на одно колено, расправляем ленту. "Тебе удалось, Ильич, удастся и нам!" — шепчу я. Ребята стоят сзади молчаливой колонной. Момент символический, даже глаза щиплет. Борис Гусев привел своего сына 9-летнего, тот запомнит.

О том, как мы возвращались с демонстрации, сойдя с Васильевского спуска, по набережной, вдоль Кремля, с юмором описал В. Мараховский. Его репортаж — доброжелательный, несмотря на то, что он — из газеты, печатающейся на оккупированной территории. А может быть, благодаря этому.

То, что показали стране «российские» СМИ, увы, разительно отличалось от реального политического дня 7 ноября. Если к середине дня (демонстрация и митинг закончились на Васильевском спуске к 13 часам) еще можно было увидеть по НТВ и REN-TB нашу колонну, молодые лица, сильные лозунги, Лимонова у микрофона на фоне Кремлевской стены вместе с Анпиловым и Тереховым, то к вечеру цензура телеканалов полностью удалила нас, вырезав и обрезав. В одном случае нас показали только снизу, до пояса — ботинки и крик: "Ленин, Сталин, Че Гевара!", с «пояснением» комментатора, что вот "зюгановские старики". «Старики» были в черных шнурованных высоких ботинках и черных брюках и отличались юными звонкими голосами. Но это, как видно, не смутило фальсификаторов. Если к середине дня многие, и радио и телевидение, говорили единодушно о том, что и радикальная демонстрация (т. е. мы) и зюгановская были примерно равны по численности, то к концу дня цифры зюгановцев были раздуты до 20 тысяч, а нас опустили до 5 тысяч.

Это естественно, ведь Геннадий Андреевич послушен, дрессирован и дрожит за свое думское место для своей жопы. Потому телевласти подыгрывают Геннадию Андреевичу. Мы же — дикие, дикая молодежь. 15–20 таких, как мы, в Государственной Думе в 1999 году не оставят властям шансов на спокойную старость. Мы, если попадем туда с анпиловцами и офицерами Терехова, не будем дрожать за места и за десяток дней (даже если продержимся только десяток дней) покажем народу, что надо делать. Виктору Степановичу и Анатолию Борисовичу придется сплясать голыми канкан на столе Госдумы, и не один раз, если мы придем в Думу. А если распустит Думу президент, то в следующую уже будет выбрана сотня наших. А если Думу вообще упразднят, мы начнем гражданскую войну.

В 1977 году в городе New York City я написал в дневнике: "Девочки и мальчики-подростки, на фотографиях стоя за корявыми задубелыми отцами и матерями, дают мне надежду. Глаза их туманно и восторженно направлены в будущее. Ради них следует жить". Через двадцать лет я председатель самой юной партии России. Обо мне часто говорят: "Вот он работает с молодежью". Да ничего подобного! Это молодежь работает со мной. Я оказался нужен в этой стране только молодежи! Хитрая «оппозиция» вначале взяла меня работать на них. Они мне это позволяли аж три года — "работай всласть и в "Сов. России", и в совписовском «Дне»! Но когда я впервые сам пошел в политику (после Октябрьских событий, после того, как убедился, что они ВСЕ ПРОВАЛИЛИ), тут они стадом в цековских ботинках прошлись мне по рукам и по лицу. Не допустить несвоего! Тут все их похабные свиные инстинкты проявились.

Молодежь же сама меня нашла и стала кучковаться вокруг меня еще с весны 1993 года. Я оказался здесь нужен только молодежи.

Я не молод. Но я суперсовременен. А молодежь всегда современна или хотя бы хочет быть. Поэтому я им не только ровня по современности, но много современнее, чем они. И это их увлекает. Кто еще может вести ребят, как не автор "Дневника Неудачника", "Великой Эпохи", "Дисциплинарного Санатория", "Убийства Часового"? Кто?

После обсуждения результатов дня в бункере (сцена живо описана журналистом Мараховским) я отправился домой. Там меня ждала девочка. Нет ничего круче, после целого дня в стихиях под мокрым снегом, в холоде, ощущая локти и энергию товарищей по борьбе, очистившимся, сильным от соприкосновения с энергией товарищей, прийти с сорванной глоткой домой и завалиться с девочкой в постель. (Обязательно с девочкой, т. е. с "бабенкой нерожалой"). И ничего, что она не разделяет моих политических убеждений. Я допил оставшуюся водку и ушел с ней в постель. Как велели в тантризме. Не старше 20 лет.

* * *

СООБЩЕНИЕ

17 декабря Виктор Анпилов и Эдуард Лимонов посетили г. Ковров Владимирской области для того, чтобы поддержать кандидатов в депутаты Городской Думы от НБП — Нину Силину (11-й округ) и Ирину Табацкову (18-й округ).

Вопреки закону о выборах, встреча в местном институте не состоялась: туда Лимонова и Анпилова не допустила вооруженная милиция. Встреча была проведена в соседнем кинотеатре. Не состоялись и встречи в 8-й и 21-й школах. Там тоже вход был заблокирован милицией. Не помогло и вмешательство прокурора. Тонтон-макуты г. Коврова весело игнорировали подписанное прокурором предписание: встречу с избирателями в школах провести. "Нам прокурор не начальник, у нас начальник милиции командует".

Во Владимире — красный губернатор Виноградов. "Как же так?" — спросит читатель. Ответ: "Беззаконие — оно не красное и не белое. Оно — беззаконие. Мы живем в полицейском государстве".

Пресс-служба НБП

* * *

ЗАМЕТКИ РЕДАКТОРА

Пошел четвертый год нашей малышке «Лимонке». О прошлом чего говорить, восемьдесят номеров газеты говорят сами за себя: они вызвали к жизни новых людей — нацболов; поговорим лучше о настоящем и будущем. Прежде всего, обращение к авторам — пишите коротко! Ясно, что все вам кажется важным, но у газеты свои законы, у «Лимонки» всего четыре полосы формата А2 на всю Россию раз в две недели. Второе: размышления должны быть сведены до минимума: цифра, голый факт говорят ярче, громче любых размышлений. В любом случае: размышления посылайте или в «Завтра», или в "Независимую газету" — там говорят на старом, неспешном языке. «Лимонка» ненавидит рефлексию и размышление. Дрянные стихи не присылайте. Да еще тоннами. Не надо, товарищи. Удержитесь. Ясно, что хочется, но не надо.

Пишите о положении дел в городе, поселке, регионе, где вы живете. (Большинство авторов предпочитают рассуждать о Евразии, телевидении, Эволе, прочитанных книгах). Пишите о том, сколько заводов стоят, о чем говорят студенты, бандиты, старухи, милиция. Возможно, вам это кажется несущественным, но другие читатели хотят знать, чем и как живут Псков, Мурманск, городок N. Из официальных газет ничего не почерпнешь, там все о президенте, Черномырдине, Чубайсе, Алле Пугачевой. А нам надо дать читателю реальный облик России. Кто же как не мы сделает это…

Нам многие советуют, учат нас жить. Есть десятка два типов, которые более или менее регулярно присылают нам многостраничные порицания: тут вы неправильно поступили, а надо вот как, и вообще, газетка у вас ничего, но вот надо бы вам выходить раз в неделю и тиражом в сто тысяч. Есть типы, порицающие нас за «неправильное» название партии ("Ни в жисть русский народ не пойдет, не проголосует, что за НБП, какие нацболы… и пр.), есть люди, предъявляющие нам претензии за «покраснение» ("Вы потеряли право называться националистом, Эдуард Вениаминович…", "…союз с Анпиловым, ах, ох!"), за левизну. Есть еще категория молодцов, призывающих: "Ребята, хватит заниматься разговорами и устраивать митинги и пикеты. Время действовать. Действовать уверенно и жестоко…" Последних сторонников действий можно послать куда подальше. В конце концов, это мы сформировали наших людей, и это нам ими командовать, а не пришлым энтузиастам. Когда дадим сигнал, тогда и пойдем. Наши ребята — не ваши ребята. В целом на советы можно ответить: "Мы не советский магазин. У нас нет книги жалоб и предложений. Мы работаем на русскую революцию. У нас своя газета и своя партия. Мы никого не спрашиваем, какое название должно быть у НАШЕЙ ПАРТИИ. Это наше дело. В дискуссии по поводу НБП не вступаем. Если мы ошибемся, нас грубо накажет История. С газетой еще проще. Ну идиоту ясно, что лучше иметь более мощное орудие: стотысячный тираж и еженедельно выходить. У вас есть все эти сотни миллионов, которые необходимы для подобного предприятия? У вас есть распространители, которые могут эти сто тысяч взять у нас? Есть? Тогда несите деньги, и мы обрушим сто тысяч «Лимонок» на РФ еженедельно.

Ах, у вас их нет? Ну тогда и не давайте нереальные советы. У нас есть знакомый мужик в очках, он стеснительно приходит уже второй год на наши собрания, большей частью молчит. Время от времени, стесняясь, подходит и сует мне деньги на газету, то двести тысяч, то сто, извиняясь, что больше не может дать. Есть пожилые женщины (я всегда отказываюсь, не хочу, ухожу), дающие то пятьдесят тысяч, то еще сколько: "Это Вам на газету…" Есть, мужики, останавливающие меня на ходу где-нибудь в метро, жмущие руку: "Дави их, Вениаминыч, дави!.." Вот это люди, цены им нет — от них любой совет выслушаем. А те, кто пунктуально разбирает наши «ошибки»: 1)…. 23)…, да еще и не ставит на своих скрижалях обратного адреса, тому грош цена в базарный день. Вы бы лучше помогли нам выжить.

Почти без сомнения «Лимонка» окажется на улице после 24 декабря. Арбитражный суд вряд ли решит дело в нашу пользу. Мы надеемся, что дата выселения будет не 31 декабря. Мы, коллектив редакции «Лимонки», коллектив редакции журнала «Элементы» и издательства «Арктогея», так же, как и Национал-Большевистская партия, приняли решение сделать выселение радикальных изданий «Лимонки» и «Элементов» из помещения показательным общероссийским делом борьбы бедных против поганого молоха капитализма. Почему им — Москомимуществу, банкирам — принадлежит все, все помещения и даже подвалы, а нам ничего? Наши отцы и деды, что, работали хуже, чем отцы и деды Черномырдина и Лужкова? Я сам, Эдуард Лимонов, что, не заслужил у этого поганого государства подвала для моей газеты? Я обратился к пяти министрам и в администрацию Президента. В администрации высокомерный чиновник поучал меня жизни, а министры даже не ответили. Я ожидал именно этого, но мне нужно защищать свою газету.

Юрий Михайлович Лужков, Вы выступили 6 декабря на чиновничьем съезде российского движения "Новый социализм", который состоялся у Вас в мэрии. Там Вы сказали господам А. Вольскому, Ю. Петрову, Л. Вартозаровой, С. Федорову и другим 479 делегатам — "новым социалистам" и прожженым чиновникам, что "либерально-монетаристские реформы полностью провалились, и в этих условиях поднимают голову некие радикальные экстремисты, которым только на руку грабительская приватизация и реформы "по Чубайсу". Так как Вы, Юрий Михайлович, не можете остановить реформы по Чубайсу и грабительскую приватизацию, то еще 27 ноября Вы отдали приказ «мочить» "Лимонку" и «Элементы», поднявших в Вашем подвале на Вашей территории свою радикально-большевистскую голову. Но мочить Вы решили пока тихо, иск Москомимущества не требует с нас денег, и предлог (в то время как последняя «претензия» Москомимущества определяет наш долг в 234 миллиона) — всего лишь невыплата на 20 миллионов в арендной плате и пене. Зря Вы это, Юрий Михайлович. В борьбе с царями и градоначальниками побеждали всегда поэты и революционеры. Проигранное дело. Проигранное, да к тому же, и по-человечески нехорошее. "Дело «Лимонки» основательно подмочит Вашу репутацию "очень хорошего мэра".

Э. Л.

* * *

ХОТИТЕ ПРИСУТСТВОВАТЬ ПРИ АКТЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО НАСИЛИЯ?

Хотите наблюдать, как радикальную газету «Лимонка» руками Москомимущества вышвыривают на улицу?

Э. Лимонов, А. Дугин, редколлегии «Лимонки» и «Элементов», Национал-Большевистская партия ждут вас 24 декабря в 15.00 в помещении Московского арбитражного суда по адресу: Новая Басманная ул., д. 10, 5-й этаж, зал 532, судья Давыдова.

Там состоится судебное заседание по иску Москомимущества к ассоциации «Арктогея» (объединяет газету «Лимонка», журнал "Элементы") О ВЫСЕЛЕНИИ!

Однажды… в декабре 1994 года Ю. М. Лужков распорядился предоставить Лимонову и Дугину помещение в аренду. И что из этого вышло…

ЕСЛИ СВОБОДА ПЕЧАТИ ДЛЯ ВАС НЕ ПУСТЫЕ СЛОВА И РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ НА ВСЕХ — ПРИХОДИТЕ!

* * *

"Коммерсант-Дэйли" 23 января 1998 г.

Эдуард Лимонов хочет остаться в подвале

Вчера арбитражный суд Москвы начал рассматривать иск городского комитета по управлению имуществом о расторжении договора об аренде и выселении добровольного общества "Историко-религиозная ассоциация «Арктогея» — издательского объединения газеты «Лимонка» Эдуарда Лимонова и журнала «Элементы» философа Александра Дугина. С «Арктогеи» требуют 20 млн. рублей арендных платежей (такова сумма иска). Денег у издателей нет, но стороны надеются помириться, и заседание суда перенесли на следующую неделю.

"У меня всегда были очень хорошие отношения с Лужковым, — вспоминает Эдуард Лимонов. — Я бы даже сказал, нежные отношения были". В декабре 1994 года главы "газеты малого тиража «Лимонка» и интеллектуально-философского журнала «Элементы», Лимонов и Дугин, написали мэру письмо: "Мы за вами давно наблюдаем и пришли к выводу, что вы планомерно сдвигаетесь в сторону национальной русской идеи". После скромной лести авторы письма попросили у мэра материальной помощи: "Куда полезнее для здоровья и России, и Москвы, чтобы Лимонов и Дугин решали проблемы русской мысли и русской культуры на страницах высококачественных интеллектуальных изданий, а не на митингах и площадях. Лично нам ничего не нужно. Но мэр Москвы мог бы выделить всемирно известным писателю и философу помещение для редакций. Нам не нужны ни дворцы, ни особняки, нас устроит даже чердак или подвал".

Сошлись, по словам Лимонова, на полуподвале, где "один кран с холодной водой, один туалет, и с наступлением теплых дней невыносимо воняет за ветхой стеной мусоросборник". В феврале 1995 года МКИ и «Арктогея» заключили договор аренды на нежилое помещение общей площадью 340 кв. м в доме на Фрунзенской улице. Арендная плата составляла около 8 млн. рублей в год, включая НДС, что вполне устраивало писателя и философа. Но через полтора года, в июле 1996-го, аренда была повышена в десять раз — до 84 млн. рублей в год. Лимонов думает, что мэру мог не понравиться союз Национал-Большевистской партии писателя с "Трудовой Россией" Анпилова и Союзом офицеров Станислава Терехова. "Откуда у меня такие деньги? — возмущается писатель. — Ни газета, ни партия дохода не приносят. Мой гонорар за издание книг составляет в лучшем случае $4 тыс. раз в год". В общем, платить аренду «Арктогея» не стала, а Лимонов отправился на прием к Юрию Лужкову.

Для начала мэр и писатель поговорили о том, что у Лимонова до сих пор нет московской прописки. "Лужков говорит: пропишитесь у родственников, — рассказал Лимонов корреспонденту «Ъ». — Я отвечаю, что мои родители живут в Харькове, и что из родственников в Москве у меня была когда-то теща, у которой я был временно прописан. "Пропишитесь у тещи", — посоветовал Лужков, а я говорю: "Не могу, я с тех пор уже трех жен сменил". Мэр Лимонова не прописал, зато был составлен проект договора о символической плате за подвал: 1017 млн. рублей в год за квадратный метр. Но, к сожалению, мэр так и не подписал этот документ.

3 ноября 1997 года «Арктогея» получила уведомление о том, что задолжала за аренду уже 234,5 млн. рублей. Затем МКИ направило в арбитражный суд иск о расторжении договора аренды и выселении издателей. Кстати, по исковому заявлению сумма долга вместе с пеней почему-то составила только 20 млн. рублей. Впрочем, Лимонов надеется доказать в суде, что брать такие деньги с некоммерческой организации, которая ничего не производит и ничем не торгует, просто неприлично. Адвокат писателя Сергей Беляк больше уповает на юридические промахи, допущенные МКИ. Вчера арбитражный суд отложил разбирательство по этому делу на неделю по обоюдному желанию сторон, которые надеются за это время найти компромисс.

Юлия Папилова

* * *

НАШЕ МНЕНИЕ

Как видно даже из дружелюбной, но скорее поверхностной статьи Папиловой, из вышеприведенных фактов, комитет по управлению имуществом г. Москвы представил исковое заявление, основанное на сокрытии реальных фактов и цифр, а также реальной причины выселения, а именно: Э. Лимонов и А. Дугин впали в немилость у всесильного мэра. Пообещав ему "решать проблемы русской мысли и русской культуры на страницах высококачественных интеллектуальных изданий, а не на митингах и площадях", они не выполнили своего обещания. Более того, на базе газеты «Лимонка» и журнала «Элементы» была создана и успешно развивается Национал-Большевистская партия. Так что вовсе не сумма задолженности является в нашем случае причиной требуемого Москомимуществом выселения.

В деле Москомимущества (мэр Лужков) против «Арктогеи» (Лимонов и Дугин) с ужасающей яркостью видна НЕСПРАВЕДЛИВАЯ сущность установившегося в нашей стране политического строя. Непомерные, просто-таки «дурные», иначе не назовешь, цены на аренду заведомо отказывают в праве на существование каким бы то ни было оппозиционным изданиям, газетам, партиям. Только богатые и политически корректные издания имеют в Москве право на существование. Требовать от газеты тиражом в 10 тысяч экземпляров и журнала тиражом в тысячу выплатить 234 миллиона (именно эта цифра верна, а не жалкие подставные 20 миллионов) — значит, обрекать радикальные издания «Лимонку» и «Элементы» на уничтожение. Очевидно, именно этого хочет Московское правительство, действуя руками Москомимущества. Очевидно, именно этого хочет "добрый мэр" Лужков.

P.S.: Мы намеренно не касались отношений «Арктогеи» с третьим лицом: сбирающей дань за коммунальные услуги Дирекцией Единого заказчика «Хамовники». Этим мы должны, полагаем, не менее 200 миллионов. Уже в январе некая странная организация НИПЦ обращалась к нам с требованием выплатить 137 431 028 рублей! Оказывается, ДЭЗу Хамовники продали наши долги этой организации. Позднее выяснилось, что продажа долгов была якобы ошибкой.

* * *

ВСЕ НА ЗАЩИТУ ГАЗЕТЫ!

24 декабря в 15 часов, в день выхода этого номера «Лимонки», состоится заседание Московского городского арбитражного суда по иску Москомимущества к ассоциации «Арктогея», объединяющей газету «Лимонка» и журнал «Элементы», плюс одноименное издательство.

Иск подан о расторжении договора и о выселении нас из помещения. Суд, вероятнее всего, примет сторону богатых — т. е. Москомимущества.

Просьба ко всем нашим читателям, сочувствующим «Лимонке» или НБП, лично Лимонову или Дугину, ко всем нашим ребятам и девушкам. Начиная с 24 декабря пристально следите за развитием событий. Звоните нам, чтобы по первому нашему зову вы смогли прийти защитить свою газету. Мы собираемся установить дежурства — приходите участвовать в них! Сделаем из редакции крепость. Просьба к НБП и нашим сочувствующим повсюду в России: демонстрируйте, пикетируйте местные отделения Минюста и Госкомимущества под лозунгом: "Руки прочь от "Лимонки"!" Если власти захотят нас выселить силой, они должны знать, что рискуют натолкнуться на повторение событий 1993 года.

Коллектив редакции

* * *

СЦЕНАРИЙ ВООРУЖЕННОГО ВОССТАНИЯ

Прежде всего саму вспышку восстания следует вынести за пределы России.

С наступлением летнего сезона отпусков в Крым устремились под видом отдыхающих члены радикальных партий России. В рубашках цветами, в шортах, с гитарами, молодые люди ни у кого не вызывают подозрения. Наибольшей популярностью в сезон 1999 года пользуется Севастополь с его голубыми бухтами. Для того чтобы скрасить вечерний досуг молодежи во время летнего отдыха, в Севастополь приглашены несколько российских рок-групп. Эти приехали на спецавтобусах на фестиваль «Рок-Крым». Для того, чтобы привлечь особенно большой наплыв русской молодежи в Севастополь летом 1999 года, весь 1998 год проходит под знаком рекламной кампании "Севастополь — русский курорт!" Важно затащить в город к августу 1999 года наибольшее количество молодежи. Пусть даже совсем аполитичной, как ей самой кажется.

В городе давно уже живут несколько десятков членов Национал-Большевистской партии. Эти выполняют специальное задание: с помощью давних местных связей они пасут два-три склада оружия Черноморского российского флота, перезнакомились с младшими офицерами и солдатами, их охраняющими, знают, кого следует изолировать в случае захвата складов, а кто из офицеров станет на сторону восставших. Предусмотрены несколько вариантов захвата складов, предусмотрены неожиданности, могущие возникнуть.

Особая группа НБП занимается курированием средств массовой информации. Это крайне важная группа, поскольку ей предстоит создать "публичный имидж", образ восстания как для украинского, так и для российского общества. Эти два образа должны быть различными. Группа, курирующая СМИ, лично ведет и пасет всех журналистов, аккредитованных в Крыму, безусловно, и в Симферополе, где в основном и пребывают журналисты. К группе по связям с СМИ прикреплена энергичная оперативная группа.

Помимо перечисленных групп есть только два отделения собственно боевиков, от 10 до 15 человек в каждом. Вот они-то должны быть вооружены легким стрелковым оружием, автоматами Калашникова и, если позволяют средства, иметь каждой группе по нескольку снайперских винтовок. Единственные вооруженные группы к началу восстания, эти два отделения должны будут сеять панику, понятно, что вести серьезные боевые действия им будет не под силу.

Местные власти активно помогают весь 1998 год затащить молодежь в Севастополь. Они давно поняли, что курортники набивают их карманы. К августу в Севастополе скопилось полмиллиона русской молодежи. На шестое августа назначено открытие фестиваля "Российский рок в Крыму". «Рок-Крым» рекламируется весь год, и в день открытия фестиваля на стадионе, где происходит мероприятие, яблоку негде упасть. Устроители довольно потирают руки. С опозданием на целый час (толпа молодежи в это время накаляется и напивается) фестиваль наконец открыт и открыты шлюзы энергии. Первые выступающие группы заводят молодежь. К моменту, когда на сцене появляется наша группа (назовем ее условно группа "Родина"), температура толпы уже достигла градусов 80-ти, но толпа еще не кипит. Уже смеркается. Дотянуть до темноты важно, ибо темнота способствует организации хаоса. Выйдя на сцену, группа «Родина» исполняет вдруг не сладкую чушь, как подавляющее большинство групп, но нечто страшное, например, выдает "Вставай, страна огромная!" или "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Толпа неистовствует. Украинский ОМОН (возможно, охранять будет их спецназ "Беркут") лупит толпу дубинками. Спецназ врывается на сцену. (Произойдет это, разумеется, не с первых строф страшной песни).

Вот в этот-то момент и вступают в дело две группы боевиков. Они заранее за много дней осмотрели окрестности и выбрали позиции у стадиона и на стадионе. У групп есть две задачи: первая — поражение нескольких спецназовцев «Беркута», лучше всего обильно кровоточащие ранения, убийство нежелательно. Раненые товарищи вызовут злобу и панику среди украинского спецназа. Поведение их предсказуемо, в лучшем случае они сперва со злобой накинутся на молодежь с дубинками, в худшем — начнут немедленно стрелять в нее. Второй задачей наших боевиков будет создание паники. Для этого, чем больше выпущено залпов и сделано выстрелов, тем лучше.

Шестого августа, к ночи, создана жуткая напряженная обстановка на стадионе города Севастополя. Так как молодежи много, то стычки и бои между украинским спецназом и молодежью продлятся далеко за полночь. Сотни людей будут арестованы, будут раненые, возможно, несколько убитых. Оба отделения наших боевиков должны обратить особое внимание на выход из боя. Возможно, лучше им оставить оружие и выходить безоружными, смешавшись с толпой. Ибо пленение даже одного из них может иметь роковые последствия для восстания. Признание даже одного плененного на телевидении убьет восстание.

Оперативная группа, приставленная к группе по связям с СМИ, задолго до открытия рок-фестиваля заводит тесные отношения с моргами крымского полуострова. Знакомится со служащими моргов. Всякий раз применяется тактика, наилучшим образом подходящая к характеру того или иного сотрудника. Задача состоит в том, чтобы к утру второго дня фестиваля (разумеется, он будет закрыт немедленно) собрать в одном месте 50-100 трупов более или менее молодых людей. Собрать их лучше всего в каком-нибудь загородном сарае. Вариант: имитировать поспешное захоронение, свалив все трупы в заранее приготовленную или естественую траншею, или в отдаленный карьер. Утром или, самое позднее днем, к месту, где собраны трупы, под страшным секретом привозят группы журналистов, российских и иностранных. Предпочтительны, разумеется, тележурналисты. Обзвон журналистов или посылка им факсов должны быть проведены очень осторожно. Журналистов следует разделить на группы, назначить встречу каждой группе в особом месте. Не следует ни по телефону, ни по факсу оповещать журналистов, куда они поедут и что увидят. Великолепное непревзойденное средство мгновенной коммуникации — телефон — может предать восстание, а коварство и эффективность украинской службы безпеки не вызывает сомнений. В любом случае и всегда нужно помнить и верить, что телефон подслушивают. И ваше «алло» услышат не только те, кому вы его адресуете.

Оказавшись у траншеи с окровавленными и полузасыпанными землей трупами, журналисты начнут лихорадочно снимать трупы. Если до этого момента все происшедшее не имело политического измерения и называлось "молодежные беспорядки при открытии фестиваля «Рок-Крым», то отныне случившееся мгновенно приобретает политическое и межнациональное значение. Два молодых человека в масках ("Мы не хотим попасть в руки "службы безпеки", — резонно заявляют они на просьбу снять маски) отрекомендовываются как "студенты московских вузов" и озвучивают происходящее. Что-нибудь, звучащее так: "Господа, вы видите перед собой трупы невинно убитых вчера украинским ОМОНом (спецназом "Беркут") русских ребят. Вся их вина, причина, по которой они были убиты, в том, что они собрались послушать музыку и криками "Ура!" сопровождали исполнение группой «Родина» песни "Вставай, страна огромная!" Кучма, на твоих руках кровь русских мальчиков! Господа журналисты, мы случайно обнаружили это захоронение. Сюда впопыхах, подальше от города, свезли убитых ребят. Но скрыть страшное преступление им не удастся. Совершено страшное преступление". Не следует долго задерживать журналистов у захоронения. Под видом того, что "служба безпеки", якобы руководящая операцией по захоронению, остановилась прошедшей ночью и не довершила захоронение только потому, что не сумели ночью пригнать бульдозер, и что бульдозер должен прибыть сегодня, вот-вот прибудет, нужно по-скорому увозить журналистов от траншеи (из карьера). Следует завязать им глаза во все время, пока их везут туда, и также завязать глаза, когда будут вывозить их.

Теле- и фотосъемки от 50 до 100 трупов взорвут российское общественное мнение. Заголовки вроде "Украинский спецназ расстрелял 93 русских подростка, среди них девочка 13 лет" выведут из равновесия всю Россию. И Дума, и даже правительство вынуждены будут испугаться. На захоронение можно после этого не обращать внимания. Даже если трупы идентифицируют, как не имеющие к рок-концерту никакого отношения, и станут опровергать первую страшную информацию, эффект (это доказано) будет ничтожным. Россия, содрогнувшись, поверила в злодеяние. Так как российское телевидение частично принимается на Украине и первые неожиданные сообщения никто не успеет остановить, то вынуждены будут вздрогнуть и русские, живущие на Украине, 11 миллионов человек.

Два отделения боевиков, разбившись на группы по 4–5 человек, между тем устраивают ночную пальбу в различных районах Севастополя. В первую же ночь, следующую за трагическим расстрелом рок-фестиваля. Группа НБП по связям с СМИ работает на полную мощность, ежечасно снабжая СМИ тревожной информацией о вооруженных группах русских боевиков, о том, что флотские экипажи таких-то и таких-то судов вступили в вооруженное столкновение с украинскими гвардейцами, о том, что началось формирование батальонов освободительной армии Крыма. Цель информации: склонить к крайним мерам, к участию в (пока еще не существующем) восстании колеблющихся офицеров Черноморского флота. Убедить их, что они не будут первыми и не будут одинокими. Напряжение в Севастополе должно расти.

На вторую ночь (два дня агитации, слухов, страшных новостей), раздобыв грузовики (организовывается заранее), те члены НБП, которые пасли склады оружия, по предварительной договоренности появляются в расположении складов. Лучше всего проникнуть внутрь без предупреждения высшего командира, ответственного за охрану склада, но с попустительства нижних чинов, офицеров или даже непосредственно «своих» часовых, несущих в эту ночь охрану склада. Необязательно удастся захватить все намеченные склады, но даже один захваченный поможет раскрутить восстание.

Оружие немедленно раздается как своим, так и просто энергичной молодежи. Если захвачено много оружия, то часть его можно будет просто раздать на ялтинских и феодосийских пляжах молодежи с русскими паспортами. Это создаст дополнительные очаги напряженности в Крыму и, даже если это оружие попадет не совсем в те руки, в какие хотелось бы, это не страшно, и будет лишь издержкой восстания. При захвате складов и при всех последующих действиях восставших должны обязательно присутствовать средства массовой информации, телевидение в первую очередь.

Целью этого первого этапа восстания являются не военные победы как таковые, но резкий перевод русского Крыма из стадии народного бессильного возмущения на тропу войны, с которой, хочешь — не хочешь, уже нельзя будет свернуть.

Следует понимать, что возникновение конфликта между русским населением и украинскими оккупационными войсками не есть самоцель, а лишь неизбежно необходимый первый этап вооруженного восстания с целью смены власти в Москве. Дело в том, что сегодня нельзя начать вооруженное восстание в Москве по многим причинам. И потому, что власть сформировала чудовищное количество особых частей МВД, предназначенных для вооруженного подавления противников, и потому, что в России восставшие окажутся без всякой поддержки, как физической, так и моральной поддержки общества. Начиная же восстание в легендарном городе русской славы, начиная его как ответ на зверское убийство русских подростков, восставшие сразу же добиваются сочувствия всей РОССИИ. И даже безусловно будут иметь эмоциональную поддержку некоторых правительственных чиновников. Впоследствии надо будет умело использовать накал страстей таким образом, чтобы правительство не могло остаться в стороне от русско-украинского конфликта и участвовало бы в нем. Вначале пусть в виде даже гуманитарной помощи, посылки каких-нибудь одеял. А потом под жесточайшим давлением масс и посылки охранного миротворческого корпуса (который все равно неизбежно перейдет на сторону восставших) или в виде приказа Черноморскому флоту навести мир и порядок.

Вариант начала восстания еще в одной обильно населенной русскими республике, в Казахстане, отпадает. Помехами станут: пара тысяч километров, отделяющие основные густонаселенные русские европейские территории от Казахстана, отдаленность от средств коммуникаций, отсутствие сколько-нибудь значительных городских центров, невозможность полноценного освещения событий СМИ, отсутствие такой мощной и потенциально интересной силы, как русский Черноморский военный флот. В мае 1997 года, приехав на казачий круг в Кокчетаве, я лично убедился в невозможности восстания в Казахстане. Слишком далекий медвежий угол, далекий от магистральных путей СМИ. А СМИ сегодня как объекты внимания восставших значат много более, чем почта, вокзал и телеграф, вместе взятые, во времена Ленина.

Так что Крым, и только Крым. И только Севастополь. Другого варианта нет. Увязнув в русско-украинском конфликте, правительство не устоит. В Крым стянутся все, кто воевал в Приднестровье, в Сербии, в Чечне. Таких людей сейчас десятки тысяч. Крым будет нашей Сьерра-Маэстрой, откуда мы придем в нашу Гавану, в Москву.

Эдуард Лимонов

ЗАВЕЩАНИЕ

Я ненавижу могилу, эту мерзкую яму и сырость, и не хочу, чтобы останки мои превратились в слякотную жижу, пищу червей. Солнечный человек, я требую от моих последователей, наследников и товарищей по партии ни в коем случае не предавать мое тело земле, но при любых обстоятельствах моей смерти совершить следующую церемонию.

На возвышенном берегу русской реки (предпочтительнее Волга), но если погибну в далекой земле, годится любая река, текущая в море или в большую реку, к рассвету приготовить мощный погребальный костер из стволов сосен и других деревьев. Возложить на него мои останки вместе с оружием и при первых лучах рассвета зажечь погребальный костер. Лучше всего для этой цели подготовить утес, вершину холма, обрывистый берег. Не употреблять при зажжении ни бензин, ни любые другие жидкости, разве что спирт. Стволов деревьев должно быть много, они должны образовать решетчатый помост под телом и быть сложены конусом под моими останками. Когда костер прогорит, останки должны быть сложены на легкий сосновый плот. Его следует вновь зажечь и пустить плот по течению.

На месте погребального костра перед тем может быть принесена человеческая жертва — пленный враг. После того как плот сооружен и пепел, и зола, и останки вместе с горящими головнями будут погружены на него, просьба произвести надо мной выстрелы прощального салюта. Если товарищи находятся в состоянии вражеского окружения и нельзя выдавать местонахождение, салют можно отменить.

Если условия моего погребения не будут соблюдены, страшные несчастья падут на ВСЕХ, и это не моя воля, но воля ВЫСШИХ СИЛ, которые призвали меня к жизни.

После прогорания костра мой наследник, председатель партии или старший по званию, должен пробить мой череп молотком, дабы выпустить мою душу наружу.

Погребальный обряд совершить не позднее, чем через 24 часа после моей смерти, на рассвете.

Э. Л.

ЭПИЛОГ

ФАКС от 4.02.98. 17:17

Лимонов, я люблю тебя!

Я ведь тебе наврала. Нигде я не остаюсь. Просто я боюсь своей любви и бегу от неё. Не хочу больше быть для тебя второстепенной личностью. Если я для тебя что-то значу, позвони мне пожалуйста домой и 22.30. Я буду ждать. Не подумай, что это детство и жопе. Просто я больше не вынесу оплеух с твоей стороны. Я не собака, которую можно звать когда скучно.

Позвони пожалуйста!

Люблю и целую!

Н. Д.

* * *

ФАКС от 8 ФЕВРАЛЯ 1998 г. 11.56.

Эдуард Вениаминович!

Дмитрий Бахур задержан в г. Долгопрудный и помещён в СИЗО по обвинению в неизвестном мне (message получен от матери) уголовном деле.

Ему необходим адвокат (имеющий право участвовать в уголовном процессе) в понедельник в 10.00 у следователя Рашидова в г. Долгопрудный (в прокуратуре).

А. Фёдоров

* * *

ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ ОТ 18 МАРТА 1998 Г.

"10.20. Только что приехал от Лизы. Вчера, в десять вечера, у нее в моем присутствии случился выкидыш. Она ушла в ванную, что-то ее долго не было, вдруг выходит вся в слезах, и рука в крови. Трагедия. Мы оба так хотели этого ребенка. Докторша накануне сказала, что беременность нормальная, 4–5 недель. Лиза совсем не пила и мало курила… Судьба не хочет, не захотела.

В туалете остались на крышке унитаза спереди струйки засохшей крови. И пошел мой ребенок в туалет, в трубу с дерьмом. Так тоскливо. Больно…"

* * *

"Статус героя вырастает в пропорции к тому, как много из этого атакующего курса он совершил, или увиден совершающим".

Оглавление

От автора

Миф о герое

Войнуха, войнища, война…

Ранний национал-большевизм

ПЧЕЛЫ, ОРЛЫ И ВОССТАНИЕ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ЗЮГАНОВА

НАЦ-БОЛЬШЕВИЗМ НАДВИГАЕТСЯ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ БУДНИ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ЖЕНЩИНЫ

ЗАЛЕЧИВАЮ РАНЫ

НАЦИОНАЛИЗМ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ЮРИЯ ПЕТРОВИЧА ВЛАСОВА

РЕПРЕССИИ

АЗИАТСКИЙ ПОХОД НБП

ВЫБОРЫ У ГРАНИЦЫ С ДЬЯВОЛОМ

ТОВАРИЩИ ПО БОРЬБЕ

ВСЁ ВОКРУГ ГЕРОЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ТРАГЕДИЮ

ОКРУЖЕННЫЙ ТОЛПОЮ ЧЕРНЫХ МАЛЬЧИКОВ

ЗАВЕЩАНИЕ

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте