«Истина Платона»

Истина Платона (fb2) - Истина Платона (Метастазы Афгана - 2) 6390K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Васильевич Архипов

Александр Архипов Истина Платона

Перевязка

«Это ж надо… такие, зараза, маленькие ручки, а как больно. Уй, бляха! Вот как можно такими пальчиками здорового мужика до слёз довести? Ну, прямо гадюка какая-то!» А о чём думать, когда из тебя нитки тянут? Ну, да! Нитки! Тянут-потянут, вытянуть, вашу маму, не могут!

— Верунь, красота моя, долго ещё? — заискивающе спрашиваю у медсестры, смахивая случайную слезу, пытаясь подхалимажем приблизить конец экзекуции.

— Товарищ майор, не дёргайтесь. Как маленький, ей Богу! На спине один шовчик снять осталось и на бочок, — сердитым голосом ответила пацанка-медсестра, звякая и щёлкая у меня за спиной блестящей нержавейкой.

— На бочок? Верок, в этой позе мы ещё не пробовали, — рисковал быть непонятым я.

Брошенный в сердцах в металлический лоток инструмент означал, что нитки из шва на спине наконец вытащены и можно ворочать офицерское туловище на левый бок. По шву на спине прошлись чем-то приятно прохладным, чуть защипало. Воздух наполнился плотным резковатым запахом, знакомым всем пьющим мужикам.

— Этиловый? — с надеждой косил я глазом в сторону военного медработника.

— Нет. Медицинский, — пискнула Верочка и, недобро улыбнувшись в зеркало над умывальником, начала медленно, миллиметр за миллиметром отклеивать пластырь со шва под правой подмышкой.

— Верка, зарр…

— Всё-всё-всё! Значит, так, Александр Васильич, боковой ещё лечим. Даже Михал Саныча звать не буду. Обрабатываю и заклеиваю, — склонившись над офицерским телом, бубнила Верочка, то и дело запахивая халатик на груди, успевая при этом с интересом поглядывать в зеркало. Смотрю — не смотрю?

А на что там смотреть? Пусть салаги-первогодки смотрят. Нам второй размер не по чину. Но девчонка, конечно, просто молодец, рука лёгкая и без серьёзного повода хирурга не дёргает, много работы на себя перетянула.

— Товарищ майор, через три дня приходите, снимем. Только старайтесь правую сторону не нагружать, не мочить и не потеть, — заклеивая незаживший шов, наставительно вещала медработник среднего звена.

— Ой, Веруська, не знаю! Пообещай тебе, а потом жениться будешь требовать. Слушай, а как у Боцмана дела? Передо мной заходил на перевязку.

— Тю! Да на вашем Боцмане всё как на собаке заживает! Зелёнкой вымазала и выгнала, а то начал мне тут… — насупила носик Верочка, но видно было по зелёным пальчикам, что зелёнку для старшего прапорщика не жалела.

Я уже начал одеваться, когда дверь в перевязочную открылась и ушастая голова санитара в очках и белом чепчике, шмыгнув носом, сказала, обращаясь почему-то к Вере:

— Майора Хмелева к телефону. Срочно. В кабинет главврача.

— Понятно, Семёнов! Не гоняй пыль в процедурной, иди уже, — прикрикнула по-хозяйски сестричка.

Дождавшись исчезновения ушей в очках, я достал из одного кармана куртки банку американской сгущёнки, из второго баночку «Пепси-колы» и поставил на перевязочный столик.

— Та не надо было… — шепнула сестричка, молниеносным движением переместив дары в нижний ящик медицинского шкафа. В шкафу что-то грюкнуло и покатилось… «Боцман расщедрился», — понял я, выходя из перевязочной и, не глядя, ущипнул за что-то Верочку. Мягкая. И тёплая.

Белкин — «Белый»

Спустился на первый этаж, подошел к двери кабинета главного и, стукнув для приличия кроссовком по косяку, вошел. Хозяина не было, но трубка телефона лежала на столе. Интересно, кто такой терпеливый?

— Майор Хмелев, слушаю вас, — как бы по Уставу представляюсь.

— Санёк, здорова! Как сам? Починили тебя? А я тебя набираю, а дежурный — командир пошёл швы снимать, — жизнерадостно обрушился на мою голову начальник разведки бригады подполковник Белкин.

— Здорова, Белый! А что со мной станется? Ты ж знаешь, на мне как на собаке, — вспомнив Верочку и зелёнку, ответил я.

— Я чего искал-то? В 14–30 жду тебя у себя в штабе. Дело есть, и познакомлю кое с кем интересным. Заодно и пообедаем.

— Есть нигде не есть! Но смотри, я не на диете, — ответил я, предвкушая «штабные разносолы».

С главным разведчиком бригады Вадиком Белкиным мы были однокашниками и дружили ещё с курсантских погон. Вадька всегда был теоретиком. Аналитический склад ума Белого, его скрупулёзно просчитанные и разработанные боевые операции спасли не одну сотню солдатских жизней. Авторитетом он пользовался беспрекословным. На оперативных совещаниях комбриг с начальником штаба во время докладов заглядывали ему в глаза, вернее, в толстые линзы очков. И, если Вадька еле заметно кивал своей умной головой в такт доклада, значит лажи не было, что поднимало настроение у докладчика и повышало доверие к докладу у слушателей. Начальство главного разведчика уважало и берегло. А проверяющие и политотдельцы старались обходить стороной по причине его неуязвимости, острого ума и способности клеить несмываемые клички и прозвища. Как то: «Жопа тараканья», «Говнюк двуногий», «Член партийный» и так далее. Кому как повезёт. И ещё неизвестно, кто кого возьмёт за вымя. Повторюсь, подполковник Белкин — краснодипломник, интеллигент, эрудит, «Отличник боевой и политической подготовки», орденоносец и очки носит. Чуть не забыл! Член партии.

Перед походом в штаб бригады нужно было найти Боцмана. Ну, это было не трудно. Нужно просто идти на бу-бу-бу, бу-бу-бу, ха-ха-ха! В курилке, в окружении перебинтованных, загипсованных, корчащихся при смехе от боли и пошатывающихся от слабости раненых бойцов, стоял, пышущий здоровьем, с жирной зелёной полосой, от уха до уха, по всей морде, Боцман. Что он им рассказывал? Чем цеплял и веселил этих покалеченных мальчишек тридцатилетний дядька — старший прапорщик? В курилке был аншлаг! А бинтованный-перебинтованный зритель всё прибывал… Пришлось немного подождать до логичного окончания анекдота.

Я хорошо знал, что означают такие звонки Белого типа: «…жду тебя у себя…заодно и пообедаем…» Опаздывать было неприлично. Поэтому:

— Старший прапорщик Боцаев, соблаговолите подойти к офицеру!

— Есть, ваш бродь! — веселит перебинтованных Боцман.

— Меня Белкин вызывает. Проводи. Смутные сомнения гложут воспалённый разум, мой верный друг Горацио…

— Не понял, командир…

— Давай на базу, Зверю передай — пусть личный состав взбодрит, оружейку после занятий не опечатывать, выходы из расположения запрещаю. Действуйте, Григорий!

Масуд — значит счастливый

Перед кабинетом подпрыгнул и громко топнул, сбивая рыжую пыль с ботинок. Пробежался пальцами, как по клавишам баяна, по пуговицам куртки. И:

— Прошу разрешения, товарищ…

— Заходи, Сань, заходи, — неофициально пригласило меня официальное лицо, пожимая руку.

Белый жестом пригласил садиться, сам сел напротив, придвинув ко мне стакан и бутылку холодного «Боржоми». С Родины! Ага, щаз! Налью в стакан — это значит, вежливый гость должен что-то оставить в бутылке хозяину. У нас другое воспитание! Открываю зелёную бутылку и пью из горлышка. Газики, пробивая надоевший насморк, пощекотали мозг и шумно вырвались в атмосферу. Прелесть! Вадик отвернулся и беззвучно заржал, но, крутанувшись на кресле, вернул на лицо вежливо-служебное изображение. Открыл ящик стола, достал худенькую папку, а из неё извлёк фотографию карманного формата.

— В центре бородач в белой чалме, обведённый красной пастой. Он очень мне нужен. Живой, — почему-то тихим голосом произнёс подполковник, отобрав у меня бутылку минералки и прикончив её одним глотком.

Фотография, прямо скажем, ещё та была… Наверняка копия с копии, причём не очень удачная. На снимке за столом сидели три человека. Двое были в национальных афганских тряпках, третий — явно европеец. По всей видимости, шли переговоры, европеец был с открытым ртом, видно, вещал что-то.

— И как я его? Тёмная фотка… Лучше нет? Они тут как два брата-близнеца. Одеты одинаково, бороды, носы… — начал дёргаться я. — А это что за перец? Давай всю информацию, начальник!

— Так, Васильич! Давай тогда так определимся. Я сейчас коротко обрисую тебе то, что могу и должен, а то, что не могу… сам понимаешь, — сказал начальник разведки, доставая вторую бутылочку «Боржоми». — Детали операции оговорим завтра.

— Ну, поехали! — согласился я, подставляя стаканчик.

— По полученным разведданным, на следующей неделе в нашу провинцию для сбора дани от изумрудодобытчиков и опиумных «колхозов» прибывает один из доверенных лиц Ахмад Шаха Масуда. Базироваться он будет со своей охраной в горном кишлаке Кули, — Вадик ткнул остро заточенным карандашом в маленькое пятнышко на карте.

Я невольно обратил внимание на высоту над уровнем моря… «Только самолётом можно долететь…» — чего-то пришла на ум строка из песни.

— Зовут этого бабая Исмаил Вали. Этнический таджик, закончил Кабульский университет, очень умный и хитрый товарищ. Близок к Масуду и, как говорят, имеет на него некоторое влияние. До сих пор прищемить хвост «Счастливчику» не удавалось никому. По количеству успешных боестолкновений — счёт не в нашу пользу. Между нами. Есть мнение, что если мы выведем из игры этого важного моджахеда, то получим некоторое преимущество в северных провинциях Афганистана, где до сих пор дела у нас идут не очень хорошо. Ахмад Шах жжёт каждый второй конвой с горючкой и боеприпасами с Большой земли. А если наши «старшие братья» ещё сумеют разговорить духа… Считай, что всё в шоколаде! Так что живым, Саша! Живым!

— Желательно или живым? — жёстко спросил я Белого.

— Что ты мне тут яйца… Сам понимаешь, не всё от нашего желания зависит. Разберёшься!

— Понятно. А чего бы «старшим братьям» самим? И потом, я надеюсь, усиление будет? Ты же знаешь, сколько у меня бойцов, — начал я забрасывать Белого вопросами. — А третий-то кто? Американец? ЦРУшник явно!

— У ГРУшников работы хватает, нам поручили. Хотя, честно говоря, думаю, по горам скакать просто элите неохота. По поводу американца… тьфу, чёрт! С языка снял! — замахал на меня руками Вадька. — Короче, не твоего ума дело! — сделал страшное лицо начальник. — Теперь об усилении. Усиление будет… в коридоре уже должно сидеть твоё усиление.

Белый дотянулся до телефона и, дослушав доклад дежурного, сказал:

— Лейтенант, Платонова ко мне в кабинет.

Мальчиш — кибальчиш

Три коротких стука… В кабинет вразвалочку вошел боец. В сетчатом камуфляже, на ремне кобура, фляга и нож, но явно неуставной. Знаков различия видно не было. На голове форменная кепка со звёздочкой, а вот на ногах… На ногах у бойца были одеты тёмно-коричневые замшевые афганские сапоги — мечта и повод для зависти старшего командного состава. Среднего роста, худощавый. Открытое, серьёзное не по возрасту, мальчишеское лицо. Сколько ему? 22–23 или старше? Плавно пошла правая рука к виску и… медленно… выговаривая каждую буковку:

— Товарищ подполковник, старшина Платонов по вашему приказанию прибыл, — рука так же плавно опустилась.

— Знакомьтесь, товарищ майор. Старшина Платонов — исполняющий обязанности командира 2-го взвода, 1-й разведроты отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ. Прикомандирован к нам на время проведения спец. операции, о которой мы тут с вами… — представил бойца начальник разведки, — поступает в ваше непосредственное подчинение. Во взводе 22 бойца-разведчика.

Я встал, пожал парню руку, представился. Рука крепкая, взгляд прямой, спокойный. Пока несколько секунд изучали друг друга, нашёл замаскированный на нём ещё один нож. Не простой…

— Старшина, как люди? — спросил Белый.

— Отдыхают, товарищ подполковник, — почти по слогам ответил Платонов.

— Болеешь, старшина? — не выдержал я.

— Виноват. После контузии док посоветовал слова растягивать, чтобы речь быстрей восстановилась, — смущённо ответил парень, — но вы не думайте, соображаю я быстро.

— Вот и отлично. Завтра в 14–30 жду вас на совещание. С майором вы сегодня, я думаю, ещё увидитесь. А пока можете идти, — отпустил бойца начальник.

Старшина кивнул головой, развернулся на своих сапогах-шедеврах и мягко, по-кошачьи, ступая, вышел из кабинета.

— Ну, как тебе персонаж? Как думаешь, сколько мужику лет? — улыбнувшись, спросил меня Белый, когда дверь за бойцом закрылась.

— Мальчиш — кибальчиш прямо! Сурьёзный такой… А лет… 23 где-то, может максимум 25, так где-то, — прикинул я по внешности.

— А девятнадцать не хочешь? — положил меня на лопатки Вадик. — Пошли на обед, за компотом расскажу о парне подробней. Легендарная личность, я тебе доложу.

Меню в штабной столовке большого впечатления не произвело. Ну, разве что ложки-вилки из нержавейки, а не гнутый алюминий, как в нашей тошниловке. Гороховый супчик, по поверхности которого суматошно бегали наперегонки несколько жиринок, был прозрачен, как горный ручей. А баранья котлета, хоть и выглядела мужественно из-за подгоревшей корочки, пахла палёной шерстью, но никак не мясом. Правда, оправдал все ожидания компот из абрикосов. Был июнь месяц, и абрикосы были везде. На деревьях, под деревьями, на капотах и крышах УАЗов, на броне БМП и БМД… Поэтому повара на абрикосах не экономили. Зато экономили на сахаре. На всякий случай из штабной дежурки я позвонил в нашу дежурку и попросил передать Боцману, что пообедать я так и не успел.

— Ты меня слышишь? — отвлёк меня от кулинарных мыслей и голода Белый. — О Платоне хочу рассказать.

— Ага, давай, — приготовился я слушать, ковыряя вилкой в стакане с абрикосами.

— Ну, слухай. Платонов Леонид Анатольевич, 64-го года рождения, комсомолец, в составе ограниченного контингента с 82-го. За полтора года службы прошёл славный путь от рядового до исполняющего обязанности командира взвода. Дважды ранен, имеет контузию. Награждён двумя орденами «Красной звезды» и медалью «За Отвагу»…

— Да ладно… — поражённо перебил я подполковника. — Что ж это за мужик-то такой геройский?

— А вот такой! И всё это за полтора года, Саша. Вот такой морячок севастопольский.

— Севастопольский? Так он земляк нашего Боцмана. Вот где встретятся два одиночества… — обрадовался я этому факту.

— А посему, Гвоздь, большая к тебе просьба. На время проведения спецоперации Платон со своим взводом переходит под твоё подчинение. Но я хочу, чтобы ты понял — эти ребята видели и могут многое, практически все — старослужащие, большинство надеются осенью мамок увидеть и девок потискать. Побереги их, братан. А Платон… Думаю, он тебя ещё не раз удивит. Я в хорошем смысле…

— Я понял тебя, Белый. Сейчас пойду с усилением знакомиться. Посмотрю, чем разведка занимается в свободное время. А по поводу «мамок и девок»… Война, Вадька, что мне ещё тебе сказать… Все под Богом. Мои парни такие же. Пошёл я, будь здоров! — пожав руку товарищу, я пошёл в сторону нашего импровизированного футбольного поля, где отдельно стояли две большие армейские палатки разведчиков ДШБ.

— На совещание Зверя и Боцмана возьми, — крикнул в след Белый.

10: 10 — не счёт!

