«Белый шелест»

1219

Описание



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Николай Флорович Сумишин

Белый шелест

Рассказ

"Уроки" - первая книга молодого украинского писателя Николая Сумишина, издаваемая в переводе на русский язык.

В повести, давшей название книге, автор рассказывает о буднях педагогов и учащихся средней школы, показывает сложный духовный мир подростков, роль преподавателей в нравственном воспитании подрастающего поколения.

Рассказы Н.Сумишина - о жизни колхозников в послевоенные годы, о зарождении первого чувства любви, об ответственности взрослых за судьбы своих детей.

"Кузнеца Олексу в селе знали все от мала до велика. Нужно, к примеру, сделать тебе тройничок на щуку, или какую-то штуковину к ружью, или блесну, какой ни в одном магазине не купишь, - иди к Олексе. Сделает все. И, наверно, излишне говорить, какая была польза колхозу от него.

Олекса родился в семье кузнеца сразу после революции. Когда постучало в дверь четырнадцать, мать сшила ему брезентовый фартук, и пошли они с отцом в кузницу, что стояла тогда в центре села, возле маслобойни и колесной мастерской. Маслобойню вскоре закрыли, колесную мастерскую перенесли к винокурне, а кузница как стояла, так и осталась стоять на старом месте вплоть до войны, одинокая и бедная. Но в стенах ее Олекса с отцом творили чудеса.

Перед самой войной, когда Олекса, нагулявшись в парубках, женился и привез домой Кылынку Довбасеву, отец его, старый мастер Павло, умер. Остался Олекса один в прославленной кузнице. Грусти не грусти, а работа не ждет. Председатель колхоза, правда, ничего не говорил, но заходил ежедневно: посмотрит-посмотрит и уйдет.

Помаленьку отгоревал Олекса и разжег свой горн. И запылал он сильно, ярко. В свободное время мастерил что-нибудь для души. И такие чудеса создавал - не поверишь, что в кузнице сделаны. И шли люди со всех сторон смотреть на эти его чудеса..."

Иван отложил газету, задумался, уставившись в окно. Затем перевел взгляд на телефон, стоявший на столе. Надо позвонить Маринке... Коллеги тихонько переговаривались, а Иван был далеко отсюда...

- Маринка, - тихо проговорил он в трубку, - мы привезли с собой одну игрушку, помнишь? Голубую птицу, Славка когда-то игрался. Найди, пожалуйста... И, наверное, Новый год встречать будете без меня... Нет, ничего... Все хорошо, не волнуйся...

Иван опять впился глазами в газету: "...Война его бросала из одного угла в другой, потом лишила ноги. Долго лежал в госпитале, а когда выписался, работал на уральском заводе. И только когда выгнали немцев с Подолья, вернулся в Кирилловку. Но... Олекса стоял перед своим двором, виски его белели, глаза наливались кровью. Вместо хаты - яма... Ни матери, ни жены, ни сына. Подошли женщины, начали рассказывать ему, как все произошло, а он думал: "Это конец!.."

"Все помню, все хорошо помню... Двухэтажный дом, чудом уцелевший, высокомерно возвышается над сгоревшим селом. Двухэтажные нары, сбитые на скорую руку колхозными плотниками... На огородах - автоматы с раздутыми стволами, простреленные каски. Иногда сельские ребята приносят что-нибудь съестное, но это - капля в море. А еще раньше... Заплаканные лица, тележки, узлы, коровы - и мама упала посреди дороги. Он пришел однажды к нам, оглядел всех добрыми глазами, остановил взгляд на мне и сказал: "Как дела, сынок?" Он так и сказал: "Сынок..."

А когда ушел Олекса, я поплелся за ним, не упуская из виду, до самой его новой хаты из глины на выгоне. В хату не зашел. Постоял какое-то время за сиренью и вернулся в детдом.

На следующий день, это было воскресенье, потому что на обед давали хлеб пшеничный, Олекса снова пришел к нам, малышне, но уже пьяный. Что-то бормотал, перековырял весь пол костылями, да и упал посреди класса. Прибежал директор, помог Олексе подняться, выпроводил его за ворота. А я стоял тогда в уголке ни живой ни мертвый.

Опять пошел вслед за ним.

Олекса поковылял тогда в поле: первый снег упал на балки и перелески, все вокруг было белым-бело. В той белизне стоял на костылях Олекса. А к нему след - одной ногой... Олекса пел. Песня была грустная - о том, как горела Кирилловка, как воронье кружилось над ней. Голос, помнится, был пьяный, хриплый.

До полуночи я прокрутился тогда возле глинища, где спрятался Олекса. И страшно было оставлять инвалида одного в заснеженном поле, и подойти боялся. Все же решился.

"Дядя, дядя!"

...Теперь ежедневно Олекса приходил в детдом к Иванку, приносил ему всякие лакомства. А однажды, как раз тогда, когда по селу пошел слух, что их разберут на зиму колхозники, примчался Олекса сам не свой:

"Скажи, Иванко, ты хотел бы пожить у меня зиму?"

Еще бы! Ясное дело... В кузню с Олексой ходить, горн раздувать...

"Хотел бы..."

"Тогда идем!"

Странно шел дядька Олекса. Оттолкнется костылями, станет ногой, оттолкнется, станет. А Иванко бежит следом и едва-едва поспевает за ним. Вскоре добрели они до колхозной конторы, кузнец пропустил Иванка вперед. В комнате дым, хоть топор вешай. Остановился Иванко посреди, смотрит по сторонам, как загнанный зайчонок.

"Спросите его!" - сказал взволнованно запыхавшийся Олекса.

Председатель колхоза Корнейчик внимательно оглядел Иванка, потом перевел взгляд на директора детдома Василия Яковлевича. Тот пожал плечами: мол, делайте как хотите.

"Ну как, хочешь жить у Алексея Павловича?" - спросил Корнейчик.

"Хочу".

"М-да, - протянул Василий Яковлевич. - А как же стеклянный бог, Алексей Павлович? Вы же должны понять, что детей надо не просто продержать зиму, а еще и воспитывать".

"Водка много вреда приносит", - вздохнул кто-то из присутствующих.

"Она и ум затуманивает, и на зло подталкивает..."

Все в выжидании смотрели на Олексу, который стоял хмуро возле дверей.

"С этим покончено", - выдавил наконец он из себя.

После работы, прихватив в гастрономе бутылку коньяку, Иван помчался домой. Наткнувшись еще в дверях на сердитый взгляд жены, замкнулся в себе.

- У тебя всегда так. Меня еще и виноватой сделаешь, - заворчала Маринка. - Никогда не будет как у людей.

- Давай лучше ужинать, я спешу.

- Мог бы сказать, куда спешишь, я как-никак твоя жена... И вообще, что за поездка такая! Пригласили ведь нас...

Маринка уговаривала оставить неожиданную поездку, потом махнула рукой и засмотрелась в окно, за которым падал густой снег. В комнате стало тихо-тихо. В этот миг в мыслях Ивана снова промелькнуло и сегодняшнее, и тогдашнее - все-все, что заставило его сейчас собираться в дорогу. Но он ничего не сказал жене. Молча надел охотничьи меховые сапоги, теплый полушубок.

Только в автобусе вздохнул облегченно, расслабился.

Автобусные окна залепливало снегом, белое нескончаемое одеяло раскинулось вокруг. Молоденький шофер спокойно смотрел вдаль. Иван подумал: парню тоже не придется встречать Новый год с друзьями.

Потихоньку мысли снова перенеслись в детство, которое он вспоминать не любил, но оно сегодня упорно возвращалось к нему. И каждый раз воспоминания вызывали у него неясную тревогу, как у человека, который несет на плечах какую-то вину...

"Дядя, а как шелестит дерево?"

"Зелено. Осенью - желто. Желтый осенний шелест..."

"А снег?"

"Что снег?"

"Шелестит?"

"Шелестит".

"Бело?"

"Бело. Белый шелест... Бело до горизонта, деревья белые, село белое, снежинки кружатся над нами, белые и бело шелестят".

"А когда вас ранило?"

"Когда?.. Зимой... Фашисты - метрах в пятистах, кругом бело... Потом как уда-арят наши "катюши". Почернело все, и мы пошли... Так и произошло..."

"Болело, наверное?.."

"Будто бы нет. Только пальцам холодно было. Смешно, ноги нет, а пальцам холодно было..."

Хорошо жить Иванку у кузнеца Олексы. Утром они завтракают картошкой, в полдень едят настоящий суп с хлебом, а вечером чаевничают. Начаевничавшись досыта, Иванко лезет на печь, а дядька Олекса устраивается возле печи ремонтировать Иванкову обувь. В хате тепло, за окном шелестит снег.

"Дядя, я, как вырасту, приеду к вам и привезу вам подарки".

"Учиться тебе надо, Ваня".

"А зачем?"

"Нынче без науки человек ничего не стоит".

"А я кузнецом!"

"Что кузница. Завод, вот это дело! В окопе думал: вот закончится война, буду учиться... Теперь куда! Прожил, словно кнутом щелкнул..."

"Дядя, а меня взяли бы на завод?"

"Я и говорю: для этого учиться надо".

Пришлось на следующий день идти в школу.

После уроков, когда возвращались по домам, кто-то сказал:

"Тетка Ганна говорила, от Корнейчика слышала: через год-два всего вдоволь будет".

"Дураки! - крикнул Коля Трохимчук. - Я уже говорил: бежать надо отсюда. В город. Там заводы есть и все есть".

Если вчера и позавчера Трохимчук был одинок со своим предложением, то сегодня к нему присоединился Сашка Ветровой. Иванку не хотелось разлучаться с Сашкой, самым близким товарищем, но, вспомнив дядьку Олексу, его теплую и приветливую хату, он сказал:

"А меня кузнец усыновить хочет".

"Слушай, слушай его. Он тебе наговорит".

"А он мне ничего и не говорил. Это соседка мне сказала".

"Ну, как знаешь!"

И пошли ребята дальше по улице, а Иванко остался один стоять на перекрестке...

Однажды рано утром дядька Олекса подъехал к хате на подводе, бросил вожжи, проскрипел костылями несколько метров и остановился перед Иванком, который как раз собирался в школу.

"В район еду, сам пообедаешь".

"Хорошо".

"Придешь из школы, в хате протопишь".

"Хорошо... А скажите, зачем вы в район едете?"

"Дело есть".

"Какое?"

Дядька Олекса посмотрел Иванку в глаза, затем отвел взгляд:

"На комиссию. Пенсию оформлять".

Иванко побрел задумчиво тропкой в снегах, а высокий, широкоплечий дядька Олекса, навалившись всем телом на костыли, долго смотрел ему вслед.

В школе Иванко сидел как на иголках. Прибежав домой, быстро пообедал, растопил печку и сел за книги. Но не лезла наука в голову.

Наконец скрипнула дверь. Из темных сеней вместе с клубами пара просунулся Олекса. Пьяный. Добрел кое-как до топчана, упал на него, бросив костыли посреди хаты:

"Ты мне постели, я лягу".

Иванко не пошевельнулся.

"Слышишь?"

"Теперь меня заберут от вас... - едва слышно сказал Иванко. - Вы же говорили..."

"Что я говорил, что?!"

Иванко тяжело вздохнул, подбежал к дядьке Олексе:

"Скажите, зачем вы ездили в район?"

"Пенсию оформлять, понимаешь? Пенсию!"

С того дня дядька Олекса стал молчаливым, хмурым. Придет из кузницы, сядет на топчан, уставится глазами в угол и так сидит, пока Иванко не позовет чай пить.

Как-то Сашка сказал на перемене:

"Теперь ты с нами!.. Кузнецу не позволили тебя усыновлять. Одинокий и инвалид... А мы уже и план разработали. Не поймают..."

"Где ты слышал?"

"Все говорят".

Дядька Олекса продолжал молчать. Даже почернел лицом. Но за неделю до Нового года вдруг ожил, из его глаз постепенно исчезла тоска, которая так пугала Иванка.

"Послушай, парнишка, давай елочку устроим. Новый год идет!.. Пригласим твоих и моих друзей..."

"А где мы игрушки возьмем?"

"Сделаем. Солома есть, газеты есть, воск есть..."

Теперь по вечерам они клеили из старых газет цепочки, резали солому и надевали ее на нитку, лепили из воска всякую всячину. Но невесело было Иванку, потому что он уже согласился бежать с ребятами. Все равно, как наступит весна, его заберут от дядьки Олексы в детдом... Сашка решил бежать в новогодний вечер: не так быстро станут искать.

"Ты что, Ваня, не рад елочке?"

"Рад".

"А почему грустный и невеселый?"

Иванко не знал что ответить. "У всех мамы есть и папы, а я сирота..." сказал он, чтобы объяснить свое настроение.

Дядька Олекса нахмурился, скрутил цыгарку:

"Все война, сынок... Я тоже сирота. Ну и что? Не сидеть же нам да в кулак трубить".

Утром дед Юхим, возивший Корнейчика, сбросил с повозки возле хаты елку, а вечером дядька Олекса принес игрушки: сказочные домики с островерхими крышами, ветряки с блестящими широкими крыльями. Последней выложил голубую птицу с белым клювом.

"Это все вы сделали?"

"Я!"

"Как?"

"Кузнечным молотком, - засмеялся дядька Олекса. - Он все умеет".

В воскресенье, как только развиднелось, стали украшать елку. А вечером...

Вечером, когда запели девчата на улицах и дядька Олекса поковылял приглашать на елку друзей, Иванко взял на память голубую птицу, прихватил хлеба и лука и оставил подворье кузнеца...

С веселой музыкой, доносившейся из шоферского транзистора, они въезжали в районный городок, от которого до Кирилловки было двенадцать километров. "Самое меньшее - два часа пути, - подумал Иван. - А может, утра дождаться? Нет, в путь. Два часа - это не так уж и много".

Как встретит его Олекса?..

Вот уж и старая верба. От нее на взгорок - и село. Стой, а где же сейчас Олекса живет? В газете пишут: село нового типа. Перестроенное, значит...

А вот и оно. Высокие островерхие дома в снегах. В центре десяток двухэтажных. Дом культуры Иван заметил сразу. Там танцевала молодежь. Спросил, как найти Олексу Белокриницкого. "Вы, может, из газеты?.. Так у него уже были... Выставку посмотрели и все-все о нем написали..."

Иван шел широкой улицей. На крыши, на деревья падал снег. Иван прислушивался к его шелесту. Белому шелесту...

Вот и нужный дом. Заглянул в окно и увидел кузнеца Олексу. Седой крепкий мужчина сидел возле стола, сидел задумавшись, словно ждал кого-то с далекой дороги. На столе - убранная елочка.

Иван нерешительно постучал. Олекса подхватился, взглянул через обмерзшие стекла, казалось, прямо Ивану в глаза и... побежал к дверям, припадая на левую ногу.

Комментарии к книге «Белый шелест», Николай Сумишин

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства