«Замечания о бунте»

Пушкин Александр Сергеевич ЗАМЕЧАНИЯ О БУНТЕ

1.

Стран. 16. Пугачев был уже пятый Самозванец, принявший на себя имя императора Петра III. Не только в простом народе, но и в высшем сословии существовало мнение, что будто государь жив и находится в заключении. Сам великий князь Павел Петрович долго верил, или желал верить сему слуху. По восшедствии на престол первый вопрос государя графу Гудовичу был: жив ли мой отец?

2.

Стран. 18. Пугачев говорил, что сама императрица помогла ему скрыться.

3.

Стран. 20. Первое возмутительное воззвание Пугачева к Яицким казакам есть удивительный образец народного красноречия, хотя и безграмотного. Оно тем более подействовало, что объявления, или публикации, Рейнсдорпа были писаны столь же вяло, как и правильно, длинными обиняками, с глаголами на конце периодов.

4.

Стран. 25. Бедный Харлов, накануне взятия крепости, был пьян; но я не решился того сказать, из уважения его храбрости и прекрасной смерти.

5.

Стран. 34. Сей Нащокин был тот самый, который дал пощечину Суворову (после того Суворов, увидя его, всегда прятался и говорил: боюсь, боюсь! он дерется). Нащокин был один из самых странных людей того времени. Сын его написал его записки: отроду не читывал я ничего забавнее. Государь Павел Петрович любил его и при восшедствии своем на престол звал его в службу. Нащокин отвечал государю: вы горячи и я горяч; служба в прок мне не пойдет. Государь пожаловал ему деревни в Костромской губернии, куда он и удалился. Он был крестник императрицы Елисаветы и умер в 1809 году.

6.

Стран. 54. Чернышев (тот самый, о котором государыня Екатерина II говорит в своих записках) был некогда каммер-лакеем. Он был удален из Петербурга повелением императрицы Елисаветы Петровны. Императрица Екатерина, вступив на престол, осыпала его и брата своими милостями. Старший умер в Петербурге комендантом крепости.

7.

Стран. 55. Кар был пред сим употреблен в делах, требовавших твердости, и даже жестокости (что еще не предполагает храбрости, и Кар это доказал). Разбитый двумя каторжниками, он бежал под предлогом лихорадки, лома в костях, фистулы и горячки. Приехав в Москву, он хотел явиться с оправданиями к князю Волхонскому, который его не принял. Кар приехал в благородное собрание, но его появление произвело такой шум и такие крики, что он принужден был поспешно удалиться. Ныне общее мнение если и существует, то уж гораздо равнодушнее, нежели как бывало в старину. Сей человек, пожертвовавший честью для своей безопасности, нашел однакож смерть насильственную: он был убит своими крестьянами, выведенными из терпения его жестокостию.

8.

Стр. 56. Императрица уважала Бибикова и уверена была в его усердии, но никогда его не любила. В начале ее царствования был он послан в Холмогоры, где содержалось семейство несчастного Иоанна Антоновича, для тайных переговоров. Бибиков возвратился влюбленный без памяти в принцессу Екатерину (что весьма не понравилось государыне). Бибикова подозревали благоприятствующим той партии, которая будто бы желала возвести на престол государя великого князя. Сим призраком беспрестанно смущали государыню, и тем отравляли сношения между матерью и сыном, которого раздражали и ожесточали ежедневные, мелочные досады и подлая дерзость временщиков. Бибиков не раз бывал посредником между императрицей и великим князем. Вот один из тысячи примеров: великий князь, разговаривая однажды о военных движениях, подозвал полковника Бибикова (брата Александра Ильича) и спросил, во сколько времени полк его (в случае тревоги) может поспеть в Гатчину? На другой день Александр Ильич узнает, что о вопросе великого князя донесено, и что у брата его отымают полк. Александр Ильич, расспросив брата, бросился к императрице и объяснил ей, что слова великого князя были ни что иное, как военное суждение, а не заговор. Государыня успокоилась, но сказала: скажи брату своему, что в случае тревоги полк его должен идти в Петербург, а не в Гатчино.

9.

Стр. 73. Густав III, изъясняя в 1790 году все свои неудовольствия, хвалился тем, что он, несмотря на все представления, не воспользовался смятением, произведенным Пугачевым. — Есть чем хвастать, говорила государыня, что король не вступил в союз с беглым каторжником, вешавшим женщин и детей.

10.

Стр. 78. Уральские казаки (особливо старые люди) доныне привязаны к памяти Пугачева. Грех сказать, говорила мне 80-ти-летняя казачка, на него мы не жалуемся; он нам зла не сделал. — Расскажи мне, говорил я Д. Пьянову, как Пугачев был у тебя посаженым отцом? — Он для тебя Пугачев, отвечал мне сердито старик, а для меня он был великий государь Петр Федорович. Когда упоминал я о его скотской жестокости, старики оправдывали его, говоря; не его воля была; наши пьяницы его мутили.

11.

Стр. 82. И. И. Дмитриев уверял, что Державин повесил сих двух мужиков более из поэтического любопытства, нежели из настоящей необходимости.

12.

Стр. 84. Казни, произведенные в Башкирии генералом князем Урусовым, невероятны. Около 130 человек были умерщвлены посреди всевозможных мучений! "Остальных человек до тысячи (пишет Рычков) простили, отрезав им носы и уши". Многие из сих прощеных должны были быть живы во время Пугачевского бунта.

13.

Стр. 93. Князь Голицын, нанесший первый удар Пугачеву, был молодой человек и красавец. Императрица заметила его в Москве на бале (в 1775) и сказала: как он хорош! настоящая куколка. Это слово его погубило. Шепелев (впоследствии женатый на одной из племянниц Потемкина) вызвал Голицына на поединок и заколол его, сказывают, изменнически. Молва обвиняла Потемкина…

14.

Стр. 135. Замечательна разность, которую правительство полагало между дворянством личным и дворянством родовым. Прапорщик Минеев и несколько других офицеров были прогнаны сквозь строй, наказаны батогами и пр. А Шванвич только ошельмован преломлением над головою шпаги. Екатерина уже готовилась освободить дворянство от телесного наказания. Шванвич был сын кронштадского коменданта, разрубившего некогда палашем, в трактирной ссоре, щеку Алексея Орлова (Чесменского).

15.

Стр. 137. Кто были сии смышленые сообщники, управлявшие действиями Самозванца? — Перфильев? Шигаев? — Это должно явствовать из процесса Пугачева, но к сожалению я его не читал, не смев его распечатать без высочайшего на то соизволения.

16.

Стр. 138. Молодой Пулавский был в связи с женою старого казанского губернатора.

17.

Стр. 145. В Саранске архимандрит Александр принял Пугачева с крестом и евангелием, и во время молебствия, на ектинии упомянул государыню Устинию Петровну. Архимандрит предан был гражданскому суду, в Казани. 13 октября 1774 года, в полдень, приведен он был в оковах в собор. Его повели в алтарь и возложили на него полное облачение. Солдаты с примкнутыми штыками стояли у северных дверей. Протопоп и протодиакон поставили его посреди церкви, во всем облачении и в оковах. После обедни был он выведен на площадь; ему прочли его вины. После того сняли с него ризы, обрезали волоса и бороду, надели мужицкий армяк и сослали на вечное заточение. Народ был в ужасе и жалел о преступнике. В указе было велено вывести Александра в одежде монашеской. Но Потемкин (Павел Сергеевич) отступил от сего, для большего ефекта.

18.

Стр. 157. Настоящая причина, по которой Румянцев не захотел отпустить Суворова, была зависть, которую питал он к Бибикову, как вообще ко всем людям, коих соперничество казалось ему опасным.

19.

Стр. 164. Падуров, как депутат, в силу привиллегий, данных именным указом, не мог ни в коем случае быть казнен смертию. Не знаю, прибегнул ли он к защите сего закона; может быть он его не знал; может быть судьи о том не подумали; тем не менее казнь сего злодея противузаконна.

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщники хотели сперва и дворян склонить на свою сторону, но выгоды их были слишком противуположны. (NB. Класс приказных и чиновников был еще малочислен и решительно принадлежал простому народу. То же можно сказать и о выслужившихся из солдат офицерах. Множество из сих последних были в шайках Пугачева. Шванвич один был из хороших дворян).

Все немцы, находившиеся в средних чинах, сделали честно свое дело: Михельсон, Муфель, Меллин, Диц, Деморан, Дуве etc. Но все те, которые были в бригадирских и генеральских, действовали слабо, робко, без усердия: Рейнсдорп, Брант, Кар, Фрейман, Корф, Валленштерн, Билов, Декалонг etc. etc.

Разбирая меры, предпринятые Пугачевым и его сообщниками, должно признаться, что мятежники избрали средства самые надежные и действительные к своей цели. Правительство с своей стороны действовало слабо, медленно, ошибочно.

Нет зла без добра: Пугачевский бунт доказал правительству необходимость многих перемен, и в 1775 году последовало новое учреждение губерниям. Государственная власть была сосредоточена; губернии, слишком пространные, разделились; сообщение всех частей государства сделалось быстрее, etc.

ОБ "ИСТОРИИ ПУГАЧЕВСКОГО БУНТА" (РАЗБОР СТАТЬИ, НАПЕЧАТАННОЙ В "СЫНЕ ОТЕЧЕСТВА" В ЯНВАРЕ 1835 ГОДА)

Несколько дней после выхода из печати "Истории Пугачевского бунта" явился в "Сыне Отечества" разбор этой книги. Я почел за долг прочитать его со вниманием, надеясь воспользоваться замечаниями неизвестного критика. В самом деле, он указал мне на одну ошибку и на три важные опечатки. Статья вообще показалась мне произведением человека, имеющего мало сведений о предмете, мною описанном. Я собирался при другом издании исправить замеченные погрешности, и оправдаться в несправедливых обвинениях, и принести изъявление искренней моей благодарности рецензенту, тем более, что его разбор написан со всевозможной умеренностию и благосклонностию.

Недавно в "Северной Пчеле" сказано было, что сей разбор составлен покойным Броневским, автором "Истории Донского войска". Это заставило меня перечесть его критику и возразить на оную в моем журнале, тем более, что "История Пугачевского бунта", не имев в публике никакого успеха, вероятно не будет иметь и нового издания.

В начале своей статьи, критик, изъявляя сожаление о том, что "История Пугачевского бунта" писана вяло, холодно, сухо, а не пламенной кистию Байрона и проч., признает, что эта книга "есть драгоценный материал, и что будущему историку, и без пособия нераспечатанного еще дела о Пугачеве, нетрудно будет исправить некоторые поэтические вымыслы, незначащие недосмотры, и дать сему мертвому материалу жизнь новую и блистательную". За сим г. Броневский отмечает сии поэтические вымыслы и недосмотры "не в суд и осуждение автору, а единственно для пользы наук, для его и общей пользы". Будем следовать за каждым шагом нашего рецензента.

Критика г. Броневского.

"На сей-то реке (Яике), — говорит г. Пушкин, — в XV столетии явились донские казаки".

Выписанное, в подтверждение сего факта из "Истории Уральских казаков" г. Левшина (см. прим. 1. 3–8 стр.) долженствовало бы убедить автора, что донские казаки пришли на Яик в XVI, а не в XV, столетии, и именно около 1584 года.

Объяснение.

Есть разница между появлением казаков на Яике и поселением их на сей реке. В русских летописях упоминается о казаках не прежде как в XVI столетии; но предание могло сохранить то, о чем умалчивала хроника. Наша летопись в первый раз о татарах упоминает в XIII столетии, но татаре существовали и прежде. Г. Левшин неоспоримо доказал, что казаки поселились на Яике не прежде XVI столетия. К сему же времени должно отнести и существование полубаснословной Гугнихи. Г. Левшин, опровергая Рычкова, спрашивает: как могла она (Гугниха) помнить происшествия, которые были почти за сто лет до ее рождения? Отвечаю: так же, как и мы помним происшествия времен императрицы Анны Иоанновны, — по преданию.

Критика г. Броневского.

Вся первая глава, служащая введением к "Ист. Пуг. бун.", как краткая выписка из сочинения г. Левшина, не имела, как думаем, никакой нужды в огромном примечании к сей главе (26 стр. мелкой печати), которое составляет почти всю небольшую книжку г. Левшина. Книжка эта не есть древность, или такая редкость, которой за деньги купить нельзя; посему почтенный автор мог и должен был ограничить себя одним указанием, откуда первая глава им заимствована.

Объяснение.

Полное понятие о внутреннем управлении Яицких казаков, об образе жизни их и проч. необходимо для совершенного объяснения Пугачевского бунта; и потому необходимо и огромное (т. е. пространное) примечание к 1-й главе моей книги. Я не видел никакой нужды пересказывать по-своему то, что было уже сказано как нельзя лучше г-м Левшиным, который, по своей благосклонной снисходительности, не только дозволил мне воспользоваться его трудом, но еще и доставил мне свою книжку, сделавшуюся довольно редкою.

Критика г. Броневского.

"Известно, — говорит автор, — что в царствование Анны Иоанновны Игнатий Некрасов успел увлечь за собою множество донских казаков в Турцию". Стр. 16. Некрасовцы бежали с Дона на Кубань в царствование Петра Великого, во время Булавинского бунта, в 1708 году. См. Историю Д. войска. Историю Петра Великого Берхмана, и другие.

Объяснение.

Что Булавин и Некрасов бунтовали в 1708 году, это неоспоримо. Неоспоримо и то, что в следующем сей последний оставил Дон и поселился на Кубани. Но из сего еще не следует, чтоб при императрице Анне Иоанновне не мог он с своими единомышленниками перейти на турецкие берега Дуная, где ныне находятся селения некрасовцев. В истории Петра I-го в последний раз об них упоминается в 1711 году, во время переговоров при Пруте. Некрасовцы поручены покровительству крымского хана (к великой досаде Петра I-го, требовавшего возвращения беглецов и наказания их предводителя). Положившись на показания рукописного Исторического словаря, составленного учеными и трудолюбивыми издателями "Словаря о святых и угодниках", я поверил, что некрасовцы перешли с Кубани на Дунай во время походов графа Миниха, в то время, как запорожцы признали снова владычество русских государей.[1] Но это показание несправедливо: некрасовцы оставили Кубань гораздо позже, именно в 1775 году. Г. Броневский (автор "Истории Донского войска") и сам не знал сих подробностей; но тем не менее благодарен я ему за дельное замечание, заставившее меня сделать новые успешные исследования.

Критика г. Броневского.

"Атаман Ефремов был сменен, а на его место избран Семен Силин. Послано повеление в Черкаск сжечь дом Пугачева… Государыня не согласилась по просьбе начальства перенесть станицу на другое место, хотя бы и менее выгодное; она согласилась только переименовать Зимовейскую станицу Потемкинскою". Стр. 74.

В 1772 году войсковой атаман Степан Ефремов, за недоставление отчетов об израсходованных суммах, был арестован и посажен в крепость; вместо его пожалован из старшин в наказные атаманы Алексей Иловайский. Силин не был донским войсковым атаманом. Из Донской истории не видно, чтобы правительство приказало сжечь дом Пугачева; а видно только, что, по прошению донского начальства, Зимовейская станица перенесена на выгоднейшее место и названа Потемкинскою. См. "Историю Д. войска", стр. 88 и 124 части I.

Объяснение.

В 1773 и 74 году войсковым атаманом Донского войска был Семен Сулин (а не Силин). Иловайский был избран уже на его место. У меня было в руках более пятнадцати указов на имя войскового атамана Семена Сулина и столько же докладов от войскового атамана Семена Сулина. В "Русском инвалиде", в нынешнем 1836 году, напечатано несколько донесений от полковника Платова к войсковому атаману Семену Никитичу Сулину во время осады Силистрии в 1773 году. Правда, что в "Истории Донского войска" (сочинении моего рецензента) не упомянуто о Семене Сулине. Это пропуск важный и, к сожалению, не единственный в его книге.

Г. Броневский также несправедливо оспаривает мое показание, что послано было из Петербурга повеление сжечь дом и имущество Пугачева, ссылаясь опять на свою "Историю Донского войска", где о сем обстоятельстве опять не упомянуто. Указ о том, писанный на имя атамана Сулина, состоялся 1774 года января 10 (NB казнь Пугачева совершилась ровно через год, 1775 года 10 января). Вот собственные слова указа:

"Двор Ем. Пугачева, в каком бы он худом или лучшем состоянии ни находился, и хотя бы состоял он в развалившихся токмо хижинах, имеет Донское войско, при присланном от оберкоменданта крепости св. Димитрия штаб-офицере, собрав священный той станицы чин, старейшин и прочих оной жителей, при всех их сжечь, и на том месте через палача или профоса пепел развеять; потом это место огородить надолбами, или рвом окопать, оставя на вечные времена без поселения, как оскверненное жительством на нем все казни лютые и истязания делами своими превосшедшего злодея, которого имя останется мерзостию навеки, а особливо для Донского общества, яко оскорбленного ношением тем злодеем казацкого на себе имени, — хотя отнюдь таким богомерзким чудовищем ни слава войска Донского, ни усердие оного, ни ревность к нам и отечеству помрачаться и ни малейшего нарекания претерпеть не может".

Я имел в руках и донесение Сулина о точном исполнении указа (иначе и быть не могло). В сем-то донесении Сулин от имени жителей Зимовейской станицы просит о дозволении перенести их жилища с земли, оскверненной пребыванием злодея, на другое место, хотя бы и менее удобное. Ответа я не нашел; но по всем новейшим картам видно, что Потемкинская станица стоит на том самом месте, где на старинных означена Зимовейская. Из сего я вывел заключение, что государыня не согласилась на столь убыточное доказательство усердия и только переименовала Зимовейскую станицу в Потемкинскую.

Критика г. Броневского.

Автор не сличил показания жены Пугачева с его собственным показанием; явно, что свидетельство жены не могло быть верно: она, конечно, не могла знать всего и, конечно, не все высказала, что знала. Собственное же признание Пугачева, что он скрывался в Польше, должно предпочесть показанию станичного атамана Трофима Фомина, в котором сказано, что будто бы Пугачев, отлучаясь из дому в разное время, кормился милостиною!! и в 1771 был на Куме. — Но Пугачев в начале 1772 года явился на Яик с польским фальшивым паспортом, которого он на Куме достать не мог.

На Дону по преданию известно, что Пугачев до семилетней войны промышлял, по обычаю предков, на Волге, на Куме и около Кизляра; после первой Турецкой войны скрывался между польскими и глуховскими раскольниками. Словом, в мирное время иногда приходил в дом свой на короткое время; а постоянно занимался воровством и разбоем в окрестностях Донской земли, около Данкова, Таганрога и Острожска.

Объяснение.

Показания мои извлечены из официальных, неоспоримых документов. Рецензент мой, укоряя меня в несообразностях, не показывает, в чем оные состоят. Из показаний жены Пугачева, станичного атамана Фомина и наконец самого самозванца, в конце (а не в начале) 1772 года приведенного в Малыковскую канцелярию, видно, что он в 1771 году отпущен из армии на Дон, по причине болезни; что в конце того же года, уличенный в возмутительных речах, он успел убежать и, тайно возвратясь домой в начале 1772 года, был схвачен и бежал опять. Здесь прекращаются сведения, собранные правительством на Дону. Сам Пугачев показал, что весь 1772 год скитался он за польской границею и пришел оттуда на Яик, кормясь милостынею (о чем Фомин не упоминает ни слова). Г. Броневский, выписывая сие последнее показание, подчеркивает слово милостыня и ставит несколько знаков удивления (!!); но что ж удивительного в том, что нищий бродяга питается милостынею? Г. Броневский, не взяв на себя труда сличить мои показания с документами приложенными к "Истории Пугачевского бунта", кажется, не читал и манифеста о преступлениях казака Пугачева, в котором именно сказано, что он кормился от подаяния. (См. манифест от 19 декабря 1774 года, в "Приложении к Истории Пугачевского бунта".)

Г. Броневский, опровергая свидетельство жены Пугачева, показания станичного атамана Фомина и официально обнародованное известие, пишет, что Пугачев в начале 1772 года явился на Яике с польским фальшивым паспортом, которого он на Куме достать не мог. Пугачев в начале 1772 года был на Кубани и на Дону; он явился на Яик в конце того же года не с польским фальшивым паспортом, но с русским, данным ему от начальства, им обманутого, с Добрянского форпоста. Предание, слышанное г. Броневским, будто бы Пугачев, по обычаю предков (!), промышлял разбоями на Волге, на Куме и около Кизляра, ни на чем не основано и опровергнуто официальными, достовернейшими документами. Пугачев был подозреваем в воровстве (см. показание Фомина); но до самого возмущения Яицкого войска ни в каких разбоях не бывал.

Г. Броневский, оспоривая достоверность неоспоримых документов, имел, кажется, в виду оправдать собственные свои показания, помещенные им в "Истории Донского войска". Там сказано, что природа одарила Пугачева чрезвычайной живостию и с неустрашимым мужеством, дала ему и силу телесную и твердость душевную; но что, к несчастию, ему не доставало самой лучшей и нужнейшей прикрасы — добродетели; что отец его был убит в 1738; что двенадцатилетний Пугачев, гордясь своим одиночеством, своею свободою, с дерзостию и самонадеянием вызывал детей равных с ним лет на бой, нападал храбро, бил их всегда; что в одной из таких забав убил он предводителя противной стороны; что по пятнадцатому году он уже не терпел никакой власти; что на двадцатом году ему стало тесно и душно на родной земле; что честолюбие мучило его; что вследствие того он сел однажды на коня и пустился искать приключений в чистое поле; что он поехал на восток, достигнул Волги и увидел большую дорогу; что, встретив четырех удальцов, начал он с ними грабить и разбойничать; что, вероятно, он занимался разбоями только во время мира, а во время войны служил в казачьих полках; что генерал Тотлебен, во время Прусской войны, увидев однажды Пугачева, сказал окружавшим его чиновникам: " чем более смотрю на сего казака, тем более поражаюсь сходством его с великим князем", и проч. и проч. (См. "Историю Донского войска" ч. II, гл. XI.) Все это ни на чем не основано и заимствовано г. Броневским из пустого немецкого романа — "Ложный Петр III", не заслуживающего никакого внимания. Г. Броневский, укоряющий меня в каких-то поэтических вымыслах, сам поступил неосмотрительно, повторив в своей "Истории" вымыслы столь нелепые.

Критика г. Броневского.

"Шигаев, думая заслужить себе прощение, задержал Пугачева и Хлопушу, и послал к оренбургскому губернатору сотника Логинова с предложением о выдаче самозванца". Но в поставленном тут же под? 12 примечании автор говорит, что сие показание Рычкова невероятно: ибо Пугачев и Шигаев, после бегства их из-под Оренбурга, продолжали действовать за-одно.

Если показание Рычкова невероятно, то в текст и не должно было его ставить; если же Шигаев только в крайнем случае в самом деле думал предать Пугачева, то это обстоятельство не мешало продолжать действовать за-одно с Пугачевым: ибо беда еще не наступила. Историку, конечно, показалось трудным сличать противоречащие показания и выводить из них следствия; но это его обязанность, а не читателей.

Объяснение.

Выписываю точные слова текста и примечание на оный: "После сражения под Татищевой, Пугачев с 60 казаками пробился сквозь неприятельское войско и прискакал сам-пят в Бердскую слободу с известием о своем поражении. Бунтовщики начали выбираться из Берды, кто верхом, кто на санях. На воза громоздили заграбленное имущество. Женщины и дети шли пешие. Пугачев велел разбить бочки вина, стоявшие у его избы, опасаясь пьянства и смятения. Вино хлынуло по улице. Между тем Шигаев, видя, что все пропало, думал заслужить себе прощение и, задержав Пугачева и Хлопушу, послал от себя к оренбургскому губернатору с предложением о выдаче ему самозванца, и прося дать ему сигнал двумя пушечными выстрелами.

"Примечание. Рычков пишет, что Шигаев велел связать Пугачева. Показание невероятное. Увидим, что Пугачев и Шигаев действовали за-одно несколько времени после бегства их из-под Оренбурга".

Шигаев, человек лукавый и смышленый, мог под каким ни есть предлогом задержать нехитрого самозванца; но не думаю, чтоб он его связал: Пугачев этого ему бы не простил.

Критика г. Броневского.

Стр. 97. "Уфа была освобождена. Михельсон, нигде не останавливаясь, пошел на Тибинск, куда после Чесноковского дела прискакали Ульянов и Чика. Там они были схвачены казаками и выданы победителю, который отослал их скованных в Уфу". В примечании же 16-м (стр. 51), принадлежащем к сей V главе, сказано совсем другое, именно: "По своем разбитии, Чика с Ульяновым остановились ночевать в Богоявленском медно-плавильном заводе. Приказчик угостил их, и напоив до-пьяна, ночью связал и представил в Тобольск. Михельсон подарил 500 руб. приказчиковой жене, подавшей совет напоить беглецов". Место действия находилось в окрестностях Уфы, а по сему приказчик не имел нужды отсылать преступников в Тобольск, находящийся от Уфы в 1145 верстах.

Объяснение.

Если бы г. Броневский потрудился взглянуть на текст, то он тотчас исправил бы опечатку, находящуюся в примечании. В тексте сказано, что Ульянов и Чика были выданы Михельсону в Табинске (а не в Тобольске, который слишком далеко отстоит от Уфы, и не в Тибинске, который не существует).

Критика г. Броневского.

"Солдатам начали выдавать в сутки только по четыре фунта муки, т. е. десятую часть меры обыкновенной". Стр. 100.

Солдат получает в сутки два фунта муки, или по три фунта печеного хлеба. По означенной выше мере выйдет, что солдаты во время осады получали двойную порцию, или что весь гарнизон состоял из 20 только человек. Тут что-нибудь да не так.

Объяснение.

Очевидная опечатка: вместо четыре фунта должно читать четверть фунта, что и составит около десятой части меры обыкновенной, т. е. двух фунтов печеного хлеба. Смотри статью "Об осаде Яицкой крепости", откуда заимствовано сие показание. Вот собственные слова неизвестного повествователя: "Солдатам стали выдавать в сутки только по четверти фунта муки, что составляет десятую часть обыкновенной порции".

Критика г. Броневского.

В примечании 18, стр. 52, сказано, что оборона Яицкой крепости составлена по статье, напечатанной в "Отечественных Записках", и по журналу коменданта полковника Симонова. Как автор принял уже за правило помещать вполне все акты, из которых он что-либо заимствовал, то журнал Симонова, нигде до сего не напечатанный, заслуживал быть помещенным в примечаниях также вполне, как Рычкова — об осаде Оренбурга, и архимандрита Платона — о сожжении Казани.

Объяснение.

Я не мог поместить все акты, из коих заимствовал свои сведения. Это составило бы более десяти томов: я должен был ограничиться любопытнейшими.

Критика г. Броневского.

Стр. 129. "Михельсон, оставя Пугачева вправе, пошел прямо на Казань и 11 июля вечером был уже в 15 верстах от нее. — Ночью отряд его тронулся с места. Поутру, в 45 верстах от Казани, услышал пушечную пальбу!.." Маленький недосмотр!

Объяснение.

Важный недосмотр: вместо в 15 верстах, должно читать: в пятидесяти.

Критика г. Броневского.

"Пугачев отдыхал сутки в Сарепте, оттуда пустился вниз к Черному Яру. Михельсон шел по его пятам. Наконец, 25 августа на рассвете он настигнул Пугачева в ста пяти верстах от Царицына. Здесь Пугачев, разбитый в последний раз, бежал, и в семидесяти верстах от места сражения переплыл Волгу выше Черноярска". Стр. 155–156.

Из сего описания видно, что Пугачев переплыл Волгу в 175 верстах ниже Царицына; а как между сим городом и Чернояром считается только 155 верст, то из сего выходит, что он переправился через Волгу ниже Чернояра в 20 верстах. — По другим известиям, Пугачеву нанесен последний удар под самым Царицыным, откуда он бежал по дороге к Чернояру, и в сорока верстах от Царицына переправился через Волгу, то есть верстах в десяти ниже Сарепты.

Объяснение.

Выписываю точные слова текста: "Пугачев стоял на высоте, между двумя дорогами. Михельсон ночью обошел его, и стал противу мятежников. Утром Пугачев опять увидел перед собою своего грозного гонителя; но не смутился, а смело пошел на Михельсона, отрядив свою пешую сволочь противу донских и чугуевских казаков, стоящих по обоим крылам отряда. Сражение продолжалось недолго. Несколько пушечных выстрелов расстроили мятежников. Михельсон на них ударил. Они бежали, брося пушки и весь обоз. Пугачев, переправясь через мост, напрасно старался их удержать; он бежал вместе с ними. Их били и преследовали сорок верст. Пугачев потерял до четырех тысяч убитыми и до семи тысяч взятыми в плен. Остальные рассеялись. Пугачев, в семидесяти верстах от места сражения, переплыл Волгу, выше Черноярска, на четырех лодках, и ушел на луговую сторону, не более как с тридцатью казаками. Преследовавшая его конница опоздала четвертью часа. Беглецы, неуспевшие переправиться на лодках, бросились вплавь и перетонули".

Рецензент пропустил без внимания главное обстоятельство, поясняющее действие Михельсона, который ночью обошел Пугачева, и, следственно разбив его, погнал не вниз, а вверх по Волге, к Царицыну. Таким образом мнимая нелепость моего рассказа исчезает. Не понимаю, каким образом военный человек и военный писатель (ибо г. Броневский писал военные книги) мог сделать столь опрометчивую критику на место столь ясное само по себе!

Критика г. Броневского.

К VI главе 6 примечания не достает. См. 123 и 55 стр. На карте не означено многих мест, и даже городов и крепостей. Это чрезвычайно затрудняет читателя.

Объяснение.

Цыфр, означающий ссылку на замечание, есть опечатка. Карта далеко неполна; но оная была необходима, и я не имел возможности составить другую, более совершенную.

Г. Броневский заключает свою статью следующими словами:

"Сии немногие недостатки ни мало не уменьшают внутреннего достоинства книги, и если бы нашлось и еще несколько ошибок, книга, по содержанию своему, всегда останется достойною внимания публики".

Если бы все замечания моего критика были справедливы, то вряд ли книга моя была бы достойна внимания публики, которая в праве требовать от историка, если не таланта, то добросовестности в трудах и осмотрительности в показаниях. Знаю, что оправдываться опечатками легко; но, надеюсь, читатели согласятся, что Тобольск вместо Табинск; в пятнадцати, верстах вместо в пятидесяти верстах и наконец четыре фунта вместо четверти фунта более походят на опечатки, нежели следующие errata, которые где-то мы видели: митрополит — читай: простой священник, духовник царский; зала в тридцать саженей вышины — читай: зала в пятнадцать аршин вышины; Петр I из Вены отправился в Венецию — читай: Петр I из Вены поспешно возвратился в Москву.

Рецензенту, наскоро набрасывающему беглые замечания на книгу, бегло прочитанную, очень извинительно ошибаться; но автору, посвятившему два года на составление ста шестидесяти осьми страничек, таковое небрежение и легкомыслие были бы непростительны. Я должен был поступать тем с большею осмотрительностию, что в изложении военных действий (предмете для меня совершенно новом) не имел я тут никакого руководства, кроме донесений частных начальников, показаний казаков, беглых крестьян, и тому подобного, — показаний, часто друг другу противоречащих, преувеличенных, иногда совершенно ложных. Я прочел со вниманием все, что было напечатано о Пугачеве, и сверх того 18 толстых томов in-folio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою.

Сказано было, что "История Пугачевского бунта" не открыла ничего нового, неизвестного. Но вся эта эпоха была худо известна. Военная часть оной никем не была обработана: многое даже могло быть обнародовано только с высочайшего соизволения. Взглянув на "Приложения к Истории Пугачевского бунта", составляющие весь второй том, всякой легко удостоверится во множестве важных исторических документов, в первый раз обнародованных. Стоит упомянуть о собственноручных указах Екатерины II, о нескольких ее письмах, о любопытной летописи нашего славного академика Рычкова, коего труды ознаменованы истинной ученостию и добросовестностию — достоинствами столь редкими в наше время, о множестве писем знаменитых особ, окружавших Екатерину: Панина, Румянцева, Бибикова, Державина и других… Признаюсь, я полагал себя в праве ожидать от публики благосклонного приема, конечно, не за самую "Историю Пугачевского бунта", но за исторические сокровища, к ней приложенные. Сказано было, что историческая достоверность моего труда поколебалась от разбора г. Броневского. Вот доказательство, какое влияние имеет у нас критика, как бы поверхностна и неосновательна она ни была!

Теперь обращаюсь к г. Броневскому уже не как к рецензенту, но как к историку.

В своей "Истории Донского войска" он поместил краткое известие о Пугачевском бунте. Источниками служили ему: вышеупомянутый роман "Ложный Петр III", "Жизнь А.И. Бибикова", и наконец предания, слышанные им на Дону. О романе мы уже сказали наше мнение. "Записки о жизни и службе А.И. Бибикова" по всем отношениям очень замечательная книга, а в некоторых и авторитет. Что касается до преданий, то если оные, с одной стороны, драгоценны и незаменимы, то, с другой, я по опыту знаю, сколь много требуют они строгой поверки и осмотрительности. Г. Броневский не умел ими пользоваться. Предания, собранные им, не дают его рассказу печати живой современности, а показания, на них основанные, сбивчивы, темны, а иногда и совершенно ложны.

Укажем и мы на некоторые вымыслы (к сожалению, не поэтические), на некоторые недосмотры и явные несообразности.

Приводя вышеупомянутый анекдот о Тотлебене, будто бы заметившем сходство между Петром III и Пугачевым, г. Броневский пишет:

"Если анекдот сей справедлив, то можно согласиться, что слова сии, просто сказанные, хотя в то время не сделали на ум Пугачева большого впечатления, но впоследствии могли подать ему мысль называться императором". А через несколько страниц г. Броневский пишет: "Пугачев принял предложение яицкого казака Ивана Чики, более его дерзновенного, называться Петром III". — Противоречие!

Анекдот о Тотлебене есть вздорная выдумка. Историку не следовало о нем и упоминать и того менее — выводить из него какое бы то ни было заключение. Государь Петр III был дороден, белокур, имел голубые глаза: самозванец был смугл, сухощав, малоросл; словом, ни в одной черте не сходствовал с государем.

Страница 98. "12 генваря 1773, раскольники (в Яицком городке) взбунтовались и убили как генерала (Траубенберга), так и своего атамана".

Не в 1773, но в 1771. См. Левшина, Рычкова, Ист. Пугач, бунта, и пр.

Стран. 102. "Полковник Чернышев прибыл на освобождение Оренбурга, и 29 апреля 1774 года сражался с мятежниками; губернатор не подал ему никакой помощи" и проч.

Не 29 апреля 1774 г., а 13 ноября 1773; в апреле 1774 года разбитый Пугачев скитался в Уральских горах, собирая новую шайку.

Г. Броневский, описав прибытие Бибикова в Казань, пишет, что в то время (в январе 1774) самозванец в Самаре и Пензе был принят народом с хлебом и солью.

Самозванец в январе 1774 года находился под Оренбургом и разъезжал по окрестностям оного. В Самаре он никогда не бывал, а Пензу взял уже после сожжения Казани, во время своего страшного бегства, за несколько дней до своей собственной погибели.

Описывая первые действия генерала Бибикова и медленное движение войск, идущих на поражение самозванца к Оренбургу, г. Броневский пишет: "Пугачев, умея грабить и резать, не умел воспользоваться сим выгодным для него положением. Поверив распущенным нарочно слухам, что будто от Астрахани идет для нападения на него несколько гусарских полков с донскими казаками, он долго простоял на месте, потом обратился к низовью Волги и через то упустил время, чтобы стать на угрожаемом нападением месте".

Показание ложное. Пугачев все стоял под Оренбургом и не думал обращаться к низовью Волги.

Г. Броневский пишет; "Новый главноначальствующий граф Панин не нашел на месте (на каком месте?) всех нужных средств, чтобы утишить пожар мгновенно и не допустить распространения оного за Волгою".

Граф П.И. Панин назначен главноначальствующим, когда уже Пугачев переправился через Волгу и когда пожар уже распространился от Нижнего-Новгорода до Астрахани. Граф прибыл из Москвы в Керенск, когда уже Пугачев разбит был окончательно полковником Михельсоном.

Умалчиваю о нескольких незначащих ошибках, но не могу не заметить важных пропусков. Г. Броневский не говорит ничего о генерал-маиоре Каре, игравшем столь замечательную и решительную роль в ту несчастную эпоху. Не сказывает, кто был назначен главноначальствующим по смерти А.И. Бибикова. Действия Михельсона в Уральских горах, его быстрое, неутомимое преследование мятежников оставлены без внимания. Ни слова не сказано о Державине, ни слова о Всеволожском. Осада Яицкого городка описана в трех следующих строках: "Он (Мансуров) освободил Яицкий городок от осады и избавил жителей от голодной смерти: ибо они уже употребляли в пищу землю".

Политические и нравоучительные размышления[2], коими г. Броневский украсил свое повествование, слабы и пошлы и не вознаграждают читателей за недостаток фактов, точных известий и ясного изложения происшествий.

Я не имел случая изучать историю Дона и потому не могу судить о степени достоинства книги г. Броневского; прочитав ее, я не нашел ничего нового, мне неизвестного; заметил некоторые ошибки, а в описании эпохи мне знакомой — непростительную опрометчивость. Кажется, г. Броневский не имел ни средств, ни времени совершить истинно исторический памятник. "Тяжкая болезнь — говорит он в начале "Истории Донского войска" — принудила меня отправиться на Кавказ. Первый курс лечения Пятигорскими минеральными водами хотя не оказал большого действия, но, по совету медиков, я решился взять другой курс. Ехать в Петербург и к весне назад возвращаться было слишком далеко и убыточно; оставаться на зиму в горах — слишком холодно и скучно; итак, 15 сентября 1831 года отправился я в Новочеркасск, где родной мой брат жил по службе с своим семейством. Осьмимесячное мое пребывание в городе Донского войска доставило мне случай познакомиться со многими почтенными особами Донского края" и проч. "Впоследствии уверившись, что в словесности нашей не достает истории Донского войска, имея досуг и добрую волю, я решился пополнить этот недостаток" и проч.

Читатели г. Броневского могли, конечно, удивиться, увидя вместо статистических и хронологических исследований о казаках подробный отчет о лечении автора; но кто не знает, что для больного человека здоровье его не в пример занимательнее и любопытнее всевозможных исторических изысканий и предположений! Из добродушных показаний г. Броневского видно, что он в своих исторических занятиях искал только невинного развлечения. Это лучшее оправдание недостаткам его книги.

А. П.

МАТЕРИАЛЫ

А. ЗАПИСИ УСТНЫХ РАССКАЗОВ, ПРЕДАНИЙ, ПЕСЕН

I. ПОКАЗАНИЯ КРЫЛОВА (поэта)

Отец Крылова (капитан) был при Симанове в Яицком городке. Его твердость и благоразумие имели большое влияние на [тогдашние] тамошние дела, и сильно помогли Симанову, который в начале было струсил. Иван Андреевич находился тогда с матерью в Оренбурге. На их двор упало несколько ядер, он помнит голод и то, что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 р.! Так как чин капитана в Яицкой крепости был заметен, то найдено было в бумагах Пугачева в расписании, кого на какой улице повесить, и имя Крыловой с ее сыном. Рейнсдорп был человек очень глупый. Во время осады вздумал он было ловить казаков капканами, чем и насмешил весь город, хоть было и не до смеху. После бунта, Ив. Крылов возвратился в Яицкий городок, где завелася игра в пугачевщину. Дети разделялись на две стороны, городовую и бунтовскую, и драки были значительные. Крылов, как сын капитанский, был предводителем одной стороны. Они выдумали, разменивая пленных, лишних сечь, отчего произошло в ребятах, между коими были и взрослые, такое остервенение, что принуждены были игру запретить. Жертвой оной чуть было не сделался некто Анчапов (живой доныне). Мертваго, поймав его, в одной экспедиции, повесил его кушаком на дереве. — Его отцепил прохожий солдат.

11 апреля 1833.

II. ИЗ ДОРОЖНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

Чугуны — Кар etc.

Васильсурск — предание о Пугачеве. Он в Курмыше повесил маиора Юрлова за смелость его обличения — и мертвого секли нагайками. — Жена его спасена его крестьянами. Слышал от старухи, сестры ее — живущей милостынею.

* * *

Пугачев ехал мимо копны сена — собачка бросилась на него. — Он велел разбросать сено. Нашли двух барышен — он их, подумав, велел повесить.

Слышал от смотрителя за Чебоксарами.

* * *

В Берде Пугачев жил в доме Кондратия Ситникова, в Озерной у Полежаева.

Харлова расстрелена.

* * *

Василий Плотников. Пугачев у него работником.

* * *

Карницкий. Илецкий Городок

* * *

Из Гурьева городка

Протекла кровью река.

Из крепости из Зерной

На подмогу Рассыпной

Выслан капитан Сурин

Со командою один

Он нечаянно в крепость въехал

Начальников перевешал

Атаманов до пяти

Рядовых сот до 6.

* * *

Уральски казаки

Были дураки

Генерала убили

Госуд

* * *

Пугачев повесил академика Ловица в Камышине. Иноходцев убежал.

* * *

Оцюш кайбас, бог. Панин. Дом Пустынникова, Смышляевка.

III. КАЗАНСКИЕ ЗАПИСИ

Казань 6 сентября В. Петр. Бабин.

Пугачев с Арского поля послал сволочь свою на 3-ю гору или на немецкое кладбище. Там находилась суконная слобода. Фабриканты разного были звания, стрельцы, мещане etc. — Иные в башмаках с пряжками, в шляпе на 3 угла etc. — Башкирцы пустили в них стрелами словно хмелем. Тут была одна чугунная пушка, ее разорвало, канонера убило — едва успели раз выпалить. Суконщики, ободряемые преосв. Вениамином, хотели защищаться рычагами и чем ни попало — но башкирцы зажгли слободу и бросились в улицы. — Пугачев запретил колоть народ, но Башкирцы его не слушались. Мать Бабина, брося во ржи двух дочерей и неся в подоле годового сына, бросилась в ноги козаку. — Матушка, сказал он ей; ведь Башкирец убьет же тебя. — Казанка запружена была телами жителей гонимых в лагерь. — Кудрявцев, стодесятилетний старик, на носилках вынесен был в церковь близ его загородного дома находившуюся. — Он был забит нагайками.

Народ пригнанный в лагерь Пугачева поставлен был на карачки перед пушками, бабы и дети подняли вой. — Им объявили прощение государево. — Все закричали ура! и кинулись к его ставке. — Потом спрашивали: кто хочет в службу к государю Петру Федоровичу. — Охотников нашлось множество.

Против Шарной горы у Горлова кабака поставлена была пушка. — Пугачев к горе подошел лесом и рассыпавшись по Арскому полю и по третьей горе ворвался в Казань.

Казни после Пугачева были ужасные, вешали за ребро, сажали на кол etc. Рели стояли лет 10 после Пугачева и петли болтались.

Фабриканты, кулачные бойцы, приняли было худо вооруженную сволочь в рычаги, в ружья и сабли, но Пугачев, заняв Шарную гору, пустил по них картечью. — Веньямин успел уехать в крепость из архиерейского дома. Народ, возвратясь из плена, нашел все верхь дном. — Кто был богат очутился нищим, кто был скуден разбогател.

Казак, при Пугачеве, стал сымать башмаки с отца Бабинова — и как они пришлись не в пору, бросил их ему в лицо.

IV. ОРЕНБУРГСКИЕ ЗАПИСИ

Бунтовщики 1771 года посажены были в лавки Менового двора. — Около Сергиева дня, когда наступил сенокос, их отпустили на Яик. — Садясь в телеги они говорили при всем торжище: То ли еще будет? так ли мы тряхнем Москвою? — Молчать, курвины дети, говорили им Оренбургские казаки их сопровождавшие, но они не унимались. Папков в (Переволоцкой) Сарочинской.

Он привел кн. Галицына к Сарочинской крепости, но она уже была вызжена. Галицын насыпал ему рукавицу полну денег.

В Татищевой Пугачев пришел вторично спрашивал у атамана, есть ли в крепости провиант. — Атаман, по предварительной просьбе старых казаков, опасавшихся голода, отвечал что нет. — Пугачев пошел сам освидетельствовать магазины, и нашел их полными, повесил атамана на заставах. Елагину взрезали грудь, и кожу задрали на лицо.

Лиз. Фед. Елагина выдана была в Озерную за Харлова весною. — Она была красавица, круглолица и невысока ростом. Матрена в Татищевой.

Из Озерной Харлов выслал жену свою 4 дня перед Пугачевым, а пожитки свои и все добро спрятал в подвале у Киселева. Пугачева пошли казаки встречать за 10 верст. Харлов (хмельной) остался с малым числом гарнизонных солдат. Он с вечеру начал палить из пушек. — Билов услышал пальбу из Чесноковки (15 в.) и воротился, полагая, что Пугачев уже крепость взял. — Поутру Пугачев пришел. Казак стал остерегать его. Ваше царское величество, не подъезжайте, неравно из пушки убьют. Старый ты человек, отвечал ему Пугачев, разве на царей льются пушки? Харлов приказывал стрелять — никто его не слушал. Он сам схватил фитиль и выстрелил по неприятелю. — Потом подбежал и к другой пушке — но в сие время бунтовщики ворвались. — Харлова поймали и изранили. Вышибленый ударом копья глаз у него висел на щеке. — Он думал откупиться, и повел казаков к избе Киселева. — Кум дай мне 40 рублей, сказал он. — Хозяйка все у меня увезла в Оренбург. Киселев смутился. — Казаки разграбили имущество Харлова Дочь Киселева упала к ним в ноги, говоря: Государи, я невеста, этот сундук мой. Казаки его не тронули. Потом повели Харлова и с ним 6 чел. вешать в степь. Пугачев сидел перед релями — принимал присягу. Гарнизон стал просить за Харлова, но Пугачев был неумолим. Татарин Бикбай, осужденный за шпионство, взошед на лестницу спросил равнодушно: какую петлю надевать? — Надевай какую хочешь, отвечали казаки — (не видал я сам, а говорили другие, будто бы тут он перекрестился). Пугачев был так легок, что когда он шел по улице к магазинам, то народ не успевал за ним бегом. — Он, проезжая по Озерной к жене в Яицк, останавливался обыкновенно у казака Полежаева, коего любил за звучный голос, большой рост и проворство.

Под Илецким городком хотел он повесить Дмит. Карницкого, пойманного с письмами от Симанова к Рейнсдорпу. На лестнице Карницкий, обратись к нему, сказал: Государь, не вели казнить, вели слово молвить. — Говори, сказал Пугачев. — Государь, я человек подлый, что прикажут, то и делаю; я не знал, что написано в письме, которое нес. Прикажи себе служить, и буду тебе верный раб. — Пустить его, сказал Пугачев, умеешь-ли ты писать? — Умею, государь, но теперь рука дрожит. Дать ему стакан вина, сказал Пугачев. — Пиши указ в Рассыпную. Карницкий остался при нем писарем и вскоре стал его любимцем. Уральские казаки из ревности в Татищевой посадили его в куль да бросили в воду. — Где Карницкий, спросил Пугачев. — Пошел к матери по Яику, отвечали они. Пугачев махнул рукою и ничего не сказал. — Такова была воля яицким казакам!

В Озерной.

В Берде Пугачев был любим; его казаки никого не обижали. Когда прибежал он из Татищевой, то велел разбить бочки вина, стоявшие у его избы, дабы драки не учинилось. Вино хлынуло по улице рекою. Оренбурцы после него ограбили жителей.

Старуха в Берде.

Пугачев на Дону таскался в длинной рубахе (турецкой). Он нанялся однажды рыть гряды у казачки — и вырыл 4 могилы. В Озерной узнал он одну дончиху, и дал ей горсть золота. Она не узнала его. По наговору яицких казаков, велел он расстрелять в Берде Харлову и 7-летнего брата ее. Перед смертию они сползлись и обнялися — так и умерли, и долго лежали в кустах. — Когда Пугачев ездил куда-нибудь, то всегда бросал народу деньги. — Когда под Татищевой разбили Пугачева, то яицких прискакало в Озерную израненых, — кто без руки, кто с разрубленной головою человек 12, кинулись в избу Бунтихи. — Давай, старуха, рубашек, полотенец, тряпья — и стали драть, да перевязывать друг у друга раны. — Старики выгнали их дубьем. А гусары галицынские и Хорвата так и ржут по улицам, да мясничат их. Когда разлился Яик, тела поплыли вниз. Казачка Разина, каждый день прибредши к берегу, пригребала палкою к себе мимо плывущие трупы, переворачивая их и приговаривая: — Ты ли, Степушка, ты ли мое детище? Не твои-ли черны кудри свежа вода моет? — Но видя, что не он, тихо отталкивала тело и плакала. — К Пугачеву привозили ребят. — Он сидел между двумя казаками, из коих один держал серебряный топорик, а другой булаву. У Пугачева рука лежала на колене — подходящий [крестясь] кланялся в землю, а потом перекрестясь, целовал его руку. — Пугачев в Яицке сватался за [3], но она за него не пошла. — Устинью Кузнецову взял он насильно, отец и мать не хотели ее выдать: она-де простая казачка, не королевна, как ей быть за государем.

(В Берде от старухи).

Федулев, недавно умерший, вез однажды Пугачева пьяного — и ночью въехал было в Оренбург.

Когда казаки решились выдать Пугачева, то он подозвал Творогова, велел ему связать себе руки, но не назад, а вперед. — Разве я разбойник, говорил Пугачев. В Татищевой Пугачев за пьянство повесил Яицкого казака.

V. ДМИТРИЕВ. ПРЕДАНИЯ

Дмитриев услышал о Пугачеве от слуги, ездившего в Синбирскую воеводскую канцелярию с его отцом. Возвратись слуга рассказывал о важном преступнике, казаке, отосланном в Казань, в оковах с двумя солдатами, которые сели на облучки кибитки с обнаженными тесаками.

Пугачев сбирал милостыню, скованный с другим колодником. На улице Замочной решетки стояла кибитка etc.

Полковник Чернышев был тот самый, о котором говорит Екатерина в своих записках. Он и брат его были любимцы Петра III, который сделал одного полковником и дал ему полк и второго подполковником. Екатерина пожаловала первого бригадиром и сделала Петербургским комендантом, а брата его полковником и комендантом Симбирским. Петербургский комендант в старости своей был в связи с Травиной — он целый день проводил в ее доме сидя под окном; и к зоре отправлялся в крепость.

Белобородов был казнен в Москве прежде поимки Пугачева. Генерал Потемкин имел связь с Устиньей, второй женою Пугачева.

Панин вырвал клок из бороды Пугачева — рассердясь на его смелость.

Кар был человек светский и слыл умником.

Дурнов лежал между трупами.

* * *

(Слышал от сенатора Баранова). Державин приближаясь к одному селу близ Малыковки с двумя казаками — узнал, что множество народу собралось и намерены идти к Пугачеву. Он приехал прямо к сборной избе и требовал от писаря Злобина (в последствии богача) изъяснения зачем собрался народ и по чьему приказанию. Начальники выступили и объявили, что идут соединиться с государем Петром Федоровичем — и начали было наступать на Державина. Он велел двух повесить, а народу велел принести плетей и всю деревню пересек. Сборище разбежалось. Державин уверил их, что за ним идут 3 полка.

Дмитриев уверял, что Державин повесил их из поэтического любопытства.

VI. ЗАПИСЬ СО СЛОВ Н. СВЕЧИНА

Немецкие указы Пугачева писаны были рукою Шванвича.

Отец его, Александр Мартынович, был маиором и кронштатским комендантом — после переведен в Новгород. Он был высокий и сильный мущина. — Им разрублен был Алексей Орлов в трактирной ссоре. — Играя со Свечиным в ломбр, он имел привычку закуривать свою пенковую трубочку, а между тем заглядовать в карты. — Женат был на немке. Сын его старший недавно умер.

Слышано от Н. Свечина.

VII. БИОГРАФИЯ СЕКУНД-МАЙИОРА НИКОЛАЯ ЗАХАРЬЕВИЧА ПОВАЛО-ШВЫЙКОВСКОГО

Н. З. Швыйковский уроженец[4] (2) Смоленской губернии Духовщинского уезда. Жительство имеет в с. Мореве. В службу вступил в 1769-м году в Измайловский полк рядовым и того же года произведен в капралы. В 1770-м году в декабре месяце выпущен подпоручиком в армию в Черниговской пехотный полк. В походах был при завоевании Крыму и по взятии г. Перекопа в 1771-м произведен из подпоручиков в капитаны с переводом во 2-ой Гренадерской полк, по именному соизволению, за отличие. В том же году находился при взятии Кафы. В последствии продолжал службу в Пугачевской Экспедиции, за которую получил в награду от государыни императрицы 250-т душ, Витебской губернии Невельского повета, в вечное и потомственное владение. В отставку уволен за болезнию 1777-го года генваря дня…

Вот что говорит Швыйковский о Пугачевской Войне.

В плен попался к Пугачеву в 1773-м году в сражении при с. Горы в 25-ти верстах от Казани, в то время когда бросился с несколькими рядовыми отбить захваченное у нас орудие. По взятии немедленно представлен Пугачеву на самом поле сражения. Он был на добром коне. Свиту его составляли Яицкие казаки, из которых самые приближенные к нему Чика, Творогов — и нашей службы артиллерист Перфильев, перешедший к нему из Оренбургского поселения. Пугачев росту среднего, чернобородый, глаза небольшие, быстрые, стану ровного, одет по-казачьи, вооружен саблею и пистолетами за поясом. Он у меня спросил: ты дворянин? — "ёНет". — "ёТак видно хорошо служишь". — Много ли здесь вас? — 500 человек. Но нас только было 150-т. Меня обобрали и отдали под присмотр. Плен мой продолжался с утра до полуночи. В сие время заметя оплошность моей подгулявшей стражи нашел я средство уйти вместе с захваченными со мной рядовыми. В тот же день явился я к премьер-майиору Михельсону расположенному с войском на Арском поле близ Казани. Михельсон известясь от меня мгновенно напал на Пугачева, разбил и преследовал вниз по Волге. Последнее действие противу Пугачева происходило следующим образом. Быв разбит переправился он через Волгу с 30-ю человеками и скрылся в камыше, который по приказанию Суворова был зазжен Михельсоном. Потом Пугачев взят в плен и отвезен в Симбирск в деревянной клетке. Суворов сам привез его следуя за ним в простой телеге. Прежде сего дела я командирован был с полковником драгунского полка Абернибесовым для охранения Симбирска. При отправлении же Пугачева из Симбирска в Москву находился в числе стражи. Путь наш продолжался не долго. Мы ехали на переменных обывательских лошадях, и везли Пугачева скованного по рукам и ногам не в клетке, а в зимней кибитке. Всем сопутствующим разговор с ним был воспрещен. Пища ему производилась сытная и пред обедом и ужином давали порцию простого вина. Пленника везли только днем, а ночь проводили за крепким караулом на приуготовлен ных квартирах. По прибытии в Москву, Пугачев содержался на монетном дворе и занимал особую комнату имеющую вид треугольника. Цепи имел на руках, ногах, и укрепленную в стене, поперек тела. Стража состояла из 10-ти человек преображенцев и роты 2-го Гренадерского полка, под командою капитана Карташева. Главным же начальником конвоя был гвардии Преображенского полка капитан Галахов, сопровождавший его от Симбирска до Москвы и находившийся при нем по день казни, т. е. по 10-е генваря 1775-го года.

В продолжении заключения своего Пугачев не показывал робости, сохранял равнодушие. Одет был со времени плена в нагольной тулуп. Везли Пугачева на казнь в цепях, на зимнем ходу четверкою с форейтором. На санях был амвон, на котором возвышении и сидел Пугачев вместе с духовником своим, увещевающим его к раскаянию. Народу было большое стечение. Пугачев часто обращался к окружающим и говорил, что он самый тот Пугачев, который назывался Петром III.

По прибытии к месту казни, палач отрубил ему прежде голову, а там принялся за руки и ноги; за это он в то же время был наказан кнутом. Вместе с Пугачевым повешены и несколько сообщников его.

Примечания

Пугачев родом донец и отличался наездничеством. При взятии Бендер граф Петр Иванович Панин за храбрость произвел Пугачева в значковые товарищи.

* * *

Пугачев от живой жены вступил в брак с яицкою казачкою. Она была дочь кузнеца — баба видная, имя ее Устинья Петровна.

* * *

На Дону семейство Пугачева составляли: жена, сын и дочь.

Перфильев заведывал у Пугачева артиллериею — но была она весьма малочисленна — едва ли доходила до 10-ти орудий. Войска его определить с точностию невозможно — оно беспрестанно возрастало и уменьшалось. Тут было все — козаки, мужики и разные бродяги.

Б. ДНЕВНИКИ И ЗАПИСКИ

I. ЖУРНАЛ СИМАНОВА

Известие о захвачении Мостовщикова и 24 оренбургских казаков, посланных в числе 80 против появившихся злодеев близ города, пришло в 30 число декабря 1773-го перед зарею. По утру же злодеи вошли в город, и к крепости переулками приближились и со всех сторон окружив ее, засели в высокие избы. Обыватели, яицкие казаки тотчас к ним соединились. Из закрытых мест начали стрелять во весь день и ночь. Гарнизон был принужден ближайшие к крепости дома зажечь, и потом отвечать им пушечной и ружейной стрельбою. Они же своих убитых и раненых в закрытии собирали и развозили по домам.

И с 30 декабря по 19 января злодеи день и ночь не давали покою гарнизону; при том завалили они бревнами не только большие улицы, но и переулки, и взвели за строениями неприметно батареи, коих было у них напоследок 16. — В ближайших же к крепости избах от наших пушек защитились они поделав изнутри двойные стены, между коих насыпали землю, и тем оставались безвредны как от простых выстрелов, так и от каленых ядер.

Нам оставалось только стараться об удалении врага от крепости, по чему и старались обжечь около оной площадь, атакуя укрепленные избы. Сии опасные вылазки чинимы были всегда с успехом, иногда 2 раза в короткий зимний день, солдаты были остервенены. Пугачев наконец писал в крепость угрозитильное письмо, в коем запрещал сии вылазки. На сих вылазках бывало человек до 20 раненых, из коих 4 или 5 умирало.

На 20 января часа за 3 до свету взорван был подкопом у рва верхней батареи при Старице контрескарп (впрочем без вреда ни людям, ни рву, ни батареи) и вор Пугачев со всеми бунтовщиками, казаками, малолетками, женами и дочерьми их, присовокупя купцов, барских людей, татар, калмыков и мещеряков с криком бросился под дымом и пылью. Злодеи засели в ров и ставя лестницы силились взойти на батарею и на вал. Но гарнизон их к тому не допустил, и не дал способа осаждающим их подкрепить. Атакою предводительствовал сам Пугачев, который сперва лаской старался их возбуждать, а наконец колол копьем из своих рук. Штурм продолжался более 9 часов при неумолчной пальбе и стрелянии. Гарнизон наконец сделал вылазку в занятый ров, очистив его и неприятеля прогнал, убив у него до 400 человек. С нашей стороны убито 15, ранено 22.