Ещё издали увидел группу бойцов, человек 10–12, бегущих гуськом по периметру стадиона. Они были практически одинакового роста, примерно одинаковых физических кондиций, и поэтому шаг при беге получался одной длины. Кто ж вас так подбирал? Странно, почему-то раньше об этом… Интересно, а сколько у них РД весят? Ух ты! А ранцы десантника то не простые. К одному ранцу пришит второй, только лямки обрезаны и на груди нашиты карманы, видно, плащ-палатку почикали. Молодцы! Конструктивно, на наши «лифчики» похожи.

Бежали молча, только сопли из ноздрей кто-нибудь на выдохе… и дальше. На лбах косынки по самые брови, это чтобы пот глаза не заливал. Вот только задницы мокрые по самые пятки. И это всё в свой выходной? Хотя… какие выходные на войне…

Подошел к первой палатке, там двое бойцов бросали ножи в пенёк… Пенёк верёвкой был привязан к ветке абрикоса, качался, вращался, и попасть в него было ох, как трудно. Но попадали же, стервецы! Очень хотелось подойти и попробовать, но отвлекли крики вперемешку с матом, раздававшиеся из-за второй палатки. То, что я увидел, мягко говоря, смутило. Трое бойцов в одних трусах месили одного полностью одетого. Били конкретно, били так, что у одетого уже один глаз заплыл и из носа, не останавливаясь, струилась красная юшка. Правда, он тоже в долгу не оставался, а когда сгрёб одного из нападавших и перешёл на удушающий, я не выдержал и заорал:

— Стоять, бойцы! Разойтись!

Одетый оттолкнул от себя соперника, вооружённого одними трусами, подошёл ко мне и, сплюнув красную слюну, зло спросил:

— Тебе чего надо, гондон?

Скрывать не буду… Обидно как-то стало! Но тут:

— Отставить! Это не гондон тебе. Извините, товарищ майор, — на мой крик выбежал из палатки старшина Платонов. — Погоны… у вас знаков различия нет. Парни рукопашный бой отрабатывали, с голыми сложней… Еремеев, не борзей!

Надо сказать, его нараспев и по слогам сказанное: «… это не гондон…», слушалось очень смешно. Спасибо, реабилитировал! Платон что-то тихо сказал своим парням, и через минуты три перед палаткой в две шеренги стоял взвод разведки. По форме. Включая взмыленных бегунов.

— Товарищ майор! 2-й взвод разведроты отдельного ДШБ построен. Замкомвзвода старшина Платонов, — по слогам доложил Платон.

Неожиданно понял, что улыбаюсь только я. Честно говоря, лица бойцов от моего появления радость не излучали. Помешал? Обозвали ещё… Нужно было выбираться из этого противозачаточного состояния. По-доброму. И я придумал:

— Парни! Нам с вами предстоит вместе принять участие в очень сложной операции. Чтобы отработать как единый механизм, необходимо узнать друг друга ближе. В футбол играете, пацаны?

Через час вся моя спецгруппа, за исключением проклинающего свою долю дежурного, уже была на футбольном поле. Познакомились быстро. Ты откуда? Когда призвался? Куда после дембеля? Боцман с Платоном вообще прилипли друг к другу. Севастопольцы! Один из посёлка Голландия, с Северной стороны, второй жил на какой-то Апполоновке, а это почти напротив через бухту. Земляки! Но уже через четверть часа две шеренги по одиннадцать человек стояли в центре поля и молча сопя, ковыряя раздолбанными кроссовками сухую глину поля, жёстко глядели в глаза друг другу. Судьёй назначил себя автомеханик из автобата. Причин было две. Он говорил, что знает правила, а самое главное — у него была ярко-жёлтая футболка и свисток.

Арбитр настороженно посмотрел на два стада молодых бизонов и как мог строго сказал, подтянув треники:

— Парни! Мы играем в футбол. В футбол, парни!!!

Конечно, по плану я хотел во время игры уединиться в палатке с Платоном и своими офицерами. Предварительно обговорить подготовку к выходу, проведение совместных тренировок на сработку, но против футбола не попрёшь. Какие разговоры, когда Платон и Боцман — нападающие! Правда, играют они за разные команды! Вокруг стадиона начал собираться народ. Отдельной группой стояли летуны со своими механиками и оружейниками. Чумазыми группами подтягивались автобатовцы, оскорбляя прозрачный горный воздух запахом солярки. Уже после начала игры от здания медсанчасти медленной белой змейкой потянулась перебинтованная, но, к счастью, ходячая, часть футбольных фанатов. Два бойца вели третьего, с полностью перебинтованной головой, прорезей для глаз не было. Он хотел слушать футбол. При счёте 3: 3 к краю поля подкатили три УАЗа. Двери открылись, но никто не вышел, смотрели из тенёчка, позвякивая посудой. «Комбриг со штабными», — пронеслось вокруг стадиона.

На поле было горячо! Очень горячо! Болельщики явно разделились на два враждующих лагеря. Одни громко, с хрипотцой скандировали:

— Спец — наз! Спец — наз!

Другие свирепо орали три буквы:

— В — Д — В! В — Д — В!

За кого болели ребята в УАЗиках, слышно не было, правда, звук сдвигаемых эмалированных кружек был слышен отчётливо.

Первый тайм закончился при счёте 7: 6 не в нашу, в смысле, разведчики вели в счёте. Судья не отдыхал. Он метался от команды к команде в своей уже давно не жёлтой, а потно-рыже-пыльной футболке. Правда, и тем, и другим он говорил примерно одно и то же:

— Поспокойней, парни, это футбол! Водички хотите? Футбол — это только игра! Может, попить?

Второй тайм закончился со счётом 10: 10! Все уцелели. Счёт сравнял разведчик с заплывшим глазом и распухшим носом. Еремеев, кажется… Простил ли я его? Простил…

Приказано взять…

К 14–30 мы уже «вытирали ноги» у кабинета начальника разведки. Вместе с Белым в кабинете присутствовал незнакомый нам человек в военной форме, без знаков различия. Представлять его не надо, «вождей» мы кожей чувствуем. На столе лежала карта провинции, план горного кишлака Кули и разноцветные фишки-фигурки или «солдатики», как их называл для наглядности начальник разведки.

— Прошу садиться, товарищи, — пригласил нас Белый. — В нашем совещании принимает участие советник товарища Бабрака Кармаля Петров Иван Иванович. Считаю нужным довести до вашего сведения, что сегодняшнее совещание носит секретный характер.

Мы расселись вдоль карты, мне досталось место напротив советника. Вот удивился бы «Иван Иванович», если бы узнал, что в совещании такого ранга и по такому поводу принимает участие бывший ПТУшник, девятнадцатилетний старшина. Но товарищ «Петров» не удивится, знаков воинских различий перед и во время операций мы не носим. Мог бы и «Боржоми» угостить… Жмот.

— Прошу внимания. Кишлак Кули находится на высоте порядка 2700 метров над уровнем моря. Кишлак зажат между очень крутой горой и рекой с очень быстрым течением. То есть войти можно только с запада и востока. Кстати, выйти так же. Население в основном таджики, примерно 160 человек было в мирное время. Домов, а вернее, построек, порядка сорока пяти, но только шесть из них имеют высокие заборы по периметру. Предположительно, именно в каком-то из них будет находиться сам Исмаил Вали со своей охраной. Охрана серьёзная, и деньги они собирают тоже немалые. На этом этапе вопросы есть?

— Товарищ подполковник, а со стороны горы к кишлаку спуститься можно? — спросил Зверь.

— Думаю, можно, но практически невыполнимо. Почти отвесная скала, и в звёздную ночь будешь болтаться на своих верёвках, как прищепка на белой простыне.

— И собаки, — присоединился к обсуждению Платон. — Их сажают на цепь в таких местах для охраны скотины от диких животных.

— Ещё вопросы, уточнения? — продолжил свой доклад Белый. — Тогда поехали дальше. Высаживаемся двумя группами на трёх вертолётах. Сначала группа «А» высаживается в западном квадрате и за ночной переход выходят вот в эту точку. На следующий день — высадка группы «Б». Им идти ближе, думаю, часов за пять-шесть дотопаете вот сюда и перекроете вот эти две дороги.

Во время доклада Белый ползал пузом по карте и двигал своих «солдатиков». Получалось очень наглядно. Мы — «белые» и «синие», а духи, конечно, «черные». Белый взял знакомую мне тонкую папку, достал из неё фотографию, копию той, что лежала у меня в кармане, и положил на стол.

— Бойцам, назначенным в группы захвата, выучить физиономию этого духа. Чтобы при зажжённой спичке могли отличить от остальных. Командиру на контроль. В вашей команде 40 бойцов. Этого вполне достаточно, чтобы блокировать на «вход — выход» всё движение вокруг кишлака. В западном направлении из кишлака ведёт одна дорога. Она связывает его с другими горными селениями и изумрудными шахтами до самого Панджшера. А вот на восток уходят две. Одна, петляя, ведёт в горы, вторая вдоль русла реки выходит на равнину в «зелёнку». При скоротечном бое и выполнении задачи, а на это мы рассчитываем, по вашему сигналу, вас всех, включая цель, выдёргивают из точки высадки группы «Б». В случае непредвиденных обстоятельств группы будем забирать с мест высадки каждой. Это понятно? Но вашей задачи это не меняет.

— Прошу уточнить… — вырвалось у Зверя.

— Задачи, капитан, у вас две. Приволочь мне эту «золотую рыбку», Исмаила Вали, желательно здоровым. А вторую задачу никто не отменял, военным — вернуться живыми, — жёстко ответил подполковник. Он не любил, когда его перебивали.

— Эта часть провинции находится под контролем моджахедов Ахмад Шаха, по-тихому отработать не удастся. Сколько охраны у Исмаила? — попросил уточнить я.

— По данным разведки, в отряде Исмаила Вали 10–15 духов. Это его личная охрана. Понятно, что сейчас по головам их посчитать возможности нет, но к сюрпризам нужно быть готовыми. У него свой постоянный отряд, как правило, состоящий из жителей его родового кишлака. Вооружение современное. Кремнёвых ружей нет. Ну, и духи с алмазных шахт защищают своё не с пустыми руками.

— Товарищи. Я хочу подчеркнуть, что руководство с пристальным вниманием следит за подготовкой и выполнением поставленной задачи, — вдруг глухим, мрачным голосом, похожим на голос Левитана, объявляющим начало войны, произнёс «засекреченный» Иван Иванович, заполнив паузу, пока Белый наливал в стакан воду из графина.

Тишина и звук булькающей воды на всех влиял по-разному. От неожиданного эффекта лицо у Боцмана начало наливаться краской, на лбу выступил пот, глаза выпучились, а губы плотно сжались до синевы, пытаясь сдержать фонтан жизнерадостного боцманского веселья. Пришлось наглым образом отбирать у товарища подполковника стакан с водой и совать его под нос весельчаку. Выручил Зверь, который, громко откашлявшись, спросил:

— Может ли группа рассчитывать в случае непредвиденных обстоятельств на помощь дальнобойной артиллерии?

— Нет. Горы, — коротко ответил Белый, наливая ещё один стакан воды. — Продолжим. Понятно, что мы предполагаем, а Он, — Белый ткнул острым карандашом вверх, — располагает. План война покажет, как говорится, но не будем забывать, что планирование военной операции — наш козырь, как говорил генералиссимус Суворов.

Вот пойди его проверь… Говорил Александр Васильевич так, не говорил? Но трудно не согласиться с красноречивым оратором, зарабатывающим очки у советника «Самого».

— Товарищ подполковник, у группы есть временные рамки на выполнение задачи? — спросил я, перестав под столом давить на ногу Боцмана. «Хотя козе понятно, — размышлял я, — чем быстрей, тем лучше. Сборщики на месте не сидят. Да и те, кто дань приносят и проценты от добычи изумрудов отстёгивают, одни не ходят. А кому нужны лишние вражьи стволы?»

— Вам, наверное, известно, товарищ майор, что сборщики на месте не сидят. Да и те, кто дань носит, не с пирожками ходят. Козе понятно, — ехидно ответил начальник.

Телепат, твою маму…

— На проведение операции отводится максимум двое суток после высадки группы «Б». Сутки на оценку обстановки и разведку, а там… А там на месте определитесь. Группы захвата выходят одновременно, думаю, по расположению охраны духов станет ясно, где у Исмаила нора. Желательно забросить пулемётчика под гору повыше, оттуда центр кишлака как на ладони. Группы поддержки проходят вот по этим дворам, — красный карандаш начальника разведки чертил жирные линии по плану кишлака. — Блокпосты оставляете здесь, здесь и здесь. Начинать, конечно, лучше под утро, но это вы уже на месте сами… — нервно закончил Белый, залпом выпивая стакан воды.

— Языка нужно брать, — спокойно произнёс Платон, глядя перед собой.

— Желательно, — одобрительно отозвался Белый. — Опыт есть?

— Имеется.

— Это в идеале. На месте разберёмся, — подытожил я. — Прошу дать распоряжение на выделение группе дополнительно двух ручных пулемётов с боезапасом. Для усиления блокпостов на дорогах.

— Ещё вопросы, предложения? — кивнул согласно Белый. — Товарищ Петров?

— Товарищи, — начал советник. — Желаю успехов, товарищи, — и, пожав каждому руку своей мягкой ладошкой, быстро вышел из кабинета.

— В туалет? — не выдержал сволочь Боцман. — Он когда начал говорить, что руководство за нами следит, я думал — сейчас дверь откроется и Сталин войдёт!

— На обед! — неожиданно засмеялся Белый. — Гороховый суп сегодня!

— Опять? — вырвалось у меня. — Боцман, обедаем дома.

Вот так закончилось наше крайнее оперативное совещание. Остаётся ждать команды. А пока команды нет — объявляем банный день!

Быстрые проводы. Вкусные сборы

Вылет группы «А» назначен на сегодня на 5 утра. Летят мои «спецы», командует группой капитан Зверев. За своих парней я был спокоен. Все здоровы, свою работу знали. Из группы я забрал трёх бойцов, включая, естественно, Боцмана, для усиления группы «Б». А если честно — для того, чтобы хоть немного разгрузить «вертушки». Для первой выброски выделили всего два борта, третий не успели залатать после прямых попаданий при эвакуации раненых с крайней операции. Лететь нужно было далеко и высоко, поэтому мной было принято решение перераспределить… вес. Пришлось лично идти к технарям и крутить перед носами кулаком, чтобы ремонт третьей «вертушки» закончили к вечеру. После меня к авиационным механикам пошёл Боцман и отнёс им два ящика тушёнки с кониной. После его возвращения в оружейке долго не выветривался стойкий запах этила. Делил.

В 4-45 на вертолётной площадке в одну шеренгу стояли 14 бойцов. Метрах в тридцати ревели, прогревая двигатели два борта МИ-8. Перекрикивая «вертушки», ору то, что должен:

— Больные есть?

И через три секунды:

— Завтра встретимся! Ни пуха, пацаны!

Подбежал Боцман, каждому пожал руку, что-то говорил, парни смеялись, хлопали друг друга по РДшкам и шли на погрузку.

— Береги парней. Ну, а если… сам знаешь, что делать. Будь, Зверь!

— Понял тебя, Гвоздь. Будет как надо! Будь! — пожал мою руку Зверь и побежал к «вертушке».

«Восьмёрки» набрали максимальные обороты, тяжело оторвались и с правым поворотом начали набирать высоту. Погода благоприятствовала, лёгкий туман рассеется через пару часов, так что «электричка прибудет по расписанию». До вылета второй группы оставалось чуть больше суток. Я со своими парнями уже перебрался в палатки к разведчикам, так будет правильно.

