«Хороший урок»

1318

Описание

В течение многих лет (с 1900 по 1917 год) я пробыл за границей. Мне пришлось много скитаться по морям и по суше по городам Америки и Европы. На основе личных наблюдений написаны мною эти рассказы. Во многом они автобиографичны.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Владимир Билль-Белоцерковский Хороший урок

– Галло, Билл! – встретил меня на улице знакомый рабочий.

– Галло, Джон! – ответил я, подавая руку.

– Работаешь?

– Нет, – мрачно ответил я. – Вот уж третий месяц.

– Хорошо, что я встретил тебя. Имеется работа. Правда, временная, на один месяц, но ты, надеюсь, не откажешься?

– Что за вопрос! – радостно воскликнул я. – А что за работа?

– По твоей специальности. Окномоем небоскреба. Я работаю там истопником.

Он сказал адрес.

– А почему только на один месяц?

– Штатный окномой получил отпуск.

– Отпуск?! – удивленно переспросил я. – Впервые слышу, чтобы давали отпуска. Форман,[1] вероятно, добрый парень.

– Кой чорт, добрый! Шельма! Тут какая-то лавочка.

– Шельма? – разочарованно переспросил я.

– А тебе-то что? Месяц отработаешь – и ладно. Надеюсь, тебе это не повредит?

– Разумеется, нет. А жалованье какое?

– Обычное. Пятьдесят долларов в месяц. Тебя это здорово поддержит.

– Еще бы! Я уже ночую в ночлежке.

– Тогда спеши, пока форман не обратился в биржу труда. Скажи ему, что я тебя рекомендую.

– Спасибо, Джон!.. Бету! Бегу! Гуд-бай! – И, торопливо подав ему руку, я весело помчался по указанному адресу. Я сразу ощутил легкость в груди, подвижность в ногах, точно неожиданно нашел пятьдесят долларов. О! Это меня здорово поддержит. Я сохраню свой воскресный костюм! Жить стало веселей…

Форман, сухощавый парень с бесцветными глазами, в новом темносинем комбинезоне, при воротничке и галстуке, встретил меня довольно вежливо.

– Ладно, – сказал он после минутного раздумья, окинув меня испытующим взглядом. – Можешь сейчас же приступить к работе. Я дам тебе инструменты и укажу, откуда начинать. – А жалованье какое? – спросил я на всякий случай.

– Обычное, – ответил он, почему-то отвернувшись.

…Спустя полчаса я уже висел на ремнях на двадцать первом этаже и тщательно мыл окна. Дело было привычное, но после перерыва s работе, а главное, из-за экономии в еде я несколько ослабел и работал с напряжением Такая же экономия предстояла мне еще целый месяц: выдача аванса в счет жалованья не полагалась. Но как бы там ни было, я был доволен. Выдержу, не впервые!

…Быстро уходили дни, недели. Приближался конец месяца, конец моей работы. Я ни разу не слыхал от формана грубого замечания и не имел никакого основания называть его шельмой. Напротив, я мог только сожалеть, что с таким форманом нельзя работать дальше.

…Вернулся штатный окномой, и форман вручил мне записку:

– Пойди в контору и получи расчет. Желаю тебе поскорее найти работу.

– Спасибо! – весело ответил я.

Он быстро отвернулся, но я успел заметить (или мне это показалось) нехорошую усмешку в его глазах. Однако я не придал ей значения. Я был счастлив. Я могу, наконец, утолить назойливые требования желудка: сытно поесть.

В конторе бухгалтер, приняв записку, выписал на мое имя чек.

– Получишь в банке. Распишись. – Я моментально расписался, поблагодарил и направился к выходу. Но у самых дверей вскрикнул. Меня даже бросило в пот…

– Что такое? – удивленно вскинул на меня темные стекляшки очков бухгалтер.

– Это что ж такое?… – придушенным голосом спросил я, протягивая руку с чеком.

– В чем дело? – повторил свой вопрос бухгалтер.

