«Письмо к М П Погодину от 26 августа - 7 октября 1859 г»

1655

Описание



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Аполлон Григорьев

Письмо к M.П.Погодину от 26 августа-7 октября 1859 г.

Авг 26 . Полюстрово {1}

Не имея покамест никаких _обязательных_ статей под руками, я намерен изложить вам кратко, но с возможной полностью, все, что случилось со мной внутренне и внешне с тех пор, как я не писал к вам из-за границы. Это будет моя исповедь - без малейшей утайки.

Последнее письмо из-за границы я написал вам, кажется, по возвращении из Рима. {2} Кушелев дал мне на Рим и на проч. 1 100 пиастров, т. е. на наши деньги 1 500 р. Из них я половину отослал в Москву, обеспечив таким образом, на несколько месяцев, свою семью, да 400 пошло на уплату долгов; остальные промотаны были в весьма короткое время безобразнейшим, но благороднейшим образом, на гравюры, фотографии, книги, театры и проч. Жизнь я все еще вел самую целомудренную и трезвенную, хотя целомудрие мне было физически страшно вредно - при моем темпераменте жеребца: кончилось тем, что я равнодушно не мог уже видеть даже моей прислужницы квартирной, сьоры Линды, хоть она была и грязна, и нехороша. _Теоретическое_ православие простиралось во мне до соблюдения всяких постов и проч. Внутри меня, собственно, жило уже другое - и какими софизмами это другое согласовалось в голове с обрядовой религиозностью - понять весьма трудно простому смыслу, но очень легко смыслу, искушенному всякими доктринами. В разговорах с замечательно восприимчивым субъектом, флорентийским попом, {3} и с одной благородной, серьезной женщиной {4} - диалектика увлекла меня в дерзкую последовательность мысли, в сомнение, к которому из 747 1/2 расколов православия (y comptant {считая (франц.).} и раскол официальный) принадлежу я убеждением: оказывалось ясно как день, что под православием разумею я сам для себя просто известное, стихийно-историческое начало, которому суждено еще жить и дать новые формы жизни, искусства, в противуположность другому, уже отжившему и давшему свой мир, свой цвет началу - католицизму. Что это начало, на почве славянства, и преимущественно великорусского славянства, с широтою его нравственного захвата - должно обновить мир, - вот что стало для меня уже не смутным, а простым верованием - перед которым верования официальной церкви иже о Христе жандармствующих стали мне положительно скверны (тем более, что у меня вертится перед глазами такой милый экземпляр их, как Бецкий, {5} - этот пакостный экстракт холопствующей, шпионничающей и надувающей церкви), - верования же социалистов, которых живой же экземпляр судьба мне послала в лице благороднейшего, возвышенного старого ребенка изгнанника Демостена Оливье, - ребяческими и теоретически жалкими. Шеллингизм (старый и новый, он ведь все - один) проникал меня глубже и глубже - бессистемный и беспредельный, ибо он - жизнь, а не теория.

Читали вы, разумеется, брошюру нашего великого софиста: "Derniers mots d'un Chretien ortodoxe"... {"Последнее слово православного христианина" (франц.).} {6} Она, кстати, попалась тогда мне в руки, и я _уразумел_, как он себя и других надувает, наш милейший, умнейший софист! Идея Христа и понимание Библии, раздвигающиеся, расширяющиеся с расширением сознания _общины, соборне_, в противуположность омертвению идеи Христа и остановке понимания Библии в католичестве и в противуположность раздроблению Христа на личности и произвольно-личному толкованию Библии в протестантизме - таков широкий смысл малой по объему и великой по содержанию брошюрки, если освободить этот смысл из-под спуда византийских хитросплетений.

Духовный отец мой, флорентийский священник, увлекаемый своим впечатлительным сердцем к _лжемудрию_ о свободе и отталкиваемый им же от мудрости Бецкого, ходил все ко мне за разрешением мучительных, вопросов, и я воочью видел, сколь нетрудно снискать ореолу православия.

Внешние дела обстояли благополучно. Старуха Трубецкая, {7} как истый тип итальянки, как только узнала, что у меня есть деньги, стала премилая. Князек {8} любил меня, насколько может любить себялюбивая натура артиста-аристократа. Милая и истинно добрая Настасья Юрьевна, {9} купно с ее женихом, {10} были моими искренними друзьями. Готовились к отъезду в Париж. А я уже успел полюбить страстно и всей душою Италию - хоть часто мучился каннскою тоской одиночества и любви к родине. Да, были вечера и часто такой тоски, которая истинно похожа на проклятие каннское; прибавьте к этому печальные семейные известия и глубокую, непроходившую, неотвязную тоску по единственной путной женщине, {11} которую поздно, к сожалению, встретил я в жизни, страсть воспоминания, коли хотите, - но страсть семилетнюю, закоренившуюся, с которой слилась память о лучшей, о самой светлой и самой благородной поре жизни и деятельности... Дальше: мысль о безвыходности положения, отсутствии будущего и проч. В возрождение "Москвитянина" я не верил, кушелевский журнал я сразу же понял как прихоть знатного барчонка... Впереди - ничего, назади - едкие воспоминания, в настоящем - одно артистическое упоение, один дилетантизм жизни. Баста! Я закрыл глаза на прошедшее и будущее и отдался настоящему...

Между мной и моим учеником образовывалось отношение весьма тонкое. Совсем человеком я сделать его не мог - для этого нужно было бы отнять у него его девять тысяч душ, но понимание его я _развил_, вопреки мистеру Беллю, ничего в мире так не боявшемуся, как понимания, вопреки Бецкому, ненавидевшему понимание, вопреки Терезе, которая вела _свою_ политику... Я знал, к чему идет дело, - знал наперед, что возврата в Россию и университета _не будет_, {12} что она свои дела обделает. Воспитанник мой меня часто завлекал своей артистической натурой: он сразу - верно и жарко понял "Одиссею", он критически относился к Шиллеру, что мне и нравилось и не нравилось - ибо тут был и верный такт художника, но вместе и подлое себялюбие аристократа, холодность маленького Печорина. Страстность развивалась в нем ужасно - и я не без оснований опасался онанизма, о чем тонко, но ясно давал знать княгине Терезе. Тут она являлась истинно умной и простой, здравой женщиной. Вообще я с ней примирился как с типом цельным, здоровым, самобытным. Она тоже видела, что я не худа желаю, и только уже шутила над моей безалаберностью.

Рука устала писать, да и уже два часа ночи. Кончаю на сегодня...

Сент 19. Петербург.

Принимаюсь продолжать - почти через месяц, - ибо все это время истинно минуты свободной, т. е. такой, в которую можно сосредоточиться, не было.

Море было удивительное во все время нашего плавания от Ливорно до Генуи и от Генуи до Марселя... Я к морю вообще пристрастился, начиная еще с пребывания в Ливорно. В Генуе дохнуло уже воздухом свободы. Портреты Мадзини и Гарибальди в трактире немало изумили меня и порадовали... Во Флоренции - я в _одном_ отношении как будто не покидал отечества. Наш генерал Лазарев-Станишников, или, как прозвал я его, - Штанишников, был совершенно прав, избравши Флоренцию местом успокоения от своих геройских подвигов: он мог дышать воздухом герцогской передней и в Светлый день {13} проходить по Duomo {14} во время обедни строем солдат в своих красных штанах и во всех регалиях.

Второй раз увидал я красавицу Genova {Генуя (итал.).} - но с той разницей, что в первый раз {15} я видел ее как свинья - а в этот с упоением артиста, - бегая по ней целый день, высуня язык, отыскивал сокровищ по ее галереям. В своих розысках я держался всегда одной методы: никогда не брать с собой указателей, стало быть, отдаваться собственному чутью... Ну да не об этом покамест речь.

Я вам не путешествие свое рассказываю, а историю своего нравственного процесса.

Стало быть, прямо в Париж.

Приехал я, разумеется, _налегке_, т. е. с одним червонцем, и поселился сначала в 5 этаже Hotel du Maroc (rue de Seine), за 25 франков в месяц. И прекрасно бы там и прожить было... Не стану описывать вам, как я бегал по Парижу, как я _очаровал_ доброго, но слабоумного Николая Ив Трубецкого {16} и его больше начитанную, чем умную половину, {17} как вообще тут меня носили на руках...

На беду, в одну из обеден встречаю я в церкви известного вам (но _достаточно_ ли известного?) Максима Афанасьева... {18} Я было прекратил с ним и переписку и сношение по _многим_ причинам - главное потому, что меля начало _претить_ от его страшных теорий. Этот человек у меня, как народ (т. е. гораздо всех нас умнее), а беспутен больше, чем самый беспутный из нас. Я делал для него всегда все, что мог, даже больше чем мог, делал по принципу христианства и по принципу служения народу. Не знаю, поймете ли вы - но чего вы не поймете, когда захотите? - почему _вид_ этого человека, один _вид_ разбил во мне последние оплоты всяких форм. Ведь уж он в _православии_-то дока первой степени.

Ну-с! и пустились мы с ним с первого же дня во вся тяжкая! И шло такое кружение время немалое. Повторю опять, что все к этому кружению было во мне подготовлено язвами прошедшего, бесцельностью настоящего, отсутствием будущего - злобою на вас {19} и ко всем нашим, этой злобой любви глубокой и искренней.

Увы! Ведь и теперь скажу я то же... Ведь _те_ {20} поддерживают своих посмотрите-ка - Кетчеру, за честное и безобразное оранье, дом купили; {21} Евгению Коршу, который везде оказывался неспособным даже _до сего дне_, {22} - постоянно терявшему места - постоянно отыскивали места даже _до сего дне_. Ведь Солдатенкова съели бы живьем, {23} если бы Валентин Корш (бездарный, по их же признанию) с ним поссорился, _не входя в разбирательство причин_. А вот вам, кстати, _фактец_ в виде письма, {24} которое дал мне Боткин, на случай его смерти. Простите эти выходки злобной грусти человеку, который служит и будет служить всегда одному направлению, зная, что в _своих_-то он и не найдет поддержки.

Максим мне принес утешительные известия о том, как ругал меня матерно Островский за доброе желание пособить Дриянскому на счет его "Квартета", продажей этого "Квартета" Кушелеву, {25} - о том, как пьет, распутствует моя благоверная... {26}

Опять сказал я: баста! и, очертя голову, ринулся в омут.

Но если б вы знали всю адскую тяжесть мук, когда придешь, бывало, в свой одинокий номер после оргий и всяческих мерзостей. Да! Каинскую тоску одиночества я испытывал. - Чтобы заглушить ее, я жег коньяк и пил до утра, пил один, и не мог напиться. Страшные ночи! Веря в бога глубоко и пламенно, видевши его очевидное вмешательство в мою судьбу, его чудеса над собою, я привык обращаться с ним запанибрата, я страшно вымолвить - ругался с ним, но ведь он знал, что эти стоны и ругательства - вера. Он один не покидал меня.

Как нарочно, в моем номере висела гравюра с картины Делароша, где Он изображен прощающим блудницу.

Сент 29.

