«Компаньоны»

А. Кожевников Шпана: Из жизни беспризорных Компаньоны

Большой термометр на стене Курского вокзала в день похорон Ленина опустился до 29 градусов. Еще недавно ртуть, как синяя жила, доходила до половины термометра; пришли холода, и спряталась она чуть не в самую колбочку, что внизу. Ежился термометр на Курском, ежился Азямка на площади против него. Ждал, придет поезд, и он, Азямка, будет работать. А пока кутался в белый дырявый халат, тот самый, что из Татреспублики привез в голоднее время.

— Ой, бульно хулудна, якши бульно хулудна, — говорил Азямка сам с собой, притопывая бескаблучными опорками. К ним вместо подошв татарчонок прикрутил мочалом валеные обрезки.

Азямка — коротконогий, тяжелый татарский мальчик из деревни Мингер, а прыгал легко в день похорон Ленина в Москве на площади у Курского вокзала.

— Мороз бульно… Мингер шерстяной чулок был, Мингер Азямка лошадка ашал, и тюпла был, мороз не брал… Москвам мороз бульно, — вслух вспоминал Азямка деревню Мингер, сильней топотал, и не путались кривые ноги, обвернутые для тепла старыми рогожами.

Задымилась паром дыра на Курской площади, в которую стекают горячие помои с вокзала. Тяжелым белым туманом заволокло площадь.

— Тюпла будыт, — Азямка встал в пары у ямы. Немного воротило нос запахом, но грело.

— Тюпла, хороша, как Мингер печка… — хвалил Азямка.

У вокзала, как журавли на перелете, выстроились извозчики.

Прошел Волчья Ягода с салазками. Не видел его Азямка из–за пара, но слышал, — так поет один Волчья Ягода:

Все Волчья Ягода знает,

куда ни пойдет, может жить:

корзинки с вокзала таскает,

и любит «Червонец» курить!..

«Волчья Ягода пришел, вокзал открывать будут».

Азямка подошел ближе к вокзалу. Стрелки на часах над вокзальным подъездом стояли в знакомом положении.

— Поезд скоро придет…

— А, Азямка!.. замерз наш князь?!.. — крикнул Ягода.

— Хулудна, Волчья Ягода, Хулудна, жить ни можно.

— И гулудна… Ашал сегодня? — спросил Ягода.

— Ни ашал, — татарчонок покрутил головой в рваном малахае.

— Кури, тепло будет.

— Экстренный выпуск «Известия», «Правда»… Умер тов. Ленин! — звенел голос газетчика на морозной площади, как в стальном колпаке.

— Разлюли–люляй малина! — крикнул Волчья Ягода.

Газетчик СемкаЛюляй качал головой и вытряхивал ртом слова — звонкую монету:

— «Известия», «Правда». В «Известиях» нет правды, в «Правде» нет известий. Умер тов. Ленин!.. Чего тебе, Ягода?

— Азямке дай на булку.

— У дурака проси, — газетчик повернулся ухолить.

— Я плачу… Ягода платит, не даешь?

Газетчик отсчитал пятачок. Булочница Катька Хомутова выбрала со дна корзины теплую булку и дала Азямке.

— Ешь, ашай… — угощал Ягода и пел про себя:

Все Волчья Ягода знает….

— Экстренный выпуск, — напрягался Люляй, вытягивал худую шею и рот, как лодку; ему нужно было много заработать.

Мать Люляя на днях родила; Люляй один остался добытчиком.

Подошел с салазками Митька Шиш.

— Хозяйский, чего это тебя сегодня выгнали? Ведь праздник! — спросил Ягода.

— Другим, не мне, — ответил Шиш.

— А, не нравится… Говорил я тебе, иди с Ягодой, трус!

— Шаркиных кулаков ты не пробовал, а я знаю.

— Мне твоего Шарку на одну руку, — Волчья. Ягода одной левой сшиб Шиша в снег, — вот так и Шарку твоего.

Все Волчья Ягода знает,

Куда ни пойдет, может жить…

Шиш работал не от себя, от хозяина. Тот давал ему одежду — обноски, угол в темном чулане для ночевки и пищу, а заработок Шиша забирал себе. У хозяина был еще один салазочник, который работал у трех вокзалов. Внучек хозяина, 16-летний подросток Степка, следил, чтобы салазочники не ленились и не утаивали денег, — все отдавали хозяину.

Степку за злость ребята прозвали собачьей кличкой — Шарка.

Сам хозяин торговал на Сухаревке рассыпной махоркой. Салазочники были его подсобным занятием.

Приехал Шиш в Москву в 1923 году весной из Костромской губернии. Рассчитали его на картофельно–паточном заводе, где он служил мальчиком. В Москве ребята приспособлялись: кто в детдом, кто воровать, в газетчики, — никуда не сумел Шиш. Он всегда был неудачником, думал, что происходило это от большой мясистой колбы на макушке. Она от рождения у него, из–за нее и Шишом зовут, — настоящее имя забыли.

Попался Шиш на глаза Шарке, Шарка увел его к своему деду. Сделался Шиш салазочником. В первое время считал он себя счастливцем, а теперь рад и убежать (работает–работает, а у себя ничего, все хозяину отдает, против других ребят завидно), да нельзя. Найдет Шарка, салазки отберет и самого Шиша изобьет. Без салазок убежать Шишу — толку мало, не сумеет по–другому жить. Не умеет он пустыми руками хлеб себе доставать, как другие.

Поезд свистком оповестил о своем приходе. Пассажиры морозной индевелой массой заполнили площадь.

— Багаж повезу, кому?.. Повезу багаж, гражданка, пожалуйте, дешево! — кричал Волчья Ягода и совал свои салазки под узелки и корзины.

— Несим багаж, товарищ, эй! Товарищ, несим; немного, на хлеб возьмем, только на хлеб, — ходил Азямка за пассажирами и уговаривал их.

Дама посмотрела на Азямку и на свой чемодан.

— Не донесешь, мал ты, — проговорила она.

— Несим, я сильна, пожалуйста, несим, — Азямка подставил спину в дырявом халате.

— Нет! — Дама взяла извозчика.

— Экстренный выпуск!.. Похороны Ленина!.. — резал Люляй морозное утро, как звонкий лед колют на реке. Люди с траурными повязками и без них раскупали газеты.

— Идет дело — умер Ленин, мороз ударил, газеты нарасхват и сдачи не берут, некогда снимать перчатки, — радовался Люляй и со вчерашнего вечера доколачивал червонец барышей.

Разобрали пассажиров и багажи извозчики, салазочники, ничего не досталось Азямке.

— Товарищ, несим, дешева несим, хлеб мало–мал даешь, — просил он несмело у последних, торопливо уходящих с морозной площади, пассажиров.

Пропала у Азямки смелость: не берет никто, и сегодня не будет работы, не будет хлеба, Азямка — татарский малайка из Мингер — будет голодать.

— Не надо, я на извозчике, не надо, — настаивал гражданин.

Шиш молча прикрутил корзинку к салазкам,

— Поехали. Куда? — спросил он.

— На Петровку, мне надо бы.

— Две тысячи возьму, извозчик 10 берет.

Подшмыгнул к Шишу Шарка.

— Много ли с этого? — шепнул он.

— Две тысячи.

— Дедке скажешь полторы, четыреста мне, тебе сто дам… не обманул?

— Спроси.

— Верю, — и побежал Шарка на другой вокзал, чтобы узнать заработок второго салазочника и часть его повернуть в свою пользу.

Волчья Ягода уговорил багажистую даму и нагрузил большой воз, уперся, потянул, и с визгом, но ехали сани… Сообразил Ягода, что одному до Таганки не дотянуть груза, будет баня.

— Азямка! Эй, Азям–князь! — крикнул он на всю площадь.

Татарчонок мигом появился.

— Помогай тащить, деньги будут, хлеб будет.

— Спасиба, Волчья Ягода, бульна спасиба, — залепетал татарчонок.

Вдвоем поперли воз в гору, натужились, и от обоих шел пар, а под гору Волчья Ягода пел:

Куда на пойдет может жить…

и любит «Червонец» курить…

Ягода и Азямка с Таганки обратно к вокзалу мчались бегом, торопились захватить следующий поезд.

Улицами шли длинные процессии к центру с красно–траурными флагами.

Ягода и Азямка обгоняли их.

— Азям, знаешь Ленина? — спросил Ягода,

— Бульшои человек, бульна бульшой человек.

— Пойдем за ними Ленина хоронить?

— Не ашал Азямка, ашать мал–мал надо.

— Ашать, ашать, вечно голоден, — ругался Ягода, а сам понимал, что ни Азямке, ни ему самому нельзя итти за другими, работать надо, «Червонец» курить надо, есть надо, нельзя пропустить ни одного поезда. Помнил все это Ягода, пел песню и помнил, а Шиш помнил другое: «Придет без денег, хозяин побьет, Шарка побьет», и он также не пропускал ни одного поезда, и он не мог итти хоронить Ленина.

Поздно вечером, когда уже схоронили Ленина и открыли чайные, а мороз не унимался, Ягода и Азямка сидели в чайной, пили кипяток.

— Молодец, Азямка, помог мне. Ты сильный, малайка, воз мы здоровый уперли.

— Мингер жеребенок и баран ашал, Москвам хлеб ашать нету.

— К, лету тележку надо заводить вместо смазок, а денег–то тю–то, во сне и то давно не видал.

Молчал Азямка, ему не приходилось думать ни о санках, ни о тележке.

— Не набить одному на тележку, воровать придется летом, до зимы. Ты, Азям, воровал?

— Колотит бульна.

— Верно, колотят здорово. Шиш — дурак, работает на хозяина, с голоду дохнет. Пошел бы Шиш к Волчьей Ягоде работать, была бы пара салазок, и взял бы Ягода Азямку к себе.

Блестели черные Азямкины глаза — хорошо говорит Волчья ягода.

Вошел Шиш.

— Куда? Иди–идй» — загородил ему дорогу служитель.

— Чай пить.

— Нету.

— Как нету, пьют все.

— Тебе нету.

— Эй пусты, я плачу, Ягода платит!.. Шиш, сюда. — позвал Ягода из дальнего угла.

Знали Ягоду, как аккуратного плательщика, и пропустили Шиша.

— А Шарка увидит? — встретил Ягода Шиит вопросом.

— Не боюсь я его.

— Давно ли? — удивился Ягода.

— Сегодня не боюсь. Мерзнуть там… пью на хозяйские деньги. Пива, чаю!

— Ловко, Шиш, пей и иди к Ягоде, тогда Азямку возьмем.

— Иду и с салазками, их за год работы — на хозяина и на Шарку я год работаю.

Пиво и теплый чай пьянили, согревали, и смелость росла у Шиша, Давно понимал парень, что его грабят, смелости только не хватало уйти.

— Иду к тебе. Кури, Ягода, на хозяйские куплены, кури, Азямка! Шарка приставать ко мне будет, выручайте.

— Выручим, Шарке зубы выбьем, понесет хоронить их раньше времени.

В чайную пришел Шарка,

— Шиш, поезд! Чьи пропиваешь? — подбежал он.

— Твои пропил, на хозяйские пьем.

— Поезд, не знаешь? — схватил Шарка Шиша за рукав и попер из чайной.

— Уйди, я с Ягодой теперь!

— Там увидим, с кем.

— Шарка, вон дверь! — встал Ягода и кулаком выписал круг перед Шаркиньм носом. — Шиш — мой компаньон, тронь его, со мной будешь дело иметь.

— Кто ты? Целый год Шиш моим был, вдруг твой стал. Шиш, пошли на улицу.

— Ягоду знаешь? — и Ягода двинулся на Шарку.

— Нельзя буянить, уходите! — вступился служитель.

— Уйдем, получай! — выкинул Ягода деньги. На пустой площади было только четверо. Шарка накинулся на Шиша и начал бить.

— Эх ты, пес! Архангел царя небесного и торговца Сухаревского! — крикнул Волчья Ягода и бросил Шарку на ледяную мостовую.

Крякнул тот, заворчал, скрутился клубком, как обозленный пес, вскочил, выхватил у Шиша салазки и побежал в пустую площадь с потушенными фонарями.

Ягода догонял Шарку.

— Азямка, Шиш, за мной, догоняй Шарку! — кричал он.

Ребята отставали. Шарка впереди, вот–вот скользнет в переулок и не найдешь его. Салазки крутились, перевертывались и били Шарку по ногам, мештали бежать.

— Шарка, стой, Шарка! — вытянул Ягода руку, схватил убегающего за плечо. — Шарка, пес, придешь на вокзал, будешь ребят обижать, убью! — шипел Ягода, а Шарка стоял и держался за грудь, морозный воздух захватил ему дыханье.

— Будешь салазочников держать? — замахнулся Ягода, к Шаркиной скуле поднес кулак, но не ударил. — Убью! Иди. Шиш у Ягоды, скажи хозяину, всем скажи, сам запомни, что у Ягоды, не забудь!

Побежденный Шарка уходил, а Шиш кричал ему вслед:

— Шарка, Шарка, нэх, нэх укуси!

— Молчи ты, трус! — оборвал его Ягода.

Шли к чайной, и Ягода снова беспечно запел:

Все Волчья Ягода знает…

Поздней ночью все трое работали: развозили багажи пассажиров последнего поезда, работали на паре салазок, компанией, и кривоногий толстый Азямка бегал легко. Он радостно бормотал.

— Работа будет, не будет гулудна, не будет хулудна. Молодец Ягода, бульна молодец.

Люляй не кричал, он распродал весь «Экстренный выпуск».

Земляным валом бежали ребята после работы домой. Азямка в «Интимный кино–театр» на Мясницкой улице, близ Красных ворот. Волчья Ягода на Краснопрудную улицу, где он жил на кухне у прачки, за что помогал ей перевозить белье и колоть дрова.

Прачка говорила, что держит Волчью Ягоду по завещанию.

— Мы с твоей матерью и с тобой из Самары вместе приехали. Она умерла в тифу, мне заказала беречь тебя. Перед смертушкой так и сказала: «Не забудь, Фекла, моего Ягоду, будь как родная ему».

Помнила прачка слова умершей, кроме того и выгода ей была от Ягоды: старательный парень, белье развезти поможет, иной раз денег принесет.

Вел Ягода Шиша к себе.

— До весны у меня или в. Ермакове проживешь, а, с теплом мы на компанию квартиру оборудуем. На Яузе дом разбитый я присмотрел, в подвальчике легко можно устроиться. Летом тепло, проживем.

— Салазки мы отняли у Шарки, не попадет нам за них? — спросил Шиш.

— Трус ты, выбили у тебя смелость, ягненком стал. Ладно, я тебя обучу жить. Теперь главная забота тележку достать…

— А мы деньги будем на нее откладывать.

— Там увидим, как.

Ночевали Волчья Ягода и Шиш у прачки, Азямка в «Интимном кино».

Плохо было у Азямки. В одном зале жило до трехсот человек татар, застрявших в Москве после голодного времени. Жили они безработные, голодные и ждали, когда отправят их в Татреспублику, днем разбредались по рынкам, по улицам и вокзалам. К ночи собирались все в кино и было там так тесно, что ни один человек не лежал во весь рост, каждый был под кем–нибудь или на ком–нибудь. Уставал Азямка ночью хуже чем от работы, худел, вши его грызли, и обессилел парень.

Ранним утром вся компания сходилась у вокзала и работала на двух салазках, Волчья Ягода пел, таскал самые большие грузы. Шиш забывал понемногу трусость и учился тоже петь.

— Эй, Ягода, Шарка идет, — дернул однажды за рукав Азямка.

— А-а… с дедом, ладно, посмотрим.

Ягода ногой приступил салазки и ждал.

— Вот он Ягода. — показал Шарка хозяину.

— Шиш, ты на него год даром работал? — спросил Ягода.

— На него, и бил он меня не раз.

— Запомним.

Шарка и его дедушка ушли. Шарка издали погрозил кулаком. Пел Волчья Ягода, но сам был осторожен, как никогда. Ждал пакостей от Шарки, недаром он приходил со своим дедом.

Раза два уже опахивало город теплым ветром. Снег на улицах размяк, и санями укатали его в гладкое синее стекло. По такой дороге, где не за что ногой уцепиться, Шиш и Азямка везли тяжелый груз в Замоскворечье.

Ягода остался разносить белье.

На мосту, где их тени были позади, а потом уличный фонарь погнал их вперед, и они вытянулись вдоль всего моста, рядом высунулась третья тень.

— Шарка, его малахай, — зашептал Азямка, показывая на третью тень.

— Он, бить будет, — перетрусил Шиш.

Оба оглянулись. Позади стоял человек и глядел на реку через перила. Не узнали в нем Шарку и успокоились.

Впереди были только две свои тени. Отвезли Шиш и Азямка груз, возвращались обратно. На Замоскворецкой улице с развалки выбежал Шарка и отнял салазки.

— Скажите Волчьей Ягоде, Шарка желает ему и его компании успеха; — крикнул он и угнал салазки.

Потерялись Шиш и Азямка, не мог найти их Волчья Ягода. Не раз раскаивался он, что отпустил одних работать, Думал, что Шарка поймал его компаньонов. Салазки он мог отнять, но сами они где? Или компаньоны решили отдельно работать от Волчьей Ягоды? Как бы там ни было, а найти их надо. Ягода обошел все вокзалы и не встретил компаньонов, приходил в «Интимный кино». спрашивал Азямку, но никто не знал его.:

— Здесь сто малышик, не меньше, кто знает твой Азямка?!

— Татарский малайка Азямка.

— Здесь все татарский малайка: Нахиб, Зинатулла, Шарафей, Азямка не слыхал.

Ничего не добился Ягода в «Интимном кино» и решил выждать, выследить компаньонов.

Остановился он на улице близ двери и стал ждать.

Долго ждал, замерз, ветер продувал ватный пиджачок, но не уходил Ягода: «Ночь, сутки простою, а выжду», — решил он.

— Шиш, я скажим Ягода…

— Не говори, изобьет, ведь и его салазки отняли…

— Не скажим, гулудна будит, ашать ничева ни будит.

Слушал Ягода и узнал компаньонов. Поровнялись они с ним, а он повернулся и крикнул:

— Стой! Говори, Азямка, правду всю!

Перепугался Шиш и хотел бежать.

— Куда, подожди, постой, забыл, что Ягода тебя от Шарки спас? — удержал Ягода Шиша.

У Азямки разгорелись глазенки, и он рассказал все и почему они с Шишом не вернулись к Ягоде.

— Боялись, чудаки… Я — не Шарка, зря не кинусь.

Сидел Волчья Ягода в «Интимном кино» и пел про себя:

Куда ни пойдет может жить…

и любит «Червонец» курить…

А в голове мысли извивались червяком, выдумывали, как выручить от Шарки салазки. Шиш и Азямка сидели рядом, ждали, что придумает, что скажет Ягода.

— Пошли! — вскочил Волчья Ягода.

Молча все трое бежали городом в предутренний час.

— Шиш, веди нас к Шарке. Силой отобьем, украдем!

Перемахнул Ягода через заборчик на двор, нашел салазки у крыльца, перебросил одни, другие ударились в забор, вторично раскачал и перебросил.

Загремели в сенях засовы, там Шарка с дедушкой готовились дубьем рассчитаться с ворами.

— Шиш, Азямка, убегай скорей ко мне! — кричал со двора Ягода, сам карабкался на забор. Вылетел на двор Шарка с дубиной, в то время Ягода перепрыгнул через забор и пустился вслед за своими компаньонами: не посмел Шарка догонять их.

Февраль месяц, крупное солнце и, весна из–за него выглядывает. Навозные улицы, рыхлый снег, тяжелые дороги, тяжелая работа. Не страшно солнце, не страшна весна и дороги навозные, петухом поет сердце компаньонов. Сберегли они рубль на тележку. Не страшен Шарка, пробовал он к Ягоде пристать, салазки отнять у него, да уложил его Ягода на Мостовую одной рукой. И с тех пор боится он попадать компаньонам навстречу.

— Шиш, Азямка, пропустим поезд и пойдем, — говорит Ягода.

— Все?

— Идем все…

Пошли все на Покровку в отделение сберегательной кассы. Волчья Ягода встал в очередь, а Шиш и Азямка глядели в окно с улицы, как бритый служащий пересчитывал общекомпанейский первый рубль и выдавал Ягоде серенькую книжку.

— Вот она, будет тележка! — хлопнул ягода серенькой книжечкой. — Айда ребята, поезд скоро придет, заработаем, добавим! — и побежали все на вокзал.

Свети солнце, иди весна, не страшны дорожки навозные, рыхлые, не разбить вам теперь жизнь дружную — компанейскую!

Оглавление