– Это же грабеж!

– Какой грабеж?

– Среди белого дня. Мне следует пятьдесят долларов, а здесь сорок.

– Я тут ни при чем. Я бухгалтер. Мое дело выписать чек.

Да, бухгалтер тут ни при чем. И я помчался вверх по лестнице, на четвертый этаж, к форману. Я так стремительно ворвался в комнату, что форман невольно вскочил.

– Что случилось?! – строго и настороженно спросил он.

– Не знаешь! – задохнувшись от бега и ярости, прохрипел я. – Не знаешь?! А это что? Это что?! – тыкал я ему в нос чеком. Я едва сдержался, чтобы не ударить его. – Тут только сорок долларов!

– Обычное жалованье. – Он пятился, но ответил довольно спокойно.

– Врешь! Обычное жалованье – пятьдесят долларов. Как платишь окномою, которого я заменил. Почему такая разница?

– Он американец, – последовал ответ.

– Какая разница?

– А у себя на родине ты больше получал? – ехидно усмехнулся он.

– А какое тебе дело? Я работаю в Америке и должен получать по местным ставкам, как получал до сего времени.

– Определенной ставки нет.

– Но почему другие платят больше?

– А по-моему, ты должен быть мне благодарен и за это. Ведь ты был безработным.

– А где сказано, что безработные должны работать по пониженным ставкам? Я спрашивал тебя. Ты ответил: жалованье обычное.

– Ну да, обычное… для вашего брата… – снова усмехнулся он.

– Это подло! – крикнул я. – Подло!

– Ну-ну! Ты полегче. А то я укажу тебе дорогу! – Он сжал кулаки.

– Подло и гнусно! – еще резче и громче повторил я. – Ты хочешь присвоить себе эти десять долларов.

– Ничего подобного! Я провел это через контору.

Он охотно указал бы мне дорогу, но моя ярость, повидимому, смущала его.

– Ничего подобного, – повторил он.

– Тогда какой тебе интерес грабить меня? Вряд ли дирекции этого здания нужна твоя услуга.

– Я это сделал из принципа.

– Из принципа?!

– Да, из принципа.

– Вот как! Так это же принцип Ку-клукс-клана! – выпалил я ему в лицо оскорбительную для многих фразу и сжал кулаки… Но, к моему удивлению, форма «все с той же усмешкой спокойно ответил:

– А хотя бы и так…

С минуту мы свирепо глядели друг на друга. Не знаю, что думал он в эту минуту, но я живо вспомнил… группу Ку-клукс-клан на трибуне в длинных белых халатах и остроконечных капюшонах, с прорезами для глаз. Оратор группы, ворочая своей мертвой головой и жестикулируя, надрывался, чтобы привлечь внимание прохожих: «От его величества императорского чародея ко всем духам, драконам, гидрам, великим лешим и домовым, великим титанам и фуриям, гигантам, циклопам, ужасам и всем гражданам невидимой империи, рыцарям Ку-клукс-клана, Мы принимаем в свою организацию всех, кто поклянется в верности нашей идее. Наш устав: рыцарство, благородство, защита семейного очага, целомудрие женщин, патриотизм и гегемония белых…» Это была церемония привлечения членов в организацию Ку-клукс-клан… Не был ли этот тип членом этой организации?

Словно угадав мои мысли, форман членораздельно проговорил:

– А хотя бы и так…

Я понял, что разговаривать с ним было излишке. Надо было принять другие меры. Но уйти, не разрядив хотя бы часть своей ярости, было не в моих силах. И я глухо, но членораздельно произнес то, что так невыносимо для уха Ку-клукс-клана, что заставляет меняться в лице любого из них:

– Ты не стоишь задницы старого негра…

Форман действительно изменился в лице, побелел, опешил.

– А теперь я пойду… – И я ушел. Он не последовал за мной.

