«Энергичные люди»

Василий Шукшин

Энергичные люди

Сатирическая повесть для театра

Жил-был на свете Аристарх Петрович Кузькин, и жила-была жена его, Вера Сергеевна... Впрочем, почему -- жи-ли, они и теперь живут, а это и есть рассказ про их жизнь: какая случилась с ними и с их друзьями непредвиденная пе-чальная история. Обоим им под сорок, конкретные, жили-стые люди; у Аристарха Петровича интеллигентная плешь, маленькие, сведенные к носу глаза, он большой демагог, не лишен честолюбия. Вера Сергеевна -- тоже демагог; но нет того мастерства, изящества, как у Аристарха Петровича, она из рабочей семьи, но тоже очень честолюбива и обидчива. Он и она -- из торговой сети, он даже что-то вроде заведую-щего, что ли, она -- продавщица ювелирного магазина "Сапфир". Была у них трехкомнатная квартира. Все было бы хорошо, но... Про это "но" много уже рассуждали -- да: НО... Аристархушка крепко пил.

И пил, собака, изобретательно.

ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕЗАМЕТНО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НОЧЬ

Аристарх назвал гостей пять человек, заставили пись-менный стол шампанским, коньяком, икрой в баночках... В комнате у Аристарха накурено и шумно -- что-то такое, ка-жется, обмывали, может быть, автомобильные покрышки, потому что в коридоре лежали автомобильные покрышки, пять штук.

Вера Сергеевна много боролась с пьянством мужа, обоз-лилась вконец и отрешилась. Сидела в своей комнате и смотрела телевизор, нарочно запустив его на полную гром-кость, чтобы хоть как-то помешать этим идиотам, которые шумели в комнате Аристарха.

Гости шумели.

-- Ты ль меня, я ль тебя любить буду!.. -- пел один, вовсе лысый; и все одно: "ты ль меня, я ль тебя..."

-- Ну, полетели?! Вы, полетели?! -- приставал ко всем курносый человек в очках и смеялся, и махал руками, как птица, и все звал: -- Ну, полетели?!

-- Рано, рано, -- говорил Аристарх. -- Тут еще полно вся-ких мошек.

Похоже, этот курносый хотел затеять какую-то знакомую игру, в перелетных птиц, что ли, но еще не все наклюкались. А один -- с большим брюхом -- не знал что это такое -- "полетели". И тоже приставал ко всем:

-- А куда полетели-то? А? Куда это лететь-то?

-- На Кудыкину гору!

-- Куда, куда?

-- Туда!..

-- Да он же не знает, чего ты озверел-то? -- остановил Аристарх одного чернявого, который обозлился на этого, с брюхом.

-- Ну, полетели же! -- стонал курносый.

-- Ну, полетели, -- сказал Аристарх.

Присели на дорожку, налили по чарочке...

-- Прощай, родина, -- грустно сказал Аристарх. -- Берез-ки милые...

Курносый всерьез заплакал и замотал головой.

-- Полянки... Простор...

Чернявый дал кулаком по столу.

-- Не распускать нюни!..

-- Инстинкт, -- сказал один пожилой с простым лицом.

-- Выпили на дорожку! -- пригласил Аристарх.

Все выпили... Аристарх первый поднялся из-за стола, по-шел, открыл дверь комнаты, вернулся и стал наизготове посреди комнаты.

-- Я -- вожак, -- сказал он.

За "вожаком" выстроились остальные пятеро...

И они "полетели"... Они замахали руками, закурлыкали и мелкими шажками потянулись за "вожаком". Сделали прощальный круг по комнате, "вылетели" в коридор, про-летели, курлыкая, через комнату Веры Сергеевны и очути-лись в третьей комнате, где был тоже стол и холодильник.

Они сели, печальные, за стол... А Аристарх доставал из холодильника коньяк.

-- Далеко теперь наши березки, -- сказал курносый; он уже опять готов был плакать.

-- А я люблю избу! -- громко и враждебно сказал человек с простым лицом. -- Я вырос на полатях, и они у меня до сих пор -- вот где! -- он стукнул себя в грудь. -- Обыкновенную русскую избу! И вы мне с вашими лифтами, с вашими холо-дильниками...

-- А коньячок-то любишь -- похолодней, -- вставил чер-нявый.

-- Он и в погребе будет холодный.

-- В погребе он будет плесенью отдавать, -- сказал брюхатый. -- Ты попробуй поставь на недельку в погреб -- по-том выпей: плесенью будет отдавать.

-- Сам ты плесень! -- свирепел человек с простым ли-цом. -- Свесил на коленки... По какому месяцу?

-- Только... знаешь... не надо, -- обиделся брюхатый.

-- Не надо? Не надо и вякать, про чего не знаешь!

-- Хватит вам, -- хотел утихомирить Аристарх. -- Это вечная тема...

-- Вот в деревне-то у тебя не было бы такого брюха! Ты бы там не жрал на ночь бифштексы кровавые, боров, а ут-ром не валялся бы до двенадцати...

-- Ты!.. Жлоб! -- прикрикнул брюхатый. -- Ты грузишь тару -- грузи дальше, а язык не распускай, а то на него на-ступить можно!

-- Да хватит вам! -- встрял опять Аристарх.

-- Деревню он любит!.. -- тоже очень обозлился брюха-тый. -- Чего ж ты не едешь в свою деревню? В свою избу?..

-- У меня ее нету.

-- А-а... трепачи. Писатель есть один -- все в деревню зо-вет! А сам в четырехкомнатной квартире живет, паршивец! Я... -- брюхатый ударил себя в пухлую грудь. -- Я в ком-мунальной тогда жил, а он -- в такой же -- один...

-- Как один? -- не понял чернявый.

-- Ну, с семьей!.. Но я -- в коммунальной и никуда не призывал...

-- Ему за это деньги хорошие платят, что призывает, -- вставил курносый.

-- Я его один раз в лифте прижал: чего ж ты, говорю, в деревню-то не едешь? А? Давай -- покажи пример! А то -- понаехало тут... не пройдешь. В автобусе не проедешь...

-- Брюхо надо нормальное иметь, тогда и проедешь, -- сказал человек с простым лицом. -- А то отрастили тут... на самом деле, не проедешь. По какому месяцу, я тебя спраши-ваю?

-- Грузите бочки апельсинами! -- огрызнулся брюха-тый. -- Избу он любит... Полати он любит... А дулю с маком любишь? Ну, и катись отсюда!

-- Вот: я занимаюсь погрузкой, -- показал свой кулак че-ловек с простым лицом, -- поэтому он у меня тренирован-ный: разок двину, так у тя сразу выкидыш будет.

-- Ну!.. -- громко огорчился Аристарх, -- прилетели в жаркие страны и давай тут... Мы же в жарких странах!

Все засмеялись.

-- С прие... это -- с прилетом! -- воскликнул чернявый.

(Мы уж теперь так и будем называть их: чернявый -- это Чернявый, брюхатый -- Брюхатый, курносый -- Курносый, лысый, который все песенки поет, -- это Лысый, а человек с простым лицом будет, для краткости, -- Простой человек).

-- С приехалом! -- поддержали Чернявого.

-- С прилетелом! -- сострил Аристарх.

-- А мне здесь не нравится, -- заявил Лысый. -- Вообще мне вся эта история с журавлями... не того... не очень. Да-вайте споем?

-- Выпить же надо, -- сказал Простой человек.

-- Да, елочки!..

-- Коньяк стоит, а мы...

-- С прилетелом! -- еще раз громко сострил Аристарх.

Выпили.

-- Споем? -- предложил опять Лысый. И запел:

Из-за острова на стрежень,

На просто-ор речной волны-ы...

Его поддержали Чернявый и Курносый.

Эх, выплыва-ают расписны-ые

Стеньки Ра-азина-а челны...

Но песня не сладилась -- не вышла. -- Поехали обратно! -- предложил Брюхатый. -- Мне здесь тоже не нравится.

-- Полетели?! -- выкрикнул радостно Курносый. -- К бе-резкам!

-- Я больше не полечу, -- наотрез отказался Брюхатый. -- Я поеду поездом.

-- Идея! -- закричал Лысый. -- Едем поездом. Прихва-тим с собой на дорожку, будем на станциях выходить...

-- Можно всю дорогу в вагон-ресторане просидеть, -- предложил Простой человек. -- Я раз из Воронежа ехал...

-- Нет, нет!.. -- кричал Лысый. -- Нет, мы нормально ся-дем, в поезд, выпьем на дорожку...

-- Можно с собой взять...

-- Не надо! -- Лысый воодушевился и сильно кричал. -- Не надо! Зачем? Мы нормально сядем в поезд, выпьем на дорожку...

-- Можно сразу... Слушай суда! -- закричал тоже Про-стой человек. -- Мы -- сели, поклали чемоданы -- и в ва-гон-ресторан...

-- Да иди ты со своим вагон-рестораном! -- оборвал его Брюхатый. -- Дай сказать человеку. Когда это ты в вагон-ресторане сидел?

-- Я не сидел! -- гордо сказал Простой человек. -- Я там ночевал!

-- Мы нормально сядем в поезд, -- продолжал Лысый, -- выпьем на дорожку...

-- Ты только один в вагон-ресторанах сидишь, да? -- Простого человека задело за живое, что Брюхатый ему не верит.

-- Так, дальше? -- слушал Брюхатый Лысого. -- Выпили на дорожку?..

-- Выпили на дорожку, малость проехали -- у нас пере-садка!

-- Где пересадка?

-- А вон в этой комнате, -- показал Лысый на комнату, где сидела Вера Сергеевна. -- Мы ее счас развеселим!

-- По вагона-ам! -- скомандовал Брюхатый. -- Берите с собой на дорожку, а то пять минут осталось!

-- А на посошок-то? Э-э!.. -- напомнил Чернявый.

-- Давайте быстрее! Быстрее, быстрее. -- Брюхатый по-смотрел на часы. -- Четыре минуты осталось.

Тут все оживились, засмеялись, задвигались... Стали ско-ренько разливать коньяк по рюмкам.

-- Скорей, скорей, -- суетился Брюхатый. -- А то опоз-даем.

-- Успеем. Он не точно отходит...

-- На ходу запрыгнем.

-- Ты-то запрыгнешь, а некоторые... могут родить на рельсах, -- это Простой человек все кусал Брюхатого. Тот снисходительно посмотрел на него.

-- Я предлагаю вот этого... жлоба не брать с собой, -- ска-зал он. -Он напьется, и нас из-за него в милицию заберут.

-- Ничего! -- кричал Лысый. -- Дернули!

Выпили.

И "побежали на поезд". На этот раз в голове строя стал Брюхатый и запыхтел, и даже ногой подстукивал.

-- Пх-х, пх-х, пх-х... Ну, сели?

-- Сели.

-- Ту-ту-у!.. -- тонко и выразительно "загудел" Брюхатый и медленно стронулся с места. И "поехали"...

"Выехали" в комнату Веры Сергеевны... Брюхатый стал "замедлять ход" и опять тонко, с какой-то даже тоской "прогудел": -- Ту-ту-у!..

Вера Сергеевна с ненавистью смотрела на "поезд".

-- Пересадка! -- объявил Брюхатый.

"Пассажиры" вышли из вагона... Расселись кто где смог: кто на тахту присел, кто на кресло... Простой человек сел на полу прямо.

-- Много народу на вокзале, -- сказал он.

-- Вы давно сидите, гражданка? -- любезно обратился Аристарх к Вере Сергеевне.

-- Нет, я недавно. А вот вам... не знаю, сколько сидеть придется, -как-то значительно сказала Вера Сергеевна.

"Пассажиры" переглянулись.

-- То есть? -- не понял Аристарх.

-- Я эти... путешествия с выпивками пресеку раз и на-всегда, -- опять зло и непонятно сказала Вера Сергеевна. -- Вы у меня подудите... Подудите у меня, паразиты.

-- Что, контролеры пришли? -- испуганно спросил Про-стой человек с пола. -- А у нас билеты-то есть?

Брюхатый засмеялся и хлопнул одобрительно по плечу Простого человека.

-- Да это так -- путают, -- сказал Чернявый. -- Граж-даночка, а вы что, билет не можете достать?

Вера Сергеевна больше не смотрела на "пассажиров", а смотрела телевизор.

-- Ну, а почему же сразу -- "паразиты"? -- оскорбился Аристарх.

-- А кто же вы? -- повернулась Вера Сергеевна. И зло смотрела на мужа. -- Ну -- спекулянты, если не паразиты: еще хуже.

-- Гражданочка, -- опять заговорил Чернявый весело, -- вы нас с кем-то спутали: мы обыкновенные пассажиры... Едем на свои денежки.

-- Вот и проезжайте. А потом вас повезут бесплатно.

-- Куда это? -- тоже зло спросил Аристарх. -- Куда это нас бесплатно повезут?.. -- он двинулся было к жене, но его остановил Брюхатый.

-- Стоп, Аристархушка! -- сказал он разумно. -- Никаких скандалов на перроне... Нам действительно пора ехать. По вагонам! -- опять скомандовал он.

И все опять со смехом построились в затылок друг другу, Брюхатый опять "загудел" -- и "поехали" в комнату Арис-тарха. А в комнате рассыпались и стали занимать места за столом.

-- Хоть нормально посидим в ресторане, -- пожаловался Лысый. -- А то все -- в дороге и в дороге... Все всухомятку как попало...

-- Что будем заказывать? -- обратился ко всем Чернявый.

-- Лично я, -- сказал Простой человек, -- выпил бы про-стой водочки. А?

Брюхатый интеллигентно скосоротился на это.

-- Пусть пьет водку. А нам, пожалуйста, шампанского...

-- И коньячку, -- подсказал Курносый. -- На меня шам-панское, как пиво работает: я то и дело бегаю.

-- Итак, -- подвел Аристарх, перебросив полотенце с од-ной руки на другую, -- коньяк, шампанское... Водки, изви-ните, не держим.

-- Ну, как же так -- не держите?! -- возмутился Брюха-тый. -- А если человек на полатях вырос?.. Что ему, ваш коньяк пить?

-- Ерша ему! -- подсказал Курносый.

А Вера Сергеевна в это время выключила телевизор, дос-тала бумагу, ручку... И села писать.

И дальше, -- если вообразить, что это на сцене, -- мож-но услышать, что она пишет. Причем уже слабо слышно, как там "сидят в ресторане" наши "пассажиры", а отчетливо слышен голос Веры Сергеевны:

"Уважаемый товарищ прокурор!

В то время, когда все наши люди занимаются производи-тельностью труда, есть отдельные элементы, которые толь-ко хотят есть и пить. И занимаются этим каждый день. Вы меня спросите: на какие деньги ? Я вам отвечу: они занима-ются спекуляцией. Я уже не могу слушать их пьяные голо-са, меня глубоко возмущает, как они импровизируют свои дела, а потом по всей ночи курлыкают или изображают из себя пассажиров..."

"Пассажиры" в это время танцевали летку-енку.

"Вот сейчас, когда я пишу Вам это заявление, они танцу-ют летку-енку. А в коридоре лежат покрышки для "Волги" в количестве пять штук. Вы думаете, где они их взяли ? Они их сымпровизировали. Так что, я думаю, что при вашей помо-щи они станцуют более ответственный танец и поедут пассажирами на казенный счет, я им об этом намекнула. Они мой намек не поняли, только понял мой муж Аристарх, но он думает, что я только пугаю. А у меня уже всякое тер-пение мое лопнуло: мы перестали уважать друг друга, пото-му что, мне кажется, он импровизирует не только с покрыш-ками, но и с чужими женщинами..."

УТРО

Утром Аристархушка проснулся с больной головой... По-тянулся к стулу, где был всегда заготовлен стакан с водой. Стакан стоял на месте, а под стаканом -- бумага. Аристарх взял бумагу и прочитал:

-- Копия...

И побежал глазами по бумаге... И, даже еще не дочитав всего, вскочил и побежал в комнату жены.

Вера Сергеевна, одетая, заслышав его шаги, направилась к выходу... И тут ее перехватил Аристарх.

-- Ты что? -- спросил он.

-- Что? -- спросила Вера Сергеевна. Она стояла с сумоч-кой и сумочку держала у груди.

-- Ты куда?

-- Туда...

-- Куда это туда? -- спросил Аристарх зло, сквозь зубы. -- Куда это туда?

-- Ударить хочешь? -- спросила Вера Сергеевна спокой-но. -- Ударь -получишь лишних три года.

-- Вера... -- Аристарх растерялся. -- Сядь... Давай сядем, поговорим. В чем дело?

Вера стояла в шубке, а Аристарх в нижнем белье... Ари-старх был жалок рядом с каракулевой шубкой.

-- Давай сядем, -- суетился Аристарх. -- Сядь же ты!.. Скотина.

-- Пусти!

-- Вера!.. Прости -- ну вылетело. Сядь, я прошу.

-- От этого ничего не изменится, -- Вера Сергеевна села на диван, на краешек.

-- В чем дело? -- спросил Аристарх. Подставил стул к двери и сел тоже. -- Что случилось?

-- Мне надоело! -- закричала Вера Сергеевна. -- Мне на-доела ваша пьяная самодеятельность! Я тебе не служанка!..

-- При чем тут служанка? Ну, повеселились... Что, пошу-тить нельзя?

-- С кем ты позавчера шутил! У тебя весь пиджак был в пудре! С кем?!

-- Да мало ли... в автобусе прислонился...

-- В автобусе?! А вот эту записку ты тоже в автобусе на-шел? -- Вера Сергеевна достала из сумочки записку и про-читала: -- "Аристарх, голубь, а не пора ли нам бросить этот официоз -- и мирно, полюбовно встретиться где-нибудь в укромном уголке?.."

-- Это деловое письмо! -- вскричал Аристарх. -- Дай сюда!

-- Да? Шиш! -- Вера Сергеевна спрятала записку в су-мочку. -Развратник. Спекулянт. Я те покажу -- голубь!

-- Да это мужчина писал, дура! Это однокурсник мой...

-- Однокурсник? А почему же подпись -- "Соня"?

-- Псевдоним! Мы его в институте так дразнили.

-- А почему "твоя Соня"?

Аристарх опять растерялся... И от растерянности больше обозлился.

-- Плебейка, -- сказал он зло и тихо. -- Что, я тебя дол-жен утонченному стилю обучать? Если люди шутят, то шу-тят -- до конца. Если он подписался "Соня", то он последо-вательно написал "твоя". Твоя -- это значит твой.

-- Твой Соня?

-- Что, врезать что ли? Врежу...

-- Попробуй. Так тебе -- лет восемь дадут, а так -- один-надцать.

-- Ну, чумичка!.. -- занервничал Аристарх. -- В чем де-ло-то? Чего ты взбесилась-то?

-- Я все там написала.

-- Так. И куда ты сейчас?

-- К прокурору.

-- Сегодня воскресенье.

-- Я в почтовый ящик брошу.

Аристарх побледнел... И долго стоял над Верой Сергеев-ной.

-- Я -- спекулянт? -- спросил он дрожащим голосом.

-- Спекулянт, -- сказала Вера Сергеевна.

-- Я ворую у государства деньги?

-- Воруешь у государства деньги.

-- Снимай все с себя! -- приказал Аристарх. -- Снимай, снимай!.. Это все куплено на ворованные деньги, -- Ари-старх стал снимать с жены шубку, дорогой костюм. -- Это все воровано -- чего ты напялила? Снимай!

-- Пожалуйста! На!.. На, ворюга!..

-- Все снимай! Твоего тут ничего нету!

-- Что я, голая к прокурору пойду?

-- Голая! -- Аристарх изловчился, вырвал у Веры Серге-евны сумочку заглянул -- там ли заявление: заявление было там. Он достал из сумочки ключи, закрыл квартиру изнутри и ушел с сумочкой и с шубой в свою комнату. И сел к теле-фону. Дрожащим пальцем набрал номер. -- Але? Семеныч? -- и Аристарх заговорил негромко и торопливо. -- Слушай, срочно ко мне... Да нет! Моя швабра накатала на нас телегу и собралась к прокурору... -- Аристарх долго мол-чал, слушал. -- Иди ты к черту! -- сказал он. -- Созвонись со всеми... давайте как-нибудь все... прощения, что ли, попро-сим. Уговорим ее как-нибудь. Мне эта Сонька еще подлян-ку кинула: записку в карман подсунула, я даже не знал... А я знаю? Из-за Вальки, наверно. Давайте. Срочно.

Аристарх бросил трубку, минутку посидел, подумал, оделся, выпил фужер шампанского и пошел с шубой жены и с ее костюмом к ней в комнату.

Вера Сергеевна лежала в нижнем белье на диване.

-- Одевайся, Вера, -- сказал он миролюбиво. -- Давай спокойно поговорим обо всем.

Вера Сергеевна стала надевать костюм, а Аристарх захо-дил по комнате, как преподаватель вуза.

-- Во-первых, -- начал он, -- ты думаешь, государство наше такое глупое?

-- Я об этом не писала. Нечего мне тут...

-- Я тебе прочитаю курс экономики! -- воскликнул Ари-старх. -- Чтоб ты не бегала и не смешила прокурора. И прокурор твой, и все, кто всерьез занимается экономикой, прекрасно знают, что -- воруют. Больше того, какой-то про-цент, кажется пятнадцать процентов, государственного бюджета отводится специально -- под во-ров-ство. Не удив-ляйся и не делай детские глаза. Всякое развитое общество живет инициативой... энергичных людей. Но так как у нас -- равенство, то мне официально не могут платить зарплату в три раза больше, чем, например, этому вчерашнему жлобу, который грузит бочки. Но чем же тогда возместить за мою энергию? За мою инициативу? Чем? Ведь все же знают, что у меня в магазине всегда все есть -- я умею работать! Какое же мне за это вознаграждение? Никакого. Все знают, что я -- украду. То есть те деньги, которые я, грубо говоря, ук-рал, -- это и есть мои премиальные. Поняла? Это -- мое, это мне дают по негласному экономическому закону...

-- А сколько тебе дадут по гласному закону?

-- Дура!.. -- сорвался на крик Аристарх. -- Ты думаешь, меня посадят? Ни-ког-да! Посадят -- это, значит, я там бу-ду канавы рыть? Но у меня же -голова, и твой прокурор это знает. Прокурор знает, что общество должно жить полно-кровной жизнью, моя голова здесь нужна, я здесь нужен, а не канавы рыть. Вот они -- покрышки лежат, -- показал Аристарх в коридор. -- Пять штук. Лежат? Лежат -- ты мо-жешь подойти и пощупать их: они есть, -Аристарх остано-вил свой вузовский ход и торжественно поднял руку. -- Но их нету! Их нигде нету, их не сделали на заводе. Их не су-ще-ствует. А они -лежат, пять штук, друг на друге. Это и называется: экономический феномен. Попробуй... без специальной подготовки, без головы!.. Попробуй это сде-лать. Да как только прокурор обнаружит, например, эти по-крышки, которых никто никогда не делал, он сразу поймет, с кем он имеет дело. И ты останешься с носом. Ну, разумеет-ся, тебя поблагодарят, наговорят слов... А мне, я так думаю, предложат какое-нибудь повышение, пошлют куда-нибудь. Ведь не хватает же умных людей-то, не хватает. Где их набраться-то? Ну, окончил он свой вузишко, ну -- с дипло-мом... А что дальше? А дальше ничего: еле-еле будет на во-семьдесят процентов тянуть. А то я не знаю таких! Так что ты... поторопилась с этим своим заявлением, Верунчик, -- Аристарх подсел к жене. -- У нас вчера была самодеятель-ность... Согласен, самодеятельность, но это от избытка... я не знаю -- чувств, что ли, ну расшалились... Может же ху-дожник... артист какой-нибудь там... в бассейне в бане киль-ку ловить и закусывать, ну а почему мы журавлей не можем изобразить? Нет, там, видите ли, понятно, а тут... Да, само-деятельность, но у тебя с этим заявлением -это, прости ме-ня, безграмотность, это на уровне дворничихи. Мне даже стыдно, что ты моя жена.

Вот этого Аристарху не следовало говорить. Он уж и по-нял это, но поздно.

-- Прекрасно, -- сказала Вера Сергеевна, -- иди к своей Сонечке, она твою голову ценит, а мне дай сюда ключ. Дай ключ! Я сделаю свое дело... Твою голову оценит прокурор. И не пудри мне мозги своими... своей экономикой: будешь канавы рыть как миленький. Шалунишка... Энергичный? Там энергичные тоже требуются. Канавы тоже надо энер-гично рыть.

Аристарх свирепо уставился на супругу.

-- Лахудра, -- сказал он весьма грязно, не по-вузовски. -- Раздевайся! Этого костюма тоже не шили на фабрике -- че-го ты его напялила? И шубу не смей трогать: этих баранов, -- показал он на каракулевую шубу, -- никогда не было на све-те. Чумичка в каракуле!.. Не пойдет. Я ей мозги пудрю!.. Да я тебе элементарно хотел объяснить, что определенная про-слойка людей и должна жить... с выдумкой, более развязно, я бы сказал, не испытывать ни в чем затруднений. Нет, эта чумичка предлагает мне рыть канавы! Сэн-кью! -Аристарх забрал шубу, костюм жены и ушел в свою комнату.

ДВА ЧАСА СПУСТЯ

Все вчерашние "пассажиры" собрались у Аристарха. Нет только Простого человека -- его не позвали.

Аристарх ходил в волнении по комнате, несколько теат-рально заламывал руки и повторял:

-- Как, как эту дуру образумить? Как?

-- Как ты с ней говорил-то? -- спросил озабоченно Брюхатый.

-- Всяко!.. Даже развивал мысль, что нация... должна иметь своих представителей... людей с повышенной энерги-ей, надо же возбуждать фантазию всех органов государства, иначе будет застой...

-- Аристофан, мать твою!.. -- заругался Брюхатый. -- Мысли он развивал! Оскорблял, нет?

-- А что, молиться на нее, на дуру?

-- На карачках!.. Вот так вот ползать будешь! -- восклик-нул Брюхатый. И с досады даже показал, как ползают. -- Вот так будешь, а не мысли развивать. Мысли он развивал! По-ка ты их будешь развивать, мы уже будем... -- Брюхатый сло-жил пальцы решеткой. -- Я тебя вижу, ты меня -- нет. Пой-ду сам...

Брюхатый одернул пиджак, сделал губы трубочкой, поду-мал... И пошел.

Постучал интеллигентно казанком в дверь комнаты Ве-ры Сергеевны и сладким голосом сказал:

-- Вера Сергеевна!.. Можно ваше одиночество нарушить?

-- Ну? -- откликнулась Вера Сергеевна; она по-прежне-му лежала на диване, но не в костюме, а в платье.

-- Здравствуйте, Вера Сергеевна! -- приветствовал ее, появляясь в дверях, Брюхатый. Он улыбался.

-- Здравствуйте, -- с неким вызовом сказала Вера Сер-геевна.

-- Позвольте присесть?

-- Что, опять куда-нибудь едете? Пересадка?

Брюхатый снисходительно посмеялся и махнул жирной рукой.

-- Ну, уж... вы прямо в обиду! Хотел как раз попросить извинения за вчерашнее. Сильно шумели?

-- Шумели-то, это бы еще ничего...

-- А что такое? -- встревожился Брюхатый. -- Выражал-ся кто-нибудь?

-- И это бы ничего... Это я слышала.

-- Ну, а что же мы такое вчера сделали?

-- Да вы не только вчера, вы давно этим занимаетесь.

-- Чем?

-- Воруете. Спекулируете.

Брюхатый долго, скорбно, но в то же время как-то мудро молчал, глядя в пол. Потом поднял голову.

-- Эх, Вера Сергеевна, Вера Сергеевна... Посадить хо-тите?

-- Хочу посадить.

-- А я уж сидел! -- почему-то весело сказал Брюхатый. -- Сидел. Четыре года и восемь месяцев.

-- Ну, еще разок посидите.

-- А хотите, расскажу, как это было?.. Нет, я не про под-робности дела, а про... судьбу, так сказать, человеческую. Случай-то у нас, если можно так выразиться, аналогичный: жена посадила. Не то что прямо пошла и заявила, а... когда надо было... как бы это вам... В общем, когда надо было ска-зать "нет", она сказала "да", -- Брюхатый обрел отеческий, снисходительный, ласковый даже тон в голосе. Смотрел на Веру Сергеевну, как на дочь. -- А прожили мы с ней -- ни много, ни мало -- четырнадцать годков. И когда я уходил, я ей внима-ательно посмотрел в глаза, внимательно, внима-тельно. И говорю: "Прощай, Клава. Не скучай, -- говорю, -- тут без меня... Даст бог, увидимся когда-нибудь, ну а если уж не приведет бог, то, -- говорю, -- не поминай лихом. У меня, -- говорю, -- зла на тебя нету, прости и ты меня, если был когда виноватый перед тобой, невнимательный там, сгрубил когда. Я, -- говорю, -- старался всегда сделать для тебя что-нибудь полезное, ну, может, не всегда умел". Так я ей сказал. Она, значит, в слезы... А у меня вот тут вот зака-менело -- смотрю на нее... Ну, в общем, отсидел я свои год-ки -- не досидел даже, вел себя примерно -- вышел. Вышел -- и к своей Клаве. "Здравствуй, -- говорю, -- Клава! Вот -- дал бог, свиделись". И так это улыбаюсь -- изобра-жаю радость. Она, значит, тоже обрадовалась, опять в сле-зы... И -- было на шею мне. Я говорю: "Стоп, Клавдия Михайловна: семафор закрыт. Проезда нету. Извините, -- говорю, -- Клавдия Михайловна, дальше нам не по пути: разъезд". Она -- туда-сюда -- мол, я иначе не могла... Все! -Брюхатый это "все" сказал очень жестко. И прямо посмот-рел на Веру Сергеевну. -- Все, милая!

-- К чему это вы? -- спросила Вера Сергеевна.

-- А просто!.. Случай-то -- аналогичный. Но это не ко-нец! Конец тут тоже немаловажную роль играет. Я ей все от-даю... Все отдал! Квартиру, тряпки -- все! А за четырнадцать-то лет мы же нажили кое-чего -- все отдал! Бери! У тебя будет квартира, туфли, платья... А у меня -- голова. Он вот тут перед вами хвастался, что у него -- голова, -- пока-зал Брюхатый на комнату Аристарха, -- а не надо этим хва-статься, не надо. Есть она -- есть, нет ее -- ничего не сдела-ешь. Это ведь тоже, как деньги: или они есть, или их нету. Верно? Все бери! А со мной все мое богатство -- тут! -- Брю-хатый ударил себя кулаком в лоб. -- Хвастать не буду но... прожить сумею. И что мы имеем на сегодняшний день? Она: выскочила замуж, разошлась; тот у ней половину площади оттяпал -- он для того и расписывался... Тряпочки-шляпоч-ки потихоньку в комиссионку ушли -- ша! Как у нас там го-ворили: кругом шешнадцать. Я: имею трехкомнатную квар-тиру, -- Брюхатый стал загибать пальцы, -- дачу, "Волгу", гараж... У меня жена, Валентина, на семнадцать лет моложе меня. Но я опять же не хвастаюсь, но таковы, как говорится, факты. От них никуда не денешься.

-- Вы пугаете, что ли, меня?

-- Да господь с вами! Пугаю... Просто рассказываю про... некоторые эпизоды своей жизни. Теперь спросите меня: что я потерял за эти четыре года и восемь месяцев? Что? А ничего. Даже не похудел. А особенно, когда вышел, прямо в дверь не стал пролезать. Счас веду переговоры насчет ин-ститута питания -- надо маленько сбросить, а то даже не-удобно. А что потеряла моя Клавдия Михайловна? Все. Год назад встретил -- с авоськой из магазина кондехает. А я на "Волге" еду. Думаю, подвезти, что ли? Даже остановился... Подвезу, думаю. Скажу: "Клавдия Михайловна, позвольте, я вас до дома подвезу, я только не знаю, где вы теперь живе-те". Хотел так сострить, но душа не повернулась. Сто мет-ров не подвезу. Она, видите ли, "иначе не могла", а я тоже не могу: шлепай дальше со своей авоськой.

-- Слушайте, не надо, -- попросила Вера Сергеевна. -- Не надо: я же знаю, к чему вы это все. Не надо, умоляю.

Брюхатый встал.

-- Да я ведь... что же... я ведь так: эпизоды. Смотрите, вам виднее. Конечно, порыв к прокурору -- это красиво, руку будут жать, соседи скажут: "Какая молодец!" Но в душе подумают, -- поверьте моему слову, я жизнь повидал, -- в душе подумают: "Вот дура-то!" Вы вот телевизор любите смотреть: вот пусть вам там про жизнь расскажут, пусть рас-скажут... Смотрите, конечно, телевизор, книжки поучитель-ные читайте, но мои слова тоже не забудьте. Так, на всякий случай...

Брюхатый вышел. Он сам растрогался от своих слов.

В комнате Аристарха его молча ждали "пассажиры".

-- Ну!.. -- Брюхатый погрозил пальцем Аристарху. -- Ес-ли она все же посадит нас... -- он замолчал и слезливо за-моргал глазами. И даже головой закрутил и показал на себя, и воскликнул сквозь слезы: -- Куда я такой поеду? Я в воро-нок не влезу! Не мог с женой уладить!.. Купил бы ей... не знаю, чертика с рогами -- забавляйся. Нет, он ей про государственные органы!.. Подожди, ты с имя еще будешь иметь дело, будешь. Она вон насмерть стоит, слюной исходит -- посадить охота.

"Пассажиры" подавленно молчали.

Вдруг Курносый снялся с места и пошел к Вере Серге-евне.

-- Вы, я вижу, оба умники! В гробу я вас видал с вашими теориями!.. С вашим опытом.

Он открыл дверь в комнату Веры Сергеевны и тут же, в дверях, опустился, на четвереньки... И пошел так к дивану, где лежала Вера Сергеевна с книжкой.

-- Пусть они как хотят, а я вот так буду. Не вставайте, умоляю вас, -сказал Курносый, -- так и лежите: я буду так разговаривать.

-- В чем дело?! -- Вера Сергеевна все же чуть привстала.

-- Я человек тоже энергичный, как треплется ваш муж, -- быстро заговорил Курносый не поднимаясь, -- но я не такой упорный долдон, как они: я прошу пощады. Не говори-те!.. Дайте я скажу, потом -- казните или милуйте. Я тоже за-мешан в этой... в этих... Но у меня двое маленьких детей, мать с отцом престарелые... Они не вынесут. Жена тоже не вынесет. Вы сразу уложите пятерых. Я, может быть, не та-кой энергичный, как эти... про себя информируют везде, но я очень конкретный, Вера Сергеевна. И я немножко внима-тельней их... Я же вижу Вера Сергеевна: вы скучаете. Не на-до, не надо говорить! -- Курносый вскочил с четверенек, побежал, закрыл дверь, подбежал и стал опять на колени перед диваном. -- Но вы же -- красивая! Как вы можете скучать! Это нельзя. Теперь слушайте меня внимательно: я не знаю, чего там у них было, у Аристарха с Сонькой, но он какие-то движения делал... По-моему, она тоже хотела его обаять. Но я не ручаюсь: дошло у них до этого или нет. Не знаю. Но я знаю, что он движения делал... в ресторане несколько раз сидели. Я знаю, что он вас сегодня оскорблял. Вера Серге-евна!.. -- Курносый приложил умоляюще руку к сердцу. -- Только не удивляйтесь и не пугайтесь фальшиво... то есть это, я хочу сказать, что я конкретный и деловой человек, и всякие деловые тайны умирают вместе со мной: давайте на-ставим ему рога. Не говорите, не надо -- дайте я все скажу! Чего тут удивляться-то? Чего глаза-то делать? Это жизнь, Вера Сергеевна, жизнь. За Соньку, за его оскорбления!.. Как он может оскорблять!.. Он спекулянт-то не крупный, он -так: середнячишка, щипач. Как он может оскорблять? Вме-сто того чтобы... Нет, у меня в голове не укладывается! Да-вайте наставим ему рога. Хотите, я сам этим займусь, хоти-те... Только не надо, не говорите: дайте я все скажу. Поймите меня: говорю это, спасая свою шкуру. Мне это сто лет не надо, я коньяк больше люблю, но... Вера Сергеевна, сидеть, сидеть неохота! Хотите, сам займусь, а если не под-хожу, у меня есть один артист знакомый. Красавец! Под два метра ростом, нос, как у Потемкина... Ну, все, все при нем, я, мужчина, любуюсь на него. Он даже своим режиссерам рога ставит. А ему гараж позарез нужен: я договорюсь с ним. Вера Сергеевна, можно же так жизнь украсить!.. И на не-го, -- Курносый показал на комнату Аристарха, -- на не-го-то злости не будет! Это уже проверено. Мир будет в до-ме, у кого хотите спросите. Вот спросите у своих подружек, которые рога мужьям наставляют: ведь позавидовать мож-но, как они живут. Моя мне тоже, по-моему, ставит, потому что ласковая со мной... Я человек откровенный, я вам все говорю. Не обижайтесь на меня, а поймите: мне сильно си-деть неохота. Хотите, я вам завтра фотографию этого арти-ста покажу?.. Глаз не оторвете! Ну, Потемкин и Потемкин, собака! Он сам рассказывал, но, по-моему, малость врет: к нам одну шпионку заслали, а ее надо было расколоть -- ну, то есть, разузнать у нее побольше, так, говорит, его подос-лали, он познакомился и... доложил начальству, что задание выполнил. А? Ведь жизнь совсем другая будет!..

-- Вон! -- вскричала Вера Сергеевна, как графиня. -- Вон отсюда!.. Сволочи! Совсем уж?..

-- Да ну, что совсем? Что совсем?.. -- бормотал Курно-сый, поднимаясь. -- Что совсем-то? Чего тут кричать-то? Я дело предлагаю, верняк же предлагаю... Вы подумайте, а мне только намекните...

-- Во-он! -- пуще прежнего заблажила Вера Сергеевна.

-- Ну-у... орать будем, да? Что за люди!.. -- Курносый по-шел из комнаты. Подошел к двери, вдруг резко обернулся и, грозя Вере Сергеевне пальцем, громко, зло и уверенно сказал: -- Но сидеть я не буду! Понятно? Пусть Аристарх си-дит, если ему хочется, а я сидеть не буду!

-- Будешь, -- сказала Вера Сергеевна. -- Еще как бу-дешь-то.

Курносый с этим боевым, невесть откуда слетевшим на него настроением вошел в комнату, где сидели все "пасса-жиры". И им тоже всем погрозил пальцем и сказал твердо и зло:

-- Сидеть я все равно не буду, учтите! Вы можете садить-ся, а я не хочу. Поняли?!

-- Ты что, с гвоздя сорвался? -- спросил Аристарх. -- Че-го ты?

-- Ничего! Пить надо меньше! -- закричал Курносый на Аристарха. -Тогда жена будет любить... и сажать не будет. Импортанто!.. Садись тут... по милости всяких... Не буду си-деть! Не буду сидеть!

-- Это уже психоз начинается, -- сказал Лысый. -- Не-ужели с одной бабенкой ничего сделать не можете?

-- Она нас из-за Соньки вон его всех закатает все нервничал Курносый. -- Нашел с кем -- с Сонькой...

-- В том-то и дело, что -- не нашел! -- тоже стал нервни-чать Аристарх. -- Она мне со злости записку в карман суну-ла, чтобы эта нашла.

-- Ну, так и объясни ей, -- сказал Лысый. -- Я, мол, не захотел флиртовать, она обозлилась...

-- Так она и поверила!

-- Ну а что же делать-то?! -- теперь уж и Лысый закри-чал. -- Что, так и поведут всех туда, как телят?

-- Почему покрышки-то до сих пор здесь?! -- закричал и Чернявый на всех, но особенно на Аристарха.

-- А куда их теперь?! -- закричал и Аристарх на всех, но особенно на Чернявого. -- Сейчас прикажешь выносить?

-- Вчера надо было!

-- Вчера!.. Вчера мы в жаркие страны улетали, -- горько съязвил Аристарх.

"Пассажиры" явно нервничали... И не знали, что делать.

Вера Сергеевна, пристроив на коленях книгу, делала вид, что читает. Она была довольна, она догадывалась, что вчерашние нахальные "пассажиры" сейчас боятся и нерв-ничают.

-- Так, -- сказал Лысый, -- если гора не идет к Магоме-ту, то Магомет пойдет к ней... с уголовным кодексом. По-смотрим, что там за крепость. Где ее тряпки? -- спросил он Аристарха.

-- Зачем? -- не понял тот.

-- Дай-ка сюда... -- он взял шубку Веры Сергеевны, кос-тюм и пошел к ней в комнату.

-- С вашего позволения! -- явился он вполне официаль-но, с шубой и костюмом на руке. -- Позвольте присесть?

-- Разрешаю -- садитесь, -- со скрытым значением сказа-ла Вера Сергеевна, полулежа на диване.

Лысый разгадал скрытое значение в этом ее "садитесь". Он внимательно и серьезно посмотрел на женщину, помол-чал... И сказал:

-- Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, -- сказал он вполне бесцветным голосом.

-- Как это? -- не поняла Вера Сергеевна.

-- Вы с уголовным кодексом знакомы? -- в свою очередь спросил Лысый.

-- Приблизительно... А вы что, юрист?

-- Я не юрист, но с уголовным кодексом знаком, -- неоп-ределенно сказал Лысый. А дальше он спросил вполне опре-деленно: -- Это ваши вещи?

-- Мои.

-- Вы их купили?

-- Мне их... купил муж.

-- Сколько ваш муж получает?

-- Какое ваше дело?

-- Это не ответ, -- Лысый отлично "вел дело": спокойно, точно, корректно. -- Сколько эта шуба стоит?

-- Какое ваше дело?!

-- Сидеть будем вместе, гражданка Кузькина, -- еще раз отчетливо сказал Лысый. -- Вы прекрасно знали, что эти ве-щи -- не по карману вашему мужу: он их "сымпровизиро-вал", как вы пишете прокурору. Почему же вы про покрыш-ки пишете, а про шубу, про костюм... -- Лысый мельком оглядел довольно богато обставленную комнату -- а про все остальное не пишете. Здесь все ворованное, -- Лысый сде-лал широкий жест рукой по комнате. -- И вы это прекрасно знаете. Вы пользовались ворованным... И молчали. За это по статье...

-- Здесь все мое! -- вскричала Вера Сергеевна гневно, но и встревоженно.

-- Ваша зарплата? -- вежливо осведомился Лысый.

-- Не ваше дело.

-- Сто десять рублей, нам это прекрасно известно. При-киньте на глаз стоимость всего этого хрусталя, этого гар-нитура, этих ковров...

-- Вы меня не запугаете!

-- А я вас не пугаю. Это вы нас пугаете прокурором. А я просто вношу ясность: сидеть будем вместе. Не в одной колонии, разумеется, но в одно время. Причем учтите: из всей этой гопкомпании мне корячиться меньше всех, я не с перепугу влетел к вам, а зашел, жалея вас, вы еще молодая.

Вера Сергеевна что-то соображала... И сообразила.

-- Все это, -- сказала она и тоже повела рукой по комна-те, -- мое: мне папа с мамой дали деньги. Пусть Аристарх докажет, что это он купил...

-- Лапочка, -- сказал Лысый почти нежно, -- тут и дока-зывать нечего: вот эту "Рамону" (гарнитур югославский) доставал ему я: я потерял на этом триста целковых, но зато он мне достал четыре дубленки: мне, жене, дочери и зятю -- по нормальной цене.

-- А чего же вы говорите, что вам меньше всех корячить-ся? Наберем! -весело сказала Вера Сергеевна. -- Всем на-берем помаленьку! А вы думаете, Аристарх будет доказы-вать, что это он все покупал? Да вы все в рот воды наберете. Вам за покрышки-то, дай бог, поровну разделить на каждо-го. Пришел тут... на испуг брать. Вы вон сперва за них полу-чите! -- Вера Сергеевна показала в сторону коридора, где ле-жали покрышки. -- Там их -- пять штук: за каждую -- пять лет: пятью пять -- двадцать пять. Двадцать пять лет на всех. Что, мало?

Эта "арифметика" явно расстроила Лысого, хоть он изо всех сил не показывал этого.

-- Примитивное решение вопроса, гражданочка. Сколь-ко получают ваши папа с мамой?

-- Мои папа с мамой всю жизнь работали... а я у них -- единственная дочь.

-- Неубедительно, -- сказал Лысый. Но и у него это вы-шло тоже неубедительно. Он проиграл "процесс", это было совершенно очевидно. Но он не сдавал тона. -- Аристарх, -- продолжал он снисходительно, -- конечно, не захочет гово-рить, что все это купил он, да... Но ведь там-то, -- показал Лысый пальцем вверх, -- тоже не дураки сидят: скажет! Там умеют... И папаша ваш, если он потомственный рабочий, -- что он, врать станет? Да он на первом же допросе... граждан-скую войну вспомнит, вспомнит, как он с белогвардейцами сражался. Не надо, не надо, гражданка Кузькина, строить иллюзий. Возьмите это... -- Лысый встал и положил на ва-лик дивана шубу и костюм. -- Поносите пока.

И Лысый вышел.

А в комнате, где "пассажиры", о чем-то оживленно дого-варивались. На Лысого посмотрели... но тут же и утратили всякую надежду. Не очень-то, видно, и надеялись.

-- Чего вы тут?

-- Инсценируем счас ее убийство, -- сказал Курносый, хихикнув. -- Надо такого ей страху нагнать!.. Так ее, дуру, напугать, чтобы она... на диван сделала.

Аристарх что-то быстро писал, склонившись к столу.

-- Как это? -- не мог понять Лысый.

-- Сделаем вид, что мы ее счас укокошим. Изрубим на куски, а вечером -по одному -- всю вынесем в хозяйствен-ных сумках.

-- А он чего пишет?

-- Полное ее отречение: "Ничего не видела, ничего не знаю". А? Я придумал. Или она подписывает это, или секир башка. Надо только все на полном серьезе! -- предупредил Курносый. -- Лично я зашиб бы ее без всякой инсцениров-ки, -- добавил он, помолчав.

-- Все, -- сказал Аристарх, поднимаясь. -- Пошли. Воо-ружайтесь чем-нибудь пострашней... Все делаем, как на са-мом деле.

-- Все на полном серьезе!

-- А заорет? -- спросил Лысый.

-- Ори. Кругом никого нету, все на сдаче норм ГТО, она это знает, -сказал Аристарх.

Стали вооружаться: Курносый взял большой кухонный нож. Брюхатый выбрал тяжелый подсвечник...

-- Я, как Юсупов, -- сообщил он в связи с этим. -- Они Распутина подсвечником добивали.

Аристарх взял топорик, которым рубят мясо, а Чернявый взял... подушку.

-- А это-то зачем? -- спросил Брюхатый.

-- А я ей вроде рот буду затыкать.

-- А-а.

А Лысый не взял ничего. Он пояснил так:

-- А я буду бегать вокруг вас и умолять: "Братцы, может, не надо? Братцы, может, она одумается?"

Все это одобрили.

-- Это хорошо.

-- Правильно... А то все явимся, как в этой... мульти-пульти такой есть...

-- Никакой оперетты! -- еще раз предупредил Арис-тарх. -- Она ж тоже... не совсем дура.

-- Во, комедию отломаем! -- воскликнул Курносый и опять хихикнул.

-- А ее инфаркт не хватит раньше времени? -- вдруг спросил всех Брюхатый.

Все на мгновение замерли...

-- А?

-- Инфаркт?

-- Инфаркт... Нормальный инфаркт миокарда. Или -- инсульт.

-- Да ну!.. -- сказал Лысый. -- Она из рабочей семьи, у нее отец на гражданской...

-- Как, Аристарх?

-- А черт ее!.. Не знаю.

-- Ну, а если хватит? Ну и что? -- спросил Курносый. И посмотрел на Аристарха. -- Ну, допустим, хватит?

-- Пошли, -- сказал Аристарх жестко. -- Она всех нас пе-реживет... Какой там инфаркт!

И они вошли в комнату Веры Сергеевны.

Вера Сергеевна вскочила с дивана и попятилась к окну...

-- Вера... -- дрогнувшим голосом заговорил Аристарх. -- У нас положение безвыходное... Ты не догадываешься, за-чем мы пришли?

Веру Сергеевну стали потихоньку окружать.

-- Другого выхода у нас нет, Вера...

-- Братцы, может, не надо? Может, она одумается? -- за-суетился Лысый.

-- Вера?.. -- Аристарх медленно приближался к супру-ге -- в одной руке топорик, в другой -- "отречение".

Вера Сергеевна побледнела... И все пятилась к окну.

-- Да ничего она не одумается! -- воскликнул Курно-сый. -- Давайте кончать.

-- У тебя два выбора: или подписываешь на наших гла-зах вот это вот -что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору... Или мы тебя...

-- Давайте кончать! Чего тут тянуть?

-- Я закричу, -- еле слышно пролепетала Вера Серге-евна.

-- А подушечка-то! -- вылетел вперед Чернявый.

-- Ты же знаешь, что кругом никого нет... Все на сдаче ГТО.

-- А сумки-то заготовили? -- спросил Брюхатый. -- Раз-резать-то мы ее разрежем, а в чем выносить-то?

-- Да есть сумки -- полно. Помельче только разрезать... и по одному все вынесем.

-- Все уже предусмотрели! -- сердито обернулся на всех Аристарх. -- Вы вынесите по одному, а я останусь -- замою тут все. Чего тут базарить-то?

-- Главное, внутренности вынести, а остальное-то...

-- Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в какую сумку не полезут.

-- Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.

-- Вы же интеллигентные люди, -- негромко сказала Ве-ра Сергеевна. -Все в шляпах... в галстуках...

-- Вывеска! -- воскликнул Чернявый.

-- Интеллигентные!.. -- Брюхатый колыхнул животом от смеха. -- Я в лагере трех человек задушил... вот этими вот руками.

-- Мы, значит, жестокие? -- спросил Аристарх. -- А ты? Ты не жестокая? -- столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!

Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подо-шла к самому окну, которое очень легко открывалось... Она вдруг вскочила на подоконник, распахнула окно и сказала заполошно:

-- Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!

Все так и замерли.

Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусст-венно.

-- Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?

-- Немедленно все убирайтесь отсюда! -- Вера Сергеев-на обрела уже спокойный и злой голос. -- Шутники.

-- Нет, вы... Нет, она правда поверит, что мы...

-- Убирайтесь!

-- Да шутим же мы! -- воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил подсвечник. -- Какие мы убийцы! Нас сам час...

-- Убирайтесь!

-- Нет, она в самом деле может подумать!..

-- Да думай она! -- взорвался Курносый. -- Что хочет, то и пускай думает! -- и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, как он давеча сде-лал, точно так же погрозил пальцем всем и сказал остер-венело: -- Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там не буду! Вот пусть они вот все... они вот, они -- пусть сидят, а я не буду!

Никто ему на это ничего не сказал.

Он вышел... И за ним все тоже вышли.

И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.

-- Интересно, -- заговорил Чернявый, обращаясь к Кур-носому, -- как это ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?

-- Не буду! -- повторил Курносый.

-- А у тя что, сиделки, что ли, нету? -- ядовито спросил его Брюхатый. -- Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.

-- Он там ходить будет, -- подал голос Лысый.

Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачи-вался.

-- Не буду сидеть! -- опять тупо повторил Курносый. -- Вы все как хотите, а я -- не буду!

-- Все будем сидеть, -- сказал Аристарх, не поднимая го-ловы.

Опять некоторое время молчали.

-- Конечно, -- заговорил опять Курносый, -- если бы ты был человек как человек, мы, может быть, и не сидели бы.

Аристарх поднял голову.

-- А кто же я?

-- Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то... не выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые лю-ди: давай любовницу! Даже Соньку, и ту... тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой...

-- А ты подхалим, -- сказал Аристарх первое, что выско-чило из его оскорбленной души. -- Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.

-- У меня пятеро на шее! -- Курносый крепко хлопнул ла-донью себя по загривку. -- Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня их -- пятеро. Мне не до любовниц!

-- Зато тебе -- до коньяка, -- вставил Брюхатый.

-- А ты вообще заткнись! -- развернулся к нему Курно-сый. -- Тебе-то даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, -- и Курносый нервно засмеялся.

Брюхатый навел на него строгий взгляд.

-- Шавка, -- сказал он. Помолчал и еще сказал: -- Моська.

-- А ты слон, да? -- вступился за Курносого Чернявый. -- Это не тебя по улицам водили?

-- Меня, -- сказал Брюхатый. -- А это не тебе я нечаян-но на туфель наступил... двадцать седьмого июня тыща де-вятьсот семьдесят третьего года: на профсоюзном собра-нии? Что-то ты тогда был... зеленоватый, а сейчас, гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?

-- А кто всучил-то? Кто?

-- Я, в том числе.

-- Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всу-чил!.. У меня первый раз недосмотр случился.

-- Минуточку минуточку, -- прервал Брюхатый, -- как это ты выразился -"прохиндей"? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал! А ты мне, обезья-на, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как... Ни одного же собрания не обходится, чтобы тебя...

-- Хватит! -- взревел Аристарх. -- У меня вон, -- показал он на стол, -- семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.

-- А чего ты можешь сказать? -- спросил его Лысый. -- Там -- семь почетных грамот, а там, -- в сторону коридо-ра, -- пять покрышек. Я думаю, покрышки -- потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так это я.

-- Ой! -- изумились.

-- Глядите на этого ангела!

-- Прямо невеста... в свадебной марле.

-- Шариков только не хватает.

-- И ленточек разноцветных...

-- Да! -- гордо сказал Лысый. -- У меня две обществен-ные нагрузки, а у вас... У кого хоть одна общественная на-грузка?

Все промолчали.

-- А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все учтется.

-- Да, я думаю, все учтется, -- сказал Аристарх. -- Я ду-маю, что тот грузовичок с пиломатериалом -- тоже учтется.

Лысый подрожал в гневе и обиде губами.

-- Ворюга, -- сказал он. -- Плюс идейный ворюга: с эко-номической базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу на-кинут? Вот сколько нам всем дадут, столько тебе -- отдель-но -- за базу.

-- База -- для дураков, -- струсил Аристарх. -- Я -- нор-мальный спекулянт, чего вы тут?

-- А-а!.. Очко-то не железное?

-- Но ты тоже -- не ерепенься тут, кудрявый!..

В это время в дверь позвонили.

Все оторопели на миг... Брюхатый даже за сердце взялся.

Еще резко, длинно позвонили.

-- По одному... с вещами, -- тихо сказал Чернявый.

-- Иди, -- кивнул Брюхатый Аристарху.

-- Может, это макулатуру собирают... пионеры, -- тихо сказал бледный Аристарх. -- Подождем.

Опять звонок.

-- А я нож-то там бросил! -- вскричал Курносый. -- По-дождите, я нож-то хоть уберу, а то же!..

-- Топорик мой...

-- А?

-- Топорик, топорик, -- невнятно повторил Аристарх. И показывал пальцем на комнату Веры Сергеевны. -- Топо-рик...

-- Чего топорик?

-- Топорик мой тоже возьми, а то нам попытку к изнасило... ой, это... к убийству, к убийству...

-- Тьфу!.. -- заругался Курносый. И побежал за ножом и за топориком.

-- Мама, роди меня обратно: рубля государственного не возьму, -- сказал Брюхатый.

-- Не будет она тебя больше рожать, -- зло и тихо сказал Чернявый. -Она и за этот-то раз раскаивается, наверно.

Курносый принес нож и топорик... И засуетился с ними. И зачем-то их оглядел еще.

-- Ты что? -- одними губами спросил Аристарх.

-- Где они лежали-то?

-- Вон...

Опять звонок, на этот раз вовсе длинный, никакой не "пионерский".

-- Какая макулатура! -- тихо воскликнул Лысый. -- Иди.

Аристарх поднялся... И медленно, тяжело -- как если бы он шел уже по этапу -- пошел к двери.

-- Кто? -- спросил он тихо, обреченно.

Из-за двери что-то ответили...

Аристарх смело распахнул дверь и налетел на вошед-шего:

-- Какого черта ходишь тут?! Звони-ит!..

Вошедшим был Простой человек. Он держал ящик с коньяком и улыбался.

-- А я думал, нет никого! -- он не обратил никакого вни-мания на ругань Аристарха, он держал в руках ящик с конья-ком и улыбался. -- Куда, думаю, они подевались? Догова-ривались же вчера. Вот он!

И Простой человек пошел с тяжелым ящиком к столу.

-- Ну, ребятки, седня нам... до Владивостока хватит.

На него молча смотрели.

Только Брюхатый сказал:

-- Идиот... Василий Блаженный. На полатях вырос.

-- А чего вы такие? -- только теперь заметил Простой че-ловек. -- А? Что вы сидите-то, как вроде вас золотарь облил?

-- Хочешь в свою Сибирь? В деревню? -- спросил Брю-хатый.

-- Хочу, -- сказал Простой человек. -- Нынче поеду: у меня в сентябре отпуск...

-- А в долгосрочный отпуск поедешь?

-- Стоп! -- воскликнул Чернявый. -- Идея! Вот идея так идея, -- и он вскочил, и обнадеживающе посмотрел на всех... -- Кажется, мы спасены!

-- Как? -- спросили все в один голос.

-- Ждите меня! -- велел Чернявый и куда-то убежал -- вовсе, из квартиры.

ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕ УСПЕЛ ПРЕВРАТИТЬСЯ В НОЧЬ

"Пассажиры" ждали. Сидели молча и ждали. Стоял конь-як на столе, но никто к нему не притрагивался... Нет, одна бутылка была распочата; похоже, это Простой человек при-губил. Но и он тоже сидел и ждал. Тикали часы, слабо слы-шалась какая-то значительная кинематографическая музы-ка: Вера Сергеевна опять смотрела телевизор.

Долго-долго сидели и ждали.

Наконец Простой человек не выдержал и встал...

-- Пойду еще раз, -- сказал он. -- Хлопну для смелости -- и пойду.

Он выпил коньяку... Все -- от нечего делать -- внима-тельно глядели, как он наливал, как подержал рюмку в ру-ке, тоже глядя на нее, и как выпил. Простой человек выпил и пошел к Вере Сергеевне.

-- Я еще раз, -- сказал он, входя. -- Сергеевна, голубуш-ка... ведь все это -- опишут, -- сказал он, показывая рукой гарнитур, диван, ковры... -Все-все. Одни обои останутся.

-- Пусть, -- сказала Вера Сергеевна. -- Зато преступни-ки будут наказаны.

-- Преступников не надо наказывать...

-- А что же их надо -- награждать?

-- И награждать не надо. На них не надо обращать вни-мания. В крайнем случае, надо с имя находить общий язык.

-- Спасибо за науку. А они будут продолжать воровать?

-- Они так и так будут продолжать! Потом: ну какие же они преступники? Вот эти-то?.. Господи!.. Это сморчки! Они вон уже перепугались сидят... с них капает. Ведь на них глядеть жалко. Вы зайдите, гляньте -- ведь это готовое Ваганьково. Там только надписи осталось сделать: был та-кой-то, грел руки возле гарнитуров. Пожалейте вы их, ей-богу! Ну, припугнули -- и хватит. Хоть Аристарха свово пожалейте: ведь он со страху... мужиком года полтора не будет.

-- Ну, что вы -- он любовниц заводит! -- воскликнула Ве-ра Сергеевна с дрожью в голосе. -- У него есть Соня.

-- Сонька?! -- удивился Простой человек. И хлопнул се-бя руками по штанам. -- Господи, боже мой. Ну нашла же ты к кому приревновать. Да с Сонькой вся база... Я! Я!.. -- постучал себя в грудь Простой человек. -- Я один, можеть, только и не вошкался: потому что я тоже больше коньяк ува-жаю. Не коньяк даже, а простую водку. Сонька!..

-- Тем более! -- мстительно воскликнула Вера Сергеев-на. И встала от телевизора и нервно прошлась по комнате. -- Тем более!.. Скотина он такая. Мне его нисколько не жал-ко! Из всей этой бригады, -- показала она на комнату Ари-старха, -- мне ни-ко-го не жалко. Вас только жалко.

-- Да меня-то!.. -- махнул рукой Простой человек. -- Я и там грузчиком буду. Это им переквалификацию надо прохо-дить, а мне-то... Коньячка вот только не будет, вот жалко. Ну, отдохну от него, наберусь сил -- тоже полезно. Да мне много и не дадут -- от силы два года: за компанию. Мне их жалко, Сергеевна: у их, у всех, почесть, детишки. Вот этого толстого!.. -почему-то вдруг обозлился Простой чело-век, -- вот этого бы я посадил, не моргнув глазом. Ох, эт-то журавь, скажу тебе! Это самый главный воротила. Но его же отдельно не посадишь. Сажать, так уж всех.

-- Вот все и будут сидеть.

-- Оно, конечно... так. Знамо, что... А куда денешься? -- будем сидеть.

И Простой человек вышел.

Когда он вошел в комнату, где сидели "пассажиры", на него посмотрели без всякой надежды, обреченно.

Простой человек присел к столу... И засмотрелся на бутылки с коньяком. И вдруг всплакнул.

На него удивленно посмотрели.

-- Прощайте... драгоценные мои, -- говорил Простой человек, глядя на бутылки. -- Красавицы мои. Как я буду без вас?.. Одно страдание будет, тоска зеленая... Любимые мои. Тяжело мне с вами расставаться, ох, тяжело...

-- Поплачь, поплачь, говорят легче становится, -- сказал Брюхатый.

-- А я и плачу. Плачу и стонаю. Сердце кровью плачет, когда на них смотрю. Но канавы рыть с тобой в одной брига-де я не буду! -- Простой человек сердито посмотрел на Брюхатого. -- Я твою норму там не буду выполнять. Я за тебя... Недоедать из-за тебя не буду!

-- Чего это ты решил, что я там канавы рыть буду? -- спросил Брюхатый.

-- А что же ты там будешь делать?

-- Библиотекарем пойду... Или санитаром.

Все засмеялись: это был нехороший смех, нездоровый смех, болезненный смех, если можно так сказать про смех.

-- Налей-ка и мне, -- подошел к столу Курносый.

Простой человек налил две рюмочки... Одну пододвинул Курносому. Они чокнулись.

-- За счастливую дорогу, -- сказал Простой человек.

И тут вдруг сорвался "с гвоздя" Аристарх. Он вскочил, за-топал ногами и закричал:

-- Хватит паясничать! Хватит паясничать!.. Комеди франсез развели тут! Вон все отсюда! Вон! Скоты!.. Говядина!

Курносый поставил свою рюмку на стол и внимательно посмотрел на Аристарха. -- Слушай, -- сказал он, -- я умею останавливать истерики: я перворазрядник по боксу. Я хоть давно не в форме, но все равно... такую-то экономическую гниду я сделаю.

Аристархушка сел так же резко, как вскочил, обхватил опять руками голову и тихо стал покачиваться.

Простой человек промокнул губы уголком дорогой ска-терти и опять пошел к Вере Сергеевне. Ему, похоже, при-шла какая-то дельная мысль в голову.

-- Сергеевна, -- сказал он, -- а на кого квартира записана?

-- Как?.. -- не то что не поняла, а скорей растерялась Ве-ра Сергеевна. -- Как "на кого"?

-- Кто ответственный квартиросъемщик?

-- Он...

-- Он, -- Простой человек выразительно смотрел на Ве-ру Сергеевну.

-- А что? -- спросила та.

-- А ты куда? -- спросил в свою очередь Простой чело-век.

-- Как куда? Никуда.

-- Она кооперативная?

-- Да.

-- С конфискацией имущества! Он же не к Марье Иванне в карман залез, он государству в карман залез...

-- Ну? И что?

-- С конфискацией всего имущества, -- повторил Про-стой человек, даже с каким-то удовлетворением повто-рил. -- У их теория одна: с конфискацией всего имущества.

-- А я куда же?

-- Я вот и зашел спросить: а ты куда?

-- Нет такого закона! -- слабо запротестовала Вера Сер-геевна.

Простой человек присел на дорогое зеленое кресло.

-- Коломийцева посадили -- с конфискацией, -- стал он загибать пальцы, -- Коренева Илью Семеныча, веселый че-ловек был! -- с конфискацией... Он, к тому же, анекдоты любил...

-- При чем тут Коренев какой-то? А я что, на улицу, что ли?

Простой человек помолчал...

-- Угол снимать где-нибудь.

-- Здравствуйте!

-- Прощайте, -- жестко сказал Простой человек -- отку-да и нашел в себе такую жестокость, он был добрый чело-век -- и отбыл к "пассажирам".

-- Слюнтяи, -- сказал он всем. И прямо прошел к сто-лу. -- Интелефу занюханные, -- налил себе большой фужер коньяка и выпил один. -- Энергичные люди!.. Это я... -- стукнул он себя в грудь, -- я энергичный! Соображать надо! Жить надо уметь! От меня три жены ушло, и ни одна, -- он подчеркнул это, -- ни одна не делает волны насчет алимен-тов! А потому что -- что с меня возьмешь? С меня взять-то нечего. Я за свой труд беру, в основном, коньяком, а они не хотят коньяком. Не положено, они это прекрасно знают. Они каждый божий день видят, что я к вечеру лыка не вяжу, а сделать ничего не могут. Их мужья все изозлились... иззавидовались, а сделать ничего не могут. А вы -- энергичные... Вот энергия-то! Боксер, садись, врежем. Не вешай свой кур-носый нос -- он у тебя все равно кверху торчит. Вот ты еще более-менее, энергичный. А эти все... Тара для... сказал бы для чего, но у меня настроение улучшилось.

Раздался звонок в дверь.

Все опять замерли.

-- Открывайте! -- велел Простой человек. -- Памятни-ки...

Но никто не стронулся с места.

Простой человек сам пошел открывать. И на ходу изоб-разил, что вроде и в самом деле меж памятников идет: приостанавливался и разглядывал.

-- Люблю по кладбищу ходить. Думаешь: а кто были эти люди? -- рассуждал сам с собой Простой человек. Он оста-новился перед Брюхатым. -- Вот этот, наверно, плохой был...

-- Проходи, -- негромко сказал Брюхатый, -- а то я вста-ну из гроба и задушу тебя.

-- Да, этот был плохой, -- повторил Простой человек. -- Вор был, наверно.

Он подошел к двери, открыл... и воскликнул:

-- Соня!..

Стояли: Соня и Чернявый. Соня всех внимательно раз-глядывала, а Чернявый улыбался значительно.

Никто ничего не понимал... Особенно Аристарх: он встал было, но сел снова, опять встал и опять сел -- не мог встать от растерянности. Понимал что-то такое один Чернявый. Он помог снять Соне дорогую шубку... И, похоже, не соби-рался проходить с гостьей к "памятникам", а легонько -интеллигентно -- подталкивал ее в комнату Веры Серге-евны.

И вошли.

Вера Сергеевна тоже растерялась... Встала с дивана и смотрела на женщину Соню.

А там, в комнате Аристарха, по-прежнему все сидели не-подвижно. Только Простой человек, пробираясь опять меж "памятников" к столу, сказал:

-- Сейчас там будет третья империалистическая, -- он тихо засмеялся, набулькал из бутылки в рюмочку и качнул головой. -- Клочья полетят...

А в комнате, где Вера Сергеевна, пришли в движение.

-- Это -- Соня, -- представил Чернявый гостью хозяй-ке. -- Моя любовница.

-- Ну, -- засмущалась Соня. -- Прямо сразу уж... Зачем так?

-- Соня, мы договорились: все начистоту. Раз тут недора-зумение, мы должны...

-- У вас же семья, -- сказала с удивлением Вера Сергеев-на. -- Как же вы говорите -- любовница...

-- Да! -- гордо сказал Чернявый. -- Я -- из казаков... -- и он энергично показал -- не то лихо дернул поводья скаку-на, не то... шут его знает, что-то такое показал энергичное руками, -- густых, так сказать, кровей! Все даже удивляют-ся. Ну, говорят, Сучков, ты даешь! Вы знаете, сколько я пла-чу алиментов? -- Чернявый навис вопросом над Верой Сер-геевной и сам заранее выпучил глаза. -- Семьдесят пять процентов! Вы думаете, -горячо продолжал он, -- если я связался с этими государственными ворюгами, то это от ве-селой жизни? Нет! Если я добуду рубль на стороне, то он хоть весь мой. С законного рубля мне положено только пять копеек. А у меня -четверо детей.

-- Четверо детей!..

-- Это -- со мной, при мне. А так их у меня... по-моему, одиннадцать. Вместе с этими, которые со мной.

-- Но как же... еще любовница? -- все не могла прийти в себя Вера Сергеевна.

-- А что я, хуже других? Вы думаете, этот Брюхатый, на-пример, любовницу не имеет? Имеет. Я только не знаю, что он с ней делает, но имеет. А Лысый этот?.. С чего это он, скажите, пожалуйста, полысел в сорок три года? Думал мно-го? Над чертежами ночью склонялся? Нет, не над чертежа-ми... Только уж не над чертежами. Да все имеют любовниц! Вы простите, вы замужняя женщина, но откройте глаза-то, откройте: ведь это же позор считается, кто не имеет любов-ницы. Ведь это только один Аристарх ваш... Ведь над ним весь отдел смеется! Я уж не знаю, что у вас за любовь такая... не знаю. Значит она есть еще на земле? Я не знаю... с этим Аристархом... Он мне все представления о жизни перевер-нул. Любовь, что ли, у вас такая? -- прямо спросил Черня-вый Веру Сергеевну. -- Даже интересно, честное слово.

-- Слушайте, -- заговорила Вера Сергеевна неуверен-но, -- а как же записка?.. Ваша записка, я ее нашла в кар-мане...

-- Ва-аша запи-иска, в несколько стро-очек, -- пропел беспечный Чернявый. -- Она вам все расскажет про запис-ку. Соня, только всю правду. Влюбилась, дурочка, в вашего Аристарха и... решила вас поссорить. Я когда сегодня узнал об этом, у меня глаза на лоб полезли. "Поедем, -- говорю, -немедленно поедем к Вере Сергеевне, и ты ей все расска-жешь". Все, Соня!.. Я выйду, чтоб не мешать вам... -- уходя, Чернявый ласково, но строго погрозил Соне. -- Все, решительно, все. Про нас подробности можешь тоже не скрывать -- я лишен предрассудков, -- он чуть подумал. И, по-моему, совести тоже.

"Пассажиры" никак не могли понять, что такое творит Чернявый. И когда он вошел, все вопросительно на него смотрели и ждали.

Чернявый в изнеможении опустился в кресло, прикрыл глаза, долго сидел так, вольно раскинув руки и ноги.

-- Дядя Вася, налей мне граненый стакан коньяку -- ска-зал он устало и капризно.

-- Зачем же стакан? -- с уважением сказал Простой чело-век. -- Тут есть всякое хрустальное дерьмо.

-- Нет, я хочу только из граненого стакана. Я сегодня спас... -Чернявый открыл глаза, огляделся, -- от тюрьмы... много-много людей. Поэтому я хочу пить только из гра-неного -- по-казачьи. Я вас всех вывел из окружения! -- воз-гласил он, принимая стакан из рук Простого человека. Отпил, передохнул и сказал всем строго: -- Соньке -- книж-ный шкаф "Россарио", мне -- золотой перстень с энблемой: казак скачет на коне.

А в комнате Веры Сергеевны в это время две женщины беседовали. Соня что-то рассказывала Вере Сергеевне, что-то показывал а руками... Вера Сергеевна то изумлялась, то удивлялась, то ужасалась, то жалостливо смотрела на Со-ню. По всему видно, что они поняли друг друга, помирились и даже, кажется, готовы дружить, как иногда дружат поря-дочная женщина и величайшая распутница. Об этом много писали.

А в комнате, где "пассажиры", хотели понять, что вооб-ще происходит? То есть, о чем-то уже догадывались, но -- подробности, подробности.

-- Как ты ее уговорил? -- пытал Брюхатый Чернявого.

-- Книжный шкаф "Россарио"...

-- Для чего он ей?

-- Не знаю... Сошлись на книжном шкафу.

-- Как "сошлись"? -- не понял Простой человек. -- Не-удобно же...

-- Нет, все в порядке, что ли?! -- закричал в нетерпении Лысый.

-- Да, -- сказал Чернявый.

-- Ур-ра-а! -- закричали Курносый и Простой человек.

-- Едем седня до Владивостока! -- заявил Простой чело-век.

Аристархушка в волнении ходил по комнате.

-- А что она ей говорит? -- спросил он.

-- Они говорят на иностранном языке, -- сказал Курно-сый в сильнейшем раздражении на Аристарха. -- Импортанто де ла кругом и околе, -- он подошел к Чернявому и креп-ко пожал ему руку. -- Как мужчина мужчине, -- сказал он уважительно и скупо.

Чернявый махнул рукой...

-- Я тоже... перехватил там: наговорил на себя, что я чуть не Тарас Бульба. Еще немного -- и Тарас Бульба. По-моему она меня теперь бояться будет.

-- Кто, Сонька?

-- Кстати, если Сонька счас войдет в роль и начнет при-ставать ко мне, ты...

Но тут вошли Соня и Вера Сергеевна.

-- На колени! -- скомандовала Соня Аристарху. -- На ко-лени перед Верой Сергеевной.

-- Зачем? -- спросил Аристарх.

-- На колени!! -- потребовали все, еще не разобравшись, зачем надо на колени.

-- Оказывается, ты оскорблял ее! -- продолжала с возму-щением Соня. -Ты ей тут, оказывается, наговорил гадо-стей и грубостей! На колени!

-- На колени!!! -- опять закричали все. А Курносый даже двинулся к Аристарху.

-- Импортанто!.. -- с угрозой сказал он. -- Ты знаешь, что такое нокдаун? Я не говорю уже о нокауте, я говорю о небольшом нокдауне... На колени!

Аристархушка стал на колени...

-- Проси прощения у Веры Сергеевны, -- велела Соня.

-- Проси прощения у Веры Сергеевны! -- закричали все в один голос.

Аристарх замешкался было... Но тут ему разумно посове-товал Простой человек:

-- Давай, Аристархушка... да, благословясь, поедем во Владивосток.

-- Вера, -- дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, -- прости. Клянусь: ни одной больше покрышки, ни одного колеса...

-- Не об этом речь! -- прервал его Брюхатый. -- Говори по существу дела! Что значит ни одного колеса! Что ты, на лыжах собрался ездить?

-- Но о чем тогда говорить-то?! -- взбунтовался Аристарх на коленях.

Но тут уж возмутились все.

-- Ах, он не знает, о чем говори-ить! Ах ты, бедняжечка... Первоклашка.

-- Тебя мама еще за ручку водит, да?

-- Нет, он все же хочет получить небольшой нокдаун.

-- Да не нокдаун, а нормально -- по сусалам! -- громко возмутился и Простой человек. -- Поедем во Владивосток! Поезд же отходит, вы что?

-- Вера, -- опять дрогнувшим голосом заговорил Ари-старх, -- клянусь, после этого случая буду каждый день про-верять карманы...

-- Опять!.. Ему говорят стриженый, он -- бритый, -- вко-нец вышел из терпения Брюхатый. Но тут же взял себя в ру-ки и уже продолжал говорить с Аристархом, как с полным, но безвредным дураком, не злостным дураком: -Зачем ты будешь проверять карманы?

-- Не разговаривай со мной как с идиотиком...

-- Нет, зачем ты будешь проверять каждый день карма-ны?

-- Чтобы там записок не было...

-- А жить так, чтобы в твоей жизни вообще никаких запи-сок не было -так будешь жить?

-- Что я, просил ее, чтобы она мне писала?! -- опять бы-ло загорячился Аристарх и показал на Соню. И хотел даже встать с колен, и уж было встал, но тут встрепенулась Соня.

-- На колени! -- закричала она. -- А что это, женщину на-до обязательно просить, чтобы она писала? -- спросила она надменно. -- А сама женщина не имеет права написать записку? Может у нас женщина пошутить?

Вот это понравилось всем. С этим "может ли у нас жен-щина пошутить" она попала в самую точку. На Аристарха опять все навалились.

-- Домостроевщину развел! -- воскликнул Лысый.

-- Нет, этот человек просит нокаута! -- тоже воскликнул Курносый. -- Не хочет он нокдауна, никак не хочет! Ему больше нравится нокаут! Ведь достану в печень -- до утра будут считать.

-- Нет, ты ответь... Ти-ха! -- рявкнул Брюхатый на всех. -- Ты ответь на вопрос, который тебе, подлецу, поставили: мо-жет у нас женщина пошутить?

-- Может, -- Аристарху надоело стоять на коленях, и он стал со всем соглашаться.

-- Значит, что надо теперь сказать?

-- Что? -- искренне не понял Аристарх.

Брюхатый изумился; за ним некоторые тоже изумились, но так, для вида: никто, кроме Брюхатого, не понял, что на-до теперь сказать Аристарху.

-- Ты должон сказать, -- вылез с поучением Простой че-ловек, -- ребята, мол, забудем все -- и поедем во Владивос-ток.

-- Прекрати со своим Владивостоком! -- прикрикнул на него Лысый. -По-моему, ты и так уж где-то... под Хабаров-ском. Тут серьезное дело.

-- Что ты должен сказать? -- пытал Брюхатый Аристарха.

-- Что?! Что?! Что?! -- с Аристархом, кажется, начиналась истерика. -Не понимаю!.. -- он стукнул двумя кулаками себя в грудь, и в голосе его послышались слезы. -- Не пони-маю: что я должен сказать?!

Брюхатый пожалел его.

-- Ты должен сказать: Верунчик, я тебя люблю. И не фор-мально сказать, а с чувством, как ты говорил... сколько лет назад? -- повернулся Брюхатый к Вере Сергеевне.

-- Что говорил? -- не поняла Вера Сергеевна.

-- Когда он вам первый раз сказал: Верунчик, я тебя люб-лю? Сколько лет назад это было?

-- Это было... девять лет назад, -- сказала Вера Сергеев-на. -- Но он не так говорил... -- Вера Сергеевна, вообще-то, была довольна -- и этим состоянием Аристарха на коленях, и тем, что все его очень ругают. -- Он сказал: "Хочешь, я сделаю тебя самой богатой женщиной микрорайона?"

-- Трепло! -- возмутились все.

-- Про экономическую базу он ничего не говорил?

-- Хвастунишка.

-- Я не так говорил! -- заспорил Аристарх на коленях.

-- А как?

-- Я сказал: "Хочешь, я МОГУ сделать тебя самой бога-той женщиной микрорайона?" Еще я сказал: "Только не но-си синтетическое белье".

-- Почему это? -- спросила Соня.

-- Искры летят, -- пояснил Аристарх.

-- Да? -- удивилась Соня. -- Не замечала.

-- Ну, так, -- поднялся Брюхатый. -- Я думаю, что он все осознал... Осознал, Аристарх?

-- Осознал.

-- Поднимайся, -- велел Брюхатый. -- Вера Сергеевна, идите сюда... Идите, идите. Я предлагаю такую детскую иг-ру. Кто видел, как мирятся детишки?

Никто не видел. То есть, наверно, видели, но не знали, куда клонит Брюхатый.

-- Они берутся вот так... -- Брюхатый взял руку Аристар-ха и руку Веры Сергеевны, сцепил их мизинцы. -- Теперь повторяйте за мной... Вот так вот махайте и повторяйте. Повторяйте: мирись, мирись -- больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.

Все засмеялись остроумной выдумке Брюхатого, даже за-аплодировали. Все были рады.

-- Давайте, давайте!.. -- требовали от Аристарха и Веры Сергеевны.

-- Мирись, мирись, -- стали вместе говорить Аристарх и Вера Сергеевна, -- больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.

Опять зааплодировали... Вера Сергеевна была счастлива; Аристарх был смущен, но тоже доволен. Их окружили, по-здравляли с примирением... Сделали вокруг них хоровод, пошли, взявшись за руки, и запели:

Как на Верины менины

Испекли мы каравай:

Вот тако-ой вышины!

Вот тако-ой ширины!..

Опять засмеялись, опять зааплодировали себе. Все были счастливы.

-- Черт его знает!.. -- воскликнул растроганный Брюха-тый. -- Жить да радоваться!.. Нет, мы начинаем себе слож-ности находить.

-- Именно: можно же красиво жить! -- подхватил Курно-сый.

-- Да... со вкусом! Ведь один раз живем-то! -- тоже с чув-ством сказал Лысый. -- Вы вдумайтесь: один раз! И все, и больше нас ни-ког-да не будет.

-- Поехали во Владивосток! -- опять призвал Простой человек. Но на всех слетела какая-то тихая, задумчивая ми-нута, всем как-то было не до Владивостока.

-- Иной раз думаешь: люди, в чем дело? -- продолжал глубоко и даже с грустинкой Брюхатый. -- В чем дело, люди?

-- Дело в том, что -- уважения побольше друг к другу, -- подхватил его мысль Лысый. -- Уважения!

-- Я бы сказал -- и любви, -- сказал Чернявый. Он даже встал. -- Любовь -- это... Все можно достать! -- воскликнул он. -- Все! А любовь не достанешь, если ее вот тут вот нету.

-- Это ты, брат, верно, -- похвалил Брюхатый. -- Это ты -- в десятку.

-- Суетимся, суетимся много, -- вздохнул Лысый. -- Ска-зано же: "Не суетитесь". Нет, мы суетимся...

-- Не потопаешь -- не полопаешь, -- вставил и свое раздумчивое слово Простой человек. -- Попробуй не посуе-тись.

-- Заговорила матушка-деревня! -- горестно и насмешли-во сказал Брюхатый. -- А ведь на полатях-то не суетились! -- вдруг решил поймать он Простого человека на слове.

-- Почему это на полатях не суетились? -- не понял Про-стой человек. -И на полатях суетились, и на печке, и в ба-нях... А чего ты ко мне с полатями-то привязался? Если хо-чешь, то я на покосе родился. Но полати я любил, потому что там можно сверху наблюдать.

-- И чего ты оттуда наблюдал, интересно?

-- Все... Жизнь. Мы там сказки рассказывали друг друж-ке... Нас одиннадцать человек росло.

-- А нас -- двое, -- вспомнила и Соня, -- но я была млад-шая. Это хуже всего -- младшей сестрой быть: все платья, все туфли, все юбки я за Зинкой донашивала. А счас -- все наоборот! -- она сама рассмеялась такому нелепому обороту в жизни. -- Я ей говорю: а помнишь, Зин, как я за тобой все донашивала? Она говорит: не говори. А вот нечего, го-ворю!.. Заладила тогда: учиться, учиться! Дырки всем на бо-ку провертела со своей учебой! Выучилась?.. Ну, давай теперь, гордись передо мной: ты же ученая! А я вот -неуче-ная. Я -- продавщица, нормальная продавщица!.. А давай, говорю, пройдем с тобой -- для кспиримента -- по улице: я надену все свое на себя, а ты свое на себя... Давай, говорю, пройдем? Не хочет.

Все засмеялись.

-- Нет, мы едем во Владивосток или не едем?! -- на исхо-де всякого терпения закричал Простой человек. -- Во-от споминать пустились... Чего мы сидим-то?

-- Это мы -- перед дальней дорогой, -- молвил Курно-сый, улыбаясь.

-- Хватит вам со своим Владивостоком! -- сказала Вера Сергеевна, тоже по-доброму улыбаясь. -- Давайте... сядем все за столом, как нормальные люди... Представляете, -- обратилась она к Соне, -- выдумали какую-то... странную игру: то в жаркие страны летают в качестве журавлей, то ез-дят куда-то...

Соня махнула рукой.

-- Делать нечего!

-- Энергия! -- воскликнул Чернявый. -- Не зря же про нас говорят: энергичные люди.

-- Ну-ка, энергичные люди, -- стала распоряжаться Ве-ра Сергеевна, -приложите свою энергию к делу: раздвинь-те пока стол. Соня, а мы пойдем на кухню -- вы мне помо-жете салат сготовить...

И пошло тут веселое, хорошее оживление, когда вроде и делом занимаются, а вроде и дела никакого нет. Мужчины умело раздвинули стол, закурили... Аристарх включил доро-гой магнитофон "Сони".

-- У тебя "Сони"? -- спросил Брюхатый со знанием дела.

-- Да.

-- Прекрасная вещь. У меня тоже... Шестьсот рублей.

Курносый чему-то вдруг весело рассмеялся... Да так ис-кренне, так неудержимо долго смеялся, что все стали смот-реть на него с тревогой.

-- Ты чего? -- спросил Брюхатый.

Курносый хохотал и показывал пальцем на Чернявого, хотел что-то сказать и не мог сказать от смеха.

-- Чеканулся, что ли? -- спросил Чернявый вполне тре-вожно.

-- Со...ня, -- продохнул наконец от смеха Курносый. -- У вас "Сони", а у этого -- Соня...

-- Смех смехом, -- серьезно заговорил Чернявый, -- но если кто из вас трепанет где-нибудь, что она моя любовни-ца... Слушайте, я серьезно говорю! Не вздумайте пошутить где-нибудь! А то... их же выручил, понимаешь... Мне то-гда -- загодя с седьмого этажа прыгать.

-- С седьмого -- это высоко, -- согласился Лысый. -- Но со второго я прыгал. Причем не муж даже, не муж -- брат за-стукал... Не понимаю, чего она так перепугалась! Глаза вот такие: убьет, говорит! Я маханул... Хорошо, на цветочную клумбу угодил.

-- А я раз... -- хотел было тоже вспомнить Брюхатый, но вошли Вера Сергеевна и Соня. Внесли всякие закуски.

-- Пожалуйста, к столу! -- пригласила Вера Сергеевна.

И стали садиться к столу. На душе у всех было мирно и хорошо.

-- Уверяю вас: можно же прекрасно жить! -- еще раз ска-зал Брюхатый с чувством тихой благодарности к жизни. -- Мирно, спокойно...

-- Главное, не суетиться перед клиентом, -- согласился с ним Лысый. -Скажите, чего нет? -- спросил он, приглашая всех тоже, как Брюхатый, к тихому восторгу перед жизнью, но был конкретней: он показывал на богатый стол. -- Чего не хватает?

-- Так-то бы жил! -- сказал Простой человек. -- Такси-сты только хамят: не хотят везти, и все! Каждый день у меня с имя стычка.

-- Хамства много, это верно, -- согласился Курносый. -- Но я заранее трояк показываю. Ты сразу трояк показывай, и все, и повезет.

-- Хорошо, если он есть. А если его нету?

-- Тогда -- кулак, -- сострил Брюхатый. -- И скажи: "Я на покосе родился!" -- сразу повезет.

Засмеялись.

-- Повезет он... -- проворчал Простой человек.

За разговорами сели к столу.

-- Ой, я забыла эту... открывалку-то... -- вспомнила Ве-ра Сергеевна. -- Сонечка, не в службу а в дружбу: у меня в ящике лежит... в "Рамоне" в левом ящике, в нижнем... та-кая -- с ручкой, как у...

-- Найду, -- сказала Соня. И пошла за открывалкой.

Пока она ходила, тут опять наладились было на мирный, хороший разговор.

-- Я как-то товарища своего школьного встретил... -- вспомнил Брюхатый. -- Ну -- "Где? Как?" Оказывается, -- шишка. Ну, выпили, закусили... Потом эта "шишка" спра-шивает: "Слушай, -- говорит, -- ты не можешь мне женские сапоги "на платформе" достать? За горло, -- говорит, -- взя-ли..." -- "И все? -- говорю. -- Вся проблема?" А сам думаю: эх...

Но тут случилось нечто, что и назвать-то... как-то... не поймешь, как и назвать: шутка? Но уж больно тупая. Соня!..

В то время, как Брюхатый говорил: "А сам думаю: эх...", вошла в комнату преподобная Сонечка... с пистолетом в ру-ках: наставила на всех и говорит:

-- Руки вверх! Я -- из обэхээса!

Да так спокойно, уверенно, так СТРАШНО это сказала, что за столом обмерли. Все застыли, кто как сидел... И тут Соня расхохоталась! Вот уж она посмеялась, дура, -- до слез прямо досмеялась. Смеялась и показывала... открывалку, которая была похожа на пистолет -- вылитый пистолет!

За столом не знали: то ли сердиться на эту дуру, то ли уж махнуть рукой... Но признались, что перепугались насмерть.

-- Сонька!.. -- с укором сказал Брюхатый, -- у меня же сердце, дура ты такая, дура... Ведь так -- парализует, и все. И будешь: одна половинка жить будет, а другая рядом ле-жать, по соседству.

-- А у меня -- холод: вот отсюда вот пошел, от затылка, -- признался Лысый, -- и по спине, по спине -- куда-то в коп-чик уперся: чувствую -примерз к стулу! Ну, надо же так додуматься! Ну, Соня!..

Отходили от испуга; даже уж с некоторым весельем про-должали рассказывать, кто что почувствовал и подумал, ко-гда Соня наставила "пистолет".

-- А я думаю: пока тут счас всех будут обыскивать да лич-ности проверять, я незаметно успею сунуть одну бутылку в штанину, -- поделился своими мыслями Простой чело-век. -- Глянь, у меня штаны-то: туда полприлавка влезет. Пока, думаю, будем ехать в воронке -- там же темно! -- я ее из горлышка... Мы бы ее с боксером вот раздавили бы.

-- Нет, тут уж не до бутылочки было бы, -- признался Курносый. -- У меня в глазах темно сделалось. Вот понимаю же: все же на месте, никуда же никто не успел... А -- никого не вижу! Туда смотрю (в зрительный зал) -никого не вижу, сюда смотрю -- никого!.. Одну Соню с этой открывалкой вижу и все. Ну, Соня... Ну, шуточки у тебя!..

-- А я думаю так: прикинусь счас невменяемым!.. -- поделился мыслями и Чернявый. -- С ума сошел. Сошел с ума -- тронулся!.. А таких не судят.

-- Так тебе и поверили! -- сказал Простой человек, раз-ливая коньяк по рюмкам.

-- Это -- как держать себя.

-- Да как ни держи!.. Пару раз промежду глаз...

-- А я, -- сказал Аристарх, -- я вот что подумал, -- и все замолкли, и смотрели на Аристарха: интересно было, что он подумал. -- Я подумал -- все: и Соня, и моя жена, обе -- от-туда... из обэхээса.

-- Ну!.. -- изумилась Вера Сергеевна. -- Девять лет жи-вем, а он...

Все засмеялись такой, в самом деле, нелепости. Загово-рили все сразу:

-- Аристарх, ты уж...

-- А что? А что?.. А знаете, случай был...

-- Да ну, случай!.. Случаи в кино бывают, в театре...

-- Нет, Аристарх, в самом деле?

-- Клянусь! Ну, думай, это мне -- пятнадцать лет!..

-- Да нам бы всем!.. Мы же ее "убивать" ходили! Нам бы за одну эту комедию...

-- Едем во Владивосток! -- громко объявил Простой че-ловек. -Присели!.. Присели! Помолчали перед дальней до-рожкой...

Все замолчали.

В это время позвонили в дверь.

-- Это соседка ко мне -- за выкройками, -- сказала Вера Сергеевна. И пошла открывать.

Открыла дверь... И попятилась назад.

Вошли трое, показали книжечки.

-- Милиция, -- сказал один. -- Просьба всем оставаться на местах и предъявить документы.

Один из трех, в милицейской форме (двое были в штат-ском), прошел несколько в коридор и увидел покрышки.

-- Вот они! -- сказал он. -- Даже не спрятали.

За столом сидели тихо, неподвижно.

Только Простой человек, повернувшись к зрительному залу, негромко, с искренним интересом спросил:

-- А кто же тогда, граждане?.. А? Кто капнул-то?