С 21 января опасаясь вылазок неприятель умножил караулы при завалах и батареях — никогда меньше 700 чел. — беспрестанно стрелял из ружий, иногда из пушек, а изредка бомбами и гранатами — и часто визгом возвещал нападение.

9-го февраля учинена вылазка — и знатная батарея и несколько домов сожжены. У нас убито 10, ранено 8.

На 19 февраля в полночь выбежал от неприятеля малолеток казачий сын Иван Неулыбин, и объявил, что у Пугачева положено сего числа вновь атаковать крепость, и что вчерашнего дня подвели они под колокольню подкоп, и таковой же хотели подвести под каменную стену между собора и колокольни, куда-де хотели и пороху положить пуд 20. — А к рытию подкопа употреблены работные люди (со 130 чел.). А Пугачев назад тому 3 недели женился на казачке Кузнецовой — перед женитьбой ездил он на малое время под Оренбург и сюда возвратился. Казалось невероятно, чтобы можно было колокольню взорвать 20-ю пудами пороха, из-под каменной стены ведена была от нас контрамина, и из оной никогда неприятельской земляной работы не было слышно. Мы полагали, что малолеток был нарочно подослан от неприятеля, дабы принудить нас от страха оставить посты, расположенные по фасам и около колокольни, чтоб было удобнее штурмовать. Пред церковью и колокольнею, за наступавшими морозами, и рва не успели вырыть. Но так как под колокольнею в палате, как в безопаснейшем месте, содержался весь наш пороховой магазин; то мы поспешили его оттоле убрать — и уповая предварить контраминою неприятельскую земляную работу, тотчас начали в той стороне работать, не давая знать о том нашим на постах находящимся людям. И как только успели на сей случай приготовить резерв, для занятия поста в случае подрыва, часа с 2 спустя по объявлению сего малолетки, неприятельский подкоп открылся в самом деле и разваля нижнюю под колокольней палату, верхние 6 этажей осадил, и тем более подавило людей вдали и в стороне, чем на постах своих подле колокольни стоящих. Всего же удивительнее, что в самом верхнем этаже бывшие при пушке на часах, 7-ой полевой команды егеря Ядринцев и Ветошкин и у них же под часами Алушников и Конахин, свалились оттоль живы — первые трое расшиблись, но не смертельно, а последний оттоле безо всякого вреда снесен сонный.

Злодеи тотчас открыли огонь по крепости, особенно по развалинам, и с криком бросились на приступ — но резерв наш тотчас занял сии развалины, куда взвезены были и пушки. Неприятель весь день и ночь старался овладеть крепостию, но безо всякого успеха — с нашей стороны убито 42, ранено 13, в том числе Симанов контузией.

С 20 февраля по 15 апреля Воры при беспрестанном ружейном огне, будто бы приготовлялись к атаке, а между тем производили земляные работы, то срывая берег при заливе Чечоры, для закрытия от нас комуникации одной части города с другой; то копая на несколько сажен траншеи, дабы препятствовать нашим вылазкам. От стороны же Куренской и от Кирсановского облому повели вновь подкопы подле Яру реки Старицы. И в Яру прокапывая бойницы стреляли по ходившим за водою. — Мины они хотели вести вокруг всей крепости, дабы под землею в ров вошедши, из оного взойти на вал, а между тем подминировать соборную церковь, три батареи и гаубвахту, в коей пребывали все штаб и обер офицеры, также пороховой погреб и Танбовцова палаты, в коих был пост. По сему мы и принуждены были делать повсюду контрамины.

15 числа усмотрено, что яицкие Бунтовщики малыми толпами въезжали в город и к вечеру собрались до нескольких сот — и ударя в набат, собрали круг и шумели. После чего толпою приблизились к крепости — их было приняли выстрелами, но вскоре увидели, что они вели связанных своих предводителей, атамана Каргина и Толкачева с товарищи, всего 7 чел., прося в винах помилования и всему городу пощады. Перевязанные злодеи приняты, а голодный гарнизон насыщен привезенным хлебом, а 16 числа прибытием г. генерал- майора Мансурова от осады освобожден.

В крепости было

Регулярных — 738

Казаков оренбургских, чиновников и офицеров — 94

Яицких — 72

Церковных служителей — 5

Крепостных людей — 18

Женщин — 101

Детей — 64

Лошадей — 112

Провианту было

Муки — 290 четвертей

Круп — 7

Овса — 212

Сена — 2,850 пуд.

С февраля 1го начали давать половинную порцию и лошадиного мяса по 2 ф.

С 2 марта по половине фунта овса и 2 ф. лошадиного мяса.

С 20 по 28 по 1/4 овса и по фунту кожи. Апреля овса, отрубей.

Пушек — 18. Пороху разошлось 53 пуда. В остатке 12 пуд.

* * *

17 февраля кинуто против ретраншемента на лед реки Старицы через нездешнего казака письмо возмутительное от Пугачева. Между тем Пугачев с высоты батареи, от стороны Куренской, с коей весь ретраншемент открылся, смотрел что будет. Ему ответствовано пушечными выстрелами. На что и он возразил тем же.

14 марта привязав к хвосту бумажного змия куверт, пустил из-за строения на долгой нитке от стороны Чеганской и наведя его над ретраншементом, нитку отрезал: в письме своем Пугачев обещал Симонову прощение, уговаривая сдаться для избежания кровопролития; и в заключении уведомляет, что посланные из Оренбурга на лыжах с почтою, 6-ой полевой команды мушкатеры Иван Потехин и Тимоф. Дехин, в степи блуждавшие без хлеба 10 дней, пойманы и сюда привезены. — В ту сторону, откуда змей прилетел, послано несколько гранат, отчего примечено по переулкам перебежки и торопливость.

II. ЖУРНАЛ МЯСОЕДОВА

Журнал осады города Уфы.

1773 года ноября 24-го. Два крепостных человека прокурора Зубова посланы были за р. Белую в их деревню Зубовку, объявили, что башкирцы заняли село Чесноковку и были встречены крестьянами с печеными хлебами, всего 4 воза.

25го. Крестьяне ближней деревни Тапычковой обще с Чесноковцами пресекли, сообщение города с ними.

26го. Ближние деревни и хутора разоряются.

27го и 28го. Уж Уфа со всех сторон осаждена башкирцами, ясачными татарами и возмущенными крестьянами.

29го. Подъехавшие к городу башкирцы подавали разные сигналы, на кои им отвечали, они уехали обратно.

30го. Из Чесноковки подъехали башкирцы и крестьяне; к ним выехал секунд-майор Пекарской, и колежский регистратор Черкашенинов. — Злодеи с криком требовали отдачи города, и выдачи полковника и коменданта Мясоедова и воеводу Борисова, обещая город не разорять и тот час отъехали.

1 декабря. По Сибирской дороге от с. Богородского приезжало до 500 чел. дворцовых, помещичьих и заводских крестьян и иноверцев и остановились под городом в 1 1/2 вер. Их прогнали. Мясоедов приказал чинить ночные по пикетам разъезды, в кои употреблены секретари и протоколисты.

2го. спокойно.

3го. Убежавшие с вольной пристани (в 4 вер. от Уфы) три человека караульных солдат объявили, что утром до 100 чел. бунтовщиков отбили двери у анбаров, где хранилась илецкая казенная соль. Из города послано туда войско, но уже оно злодеев не застало.

4-го. Прапорщик Куреев и атаман Бурцев из городу чинили поиск (с чел. до 100) и захватили 5 человек злодеев, кои объявили: 1) что все дворянские дома ими разорены. 2) Что они утвердили себя присягою стоять за Самозванца. 3) Ими предводительствуют и к бунту преклоняют старшины Ибраш Уразбах и Тюрей Ишали. 4) Пригород Табинск и Бугульчанская пристань заняты башкирцами, а табинский комендант капитан Моисеев и атаман Казырской изрублены. А подгородных деревень помещики, колежский советник Артемьев, поручик Пекарской и посланный из канцелярии для государственного дела каптенармус дворянин Гладышев и жительствующие по Шугоровке речке малопоместные дворяне, не успевшие в Уфу въехать с семействами — побиты. 5) Для нападения на Уфу согласились злодеи ждать команды и артиллерии из-под Оренбурга — а покамест тревожить город.

5го и 6го спокойно.

7-го. Фуражиры возвратились в Уфу благополучно не видав злодеев; 2 человека сами собою ездили по другую сторону реки Демы для ловли рыбы. Один был схвачен злодеями, другой спасся. Один купец и 5 крепостных бежали в толпу.

8-го. ОтЧесноковки к городу подъезжали до 500 башкирцев. Они подослали через находящегося у них в плену казака письмо к Мясоедову, требуя именем Петра III сдачи города. Им отвечали картечью, 3 башкирца были убиты, прочие бежали подхватя тела. — Им послали печатный манифест от 15 октября с татарским переводом.

9го. В обедни — человек до 5 подъехало с криком требуя казачьего атамана. — С ними обменялись указами. — Получено с пристани известие, что из двух анбаров взято до 24,000 пуд соли и свезено в с. Чесноковку выслать противу их было некого.

10го переговоры. К пристани наряжена команда с пушкою; 3 человека схвачены. Известие о бунте башкирцев и мещерещан подтверждается.

11го вылазка к Вавилову перевозу. Злодеи обращены в бег. — Команда возвратилась благополучно.

12го. Из города усмотрено 2 пеших человека. К ним послана команда. Это были прапорщик Аничков и малолеток подротный казачий. Они объявили о взятии Табинска и Стерлитамацкой пристани — и о пребывании графа Чернышева (Чики) в Стерлитамацкой пристани, также о прибытии полковника (Ульянова?) в село Чесноковку. Они оказались подосланными от злодеев, для рассеяния сомнений.

13го. Новые подосланные. Очная ставка с Оничковым и с малолетком. Аничков, раскаясь, признается, что показания его были ложны и преувеличены. Всего у злодеев табинских казаков 200, нагайбацких 25, прочих 15 — всего 500. Башкирцев же множество.

14го. Подъезжали злодеи к городу, им через Губанова и Аничкова доставлены манифесты, и с трех сторон пушками прогнаны.

15го и 16го спокойно. Ночью из города за Уфу и Белую фуражиры ездили благополучно.

17го спокойно. 18-го фуражиры городские атакованы пушками. Захватили злодеи 48 мужчин и женщин. Конвойными убит один башкирец, и захвачен Зубовской крестьянин, объявивший о прибытии в село Чесноковку графа Чернышева с 500 русских и с 7 пушками. В плену при нем бирской командир премьер-маиор Моисеев и дворцовых волостей управитель Орлов. Пригородки Бирск и Нагайбак взяты башкирцами и пушки и порох свозятся в Чесноковку.

19-го взятые жители отпущены Чикою с приказанием от него коменданту город сдать. Вслед за ними прибыл в Уфу табинский канцелярист Блинов с товарищем с тем же требованием и с угрозой приступа на 20-е число — они посажены в железы.

20го около города объезд. Злодеи у Сибирских и Казанских ворот делали примечания. Их было до 2,000.

21го новый объезд; сперва от Вавилова перевоза, потом от Богородского села, а потом от Стрешнева перевозу к Ильинским и Фроловским воротам. От Сибирских и Казанских ворот была пушечная пальба. Злодеи ретировались, но у Фроловских ворот сожгли маяк и городского сена увезли до 300 возов.

22-го в 6 ч. утра приступ — пальба до 2-х часов. Вреда не было городу.

23го в 7 час. утра сторож с соборной колокольни усмотрел новые приуготовления к приступу. Их встретили пальбою. Команды собрались. Злодеи же стреляли от с. Чесноковки из-за Белой реки, от Дуткина перевозу с гор и против Московского пикета. Противу их отправлен премьер-маиор Белавин, и с резервною пушкою секунд-маиор Пекарской. — От Усольского же пикета отбиты полковником Мясоедовым; при маиоре Пекарском и капитане Пасмурове и Аничкове (NB) отбиты 2 пушки и со снарядами в одном фурмане (fourgon) и ящике. В плен взяты 2 канонира, два солдата, 6 крестьян, убито до 70, с нашей стороны нет потерь. Белавин и Пасмуров и Магницкой, отбив пушки, пошли к толпам с двумя малыми пушками и с небольшою командою — и от Ильинского пикета отбили 1,000 чел. злодеев. Пленники показали, что Чика положил Уфу взять и разорить, а дворян и лучших людей истребить, и что колежский советник Артемьев, премьер-маиор Моисеев и управитель Орлов, атаман Казарской, капитан Моисеев и сержант Каловской убиты. — На приступе было злодеев 10,000.

24го и 25го спокойно, 26го разъезды около соляной пристани (в 4 верст. от Уфы) увидели на лугах, за Вавиловым перевозом, злодеев (чел. 40) забирающих городское сено. Они бежали.

27го и 28го спокойно.

29го от Чесноковки на городских лугах злодеи брали сено и оттоль чел. до 100; на той стороне Белой реки на яру подъезжали против города, между ими был и Чика. По них выстрелили. Убило ядром несколько человек. Прочие бежали захватя раненых и убитых.

30го. За Вавилов Перевоз посланы были разные жители для привозу сена до 700 подвод при капитане Пасмурове, поручике Каловском, атамане Бурцеве и президенте Иконникове с З-мя пушками. — Их атаковали иноверцы — но были отбиты. Двое из жителей бежали.

31го спокойно.

Январь.

1го. Из Чесноковки до 700 злодеев приезжали к Уфе на Яр к Белой реке — была обоюдная пальба; с городских маяков усмотрели, что злодеи увезли до 700 возов сена.

2го. Спокойно.

3-го. Фуражиров до 1,000 подвод отъехали из города верст за 12. На них злодеи напали, но были отбиты. 5 чел. жителей ранено, да 5 взято в плен. — В 5 часов вечера подъехал к пикету (на Белой вверх) уфимской купец и депутат Алексей Подъячев, подосланный от Чики с угрозами и повелениями о сдаче Уфы.

4го спокойно. В полночь 4 чел. крепостные премьер-маиора Белавина, бежали украв 4 лошади, 3 седла и 2 хомута.

5го спокойно. С городских маяков видно, что злодеи увезли сена до 400 возов.

6го, 7го, 8го. Злодеи фуражируют к реке Наерь. С пикета секунд-маиора Маршилова бежал канонир.

9го. Спокойно. Фуражируют с обеих сторон; сено злодеями все уже свезено. Чуваш работник купцов Подъячевых бежал.

10-го. Приступ (в 2.000 чел.). Утром в 6-м часу — около Богородского села или близ Красного Яру пушечные выстрелы.

11-го с Ильинского маяку усмотрено движение злодеев. Команды отряжены на Вавилову гору и к Ильинскому маяку. Злодеи разъезжали по горам и забрав сена возвратились. Перед вечером посланы были на лыжах за засеку унтер-офицер Черников, Анучин с товарищами к селам Богородскому и Красному Яру. Они возвратились на другой день утром объявя, что доходили до первой деревни маиора Аничкова и видели везде огни на дворах, оружия и слышали крик злодеев.

12го разъезды.

13го разъезды от Дуткина перевозу.

14-го утром казачья и купеческая команда при президенте Иконникове в атамане Бурцове ходила к Дуткину перевозу; и возвратясь не нашел злодеев, увидела их около Сибирского пикета. Злодеи бежали. Бурцов и Иконников их преследовали; к ним пристал и капитан Пасмуров с резервной пушкою. Они настигли их за 4 верст. и побили до 50 человек, взято 3 языка; в добычу получено до 20 лошадей. Убит с нашей стороны 1 урядник, ранено 3. Языки показали о приближении команд.

15го к Белой реке подъезжали человек 16, делали маяки и бранились. Их отогнали.

16-го высылка из городу к Чесноковке 25 человек на лыжах, и до 80 казаков и купцов. Они переловили подосланных из Чесноковки злодеев 3 Елдяцких казаков, толмача и ясачного татарина. Пленники показали, что у Чики три Елдяцкие пушки, одна Табинская, заводских 12 (всего 16), пороху пуд до 20. Слух о приближении гусарской команды через Мензелинск подтверждается.

16-го с Фроловского пикета 2 разночинца на своих лошадях бежали с караула. 17го посланные за дровами крепостные люди Мясоедова и казака Еркина работник бежали.

18го, 19го, 20го спокойно, 21го. Видно от Каронского маяку у Вавилова перевоза злодеев верхами и в санях до 200.

22го спокойно. 23го. С Каронского пикета купец Коровин на лыжах бежал.

24го с конвоем к Уфе-реке на Дуткин Перевоз пущены до 500 чел. жителей. Конвойные зашед на лыжах в ближнюю деревню Елкибаеву взяли 6 языков.

25-го в 8 час. утра через рапорты от Маяков в городе известились о приступе. Сделалась тревога. Команды собрались. Злодеи с 4 пушками на Каронской пикет подошли на лыжах, и были отбиты. Потом от Чесноковки, к Сибирскому пикету и к Фроловским и Ильинским воротам злодейская лыжница (2.000 чел.) и конница подступали. Пушки их были выставлены за Белою рекой противу городских пушек, вестовой и против капитанов Суворова и Аничкова. Их подбили (у злодеев). Лошадь под Чикою подстрелили. Злодеи бежали. За ними послана за Белую пехота и конница с резервной пушкою капитана Пасмурова, и с другой при секунд-маиоре Пекарском. Отбита 3ех фунтовая медная пушка, с пороховым ящиком, взято в плен 17 чел. (один канонир, 1 купец), убито до 300 — у нас ранен 1 солдат ядром, да купец да стрелою отставной драгун. Сражение длилось до 6 часу вечера. Солдаты, казаки, купечество, приказные служивые и отставные отличались храбростию. На приступе (по показанию пленных) было 11,000. Чика намерен взять город если не приступом так голодом. Команда идет от Казани за 150 верст.

26го. Злодеи приезжали с перелеска за телами. Крепостные люди подпоручика Калинина и капитана армии Гладышева, 5 чел., бежали.

27го, 28го спокойно.

29го. Обыватели выпущены были в ближайшие перелески для рубки дров (250 подвод). 1 мордвин бежал. 30го разъезды.

31го спокойно.

Февраль.

1го. Толпа подъехала от Чесноковки к Белой реке, в городе ожидали приступа. Но злодеи, выслав наездников до 10 на Яр, остались у рытвин. Все возвратились.

2го спокойно. 3-го усмотрена с Маяку толпа. Противу ее высланы лыжница и конница; их прогнали подстрелив одного казака и захватя 3-х крестьян в полон.

4-го благополучно. 5-го спокойно. 6-го спокойно. 7го фуражиры посланы за Белую. 8го спокойно.

9-го. Вечером из-за Демы реки слышны были выстрелы. Еще прежде Мясоедов послал за Дему к деревне Кастаревой команду при капитане Пасмурове, атамане Бурцове и президенте Иконникове — для снятия злодейского пикета. Команда возвратилась объявя, что тот пикет уж сведен и большая дорога от города к деревне завалена засекою.

С 10го по 19ое спокойно.

19-го. Выпущены подвод 80 за сеном за Белую реку с конвоем. 4 крепостных человека прокурора Зубова бежали.

20го, 21го спокойно.

22-го. Злодеи на лыжах и верхами в числе 300 чел. подбегали к городу. Капитан Пасмуров с двумя супатерн офицерами (subalternes) выслан противу их. Они бежали. Их гнали версты 3 и возвратились.

23го и 24го спокойно.

25го казаки и купеческая команда выслана при капитане Пасмурове за Вавилов перевоз снять злодейский пикет. Злодеи дали знать о том, к ним подоспел сикурс до 400 чел. с 2 пушками. Произошло сражение. Злодеи бежали. В полон взяты 2 черемиса. Они объявили, что их выслали хозяева на караулы; кто главные, не знают. Слышно команды идут и вошли уж в пригороды Мензелинск и Нагайбак. Многие единоверцы пошли к ним с жалобами на бунтующих разбойников etc. etc. - 26го, 27го, 28го все тихо.

Март.

1-го. Малолетные черемисы пойманы и посланы по Казанской и Сибирской дороге с увещаниями.

2го, 3го, 4го, 5го спокойно.

6-го ночью выпущены лыжники для разведования о хлебе в три разные стороны к Чесноковке, к Богородскому и за Уфу реку. Возвратясь объявили, что в селах помещичьи хлебы в кладях благополучны, а людей нет ни души. Их увидел отъезжий пикет с Чесноковки, и учинил тревогу, стали палить из пушек — и они возвратились. 7го спокойно.

8-го. Высланы еще лыжники: 1) за Уфу реку к Жилиной деревне. 2) за Дему реку к Костаревой для осмотра хлеба. Объявили, что хлебы из кладей оказались молоченые.

9-го для привозу хлеба и сена послана к стороне Богородского в деревню Михееву (в 16 верст. от города) и в ближние окрестные деревни пехота и лыжница (300 чел.) и за ними резерв при одной пушке, также 100 чел. Злодеи атаковали их с 3,000 и с 4-мя пушками — послан на помочь капитан Магницкой с пушкою; побито чел. до 30, ранено до 40 — в плен взято человек 6, отбито также несколько. Пленники отпущены по разным дорогам с увещаниями и указами (11го и 12го).

13го. Ночью высылка к Чесноковке и к Стрешневу перевозу. Поймали языка. Объявил о разбитии злодеев под Нагайбаком и о приближении команд. Послана команда на соляную пристань за лодками, там находившимися. 23 лодки привезены в город благополучно.

14го. Послано за остальными — и все привезены.

15го спокойно. Крепостной человек переводчика Третьякова и один работник бежали. 16го крепостной человек воеводского товарища Богданова бежал.

17го. Крепостной человек прапорщика Афанасьева бежал.

18-го чувашенин, от священника Рожественской церкви, бежал.

19-го выпущены из города для привозу хвороста жители. Из них канонир на лыжах бежал.

20го тихо.

21го капитан Пасмуров при 4-х пушечках с 3-мя прапорщиками с регулярной и нерегулярной и купеческой командою выслан за Дему-реку к деревне Костаревой (за 6 вер. от города). В 4 часа ночи он пришел в деревню. Его начали окликать. Но он начал стрелять по деревне из пушек. Злодеи разбежались по хлевам и избам и стали стрелять из ружей и луков. Ранены с нашей стороны прапорщик Аничков, 1 рядовой, отставных и малолеток 7; убит 1. Злодеев убито множество. Пасмуров узнав, что к злодеям идут 500 чел. с 4 пушками, отступил.

21го прапорщика Афанасьева дворовый человек с одною женкою бежал.

22го с Сибирского пикета крестьянин бежал.

23го с Московского пикета новокрещен бежал.

24го. С пикетов караульные услышали пушечную пальбу из-за села Чесноковки. Отряжены были лыжники (25 чел.) для разведывания. А воинская команда при капитане Пасмурове и при 4-х пушках отряжена вслед к Чесноковке. Они сбили пикет. Скоро прислано в Уфу известие что в Чесноковку вступила гусарская и прочие воинские команды и что злодеи разбиты, захвачены и повинились. В Чесноковку вступила и городская команда и Пасмуров явился к подполковнику Михельсону. В Уфу прислана артиллерия, и 1.000 захваченных злодеев. Чика и некоторые его сообщники бежали.

III. ЖУРНАЛ РЕЙНСДОРПА Из Оренбургского архива

Сентябрь, 1773

1.

Указом из Военной Коллегии от 14 августа велено Оренбургскому губернатору: бежавшего из Казани Пугачева с одним солдатом секретно искать, особливо в Яицком войске и отослать губернатору фон Бранту.

2.

По публикации об оном. В должности коменданта состоящий в Яицком городке подполковник Симанов 15 сентября репортовал, что отставной яицкой сотник объявил, что Пугачев шатается по степи в 100 верст. от Яицкого Городка к Сызрану — а с ним де он (сотник Лепилин) тому недели с 2, съехался и разговаривал, и возвратись в городок, о том многим рассказал и произвел сумнение.

Подполковник Симанов послал за ним в разные места команду — но она его не нашла, а 18 числа сентября явился Пугачев с беглыми и забранными им на хуторах и на форпостах около 300 чел. в близости Яицкого Городка, от чего казаки начали к нему переходить партиями. Он же приял имя Петра III. Но в город не только не впущен, но и прогнан. Он же рассыпавшись по степи, пошел далее по верхним Яицким форпостам, забирая людей и пушки и вешая верных старшин (12 человек).

3.

Между тем Пугачев писал к киргиз-кайсацкому Нурали хану, требуя ста человек киргизов да сына в аманаты.

4.

Учинить же Симанову поиска было невозможно, ибо казаки колебались. — Он потребовал 500 чел. калмыков из Ставрополя, и ген. Рейнсдорп о том в канцелярию ставропольскую писал. — Выслано их было 316, но и те с дороги бежали.

5.

Отношение Яицкой дистанции коменданта полк. Елагина от 22го. Рассыпной крепости комендант маиор Веловский репортовал ему, что Пугачев взял Илецкий Городок изменою казаков, выдавших ему атамана Портнова — тут же им и повешенного.

6.

В следствии сего послан от ген. Рейнсдорпа к Илецкому городку бригадир Билов с регулярными и нерегулярными 410 человек и 6 орудиями. Предписано ему забирать по дороге в форпостах и крепостях людей сколько нужно — а за взятие Пугачева обещано 500 р. за живого, а за мертвого 250. Билов от 26 репортовал, что следуя за Татищевой Нижне-Озерную (18 верст) узнал, что Пугачев от Рассыпной идет к Озерной с 3000. — Отчего он и ретировался в Татищеву — но получил от генерала Рейнсдорпа повеление идти на Озерную.

7.

Подполковнику Симанову велено же послать к Илецкому городку 6-ой легкой полевой команды маиора Наумова и с казаками, а на встречу им из Ставрополя 500 калмыков да ближних башкир 500, да Сеитовских татар 300 — послано.

8.

А оренбургскому коменданту генерал-маиору Валенстирну велено сделать нужные распоряжения в случае атаки, и крепость соопущенную привести в оборонительное состояние.

По всей губернии, да и в горное оренбургское начальство (от 19 сентября) тоже сообщено. Также и губернаторам сибирскому, казанскому и астраханскому (Чичерину, фон-Бранту и Кречетникову).

9.

Билову Нижне-Озерский комендант Харлов репортует 25го, что Рассыпная взята, тамошний комендант маиор Веловский с женою повешен. Гарнизонная рота и 50 казаков взяты в плен, также и 100 чел. пехоты и казаков отправленных туда им Харловым в помочь.

10.

Вскоре потом и с ним Харловым также поступлено.

11.

В следствии сего по Ногайской дороге послано к старшинам в башкирские волости подтверждение данных повелений: 1.000 отправить с нарочно посланным старшиною и почтовым комисаром Мендеем Тупеевым к Илецкому городку.

12

26го отправлено к Билову 300 чел. татар. — А Озерной дистанции коменданту бригадиру Корфу с 5 вверенных ему крепостей по 20 чел. в Оренбург велено прислать.

13.

Чернореченской крепости комендант маиор Крауз репортует 27 сентября, что под Татищевой идет сражение.

14.

Приказано Краузу в случае опастности с командой и артиллерией оставя крепость идти под Оренбург.

15.

28го получено известие, что Татищева взята, и половина вызжена. А комендант оной полковник Елагин с женой, и бригадир Билов с его офицерами перевешаны, а солдаты, казаки и калмыки взяты в шайку.

16.

Сеитовские татары не доходя до Татищевой, услышали о сем и возвратились. Башкирцы же ни туда ни сюда не были.

17.

Совет в Оренбурге (см.? IV).

18.

В следствии коего вокруг города по валу расположено Алексеевского полку 134, гарнизонных с чинами 848, при орудиях артиллерийских служителей 69, инженерных 13; гарнизонных служителей 466 — к ним по необходимости присовокуплены 41 отставных; неприверстанных рекрут 105, казаков 28, да по валу бывших из Архангелогородской губернии с колодниками регулярных 40, казаков 439. Из Сеитовских татар 350, отставных, казаков, купцов и разночинцев 455 — и того 2,988.

19.

Артиллерии по валу расставлено в 10 бастионах и в 2 полубастионах да во рву под стеной и в Яру против губернаторского дому пушек 68, мортира 1 да гаубица 1 — итого 70.

20.

Татары с семействами большею частию не послушались и остались дома.

21.

В Оренбурге 30 числа оказалось волнение; публикованы объявления о Пугачеве, обещаны награды храбрым, напомнено о долге присяги.

Того числа рапорт от Корфа о волнении между калмыков и отлучке их с форпостов.

Ордер ген. Рейнсдорпа взять их в крепости под предлогом нападения киргиз-кайсаков. — Разъезды однако ж производить. — Конфедератам обещать представление императрице об отпуске их в Отечество.

22.

Команде, в Пречистенской крепости находящейся, велено идти в Оренбург, а припасы ненужные или по тяжести неудобные зарывать.

23.

Сакмарские казаки все высланы на Озерную дистанцию, вместо их взяты в Оренбург калмыки бывшие на ординарной службе.

Октябрь 1773

1.

1 октября Пугачев вступил из Татищевой крепости в границы Оренбурга, и остановился по ту сторону реки Сакмары, около Текелевского хутора — и в город подослал отставного сержанта Ивана Костицына подговаривать жителей о сдаче города. Старшины его приговаривали, чтоб начальников переколоть. Костицын схвачен был в городе и допрашиван Могутовым — признался в намерении заколоть губернатора.

2.

Октября 2го Пугачев был в Сеитовой татарской слободе, оттоле пошел вверх по реке к Сакмарскому городку, изо всех крепостей и селений забирая чернь и вешая лучших людей, рассевает свои листы, посланный от него в Башкирию схвачен, а листы пересланы в Государственную Военную Коллегию.

С своей стороны генерал Рейнсдорп Яицким и Илецким казакам послал увещательные указы.

3.

3го числа в ночь с середы на четверток Пугачев под Сакмарским Городком перешел реку через мост — и оставался тут 2 ночи да 1 день.

4.

3-го же числа пришла из Яицкого Городка в Оренбург легкая полевая команда, да казаков верных 378 (всего 624 чел.) с тремя орудиями. Преследовать Пугачева, по причине быстроты его перебега, она не могла, а по разоренным крепостям, по своему малолюдству, опасалась — и для того прибыла в Оренбург Заяицкою стороною.

Сию команду расположили по валу с прочими. За неимением военных чиновников, над ними учреждены командиры штатские. Коллежский советник и товарищ губернатора Мясоедов; отставной коллежский советник Тимашев; Оренбургской губернской канцелярии прокурор Ушаков; Оренбургского главного соляного правления член маиор Карпов; подполковник и нерегулярных войск войсковой атаман Могутов. Пограничной Оренбургской таможни директор надворный советник Обухов внутри города для наблюдения пожаров.

5.

4-го, в пятницу, Пугачев от моста потянулся вниз реки Сакмары, и ночевал не доходя до Берденской слободы при Камышевом озере. Того числа велено в 3 раз старшинам и сотникам башкир Уфимского уезда собраться и спешить к Оренбургу. Оных собралось близ Сакмарского городка чел. 400; но Пугачев успел их захватить и взбунтовать чрез них всю нагайскую дорогу — задарив старшин верблюдами, и товаром бухарцов ушедших на торг, и отогнанными киргизскими лошадьми, и обещая им прежнюю вольность и грабеж заводов. Из Оренбурга для увещевания посланы к ним бывший в польском походе главным старшиною Кулья Болтасев, да Юсуп Шарыпов — сей последний пойман и с 12 чел. повешен.

6.

5-го в субботу по утру в 11 часов Пугачев прямо через Сырт перешел к реке Яику на Казачьи луга, от Оренбурга в 5 верстах. При чем чинены им подбеги к форштату в 15 саж. от городского валу, едучи в город по левую сторону. — С общего совету сей форштат и вызжен, при обещании вознаграждения владельцам домов. На краю того форштата построенная церковь во имя св. Георгия употреблена была Пугачевым вместо батареи, также и церква в загородном губернатор-ском доме. С городской стены выпалено при сем ядрами и картечью 88 зарядов да брошено 3 бомбы.

7.

6-ое. В воскресение в полдень выслан из города премьер-маиор Наумов с 1500 чел. регулярных и нерегулярных и с артиллерией против неприятеля, жгущего около города заготовленное на зиму сено. Наумов перестреливался часа 2 и ретировался, потеряв одного вахмистра, по причине робости своих подчиненных. Причем с городской стены выпалено в них ядрами и картечью 15 зарядов да в поле 43, да бомб 30ти фунтовых брошено 3.

8.

7-го по полудни в 11 и 12 час. Посланные из города за фуражек команды были атакованы Пугачевым, однако с неудачею.

9.

7-го же по тракту от Оренбурга до Илецкой защиты находящимся в киргизской степи командирам на Долгуском и Елшанском умете предложено со всею командою ехать в Илецкую Защиту.

Киргиз-кайсацкому Айчеваку салтану писано о помощи с его стороны. Но он и ответу не дал.

10.

На 8-е в ночи, часу в 11, Пугачевым учинен приступ, только безуспешно. Днем того же числа команды посланные за фуражом атакованы также без удачи. (Выпущено с городской стены 30 зарядов).

11.

Поутру того же дня легких полевых драгун да яицких казаков 300 чел. около Меновного двора по ту сторону Яика поймали разъезжающих для грабежа купеческих вещей там оставленных 7 чел. яицких казаков, да 41 гарнизонного солдата, здешних и крепостных казаков, да разночинцев 68 — и того 116 чел.

12.

9-го утром и днем той стороною Яика и с мосту, а после с выгоревшего форштата подъезжали к городу толпы, но ни с чем отъехали. По них выпалено 53 заряда.

13.

9-го октября. Рейнсдорп хочет произвести атаку. Оберкомендант репортует, что все начальники объявили ему о ненадежности войска. Рейнсдорп того же числа репортует о том Военной Коллегии.

14.

На 10-е, от 8-го часа до 12-го, выпалено 71 заряд. Оренбург окружен со всех сторон. Рейнсдорп уговаривает командиров атаковать мятежников 12-го.

Корфу предписано собрать в Озерную все свои войска и артиллерию и денежную казну и оставя тягость в крепостях, и выступить к Оренбургу. 11 октября все было спокойно.

15.

12-го. Вылазка под предводительством Наумова — до полудни (всего 4 часа) перестреливаются. Казаки трусят артиллерии и стоят под городскими пушками. Корпус окружен толпами мятежников. Наумов выстроясь в карре, отступает в город. Из города при сем выпалено 134 заряда, а в поле 499, да бомб брошено 5; из шайки выстрелов было более. Урон их превосходит наш. У нас убито 22 чел., ранено 31, захвачено 6; пропало 64 (из коих 50 сеитовских татар).

16.

На 13е спокойно. На 14-ое разъезжало 4 чел., из них ядром убит один.

17.

15го и 16го спокойно. У регулярных и нерегулярных и у прочих обывателей худые и к работе ненадежные лошади, для прокормления отправлены частию в Уфимской уезд, частию на верхнюю Яицкую дистанцию и в Илецкую Защиту с надлежащим препровождением — а рогатый и мелкий скот оставлен на волю жителей, кормить или употребить в пищу.

18.

17-го. Разъезжали кучи, и гонялись за фуражирами — выпалено в них 12 зарядов.

18-го Пугачев со всеми тягостями от реки Яика обратно через Сырт прошел к Сакмаре и расположился под Берденскою слободою, близ летней Сакмарской дороги — а лагерь свой сжег. При том кучами подбегали к городу, и безуспешно обежав оный, перекинулись на ту сторону реки Яика, на фуражиров разного звания, из коих ни один не воротился, да бежало конвойных 120 чел. Над конвойным же офицером, за оплошность его велено учинить следствие и суд. Выпалено 12 зарядов.

19го спокойно.

20-го. По утру около города между Орских и Чернореченских ворот и по степи в кучах и рассеясь разъезжали. Выпалено 7 зарядов. 21го спокойно.

19.

22-го в полдень вся шайка явилась перед городом, сперва между Чернореченских и Сакмарских ворот, зайдя — производили канонаду; но будучи сбита зашла с другой стороны и расположась между Сакмарских и Орских ворот сделав под увалом батареи, канонировали город. С 3-ей же стороны, между Орских ворот и соборной церковью, кучами густыми забегала и стреляла из пушек — но и с тех сторон опрокинуты артиллерией. Зарядов выпалено 580, бомб пущено пудовых 4, 30/фунтовых 24. Канонада продолжалась около 5 часов. Пугачев выпалил зарядов с 1,000; убито на стене 1 татарин, ранен 1 солдат, 12/фунтовую пушку разорвало, расшибло лафет, при чем у подпоручика Сысоева, да у канонера Прокофья Иванова левые ноги перешибло. А канонира Плотникова убило.

23-го около вечера толпа проехала близ города на место старого лагеря против вызженого форштата. Выпалено 2 заряда.

24го, 25го и 26го кроме шермищ между разъездными днем и ночью спокойно.

27-го по утру рассыпались по степи и со стороны кладбища и кирпичных заводов подбегали к городу и перестреливались с казаками.

28го усмотрев фуражиров, кинулись толпою чрез старый свой лагерь на Заяицкую сторону, но вскоре возвратились без успеха — по них выпалено 34 заряда.

29го спокойно.

30го днем — из толпы партии под городом разъезжали.

31го спокойно.

Ноябрь

1.

1-го спокойно.

2-го Пугачев со всею своею толпою в 8 час. утра подступил, и около всего города устроил батареи, до самой ночи производил канонаду. В полдень около 1,000 чел. пеших под пушечными выстрелами закравшись с берегу Яика в погреба форштатские, почти к самому валу и рогаткам, стреляли из ружьев и из сайдаков. На них высланы егеря 6-ой полевой команды. Злодеи выгнаны и многие убиты, а 4 чел. живых захвачено. В ночь же на 3-е и днем 3-го из батареи, устроенной в каменной Георгиевской церкви, произведена сильная канонада. Но соответствующею от сель пальбою отбиты и в лагерь свой возвратились. Против них выпалено ядрами 1,643; 2-го картечью 71 заряд, бомб брошено пудовых 40, 30/фунтовых 34, 12/фунтовую пушку разорвало в казенной части, и отрывками ранило баталионных солдат двух. У медной 6/фунтовой запал вырвало, и стала неспособна. Ранено солдат 1, рекрут 1. Внутри города у купца Коченева руку оторвало, отчего и умер. Выпалено 3-го ноября 126 зарядовда бомб брошено пудовых 5,30/фунтовых 3.

2.

4-го. Разъезжали партиями вокруг города — выпалено по них 2 заряда. 6-го и 6-го Пугачев, возвратя 4 казачьих женок взятых 18-го октября с фуражирами прислал лист к губернатору, дав сроку на 4 дни. Таковой же и к М. Бородину. Отправлены в Государственную Военную Коллегию.

3.

7-го в 8 часов утра 150 мятежников переправились через Яик выше Оренбурга в 4 вер. для осмотра следов — нейдут ли команды — и приближась к Меновному двору были атакованы нерегулярным войском. Поймано 7 казаков Яицких в том числе хорунжих 2; Илецких 12; башкир 3; крепостных казаков, заводских крестьян и Сеитовских татар 38, убито до 70 — прочие бежали; у нас все целы.

8-го и 9-го спокойно.

10-го разъезды — иные подбегали к городовой стене. Выпалено 4 заряда.

11-го спокойно.

12-го. Вылазка из 300 казаков да 100 пехотных против разъезда.

Переловлено 13 человек разного звания; да убито и ранено 20, в том числе 1 полковник, прочие бежали в лагерь.

4.

Того числа от фон Бранта посланный. Полковник Чернышев. В 3 часа днем получен рапорт из Рычковского хутора (от Оренбурга в 35 верстах) о намерении его выступить в 7 часов вечера. В тот же час генерал Рейнсдорп отвечал, оставя ему на благоусмотрение идти Заяицкою же стороною, или внутреннею. При чем рекомендовал слушать пушечной пальбы, дабы в таком случае ускорять маршем; также объявлял ему и о приближении бриг. Корфа с 1418 регулярных и 1077 нерегулярных и 22 орудиями. Но прежде чем сие предложение могло до него дойти, 13-го числа в 8 ч. утра услышан был здесь с той стороны, откуда он шел, пушечной и ружейной стрельбы голк, который продолжался не более как с 1/4 часа и тотчас пресекся.

Ген. Рейнсдорп назначил к высылке на его помощь команды, но получил известие, что он уже со всем корпусом безо всякого сопротивления ведется в лагерь злодейский. А по сему ген. Рейнсдорп и приказал им возвратиться в крепость. Того же числа в 4 часа по-полудни бриг. Корф с корпусом вступил в город. Мятежники его атаковали, но при помощи здешних нерегулярных отбиты при потере 5 человек.

Узнали через пойманного синбирского батальона солдата, что Чернышев, обманутый, приведен был увалом к самому лагерю Пугачева. Пехота не могла противиться, утомленная походом и стужею. Казаки и калмыки изменили — Чернышев, весь его штаб и калмыцкий полковник, также одна прапорщица повешены — а солдаты взяты в казаки и обстрижены в кружок.

На посланную же генералом Рейнсдорпом по новой Московской дороге команду под предводительством маиора Варнстеда Пугачев послал большую партию с артиллерией, которая захватив чел. 200, принудила Варнстеда отступить.

14-го под предводительством оренбургского обер-коменданта генерал-маиора Валленстерна 2400 чел. и 20 орудий (Корфовых) и здешние команды выступили против Пугачева, находящегося в Берденской слободе, и дали сильное сражение. Но мятежники сражались в рассыпную и были доброконны, и тем укрываясь от ружей и картечей производили единственно из многочисленных орудий пальбу. Успеха над ними не было, и принуждены были возвратиться составя карре. Выпалено из пушек Оренбургского корпуса 271 зарядов, а из бывших с бриг. Корфом 198, а со стены 4. Убито с нашей стороны 32, а с мятежной в четверо более.

15го. Вся толпа (с пехотой и артиллерией) по одаль города разъезжала, но вскоре отъехала в лагерь. Выпалено по них 2 заряда.

16го, 17го, 18-го спокойно.

19го в 11 час. утра. Злодеи усмотрев фуражиров бросились за ними. Но по выстрелу из вестовой пушки, фуражиры возвратились, брося возы с сеном, а мятежники сожгли их и проехали обратно в своей лагерь.

* * *

20 ноября партия злодеев по степи разъезжала — и с яицкими здешними казаками, при 2 пушках высланными, имели перестрелку и прогнаны.

На поле сражения 4 заряда. В бывших злодейских батареях найдено пушечных зарядов 3, с картечью 1 капиармус боченочный обитый кожею, с 1 ф. пороха — ядер 6/фунтовых 3.

21го фуражирование, 22го и 23го подзорные, патрули и высылки. 24го в день тезоименитства е. и. в. думая, что военные служители поведены со стены на парад, кучами близ города разъезжали. 3 заряда выпалено. По окончании молебна, положеное число холостых зарядов.

Того же числа репорт из Верхнеозерной крепости от полковника Де Марина: что 23го перед светом крепость была кругом атакована; паля до самого вечера, злодеи подъезжая кричали казакам не стрелять и на офицеров не смотреть, объявляя, что государь Петр Федорович идет. Убит башкирец 1, ранен калмык 1, несколько лошадей застрелено. Неприятель отражен с уроном.

Того же числа от генерал-маиора Станиславского, идущего с командами с Сибирской линии репорт: он в назначенную ему крепость Зелаирскую, по трудности пути, не идет, оставшись с одной полевой командой, и ожидая Тобольских рот идущих с маиором Заевым, в Орской крепости. — Рейнсдорп (25 числа) предлагает ему идти в Верхне-Озерную, а в Зелаирскую крепость доставить хоть одну роту в сикурс. И старался б о усмирении Башкирии манифестами и оружием.

25го спокойно.

26го. — Узнав, что Пугачев сам пошел на Озерную, и что из его партии многие поехали за сеном под Нежинский редут (18 в. от Оренбурга вверх по Яику) губернатор выслал корпус из регулярных и нерегулярных около 1,000, но возвратился без успеха и без урона.

Выпалено на поле зарядов 51 ядрами, картечью 3 — ранено городских 8 казаков, а злодеев застрелено и заколото 10, в том числе их провиантсмейстер.

27го и 28го спокойно. 29го фуражировка. 30го. Был совет: положено идти ночью против Пугачева в его лагерь, ибо днем, за неимением конницы и по малолюдству, успеху быть невозможно. Корпус собрался, и вышел было, но из-под артиллерии 30 лошадей от бескормицы пало, были и дезертиры; и так экспедиция отложена.

Декабрь

1го. От находящегося в Яицком Городке в комендантской должности подполковника Симанова, рапорт от 25 октября: по показанию послушного станичного казака Бориса Чеботарева, посланного с сотником Петр. Копеичкиным, со 100 чел. (послушных и непослушных) для поимки бывших в хуторах при урочище Ранних, яицких возмутителей с манифестами Пугачева, видно, что по приезде команды и по поимки пяти возмутителей, Копеичкин казаками непослушной стороны схвачен, и к Пугачеву увезен. Копеичкин пятерен, а Чеботарев бежал.

От де Марина рапорт: по взятии Ильинской крепости и по взятии 3-х Сибирских рот, распоряженных г-ном Станиславским, вторично, 30го, атаковали Озерную и палили от 9 ч. утра до обеда, а тут спешась сперва с одной стороны в овраге, намерены были штурмовать, но по неудаче зайдя в другой глубокой овраг от гумен, чел. до 400, с коими были и все отправленные отсель за худобою лошадей, и перехваченные на дороге Исетские казаки, продолжали беспрерывный ружейный и пушечный огонь и стреляние из сайдаков и неоднократно взвизгивая готовились ударить в копья, крича казакам, чтоб они на бояр не смотрели, а выходили из крепости к ним, что и продолжалось до 10 ч. вечера, однакож злодеи отбиты. Демарин принужден был сам стрелять из пушки для ободрения регулярных (369 ч.). Отличились: прапорщики Лопатин, Епанечников, сержант Поляков, и провиантмейстер Кокуров. С нашей стороны убито 5 солдат, денщик 1, солдатский сын 1, башкир2, ранено капрал 1, солдат 2, отставной 1. казак 1, лошадей убито 8.

В следствии сего подтверждено Станиславскому прежнее предложение. Сверх того предписано ему на малочисленные злодейские партии делать нападения, а в ближних башкирских селениях, из коих башкирцы находятся при Пугачеве, делать буде возможно шкоду дозволяя имущества разбивать и жен и детей тревожить. Для безопасности же собственной, приблизить ему к Озерной находящуюся в Верхояицкой крепости легкую полевую команду. О сем предписании писано и генералу Де-Калонгу.

Статскому советнику Веревкину, воеводе Исетской провинции, предписано манифестами всячески удерживать в повиновении казаков и башкирцев, из коих 600, слышно, перешло в злодейскую шайку, а ушедших имущество дозволить грабить, и жен и детей разбирать по себе.

А как в Оренбурге от многолюдства и осады наступает нужда в съестных припасах, то ему воеводе, из собираемого с крестьян в казну хлеба, муки и круп, до 10,200 четвертей доставить хотя в Орскую крепость на крестьянских подводах или подрядом. Если того нельзя, так и меньше.

2го, 3го, 4го, 5го и 6-го под Оренбургом спокойно.

7-го. 24 заряда выпалено в ночь. Для поимки языка выслано оренбургских и яицких казаков 500 чел. с 2 пушками, но после перестрелки за превосходством неприятельских сил, возвратились без удачи.

8го спокойно.

9-го. По близости города разъезжали толпы; 6 зарядов с города выпалено; против них рассуждено, ежедневно производить шермиции через легкие войски — а в подкрепление сим, предписано обер-коменданту расчислить резервные команды, на 3 части, и по очереди выходить каждой с 6 орудиями. Того же 9-го, отношение от ген. Декалонга:

По поводу разбития Чернышева, захватки команды из Казани при маиоре Варнстеде, отступления генерала Кара с корпусом по новой Московской дороге, и атаки Верхне-Озерной крепости, советовал Сибирские войски раздробленно не посылать, а соединя, пробраться к Оренбургу — а с другой стороны стараться, чтоб злодеи не вторглись во внутренние башкирские и заводские селения.

Репорт Станиславского:

О взятии 29 числа Ильинской крепости. В следствие чего он возвратился в Орскую крепость для ожидания из Верхне-Яицкой крепости 10-й легкой команды и гарнизонной роты, и дабы не открыть неприятелю всей линии на похищение.

10-го числа в следствие сего губернатор сообщил ген. Декалонгу, чтоб он для содействия здешних войск, послал весь свой корпус совокупно, под предводительством Станиславского, или другого, но как по линии (за немалым проездом команд и за пожжением сен) есть недостаток в фураже, то идти бы ему, взяв надежных вожатых, отколе прямее, минуя Зелаирскую крепость, около Авзянопетровского завода или иначе. (13-го числа). О провианте же из Исетской провинции оный отправить сюда.

10-го. Ненастье — высылки не было.

11-го для поимки языка и в следствие распоряжений учиненных 9-го числа, выслано 900 регулярных и нерегулярных при примьер маиоре Наумове — была перестрелка; а по умножению шайки, и [2-го] 2-я часть регулярных с другой стороны при командире 8-ой полевой команды маиоре Зубове, выступила. Усмотрев оную злодей ретировался в свои ямы двое захвачены.

Выпалено 137 зарядов.

12го, 13го и 14го большое ненастье — высылки не было.

15го как у злодеев примечалось в артиллерийских припасах недостаток, предписано обер-коменданту на рассвете, яицким и оренбургским казакам со всеми их старшинами, а за ними 1-ой и 3-ей резервным частям при 12 орудиях выступить под предводительством бригадира Корфа на злодеев, вызывая их к сближению. Но наставший туман способствовал им ретироваться; а наши возвратились в город.

17-го злодеи вдали и вблизи разъезжали — но по причине холода, высылки не было.

18-го. Спокойно. От Симанова репорт, что с караулов бежало к Пугачеву слишком 30 чел., а что киргизцы меньшой Орды владения Нурали-Хана и братьев его, Айчувак и Дусали Салтанов, разъезжают около нижне-яицких крепостей, отгоняя скот, убивая и захватывая людей, и имеют намерение идти в турецкое владение, в Крымскую землю. К чему де и Аблай Салтан с его ордою согласен, и с места уже поднялся и хан де намерен разбивать крепости и форпосты и отправил своих киргизов против оставших волжских калмыков и ногайцев, под предводительством нескольких старшин. О чем Симанов репортовал в Астраханскую губернскую канцелярию, а с форпостов снять казаков в подкрепление крепостей, и сотник Логинов с командою из города отправлен уже, а за ним отправлено еще 200. Киргизцы (100) прогнаны из внутренней стороны. При сем письма Нурали Хана, и Дусали Салтана к Пугачеву представлены. В следствии сего губернатор писал Нурали Хану, напоминая ему его присягу, и угрожая ему, по усмирении Пугачева, отомстить и киргизцам за их шалости.

19го спокойно.

20го — близ города, против самых Сакмарских ворот разъезжали партии, для шермиции. Против них сперва легкие войски, а потом и 1-ая часть расчисленных войск под предводительством обер коменданта Валленстерина, и бриг. Корфа выступили, и перестреливались. Злодеи были подкреплены — тогда выступила и 2-ая часть — произошло сражение. Наших убито яицких казаков 1, ранен 1, а с их найдено убитых с 12 тел, а вдали пушками немалое число, увезенных злодеями. При сем передано 3 соблазнительные листа, один на российском, другой на немецком языке, а 3-ий самим вором Пугачевым намаранный и неизъявляющий никаких литер, 21го толпа подходила к городу — к ним выслали одних казаков, и как они сблизились, то злодеи не стреляя подкинули 2 соблазнительных листа, 1-й к г. колежскому советнику Тимашеву, а другой яицкому верному старшине М. Бородину — и тотчас возвратились в свои ямы. 22го злодейская толпа показалась близ Сакмарских ворот и потянулась ниже города по Маяку и, перешел реку, лугами разъезжала. 4 заряда выпалено.

23го и 24го малые разъезды.

На 25 в ночь захвачено злодеями 69 чел. Сеитовских татар, фуражировавших около Нежинского редута.

25го, 26го и 27го спокойно.

Рапорт от Станиславского. Он писал Декалонгу, что ему с одною легкой полевою командою нельзя прикрывать ныне Орскую, Таналыцкую, Уртазымскую, Кизильскую и Магнитную. На что отвечал ему Декалонг по-немецки: 1) Как башкиры все взбунтовались, то б он, забрав со всех крепостей гарнизон и желающих жителей, ретировался в Верхояицкую крепость. 2) Денежную казну, амуницию и легкую артиллерию взял с собою, а тяжелую загвоздил, или в воду побросал.

На сие Рейнсдорп отвечал Декалонгу, что некоторая только часть Башкирии, прилежащая к Яику, поколебалась; и что хотя они на крепости и покушались нападать, но безуспешно, ибо не имеют ни артиллерии ни ружий; да и сам Пугачев с пушками ничего двоекратно не мог сделать с Верхоозерной крепостью. И хотя и взял, по причине ослушания Станиславского, крепость Ильинскую; но услышав о приближении Фреймана, опять возвратился в Берду и отлучиться уже не может.

Итак предписывает он генералу Декалонгу, здешнюю линию не оставлять безоружною, вместо ожидаемой помоги с Сибирских линий; Станиславскому же приказать из Орской не отлучаться, где укрепление земляное и где он безопасен. А если оттуда и возьмет его, то бы приказал одну гарнизонную роту присовокупить к тамошней, да из прочих крепостей отнюдь людей не выводить, и не оставлять отставных и беззащитных, а разве из двух крепостей, в случае крайности, соединить в одну и то со всеми обывателями.

Станиславскому приказано от губернатора до нового ордера из Орской не отлучаться, и стараться доставить провиант к полковн. Демарину.

Демарину приказано не оставлять без крайности Верхне-Озерной крепости, а стараться доставать себе провианту из ближних крепостей, чрез казаков и тамошних обывателей, которые выезжая ночью, по причине мнимой опасности от башкир, ночью же могут возвратиться. Не то скупать у обывателей из запасенного хлеба, и давать по четверику на месяц, а лишний скот скупать у обывателей, как то и в Оренбурге делают. Коли ни то, ни другое не возможно, ретироваться к Орской крепости и далее уже нейти никак.

28го спокойно.

29го Оренбургские казаки фуражировали, собирая прежде вывоженную объядь. Злодеи к ним подъехали, но без боя. Выбегшие от Пугачева яицкие казаки, захваченные с Копеичкиным, объявили, что злодеи намеревались ночью 28го сделать к Городу приступ, и для того подъезжали к кирпичным сараям, но отступились по причине непогоды. На 30-е они прокрались ночью же к кирпичным заводам и стали палить из пушек, но отражены здешней артиллерией. Выпалено 9 зарядов со стены.

30го. Судя по слабым покушениям Пугачева, губернатор подозревая у него недостаток в военном припасе, приказал для шермиции, выступить сперва казакам, а там регулярной первой и 2-ой частям. Казаки наши заезжали даже за их батареи, но бою не было — и злодеи возвратились, а по причине стужи возвратились и войска. 31го спокойно.

Январь

1го спокойно. От Симанова рапорт 23 декабря.

Есаул Кочемасов, приехав с Мергеневского форпоста (от Городка вниз по Яику 144 вер.) объявил, что 16го поймал-было он посланных от Пугачева татарина и киргизца, с письмами к Нурали-хану и Дусали Салтану, и хотел было вести их в город, но 23-мя казаками к тому не допущен. Татарин объявлял им о взятии Оренбурга, и что Пугачев едет в Яицкий Городок, а он де с киргизцами послан степной стороною в числе 2,000 чел. под предводительством атамана Толкачева на нижние яицкие форпосты для забрания тутошних казаков и походных казачьих атамана Бородина и полковника Прикащикова и других а ослушных и противников переказнить. Казаки его отняли и отправили далее; Симанов послал их уговаривать, но они из них троих утопили, а в калмыковской крепости полковн. Прикащикова и священника Давыда Иванова прибрали к местам, т. е. потеряли. С форпостов при урочище Учужного Яру собралось мятежников около 200 чел., с намерением учредить заставу, до приезда с нижних яицких форпостов, проехавшего туда степью казака Толкачева, а по возвращении его послать к Пугачеву для испрошения помощи к подступлению под Яицкий Городок.

Второй рапорт от 24го. Посланный Симановым на нижние форпосты казак Старцов с товарищами объявил, что ездили они до Карташевских хуторов, близ Бударинского форпоста (76 в. от Яицка) для свидания с казаком Козьмою Маркеловым, но что вместо его нашли трех неведомых, из Сахарной крепости, казаков. Он притворился приверженцем Пугачева — и они объявили ему о взятии Оренбурга, и что от Пугачева степною дорогою послан Степан Толкачев и Емельян Судочихин — с 2000 чел., из коих половина поехала за форпостными командами, а другая стоит по ту сторону Кожехаровского форпоста и они де (50 чел.) приехали для забрания скота с послушной стороны. Из них у Бударинского городища застава из 60 чел., а как возвратится 1,000-ая команда с низу, то после р. х. пойдут на Яицкий Городок.

На сие предписано от губернатора подполковнику Симанову.

1) Сперва лаской, а потом угрозою стараться их усмирить чрез верных старшин.

2) Собрать из верных казаков партию и отправя ее по форпостам увещевать колеблющихся, а мятежников ловить.

3) Стараться о том, чтоб артиллерия находящаяся в Гурьеве, не попалась в руки мятежников, и о помощи списаться с астраханским губернатором.

Через Симанова писано к фон Бранту о недостатке хлеба, который как обывательский, так и казенный вышел весь и наступает голод. А потому просит губернатор о скорейшей помощи войском.

2-го злодеи толпою бросились на выехавших из города ниже оного в луку для рубления для лошадей, за неимением сена, хворосту. Но ружейной и пушечной пальбою, как с города, так и в поле, были прогнаны с уроном. Выпалено с города 5 зарядов. На вылазке казаки 8 зарядов.

С 3го по 9ое разъезды издали. За худобою лошадей вылазок не было.

Сообщение Декалонга от 23го. Башкиры Уфимской и Исетской провинции бунтуют все, крепости и форпосты жгут, селения разоряют. Напали на 2-ую легкую полевую команду, следующую с Сибирских линий; и так не только из Исетской провинции, но и из Орской крепости провианту не может он доставить, а с своим малым войском защитить всех мест не в силах. Коли же из Карагайской и Верхояицкой крепостей двум Сибирским легким полевым командам следовать к Озерной, то весь тамошний край с Исетской провинцией и Екатеринбургом останется без защиты. В следствии сего приказ его к Станиславскому (смотр. выше).

Станиславский доносит, что провианту из Орской крепости в Оренбург не может послать за недостаточным числом команды.

А де Марин, представляя крайний недостаток в провианте, и как оный из Ильинской получить никак нельзя, просит приказать о том Станиславскому.

Губернатор от 10 янв. повторил Декалонгу писанное уже Станиславскому.

Станиславскому подтверждено то же самое. Де Марину подтверждено не оставлять Озерной и стараться всеми силами о получении провианта из Ильинской.

9-го бежавший из Берды солдат гарнизонный Носков объявил, что Пугачев с 4 пушками пошел под Яицкий городок и что начальники мятежников яицкий атаман Лысов, здешний сотник Падуров и ссыльный Хлопуша, намерены ночью напасть на Оренбург. В следствии сего губернатор выслал для осмотрения 1 часть здешних команд с казаками, и как злодеи против оной выступили, то и двум другим с артиллерией выступить повелено. Сражение продолжалось от 11 ч. утра до вечера. Злодеи ретировались претерпев урон. С города 15, в поле 670 зарядов.

10го, 11го спокойно.

12го. Губернатор видя из прошедшего сражения, что у злодеев зарядов должно быть мало, и в рассуждении того, что по отбытию Пугачева, толпа его уменьшилась, по просьбе оренбургского общества, претерпевающего большой недостаток, с общего совета генерал-маиора обер-коменданта Валленстерина и бриг. Корфа решился 13го утром сделать нападение.

13го числа в 5-м часу все оренбургские команды и выступили: в Орские ворота наперед яицкие казаки с 4 пушками и в подкрепление их егерская команда; за ними 2-ая часть при г. обер коменданте регулярных 700 чел. с 10 орудиями — коей определено идти по высотам к Бердской слободе для занятия дороги из Берды в Каргалу.

В Сакмарские ворота 1-ая и 3-я часть (оная при бриг. Корфе), 600 чел. пехоты с 9 орудиями, должна идти на те высоты где 14 ноября было сражение, и занять все проходы неприятельского движения, а 1-ой при премьер-маиоре Наумове с 400 пехоты, с оренбургскими казаками и 6 орудиями принять в лево от средней колонны и занять высоту, по которой за Сакмарой стоящие башкиры и калмыки из оврагу выбираются. А дабы неприятель не мог сквозь их прорваться, то позади их поставлены разного народу под командой подполк. Могутова 400 чел. с 2 пушками. (Смотри о том рапорт обер коменданта).

На поле выпалено гранат 254. Зарядов с ядрами 1769, с картечью 172. За убитием лошадей брошено 3/фунтовых пушек 2, чугунных 5, 2/фунтовых 2. Единорогов 4. — Ящиков 2, созжено 2, созжено с гранатами 60, с картечью 14 — Пушечных утрачено с ядрами 80.

От 14го до 21го спокойно, от 15 губернатором через верного татарина, из деревни Яланкуль, Абдусалима, сообщено обо всем генерал-маиору Фрейману, требуя скорейшей помощи, и уведомления о его положении. Фон Бранту о том же сообщено через Декалонга от 24 янв., а в Военную Коллегию донесено.

22-го злодейская конница подъезжала, но была отражена. Выпален 31 заряд.

Рапорт от Демарина и Станиславского.

Демарин уведомляет, что Ильинская вся вызжена и обыватели захвачены. Он ожидает из Орской крепости команду с провиантом намереваясь из подъезжающей партии захватить языка, и на оплошные ближайшие жительства напасть (башкирские?). Что и дозволено ему от губернатора, но с осторожностию и рассмотрением.

Станиславский доносит по приказанию Декалонга, 26 декабря, что башкирцы близ Верхояицка показались, и объявили, что они и мещеряки бунтовать уже не намерены и что по собрании старшин они возобновят присягу и подписку — что кажется вероятным — и потому оставлять крепости и гарнизоны выводить не для чего.

На сие ответ: что если путь освобожден, то бы ему, ген. Декалонгу, стараться о доставлении провианту в Оренбург, 10,000 четвертей муки, да круп в пропорцию — ибо едва ли здесь терпения станет еще на 4 недели. — А ему, Станиславскому, во что бы то ни стало из Орской крепости 1,000 четв. в Оренбург доставить.

С 23го по 31ое подбеги, но приступу не было.

Февраль

1го, 2го, 3го спокойно.

1-го. Предписано Демарину и Станиславскому. Последнему из Орской крепости через Демарина хотя 800 четвертей и круп по пропорции доставить в Оренбург непременно.

4-го. Злодеи показались близ пушечного двора, на прежней их батареи. Высылки не было, ибо они подобными подъездами делали только обман и затруднение в высылках, но выпалено 1 заряд.

5-го, 6-го, 7го спокойно.

Губернатор послал в злодейскую толпу увещевание с манифестом 15 октября. Но они возвратили оное с ругательским ответом.

С 7го по 22ое спокойно.

22го. Сам Пугачев перешел в низ по Сакмаре лежащую гору Маяк ниже Оренбурга. Высланы против его здешние и яицкие казаки с 2 пушками. — Злодеи отступили с уроном. С городского валу 16 зарядов.

С 22го по 27ое спокойно, а 27го подбег к городу. 2 заряда выпалено.

28го и 29го спокойно.

Март.

1. Злодеи против пушечного двора приближались для переговорки — и прогнаны 2 выстрелами.

С 2го по 7ое спокойно.

Демарину и Станиславскому подтверждение о доставлении провианта в Оренбург.

Декалонгу тоже: хотя бы в Орскую крепость доставить из Исетской провинции провиант.

С 7го по 23ье спокойно.

Того числа выбегший из толпы сотник Логинов объявил, что князь Голицын в Татищевой крепости разбил Пугачева в числе 10,000 чел., что Пугачев спасся сам пят с ним, Логиновым, в Берденскую слободу, намереваясь скрыться. Губернатор, за неимением конницы, послал в Берду 600 чел. пехоты, и Пугачев бежал с 2,000 чел., забрав свою добычу и 10 пушек, через Общий Сырт по степи.

Между тем команда заняла Берлинскую слободу, завладено запасами злодея, в том числе по его моде вылитыми пушками, и частию провианта; пленников к той команде пришло и явилось 1,000 чел.

24го. От генерал-маиора кн. Голицына получено сообщение: что он в Татищевой разбил до 9,000 отборных и отчаянных злодеев, убив до 2,000, взяв в плен до 3,000 и 36 орудий. Пугачева преследовала конница 20 верст. Но за усталью коней по форсированном марше, и по глубокости снега достичь не могла.

Губернатор уведомил тотчас о том Декалонга, де Марина и Станиславского, и по требованию Голицына, учреждены из казаков и Сеитовских татар разъезды от Оренбурга до Рычковского хутора (близ Татищевой крепости) и между Сеитовской слободой, Бердой и Сакмарским городком далее новой Московской дороги, с обещанием 10,000 руб. за поимку Самозванца.

Однако ж губернатор узнал с крайним через посланного к Сеитовской слободе татарского старшину для понуждения к привозу провианта что Пугачев с 2,000 чел. шед всю ночь и миновав разосланные пикеты, пришел в Сеитовскую слободу, зажегши ее с 3 сторон, и повидимому пошел вовнутрь Башкирии. За неимением конницы, изнурении пехоты и небезопасности внутри, губернатор не могши чинить поиска уведомил обо всем генерал-маиора кн. Голицына.

Между тем Пугачев учинив над Сеитовскими татарами разные злодейства, забрав башкир и крестьян заводских и помещичьих засел было в Сакмарском городке, но разбит совершенно отрядом кн. Галицына и Пугачев бежал в Башкирию и преследуем легкими войсками, к чему побуждаются и раскаявшиеся старшины.

Конец.

Продолжение Рейнсдорпова журнала

После разбития Пугачева под Сакмарским Городком, Рейнсдорп отправил к башкирским и мещерятским старшинам увещевательные листы. Но они никакого успеха не возымели.

Рапорт Бугульминской Земской конторы от 28 апреля: 25го марта Троицкой медиплавительный завод директора Осокина разграблен 300-ми яицких казаков и других, а прикащик Заев, поп да соляной продажи магазейн-вахтер, связаны, увезены и в 7 верстах от завода убиты.

Мая 6-го верхояицкий комендант, полк. Ступишин, репортует, что он, согласясь с комендантом Карагайской крепости полков. Фоком, принужден был идти усмирять Башкирию и сжег несколько их селений, а одному башкирцу попавшемуся в плен отрезал уши, нос, и у правой руки все персты, и отправил домой угрожая казнию бунтовщикам, за что Рейнсдорп и ободряет его.

От 16-го мая генерал-маиор Станнславский из Кизильской крепости доносит о взятии Магнитной, со слов отставного капрала Соколовского.

От 23 мая из Орской крепости секунд-маиор Шкапской репортует о взятии Уртазымской крепости башкирцами.

От 25. Уфимская провинциальная канцелярия репортует: башкирский сотник Кара Наимратов с 600 беглыми да 300 калмыков напал на 300 гусаров при реке Деме; но был отбит. Походный старшина Качкын Самаров атаковал находящегося в Бугульчанске маиора с 300 гусарами (?) и ни куда не пускает. Прочие старшины им подражают.

6-ой легкой полевой команды подполковник Наумов (во 100 верст. от Оренбурга) от 1-го июня доносит, что 1000 мятежников его атаковали, побили людей, лошадей отогнали, и удалились, — а он их не преследовал.

Ассессор Мясников и Твердышевского Симского завода крестьянин Плотников доносят в уфимскую канцелярию, что 23 мая Сибирской дороги старшина Юлай Азналин с сыном своим Салаваткой, в 1,000 чел., напал на тот завод, разграбил оный, перерезал до 60 чел. и сжег церковь, фабрику и плотину и пошел к Катавскому (?) заводу, а Плотников спасся между мертвыми.

Декалонг очистил Исетскую провинцию, разбил в Чебаркульской и Коенской (?) крепостях атамана Балдина и полковника Михайловского, отнял 4 пушки и в погоне убил до 160 чел. Но получа известие, что сам Пугачев на Белорецком заводе, пустился к Верхо-Яицкой крепости etc. (смотри донесение Декалонга).

Июня 3-го маиор Дуве вступил в пригород Бирск и взяв командира капитана Суровцева переправил через Белую, 4-го злодейская толпа ворвалась и сожгла город.

В Уфимском уезде разорены башкирцами медиплавильные и железоплавильные заводы Мясникова и Твердышева: 1) Воскресенский 2) Верхоторской, на половине пути от Оренбурга к Уфе 3) Богоявленский, от Табынска в 10 вер. 4) Архангельской, от Табинска в 50 в. 5) Катавской, от Уфы в 200 в., от Красноуфимской крепости и Челябы тож. 11-го июня Рейнсдорп предлагает Щербатову их охранять командами. Щербатов отзывается, что надлежит думать об очищении шаек, и о восстановлении всюду свободного сообщения.

Дворянин Демидов объявляет, что его Авзяно-Петровские заводы разорены, крестьяне взяты в шайки или разбежались в леса.

И ныне, возвратясь, с опасности умереть с голода, или от башкирцев погибнуть, просит команды.

Директор Твердышев объявляет о разорении своих Верхоторских и Воскресенских заводов, истребленных в виду команд Бугульчана и Стерлитамацкой пристани. Заводские крестьяне, из страха, все готовы пристать к Пугачеву (около 1,000 чел.). В Воскресенском заводе пушек 5 или 6, много хлеба стоячего в гумнах, и до 800 десятин посеянного прошлой осенью и нынешней весной, который и уродился в изобилии. Просит тот хлеб перемолотить для прокормления войск и крестьян. Также просит команды.

Рейнсдорп (16 июня) представляет о том Щербатову. Но сей отвечает, что Заводские крестьяне, выведенные из терпения жестокостию своих господ, не только не думали защищаться, но сами помогали бунтовщикам. Демидову и Твердышеву предлагает явиться к кн. Галицину и, самим войти в свое хозяйство. Согласны.

17-го прикащики Масалова и Лугинина объявили, что их заводы 1) Каноникольской близ Зелаирской крепости (в центре Башкирии) 2) Златоустовской близ Троицкой и Саткинской близ Исетской провинции разорены и остались одни крестьяне. На представление об оном Рейнсдорпа, Щербатов отвечает, что Масаловской прикащик может явиться к Фрейману, а Лугининской отнестись к Декалонгу. Согласны.

13 июня маиор Маршилов доносит о нападении башкирцев на Табынск и на табуны.

24-го Бурзенской волости башкирцы и ильинские татаре напали на Губерлинскую крепость, отражены бригад. Корфом.

Гвардии поручик Мельгунов разбил 18-го под Уфою башкирцев — и освободил винный завод Тимашева.

Хоромное строение было все сожжено — остались казна, фабрика, винный выход с бочками. Велено вино препроводить с конвоем.

2 июля рапорт от Бугульминской Земской конторы: мужики бунтуют, и переправясь через Дему, ушли с горы, ограбили приказчика Зубова с женою и захватили подводчиков вина и хлеба, бывших под извозом (60 чел.).

Рейнсд.(орп) относится о том Щербатову.

Башкирия в полном бунте.

* * *

Продолжение.

С мая до августа киргизцев убито и захвачено 348 чел., женщ. 86, лошадей отогнато 2824, рогатого скота 1242.

Киргизцы уверяют, что между ими, Пугачевым и Кубанскими ханами договор воевать Россию сообща.

IV. ОБОРОНА КРЕПОСТИ ЯИКА ОТ ПАРТИИ МЯТЕЖНИКОВ

Появление злоумышленной партии Пугачева на линии сделало сильное впечатление в умах слабых, необразованных; в сем происшествии невежество и злонамеренность нашли обильную для себя пищу; при таком смятении крепость Яикская, управляемая благонамеренными начальниками, оставалась непоколебимою в верности к престолу. Приближение к оной отряда бунтовщиков под командою Толкачева, что случилось пред праздником Рождества Христова, и разнесшийся слух, что за 200 верст от Яика сбираются мятежные партии для овладения крепостью, заставило принять осторожность: отправлены тотчас команды к ближним хуторам, для открытия преданных Пугачеву, но сие осталось без успеха; обольщенные ими жители никого не выдали. В ночь с 29 на 30 декабря старшина Мостовщиков с сильным отрядом послан был для подобных разведований, но чрез несколько часов из сего отряда прискакали в крепость три козака и объявили, что Мостовщиков, в семи верстах от крепости, разбит многочисленными толпами самозванца и взят в плен, при чем заметили они у неприятеля несколько значков. Сие неожиданное известие заставило жителей Яика, оставшихся верными, собраться в ретраншемент; между тем еще несколько человек, возвратившихся из отряда Мостовщикова, подтвердили то же самое. Хотя смятение и было велико, но тотчас приняты были нужные меры.

В следующий день, в два часа по солнечном восхождении (у называемых по-здешнему Горок) появились мятежники и, распространяясь в обе стороны, старались занять в степи более пространства, дабы увеличить в глазах наших свои силы, которые свыше 700 человек не простирались; при них находилось до 10 значков. Спустясь с горы, лежащей в пяти верстах от городка, пустились к нему во весь галоп. В крепости ударили в набат, но из жителей, по двукратном бое, никто в оную не явился: это значило, что они приняли сторону мятежников, и ретраншемент остался под защитою одной воинской команды, обязанной долгом службы, которая, по малолюдству, не могла препятствовать входу бунтовщиков в городок, решившись защищать единственно крепость. В то же время спешили зажечь находящиеся вблизи строения, дабы неприятель не мог из них наносить крепости вреда; но сие не удалось; мятежники, двинувшись быстро, успели занять их и, засев в дворах, избах и срубах, сделали бойницы не более, как в четверть часа, и открыли сильную стрельбу, действуя с высоких связей вокруг нас дворов за 10. К ним присоединились жители городка, поощряя друг друга к бунту, и стремились против нас кто с каким оружием ни был; выстрелы ружейные сыпались подобно дроби, битой десятью барабанщиками, и тем были для нас губительнее, что ретраншемент был открыт пред неприятелем, рассеявшимся на избных подволоках; не только люди, стоявшие на виду, были ими убиваемы, но и те подвергались равной участи, которые на минуту поднимали голову из заплота; бунтовщики попадали даже в щели, из которых стреляли солдаты. Причиною столь меткой стрельбы было, во-первых, близкое расстояние — не более 10 сажен, чрез которое мятежники с высоких мест удобно целили в осажденных; а во-вторых, толпы их состояли большею частью из охотников (гулебщиков), приобыкших с малолетства к промыслу. — Важный урон осажденных, простиравшийся до 100 человек, заставил употребить все способы к истреблению строений, с которых наносился вред; но сие сопряжено было с большими затруднениями, ибо каленые ядра, которыми стреляли из крепости, пробивая деревянные стены, падали в снег и угасали, или были заливаемы осаждающими; ни одна изба не могла быть истреблена сим способом. Наконец, 6-й команды три человека охотников вызвались самоближайший и вреднейший двор зажечь руками, что и учинили с совершенным успехом, не бывши ни убиты, ниже ранены. От зажженного дома загорелся другой, рядом с ним стоящий, от чего большая часть строения сгорела и облегчила осаждающих от вреда. Солдаты, сим случаем ободренные, дождавшись вечера, сделав вылазку, успели сжечь еще несколько домов, при чем с нашей стороны никакого урона не было, хотя неприятель и старался вредить.

На другой день осажденные пользовались лучшею безопасностию, особенно после того, как зажжен был высокий дом Синельникова, за что охотники не остались без награждения. Но и тогда мятежники не оставляли крепости в покое, хотя и не могли наносить такого вреда, как прежде, стреляя беспрестанно с дальних высот и из долгих пищалей. К отвращению сего сделана вылазка, состоящая из 25 человек, и зажжены ближайшие домы. Такие вылазки повторялись три дня сряду и столь успешно, что вокруг крепости очищено место с одной стороны сажен на 100 с другой на 40, а с третьей на 25 сажен, при чем из числа осаждающих убито около 100 человек. Хотя сии успехи и уменьшили дерзость бунтовщиков, но они к защищению себя немедленно приняли меры: обгорелую площадь, а особливо улицы, для воспрепятствования делать вылазки, огородили завалами, толщиною бревен в восемь, а высотою человека в полтора: поделали бойницы, усилили караулы на пикетах; ружейная стрельба с начала осады около недели продолжалась беспрерывно, и не проходило минуты, в которую бы не сделали они десяти выстрелов. Вскоре за сим привезены были ими из-под Оренбурга пушки, единорог и две гаубицы, из коих хотя и действовали по крепости, но без успеха; только один солдат был убит.

Прибытие в Яикской городок самого начальника мятежников, Пугачева было началом важнейших с их стороны предприятий. Видя упорную защиту крепости, вознамерился он сделать решительный удар. Сообразно сему, под одну из фланговых батарей подвел подкоп, собрав между тем всю партию, в числе коей было до 300 мужиков, и вооружив всех, кто имел более 12 лет и в состоянии поднять оружие, приготовил к нападению более 4,000 человек. Столь сильные приуготовления льстили его надеждою — победить крепость, которой фасы от понесенных потерь весьма обезлюдили, и на всех четырех стенах надежных к обороне людей с резервом и нестроевыми могло набраться не. более 400 человек. 20 генваря часа за три до рассвета был взорван мятежниками подкоп; но как оный под самый ров, следовательно и под стену подведен не был, то и батарее вреда не сделалось; однако некоторая часть контрескарпа столько на низ обсела, что в ров и из оного свободно входить и выходить стало можно. Еще пыль, разбросанная на воздухе, не очистилась, как бунтовщики, подняв обыкновенный свой крик, всею толпою приступили ко рву и до 400 человек с двумя значками, бросившись, наполнили оный. За ними следовали прочие, а мужики явились с лестницами, числом до 100, дабы с помощию оных лезть из рва на ретраншемент. Между тем гарнизон схватил оружие и в одну минуту открыл из амбразур картечью и ядрами столь сильный огонь, что все те, которые находились на площади пред крепостью, были убиты и площадь была от неприятелей очищена. Бунтовщики, объятые страхом, не смели показаться из-за строения, хотя и были к тому побуждаемы копьями и орясинами. Во все сие время производилась с их стороны сильнейшая стрельба из орудий и ружей, причинившая осажденным немалый урон, и продолжалась далее половины дня. Но те из бунтовщиков, которые при начале дела ворвались в ров, начали оный подкапывать, дабы уронить батарейные стены, другие подрубали заплотные столбы, иные взойдя во рву на лестницы и спрятавшись от выстрелов с батареи, наносили вред гарнизону и произвели в оном робость. Решились сделать вылазку; 6-й команды подпоручик Полстовалов едва успел собрать охотников 45 человек, решившихся на сей опасный подвиг. Сначала с батареи, под которою находились во рву бунтовщики, стали бросать горячую золу и лить вар, и когда они сим были приведены в беспокойство, тогда спущенные из-за угла батарейного рва на вылазку люди стремительно ударили на них штыками и пулями. После слабого и краткого сопротивления, бунтовщики все до одного обратились в бегство; но как за теснотою скоро бежать не могли, то, в смятении, друг друга давили и беззащитно были убиваемы солдатами; те же, которые из рва успели выбежать, подверглись убийственным выстрелам с батареи и с заднего фаса, действовавшего изо 100 ружей. В сей день Пугачев потерял убитыми и умершими от ран до 500 человек; а остальные лишились бодрости. С начала штурма и до окончания он сам находился в деле. Урон гарнизона, в сравнении с неприятельским, хотя и не важен, но по причине малолюдства был чувствителен. В числе убитых находились: поручик и артиллерийский сержант.

Около 1 февраля производилась в городке, занимаемом бунтовщиками, пушечная пальба и колокольный звон, во весь день продолжавшийся. Причиною такого торжества была свадьба: Пугачеву понравилась дочь отставного козака Кузнецова, Устинья, девка самая обыкновенная, достойная грубого вкуса его, и он на ней женился. Свадьба сия поколебала доверенность простолюдинов к мятежному предводителю. Простые умы народа легковерного сколь легко могли быть обольщены, столь же легко и освободиться от заблуждения. Начали сомневаться в том, чтобы Пугачев был царь, за какового его выдавали сообщники; удивились, что столь важная особа могла жениться на простой девке; многие о сем говорили самому самозванцу; но когда он объявил, что тому, кто впредь станет ему так говорить, будет отвечать виселицею, тогда все умолкли; простолюдины, от страха смерти, величали Устинью, кланялись ей до земли, целовали руку ее и изъявляли ей другие почести, забывая, сколько все это не шло к лицу Устиньи.

Вскоре после сего бунтовщики приступили к построению батареи. Место выбрали на яру Старицы, из которой был ими сделан приступ, позади изб; вблизи находилась их низменная батарея, отстоящая от крепости не более 20 сажен. Надлежало уничтожить их намерение, и 9 февраля сделана из крепости вылазка, которая достигнула батарей и строений, не быв примечена; стали оные зажигать. Тогда бунтовщики ударили всполох и под предводительством самого Пугачева бросились к сему месту, принудя гарнизон возвратиться в крепость. При сем случае хотя и не все строения сожжены, однако и батареи и ближайшие дворы сгорели без остатка, и место пред крепостью очистилось на 50 сажен. Сия успешная вылазка отняла у бунтовщиков способ нападать на крепость из ближайшего пункта, каким было обожженное место. Гарнизон во время вылазки сей потерял не мало храбрых людей.

При сей вылазке случилось любопытное происшествие: 7-й команды унтер-офицер Сапугольцов, находившийся и прежде на всех вылазках, зажигая одну избу, не заметил, что прочие солдаты, с ним бывшие, возвратились к ретраншементу, а он остался только сам-третей, быв окружен мятежниками. Товарищи его были убиты, а он, тяжело раненый, не имея силы к продолжению сражения, лег в избе против дверей под лавку с тем, дабы последним выстрелом поразить того, кто войдет, и потом умереть смертию храброго. Пугачев с обнаженною саблею первый вбежал в избу; Сапугольцов выстрелил, но, ослабевший от ран, сделал выстрел неверный; пуля пролетела мимо злодея, задев одно его платье. — Ожесточенный неприятель изрубил сего храброго солдата на части.

В ретраншементе находилась соборная церковь с высокою колокольнею. Та и другая с валом переднего фаса составляли одну линию. Колокольня, выше Оренбургской, имела свободный ход под самый верх; над самыми колоколами были два подмоста, из коих на высшем — во все стороны восемь окон. Сие огромное здание было сильнейшею в крепости батареею; на него подняты были две 3-х-фунтовые пушки, первая — под самые колокола, которые по сей причине сняты, а другая — на верхний подмост, высотою от земли одна на 9, а последняя на 13 сажен. Там же беспрестанно находились искуснейшие стрелки. Не проходило дня, в который бы не было с колокольни убито несколько неприятелей, иногда шесть человек и более, так что в окружности ни конный, ни пеший не смел показаться. Пушки делали вред за версту; особенно при штурме батареи неприятели много потерпели от действия стрелков, бывших на сем здании, причем и сам Пугачев едва не был убит. Столь выгодное для гарнизона место обратило на себя все внимание неприятеля, и он положил опровергнуть колокольню подкопом, во что бы то ни стало, имея в предмете: 1-е лишить гарнизон твердого пункта, 2-е истребить артиллерийские заряды, под колокольнею хранящиеся, что было ему известно чрез переметчиков; 3-е предполагал, что взорвав колокольню, расстроит гарнизон убылью в людях, ужасом и нечаянностью и сделав приступ удобно овладеет крепостью. Осажденные, зная важность сего места, для предупреждения неприятельского подкопа, решились прорыться из крепости на внешнюю сторону и вырыть против церкви и колокольни, во всю дистанцию, подземный ход, дабы неприятель не мог с своей стороны сделать под зданиями взрыва: работа производилась успешно, и против церкви почти уже ход был прорыт; надеялись сделать таковой же и против колокольни, но неприятель в том предупредил: 18-го февраля явился к ретраншементу сын яицкого казака Неулыбина, судимого Оренбургскою коммисиею, и объявил коменданту, что Пугачев сделал под колокольню подкоп, который 17-го числа и окончен до фундаментного бута; ввечеру сегодня был у них круг (собрание), на котором положено собраться пред светом к штурму, и когда колокольня будет взорвана, тотчас всем идти в пролом. — По получении сего важного известия, немедленно сделаны были нужные распоряжения: приказано всем людям быть в ружье, а офицерам при своих фасах, зажечь фитили и стоять в готовности к отпору; в одну минуту вынесли из-под колокольни порох, разобрали в ней кирпичный пол и начали рыть борозду в той надежде, дабы подрыться под неприятельский подкоп и уничтожить его намерение. Неприятель, подстерегши работу сию, ускорил исполнением своего намерения и, не дождавшись привозу 70 пуд пороха из Гурьева городка, подложил сколько оного случилось, завалил устье каморы, бросил огонь, и подкоп взорвало. Колокольня, зашатавшись, с удивительною тихостию начала валиться в ретраншемент; на самом верху оной спали три человека: не разбудя, снесло их и с постелями на землю, чему, по высоте здания, трудно даже поверить; бывшую на верху пушку с лафетом составило на низ. Хотя падение было тихо, и камни, не быв разбросаны, свалились в груду, однако около 45 человек лишились при сем случае жизни. Сии несчастные были большею частию егери 7-й команды, стоявшие на верху колокольни, на стенке между оною и церковью, в шалаше и кибитке, тут же находившейся. Кроме их задавлены канонеры, бывшие при двух пушках, казаки и погоньщики, рывшие в колокольне борозду, также несколько человек, пришедших к сему месту для любопытства. Лишь только раздался от подрыва удар и еще колокольня, валившись медленно, не совсем упала, как на всех фасах крепости загорелся огонь; артиллерия загремела, и, казалось, неприятель нас, а мы его намерены были атаковать нечаянно. Быв приведен в удивление такою встречею гарнизона, по мнению его, расстроенного и уничтоженного падением колокольни, и встречая повсюду летящие пули и ядра, он остановился в нерешимости, не смея показаться из-за валов. Чрез несколько минут мятежники, не выходя из засад, подняли визг, обыкновенный при всяком их нападении, и хотя начальники их кричали: "на слом! на слом! атаманы молодцы!" — но послушания не было; некоторые же казаки отвечали им, чтоб шли сами. Осажденные, приметив сие, умалили стрельбу и лежа на прикладе, готовы были встретить их пулями. Визг продолжался до свету, а после прекратился, и приступу не было. Пугачев с сообщниками тщетно старались ударить всем многолюдством на крепость: никто их не слушался, и все разошлись по домам с роптанием, что их обманывали, уверяя, будто по взорвании колокольни упадет на крепость каменный град и всех солдат передавит. — Так кончилось предприятие Пугачева, на которое полагал он большую надежду. Если бы Неулыбин успел с известием сутками прежде, то гарнизон, приняв меры, ничего бы не потерпел, но казак сей сделать оного не мог по соблюдаемой мятежниками осторожности; за усердие свое, посредством которого, подвергаясь опасности, дал способ спасти артиллерийские припасы, под колокольнею бывшие, награжден он деньгами.

Колокольня взорвана только 12-ю пудами пороха; хотя же и предполагалось употребить для сего 30 пудов, но за торопливостию подложить не успели. На уцелевшей части тотчас сделана была возвышенная батарея, пониже которой на том же фасе поставили другую, и такими мерами привели место сие опять в безопасное положение.

19 числа февраля замечено в городке необыкновенное движение, которое продолжалось на другой день и далее. Сперва выехали из оного до 500 человек двуконных с значками, направляя путь к Оренбургу, потом выезжали в упряжках до 1500 повозок. Пугачев выехал вместе с первым отрядом. Причиною сего движения, как известил нас бежавший казак, было приближение к Оренбургу войск, о чем самозванец был уведомлен чрез нарочного, и что войска сии, следуя по Самарской дистанции, прошли уже Бузулук. Столь приятное известие поселило между гарнизоном бодрость. Надежда получить скорую помощь веселила каждого изнуренного солдата. Полагали, рассчитывали, что оная приспеет к крепости на маслянице. а много на первой неделе поста. — Последствия доказали, что мы ошибались.

Отъезд Пугачева не остановил осады; оная продолжалась с деятельностию. По ночам мятежники строили четвертую батарею, укрепляли завалы и вместо низких ставили высокие; рылись в земле, заставляя осажденных опасаться новых подкопов; заготовляли в кузницах земляные инструменты, привозили лес на подставки и подмостки. Между тем осажденные изнурялись караулами, проводя зимнее время на стуже; недоставало дров, земляных инструментов, кроме небольшого числа лопаток и топоров, уже изломанных; лесу совсем не было, так что и каши солдатской сварить было не на чем; при всем том нужно было работать по всему рву, дабы привесть оный в безопасность, но земля промерзла на целый аршин и ее надлежало рубить, как камень, что очень затрудняло работу. Необходимее сего было: 1-е, вырыть подземный ход против церкви и колокольни, где рва не было на расстоянии 20 сажен; 2-е, сделать глубокий окоп против каменного строения, которое примыкалось к одному углу ретраншемента, где содержался от нас сильный пикет; 3-е, прорыть глубокие рвы против трех неприятельских батарей для воспрепятствования вести подкопы. Такая работа была почти превыше возможности, и гарнизон хотя занимался оною, но не имел надежды кончить до того времени, до которого бы могло достать провианта, в коем недостаток представлялся ужаснейшим неприятелем. Заметя нашу работу, бунтовщики несколько оробели; им казалось, что мы роем подкопы под их батареи, и потому, опасаясь нечаянного взрыва, держали караулы в отдаленности; между тем строили новую обширнейшую батарею, которую, возвысив до трех сажен, оставили-было без окончания; но уведомясь от бежавших с работы яицких колодников о крайности гарнизона и о недостатке провианта, также о причине нашей земляной работы, ободрились, начали производить сильную стрельбу по крепости, а ночью, принявшись за батарею, в скорости ее окончили.

Сия батарея была несравненно выше всех прочих и по отменной своей высоте могла действовать почти на весь ретраншемент; для отвращения такой опасности решились перегородить крепость каменными стенами и возвысить с сей стороны вал насыпанными песком кулями. Для сего употреблен был кирпич разрушенной колокольни. Бунтовщики, заметя сие, возвысили свою батарею еще на 20 венцов, сделав ее подобною высокой башне. Не менее сей должна быть и другая их батарея, против нашего переднего фаса начатая, для построения которой употребили они целую Чаганскую башню и вывели-было уже вровень с высокими избами; земляная их работа с той стороны, где была высокая батарея и две другие, продолжалась день и ночь. Столь деятельная осада, в такое время, когда большая часть казаков находилась с Пугачевым, заставила осажденных опасаться и предполагать, что все сие делается во ожидании скорого возвращения самозванца. Сие тем было вероятнее, что в случае как победы, так и поражения он должен прибыть к крепости и мог над оною испытать последние свои силы. К предупреждению такой опасности положено, пригласив охотников, сделать вылазку, которой предметом должно быть: 1-е, не удастся ли сжечь сделанные против крепости батареи и несколько близ лежащего строения; 2-е, достать пленных и чрез них, или если какой-либо другой случай представится, исследовать, куда именно и сколько ведут бунтовщики подкопов; 3-е, стараться кого-либо из бунтовщиков захватить, дабы узнать о положении самозванца и наших войск, против его действовавших, о числе оставшихся в городе людей и о других нужных предметах. — Главнейшая причина сей вылазки было желание храбрых солдат, желающих оказать отличие. Охотников набралось до 250 человек. Никогда еще столь многолюдной вылазки нами сделано не было. Положено сделать нападение с двух сторон, и для того одна часть составлена была из 150, а другая из 100 человек.

Вылазка сделана 9 марта на рассвете таким образом, что до света солдаты переправились из ретраншемента чрез ров, а когда показался свет, подошли к завалам с тихостию и нечаянно на оные ударили; однако встречены были сильными неприятельскими пикетами, всеместные завалы и перегородки препятствовали идти далее; ибо проходы столько были тесны, что должно проходить по одному только человеку в ряд и подвергаться выстрелам бунтовщиков, которые ежеминутно от тревоги умножались. В сие время солдаты, находясь в открытом месте, терпели немалый урон, и как не было ни малейшей возможности проникнуть далее и зажечь строения, или батареи, то они и принуждены возвратиться в ретраншемент. Отступление их представляло жалостнейшее позорище: каждый бежал, сколько мог, и офицеры не могли их привести в порядок; ибо не было безопасного места, где бы они могли собраться. Бунтовщики, увидя отступление, открыли жестокую стрельбу, обращая выстрелы к тому месту, где были толпы солдат. Надлежало всем бежать порознь: те, которые не так далеко зашли и не были ранены, возвратились счастливо в ретраншемент; раненые и зашедшие вперед отстали. На них обратил неприятель всю свою свирепость: иные были захвачены на самых переходах чрез завал, другие на тех дворах, где были для зажигательства, а многие застрелены при отступлении; но всего чувствительнее было видеть, как злодеи, смешавшись с солдатами по сю сторону завалов, иных таскали в плен, а раненых, падавших от бессилия, варварски кололи; некоторых же рубили топорами, таская за волосы, и отсекая прочь головы. Чтобы дать помощь сим страждущим, надобно было иметь не менее 300 человек; но такого числа взять было негде, и при том не столько могли бы избавить от смерти, сколько бы вновь потерять.

Никогда с таким уроном люди наши не возвращались с вылазки. Одних убитых было до 30 человек, да раненых около 80, из коих некоторые того ж самого дня, а другие в скорости и померли. Польза вылазки не соответствовала столь важному урону: удалось сжечь одну батарею, что из Чаганской башни строилась, и несколько дворов. Солдаты до высокой батареи не были далеко допущены, а до подкопу, откуда оный вели, еще далее. Словом сказать, почти ничего не сделано, что предполагалось, кроме взятья трех пленных, которые объявили, что в городке на пикетах находится более 1000 человек; подкопы ведут с двух сторон; имеют намерение начать и третий; рытый же со стороны высокой батареи приходит к окончанию, да и намерены провести оный в два места, один под стоящие на том фасе пушки, а другой под камору, в которой живет комендант с офицерами, дабы истребя начальников, удобнее напасть на солдат. Сказывали еще, что Пугачева ожидают ежедневно, и для того все работы спешат кончить к его приезду; а о приближении к крепости помощи ничего не слыхали. Такие вести привели гарнизон в уныние: единственное спасение оставалось в скором прибытии помощи. Провианта было по самой скудной пропорции не более, как дней на 10; надлежало оную еще умалить; лазареты наполнились больными и ранеными, а фасы и другие посты обезлюдели; земляная работа прибавилась, ибо положено комендантскую камору со стороны неприятеля обрыть рвом, дабы предохранить ее от подкопа; около нее и в ней беспрестанно пробовали землю длинными буравами, нет ли где пустоты, от подкопа происшедшей; многим казалось, что дрожит уже пол, по каковой причине иные в каморе и ночевать не решались. Как быть? смерть страшит всякого: были такие, которые, во ожидании близкой смерти, хотя и облеклись в благочестие, но оставить свет страшились не менее других.

После сего завалы укреплены были бунтовщиками так, что ни в одном месте от крепости не было к ним доступу. На сей конец, сверх бывших везде бойниц, прорубили пушечные амбразуры, поставя пушки, а на место сгоревшей батареи сделали на самом яру Старицы новую. Между тем в крепости, опасаясь взрыва подкопов, почти все ночи не спали: половина людей была всегда в ружье, а другой позволялось дремать сидя, холод и голод приводили нас в отчаяние, которое с каждым днем умножалось. Наступил праздник благовещения, а помощи ни откуда не было. Голод, переносимый доселе с твердостию, сделался тягостен, особливо женщинам, которых число с малыми детьми простиралось до 100; фунт толчи продавали уже по 70 коп., муки по полтине, овса по 25 коп., да и того в продажу недоставало. Многие начали просить о выпуске в городок, что по необходимости и было позволено; бунтовщики однако же на то не согласились, требуя, чтобы все колодники были им выданы; но осажденные сие отвергнули, дабы не умножить освобождением оных число своих неприятелей, которые, вознамерившись крепость принудить к сдаче голодом, и после сего могли найти к принятию вышедших из крепости новые препятствия. Женщины, быв продержаны одну ночь под караулом, прогнаны были бунтовщиками обратно в крепость. С сего времени начались бедствия наши; солдатам стали выдавать в сутки только по четверти фунта муки, что составит десятую часть обыкновенной порции; такою малостию, без крупы и соли, можно ли было питать себя? и вот каким образом они приготовляли себе пищу: сваря артельный котел воды, когда она вскипит ключем, бросали туда пригоршни муки, от чего вода только что побелеет, тогда каждый, научив свою порцию в чашку, пил, и должен тем остаться довольным; можно сказать, что они питались одною горячею водою. При таком бедствии вспомнили, что в начале осады, месяца за три до сего, брошены на лед убитые лошади, которые и были съедены собаками; принялись за них, и голодные люди с жадностию глодали кости, оставленные собаками, разваривая их раза по два в баламыках. На ближних к ретраншементу квартирах содержались саповатые лошади, во время бывшего пожара вместе с дворами потом сгоревшие, и тех употребили в пищу, не взирая на великой от них смрад. Наконец и сия провизия истощилась и заставила изобретать новые к пропитанию способы: некоторые усмотрели в речном яру глину, которая по отменной мягкости не хрустела на зубах; попробовали положить ее в кипяток и, сваря на подобие киселя или жидкой каши, по необходимости нашли способною к употреблению; первым опытам последовали другие, и наконец редкой уже остался, кто бы не ел землю сию. Это была последняя степень крайности! Может быть ныне не станут тому и верить, однако все сие есть истина и может подтвердиться многими свидетелями.

Наступило вербное воскресенье. Солдаты, изнуренные голодом, начавшимся почти с самого благовещения, совсем обессилели; казалось, что их может шатать ветр, а некоторые и ходить не могли. Женщины с малолетными детьми несколько раз, выдя из ретраншемента, старались тронуть бунтовщиков своим бедствием и проливая горчайшие слезы, валялись у ног, чтобы позволили иметь пребывание в городке; но были бесчеловечно прогоняемы назад с требованием освобождения их сообщников содержимых в крепости. Одни яицкие женщины были приняты. Жалко было смотреть на малолетных, которых матери лежали в изнеможении на постеле; другие бродили подобно теням. Кто имел деньги, тот иногда мог достать фунт толчи за 2 р. 50 коп., но и то редко; где же взять [оных] бедным солдаткам? — При наступлении страстной недели в крепости совершенно ничего не было.

Ожидаемой нами помощи не приходило. Рано слишком мы начали ожидать ее: с начала осады никто не думал, чтобы она не подоспела в генваре. Наступил февраль, а ее не было; ждали к 15 числу сего месяца, когда ж и сие не сбылось, полагали увидеть ее на маслянице, потом на первой и второй неделе; а чтобы ей быть к благовещению, того требовали самые наши обстоятельства. Протекло еще три недели, а об ней и слуху не было. Зная крайнее положение гарнизона, бунтовщики кричали солдатам, что команды, следующие к Оренбургу, были все разбиты Пугачевым, по примеру тех, о которых давно уже было известно, что будто Оренбург находится в крайности, а иногда утверждали, что он уже взят и многие города, как то: Казань, Уфа, Самара и прочие, преклонились к самозванцу, который к Яику отправляет сильную армию, по прибытии коей крепость должна покориться, и тогда никому не будет пощады. Такими известиями старались преклонить солдат к сдаче, уверяя клятвенно, что самозванец им ничего не сделает, а будут от него только жалованы, если добровольно сдадутся; также подтвердили и солдаткам, просившимся в городок, с величайшими обнадеживаниями и обещаниями, советуя им преклонять мужей к тому, чтобы коменданта и офицеров в воду, а самим выходить без опасения. Подобные сему убеждения делали они и чрез пленных солдат, захваченных при вылазках и приступах, заставляя их повторять то же самое; равным образом употребляли иногда для сего беглых наших солдат, погоньщиков и казаков.

В таких обстоятельствах приняли меры для утверждения каждого в соблюдении своей должности. Нельзя было успокоивать солдат приближением ожидаемой помощи, ибо сие не только нижним чинам, но и офицерам так прискучило, что никто без негодования не мог того слушать; старались внушить каждому что ничего не выиграют, которые нарушив клятву и учиня измену, убегут в городок; там найдут такую же смерть, как и в крепости, но смерть негодного труса и клятвопреступника от руки злодеев, озлобленных упорным сопротивлением; а если которые и будут пощажены, таковых выставят против войск и заставят сражаться против законной государыни и отечества; что смерть для всякого есть случай необходимый и потому должно избирать такую, которая бы сходствовала с законом божиим и не постыдила на страшном суде, и наконец, что великая разница умереть за присягу и верность, нежели быть убиту за государственного злодея. Не оставлено и того, чтобы внушить в них надежду на помощь бога, который видя благое наше намерение умереть за верность, не нарушая клятвы и присяги, по своему всемогуществу, сверх нашего чаяния, может нас спасти, и что грешно роптать против святейших его уставов, а лучше предать себя воле божией, нежели служить разбойнику. Сии и подобные тому увещания имели надлежащее действие, и солдаты, по христианской ревности, отзывались, что хотят лучше умереть, нежели изменить государыне и тем подвигнуть на себя гнев божий. Доказательством их усердия служит то, что из ретраншемента в сие время не было беглых, кроме двух или трех человек.

Наступила страстная неделя. Никогда она не была столь для нас страстною, как в тогдашнее время. Если бы голод начался только с сего дня, то еще могли бы прожить шесть суток до светлого воскресения; но гарнизон мучился оным уже около 15 дней, и с земляною пищею осталось дожидаться скорой кончины. Солдаты, не желая умереть в ретраншементе, говорили: надобно что-нибудь делать; начальники были такого же мнения; решились, взяв ружья, всем до одного человека идти на вылазку. Не надеялись победить, а только желали окончить жизнь, как прилично солдату, и сколько можно отметить врагам за себя и за отечество. Сие отчаянное намерение спешили исполнить в те же дни, доколе люди не пришли от голоду в совершенное бессилие; ибо могущих поднять оружие оставалось уже не более 100 человек, да и то могли собраться с нуждою; прочие ж были совсем бессильны и не могли решиться на вылазку. Удар на бунтовщиков надлежало делать к завалам немалой вышины, наполненным ружейными бойницами и пушечными амбразурами, защищаемым превосходным числом людей; надлежало оные перелезать и подвергаться выстрелам неприятеля, могущего без всякой потери побить у нас большую половину, что последняя вылазка, о которой было прежде говорено, совершенно подтверждает. Таких завалов надлежало проходить два. Одним словом, должно было идти на верную смерть.

Поутру, в понедельник, наблюдающие с церкви за движениями неприятеля приметили, что бунтовщики в смятении разъезжали по городку и начали из оного выбираться, соединясь в одну партию; видно было, что отъезжающие прощались; их провожали женщины. Оракулы наши предсказывали близость войск; мы и сами не понимали, какая, кроме сей, могла быть всему оному причина, ибо никогда подобного смятения прежде не замечено, хотя на прошедших неделях также отъезжали бунтовщики по Оренбургской дороге; такие происшествия столько нас ободрили, как будто мы съели по куску хлеба. С нетерпеливостию ожидали, что будет далее; мало по-малу движение начало утихать; выезжающих и приезжающих было мало, и все опять казалось обыкновенным. Минуло за половину дня, а о приближении войск, по общему мнению и самых предвещателей, никаких признаков не приметили. Полагали, что мятежники, если войска подойдут к крепости на 70 верст, все обратятся в бегство с женами и детьми; но сего не было, и мы стали терять надежду. Голод опять представился в страшном виде; печаль, страх и уныние распространились более прежнего по ретраншементу. Что следовало начать? что делать? все молчали, повеся голову; некоторые часто взглядывали на степь, откуда ожидали помощи, но, не видя ни малейшего признака, тосковали еще более. Все понимали, что близко решение нашей участи; одно скорое вспоможение могло нас спасти от предстоящей смерти.

В 5-ом часу пополудни, на Оренбургской дороге, из-за рощи показались кучи бунтовщиков; поднявшаяся пыль доказывала, что они скоро бегут. Каждая толпа, прибыв к городку, въезжала теми воротами, кои ближе к их домам; из-за рощи следовали одна толпа за другою с поспешностию и в беспорядке беспрерывно скакали опрометью кто как успел, без значков и копий. Городок, встревожась, наполнился бегающими взад и вперед, подобно как на пожаре. Наступила ночь, а тревоге сей и конца не было; все показывало, что их толпы, незадолго из городка выехавшие, обращены были в бегство; не менее того и мы считали себя в опасности, ожидая, что они в отчаянии непременно всею силою на нас ударят, и потому принята в тот вечер возможная осторожность. Едва смерклось, как за валами произошел шум; мы вступили тотчас в ружье и начали стрелять из пушек. Тогда они нам закричали, чтобы прекратить пальбу, объявляя, что приходят в повиновение к ее величеству и готовы все учинить, что прикажут. Перестав стрелять, велели человекам трем подойти ближе, коим объявили комендантской приказ, чтоб атамана Каргина, придворного их шталмейстера Толкачева и всех старшин тотчас представили в ретраншемент, а также и жену Пугачева с ближним штатом ее стерегли. Чрез полчаса атаман с другими семью чиновниками самозванца был представлен, а к отысканию женщин, во время смятения скрывшихся, сделаны ими распоряжения. За Перфильевым и другими ему подобными велено сделать погоню, а к дому Пугачева поставлен караул. Чрез час принято было от них несколько ковриг хлеба на команду. Все сие кончено не позже, как в 9 часов пополудни, а при том чрез нарочного и достоверное известие получено, что следущее к нам вспоможение находится на рубежном форпосте, в расстоянии от Яицкого городка 40 верст, что все выехавшие против сего отряда отсюда мятежники в двух сражениях вчерашнего и настоящего дней разбиты; только немногие из них спаслись бегством, в том числе и главный атаман Овчинников, и что вспоможение прибудет к нам непременно после завтра.

Кто может описать радость гарнизона? Нет слов, нет выражения изобразить ее; и что может сравниться с чувствами человека, по долгу обрекшегося на смерть, и благим промыслом, в воздаяние сей жертвы, возвращенного к жизни? До светлого воскресения оставалось еще четыре дни, но для нас уже настоящий день был торжественнейшим праздником. Самые те из нас, которые от голоду и болезни не поднимались с постели, мгновенно были исцелены. Все было в движении; разговаривали, бегали, благодарили бога и поздравляли друг друга во всю ночь, не думая предаться сну; некоторые были столь поражены сим радостным оборотом, что сомневались в истине и думали видеть все во сне.

На другой день ввечеру прибыло ожидаемое вспоможение, предускоря поход целыми сутками. Радость наша еще умножилась, когда растворились ворота ретраншемента, с 30 декабря бывшие запертыми и заваленными песком и землею. Наконец мы вышли из крепости, в которой были заключены с ноября месяца; ибо недель за восемь до начатия осады выход из оной запрещен был под строгим наказанием. Вновь прибывшие команды расположились на квартирах, офицеры в самой той избе, где были больные.

Вот история обороны Яицкой крепости, достойная внимания позднего потомства, как достохвальный пример мужества, верности и терпения русских воинов. Бедствия, обольщения и самый ужас голодной смерти не могли поколебать их твердости. Здесь не выставлены имена отличнейших воинов; в сем случае надобно наименовать каждого из всех; ибо не было таких, кто бы не оказал чего-либо особенного, превосходного.

V. ПРИБАВЛЕНИЕ О РАЗБОЙНИКЕ И САМОЗВАНЦЕ ПУГАЧЕВЕ ИЗ ДНЕВНЫХ ЗАПИСОК 1773 ГОДА, ГОРОДА ОРЕНБУРГА БЛАГОВЕЩЕНСКОЙ ЦЕРКВИ, ЧТО НА ГОСТИНОМ ДВОРЕ, СВЯЩЕННИКА ИВАНА ОСИПОВА

1.

С первых чисел сентября появился разбойник ниже Яицкого городка в малом числе себе подобных на хуторах отставного казака Шелудекова, у которого несколько времени быв, собрал себе подобных воров из бродяг и беглых яицких казаков немало, взяв на себя великое имя покойного императора Петра третьего, сообщась с вышепоказанными ворами, к Яицкому городку по форпостам и хуторам тянулся, в которых делал великое грабительство и разорение, скот и имение и казаков, вооружа, забирал с собою, тем умножа свою злодейскую одну, шел к Яицкому городку, из которого усмотря его злодея того ж часа комендант Симанов выслал партию человек до 200 конницы регулярных и нерегулярных для пресечения пути чрез Чаган реку; но злодей показанную реку переправиться упредил. А как партия к показанному месту подбежала, то злодей делав на нашу партию жестокой удар, который был неменее как в 400-х человеках, отхватил из нашей партии человек до 30-ти яицких казаков, тот же день повесил что наилучших 12 человек, а последних взял в шайку к себе. Потом делал к городу приступ, от которого из пушек с большим уроном отбит прочь. Не удовольствуясь тем разбойник, что он потерял много народу, покушался на оный и на другой день еще делать приступ к городу жестоким и сильным ударом со всею своею толпою злодейскою, чтоб устраша народ, ворваться в город; а как уже в городе стояли с год две полевые команды, несколько гарнизонных и оренбургских казаков, то оные против толпы чинили сильный отпор, тем отбили его разбойника с большим уроном. Злодеи и мятежники из города самовольно к разбойнику бежали, который умножа толпу, тянулся от городка прочь к Илецкому казачьему городку, а Илецкий городок, за помощию божиею, остался без всякого вреда и ущерба.

2.

До Илецкого городка по форпостам и хуторам разбойник делал грабительство и разорение, так же, как и до Яицкого, всех казаков забирал в злодейскую свою толпу и тем больше умножал ее. В Илецкой городок въехал без всякого оных жителей бою и сопротивления; того ж дни и атамана повесил по жалобам и ложным доносам того городка жителей; прочих всех привел к злодейской своей присяге, и было тут у злодея пьянственное веселие. Между тем собрав всю артиллерию, припася и порох, притом забрав казаков с собою, кои с ним могут держать разбой, уже стал против сил крепостных в превосходном числе и шел к крепости Рассыпной, вперед себя послал указ к коменданту Веловскому, чтоб он его встретил с честию без всякого противления, яко своего государя и царя.

3.

На что ему ответствовал комендант, что государем он от него не признается и встречен не будет, кроме как за самого сущего злодея и разбойника. Между тем комендант в крепости старался всячески делать защищение и ко охранению всех жителей; и как скоро разбойник подъехал с толпою к крепости под пушечный выстрел, — то вдруг с флангов и батарей открылась сильная пушечная и оружейная пальба. Между тем разбойник выбрав пристойные места, поставя артиллерию, начал в крепость беспрестанно из пушек бить, а толпы его начали крепость атаковать; и как скоро народ от стен отбили, тотчас ворвались в крепость, поймав коменданта и офицеров, муча их, напоследок казнил смертию, после того священника повесил и атаману голову отрубил. Черни тут много потеряно с обеих сторон. И так оконча злодей свое тиранство, забрав всю крепостную артиллерию со всеми припасами, а жителей разграбил, оставших солдат и казаков взял с собою и потянулись к крепости Озерной, напротив его следовала команда к Рассыпной крепости на помощь под командою капитана Сурина; в степи разбойник повстречался, коих атаковав разбил, всех умертвил, солдат и казаков взял в толпу к себе.

4.

К крепости Озерной злодей подъехал, в которой было не больше сил как человек до 100 всякого звания. Комендант Харлов старался всячески делать сопротивлении и несколько раз стрелял из пушек, точию оное происходило по причине малости народа весьма недолго, скоро разбойник в крепость ворвался, коменданта и офицеров предал смерти, а прочих служащих забрал с собою, притом и артиллерию с припасами, и к крепости Татищевой потянулся.

5.

26-го сентября разбойник к крепости Татищевой приступил, в которой стоял корпус, присланный из Оренбурга пехоты и конницы 500 человек, кроме крепостных команд, под командою господина бригадира Билова, где уже сделаны были все распоряжении к охранению и защищению себя и крепости, артиллерия была с корпусом лучшая против крепостной. Поутру часу в седьмом злодей начал крепость атаковать, из показанной же крепости происходила сильная и страшная пушечная, из единорогов и оружейная пальба, чем разбойник три раза прочь от крепости отбит был с великим уроном; напоследок по несчастию всех жителей тоя крепости, близ коей стояли казенные конюшни с сеном, притом и ветр сильный дуя, оные конюшни зажгли, от которых и крепость загоралась, солдат и казаков от стен жаром прочь отбило, в то самое время разбойник вдруг сделал на крепость удар, в которую и ворвался, бригадира поймав, делал великие мучительства, напоследок вытаща из крепости, голову отрубили, а тоя крепости коменданта чину полковничья по фамилии Елагина с женою обще закололи, дочь их, которая того году отдана была замуж за вышеупоминаемого крепости Озерной коменданта. Харлова злодей и самозванец взял с собою обще с ее братом родным, и взял их с собою более месяца, напоследок обоих предал смерти, офицеров сколько было всех погубил, только спаслось двое бегом, солдат и казаков весьма много побил, оставших взял в толпу к себе, в числе коих оренбургского сотника и депутата Подурова, который и тепере у разбойника в шайке состоит в чине злодейского полковника, и оконча свое злодейство, дни с три разбойник с единомышленники пьянствовал, разграбя ж имевшую казну и жителей, и забрал с собою артиллерию с припасами всю, шел к крепости Черноречинской, которая не далее 17 верст от Оренбурга.

6.

Из показанной Черноречинской крепости по ордеру губернаторскому жители, которые послушав, священник, комендант и прочие, прибыв в город, а остались в крепости ссыльные, своекошные и отставные, некоторые ж казаки самовольно бежали к разбойнику, который с толпою оною крепости подъездом никакого разорения не делал, кроме показанных домов священнического, комендантского, офицерских и прочих, кои в город были взяты, тех домы разорены, а прочие все остались целы, которые ж ему разбойнику делали встречу, от него, злодея, были жалованы и допущены к прескверной его руке; больше ничем в той крепости не пользовался, как только скот весь отогнал и отъехал от оной крепости версты с полторы, в лугах остановился ночевать, где и капитана Нечаева повесил.

7.

Ночевав у Черноречья, 1-го числа октября по верхней дороге к загородскому губернаторскому дому по высоте степью всею толпою тянулся, а иные партиями бегали по сторонам, грабили и разоряли в разных местах хутора и скот, жителей городских отгоняли, приехав верстах в двух, стал на лугах под хуторами генерала Тевтелева; злодейская партия не оставили, чтоб не разорить дом губернаторской, а особливо святую церковь, которая была славно украшена, напоследок святые иконы находили у казаков под седлами, тот же день разбойник прислал к губернатору указ, чтоб он ему не противился и впустил бы в город без сопротивления и встретил бы так, как своего прямого государя, на который указ было от губернатора ответствовано прямо сущему злодею и от бога отступившему человеку и сыну сатанину, кое с его злодейством сходное, и послано с равным ему злодеем и разбойником, прозываемым Хлопуша, который у него был напоследок советником и общества злым мучителем и делал столько злодейства и разорения, ей описать не можно.

8.

Ночевал в показанных лугах. 2-го октября потянулся разбойник к Сеитовой татарской слободе, разделись на две толпы, по обе стороны реки Сакмары и от Сеитовских оставших жителей был разбойник встречен и почтен был, так как он о себе дал знать за прямого государя, за что допущены были татара к прескверной его руке, от коих и подарки приняв, не сделав никакого разорения, и из той слободы потянулся к Сакмаре, а партия его была разослана по рудникам, деревням и крепостям для грабительства и забрания народа и всяких надобнейших припасов, а особливо пороху.

9.

Того же числа приехал к Сакмарскому городку, из которого от жителей и прямых раскольников была злодею встреча славная, как их отцу сатане, и священник встречу выносил святые иконы, в которой крепости ничем не пользовался, ибо артиллерия со всеми припасами была взята в город, а только от равных ему злодеев и разбойников был дарен и допущены были к мерзкой его руке, потом тянулся со всею своею шайкою за реку Сакмару, в сторону, лежащую к Оренбургу, расстоянием отъехал недалее как версты с две от Сакмары, стал лагерем от города Оренбурга расстояния в 27, куда его единомышленники грабительства партиями собрались с награбленным богатством и всякого звания людей привезено было много, где и повесил немало, да при том еще слух несся, якобы и курьера кабинетского повесил, пробыв два дня на одном месте, на третий день, то есть 4 октября, подвинулся к городу, подошед под крепость Бердинскую, в лугах лагерем расположился от города недалее десяти верст, злодейские партии к стенам на высотах показывались, город был уже весьма укреплен артиллериею и силою: пред сим за день прибыла из Яицкого городка семая легкая полевая команда, да Яицких казаков 400 человек со артиллериею и со всеми припасами в город.

10.

Ночевал разбойник в лугах под Бердом. 5 числа октября, поутру в 10-м часу, показался по дву дорогам, то есть, по Каргалинской и Бердской, в великих толпах; в то время в городе ударена была тревога, от которого страха все себе жители представляли смерть, и быв великой плач и неутешное рыдание; армия вся уже стояла на стене вкруг города, в том числе и купцы были весьма стройно вооружены, а по стене артиллерия хорошо уставлена и конница в удобных местах стояла готова, как скоро будет приказано отворять ворота и разом ударить на разбойников, однако до сего не доходило, как разбойнические толпы подъехали в препорцию на пушечный выстрел, то вдруг со стены в толпы разбойнические открылась страшная и сильная пушечная пальба, чем толпы злодейские были остановлены, однако в малом числе злодеи близко к городу подбегали и кричали, чтоб в них не стреляли, а сдали бы город добровольно, потом немного поездя, попрежнему уехали в толпы свои, в то время загородная слобода зажжена по приказу господина губернатора, чем себя весьма и остерегли, видя ж разбойник неудачу в том намерении, что стоять ему противу города никакого выигрышу нет, не доходя до города версты за четыре, в степь к стороне востоку налево поворотил и протянулся в лугах, расстоянием от города верстах в 5 на озере, называемом Коровье Стойло, лагерем стал, который имеется вверх по Яику близ дороги, лежащей к крепости Орской, с того времени к Оренбургу от разбойника все дороги заперты стали, и город прямо остался в осаде, и настала нужда крайняя в дровах, в сене и в других припасах домашних.

11.

6-го числа октября из города была высылка, нашего войска было до 2000 с половиною конницы и пехоты, артиллерии было — орудиев с шесть, и отошед от города версты с полторы, заняв пристойное место, начали в разбойника из пушек бить, и у разбойника были уже ночью сделаны батареи под горою и на горе, из которых открыл вдруг сильную пальбу в наш фронт, а конница злодейская стала заезжать на левое наше крыло, однако не удалось, не допустя наша армия до себя, делала великой отпор, а конница — сражение, отступя от своего места, следовала к городу без всякого почти урону с нашей стороны, только один был ранен вахмистр, да лошадей несколько, а у разбойника убито на месте из пушек и егерями из ружей много, а особливо легкие войска действовали на копьях из ружей хорошо. В добычу получено от злодея 3 человека.

12.

Того ж числа по полудни в 10-м часу против Орских ворот, которые имеются к восточной стороне, от разбойника завезены были единороги, из которых пускал в город чиненые ядра для зажжения города, а другие подбегали к стене верьхами и делали тревогу, напротив того со стены артиллерия действовала в разбойника столь сильно, что не удалось ему более 10 выстрелов сделать, сбили с места, и тем от злодеев пресеклась стрельба, но жители были все в великом и неописанном страхе, тое ночь вреда никакого не причинено городу.

13.

8-го числа октября разбойник поутру в немалом числе с партией тянулся для грабительства к Меновному двору, по усмотрении ж из города оных злодеев, противу выслана была партия казаков яицких и оренбургских, кои потаенными местами близко подбежали и сделали на разбойников удар, коих и смяли на месте, покололи много, в добычу получено один значок, да человек до 20, с нашей стороны ни одного человека не потеряно, и с тою победою возвратились благополучно.

14.

9-го числа вторично из города была вылазка, одни легкие войска без артиллерии. Отъехав от города версты с полторы, было сильное сражение из ружей и на копьях, от разбойников пальба была из пушек; а вреда нашим никакого не учинено; у разбойников на месте убито много, в добычу получено живых два человека, в том числе самых злодеев, с нашей стороны ранено три человека, в том числе коллежский регистратор Андрей Новокрещенов, который храбро против разбойников действовал и убил из своих рук злодеев три человека. Тот день тем и кончился.

15.

12-го числа октября третья была высылка; против первых вылазок было войско превосходнее, пехоты и конницы всей было до 2500 человек, артиллерии всей было орудиев до 12, одна гаубица, началось сражение от города верстах в 2-х, от разбойника заранее изготовлены были батареи в пристойных местах, как скоро наша сила, подошедши в препорцию выстрела, начала действовать сильно из артиллерии, напротив нашей от разбойника еще сильнее открылась с батарей пальба, толпа его злодейская, которой было против наших сил вчетверо более, заезжали на наше левое крыло и делали сильное нападение, где происходило ужасное сражение из ружей и на копьях, наши, видя столь превосходное число разбойников, отступя от места, маршировали к городу, они ж, усмотря движение нашего войска, почли тем себя и в выигрыше, начали на наших сильно нападать и гнались до самого города, в помощь нашему войску в злодея действовала со стены артиллерия сильно, чем злодеи и отбиты были прочь, коих на месте из пушек и егерями убито более 100 человек, сколько ранено, о том прямо неизвестно, при том еще в добычу получено 5 значков и в плен взято шесть человек, самых разбойников и сущих злодеев, а с нашей стороны убито солдат и казаков человек с 10, в том числе оренбургский казачий сотник Халевин, который был храбрый и верный воин, с тем возвратились наши войска в город.

16.

18-го октября фуражировали за сеном вниз по Яику реке; разбойник из лагеря выбравшись, весь зажег и сено отстоявшее, а потом кинулся обозом чрез степь к Берду, а партия его злодейская тянулась к городу, и некоторые из наездников подбегали к самым городским стенам и кричали, чтоб сдали город и не противились, а напротив тех злодеев производилась со стен пушечная пальба, тем злодеи отбиты прочь, отбежав от города на высоты в степь, усмотря наших фуражиров едущих, вдруг бросились великими партиями за Яик реку и делали на наших жестокое нападение, фуражиры ж, кои взяли перед, тем могли спастись и прибежали в город, задние, оставя возы с сеном, бежали далее в степь и прятались в кустах, и тем многие спасли жизнь свою, а средние от разбойников были остановлены и, спасая себя, сделали из возов сенных городок, из которого производили сильнейшую со злодеями драку, до тех пор, покуда разбойники не привезли пушек, за производимою ж долгою пальбою у наших как пороху не стало и противиться было нечем, то злодеи воза зажгли, и народу укрываться было не можно, принуждены были выдти вон, и злодеи, напав на них, всех без изъятия покололи, некоторых же бегущих к городу хватали на дороге и брали в плен. С нашей стороны потеряно человек до 400, да лошадей до 1000, а разбойников на месте убито человек до 150. Пойман в плен сущий злодей и наездник казак Изюмников, а затем оставшие в лугах сена все от разбойников сожжены, от чего жителям в сене сделался великой недостаток, а потому голод, напоследок многие люди скота лишились, всем градским жителям день сей страшен и слезами всяк наполнен был, все представляли себе погибель и день от дня ждали конца жизни.

17.

22 числа октября в день Казанския божия матери в начале 11-го часа по полуночи разбойник великими толпами показался и шел к городу приступом, а как со стены усмотрели, что вся армия в городе стояла в ружье по своим местам, и как подошел злодей в препорцию на пушечный выстрел, то начали с фасов действовать артиллериею неумолкно и в толпы их пускали бомбы, чем врознь и разогнали; напоследок разбойник, кроясь между оврагов и подошед к кирпичным сараям не далее от города полуверсты, поставя артиллерию под увалом, начал бить в город так сильно, что от ядер и необыкновенного страха почти не находили места и в домах своих, напоследок из оного места бомбами был выгнат и, не сделав злодей городу никакого вреда, рассыпались по степи и стреляли в город из разных мест, но градская артиллерия не давала места злодею с его артиллериею остановиться, к несчастию ж нашему служила разбойникам гора, которая не далее полуверсты; разбойник, завезя за оную артиллерию, начал производить пальбу в город столь сильно, что подлинно все жители были отчаяны жизни, столько много пущено было ядер, уповательно, что последний дом одно или два ядра имел, и сие происходило не менее шести часов, напоследок сбит злодей и обращен в место свое злодейское, а за помощию божиею и необоримые нашея заступницы почти никакого не сделал городу вреда и людям; с нашей стороны ранило разорванною пушкою двух рядовых и одного офицера, у разбойника доказывали, что убито много, всходствие чего и кровавые знаки, где его стояла злодейская артиллерия, усмотрены, и так тот день им злодеем не получено ничего желаемого.

18.

2-го числа ноября в начале 8-го часа разбойник, ночью сделав под городом, не далее полуверсты от оного, три батареи, из которых открыл столь сильную пальбу в город, что от такого происходящего с обеих сторон грому не только человеки трепетали, но и здания тряслись. Против же производимой из города пушечной пальбы разбойник по большей части тем только спасался, что у него по сырту были вокруг пушек шанцы и осыпаны в вышину землею, а если бы сего не было, то бы ему долго производить стрельбу и не удалось в город; оный способ дозволил ему злодею тот день весь с трех батарей в город производить стрельбу, и столько от злодея много пущено ядер, что не только домы оными биты, но и церкви божии не остались, чтоб не иметь ядра два или пять, а особливо в церковь Николая чудотворца ядер до 30 ударили, от которого страха в городе народ был отчаян жизни, к тому ж злодеи, спешившись от Яику, из-под горы намеревалися ворваться в город и ползя к городу стреляя из ружей и из луков так близко, что стрелы до рогаток и к валу пролетали и в их злодеев никаким образом из города из пушек и из ружей бить не можно, но по счастию нашему пред сим за день и Яик река встала, коей по другую сторону роща, итак по признанию за способный сему случай отправлены были в оную рощу чрез лес потайно егери и купцы волонтеры, кои, взойдя в ту рощу и поверставшись с ползущими под город злодеями, вдруг из ружей делали залп и разбойников по немногом стрелянии, в самое скорое время привели в смятение, что, видев из города, всякого звания люди чрез вал и злодеев гнали, кои, видя свою гибель, принуждены были от страха бросаться в воду и тонуть под лед, а кои бежали, тех градские гнали и кололи, также и отбили ружей и копий весьма много; конечно б не упустили их гнать и далее, но воспрепятствовали нашим завезенные у них, злодеев, на паперти церкви Егорьевской пушки, из которых неумолкно производима была как в стоящих на валу, так и в гонимых пальба, и тем пресекло путь далее нашим гнать злодеев; в церковь соборную ядер с 5 попало, в стены и крышку; того ж числа в доме убило оренбургского купца Илью Коченева за службою молебна, а дом его среди города стоит, после того убило ядром двух бухарцов у церкви соборной, а у дому губернаторского плотника, да на валу убито солдат 1, татарин 1; а у разбойника побито много, и пальба продолжалась до самой ночи, и от нас напротив злодейской стрельбы соответствовано было равно ж пушечной пальбой и напоследок пушечным отсель из единорога чиненым ядром подорвали у него злодея на батарее против Орских ворот порох, и затем еще злодей, простирая свою злость, и ночью палил, но не так сильно.

19.

Проводя тое ночь все в городе без сна, то есть на 3 число ноября, а как начался день, то разбойник стал палить попрежнему в город изо всей своей артиллерии, хотя и не так сильно, но только и сей день до самой ночи бил из пушек, испускал и чиненые ядра и старался, чтоб зажжен был город, однако его намерение совершиться не удалось, за помощию небесного отца никакого вреда в городе не причинил, напоследок к вечеру сделалась великая погода и мятеж, что его злодейству немало препятствовало, и так тем тот день окончился, а жители остались все в бедственном состоянии, и показывалась во всем нужда крайняя.

20.

9-го числа того ж ноября партия разбойническая в немалом числе стремилась к Меновному двору для грабительства, коих усмотрели из города; в преследование показанных злодеев была выслана партия яицких и оренбургских казаков потаенными местами, и как разбойники против них поравнялись, то вдруг наша партия, разделясь на две части, ударили сильно на копьях и саблях, тотчас злодеев смяли и привели в великую робость и сколько было возможно гнали, из которых убито на месте человек слишком до 70, притом отбит один значек и в добычу получено лошадей с седлами 150, у которых находили под седлами святые иконы, писанные на холсте, вместо наметов, кои награблены из губернаторской загородной церкви, и с тем благополучно наши войска в город возвратились. На выручку злодеев в великих толпах прибегали, но только уже никого из наших захватить не могли и не пользуясь ничем назад опрокинули.

21.

Того ж числа выезжала из города партия казаков по урочищам вкруг города неподалеку, и нечаянно съехались с партиею разбойническою, где было сражение из ружей и на копьях, с злодейской стороны убит 1 человек в плен взято 2 человека, а наши в город возвратились благополучно.

22.

11 числа ноября из города была вылазка, войска нашего пехоты и конницы регулярных и нерегулярных всего около 1000 человек и 2 пушки, с злодейской стороны было силы противу нашей впятеро и артиллерии больше, сражение происходило из пушек, легкие войска из ружей и на копьях бились, со стороны разбойнической убито на месте человек до 30, да в плен поимано до 18 человек, сколько ранено, о том неизвестно, с нашей стороны ранено 3 человека, убитых не было, лошадей убито и ранено несколько, тем и кончилось, наши счастливо возвратились в город.

23.

13-го числа ноября к Оренбургу следовал из Симбирска корпус с 1500 пехоты и казаков сакмарских под командою господина симбирского коменданта Чернышева, до Оренбурга злодей не допустил, в 6-ти верстах или ближе по сю сторону реки Сакмары, под горою и на горе, называемого Маяка, атаковав, оный злодей тот корпус разбил и весь захватил к себе в добычу и, приведя в Бердинскую слободу, коменданта и офицеров без изъятия перевешал в тот же день, и солдаты со артиллерией и припасы остались у злодея в руках, только из оного корпуса спасся капитан Ружевский с двумя человеками, который прислан был от корпуса в город просить в помощь сикурса, почему хотя партия и была наряжена, только уже помощи подать не успели, в самое скорое время как партия из города выступила еще, прибежал казак, который в самое сражение в кустах укрылся и о несчастии учинившемся над корпусом доносил, что корпус разбит, со стен градских весь народ зрел и наша партия, слыша сие плачевное известие, обратно в город пошла, сие происходило сражение по полудни в 6-м часу и в 7; смотря на сию погибель безвинно страждущие жители градские, не оставался ни один стоящие на валу без слез и стенания, а особливо недостаток в пропитании представлял всех гибель и смерть.

24.

Того ж числа по полуночи в 3-м часу к городу на помощь следовал корпус из верхней Озерной крепости под командою господина бригадира и коменданта Корфа в 4000 человеках пехоты и конницы и артиллерии довольное число, который приследовал в город благополучно, хотя разбойники и в великой силе выбегали, чтоб перехватить следующий корпус или злейше сделать нападение; но только им не удалось, корпус мог то место переследовать, где злодеи после собрались великою толпою следующих, счастие или особливая от рук тирана и мучителя, по справедливости сказать, заменил их жизнь господин Чернышев, которого тот день обще с прочими обер-офицерами тиран вешал и, погубя неповинных душ, делал с единомышленниками пьянственное общество, и между тем корпус примаршировал в город, против же наиближайшей злодейской толпы из города были высланы легкие воинские казаки яицкие и оренбургские, кой имели сражение, с стороны злодейской на месте убито что нелучших наездников и воровских советников 6 человек, в том числе особливый злодей Самодуров сын убит же, сколько ранено, о том неизвестно, сражение ж происходило не далее от города полуторы версты, с нашей стороны убитых не было, а только ранен один и то легко, и так возвратились с победою благополучно.

25.

14 числа ноября, соединясь силы городские с пришедшим корпусом, всего пехоты и конницы около 4000, собравшись, сделали главную вылазку против разбойника; маршировала наша сила к крепости Бердской, к которой не ходя версты с две, на холму пехота остановилась с сильной артиллерией, а конница, казаки и драгуны у пехоты закрывали правое крыло, взошедши ж пехота на показанный холм, начала в злодея производить пушечную пальбу, а особливо из единорогов чинеными гранатами; разбойник скоро, стремясь из крепости вон, выбирался в степь, у которого уже были заблаговременно поделаны батареи в овраге, от крепости не далее в полверсты, в нижнем конце оврага, где дорога лежит в крепость, из оного места первая показалась батарея ужасная, несколько погодя вторая еще сильнее и первой открылась, по тому ж оврагу вверхь в конце от дороги, лежащей к Каргалинской, столь сильно начал бить, что не много наша армия нашей и злодеев не менее было верста 1 или 2; видя ж наши, что силы злодейской противу наших в пятеро более, поворотя с места, маршировали к городу, и тем злодей сделался в выигрыше, к чему вдруг его подвигла конница разбойническая, на нашу силу устремилась, сильными ударами из артиллерии от злодея било из многих мест, а особливо с холма, с которого сбили нашу армию так сильно, прямо сказать, как из ада дышали и гнали наших до самого города, хотя и делали наши отпор, но стоять не могли, чрез что были отчаяны надежды, однако за помощию божиею и предстательством божия матери до города дошли, и от разбойника получено в добычу 6 человек, в том числе старик Шелудяков, к которому Самозванец на хуторы пришел и партию собрал, оного старика почитал равно, как отца своего сатану, жалел о нем и неоднократно присылал и просил, чтоб его выпустили, однако того не сделано. На месте убито человек до 200, а сколько ранено, о том неизвестно, а с нашей стороны убито и ранено 97 человек. Оное сражение началось по полудни в начале 3 часа, окончилось в исходе 5-го. С сего времени день ото дня начали в городе жительствующие чувствовать во всем великой недостаток, а особливо в хлебе, который стал входить в высокую цену; обыкновенная четверть ржаной муки, какую солдатам дают, превзошла в продаже ценою в 25 руб.

26.

10-го ноября из города фуражировали за сеном вверхь по реке Яику верст за 20, коих усмотря, разбойники, собравшись большою партиею, за нашими бежали и делали нападение, кои из наших могли взять перед, те вбежали в город благополучно, а задние в кустах спаслись, средних же захватили, но немного, только 3 человека, оставшие на дороге в возах сено все сожгли и с телегами. Из города была выслана партия казаков человек со 100, коих усмотря, злодеи скоро потянулись назад в крепость а наши возвратились без действия.

27.

20-го числа ноября яицкие и оренбургские казаки выезжали из города против злодеев, и сражение было с обеих сторон, а никого не убито и не ранено, самовольно в город из злодейской толпы выбежали яицких казаков 2 человека.

28.

24 числа ноября яицкие казаки ездили для объезда вокруг города не далее от города 5 верст по сторонам, от разбойника поймали шатающихся двух башкирцев и двух закололи, с нашей стороны не потеряно ни одного человека.

29.

26 числа ноября выходили из города войска, пехоты и конницы было до 2000 человек и несколько пушек, а от разбойника было силы противу нашей втрое, сражение было у легких войск из ружей и на копьях, сверх того и пушечная пальба с обеих сторон происходила, с нашей стороны ни одного не убито, ранено 3 человека, из злодеев убито и ранено много; из нашего войска ушло два человека калмыков и один татарин.

30.

30 числа ноября выслано было из города войска конницы, драгун и казаков, 150 человек и 5 пушек, от разбойника силы было в пятеро больше, сражение происходило из ружей и на копьях, а потом с обеих сторон страшная пушечная происходила пальба; с нашей стороны ранено казаков человек до 10 и несколько лошадей, у разбойника убито и ранено много. Сражение происходило от города верстах в двух с половиною, с тем и возвратились, а голод в народе весьма уже умножился, чрез то нищих появилось весьма много.

31.

От 3 числа декабря по воскресным и праздничным дням читано было в церквах при многонародном собрании сочиненное его преосвященством Вениамином архиепископом Казанским и Свияжским увещание, касательное до народа, коим огорченный и утесненный народ весьма был ободрен, порадован и обнадежен божиею помощию. Случившиеся в первый день оного читания слышатели сего слова старались рассказывать друг другу о таковом утешении, и так всяк старался быть для слышания оного в церковь божию, а другие с жадностию в домы своя брали и тем себя и огорченный дух успокоивали; оное ж увещание состояло следующего содержания:

Божиею милостию смиренный Вениамин, архиепископ

Казанский и Свияжский,

врученной нам паствы епархии нашей, всем православным сыновом мира, здравия и всякого благополучия от господа бога желаем.

Долг пастырского нашего звания, хотя и всегда, но наипаче во время киих либо явных нестроений, обязует нас бдити и всевозможное тщание прилагати о врученном нам от бога словесном стаде, проразумевая, дабы всяк ходил неуклонно путем правым своего звания, в коем бог его поставил, а не по стремнинам суемудрия и богопротивных заблуждений, их же кончина есть погибель; тем убо, а не иным предложением и ныне от сердца подвигшеся к вам о Христе чадом нашим сие простираем слово, с Петром апостолом моляще коегождо вас: потщитеся, братие, известно ваше звание и избрание творити: сие бо творяще, не имате согрешити ни пред богом, ниже пред человеки: пред богом яко волю его святую и совершенную исполните, пред человеки же яко здравы и полезны общества члены в союзе мира и любви пребывающе, к крайнему общежительства концу, иже есть тишина и благоденствие, и сами достигнути и другим споспешествовати имате; аще убо желание таковыя в вас святыни и целомудрия услаждает души пекущихся о спасении вашем, то коликая была бы радость видящим преспеяние вашея веры, благонравия, ревности, смиренномудрия и послушания! Се прямая была бы слава и похваление православия вашего пред языки, иже видяще добрая наша дела, прославили бы и сами отца нашего, иже на небеси. Сим, аки драгоценным венцем украсившися, церковь наша восторжествовала бы яко матерь о чадех веселящаяся блистающе светом благочестия во всей подсолнечной.

Но враг древний оный вселукавнейший змий и скорпий ненавидяй добра аще и попран не терпит в райском наслаждении покоитися церкви божией и сокрушенней сущей его главе безбожия, идолуслужения и ересей слабым зловредным своим расколов и ухищрений хободом покушается отторгнути, поне часть некую от звезд мысленного неба и не престает помощию предотечь своих, сынов погибельных, слепых и беснующихся человеков, или паче чудовищ и извергов естества, которые ниже взирают на бывшая ниже будущая рассуждают, но некиим лестным мечтанием услаждающеся слепо стремятся к своей погибели, тех, говорю, помощию или паче безумною и богомерзкою дерзостию, тщатся возмутити тишину благословенная Российския державы, возбудити мятеж и нестроение в пределах богохранимого и издревле законными монархами премудро управляемого отечества нашего; проклятое сие во языцех и варварех богоненавистное же в христианех злодейство с бедственным терзанием матерния своея утробы, Россия чувствовала уже прежде не единою от родных своих чад или паче извергов пременившихся в ехиднино порождение разных самозванцев, яко то богоотступного расстриги Гришки Отрепьева и ему последовавших, потом Стеньки Разина и других лже именитых продерзателей их же всех суд божий долго жити не остави, яко с Давидом всякому глаголати: видех нечестивого превозносящегося и высящегося яко кедры ливанские и се мимо идох, и не бе, взысках, и не обретеся место его; зане яко трава скоро иссохша и яко зелие злака скоро отпадоша; не возмогшим бо еще им святотатских простирая в беззаконии рук своих отрыгнута глаголы потопные и словеса ненавистные на святого израилева, абие разруши бог их до конца; тело их, сосуди мерзости и органи диаволи, расторже меч правосудия царева и испепели огнь законного мщения его, злые же души их пресели бог от земли живых, от достояния кротких, от жилища святых в тартар геенский идеже на суд великого дне узами вечными под мраком соблюде, имя же их всегдашнего забвения достойное церковь православная по заповеди господней, летнюю о благочестивых память творя, предает анафеме и вечному проклятию; и тако по свидетельству апостола Иуды в пререкании Карееве и в делех нечестия своего телом и душек) и именем вечно погибнут.

О, крайнего нечувствия! Аще сие кого не устрашает: таковый суд божий на нечестивых возмутителей церкви его и на святотатцев похищающих честь, славу и власть законных помазанников его изложенный и самого, мню, ожесточеннейшего сердцем и на всякие пороки аки меска упорно стремящегося, был бы силен обуздати и привести в сомнение, в познание своея должности.

Но, о болезненного воспоминания! Привнидоша и ныне человецы древле на честное оное осуждение предуставлении, нечестивии от бога нашего благодать прелагающе в скверну, о господстве нерадящии, продерзатели, себе угодницы, славу хуляще не трепещущи, яснее рещи сонмище богомерзких мятежников предводительствуемое сыном ада и другом бесов и наперстником сатаниным, нечестивым раскольником церкви неповинующимся, слепым вождем глупых, беглым казаком (по природе мятежным) Емелькой Ивановым сыном Пугачевым, который, как многим известно, да из высокомонаршего об нем октября 15 дня изданного манифеста явственно, пресмыкаясь по разным других стран раскольников скитам, наконец собрав сонмище нечестивых себе подобных злодеев из яицких селений, дерзнул святотатски похитить и присвоить себе имя покойного императора Петра третьего и тем, паче же мечем, ово устрашая малодушных, ово коварством яко волк овчею кожию покровенный прельщая несмысленных, привлекает к богопротивной своей измене в нарушение клятвы и данной правильному государю присяги, обещая всем к нему прилепившимся, аки сатана искушаемому Христу богу, мечтательная царствия земная, чем отступник оный и вторый Иуда предатель малорассудных людей приводит в развращение и совершенную погибель.

О, вещь христианству поносная и всегдашних горьких слез достойная, увы, злоключение времен наших! Како христоименитые люди светом правоверия просвещенные о камень соблазна бедственно предкнушася, како сынове российстии, верностию к своим государем и усердием к отечеству древние и новые времена удивившие, в вечный порок отступства и предательства безумно ползнушася! Егда не ведяху словес самого бога, усты Соломоновыми реченных: мною царие царствуют и сильные пишут правду. Егда неколи же слышаша Даниила пророка вслух всего мира вопиюща: да уведят живущая на земли яко владеет вышний, царством человеческим и ему же восхощет, даст е; от сих словес уведевше, яко законные царие сущие власти от бога учинены, по воле его царствуют, еда не может и самый невежда заключити яко противу хотения его о себе приемлющие высокое титло, сии суть богопротивницы, ополчающиеся противу самого царя царей, по слову апостола Павла: противляяйся, говорит он, власти, божию велению противляется, противляйся же грех себе приемлет, грех же не точию а жизни сей без пощадения наказываемый, но и в будущей весьма непростительный; боязненно есть впасти в руце человеческие, но коль страшнее впасть в руце бога имущего власть тело и душу воврещи в геену огненную.

Сего ради к вам, возлюбленная о Христе чада, соблюдшим доселе веру к богу и верность к истинной своей государыне сохраншим и ревности отечеству ненарушившим, обращаем слово: трезвитеся разумом, бодрствуйте в вере, стойте непоколебимо в данной вами присяге и крестном целовании и обещании пред богом, яко и смертию запечатлите любовь и покорение к высочайшей власти, мужайтесь против всех ратоборцев и льстецов и нарушителей общей тишины и благоденствия, утверждайтеся в благодушном повиновении господа ради сице царю, яко законно преобладающему; аще ли же князем, яко от него посланным; служители бо божии суть войско сие пребывающе и не без ума меч. носяще, но во отмщение злодеем, в похвалу же благотворителем; тем же потреба повиноватися им не токмо за гнев, но и за совесть, сего бо ради и дани дайте им не на иждивение в сластех, но на стяжание вашей безопасности и благополучия; елицы суть под игом рабы своих господей всякия чести да сподобляют, пребывая во всем благоугодны, непрекословны, некрадущи, но веру всяку являюще благу, да имя божие не хулится и учение; не точию делом противная власти творити грех есть, но мыслить и глаголати хульная тако кротким, яко и строптивым не подобает; любы бо христианская не мыслит зла никому же и князю людей злословити запрещает сам господь; познавайте духа божия и духа лестча, не всякому духу веруйте, но искушайте духи аще от бога суть; иже бо здравого и мирного учения вам не приносит, сей есть антихристов, не приемлите его и радоватися ему не глаголите, но изымите такового от среды вас и предайте его осуждению и наказанию учиненней от бога власти; станите препоясании чресла ваша истинною и приимите в защищение правды вся оружия божия, яко возмощи вам стати противу козням диавольским, против нарушителей веры и преданий церковных, противу хулителей чести и похитителей власти царской, словом, противу всех безумных свободолюбцев, покой души и жизни вашей, також чин государственный дерзостно возмущающих; ведите яко защищая веру, закон, предания и поборяя за славу государей и целость отечества, тем самым подвизаемся за честь божию и свое спасение, соблюдаем наше и ближнего благополучие; в сем благом намерении господь сил поможет вам и препояшет вас силою свыше, споборет же вам купно с ним и весь мир на безумные, глаголющие на праведного гордыню и уничижение. Крепко уповайте яко не дремлет, ниже уснет храняй Израиля; не укоснит бог отмщений сотворити месть беззаконным, в скорбление бо помазанных его, им же и прикасатися не повелевает; расхищение и сквернодейство давно уже вопиют во уши господа Саваофа, почему вскоре не оставит жезла грешных на жребии праведных.

И сия не от себе, но от истинных словес божиих предложити пастырьми потщихомся споспешествуя ревности кротких и послушливых сынов церкви святительским нашим благословением и молитвою, мир на них и милость божия; не покоряющихся же истине сей, по данной от архипастыря начальника власти связуем нерешимыми узами отлучения от церкви и жребия верных в сей жизни, в будущей же достояния святых. Аминь!

32.

11 декабря из города была вылазка. Войска нашего было конницы и пехоты 2,000 человек и 6 пушек, у разбойника противу нашей силы в четверо было. Казаки сражались на копьях и из ружей стреляли, а при том несколько действовала и артиллерия; с нашей стороны никого не убито и не ранено, а только несколько лошадей ранено, а у разбойников в плен взято 2 человека, убито человек до десяти, а сколько ранено, о том неизвестно, и войско наше возвратилось счастливо.

33.

15 числа декабря из города была вылазка, пехоты 1,500 человек, конницы 1,000, артиллерии пушек с 15. У разбойника силы и артиллерии противу нашей в пятеро больше; драки почти совсем не было. От нас к разбойнику бежал сотник, из яицких калмык, который после от разбойника повешен; с стороны ж злодейской поиман яицкой казак. Сколько у них убито и ранено, неизвестно.

34.

20 числа того ж декабря, поутру, разбойник сильною толпою приступил к городу не менее как 10,000 человек и с артиллерией, противу которого выслано было войска нашего пехоты и конницы до 2,500. Сражение началось от города не далее 2-х верст. Сперва съезжались легкие войска, а потом с обеих сторон открылась сильная пушечная пальба, которая началась пополуночи в 10 часу, а продолжалась по полудни часу до 2-го беспрерывно. Казаки весьма сильное сражение на копьях и из ружей имели, напоследок разбойника сбили с места и гнали в Берду, коих убито на месте человек до 20, а сколько ранено, неизвестно. С нашей стороны казак 1 ранен и несколько лошадей.

35.

На 25-е число в ночи против праздника Христова рождества посланы были за сеном из города человек до 100, по большей части из Каргалинских татар, кои по накладке сена готовились ехать в город, — вдруг на них сделали разбойники удар и захватили к себе в толпу всех людей, а только остались те, кои на отъездном карауле стояли — 3 человека.

36.

Показанного месяца 29 числа разбойники в 3,000 или более подбегали к городу не далее полуторы версты, напротив коих высланы были из города драгуны и казаки. Сражения не было, а только с городской стены происходила пушечная пальба, от которой злодеи, по степи рассыпавшись, обратились в свое злодейское место.

37.

Того ж числа пополудни в 9 часу разбойник, потаенно подошел к кирпичным сараям, поставя артиллерию, начал сперва палить из пушек, а потом из единорогов, пускал гранаты для зажжения города, но того ему злодею сделать не удалось; а производимою со стены из пушек пальбою сбили его с места, и следующая ночь была провождена во всякой тревоге, не смотря на стужу, также и обыватели береглись от пожара.

38.

2-го числа генваря наступившего 1774 года из города казаки выезжали за талами и другим мелким лесом для кормления лошадей, ибо сена не было. Разбойники, усмотря с горы Маяка, дав знать в Берду, откуда тянулись злодеи, скача на лошадях по степи, подобно бешеным, хотя наших получить в добычу, но того им не удалось: ибо как скоро из города оных злодеев скачущих усмотрели, тот же час командировали противу их казаков, коими и путь разбойнический пресечен, и гнали их до кирпичных сараев, где, остановись, чинили сражение, а напоследок два сильные удара и столько сильно сражение на копьях и ружьях происходило, что такого еще, как сказывают те бившиеся казаки, не бывало; напоследок же, по многом сражении, злодеи сбиты и гнаты были к Берду. Урону с нашей стороны не было, только ранен 1 человек, а у разбойника на месте убито 4 человека, а сколько ранено, о том неизвестно. Того ж числа и последних лошадей в городе без корму лишаться стали, и хлеба ржаного муки четверть продавалась в 80 и 90 рублей.

39.

5-го числа того ж месяца яицкие казаки для переговорки со злодеями из города выезжали; злодеев было человек до 30-ти, за коими далее версты и еще до 100 стояло, да потаенно за горою до 500. По переговоре, злодеи к нашим ближились да и дальние начали приближаться ж. Казаки наши, видя опасность, учинили ретираду к городу и отстреливались из ружей; а злодеи устремились их захватить; а как наши стали под прикрытием, близким городских пушек, то ударила на них потаенная злодейская толпа, но за помощию божиею никакого вреда не учинила: только ранен 1 казак, а сколько у злодея убито и ранено от происходящих от наших казаков из ружей выстрелов, того неизвестно. После чего взята осторожность, и такие с злодеями переговорки отменены.

40.

9-го числа генваря из города была высылка пехоты и конницы тысяч до 3-х с половиною, пушек до 10. Армия разделена была на 2-е части: первою, правым крылом, командовали гг. маиоры 8-й полевой команды Михайло Зубов, 2-го Троицкого баталиона Павел Демидов, второю частию, левым крылом, 4-го Оренбургского баталиона премиер-маиор Панов; между корпусами было расстояние версты полторы, и противу разбойника стояли столь храбро, так, как верным, добрым и послушным рабам надлежало, а особливо г. премиер-маиор Панов, что с валу было видно, стоял отлично и злодею причинял великой урон, от чего не устоя, злодей, обратясь, тянулся к Берду. Силы злодейской противу нашей было в пятеро, и они злодеи покушались неоднократно наши корпуса атаковать, и между реченных корпусов также и вокруг хотя и бегали большими толпами, нашим корпусам причинить вреда не могли, егери стояли храбро, а между тем из единорогов в толпы били картечами, коих скоро обратили в бег. Потом обе реченные две части соединились вместе и на секурс оных еще из города была небольшая вылазка, корпус, под командою г-на маиора Наумова, коим злодеи выстрелами из единорогов в большую робость приведены и в бег обращены, а наши войска в город возвратились благополучно.

41.

13-го числа того ж генваря день сей жителям и на валу стоящим представлялось плачевное зрелище. На сражение противу разбойника, войска нашего пехоты и конницы тысячи три с половиною выходило, в том числе конницы до 700 разделились на три части деташемента. Командовали первою частию оренбургский обер-комендант г-н генерал-маиор Воллестерин и занимал место с восточной стороны от Берда, нужное место злодейское; второю частию командовал Озерной крепости г-н комендант и бригадир Корф, который прошед холм, содержащий навсегда злодейский пикет, не доходя до Берды версты за две, остановился на дороге, лежащей к Берду; третьею частию командовал г-н маиор Наумов, заходил от запада и очень близко подошед к Берду, все части ко оному подошли в препорцию выстрелов и начал действовать из единорогов чинеными гранатами в злодея, находящегося в крепости, столь сильно, что злодею не удалось чинить ни малого сопротивления, а выбирался весь в степь скоростию и с немалым уроном, но вышли из сей крепости, состояли почти все в коннице. Выбрав злодей для артиллерии пристойные места, которую поставя противу наших российских войск, производил сильную пальбу, а конница великими толпами нападала на наши корпуса и конницу, и с обеих сторон страшное происходило сражение и столь опасно, что все жители не считали о вои наших спастись одному человеку, ибо превосходная против нашего в десятеро злодейская толпа принудила наших уступить свое место и ретироваться к городу. Почему от злодеев наисильнейшее учинено нападение, от чего фронт наш расстроился, в который они злодеи ворвавшись, многих офицеров и солдат покололи и в плен много побрали, всего 400 человек, 9 пушек, 3 единорога и несколько артиллерийских припасов захвачено в место сражения, и улицы градские, по которым местам были везены убитые и раненые, обагрены были кровию. Оное сражение началось по полуночи в 7-ом часу и продолжалось часу до 12-го, всего 6 часов. Жители ждали окончания сражения и взирали на плачевное состояние войск наших с прискорбностию. Г-н губернатор генерал-поручик и кавалер Рейнсдорп в то время ходил по валу и старался ободрять народ. После чего наивящий недостаток последовал в хлебе, и час от часу приходил оный в высокую цену: ржаной муки четверть началась покупаться по 130 рублей и более, и то с великим трудом отыскать было можно, пшеничная мука по 140 руб., солод и крупа той же состояла цены, мясо пуд по 8 и по 10 руб., рыбы пуд 14 руб., масло коровье фунт по 1 руб., сена воз обыкновенный 18 руб., дров воз средний 90 коп., капуста белая ведро 3 р. 50 к. и 4 руб., лошадиного мяса пуд 4 руб. От недостаточной пищи последовало народу великая тягость и умирало много, словом сказать, очевидная представлялась смерть по неимению хлеба.

42.

22 числа того ж генваря, часу во 2-м по полудни, разбойническая партия в небольшом числе подбегала к городу, а большие толпы стояли от города верстах в четырех. Наездники их подбегали к стенам градским недалее сажень ста полтора, в которых со стен из пушек картечами били и подбили у одного лошадь, коя и с седлом им злодеем брошена, а самого разбойники увезли в толпу. После чего высланы были из города казаки; с обеих сторон происходила оружейная перестрелка, вреда нашим никакого не сделано, а о разбойниках неизвестно, сколько побито и ранено, и с тем высланные казаки возвратились в город.

43.

22 числа февраля злодейские партии, первая во 100, а задняя в 80 человеках, подбегали к городу, в коих с городовой стены стреляли из пушек; злодеи безо всего возвратились в Берду. В тот же день отделенная разбойническая из башкирцев партия вверх по Яику реке на озерах, напав на наших городских рыбаков, 9 человек захватили, коих через степь в Берду с одним башкирцем отправили, которого злодея рыбаки в степи связали, притом еще ударя в голову пешней, и там усмиря его привели в город. От сего злодея приятное получено известие, ибо от злодеев в поимке языков долгое время не было. Оный башкирец в допросе показал, что к Оренбургу в помощь следует армия, и разбойническая толпа от оной армии неоднократно была разбита. Известие сие служило чрезмерным порадованием несчастливым гражданам и злостраждущим от голода.

44.

20 числа марта разбойник из Берды тянулся к Чернореченской крепости и дальше, тысячах в шести и более конницы, а по большей части пехоты; а куда действительно движение его злодейское простиралось, о том в городе неизвестно было; по примечаниям напоследок узнато было: оный злодей стремился противу следующей к Оренбургу ее императорского величества армии. Граждане всеусердно всевышнего отца просили о получении над злодеем победы и о защищении сынов отечества от варваров.

45.

21 числа того ж месяца из города была высылка яицких казаков и оренбургских и калмык, всего человек до 1000, и пять пушек, которые отходили от города не далее полуторы версты, а далее следовать за глубокостию снега было невозможно. Остановясь в вышепоказанном месте, смотрели на злодеев, о коих хотел г. губернатор знать, есть ли они в крепости или нет, чрез то но знато, не ходя далее, без всякого действия в город возвратились. Разбойников показывалось на холму противу наших войск в четверо больше, и злодеи, несколько постояв, опрокинулись взад, в гнездо свое проклятое.

46.

По известиям точно в городе Оренбурге означилось, что 21 числа марта злодей с своей толпою пришед в Татищеву крепость, в которой делал укрепления к защищению себя противу следующей армии.

47.

22 числа марта армия ее императорского величества под командою г-на генерал-маиора и кавалера князя Голицына к крепости Татищевой приследовала благополучно, в которой злодей засел в 9,000 человеках и дожидался от следующей армии атаки, не показываясь ни в крепости ни в степи толпами: господин главнокомандующий генерал, как повел к крепости атаку, а злодей уже был изготовлен к сопротивлению, как войска наши подошли на пушечный, а особливо под картечный выстрел, столь сильно от злодея открылся огонь, хотя бы от самого формального неприятеля более б быть не могло, а особливо пушки у него были злодея для выстрелов картечных широкодульные, коими и убило у нас немало. Но напоследок милость всевышнего отца, подкрепя солдат и предводителей, злодея с батареи сбили и артиллерию всю отбили, разбойников до 4,000 побили, с 3,000 в полон взяли да пушек разных калибров 32. Сам Емелька из крепости бежал в 3-х человеках, и хотя за ним гусары и чугуевцы казаки и гнали, но за усталью лошадей не могли преследовать. Некоторые разбойники тянулись по дороге вниз по Яику реке, лежащей к крепости Озерной, которых почти всех без изъятия побили. Был злодей в 9,000, в остатке явилось немного. С нашей стороны был урон не мал же. Сими непобедимыми героями крепость Татищевская из-под ига разбойнического освободилась.

48.

23 числа марта злодей в Берденскую крепость поутру, рано, в показанных трех человеках прибежал, взяв с собою разбойников в 5,000-х, бежал из крепости вон за реку Сакмару, в степь, притом взял 10 пушек, о которой его утечке из крепости дано знать скоро в город, также и главнокомандующему генералу Голицыну, от которого тогож часа для поиска в степь отправил деташемент под командою господина подполковника гусарского Бедряги, который неусыпным своим старанием и верностию скоро в степи преследовать мог и славную над ним разбойником победу одержал: отбил 5 пушек, побил злодеев с 2,500. И так, остался уже разбойник в половинном числе, как в артиллерии, так и в людях. Видя ж злодей свою неудачу, бежал с последними в степь, оставя крепость Бердинскую вправе, протянулся в слободу Сеитовскую, которая от города в 18 верстах отстоит, прибежав в нее, делал великое грабительство и много жителей из татар казнил смертию. Окончив свое злодейство и недолго побыв, провалился в Сакмарской городок не далее, кои от слободы как в 10 верстах. Партия его злодейская в то время, отделясь человеках в 100, прибегали в Берду, в которой городских жителей застав, всякого звания солдат и прочих кололи, а иных угнали с собою в городок Сакмарской. Нужда была городским быть в Берде для покупки хлеба, хотя город сим и был встревожен, но не так как прежде были безнадежны, а впредь остались во ожидании от бога помощи и приближающихся войск. На другой день приследовали силы пехоты, конницы и гусары, чрез что градские жители стали себя почитать впредь живыми.

49.

31 числа марта главнокомандующий г-н генерал-маиор и кавалер князь Петр Михайлович Голицын в крепость Бердинскую прибыл поутру; тот же день посетил и Оренбург. Сколь сему любезному гостю весь город, можно сказать, был рад, описать не можно, не только человеки были в восторге, но издали казались переменными. Квартиру его превосходительство имел в доме у г-на заводчика Твердышева, где несколько пробыв время и отобедав, обратно к войскам своим в Берду возвратился. Жители градские сего для прямо уже почитали себя счастливыми впредь для жизни. Оный же день и город отворили, всякому въезжать и выезжать стало свободно.

50.

1-го числа апреля г-н генерал князь Голицын, разделя корпус на три деташемента, назнача всякому свое место как следовать к Сеитовой татарской слободе, из Берда со всеми войсками выступил, которому вдобавок оставшие легкие войска в Оренбурге из яицких и оренбургских казаков прикомандированы, притом довольное число купцов. Армия следовала до половины пути, разбойников не видно было нигде. Как только приближались к Сеитовой слободе, не допустя версты за две, разбойник на передовых великими толпами делал нападение, однако ему тирану не удалось нигде остановиться. Как скоро гусарские эскадроны приближались и получа повеление от командующего генералитета, не смотря ни мало на толпы злодейские, что они многолюдны, бросясь вдруг, коих тотчас смяли, гнали, били по пути и кололи, много, притом и две пушки, преследовав в татарскую деревню за злодеями, в коей застали Подурова вора, который у злодея был в чине полковника, поиман со многими ему подобными ворами. Злодей с оставшими тянулся вверх по реке Сакмаре к пильной мельнице, где у него тирана был скоп злодеям немалый и батареи поделаны в 5 пушках. Только как легкие войска приследовали к мельнице, усмотря толпу злодейскую, остановились, дожидаясь повеления к атаке, и как скоро получа повеление, храбрейшим ударом и неустрашимым духом сделали нападение; они ж видя, злодеи, храбрость гусар, казаков чугуевских и прочих, немного могли стоять против сил непобедимых героев, скоро с места сбиты, пушки все отбиты, злодеев побито на месте и по дороге к Сакмаре, куда злодей с оставшими бежал, более полуторы тысячи и несколько поранено и в плен взято. Видя тиран свою неудачу, прибежал к Сакмару, в которой пробыв не более четверти часа, бежал вон за реку Сакмару, по дороге вверх лежащей к селу надворного советника Тимашева, прозываемое Никольское, с оставшими, коих не более 150 человек. В Никольском обрав у крестьян лошадей, тянулся вон того ж г-на Тимашева к селу, называемому Ташла; гусары и казаки за злодеями гнали далеко, но за усталью лошадей преследовать не могли, и тем разбойник с единомышленниками спасся и бежал в Ташлу, ночевав, тянулся к заводам далее, куда за ним и армия пошла. Тот же день для поиска задние войска преследовали в Сакмарской городок, находили злодеев много, укрывшихся в разных местах, коих управляли добре. Г-н генерал князь Голицын, сделав все распоряжения к преследованию Самозванца, выкомандировал в места деташементы, сам со штатом своим из Сакмары прибыл в Оренбург, которому герою все жители градские были рады и остались за сим благополучными.

51.

От 7-го числа того ж апреля получено увещание вторично, сочиненное его преосвященством Вениамином архиепископом Казанским и Свияжским по вся воскресные и праздничные дни при народном собрании было читано, коим отчаянный народ наслаждался, был весьма подкреплен, и волнующиеся духом о имени покойного государя императора Петра третьего, которое взял на себя злодей, будучи уверены его преосвященством, в мыслях успокоились и питались наслаждением оного недовольно слышанием в церквах, но и брали в домы с великою жадностию и друг другу то уверение его преосвященства рассказывая, за подлинно все признавали императора Петра третьего умершим, одним словом сказать, что весь город о том только и говорил. Оное ж увещание состояло следующего содержания:

Копия.

Божиею милостию

смиренный Вениамин, архиепископ

Казанский и Свияжский,

врученной нам паствы епархии нашей всем православным сыновом мира, здравия и всякого благополучия от господа бога желаем.

Всяк просвещенный в разуме человек довольно знает, что власть царская (яко самим богом узаконенная) от самого начала видимого сего мира во всякое время священно и благоговейно почитаема была, до ныне есть и даже до конца света пребудет, ибо в ней начертавается божия всемогущества образ, блюдется ею законов божиих и прав гражданских нерушимость, хранится общенародная тишина и покой на ней утверждается, все к житию к человеческому принадлежащее благоустройство.

И потому нанесенные царю яко господню помазаннику обиды от самого бога, учредившего власть сию на земли вместо себе, наказываемы бывают яко собственно его лицу причиненные, по оному Павла святаго слову: месть мне и аз воздам, горе ж человеку впадшему в руки бога жива, предваряя бо его суд неумытный, ожидает вечныя погибели, блюдется для такой некончаемой во аде муки.

Но вопль пророка Илии, сильного ревнителя по закону господню, который в древние веки наполнив жалобами вся пределы Иудейские взошел на небо и кричал пред всесущим: ревнуя поревновав по господе бозе моем вседержителе яко оставиша завет твой сынове Израилевы, пророки твоя мечем избиша, олтари твоя раскопаша, сей, говорю, жалостный вопль ныне церкви российския кровию Христовою стяжанныя в горести и стенании пред великолепный престол господень вознося с царствующим Давидом во уши господа Саваофа восклицаем: боже, приидоша языцы в достояние твое и оскверниша храм святый твой, положиша трупие раб твоих брашно птицам небесным, плоти преподобных твоих зверем земным, пролияша кровь их яко воду, и не бе погребаяй.

Возникли бо паствы нашея, первее в Оренбургской, а потом в Казанской губернии погубные внутрь рожденных иноплеменников шайки татар, говорю, чуваш, черемис, вотяков, калмык и башкирцов, а что всего удивительнее и жалостнее — присовокупились к ним из собратий наших от нас исшедших, но не бывших о нас российские природные толпы, предводительствуемы отцем своим сатаною, мятежником и раскольником, беглым донским мужиком отступившим от бога и церкви благочестивой, Емельяном Пугачевым отважившимся ложно, бесстыдно, богу противно присвоить себе имя, власть бывшего всероссийского императора Петра третьего; и вси сии несчастливые сборища надевши на себя маску уродов и извергов человеческих предались зверскому стремлению; ярость, свирепство и адскую свою фигуру до того вели, будто бы они свергшесь природного рабства своего за то получат обещеваемую им вором Пугачевым обще всем народам пагубную свободу.

Сим коварным его умыслом прельщены простаки и невежды в такое пали неистовство, что отец на сына, сын на отца, брат на брата и друг на вернейшего своего приятеля восстали, богоборству коснулись, храмы святые ограбили, церковь господню всякого благолепия лишили, престолы и святилища божия опровергли, служителей олтаря господня лютейшими позорными мучениями жизни лишили, благородство российское в злодейские их руки попавшееся варварски умучили, ревнительное воинство за церковь, законную свою государыню, за отечество храбро подвизавшееся, острием меча изсекли, ни полу ни возраста ни старости ни младенчества не щадя кровь христианскую как воду безвинно пролили, наконец зверски растерзывавши мертвые тела избиенных христиан церковного по обычаю благочестивому погребения лишивши, повергли на снедение птицам небесным и терзание зверем земным; плачевный сей позор сердце купно и дух всех верных отечества сынов острейшими пронзает копиями.

И се свидетеля бога на душу мою не ложно призывая, что Петр третий бывший император всероссийский 1762 года июля в первых числах по власти всемогущего бога в Петербурге скончался, тело его того ж июля в 6 числе на утренней заре привезено в Александро-Невский монастырь и поставлено было в зале, в тех деревянных покоех, в которых я, будучи в то время С.Петербургским архиепископом, жительство имел, где и стояло оно чрез несколько дней, куда по обычаю древнему приходили премногие тысячи знатнейшего, среднего и простого народа для отдания ему последнего долгу, а потом в присутствии всего святейшего синода и много духовенства, в прибытии правительствующего сената, премногих вельмож, знатных как российских, так и иностранных особ и других людей из помянутой залы перенесено с подобающею церемониею в церковь и поставлено на уготовленном приличествующем царской персоне месте, где по совершении божественной литургии и по отпетии погребения мною самим с прочими преосвященными архиереями синодальными членами как то: Димитрием архиепископом Новгородским, Гедеоном епископом Псковским, Палладием епископом Рязанским, Афанасием епископом Тверским, Порфирием епископом Коломенским, Лаврентием архимандритом Свято-Троицким Сергеевы лавры и прочего духовенства, погребено в церкви святого Александра Невского и запечатлено земною перстию мною ж самим.

Вот кратчайшая наидостоверная, не токмо российскими тмочисленными народами утвержденная, но поелику от всех коронованных монархов на то время в Петербурге находившиеся и присутствовавшии при погребении сей толь знаменитой церемонии очевидные были свидетели посланники, о том уведомивши вскоре высокие дворы свои все, целою почти Европою засвидетельствованная повесть.

Да обратится убо тяжкая сия болезнь России на злоокаянную главу треклятого и вечно анафиме от всея грекороссийския церкви преданного злодея Пугачева и его единомысленников мятежников, яко прежнее наше пастырское увещание прослушавших, да снидет хула их наверх их же самих, а кровь христиан православных невинно пролитая день и ночь пред праведного судию и мстителя господа Саваофа, как некогда кровь праведного Авеля на братоубийцу Каина; души их да истребятся от книг жизни вечныя и с праведными да не напишутся. Память же их злодейская да исчезнет от земли живых во веки. Аминь.

52.

16-го числа апреля из Яицкого городка получен курьер с известием освобождения от злодеев показанного городка армиею ее императорского величества, храбрейшим и вернейшим превосходительным господином генерал-маиором Мансуровым, который был 7 месяцев в осаде от злодеев, как разбили толпы разбойнические от города верстах в 40, пушки отбили, многих побили, оставшие прибежав в городок, забрав с собою надобное, вон от городка опрометью за реку Чаган тянулись и за Яик, за которыми того ж часа легкие войска посланы для поиску. Такую имел г-н комендант Симанов в пропитании себе и войск нужду, почти слышателям невероятно, как хлеб изошел, начали есть кобылье мясо, потом кожи, овчины, портупеи, сухие кости, а напоследок и землю пробовать начали к пропитанию себя; сих казусов еще и в истории не видно. За их терпение верное господь бог помиловал и свободил.

53.

23-го числа апреля, под командою г-на надворного советника Ивана Тимашева, легкие войска в поход выступили, чугуевские и оренбургские калмыки вверх по реке Сакмаре в пределы башкирские для поиска воров и разбойников.

54.

24-го числа апреля из Уфы получено известие чрез куриера с счастием показанных жителей, а притом особливую милость божию от осады от толпы разбойнической избавлены неустрашимым героем г-ном подполковником Михельсоном, который по сю сторону реки Белой злодея тысячах в пятнадцати разбил, многих на месте побил, прочих почти всех в плен получил, притом артиллерии довольное число. Оные жители остались благополучными, да и мы, оренбургские жители, сему были весьма рады, что час от часу злодей гибнет, царство его пропадает и толпы рушатся.

55.

Маия 2 числа церковь Захария и Елисаветская, состоящая за Яиком рекою на Азиятском меновом дворе, свидетельствована была, в которой без изъятия все иконы святые исколоны и копьями и ножами изрезаны ими злодеями, в которой было украшение весьма не худо, сие злодейское тиранство над иконами всякого христианина может привесть в слезы и в крайнее сожаление, что не самые бы идолопоклонники и жиды сделать не могли того или богоотступники то варварство на себя взяли; каждая икона знаков десять и более на себе имеет, а что было можно, то и грабили и увезли без остатку.

VI. ИЗВЕСТИЕ О САМОЗВАНЦЕ ПУГАЧЕВЕ

От города Оренбурга за 269 верст находится городок, прежде именуемый Яицкий, а ныне Урал. В сем городке издревле живут воровского в разные времена сбору со всех стран стекшиеся беглые, иные от бывшего разбойника Стеньки Разина, а иные от бывших стародавних стрельцов казаки, которые будучи всегда в несогласии, разделились на две партии, то есть: на согласную и несогласную. Из согласной партии повиновались несколько государственным законам, а из несогласной стороны, забыв страх божий, делывались великими противниками многажды всему государству, чрез что и не выходили никогда почти из последствия, но наконец такими упрямцами сделались, что ни в чем слушаться уже и повиноваться даже и имянному ее императорского величества повелению не восхотели. Как то: 1-е. В 1768 и 1769 годах по имянному ее императорского величества указам и учиненному новому стану назначено было из оной яицких казаков некоторое число в казаками же вновь формированный Московской легион, с тем, чтобы бороды им казакам обрить, а усы только оставлять; но как они величайшие вероломы и раскольники, не хотя бородных своих волосов лишиться, то чрез долгое время старались и всякие происки делали к получению из Военной коллегии такого себе указа, чтоб им в бородах ехать в помянутый легион служить, что чрез великое свое лукавство и сделали, но и тут они оказались преслушными указа и не поехали ни один из них в поход во время Турецкой войны. 2-е. На Кубанскую линию к генералу Демедеву по указу Военной коллегии требовано из оных казаков 400 человек, однако и тут согласная будто хотела сторона послать, а несогласная и слышать того не желала. И так по застарелому своему упрямству ни одного человека к помянутому генералу, хотя и много указов из Военной коллегии получали, от всего своего многочисленного легкого войска не послали. 3-е. Когда от реки Волги все калмыки, которых было 40,000 с предводителем своим Бамбуром, убраться из России вознамерились чрез Киргизскую степь, тогда велено им было тех калмыков, которые шли мимо их городка, удержать, однако ни один из них не восхотел и с места своего тронуться, а благополучно всех калмыков мимо своего городка пропустили, которые и ушли в Киргизскую, а оттоль в Китайскую сторону. За все оные их казаков упрямства и непослушания учреждена была в их городке строжайшая комиссия, а были при оной комиссии разные генералы, и для их стороны милосердая государыня посылала от своего лица депутатов с имянным повелением, куда напоследок, то есть 1772 года генваря в первых числах, послан был и тем изменникам и бунтовщикам из Оренбурга генерал-майор и кавалер Траубенберг с командою, також и от стороны их по имянному ее величества указу определен был присланный из Санктпетербурга депутат гвардии капитан Дурново, но и тут из несогласной партии казакам та комиссия показалась по их мнению будто неправосудна. Почему и вздумали они над генералом и депутатом произвесть свое злодейство. Они собрались по древнему своему обыкновению в круг, в коем было больше 8,000 человек, и по продолжительном совете сделали ужасный бунт, и напавши на согласную сторону, в которой было только 2,000 человек, преодолели оную, а потом и приступив к генеральской и капитанской Дурново квартирам, начали из мелкого ружья в них и находящуюся при них команду палить. При сем несчастливом замешательстве генерал с прочими многими офицерами и рядовыми, також и их яицкими согласными старшинами убит, у которого генерала после смерти его разграбили те ж бунтовщики все имение его, а самого его, обнаживши донага, бросали посреди улиц, и в кармане его нашедши табакерку с табаком, напихали ему оного в нос и рот по уши и во все тесные промежности; гвардии ж капитан и депутат Дурново с прочими оставшимися офицерами и рядовыми, будучи очень ранены, после успокоившегося пяти-часового бунта, заперты были в их же казачью тюрьму под крепкий караул. Капитану Дурново в трех местах изрубили голову очень тяжело и копьем в спину так был ранен крепко, что едва мог излечиться; экипажа ж капитанского и следа не нашлось. Того ж года 1772 февраля в последних числах прислан был из С. Петербурга в Уральский городок нарочный курьер с имянным ее императорского величества указом к капитану Дурново, коим велено ему капитану немедленно явиться ко двору ее величества, но и тут те злодеи того капитана насилу на другие сутки выпустили, а выпустивши оного капитана, опять за ним верст близко 20-ти гнались и хотели его у себя удержать, с тем, что ежели еще комиссия будет у них в городке, чтоб он Дурново их мог в том оправить, что будто они правильно генерала убили. Однако капитана Дурново не догнали, ибо он в Оренбург сперва поехал для излечения болезни, а они, возвратившись назад и остервенясь, вздумали оставшуюся в их злодейском городке солдатскую с офицерами команду выгнать вон, с тем, чтоб-де впредь и шляпа солдатская не была у нас в городке, так будем стараться. Того ж года, в месяцах марте и апреле, приказал оренбургский губернатор генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп собираться и быть в готовности Оренбургскому пешему и конному войску, к которому собранию с командою Великолуцкого пехотного полка и со всем воинским народом прибыл из Москвы с имянным ее императорского величества указом в Оренбург генерал-маиор Фрейман, с тем, чтоб оных яицких бунтовщиков усмиривши, в доброе состояние привести. В месяце маие того ж 1772 года помянутый генерал Фрейман из Оренбурга выступил и пошел в поход к вышепомянутому разбойническому городку с 5,000 пехоты и конницы, со всем воинским снарядом, со объявлением им варварам указа, в котором ее императорское величество несказанное свое матернее им казакам милосердие за их столь величайшее против сего государства преступление и продерзость объявить изволила, по которому указу сии изменники неблагодарные не только исполнения не учинили, то есть бунта не оставили, но еще застарелое свое свирепство над войсками ее императорского величества оказать отважились, так что, нимало страшась, будучи все пьяны, ее величества храбрых войск, против оных осмелились они из своего гнезда выступить за 50 верст на встречу с пушками в дикую степь, не допустя генерала Фреймана с войсками за 5 верст до речки, атаковали всю ее императорского величества армию, так что от них в величайшие в то время прилучившиеся жары ни одной капли воды невозможно было никому и нигде ни под каким видом промыслить, не только оные бунтовщики не покаялись, но еще двои сутки генерала с войсками без воды и продержавши, 2-го числа июня зажгли кругом армии всю степь, так что ежели бы генерал Фрейман не поберегся и не приказал бы кругом всей своей армии траву подрезать, много бы мог урону и несчастия со всем своим воинством понести: ибо в то время превеликая погода на лагерь дула. 3-го числа июня, то есть в прилучившийся тогда день живоначальныя троицы, показанные казаки поближе подпустивши, в самую обедню, к ее величеству верноусердной армии, стали варвары палить во оную из пушек залпом, которых было около 30-ти, что видя генерал их варварское начальство, визг и близкие набеги, стал их воров тож вдруг потчивать ядрами из пушек и бомбами из мортир так хорошо и вкусно, что больше они трех часов на месте устоять не могли, и увидя у себя много урону, стали бросаться по сторонам и в разные места прятаться, однако ж напоследок ничто их не могло спасти, ибо генерал, отбивши у них пушки, сот до четырех их на месте положил, а многих и в полон набрал, а прочих разогнавши, так пошел спешно за ними, что на другой день подступил под воровской их городок со всею армиею. С нашей стороны убито только двое, а раненых было человек до 10.

4-го июня, когда приближался генерал Фрейман с воинством, расположился лагерем от их варварского городка за две версты на приличном к атаке месте, тогда они пришед, явились к генералу в лагерь с хлебом и солью и как будто добрые люди с повинною; однако Фрейман приказал их переловить, и изыскав главных начальств бунта, перевязать, а потом перековать и посадить в лагерях в вырытую тюрьму. Всех же бунта заводчиков оказалось 84 человека, а восемьдесят пятый престарелый поп, который с ними ворами верьхом против армии ездил со крестом и переменяя тропарь "Спаси господи" пел тако: Спаси господи люди твоя и благослови достояние твое. Победы нашему войску даруй и твое сохраняя крестом твоим жительство.

10 числа июня, Фрейман, вышеупомянутых бунтовщиков 85 человек заковавши в железо, прислал с надежным крепким конвоем в город Оренбург для следствия, а у прочих всех отобрал все воинское оружие и у себя в лагерях держал до резолюции; стоял же сей генерал под городком даже до самой глубокой осени, а как оному генералу с командою Великолуцкого пехотного полка велено было явиться попрежнему в команду, то сие он и сделал и по первому зимнему пути прибыл прежде в Оренбург, а из оного уже отправился в Москву; прочее ж Оренбургское войско стояло все до 1773 года, даже до их за толь величайшую продерзость и бунт и великое против всего государства огорчение экзекуции, которая в месяце маие того ж 1773 года вышла, то есть, чтоб из оных 85 злодеев иных, и то немногих, вырвав ноздри и заклеймя, послать на Нерчинские заводы, иных же плетьми да на поселение послать же, а иных, сквозь строй прогнав, в службу определить. Попа же, высекши кнутом, в Нерчинск отправить. Также экзекуция была под Яицким городком в лагерях между нашим войском учинена, которой все бунтовщики и с малолетными своими детьми были зрителями.

Иные изменники Яицкие казаки, увидя, что за столь великую продерзость приняли толь малое воздаяние, — после экзекуции все, как будто честные люди, благодарили, вначале всевышнего, а потом и милосердую государыню, и тот-час в то же самое время, собравшись все в церковь, благодарный молебен слушали и вторично ее императорскому величеству и его императорскому высочеству в верности присягу все приносили, чем будучи оренбургский губернатор обнадежен, велел батальонным и прочим пехотным и конным командам всем назад возвратиться, а только приказал двум полевым легким остаться командам в помянутом Уральском городке, что и сделал: две полевые легкие команды там остались, а прочие все команды возвратились того ж 1773 года в июле месяце в свои места, отдав попрежнему все воинские орудия казакам, взятые у них прежде.

С 1772 года июля 3 дня, когда генерал Фрейман в усмирение приводил Уральское войско, в том же месяце приказал казакам новую перепись сделать, по которой переписи в то время, кроме убитых, не явилось налицо несогласных 150 человек, за которыми в тогдашнее ж время в разные места хотя и посланы были команды, однако оных беглецов найти нигде не могли, итак, думали наши, что они где-нибудь пропали, но токмо в сем мнении обманулись, ибо оные беглецы, зимовавши в теплых улусах и камышах близ Каспийского моря между городом Астраханью и между городом Гурьевым от своего городка за 500 верст, 1773 года в месяце августе паки подъехали под свой городок за 50 верст и явились в заимке единомышленников своих у одного прозванием Чики, а другого Шелудякова, у которого находился в работниках с Дону бежавший казак Емелька Пугачев. Они на сей заимке немалое время находясь, тихим образом посылали из оной к подобным себе бунтовщикам двух казаков, которые приехавши ночью, стали на квартире у престарелого вора Шелудякова. Сей Шелудяков, увидя своих явившихся к себе братей, обрадовался, почему и спрашивал их о беглых всех бунтовщиках, живы ли они, на что ответствовали ему, что все благополучны и на твоей теперь остались заимке, впрочем, продолжая разговор свой, оные беглецы требовали от Шелудякова Емельку Пугачева, а что-де принадлежит до сроку денег, что тебе Емелька не дослужил, то-де тебе наше войско втрое уплатит, однако Шелудяков в августе Емельку не отпустил, ибо ему Шелудякову в то время работники нужны были, понеже погода сено косить, а Емелька ему верно служил.

1773 года месяца сентября в первых числах означенный главный бунтовщик Шелудяков, согласясь с прочими того ж городка подобными злодеями, отправили Емельку из двора Шелудякова на его ж Шелудякова заимку от Уральского городка за 50 верст отстоящую, со многими из города изменниками, и отдали помянутой воровской толпе оной; самолютейший зверь Емелька, явясь у вышепомянутых воров на Шелудяковых заимках, обещался оным верно служить, почему и поздравляли они Емельку Самозванцем, назвав его именем покойного государя императора Петра третьего. После сего богомерзкого поздравления, 16 сентября двигнувшись Пугачев со своею толпою, коя тогда состояла в трех стах человеках, подошел поближе к Яицкому городку и, поимавши одного из согласной стороны казака, дал ему Емелька, отнюдь не знающий грамоте, свой воровской манифест с титулом покойного государя Петра третьего, приказывая накрепко, чтоб во оном городке живущий комендант подполковник Симанов отнюдь бы не противился, а город бы без сопротивления отдал. Казак, данный ему от злодея манифест привезши в город, вручил коменданту Симанову и все подробно рассказал, что ему Емелька говорил и приказывал. Комендант Симанов того ж 16 сентября после половины дня, получа Емелькин манифест, приказал при собрании команд прочитать, и сколько мог собрать из команды Яицкого войска казаков и шестую полевую легкую команду послал в погоню за Емелькою и его сонмом, чтоб всех их переловить. И как скоро высланные из Яицкого городка с командою, отъехав верст с 15, увидели толпу Емельки Пугачева, то казаки, подхватя согласных старшин Яицкого войска, верных государству, погнались будто за Емелькою, а легкая полевая команда думая, что те с ними посланные из города зa Емелькою казаки, толпу Самозванца разбивши, его поимают, но они вместо того все почти предавшись добровольно, которых тогда в предании было больше 500 человек, изменили и старшин верных 12 человек руками Емельке отдали.

А понеже в то время ночь стала наступать, то легкая полевая команда и возвратилась вся в помянутый Уральской городок, Емелька ж, увидя возвратившуюся в город команду, ночью оных 12 человек верных старшин велел повесить на релях в одной версте от городка отстоящих, а сам с толпою удалился в бег к Илецкому городку, отстоящему от Яицкого городка не с большим за 100 верст, обирая по форпостам людей в службу годных к себе, а не хотящих ему служить велел колоть и до смерти убивать, тако ж скот, птиц и всякой багаж воры грабили и ни малейшего ничего не оставили. 18 числа Емелька, со своею толпою напав разбойнически в полночь на вышеупомянутый Илецкой казачий городок, в котором согласных мало, а изменников побольше гораздо было, ибо сей городок принадлежит к Уральскому городку, взял, а по взятии тамошнего верхнего атамана и прочих согласных перевешал всех, а прочие все казаки изменники, во оном городке находившиеся, богоотступнику Пугачеву предавшись, присягу учинили. Итак, все злодеи согласясь, во-первых, денежную казну государеву, пушки, порох, ядра, вино, а потом жителей богатых ограбивши и всех, кроме старых и малых, с собою забравши, после двоесуточного пьянства и около городка того по заимкам и по деревням грабежа, пошли прямо вверх возле Яика реки на Рассыпную, над Яиком находящуюся крепость.

22-го сентября сии кровопивцы на рассвете приступивши к сей Рассыпной крепости, стали вдруг залпом палить из 10 пушек. В сей крепости находящийся комендант секунд-маиор Виловской с одною ротою солдат, хотя стоял и дрался с ними, как долг и присяга повелевает, однако казаки в оной крепости изменя, разобрали 2 стены, в которой пролом злодеи ворвавшись, сделали по всей крепости крик и визг и, нашед ее императорского величества слугу, означенного коменданта Виловского, в мелкие части изрубили и всех офицеров перестреляли, а попа, вывезши за крепость версты с полторы, повесили и по многом кровопролитии, во-первых, государеву казну, пушки, порох с прочими припасы, вино, а потом и всех жителей очистив до чиста, пустились к Нижней Озерной крепости. В день высокоторжественныя коронации ее императорского величества, то есть сентября 22 дня, у нашего господина губернатора Рейнсдорпа после обеда было на балу немалое собрание знатных по городу господ; в 10 часу прибежал из Яицкого городка секретный от тамошнего коменданта курьер с объявлением о Яицком бунте, також и о душегубстве Емельки Пугачева с его толпою и что Емелька идет разбойническою и грабительною рукою прямо в Оренбург и что уже пошел к Нижней Озерной крепости, отстоящей от Оренбурга не с большим за 80 верст, и что оный курьер насилу ушел, и то по ту сторону, чрез Кайсацкую степь, и тем спасся. Как бы то секретно ни было, однако на завтришний день стал весь город Оренбург знать, ибо команда секретная наряжена была в поход, а государственный вор со всем своим треклятым сборищем того ж 23 сентября управлял свое богомерзкое дело, а именно, на рассвете напал на Озерную крепость, которую почти без труда отбил, ибо, изменя, казаки сами руками крепость Пугачеву отдали, в которую крепость Емелька с сообщниками своими въехав, тутошнего коменданта Харлова и прочих обер-офицеров перевешал. Но каким же образом Емелька вешал людей, тако ж любимцы его приводя к нему людей, которых им похотелось истреблять от земли живых для славы, говорили Емельке, так прикажете ли вешать? а он, ничего не говоря, махал только платком, а по маханию его попавшихся в их тиранские руки без милосердия удавливали. После многого кровопролития всех оставшихся в сей крепости к присяге приводил и допускал к своей руке, которую покрыв полотенцем, держали двое казаков, и кто его руку целовал открытую, то один из них после целования тотчас оную обтирал полотенцем, а потом, чтоб не изурочить оную, покрывал другой. После сей богомерзкой и гнусной церемонии приказал Емелька своему сонму в крепости погулять, ибо торопился он к Татищевой крепости, гулянье же их состояло особливо в пьянстве и грабеже всех жителей в той крепости находящихся, так и в забрании казны денежной, пушек, пороху и вина.

24-го сентября наряженною командою бригадир Билов был командирован и послан в поход к вышереченной злодейской толпе на встречу, а с ним бригадиром Биловым командировано было 800 человек здешних Оренбургских казаков со всем исправным воинским, как надобно к неприятельскому бою, оружием. У казаков Оренбургских предводителем был сотник от Оренбургского казачьего войска депутат Подуров. И так бригадир Билов того ж месяца 26 дня с вышеупомянутою командою прибыл в Татищевскую крепость, не видав ни одного Емелькина сообщника, ибо все они, воры и душегубцы, обирали по сторонам народ, скот и прочие багажи с своим предводителем Емелькою.

27 числа на рассвете сказано бригадиру Билову и коменданту, в той крепости находящемуся с ротою и казаками, полковнику Елагину, что злодейская толпа стала оказываться из города кучами немалыми, что, бригадир услышав, велел всем к своим местам идти поспешно и всю команду уговаривал, чтоб дружно стояли, как долг присяги велит. В осьмом часу стали Емелькины наездники смело и близко под крепость великими кучами подъезжать, что видя, бригадир Билов велел из пушек и из единорогов палить, и по продолжающейся с обеих сторон прежестокой чрез 8 часов пушечной пальбе, сделал бригадир с пехотой и конницей высылку, куда вышедши с своею командою сотник и казачий депутат Подуров, тотчас со всею командою своею, изменя, к Емельке передался и вдруг, на ту ж Билову команду с Емелькиными сообщниками напав, начал рубить; прочие же оставшиеся казаки сено возле крепости зажгли, от которого пожару крепость загорелась, от чего народ обробел, и крепость почти руками отдана была, в которую Емелька ворвавшись, бригадира Билова и коменданта Елагина и его Елагина жену в мелкие части изрубил, прочих же офицеров перевешал, солдат всех из пушек до трех раз картечами велел, которые против их, разбойников, стояли, что и сделалось после третьего разу стрельбы; которые остались живые, оных дарил Емелька жизнию, всех однако более 20 человек не осталось, и то почти все ранены. Когда уже оные проклятые душегубцы напиталися довольно христианския крови, ударились все в той крепости жителей грабить, грабеж свой чрез всю ночь продолжали, також денежную казну тоя крепости и бригадира Билова, пушки, единороги и прочие все припасы себе побрали, да и как они любили вино, в выходе которого больше сорока бочек было, не забыли оного несколько с собою взять. В сей Татищевой крепости Емелька при отъезде своем из оной сделал вещь сожаления и смеха достойную: у коменданта вышеозначенной Рассыпной крепости Виловского была жена, которую душегубец с малолетною дочерью до Татищевой вед крепости, и которой было жизнь даровал, в Татищевой же крепости проведав на ней с деньгами черес, в котором как скоро оная комендантша заперлася, тотчас приказал оную повесить, а из принесенных палачом ему, вору, 200 руб. приказал один рубль бывшей комендантши Виловского дочери дать, а прочие сам у палача отнял, тако ж бывшего Татищевой крепости полковника и коменданта Елагина дочь в замужестве бывшую не с большим полгода за помянутым Нижней Озерной крепости комендантом премиер-маиором Харловым, которая в тот самой бунт приехала к отцу, себе в любовницы, а оставшего ее родного брата 10-летнего в камер-пажи взял на свое будто попечение из великого сожаления, которых в ноябре месяце того ж 1773 года из великого своего природного милосердия приказал удавить, и донага обнажа, оба тела, брата и сестры, мертвых в яр бросить и сестре брата на руку положить.

29-го сентября из вышепомянутой Татищевой крепости потянулся варвар и душегубец Емелька Пугачев поближе к Оренбургу с своим треклятым сборищем к Чернореченской крепости, которая отстоит от Оренбурга за 18 верст; однако им тут наживы ни малой не было, ибо из Оренбурга по известию из Татищевой крепости за сутки послан был в ту Чернореченскую крепость указ, чтоб оной крепости комендант премиер-маиор Краус все в крепости забравши: денежную казну, порох, пушки и вино, следовал с народом в Оренбург и следуя бы мост для переправы из Черноречья до Оренбурга чрез Сакмару реку, за 7 верст от Оренбурга лежащий, весь приказал разломать, что все и сделалось. Маиор Краус мост приказал изломать, а сам явился с командою в Оренбург благополучно; вор же Емелька с своею толпою того же самого дня в Чернореченскую крепость приехавши и слышавши, что маиор Краус с командою ушел в Оренбург, тотчас, нимало не мешкав, погнался в погоню за оным, однако, приехавши к разломанному мосту, принужден ночевать и 30 сентября всякие происки делал, чтоб переправиться, но никаким образом не мог.

30 сентября день был очень ясный и ведреный, и когда от помянутого перевоза пустилась по-за Сакмарою рекою вверх к татарской Каргалинской слободе в самую обедню воровская толпа, то из Оренбурга, как на ладони, было видно оных злодеев, шествующих по высочайшей над рекою горе к Каргале, и тут-то находящиеся оренбургских господ больших хуторы, сиречь, заимки, совсем разорил, то есть, людей тамо находящихся с собою брали, а скот и птиц и прочие вещи дочиста оглаживали, в хоромах окошки и двери разбивали, а на холсте иконы божественные писанные к себе брали, под седла клавши на оных ездили, как то после, то есть в ноябре месяце, при главной из города высылке захвачен нашими войсками был самый главный вор, Емельки Пугачева любимец и великой наездник и кровопивец вышепомянутый престарелый Шелудяков, которого как скоро 14 числа в город Оренбург наши войска привезли и в секретную канцелярию поведши сего любимца Емелькиного, на самом верху седла нашли образ на холсте написанный распятого спасителя нашего господа Иисуса Христа, который образ прилучившийся в то время присланный в Оренбург на житье разжалованный статский советник за знание сделанных полковником Пушкиным фальшивых ассигнаций Феодор Иванович Сукин, узнал, яко то был из его заимки, купленный у генерал-маиора и бывшего здесь обер-коменданта Ланова, и ему, Сукину, того ж часу отдан. 1-го числа октября пришли Емелькины сообщники в татарскую Каргалинскую слободу вверх по Сакмаре реке, отстоящую от Оренбурга за 8 верст, в которой слободе считается дворов 2000, кроме заимок, близко оной находящихся. Сей слободы почитатели Махометовы, изменив, с хлебом и с солью злочестивого Емельку со всем его треклятым сонмищем стретили, а хотя прежде сего за три дня из Оренбурга к вышепомянутым татарам послан был ее императорского величества указ, чтоб все выбрались из слободы с своим экипажем и как можно явились бы в Оренбург, однако с старшинами и начальниками оных татар только 600 человек приехали в Оренбург, которые после и явились, а прочие все татара Емельке предались на пролитие христианской крови, чему он целые, обрадовавшись, сутки у оных татар пьянствовал и домы оставшихся в Оренбурге татар до основания разорил.

2-го числа октября, после величайшего в той слободе как только выдумать можно ругательства и пьянства, пошел богоотступник Пугачев со своими согласниками, забравши всех той слободы татар в службу годных, разбойническою и грабительною рукою прямо на оренбургского губернатора хутор, отстоящий от Оренбурга за 20 верст, в котором хуторе 12 покоев было прекрасных в прошлом еще 1772 году построенных, при тех же покоях губернаторских на восток построена была великолепная церковь, в которую сии злодеи купно и с татарами вместе въезжали верьхами на лошадях, во оной пребогатую ризницу со всею утварью ограбивши, над ново-изображенными божественными иконами всячески ругались, а в хоромах все окошки и зеркала перебили, стулья, столы, канапе, кровати и прочее украшение все в мелочь изрубили, шелковые завески, тако ж и сукно, которым полы были устланы, все с собою забрали. После сей добычи Емелька изволил с своим поганым сонмищем гулять и, наполнився довольно сивушкою, врал пред своими приближенными: "Вот, господа, как мои губернаторы славно живут, и на что им эдакие покои. Я и сам, как вы видите, в простой хижине живу".

Того ж 2-го числа октября имел движение Емелька в Сакмарский казачий городок, отстоящий от города Оренбурга в 29 верстах, в коем казаки сакмарские, будучи издревле исполнены раскольническим ядом, встретили вышепомянутых Емелькиных единомышленников с вероломным своим попом со крестом, с хлебом и солью и со звоном колокольным и с величайшею радостию и торжеством; а хотя прежде их измены за 4 дни из Оренбурга к оным сакмарским казакам послан был ее императорского величества указ, чтоб те казаки с своим экипажем явились как возможно поскорее в Оренбург, тако ж, чтоб пушки, порох, денежную казну и прочие воинские припасы с собою в Оренбург взяли; а мост бы, по Сакмаре реке лежащий, изломали бы, но вместо того один только атаман казачий очень с малым числом казаков в Оренбург явился, а прочие все старшины сакмарские изменили с прочими оставшимися казаками; а как атаман, отправляясь в Оренбург, хотел-было взять все воинское орудие, взбунтовались все в городе, и взбунтовавшись же, ни денежной казны, ни пушек, ни пороху и прочих припасов не дали, также и мост ломать не велели, а у тех согласных, которые в Оренбург со атаманом поехали, домы совсем тогда ж опустошены.

3-го числа октября Емелька как переправился чрез находящийся на реке Сакмаре моет из города Оренбурга, к нему навстречу ее императорского величества указ был посылан с тем, чтоб воры бросили зверской свой и душегубнический образ, перестали бы бунтовать, зная, сколь есть милосердая, человеколюбивая государыня, ежели бунт и человекоубийство бросят и Емельку, поимав, в город привезут, без сомнения все прощены и помилованы будут. Однако они того указа не послушали, а посланного из Оренбурга к ним, варварам, Афанасья Хлопушу, как он дал им обещание служить, Емелька с великою радостию в свои товарищи за великого себе друга и приятеля принял, и как скоро взял указ, изодравши в мелкие части, бросил оный на пол, сказывая Хлопуше: "знаю де я, братец, о чем этот указ", и тотчас подателю указа пожаловал вор Емелька две монеты, и по приговору всей злодейской толпы Емелька его, варвара же Хлопушу, тотчас пожаловал воровским полковником, которую радость получа, Хлопуша, павши пред Емелькою на колени, в знак достоверности своей объявил Емельке, что его, Хлопушу, губернатор с тем к нему послал, чтоб он, подговоря несколько надежных полоненных солдат, привел его связанного в Оренбург или как-нибудь истребил, и хотя я за мои проказы давно казни достоин, однако ежели над тобою, Емелькою, это сделаю, — 100 рублей-де от оного губернатора получу, також и вольную свободу. Емелька, выслушав сии слова, еще сему мошеннику пожаловал полтину и велел недавно того ж числа повешенного киргизца отдать халат и шировары. Сей Хлопуша, будучи у проклятого Емельки, пакостей наделал немало, а имянно: всю Башкирь взбунтовал, 101 завод разорил, тысяч больше тридцати разного народа в пагубу Емелькину привел, пушками и ядрами со всех заводов, тако ж и порохом, напоследок мортирами и бомбами так Емелькину толпу снабдил, что Емельке почти и девать негде было. Напоследок сей варвар по разбитии в Татищевой крепости марта 23 числа 1774 года в Каргале поиман, которому того ж года в месяце маие голову отрубили и тут же близко Оренбурга возле эшафота голову на шпиль воткнули на виселице посреди, которая нынешнего года маия ж в последних числах снята, с ним за компанию одного яицкого, а другого оренбургского повесили тогда же казаков.

4-го числа октября Емелька, приехавши ночевать в Бердо, которого вся толпа батюшкой называла, приказал диавольским детям из единорогов выпалить, которые его послушав, три раза из единорогов зорю палили, что в городе слышно очень было. Того ж самого 4 числа октября ввечеру в приказе при пароле наряжена была немалая пешая и конная в Бердинскую слободу против помянутых воров команда, с тем, чтоб 5-го числа октября оную толпу на Берде разбить, однако наши за непогодою из города не выходили, а Емелька с своею толпою сам при городе начал оказываться в невеликих кучах.

5-го числа октября в 11-м часу в начале пополуночи, в самый светлейший день, видя проклятый Емелька, что из города никакой высылки к нему нет, тако ж и вороты кругом городовые заперты, отважился с своею толпою поближе к городовой стене подъехать, и как был уже близко, то приказал наш губернатор с стенных 12-ти-фунтовых пушек по них палить, и как стали до их ядра доходить, то принуждены они были версты за четыре и за большую зашед гору, до самой темной ночи там простояли и, подошедши к реке Яику, со всем своим варварским обозом от города за 5 верст ночевали, в сем лагере стоял вор Емелька с толпой даже до 18 числа октября, того ж самого 5-го числа октября от каменной городовой стены отстоящую в 10 саженях казачью слободу за городом перед вечером всю зажечь приказал губернатор, состоящую из 700 дворов, чтоб ему ни с какой стороны к городу приступать невозможно было.

Того ж 5 числа октября по посланному от губернатора 23 сентября секретному ордеру прибыла в Оренбург из Яицкого городка Киргизскою степью 6-я полевая команда яицких казаков согласных 400 человек к защищению города.

6-го числа октября пополуночи в 8-м часу из Оренбурга наши войска, которые состояли из пехоты и конницы не с большим из 1,500 человек, ко оным бунтовщикам для истребления их высланы были с четырьмя пушками, которые вышед, оных воров за горою в одной не с большим версте увидев, стали по них из пушек палить, но они с места своего отнюдь не трогались и пушек своих и поделанных ночью батарей под горою совсем не оказывали. Но как у наших пушечные заряды стали подбираться, так Емелька с сообщники вдруг залпом почти из всех пушек стали по наших палить, и больше часа беспрестанная пальба со обоих сторон продолжалася, напоследок наши войска принуждены были отступить. И так потихоньку с отбоем в город возвратились. Того ж самого числа после половины дня к 8-му часу приступили опять Емелькины наездники с погорелого места от слободы вплоть под самый город в ночь весьма темную, и палили варвары в город простыми и чинеными ядрами из пушек и единорогов, где поутру находили ядра от 6 и до 7 фунтов весом, и вся пальба как из города, так и от оных злодеев происходила до первого часа за полночь. Осень у нас тогда была около Оренбурга очень ведреная, а оттого и засуха такая сделалась, что река Яик и Сакмара пересохли так, что в иных местах по колено только воды было; а сена привезенного в город у жителей было немало. Итак Емелькины хитрецы старались, чтоб как-нибудь гранатами город зажечь, однако всещедрого и всевышнего десница от пожара сохранила, так что ни малейшего у нас урона ни в чем не было, ибо наши канонеры с бригадиром Биловым к ним, злодеям, по несчастию к ним попавшиеся, видно много снаровляли, затем, что много наши в городе гранат находили таких, ёв которых дырочки деревянными гвоздьми заколочены были. Той же ночи на рассвете выбегшие из Емелькиной толпы 5 человек солдат сказывали, что в ту ночь злодеев в свой варварский лагерь убитых до 70 человек приволокли; те же солдаты еще объявили, что злодеев в варварской толпе считается 5,000 человек; да будто того ж 6-го числа в вечеру шедших по указу в город башкирцев для вспоможения 5,000 Емелькины сообщники к себе заворотили.

7-го числа октября, небесный наш отец услыша наши молитвы и не хотя создание свое до конца погубить, оросил наш град так великим дождем от 7 часа пополуночи, даже до 6-го пополудни, что по улицам протоки великие протекали; а проклятые рода человека изверги, не взирая на сие, а наипаче злясь, что городу не могли ни малого вреда в тот день причинить, перебрались через Яик реку и собрались воры на Меновный двор, отстоящий на Киргиз-Кайсацкой стороне от города Оренбурга за 3 версты, и там оставшуюся купеческую в лавках неперевезенную пожить всю почистили, також и церковь тамо находящуюся, ограбили же и все опустошивши, по своему застарелому злояхидническому обыкновению ругались над оной незаконно. О чем я репортовал и консистории.

8-го числа октября, будучи злоухищренные лукавцы и разорители обольщены на вышеупомянутом дворе оставшеюся купеческою пожитью, ударились опять туда ж очень в великом единомышленников числе для забрания оставшейся еще пожити, что из Оренбурга сам губернатор увидя, тотчас послал ко оным варварам конницы немалое число, которая оных разбойников не допустя в Меновный двор, множество варваров побила и в полон разного сорта, тако ж и яицких казаков 116 человек захватили, и в город пригнавши, в тюрьму оных посадили, на это варвар и самоначальнейший разбойник Емелька Пугачев осердясь, того ж числа в вечеру под самые городовые пушки свой воровской отважился прислать манифест, и воткнувши на древо, оставил в виду очень близко от стены, который наш губернатор к себе принести и секретно у себя при собрании господ прочесть велел, а имянно в нем написано было, чтоб его воровских полоняков отдал и чтоб губернатор напрасно крови христианской не проливал, а город бы безъотменно сдал: ибо де я точно тот-то есть.

9-го числа октября в 10-м часу пополуночи начала опять за городом варварская оказываться толпа, но как конница к ним, вероломным еритикам и тиранам, выслана была, то они все, воры и разбойники, как дождь, по степи рассыпались, только наша команда из злодеев поимала 5 человек, и имянно: башкирцев 4, а пятого яицкого казака. Того ж числа от поляков, в службу определенных, чуть не сделался бунт, которых воров тотчас переловивши, как сущих злодеев всех в острог посадили и приставили к ним крепкий караул.

10-го числа октября, из самой ночи начинающейся зари, варвар, душегубец и разбойник Емелька Пугачев начал свое новое ехидное испущать жало, то есть близ города находящееся сено все кругом вдруг зажигать повелел с тем, чтоб из дальнего места в город ни волоточки не пропустить, чрез то в городе находящийся скот, а наипаче лошадей всех переморил.

11-го числа октября после полдня в первом часу к разбойнической толпе наша конница без пушек была выслана, но как вероломный вор Емелька Пугачев приметил, что у наших пушки ни одной не было, приказал ворам своим подвести пушки и так наших стал потчивать, что насилу убрались в город, однако ж, славу богу, без всякого и малейшего урона.

12-го октября пополуночи в 8-м часу выслано было для разбития воров и разбойников Емелькиных разного сорта команда, состоящая не с большим в 3,000 человеках, за версту к их воровским лагерям не дошедши, стали в них палить из пушек и единорогов очень часто, которые варвары тот-час, как осы, из воровских лагерей высыпались и, по всей степи рассеявшись, стали наших кругом атаковать из 27 пушек да 2-х единорогов потчивать хорошенько, и как наша конница их воровское правое крыло стала очищать, то от нас из левого фланга разного сорта народов, то есть, каргалинских татар, башкирцев и калмыков больше 300 к Емелькиным ворам передались вдруг и по нашим же палить и стрелы пущать с ворами стали. Итак, после шестичасового боя у нас 6 человек убито да человек 30 ранено, а у оных воров, по сказкам выбежавшего с тремя человеками той же ночи сержанта, убитых более 70 да раненых 200 человек было.

18 октября Емелька из лагеря, который близ церкви Георгиевской, перебрался со всею своею сволочью, которой по объявлению от него бежавших двух солдат было около 20,000, в Берденскую за 7 верст от Оренбурга отстоящую слободу с тем, чтоб им, ворам, тут зимовать, около которой слободы, кругом нарыв Емелькины сообщники землянок, и зимовали. А 19-го октября, сказывают, что варвар Емелька вора Чику по город Уфу, отстоящий от Оренбурга не с большим за 300 верст, а Хлопушу по разным заводам отрядив, с варварскими толпами для грабежа и душегубства посылал.

14 октября за сеном ездя, оренбургский подканцелярист Басов был с прочими захвачен, который, выбежавши 20 числа октября ж, сказывал, что Емелька со всею своею оставшеюся от посланных воров Чики и Хлопуши сволочью намерен 21 октября приступить к городу. На тот день нас всещедрая десница от них, воров, спасла; а напротив того, 22 числа октября, в день казанския богоматери, богоотступники все в исходе пополуночи седьмого часа к городу приступили и даже до 5-го часа пополудни толь жарко из пушек в город жарили, что с обеих сторон за непристойным из пушек звуком бывшим в горницах и избах, тако ж и находящимся на улицах, надобно было очень громко говорить. С нашей стороны из 74 пушек, 6-ти единорогов и из 2-х мортир злодеев потчивали изрядненько, а у них, воров, растыканных пушек всех видно было 52. В городе у нас на стене убит 1 татарин, да артиллерийскому поручику нашею разорванною пушкою повыше колена в правой ноге кость в мелкие части раздробило, который, не могши вылечиться, чрез 10 дней умер, легко контузиями ранено было солдат 6 человек, которые скоро после сего излечилися, а где злодейская толпа находилась, на то место вышедшая наша из города пехота и конница побольше 100 человек убитых нашла на другой день.

От 23 октября даже до 31 месяца кроме их воровских разведок кругом города как только возможно подумать от них, варваров, пакостей ничего в городе Оренбурге не слышно было; тако ж вышедши той ночи 3 человека солдат объявили, что еще Емелька намерен приступать к городу, к которому-де приступу всякой день и ночь приуготовляется, а у него-де, вора Емельки, теперь уж больше 100 пушек имеется, ибо Хлопуша ему с заводов и из прочих мест пушек, пороху, ядер и вина присылал, також и народу очень много пригнал.

2-го числа ноября того ж 1773 года по полуночи в исходе 7-го часа тех 31 числа октября вышедших ночью трех человек солдат правда вышла наружу, ибо и самым делом злодей Емелька со всею своею тиранскою свитою трудясь всю ту ночь, а именно — шанцы и батареи кругом города делая, стал больше стараться из-за гор, около Оренбурга лежащих, да из-за Егорьевской церкви из всех сторон из пушек и единорогов залпом беспрестанно в город палить, так что, когда наши оных варваров из-за городской Егорьевской церкви бомбами выжили, начал богоотступник и варвар Емелька с клятвопреступною своею толпою под горою Яром под самые городовые стены в четвертом часу по полудни даже до шестого ползти и приближаться с преужасною из пушек и мелких ружей пальбою, так что насилу наших бог милосердый спас. Видя губернатор наш, что уж последний приходит всему городу конец и что на стене на валу ни под каким видом не можно стоять, приказал около реки Яика стоящему пешему корпусу ударить на оных безбожников прямо, что и сделалось. Как корпус спустился на реку и дал по них только залп, то они, воры, прочь от городовой стены ударились бежать и удалились от города на прежнее свое место, из одних только пушек двои сутки палили беспрестанно. С нашей стороны пулями и стрелами раненых было много, а убитого на валу никого не было, из их, варварской, стороны более 1000 убитых и в полон до 300 в город привезено, да в реке Яике потопленных более 100 человек было. В полон взятые воры сказывали, что там Емелька по пояс в реке Яике в самой худенькой гунишке был, да воры, яицкие казаки, его, варвара, подхвативши, на лошадях своих умчали.

В тот самый день нашего городового депутата Илью Лукояновича Коченева в третьем часу по полудни в своих хоромах, как он молебен пел, ядром в грудь кости, в оной повредившись, ушибло и левую руку ему совсем отхватило, после чего только три часа жил и умер, которого все священство оренбургское погребало с наивеличайшею церемониею, где и аз многогрешный был.

6 числа чрез вышедших ночью из злодейской толпы солдат 6 человек слух в городе произошел, что генерал-маиора Кара, с корпусом для освобождения Оренбурга неосторожно шедшего, Самозванец Емелька Пугачев с своею воровскою толпою, не допустя за 100 верст с лишним до Оренбурга, разбил так, что сам генерал с некоторым числом солдат насилу убрался, и тут-то подпоручика Швановича с прочими офицерами и солдатами захватил. Шванович пришедши в робость, падши пред Емелькою на колена, обещался ему, вору, верно служить, за что он, Шванович, прощен Емелькою, и, пожаловавши того ж часу его атаманом, Емелька, остригши ему, Швановичу, косу, как и всегда явившихся к нему солдат в кружальце остригал, велел ему дать к его атаманству принадлежащую мужичью и разного звания толпу, что и самым делом он, Шванович, ему Емельке, верно служил, так что не только русские, но и немецкие в Оренбург присылал на Емелькино имя с большим титулом письма и манифесты варварские. Те же самые солдаты сказывают, что Емелька от генерала Кара солдат отбил больше 200 человек, которых, к присяге вор всех приведши, к себе в службу взял; офицеров всех, не хотящих присяги своей нарушить, перевешал, а Швановича одного оставил.

13 числа до свету за несколько часов из Чернореченской крепости, как выше сказано, отстоящей от Оренбурга в 18 верстах, тронулся посланный из Симбирска с корпусом около 2000 человек полковник Чернышев, которого, Чернышева, проведав, сопостат наш послал к нему, Чернышеву, двух воров, яицких казаков, с тем, что они, воры, посланы были от губернатора для показания ему дороги, что услыша, Чернышев на их варварской обман склонился, а они, лукавцы, будучи Емелькиных приказов ревностные исполнители, руками оного полковника и с командою его на поглощение Емельке предали, которых варвар того ж самого часу штаб и обер-офицеров 35 человек, да одного лекаря приказал без всякой причины повесить, а прочую с ними команду находящуюся, тако ж и 25 с ящиками пушек к себе Емелька забрал и с великой радости сам и все его единомышленники тот целый день на Бердской слободе мертвецки пьянствовали. Того ж самого числа в самую вечерню бригадир Корф с корпусом, в 3000 состоящем, чрез бывший под Егорьем воровской лагерь с 30 пушками в город Оренбург шел сверху по реке Яику из Верхней Озерной крепости, но и тут-то враги, ненавидящие род человеческий, с треклятым своим предводителем Емелькою, услыша барабанный из-за гор бой, после чрезвычайного пьянства с похмелья ударившись, побежали на конях прямо на заднее крыло, чему, как видно, будучи с Корфом башкирцы и из разных крепостей забранные казаки рады, почти сами воры, к вышепомянутым ворам в их варварские руки до 100 человек предались, а прочая пехота и конница со всеми с нашими находящимися пушками в город пришла благополучно.

14 числа ноября, то есть в самый день заговенья, после половины дня в первом часу выслан был из Оренбурга к оным сопостатам в Бердскую слободу корпус, состоящий из 5000 пехоты и конницы, которые с предводителем и обер-комендантом оренбургским Воллестерином подошедши почти к самой слободе, начали из посланных с ними 20 пушек и тут же из 6 единорогов в ту слободу палить, но служители Емелькины, чрез полчаса из своего адского гнезда выступивши, старались как возможно, рассыпавшись на 5 верст в бесчисленном множестве по степи, поскорея атаковать наших и как скоро атаковали, тотчас стали сопостаты развезенными кругом пушками потчивать так усердно, что насилу, и то уже позднехонько, наша армия с привеликим уроном возвратились. Того ж 14 числа ноября наши войски главных яицких казаков и разного сорту воров остервившихся в Оренбург в полон пригнали больше 300 человек, между которыми врагами и вернейший Емелькин любимец вышесказанный Шелудяков поиман препьяный.

15 числа ноября пополуночи в 10 часу, подъехавши без пушек злодейская сволочь вплоть под город, кричали тако: отдайте нам Шелудякова, а наш-де батюшка даст вам 5000 за него своих людей, однако наши оного сопостата им, ворам, не отдали и яко то сущего всему обществу врага Шелудякова допрашивая, застегали на третий день кнутом. После сего сражения 14 дня ноября совершившегося, слух носился в Оренбурге, что нашими войсками тогда до смерти побито злодеев больше 500 человек и в овраг под той же Бердскою слободою брошены были, а раненых полнехонька-де Бердская слобода, так-де без всякого призрения по улицам и валяются, и буде оных негде девать было за бесчисленным множеством, а оставшихся в Бердской слободе около оной в вырытых по буеракам землянках Емелькиной толпы считается еще всех разного звания здоровых людей больше 40,000, а пехоты коликое число было у него, неизвестно, которая на сражение выходила с одними дубинками.

24 ноября, в день празднования святой великомученицы Екатерины, в самую обедню, увидя штаб и обер-офицеры, на валу стоящие, что варварская, или лучше сказать сатанинская, вперед пешая с одними дубинками, а позади вооруженная на конях Емелькина сила, где и пушки многие видны были, поднялись из своего треклятого гнезда, как преужасная туча версты за три от города, то и думали наши войска, что Емелька с своею преужасною толпою для столь великого торжества вздумал еще покуситься попотчевать своими диавольскими гостинцами город, но он, сопостат, напротив того ввиду города Оренбурга прошел мимо оного вверх по реке Яику в Верхнюю Озерную крепость, за 100 верст от Оренбурга отстоящую, думая, что-де теперь вверху на реке Яике вышепомянутый бригадир Корф с командами отбыв в Оренбург, то-де удобно мне будет грабить и выжигать все тамо по реке Яику находящиеся крепости, однако к реченной Озерной крепости Емелька беспрестанно из 25 пушек в оную хотя и палил, а только сделать ей ничего не мог, ибо в оной крепости находящийся храбрый и неустрашимый ее императорского величества полковник с немалою командою Демарин сделавши вылазку, самых главных бунтовщиков Емелькиных больше 500 человек и 10 пушек к себе в крепость взял, а на месте до 2000 врагов положа, так настращал Емельку оный полковник, что до самого разрушения воровской его толпы не смел Емелька к оной крепости и явиться.

30 числа ноября, остервясь варвар Емелька, аки лютый лев, на помянутого Демарина, пошел еще больше вверх по Яику, жаднича христианской крови, и подступил от вышесказанной Озерной крепости за 40 верст отстоящей, называемой Ильинской крепости, в которой находящаяся от сибирского губернатора господина Чечерина двуротная присланная команда хотя целые беспрестанно сутки с оным варваром Емелькою дрались, но не могли устоять, ибо в той крепости дряхлую стену Емелькины товарищи проломавши, много солдат перекололи, а иных в полон к себе, остригши им в кружало волосы, взяли, офицеров перевешали, а напоследок храм божий и всех в той крепости жителей, тако ж и пришедший туда бухарской с товарами караван ограбили, а бухарцев, переколовши ужасно много, до смерти побили, крепость всю дочиста сии святокрады выжгли.

3 числа декабря, услыша Емелька, что генерал-маиор Станиславский с немалою командою находится в редуте, сиречь, на форпосте, отстоящем от оной Ильинской крепости за 25 верст, возвратился кровопивец опять к Оренбургу в свою к Бердской слободе нору, а оставшиеся в сей слободе последователи его своего батюшку Емельку встречали с пушечною преужасною пальбою, так что думали в Оренбурге все, что между ими какая-нибудь тревога сделалась, но вышедший 8 числа декабря из их вражеской толпы один солдат сказывал, что самого сатану Емельку из-под Озерной и Ильинской крепостей пришедшего встречали. Генерал Станиславский услыша, что Емелька в свое место возвратился, зимовал спокоем в Орской крепости, отстоящей от Оренбурга за 300 не с большим верст.

17 числа декабря присланные от коменданта Симанова из Яицкого городка и насилу чрез Киргизскую дикую степь перебравшись 5 человек драгун с почтою, объявили, что Симанов в Яицком городке, видя из самой осени происходящий от яицких казаков, воров, величайший бунт и неустройство, приказал 8-й команде в оном городке близ соборной церкви сделать маленькую самую укрепительную крепостцу и, разломав оного городка строение, очистил на полверсты от оного места. Окончив крепость, дозволил из согласных казаков пустить в оную жить, которых не с большим 500 человек к нему, коменданту, перешло, а прочие все, взбесясь, с самого месяца ноября каждый день приступали к оной крепости, которую защищая от нападения вражеского, побил оных немалое число, а сего-де декабря 6 дня пришедши сам Емелька и подрывши под каменным собором каменную стену под находящуюся колокольню, с которой Симанов по большей части от неприятеля защищался, подорвал, которою наших 40 человек побито. Также сказывали те же драгуны, что в варварском Яицком городке, по объявлению не один раз захваченных на вылазке воров, кругом около всей Симановой крепости взбунтовавшихся казаков в беспрестанной атаке более 10,000 человек, кроме убитых, находится.

25 декабря, то есть в самое рождество господа бога и спаса нашего Иисуса Христа, от самого первого по полудни даже до 4 часа из Бердской слободы от Емелькиной воровской толпы слышна в городе была пушечная и оружейная пальба, на которую веселость вышедшие 26 числа того ж декабря на рассвете из Емелькиной армии 5 человек солдат нам в городе растолковали, то есть, что-де главный Емелька вор, приехавши из Яицкого городка, изволил с Яицкими казаками тешиться, пивши яко же можаху со всею толпою простое вино, которого-де из разных мест к ним привезено 500 бочек, так-то-де мы и ушли, что они пьянствовали вместе с Емелькою, а то-де ни под каким видом никому никуда не можно отлучиться, ибо-де их везде кругом воровской караул имеется, а притом и везде беспрестанный разъезд наипаче солдатам и маленькой ни в чем не дают воли, а хотя-де чуть кто зашевелится или говорит что про яицких казаков, то днем и ночью всех-де вешают, а бежавших в город всех, где догонят душегубцы, до смерти на том же месте, не спрашивая ничего, колют.

От 26 даже до окончания сего 1773 года последних чисел декабря ничего в городе Оренбурге достойного примечания не слышно было, ибо вышедших из злодейской толпы никого не было, да и наш губернатор, слыша от здешних оренбургских и яицких казаков измену и что они точно с ними, нашими тиранами, для поимки высланные, разговаривают и целуются, не стал никого из города пущать, что после и наружу вышло, что они, яицкие и оренбургские казаки, точно уговаривали Емельку с толпою, чтоб дольше под Оренбургом вор стоял, ибо-де в городе провианту ничего почти нет, а уж мертвечину начинают многие есть, и для того уповательно скоро-де ему без всякого прекословия отдадут и нехотя город.

VII. ЗАПИСКА ПОЛКОВНИКА ПЕКАРСКОГО О БУНТАХ ЯИЦКИХ, ЧТО НЫНЕ УРАЛЬСКИЕ, КАЗАКОВ И О САМОЗВАНЦЕ ЕМЕЛЬКЕ ДОНСКОМ КАЗАКЕ ПУГАЧЕВЕ

В 1770-м году повелено было из Яицких, что ныне Уральские, казаков сформировать в Московский легион эскадрон казачий; но они ослушались и потому в 1771-м году, для исследования и принуждения к сформированию того эскадрона, послан в Яицкой городок Оренбургского корпуса генерал-маиор фон Траубенберг и из Петербурга гвардии капитан Маврин; помянутые ж казаки от себя послали в Петербург с просьбой двух казаков, просить об отмене формирования из них эскадрона, коих там взяли под арест, и обрив бороды и лбы, отправили в 1772-м году в Оренбург, для определения в Алексеевский пехотный полк, в солдаты, кои, не доезжая до Оренбурга, с дороги бежали и того ж году в феврале месяце пришли в вышесказанный городок, где по пришествии их сделался бунт, в который помянутый генерал и несколько при нем находящихся офицеров и Алексеевского пехотного полка солдат и Яицкого войска атаман Танбовцев, у коего еще у живого взрезали грудь и вырезали сердце, убиты; а капитан Маврин был изранен, а от убиения спасен его хозяином, яицким же казаком. О происшествии сем донес губернатору генерал-порутчику Рейнсдорпу Сакмарских казаков атаман Донсков, который был отпущен в Яицкой городок для женитьбы, и ушед из оного, тайно приехал в Оренбург; а губернатор немедленно о сем донес в Петербург; для усмирения ж того бунта был прислан в Оренбург генерал-маиор Фрейман, который по собрании войск Оренбургского корпуса и по прибытии из Москвы Великолуцкого полка двух гренадерских рот пошел к означенному городку; а казаки, вышед противу его за тридцать верст от городка, вступили в сражение; но не сделав ничего важного, зажгли вокруг корпуса войск степь с намерением подорвать пороховые, артиллерийские и патронные ящики, и ушли обратно. По приближении корпуса к городку, вторично вышли и вступили в сражение, но были прогнаты, и городок занят войсками, и главные бунтовщики переловлены и посажены под арест.

По усмирению ж бунта определен войсковым атаманом на место Тамбовцева Бородин, оставлены в городке 6 и 7 полевые команды и 200 оренбургских казаков, посаженные ж под арест бунтовщики были судимы, и в 1773 году наказаны кнутом и плетьми, сосланы со всеми семействами в Сибирь.

Но злоба в оставшихся не погасла; и некоторые из них уговорили проживающего у них тогда беглого донского казака Емельяна Пугачева назваться не всеми в городке еще знаемым императором Петром третьим. Означенный Пугачев находился прежде во время войны с турками с прочими выкомандированными из войска донского казаками, во второй армии, и был в команде партизанов, под командою маиора Кормилицына. Заплутовавшись, от города Бендер бежал, и пробрался к реке Волге, делал с шайкою подобных себе разные воровства и грабежи, был пойман, содержался в Казане в тюремном остроге, из коего бежал и прошел в городок Яицкой, где, проживая, был в большой связи с тамошним казаком, подобным ему плутом и пьяницей Чикой, и находилися больше в питейных домах. По названию ж Пугачева императором сообщники его увезли из городка на свои хутора, где и содержали тайно, а между тем делали тайные приготовления: шили знамена, приглашали других казаков, кои о сем еще не знали; бунт же сей намеревались открыть во время первого багренья, где, схватя бывших с ними тогда своих начальников, перетопить и тайно ночью возвратиться в городок, стоявшие в оном по квартирам войски побить и овладеть артиллериею. Но сия тайна открыта нечаянно августа 15 числа перед захождением солнца, из них одним пьяным казаком, который, быв в гостях и возвращаясь домой, шел с одним из доброжелательных казаков, начал оного уговаривать соединиться с ними, сказывая, что у них находится император Петр третий, проживает в хуторах. При сих разговорах поровнялися к гаубтвахте, где бунтовщика товарищ его схватив закричал караул; посему взяты караульными и приведены в гаубтвахту, к караульному офицеру, коему кричавший караул объявил: чтоб немедленно отвели их к правящему тогда в городке комендантскую должность, к командиру 7 полевой команды, подполковнику Симонову, коему он имеет объявить важное дело, к которому и отправлены; и по пристрастному допросу тот бунтовщик признался и открыл всю их тайну. Посему немедленно на хутора, для поимки самозванца, посланы две партии оренбургских казаков, под командами вахмистра Гришечкина и старшего сержанта Долгополова, из коих Гришечкиным найден самозванцев лагерь, состоящий из солдатской палатки, и при ней тележка на двух колесах, с половиной бараньей туши; а сам Пугачев скрылся, и хотя поиск сей продолжался о нем с месяц, но отыскать не могли; и полагали, что он из пределов Яицких убежал; а потому и войска, стоящие еще в лагере, вступили сентября 16-го числа в городок в квартиры; и того ж числа послан от подполковника Симонова сержант Калминской, с открытым ордером, по линии, к Гурьеву городку, буде узнает о месте проживания Пугачева, то бы старался поймать; но он сам, не доезжая до крепости Калмыковой, сообщниками Пугачева схвачен и привезен к нему. Пугачев оставил его при себе, письмоводителем, и 18-го числа в половину дня самозванец с толпою своих сообщников в количестве до 300 человек шел к городку. Противу его послан капитан Крылов, с отрядом войск, состоящим шестой полевой команды из двух мушкатерских рот, эскадрона драгун, сотни оренбургских и отобранных, доброжелательных яицких 500 казаков, при войсковом их атамане Бородине, с двумя орудиями; но прочие того войска казаки самовольно все туда же пошли, говоря, что мы не бунтовщики, и хотим все участвовать в поимке самозванца. Переправившись же означенный отряд чрез реку Чеган и построяся в боевой порядок, шел противу скопища самозванца; а от него прискакали два человека, из них держа один на голове конверт, который противу пехотного фронта бросили, и ускакали обратно. Брошенная ими бумага по приказанию капитана Крылова к нему доставлена; она была от самозванца указ легким полевым командам, которым он их жаловал усами, бородами и рекою Яиком, с вершин до устья, а они бы ему служили и были верны. Вышедшие ж самовольно казаки требовали у капитана Крылова полученную бумагу немедленно им прочитать, но получили от него ответ: когда им содержание оной пустой бумаги знать нужно, то могут, по возвращению в городок, просить коменданта, которая к нему доставится. По сему ответу те требователи кричали: они знают наверное, что бумага та от настоящего царя, а не от самозванца, и немедленно сот до девяти человек, схватив насильно девять человек своих начальников, кои не успели от них уйти, ускакали к толпе, пришедшей от самозванца, и, соединясь с оной, двинулись на драгунской эскадрон и на оренбургских казаков, за ними гнавшихся, но пальбой из единорогов были остановлены и пошли от отряда войск прочь, вверх по реке Чегану; отряд же войск, а за ним и все оставшиеся казаки возвратилися в городок; а самозванец в ночи, переправясь чрез вышесказанную реку, поутру 19 числа, повеся увезенных казаками чиновников на березах, начал вторично подходить по Оренбургской дороге к городку; но выступившими противу его полевыми командами и здесь пушечной пальбой остановлен и пошел по Оренбургской дороге; от подполковника ж Симонова с донесением о сем происшествии в Оренбург к губернатору послан Киргизскою степью сержант Долгополов.

По получении оренбургским губернатором того донесения немедленно был откомандирован бригадир Билов с деташементом, собранным из Оренбургских гарнизонов и небольшой команды, состоящей тогда в Оренбурге: Алексеевского полка, оренбургских, сакмарских и бердинских казаков, с артиллериею, и сержант Долгополов отправлен обратно к подполковнику Симонову с повелением: отрядить немедленно из полевых команд 100 мушкатер, эскадрон драгун, полуроток егерей, и при атамане войска Яицкого Бородине, выбрав доброжелательных 500 казаков, под командою 6 полевой команды командира, маиора Наумова, предписав ему поспешнее следовать по Оренбургскому тракту, к городку Илецкому, для поимки и недопущению самозванца и сообщников его, по разбитии бригадиром Биловым, обратного возвращения в Яик.

Распоряжения сии казалися хорошими и надежными ко уничтожению замыслов самозванца и сообщников его; но исполнение по оному последовало неблагоприятное и открыло самозванцу путь делать пагубные в Оренбургской и протчих губерниях разорения и убийства.

Пугачев, отступя от Яицкого городка по дороге, к Оренбургу лежащей, с форпостов забирал находящихся в них казаков и пушки с их снарядом с собой, а потом взял крепости: Рассыпную и Нижне-Озерную и состоящих в них комендантов и гарнизонных офицеров перебил и перевешал.

Бригадир же Билов, выступя из Оренбурга со вверенным ему отрядом войск, шел противу самозванца чрез крепости Чернореченскую и Татищеву, из которой выступя, на марше узнав, что самозванец идет ему навстречу, от трусости ль, хотя он таковым не казался, а полагать должно от ненадеяния на состоящие в команде его войска, кои состояли из гарнизонных баталионов и едва ль из них десятая часть умели заряжать ружья и стрелять, потому что учения у них не бывало, а занимались работами и караулом, да и казаки тогдашнего времени были их не лучше — дать полевого сражения не рассудил, а пошел поспешно обратно, к крепости Татищевой. Пугачев же, сведав о сем за ним погнался, и казаки, состоящие в команде Билова, во время обратного марша самовольно ушли к самозванцу; но Билов хотя и успел войдти в означенную крепость, но не сделав в оной к обороне распоряжения, приспевшим вслед за ним с толпою самозванцем, по малом сопротивлении, был со всем отрядом взят, где он и комендант той крепости полковник Елагин с женою и все офицеры, кои были взяты живые, самозванцем повешены, выключая Алексеевского пехотного полка порутчика Юматова, который, быв ранен, но тайно из крепости успел выйти, и пришед в Оренбург, о сем происшествии донес губернатору; сержант же Калминской, захваченный с открытым ордером, бывший у самозванца письмоводителем, начал в крепости Татищевой взятые с Биловым войска уговаривать поймать Пугачева и отвести в Оренбург, о чем на него сделан донос самозванцу и по приказанию его живой зашит в куль и брошен в воду.

Губернатор, узнав о разбитии Билова и опасаясь, чтоб Пугачев не пошел внутрь губернии, взяв из острогу ссыльного, называемого Хлопуша, приказал ему явиться к Пугачеву и уговаривать придти к Оренбургу.

Маиор Наумов, пришел с отрядом своим в Илецкой городок 30-го сентября, узнал, что бригадир Билов, со всем отрядом, взят Пугачевым и повешен, решился с состоящими в команде его войсками идти Киргизской степью в Оренбург, куда 2-го числа октября и прибыл; а в ночи на четвертое число приезжала от Пугачева небольшая толпа к Оренбургу, от чего была в городе тревога и вызжен форштат. Сам же Пугачев пришел со всею шайкою к Оренбургу 5-го числа и стал своим станом при урочище Красной Глинке, где, простояв несколько дней, перешел в слободку Бердинскую. Во время стояния его у Красной Глинки из городу были сделаны две вылазки, под командою маиора Наумова, из войск пришедших с ним из крепости Пречистинской, прибывших прежде Алексеевского пехотного полка, двуротной команды и нескольких гарнизонных солдат, уральских и состоящих еще в Оренбурге оренбургских казаков. Первая 12-го числа октября, с двумя трех-фунтовыми пушками; Пугачев же, узнав о выступлении сего отряда, и сам против его из стану своего вышел со всею толпой и артиллериею, имев оную большого калибра, и пальбой из оной отряд остановил, потому что при оном были малого калибра пушки, из коих едва ядра могли долетать до половинной дистанции и вреда неприятелю причинять не могли; а его орудия в отряде делали вред, убили драгунского вахмистра и ранили мушкатера; маиор Наумов видя, что вылазка сия самозванцу вреда причинить не может, и сберегая от напрасной потери войско, отступил обратно к городу. После сей чрез неделю сделана вторая вылазка, под командою ж Наумова и с теми же войсками, с двумя единорогами и одной мортирой. Самозванец отряд сей допустил к своему стану, и начал пальбу из своей артиллерии; но из отряда пущенными из единорогов чинеными ядрами и из мортиры брошенной один раз бомбой остановлена, и самозванец с конною своей толпою из стану своего вышел и, обойдя регулярные войска, атаковал следующих позади оных казаков, из коих несколько человек из оренбургских казаков убил и ранил, а остальных прогнал в город, кои вскакали у холодного собора, чрез вал, который в то время был земляной и неоправленный, чем и спаслись от совершенного истребления. Пугачев же прогнан от городу пальбой из артиллерии, стоящей на фасах городского вала, и обратился к регулярному отряду войск, который, имев в артиллерийском ящике, отпущенном при орудиях, только на каждый единорог по тридцати зарядов, оные расстрелял, а мортира, при первом выстреле, подбила под собой лафет и оставалась без действия; а по сему случаю и нашелся принужденным маиор Наумов следовать обратно к городу; самозванец же, окружа отряд со всех сторон своею толпою, сделал на оный атаку; но маиор Наумов, построя войска в баталион-карей, сию атаку ружейной пальбой отбил и пошел, отстреливаясь, сквозь толпу к городу, а Пугачев, не делая более атак, производил по оному пальбу из артиллерии. Отряд потерял убитыми и ранеными нижних чинов шестнадцать человек, и возвратился в город. Пугачев же, стоя у Красной Глинки, к городу приступов не делал, а перейдя, из Берды сделал оный: около полудня, пробравшиеся потаенно логом позади Егорьевской церкви к реке и берегом оной под закрытием подле оного крутой горы, успел подползти на самое близкое расстояние к городскому валу, но был усмотрен и немедленно перешедшим чрез реку в рощу с небольшой пушкой егерями выстрелами пушечными и оружейными остановлен и обращен в бегство, при котором егерями несколько человек его сообщников застрелено и заколото и сам самозванец едва мог уйти. После сей неудачи спустя некоторое время в одну ночь сделал батарею, из нескольких орудий, у самой мишени, противу пушечного двора бывшей, и позади оной, правее по валу, вырыты шанцы, а от стороны Берды и Менового двора, в разных местах, поставлены пушки ж, и с рассветом дня из оных началася по городу канонада, а особливо на фас у пушечного двора и на самый пушечный двор, стараясь оный зажечь, стреляя по оному из единорогов, взятых у Билова, чинеными ядрами, но успеху в оном не имел, а только убиты на фасе артиллерийский офицер, два канонера, один рекрут и у пушки подбит лафет. В городе ж убит только в своем доме молящийся богу купец Коченев. Канонада сия продолжалась безумолкно целый день, пока, при захождении солнца, сержантом Сахаровым из города пущеною бомбою упомянутая батарея подорвана; за сим подрывом и прочие пушки умолкли и немедленно увезены в Берду. Устройство батареи и делание шанцов и канонады от Пугачева препоручено было капралу Оренбургского артиллерийского гарнизона Калмыкову, который был с артиллериею у бригадира Билова, а по взятии отряда Пугачевым назван полковником и командиром всея его артиллерии.

После сей канонады, во все время блокады города Оренбурга, никаких к оному от Пугачева покушений предпринимаемо не было, кроме в небольшом количестве людей из скопища его, составляющих подъездов и то далее пушечных выстрелов, разъезжая и постреляв, уезжали в Берду обратно.

Самозванец же, живя в Берде, отрядил, для взятия города Уфы и прочих пригородков, приятеля своего яицкого казака Чику с толпою, назвав его фельдмаршалом Чернышевым, а ссыльного Хлопушу — в Илецкую защиту для взятия и приводу к нему находящихся там ссыльных, коих он до 500 человек привел в Берду, и Пугачев назвал его над оными полковником. Чика ж шел с данною ему толпою к Уфе, по дороге набирал вдобавок к оной башкирцев и других разного звания людей, и пришел в село Чесноковку, расстоянием в 7 верстах от Уфы, послал в пригородки от себя партии, которыми и были взяты, а воеводы в оных из дворян определенные побиты, сам же начал Уфу содержать в блокаде и делать к оной приступы; но всегда жителями города, бывшими под начальством дворян, собравшимися в город из уезду, бдительностию и хорошим распоряжением коменданта полковника Мясоедова, был отбиваем; и в одном из оных отнята учрежденным небольшим резервом, под командою маиора Пекарского, пушка; что и продолжал до прибытия с отрядом войск подполковника Михельсона, командированного от генерала князя Голицына, которым разбит и бежал в пригородок Табынск, где пойман и представлен генералу Фрейману, прибывшему к тому пригородку с деташементом от Оренбурга.

Подполковник Симонов, находясь с оставшимися в команде его войсками в Яицком городке, узнав о разбитии Билова и о блокаде, начатой от Пугачева, города Оренбурга, немедленно заставил яицких казаков, оставшихся в городке, делать ретраншемент, рыть ров с насыпью вала, кои, не надеяся еще на усиление самозванца, оному противиться не смели и начали сию работу продолжать, начиная от пролива из реки Яика, называемого Старица, обходя оным гаубтвахту, тюремные избы, дом войсковой канцелярии, соборную церковь, доведя ко упоминаемому ж проливу, вырыть для помещения нижних чинов у валу землянки и запасти на все зимние месяцы потребное количество дров. Все оное исполнено было вскорости; по сделании ж сего ретраншемента, перевезя из магазейна провиант, подполковник Симонов со всеми у него находящимися войсками в оный вошел; и после того в скором времени приехал в Яицкой городок Пугачев и начал делать на ретраншемент нападения, но без успеха; то и приказал находящемуся с ним же капралу Калмыкову подвесть подкоп, который и был вскорости сделан, но по ошибке доведен только был до рва, подорван, не причинив вреда валу; казаки ж, воспользуясь происшедшим от подрыву пороха дымом, кинулись к штурму ретраншемента и некоторые успели вскочить в ров, но были все в оном войсками побиты; а недобежавшие до рва из орудий картечами остановлены и вышедшими противу их, на вылазку, войсками атакованы в штыки и прогнаны с большою их потерею, до самых домов близ ретраншемента стоящих, которые тогда ж войсками вызжены, и сделалась по сгорении оных большая площадь, которая была бунтовщикам преградой делать частые канонады. По исполнении сего, войска возвратились без всякой со стороны их потери; после сей неудачи Пугачев вторично приказал Калмыкову подвесть мину под состоящую у церкви колокольню, в которой хранилися артиллерийские снаряды, ружейные патроны и порох. Сия мина подведена верно, но в ночи перед подорванием оной прибежавшим доброжелательным яицким казаком подполковник Симонов об оном быв извещен, приказал немедленно все находящееся в к олокольне вынести; поутру оный действительно подрыв учинен и по поднятии колокольни кверьху более половины от маковицы книзу рассыпалось, а нижняя часть осела на прежнее место без повреждения, на которой и была устроена батарея. Сей подрыв никакого вреда в ретраншементе не учинил, да и бунтовщики, будучи при первом подкопа взрыве напуганы, вторичного при оном сделать штурма не смели. Подполковник же Симонов напоследок, по недостатку провианта для продовольствия войск, претерпевал большой голод; а нижние чины ели упалых, прежде брошенных лошадей, а по недостатку оных ели перевязи и глину беловатого цвету, вырываемую во рву. От сей голодной пищи сделалось много нижних чинов больных; однако оставалися верными непоколебимо императрице до самого прибытия в Яицкой городок с деташементом генерала Мансурова, коим освобождены и попрежнему вступили в Яицкой городок в квартиры.

Живущие в Оренбургской губернии народы, по несмысленности, все противу начальств взбунтовались и множество их пришло к самозванцу служить, а больше для грабежа, который чинить им не воспрещалось; почему и составилась толпа его более ста тысяч человек и располагалась в Берде, Каргале, Сакмарском городке и близ состоящих оного селениях. Пугачев же начал ездить в Яицк, где и женился на дочери тамошнего казака, называемой Устинья, которая имела от него сына, с коим, по поймании Пугачева, отвезена в Москву, а оттуда сослана в ссылку.

Получив самозванец сведение о следующих в Оренбург по Московскому тракту второго гренадирского полка двух рот, состоящих под командою генерала Кара, навстречу коим немедленно послал толпу из своего скопища, для разбития оных; роты ж, по оплошности своих начальников, следовали без всякой осторожности, даже ружья и патронные сумы были укладены и завязаны в санях; почему тою толпой, без бою, с офицерами взяты и приведены к Пугачеву. Генерал Кар оставался в Бугульме, узнав же о взятии рот, уехал обратно. Взятые с теми ротами офицеры, находясь в толпе, согласились, найдя удобный случай, Пугачева убить; но из числа их прапорщик Шванович об оном донес самозванцу, который по сему доносу велел их повесить, а Швановича назвал полковником над находящимися в толпе солдатами, и был у него письмоводителем, а по разбитии его в Татищевой крепости пришел в Оренбург; но по доносу начальству бывших с ним же в толпе гренадер и улике их о сделанном им вышеупоминаемом самозванцу доносе, был судим, лишен чина, дворянства, переломлена над головою под виселицей палачом шпага, сослан в каторжную работу.

Командированный для отражения Пугачева от Оренбурга симбирский комендант полковник Чернышев, с отрядом, состоящим из Симбирского гарнизонного баталиона и нескольких пушек, прибыв в крепость Чернореченскую ноября 12-го числа, послал из оной о следовании своем к Оренбургу к губернатору рапорт, с капитаном, который, ехав рекой Яиком, 13 числа поутру рано к городу прибыл, но до одиннадцатого часу в город не был впущен, потому что обер-комендант генерал Валленштерн, у коего всегда хранились от ворот городских ключи, до означенного часу спал и разбудить его не осмеливались; а по приносе ключей был впущен и представлен к губернатору. По получении ж рапорта губернатор приказал маиору Наумову немедленно собрать с бастионов войска и из пушечного двора взять орудия, выступить из городу, следовать на диверсию полковнику Чернышеву, что исполнено вскорости: в начале двенадцатого часа отряд сей был собран, приведен к Сакмарским воротам, к выступлению, но увидели по увалу от Маячной горы к Берду веденный отряд Чернышева толпою Пугачевой, и услышана в Берде пушечная пальба, означающая викторию; сия дирекция оставлена. Полковник Чернышев по отправлении капитана с рапортом к Оренбургу и сам поутру рано вышесказанного числа из крепости Чернореченской с отрядом своим выступил, и почитая по означенной реке до Оренбурга, где проехал капитан, переход с артиллериею и обозом невозможным, решился идти по дороге, лежащей к Берде, чрез Маячную гору, пришед, начал на оную подыматься; войско его по оной тянулось кверьху, артиллерия оставалась внизу горы; в таковом оплошном марше самозванец с конною толпою, встретя, немедленно, напал и взял без всякого сопротивления, отвел в Берду, где немедленно полковника и всех офицеров велел повесить, а нижних чинов оставил в своей толпе. Того ж числа другой отряд, следующий к Оренбургу из крепости Троицкой, под командою Троицкого коменданта, славившегося тогда, по деланным им противу киргизов барантам, храброго и знающего полководца бригадира Корфа, состоящий из 8-й легкой полевой команды при командире их маиоре Зубове и Троицкого гарнизонного баталиона при баталионном командире маиоре Демидове; сей отряд следовал по линии до Неженского форпоста, от коего для скрытия себя от усмотрения расставленных из толпы самозванца пикетов перешел за Яик, в Киргизскую степь, и оною следовал, а о приближении своем к Оренбургу с сего марша послал нарочного к губернатору с рапортом, по получении коего командирован с отрядом войск и артиллериею маиор Наумов, который немедленно из города выступил и шел на диверсию отряда бригадира Корфа. Самозванец же, узнав о шедшем в Киргизской степи войске, немедленно собрав конную свою толпу, спешил их в степи атаковать, но нечаянно приближился к отряду Наумову, от коего, быв встречен пушечными и ружейными выстрелами, ушел обратно в Берду, а бригадир Корф беспрепятственно соединился с отрядом Наумовым и ночью вступили в город.

14-е число дано пришедшему войску на отдохновение; а 15-го, прибавив к оному состоящие в городе регулярные войска, почему и составился сей отряд около двух тысяч, под. командою бригадира Корфа выступил для разбития самозванца; но он, увидя оный шедшим к Берде немедленно со всею толпою встретя, окружил со всех сторон, начал сражение, и по худому распоряжению от старости лет командующего бригадира Корфа отряд начал отступать к городу, преследуем Пугачевым с большим стремлением, [на поражения войска] но был удержан от оного находящимся в отряде ж атаманом Бородиным с яицкими казаками; в сем сражении оторваны ноги полевых легких команд 7ой у драгунского порутчика Иглиня и 8ой у капитана, который того же числа умер. Нижних же чинов убито и ранено более ста человек. После сего сражения оставались в бездействии: 1774 года до февраля месяца; в исходе сего понудивший, от недостатка провианта, голод, сделать решительную атаку на Берду, которая, по сделанному от губернатора плану, казалась совершенно удобною, но главнокомандующим оною почтенным, но по глубокой старости своих лет сделавшимся совсем неспособным к командованию войсками, Оренбургским обер-комендантом генералом Волленштерном и при нем находящимся в таковом же положении от старости бригадиром Корфом, сделана ничтожною и гибельною. Войска выступили из города при наступлении ночи тремя колоннами: 1-я под командою бригадира Корфа, составленная из гарнизонных баталионов и казаков, при коей и сам главнокомандующий, следовала прямо к Берде; 2-я под командою маиора Наумова, из состоящих в команде его 6-й и 7-й легких команд мушкатер, драгун, егерей, из оставшихся тогда еще налицо Алексеевского пехотного полка двуротных команд, шла к Маячной горе, а от оной, поворотя увалом, к Берде; 3-я, составляющаяся из 8-й легкой команды и яицких казаков под начальством означенной команды командира маиора Зубова, отправились по Сакмарской дороге, и поворотя на Каргалинскую, по оной к Берде. Артиллерия, находящаяся при них, поставлена на полозья и везена, по неимению тогда в городе лошадей, прикомандированными к оной рекрутами и казаками; и по бывшему тогда крепкому насту везена без затруднения, и войско шло ночью смело к столице самозванца, полагая оную непременно взять и находящуюся в ней толпу и с повелителем их истребить, собранный там провиант взять и привесть в город. Но главнокомандующий, находясь при первой колонне, под командою бригадира Корфа, не дошед еще далеко до Берды и до назначенного колонне пункта, при наступлении дня, не видав ни одного человека из неприятелей, оробел и послал ординарцев к маиорам Наумову и Зубову с приказанием: возвращаться поспешно в город; сам же с бригадиром Корфом сел в сани, уехал поспешно в город, оставив колонну без начальника и приказав ей поспешно за ними следовать к городу. И таковым приказанием привел все войско в беспорядок и робость, а неприятеля в ободрение. По приезде ж своем в город приказал ворота городские запереть и завалить и, вошед на вал, смотрел на шедшее в беспорядке обратно и поражаемое неприятелем войско; колонна первая, получа приказание поспешно идти обратно, видя начальников своих, уехавших вскорости, последовала их же примеру, побежала, оставя пушки, и рассыпалась врознь. Маиор Наумов, с колонною ему вверенною, еще до восхождения солнца пришел к назначенному у Берды ему пункту; вышедшею противу его пешею толпою, с пушками, начата по выстроившемуся войску пальба, но пальбой из орудий отряда прогнана и с пушками их обратно, и состоящая в означенной слободе конница ушла из оной, по незанятой тогда еще маиором Зубовым Каргалинской дороге, в Каргалу. Самозванец же тогда находился в Яике. Маиор Наумов, имев перед фронтом своего отряда глубокой ров, чрез который перейти с артиллериею было невозможно, решился спустясь вниз к реке Сакмаре и от нее низом идти к штурму Берды. Но в то самое время получил чрез присланного от главнокомандующего ординарца словесное повеление: поспешно отступать к городу, что и было исполнено; и при самом начале отступа бывший в оной колонне главнокомандующего племянник, 6-й полевой команды капитан Мен зенкамф, быв на правом фланге командиром первого взвода, который составлял голову колонны, сказал: ступай за мной! и побежал, что и взвод его исполнил. А за ним и прочие последовали, не слушая приказания маиорского и офицеров, и сим пришли, а особливо начатою из Берда по оной из пушек цельною пальбою, в совершенную растройку, и оставляя раненых и артиллерию, бежали; и для везения и прикрытия оной удержано не более 70 человек, которые, дойдя до лежащего между Берды и Оренбурга оврагу, спустясь с артиллериею и не могши ее из оного вытащить, были толпою самозванца догнаны и некоторые поколоты, а другие с артиллериею взяты в плен, в числе коих Алексеевского полка капитан Превлоцкой, инженерный порутчик, быв колонно-вожатым, везенный тогда, с отбитою ядром ногою, на пушке, Замошников и храбрый артиллерийский сержант Сахаров, которые Пугачевым повешены. Таковая ж участь последовала и с третьей колонной под командою маиора Зубова; получив приказание, не дошед еще до назначенного пункта к штурму Берды, пошла обратно и тем очистила дорогу ушедшей в Каргалу конницы самозванца; а оная, быв из Берды извещена об отступающих в беспорядке войсках, поспешила обратно и первее погналась, как за ближайшей, третьей колонной; коя, увидев сзади приближающуюся конницу, а впереди бегущие войска прочих колонн, в беспорядке, и опасаясь быть догнанною следующим за ней неприятелем, поспешила, оставляя пушки, и расстроилась; означенная ж толпа, воспользуясь сим, также рассыпавшись врознь, начала преследовать и поражать прочих колонн войска; и конечно б сие поражение последовало всему вышедшему из города войску, буде почтенный оренбургских казаков атаман полковник Могутов, остававшийся тогда за старостию и болезнию ног в городе, не испросил у губернатора позволения собрать отставных казаков, выдти из города для спасения войска; а получа от него позволение, немедленно собрав небольшой отряд свой и взяв две имеющиеся у него пушки, вышел из города, пошел правее шедшего войска и, пройдя оное, поровнявшись с неприятельскою толпою, начал из пушек и из ружей производить пальбу во фланг неприятеля, чем и удержал его от сильного преследования и поражения расстроенно шедшего войска, и подал ему способ придти под защиту пушечных выстрелов с бастионов городских. Под сей защитой все оставшиеся от поражения собрались к стенам города, на коих, увидев своего главнокомандующего, ругали даже с угрозами; он же, услыша сие, поспешно уехал в свой дом, а войско впущено в город. При сей вылазке город потерял всю имеющуюся полевую артиллерию с их ящиками и снарядом, а из войска: 1-го капитана, 1-го порутчика, лучшего артиллериста, сержанта Сахарова, и до четырех сот нижних чинов, и остался в совершенном отчаянии спастись от взятия самозванца, а особливо по недостатку провианта, который на март месяц из магазейнов весь был выдан войску, и досталось на человека по 4 гарнца муки, с прибавкою к оной четырех же гарнцев ячменного пополам смолотого с мякиною солоду, взятого у находящегося тогда откупщика питейных домов, и, бывший в сильной блокаде, не находил средства о своем положении дать знать ни в какое место, ниже сам о чем либо получать сведение, а ожидал помощи от бога; и во ожидании сего в унынии пробыл до 27-го числа марта, а сего числа поутру, при восхождении солнца, приехавший к городу прямо с побоища из Татищевой крепости каргалинский татарин известил, что Пугачев в означенной крепости пришедшим к оной с войсками генералом Голицыным разбит, а вслед за сим из Берды от состоящей там толпы народа присланы нарочные губернатора известить, что самозванец, по разбитии своем, прибежал в Берду, где ими пойман и содержится связанным, и просят о его ходатайстве у императрицы, по незнанию ими сделанной вины, прощения и дать о сем из города знак тремя пушечными выстрелами, которые и сделаны; и по услышании оной толпа народа потянулась по дороге из Берды к городу; и сие шествие продолжалось два дня и составляло до нескольких тысяч человек, посаженных в остроги и в ямы, состоящие в Гостинном дворе пустых лавках и в Меновом дворе; Пугачев же был действительно пойман и связан, но ссыльным Хлопушей, с присоединившимися к нему тысяч до пятнадцати сообщниками, был отбит и с оными, взяв имеющиеся еще в Берде пушки, пошел через так называемый Общий Сырт к Сакмарской линии, о чем губернатор дал знать князю Голицыну; отряженный с корпусом войск генерал-маиор князь Голицын, для разбития собранных самозванцем скопищ, поимки его и усмирения взбунтовавшихся в Оренбургской губернии народов, по прибытии в Бугульму, отрядил с деташементом подполковника Михельсона к городу Уфе, для освобождения и разбития собравшейся и блокирующей оный город мятежнической толпы, управляемой яицким казаком Чикой, который пришед, оную разбил и освободил город от блокады; сам же генерал князь Голицын с корпусом пошел по тракту к Сакмарской линии, а оною к Оренбургу, о чем узнав, самозванец с толпою пошел ему навстречу и, встретившись с передовыми войсками корпуса под крепостью Борской, сделал нападение, но был оным прогнан и ушел обратно, к крепости Татищевой, куда прибежав, велел к стоящим круг оной заборам насыпать из снегу широкой и довольно высокой вал, уливая оный водою, сделал крепким и гладким; а поставя на оной пушки, измерив перед оными дистанцию на картечные выстрелы, поставил для верности выстрелов знаки. Устроив оное, решился ожидать корпуса и дать сражение, которое марта 26-го числа и последовало. Самозванец, узнав о приближении корпуса, приказал своей толпе приготовиться к сражению, коннице быть скрытно на дворах, а пешим прилечь по валу и наблюдать великую тишину; войско, подходя к крепости, построясь в боевой порядок, следовало к штурму; но, не видя никого на валу и не слыша никакого шуму, главнокомандующий приказал послать к крепости, для узнания, есть ли в оной неприятель, двух гусар, которые отправились немедленно; Пугачев же, увидя их, приказал ворота крепости отпереть, а страже, по близости оных, скрыться и двум женщинам выдти навстречу посланных и будто б нечаянно встретиться и сказать, что в крепости никого, кроме жителей оной, не находится; а для верности ими сказанного уговорить въехать в оную. Сии предательницы все оное верно исполнили, и гусары, положась на их уверения, въехали в ворота и были окружены стражей; один ими схвачен, приведен к самозванцу и немедленно запытан; а другой, прорубясь сквозь окружающих его злодеев, успел ускакать из ворот и донес о сем происшествии главнокомандующему. После сего войско пошло на штурм, не зная сделанного самозванцем пагубного распоряжения, подошло к поставленным знакам и было встречено картечными выстрелами, кои сделали в войске большое поражение; и второй гренадерской полк остановился, не хотя идти к крепости; но генерал-маиор Фрейман взял у них знамя, пошел к крепости; они же, видя начальника своего шедшего одного со знамям их, а бывшие с ними ж в линии на левом фланге под командою генерала Мансурова легкие полевые команды, пренебрегая картечные по них выстрелы и чинимое оными поражение, успели дойти до вала крепости, и презирая сопротивления бывшей противу их толпы, вошли на оный, устыдились своей робости, спешно пошли на штурм, опередя генерала, подошли к валу, и взойдя на оный, делали находящейся на оном и в крепости толпе большое поражение. Пугачев, видя свою неудачу, успел тайно с небольшим количеством самовернейших своих сообщников удти опять в Берду, а прочих оставил на произвол их судьбы; которые, не найдя средства к уходу, по занятию кавалериею всех из крепости лежащих дорог, большею частию побиты, и несколько тысяч взято в плен, и отведено в Оренбург.

Генерал князь Голицын, по взятии крепости, по довольно значущем количестве из вверенного ему корпуса войска при штурме и при истреблении толпы убитых и раненых, отрядил генерал-маиора Мансурова с отрядом войск к Яицкому городку для усмирения живущих в нем казаков и освобождения состоящего в ретраншементе, сделанном в означенном городке, войска. И получа сведение от оренбургского губернатора об уходе самозванца из Берды с находящеюся у него толпою и артиллериею, с намерением пройти к Сакмарской линии, послал отряд войска к преграждению ему сего пути; кои и прогнали самозванца обратно, а сами возвратились в крепость Татищеву; по возвращении ж оного выступил к Оренбургу.

Самозванец, остановленный и прогнанный встретившимся с ним отрядом, пришел обратно в Берду, узнав, что посланный Голицыным маиор и переводчик Арапов с небольшим количеством гусар только что успели выехать за ними, с толпою погнался, и успел переводчика Арапова и двух гусар догнать и изрубить; прочие ж спасены выстрелами из пушек городских бастионов; а самозванец оными ж, с потерею убитыми из толпы своих товарищей, обращен в бегство к Берде, и найдя там команду гарнизонных солдат, посланную для перевозки собранного самозванцем провианта в город, взял и со всею толпою и пушками ушел в слободу Каргалинскую, и там расположился ожидать прихода генерала Голицына с войсками и дать сражение. Прибыв в Берду, князь Голицын с корпусом, вдобавок к оному взяв из Оренбурга оставшиеся в нем налицо полевых команд войска, с рассветом дня выступил к Каргале; самозванец, узнав о сем, всю свою артиллерию и толпу поставил пред слободою, по берегу реки Сакмары, полагая, что только с сей стороны быть может атакован; и с сею надеждой ожидал прибытия войска, которое, подойдя к реке, построилось в две линии, и главнокомандующий приказал гусарам съехать на реку и оною сделать атаку на поставленные по другому берегу толпу и пушки; но из оных, при спуске на реку нескольких еще рядов гусар, сделана пальба, и убито восемь гусарских лошадей. Увидя сие, главнокомандующий, рассудя, что при сей атаке последует гусарам большое поражение, оную отменил; а видя слободу позади оставленною без всякой защиты, приказал гусарам и Чугуевского полка казакам отправиться к хутору Тефтелевскому, стоящему на той же реке, ниже от Каргалы верстах в пяти, перешед оную реку и подойдя скрытно на близкое расстояние к упоминаемой слободе, сделать на оную атаку, что исполнено ими было вскорости. Слобода и пушки, расставленные по берегу, взяты без всякого сопротивления; самозванец и вся его толпа от сей неожиданной ими атаки, оробев, побежали по дороге к городку Сакмарскому, но посланными к преследованию их конными войсками догнаны, толпа конная между Каргалы и пильной мельницы без остатку изрублена и переколота; а пешая, начиная от мельницы, до Сакмарского городка, по дороге положена изрубленною; а у ворот городка последний изрублен бывший в толпе ж киргизской султан. В плен взято 870 человек, в числе коих артиллерийский капрал Калмыков, ссыльный Хлопуша и оренбургских казаков сотник Подуров, командированный с казаками оренбургскими в отряде с бригадиром Биловым, и во время следования обратно того отряда к крепости Татищевой ушел к самозванцу и был у него до взятия в плен.

Самозванец, с двумя своими главными приятелями яицкими казаками, успел уйти в Сакмарской городок, на бывшую у него всегда там квартиру, и отправленные им в оную прежде награбленные деньги, серебро в посуде и прочие вещи, в возах, велел немедленно вывесть на улицу и поставить в недальнем расстоянии от ворот, в которые должны преследующие его войска въезжать. Сия преграда имела силу удержать преследователей: они, прибыв к ней, остановились и начали сию добычу делить, пока не подоспели к ним офицеры, принудившие их преследовать самозванца; но он в происхождении сего имел время с приятелями своими, переменя лошадей, ускакать и скрыться; а преследования остались без успеху. Князь Голицын, пробыв двое сутки в городке, приказал маиору Наумову с присоединившимися под командою его из Оренбурга к корпусу войсками принять взятую у самозванца артиллерию и пленных отвести в Оренбург и по сдаче оных идти в крепость Воздвиженскую для приведения в послушание живущих в ней и по близости оной татар и башкирцев и разведывания о месте укрывательства самозванца; а генерала Фреймана с отрядом войск отрядил по дороге, лежащей к Уфе, для усмирения башкирцев и прочих народов и разведывания о Пугачеве, и буде где окажется, преследовать и стараться поймать. Таково ж чинить исполнение предписал подполковнику Михельсону по получении от него донесения о разбитии им блокирующей город Уфу толпы и освобождении того города от блокады, выступив из оного по тракту Сибирскому, к Челябе; сам же возвратился с оставшимися при нем войсками в Оренбург. Жители ж в городке Сакмарске за непоимку самозванца от войска совершенно были раззорены.

Генерал-маиор Мансуров, с отрядом войск прибыв к городку Яицкому, вступил в оный без всякого сопротивления от казаков и бывшему там в ретраншементе с войском подполковнику Симонову приказал выдти в городок и расположиться в оном по квартирам. Хотя подполковник Симонов от Яицких казаков за неделю до прибытия вышесказанного генерала был извещен о разбитии самозванца и следующем к городку корпусе войск, но, не полагаясь на их уведомления, оставался в ретраншементе, и приказал им доставлять в оный, для продовольствия войска, хлеб и прочие съестные запасы, что они и исполняли.

Самозванец, успевши уйти от преследования войск, удалился внутрь Башкирии, в горах Уральских живущей, и собрав толпу оных, пришел к крепости Зелаирской, в означенных горах стоящей, полагая наверно оную взять, а имеющиеся в ней пушки увезти с собою; но находящийся в крепости Оренбурского гарнизонного баталиона подпорутчик Долгоносов, с состоящею при нем небольшею того ж баталиона командою солдат, храбро обороняясь, принудил нападающую толпу, с потерею людей, удалиться без успеха. Самозванец, не имев у себя пушек и по сделанной сильной обороне, потеряв надежду оную взять, отступя, направил свой путь к крепости Верхояицкой; но узнав, что и в оной комендант полковник Ступишин в большой готовности ему дать отпор, намерение идти к оной отменил, а пошел к крепости Троицкой; и вышед на линию Троицкой дистанции, две крепости, по неимению в них гарнизона, за выкомандированием Троицкого гарнизонного баталиона в Оренбург, сжег, а пушки и живущих в них людей взял с собою, пришел к Троицкой и оную по малом сопротивлении взял же; но пробыв в ней одну ночь, с рассветом дня, прибывшим к оной с деташементом генерал-порутчиком Декалонгом, из войск Сибирского корпуса состоящим, прогнат и разбит, и убежал внутрь Челябинской провинции; и собрав толпу в слободе Кундровской, был атакован отрядом войск подполковника Михельсона и разбит; побежал, направляя путь свой к Казани; находя везде большое количество людей, охотно к нему присоединяющихся, пришел с большою толпою к Казани. Но губернатор, рассудя, что по обширности оного города, не имев войска, кроме гарнизонных баталионов, защитить не в силах, приказал гарнизону и всем чиновным людям и купцам собраться в кремль, в котором и защищался от нападения самозванца, и для лучшей безопасности город зажечь. Пугачев же, подоспев с толпою, делал в домах, от огня дымящихся, грабеж и небольшие нападения к кремлю; но узнав о приближении подполковника Михельсона, с деташементом, оставя добычу, вышел к нему и вступил в сражение, но был прогнат от города, и наступившая ночь спасла его от преследования; а потому, отошед за несколько верст от Казани, остановясь, ночевал; а с наступлением дня подполковником Михельсоном вторично атакован и совершенно разбит, но успел с своими двумя друзьями спастись бегством и перебрался за Волгу, в провинцию Симбирскую, и вскоре с набравшеюся к нему новых последователей толпою направил путь свой в Астраханскую губернию, грабя дворянские имения, но нигде не останавливаясь на долгое время, боясь подполковника Михельсона, который, переправясь через Волгу, следовал поспешно за ним. Но самозванец и при скором своем ходе, узнав о шедшей из Царицына первой полевой легкой команде, следующей по дороге к Саратову, ему встречу, на марше ее во время перехода чрез глубокой овраг нечаянно напал и без всякого сопротивления взял и с ее орудиями, командира оной и офицеров побил, а нижних чинов взяв с собою, пошел далее. Но под Черным Яром, в Астраханской губернии, был догнат подполковником Михельсоном и разбит совершенно, но также успел с своими двумя друзьями и другими сообщниками, в числе около ста человек, спастись от поимки и перебраться обратно чрез Волгу.

Он направил путь свой [Киргизскою] степью к городку Яицкому; но не доехав до оного верст за шестьдесят или более, товарищи, тогда с ним бывшие, его остановили, и с двумя главными бунтовщиками связав, дали немедленно знать о сем к подполковнику Симонову, в означенный городок, от коего для взятия и привозу к нему самозванца с его товарищами послан с небольшою командою старший сержант Бардовский, который их привез в Яицкой городок к упоминаемому подполковнику, а по насланному к нему повелению отправлены в Симбирск к прибывшим в оный для следствия графам Панину и Суворову. Туда ж отправлен из Оренбурга и казак Чика, где и были судимы, и по конфирмации последовавшей отправлены для учинения над ними казни. Самозванец и два его товарища, главные из яицких казаков бунтовщика, в Москву, где им на эшафотах отрублены ноги, руки и головы; а Чика в Уфу, которому, за рекою Белой, пред городом, отрублена голова и воткнута была на поставленном столбе на шпиль; сотник Подуров, капрал Калмыков и ссыльный Хлопуша, судимые в Оренбурге, по сентенциям: первые два военного звания лишены чинов, Подурову отрублена голова и воткнута на шпиль, поставленный на висилице, а Калмыков загонен сквозь строй шпицрутенами; а последний, Хлопуша, гражданского, судов последовавшим решением повешен на сказанной висилице. Яицкие казаки в наказание за их бунты имянным государыни императрицы Екатерины 2-й указом наименованы Уральскими; а по сему наименованию и река и городок Яицк названы Уралом, и вверху оной стоящая крепость Верхояицкая переименована Верхоуральскою, и повелено сей бунт предать вечному забвению и означающие смертную казнь висилицы и другие знаки сломать, а последовавшие во время оного от разграбления претензии и иски казенные и частных людей уничтожить.

В. ПОМЕСЯЧНЫЕ ВЫПИСИ ИЗ АРХИВНЫХ ДЕЛ

I. СЕНТЯБРЬ 1773-го

Первая бумага о Пугачеве. От генерал-поручика кавалера и оренбургского губернатора Рейнсдорпа.

Рапорт. Из управляющей Войском Яицким Комендантской канцелярии представлена ко мне копия с полученной в той канцелярии от дворцовых Малыковских управительских дел промемории о пойманном там и отосланном в Синбирскую канцелярию беглом донском казаке Емельяне Пугачеве….. А яицкой казак Денис Пьянов у коего он Пугачев квартиру имел и о том разговаривал (о побеге в Турцию) пред тем скрылся и бежал, однако строго сыскивается. Январь 1773.

* * *

В совете 1773 г. сентября 28 в Оренбурге положено конфедератов, отобрав у них оружие, под конвоем отправить в Троицкую крепость.

* * *

Брант, из поселенных набрав 500 чел., поставил половину около Кичуевского фельдшанца, а другую в низ по Черемшану, между Ставрополем и Кичуем, да секунд-маиору велел с командою (300 человек) спуститься в низ по Волге для обсырвации.

* * *

[Г. фон Брант, оставя город под надзором генерала-порутчика и кавалера Баннера, и генерал-маиора Веригина 13 октября выступает из Казани для примечания за Пугачевым.]

Сентября 25. Рейнсдорп объявляет, что Пугачев неуспешно подступал под город Яик, — прогнанный комендантом подполковником Симановым. — От него Пугачев пошел далее, забирая людей и пушки, и вешая непристающих к нему, пробрался к Илецкому городку, прислав к тамошнему атаману Портнову угрозный лист. — Старшины выдали верного атамана.

Между тем 2 раза писал он к Киргиз-кайсацкому Нурали-хану.

Получив сие известие, отрядил я к Илецкому городку барона Билова (бригадира), 110 человек Алексеевского полку да 90 гарнизонных да казаков конных 150, резервом ставропольских калмык 60 (всего 410 человек) и 6 полевых пушек. Да и подполковнику Симонову предложил послать к Илецкому городку 6-ой полевой команды командира Наумова. Да из Ставрополя 500 человек калмыков послал прямо на встречу. Да из башкирцев до 500, да татар до 300 употребил на то же.

* * *

28 сентября 1773 года. Генерал Рейнсдорп доносит, что Пугачев умножа свою шайку яицкими и илецкими казаками — пришел 1) в Рассыпную, 2) в Нижеозерскую, 3) устремился на Татищеву, где находился отправленный от генерала Рейнсдорпа бригадир Билов с корпусом, и тамо половину крепости сжег, разбил корпус и идет к Оренбургу. В следствии сего был общий совет, где и положено:

l) У конфедератов (?) кроме иноземцев отобрать ружья, и отправить их в Троицкую крепость под строгим смотрением.

2) Все мосты через Сакмару разломать и пустить в низ по реке.

3) Сеитовских татар взять в город для защиты (?).

4) Артиллерию поручить действительному статскому советнику Старову-Милюкову.

5). Разночинцам имеющим оружия назначить места, а не имеющих определить к потушению пожара, для сего иметь им воду и быть в команде у г-на Обухова (директора) и вооруженным у г-на обер-коменданта.

6) Отлучившегося от назначенного места расстрелять в пример прочим.

7) Слабые и неукрепленные, способные к перелазу, места осмотреть г-ну Старову-Милюкову.

8) Сеитовских татар поручить г-ну Тимашеву (коллежскому советнику).

Подписали:

Иван Рейнсдорп,

— Генерал-маиор и обер-комендант Карл Валлейстерин,

Статский действительный советник Старов-Милюков,

Коллежский советник Иван Мясоедов,

Подполковник и легких войск войсковой атаман Василий Могутов,

Надворный советник и Оренбургской пограничной таможни директор Петр Обухов.

* * * (Сентября 25 первые успехи Пугачева).

Первое известие о Пугачеве получено через киргисцев, потому что посланные от яицкаго коменданта еще в Самару доехали 23 сентября.

Слухи носятся, что он коменданта и атамана Козицкого в крепости повесил, а беглого сержанта принял к себе в секретари — писал к киргизскому хану грамоту, требуя от него помощи. — Но хан отослал ее к губернатору оренбургскому.

3 октября

Поселенные команды забыв военные обряды совсем сделались мужиками.

Помещичьи крестьяне ненадежны.

Именной указ генерал-маиору Кару 14 октября.

Взять в свою команду все войска там находящиеся, да 300 человек отправленных при генерале Фреймане, да из Новагорода гренадерскую роту, да башкирцов, и поселенных в Казанской губернии.

[Из Военной Коллегии. Ему же знать дают, что сверх того 300 чел. из Томского полку и одна пушка.] Вятскому полковнику Миллеру 2 пушки.

Отправить роту (14 октября) в Москву, оттуда в Казань.

* * *

(Октября 8го). Фон Брант уведомляет, что в канцелярию находящийся на Стерлетоматской соляной пристани командир секунд-маиор Маршилов дал знать — что посланный от него в Оренбург для разных закупок прапорщик Синберянин, объявил, что проехав 2го числа Сакмарской казачий городок, и приехав к горе называемой Гребнем, по ту сторону реки Сакмары, от Оренбурга верстах в 20, усмотрел в Каргалинской татарской слободе необыкновенное пламя, и город Оренбург окружен неведомо каким войском и слышна происходимая там пушечная и оружейная пальба — продолжавшаяся, по примеру, часа 4 — и потому он воротился.

А от Рейнсдорпа известия не имею.

Отставной сотник Лепилин объявил Симанову, что Пугачев скитался по степи в 100 верстах от Яицка к Сызрану, и с ним 2 недели тому встретился и разговаривал, чем (сотник Лепилин) и произвел сумнение в жителях.

* * *

Отошед от Яика Пугачев писал к Нурали-Хану, требуя ста киргизцев да сына в аманаты.

* * *

Симанов требует от Рейнсдорпа 500 калмык — выслано 316.

* * *

В следствии взятия Илецка — туда послан Билов с 410 регулярных и нерегулярных с предписанием забирать по дороге людей с форпостов и из крепостей.

* * *

За взятие Пугачева обещано 500 р., а за мертвого 250.

* * *

Симонову велено послать маиора Наумова с командой — и с казаками — а к им навстречу послано [для присоединения] 500 ставропольских калмыков да 500 ближайших башкирцев да 30 Cеитовских татар.

* * *

По всей губернии дано знать о Пугачеве — также и губернаторам сибирскому, казанскому и астраханскому.

* * *

Распоряжения Рейнсдорпа, совет и постоянное войско находящееся в Оренбурге. [Войско Пугачева], первые [сии] покушения. Губернатор. История осады, весь октябрь. — П. етерБург Каргале. — Казань. Распоряжения Бранта — разбитие Кара и бегство оного.

* * *

25 сентября Билов репортует о взятии Рассыпной, где находились и 100 чел. пехоты и казаков, присланных туда Харловым.

* * *

В следствие подтверждения башкирцам идти к Илецкому Городку.

* * *

26го 300 татар отправлено к Билову. А Корфу велено с 5-ти крепостей прислать в Оренбург по 20 человек

* * *

27го рапорт маиора Крауза коменданта Чернореченской крепости о стрельбе под Татищевой. Краузу приказано (в случае опасности) идти к Оренбургу.

* * *

Сеитовские татаре по взятии Татищевой возвратились в Оренбург, а башкирцы не бывали.

* * *

Татары отказались от службы. Калмыки бегут с форпостов, в Оренбурге волнение.

Сакмарские казаки из Оренбурга высланы на Озерную дистанцию, а калмыки взяты в город.

* * *

Войско в Оренбурге

6-ой, 7-ой, 8-ой полевых и Алексеевской команды к высылке

способных — 682

неспособных — 139

Здешнего гарнизона

способных — 2055

неспособных — 582

Артиллеристов и инженерной службы

способных — 82

Нерегулярных

Войска яицкого казаков способных — 392

Оренбургского войска способных — 58

неспособных — 453

Сеитовских татар неспособных — 248

Неспособные иные в расходе, другие от позжения сена, и худобы лошадей.

Всего регулярных способных — 3269

Нерегулярных неспособных — 1422

Из оных на семи дистанциях по 80 чел. — (560)

При 70 орудиях по 5 чел. — (350)

в разных внутренних местах в карауле

и при должности — (461)

Итого в расходе — 1371

К высылке действительно способных регулярных — 1448

Нерегулярных — 450

1898

II. ОКТЯБРЬ И НОЯБРЬ 1773

Немецкое письмо Рейнсдорпа.

Окт. 7го Оренбургской губернии Бугульминского ведомства села Богоруслану, крестьянин ясашный Алек. Кирилов, который вчера приехав в татарскую деревню Кушлумешеву с Оренбургской стороны и был в Сакмарской крепости, по самой чистой совести показал.

1) Во вторник октября 1го приехал он в Сакмарскую крепость по своей надобности, а часть яицкой шайки стояла в татарской деревне Каргале и большая была видно около Оренбурга, при коей имеется тот, кто называет себя императором Петром III сказывая о себе, что я ваш государь. 2) Самозванец приехал верхом в полдень в Каргале — для него постланы были ковры и поставлен стул. — Его ожидали. — Как стал он с лошади слезать, то его двое подхватили под руки. — Когда он ехал, все сняли шапки, а как слез с лошади, то пали все на земь и лежали до тех пор пока сел и сказал: вставайте детушки. Потом допустил всех к руке и спрашивал: где у вас люди хорошие? На то учтиво ему доложили, что забраны все в город. Из Каргале приехал в Сакмарскую крепость имея при себе несколько своих (остальные были ближе к Оренбургу) а сие Кирилов не сам видел, а объявляет слышанное. 3) В креп. ости у станичной избы постланы были кошмы, на них стоял стол с хлеб-солью, пред столом стул — а поп стоял с крестом и со святыми иконами по обычаю церковному и как въехал в крепость, начали звонить. Его встретили как и в Каргале. Он приложился ко кресту, хлеб-соль поцаловал, сказал: вставайте, детушки — допустил к руке и потом спросил: где ваши казаки? На что отвечали учтиво: иные на службе, другие забраны в Оренбург, а оставлено для почтовой гоньбы 20 человек, но и те скрылись. Он приказал священнику — чтоб они были сысканы, для того тебе приказываю, что ты священник и атаман — а если не сыщете, только и жить будете. Почему сколько можно было тех казаков и сыскали, и ему на другой день представили. Он с того места поехал обедать к атаманову отцу и обедая выговаривал: Если бы да твой сын был при своей команде, то бы ваш обед был высок и честен. После обеда велел было взять старика с собою к наказанию, говоря: Хлеб-соль твоя помрачилась — и сын твой какой атаман, что место свое покинул? Но бывшие с ним казаки старика от наказания упросили, а велел он его скованного посадить в станичную избу, где он ночевал, а на другой день освобожден. При отъезде его спросили сакмарские казаки, сколько взять им с собою провианту. — Возьмите, отвечал он, краюшку хлеба, ибо меня проводите только до Оренбурга. Между тем толпа башкир, по приказу губернатора, окружила город, но взята Пугачевым в его шайку. А на берегу Сакмары в сие время повешены 2 чел., а на другой день 4. — А говорил он: что я сил тратить не стану (в приступах) а выморю город мором.

А палит он много, только по пустому.

* * *

Октября 9-го Рейнсдорпа рапорт. 6-го корпус из 1500 человек регулярных и иррегулярных войск под начальством маиора Наумова, сделал вылазку — часа с 2 стрелялся и ретировался в город без успеха. 8го числа казаки, напав на партию мятежников, выехавших на грабеж Меновного двора, взяли в плен оных 120 человек и казаков яицких и илецких 7 чел. — В следствии сей удачи Рейнсдорп хотел сделать новую вылазку, но обер-комендант уведомил его, что г.г. командиры на то не решаются — и Рейнсдорп остался в оборонительном положении.

* * *

Октябрь 23. Указ императрицы генерал-маиору Кару.

Дается ему в команду рота Томского полка.

Из могилевской и псковской губерний по две легких полевых команды в Саратов.

От князя Вас. Мих. Долгорукого из Бахмута в Царицын 2 эскадрона гусар.

* * *

Рапорт фон Бранта 21 ноября.

11 ноября Чернышев выступил из Переволоцкой крепости в Татищеву и надеялся 13го занять и Чернореченскую. Кар писал ему возвратиться, но посланный не мог его догнать. [Он] Чернышев был в опасности быть отрезан, и тем Сакмарская линия оставалась беззащитна.

* * *

В Казани состоит около 4,000 отправленных на поселение в Сибирь — да из Московской разыскной экспедиции 700 человек, да колодников до 2 сот осужденных в ссылку в Оренбург да и поляки — и нечем их продовольствовать, ибо подушную платят здесь дурно, особенно татары.

Калмыки держатся смирно около Бузулуцкой крепости, где их кочевка но ждут 3,000 человек с старшиною и с пушками, чтоб идти на Казань. Кар послал противу их пристойную команду с пушками и башкирцами.

* * *

По объявлению казацкого капрала Тим. Соколова, 13го Чернышев ночью прибыл в Чернореченскую крепость и сделав небольшой роздых, пошел к Оренбургу.

Он стал переправляться через Сакмару, за 6 верст от Оренбурга был атакован и захвачен.

Приведенные к Пугачеву Чернышев и все штаб и обер-офицеры и несколько ундер-офицеров были в крепости Бердинской перевешены, а салдаты (кроме убитых при взятии пушек 7 человек) взяты в толпу.

Того же дня вступил в Оренбург бригадир Корф — и на завтра учинена вылазка (!) под его предводительством. У Пугачева было 50 пушек, Корф действовал ружьями, но неприятель на оружейный выстрел не подъезжал (!), взятые в плен чернышевские солдаты были без ружьев и стояли поодаль. Вечером Корф отступил и возвратился в город сопровождаемый пушечными выстрелами Пугачева.

На другой день Корф подослал к Пугачеву агента с уверением, что он сдаст ему Оренбург (заманивая его). Пугачев, остановя свое войско на расстоянии пушечного выстрела, сам с своими казаками, подъехал к городу и возвратясь вскоре пошел в Бердинскую крепость, где и живет в казачей избе, а сила его частию в крепости, частию в поле в землянках и в шалашах.

Казаков и всякого сброду у него тысячь 25 (!), а пушек около ста — в хлебе есть недостаток и для того на Бузулуцкую крепость и в окрестные места отряжается 2,000 казаков. — Чернышев был предан казаком (Падуровым), который и награжден кафтаном и деньгами. Пленные солдаты обезоружены — за побег объявлена смертная казнь. Он, Соколов, ушел с хорунжием Чеботаревым во время тревоги, проведши ночь в кустах, а после бездорожными местами выехав на Новосергиевскую крепость.

* * *

Ноября 21го фон Брант — письмо к Фрейману.

На Осокином заводе прикащик намерен обороняться, и просит помощи, но как сие невозможно вам, то взяв от него ружья и пушки, приказать ему работников распустить и самому бежать коли успеет.

* * *

Ноября 21го. Кар едет в Москву под предлогом лома во всех костях и неимения лекарей, поручив корпус Фрейману.

* * *

Полковые команды.

Легкие полковые команды состояли из 60 человек драгун, 270 мушкатеров, 48 егирей.

* * *

Рапорты генерала Кара.

31 октября. Кичуевской фельд-шанц.

Опасаюсь только того, что сии разбойники сведав о приближении команд, не обратились бы в бег, не допустя до себя оных, по тем же самым местам, отколь они появились — (письмо генерала Кара к графу Захару Григорьевичу). Он идущему по Сакмарской линии полковнику и симбирскому коменданту Чернышеву предписал как можно скорее занять Татищеву крепость — а генерала Фреймана, как скоро придет, отправлю для его подкрепления. Преследовать же их, по зимнему пути, и по недостатку конницы, трудно будет.

* * *

Ноября 15-го объявляет Коллегия генералу Кару, что командующий в Сибири войском генерал поручик Декалонг, сделал свои распоряжения.

* * *

От 3-го ноября — рапорт Бранта, что казаки зовут Пугачева зимовать на Яик, а башкирцы на Урал.

* * *

Рапорт генерала Кара от 6-го ноября.

Услышал я, что бездельник Пугачев с надежными своими разбойниками прижался в угол к устью Сакмаре реке, около озера, пониже Бердинской слободы верстах в 2, подле Атубинской горы, как видно — с намерением бежать Заяицкою степью.

* * *

Показание Синбирского баталиона солдата Савина Степанова. — Было их у Чернышева с калмыками и казаками 800 человек и 14 пушек, да один единорог. — В Сороченской крепости один (Подуров) вызвался его провести к Оренбургу. По утру рано 13го ноября, под Оренбургом на урочище называемом Маяком, во время переправы обоза, атакованы. Отстреливались из пушек и ружий — но были все захвачены. Казаки и калмыки передались (кроме калмыцкого полковника). У солдат отобраны были ружьи, тесаки, сумы они поставлены на колени. — Читана присяга, и их обстригли в кружок по-казачьи. Повешены 38 человек, в том числе жена одного прапорщика.

Казачий капрал Вас. Тимаков, по причине воровских застав, не могши доехать до генерала Кара. прибыл. В Бузулуцкую крепость. Комендант оной уехал с командой неведомо куда, но команда возвратилась. У самозванца тысяч 9 войска. — В Оренбурге тысяч до 5.

* * *

Рейнсдорпу.

От Симбирского батальона капитана Ружевского рапорт.

Находился при Петре Матвеевиче Чернышеве. 12 ноября прибыл на хутор г. Рычкова близ Чернореченской крепости и отправил 2 казака с репортом к генералу Рейнсдорпу.

13го в ноч, в 1-м, прибыли в крепость и разположился было по квартерам. — Потом приведенные самарским атаманом 2 Углицкие казака объявили о разбитии Кара, и о взятии 170 гренадер, бывших в Синбирске для приема рекрут (что Чернышеву было известно), тоже подтвердил и солдат Крылов и человек 5 казаков, приехавших из шайки. Они советовали пойти к Оренбургу ночью, во избежании атаки. Чернышев отдал приказ к маршу и сбору без барабана и мне приказал нарядить 60 человек казаков и атамана Чепурнова, дабы он расставил около крепости часовых до того времени пока не придем к Сакмаре — а Крылов и 2 сакмарские казаки были при нас, уверяя, что Пугачева пикет в 4 верстах от той дороги, а что если на рассвете и увидят, то Оренбург уже близко. Достигнув Сакмары, начали мы переходить по льду — а Чернышев отрядил меня.

Я первый переехал с легким войском и по приказанию Чернышева, взяв с собою 5 чел., поехал с рапортом к вашему превосходительству — а артиллерия и несколько чел. Симбирского баталиона переправились. Приехав благополучно, вышед из дома вашего превосходительства услышал я пальбу (?)

* * *

Ноября 24го управляющий Яицким войском Симанов жалуется высокостепеннейшему и достопочтеннейшему Нурали-Хану киргиз-кайсацкому на своеволие его людей и стращает скорым приходом регулярного войска.

* * *

Декабря 13го указ государыни.

1) Смотрителям из дворян, учрежденным во время Чумы, предписывается осмотреть дороги (заваленные) и заставы.

2) в селении, где нет начальника, выбрать из лучших людей смотрителя. 3) Караул в селах должен наблюдать за проходящими. 4) В случае насилия чинить отпор. 5) О сильных шайках объявлять начальству. 6) Сотским и десятским присутствовать на базарах. 7) Купцам, обозам и проезжающим остановок не чинить.

* * *

Военная Коллегия 23 октября 1773 г. уведомляет Бранта, что из Могилева и Псковской губернии велено 4-м полевым командам следовать в Саратов и там ожидать дальнейших повелений от Кара, Рейнсдорпа или фон Бранта; генерал-аншефу Долгорукову предписано-же отправить из Бахмута в Царицын два гусарских эскадрона.

* * *

Смоленских гарнизонных баталионов секунд-маиору Кичуну (тогда же) велено башкирцев вести против Пугачева.

* * *

Хотя после прекращения бывшего в войске Яицком мятежа и казалось был по-видимому наружный покой, однако последующее время открыло, что тот покой был притворный, а внутренне зломышленный — - Казаки, забыв свою недавно возобновленную в верности присягу и высочайшее оказанное к ним монаршее милосердие etc.

Сентября 25го 1773-го

(Донесение Рейнсдорпа императрице).

* * *

11 ноября рапорт генерала Кара в Коллегию.

Генерал Кар запасаться начал провиантом, по причине малоселения и преумножения команд — и во ожидании артиллерии и 2-го гренадерского полку стал по-маленьку подаваться вперед, чая соединиться с башкирцами и мещеряками, высланными от Уфы и с гренадерами, 160 чел.

Между тем, узнал от уфимского воеводского товарища Богданова, что бежавший из Оренбурга ссыльный работник Хлопуша, пробирается к Пугачеву с Авзянопетровского Демидовского завода с возмутившимися крестьянами и 500 башкирцов — и ведет пушки и мортиры. [Я] Кар хотел их перехватить в деревне Имангулове по Московской дороге, отрядил секунд-маиора Шишкина с 300 в деревню Юзееву, а сам пошел за ним с ген. Фрейманом. Но Шишкин был атакован, при чем 18 человек тотчас передались на сторону мятежников Кар вступил в Юзееву часа в 4 ночи. Не мог, по причине неспособности конницы, атаковать, и стал ожидать света. 8-го оказалось неприятелей 600 с одною пушкою, читан им манифест, и рассеяны несколькими выстрелами.

В полночь услышал ген. Кар выстрелы позади его, то, боясь быть отрезан, стал отступать — и был атакован 2,000 человек и 9 пушками.

Команда 2-го гренадерского полку поручика Карташева была захвачена вся по его оплошности (каждый спал в своих санях).

Мещеряки и башкирцы, коих поблизости было 150 в деревне Сарманаевой, не пошли на помощь, не смотря на приказание князя Уракова, и разбежались.

Кар отстреливался 8 часов 17 верст — потеряв 123 чел. убитыми, ранеными и бежавшими, и потеряв несколько подвод с амуницией и хлебом.

* * *

У Кара был единорог, на коим подбили лафет, и 4 ненадежные пушки. Против мятежников действовали одни стрелки, а в рассыпную стрелять из пушек было неудобно.

* * *

2 октября.

Генерал-аншеф фон-Брант, уведомленный Рейнсдорпом о Пугачеве, приказал Миллеру (командиру над поселенными (?) вооружить человек до 500, и разделить на 2 части поставя одну около Кичюевского фельд-шанца, а другую вниз по Черемшану реке, между Ставрополем и Кичюем на половине дороги. Находящемуся на Волге одному секунд-маиору для искоренения разбойников, с командою из 30 человек, — спуститься по Волге для примечания и осторожности. Синбирским и сызранским канцеляриям принять должную предосторожность. Здешнему обер-коменданту, в подкреплении поселенных команд, — собрать половинное число всех караулов и гарнизонов, и назначенных для отводу рекрут и преступников команд, — при надежном штаб-офицере вслед за 2-мя единорогами, отсель отправленными к г-ну Миллеру.

Также писано и в Москву к генералу Волконскому.

* * *

От генерала Волконского.

У меня здесь гарнизон по случаю рекрутского набора и с поселенными в Казань весь откомандирован. А Томского полку по городу и около его содержать караулы; от чумы во многих местах заставы; да из оного 200 человек послано за рекрутами. Однако, 300 человек с пушкою под командою капитана на ямских подводах октября 9 дня отправил.

* * *

(Указ Кару 14 октября 1773)

Генерал Фрейман находился тогда в Калуге для набору рекрут.

Кар сдал свою бригаду и дела по рекрутскому приводу в Петер Бурге (рекрутский прием) генерал-маиору Нащокину.

Указ В. Мих. Долгорукому (генерал-аншефу) о мерах около Донских пределов — 15 октября (главнокомандующему 2-ой армии).

Генерал-маиор Потапов, крепости св. Димитрия обер-комендант; полк. Цыплетов, царицынский комендант; генерал-маиор Левин, астраханский обер комендант. От 15 октября.

* * *

22 ноября в Казани войска 1600 регулярного, 1369 нерегулярного. Сверх того для отводу пушек к Чернышеву30 чел., поручик 1. — Да для поиску к Богоруслану секунд-маиор Черносвитов, 140 нерегулярного и 135 регулярного, артиллерии 10 орудий.

* * *

Бригадиру фон Фегезаку ставропольскому коменданту доносят, что мордва, калмыки, чуваши и господские крестьяне вообще взбунтовались — от 15 декабря.

* * *

Октября 21го от войскового наказного атамана Семена Сулина уверение в верности из Черкасского.

В декабре 2. Ответ и комплименты.

Ноября 30го пишет Волконский, что приезд Кара произвел в Москве неприятное впечатление. Он же объявил через своего брата доктора, что он 16 дней горячкою болен.

* * *

При Бибикове находился лекарь Роман Стефанович.

* * *

От генерал-поручика Чичерина, сибирскаго губернатора, октября 20 дня репорт в Военную Коллегию. Он рекрут посылает в Оренбург или в Казань.

Ответ: ни туда, ни сюда.

* * *

Октября 27го дня от Чичерина рапорт.

2-ая губернская резервная рота и две роты Тобольских баталионов под командою секунд-маиора Заева — всего 535 чел.

* * *

9 ноября Декалонг репортует.

Отрядил он ген. Станиславского с войсками с линий сибирских — а сам на подводах 24 октября в крепость Троицкую прибыл. Станиславский с двумя легкими командами прибыл 31 октября в Троицкую, сделав 800 верст в 20 дней, и оттуда к Оренбургу пошел 1 ноября, к крепости Озерной (где командиром бригадир Корф).

Башкирцы из-под крепостей уводят скот, и злобствуя на киргизцев, на них нападают в степях. Они же следующий из Бухарин караван на 120 верблюдах разграбили и караванщиков 30 человек убили (NB в конце сентября, топорами и стрелами, а найдено в портяном мешке ячменных круп, да башкирскую крупу, и сапог башкирских). Из Зелаирской крепости взял Пугачев 60 чел. солдат да денег 2 воза в октябре, а с Твердышевского завода 400 чел. и денег 20 возов.

За поимку казака дает он по 100 рубл. башкирцам (?).

* * *

Указ в завод Авзян Петровский самодерж. и проч. — - Максиму Осипову, Давыду Федорову и всему миру мое именное — - Исправьте вы мне великому государю, мартила и с бомбами.

Разбой сей случился октября 26го

* * *

Башкирцы Абакай, Избай, Муса разграбили 24го медный рудник Уртазымской.

1773. 22 ноября получил Брант рапорт из Уфимской канцелярии и тамошнего коменданта Мясоедова, что Стерлитамацкая пристань атакована и что бывший у соляных дел командир секунд-маиор Маршилов да находящийся при наряде башкирцев на службу маиор Голов бежали, а люди их с экипажами, также казна денежная и дела, разграблены — а салдаты их с артиллериею, остались при той пристани. Брант, Кар и Фрейман отказали в помощи Уфе, а предписали в крайности бросить в реку казну и порох; Фрейману фон Брант предписал издали защищать Казань (он хотел ретироваться ближе) и назначил ему разположиться между Кичуевским фельдшанцем, Бугульмою и Бугурусланскою.

Увещание Рейнсдорпа: 1773, октября 2. Предлагает яицким и илецким мятежным казакам выдать самозванца и тем заслужить себе прощение. Дает знать, что Пугачев пред сим в Астраханской губернии пойман в равномерном злодеянии и жестоко наказан.

11 ноября Кар собирается уже ехать из своей армии.

27 ноября. Посылают на подкрепление Кара из ПетерБурга 2 пехотных, 1 гусарский, шесть 6 фунтовых пушек. Из Смоленска 1 карабинерный и Чугуевской казацкой — также и генералитет.

29 ноября. Указ Бибикову (второй).

Войско Кара и Фреймана: из Москвы Томского 300, да рота гренадер, 4 полковых орудия.

из Новгорода Вятского полка рота гренадер.

Из ПетерБурга 2 12/фунтовые пушки.

Да в Казани из армейских командированных за рекрутами 295.

Гарнизонных 1485 [NB из коих некоторые следовали к Оренбургу под командой генерал-маиора Варнстеда, а некоторые были на Сакмарской линии под командой Чернышева, кроме закрывавших Казанскую границу вооруженных поселенных и нерегулярных 710].

Сверх того идут из:

Смоленска бывшие в Белоруссии 4 легких полевых команды, из Бахмута 2 гусарские эскадрона.

В Оренбурге кроме гарнизонных три легких полевых команды. 700 башкирцев из Польши при маиоре Кичуне.

В Астрахане и Царицыне 2 м легким полевым командам велено быть готовым.

III. ДЕКАБРЬ 1773

Октября 15 манифест государыни — повелевается отстать от шайки Пугачева, под опасностью самому быть бунтовщиком и возмутителем.

Декабря 2го. Из Ставропольской канцелярии дают знать в Военную Коллегию, что калмыки объезжают деревни и грабят. А 29го ноября разбили деревню в 12 верстах от города и унтер-офицера Селифановского до гола раздели — а в Ставрополе всего 200 человек худо вооруженных да черкасс чел. до 30, на коих надежда плоха.

7го декабря Фрейман доносит в Военную Коллегию.

Башкирец из Уфимской провинции откомандированный командир Тевкелев (секунд-маиор) был послан с оставшимися от побегов и с прибывшими из Польши башкирцами в Нагайбацкую крепость для препровождения пехоты и для примечания казаков. Возвратясь оттоль он разположился в деревнях Крым-Сарае и Акбашевой (23 вер. от Бугульмы). 6 декабря напали на него башкирцы, и соединясь с его командою, увели, а деревню выжгли (под предводительством яицких казаков 600 чел.) Старшина Каскын первый ударил маиора по голове.

От 2-го декабря из Уфы — было нападение на Уфу с 2 сторон, от реки Белой и от села Богородского — помещичьи и казенные крестьяне.

Из Мензелинска тамошний командир секунд-маиор Петров от 4 декабря репортует: 2 русские села (от Уфы к Бирску) раззорены башкирцами — а пригород Мензелинск имеет всего 3 пушки да 100 чел. старых, дряхлых, без оружия кроме пик да бердышей — (просит о помощи).

* * *

Запрещено Пугачевым курьерам и казенным посланцам давать подводы — а их велено представлять ему. Доношение Нагайбацкой канцелярии.

* * *

От 5го и 6го известия о злодейских разъездах в Казанской и Синбирской губерниях.

* * *

Пехота не успевает за разбойниками (всегда на переменных конях) скачущих по полям покрытым мелким снегом.

* * *

Уфа отрезана от Казани.

* * *

(Рапорт фон Бранта дек. 4).

Маиор Голов и Маршилов из Стерлитамацкой пристани бежали. [На место их послан сотник — ]. Уфа не в атаке, а около ее, в 10 вер., стоят башкирцы.

4 декабря 1773 г. рапорт капитана Бутремовича к Новохоперскому коменданту полк. Подлецкому.

Пугачев в Нижне-Озерной крепости повесил коменданта за то, что сей потопил порох.

В Сакмарском Городке Пугачев пошел в церковь и сев на стул велел петь молебен, потом привел к присяге солдат (гарнизонных) и дал им цаловать руку, положенную на пелене.

Казак Василий Елизаров (называвшийся 7-ой член) ездил грабить и бунтовать Бузулуцкой уезд в 30 вер. от крепости Бузулуцкой, отставной переводчик Арапов принял его с ласкою, и напоив до пьяна, отобрал оружие, и спасся, убив 2 злодеев.

Из Казани и из других мест везут в Москву казну.

У Пугачева все обстрижены по-казацки и все зовутся казаками.

* * *

Декалонг 5 декабря из Верхояицкой крепости доносит:

1) о разбитии Чернышева

2) О общем бунте башкирцев, о взятии ими Стерлитамацкой соляной пристани и намерении идти на Уфу — о их нападении на генерал маиора Станиславского, идущего в Оренбург по близости Озерной, в деревне Сакмаре — о отряде 3.000 противу его (Станиславского), кои вероятно встретят его по сю сторону Губерлинской крепости в гористых и ущелистых местах — о взятии Овзянопетровского завода и бывшего там киргизской команды прапорщика Кандалинцова захватили, и намерены идти на Белозерской завод — и нападали 2 раза на Верхояицкую крепость.

3) Рейнсдорп, помощи не требует, а просит его (Декалонга) расположить одну легкую команду в Озерной, роту в Ильинской, в Губерлинской и Орской а 2 легких команды отправить в Зелаирскую, пустыми местами выжженными башкирцами.

17-го декабря 1773.

Кречетников из Саратова доносит 1) что киргиз-кайсаки Мошкарского рода перешли реку Яик и грабят казачьи хутора; 2) что Кундровских татар, кочующих близ Красного-Яра, посланных на смену в Гурьев Городок взяли в плен; 3) что уже напали они на морскую ватагу купца Вохромеева; 4) что предводители их Нурали-Хан и брат его, Айчувак Салтан.

* * *

Репорт от 19 января 1774. Январь.

От Чичерина на Оренбургскую линию и в другие места команд послано:

На Оренбургскую линию — 535

[рекрут] 520 в Челябу 27 в Екатеринбург 128 Татар казанских 571

Всего — 1,786

Из Малороссии 1,000 казаков послано в Казань.

С Дону 500 казаков (из отставных) под командой Денисова.

* * *

1773. 26 декабря.

Нурали прислал в Астраханскую канцелярию на имя губернатора всеподданнейшее письмо: в конце 1773 получено известие через грузина, что кабардинские князья сносятся с крымскими татарами и намерены напасть на российские границы.

IV. ЯНВАРЬ И ФЕВРАЛЬ 1774

Январь 1774 г.

1) Январь. От Фреймана (из Бугульмы). Список офицеров. Премьер-аиор казанских батальонов фон Варнстед, дежур-маиором секунд-маиор Черносвитов (Филат) etc.

2) Маиору Черносвитову приказано следовать с командою в деревню Каменку на выручку маиора Шишкина.

Подполковник Гринев получил ордер идти в Самару.

Фрейману велено отправить в Самару 4 легких полевых команды.

5-го. Злодеи около пригорода Сергиевска собирают с жителей подать. [6-го. Известие, что Ставрополь взят]

Изюмского гусарского капитан Кардашев.

14-го. Генерал-маиор Мансуров — освобождает пригород Алексеевск.

19-го Мансуров извещает, что отрядил на подкрепление Ставрополя подполковника Аршеневского.

Капитан Фатеев из Кичуя идет к Черемшану.

В Мордовскую деревню Юраули пришло 150 цыганов.

Секунд-маиор Гагрин нигде не видал неприятеля.

24го. — Бибиков в Заинске привел весь уезд в повиновение.

21го. Мансуров за деньги послал шпиона в Яицкий Городок с пакетом к Симанову. NB От Галицына 22гo войско выступило — у реки Камы разделясь на 3 колоны.

Полк. Бибиков из Заинска пошел к Мензелинску. У Мансурова 3 легкие команды.

25го. Маиор Гагрин в Кунгур благополучно прибыл. Декалонг идет к Челябе, занятой злодеями.

* * *

6-го марта Галицын соединился с полк. Бибиковым. 7-го Обернибесов пошел на Заинск и прибыл в Мензелинск.

10-го Гагрин репортует, что Белобородов с остальными силами бежал на уфимские заводы.

10-го от Галицына, что Пугачев ушел в Сорочинскую крепость.

NB 11-го от Галицына. Пугачев напал на передовые отряды его, но был разбит. В следствии сего оставил он Сорочинскую и Тоцкую крепости, и бежал в Новосергиевск.

Сорочинская избавлена появлением Мансурова (соединившегося 10-го марта с Галицыным). Неприятель бежал выводя жителей и истребляя провиант и фураж.

Галицын через 2 дня выступил из Сорочинской, оставя в ней запасный магазин 400 чел. и 8 пушек. Пугачев бежал к Илецкому городку бунтовщики на него негодуют.

* * *

19-го марта Михельсон прибыл в Бакалу и принял от генерал маиора Ларионова начальство (6 пушек).

22го полковник Шепелев принял начальство от Толстова.

20 числа. Галицын вошел в Переволоцкую, бунтовщики бежали в Татищеву.

* * *

Дмитрий Анофриевич Гагрин.

Салават Юлаев.

Синбирский уланский корпус.

Шеф секунд-маиор Гладков февр. 23го.

* * *

Рапорт в коллегию Декалонга 1 апреля 1774.

Называющийся поверенным полковником Грязнов, с шайкою в 4,000, с 20 пушками взятых на заводах и малых крепостях, занял деревню Першину близ Челябы, а отправленного Исетским воеводою статским советником Веревкиным сержанта Кирьякова повесил.

Я с 2 полевыми командами драгун да 120 казаками пошел против него 1 февраля рано, а встретя их взял 2 пушки и обратил в бег, убив 300 чел., а за мятелью и туманом преследовать не мог. — 5 февраля они хотели атаковать Челябу, но не допущены мною. — Конница их имеет над нашей превосходство, и всегда принуждает нашу ретироваться к пехоте и пушкам.

Получив требование о помощи из Екатеринбурга от полковкика Бибикова, я приказал туда идти 2 передним гарнизонным ротам а из Челябинска взяв статского советника Веревкина и товарища Свербеева, также казну и удобную артиллерию, а неудобную загвоздя и заколотя ядрами бросил.

Путь прямой к Екатеринбургу был затруднен пустыми и вызженными селениями, где провианту достать было невозможно.

23 февраля прибыл я в пригород Шадринск, нашел там 12-ую легкую полевую команду — и узнал, что передовые 2 гарнизонные роты уже 31 января в Екатеринбург прибыли. — Маиор Жолобов 24 февраля остановил злодеев, расположенных по деревням около Шадринска, разбил их и селения зажег, а схваченных бунтовщиков я повесил. — На другой день устрашенные селения пришли с повинною, и начали подвозить фураж и провиант.

9-го числа я пошел с 900 человек противу Ерусланова и Ражева, имеющих 7,000 человек в деревне Голухиной отсюда в 42 верстах, и разбил их, обратив в бегство. — Наша конница, под предводительством маиора Жолобова, гнала их только 5 верст, за усталью и глубиною снега. Убито более 1000, освобождено 28, взято в плен 130, пушек 27. Неприятель бежал к Челябе; Далматов монастырь, в 40 верстах отселе, в тот-же день освобожден. От 50 и 60 верст селения вереницами приходят с повинною. Дорогу до Екатеринбурга и до Конгура открыта и начинают по ней ездить в одиночку.

* * *

18 января 1774. Заинск.

Рапорт полковника Бибикова.

Из села Алексеевского идя к Заинску в 30 верстах от оного, близ села Сухарева увидел я пикет. — Злодеи, выстрелив, ускакали. — Я послал тотчас подполковника Бедрягу с гусарами и с ротой гренадер занять село Сухарево. — Увидя его злодеи бросились толпою к мосту, сделанному по дороге над лощиной и разобрав его ушли. — Бедряга переправился чрез лощину по сугробу, и занял оное село. — Мужик при входе в улицу ранил рогатиною гренадера и был заколот. — Я сделал роздых ибо пушки мои тяжелы, а дороги так снежны, что и одна лошадь едва идет. — Я знал, что шайка расположилась в 2х и 3-х верстах от меня, в деревнях Ерыклы крещеной и Ерыклы и Туба магометан; и на другой день в 8-м часу разбил их, 8 человек убил, 2 взял в плен. Отбитую у злодеев военную амуницию, от которой г-н майор Остафьев и капитан Мертвецов обмирают со страху, при сем к вашему высокопревосходительству посылаю, и еще двух пленных: изволите сами увидеть сих воинов. (Отставной солдат, кричавший гусарам: Бросьте сабли и подите к нам, а другой поп, читавший народу манифест от Злодея). Оставших мужиков я всех наказал и привел к присяге. Из них все виноваты.

Из села Сухарева выступил я 16 числа, и напал на деревню Аксарину (26 верст), в ней жил атаман Ареикул Асеев. — Он выстроился у мельнице, и начал канонаду из 3-х пушек (с правого своего фланга). Я отвечал ему тем же и послал против батареи гренадер. — Неприятель разбежался, оставя пушки, и, скакав в беспорядке, мешали друг другу, и вязли в снегу, где их человек 200 и изрубили гусары. Нашел я деревню Аксарину пустой, и узнал от двух татар, скрывшихся в авине, что к вечному своему стыду 70-летний капитан Мертвецов сдал им город, на условии, чтоб его не грабили, принял разбойников с честью, 60 ружий положил перед ними, и они 2 дни управляли городом.

Я пошел к Заинску и в 5 верстах от оного увидел уже их канонаду. Я разделил команду мою на 3 колоны; 1-ая под командой маиора Неклюдова пошла по дороге сломить рогатки и овладеть батареею, 2-ая под командой капитана Плахута занять предместье, 3-я занять также предместие по правой стороне города. Сам же я в 200 саженях от города выстроил батарею и началась обоюдная канонада… Все исполнено было с успехом рогатки сломлены, батареи взяты, артилеристы перерезаны, предместия заняты — и злодеи бросились бежать и в беспорядочном их бегу, подполковником Бедрягою порублено их на двух верстах человек до 300. Капитан Мертвецов увезен злодеями; он виноват, но корень всему был отставной прапорщик Буткевич, захваченный нами, коего злодеи обещались сделать в Заинске командиром. Поп и дьякон, певшие за здравие Пугачева молебен, и встретившие с честью злодеев. 25 деревень пришли в послушание, взятые люди бегут ко мне, я даю им билеты и отпускаю в домы, держать их негде — вчера было их тысячи 4.

В Красноярск коменданту подполковнику Пирогову.

16 февраля рапорт, что в Гурьеве казаки взбунтовались, убили прапорщика Мякишина, находящегося при земском правлении, убили священника старшину Филимонова, двух офицеров, воинскую команду и обывателей. — Сего ради просят Кречетникова послать туда команду.

* * *

21 января Казань.

Репорт Бибикова в Государственную Военную Коллегию. Прибыв в Казань, тотчас послал я прибывшую в город Сызрань 24 легкую полевую команду при майоре Муфеле отнять у злодеев Самару, что и исполнено.

22 легкой полевой команде, при подполковнике Гриневе прибывшей в Синбирск, приказал я идти в Самару же (куда также прибыли 2 Бахмутских поселенных гусар эскадроны) и делать поиски вверх по самарской линии до крепости Бузулука.

В следствии сего Гринев репортует, что 7-го января, приблизясь к пригороду Алексеевскому, был он атакован, но взял 3 пушки на санях, убил 20 человек, и злодеев прогнал, потеряв 3х драгун, гусара и казака, да 4 раненых.

13-го генерал-маиор Мансуров с протчими двумя (23 и 25) легкими полевыми командами в Самару прибыл — и должен чинить поиски к Бузулуку и к Ставрополю.

Со здешней стороны 5 января послал я капитана Кардашевского с одною ротою гусар, с 50 гренадерами и 1 пушкою к городу Арску и далее до реки Вятки (до ее устья при Каме) очистить край сей. А 4-го января послал я полковника Бибикова с 4 ротами гренадер, 3 ротами гусар и 2 пушками к городу Заинску и Мензелинску, о коих не имел известия, и, освободив их, очистить комуникацию их с Богульмою. В следствии сего капитан Кардашев репортует, что он тщетно искал врага, все бежало и рассеилось и ему удалось только убить 2-х и взять 3-х в плен при деревне Каюках.

Полковник Бибиков 13-го разбил злодеев при селе Сухареве, 14-го при деревнях Ярыклы и Туба могометан. 16-го пр деревне Аксарине, а 14-го и самый Заинск взял.

Генерал-маиор Фрейман репортовал, что 13-го января при деревнях Иштеряковой и Кувацкой капитан Томского полку Фатеев с 50 гренадер 50 крестьянами и 50 малолеток, взял у злодеев 20 человек в плен, и 4 малые пушки, посадив гренадер на сани, а солдат на лыжи.

Между тем по трем дорогам к Оренбургу отправил я генерал-маиора князя Галицына, для очищения их до Бугульмы и Богоруслана и соединиться там постами и разъездами своими с генерал-маиором Мансуровым. Между тем готовлю провиант и фураж для продовольствия войск в походе чрез Оренбургские степи и все сие будет готово к исходу сего месяца.

* * *

1774 г. 14 января. Чернышев к Бибикову. За взятие Пугачева обещать 10,000 рублей. Известие, что злодеи выгнаны из Самары, подтверждено. Муфель прибыл в Самару, прогнал мятежников (первая победа над Пугачевым).

* * *

Января 1774.

От царицынского коменданта велено было чтоб за Волгою расставлены были форпосты, и чинились разъезды из трех сот чел., чтоб скота и людей в зимовьях не оставалось, а убирали бы домой. 27 декабря 1773го года киргизцы сделали нападение на форпост, и старшина Терский, прорвавшись сквозь их, прискакал в Дубовку. Тогда у пушки канонера не было, и депутат Дьяченков с проезжающим офицером заряды выпалили.

Вместо того, чтоб в сию тревогу собраться всем в назначенное место, не было и 10 чел.

Атаман показал ложно, что киргизцы атаковали Дубовку и отвратил тем погоню. Киргизцы шли на гору пешком ведя лошадей в руках (неподкованные скользили и падали) и на них в сие удобное время не сделано нападения.

Между тем атаман таскал из своих домов пожитки и тем подавал дурной пример.

1774 года 13 февраля от Чичерина рапорт в Военную Коллегию.

Злодейские силы не только приблизились к Сибирской линии и к Екатеринбургу, но даже и в Сибирь уже вкрались, не смотря на всевозможную предосторожность. [Шайки] Екатеринбург окружен (моими) партиями, комуникация пресечена, а между тем вредные слухи сеются везде и по ту сторону Тобольска к Иркутску, где по тракту все жители колеблются.

Город Челяба (до вступления еще генерала де Калонга) выдержал 4 нападения, от бродяги Ивана Никифорова Грязнова. На осаде их злодеев побито много, между прочим и сотник Невзоров, главный их бунтовщик. Депеши остановлены и содержатся в Троицкой крепости. Последние дистрикты по Сибирской линии Куртамышевой, Окуневской, Исецкой Шадринской и Далматов монастырь в опасности от взбунтовавшихся крестьян и вступления к ним партий злодейских. Денежную казну отправил я в Тобольск. Артиллерию, из мало укрепленных мест, советую вывезть в Шадринск и там соединить ее силы.

Екатеринбург осажден, и комуникация от Тюмени пресечена — я не могу ему помочь. 2 роты Сибирской линии туда откомандированы, но не знаю, войдут ли. [К] Туда-же идет по Сибирскому тракту с Сибирской линии маиор Жолобов с 12-ой легкой полевой командою.

Ялуторовского дистрикта наказанные кнутом за возмущение Андрей Тюленев и Яков Кудрявцев (1-ой в Нерчинск, а другой в Селенгинск) явились вдруг на прежнем жилище в Утяцкой слободе уже из злодейской толпы для возмущения. Они бежали, но единомышленники их захвачены.

Посланный в октябре 1773 года; из Оренбурга старшина Иван Логинов, с двумя сыновьями, в Иркутск, всю дорогу привел в смятение.

Киргизцы близ Дарьи-реки (?) съезжались и толковали о нападении на Россию.

* * *

9 Января 1774.

От Чичерина. Поручик Федот Пушкарев, конвоирующий полевую артиллерию на Оренбургскую линию, из Челябы доносит, что 5-го поутру челябинские казаки взбунтовались под предводительством хорунжего Невзорова, взяли полевую артиллерию, и воеводу Веревкина схватили из его дому в свою войсковую избу. Пушкарев, собрав наскоро рекрутскую роту и артиллеристов, усмирил бунт, освободил воеводу и артиллерию.

V. МАРТ И АПРЕЛЬ 1774

20 февраля 1774 г. рапорт Троицкой дистанции бригадира Фейервара.

19 февраля к Троицкой крепости подъезжали 3 злодея, с указами Пугачева, из коих один схвачен и показал: его зовут Кондратием Яриным, из Чистоозеркой крепости. В Исецкой провинции; над шайкой начальствует бывший в Воскресенском заводе мясником; от него отряжен бывший на Лугининском Сацком заводе при конторе Масленников, с 1,000 башкирцев, который от Челябы до Сибирской границы все селения взбунтовал. От главного начальника прислан к Ичигиной крепости отставной казак Осип Созонов, а сам главный начальник находится в Челябе. А генерал Декалонг выступил к Сибирской границе, через Башкирскую степь. Озерная крепость (слышно) взята, а в Орской все спокойно, и жители через Киргизскую степь пошли прямо к Сибирской границе.

По сему Фейервар думает, что генерал де-Калонг, имея при себе 2 полевые команды, одну рекрутскую оружейную роту, единорогов и пушек 3х-фунтовых 14 и при них артиллеристов до 70 чел. да казаков и посадских людей, с челябинскою артиллерией — безопасен. В Орскую крепость генерал Станиславский мог забрать команду Озерную и другие, а за неимением провианта послать жителей к Сибирской линии. По реке Ую и Яику все селения взбунтовались, а потому все крепости заперты и жители по бедности, продовольствуются из магазинов. — Башкирцы отовсюду нападают, уводят скот и людей, раззоряют и жгут селения. Киргизцы в том с своей стороны им подражают.

8 марта Казань — репорт Бибикова в Военную Коллегию.

Правление Оренбургекой губернии пресечено, и потому просил господина генерал-аншефа фон Бранта города и крепости, освобожденные от злодейских рук, принять под смотрение общее с казанским.

1774 года, 2 марта, Казань. Репорт в Военную Коллегию от генерал-аншефа Бибикова.

Генерал-маиор Мансуров, командуя двумя легкими полевыми командами 23й и 25й, с первою пошел к Самаре, а другую отрядил к Ставрополю, предписав ей сделать поиск над калмыками. Что ею и исполнено, но не нашед их по близости города, она пошла к Самаре, а злодеи в толпе состоящей из крещеных калмыков и всякой сволочи, под предводительством войскового квартермейстера Дербетева, 2-го января в 5 ч. веч. вошли в Ставрополь, артиллерию состоящую из 6 пушек захватили, а потом бригадира и коменданта фон Фегезака из его дома, также надворного советника Мильковича, батальонного командира маиора Алашеева и секретаря Миклеева увезли с собою, разграбя многие дома. К ним присоединился из тамошних казаков пятидесятник Долгополов, с 50 казаками. Через несколько дней тела их отысканы в 70 верстах от городу.

Мною туда послан из Синбирской канцелярии маиор князь Чагодаев, а на место фон Фегезака (на время) воронежских баталионов секунд-маиор Стрелков.

В Ставрополе было 249 человек вооруженных, из коих ни один не выстрелил.

* * *

20-го марта Пугачев имел намерение напасть с зади на транспорт с 4,000 мятежников. Галицын отрядил Бедрягу с 3 эскадронами до мельницы Мустафиной в 38 верстах к Илецкой крепости на половине дороги, а в 15 вер. пехота с пушками.

* * *

22го дело под Татищевой — у Пугачева было 9,000 — и 36 пушек пленных взято до 3,000. Фрейман командовал левым флангом. Действовала одна пехота по причине глубокого снега, артиллерия вязла.

Преследовали 20 верст — к Илецкому Городку (к Оренбургу) путь был пресечен.

Пугачев спасся с 60 чел.

* * *

Пугачев был обманут движением Бедряги. Он думал, что весь корпус идет к Илецкому Городку, но Бедряга, возвратясь к Переволоцкой куда маршировал весь корпус Галицына, из Переволоцкой пошел на Титищеву, оставя обоз под прикрытием одного баталиона с пушками при Гриневе.

Бунтовщики подпустили, притаясь, рекогносцировку и вдруг 300 яицких казаков бросились из крепости, но были в преследовании своем удержаны 2-мя эскадронами подкрепления. Полк. Бибиков тот час занял лыжниками и егерями все высоты с пушками.

Галицын пошел 2-мя колонами (правая при Мансурове, левая при Фреймане), а передовой отряд составил особую колону с права.

Расположа батареи, открыл он огонь, Пугачев отвечал, и 3 часа продолжалось пальба. Галицын решился штурмовать.

Против Фреймана поставил Пугачев на пригорке 7 пушек — но батареи наши их сбили и Фрейман занял неприятельскую батарею etc. etc.

Полк. Бибиков на Илецкой дороге подкрепил егерей и лыжников сражающихся с вышедшими из крепости.

Преследовали по всем дорогам под предводительством Мансурова.

Мертвых в одной крепости 1300.

Отличились: Фрейман, полковник князь Долгорукий, полк. Бибиков, Мансуров, Муфель, Кошелев.

Un poude de farine coutait dйjа 16 roubles.

[Lettre de Reinsdorp а Galitzine].

* * *

1774 года 28 марта от Чичерина рапорт.

Секунд-маиор Фадеев оставленный премьер-маиором Эртманом для усмирения бунтовавших крестьян с ротою рекрут, при поручике Пушкареве и с челябинскими казаками сие исполнил и 20 числа соединился с Эртманом, окруженным злодейской толпою в Иковской слободе. К ночи злодеи заступили Крутоярский Проток на реке Тоболе (в 1 версте от слободы) и поставя в 3 местах батареи, выкопали из снегу с выходами ров длиною в 30 саж. и укрепясь, канонировали их. 21го посланный Эртманом подпоручик Чеснов с двумя пушками со егерями, драгунами и казаками — был отбит. 22го пошел Фадеев с 3 пушками и с усиленной командою рекрутской ротою, который их разбил, 3 пушки взял, и рассеял толпу в 5,000 человек. Взято в плен несколько отставных солдат и крестьян. Толпа состояла из башкирцев и яицких казаков. Предводителями были, рвы, батареи и апроши делали: Курганской слободы поп Лаврентий Антонов, дьякон Андрей Антонов, дьячки Тимофей Бурцов и Гаврила Каширский, да Утяцкой слободы, кнутом наказанные и из Нерчинска бежавшие, крестьяне Андр. Тюленев и Як. Кудрявцев. 24го Эртман репортует, что в Курганской слободе никого не нашел, и что толпа разбитая собралася в Утяцкой слободе; поп, дьякон и дьячки (см. выше) захвачены, и что 500 человек команды с линии из Петропавловской крепости должны соединиться с ним и идти на злодеев.

Комендант Долматова монастыря секунд-маиор Заворотнов репортует, что целый месяц был осажден — и защищаем тамошним архимандритом Иакинфом, без военной команды, одними монастырскими служителями, и 100 крестьян. — Он всегда удачно отражал атаки, и чинил вылазки, на коих многих злодеев и переловил. — Монастырской артиллерией заведовал бывший маиор Ржевский Алексей, с 62 года там заключенный.

* * *

Репорт Чичерина 27 марта 1774 г.

Разбитые подпоручиком Фефиловым, с маиором Эртманом и Фадеевым злодеи, усилились занятием разных слобод Тюменского, Туринского и Краснослободского ведомств — и попрежнему атакуют сии города.

Я откомандировал против их 3 рекрутские роты, одел их (взяв из губернской канцелярии) в сукна купленные для одежды ссыльных колодников. Кафтаны серые, обшлага, лацканы, камзолы, штаны и картузы белые с красными козырями, патронные сумы сделаны из негодных подседельных крышек, взятых от здешней кригс-комисарской комисии, из полков присланных. Перевязи и портупеи — из негодных разных ремней. К ним сообщил конфедератов из городов Сургута и Березова. Гусарскую роту обмундировал также: мантии и штаны белые, кивера из черного, уланы из негодных драгунских шнабзаков. Купечество вооружило 900 человек конных, из них 200 конных, с саблей и с парой пистолетов. Тобольский ямской управитель Ив. Борисов (губернский секретарь) представил себя и 120 человек доброконных из ямщиков пикинеров — к ним присоединились 250 подгорных крестьян. Я придал им 2 орудия (не имея более) и по одному канониру.

[1 часть прямым трактом пошла к Екатеринбургу, утверждая вновь присягою усмиренные слободы.]

12го и 15го апреля Мансуров 1) при Иртецком городе разбил человек 200 казаков, убил 50, взял 10 и 2) при переправе через Быковку был атакован атаманами Дерхтеревым и Овчинниковым (в 500 чел.), разбил их с помощию Изюмского гусарского подполк. Бедряги и старшины Бородина. Апрель 17. Яицкой городок, начальное гнездо бунта (слова Голицына), освобожден и занят им. Жену Пугачева, и начальников мятежа, Каргина и Горшкова, взял. Овчинников и Перфильев рассеялись по степи; их преследуют.

Все сие совершено в распутицу, и разлитие рек — путь к Гурьеву городку отрезан и тем от Каспийского моря до Исетской провинции бунт может прекратиться (рапорт Щербатову, кн. Галицына).

* * *

Фрейман уже в Табинске, но как дорога через Уральские горы непроходима, то он запасается паромами и провиантом.

Пугачев бежал непроходимою дорогою из села Ташлы на Овзянопетровские заводы. — Он недавно находился в 70 верстах от Верхояицка на Белорецких заводах. Башкирцы двинулись от Челябинска, теснимые маиором Гагриным, подвинулись к Саткинскому заводу Твердышева.

Михельсон, разбив злодеев под Уфою, шел к Табинску, но услыша что богорусланский депутат Давыдов и Таринов собирают толпу около Нагайбака, обратился к ним — но узнал, что шайка уже разбита башкирским старшиною Кидрисом, а начальники взяты в плен.

Сей Кидрис, быв особенно замечен и награжден императрицей в бытность ее в Казани, потом бунтовал, и первый обратился в повиновение.

Нурали-Хан поздравляет Галицына с победами.

* * *

Апреля 9 1774 г. из Бугульмы. — Генерал Ларионов доносит князю Федору Федоровичу Щербатову, что в 12 часов 9 апреля скончался Бибиков.

Апреля 10. Ему же он же:

Его высокопревосходительство Александр Ильич пред кончиною своею вручил запечатанные им самим высочайшие е. им. в. ему повеления, данные касательно возложенной на него комисии и приказал мне чтоб их поднести е. в-у, или вручить кому повелено будет, прочие-ж все бумаги доставить вашему сиятельству. В следствии сего и отправил я в ПетерБург вручителя сего, генерал-адьютанта кн. Куракина со всеподданнейшим моим донесением как о сем, так и о кончине дней его. Препроводя оное рапортом моим к е. с. графу З. Гр. Чернышеву я покорнейше ваше сиятельство прошу приказать из Казани его отправить и подкрепить его сиятельству мое донесение.

Генерал-маиор Александр Ларионов.

* * *

13 апреля Ялчи. Репорт Щербатова.

Генерал-маиор Ларионов доставил мне рапорт кн. Галицына от 3-го апреля из Сакмарского городка. По разбитии злодея в помянутом городке, отрядил он деташементы: один при генерале Фреймане (из 1 баталиона и 1 роты гренадер с 7 пушками), с лейб-гвардии капитаном Толстым (из 2 эскадрон Архангелогородского карабинерного полка, одного Бахмутского гусарского, 1 роты Чугуевского и 100 яицких казаков) для усмирения Башкирии; второй, по Ново-московской дороге, для восстановления комуникации с Бугульмою, при полковнике Аршеневском из 1 батальона легкой полевой команды с 8 орудиями, 2 эскадронами легких и Бахмутских гусар и 50 оренбургскими казаками, поруча и сей генералу Фрейману. Сам-же князь Галицын вступил в Оренбург, в Сакмаре оставя полковника князя Одоевского, а в Берде полковника кн. Долгорукова. Генералу Станиславскому, все еще в Орской крепости находящемуся, предложил вспомоществовать с своей стороны, генерал-маиора Мансурова послал освободить Яицкой городок. В Оренбурге провианту довольно. Слухи рассеянные в Башкирии о поимке Пугачева имели успех и старшины вступили с ним в сношение. Получил я также (кн. Щербатов) от Чичерина известие, что колебание уменьшается, и что генерал Декалонг разбил многочисленную шайку злодеев.

13 апреля. Рапорт в Государственную Военную Коллегию генерал-поручика и кавалера князя Щербатова.

[Я] В двое суток я проехал только 70 верст едучи в кибитке по почте, силясь достигнуть Бугульмы. Приехав к р. Каме, нашел я походную канцелярию покойного господина генерала Бибикова насилу переправившуюся при генерал-маиоре и оберштер-кригс-комисаре Ларионове, поспешно выехавшем из Бугульмы по приказанию покойника, и получившем мой ордер остановиться уже в дороге. Я не мог по худобе реки чрез оную переправиться, и возвращусь в Казань. — Тело покойного г. генерал-аншефа Бибикова, командируемое из Бугульмы до Казани одним эскадроном карабинер, принуждено остановиться по ту сторону реки Камы, за невозможным теперь чрез нее препроправлением. Генерал-поручик князь Щербатов. Деревня Ялчи от Казани 70 в.

* * *

От Рейнсдорпа апреля 8.

По разбитии Пугачева в Татищевой он бежал с 5 чел. в Берду, куда Рейнсдорп и послал, за неимением конницы, отряд пехоты. Пугачев бежал из Берды, а здешняя команда получила оставшийся провиант, и пушек с 50 им по своей моде на заводах вылитых. Пугачев из степи возвратился и засел было в Сакмарском городке, где и совершенно разбит кн. Галицыным.

От Декалонга около месяца нет известия, хотя теперь от Оренбурга до Верхо-Яицкой крепости и благополучно.

* * *

При чем дупликат, с посланного генералу Декалонгу журнала 24 декабря, в коем сказано: Пугачев почти ежедневно нападает на Оренбург, но здешними резервными командами отражается. Ожидаю генерала Фреймана с часу на час, дабы сделать окончательный над злодеями поиск.

* * *

Апреля 18 из Казани. Репорт в Военную Коллегию кн. Щербатова.

Последний рапорт Бибикова от 7 апреля заключал известие о взятии Уфы Михельсоном (по слухам). Репорт подполковника Михельсона (командующего деташементом Санкт-Петер-Бургского карабинерного полка) — получен через посланного им мещеряка (от 11 апреля).

Разбив в окрестностях Уфы разбойников, Михельсон старается о восстановлении порядка, обще с прокурором Зубовым.

Я предписал ему (по причине распутицы и разбития злодеев) остаться в Уфе, делая поиски к Оренбургу, к Исецкой провинции, к городку Челябинску, к Кунгуру и к Бугульме, и во всей Уфимской провинции, для восстановления свободной комуникации. А пойманного им Чику и прочих 20 человек, содержать под крепким караулом в Уфе. А когда часть учрежденной по имянному е. им. в. указу секретной комисии в Оренбург прибудет, и оных потребует к следствию — то и препроводить туда под крепким караулом.

Из Бугульмы от подполковника Кожина получил сей час репорт, при посылке двух важных мятежников — атамана Торнова, разорителя Нагайбака и окрестностей оного, и депутата Давыдова, а с ними приехали и изловившие их старшины башкирские с повинною. Злодеи отправлены в секретную комиссию, а старшинам даны билеты и манифест от 29 ноября 1773 г.

* * *

23 апреля из Казани рапорт Щербатова.

Генерал-маиор Мансуров 6го и 7го занял оставленные крепости Озерную, Рассыпную и Илецкий Городок, нашед в сем 14 пушек. Сволочь рассыпалась. Бывшие начальники там Чулошников, Аиткин и Моски Кизилбашинин бежали в Яицкий Городок.

Фрейман 7го и 8го следуя из Оренбурга в Стерлетомацкую пристань репортует, что Пугачев находится на Вознесенских казенных заводах, собрав до 1000 человек. Галицын для пресечения ему пути к Сибири, велел Станиславскому до Верхояицкой крепости преградить ему путь, тоже и комендантам: Верхояицкому полковнику Ступишину и Троицкому бригадиру де Фейервару.

В Оренбурге более 4,000 злодеев под караулом и в Уфе до 1,000. В Оренбург едет из Казани часть секретной комиссии, куда и пришлют Чику и Ульянова. — Щербатов дал повеление Михельсону и Уфимскому коменданту Мясоедову не заботиться о их пропитании в случае нужды.

VI. МАЙ 1774

26 мая. Рапорт Декалонга.

Я из Челябинска спешил к Верхо-Яицкой крепости не делая роздыхов — думая застать Пугачева на Белорецком заводе, но вышед на Оренбургскую линию в Карагайской крепости, получил от Верхо-Яицкого коменданта рапорт, что он из той Карагайской крепости гарнизон с комендантом Фоком весь вывел в Верхо-Яицкую и что Пугачев, начиная с Магнитной, идет брать крепости вверх. Тут отдохнув только 2 часа, поспешил я к Верхо-Яицкой, куда прибыл, где и узнал от полковника Ступишина, что Пугачев Магнитную взял, и вышел на Кизил; я пошел отрезать ему путь и отошед 15 верст, узнал через пойманных башкирцев, что Пугачев пошел не на Кизил, а прямо на Карагайскую крепость Уральскими горами; а оставил Верхо-Яицкую узнав обо мне. По сему я пошел назад. Но в Карагайской уже его не застал; Пугачев забрал с собою жителей и отставных с прапорщиком Вавиловым, зажегши крепость. Я имея овса на сутки, думал догнать Пугачева в Петропавловской, однако и ту нашел разореную и созженую. Церкви были разграблены, образы исколоты и из них щепками кашу варили.

Я пошел, с линии внутреннею дорогою, прямо на Уйскую креп. ость, желая Пугачева перехватить хотя в Степной крепости, а в Уйской получить провиант, где и взял оного несколько; и узнав что уже и Степная взята и разорена, пустился к Троицкой крепости (на Сенарскую) и в сей нашел с несчастных крепостей бедный народ засаженный, со множеством штаб- и обер-офицерских жен и детей, оборванных и босых. — Офицеры мои, бывшие сверстники их мужьям, разобрали их, а прочие за мною последовали. Я остановился на 2 часа, и потом пустился к Троицкой крепости и 21го утром осиля 60 верст, нашел Пугачева под Троицкой крепостью в лагере, в 1 1/2 верстах к Оренбургу. — Пугачев в числе 10,000 встретил меня пушечной пальбою и с 7-го по 11-й час сражался, наконец разбит, трупы валялись на 4 верстах слишком, в числе убитых Белобородов, и яицкой атаман, и другие; Пугачев, на подобие ветра, стремился везде, удерживая свое войско, когда сии рассеялись; гнаться мне было невозможно. Троицкая крепость (взятая Пугачевым 20го числа) освобождена и от пожара спасена. Пугачев с малыми силами и при одной пущенки пошел по Челябинской дороги, на Нижне-увельскую слободу, куда отрядил я примьер-майора Желобова и секунд-майора и кавалера Гагрина, кои рапортуют) что Пугачев в Нижне-увельской выжегши до 90 дворов и ограбя все, пошел к Кичигину, где взял 50 казаков, и ограбил (без пожара). Однако сей отряд гнал его по пятам, не давая ему ни в какой крепости останавливаться. 25го получены рапорты от Михельсона, что 22го числа, на Кундравинской дороге, разбил он Пугачева, убив до 600, и взяв в плен до 400, с последнею пушкою и весь обоз. Я же привел в порядок поврежденную и разореную Троицкую крепость, и иду сегодня к Челябе для усмирения башкирцев.

При том взято и отбито:

Троицкого баталиона знамен 2

Пушек 28.

Пугачевский Военной Коллегии секретарь хорунжий Ив. Шундеев.

Освобождено духовного звания, благородных и проч. 3000.

* * *

11 мая на имя императрицы от кн. Щербатова.

Щербатов назначен главнокомандующим 1 мая, указ получен им 8-го. Он сам отправился в Оренбург. 11го находился в селе Мурзихе.

Пред сим доносил он о содействиях между собою деташментов, преследующих Пугачева, находящегося по последним известиям на Белорецких заводах.

Распутица помешала его преследовать — но теперь все идут на него. Декалонг должен пересечь ему путь к Сибири. Сей генерал находится в Челябинске.

Генерал Мансуров, заняв Яицкий городок, распространяет посты вниз по Яику до Гурьева, а вверх до Татищевой, в сие самое время злодеи числом в 300 чел., под предводительством Овчинникова, забирая у обывателей свежих лошадей, проскакали через Сакмарскую линию и Новомосковскую дорогу в Башкирию. Бахмутского гусарского полка маиор Шевич не мог их остановить и удержать не смотря на его выступлении из Сакмары и нападения на их ариергард. Гвардии полковник Шепелев из Оренбурга отрядил противу их деташмент Изюмских гусар при маиоре Эвкине, дабы при переходе их через Уфу истребить. Бунтующие ставропольские и оренбургские калмыки хотели то же исполнить, и в 600 кибитках двинулись было к Сакмарской линии близ Сорочинской крепости, но отставной подполковник Милькович, находящийся в ней при провиантских и фуражных магазинах, разбил, и обратил их в повиновение, и на прежние жилища при военных командах от оренбургского губернатора посланных. Для истребления по степи шатающихся, посланы кн. Галициным и Щербатовым 300 чел. малороссийских казаков к Бузулуцкой крепости и к Малыковке следующего Донского войска полковник Денисов, закрывая Волгу и Самару и делая союзную цепь с Яиком. В селениях Иргиза находятся уже 3 фузилерные роты опекунской Саратовской конторы, а к ним идет и часть донских казаков с Дону.

Сверх сего отправлены два отряда легких полевых войск, 1-ый при отставном подполковнике Тимашеве, от Воздвиженской крепости к вершинам реки Сакмары, для покорения башкир. Другой для обращения около Табинска, для прикрытия преследующих отрядов в Исецкую провинцию Пугачева, и для обеспечения Уфы и комуникации с Оренбургом.

Полковник Якубович, прибывший в Казань с малороссийскими казаками, отправлен в Уфу.

Башкирия все еще в колебании.

* * *

Май.

Пугачев под Магнитную подступил с 6.000. Жители изменили: зажгли артиллерийские ящики.

Запасшись в Магнитной, Пугачев объехал горы и выжегши Карагайскую и Петропавловскую пошел на Троицкую.

Белобородов соединился с Пугачевым под Магнитною (с 4,000 человек) после взятия.

Пугачев картечью ранен в руку.

Фейервар убит в сражении.

Пугачев Троицкой не грабил (кроме одной лавки).

* * *

Якубович 2 июня прибыл в Уфу.

* * *

Рапорт Михельсона от 27 мая.

Ночевав на месте сражения (22 мая), я пошел в Чебаркульскую крепость. Узнал, что Пугачев, отдыхая за рекою Корягою плакал, говоря: мы пропали.

25го Михельсон шел к Злотоустовскому заводу, и узнал, что там находятся человек 100 яицких казаков. Харин их преследовал; следы чем далее, тем более рассыпались, и наконец пропали.

Жолобов, вместо того чтоб идти на деревню Караси, пошел к Челябе.

Михельсон пошел в Саткинской завод и прибыл 27 мая. И сделал тут свой первый роздых, по выступлении из-под Уфы.

* * *

Рапорт от 22 мая.

15го прибыл Михельсон в Саткинской завод. И выступил прямо на вершину Яика.

За вершиной Ая, в дефилее, был атакован башкирцами в жестяных латах пленных 2, в болото загнаны прочие etc.

Михельсон, рассудя что к Троицкой не подоспеет, взял марш к Челябе.

* * *

Рапорт от 23го мaя.

Злодеи, спешась, бросились на пушки, но были приняты штыками — а Пугачев на фланг, который и смял, и пошел в рассыпную, но я ударил на весь его фронт etc.

Отбита голубая лента.

У нас убито 11, ранено 37, легко 43. Отличились Харин, кн. Енгалычев etc.

* * *

Июня 3го.

Разбитый под Кундравами, Пугачев скрывался в горах и собрав 2,000 башкирцев и 300 разбойников соединился при реке Ай с Салаватом (всего 4,000 чел.) Разбитые ушли в лесные горы.

* * *

Рапорт Фреймана из Кизыла 4 июня.

Тимашев пошел в горы и к Зелаирской крепости ушел с лучшею конницею.

Получил из Верхне-Яицкой рапорт, что Пугачев в 12 верстах от оной с 7,000. — Станиславский отказался от команды.

Из под Троицкой спаслось до 700 яицких казаков. Белобородов советовал Пугачеву (прежде 22го) идти на Кунгур — но пошел потом на Саткинской (и отоль намеревался на Екатеринбург).

5 числа мая. Пугачев подступил под Магнитную крепость через Уральские горы. Тамошний капитан Тихановский сперва отразил его, но не смотря на великую свою потерю, Пугачев в 3 часа ночи крепость взял, разобрав заплоты, и Тихановского с женою повесил.

От 25 мая. Уфимская провинциальная канцелярия доносит, что главный башкирской бунтовщик Каранай Муратов с 6 стами человек разбойничает, а с ним и старшина Качкын Самаров с 600 же человек.

* * *

Рапорт Чичерина от 13 марта 1774 из Тобольска.

По приближении злодеев Тобольской губернии Ялуторовского дистрикта к слободам Утяцкой, Курганской и Иковской послал я к ним роту с пушкою при капитанах Смольянинове, Касьяновском и подпоручике Парфентьеве, прапорщиках Хахилеве и Щепкине, а в подкрепление оным из Белозерской и Верхне-Суерской 700 человек при маиоре Салманове. Первые с вольножелающими 1000 человек крестьян пошли против приближающегося неприятеля, но были схвачены изменниками крестьянами и при помощи других бунтовщиков разбиты и отосланы в Кунгур, куда вступили злодеи числом 3000 человек. Тоже сделали и с маиором Салмановым. И слободы Марайская, Белозерская, Тебеняцкая, Емуртлинская и Усысуерская одна за другою злодеям предались. (Всего 15,000 душ). Осталась того дистрикта одна слобода Банчанка, в коей главное правление, с принадлежащими ей деревнями.

В следствии сего генерал Декалонг, находящийся в Шадринске, отрядил 13-ую легкую полевую команду при маиоре Эртмане, который соединясь с секунд-маиором Фадеевым и поручиком Пушкаревым, бывшим в Челябе с Тобольской ротою рекрут, пошел к Осиновой слободе, где находилась толпа, и при оной был встречен 3,000 злодеев с артиллерией, яицкими казаками, башкирцами и крестьянами; он их разбил и разогнал, убив 600 человек, в том числе и предводителя их, атамана Ковалевского, и взяв артиллерию и письменное производство, не потеряв ни одного человека. Бегущих преследовали егеря на лыжах (за неимением кавалерии).

Екатеринбург освобожден и отправленный из Казани маиор Гагрин в оный вступил, и от Екатеринбурга до Кунгура всю дорогу очистил. Все сии толпы обратились на Тюмень, Туринск, и Краснослободск, и все на пути слободы преклоняли на свою сторону.

Белослуцкая приписная к заводам слобода (в 50 в. от Краснослободска) соединясь с партией злодеев, пошла к Краснослободску, но управитель той слободы подпоручик и сибирский дворянин Фефилов их разбил, взяв артиллерию и письменные дела, из коих оказались главными возмутителями тех слобод священники.

Отправленный мною с рекрутами секунд-маиор Фадеев разбив башкирцев, вступил (будучи ранен легко) в Челябинск, принял команду над оным, и ежедневные нападения на открытый город отражал до самого прибытия генерала Декалонга.

* * *

20 мая.

По занятии Яицкого Городка мятежники под предводительством Овчинникова, перелезли чрез Сакмарскую линию и бежали в Башкирию; шатающиеся же по степи, уговорясь со ставропольскими и оренбургскими калмыками, хотели было бежать по его следам — но частию остановлены подполковником Михельсоном под Сорочинскою крепостью, частью разбиты отрядами кн. Галицына, Квашниным-Самариным и Шепелевым. Дербетев, с злою матерью, бежал к рекам Узеням от подполковника Муфеля, и им преследуем по реке Двум сестрам. Реки Иргиз, Узень, Волга и г. Сызрань прикрыты фузилерной саратовской командой, саратовскими казаками и полком Денисова. Мансуров привел в повиновение все нижние форпосты до самого Гурьева. Отряд посланный от Кречетникова расположился в Гурьеве.

Михельсон от 8-го репортует, что он для пресечения соединения Салавата с Белобородовым прибыл на Симской завод, где близко находился первый с 2,000, коего он и атаковал с помощию маиора Харина и Тютчева, убито 300 чел., захвачено 17 и 8 пушек, большая часть загнана в болото, и там истреблена. — У Михельсона убито 8 чел., ранено 22. Михельсон намерен обратиться потом на Белобородова и на вновь появившегося Анику, и потом соединиться с г. Фрейманом. Башкирцы, приведенные было в повиновение, бегут толпами в Уральские горы, в 4,000 соединясь с Пугачевым. — Пугачев, присовокупя к ним крестьян с Белорецких заводов, зажегши их, приступил к Магнитной и взял ее 6-го без пушек. В ней находилось 70 чел. гарнизона и 5 орудий. Фрейман и Станиславский поспешают на его поражение, к ним соединится и коллежский советник Тимашев. Декалонг неподвижен в Челябе.

VII. ИЮНЬ И ИЮЛЬ 1774

20го июля Нижегородской губернии Алаторской провинции, близ приписного города Курмыша 14 чел. убито бунтовщиками Пугачева.

25-го Михельсон рапортует что Пугачев, узнав о его марше, с Ядрина повернул на Алатарь — а в Ядрин отправил отряд с приказанием его взять и набрать толпу. Город ему противился и сегодня, кажется, слышна была пальба. Если Пугачев пошел на Алатарь, то пойдет на Пензу к Яику или Дону. Статься может, повернет к Арзамасу. У него не более 500 или 600; у каждого по 3 и 4 лошади. Мелин в Курмышах. Он преследует Пугачева, а я завтра переправлюсь через Суру под Васильевым. — Если действительно Пугачев от Москвы поворотил, то пойду к Ядрину. 26-го Муфель, переправясь через Волгу, прибыл в Симбирск.

* * *

19-го от кн. Галицына. Сделав от Уфы более 100 вер., оставя вправе Нагайбак, пойдет на Заинск — пехота на подводах.

22-го рапорт Михельсона. — Он идет на Кузмодемьянск — Москва останется вправе а Пугачев в леве. Еслиж Пугачев идет на Синбирск, то Михельсону догнать его нельзя. Где точно Пугачев, неизвестно.

* * *

Вероятно Пугачев к Алатарю идет — а к Симбирску делает маску.

* * *

19-го июля пойман Белобородов около Казани.

19-го Меллин из Свияжска выступил к Цивильску.

* * *

Декалонг 4 июня жалуется, что генерал-маиор Фрейман, маиор Наумов и коллежский советник Тимашев, что они, не дав о себе знать, пошли по линии к Троицкой крепости, что Фрейман дошед до развалин Степной крепости, узнав о разбитии Пугачева под Троицкой, возвратился в Верхояицкуюкрепость, а оттуда и в Оренбург.

* * *

Декалонг Жолобова и Гагрина взял к себе в Челябу, оставя Михельсона одного преследовать злодеев.

Пожар разгарается между Екатеринбургом и Кунгуром.

Михельсон не знает куда пошел Пугачев.

17 июня письмо фон Бранта к Щербатову.

* * *

11 июня. Попов, узнав, что Пугачев находится близ Красноуфимска, пошел туда (10-го), в 8 верстах был атакован, ретировался к Кунгуру.

17 июня. Найдены в лесу при реке Узенях 17 человек яицких казаков, из оных Степ. Речкин, Яков Серебрецов, Ив. Ерофеев и Аверьян Лифанов повешены, как злобные возмутители, в Яицком Городке Мансуровым.

* * *

Якубович пошел по Осинской дороге для поиска. Уфа без защиты. Табинск осажден башкирцами, жгущими хлеб на гумнах.

* * *

Непонятно, почему Якубович, Дуве и Обернибесов неподвижны и не соединены. 3,000 башкирцев за Белою рекою оставлены в покое. Бирск созжен в виду у Дуве, а Якубович был в 20 верстах.

* * *

Салаватка и Белобородов соединясь пошли к Кунгуру.

* * *

22 июля. Рапорт кн. Щербатова из Казани.

Собранные команды с Воткинского и Ижевского заводов при коллежском советнике Венцеле, не могли остановить Пугачева, Венцель и офицеры были захвачены, команды разбиты. Не имея известия о Михельсоне — приказал я Голицыну, не останавливаясь уже в Уфе, спешить к Каме с лучшими войсками. — А за собою потянул подполковника Муфеля с легкой командой, и Пензенским уланским корпусом. Новомосковская дорога была пуста, башкирцы бунтовали и жители разбежались. Прибыв в Бугульму, получил я от фон Бранта известие, что он собрав 600 человек команды моей, сверх того гарнизонных и разночинцев, укрепился; а от Михельсона (6 июля), что он спешит за Пугачевым и 8го надеится переправиться через р. Вятку. Свои же войска я посадя на подводы, поспешил к Казани. Но на дороге узнал etc.

Михельсон был затруднен созжением мостов мужиками, и увозом паромов и лодок. Казань была бы спасена, когда хотя бы немного держались.

Михельсон, укомплектовавшись лошадьми, от Нижегородской губернии отрежет Пугачеву путь, а граф Меллин за ним гонится. Бег сего злодея столь быстр и опрометчив, что нет способу с соблюдением порядка службы его преследовать. Лучшее средство перехвачивать ему путь, но по столь великому пространству рассеянные войска не могут делать быстрые обороты, а в лошадях мор и нужда. Пугачев от Казани (сверх чаяния всех), с лучшими своими войсками, перекинулся за Волгу на Коншайской перевоз в село Сундырь, которое и сжег, и пошел на Цывильск, который сжег, повесив воеводу, а отоль проселычными дорогами пошел к Курмышу, имея в тылу графа Меллина. Подполковнику Муфелю, находящемуся в Черемшанской крепости, велел я наискорее обратиться к Синбирску, перейти Волгу и идти на встречу Пугачеву, а Пензенского уланского корпуса шефу маиору Чемесову от Шуракского перевоза р. Камы идти к Устью оной и также перешел Волгу соединиться с Мелиным или Муфелем. — Мансурову же с его командой и с яицкими казаками идти к Сызране, по реке Иргизу, оставя Симанова для охранения Яицкого городка и линии.

Правая сторона Казанской губернии успокаивается, а для обуздания башкирцев послал я кн. Галицына в Мензелинск.

Я же занимаюсь восстановлением порядка, вывожу из крепости стеснившихся обывателей, развожу их по уцелевшим домам, по концам города, и тушу везде тлеющийся огонь, о чем и приказал здешнему обер-коменданту артиллерии полковнику Лецкому.

Пред сим полковник Обернибесов на Каме за Мензелинском, близ устья Вятки, потопил одну из 3 лодок и удержал злодеев.

Меллин (Томского пехотного секунд-маиор) в Башкирии разбил 3 раза злодеев.

Полковник Якубович, около Уфы, разбил башкирцев. Полковник Шепелев, на Белой реке, с отрядом карабинер, и подполковник Рылеев, прикрывая Табинскую и Стерлитамацкую пристани, не раз разбивали башкирцев в самое их жестокое возмущение.

Галицын очистил Белую Реку до самой Уфы и удалился к Мензелинску.

* * *

Из Нижегородского Архива.

От 27 июля. Алекс. Алекс. Ступишину. Рапорт Курмышских инвалидных офицеров.

Курмышской воеводский товарищ Алфимов бежал, узнав о приближении Пугачева, а 20го поутру Пугачев вплавь переправясь через Суру, вошел в Курмыш. Дворяне бежали, а народ встретил его на берегу с образами и хлебом. А все мы были из наших домов выгнаны казаками к Пугачеву. Где мы безоружные и дряхлые стояли в страхе, а злодеями сделаны были рели, и на одной повешен унтер-офицер, потом читан манифест, которого мы со страху не поняли; но где было сказано, что он, государь природный, сверженный с престола дворянством, народу обещал соль безденежно, а подати и солдатство уничтожить на 5 лет, и дать Вольность, а дворянской род весь искоренить. А потом все мы приведены к присяге: государю Петру III, государыне императрице Устинье Петровне, и наследнику государю цесаревичу и великому князю Павлу Петровичу и супруге его благоверной государыне и великой княгине Нат. Ал. И та присяга нами хоть и дана, но не от искреннего сердца, но для наблюдения е. и. в. интереса. После чего повешен канцелярист Еремеев и в то время казаки грабили город, церкви и обывательские и наши домы — в продолжении 5 часов — за рекою же грабили башкирцы селения и вешали. Потом Пугачев оставил в городе 4 человека казаков да 60 из предавшихся ему боярских людей. А мы заключены были до прихода графа Меллина до 26го числа, который повесил 3 человек, а 30 на канате отправил в Ядрин. Чувашам Пугачев велел раздать казенное вино, а приведенных крестьянами дворян повешал: Юрлова, Маковнина, и Ульянову, да поручика Муромцова с солдатами. Ныне в городе все обстоит благополучно. — А что мы перед богом и е. им. в. всемил. государыней нашей императрицей Екатериной Алексеевной нарушили присягу и тому злодею Пугачеву присягали, в том приносим наше христианское покояние и слезно просим отпущения сего нашего невольного греха, ибо не иное нас к сему привело, как смертный страх и просим, чтоб город и мы, дряхлые и безоружные люди, были подкр еплены войском, ибо граф Мелин выступил ныне за Суру.

Подписали секунд-маиор Алтуфьев

Капитан Беляев и 20 человек офицеров.

* * *

Михельсон князю Щербатову

16 июля.

14го услышал я, что Пугачев в 20 верстах от Казани усиливается. 15го подступил он в числе 25,000. Я подкреплен будучи 150 человеками пехоты, пошел ему на встречу на место сражения 12 числа. Злодеи дрались отчаянно, сперва стрельбой, наконец и копьями и штыками. Наконец после 4 часов сражения разбиты совершенно. Артиллерия вся взята, 2,000 убитых (большею частию татар и башкирцов) 5,000 пленных, 17 знамен, 9 пушек. Препоруча кавалерию Харину, повелел ему гнаться за Пугачевым. Он имел два лагеря, в коих находились казанские жители. Пугачев, доскакав до первого, потом и до 2-го, старался нас удержать — но из 2-го едва ускакал от нас, и преследуемый более 30 верст ударился в лес. Казанские жители, жены и дети, захваченые Пугачевым, освобождены до 10,000.

У нас убито 35 человек, ранено тяжело 63, легко 58 лошадей убито 46, ранено 68.

* * *

2 июля, из Бухареста от генерал-поручика Суворова в Военную Коллегию.

Указ от 29 марта получен мною только 30 июня. Копию с оного представил я главнокомандующему графу П. А. Румянцеву с прошением что повелит он учинить.

Слушано 28 августа

* * *

Рапорт Михельсона кн. Щербатову от 13 июля.

11го числа вечером в 60 верстах от Казани. Покормя, выступил 12 числа ночью. На дороге узнал что Пугачев, разбив команду, выступил 11го на рассвете из деревни Чипчиковой (в 35 верстах от Казани). Я поспешил, и в 5 часов утра в 45 верстах от Казани услышал пушечную пальбу, продолжавшуюся до полудня — и потом показался дым. В 30 верстах кормил лошадей, через час выступил и получил известие, что Казань взята. Дым час от часу умножался. Злодеи, ободренные победой и усиленные захваченной артиллерией… Крепость я наверное считал не взятою…. Не дошед верст с 14, получил от моих передовых рапорт, что злодеи в 7 верстах от Казани не далече села Царицына построились в бой. Я пустился через лес одною колоною — и при выходе увидел злодеев, превосходство их числа и места не позволили мне взять их во фланг. Я принужден был ударить прямо на середину, на лучшую их батарею, я был встречен ужасной и искусной пальбою. Я отрядил против их левого фланга маиора Дуве с его колоною, а сам шел все прямо, на правый — маиора Харина. Злодеи перед батареей имели болота и не отступали, но я пошел через, а Харин и Дуве старались их обойти. Неприятель сбит и потерял пушки. Дуве на правом их фланге отбил 2 пушки. Злодеи разделились на две кучи — одна пошла на встречу маиору Харину, и остановилась за рвом и тесным проходом за мельницею, откуда производила большую пальбу, стараясь заехать нам в тыл; я оставил маиора Дуве и пошел на подкрепление Харина, проходившего ров под их огнем — и по пятичасовом сражении неприятель разбит. Ночь, место и усталые кони не позволили мне преследовать неприятеля. — Я, отбив 6 пушек и преследуя 3 версты, остановился и повернул назад. Убито неприятеля 800, взято 780 — у нас убит капитан Базаров и 21 человек, ранено 37.

Переночевав на Костях, я пошел к Казани, рубя встречные злодейские кучи. Не успел я постановиться на Арском поле, как Пугачев, собрав свою толпу, опять показался. Я дал знать о том фон Бранту и генерал-маиору Потемкину, который и прибыл ко мне, и был свидетель поражения злодеев; Пугачев бежал по Алатской дороге. Гнаться было невозможно, 30-ти лошадей не было годных. Пугачев перешел через Казанку, и остановился.

* * *

1773 г. августа 31го. Рейнсдорпом посланы в Сибирь за Яицкой бунт 144 чел. муж. и женск. пола и старшина Логинов с детьми и женою, оказавшийся сумнительным.

30 мая 1774 — доносит Декалонг, что Фрейман и Станиславский вступили в Верхояицкую.

Скрыпицын посылал сержанта к Пугачеву узнать, точно де-ли государь. Ответ сержанта: волосом похож, а лицем несколько не похож. Скрыпицын вступил в переговоры. Ночью похоронил убитых, а пленных развязал. Воевода Осинской противился.

Брант 1 июля Кожину (в Бугульму) и Обернибесову дает знать о приближении Пугачева к Мензелинску — также и кн. Галицыну.

У Пугачева под Кунгуром было 4,000 против подп. Попова. 15 июня Жолобов и Гагрин вступили еще в Кыштым. Екатеринбургской комендант Бибиков нарядил для них лошадей. Они вступили в Екатеринбург.

Самозванец разгласил, что в его войске действительно находится некто Пугачев, но что при нем есть и государь.

Брант, не зная где Михельсон, послал к Сарапулу отыскать его и сказать, чтоб он старался Пугачева отрезать от Хлынова и Казани, предоставя преследование из Екатеринбурга Жолобову и Гагрину, а из Кунгура Попову.

Скрыпицын встретил Пугачева с образами на коленах. Пугачев сказал ему: бог и государь etc., и оставил ему шпагу.

Пугачев объявил войску, что великий князь желает видеть его в Казани, и прислал ему золотую, походную шляпу, косу и пару платья — обещая 70 пудов пороху.

Заводские люди приготовили ему для перевозу коломенки.

От Бранта 9 июля. Михельсон 2-го в Каракулине переправился через Каму, а 3-го был в селе Пьяном Бору. Говорят, что Пугачев в селе Мамадышах (сумневаюсь).

Граф Меллин с 2 пушками, с пехотой и кавалерией поспешил на Каму, дабы удержать Пугачева в случае разбития (после его переправы).

Михельсон 5-го июля переправился через р. Иж. Мансуров привел в повиновение нижние казацкие форпосты до Гурьева.

На 8-ое в ночи прибыл в Казань для ведения здешнею я Оренбургскою секретною комиссией и принял команду над всеми здешними командами.

15-го Меллин (по приказанию Потемкина и Бранта) идет прямо к Казани.

* * *

От Михельсона 18 июля. Пугачев, распустя всюду остатки своей шайки, сам перешел через Волгу, по рапорту графа Меллина в 70 верст, ах от Казани. Я приказал графу его преследовать и отрядил 150 конных за Волгу (всего более 700 чел., чего пока довольно для преследования).

Пугачев разгласил через своих воров, что он уже переправился, а в самом деле стоял еще на Курчуцком перевозе делая паромы.

* * *

16-го Муфель идет к Черемшану.

14-го прибыл Меллин в Казань и получа подкрепление or Михельсона отправился в погоню. 13-го он разбил за Камою 3,000 мятежных башкирцев под Шурамским перевозом.

* * *

Рапорт генерал-поручика Ступишина, Нижегородского губернатора от 21 июля.

Сей час получаю известие, что Пугачев уже в здешнюю губернию, в Курмышской уезд, в село Малые Яндобы (15 верст от Курмыша). Поручик Муромцев захвачен, дороги в Казань пресечены. Просит помощи из Москвы от Волконского.

* * *

Брант от 17го уведомляет Волконского о намерении Пугачева идти на Москву.

Волконскийпри сем объявляет в Государственную Коллегию от 25 июля, что порох и снаряды уже в Нижнем-Новгороде, что команда из Владимира следует через Гороховец, и подоспеет, вероятно, что генерал-маиор Чорба вступил сегодня в Москву, что полк Донской будет к 28му. В Тулу послано генерал-маиору Жукову повеление прислать сюда как можно более сабель и ружей, дабы в случае вооружить и разночинцев.

21го прибыл в Нижний курмышский воевода к объявил, что 20го Пугачев вошел в Курмыш.

От 7 июля. Рапорт Рейнсдорпа.

Башкирия генерально бунтует и почти половина людей губернии частию убиты, частию захвачены, а крепости, заводы и селения разорены и обращены в пепел.

* * *

Указом от 8 июля из Петергофа генерал-поручик князь Щербатов отозван от двора а на место его назначен на время кн. Галицын.

* * *

Михельсон, после Декалонга, разбив Пугачева, преследовал его до Саткинского завода, а услыша о Салавате 31 мая, шед на него, встретил его при переправе через реку Ай, разбил и пошел за Пугачевым. Но 3-го июня встречен опять Салаваткою в 1,000 человек, которого разбив, преследовала конница, а сам он шел тихим маршем, но узнав, что сзади обоз его окружает с трех сторон, послал за конницей, обратился назад, отбил злодеев, и тут соединясь с своей конницей, пошел версты с 3, и был атакован самим Пугачевым без пушек. Михельсон их разбил, и гнал верст 5 убив до 400. 5-го июня узнав о близкой переправе Пугачева через Ай, пошел туда, но встречен в лесных местах в дефилеях, Михельсон кажется претерпел урон, и ретировался к Уфе, а Пугачев свободный от погони (ибо маиор Гагрин и Желобов отступили к Челябе) пошел к Красноуфимску, и, встретя идущего на него из Кунгура гарнизонного полковника Попова, с 400 рекрут и мужиков 400 с 4 пушками, атаковал его, и преследовал 20 верст до самого Конгура, но Попов выстроясь в каре отстрелялся и 13го возвратился. Пугачев пошел в Иргинской и Уинской Заводы. 16-го Попов опять выступил против Пугачева и узнав в 20 вер. от сих заводов, что они созжены, и что Пугачев пошел к реке Тулве для соединения с башкирцами под Осою — пошел на Осинскую дорогу. В Осе и в ближних деревнях стоял шихтмейстер Яковлев с вооруженными мужиками, по приказанию коллежского ассессора Башмакова. Он хотел идти, разделясь на две части, на помощь Кунгуру и Юговскому заводу, но 14го был атакован башкирцами и к тому не допущен. Яковлев ожидал прапорщика Евреинова из Рожественского Завода до 16го, но не дождавшись 17го стал отступать из Осы к Аннинскому Заводу, но башкирцы через Тулву его не пропустили, и отрубя канат, пустили паром вниз по реке. 18-го прибыл в Осу и с ним соединился секунд-маиор Скрыпицын со 100 чел. и 3 пушками (к тому же с командою бывшей на Рожественском Заводе и 100 мужиками сарапулскими). Башкирцы, напав на них, отражены с уроном, потеряв 3 пушки, и 90 чел. мужикюов передались Скрыпицыну.

Но 20го числа под Осу подступил Пугачев и 21го Скрыпицын с командой взяты в плен. У Пугачева 8,000. Если Пугачев через Хлынов пойдет на Кузьмодемьянск, то может прервать комуникацию с Москвою, а ежели Камою и сухим путем, то легко возмутит вотяков и заводских людей.

Брант близ устья Камы на судах учредил батарею и сыскные команды посадил на лодки, и тем запер проход реки. Таковую же заставу велел учредить и в Синбирске на Волге, и Державину рекомендовал охранять Иргиз и Волгу, и поделать везде преграды.

Рапорт фон Бранта от 27 июня.

* * *

Указом 23 июля Михельсон пожалован в полковники.

* * *

4 июля. Рапорт Щербатова.

Михельсон по освобождении Уфы 7 раз разбил неприятеля, и в тесных проходах при реке Ай — но после того отягченный пленными, ранеными, и имея нужду в запасах, принужден зайти в Уфу и известясь, что Пугачев идет к Кунгуру, пошел через Бирск к Сарапулу дабы зайти к нему на встречу. — Но Пугачев не только 21го числа овладел пригородом Осою и взял команду при маиоре Скрыпицыне, но уже и через реку Каму переправился, пресекши тем комуникацию с Кунгуром.

Посему кн. Щербатов поспешил в Бугульму. Полковник Обернибесов из крепости Бакалы, поспешает к Мензелинску, чтоб не допустить Пугачева плыть по Каме, или для встречи его на сухом пути к Казани. У Бранта гарнизонные роты, и 400 человек оставленных от полков. Кн. Галицын в Башкирии, я приказал ему идти поскорее в Уфу, дабы оттуда поразить Пугачева. Михельсон 18го числа был по сю сторону близ Бирска — и конечно, если не встретил Пугачева, то не в дальнем расстоянии за ним следует. О Декалонге не имею известия.

* * *

23 июля. От Ступишина Волконскому.

Злодейская толпа, вступив в Ниже-городскую губернию, разделилась на две части — одну ожидали в село Лысково, другую в Мурашкино (от Нижнего в 80 верстах на 2 больших дорогах, 1-ое на Нижегородской, 2-ое на Алаторской) и дороги к Казани и к Оренбургу пресечены и курьеры из ПетерБурга задержаны здесь (в Нижнем). Ждут злодеев в Нижний. Их от Казани и Оренбурга никто не преследует.

Известия есть, что Пугачев намерен идти на Дон, другие — на Москву. Но что верно, Пугачев здесь сам.

* * *

26 июля. Поминутно узнаю, что Пугачева сообщники, в 2, 3 не более 6 человек, вешают дворян и прикащиков. Не имею легких войск, не могу пресечь зла. Что генерал-маиор Чорба? Опасаюсь, чтоб вместо одного, не явилось бы несколько Пугачевых. Боюсь за Москву. Сию минуту узнаю, что Пугачев коснулся деревне графа Салтыкова, многих повесил, разорил конскийзавод, а конюхов 40 человек взял с собою.

* * *

25 июля. Письмо Ступишина к князю Волконскому.

Пугачев клонится к Алатарю, оттуда, по показанию пленных, на Дон. — Но сие неверно ибо он мог обмануть уже несколько раз низовое войско. Опасаюсь чтоб не вышел он на Московскую дорогу, о чем и писал я 24 числа Михельсону, который в Чебоксарах был 23го. В Курмыше поставлен Пугачевым в командиры казак. Мужики истребляют попов, и содержат под караулом помещиков. Удержанные курьеры отправлены водою в Казань 24го. Порох и Владимирская команда прибыли 23го.

P.S. Сей час узнаю от Ядринской воеводской канцелярии, что комиссар, поручик Лихутин, с жителями разбил из Курмыша пришедших 300 чел. — Для усмирения новокрещен и помещичьих крестьян послан мною отряд из 50 солдат, 12 казаков и с 3 пушками.

* * *

26го июля. Вчера здесь в уезде пойман злодейский полковник Аристов и по довольному истезанию чистосердечно открыл, что Пугачев бежит к Дону, что отбитый от Казани хотел он идти на Нижний, но отошед верст 15, остановился кормить — и узнав тут от чуваша, что Нижний укреплен и имеет значительную команду, и узнав через свои разъезды о погони, переправился у Свияжска, пошел к Донцу и Дону лесными местами, через Курмыш, миновав Алатарь на Промзино Городище, а потом минуя Пензу на Устье Медведицы, и через станицы Качалино, большой и малый Чиры и Пятиизбинскую. А отсель послать в Царицын осмотреть, нельзя ли будет из Гурьева получить пушек с припасами — с коими идти до Черкасска и, возмутив Белогородскую и Кубанскую область, идти к Москве, что и вероятно.

* * *

27 июля рапорт кн. Щербатова.

Фон Брант крайне болен. Бунтовщики, рассеянные, грабят селения, жители все переведены по домам.

Пугачев из Цивильска через реку Суру пошел в Курмыш, он бежит проселочными дорогами, забирая лошадей, преследовать его невозможно. Михельсон, 25го числа репортует, что Пугачев идет к Ядрину — и намерен в Нижний. Михельсон поспешно из Чебоксар, идет преградить ему дорогу к Москве. Мелин следует за Пугачевым. Муфель должен из Синбирска спешить к Алатарю, отрезать Пугачева от Москвы и все сии 3 отряда стеснят его в полуциркул. Не только преклонны ему места, где он находится, но и самые отдаленные к нему стекаются, жертвуя для него имуществом (?). Едва перешел за Волгу, чебоксарские и Козьмодемьянские иноверцы возмутились, убивая священников. Михельсон мимоходом усмирил шайку Чуваш (200 человек) и узнал о общем их бунте.

Жду с нетерпением от кн. Галицына из Мензелинска войск — для отправления оных на подкрепление отрядов, и сам поспешу за ними. Войска у меня мало, пространство велико, зло повсеместно — со всем тем войско проходит из конца в конец неутомимо и победоносно.

VIII. АВГУСТ 1774

Указ о Панине

Письмо к Панину,

Реестр крепости и Завода.

(Роспись войску в Оренбургской, Казанской, Нижегородской губерниях).

Оправдания Щербатова.

* * *

1 августа. Рапорт кн. Щербатова.

Пугачев, укрываясь от преследования, шел от Курмыша к Ядрину, оставя позади себя шайки для затруднения секунд-маиора графа Меллина — но Меллин, не заходя в Курмыш, шел к Ядрину, а Михельсон отправил маиора Харина.

Пугачев, узнав о том, обратился к Алатарю, оставя графаМеллина в стороне и прикрывая свой бег оставленною под Ядриным толпою (собранною из сволочи), которая и приступала к Ядрину, но отбита ядринским воеводою и жителями и потом встречена графом Меллиным и рассеяна. Граф Меллин поспешил потом к Алатарю через Курмыш, где взял яицкого казака, назвавшегося воеводою и от него узнал о намерении Пугачева бежать к Яику(?).

25 июля получены рапорты от графа Меллина и от идущего от Синбирска подполковника Муфеля, что Пугачев бежал уже из Алатаря к Саранску. Я приказал Муфелю от Карсуна поспешить к Пензе чтоб оттуда перехватить ему дорогу — а генерал-маиору Мансурову, идущему из Яицкого городка в Сызрань, не упускать Пугачева. В Саратов писал о посылке томошней команды против злодея. А Михельсону от Арзамаса идти за ним же, и отрезав ему дороги к Москве теснить его с третей стороны.

В Алатаре был Пугачев встречен народом и некоторыми дворянами, и сие когда он был без артиллерии и в малолюдстве! Пугачев в 5 суток сделал болеее 400 верст. — Отряды его преследуют, между тем укрощают и бунтующую чернь.

Кн. Галицын сего дня прибыл сюда и репортует о бунте башкирцев, везде успешно усмиряемом. В следствие указа от 8 июля, я сдал ему команду.

Казань.

* * *

1 августа.

Щербатов сдает команду кн. Пет. Мих. Галицыну.

В Казане убито 162, ранено 129, пропало 486. В том числе ранен директор гимназии надворный советник Каниц.

Учителей и учеников 17 чел. убитых и раненых. Отставных убито:

генерал-маиор Кудрявцев

полк. Ив. Алекс. Родионов

кол. сов. Казимир Петр. Гурской

Кол. асс. П. Тим. Брюховской

премьер-маиор Хвостов

Артиллерии капитан Алекс. Родионов.

* * *

Церквей погорело 25, монастырей 3.

Богородицкой Казанский девичий, Ивановской, Троицкой, Федоровской мужские разграблены.

Домов 1772 сгорело и разграблено, осталось 298.

В суконной слободе сгорело 186, осталось 492.

В Ямской — 105, - 20.

Гостиный двор — разграблен.

Казармы в остроге тюремного двора сгорели, а колодников 153 чел. взято в толпу.

* * *

4 августа. Рапорт в Коллегию кн. Галицына.

Фон Брант 3-го умер.

Мансуров, идущий к Сызране, репортует, что мятежник, казацкий судия Фофонов, собрал шайку в степи и казака Безштанова подослал подговаривать яицких казаков.

Синбирский комендант полковник Рычков репортует, что Пугачев три дня находился в Сарайске, и собрав толпу из крестьян, вышел 30 июля к Пензе. Рычков предписал секунд-маиору Несветову восстановить порядок в Алатыре.

Генерал-поручик Ступишин уведомляет, что Михельсон и граф Меллин еще не успели достичь Пугачева, что Пугачев за собою оставляет возмутителей. Михельсон старается усмирить бунтующие селения, но не может.

1-го августа был Муфель в 60 верстах от Пензы, репортует о бунтах дворовых людей, все идут к Пугачеву, который обещает им по 100 р. на месяц и вечную волю. Командирам отрядов предписал я везде покупать лошадей, или брать под квитанции.

Жду генерал-маиора Чорбы.

* * *

7-го августа выступаю в Сарайск.

* * *

Рапорт графа Меллина от 2-го августа.

Не только крестьяны, но попы, монахи, даже архимандриты возмущают чувствительный и нечувствительный народ. В Сарайске архимандрит Александр в иктинье помянул Петра III — при въезде же его встречали архимандриты, монахи, священники с народом и прапорщиком Шахмаметьевым, коего Пугачев и пожаловал полковником и воеводою. При входе моем в город, я его арестовал. Дворяне, купечество и народ не супротивлялись злодею.

Я один преследую Пугачева, лошади устают, люди занемогают — не знаю где Муфель; Михельсон в Арзамасе. Пугачев в Сарайске дворян и прочих повесил 300 человек (между прочими генерал-маиора Сипягина). От прапорщика Шахмаметьева не успел взять я допроса — благородных изменников взял с собою, а черных людей велел под висилицею высечь плетьми.

* * *

Август. Николаю Лаврентьевичу Шестневу рапорт Новохоперского баталиона капитана Бутремович.

6-го августа в бытность мою в Верхнем Ломове один человек из злодейской толпы шел по городу с обнаженной шпагою, спрашивая кто есть в том городе противник государя Петра Федоровича? а потом вшед азартно в церковь, подал читающему евангелие священнику письмо от Пугачева. По выходе его из церкви я велел его схватить вместе с крестьянином, его товарищем, что возбудило ропот в народе, опасающемся разорения от злодея. После того я допрашивал их всенародно. Первый показал, что он беглый помещика человек, Борис Никитин, что за три дня тому бежал с товарищем и пристал к таковым-же 15 чел.; а где Пугачев, не знают. Я велел их сковать и отдал тамошнему воеводе. Народ успокоился, и решились защищаться от злодеев. Почему 8го приказные, купцы и однодворцы, собравшись в числе 25 чел., поехали со мною для поиска и в первой деревне захватили 5 беглецов.

Оттоле отправился я в деревню Андреевскую, где крестьяне содержали помещика Дубенского под арестом для выдачи его Пугачеву. — Я хотел было его освободить, но деревня взбунтовалась, и команду разогнала. Оттоль поехал я в деревни г. Вышеславцова и кн. Максютина, но их нашел я также под арестом у крестьян, и сих освободил, и повез их в Верхний Ломов; из деревни кн. Максютина видел я как гор. Керенск горел и возвратясь в Верхний Ломов узнал, что в оном все жители, кроме приказных, взбунтовались, узнав о созжении Керенска. Начинщики: однодворец Як. Губанов, Матв. Бочков, и стрелецкой слободы десятской Безбородой. Я хотел было их схватить и представить в Воронеж, но жители не только меня до того не допустили, но и самого чуть не засадили под свой караул, однако я от них уехал и за 2 версты от города слышал крик бунтующих. Чем все кончилось не знаю, но слышал я, что Керенск с помощью пленных турок от злодея отбился.

В проезд мой везде заметил я в народе дух бунта и склонность к Самозванцу. Особенно в Танбовском уезде, ведомства кн. Вяземского, в экономических крестьянах, кои для приезда Пугачева и мосты везде исправили и дороги починили. Сверх того села Липнего староста с десятскими, почтя меня сообщником злодея, пришед ко мне, пали на колени.

* * *

9 августа.

Злодеи партии Пугачева в городах Наровчатове и Троицку воеводских товарищей и правящих секретарские должности повесили, оттуда пошли к Керенску.

11 августа. От Потапова.

28 июля партия вошла в Нижний Ломов. А Воронежский губернатор отправился в Павловск. В конце июля Пугачев находится в городе Инзаре, оттуда будет в Наровчатов, где жители бунтуют и воеводу с канцелярией держут под караулом. Августа 1-го из Инзарской канцелярии прислан вахмистр с 12 чел. в город Керенск, где однодворцы бунтуют и ждут Пугачева с большим апетитством. Беглый холоп Петр Евсигнеев, назвавшись также Петром III, в Инзаре правил, а оттоль отправился к Троицку, где воеводу Столповского убил и оттоль обратно в Инзар — а оттоль через Наровчат на днях будет в Керенск.

* * *

11 августа.

Верхоломов взят 11, полу созжен и ограблен при помощи однодворцев, офицеры инвалидной команды перевешены, высечены плетьми, изрублены тесаками.

[22 августа]. Из Царицына, отбитого пушками Пугачева преследовали казаки 15 верст, отбив у него пушку, 2 знамя и множество пленных — и в тот же день пришел к Царицыну и Михельсон, а пехота пришла 23 августа.

* * *

Августа 15. Рапорт лейтенанта Савельева в Военную Коллегию. 6 августа в 4 часа по полудни напал на Саратов Пугачев с разных сторон с 4,000 чел. и с пушками и под вечер, после упорного сражения, ворвался от Волги с двух сторон в город. Тотчас выпустил из острога колодников, и разбив команду, стал грабить с саратовскими казаками и жителями казенный капитал, и разорил обывательские дома, дворян и купцов перевешал, не разбирая ни лет ни пола, сообща с отставным пятидесятником Уфинцовым, сделанным им в Саратове комендантом — до 11 числа августа. — Того числа прибыл Муфель и Пугачев бежал к городу Дмитриевску что на Каме, отстоящему от Саратова вниз по Волге 180 верст.

[Где] Комендант полковник Бошняк, Опекунской конторы статский советник Лодыжинской, воеводский товарищ ассессор Жуков неизвестно где находятся.

14го числа прибывший Михельсон приказал мне принять начальство над городом, в коем все начальники Пугачевым истреблены.

* * *

Августа 16. Репорт Потапова.

Из Дмитревска пишет полковник Меллин (тамошний комендант), что его город первый по Саратове, но что он приготовляется к отпору.

Комендант Царицынский, полковник Цыплетев, что для охранения Дмитревска, наряжен им полковник князь Дундуков с 3000 калмыков, с первой легкой полевой командой и с Донскими казаками — к коим ожидают генерал-маиора кн. Багратиона.

Потапов писал на Кубань к бригадиру Бринку, чтоб (назначенное кн. Долгоруким, предводителем 2-ой армии) войско скорей отправил на подкрепление кн. Багратиона. То же писано и генерал-маиору Фризелю.

* * *

Рапорт Потапову от Башняка 8 августа.

Пугачев напал на Саратов 6 августа с 4,000 чел., в полдень. Башняк с саратовским баталионом и с артиллерийскою командою тщетно ему противился. Команда Донских (5-го числа), а Волжских казаков (6-го) посланные к Петровску для разведки, не возвратились и изменили. По приходе же Пугачева послана была Саратовская казачья команда. Но и та изменила — а во время сражения из артиллерии некоторые офицеры, а за ними Саратовского батальона командир, майор Салмаков, со многими жителями, изменили и ушли, а я, с остальными, дрался до 5-го часу. А по занятию города, и явной измене, едва мог спастись, и ныне следую вниз к Астраханской губернии, до первой крепости.

* * *

17 августа. От Цыплетева рапорт Чернышеву.

Высланный мною кн. Дундуков с калмыками, Донскими казаками и полевою командою, встретил в Волском Войске, в 100 верстах от Саратова, Пугачева. Калмыки разбежались при первом пушечном выстреле; казаки дралися храбро, доходя до самых пушек, но были отрезаны от команды и побиты. 17-го, из Волского войска, старшина Венеровский репортует, что Пугачев ночевал на месте сражения, и ожидают его в Дубовку (последнюю станицу к Царицыну). Оттоль, по показанию пленного, Пугачев пойдет на Царицын — где и буду защищаться. О Багратионе, идущем по Дону, слух есть, что он находится по Иловле.

Писано ему спешить к крепости или ударить в тыл Пугачеву. Пленники показали, что Пугачев идет на Терек, чтобы пройти в горы.

* * *

20 августа. От генерал-поручика губернатора Воронежского Шетнева.

Он старается укрепить Павловскую крепость, куда и послал батальона Воронежского 20 человек, да потом 60 Чугуевских казаков да 200 чел. из ротной команды. Злодеи явились по Хопру. Генерал-маиор Чорба находится близ Касимова на московской дороге, а Венгерский гусарский полковник Древиц идет к Шацку и Танбову по астраханской дороге. Пугачев же 13-го ворвался в Дмитриевск, но вероятно будет разбит Дундуковым и Багратионом. В таком случае я советовал Чорбе двинуться к Танбову, а Древицу к Воронежу.

У Пугачева после взятия Саратова было до 10,000 с артиллерией.

Хоперской крепости комендант Аршеневский доносит о въезде партии по Хопру, и о бунте крестьян.

Бунтовщики положили соль продавать по 20 коп.

* * *

23 августа. Репорт Рейнсдорпа.

Башкирцы и киргизцы не усмиряются, последние поминутно переходят через Яик, и из-под Оренбурга хватают людей. Войски здешние или преследуют Пугачева, или заграждают ему путь, и на киргизцев идти мне нельзя, хана и салтанов я увещеваю. Они отвечали, что они не могут удержать киргизцев, коих вся орда бунтует.

* * *

Рапорт Потапову от Цыплетева 26 августа.

Пугачев по взятии Саратова, Дмитриевска и городка Дубовки 21 августа напал на Царицын, но пушками отбит, и 500 взято в плен. Пугачев пошел вниз по реке к Черному Яру, за коим 23 августа Михельсон с корпусом своим и придачею здешних казаков его преследовал и 25го на утренней зоре был беспрерывно огонь.

Сию минуту узнаю, что Пугачев в 100 в. от Царицына разбит Михельсоном — 4,000 убито, в плен взято до 6,000.

IX. ВЗЯТИЕ ПЕТРОВСКА И САРАТОВА. АВГУСТ

Рапорт саратовского коменданта в Военную Коллегию.

От 15 июля ордер губернатора астраханского о взятии мною предосторожности получа — тотчас послал в опекунскую контору отношение, с требованием казаков для разъездов, и с таковым же требованием прапорщику Уланову, находящемуся на луговой стороне.

А узнав, что Пугачев уже в Пензе, я съездил в Опекунскую контору для рассуждения о защите города — и предложил возобновить городские укрепления, и для того требовал офицера для приведения в порядок моих пушек; но из сего ничего не воспоследовало.

24 июля получил я ордер от г. астраханского губернатора истребовать от Опекунской конторы казаков и артиллерию, но сие не было исполнено.

А 1 августа статский советник Лодыжинской и гвардии поручик Державин потребовали меня в ту контору, и предложили укрепляться где было начато, а не вокруг всего города, как я того хотел. На что уже и прежде отвечал я, что не внутри жила должно укрепляться, но спереди; повторя мою просьбу, чтоб по силе ордера г. губернатора всех артиллерийских служителей ко мне откомандировали, да и весь артиллерийский лагерь из прежнего места (в боку города) перевели бы перед самый город близ каменной часовни, где есть и вода. Я поехал в Опекунскую контору, и мнение мое повторил словесно; но Лодыжинский и Державин не только не согласились, но еще и ругали, и Державин предлагал меня арестовать.

1 августа г. Державин, вошед в Саратовский магистрат, подал предложение, чтобы все обыватели поголовно явились к деланию укреплений; и как некоторые купцы подписались к определению Опекунской конторы, то к начатому около всего селения укреплению, от тех купцов давно не было и рабочих людей для рытья вала, отосланы были все в Опекунскую контору.

Узнав о взятии Петровска, 5 августа собрал я со всех ненужных караулов солдат Саратовского баталиона, также саратовских казаков и расположился на валу, обставясь рогатками, а г. Державин взяв с собою Донских казаков (4 августа) поехал в Петровск для забрания пороху и пушек, но те казаки соединились с бунтовщиками, а г. Державин возвратился с 2-мя казаками в Саратов, где, переночевав, уехал неизвестно куда. Я же казну и дела нагрузив на судно, отправил водою вниз, при воеводском товарище Телегине и штатной команды подпоручике Алексееве.

6-го узнал я, что ст. сов. Лодыжинской уехал. Пугачев пришед к Саратову остановился в 3 верстах. Я отрядил саратовских казаков для поимки языка, но они изменили. А обыватели для переговоров подослали купца Кобякова, после чего толпа подходила к самым укреплениям и с казаками разговаривали. Я приказал по ней стрелять, на что бургомистр купец Матвей Протопопов, и многие обыватели с криком сказали мне, что я тем выстрелом потерял у них подосланного ими первостатейного купца Кобякова. А на вопрос мой, как осмелились они подсылать к Пугачеву? — они повторяли свои упреки. Нечего мне было делать. Между тем Кобяков возвратился с пугачевским указом, который, взяв от него, я разорвал и растоптал, а его велел арестовать. Но по усильной просьбе купцов принужден был освободить, дабы не произвести явного возмущения. Пугачев потом вшед на гору, которую не в силах я был прежде занять — я приказал бросить на них из мортиры бомбу, но бомба упала в 50 саж.! Поручик Будинов, выстреливший, объявил мне, что это случилось от малого заряда. Я обошел фрунт и увидел везде бездействие и готовность к измене. По первому выстрелу Пугачева, казаки и обыватели разбежались. Потом с горы нас атаковали, я открыл пальбу в 2 часа, до 6-го. Удача была на моей стороне; вдруг 300 артиллеристов, выхватя из под пушек клинья и фитили, выскочили из укрепления и передались. В сие время резерв Пугачева кинулся на меня с горы. Тогда с Саратовским баталионом и со знаменами, я решился сквозь толпы идти ретирадою — и велел секунд-майору [и] баталионному командиру Салманову с первой половиною выступить из укрепления, но заметя что он солдат приводит в замешательство, не выстроив порядочно, отрешил было его от команды, но оставил по представлению секунд-маиора Бутырина. Но только поворотился я к другой половине, приказав ей выступать из укрепления со знаменами, Салманов передался и я остался с 59 чел. штаб и обер-офицеров и солдат. С ними пробился я сквозь толпу разбойников и наших изменников. Пугачев преследовал нас 6 верст, но наставшая ночь его остановила, а я с знаменами, с казною и с офицерами прибыл 11 августа в Царицын.

21го, когда Пугачев подступил под Царицын, я с подчиненными занял батарею над Волгою, и обще с полковником Цыплетевым осаду отбили.

27го по повелению астраханского губернатора отправя примьер маиора Зоргера в Саратов править должность коменданта, сам поехал в Астрахань, а оттуда прибыл в Саратов 7 сентября.

* * *

Распоряжение Опекунской конторы.

1) Вокруг конторских магазейнов сделать укрепления.

2) Отдать коменданту в ведение все войско невозможно, ибо главный судья конторы Опекунства иностранных, будучи в чине бригадира, под командой его быть не может.

3) Но мнение г. коменданта сделать другое укрепление и 2 батареи: одну у московских ворот, а другую чрез овраг у мосту близ Волги, нельзя согласить, ибо мало пушек.

4) Идти навстречу Пугачеву, оставя в помянутом укреплении малое число команды.

5) Осмотреть пушки, и если сверх 10 найдутся годные, то сделать поскорее лафеты.

6) Лодки на Волге сжечь, а по берегу сделать батареи, артиллерийский лагерь перевесть ближе к городу на высокое место.

7) Перевезти казну в укрепление и вырыв ямы закопать. Казенное вино нагрузить на судно и пустить вниз по Волге.

* * *

В Саратовской крепости было всего 210 чел., из коих бежало 141. В ретираде убито около 10.

* * *

Показания казаков Василья Иван. Ма[ло]хова да Ив. Гр. Мелехова 18 августа 1774.

Находились они с есаулом Фоминым с 1771 года в Саратове Мелехов сотником, а Малохов квартермейстером для наблюдения колонистов и поиску разбойников в команде бригадира Ладыжинского.

3-го августа есаул Фомин, они оба и 60 чел. казаков с двумя хорунжими откомандированы им (Ладыжинским) в город Петровск, для разведания о Пугачеве, защищения города, а в случае крайности, потопления пушек и пороху — и для спасения денежной казны. Гвардии поручик Державин, по словам Фомина, должен был быть за ними в Петровск. Но он не приехал, а послал вместо себя поручика Гоголева. Тут увидели они войско Пугачева. Передние верхами входили с горы уже в город, а сзади шли повозки и остальные туда же. Духовенство встречало их с образами и с колокольным звоном и хлебом и солью. Гоголев и к нему приставший прапорщик Шкуратов с есаулом Фоминым поехали ближе для разведывания. Несколько времени оба офицера и Фомин проскакали мимо их, и Фомин закричал им: что вы стоите? Неприятель в Петровске, убирайтесь. Сам он держал лошадь в путь на поводе. Малохов пенял ему за побег, и проговорил: лучше де нам здесь умереть по службе. Фомин сказал, что догонет только Гоголева, возьмет у него свою лошадь и воротится. Но ускакав не возвращался.

Едва они скрылись, показалось до 150 чел. скачущих с 9 знаменами с изображением святых, без полей и звезд золотых (на иных вышиты звездочки, на других пазументы, другие простые). Они их окружа, отрядили к ним яицкого казака, который кричал: Не противьтесь, сам здесь государь Петр Федорович, слезать с лошадей! и с тем отъехал. Другой прискакал с повелением оставить лошадей сзади. Государь де едет — а как подъедет, кладите оружие, и пав на колени поклонитесь, и казак тот остался при них. И сам Пугачев с знаменами приехал, а они, став на колени, поклонились. Он сидя на коне, спросил: какие вы? Услыша, что донские казаки, и были в Саратове, сказал: вставайте, детушки; бог и государь вас во всех винах прощает, ступайте ко мне в лагерь. Потом по распросам узнав, что есаул и 2 офицера бежали, сам Пугачев переменил лошадь, на буром коне взяв у казака дротик сам пят пустился в погоню. А их, при бунчуке с изображением знамения богородицы, отбитом некогда ими при реке больших Узенах у изменника Бештанова, оставшиеся казаки привезли вечером в лагерь, у самого города, где были 2 палатки самого Пугачева, и третья секретаря его Алексея Пьянова — и определили их в полк яицкого казака Афанасья Петрова.

В сумерки приехал Пугачев, есаул и Гоголев ушли от него, а Шкуратов был заколот. Пугачев Мелихова и Малохова да хорунжих Попова и Колобродова позвал к себе ужинать, велел им сесть и поднес по две чарки приговорив: пейте, детушки, при мне. Спрашивал о жаловании — и услыша, что они оным довольны, сказал: ёнет, хоть вы и довольны, да мало этого на седло, не только на лошадь. Послужите у меня, вы не так будете довольны, и будете в золоте ходить, а у вас господа съедают жалованье и прибавил: Слушайте, други мои: я был в Египте 3 года, в Цареграде 3 года (да 2 года в третьем не упомнят котором месте) и он примеры все чужестранные узнал, а не так как у нас; я знаю как с господами поступлю.

Потом отпустил ночевать, приказав приходить к нему утром и вечером.

Фомин с офицерами подъехав к Петровску, послал для разведывания в город 4 человек — они были взяты и представлены Пугачеву, который двоих отрядил обратно к Фомину с приказом ехать в лагерь, но не нашед уже есаула, остались с нами и вместе взяты.

5-го Пугачев пошел к Саратову (от Петровска 90 верст). Они нарочно оставаясь сзади видели всю его сволочь. Оная состоит из 300 яицких казаков, остальные калмыки, башкирцы, татары есачные, киргизцы, господские крестьяне, лакеи и проч. сброд. Знамен писаных и неписаных 20, пушек с 13, при них захваченные канониры — сволочи всей с 10,000, из оных тысячи 2 вооружены, прочие с вилами, чепушками, с крючьями и прочие безо всего. — На дороге ночевали и казаки вечером приведены были к присяге, кроме Мелехова, отставшего сзади в лихорадке. Пугачев призвал его к себе, и подал ему сам франкфуртскую медаль говоря: Жалуют тебя бог и государь — и Мелехов его мерзкую руку принужден был поцаловать. За ним вслед позван был хорунжий Колобродов и ему дана также медаль, серебряная позолоченая — но какая, он не разглядел. Полковник Афанасий Петров нам их на шеи и надел, при чем они подчиваны вином. Присяга была над образом писанном в медных складнях. Атаман Овчинников и секретарь собрав казаков прочли указ и привели их к присяге. После чего Овчинников произнес: "Слушайте: его величество жалует вас жалованием: казаков по 12, а старшин по 20 руб.", — которое и выдано медными деньгами.

6-го до света Пугачев пошел на Саратов; 500 повозок оставалось на зади. Приближась к городу, Пугачев сам с пушками взошел на гору Соколову, а конницу поставил под горою и стал в город стрелять, и когда произвел замешательство, тогда конница ворвалась, и Пугачев за нею вступил, убивая и грабя хлебные, соляные и винные казенные анбары отворя, предал черни своей, колодников выпустил и — жителей привел потом к присяге, не велел погребать побитых тела — а 9-го августа в обеды пошел со всею толпою к Дмитриевску. В то время они из лагеря бежали.

Пугачев росту среднего, лицом смугло красный, ряб, на голове волосы черные с русиною, борода небольшая и не широкая, в коей и седина пробивалась, а по лицу пухом крайне редка, брови черные, глаза серые с желтиною, нос небольшой на средине манинькой бугорчик, а конец сверху загнулся, острый, кожа лупится.

Оба видели его сына лет 12 беловатого, дочь поболее того. Сын в казачьей одежде, а дочь в немецком уборе. — Жену не видали. — Первый по злодейству Андрей Афон. Овчинников.

ПЕРЕВОДЫ ИНОЯЗЫЧНЫХ ТЕКСТОВ

(1) Повидимому этот фарс разыгрывается по воле шевалье де Тотт, но мы живем уже не во времена Димитрия, и пьеса, имевшая успех двести лет назад, ныне освистана. (фр.)

(2) Сударь, одни лишь газеты подымают шум по поводу разбойника Пугачева, который ни в прямых, ни в косвенных отношениях с г. де Тотт не состоит. Пушки, отлитые одним, для меня значат столько же, сколько предприятия другого. Господин де Пугачев и господин де Тотт имеют впрочем то общее, что один изо дня в день плетет себе веревку из конопли, а другой в любую минуту рискует получить шелковый шнурок. (фр.)

(3) История гуннов и татар, кн. 19, гл. 2. (фр.)

(4) История восстания Пугачева. (фр.)

(5) Маиор Харлов несколько недель тому назад женился на дочери полковника Елагина, очень милой молодой особе. Он был опасно ранен при защите крепости, и его отнесли домой. Когда крепость была взята, Пугачев послал за ним, велел стащить его с кровати и привести к себе. Молодая жена, в отчаянии, последовала за ним, бросилась к ногам победителя и просила о помиловании мужа. — Я велю его повесить в твоем присутствии, отвечал варвар. При этих словах молодая женщина проливает потоки слез, снова обнимает ноги Пугачева и умоляет о милосердии; все было напрасно, и Харлов был в ту же минуту повешен в присутствии своей супруги. Едва он испустил дух, как казаки бросились на его жену и принудили ее утолить грубую страсть Пугачева. (фр.)

(6) Самые варварские народы соблюдают до известной степени чистоту нравов, и у Пугачева было достаточно здравого смысла, чтоб не совершать перед солдатами и т. д. (фр.)

(7) Наиплачевное состояние Оренбургской губернии много опаснее, чем я могу его описать; меня бы не устрашила регулярная вражеская армия в десять тысяч человек, а между тем один предатель с 3000 бунтовщиков приводит в трепет весь Оренбург — - Мой гарнизон, состоящий из 1200 человек, — единственная к тому же военная сила, на которую я полагаюсь. По милости всевышнего мы поймали 12 шпионов и т. д. (нем.)

(8) Бунтовщики держали себя так тихо в Татищевой, что сам князь сомневался, действительно ли они там. Чтоб разузнать об атом, он послал трех казаков, которые приблизились к крепости, ничего не заметив. Бунтовщики послали к ним женщину, которая поднесла им хлеб-соль по русскому обычаю и, спрошенная казаками, уверила их, что бунтовщики, побывав в крепости, все ушли оттуда. Пугачев, полагая, что он обманул казаков этой хитростью, выслал из крепости несколько сот человек, чтобы их захватить. Один из трех был убит, другой захвачен, но третий скрылся и явился доложить Галицыну о том, что он видел. Князь сразу решил идти на крепость в тот же день и атаковать врага в его укреплениях (История восстания Пугачева). (фр.)

(9) Победа, одержанная вашим сиятельством над мятежниками, возвращает жизнь населению Оренбурга. Этот город, выдержавший шестимесячную осаду и доведенный до ужасного голода, теперь полон ликования, и жители его возносят молитвы о благополучии своего славного освободителя. Пуд муки стоил уже 16 рублей, и теперь изобилие идет на смену нищете. Я вывез транспорт в 500 четвертей из Каргале и жду другого в 1000 из Орска. Если отряду вашего сиятельства удастся захватить в плен Пугачева, нам не останется желать ничего больше, и башкирцы не замедлят просить помилования. (фр.)

(10) История восстания Пугачева. (фр.)

(11) Кочевые скитания Веньямина Бергмана и т. д. (нем.)

(12) Я охотно удовлетворю, сударь, ваше любопытство на счет Пугачева; мне это тем легче сделать, что вот уже месяц как он захвачен или, говоря точнее, связан и закован своими собственными людьми в необитаемой равнине между Волгой и Яиком, куда он был загнан войсками, посланными против них со всех сторон. Лишенные пищи и способов ее добыть, его товарищи, пресытившись, кроме того, жестокостями, которые они совершали, и надеясь получить прощение, выдали его коменданту Яицкой крепости, который отправил его в Симбирск к генералу графу Панину. Сейчас он находится на пути к Москве. Будучи приведен к Панину, он простодушно сознался при допросе, что он донской казак, назвал место, где он родился, сказал, что был женат на дочери донского казака, что имел троих детей, что во время мятежа женился на другой, что его братья и племянники служили в первой армии, что и сам он служил во время двух первых кампаний против Порты и т. д. и т. д. (фр.)

(13) Так как у генерала Панина было много с собой донских казаков и так как войска этой народности никогда к разбойнику на удочку не попадались, то все это и было вскоре проверено соотечественниками Пугачева. Он не умеет ни читать, ни писать, но это человек крайне смелый и решительный. До сих пор нет ни малейшего следа тому, чтоб он был орудием какой-либо державы или действовал по внушению кого бы то ни было. Надо полагать, что господин Пугачев просто заправский разбойник, а не чей-либо слуга. (фр.)

(14) Мне кажется, после Тамерлана ни один еще не уничтожил столько людей. Прежде всего, он приказывал вешать без пощады и без всякого суда всех лиц дворянского происхождения, мужчин, женщин и детей, всех офицеров, всех солдат, которых он мог поймать; ни одно место, где он прошел, не было пощажено, он грабил и разорял даже тех, кто, ради того чтоб избежать насилий, старался снискать его расположение хорошим приемом; никто не был избавлен у него от разграбления, насилия и убийства. (фр.)

(15) Но до какой степени может человек самообольщаться, видно из того, что он осмеливается питать какую-то надежду. Он воображает, что ради его храбрости, я могу его помиловать и что будущие его заслуги заставят забыть его прошлые преступления. Еслиб он оскорбил одну меня, его рассуждение могло бы быть верно, и я бы его простила. Но это дело — дело империи, у которой свои законы.

(16) Маркиз Пугачев, о котором вы опять пишете мне в письме от 16 декабря, жил как злодей и кончил жизнь трусом. Он оказался таким робким и слабым в тюрьме, что пришлось осторожно приготовить его к приговору из боязни, чтоб он сразу не умер от страха. (фр.)

(17) "Известие о подробностях мятежа Стеньки Разина против московского великого князя. Зарождение, ход и окончание этого мятежа, вместе с обстоятельствами, при которых был схвачен этот мятежник, смертный ему приговор и его казнь, перевел с английского К. Демар" (фр.)

(18) Я чертовски боялся за своих солдат, как бы они не поступили так же, как гарнизонные, и не сложили оружия перед мятежниками. Но нет, они их бьют как следует и обходятся с ними как с бунтовщиками. Это придает мне храбрости. (фр.)

(19) ошибки

(20) в лист

(21) фургон

(22) низшие чином

(23) Пуд муки стоил уже 16 рублей. (Письмо Рейнсдорпа к Галицыну).

(24) Извлечения из "Истории трех разделов Польши" Феррана. (франц.)

(25) Пруссия, в течение долгого времени вассал и данница Польши, домогалась названия королевства и испрашивала его у Австрии, которая отговаривалась ссылками на ее малые размеры. Великий курфюрст отвечал: пусть она даст мне королевский титул, а о королевстве позабочусь я сам. Его сын получил его во время войны за наследство, и это была одна из самых неудачных спекуляций Австрии. Она ускорила, кроме того, осуществление проекта Петра I, проекта, посредством которого он сам желал ускорить цивилизацию народа, еще удаленного от европейской образованности, и создать силою власти то, что создается не иначе как силою времени, свободы и промышленности.

(26) Алекс. Орлов уехал из Петербурга в начале апреля 1771 года, в сопровождении Долгорукого (Крымского), который должен был командовать десантными войсками, и с 15 миллионами рублей. Сальдерн пишет проект переворота в пользу великого князя. — Панин его прочел, разорвал, бросил в огонь и продолжал пользоваться услугами Сальдерна.

(27) Обманувшись в своих обширных проектах 1770 года, Екатерина не отказалась от их осуществления. Она к ним присоединила завоевание Крыма. Репнин должен был очистить правый берег Дуная. — На Оттоманскую Империю должны были быть совершены шесть нападений. — Другие со стороны Грузии. Флот намечено было собрать в Черном море и т. д. Ее приготовления были сокращены и затруднены: 1) истощением Русской Империи, 2) необходимостью держать лучшие войска в Польше, 3) переселением калмыков, 4) Пугачевым. У России мало было звонкой монеты, никаких союзников кроме Пруссии, необъятная территория, мало соразмерное население. Большая часть отраслей управления, быстро усвоив формы цивилизованной империи, сохраняла, тем не менее, все непорядки дикого государства. Армия была далеко не в полном составе, рекрутские наборы проводились с трудом. Финансы были истощены, их пополняли бумажными деньгами. [Она] Россия держала в Польше не более 20, 25 тысяч человек — но это были отборные войска. В 1771 году в Варшаве было лишь 300 солдат. — Прусский король охранял места, которые не были еще заняты конфедератами.

(28) 600,000 калмыков возобновили в конце 18 столетия те былые переселения народов, одно из которых никто не ожидал увидать еще раз. — Это был разительный контраст угодливым похвалам философов — уход пастушеского народа, притесняемого правительством. Екатерина была им унижена. Это событие образовало в империи пустоту в 1500 верст — между Царицыном и Астраханью. Первоначально эти калмыки состояли из трех основных групп и были подвластны Китаю. К концу 17 века, побежденные и преследуемые китайцами, они явились, чтоб укрыться, на восточной окраине Русской Империи между Яиком и Волгой. — Китайцы тщетно требовали их обратно: Россия дала ответ, который 70 лет спустя Китай повторил России. — Калмыки были верны, они охраняли границы от Кавказцев. — Их начали притеснять. — Хан Убашэ, у которого угнетатели отняли сына, тщетно пытался дать ход своим жалобам. Он задумал покинуть Россию. Приготовления совершались в большой тайне. Они приблизились к границам, не возбудив подозрений, — и внезапно перешли их. Яицкие казаки отказались их преследовать. — Калмыки двинулись обратно с Запада на Восток, разделившись на несколько колонн. — Первые покинули Волгу в 1770, 16 декабря. — 80,000, угоняя за собой многочисленные стада, были безуспешно атакованы Русскими и 9 августа 1771 года появились в стране Элевтов на границах Китая, близ реки Оби (пять миль в день). Около сотни русских находилось тут в качестве пленных. — Убашэ предупредил Китай, и для их встречи было все приготовлено. Они потеряли более трети из-за болезней, усталости и сражений. Они направились к северу от Каспийского моря. — Одна часть двинулась вдоль окраин Сибири — другая — южным путем. Их бегство оставило границы без гарнизонов.

(29) Пугачев дал свободу крестьянам, и их восстание дало себя знать между Казанью и Оренбургом. Насчитывают более 2,000 дворян, женщин или детей, повешенных, раздавленных или подвергнутых причудливым истязаниям (письмо французского резидента). Один майор, посланный с сообщением подробностей об одержанной над Пугачевым победе, сказал Екатерине: ваше величество счастливы, что он не ворвался в Москву, которая кишит его сторонниками. Волконский, чтоб устрашить простонародье, разместил свои войска по кварталам и приказал расставить пушки. — 8,000 ушло за три месяца, чтоб присоединиться к Пугачеву.

(30) Кар был в Польше одним из самых известных приспешников Репнина и был им назначен охранять Радзивилла в Радоме. У генерала Бибикова было под начальством до 18,000 человек. Умирая отравленный, он написал императрице письмо, в котором могли разобрать только следующие слова: служить… до самой смерти… семья. Это письмо и то, еще менее поддающееся прочтению, которое он написал жене, и подробности его смерти распространили в Петербурге мрачный ужас, и были сделаны самые строгие распоряжения, чтоб заглушить всякие толки об этом событии. Главные их жалобы (Яицких казаков) направлены были против того, что укомплектовали в полки, как регулярные войска, набранных среди них рекрутов. Против того, что полки задерживали в армиях в течение семи лет тогда как каждая воинская часть, использованная во время войны, должна была, по окончании кампании, замещаться другой, в порядке очереди. — К этим жалобам они присоединили жалобы лично на Захара Чернышева, которые были причиной или поводом его опалы.

(31) В 1772 г. его начальник (донских казаков) Ихраимов(?) вел переговоры с начальником Яика. Он был выслежен и задержан. Конфискация его имущества, несмотря на грабеж, которому оно подверглось со стороны русских чиновников (!), дала свыше 2,000,000 рублей.

(32) Французские резиденты в Петербурге и Вене были поражены возможностями, открывавшимися со всех сторон Пугачеву, и тем, какое применение мог бы дать им человек менее жестокий и более благоразумный. Их внимание в течение нескольких лет было уделено даже самым мелким подробностям: они давали о них точный отчет в своих депешах.

(33) Киргизцы, независимый народ, политика которого состояла в том, чтоб грабить то китайские окрайны, то русские.

(34) У Казанских татар нашли склады оружия и пороху. — И молодой Пулавский жил в их среде до перехода к Пугачеву, и находясь там, поддерживал тайные сношения с женой русского губернатора (Бранта).

(35) Французский резидент насчитывает в одной из своих депеш 27 орд или племен, восставших против России или ожидающих только подходящей минуты, чтобы открыто восстать против нее.

(36) Во многих деревнях, при появлении вербовщиков в рекруты, все способные носить оружие крестьяне укрывались в леса.

(37) Более 200 московских жителей сговорились пристать к Пугачеву. Но они были захвачены, возвращены и жестоко наказаны.

(38) Два письма Пугачева дошли до Петербурга, первое — к великому князю, второе в Сенат. — Другое, в столь же сильных выражениях, было найдено на престоле кафедрального собора (? смотри Мирович). Екатерина не была уверена в гвардии, откуда несколько солдат дезертировало. Один из них, не из простонародия (Шванвич?) и т. д. . Она запретила разговаривать о том, что касалось правительства. — Она приказала перевести в Москву 4 полка пехоты, 300 человек артиллеристов и один полк гусар (?). Пугачев расплачивался турецкой монетой или голландскими дукатами. — (Нет, медной монетой).

(39) Он был в сношениях с Крымом и Константинополем.

(40) Кар приказал повесить двух ефрейторов, задержанных при побеге?

(41) Один русский майор осмелился сказать Михельсону, что его гренадеры не пошли бы против своего императора. Михельсон разможжил ему голову выстрелом из пистолета.

(42) Когда Пугачеву сообщали, что новые полки идут против него; хорошо, говорил он, одна половина послужит мне на то, чтоб побить другую.

(43) (Пугачев) он им давал по 5 руб. в месяц, вдвое больше, чем жалование у русских, водка продавалась за его счет.

(44) Его войско было разделено на десятки — и все, кто входил в десяток, были ответственны за каждого из них.

(45) Пулавский покинул его с омерзением.

Примечания

1

Изменник Орлик, сподвижник Мазепы, современник Некрасова, был тогда еще жив и приезжал из Бендер уговаривать старинных своих товарищей.

(обратно)

2

Например: "Нравственный мир, так же как и физический, имеет свои феномены, способные устрашить всякого любопытного, дерзающего рассматривать оные. Если верить философам, что человек состоит из двух стихий, добра и зла, то Емелька Пугачев бесспорно принадлежал к редким явлениям, к извергам, вне законов природы рожденным; ибо в естестве его не было и малейшей искры добра, того благого начала, той духовной части, которые разумное творение от бессмысленного животного отличают. История сего злодея может изумить порочного и вселить отвращение даже в самых разбойниках и убийцах. Она вместе с тем доказывает, как низко может падать человек и какою адскою злобою может быть преисполнено его сердце. Если бы деяния Пугачева подвержены были малейшему сомнению, я с радостию вырвал бы страницу сию из труда моего".

(обратно)

3

Оставлен пробел для имени

(обратно)

4

Сноска в рукописи: Он родился 1752-го года маия 9. P. S.

(обратно)

Оглавление

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

ОБ "ИСТОРИИ ПУГАЧЕВСКОГО БУНТА" (РАЗБОР СТАТЬИ, НАПЕЧАТАННОЙ В "СЫНЕ ОТЕЧЕСТВА" В ЯНВАРЕ 1835 ГОДА)

МАТЕРИАЛЫ

  А. ЗАПИСИ УСТНЫХ РАССКАЗОВ, ПРЕДАНИЙ, ПЕСЕН

    I. ПОКАЗАНИЯ КРЫЛОВА (поэта)

    II. ИЗ ДОРОЖНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

    III. КАЗАНСКИЕ ЗАПИСИ

    IV. ОРЕНБУРГСКИЕ ЗАПИСИ

    V. ДМИТРИЕВ. ПРЕДАНИЯ

    VI. ЗАПИСЬ СО СЛОВ Н. СВЕЧИНА

    VII. БИОГРАФИЯ СЕКУНД-МАЙИОРА НИКОЛАЯ ЗАХАРЬЕВИЧА ПОВАЛО-ШВЫЙКОВСКОГО

    Примечания

  Б. ДНЕВНИКИ И ЗАПИСКИ

    I. ЖУРНАЛ СИМАНОВА

    II. ЖУРНАЛ МЯСОЕДОВА

    III. ЖУРНАЛ РЕЙНСДОРПА Из Оренбургского архива

      Сентябрь, 1773

      Октябрь 1773

      Ноябрь

      Декабрь

      Январь

      Февраль

      Продолжение Рейнсдорпова журнала

    IV. ОБОРОНА КРЕПОСТИ ЯИКА ОТ ПАРТИИ МЯТЕЖНИКОВ

    V. ПРИБАВЛЕНИЕ О РАЗБОЙНИКЕ И САМОЗВАНЦЕ ПУГАЧЕВЕ ИЗ ДНЕВНЫХ ЗАПИСОК 1773 ГОДА, ГОРОДА ОРЕНБУРГА БЛАГОВЕЩЕНСКОЙ ЦЕРКВИ, ЧТО НА ГОСТИНОМ ДВОРЕ, СВЯЩЕННИКА ИВАНА ОСИПОВА

    VI. ИЗВЕСТИЕ О САМОЗВАНЦЕ ПУГАЧЕВЕ

    VII. ЗАПИСКА ПОЛКОВНИКА ПЕКАРСКОГО О БУНТАХ ЯИЦКИХ, ЧТО НЫНЕ УРАЛЬСКИЕ, КАЗАКОВ И О САМОЗВАНЦЕ ЕМЕЛЬКЕ ДОНСКОМ КАЗАКЕ ПУГАЧЕВЕ

  В. ПОМЕСЯЧНЫЕ ВЫПИСИ ИЗ АРХИВНЫХ ДЕЛ

    I. СЕНТЯБРЬ 1773-го

    II. ОКТЯБРЬ И НОЯБРЬ 1773

    III. ДЕКАБРЬ 1773

    IV. ЯНВАРЬ И ФЕВРАЛЬ 1774

    V. МАРТ И АПРЕЛЬ 1774

    VI. МАЙ 1774

    VII. ИЮНЬ И ИЮЛЬ 1774

    VIII. АВГУСТ 1774

    IX. ВЗЯТИЕ ПЕТРОВСКА И САРАТОВА. АВГУСТ

ПЕРЕВОДЫ ИНОЯЗЫЧНЫХ ТЕКСТОВ

Реклама на сайте