…Я получил некоторое моральное удовлетворение, но материально от этого ничего не выиграл. Десять долларов! Для безработного это целое состояние. И что за наглость! Нет, я должен получить за свой труд полностью. И, подхлестываемый новой волной обиды и горечи, я смело направился в кабинет управляющего. Управляющий – «большой человек» и, насколько мне известно, такими мелочами, как разбор конфликтов, не занимается. Но мне нечего было терять.

Пожилой, солидный мужчина с карандашом в руке стоял боком ко мне и внимательно рассматривал висевший на стене план дома. На мое приветствие он только удивленно повернул голову. Не ожидая его вопросов, я коротко изложил причину моего прихода. Он слушал, не меняя позы.

– Меня это не касается, – тихо сказал он.

– Но форман вам подчинен.

– Подчинен, но я не вмешиваюсь в его обязанности. На то он и форман.

– Странно! К кому же я должен тогда обращаться?

– Меня это совершенно не касается.

Он говорил тихо, но так категорично, что я понял: и с ним разговаривать нечего-

Выругавшись по-русски, я вышел из кабинета.

…Весь день я не находил себе места. Десять долларов – это почти шесть дней работы. Висеть на поясе, как над пропастью, по девять часов в день и мыть по 36 окон, – нет, с этим я примириться не могу. Но что же делать? Я почти весь день не ел, но голода не испытывал. Ночью я не мог уснуть. Ворочаясь на койке, я разбудил своего соседа.

– Ты чего не спишь? Болен? – шопотом спросил он.

В ответ я тяжело вздохнул. Он чуть приподнялся, внимательно посмотрел на меня, насколько позволял полумрак.

– Что стряслось?

– Ограбили меня.

– Ограбили? И было что грабить? – Мысль, что можно ограбить безработного, показалась ему маловероятной.

– Представь себе. – И я шопотом рассказал ему свое горе.

Рабочий несколько минут молчал. Он думал.

– Видишь ли, – зашептал он, – если б существовал союз чернорабочих, можно было бы еще поговорить, но сейчас что посоветовать тебе? Сходить разве к уполномоченному труда. – Он сказал адрес. – Поговори… Попытайся…

– Спасибо, попытаюсь.

– А теперь спать. – И, опустив голову на подушку, он захрапел.

Заснул и я. Но спал нервно. Всю ночь мне снились то форман, с которым я сцепился в драке, то уполномоченный. Он был ко мне очень внимателен и обещал помощь.

…Утром, проснувшись раньше всех, я вскочил с койки, быстро оделся, умылся, наскоро выпил чашку кофе с хлебом и, чтобы скоротать время, пешком направился к уполномоченному. Хотя путь был далек, я все же пришел рано и долго ждал. Но вот появился высокий, стройный джентльмен с серьезным, как у сенатора, лицом. Он первый учтиво, с достоинством, поклонился мне.

– Будьте добры подождать минутку.

Его мягкий баритон прозвучал приятно. Корректные манеры этого чиновника подействовали на меня подкупающе и подняли мое настроение. «Сон в руку», – подумал я.

Когда я вошел в кабинет, в глаза мне сразу бросилось, что для посетителей стульев не полагалось. Единственный стул в кабинете был тот, на котором сидел сам уполномоченный. Это так не соответствовало корректным манерам уполномоченного! При всем своем возбуждении я не мог подавить в себе чувство оскорбленного достоинства за себя и себе подобных. Но когда я подошел к столу, человек с лицом сенатора встал, и чувство симпатии и уважения к нему снова вернулось.

– Слушаю вас! – сказал он, чуть поклонившись.

Этот человек определенно располагал к интимной беседе. И у меня явилось желание рассказать ему не только о своем конфликте с форманом, но подробно и откровенно излить свою душу. Я начал. Но странно… у меня ничего не получалось. Я понял: этому мешало и отсутствие стула, и то, что человек с лицом сенатора торчал передо мной в выжидательной позе, и то, что глаза его стали холодно-тусклыми. Но как бы там ни было, я кончил. Слово оставалось за уполномоченным.

– Да… несправедливо, – начал (он, – но, к моему глубокому сожалению, я вам ничем не могу помочь. Надо было заключить договор или говорить при свидетелях.

«Вот тебе и сон в руку», – подумал я.

– Но ведь пятьдесят долларов – это же обычная плата.

– Обычная – еще не означает утвержденная.

– Значит, для нас закон не существует?

– К сожалению, не я издаю законы.

– Но ведь это же произвол! – воскликнул я.

– Подавайте в суд.

– В суд! Без адвоката дело пропащее.

– А вы возьмите адвоката.

– Но это стоит денег.

– К сожалению, ничем не могу помочь зам. Прошу прощения. – И с легким поклоном он сел.

Я понял, что разговор наш закончен.

По улице взад и вперед, наседая Друг на друга, мчались, как оглашенные, трамваи, автобусы. Семафор, регулируя движение, беспрерывно выбрасывал свои плоские руки. Шум, говор, крики, звон, гудки, вой сирены. И над всем этим вздыбленные гиганты-небоскребы. И вдруг я, почувствовав себя одиноким, беспомощным и микроскопически маленьким в этом хаосе, растерянно опустился на первую попавшуюся тумбу.

…Прошло немало минут, пока я пришел в себя, и мысль снова зашевелилась. Адвокат! Адвокат! А где его взять? Легко сказать!.. Правда, я где-то слышал, что бывали случаи, когда молодые, начинающие адвокаты ради практики и рекламы бесплатно защищали дела бедных клиентов. Но где они, такие адвокаты?… Я безнадежно махнул рукой. А мысль назойливо работала, обрывалась и снова и снова возвращалась к той же теме – мифическому адвокату. И вдруг вся улица с ее движением, шумом, толпой, небоскребами мгновенно провалилась и на ее месте моему воображению предстала другая улица: 6-е авеню, контора крупного адвоката на шестнадцатом этаже. В этой конторе у окна, которое я мою, сидит за конторкой молодой клерк-юрист. Он с любопытством следит за моей работой.

– Ты так свободно возишься на подоконнике, словно голубь, – говорит он. Он в шутку прозвал меня «чемпионом окномоев».

Этот клерк был прост и общителен, он интересовался моим прошлым и рассказывал о себе. Через месяц, Другой он намерен открыть свою собственную контору – и тогда милости просим. Я не придал тогда значения его словам и воспринял это как обычную рекламу. Но сейчас я с радостью и надеждой вспомнил о нем. Этот молодой юрист разговаривал просто, не то что этот корректный бюрократ-уполномоченный. Я даже помню фамилию клерка: мистер Корнер. Я уверен, что он не откажется помочь мне. Адрес его можно получить в конторе, где он служил клерком, или в справочном бюро. И, не теряя времени, я решительно вскочил на ноги и смело нырнул в уличную пучину, чтобы час спустя вынырнуть у двери конторы мистера Кернера.

– Войдите! – услышал я знакомый голос.

Мистер Корнер, опустив голову, усердно работал. Шкафы вдоль стен были туго набиты книгами и папками дел. Стол был завален кипами бумаг, папок и книг. На самом видном месте лежали две толстые книги. Повидимому, это был свод законов. Казалось, что за столом сидит старый, матерый адвокат, заваленный делами.

– Галло, Билл! – весело встретил он меня. – Как поживает чемпион окномоев? Рад видеть вас. Садитесь!

Я впервые за эти дни улыбнулся и счел своим долгом ответить на приветствие.

– Как поживает мистер Корнер? Как дела?

– Отлично! Как видите… – и широким жестом он указал на кипу дел на столе и в шкафах. – Завален по горло! Даже жениться некогда, – захохотал он. – Клиенты меня ценят.

Разговаривая с ним, я с удивлением разглядывал его голову. За какие-нибудь восемь месяцев его небольшой лоб увеличился почти вдвое. Как это могло произойти? На плешь не было ни малейшего намека. Та же рыжая густая шевелюра аккуратно зачесана назад. Вглядевшись пристальней, я понял: он просто-напросто тщательно сбрил часть волос над лбом. Лоб мыслителя.

«Повидимому, – подумал я, – такая же бутафория у него и на столе и в шкафах». Мистер Корнер внимательно выслушал меня, возмущенно покачивая головой, морщил широкий лоб, но, когда я кончил, сказал:

– Дорогой Билл, к сожалению, ничем не могу вам помочь.

– Почему?

– Я беру за дело не менее 25 долларов. С вас я мог бы взять 15, но это, разумеется, вас тоже не устроит. Я очень, очень сожалею.

Мне оставалось только сказать ему: «Гуд-бай!»

И все же я решил довести свое дело до конца. С помощью соседа по койке я подал прошение в суд, а через несколько дней получил повестку.

…В приемной суда было много народу, и все это был простой народ. Хмурые лица и угрюмая тишина навеяли на меня тоску.

Одна за другой вызывались фамилии присутствующих… Неужели так быстро разбираются дела? Смущало еще то, что сидели мы не в зале суда, а в приемной, словно суд совершался при закрытых дверях и все присутствующие – подсудимые. Шопотом я обратился к сидевшему рядом со мной человеку в комбинезоне:

– По какому делу?

Человек медленно повернул ко мне худое, усталое лицо.

– Мои вещи на тротуаре.

Я понял. По закону домовладелец имеет право за невзнос квартирной платы «вынести вещи» квартиранта на тротуар.

– А хозяин предупредил тебя?

Он кивнул головой.

– За сутки.

– А вещи не растащат?

– Нет. При них жена с девочкой.

– Работаешь?

– Нет.

– На что надеешься?

– Хочу просить судью разрешить мне вернуться на квартиру. Через несколько дней добуду денег.

– А если не разрешит?

– Будем сидеть на вещах, пока добрые прохожие не помогут: кто пятаком, кто гривенником… – И он умолк.

– А судья хороший человек? – спросил я старика справа.

– Псих, – последовал ответ.

Человек, высунув голову из комнаты суда, назвал мою фамилию.

…С первого взгляда на судью я окончательно почувствовал себя в роли подсудимого. Почтенного возраста человек, со свирепым лицом и взлохмаченной головой, стоял у стола без пиджака и жилетки. Они висели на спинке его кресла. Казалось, что судья приготовился драться со мной. Сморщив лицо, он нетерпеливо постукивал по столу деревянным молотком и так злобно смотрел на меня, словно я давно уже надоел ему… вот-вот он запустит в меня молотком.

– Давай! Давай! Давай! – заверещал он голосом старого попугая.

Я шагнул вперед. Судья стукнул молотком, и дело началось. Секретарь торопливо приступил к чтению моего прошения. Стоявший справа человек со скучающим ридом разглядывал меня. Повидимому, это был один из штатных адвокатов дирекции небоскреба. Секретарь быстро закончил чтение, и тотчас же адвокат с разрешения судьи все с тем же скучающим видом засыпал меня вопросами:

– Имеется ли у вас письменное подтверждение на требуемую вам плату?

– Нет, – ответил я.

– Присутствовал ли кто-нибудь при вашем найме?

– Нет…

– Упоминалась ли при найме вами или форманом цифра 50?

– Нет… но он…

– Какое же вы имеете право беспокоить суд?

– Форман сказал, что жалованье обычное… – угрюмо пробормотал я.

– Это слово ни о чем не говорит! – крикливо прервал меня судья. – Ничего не определяет. И юридически никакого значения не имеет. Вздор! В следующий раз будьте умнее. Надо иметь на плечах голову, а не…

Секретарь и юрист дружно захохотали:

– Да послужит это вам уроком!

– Все! – стукнул он молотком. – Следующий!

Я вышел из здания суда, Я получил урок… Хороший урок!

Примечания

1

Форманн – мастер

(обратно)

Оглавление

. .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Хороший урок», Владимир Наумович Билль-Белоцерковский

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства