«Гудок парохода»

Давно уже не было в Баку такой мягкой зимы. Декабрь на дворе, а холода еще не наступили, дни стоят солнечные, тротуары в городе сухи, и Каспий на редкость спокоен. Прекрасная погода для рыбалки!

Такую погоду Абузар Оруджев упустить не мог. Ранним утречком собрался, сел в автобус и поехал в Карадаг — приморский поселок близ Баку. Тут он сошел и прямиком спустился к берегу моря. Постоял немного, с наслаждением вдыхая свежий морской воздух, столь отличный от городского. Перед ним простиралась голубая ширь, вдали, на горизонте, сливающаяся с небом. Всегда при виде морского простора радовалось сердце старого капитана.

Если б не болезнь, он, Абузар Оруджев, не вышел бы на пенсию, плавал бы до сих пор. Шестьдесят шесть лет — не предел для настоящего моряка. Его деду, старому каспийскому боцману Оруджу, было целых восемьдесят три, когда он вышел в свое последнее плавание, — и он бы плавал еще и плавал, если б его шхуну, шедшую в Энзели, не вынесло внезапным сильным штормом на подводные камни. Никому не удалось тогда спастись.

Да, Каспий бывает страшен. Но бывает и ласков, как ребенок. Вон какой он сегодня тихий! Чуть слышно плещется у прибрежных камней. Тут и там, метрах в тридцати — пятидесяти от кромки берега, стоят на мелководье «кровати». Это такие сооружения самодельные, сваренные из старых труб малого диаметра: четыре длинных ноги и скрепляющая рама. На раме настил из досок. Собственно, это скорее похоже на табуретки, но бакинские рыболовы называют их «кроватями» наверное, потому, что на такой «кровати», зарывшей ноги в плотный песчаный грунт, человек может не только сидеть, но и вытянуться во весь рост. В Карадаге много их стояло близ берега, и одна принадлежала Абузару Оруджеву.

Летом он обычно добивался до своей «кровати» вплавь, одной рукой загребая, а в другой держа над головой спиннинг и узелок с одеждой и едой. Когда же становилось холодно, Абузар Оруджев прихватывал с собой резиновую надувную лодку. Вот и сейчас он с помощью велосипедного насоса наполнил ее воздухом и переправился на «кровать».

Неторопливо насадил на крючок наживку, закинул и закрепил спиннинг. Проверил, все ли в порядке в сундучке, не шарила ли в нем посторонняя рука. Братья рыболовы народ честный, но мало ли тут шатается по побережью постороннего люду! Обычно Абузар Оруджев привозил сюда кой-какую еду и термос с чаем, а в сундучке, который он сам сколотил на краю «кровати», держал что-то из посуды, пачку сахара, ведро — ну и все такое. Приезжал-то он сюда не на час-другой, а на целый день. Вот и сейчас расположился надолго.

Клев, по правде, был сегодня неважный. Уже шло за полдень, а выудил он всего три рыбешки — небольшую шемаю, которую в Баку называют «шамайкой», и двух бычков. Другой рыболов на месте Абузара Оруджева, пожалуй, психанул бы, разозлился на такую ничтожную ловлю, а он — ничего. Не рыбу ловить приезжал Абузар Оруджев в Карадаг, а побыть у моря, надышаться всласть морским воздухом. Для того и «кровать» себе поставил. А рыбная ловля — что ж, это скорее для отвода глаз… чтоб на соседних «кроватях» над ним не смеялись…

Он лежал на дощатом настиле, закрыв глаза, голову положив на резиновую надувную подушечку. Можно сказать — с комфортом. Солнце не то чтобы грело, но все-таки пригревало. Под настилом, в полуметре, плескалась вода о ноги «кровати», и этот тихий плеск убаюкивал Абузара Оруджева. Ему казалось, что он снова в своей каюте на пароходе «Шубаны»… мерно покачивается палуба… в открытый иллюминатор струится свежий воздух, насыщенный йодом и солью… И он, Абузар Оруджев, снова молод и крепок, как в давние годы…

Первое время после выхода на пенсию он просто не находил себе места. Привыкший за полвека морской службы к распахнутым просторам Каспия, он задыхался на бакинских улицах. Он плохо спал в своей небольшой уютной квартире — полночи лежал без сна, ворочался, вставал, бродил по комнате. И только с прошлого лета, когда один из старых друзей надоумил его ездить на рыбалку в Карадаг, Абузар Оруджев почувствовал себя лучше. Перестала душить бронхиальная астма. Отпустил кашель. Он стал лучше спать — морской воздух оказался куда более лучшим лекарством, чем все снотворные, которые он уже успел перепробовать.

С моря донесся долгий басовитый гудок. Абузар Оруджев поднялся и увидел: в бакинскую бухту входил белый пароход. Он был далеко, на таком расстоянии не разглядишь, что за судно. Но Абузар Оруджев был дальнозорок, к тому же он хорошо знал все суда Каспийского пароходства. И, всмотревшись в далекий белый силуэт, он прошептал: «Кажется, это танкер „Матрос Вагаб Иманов“…» Тут заверещала катушка спиннинга. Абузар Оруджев выдернул из воды леску. На ее крючке извивался, бился маленький бычок. Поймав и зажав в ладони его скользкое прохладное тельце, Абузар Оруджев покачал головой: «Ты мне совсем не нужен, малыш. Погоди-ка, не трепыхайся… Сейчас я тебя отпущу…» Он осторожно снял рыбешку с крючка и бросил в воду. «Больше не попадайся», — напутствовал он бычка. Затем насадил на крючок наживку и снова забросил спиннинг.

Между тем пароход, входивший в бухту, развернулся, теперь Абузар Оруджев видел его левый борт. Да, это был танкер в балласте. И хотя на таком расстоянии было, конечно, невозможно прочесть его название, Абузар Оруджев теперь точно знал, что это «Матрос Вагаб Иманов» — один из новейших на Каспии танкеров, спущенный на воду примерно за год до выхода Абузара Оруджева на пенсию. Раза два он встречался с этим танкером в море, как встречался за долгие годы своего плавания со всеми каспийскими судами, и они, как полагается, приветствовали ДРУГ друга гудками.

Стоя на краю своей «кровати», Абузар Оруджев смотрел, прищурясь, на белого красавца, направляющегося к причалу, и с душевной болью думал о парне, чье имя носил этот танкер.

На пароходе «Шубаны» Вагаб Иманов появился весной 1942 года. Это был статный широкоплечий парень лет девятнадцати-двадцати, с черной жесткой шевелюрой. Немного замкнутый, немногословный, он не лез на глаза начальству, как иные матросы. Иманов старательно выполнял судовые работы, вахты нес хорошо, но, в общем, ничем особенно не выделялся в палубной команде, разве что недюжинной физической силой. Но однажды он будто вспыхнул, как яркий факел, вспыхнул и вмиг погас. Но отблеск этой мгновенной вспышки остался…

В том году, особенно к осени, в Каспийском морском пароходстве сложилось тяжелое положение. Шел огромный лоток военных грузов. Из Красноводска паромы и плавучие доки ежедневно доставляли в бакинский порт вагоны с оружием и боеприпасами — из ворот порта эшелоны отправлялись на север, на фронт. Не хватало пароходов. На восточном берегу моря не хватало железнодорожных цистерн, и в то же время их много скопилось на запасных путях Закавказской железной дороги. Тогда-то и родилась идея, простая, как все великолепные идеи: буксировать цистерны из Баку в Красноводск на плаву. Расчеты показали, что это вполне возможно. В порту проложили под уклон железнодорожную ветку, уходящую под воду, — ее подводную часть надежно укрепили водолазы. По этой ветке спускали в море цистерны с герметически задраенными горловинами. Стальными тросами их крепили одна к другой, затем портовый катер выводил «поезд» цистерн, под колесами которых теперь были не рельсы, а вода, на рейд и там передавал трос пароходу-буксировщику.

«Шубаны», на котором в ту пору Абузар Оруджев служил старпомом, уже дважды буксировал в Красноводск караваны цистерн с нефтью. В конце сентября «Шубаны» вышел из Баку в третий такой рейс.

День был пасмурный, над морем нескончаемо плыли облака. Мерно стучала машина, несильная бортовая качка плавно кренила пароход влево-вправо, влево-вправо. С высоты мостика Абузар Оруджев хорошо видел караван — все девять цистерн. Их черные круглые спины, увенчанные горловинами, возвышались над серой водой не более чем на треть корпуса. Прочно схваченные тросами, они плыли примерно в десяти метрах одна за другой, покачиваясь и как бы гоня перед собой белопенные буруны. Иногда волны захлестывали цистерны, перекатывались через них, но всякий раз они выныривали, будто живые существа, нуждающиеся в глотке воздуха.

Такое сравнение пришло в голову Абузару Орудже-8У, обозревающему с высоты мостика караваи. Капитан на судне был пожилой, он уже привык ничему не удивляться. Чего только он не повидал за долгие годы на море! А старпому Абузару Оруджеву шел тогда всего двадцать шестой год — он еще не потерял способности удивляться. Зрелище необычного каравана казалось ему странным: надо же, как ловко придумали портовики — пустили, можно сказать, железнодорожный состав через море…

Тут сигнальщик доложил, что с кольцевой цистерной что-то неладно. Абузар Оруджев вскинул к глазам бинокль. Да, девятая цистерна явно зарывается в воду, лишь изредка показывая черную лоснящуюся спину. Но потеряла ли плавучесть? Горловина, что ли, разгерметизировалась и внутрь поступает вода? Цистерны ведь доверху наполнены нефтью, а лишь до того предела, который обеспечивает плавучесть.

Абузар Оруджев доложил капитану. Да, дело плох Если девятую окончательно затопит и она пойдет ко дну то потащит за собой весь караван; придется отдать буксировочный трос и с повинной головой возвращаться Баку. Нет, такое допустить нельзя. Абузар Оруджев предложил сейчас же спустить шлюпку и пойти в конец каравана, чтобы попытаться отсоединить девятую цистерну и спасти остальные. Старый капитан понимал, что такое решение опасно. Но другого выхода не было.

Спустя считанные минуты была спущена на вод, шлюпка с четырьмя матросами и Абузаром Оруджевы;, опасные работы на море должен возглавлять старпом Оттолкнулись, дружно занесли весла.

— Навались! — скомандовал Абузар Оруджев, сидя на корме шлюпки и перекладывая руль так, чтобы избежать столкновения с цистернами.

Тем временем капитан двинул ручку машинного телеграфа на «стоп». Но пароход прошел еще какое-то расстояние по инерции, и поэтому шлюпка чуть ли не в следующую минуту оказалась в хвосте каравана. Сильными ударами весел гребцы погнали ее к восьмой цистерне: последняя, девятая, уже скрылась под водой, и надо было поскорее освободить захват, соединяющий ее трос с буксирным тросом. Для этого надо было нырнуть к раме цистерны, где находилось крепление, нырнуть неглубоко, но все же… Абузар Оруджев задумался было на несколько секунд, оценивая риск предстоящей работы, по тут Вагаб Иманов, сидевший перед ним на банке, сказал:

— Разрешите мне, товарищ старпом. Его темно-карие глаза смотрели серьезно, лицо выражало спокойную решимость. Он был толковым матросом и к тому же превосходным пловцом. Старком знал это.

— Ладно, Иманов, — сказал он, — давай. Ты помнишь, что нужно делать?

Иманов кивнул. Все матросы на такой случай знали, как устроено крепление. Быстро сбросил Вагаб Иманов одежду и ботинки, остался в черных сатиновых трусах. Легко перекинул тренированное тело через планшир и, набрав полную грудь воздуха, скрылся под водой.

Спустя полминуты он вынырнул у кормы шлюпки и, ухватившись одной рукой за корму, сказал:

— Порядок. Я нащупал захват. Молоток дайте, старпом.

Из ящика с инструментами Абузар Оруджев достал молоток и подал матросу. Тот снова нырнул.

Волна была небольшая, шлюпка удерживалась на месте на расстоянии весла от тела восьмой цистерны, которую концевая, тонувшая, уже начинала тянуть вниз.

— Поторопись, Вагаб, — сказал старпом, когда Иманов в очередной раз вынырнул, чтобы набрать воздуху. — Что, плохо идет шплинт?

— Туго, — кивнул Иманов, бурно дыша. — Ничего-скоро выбью…

И опять ушел под воду.

Абузар Оруджев понимал, как трудно колотить, преодолевая сопротивление воды, по неподатливому, туго сидящему металлическому стержню. Тут сила была нужна. Ну, а у Вагаба силы доставало. Глухо доносились с глубины удары молотка.

И вдруг…

Все произошло в какой-то миг. Вымахнул из воды освобожденный трос с коушем — металлическим кольцом. Еще не успел он с плеском упасть обратно в воду, как в нескольких метрах от шлюпки показалась черноволосая голова Иманова с раскрытым ртом и страшно выкатившимися глазами. Показалась и тут же скрылась под водой.

— Весла на воду! — крикнул старпом. — Вагаб! — позвал он, когда шлюпка подлетела к тому месту. — Вага-аб!

Один из матросов, Саша Крохин, быстрым взглядом спросив старпома, рванул с себя робу и прыгнул в воду, нырнул в надежде увидеть в воде Иманова, вынести его наверх.

— Вага-а-аб!

Кричал Абузар Оруджев, кричали матросы, глядя по сторонам — не вынырнет ли снова черноволосая голова. Но они уже понимали, что все кончено. Не поостерегся Вагаб… Когда он освободил крепление, стальной трос с коушем на конце, находившийся под сильным натяжением, наверное, с силой хлестнул его по голове… оглушил… Вагаба отбросило в сторону, а потом…

Задыхаясь, вынырнул Крохин. Безнадежно покачал головой…

— Ва-га-аб!!!

Еще какое-то время они крутились тут на шлюпке. Потом, удрученные, молчаливые, стали грести вдоль длинного каравана из восьми спасенных цистерн, направляясь к лежащему в дрейфе «Шубаны». Спасенных — но какой ценой?..

…Звук трещотки заставил Абузара Оруджева очнуться от нахлынувших воспоминаний. Он выдернул из воды леску, на крючке билась шамайка величиной с ладонь. Абузар Оруджев снял ее с крючка и бросил в ведро с водой, где ходили кругами рыбешки, пойманные раньше.

Задувала моряна — южный ветер, несущий в город тепло и влажность. Танкер «Матрос Вагаб Иманов» скрылся из виду, и Абузар Оруджев хорошо представил себе, как он медленно подходит к причалу, как летят с его носа и кормы бросательные концы… И вдруг он как бы услышал летящий с моря, приглушенный расстоянием голос:

— Абуза-ар!

Было тихо. Только плескалась под настилом «кровати» разбуженная ветром волна. Только звучал в ушах старого капитана едва различимый, как вздох, как сон, далекий зов: «Абуза-а-ар!..»