Дикую и безобразно хаотическую смесь представляли тогда мои верования... Мучимый своим неистовым темпераментом, я иногда в Лувре молил Венеру Милосскую, и чрезвычайно искренне (особенно после пьяной ночи), послать мне женщину, которая была бы жрицей, а не торговкой сладострастия... Я вам рассказываю все без утайки.

Венера ли Милосская, демон ли - но _такую_ я нашел: это факт - факт точно так же, как факт то, что некогда, в 1844 году, я вызывал на распутии дьявола и получил его на другой же день на Невском проспекте в особе Милановского... {27}

Кстати замечу, что в Венере Милосской _впервые_ запел для меня мрамор, как в Мадонне Мурильо во Флоренции {28} впервые ожили краски. В Риме я, в отношении к статуям, был еще слеп - изучал, смотрел, но не понимал, не любил; нечто похожее на любовь и, стало быть, на понимание пробудилось у меня там в отношении к Гладиатору {29} - но еще очень слабо.

Возвращаюсь опять к рассказу.

Время свадьбы сближало меня с Трубецкими все более и более. План старухи Терезы оставить Ивана Юрьича флорентийским князьком высказывался яснее. Кстати - старшая дочь Софья, и так уже идиотка, доведенная еще до последних степеней идиотства Бецким, - от зависти ли, от нимфомании ли начала впадать в помешательство.

Князек давно уже ничего не делал, а только видимо изнывал томлением. Положение мое в отношении к нему было самое странное... Я, по-старому, употреблял на него часа по четыре, выносил снисходительно (даже _слишком_ снисходительно) праздную болтовню, чтобы хоть на четверть часа сосредоточить его внимание на каком-либо человеческом вопросе и двинуть его мысль вперед. Положение - адски тяжелое! Сергей Петрович Геркен, муж Настасьи Юрьевны, отличнейший малой, но истинный российский гвардеец (а впрочем, он тут был прав!), - без церемонии гнал его к девкам... Ужасные результаты гнета системы мистера Белля тут только вполне обнаружились. Вот она, эта бессердечная, холодная, резонерская система дисциплины без рассуждения, гнета без позволения возражений.

Я делал _свое_ дело, дело расшевеливания, растревожения... Я делал его смело, но, может быть, тоже пускался в крайности. Впрочем, в крайности ли... Раз ездили мы в коляске по Bois de Fontainebleau {30} с его теткой. {31} Между прочим разговором - она, отчаянный демагог и атеист в юбке, спросила меня, _как_ я рассказываю князьку о революции и проч. - В точности, подробности и всюду правду, - отвечал я. - И вы не боитесь? - спросила она. - Чего, княгиня? Сделать демагога из владельца девяти тысяч душ? - И я, и она, мы, разумеется, расхохотались. После этой прогулки она объявила княгине Терезе, "que cet homme a infiniment d'esprit, il ne tarit jamais". {"что это человек бесконечного ума, он неиссякаем" (франц.).}

Вообще я с ними обжился и - cela va sans dire {само собою разумеется (франц.).} - занял у князя Николая Иваныча Трубецкого две тысячи франков, которым весьма скоро, как говорится, _наварил ухо_ {32}.

И вот - учитель и ученик - вместе в Jardin Mabille, в Chateai des Fleurs. {33}

Тереза это знала и только шутя говорила, что за учителем следовало бы так же иметь гувернера, как за учеником.

Тут-то она наконец объявила, что мы едем не в Россию, а назад, во Флоренцию, и предложила мне ехать тоже.

Я согласился. Я полюбил "cara Italia, solo beato", {"милую Италию, единственно блаженную" (итал.).} как родину, а на родине не ждал ничего хорошего - как вообще ничего хорошего в будущем.

О, строгие судьи безобразий человеческих! Вы строги - потому что у вас есть определенное будущее, - вы не знаете страшной внутренней жизни русского пролетария, т. е. русского развитого человека, этой _постоянной_ жизни накануне нищенства (да не собственного - это бы еще не беда!), накануне долгового отделения или третьего отделения, это! жизни каннского страха, каннской тоски, каинских угрызений!.. Положим, что я виноват в своем прошедшем, - да ведь от этого- сознания вины не легче, - ведь прошедшее-то опутало руки и ноги, - ведь я в кандалах. Распутайте эти кандалы, уничтожьте следы этого прошедшего дайте вздохнуть свободно, - и тогда, но только тогда, подвергайте строжайшей моральной ответственности.

Это не оправдание беспутств. Беспутства оплаканы, может быть, кровавыми слезами, заплачены адскими мучениями. Это вопль человека который жаждет жить честно, по-божески, по-православному и не видит к тому никакой возможности!

Я кончаю эту часть моей исповеди таким воплем потому, что он у меня вечный. Особенно же теперь он кстати.

Я дошел до глубокого основания своей бесполезности в настоящую минуту. Я - честный рыцарь безуспешного, на время погибшего дела. _Все_ соглашаются внутренне, что я прав, - и потому-то - упорно _молчат_ обо мне. Те, кто упрекает меня в том, что я в своих статьях не говорю об интересах минуты, не знают, что эти интересы минуты для меня дороги не меньше их, но что порешение вопросов _по моим_ принципам - так смело и ново, что я не смею еще с неумытым рылом проводить последовательно свои мысли.... За высказанную мысль надобно отвечать перед богом. Я всюду вижу повторение эпохи междуцарствия - вижу воровских людей, клевретов Сигизмунда, {34} мечтателей о Владиславе - вижу шайки атамана Хлопки (в лице Максима Аф et consortes {и его соучастников (франц.).}), - не вижу земских людей, людей порядка, разума, дела.

Брожения - опять отлетели, да и в брожениях-то я никогда не переставал быть православным по душе и по чувству, консерватором в лучшем смысле этого слова, в противуположность этим тушинцам, {35} которые через два года, не больше - огадят и опозорят название либерала! Ведь только _вы.....к_ мог такою слюною бешеной собаки облевать родную мать, под именем обломовщины, и свалить все вины гражданской жизни на самодурство "Темного царства". Стеганул же _их_ за первую выходку лондонский консерватор: {36} не знаю, раскусит ли он всю _прелесть_ идеи статей "Темное царство"!..

Да, через два года все это надоест и огадится, все эти обличения, все эти узкие теории!.. Через два года!.. Но будем ли мы-то на что-нибудь способны через два года? Лично я за себя не отвечаю. Православный по душе, я по слабости могу кончить самоубийством.

Сент 30.

Итак, я решился ехать в Италию - сумел заставить скупую Терезу накупить груду книг по истории, политической экономии, древней литературе, убежденный, что в промежутках блуда и светских развлечений - князек все-таки нахватается со мною образования.

Я совершенно уже начал привязываться к ним. Достаточно было Терезе по душе, как с членом семейства, поговорить о болезни Софьи Юрьевны и о прочем, чтобы я помирился с нею душевно - уже не как с типом, а как с личностью хотя твердо все-таки решился жить в городе Флоренске на своей квартире. {37} А _чем_ жить - об этом я не думал. Со всем моим безобразием я ведь всегда думал не о себе, а о своей семье, хоть, по безобразию же неисходному - часто оставлял семью ни с чем!.. Притом же я был тогда избалован тем, кого звал великим банкиром... {38}

Ветреный неисправимо - я в кругу Трубецких совершенно и притом _глупо_ распустился... Правда, что и поводов к этому было немало. Я в них поверил. В кружке Николая Ивановича - _известные_ издания {39} привозились молодым князем О {40} и читались во всеуслышание - разумеется, с выпущением строк, касавшихся князя О _папеньки_. Князь Николай {41} пренаивно и пресерьезно проповедовал, que le catholicisme et la liberte {что католицизм и свобода (франц.).} - одно и то же, а я пренаивно _начинал_ думать, что хорошая душевная влага не портится даже в гнилом сосуде католицизма. В молодом кружке молодых Геркенов я читал свои философские мечтания и наивно собирался читать всей молодежи лекции во Флоренции...

На беду, на одном обеде, на который притащили меня больного, в Пале-Рояле, у Freres provencaux - я напился как сапожник - в аристократическом обществе. На беду ли, впрочем?

Я знал твердо - что _Тереза_ этого не забудет... Тут она не показала даже виду - и другие все обратили в шутку - но я чувствовал, что - _упал_.

Отчасти это, отчасти и другое было причиною перемены моего решения.

30-го августа нашего стиля я проснулся после страшной оргии с демагогами из наших, с отвратительным чувством во рту, с отвратительным соседством на постели цинически бесстыдной жрицы Венеры Милосской... Я вспомнил, что это 30 августа, именины Остр - постоянная годовщина сходки людей, крепко связанных единством смутных верований, - годовщина попоек безобразных, но святых своим братским характером, духом любви, юмором, единством с жизнию народа, богослужением народу...

В Россию! раздалось у меня в ушах и в сердце!

Вы поймете это - вы, звавший нас чадами кабаков и бл...й, но не когда любивший нас.

В Россию!.. А Трубецкие уж были на дороге к Турину и там должен я был найти их.

В мгновение ока я написал к ним письмо, что по домашним обстоятельствам и проч.

В Париже я, впрочем, проваландался еще недели две, пока добрый приятель {42} не дал денег.

[Денег стало только до Берлина. В Берлине я написал Кушелеву о высылке мне денег и там пробыл три недели, в продолжение которых Берлин мне положительно огадился.]

Окт 6-го

Я зачеркиваю не потому, чтобы что-либо хотел скрыть, а потому, что решаюсь развить более подробности.

Денег у меня было мало, так что со всевозможной экономией стало едва ли бы на то, чтобы доехать до отечества. С безобразием же едва стало и до Берлина. Моя надежда была на ящик с частию книг и гравюр, который, полагал я, в _ученом_ городе Берлине можно заложить все-таки хоть за пятьдесят талеров какому-нибудь из книгопродавцев.

Вечера стояли холодные, и я, в моем коротеньком парижском пиджаке, сильно продрог, благополучно добравшись до города Берлина. _Теплым_ я - как вы можете сами догадаться - ничем не запасся. Денег не оставалось буквально ни единого зильбергроша.

"Zum Rothen Adler, Kurstrasse!" {К отелю "Ротэр Адлер" , на Курштрассе! (нем.).} - крикнул я геройски вознице экипажа, нарицаемого _droschky_ и столь же мало имеющего что-либо общее с нашими дрожками, как эластическая подушка с дерюгой... Это я говорю, впрочем, теперь, когда господь наказал уже меня за излишний патриотизм. А тогда, еще издали - дело другое, тогда мне еще

и дым отечества был сладок и приятен. {43}

Я помню, что раз, садясь с Боткиным {44} в покойные берлинские droschky, я пожалел об отсутствии в граде Берлине наших пролеток. Боткин пришел в ужас от такого патриотического сожаления; а я внутренне приписал этот ужас аффектированному западничеству, отнес к категории _сделанного_ {45} в их души. Дали же знать мне себя _первые_ пролетки, тащившие меня от милой таможни до Гончарной улицы, {46} и вообще давали знать себя целую зиму как Немезида - петербургские пролетки, которые, по верному замечанию Островского, самим небом устроены так, что на них вдвоем можно ездить только с блудницами, _обнямшись_, - пролетки, так сказать, _буколические_.

Zum Rothen Adler! - велел я везти себя потому, что там мы с Бахметевым {47} останавливались en grands seigneurs {важными господами (франц.).} вследствие чего, т. е. вследствие нашего грансеньорства, и взыскали с нас за какой-то чайник из польского серебра, за так называемую Thee-maschine, который мы, заговорившись по русской беспечности, допустили растопиться _двадцать пять_ талеров. Там можно было, значит, без особых неприятностей велеть расплатиться с извозчиком.

Так и вышло. "Rother Adler", несмотря на мой легкий костюм, принял меня с большим почетом, узнавши сразу одну из русских ворон.

Через пять минут я сидел в чистой, теплой, уютной комнате. Передо мной была Thee-maschine (должно быть, та же, только в исправленном издании) - а через десять минут я затягивался с наслаждением, азартом, неистовством русской спиглазовской крепкой папироской. Враг всякого комфорта, я только и понимаю комфорт в чаю и в табаке (т. е., если слушать во всем глубоко чтимого мною отца Парфения, - в самом-то диавольском наваждении {48}).

Никогда не был я так похож на тургеневского Рудина (в эпилоге), как тут. Разбитый, без средств, без цели, без завтра. Одно только - что в душе у меня была глубокая вера в Промысл, в то, что есть еще много впереди. А чего?.. Этого я и сам не знал. По-настоящему, ничего не было. На родину ведь я являлся _бесполезным_ человеком - с развитым чувством изящного, с оригинальным, но несколько капризно-оригинальным взглядом на искусство, - с общественными идеалами прежними, т. е. хоть и более выясненными, но рановременными и, во всяком случае, несвоевременными, - с глубоким православным чувством и с страшным скептицизмом в нравственных понятиях, с распущенностью и с неутомимою жаждою жизни!..

Окт 7.

Писать эту исповедь сделалось для меня какою-то горькою отрадою. Продолжаю.

В _ученом_ городе Берлине _либеральный_ книгопродавец Шнейдер дал мне ни дать, ни взять, как бы сделал какой-нибудь Матюшин на Щукином дворе {49} - только двадцать талеров под вещи, стоящие вчетверо более.

С двадцатью талерами недалеко уедешь, а ведь кое-как надо было прожить от вторника до субботы, {50} т.е. до дня отправления Черного {51}

ПРИМЕЧАНИЯ

При жизни Григорьева его автобиографическая проза печаталась в журналах большинство произведений опубликовано с опечатками и искажениями. Новые издания его прозы появились лишь в XX в., по истечении 50-летнего срока со смерти автора (до этого наследники были, по дореволюционным законам, владельцами сочинений покойного, и издавать можно было только с их согласия и с учетом их требований). Но большинство этих изданий, особенно книжечки в серии "Универсальная библиотека" 1915-1916 гг., носило не научный, а коммерческий характер и только добавило число искажений текста.

Лишь Материалы (здесь и далее при сокращенных ссылках см. "Список условных сокращений") - первое научное издание, где помимо основного мемуарной произведения "Мои литературные и нравственные скитальчества" были впервые напечатаны по сохранившимся автографам "Листки из рукописи скитающегося софиста", "Краткий послужной список..." (ранее воспроизводился в сокращении) письма Григорьева. Архив Григорьева не сохранился, до нас дошли лишь единичные рукописи; некоторые адресаты сберегли письма Григорьева к ним. В. Н. Княжнин, подготовивший Материалы, к сожалению, небрежно отнесся к публикации рукописей, воспроизвел их с ошибками; комментарии к тексту были очень неполными.

Наиболее авторитетное научное издание - Псс; единственный вышедший том (из предполагавшихся двенадцати) содержит из интересующей нас области лишь основное мемуарное произведение Григорьева и обстоятельные примечания к нему. Р. В. Иванов-Разумник, составитель Воспоминаний, расширил круг текстов, включил почти все автобиографические произведения писателя, но тоже проявил небрежность: допустил ошибки и пропуски в текстах, комментировал их весьма выборочно.

Тексты настоящего издания печатаются или по прижизненным журнальным публикациям, или по рукописям-автографам (совпадений нет: все сохранившиеся автографы публиковались посмертно), с исправлением явных опечаток и описок (например, "Вадим Нижегородский" исправляется на "Вадим Новгородский"). Исправления спорных и сомнительных случаев комментируются в "Примечаниях". Конъектуры публикатора заключаются в угловые скобки; зачеркнутое самим автором воспроизводится в квадратных скобках.

Орфография и пунктуация текстов несколько приближена к современным; например, не сохраняется архаическое написание слова, если оно не сказывается существенно на произношении (ройяль - рояль, охабка - охапка и т. п.).

Редакционные переводы иностранных слов и выражений даются в тексте под строкой, с указанием в скобках языка, с которого осуществляется перевод. Все остальные подстрочные примечания принадлежат Ап. Григорьеву.

Даты писем и событий в России приводятся по старому стилю, даты за рубежом - по новому.

За помощь в комментировании музыкальных произведений выражается глубокая благодарность А. А. Гозенпуду, в переводах французских текстов - Ю. И. Ороховатскому, немецких - Л. Э. Найдич.

СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

Белинский - Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I-XIII. М., изд-во АН СССР, 1953-1959.

Воспоминания - Григорьев Аполлон. Воспоминания. Ред. и коммент. ИвановаРазумника. М.-Л., "Academia", 1930.

Егоров - Письма Ап. Григорьева к М. П. Погодину 1857-1863 гг. Публикация и комментарии Б. Ф. Егорова. - Учен. зап. Тартуского ун-та, 1975, вып. 358, с. 336-354.

ИРЛИ - рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Ленинград).

ЛБ - рукописный отдел Гос. Библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).

Лит. критика - Григорьев Аполлон. Литературная критика. М., "Худ. лит.", 1967.

Материалы - Аполлон Александрович Григорьев. Материалы для биографии. Под ред. Влад. Княжнина. Пг., 1917.

Полонский (следующая затем цифра означает столбец-колонку) - Полонский Я. П. Мои студенческие воспоминания. - "Ежемесячные литературные приложения" к "Ниве", 1898, декабрь, стб. 641-688.

Пcс - Григорьев Аполлон. Полн. собр. соч. и писем. Под ред. Василия Спиридонова. Т. 1. Пг., 1918.

ц. р. - цензурное разрешение.

ЧБ - Григорьев Ап. Человек будущего. М., "Универсальная библиотека", 1916.

ПИСЬМО К М. П. ПОГОДИНУ ОТ 26 АВГУСТА-7 ОКТЯБРЯ 1859 г.

Впервые с сокращениями и с несметным количеством искажений, с ошибочной датировкой 1858 годом: Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, т. 16. СПб., 1902, с. 378-389. Перепечатано: Материалы, с. 246-255 (с исправлением Даты, но с добавлением ошибок); Воспоминания, с. 199-217 (здесь ошибки перепечатки исправлены по первой публикации; однако некоторые слова, показавшиеся издателю сомнительными, произвольно заменены придуманными). Обоим последним публикаторам остался неизвестным автограф письма, хранящийся в ЛБ (шифр: Пог/П.9.35). Впервые пропущенные части письма и список всех искажений опубликованы: Егоров, с. 342-344. Печатается по автографу. Конец письма не сохранился.

1 Полюстрово. - Григорьев, поссорившись в августе 1859 г. с редакцией журнала "Русское слово", во главе которой стоял меценат граф Г. А. Кушелев-Безбородко, жил в этой дачной местности под Петербургом (ныне - в черте города), не имея пока никаких других журнальных связей и обязательств и поэтому обладая достаточно свободным временем.

2 ... по возвращении из Рима. - Во всех предыдущих публикациях ошибочно писалось "из Эмса", хотя и по смыслу видно, что речь идет о поездке Г. из Флоренции в Рим и обратно (апрель 1858 г.); последнее письмо Г. из-за границы, сохранившееся в архиве Погодина, - от 11 мая 1858 г. из Флоренции.

3 ... флорентийским попом... - Травлинский П. П., протоиерей, в 1856-1863 гг. - священник домашней церкви А. Демидова, князя Сан-Донато.

4 ... благородной, серьезной женщиной... - Вероятно, В. А. Одьхиной (см. примеч. 14 к статье "Великий трагик").

5 Бецкий И. Е. - личность более сложная, чем себе представлял Г. См., например, его характеристику в воспоминаниях Ф. И. Буслаева, его сокурсника: "Бецгаш, Иван Егорович. По окончании университетского курса несколько лет служил где-то в провинции, потом уж очень давно переселился во Флоренцию, где и живет безвыездно больше тридцати лет престарелым холостяком во дворце СлинеллиТрубецкой, в улице Гибеллини, т. е. во дворце, принадлежавшем некогда старинной итальянской фамилии Спинелли, а теперь - князьям Трубецким. Весною 1875 г. провел я целый месяц во Флоренции и чуть не каждый день видался с Бецким, возобновляя и освежая в памяти наше далекое, старинное студенческое товарищество, и тем легче было мне молодеть и студенчествовать вместе с ним, что он, проведя почти полстолетия вдали от родины, как бы застыл и окаменел в тех наивных, юношеских взглядах и понятиях о русской литературе и науке, какие были у нас в ходу, когда в аудитории мы слушали лекции Давыдова, Шевырева и Погодина. Этот милый монументально-окаменелый студент у себя дома в громадном кабинете забавляется откармливанием певчих пташек, которых развел многое множество в глубокой амбразуре всего окна, завесивши его сеткою. А когда он прогуливается по улицам Флоренции, постоянно держит в памяти свою дорогую Москву, отыскивая и приобретая для нее у букинистов и антиквариев разные подарки и гостинцы, в виде старинных гравюр и курьезных для истории быта рисунков, и время от времени пересылает их в московский Публичный и Румянцевский музей" (Буслаев Ф. И. Мои воспоминания. М., 1897, с. 105-106). Кроме того, Бецкий посылал подобные коллекции в петербургскую Публичную библиотеку и в Харьковский университет. В 1840-х гг. Бецкий издавал в Харькове альманах "Молодик" (4 т.).

6 "Derniers mots... ortodoxe"... - Брошюра А. С. Хомякова, имеющая несколько иное заглавие: Encore quelques mots d'un Chretien orthodoxe sur les confessions occidentales, a l'occasion de plusieurs publications religieuses, latinet et protestantes. Leipzig, 1858. В сочинениях Хомякова на русском языке это заглавие переводилось так: "Еще несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях, по поводу разных сочинений латинских и протестантских о предметах веры". Оттенок полемичности в отзыве Г. связан с тем, что он был недоволен недостаточным разрывом Хомякова с официальной церковью, хотя последняя и не принимала за "свои" религиозные трактаты славянофилов: Хомяков вынужден был свои труды печатать на французском языке в Париже и Лейпциге, так как церковная цензура России запрещала их.

7 Старуха Трубецкая - княгиня Трубецкая Леопольдина Юлия Терезия ("Тереза"), мать ученика Г., князя Ивана Юрьевича. Г. считал ее итальянкой, но она - дочь французского капитана Морена.

8 Князек - Трубецкой Иван Юрьевич.

9 Настасья Юрьевна - княжна Трубецкая, старшая сестра Ивана.

10 ... с... женихом...- Сергей Петрович Геркен, в конце письма уже именуемый мужем Настасьи Юрьевны.

11 ...единственной путной женщине... - Речь идет о Леониде Яковлевне Визард, безответную любовь к которой Г. пронес сквозь всю свою жизнь (знакомство Г. с семейством Визард относится к началу 1850-х гг.). См.: Княжнин Вл. А. А. Григорьев и Л. Я. Визард. - Материалы, с. XI-XXIX.

12 ... возврата в Россию... не будет... - Мать Ивана Юрьевича добивалась, с помощью юридических ухищрений, восстановления прав ее сына на наследственные участки во Флоренции; для этого необходимо было пребывание семьи в Италии, что очень огорчало Г., желавшего обучения его воспитанника в русском университете.

15 Светлый день - Пасха.

14 Duomo - соборная площадь в центре Флоренции.

15 ...в первый раз... - Впервые в Генуе Г. был в конце июля 1857 г. по пути из Германии во Флоренцию.

16 ... Николая Ив Трубецкого... - Н. И. Трубецкой - брат отца И. Ю. Трубецкого, ученика Г. Интересную характеристику этого либерала, католика (и одновременно славянофила!) см. в кн.: Феоктистов E. M. За кулисами политики и литературы 1848-1896. Л., 1929, с. 47-49. Здесь же характеристика его жены, Анны Андреевны.

17 ... умную половину... - Княгиня Анна Андреевна, рожденная графиня Гудович. См. примеч. 16.

18 ... Максима Афанасьева... - Это самое загадочное лицо из всех знакомых Г.: из писем Г. явствует, что Афанасьев - московский приятель из круга А. Н. Островского, служащий винной конторы, проповедник идей Разина и Пугачева (см.: Материалы, с. 193, 239).

19 ... злобою на вас... - Г. был глубоко обижен скупостью и общественной ретроградностью Погодина, приведшими к краху "Москвитянина" и его "молодой редакции", которую возглавлял Г.

20 ... те... - Имеются в виду западники, круг Грановского, Кавелина, Коршей; Г. явно несправедлив в оценке Кетчера и Е. Корша.

21 ... Кетчеру... дом купили... - Друзья собрали около 3000 руб. и купили Кетчеру дом в Москве, на 3-й Мещанской ул. (ныне ул. Щепкина). См. об этом: Гершензон М. Образы прошлого. М., 1912, с. 320-325; Станкевич А. В. Николай Христофорович Кетчер. Воспоминания. М., 1887.

22 ... до сего дне... - Цитата из Псалтыри (118, 91).

23 ... Солдатенкова съели бы живьем... - В конце 1850-х-начале 1860-х гг. К. Т. Солдатенков издавал собрание сочинений В. Г. Белинского; главным редактором был Н. X. Кетчер, ему помогали Е. и В. Корши и др. "западники".

24 ... фактец в виде письма... - О чем идет речь, неясно; возможно, мнительный и в то же время трусливый В. П. Боткин дал в руки Г. какой-либо реальный факт своей обиды на западнический кружок, но не желал его скорого разглашения.

25 ... продажей этого "Квартета" Кушелеву... - Г., видимо, забыл, что он содействовал опубликованию повести Е. Э. Дриянского "Квартет", но не в "Русском слове" Кушелева-Безбородко, а в "Библиотеке для чтения" А. В. Дружинина (1858, Э 9, 10). См.: Материалы, с. 157; Письма к А. В. Дружинину. М., 1948, с. 124-125. Островский, очевидно, был недоволен тем, что интересовавшая его повесть "уплыла" в чужой журнал.

26 ... пьет, распутствует моя благоверная... - Жена Г. Лидия Федоровна в самом деле не отличалась благонравным поведением; см. еще письмо Г. к М. П. Погодину от 16-17 сентября 1861 г. (Егоров, с. 351-352).

27 ... в особе Милановского... - См. примеч. 2 к письму к отцу.

28 ...в Мадонне Мурильо во Флоренции... - Г. очень высоко ценил эту картину (находится в галерее Питти); он часто говорил о ней в статьях и письмах (см., напр., Материалы, с. 174-176), посвятил ей стихотворение "Глубокий мрак, но из него возник..." (1860).

29 Гладиатор - известная античная скульптура "Умирающий гладиатор" (автор неизвестен), хранящаяся в Капитолийском музее в Риме.

30 Bois de Fontainebleaii - лес в местечке Фонтенебло, близ Парижа; недалеко находилось поместье Н. И. Трубецкого, дяди ученика Г.

31 ... его теткой... - Александра Ивановна, жена князя Н. И. Мещерского.

32 ... наварил ухо... - растратил, промотал.

33 Jardin Mabille... Chateau des Fleurs - увеселительные заведения Парижа.

34 ...вижу воровских людей, клевретов Сигизмунда... - Г. так обобщенно называл деятелей радикальной журналистики, усматривая в них "западничество", отсутствие национальных корней.

35 Тушинцы - т. е. сторонники "тушинского вора", Лжедмитрия II; так Г. тоже именовал, радикалов, особенно - сотрудников "Современника".

36 ...лондонский консерватор... - Герцен; имеется в виду его известная статья "Very dangerous!!!" (Колокол, 1859, 1 июня), где Герцен оспаривал некоторые положения статей Н. А. Добролюбова (прежде всего - насмешку над "лишними людьми", которых Герцен оправдывал в качестве жертв николаевского режима; затем - издевку над "обличительной" литературой, в которой Добролюбов усматривал либеральную беззубость, робость, а Герцен - ростки настоящей критики). Г., однако, приписывая Добролюбову "обличения", плохо знал статьи своего оппонента: как раз именно Добролюбов и боролся с "обличениями"! Очень плохо разбирался Г. и в положительной программе "Современника": как можно судить по его последующим статьям, он явно не знал, не читал статьи Добролюбова "Луч света в темном царстве".

37 ...на своей квартире. - В начале 1858 г. Г. рассорился с княгиней Трубецкой, требовавшей от учителя соблюдения домашнего режима (возвращаться домой не позже 10 часов вечера), и переехал на частную квартиру, как он подробно писал Погодину 9 февраля (Материалы, с. 223; Егоров, с. 339). И. С. Тургенев в письме к В. П. Боткину от 3-13 (15-25) марта 1858 г. сообщал этот флорентийский адрес Г.: "Borgo SS. Apostoli, primo piano Э 1169 appartements meubles chez Santi Falossi" (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Письма, т. III. М.-Л, 1961, с. 203).

38 ... великим банкиром... - Так Г. называл бога, беспечно надеясь выпутаться с его помощью из любого затруднительного положения.

39 ... известные издания... - Лондонские издания Герцена.

40 ... молодым князем О... - Имеется в виду Николай Алексеевич Орлов, сын известного николаевского вельможи, только что женившийся на дочери Н. И. Трубецкого княжне Екатерине Николаевне. См. о нем и о его женитьбе: Феоктистов E. M. За кулисами политики и литературы 1848-1896. Л., 1929, с. 48-59.

41 Князь Николай... - Имеется в виду не Орлов, а его тесть Трубецкой, католик.

42 ...добрый приятель - Я. П. Полонский (см.: Материалы, с. 340).

43 ... и дым отечества был сладок и приятен. - Неточная цитата из комедии А. С. Грибоедова "Горе от ума" (д. 1, явл. 7).

44 ... с Боткиным... - Судя по известным нам маршрутам В. П. Боткина (см.: Егоров В. Ф. В. П. Боткин - литератор и критик. Статья 1.--Учен. зап. Тартуского ун-та, 1963, вып. 139, с. 23), встреча могла состояться именно на возвратном пути Г. из Парижа в Россию: Боткин находился в Берлине по крайней мере с 19 по 22 сентября 1858 г. (нового стиля), а затем через Штеттин, морем, прибыл в Петербург; возможно, что Боткин и Г. вместе вернулись на родину.

45 Сделанное - так Г. называл все искусственное, воспринятое по моде или по принуждению, в противоположность рожденному.

46 ... до Гончарной улицы... - В Петербурге.

47 ... с Бахметевым... - Ни один из предшествующих публикаторов не раскрыл имени этого берлинского знакомого Г. Между тем, благодаря новейшим исследованиям, можно с уверенностью сказать, что речь идет о Павле Александровиче, известном радикале, прототипе образа Рахметова из романа Чернышевского "Что делать?". См. о нем: Рейсер С. А. "Особенный человек" П. А. Бахметев. - Русская литература, 1963, Э 1, с. 173-177; Эйдельман Н. Я. Павел Александрович Бахметев. (Одна из загадок русского революционного движения). - В кн.: Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг. М., 1965, с. 387-398. Встреча Г. с Бахметевым в Берлине могла состояться в третьей декаде июля 1857 г.: Г. выехал 13 июля из Петербурга в Италию по маршруту Кронштадт-Штеттин-Берлин-Прага-Венеция-Ливорно; поездка продолжалась две недели, как сообщал Г. в письме к М. П. Погодину от 10 августа 1857 г. (Материалы, с. 165). Бахметев же ехал в Лондон к Герцену.

48 ... диавольском наваждении. - Речь идет о книге: Парфений. Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой земле, ч. 1-4. М., 1856, где содержится нравоучение отца Серафима Саровского: "... винное питие и табак употреблять отнюдь никому не позволяй; даже, сколько возможно, удерживай и от чаю" (ч. 1, с. 193). Книга была очень популярна в кругу Г. Ср.: Белов С. В. Об одной книге из библиотеки Ф. М. Достоевского. "Альманах библиофила", вып. 2. М., 1975, с. 183-187.

49 Щукин двор - дешевый рынок в Петербурге, находился недалеко от Сенного рынка.

50 ... прожить от вторника до субботы... - О некоторых подробностях берлинской жизни Г. в 1858 г. см. его печатные статьи: "Беседы с Иваном Ивановичем о современной нашей словесности и о многих других вызывающих на размышление предметах" (Воспоминания, с. 308-312) и "Стихотворения Н. Некрасова" (Лит. критика, с. 475-477).

51 ... со дня отправления Черного... - По сведениям "СПб. ведомостей", 7 октября 1858 г. (вторник) в Кронштадт из Штеттина прибыл почтовый пароход "Прусский орел", шедший 4 суток; среди приехавших - коллежский асессор Григорьев (Э 221, 10 OKT., с. 1288; Э 223, 12 OKT., с. 1301); вероятно, это и есть А. А.; тогда "суббота", день отправления из Штеттина, - 4 октября ст. стиля.

Комментарии к книге «Письмо к М П Погодину от 26 августа - 7 октября 1859 г», Аполлон Александрович Григорьев

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства