«Глоток воды»

Сергей Николаевич МАРТЬЯНОВ

ГЛОТОК ВОДЫ

(БЫЛЬ)

Рассказ

1

Все было как всегда на границе. Уходили и приходили наряды. По случаю субботы после обеда солдаты вымылись в бане. Вечером посмотрели кинокартину. Потом выкурили по папироске, и, кому положено было, оседлали коней, выехали на службу, а кому не подошел срок - легли спать. В густых зарослях тугая, на берегу речки, нес службу рядовой Владимир Матлаш...

В одиннадцать часов вечера начальник заставы капитан Виктор Балашов выехал на проверку нарядов. Эту свою работу он делал постоянно, в любое время суток и любую погоду. Ему шел тридцать второй год и восемь из них он провел на границе. Но, пожалуй, никогда, за все это время через границу не лезло столько нарушителей, как в прошлом году и этой весной. Редкая неделя проходила без тревоги.

Балашов привычно покачивался в седле. Было очень темно и тихо. В траве громко звенели сверчки, в болотцах на все лады заливались лягушки. Нагретая за день земля дышала теплом, пахло полынью.

Встречались наряды, и старшие шепотом докладывали, что за время несения службы нарушений государственной границы не обнаружено. Это была обычная формула рапорта в таких случаях, но Балашову она показалась излишне торжественной и ненадежной. "Не обнаружено"... Ну, а что, если враг все-таки где-нибудь прошел не замеченный? Слишком много километров от левого фланга до правого, слишком мало людей закрывают их. Только наивные граждане полагают, что пограничники всегда и всюду стоят непрерывной цепочкой. Если бы это было так, капитан Балашов мог бы сейчас преспокойно спать дома. А он шепотом говорил: "Обратите внимание вон на те кустарники", "Не высовывайтесь, вас видно на фоне неба" или просто: "Ну, как настроение?" - И ехал дальше.

В четыре часа утра Балашов вернулся на заставу.

- За время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось, доложил дежурный и добавил, что к Масловой, прачке заставы, приехал на выходной день сын Владимир, шофер камышового завода. Его грузовая машина стоит во дворе. "Ну, что же, пускай погостит, порыбачит на речке", подумал Балашов, давно знавший Владимира.

Он заглянул в помещение, где спали солдаты. Над койками, чтобы не заедали комары и мухи, свисали марлевые пологи, и эти белые шатры придавали помещению призрачный, почти фантастический вид. Балашов на носках прошелся вдоль коек. Вот в гимнастерке и брюках спит вожатый службы собак Григорий Давиденко, вот, тоже одетые, рядовой Василий Кашуркин и радист Михаил Ефименко. Это - тревожные. Они первыми вскакивают по тревоге, первыми хватают оружие. А пока - пусть спят. Капитан заботливо одергивает полог у одной кровати, у другой, занавешивает окно плотной шторой: скоро брызнет солнце.

Может, ничего и не случится сегодня. Хорошо, когда все спокойно. Пусть будет спокойно. Балашову вспомнилось, как года два назад приезжал на заставу некий журналист и все допытывался: часто ли пограничники ловят шпионов. И когда узнал, что не больно часто, на лице его отразилось разочарование.

...Балашов вышел во двор, направился к офицерскому дому. Можно и отдохнуть. У коновязи постукивали копытами кони. На востоке зеленела заря. Не зажигая огня, капитан разделся, лег, вытянул натруженные за день ноги. Люда, жена, спала, спали дети, Валерий и Вова.

Впереди - воскресенье, занятий не будет. Но воскресенье на заставе понятие относительное. Неплохо было бы провести сдачу норм на значок ГТО и соревнования по следопытству. Он, капитан, сам проложит на учебной вспаханной полосе восемь или десять ухищренных следов, и пусть пограничники их разгадывают. Кто разгадает наибольшее количество следов, тот и победитель. Это тренирует наблюдательность и закрепляет навыки. И еще нужно поздравить рядового Литвинова с днем рождения. Парню исполняется двадцать один год, и по этому случаю ему предоставлен внеочередной выходной день. Именинника, пожалуй, можно освободить от сдачи норм и соревнований.

С этой мыслью Балашов и заснул.

2

В шесть часов утра Владимир Матлаш покинул свой пост в тугаях на берегу реки и поехал на заставу. Он не спал всю ночь и сейчас мечтал о том, как приедет, отоспится, а потом порыбачит немного по случаю воскресенья и напишет домой письмо. Как-то там идут дела дома, в селе Бакша, на Одессщине? Ох, и далеко же его занесла военная служба!

Потом Матлаш стал думать о другом - бросят ли американцы водородную бомбу, и если бросят, погибнет ли на земле все живое или кто-нибудь останется? Что-то за последнее время они расшумелись... Вот гады! И чего им нужно? Про себя Матлаш произносил горячие речи и монологи, хотя с товарищами на эту тему говорил редко. И вообще на людях он был тих и застенчив. Невысокого роста, щуплый, со светлым ежиком выгоревших на солнце волос и по-детски доверчивыми голубыми глазами, Матлаш выглядел совсем мальчишкой. Но военная форма сидела на нем уже складно, без морщинок, а когда он снимал фуражку, на загорелом лбу обнаруживалась белая полоска, как у заправского пограничника.

Солнце уже взошло, и густые зеленые травы искрились от щедрой росы. В удивительно чистом, прозрачном воздухе отчетливо вырисовывались вершины далеких гор. Матлаш ехал вдоль контрольно-следовой полосы; справа от него, в камышах и кустарниках, петляла речка, а слева, невдалеке, возвышались песчаные барханы. По речке проходила граница и по ту ее сторону уже лежала чужая земля. А барханы простирались далеко в глубь нашей территории. Когда дули сильные ветры, барханы дымились песчаными вихрями, в знойные дни от них несло нестерпимым жаром.

Давным-давно, в тридцатые годы, через эти места проходили тропы контрабандистов, а на заставу даже нападали басмачи, и пограничники отбивали их атаки в лихом конном строю. Владимира Матлаша тогда еще не было на свете, он знал о былых здешних баталиях только по рассказам и немного завидовал своим легендарным предшественникам. Сам он окончил десятилетку, потом ветеринарный техникум, и еще ни одно серьезное испытание не встречалось на его пути.

Матлаш проехал уже больше половины дороги, как вдруг заметил на КСП что-то неладное. Будто кто-то прошел по ней, заметая ветками свой след, Матлаш соскочил с коня, привязал его к кусту барбариса и склонился над следом. Да, вот кусочки потревоженной земли, вот полукруглые бороздки. Они пересекают полосу поперек, от одного края до другого. Унимая дрожь в коленях и чувствуя, как у него сразу вспотели ладони, солдат оглянулся по сторонам, будто нарушитель мог прятаться где-нибудь здесь. Но по-прежнему кругом ни души, все было спокойно.

Куда прошел нарушитель - в барханы или за речку? Если за речку зачем заметал следы? Это во-первых. А во-вторых, полукружия бороздок своими выпуклостями обращены в сторону границы. Значит, вероятнее всего человек шел в наш тыл, пятясь и заметая за собой следы. Ну, и в-третьих, вот новое подтверждение этому - на тропе в одном месте нарушитель все-таки не успел замести след, и глубокий отпечаток каблука выдал, что он шел спиной вперед. Да, граница нарушена ухищренно, в наш тыл.

Матлаш взглянул на часы, было четверть девятого. Когда же прошел нарушитель? Солдат пересек КСП и двинулся в сторону барханов, всматриваясь в еле примятую траву. Судя по тому, что она успела совсем выпрямиться и блестела от росы, человек прошел здесь давно, еще ночью. Вскоре Матлаш и вовсе потерял след. Он сделал широкий круг, прошел вдоль высохшего арыка, но даже в нем не обнаружил никаких отпечатков. Тогда он вернулся к КСП, пересек ее рядом со следом и направился к речке, чтобы окончательно убедиться в своих предположениях и правильно доложить на заставу. Здесь ему повезло. Трава была гуще и примята сильнее, и Матлаш без труда выбрался по следу на берег в том месте, где переправился враг.

В этом месте речка делает крутую излучину. На той стороне берег высокий, обрывистый, а на нашей - отлогий, песчаный, и было хорошо видно, как от воды по песку прошли двое. Да, двое, а не один. И эти двое пятились задом. Матлаш посмотрел на часы - было девять. Скорее доложить на заставу! И он побежал к розетке.

3

Капитан Балашов еще спал. Его разбудили и доложили о сообщении Матлаша. Заставу уже подняли в ружье, тревожные выбежали во двор. У ног Григория Девиденко прыгала овчарка Рина, на спине у Михаила Ефименко висела походная рация. Как и положено в таких случаях, группу тревожных должен был возглавить начальник заставы.

Капитан прицепил к ремню фляжку с водой, проверил, есть ли фляжки у остальных, и велел, чтобы Владимир Маслов - сын прачки - заводил машину. Выехать на машине - значит выиграть время!

- А коней вы пошлете к нам туда, - приказал Балашов своему заместителю. - Связь по радио через каждые тридцать минут. Повторяю, через каждые тридцать минут!

- Есть!

Шофера не пришлось уговаривать. Какая может быть еще рыбалка, если на заставе тревога!

Балашов уже садился в кабину, когда к нему подбежал Николай Литвинов, тот самый Литвинов, у которого сегодня день рождения и выходной.

- Товарищ капитан, разрешите мне взять коней и участвовать в поиске?

Капитан кивнул.

Машина рванулась по разбитой пыльной дороге.

Кто там прошел? Вот тебе и сдача норм на значок ГТО, соревнования по следопытству...

Густое облако пыли накрыло машину, когда она остановилась неподалеку от Матлаша. Вместе с ним Балашов побежал к следам, а из кузова один за другим спрыгнули Давиденко с розыскной собакой Риной, Ефименко и Кашуркин. Им и предстояло вести поиск по следу. Только Давиденко, коренастому, крепкому пареньку, довелось задерживать нарушителей, остальным не приходилось, но все они были хорошие, опытные пограничники.

Капитан внимательно осмотрел следы - сначала на дозорной тропе, потом на песчаной косе и снова вернулся к КСП - теперь уже имея твердое представление о них, как бы нарушители ни ухищрялись.

Судя по всему, это были молодые здоровые парни; у одного из них подошвы были в крупных рубчиках наискосок, у другого - в мелких, крест-накрест. Вот детали очень важные в поиске, без них во время преследования пограничники были бы как слепые.

А солнце уже припекало вовсю. День обещал быть жарким. Вздымая пыль, с лошадьми прискакал Литвинов. Капитан и солдаты сели на коней и поехали к кромке барханов, а машина вернулась на заставу. Литвинова и Матлаша Балашов послал в обход, по старой контрабандистской тропе.

Сто, двести, триста метров, полкилометра, километр пограничники ехали по заметенным следам. Бороздки от веток виднелись на солончаковых лысинах, на стенках сухих арыков, на песчаных склонах холмов. Следы вели к барханам.

И только в барханах нарушители пошли нормальным ходом. Пучок веток валялся на пепельно-сером песке.

- Давиденко, подберите ветки и поставьте на след собаку, - сказал Балашов.

Давиденко давно ждал этой команды. Он соскочил с коня, потрепал Рину по загривку и дал ей понюхать ветки, потом след. Он приступал к своим обязанностям со всей энергией, на которую был способен, и с твердой уверенностью, что только он и его Рина доведут дело до конца, только они.

Говоря откровенно, Рина не вызывала особенного уважения к себе. Уж больно она была неказистой, эта небольшая собачка неопределенной буро-рыжеватой масти. Никакой в ней осанистости, никакой мощи, как у других псов, живущих на заставе. Но те были сторожевые, а эта розыскная, высший класс. Главный ее козырь - чутье и дрессировка. Рина взяла след и рванулась вперед.

Теперь свое слово должен был сказать радист Михаил Ефименко.

- Алло, Небесный, Небесный? Я Небесный один. Я Небесный один. Пошли по следам в западном направлении. Перехожу на прием.

Связь работала отлично. С заставы сообщили, что параллельным маршрутом в барханы выходит поисковая группа во главе с сержантом Евсеевым. Резервы штаба отряда прикрывают выходы из барханов.

"Развертывается операция, - удовлетворенно подумал Балашов. - Все идет хорошо".

4

Трудно сказать, кто первым потянулся к фляжке с водой. Пить захотелось всем - как только миновали один бархан, второй, третий, как только углубились в эти мертвые, не знающие пощады пески. Они источали такой жар, что Рина принялась поджимать под себя лапы, а у людей пересохло в горле и языки казались тверже рашпиля.

Первый раз напились досыта, потом выпили по три глотка, потом - по два. Не требовалось никакой команды об экономии воды. Все понимали, что пески нескончаемы, а фляжки вмещают только по четыре стакана.

И потом стали отпивать по одному глотку. По одному, не больше.

А барханы уходили все дальше и дальше, им не было ни конца, ни краю этим сыпучим курганам, поросшим щетиной тощего саксаульника, не дающего тени. Пепельно-желтая земля рассыпалась в прах под копытами лошадей, она обжигала лапы Рины, и она все приплясывала и приплясывала, поджимая под себя то одну, то другую ногу.

Давиденко взял ее в седло, но не надолго: следы потерялись. Все-таки человеческий глаз не столь изощрен, чтобы безошибочно отыскивать их. Только звериное чутье могло справиться с этим делом. Только собачий нос, черный и влажный.

"И это в век атома и кибернетики", - подумал капитан Балашов.

Нарушители спешили, однако действовали осмотрительно. То и дело они взбирались на вершины барханов, таких высоких и сыпучих, что на них не могли взобраться кони. Пограничники объезжали барханы по сторонам и делали широкие круги, пока не отыскивали след снова. Это было утомительным занятием.

А где-то шла тихая мирная жизнь. Просыпались люди, развертывали свежие газеты, садились пить чай...

Солнце потеряло всякую совесть. Оно шпарило без передышки, словно выслуживалось перед землей и небом; оно даже все побелело от неимоверной натуги; белым стал небосвод, белые круги и пятна плавали перед глазами.

И хоть бы одна живая тварь на пути! Ни птицы, ни зверя. Пески и пески. Низкий тощий саксаульник, полынь. Впрочем, вот что-то прошмыгнуло. Ящерица. Вот - змея. Множество нор. Ими изрыты все склоны барханов, и только чудом лошади не проваливаются в них и не ломают ног.

Потом зачастили заросли сухой прошлогодней травы, и следы потерялись совсем. Жесткие стебли чертовски неразговорчивы, они не хотят выдать тайны. Вся надежда была только на Рину, но она сильно устала. Вывалился язык, запали бока. Она жарко, прерывисто дышала и жалобно смотрела на Давиденко.

Пограничники понимали: если Рина не пойдет, никто из них ее не заменит. Чудес не бывает.

- Сто-ой! - протяжно скомандовал капитан Балашов. - Слить всю воду во фляжку Давиденко. Поить только собаку.

Он первым отстегивает свою фляжку и подает солдату. Давиденко сливает воду бережно, как аптекарь. Потом свою фляжку подает Кашуркин, потом Ефименко. Они делают вид, что расстаются с водой равнодушно, как с папироской для ближнего.

Давиденко слез с коня, подошел к Рине. Овчарка дышала всем своим телом. Давиденко отлил немного в ладонь, поднес ее к морде собаки. Рина с жадностью вылакала одну пригоршню, потом вторую, третью... Поднялась на ноги, встряхнулась, завиляла хвостом. Давиденко смочил носовой платок, протер им ноздри. Потом крепко завинтил крышку, поболтал флягой. А люди отвернулись, стараясь не слышать бултыханья воды.

Теперь самым важным было - возьмет ли Рина след, а еще более важным настигнут ли они нарушителей. Рина, покружив меж барханов, учуяла след, пошла ходче. Когда она уставала, Давиденко снова поил ее, брал в седло, закрывал телом от палящих лучей солнца. Люди старались не думать о жажде.

Через каждые полчаса Ефименко передавал по радио координаты и в ответ слышал спокойный сипловатый басок: "Добре..."

К часу дня впереди показались заросли камыша. А где камыш - там и вода! Там могли прятаться нарушители - ведь они тоже не железные.

- Приготовить оружие! - негромко приказал капитан.

Пограничники осторожно въехали в камыши. Это был всего лишь небольшой островок иссушенных зноем, ломких, пахнущих гнилью тростинок, и найти в нем человека не представляло никакой трудности. Но людей там не было. Не было и воды. Она давно высохла.

И еще ехали два часа - в пекле, без глотка воды. Хоть бы мутная лужица, хоть бы вонючая грязь! Ничего. Сыпучий песок, белое небо, белое солнце.

Вдобавок почти совсем затухла рация заставы. Отъехали так далеко от нее, что радиоволнам не хватало сил преодолеть пространство. Ефименко еле-еле расслышал: нужно держать связь с промежуточной рацией, находившейся в поисковой группе сержанта Евсеева.

- Алло! Небесный два. Небесный два? Я Небесный один. Я Небесный один. Слышите меня? Продолжаем преследование, перехожу на прием.

Небесный два услышал, продублировал на заставу.

Пить!.. Пить!..

Да, это были самые тяжелые, самые отчаянные часы. Капитан оглядывался на солдат: выдержат ли? Бодрее всех держался Григорий Давиденко. Всегда живой, веселый, с неунывающими смешливыми глазами, он и сейчас отпускал задиристое словечко, щеголяя своим украинским говорком. Молчаливый Василий Кашуркин сосредоточенно поглядывал по сторонам. Этот себе на уме, на характере вытянет. Светловолосый, с задумчивыми глазами Михаил Ефименко рысил позади всех. Ему, пожалуй, тяжелее остальных - рация весит тридцать два килограмма. Но ничего, не жалуется.

"Выдержат!" - решил капитан. О себе он не думал - о своем немолодом возрасте, бешено колотившемся сердце, отяжелевших руках. Зато почему-то представилось ему, как жена Людмила Григорьевна то и дело заглядывает в канцелярию заставы: как там ее Витя? Она всегда о нем беспокоится. Чудачка!..

Пить!.. Хотя бы по одному глотку на брата. Но хозяином воды была Рина.

И настал момент, когда она выпила последний глоток. Давиденко долго держал над ладонью фляжку - вытекло еще три или четыре капли. Ими он смочил платок и последний раз протер ноздри овчарки. Пограничники облизали запекшиеся губы.

- След, Рина, след! - умоляюще попросил Давиденко.

И она рванула вперед. Милая хорошая Рина! Она честно отрабатывала свой последний глоток.

5

В три часа дня впереди сверкнула вода. Водоем! Водоем для овец. Следы подходили к нему и уходили дальше, на северо-запад.

Как много можно сделать за пять минут! Скинуть пропотевшие гимнастерки, умыться, напиться самим, напоить лошадей и овчарку. Вода чистая, светлая, только немного солоноватая. Это неважно. Главное утолить жажду и наполнить фляги. И дальше, дальше по следам!

Теперь уже пески не казались такими мертвыми, и солнце - белым, и небо - белым.

Через два километра - второй водоем. И к нему свертывали следы. Ага-а! Не выдержали, голубчики. Здесь под кустом они отдыхали. Примятая трава, следы на песке. Вот крошки хлеба, вот обрывок газеты на иностранном языке, а вот и большой перочинный нож, забытый в спешке. Отлично! Здесь они отдыхали и ушли недавно, чтобы прорваться к населенным пунктам, к районному центру.

Настичь, во что бы то ни стало настичь! До выхода из барханов. До шоссейной дороги. По ней ходят машины, автобусы; уедут нарушители - ищи ветра в поле...

И следы совсем свежие, по ним не успела проползти ни одна ящерица. Рина бежит резво, берет верхним чутьем. Вперед быстрый рысью, самой быстрой! Еще километр, еще, еще... Балашов дал команду: Кашуркину наблюдать прямо перед собой, Ефименко - вправо, Давиденко - влево.

Потом они признавались мне, что да, у них были минуты отчаяния. Но только минуты. А вообще-то они были уверены, что нарушители не пройдут. Только так. Почему? В барханах пешим далеко не убежишь: кони настигнут. А главное - и Давиденко, и Кашуркин, и Ефименко знали, что им помогут товарищи, помогут народные дружинники. Они перекрывали все дороги и тропы, все подступы к населенным пунктам. Нет, нарушителям не пройти.

Но сейчас, когда они были так близко, не терпелось задержать их самим. Обидно все-таки: проделали такой трудный путь, а задержат другие. Так думали все в группе. И спешили.

Барханы кончались. Вдали завиднелись зеленые сады поселка. Мирные сады под мирным небом.

И тут Балашов заметил, как впереди, на вершине бархана, что-то блеснуло. Наверное бинокль. Две человеческие фигурки метнулись на гребень и тотчас исчезли. Да, нарушители!

- Давиденко и Кашуркин, заходите справа! Быстро! Мы - по тропе.

Солдаты на галопе объехали бархан - никого, объехали второй - никого, третий... На третьем бархане лежали двое, один из них наблюдал в бинокль. Они не видели пограничников, они следили за тропой, по которой ехали капитан и Ефименко. На что еще надеялись эти двое на нашей земле?

- Руки вверх!

И бинокль упал на песок.

Пограничники сняли фуражки, вытерли на лицах соленый пот. Удивительно тихо и спокойно было вокруг. Пахло полынью.

Григорий Давиденко сверкнул своими живыми смешливыми глазами:

- От це задал нам Матлаш работенки!.. Век не забуду.

- Да-а, - только и сказал Василий Кашуркин и аккуратно поправил под ремнем гимнастерку.

А Михаил Ефименко ничего не сказал. Он устало стянул с плеч рацию и повалился на землю.

Капитан Балашов дал отдохнуть ровно четыре минуты.

- Передайте, что нарушители задержаны, - приказал он радисту.

Ефименко передал последнее донесение. Сержант Евсеев принял его и продублировал на заставу. Застава сообщила в отряд.

Вот и все. Вечером на заставе показывали новый фильм. Наряды выходили на службу. Заместитель капитана Балашова выехал на проверку нарядов. Все было как всегда на границе.