После завтрака заскочил в штаб. Ещё раз переговорили о предстоящей операции и взаимодействии между группами с начальником разведки бригады. Без советника «Ивана Ивановича» было одиноко. Белый хотел затащить меня на завтрак в штабную столовую, но я помнил, что у разведчиков сегодня шашлык. Сказали, что традиция такая перед выходом. Спросил у Боцмана — откуда вдруг за палаткой появился курдючный баран, мирно щиплющий травку футбольного поля? Боцман хитро прищурился, набирая на кухне у поваров целую кастрюлю нашинкованного репчатого лука, и сказал, пустив луковую слезу:

— Разведка…

Боекомплект получен и проверен, «усовершенствованные» ранцы десантника снаряжены, «лифчики» укомплектованы рожками, дымами и гранатами, бойцы о целях и задачах проинструктированы. Во время подготовки наблюдал за Платоном и как беспрекословно его слушали разведчики. Авторитетный малый! Он не ходил между ними, не капал на мозги, не тыкал носом… Парни отдыхали. Кто пуговицу пришивал, кто письмо писал, а кто и патрончики перебирал, удаляя лишнюю смазку. С большинством из них он служил полтора года. Знал каждого и о каждом всё. Из первоначального списка личного состава разведвзвода в 30 человек за полтора года осталось 22. По непонятным причинам взвод пополняли только при демобилизации. Крайний командир взвода старший лейтенант Иванцов, полтора месяца назад тяжело раненый в ходе боевой операции, находился на лечении в славном городе Ташкенте. И вряд ли уже вернётся. Так что, надо полагать, старшина Платонов так и останется и.о. командира взвода до своей демобилизации. Да это и к лучшему. А то пришлют, не дай… «зелёного» летёху-неумеху. И тут два пути: или они его в бараний рог, или сам под них «ляжет», что ещё хуже.

К вечеру потянуло дымком. Народ повеселел. Вопросы по поводу барана задавать было глупо. Ну, скажут, что сбросились… Как «губили» животное, где снимали шкуру и разделывали, я не видел и не слышал. Этим занимались профессионалы. У Платона во взводе было четверо «восточных» людей. Бурят, таджик, узбек и еврей Яша. Так что барана готовили по интернациональному рецепту. Разведка! Не знаю, было это традицией или нет, но первую миску плова отнесли в санчасть. Несколько раз мимо нашего застолья, притормаживая, чтобы не пылить, проехал штабной УАЗик, но остановиться не решился. Во время застолья постоянно ёрзал и вертелся на заднице, по понятным причинам, Боцман, недвусмысленно показывая на пустую кружку. Успокоило его только моё:

— Успокойся!

Такая традиция перед выходом нам очень понравилась. Отбой произвели согласно расписанию. Полчаса ещё было слышно, как мыли посуду, звякая мисками, «молодые», а натренированная молодая нервная система уже отключила сознание двух десятков юнцов. Ну, и наше с Боцманом тоже…

Начало игры… По-крупному

«Вертушки» шли с постепенным набором высоты, приближаясь к горной гряде. На равнине было лето. Перезревали абрикосы и от жары и обезвоживания, желтели листья и трава. А в иллюминаторы «восьмёрки» были видны белоснежные шапки гор, ледники и сошедшие лавины. Красота необычайная! Когда на это смотришь. А вот когда по этому ходишь… Слава те… нам было не туда, нам нужно было пониже.

Машины облегчили по максимуму. Несмотря на возмущённого командира звена «вертушек», на земле оставили двух техников, с собой взяли самого худого. С внешних подвесок сняли всё вооружение, из салонов вытащили тяжеленные АГСы, станины под ПКМ и бронезащиту. Боцман даже часть ремкомплекта уговорил оставить, а под конец этой «эпопеи с раздеванием», командир звена «вертушек» приказал и боковые двери снять к чертям. Вчера днём он сделал пробный облегчённый вылет. Вернулся «летун» весь на эмоциях! В смысле матерился… Орал:

— Мужики! Она не летает. Она вальс танцует!

«Она» — это его «ласточка», а по-нашему «корова» МИ-8. А потом загрузились мы, и настроение у любителя танцев мгновенно испортилось. Я практически всегда брал боезапас с «перебором». Лучше пусть останется, чем потом орать «по-киношному»:

— Патроны… Где патроны?

Из кабины завалился штурман, осмотрел нас и сморщил нос.

— Тяжело идём. Перегруз, мать вашу. А чем это у вас воняет? Обрыгался кто-то?

Платон, сидящий напротив меня, молча поднял ногу, задрав штанину. Его гордость и моя зависть — афганский кожаный из мягчайшей замши сапог блестел, как у кота… Надо сказать, что также блестели сапоги, берцы и даже кроссовки у остальных разведчиков. Я видел, как ещё вчера топили курдючный жир и мазали им обувь. А после высадки из вертушки мазали им и лица, втирали в руки. Запашок, конечно, ещё тот, но бараний жир на 100 % гарантирует, что, всю ночь топая по перевалу по щиколотку в снегу, обувь не промокнет, а руки и лица будут под защитой от мороза ночью и горного солнца днём.

Штурман предупредил, что через 20 минут будем на месте. Планировали высадку в редкой «зелёнке», там маскируемся и ждём темноты. Сели очень удачно и не надо было прыгать, кувыркаясь по инерции, прижимая к груди АКСы, а потом ловить 40–50 килограммовые рюкзаки и ранцы, отбивая руки, головы и плечи. Вертушки заходили по-очереди, и пока одна выгружалась, вторая и третья патрулировали район высадки. Видели ли нас? Я думаю, видели. И я на это очень надеялся. А то чего бы мы с Белым две ночи по карте ползали, карандаши ломали, матом разговаривали и всю его минералку выпили?

— Разведку посылай в трёх направлениях. Налегке. Углубиться на 2–2, 5 километра. Оглядеться. Особо не прятаться, — отдаю указание Платону. — Выставить два дозора. Один на высотке, второй в начале «зелёнки». Сапёрам выставить на дорогах мины натяжного действия.

— Личному составу отдыхать, — а это я уже кричал вслед убегающему выполнять, как всегда, недослушавшему указания Боцману.

На базу пошло лаконичное сообщение:

— «Оплот», я «Горный». Высадились в обозначенном месте. Дороги блокированы. Ждём указаний.

По мнению Белого, в районе, кишащему духами, скрытно высадиться не удастся. А вот заморочить им голову о цели нашей высадки вполне даже можно. Поэтому начальником разведки бригады был разработан план по дезинформации противника на «земле» и в эфире. Разведкой армии были получены оперативные разведданные, что через границу Пакистана переправлены современные системы радиоперехвата. И чем чёрт не шутит, такая личность, как Исмаил Вали, мог себе позволить содержать такую станцию и слушать нас. Игра началась. Целый день наши разведчики, сменяя друг друга «прогуливались» по дорогам и тропам, а в эфир летели идиотские сообщения типа:

— По дороге, код 3214, замечено передвижение противника численностью до 40 единиц.

Собственно, это ничего не значило, и что такое код 3214, не знал и сам передающий… А вот духов это как минимум должно было смутить. Типа: «Откуда 40 единиц, если мы все здесь? Сидим, чай пьём. И что за код такой?» Такую же ересь нёс и Зверь, высадившийся со своей группой сутки назад. Пару раз от дозора приходил доклад о том, что они наблюдали блики от оптики на склонах в нескольких местах. «Пасут», черти! Только бы не попёрли проверять… А они попёрли… От дозора у дороги, идущей между «зелёнкой» и руслом горной реки сообщили, что в нашем направлении не спеша идёт небольшая отара овец. За отарой, опираясь на длинную палку, шёл бородач. Сержант-старший дозора юморнул по рации:

— Дух беременный. Под халатом на животе бинокль прячет и, небось, пару гранат.

— Соблюдать радиомолчание, сержант. Через 100 метров рванёт, головы…

На дороге были установлены две противопехотные мины МОН-50 (противопехотная осколочная мина направленного поражения, управляемая). Подрыв мин мог осуществляться в управляемом режиме с пульта, а также при задевании проволоки взрывателя копытами живой силы противника. В нашем случае противник вместо себя выставил баранов. А вот нас за баранов держать не надо, не первую пару кроссовок по горам стираем. Куда ты их на ночь глядя гонишь? Сволочь! До ближайшего кишлака быстрым маршем часов восемь рысачить, а через час стемнеет.

Ожидаемый взрыв всё равно прозвучал резко и неожиданно. Дорогу заволокло серой пылью, перемешенной с кроваво-белыми кусками овечьей шерсти. Вторая мина не сработала, да этого и не нужно было. Через пару минут шерстяная пыль осела, и я в бинокль увидел результат устроенной духами разведки. На дороге лежали убитые, дрыгали ногами и дико блеяли раненые и доходящие животные. Худющий, с облезлой шерстью пастуший пёс, жалобно скуля, скакал на трёх ногах в сторону реки и, обезумев от боли, бросился в бурлящий ледяной поток. Его завертело, закрутило и понесло бурным мутным потоком по течению. «Пастуха» видно не было. Дал команду по рации:

— Произвести осмотр. Первый осматривает, второй прикрывает. Осторожно, сержант.

Видим в бинокль, как бойцы выходят на дорогу и идут в сторону побоища, держа под прицелом лежащего духа. Через некоторое время первый забрасывает автомат за спину и наклоняется. Докладывают:

— Мы правы. Под халатом бинокль, ТТ и большая фляга с водой. Спрятал под халат, чтоб не грелась на солнце. Труп. Шашлык добиваем?

— Добивайте. А вот собачку жалко. Меняйте место.

— Понял.

Шесть одиночных выстрелов поставили многоточия в начале нашей операции. Бойцы, наблюдавшие за действиями своих товарищей, с сожалением обсуждали потерю провианта в виде бараньих тушек. Приказал собраться для обсуждения дальнейших действий Платона, Боцмана и двух сержантов-командиров отделений. Отозвали дозоры, пятнадцать минут на лёгкий перекус и «по коням». Мины с дорог не снимали, наверняка ждать сработки осталось не долго. Оставили сюрпризы и на месте дневного лагеря. Платон приказал оставить два включённых фонарика, приглушив свет листьями. Пусть думают кому надо, что мы ещё здесь и помощи ждём. Перед выходом связались с базой, и я нарочито неуравновешенным голосом выпалил:

— «Оплот». Срочно прошу эвакуации «200-х» и «300-х» и поддержки бронёй и с воздуха.

«Оплот» голосом Белого радостно так ответил:

— Вас понял, «Горный». Ждите!

Лучше гор могут быть только… Пляжи

Основная группа вышла через 20 минут после дозора, ушедшего по маршруту вперёд. За основной на удалении шла группа прикрытия. Сержант, командир группы, потом рассказывал, что во время движения они слышали, как началась битва между волками, шакалами и бродячими собаками на «кладбище баранов». Дикий вой и рык голодных хищников ещё долго метался между отвесными скалами ущелья, отпугивая стервятников, круживших над побоищем. А чуть позже прогремел взрыв — всё же сработала вторая МОН-50. В общем, пошумели.

За день в «зелёнке» бойцы отлежались, отдохнули и первые три километра шли «весело». Ходить разведка умела. Шли не по дороге, а по еле приметной горной тропе намного выше её. Платон грамотно расставил своих людей. Самые выносливые физически бойцы несли разобранные АГСы, хотя у каждого из них личного груза меньше 40 кг не было. Старшина, шедший в голове колонны, иногда замедлял шаг и смотрел в свой БН-2 (ночной бинокль). Правда, как Белый и предполагал, ночь была звёздной, горный воздух прозрачен, а нам ох как некстати было «светиться». Луна была ещё низко и пряталась за горной грядой. Не спеши, мерзавка!

Мы поднимались всё выше и выше по горной тропе. Ближе к полуночи вошли в зону лёгкого тумана. Скорее всего, это был не туман, а низкое облако. Резко понизилась температура. Мои горбатые от груза «горные ангелы» начали постукивать зубами от холода. Решили сделать кратковременный привал и приодеться. Соплей нам только не хватало. Вот где не видел нас свирепый и беспощадный начальник строевой части какой-нибудь образцово-показательной учебки. Кто-то, видно, из старослужащих, доставал трофейные армейские куртки «пакистанки» с капюшонами, кто-то вытягивал из ранцев давно нестиранные «вшивники» — свитера домашней вязки, шерстяные носки и шапки. Я даже видел у некоторых разведчиков НАТОвские «фантомаски» — длинные трикотажные шапки с вырезами для глаз и рта. Честные трофеи.

По портативным рациям связались с дозором и группой прикрытия. Риск минимальный, дальность их действия — не больше километра. Пока тихо. Подозвал Платона и Боцмана, сверились. Через пару часов должен показаться на видимости кишлак, хотя не думаю, что нас там ждут с зажжёнными уличными фонарями, пловом и горячими лепёшками. Как-то жутко захотелось есть. И чего-нибудь горяченького… Днём, лёжа в скалах, не удастся. Платон тут же дал команду, и бойцы быстро соорудили две плащ-палатки, разожгли в них спиртовки и подогрели консервы. После еды потеплело даже как-то. Платон, как всегда растягивая даже предлоги, попробовал рассказать анекдот про прапорщика, но терпения слушать его ни у кого не хватило. Парни сосредоточенно занимались подготовкой к переходу. Тогда Лёха обиделся и сказал:

— Пора к дозору сапёров послать. Тропа вроде как и идёт в обход кишлака, но он уже недалеко, и напороться на растяжку можно запросто, тем более ночью.

Послали к дозору двух сапёров и через пятнадцать минут начали движение, предупредив все группы, что через час общая остановка и сбор. Почему через час? Потому что, по моим прикидкам, через час из-за горного хребта наконец-то появится Луна. Поэтому нам нужно будет сходить с тропы и понемногу спускаться к дороге. Выбрать место, закопаться, втиснуться между валунами, короче, замаскироваться так, чтобы корсаку захотелось откусить твой палец.

Я любил рассказывать этот случай, особенно молодым бойцам. Мы отрабатывали реализацию разведданных у одного из кишлаков в провинции Герат. По оперативным данным в кишлаке духи устроили перевалочный склад оружия, боеприпасов и медикаментов для бандформирований оппозиции. Нашу группу забросили за сутки до начала общей операции для ведения наблюдения и, по возможности, блокирования выходящих из кишлака, караванов. Вышли на рубежи засады уже к концу ночи, спешно начали маскироваться. Я в «гнезде» чуть выше всех наблюдал в прибор ночного видения за тем, как бойцы закапываются. Вижу движение… Присмотрелся… Корсак, степная лиса с большими ушами, подкрадывается к бугорку. А я знаю точно, что там Красный — мой снайпер. Корсак, осторожно перебирая лапками, подходит ближе, ближе. Останавливается. Огромные уши работают, как локаторы, вздрагивая и разворачиваясь в разные стороны, не давая зверьку покоя. Лёг, чуть прополз, потянулся мордочкой к бугорку… И тут донеслось приглушённое:

— Твою ж маму! Сучёнок! Пошёл вон!

Потом оказалось, что перед тем, как превращаться в бугорок, Красный ел тушенку. На её запах корсак и пришел и, не разобравшись, больно тяпнул за жирный палец Красного. Но зато какая маскировка!

Не успели пройти километр — от дозора сообщение:

— Сапёры вышли на растяжку. Ждём.

Через двадцать пять минут пришёл один из сапёров с докладом:

— Товарищ командир, через двадцать метров после растяжки обнаружили «американку». Это кассетная противопехотная заградительная мина. Очень опасный участок.

— Их, как правило, сериями ставят для минного заграждения участков подхода, — отозвался Платон.

— Похоже, спускаться к дороге нужно, командир, — включился Боцман.

— А, похоже, Платон, ты своим пацанам жизнь спас, послав вперёд сапёров, — негромко сказал я, похлопав одобрительно старшину по плечу.

— Ко-манд-д-дир! — передразнил Платона Боцман, подняв указательный палец вверх.

Подтянулась группа прикрытия. Дали парням возможность немного передохнуть и двинулись. Первые — сапёры. Шли медленно, трудно и не скажу, что тихо. Несмотря на то, что была команда соблюдать молчание — ночь, камни, груз, ломающий плечи и придавливающий к земле, делали своё дело. То в середине, то в хвосте колонны приглушённо чертыхались разведчики, подворачивая ноги, растирая ушибы и проклиная дружественно настроенную против нас страну на букву «А». О чём думают все эти молодые головы, я не знал, зато совершенно был уверен в том, о чём думает Арарат Саркисян — пулемётчик, идущий впереди меня. Араратик наверняка думал о городе Сочи, белокожих москвичках, чурчхеле и золотых пляжах Чёрного моря. Решил проверить.

— Арарат, о чём думаешь? — негромко спросил я на ходу.

