«Руда»

А. Г. Туркин Руда

Всю жизнь как-то не везло рабочему Ивану Соколову. Когда он женился после смерти отца и матери, то вышло так, что жена его на свете прожила недолго. Женщина была высокая, худая и часто кашляла. Иван любил ее и пробовал лечить всячески. Звал старух-знахарок, поил жену разными снадобьями и сам, собственными руками, втирал ей в грудь и спину какое-нибудь лекарство. Раз даже попробовал пригласить доктора, когда тот приехал из соседнего завода к управителю. Прикатил доктор, мрачный, тяжелый человек, страдавший сильной одышкой. Не снимая пальто, он постучал пальцами в грудь больной и приложил ухо. Лицо у него сделалось багровым, и он прохрипел:

— Баста!.. Скоро карачун…

Сказал и уехал. А больная долго сидела после этого, бледная, как мел, и молчаливая. Ивану было страшно жаль жену, и он старался успокоить ее:

— Ты думаешь, это он правильно? Это ему скоро карачун, язвило бы его!.. Слышала, небось, как дышет, холера. Это они только управителя да его жену как следует лечат… Потому день и ночь жрут там, да вино разное пьют…

Так или иначе, а жена у Ивана чахла, как подснежник, охваченный внезапной стужей. Весной, когда снег бежал с гор, когда звонко перекликались тревожные ручьи и мучительно хотелось жить, — она слегла в постель и умерла. Пришли соседки, обмыли ее, а Иван, угрюмый, как ночь, целый день пилил и стругал на дворе — делал крест и гроб. Потом понесли ее и похоронили в том месте у пруда, где стояли высокие сосны. И день тогда выдался славный… Бежала торжествующая жизнь в потоках солнца, пели птицы, в вершине пруда кричали с прилета лебеди и стояли стройные сосны, душистые, высокие и молчаливые. И точно берегли они людей, лежавших под белыми крестами…

С год после этого Иван Соколов прожил один. Поддержать его было некому, и начал он часто выпивать. Работу на заводе забросил, завел какую-то тяжбу об избе, и кончилось тем, что из избы Ивана выселили. Купил себе, с грехом пополам, Иван старую баню, переделал ее на жилье и начал жить бобылем. И чувствовал мужик, что окончательно сбился…

Выручил случай.

Как-то весной, в числе других рабочих, Иван нагружал железо на барки, которые готовились уплыть по вздувшейся реке. Народу работало много, были женщины и девицы. В воздухе пахло уральской весной, сдержанной и неяркой, но могучей в своей накопившейся страсти… Пруд очистился, горы обнажились от снега, и солнце смеялось с неба, точно оно впервые увидало людей. На пристани, где нагружали барки, кипела жизнь. Звенело железо, нестройный гам несся в смолистом воздухе, фабрики дышали грузно и хрипло, а на реке, как белые молодые птицы, выстроились к отходу барки.

Во время работы Соколов познакомился с Дарьей — высокой, некрасивой и рябой женщиной. Несмотря на эту неказистость, лицо у Дарьи дышало энергией, взгляд был смелый и прямой, а работала она на пристани за мужика. К ней не приставали с прибаутками и шуточками, как к другим, и, видимо, побаивались ее сурового взгляда.

Иван разговорился с ней и узнал, что она вдова. Это навело его на некоторые размышления. Он начал часто задумываться, скреб в затылке и часто посматривал в сторону бабы. Однажды, когда Дарья стояла в ожидании очереди за расчетом, Иван подошел к ней и поздоровался. Лицо его казалось смущенным, и он нервно потеребливал свою козлиную бородку.

— К расчету? — спросил он.

— Да…

— Куда теперь думаете?

— Да хочу на Громатуху… Говорят, дрова сплавляют… Работа хорошая… Думаю туда…

Иван усиленно тянул себя за бороду и смотрел в землю. Рука его заметно дрожала. Проклятая робость, точно паук, захватила его и сжала в своих лапах. И ему пришло в голову, что он круглый дурак: надо бы выпить… Тогда бы он сразу перескочил через все…

Потоптавшись немного на месте, он вдруг сказал сдавленным голосом:

— А что, Дарья Митревна… Отойдем немного в сторону…

Слегка удивленная, Дарья подумала и согласилась. Оба отошли от людей, и здесь Иван, вытаращив на нее свои добрые глаза, корчась и замирая, изложил суть своего решения. И нес он страшную околесицу…

— Конечно… Чего, мол, тут… Баба, мол, ровно ладно… До бани добился… В бане живу… Телка была хорошая… Куриц покойница держала… Лошадь промотал… Тьфу, язвило бы меня!..

В конце концов Дарья его поняла. Подумала и ответила, что через три дня даст ответ. И кончилось тем, что Дарья вышла за Ивана Соколова.

В первый же год после этого события дела у Ивана стали поправляться. Дарья оказалась хорошей и дельной хозяйкой. Мужу насчет выпивки спуску не давала, завела птицу, огород и подумывала о корове. Лошадь еще казалась отдаленной мечтой, но Дарья, видимо, рассчитывала и на это. Каждый грош Ивана, каждый его заработок подвергался самому тщательному учету. Иван иногда с грустью подумывал, что блаженные времена «шкаликов» а «стаканчиков» прошли, но, в общем, сердце у него радовалось. Как слабохарактерный человек, он нуждался в сильной и твердой руке.

К лету Дарья заставила Ивана взять в конторе билет на покос. Отвели им место верст за семь от завода. Дарья сама целые дни торчала здесь и выворачивала пни да колодник, чтобы очистить место. Иван устроил земляной балаган у маленького ручья, который только весной, забившись в черемуховые кусты, трепетал тоненькой поющей нитью. Летом же он пересыхал.

Во время самой страды, между делом, Иван вздумал на покосе вырыть колодец. Выбрал низкое место и начал рыть. Когда он вырыл яму аршина в два, то натолкнулся на камни, которые и начал было выворачивать ломом. Однако камней оказался целый пласт, и Иван решил бросить это место. Пришла посмотреть Дарья, спустилась вниз, подняла один камень, осмотрела и промолвила:

— Да ведь это руда…

Взял Иван камень, осмотрел, поскреб ножиком и согласился, что это, действительно, руда. А Дарья, слегка побледневшая, смотрела куда-то вдаль затуманенным взглядом. Иван глядел на жену и ждал.

— Надо заявку сделать в конторе… — вдруг быстро сказала Дарья.

Иван потоптался на месте и откликнулся, как эхо:

— Надо…

— Может, дадут чего… Тогда бы можно и лошадь… — соображала Дарья.

— Можно бы и лошадь…

Дарья отобрала несколько камней и положила их в мешок. Колодезь решили вырыть в другом месте.

На другой день Дарья отправила мужа в контору показать руду. Провожая Ивана, она снабдила его некоторой инструкцией.

— Ты с ними много-то не разговаривай… Они ведь жулье все… На лошадь, мол, дадите, так покажу место… Слышишь?

— Слышу…

Пришел Иван в контору и спросил смотрителя рудников Худышкина. Тот оказался в конторе и, увидав Ивана, вдруг прыснул со смеха…

— А… Соколов… Ха-ха-ха… Взял другую бабу, так и глаз не кажешь… Го-го-го… Ну, что?

Веселый вид смотрителя ободрил Ивана. Впрочем, Худышкин и так считался самым смешливым человеком на заводе. Маленький, кругленький, розовый, он ежеминутно прыскал. Бывало, какой-нибудь мрачный конторский счетовод, страдавший от вчерашней выпивки, вдруг бросит в сторону перо и скажет соседу:

— Ваня…

— Что?

— Сходи к Худышкину…

— Зачем?

— Покажи ему палец…

— Для чего это?

— А заржет непременно…

И счетоводы, в свою очередь, хохочут. Маленький эпизод этот точно рассевает облака табачного дыма и гонит на минуту усталость.

Ободренный Иван вытащил куски руды и подал смотрителю.

— Это что?

— Руду нашел.

— Где?

— Пока не скажу… Дарья не велела…

Смотритель покатился со смеху.

— Баба не велела? Ха-ха-ха… Вот это я понимаю!.. Слышите, Петр Иваныч? Ему баба не велела!.. Гы-гы-гы… Вот оно, что значит баба…

Он вдруг сделал серьезное лицо и сказал Ивану:

— Ну-с, милый человек… Я поговорю с управляющим… А потом мы отправим руду в лабораторию… Сделаем анализ… Понял?

— Понял…

— Через недельку приходи… Я скажу тебе окончательно. А теперь ступай и скажи своей Дарье, что, мол, так и так, все трефи козыри… Го-го-го! Баба, говорит, не велела!..

Иван ушел и рассказал все Дарье. Та сначала выразила некоторое сомнение в намерениях Худышкина, но потом успокоилась. Решили подождать…

Через неделю Иван опять стоял перед Худышкиным. Тот на этот раз не смеялся и казался озабоченным.

— Ну, Соколов, руда, видимо, ладная… Железа 56 процентов… Теперь, брат, вот условие: ты должен поехать со мной и показать место… Иначе я ничего не могу…

Иван почесал в затылке.

— Что? Опять нельзя без бабы? Гы-гы.

— Да, надо бы спросить…

— Ступай, спроси…

Дарья разрешила ехать Ивану. В один прекрасный день поехали смотритель, Иван, молодой техник с инструментами и несколько человек рабочих. Измеряли, рыли, осматривали место двое суток. В конце концов смотритель Худышкин положительно сиял: в земле лежало нетронутое богатство.

Когда закончили совсем работу, Худышкин с техником выпили. Угостили рабочих и Ивана. Лежа на траве и закусывая икрой, Худышкин ежеминутно ржал, рассказывал скабрезные анекдоты и под конец окончательно развеселился.

— Ну, Соколов… Руды, брат, хоть отбавляй… Гы-гы… Ну-с… а сколько ты с нас возьмешь за эту находку?

— Не знаю…

— Опять, видно, у Дарьи спрашивать… Го-го…

— Придется…

— Смотри, дорого не бери.

Худышкин наклонился к уху техника и прошептал:

— Тысячу рублей ассигновано за подобную заявку… Положительно выработали все рудники… Еще год — и мы без руды… Но эта штука нас воскресила… Главное, близко!

Через день после этого Иван стоял в кабинете управляющего, где находился и Худышкин, стоящий в почтительной позе. Управляющий, бледный и худощавый инженер, с холодным выражением на лице, читал доклад Худышкина относительно заявленной руды. Окончив читать, он откинулся на спинку кресла, прищурил глаза и спросил Соколова:

— Сколько желаете получить за заявку?

Иван затоптался. Его смущал холодный взгляд инженера. Подергивая бородку, он испытывал такое же чувство, как было при сватаньи Дарьи. И опять он начал отдаленно:

— Оно, конечно… Сами знаете, ваше благородие… Конечно, как вы по совести… Вот тоже лошади нет… Кобыла была хорошая… Каряя кобыла… Добился… до бани добился!..

Инженер молчал, и его холодные глаза смотрели на Ивана так же безразлично, как на кусок руды. Круглые изящные часы мелодично ударили полчаса. У Худышкина спирало в животе от хохота, но он сдерживался…

— Ну-с, так сколько?..

— Не знаю…

— Пятьдесят рублей будет?

Иван вздрогнул от радости. Дарья наказывала просить не меньше двадцати пяти рублей. А тут…

— Покорнейше благодарим…

Управляющий взял листок бумаги, написал несколько строк и, подавая Ивану бумажку, произнес:

— Ступайте в бухгалтерию… Там выдадут.

Иван отвесил поклон и вышел из кабинета. Сердце его стучало от радости. Все выходило так, как велела Дарья.

А управляющий посмотрел на Худышкина, усмехнулся и произнес, слегка покосившись вслед Ивану:

— Ду-р-р-р-ак!

1906

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по тексту первой публикации в журнале «Русское богатство», 1906, № 6.

Оглавление