«Столик с видом на трамвай»

Евгений Дубровин СТОЛИК С ВИДОМ НА ТРАМВАЙ

После работы я, как всегда, решил забежать в нашу «стекляшку», выпить бутылку пива и сжевать какой-нибудь бутерброд, пока не придет с работы жена и не приготовит ужин.

К моему изумлению, вечно осеннего вида крыльцо нашей «стекляшки» было чисто вымыто, а у дверей стоял швейцар с галунами, в генеральской фуражке и приветливым лицом человека, который взял от жизни все и которому больше от нее ничего не надо. В швейцаре я узнал директора кафе, которого видел иногда, когда тот руководил разгрузкой ящиков во дворе.

– Теперь это ресторан? – упав духом, спросил я директора-швейцара.

Когда «стекляшка» становится рестораном – это оборачивается бедствием для всего микрорайона.

– Нет, – приветливо улыбнулся бывший диспетчер погрузочно-разгрузочных работ. – Это я по совместительству. Когда работы нет, я переодеваюсь в форму и становлюсь швейцаром. Всем людям приятно.

– А крыльцо зачем вымыли? – подозрительно спросил я.

– Для чистоты. Да вы проходите. Сегодня как раз пиво чешское завезли. Есть и немецкое, но я предпочитаю наше «Двойное золотое». Сейчас, правда, нет, но к вечеру обещают. Обязательно заходите. Я вас приметил: вы любитель пива. Приятно иметь постоянную клиентуру.

Очень удивляясь словам своего собеседника, я вошел в кафе. Что-то раньше я не замечал у него внимания к «постоянной клиентуре». «Сняли, наверное, из директоров, вот он и устроился швейцаром, – подумал я, – вербует себе «клиентуру для чаевых».

Однако чудеса на этом не кончились. Они только начинались. Раньше мы топали в одежде прямо в зал, скользя на опилках, которые щедрой рукой рассыпала уборщица тетя Зина в синем видавшем виде халате.

Теперь пол, как и крыльцо, был тщательно вымыт, а тетя Зина уже в белом халате стояла в сооруженном на скорую руку гардеробе и, позвякивая в кармане жетонами, строго говорила:

– Мальчики, раздеваться. Авось не в кино пришли, а в культурное учреждение.

Я снял пальто, шапку и пригладил волосы ладонью.

– Повысили что ли, тетя Зина? – спросил я, уважительно смотря на бывшую уборщицу, теперь больше похожую на медицинскую сестру.

– Да нет… Это я по совместительству… Все равно по другим точкам бегаешь, так уж лучше в своей. Ты ноги-то, ноги вытирай, авось не в театр пришел!

Я послушно вытер ноги, пригладил волосы и вошел в зал.

Это не был зал «стекляшки»!

Это был зал ресторана!

Это был зал для приема иностранных делегаций!

За накрытыми накрахмаленными скатертями столиками сидели все давным-давно знакомые мне люди. На физиономиях знакомых была растерянность и даже испуг. Все находились в мятой одежде и были не причесаны. Кто же мог подумать, что тетя Зина вдруг откроет здесь гардероб?

– Где хотите сесть, молодой человек?

Я оглянулся, с ужасом ожидая дальнейших чудес. И не ошибся. Рядом со мной стояла буфетчица Клава в каком-то легкомысленном синем наряде, очень напоминающем бальное платье XVIII века. Из кармана белого передничка торчали карандаш и блокнот. Я впервые видел Клаву в полный рост, ибо обычно ее скрывал прилавок. Я всегда думал, что Клава – квадратный робот, а оказалось, это очень миловидная женщина, правда, немного с широкими плечами, но зато фигурка – закачаешься…

– Где-нибудь, – пробормотал я…

– Посередине не очень уютно, – рассуждала Клава, разглядывая зал. – В том углу тихо, но рядом подсобка – грохот… Посажу-ка я вас вон за тот столик! Правда, там все время бегают перед глазами трамваи, но зато видно небо и кусочек сквера.

Я был поражен. Откуда Клава знает, что я люблю небо и сквер? Значит, замечала – сажусь всегда у окна с видом на трамвай.

Я несмело присел на чистый клеенчатый стул, не заляпанный пищей и не залитый липким, как клей, портвейном. Напротив меня сидел молодой бородатый парень, по виду студент, и тупо смотрел на запотевшую бутылку чешского пива. Пол-лица студента закрывала стоявшая посередине стола в обыкновенном стакане веточка вербы.

– Что будем пить? – буфетчица-официантка кокетливо поправила накрахмаленный чепец.

– Пива… чешского, – прохрипел я… – И бутерброд, если можно…

– С чем?

– С сыром…

– С каким?

– С любым, – пробормотал я.

– К чешскому пиву, – улыбнулась Клава, – очень идет камамбер.

Я посмотрел на студента. Не насмехается ли буфетчица надо мной? Но студент мрачно кивнул: дескать, все правильно, не насмехается. Перед студентом лежали аж три разных бутерброда: с окороком, сыром, селедкой и стояла тарелочка с огненными креветками.

– А… креветок… можно? – попросил я, хотя заранее знал, что креветки у студента «блатные».

– Горячих или холодных?

Мои губы не могли произнести ничего членораздельного. Я лишь что-то промычал и закивал головой, затряс руками, как делают глухонемые. Но Клава отлично поняла.

– С парком, значит… Вы не очень спешите? Будут готовы через пять минут…

Она торопливо отошла, так как в «стекляшку» вошел новый посетитель. Мы со студентом уставились друг на друга. У студента, как у взмыленной лошади, на бороде стойко стояла пена – первый признак хорошего пива.

– Что произошло? – спросил я у студента. – Или это какой-нибудь образцово-показательный ресторан? Или, может, только для иностранцев?

Мы с сомнением оглядели друг друга: на иностранцев, честно говоря, мы мало походили.

– Сам ничего не пойму, – признался студент. – А спрашивать совестно.

Новый посетитель, который уже занес было ногу над порогом зала, увидев накрахмаленные столики, веточки вербы, отшатнулся, чуть было не грохнулся затылком назад, но его выручила бутылка портвейна, которая торчала из кармана широченных брюк маляpa-отделочника. Горлышко зацепилось за косяк и спасло своего хозяина, может быть, от сотрясения мозга. Расталкивая людей в белых халатах и боднув головой директора-швейцара, маляр-отделочник скрылся. По залу распространился тяжелый запах ядерного горючего (я никогда не нюхал ядерное горючее, но мне кажется, оно пахнет именно так). Это во время удара маляра о косяк пробка от бутылки выскочила, и часть портвейна пролилась на пол. Пол, куда пролился портвейн, задымился, а лампочка в гардеробе вдруг взорвалась и засветилась от паров портвейна уже просто так, как обыкновенная керосиновая лампа.

Больше в кафе никто не заходил. В зале нас было пятеро, и все мы быстро при гробовом молчании допивали холодное качественное чешское пиво и доедали атлантические горячие креветки. Нам было очень непривычно среди этого царства крахмала, вербы и улыбок.

– Все-таки это для иностранцев, – убежденно сказал студент. – Ждут какую-то делегацию, а в паузу запустили нас. Потренироваться…

– Вряд ли, – с сомнением сказал я. – Паузу бы они взяли себе. Скорее всего, это у них какой-то новый почин. Но надо было бы как-то частями… а то вдруг. Народ к переменам частями привыкает.

– Да. Это верно, – согласился студент.

В это время к нам подошла буфетчица-официантка Клава.

– Больше ничего не желаете, мальчики? Может быть, вам сделать тосты? Только что включили машину.

Мы сидели подавленные, так как не знали, что такое тосты. То есть слышали краем уха, но точно не знали. Клава, видно, поняла нас.

– Ну это такие хлебцы поджаренные, – пояснила она. – Желудок согревают. Очень полезно.

– Эти тетеревы – вещь! – высунувшись из-за дверей, крикнула уборщица тетя Зина. – Советую взять тетерев.

Директор, который в туалете переодевался из швейцара снова в директорский костюм, заинтересовался разговором.

– Даже на Островах Зеленого Мыса не один зеленомысовец не сядет за стол без поджаренного хлеба, – нравоучительно сказал он, приоткрыв дверь. – У нас же понаделали этих машин и они лежат в хозяйственных магазинах металлоломом. Надо приучать людей к тостам. Пока не съедите за мой счет по паре тостов – никуда отсюда не выпущу.

– Психи! – вдруг закричал студент, срывая со своей бороды клочья пены, как клочья ваты; от употребления качественного чешского пива студент был похож на Деда-Мороза. – Что вы сделали с нашей родной «стекляшкой»? То-с-ты!.. Кре-вет-ки! Может быть, вы додумаетесь раков или рыбца к пиву подавать? В вашем кафе сидишь и дрожишь – не знаешь, что вы в следующий момент выкинете! Почин у них, видите ли! Знаем мы эти почины! Сегодня почин – чешское пиво с креветками, а завтра – холодный чай без заварки с дыркой от бублика! – студент бросил на стол трешницу и убежал.

Директор-швейцар грустно посмотрел ему вслед.

– Вот чудак… Плохо было – нравилось. Хорошо сделали – сердится.

– Он вообще боится починов, – пояснил я.

– В том-то и дело, что это не почин, – горячо сказал директор, выходя из туалета в ослепительном черно-белом наряде. – Просто мы решили работать нормально.

– То есть? – не понял я.

– Нормально. Как положено. По-честному.

Я тоже бросился к дверям, оставив на столе деньги.

– Стойте! – крикнул мне вслед директор. – Ведь все это должно быть нормальным: и чистота, и скатерти, и верба, и широкий ассортимент… Это не почин! Честное слово, не почин!

Но я уже был на улице. Нет уж, дудки, лучше я пройду лишнюю остановку, да посижу в привычной обстановке. Пусть они сами едят свои тосты в «нормальном» кафе. Посмотрим, сколько они продержатся. А то привыкнешь к ихним условиям, а они – бац и прикроют лавочку. Привыкай тогда снова к обыкновенному.

И я с облегчением нырнул в дымящуюся, как воронка, благоухающую кислым пивом «стекляшку».

Оглавление