— Вах, командыр! Патроны мало взял. Один карман пустой, совсем забыл про него, — с акцентом ответил ефрейтор, сокрушаясь, что не заполнил карман россыпными патронами для своего «ручника» (ручной пулемёт).

Ну вот! А я тут со своими москвичками и пляжами…

«Будённовцы» в чалмах

Два раза «шумнула» рация — это дозор давал команду «Внимание, стоять!». Мгновенно передали по цепи, бойцы присели. Где-то в конце колонны звякнула станина АГС, тут же яростный шёпот Боцмана… Слушаем. Впереди от дороги послышался дробный стук, но из-за шума потока реки разобрать природу звука пока трудно. Хотя нам это, конечно, на руку, от дороги, которая идёт вдоль русла, нас-то вообще не должно быть слышно. Из-за горного хребта уже виден ореол Луны, но сама подруга пока прячется. В ночной бинокль пока ни черта не видно, пробую настроить прибор ночного видения. Получается неожиданно быстро. Вижу красивую картинку. На фоне искрящихся струй бурлящей горной реки по светлому полотну каменистой дороги неспешным шагом двигались три конника. Головами не крутили, шли спокойно, не боясь. Средний всадник даже, по-моему, спал, опустив голову на грудь. Значит, дорога — «пустая», то есть без мин и прочих сюрпризов. Я невольно улыбнулся. Что-то мне всё это напоминало из детства… Вспомнил! Кино! «Неуловимые мстители!» Только там солнце было, а тут луна.

Подождали, пока всадники прошли группу прикрытия и двинулись дальше. Понятно было то, что духи были ночными дозорными из кишлака Кули — нашей цели. Вели себя спокойно, значит, нас не ждут и группа Зверя тоже не обнаружена, а это вселяло оптимизм и прибавляло 5 см к каждому шагу. Неожиданно быстро появилась Луна. Неполная, но и этого «отбитого» блюдца хватало рассмотреть без подсветки время на часах. Перед выходом на полотно дороги объявили короткий привал, подошли Платон с Боцманом.

— Командир, я думаю, «будённовцы» поскакали к «зелёнке», и то, что они там увидят, явно им не понравится, — высказал своё мнение Боцман.

— Прав. Будут идти таким шагом, к месту подойдут часа через два с половиной, может больше. Минут пятнадцать, двадцать будут «нюхать», орать и искать, чем можно поживиться, а потом быстренько домой…

— Причём галопом. В кишлак их пускать никак нельзя, — отозвался Платон, поглядывая на часы и что-то прикидывая.

— Считаем. Минимум часа через три с половиной, плюс — минус полчаса, конница будет возвращаться этой дорогой. Нам необходимо через два часа выйти на место блокирования двух дорог. Час где-то на расстановку людей и маскировку. Уже будет почти светло. Платон, с тебя язык. Рванули, парни! — сказал я, бодренько так взваливая на ноющие плечи почти ещё одного себя.

По дороге идти было значительно легче. Слегка растянувшись, раскачиваясь в такт одинаково выверенным по ширине шагам, колонна двинулась, набирая маршевый темп. Прижимались к правой обочине, где была разной ширины, но всё-таки тень от «люстры» — Луны. Немного тормозили сапёры. Конечно, успокаивал тот факт, что «будённовцы», как их окрестил Боцман, чуть ли не строем проскакали по дороге, а значит, мин не боялись. Но как говорится, бережёного… Шли молча, не сбавляя темп, на ходу менялись, перехватывая дополнительный груз. Те, кто освобождался, «облегченно» вздыхали, дрожащими от напряжения пальцами доставали фляги, экономно пили, поливали головы. А те, кто взваливал на плечи станины и стволы автоматических гранатомётов, и ящики с их выстрелами, беззвучно и неинтеллигентно матерились, с надеждой мечтая о том, что всё это когда-нибудь закончится.

Ровно через один час пятьдесят минут основная группа вышла в точку предполагаемого блокпоста и засады. Небо на востоке начало светлеть. Собрали фляги и отправили троих к реке пополнить запас воды. Днём такой возможности не будет. Приятно удивило то, что графическое изображение на картах полностью совпадало с реальным ландшафтом. Иногда было по-другому. Помню, как во время крайней операции Боцман вертел карту, даже на обратную сторону заглядывал, тупо спрашивая:

— А где мы, командир?

А каково было вертолётчикам, которые не могли по карте определить точку высадки? Здесь не должно было быть реки, а она была. По карте до зоны боевых действий ещё лететь и лететь, а по вертушке уже палят из всего, что только можно представить из откуда ни возьмись взявшегося кишлака. Такое было! Видно и среди картографов есть свои «пятёрышники» и «двоешники». Нам повезло. Наш — «отличник»!

Минут десять поелозили пальцами по карте, расставляя дозоры, огневые точки и пряча людей на световой день. Вернулась разведка, посланная налегке вперёд. Наша цель — кишлак Кули, прилепился к горному массиву километрах в трех — трёх с половиной, за вторым поворотом нашей дороги. Движения пока нет. Спят басурмане. На втором повороте, выше дороги, «закопали» в скальном обвале первый дозор, усилив его пулемётом Араратика Саркисяна.

Пока разведчики «вили» себе гнёзда, скребли ложками о дно банок с гречневой кашей, маскировались, натягивая сетки, Платон назначил группу захвата языка. Выбрали место — сразу за первым поворотом дороги, участок полностью закрытый с трёх сторон скальными выступами. С четвёртой — река. Я подошёл ближе, хотелось послушать инструктаж Платона. А говорил он, в основном обращаясь к Боцману.

— Лошадь — животное осторожное и пугливое. Поэтому языка нам надо брать, зная об этом. Я сейчас расскажу и покажу, как нужно действовать, чтобы эти «ковбои» от нас не ушли, — как всегда растягивая слова, объяснял старшина.

— Лёх, а на хрена нам все три языка? Думаю, эти трое духов имеют одинаковую информацию о расположении охраны и самого штаба в кишлаке, — начал умничать Боцман. — Заберём кого по проще, а остальных к Аллаху…

— Боцман, давай так… Мне поручили, я выполняю. Слушайте дальше. Первого берём я и Боцман. Первый номер — Боцман выбегает из засады, хватает обеими руками за узду на морде и всем телом виснет на ней. Объясняю. От неожиданности и испуга лошадь обязательно постарается встать на дыбы, сбить с ног нападающего и изменить направление движения. Задача первого номера не растеряться и не дать ей этого сделать. Ну, а вторые номера рывком стаскивают духов на землю и фиксируют руки.

— Платон, а лошадь может укусить? — так, на всякий случай, спросил первый номер Боцман, натянуто улыбнувшись в мою сторону.

— А ты руки не суй куда попало, — под общий смех посоветовал я. — Мужики, обнаруживать себя категорически нельзя, поэтому не стрелять, на крайняк работаем ножами.

— И ещё, — продолжил Платон, — нападать по моей команде одновременно, чтобы духи не успели очухаться и что-то понять. Главное — правую руку зафиксировать, чтобы до спусковой скобы не дотянулся.

— Всё правильно, — одобрил план Платона я. — По ходу движения и с тыла поставим заградительные группы по три бойца, чтобы не прорвались, ну и снайпера будут готовы на всякий случай.

— Платоха, а откуда ты всё это знаешь? Вроде парень городской, возле моря вырос, — удивлённо спросил Боцман.

— Был учитель, — грустно ответил Платон, вспомнив прапорщика Мишина.

Истекало отведённое «будённовцам» время, а их всё не было видно. От реки тянуло даже не прохладой, а холодом. Пропитанные потом на марше тельняшки остывали вместе с телами, неприятно липли к спинам и не давали согреться. Бойцы кутались в свои нехитрые утеплители, натягивали на уши шерстяные, купленные или выменянные в кишлаках и на рынках вязаные шапки. Правда, у некоторых заметил умело уложенные под седалища американские пуховые спальные мешки. Вода, принесённая во флягах из горной реки, и через два часа ломила зубы. Приходилось, прежде чем глотать, долго гонять её во рту. Но были и гурманы. Они пробивали ножом в двух местах банку сгущёнки, запрокидывая голову, цедили её, закрыв от удовольствия глаза. А потом маленькими глотками запивали ледяной водичкой из горной реки. Кайф был необыкновенный. Что представляли себе в эти секунды эти взрослые мальчишки? «Пломбир» за 19 копеек? «Ленинградское» за 22-е? А что я… Я тоже пробовал. Блаженство!

От группы прикрытия сообщили:

— По дороге в сторону кишлака быстрым шагом едут два всадника. Дистанция 700 метров.

— Уточни. Два или три всадника?

— Два, — с небольшой паузой сказал сержант. — Едут рядом, не друг за другом. Повторяю, едут рядом.

— Опаньки, а мы так не договаривались! — нервно произнёс Боцман, прячась за большой валун прямо у дороги.

— Парни, ищите мне третьего, — зло шепчу в микрофон.

Тут-же было принято решение — Платон с Боцманом берут ближнего, остальные оттесняют второго всадника ближе к реке и берут его на берегу. Уже и мы слышим посторонний звук. Звук восьми подкованных копыт. Едут не быстро, видно долго скакали галопом до этого, а сейчас дают лошадям отдохнуть. До кишлака — рукой подать. А мы ещё ближе… Из-за первого поворота показались два всадника, ехали рядом неспешной рысью. В бинокль было видно, что у того, который ехал ближе к реке автомат был за плечами, а у ближнего — на груди. Видел это и Платон с разведчиками. Головами не крутили и не разговаривали, было заметно, что «будённовцы» подустали и опасности не чувствуют. Утренний туман ещё не совсем рассеялся, но и без оптики было видно, что перед нами не наследные опиумные эмиры и не алмазные падишахи. Обычные бородатые духи, возраст которых из-за неряшливых бород и чёрти чего на голове определить было невозможно. У дальнего по самые брови был натянут традиционный афганский паколь — шерстяной берет, у ближнего грязно-белая чалма. Оба в замызганных, пыльных, завёрнутых впереди халатах. За спиной у дальнего к седлу был приторочен убитый миной баран. Хоть что-то прихватили. Ну, басмачи и басмачи…

«Язык» или пленный?

Сигнал к нападению был настолько необычен, а звук ни с чем не сравним и незнаком в этих местах, что челюсти от удивления отвисли не только у душманов, но и у афганских рысаков. Платон громко и пронзительно свистнул в спортивный судейский свисток. Многократно отразившись от отвесных скал и речной воды, звук остро резанул по ушам. От ближайшего к дороге валуна стремительно отделился долговязый силуэт и, вытянув длинные руки, помчался в сторону первой лошади. Боцман поймал морду лошади, когда она, скосив лиловые глаза в его сторону и испуганно заржав, уже поднимала передние ноги. Но 95 кило чистой массы туловища старшего прапорщика сделали своё дело. Сначала он поймал какие-то ремешки левой рукой, потом правой захватил коня за гриву между ушей и поджал ноги. От неожиданной тяжести и охватившего его ужаса, конь захрипел, брызгая пеной в лицо Боцману, но встать на дыбы уже не смог.

— Конечная! Слазь, сука, приехали! — орал Боцман, глядя испуганно на крупные зубищи коня и содрогаясь от капающей ему на лицо лошадиной пены.

Почти одновременно с ним, подпрыгнув и подтянувшись, ухватив духа за халат, Платон оказался у всадника за спиной. Обхватив его туловище ногами, он левой рукой рванул ремень автомата так, что у духа щёлкнули зубы. А правой, скользнув по прикладу, нажал на предохранитель, щёлкнул замком и выдернул рожок с патронами. Потом, схватив за ремень автомата двумя руками, оттолкнулся ногами от лошади и, вытащив душмана из седла, рухнул с ним на землю. Упав, дух с перекошенным от страха лицом нацелил на Платона автомат и остервенело нажимал на курок. Не понимая почему не слышит выстрелов, и враг не падает, передёргивал затвор, что-то истерично кричал, и опять жал на курок.

— Баран! — коротко сказал Платон, вертя перед носом басмача спаренным автоматным рожком. Потом коротко размахнулся и ударил им духа сверху по чалме. Уронив голову и подкосив колени, тот с глухим стоном завалился на бок. Наверное, так и не поняв, что всё же это было?

Со вторым душманом справиться оказалось гораздо сложнее. Двое разведчиков сразу поймали коня. Один за стремя, второй за уздечку, но конь резко дёрнулся, придавив разведчика к крупу первого гнедого. Душман начал судорожно перетаскивать на грудь АКМ, висящий на ремне у него за спиной. Конь окончательно обезумел, когда увидел, что к нему бегут ещё люди, отбрасывающие длинные тени от света уходящей за горный хребет луны. Животное хрипя, начало пятиться назад, подминая под себя нашего бойца. А дух высвободил ногу из стремени и резко ударил второго разведчика в голову, тот упал и выпустил из рук уздечку. Конь, почувствовав шанс уйти из западни, неожиданно рванул в сторону, сбив ещё двух наших и волоча разведчика, держащегося за стремя, начал спускаться к реке. Я успел заметить, как резко махнул рукой в сторону уходящего всадника, стоявший на одном колене, сбитый конём боец. Потом увидел, как дёрнулся и, вскинув руки, начал вываливаться из седла дух. Он застрял сапогом в перекрутившемся стремени и бился головой о камни, а конь, спотыкаясь о тело, сгоряча забежал в бурный поток горной реки. Потом, правда, испугался, попытался повернуть к берегу, но было поздно. Течением его оттащило на глубину, закрутило, и уже через минуту его голова с белым пятном на лбу исчезла за поворотом русла. И только тушка барана белела на берегу.

— Что делать с конём будем? — спросил Боцман, передавая поводья подоспевшим на помощь ребятам.

— А что делать? Отвести за поворот и дрыном по заду, чтобы скакал без оглядки. Только распрягите, седло снимите и в реку, — отдал команду Платон. — Нет седла, значит, и всадника не было.

Начал, постанывая, шевелиться дух. Сел, держась за голову, и уставился на нас. Парни тут же поставили его на ноги, руки стянули сзади профессиональной удавкой, в рот кляп из его же чалмы, и пинками погнали в наш «штаб». «Штабом» мы назначили найденный неглубокий, но в полный рост грот в скале. От дороги его прикрывал огромный валун, а от глаз сверху — очень удачно уложенная на кусты маскировочная сеть. Выставили три дозора. Выше всех Боцман загнал товарища Саркисяна. Он был глубоко убеждён, и это не раз подтверждалось, что у кавказского человека — Араратика — глаз как у орла.

— Мищь не проскочит! — говорил Араратик.

— Платон, а кто второго духа снял? Пусть ко мне подойдёт, — попросил я старшину. Ситуация там была непростая, я уже был готов давать команду на выстрел снайперу.

Духа мы решили немного «помариновать». Впереди ещё целый день, пусть подумает «над своим поведением». А пока… пока пацаны капали духу на нервы. Кто с гнусной улыбкой точил у него перед носом нож, пробуя его остроту на халате бедолаги. Боцман же вообще берега потерял. Он сел напротив душмана с верёвкой в руках и начал демонстрировать ему своё умение вязать удавки, примеряя их на нём же. Дух потел, бешено вращал белками глаз и грыз кляп, пытаясь что-то сказать. Кляп не вынимали, давали возможность созреть, вспомнить и придумать, как выжить.

— Товарищ майор, по вашему приказанию… — негромко произнёс подошедший боец. Передо мной стоял мой давний знакомый, «знаток и ценитель» противозачаточных средств ефрейтор Еремеев.

— Отлично отработал, военный! Ситуация действительно стрёмная была, — одобрительно хлопнув парня по плечу, похвалил я.

— Вы не сомневайтесь, дух — труп. Нож по рукоять между лопаток вошёл… Вот только клинок жалко. Трофейный. Дамасская сталь, — с сожалением сказал Еремеев, зажав в руке пустые ножны.

Я, не раздумывая, достал из кармана своего ранца нож в кожаных ножнах, с красивой наборной рукоятью и протянул его бойцу.

— Держи, он твой. Дамасская сталь. Не знаю, какой был у тебя, но этот клинок достойный.

Ефрейтор улыбнулся, взял нож, вытащил из ножен клинок, приставил его к уху и пощёлкал по лезвию ногтем. Потом покачал клинок на пальце, проверив балансировку. Но и это было не всё. Как будто что-то вспомнив, Злой полез во внутренний карман афганки, достал какой-то предмет и протянул его мне.

— Вот так будет правильно, командир, — улыбнулся Еремеев. — Могу идти?

— Давай, — кивнул я, разворачивая оказавшуюся в руке какую-то бумажку.

Это был один доллар США! Ну да! Холодное оружие просто так не дарят. Не простые ребята, эти разведчики…

«Язык», придержи язык!

Подошёл Платон и, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой, «пропел»:

— Там дух сказать что-то хочет, аж ссытся…

— Так отведите его сначала за камень, пусть пузырь опорожнит. От него и так несёт, как от старого верблюда. А потом позови Боцмана, он мастер языки развязывать, и начнём.

Минут через пять вернулся Платон. На его руке была затянута удавка, а на другом конце метровой верёвки был привязан за запястье душман с чуть-чуть попорченным лицом. Следом шёл Боцман, иногда придавая духу ускорение путём воздействия на его пятую точку. Подвели, как смогли, выпрямили и начали выворачивать из его рта кляп, состоящий из куска его же бывшей чалмы. И тут началось… Дух рухнул на колени мордой в землю и начал что-то быстро и несвязно лопотать. Долетали обрывки искажённых русских слов. Руки шарили по земле в надежде зацепиться за чьи-нибудь штаны или кроссовки. Дольше минуты это выносить было невозможно, поэтому Боцман с Платоном схватили его за остатки халата, подняли и поставили на ноги. Наш переводчик, таджик из взвода Платона, спросил у него на наречии пушту:

— На каком языке говоришь?

И тут началось:

— Я на русский языке… советский я… Кушка школа учился в Тюркменистон, комсомол был, — скороговоркой повторял он уже по третьему кругу.

— Какой ты, на хрен, советский? Своих режешь, падла! — не выдержал Боцман, поняв, кого они с Платоном спеленали.

На завывания «языка» начали подходить разведчики. Ребятам хотелось послушать «песни в советском исполнении» предателя Родины. Надо сказать, что таких «советских» в начале афганской компании попадало в плен и в наши госпитали немало. Они, конечно, рассказывали, что их обманули, заставляли воевать насильно и под страхом смерти семьи. Но редкие свидетели, выжившие после душманского плена, рассказывали, что это были за «свои» и чему их учили в «советских» школах. Поэтому в плен их практически не брали. Не церемонилась с ними и регулярная армия ДРА.

— Будешь говорить правду, останешься жить и детей своих увидишь, — внятно, по буквам, произнёс я, но переводчику всё же дал команду перевести.

— Соврёшь — повесим! — вставил свои пять копеек Боцман. Он знал — повешенный правоверный в рай не попадает.

— Как зовут тебя?

— Мехмет, товарищ… Мехмет я… большой семья, три сына… Мехмет правда говорить!

— Где третий душман? Вас ехало трое, а вернулось двое… Третий где? — зло шипел Боцман, загибая перед носом Мехмета, для ясности, свои растопыренные пальцы.

— Мина! Ноги ёк! Али Даврана жалел, голова стрелял, Давран умирал, — ответил Мехмет. Мы, конечно, поняли, что третий дух подорвался на мине, а второй «из жалости» пристрелил его. Эта информация многое объяснила.

— Исмаил Вали в кишлаке? — спросил я, глядя духу в глаза.

Наверняка такой нашей осведомлённости Мехмет не ожидал. Глаза забегали, лицо сморщилось, как от зубной боли. Даже представить было невозможно, что сейчас творилось в его бритой голове. Трое сыновей… верёвка на шее… господин Исмаил Вали… Дух опять рухнул на колени, рванув за собой верёвку, связывающую его с Платоном.

— В кишлаке. Деньги считает… много денег и камни, — со стоном выдавил Мехмет.

Платон, резко дёрнув за верёвку, спросил:

— А ну стоять! Тварь! Сколько людей в отряде? Вооружение какое?

— Люди много… злые… двадцать… и ещё пять. Автоматы и пулемёты два. Я покажу посты, — уже почти успокоившись, отвечал наш «язык».

Мы переглянулись с парнями. Похоже, есть шанс накрыть эту богадельню малой кровью, если, конечно, не врёт, вражина. Я достал из планшета кальку с планом кишлака с примерным расположением построек и расстелил её на ранце.

— Покажи где сидит твой господин, где спят духи и где расположена охрана? — спросил я, показывая Мехмету наш план кишлака.

Дух осторожно приблизился к кальке и начал изучать её. Потом ткнул в план своим чёрным ногтем и радостно произнёс:

— Кули! Кишлак Кули!

— Ты нам, сволочь, дурака не включай! Показывай, где твой хозяин бабки считает? — психанул Платон. — Командир, по нему видно, что всё он, сука, понимает и в картах разбирается! Придуривается! Разрешите воздействовать?

Последние слова Боцман воспринял как обращение к нему лично за помощью. Он тут же растянул заранее приготовленную удавку и, как ковбой, ловко накинул её на шею Мехмету, отдав другой конец Платону. Удавка ещё не успела затянуться, как наш пленный заорал, цепляясь за штаны Боцмана:

— Мехмет покажет. Три… цифра три. Там господин Исмаил Вали и деньги там.

На плане кишлака каждое строение было пронумеровано для простоты визуального восприятия. Так что вопросы могли быть заданы словами, а ответы можно было воспринимать цифрами.

— Где ночью все спят? Где посты и пулемёты, гнида? — рвал на нём халат, орал и страшно скалил жёлтые от табака зубы Боцман.

Я сунул в руку Мехмету карандаш, и он, вспоминая русские буквы, подметая кальку чёрной бородой, начал ставить на плане свои закорючки. Через полчаса при помощи переводчика, оплеух и собственной смекалки, с планом в основном мы разобрались. Сборщики дани ждали ещё одно крупное поступление из района, граничащего с Панджшером. Без этого груза они не уйдут. Но было одно «но»! План кишлака был вычерчен давно, и на нём не было понятно, где точно расположены два поста охраны и огневая точка пулемётчика. А они явно были на пути продвижения группы Зверя. Нужно было уточнять на месте.

— Я покажу, — сказал обречённо пленный дух. — Только идти надо. Тропа знаю. Там видно… идти сейчас.

Принял решение идти вдвоём. Я с Платоном, ну и дух… куда без него. Боцман оставался на хозяйстве, что делать, «ежели что», он знал. Связались со Зверем. Тот исстрадался от безделья и десятисекундному общению был несказанно рад. Сообщили ему цифры и сказали, что к вечеру будут ещё. Все друг друга поняли и набрались терпения. Платон проверил прочность узла на руке у Мехмета, дал ему пару галет, попить, и мы пошли. Шли налегке, к вечеру нужно было вернуться и продумать все нюансы операции.

Сколько духа не корми…

Конечно, этой тропы не было ни на одной штабной карте. Да и откуда? Тропа была не приметна среди многочисленных обвалов. Она еле заметным серпантином постепенно поднималась вверх по склону, не пересекая горную гряду, оставаясь всё время на теневой стороне. Мехмет на короткой привязи шёл первый, за ним, поглядывая по сторонам, шёл Платон, замыкал нашу универсальную группу я. Проводник наш шёл шустро, не филонил. А один раз даже предупредил Платона, что впереди небольшой провал и что нужно обойти или прыгать. Прыгнули. Так мы без особых проблем прошли около трёх часов. Привал решили устроить на вершине. Незаметно вышли на русло ушедшего в грунт водопада. Такое бывает с небольшими вертикальными потоками воды. То ли произошла подвижка грунта и «краник» закрылся, а может, иссяк подземный водяной резервуар. Переходили медленно и осторожно, так как камни и валуны сотни лет шлифовались мощными водными потоками и превратились в лакированные пасхальные яйца неправильной формы. Мехмет и Платон прошли «вброд» сухой водопад без проблем. А вот мой видавший виды «Адидас» неожиданно подвёл. Правая нога скользнула по почти круглому камню, и я почувствовал, что теряю равновесие и падаю. Инстинктивно успел правой рукой прижать к себе АКС, а левой зафиксировать гранаты.

Сознание не потерял, но в ушах неприятно звенело. Болели рёбра справа и колено правой ноги. Штанина быстро пропитывалась кровью. Возле меня уже сопел от возбуждения Платон:

— Ты как, командир? Ты не волнуйся, у нас ишак есть, довезёт, — успокаивал меня старшина, подтаскивая Мехмета, не заметив, что от волнения перешёл на «ты».

— Не скажу, что нормально, но двигаться, надеюсь, смогу, — ответил я, вспарывая ножом штанину. — Давай перевяжемся.

Платон отвязал от себя «языка», завёл ему руки за спину, связал их, стянув удавкой, как Боцман научил, и рывком поставил на колени. Мехмет дёрнулся, глухо застонал и взмолился перед Платоном:

— Брат, совсем болна… руки совсем немой…

— Ишак тебе брат! — огрызнулся Платон. — Ты не в сказку попал, дух.

Я достал маленькую аптечку, наощупь нашёл шприц — тюбик Промедола и, не раздумывая, всадил дозу в правое бедро. Жить стало веселей. Платон пожалел мои штаны и не стал превращать их в элегантные шорты. Аккуратно, насколько мог, надрезал штанину вокруг колена и, обработав рваную рану, забинтовал. По тому, как профессионально он это делал, было видно — парень не первый день на войне. Но время поджимало, нужно было двигаться вперёд. Я попытался встать. Получилось. А вот идти, а тем более прыгать с камня на камень, не очень.

— Слышь, борода, сколько ещё идти? Километров… часов? — спросил у Мехмета Платон, занося над его головой флягу с водой.

— От сухой водопад… мало идти. От водопад совсем мало и кишлак внизу, — оживился Мехмет, открывая «воронку» для воды в своей всклокоченной бороде.

— Командир, предлагаю вам здесь остаться с этим бабаём, а я быстро сбегаю посмотрю. Чего себя мучать и рисковать шею свернуть. Мне его к вам привязать или так оставить? А потом на этом ишаке быстро к нашим спустимся.

Платон был прав, я — не ходок. Достав из планшета кальку-схему кишлака, я отдал её старшине, сказав:

— Давай, Лёха. А мы пока с Мехметом за жизнь потолкуем.

Уже через пять — семь минут Платон исчез из вида, выбравшись из каменного потока «сухого водопада». Промедол (антишоковый обезболивающий препарат наркотического действия) сделал своё дело: голова, нога и рёбра практически не болели, а только напоминали, что они ещё есть. Жаль, конечно, что так всё получилось. Понятно, что жаль было не сломанных рёбер, хотя вроде не чужие, жаль было, что не дошёл и сам не увидел. Конечно, Платону я доверял и мнение его ценил, но командир — я. Мне принимать решение, от которого, прежде всего, зависят жизни моих пацанов и выполнение поставленной задачи. А о чём это говорит? А это, товарищ майор, говорит о том, что на обувке не экономят!

Яркое послеобеденное горное солнце мягко грело, Промедол расслаблял мышцы и сознание. Метрах в трёх от меня на земле сидел, вытянув ноги и уронив свою лысую бородатую голову на грудь, Мехмет. Спит? Платон так и оставил связанными ему руки. Недалеко «цокнул» петушок кеклика-горной куропатки. Через несколько секунд пискнула самочка. «Ревнивый. Далеко не отпускает» — мелькнуло в мыслях. Медленно тянулось время. Веки тяжелели и не было сил этому противится. Наркотик в крови мешал сосредоточиться. Казалось, солнце стоит на месте, воздух превратился в кисель, а звуки…

Резкая боль, преодолевая действие обезболивающего укола, пронзила левый бок. Инстинктивно руки «отработали от себя», мозг включился, глаза распахнулись. На меня навалился всей своей массой Мехмет. В моём левом боку торчала рукоятка ножа. Его обе руки вцепились и тянули на себя мой АКС, а сам он, выпучив налитые кровью глаза, орал:

— Это я ишак? Бешеные русские собаки! Я университет в Ашхабаде закончил! Археологический…

— Так ты — интеллигент! Акцент где? Сука! — скрипнул зубами я.

Уперев здоровое колено ему в живот и чуть отодвинув его корпус, я ударом локтя в голову сбил его с себя. Дух оказался ловким и подготовленным, слетая с меня, он успел вытащить из меня свой нож и сделал молниеносный выпад. Я успел среагировать, но не очень удачно. Клинок, острым, как бритва лезвием, полоснул по моему лбу, чуть выше бровей. Моментально открылась рана во весь лоб. Ещё секунда — и от заливающей глаза крови я ничего не увижу. Пока могу различить его силуэт, передёргиваю затвор АКС. Вдруг слышу разрезающий воздух шипящий звук и через красный фильтр заливающей глаза крови, вижу, как Мехмет дёргает головой и падает мордой на камни. В горячке вытираю рукавом глаза. Платон. Подошёл ко мне, отвёл мои руки с автоматом в сторону и осторожно посадил, прислонив к валуну.

— Я сейчас, командир, я сейчас, — шептал он, — дело у меня одно осталось.

Он подошел к лежащему Мехмету и накинул ему на шею удавку…

— Не попадёшь, тварь, в свой душманский рай…

Спускались мы быстрее, чем поднимались. Во всяком случае, так мне казалось после второго укола промедола. Конечно, я немного висел на мокром от пота плече Платона, и он отобрал у меня АКС и запасные магазины. Шли без остановок и перекуров. Нет, мы не опаздывали. Просто у нас закончились бинты. Кровушка хлестала из трёх моих дырок, а остановить её было нечем, и надо было успеть.

— Командир, все подробно внизу расскажу, но, похоже, духов там сотни полторы. И это то, что я разглядел. Не суетятся, видно думают, что бояться им некого.

— Добро. Доползти бы. Слышь, Лёх, — начал рассуждать я, — а ведь наш Мехметка-то не простой был басмач. На русском шпарил, как на своём. Говорил, что не ишак. И меня убивать не собирался.

— Как это? — удивился Платон.

— А так! Он мог мне свободно горло перерезать, а не стал. Сунул нож в бочину, в мышцы. Думал, от шока я замешкаюсь, контроль потеряю… А я-то под промедолом! Лишней дыркой не испугаешь. Всё равно ни хрена не чувствую… В меня можно было ещё парочку… Слушай, а правильно идём?

— Правильно, командир. А нож у него откуда? — спросил Платон.

— А это нужно спросить у тех, кто его вязал, Платон. Хреново обыскивали. Он же хотел меня в плен взять. Меня! Лёха… Представляешь, сколько бы бабулек ему за целого майора спецназа отвалили?

— Уже не отвалят. Им сейчас Шайтан занимается, — мрачно попробовал пошутить Платон.

— Слушай Платон, ты же Мехмету камнем в голову зарядил? — почему-то решил выяснить я, остановившись из-за съехавшего с носка кроссовка. Из-под повязки на колене тонкой струйкой текла кровушка, пропитывая шерстяной носок. В кроссовке хлюпало, а через носки красными «первомайскими» пузырями выходил воздух.

— Ну да. Стрелять то нельзя было, вот я и… — затягивая посильнее шнурок на моей обувке, что-то такое бубнил старшина.

— Не понял. А ножом почему? Расстояние-то всего ничего. Я же видел, как ты нож в мишень бросал, — не унимался я с расспросами. Я отчётливо понимал, что этот взрослый мальчик спас мне жизнь. И мне просто хотелось прояснить — почему, чёрт возьми, именно таким способом?

— А если бы ножом промахнулся? Потом ищи его. Где его найдёшь в этих каменюках? — пытался объясниться Платон, отворачивая хитрющие глаза в сторону.

— А если бы камнем промахнулся? — заорал я, окончательно охренев.

— Другой бы взял…

Оказывается, это он шутил так! Вот урода мама родила! Другой бы он взял… А этот интеллигент бородатый ждал бы его… Короче, мы смеялись, подкалывая друг друга, пока не спустились. Я чего-то совсем ослабел… Где Яша?

Я сказал… и поехали

Третий тюбик Промедола наш санитар Яша колоть отказался и другим запретил. Вот за это вас, евреев, и не любят. Яша шил. Лоб и колено я ещё держался, а вот когда он начал «штопать» дыру в левом боку, держали уже меня. Кричать было стыдно. Подчинённые всё-таки. Поэтому товарищ майор не орал, а просто громко матерился. А это как слабость не воспринималось. Боцман, злой, как собака, ходил кругами, ко всем придирался, скрипел зубами и бормотал, обращаясь к Яше, что-то типа: «… а я говорил… вот так всегда, когда меня нет… я этому ишаку сразу не поверил…» Конечно, Боцман предлагал мне микстуры накапать для обезболивания, но сие было невозможно. Через шесть часов выступаем.

Связались со Зверем. Он перенёс все наши разведданные себе на схему и тоже подтвердил, что духов в кишлаке больше, чем раннее предполагалось. Получалось, что конвои с деньгами и камушками приходили в кишлак, но из него не выходили. Исмаил Вали их просто не отпускал. Оставалось догадываться, что собрали довольно значительный куш и для его охраны и охраны каравана нужен был большой отряд. Сколько их там? Сотня? Полторы? В любом случае, я принял решение вызывать подкрепление для завершения операции. А вот нашу задачу никто не отменял.

По «черновику», то есть по плану, разработанному разведкой нашей бригады, с запада и востока в кишлак входят две группы захвата. Их цель — захват и вывод из Кули полевого командира Исмаила Вали. За ними идут две группы прикрытия. Их цель — уничтожение огневых точек врага и прикрытие групп захвата. Работу групп обеспечивают поддержкой огнём от Зверя — четыре пулемёта ПКМ (ручной пулемёт), а от нас два АГС-17 (автоматический гранатомёт) и два ПКМа. Но это по «черновику», который не предусматривал соотношение сил как 1: 5 не в нашу пользу. Поэтому план доработали на месте. Было решено воспользоваться нашим преимуществом в огневой мощи. Не зря же мы обрывали руки АГСами. За светлое время суток наши разведчики хорошо изучили подходы с обеих сторон. Было принято решение — во второй половине ночи как можно ближе к границе кишлака выдвинуть и оборудовать огневые точки для пулемётов и гранатомётов. Выход групп захвата назначили на четыре утра. По холодку…

По плану кишлака строение № 3, где, со слов Мехмета, его хозяин считает денежки, находился ближе к нам, причём значительно. Поэтому группа захвата Зверя в кишлак входит, но остаётся резервной. Основную группу захвата возглавляет старшина Платонов, с ним три человека. Прикрывает его Боцман с десятью добрыми молодцами. В кишлак входят тихо, по возможности работают холодным оружием. Остальные, перекрыв все пути отхода, осуществляют огневую поддержку. После выполнения боевой задачи Зверь со своей группой уходит в оговоренное место эвакуации. Группа Платона после выполнения задачи доставляет «объект» в зону высадки. Остальные прикрывают его отход до прибытия подкрепления на броне и на вертушках. И это всё в идеале. А теперь, как было…

Начали чуть раньше, чем планировали. Из-за погоды, конечно. Нельзя было упускать такой благоприятный момент. Под утро практически всё небо покрылось низколетящими тучами, и ветер всё гнал и гнал их между двумя горными грядами. Дорожную пыль закручивало в небольшие вертикальные воронки, она поднималась метров на десять вверх, там рассыпалась и грязной тюлью падала на наши головы и плечи, сокращая видимость раз в пять. До появления луны оставалось где-то два часа с небольшим. Нужно было успеть. Первыми пошли гранатомётчики, согнувшись в три погибели от своей неподъёмной ноши. В моём плане им отводилась практически главная роль. Прикрывая их, за ними растворились в темноте пыльной ночи пулемётчики. Остальным команда: «Ждать».

Я сидел в «гнезде», любовно для меня свитом из булыжников, сухостоя и маскировочной сетки. Боцман с радистом постарались. Здоровье было… ничего так было здоровье. Когда из отверстий перестала течь кровь, я уже подумал, что всё… Но «всё» не было, она просто остановилась и свернулась. Наверное, видок у меня был ещё тот, судя по беззвучно матерящимся губам Боцмана и нервно шмыгающему носом Яши-санитара, которому я запретил себя дальше «ковырять». Но командовать-то я мог, и это главное.

— Основную задачу свою ты знаешь. Морду лица дядьки Исмаила выучил? Теперь о главном. Приказываю не геройствовать! Лёха, на рожон не лезть, пацанов беречь. Не будет возможности взять живым — укладывать всех, — отдавал я последние распоряжения перед выходом группы захвата. — Боцман со своими людьми будет рядом, я на постоянной связи. И броня на подходе.

— Всё понял, командир. Морду лица на ощупь узнаю. Всё, что нужно, знает Бес. Пошли? — сверкнул в темноте какой-то хищной улыбкой Платон.

Позывной «Бес» был у нашего, так сказать, таджика — переводчика. Квадратного размера боец, ушедший в Армию после окончания какого-то спортивного техникума. Его совершенно плоское лицо от уха до верхней губы «разукрасил» толстый рубец шрама. На все вопросы отвечал: «Конь». А вот гимнастический или всамделешный, не уточнил.

— Давайте, парни, — ответил я, ещё раз удивляясь охотничьему азарту этого парня.

— Мы в драку лезем после вас, землячок, так что не затягивай, — бросил вслед уходящей группе Боцман.

Зверь своих пулемётчиков выставил ещё раньше, чем мы. Тоже боялся изменений погоды. У него получилось очень удачно. На сравнительно небольшой ширине участка, в 160–180 метров, он выставил четыре огневые точки с ручными пулемётами. Два фланговых были расположены чуть впереди, поэтому линии обстрела не пересекались, и плотность огня ожидалась супер убойной.

Связались с базой. Обрадовали. К нам уже пылит на всех парах «броня». С учётом ночи, хреновой дороги и ссыкунов-первогодков водителей-механиков, БТРы и БМП с пехотой будут только через час с хвостом. Только вот какой этот хвост? Едет рота. Неплохо. По воздуху обещают подбросить взвод десантников. А общее командование осуществляет целый полковник. Странно как-то, хотя, может, этот самый Исмаил Вали и стоит того… О том, что я ранен и командую из «гнезда» пока не сообщал. Обо мне радист доложил по форме: «Есть один „трёхсотый“, помощь оказана».

Уходила группа прикрытия. На секунду блеснуло лезвие ножа. По силуэту узнал ефрейтора Еремеева. «Этот вернётся. У него мамка — инвалид!» — почему-то подумал я.

— Гриш… — попытался сказать что-то хорошее перед выходом Боцману.

— Сань, всё будет, как надо, — блеснула лунным отражением на жутко грязной физиономии железная фикса друга. «Улыбается…» — понял я.

Как было

Первый и единственный блок-пост духов был оборудован чуть выше дороги, примерно в 200-х метрах от первой постройки кишлака. На блок-посту находились трое человек, все спали. Вернее, двое спали в горизонтальном положении, а третий сидя. Видно, третий и должен был не спать. Отработали профессионально быстро, без эмоций. Спящим — в сердце, сидящему — по горлу.

Через пару минут перелезли через невысокий дувал (забор в кишлаках). За перегородкой по глиняному полу мягко затопали овцы, коротко заблеяла коза. Дом был обитаем. Не повезло местным, придётся побеспокоить. Зашли в ближайшую дверь, оказались на мужской половине. В темноте отчётливо слышалось мирное дыхание нескольких человек. Бес включил фонарик, направив его луч в стену, потом медленно стал перемещать желтоватый размытый круг на пол. Платон включил свой фонарь и направил его луч в другой конец комнаты. В небольшой комнате на стёганых одеялах лежали двое мужчин. Один с седой бородой, видно — глава семьи, и мужчина среднего возраста. После беглого осмотра оружия в помещении не обнаружили. Вдруг луч фонарика Беса метнулся в угол. Там из-под вороха одеял на них с любопытством смотрели глаза мальчишки лет 6–7. Он выбрался из-под одеяла, сел и даже улыбнулся Бесу, когда тот направил луч света на свою рожу и показал язык. Бес встал на одно колено и поманил мальчишку к себе, показывая ему откуда-то взявшуюся половинку шоколадки в блестящей фольге. Мальчонка вскочил, что-то вскрикнул и подбежал к Бесу. Тот посадил его на колено и отдал шоколад, одновременно направив ствол АКСа в сторону проснувшихся мужчин.

— Тихо, не орать и не дёргаться! — шёпотом сказал он, показав им нож, приставленный к попе мальчугана. — Зажги лампу, — обратился он к младшему.

— Не трогайте нашего Мустафу, — с надрывом попросил старший афганец. — Что вам надо, шурави?

Тем временем тот, который помоложе, зажёг керосиновую лампу, и в комнате стало заметно светлей. Фонари выключили, и Платон быстро связал руки дехканам. Потом быстро достал кальку с планом кишлака, положил перед стариком и ткнул пальцем в его дом.

— Это твой дом. Где дом Исмаила Вали? Где он спит? Скажешь — отдам внука, — зло сказал Платон, а Бес тут же перевёл.

Нужен был быстрый результат! Конечно, никто бы мальчишку и пальцем не тронул. Начали бы резать кого-то другого… Война, однако. Парни знали, что делали. И сработало. Старик указал на дом, стоящий рядом с тем, что в своё время показывал незабвенный Мехмет. Правда, они были за одним забором. Тут же информация была передана группе захвата Зверя и мне. Связали на всякий случай и мальчишку. Потом подняли всех на ноги и тихо отвели на женскую половину, где у двери и окна стояли остальные наши парни. Бес сделал страшное лицо и объяснил им, чтобы все легли на пол и во время стрельбы никто из дома ни шагу. А для убедительности обернул в какую-то тряпку кирпич и положил его на пороге двери, сказав, что это мина, которую он разминирует через час.

Группа захвата Зверя вошла в кишлак с западного направления даже чуть раньше, чем парни Платона. Командовал группой старший лейтенант Шубин. Немного замешкались при подходе, искали блок-пост или хоть какую-то охрану. Но, видно, духи настолько были уверены в собственной безопасности, что охрану выставили только со стороны дороги, ведущей в долину. В кишлак входили уже с утренним туманом, набежавшим от близкой реки. Должны были отработать по оговоренной схеме. Войти в дом и вежливо спросить, где тут «сельсовет»? Но получилось иначе. Видно, у духов с вечера была «чайная вечеринка», чаю перепили. Поэтому через каждые полторы — две минуты хлопали калитки домов, и народ, почёсываясь и позёвывая, брёл в туалет и через некоторое время обратно. Надо отметить, что туалеты в кишлаках строились общими, то есть один на несколько дворов. Срочно был нужен язык. Донец зашёл в туалет следом за очередным страждущим. Но то ли глаза защипало от смрада, то ли дух сидел, а Донец думал, что тот стоять будет… А тут ещё один забежал, на ходу поднимая полы халата. Пришлось и его в дырку опускать. Вернулся Донец злой, в кровище и, конечно, вонючий! Хорошо, что в это время Платон с их группой связался и объяснил, что к чему.

Первый выстрел почти всегда неожиданный. Правда, в нашем случае это был не выстрел, а короткая пулемётная очередь. Не наша. Получив точные данные, где находится наша цель, Платон с группой захвата пошёл вперёд. А Боцман со своей группой должен был его прикрывать и «зачищать» все строения, вплоть до «штаба» супостата. Это нужно было сделать обязательно, чтобы при отходе у Платона в тылу не оказалось духов. Вражеский пулемётчик стрелял не прицельно, он видел только длинные силуэты теней, падающие на высокий дувал от заходящей за горный хребет, луны. Зато «ответка» из подствольника Боцмана была точной. Истошно заорал раненый! И началось!

Радист привалился ко мне, подавая наушники с микрофоном.

— «Броня», товарищ командир!

— «Горный», я «Броня»! Доложите обстановку!

— «Броня», провожу операцию согласно утверждённому плану. Сообщите время прибытия, на связи, — нетерпеливо сообщаю я.

— «Горный», почему не согласовали время начала операции? — командирским рыком вопрошает посланный мне для усиления пехотный полковник.

— «Броня», я «Горный». Провожу операцию согласно утверждённому плану, — повторяю монотонным голосом. — Конец связи.

Со стороны кишлака разгорался бой. Связались с группой Зверя. Они пока не сделали ни одного выстрела. Ждут. Боцман вышел на связь. У него два «300-х». Один на ногах, второй тяжёлый. Дал понять, что зацепило Яшу-санитара, когда тот вытаскивал раненого. Послали двух бойцов на помощь. Шуба запросил разрешение на продвижение. Ждать! Все ждём новостей от Платона. Почти одновременно, ближе к центру кишлака, прозвучали четыре взрыва от ручных гранат. Через минуту ещё четыре… Воюют парни!

Злой ефрейтор Еремеев

События у группы захвата развивались очень быстро. Во время обнаружения и первой пулемётной очереди они уже были у высокого дувала постройки № 3, где в отдельном домике находился сам Исмаил Вали. За забором слышались громкие голоса, звон металла и топот десятков ног. Первыми полетели четыре гранаты, через десять секунд «дымы» и Бес, первым оседлав дувал, дал две короткие очереди из автомата по силуэтам во дворе. Следом перемахнули через дувал остальные разведчики. Во дворе было два строения. Платон чётко помнил со слов старика, что сам Вали живёт в том, который поменьше, с тремя охранниками. В большом доме спят около двадцати бойцов, а женщин и детей хозяина забрали родственники. Почти рассвело. Из дверей большого дома, стреляя перед собой в облака белого дыма и что-то крича, выбежали двое, но тут же упали от встречных выстрелов. В открытые двери и окна сразу полетели ещё четыре гранаты. Из окна второго дома резанула автоматная очередь.

— Вот зараза… — коротко выругался, застонав от боли, один из бойцов, падая на колени.

Бес молча взял товарища за воротник куртки, оттащил в сторону и прислонил к дувалу. Бегло осмотрел рану в бедре, снял ремень с автомата и перетянул ногу.

— Сиди, Васёк, жопы нам прикрывай! Укольчик пока не делай, потерпи! — бросил на бегу Бес.

— «Горный», я «Платон». У меня «300-й», нужна помощь.

— «Боцман», я «Горный». Помогай Платону.

— Слышал. «Платон», Злой пошёл к тебе! — сквозь трескотню автоматных очередей орал Боцман.

— «Горный», я «Зверь». Меня обнаружили, веду бой.

— Понял тебя, «Зверь». Подтяни к себе Шубу. Держитесь, пацаны! — кричу в микрофон, понимая, что ещё немного и духи попрут именно в сторону Зверя. Там горы, там есть куда уйти и спрятаться.

У второго дома была одна дверь и два окна, причём одно из окон было заколочено досками наглухо. Платон выстрелил короткую очередь в закрытую дверь. В ответ получил длинную, но дух, не рассчитав, раздолбал выстрелами деревянный засов и ветхая дверь слетела с петель и упала во двор.

— Дым! — заорал Платон, кидая шашку в дверь постройки. В ответ опять резанула очередь.

— Гранату? — крикнул Бес, отвечая очередью через окно в потолок.

— Живым нужен. Посмотри, — крикнул Платон.

Куда смотреть? Бес подкрался к двери, присел и стал вглядываться, пытаясь различить хоть что-нибудь. Из окна и двери валил плотный едкий дым, заполнивший небольшие помещения. Но тут Платон вместе с другим бойцом дружно ударили ногами по заколоченному второму окну. Доски разлетелись, и в комнату ворвался узкий луч света. Этот луч, как прожектор кинопроектора, осветил экран из серо-белого дыма. А за этим экраном чётко вырисовывался силуэт душмана с автоматом, ствол которого был направлен в дверной проём, а рука на взмахе готовилась бросить гранату в окно. Короткая очередь Беса поставила всё на свои места. Пули отбросили духа к стене, он упал навзничь, выронив гранату из руки.

— Бойся! — срывая голос, крикнул Бес.

Все упали, распластавшись, но взрыва не было. Как потом оказалось — брак. Граната была китайской. Повезло! СССР-Китай — дружба на век!

С криком:

— Это я, пацаны! — перевалил через забор ефрейтор Еремеев (позывной Злой).

Зашли в комнату. Сквозняком выдавило практически весь дым, и кое-что уже можно было рассмотреть. В первом помещении был ещё один дух, без признаков жизни, а во втором помещении весь пол был уставлен чем-то набитыми рюкзаками и верблюжьими баулами. В стороне лежали несколько небольших кожаных дорожных сумок. К ручкам каждого были прикреплены деревянные дощечки с надписями на арабском. Склонились над хрипящим духом. Платон достал фото и приставил его к забрызганной кровью голове. Злой зажёг керосиновую лампу.

— Он? — как бы у всех спрашивал Платон.

— А хрен его знает! Он, не он… — ответил Злой, пробуя стереть кровь с лица духа каким-то исписанным листком бумаги. Потом взял слетевшую чалму и с силой нахлобучил её душману на давно немытую голову. — А? Он, собака?

— Ты Исмаил Вали? Если это ты — будешь жить! — перевёл Бес.

Распахнули нательную рубаху. Два одинаково ровных отверстия в центре грудины пульсировали, с лёгким шумом выбрасывая пенившуюся кровь. Шансов не было.

— Бес, вкати ему Промедол и перевяжи. Забираем духа с собой, может, дотянет. Злой, пошустри тут… может найдёшь что интересное. Через три минуты Ваську на плечо, жжём всю эту бухгалтерию и на базу.

Ровно через три минуты по узким улочкам кишлака в сторону базы, с двумя раненными на плечах, отстреливаясь от преследующих духов, пробиралась группа захвата. А практически в самом центре селения разгорался пожар. Злой вылил весь керосин из ламп и канистры на рюкзаки и сумки, сваленные в центре комнаты и поджог. Это и послужило хорошим ориентиром для расчётов АГС.

— «Горный», я «Платон». Выходим, прошу прикрытия, — расслышали мы в шуме боя в переносной радиостанции.

— Внимание всем! Боцман, пропускай группу Платона. Даём по два пристрелочных АГС, ориентир — дым. Боцман, корректируй!

Дук! Дук! — лязгнули дружно АГС (автоматическая гранатомётная система), посылая первые 30 миллиметровые гранаты в центр кишлака.

— Правая — тютелька в тютельку! Левая перенос влево на тридцать! Можно десяточку! — возбуждённо орёт Боцман.

Слышны звонкие разрывы гранат, секторами накрывающие огневые точки противника.

— «Горный», я «Боцман»! Платон прошёл, с ним двое «300-х». Можем работать по плану, — орёт старший прапорщик, перекрикивая разрывы гранат.

— «Боцман», пока стоять! Ждём броню! Корректируй АГСы, — отвечаю, оглядываясь на дорогу из долины.

— «Броня», я «Горный»! Где вы, мать вашу? — кричу в большую РС.

— «Горный», не забывайся… сейчас услышишь, — ответила «Броня».

С блокпоста прикрытия доложили, что по дороге видят облако пыли и слышат шум двигателей. Наконец-то. Через минуты три повторный доклад. Видят шесть БМП и четыре БТРа с бойцами на броне. Слава те… А где ещё два? Зашипела большая рация… Вышли на связь десантники с вертушек. Время подлёта 15 минут, высадка в зоне группы «А». Нужно вытаскивать Зверя на начальные позиции. После высадки десанта вертушки будут «пылесосить» кишлак.

— «Зверь», я «Горный»! Оставить позиции и отступить к своим точкам. Как понял?

— «Горный», я в норме.

— Я сказал — жопу в руки и к своим точкам, Зверь! — ору с выпученными глазами, слыша, как эхо разносит по ущелью рёв приближающихся МИ-8.

Вышла группа Платона с двумя ранеными. Васю унесли под козырёк обвалившейся скалы, где уже колдовал, сам раненый в плечо, Яша-санитар. Положили на землю завёрнутого в одеяло душмана, развернули и подволокли ко мне поближе. Платон приложил к голове маленькую фотографию.

— Он? Командир, он? — тревожным голосом спрашивал меня старшина, капая на фотку и лицо духа потом, смешанным с кровью и пороховой гарью.

— Он, сука! Вылитый! — уверенно рявкнул Еремеев.

— Он, Лёша! Молодцы, пацаны! — как мог уверенней сказал я, падая от боли и слабости на спину. — Жаль, что мёртвый…

— Как мёртвый?! — жалобно произнёс Бес. — Я эту тварь два километра на плече… собой от пуль прикрывал! А ты мёртвый? — Бес в порыве злобы схватил моджахеда за одежду и начал яростно трясти его. Опять укатилась чалма. Еле оттащили.

— Ты чего такой чёрный, Еремеев? — спросил я у ефрейтора, покрытого какой-то чёрной, почти велюровой, копотью.

— Так это, товарищ майор, в доме, где у них штаб был, какие-то баулы, мешки, амбарные книги… А Платон говорит — …жечь всё на хрен! Ну, я и поджёг для ориентира АГСам. Когда поджигать стал, смотрю, а в баулах доллары… Вот они и коптят так! А с этим что? — кивнул на труп ефрейтор, сверкнув белыми зубами на чёрной роже.

— Заверните в плащ-палатку, с собой возьмём. Поставленную задачу мы выполнили, парни, — сказал я, закрывая лицо Исмаила Вали одеялом от густой рыжей дорожной пыли, поднятой гусеницами подъезжающих БМП.

— «Горный», я «Зверь»! Занял позиции в районе своих огневых точек. В тылу идёт высадка десанта.

— Принял! После отработки кишлака с воздуха духи полезут на вас. Десантники идут вам на подкрепление.

«Кавалерия» прибыла! Воздух наполнился лязгом и скрежетом гусениц, натужным рёвом двигателей техники, совершившей многокилометровый марш-бросок. Затопали сапоги и берцы, забегали прапорщики, собирая своих бойцов матом и пенделями. К моему «гнезду» подошла группа военных, покрытых толстым слоем рыжей пыли.

— Майор Хмелев кто? — спросил один из офицеров у бойца Еремеева. Тот молча кивнул в мою сторону.

— «Горный», я «Снегирь». Прошу уточнить задачу, — послышался спокойный голос Михалыча, командира звена «вертушек».

— Полковник Сомов. Вы майор Хмелев? — обращается ко мне офицер.

— «Снегирь», делаете заход на кишлак от точки «Б», только после эвакуации моих людей и по моей команде. Работайте стволами, НУРСы (неуправляемые ракетные системы) не применять! Как понял? НУРСы не применять, много мирных.

— Полковник Сомов! Товарищ…

— Понял тебя, «Горный», НУРСы не применять. Жду команды!

— Товарищ полковник, майор Хмелев! — из уважения пришлось изловчиться и сесть, оперевшись на валун. — Нами блокировано бандформирование полевого командира Исмаила Вали. Сам Вали взят в плен, но при конвоировании был смертельно ранен. Для завершения операции по ликвидации банды, необходимо вывезти мою группу прикрытия и расчёты АГС. Прошу выделить три БМП и один БТР.

— Ты бы хоть встал, майор… — сделал мне замечание один из офицеров, думаю, приближённых.

— Командир ранен! — громко рявкнул Злой, испугав закопчённой рожей приближённого офицера.

Полковник задумался, но, быстро сориентировавшись в обстановке, отдал команду:

— Корнев, три БМП и один БТР в распоряжение… Кто от вас старший?

— Старшина Платонов.

Платон со старлеем Корневым убежали выполнять, а полковник Сомов по причине моей немощи был вынужден присесть за импровизированный стол и развернуть на нём кальку с планом. Кстати сказать, «столом» был очень удобный плоский валун, гладкий, как коленка у восьмиклассницы. Насколько это возможно быстро, ввожу пехоту в курс дела. Говорю, что в кишлаке больше сотни духов, что кишлак жилой и, что есть женщины и дети, что артиллерию применять нельзя…

— «Горный», я «Боцман»! У нас «200-й»! Наводчик АГСа. Снайпер. Как понял?

— Понял тебя. Броня пошла к вам, забираем всех. Как только сядешь на броню, маякни.

— Принял!

— Значит так, майор! Я смотрю, ты свою задачу выполнил, — полковник кивнул на завёрнутое в плащ-палатку тело. — Молодцы, что сказать. В своём докладе отмечу. Теперь мы свою задачу будем выполнять, а ты выводи своих и готовься к отправке на базу. Слышал о «200-ом». А говоришь, артиллерию не применять. Кого жалеешь? Потери большие?

— Первый.

— Кстати, ты не против, если я со старшим твоей группы захвата посекретничаю? Кто старшим был? — спросил полковник Сомов, отсылая своих офицеров выполнять отданные распоряжения.

— Старшина Платонов. Сейчас на броне, забирает группу прикрытия.

— Опять Платонов! Что-то слышал об этом парне. А ещё кого-нибудь посмышлёнее?

— Ефрейтор Еремеев. Последний выходил, прикрывал группу.

Подошёл Злой, он только начал себя в порядок приводить — руку перевязал, начал сажу с лица смывать.

— Товарищ полковник, по вашему приказанию…

— Молодец. Как зовут тебя, ефрейтор?

— Злой, товарищ полковник!

— А по-человечески?

— Серёжа… Сергей Еремеев, товарищ полковник!

— Хочу спросить у тебя, Сергей Еремеев, про ваш захват полевого командира. Что ты видел в доме, где находился полевой командир Исмаил Вали?

— Ну, что видел… сундук видел, одеяла там, подушки разные. Два трупа духов. Мы их, значит… Это в одной комнате, — закатывая глаза и размазывая грязные подтёки по лицу, вспоминал Злой.

— А в другой? А в другой что видел, Серёжа? — нетерпеливо поторапливал полковник.

— Так в другой ничего интересного. Баулы какие-то, сумки и рюкзаки с долларами, — выпалил безразличным тоном ефрейтор.

То, что я открыл рот от такой новости про «ничего интересного» — это было понятно. Но вот эмоции, заигравшие на лице мужественного полковника Сомова, объяснению и расшифровке не поддавались. Хрустнул сломанный карандаш. Почему-то вспомнился старый фильм про Суворова Александра Васильича. Генералиссимуса. Полковник шумно вздохнул и по-отечески обнял Еремеева за квадратные плечи, притянул его чумазую физиономию к своей небритой полковничьей щеке и с чувством сказал:

— Герои вы мои… какие же вы герои! Всех отмечу в рапорте! Серёжа, а где это всё было? Ну, эти твои мешки, баулы…? Точно доллары?

— Не мои мешки, а душманские! Точно доллары, что, я долларов по телику не видел? Всё там так и лежит, — окончательно подняв настроение полковнику, ответил ефрейтор Еремеев.

Полковник ещё раз сверил наши кальки с отмеченными номерами построек кишлака, пожелал мне скорее залечить боевые раны и встать в строй. Выяснилось, что два БТР сломались по дороге. Сначала их пробовали тащить на буксире, но резко упала скорость передвижения. Оставили на дороге вместе с «техничкой». Прощаясь, ещё раз пообещал отметить всех героев в приказе и, пожимая наши руки, напоследок спросил у Еремеева:

— Ефрейтор, а почему у тебя позывной такой — Злой?

— Не знаю, — скромно ответил боец, — наверное, потому что злой…

После того, как полковник Сомов в сопровождении офицеров ушёл руководить боем, я подозвал к себе Злого.

— Слушай, а то, что ты полковнику говорил, правда?

— Ну как бы да. Всё там было. Я ж вам докладывал уже. Только Платон приказал при отходе всё собрать в кучу и сжечь к хренам. Я ж так и сделал.

— Серёжа! Слушай приказ. Если будут спрашивать ещё про мешки и баулы, рассказывай так, как рассказывал товарищу полковнику, — проникновенно вдалбливал я правильную мысль в голову Еремеева.

— Товарищ командир, так я ж понимаю! — широко улыбнулся Серёга. — Разрешите наших встречать?

— Давай! — ответил я, отвалившись на тёплый и гладкий валун. Я лежал и улыбался внезапно пришедшей мысли: «А ведь совсем скоро полковник Сомов поймёт, почему у ефрейтора Еремеева позывной — Злой!»

…Нужна одна победа

Шум рации я услышал раньше, чем его заглушили своим рёвом двигатели БТР-ов и БМП. Полным ходом шла подготовка войсковой операции по зачистке горного кишлака Кули. Правда полковником частично был принят мой план.

— «Горный», я «Боцман»! Все на броне. Один «200-й» и два «300-х». Конец связи.

Тут же вызываю Михалыча по большой РС.

— «Снегирь», я «Горный»! Полетели птички!

— Принял! — коротко ответил представитель отряда воробьиных.

Подъехали три БМП с бойцами на броне. БТР отставал намеренно. На борту были два тяжелораненых бойца, боялись растрясти. Подбежал Боцман, наклонился ко мне и, сделав удивлённое лицо, трагическим голосом выдавил:

— Ты смотри, живой! А мне сказали — того…

— Иди в жопу, Гриня, — только и удалось мне выдавить пересохшими губами. — Как парень погиб?

— Как… Снайпер, сука! Прямо в глаз. Лицо парню попортил… Бойцы гранат десять в ответку закинули, думаю, собрать не смогут, — мрачно ответил Боцман.

Обогнув горную гряду, над нами начинала заходить на боевой курс тройка МИ-8, перелопачивая лопастями остатки тумана. Они шли вереницей, с уступом влево на достаточной для маневра высоте. На подлёте к кишлаку открыли огонь из пулемётов и станковых гранатомётов. Одновременно с ними по окраинам кишлака ударили 30 мм пушки БМП, они пошли первыми. За ними метрах в пятидесяти шли БТР. Прикрываясь бронёй, низко пригибаясь, как учили в учебках, касками вперёд бежала пехота. Начиналась вторая фаза операции.

— «Снегирь», я «Горный»! Что видишь? — рвал я микрофон из рук связиста, пытаясь не потерять сознание.

— «Горный»! Духи собираются группами и смещаются к западу. Думаю, выходить будут там.

— Принял, — ответил подскочивший и удержавший меня от падения Боцман.

Сообщить новые данные Зверю я не успел. Хотел, но не успел. Моё сознание потерялось. Но Боцман успел! И полковнику сообщить тоже успели вовремя. Для меня бой закончился.

У самого первого дувала вдруг раздался мощный взрыв, с ближайшей БМП сорвало башню, и повалил чёрный дым, подхваченный ветром со стороны реки. Стреляли явно из РПГ! Нужно было срочно засылать грамотных разведчиков. Сразу два БМП перенесли огонь из своих пушек по предполагаемому месту засады. Уже развалили до основания глиняный забор и такую же постройку во дворе, а наводчики всё жали и жали на гашетки… Было видно, как пехотинцы, шедшие за подбитой машиной, попадали. Через некоторое время двое бойцов побежали к БМП вытаскивать экипаж. В бинокль было видно, что вытащили только одного механика.

Сделав первый заход, «снегири», обогнув горные препятствия, пошли на второй. При подлёте к кишлаку первая машина дала залп из НУРСов. Мощные взрывы разнесли несколько дворов кишлака в пыль. Были ли там мирные? На это я повлиять уже никак не мог. Со мной возились Яша и Боцман. Причём последний — нарушая субординацию.

— «Зверь», я «Боцман»! В ближайшие полчаса ожидается массированная атака в вашем направлении. Держись!

— «Боцман», не понял! А Саня? С Саней что? — взбудоражил эфир Зверь.

— Какой он тебе Саня?! Зверюга! Отключился временно «Горный». В нирване пребывает! Выполняй! — хохотнул новоиспечённый начальник.

— Выполняю! — в таком же тоне ответил Зверь.

Бой то нарастал, то стрельба вообще прекращалась. Кишлак был относительно большой и по его узким улочкам, похожим на лабиринты, охотясь друг за другом, бегали солдаты двух враждующих армий. Очевидно было то, что вошедшая в кишлак пехота под прикрытием с воздуха и артиллерии БМП постепенно теснила душманов к западной окраине. Моджахеды наверняка знали, что впереди их ждёт засада, но это была дорога в горы. А горы для многих спасение. Пробовать идти другой дорогой, а значит, попасть под огонь пушек и пулемётов нашей брони, было вообще самоубийством.

Раздался ещё один взрыв и тут же второй… Взрыв снаряда РПГ и подрыв боезапаса БМП! Опять сработали из ручного противотанкового гранатомёта по нашей боевой машине пехоты. Техника долго искала широкую улицу для того, чтобы можно было огнём, бронёй и гусеницами поддержать наших ребят. Нашли одну. Первая машина смогла дойти только до середины кишлака. А дальше всё… Пробка!

— Аллах Акбар! — десятки мужских голосов подхватили и понесли радостное восхваление по узким улочкам кишлака.

— Аллах Акбар! — как эхо, заголосили женские и детские голоса под крышами глиняных домишек.

Как только последний луч солнца исчез за заснеженным горным хребтом, из-за высокого дувала предпоследнего дома на дорогу выехали сразу три джипа — пикапа с установленными в кузовах крупнокалиберными пулемётами ДШК. Это было сюрпризом для всех. Видно, очень хорошо были замаскированы. Стрелять начали сразу, так как по дальности стрельбы и огневой мощи они превосходили всё, что было у Зверя на тот момент. На большой скорости джипы, утюжа наши позиции из ДШК осколочно-зажигательными и бронебойными патронами, мчались на прорыв. Закопаться поглубже время у Зверя было. Это сейчас и спасало. Оставалось ждать, когда цели продвинутся на убойную дистанцию.

Выручили «зимние пташки». Два «снегиря» просто свалились им на голову. Близко не подлетали, всё-таки ДШК — оружие очень серьёзное. Но по одному залпу НУРСов было достаточно, чтобы «разбрызгать» на фрагменты один джип, а два других неожиданно для себя налетели на кинжальный огонь шести ручных пулемётов ПКМ. Произвело ли это какое-то действие на моджахедов? Думаю, произвело. Они решили атаковать ближе к ночи.

Так и произошло. Первая волна наступающих попробовала накатить после 22–00. Обнаружили их быстро. С трёх точек были запущены осветительные ракеты. «Люстры» зависли над группами наступающих. Скрыться было некуда. Это не было паникой. Скорее всего, это была истерика попавших в смертельную ловушку людей. Духи не успевали поднять руки и показать, что всё! Они сдаются! Огонь был очень плотным. Огневые точки были расставлены Зверем очень грамотно. Как только гасла одна осветительная ракета, загоралась другая. Минут 7–10 не смолкали шесть ручных пулемётов и около тридцати пяти стволов АКС с нашей стороны. Только красная ракета Зверя прекратила это безумие.

С раннего утра переводчики с разных расстояний, разной силы голосами, от теноров до басов, кричали в сторону кишлака практически одни и те же фразы:

— Правоверные, сдавайтесь! Выходите с белыми тряпками без оружия! Спасите своих стариков, женщин и детей! Всем гарантируется жизнь и прощение!

Ближе к обеду вышли четыре моджахеда с белой тряпкой на черенке от мотыги. Не успели они пройти и ста метров, как из-за дувала прогремел выстрел. Один из парламентёров упал. Через пять секунд прозвучал ещё один выстрел. Видно, грохнули того, кто стрелял в первый раз. Переговоры вёл полковник Сомов и какой-то майор из политотдела. Договаривались недолго. Что такое ультиматум, знали все. Через час наши контролировали уже весь кишлак.

Обо всём этом я узнал позже. А пока… А пока в бессознательном состоянии, я и ещё шестеро таких же «300-х» и один «200-й» летели на базу. Вёз нас легендарный «Снегирь» — Михалыч. Говорят, он пару раз передавал управление штурману и выходил к нам. Садился возле меня, молча сопел, прислушиваясь к моему бреду, потом давал попить и, качая своей седой головой, уходил в кабину. Михалыч, он у нас такой!

А дальше было…

Очнулся я уже «дома», в санчасти базы. И первое лицо, которое мне искренне улыбнулось, было Верочкино — медсестры хирургического отделения. Наверное, это всё-таки к добру. Правда, голос её…

— Михал Саныч! — громко закричала она в открытую дверь палаты. — Сан Василич с нами!

По коридору громко протопали две пары ног и в проёме двери появились две фигуры в белых халатах. Один из них был заведующим хирургическим отделением, военврач со смешной фамилией Перетрухин, а второй — косоглазый санитар. Я вдруг вспомнил по рассказам Верочки, что многие путали его с доктором и обращались к нему: «Товарищ доктор». Этот нахал мог стырить у врача стетоскоп, повесить себе на шею и бродить по коридорам других отделений, где его мало знали. Он никого не разубеждал и мог ответить на любые вопросы, касающиеся медицины. Талантливый был врун. Настоящий доктор присел на край кровати, посветил чем-то в глаза, пощупал пульс и облегчённо вздохнул. Говорить не хотелось, поэтому я кивнул головой, мол: «Чего?»

— Привезли тебя «никакого». Ни «бэ», ни «мэ»! Заражение начиналось. Чистили… перешивали… В общем, будем готовить тебя к отправке на Большую землю. Думаю, дней через пять будешь транспортабелен и попрощаемся. Да, Семёнов? — обратился он к санитару, ища поддержки своему умозаключению.

— Да, Михал Саныч, за пять дней справимся, — серьёзным голосом ответил санитар.

— Утки в 5-ой поменяй! Справится он, — сердитым начальственным тоном произнёс доктор Перетрухин и, заложив руки за спину, протопал дальше по коридору.

Я наконец — то понял, почему неохота разговаривать. А как тут…? К носу подходили две трубки. Скосил глаза и проследил, откуда они берут своё начало. В углу палаты стоял огромный газовый баллон, на котором масляной краской неровными буквами было написано: «Кислород». А изо рта вообще торчал шланг. Рот не закрывался и пересыхал. Чтобы не крутил головой, её зафиксировали и из неё тоже торчали какие-то трубочки и штучки. Левый бок был просто нашпигован трубками и какими-то медицинскими приспособами, которые уходили куда-то в никуда. А на правое колено вообще смотреть не хотелось. Появилась Вера.

— Товарищ майор, а давайте попробуем покушать. А? Тут ваш Боцман в китайском термосе куриный бульончик принёс. Пол-кружечки. А я вас покормлю, — щебетала она, не переставая, пытаясь просунуть в мой рот со шлангом чайную ложечку с куриным бульоном. — Я ему говорю, Боцману вашему, что ж ты, гад, командира своего не уберёг? У самого — ни царапинки. За папу! Он что, за вас прячется товарищ майор? А он ржёт! Кобелина! За маму! Говорит, типа — а какая мне разница, всё равно к командиру приходить буду, а за одно на тебя полюбуюсь. Представляете? Товарищ майор, а он женатый? За Михал Саныча! Только честно… Вот и покушали!

Через пару дней половину трубок повытаскивали, но вставать не разрешили. Зато я заговорил. Ещё через день Михал Саныч и санитар Семёнов разрешили дозированные посещения. Первым запустили старшего по званию. Подполковника Белкина. Разговор был короткий, а начальник шибко занятый.

— Это хорошо, Хмелев, что у тебя правая рука работает. Вот тебе ручка, а вот тебе бумага. Всё, как всегда, полный отчёт в красках. Ты пишешь за всех, Зверь только за себя. Ходатайства к награждению приложи. Срок — три дня.

— Меня через два дня в Ташкент перевозят, — очень спокойно так отвечаю, шевеля оставшимися во мне трубками.

— Тогда через два! — отвечает этот мудак, друг называется.

Забежал Зверь с Шубой. Радостные такие, господа офицеры! Бутылку «Боржоми» принесли. А мне с пузыриками нельзя. Так они сами её и выдули. Веселятся, анекдоты рассказывают. Ну как же! Начальника увозят на неопределённый срок. Вот теперь накомандуются! На кого личный состав оставляю?

Что идёт навещать командира Боцман, было слышно издалека. Правда, если быть точнее, то слышно было только, как заливается от смеха Верочка. И судя по тому, с какой скоростью перемещается по коридору её звонкий смех, можно было судить о приближении к палате Боцмана. Перед самой палатой послышалось — «Ой!» и нежное «Дурачок ты, Боцман!» Но старший прапорщик зашёл тоже ненадолго. Дела. К тому же взвод землячка его, Платона, переводили на постоянное место дислокации. Нужно было попрощаться. Да я, собственно, и не успел по нему соскучиться. Маячит тут… Интересно, а если бы Верочки не было?

Ближе к вечеру зашёл старшина Платонов Леонид Анатольевич, собственной персоной. В руках держал свёрток, завёрнутый в упаковочную бумагу и положенный в модный целлофановый пакет «Мальборо».

— Это вам от нас с Бесом и Злым. Потом посмотрите, товарищ майор, когда уйду.

«Вот так. Уже — товарищ майор, а не командир. Уже привык к нему», — невесело подумал я.

— Слушай, Лёня, а давай я ходатайство о твоём переводе ко мне в команду напишу. Не беспокойся, ко мне прислушаются. А там рекомендации получишь после срочной, в училище военное поступишь. Ты ж прирождённый вояка!

— Спасибо, конечно, но нам нового комвзвода прислали. «Зелёный» совсем, но рьяный такой, — улыбнулся Платон. — Парни думают, какой ему позывной пообидней прилепить. Надо помочь летёхе. Да и пацаны мне все как родные. Служить-то осталось пять месяцев всего. Письмо родителям погибшего Вити Новикова я сам написал, призывались вместе. А про училище подумаю. Будете в Севастополе, заезжайте. Я на Северной живу, меня там все знают. Барабулькой угощу.

— Спасибо за службу, старшина! Думаю, увидимся! — с надеждой сказал я, пожимая крепкую руку старшины Л.А. Платонова, замкомвзвода разведроты отдельной бригады ВДВ.

Перед самым выездом из санчасти я попросил Боцмана открыть пакет с подарком от разведчиков. Каково же было моё удивление и восхищение, когда я увидел содержимое. Это были практически новые афганские замшевые сапоги. Мечта всей моей жизни! Боже! Если они мне подойдут, то мне от этой жизни уже ничего не нужно! Боцман одобрительно зацокал языком.

— Ну, пацаны! Ну, угодили командиру! — нюхая замшу, причитал он, разминая в руках голенище, постукивая костяшками пальцев по подошве и каблукам и глядя на меня завистливым взглядом прапорщика. Старшего прапорщика.

— Меряем! — не удержался я от соблазна.

Боцман аккуратненько натянул мне на ноги оба сапога. Казалось, каждый мой натруженный пальчик улыбался и говорил: «Ну, вот я и дома! Спасибо, папа!» И только многострадальные пятки величаво молчали. Они были на троне! Как влитые!

— Ну как? — спросил Боцман. — Интересно, а когда это они успели?

— Слышь, Боцман! А ты не помнишь, какой размер ноги был у Исмаила Вали? — спросил первое, что пришло мне в голову.

После черты и за скобками

Уже третий месяц «парюсь» в Центральном госпитале в хлебном городе Ташкенте. Всё правильно. Здесь тепло и яблок много! Раны на лбу и голове зажили окончательно. Конечно, шрам во весь лоб в палец толщиной не спрячешь. Но если не снимать фуражку… К колену вообще практически без претензий. Походка немного изменилась? Да что вы понимаете в спортивных, как бы пружинящих походках. К тому же, у меня правая всегда «толчковой» была. Да и война — не парад на Красной площади. Ножку под сорок пять градусов тянуть не надо! Бочина тоже зажила, правда, после третьей чистки. Что этот уважаемый Мехмет до меня своим ножом резал? Ума не приложу! Никакой гигиены. Пока меня лечили, столицу Узбекской ССР посмотрели мои мама с папой, жена с детьми, и даже тёща приезжала навестить. Дай ей Бог здоровья! Дынь и арбузов много скушали и с собой соседям повезли. Пора и мне на юг. Тем более, что дело к зиме.

Ещё через месяц командиров спецподразделений ограниченного контингента войск ознакомили с анализом, проведённой нами операции. С грифом «Для служебного пользования». Тогда разобраться в этом было интересно.

Первая фаза операции.

Командир спецгруппы майор Хмелев А. В.

Офицеров: 3 человека.

Прапорщиков: 6 человек.

Старшин и сержантов: 8 человек.

Рядового состава: 23 человека

Всего: 40 человек

Боевые потери:

Убитых — 1 человек

Раненых — 7 человек

Потерь техники и вооружения нет.

Вторая фаза операции.

Командир оперативной группировки полковник Сомов С.И.

Офицеров: 3

Прапорщиков: 7

Старшин и сержантов: 18

Рядового состава: 78

Всего: 120

Техника:

БМП: 6 ед.

БТР: 6 ед.

Вертолёт МИ-8: 3 ед.

Боевые потери:

Убитых — 14 человек

Раненых — 17 человек.

БМП — 2 ед.

Общие потери моджахедов:

Убитых — 52 человека.

Раненых — 48 человек.

Взяты в плен — 42 человека.

Потери «мирных» не подсчитывались.

Прошло где-то шесть месяцев. На полигоне меня нашёл дежурный и передал, что к себе в штаб меня вызывает начальник разведки подполковник Белкин. Я примерно представлял, по какому поводу вызывает к себе мой начальник. У соседей на прошлой неделе праздновали, пришли наградные. Видно, настала и наша очередь. Запахло жареным. Срочно захотелось шашлычка! Решил озадачить своих по поводу приближающегося повода после посещения начальства. Мало ли что! Я знал, что за крайнюю операцию Белкин представил меня и Платона к «Красному Знамени». Постучал. Настроение было, как у первокурсницы на первой паре!

Встретил как-то без улыбки. Правда, тут же засуетился, полез в холодильник, достал бутылку вискаря, поставил стаканы. Приятно было, что друг серьёзно готовился… Налил, правда, себе граммульку, а мне, как-то не интеллигентно, почти стакан. Мрачно помолчали. Может, опять зуб у начальника ноет? Выпили молча.

— Вадь, в чём дело? — перестал улыбаться уже и я.

Белый открыл сейф, достал сверху несколько скреплённых листов текста и положил передо мной.

— Садись, читай, только молча, я тебя прошу, — сказал друг, плеснув мне в стакан ещё порцию.

По сути, я держал в руках ответ Министерства обороны СССР о судьбе ходатайств о награждении за последние полгода нашей бригады. А также ходатайства подразделений, принимавших участия в совместных боевых операциях. Ищу знакомые мне фамилии ребят, на которых сам писал ходатайства и… начинаю потеть, чувствуя, как под тельняшкой по-сумасшедшему бухает сердце.

…22. Майор Хмелев А.В. — ходатайство о награждении орденом «Красного Знамени» (отказ).

23. Старшина Платонов Л.А. — ходатайство о награждении орденом «Красного Знамени» (отказ).

24. Ефрейтор Еремеев С.Г. — ходатайство о награждении медалью «За Отвагу» (отказ).

25. Рядовой Новиков В.И. — ходатайство о награждении орденом «Красной Звезды» (посмертно).

26. Ефрейтор Финк Я.М. — ходатайство о награждении медалью «За Отвагу» (отказ).

27. Рядовой Нурбадиев О.Н. — ходатайство о награждении орденом «Красной Звезды» (отказ).

А ещё запомнилось…

1. Полковник Сомов С.И. — ходатайство о награждении орденом «Ленина» (утвержд.)

Видно, всё же не всё успел сжечь ефрейтор Еремеев. Что-то всё-таки Сомов нашёл! Камни не горят!

Когда у Белого всё закончилось, мы пошли «обмывать» ко мне. По дороге Белый вдруг остановился и абсолютно трезвым голосом спросил:

— Сань, а ты слышал? Перед увольнением в запас Платона к Герою Союза представили!

Нет! Не слышал! Но это уже совсем другая история, братцы!

Оглавление

Перевязка

Белкин — «Белый»

Масуд — значит счастливый

Мальчиш — кибальчиш

10: 10 — не счёт!

Приказано взять…

Быстрые проводы. Вкусные сборы

Начало игры… По-крупному

Лучше гор могут быть только… Пляжи

«Будённовцы» в чалмах

«Язык» или пленный?

«Язык», придержи язык!

Сколько духа не корми…

Я сказал… и поехали

Как было

Злой ефрейтор Еремеев

…Нужна одна победа

А дальше было…

После черты и за скобками Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg