«Блондинки в шоколаде, или Психология Барби»

Ирина Биркитт Блондинки в шоколаде, или Психология Барби

1

Вдыхая запах свежих журнальных страниц, я мечтала. Я мечтала о море. О том, как, побросав в чемодан купальники и вечернее платье, отправлюсь отдыхать. Я всегда об этом мечтаю, когда офис становится похож на сумасшедший дом. Да, мы нянчились с текстом, с менеджерами рекламодателей, с автором очередного «Чтива». За месяц до этого здесь была жуткая свара. Мудрецы это называют спором, в котором рождается истина. Я, моя партнерша и дизайнер отчаянно отстаивали формат нашего издания, а заказчица (она же автор) и ее муж, размахивая перед нашими лицами договором, мобильными телефонами и оттопыренными пальцами, объясняли нам, ЧТО они хотят видеть за свои деньги.

Чтобы было понятно, мне, очевидно, надо представиться и рассказать, чем я занимаюсь. Зовут меня Изабелла, 27 с половиной лет от роду, по призванию – студентка вольных академий, по профессии рекламист. Во мне 183 сантиметра роста и 65 килограмм веса. Это сейчас я сижу в теплом помещении с гордым названием «офис» (40 квадратных метров, из которых 10 – наш кабинет), и на моей визитке значится: «Генеральный директор Рекламно-издательской лаборатории “Глянцевое чтиво”». А всего год назад я была простой домохозяйкой, моделью в анамнезе, которая осталась в гордом одиночестве после семи с половиной лет брака. Без копейки денег и с массой душевных травм.

Как любая разведенная женщина, я считала себя жертвой мужских интриг, несчастливого стечения обстоятельств и т. д. и т. п. Но счета на телефон и расходы на съемную квартиру не позволяли мне окончательно оторваться от реальности. Кушать отчаянно хотелось, работать я не привыкла. Я не нашла ничего лучше, как продать сначала украшения… потом компьютер… потом наступила очередь любимой норковой шубы. Шуба была пределом, за которым маячила голодная смерть… или картина маслом «Возвращение блудной дочери после девятилетнего отсутствия, под осуждающие взгляды соседей и мамино: «Ятебеговори-ланечеготебевэтоймоскведелать!»

Стало по-настоящему страшно. Нача-лась паника, и, как следствие, меня стали посещать мысли о смерти. Осознание конечности собственного существования сковывало тело, заставляло сердце учащенно биться. Мысли путались, а беспощадный внутренний голос ядовито нашептывал: «Ты допрыгалась, дорогая! Сейчас ты умрешь, и твое тело найдут только через несколько дней, когда Кот сойдет с ума от голода и будет выть под дверью, вынимая из соседей душу». Богатое воображение услужливо рисовало картинки: взлом двери, безутешные родственники, похороны в цинковом гробу с прощальным: «Она умерла такой молодой, а ведь могла так много сделать!»

Врожденный оптимизм совсем не давал о себе знать, а друзья… Все были заняты своими делами. Оказалось, что 97 процентов времени я проводила с мужем. Пусть с бестолковым и грубоватым, но таким родным и понятным. Я ушла от него сама, мне просто стало тесно. Но ведь никто не предупреждал, что на противоположной стороне брака зияет убийственное одиночество. Я не знала правил этой игры. В 18 лет, когда я познакомилась с моим теперь уже бывшим, жизнь представлялась умилительно романтичной и бесконечно прекрасной…

2

К тому времени я уже год жила в Москве. Не то чтобы это было пределом моих мечтаний. Российский модельный бизнес лежал в своей гламурной колыбели, агукал и тянул пухлые ручонки к молодым нефтяным олигархам. Меня ожидал контракт в одном из крупных западных модельных агентств. Оставалось лишь достичь совершеннолетия, чтобы оформить рабочую визу и паспорт. Между мною и моим менеджером, помимо всяких формальностей, существовало джентльменское соглашение: а) не связываться с бизнесменами и бандитами (что в 1995 году было практически одним и тем же); б) не иметь никаких дел с русскими модельными агентствами;

в) не весить больше 63 кг; г) учить английский. Так что в Москве я не жила, а коротала время до выхода на большую сцену. В моем арсенале было четыре года работы в Доме моделей моего родного украинского города и несколько конкурсов красоты. Впрочем, в Доме моделей я работала для поддержания тонуса, а конкурсы красоты были лишь приятным побочным явлением.

По правде сказать, моя модельная деятельность, как и все в этой жизни, была итогом удивительных случайностей и совпадений.

В конце девятого класса я сдружилась с девочкой, которая мечтала стать моделью. Ей на глаза попалась заметка в местной газете про отбор девушек на конкурс «Лучшая модель мира». Представитель восточного отделения модельного агентства, которое организовывало конкурс, не стал утруждать себя поездкой в Киев. Добравшись до первого от польско-украинской границы крупного населенного пункта, он дал объявление в местной газете.

Отбор проходил в актовом зале редакции молодежной газеты. Кто сюда только не пришел: высокие и низкие, брюнетки и блондинки, худые и пухленькие. Нинка взяла меня для смелости. Но присутствие на отборе старшеклассниц нашей школы почти в полном составе вогнало нас в уныние. В насмешливых взглядах школьных красавиц ясно читалось: мы, четырнадцатилетние дурочки, сунулись не туда, и завтра вся школа будет потешаться над неудачливыми Кроуфорд с Евангелистой. Лучшие представительницы нашего города в возрасте от 14 до 21-го сидели в зрительских креслах, толпились в очереди к фотографу, показывали друг другу свои фотографии. Кто-то вертел в руках сантиметр для измерения идеальных объемов (о 90 – 60 – 90 знали только избранные), кто-то сосредоточенно наносил боевой раскрас. Перед собеседованием надо было отсняться у фотографа: два портрета фас, профиль и полный рост на каблуках. Фас и профиль у нас были. У нас не было каблуков. И если Нинка с ростом 175 чувствовала себя превосходно, мне при моих 183 даже думать о каблуках было мучительно.

Классика жанра: жирафа-дылда-каланча-швабра-шпала-достань-воробышка. Я смотрела на других и понимала, что таких, как я, ДАЖЕ ТУТ мало. Дождавшись своей очереди, Нинка шагнула под объектив. А помощница фотографа предложила мне записаться в тетрадь № 2. В тетради № 1 были данные двухсот девушек; меня, блеющую что-то бессвязное, внесли во вторую тетрадь под номером 274 и принялись за 275-ю. Фотограф неожиданно оказался очень приятным седовласым мужчиной. И то, что я издалека (со своей близорукостью) приняла за похотливую ухмылку, оказалось профессиональным прищуром.

Представитель модельного агентства опаздывал на три часа. Девушки успели перезнакомиться и делились впечатлениями, кто-то особо продвинутый лихо оперировал понятием «кастинг». Многие девочки были с мамами. Я во все глаза смотрела на стайку девушек, явно выделявшихся среди прочих. Это были наши местные «небожительницы». Все они участвовали в первом в истории нашего города конкурсе красоты. Вокруг них вились молодые журналисты и фотографы, среди которых затесался даже радиоведущий. Присутствие представителей масс-медиа придавало значительности происходящему.

В половине десятого вечера пришлось звонить домой. Конечно же, я не решилась бы на эту авантюру, если бы мои родители были в городе. Но они с утра уехали к нашим польским родственникам, и со мной осталась бабушка, вызванная приглядывать за любимой внучкой. По легенде я до девяти делала уроки у Нинки. К приезду мамы, возвращавшейся вечером, я должна была быть дома. Мама у меня строгая, и неудивительно, что в полдесятого они с бабушкой рвали и метали. Объяснив, где нахожусь, я пообещала быть дома максимум в одиннадцать.

Наконец появился представитель модельного агентства, и все засуетились. Он зашел в кабинет справа от сцены, и туда сразу выстроилась очередь. Жаркие споры «кого тут стояло» быстро улеглись, потому что в кабинет предстояло заходить в том порядке, в котором мы фотографировались. Процесс пошел. Недотянувшие до второго тура девушки вели себя по-разному. Были и разочарование, и слезы, и фальшивое: «Не очень-то и хотелось!» Некоторые пытливо расспрашивали более успешных товарок, пытаясь понять, где допустили ошибки. Заветная дверь приближалась, и тут появилась мама. К моему удивлению, я не услышала ни слова упрека. К двенадцати ночи возбуждение стало спадать, очередь заметно поредела: сказывалась усталость. Вместо оживленного гула голосов раздавалось вялое перешептывание.

Нинка вылетела из кабинета очень расстроенная. Времени на обмен впечатлениями не было. Мужчина в кабинете окинул меня усталым взглядом, на неплохом русском извинился за опоздание (передо мной, четырнадцатилетней соплячкой!) и стал задавать вопросы: сколько лет, где учусь, крашу ли волосы, пользуюсь ли косметикой, есть ли мальчик. После вопроса, девственница ли я, вогнавшего меня в краску, остальные как-то не запомнились. На мое заторможенное «да» он пояснил, что это важно, потому что начало половой жизни влияет на фигуру женщины. Потом будничным голосом попросил подождать в зале. Я вывалилась из прокуренной комнаты с блаженной улыбкой.

К концу первого тура в зале осталось 25 счастливиц и их группы поддержки. Мужчина вышел к нам, раздал анкеты и попросил надеть купальники. Все опять загомонило, задвигалось. Мы выстроились на сцене и стали по очереди подходить к его столу. Мужчина что-то уточнял, делал пометки в анкетах и фотографировал девушек. Параллельно с ним девушек снимали фотографы.

Заглянув в мою анкету, он начал расстегивать ремень. До сих пор этот предмет ко мне применяли исключительно в воспитательных целях. Я застыла в недоумении. Обхватив ремнем мои бедра, он сделал на нем отметку, а потом на столе замерил ремень жесткой линейкой. Удовлетворенно хмыкнув, что-то исправил в анкете. Потом, подняв на меня повеселевшие глаза, спросил: «На шубу измеряла?» Его улыбка меня приободрила, и я ответила, что данные писала наобум. Тогда он таким же образом перемерил талию и грудь. Отсутствие у меня купальника и туфель его тоже не смутило. Уточнив размер моей ноги, он заглянул в анкеты и попросил одну из девушек одолжить мне туфли и купальник. Темноволосая красавица не горела желанием делиться нарядом, но ее никто не спрашивал. В нагретом ее телом купальнике и влажных туфлях, под вспышками фотоаппаратов я чувствовала себя не очень уютно и испытала огромное облегчение, когда меня попросили позировать босиком. Грязные доски сцены хоть и пачкали ноги, но не вызывали отвращения.

Отбор закончился в половине второго ночи. Безумно хотелось спать. Все девушки сидели в первом ряду.

Потом нас с еще одной девушкой, победительницей прошлогоднего конкурса, поставили рядом, просили смотреть то в одну, то в другую сторону. Вручили газету и попросили делать вид, будто мы увлеченно читаем. И опять – вспышки, вопросы, поздравления.

Только в редакционном автобусе, который вез нас домой, я узнала, что отобрали нас двоих: меня и Аню. Она старше на четыре года, и у нее уже есть паспорт. Наши фото должны отправить в главный офис, где и будет принято окончательное решение. Мама постоянно твердила, что у меня шансов меньше и чтобы я не волновалась. Но я и не волновалась. Я хотела есть и спать. Мы вышли из автобуса и подошли к арке, ведущей в Нинкин двор. Возле нее с каменным лицом стояла Нинкина мать. Моя мама извинилась перед ней и попросила не быть с Ниной слишком строгой. Когда мы отошли,

я услышала звонкий шлепок пощечины, и гулкие своды арки подхватили и умножили тихий плач подруги…

Утром телефон надрывался от звонков. Бабушка причитала, мама стойко отбивалась от журналистов. На завтрак у нас были блины с клубничным вареньем и газеты со статьями такого содержания: «Кто поедет в Париж? Аня или Изабелла?»

Днем приехал папа. Наш женский коллектив заметно стушевался, особенно бабушка. Папа сказал: «Посмотрим… Дальше видно будет». И запретил при нем поднимать эту тему. Две недели я была как на иголках. А между тем наступила пора выпускных экзаменов. 

В понедельник на экзамене по русскому я сполна отыгралась за «дылду», «швабру», «жирафу» и иже с ними: Нина успела все рассказать, и мы обе насладились минутами славы. Мальчишки из нашего класса просили расписаться под фото в газете и получили автограф «от дылды Изабеллы на память». Завуч, которая преподавала у нас русский, быстро прекратила ажиотаж, поздравила меня и напомнила о той ответственности, которая отныне лежит на моих плечах. Наша школа считалась рабоче-крестьянской с бандитским уклоном и, как правило, упоминалась в прессе, лишь когда очередной выпускник оказывался за решеткой. 

Переживания по поводу выпускного затмили мечты о Париже. Как и предполагалось, организаторы побоялись проблем с оформлением документов. Но я все равно была счастлива. Я получила аттестат о неполном среднем образовании с четырьмя одинокими четверками на фоне кругленьких жирных пятерок. Мне было чем гордиться, ведь в предыдущем классе я было отъявленной троечницей. Моя главная победа была тут, в школе.

До восьмого класса я была как все. Но, вымахав за лето до своих 183, оказалась вне общения, меня просто стали стесняться. Не найдя друзей среди людей, я нашла их среди книг. Из всех моих одноклассников только Нинка определила для себя какие-то мотивы, по которым она со мной общалась.

А тут такое! Короче, после экзаменов ко мне приехал мой будущий менеджер Януш и оговорил условия контракта. Он просил не удивляться тому вниманию, которое будет оказывать моей скромной персоне. Сама по себе я пока ничего не стою, но, если буду умна и рассудительна, смогу сделать карьеру модели и хорошо зарабатывать. В том числе и для него. 

Осенью я шила юбку у маминой портнихи, и одна из примерок состоялась у нее на работе, в Доме моделей. Ее коллеги, увидев меня, ахнули, уточнили, та ли я самая «девочка из газет», и отправили в демонстрационный зал. Дама, ответственная за демонстраторов одежды, оглядела меня, попросила пройтись по языку сцены и предложила остаться на репетиции. Девушки приняли меня очень тепло. Учили ходить, изящно поворачиваться, снимать одежду так, чтобы не испачкать ее макияжем, быстро переодеваться, не искать глазами зрителей, не открывать рот под знакомую песню. Еще нельзя было в образцах садиться и курить, чтобы не прожечь и не помять модели.

Потом были многочасовые примерки, исколотые бока, тесные гримерки, фотографы, норовящие щелкнуть девочек в неглиже. С ними девушки не церемонились – с криком обливали водой и бросались туфлями. Все девушки учились или работали. Слово «манекенщица» употреблялось редко. Мы были демонстраторами одежды. Наша куратор учила нас носить эту профессию, как и одежду, с гордостью и не компрометировать ее: «Вы должны быть богинями! Зритель должен быть уверен, что вы не ходите, а парите в десяти сантиметрах над сценой. И никогда после показа не общайтесь со зрителями. Оставшись недоступными, вы сохраните тайну и очарование образа, над которым трудитесь изо дня в день, приходя на репетиции и примерки!»

С таким багажом я в шестнадцать лет попала на «Мисс Украину».

3

Зимний Киев был недружелюбен. Встречающий опаздывал. Для скучающих таксистов я была хорошим развлечением. Тощая девица в кроличьем полушубке с клетчатым чемоданчиком в руке. Да еще с наивным взглядом провинциалки.

– Красавица, тебе куда?

Молчу.

– Далеко тебе?

Молчу.

– Отвезем недорого!

Молчу.

– Замерзнешь ведь…

– Меня встречают, спасибо, – не выдерживаю я.

– Всех вас тут встречают… как же!

Подошедший наконец исполнительный директор конкурса прервал нашу дружескую беседу.

Жили мы в бывшем пионерском лагере. В комнатах +16, горячей воды нет. Питание в соседнем корпусе. Пока доходишь от раздачи до столика, соус на варениках от холода превращается в глазурь. Киевлянки едят дома, у них в номерах обогреватели и дополнительные пледы. Остальные девушки скрашивают убогий быт посиделками в холле под искусственной пальмой. Заворачиваемся в одеяла, как индейцы в пончо, курим и болтаем. И плевать, что подъем в восемь утра. Очень многие на диете. Я – самая неистовая. В знак протеста против изысков местной кухни пью только яблочный сок и уже курю. Ближе к началу конкурса сок начинают пить почти все. Поварихи довольны. Банка яблочного сока в день на человека экономит массу продуктов и времени.

Я дружу с девочками из Житомира и Полтавы. К полтавчанке приезжает парень и привозит продукты, которые мы буквально сметаем. Невостребованным остается только чеснок. Через две недели диеты на яблочном соке мы уже едим чеснок без хлеба. Голод, конечно, не утоляет. Но запах!!! Чистим зубы, идем на вечернюю репетицию в холл. Разводка для национальных костюмов. Старательно на раз-два-три-четыре выводим «ручеек». По рядам проносится: «Кто ел колбасу? Заразы, признавайтесь! Меняем колбасу на сигареты!» Признаемся, что ели просто чеснок. Начинается недовольный ропот: «Фу, навоняли! Вонючки!» А после репетиции все приходят к нам за чесноком.

К моей соседке по комнате приехал жених, и мне приходится скитаться до трех ночи. Я отправляюсь к девчонкам. Они отвоевали у боксеров с первого этажа полбутылки дешевенького бренди. Кто-то предложил запивать алкоголь кофе. Неокрепшие молодые организмы быстро нахлобучивает. Из бутылки почти не убыло, но мы уже в положении риз. Неуверенной походкой направляюсь через холл в номер. Из другого крыла на меня таким же шатким шагом движется тень. Я притормаживаю, зная, что на этаже только наши. Тень материализуется, и в тусклом свете я с ужасом узнаю свою бывшую одноклассницу Павлову, ушедшую в девятом классе в балетное училище. Все. Белая горячка.

– Ты тут откуда? – слышу вопрос.

– Я на конкурсе!

– Я тоже! – С недоумением: – А ты на каком?

– Красоты!

– А я – балета!

– Угу, тут еще боксеры…

– Я пьяная…

– Я тоже…

– Давай никому не скажем?

– Давай!

…Начинаются интриги. Киевлянки – явные фаворитки. От подъезда лагеря шестисотые «Мерседесы» увозят некоторых девочек в незнакомую и такую манящую жизнь. Нам, невостребованным, только и остается, что злословить в номере. Становится очевидным, что мы – красивая массовка. Многие девочки, оказывается, фактически живут в Киеве и выступают от родных городов номинально. Обидно. Настроение падает, дух соревновательности улетучивается. Уже не радуют ни поездка в свадебный салон с примеркой платьев для первого выхода, ни ужин в настоящем ресторане. Интервью. В холле поставили большой стол. Все сидят по номерам и ждут вызова. Наступает черед нашей комнаты. Иду первая. Среди членов жюри «покупатель» из киевского агентства, телеведущий, певица и две-три знаменитости. Начинается обстрел вопросами. Понимаю, что важно отвечать на вопросы в порядке поступления и при ответе смотреть на того, кто задал вопрос. Наконец меня благодарят и отпускают. Вопросительно смотрю на помощницу генерального Ирину. Она одобрительно кивает: я справилась…

Дня за два до конкурса проходит слух, что из четырех предыдущих «мисс» три были брюнетки. Дамы делают ставки на цвет. Кто-то красится в черный, украсив лоб несмываемым фиолетовым ободком. Кто-то идет от противного и красится в «блонд» с неповторимым зеленым отливом. Меня спасает договоренность с Янушем: участие в конкурсе не подразумевало изменения внешности. Хотя сомнения отравляют существование. Мы окончательно понимаем, что все старания напрасны, за день до конкурса, после примерки купальников для десяти финалисток: четыре из них забирают на подгонку по фигурам киевлянок.

Выбор вечерних платьев для финального шоу. У большинства они есть. Остальным приходится выбирать из вечернего гардероба жены исполнительного директора. Мне 16 лет, и для меня вечернее платье – непозволительная роскошь. Хотя есть выпускное, бывшее мамино, которое она, работая переводчицей, сшила в Индии на свое двадцатипятилетие. На моем выпускном вечере оно выглядело на все сто, несмотря на свои сорок пять. Только оно осталось дома. Мне достается коктейльное платье болотного цвета на тоненьких бретельках.

Ночь перед конкурсом. В самом большом номере девчонки докрашивают волосы. Нас целый день не кормили. Два бутерброда во время генеральной репетиции в семь утра не в счет. Сижу одна в холле под пальмой. Остальные моются, чистятся, красятся. Появляется исполнительный директор с картонной коробкой в руках, ставит ее на столик и открывает. Там две буханки серого хлеба, штук 30 вареных яиц и трехлитровая банка огурцов. Иду по номерам звать девушек. Кто в чем, полуголые и с краской на голове, все столпились у коробки. Голодные пираньи не так яростно бросаются на свою добычу. Банка с огурцами взломана без консервного ножа. Спустя 15 минут столик живописно украшают яичная скорлупа, хлебные крошки и зелень из банки. Голодные женщины – это страшное зрелище.

Финал. Нервные и сонные, едем в концертный зал. Настраиваю себя: это просто очередной показ. Потом домой.

Генеральный прогон в костюмах. Сначала – свадебные наряды, второй выход – фантазия какого-то модельера «Шанель в XXI веке» и национальный костюм. Финальный выход – вечерние платья. Номера для финалисток – купальники и спортивные наряды – я, конечно, репетировала, но даже не надеюсь, что они мне понадобятся.

Два часа до шоу…

Я давно готова. Вещи для показов висят на плечиках в порядке убывания. Спасибо Дому моделей за хорошую школу! Слоняюсь по гримеркам, помогаю подругам. Слышу плач. Захожу в гримуборную к девочкам из Симферополя. Одна из них лупит своего парикмахера по рукам щеткой и громко рыдает. Мы с девчонками успокаиваем обеих коньяком.

Сцена украшена цветами и конфетными коробками. В зал начинают пускать публику. После объявления имен финалисток мы еще должны разобрать гримуборные: финалистки со своими вещами должны будут перейти в гримерки за левой кулисой, остальные – в правую часть. Фанфары, свет, мы выплываем на сцену в свадебных платьях. Ноги послушно вышагивают отрепетированную схему, дурацкие объемные подъюбники цепляются друг за друга. Шанель ХХI века. Стою за кулисами лицом к стене, пиджак из толстой ткани распахнут, обмахиваю голое тело дощечкой с номером. Софиты так прогрели воздух, что трудно дышать.

– Девушка, а вы из какого города? – Поворачиваю голову. За спиной стоит начинающий талант, которого пригласили спеть на нашем конкурсе. Понимаю, что ему тоже не по себе. – Я из Николаева.

– Очень приятно, – говорю и отхожу в сторонку: мне не до разговоров.

Национальный костюм. Снимаю вышитую рубашку, юбку и жилетку с плечиков. Соседние плечики пусты – исчезло вечернее платье. Нет его и на полу под кронштейном. Успеваю шепнуть об этом помощнице хореографа и вливаюсь в «ручеек» на сцене с невеселыми мыслями типа «Кто ж меня так полюбил?».

Ждем объявления финалисток. Софи-ты жарят вовсю, но даже им не сплавить с наших лиц профессиональных улыбок. Жюри совещается на 15 минут дольше отведенного времени. Ведущие заполняют паузу, зачитывая благодарности спонсорам. В нагретом воздухе разносится неприятная смесь запаха духов, лака для волос и взятых напрокат национальных костюмов. Наконец объявляют десятку финалисток. Я в их числе. Времени на удивление и восторги нет. Делаю шаг вперед под аплодисменты зрителей. Ухожу в левую кулису. Помощники выдают купальник и спортивную одежду. Начинаю жалеть, что не ходила на примерки. Спортивный комплект выглядит отвратительно. Киевлянки в привлекательных теннисных платьях. Я – в фиолетовых велосипедках и мешковатой белой майке. Ансамбль завершает уродливая бейсболка, подчеркивающая мои лопоухие уши. Если вы когда-нибудь услышите, что настоящую красоту нельзя испортить, – не верьте. Не зря же существует профессия имиджмейкера. Бодренько отплясываем под зажигательную музыку. Благо у этого номера свободная хореография – ошибиться практически невозможно.

Переодеваемся в купальники. На сцену выходим парами, выстраиваемся в шеренгу. По замыслу хореографа, мы должны томной походкой идти на зрителя. Но музыка сложная, а у некоторых девочек отсутствует чувство ритма. Кто-то начинает движение, а кто-то остается на месте. В зале раздаются смешки.

С грехом пополам дойдя до рампы, мы по одной уходим за кулисы.

Помощница хореографа отдает мне мое платье. Оно нашлось за креслами в гримуборной… справа от кулис. Кто-то предусмотрительно убрал его в пакет.

В финале нас на сцену выводят молодые ребята из бального клуба. Все очень красиво и торжественно. Потом эти же ребята выносят подарки от спонсоров и букеты. Мой мальчик куда-то пропал, и я остаюсь ни с чем. Продолжаю улыбаться. Сначала объявляют второстепенные номинации. Я в числе награжденных. Мне обещана поездка в Италию и встреча в тамошнем модельном агентстве с «покупателем». Церемония награждения явно затянута. После 40 минут под софитами с нас немилосердно течет. Короны, ленты, цветы. Фальшивое удивление победительницы. Наши фальшивые поздравления и восторги. Мы же профессионалки.

В гримерке падаю на стул. Из зеркала на меня смотрит удачно раскрашенная маска. Мне становится противно. Снимаю макияж. Все. Хватит.

Собираю вещи в сумку. Ко мне подходит подружка из Житомира и рассказывает о подслушанном разговоре. На фуршете во время антракта она стояла рядом с членами жюри, один из которых упрекал другого, что так нечестно засудили одиннадцатый номер. «Ты же помнишь, о чем мы договаривались вначале?» – был ему ответ. Я так устала, что меня эта новость не особенно тронула. Я с равнодушием посмотрела на свою табличку с одиннадцатым номером.

Девушки с удовольствием перебирают косметику от спонсоров и едят воздушные белые конфеты с кокосовой начинкой. Пытаюсь найти свой подарок. Выясняется, что вместе с ним исчезла огромная корзина с косметикой для ведущей. Это последняя капля – ни титула, ни утешительного подарка. Слезы застилают глаза. Путь к автобусу лежит через зрительный зал. У сцены толпятся поклонники. Как учила наша руководительница, я – богиня; собираю волю в кулак и иду. Даю несколько автографов. Ко мне подходит молодой человек и благодарит за выигрыш. Они с друзьями

устроили тотализатор. Мой выход в финал принес ему 50 долларов (целых две моих зарплаты!). Парень протягивает мне три конфетки, которыми спонсоры угощали зрителей. Я беру их с благодарностью. Обида проходит. Если хотя бы одному человеку моя работа принесла радость, я работала не зря.

Стоим у автобуса. Кто-то из девушек остается на банкет. За щекой у меня тает удивительно вкусная конфета, и я без сожаления сажусь в автобус, который везет меня вместе с другими аутсайдерами в ставший за три недели родным пионерский лагерь.

До отъезда домой меньше суток. Мы успеваем заехать в магазин и отоварить подаренные сертификаты. Возвращаемся упаковать вещи. Выясняется, что у многих девочек что-то пропало: косметика, духи, белье, украшения. После «Мисс Украины» я была на пяти международных конкурсах и нигде больше не сталкивалась с воровством.

Через три месяца я участвовала в своем первом международном конкурсе. Там я познакомилась с девочкой из Минска, которая собиралась переехать в Москву. А еще через два месяца она встречала меня на Киевском вокзале.

4

Проведя в Москве два летних месяца и вдохновившись радужными перспективами, которые рисовала передо мной новая подруга, я решила остаться. До восемнадцатилетия оставалось более полугода, и я, взяв академический отпуск в университете, перебралась со своими нехитрыми пожитками в однокомнатную квартиру на севере столицы. Пришла осень. Деньги, накопленные подругой, заканчивались. У меня их не было вовсе. На что я надеялась? Да ни на что. Это была авантюра чистой воды. Мне было семнадцать, и я всегда могла вернуться под крыло к родителям.

В один прекрасный день во время застолья с бутылкой самого дешевого вина и кексом мы приняли стратегическое

решение искать работу. Вчерашняя школьница и неудавшийся физик – тот еще дуэт. Два месяца мы ели сухие запасы. Гречка с маслом, гречка с сахаром, гречка с бульонным кубиком, с солью, с соевым соусом, с сушеными травами, с остатками варенья. Просто гречка. Потом был геркулес, пшенка, фасоль и рис. Мы часто гуляли по городу. Вдыхали чарующие запахи уличного фаст-фуда. Мечты о будущем успехе и сытой жизни на какое-то время приглушали голод.

Как-то мы болтали перед сном, лежа на диванах. Лола вдруг вспомнила, как год тому назад, когда она была в Швейцарии, на ужин подавали салаты и восхитительную рыбу. Она не смогла доесть свою порцию, и повар, погрозив пальцем, заявил: «Мадам, у нас в ресторане тем, кто не съедает первого, десерт не подают». Эти воспоминания вызвали у нее бурный смех, перешедший в истерику. Прижимая к себе рыдающую подругу, я тихо поскуливала за компанию.

Еще мы ходили в гости. Познакомившись с двумя симпатичными девушками, многие приглашали нас поужинать. Разумеется, некоторые рассчитывали на продолжение, но Лола жестко ставила всех на место, и нас на такси отправляли домой. Правда, и повторно никто уже не приглашал.

Случайное знакомство с киевским финансистом помогло моей подруге найти для нас работу в инвестиционной компании. В моду вошли длинноногие секретарши, и мы отлично вписывались в антураж шикарного офиса. Нам запрещалось кокетничать с посетителями, строить глазки начальству и обсуждать с кем-либо происходящее в офисе. У нас было два шефа. Оба имели несколько жен и несметное количество любовниц. Самым сложным было различать их по голосам и не поддаваться на провокации. Неудачный опыт с нашей предшественницей, которая крутила с шефом роман, а получив отставку, ушла к одному клиенту почти со всей базой данных, отбил желание у наших работодателей щипать нас за задницы и грязно домогаться.

За сверхурочные доплачивали, наша внешность поднимала статус хозяев, как и оригинал Дали над нашим рабочим местом. Работа была непыльной. Мы принимали и переводили звонки, координировали расписание дня, бронировали номера для наших хозяев и их гостей, заказывали столики в ресторанах, расплачивались по счетам любовниц и жен, управляли целым парком водителей и поваров и ничего не знали о сделках и бухгалтерии фирмы.

Выход в финал «Мисс Украины» позволил мне участвовать в международных конкурсах. А потому директор «Украинской красы» предложил отправиться в Лас-Вегас на «Мисс Вселенную» за свой счет. Оплатить участие и билеты я не могла. Тогда я обратилась к одному из боссов. Мне было предложено пять тысяч долларов в обмен на заявление об увольнении и благосклонность. Я обещала подумать и отправилась к одному из своих многочисленных поклонников. Валентин без лишних слов открыл на мое имя в банке счет на десять тысяч долларов, пояснив, что в свете последних событий нам следовало бы пожениться. Я попыталась прикрыться обязательствами и карьерой, он же возразил, что призвание женщины в семье, но, если я очень захочу, все газеты напишут, что он женился на умнице и красавице с блестящей карьерой. С его положением это было вполне достижимо.

5

И вот я в Вегасе. Гестаповский режим, каждая минута расписана. Конкурсантки занимали два этажа, которые не имели права покидать без разрешения организаторов. На этаже круглосуточно дежурил охранник. Девушек поделили на языковые группы. К каждой группе была приставлена chaperon (по словарю – компаньонка), женщина, владеющая соответствующим языком. Мы с россиянкой окрестили нашу Айрин шаперонкой-шпионкой.

Расселили нас довольно странно.

Я жила с эстонкой, россиянка – с полькой. При этом и полька, и эстонка говорили с нами только на английском. Поселить нас с россиянкой нам отказали наотрез. В остальном организация конкурса была на самом высоком уровне. Все было продумано до мелочей. Каждый день на доске вывешивалось объявление о мероприятиях на текущий день и форме одежды. Ленты с названиями стран мы снимали только в душевой и на ночь. Опоздания и забывчивость карались снятием баллов. Шаперонки-шпионки вели специальные тетради, где отмечали малейшую провинность, и докладывали организаторам, а те, в свою очередь, сообщали обо всем членам жюри. Окружающие были подчеркнуто вежливы и очень «френдли». Приторно френдли. Не только нам с россиянкой, но и мальтийке, гречанке и почти всем девочкам из Латинской Америки эта фальшь была не по душе.

По вечерам, если оставалось время, девочки собирались в специально отведенном номере, где всегда были кофе, чай, мюсли с молоком, чипсы и конфетки. Там же можно было курить, хотя это и не приветствовалось. Курили почти все. Но кто-то это скрывал, опасаясь потерять свои баллы, а кому-то все было трын-трава. Мы с россиянкой дымили красным американским «Мальборо», наслаждаясь своим полулегальным удовольствием. Там же коротали время девочки, которые ссорились с соседками по комнате.

Ссоры в основном возникали из-за разных режимов, но никогда – из-за разности менталитетов или национальностей. Я предпочитала лечь пораньше, в то время как моя соседка часами смотрела телевизор, что-то ела и писала письма своему бойфренду. Многие девочки получали факсы от любимых и посылки по «FedEx» – звонки по телефону не приветствовались.

Репетиции проводили на улице под белым тентом, который совершенно не спасал от жары. Девичий кумир хореограф Стив сразу стал нам другом.

С великолепной фигурой и внешностью греческого бога, он был категорически неприступен. Наверное, нет на свете второго мужчины с таким иммунитетом от женских чар. Он выжимал из нас максимум. Мы репетировали до упаду, с короткими перерывами, во время которых некоторые девушки умудрялись поспать. Движения оттачивались до автоматизма. Никто из семидесяти восьми девушек не имел права на ошибку: конкурс выходил в прямом эфире. А это многие миллионы долларов за рекламу и за шоу.

Мне было стыдно, что в США почти никто не знает об Украине. В многочисленных интервью обычно спрашивали о ее географическом положении. Я объясняла, что Украина находится между Россией и Польшей. Но Польшу тоже знали немногие. Как, впрочем, и страны Восточной Европы. Выяснив, что Украина расположена где-то между Францией и Россией, журналисты успокаивались. Неудивительно, что некоторые думали, что Украина – один из русских штатов. Мне пришлось принять как факт, что той частью карты, где находилась Украина, американцы интересовались не более, чем мы интересуемся странами Африки. Я старалась побольше рассказать о наших традициях и культуре. В видеоролике для шоу я приветствовала весь мир от имени своей гостеприимной родины.

Где бы мы ни находились, отовсюду был слышен звон игровых автоматов. Это же Лас-Вегас. Наша экзотическая процессия привлекала внимание туристов. Каждый выискивал девушку из своей страны. Это было очень трогательно. Большинство простых американцев воспринимали нас очень серьезно. Вспышки фотокамер и раздача автографов стали рутиной. Через три недели мы потеряли счет времени. Все дни были одинаковыми. Подъем – завтрак – репетиции – обед – подготовка к вечеру – выход в свет – ужин – раздача автографов и позирование перед камерами – сон. На улице было жарко, а во внутреннем дворике гостиницы недоступно голубел прямоугольник бассейна.

Однажды после очередного изматывающего дня мы сидели в общем номере и приходили в себя. Главным предметом обсуждения была фотосессия в гостинице «MGM», в которой мы позировали на фоне искусственных водопадов и бассейнов с песчаными берегами. Кто-то заметил, что организаторы поступили бесчеловечно, не разрешив хотя бы разочек окунуться в живительную прохладу. И мы решили потребовать себе два часа отдыха у воды. За помощью обратились к Стиву. И он, так хорошо знавший женщин, сократил время репетиций аж на три часа, чем окончательно нас покорил.

На мероприятия нас часто сопровождала удивительная Челси, «Мисс Вселенная» прошлого года, тонкая мулатка с огромными глазами лани. За глаза мы ее окрестили «Челси из клана Джексонов». Она действительно здорово смахивала на Дженет и Латойю.

Почти все экс-«Мисс Вселенная» делали успешную карьеру и удачно выходили замуж. Челси не была исключением, о чем свидетельствовало обручальное кольцо с бриллиантами. Хотя мы всегда были ограничены во времени, Челси успела рассказать нам кое-что об обязанностях «Мисс Вселенной». Особенно тяжело, по ее словам, было сдерживать эмоции при виде больных детей и во время визитов в дома престарелых, а ведь на благотворительность уходила треть ее рабочего времени.

Там, где много красивых женщин, не обходится без интриг. Помимо основных титулов было еще несколько второстепенных номинаций. Один из них – «Мисс Дружба». Девочки почти единодушно выбрали австралийку. Но за пару дней до конкурса «Мисс Дружбой» торжественно объявили филиппинку. Кто-то кому-то по огромному секрету рассказал, что за этот титул заплатил филиппинский миллионер, который посещает все конкурсы красоты, помогая своим протеже…

Финал был ярким, прощание с обретенными друзьями – недолгим. Я улетела уже через шесть часов после «Бала победительницы», проиграв перед этим в казино с россиянкой ее денежный приз за лучший национальный костюм.

Я возвращалась в неизвестность. Перед отъездом я разругалась со своей соседкой, а мой потенциальный муж Валентин не позвонил ни разу за три недели.

6

Оставив чемодан в камере хранения во Внуково, с тридцатью «унылыми енотами» в кармане я доехала на автобусе до метро и отправилась в центр. Заказала в клубе «Московский» салат, сигареты и таксофонную карту и принялась листать записную книжку. Жених не отвечал: по словам секретарши, его в Москве не было. Следующим по списку шел наш общий с Лолой друг. Невероятно, но он сразу отозвался на мою мольбу о помощи. Часа через два я принимала душ в номере «Балчуга Кемпински». Странно все-таки устроена жизнь. Только что я была готова ночевать в зале ожидания, как вдруг на четыре дня в моем распоряжении оказалась студия в лучшей гостинице Москвы. Мой благодетель уехал, уточнив, уверена ли я, что гостиницу не нужно продлевать. Четыре дня показались мне вечностью, и я беспечно ответила «да».

Вскоре мне пришлось попроситься на ночлег к знакомому режиссеру в его холостяцкую берлогу. Утром он заявил, что я могу остаться не более чем на одну ночь, потому что ему не спится в квартире с такой красивой женщиной. На мое счастье, меня нашла Машка Машинская. Она жила у своего друга, который согласился приютить и меня. Глядя на суровых качков, легко забросивших мой тридцатикилограммовый чемодан в багажник одной из двух приехавших за мной «БМВ», режиссер только и смог выдавить:

– Белка, ты уверена, что тебе надо ехать с этими людьми?

Друга Машки звали Вовка Бублик. Он был нашим земляком и делал в Москве головокружительную карьеру бандита. Криминал вообще был в моде, и даже люди, к нему не причастные, тщательно оттопыривали пальцы при ведении серьезных переговоров.

Вовка снимал однушку в Строгино. Когда его «коллеги» разъехались, выпив энное количество алкоголя, выяснилось, что в квартире, помимо Машки, меня и Вована, остался сильно пьяный Серега. Гостеприимный Вовка надул большой велюровый матрас. Подушка – валик от кресла. Второго комплекта белья, не говоря уже об одеяле, здесь не было. Не было в моем чемодане и пижамы. В тонких капроновых колготках и Машкином клетчатом халате я улеглась на свое ложе, вздыхая по нежным простыням «Балчуга». Рядом уложили Серегу, который почти сразу сделал первую безуспешную попытку вступить со мной в гораздо более близкие отношения. Сон не шел. Тут еще Машка стала заниматься с Вованом сексом. Повернуться к Сержу я не могла, чтобы он не воспринял это как благосклонность, но и наблюдать за секс-игрищами подруги мне не хотелось. Я закрыла глаза и попробовала абстрагироваться. Так дотянула до утра.

А утром, выслушав бессвязные извинения Сереги, снова взялась за свою записную книжку.

Секретарь вежливо объяснила, что господина Разовского нет в городе, но, если я буду так любезна оставить свой номер телефона, со мной обязательно свяжутся. Валентин между тем по-прежнему на связь не выходил. Ян Разовский не только перезвонил, но и снял для меня на две недели номер в «Олимпик Пента Ренессанс». В гостиницу меня отвозил все тот же кортеж «БМВ». Бублик смотрел на меня с благодарностью, ведь Машка переезжала ко мне, а он со дня на день ждал возвращения с курорта своей благоверной.

Наконец-то объявившийся Валентин устроил мне сцену ревности и велел перебираться к нему. Жить с ним до свадьбы я категорически отказалась, и он дал мне денег, чтобы я сняла квартиру поблизости от его дома. Я сняла двухкомнатные апартаменты на Вернадского, куда мы с Машкой вскоре и перебрались.

И еще в моей жизни появился Вилли Д’Артюман, или просто Кот. Я встретила его летним погожим деньком на Пушке. Огромные уши, испуганная мордочка, громкое мяуканье, вырывающееся из широко раскрытой пасти. Я не собиралась заводить домашних животных, но этот котенок был мой. Когда я принесла его домой, он стал жутко вопить, чем доказал мне, что на свете нет более разговорчивых котов, чем коты ориентальной породы.

А потом я влюбилась. Телефонная книжка была отправлена в мусорное ведро, с Валентином мы расстались друзьями, а модельный агент ничуть не удивился такому повороту. На семь с половиной лет я застыла рядом со своим единственным и неповторимым…

7

…И вот мне 26. Я разведена и нигде не работаю. Час ночи, я шагаю по утопающим в зелени Воробьевым горам. Домой не спешу: кроме Кота, меня никто не ждет. Мне плохо и жизнь не мила. Упаднические мысли прерывает визг тормозов и звук удара. Сзади красная спортивная машина крепко въехала в фонарный столб. Мгновение спустя до меня доходит, что, если бы не столб, лежать бы мне под колесами этого монстра. Мысли о том, что жизнь мне не мила, резко улетучились, а сердце бешено заколотилось.

В это время в машине раздался хлопок, и лобовое стекло покрылось мелкой сеткой трещин. Я вдруг поняла, что внутри могли быть пострадавшие.

– Вы что, пьяны? – крикнула я вместо того, чтобы спросить: «Вы живы?» Голос не слушался, получился жалкий писк.

Из машины медленно вышел мужчина и стал лихорадочно меня ощупывать:

– Ты живая? Живая? Тебе надо в больницу!

Я отпрянула и попыталась вырваться из его цепких рук. Возле нас остановилась патрульная машина. «Скорая» приехала примерно через час. Алкоголя в крови чуть не сбившего меня человека врачи не обнаружили. Работники ДПС задавали вопросы, тот отвечал. Записали мои данные, его данные. Что-то предложили подписать. Когда протянули бумаги на подпись, он вдруг встрепенулся и сказал, что ничего подписывать не будет и девушка тоже. Затем ненадолго отвел милиционеров в сторону, и те, напоследок поинтересовавшись, не требуется ли ему помощь, укатили. Мы стояли на пустынной дороге и любовались на обезображенный «Вайпер».

Мужчина достал из машины куртку, сумку, спросил:

– Одна живешь?.. Тогда к тебе… —

и пошел ловить такси.

По дороге он купил две бутылки красного «Джонни Уокера». Кот встретил нас жалобным мяуканьем и тщательно обнюхал незнакомца. Я понятия не имела, как принимать такого необычного гостя.

– Меня Изабелла зовут… – решила представиться я.

– Еврейка, что ли?

– Нет, в честь бабушки польского происхождения.

– А я Гарик… или Игорь, как хочешь зови, – сказал он и пошел на кухню.

Пока он наливал себе виски, я трясущимися руками капала в стакан с водой настойки пиона, пустырника и боярышника. На предложение попробовать Гарик поморщился и сказал, что это «бабское фуфло». Несмотря на небольшой рост и неплотное телосложение, Гарик казался внушительным, очень деловым и основательным. Ему бы больше подошло не Гарик или Игорь, но обращение по имени-отчеству и в основном с просительными интонациями. У него были правильные черты лица, и его можно было назвать красивым. Из обычного женского любопытства я, естественно, глянула на безымянный палец. Кольца не было, но это ни о чем не говорило. Гарик перехватил мой взгляд и заявил, что женат, и не один раз. Мне стало стыдно. Но ведь я имела полное право узнать хоть что-то о человеке, которого впустила в дом.

– Ты чем занимаешься? – спросил он меня.

Я ответила, что учусь в институте рекламы, а до этого была студенткой еще нескольких институтов, но ни один не закончила.

– Лентяйка, значит, – резюмировал он.

– Нет, просто так жизнь сложилась, – возразила я.

– А я подумал, что ты привидение… – неожиданно начал Гарик. Выпив бутылку «Уокера», он был не прочь рассказать мне свою историю.

8

В начале девяностых Гарик был коллегой Вовки Бублика. Потом занялся нефтебизнесом. Несмотря на жену и троих детей, вовсю ухлестывал за популярными московскими моделями. Подарки, рестораны, казино. Продажность красивых женщин возбуждала его. Женщины и раньше были благосклонны к Игорю, но сейчас он чувствовал себя властелином мира.

Зимой Гарика занесло в Париж – очередная подружка одевалась исключительно в «от кутюр». Посетив с ней два магазина, Гарик сдался и предложил в качестве сопровождающего платиновую кредитку. Девушка не возражала. Но ей все же удалось уговорить его пойти на дефиле от Диора. Девушки на подиуме не особенно отличались от его спутницы.

И тут он увидел Ангела, невесть каким образом затесавшегося среди моделей. После показа VIP-персоны были приглашены на вечеринку. Гарик оказался в их числе. Стоявший между столами с закусками Ангел широко улыбался. Гарик подошел и на неплохом английском сказал, что сам он из России, страны самых красивых женщин в мире, но впервые видит девушку из страны фей (что ни говори, в Париже все становятся немного романтиками).

– Ничого не понимаю. – Русский язык с украинским говором вернул Гарика с небес на землю.

Катя – так звали Ангела – была начинающей и очень модной манекенщицей из карпатской деревни. Она подрабатывала на туристической базе, где ее присмотрел бог знает как туда забравшийся модельный агент. Так в 16 лет она попала в Париж.

Спутница Игоря стала подтрунивать над простоватой девушкой, чего тот не потерпел. Подружка была отправлена в Москву, а квартирка Кати завалена несметным количеством цветов. Игорь слетел с катушек. Он просидел две недели в осточертевшем ему Париже. Он правдами и неправдами уговаривал девушку с ним поужинать. Подарков Катя не принимала. На ужины из-за занятости не ходила. В квартиру, которую для Кати и других девушек снимало агентство, путь ему был заказан.

Всемогущий Игорь был бессилен. Они часами разговаривали по телефону. Точнее, говорил в основном он. Ему хотелось рассказать ей всю свою жизнь, и она, как казалось Игорю, все понимала.

Катя обмолвилась, что Париж ей не по душе и что она мечтает заработать на большой дом в родной деревне и вернуться на родину. Игорь прилетел в Москву, купил двухэтажный особняк и заставил дизайнера потрудиться над его «карпатским стилем». Еще несколько месяцев он ждал Катиных каникул.

После долгих уговоров она прилетела в Москву с двумя подругами. Друзья-банкиры быстренько нашли применение двум смазливым девчонкам, а Игорь повез свою королеву в загородный дом. Дизайнер потрудился на славу – Катя была в восторге. Игорь ринулся в атаку. Он предложил Кате дом и все, что у него имелось, кроме собственной фамилии. Оказалось, что Катя девственница. Игорь был на седьмом небе – чутье его не подвело. Чистая, добрая девочка, она будет с ним рядом всегда.

Незамедлительно последовало предложение выйти замуж. Влюбленные были счастливы. Но реальность брала свое. Жена не давала развод, а к Кате в гости стали приезжать деревенские родственники. Выяснилось, что образование у нее 5 классов, так как для того, чтобы учиться в старших классах, ей пришлось бы ездить в школу за 15 километров от дома. В доме поселилась Катина мать, которая управляла всем, и финансовыми отношениями Кати и Игоря в том числе. Игорь не сильно забивал себе этим голову, потому что, во-первых, был постоянно занят, а во-вторых, – по-настоящему влюблен. Шло время. Они стали жить как муж и жена. Постепенно Игорь насытился этими отношениями, и Катя стала его раздражать. Она немного поправилась, «одомашнилась» и манерами стала напоминать обычную деревенскую бабенку, каких пруд пруди.

Игорь перестал ночевать дома и обзавелся штатом любовниц. Через полтора года ни о каком браке речь уже не шла. Но Катя и не настаивала. Она занималась домом, садом, куда-то ездила. Игорь не вникал в ее дела и избегал любых разговоров. Но секс! Лучшего секса у него не было ни с одной женщиной. Она возбуждала его всегда, правда, только если при этом молчала.

Через пять лет Катя родила сына. К тому моменту у Игоря было уже шестеро детей, причем четверо от законной супруги. Все – девочки. Катя первая подарила Гарику мальчика – наследника. Чувства Гарика вспыхнули с новой силой, но молодой маме было не до него. Гарика отселили в соседнюю спальню.

Нет, Катя не возненавидела Игоря, просто она была очень занята его маленькой копией. Одним словом, жили как жилось. Сын подрастал, Игорь стал более терпим к Кате. Он начал общаться с ней больше и с удивлением обнаружил, что она не так уж глупа. Да, она не была похожа на светских львиц, но от этого только выигрывала. В ней не было лукавства. С ней было просто и легко.

Беда пришла неожиданно. Катя не спустилась к завтраку. Ее нашла горничная. На тумбочке лежала записка и бумажный сверток для Игоря, а рядом с кроватью валялись блистеры из-под таблеток и стояла недопитая бутылка вина. В записке было лишь одно слово: «Простите». Катю увезли в клинику, врачи сделали все, чтобы ее спасти. Она была в коме. Весь день Игорь провел в больнице за несвойственным для него занятием. Он читал. В том свертке лежал Катин дневник. За двенадцать часов он пролистал восемь лет Катиной жизни.

День за днем: первая встреча, чувство неполноценности рядом с образованным (как она думала) и блестящим бизнесменом, любовь, которая проснулась в ней по-настоящему после рождения сына. Игорь даже не подозревал, что за это время Катя закончила дневное отделение русской филологии. Не знал о ее увлечении рисованием, музыкой и садоводством. Катя мечтала написать книгу и опубликовать ее. Пусть даже за свои деньги, – чтобы однажды показать ее Гарику и сказать, как сильно она его любит и как он вдохновляет ее. Но ее мучили его равнодушие, постоянные отлучки и собственная полная зависимость. Катя решила, что поправить уже ничего нельзя, а начинать заново – не захотела…

Игорь мчался из больницы домой. Машина жестко шла по асфальту, и тут он увидел привидение…

– Ты знаешь, в тот момент я подумал, что она умерла и прощается со мной. Меня как током прошибло. Руль выскользнул из рук. Вы с ней одного роста, и твой светлый наряд сбил меня с толку, – признался Гарик.

– Мексиканский сериал, – покачала

я головой. – Давай хоть в больницу позвоним.

– А лучше поедем, – предложил мой гость.

Было семь утра, когда мы вышли во двор. К нам подошел высокий плотный мужчина в черном костюме, начальник охраны Игоря Всеволодовича. Он начал рапортовать что-то о разбитой машине, потом внезапно замолчал и спросил у меня:

– Сколько он выпил?

– Два литра.

Тут я поняла, что Игорь мертвецки пьян. Пока мы двигались, все было нормально, но как только он остановился, его стало шатать из стороны в сторону. Выскочившие из джипа парни аккуратно взяли шефа под локти и посадили в стоящий рядом «Мерседес».

– Ты не волнуйся, теперь с ним все будет в порядке. Он тебе денег должен?

Странный вопрос, но я ответила, что нет. А добравшись до кровати, тут же отключилась. Меня разбудила незнакомая мелодия. Звонил забытый Гариком телефон. На дисплее высвечивалось «охрана». Я ответила. Это был Игорь. Он сухо извинился и спросил, когда его человек может подъехать за телефоном. Я ответила: в любое время. Мой взгляд упал на сумку:

– А как же дневник?

– Какой дневник?

– Катин…

– Его тоже отдай охраннику.

Мне и теперь немного стыдно за мое любопытство, но я была не в силах совладать с собой… Я достала из сумки дневник и принялась читать.

Удивительное дело: порой мне казалось, будто я читаю свои мысли. Больше всего меня интересовали последние страницы – я хотела найти в них мотивы Катиного поступка. Ровными буквами, строчка за строчкой эта женщина заполняла листки дневника своим отчаянием. Я с ужасом обнаружила, что в последнее время воспринимаю мир очень похоже. Но после наспех прочитанных откровений мои проблемы казались такими ничтожными! Невеселые размышления прервал звонок мобильного.

Во дворе меня встретил начальник охраны. Он извинился, что принял меня за одну из подружек шефа, и передал визитку Гарика. На обороте был написан номер мобильного телефона. Со слов охранника я узнала, что Катя в больнице пришла в себя.

История Гарика и Кати запала мне в душу. Мне не терпелось пририсовать к ней голливудский хеппи-энд. И я решила издать Катин дневник.

Многих трудов стоило уговорить Игоря дать согласие на издание и профинансировать его. Он никак не желал понимать, что имена будут изменены, а Катя скроется под псевдонимом. Я думала, что Кате сейчас не до этого, но она заинтересовалась моей задумкой. Своим печальным опытом она хотела предостеречь других от подобных поступков. В процессе работы текст изменился до неузнаваемости. Первое «Глянцевое чтиво» – «Содержание содержанки от А до Я, или Записки вечной невесты» – вышло небольшим тиражом. На обложке глянцевого журнала красовалась связанная невеста с кляпом во рту. Давний приятель Кати, парижский фотограф, долго отговаривал нас от такого творческого решения.

– Почему нет? – недоумевали мы.

– Слишком привлекательная для мужчин идея! – отшучивался он.

– Ты не француз, – отвечала Катя, азартно колдовавшая над нарядом новобрачной для фотосессии.

Идею разместить в журнале рекламу подкинула моя однокурсница-рекламист. Был конец года, а она не успела освоить бюджет на рекламу в печатных изданиях. Ей надо было срочно потратить лишние деньги, чтобы шеф не урезал бюджет на следующий год. А поскольку в Катиной книге часто упоминались различные бренды и торговые точки, мы смело принялись обзванивать потенциальных рекламодателей. Некоторые из них поверили в нас и нашу затею. Немало этому способствовала Катя, бросавшая иногда в конце встречи:

– Жаль, если придется отказаться от покупок в ваших магазинах. Ведь в прошлом году наша семья оставила у вас 3 (5, 15…) тысячи долларов за одежду (подарки, мебель, посуду…).

Работало безотказно.

Через некоторое время Катя познакомилась с женой одного финансиста, которая от скуки писала короткие рассказы. Решили издать второй номер «Чтива». Так родился формат нашего издания: глянцевая книга с рекламой, полуреальные истории, в основном «новорусских» жен. Все издавались под псевдонимами. Мы удовлетворяли женскую страсть к болтливости безопасным для всех способом.

С Катей мы подружились. После комы у нее появились странные способности. Увидев меня впервые в кабинете Игоря, Катя обратилась ко мне как к старой знакомой и сказала, что видела меня раньше. Спросила, как поживает мой кот. Я решила, что про меня ей рассказал Игорь. Но чем дольше я с ней работала, тем более убеждалась в наличии у нее особого дара: Катя всегда звонила мне, как только я начинала о ней думать, и часто предугадывала события. Поначалу меня пробирала дрожь от этих совпадений, но потом я привыкла и стала относиться к ее странностям спокойно. Считая новые способности наказанием, Катя ездила по монастырям отмаливать свой поступок. Но религиозный фанатизм не был ей свойствен, – она много времени посвящала сыну и постоянно находила какие-нибудь новые увлечения.

После той ночи на моей кухне я не видела Игоря столь красноречивым и романтичным. Я часто приезжала в их уютный загородный дом, где проводила выходные и отогревалась душой.

– Белка, это такое счастье, когда ты знаешь привычки домашних настолько, что тебе не надо заглядывать в комнату, чтобы узнать, чем занимается твой муж, ребенок или мама. Вот Ярик, например, сейчас где-то шкодит, – говорила мне Катя, когда мы пили утренний кофе на веранде.

– Откуда ты знаешь? – Я не сомневалась, что тут опять все дело в ясновидении.

– А все просто – отец спит, бабушки на кухне, а ребенка не слышно, хотя, когда бабушки в сборе, его не выгонишь из комнаты. Если притих, значит, где-то затаился и воплощает в жизнь задуманное.

Подтверждением Катиных слов стал Ярик, с ног до головы измазанный красками. В руках он держал швабру.

– Я идеец!

– Молодец, индеец, иди, бабушкам покажись, – Катя еле сдерживала смех. —

Ну, что я говорила?

Бабушки (мама Гарика, Амалия Мар-ковна, и мать Кати, Галина Иосифовна), как только получали доступ к воспитанию Ярослава, начинали непрерывно ссориться. Мы молча наблюдали за этим домашним реалити-шоу, а когда битва за идеального человека заканчивалась и дамы удалялись в свои комнаты, бурно обсуждали позицию каждой по данному вопросу.

Иногда у меня появлялось ощущение, что меня удочерили. Моя холостяцкая жизнь тоже нередко становилась предметом оживленных дискуссий.

Однажды Амалия Марковна мне прямо заявила:

– Беллочка, вы такая хорошая девочка. Катя и Гарик искренне желают вам счастья. Конечно, в наше время сложно найти порядочного человека. Но вы хотя бы присмотритесь к тем кандидатурам, которые рекомендуют вам Гарик и Катя. И Галина Иосифовна так думает. —

В этом вопросе у них, как ни странно, мнения совпадали. Катя заметила мое раздражение:

– Не обращай внимания, просто еврейские женщины обожают сводить людей. Они верят, что тот, кто устроит жизнь хотя бы одной пары, в рай попадет автоматически.

9

Итак, я сидела в кабинете и мечтала о море. Ко мне влетела Машка Машинская. Как и я, она уже десять лет жила в Москве. Здесь ее называли не иначе как Машка Бэтээр, и она решительно поддерживала имидж железной женщины: курила крепкие сигареты, ругалась матом и часто меняла мужчин.

Она всегда была влюблена и всегда что-то продавала: квартиры, земли под застройку, иногда автозаправочные станции. Откуда она получала заказы, оставалось только гадать. Разговор она обычно начинала со слов: «Нет! Ты представляешь? У меня опять хохма!» Так было и на этот раз.

– Представляешь, он выбросил мой ключ у меня на глазах в мусорный бак! Нет! Ну нормально? В мусорный бак! Я ему в окно кричу: вернись, мол, гад, а он театральным жестом поднимает крышку бака, нагло скалится и опускает туда ключ. Скотина!

Я молча слушаю, потому что уже давно привыкла.

Сценарий был всегда один и тот же. Машка, продав очередную недвижимость и закатившись в ночной клуб, квасила у барной стойки неизменную водку с лимонным соком и двумя кубиками льда. Мужчины неизменно западали на модельного вида блондинку (брюнетку, шатенку, рыжую) Машку. Она никогда не уходила из ночного клуба одна. Пока Машка была пьяна и расслабленна, она была милейшим человечком. Очаровательно шутила, декламировала стихи, лепетала что-то о вечной любви. Мужчины, как правило, полагали, что имеют дело со стерильной дурой. Машка приводила их домой и после ночи любви подавала завтрак в постель. К вечеру она вытряхивала из очередного возлюбленного всю подноготную.

Если через неделю знакомства от нового друга не было подарков, цветов и трех звонков в день, чаще всего он отправлялся в пешее эротическое путешествие. На моей памяти только четверо продержались дольше. Машка отчего-то свято верила, что количество рано или поздно перейдет в качество.

– Ну почему мужикам надо все готовенькое? Никто мне никогда ничего не дарил! Квартиру и машины я заработала сама! Так почему же меня, такую завидную невесту, не сводить в какой-нибудь «Шопард» или «Арфан», на худой конец?! – негодовала Машка.

– Да потому, что ты выглядишь, как вдова миллионера, которой ничего не надо, – вяло отбивалась я.

– Твоя ведьма скоро в офис приедет? – спросила Машка: они с Катей недолюбливали друг друга.

С Машкой мы познакомились на кастинге на лучшую модель мира. С тех пор постоянно общались. У нас были общие друзья, а теперь и общие стратегические интересы – выйти замуж. Мы отлично смотрелись в паре и никогда не ссорились из-за мужчин. Катя же была моим партнером. И немного другом. И мне была неприятна эта скрытая вражда. Катя как будто не замечала Машку, та же в ответ частенько язвила в ее присутствии, пытаясь вызвать ее на конфликт. Хотя, может, это мне только казалось. Машка схватила с моего стола экземпляр «Спящих красавиц»:

– Вы что, теперь сказки издаете? Кстати, где мой 111-й номер?

Машка была нашей постоянной читательницей, поэтому из первой тысячи экземпляров, пронумерованной и подписанной автором, ей был положен персональный, 111-й. Я достала из стола конверт с журналом, взамен получив предложение пообедать в «Ударнике».

Настоящий игрок, Машинская, как большинство игроков, была азартна и суеверна. Карта почетного гостя за номером 111 в казино «Ударник» давала право на неограниченный заказ напитков и блюд, чем моя подруга, собственно, и пользовалась. К игре на одноруких бандитах она пристрастилась два года назад не без помощи своего тогдашнего любовника. Сначала проигрывала его

деньги, а когда они расстались, принялась спускать свои сбережения.

Периодически Машка звонила мне и восторженно рассказывала о нравах и порядках казино. От нее я узнала, что в игровых залах стоят ионизаторы, которые освежают воздух, и люди, не чувствуя усталости, играют сутки напролет. Или о наемных игроках и штате психологов, который прикреплен ко многим крупным игрокам. И уже не удивлялась, если в три часа ночи Машинская будила меня звонком: «Какой-то залетный придурок сорвал бонус в 100 тысяч долларов! Нет, ну он точно подставной! Видела бы ты его ставки!»

Мой дебют в Лас-Вегасе и еще несколько попыток уже в Москве опровергли утверждение о везучих новичках. А уж проигрывать кровно заработанные в казино с идиотским названием «Ударник» мне категорически не хотелось.

Мы подъехали к зданию казино. Парковщик освободил место для огромного Машкиного джипа с «фартовым» номером 111.

Здесь Машка была как рыба в воде. Ее угловатые движения стали плавными и уверенными. Небрежной рукой она протянула парковщику сто рублей чаевых. Мы прошли через рамку металлоискателя в огромный мигающий и звенящий зал. Машинскую не досматривали, а меня попросили показать содержимое сумочки. Мы сделали заказ, и Машка отправилась играть.

Мне очень нравилось смотреть, как играет подруга. Если комбинация выпадающих на экране картинок была выигрышной, картинки оживали и что-то выкрикивали бодрыми мультяшными голосами. На этот раз Машка села за автомат со смешными прыгающими помидорами в ботинках. Машка была довольна игрой и увеличила ставку до максимальной. К нам подошла Настя. Как рассказывала Машинская, это был легендарный персонаж «Ударника». И хотя я пропускала мимо ушей большую часть Машкиной трескотни, про Настю я слушала с открытым ртом.

Насте было 18. Она была тоненькой миниатюрной блондинкой с огромными голубыми глазами. Низкий прокуренный голос и простоватая речь совершенно не вязались со внешностью. Сюда ее привел собственный муж. Он занимал какую-то заоблачную должность и ворочал миллионами. Настю он нашел в славном городе Сочи и перевез в Москву. Молодая жена не скучала – активно тратила деньги в бутиках и салонах. Когда ей это надоело, она открыла для себя мир азарта.

И в замызганную палатку с парой игровых автоматов утекли 300 тысяч долларов, хранившиеся дома. Сама Настя комментировала это так: «Да я просто брала, брала, брала. Ну я же не смотрела, сколько там пачек! А потом вдруг осталась последняя». Вот с таким своеобразным изяществом Настя спустила целое состояние. Муж жену ругать не стал, а привез в цивильное казино и сказал:

– Играй тут. Тут за тобой присмотрят.

И Настя стала играть. Сначала постоянные игроки принимали ее за подсадную девушку, нанятую для оживления интерьера. Но такие девушки играют строго определенное время и делают небольшие ставки. Настя же проигрывала многие тысячи долларов, застревала в казино сутками и никогда не отказывалась дать в долг (если сама была в плюсе, разумеется).

Ее любили. Она в момент обзавелась свитой прихлебателей, разносивших про нее мифические истории.

Например, рассказывали, как она, проигравшись в пух и прах и проведя за автоматом несколько часов кряду, вместо того, чтобы поехать домой за деньгами, попросила у менеджера казино кредит в четыре тысячи долларов. В залог она предлагала свой новенький «Порше», неделю назад подаренный любящим мужем. Говорили, что Настин йоркширский терьер просидел в машине некормленый и негуляный двое суток – хозяйка попросту забыла о нем в пылу азарта.

А потом еще долго выговаривала бедной псине за лужу на сиденье.

Настя любила рассказывать, как опоздала на самолет в Сочи и за три дня, скрываясь от мужа, уверенного, что она гостит у мамы, выигрывала, проигрывала, ездила ночевать к подруге, съела

15 порций мороженого и пропустила джек-пот в миллион долларов. Это событие она считала самым трагическим в своей жизни.

– Я уже устала крутить этот аппарат и решила его забронировать. Тут подошла какая-то телка и спросила, буду ли я играть. Ну я и плюнула. Она только воткнула туда 500 рублей, один удар, и аппарат заблокировался. Я хотела ее прибить на месте! Ну откуда она взялась? Я рыдала часа два. Я до сих пор не сажусь за этих мерзких бегемотиков! – басила Настя.

У посетителей казино были в ходу особые термины. Каждый аппарат назывался соответственно картинкам, которые мелькали на экране: «помидоры», «бегемотики», «мальчик-девочка», «чиккены», «вороны». Бонусы ловили, аппараты крутили, удары настукивали, суммы набивали.

Я вполуха слушала разговор Машки и Насти и смотрела на экран. Раздалась переливистая мелодия, и веселые фрукты в трех местах на экране закружились в танце. Веселый помидор приветственно помахал нам рукой.

– Ой, Машка, смотри, ты бонус по максимуму поймала! – воскликнула Настя.

Из угла выполз разноцветный червячок и исчез в норке. На экране появились сливы, апельсины и лимоны. Машка принялась натирать сенсорный экран. «Luсky lemon!» – крякнул автомат, и веселые лимоны стали открываться, обнажая цифры выигрыша.

– А почему нельзя просто нажать на любой фрукт? – спросила я.

– Ты не понимаешь, тут целая система, – деловито заявила Машка и продолжила свои манипуляции.

Официантка пригласила нас за столик.

– Они тут еду специально по сорок минут готовят, чтобы люди больше играли, – проворчала Машка и нажала на кнопку выплат после завершения бонус-игры.

– Ты бы еще поиграла, – предложила Настя. – Тут до тебя один мужик тысяч сорок засадил, бонус никак не мог поймать.

– Я не шакал! – ответила Машка.

«Шакалами» в казино за глаза называли игроков, которые следили за теми, кто долго играл на одном автомате и много проигрывал. Вероятность того, что автомат начнет выплату после серии проигрышей, заставляла «шакалов» часами простаивать за спинами неудачливых игроков.

– Тогда я сяду, – решилась Настя.

– Да пожалуйста! – Желать удачи в казино было не принято.

Выигрыш принесли, когда мы переместились за столик. Где-то между салатом и креветками Машка изрекла:

– Нам надо на море!

На море, конечно, хотелось, но не в такой компании. Машка путала все планы. Она обладала удивительной способностью уговаривать людей. Вот если бы я сейчас сказала, что у меня нет денег на поездку, Машка предложила бы поехать за ее счет. Если бы сослалась на отсутствие настроения, она и тут бы меня обработала. Если Машка чего-то хотела, слова «нет» для нее не существовало. Бэтээр, в общем.

У Машки зазвонил мобильный. Она посмотрела на дисплей и расплылась в улыбке, но на звонок не ответила.

– Димка, скотина, звонит, – злорадно заявила она. – Пусть помучается! Будет знать, как ключами расшвыриваться!

Телефон ожил вновь. Машка нажала на кнопку ответа и с сияющим лицом выслушала монолог собеседника, сказала:

– Ну-ну… Да пошел ты…! – и дала

отбой.

– И где ты нашла свое очередное счастье? – не могла не поинтересоваться я.

– В консерватории, бля! В клубешнике! Где же еще?! Дома сидела, шампанское пила и смотрела «Мулен Руж». Рыдала, как всегда. Тут понимаю, что на улице пятница, а я как дура дома сижу. Нацепила вечерняк, босоножки со стразами, чулки в сетку, короче, нарядилась в стиле «Мулен Руж». И завалилась в «Tip-top». Стою у барной стойки и веду с барменом дискуссию: стоит ли благородной мамзели продолжать пить шампанское или перейти на привычные для организма хлебные вина. Рядом со мной какой-то клерк ошивался. А чего это вы, девушка, в таком странном замешательстве, спрашивает. А потому, что девушка всю неделю тяжко работала и теперь раз и раз сложить не может, отвечаю. Ну и, как обычно, треп пошел. В банке, говорит, работает. Друзья его подходить стали, здороваться. Смотрю, вроде не гоблины: приличные, вежливые. Он меня на летнюю площадку танцевать позвал. Я уже подшофе была.

Потом мы за столиком владельцев клуба оказались. Там-то я и зажгла по полной. Уж не знаю, что они про меня думали, но Димуську, видать, тихо жалели. Потом мой Ромео меня к себе позвал. Мы в ритме танца на улицу и вышли, а к нам две барышни подходят. На меня брезгливо посмотрели, а Димочке в глаза так преданно заглядывают. Смотрю я со стороны на это дело и про себя хихикаю. Тут к нам «Бентли» подруливает, из него вооруженная охрана выходит. Тут-то я и поняла, почему бедные дурочки на Димона так смотрели. Видать, в его банке нехилую зарплату дают.

Садимся мы в «Бентли», катим к нему на Кутузовский. Хата какая-то съемная. Ну, типичный холостяк. Вот тогда я успокоилась – ты ж меня знаешь, меня от женатиков подташнивает… Короче, шуры-муры целую неделю. Звонил, как школьник оправдывался, что занят постоянно. Потом звонит, в кино или в ресторан приглашает. Я говорю, голубь, давай сначала сексом позанимаемся, а потом сходим куда-нибудь, если время останется. Он там на другом конце чем-то подавился, а потом быстренько нашелся и к другу на дачу пригласил. Там, говорит, будет тебе вся программа.

Вечером за мной заехал. Выхожу во двор. Стоит, блин. Белая рубашечка, рваные джинсики и небрежно так опирается на «Бугатти» цвета инферны. Рядом джип с охраной. Прикол: мальчик мужских журналов начитался.

Заехали в «Глобус гурмэ» на Якиманке, скампий накупили и поехали к его другу на Можайку. Приезжаем. Там меня никто не ждал. Жена и ее подружка змеями смотрят. Конечно, такой завидный кадр непонятной телке достался. Друг у него, кстати, очень даже ничего, Димуська уж больно сладенький, ты же знаешь, как я к декоративным мужикам отношусь. Ну, мы поужинали, а змеи мне шипят: Маша, вы, наверное, готовить умеете, знаете, что Димочке нравится. Откуда мне знать, отвечаю, мы с ним второй раз видимся.

Тут все сидевшие за столом от смеха пополам сложились. Дима обиделся.

С таким поведением, говорит, и последний. Потом мы в летнем шатре музыку слушали, траву курили, грязные танцы танцевали. Часа в три ночи пошли спать. Заходим в дом, а Димка мне говорит, что в соседней спальне еще одна девушка.

Я уже еле на ногах держалась и не очень-то соображала, как с мужчиной сексом заниматься. А о какой-то бабе и речи быть не могло. Групповухи из принципа не признаю. Принимаю душ, ложусь спать. Через час заявился.

Один. Я от его поцелуев проснулась. Секс, конечно, был сногсшибательный. Потом спрашивает, почему я не пришла. Спать хотела, отвечаю. А мы тебя сидели ждали, говорит. Я себе представила, как пьяные и обкуренные мужчина и женщина, у которых до этого уже, видимо, был секс, сидят на кровати, смотрят на дверь и как зачарованные, положив руки на колени, ждут меня. Утром он с глазами побитой собаки в магазин меня повез. Вот! – Машка победоносно обнажила запястье, на котором красовался белый браслет с римскими цифрами, выложенными мелкими бриллиантами. – Потом у меня неделю тусовался, холодильник продуктами забивал. Меня перемкнуло, и я решила: на хрена он мне нужен? Он садился в машину. Я звоню и говорю, слушай, друг, верни-ка ключ. А он: ты в окошко глянь. Я смотрю, а он наманикюренными ручками мусорный бак открыл и у меня на глазах мой ключ туда опустил, метросексуал хренов!

– Машинская! – возмутилась я. – Чего же ты хочешь? Он же вроде бы испытание прошел? Звонки, магазины, забота, хороший секс?!

– Да хер его знает! Просто раздражать стал. Он весь какой-то правильный, прилизанный, что ли… Зачем лицемерить? Ну признайся ты, скажи, мол, так и так, да, люблю это дело по обкурке! Так нет же! Я не такой – я еду домой! Фу, противно! И ванну он по часу занимал, моими кремами пользовался. А уж когда стал рассуждать, чем отличается один крем от другого, меня чуть не вывернуло! Да и член у него великоват! – подытожила Машка.

– С этого надо было начинать! – ухмыльнулась я.

Машка больше внешности в мужчине всегда ценила неординарные качества.

В ее коллекции были музыканты, банкиры, студенты и просто олигархи. Прямо как Робин Гуд, она нещадно выколачивала из богатых любовников подарки, в то же время очень деликатно подкармливая своих нищих гениев и направляя их дельными советами. Можно было не сомневаться, что, если Машка выйдет замуж за студента, уже через пару лет он будет прилично зарабатывать. И хотя Бэтээр любила выставлять напоказ свою циничность, ее слезы над «Мулен Руж» говорили о многом.

– Напоминаю, наш курс – на море! Давай паспорт – будет сюрприз!

– А можно без сюрпризов? – жалобно простонала я.

Если честно, раньше я любила Машкины приколы и розыгрыши. До них она была большая мастерица. Но после того как в больничной палате, где я лежала с отравлением, был исполнен мужской стриптиз, заказанный Машкой, мне стало не до смеха. Как и трем старушкам, соседкам по палате, которые, глядя на обнажающихся медбратьев, только успевали креститься. Придя в себя, они так меня отчитали, что при воспоминании об этом у меня до сих пор мурашки по коже.

– Ладно, живи! – смилостивилась подруга. – Поедем в Сочи. У меня сдох загранпаспорт, так что, пока его делают, ни о какой загранице речи не идет. Я забронировала нам шале в «Пик отеле» на пять дней, неделю проведем в «Рэдиссон Лазурной» у моря.

– Что мы будем делать пять дней в

горах?

– Дура! – нежно ругнулась Машинская. – В горах, да будет тебе известно, летом никто не отдыхает. Разве что сочинцы. Так вот, в Красной Поляне мы будем наслаждаться о-ди-но-чест-вом!!!

– С тобой? Одиночеством? Не получится! Уж я-то тебя знаю! Кстати, сколько стоит шале? Ты разорила Димочкин банк?

– Нет, это волшебные газовые скидки моего бывшего.

Ах, ну да. Бывший. Это из тех четверых, в которых Машка влюблялась всерьез и надолго…

Первым был начинающий бизнесмен, который трудился над богатейшими запасами российских недр. В свои 33 он выглядел на сорок и был циничен без меры. Но влюбленная Машка была страшнее цунами. Она писала ему стихи, готовила блюда с сюрпризами и устраивала такие эротические шоу, что дорогие проститутки и стриптизерши и рядом не стояли. Возлюбленный в свою очередь натаскивал Машу в искусстве ведения переговоров и посвящал в тонкости зарабатывания денег. Она была его Галатеей. Красивая, умная, жесткая и сексуальная, Машка стала его идеалом. Но на предложение выйти замуж Галатея ответила отказом. Машка не признавала слюнявых хеппи-эндов. По словам Машки, он до сих пор не женился. Они периодически встречались. Он жаловался, что она звонит ему только тогда, когда ей что-то нужно: секс, продать очередной объект или восьмидесятипроцентная скидка на что бы то ни было.

Вторая и третья влюбленности протекали одновременно. Пожалуй, просто у нее состояние было такое – тотальной влюбленности во все. Ее хватало на двоих – певца и бандита. Первый сочинял для нее песни, со сцены объявлял, что в зале находится женщина, которую он боготворит, и посвящал ей пьяные прыжки в сугробы. Машке нравились безумства этого маргинала. Второго я воспринимала как ностальгию по Вовке Бублику и бесшабашной юности. Когда Машка мне его представила, я долго не могла понять, почему Машка закатывает глаза, рассказывая об этом неприятном типе.

Четвертая любовь приключилась с Машкой недавно. После девичника у Бэтээр я вдруг обнаружила пропажу мобильного. Утром Машинская позвонила мне домой и сказала, что мобильный у нее, но она занята и привезет его позже. И пропала на сутки. Когда она снова объявилась, то сказала, что готова отдать телефон в любой момент. Мы договорились встретиться в кафе на Тверской.

Ожидая ее, я разглядывала сквозь витрину проезжающие машины и редких прохожих. У кафе остановились три машины с черными, как ночь, стеклами. Из джипа вышли охранники и облепили «Ауди». Из «Ауди» выползла Машинская и неуверенной походкой зашагала к кафе.

– Ну и что это за цирк?

– Представляешь? Такая хохма! Я тебе телефон на трех машинах привезла! – произнесла довольная произведенным эффектом Машинская. Она была сильно навеселе.

– Где твоя машина?!

– Мать, обижаешь! Я же алкоголь пила! – Она действительно никогда

не садилась за руль в нетрезвом состоянии.

– Три часа дня, а ты уже как прачка пьяная!

– Угу, ты еще скажи, что я и надымилась, как сапожник! – Машка скорчила ехидную гримасу и смачно затянулась.

– Ладно, но мне эти головорезы не нравятся! Домой приедешь, позвони.

– Все будет чики-пуки, не ссы, лягуха! – Машка вручила мне телефон и направилась к выходу.

Объявилась она через сутки на пороге моего кабинета. Плюхнулась в Катино кресло и потребовала пепельницу и кофе. Получив желаемое, Машинская начала рассказ в своей тарабарской манере:

– Представляешь? Вообще песня!

Я познакомилась с Аликом, когда шла из магазина. Когда мы девичник мутили и выяснилось, что лимонов нет, помнишь? Возле меня остановилась «Ауди», и этот крендель предложил подвезти. Я сказала, что мне рядом. Тогда он попросил телефончик. Ну я и дала. Пусть себе звонит. На следующий день он пригласил меня на обед со своими партнерами. Обед был не в ресторане, дома. Захожу в квартиру – а там двести квадратов восточного великолепия. В столовой девушки танец живота танцуют, а за столом еще три мужика сидят. Ну, думаю, попала. Найдут мои косточки только к весне где-нибудь в Битцевской лесополосе. Ты тогда точно подметила – головорезы!

Алик меня к столу подводит и на ушко шепчет, что мужик, сидящий рядом с хозяином, – его самый главный и самый богатый друг и партнер. Усадили меня за стол, спросили, что буду пить. Я же никогда не выебываюсь, говорю – что нальете, то и буду. Мужики повеселели – наш, говорят, человек. Потом Алик со своим самым главным другом в сторонку отошли. Вернувшись за стол, Алик мне велел поближе к Косте сесть. А для себя стал каких-то телок вызванивать. Тут меня зло взяло: они что, за дуру меня держат? Думают, я не поняла, как они меня на раз-два между собой поделили? Сижу, Косте улыбаюсь, а про себя думаю: погодите, милые. Плохо вы Марию Машинскую знаете. Алик фотик достал и стал нас фотографировать. Потом еще какие-то бабы подтянулись. А Костя сидит, молчит и тоже улыбается. Смотрю, улыбка у него неплохая, и человек, чувствуется, сильный… харизматичный, что ли. – При упоминании Кости Машкин взгляд потеплел. – Мы все на улицу вышли, хозяин нас на плов к себе назавтра приглашает.

Я села к Алику в машину, и он попросил меня фотик подержать. Девчонки на заднее сиденье плюхнулись. Суши купили, потом в какой-то двор на Ленинском заехали. Я из машины выхожу, а фотик в руках держу. Ну, ясен перец, я – пьяная. Тут на двух машинах Костя подкатывает. Я взяла и посмотрела в объектив. А его охранник подскочил ко мне и объектив рукой накрыл. Психанула я, сунула кому-то в руки фотик и пошла на дорогу такси ловить. Но ты ж меня знаешь, я же так просто не успокоюсь. Поехала я к своему бывшему в клуб на концерт, а оттуда послала Алику эсэмэску. Алик через полчаса меня из клуба забрал, и мы к нему трахаться поехали. Утром он меня домой привез и в щечку поцеловал. По дороге интересовался, чем я занимаюсь. Я отшучивалась, как всегда.

Выспалась я и завтракать в «Мариотт» поехала. Тут Алик звонит, спрашивает, не видела ли я у себя в сумке фотоаппарат. Ты же знаешь, какие у меня сумочки, чай, не трендовые хозяйственные авоськи – туда, кроме кошелька, мобила уже с трудом входит. Говорю, мол, нету у меня ничего. Он пообещал в машине поискать. Потом я ему сама набрала, поинтересовалась, нашел ли он пропажу. Он меня опять на ту хату позвал, где мы обедали. Только Косте просил ничего о наших амурах не говорить. Как же! Разбежался! Засунул свой прибор, куда его не просили, а теперь боялся, что от шефа в лоб получит. Еще и фотик приплел. – Машинская прикурила вторую сигарету. – Приезжаю – те же на манеже: хозяин, Костя и Алик. Начал Алик меня прессовать. Я думаю: ах ты козел, сам же меня домой вез и прекрасно видел, что никакого фотика у меня нет. А Алик все напирает. Тут я не выдержала и говорю: у меня самая большая сделка по земле кэшем на три лимона тянула. Я своими руками эти бабки при клиенте пересчитывала и легко могла пачку в десять зеленых к рукам приклеить. Мне люди свои деньги доверяют, а палиться из-за какого-то вонючего фотика я не буду. Вижу, Костя на меня как-то по-новому смотрит и говорит Алику: отстань от нее, не брала она ничего. Алик же со стола мою мобилу взял. Стал последние звонки листать. А у меня там клиенты с известными фамилиями. Знаешь, до чего интересно устроен человек! Он про незнакомых спросил: а что это за белка? Зверек такой? Или про музыканта моего спросил: а певец – это профессия или прозвище, а вот про клиентов моих – ни-ни. Я от наглости такой аж застыла. Ну, думаю, пой, птичка, пой – недолго осталось. Я о тебе помнила и решила мобилу отвезти. Мне, говорю, на Тверскую. А хозяин по законам восточного гостеприимства не отпускает. Говорит, коньяк допейте, а не то обижусь. Напоить меня решили. Темпы, конечно, у них были недетские. Мы за двадцать минут убрали ноль семь «Хеннесси», потом на столе появилась еще одна бутылка. Бойцы мне все подливают и на реакцию смотрят. Я пью спокойно – моя норма 500 грамм. Рюмке на восьмой им уже, видимо, наскучило глумиться. Говорят, поехали, куда тебе надо, только вот на посошок выпьем.

А в меня этот спирт уже не лезет чисто физически. Последний глоток поперек горла стал. Я достаю фляжку, которую мне казино на Новый год презентовало, и говорю, что если уважаемый хозяин не обидится, я посошок с собой заберу. Ты бы, Белка, видела, как они ржали. Хозяин квартиры сказал, что такую девушку впервые видит. В гости приглашал уже «без этих оболтусов». Мы к тебе заехали и на ту хату поехали, от подъезда которой я сбежала. Натуральный гостиничный номер – обычная еб-хата. Как я туда вошла, сразу притихла. Сама, думаю, виновата. Пьяная баба с двумя мужиками в квартире с огромной кроватью – однозначная ситуация. Сижу молчу. Костя текилы подливает и вежливо так интересуется, чего это я притихла. Вы, говорю, хлопчики, меня напоили – факт, но не накормили. Есть хочу – погибаю! Желательно мяса с кровью. Раз так – едем ужинать. Из ресторана Алик испарился, а я осталась наедине с Костей.

Машка меня восхищала. Если бы не ее ужасный сленг, она бы могла запросто у нас издать какие-нибудь «Экстремальные прогулки Бэтээра». Она ведь даже писала неплохие стихи. Может, если она станет излагать свои истории на бумаге, мат и воровской жаргон исчезнут сами собой? А если нет, можно нанять литературного редактора. Между тем она продолжала:

– Мы опять вернулись в ту квартиру. Мы были уже основательно пьяны и просто уснули. Белка, знала бы ты, чем мы занимались утром!

– Неужели сексом?!

– Лучше. Мы занимались любовью. Это была песня! Ты не представляешь! Я чувствовала себя такой слабой, такой беззащитной рядом с ним. И это было так кайфово. Я реально чувствовала, что этот человек сильнее меня и рядом с ним мне только и остается, что быть просто женщиной. Вау! Я сейчас о нем вспоминаю, и у меня волны по позвоночнику бегают. А знала бы ты, как он делает…

– Маша, заткнись! У меня после развода секса год не было. Нельзя жрать икру на глазах у голодающих!!!

– А еще Алик сказал Косте, что я дорогая проститутка, вот гондон! И они в ту первую ночь хотели устроить оргию…

– А чего ты хотела, дорогая? Ты свое поведение лучше меня знаешь! Чем хоть твой Костя занимается?

– Ничего интересного – владелец заводов, газет, пароходов. Как всегда, короче. – Машка досадливо поморщилась.

– Женат?

– Самое противное, что, скорее всего, да. Потому что такое добро бесхозным не остается. – Машка опять мечтательно закатила глаза.

Уж не знаю, что у них там с Костей было дальше, но спустя пару недель мне позвонила рыдающая Машка:

– Он утонул, когда нырял с аквалангом… Неисправное снаряжение – я в газетах прочитала…

Я примчалась к Машке через час. Она была пьяна и выглядела отвратительно. И без того худая, похудела еще. Грязные, спутанные волосы, запах перегара. Я прошлась по комнатам. На кухне в раковине были только рюмки, в спальне и кабинете порядок. А гостиную заволокло табачным дымом. Рядом с диваном валялась газета трехдневной давности.

Первый раз я увидела Машку в таком состоянии, когда она разорвала свои отношения с тем самым малоприятным жуликом, имя которого я так и не запомнила. Тогда она еще жила на съемной квартире. Там же она отработала технологию своего запоя. Машка не пила на кухне – там нет кровати, Машка не пила в спальне – там нельзя курить. Машка пила в гостиной: там можно было курить, спать и смотреть телевизор. Это обычно продолжалось неделю или около того. Первые три дня Машка квасила в одиночестве и переваривала свои ощущения, затем на помощь призывалась я. Три-четыре дня я жила у Машки. В мои задачи входило выслушивать Машкины мысли вне зависимости от того, трезва она была или пьяна, и не перечить. Затем я вызывала на дом доктора с капельницей. Через сутки-другие Машка уже щебетала, и на дом вызывались уборщица, парикмахер и косметолог. Из каждого запоя Машка выходила с новым цветом волос. Она возрождалась, как птица Феникс.

То, что я увидела на этот раз, было хуже обычного. Рядом с диваном на полу были видны горелые отметины упавших сигарет. Окурки, истлевшие до фильтра, валялись тут же. Машка вышла из спальни, уселась на диван, укуталась пледом и закурила.

– Маш, – мягко начала я, – ты же сгореть могла… – Машинская смотрела мимо меня стекляшками карих глаз. —

У меня из родных только бабушка умерла, да и то до моего рождения. И я не знаю, что говорить в таких случаях.

– Ты знаешь, меня утешает одно, что оттуда он видит, как я его любила. Мне дико жаль, что трепала ему нервы и играла с ним в глупые игры. Надо было сразу признаться, что люблю, и предложить ему родить ребенка… Рядом со смертью все кажется таким мелким и жалким. Так стыдно за себя. А он теперь там, в сферах абсолютной чистоты и любви.

– Маш, но ведь все эти игры – часть жизни. Люди не умеют жить просто. Им от этого скучно. Ну сама подумай, если бы ты ему все вот так бы выложила, он потерял бы к тебе всякий интерес. Ты сейчас говоришь о мире идеальном, а не реальном.

– Все равно в голове не укладывается. – Машка заплакала.

Я села рядом и обняла ее. От нее исходил кисловатый запах пота, табака и алкоголя. Я подумала, что, наверное, так пахнет горе.

– Так, давай-ка Виктору Павловичу звонить. – Чудо-доктор сейчас был нужен Машке как никогда.

– Давай завтра. Я пить сегодня уже точно не буду. Да я сегодня почти и не пила. Так, сделала утром пару глотков. Автоматически.

И я верила ей…

Часа два я наводила порядок. Если раньше, на съемной квартире, все поверхности были завалены кучей разных финтифлюшек (цветов, игрушек, картинок, вазочек), то, приобретя собственные апартаменты, Машка объявила войну всему этому хламу. Она торжественно убрала устаревшие предметы интерьера в стенной шкаф и сказала, что извлечет их на свет божий только на старости лет. Так что приведение квартиры в норму не заняло у меня много времени. Я уже проветрила и почистила гостиную, как вдруг в отражении зеркальной стены спальни увидела скрюченную на полу Машку.

Я испугалась, что ей стало плохо, и кинулась на помощь. Машка подняла на меня испуганные глаза. С искусственного ногтя указательного пальца она словно пыталась снять невидимую снежинку.

– Что с тобой?

Я перевела взгляд на панель рядом с кроватью. На ней лежала какая-то карта и купюра, свернутая в тонкую трубочку.

– Я собираю камешки…

– Маша, не пугай меня!

– Ну, понимаешь, когда герыча много, я его разминаю, и камешки отлетают на ковер, а когда он заканчивается, я собираю остатки, и мне хватает на пару дорожек.

– Героина, что ли? – уточнила я.

– Его, – подтвердила она и продолжила свое занятие.

Я застыла и молча наблюдала за Машкиными манипуляциями: вот она внимательно изучает ворсинки, что-то выуживает из них ногтем и кладет на панель перед собой. Затем все повторяется сначала. Я не выдержала.

– Ты, старатель хренов, кончай ерундой заниматься!!! – Я вдруг разозлилась.

– Не ори, – спокойно сказала Машка, аккуратно разминая добытое с пола пластиковой картой.

Она свернула купюру поплотнее и, закрыв левую ноздрю пальцем, вдохнула половинку желтоватой полоски. То же самое она проделала, закрыв правую ноздрю.

– И что теперь?! – не унималась я.

– А теперь курить. – Машка поднялась и как ни в чем не бывало пошла в гостиную.

Я не раз видела подобные манипуляции в кино и иногда живьем, на развеселых вечеринках. Но там, как правило, нюхали кокаин, и всегда это были абсолютно чужие мне люди. А тут… Я никак не могла поверить, что это происходит с моей подругой.

– Ну что ты смотришь на меня глазами еврейской мамы? Осуждаешь? Или жалеешь?

Бэтээр не терпела ни того ни другого. А я четко понимала одно: если Машка не пряталась от меня, есть еще надежда, что процесс обратим.

– Да не кипишуй ты так. Я же не колюсь. И вообще, мне эта штука помогает меньше думать, я расслабляюсь и засыпаю. Кокаин я не признаю принципиально, меня от него колбасит жутко, трава – так, приятное приложение к алкоголю и траху. Фитотерапия, так сказать. А от герыча я становлюсь спокойной и уравновешенной. Правда, когда он заканчивается, меня ломает дней пять. Приходится алкоголем ломки забивать. Перед глазам стали всплывать картины Машкиных запоев. Ну да, точно, озноб, характерный для алкогольной абстиненции, никак не вязался с насморком, которым Машка всегда страдала после запоя. Вялость, потливость, апатия. Вспомнилась Машкина заторможенная речь в телефонных разговорах, нежелание принимать гостей и самой выбираться на улицу. А потом вдруг необычное оживление, тусовки, шутки и смеющиеся глаза. Да, глаза. У Машки они были карими – изменившийся зрачок не так заметен. Я напустила на себя как можно более беспечный вид:

– И кто поставщик ко двору вашего императорского величества? – А сама думаю: «Найду – убью!»

– Бывший… ну, ты помнишь того чувака, который тебе активно не нравился. Он мне это сначала для секса предложил. Вначале – кайф, потом – как бензин для машины: заправился и поехал. Да и не любила я это сначала. Когда первый раз героин вдыхаешь, сначала тошнотворная горечь чувствуется, а минут через двадцать во всем теле такая легкость появляется. И секса хочется. Но это первое время. – Машка закурила и прикрыла глаза. Я ее не перебивала. – А через неделю уже не хочется ничего. Такая нирвана наступает. Ничего не колышет: ни мужики, ни страхи, ни дензнаки – полный, абсолютный, всепоглощающий пофигизм. Знаешь, словно душа от тела отделяется и отстраненно за ним наблюдает.

– Маша, – не выдержала я, – ты это, не пугай меня. Никуда никто не отделяется. Все души сидят в своих телах. Договорились? Ты же Катину историю знаешь!? Я тебя очень прошу, не делай глупостей.

– А-а-а… ты ведьму свою вспомнила. Так она все знает. Я когда к тебе однажды заехала, ты в кабинете сидела, а она меня в коридор отозвала и пригрозила, что, мол, если ты, то есть я, Белку на эту дрянь подсажу, – не видать мне на том свете покоя. Напугала она меня тогда конкретно. Нет, ну если бы ты сама захотела попробовать, я бы тебя не осуждала – это свободный выбор каждого. Но и не доставала бы тебе ничего. Хотя что там доставать – только шепни и денег дай, на дом все доставят. Моему бывшему привозят, правда, задержки бывают: то дилера поймают, то курьер ширнется, и ему уже везти в лом, а то и дозу перепополамит и талька досыплет. Одно время слух ходил, что героин где-то в Афгане вирусом СПИДа заражают и в Европу отправляют. Так хуйня все это. Я проверилась – нету ничего у меня. —

Я бережно вынула из пальцев Машки истлевшую сигарету. – А еще героин концентрированным бывает, в жидком виде. Его потом как-то выпаривают и добавляют туда… – Машка говорила что-то еще, но речь ее стала бессвязной.

Утром приехал Виктор Павлович. Пока Машка лежала в спальне под капельницей, мы сидели на кухне. На мой вопрос он честно признался, что давно обо всем догадывался:

– Видишь ли, технология очистки организма примерно одинаковая. По большому счету, особой разницы между алкогольной и наркотической зависимостями нет. И там и там продукты распада принимают участие в метаболизме и выводятся достаточно долго. Но в случае с наркотиками мозг страдает сильнее. Особенно если порошок вдыхают. Каждый прием наркотика становится своеобразным микросотрясением мозга. Нарушаются нейронные связи, уничтожается воля – личность человека рассыпается. Это долгий и скрытый процесс, который способен выявить только психолог.

Люди обычно невнимательны друг к другу. Родные больного спохватываются, как правило, на последней стадии,

когда из дома начинают пропадать ценные вещи. С Марией все не так просто. У нее сильная воля и непростой характер. Я не в силах что-либо предпринять, пока человек сам не попросит помощи. Периоды ремиссии у нее длительные, но за последние три года они сократились от года до шести месяцев. По моим прогнозам, велика вероятность срыва через два-три месяца. Вам только остается наблюдать ее и попробовать направлять ее мысли. У нас в России не принято ходить к психотерапевтам – их заменяют подруги. Но разговор с подругой приносит лишь временное облегчение, она не сможет оказать квалифицированную помощь. Попробуйте предложить ей обратиться к психологу. Употребление наркотиков обросло романтическими мифами. Еще недавно вся страна затаив дыхание смотрела «Криминальное чтиво» и «Лицо со шрамом». Это было модно. О смерти предпочитают молчать. Человеческая самоуверенность всегда поражала меня…

Зазвонил мой мобильный – Машка была слишком слаба, чтобы встать и позвать нас к себе.

Пришлось согласиться ехать в Сочи – Машку нельзя было надолго оставлять одну.

– Только, Маш, я тебя предупреждаю – отдыхаем скромно. Мои золотовалютные запасы не рассчитаны на твой размах.

– Ладно. Смотри, вон на тех аппаратах сейчас бонус будет падать. – Машка махнула в сторону двухрублевых аппаратов в нише справа от ресторана. – Так я пойду? Может, нам на бизнес-класс наскребу.

– Маша!!!

– Шучу-шучу. Спасибо за журнальчик.

– Вэлкам, – брякнула я и отправилась обратно в офис.

10

Летели мы, конечно же, бизнес-классом – Машка не признавала второсортный отдых. Из аэропорта в Красную Поляну нас мчал старенький, но добротный «Вольво». Машина шла по узкой дороге над обрывом. Я вжалась в сиденье и пыталась наслаждаться видом горных вершин – мне это почти удавалось.

В пустом холле основного корпуса нас встретила улыбчивая девушка. Мы заполнили бланки и сняли ячейку в сейфе. Машка с недовольным видом вернулась из спортивного зала:

– Там вода холодная! И сауна плохая!

– Не волнуйтесь, – засуетилась девушка, – у нас замечательный СПА-салон. Он, правда, платный, но там вы найдете все, что вам нужно. Тем более ваша скидка распространяется на весь спектр услуг.

– Это радует, – резюмировала Бэтээр.

Темнело. Близилось время ужина. Мы стали осваиваться в большом двухэтажном доме. Я сидела у себя в спальне и сушила волосы. В дверном проеме появилась Машинская:

– Сдается мне, дорогая Белка, что с шале мы погорячились! На хрена нам столько жилплощади?

– Заметь, не я это сказала.

Мне в пустом доме было не по себе. Уединение – это хорошо, но не до такой же степени. Еще до ужина мы перебрались в трехкомнатный номер с двумя спальнями.

Ночью я проснулась от криков павлинов. В гостиной горел свет. Машка тоже не спала.

– И тебя эти куры разбудили? – Машка открыла окно и выглянула в темноту. – Ах, вот они где, гады.

Машка взяла из корзины яблоко, надкусила, прицелилась и бросила в темень. Раздалось недовольное кряканье.

– Попала! – торжествовала Машка. Она задумчиво посмотрела на птиц, которые уходили с места ночевки, и удовлетворенно хмыкнула: – Ибо не фиг!

Я вернулась в свою спальню. В открытое окно заглядывала огромная луна, освещая все предметы. Тихой тенью в комнату скользнула Машка и нырнула под мое одеяло:

– Не спишь?

– Не сплю.

– Белка, я тут подумала – как замечательно, что все сейчас так, как есть.

– Это на тебя так яблоко подействовало?

– Да не смейся ты! Со смерти Кости полгода прошло, но никто так и не смог даже приблизиться к нему. Я понимаю, что идеализирую его. Но, наверное, это и есть любовь. Он мне не перечит, не хамит, ничего не требует. Я постоянно чувствую его присутствие. Знаешь, я думаю, что он стал моим хранителем. Я же с того раза о наркоте даже не думала. И за тебя я тогда перепугалась. Ты за мной с таким похоронным лицом ухаживала. У меня же из родных, кроме тебя, никого нет. Мне мама всегда говорила, что ты единственная моя подруга. Отец не в счет. Он, скотина, даже на похороны не приехал. Потом говорил, что думал, будто мать притворяется больной, чтобы жалость вызвать. На мне тогда все было: и похороны, и дела. Я же и поплакать тогда толком не успела: приехала, похоронила и уехала. А сейчас – жива-здорова, деньги есть, мужика потрахаться найти всегда можно. Слушай, а давай родим по ребенку и будем их вместе воспитывать?

– Ты сошла с ума…

– Да нет же! Смотри: мы с тобой уживаемся, я неплохо зарабатываю. Будем жить у меня. Ну а если встретим большую любовь, замуж выйдем. Ты кого хочешь? Мальчика или девочку?

– Боюсь, у нас с тобой даже колобок не получится. Об участии мужчины в процессе деторождения ты думать не пробовала? – Ох уж эти Машкины фантазии.

– Ну, найдем кого-нибудь, – не реагировала она на мою иронию. – Или банк спермы, на худой конец.

– На самый худой! Когда нам стукнет по тридцать семь. У нас десять лет в запасе.

– Точно! Ты сидишь дома с детьми, а я хожу на работу!

– Почему именно я? Конечно, я как жена тебя полностью устраиваю! А ты спросила, устраиваешь ли ты меня в качестве мужа?

– А что во мне не так? – спросила Машка.

– Ты будешь деньги в казино просаживать, а я работу на дом брать?

– А ты мне будешь выделять раз в месяц деньги на игру.

– А сковородкой по башке не хо-хо?

– Дорогая, да ты у меня стерва! – рассмеялась Машка, и я вслед за ней.

Утро выдалось замечательным. Мы выбрались к открытому бассейну. Машка сунула указательный палец в воду.

– Двадцать восемь градусов, – объявила она.

Откуда такая точность, хотела спросить я, но потом заметила табличку, на которой синим фломастером была написана температура воды и воздуха. Ох, Машинская, ну и артистка! Машка забралась на маленькую синюю горку у детского бассейна и с визгом плюхнулась в воду.

– Мне нужно сразу окунуться, а то по частям я буду час в воду заходить. А теперь совсем другое дело! – сказала довольная подруга. Детский бассейн оказался ей по колено.

– А с разбега в воду слабо? – Я стояла у бортика большого бассейна и собиралась совершить плавное погружение.

– Теперь не слабо. Когда я сухая – слабо. Если разбегаешься, всегда можно остановиться. А когда съезжаешь с горки, от тебя ничего не зависит. Катишься себе и точно знаешь, что через секунду будешь мокрая и наадреналиненная.

– За тобой записывать надо! У тебя везде своя система!

– Да, вот такая я удивительная самка человека! – изрекла Машинская и столкнула меня в бассейн.

Время летело незаметно: мы плавали, загорали, стреляли из лука, взяли несколько уроков тенниса, провели пару блаженных дней в СПА, где наши тела мяли, терли, пощипывали, укутывали грязями, окунали в воду и намазывали душистым маслом. Разговоры мы вели исключительно ночью, да и то если хватало сил. Это была активная лень по полной программе.

Нам было искренне жаль расставаться с зелеными вершинами, горными туманами и душкой-поваром, который искренне переживал, что за пять дней мы не набрали ни грамма веса.

– Вот теперь мы готовы к отдыху у моря, – объясняла мне Машка по пути в город. – Мы уже не похожи на тех бледных спирохет, которые пачками вываливаются из самолетов. Теперь мы две сногсшибательные доньи, которые не прочь провести несколько деньков у моря.

– Что-то мне не нравится твое игривое настроение! Судя по твоим горящим глазам, ты совсем не прочь разбавить нашу девичью компанию…

– Никогда не известно, что ждет тебя впереди! – таинственным голосом изрекла моя подруга.

Холл «Рэдиссон Лазурной» кишел отдыхающими. Пока я стояла в очереди у стойки регистрации, Машка успела изучить лобби.

– Нам надо обязательно пойти на шоу «Фабрики грез»! Интересно, а где продают билеты?

Услышав Машкин возглас, женщина, регистрировавшаяся с мужем впереди нас, выразительно нас осмотрела и потребовала, чтобы ни в коем случае на ее этаже не селили одиноких девиц.

Я пожалела ее в душе – Машка этого так не оставит.

– Они живут в 1516, – сказала Машинская, когда мы поднялись к себе. – Надо будет устроить ее драгоценному пузанчику маленькое светопреставление.

– Маша, оставь бедолагу в покое! Как тебе не стыдно подглядывать в карту гостя?

– А хамить по-тихому ей не стыдно? И этот тюфяк мог бы сделать ей замечание. Глава семьи, блин.

Мы переоделись и спустились к морю. На белых лежаках устроились постояльцы отеля. Взяв пару полотенец, мы выбрали место поближе к воде.

– Белка, я знаю наше табу на работу во время отдыха, но… – Машка кивнула в сторону. Я перевела взгляд и увидела женщину, которая держала в руках «Спящих красавиц». – Так что ты меня извини, – сказала Машка и достала из сумки свой экземпляр.

– Все комментарии в Москве. – Машка была моим самым строгим критиком, и у нас часто разгорались нешуточные споры. Но перед вылетом в Сочи я взяла с нее честное слово не разговаривать на отдыхе о работе.

К понедельнику многие уехали, пляж заметно опустел – все возвращались в Москву к первому сентября.

Во вторник мы пошли на шоу «Фабрики грез». Я понятия не имела, что это такое, но Машка не ошиблась – представление было восхитительным. Под композицию из репертуара «Армии любовников» на маленькую сцену ночного клуба вышли три сногсшибательные женщины.

– Это переодетые мужики, – комментировала Машка.

Я не могла поверить. Особенно глядя на солистку – в жизни не встречала более женственной особы. Я присматривалась к форме рук, ног, лицу, но ничего в этой холеной женщине не напоминало мужчину.

– Машка, это женщина! – упорствовала я.

– Да нет! Он в клипе попсовом снимался – в гриме и без грима. Там еще сюжет был такой…

Я уже не слушала. Я думала о своем: сцена клуба была сделана из черного полированного мрамора. За годы работы в модельном бизнесе я прошла по сцене, наверное, многие километры и прекрасно знала, как опасен скользкий пол в сочетании с высокими каблуками, чем не замедлила поделиться с подругой. Шоу продолжалось: одни образы сменялись другими. Пародии на знаменитых певцов и певиц были восхитительны: продуманные детали, идеальный макияж, неповторимая ирония. Нам принесли третий «Лонг Айленд айс ти». На краю стакана под зонтиком сидел смешной пластмассовый ослик фиолетового цвета, которого Машка тут же переместила в сумочку.

– Девушка! – обратилась к официантке захмелевшая Машка. – Мы у вас тут рискуем набраться до состояния «иа»!

– А у вас на сцене артисты часто падают? – минут через десять поинтересовалась Машка все у той же официантки.

– Если честно, было пару случаев, – сказала удивленная девушка. – Многие артисты жалуются.

Между тем на сцену вышла «Элла Фицджералд». Потряхивая накладной грудью седьмого размера, она металась по сцене, разбрасывая листки фальшивой партитуры. Машка как завороженная смотрела ей под ноги:

– Нет, она сейчас точно упадет! Наступит на лист бумаги, поскользнется и упадет! Бедненькая!

Машка успела забыть, что это мужчина, а я уже начала жалеть, что обратила Машкино внимание на пол. В перерыве Бэтээр попросила у официантки листок бумаги и начала что-то писать. Перечитав написанное, Машка вручила листок официантке и, что-то шепнув ей на ухо, ткнула пальцем в винную карту.

– Ты чего? – Я была не в силах скрыть любопытство.

– Я внесла рациональное предложение! – объявила гордая собой Машка. – Я предложила им сделать номер – пародию на Фредди Меркьюри. Помнишь клип, где он ходил по квартире с пылесосом, переодетый в женщину? Так вот, я предложила выпустить «Фредди» с метлой, который уберет разбросанные «Эллой» бумажки, – изящно и никто не поскользнется! А чтобы выразить наш восторг их работой, я послала им бутылочку вина с наилучшими пожеланиями, – закончила Маша.

– Неплохая идея. – Я пожала плечами.

Мне подумалось, что мужчина, пародирующий мужчину, который изображает женщину, должен выглядеть презабавно.

– Смирись с моей гениальностью! – Машка притворно задрала нос.

Второе отделение травести начали

с воздушных поцелуев в сторону нашего столика. Представление закончилось, но после четырех коктейлей на нос

мы захотели продолжения и отправились в ночной клуб на двадцать первом этаже.

– Не густо. – Машка оглядела почти пустой клуб. – Хотя нам в таком состоянии уже никто не нужен!

Мы заняли небольшой диван у сцены. Музыка гремела зажигательная,

и мы пустились пляс. Вскоре к нам присоединились две пары – молодые люди и их девушки. Минут через двадцать Машка уже танцевала в центре зала у шеста, а один из парней к ней присоединился.

В зал вошел невысокий худой парень и сел за столик, отделенный от нас танцполом. Он сделал заказ и стал любоваться Машкиными кульбитами. К слову, танцевала Машинская очень хорошо. Она настолько вжилась в роль стриптизерши, что я уже начинала опасаться, как бы нас за такое поведение не вывели из клуба. Охранник оставался невозмутимым, и я успокоилась.

Машка вернулась к столику, где ее ждал стакан с осликом.

– А может, хватит? – поинтересовалась я.

– Нет! Если мы напьемся и свалимся под стол, нас отнесут в номер. Постояльцев отеля в беде не оставят!

Звучало убедительно, и я принялась поглощать, пощипывающую язык ледяную жидкость.

– Смотри, это же солист «Фабрики». Какой грустный! – Подруга обратила внимание на одинокого посетителя.

– Надеюсь, мы его веселить не будем, к тому же в нашу сторону направляется твой партнер по грязным танцам.

Набравшись смелости, бравый танцор поинтересовался:

– Не скучаете?

Вопрос был неправильный. Бэтээр не замедлила указать ошибки:

– Некрасиво бросать девушку, с которой пришел, и идти знакомиться к другим. Банально начинать разговор с глупой фразы: «Не скучаете?», прекрасно зная, что это не так. Надо рассчитывать свои силы, прежде чем знакомиться с такими девушками, как мы. И последнее: склонностью к педофилии мы не страдаем.

Забавно было наблюдать, как смутился этот мальчишка, но Машка была права. Мальчик сказал, что приехал сюда с родителями, и ему было очень приятно танцевать с Машей, и, если мы не против, они с другом хотели бы иногда приглашать нас потанцевать. Машка смилостивилась и тут же дала согласие на медленный танец.

А я смотрела на парня-травести с непримечательной внешностью и грустными глазами. С трудом верилось, что час тому назад он блистал на сцене: слегка ссутулившись, он сидел на диване и задумчиво помешивал кофе. Взгляд парня был устремлен на Машку и ее партнера.

Официантка принесла нам по коктейлю, но мы ничего не заказывали, о чем незамедлительно сообщили. Подошел бармен и сказал, что коктейли от него лично, – он не мог не угостить таких ярких девушек. Машка расплылась в улыбке, и очередной ослик исчез в ее сумке.

Утро среды началось для нас в два часа дня. Я проснулась от странной внутренней тишины – в голове не было ни одной мысли. Блаженно валяясь в постели, я пыталась припомнить подробности вчерашней вечеринки. Сколько же мы выпили? Когда вернулись в номер? И зачем Машка повесила на дверную ручку номера 1516 кружевные трусики с запиской: «Заходи еще, как только сможешь увильнуть от своей грымзы!»? Вошла Машка. Шаткой походкой дошла до своей сумочки, вытряхнула из нее кучку разноцветных осликов и, пересчитав, сказала:

– Какие удобные ослики! Утром всегда знаешь, сколько выпил. Семь. Семь «Лонг Айлендов» на нос! Белка, мы страшные звери!

– Не знаю, как ты, но я сейчас зверь беспомощный, – простонала я. Моя голова мстила мне за неуемное веселье.

– Нам нужны суп и море! Пошли!

Я не возражала – просто не могла.

Я покорно пошла за Машкой на пляж, съела заказанный подругой суп и уютно устроилась под зонтиком. Внезапно на пляже началось оживление. Его причиной стала симпатичная рыжеволосая девушка. Люди просили у нее автографы и фотографировались с ней на память. Напрягшись, я вспомнила, что это исполнительница главной роли в модном мюзикле. Я закрыла глаза. Только я окончательно расслабилась, как мою спину окатило прохладной морской водой. Кроме Машинской, сделать это было некому.

– Машка! Совесть имей! Мне плохо!

– А мне – замечательно! Пошли кататься на водных мотоциклах! Ой! Ты видела? – Машка смотрела в сторону девицы.

– Да.

– Бедненькая. Поклонники ей и отдохнуть не дают.

– Маш, меня лучше пожалей!

– Я и жалею! Пошли кататься! Я очередь заняла.

Около часа мы рассекали на водных мотоциклах: играли в догонялки, подпрыгивали на волнах, исследовали пляжи справа и слева от нашего. Свежий ветер и адреналин прогнали головную боль. На берег я вернулась посвежевшей.

В семь часов было решено вернуться в гостиницу. Мы уже вышли с территории пляжа, как Машка неожиданно схватилась за поясницу и застонала:

– Ой, блин, больно…

– Может, почки? Или продуло поясницу?

– Белка, хватит кудахтать. Нам наверх надо.

Да, идти было недалеко, но подъем был очень крутым. Машка скорчила жалобную гримасу. Ждать тридцать минут автобуса, развозящего отдыхающих, Машка категорически отказывалась. Денег у нас с собой не было – все счета мы отправляли на номер.

Тут я увидела симпатичного парня, который садился в смешной открытый джип. Я набралась наглости и попросила подвезти нас до отеля. Парень явно сомневался, но в просьбе не отказал. По дороге Машка безостановочно болтала. Мне же было неудобно за неуемную разговорчивость подруги. За пять минут поездки она успела сообщить о нас все необходимые сведения, выяснить имя молодого человека и пригласить его к нам в номер. И вечером он действительно пришел, потому что был явно заинтригован. Забыв о боли, Машка о чем-то с ним долго шепталась в гостиной.

А я, измотанная похмельем, быстро уснула. Машинская разбудила меня часа в три ночи: 

– Это так романтично, так романтично! Мы с ним целовались, а когда он со мной прощался, то сказал, что мы больше не увидимся… – лепетала она и смотрела на меня сияющими глазами.

Я была не в восторге от того, что меня разбудили.

– Ты циничная! – объявила Машка, удаляясь в свою спальню.

– Нет, я – сонная, – сказала я и вернулась к своим снам…

Последний вечер отдыха. Завтра в Москву. Мы уезжали летом, а вернемся уже осенью. Но в теплом влажном воздухе нет и намека на осень. Машка читает, я смотрю в черное звездное небо, лежа на воде. Вокруг бассейна ни души. Переворачиваюсь и ныряю в подсвеченную голубую воду, выпускаю воздух из легких, и мое тело плавно опускается на дно бассейна. Считаю до десяти, отталкиваюсь от дна и выныриваю. Вместе с воздухом легкие наполняет счастье – счастье жизни. Я оглядываюсь на шезлонг, где сидела Машка, но ее там нет.

– А говорил, что никогда не увидимся. – Вернувшаяся под утро Машка излучала глубокое довольство.

Утром, когда мы уезжали, я увидела в припаркованной у входа машине Машкиного ночного похитителя. Тайком наблюдает, как Машка уезжает в чужую для него Москву? Я посмотрела на свою романтично-задумчивую подругу. А действительно ли у нее тогда болела поясница?

11

Пара глотков купленной в подарок для сотрудников офиса «Изабеллы», легкая дремота, и вот уже лайнер опускается на мокрую от дождя взлетную полосу Шереметьево-1. Машка оставила меня с вещами у входа и пошла искать свою машину на парковке. Рядом со мной стояла миловидная девушка. Я бы не обратила на нее внимания, если бы не длинная коса, конец которой болтался у колен обладательницы. Я не удержалась и выразила восхищение:

– У вас редкой красоты волосы!

Обладательница роскошной косы посмотрела на меня испуганными глазами и внезапно зарыдала. Такой реакции на комплимент я не ожидала.

– У вас все в порядке? – поинтересовалась я.

– Меня забыыылиии…

Из ее перебиваемой всхлипами речи я поняла, что девчушка прилетела в Москву на конкурс красоты, но ее не встретили. Она стоит тут уже три часа и боится, что, если отойдет куда-нибудь, встречающий ее не найдет, и она останется ночевать на улице. Добрые таксисты успели посоветовать несмышленой провинциалке отрезать волосы и продать, чтобы купить обратный билет в Сургут.

Я предложила довезти ее до города и оттуда позвонить организаторам – наверняка они что-то перепутали. Подъехала Машинская. Наташа, так звали плаксу, при виде необъятного «Крузера» попятилась, но, рассмотрев за рулем девушку, приободрилась и села на заднее сиденье.

– Где ты это взяла? – спросила Машка, скорчив недовольную гримасу. – Оно еще и плачет…

Наташа, которая было успокоилась, не выдержала Машкиного взгляда и опять зарыдала.

– Ее зовут Наташа, она из Сургута, приехала на конкурс красоты…

– …И мы должны помочь твоему сопливому найденышу, – угадала Машка.

По дороге Бэтээр устроила Наташе форменный допрос. Она выяснила, что Наташе 22 года, она недавно закончила институт. В компанию, где она проходила стажировку, приехали нефтяные москвичи со своими подругами. Она очень понравилась одному из них, и он сказал человеку по имени Толик, который был с ними, чтобы тот сделал Наташу знаменитостью. Толик дал Наташе денег на билет и наказал прилететь в начале сентября. Наташа так и сделала. По телефону он заверил ее, что обязательно встретит.

– Толик, в жопе нолик. Белка, вот скажи мне: как меня при моей любви к приключениям не угораздило-таки стать манекенщицей? У нас же этот бизнес организован через жопу! Была, правда, у меня в шестнадцать лет слабая попытка поработать хостессой на выставке. Так у меня на третий день от десятичасового стояния на каблуках ноги судорогой свело! Слышишь, Наташа? Кто тебе сказал, что у тебя есть будущее тут ? Тебе 22! В этом возрасте заканчивают, а не начинают карьеру модели! Ау, киса! С толиками ты попадешь в бордель! И твое счастье, если в хороший!

– А как же конкурсы по телевизору? – робко спросила Наташа.

– Имитация оргазма не значит, что его исполнительница получает удовольствие! То же самое и тут – главное имитировать цивилизованный бизнес! 

Рыдания у нас за спиной возобновились.

– Машка, не вампирь! Девочка уже

сидит в луже слез!

– Химчистка за твой счет, мать Изабелла!

Мы приехали к Машке на Арбат. Я собиралась забрать Кота, за которым смотрела домработница Машки, и отправиться восвояси, прихватив с собой подарочек из Сургута. Когда мы остановились в подземном гараже, Машка повернулась к притихшей Наташе: 

– Паспорт покажи!

Наташа стала копаться в своей розовой лаковой сумочке:

– А трудовая книжка нужна?

– Твой одуванчик меня подкалывает? – обратилась ко мне Машинская.

Я не успела ответить, как на Машкину ладонь опустились две книжечки. Одна была паспортом на имя Прилепской Натальи Андреевны 1983 года рождения, а во второй сообщалось, что она уволилась с должности помощника бухгалтера 29 августа.

– Надеюсь, клептоманией ты не страдаешь. Бери свои шмотки и пошли, – распорядилась Машинская.

Наташа вышла из машины и оглянулась: в гараже стройными рядами стояли машины, большинство из которых соседи Машки получили по индивидуальным заказам с дюссельдорфской выставки.

– Какие красивые! – ахнула она.

– Только не думай, что вся Москва так живет.

На лифте мы поднялись в Машкину квартиру. Там нас встретил недовольный долгим отсутствием людей Кот.

– Ой, какой котенок! Он плачет? – выдохнула Наташа.

– Котенку девять лет, и если бы он мог говорить, то сейчас, скорее всего, матерился бы.

Я взяла на руки своего хвостатого и поцеловала в ушастую морду. Кот притих – за две недели он явно соскучился по хозяйскому вниманию.

– Ты, – Машка посмотрела на Наташу, – марш в гостевой душ у кабинета. А ты, – Машка повернулась ко мне, – со мной в мою ванную. Предупреждаю: пока я буду валяться в джакузи и дочитывать «Чтиво» – меня не кантовать, а потом решим, что делать. Все – банный час!

Спорить было бесполезно, и я распрощалась с мыслью, что сегодня быстро попаду домой.

Приняв душ, я замоталась в полотенце и села на краю джакузи: 

– Жду дальнейших указаний, мой генерал!

– Белка, – Машка отложила журнал в сторону, – ты – дура!

– Не поняла…

– Ты тащишь в дом чужого человека! На хрена она тебе сдалась? А вдруг она аферистка или больна чем? Ты сама пачками издаешь журналы о людях, которые, как правило, оказываются совсем не теми, за кого себя выдают! Что ты о ней знаешь? А вдруг она наводчица? Или, как вот тут, – Машка ткнула в журнал, – клофелинщица!

– Маша, наши журналы прежде всего о том, что жизнь – разная! Мы знакомим читателей с неизвестными им и потому потенциально опасными сторонами жизни. Или прекрасными! И это на 70 процентов вы-мы-сел!!! Художественная обработка! Натюрлих? А тут живой человек, который мог пропасть! Выходи, мы тебя ждем! 

Я пошла на кухню. За столом сидела Наташа. У нее на руках тихо млел Кот. Девушка переоделась, а на ее голове красовался огромный узел влажных волос. Девственно чистую поверхность кухонного гарнитура украшали банки и мешочки.

– Я это, хотела чай сделать, но не стала в шкафах рыться, а тут ваш Кот мне на руки прыгнул, да так хорошо уснул, что жалко его беспокоить.

«Этот умеет получить свою выгоду», – подумала я. За девять лет его жизни я привыкла доверять кошачьей интуиции. Кот категорически обходил стороной неприятных людей. Однажды Машка приехала ко мне со своим криминальным хахалем. Кот мирно сидел на кресле. Увидев этого человека, он прыгнул за кресло и злобно зашипел. Такую реакцию я видела впервые, а, судя по Машкиным рассказам, она была исключительно верная. И я решила быть не слишком строгой с нашей новой знакомой. 

– А это что за дары природы? – Машка, выйдя из ванной, обнаружила Наташины банки.

– Это мама передала. Сказала, чтобы я угостила людей, к которым еду.

– Толик получит нолик! – выдала Машка. – Ну, значит, так, – сказала Бэтээр, прикуривая сигарету. – У тебя его телефон есть?

Наташа протянула Машке заготовленный заранее листок.

– Мобильные…

Машка взяла лист и отправилась в кабинет. Вернулась она крайне довольная собой.

– Одна симка не прошита, а другой телефон вообще летучий голландец!

– Чего? – не поняла я.

– А ничего! Тебе все равно не понять, только вот когда люди хотят обделывать свои темные делишки, они покупают такие номера, как у Толика-болика.

– И откуда такие знания?

– От людей, которые мне сделки проверяют! Весьма компетентные источники! Ну да ладно, давай звонить. На, говори. – Машка передала трубку Наташе.

Наташа поздоровалась, назвалась и сообщила, что она в Москве. Минуты две она слушала собеседника, а потом повернулась к нам и спросила, где находится «Атриум». Машка заверила, что мы ее туда отвезем.

– Он извинялся и сказал, что перепутал даты моего прилета! – говорила приободрившаяся Наташа.

– Как же! Он деньги на такси экономил! – ворчала Машинская. – Давай собирайся!

Наташа ушла в кабинет.

– Что ты задумала? – спросила я у Машки.

– Мы приедем, отдадим Наташу и скажем этому Толику-кролику, чтобы он ее берег и знал, что она тут не одна в Москве. И на конкурс к ней пойдем!

– Слушай, ты пять минут тому назад хотела ее на улицу выбросить. С чего вдруг такая забота?

– Считай, что это аттракцион невиданной щедрости! – Машка развернулась и пошла в спальню.

– Чудны дела твои, Господи, – почему-то сказала я вслух.

12

К «Атриуму» подъехали в восемь. Толик явился с двумя девицами. Увидев нас, он заметно растерялся. Контраст был разительным: загорелые башни на шпильках и бледная от испуга, улыбчивая простушка в стоптанных кроссовках.

– А Наташенька и не говорила, что у нее такие замечательные подруги! Не хотите принять участие в нашем конкурсе красоты? Через два дня в лучшем казино города. Вот мы с девочками, – он махнул в сторону щуплых девиц в курточках, – тоже участницами – пришли купить им туфли и вечерние платья. И Наташеньке что-нибудь подберем. От тебя исходит удивительно сильная энергетика, – обратился он к Машке. – Ты под каким знаком родилась?

– Кусачей жопы!

– Чего-чего?

– Я – Скорпион, – пояснила Машка, – а подруга моя – Козерог. Если не успеем покусать, то догоним и забодаем.

– А-а-а… – Толик явно был сбит с

толку.

– Теперь так, – продолжала Бэтээр. – Девушка эта, – Машка указала на меня, – участвовала во многих международных конкурсах. И там, где вы учились, она преподавать может. Наташа – моя родственница… хм… дальняя. Мы будем пристально следить за ее успехами. Где она, кстати, будет жить?

– У нас несколько квартир в Москве. Хороших, трехкомнатных. Там живут участницы до конкурса, а после конкурса, в зависимости от результатов, кто-то уезжает, а кто-то начинает делать карьеру.

– Где квартиры? – не унималась Бэтээр.

– На проспекте Мира, на Полянке и…

– Значит, на Полянке – нам с Изабеллой будет удобно ее навещать. Какой точный адрес?

Я с удовольствием наблюдала, как Машка обрабатывает этого, надо сказать, премерзкого типа с бегающими глазками.

– А сейчас по магазинам! – скомандовала Машка.

– Да, конечно. А ваша подруга, – Толик вдруг перешел на «вы», – не хотела бы стать членом жюри?

– Посмотрим, – туманно пообещала Машка.

Мы прошлись по магазинам. Толик выделил девушкам по четыреста долларов, и на эти деньги Наташа приобрела неплохие туфли на высоком каблуке и вечернее платье.

Машка ненадолго нас оставила, а когда вернулась, протянула Наташе свою поцарапанную титановую «Нокию»:

– На, бери. Аппарат хоть и потрепанный, но надежный. Нажимаешь на кнопки по бокам, и панель отъезжает.

– Ой, не надо! Я и пользоваться не умею, – смутилась Наташа.

– Надо, тундра, надо! Если нужна я, нажимаешь единицу и долго держишь. Я занесла свой телефон в быстрый набор. Если нужна Белка, нажимаешь два. На листочке твой и наши номера. Вот зарядное устройство. Видишь деления: когда останется два, ставь телефон на зарядку. Понятно?

Наташа не знала, что говорить, и со слезами кинулась Машке на шею.

– Все равно не женюсь. – Машка нежно похлопала ее по спине. – А волосы у тебя действительно клевые. Если бы не моя бурная личная жизнь, я бы тоже, наверное, такие отрастила. Ну, успехов!

Я тоже распрощалась с Наташей, и мы направились к машине, где нас ждал орущий Кот.

– Так, конечно, немного спокойнее. Но мне этот мужик не понравился. Ты обратила внимание, что он в глаза не смотрит? И ладошки потные. С чего это он вообще с нами ручкаться стал? И вообще, странный какой-то…

Моя квартира пропахла пылью и табачным дымом и разительно отличалась от стерильных Машкиных интерьеров.

– У тебя опять берлога? Я тебе Стеллу пришлю, – предложила Машка услуги своей домработницы, – мой племяш должен жить в чистоте. – И Машка погладила Кота по загривку.

– Я сама. Последние три недели я фактически в офисе жила. Вот пройдет презентация «Спящих красавиц», уберусь.

– Нет, на презентацию ты не попадешь – ты погибнешь под завалами грязного белья и немытых чашек! Кончай с этой песней «я сама!». Если есть люди, которые зарабатывают деньги уборкой квартир, их услугами нужно пользоваться. Ты с этим своим «я сама» чуть от голода не погибла после развода. Сложно было мне сказать? – Машка провела пальцем по пыльному кухонному столу.

– Маш, так надо было.

– Надо бы тебе мозги вправить, но что делать – я и сама такая.

Помолчав немного, Машка пошла в наступление:

– Белка, хоть ты этого не любишь, но мне-то расскажи, как все было на самом деле…

– Умеешь ты жилы тянуть, Машинская! – вздохнула я.

Конечно, Машка была в курсе, что публикуемые нами истории основаны на реальных событиях. Но если в повседневной жизни разобраться, что к чему, ей помогала логика, то в «Чтиве» реальность слишком причудливо переплеталась с вымыслом, а Машинская была не в меру любопытна.

– Маша, ты узнала, что в твоих любимых ночных клубах симпатичным девушкам подливают в напитки клофелин, вывозят за город и снимают на видео секс со «спящими красавицами». Тебе этого мало?

– Косоротова! Ты меня знаешь – я могила! Уж больно крута героиня: и клофелин ее не взял, и бандитов она раскидала, и трафик порнопродукции проследила. Нет, я только «за»! За сильных и умных баб. Но ведь это сказка.

– Если где-нибудь ты ляпнешь… – начала я.

– Чтоб мне больше копейки не выиграть…

В сущности, она могла не клясться: мне претит хранить чужие секреты.

– Вкратце все было так. – Я затянулась и выпустила красивое облако дыма. – Автор – дама видная и сексуальная. Ее мужу льстит, когда другие мужики на нее глазеют. Отношения у них доверительные, поэтому он не против, чтобы его благоверная ходила развлекаться с подругами. Доверяет, но проверяет. За его женой всюду следует команда частных сыщиков – двое на машинах и один пешком. Троица постоянно меняется: это может быть женщина, случайно заглянувшая в салон, когда жене делают укладку волос, или веселый жиголо, который крутится у барной стойки, пока девушки потягивают коктейли.

– Ревнивый псих! – взорвалась Машка.

– Этот псих любит ее, и потом, он не хочет глупо выглядеть в глазах друзей, – парировала я и продолжала: – Все было как обычно. Моя клиентка отправилась с подругами в ночной клуб «Межсезонье». Ну, ты понимаешь – хали-гали, танцы, выпивка, бешеный флирт. Одна подруга отчалила с бравым молодцем. Оставшись вдвоем, девушки не скучали. К ним подкатил какой-то хлыщ, который угостил их мохито. Дальше все было как в сказке – чем дальше, тем страшнее…

Порядочно набравшись, дамы засобирались домой. А на улице их под белы рученьки принял второй бандит, которого они приняли за обычного таксиста. Детективы были в замешательстве: подопечная всегда вызывала такси или, в крайнем случае, ловила машину. В машине девушки немедленно уснули. Дальнейшие события восстанавливали по рассказам детективов.

Водитель направился прямиком за город. По дороге на одной из автозаправок передал кому-то их сумочки. Детективы поняли, что пахнет жареным, и вызвали подкрепление. Один поехал за девушками, другой – за тем, который увозил их сумочки с ключами и документами. Девушек подвезли к загородному дому и стали выгружать из машины. Потом к дому подъехали еще несколько машин. К счастью, служба охраны моей клиентки подоспела вовремя.

– Жесть. – Машка потянулась за следующей сигаретой.

– Выяснилось, что банда работала на богатых извращенцев, которым неинтересно ухаживать за женщинами. Они предпочитали ткнуть пальцем в приглянувшихся красоток и дать команду «фас». Все это творилось на престижных дискотеках. Девушек вывозили, насиловали перед камерами, а в это время еще и чистили их квартиры.

– Безотходное производство… – выдохнула подруга.

– Вот если бы их на органы расчленяли, тогда безотходное, – мрачно пошутила я. – Но их всего-навсего оставляли в лесу. Придя в себя, они обнаруживали при себе тысячу рублей на такси. Знаешь, что интересно? Как правило, жертвы заявляли о пропаже документов и ограблении. Но молчали о том, что их поимели. Женщинам было стыдно – такой у подонков и был расчет. Тем более что жертвы лиц не помнили: подпаивал один, подвозил другой, а насиловали и снимали третьи.

– И что муж? Сдал их милиции?

– Нет, уголовного дела не было. Точнее, было, но по факту сгоревшего вместе с обитателями и клиентами порнопритона. А несколько чудом уцелевших кассет и контакты потребителей позволили раскрутить всю цепочку.

– Белка, ты страшная женщина!

Как ты согласилась иметь дело с этими

людьми?

– Мы с Катей долго колебались. Материал интересный, но не хотелось связываться с человеком, который не скрывал, что для него не вопрос убить. Пусть даже не своими руками.

– Вы бросили вызов индустрии клубных развлечений!

– Мы рассказали историю, а умные люди сделают из нее выводы и будут по-прежнему отдыхать в ночных клубах. Но они будут предупреждены.

– Ты чокнутая, но за это я тебя и люблю. – Машка чмокнула меня в щеку.

– Не больше, чем ты, – улыбнулась я.

13

В десять утра я проснулась от трели дверного звонка. Это была Машка. Она влетела в прихожую, а за ней тенью проскользнула Стелла.

– Зачем?! – тщетно возмущалась я.

– Так, собирайся! Стелла убирает, а мы едем к покорительнице московских подиумов! В два у них репетиция, так что нам надо успеть провести инструктаж.

Я оставила Стелле запасные ключи и вышла вслед за Машкой, которая уже мило болтала с охранником из нашего подъезда, стоя возле своего четырехколесного монстра.

– Какой симпатюля! – заявила она уже в машине.

– Дарю! У нас их три смены по двое!

– Чего ты такая злая? Это не я девочку в аэропорту подобрала! Мы в ответе за тех, кого приручили.

– А позвонить заранее нельзя? Я если не высплюсь, то… м-м-м, сама знаешь… Давай кофе хотя бы выпьем! – канючила я.

– Фигушки. Я тебе звонила, только у тебя замечательная привычка телефоны выключать.

Я прикрыла глаза. Еще эта Стелла… Я, конечно, благодарна Машке за заботу, но когда наводящая у меня чистоту женщина старше моей мамы, да еще с искусствоведческим образованием, мне как-то не по себе. Каждый, конечно, зарабатывает как может, но такие вещи обычно порождают у меня социальный протест.

Подъезд и квартиру в сталинском доме на Полянке мы отыскали быстро. Дверь открыла рыжеволосая девушка в длинной футболке: «Наташка, это к тебе».

По квартире бегали полуголые девушки, собираясь на репетицию. Наташа сидела на диване в большой, совмещенной с кухней гостиной. Было странно, что квартира такая большая и ухоженная, – если судить по Толику, предложенное им обиталище для девушек должно было представлять собой натуральный низкопробный гадючник.

– Неплохой ремонт, староватый, правда. И мебель ничего: элитка десятилетней давности, амурчики позолоченные и прочая хрень. – Машка уже успела обойти все три спальни и вернулась в гостиную. – Даже компьютер стоит.

Я села рядом с грустной Наташей:

– Тебя не обижали?

– А где тут пепельница? – вмешалась Машка, закончив осмотр кухонных шкафов.

– Тут курить строго запрещено, – отозвалась Наташа. – Нет, никто меня не обижал. Только я точно ничего на этом конкурсе не выиграю. – Наташа говорила, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Что за упаднические настроения? – Машка плюхнулась в большое кожаное кресло напротив.

Наташа рассказала, что вечером Толик двум другим девушкам дал команду собираться на ужин в ресторан, а Наташу взял с собой в супермаркет, где она помогала ему закупать продукты.

– Девчонки вернулись в три часа. Ребята на хороших машинах возили их в ресторан, а потом на модную дискотеку. «Топ-топ», что ли.

– «Tip-top», – поправила Машка. – Все будет тип-топ, уж я-то знаю-знаю, и от движенья клуба я улетаю-таю, – запела Машка, подпрыгивая на месте в такт словам. – У них там фишка: в начале и в конце вечеринки выходят гоу-гоу гёлз, и пьяный народ поет эту дурацкую песенку.

– Машинская, не видишь, девочка расстроена…

– Да не то чтобы расстроена, – заверила Наташа. – Утром Толик заехал и дал девчонкам по сто долларов. Они сказали, что это, скорее всего, были спонсоры и они фаворитки конкурса.

– Во змейки! – удивилась Машка. – Не боись, мы твои спонсоры! Белка, проведи краткий инструктаж новобранца!

Пока я рассказывала Наташе о премудростях конкурсной жизни, Бэтээр что-то выспрашивала у Наташиных соседок. Позвонила Катя и попросила меня приехать в ресторан, который мы арендовали для проведения презентации «Красавиц».

– Машка, я полетела. Мне надо через двадцать минут быть в гольф-клубе.

– Если что – звони. И не забудь: вечером ты должна быть при параде.

– При каком параде?

– Ты разве не поняла, что конкурс сегодня?

– Как? Они готовят девушек за один день? – В голове не укладывалось, что конкурс красоты можно провести после одной репетиции.

– Тут конвейер. Давай, к девяти подтягивайся в «Ударник», оттуда поедем на конкурс. Каблуки и вечерняк обязательны. Ведьме привет!

…Несколько часов я провела с Катей в гольф-клубе. Вначале я была против презентации, но Катя, точнее, они с Гариком уверили меня в том, что без маленьких междусобойчиков для друзей и рекламодателей невозможно обойтись. И каждый раз нам приходилось заново придумывать, каким образом автор-инкогнито поприветствует собравшихся. Для этой вечеринки сценарий был такой: мы с Катей поджигаем длинный фитиль установленного в центре сцены муляжа бомбы. Бомба «взрывается», распадаясь на части, и на сцене остается экран-пергамент, на который проецируется текст. Наш компьютерный мастер постарался на славу: на экране проступала причудливая вязь слов, строчка за строчкой, которая исчезала, словно прожигая бумагу, уступая место следующей фразе. Напитком вечера выбрали мохито, на салфетках стояла метка «без клофелина», а для барменов была приготовлена милицейская форма. Мы вносили последние коррективы, когда Машка позвонила, чтобы напомнить мне о конкурсе.

В квартире царил идеальный порядок и пахло свежестью. Достав из шкафа несколько вечерних платьев, я выбрала черное шелковое с алой подкладкой, которая выглядывала при ходьбе. Разрезы до бедра украшали витые шнурки. Принимаю душ, выбираю белье и сажусь перед зеркалом. Тональным кремом превращаю лицо в чистый лист. Что же мне сегодня нарисовать? Привычными движениями орудую кисточками: скулы, лоб, подбородок, брови чуть темнее, тени, тушь. Последний штрих – кроваво-алые губы в тон подкладке и деревянные китайские палочки в волосах, собранных в узел.

Таксист у подъезда теряет дар речи. Охранник в казино смотрит на меня с отвисшей челюстью, забывая проверить, не пронесла ли я в вечерней сумочке автомат Калашникова. Машка уже тут, она тоже успела переодеться. Точнее, раздеться. Короткое розовое платьице с кружевными шортиками и ажурные летние сапоги до колен – ни дать ни взять Барби.

– Готичненько, – высказалась Машка по поводу моего наряда.

– Маша, а с чего это ты вырядилась в ночную комбинацию? Я рядом с тобой выгляжу как злая королева.

– Будем играть в «хороший-плохой»!

– Как я понимаю, моя роль отрицательная? – для виду поинтересовалась я.

Даже будучи замужем, я не отказывала себе в невинных девичниках с Машкой, и за годы общения мы с ней наловчились разыгрывать целые спектакли. Если молодому человеку нравилась я, Машка изображала строгую маму, а если наоборот, наступал мой черед остужать пыл нового поклонника. Проверку проходили немногие, и устраивали мы ее, только если мужчина вызывал интерес. Потирая левое запястье указательным пальцем правой руки, мы сигналили друг другу, что на этого человека можно потратить пару минут и не отшивать сразу. Игра, признаться, очень нас развлекала.

– Просто я решила проводить последние теплые деньки. Через неделю так уже не оденешься. А платье я в этом сезоне еще не выгуливала.

– Так это платье уговорило тебя его надеть? – ухмыльнулась я.

– Не поверишь, так и было! – Машка умильно сморщила носик…

Мы переместились из одного казино в другое, где должен был пройти конкурс. Те же игровые автоматы, те же застывшие лица игроков. Сукно на столах, правда, синего цвета, а так все то же самое. У нас был заказан столик у сцены. Вышколенный официант поинтересовался, что мы будем пить, и удалился исполнять наши пожелания. Зал был наполовину пуст. До начала конкурса оставался почти час.

– Какого милого мы приехали так рано? – Я не любила тягостное ожидание.

– Толику настроение портить!

– Что ты на него ополчилась? Сама видела, как девочки живут. Никто их не насилует. Наташа под контролем. Отпрыгает свое на сцене, отправим ее домой.

У входа появился Толик. К нам он подошел с улыбкой мученика.

– Здравствуйте, дамы! Сразу видно, что вы Козерог, – козерожки большие любители черного цвета. – Явно побаиваясь Машки, он предпочел заговорить со мной.

Машка уже была в образе: лепетала милые глупости и живо интересовалась призами. Толик был удивлен такой переменой, но виду не подал и стал рассказывать о конкурсе:

– Конкурсы еженедельные, времени на репетиции мало. Девочки постоянно меняются. Мы сотрудничаем с продюсерскими центрами – они выбирают участниц, которые умеют петь, для бэк-вокала. Также мы сотрудничаем с журналами, девочки позируют для обложек. Постоянно ищем свежие лица…

– А свежим лицам после конкурса денежные премии предусмотрены? – невинно поинтересовалась Машка.

– Первая тройка награждается деньгами, остальные участницы получают в подарок туфли, вечерние платья, косметику и букеты. Организаторы оплачивают девушкам дорогу домой.

К Толику подошел мужчина, которого он представил нам как хореографа, после чего оба поспешили удалиться.

Зал постепенно заполнялся.

– Видишь, все нормально! Машинская, расслабься! – Я закурила и посмотрела на подругу.

– Жопой чую, тут что-то не то. Мне Наташины соседки сказали, что действительно ездили с ребятами отдыхать. Ребята культурные, не приставали. Но тогда с какой стати Толик дал им по сто басов? За трах – мало, за ужином посидеть – много. Где его выгода? – Компьютер в Машкиной голове запустил свою бухгалтерскую программу.

Я попыталась выяснить, с чего это Машинская завелась:

– Может, тебе тоже хочется просто за ужин деньги получать?

– Три трехкомнатные квартиры – шесть штук в месяц, приезд-отъезд каждой девочки от полтинника до ста баксов. По девять участниц в неделю – это тридцать шесть в месяц. На билеты в среднем уходит еще три штуки. По четыреста баксов на шмотки для каждой – почти пятнадцать штук…

– Машка, не считай чужие деньги!

– Белка, я пытаюсь понять, в чем гешефт. Толик тратит от двадцатки до тридцатки в месяц только на организацию! Сколько же он зарабатывает, чтобы покрыть расходы и остаться в прибыли?

– Мой директор, – я с нежностью вспомнила нашего Леню, – возит девочек по конкурсам лет пятнадцать и до сих пор не сделал ремонт в однокомнатной квартире. Правда, девочки, когда приезжают, как правило, ночуют у его мамы на полу, – закончила я уже не очень уверенно.

– То-то же! – торжествовала Машка.

На Машкины плечи опустились мужские ладони.

– Мари, ты очаровательна!

– А то! Вася-Петя-Коля, ты? – Машка изображала, что пытается угадать имя подошедшего. – А-а-а… Мишанька, привет! – томно протянула она, оглянувшись.

Имя Машкиному знакомому подходило идеально. Он был высокий, лысый, полноватый и очень улыбчивый. Он показался мне смутно знакомым, но за десять лет жизни в Москве я привыкла к постоянному ощущению дежа-вю, встречая в разных местах представителей одной и той же тусовки.

– Познакомь меня со своей строгой подругой! – попросил Миша.

– Не для тебя ягодка росла! Ладно, за пятьсот баксов назову тебе первую букву ее имени. – Я с удивлением посмотрела на Машку: это было что-то новенькое. В ответ она развела руками: – Почему Толику можно, а мне нельзя?

– Толик пять минут назад предлагал мне за шестьсот ужин в обществе вас обеих, – неожиданно сказал Миша.

– Чего? Ты его знаешь? И он нами УЖЕ торгует? – Хоть и в розовом платьице и белых кудряшках, это снова была Бэтээр.

– Мари, не нервничай! Толика знают все – ты от жизни отстала, сидя в своем казино. Кстати, как успехи? Крокодил ловится?

– Представь, даже кокос растет! Кто бы говорил про отсталость?! Мы ж в казино и познакомились!

– Заметь, я коротал время перед киносеансом!

– Не умничай и садись! Выкладывай про Толика!

– Сначала имя подруги, – торговался Миша. Он был явно мною заинтересован. В моей же памяти активно переворачивались архивные записи.

– Изабелла. – Машка была готова назвать код сейфа в своем кабинете.

– Неужели та самая издательница женских небылиц?

– Она самая! Выкладывай про Толика, а то я облезу от любопытства, – стояла на своем Бэтээр.

Я напряглась. Мое имя знали немногие. В основном заказчики и рекламодатели. Но где же я его видела?

– Все просто: Толик сводит провинциальных телок и людей, которые готовы за это заплатить!

– Сутенер! Я так и знала! – Машкины глаза сверкнули.

– За сутенерство у нас статья. Толик занимается легальным бизнесом: помогает находить девочек для конкурсов, а также имеет целую кучу приработков. Вот, например, когда я открывал «Толстого кота», то для того, чтобы разбавить гостей свежатинкой, арендовал у Толика пятнадцать девушек за полторы штуки. Или вон мои друзья, не вылезают целый день из офиса. Тут бах – охота поужинать, но без ухаживаний и обязательств. Звонят Толику и за триста бакинских берут пучок провинциалочек… – Я слушала и начинала тихо ненавидеть этого Мишу. – …А вот если у кого-то из девочек хватает ума переспать с клиентом, Толик тут же предлагает съехать с его квартиры к хахалю или отправиться домой, в Кукуевку. Две его девушки вышли замуж за олигархов. За них он, по слухам, оторвал бешеные деньги. Он молодец: тонко чувствует момент. Увидел мою заинтересованность – сразу заломил таксу выше обычного. А я потом присмотрелся, вижу – знакомая сидит. Так зачем платить больше? – закончил Миша свой монолог фразой из рекламы какого-то порошка.

«Бинго!» – прозвучало в моей голове. Точно, вот откуда я его знаю! Ресторан «Толстый кот», точнее, «Fat cat», а прежде – «Луи Четырнадцатый». Да это было в прошлой жизни! Я тогда и года еще не прожила в Москве. Проходила мимо гостиницы «Националь», мимо самого дорогого в то время ресторана «Луи». От мужчин, стоявших у входа, отделился один и направился в мою сторону. Я избегала уличных знакомств и вначале сделала вид, что его не замечаю. Улыбчивый парень долго приглашал зайти в ресторан, и я почему-то повелась. А он подвел меня к своим приятелям и сказал: «Ну вот, уболтал рыжую!» Все засмеялись. Мы вошли в холл. Не успела я подумать, что мои черные кофточка и короткая юбка не лучший наряд для такого дорогого заведения, как очутилась… на кухне. Его друзья, как мартышки, прыгали между металлических стоек с тарелками и весело переговаривались. А Миша взял меня за талию и подвел к металлическому столу, на котором стояла клубника в шоколаде. «Фирменный десерт! Пробуй!» – сказал Миша и сам с удовольствием принялся за клубнику. Потом какими-то коридорами мы перешли в офис, а точнее – мини-клуб с барной стойкой, диванами, бильярдным столом, домашним кинотеатром и стойкой диджея. Его друзья рассматривали меня как диковинку, подшучивали над моим украинским говором и задавали каверзные вопросы. В те времена я вообще не реагировала на циничные шуточки, поэтому «кусать» меня было неинтересно. Один из них тогда еще сказал: «Плюнь на Мишку. Давай я за тобой ухаживать буду. Я красиво ухаживаю, машины девушкам дарю». Меня испугал их напор и нездоровое, как я тогда для себя решила, веселье. Я сбежала, оставив неправильный номер домашнего телефона. И вот такая встреча! Спустя десять лет! Только вот где он растерял свою шикарную шевелюру?..

Началось шоу. Миша остался за нашим столиком и время от времени поглядывал в мою сторону. Машка шепнула мне на ухо:

– Ты не бойся, он клевый. Он как в кино приходит, то, если я играю, обязательно меня находит и развлекает. Никаких намеков на ухаживания, обычный треп. Ему, похоже, скучно. А цинизм – так, ширма. На самом деле он редкий добряк. Ты видела, как он на тебя смотрел?

– Как кот на сметану. – Я уже целиком сосредоточилась на сцене, где представляли участниц.

Конкурсом красоты то, что происходило на сцене, можно было назвать с большой натяжкой. Это было обычное дефиле девяти конкурсанток в вечерних платьях, купальниках и шубах. Апогеем стал показ ювелирных изделий: участницы вышли на подиум в черных кружевных трусиках и чулках. Они прикрывали обнаженные груди руками. На ком-то было колье, кому-то достались серьги, а у кого-то на запястьях сверкали массивные браслеты. На подиум вышла Наташа: волосы слегка прикрывали все, что постановщики шоу решили выставить напоказ. На голове сверкала диадема.

– А наша-то, наша лучше всех, – жарко шептала мне на ухо Машинская.

Внезапно от ее дыхания я почувствовала сладкое покалывание в районе солнечного сплетения. Я уже немного иначе глянула на Мишу. А почему бы и нет? У меня секса миллион лет не было, скоро вон на Машинскую бросаться начну.

На сцене вручали призы. Хороший свет и дорогая обстановка клуба скрывали убогость макияжа и нарядов девушек: зрители, в большинстве своем мужчины, были в восторге. Участницам вручили цветы, потом быстро раздали подарки от спонсоров. Наташа, к нашему удивлению, заняла третье место.

– Я звонила Наташе, она сейчас переоденется и присоединится к нам, – сказала Машинская и умчалась играть.

Я осталась с Мишей.

– А вы по-прежнему девушек на кухню ресторана заманиваете? – поинтересовалась я.

– А откуда вы знаете? – Он меня не узнал.

– По Москве слухи ходят. Их распускают девушки, которым удалось сбежать, не превратившись в сочный бифштекс, – продолжала я.

– А другие девушки, по моим данным, публикуют книги о своих злоключениях и о нехороших дядях из ночных клубов. – 1:1, он, кажется, читал «Красавиц», во всяком случае, если и не читал, то осведомлен. Приятно, что мужчин тоже интересует «Чтиво».

– Только не подумайте, что я читаю эту ерунду. – Должно быть, у меня на лбу есть бегущая строка, запечатлевающая мои мысли. – Мы с друзьями через неделю открываем новый клуб, может получиться интересный проект. А из-за вашего дурацкого журнала гости заебут нас вопросами. – Это было как ушат ледяной воды, секса мне уже не хотелось. Обижать свое детище я не позволяла никому, даже маме.

– Если ВЫ пригласите меня на открытие, у вас есть шанс избежать акта насилия со стороны гостей. – Я произнесла слово «вы» ядовито, разве что не зашипела.

– Да я и не переживаю. Всегда в ночных клубах находятся глупые курицы, которые мнят себя центром вселенной. Вот и попадают в ощип.

– Эти глупые курицы, – напомнила я, – несут вам свои глупые деньги как раз для того, чтобы расслабиться и отдохнуть. За что же вы их так не любите?

– Гинеколог не должен любить всех женщин, которым делает аборты. Точно так же и я. Я не должен любить всех тех людей, которые к нам приходят. У нас было и есть много проектов: ночные клубы и рестораны. Люди хотят зрелищ, а как только насыщаются, уходят к конкурентам, оставив после себя прожженную сигаретами обивку и заблеванные туалеты. В ночном клубе двух одинаковых дней не бывает, каждый день прецедент. У нас даже есть прикормленная бригада реаниматоров-наркологов, которые время от времени откачивает придурков, которые решают отдать концы посреди танцпола. Им-то плевать, что после увиденного другие не захотят к нам прийти. И уж тем более плевать, что вложили в заведение свои деньги. – Легкий флирт принял неожиданный оборот. Но, в отличие от Машки, я не большой любитель военных действий.

– Ладно, – сказала я более миролюбиво. – Давайте остановимся на том, что вы делаете деньги по-своему, а я по-своему. Каждый зарабатывает, как может, но в рамках закона. – К нам приближалась Наташа, и я не хотела, чтобы девушка была свидетельницей неприятной сцены.

Обладательница третьего места светилась от счастья. Мы поздравили девушку и еле уговорили ее сесть за стол.

– У меня руки и ноги трясутся. – Наташа была под огромным впечатлением. – Я до сих пор не верю, что это происходит со мной!

Я смотрела на вибрирующую от волнения Наташу и в душе завидовала ей. Ох уж эти розовые очки!.. К нам подошел Толик:

– Я у вас украду нашу победительницу. Она должна сфотографироваться с другими девушками и членами жюри.

Наташу подвели к группе девушек и мужчин в костюмах. Кто-то целовал ей руки, кто-то нежно обнимал за талию.

– Это еще кто?

От неожиданности я подпрыгнула.

Я настолько увлеклась своими наблюдениями, что не заметила, как к нам подошла Машка. Она тоже смотрела в сторону Наташи и была явно недовольна тем, что невысокий мужчина в очках, похоже, не собирался отпускать Наташу из своих объятий.

– Пойду поздравлю «родственницу»! – И Машка ринулась в атаку.

– Так откуда вы знаете про кухню? – все-таки спросил Миша, которому также, видимо, было не чуждо любопытство.

Я рассказала ему историю десятилетней давности.

– Это только подтверждает, какой я постоянный. Кстати, приглашаю вас всех на поздний ужин к себе в ресторан. На этот раз не на кухню.

– Миша, вы же были готовы пять минут тому назад сожрать меня с потрохами даже без васаби! – удивилась я.

– Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Так вроде говорят мудрецы? Шучу, – успокоил меня Миша.

Я внимательно посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Все-таки в нем что-то есть.

Машинская в это время включила максимум обаяния. Она что-то оживленно говорила очкарику, который как завороженный смотрел в вырез ее платья, находившийся аккурат на уровне его глаз.

– Вас, кажется, зовут. – Миша тоже увидел, как Машка машет мне рукой.

– Прошу извинить, – промурлыкала я и отправилась на помощь Машке.

Когда я подошла, Машка уже, похоже, успела выдать про меня необходимую информацию, так как очкарик встретил меня вопросом:

– Почему же вы не были членом жюри?

Я, конечно, могла выпалить ему все, что думаю о подобных конкурсах и их организаторах, но лишь премило улыбнулась и вздохнула:

– Не зовут!

– А это Павел. Тот самый, который заметил Наташину красоту в Сургуте, куда летал по делам с партнерами, – представила очкарика Бэтээр.

И пошло-поехало: целование рук, заглядывание в глаза, восторги по поводу внешности. Через десять минут олигарх Павел хотел всех трех, причем одновременно. Мы с Машкой откровенно развлекались, Наташа же вряд ли улавливала суть наших разговоров. Она смотрела на Машку, как язычник на каменного идола. Павел уже рисовал нам картины с нефтяными реками и алюминиевыми берегами, приглашая на шопинг в ТД «Москва». Машка его бессовестно авансировала самыми своими бесстыдными взглядами и двусмысленными шуточками. Мне этот феромоновый фонтан порядком надоел, и я смахнула невидимую пылинку со своего плеча. Машка заметила этот наш условный знак, который означал «На фиг с пляжа!». Она стала прощаться с Павлом, а тот засуетился и попытался пригласить нас на ужин.

– Очень жаль, но мы уже приглашены.

Я мысленно поблагодарила Мишу, потому что врать никогда не любила. Машка буквально вырвала Наташу из объятий Павла, и мы направились к столику, где сидел Миша. Через секунду перед нами материализовался Толик, который был явно чем-то недоволен. Он с трудом сдерживал гнев:

– Наташа не может с вами поехать.

У победительниц торжественный ужин!..

– Ага, а фотографии с ужина будут завтра на первых полосах газет! – хмыкнула Машка.

Толик юмора не понял:

– Нет, в прессе ничего не появится, но будет фотосессия для «Пингвина».

– С голыми сиськами? Наташа там сниматься не будет, – Машка уже все за всех решила, – и ужинать тоже не пойдет. Она сегодня же заберет свои вещи из квартиры!

– Но вы не можете за нее решать! – Толик сорвался на визг.

– Я многое могу! Может, вы хотите сказать, что у вас с Наташей есть письменный контракт? Или вы налоги платите с тех денег, которые снимаете за ужины?

Машку пора было останавливать. Но кто может остановить бронетранспортер голыми руками? Тут неожиданно подключился Миша:

– Толик, девушки уедут со мной. Мы будем в «Fat cat». Если хочешь, можешь сам туда зарулить.

Толика такой компромисс устраивал. Предложение Миши позволило ему, не потеряв лица, ретироваться с поля битвы.

– Умный, да? – повернулась Машка к Мише. – Да я только начала! Я ему не все сказала!

– Мари, – мягко перебил ее Ми-ша, – ну зачем он тебе? Такие хищницы, как ты, не должны охотиться на слизняков.

– Зло должно быть наказано!

Машка уже играла. Еще немножко уговоров, и она сменит гнев на милость.

14

Мы вышли из казино и все вчетвером кое-как поместились в Машкином парадно-выходном двухдверном «Лексусе».

– А ты почему без тачки? – поинтересовалась Машка.

– Когда у всех машины, зачем самому-то садиться за руль? Я и мобильный не ношу. Будь проще, и люди потянутся…

– Как?! – Это было за гранью Машкиного понимания, которая мобильный из рук не выпускала.

– А зачем? Я телефоны друзей даю… или офиса… Кому надо, найдет, а тех, кто мне нужен, я сам найду.

– Миша, кому ты лепишь?! Чего ж ты вместо «Сан-Марко» «Сейку» не купишь? – Машка, как всегда, смотрела в суть. – В тусовке новая мода? Место ложного пафоса заняла ложная простота?

– Нет, Мышильда. Времена пафоса сменили времена гламура и позитива, но смысл тот же.

А вот какой смысл, Миша рассказать не успел. Мы подъехали к старинному особняку, каких много в узких переулках в центре города, поднялись по ступенькам и оказались в уютной гостиной с большими диванами. Миша усадил нас и исчез. Официант принял заказ на аперитив.

– Какие столы низкие! Тут же кушать неудобно! – удивилась Наташа.

– Тут не едят, – пояснила Машка, – тут ждут, пока стол приготовят…

– А чего его готовить? – не отступала Наташа.

– Наташа! – Машкиного терпения хватало ненадолго. – Давай договоримся так: если я что-то говорю, ты меня внимательно слушаешь. А если тебе что-то не нравится, билеты на Сургут всегда в свободной продаже.

– Извините, – перешла на «вы» На-таша.

– Можешь на «ты», только мой тебе совет: слушай людей, они сами тебе все расскажут, а вопросы задавай уже в конце, – снизошла Машка. – Вопросами ты можешь насторожить, и человек расскажет тебе меньше, чем мог бы.

– Машка, ты издеваешься?! – не выдержала я. – Зачем девочке тонкости ведения переговоров?! Мы всего-навсего в ресторане! Оставь ребенка в покое.

– Молчать, женщина, когда муж говорит! – Машка уже шутила.

– Мы не дали тебе оторваться на Толике, и ты решила отыграться на нас?

– Кстати, насчет отыграться. Я продула четыреста баксов. У них автоматы стоят с процентом выдачи не выше восьмидесяти. Жлобы!

– Маш, лучше про ресторан Наташе рассказывай – это, по крайней мере, понятнее, чем твои математические выкладки из области игорного бизнеса.

– Так вот, – продолжила Машка. – На столе меняют приборы и бокалы. Хоть они и так чистые, таким образом заведение подчеркивает свое уважение к гостям. Это часть ресторанного этикета, который многие рестораторы подзабыли. Так делают только в самых дорогих заведениях. Люди приходят сюда не только поесть, но и получить удовольствие от сервиса.

Нам принесли напитки. Тут на диван подсел какой-то парень, распахнул полу пиджака и обнажил ряд предметов, прикрученных проволокой к подкладке:

– Золотом интересуетесь?.. Есть часы дамские, чулки, пудра! Может, что продаете?

– Че-го? – развеселилась Машка.

Наташа округлила от удивления глаза.

– Могу купить у вас что-нибудь! Деньги-то небось нужны? Ресторан дорогой!

Парень был очень колоритный, настоящий скупщик краденого. Вертлявый, с бегающими глазками и смешными ужимками.

– Ну, если ничего не надо, я пошел.

Мы не успели обсудить странного типа, как появился Миша.

– У тебя тут какой-то тип ошивается! Как он сюда попал? Он нам вещи предлагал продать или наши купить, – наперебой говорили мы.

– Знаю, я потом вам кассету с вашими лицами подарю. Я в аппаратной чуть не умер со смеху! – Миша был доволен.

– Ты разыграл нас! – догадалась Машка. – Подлый!

– Не подлый, а выдумщик! И студент из театрального молодец!

Я вспомнила стриптиз в больничной палате:

– Маша у нас тоже… бо-о-ольшая выдумщица! Может, вам объединить усилия?

– Обсудим за ужином. – Миша сделал приглашающий жест в сторону одной из дверей.

Мы вошли в маленький уютный кабинет с верандой.

– Надеюсь, тут камер нет, а то у меня уже паранойя начинается. – Машка все еще не решила, как реагировать на розыгрыш.

– Дорогая, они есть везде! Тысячи: на улицах, в метро, в магазинах, во дворах. Если ты слышала о системах «смарт-хаус», то и в квартирах тоже. Мы наш новый клуб напичкали таким количеством электроники, что офис напоминает бункер из «Матрицы». Это здорово, за этим будущее…

– Это игры для мальчиков. – Машка надула губки.

– И для продвинутых девочек тоже. – Я вспомнила, как Машка демонстрировала мне свои занятия сексом с очередным другом. Несчастный не знал, что Машка оставила включенной камеру своего телефона. «Тестила камеру» – так она объяснила эротический сюжет с собой в заглавной роли.

– Я такими глупостями никогда не буду заниматься. – Машка нагло врала, но при этом выглядела ангелочком.

К нам подошел официант и на маленькие тарелочки стал выкладывать маленькие поджаренные черные хлебцы, маринованный лук и черную икру – комплимент от повара. Затем в комнату вошла симпатичная девушка в забавной униформе из короткой юбочки и корсета. В руках она держала плетеный лоток с сигаретами.

– Ух ты! – удивилась Машка, взяв с лотка пачку сигарет. – Сервис, елки-палки…

– Стараемся. Еще у нас есть «Клуб мартовских котов». Члены клуба часто собираются на мальчишники в нашей сигарной. Есть еще подвал для вин и флигель для романтических ужинов. – Миша сейчас сам был похож на кота. Он сидел вразвалку, улыбаясь и щурясь, как настоящий кот.

У меня была своя теория, согласно которой людей можно условно поделить на «собак» и «кошек». Первые преданны, дружелюбны, просты в общении, со вторыми все сложнее. Они самодостаточны до безобразия, и отношения с ними строятся по принципу «шаг вперед – два назад». Если «собака» легко забывает плохое, «кошка» долго будет помнить обиду, и ваше счастье, если не попытается отомстить.

– А почему заведение назвали «Толстый кот»? – спросила я.

– Когда мы купили особняк, то понятия не имели, для чего. Потом решили открыть ресторан. Колониальный интерьер, в меню – только наши любимые блюда из разных стран мира. Пока делали ремонт, в особняке завелась кошка и перед открытием принесла нам трех котят. Я животных не люблю, поэтому котят и кошку раздал гостям на презентации. Одного котенка посетители забыли – видимо, от переизбытка алкоголя. Я его обнаружил, когда все разошлись. Этот мелкий рыжий, увидев меня, по брюкам вскарабкался мне на руки. Названия у ресторана еще не было, я и предложил «Толстого кота».

– А прототипа-то как назвали?

– Сначала Кирпичиком, потом Фэти-ком, когда подрос. Мне кажется, его мамаша крутила роман со львом из соседнего зоопарка. Он килограммов восемь весит.

– А к моему никакое имя так и не прижилось, остался просто Котом.

– Прямо как в «Завтраке у Тиффани», – прокомментировал Миша.

– Это я потом узнала.

– Если у Белки дите родится, то может запросто получить в шестнадцать лет паспорт на имя «Ребенок». – Машка беззаботно уминала гренку с моей тарелки.

Когда подали закуски, к нам присоединился друг Миши, симпатичный парень азиатской внешности.

– Это Акачан, потомок самураев. Мы его нашли, когда были в Японии. Теперь он живет в Москве. Сносно говорит на русском, но еще лучше на матерном.

А в основном молчит. – Акачан улыбнулся и принялся за ужин.

– А что это за имя странное? – Машка любила экзотику.

– Имя у него другое, но мы зовем его так. Мари, ты лучше попробуй рыбу фаршированную.

– Какая разница, девочка, главное, чтобы ты хорошо училась! Мишаня, ты никак мне рот затыкаешь?!

– Мари, зная твою хохлацкую натуру – это нереально по техническим причинам.

Миша погладил Машкину руку.

Я отстраненно смотрела на сидящих за столом и в уме прикидывала, сколько еще продлится ужин. На завтра у нас была назначена презентация, и мне хотелось хорошенько выспаться.

– Наташа, – начала я маневр к отступлению, – когда девочки на квартире будут, чтобы мы могли твои вещи забрать?

– Не стоит об этом беспокоиться. Акачан поедет и все заберет. Давайте адрес. – Миша нарушил мои планы.

– Ой, здорово. – Машка тут же достала бумажку с адресом.

– У меня вещи не собраны, – вспомнила Наташа.

– Так езжайте вместе, мы вас тут подождем. – Машинская тоже не желала завершать вечер в час ночи.

Я поняла, что попала. Лягу в лучшем случае в три, встану в восемь и буду выглядеть как пугало. Наташу заберу к себе, а через пару дней отправим ее домой.

– Наташка поедет ко мне. – Мысли подруги тоже крутились вокруг нашей подопечной.

– Это почему? – спросила я.

– А где она у тебя спать будет?

Машка была права. В моей однушке только одна кровать, да и то не очень широкая.

– Ладно, только не упрекай меня потом, что я ее тебе на шею повесила.

– Как тебе не стыдно, сестра? Может, выпьем?

– Хорошая мысль, – поддержал Миша. – Только давайте переместимся в сигарную.

Мы перешли в большой просторный зал. В прохладном воздухе витал тонкий сигарный дух, а на стенах висело бесчисленное множество забавных картинок, главными героями которых были кошки. Кошки в шляпах, коты во фраках и умильная кошачья эротика.

– Смешные. – Я внимательно изучала рисунки.

– Большую часть нарисовала Люся, девушка Акачана. – Миша достал из большого вертикального холодильника пару бутылок с вином.

– Мне холодно. – Одетая в кружево Машка поежилась.

– Сейчас принесут плед. Тут просто очень сильная вентиляция. Но можем разжечь камин.

– Камин – это идея. – Было заметно, что ей хочется согреться как можно быстрее.

Уже через двадцать минут мы сидели у камина и пили терпкое красное вино. Пока мы развлекали Мишу рассказами о нашем отдыхе в Сочи, успел вернуться Акачан с Наташей. Наташины глаза были красными от слез.

– Что случилось? – чуть ли не хором спросили мы с Машкой.

– Толик сказал, что благодаря вам я осталась ни с чем. Что я могла сделать карьеру, а вы меня сбили с пути. Он говорит, что мною заинтересовались многие агентства и у меня были бы выгодные контракты. А из-за вас я буду гнить в Сургуте. Если бы не Качан, он бы меня убил.

Миша посмотрел на Акачана, тот спокойно ответил:

– Хуйня!

– Наташа, видимо, драматизирует ситуацию, – перевел Миша на нормативный русский. – Садись, – обратился он к рыдающей Наташе.

Раздался странный скрип. У Наташиного кресла сидел огромный кот. Он был странного кремово-рыжего цвета, а свет, падающий от камина, делал его почти красным. Скрип раздался снова – я поняла, что это Фэтик, и он так мяукает. Красный монстр прыгнул Наташе на колени и обнял ее. Наташа даже не успела ничего понять, как кот стал лизать ей щеки.

– Ой, это я валерьянку пила, мне девочки накапали. – Наташа уже смеялась. – Какой язык жесткий! Ну остановись.

Фэтик перестал облизывать лицо девушки, но с колен не спрыгнул, немного потоптался и улегся мордой к камину.

– Да, впечатляет. – Машка сделала глоток вина. – А про Толика забудь. – Она уже обращалась к Наташе. – Твой сургутский олигарх никуда не денется. Я ему визитку оставила, так он ее к сердцу минут пятнадцать прижимал. Если с серьезными намерениями, мы разрешим ему за тобой ухаживать, а если так, на одну ночь, то он пойдет вслед за Толиком.

Я с удивлением смотрела на Машку. Когда она успела стать такой пуританкой? Машка перехватила мой взгляд:

– Все обсудим позже.

– Наташа, ты попала не в самые плохие руки в этом городе. Если бы не девочки, тебе пришлось бы отрабатывать гостеприимство олигарха в его постели. И хорошо, если только в его, – поучаствовал в судьбе девушки Миша.

– Умка, – поддержала Мишу Машинская.

– А я хочу спать. – Часы над камином показывали три, и мой организм требовал отдыха. А еще он был немного обижен на Мишу, который как будто потерял ко мне всякий интерес.

– Вызываем такси. – Машка достала мобильный.

– Не надо, Акачан отвезет.

– Неудобно как-то. – Машка не хотела быть обязанной.

– Все удобно, девочки. Берегите себя.

Акачан развозил нас по домам на маленьком микроавтобусе, в салоне которого был диван буквой П и большая плазменная панель, а из динамиков лилась спокойная музыка. Убаюканная вином и музыкой, я не заметила, как мы подъехали к моему дому. У подъезда стоял Миша с ведром ромашек.

– Заехал пожелать спокойной ночи, – сказал он и улыбнулся своей кошачьей улыбкой.

Акачан помог мне отнести цветы в квартиру, и я, сбросив тесное платье, легла в уютную постельку. Мне было лень думать о Мише, о странном Акачане, не то друге, не то водителе, а еще о том, откуда Миша узнал мой адрес, и я последовала примеру одной из моих любимых книжных героинь – решила подумать об этом завтра.

15

Подумать об этом завтра не удалось. Катя разбудила меня в семь, то есть через три часа после того, как я легла. Едва я прикорнула после ее звонка, как запиликал будильник. Было восемь утра. Я перевернулась на другой бок, но Кот воспринял знакомые звуки как сигнал к действию. Влажный нос стал тыкаться в мое ухо: «Хозяйка, вставай! Ты должна меня покормить!»

Я знала, что, если не встану, Кот начнет бродить по мне, как миниатюрный слон. Я вышла на кухню. Кот сидел рядом со своей миской и смотрел на меня преданными чистыми глазами: «Милая хозяйка! Лучшая женщина в мире! Фея вкусной еды! Дай своему Котику порцию дивных мясных кусочков! Видишь, я смиренно ждал всю ночь. Не останься равнодушной!» Уже через пять минут он поднял на меня презрительный сытый взгляд, который говорил: «Глупая женщина! Ты что, не знаешь, что люди – это люди, змеи – это змеи, а кошки – это боги!»

– Желудочек на ножках, – дежурно ответила я Коту и принялась за утренний кофе.

Я посмотрела на ромашки и вспомнила Мишу. Опять зазвонил мобильный. Звонок шел за звонком, и разговоры порядком меня утомили. К одиннадцати телефон разрядился, я обеспечила и его питанием и отправилась в душ. В голове вертелась информация размером в энное количество мегабайт. Ничего определенного: зверский микс из мыслей о работе, Мише, Наташе, Кате и о том, что мне сегодня приснилось. Упорядочиваться мысли не хотели. Летали неотвязным роем, что стало порядком раздражать. Начинать сложный день в таком состоянии было нельзя. Пить транквилизаторы, припасенные для таких случаев, не хотелось. Я вышла из ванной комнаты и села на кровать. Закрыв глаза, сидела, пока мухи-мысли одна за другой не вылетели у меня из головы и во мне не наступила абсолютная тишина. Не знаю, кого как, меня такой прием всегда успокаивал. После этого любая проблема казалась пустяковой и решалась на раз-два.

Катя уже ждала меня в машине у подъезда, и через пятнадцать минут мы ехали в городской гольф-клуб.

– У нас может появиться новый материал. Моя знакомая недавно родила из пробирки. Сидит дома с ребенком, ей нечем заняться, а поскольку всех своих подруг она замучила рассказами о родах, то решила об этом написать…

– …такую же нудную книжку, – закончила за Катю я. – Какую рекламу мы туда воткнем? Памперсы и молокоотсосы? Тьфу… еле выговорила…

– Белла, я беременна, – сказала Катя, опустив глаза.

– Ой, поздравляю. – Мне почему-то стало стыдно. – Извини, я просто не выспалась.

– Да ничего страшного. Но я подумала, что это было бы интересно.

– Да, а презентацию мы закатим в детском саду!

– Беллочка, а ты крестной мамой стать не хочешь?

– Ты сначала роди, а там посмотрим. А что Гарик?

– Он словно с ума сошел. Он и мамы меня сегодня на руках носили. Еле вырвалась. Хотел кроме водителя мне еще охранника дать, я отказалась.

– Да, охранник, пожалуй, лишнее, – еле слышно сказала я.

…Пять часов до начала презентации пролетели незаметно. Понемногу стали собираться гости. Приехали Машинская с Наташей. Я не смогла уделить им достаточно внимания, так как все время с кем-нибудь общалась. Автор и ее муж удачно затерялись среди гостей. Судя по их лицам, они были очень довольны.

Приглашенные журналисты, как обычно, пытались вычислить, кто из дам является автором «Чтива», но это было бесполезно. Когда нас с Катей спросили, почему мы прячем своих авторов, мы недвусмысленно дали понять, что готовы вкладываться в раскрутку марки «Глянцевого чтива», но отнюдь не каждого автора. Таким образом, у нас могли печататься как новички, так и известные литераторы, которым вздумалось написать что-то легкомысленное, но не хотелось испортить свое реноме у постоянных читателей.

Мы думали, что вечерняя прохлада разгонит гостей часам к девяти, но даже после десерта никто не хотел уходить, так что с последними гостями мы распрощались уже около двенадцати. Но мой вечер на этом не закончился. Машка с Наташей ждали меня за столом, укутавшись в пледы.

– Хочешь прикол? – начала Машка. – Представляешь, мы приехали за моей машиной к «Коту», а там вместо нее стоит «Запорожец» с моими номерами!!! И на заднем стекле плакат: «Собственность Машки Бэтээр»! Я чуть Мишку не прибила. Когда я начала психовать, они вывалились из ресторана и стали поздравлять меня с тем, что я попалась! Меня! Снова разыграть! Я в долгу не останусь… Машину, конечно, вернули, но я недовольна. – Машка шутливо надулась.

– Машунь, только не сейчас, – взмолилась я. – Давай обо всем завтра, я валюсь с ног.

– Ты не знаешь самого главного! Звонил Наташкин олигарх, зовет куда-то на Сардинию. Всех троих. Поехали?

– Ага, щас, только чемоданы соберу. – Мне не понравился Машкин энтузиазм. – А ты не подумала, что мне работать надо? Тем более у Наташи, скорее всего, загранпаспорта нет, а у тебя он просрочен. Да и сезон там заканчивается. – Я искала любую причину, чтобы остаться в Москве. – Нельзя оставить на Катю офис – она не может там постоянно находиться. А если олигарх так крут, пусть устроит вам Сардинию в среднерусской полосе.

– Белка, тебе надо переночевать с этой мыслью. Уверена, завтра все будет по-другому.

– Машка, кроме шуток. Максимум, куда я могу поехать, – в Питер, посмотреть на осеннюю Гатчину. И то на выходные. – Я была непреклонна.

– Окей, сестра. Давай хоть до дома тебя подброшу.

– А вот это разговор. – Я была рада, что не надо вызывать такси или просить Катю меня подвезти.

На следующий день я появилась в офисе в двенадцать. Кати еще не было, а сотрудники, увидев бутылку домашнего вина, обрадовались, как дети. Пришлось объявить короткий день и разрешить открыть вино в четыре пополудни. В кабинете на столе стоял большой букет подсолнухов. Я не сомневалась, что это Гарик балует беременную жену, и даже не взглянула на маленькую записочку, затерявшуюся в крупных шершавых листьях. Буквально минут через пять приехала Катя. В отличие от меня она выглядела прекрасно.

– Ой, какая красота! – воскликнула Катя, увидев букет.

– Тебе, от благоверного.

Катя развернула записку и покачала головой:

– Нет, это тебе…

Она протянула мне клочок бумаги. Там было написано, что было бы здорово, если бы я выглянула в окно.

Я подошла к окну и увидела во дворе микроавтобус Акачана и Мишу, который стоял рядом.

– Ну, здравствуй, – сказал Миша, когда я спустилась во двор и подошла к машине.

– Ну и тебе, что ли, тоже. – Нельзя сказать, что я была приветлива, так как после вчерашнего выглядела не самым лучшим образом. – Мне Маша рассказала, как ты ее разыграл. Да, и спасибо за букет.

– Мы такими розыгрышами клиентов развлекаем. Я не знал твоего мобильного, а адрес офиса нашел в «Желтых страницах».

Разговор явно не клеился.

– У меня предложение, приходи к нам на открытие «Лямбды».

– На открытие чего? – не поняла я.

– «Лямбды», – повторил Миша, – нашего нового клуба.

– Получается, я тогда напросилась.

– Нет, просто интересно, что ты скажешь. Так придешь? Можешь Машу и Наташу взять с собой, чтоб не скучно было.

– Я могу уже сейчас сказать, что название глупое. Запомнить невозможно, – непонятно зачем сказала я.

– Ну это ты зря. Но если бы мы назвали клуб «Жопа», народ все равно валом бы повалил. Приходят к промоутерам, а не к названию. Ты не ответила. – Миша уже настаивал.

– Посмотрим. А когда? – В конце концов, два дня назад он мне очень понравился.

– В пятницу в одиннадцать вечера за тобой заедет Акачан…

– Да за тобой ухаживают! – сказала Катя, которая видела все из окна.

– Может, и ухаживают, – ответила я, вернувшись к компьютеру, – но как почетный член клуба «Динамо-люкс», я уже знаю, чем все закончится.

– Он что? Футболист?

– Кто? Почему футболист? – удиви-лась я.

– «Динамо» – это ведь футбольный клуб.

– Да, но «Динамо-люкс» – это условный клуб для девушек, которые динамят мужиков, – терпеливо объяснила я. Да, Катя не Машка, та бы меня сразу поняла.

– Ну и глупо. Ты так одна останешься. Вот и Амалия Марковна говорит…

– Как я посмотрю, вы неплохо стали понимать друг друга.

– Женщина должна быть при мужчине, – безапелляционно заявила Катя.

– Ты как встретилась с Гариком, так с ним и живешь, а о том, что бывает, когда мужчина наиграется, а потом тебя избегает, даже не подозреваешь. – Я вспомнила Катину попытку самоубийства и прикусила язык. Она словно и не заметила моей бестактности.

– Можно подумать, тебя часто избегали, – завела Катя свою шарманку.

– Нет, я их сама бросала. Играла на опережение, так сказать. – Меня порядком раздражали подобные разговоры. – Зато на Машинскую насмотрелась. Каждый раз как последний, а потом слезы, сопли и коньяк.

– Хм, как знаешь… Так что ты думаешь про детей из пробирки?

– Кать, без обид, на этом кассы не сделаешь. Лучше я поговорю с Машкой, у нее в казино есть знакомая, про которую романы писать можно. Наймем литературного негра и попросим обработать рассказы Машки и самой Насти – думаю, может получиться что-то интересное…

Мы долго обсуждали, как нам быть дальше. Получилось нечто компромиссное: решили выпустить под Новый год два «Чтива» сразу, правда, одно полностью за наш счет.

16

Потекли рабочие будни. Машка звонила с докладами о переговорах с олигархом, дала мне координаты Насти и не могла нарадоваться на Наташу, которая, как оказалось, очень хорошо готовила. Лето затянулось, и я не торопилась убирать легкие вещи подальше в шкаф, впрочем, как не спешила и выбрасывать подаренные Мишей букеты.

В пятницу, просидев до вечера в офисе и не дождавшись от него звонка, я забралась в душистую ванну, прихватив с собой книгу и сигареты. В девять зазвенел оставленный в сумке мобильный, потом домашний. Через час уже звонили в дверь. Чертыхаясь, я открыла. На пороге стояла очень красивая девушка-азиатка, которую можно было с легкостью принять за сестру Акачана.

Вполне мужским голосом девушка сказала:

– Я жду. Одиннадцать в клуб.

– Акачан? – выдавила я.

– Акачан, – подтвердило чудо, развернулось на высоких шпильках и с цокающим звуком удалилось вниз по ступенькам. Я набрала Машке и все рассказала.

– Вечеринку зажать хотела? – Машка все поняла по-своему. – Мы будем к одиннадцати у тебя.

В одиннадцать я спустилась к микроавтобусу, где уже сидели Машка и Наташа при блеске «золотых перьев». В парке Горького вокруг двухэтажного особняка было большое скопление машин, а у входа стояла огромная очередь. Мы быстро прошли сквозь нарядную толпу и очутились в клубе, где все гремело и двигалось. Акачан провел нас к незаметной двери, приложил к ней руку, дверь распахнулась, и оказалось, что это лифт. В лифте я разглядела на ладони Акачана длинный белый шрам, который никак не вязался с тонкими красивыми пальцами и искусным маникюром. Через секунду мы очутились в просторной комнате, стены которой были обиты черной блестящей тканью.

К моему удивлению, в комнате было тихо и только легкая вибрация напоминала о том, что этажом ниже играет музыка. Здесь было несколько причудливых плюшевых диванов, а стену украшал огромный экран, передающий изображения с видеокамер, установленных по всему клубу. У экрана стоял смуглый парень в наушниках и с микрофоном. Он смотрел в одно из окон, на котором был виден вход в клуб, и отдавал распоряжения, кого пускать. На диване сидела темноволосая девушка в мужском костюме, который ей удивительно шел.

Увидев нас, она улыбнулась:

– Вот и наши дамы!

Акачан подошел к девушке и поцеловал ее. Со стороны зрелище было весьма необычным.

– Это моя Люся, – Акачан обошел девушку сзади и обнял за плечи.

– А это Троян. – Девушка махнула в сторону смуглого парня, который нас не слышал. – А вы Изабелла. Я вас знаю.

Я чувствовала себя не в своей тарелке, в отличие от Машки, которая уже сидела на диване и вовсю дымила. Наташа стояла у огромного тонированного окна, выходившего на танцпол. Надо было что-то сказать, и я сказала:

– Да, я Изабелла, можно Белка, а это Маша и Наташа.

– Бэтээр, – уточнила Машинская.

– А что тут у вас? – включилась в разговор Наташа.

– Это окно на танцпол, а напротив окно из такой же комнаты. Там у нас клуб в клубе. Можно сказать, VIP-комната, но для клиентов «Тайное общество Лямбда».

Вдруг она неожиданно обратилась к Акачану на непонятном языке. Когда Акачан ответил, я догадалась, что это, скорее всего, японский. Да, это была экзотическая парочка.

– Миша с другом внизу. Он сейчас придет. Пить что-нибудь будете? – Она открыла высокую боковину дивана со встроенным баром. – Диванчик от Кавалли. Нравится? Есть шампанское, вино и виски. Все остальное надо заказывать из бара, но есть абсолютно все. Даже рисовая водка на кобре.

Тошнота подступила к горлу.

– Мне бы водички, – решила я.

– А мне шампанского!

Машка оценила ситуацию и начала действовать. Она засыпала Люсю вопросами, похвалила ее картины в «Коте» и выдала пару новых анекдотов. Таймеры на многочисленных экранах показывали 23:50.

– Так вы уже подружились? – раздался голос Миши.

Он появился откуда-то из стены, а не из лифта, на который я периодически посматривала. С ним был тот самый парень, который десять лет тому назад предлагал мне «красивое ухаживание». За это время он совсем не изменился, только глаза были какие-то уставшие.

– Узнаешь Артема? – спросил меня Миша.

– Да, уже не юноша, но муж, – буркнула я.

– Рыжая, а ты уже не рыжая! Мне Мишка все рассказал. Люсик, наливай! – Артем вальяжно опустился в кресло в форме чашки для кофе.

– Неа, у нас сегодня Акачан женщиной работает! – и Люся что-то сказала Акачану, который улыбнулся, сказал: «Хуйня вопрос» – и стал разливать шампанское по бокалам.

– Трой! Иди к нам! – крикнул Миша парню в наушниках.

– Не надо так орать, – раздался неожиданно спокойный голос Трояна. – Я лучше вас знаю, что уже двенадцать. – Он снял фурнитуру и присоединился

к нам.

Мы подняли бокалы и выпили за новый год нового клуба. На танцполе взрывались фейерверки и сыпался искусственный снег.

Если там, в казино, Миша был мурлыкающим душкой, то тут, в клубе, его словно трясло и подбрасывало. Он ни секунды не стоял на месте, постоянно переходил из одного угла комнаты в другой.

Троян вернулся к экрану, Артем принялся увиваться вокруг Машинской и Наташи, Акачан исчез в замаскированном дверном проеме, откуда чуть раньше появился Миша с другом.

– Люся ваш постоянный читатель, – сказал Миша. – Регулярно пишет в форуме на сайте «Чтива». – Мне стало понятно, откуда Миша так хорошо информирован о содержании журналов.

– Да, я всегда покупаю все глянцевые журналы. А также журналы по дизайну, интерьеру и косметологии. У вас хорошее издание, но мало картинок. Почему бы вам не делать фото моделей, которые были бы одеты как главные героини, а в конце печатать список магазинов, где все это можно купить. И потом…

Я смотрела на эту красивую холеную девушку и в уме прикидывала, сколько же ей лет… 20… 22… максимум 24. Она несла ахинею, а на моем лице застыла маска вежливости. Вот он, наш читатель, и мы должны с ним считаться.

Мне почему-то захотелось убежать из напичканной высококлассной техникой комнаты, из шикарного клуба, чтобы не видеть убожества, на котором тут все держалось: покрасоваться, выпить, поговорить ни о чем и разбежаться с чувством глубокого удовлетворения собой, любимым. На меня нахлынула злость, и мне хотелось крикнуть: «Может, ты и не понимаешь, но ты дура, Люся, набитая тряпками дура!»

Я не понимала, как это человек, который так здорово рисует, несет такую чушь. Я находилась во власти стереотипа, что художники – люди одухотворенные и немного неземные. В это время Люся уже рассуждала о том, в какой ужасной салатовой юбочке была такая-то на премьере в таком-то театре и сколько лишних кэгэ прибавила бывшая любовница Артема после выхода из наркологической клиники. Люся, видимо, полагала, что я знаю всех этих Тань, Насть и Ксюш. К моему удивлению, Миша даже комментировал сказанное Люсей. Я догадывалась, что, когда покину эту комнату, они начнут с таким же смаком обсуждать и мою скромную персону. Все, мне надоело. Сослаться на усталость и уехать!

Я оглянулась на Машку. Та вовсю кокетничала с Артемом, Наташа же с широко распахнутыми глазами за ними наблюдала. К нам подошел Троян и пугающе спокойно сказал:

– Люся, выключай дуру!

Я с удивлением вскинула на него глаза. Черная одежда делала его кожу еще темнее, и от этого он был похож на жука. Маленького, крепенького жука с твердым хитиновым панцирем. К тому же еще и агрессивного.

– Не называй меня дурой! Называй меня Люсей! – В Люсином голосе появились угрожающие нотки.

– Тогда выключай Люсю! Не видишь, у человека уже уши в трубочку от твоего бреда.

При всей моей неприязни к девушке мне стало ее жаль. Пусть Люся и недалекая, но это вовсе не значит, что женщинам можно откровенно хамить. Трой продолжал, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Зачем нести эту чушь, если ты прекрасно знаешь, что она раздражает? Нам одной Ленки хватает, а когда ты ее начинаешь пародировать, вообще с души воротит!

Троян взял бокал с шампанским и вернулся к экрану. Сцена была неожиданной. Я смотрела на Люсю и ухмыляющегося Мишу.

– Побаловались и хватит! Пошли, мы тебе клуб покажем! – Миша взял меня за руку и повел к потайной двери. —

Я сейчас буду хвастаться!

У двери Миша приложил пальцы к сенсору и открыл дверь, ведущую в довольно узкий и темный коридор, украшенный портретами поп-знаменитостей в средневековых нарядах. Со стены на меня смотрели Мадонна в облике Моны Лизы, Шер в виде девушки с горностаем и даже выпускники «Фабрики звезд», которые тянули баржу по Волге.

– Идея с переодеваниями не нова, но для клуба получилось смешно. Да и работалось легко, – сказала Люся, заметив мой интерес.

В конце коридора была еще одна дверь. Миша остановился и с напыщенным видом начал экскурсию:

– Итак, как ты уже заметила, двери открываются только с помощью сенсора, который считывает отпечатки наших пальцев. Это заморочки Троя. Он у нас отвечает за техническую начинку. – Миша приложил руку к окошку, и мы очутились в круглом зале – точной копии комнаты, из которой вышли. – Это наше тайное общество «Лямбда». «Альфа» и «Омега» уже успешно заняты банком и часовой фирмой. Тут чилл-аут, рядом спальня, сауна и черный ход. Через него гости могут попадать сюда прямо с улицы, минуя танцпол. Сенсор на входе будет программироваться каждый вечер. Если ты приглашен в VIP, «Сезам» дверь откроет, если нет – сорри, через общий вход. Охрана, повар-француз, массажистки и другие массажистки. – Миша подмигнул мне. – Лимузины, аренда взлетной площадки и вертолет до загородного дома, где мы устраиваем праздники по различным сценариям. И штат психологов, которые эти сценарии пишут.

– Извини за вопрос. И сколько же эта радость стоит?

– Вопрос некорректный, потому что всякий раз цена разная, все зависит от программы. Но людей, которые из-за скуки готовы потратить за два дня некоторую сумму денег, предостаточно. Как только появляется что-то малодоступное, сразу выстраивается очередь. Кальянами-диванами уже мало кого удивишь. Кальян и суши не подают разве что в «Макдоналдсе». Вот все и изощряются. – Миша поскучнел: – Я отойду на минуту.

Мы с Люсей подошли к окну. Внизу, на танцполе, бушевало веселье. На движущихся платформах танцевали полуобнаженные девушки, среди которых я увидела Акачана.

– А вон и Качашка танцует, приколист! – Люся достала сигарету и прикурила. – Смешной, мы с ним в Японии познакомились. Он один из немногих моих клиентов, кто кроме подарков мне еще и денег давал. Я на консумации работала в джентльмен-клабе. Япошки вообще вроде не жадные, платину с бриллиантами любят дарить, но денег – ни-ни. Только на метро и колготки. С Мишей и Артемом там же познакомилась, они захотели посмотреть, как рядовые японцы отдыхают. Их пускать в клуб не хотели. В тот же день в клубе заварушка была, и Качашка в нее попал. Пришлось в спешном порядке выезжать из страны. Только украшения и паспорт успела прихватить. Короче, связаны мы теперь надолго…

Я уже давно привыкла, что люди часто рассказывают мне свои истории, но не горела желанием узнать всю подноготную этой девушки. Сейчас, когда она сосредоточенно смотрела сквозь стекло, а в ее руке тлела сигарета, я увидела что ей далеко не 22 и даже не 27. Складывалось впечатление, что это хорошо пожившая сорокалетняя женщина. Тяжелый взгляд скользил по залу – от легкомысленной дурочки Люси осталось только имя.

– Не скучаете? – раздался голос Миши, а фраза резанула слух.

– Умным женщинам друг с другом никогда не бывает скучно, впрочем, как и глупым, – процитировала я одну из любимых Машкиных отговорок.

– Тогда пошли обратно. – Мишу опять потряхивало.

Мы вернулись в уже знакомую комнату, где сидело двое новых ребят.

– Я смотрю, вечер набирает обороты! – Миша поздоровался с сидящими рукопожатием и объятиями, он явно был в ударе.

– А я предложил Наташе поработать у нас гоу-гоу гёл, – сказал Артем.

– Мы ей и костюм придумали, – выдала подвыпившая Машинская.

Ребята в креслах громко засмеялись. Наташа стояла растерянная, не зная, как реагировать на всеобщее веселье. На столе я увидела зеркало с белым порошком и строго посмотрела на Машку. Та мгновенно среагировала:

– Мать, я ни грамма в рот, ни сантиметра в жопу! Ты же знаешь: кокос – не мое направление.

Кто-то из сидящих поинтересовался:

– А какое направление?

Машинская хотела ответить, но я ее опередила:

– Направление санаторно-лечебное! Мы Машу в космос готовим! Маша, поехали!

– Ладно тебе кайф обламывать, – вступился Артем.

– Нет-нет, мы поедем, – поддержала меня Машка.

Уже на улице Машинская высказалась:

– Нет, ты та-а-ака-а-ая была, меня аж мурашки продрали. У тебя даже глаза потемнели, а зрачок – как у пантеры перед броском. Можно сказать, я их новый клуб от разрушения спасла. Ты бы себя видела!

– Да, – подтвердила Наташа.

– Маша, ты меня так описываешь, словно ежедневно наблюдаешь пантер перед броском!

– Неа, но я по «Дискавери» видела!

Мы спустились к Москве-реке и прямо в вечерних нарядах уселись на мощеную площадку. Предусмотрительная Машка прихватила в клубе бутылку шампанского. Когда она открыла ее с тихим хлопком, с баржи, стоявшей посредине реки, вдруг раздались выстрелы салютов. Мы испугались, вскочили на ноги и завизжали.

– Честное слово, я тут ни при чем! – кричала смеющаяся Машка. – Я только открыла бутылку!

Залпы сотрясали набережную, а в ночном небе распускались сияющие цветы фейерверков. Когда огоньки устремлялись вниз, казалось, что они вот-вот упадут и обожгут лицо. Это было страшное и завораживающее зрелище. Мы отпивали шампанское прямо из горлышка и встречали криками «ура» каждый следующий выстрел. Неожиданно в центре баржи загорелась огромная буква «лямбда» в огненном кольце, и мы, не сговариваясь, начали бешеную пляску первобытных африканских племен.

17

Проснулась я от вкусного запаха, и мне на секунду показалось, что я в родительском доме. Но очарование момента улетучилось, когда раздался Машкин голос из ее спальни:

– Наташа, опять еда?!

– Машинская, ну что ты орешь с утра? У меня башка не выдерживает таких нагрузок! – возмутилась я.

Показалась заспанная Машинская в коротких цветных шортиках и такой же маечке.

– Белка, это явление, с которым категорически невозможно бороться! Наташа кормит меня завтраками! – Слово «завтраками» было сказано так, будто Машка только что мне призналась, что ее травят родственники в ожидании немалого наследства.

– Мама говорит, что это полезно. —

В комнату зашла Наташа, которая была одета в старомодную ночную сорочку, видимо привезенную из дому, и клетчатый поварской передник. – Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин…

– …я отдам тебе, – переиначила поговорку Машка.

– Девочки, да у вас тут семейная жизнь! – не выдержала я.

– Белка, это не смешно! Я трачу четыре косаря в год на клуб и почти столько же, если не больше, на салоны, чтобы нормально выглядеть. А этот вредитель, – Машка картинно указала на Наташу, – готовит на завтрак блинчики-оладушки, на обед супчики-салатики, а на ужин – кашки!!!

– Наташ, – я еле сдерживала смех, – кашки – это перебор!

– Ну так не ешьте, – насупилась Наташа. – А завтракать сигаретами с кофе – это хорошо?

– Восемьдесят процентов незамужних работающих женщин в Москве так завтракает!

– Скажи еще, до самой своей одинокой старости. – Мне хотелось есть и уже надоела эта перепалка.

Если припомнить обычную картину, царящую в Машкином двухметровом холодильнике, то она выглядела примерно так: несколько банок сгущенки, полкой выше склад кремов для лица, пакетики с соевым соусом из японского ресторана, упаковка колы лайт в алюминиевых банках и пара лимонов. Случайно заглянувшие сюда мыши кончали жизнь самоубийством, вешаясь на собственных же хвостах. Мой холодильник не особенно отличался от Машкиного, с той лишь разницей, что там всегда были кефир, яйца и сыр. Еще Машкин холодильник был тестом для новых кавалеров. Если молодой человек кидался забивать его провизией, у него были все шансы задержаться в Машкиной жизни больше чем на два дня.

Мы сели за стол. Машинская, скорее из вредности, закурила сигарету и сделала пару глотоков кофе. Затем спешно потушила окурок, макнула палец

в грибную подливку: «Вкусно, блин» —

и принялась накладывать в тарелку картофельные оладьи. Наблюдая за Машкой, я поняла, что не так уж она недовольна Наташей. Видимо, Машке хотелось, чтобы ее поуговаривали. Машинская любила чувствовать себя капризной звездой, и я, понимая, дарила ей это чувство.

– Надо научить Наташу делать антицеллюлитный массаж, – приговаривала Машка, уплетая оладьи, – чтоб поел, и сразу вес сгоняешь.

– Машинская, рабство отменили в позапрошлом веке. – Я тоже оценила всю эту вкуснотищу, и мое расположение духа было прекрасным. – Давай выдадим Наташу замуж и будем ходить к ней на воскресные обеды.

– Нет, корову свою не продам никому – такая буренка нужна самому, – выдала Машка фразу из какого-то старого мультфильма.

– Ой, а вы тоже этот мультик любите? – спросила Наташа.

– Чай, не в Африке выросла, ладно – живи. Только пора тебе научиться готовить что-то низкокалорийное.

– Кстати, а что там наш олигарх? – поинтересовалась я.

– Изнывает, – охарактеризовала состояние Павла Машинская.

– А сам он откуда? – Мне было любопытно, что это за человек.

– Откуда-то из-под Тюмени, – отозвалась Наташа, – он рассказывал мне.

– Да, прямо из скважин, – сострила Машка. – Кстати, он нас приглашал сегодня на премьеру фильма про шоубизнес.

– Девочки, я пас. – Мне хотелось побыстрее попасть домой.

– Ладно, мы оденемся и поедем забрать машину из твоего двора, а потом решим.

– Маш, а зачем ты оставляла машину у меня во дворе, если можно было доехать на такси?

– Белка, а ты видела, как я вчера была одета? Меня в таком виде запросто могли менты за проституцию забрать! – Здравая мысль, ибо лоскутки, в которых она щеголяла, были буквально на грани фола.

– А зачем ты так одеваешься? – спросила Наташа.

– Это не я одеваюсь, это так модельеры шьют! – И она была права…

Кот был недоволен моим ночным отсутствием и предавался своему кошачьему горю, лежа у пустой миски. Пока я открывала корм, позвонил Миша и очень некстати предложил встретиться: голова болела, Кот выл, хотелось спать и вообще не было сил, о чем я, собственно, ему и сообщила. На что получила такой же прямой ответ.

– Я приношу свои извинения за вчерашнее. Мне действительно очень нравится за тобой ухаживать и делать тебе приятное. Может, завтра я встречу женщину, к которой буду испытывать подобные чувства, о чем обязательно тебе расскажу. Но сегодняшний субботний день мне хотелось бы провести в твоем обществе. Это тебя ни к чему не обязывает, и я был бы тебе очень признателен, если бы ты согласилась.

Я не знала, что ответить. Мне давно не приходилось встречать мужчин,

выражающих свои мысли подобным образом.

Миша между тем продолжал:

– Акачан заедет за тобой через час, – и отключился.

Я перезвонила Машинской и почти дословно пересказала разговор.

– Какой Версаль! «Приношу извинения», «подобные чувства», «твое общество»! Я иногда думаю, что Мишка – человек из прошлого. Развейся! Он тебя не съест. И тусовка у них что надо. А если не понравится – звони. Олигарх будет только рад, если ассортимент расширится.

– Маша, фу, как не по-девичьи! – рассмеялась я в ответ.

Через час я вышла во двор, но вместо микроавтобуса обнаружила розовый «Кадиллак». Крыша кабриолета была опущена, из динамиков лился бархатный голос Синатры, а на месте водителя сидел улыбающийся Миша. Он вышел из машины и изящным жестом распахнул дверцу авто.

– Как ты относишься к свадьбам? – Его вопрос меня огорошил.

– Я сентиментальна, – ответила я, устраиваясь на широком кожаном сиденье.

– Тогда у меня есть то, что тебе нужно! – Миша сел за руль, и мы тронулись.

– И куда же мы едем?

– В последний оплот романтики!

Мишина фраза не внесла ясности. Сначала я подумала, что мы едем в «Лямбду»: тот же парк Горького, тот же въезд со стороны Ленинского проспекта. И еще я обратила внимание на запредельное количество свадебных кортежей. Когда мы подошли к ограде летнего кафе, украшенной кремовыми и розовыми шариками, у меня сложилось впечатление, что я стала свидетельницей феерического флеш-моба: во дворике толпилось не менее пятидесяти пар новобрачных. Молодожены были всюду, белоснежное великолепие свадебных нарядов резало глаза. Я нервно рассмеялась. Смех получился глуповатым и искусственным.

– Что это?

– Я же говорил, «Последний оплот романтики» – наш новый проект. Идея Люсина, вложения наши. Летом – кафе и барбекю, зимой – каток и глинтвейн. Главная фишка – огромный экран, на который все желающие могут отправить признание в любви с помощью эсэмэс. Или даже предложение руки и сердца. Действительно, на возвышении находился огромный экран, на котором периодически появлялись сообщения типа: «Оля, ты лучшая! Я самый счастливый муж. Максим», «Ты солнечный зайчик в моей жизни. Таня» и другие подобные признания. Одна романтическая мелодия сменяла другую. Молодожены с улыбками поглядывали на экран и, увидев свое сообщение, самозабвенно целовались.

Началась песня «Kiss me». Новобрачные встретили ее аплодисментами, а камера выхватывала из толпы пары влюбленных и транслировала изображение на экран. Вдруг на огромном двухметровом экране я увидела Мишу, а затем и себя.

– Друзья называется, – деланно рассердился Миша. – Ведь просил без шуточек! Изабелла, нам придется поцеловаться, иначе камера будет оставаться на наших лицах еще минут пять. Такая традиция – целоваться во время этой песни.

Мне было смешно и неловко одновременно.

– Предупреждаю, я девушка серьезная! И, как честный человек, буду вынуждена на тебе после этого жениться. – Я попыталась шуткой скрыть свое смущение.

– Постараюсь это пережить. – Неожиданно Миша крепко обхватил меня за талию, слегка отклонил назад и поцеловал. Поцелуй оказался долгим и удивительно приятным. Я почувствовала себя Дюймовочкой в руках великана. При моем росте это случалось со мной крайне редко. Будь Миша на десять сантиметров ниже меня, поцелуй получился бы скорее карикатурным, а не экранным. Честно говоря, я всегда завидовала женщинам, которые могли себе позволить во время поцелуя встать на цыпочки и кокетливо приподнять ножку, как это делали героини немого кино. Такая мелочь – а сколько радости!

– Примерно так. – Миша вернул меня в исходное положение и обнял за плечи.

– Что это было?..

– Это была презентация.

Взяв за руку, он повел меня к красиво накрытому столу, где сидели Люся в обнимку с Акачаном и Артем с удивительно красивой рыжеволосой девушкой. Красавица устроилась у Артема на коленях и увлеченно нажимала длиннющими акриловыми ногтями на кнопки телефона, всякий свой звонок начиная с фразы: «Догадайся, где я?» Потом следовало:

«А я с Тешей! Мы в…». Далее следовало подробное описание того, что рыжеволосая видела вокруг себя.

– Нет, вы видели, что устроили операторы?

Миша подал мне бокал с шампанским. Я поздоровалась с присутствующими. На мое приветствие ответили все, кроме спутницы Артема.

– Это наша работа! – похвасталась Люся и чмокнула Акачана в щеку.

Тут рыжеволосая прервала переговоры и начала что-то рассказывать. Я сначала не поняла, о чем она, но потом немного вникла. Подруга этой девушки поставила себе силиконовые имплантаты и поделилась с ней новыми ощущениями. Нам также посчастливилось узнать, что рыжеволосая записана на прием к этому же врачу через неделю и, хотя у нее в тот же день наращивание волос, она попробует совместить оба эти мероприятия. Я догадалась, что Люся накануне копировала именно эту девушку. Только вот зачем?

– Артем, объясни своей подруге, что людей воротит от этих подробностей. – Люся была явно не в духе.

– Теша, я же тебе говорила, что она меня ненавидит, – заныла красотка, обхватывая Артема за шею.

– Нет, я ее не ненавижу. Я ее убить хочу! – Люся мастерски скопировала голос рыженькой. – Но есть вероятность, что, если я ее хорошенько тряхну, с нее облетит штукатурка, отвалятся наклеенные ногти, выпадут линзы, а старые силиконовые сиськи отдавят мне ногу.

– У меня натуральная грудь! – взвизгнула девушка Артема.

– Ты ему по ушам езди, не мне!

Я тебя пятнадцать лет назад первый раз в «Русской Тройке» видела. Ты была плоская, как доска.

Это были явно какие-то старые счеты.

– Пятнадцать лет назад мне было десять! – не сдавалась рыженькая.

– Ага! Тетя лучше знает, дядя она или тетя! Тебе тогда лет двадцать восемь было! – добивала Люся соперницу.

– Двадцать три! – вырвалось у Ар-тема.

– А-а-а, и ты за свое?! – Девушка вскочила, схватила смешную мохнатую сумочку и неровным шагом двинулась к выходу.

– Фу-ух! – выдохнула Люся.

– Чего ты на нее взъелась? – спокойным голосом спросил Артем. Он явно не грустил по поводу ухода подруги.

– Блядь, мы ее знаем как облупленную! Зачем нам рассказывать, что у нее вся эта красота от Бога, а она только хочет ее подправить? Меня уже тошнит!

– Тебе не по фигу? Ты же сама часто ее копируешь! – Артем опустил палец в пустую пепельницу и стал вращать ее вокруг своей оси.

– Копирую, чтобы вы поняли, как это отвратительно. Но вот доходит только до Миши. – Люся отобрала пепельницу у Артема и взяла сигарету.

– Да, мы с Люсей часто играем «в Лену». – Миша, который, казалось, забыл обо мне, повернулся в мою сторону. – Лена «заклятая» подруга Люси. Они раньше танцевали в «Русской Тройке».

Я никогда не была в этом клубе, но немного о нем знала. В моем личном измерении «Русская Тройка» – это что-то из палеолита. Клуб прекратил свое существование незадолго до моего приезда в Москву. Сколько же тогда Люсе?

– Мне тридцать шесть, и я этого не скрываю, – продолжала Люся, – как не скрываю и того, что на меня работает мой собственный салон красоты. Мое лицо – лучшая рекомендация для моего бизнеса, а эта тварь под девочку косит!

– Может, ты ей завидуешь? – спросил Артем.

– Ну уж нет! Я просто больше не хочу подпускать ее и на километр к своим мужчинам. – Люся поломала неприкуренную сигарету и бросила ее в пепельницу.

Сцена была тягостной и совсем не соответствовала царившей вокруг романтичной атмосфере. Молодожены беззаботно радовались своему новоиспеченному счастью, шампанское лилось рекой, а лето добирало свой срок за счет первых осенних дней. В какой-то момент Миша взял меня за руку и увлек за собой на набережную.

– Ты не против прогулки? – спросил он.

– Да нет. – Я была рада возможности убежать из этого брачного безумия.

Мы молча шли по набережной. Кроны деревьев уже тронула первая желтизна, в воздухе витала еле уловимая горечь осени.

– Здорово, – вдруг сказал Миша.

– Что здорово? – не поняла я.

– Первый раз в жизни встречаю женщину, которая на первом свидании молчала больше сорока минут.

– Может, я глупая? Слова, знаешь ли, вредят таинственности, которую любая женщина пытается создать вокруг своей персоны.

– Ты права. И даже поэтому ты не глупая.

Не скрою, мне было лестно такое мнение.

– Вынуждена тебя разочаровать, Миша, у меня обычное похмелье. В такие моменты, знаешь ли, я малоразговорчива.

– Тогда я обожаю похмельных женщин. – Миша неожиданно зарычал и подхватил меня на руки. Редкие гуляющие, глядя на нас, удивленно улыбались…

18

– Все ясно, мать, он в тебя втюрился! – Машинская сидела перед своим ноутбуком с сигаретой в зубах. – Как мальчишка! И я тебе завидую. По-хорошему, – продолжала она, не отрываясь от экрана, – но-о-о… – Она внимательно всмотрелась в экран. – Тьфу, блин. – Машка стряхнула с клавиатуры пепел. – Эти последние романтики могут морочить тебе голову годами, а потом, когда вдруг, – Машка изобразила пальцами в воздухе невидимые кавычки, – узнают, что ты обычная земная женщина, страшно разочаровываются. – Ее пальцы опять взлетели в воздух. – И тогда они отправляются искать следующий источник вдохновения.

Я посмотрела в окно. Из Машкиного кабинета открывался замечательный вид на Старый Арбат с его неспешной жизнью.

– Он вроде не такой, – я попыталась оправдать Мишу перед подругой.

– Ой, ты тоже втюрилась!

– Ты же сама говорила, что он хороший, и агитировала меня отправиться к нему на свидание?

– Свидание еще не любовь, а так – разведка боем!

– Я бы на тебя посмотрела! Он как взял меня в охапку, так я и растаяла! Настоящий медведь!

– Не годится! У высоких мужиков члены большие! Ё! – Машка сощурилась, разглядывая что-то на экране. – В Киеве стоимость квадратного метра элитки от Москвы несильно отстает. Или ты любишь большие?

– Маша? Ты это о чем? Какая элитка в Киеве? Какие размеры? Ты с ума сошла!

– Нет, мать, я с ума не сошла. Мы когда сегодня тусили с олигархом Пашей, я его развела на покупку недвижимости в Киеве.

– Как? – удивилась я предприимчивости подруги.

– А так! То да се! Сказала, что я с Украины. Поговорили про наши революции, и я сказала, что сейчас очень модно вкладываться в украинскую недвижимость. Блеснула знанием индексов инвестиционной привлекательности и сказала, что должна понимать, что моя родственница Наташа имеет дело с серьезным человеком, который делает серьезные дела. А не всякие шуры-муры по Сардиниям! Так он сам мне предложил съездить и начать переговоры на предмет покупки какого-нибудь симпатичного жилья. Может, он пудрит мне мозги, но дорогу и гостиницу оплачивает.

– Ну ты и проныра!

– Едем? – Машка невинно похлопала ресницами.

– Куда? – спросила я скорее для проформы, так как уже поняла, что в Киев мы едем вместе.

– В Киев. Завтра – воскресенье. Столичный экспресс в 23:23. В понедельник утром мы там. Три дня в гостинице «Воздвиженская» на Андреевском спуске. В четверг или пятницу обратно в Москву на том же экспрессе.

– А Наташа? – Я не понимала, куда Машка собиралась упрятать девушку.

– Наташа сегодня вечером летит в Сургут к маме. На побывку, так сказать. Она неплохая девка, но часто ноет, что соскучилась по маме. Пусть ребенок отдохнет.

– А если я откажусь?

– Тогда я попрошу Настю прекратить с вами всякое сотрудничество, – как ни в чем не бывало ответила Машка.

– Машинская, ты грязно играешь, – пожурила я подругу.

– Самое страшное, что я ничего не могу с этим поделать. И подумай насчет того, что размер имеет значение. – Машинская послала мне воздушный поцелуй.

19

В воскресенье вечером я и надрывно орущий Кот уже находились на пороге Машкиной квартиры.

– Голосистый у меня племянничек.

Машка открыла дверь и тут же вернулась к сбору вещей. Я отпустила Кота гулять по квартире. Прежде чем отправиться изучать территорию, он окинул меня взглядом, в котором ясно читалось: «Предательница!»

– Как ты думаешь, нам вечерние платья понадобятся? – крикнула Машка из спальни.

– Маш, это ты у меня спрашиваешь?

У нас поезд через сорок минут, а ты еще не собрана! – Я вошла в спальню. На кровати лежал ворох одежды, Машка выбирала нижнее белье.

– Айн момент! Пять минут, и я готова. Белка, возьми мой ноутбук.

Через пять минут Машинская действительно была готова. До Киевского вокзала мы домчались быстро.

Не успели мы войти в новенький, пахнущий пластиком вагон, как состав тронулся.

– Ненавижу поезда, – сказала Машка, доставая из саквояжа ярко-красную пижаму и теплую шаль, – но тут мы можем познакомиться с интересными мужчинами. Видала? – Машка кивнула в сторону коридора, по которому только что прошел видный молодой человек в спортивной форме сборной Украины.

– А мне тут нравится, – отозвалась я.

Этот экспресс не был похож на те поезда, в которых я привыкла путешествовать. В нашем купе, помимо всяких пледов, цветочков и меню из ресторана, был даже плазменный экран, – думаю, что и обычные купе не сильно отличаются от нашего СВ.

– Да, – согласилась Машка, – тут красиво и туалетом не воняет, но, зная наших людей, страшно представить, во что превратится вся эта красота через год.

– Машинская, сходи лучше на разведку. Твоя пижама будет неплохо смотреться рядом с сине-желтым костюмом того красавца.

– Твоя правда. – Машка посмотрелась в зеркало и куда-то ушла.

Потянувшись к кнопке ночника над кроватью, я увидела на панели комочек жевательной резинки. Возможно, Машка права насчет «наших людей». Вернулась Машка.

– Ничего интересного. Футболист, глубоко женатый, играет в Италии. В голове только футбол, секс и зарплата. Ничем не отличается от хоккеистов, ватерполистов, боксеров и иже с ними. Хотя, конечно, боксеры более отбитые.

– Ну и ладно, – мне уже хотелось спать, – нам вот дали иммиграционные карты. Я свою уже заполнила.

– Может, пойдем в ресторан? – Машка, видимо, спать не хотела.

– Машинская, давай не будем искать сегодня приключений?

– Я поняла, ты хочешь погрезить своим Мишей, а твоя лучшая подруга будет, как дура набитая, сидеть у темного окна?

– Во-первых, он не мой, а во-вторых, нас еще раза четыре разбудят пограничники-таможенники плюс разница во времени. И тогда, скажи, пожалуйста, кто будет тебя завтра утром сковыривать с койки?

– Ты зануда, Белка. – Машка достала из забавной сумки свой кукольный ноутбук и уткнулась в экран.

Славный город Киев нежился в еще летнем солнце. До Андреевского спуска мы добрались на такси, но дальше пришлось идти пешком, ведь Андреев-ский – пешеходная зона, как Старый Арбат в Москве.

– А вот и мы, – выдала Машинская у стойки ресепшен, – двухкомнатный номер на фамилию Машинская.

Гостиница была очень светлой и уютной. Каждая деталь в интерьере выдавала любовь, с которой дизайнер отнесся к своей работе.

– Какое тут все… конфетное, – сказала Машка, опустившись на диван с кофейной шелковой обивкой, – а все потому, что люди тут живут медленно и со вкусом, а не мельтешат, как в жопу ужаленные.

– Это, Маш, тебе кажется, потому что ты тут не живешь. На отдыхе все представляется немного по-другому.

– Я бы попросила. – Машка строго подняла указательный палец. – Мы тут по делу на миллион!

Выйдя из душа, я обнаружила, что моя деловая подруга спит без задних ног.

Завтракали мы на открытой террасе, любуясь на город и крыши соседних домов. Солнце припекало, еда была замечательной, и все казалось немного сказочным. Если бы сейчас из маленького окна на крыше вышел Карлсон, помахал бы нам рукой и полетел бы по своим делам, я приняла бы это как должное.

– Машка, спасибо, что ты меня вытащила.

– Вэлкам, сестра. Но и ты мне кое-что должна. Сейчас мы пойдем в номер и переоденемся. Сегодня ты будешь играть взбалмошную любовницу олигарха, а я – несчастного маклера, который страдает от твоей тирании и капризов.

– Зачем? – недоумевала я.

– Затем, что за эти три дня нам предстоит осмотреть лучшие апартаменты, которые выставлены на продажу в Киеве. Нам их будут активно продавать, но, чтобы не ошибиться, мне надо вызвать огонь на тебя, как на персону, которая якобы принимает окончательное решение. Твоя задача критиковать все, что попадается на глаза. Можешь говорить откровенные глупости – перечить тебе никто не будет. А я должна хладнокровно взвешивать все «за» и «против», а также собирать информацию для отчета.

– Маша, боюсь, мне это не под силу. – В своей актерской бездарности я не сомневалась.

– Не боись, я всем буду говорить, что ты самый тяжелый и самый мой сладкий клиент. Белка, прошу, сделай так, чтобы коллеги по цеху меня жалели. Давай немного позабавимся!?

Я согласилась на эту авантюру и ни капли не пожалела. За два дня мы посмотрели квартир десять. Все они поражали красотой вида из окна, роскошной планировкой и нереальными ценами.

В уже отремонтированных квартирах мне «не нравился» ремонт, а в квартирах под отделку – отсутствие оного. Где-то вид из окна «портил» дом, который находился в километре от квартиры, а кое-где окна мансарды выглядывали на «неэстетичные» крыши. Я придиралась ко всему, к чему только могла придраться. Эти два дня я активно «играла Лену». Машка была довольна:

– Ой, не могу! Ха-ха-ха! Как ты это сказала? Зачем мне квартира на Крещатике, если опять будет революция, то я из дома даже за молоком выйти не смогу? Ой, ха-ха! Ну и перлы!

На третий день мы решили наконец-то просто погулять по городу. Начали мы, конечно же, с Андреевского спуска. Мы купили себе по забавной вышитой тюбетейке, колоритных кукол на подарки друзьям. Машка присмотрела для себя смешные шерстяные носки, на которых было вышито «Правый» и «Левый», а я купила деревянные шпильки для волос, которыми, скорее всего, никогда не воспользуюсь.

– Интересно, а что это за лестница? – спросила Машка у продавца глиняных фигурок, указывая на крутую кованую лестницу, которая пряталась между домами и вела куда-то в небо.

– Та то на смотрову площадку, – нараспев сказал мужчина.

Не откладывая дело в долгий ящик, мы отправились на смотровую площадку. Узкие железные ступеньки казались бесконечными. Где-то на третьем пролете Машинская пообещала бросить курить, а на пятом внесла рациональное предложение построить тут подъемник для туристов. Когда же мы все-таки преодолели путь, то были сторицей вознаграждены за свои мучения. Киев, как плавленый сыр, растекался по зеленым холмам. Золото церковных куполов и синева Днепра застыли под голубым небом. Ощущение покоя и какой-то вековой безмятежности царило в этом благословенном городе.

– Лепота! Ой, а что это там?

Машка указала на узенькую улочку с двухэтажными и трехэтажными домиками, которая пряталась в кронах деревьев. Все они были разными и из-за ярких фасадов больше походили на пряники, нежели на человеческое жилье. Часть домов была уже готова, а часть только достраивалась.

– Ну, тихушники! А про эти таун-хаусы ни одна падла не заикнулась!

Машка тут же набрала кому-то и, не стесняясь в выражениях, рассказала, какую выволочку ей устроила клиентка за то, что ей не показали переулок рядом с Андреевским спуском.

– Все, через два часа мы идем смотреть эту улицу для Барби!

Вниз Машка спускалась уже в более благодушном настроении.

– Я только одного не понимаю, откуда эти белые надписи на столбах? Тут что, всем, кто поднимается, выдают по фломастеру? Зачем уродовать старинную лестницу своими «Вася и Петя еблись тут 24 мая 2005 года», а? Эта лестница тут была сто лет и будет еще лет сто, а эти придурки пришли, нагадили и ушли! Ни уму, ни сердцу! Белка, скажи?!

– Маш, все, что мы можем, это купить банку краски и покрасить эту лестницу заново. Но зачем возмущаться, если ты ничего изменить не можешь?

– Белка, а это идея. Мы ее покрасим! – Машка была в восторге от перспективы восстановить первоначальный вид лестницы.

– Нас заметут в милицию и посадят на пятнадцать суток. Тогда ты будешь махать кисточкой две недели на благо киевской мэрии. Правда, о приобретении недвижимости ты должна будешь забыть. – Я представила Машинскую в ее красной пижаме и в пилотке из газеты, размахивающей огромной малярной кистью где-нибудь на окраине города.

– Действительно интересно! Это было бы законно? – Если Машка вбивала себе что-нибудь в голову, отговорить ее было сложно.

– Девяносто девять из ста, что незаконно. Пошли в гостиницу – нам надо переодеться. – Мои слова немного остудили пыл Машинской, мы устало побрели в Воздвиженскую…

Машка выбирала для меня одно из своих вечерних платьев, сама же собиралась надеть строгий брючный костюм.

– Маша! Ты что? Кто же в вечерних платьях квартиры смотрит? – Моему возмущению не было предела.

– Белка, да-ра-гая мая! – протянула Машка с интонацией «моей прекрасной няни». – За долгие годы моей серой маклерской деятельности я и не такое делала! Начиная с того, что я синхронно показывала жене и любовнице один и тот же дом, который облюбовал «их» милый, заканчивая тем, что документы на квартиру одна барышня подписывала в подвенечном платье. Она хотела купить квартиру на свое имя за деньги будущего мужа, но ДО свадьбы. Балбес упирался и денег дал только в канун торжества. Ему и в голову не приходило, что сделку можно провести в женском туалете ЗАГСа.

– Ладно, только дай мне что-нибудь поприличнее, – согласилась я. Вникать в хитроумные комбинации не было времени.

– Это самое приличное, – сказала Машка, рассматривая на вытянутых руках черное короткое платье на одной лямке с красными маками. – Ладно, пожалею тебя. – Машка извлекла из чемодана кофточку из такой же ткани.

– Маш, скажи, а когда ты решила устроить этот маскарад с «безумной клиенткой»?

– В тот самый момент, когда спросила у тебя в Москве, нужны ли нам вечерние платья…

Мы спустились в холл гостиницы. Гул голосов немногочисленных гостей лобби-бара затих как-то сам собой – причиной были мы. Один из мужчин направился в нашу сторону.

– Мне и в голову не приходило, что у меня могут быть такие красивые клиентки, – сказал он, не скрывая своего восхищения.

– Ага, а также вам не пришло в голову показать квартиры в двух шагах от гостиницы, где мы остановились. —

Я входила в образ.

– Но-о… – начал было маклер.

– Изабеллочка, это чистое недоразумение, – защебетала Машка, – самое вкусное, как говорится, на десерт. – Парень посмотрел на Машинскую с благодарностью.

Через пару минут мы стояли в начале заветной улочки. Кирилл – так звали льстеца – взахлеб нахваливал нам свой товар. Поскольку строительство еще не закончилось, мне приходилось осторожно передвигаться по строительной площадке, чтобы не свернуть себе шею на одиннадцатисантиметровых каблуках.

– Вам не нравится? – спросил Кирилл у меня. Видимо, он принял мою сосредоточенность за недовольство.

– Изабелла мой самый требовательный клиент, – подхватила Машка, – но и выбирает она всегда самое лучшее.

Тут же я узнала, что являюсь обладательницей пентхауса в «Алых парусах», дома в Серебряном Бору и виллы в Монако.

– Неплохо, но эта гря-я-язь, – тянула я.

– Вы не волнуйтесь, строительство подходит к концу. А вот уже и готовые дома.

Мы посмотрели два дома на одного хозяина и несколько премиленьких двухуровневых квартир. Я ворчала, чертыхалась и требовала побыстрее вывести меня из «этого безобразия». Кирилл окончательно приуныл. Когда мы вышли из очередного дома, рабочие начали улюлюкать и свистеть. Я сразу же залилась краской. Что-что, а краснеть я за годы жизни в Москве так и не разучилась.

– Ужас, – вырвалось у меня от смущения.

– Извините, это же просто рабочие, – извинялся Кирилл.

– Да, это только рабочие. А где гарантия, что публика, которая здесь поселится, не будет такой же хамоватой. Вот когда я покупала дом в Монако… – уже играла я.

Машка тут же подхватила:

– Да-да, с таким хамством я тоже сталкиваюсь впервые, Изабеллочка.

– Но тут такая стоимость квадратного метра, что это может являться своеобразной гарантией… – начал Кирилл.

– …что, скорее всего, цену и обсуждать не придется, – процедила сквозь зубы Машка. – Пойдемте, Изабелла, прошу прощения, что привела вас в этот вертеп.

Бедный Кирилл краснел и бледнел, пока мы под свист и непристойные выкрики преодолели сорок метров до шлагбаума.

– Йес, – почти крикнула Машка, когда мы уже были в такси.

– И чего ты такая довольная? – поинтересовалась я.

– Теперь я его разведу, как котенка. Ты думаешь, зачем я тебя попросила короткое платье надеть? Да на всех стройках мира рабочие улюлюкают вслед любым особям женского пола! Сегодня мы наградили Кирилла пусть маленьким, но чувством вины перед клиенткой. Благодаря этому я и собью цену до той, которая мне нужна.

– Машка, ты стерва! А если бы рабочие не стали свистеть? – не без восхищения сказала я.

– Не смеши меня. Мужики везде мужики. Тем более простые работяги! Ничего не поделаешь. В борьбе за денежные знаки свои правила. Кстати, а не отправиться ли нам потом в местное казино?

– Как хочешь, но для начала я хочу поужинать. – Прыжки по лестницам и стройкам надо было компенсировать чем-нибудь высококалорийным.

– Именно туда мы и едем.

Машина выехала на набережную с плавучим рестораном украинской кухни. При виде меню у нас разбежались глаза – хотелось всего и сразу.

После обильной трапезы я была похожа на сытого удава:

– Машуль, а может, спать поедем?

– А фиг тебе! Сама обещала составить мне компанию в казино. Позвони Лесе, спроси, какое заведение сейчас самое модное.

Самое модное заведение в Киеве называлось «Арена».

– «Арена», говоришь… – Машка была настроена скептически. – Московские клоунессы на киевской арене? Ладушки, поедем туда.

«Арена» находилась рядом с Бессарабским рынком. Лифт поднял нас на этаж, где находились ночной клуб и казино.

– Да тут с игровыми аппаратами напряженка. – Машка проходила мимо игровых столов, как генерал делает смотр войску перед битвой. – Консервативный народ эти киевляне. Что ж, сразимся в Черного Джека? Косоротова, ты как?

– Мне все равно, дорогая. – Оставив Машку у одного из столов, я отправилась исследовать клуб.

Я поднялась на второй уровень. Огромный зал дискотеки был полупустым. У вертушки стоял ди-джей, немногочисленные пока посетители сидели за столиками. От одной из компаний отделился парень и подошел ко мне.

– Лялька, твои глаза шо озера! – начал подвыпивший ценитель женской красоты. – Скучаешь, цыпа?

– Уже нет. – Я попыталась ретироваться в казино, но этот невысокий и щуплый с виду парень крепко ухватил меня за руку. Я оглянулась в поисках помощи и тут же нашла ее в лице охранника.

– Проблемы? – флегматичным тоном поинтересовался парень в черном костюме.

– Шеф, никаких проблем! Старую знакомую встретил, а она не признается! – быстро нашелся парень.

– Первый раз его вижу, и меня подруга в казино ждет. – Охранник недоуменно на нас смотрел, не зная, кому верить. – Молодой человек, – продолжала я, – если вы тут на работе, то работайте – скажите ему, чтобы он меня отпустил!

– Ладно, ладно! Не кипиши! Уже отпустил. – Парень если и не сидел, то уж точно имел отношение к сообществу, обозначаемому лаконичной аббревиатурой ОПГ.

– Идите, девушка, – сказал охранник.

– Сначала нацепят на себя шмотки, что все наружу, а по концовке целок из себя корчат, – кинул мне вслед неудачливый донжуан.

Я вернулась к столу, за которым играла Машка. Коленки тряслись, во рту пересохло. Я вкратце рассказала ей про неприятный инцидент и попросила ее вернуться со мной в гостиницу.

– Мы только приехали! Тем более карта пошла, а, как сама знаешь, «поймал мыша – имей не спеша». – Машка с наслаждением затянулась и выпустила в лицо крупье кучерявое облачко дыма. Парень затравленно посмотрел на Машинскую.

– Маш, это некрасиво – дымить в лицо человеку, – не выдержала я.

– Первое правило игры: вывести противника из себя! Дыми ему в лицо – он от этого дуреет, – изрекла Машка и обратилась к крупье: – Ничего личного, просто я тут бьюсь за свои средства, а ты за зарплату.

Парень криво улыбнулся. Я стояла рядом с Машкой, и мне стало казаться, что все мужчины пялятся на мои голые ноги и полуобнаженную грудь.

– Машулечка, ну пожалуйста, давай вернемся в гостиницу!

– Белка, не порть мне настроение. Хочешь, я отдам тебе костюм, а сама надену «маки»?

Машка попросила своего соседа по столу поиграть и на ее боксе, пока она будет отсутствовать. Сделала она это так, что толстенькому мужичку даже в голову не пришло, что Машке можно отказать. В дамской комнате на глазах у удивленных уборщиц мы поменялись одеждой. Облачившись в деловой костюм, я почувствовала себя куда увереннее.

– Твое счастье, что мы одного роста! Правда, эти туфли сюда не катят, а так, в принципе, хорошо. – Машка оглядела себя с ног до головы в огромном

зеркале.

За стол мы вернулись в приподнятом настроении. Машка продолжила игру. Людей в казино заметно прибавилось. Мы заказали по кампари с тоником. Игроки за столом тем временем постоянно менялись. За пару часов они сменились полностью, кроме того самого толстячка, который неотрывно смотрел на Машинскую. Во время перерыва, пока крупье перемешивал карты, мужчина наконец-то набрался смелости и обратился к Машке:

– Девушка, у вас такая рискованная манера игры. Я видел, как вы уже раз десять выигрывали на двенадцати-тринадцати очках.

– Мужчина, не учите бабушку кашлять! – заявила подвыпившая Машинская, которая расценила реплику не как комплимент, а как попытку учить ее уму-разуму. – А если хотите познакомиться, так закажите нам по кампари с тоником!

Здоровячок приободрился и подозвал официантку. Еще через час в казино было не протолкнуться, а наверху бушевала дискотека. Мы с Машкой были уже изрядно навеселе, не отставал от нас и наш новый знакомый Вадим.

В отличие от Машки, которая не повышала ставки, Вадим играл теперь по максимуму. Но с повышением ставок удача отвернулась от него.

– Вадик, да ты набухался! – решила вразумить его Машка. – Не играй в таком состоянии.

Но Вадим был настроен решительно, напоминая молодого упрямого бычка. Он насупленно смотрел на крупье, опрокидывал одну стопку водки за другой и зацикленно твердил: «Еще, еще», на что получал ответ крупье: «Много» —

и его фишки исчезали из бокса.

Вдруг Машку кто-то обнял сзади, и знакомый голос произнес:

– Цыпа! Вот ты где! Ну, здравствуй!

Я повернулась и увидела «старого знакомого». Парень скользнул взглядом по моему лицу – он меня не узнал. Видимо, он был настолько пьян, что запомнил только платье с маками. Машка тоже повернулась.

– Здравствуй, здравствуй, х… мордастый! – сказала Машка с угрозой в голосе.

– Ты шо, метелка, охренела? – сказал парень, который явно не ожидал такого ответа.

Может, он уже и понял, что девушка другая, но его публично оскорбили. Игроки за столом притихли, крупье прекратил раздачу. Если опустить матерные слова, которые употребляла Бэтээр, суть ее тирады сводилась к тому, что неправильно мешать порядочным девушкам культурно отдыхать в приличном заведении, а тем более отвлекать их от игры, прикасаясь к драгоценному телу своими давно не мытыми руками. Это слышали все рядом сидящие. Наиболее дальновидные отошли в сторону. Парень пару секунд переваривал сказанное, а потом занес руку над Машкиным лицом. На лице Машинской не дрогнул ни один мускул, а его нахальное выражение как бы провоцировало: «Давай, ударь! А потом я покажу тебе бои без правил!» Но этому не суждено было случиться – крепкие охранники оттащили парня в сторону. Машка повернулась к столу.

– А теперь себе, – обратилась она к крупье как ни в чем не бывало.

Вадик, которого, как мы думали, мы уже потеряли, вдруг сказал:

– Девочки, давайте позавтракаем, а потом я вас с охраной домой отправлю.

– О, у нас появился рыцарь без страха и упрека?! – съязвила Машинская. – Ладно, поехали отсюда!

Когда мы подошли к машинам Вадика, Машка выдала:

– Я так понимаю, ты местный олигарх… То есть: женат, охрана, джипы, завтрак,

а после траха ювелирный магазин?

Вадик стоял и смотрел на нее в полной растерянности.

– Чего удивляешься? Или я что-то упустила? Мы, кстати, не проститутки, если что, – Машка произнесла это с вызовом и слегка заплетающимся языком.

Мне было неудобно за подругу и за всю эту ситуацию. Неожиданно Вадик сказал:

– Бедная девочка! Чего ты дерганая такая? Я просто хотел, чтобы вы без приключений домой попали, ну и позавтракать по дороге. Я бы вас и к себе пригласил, но временно живу в гостинице. Не хотел, чтобы ситуация двусмысленная получилась.

– Извини, – Машка вся как-то обмякла, – на меня как на человека мужики обычно не смотрят. Тем более в Москве.

– То-то я слышу, говор у вас не местный. А где вы остановились?

– А все-таки в нем что-то есть, – мечтательно сказала Машка, когда мы проснулись в своем номере. – Редкий мужик может охмурить двух баб и не воспользоваться ни одной.

– Маш, а с чего ты взяла, что он и меня охмурил? – спросила я.

– Белка, я видела, как ты на него смотрела.

– Никак я на него не смотрела! Правда, ситуация была необычная: две девушки и мужчина, раннее утро в чужом городе, завтрак при свечах, алкоголь и разговоры, разговоры, разговоры… Я была заинтригована.

– Только пить ему во время игры не следует, а так полный порядок. Хм, такой пушистый мужчинка… – Машка потянулась и застыла в картинной позе.

– Это он с виду такой положительный, но ведь должен у него быть свой «скелет в шкафу».

– Белка, мы его больше не увидим. Давай питать иллюзию, что идеальные мужчины существуют. Как это греет душу!

– Ты ненормальная. Люби людей реальных, а не фантомы, которых ты сама же и создаешь в своем воображении.

– Ага, любить, как ты своего Мишу!

И вообще, Белка, что есть нормальность? Нормальность – есть адекватность ситуации. Если живые реальные мужики причиняют мне боль, то вполне нормально, что я пытаюсь этого избежать, создавая себе, как ты говоришь, фантомов. Но я это контролирую. Идеальные образы – моя отдушина. И я не собираюсь превращаться в такую колючку, как ты, и подпускать к себе мужиков раз в пятилетку.

– Не раз в пятилетку, – обиделась я.

– Обижаешься? Значит, я в точку попала! Тем не менее я готова к нормальным человеческим отношениям и прекрасно понимаю, что романтика иногда не имеет никакого отношения к браку. А вот ты живешь бабушкиными убеждениями, что брак должен быть по любви. Да пойми ты, если надеяться на судьбу, твое участие в образовании семьи сводится практически к нулю. Твой единственный сам тебя встретит, дофантазирует те качества, которых в тебе отродясь не было, сделает предложение и потащит к алтарю.

– Ну и циничная же ты!

– А ты думаешь, почему спустя пару лет большинство мужиков обнаруживают, что женаты на дурах? Да потому, что жены вдруг раскрывают свои хорошенькие ротики и начинают нести такую ахинею! Новоиспеченный муж первое время умиляется, потом раздражается, а потом ищет средства, чтобы заткнуть этот ротик инородным предметом, как то сумочка, шуба или машина. Так вот, я считаю, что важно договориться на берегу. Чтобы чувак понимал, с кем имеет дело. Дать ему реально понять, какая ты есть, а не корчить из себя Белоснежку.

– Машка, ты замечательный теоретик, но как же практика? Ты же ни разу не была замужем?

– Белка, пока я была нищая, то не хотела зависеть от мужа, а когда немного денег заработала, то и аппетиты мои возросли. Теперь осталось вывести сбалансированную формулу из денег и человеческих отношений, и будет идеальный брак. Только ты же сама понимаешь: такие, как мы, – товар штучный, не всякому по карману. Мы, как дорогие пентхаусы, можем долго продаваться, но если уж нас купят, то и дизайнера модного позовут, и звезд эстрады на новоселье пригласят!

– Маш, ты да, ты похожа на пентхаус. А я чувствую себя скорее хрущевкой в Новых Черемушках.

– Ну и дура. Твои психологи называют это заниженной самооценкой. Если бы таких дурочек, как ты, не существовало, то книги «101 совет как выйти замуж» не раскупались бы, как горячие пирожки.

– Почему это «мои психологи»?! – Моему возмущению не было предела.

– Ага, еще скажи, что книги по психологии тебе через форточку ветром занесло!

Машка была права. В распаде своего брака я долго винила себя, потом бывшего мужа, искала ошибки в наших отношениях. Книги ясности не привнесли, а только породили кучу новых вопросов. Мои искания прекратились с началом работы в «Чтиве», а энное количество проштудированных книг осталось пылиться на полках.

– Белка, ты же у нас рекламист и маркетолог! На хрена тебе психологи? Чтобы продать себя, просто пускай в ход схемы, которые ты используешь, продавая свои услуги! Все проще пареной репы!

– Да, об этом я как-то не подумала. Осталось только разработать прайс-лист и систему скидок. Представляю. Милый, у меня сегодня суперакция: две глаженые рубашки по цене одной! И не забывай, – добавила я, – что маркетологи и рекламисты сами опираются на разработки психологов…

Машка обняла меня и рассмеялась:

– Ты так долго выбираешь, что я не удивлюсь, если ты случайно залетишь от какого-нибудь Петра, будучи в гостях у родителей! Те, кто долго выбирают, обычно попадают довольно нелепо – закон жизни! Пойдем развеемся. Тут, говорят, есть ресторанчик. «СССР» называется. Может, пообедаем там?

После обеда в симпатичном ресторане мы не знали, куда себя девать. До поезда оставалось совсем немного времени, и мы решили прогуляться. Неожиданно для себя мы вышли к Киево-Печерской лавре.

…Смутные воспоминания детства. Пыльный, жаркий летний Киев. Целых восемь часов до поезда в Крым, куда мы ехали с мамой. Киево-Печерская лавра была тогда вроде бы музеем религии и атеизма. Мы с группой туристов бродили по пещерам, которые казались мне огромными и бесконечными. За стеклами в нишах покоились мощи монахов. Но основным впечатлением от посещения лавры у меня тогда была дикая усталость от тех расстояний, которые мне пришлось преодолеть своими детскими ножками…

– А давай зайдем! – ни с того ни с сего предложила Машка.

Да, какая-то явная нестыковочка наблюдается: двенадцать часов назад мы сидели в казино и лакали кампари как воду, а теперь стоим перед монастырем и полны решимости в него войти. Машку такие рассуждения не смущали.

– Белка, брось! Это наша жизнь. Она вся контрастная – ты сама об этом любишь говорить. Тем более надо же нам убить пару часов до поезда.

– Ладно, давай зайдем, – уступила я, – только одеты мы не самым лучшим образом.

Машка изучила надписи у входа:

– Я так поняла, что можно и в брюках, но если мы собираемся спускаться в пещеры, то поверх брюк нужно повязать платки.

Мы купили по два платка: на голову и вместо юбки, как парео.

– Да-с, вид у нас экзотический, – отметила Машка.

– Не более чем вчера, – не умолчала я.

Перекрестившись, мы вошли на территорию монастыря. Неподалеку от входа, возле экскурсионного бюро, уже стояло человек десять с восковыми свечами в руках. Оплатив экскурсию, мы тоже получили свечи с необычными красными фитильками.

– Класс. Никаких тебе билетов. Просто свечка с красной пимпочкой. А они не боятся, что кто-то пройдет с обычной свечой?

– Ма-а-аша-а-а! Это же не очередь за колбасой. Это монастырь. Я думаю, если у людей нет денег на экскурсию, им ее и бесплатно проведут. Уж где-где, а тут мухлевать с входными билетами ни к чему. Тут контроль совсем другого порядка.

– Ой! Только не начинай! – Машка пренебрежительно махнула рукой в мою сторону.

Спустя пару минут к нам вышел батюшка. Я, если признаться, боялась. Не знаю чего, может быть, какого-то религиозного пафоса или строгости человека верующего к нам, простым людям. Но батюшка вполне обычно, даже как-то по-домашнему представился. Монаха звали отец Владимир. Он кратко ввел нас в историю образования лавры, рассказал о первом монахе, который тут поселился. У входа в Верхние пещеры отец Владимир обратил наше внимание на огромную настенную роспись, которая представляла собой мытарства души умершего человека. Оказалось, что после смерти душа проходит через своеобразные кордоны. Двадцать кордонов – двадцать грехов.

– На третий день душа проходит через легионы злых духов, которые преграждают ей путь и обвиняют в грехах, в которые они же ее и вовлекли. Согласно откровениям, существует двадцать таких препятствий, так называемых мытарств, на каждом из которых истязается тот или иной грех; пройдя одно мытарство, душа отправляется на следующее. И, только успешно пройдя их все, душа может продолжить свой путь, не будучи немедленно ввергнутой в геенну. Как ужасны эти бесы и мытарства, если Сама Матерь Божия, когда архангел Гавриил сообщил Ей о приближении смерти, молила Сына Своего избавить душу Ее от этих бесов, и в ответ на Ее молитвы Господь Иисус Христос явился с небес принять душу Пречистой Своей Матери и отвести Ее на небеса.

Машка стояла и слушала как завороженная.

– Немилосердие, гордыня, содомские грехи, ложь, гнев, зависть, ревнование, памятозлобие, осуждение, оклеветание, лень, пьянство, чревоугодие, самолюбие, сквернословие… ох, сколько же их. Белка, это ужасно, но все это и есть я. – На Машкином лице не было ни кровинки. – Смотри, как эти ехидные черти держат в своих скрюченных лапах свитки плохих дел.

Я тоже смотрела на картину, и меня невольно передернуло.

– Маш, если хочешь, можем отсюда уйти.

– Косоротова, я сама себя на это подписала. Идем до конца. Тем более отец Владимир говорил о святой Иулиании Ольшанской, у которой девушки просят удачного замужества. Нам надо непременно к ней попасть.

– Машка, ты так говоришь, словно нам надо попасть на прием к доктору.

– В нашем запущенном случае это так и есть, – сказала Машка и зажгла свою свечу от свечи у входа в подземелье.

Вереницей экскурсанты спускались вниз. Своды пещеры оказались на удивление низкими и узкими. Я недоумевала, как люди выходят наружу. Потом подумала, что, скорее всего, выход сквозной, и немного успокоилась. Мы все спускались и спускались. Чем ниже мы находились, тем более спертым становился воздух. Свечи в наших руках сжигали кислород, которого легким уже не хватало. Мы сделали первую остановку. Батюшка сказал, что, если кому-то станет плохо, нужно сказать ему, и он окажет помощь. Я оглянулась на Машку. Ее лоб и нижняя губа были покрыты мелкими бисеринками пота, а зрачки при свете свечей напоминали огромные черные лужи, в которых плескался ужас.

Мы переходили от одного саркофага к другому. Отец Владимир рассказывал удивительные истории о том, как в монастырь приходили обычные люди и становились монахами, какую жизнь они тут вели, как с помощью молитв укрощали желания плоти и мирские помыслы во славу Божью. Не менее удивительной была история святой Иулиании, которая умерла в возрасте шестнадцати лет, и ее тело остается нетленным уже не одно столетие. Чтобы подойти к месту упокоения Иулиании, надо было пройти через маленькую подземную церквушку и длинную узкую галерею, где кислорода было особенно мало. Отец Владимир предложил пройти туда тем, у кого есть просьбы к святой, а тем, кто неважно себя чувствует, остаться на месте. Я вопросительно взглянула на Машку.

– Пошли, раз уж мы тут. В жизни всегда так – самое нужное всегда оказывается самым труднодоступным, – сказала Машка и двинулась вперед.

Я подумала, что если Бэтээр не утратила способности к иронии, значит, она не так плоха.

О чем мы просили у святой Иулиании? В каких выражениях посылали к ней наши молитвы? Думаю, мы не сильно отличались от тех незамужних девушек, которые приходили сюда и будут приходить еще долгие-долгие годы.

Когда мы вышли из пещеры, глазам было больно смотреть на яркий солнечный свет. Подул легкий ветерок, и я почувствовала, как между лопатками пробежал тонкий ручеек пота.

– Если желаете, можете написать записки, и я помолюсь во здравие ваших родных и близких, – начал отец Владимир. – В заключение нашей экскурсии хотелось бы сказать, что жизнь наша похожа на реку, и каждый из нас плывет по этой реке в своей лодке. Только мы плывем в этих лодках, сидя спиной к конечной цели нашего жизненного пути. Мы можем обозревать все то, что с нами уже произошло, но не можем видеть, что нас ждет в будущем. Поэтому нашим лодкам нужен надежный кормчий, который видит все и будет править нашим челном, проводя его среди подводных камней по чистой воде. А будет ли в вашей лодке такой кормчий зависит уже от вас. Спаси, Господи. – Отец Владимир перекрестился. Перекрестились и мы.

Оказалось, что мы провели на территории монастыря около трех часов. Подивившись этому временному феномену, мы отправились искать такси.

Всю дорогу до отеля, а потом и до вокзала Машка молчала. Хотя мы боялись опоздать, но приехали на вокзал даже до подачи поезда. Машка молчащая пугала меня даже больше, чем Машка-после-разрыва-с-очередным-хахалем, и я не знала, что мне делать и тем более что говорить…

– Хочу мороженое «Каштан», – объявила Машинская. – Тебе какое?

– Пломбир сливочный в стаканчике, – отозвалась я, внутренне успокоившись. Раз заговорила птичка, значит, оживает потихоньку.

Голос вокзального диктора объявлял прибытие и отбытие поездов. Наш фирменный Киев – Москва должны были подать только через двадцать минут. Вдруг я услышала объявление: «Продолжается посадка на поезд “Жмеринка – Москва”. Поезд отходит с третьего пути. Продовжуеться посадка на потяг “Жмерiнка – Москва”. Потяг вiдправляеться з третьоi колii». Я внутренне сжалась – главное, чтобы Машка не услышала, что этот разнесчастный поезд отправляется с третьего пути. Но было поздно. Ко мне подходила улыбающаяся в тридцать три зуба Машинская. В одной руке она держала мой сливочный стаканчик, в другой «Каштан», от которого с наслаждением откусывала маленькие кусочки.

– Мать, ты слышала? Слышала?

«Жмеринка – Москва» отправляется. Пошли к девятому вагону, до свидания скажем!

Машка неспроста так рвалась к девятому вагону.

…Случилось это года три тому назад. После новогодних праздников я возвращалась в Москву через Киев. Погостив пару дней у своих киевских знакомых, я купила в подарок мужу бутылку украинской зубровки, и подруга отвезла меня на вокзал. Она настояла на том, чтобы проводить меня к самому вагону. Хотя в этом не было необходимости, я согласилась. Засыпанный снегом поезд «Жмеринка – Москва» стоял на седьмом пути, освещенный редкими фонарями.

Мы успели как раз к отправлению поезда, ибо и Киев страдает таким недугом, как дорожные пробки. Мы зашли в вагон, а поскольку до отправления оставалось две минуты, спешно попрощались. Проводница, проверив билет, видимо, по ошибке отдала его моей подруге, а та по рассеянности его взяла. Обнаружив пропажу билета, я стала звонить подруге на мобильный, но поезд уже тронулся, и мой билет благополучно остался в Киеве.

Я спросила у проводницы, как обычно поступают в таких случаях. Мне посоветовали попросить подругу отдать билет начальнику вокзала, который отправит подтверждение, что билет существует. Что я и сделала. Для снятия стресса я открыла зубровку. В качестве закуски пригодилась банка аджики, в крышке которой я проделала ключом небольшую дырочку. Хороша же я была, когда на границе проводница зашла ко мне в купе: в руках книга «Маркетинговые войны» Райса и Траута, на столе ополовиненная зубровка и полное равнодушие к своей участи во взгляде.

Мы отправились в вагон к бригадиру поезда. Проблема, в сущности, представлялась мне ничтожной. Нормальные люди, думала я, – договоримся. Тот факт, что при наличии билета в спальный вагон денег у меня оставалось ровно на комплект белья, меня не особенно тревожил. Муж должен был меня встречать, и в крайнем случае я по прибытии могла вернуть стоимость билета. И я была совершенно спокойна.

Вы любите Верку Сердючку? Не важно! Знайте – ее прототип работает бригадиром поезда «Жмеринка – Москва». Это анти-Верка. Подмалеванные ярко-синими тенями, меня сканировали злые поросячьи глазки. Начесанная пергидрольная челка свисала из-под норковой беретки. Это был удар – бригадир оказался женщиной. Глазки строить бесполезно и через «хи-хи» не договориться.

– Нема грошей – будемо шубку продаваты, – констатировала беретка, оглядев меня с ног до головы.

Я стала объяснять, что билет был, что проводница его видела и что она тоже виновата в происшедшем.

– Якщо телеграмма не буде – будемо знiмати з поезда, – проскрипела беретка, на чем посчитала разговор оконченным.

Закрывшись в купе, я стала думать, как выкручиваться из этой ситуации. И решила занять денег у соседей. В конце концов, в СВ ездят достаточно состоятельные граждане, а я на вокзальную нищенку не смахиваю. Я была готова оставить в залог свой телефон. Что и предложила. Но мужчины, которые еще два часа назад поглядывали на меня с вожделением, теперь превратились в затравленных зверенышей, которые мялись, мялись (видимо, прикидывали, на что же их «разводят») и как один дружно отказали. Я вернулась к зубровке и «Маркетинговым войнам».

На украинско-российской границе ни таможенники, ни пограничники в этот поздний час в состав решили не подниматься. По полуметровым сугробам вообще было сложно передвигаться. Зато к бригадирскому вагону прорвался некий Вася. Вася был в приличном подпитии и просто пришел поздороваться со своей старой подругой – норковой береткой. Беретка с презрением кивнула в мою сторону и спросила про телеграмму. При упоминании телеграммы Вася немного оживился:

– Була телеграмма. Щось про билет. Чи то вин э. Чи нема. Але я вже назад не пиду, бо холодно.

От таких слов я обомлела. Я спросила, можно ли передать радиограмму в вагон бригадира, но норковая беретка только фыркнула. Помогать мне она явно не собиралась. Потом она «сжалилась» и предложила решить вопрос на российской стороне:

– Якщо телеграмма не прийде туда, то ми вас там знимэмо.

Мое положение было отчаянным и беспросветным. Мне не оставалось ничего, кроме как в сердцах сказать:

– Я не виновата, а у вас одно желание – вытащить из меня денег, которых нет. Не знаю как, но если я доберусь до Москвы, то приложу максимум усилий, чтобы отравить вам существование за вашу жадность и жестокость!

Облегчив таким образом душу, я удалилась в свое купе. Скоро ко мне заглянул улыбчивый и немного заспанный российский милиционер.

– Ваши документики. Нет билета —

будем ссаживать.

Тут засуетилась проводница. Она взяла мой паспорт и на свои деньги купила мне билет в общий вагон до первой российской станции, после которой контролеры сходили с поезда. Милиционер ушел, и я продолжила свое путешествие, но уже на боковой полке общего вагона, как раз рядом с туалетом. Вещи я оставила в купе у проводницы СВ, а та, в свою очередь, попросила свою коллегу из общего вагона не трогать меня до Москвы. Мои надежные спутники, зубровка и банка аджики, переместились со мной в полутемный общий вагон. К характерному запаху ног, торчавших в проходе, прибавлялся аромат нагретого телами влажного белья.

Я вглядывалась в темноту окна, пытаясь различить пейзажи, перекрываемые моим собственным отражением. Отхлебывая из бутылки, я куталась в полы своей шубы и плакала. Вкус слез смешивался со вкусом алкоголя, и от этого становилось еще горше. Ощущение тотальной несправедливости и одиночества полностью захватило меня, и я не заметила, как поезд стал притормаживать на каком-то полустанке. Вагон остановился напротив здания станции с темными глазницами окон. Свет единственного фонаря превращал падающие снежинки в драгоценные бриллианты, которые пушистым ковром укрывали все, что попадало в поле зрения.

Как только состав остановился, двери станции распахнулись, и из них стали выбегать люди. Они бежали врассыпную, а в руках у них были ярко-зеленые, малиновые и фиолетовые игрушки несусветных размеров. Одна из женщин встала напротив моего окна и на вытянутых руках трясла перед моими глазами огромной малиновой свиньей. Проезжая там через полгода, я узнала, что этого малинового монстра они любовно называют «Поночка». Видимо, время стоянки заканчивалось, потому что люди стали медленно возвращаться на станцию, оставляя в глубоком снегу борозды следов. Я решительным жестом поднесла бутылку к губам и опрокинула остатки содержимого.

Утром я проснулась от щекотавших ноздри запахов кофе и колбасы. Пейзаж за окном говорил о том, что до Москвы осталось минут двадцать. Заспанным взглядом я обвела вагон. Многие уже сдали белье, кто-то сдирал с потасканных подушек наволочки, оставляя в воздухе облака пыли. Рядом со мной ехали две женщины и двое мужчин. Ничего особенного – обычные люди: помятая одежда и клетчатые сумки «мечта оккупанта». Когда одна из женщин протянула мне бутерброд и предложила кофе, я чуть не разрыдалась в голос. Она просто так была добра ко мне. Она проявила ко мне обычное человеческое чувство, пожалела глупышку, которая всю ночь, кутаясь в шубу, проспала в полупьяном бреду. Я с благодарностью проглотила бутерброд и отправилась за своими вещами в спальный вагон. Муж встречал меня на перроне. Я попросила у него денег и отдала проводнице в три раза больше того, что она потратила.

Об этом случае я часто рассказывала на разных посиделках. Настолько часто, что мои друзья уже стали просить рассказать «на бис», как Белка в норке ездила в общем вагоне. Но история имела продолжение. Спустя год мы с Машинской возвращались из Киева. Это было в ночь на Рождество. Мы запаслись спиртным и закусками для праздничного ужина, который было решено устроить в купе. Там же, на вокзале, мы купили билет в Москву на ближайший поезд. Совершенно случайно, к моему изумлению и радости Машки, мы попали в тот самый вагон к той самой проводнице. Проверяла билеты и приносила нам белье ее сменщица. А по приезде в Москву моя старая знакомая даже не высунула носа из купе для проводниц. Машка тогда по этому поводу страшно веселилась:

– А прикинь, каждый раз, когда ты будешь ехать из Киева, брать билет в девятый вагон этого поезда! Мы ее в Кащенко за полгода упечем! День сурка форева! А ведь Бог не фраер – он все видит! Не зря ты с ней опять столкнулась, чтобы ей стыдно стало за ее поведение и жлобство.

Я только и могла пожурить подругу за ее мелкую мстительность. И вот мы опять в Киеве, и поезд «Жмеринка – Москва» стоит совсем рядом…

20

– Машинская, не смей!

– Как не смей, это же прикольно!

На мое счастье, на первый путь подали «Экспресс» – украинский состав, выдержанный в серо-оранжевой гамме. У двери нашего вагона стояла девушка в униформе. Если бы она умела улыбаться, ее можно было бы назвать красивой. Но к симпатичному личику намертво пристала унылая, недовольная мина.

– Хм. Повезло нам с проводницей, – буркнула Машка, приземлившись на свое место. – Они разве не смотрят, кого на работу в первый класс берут? От нее за версту разит неудовлетворенностью. Такое ощущение, что я ей что-то должна. Ты заметила, как она на нас глянула?

– Машинская, я все заметила. Но также меня удивляешь ты. Почему ты считаешь, что, если ездишь вагоном первого класса, тебя должны любить?

– А как же работа с клиентом? Менеджмент ваш хренов? Я плачу за это!

– Машка, я вижу, ты настроена скандально. Пойди и убей эту проводницу за то, что она тебе не улыбается. – Я развела руками. – Какого менеджмента ты ждешь от работников железной дороги? Опустись на землю! Ты теряешь чувство реальности. А может, у нее зуб сегодня болит, а так по жизни она просто

душка…

– Ваши билеты!

Фраза была произнесена тоном работника гестапо. В купе вошла та самая девушка. Мы покорно отдали билеты. Когда проводница выходила, Машка неожиданно спросила:

– Девушка! Почему вы всех так не любите?

– А за шо вас любыты? Я також людына и можу втомытыся!

– Жестко, зато от души, – Машинская смотрела вслед проводнице. – Менталитет, блин.

– А я вот не понимаю, чего ты на нее взъелась?!

И вдруг неожиданно Машка разрыдалась.

– Ты что? – Я тронула Машку за руку, но она оттолкнула меня с такой силой, что я плюхнулась на свою полку и слегка ударилась головой о стену.

– Ой, Белка, прости, прости меня, дуру! – Машинская кинулась меня обнимать. Ее рыдания становились все громче.

Я непонимающе смотрела на Машку и судорожно соображала, что делать. Говорят, в таких случаях хорошо помогает звонкая пощечина, но ударить подругу было выше моих сил, даже в лечебных целях. Я не нашла ничего лучше, как взять ее за плечи и хорошенько тряхнуть. Расслабленное Машкино тело оказалось на удивление легким, а голова с белоснежными кудряшками болталась, словно принадлежала большой тряпичной кукле.

– Белка-а-а, Бело-о-очка, я так боюсь умере-е-еть…

Это было что-то в корне новое. Такого я никак не ожидала. У меня вырвалось:

– Все умирают.

Машка отпрянула и посмотрела мне в глаза:

– Нет, я боюсь умереть и попасть в ад.

В Машкиных глазах опять мелькнул ужас, который я видела несколько часов назад в пещерах.

– Ты же видела, видела там, в монастыре, эту фреску про мытарства души после смерти.

Машка голосила громко, и к нашему купе начали проявлять повышенный интерес пассажиры поезда. Я прикрыла дверь купе и с облегчением заметила, что состав двинулся, – стук колес должен был приглушить нелицеприятные звуки.

– Машулька, – начала я осторожно, – давай доедем до Москвы, ты успокоишься, выспишься, придешь в себя, и мы поговорим об этом более конструктивно.

– Нет, я хочу сейчас! А вдруг уже поздно, а вдруг я усну и умру во сне? Ты пойми, что мне важно, чтобы ты знала, что я никогда никому не хотела ничего плохого!

– Маша, у тебя истерика. Это от переутомления и алкоголя. – Но увещевать Машку было бесполезно.

– Нет, Белка, нет… Я только сейчас поняла, какая я дура была. – Слезы начали высыхать на раскрасневшемся Машкином лице. – Ты ведь многого не знаешь. Помнишь, мы познакомились на кастинге? Вот ты? Ты почему туда пришла?

– Подруга затащила, – пожала я плечами.

– Вот, а я туда пришла, потому что красивой жизни хотела. Меня задрала нищета, в которой мы с матерью жили. А знаешь, почему? Потому, что с пятого класса мать меня домой не пускала, пока я ей бутылку в форточку не подам. Другим дома утром бутерброд в школу заворачивали, а я до школы бутылки по скверам собирала и мыла в подвале ЖЭКа, а потом сдавала. Чтобы после школы пойти на базар и там с рук купить четвертинку самогона. Я молила Бога, чтобы он меня от всего этого избавил.

А когда старше стала, мне и одеться захотелось, чтобы быть не хуже всех. И пошли-поехали все эти жулики на хороших машинах. Они-то думали, что мне их бабки нужны, а мне-то всего и надо было, чтобы из ресторана я вышла с фляжкой, наполненной спиртным.

Я его втихаря сливала, чтобы потом матери отдать. И опять молила Бога, чтобы этот кошмар закончился. Ты себе представить не можешь, как меня тогда колбасило. За мной полгорода увивалось, красивую жизнь предлагали, а мамаша по моим карманам рылась и любую копейку тащила. Ведь понятно было, что, как только очередной хахаль увидит предполагаемую родственницу, он сбежит куда подальше.

Я целую историю для них придумала, что, мол, родители обеспеченные, но я с ними общего языка не нашла и снимаю комнату у алкоголички. Как я эту историю запустила, мне уже и алкоголь тайком сливать не надо было – все меня жалели и сами покупали поллитру для «квартирной хозяйки». Только тошно мне было от этой жалости – я же видела, чего они в конечном счете все хотят. Отношение к сексу у меня стало мужским – как к естественной потребности организма. И по возможности никакой любви. Правда, тогда я твердо решила, что буду землю жрать, но торговать собой никогда не стану.

Меня за мои понятия очень уважали. Те же пацаны меня от модельного бизнеса отговорили – не по понятиям это было. Да что говорить? Вся страна в этом движении участие принимала.

А когда я в Москву попала, поняла: это то, что надо, город тотального пофигизма. Делай что хочешь – тебе слова кривого никто не скажет, а главный закон – твой собственный. Тогда же меня и накрыло.

Помнишь этого моего принца буровых скважин? Я же тогда ошалела от его ухаживаний, его нарочитой сдержанности. На нем-то я и обкатала программу «очень влюбленная Маша», а потом, когда поняла, что он мой с потрохами, бросила его с таким наслаждением, которое передать сложно. Я себя чувствовала эдакой охотницей за головами. Разбивала очередное сердце и ставила себе звездочку на фюзеляж. Творила что хотела. Я не понимала, что кто-то из них меня мог по-настоящему любить. Я смотрела на тебя, на то, как ты стала домашней курицей, и тихо презирала. Я думала, что ты просто слабая, точнее, я убеждала себя, что ты слабая, а в глубине души тоже хотела, чтобы кто-то меня так же приручил. Белка, прости-и-и… – Машкины рыдания возобновились.

Я оторвала взгляд от плачущей Машки. За окном мелькали дорожные пейзажи, а в голове с такой же скоростью крутились мысли. Я всегда воспринимала Машку как человека без комплексов и сомнений, а вон же! Сейчас передо мной сидит маленькая девочка, загнанная в угол жизненными обстоятельствами и собственной самоуверенностью.

– Ты меня осуждаешь? – Машка смотрела мне в глаза, как будто я сейчас дам самый главный ответ в ее жизни.

– Нет, Маш, нет. Просто ты тоже для меня некий пример выживания и… не знаю, как сказать… мне странно, что ты со мной общалась все это время. Мне казалось, что все немного иначе.

– Белка, я тебе сначала завидовала. Помнишь, как все с тобой носились, когда ты по конкурсам ездила? Я тоже старалась чего-то добиться, чтобы потом невзначай к тебе приехать и похвастаться своими успехами. Ты была для меня как бы мерилом моей собственной успешности…

– Машка, какая успешность? О чем ты?

– Ты не понимаешь. Я смотрела на тебя и хотела в три раза больше. Это было такое болезненное чувство… соревновательности, что ли. Я бы не достигла и десятой доли того, что достигла, если бы не ты. Если бы мне не хотелось тебя уколоть.

А потом умерла мама. И я поняла, что моя заявка к Господу была все-таки рассмотрена положительно, но с опозданием на несколько лет. – По щекам Машки текли уже тихие слезы. – К тому времени я купила дом и хотела перевезти ее к морю, чтобы она там подлечилась и, может быть, стала жить нормальной жизнью. Знаешь, как она умерла?

Она умерла в туберкулезной больнице, на ржавой койке. Я даже не знала, что она там. А не знала потому, что не интересовалась тем, что с ней происходит. Она казалась мне вечной, как тот кошмар, в котором я жила с пятого класса благодаря ей. В ту ночь, когда она умирала, я, как свинья, напилась в клубешнике, а потом раскурила косяк с какими-то малолетками в их «мерсе» перед клубом. Если бы я тогда знала! Говорят, что сердце подсказывает, – да ни хрена оно не подсказывает! У меня был полный штиль. Она умирала на казенных простынях, а я тусила в самом шикарном клубешнике Москвы. Как ты думаешь, будет мне после этого прощение? А может, моя квота подлостей сегодня закончилась и я умру? Белка! Прости! – Машка уткнулась мне в колени.

Я подняла подругу и прижала к себе:

– Не за что мне тебя прощать. Да и сама посуди, я же ничего этого не знала, и зла таить мне на тебя не за что, глупенькая. Ты же не виновата, что у тебя так жизнь сложилась. Главное, что ты все понимаешь и больше старых ошибок не повторишь, – кроме этих банальностей, ничего в голову не приходило.

– Еще как виновата! Это мне наказания. Когда Костя погиб – это же все не зря. Я же когда с ним познакомилась, то решила, что вот с ним у меня все по-другому будет. – Машкины слезы капали мне на шею, и было странно ощущать на своей коже эти неожиданно холодные капельки. – Белка, я плохая, я такая плохая…

– Машуль, ты не плохая – вон Наташу приютила.

– Сама знаешь, что не без расчета. – Машка больно вцепилась мне в спину ногтями. Боль немного отрезвила меня.

– Машинская, – сказала я строго, – ты меня чуть не проткнула, и у меня начинают возникать опасения, что ты действительно умрешь, но от обезвоживания организма. Хватит рыдать! А если ты так виновата перед Наташей, у тебя есть все шансы исправиться и по возвращении в Москву помогать ей абсолютно бескорыстно. Другой вопрос, насколько ей это надо… – уже не очень уверенно закончила я.

Я протянула подруге бутылочку воды со стола. Машка стала ее открывать, и сильно газированная «Моршинская» обдала нас фонтаном брызг. Удержаться от смеха было невозможно, и наш веселый визг разрядил тяжелую атмосферу.

Уснуть тем не менее я смогла не скоро. Когда Морфей все-таки приступил к выполнению своих обязанностей, свои служебные обязанности принялись исполнять доблестные стражи границ и таможни с обеих сторон украинско-российской границы.

Утром нас разбудила проводница. Она вошла в купе, отдала нам билеты и выставила счет за «Моршинскую».

– Осень… налить сто грамм и плакать, – перефразировала Машка классика, выйдя из вагона и вдохнув полной грудью прохладный утренний воздух.

О вчерашнем не было сказано ни слова. Из нас двоих, наверно, мне не хотелось вспоминать об этом даже больше, чем Машке.

21

После поездки в Киев мы некоторое время не виделись. Машка проводила сделку для олигарха Паши, я погрязла в офисном быту. Устраивать презентации под Новый год – дело неблагодарное: уже в ноябре начинаются корпоративные вечеринки, стоимость аренды залов взлетает до небес, а типографии завалены заказами на новогоднюю сувенирку. Поэтому готовиться приходилось загодя.

Единственной отдушиной был Миша, который звонил мне по пять раз в день. Он с компанией отправился в теплые края, по его словам, «лечить осеннюю депрессию». И было приятно, что, несмотря на разницу во времени, он звонил мне, когда в Москве был день, а у него ночь. На вопрос, почему ему не спится, я получала довольно откровенный ответ:

– Ты мне спать не даешь. Я глаза закрываю, а перед глазами ты. Я тебе позвоню, успокоюсь и немного посплю. А через пару часов опять ты. И так по кругу. Подам на тебя в суд за то, что изводишь добропорядочного мужчину.

– Материальной компенсации за междугородние звонки не жди.

– Ты предлагаешь натуру? – Миша не удержался от дежурной фразы, которую так любят многие мужчины.

– Могу отдать печатной продукцией, – развеселилась я, представив, как Миша выносит из нашего офиса пачки журналов.

И так иногда по 30—40 минут мы лениво перебрасывались глупыми шуточками. Три часа в день ни о чем! И это было прекрасно.

Конечно, я старалась делать вид, будто все это меня не трогает. И даже ночью, лежа в постели, при закрытых шторах, когда ни одна живая душа не могла меня видеть, все равно занималась самообманом, убеждая себя, что мне эти отношения не нужны. Слишком уж непохоже на правду – красивые ухаживания, звонки, нежное внимание и тот поцелуй.

А где-то в подсознании горела красная лампочка, извещавшая об опасности, и звучали Машкины слова про «последних романтиков».

Близилось 6 ноября – день рождения Машинской. По своей разрушительной силе этот день можно было приравнять только к празднованию Нового года. Мероприятие обычно растягивалось дня на три. В первую пятницу после шестого ноября народ собирался в ночном клубе, потом все завтракали в каком-нибудь модном after party. Самые стойкие ехали спать в заранее снятый трехкомнатный гостиничный номер. Вечером в субботу гости, которые предпочли ретироваться из клуба, и люди, которые оставались отсыпаться в Машкином номере, встречались за праздничным столом в ресторане для торжественного вручения подарков и чествования именинницы.

А проведенный накануне вечер в клубе давал обильную пищу для обсуждений.

Из ресторана гости перемещались в загородный дом, где в воскресенье мужчины оттягивались в бане, попивая пивко, а женщины устраивали очередное заседание «Общества промытых костей». Вечером начинались какие-нибудь глупые игры в «корову» или «мафию». И если состав подбирался более или менее спокойный, утром в понедельник все отправлялись восвояси. Время «Ч» неумолимо приближалось, а от Машинской звонка все не было. Я теперь и не знала, по какой траектории будет развиваться наша с Машкой дружба. Мы вроде бы не ссорились, но… Конечно, я видала ее и в более неприглядном виде, но те ситуации были все же другого порядка. А еще Машка любила повторять, что человек легче прощает чужие слабости, нежели тех, кто стал свидетелем его собственных. Казалось бы, она поделилась со мной самым сокровенным, но это не сблизило нас, а, наоборот, образовало незримую пропасть. Так думалось мне. А что Машка?

Это я и намерилась выяснить, набрав ее номер.

– И где ты пропадаешь? – Машинская обрушила на меня поток слов. – Я тут кручусь, как ты в колесе, а от тебя ни слуху ни духу! Ты еще не знаешь, что тут твоя Наташа отчебучила! Короче, надо встретиться! В семь жду тебя в «Галерее»!

Я даже не успела ничего сказать.

Около семи я вошла в «Галерею», которую Машка часто называла Ярмаркой тщеславия. Ласковый официант почти бережно усадил меня за столик, заказанный на Машинскую. Признаться, я не очень любила это заведение. Толстый слой самовлюбленности покрывал тут все: начиная от стойки администратора и заканчивая гречневой кашей в тарелках посетителей, которой на кухне умели придавать особенно гламурный вид.

Всего здесь было чересчур: оголенных женщин, томных взглядов и пресыщенного вида обладателей коллекционных машин, припаркованных у входа. Это говорило не о респектабельности, это кричало богатство. Двадцатичетырехчасовой вопль о том, что «мы богаты, значит, мы счастливы». Оставалось только относиться к этому с юмором.

Еще ни разу не было случая, чтобы в «Галерее» при мне не произошла какая-нибудь забавная история: то у нескольких посетителей стянут мобильные телефоны, то по номерку получат и вынесут симпатичную шиншилловую шубку, а то и вовсе разыграется спектакль под названием «Дорогой, ты же на работе, а кто эта дура крашеная?».

Вот и на этот раз за столом справа от меня расплачивается по счету большая компания: мужчины достали портмоне, их спутницы стыдливо отводят глаза. Звучит сакраментальное: «Кто ел устрицы?» Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться вслух. Счет ходит по кругу, но доставать купюры никто не спешит. Часть девушек, как по команде, отправляется в туалетную комнату, оставшиеся, менее опытные, становятся свидетельницами разбора полетов. Люди, которые еще полчаса назад улыбались друг другу, сидя за одним столом, расходятся с недовольными лицами. Двое мужчин, уходящих последними, бурно обсуждают, что «такая фигня всякий раз, когда мы сюда приходим».

Машка уже прилично опаздывала.

– У меня марокканский чай через уши щас польется! – возмущаюсь я в трубку.

– Спокуха на лицах, я паркуюсь!

Через пять минут за стол садится Машка.

– Только ничего не говори! Да, я опоздала, но не по своей вине. – Машинская, не открывая меню, делает заказ для нас обеих. – А по вине кого бы ты думала? Наташи!

Я молчу.

– Тебе неинтересно? – спрашивает Машка.

– Очень интересно, именно поэтому я молчу и слушаю. – Я улыбаюсь, потому что передо мной сидит прежняя Машка, и я не уловила в ее поведении никаких изменений.

– Так вот, представь себе… – и понеслось.

Машинская вдохновенно передавала мне события последних трех недель. По словам Машинской, «эта маленькая стерва» по приезде от родителей взяла новый курс. А именно: подстриглась и покрасилась в радикальный блонд, перестала готовить, вела себя в Машкиных апартаментах как хозяйка и, о ужас, стала без зазрения совести пользоваться Машкиными гардеробом и косметикой.

– Белка, я терпела неделю. Неделю я наблюдала, как наша овечка возвращается под утро, кутаясь в мое кашемировое пальто от Max Mara. В ее, тьфу, в моей комнате, которую я ей выделила, между тем росла гора коробок в пакетах из «Москвы» и «Третьяковки». Наша милая Наташа предпочитала юзать мой гардероб, а когда я ее спросила, почему она не носит то, что ей купили, она сказала, что собирается все сдать обратно и вернуть энную сумму, которую потратил на нее Паша. Потом, правда, коробки исчезли. Да, я приветствую предприимчивость, и поэтому я молчала, но я стала ловить ее на вранье.

Во вторник я подписывала у Паши документы купли-продажи, и в тот же день мне надо было улетать в Киев. Тогда же он мне сказал, что везет нашу девочку в Швейцарию на три дня. Прихожу домой, а козочка с самым невинным видом собирает чемодан. К кому бы, ты думала, она якобы собралась ехать? К «маме»! – Машка сделала глубочайшую затяжку так, что сигарета истлела почти до половины. – Услышав эту наглую ложь, я высказала все, что думаю: и по поводу шмоток, и гулянок по ночам, и то, что мой канебовский крем исчезает с такой скоростью, будто его по ночам ест стадо гномов!

Я не выдержала и расхохоталась.

– Чего ты смеешься? – недоумевала Машинская.

– Машуль, не обижайся, но стадо гномов с маленькими ложками вокруг банки крема могут рассмешить кого угодно.

– Ничего смешного, если знать, сколько он стоит. – Машка глянула на салат, который нам подали, и потерла руки. – Ты не возражаешь, если я буду есть и рассказывать? Так вот, ты прекрасно знаешь, что я в выражениях не стесняюсь, когда мне что-то не нравится, но Наташа в тот вечер, похоже, решила меня переплюнуть. И сказала мне, что я психую, потому что я ей – внимание, Белка – за-ви-ду-ю! Я! Нормально?! Подруги, оказывается, объяснили ей все, пока она дома была, и научили, как себя вести. Эти же колхозницы ей посоветовали волосы обстричь и не стесняться в гостях, а использовать свой шанс на все сто! Да у нее крышу снесло! Нежелание слушать и учиться! И просто патологическая жадность! Откуда, Белка? Она же казалась совсем другой!

Машка наколола на вилку большую порцию салата и увенчала ее большой креветкой.

– У нее это и раньше проскакивало, – продолжала Машка с набитым ртом, – но тут ее на откровенность пробило. Столько яда, и за что? Я решила ее выгнать, но уже после возвращения. Отдать ей процент со сделки, чтобы моя совесть была чиста, и отпустить на все четыре стороны!

Но это еще не конец. Сегодня наша краля прилетела из Швейцарии притихшая, как пасхальный кролик. Я домой приезжаю, а Стелла мне говорит, что, мол, приехала Наташа, осунувшаяся и молчаливая. Захожу к ней, смотрю, а от девки половинка осталась. Ходит по комнате, вещи собирает. Ну, думаю, закончились мои мучения. Беру из сейфа пару тысяч и отдаю ей. Тут началась вторая часть Марлезонского балета.

Нашу Наташу все это время красиво обхаживали, подарки дарили, в рестораны возили, но наш уговор она исполняла и в койку к олигарху не спешила. Почувствовав свою независимость, она решила, что ей не хватает Швейцарии. Частным самолетом ее туда доставили, на какой-то вилле поселили, а Паша обещал попозже подъехать. Тут на виллу его друг прикатил и отымел Наташеньку на столе красного дерева, а потом на диване из натуральной кожи, а потом на

мозаичном паркете. Олигарх ее просто подарил своему другу-садисту. Как тебе?

У меня кусок застрял в горле. Посмотрев фильм «Необратимость», я поняла, что изнасилование – самый кошмарный кошмар, который может представить себе женщина. Пусть мои симпатии к Наташе испарились, но она не заслуживала такого отношения. Это было слишком жестоко.

– Ага. Съела? – Машинская любовалась произведенным впечатлением. – Но и это еще не все! Олигарх дал ей за это десятку зелени, и сегодня она съехала в «Хайятт». Я убила уйму времени, чтобы объяснить ей, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но эта дурочка верит, что то была случайность и дальше у нее все будет хорошо. Он сумел ее убедить, что ничего не знал о том, что его друг на такое способен. Да вот только я жопой чую, что не все тут чисто, и хоть кол мне на голове теши, я уверена, что он пустит ее по рукам.

– Да уж, чернуха какая-то! Мне очень жаль Наташу.

– А теперь пожалей меня, мать Иза-белла! Через двадцать минут после того, как закрылась дверь за нашей провинциальной чаровницей, мне позвонили из «Второго дыхания» и сказали, что продали пару вещей, и я могу заехать за деньгами. Я было подумала, что ошиблись номером, но оказалось, что все верно и звонили именно на мой домашний. Наташенька сдала в комиссионку часть моих нарядов. Поэтому завтра утром мы поедем вызволять мои шмотки из комиссионного магазина. У нее хватило наглости дать им мой домашний!

Я завтра подниму на уши весь магазин, а когда она туда приедет за деньгами, ее там встретит следователь.

– Машка, прости меня. Я даже не знаю, что тебе сказать. Получается, что это я во всем виновата. Не пожалей я ее тогда в аэропорту, ничего бы этого не было и…

Машка не дала мне продолжить:

– Белка, все по большому счету

фигня…

– Ага, – вяло подхватила я, – кроме пчел…

– Правильно, а если хорошенько разобраться, то пчелы тоже фигня, поэтому не бери в голову. Лучше пусть ей влепят статью за воровство и пресекут желание развивать свои криминальные таланты. – Машкины глаза кровожадно блеснули при виде поданной говядины. – Я ее… я эту дрянь, – приговаривала Машинская, методично разделывая малопрожаренный кусок мяса, – отучу делать гадости.

– Маш, а ты не думала, что с таким стилем поведения она сама себя рано или поздно накажет? Более того, уже наказала. Заберем вещи из комиссионки и забудем, как страшный сон.

– Косоротова, ты знаешь мои принципы – зло должно быть и будет наказано, – повторила Машинская одну из своих самых любимых фраз, почерпнутую из какого-то старого фильма.

Остаток вечера прошел мирно. Мы уже собирались уходить, как из соседнего зала вышел Трой с двумя спутницами. Машка, завидев его, приветственно махнула рукой. Трой подсел к нам. Девушки остановились, поджидая.

– Ужинаете? – Трой обвел нас взглядом.

– Да, уже заканчиваем. А ты что? – спросила Машка.

– Тоже ужинал, – лаконичный вопрос и лаконичный ответ.

Трой сидел и молчал. Молчание у него было каким-то неподъемным.

– Может, позовешь своих спутниц, а то как-то некрасиво – ты сидишь, а они топчутся в сторонке, – предложила Машка.

– У нас полная демократия. Они ко мне сами подошли, забалтывали меня целый вечер. Достаточно того, что я оплатил их счет.

Тут к нам подошла одна из девушек:

– Поехали…

– Милая, я встретил хороших знакомых. Мне надо с ними поговорить, и я не хотел бы вас задерживать, нарушая ваши планы.

– Но у нас в планах был только ты, – игриво сказала спутница Троя.

– Значит, у вас были неудачные планы, – ответил Трой. Девушка отошла к своей подруге и что-то у нее попросила, затем вернулась и на кусочке бумаги написала свой телефон.

– Позвони, милый. Мы будем тебе рады. – Она эффектно развернулась и, покачивая бедрами, удалилась в сторону выхода. Ее подруга окинула нас недобрым взглядом и последовала за товаркой. Трой ухмыльнулся и опустил клочок бумаги в пепельницу.

– В нашем старом офисе была маленькая комната, которую мы специально обклеивали бумажками с телефонами девчонок. За год на стенах не осталось свободного места, зато никогда не было вопроса, кому позвонить, когда скучно, а на отработанных контактах мы ставили галочки, чтобы не запутаться. Было весело.

Мне он был неприятен. Еще тогда, в клубе, у меня создалось впечатление, что это не человек, а какая-то ходячая черная дыра. Даже болтливая Машка почему-то не спешила начинать разговор. Мне было непонятно, с какой стороны к нему подходить и надо ли это делать в принципе. Пока мы сидели, я рассмотрела его повнимательнее. На ум приходило только одно. Он странный. Странно спокойный, странно улыбчивый и замкнутый. Трой подозвал официанта и попросил счет. Когда на наш стол легла книжечка со счетом, Трой потянулся за деньгами.

– Да не надо… – начала Машка.

– Ты хочешь, чтобы я своему другу сказал, что встретил девушку, которая ему нравится, – Трой посмотрел на меня, – с подругой в ресторане и позволил им расплатиться? Я не думаю, что это правильно. – Трой отсчитал купюры и положил их на стол.

– А ты всегда правильный? – спросила Машинская. Могу поклясться, что в ее глазах промелькнул интерес.

– Стараюсь работать над собой. – Трой ухмыльнулся и встал из-за стола.

Уже на улице, глядя вслед машине Троя, Машка сказала:

– Им стоит заняться. – И веселые чертики продолжили свой танец в ее карих глазах.

22

Первым моим впечатлением от магазина «Второе дыхание» была унылая затхлость. Машка охарактеризовала это заведение по-своему.

– Я так понимаю, что это не «Второе дыхание», а отрыжки культуры потребления. Сначала в экстазе накупят ненужных шмоток, а потом сдают сюда, чтобы отбить жалкие крохи от реальной стоимости, – пробурчала Машинская и решительным шагом отправилась к столу приемщицы.

Издалека донеслось Машкино: «У меня к вам деликатный вопрос…», а дальше я уже не слушала, рассматривая внутренность этого необычного магазина.

Вот кронштейны с шубами, а тут висят только костюмы, обувь, сумки, шарфы, снова обувь. Есть порядком поношенные, а есть и абсолютно новые вещи с бирками. Элитный секонд-хэнд.

Я взяла элегантные вечерние туфли, расшитые стеклярусом. Хозяйка надевала их редко и по улице явно не ходила. Это было видно по слегка поцарапанной кожаной подошве и едва стертой краске по внешнему краю. Набойка тоже была почти нетронутой. Тут даже сохранился кусочек не до конца оторванного ценника. На вид размер сороковой, а на самом деле тридцать седьмой. Почему же их сюда отдали? Неудобная колодка или они просто лежали без дела на полке? Каблук достаточно старомодный, но исполнение добротное. Заглянем-ка вовнутрь: веер и лаконичное «Lagerfeld». Ага, туфли с такими длинными носами он делал задолго до того, как они вошли в моду, году эдак в девяносто пятом. Но, может, я что-то путаю.

А вот еще пара – к этой обуви можно применить только забавное слово «чувяки». Такие туфли часто стоят под офисными столами у бухгалтеров загибающихся организаций. Разношенные донельзя, они, как ни странно, дарят своим хозяйкам чувство почти домашнего уюта – нигде не жмут и почти идеально повторяют форму ступни и выпуклость пальцев. На что же рассчитывала их обладательница, отдавая такое на продажу? Было бы любопытно посмотреть на человека, который пусть не купит, но хотя бы заинтересуется. Рядом стоял эдакий дизайнерский выкрутас – грубые босоножки на деревянной подошве, а вместо привычной формы каблука резной кубик. Беру их в руки и сразу понимаю, почему они здесь, – натуральное дерево весит почти тонну, а тонкая кожаная перемычка наверняка впивалась в ногу под весом колодки.

Краем глаза замечаю Машку, которая удаляется с заведующей магазина в служебное помещение. Я нашла себе увлекательное занятие и продолжаю рассматривать полки и кронштейны. Вот вечерние платья. С ними все более или менее понятно – вещи яркие, надевают их редко, но появляться на вечеринках в одном и том же наряде несколько лет подряд многие женщины не хотят.

Одна моя знакомая к новогодним корпоративным гулянкам готовится за полгода. Она свято уверена, что ее сногсшибательный вид будет новостью номер один на протяжении трех месяцев среди офисных сплетниц, и на все сто использует свой единственный шанс умыть коллег-соперниц и доказать себе самой, что она преуспевающая дама. Поэтому она уже давно освоила прокат дорогих вечерних нарядов. Платья сюда сдают женщины, которые могут себе позволить их купить, а потом с небольшими потерями продать. Леопардовое великолепие от Cawalli, тонкий шелк от Valentino,

расшитый корсет от Dior – они будоражат воображение и даже по тутошним меркам стоят очень недешево.

Подхожу к стеклянному шкафу с бумажниками и часами. По обилию логотипов и страз понимаю, что это подделки. Сквозь шкаф я вижу стол приемщицы: она перебирает вещи, которые лежат перед ней ворохом, и заносит их названия в журнал. На стуле напротив нее, ссутулившись, сидит девушка. Приемщица деловито оценивает очередную кофточку. Наконец она разворачивает журнал, чтобы девушка в нем расписалась. Посетительница, которая до этого

нервно мяла в руках свою неуместно летнюю сумочку от Louis Vuitton, берет ручку. Ее пальцы заметно подрагивают. От созерцания этой картины меня пробивает почти физическая боль. Становится понятно, откуда в магазине это уныние, – его приносят сюда такие, как она: жены разорившихся бизнесменов, разведенные, еще вчера благополучные дамы, брошенные содержанки и просто сбытчицы краденого. От хорошей жизни сюда приходят редко.

Я поспешно отворачиваюсь, и мое внимание привлекает рыжеволосая девушка, которая с упоением рассматривает себя в зеркале примерочной. На ней потрясающий брючный костюм, и сидит он так, будто сшит по ее меркам. Девушка поворачивается, чтобы посмотреть на себя сзади, и тут наши взгляды пересекаются. Я узнаю ее. Это Леночка. По ее недоумению я понимаю, что она не помнит, кто я. Я решаю облегчить ей задачу и представляюсь. Если бы она наступила на змею, то, наверное, была бы более приветлива. Когда Леночка справилась со своими эмоциями, она премило улыбнулась и начала своим слегка писклявым голоском выяснять, что же я тут делаю. Может быть, пытка диалогом и продолжалась бы, но тут из кабинета заведующей вышла Машка.

Я попрощалась и повернулась к выходу. Машка шла впереди, и, когда я была почти у двери, кто-то дернул меня за рукав. Я обернулась.

– М-м-м… мы мало знакомы, и я не знаю, как это сказать, но, Изабелла, ты не могла бы не говорить, ну там, в компании Артема, что ты меня тут видела. – Я посмотрела в испуганные Леночкины глазищи и дала обещание не упоминать о нашей встрече.

Машка уже ждала меня в машине.

– Ничего не будет.

– Чего не будет? – не поняла я.

– Акта возмездия не будет. Заведующая валялась у меня в ногах, умоляя не поднимать скандал. Она предлагала вернуть вещи, но я уже и вещей этих не хочу. Не хочу, чтобы они мне напоминали об этой истории. Она отдала часть вырученных денег. А матюгальник я Наташе начищу при личной встрече. Едем в «Хайятт»! Я звонила Павлу и узнала, в каком номере она живет. Сколько дать горничной на чай, чтобы она смыла следы крови после того, как мы расчленим Наташу в ванной? – хихикнула Машка и посмотрела на меня.

– Минуточку, тогда придется кончать и с горничной! «Хайятт» на твои разборки горничных не напасется. А если серьезно, что ты собираешься делать?

– Фух, Белка, – Машка погрустнела, – да ничего я не буду делать. Противно, блин, до ужаса. Мне еще час тому назад хотелось удавить ее собственными руками, а сейчас… – Машка махнула рукой: – Пусть живет. Только если она мне где-то подвернется под горячую руку, то все окружающие узнают, чем эта девочка дышит. Уж тогда она не отвертится. В конце концов, я на ней заработала и почистила шкаф от хлама. Хотя сложно назвать хламом габбановский костюм, который примеряла твоя знакомая.

А, кстати, кто она?

Мне впору было хвататься за голову. Как я могла не узнать костюм, который мы с Машкой успели по очереди поносить в Киеве? Я так сконцентрировалась на Леночке, что не поняла, что костюм мне знаком и что он принадлежал Машинской. Вероятность того, что они могут встретиться, была велика, и я рассказала подруге про Леночку.

– Понятненько. Значит, на людях пальцы врастопырку, а сама в комиссионке отоваривается? Ну-ну…

– Не «ну-ну», а ты обещала молчать. – Я испытующе глянула на Машку.

– Хорошо, я сегодня в благодушном настроении. Куда интереснее вынуть Трояна из его раковины. Как ты думаешь, если я буду праздновать в «Лямбде» свой день рождения, это будет хорошим предлогом пообщаться с ним поближе?

– Хорошим, если только ты не потащишь его в койку после пятнадцати минут разговора.

– Неа, с ним бы я поиграла в кошки-мышки. Кстати, когда Миша прилетает? – В голове Машинской явно родился план.

– Не знаю. Он уже отдыхает лет сто и пока ничего не говорил о планах вернуться в нормальную жизнь.

– Ладно, разберемся. Тебя куда? На работу? – Машка наконец-то завела машину, и мы покатили в направлении моего офиса.

23

– Нет, он абсолютно непрошибаемый тип. – Машка, держась за голову, смешивала шампанское с апельсиновым соком. – Мы празднуем мой день рождения третий день, а Трой ведет себя так, словно мы вчера познакомились. Ни в клубе, ни в ресторане он не проявил ко мне ни малейшего интереса. – Раздосадованная Машка, сморщившись, отпила из бокала. От дыма ее сигареты к горлу подступила тошнота.

– Маша-а-а, не кури-и-и…

– Я тебе говорю: выпей шампанского с соком – будешь как новенькая.

– Начать похмеляться – прямая дорога к алкоголизму.

– А зря. Я понимаю, почему я напилась, – мне положено: у меня день рождения был. А ты чего набралась?

– Неблагоприятное расположение звезд и десять текилы-бум, если помнишь. Не буду показывать пальцем, кто это предложил.

– Кто? Кто этот негодяй? Где он спрятался? – Машка стала притворно искать виновника вчерашних возлияний. Она ходила по номеру и заглядывала в шкафы и тумбочки. Мне стало смешно.

– Машинская, прекрати клоунаду. Мне нужен аспирин, и пошли в бассейн. – Благо в этот раз Машка пригласила всех не в загородный дом, как она это делала обычно, а в гольф-клуб с неплохим бассейном.

– Неа, ты меня сейчас в мокрую воду не заманишь. Как ты думаешь, гости уже проснулись?

– Если учитывать, что большая часть не ложилась, у тебя есть все шансы застать пару бодрствующих личностей. Правда, они будут, скорее всего, в легкой прострации. Но я думаю, ты это переживешь.

– Хамишь? Я как раз хотела отправиться на поиски аспирина, но теперь делать этого не буду. – Машинская позвонила на ресепшн, и ей любезно пообещали принести аспирин в номер. – Ну, а где обосновался Миша?

– Понятия не имею, я потеряла его после шестой текилы.

– Это еще кто кого потерял?!

Вежливая горничная принесла пару таблеток аспирина и воду. Солоноватая жидкость с мелкими пузырьками показалась мне божественным нектаром, и через какое-то время я провалилась в тонкое состояние похмельного сна.

Разбудил меня стук в дверь. Вставать не хотелось, но стучали настойчиво. Я завернулась в одеяло и пошла открывать. Это была Машка, она забыла ключ от номера.

– Ёкалэмэнэ, я боялась, что ты тоже ушла. Хочешь прикол? Твой Миша втихаря пытался выяснить у наших общих знакомых, не сидишь ли ты «на стакане».

Меня Мишино ханжество взбесило:

– А не пошел бы этот Миша! Я взрослая девочка и делаю что хочу. Я же не обвиняю его в том, что он, похоже, кокаином не брезгует. Мы знакомы больше трех месяцев, а он не мычит, не телится. Я устала. Звонки-цветы-вздохи – это хорошо, но к чему все это? Зачем морочить мне голову? Машка, ты была права. Я нормальная, земная тетка! Я, в конце концов, секса хочу… – закончила я.

– Кажется, зря я тебе это сказала… – и Машка выскользнула из номера, благополучно оставив на тумбочке ключ.

Раздосадованная, я села на кровати, переваривая услышанное. Тоже мне, блюститель морали! Я потянулась за сигаретой. Но пачка и зажигалка оказались на столе. Пришлось встать. В дверь постучали – наверно, Машка-клуша вернулась за ключом. Но на пороге стоял Троян.

Я взвизгнула и захлопнула дверь – на мне были только трусы и сигарета. Нацепив халат, я снова открыла дверь. Коридор был пуст. Так и не узнав, зачем приходил Трой, я пошла в ванну.

Из зеркала на меня смотрела угрюмая барышня непонятного возраста с сигаретой в зубах. Волосы в стиле «ночь в курятнике», под глазами темные круги от суперудлиняющей туши для ресниц.

Я бросила окурок в унитаз и снова подошла к зеркалу. М-да. Как там говорили в «Сексе в большом городе»? Одинокие и блистательные?

Нет, не то чтобы я была шокирована своим отражением, нет. Но оно меня сегодня злило: вот, например, эти гусиные лапки в уголках глаз! С какой это радости они тут обосновались? И где они были, когда вчера я накладывала макияж? Осыпавшаяся тушь предательски улеглась в извивистые ложбинки, очерчивая траурный путь мимической морщины. Я нервно оскалилась. Гримаса получилась жалкой.

Да с какой стати я возомнила, что кому-то интересна? Миша… Его равнодушие в последнее время оптимизма не добавляло… и потом еще Машинская со своей текилой-бум… Сейчас все живут под девизом: «Будь собой». Вот я и была собой, но Мише это, видимо, не понравилось.

Я вернулась в комнату и налила в тонкий фужер немного шампанского. Во мне все клокотало. Да кто Миша такой, чтобы осуждать меня за мое поведение? И почему меня это задевает? Невеселые мысли прервал стук в дверь. Нет, это проходной двор какой-то!

– Ну что еще? – выпалила я.

На пороге стояла горничная с цве-тами:

– Вам прислали. – Я приняла из ее рук маленькую корзинку, в которой лежала записка: «Для горькой пьяницы». Я улыбнулась: Машка успела побеседовать с Мишей. Значит, он еще в гостинице. Может, не все потеряно?

Я приняла обжигающий душ и растерлась полотенцем. Мне полегчало. Неторопливая процедура одевания.

Я отошла от зеркала и взглянула на себя в полный рост: волосы собраны в узел, белая водолазка оттеняет бледную кожу с легким румянцем, забавные джинсы выгодно подчеркивают линию бедер.

В наипрекраснейшем расположении духа я спустилась в холл.

…К Машкиным гостям присоединились некоторые постояльцы отеля. Почти все кресла и столы были сдвинуты. Машкины друзья, бывшие кавээнщики, устроили мини-представление, и гости скорее не сидели, а лежали от хохота в своих креслах. Миша тоже был тут. Меня встретили едкими шуточками:

– Оу! Белка, сцуко, красивая! Любимица гламурных подонков! Которая грызет орешки непростые. Пацаны, берегите свои орехи! – Я залилась краской.

К их юмору я никогда не могла привыкнуть.

Мне освободили кресло рядом с Машинской. Столы были заставлены выпивкой, а в воздухе витал легкий елочный запах марихуаны. Я оглянулась на охранников отеля – они с непроницаемыми лицами делали вид, что все в порядке. Вечеринка продолжалось: мы хохотали как безумные, пели глупые песенки и отгадывали загадки. Незаметно для себя мы опять оказались в изрядном подпитии, и мужчины многозначительно поглядывали на своих, и не только, подруг. Поступило предложение пойти в бассейн, и часть компании откололась.

– Машка, предлагаю сделать твой бездник национальным праздником, – сказал незнакомый парень.

– Угу, – буркнула Машка, – легко тебе говорить, ты к нам присоединился пару часов тому назад, а у нас уже институт третьего дня! Боюсь, не все живое выдержит такую нагрузку!

– Да ладно тебе, – сказала Ира, месяц назад вышедшая замуж за Андрея, с которым познакомилась на предыдущем Машкином дне рождения. – Мы с Андрюшкой тебя часто хорошим словом вспоминаем. Если бы не твой праздник… – Она с гордостью чмокнула в щеку свой прошлогодний трофей.

– Это вы! А я потом в течение недели выслушиваю жалобы, что народ не может войти в рабочий ритм. Спрашивается только, почему на следующий год эти гости приходят уже со своими гос-тями?

– Да у тебя тут секта! Пришел один – приведи друга, – отозвалась Люся, которая сидела на коленях у Акачана.

– Это точно. Два года назад мы решили стилизовать день рождения под фильм «В джазе только девушки». До двенадцати ходили с бейджиками «Любители итальянской оперы», а после переоделись в топ-менеджеров мафиозных структур. Я была «черной вдовой», которая каждый год хоронит своих богатых мужей. Ирка у нас была уличной цыганкой. А мой знакомый банкир вспомнил свое карточное прошлое и показывал фокусы с наперстками и «ломал» пачки купюр.

– А кем была Белка? – поинтересовалась Люся.

– Я была звездой детской порнографии, которую сутенер не кормит, потому что она выросла и в кадр не помещается.

– Циничные вы, девочки, – вдруг сказал Трой.

– Молодые потому что были, – парировала Машка со сталью в голосе.

– Это не оправдание – есть вещи, над которыми нельзя смеяться, потому что это конкретная людская беда. Я тебе не в упрек говорю, просто, когда мы с нашими психологами сценарии для клиентов пишем, такие темы никогда не затрагиваем. – Трой, как мог, сгладил острый угол. Но Машка хотела продолжить.

– А вы не пробовали не табу на эти темы класть, а денег, например, в детский дом перечислить? Вы вообще большие любители положить… табу… – Машка хмыкнула и отпила из стакана с водкой, в которой плавали подтаявшие кусочки льда.

Повисла пауза. Гости, не принимавшие участия в беседе, переглянувшись, поднялись со своих мест.

– Ты еще что-то хотела сказать? – спросил Трой своим обычным леденяще-спокойным тоном.

– Хотела, – сказал Машка, смешивая в стакане водку и лимонный сок, – хотела сказать, что вы все МУ-ДА-КИ…

– Ну, тогда мы пошли. Спасибо за гостеприимство.

Трой встал и медленным шагом направился к лифту. Вслед за ним встал и Миша. Я поспешила его остановить:

– Ты же видишь, что она пьяна. Да и я была не права, что рассказала про порнографию. И Трой хорош! Зачем было акцентировать на этом внимание!

– Мне не важно, кто прав, Трой мой друг. Даже если он сто раз не прав,

я его все равно поддержу, – услышала я в ответ.

Я опять села в кресло возле Машки:

– Ну и что это за концерт?

– Хреновая подруга Машинская разрушила твою личную жизнь?! Ничего, найдем покучерявее. – Машка отпила немного водки и поморщилась. – Или не найдем! – Стакан громко опустился на стеклянную поверхность стола. —

И вообще, у меня день рождения и мне можно все!

По-хорошему, нам надо было уезжать в Москву, но Машинская не торопилась. Так мы и сидели среди пустых кресел и столиков, заставленных переполненными пепельницами и недопитым алкоголем. В конце концов мы посчитали тему «всей этой порнографии» исчерпанной и переключились на телевизор в фойе.

Наслаждаться историями из жизни джунглей пришлось недолго. К нам подсел парень в тоненькой кожаной курточке. Оценив степень благосклонности каждой из нас, он решил, что объектом его вожделений станет Маша:

– Не скучаешь?

Она посмотрела на него внимательнее и, видимо, решила поддержать игру.

– Конечно, скучаю, – ворковала она.

– А чего так? – парень наигранно удивился.

– А тебя не было! – в тон ему ответила Машинская.

– Бэби, все поправимо, я уже пришел. А вы тут что?

– Мы тут празднуем мой день рождения, – ответила Машка уже более миролюбиво.

– Это знак, – оживился парень, —

я тут праздную тоже, но только не день рождения, а удачную сделку. Мой партнер… – парень начал сыпать громкими именами.

Машка с лицом сфинкса слушала его длинный монолог, финалом которого стало предложение подарить ей остров и туманные обещания несметных сокровищ.

– Я похожа на Санчо Пансу?

– А при чем тут он? – не понял парень.

– А при том… Кстати, как тебя зовут? – пьяная Машка тщательно выговаривала слова.

– Эдуард…

– Эдуард, – Машка подняла вверх указательный палец, – это Санчо Панса хотел стать губернатором острова, а я, Эдуард, я… – Она потянулась за сигаретой и опрокинула стакан на пол.

Официант убирал осколки, и Машка ждала, пока тот уйдет, чтобы продолжить. В кожаной куртке Эдуарда что-то крякнуло, и раздался громкий недовольный голос: «Эдик, ёб твою мать! Шеф уезжает! Где ты шляешься?» Эдика подбросила невидимая сила, и он судорожно извлек на свет небольшую рацию:

– Сейчас буду. – Он хотел что-то сказать Машке, но та лишь милостиво бросила:

– Иди уже, пришлепок. – И добавила, глядя вслед удаляющемуся Эдику: – Как же любят мужики нарастить себе лишние сантиметры! Устала я от всего этого, – Машинская тяжко вздохнула. – Как там было? В Москву, сестра, в Москву?!

Через час мы въезжали в город красного неба…

24

Звонить или не звонить? Не звонить или звонить? Всего два варианта, а выбрать я никак не могла. Задача усложнялась тем, что мобильного у Миши не было, а обращаться к Акачану или Трою не хотелось. Особенно к последнему. Ситуация казалась мне чрезвычайно глупой.

До офиса я добралась только к обеду. Сотрудники, видимо, все поняли и с обычными понедельничными вопросами не приставали. Осознав полную бесполезность своего пребывания на рабочем месте, я решила съездить к Кате в клинику, куда ее положили на сохранение.

Надо было попасть на Ленинградку. Частники, словно сговорившись, отказывались туда ехать. Около меня притормозил очередной «жигуленок». Парень, как водится, денег хотел, но дороги не знал. Ехать все-таки лучше, чем стоять, поэтому я села на заднее сиденье.

– А почему вы назад сэл? – поинтересовался водитель.

– По статистике, при авариях чаще выживают те, кто сидит сзади, – сказала я.

Парень нервно оглянулся и немного сбросил скорость. На Каменном мосту мы попали в пробку. Водитель выдержал в молчании минут тридцать и начал говорить. Ох уж эти московские пробки, в его деревне в Азербайджане такого не бывает. А какие там живут люди! Они гораздо добрее москвичей. А вот перебираясь в Москву, многие земляки становятся злыми, жадными и эгоистичными. Когда он узнал, что я бывала в Баку у подруги Нармины, стал со мной разговаривать почти как с родственницей. В Москву его переманил брат, у которого тут ремонтная бригада. Дома остались старенькая мама и незамужняя сестра. Они собираются торговать фруктами, но на рынках много мафии.

– Вот хурма, знаешь? Знаешь, какой сложный доставка? В районе собрать, в Бачи в аэропорт привезти, там таможня денег дать, тут таможня надо дать. Если мафия на базар пустит, тоже дать. В пять утра на базар приехать, положить красиво. А люди потом спрашивают, почему фрукта дорогой. Да он золотой выходит…

Мне стало отчего-то стыдно, что я люблю хурму. Я даже не представляла, какой тернистый путь проделывает этот рыжий плод, прежде чем попасть в мой холодильник.

Слушая эту болтовню, я пригрелась и даже не заметила, как пошел первый снег. В детстве первый снег был для меня праздником, и было очень обидно, если он выпадал ночью. Ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что первый снег – событие публичное и люди должны смотреть на него и радоваться. Поэтому годы, когда первый снег выпадал днем, я считала правильными, а ночью – неправильными. Господь меня, дурочку, чаще жалел, и я была ему за это благодарна. Белые хлопья мягко падали на землю, машины и деревья.

У зимы были явные претензии к осени.

К Кате в больницу я приехала в замечательном настроении, которое не могла испортить даже больничная обстановка. Больница, пусть и дорогая, всегда остается больницей. Катя лежала в палате с еще одной будущей мамочкой.

– Спасибо, что заглянула, – сказала Катя, – это моя соседка Рада. Настоящая цыганская баронесса.

– Да ладно тебе. – Рада явно была смущена.

Я с любопытством посмотрела на Раду – цыганские баронессы мне не каждый день встречаются: худенькая, маленькая, с удивительно белой кожей. Нет, она однозначно не была похожа на цыганку. Точеные черты лица, удивительно длинные ресницы, обрамляющие светло-ореховые глаза. Неправдоподобно красивая. Катя между тем вводила меня в курс местных порядков:

– Нам вставать нельзя вообще, смеяться запретили, даже чихать разрешили только по определенной технологии. Мы же на это чихать хотели и почти сутками смеемся и болтаем. Да! Если ты хочешь кушать, то у нас целый холодильник всякой всячины, половину из которой нам нельзя есть.

Я открыла холодильник скорее в поисках воды, чем съестного. Первое, что я увидела, – была хурма.

– Там хурма есть – нам ее особенно нельзя, так что бери. Кстати, по-польски хурму называют «каки». Забавно, правда?

– Да, забавно, а главное – аппетитно. – Хурмы почему-то не хотелось. Мы поговорили о работе. Я рассказала о Машкином дне рождения. Повеселила девушек историей про Эдика.

В палату зашел мужчина. Шикарный костюм сидел на его далеко не идеальном теле просто потрясающе. Мужчина излучал величественность. Длинные седые волосы мягко вились, а глаза были такого же цвета, как у Рады. Никаких «эй, ромалы!», золотых зубов и медведя на веревочке…

Отец Рады пробыл буквально пару минут и вышел. Но за эти минуты стало понятно, что он большой весельчак и очень любит дочь.

– Приезжает три раза в день, – прокомментировала Рада, когда отец ушел, – носится со мной так, что даже мама ревнует. Она говорит, что за три беременности он спросил ее о самочувствии два раза. А он отшучивается, что жен может быть пятнадцать штук, а дочка у него одна. Даже невестками он так не интересовался.

Возвращаясь домой, я позвонила родителям. Трубку поднял папа. Я поболтала с ним и сказала, что очень-очень его люблю.

В тишине квартиры было что-то успокаивающее. На кухне я, закурив, с наслаждением затянулась.

На сегодняшний день у меня имелось: любимая работа, счастливая в браке партнерша по бизнесу, подруга – сгусток безумной энергии и инфантильный Миша. Я посмотрела на мирно спящего в корзинке Кота и вспомнила Наташу. Ну что ж! И хваленая кошачья интуиция дает сбои. Работа работалась, Катя была в порядке (сегодня проверила), а вот на Машку я была немного обижена. Могла бы и поутешать меня по поводу окончания романа. И Миша…

Что бы я ни говорила подругам, как бы ни высмеивала мужчин, в душе я всегда была какая-то даже слишком романтичная, только в Москве это непозволительная роскошь. Не сомневаюсь, что, если бы кому-нибудь пришло в голову провести олимпийские романтические игры, все «золото» досталось бы мне.

Моя натура требовала решительных действий от мужчины. Отговорки не принимались. Рыцарь должен быть рыцарем, а дама – дамой. Феминизм не в счет. Когда его придумывали, меня не спросили. Я ни за что бы не полезла в горящую избу и всегда за километр обходила лошадей.

25

…Паровозик под названием «Белка» неуверенно катился по пустынному городу. Топлива оставалось мало, и белая крыса-машинист недоумевала, куда подевалась в расписании станция «Романтика». Зверек в униформе водил розовыми лапками по бумажке со списком станций. Кинув в топку последнюю надежду, кочегар дал два гудка. Что за бред?..

Я сидела на кровати и терла глаза. На улице была глухая ночь. Что же меня разбудило? Раздался звонок в дверь. Мне стало страшно. Кто бы мог прийти в полчетвертого ночи? Знакомые бы позвонили на мобильный, значит, сумасшедшие соседи или… кто? Мелькнула шальная мысль – а может, бывший приперся? Любопытство одержало верх, и я пошла к двери. Не включая в коридоре свет, заглянула в глазок. Не успела я рассмотреть стоящего за дверью, как звонок повторился. От неожиданного звука я вскрикнула.

– Я тебя слышал – открывай дверь! – раздался нетрезвый мужской голос – голос Миши.

И я открыла…

– Ну вот, теперь он твой с потрохами! – констатировала Машинская, глядя в монитор своего ноутбука.

– Маша, ты не понимаешь! – Я мерила ее кабинет маленькими шажками. – Все было не так, как я представляла!

– Ты о чем? – Машка явно не собиралась отрываться от монитора, чтобы меня выслушать.

– Обо всем!!! Да, я переезжаю к нему жить, но где же романтика?

– Одни ерши и консервные банки… да, ловить нечего, – задумчиво произнесла Машка, глядя в одну точку.

Я обошла Машинскую со спины и увидела, что подруга режется в компьютерную игру «Рыбалка».

– Мило… А меня послушать ты не хочешь? – возмутилась я и прикрыла ноутбук. Машка смотрела на меня усталыми, слегка красноватыми глазами.

– Ладно. Что ты хочешь услышать?

– Я хочу услышать твое мнение!

– Нет, милая, – сказала Машка, разминая в пальцах сигарету, – ты не хочешь услышать мое мнение, ты хочешь услышать мое подтверждение своих мыслей и желаний. О том, что все у вас будет хорошо, что вы поженитесь и начнете плодиться и размножаться. Вот что ты хочешь услышать! А за точными прогнозами отправляйся к своей ведьме Кате – она у нас видит сквозь время.

– Эй, Маша! Оставь Катю в покое!

И не ты ли меня агитировала встречаться с ним?! Похоже, тебе не нравится, что у меня все складывается?

– Не складывается! Я с ним спала, – вторую часть фразы Машка почти прошептала.

– Чего? Повтори!

– Там, в гольф-клубе, когда ты осталась в номере. Я была пьяна, и я с ним переспала. Назло Трою.

С тех пор как я стерла Машкин номер из памяти своего телефона, прошло недели две. Близилось первое декабря. Две наши презентации, католическое Рождество, Новый год, православное Рождество, старый Новый год, мой день рождения и бесконечная череда пред-, после-, новогодних вечеринок. Вся эта новогодняя кутерьма заканчивалась для меня зимней сессией в моем институте. Моя жизнь фонтанировала. В этой безумной свистопляске мой день рождения уже второй год как-то блек и скукоживался до размеров домашнего чаепития.

Если бы кто-нибудь спросил меня, почему я не стала выяснять отношения с Мишей, я бы ответила, что невозможно выяснять то, чего нет.

Машка же оставалась моим больным местом. Как ни крути, а мы дружили с четырнадцати лет. Да, я злилась на нее. С садистским удовольствием сбрасывала ее вызовы. Демонстративно возвращала эсэмэс. А в глубине души надеялась, что она приедет и, глядя мне в глаза, извинится. В конце концов, мужики – дело наживное. А плакаться в жилетку мы все равно бежим к подругам. Поэтому марки на конверт с новым «Чтивом» для Машинской я приклеила собственноручно.

Между тем все офисные дела висели на мне. Две презентации с разницей в неделю и необходимость присутствовать в нескольких местах одновременно.

Есть такое явление, как предновогодние дорожные пробки. В Москве они начинаются за месяц до Нового года, и внешне они точь-в-точь как обычные. Но их отличает особая предновогодняя атмосфера.

Домохозяйки, у которых закупками обычно занимается прислуга, и потому они выбираются из своих элитных жилищ редко, в эти дни особенно активны. Идеально накрашенные глаза горят хищным блеском шопинг-профи, тонкие ручки с изысканным маникюром крепко держат штурвалы «мерсов»/«бмв»/«тойот»/«ауди». В кармане у каждой лежит сложенный вчетверо список, в котором значатся мужья/любовники, дети/домашние животные, родители/подруги. И не дай бог кому попасться на пути такой дамы, когда она видит свободное место на парковке возле магазина.

Бедные, загнанные мужья везут своих дражайших половин по мегамаркетам. «Дражайшие» свято уверены, что только там можно купить по дешевке «правильные» елочные украшения, а елку следует непременно брать в «Икее» напрокат.

Я уже не говорю о тружениках офисов, которые, вырываясь из лап начальства после семи, пытаются в срочном порядке заехать хотя бы в пару-тройку магазинов.

И среди всей этой кутерьмы я. Задача моя довольно простая: заказать машину, объехать пару точек, собрать все необходимое для презентации и отвезти в ресторан. Оплата у машины почасовая, стоять в пробках накладно, поэтому я принимаю решение сделать это после девяти вечера. В десять я понимаю, что отправиться по делам после девяти решило еще сорок процентов населения Москвы. С горем пополам в двенадцать я наконец у заднего подъезда ресторана. Грузчики выносят из машины ящики с алкоголем, шарики-салфеточки и прочую ерунду. Разгрузка закончена, деньги розданы, всем спасибо.

Наконец-то я сижу в пустом помещении ресторана и смотрю на интерьер, который через восемнадцать часов оживет благодаря нашим с Катей усилиям. Кто бы что ни говорил, мне нравится жить с обратной стороны праздника. Организовывать, а не быть потребителем. Смотреть, как оживает зал, как нарядные женщины ведут себя со своими спутниками. Как кто-то смеется, а кто-то показушно скучает, потому что прочно вошел в эту роль много лет назад и забыл дорогу к нормальным человеческим эмоциям. Ко мне подсаживается Сережа, управляющий «Веласкеса», и мы склоняемся над бумагами, чтобы по пунктам разобрать все, что будет происходить завтра.

– Сбор в семь, значит, прекращаем пускать посетителей в два. С четырех до шести украшаем зал… – Я смотрю на сосредоточенного Сережу – мечта, а не парень. Голубая мечта.

– А нам двух часов хватит, чтобы все тут переставить? – волнуюсь я.

– Я ти-и-ибя умаляя-я-яю, – протянул Сережа. – Мы ж не первый год замужем!

Зазвонил мобильный. Это Катя.

– У нас на Рублевке снегопад стеной. Скоро в Москву придет, на дорогах вообще кошмар начнется. Езжай домой прямо сейчас, потом опасно будет.

Да, беременные – особый подвид женщин, который во всем видит опасность. Я успокоила Катю, и мы с Сережей вернулись к своему занятию. Топот в первом зале вначале не привлек нашего внимания, но потом Сережа разозлился:

– Эй! Мальчики! Если нет посетителей, это не значит, что можно резвиться, как стая дельфинов-недоумков! – крикнул он своим официантам.

Спустя мгновение в зал забежали люди в масках и с автоматами наперевес. Сергей взвизгнул, я тихо выругалась.

Объяснять людям в форме, почему я не могу позволить, чтобы вместе с рестораном арестовали и то, что я привезла час тому назад, – долгое и бесполезное занятие. Представители чего-то там

«по борьбе с экономическими преступлениями» заранее видели в нас с Сережей серьезных экономических преступников, иначе бы не стали штурмовать пустой ресторан с оружием. Им было невдомек, что Сергей – наемный работник, а я всего-навсего клиент. Два часа препирательств и «небольшое экономическое преступление» сделали чудо.

Пока часть «борцов» сторожила Сережу и официантов в помещении ресторана, другая часть наблюдала за тем, как я уговаривала водителя грузового такси помочь загрузить ящики с алкоголем в машину. В считаные минуты мокрый снег слепил из меня подтаявшую Снегурку, а водитель между тем был неумолим.

– Я чё? Нанимался? Вот все так – вызовут, а потом выясняется, что надо тяжести таскать!

– Я заплачу вам, сколько скажете.

– Не нужны мне ваши деньги! Если не устраивает, я поехал! – Водитель либо набивал себе цену, либо был ленивым дураком.

– Хорошо, – сказала я, натягивая на руки перчатки, – подгоняй машину и открывай борт!

Некоторое время он постоял в растерянности, но потом все же пошел к машине. Мне предстояло одной загрузить ящики под внимательными взглядами пяти мужчин. Учитывая, что в помещении ресторана их было еще как минимум десять, ситуация сложилась уникальная. На мое счастье, экземпляры «Чтива» лежали в офисе, мне не пришлось возиться еще и с ними.

Все разрешилось с приходом главного борца с экономическими преступниками. Увидев меня с ящиком в руках, он напомнил бойцам, какие сексуальные неприятности ожидают их матерей, и, как по волшебству, машина была загружена. Пришлось везти все к Кате. Полночи мы с ней решали, что делать с приглашенными. Домой я не попала.

26

Проснулась я довольно рано. За окном была генеральная репетиция зимы, и стало понятно, что Новому году быть. Это было видно по тому, как пожухлая трава покорно лежала под снегом, а между деревьями повисла голубоватая дымка. Я поуютнее устроилась под одеялом и подставила лицо холодным солнечным лучам. Вставать не хотелось. Еще один признак приближения зимы. Мечталось о вполне конкретных вещах: Новом годе, маминых вкусностях, запахе елки и блаженном состоянии покоя первого января. И конечно же, о новогоднем чуде. Работа в этот набор никак не вписывалась. Вследствие непредвиденных обстоятельств из двух презентаций у нас получилась одна, которая из-за полярности тематик грозила превратиться в фарс и благополучно провалиться.

Совместить игорный бизнес и искусственное оплодотворение в один вечер? До второй, а точнее, единственной презентации оставалось немного времени. Но это полбеды – надо было успеть оповестить всех приглашенных на сегодня. Стараться особенно не пришлось: СМИ с самого утра бомбили мозги новостью о том, что имущество такого-то было арестовано тогда-то. В списке «Веласкес» шел третьим пунктом. Поэтому и звонили все с единственным вопросом: «А что, тусовки не будет?»

Надписи у входа гласили: «Мальчики – налево», «Девочки – направо». Почему у нашей вечеринки появился такой лозунг, на мой взгляд, вполне очевидно: если собираешься совместить несовместимое, нельзя относиться к этому серьезно. На наше счастье, в ресторане было два зала, и за неделю мы успели отвоевать второй. А то абсурд принял бы воистину устрашающие масштабы.

Часть мужской аудитории «налево», как выяснилось, категорически не устраивало. Они проходили «направо», где шалели от обилия розовых рюшей и нагло кадрили наших читательниц, уводя в свое «налево». У меня от всего этого стала раскалываться голова. Какое-то время я боролась с хаосом, но потом поняла, что собравшиеся здесь просто празднуют, особо не задаваясь вопросом «для чего я тут». От этого стало немного грустно. Столько времени биться над проектом, чтобы получить нулевой выхлоп. Хотя… Пусть люди радуются… Посчитав свой долг выполненным, я решила ретироваться из ресторана, доверив окончание вечера наемным работникам. Оставалось забрать сумку из подсобки и выбраться на свежий воздух.

В «мальчиковом» зале разыгрывали телефон от сотового оператора. По задумке приглашенные должны были распутать провода с трубками от стационарных телефонов, которые были намотаны на тело длинноногой стриптизерши. Гости, вместо того чтобы распутывать крученые провода, стали дергать их со всей дури, на которую способны подвыпившие сапиенс. Понимание этого пришло к спонсорам только в процессе конкурса. Девушка загнанно смотрела в сторону охранника, кожа на ее ноге синела в хитросплетении проводов. Ведущий кое-как отбил девушку у жаждущих получить трубку и предложил более мирный конкурс: кто нарисует на обнаженном теле наиболее симпатичный рисунок, тот таки получит аппарат. Мне было жаль модель, потому что я уже по первому конкурсу поняла: на этом безобразия не закончатся. Интересно, что придумал спонсор для «девчачьей» половины? Если мальчика в таком же варианте, то это надо было срочно останавливать.

Я отправилась на рюшечно-младенческую сторону. Прихватив с собой в подсобку представителя сотовой связи, я стала в жесткой форме расспрашивать его о программе, уготованной для дам. Безобразий не ожидалось, ожидались маленькие беленькие птички.

– Очаровательная находка наших креаторов, – браво рапортовал представитель, – коробка открывается, и они вылетают. Дамы, как правило, в восторге.

Я представила себе дюжину перепуганных пичужек в душном помещении ресторана. Похлопав представителя спонсора по плечу, я отправила его в зал, а сама стала искать злосчастную коробку с птицами.

– Ой, вам ее трогать нельзя, – залепетала пробегавшая мимо официантка. Видимо, ей были оставлены ценные указания.

Не отреагировав на ее реплику, я подхватила коробку и пошла искать выход в лабиринте технических помещений.

В зоомагазине, куда меня отвез Катин водитель, птиц не взяли. Я до самого закрытия стояла у входа в магазин и предлагала их поздним посетителям. Да и кому в конце рабочей недели в девять часов вечера придет в голову обзаводиться пернатыми? Птички, похожие на канареек, жались друг к дружке и смотрели на меня своими глазками-бусинками. Они даже не пытались улететь, когда я показывала их людям. Вечерний наряд грел плохо, и я стала замерзать. Тут на кассе появились две бабуськи. Оживленно переговариваясь, они направились к выходу, так ничего и не купив.

– Птички не нужны? – мямлила я. – Задаром.

– А они куриным гриппом не больные? – спросила одна из бдительных бабулек.

– Антоновна, тебе ж не кур предлагають, – резонно возразила другая. – Девонька, а чего ж бесплатно? – поинтересовалась она.

Пришлось рассказывать почти правду – мне отчего-то было стыдно говорить, что птички предназначались для презентации, и я соврала, что над ними должны были проводить опыты. В глазах старушек читалось сочувствие к птичкам, но обзаводиться такими недешевыми питомцами они не торопились. Я не сдавалась. Через двадцать минут мы с водителем выгружали старушек у подъезда с клетками, кормом и поилками для птиц. Как выяснилось, они были двоюродными сестрами и уже некоторое время после смерти мужей жили в одной квартире. В магазин они ходили, чтобы посмотреть на продававшихся там рыбок, птиц и хомячков. Снабдив птичек приданым где-то на год и распрощавшись с милейшими бабульками, я отправилась обратно в ресторан выслушивать претензии «креативного» представителя от спонсора.

В ресторане веселье шло полным ходом. Представитель спонсора был изрядно пьян и любезничал с барышнями, называя их «птички мои». Что-то мне подсказывало, что про своих птичек и прямые рабочие обязанности он вспомнит нескоро.

Ко мне подошел водитель Кати и протянул свой мобильный:

– Вас Катерина спрашивает…

Оказалось, что у Ярика поднялась температура, и Кате нужно было срочно отправить водителя в аптеку. Она предложила, чтобы водитель сначала отвез меня домой, но я предпочла остаться.

– Белла, пусть водитель отвезет тебя, – настаивала Катя. В последнее время она страдала излишней мнительностью, и я заверила ее, что со мной все будет в порядке.

Водитель уехал, и я вернулась в зал «для мальчиков». Наличие бесплатного алкоголя гарантировало присутствие гостей еще на протяжении часов двух. Тут же был почти весь состав «девчачьей» половины. Я не нашла ничего лучше, как пригласить оставшихся гостей на «мальчиковую» сторону и дать сигнал официантам, чтобы выносили торт.

Около двенадцати я вышла на улицу, проглотила немного морозного воздуха и поняла, что страшно не хочу домой. Подсвеченные уличными фонарями снежные хлопья плавно опускались на землю. Внутри меня все ликовало: теперь никакой работы – только Новый год и разного рода праздничные приятности. Это стоило отметить.

Я пошла по бульварам в сторону Пушкинской площади. Несмотря на поздний час, на дорогах было много машин и… лошадей. Ума не приложу, откуда берутся эти лошади в столь поздний час на центральных улицах Москвы, но лично я уже к ним привыкла. Девушки-наездницы просят у прохожих деньги на корм лошадкам. Перепадает ли что-то лошадям, история умалчивает, но будь этот бизнес невыгодным, эти девушки давно исчезли бы с улиц города. Своеобразный зоорэкет.

Улыбаясь своим мыслям, я вошла в бар «30/7». У входа стоял парень и довольно громким, противным голосом материл невидимого телефонного собеседника. Мне повезло найти свободное место у барной стойки. Виски со льдом и сигарета были той компанией, о которой я мечтала с момента судьбоустройства птиц. Конечно, можно было обратиться за помощью к Машке или, на худой конец, отправить птиц к Кате. Но что-то мне подсказывало, что беременным птицы без надобности, а Машинская и так взяла шефство над Наташей, которую пожалела-то я. Старушек же птички будут радовать долгими зимними вечерами, как говорится.

Тут бармен поставил передо мной бокал с шампанским.

– Я ничего такого не заказывала.

– Это вам комплимент от мужчины, – ответил бармен и неопределенно мотнул головой в сторону.

– Хороша же я буду, если после виски выпью шампанского.

Бармен только улыбнулся и стал готовить напиток для следующего посетителя. Когда я заказала вторую порцию виски, рядом со мной материализовался матерщинник, которого я встретила у входа.

– Чего не пьешь мой подарок? – в

своей брутальной манере спросил мужчина.

– Виски с шампанским – смерть для печени, – ответила я и стала изучать незнакомца.

– Типа шутишь? Ага, а шампанское с кокаином – смерть для мозга, – ответил незнакомец и отпил из бокала, который предназначался для меня.

Он был неопределенного возраста, низкорослый, с уже наметившимся брюшком. На носу у него красовалась черная пластмассовая оправа, из-под которой на меня смотрели хитрые глазки.

– Щас, подожди, – сказал мой новый знакомый и достал из правого кармана пиджака телефон.

Это была старенькая «Нокия». Он потряс ее, постучал пальцем по экрану и, рассмотрев что-то на дисплее, удовлетворенно хмыкнул и отправил телефон обратно в карман. Потом достал из левого внутреннего кармана золотую плоскую «Моторолу» и изящным жестом распахнул крышку. Глянув на экран этой трубки, он недовольно поморщился и поспешил ее убрать. Затем настал черед правого внутреннего кармана —

в нем жил «Сони-Эриксон». В левом кармане у матерщинника лежали две крохотные ракушки-«Моторолы», которые в его большой ладони смотрелись так же нелепо, как и вообще все эти манипуляции с сотовыми телефонами.

– Видишь, бабы, – парень кивнул в строну столика, рядом с которым стояли две девушки, – поехали с нами ко мне на хату. У меня хата на Рождественке – повеселимся.

– Спасибо, – сказала я, – но у меня другие планы.

– Тогда поехали в «Лямбду», – не унимался парень, – у меня там друзья в випе гуляют.

Про себя я подумала: «Уж тогда лучше на Рождественку», но вслух произнесла:

– Нет, дорогой. Оргии у меня сегодня в планах не было. – Я допила виски и поднялась со стула.

– Ой, нет, не уходи. Ты клевая, я хочу с тобой дружить. Меня Руслан зовут.

– Ага, а меня – Людмила, – сказала я и направилась в гардероб.

Руслан поплелся за мной, по дороге делая попытки обнять меня за талию.

Нас настигла одна из спутниц Руслана и буквально оттащила его в сторону. Барышня пыталась угомонить любвеобильного спутника, но на все ее уговоры ответом было визгливое: «Молчать, дура!»

В моей сумке завибрировал мобильный. На дисплее высветился номер Машки, который я стерла из памяти телефона, но прекрасно помнила наизусть. Я ответила. В трубке раздался голос Стеллы. Из-за музыки и шума ничего нельзя было разобрать, было понятно только, что Машкина домработница в истерике. Чтобы хоть что-то расслышать, я пошла к выходу. Декабрьская ночь отчего-то уже не казалась такой приятной, а ледяной ветер мгновенно прохватил через тонкую одежду. То, что я услышала от Стеллы, не шло ни в какое сравнение с этими малоприятными ощущениями: скулящим голосом она сказала мне, что Машка умерла. Я нажала на кнопку отбоя и только тут увидела, что у меня

19 пропущенных вызовов.

Осознавать страшную правду я начала с того момента, когда увидела скрюченное Машкино тело на полу в ванной комнате. Время стало как будто притормаживаться, а я сама словно погрузилась в мутное варево, которое помешивала невидимая рука. Из-за этого заторможенного времени у меня была возможность рассмотреть каждую деталь происходившего вокруг. Мне была противна цепляющаяся за мои руки Стелла. Меня раздражали ухмыляющиеся милиционеры и бездушные врачи труповозки. Или и не врачи они вовсе. Мне было уже все равно, когда Трой вызвал «скорую», и мне что-то укололи. Хотя откуда взялся Трой?!

27

Где-то между сном и явью есть такой миг, когда ты уже находишься в настоящем, но толком не понимаешь, кто ты. Как я ни пыталась остаться в этом мгновении – пришлось проснуться. Сначала вернулось ощущение того, что у меня есть тело, потом всплыла мысль, от которой мне не удалось бы отвертеться, – вчера умерла моя лучшая подруга. Трой сидел в Машкином кресле и что-то делал с ее компьютером.

– Какой у нее может быть пароль?

Надо было что-то сказать, но пересохший язык намертво прилип к небу.

«Три единицы, хотя, может, четыре», – почему-то всплыло в уме, но я предпочла промолчать и опять уснуть.

За дни, которые прошли до похорон, я задала себе сто тысяч вопросов. От «почему?» я плавно перешла к «за что?», а потом утонула в бесконечных «если бы…». Если бы мы не поссорились и я была рядом… Если бы я поехала после презентации домой… Если бы не оставила мобильный в сумке… Эти «если бы» причудливо сплетались, и я без конца моделировала ситуацию, в которой Машка оставалась жива.

За день до похорон я приехала в «Лямбду», которая смотрелась непривычно без танцующей толпы. Лампы верхнего освещения обнажали фальшивую позолоту балконов, а горький запах сигаретного дыма, перемешанный с запахами моющих средств, вызывал легкую дурноту. У лифта меня встретил Трой. Мы поднялись в уже знакомую комнату.

– Миши нет в городе, если тебе интересно. Следователь закрывает дело за отсутствием состава преступления. Но сначала я хотел бы тебе еще кое-что показать, – он развернул ко мне Машкин ноутбук и открыл страницу какого-то Интернет-ресурса.

Это был Машкин дневник. На страницах «Живого Журнала» была живая Машка. «Живой Журнал» мертвой подруги. Ее мысли, заметки, шутки и комментарии виртуальных друзей. Последней записью было: «Speed forever! Я все поняла – жить надо на скорости!!! На БОЛЬШОЙ скорости!!!»

– Трой, – начала я.

– Меня, кстати, Олегом зовут…

– Олег, но почему она? – задала я уже бессмысленный вопрос.

– Я не знаю. Если тебе станет легче от этого, она не понимала, что умирает. Все произошло практически мгновенно.

– Но она звонила мне!

– Зачем, мы уже никогда не узнаем…

От следователя я знала, что Машка умерла от смертельного сочетания метамфетамина и антидепрессантов. Ослабленные героином, алкоголем и сигаретами сосуды не выдержали высокого давления, которое вызывает клубный наркотик speed. Но видеть своими глазами заметку, сделанную подругой за несколько часов до смерти, оказалось сложнее, чем можно предположить. Далее следовали комментарии ее друзей. Диапазон от «Деффка жжот!» до «Зачем тебе это?!». Последние комментарии были уже не шутливыми, а обеспокоенными. Тут же была запись, оставленная Олегом-Троем о времени и месте похорон, и новая волна комментариев с соболезнованиями по поводу Машкиной смерти.

Если бы я вела дневник в «Живом Журнале», в тот день я написала бы в нем: «Что заставляет заниматься сексом двух практически незнакомых людей накануне похорон их общей знакомой?»

28

Смерть не меняет в жизни ничего. Потому что она часть жизни. Из-за смерти рядового гражданина никто не отменит праздники, не запретит музыку и смех. А уж через год все и подавно забудут, что такой человек вообще существовал. Выпив в годовщину Машкиной смерти пятьдесят грамм возле ее могилы, я принялась готовиться к Новому году. Но в этот раз чудес я не ждала, а мои мысли были заняты покупкой обычного горошка для традиционного оливье, что, оказывается, требует кучу сил и времени. Я была благодарна знакомому таксисту, который вызвался мне помочь и повозить пару дней по магазинам.

Может быть, это наивно, но когда я захожу в супермаркеты и вижу на полках с печатной продукцией «Чтиво», то всегда подхожу к ним. За два с лишним года существования «Чтива» это стало для меня почти ритуалом. Так было и на этот раз: в супермаркете рядом с некогда любимым Машкой «Ударником» я собрала журналы в ровную стопочку и заботливо уложила их на полку. Мой взгляд задержался на стеллаже с газетами, на передовице одной из которых я с удивлением прочитала: «Восходящая звезда сцены Натали Прилепская дала эксклюзивное интервью нашей газете. «Я всего добилась только благодаря себе!» – признается дива». На фото была Наташа с крохотным терьерчиком на руках. Я непроизвольно потянулась за газетой, но остановила себя. Это уже не важно. Зачем тащить тени из прошлого в свою теперешнюю размеренную жизнь?

Я расплатилась у кассы, выкатила тележку из супермаркета и у выхода увидела мужчину, открывающего дверцу машины тоненькой блондинке.

«Как трогательно», – умиленно подумала я. Мужчина повернулся, и я узнала Олега. Секунда – и он узнал меня.

– Белка?! – Он был крайне удивлен.

Девушка смерила меня фирменным взглядом «милый, что это?», от которого мне стало крайне неуютно, и я инстинктивно стала кутаться в шубу, как будто хотела в ней спрятаться.

– Как ты расцвела! – восхитился Олег. «Что есть, то есть. Даже под одеждой плюс десять кэгэ сложно спрятать. Но на щеки-то шубу не наденешь», – подумала я. А вслух сказала:

– Есть немного. Украинская кухня беспощадна.

Блондинка фыркнула. Мои щеки загорелись. Я ощущала себя коровой. Толстой, неуклюжей коровой. Подошел водитель и откатил тележку к машине.

– На родине была? – спросил Олег.

– Да, и теперь мы будем тиражироваться там.

– Молодцы. Телефон прежний?

Блонду перекривило окончательно.

– Да.

– Я обязательно позвоню, слышишь? Обязательно!

– С Новым годом вас, – выдавила я дежурное поздравление.

– И тебя, – сказал Олег, которого уже настойчиво тянули за рукав.

Я воспользовалась моментом и пошла к машине, в багажник которой водитель сгружал продукты. Сев на заднее сиденье, я немного выждала и глянула сквозь черное стекло на то место, где только что стояли мы с Олегом. Он все еще был там и смотрел так, словно хотел проплавить взглядом тонировку, за которой трусливо пряталась я.

Водитель сел за руль и включил зажигание. Под колесами заскрипел снег, машина вырулила со стоянки и повезла меня домой, где меня ждала маленькая копия человека, которого я только что встретила…

29

– Я всегда говорила, что вы, домохозяйки, страшные женщины! – сказала Машка, аккуратно снимая ноутбук с колен и водружая его на стол. – Только вот скажи мне, милая, как у тебя поднялась рука укокошить лучшую подругу? Ведь я же криминальнее косячка на первом курсе юрфака ничего не держала?!

– Машуль, это было вдохновение, – ответила я, внимательно наблюдая за трехлетним сыном, играющим во дворе с собакой.

Машка взяла бокал с вином и подошла ко мне. Дунул легкий ветер, и на террасу, где мы сидели, белым дождем посыпались лепестки цветущей яблони.

– А что твой сказал, когда ты его цыганским бароном изобразила?

– Сказал, что для того, чтобы он похудел, не надо было писать роман… Ну и смеялся, конечно. Обещал у себя в кабинете беговую дорожку поставить.

– А почему «Психология Барби»?

– Сколько вопросов! – удивилась я.

– А ты чего хотела? Меня не каждый день делают главной героиней романа! Так почему Барби? – настаивала Машка.

– Знаешь, девочки играют в кукол. Некоторые до самой старости. Напечатала на визитке «дизайнер», и она дизайнер. Хотя от этой профессии у нее только любовь к дизайнерским журналам. Записала песенку – певица, выпустила книжку объемом с дипломную работу – писательница. Махнула флагом – политик. Но в жизни происходят события, которые все расставляют на свои места. И куклы становятся людьми. Я пыталась написать об этом.

– Белка, ты не обижайся, но я думаю, что ты написала о чем-то другом. – Подруга приобняла меня за талию и шутливо толкнула бедром.

– Маш, это всего-навсего фантазии.

В отличие от жизни, здесь все можно исправить, нажав на кнопку Delete , – сказала я и пошла спасать Троя, пока Олежка не открутил терпеливому псу уши.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

Реклама на сайте