«Пылай, пылай!»

В. КЛИМОВ

"ПЫЛАЙ, ПЫЛАЙ!"

Рассказ

Перевел В. Муравьев

Всю ночь выл, ревел и свистел неистовый ветер. Ухая, он срывал с вековых елей висевшие на них лохматыми гирляндами старые шишки, трепал космы сивых "лешачьих волос".

На опушке леса стояла невысокая, но очень густая ель. Под ее ветвями прятался, как под надежной кровлей, шалаш деда Митрока. В шалаше, покрытом берестой, было всегда тепло и сухо.

На зорьке дождь перестал, небо прояснилось, и только на западе еще висели хлопья рваных облаков. Обессилевший ветер теперь тихо-тихо шептал что-то старой ели - может быть, просил у нее прощения за ночное буйство.

Дед Митрок, лежа на топчане, прислушивался к шуршанию ветра в еловых ветвях. Ему не хотелось вставать, потому что всю ночь ломило в костях и он почти не спал. Так всегда бывало в непогоду. На людях дед Митрок старается держаться бодро, но годы, что ни говори, берут свое. Да, прожить восемьдесят лет - не ложку с медом облизать...

Тр-р-р... - громко застучал на соседней сосне дятел.

- Ишь будильник! - ухмыльнулся старик. - Ладно, встаю, встаю...

Он поднялся и, держась рукой за поясницу, вышел из шалаша. Утреннее солнце слепило деду глаза, пригревало голую макушку и ноющие коленки. Хорошо бы посидеть на солнышке, погреться в его ласковых лучах, но надо посмотреть хозяйство - не наделал ли ветер ночью беды. Плеснув из чуманка* воды на лицо, дед утерся стареньким полотенцем и заковылял на пасеку.

_______________

* Ч у м а н о к - берестяной ковшик.

Ульи стояли на широкой полянке рядами, образуя как бы четыре улочки. Внук деда Митрока, Минька, дал им даже названия: Кипрейная, Ключевая, Куропачий луг, Ромашечник.

Еще издали дед заметил, что ветер повалил один улей, и забегал, захлопотал, приводя все в порядок.

Пока ставил улей, подошло время обеда. Дед Митрок решил подождать Миньку, который еще вчера вечером ушел домой в деревню за луком и редькой. Обещал вернуться к обеду, да вот что-то задержался. А без внука у деда и аппетита нет. Да и что за обед без редьки! Редька с медом - любимая еда деда Митрока. Он постоянно твердит Миньке:

- Ешь, как я, редьку с медом - сто годов проживешь!

А Минька только смеется:

- Я лучше одного меда поем. Он без редьки-то слаще.

- Так-то оно так, а только с редькой полезнее.

- Горькая она, твоя редька, - не сдается внук.

- Горькая? - начинает сердиться дед. - Так ведь с медом! А с медом и старый лапоть проглотишь...

"Что-то не идет мой Минька, - сокрушенно вздохнул старик. - Ну да ладно, пока сенцо в валки сгребу..."

Плохая нынче трава - редкая да низкая. Зима стояла бесснежная; весной земля оголилась на две недели раньше срока. А тут, как на грех, похолодало, и потом до самого сенокоса дождей не было. В сухое лето хорошей травы не жди. Вот и пришлось деду Митроку собирать сено для своей Пеструшки чуть ли не по травинке.

Дед Митрок сперва литовкой косил, да уж больно быстро она тупится, потому что трава нынче и в росу жесткая, а днем - ну прямо проволока. Тогда наладил он старую горбушу, что висела в сарае, на всякий случай. Хорошая горбуша, острая, словно бритва, да не по годам деду кланяться траве в пояс. И он брался за литовку, а горбушей орудовал Минька. Всю траву по кустам выкосил, повытаскивал ее на поляну, а как высохла - к стогу подгреб. В самую жару, когда деду становилось невмоготу и он отсиживался в холодочке, Минька не бросал грабель, спешил, чтобы сено дождем не попортило, - очень уж трудно оно досталось.

Хоть и плохая нынче трава, а у пасечника уже стоят три стога сена. И все три как на картинке - ровные, плотные, ни одна капля дождя внутрь не просочится.

День был жаркий; солнце, ясное и желтое, как медовые соты, висело над головой.

"Не будет дождя, - решил старик. - А раз так, значит, можно и отдохнуть".

Он сел на хрустящее сено, отбросил в сторону самодельную войлочную шляпу и, вытащив из-за пояса большой ситцевый платок, вытер голову, блестевшую от пота. Потом с прищелком открыл табакерку, достал щепоть табаку, но тут до него донесся крик:

- Э-эй!..

- Минька кричит! - обрадовался старик. - Явился!

Минька бежал уже по поляне что есть силы и что-то кричал, размахивая холщовой сумкой, но старик не мог разобрать слов.

- Эка орет, ровно заблудился, - недовольно проворчал он.

Минька, с трудом переводя дух, подбежал к деду и бросил сумку на землю. В его маленьких, быстрых, как у ящерки, глазах застыл испуг.

- Человека убило!..

Дед Митрок по-молодому вскочил на ноги.

- Какого человека? Где?

- Там! - Минька махнул рукой. - Лесиной придавило!..

- Где там? Не тараторь, говори толком.

- Там, у Турпан-лога...

- Ах беда! Идем скорей, покажешь... - И старик, забыв даже надеть шляпу, торопливо зашагал к логу.

Минька семенил рядом.

- Ну где же?

- Дерево без вершины видишь? Так под ним...

Молодой мужчина в коротком дождевике и длинных, с отворотами резиновых сапогах лежал, придавленный обломившейся вершиной пихты. Его глаза были закрыты. Кто он - пастух, нефтеразведчик, грибник? Наверно, ночью, в бурю, вершина обломилась, а утром, когда мужчина проходил под деревом, она рухнула вниз.

- Берись за тонкий конец! - приказал старик Миньке.

Они сняли лесину. Человек, не открывая глаз, глухо застонал, его губы слегка шевельнулись.

Дед Митрок опустился на колени, приподнял голову парня: на темени виднелась широкая кровяная полоса.

- Сучком задело, - сказал дед Митрок. - Беги-ка, Минька, к шалашу, притащи воды и меду! Живо!

Дед перевязал голову раненого своим большим ситцевым платком.

Запыхавшийся Минька принес туесок с медом и воду в берестяном чуманке.

- Давай сюда! - дед принялся разводить мед водой. - Это мед первого взятка... - приговаривал он. - Майский мед - первостатейный! Самый лечебный... Лей-ка ему в рот. Да помаленьку...

Минька стал лить медовую воду тонкой струйкой в рот раненому. Глаз незнакомец по-прежнему не открывал и, казалось, побледнел еще больше.

- Врача нужно, - прошептал Минька.

Старик покачал головой:

- Где его возьмешь? До деревни десять верст, до райцентра - сорок. Кабы ты на велосипеде был, а так, пешком, засветло не успеешь. Вот что, Минька, беги-ка на Карин мыс, может, лесника на покосе застанешь. Пусть приедет на лошади. А не найдешь лесника, шпарь домой, бригадиру скажи. Я тут дожидаться стану.

Минька пустился было бежать, но тут послышался гул, и над лесом показался вертолет. Он летел медленно и очень низко, будто высматривал кого-то в лесу.

- Дедушка, вертолет! - закричал Минька. - Пожарник!

Он выбежал на поляну, сорвал с себя рубаху и стал вертеть ею над головой.

- Эй! Эй! - кричал Минька что было силы. - Эй, дяденька!

Но летчик, наверно, не заметил его: вертолет медленно удалялся.

Чуть не плача, Минька вернулся к деду, волоча рубаху по земле.

- Улетел!.. - Дед понурился, но вдруг поднял голову: - Пожарник, говоришь? - Он быстро полез в карман и протянул внуку коробок спичек: Зажигай стог!

Минька не поверил своим ушам. Он растерянно стоял перед дедом, мигая глазами.

- Ну, кому сказано! - прикрикнул на него дед. - Зажигай со всех сторон!

Вертолета уже не было видно, когда вверх взметнулся высокий столб огня и дыма.

Дед Митрок осторожно положил голову раненого на траву и, подобрав брошенную Минькой рубаху, подошел к пылающему стогу.

- Вернется... Должен вернуться, - твердил он, прислушиваясь к отдаленному стрекоту вертолета. - У него должность такая - пожарник... Пылай, сенцо, пылай!

Услышав последние слова деда, Минька запрыгал на месте и тоже закричал:

- Пылай, пылай!

Расчет старого пасечника оказался верным - через несколько минут вертолет уже кружил над самой поляной.

Дед Митрок напялил на зубья грабель Минькину рубаху и принялся размахивать ими, точно флагом.

Вертолет приземлился у лога. Дед и внук побежали навстречу летчику.

- Что случилось? - строго спросил он. - Отчего стог загорелся?

- Я его поджег! - выпалил Минька, но дед цыкнул на него, и мальчик смущенно умолк.

- Человек при смерти, - сказал дед Митрок. - В больницу его надо доставить. А пожара не будет, об этом не беспокойтесь.

Летчик внимательно посмотрел на мальчика и на пасечника, который все еще держал на плече грабли.

- Где он? - спросил летчик.

Раненый по-прежнему неподвижно лежал на спине, только дыхание его стало частым-частым и под глазами появились синие отеки.

Летчик приподнял незнакомца за плечи, дед с внуком - за ноги, и они осторожно понесли раненого к вертолету. Второй пилот помог втащить его в кабину.

Летчик захлопнул дверцу. Заработали винты, и машина, тяжело оторвавшись от земли, поднялась над лесом, словно большая стрекоза.

Стог уже догорел; от него остался на земле лишь красноватый, подернутый серым пеплом круг.

Когда вертолет скрылся из виду, дед Митрок положил руку на плечо Миньки и сказал:

- Обедать пора. Редьку-то принес?

Минька кивнул.

- Вот и ладно.

И старик, тяжело ступая, пошел к шалашу.