«Поймать ваххабита»

Поймать ваххабита (fb2) - Поймать ваххабита 1561K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Владимирович Загорцев

Андрей Загорцев ПОЙМАТЬ ВАХХАБИТА

.

НАДПИСЬ НА ПАЛЬМЕ

В январе девяносто пятого мы на бешеной скорости подлетели на своём БТРе к Президентскому Дворцу. По дороге нас пару раз обстреляли, но всё прошло благополучно. Мой замкомгруппы Паша даже умудрился привстать на броне и придерживаемый за колени снайпером Григоровичем выпустил в развалины выстрел из одноразового гранатомёта. Дворец стоял пустой и гулкий, рядом шарахались различные подразделения федеральных войск. Кто-то фотографировался, кто-то просто пялился на громадное серое здание. Совсем недавно разведчики-уральцы и морские пехотинцы с севера вошли в этот символ Дудаевского режима, и в знак того, что Дворец наш, повесили вместо флага морскую тельняшку. Сейчас на крыше виднелся стандартный триколор.

— Экипаж на охране, связь со сто семьдесят третьей на нашу сто пятьдесят девятую, — предупредил я остающихся и махнул рукой, давая команду спешиваться.

Ничего интересного, спереть и то нечего. В холле на первом этаже сидело несколько пехотинцев, разжигавших небольшой костёрчик из остатков мебели пятидесятитысячными купюрами.

— Ого, — восхитился Паша, — бабло палют, у них всё с мозгами в порядке?

— Стали бы они настоящее палить, — буркнул под нос медик и нагнувшись поднял несколько купюр, — зырь, какая туфта, самопал голимый.

Паша с удивлением посмотрел на бумажку и засунул её в карман. Воевать тут мы ни с кем не собирались, наш начальник поставил задачу забрать каких-то журналистов, снимавших здесь панорамы, и доставить их в штаб Рохлинского корпуса. Вроде бы ничего страшного, но в городе идут бои и проскакивать простреливаемые участки не так уж и просто, а иногда опасно для жизни.

Запросили по станции, не появлялся ли кто из начальства и попросили уточнить место поиска. Уточнили. Как там всё легко! Ищите во Дворце. Тут этих журналистов не так уж и мало. Вон какие-то с камерами бродят. Вон еще одни снимают мотострелков у костра. Вон какой-то парнишка стоит с микрофоном на ступенях. Безбашенные какие-то. Те, которых я видел, в основном возле разрушенной бани на Ханкале репортировали: «Я веду репортаж из самого центра города». А эти аж до площади Мансура добрались. Озадачив своих разведчиков искать тележурналиста Вову в кожаной куртке и синем бронежилете, я вышел из холла на ступеньки и начал с удивлением рассматривать стены. Каких тут только надписей не оставляли. Прямо как на Рейхстаге. И матерные, и вполне безобидные: города, клички, наименования подразделений. Э-х-х-х, а я то чем хуже.

Взяв в руки кусок какой-то горелой доски я обломил кончик и старательно вывел аббревиатуру своего училища и год выпуска.

— Оп-па, — раздалось сзади, — с какой роты, братан?

Я в недоумении обернулся. Передо мной стоял здоровенный майор с черной бородой и с морпеховским штатом на камуфлированном бушлате.

— Здарова, — ответил я и улыбнувшись назвал номер роты.

— Ха, вот дела, ты мой внук, по ходу я и стой же роты, только выпустился девять лет назад, наших у меня в батальоне полно, вы где стоите?

— Сейчас на «Северном», с Ханкалы переехали, — ответил я.

Майор достал карту и показал местоположение своего ПВД.

— Ты заскакивай, ежели что, посидим, водовки попьём, посудачим, если можешь, давай сегодня, у тебя задача какая?

— Да корреспондентов ищем, надо Рохлину отвезти.

— Смотри: вон видишь БТРы стоят, на них мои моряки сидят, как найдешь журналюг, подгребай туда.

Корреспондентов волоком за собой притащил Паша.

— Натура, натура! — вопил оператор, — сейчас солнце заходить будет надо панорамку снять, картинка — закачаешься!..

— Поздно, сейчас стемнеет и мы до аэропорта хрен доберемся по ночи, — отрезал я, — хотя слыште, телевизионщики, а не хотели бы вы поснимать быт суровых морских пехотинцев на войне?

— Ясен пень! — ответили журналисты, — мы ж с ними кореша, одному матросу даже зажигалку подарили, и с Ханкалы с ними на «Северный» мотались, они нас плюшками свежими угощали и чаем, нормальные пацаны.

Вот так мы и оказались в гостях у морских пехотинцев.

* * *

Знакомцев по училищу здесь оказалось выше крыши. Выпуском раньше — человека три, и один — моего выпуска. Как мне сказали, где-то здесь в Грозном был замечен мой кореш по училищу Вова Степной. А корреспонденты, услышав фамилию «Степной», радостно заулыбались и сказали, что именно Вова угощал их плюшками.

— Типажная личность, — высказались журналюги по поводу Степного.

Началось застолье, группу мою разместили вместе с моряками в подвале дома, БТР загнали за блоки и оставили дежурить экипаж. Если бы здесь был водила нашего КАМАЗа Рифат Садыков, он мигом бы нашел каких-нибудь земляков или друзей, однако и без Садыкова мои разведчики быстро сошлись с моряками. Пашу того вообще, местный прапорщик утащил к себе в казематы о чём-то оживленно беседуя. Наверняка опять мутит какой-нибудь ченч. Да и хрен с ним, вреда группе от его операций-махинаций никаких, а польза на лицо.

Стол накрыли по военным меркам восхительный. Вареная картошка, сало, рыбные консервы, свежеподжаренная баранина, помидоры в банках.

Не забывая о своей службе на флоте и о тамошних привычках, я обратился к майору, пригласившему меня в гости:

— Степан Михалыч, неудобно как-то без подарков то, вон вы стол какой выставили.

— Неудобно в лыжах по асфальту, не стесняйся, водки у нас маловато, конечно, наш тыловой как уехал, так всё добраться не может, а покушать можно от пуза...

— Ну, у кого водки маловато, только не у меня, — осклабился я и свистнул механика с БТРа, — Талый, белый ящик из десанта сюда, бегом.

Талышев понимающе ухмыльнулся и юркнул в десант.

— Ох етить-колотить, откуда столько! — обрадовался Михалыч.

— Да с колонной на Хасавюрт ходили на днях, вот и втарились мало-мало, у меня этого добра еще в КАМАЗе на «Северном» несколько ящиков, забирайте, не побрезгуйте...

— И чего бы я коньяком брезговал, — засмеялся майор.

Застолье было чудесно-душевным, вспоминали училище, смеялись.

— А я смотрю: на стене про наше училище пишет, да еще про мою роту, — рассказывал подробности встречи Михалыч, — я уже таких надписей повстречал — дай Бог, где только не писали.

— А где писали? — полюбопытствовал я, обгладывая баранье ребрышко.

— А вот слушай!

* * *

Я тогда на ЧээФе еще служил при Союзе. Вторая моя боевая служба была. Шли вдоль побережья одной гордой африканской страны, которой мы тогда по-братски помогали. То комбайны им из Союза передавали, бананы обмолачивать, то специалистов, то танки Т-34, то военспецов.

Встали на траверсе, стоим, солнце, море, в небе ни облачка, жарища, в паре миль — берег с пальмами, прибой белопенный — крас-сотищ-ща! Глаз радуется. Ребята-водолазы — за борт: собираются чинить что-то на рулях. Радисты связь качают. Локаторщики работают. Палубные вертолётчики со своими «кашками» возятся. Я своих матросов на шлюпочную подготовку, согласно расписания, вытащил. Спустили пару шлюпок за борт, на одной я, на второй мой заместитель старший сержант Самсонов. Вооружились, спасжилеты одели, мало ли что, прибрежные воды иностранного государства всё-таки, партизаны шалят, да иностранные разведки туда-сюда шмыгают. В столице наше посольство пару раз поджигали, да ракетными установками обстреливали. Гребем себе потихоньку, командную слаженность отрабатываем, я в мегафон покрикиваю. Рядом метрах в ста от нас по борту вторая шлюпка не отставая идёт. Гоняемся на скорость. Далеко не отходим, круги вокруг нарезаем на веслах, шлюпочный старшина на моторе сидит, покуривает.

Тут наблюдатель с борта орёт:

— Тащщ лейтенат, сигнал «Всем на борт!»

Что за хрень, я по станции на связь, там меня матерят и уже приказным тоном: «Немедленно на борт». Смотрю: «лопухи» антенные разворачиваются, спаренные установки на бортах зашевелились. Подтверждаю сигнал, старшина заводится, идём. Тут хрен пойми откуда из-за мыска в направлении кормы нашей коробочки катер выскакивает и прёт так упорно прямо на корабль. На сигналы не отвечает, на бортах какие-то негритята бегают, ручонками машут. Коробка наша на якорях стояла, необходим был ремонт рулей. Сняться и отойти в сторону не могут. А катер фигачит на полной скорости прямо на корму. Тут с кормовой предупредительный ему дали прямо по курсу. Шлюпочные старшины уже на моторах обороты дают, выходим на полный ход и разворот к борту, а сами фишку сечем, что творится. Катер с негритятами в сторону ушёл и курс сменил. Нам от этого не легче: он прямо на нас полетел. Прикидываю, что минуты через четыре, если не слетим с курса, он между нашими шлюпками пройдёт.

Думаю: нахрена ему всё это надо?

И тут доходит, что если он между нами вклинится и обороты скинет, то может по обеим шлюпкам с бортов лупить, а нас с корабля поддержать нет возможности — своих же заденут. Твою мать, что чудят! Ору в мегафон:

— С бортов к бою!

Матросы автоматы заряжают, готовятся, шлюпочные старшины пытаются маневрировать, чтобы между собой «иностранца» не запустить. Тут замечаю: на приближающемся катере на носу пулемёт, и возле него уже номера расчёта суетятся. Я даже сообразить не успел — с «иностранца» очередь длинную дали по второй шлюпке, в мотор попали, старшину положили и еще нескольких матросов задели. Наши с коробки попытались его накрыть, да поздно: он в «мёртвую зону» зашёл, по нему палить можно только со стрелкового, да и то опасно, можно по нам попасть. Катер уже в створе между шлюпками идёт.

Командую:

— Гранатомёт, давай «попрыгунчика». «Попрыгунчик» — это когда граната, выпущенная из РПГ, скачет по поверхности воды. Надо быть отменным специалистом, чтобы так выстрелить. В нашем случае надо было запустить гранату так, чтобы она, проскочив по поверхности, ударила в борт катера, а если бы проскочила мимо, то просто бы ушла в волны. Трындец полный.

Гранатомётчик старший матрос Васильков вскочил на скамейку в полный рост и заорал:

— Выстре-е-ел! — мы плюхнулись на дно.

Б-б-бах!!! Граната ушла, поскакала по волнам, потом отскочила высоко и прямо в рубку катеру. «Пираты» видно оглушённые и посеченные сбавили обороты, и снова очередью по второй шлюпке. Самсонов раненный уже был, но шлюпку всё-таки успел носом к катеру развернуть, чтобы площадь поражения уменьшить.

Василёк вторую гранату ему лупит, на этот раз менее удачно — в борт. Мои матросы с бортов начали «пирата» из стрелкового поливать. Нам в ответку из-за бортов не глядя лупят. Пулемётный расчёт всё-таки с носа мои матросы сняли. Катер развернулся — видно штурвальный в себя пришел — даёт полный ход и прямо на нас. С борта коробки нас поддерживают, чем могут. У меня двоих задело. «Пират» по большой дуге, уходит к бухте. Из-за кормы уже наши мотоботы, спущенные с другого борта выходят. Меня переклинило, даю команду держаться сзади и сбоку и преследовать, на сигналы с коробки уже плевать, пусть мочат засранца, меня уже задеть не должны. Раненных перевязывают, один без сознания, второй зубами скрипит, но держится. Катер прямо на песок выносит, экипаж с него на берег выкидывается и пытаются нас уже с суши огнем стрелковки накрыть. Дурачье, им надо было поворот крутой заложить, чтобы боком выкинуло, тогда бы пулемёт на носу можно было бы задействовать. Мой пулемётчик с ПКМом прямо на нос бухнулся и начал берег поливать. Партизаны или повстанцы, хрен их разберет, к джунглям кидаются, катер бросили, несколько трупов на берегу оставили. Ну суки, хрен уйдёте, бегают мои матросы куда получше вас.

Десантируемся прямо в воду и в боевом порядке на берег. Слышу, уже с коробки «кашки» (вертолёты) пошли. Поддержка есть, сейчас и десант подойдёт. До джунглей из нападавших немного добежало. Загнали мы их туда, в пальмы. Тут-то мне и опять не по себе стало. Из джунглей по нам несколько десятков стволов ударило, видно или пост наблюдения или группа огневой поддержки сидела. Не просто катер в эту сторону удирал, знали, что делают. Залегли, надо отходить. Чужая территория всё-таки, может мы сейчас уже третью мировую начинаем.

Партизаны эти чёртовы орут, как стадо обезьян, мы выстрелами тут всю живность переполошили. На связь выхожу, мне командуют обозначить координаты для нанесения огня вертолётом. Какие, нахрен, координаты, у меня ни карты, один компас. Решил, буду наводить по ракетам. Даю вверх зелёную — обозначаю себя, на противника — красную. Засекли или нет? Что же, блин, сделать, чтобы корректировщики, дальномерщики и лётчики цель засекли. А на песке мы как на ладони. Наши еще на подходе, партизаны в джунглях, и хер их засечёшь.

Лежу возле ствола поваленной пальмы, напряжно думаю. Пытаюсь высунутся, чтобы визуально в бинокль куда-нибудь привязаться. Тут смотрю на пальму и охреневаю. Автоматными гильзами, забитыми в ствол, по-русски написано: «Здесь был лейтенант Вова Поповских», и аббревиатура нашей бурсы, и год выпуска, и номер моей роты. Ни хрена ж себе, наши тут уже были и задолго до меня.

Пока я тихо охреневал, артель замолчала, вертушка подошла и начала гвоздить прямо сквозь деревья. Партизанам из-за крон вертолёт неудобно обстреливать, а нашим военно-морским лётчикам пофиг. Тут и мы подключились. И наши подошли. Размолотили мы эту банду «африканских Махно», да обратно на корабль. Потеряли тогда двоих: шлюпочного старшину, одного морпеха моего, да четверо раненными. А наколотили тогда девять человек, да катер рванули...

Вот такие вот дела… А ты чего задумался то так?

— Да так, — ответил я, — фамилия знакомая, если бы, ох, если это тот, о котором я думаю, рассказал бы я ему многое...

РАПОРТ

Все было как обычно. Только по приезду с занятий с офицерами и суточного выхода заместитель командира по воспитательной работе долго кричал и разорялся по поводу майора Черепанова.

— Меня, старого заслуженного полковника, выдернули на эти занятия, а этот гнусный майоришка... Он… Он... А-а-а...

Вова недоуменно пожимал плечами:

— Подумаешь, меня тоже выдернули из строевой части, ну я же не плачу и не кидаюсь всем рассказывать, как замполиту летёха-начальник клуба рюкзак тащил.

Что там у них произошло, я был не в курсе, я добросовестно отбрехался перед комбригом и под видом оперативно-полевой поездки для рекогносцировки будущих учений просидел, прячась, дома. Комбриг посчитал, что мне доверять нельзя и поэтому прикрепил ко мне начальника связи бригады. Начальник штаба бригады посчитал, что начальнику связи бригады доверять тоже нельзя и прикрепил к нему радиостанцию для выхода в эфир. Видно, сотового телефона было недостаточно. Мы с начальником связи друг другу вполне доверяли, а на суточный выход идти не хотели. Поэтому начальник связи просто озадачил начальника приемной радиостанции докладами по графику о отработанных сеансах. В результате я провел рекогносцировку своей квартиры, начальник связи рекогносцировку дачи своей тёщи, начальник аппаратной отработал пять обязательных сеансов на оценку «отлично». Счастливчики, попавшие на занятия по профессионально-должностной подготовке, ринулись за освобождениями в медицинский пункт, но их по дороге поймал весьма сообразительный бригадный зампотех и начал спрашивать, куда все бегут. Тут же кто-то ляпнул, что все бегут делать прививки от птичьего гриппа. Зампотех по кличке «Баклан» пристроился к толпе офицеров и возглавил дальнейшее движение. Однако комбриг был полковник старой закалки. Начальник медицинского пункта, высокий и интеллигентный капитан Аллилуев, всем вместо «Болен, освободить...», писал «Допущен к полевому выходу». Капитан сразу же стал непопулярен, так как у зампотеха обнаружили действительно какой-то грипп и увезли в госпиталь на личной машине начмеда (санитарка, как обычно, была сломана). Как дальше развивались события, и что там у них случилось, я был не в курсе. Только перед скрытным пересечением линии КПП я зашёл в класс, где проводилась первая часть занятий. Несмотря на то, что без Черепанова работа в строевой части была завалена, Вова, как очень ответственный офицер, сказал всем страждущим выписок и прочей бумажной ерунды:

— Я — офицер спецназа прежде всего, я должен повышать свой профессиональный уровень, отвалите...

Когда мне удалось заглянуть в класс, там сидел всего лишь Вова и два офицера технической службы. Причем, «сидел» — это громко сказано. Майор дергался на столе, громко напевая:

— Я танцую пьяный на столе…

Технари ему громко аплодировали и подпевали. Попрощавшись со всеми, я убыл, услышав одобрительное:

— Вали домой, прошарщик.

Говорят потом, после меня, заглянул комбриг и увидев танцующего майора, очень опечалился. Так как заместитель по воспитательной работе и просто замкомбриг танцевали в соседнем кабинете под «золотые хиты семидесятых» («снег кружиться, летает и тает», по версии Черепанова танцевали медленный танец), то подход к проведению занятий с офицерами был кардинально пересмотрен. Два заместителя возглавили это мероприятие, обещавшее довести наших бригадных офицеров до вершин спецназовского мастерства. На выход получали оружие из роты специального вооружения. Несмотря на попытки замов вооружить Черепанова АГСом, Вова отбрехался, схватив наиболее легкий АС (автомат специальный). Тогда АГС предложили технарям, но не на тех напали. Пачишин согласно штатной должности всегда находился в преступном сговоре с начальником службы РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) бригады, поэтому частенько исполнял его обязанности. В тот момент начальник службы лежал в прединфарктном состоянии в госпитале по причине приближающейся проверки из ФСБ, и Пачишин не долго думая вызвал в оружейку РСВ (роты специального вооружения) прапорщика начальника склада вооружения с уже готовыми накладными. Пока замы о чём-то совещались, несчастный автоматический гранатомёт был сдан на склад. Когда выезжали на вертолётную площадку, Черепанов и Пиотровский первые залезли в автобус, предназначенный для офицеров, и стали требовать со всех плату за проезд. У замов, по всей видимости, денег при себе ни оказалось, и они выехали на специальном техническом средстве «Гусар». Дальнейшие события мне рассказывали попеременно человек десять, поэтому ничего внятного я и не услышал.

А главный бригадный воспитатель озадачил меня проводить расследование по поводу срыва занятий вышеобозначенной группой лиц. Как будто мне больше всех надо.

Если кто-то и вел себя непристойно, то я тут причём? Пусть на себя сами и пишут рапорта и объяснительные. Так я всем и сказал.

* * *

...Настоящим докладываю, что майор Черепанов сорвал занятия по проффесионально-должностной подготовке офицеров штаба. Помимо того, что он опоздал на полчаса, зайдя в класс объявил, что в кафе завезли свежие пирожки. Личный состав, привлекаемый к занятиям, немедленно без команды прекратил занятия и покинул класс, убыв в кафе. Так же при учебном десантировании посадочным способом майор Черепанов громко объявил: «Кто последний, тот лох». В результате чего в вертолете создалась давка и начальник оперативно-планового отделения утерял флажки и командирскую сумку. При совершении марша в район поиска вышеуказанный офицер не соблюдал дисциплину марша, громко распевал песни, курил сигареты и требовал остановить попутный транспорт и добраться в район поиска на нём. По прибытию на место дневки майор Черепанов в преступном сговоре с майором Пачишиным и капитаном Пиотровским распили бутылку водки, выкрали у заместителя командира бригады паёк и самовольно убыли в близлежащую деревню, не доложив цели своего убытия. Вернулись поздно ночью с гитарой и сельскохозяйственным инструментом, который впоследствии был опознан как вилы. Майор Пачишин бегал с ними по всей территории лагеря и утверждал, что всему офицерскому составу он принес эти самые вилы.

Вывод: Такие офицеры нам нахрен не нужны. Прошу уволить майора Черепанова с военной службы и расторгнуть с ним контракт, выплатив этому долбо... как можно больше денег. Пачишина запереть в общей бане в женский день. Пиотровскому просто навалять люлей.

Дата. Целую в щечки, майор Черепанов. P. S. Замполит — чмо.

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПХД

Ура, наконец-то суббота! После обеда начало парко-хозяйственного дня, а потом увольнение, что может быть лучше для курсанта? ПХД я абсолютно не боялся, поэтому бесстрашно заперся в каптерке, вывесил табличку «Переучёт» и приготовился залечь в сушилке и потаскать матрасы на спине до окончания работ. В дверь начали настойчиво стучать и подвывать загробным голосом:

— Аткрывай, а-аткрыва-а-ай-й, дай мне парадку получить!

— Никого нет, каптёрщик на складе, — попытался отмазаться я и на всякий случай взял в одну руку веник, в другую — мусорное ведерко.

— Не пи… (обманывай), вылазь со своей норы, тебя ротный вызывает!

— Степной!!! В древние времена гонцам, приносившим дурную весть, отрубали мошонку!

— Между прочим, он и меня вызывает, — продолжал завывать за дверью Вова.

Пришлось менять место дислокации и выдвигаться к ротной канцелярии. Курсантский люд нашей роты, оставленный для наведения порядка в расположении, лениво елозил тряпками и задницами по паркетному полу.

— Куды прёте, я только что тут свечек накрошил! — заорал возмущенный Эдик Ворошилов, — хотел уже натирать, вы все нафиг испортили!

— Эд, тут крошить надо парафиновые свечи, а не геморройные, так что успокойся, — осадил его Вова Степной.

— Как парафиновые? — испугался Эдик, — а я какие крошил?

Ротный сидел в канцелярии и меланхолично орал в телефон что-то обидно-ласкательное.

— Так, так, вижу два кислых друга — хер и уксус — приперлись, — приветствовал он нас.

— Товарищ майор!... — дружно заорали мы с Вовой.

— Так, сейчас одеваетесь в парадку, берете с собой подменку и еще одного человека и убываете в гарнизонный дом офицеров на помощь, у них там что-то сугубо генеральное, толи рабочих не хватает, толи территорию убрать надо, держи увольняшку, — кинул он мне бланк с печатью, — сам впишешь остальных и распишешься за меня!

— Товарищ майор, да я же не умею, — заныл я.

— Ой, не пи… (обманывай), — оборвал меня ротный, — кстати, на КПП училища вас машина ждет с представителями, так что быстрее, мои юные Суворовы и Барклаи де Толли.

— Нет худа без бобра, — возвестил я, выходя из канцелярии, — Вова, кого с собой возьмём?

— А вы куда, пацаны? — тут же подкатился Ворошилов.

— На колбасный завод, колбасу спиртом протирать, — возвестил Степной и плотоядно потёр живот.

— А меня возьмите, — начал приставать Эдик.

— Ну, не знаем, дело ответственное, требующее высокой квалификации и ответственности.

— Пацаны, вы же в Дом Офицеров идете, я же все слышал, а там зеркала в умывальнике, говорят, прям как у нас, ну возьмите меня, а? — канючил Ворошилов.

Зеркала для Эдика в последнее время были наиболее душещипательной темой. Он задолжал ротному старшине одно зеркало, что в преддверии зимнего отпуска грозило обоснованными задержками.

В тот неудачный для себя вечер Эдик довольно поздно, уже после отбоя, опоясав свои чресла полотенцем и не чуя приближавшейся катастрофы, мирно выдвинулся в умывальник. Наш взводный «растаман» Гена Рыжков, опечаленный отсутствием «веселой травы» сидя на подоконнике в умывальнике, тихо дневалил и рассматривал папиросу «Беломор». Забить папиросу было абсолютно нечем, и Гена решил просто покурить табака. Прикурив, он блаженно затянулся и выпустил дым колечками в форточку.

Увидев вошедшего Ворошилова, Гена по привычке начал прятать в кулаке папироску, и делать отстраненный вид «Я тут плюшками балуюсь».

Поведение Рыжкова весьма заинтересовало Эдика и он начал звучно принюхиваться и кругами приближаться к Геннадию. Рыжкову комедия понравилась, и он на виду у Эдика сделал несколько специфических затяжек, картинно закашлялся и пробормотал:

— Ох, сильна вещь, чую щас накроет.

Эдик сделал стойку и бочком приблизился к «растаману».

— Гендос, слышь, а чоё давай на двоих, а?

— Да без проблем, — прокашлялся Рыжков, — давай запаравозю.

В результате Ворошилов, накурившись обыкновенного «Беломора» и поддавшись внушению Геннадия, начал ловить «приход». Под удивленным взглядом своего подельника глупо хихикал и нес какую-то чушь.

«Ишь ты, как его вставило», — недоуменно думал Гена, разглядывая окурок.

Эдик, тем временем, обмотав полотенце вокруг головы, объявил, что он белый ниндзя и будет беспощаден. Потом, схватив из шкафчика с инвентарем швабру, начал размахивать ею и издавать воинственные крики. Тут он увидел еще одного «ниндзю», размахивающего шваброй, и кинулся на него в атаку, в результате чего разбил зеркало.

Теперь Эдик был должен ротному старшине и умывальнику одно целое зеркало и непередаваемо страдал от этого.

Переодеваясь в каптерке в парадку, Вова рассуждал:

— Ну, в принципе и не полная засада, согласись, увольняшка на троих, во-вторых, ты же сам видел, что до какого времени не проставлено, то есть спокойно записываемся до вечера в книге увольняемых, дежурному нас не поведут представлять, мы уже в городе будем, подумаешь, потусуемся в доме офицеров, подметем там что-нибудь.

— На актрисок посмотрим, зеркало сопрём, — радовался Эдик, выбирая на подменку чёрный танковый комбез получше.

— Э-э-э, ты нас не впутывай в свои дела, ишь ты надумал: зеркало в очаге военной культуры подломить, — сказал я, доставая с антресолей свою армейскую РДэшку, чтобы положить в неё подменную форму.

— Ну, вы же мне помощь окажете, прикроете в случае чего, — не унимался Эдик.

Решили выдвигаться в обход плаца, дабы не нарваться на генерала, совершающего субботний обход. Однако, что-то не заладилось, между корпусами сновало множество курсантов, и мы расслабленной походкой выдвигались к КПП, но в одну минуту все изменилось. Бесформенные толпы вдруг резко сформировались в стройные колонны, и даже где-то неподалеку раздалась задушевная строевая песня. Значит, начальник училища был где-то неподалёку с кучей верных полковников.

Мы попытались влиться в строй какого-то взвода старшекурсников, но были вытолканы взашей.

— Изобразили строй, — прошипел я на Степного и Ворошилова.

Колонной из трёх человек мы бодро помаршировали за удаляющимся со скорость курьерского поезда взводом четверокурсников. Где-то возле входа в учебный корпус виднелась огромная папаха нашего генерала.

— Не обещайте деве юно-о-ой любови вечной на земле-е-е! — орали слаженно старшие курсы.

Слышались команды:

— Смирно-о-о, р-а-а…пра-аво-о!

— Запевай, — скомандовал я своей немногочисленной группе.

— Чунга-чанга, в жопе три гвоздя, чунга-чанга вытащить нельзя, — затянул Степной.

— Вова, дебил, генерал рядом, давай что-нибудь нормальное, Эдик, мочи!

Эдик выпучил глаза и выдал ничуть не лучше Степного:

— За армейским частоколом зашибись стоит хрен колом!

Вова тут же подхватил:

— Только мы ничо не хочим, регулярно ночью дро..

— Заткнитесь, придурки, — уже чуть ли не заорал я и сам затянул:

— И если в поход труба позовет, Смирноё ра-а право!

Слава Богу, генералу было не до нас, он вызвал из строя четверокурсников какого-то бравого сержанта и с удовольствием за что-то его отчитывал.

— У-у-у-у, пронесло, — вздохнул я, — давайте бегом к КПП.

Через две минуты, прошмыгнув мимо дежурного и помахав перед носом помдежа по КПП увольнительной запиской, мы выкатились за ворота. Вот он УАЗик-«таблетка» с надписью по борту «ГДО».

Нас уже ожидал суровый мужичок-водитель и ухоженная дамочка.

— Здрасти, мальчики, вы к нам на помощь? — приветствовала она нас высоким хорошо поставленным голосом профессионального конферансье.

— Ага, к вам, вот направили, сказали быть в парадке и взять подменку, — почему-то смутился я.

— Нам зам начальника по воспитательной работе обещал курсантов, которые раньше были связаны с театральными подмостками и сценой, я надеюсь, он нас не подвёл?

Ну, а то! Замполит обещал! Скорее всего, потом забыл и поставил задачу первому попавшемуся ротному, то есть нашему. А нашему вообще плевать, кто сено косил, а кто на театральных подмостках до училища выкаблучивался..

— Конечно, не подвел, — успокоил я дамочку, — я десять лет танцами занимался, выступал на большой сцене.

Прошу заметить — я абсолютно не соврал.

— А я на спектакль про щучье веление ходил в третьем классе, — подыграл Эдик.

— А у меня была одна подружка с вот тако-о-ой… — попытался вклинится в разговор Вова, но я его ощутимо пнул в бок, и Степной замолчал.

— Какие весёлые мальчики, — восхитилась дама, — рассаживайтесь и поедем.

Мы запихнули свои тщедушные телеса в «таблетку» и с ощущением «причастности к искусству» помчались в ГДО.

Нас отдали в распоряжение какого-то весёлого мужичка, который с апломбом возвестил, что театр начинается с вешалки, а мы должны на время пополнить ряды рабочих сцены. Нас запихнули в какую-то гримерку, предложили переодеться и ждать ценных указаний. Как только наш новый начальник скрылся, мы тут же начали обследовать помещение. Ничего интересного: пара вешалок, пара столов и пара зеркал, которые абсолютно не подходили Эдику.

— Давайте посмотрим, где тут умывальники, и упрём зеркало, — соблазнял нас с Вовой Эдик.

— Отвали, рецидивист, давайте просто позырим, что тут интересного, а то мы здесь дальше зрительного зала никогда не ходили, — предложил Степной.

— Может, переоденемся, — предложил я и потряс рюкзаком с формой.

— Да успеем, — крикнули хором Вова с Эдиком и выбежали в дверь.

— Меня подождите, — кинулся я за ними.

Сколько тут интересного: бегают балеринки в своих марлевых «пачках», стоят какие-то плакаты, куча народу шарахающегося в различных направлениях.

— Где эти курса-анты-ы-ы?! — раздался зычный рёв неподалеку от сцены.

— Мы здесь! — заорали мы в ответ и кинулись на голос, вот говорил же, что надо было переодется, сейчас нам влетит, и Эдик к тому же куда-то потерялся.

Оказалось, нас звал вовсе не наш начальник. Трубным рыком нас вызывала какая-то дородная тетенька в спортивном костюме.

Увидев нас, она злобно проматерилась, не стесняясь находившихся поблизости разнаряженных в бальные платья девчонок. Мы и ртов не успели раскрыть, как нам всунули каждому по девушке и вытолкнули на сцену, где вовсю гремела мелодия вальса.

— Прикинь, Вован, музыка из кина «Мой ласковый и жирный зверь», — радостно заорал я, выбегая на сцену и таща за руку семенившую за мной деваху.

И тут мне резко поплохело. Зал был полон народу, гремела музыка, и несколько пар кружилось в вальсе. Абсолютно не задумываясь, я подхватил партнершу и буквально с первых па вписался в танцевальную композицию. Сложного ничего нет — обычная расстановка пар «меняющимся треугольником» Делов-то!. На сцене, помимо нас, еще несколько курсантов ловко крутили своих партнерш и картинно закидывали головы. Стоп, какие-то неправильные курсанты! Прически у них не военные, волосенки длинноваты и туфельки — обыкновенные чёрные «балетки» — и уж больно профессионально они кружатся в ритмах вальса. Чёрт, надо же так попасть. Соображал я буквально несколько секунд, а в это время на сцену вылетел Степной с возмущенными криками:

— Чо за фигня, тебе нормальную дали, а мне какую-то клюшку, э-э-э, — тут он замер с открытым ртом, узрев полный зал, взбешенная партнерша Степного схватила Вову и сама начала кружить его, пытаясь попасть в ритм композиции.

Опыт не пропьешь и не потеряешь, танцевать — это как кататься на велосипеде, и поэтому я автоматически «работал номер». Моя партнерша, несмотря на свои немаленькие габариты, была весьма неплоха в танце и поэтому тоже «работала на автомате», когда надо замирала, улыбалась и картинно откидывала голову.

— Э-э-э, блин, ты мне все ноги оттоптала! — перекрывал звуки музыки возмущенными криками Степной, изображавший нечто вроде гопака, вальса и приемов у-шу.

— Четвертая пара, ушли со сцены, — шипела из-за сцены хореографичка в спортивном костюме.

Вове так и не удалось блеснуть своими способностями и порадовать публику. Пара вылетела со сцены и через пару секунд снова вышла и уже без проблем вписалась в ритм композиции. Вову заменили на нормального танцора. А на меня так никто внимания и не обратил, пришлось дотанцевать до конца. Публика в зале была вяловатая и на выкрутасы Степного никакого внимания не обратила. Вова оставил меня «погибать» на сцене, поплелся искать Ворошилова. Эдик тем временем вёл разведку наблюдением и пытался обнаружить местоположение умывальника. Тут на глаза ему попался мужичонка с чайником в руке, спускающийся откуда-то по металлической лесенке. Логика, как обычно, подвела Эдика, и он решил, что мужик набрал воды и идет к себе попить чайку. А раз там есть вода, то может быть там и находится умывальник. По мнению Ворошилова, умывальники в домах офицеров так и должны располагаться на верхних этажах, и забираться в них надо по маленькими шатким лестницам.

Ворошилов, сделав все необходимые умозаключения, огляделся и совершив несколько красивых перекатов бросился на лестницу, как тигр, и в три прыжка очутился уже на середине. Потом прекратил выделываться и быстренько забрался наверх. За хлипкой дверцей находился вовсе не умывальник, а кабинка звукорежиссера с хитрыми приспособлениями, тюнерами синтезаторами, пультами, микрофонами и магнитофонами.

Звукорежиссер поставил проигрываться очередную запись и спустился с чайником за водичкой, ну а тут и появился курсант Ворошилов.

Меня, тем временем, продолжали нещадно эксплуатировать. Только закончился вальс, и я собирался слинять и найти своих. Однако, мне даже шага влево сделать не дали. Прямо сверху на парадку мне напялили красную широченную рубаху, подпоясали кушаком.

— Э, да вы что творите, я же не ваш! — заорал я костюмершам, споро одевавшим очередного танцора.

— На сцену-у-у! — заорала на меня хореографичка в спортивном костюме и попыталась дать пендаля для ускорения.

Пришлось снова выскочить и плясать какой-то народный танец, присвистывать, притопывать и пройтись вприсядку. На этот раз повезло. Музыка внезапно прекратилась, и знакомый голос на весь зал произнес:

— Гы, прикольно, что это за фигня? А-а-а, микрофон! О, Андрюха, ты что там на сцене делаешь?

Танцевальная группа остановилась, танцоры стали недоуменно пялится друг на друга.

— Я, хачу быть с тобо-о-ой, я та-а-ак хочу быть с тобой, в комнате с белым потолком с правом на надежду-у-у! — заголосил Эдик в микрофон.

Вялая публика в зале немного оживилась и начала аплодировать. Под шумок мне удалось смыться со сцены и проскочить мимо узурпаторши-хореографички.

Ворошилов понял, что он сделал что-то нехорошее, и начал нажимать все кнопки на пульте. На весь зал раздался писк, вой и какая-то адская какофония. Эдик от греха подальше выпрыгнул из кабинки звукорежиссера и успел благополучно скрыться с места преступления. Вова Степной сидел в гримерке и боялся высунуться наружу, опасаясь, что его снова заставят идти на сцену и что-нибудь отплясывать.

Тут и Эдик подоспел.

— Я там что-то в кабинке наверху натворил, — сознался он, переодеваясь в комбез и трясясь от страха, — вы меня не выдавайте.

— Мы тебя вообще не знаем, — буркнул Степной, — побыстрее бы отсюда свалить, дурдом какой-то.

Мы переоделись и стали ждать своего нового шефа. Вскоре появился и он.

— Блин, у нас звукреж с ума сошёл, репетицию у танцоров сорвал, — пожаловался он.

— А почему в зале публика? — осторожненько поинтересовался я.

— Да какая публика, так, загнали военных, ПТУшников и прочих статистов, чтобы выступающие себя как на премьере чувствовали. Через пару недель большой «сборник» даем, наши попляшут, попоют, а под конец пара заезжих звёзд будет, вот и «генералим», у нас сейчас несколько рабочих сцены не хватает, но надеюсь, на премьере будут все.

Нашего нового шефа звали Дмитрий Федорович, и по должности он заведовал всей сценической артелью. Переодевшись в подменку, мы пошли за Федоровичем куда-то в подвалы и перетаскали кучу ящиков с реквизитом. Потом нам вручили какие-то огромнейшие шторы и отправили на хозяйственный двор их развесить и выбить от пыли.

Справившись с поручением, мы перекурили и пошли разыскивать шефа, чтобы доложить.

По дороге на нас опять напали «деятели» и стали утверждать, что мы — «революционные матросы» и немедленно должны спуститься в какую-то рекреацию и что-то отрепетировать. Пришлось застегнуть комбез на верхнюю пуговицу, спрятать свою флотскую тельняшку и пообещать, что мы немедленно спустимся и разобьем Колчака и пару раз пульнем из носового орудия по «Зимнему». Отвязавшись от театралов, мы все-таки нашли Фёдоровича и потребовали нас немедленно отпустить, потому что мы уже проголодались. Шеф оказался вполне адекватным и перед тем как нас отпустить, отвел на сцену убрать музыкальные инструменты после выступления какой-то рок-группы. Занавес был опущен, слышался гул голосов неблагодарной публики из ПТУшников и военных, которых так никто из выступающих не смог расшевелить.

— Зырь, что тут, — заорал Степной и кинул мне черную кожаную «косуху», всю в заклепках и шипах, сам напялил на себя точно такую же, сняв ее с барабанной стойки.

— Прикинь, типа мы тоже выступаем, девки в зале кипятком, зажигалки, поклонники и всё такое, — замечтался Вова, одел найденные на барабане черные очки и кинул мне точно такие же.

— Ну, а что, мы с тобой в паре на дискотеке под «Кармэен» неплохо лабаем, — подыграл я, снаряжаясь в очки и косуху.

— Скучно, — сказал Эдик, — пойду я какую-нибудь музыку врублю.

— А ты, типа, шаришь как? — спросил его Вова.

— А то, — гордо ответил Эдик, зашёл за сцену и начал карабкаться вверх по железной лесенке.

На весь зал сперва раздалась череда каких-то непонятных звуков. Потом сильный женский голос затянул про «валенки» и потом — о чудо! «Ту-ту-ту-туту-тутуту» раздались знакомые аккорды.

— О-о-о, мля, «Кармэн». «Лондон гуд бай!», — возбудился Степной и стал в стойку, с которой мы с ним начинали танец на дискотеке.

А один из рабочих сцены, отвечавший за занавес, услышав звуки музыки, попутал все на свете и нажал кнопку, решив что представление продолжается. Ну, а «световик», еще не покинувший свой пост, направил на сцену прожекторы.

Степной замер с открытым ртом и посмотрел на меня.

— Хуле смотришь, танцуем! — проорал, улыбаясь, я.

Вова кивнул в зал. Занавес поднялся, половина зала еще была полна, народ, стремившийся на выход, остановился и с интересом уставился на сцену.

— Вова, не вздумай сье…ть, — предупредил я Степного, — давай зажигать, некрасиво со сцены убегать.

И вот начали мы со Степным под «Кармэн» отплясывать, точно так, как исполняли на училищной дискотеке. То, что не удалось местным хореографам, вполне удалось нам.

По-моему даже никто и не понял, что на сцене не настоящий дуэт.

Затылки бритые, черные комбезы, куртки-косухи, очки и отплясываем, дай Бог так ноги Огурцову или Титомиру задирать.

Зал начал заводится. Многие стали отплясывать в проходах. Послышался визг девчонок.

Под конец песни мы с Вовой прокатились на коленках прямо к краю сцены, упали на спины и потом выпрыгнули на ноги подъёмом-разгибом.

— А-а-а-а, о-о-о-о, да-а-а-а! — орали восторженные зрители.

— Итак, ждём вас на нашем концерте через неделю, мы — лучшие! Ворошилова — в президенты! «Кармэн» — де бест! — орал в микрофон Эдик.

Пришлось от греха подальше убегать со сцены, чтобы не попасть в лапы буйствующих фанатов. Эдик опять умело ускользнул из кабинки и по всему дому офицеров слышались негодующие крики звукорежиссера:

— Да не я это! Не я-я-я!!

Косухи и очки от греха подальше отдали костюмершам и пошли искать Федоровича. Минут через пять пьяненький шеф отвел нас в столовую, где мы вполне с аппетитом поужинали. Пока переодевались в гримерке в парадку, Эдик все-таки обнаружил умывальник и туалет. Зеркал было много, и все они были подходящего размера. Ворошилов, хищно потирая ручонки, снял одно из зеркал и счастливо улыбнулся. Однако туалет оказался женский, открылась дверь, послышались женские голоса и Ворошилову пришлось спрятаться в кабинке. Пока вошедшие дамочки занимались своими делами, Ворошилов сидел на унитазе и трясся от страха. Однако на этот раз все обошлось. Зеркало вынесли через хозяйственный двор, без каких-либо проблем. От Эдика отвязались, отправили его в училище. По дороге Ворошилов попался на глаза патрулю, но убегая зеркало не бросил. Разбил он его уже в казарме. Вернее, сел на него, рассказывая глупо хихикающему Рыжкову о своих приключениях...

Я и Степной вернулись из увольнения только в воскресенье.

Так и прошёл этот ничем не примечательный парко-хозяйственный день.

ПОЙМАТЬ ВАХХАБИТА

Дежурный администратор окружной гостиницы КЭЧ лениво зевнула, встала с кресла-кровати и взглянула на часы. Пять утра.

— Игорё-ё-ё-ёк, — лениво и протяжно взвыла администраторша.

Нарисовался дежурный дворник с метлой на плече бодро подбежал к центральному входу. Открыл двери и ринулся убирать закреплённую территорию.

Администраторша, проводив дворника подозрительным взглядом, хотела снова рухнуть на кресло-кровать и досыпая досмотреть порцию цветных мексиканских снов. Не удалось. Входная дверь центрального входа распахнулась от мощного пинка и в ярких лучах восходящего летнего солнца в дверном проёме нарисовалась чья-то фигура. Даже до стойки рецепшена доплыл густой аромат перегара.

В голове администраторши сразу сработали предохранители и сигналы тревоги. И только она готовилась закричать: «Селим только по командировочным. Мест нет. На вас заявки не поступало». Вошедший опередил её на доли секунды.

— Буэнос Диас, цветок душистых прерий. Роза Степановна! Ай билл бэк, как вы хороши в свете восходящего солнца.

— Камарадос Черепанов, — возопила Роза Степановна, — ты вернулся с полей сражений, наш сладострастный мучачо, я в надежде, что ты привез обещанные нам подарки, иди же, я тебя обниму спецназовец-шалунишка.

Администратор резво выскочила из-за стойки и ринулась обнимать еле стоявшего на ногах майора. Вова Черепанов, прижатый к могучим телесам, даже на долю секунды потерял сознание и пробормотал: «Мне пол стакана… Кто наблевал в мою сумку». Потом очнулся, высвободился из обьятий.

— Пекрасная Розалинда, дон Черепанов никогда не обманывает благородных дам, тем более, если они из окружной гостиницы, недаром меня при рождении хотели назвать Хулио, ик..

— Вова, ты настоящий испанец, — стёрла слезу умиления донна Роза, — короче не томи, давай показывай.

Вова достал из аккуратного кожаного портфеля пару свертков и бутылку коньяка «Лезгинка» (стоимость в кафе гостиницы — 500 рублей, куплена Черепановым в станице Червленная за 30).

— Вот, Степановна, цепочки как ты просила, плетение «Кардинал», вроде бы то, что заказывала.

Степановна, достав из пакетиков золотишко, начала сразу же примерять обновки и тихо млеть.

— Вова, ты непродражаем, сколько с меня?

Черепанов назвал сумму. Роза Степановна тихонько про себя хмыкнула: «Вот лох, это же намного дороже стоит». Потом, ничуть не жалея, отдала обозначенную сумму, коньяк забрала так, «в подарок», зря они, что ли, держат пару номеров свободными для таких вот командировочных типа Черепанова.

«Вот лохушка, я на этих цепочках на полцены настоящей наварился», — подумал довольный Черепанов.

— Кстати, Степановна, после нескольких адских отжигов в горах Кавказа и пары блестящих операций, меня теперь вся элита спецназа кличет по-другому.

— Ой, расскажи, расскажи, мне ведь жутко интересно, смотри, тебе одноместный даю, под твоим номером на этаже один комдив живет, два дня назад приехал.

— Я, как видите, с борта самолёта и сразу к вам, не успел даже жену, любовницу и любовника расцеловать, — сокрушался Вова, — но работа прежде всего, приехал наградной материал сдавать!

Вова многозначительно потряс своим портфелем.

— Ой, как интересно, и тебя тоже награждают?

— Меня теперь зовут Ваха Черепаев, а от наград я сам отказался — не время сейчас.

— Ой, почему Ваха, прям как чеченца, тебе не обидно?

— Оперативный псевдоним, донна Роза, прошу придерживаться, мне теперь придется под этим погонялом еще пару командировок оттарабанить.

— Ой, как серьёзно, Вова, ты меня волнуешь, — вздохнула Роза Степановна, метая на стойку бланки регистрации.

Пока Черепанов заполнял, Степановна внесла в таблицу заселенных звание и фамилию, номер части, а сверху карандашиком любовно вывела «Ваха!».

Через пятнадцать минут довольный Черепанов сидел в номере и отставив в сторону портфель разбирал свою сумку, готовясь к визиту в управление кадров округа.

— С-с-суки-и! — возопил он, — всё-таки наблевали в сумку, а я то думаю, что так воняет, прямо в пакет с трусами, ну, мля, попутчики, ну лётчики, а еще старшие офицеры.

В глубокой печали Черепанов замочил облёванные трусы в тазике, который ему презентовала дежурная по этажу, наскоро привёл в себя в порядок. В полдевятого при полном параде Вова стоял в бюро пропусков штаба округа.

Хотя Черепанов — сущий разложенец в морально-бытовом плане, и любит навешать лапши на уши — свою кадровую работу он знает отменно. Благодаря многочисленным связям, подаркам и каким-то хитрым махинациям Вова все наградные сдал уже до обеда. Кое-что исправил. Кому-то что-то «поставил». Осталось только договорится, чтобы наградные попали на подпись командующему вне очереди и проконтролировать их отправку в Москву. Для кого-то эта задача заняла бы несколько дней, а то и недель. Для Черепанова — дело нескольких часов. Помощник Командующего (адъютант) наскоро переговорил с Вовой, ласково потрепал того за щёчку и, закинув в сейф пакет с чем-то очень интересным и дефицитным, пообещал, что завтра всё будет подписано.

«Педрила!», — подумал Вова, выходя из кабинета. Основные дела сделаны, завтра только дождаться звонка, да самому отзвониться в наградной отдел Главного Управления, чтобы встречали документы. Теперь можно и отоспаться от бессонной ночи, проведенной в поезде.

Черепанов по прибытию в гостиницу заговорщицки подмигнул новой администраторше и попытался «разгладить брови языком».

— О, Вова, — возбуждённо прошептала администраторша, — ты неотразим, а сережки, которые ты привез, просто прелесть!

— Май нейм из Ваха, — гордо и загадочно ответил Черепанов.

— Ой, Вахочка, прости, зайка, забыла, приходи на кухню на третьем, там соляночка только сварилась, пообедаем.

— Какой же гарный полевой командир не любит солянки, — ответил Вова, — у меня там еще коньячок есть… Как уважаемая мной администрация отнесется к тому если?..

— Отлично, щас звякну, чтобы лимончиков порезали, давай, Вахунечка, переодевайся, ждём тебя…

Вскоре Черепанов весьма вкусно отобедал на халяву, пофлиртовал с женским коллективом гостиницы и убыл к себе в номер. Коньячная доза давала о себе знать — неумолимо хотелось спать.

В номере Вова разделся до трусов и вышел на балкон покурить. Ласковое летнее солнце пригревало, птички щебетали и Черепанов, сделав пару затяжек, стоя заснул и чуть не вывалился с балкона.

— Ой, ну ево нах… — сказал Вова и бросив бычок вниз отправился спать.

Тлеющий бычок, тихо планируя, приземлился в фуражку генерала-комдива, жившего этажом ниже. У молодого генерала после выволочки в штабе округа обильно вспотела лысина, и фуражка требовала добросовестной просушки.

Генерал в это время сидел на унитазе и о чем-то тихо горевал. Грусть его сменилась каким-то нехорошим предчувствием. Генерал-майор втянул ноздрями воздух.

— Не, это не я, чем-то горелым пахнет, — резюмировал он, проанализировав состояние окружающей атмосферы.

— Тваю-ю-ю мать, я горю! — заорал он, выскакивая в комнату, — Я же два дня в этом году был в Моздоке, это боевики на меня покушение устраивают..

Генерал заметался по номеру в панике, забежал адъютант — суровый и немногословный прапорщик — и попытался своим телом закрыть комдива. Прибежала горничная и дежурная по этажу. Причину возгорания выяснили быстро. Прекрасная шитая фуражка была безнадёжно испорчена.

— Я найду, кто это сделал и месть моя будет страшна, это полюбому или боевики или конкурент — соседний комдив — он всегда завидовал моему опрятному и молодцеватому внешнему виду, — горевал комдив, — прапорщик, давай мне нашего контрразведчика на связь.

Дежурная и горничная, осмотрев фуражку, быстренько смекнули, что к чему, но о своих выводах докладывать не стали. В результате этого весь персонал гостиницы через пять минут знал, что фуражку генералу спалил никто иной, как майор Черепанов, он же — Ваха Черепаев. Докладывать никому не стали, решили, что у Вовы какое-то секретное задание по уничтожению генеральских головных уборов. Дивизионный контрразведчик, узнав о происшествии, тут же начал «рыть», и обнаружил недостачу на складе ГСМ. Начальник склада ГСМ сознался во всём и воизбежание заведения уголовного дела обещал в кратчайшие сроки всё восстановить, в том числе и фуражку.

А виновник происшествия в это время сладостно дремал, и ему снился сон о том, как его вызывают в Кремль и награждают чем-то феерически почётным.

Ближе к вечеру Вова проснулся и позёвывая поплелся к дежурной по этажу выпить кофе и напросится на халявный ужин. Тут он и узнал о своей «попытке ликвидировать» командира дивизии. Черепанов, немного поразмыслив, сделал загадочно-непрошибаемый вид. Дежурная тут же пришла к выводу, что майор спецназа не так-то прост и до следующего покушения на генерала осталось совсем недолго ждать. На самом деле Ваха-Вова ничего абсолютно не понял. А так как не понял, то и осознавать свой поступок и терзаться муками совести не собирался. Дежурная, предчувствуя нескучный вечер, пригласила майора на ужин, намереваясь вытянуть что-нибудь интересное, заодно посудачить о ценах на золотишко в Чеченской Республике. Вова выпросил стирального порошка и удалился к себе в номер, намереваясь всё-таки отстирать испохабленные пьяными лётчиками трусы. Так как Вова был истинным спецназером, то стирку он начал, естественно, с перекура. На балкон ему было лень выходить, и он перекурил в совмещенном санузле. Прапорщик, адъютант генерала, теперь постоянно находившийся при шефе, унюхал дым и усилил бдительность, надев на всякий случай на себя бронежилет, который всегда возил с собой с тех пор, когда съездил с генералом в Моздок.

* * *

Тогда с ним произошёл случай, до сих пор тревоживший неустойчивую нервную систему прапорщика. Это случилось в магазине военной формы одежды с гордым наименованием «Комбат», где прапорщик покупал золотые звёздочки на погоны. К прилавку прорвался незнакомец, одетый в крутейшую «горку», с автоматом за спиной и кожаным дипломатом в руке.

— Р-р-разойдись, герои тыла, — рявкнул незнакомец на прапорщика, и совершенно по-хамски оттеснив того от прилавка, начал делать заказ.

— Э-э-э-э, уважаемый, — начал возмущаться генеральский адъютант, — тебе не кажется, что…

— А тебе не кажется, что лучше не спрашивать, что мне кажется, — рявкнул незнакомец и злобно посмотрел на прапора, — хорошие у тя уши, фигуристые, мне как раз пары для полного ожерелья не хватает.

Адъютант обомлел. Незнакомец уже расплачивался когда его позвали с улицы:

— Ваха Череп, давай быстрее, щас комендантский патруль нас заграбастает!

— Каждый ваххабит нам в поле важен, он накрашен, напомажен! — подмигнул незнакомец Ваха генеральскому порученцу и скрылся из глаз.

«Боевик», — с ужасом подумал прапорщик.

* * *

Вова Черепанов, стирая, до того увлекся, что снял с себя трусы и тоже начал их яростно надраивать. Вскоре увлекательное занятие было закончено и Черепанов, надев на себя шорты и майку, чтобы не вводить в искушение народ на улице, вышел на балкон с тазиком — развешивать бельё для просушки. Развесив труселя по перилам, он радостно ухмыльнулся. Дело сделано, через полчасика все просохнет, а через час можно идти ужинать. А чистые трусы — это, как говорится, очень важная деталь для такого ловкого майора, ловеласа и спецназера. Темнело, Вова смотрел телевизор и нежился в кресле. Этажом ниже прапорщик в бронежилете изнывал от скуки и от ожидания своего комдива с Военного Совета. Устав от скуки адъютант, закрыв номер, пошел на лестничную площадку, где была оборудована неплохая курилка. Курить в генеральском номере он не решался.

Черепанов решил проверить состояние белья на балконе. Через секунду всю гостиницу огласил его негодующий вопль:

— А-а-а-а, тормоза придумалы трусы, трусы придумали тормоза, воры, фетишисты, где моё исподнее, сволочуги!!

Легкий порыв летнего ветерка сдул нижнее бельё майора и разбросал его по округе.

Вова, матерясь во всё горло, ринулся вниз спасть свои труселя. Какой-то странный военный в бронежилете, увидев сбегавшего по лестнице Вову, сделал круглые глаза, спрятался в курилке.

— Вахочка, ты куда!? — закричала ему вслед дежурная.

— Срочное задание из центра, — проорал на бегу майор.

«Живым не сдамся», — подумал прапорщик и вынырнув из курилки бросился в номер.

* * *

Наряд милиции, патрулирующий окрестности на автомобиле, проявил нездоровую бдительность, узрев странного человека, рыскающего под окнами окружной гостиницы КЭЧ.

— Смотрите, какой странный пассажир под окнами военной гостиницы шляется, — сказал старший наряда, — ну-ка, Лёнчик, тормози, посмотрим, кто это и что он тут шарахается.

ППСники выскочили из УАЗика и не торопясь, ловко поигрывая дубинками, стали приближаться к странному фигуранту. «Подозреваемый», не замечая наряд, шарахался возле стен, осматривая близлежащие кусты и подсвечивая себе зажигалкой.

— Эй-й, гражданин, — подал голос старший наряда, — а чего вы тут под окнами шарахаетесь, вы не извращенец, случаем, любитель за военными подглядывать, а?

— Отвали, болезный, я тут делом занят, не видишь, что ли...

— Каким таким делом можно заниматься вечером под окнами гостиницы?

— Трусы я ищу, свои, между прочим.

— Врёт, падла, — подсказал сзади один из патрульных, — бомбу наверно закладывает.

— Точно, и отмазка какая-то нелепая, — подтвердил старший наряда, — щас вы заходите справа-слева, я по центру и берем его в «воронок», тащим в отделение — там разберемся.

В несколько секунд бравые ППСники скрутили ничего не подозревающего Черепанова и потащили к машине.

— Отстаньте, дятлы, я трусы ищу, я с этой гостиницы, с 415-го номера, у администратора спросите! — вопил Вова, пытаясь вывернутся и зарядить кому-нибудь ногой.

— В «обезьянник» его, — вопил старший наряда, держась за ушибленное Вовой колено.

Черепанова совместными усилиями запихали в «воронок». Один из милиционеров побежал в гостиницу выяснить, вдруг действительно «подозреваемый» проживает в гостинице.

Вернулся он радостный.

— Мне сказали, что в 415-ом проживает некий Ваха и он сейчас убежал по срочному заданию центра!

— Твою мать! Мы поймали ваххабита! Как он только в военную гостиницу смог залезть? В отделение, быстрее! — радовался старший наряда.

В отделении Черепанова запихнули в комфортабельную клетку и стали думать, что с ним делать.

— Ваххабиты, они без трусов ходят, — вспомнил кто-то из милиционеров.

— Точно, — обрадовались все остальные, — только он на лицо кавказской национальности не похож.

— Террористы не имеют национальности, давайте проверим, в трусах он или нет?

Вова предъявил только шорты, трусов на нем не оказалось.

— А-а-а-а-а, точно ваххабит, давайте докладывать начальнику, он у нас по командировкам на Кавказ мотается часто, сейчас махом его раскусит.

— Выпустите меня, сатрапы, я майор спецназа, я в округ документы привёз.

— Складно, брешет вражина, — восхищались милиционеры.

Прибыл начальник, посмотрел на Черепанова в клетке и наморщил лоб.

— Где-то я его видел, наверно на доске «Внимание розыск». А с какой бригады ты, дружок? — начал он хитро допрашивать Вову.

Вова назвал номер части, и назвал номер оперативного дежурного по которому можно дозвонится.

Начальник пошёл в кабинет звонить. Дозвонился.

— Алло, — сказали на другом конце провода, — майор Ромашкин, слушаю вас.

— Здраствуйте, это войсковая часть такая то?

— А с какой целью интересуетесь? — пошёл в атаку оперативный дежурный. — Представьтесь, с кем имею честь?

Милиционер представился и задал вопрос, не служит ли в части некий майор Черепанов.

— А-а-а-а, Ваха Черепаев, есть такой, только его сейчас нет, он в командировке в штабе округа!

— Да-а-а! А почему он Черепаев а не Черепанов?

— Оперативный псевдоним, — хохотнул Ромашкин, — он натворил там чего?

— Да нет, нет всё хорошо, — ответил милиционер и положил трубку.

— Итак, товарищи сотрудники, информация про майора Черепанова подтверждается, но требует проверки. Я думаю, надо всё-таки съездить вместе с ним в эту гостиницу, подняться в номер и досмотреть его с понятыми. Или документы он нам покажет, что он действительно майор или чего-нибудь ваххабистское найдём.

Вскоре Вову опять везли в гостиницу в сопровождении патруля.

Администрация гостиницы, увидев Черепанова в наручниках и в сопровождении милиции возмутилась:

— Чего вы нашего Вахочку в наручники заковали, подумаешь, генерала чуть не сжёг, может у него задание такое было!

— Аа-а-а-а, майор, говоришь, — обрадовалась милиция, — шевели батонами, террорист, щас твой номер досмотрим.

Процессия из наряда милиции, администрации гостиницы, согласившихся стать понятыми, начала с шумом и гамом подниматься по лестнице. Навстречу спускался какой-то импозантный генерал без головного убора, за ним следовал прапорщик в нелепом бронежилете. Генеральский адъютант, увидев Черепанова, выскочил вперед и начал закрывать своим телом комдива.

— Товарищ генерал, его взяли, это он покушался, я его по Моздоку помню, весь такой с автоматами, бородатый, кинжал за поясом, я тогда еле отбился, — заверещал прапорщик.

— У-у-у-у-у-у! — взвыли милиционеры, — вот это да, он наверняка того самого майора Черепанова грохнул и документы у него спёр.

— Серёга, ходу! — скомандовал генерал и умчался вниз по лестнице, прикрываясь прапорщиком, словно бронещитом.

Обшмонали номер. Ничего взрывоопасного и предосудительного не нашли. Вова, оскорблено фыркая, показал свои документы. Следствие зашло в тупик. Из тупика его вывел сам Вова.

— Слышь, подполковник, а ты ведь меня помнить должен, мы же с тобой на рынке в Ханкале вместе золотишко покупали, я тебе помогал цепочки выбирать!

— Брата-а-ан! — завопил подполковник, — точно, блин, извини облажался, капец, не мог вспомнить откуда я тебя знаю, это меня мои ППСники в заблуждение ввели.

— Ни хрена себе заблуждение, я теперь без трусов и с синяками, — запыхтел Вова.

— Щас всё будет зашибись. Давай приметы трусов.

Через некоторое время под стенами гостинницы ползал наряд милиции с фонариками.

Вова сидел в номере с подполковником милиции и распивал коньяк.

Милиционер иногда переговаривался по рации с поисковиками:

— Ага, да на приеме, сейчас узнаю.

— Чо там? — спросил Вова, жуя дольку лимона.

— У тя чёрные стринги со стразами были?

— Не-а, хотя ладно, пусть тоже забирают если чистые, сам понимашь, чистые трусы — основная составляющая боевой готовности такого ловкого майора, как я.

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Во всю шумели майские праздники, и я, отстояв дежурство по бригаде, с головой нырнул в омут праздничного разгула, то есть закрылся дома и не отвечал на звонки. Знаю я эти праздники: что-нибудь случится, и вызовут в часть проводить какое-нибудь расследование или стоять в наряде за майора Пупкина, опившегося водки и объевшегося шашлыков на природе и в результате сих деяний не заступившего в наряд. Рапорт мой на убытие за пределы гарнизона комбригом подписан, так что пусть все думают, что я уехал в тайгу охотиться на редкого дальневосточного бурундука.

На День радио я сидел у себя с бутылкой пива и методично со всей основательностью, присущей моей натуре, маялся херней. Слушал местный радиоканал, одновременно смотрел телевизор, грыз «жёлтого полосатика» и прихлебывал пиво. Передо мной лежала моя старая разгрузка, которая до первой бутылки пива должна была основательно модернизироваться. После первой бутылки пива я решил просто прошить порвавшиеся места и перецепить на поясе подсумки. После пятой бутылки я с недоумением смотрел на свой «тактический пояс» и думал: нахрена я вытащил его с антресолей.

По радио шла какая-то веселая передача с отгадыванием загадок, связанных с беспроводным вещанием. Веселый ведущий задавал какие-то нелепые вопросы и принимал звонки с ответами. Шоу длилось вот уже около получаса, прерываемое иногда незатейливыми песенками и поздравлениями. Нравился мне этот канал. У нас над клубом повешено несколько уличных звуковых колонок, и этот канал вещает на всю бригаду целый день. Мальчик «клуббер» из замполитовских отпрысков включает радио сразу после утреннего развода, и мелодии с незамысловатыми разговорами ведущих служат музыкальным фоном всей повседневной деятельности части. Мне это радио нравится тем, что, к примеру, на послеобеденном разводе, когда офицеров штаба и командиров подразделений комбриг вызывает на переднюю линейку и ставит задачи, а все замы стараются этих задач добавить, нудно и долго разглагольствуя, можно просто отвлечься от действительности, слушая музыку и поздравления. Частенько замечал, что многие офицеры, стоящие в строю рядом со мной, отупевшим взором пялятся на командование бригады и тихонько притоптывают или подпевают одними губами в такт музыке. Заместитель начальника штаба по службе войск, тот вообще частенько уходит в «нирвану», иногда даже покачиваясь и эротично дергая бедрами в такт той или иной песенке. А так как ЗНШ ярый «хохол-западэнец», хоть и служит в Российской армии, то однажды, услышав из динамиков песню неувядающей Софочки Ротару, забывшись, начал подпевать во весь голос и приплясывать на месте. Поведение ЗНШ вывело комбрига из себя, и подполковник за нарушение дисциплины строя был «замечен» (объявлено замечание). Комбриг на нюх не выносил попсу, он был ярым рэппером.

Из задумчивости меня вывел звонок в дверь. Звонили долго и настойчиво.

— Ч-ч-чёрт! — выругался я, так звонил только один человек — «великолепнейший майор» Вова Черепанов. Принесла ж его нелегкая. Что ему надо? Он, вроде, сегодня только заступил дежурным по части, и смениться с наряда должен только завтра вечером. Может, это не он? Если не он, то тогда позвонят и уйдут. Однако звонивший был настойчив, значит всё-таки Вова, он единственный знает, что я не бегаю за маленькими полосатыми зверьками среди сопок. Пойду, посмотрю в глазок. Однако в глазке ничьё изображение не появилось. Вова любитель звонить, отойдя чуть в сторонку, чтобы его не было заметно.

— Кто та-а-ам? — тоненьким детским голоском пропищал я, — никаво нет дома, все ушли на фронт.

За дверью откашлялись и солидным голосом матерого интиллегента произнесли:

— Это я, представитель фирмы «Завядшие уши»!

— Какие уши, дяденька, представьтесь пожалуйста, — снова пропищал я, уже уверенный на сто процентов, что за дверью стоит Вовочка.

— Эдуард Лупень, — гордо возвестил Черепанов, — открывай, ёптить, у меня капец попадалово.

* * *

Вову сняли с наряда. За какие причины, он предпочёл не говорить, так, обрисовал в общих чертах. Короче, майор Черепанов одной рукой руководил всеми нарядами по части, другой рукой общался с окружными начальниками, ногой пинал своего помощника за нерадивость, другой ногой набирал какие-то бумаги на компьютере дежурного. Третьей ногой думал о группе «Шпильки». Весь в делах, как говорится, все части тела трудятся. В момент напряжённой работы ввалились расхлябанный бригадный замполит и первый зам. Оба полковника от скуки сняли с наряда очень корректно отвечающего на их вопросы и перегруженного работой Черепанова.

— Короче, «кварталке» моей кирдык, — пригорюнился Вова, — так как я в невероятной печали, мне требуется от тебя помощь в виде твоей машины и доверенности на нее в срок до завтрашнего вечера, до конца наряда.

Понятно, о том, что Вову сняли с наряда, его грозная супруга не знает и у Вовы есть законный данный двумя полковниками шанс завернуть «налево» к какой-нибудь подружке. Тактика Черепанова ясна, даже из неудач надо делать положительные выводы.

Машину давать не хотелось, но обещание вымыть её и пропылесосить за свой счет, а так же налить литров десять «пойла» для «Тойоты», оказались весьма весомым аргументом. Взглянув на батарею бутылок из-под пива, стоявших на моем журнальном столике, дон Казанова-Черепанов печально вздохнул — ему всё-таки скоро за руль — и поплелся на кухню варить кофе. Мне пришлось завести компьютер и открыть файлы со стандартными автомобильными доверенностями простой рукописной формы. Разложив перед собой ПТС и паспорт Черепанова, я уже автоматически, чуть ли не по памяти, начал вбивать данные. У Вовы была своя вполне неплохая «Мазда» ядовито-розового цвета с плюшевыми зайцами, висевшими на зеркале заднего вида и кокетливыми розочками на бамперах. Надо ли говорить, что на этой машине Вова ездил лишь только по соизволению супруги. Сам виноват — не надо было жене права покупать. А то мечтал, сидя в командировке в палатке на Ханкале:

— Вот научу свою Светку рулить, и пусть меня пьяненького возит!

Вот и научил на свою голову, красавца «Чайзера» чёрного «мущщинского» цвета пришлось продать и купить розовенькую «Мазду», в которой теперь весь салон провонял духами «Little Black Dress», а из колонок постоянно завывает сладкоголосый Сереженька Лазарев, сменивший героического «Раммштайна».

Вова, напевая в такт мелодии из колонок приёмника, варил кофе и втихую воровал у меня нарезку карбоната из холодильника, думая, что я не слышу мощного чавканья челюстей.

Песня закончилась, вновь затараторил диктор, я заполнил форму доверенности и отправил её на печать. А всё-таки интересно, за что сняли с наряда Черепанова? Как уедет, надо будет позвонить дежурному по части и поинтересоваться.

— Мля-я-я, это же «Апраксин», броненосец, епта! — заорал с кухни Черепанов и вприпрыжку забежал в зал.

Схватил трубку городского телефона и начал набирать какой-то номер.

— Щас, я приз отхвачу офигительный, вопрос на радио простейший! — проорал он мне.

— Ч-чёрт, занято, — сказал Вова через несколько секунд и снова набрал номер.

Вскоре бессмысленное занятие ему надоело и он, допив кофе, схватив доверенность и ключи от машины, выбежал из квартиры, послав мне «горячий воздушный поцелуй».

— Вали, вали, — напутствовал его я, не забыв напомнить про бензин и мойку автомобиля.

Номер дежурного был у меня забит на кнопках быстрого набора, поэтому нужды набирать не было. Пошли короткие гудки. Я положил трубку и через несколько секунд нажал кнопку повтора вызова. Пошли длинные, и только я открыл рот, чтобы поприветствовать нового дежурного по части, в уши мне ворвался радостный вопль, причем этот вопль шел из колонок.

— Алло, здраствуйте вы в эфире, итак, представьтесь!!

Что за ерунда? Куда я попал, в какой эфир. По-моему, я попал на то самое радио, которое ведет викторину и куда безуспешно пытался дозвониться дон Черепанов. Наверное, в первый раз я тоже нажал не ту кнопку и в результате повтора вызова попал в прямой эфир на радио.

Я откашлялся и громко, внятно представился, словно на строевой смотре, даже хотел сказать, что жалоб и заявлений не имею, но передумал.

— Итак, мы продолжаем! — орал ведущий, — и наш вопрос: для чего впервые в практических целях была использована беспроводная связь?

— Для спасения броненосца «Апраксин», затертого во льдах, — насмешливо ответил я, вспомнив крики Черепанова.

На мгновение ведущий замолчал и тут эфир взорвался фонограммой аплодисментов и бравурной оркестровой музыкой.

— Мы вас поздравляем! — завопил ведущий, — вы выиграли наш главный приз! А какой приз — это сюрприз, и это вы узнаете только при получении, не вешайте трубку, наш администратор расскажет вам, как вы сможете получить выигрыш.

Меня «выключили» из эфира и томный женский голос рассказывал мне несколько минут, где и как я смогу получить данный приз.

Вот оно как! Приход Черепанова неприятностей не принес, даже наоборот: я на халяву, не затрачивая даже умственных усилий, отхватил приз от местного радиоканала. Надо срочно ехать получать. Блин, но машина то уже у Черепанова! Ладно, ничего не будет, если он на пару часов вернет «дым в трубу, дрова в исходное и разлепит пельмени». Я схватил трубку сотового и начал вызывать Вовочку.

— Я еще даже с гаража не выехал, — заверещал в трубке Черепанов, — вот она, твоя бескорыстная помощь, как ты можешь так со мной поступать, я ведь тебе на выход в Чечне две пары чистых носков давал, вот она, человеческая благодарность, я...

— Да успокойся ты, не забираю я машину, я же пива выпил, просто сейчас срочно в одно место сгонять надо, дел на двадцать минут, — оборвал я рыдающий монолог.

— О, чё за тёлка? — сразу же переключился с рыданий на заинтересованный тон Вова, — я её знаю? Эта та блондиночка с «Китайской кухни» или Ленка-переводчица с армейского КРЦ?

— Вова, блин, не тарахти, сейчас оденусь, спущусь, подгоняй к подъезду и смотри: там в гараже на полках большая клетчатая сумка китайская лежит, закинь её в багажник, едем за честно выигранной добычей!!

— Йо, — сказал Вова и отключился.

Узнав о том, что едем на радио за призом, выигранным мной в викторине, дон Черепанов немедленно потребовал свои пятьдесят процентов, так как, по его мнению, я сам бы ни за что не догадался про броненосец. По дороге сторговались до тридцати процентов. На улице было тепло и солнечно, и Вова постоянно вертел, грозившей оторваться, головой и восхищенно вопил:

— О-о-о-о, крошка, о-о, мадам, о-о, леди-и-и!..

— О-о-о, сэ-эр, о-о, кошка, о-о, собака! — добавлял я, подкалывая любвеобильного майора.

Так весело с шутками и прибаутками мы доехали до искомой улицы. Вова ждать меня в машине отказался и решил направиться вместе со мной, мотивируя это тем, что я «жлоб ещё тот и могу обмануть чистого душой и доверчивого как ягненок майора Черепанова».

Пока он куда-то звонил, сообщая о непредвиденной задержке, и ставил машину на сигнализацию, я подошёл к проходной и, предъявив охраннику паспорт, рассказал о цели своего визита. Бритый наголо детинушка под два метра ростом, обвешанный различными нашивками и грозно поигрывавший дубинкой, довольно скоро с кем-то созвонился, и меня пропустили внутрь. Следом за мной, буквально сметая охранника с поста, ворвался Черепанов, сунув тому под нос визитку какой-то сауны и грозно рыкнув:

— Спецназ ГРУ, бля нах, оперативная необходимость!

Охранник спрятался в свою будку и решил не «отсвечивать».

Побегав по коридорам, мы наконец-то нашли нужную дверь и по- джентельменски постучавшись (я рукой, а Вова ногой), вошли. За кучей телефонов и пультов сидела дама лет сорока строгая, как школьная учительница.

— О-о-о, леди_и, — прошептал мгновенно очарованный Вова.

— Добрый день, чем могу помочь, молодые люди? — проскрипела «леди», окидывая нас ледяным взором поверх очков.

— Здрасти, мы тут по поводу приза, вот мой паспорт, — пробормотал я, сунув документы под нос «хозяйке заведения».

Дамочка, скривившись, двумя пальцами взяла мой паспорт, сверила данные с какой-то бумажкой, потом достала бланк, черкнула на нем пару строк и отдала вместе с документами.

— Идите к звукорежиссеру, это ваш приз, можете быть свободными.

Я схватил бумаги и короткими скачками начал пробираться к выходу, таща за собой Черепанова, начавшего строить глазки дамочке.

В коридоре отдышались от столь «холодного приёма» и начали читать бланк.

«Одно поздравление с неограниченным количеством слов и выбором песни в любое время». И всё?

— И всё-ё? — хором заорали мы с Вовой.

На хрена тогда, спрашивается, мы тащились с китайским баулом через полгорода?

Время только зря потратили. Мы тут же стали отдавать друг другу свои пятьдесят процентов. Так незаметно подошли к табличке с надписью «Звукорежиссёр».

— Эх, вот облом, так облом, — сказал опечаленный Вова, — хрен с ним, давай бланк, пойду закажу что-нибудь на прямо сейчас, в машине послушаем.

Он выхватил у меня бланк и толкнул ногой дверь.

— Вау-у-у, — восхищенно прошипел он, — все, иди, иди в машину, не мешай.

Мне было уже абсолютно ничего не интересно, да и пиво давало о себе знать и я помчался искать «удобства». Каково было моё удивление, когда минут через десять, уже более-менее отойдя от разочарования, и посетив заведение с грифом «М-Ж», я вышел на улицу.

Черепанова в машине не было. Пришлось прождать еще минут пятнадцать, пока не появился сияющий Вова.

— Слышь, ты что так долго? Я уже домой хочу, да и у тебя до «боёв местного значения» времени не столь много осталось.

— Бои сегодня переносятся на другую территорию, ох и звукорежиссёрша, Вика зовут, голосок — закачаешься, но без головы совсем, и по форме тащится, как меня, героя трех командировок, увидела, так и в осадок выпала, у нее смена через два часа заканчивается, эх-х, даже в гражданку переодеваться не надо... Тащится девка по брутальным мужикам!

— Слышь, брутальный, отвези меня домой и не забудь машину помыть, а бланк с призовым заказом куда дел?

— Дык, я все таки песенку заказал, — начал лыбится Вова, — правда, не себе, да не переживай: я её на время послеобеденного развода заказал, после праздников услышишь..

* * *

Послеобеденный развод длился вот уже минут десять. Мы стояли на передней линейке перед комбригом и его заместителями и откровенно скучали. Сперва начальник штаба долго и со смаком рассказывал о каких-то недостатках в работе подчиненных штабов, потом заместитель по вооружению оправдывался перед командиром бригады за то, что командирская «Волга» не пришла, и полковнику пришлось добираться на службу на такси.

— Ну что я могу поделать? — печалился вооруженец и разводил руками.

Над плацем ненавязчиво летали мелодии радиотрансляции.

И вот взял слово заместитель по воспитательной работе. Стоявший сзади меня Черепанов, буркнул что-то нелицеприятное себе под нос. Сейчас Вову начнут песочить за наряд. Началось. Мне стало интересно, за что всё-таки отстранили майора от несения службы, пришлось вытянуться и вслушиваться в каждое слово. Динамики на клубе почему-то сами по себе увеличили громкость, и воспитателя слышно было не очень хорошо.

— Блин, ну не слышно же ни хрена, — пробормотал я, выглядывая из-за одеревеневшей спины ЗНШ по службе войск.

И тут краем периферийного зрения стали заметны округлявшиеся в геометрической прогрессии глаза сослуживцев. Даже главный воспитатель, стоявший перед строем, замолчал и только открывал рот. А из динамиков на весь плац доносилось:

— Нашего милого шалунишку, бравого полковника, лучшего воспитателя спецназа, — вещал бархатный женский голосок, — поздравляет и нежно целует его лучший дружок и соратник Сережка М., такой же бравый и милый полковник! Сережка говорит, что пусть крепнет и множится наша суровая мужская привязанность! Для двух милых друзей звучит композиция в исполнении Николая Трубача и Бориса Моисеева!..

— А-а-а-а-а! — бешено заорали в один голос зам по воспитательной и зам по боевой и со всех ног кинулись к клубу.

ЗНШ, стоявший впереди меня, начал тихонько приплясывать при первых аккордах музыки.

— О, куда это они? — удивленно спросил очнувшийся от ступора комбриг.

Черепанов нервно хихикнул.

— Спалились голубцы, — хрипло резюмировал откуда-то сзади лейтенант-автоматизатор, частый посетитель интернетовского сайта «Удафф. ком.»

WHAT IS?

Поначалу думалось: «Ого, Заграница!», сейчас же думается так: «Бля,.. заграница».

Нет здесь ничего особенного, есть свои тонкости и нюансы, да только они не по нашу душу. Может, дипломаты и главы миссий живут как-то по другому, а мы особой разницы, скажем, в бытовых условиях не почувствовали. Хотя местные военные относятся к нам совсем по-другому. Мне очень льстит, когда местный офицер или боец обращается ко мне со словом «эфенди». В ответ на это учтивое обращение так и хочется рявкнуть:

— Хуле надо, обезьяна, опять что-то сломал, угроза НАТО?!

И отодрать со всей пролетарской ненавистью, за форму одежды, небритость и просто так, для успокоения души и приподнятия боевого духа военнослужащего. Однако не поймет иностранный военнослужащий ничего, не наполнится его сердце священным трепетом. И не гаркнет он браво:

— Есть, так точно, никак нет, разрешите уебаться головой об стену!

На первую брошенную мной фразу: «Здесь вам не там», обучаемые мной бравые арабы радостно посмотрели на «здесь» и начали искать взглядами «там». Переводчик, молодой лейтенант, выпускник Военного Университета, после перевода фразы завис ненадолго, и тихонько хрюкнул.

— Владимирыч, ты вот уедешь, а мне еще с атташе тут полмесяца сидеть, научишь их безобразия нарушать и глупости говорить, а мне то потом как?

— Не ссы, Серёга, прорвемся или порвемся, не для того нас Родина прислала, что бы ныть, мы сюда приехали деньгу срубить, да местных спецназеров ниже плинтуса опустить, — горестно ответил я.

Порядка у местных военных в казармах как такового не наблюдалось. Вы думаете, что в какой-нибудь мотострелковой роте где-нибудь в Дваждытрипероносной Борзе Сибирского округа, такового днем с огнём не найти? Как бы не так. У нас и какой-никакой бойчишка на тумбочке со штыкножом отыщется, и ответственный пьяненький в каптерке может чутко дремать, и дежурный по роте сможет доложить, сколько стволов в оружейке. Тут же военный люд на чистоту казарменного помещения внимания абсолютно не обращает, для этого дела специально обученные гражданские имеются. И территорию подметут и пальмы подстригут и в столовой обслужат. Солдаты и офицеры прибывают на службу со своим штатным оружием, которое хранится дома, и служат ровно с восьми утра и до четырнадцати часов, а потом всё, конец службы, остаются только дежурные подразделения и дежурные силы и средства. Жара после четырнадцати просто невыносимая, поэтому нахрена служить? Можно неплохо провести время в одной из кофеен в городе или в своём коттедже под сенью оазисных пальм.

Однако, всё-таки что-то схожее с нашей армией имеется. Оргштатная структура. Степени боевой готовности войск. Милитаристический шовинизм некоторых частей специального назначения и десантников. Гордость военнослужащих за то, что служат не где-то в мотопехоте, а в спецназе. Отношение гражданских к военным здесь совсем другое. Сам лично наблюдал, разъезжая по городу с одним из ротных, как полицейский пост остановил машину. Увидев предъявленное удостоверение, полицейский отдал воинское приветствие, не задал ни каких вопросов и пожелал хорошей дороги. В магазинах и ресторанах людей в форме пропускают вне очереди, в любое развлекательное заведение можно зайти в камуфляже и шкафоподобный охранник, одетый по европейскому образцу, только вытянется в струнку.

Как мне пояснил переводчик Серега, очень сведущий в истории этой страны, нынешний король обучался еще при Советском Союзе в Рязанском десантном, и, скорее всего, на второе августа пьет только водку, бьет бутылки об голову, купается в фонтанах и идет искать какой-нибудь цветочный рынок для разгрома. Да и многие высокопоставленные чины в местном Министерстве Обороны обучались еще при Союзе. Местный командующий ВВС наверняка иногда выпивает «шила», в тихой грусти одевает синюю «ЛТОшку» и задрав воротник бушлата, засунув руки в карманы, ходит среди пальм личного оазиса. Командующий Бронетанковых войск держит под кроватью танковый шлемофон и знает, что машинное масло маркировки «МТ-16П», расшифровывается как «мы — танкисты, шестнадцатого — получка».

Я тут как инструктор по тактико-специальной подготовке, и должен ознакомить местных спецназеров в течении пары месяцев с нашей тактикой действий против незаконных вооруженных формирований. В этой стране, оказывается, ваххабитов и всяко-разного толка боевиков не меньше нашего. Только вот иностранная пресса, журналисты, и всякие защитники к ним не лезут. Прокуратура и фискальные органы работают только за свою армию и в вопросы ведения боевых действий против незаконных формирований не лезут. Так поставил король, и точка. А проблемы у местных ребятишек есть. Не всё у них гладко и красиво. Как-то разговорились с одним из командиров групп, лейтенантом-арабом, которому уже за тридцатник. У них это нормальное явление: парняга в тридцать три года командует группой, это даже круто. Закупали они вооружение, материально-техническое обеспечение и в Штатах, и в Британии за бешеные деньги. Как оказалось, подобная практика себя не очень оправдывала — дороговато, плюс, опять же, расходные материалы и обслуживание. А это инструктора, техники и прочий рабочий военный люд, которые за просто так работать не будут, да и условия выдвигают не хуже нашего Киркорова на концерте где-нибудь в Верхнежопинске.

С нашими специалистами намного проще: неприхотливы, работящи и особенно работящи, когда наш главный по сотрудничеству приезжает. И едим мы все, что не предложат, только иногда достают наши из холодильников «мясо белого медведя», бутылку огненной воды и поют песню про то, что «выйдут в поле ночью с конем». Арабы понять не могут: на хрена в поле ночью с конем ходить, да еще шарахаться до самой утренней зари. Вот такие дела здесь. А сами они как-то уж очень переборчивы и ленивы, в отличии от наших контрактников да призывников. Местному командиру неудобно за своих подчиненных, когда те невыносимо для меня тупят, что-то прикрикивает на своем диалекте, который наш переводчик не понимает. Парашютисты-спецназовцы зубоскалят, проявляют рвение и снова беспросветно тупят, да и хрен с ними. Через три месяца я уже до того освоился, что уже достаточно хорошо понимал многие термины и сленговые выражения, мог спокойно сделать заказ в кафе и поторговаться на рынке.

К этому занятию готовились долго, и в основном я. На маршруте перехода я лично ползал, устанавливая растяжки с сигнальными минами и маскировал схрон, который головной дозор группы должен был обнаружить. Однако все зря: несмотря на мой запрет пить воду самостоятельно на переходе, парашютисты выхлебали всю минералку из «Кэмелбэков», вспотели, устали уже на десятом километре, и, сбившись в кучу, вместо походного порядка идут нестройным стадом, даже не озираясь по сторонам. Мимо схрона прошли, ничего не заметив. Даже таблички с надписью «SHRON BLYA». Плюнув на все, я иду сзади тылового дозора рядом с переводчиком и вяло перекидываюсь с ним фразами на русском. Метрах в двух впереди нас бредет командир группы Хамза и делает вид, что вообще не прислушивается к нашему разговору и вообще не понимает русский.

— Смотри, Серега, щас тыловой растяжку сорвёт, под ноги вообще не смотрят...

— Да как сорвет? Леску отсюда уже видно.

Парашютист, бредущий самым крайним, вяло переступает растяжку, другой ногой её задевает. В небо со свистом взлетает сигналка. Группа сразу же падает на землю и, не смотря по сторонам и не заняв обороны, начинают галдеть между собой.

— Вот уёбок, — в сердцах произношу я, махнув рукой.

Тут же ко мне подскакивает Хамза.

— Andrew, Andrew!

— Шуббадак? (Чо надо? — местный диалект).

— Andrew, what is uebok? (Андрей, что такое уебок?)

— E-e-e, Hamza, uebok is a old soldier (Э-э-э, да как же это сказать? Хамза, уёбок — это старый усталый солдат). Lion of special force, special termin soldier special team (Лев спецназа, это слово упоминают между собой только солдаты подразделений специального назначения, и только между собой, этакий спешаловский слэнг).

Хамза белозубо скалится.

— Wow! I am is uebok? (Ух ты! А я уёбок?)

— Yes you and you soldier nice! (Да кто бы сомневался, и ты и твои солдаты — большие уёбки).

Арабский лейтенант со смаком повторяет новое для себя слово, жутко его искажая.

Переводчик неодобрительно смотрит на меня и покачивает головой.

Хамза поднимает своё подразделение, что-то громко на них крича по своему.

Серега переводит:

— Он говорит, что русский инструктор зря вас называет львами пустыни, и, типа, они недостойны гордого звания уёбка и, типа, они порождения нетрадиционных сексуальных отношений Иблиса, Хаттаба и всей Аль-Каиды...

— Ишь, ты как заворачивает, да толку с этого, — чуть грустно восхищаюсь я, мне охота под кондиционер и холодного пива с сухариками со вкусом бекона, или водки с селедкой, и самое ужасное, мне уже хочется посмотреть Дом-2.

Наверное, это называется тоска по Родине.

* * *

Теперь иногда наблюдаю моменты, как два арабских парашютиста-спецназовца из моего подразделения встретив друг друга приветливо машут и в полголоса:

— Hi, uebaak...

Все попытки убедить арабов, что самые крутые уёбки — это всё же спецы из Штатов, успехом не увенчались. Тут арабы уперлись: за янки однозначно закрепилось «пендос», и не вышибить. Даже коллеги по Северо-Атлантическому Альянсу бритты, с которыми как-то пришлось приватно пообщаться, похихикивая придерживались версии, принятой всем миротворческим контингентом на Балканах. От российских «паратрупперов» они были в восторге, им довелось наблюдать прибытие наших ребят. Итальянцы и англичане, одетые в летний камуфляж и панамки, радостно недоумевая, задали вопрос нашему офицеру: что это за странные войлочные сапоги приторочены к рюкзакам наших бойцов, и зачем меховая подстёжка на куртках. На что наш офицер ответил кратко, ёмко и загадочно:

— Зима и ниипёт!

* * *

На прощальном фуршете в миссии было весело, там была наша русская водка и предчувствие скорого возвращения домой. И только наш «основной» испугал меня до икоты, нацепив на местный камуфляж наши эмблемы «сельхозавиации» (десантные птички) и черный лаковый «Кавказский крест» (который продается у любой духанщицы в милой сердцу Ичкерии). Все бы ничего, только местный командир батальона (впоследствии министр внутренних дел королевства) закатил спич минут на пятнадцать.

Серега уже устал переводить и, тяпнув во время речи грамм двести пятьдесят «беленькой», глупо улыбался и нес ахинею. Местный комбат закончил свою речь уже по-русски отвесив комплимент в сторону нашего «основного».

— И самый балшой спыцалист канешно ви, палковник, ви настойаший уйобак, за вас!

— Ур-ра! — в ужасе закричали мы и опрокинули свои рюмки с водкой, арабы хлобыстнули свою минералку.

— Сирёжа, — заплетающимся языком вопросил наш босс, — а чего значит последнее слово, чой-то я не понял?

— А, типа, крутой спецназер, лев пустыни, так сказать, местный диалект, — пробормотал Серега и потянулся снова к рюмке.

BUNA ZIO (отрывки из повести)

Мотыль, открывая квартиру, чувствовал, как глухо бьётся в груди сердце. Нет, не от бега, бегал Женя — дай Бог каждому, скорее всего от неясной тревоги и смутного чувства надвигающейся беды.

А в квартире царила умиротворенная и непринужденная обстановка. Два бывших сослуживца старшины первой статьи Евгения Мотыля сидели на кухне за большой бутылью молодого вина и орали друг на друга в голос.

— Мля, идиот ты! Пехота — это царица полей, училище у меня О-Б-Щ-Е-В-О-Й-С-К-О-В-О-Е! — пытался говорить внятно и раздельно заплетающимся языком нынешний курсант и бывший матрос-водолаз по кличке «Брейк».

— Да «сапог» ты, натуральный «портяночник», ты и на пункт из «сапогов» пришёл! — корил «Брейка» Степан Падайлист, из-за оригинальности фамилии кличка у Степы была тоже оргинальная — «Качок».

Кличку эту ему еще на срочке придумал «Брейк», склонный ко всяким литературным излишествам и фантазиям. В первый раз когда «Брейк» услышал фамилию Степана, то он высказал вслух аллегорическую рифму: «Степан Падайлист — ярый онанист!». Падайлист был младшим матросом по призыву и скуксившись промолчал. В конце концов кличка много раз трансформировалась и превратилась в «Хохла-велосипедиста, старого фашиста, заядлого культуриста» а для удобства произношения в просто «Качок».

— Ко-о-ок! — заорали бывшие матросы, узрев Мотыля, — где ты носишься, мы чо, на дискотеку идём или как? Тут же выпускные в школах, девчонки нарядные с букетами бегают, на танцульки попрут обязательно.

— Остыньте вы, дутен пулы, — выразился нелециприятно и по-молдавански Мотыль, — румыны в городе, вам валить надо, особенно тебе, «Брейк».

— Хорошенькое дело — валить, вы меня сдернули, сколько у меня нервов потрачено, чтобы раньше с училища свалить — вас не интересовало. Димку Болева так и не встретили, в Одессу не съездили, и тут — валить? — начал возмущаться «Брейк».

— Протрезвляйтесь, — коротко отрезал Мотыль, — дело — серьезнее некуда, в городе уже стрелять начали.

«Брейк» и Падайлист открыли рты и недоуменно вылупились на Мотыля. Покидать гостеприимные Бендеры, до которых добирались с таким трудом, так рано не хотелось.

Степан поплелся в ванную под холодный душ, «Брейк» начал собирать свои шмотки, проклиная всех на свете: и своих сослуживцев, и молдаванского президента Снегура, и самого себя, так просто купившегося на эту авантюру.

План Мотыля был прост: добраться до окраин, где жил его двоюродный брат, у которого в гараже стоял Женин «жигуленок», и на видавшей виды «шестерке» отвезти «Брейка» до украинского Луганска, откуда он уже спокойно может уехать до своего Ростова.

* * *

— Сука-а-а, ой-й-й мля-я, — хрипел Падайлист, держась за простреленный бок и царапая пальцами подъездную стену. «Брейк», поддерживающий Степана, подхватил того под мышки и потащил вверх по лестничному пролёту. Дотащил и посадил под распределительным щитом. Подбежал к одной из дверей на площадке и с силой ударил ногой.

— Бу а не зио, мля, открывайте, а то дверь снесу, бля, ну чо там еще, вари ведери, епт, откройте, вашу мать.

Дверь тихонько открылась и в нос «Брейку» уперся ствол какой-то длиннющей огнестрельной бандуры.

— Не ори, — прохрипели из-за двери, — отойди подаль, чо за дохляк с тобой, сам кто?

— Да русский я, не местный, это — друг мой, на румын попали, пересидеть где-нибудь, или хотя бы перевязаться, нас корешок местный найти должен.

— Затаскивай быстрее, чем его зацепило-то? В каком районе?

«Брейк» схватил под мышки Степана и затащил в коридор квартиры. Невысокий сухонький мужичонка в голубом десантном тельнике и штанах от маскхалата отодвинулся в сторону, и пока «Брейк» тащил дальше Степана по коридору, выскочил на площадку и осмотрелся. В руках мужик держал какую-то здоровенную винтовку с оптическим прицелом. «Брейк», мельком глянувший на мужика, удивлённо хмыкнул: «Надо же, откуда у него «мосинка» снайперская?»

Мужик захлопнул дверь, потом закрыл вторую, защелкнул несколько запоров и помог затащить бесчувственного «Качка» на кухню. Тяжеленного Степана взвалили на стол, стоявший посередине.

— Снимай шмотье с него, я сейчас бинты притащу, — коротко бросили мужичок и скрылся в комнатах.

Степан хрипло дышал и не открывая глаз постанывал. «Брейк» осторожно снял джинсовую куртку, всю пропитавшуюся кровью, футболку пришлось срезать кухонным остро заточенным ножом. Пришел хозяин, не церемонясь перевернул раненного набок, осмотрел рану — входное и выходное отверстия — раскрутил пузырёк, капнул на кусок ваты чем-то противно пахнущим и резко зашипевшим, начал обрабатывать края.

— Семь шестьдесят два лупануло, ребра сломало, вскользь прошло, вроде ничего не задело, на кого нарвались, морячки?

— Да какие мы морячки, — попытался отмазаться «Брейк», державший Степана за плечи.

— Татуха у него якорная с парашютами, видать, на дембель себе соображал, морпехи что ли?

— Да типо того.-

— Ну, я сухопутный десантник, в местном батальоне служил, наш комбат Кастет тоже с бывших морячков, до Афгана на Тихоокеанском где-то рубил, сейчас в крепости в национальной гвардии комбатствует. Меня Василием кличут, я прапор бывший, считай повезло, что на меня нарвались, — ответил хозяин и закончив обрабатывать рану начал споро и со знанием дела перевязывать раненного.

— Нас возле универмага такого большого, «Весна» вроде как, перехватили, то ли румыны то ли молдоване, я так и не понял, как начали по нам палить, хрен его знает зачем. Вон, Степку ранило, второй наш, Женька, там остался, показал рукой куда бежать, и сам как сквозь землю провалился. Он так и сказал: найдете в том доме прапора Червоноокого — ну и погоняло у этого прапора, блин — где теперь его искать? Ты не знаешь, что за кадр? Мотя вроде на этот подъезд показывал.

Василий хмыкнул и покачал головой:

— Значит возле «Примавары» втюхались, а Червоноокий — это не погоняло, это — фамилия и, между прочим, моя!

«Брейк» покраснел (или по крайней мере сделал вид) и молча, сопя помог завязать бинты.

— А вы походу Мотылевские кореша, с которыми он ко мне в гости намеревался заглянуть?

— Ага, мы самые…

* * *

Откуда у Василия снайперская винтовка Мосина, да еще с оптическим прицелом, узнать так и не удалось. Да и помимо винтовки много чего интересного у него нашлось. Раненного Степана спустили в подвал, вполне приспособленный и для долговременной обороны и просто для того, чтобы долго и упорно распивать алкогольные напитки. Падайлиста уложили на раскладушку, укутали в одеяло. Прапор Вася уколол ему какой-то укол, пощупал пульс и удовлетворенно хмыкнул. После этого залез под стеллажи с банками и бутылями и, пыхтя, вытащил оттуда какой-то очень уж знакомой зеленой расцветки ящик. «Брейк», глядевший во все глаза, открыл рот и пустил слюну восторга. Новенький, тщательно оттертый от смазки АКС-У, несколько магазинов, цинк с патронами, несколько гранат Ф-1, жестяная банка с запалами, мотки саперного провода, подрывная машинка ПММ — вот неполный перечень богатств, открывшихся взору тихо охреневающего курсанта.

— Что стал, морячок, хватай подсумки и цинк, сейчас пойдем на прогулку по ночному городу. Мотю искать, эта скотина мне машину свою обещал продать, не дай Бог его грохнут, я же этого не перенесу..

* * *

Прапорщик Червоноокий предлагал выйти в район какой-то из улиц, а потом спустится к Днестру, там у них с Мотылем, как он сказал, была еще какая-то база. Не успели: пришлось забежать в какой-то подъезд и пережидать проезд какой-то колонны из гражданских машин и парочки транспортеров МТ-ЛБ.

— Хрен его знает, может наши куда на крепость прорываются, может румыны что шукають, оно лучше переждать, пусть ежають куды хотят. — решил благоразумно Вася и дал команду «Брейку»: — Ховаимся в подъезд.

Так и сделали. Спрятались, переждали и попали в ловушку. Откуда то с крыши дома в хвост уходящей колонне раздалось несколько автоматных очередей.

— Дутен пулы, — выругался прапор, — нахрен оно им надо было. Сейчас «мамалыжники» влупят.

Дом начали обстреливать буквально через несколько минут. Сперва стреляли из башенных ПКТ (пулемет Калашникова танковый). Потом люди, выскочившие из автомобилей и спрыгнувшие с брони транспортеров, начали рассредоточиваться и поливать окна короткими очередями из автоматов. Ночь осветилась трассирующими очередями и огласилась гортанными криками.

«Брейк» с Васей перебежали по лестничному пролету и залегли на лестницах между третьим и четвертым этажами. Потом переместились в какую-то открытую и видно недавно брошенную хозяевами квартиру. Стрельба не прекращалась. Откуда-то из глубины дома по атакующим вели ответный огонь. «Брейк» переполз на кухню и осторожно начал выглядывать в окошко в темноту. Вася наблюдал в окна обратную сторону дома.

Прошло минут десять, огонь потихоньку начал стихать, и «Брейк», толи от волнения, толи с будуна, захотел пить. Оглянулся по сторонам, подполз к кухонным кранам, покрутил их. Краны пошипели и выдали порцию грязно-коричневой жидкости, которую водой можно было назвать с очень большой натяжкой. Пить это совершенно невозможно. А это что такое большое и белое виднеется в темноте? Ну конечно же холодильник. А что нам предложит гостеприимный Бендерский холодильник, рождённый в Белоруссии?

Прекрасно! Вино — нет, хватит, а вот небольшие бутылочки как из-под «Пепси» с этикеткой «Флуераш» — наверное что-то вроде лимонада. Ух-х-х, очень даже вкусно и вполне прилично утоляет жажду. «Брейк» расслабился и с удовольствием высосал две бутылки и парочку распихал по карманам штанов про запас. И только собрался позвать Васю, как кухонное стекло рассыпалось в дребезги, и в бок холодильника что-то с треском впечаталось. Курсант даже и не успел ничего подумать, ноги сами его вынесли из кухни и кинули на пол в соседней комнате. Грохнуло прилично, на голову посыпалась штукатурка, рядом плюхнулась люстра, и висевший на стене цветастый ковер печально обвис одним углом.

На полусогнутых в комнату забежал Вася и пнул ногой «Брейка», закрывающего руками голову и лежащего головой на винтовке.

— Ты как там, жив?

«Брейк» схватил одной рукой винтовку, перекатился на спину и уставился на Червоноокого.

— Ни хера себе гранату они метнули, охереть, у них там все чемпионы что ли?

— Какую гранату, по тебе же с подствольника влупили.

— Да нет, мне кажется, я гранату даже видел, РГДшка.

— А, это у них насадки такие есть на автоматы для стрельбы гранатами со ствола — «трамблоны».

— Вася, так что делать-то? Мне сдается, сейчас они в дом полезут, тут какие-то ополченцы воюют, а мы с ними заодно под раздачу попадем.

— Да чую я, что влезли мы не в тот дом, надо выбираться отсель, ниже попробуем спуститься и на обратную сторону выскочить, авось в темноте не заметят Ты как, сильно приложило, не мутит?

— Та не, все как надо...

— Ну, тогда вставай, нечего тут мамалыжников чикать (ждать — укр.).

Спуститься не удалось, второй этаж и лестничная площадка плотно простреливались. Транспортеры уже подошли к дому достаточно близко и прикрывали огнем пулемётов перебегающую пехоту. Минут через десять, а то и меньше, начнется зачистка дома.

— Давай на площадке мину выставим в управляемом варианте, когда полезут — рванем, может отойдут, — начал нести ахинею «Брейк».

Вася, прапор опытный и с богатым боевым опытом, покачал головой:

— А толку: мины у нас нету, у меня три гранаты, да у тебя две, подорвем парочку, остальные обстреливать начнут, гранатами закидают в окна, а то еще хуже — реактивных огнеметов притащут, сожгут нас здесь нахрен.

— Фигня, щас мину слепим, машинка у тебя же с собой, нам главное толпу шугануть со второго этажа и пробежать в квартиры, там со второго этажа спрыгнем.

— Ну, спрыгнуть не вопрос, главное до квартиры перебежать, может отсюда спустимся, хотя нет, ты прав, отсюда нас видно на стене будет а со второго, если прыгать, мы сразу в палисадник ныряем, там среди деревьев нас не заметно будет, да и вдоль дома можно выскочить в обратку к моей фатере, там есть отдельно вход в подвал.

Червоноокий, стараясь не светится перед окнами, начал наблюдать за передвижениями мамалыжников, абсолютно не веря в то, что курсант сможет соорудить какую-то мину.

Однако «Брейк» начал ползать по полуразрушенной квартире со скоростью гоночного червяка. Во встроенном шкафу на кухне он еще раньше обнаружил мешок сахара. Шкаф был нашпигован осколками, мешок испускал белые сахарные струйки. Курсант, поднатужившись и неприлично испортив воздух, вытащил мешок из шкафа и выполз с ним в коридор, елозя пузом по мусору.

— Дядя Вася, епта, ты кричал, что канистру с бензином в кладовке видел, эт где? — прохрипел «Брейк», развязывая мешок и облизывая уже ставшие сладкими пальцы.

— В коридоре, кстати, хлопец, не такой уж ты и тупой, можно рвануть, бензин пыхнет хорошо, только надо бы электродетонаторы было взять.

— Я офигенно не тупой, если бы ты не сказал про бензин, а я не видел сахар, я бы и не ляпнул про мину, щас я такую игрушку сбахаю, а ты распатронь мне, пожалуйста, пару патрончиков, для запалу надо.

* * *..

— Слышь, оно сработает? Ты чего там понаворотил?

— Простейшие химические реакции, товарищ прапорщик, это вам не по Афгану на караваны с пайсой ходить, тут минно-подрывное дело, епта, наука тонкая и, как оказывается в наше смутное время, полезное.

— Тш-ш-ш, идут вроде, хаты простреливают.

Через две минуты «Брейк» вдавил рычаг подрывной машинки. Грохнуло не сильно, но распыленный горящий и плавящийся сахар вперемешку с осколками канистры и гранаты, запиханными Брейком в тумбочку, спущенную на лестничный пролёт, были намного хуже обыкновенного взрыва. Шороху добавила граната, которую ловко метнул вниз Червоноокий.

— Бегут с подъезда, валим вниз, — закричал прапорщик и, полоснув короткой очередью сквозь лестничный пролёт, прыжком выскочил из квартиры.

«Брейк», закинув за плечи неуклюжую винтовку, поскакал за ним. Перескочили через клубы гари и какие-то бесформенные сгустки, напоминавшие человеческие тела. Сгустки шевелились, дергались и горели, очень невкусно воняя.

Двери на втором этаже уже все были вышиблены, проскочили через коридор, в котором валялись два тела старика и старухи, расстрелянных в упор. Выскочили в зал, оттуда на балкон и не останавливаясь выпрыгнули. Червоноокий, прыгавший первым, упал на веревки для белья и порвав их достаточно комфортно, но сильно изрезавшись локтями, приземлился на бетонную опалубку и откатился в кусты. «Брейк» вылетел с балкона, уже держа винтовку в руках, успев переместить ее из-за спины и совершив кульбит, красиво приземлился в кусты, сразу же откатившись в сторону от отсветов огня, в темноту.

— Хуя, ты акробат, — восхитился прапорщик, — а без понтов никак нельзя было?

— Эт я на автомате, на показухах до того этот кульбит в голову вбили, что сейчас даже и не думал..

— Ноги как, не отбил?

— Неа, херня какая, — ответил загордившийся «Брейк» и достал из кармана бутылочку с «Флуерашом» открыл, отхлебнул и протянул Васе.

— Где вас, таких идиотов, воспитывают, — натурально восхитился Червоноокий и допив бутылку до конца махнул головой, — побежали, а то румыны сейчас опомнятся.

* * *

До утра дожили без происшествий, хотя «Брейк» чуть не поплатился за свое любопытство. Ближе к утру он начал утверждать, что слышал звуки подходящей бронетехники и вызвался выползти наверх посмотреть. Вернулся через десять минут с круглыми глазами утверждая, что видел какие-то танки, со странным триколором на башнях, метавшиеся среди улиц. По городу очагами шли бои, то стихавшие, то возраставшие с новой силой. Где-то била артиллерия. Вася, проверяя состояние метавшегося в бреду «Качка», потихоньку рассказывал «Брейку» об особенностях «ловли рыбки в мутной воде» и о своем взгляде на происходившее. Бывший прапорщик полухохол-полумолдованин, а по паспорту русский, намеревался в скором времени свалить в Германию, ибо по его выражению «здесь рыбы нет». Откуда у Червоноокого взялось оружие, боеприпасы, курсант благоразумно решил не спрашивать, вместо этого с помощью лести и давления на «жабу» выцыганил новый КЗС (костюм защитный сетчатый) и тельняшку и весьма довольный жизнью переоделся, оставив на себе под курткой маскхалата только сумку-«набрюшник» с документами и деньгами.

С утра обстановка более-менее прояснилась. Вася, как местный, ушел на разведку, приказав «Брейку» сидеть и не отсвечивать. «Брейк» пометался по подвалу, напоил холодным компотом очнувшегося Падайлиста, рассказал ему новости и о том, как они с прапором вдвоём уничтожили роту румынов и о том, как он сам лично разогнал колонну танков и сбил из «мосинки» один молдованский самолет, продырявив ему картонное крыло. Степан немного послушал, потом с помощью своего друга встал, прошелся, поддерживаемый под руки, по подвалу и снова свалился на раскладушку и заснул. Через час вернулся Червоноокий, привел с собой каких-то людей, облаченных кто во что горазд, но все с автоматами и подсумками. Среди прибывших был медик, пожилой, седой мужчина в выцветшей «афганке» с медицинской сумкой через плечо. Бегло осмотрел раненного, кивнул сопровождающим, те притащили сверху носилки, вытащили «Качка» на свет божий и запихнули в санитарный УАЗик, уже забитый раненными.

— Э-э-э, вы куда его? Я с ним, — забеспокоился «Брейк» носясь кругами вокруг «таблетки».

— Успокойся, свои это, а ты здесь сиди, Мотя припрется, что я ему скажу? — осадил курсанта Вася, — и вообще не суетись, если через пару дней Женька не появится, буду тебя сам отправлять, нехрен тебе здесь делать.

— Дядь Вась, епта, а чо ваши говорят, видели они Жеку или нет, не слыхали чего?

— Вроде видели, он своих подельников-«бизнесменов» вроде собирал, их группой видели, вроде как к Парканам направлялись, хрен его знает зачем, а может это и не он был, но людишки у него приметные, они с гвардейцами дружатся, что-то шахерят-махерят постоянно, да ты сам его дружков не видел что ли?

«Брейк» дружков Мотыля видел и распивал с ними вино по прибытию, они его и доставили с Луганска в Бендеры, передавая как эстафетную палочку. Три парня служившие, в Изяславской бригаде специального назначения, два таких же как «Брейк» — водолазы-разведчики с Майского.

Какой шахер-махер у них, курсант решил про то не думать, у всех свои особенности «ловли рыбы в мутной воде».

* * *

Через три дня «Брейк», обросший белесой щетиной, в уже запыленном КЗСе и кроссовках на босу ногу сидел на крыше симпатичного пятиэтажного домишки среди мешков с песком, напряженно вглядывался в бинокль в сторону Днестра.

Пошарил взглядом по окрестностям и вперился взглядом в небо. Что-то увидел, привстал от удивления и нагнувшись к мешкам вытащил из-под них полевой телефон ТА-57, раскрыл крышку, достал трубку и закрутил ручку вызова.

— Алло, Вася Красный Глаз, я — «Крыша», дуй сюда, тут авиация нарисовалась, да нет, бля, не румыны на дельтапланах, все, до связи, жду.

Бомбили мост через Днестр и подступы к нему.

— Блин, снова попрут, — выдал предположение «Брейк», — видишь, подготовка полным ходом, за городом где-то артиллерия бахает, я по поисковому приемнику пошарил — переговоры какие-то в эфире, цифры строчат, видно где-то авианаводчики и арткорректировщики сидят.

— С чего ты взял? — не отрывая глаз от бинокля, спросил Червоноокий.

— Я сам учился и палубную артиллерию наводить и авиацию, порядок подачи целеуказания, привязок целей похож, говорили только не по-русски.

— Ну, мы вроде как готовы, только вот тебе, как ярому пехотинцу, БМП выпросили у гвардейцев, самим мало, а товарищ Неткач нас гордо игнорирует.

— Ну, хотя бы АВМ или ИДАшку (дыхательные аппараты) могли надыбать и ласты там какие-нибудь, все у вас, блин, ни как у людей, я бы сейчас по Днестру диверсантил.

— По Днестру сейчас трупы диверсантят, сейчас Славута придет тебя менять, а ты иди, разберись со своими позициями — нагородил на лестничных клетках черт знает что.

— Дядя Вася, все по науке: я стрелять с «мосинки» буду с глубины помещения, да еще замаскированный, хрен кто просечет меня.

— Хорошо, что бы вообще не пришлось стрелять, ладно, давай, мне до горисполкома надо проехаться, узнать что по бомбежкам, да там вроде наш бывший командир должен подъехать со своими разведчиками может, что про Мотю узнаю.

Стрелять, однако, пришлось. Когда дали команду «Внимание», «Брейк» скатился по лестнице, словно по корабельному трапу, и юркнул за баррикаду из шкафа и мешков с песком. Снял из-за спины винтовку, приладил в смотровой щели и прильнул к прицелу. В окне на лестничном пролете было выбито несколько стеклянных квадратных блоков и обзор был, в принципе, неплохой.

Когда начался обстрел, никто из маленького гарнизона дома и не понял, обстрел начался сперва с одиночных, а потом пошло по нарастающей.

«Брейк» выцеливал то одного, то другого, сделал пару выстрелов и с гримасой потер ушибленное отдачей плечо.

— Винтовочка, нахера же так больно толкаться, — ласково обратился курсант к «мосинке» и снова прильнул к прицелу.

Вряд ли кто с нападавших мог додуматься, откуда ведется снайперский огонь, уж больно хорошо «Брейк» замаскировался, только вот ни в кого не попал.

Плюнув на все, курсант перебежал на другой лестничный пролет, упал на пол за мешками и начал тщательно выцеливать преребегающих.

Трах. Удар винтовки в плечо.

— Ее-есть бля-я-я! — заорал «Брейк».

Возле дома перестрелка начала стихать и откатилась назад, рванула пара наствольных гранат-«трамблонов» возле подъезда, и все смолкло. Нападавшие под хорошо организованным и заранее спланированным огнем сперва отступали медленно огрызаясь автоматными очередями и гранатометными выстрелами по стенам, чтобы вышибать камни и щебенку для дополнительного поражающего фактора и разлета осколков по всем направлениям.

Откуда-то из-за домов нападающим ударили во фланг. Ударили слаженно из пулемета и нескольких автоматов. Ополченцы, сгруппировавшись и накопившись в подъезде, выскочили наружу и короткими перебежками начали преследование. Неизвестные, оказавшие помощь, стреляли профессионально, короткими очередями прикрывая друг друга при перебежках и охватывая полукольцом. Ополченцы из дома напирали с тылу. Бой повернулся совсем другой стороной, авиаподготовка наступления существенного влияния на этот, небольшой по размерам боев в городе, огневой контакт не оказала.

«Брейк», бежавший короткими перебежками и стрелявший с «мосинки» с колена и стоя из-за деревьев, все-таки снял еще одного из нападавших. Чернявый невысокого роста мужичок в серо-зеленой форме, отдаленно напоминавшей помесь фашистской и старой советской формы, и сжимавший в руках «Калашников» с дополнительной рукояткой на цевье, получил при перебежке пулю в спину и полетел на землю. Стрельба стихала и наконец совсем прекратилась. «Брейк», держа винтовку у плеча, рыская взглядом по сторонам, поводя стволом и озираясь на своих напарников, приблизился к одному из трупов и присев на корточки начал его осматривать.

— Что, своего «первого» рассматриваешь, душевно терзаешься? — спросил совсем рядом чей-то очень знакомый голос.

«Брейк» поднял башку и уставился на невесть откуда взявшегося Мотыля, облаченного в камуфляж, кроссовки, «афганский» нагрудник и в кепочке-бейсболочке. На плече у Жени болтался ствол, АКМ с подствольным гранатометом. Рядышком толпились его парни из «шахер-махера».

— Буа Не Зио кок, — пробурчал «Брейк», — какие, на хер, муки, смотрю я вот на этого Иона Суручану и мучаюсь оттого, что я такой тупой, ведь говорил нам каплей Поповских: цельтесь в жопу, она больше головы, всяко-разно попадешь, а я все, как дурачок, в голову да в голову.

DIAVOL.EXE

Diavol.exe.

Los avid diavol ales grumo sepero

Candida

Какая-то бессмысленная хрень, произнесенная укуренным сатанистом

Бывший студент, а ныне призывник, Петька Аникеев, грустно хлебнул из банки «Невского светлого» и грустно вылупился в монитор. Жизнь катилась под откос. За дверью ошивались призраки военкоматовских дядек, раздавались потусторонние звуки стрельбы и крики «Подъём!». Петька смахнул украдкой набежавшую слезу и грустно выдавил из себя:

— Ы-Ы-ЫХ-Х-Х, учиться надо было, скотина.

Материть себя было бессмысленно, действительно, надо было учиться, а не таскаться по столичным клубам и не висеть ночами напролет в Интернете. Декан был неумолим. Родной папашка, узнав о бешеном провале сына на сессии и отчислении, только сплюнул и сказал: «Велком ту де рашен армии, сынок». Все, папахена не переубедили даже слезы женской половины семьи. Сын областного депутата не должен быть лоботрясом, а уж если выпала честь послужить, так иди, сынок, и служи, да не позорь венценосного батю, отбарабанившего срочную службу в доблестном спецназе в афганской «Ложкаревке».

Петька грустно обшарил взглядом убогую обстановку институтской общаги. Пьяные в дупель друганы-сожители, валялись в живописных позах на кроватях, один даже нежно сжимал в руках кружевной лифчик, другому ради хохмы в руки засунули семейные трусы, которые сняли с третьего, совершенно невменяемого собутыльника, заснувшего в туалете.

Через пару дней Петенька под белы рученьки проследует в военкомат и пойдет отдавать священный долг Родине, а пацаны продолжат свое веселое существование.

«В контру по сетке?», — подумал Петя. Зашел на сервер общаги, вписался в группу террористов, повоевал минут двадцать, повыносил не шибко вертких спецназовцев-первокурсников и окончательно загрустил. От тоски решил прогуляться по любимым порно сайтам. Пышногрудые красотки быстро надоели.

«А что там интересного в армии?», — призадумался бывший студент и ввел в майловский поисковик пару слышанных от бати словечек.

«Фига, чего это такое «Десантура. ру»? А ну-ка, зазырим!» Петька полазил по форумам, ничего абсолютно не понял. Военные общались на своем, каком-то непонятном языке.

На главной страничке портала вверху виднелась заманчивая рекламная ссылочка про «помощь призывникам». Петр вздохнул и кликнул. Обычная хрень про «поможем, отмажем, проследим и гарантируем». И еще куча ссылок про то же самое. Кликая на первые попавшие Петька влез в какую-то муть про отсрочки и отмазки. Вздохнул, кликнул еще пару раз и решил идти спать, за окном уже светало. В углу экрана примостилась плохо заметная корявенькая ссылка «Исполняем желания, цена договорная»

Петро ради прикола последний раз кликнул и обозрел открывшуюся взору главную страницу сайта, оформленную в веселеньких черно-алых тонах. По монитору пробежала ярко- красная надпись: «Скачай дьявола и продай душу за исполнение своих желаний»

Петька нажал скачать-сохранить и офигел, когда увидел, что архивчик весит 666 мегабайт. Со скоростями общажного Интернета качать он будет дня два, а то и больше. Однако, не успел Петя нажать «отменить» с Интернетом произошло чудо. Полоска закачки за несколько секунд заполнилась до ста процентов. Высветилось окошко «открыть». Молодой призывник ухнул от восторга и начал разархивировать папочку. Разархивация заняла всего пару долей секунд. Высветилась иконка в виде красной рогатой рожицы с надписью Diavol.exe. Заинтригованный Петенька подвел курсор и кликнул мышкой. В наушниках раздался потусторонний гомерический хохот и песня группы «НА-НА» про «бабушку Ягу». Хохот на секунду прекратился, чей-то сиплый голос произнес:

— Лажа какая-то, прибью звукорежиссера!

Комнату заволокло клубами дыма, с каким-то очень знакомым запахом. Петька в ужасе завертелся на стуле. Пожар! Нарики со второго курса задули свой Мегаштакет! Горит проводка! Комнату штурмуют представители военкомата, пришедшие за Петром Аникеевым. Ничего подобного. По комнате заметались лучи прожекторов, заиграла легкая металлическая музычка, и перед носом Петеньки неизвестно откуда возник вполне реальный мужик брутального вида. Неизвестный явно косил под Расторгуева: прикинут был в военный костюмчик сороковых годов, перетянут портупеями, а хромовые сапоги с острыми носками так и блистали в лучах непонятно откуда взявшихся прожекторов. Лицо у мужика было обыкновенное русско-рязанское широкоскулое конопатое, и только серо-стальные глаза смотрели холодно и пронзительно. На голове незнакомца была напялена курчавая папаха с красной звездочкой.

Бывшего студента перекорежило от страха. Петенька вжался в стул и с опаской взглянул на банку из-под пива. «А говорят натуральный продукт, без канцерогенов, вот и верь после этого рекламе!», — пронеслось в похмельной голове.

Незнакомец склонился к Петеньке и хриплым мужским басом произнёс:

— Товарищ Главнокомандующий?

— Не-е-ет, я Аникеев Петр Семенович, студент!

— Аа-а, понял, — что-то смекнул потусторонний незнакомец и крутанулся на каблуках хромовых сапог. В тот же момент перед ошеломленным Аникеевым предстала огромных размеров бабища с невероятной прической на голове и в строгом деловом костюмчике.

Тетка до ужаса напоминала преподавательницу, завалившую Петеньку на сессии.

Дама посмотрела теми же холодными стальными глазами на ошеломленного парнишку и сиплым голосом незнакомца произнесла:

— Этой, что ли, сдавал?

— Д-д-да, Альбина Михайловна.

— А, ну тут извини, брателло, у нас с ней контракт бессрочный, тут мы, так сказать, работаем на долгосрочной основе, ничем помочь не можем.

Петя сконцентрировался, стараясь не потерять сознание.

— А вы, извините, кто?

Тетка жутко засмеялась, сделала театральный жест и пробасила:

— Аникеев, вам не стыдно женщине задавать такие вопросы, тем более, заслуженному доктору наук, великолепному педагогу! Кончай прикидываться, дурилка, кто дьявола вызывал?

— Я, я-я, — промямлил Петя.

— Ну, вот и получите, кстати, вызов платный, претензии не принимаются!

— А где это было написано? — осмелел Аникеев, — я щас милицию вызову или друзей разбужу!

— В контекстном меню было написано, читай внимательней Карлыч, — заражала тетка-дьявол.

— Я Семенович, — возмутился Петька.

— Ты — Буратино, и папа твой — Карло, ибо деревянный по пояс и сверху и снизу, — грохотала дама и тут же в комнате зазвучали первые аккорды популярной детской песенки «Скажите, как его зовут».

Петя обиделся, снял наушники и решил обнаглеть.

— А что, вам милиция не указ?

— Постоянные клиенты, — деловито констатировал факт дьявол, — а один из твоих друганов, тот который прыщавый и с женским лифчиком, тоже наш парень, ты думаешь чего он все с телками, а вас лошпеков бабы отсекают! Вот-т-т! — дьявол поднял кверху палец, украшенный чудовищно наманикюренным ногтем, — то-то я смотрю: ай-пишник знакомый!!

Аникеев, обалдевший от сведений, полученных от дьявола Альбины Михайловны, почесал в затылке. Многое стало прояснятся. Особенно успехи невидного собой и корявого на язык прыщавого Сереги, выходца из какой-то деревни Нижние Тараканы не менее Верхнее Тагильской области, не обладавшего ни богатыми родственниками, ни достойными параметрами физического плана. Надо же, когда-то скачал крутую прогу и никому не сказал. Потом еще удалил втихую. Однозначно скотина!

Аникеев осмелел, раз уж так получилось с дьяволом надо уж из этого извлечь максимум пользы.

— Я тут по поводу армии хочу вопросы порешать, — привычно начал он.

— Ну, так формулируйте, товарищ призывник, — ответил дьявол и, повернувшись вокруг своей оси, превратился в начальника районного военного комиссариата.

Петя взял себя в руки (образно конечно). Откашлялся, повольготнее развалился на кресле и отхлебнул уже выдохнувшегося пива.

— Я не хочу в армии служить, человек науки я, а тут, видите ли, обстоятельства неблагоприятно сложились…

— Да ясно все, — засипел, дьявол-военкоматчик, — солдаты в путь, в путь, — не один ты такой, однако я думаю, условия ты наши знаешь, тут в таких случаях кое-что продать придется, естественно, за исполнение Ваших, иногда не совсем уставных, желаний, не соответствующих Директивам и Приказам Министра Обороны.

— Да знаем, конечно, — прикинулся знатоком Аникеев, — семь желаний и все такое, за неисполнение одного контракт прерывается и душа остается мне!

Дьявол присвистнул и снова крутанулся вокруг оси. На этот раз он предстал перед Петенькой в виде сексапильной американской актриски Лиз Херли («Херли» без пробела после буквы «р»).

— Отсюда, что ли, насмотрелся? — дьявол-актриска кокетливо поправил короткую клетчатую юбчонку и призывно заголил стройную ножку.

Петька облизнулся и вылупился во все глаза.

— Но, но, — предупредил дьявол, — не надо слюни тут пускать я, может, Александр Песков в гриме, так вот, все это туфта и пресловутые американские стандарты, у нас в Раше все гораздо прозаичнее: три желания!

— А почему три?

— А, менталитет у нас такой, три раза дума может отклонить кандидатуру, соответственно, три девицы под окном, три богатыря, три поросенка итд, итп!.

Петруччо потер лоб. Перспективы, почему-то были не радужные, стоило призадуматься.

Однако с другой стороны, что терял Петенька. Душу? Что такое душа? Хрен знает.

А дьявол, пока Петенька раздумывал, стал изображать из себя cheer- лидершу, достал из воздуха розовые мохнатые помпоны, стал ими размахивать и орать:

— Аникеева ждет успех, наш Петька лучше всех, дайте нам А… дайте нам Н!..

— Позвольте, — перебил дьявола-актриску будущий призывник, — а что вы делаете вот с душой? Ну, когда она вам отходит?

Дьявол перекинулся обличием и теперь выглядел как клерк из офиса: красивый черный костюмчик, очки, аккуратный проборчик и шикарный ноутбук в руках.

— Ну, соответственно последним законам и многочисленным поправкам к ним, души работают на поприще укрепления сил Зла! Ну, а если проще, остаются в той ипостаси, в которой исполнялось последнее желание, соответственно исполняя всевозможные поручения работодателя, то есть меня!

— А период исполнения желаний, срок действия, существует?

— Период исполнения желаний, стороной подписывающей контракт, ограничен жизненной способностью телесной оболочки, то есть, молодой человек, сроком вашей жизни. Случались прецеденты, что желающие получить все желания, дотягивали до самой своей кончины. Конечно, в этом случае шансы попасть в Верхнюю палату, именуемую рай, существенно снижаются, так что мы — не американцы, условия контракта доводим полностью, прошу учесть! Более тысячи лет на рынках по продаже нематериальных ценностей соотношение цена и качество великолепные! Кстати, последнее предложение и очень выгодное! Оформляем кредиты без документов и поручителей! Одно желание сейчас, и если вы в последующем многочисленными жизненными испытаниями и праведной жизнью искупаете стоимость желания, контракт аннулируется! Недорого, выгодные перспективы! Правда, будем честны, пока еще никто не оформлялся! Не желаете ли стать первым?

— Аа-а, я не знаю, я не знаю, мне можно подумать? — засуетился Аникеев, — такие вопросы с кондачка не решаются, дайте пока минут пять хотя бы?

— Хорошо, — ответил дьявол-клерк, и повесил в воздухе большие песочные часы, — ровно пять минут! А я пока еще в одно место. Сегодня вызовов прямо таки куча, мобильник разрывается!

Дьявол вытащил из кармана огромный мобильник, украшенный двумя антеннами наподобие рожек и, помахав им в воздухе, исчез.

Петька очумело мотнул головой. Часы, висящие в воздухе, не исчезли, песок тонкой струйкой сочился в нижнюю колбу. Что же придумать?

* * *

Дьявол в образе тучного генерала возник в кабинете районного военкома полковника Дубинина.

Дубинин с досадой произнес, увидев дьявола-генерала:

— Попроще надо быть, товарищ Мефистофель, или как вас там? Не первый год вместе работаем! И у меня в связи с возникшей установкой Министерства Обороны и постановлений Правительства возникло второе желание!

— Ну что, опять первыми по призыву стать в столице? Фи-и, товарищ полковник, как вульгарно! — ответил дьявол, перекинувшись в моложавого подполковника с кожаной папочкой в руках.

— Ты что-нибудь разумеешь в Федеральной Целевой Программе по переводу на контракт? Так вот, слушай мое желание…

* * *

Петька все-таки решился на кредит, и желание он придумал. Желание было то что надо: одним выстрелом он убивал несколько зайцев. А потом? А потом посмотрим!

Когда последняя песчинка упала в нижнюю колбу, в комнате опять появился дьявол, сжимавший в руке авоську с пустыми бутылками, одетый в трикушки с вытянутыми коленками.

— Пока вы тут, молодой человек, думали, — просипел он, — я уже с десяток клиентов обработал, с каким контингентом приходится работать! Ужжас! Итак, выкладывайте свое желание, отказы не принимаем, ибо вызов уже был!

— А если откажусь? — схамил Аникеев.

— Стройбат завтра же, самый чмырной батальон, а там, недослужив, совершишь преступление и далее — дисбат, папа будет очень рад!

Петька вздрогнул.

— Не-ет. Не надо, не надо, есть у меня желание! Оформите кредит!

Дьявол превратился снова в клерка, открыл ноутбук:

— Итак!

Петька собрался с духом:

— Я хочу, что бы я уже отслужил! В нормальных крутых войсках! Как мой батя!

Дьявол перекинулся в могучего звероподобного вида парнягу в камуфлированных штанах, голубом берете, в тельняшке и с огромной татухой на могучем плече «Кто видел Могочу, тот видел АД!!»

— Без проблем, братуха, давай клешню для забора кровищи и росписи в бумажках!!

* * *

Петька слабо соображал, что с ним творится. Сознание раздваивалось. Пот заливал глаза, шея горела, дыхание с хрипом вырывалось из глотки.

Рядом раздались автоматные очереди и крики:

— Ал-ла-а-а!-

Боевики обходили справа по лощинке, заросшей мелким кустарником. Старшего сержанта Аникеева и командира группы спецназа капитана Рыбкина в самом начале боя близким разрывом гранатометного выстрела сбросило в пропасть. Аникеев остался при оружии и снаряжении, был контужен, но соображал более-менее сносно. Капитан находился в беспамятстве и, получив множество осколочных ранений, то приходил в себя, то терял сознание. Петька отволок командира за ствол поваленного дерева, вколол прямо через камуфляж промедол и начал лихорадочно озираться по сторонам. Бой наверху уходил в сторону. Там, наверху, с группой находился еще один офицер из оперативного отделения отряда, который, скорее всего, уже принял командование на себя. Действительно, группа дала мощный отпор боевикам и те решили поохотиться за более легкой добычей.

Группу к отбившимся от основного состава разведчикам они не подпускали и постепенно окружали Аникеева и Рыбкина.

Петька приподнялся из-за ствола и с силой метнул пару «эфок» в сторону кустарников.

Недаром он еще в учебке в бригаде лучше и дальше всех метал гранаты. Сознание раздвоилось (Какой учебке? Какие гранаты?) Однако руки-ноги автоматически делали свою работу. Перекатившись и выглянув из-за ствола, Аникеев полоснул короткой очередью по кустам и довольно осклабился, услышав истошные крики подстреленных боевиков. Однако с левой стороны послышались крики и вопли преследующих. Аникеев чертыхнулся, схватил за ремни разгрузочного жилета командира и начал его оттаскивать дальше в лес. Через ствол перепрыгнул бородач в американском камуфляже и выпустил очередь прямо в Петьку. Не попал, очередь прошла буквально в паре сантиметров. Петька влепил короткую прямо в центр широкой камуфлированной груди и подскочил на ноги. С диким ревом он забросил командира на плечи, выпачкался в крови и, пошатываясь под тяжестью, медленно побежал дальше и дальше в лес. Боевики нагоняли и уже просто издевались. Пули впивались в горную глину позади бегущего сержанта. Одна оцарапала голень. «Пиз…ец, приехали» — промелькнуло в голове у Аникеева. Другая часть сознания возмутилась: «Куда? Куда приехали? Что это, где я?»

Что-то неуловимо изменилось. Петька краем глаза успел заметить камуфлированную фигуру в кустах, которая махнула ему «Ложись!» Старший сержант рухнул, как подкошенный. В трескотню автоматов влился мощный рокот нескольких пулеметов. Пули калибра 7,62 мм начали косить боевиков, как снопы вялого сена. Из-за кустов поднялись мощные фигуры и, стреляя на ходу, короткими перебежками ринулись в сторону боевиков.

Двое незнакомцев подбежали к Рыбкину и Аникееву. Один сразу же скинул из-за плеча сумку, начал доставать бинты и споро бинтовать капитана, одновременно осматривая его.

— Норма, оклемается, — коротко бросил он.

Второй присел рядом с Петькой. Мужик как мужик, в хорошем камуфляже, в добротной снаряге. В руках сжимает безотказный АКМ. В ухе — наушник от радиостанции, на шее прилеплен выносной микрофон. Широкоскулое рязанское лицо и глаза — холодные, серые, стальные. Он с усмешкой посмотрел на старшего сержанта.

Одна часть Петькиного сознания удивленно охнула «Это же-е-е..» Вторая часть, жадно хватая воздух, спросила:

— Вы кто такие? С каких гор спустились?

Мужик, по всей видимости, командир коротко хохотнул:

— С Солнечных, сержант, ходим тут, семечки раздаем!

Петька ошалело помотал головой.

— Какие, на хрен семечки-и-и!

— Подсолнечные, — продолжал смеяться командир неизвестного подразделения, — ты то как? Сержантик? Что тут делаешь, неужто нравится по горам да лесам мотаться в поисках незаконных формирований?

— Нравится, — буркнул Петька, — я даже после срочки на контракт остался!

Вторая часть сознания Аникеева возмущенно охнула «Кидалово-о-о-о-о!»

— Ну, сам захотел, — сказал неизвестный.

В мозгу Аникеева что-то зазвенело и кто-то голосом очень знакомым произнес:

«Кредит оплачен, претензий нет!»

РЕФЛЕКС

Вечером после службы от нечего делать отправился побродить по Невскому проспекту.

Обычный субботний Питерский вечер. Угу, вроде бы обычный, да получилось как-то не совсем обычно. Бродить и пялиться на праздный люд надоело достаточно быстро, захотелось кофе. Не простого растворимого, как продается в киосках при метро, а чего-нибудь настоящего, крепко сваренного. Выбрал по запаху более-менее приличную кофейню, зашел, осмотрелся. Ну что же, вполне прилично: гламурный такой полумрак, маленькие столики с уютными лампами, мужичок какой-то на рояле бренчит. Цивильная публика за столиками неспешно беседует. Ко мне, спотыкаясь, бежит культурненький мальчик-официантик. Понимаю задним своим недалеким умом, что денег мне как раз на чашку кофе и пирожное хватит, однако гордо топорщусь, прохожу за официантом к столику, вальяжно усаживаюсь и глубокомысленно начинаю изучать меню, одновременно делая вид, что денег у меня неприлично много, а тот шикарный «Лексус», что припарковался рядышком с кафе на парковочной стоянке с надписью «VIP», дожидается именно меня. Через проход от меня сидят какие-то деловые парни в модных строгих костюмчиках, ведут какую-то неспешную деловую беседу.

Официант назойливо крутится возле меня. Наконец, пальцем показываю пункт меню и прошу пепельницу. Меня заверяют, что кофе сейчас будет сварено, на стол бухают хрустальное безобразие весом чуть ли не с добрый килограмм. Монументальнейшая, однако, пепельница!

Однако, только я прикурил, официант с бешенной скоростью подскакивает, хватает пепельницу. совершенно еще пустую, и меняет её на другую, при этом весьма больно наступает мне на ногу, неловко разворачивается и хрустальной пепельницей заезжает мне в ухо. Я тогда и не сообразил, что эту сцену наблюдали многие. У меня просто проснулся какой-то непонятный самому рефлекс.

— Мля, урод, тебе что, ручонки выдернуть? — негромко, как мне казалось, произнес я.

— Аа-а-а, это, извините, чем я могу-у-у, — заблеял молодой и видно неопытный официантишка.

— Кофе неси, ч-ч-чудовище-е, — чуть ли не заорал я.

Услышав столь нелестное обращение официант сорвался на кухню. Серьезные мужики, сидевшие неподалеку от меня, встрепенулись, и вдруг один из них резко подскочил с места подбежал до меня и как зомби выпалил:

— Да, да щас, щас принесу!

Что-то до боли знакомое промелькнуло у меня в мозгу и я на автомате выпалил:

— Смотри не перевари, уродец!

Солидный, лет тридцати, мужик стоял и открывши рот смотрел на меня, а я во все глаза пялился на него.

— Скаме-е-е-ейкин, чудовище, ты что ли?

— Аа-а-а, командир! — заорал мужик и кинулся обниматься.

Мы с ним расстались в августе девяносто пятого года, тогда я валялся в Ростовском госпитале и Скамейкин, уже дембель, прорвался ко мне с рюкзаком каких-то консервов и двумя бутылками «Ростовского» шампанского. Времени у него было всего-ничего, до поезда на Дальний Восток оставалось каких-то два часа. Посидели с ним в госпитальном скверике, повспоминали былое, и пропал мой нештатный «вестовой» на двенадцать лет.

* * *

Блин, как тяжко-то с утра, о Господи. Голова чугунная, наверное меня вчера похитили злобные волшебники и унесли в параллельную Вселенную. Слава Богу, сегодня воскресенье. Блин, да кто там звонит-то на мобильник?

— Что, какие шашлыки? Какой, нафик, пейнтбол? Скамейкин, блин, ну ты скотина, на хрена-то меня так вчера напоил? Не-е-ет, продолжения и быть не может: мне с утра завтра на службу…

ФИГУРИСТ

Весело курсанту Владимиру Степному. Нудное занятие по Автомобильной подготовке повернулось совсем не тем боком, какой ожидался. Подполковник-автомобилист в начале занятия опросил всех курсантов, кто ранее до поступления в училище обзавелся водительскими правами. Вовочка оказался на недосягаемой высоте.

Помимо того, что правильно ответил на все поставленные вопросы, еще и имел категории B, C, D. Как он умудрился получить их при получении среднего образования в не менее средней школе, история умалчивает. Лишь курсант Ворошилов знает как, потому что Вовочка из зимнего отпуска привез ему точно такие же права за ничтожно малую сумму.

Преподаватель с заговорщицким видом вывел Степного в коридор.

— Сейчас, будет бить! — ахнул Ворошилов.

В его мозгу пронеслись сцены, как окровавленный Степной, сползая по стене и брызжа кровавыми соплями, выдает сокровенную тайну получения столь чудесных водительских прав.

Однако дело обстояло намного проще и банальнее. Преподавателю понадобился человек для того, чтобы перегнать его машину с училищной стоянки на станцию СТО, для этого ему абсолютно не пришлось бить кого-либо ногами. Степной, выслушав полученную задачу, задавил радостную лыбу, получил в руки доверенность, пытаясь сохранять невозмутимое лицо, ринулся прочь из учебного корпуса.

И вот он идет и радуется всеми фибрами курсантской души выпавшей на его долю удаче. На улице морозец и солнышко, которое отражает свои лучи на расчудесных хромовых «глаженных» сапогах. Командирская сумка опущена по самое «нехочу» на манер летчицкого планшета, шапка «домиком», натянута на уши, надвинута на брови, а взгляд устремлен мимо корпуса огневой подготовки и плаца на здание клуба и «чипок» на первом этаже. Во всем молодом организме курсанта сразу возникла резкая необходимость съесть некоторое количество плюшек и запить все это пакетом молока, иначе поставленная задача может сорваться из-за «истощения сил». Самый верный и быстрейший способ достижения дверей «чипка» — это вынырнуть на плац возле трибуны и припустить со всех ног, сделав «озабоченно-озадаченное» лицо. Однако на территории училища глухо и пусто, не видно ни одной живой души, а это признак того, что САМ НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА где-то бродит неподалеку со стаей верных полковников.

Вова поразмыслил и решив не рисковать отправился по длинной дороге, пролегавшей возле корпуса огневой подготовки. Однако в радужное настроение вкрался некий дискомфорт. Не далее как вчера Вова снял стершиеся подковки с точёных каблуков своих «фирменных» хромовых сапог, поэтому безбожно скользил по заледеневшему асфальту.

Выйдя на прямое направление вдоль корпуса Вовочка призадумался, как бы быстрее миновать опасный открытый всем начальственным взорам. И тут он обнаружил блистающую всей зеркальной гладью довольно неплохую ледяную дорожку, оставленную после нерадивой уборки курсантами второй роты. Дорожка так и звала промчаться с «ветерком». Степной, долго не думая, отошел подальше, набрал расстояние для разбега и с похабным криком, набрав приличную скорость разбега прыгнул на ледяную дорожку.

Ветер засвистел в ушах, щеки обожгло морозом, командирская сумка, трепыхаясь на ветру, хлестала по ляжкам. Вова, пытаясь удержать равновесие, начал растопыривать руки и перемещать центр тяжести с одной ноги на другую, в результате чего начало крутить вокруг своей оси. Дорожка немного шла под уклон и скорость катастрофически начала нарастать. Из-за недобросовестной уборки территории недавно выпавший свежий снежок превратился в снежную пыль и двумя белыми искристыми веерами брызнул в стороны. За спиной курсанта Степного закрутился небольшой ураганчик. В этот момент Вовочка представлял воистину сказочно-феерическое зрелище…

Скорость нарастала с пугающей быстротой. Двухстворочная парадная дверь огневого корпуса распахнулась от мощного толчка. Первое что увидел и опознал Владимир были красивые красные лампасы, генеральскую шинель, огромную папаху и несколько папах поменьше и менее представительных.

* * *

Начальственный рык сотрясал стены учебного корпуса огневой подготовки. Начальники кафедр и преподаватели бледнели, свита генерала все записывала в блокнотики.

— А территория возле корпуса!? — рычал генерал, — вам, что трудно высказать командиру второй роты за эту гребанную уборку!? Самим лень проконтролировать!?

Возмущенный до глубины своей генеральской души начальник училища направился к выходу. Дверь услужливо как бы сама собой распахнулась. Все вышли на крыльцо.

Начальник открыл рот и замер в немом восторге. На бешенной скорости километров под семьдесят вдоль корпуса несся курсант. Огромные снежные веера вылетали у него из-под ног, сзади клубился маленький снежный ураганчик. Командирская сумка уже просто летела за курсантом, удерживаемая лишь тонким ремешком. Зрелище было воистину фантастическое и ослепительно красивое. Курсант напоминал быстроходный глиссер, мчащийся по морской глади, только еще поворачивался вокруг своей оси, ловко балансируя руками.

— Ё, — только и смог произнести начальник.

Курсант не снижая скорости прекратил вращение сдвинул ноги вместе, сверкнул начищенным неуставным сапогом и ловко кинул руку к головному убору, не забыв при этом повернуть в сторону начальства голову и поедать генерала глазами. Полковники и генерал рефлекторно кинули ладони в кожаных лайковых перчатках к папахам. Курсант просвистел мимо группы старших офицеров за какие-то доли секунды, миновал учебный корпус, красиво вписался в поворот, подняв кучу снежных брызг скрылся из глаз…

— Твою мать! — рявкнул генерал. — Ко мне его!

Полковники резко стартовали с места, столкнулись лбами, вылетели на ледяную дорожку, поскользнувшись упали один на другого и резко набирая скорость скрылись из глаз.

— Никому ничего поручить нельзя, — вздохнул генерал, достал из кармана пачку «Мальборо», услужливый адъютант поднес зажигалку.

Полковников на приличной скорости швырнуло в сугроб возле стены корпуса, стена сотряслась от глухого удара мощных тел в полковничьих шинелях. С крыши скатилась снежная «колыбаха» и плюхнулась на каракуль папах.

Два полковника злобно выругались, вылезли из сугроба, не спеша отряхнулись и обозрели окрестности. Курсанта-фигуриста в окрестностях не наблюдалось. Мимо на цыпочках попытался проскочить какой-то перепуганный дневальный, однако был пойман и за неимением лучшего доставлен к начальнику училища…

* * *

Из сугроба, где валялись доблестные полковники, сначала показалась голова в скособоченной шапке, вся залепленная снегом. Голова осмотрелась и произнесла:

— Мля-я...

Потом курсант Степной появился весь. Фирменные глаженные сапоги были безнадежно помяты и забиты снежными комьями. Ремешок планшета порвался, сам Вова с ног до головы был облеплен снегом.

— Ни фига себе попал, — произнес печальный Вова.

Кое как отряхнувшись, он тихонько посеменил в сторону казармы.

ЧУВСТВО ГЛУБОКОГО НЕПАТРИОТИЗМА

Весной 95 года, когда было небольшое затишье в красивом и спокойном городе Грозный, я на «борзом» коне подкатил к своему шефу и вытребовал себе неделю отпуска. Шеф меня мотивировал всякими нескучными словами, я мотивировал шефа и апеллировал к своей контузии и ранению, наконец наш полковник плюнул в мою сторону, но попал себе на ботинок и сказал: «Х…й с тобой, чтоб через неделю — как штык».

Проинструктировав всех кого можно и нельзя, я дернул в к себе на родину. По приезду я выслушал от предков кучу причитаний и наставлений, посидел за столом с родственниками и убыл на свою квартиру. Там, соответственно, обзвонил всех друзей-приятелей и вечером началась грандиознейшая пьянка. Народу было много, водки и закуски еще больше, произносились тосты, пелись песни, кто-то тихонько и интеллигентно, чисто по-граждански, блевал в туалете. В процессе пьянки раздавалось несколько телефонных звонков и чей-то бодрый мужской голос спрашивал:

— А ето квартира такого-то?

— Да, отвечал я.

— А вы завтра на месте будете?

— Да мля, з-заходите, похмелимся, — бравировал я, и бросал трубку.

И так несколько раз. Скоро мне это надоело и я послал звонившего на его далекую прародину.

Далеко за полночь, проводив всех, я бухнулся спать.

С утра встал сам, долго не мог понять, где нахожусь, истошно орал:

— Скамейкин, падла, хде кофе-е, грей душ!

Наконец я понял, что мой матрос Скамейкин остался в Грозном и душ не надо греть на солярке, а просто надо открыть кран. Кое-как поднявшись и одевшись, я поплелся на кухню. И тут в мозги ворвалась трель дверного звонка…

«Кого это прет?» — подумал я и открыл дверь.

На лестничной площадке топтались два интеллигентных милиционера и какой-то капитан с инженерными петлицами на новеньком камуфляже.

— Здрасте, — бодро произнес он.

— Здорово, — буркнул я. — Че хотел? Че не хотел?

Капитан хмыкнул, видно внешний вид мой доставил истинное наслаждение. Действительно: стоит полупьяное тело в трениках, майке, со свежим шрамом на морде и дерзит. Сдержав бившее его изнутри негодование, капитан весьма вежливо попросил меня проехаться с ними. Я подумал, что каким-то образом нашим городским властям стало известно, что доблестный герой чеченской войны приехал в родной город и хотят меня пригласит на какой-нибудь фуршет.

Капитан сказал, что, в принципе, они на машине, и я, накинув спортивную куртку и поменяв тапки на кроссовки, спустился с ними к подъезду. Дальше все напоминало дурной сон.

Возле подъезда стоял «воронок», и пока я стоял открыв рот, менты быстренько впихнули меня в обезьянник и захлопнули дверцу.

— Э-э-э-э-э, ур-роды, вы чё творите! — заорал я.

— Молчи, придурок, отбегался, — сказал саперный капитан, менты поддержали его ржанием.

Дальше все напоминало театр абсурда. Меня привезли в военкомат и засунули в актовый зал к куче полупьяных призывников, на дверях стоял какой-то мабутей и гордо гноил призывников.

Кому-то орать, что я старший лейтенант, представитель разведки ТОФА и тока что прибыл со штурма Грозного — было абсолютно бессмысленно.

Потом пришел тот самый капитан, который оказался начальником отдела призыва. Он начал читать списки команд и выслушивать все пожелания абсолютно не желавших служить призывников.

Я в прострации сидел на табуретке и молчал.

Тут зашел военком и капитан скомандовал: «Смирно!»

Надо ли говорить, что я по привычке вскочил и вытянул руки по швам. Остальные призывники, глядя на меня, лениво начали подыматься.

Военком сказал пару напутственных речей, потом представил мабутейного сержанта, который попытался рассказать, как клево служить в пехоте…

Рассказ сержанта я сдабривал своими замечаниями.

— Вы научитесь стрелять из всех видов стрелкового оружия, — верещал толстый сержант.

— А тебя не научили? — спрашивал я.

Военком хмыкал, капитан багровел, призывники ржали.

— Да я!.. — ерепенился мабутей.

— Да ты писарь видать, вон щеки какие, — бухтел я.

Сержант решил, что я точно попаду к ним в часть и тогда мне капец. Он мне исподтишка показывал кулаки, что-то гундосил, короче выступление я сорвал. Военком прикрикнул на нас, поднял меня и сказал такие слова:

— Вот Вы, товарищ призывник, несколько лет бегали от призыва, а теперь Вам придется отдать Родине долг. Я лично позабочусь о том, чтобы вы попали в одну часть с товарищем сержантом.

Мабутей довольно крякнул.

— А кто Вам сказал, товарищ подполковник, что я Родине что-то должен? А почему в мабуту? — я специально акцентировал слово «мабута». — Че, два года возле какой-нибудь БМПшки загибаться?

Военком открыл рот и сумел сказать:

— А Вы и знаете, что такое БМП, а?

Я не торопясь выдал ему расклады и про БМП-1, и БМП-2 и про БТР — все, что помнил с училища.

Мабутей притух, он попутал все на свете и не понимал, что творится. Столько умных военных слов про БМП он и в части-то наверняка не слышал. Военком удивленно хрюкнул и покосился на кэпа, а потом спросил меня:

— Вот ты же готовый сержант, и почему же не желаешь служить?

— Есть одна причина, товарищ подполковник, но для этого мне надо домой, кое-какие документы взять, а сержантом-то, вы меня зря обозвали.

Военком психанул, сказал, чтобы меня никуда не отпускали и вышел.

Кэп, злобно потирая руки, двинулся вместе с сержантом ко мне.

— Пойдемте побеседуем, тов-в-варищ призывник.

— Да пойдем, капитан, — весьма фривольно сказал я.

Мы двинулись в кабинет к капитану, а сержант-мабутей пытался толчками меня подбодрить.

Мы все втроем зашли в кабинет и я понял, что щас меня начнут воспитывать кулаками.

Так оно и было. Капитан сел за стол, а сержант попытался заехать мне в фанеру. Я добросовестно принял заряд.

Сержант хмыкнул и тока открыл рот. Я впечатал ему со всей ненавистью лоу-кик в левое бедро. М-да, четыре года занятий в училищной секции даром не прошли, сержант рухнул кулем на четыре кости и зашкреб руками, пытаясь обнять свою ушибленную ногу. Капитан попытался вскочить.

— Чё, капитан, неуставняком решил заняться? — злобно вопросил я его.

Он молча открывал рот.

Напоследок, дав волшебного пендаля сержанту, я гордо удалился из военкомата.

Дальше отсчет времени пошел уже на минуты. Понимая, что меня будут ловить, я подхватил такси и в спешном порядке ломанулся домой.

Дома я успел побриться, приколоть на погоны ещё училищного черного ПШ третью старлеевскую звезду, прицепил недавно полученную «отважную» медаль, отбил как полагается берет и засунул в карманы документы. И только я привел себя в надлежащий вид, раздались требовательные звонки в дверь и крики…

— Если не откроет — ломайте!

Я широко распахнул дверь. М-да, в группу захвата теперь входил и ушибленный мною сержант.

Немая сцена из «Ревизора» была ничто с той немой сценой, которую я увидел.

— Ну чё, поехали, имбецилы, — брякнул я и спокойно закрыв дверь, начал спускаться к «воронку».

Надо ли говорить, что сержант-мабутей ехал до военкомата в обезьяннике, со страхом посматривал на меня и тихо поскуливал. Капитан хранил героическое молчание.

— Ну извините, товарищ старший лейтенант, напутал начальник отдела-то, напутал. Вы когда поступали в училище-то, в отделе на призывниках другой сидел, и что-то не срослось там. Вас разыскивали как уклоняющегося. А по поступившим в военные учебные заведения не догадались глянуть. Мда-а-а...

Вечером капитан выставлял мне «кабак», а куча «моих» призывников, увидев меня в форме, надолго решилась дара речи. Все как один возжелали служить в доблестной МП.

СКАЗКА

Эту военную басню рассказал мне один старый-старый капитан-лейтенант в ту туманную пору моей юности, когда я летёхой служил.

Приезжает старый (по военным меркам) майор-пехотинец в родную деревню, отслужился, значит, и вот она — заслуженная пенсия.

Дед с бабкой как положено: стол самогон, кабанчика зарезали. Сидят душевно так. И тут дед и спрашивает сынка своего:

— Слышь-ка сын, а чё за хрень то? Ты вродить молод ишшо. 45 тебе всего, а ужо не пеньсию приперся, за какие заслуги то?

Сын-майор хряпнул водки, закусил капустой и молвит:

— Батя, дык я ж в армии служил!

— Ну и хрена? Я тож когда-то служил, мене седьмой десяток, а я вона ещё — как трахтор пашу.

— Папаня, вы должно быть не волокете, я офицером служил! В доблестных мотострелковых войсках! Лучшим комбатом был!

— Да, ну и што? — молвит дед, — За каковы такие заслуги-то вас на пеньсию то рано так, а-а-а?

— Мля, батя, пехота! Папаня, я комбатом был!

— Ну и хрена? — топорщится дедок, бабка в ужасе не знает чью сторону принять.

Майор, доведенный до белого каления, орёт:

— А давай-ка дед, я буду командиром мотострелкового полка, а вы, типа, с бабкой — мои подчинённые!

— А чаво! Давай! Мы ишшо ого-го с бабкой!

— Зае…сь. Совещание в два часа ночи! Просьба не опаздывать!

Озадаченные дед с бабкой лезут на печку отбиваться.

Два часа ночи. Запираются дед с бабкой к сыну — типа, ну вот, прибыли.

Сынок им молвит:

— Совещание на сколько назначено?

Дед с бабкой мнутся.

— Дык, на два ночи.

— А щас 5 минут третьего. Почему опоздали?

— Ах, так мы же старые, пока с полатей слезли...

— Всё, совещание переносится на 4 часа утра. И просьба не опаздывать!

В 4 утра, наконец, все подчиненные доблестного майора собираются.

Начинается совещание.

— Что у нас завтра по плану? — вопрошает деда с бабкой майор.

— Дык, ето, дровей нарубить в леску хотел, — отвечает, дико зевая, дед.

— Ага, подготовка к новому отопительному периоду! Заготовка дров! Ну, ясно, что плана заготовок у вас нет — спрашивать даже не буду. На чём выезжаем?

Дедок чешет затылок:

— Дык, на кобыле на серой, одна она у нас.

— Ясно, подготовить к 6 утра кобылу к выезду, оформить путевой лист, разрешение на выезд от председателя колхоза, справку о состоянии здоровья кобылы от ветеринара. Бабке снять нас с довольствия, обеспечить сухим пайком.

Дед с бабкой до 6 утра носятся, как оглашенные. Дед последовательно поит самогоном председателя, ветеринара и получает нужные бумаги, бабка хлопочет возле печки, мастрячит сухари, крутит тушенку.

В 6 утра все к выезду готово, бумаги проверены, паек получен, майор наконец-то доволен. Подбегает бабка.

— Идить блинцов горяченьких с молочком парным-то на завтрак.

— Ты чё, бабка, мы с довольствия сняты, питаться при части не имеем права, приеду — меню-раскладку проверю.

Бабка в ужасе убегает.

Приезжают заготовщики в лес, майор командует:

— Строится на постановку боевой задачи!

Дед строится.

— Равняйсь, смирн! Слушай боевую задачу! Сперва рубим сучья, потом пилим деревья, тонкие катаем, толстые таскаем! Вперед, мои подчиненные, а я пока покурю и буду контролировать процесс заготовки дров.

Короче, когда загрузили телегу, дед умаялся вусмерть. Но все, вроде загружен, можно ехать.

— Стоять! — командует майор, — Забыли проверить наличие инструмента! Строится с топорами пилами!

Дед охает:

— Дык они же под дровами в телеге!

— Не е…т, разгружай, стройся.

Дед, кряхтя, разгрузил, построился с топорами с пилами.

— А, ну вижу, всё в наличии, можно выдвигаться.

Едут, деду ох как невесело. И тут:

— Стой!

— Чаво-то стой, — вопрошает испуганный дед.

— Телеграмма поступила с округа!

— Какой нафих округ, чаво за телеграмма?

— В соседней деревне два мужика везли дрова на телеге с неисправными осями, их привалило, травма на округ, вот! Поэтому в целях повышения требований к мерам безопасности — строится для проведения целевого инструктажа. И разгружай телегу для проверки состояния осей.

Вспотевший дед выслушивает инструктаж, разгружает телегу, проверяет состояние осей. Оси исправны, о чем следует немедленный доклад, телега загружается и заготовщики дров вновь продолжают движение. Солнце уже к закату.

На небе ни облачка, птички поют, травка зеленеет, телега поскрипывает, проезжают мимо заливного луга, а там копешка сена стоит.

— Дед, а сено нам надо-то?

— Та надо, сынок, надо коровенок кормить.

— Стой! Разгружай дрова, загружай сено!

Дедок уже почти лишаясь разума разгружает дрова, загружает сено, попутно при этом получая выговор за пререкания со старшим по званию. Ну все, сено загружено, движение возобновляется. Подъезжают к мостику через речку, и только было кобыла ступила на мостик:

— Стоять! В целях повышения боевой подготовки форсируем реку вплавь!

Форсируют. Сено все смывается за борт, сами кое-как выплыли, лошадка чуть не потонула, но все вроде как благополучно.

— Дед, а скока время однако?

— Да шесть вечера уже, товарищи сын-майор.

— Распрягай кобылу!

— За каким? — вопрошает потерявший весь боевой дух дед.

— После восемнадцати часов эксплуатация кобылы строго запрещена!

Мля-я-я-я-я-я-я, идут они, толкают телегу, песни строевые поют, жалобно так, кобыла рядом довольная плетется.

Вот и прибыли они в ППД, домой то есть. Заходят в избу.

— Совещание в два часа ночи! просьба не опаздывать!

В два часа ночи сидят дед с бабкой понурые на совещании, а сын их разглагольствует:

— Так, дед, что конкретно было сделано за сегодня?

Дед думал-думал:

— Дык, сынок, ни хрена и не сделано!

— Ага, понятно. Так, что у нас завтра за день недели?

— Дык, ето, суббота!

— Ну, все ясно — по плану ПХД, подготовка к новому отопительному периоду, заготовка дров.

БДИТЕЛЬНОСТЬ

К одной разведчицкой части был прикомандирован очень добросовестный сотрудник «бдительных» спецслужб. Часть была воюющая — была первая война — разведчики не вылазили с выходов, мочили духов, вскрывали базы, уничтожали методом подрыва обнаруженные боеприпасы, методом поедания уничтожали обнаруженное продовольствие.

Не помню, каким методом уничтожалось обнаруженное обмундирование. Наш сотрудник все это ревностно бдил, вносил в специально обученный для этих дел блокнотик, попутно вербовал себе сотрудников, выпивал с офицерами-разведчиками, у которых вошло в привычку, напиваясь, бить особиста. Особист был не злопамятный, вернее, вообще беспамятный, поэтому, не записав в блокнотик кто его вчера бил, с утра ничего не мог вспомнить. Самый злобный среди разведчиков был весьма зажиточный командир разведдесантной роты, кстати, самый выдумывательный на разные подлости и непристойности по поводу особистов, прокуроров тыловиков и бригадного НОКиСа.

Как-то раз он сообщил особисту, что можно вербануть кучу агентов на рынке в одной близлежащей станице. Он подробно проинструктировал «бдительного» что где и как и помог ему получить на батальонном продскладе два ящика тушенки для подкупа агентов.

Причем получилось так, что ротный ящик говяжьей тушенки каким-то образом заначил, а доблестный «бдительный» поехал вербовать нохчей с ящиком свиной тушенки. Результат, как вы сами понимаете, превзошел все ожидания. Правоверные мусульмане, поняв что их вербуют с помощью свиной тушенки, взяли и сдали контрика военному коменданту, который повязал его и продержал в обезьяннике до выяснения личности.

После этого случая контрик попытался затаить обиду на ротного, но выпив и закусив понял, что приобрел бесценный опыт в вербовке «сексотов» и решил простить ротного.

Однако ротный по своей профессиональной подлости заставил одного своего самого пронырливого бойца завернуть в газеты новую лопату и дефилировать возле палатки, в которой проживал особист. Наш доблестный сотрудник, почесывая мощную впалую грудь, вышел из палатки и зевнул, как умеют только профессионалы-контрразведчики, зевнул бдительно и зорко, правда, чуть не вывернув при этом челюсть. Вид бойца с чем-то весьма интересным в газете заставил его сделать «стойку», зашевелить ноздрями и довольно хрюкнуть. «Есть, есть», — он предвкушал раскрытие громкого дела и снятие прошлогоднего выговора в приказе. Боец, увидев особиста, сделал испуганный вид и бочком-бочком стал «исчезать» между палаток. Особист, делая вид что его совершенно не интересует ни боец, ни странный предмет в газете, сел на хвост «расхитителю». При чем оба фигуранта делали вид, что друг друга не замечают и дефилировали по всему расположению батальона. Иногда боец ускорялся, ускорялся и особист, но делать незамечено и ненавязчиво у него не получалось, так как он был в тапочках и постоянно падал, задевая растяжки палаток.

Картину «классической» слежки наблюдало большое количество офицеров батальона, которые, покуривая, делали ставки и возгласами подбадривали то бойца, то особиста.

Наконец, бойцу надоело бегать, тем более он получил условный сигнал от ротного на прекращение комедии. Боец остановился и под напряженным прищуром особиста развернул газету, вынул свежеокрашенную лопату и любовно повесил её на пожарный щит возле роты. Контрик чуть не заплакал, даже всхлипнул, но, собрав мужество в кулак, гордо продефилировал в палатку.

А однажды в разведдесантной роте появился новый «боец» — красивый пухлый поросенок самого умильного вида. Контрик в это время отсутствовал, на каких-то курсах повышения бдительности, поэтому расследование по факту появления свиньи никто не проводил, поросенка вербануть или допросить на предмет причастия к НВФ тоже было некому.

Свиненок первые два месяца спокойно бродил по расположению роты, гордо похрюкивал, был научен подавать копыто и был наречен «Шамиль Басаев». Однако впоследствии его характер резко испортился, он начал зверствовать: гонял собак, среди которых были и покруче чем он, ну там всякие «Дударики», «Асланки Масхадовы» и прочие. Самый неименитый был простой пес Перец, который как-то подбил всю собачью свору отмудохать не в меру оборзевшего кабана. Однако из затеи ничего не вышло: «Шамиль» кинулся за помощью к разведчикам-десантникам и те приемами рукопашного боя, матами и пропавшей колбасой отогнали незаконное собачье формирование. Впоследствии кабан еще больше оборзел, оброс черной щетиной, был помещен в специально отведенный загон и жил в своей резиденции, питаясь отбросами батальонной кухни и с ужасом ожидая 2 августа. Наконец-то этот день настал. Но мы предполагаем, а вышестоящий штаб располагает. Второго августа почти вся разведдесантная рота вылетела в горы искать прорвавшегося тезку поросенка. В горах рота проползала неделю, потом еще одну, питаясь только сухпаем. Потом резко испортилась погода, и убогонький солдат-связист навернул станцию. Вторая радиостанция пострадала во время короткого боестолкновения, третьей радиостанции в роте не было. Средства связи в группах до Центра не доставали. Потом в группировке резко поменяли частоты в переговорных таблицах, короче, рота попала в полные «шлюзы». Вертушки за ротой не пришли, комбат в ужасе метался по штабной палатке и материл начальника разведки. Начальник метался по разведотделению и материл комбата, комбриг материл их обоих. Личный состав роты, ползший по горке, материл всех во все корки, в том числе и популярного певца Андрея Губина. «А за что его?» — спросите вы. Да за то, что в средстве технической пропаганды, то есть в плеере, который слушали все по очереди, была одна кассета с его песнями. Певца потом даже переименовали в Андрея В бубен на… Ротный хоть и по возрасту был неприлично молод, принял нормальное правильное решение: разведчики спустились в предгорья, ночью мародернули в каком-то населенном пункте барашка, схряпали и двинулись к ближайшему населенному пункту, где располагались федералы. Пройдя изрядный путь ночью, разведчики без проблем просочились в расположение мотострелкового полчка, до испуга напугав комполка, и оперативного дежурного. Вникнув в суть проблемы, командир полка дозвонился до штаба ОГВ С, непосредственно до разведчиков, передал сведения о нахождении потерявшегося подразделения, тем самым успокоив всех и немного озадачив. На следующий день за разведчиками пришла колонна и они, попрыгав на свои родные БТРы, с радости сперли у мотострелков две канистры бензина, беззаботно оставленные каким-то мабутенком. В пути следования бензин был обменян на всяко-разное продовольствие, не предусмотренное военным рационом, а так же сигареты и пару пузырей водки для «растирки больной спины ротного». В пути следования ротный дал торжественную клятву, что лично замочит ротного свина «Шамиля», так как это подлое животное наверняка радуется тому, что десантники просохатили свой праздник.

А в это время, ближе к возвращению потерянной роты, вернулся наш старый «бдительный» знакомец, усовершенствовавший свои знания и умения до недосягаемых высот (в смысле — а на фиг нам их досягать). Так как из его начальства под боком не было никого, он доложился своему дежурному и узнал, что его любимый ротный пропал вместе с личным составом, но потом вдруг нашелся, и ему даже не успели припаять измену Родине и переход на сторону врага. Короче, «пули свистели над нашими головами, бла-бла-бла, разведчики герои». Контрик, услышав все это, подпрыгнул на месте и ринулся в свой любимый разведбат, опять предчувствуя «добычу». Он поспел как раз к возвращению колонны, обеспечивающей эвакуацию разведчиков. Разведчики начали разгружаться, разряжаться, строится, считаться. Особист зорко оглядывал прибывших и выявлял признаки измены в рядах военной разведки. И тут его зоркий контрразведывательный нюхослух заметил ротного, отозвавшего своего зама за БТР. И тут особист услышал такое, от чего у него в восторге встали волосы и почему-то появилась эрекция.

— «Лиза, не улятай», — пропел ротный и начал озадачивать зама: — Виталик, щас берем мой самый острый ножик и идем резать эту черномазую падлу, и пусть солдатики перетащат в мою палатку те сувениры, что мы приобрели в дороге.

— Босс, так что, точно Шамильку мочим?

— Конечно, мы ж всю дорогу про это болтали.

— А, ну добро…

Контрразведчик часто задышал и сглотнул слюну, — ух ты! В мозгу начали откладываться факты …раз: рота пропала со связи дня на три, …два: у них был бой, про это все знают, …три: что-то они привезли с собой, вон солдатики потащили какие-то пакеты… четыре: они взяли в плен какого-то Шамиля — полюбому боевик! Но никому не докладывают, значит дело не чисто?!

И тут особист краем уха услышал перешептывания солдат:

— Ротный решил сам Шамильку завалить.

— Чё, Басаева?

— Ага.

— Надо глянуть, как его валят, я бы и сам с удовольствием эту свинью грохнул.

Мороз пробежался по дубленой коже особиста — Шамиль Басаев! А-а-а-а-а-а!

Быстрее молнии он метнулся в отдел, на его счастье начальник отдела был на месте.

Начальник был тертый калач, мужик знающий, спокойный и рассудительный.

Выслушав сбивчивый рассказ подчиненного, он посоветовал ему опомнится, почитать сводки и не маятся херней. Однако наш контрик не унимался, начальнику отдела все равно надо было в разведбат по каким-то своим делам и он, сделав вид что поверил особисту, решил проехаться с ним. По дороге они встретили бригадного замполита, который тоже направлялся к разведчикам, так сказать, поддержать моральный дух и спросить, есть ли чего интересного в трофеях. К КПП разведбата подъехало два УАЗика, и полковники степенно пошли вдоль палаток. Вел их капитан-особист, указывая карающей дланью дорогу. Подошли к расположению десантников.

— Где ротный? — вопрошал замполит у дневального.

— Так, товарищ полковник, он только что с выхода, на хоздворе нашего «Басаева» режет, — отвечал бесхитростный дневальный.

— БАСАЕВА? РЕЖЕТ? — ужаснулся замполит.

— ЧТО Я ГОВОРИЛ! — торжествовал капитан-контрразведчик, — поспешим, пока он его совсем того, не зарезал.

— Б…ь, что здесь творится, — недоумевал полковник-особист.

На хоздворе ротный, напевая под нос «Где же ты бродишь, мальчик бродяга» колотил ногой по дощатой загородке, крутил в руках огромный тесак и иногда приговаривал:

— Вылазь Шамиль, вылазь сладкий, час расплаты наступил.

— Отставить, ротный! — на бегу закричал контрразведчик-капитан и попытался заученным движением выдернуть из кобуры пистолет, но так как по прибытию он оружие не получил (не успел) а получил радиостанцию «Алинка», он выдернул ее из чехла и направил на ротного антенну.

— Стоять, — вопил он, — отойти от загородки, руки за голову, лицом на землю.

— Пшел на хер, — спокойно ответил ротный и от загородки не отошел.

Особист прикусил язык, так как его непонятно быстро и практически мгновенно окружили офицеры и бойцы разведдесантной роты, которые улыбались мужественно и по «доброму».

— Ротный, что у тебя там, в загородке? — спросил подбежавший и утиравший пот со лба замполит.

— Да не что, а кто, — ответил недоумевающий ротный.

— КТО У ТЕБЯ ТАМ?

— Да свинья у меня там, товарищ полковник.

— А у меня есть сведения, что у вас там Ш-шамиль Басаев, международный террорист!

— Да какой же он террорист? Так, хулиганил иногда, но не более!

— Так у тебя там, правда, БАСАЕВ?!

— Ну да, — недоуменно ответил ротный.

— А зачем ты его в свинарник? Он хоть и террорист, но мусульманин. Ведь так нельзя!

— Наш Шамиль мусульманин? — удивился ротный, — Когда он успел то? Мы его кастрировали только, а обрезание не делали.

— Вы его пытали, — ахнул замполит.

Капитан-особист нежился в лучах славы и сгорал от нетерпения, ему хотелось увидеть живого Шамиля Басаева. Тут подоспел полковник-контрразведчик и разрешил все споры.

— Ротный, да покажи ты им, что у тебя в загоне!

Ротный пожал плечами и распахнул дверь загона. Кабан, поняв что его все равно грохнут и хранивший до этого героическое молчание, истерически завизжал и перебирая мощными ногами ринулся из загона. Однако ротный был наготове, он успел схватить обнаглевшую тварь за ухо, развернуть его на бегу и всадить нож под левую лопатку.

Кабан Басаев затухающим взором обвел окружавшую загон толпу, укоризненно глянул на бледнеющего капитана-особиста, на рыдающего от смеха полковника-особиста, на открывшего рот замполита. «С-С-С-С-СУ-У-УКИ-И-И…» — провизжал он на своем поросячьем и гордо вскинув башку, помер.

ПРАВИЛА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ОФИЦЕРОВ

Пару недель вокруг Кавказа

Разведдесантный ротный и его заместитель по ВДП сидели в своей ВИП-палатке, ели водку и играли на Сеге-мега-Драйв в «Мортал-Комбат». На улице было слякотно и просто мерзко. Ротный, наверное сотый раз, побил своим Лю Кэнгом замовскую Соню и решил выйти на улицу, может отлить, а может ещё зачем. Вернулся он через две недели, продрогший, обросший щетиной, злобно чертыхающийся в ментовском «шуршуне» и с огромным рюкзачищем за спиной. В палатке было чисто убрано, трофейные паркетные полы блистали, печка «солярис» жарко гудела. Сега стояла на паузе, как раз на том моменте, когда ротный выходил на улицу, зама в палатке не было.

— Отсто-о-о-о-ой! — заорал ротный, — Оо-отстой, ты где, скотина подлая?!

«Отстоем» назывался ротный писарь, он же по совместительству «палаточный» и личный повар ротного, худосочный младший сержант, разительно напоминавший героя с одноименной «погремухой» из фильма «Горячие головы». «Отстой» материализовался достаточно быстро, близоруко прищурился, его сенсоры опознали ротного и младшой сержант, утирая скупую слезу, нахлынувшую от умиления при виде ротного, молвил:

— Товарищ старший лейтенант, вы вернулись?

— Ага, вернулся, а где мой зам?

— Так, а я не знаю, вы ж меня тогда на Ханкалу услали.

— А замполит где? Где взводники? Где старшина? Где рота вся?

— Нету никого, все куда-то пропали, я ж поехал с медиками, а когда вернулся, в роте вообще никого. Только я, банщик наш и пару калек в палатках.

— Так, мля, давай баню и жрать готовь: картошечки там, мяска пожарь. У нас там как с запасами?

— ОК, — ответил «Отстой» и развил бурную деятельность.

Ротный поплелся к комбату. Комбат сидел у себя в штабной палатке и от скуки палил из АПСа по крысам.

— Товарищ подполковник, я прибыл! — отрапортовал ротный.

— А-а, ну как съездил?

— Зае…сь!

— Ну иди отдыхай, а твоя ротушка убыла по распоряжению ОГВ(С) в Шатойский район, отдохнешь и завтра к ним, вертушка туда где-то в часиков двенадцать будет.

Недоумевающий ротный поплелся в палатку, пиная по дороге комки грязи и попадавшихся на встречу бойцов.

Две недели назад

Перед тем как выйти в слякотный ноябрь 95 года из своей комфортабельной палатки, ротный напялил на ноги резиновые бахилы и нырнул наружу. Сквозь мерзкий дождик он увидел грязнючий БТР, въезжающий на площадку для машин перед штабом батальона.

«Чё за черти?», — подумал ротный и заинтересованный погарцевал к штабу. Черти оказались какими-то чувашскими ОМОНовцами, приехавшими непонятно откуда и непонятно зачем. Пьяненький командир ОМОНА уже вовсю обнимался с не менее адекватным комбатом. Ротный из восклицаний понял, что ОМОНовец и разведывательный комбат когда-то вместе, гоняли душьё по Афгану и «крыши» данных офицеров до сих пор гуляют где-то по перевалу Саланг. Тут бы командиру роты ретироваться, но он застрял в грязевой промоине и пока вытаскивал ногу, а потом сапог, был замечен и опознан бдительным комбатом, вследствие чего немедленно призван к комбатовской ноге.

— Др-рух-х-х! — возопил комбат, — слушай задачу!

— Ага, — сделал обманно радостный вид ротный командир.

— Садись, сейчас с ребятами на БТР, и покажи им дорогу до Владикавказа, а то они малость того, подзаблудились, помоги им там, потом через Моздок вернешься с нашей колонной.

«Ни х…во девки пляшут», — подумал ротный.

— Товарищ подполковник, разрешите в палатку зайти, замам задачи поставить и одеться-вооружится?

— Не-е-е-е-ет, вперед на БТР.

Ротный чертыхнулся и поплелся на БТР, зыркая по сторонам и надеясь выцепить какого-нибудь своего бойца, чтобы послать за оружием и сносной одежонкой. Фиг там, никого не попалось. Через тридцать минут они проезжали Чернореченский блок-пост, нахохлившийся ротный сидел на командирском месте, давал указания водителю, жевал бутерброд с салом и прихлебывал водку из горлышка. Чуваши-омоновцы радостно горланили песни и мирно постреливали по бутылям с бензином, стоявшим вдоль дороги. Продавцы суррогата с надписями «чистейший 92 из России», громко матерились им вслед и показывали факи. В районе Шаами-Юрта ОМОНовский БТР на всем скаку сбил коровенку, которая попыталась нагло забодать бронетранспортер. Водила открыл пасть и успел молвить только:

— Ого, бля!

Корова, подброшенная в воздух взметнулась метра на три и с криком «Йо-хо-хо!», грохнулась на башку незадачливому водятлу. При этом коровенка сбила с брони еще трех ОМОНовцев. Командующий отрядом милиции особого назначения приказал открыть огонь, причем цели и секторы обстрела не указал. Провоевали минимум минут пятнадцать. Ротный залез в башню, помог наводчику зарядить КПВТ и сразу же устранить утыкание патрона. Потом опомнились и начали считать потери. Водятел от столкновения своей маковки с коровенкой получил компрессионный перелом шейных позвонков, шея его стремительно опухала, и он только покряхтывал и вращал глазищами. Сброшенные с брони отделались ушибами и переломами ребер, плюс у одного ОМОНовца титановая сфера получила сотрясение мозга. Распуганный мирняк начал собираться стремительно, словно селевой поток. Послышались вопли женщин, оплакивающих бесчинствования врагов-федералов, ни за что растерзавших несчастную корову. Ситуация складывалась аховая.

Запасной водила в комплект ЗИП БТРа не входил, нужного специалиста не нашлось, поэтому разведдесантный ротный сам быстренько прыгнул за штурвал и дал по газам.

Так они неслись до самого Ачхойского поста. В районе Самашкинского леса злобные боевички из формирования какого-то полевого командира (то ли Ушата Помоева, то ли Рыдвана Навозова), пытавшиеся провести ДТА на маршрутах следования колонн Федеральных войск, увидев мчавшийся БТР, на носу которого возлегала корова, открыли рот. Какой-то ОМОНовец вышвырнул пустую бутылку водки, которая попала в шапку-пуштунку главному подрывнику, тот перепутал проводки и подорвался сам, не успев крикнуть «Аллах Акбар». В Ачхое перевязались, перезарядились, съели по шашлыку, выпили еще водки и подарили друзьям корову. Собратья-омоновцы помахали отъезжающему БТРу сферами и принялись тормозить всех проезжающих через блок, приговаривая и жутко кокетничая:

— Ма-а-асковский Амо-о-о-ончик, ручки на капотик.

Испуганные мирные жители тоже кокетничали и засовывали в документы различные купюры, в общем все как всегда.

Карабулак и Назрань проехали без происшествий, на Черменском кругу ОМОНовцев встречали свои братья-чуваши, разбившие небольшой лагерь. Ротный разведчиков очнулся через два дня, похмелятся не стал, а начал выяснять, как ему добраться обратно. Ввыходило, что никак, зато ему подарили новенький темно-серый «шуршун»ё прехорошенькие берцы и трофейный автомат «Борз». Разведчик опечалился и готов был податься во Владикавказ до своих собратьев разведбатовцев. Однако ближе к полудню через блок прошла колонна этих самых разведчиков, старшим колонны был сам начальник разведки армии. Полковник, увидев знакомое лицо, остановил колонну и попытался поиметь ротного. Однако доблестный ОМОН отстоял старшего лейтенанта, а так как и самый главный разведчик тоже когда-то бывал за «речкой», то он подарил старлея командиру ОМОНовцев еще на пару дней для помощи и проводки МВДшной колонны куда-то в сторону Георгиевского, для получения какой-то инженерной фигни (разведдесантный ротный все дороги Северного Кавказа знал на пять с плюсом).

Командир ОМОНа клятвенно пообещал, передать ротного лично в руки «босса». Главный разведчик хряпнул на посошок и понесся дальше. На следующее утро ОМОНовская колонна поехала в сторону Георгиевского и доехала без приключений.

Все что надо получили, все что не надо сперли и убыли восвояси. Однако убыли по-странному, грузовики поехали на Моздок для того, чтобы влиться в какую-то еще более мощную и грандиознейшую колонну, а БТР сопровождения поехал обратно к Владикавказу почему-то через Ставрополье. Обалдевший ротный сидел за штурвалом, курил сигареты, на ходу пил пиво и мечтал служить в чувашском ОМОНе. А в Ставрополье было холодно, и личный состав потихоньку вмерзал в броню. Водила-ротный развернул над собой брезентовый колпак, и врубил печку, ОМОНовцы один за одним скучивались в десанте, вскоре на броне не было никого, и БТР бодро утюжил асфальт трассы. Через минут сорок езды мочевые пузыри ОМОНовцев, постоянно прихлебывавших пиво, переполнились и все стали требовать немедленной остановки. Командир ОМОНа удовлетворил их просьбу словом: «А вот х…й вам, ждем ближайшего поста». Некоторые нетерпеливые парни попытались открыть створку и справить нужду, однако эта затея потерпела крах. Какая-то шикарная иномарка из администрации губернатора Ставрополья попыталась обогнать БТР, но тут нижняя створка распахнулась, показался какой-то паренек в бронежилете со спущенными штанами и судорожно сжимающий в трясущихся ручонках свой «ствол».

«Ого!» — восхитился водитель иномарки и чуть не ушел в кювет.

Омоновский командир прекратил приступ эксгибиционизма, обещанием лишить всех «тринадцатой».

В десанте БТРа раздавались поскуливания и подвывания. Наконец показался долгожданный пост. Ребятки, дежурившие на посту, были сытые и лощеные, особо не напрягались и поэтому с опаской посмотрели на подкативший бронетранспортер.

Тут все люки и створки распахнулись и на божий свет выскочила толпа вооруженных до зубов людей, одетых в броники и каски, причем люди не оглядываясь на всей скорости ломанулись к посту. Дежурившие в этот день менты открыли рты, потом некоторые из них побросали оружие и перевыполнили все существующие нормативы по бегу в неизвестном направлении, другие, бросив стволы, задрали к верху лапки и попытались сдаться. Однако прибывшие товарищи резко пробежали мимо них и «атаковали» бетонную коробчонку с корявой надписью «ТУВАЛЕТ».

Разведдесантный ротный справил нужду под колеса и призадумался над смыслом надписи, выходило, если перевести с английского, надпись обозначала «двух валетов», что выглядело весьма двусмысленно. Довольные ОМОНовцы нырнули в теплый десант и ринулись дальше. Местные менты под предводительством своего лихого командира снова стали занимать свои места, а замполит данного поста затаил обиду на непрошеных гостей, так как своей принадлежностью к МВД России они сорвали все красочное описание того подвига, который оный замполит готовился совершить, и уже на бегу продумывал первые строчки наградного материала.

Вскоре чувашский ОМОН прибыл во Владикавказ и оттуда почему-то убыл в Моздок. Как оказалось, ОМОНовский командир все попутал и им надлежало сопровождать супер колонну, выдвигавшуюся в сторону Грозного. Разведчик-ротный, уже чуть ли не на положении штатного водилы, с помощью МВДшных технарей провел обслуживание транспортера, получил новые колеса, переобул «лошадку», заправился и все снова с песнями и матерными прибаутками тронулись в славный город Моздок. Доехали хорошо, на аэродроме разыскали свою колонну и стали в общий строй, и простояли в этом строю еще трое суток. Ротный плюнул на все и воззвал к совести командира ОМОНа. Омоновец вздохнул, жаль было отпускать хорошего водилу, договорились с МВДшным бортом, нацепили на спину ротного рюкзачище с подарками и запихнули ротного в вертолет. Через два дня колонна тронулась, и славные чуваши-омоновцы, проезжая станицу Галюгаевскую, увидели своего собрата разведчика на блок-посту, отчаянно матерящегося и махающего им руками. Оказалось, что ротного по ошибке запихнули в вертолет с ВВшной разведгруппой, которая для ведения поиска по Терскому хребту вывелась по воздуху и десантировалась недалеко от станицы Знаменской. Офицер, ответственный за вывод, принял ротного за ВВшного разведчика и выпихнул его вместе с остальными.

Разведчик даже и не удивился, выпрыгнул и пошел выполнять задачу. Причем вованы-разведчики сперва поудивлялись, потом заценили неожиданную помощь (разведчик Терский хребет знал тоже на оценку отлично). Задача была выполнена, искомые нефтеперегонные заводики были обнаружены и уничтожены. Вертолетчики, эвакуирующие ВВшных разведчиков, по просьбе общественности подбросили до ближайшего поста федералов, и вот разведдесантный ротный снова очутился в дружественных объятиях со стаканом водки в руке. «Когда же все это закончится», — подумал он и не морщась выпил родной «беслановской» водки.

В Грозный колонна входила не через «Северный» а через Петропавловскую и Ханкалу. Прибыв на Ханкалу ротный спрыгнул с БТРа и опрометью кинулся к своим знакомым мотострелкам, ОМОНовцы, вытирая скупую слезу, махали ему вслед сферами и пустыми бутылками. У своих знакомых ротный, даже за стол не присел, вытребовал БМПэху и на всей скорости ломанулся в родные пенаты…

* * *

Ротный помылся в своей бане, схряпал сковородку картошки, снял «Сегу» с паузы и его виртуальный подчиненный Лю Кэнг в три удара прикончил бедную Соню. Подготовился к завтрашнему вылету, разобрал подарки, вытащил трофейный «Борз», покрутил его в руках, зевнул, потом завернул ублюдочный пистолет-пулемет в бумагу, каллиграфическим почерком сотворил надпись «Моему лучшему другу… Целую в щечки Джохарик. Д.», и премерзко улыбаясь послал младшего сержанта с мужественным позывным «Отстой» заложить сей предмет в палатку управления под подушку батальонного контрика. Писарюга был виртуозом своего дела и исполнил сей трюк исключительно скрытно и незамечено.

Далее следует душещипательный рассказ о том, что было с замом по ВДП.

Итальянка

Так как ротный пропал неизвестно куда, зам по ВДП поскучал в палатке, позевал, попил кофе, от скуки пробил пару раз лоу-кик дневальному и решил выглянуть и найти ротного.

Сперва заместитель поплелся по палаткам своей роты, расспросы и пристрастные допросы с пробиванием фанеры личному составу результатов не дали. В других ротах командира тоже не оказалось. Во второй разведроте зам наткнулся на накрытый стол и день рождения старшего техника роты. Сопротивление оказывать было бессмысленно и поэтому пришлось подключится к действу. На пятом или шестом тосте из палатки пропал командир второй роты, причем исчез по приказанию комбата явится к нему немедленно.

Зам десантников почесал в лысом затылке и решил, что в батальоне начался какой-то необратимый процесс и это весьма пугает, поэтому надо срочно выпить еще.

На десятом тосте пропал первый взводный, причем формула исчезновения была одинакова, что и в первом случае — дневальный по штабу и леденящая душу фраза «Вас вызывает комбат». Ряды офицеров-разведчиков стал охватывать суеверный ужас. К первой порции шашлыка пропал второй взводный. Схватив шампур с дымящимся мясом, испуганный зам по ВДП побежал к себе, откусывая по дороге сочные кусочки. В расположении роты он застал только командира третьего взвода, который забился в свой уютный уголок, надев на голову фашистскую каску читал книжку Маркиза де Сада.

— Опять накурился, сволочь! — в сердцах заорал заместитель по ВДП.

— Тиш-ше-е-е-е-е-е, кругом горгульи летают, — ответил взводный и уткнулся в книжку.

Зам плюнул ему на каску с рожками и пошел искать остальных взводных. Никого. Абсолютно никого, все пропали, когда заместитель в ужасе ринулся спасать лейтенанта-обкурыша, он наткнулся только на каску, в которой сиротливо лежал наземный сигнальный патрон, которым любитель Маркиза де Сада пытался обозначить посадочную площадку для горгулий. Дневальные, увидев разъяренного офицера, похватали швабры и стали бешено натирать дощатые полы. «Секретные материалы» начали набирать обороты. В палатке матереализовался дневальный по штабу, увидев зама радостно взвизгнул и, торопясь, произнес формулу исчезновения:

— Товарищ, старший лейтенант. Вас вызывает командир батальона!

Штабной дневальный развернулся и попытался скрыться, это ему почти что удалось, однако волшебного пендаля он все же получил и, потирая ушибленный зад, поскользил по жидкой первосортной чеченской грязи к штабу.

Зам глубоко вздохнул, попытался успокоиться и короткими перебежками последовал за дневальным. В палатке для совещаний он узрел удивительную картину. Все офицеры батальона сидели в кружок, кто на стульях, кто на столах. В центре круга возвышался ящик с тротилом, на котором была водружена пластиковая итальянская мина.

Только зам вошел в палатку, все с надеждой уставились на него.

— Товарищ подполковник, — попытался представится зам.

Комбат хмуро зыркнул на РДРовского зама, дохнул перегаром:

— Так, с еще один пришел, в минах разбираешься? У нас, видишь ли, мина тут итальянская, я с ней разбирался, разбирался, ну и, по моему, она того, взвелась.

Из дальнейшего выяснилось, что любознательный комбат, получивший в подарок от каких-то чувашских ОМОНовцев трофейную итальянскую мину, возомнил себя гением минно-подрывного дела и попытался разобраться с трофеем. Водрузив мину на оказавшийся поблизости ящик (как оказалось — ящик с тротилом), доблестный комбат, приняв двести грамм коньяку, принялся копаться во внутренностях трофея. Подлая «итальянка» обиделась на нетактичного комбата, в результате чего стала на боевой взвод.

Светлая голова батальонного командира вовремя сообразила, что пока исследовательские изыскания стоит прекратить и лучшего варианта как позвать кого-нибудь из специалистов в инженерной подготовке в эту голову не пришло. Осталось обнаружить, кто же в батальоне является оным специалистом. Пришлось вызывать всех офицеров подряд. Среди вызванных специалисты, конечно, были все, но все как бы помнили, что такое мина, но с «итальянками» встречались впервые. Отпускать комбат никого не хотел, поэтому в палатке для совещаний постепенно собрались все офицеры разведбата.

Зам покрутился вокруг мины, осмотрел её, обнюхал и понял, что мина действительно взведена. Разведбатовцы приуныли. Общим голосованием было принято решение покинуть палатку, однако комбат железной рукой пресёк все позорные попытки бегства.

РДРовский зам глубоко вздохнул и взял слово:

— Товарищ подполковник, а если я избавлю вас от мины, отпуск дадите?

— Дайте, дайте ему отпуск! — закричали обрадованные офицеры.

— Да зачем те отпуск? Хотя ладно. даю.

Зам по ВДП подошел к ящику, неумело перекрестился и приподнял ящик за ручки.

— Щас ебнет, — прошептал зампотех батальона и закрыл уши.

Однако ничего не произошло. Шаг за шагом зам двинулся к выходу, пот заливал глаза, руки тряслись. Мина, поблескивая пластиковыми ребрами, каталась по ящику. Когда зам вышел на улицу, офицеры радостно вздохнули и вытерли пот, впечатлительный зампотех украдкой вытер скупую мужскую слезу, скатившуюся по давно небритой щеке.

На улице зам, держа в руках ящик с болтающейся сверху миной, начал исполнять на грязи «двойные тулупы» и другие фигуры.

Тут на встречу показались два по-хамски беззаботных солдата второй разведроты, бредущих непонятно куда.

— Ко мне, бойцы! — взвизгнул зам и чуть не выпустил из рук, ящик.

Бойцы для приличия тупанули и попытались смыться, однако не удалось, зам пресек безобразную попытку начальственным рыком:

— Ко мне-е-е-е-е-е-е-е обезьяны-ы-ы-ы-ы-ы!

Бойцы потупились и опустив глазки бочком подъехали к офицеру.

— Та-а-ак, гаденыши, берете ящик с этой фигней сверху и несете на склад РАВ, там его начальнику склада, прапорщик такой лысый и с усами, отдадите.

Солдатики, довольные этим несложным поручением, схватили ящик за ручки и порысили к складу, напевая себе под нос:

— Голубая, голубая ночь, сколько на небе звезд.

Зам на безопасном удалении следовал сзади, готовый в любую секунду вспахать носом грязь. Мина летала от одного края ящика к другому, солдатики весело пели, зам крался сзади и хватался за сердце. Вот и склад.

— Товарищ-щ-щ прапорщик, — хором заорали бойцы, — това-а-а-а-а-а-арищ прапорщик!

— Хули надо? — вылез со склада, лысый и с усами прапорщик.

— Да вот, сказали вам отнести.

— Чего это? — удивился прапорщик.

— Это комбат сказал тебе отдать! — крикнул издалека зам.

— А, ну бросьте туда вон в угол под палатку, — сказал прапор и смачно зевнул.

РДРовский зам открыл рот, бойцы, размахнувшись, с силой швырнули ящик в угол. Мина слетелаё шлепнулась на матерчатый полог палатки и аккуратненько скатилась в грязь.

Ничего абсолютно не произошло. Солдаты, напевая под нос, побрели по своим делам.

Заикающийся зам побрел к комбату докладывать о выполнении задачи.

Отпуска ему не дали. Зам обиделся, пошел во вторую роту и окончательно напился, потом не помня себя начал бороться с употреблением легких наркотиков виде «химки» в среде офицерского состава роты. Обнаружив данный наркотик зам его принялся уничтожать, причем, вдвоем с командиром третьего взвода. Очнулся после уничтожения наркотиков он на следующее утро, и услышал от дневальных душещипательную историю о том, что он и командир третьего взвода бегали по лагерю с зажженными сигнальными патронами и подсвечивали горгульям посадочную площадку. Однако сей факт командованием батальона остался незамечен. Офицер почувствовал невыносимый стыд за свое поведение и понял, что он так и не разузнал, куда делся непосредственный начальник — ротный командир. Приведя себя в порядок, зам поплелся к комбату и по приходу получил задачу: готовить роту на выход куда-то в район Малых Варандов. Через десять минут, клея карту Шатойского района, зам пытался вспомнить, куда же он все-таки дел «итальянку».

Не вспомнил он и через три часа, проезжая блок-пост возле Чечен-Аула. Рядышком сидел грустный лейтенант-обкурыш, он совершенно не боялся своих вчерашних деяний, что ему боятся? Дальше Грозного не пошлют, меньше взвода не дадут, а уволить лейтенанта, только что выпустившегося из училища, практически невозможно. Просто ему было грустно, зам вчера выкурил все его тщательно оберегаемые запасы, вот и все.

…А с «итальянкой» далее произошло вот, что…

Через месяц. Ближе к Новому году

Разведбатовская колонна собиралась выезжать на Ханкалу, вроде бы все машины загружены, охранение проинструктировано, все, можно ехать. Начальник склада РАВ, проходя рядышком со своим складом, внезапно узрел что-то похабное, немедленно привлекшее его внимание. Прапорщик пожевал усы и попытался разглядеть то, что привлекло его внимание. Это оказалась банальнейшая пластиковая итальянская мина, причем стоявшая на боевом взводе возле ящика с тротилом.

— Ептить, — произнес прапорщик и схватился за живот, видимо он полагал, что сердце находится где-то среди жировых отложений.

Прапор повздыхал, поохал, потом отбросил прочь сантименты, развил бурную деятельность — вызвал из парка еще один автомобиль типа «УРАЛ», сообщил о находке комбату. Комбат насупился и подумал: откуда же это взялось? Так как мыслей по этому поводу не нашлось, он поручил батальонному особисту немедленно провести расследование. Мину решили довезти до Ханкалы и взорвать где-нибудь в карьере. В кузов «УРАЛА» накидали кучу матрасов и острожно-осторожно уложили на них «итальянку», накрыли её сверху кучей бронежилетов, а потом снова кучей матрасов. Для охраны мины в кузов решили посадить наиболее лучшего и ответственного солдата. А так как лучший солдат в Российской армии это тот солдат, который первый попадется под руку, то назначен был из разведдесантной роты младший сержант с звучным погонялом «Отстой», крутившийся неподалеку и выполнявший тайное поручение ротного по экспроприации пачки стандартных листов из батальонной канцелярии. Младшого сержанта обрядили в броник, напялили знаменитую фашистскую каску на голову, проинструктировали и дали по очкам. «Отстой» сжал в руках автомат, несколько дюжих разведчиков поднатужились и закинули писарюгу в кузов.

«Отстой» осмотрелся и довольный плюхнулся на кучу матрасов, тут же раздался приглушенный хлопок, сержанта подбросило кверху, башкой, одетой в каску, писарюга пробил тент. Стоявшего рядом впечатлительного зампотеха тут же прошибла слеза при виде порванного тента.

— «Отстой»! — заорали все стоявшие рядом. — Ты жив, что с тобой?!

— Жопа, болит! — ответил очумевший сержант, — и, по моему, я от страха обделался!

Появившийся доктор с помощью собравшегося народа извлек пострадавшего из тисков автомобильного тента. Писарюга был жив и здоров, но получил конкретный ушиб задницы, вследствие чего был отпущен в отпуск по ранению и получил звание сержанта.

Однако разведдесантный ротный сказал героическому «Отстою»:

— Мля, как был ты бесполезным животным так и остался, надо было тебя раньше на выходы брать в качестве одноразового комплекта разминирования.

Сержант улыбался и нежился в лучах славы, зам по ВДП помалкивал.

ВОЗДУШНОЕ ТАКСИ

Вот подвезло так подвезло, был у меня один взводник, да и того ранило, да ещё куда. Повидался я с ним в МОСНе (медицинский отряд специального назначения), лежит мой летёха на животе похрюкивает и проклинает ту растяжку, которую сам же и сорвал, поругал я его, поругал, помахал ему платочком, когда того заносили в медицинский вертолёт, зашёл в шашлычку, выпил пива и поплёлся в роту. Через два дня роту мою распихали по пехотным блок-постам в качестве разведчиков-наблюдателей, у меня осталось десять самых умелых и преданных разведчиков тех, которые начинали со мной с самого начала. Назначили меня в облётную группу — летать на вертолётах да вести разведку с воздуха. Суток десять мы бороздили воздушное пространство зоны КТО в различных направлениях, вечером я строчил отчёты и относил их в разведотдел. Скучно, блин, до одури.

С утра поплелся к шефу за задачей. Шеф, не похмелившийся после вчерашнего, буркнул:

— Такси будешь — генералов московских возить да охранять, всё, вали давай!

Я пожал плечами и поплёлся к лётчикам выяснять номер вертушки и маршрут. Командир экипажа, моложавый подполковник, получал задачу, надиктовывал что-то в микрофон. Задача была простейшей: провести комиссию по всем ПВД крупных соединений, временно дислоцирующихся в республике. Лётчик пошёл за экипажем, я поплелся к своим разведчикам.

Чёрт его знает, сколько будет пассажиров, я отобрал пулеметчика, связиста, да пару автоматчиков, остальных отправил в расположение отдыхать.

Наш «вертухай» замослал винтами, я ринулся к нему. Подполковник командир экипажа заорал:

— Ну что, где там звёздные мальчики?

Я пожал плечами и ринулся разыскивать комиссию. Генералы изволили завтракать в лётной столовой. То, что вылет назначен на пол восьмого и вертолёт уже готов, их это абсолютно не волновало.

Минут через пятнадцать солидные дядьки, количеством около пяти, одетые в генеральские камуфляжи с огромными звёздами на погонах, обутые в лаковые туфельки, вышли на взлётку, сопровождаемые кучей «Эй полковников».

Мои «слонята» пооткрывали рты, увидев такое впечатляющее зрелище.

Генералы завертели огромными фуражками вкупе с аккуратно подстрижеными головами. Сопровождающие полковники засуетились, забегали по взлётке. Я подбежал к высокопоставленным особам:

— Товарищи генералы, пойдёмте за мной!

Вот я наивный юноша, генералы на меня даже не взглянули, зато полковники весело оскалились и принялись меня рвать на куски.

— Ты кто такой, юноша? — вопрошали они хором.

— Командир облётной группы старший лейтенант такой-то.

— Во что вы одеты?! Где ваши погоны?! Почему вы небриты?! — атаковали меня со всех сторон.

Я пожал плечами и подумал, что погоны на «горку» лепить нет абсолютно никакого смысла, а объяснять, что мне и позавтракать обычно некогда, а не то что бриться, думаю, не стоит. Под конец меня свалил с ног самый убийственный вопрос:

— А где машина под генералов? Они что, пешком должны идти к вертолёту?

— Так вон он, вертолёт, — махнул я в сторону вертушки рукой. — Тут идти сто метров.

Полковники наперебой стали объяснять генералам, где вертолёт, хватать их под локотки.

— Давай, веди! — заорали они мне.

Я перехватил свой АКМ, положил, как обычно, на сгибы локтей и не торопясь побрёл к вертолёту. Разведчики мои уже находились внутри на местах согласно боевого расчёта. Сзади сопели «звёздные мальчики», сжимая под мышками красивые кожаные папки и придерживая парусившие фуражки.

В блистере я увидел махающего мне командира экипажа.

Я ускорил шаг и снова оглянулся назад — пассажиры абсолютно не торопились. Подойдя ближе к вертушке, я резко присел и гусиным шагом, чуть подпрыгивая, стал приближаться к двери. Командир экипажа округлил глаза, потом дико заржал и начал биться в истерике, показывая мне большой палец. Товарищи генералы в полуприсяде, неуклюже подпрыгивая, повторяли мои маневры, при этом пытаясь придержать одной рукой фуражки, другой зажимая свои папки с документами. Некоторые под напором воздуха из-под винтов лишились фуражек и резвые полковники гонялись за ними по взлётке, норовя попасть под взлетающие вертушки. Я резко подпрыгнул вверх, сделал вид, что разминаюсь и приготовился с улыбкой «иванушки-дурачка» помочь пассажирам забраться на борт воздушного судна.

БЕЙ, БАРАБАНЩИК

На первом курсе в училище, как раз после КМБ, наш командир роты недолго думая взял и поставил меня старшиной. По штату старшина — прапорщик, но таковой отсутствовал и эту незавидную участь пришлось исполнять мне, так как я в ту пору носил лычки старшего сержанта и отпахал срочку в армейском спецназе. Обязанности абсолютно не новые, вся эта рутина знакома, какую выгоду извлечь из старшинских забот я прекрасно знал. Ни шатко, ни валко целый месяц я старшинствовал, командир роты мною был вполне доволен.

А потом меня с этой должности снял начальник училища. Короче, дело было так.

На обед все курсантские роты идут через плац с песнями и барабанами. Хотя столовая и расположена в двадцати метрах от нашей казармы, приходилось делать здоровенный круг.

В тот день, после обеда, наша рота должна была куда-то убывать, толи в парк на обслуживание, толи в тир на пристрелку, поэтому время конкретно поджимало. Взвода собрались после занятий, построились, я быстренько доложился ротному, выслушал наставление о том, чтобы все обедали в темпе «ламбады» и галопом неслись обратно.

Когда я выбежал к стоявшей роте, пред строем прохаживался батальонный замполит и что-то очень занудно рассказывал о международном положении. На моё предложение увести роту на обед, он обозвал меня нехорошими словами и еще минут пять задвигал речи. Когда ротная колонна все-таки выдвинулась, я понял, что мы категорически опаздываем. Барабан весло грохотал, курсанты тянули ножку и чеканили шаг. Минут пятнадцать мы еще будем тянутся по плацу и орать песни. А, будь что будет.

— Р-р-р-р-р-р-р-р-ро-о-о-о-о-о-ота-а-а-а-а-а-а, на месте стой, раз два! — зычно проорал я

Рота послушно затопала на месте, лишь только барабанщик, забыв обо всём на свете, наяривал в барабан, да замковзвод первого взвода, идущий прямо за ним, чеканили шаг.

— Эй, придурки, стойте! — заорал им вслед.

Однако доблестные военные, браво вышагивая, удалялись в сторону плаца, на котором уже гремели залихватские песни.

Посмотрев им вслед, я плюнул и скомандовал:

— Рота, левое плечо в столовую бе-е-его-о-ом, отставить, по команде «бегом» руки сгибаются в локтях, корпус наклоняется вперёд, бего-о-о-о-о-о-ом... марш!

Рота дружно затопала и через две минуты уже просочилась в столовую через задний ход.

Обеденный зал огласился чавканьем воплями: «Кто сп….л хлеб!», и прочими сопутствующими обеду звуками.

Тем временем наш начальник училища — бравый генерал — со свитой решил полюбоваться на строевую подготовку своих разлюбезных курсантиков.

Строевая подготовка была, как говорится, на уровне, песни приличные, морды весёлые, команды отдаются молодцевато, исполняются еще лучше.

И тут из-за корпуса огневой подготовки послышалась оглушительная дробь, перекрывающая хилые стуки остальных барабанов — барабанщик у нас в роте был отменный, можно сказать, лучший в училище. Генерал довольно крякнул. Однако надежды его рухнули, когда он увидел двух кадров, бодро гарцующих по плацу. Стройной курсантской колонны за их спинами не оказалось. Генерал и сопровождающие полковники пооткрывали рты.

Наш барабанщик и замковзвод первого взвода бодро промаршировали мимо, замковзвод даже подал команду: «Рота-а-а-а-а-а-а! Смирна! Раправо!»

— Стоять! — заорал генерал.

Курсанты остановились и стали «есть генерала глазами».

— Это что за банда? — пророкотал начальник.

Замковзвод подумал, что старшина, наверно, не успевает подбежать и поэтому бодро отрапортовал:

— Рота такая…. Следует на прием пищи!

— Какая, на хер, рота! — начал орать генерал. — Оглянись назад, сынок!

Сзади, конечно же, никого не было, барабанщик и его соучастник открыли рты...

Вот таким образом вместо старшины я стал простым каптерщиком с сержантскими погонами. Ну что же, дело знакомое…

КАК ЛИШИТЬСЯ ТРИНАДЦАТОЙ

В Гудермесе началась какая то непонятная заваруха и нас с Ханкалы кинули туда.

Отработали мы исключительно на пять с плюсом. Постреляли-повоевали, зачистили вместе с ВВшниками пару домишек. Под вечер я по связи доложил командованию, что задача выполнена и неплохо бы вернутся обратно. Командование ушло в аут и долго не отвечало. Мой непосредственный начальник вышел на меня только через час и обрадовал тем, что сроки выполнения задачи продлили до особого распоряжения, поэтому «пока воюйте сынки». Я поплевался по сторонам и поплелся к взаимодействующим «вованам», дела у них обстояли кисло, сегодня днем ихнюю колонну раздолбили по пути к Гудермесу в районе Джалкинского леса, были потери и поэтому ребятки горели справедливым желанием отомстить. Я их желание поддержал, заодно организовался на случай ночных стычек и убыл к своим. Ночь все-таки подкинула сюрпризов, с близлежащих и уже зачищенных домиков по нам влупили с РПГ и наподдали из ручных пулеметов.

— Безобразие, — возмутился я, и пошел воевать.

Снайпера мои отработали на диво. После первых двух выстрелов пулеметы заткнулись, взаимодействующие «вованы» досмотрели дом и обнаружили два неунывающих трупа с дырами в лобешниках. В ночь мы перегруппировались и заняли тот самый злобный и неприветливый дом. Ночка на удивление прошла спокойно а с утреца при более тщательном досмотре я обнаружил, что в данном домишке имеется работающий(!) переговорный пункт. Персонал отсутствовал, аппаратура функционировала, а в голове появилась идея куда-нибудь позвонить. Мои мальчики-связисты покопались в телефонной аппаратуре, разобрались с порядком дозвона и я от нечего делать позвонил оперативному дежурному своей родной части, расположенной далеко-далеко в невоюющей части Российской Федерации. Гудки пошли, и раздался недовольный сонный голос:

— Алло, слушаю оперативный!

Слышимость была исключительной. По голосу я узнал своего сослуживца по отделу, доброго старого «пассажира» Толика. Толя был из той категории офицерского состава, которой что ни поручи, сделает без лишних вопросов и пререканий. Правда, потом после него обязательно все переделывают. А еще он был знаменит тем, что категорически не воспринимал алкогольные напитки. И вот как-то раз наполучал кучу секретных документов, запер их себе в сейф и убыл домой, а по дороге его поймали какие-то сволочи и напоили водкой. Толю искали три дня, а потом нашли валяющегося у себя под гаражом с глупой улыбкой на лице и невменяемого. Вот такой был наш Толик.

— Здорова, Толя! — обрадовано закричал я в трубу.

— Че звонишь? — забухтел возмущенный Анатолий.

— Да это я!

Я пытался минут пять втолковать ему, кто я такой, Толя конечно понял, но никакой радости при звуках моего голоса не испытывал.

— Ты видно напился и звонишь, — бухтел он в трубу

— Ага, напился, — сорвался я, — отмажь меня завтра перед начальниками, я, видишь ли, абсолютно невменяем, веселуха у меня здесь.

— Ну, так бы и сказал, а то мелешь не пойми, что, — пробурчал Толян и положил трубу.

Я обозвал своего сослуживца красивыми матерными словами и забыл про разговор.

После выполнения задачи мы вернулись к себе на Ханкалу и командировка продолжилась еще на долгих три месяца.

По прилету в родную часть, ближе к Новому году, я жадно потирая ручонки ринулся к кассе за честно заработанными боевыми, командировочными, тринадцатыми итд итп.

И тут меня словно током шибануло, оказалось, что меня лишили тринадцатой на все сто процентов. Я немного прибалдел от полученной информации и ринулся по инстанциям.

Лишение тринадцатой — дело нешуточное и надо с ним как можно быстрее разобраться. В личном деле я выудил служебную карточку и в немом отупении уставился на запись в графе «Взыскания»:

«Лишить единовременного денежного вознаграждения на сто процентов за невыход на службу».

Здрасти приехали! Как я мог не выйти на службу в августе, если в это время находился в командировке в милой сердцу Ичкерии?

Вот вопрос так вопрос. Пришлось напрягать извилины и проводить следствие.

В августе начальника штаба бригады не было, по причине того же нахождения в Чечне. За него оставался начальник нашего отдела, за начальника отдела оставался незабвенный и приснопамятный Толик. Лучшей кандидатуры на это место не нашлось по причине того, что все находились в отпусках и командировках. Получается, Толик и лишил меня тринадцатой? Хронологию событий я все же восстановил.

...На следующий день после моего звонка из Гудермеса, с раннего утречка, Толя, стоявший оперативным, подошел на разводе к моему шефу и сдал меня с потрохами: якобы я всю ночь бухал и поэтому сегодня не приеду. Шеф мой вообще забыл, кто я такой, а тут — на тебе, доклад: офицер пьян на работу не придет. Тут он еще и вспомнил, что не видел меня довольно долго — ну правильно: я так уже месяцев шесть как в командировке. То, что я бегаю с автоматом по Ичкерии у шефа с головы вылетело, а прилетела светлая мысль о наказании невиновных. Поэтому на разводе, когда комбриг запросил сведения об отсутствующих, меня сдали со всеми потрохами со всеми неблаговидными причинами моего отсутствия. Комбриг зарычал и приказал вдуть мне по самые «помидоры». Ну, мне и вдули. Доблестный Толик накатал на меня рапорт, начальник отделения подмахнул, а бригадный строевик не задумываясь сочинил приказ.

Вот так я и попал в негодяи.

Данное положение дел меня растрогало до необычайности. Мой шефуля узнав о том, что в приступе маразма лишил меня тринадцатой, призвал для разбора Толика.

Толик, запуганный мною еще во время разбирательства, пытался сослаться на мой ночной звонок.

— Толик, хоть ты и старый пень, но идиот каких свет не видывал, как я мог тебе позвонить, находясь в Чечне? — лукавил я.

Толя хрюкал, что-то в ответ, но весьма неубедительно и необъективно. Весть о моих разборках дошла до комбрига. Полковник махнул шашкой и мне выдали премию за что-то там героическое, как раз в размере утерянной тринадцатой. А потом и штатный начальник штаба об этом узнал, взял да и отменил пункты приказа, лишающие меня тринадцатой, слава Богу, комбриг об этом как-то не узнал. Так что мне и премию дали и тринадцатую, а Толю с моим шефом взяли да и лишили по пятьдесят процентов. При этом они ругались друг на друга и костерили меня во все корки.

ЛИШИТЬСЯ ТРИНАДЦАТОЙ-2

Пролог

Будь прокляты военнослужащие, которые не очень ответственны за свой участок работы. Плюс будь прокляты те военнослужащие, которые очень ответственны при выполнении различных служебных обязанностей. Заодно на всякий случай, а нет… не буду: вы и так прокляты, товарищи работающие в строевой части и те товарищи, которые иногда по воле слепого случая не взирая на все отмазки, все-таки заступают оперативными дежурными.

* * *

Один старый старый майор, числившийся по штату в нормальном боевом отделении штаба бригады, а на самом деле работающий где-то в стане «юристов-правовиков», был однажды выгнан из «рая» и возвращен в родные пенаты. Возвращению «блудного сына» обрадовались все. В отделении по штату народа было много, а на самом деле раз-два и «еще какой-то капитан, который сейчас у тыловиков». К тому времени я уже как год учился в Академии и мне было абсолютно пофиг на все проблемы, творившиеся в данном отделении. Как впоследствии оказалось — абсолютно зря.

Северный Кавказ — регион стабильно неспокойный и поэтому во всех во всех частях СКВО махровым цветом расцвёл «Антитеррор». Данный вид деятельности стал модным несколько лет назад и теперь входит как неотъемлемая часть различных проверок.

Так что, господа из Соединенных Штатов, большой вам респект не только за «Макдональдс» но и за этот грёбанный «антитеррор», который вы ввели в моду. Ваши войска доблестно уничтожают «террористов» на чужих территориях, а мы боремся с ними на своих, тратя бешеные деньги на учения, карты, планы, дополнительные надолбы, выдолбы и долбо…. усиливая КПП, бдительность, осторожность и все остальное, постепенно забывая в частях свое истинное боевое предназначение.

Как говорится, вернемся к нашим героям. Товарищ «старый майор» вернулся в родное отделение и попытался влиться в слаженную работу. Запорол несколько документов и карт, после чего был озадачен «ничего не трогать, к компьютерам вообще не подходить» а просто ходить по подразделениям и проверять проведение занятий, записывая все в тетрадку. В конце концов пришлось ему все таки заступить оперативным дежурным по части. В этот знаменательный день он побрился, одел фуражку и проигнорировав инструктаж: «А что, надо было?», прибыл к месту несения службы. Старый дежурный вознамерился в течении двадцати минут «сдаться» и свалить домой, однако не тут то было.

Новый дежурный принимал наряд в течении сперва одного часа, потом еще немножко. Помощник дежурного, молодой но опытный старший лейтенант, быстро отпустил своего «старого помощника» и видя нешуточную активность нового дежурного, с радостью свалил к себе в отделение, ибо кто-то из сослуживцев проставлялся перед уездом в командировку. Оперативный дежурный наряд принимал согласно инструкции, которую нашел где-то в штабе и поэтому был строг и неприступен. Сменяемого дежурного наконец все допекло и он, вырвав инструкцию из рук старого майора, в три секунды доказал, что принимать наряд по инструкции, предназначенной для дежурного по КПП, дело абсолютно недостойное для опытного офицера. Потом, схватив нового дежурного за шиворот, заставил его расписаться в книге приема-сдачи и потащил к командиру на доклад. Командир по своему обыкновению убыл на «территорию», поэтому обошлись без доклада. Новый дежурный, нацепив на рубашку значок, преисполнился гордости и начал выполнять служебно-должностные обязанности по несению службы в наряде. Говоря проще, запустил компьютер дежурного и открыл какой-то пасьянс, из-за соображений секретности другие игры безжалостно искоренялись.

Помощник так и не появился, сказал по телефону, что будет минут через двадцать, начала подкрадываться скука. Дежурный решил позвонить в отряды, находящиеся на территории Чеченской Республики и выполняющие специальные задачи. Дозвонившись до дежурного по Центру Боевого Управления одного из отрядов, оперативный дежурный по бригаде потребовал подробнейшего доклада. Дежурный по ЦБУ, находившийся за несколько сот километров от оперативного дежурного по бригаде, морально разлагался в духоте штабной палатки, поэтому был одет лишь в камуфлированную футболку, легкие маскировочные штаны, брит налысо и непомерно неучтив. Поэтому оперативный дежурный по бригаде был неприятно удивлен узнав, что его состояние дел в отряде касается весьма мало, ибо отряд докладывает в ОГВ (С) и в округ, а положение действующих разведорганов он может узнать из ежедневной шифрограммы, которая приходит на имя командира бригады и обрабатывается впоследствии в том самом отделении, где и служит товарищ майор, заступивший оперативным дежурным.

«О как!», — подумал товарищ майор и попытался поорать в трубу аппарата засекреченной связи, что с удовольствием и сделал проругавшись минут десять с собственным эхом. Дежурный по отряду в Чечне давно положил трубу и работал с картой.

Вернулся довольный помощник и с удовольствием плюхнулся на кресло рядышком.

Оперативный дежурный сходил поужинать, а после откровенно заскучал.

А через два часа позвонил дежурный по разведывательному Управлению округа и сообщил, что Начальник разведки скоро будет у них в бригаде. Майор в ужасе впал в ступор, старший лейтенант-помощник абсолютно не удивился, ибо визит в часть Начальника Разведки — явление по сути одела обыденное и порядком поднадоевшее.

Суточный наряд был еще несколько раз проинструктирован и озадачен, нужные должностные лица предупреждены, служба потекла своим чередом.

* * *

Начальник Разведки начал злиться еще на первом КПП к части. Причина раздражения была банальна. Наряд, только что без проблем и проволочек пропустивший через пропускной пункт непонятную машину с непонятными лицами, при виде «Волги» Начальника Разведки начал проявлять нездоровую бдительность и активность, заглядывать в окна машины, светить фонариком в лицо, пытаться заглянуть под днище и требовать открыть багажник. Однако рык генерала привел их в чувство и полосатый шлагбаум взлетел ввысь, пропуская машину. Водила поддал газу, ибо знал особенности этого самого шлагбаума, в прошлый раз со всей дури саданувшего по крыше служебного автомобиля. Генерал поругался про себя и подъехал к своим апартаментам, в просторечии именуемым «генеральским домиком». Возле домика скакал от нетерпения оперативный дежурный, пытавшийся заикающимся голосом что-то доложить. Генерал отмахнулся и пошел в свой «загородный пункт управления». Командир бригады уже находился там и с недовольной миной ждал каких-нибудь ценных указаний.

А в час ночи ровно бригаду подняли по тревоге по распоряжению Командующего Округом. Как говорилось раньше, Северный Кавказ — регион стабильно нестабильный и такое здесь не редкость. Так что Начальник Разведки, оказавшийся в бригаде в столь недобрый час, оказался к месту. Так по крайней мере казалось ему и было доложено вышестоящему командованию. Какая же тревога без проверяющего, контролирующего и оказывающего помощь вышестоящего начальника?

На счастье оперативного дежурного, его помощник благополучно перенес несколько подобных мероприятий и работал на полном автомате. Трубки телефонов замелькали в его руках. Майор бестолково прыгал рядом и вносил нервозность. Наконец, прибывший Начальник Штаба бригады поставил ему конкретную задачу. Надо было вызвать старших оперативных групп, убывающих на различные усиления, прикрытия и согласования.

Дежурный порылся в папке с документацией и обнаружил список старших с номерами телефонов и счастливо улыбнулся. Надо ли говорить, что списков было два — один старый и один новый, уточненный. Старый так и валялся в папке, а новый постоянно забирался в строевую для уточнения. Как вы думаете, какой список достал из папки наш герой?

А тут еще мимо пробегал начальник строевой части. который сунул в руки дежурному список личного состава, который находился в различных командировках, то есть тех, кого не надо вызывать. Мозги товарища майора начали грузиться своей «операционной системой» для выполнения полученной задачи, как позднее оказалось, заложенная в мозгах дежурного «операционка» была нелицензированной пиратской версией выпуска какого-то гражданского института с военной кафедрой.

На удивление, старшие оперативных групп на звонки отозвались почти что все. Некоторые находились уже по дороге в часть, некоторые уже собирали свои группы и носились все в «пене», дурея от поступавших вводных. Лишь только один наглец — то есть именно я — отозвался весьма нелицеприятно об умственных способностях дежурного, ответил, что с удовольствием бы поучаствовал в безумии, однако не могу: очень занят ибо!.. Нахожусь в ночном клубе на каком-то пати!.. Прошу заметить, это была истинная правда. Товарищ майор в трубке услышал раскаты какого-то техно и вопли ди-джея… Наглость несусветная и требовала наказания, в тридцатые годы, будь я командиром РККА, за мной бы уже мчался воронок. Дежурный поступил намного гуманнее. Когда заскочил Начальник Штаба бригады и потребовал доклада о оповещении, товарищ майор с адской ухмылкой доложил, что все оповещены и многие уже прибыли. Вот только товарищ майор такой-то… И он красочно расписал всю низость моего падения, даже упомянул крики и музыку, услышанную через телефон. На лицо явный признак измены!..

Без разницы, кому я продался: «Вермахту», «Аль-Каиде» или службе Внешней Разведки какой-нибудь банановой республики Тонга-Тонга, важен сам факт!... Начальник Штаба почесал голову и переспросил: «А он не в командировке там, где нибудь?», вопрос был резонный ибо за все время службы в данной части я восемьдесят процентов времени провел в командировках и остальные в отпусках. Товарищ «оперативный майор» гордо потряс списком командированного личного состава, любезно предоставленный начальником строевой части. Кстати, отступление абсолютно не в тему: многие военнослужащие бригады думали, что фамилия у начальника строевой части Нокис и частенько в тупом недоумении разворачивались в обратную сторону от кабинета с табличкой и слонялись по штабу в тщетной надежде найти искомое, тетки, работающие в строевой, как обычно пили чай и были заняты, а наряд по штабу всеми силами выгонял ходоков в свои подразделения….

Однако, ладно, вернемся к нашим героям. НШ решил проявить рассудительность и сам лично набрал мой номер телефона. Пошел вызов. Вызов прошёл. «Подлый изменщик» — то есть я — ответил неожиданно:

— Ну кто там, мля!? Что надо!?

НШ в секунды вызверился, ибо номер его мобильного знала почти что вся часть, а тут на тебе: «Кто!?» То что мне высказывали в течении почти что целых трех минут можно опустить. Однако после гневной тирады НШ последовал мой не менее гневный ответ:

— Товарищ полковник, у вас там что, в части все с ума сошли!? Я бы с удовольствием прибыл но не могу я, ЗАНЯТ!

Полковник в удивлении крякнул и застыл на несколько секунд. Потом вызверился на оперативного дежурного и гордо ушел.

Доклад о моем поведении был озвучен на заслушивании о готовности к убытию. Начальник Разведки для проформы поорал на комбрига, на начальника штаба. Так же он с удовольствием поорал бы на начальника моего отделения, в котором я когда-то проходил службу, но не удалось, потому что начальник отделения, согласно боевому расчету, куда-то убыл и как назло старшим по званию остался тот самый майор, заступивший оперативным дежурным. Вывод был один — наказать. Наказать по всей строгости. И лучше всего наказать деньгами. Точно! Лишить негодяя тринадцатой! Клерки записали в блокнотики. И лишь командир бригады сидел в прострации. Потом он опомнился и толкнул начальника штаба:

— У меня такое впечатление, что у нас в части все с ума сошли!

— Я это уже слышал, — буркнул НШ

— Кого наказать!? Какой тринадцатой!? Он уже больше года в как в Академии учится, а вы ему названиваете, блин, НОКиСА вздрючить по самое нехочу, твой подчиненный, оперативного самого лишить премии и еще кого-нибудь наказать — сам решишь:

* * *

А я то, занимаясь трудом неправедным и добывая себе на пропитание, охранял какую-то гламурную дискотеку в столице и не знал, что тучи сгущаются над моей головой.

То то я все думал, какого хрена мне все названивают с Северо-Кавказского Мегафона и требуют убыть в составе оперативной группы на границу с Ингушетией. Будь проклята ты, мобильная связь и услуга переадресации с одной сим карты на другую…

* * *

Тринадцатой все-таки лишили. Отгадайте кого? Правильно, начальника склада ГСМ.

Опять строевая часть сработала как надо. Ну да ладно, я думаю, он не в убытке.

Да и «майор Нокис» вроде бы не пострадал, а старого майора стали в наряд ставить почаще.

ПОЙМАЙ МЕНЯ Способы борьбы с самовольщиками

Командир батальона морской пехоты майор Перегудов ходил по своему кабинету и звучно самовыражался. Дневальный, стоявший неподалеку от комбатовского кабинета, услышав звучные и сочные выражения комбата, прямо стоя на тумбочке впал в кому.

Алексею Николаевичу Перегудову, заместителю командира десантно-штурмового батальона, недавно сказочно повезло: его назначили на вышестоящую должность в соседний полк, в самый разнузданный и беспредельный батальон, приносящий «чипок» за «чипком» всей дивизии, а в совокупности и всему флоту. Алексей Николаевич попытался найти своего комбата-предшественника, однако тот сгинул в небытие и не оставил за собой абсолютно никаких разведпризнаков. Перегудов в уныние не впал, выпил по своей давней привычке, почесал огромную голову и взялся за дело. С помощью шантажа и угроз майор перетянул в свой новый батальон на должность замполита батальона своего давнего воспитанника капитана Четкина, служившего когда-то у Перегудова в роте так же замполитом. Больше никого Алексей Николаевичу захапать не удалось и он принялся потихоньку сколачивать офицерский костяк, взамен старого, насквозь прогнившего, и с потрохами продавшегося частному бизнесу и своим мелким делишкам… Худо-бедно костяк состоялся. Самым примечательным офицером был некий лейтенант Булыга. Ростом данный лейтенант превышал на целых семь сантиметров Перегудова, у которого было как по штату так и по санитарной книжке ровно 200 см. Кулачищи лейтенант имел размером с тридцатидвухкиллограмовую гирю, напрочь был лишен сентиментальности, и был изгнан с позором за два дня своей службы из трех подразделений, куда его отправляли служить сердобольные флотские кадровики. На него махнули рукой и отправили служить в залетный батальон замполитом роты. Булыга явился ранним утром в батальон, застал без дела шатающихся моряков, разузнал где находится хоть кто-нибудь из начальства. Из командования в ротной баталерке (каптерке), обнаружился только старшина в предпохмельном состоянии. Прапорщику на роту было глубоко по барабану, он уже третий год увольнялся и поэтому регулярно «ударял по бездорожью». Узрев громадного лейтенанта в ладно подогнанной черной форме, прапор оживился, затараторил:

— Товарищ лейтенант, проведите развод тут у моряков, я быстренько сгоняю в штаб полка!

Сказав фразу, прапор испарился, только не в направлении штаба а в направлении КПП и далее в сторону пивного ларька. Как раз тогда в батальоне впервые и появился новый комбат. Не успел Перегудов осмотреть свой новый кабинет, как к нему постучались, и доблестный Булыга, сияя во всю пасть, ввалился и вылупился на комбата.

— Что, лейтенант, хочешь? — вопросил Алексей Николаевич

— Да вот, не знаю деньги кому сдавать, — ответил счастливый летёха.

— Какие деньги? — удивился комбат.

— Дык я тут на деньги развел моряков!

— Чего ты мелешь? Как развел?

— Да как обычно: по одному выхватывал, отводил в сторонку, и тряс бабло с них!

Комбат уставился на здоровенного лейтенанта.

— Ты че мелешь? Зачарованный, ты вообще кто!?

— Да пацан я по жизни, — ответил Булыга и смутился, потом добавил, — мне прапорщик с каптерки сказал моряков развести, ну а я как мог так и сделал, — потом в голове у лейтенанта что-то перемкнуло, он кинул руку к берету и представился: — Лейтенант Булыга!

— Ух, ты! С какой дурки ты, лейтенант, выплыл?

— С института я, с физкультурного, — сказал Булыга и скуксился: он представил, что его и отсюда прогонят.

— Ясненько, — резюмировал комбат, — ну ниче, сделаем из тебя, что-нибудь, не переживай, малыш!

«Малыш» снова заулыбался. Из Булыги вскоре действительно стало что-то получатся, правда с визгом и пробуксовкой лица без подачи мысли, но дело пошло. Иногда он, конечно, поражал комбата своим неистощимым оптимизмом и желанием чему-нибудь научится. Майор Перегудов вытаскивал Булыгу из-за рычагов плавающего танка в тот момент, когда лейтенант бешено дергал за рычаги управления и орал сидящему неподалеку механику.

— Ну как, там солярка пошла?

Оказывалось, лейтенанту зачем-то понадобилось ведро дизтоплива и он поплелся за ним к танкистам. Танкисты, долго не думая, закинули ведро под танк, посадили лейтенанта за рычаги и предложили накачать соляры столько, сколько душа пожелает.

Потом Булыга жаловался комбату, что в первой роте кто-то украл всю компрессию с БТРовских движков. Писал конспекты на проведение рукопашного боя в воздухе при совершении прыжка с парашютом, причем писал он по памяти, так как наставление по «РБ ВДП», какой-то негодяй из библиотеки ДСП умыкнул и не возвращает (со слов библиотекарши). Вот такой подчиненный достался майору Перегудову.

…Алексей Николаевич проматерился еще раз и громко крикнул:

— МА-А-АТРОС!

Матрос явился сразу же, не успел даже комбат вздохнуть.

— Замполит батальона, через пять минут у меня!

Матрос, пытавшийся упасть в обморок, опомнился, пулей вылетел из казармы и сразу же лоб в лоб столкнулся с капитаном Четкиным. Четкин для проформы дал матросу в фанеру, и поспешил к комбату. В батальон через месяц прибывала флотская комиссия по проверке личного состава. Кадровики, как их не ублажай, все равно нагадят, особенно если за принятым батальоном числятся двадцать самовольщиков. «Сочинцы» в батальоне были матерые, кто по паре месяцев в бегах, а кто и по паре лет. Стараниями замполита батальона, комбата и двух свежеиспеченных ротных, семеро из двадцати были отловлены по всему необъятному Дальнему Востоку, на тринадцать «скокарей-лыжников» заведены розыскные дела, но баллов это не прибавляло. Никого не волнует, что майор Перегудов принял батальон с двадцатью «сочинцами», а через две недели командования их поубавилось. Так вот у нас принято.

Алексей Николаевич посовещался с замполитом, обматерил кого-то по телефону и полон грустных дум отправился к командиру полка на разбор вчерашних полетов незабвенного лейтенанта Булыги, который, обидевшись на начфина, накостылял заодно и начпроду, а полкового НОКиСа, не представившего во время какую то выписку на Булыгу, со всей пролетарской ненавистью засунул в шкаф для личных дел, вследствие чего многие личные дела были безнадежно испоганены.

Через полторы недели случилось событие, не вписывавшееся ни в какие рамки, попросту говоря — чудо. Все тринадцать самовольщиков из батальона майора Перегудова, один за одним, начали прибывать на КПП и предъявлять документы, удостоверяющие личность. После предъявления документов самовольщики попадали в руки лейтенанта Булыги и подленько улыбающегося капитана Четкина. Прямо с КПП возмущенно вопящих «лыжников» вели в батальон, где их приковывали наручниками к кроватям и решеткам на оружейных комнатах. По расположению батальона бегали прокурорские работники и полковой строевик и не знали, куда деваться от свалившегося счастья. Прокуроры пытались допросить самовольщиков, что же заставило их сдаться? «Лыжники» молчали, как партизаны на допросе, и с дрожью вспоминали встречавшего их на КПП Булыгу и его нехитрые, полные «нежности» наставления. Полковая общественность прочувствовала, что майор Перегудов не так прост, как казался. Прибывшая позже комиссия с суеверным ужасом обнаружила, что в батальоне самовольщиков нет! А один из сухопутчиков, бывший в составе комиссии, этакий матерый политический работник в чине полковника, увидев Алексея Николаевича, прослезился от счастья и сказал:

— Здравствуй, барин!

Члены комиссии открыли рты и пробыли в этом состоянии до вечера, а вечером была баня и небольшая попойка, так, ящика на три.

Из рабочей тетради капитана Четкина

«Отправить по всем адресам проживания самовольщиков телеграмму следующего содержания: „Ваш сын (брат,)(отец),(дед), (сват), (кум), ранее проходивший службу в рядах морской пехоты в\ч такая-то, за время прохождения службы получил тяжелейшую морально-психологическую травму, вследствие чего совершил самовольное оставление части, на основании Федерального закона… номер (от балды), и рассмотрении дела вашего сына на заседании военной прокуратуры Тихоокеанского Флота, принято решение: уголовное дело в отношении Ф.И.О по факту самовольного оставления части прекратить, зачесть срок службы, выдать все документы на руки, так же выплатить денежную компенсацию за причиненный моральный ущерб в сумме (как можно больше). За получением денег и документов обращаться в финчасть в\ч такой-то. Деньги выдаются в случае появления предъявителя Ф.И.О немедленно при наличии документов, предъявляющих личность, перечислением на сберкнижку в течении трех-четырех лет“.

Приписка: (может эта бодяга и прокатит?)».

НОГА

На дворе было начало девяностых годов, на плацу в училище был снег, замполит батальона и рота первокурсников, которая загибалась в караулах, нарядах во время зимнего отпуска. Я в караулах загибался в должности помначкара, в нарядах по столовой в должности старшего рабочего, вечером я загибался в каптерке, пересчитывая простыни, наволочки, портяночный материал и мыло. Невеселые были времена, весьма невеселые. Как-то субботним утром моему взводу все-таки выпал отдых, никуда мы не заступили, поэтому после подъема и завтрака добросовестно хрючили на своих шконках, наш взводник заперся у меня в каптерке и продувал мне в нарды увольнение за увольнением (прошу учитывать, что в нарды я сел играть в первый раз, поэтому безбожно мухлевал).

— Смирна-а-а-а-а-а-а-а-а! — раздался вопль дневального, в казарме началось вялое шевеление.

— Кто это там? — удивился взводный и погарцевал представляться. Через пять минут весь наш взвод был застроен перед батальонным замполитом, моложавым и полным оптимизма подполковником.

— Сынки! — взвыл он, — я организовал ваш досуг!

Во взводе начались довольные похрюкивания и повизгивания, какие-то не шибко умные курсанты подумали, что замполит привез девочек, бильярд и пиво. Меня охватило уныние: щас куда-нить попремся, в какой-нибудь музей исторической славы, или на встречу со студентками какого-нибудь культмедпросвета, хотя лучше, конечно, студентки. Я поделился своими соображениями с Эдиком Ворошиловым, стоявшим сзади меня и подпиравшим меня башкой. Эд всхлипнул, вытер слюни сказал:

— Шбтр нафих х-х-х-хр-р-р-р, — и снова заснул: бедолага стоял трое суток подряд в наряде по роте, поэтому хронически не высыпался.

Через пять минут мы стояли в шинелях, и осматривались на предмет, доблестного и молодцеватого вида перед посещением музея восковых фигур.

В музее кроме нас никого не оказалась, поэтому мы сперва тащились за экскурсоводом, потом потихоньку разбрелись по залам. Взводник устал нас всех ловить, поэтому громко крикнул на весь музей:

— Все на выходе через час, — и быстренько ретировался по своим неотложным капитанским делам.

Курсантики занялись кто чем: кто-то пытался пощупать восковую Мерлин Монро, кто-то бездумно пялился на восковых уродцев. Я шлялся по залам, пока не обнаружил небольшой закуток для экскурсоводов. Небольшой диванчик, столик, чайник, чай, кофе и различные плюшки. Все это располагалось за внушительной фигурой Петра Первого. Спрятавшись в закутке я вскипятил себе воды, навел кофе, сняв шинель я удобно устроился на диванчике и начал наслаждаться жизнью. В это время полусонный Эдичка Ворошилов, шляясь по залам музея, постепенно заблудился и заснул стоя, прислонившись головой к фигуре какой-то женщины-обезьяны. Так прошел час, я наслаждался жизнью, когда послышался вопль взводного, собиравшего все наше стадо. Пришлось одеваться и поспешить на выход, проходя возле зала с людьми-уродами услышал грохот. Сперва я упал на пол и по пластунски отполз подальше, потом, сжираемый любопытством, поднялся и заглянул вовнутрь. На полу сидел Эдичка, сонно пялился вокруг и держал в руке восковую волосатую ногу. Женщина-обезьяна спокойно стояла на постаменте без одной ноги и пялилась на меня.

Пришлось в срочном порядке поднимать Эда с пола, и присобачивать обратно оторванную конечность. Нога обратно вставать не хотела и постоянно отваливалась, издалека послышался голос экскурсовода, и поэтому пришлось срочно ретироваться, Эдик впопыхах прихватил ногу с собой, и поэтому несся по залам за мной как воплощение военного каннибализма: полы шинели развевались, кокарда на шапке смотрела куда-то в сторону Китая, при этом он крутил ногу у себя над головой. Пришлось остановится и призвать Ворошилова к порядку, заставить его заправится итд. Не зная, куда девать вновь приобретенную пятую конечность, Эдик засунул её под шинель и так с ней и приехал в училище. Так как третья нога всем была без надобности, я её зашвырнул в дальние отсеки в каптерке и позабыл про неё на долгих два года…

Вот мы уже и на третьем курсе, стоит весна, а у нас, как обычно, залет и лишены увольнений, но уже как-то не печалимся по этому поводу, а спокойно и решительно самоходствуем.

В этот день дежурным по училищу заступил полковник с кафедры психологии, весь такой нервный и легко внушаемый, любящий частенько пересчитать личный состав, и помучить дежурных и дневальных. На свою беду я заступил дежурным по роте. По приходу с развода, начал заниматься приемом оружия и прочим, прочим, что положено дежурному по обязанностям. Наряд потек как обычно, медленно и размеренно, постепенно все офицеры разошлись по домам, ответственный по роте тоже испарился, последним уходил ротный, который, уходя, озадачил меня восстановить чучело для рукопашного боя, в простонародье «Леха»…

Наши самоходчики один за одним потянулись на выход, всех уходящих я предупреждал о грядущей ночной проверке, все обещали к двум часам ночи вернутся. Возле меня маялся мой дружок Вовка Степной и все просил его прикрыть в случае проверки: ему край надо было отлучится до 5 утра. Попив в каптерке с ним чаю, помозговав, мы решили соорудить «куклу» на его кровати. Кукла получилась отменная, и довольный Вовка легкокрылым бакланом перемахнул через забор и скрылся во мраке ночи. Все шло по плану и я принялся за изготовление нового «Лехи». Сбил скелет из реек, натянул на скелет старый, но чистенький камуфляж, зашил все отверстия, не положенные по уставу, один из моих дневальных сгонял в соседнюю казарму, где шла грандиознейшая укладка и полировка паркета, и принес мешка два опилок. Время за работой уходило быстро, и я с головой ушел в творчество. Постепенно один за одним все самоходчики вернулись в казарму, все, кроме Вовки, и все было бы хорошо но… От создания чучела меня отвлек телефонный звонок.

Звонили из соседней роты, дежурный был у них и считал личный состав, причем накрыл уже двоих самоходчиков, пытавшихся обмануть бдительного дежурного по училищу с помощью нелепых имитаций своих тел под одеялами. «Мля-я-я-я-я… Вот попал!» — подумал я и заметался в панике по казарме.

Так, ага, значится, если кто-то спит с головой накрывшись, полковник срывает одеяло и смотрит: имитация это или нет, а если… спит с головой накрывшись, но сразу видно, что это курсант? Как это сделать? Как, как, надо выставит часть тела на показ! А часть тела у меня как раз есть! Валяется на дальних полках в каптерке вот уже два года.

Я метнулся к себе и вытащил восковую ногу на божий свет и внимательно её рассмотрел: нога как нога, размера сорок два, где-то, в меру волосатая. К Вовкиной «кукле» была приделана нога женщины-обезьяны. Волосатая конечность столь гармонично вписалась в иллюзию присутствия курсанта Степного под одеялом, что никто бы и не подумал, что это лишь муляж. Спит себе курсант накрывшись с головой, только вот ногу свою волосатую и не эротичную выставил.

Вот и звонок в дверь, и, громко стуча подковами на своих фирменных глаженных сапогах, иду открывать дверь. Пялюсь в глазок, дежурный отошел от глазка, чтобы его не было видно.

— Кто!? — ору я

В ответ молчание.

— Кто!? — повторяюсь.

— Дежурный по училищу, — снисходит до ответа полковник.

— Встаньте перед глазком!

Дежурный встал перед глазком. Я заценил его значок, полковничьи погоны, отпер двери и громко представился. Полковник поморщился от моего ора и отодвинув меня ринулся во внутрь казармы. Сперва он посетил туалет, где спугнул с унитаза Эдика Ворошилова, который мирно посапывал, держа в руках наставление по АГС-17, потом решительно потребовал открыть каптерки. Он мне рассказал, что в соседних ротах при проверке он в каптерке обнаружил девиц легкого поведения и курсантов в состоянии легкого недоперепития.

«Мэда, — подумал я, — идиоты, ей богу, служба оповещения абсолютно не налажена».

В каптерках дежурный ничего не обнаружил, в моей каптерке он обнаружил на столе журнал по психологии, который кто-то когда-то слямзил и за ненадобностью припер мне в каптерку. Полковник, как хищник, схватил журнал и пролистав его прищелкнул языком.

— Ух ты, интересуетесь, товарищ сержант?

— Так точно, — бодро ответил я, хотя психология меня интересовала лишь в той степени, когда надо было сдать что-то недостающее на склад и замутить мозги очередному преподу. Полковник начал мне задавать какие-то албанские вопросы, я начал давать такие же ответы.

Поняв, что могу проколоться, я предложил дежурному чайку-кофейку, он с радостью согласился. Пока готовился кофе, я столько узнал о непознанных тайнах человеческого мозга… у-у-у-у-у-у-у-у, меня аж жуть начала пробирать. Замутив мне голову окончательно, полковник-психолог ринулся в расположение проверять личный состав, я плелся сзади, держа в руках листочек с расходом. Пару раз он откидывал одеяла и убеждался, что тела курсантов в спящем состоянии находятся на месте. По мере приближения к кровати Степного меня начал пробирать озноб, однако полковник прошел мимо и посчитал Вовкину «куклу» за полноценного курсанта. Фу-у-у-у, вроде бы пронесло, все обошлось.

Дежурный был доволен и вроде бы собрался уходить, но напоследок пересчитал личный состав еще раз и гаденько ухмыляясь со словами: «Эй, курсант, спрячь ногу», — дернул восковую конечность.

У меня внутри все оборвалось. В ту же секунду раздался истошный вопль.

— А-А-А-А-А-А-А! — орал полковник, сжимая в руках конечность, — НОГА, НОГА, я её оторвал!

— Товарищ полковник, бросьте! — заорал я.

— Я оторвал курсанту ногу! — бился в истерике дежурный, — откинь одеяло, глянь, что с ним?! Я не смогу этого вынести.

Я откинул одеяло, дежурный, бросив ногу на кровать, отвернулся, сдерживая рвущийся наружу вопль.

— Пипец, — сказал я, думая что психолог понял нашу аферу и просто прикалывается над нами.

Дежурный всхлипнул и понесся в сторону туалета, по пути снеся с тумбочки дневального, я понесся за обезумевшим полковником, проклиная науку психологию и все тайны непознанного человеческого мозга. Полковник-психолог самым препохабнейшим образом блевал в унитаз.

— Срочно в санчасть, дежурного фельдшера сюда, — всхлипывая произнес он, — я жду-у-у-у.

Дневальный бодрым соколом ринулся за дежурным врачом, полковник принялся приводить себя в порядок. Я ломанулся в располагу, сгребя всю куклу с кровати зашвырнул тряпье в каптерку подальше, быстро разбудил самого понятливого курсанта из дальних рядов и переложил его на Вовкину кровать, подменщик повозмущался, но все таки улегся и картинно выставил из-под одеяла свою отнюдь не модельную конечность. Прибежал дневальный с дежурным фельдшером Александрой Степановной, женщиной исключительных габаритов и весьма скудными познаниями в медицине, поговаривают, что она выслужилась до фельдшера из уборщиц в санчасти и пользует всех исключительно фурацилином.

— Кому здесь плохо! — пробасила она, входя в туалет.

— Мне-е-е-е, — проблеял полковник

— Пили, товарищ полковник? — вопросила Степановна.

— Не-е-е-ет, да нет, постойте, это не мне плохо, я тут нечаянно курсанту ногу оторвал.

— Так, что вы пили? — спокойно отреагировала фельдшерица,

При этом она посмотрела на меня, я переглянулся с дневальным, мы оба пожали плечами.

— Пойдемте, я покажу, — всхлипнул полковник.

Мы стройной шеренгой двинулись вглубь расположения. Дежурный на цыпочках подошел к кровати, мы сгрудились вокруг него.

— В-в-вот эта нога, — промолвил он тихо и печально, потом зажмурившись дернул конечность. На кровати зашевелилось сонное курсантское тело которое изрекло:

— Бля, кончайте херней страдать, скока можно за ноги дергать.

Ошалевший дежурный взвизгнул и готов был упасть в обморок, но мы со Степановной подхватили его под руки и под командованием фельдшерицы оттащили полковника в санчасть. Там ему накапали каких-то капель, посоветовали не пить алкоголь в наряде итд, итп. Я под шумок вернулся в роту, товарищ курсант Степной уже находился на месте и откупался от возмущающейся общественности пивом и сникерсами. Разогнав всю кодлу по кроватям я еще раз проверил расход и стал ждать продолжения комедии «НЕПОЗНАННЫЕ ТАЙНЫ МОЗГА ПОЛКОВНИКОВ-ПСИХОЛОГОВ СТОЯЩИХ В НАРЯДЕ». Однако полковник не появился, а позвонил мне уже с дежурки и сказал, что придет разобраться с нами поближе к утру. Время было море, поэтому мы с дневальными продумали тактику поведения на пристрастном допросе и занялись своими делами. Хорошее настроение вновь вернулось ко мне и я продолжил создание «Лехи-2». Чучел получался весьма недурственный, с помощью опилок я ему сделал рельефную мускулатуру, пришил к штанишкам носки, обул его в драные берцы, кисти рук сообразил из дешевых китайских перчаток. Немного пришлось позаморачиватся с головой, и я пожалел, что два года назад у женщины-обезьяны вместе с ногой не отвалилась башка. Голову мы ему все-таки соорудили, правда вместо носа получился какой-то свинский пятак, но я уже плюнул на эстетичность, и самым зверским образом разрисовал ему харю. Так как опилки были сыроваты и «Леха» получился весьма тяжелым, да плюс еще краска на монстороподобной морде не высохла, я решил его просушить. Пришлось раздвинуть в зале для построений железную конструкцию, совмещавшую в себе и турник и брусья, и на ней аккуратненько за шейку подвесить нового «рукопашника». Я потом часто задавал себе вопрос: на хрена я это сделал?

Как вы думаете, что было в пять утра? Пришел опять полковник-психолог и начал считать личный состав при этом подозрительно косясь на меня. Люди все были на месте, тютелька в тютельку, и ни хрена тут не попишешь, а дальше дежурный, проходя через зал для построений и только открыв рот, чтобы задать мне каверзный вопрос по поводу предыдущего происшествия, уткнулся головой в коленки мирно висящего «Лехи». На этот раз он не вскрикнул, он просто взвыл и подхватил чучело под коленки и попытался приподнять его выше.

— Костя! — заорал я дневальному. — Бегом за Степановной!

Костик в момент обезумел и пулей метнулся в санчасть.

Полковник судорожно сжимал коленки чучела и пытался приподнять его.

— Ку-у-у-урса-а-ант повесился! — вопил он. — Снимайте, снимайте быстрее!

Я начал беспросветно тупить:

— Какой курсант, товарищ полковник?

— Да вот же он, помогай, сержант!

— Да какой, нафих, курсант!? Он же это, э-э-э, чучело!

— Ах, для вас чучело! А для меня — живой человек, повесился во время моего наряда! — уже в полуобмороке визжал психолог и пытался схватить опилочного «Леху» за задницу.

Чучел апатично размахивал камуфлированными руками и не издавал ни звука. До меня дошло, что дежурный попутал чучело с курсантом и поэтому яростно его спасает. А еще до меня дошло, что через три минуты яростный полковник порвет «Лехк» на лоскуты.

— Бросьте его, он не повесился, я его сам повесил, — брякнул я не подумавши.

— Преступник, Вы — преступник! За что вы его, за что!? — орал полковник, перебудивший своими воплями половину роты.

— Так, это, что бы подсушился! Ну, чтобы высох!

— А-А-А-А-А! — заорал полковник. — Убийцы, вы все сядете!

— Так он же опилочный, — оправдывался я.

Тут забежала мощная и загадочная Степановна и застала тот момент, когда полковнику все таки удалось порвать «Леху» пополам, и он стоял под дождем полусырых опилок, похожий на заснеженную елку, нижнюю часть туловища чучела он крепко прижимал к груди и судорожно открывал рот.

— Все таки пили, товарищ полковник, — покачала головой фельдшерица.

Я выделил ей двоих справных курсантов для сопровождения ополоумевшего дежурного в санчасть. Полковника с наряда сняли и отправили в больницу, в училище он вернулся через месяц тихий и скромный, дежурным по училищу он больше никогда не заступал, нашу роту он просто боялся до истерики. Все курсанты, спалившиеся в ту памятную ночь с самоходами, пьянками и девицами в каптерке, были очень довольны.

Нового «Леху» я восстановил на следующий день, ради чего не пожалел денег из собственного кармана — съездил на рынок, купил маску Фредди Крюгера и сделал ему симпатичную мордаху, в которую от всей души можно было залепить с руки, али с ноги, а то и с двух. А я так и с трех ног ему заряжал.

СМЕРТЬ ВОДОЛАЗА

Мотострелок погибает на поле боя, идя в атаку, сидя в обороне, горя в броне, жадно глотая горячий спертый воздух, слыша крики товарищей, исходя кровью и угасая.

Летчик падает в горящем самолете, и если отказывает катапульта, фонарь не отстреливается — он обречен, но все таки вернется на землю. Десантник летит молча, нельзя своим криком мешать своим товарищам, десантник до последнего пытается справиться с нераскрывшимся куполом, перехлестом, не вышедшей запаской, земля его встретит, встретит неласково глухим ударом, но все таки это земля.

Хорошо умирать на земле, последний раз посмотреть на солнце, небо и деревья, сжать напоследок руку боевого товарища или плюнуть в нагло ухмыляющуюся рожу врага.

Смерть твою на земле и в воздухе могут наблюдать собратья по оружию, противник, и все просто оказавшиеся рядом.

Водолаз не может на последнем издыхании крикнуть — СУКИ-И-И-И-И! — глохнуть воздуха и посмотреть на небо. Под водой нет воздуха, кроме безвкусной смеси в дыхательном аппарате. Небо где-то далеко за многотонной тяжестью солёной воды.

Кровь не обагрит камуфляж. Кровь останется под гидрокостюмом, так он задуман — нельзя себя демаскировать, и если все таки скопище кровяных шариков и телец прорвется наружу, оно превратится в мутное красное облако, медленно уплывающее к верху и будоражащее акул, находящихся за много километров от места гибели водолаза-разведчика. Если рванет мина или граната, сброшенная с борта вражеского судна, водолаз обречен. Избыточное давление, создавшееся в голове в доли секунды, преврати мозги в кашу, лопнут барабанные перепонки, глаза вылезут из орбит, ударной волной переломает кости, и водолаз камнем пойдет на дно, у тела плавучесть нулевая и взрывом должно выкинуть как рыбину на берег, однако свинцовые грузы этого не допустят.

Можно просто не доползти по мусингам до выхода из торпедного аппарата, начать суетиться и умереть в стальной трубе, потом торпедисты дадут воздух в аппарат и выстрелят мертвым телом. При приземлении на воду можно не успеть поднырнуть под купол и запутаться в стропах...

У одного старого ОПРОНовца я читал рассказ о том, как они работали в 1946 году на подъеме кораблей, затонувших во время Великой Отечественной войны. При первом спуске для обследования затонувшего миноносца погиб опытный водолаз: связной фал задергался и через несколько минут его подняли мертвого. Врачи при обследовании установили причину смерти — инфаркт — молодой 27 летний парень умер от разрыва сердца, когда с него сняли шлем, на команду мертвыми глазами смотрел абсолютно седой старик.

При втором спуске более опытный водолаз очень быстро поднялся наверх и в течении часа ничего не мог внятно сказать. Придя в себя он рассказал, что на миноносце его встретил матрос, высунулся из иллюминатора и отдал воинское приветствие. Третий был командир водолазного отряда, спускался в трехболтовке, тяжелом костюме, оборудованном телефоном. Командир опустился на грунт и приблизился к затонувшему миноносцу. Из иллюминатора действительно кто-то виднелся. Это был краснофлотец в синей морской каске, легким течением колебался гюйс. На лице застыла маска смерти.

При приближении водолаза матрос слегка повернул голову и его рука медленно поползла к виску. Командир водолазов тогда наверно в первый раз перекрестился, и все же он нашел в себе силы и подошел ближе. Матрос был действительно мертв, черноморская живность потихоньку обгладывала его лицо. Он погиб когда пытался эвакуироваться через иллюминатор и вместе с кораблем ушел на дно. Обратное течение завихрялось возле торчащих наружу лепестков пробоины и регулярно через три-четыре минуты двигало мертвую голову и безвольно висящую руку. Труп краснофлотца подняли и с почестями захоронили…

Эту историю я как-то рассказал перед учебными выходами через ТА (торпедный аппарат) своему заместителю, главному корабельному старшине Сереге Матюшко. Он долго молчал потом вздохнул и сказал:-

— А пох! Правда, лейтенант?

— Не матерись, скотина, — ответил я ему.

Потом мы одели намордники с загубниками и, подгоняемые замом по водолазной подготовке, стали запихивать себя в стальную трубу аппарата.

СПАСЕНИЕ СПЕЦОПЕРАЦИИ ОТ ПРОВАЛА

На ЦБУ группировки возле макета местности стояли два генерала и два полковника и матерились друг друга. Разрабатывался план очередной грандиознейшей специальной операции. Стояли крики и вопли, приводились всевозможнейшие доводы и контраргументы. По макету в различных местах наносились удары кулаками и указками.

«Войска» шли то через горы в пешем порядке, то по дорогам на бронетехнике. «Спецназ» высаживался с вертолетов то на одной площадке, то на другой. Удары кулаками и указками стали мощнее, макет не выдержал и развалился. Генералы почесали в затылках и посмотрели на полковников. Полковники в ужасе стали глазеть по сторонам. Спецоперация была близка к провалу. Дело спас проходивший мимо майор, который вызвал старшего лейтенанта с двумя бойцами. Старлей позевал, осмотрел фронт работ, надавал пинков бойцам, принес клею...

Через полтора часа макет местности был восстановлен, спецоперация спасена от провала.

БАЗА

(Применение опыта партизанских действий подразделениями специального назначения в Контртеррористической Операции на Северном Кавказе.)

Шёл пятый год проведения Контртеррористической операции на Северном Кавказе, обстановка была обычной. Объединённую Группировку, как всегда, лихорадило, у боевиков всё шло по плану, как обычно несогласованному ни с кем, а уж тем более с нашим высоким начальством. Иногда приходила в голову крамольная мысль: а что было бы, если боевики тоже подчинялись нашему штабу. Представляете картину? Какой-нибудь полевой командир из гордого горного тукхама выходец из знаменитого тейпа, прославивший себя в боях с неверными, решил отмыть деньги, пришедшие из-за бугра от мировой террористической общественности. Известил об этом Командующего группировкой, Начальника Штаба и прочих.

Оперативное Управление Группировки в полном составе, почесав в затылке, достало из секретной части огромную карту масштаба 1:50 000, гордо именуемую «План применения Сил и Средств Незаконных Вооружённых Формирований на такой-то год». Достали, рассмотрели в подробностях почесали головы и выяснили, что полевой командир не прав, ибо согласно плана:

А — место проведения диверсионно-террористического акта не входит в его зону ответственности..

Б — на данный период у незаконного вооружённого формирования запланирован строевой смотр на предмет проверки готовности к ведению боевых действий против Федеральных Сил в условиях горно-лесистой местности, а ни как ни диверсионный акт.

С — у командира НВФ до сих пор не утверждено решение на перевод автомобильной техники на зимний период эксплуатации...

И так пунктов сорок..

Полевому командиру дадут пару суток на устранение недостатков и написание недостающих документов. И даже если дипломированный боевик всё это исполнит, ему понадобится неделя, чтобы все согласовать, утвердить и получить разрешения. Начальники служб отряда боевиков будут сходить с ума, отчитываясь перед инженерами за не списанные с прошлого подрыва мины, детонаторы, взрывчатые вещества. Оружейники будут, потрясая накладными и нарядами, материть во все корки начальников складов артиллерийского вооружения, которым на все наплевать и у них обед..

И даже если, в конце концов, все удастся и подрыв или нападение на какое-нибудь подразделение Федеральных Сил осуществится, то боевики потом замучаются предоставлять отчёты, рапорта на списание, фотоматериалы по установленной, но недавно сменившейся форме..

Вот тогда, я думаю, им все надоест и они разорвут все контракты по несоблюдению условий со своей стороны. Уволятся из Незаконных (а теперь, согласно последних требований, Иррегулярных) Вооруженных Сил, сложат оружие, поедут в славный город Беслан, закупят дешевой водки и начнут ею торговать из-под полы на Ханкалинском рынке, вспоминая славное боевое прошлое и украдкой смахивая скупую мужскую слезу, сбегающую по давно небритой щеке...

На четвертый год операции создалась, помимо Объединённой, еще и Группировка Войск в Горной Части Чеченской Республики, (в простонародье — Горная), а для чего — знают только вышестоящие штабы. Налаженное управление начало раздваиваться, путаться, стало громоздким. Обе группировки требовали от отрядов спецназ «результата».

Если результат был более-менее нормальным, тут уже честь и хвала тому командованию, которое первым доложит о потрясающих успехах на ниве борьбы с бандитизмом.

Результат требовали все. Найденные схроны с боеприпасами и продовольствием — вещь конечно хорошая, но начальству требуется «мясо» и как можно в более большем количестве, да еще и с фотографиями, а если есть возможность, так необходимо трупы «моджахедов» приволочь на своем горбу дабы «боссы» удостоверились, что сие есть именно хладный труп, соответствующий фотографии, а не фотомонтаж или еще хуже — разведчик специального назначения, позирующий фотографу с лицом, перемазанным кетчупом, и изображающий из себя «результат».

Начали мы анализировать, что, как, да где мы делаем неправильно. Порылись в старых сводках. Интересовала статистика, где и когда, в какое время удалось «оприходовать» кого-либо из боевиков. В каком количестве? Местность? Как шли? В каком состоянии были. Чем занимались наши подразделения до огневого контакта. Была ли это заранее организованная и спланированная засада, или же столкновение произошло при переходе на марше. Были ли огневые контакты при совершении налётов на обнаруженные базы и дневки.

Статистика — вещь хорошая и если подойти к разбору и изучению всех боевых столкновений с участием частей и подразделений специального назначения с какой-то своей системой, то можно достигнуть весьма неплохого результата.

Я, копаясь в компьютерах и сводках, для создания какой-либо системы набросал табличку, с графами: время, место, обстоятельства и потихоньку её заполнял, надеясь вычленить хоть что-нибудь полезное для себя.

В конце концов, посчитав все результаты, пришёл к неутешительному выводу: встреча с боевиками на семьдесят процентов — это дело случая. При проведении засадных мероприятий, если и были результаты, то в основном в районах, где проходили какие-либо дороги или тропы, пригодные для продвижения автомобильного транспорта и в пешем порядке. В ходе поисковых действий огневые контакты происходили, в основном, при внезапной встрече с боевиками. Обычно после боестолкновения при дальнейшем благоприятном исходе для нас досматривалась местность. Отметил для себя несколько случаев, когда при досмотре где-нибудь неподалеку обнаруживалась база боевиков. Вспомнился собственный опыт 2002 года, когда, будучи заместителем командира отряда, находился на боевой задаче в качестве оперативного офицера с разведотрядом от нашего батальона. Тогда разведотряд, действуя в Шелковском лесу, наткнулся на превосходящую по численности группу боевиков. Когда я, услышав от связиста о идущем бое, сорвался с командного пункта, который организовали в отдельном батальоне особого назначения в станице Шелковская, и на одном БТРе с четырьмя приданными саперами и двумя пулемётчиками, пролетев село Парабоч, въехал в лес, отовсюду громыхало выстрелами и пулемётными очередями. Спешившись, мы добрались за бронёй до наших разведчиков, проломившихся сквозь боевиков, благодаря грамотно организованному огню пулемётов на участке прорыва, и засевших за дорожным рвом. Потихоньку отстреливаясь, мы вышли из леса, потеряв всего троих человек — командира группы, умершего в десанте БТРа, старшину-контрактника, заместителя командира группы, и рядового-радиста. Хотя в той обстановке, без прикрытия и артиллерийской поддержки, могли потерять больше половины...

Тогда была организована масштабная специальная операция, привлечены другие отряды спецназ, у них тоже были потери. Мой разведотряд на следующий день, досматривая место боестолкновения, обнаружил капитальную базу боевиков...

Значит, для получения нужного нам результата, нужна хорошая база. Обычно при обнаружении мест днёвок, схронов, тайников и временных пристанищ, найденное имущество при возможности изымалось, съедалось, надевалось на себя, и всё непригодное для носки и употребления в пищу и хозяйственные нужды уничтожалось методом подрыва с обязательным фотографированием. И что же это нам давало?

Да ничего, кроме очередной цифры в графе доклада «обнаружено- уничтожено баз, боеприпасов, продовольствия», ну плюс еще, конечно, моральное и некоторое материальное удовлетворение. Пытались конечно посидеть сутки-двое на базе, организовать засаду, но, как обычно, сроки боевого распоряжения поджимают, аккумуляторы садятся, да и каким-то образом боевики вычисляют, что база «уже не та и нечего туда соваться».

При нелегких размышлениях в голову закралась коварная мысль: попытаться воплотить в реальность ту задумку, которую еще году в 96-ом хотел осуществить, да как-то не срослось в связи с августовскими боями в Грозном, потом с последующими замирениями и выводом войск.

Планами я поделился с командиром отряда и заместителем. Командир при поездке в штаб Группировки осторожно высказал задумку начальнику разведки. Тот поосторожничал, но дал добро, обставив всё дело так, что в случае чего он останется не при делах, объявив всё личной инициативой командира отряда…

Задумка была проста: при обнаружении базы боевиков не уничтожать её, не минировать и вообще с ней ничего не делать, а самим обжиться и работать с неё, ведя разведку на себя и совершая вылазки по окрестностям в составе подгрупп, имея резерв. Если все продумать и согласовать с поддерживающими и взаимодействующими подразделениями, то пребывание разведчиков на базе можно будет максимально обезопасить.

Для поиска подходящих баз в зоне ответственности отряда, через несколько дней в пешем порядке выдвинулось несколько групп, с задачей при обнаружении ничего не трогать, максимально осторожно провести досмотр, снять координаты. Если ничего подходящего обнаружить не удастся, одной из групп предстояло приступить к оборудованию места под базу, рытья ям под землянки, сооружения скрытых наблюдательных пунктов. Базу обнаружить так и не удалось, но зато обнаружили неплохое место в распадке между двумя высотками, возле ручья. Неподалеку имелась неплохая площадка, на которую в случае необходимости можно было посадить вертолёт для внезапной эвакуации или высадки дополнительных групп. С места оборудования базы связь с центром боевого управления отряда была прекрасная, хотя на специализированных картах, привезенных из штаба группировки, эти места были обозначены как «зоны радионевидимости». В километрах трёх на север проходила неплохая грунтовая дорога, по которой спокойно могла проехать как бронетехника, так и легковые и грузовые гражданские машины. Для наблюдательных постов вполне подходили близлежащие высотки, с которых в оптику прекрасно просматривалось небольшое село и соседние высоты. В конце концов, после долгих пересудов и решений, с местом организации базы определились.

Группу, готовящуюся засесть на месяц в «лесах», решили максимально изолировать от внешнего мира. Весь личный состав во главе с заместителем командира группы улетел на Ханкалу в один из наших отрядов и готовился для выполнения задачи в чужом пункте временной дислокации, ежедневно выходя для проведения стрельб и инженерной подготовки. Всем бойцам запретили бриться, стричься разрешили только налысо, чему те несказанно обрадовались и принялись отращивать куцые бороденки и усы.

Был еще один плюс в том, что группу услали из отряда. Возле рядом стоящей военной комендатуры района, располагалась торговая точка местной чеченки Розы, где постоянно крутились таксисты и другие местные чеченцы. Не знаю, была ли утечка информации или нет, но то, что передвижения наших колонн и выход групп были постоянно под контролем, было ясно и так, даже без предупреждений сотрудников «бдительных органов». Тем более, неподалеку от наших ПВД, буквально в трех километрах по дороге, находилось уж очень весьма «нелояльно настроенное» село. Сельские пастухи, выводя на выпас своих баранов и коров, нередко были свидетелями прохождения наших разведгрупп, частенько забывающих о скрытности передвижения. Буквально в километре от села на лысой верхушке горы, вертолётчики облюбовали неплохую посадочную площадку и частенько десантировали на них разведчиков, наплевав на просьбы командиров и мотивируя свои действия всяческими отговорками. Заявку на авиацию мы подали заранее, решив вывести группу прямо с Ханкалы, ибо подсадка вертолетов на нашей отрядной площадке и прием разведчиков на борт не останутся не замеченными. При высадке группы решили договориться с экипажем о паре ложных посадок и об отвлекающих маневрах. После десантирования группы в районе, за несколько километров от базы, вертолет должен был покружить, потом зайти на площадку возле села, группа, оборудовавшая базу и оставлявшая закладки, заведет вертолет на себя, обозначив место забора разведчиков дымами. Если кто-то и будет наблюдать со стороны, то он увидит только то, что вертолет принял спецназовцев на борт и ушел в сторону расположения комендатуры и отряда, группа, соответственно, высадится на нашей оборудованной площадке, и вертолёт уйдет к себе на аэродром.

Высадившиеся разведчики пешим маршем должны будут дойти до базы, дооборудовать её и с неделю вообще не показывать носа, проводя только обязательные двухсторонние сеансы связи. Продовольствие и боеприпасы решили доставлять до оборудованных тайников группами, проходящими через район для выполнения других разведывательных задач, и выбрасывать с вертолетов в заранее оговоренном месте, как можно подальше от базы.

Необходимо было решить еще несколько насущных проблем. Одна из них — это аккумуляторные батареи к радиостанциям и их зарядка. Помимо батарей на станции нужно было заряжать батареи на ночные бинокли, ночную оптику, фотоаппарат и прочие.

Переносные зарядные устройства, работающие от ручного привода, в отряде имелись, но и они не решали возникающей проблемы. На рынке в районном центре закупили, естественно за свой счёт, маленький — весом всего в пять килограммов — бензиновый агрегат японского производства, работающий почти бесшумно, потребляющий мало бензина и позволяющий не только заряжать батареи, но и использовать его по другим хозяйственным нуждам. Агрегат после покупки немедленно опробовали связисты-аккумуляторщики и выдали положительное заключение о пригодности к работе.

В течении месяца оборудовалась база, доставлялись боеприпасы, мины, продовольствие, медикаменты и прочие необходимости, причем все старались делать как можно скрытнее.

Командиры групп роптали, возмущались, но дело постепенно двигалось.

Командир «партизанской» группы остался в отряде, участвуя в дальнейшем планировании и согласовании. Несмотря на все его возмущения я каждый день «кормил» его разведывательными сводками, донесениями о перехватах «вражеских корреспондентов», аэрофотоснимками района и другой весьма невкусной продукцией.

Проблем с боевым распоряжением не ожидалось, ибо делал я его сам, отправлял по военной электронной документированной связи файлом в штаб группировки, обозвав его «Замыслом командира отряда». В нашем отделе его существенно правили, то есть ничего с ним не делали, только ставили подписи соответствующих начальников, ну кое-где еще парочку запятых (с этим у меня всегда проблемы) и присылали обратно, обозвав боевым распоряжением. Заявки на артиллерию и авиацию подавались точно так же.

Неожиданное противодействие в реализации задумки оказали отрядные тыловики. Как всё полученное имущество будет списываться, на ком зависнет, как будет вестись отчётность? Ерепенились они недолго, командир отряда задал всем головокружительную трёпку и они на время успокоились.

Так же одна из главнейших задач — это огневая поддержка разведчиков, действующих в отрыве от основных сил в течении длительного времени. Так как батарея из самоходного артиллерийского полка находилась буквально в десяти метрах от расположения отряда, согласование велось на уровне личного общения. Артиллеристы запланировали и пристреляли цели, группы, находившиеся в районе, корректировали огонь. Необходимые поправки были внесены, и район базы на карте запестрел треугольниками с номерами. В случае непредвиденной ситуации по запросу командира группы артиллеристы могли обеспечить и огневой заслон по периметру базового района и организовать коридор для спешного покидания района.

Больше всего времени заняло согласование с другими силовыми структурами, которые тоже иногда работали в нашей зоне ответственности. Бывало, что наши разведчики нос к носу сталкивались с разведчиками внутренних войск, решившими организовать проведение поиска и не согласовать это с кем-либо. Горная Группировка, она в Ведено, а Объединённая — в Ханкале, там свои начальники у них свои. По счастливой случайности не произошло боестолкновения, пару раз даже лениво пострелялись издалека. Пришлось порядком повисеть на телефонах и поездить, да еще и вести дипломатичные разговоры, дабы ни словом ни взглядом ни обмолвиться о своих намерениях. Самые проблематичные структуры — это, конечно же, местная милиция, состоящая в основном из «бывших». Тем вообще на все наплевать: полезут, куда их не просят, и творят, что хотят. Могут наших обстрелять и с чувством собственного достоинства удалиться, могут по свои кровникам «отдуплиться», припоминая украденную еще при Горбачёве корову, пристрелят, прикопают хладный труп, а потом еще в прокуратуру стуканут на бесчинствующих «федералов». Но будем надеяться, так далеко в горно-лесистую местность они не полезут.

Самые беспроблемные оказались парни-«чекисты» из отделов по борьбе с террором, обговорили все в несколько минут: они меня поняли, я их понял, попили чаю с водкой и разошлись вполне довольные друг другом. За три дня до высадки отправили командира группы на Ханкалу к своим подчинённым. Подготовка к мероприятию заняла около месяца. Вроде всё согласовано во всех инстанциях. Все бумажки изучены и подписаны.

База ждёт своих «партизан»

* * *

МИ-«восьмой» кружился довольно долго, потом подсел на площадку, обозначенную дымами, и забрал группу, «партизан» уже давно не было на борту. К вечеру поступил доклад по связи: все на месте. РГ СпН залегла на базе на «сохранение».

Теперь они неделю будут сидеть и не высовываться, обустраивать свой быт и вести наблюдение, потихоньку изучая местность.

Другие разведывательные органы, выделяемые отрядом, работали по плану и даже приносили небольшие результаты. Обнаружили пару тайников с продовольствием. На лесной дороге обстреляли легковой автомобиль с боевиками. Огневой контакт длился минуты три от силы, потом водитель и два пассажира выскочили и отстреливаясь скрылись в лесу. Боевики ушли но старенькая белая «шестёрка» осталась стоять на месте.

Машину досмотрели, в багажнике обнаружили несколько самодельных замыкателей и несколько килограмм тротила. Сперва хотели притащить «Жигули» в отряд, но командир батальона, опасаясь взбучки от «надзорных органов» приказал подорвать автомобиль на месте.

Проблемы возникли на ровном месте и из ничего. Ровно через неделю прилетел один из «высоких начальников» и начал проверять организацию и ведение боевой и разведывательной деятельности. Узнав о том, что в зоне ответственности отряда нами организована база, он раскричался и начал винить всех малых и больших отрядных начальников в очковтирательстве. По его словам выходило, что базу организовали специально для того, что бы её выдавать за обнаруженную базу боевиков и прятать на ней трупы «невинно убиённых мирных жителей», а так же награбленное и уворованное. Начали шуршать бумажки. Проверялось боевое распоряжение, приказы, выписки, решения. И тут в самый апогей негодования и брызганья слюнями, когда палатка Центра Боевого Управления сотрясалась от начальственных криков, неловко, бочком сквозь брезентовые занавески к месту комбата протиснулся оперативный дежурный и попросил у «начальника» разрешения обратиться к командиру отряда. «Босс» вальяжно кивнул, но тут же подскочил как ужаленный, услышав скороговорку доклада дежурного. Одна из подгрупп «партизан» вела бой в пятистах метрах от базы с группой боевиков.

Присутствие большого начальника вносило нервозность, и, честно говоря, конкретно мешало работать дежурной смене, оперативному дежурному и оперативному офицеру.

Однако, недаром готовились почти что целый месяц. Когда командир группы запросил отсекающий огонь артиллерии «правее двести такой-то цели», «большой начальник» открыл рот и выразил сомнение о том, что артиллеристы смогут вообще сориентироваться по местности и организовать правильное накрытие, да и вообще успеют ли они внести какие-либо поправки и вообще выстрелить. Но он даже не успел договорить, когда грохнул первый залп. Командир группы начал работать напрямую с батареей, корректируя огонь. Накрытие отходящей группы боевиков получилось со второго залпа. «Начальник» стал торопить всех с докладами о результате боя. В таких моментах я, к примеру, вообще стараюсь не встревать в действия командира группы и не лезть к нему с командами и советами. Я не знаю в полном объёме обстановки, я не вижу своими глазами местность и боевой порядок своего подразделения, ну и, в конце концов, я не вижу противника, поэтому лучше не мешать командиру.

Обстановка накаливалась благодаря присутствию «вышестоящего руководства» и я от греха подальше вышел с ЦБУ и ушёл на узел связи, слушать доклады командира группы непосредственно с центровой радиостанции. Минут через двадцать бой закончился, боевикам все-таки удалось отойти. Преследование организовали, но, как я и ожидал, результата оно не принесло никакого. Зато при досмотре места боестолкновения обнаружили два свежих трупа с оружием в полном снаряжении и с огромными рюкзаками.

«Начальник», услышав это, облегчённо вздохнул и успокоился, а потом снова развил кипучую деятельность. Ему потребовалось немедленно и собственными глазами осмотреть «убиённых». Тела отфотографировали в различных ракурсах, нашли при них какие-то документы, начали передавать данные, номера оружия, описание содержимого рюкзаков. Начальству этого было мало, необходимы были сами «фигуранты», и он начал вызванивать Ханкалу и запрашивать вертолётно-поисковую группу из местного отряда для транспортировки трупов и трофеев. Это означало одно — если вертолёт подсядет на площадку возле базы, то существует реальная возможность «засветиться». Слава Богу, КП авиации на конец дня полёты отбило и вертолёт обещали только утром, после разведки погоды. Времени до следующего утра было достаточно. Половина «партизанской» группы выдвинулась к более дальней посадочной площадке, таща на себе «результат».

К пяти утра они еле доползли, на лысой верхушке горки с краю в кустах замаскировали трупы и другие трофеи, выложили из камней опознавательный знак, так чтобы было видно с верху из вертолёта, заместитель командира группы снял координаты по спутниковому топопривязчику, перепроверил их еще раз и передал на ЦБУ отряда. Оставалось только замаскироваться и ждать вертолета с поисковой группой. Решили подгруппу вообще не светить. Описание тайника в подробности оперативный дежурный передал в штаб отряда на Ханкале. Надежда на то, что командир поисковой группы в точности выйдет на место захоронения и будет держать постоянную связь с подгруппой, тащившей «результат».

Видно «большой начальник», заночевавший в отряде, все таки поднял неплохую суматоху в обеих штабах и все желали «материального подтверждения».

Вертолёт с ВПШГ (воздушно-поисковая штурмовая группа) и прикрывающая пара «двадцать четвёрок» прошуршали лопастями над отрядом ровно в половине десятого. Экипаж «зелёного» (Ми-8) перекинулся парой словечек с нашим авианаводчиком и ушёл дальше. Командир ВПШГ с Ханкалинского отряда был достаточно «матёрый» и на «воздухе» висел уже порядком, при заходе в район он сразу же связался с подгруппой и был постоянно на связи. На площадку зашли и приземлились быстро, благодаря знаку из камней хорошо видимому с воздуха. Подгруппа, залегшая в кустах, старалась себя ничем не выдать, поэтому лежала и не отсвечивала. НСП (наземный сигнальный патрон) для определения силы и направления ветра, пришлось кидать из вертолёта.

Разведчики высадились, заняли круговую оборону вокруг вертолёта, молотившего лопастями, и начали обшаривать кусты. Всё, схрон с трупами найден, быстрая погрузка, и вертолёт снова в воздухе. Наша подгруппа так и не засветилась, наблюдая действия ВПШГ издалека. Как оказалось, меры по обеспечению скрытности были приняты не зря. При облёте района перед тем, как лечь на курс, с борта вертолёта обнаружили несколько местных пастухов, пасущих немногочисленное стадо овец. Пастухи, скорее всего, внимательно наблюдали за высадкой группы, и, может быть, даже сообщили кому следует.

«Начальник» лично обозрев трупы, восхитился и приказал командиру отряда прикопать их где-нибудь поблизости, а оружие сдать на склады РАВ в группировке. Затея с базой была оправдана, правда, потом пришлось чуть ли не ежедневно слать различные фотографии, схемы и замыслы, но это дело привычное. База продолжала функционировать. Буквально, как только колёса шасси вертолёта оторвались от нашей площадки, увозя на Ханкалу начальство и вертолётно-поисковую группу, «партизаны» снова вышли на связь. Один из наблюдательных пунктов наблюдал на близлежащей высоте парочку гражданских машин. Явно не лесорубы: те ездят на тракторах, а не на «Нивах», да и собиратели черемши тоже, в основном, пользуются ногами. Наблюдательный пост продолжал вести наблюдение, командир группы постоянно находился на связи. Минут через пятнадцать на опушку леса на верхушке поднялась группа вооружённых людей. Скорее всего, остатки банды, отошедшей после вчерашнего вечернего боя. Неподалеку в районе находилась в поиске еще одна группа из отряда. Решили её перенацелить по целеуказанию «партизан». Однако, как не бился дежурный, по связи вызвать группу не удалось, обязательный двухсторонний сеанс должен был быть только вечером. Снова грохнула батарея, накрытие получилось только после третьего выстрела, одна из машин успела скрыться в лесу, группу разбегающихся людей и вторую машину накрыло взрывом. «Партизаны» продолжали наблюдать. Больше никто не появлялся, на горке сиротливо торчала перевернутая взрывом «Нива». Вечером другая группа, объявившаяся на связи, досмотрела места разрывов. Нашли большое количество фрагментов тел, досмотрели разбитый автомобиль, устроили на ночь засаду. С утра все тщательно сфотографировали. «Босс», бывший у нас с проверкой, бегал по штабу группировки и ликовал.

Несколько дней было тихо. «Партизаны» вели разведку вокруг базы, не отходя далеко, выставляли наблюдательные посты. Обнаружили еще несколько хороших тропинок, на одной из которых установили комплект разведывательно-сигнализационной аппаратуры, совместив их управляемым по радиолинии подрыва зарядов минным полем.

Аппаратура сработала как надо. Результаты были вполне съедобными. В отличии от невкусных и грязных боевиков, минами посекло целый выводок кабанов, которых пришлось пустить в пищу.

Как-то ночью одним из наблюдательных постов на соседней с близлежащим селом высоте были обнаружены подаваемые визуальные световые сигналы. Один из контрактников на НП таскал с собой мобильный телефон с камерой. Разведчик, недолго думая, снял все световые сигналы на видео и после смены показал отснятый ролик командиру группы, о чем тот немедленно доложил на ЦБУ. Направление сигналов засекли точно и с утра организовали поиск. Место тайника обнаружили случайно: боец, узревший торчащий из-под земли целлофан, вознамерился забрать его себе на подстилку, когда потащил, слой дерна и веток свалился, и обнаружилась весьма симпатичная ямка с вмурованным в нее большим — литров на сто — пластиковым бидоном. Бидон, к сожалению, уже был пуст. Местность досмотрели тщательнее, и удалось обнаружить следы. Командир запросил ЦБУ и попросил разрешения на проведения засады на ночь. Я попросил его снять координаты на GPS, пока ничего не предпринимать и уйти с места закладки тайника, не оставляя своих следов. Пришлось запросить через Ханкалу и Ведено радиоразведчиков. Интересовали перехваты из этого района. Как мне объяснили, перехватов в этом районе давно не было и активных проявлений корреспондентов боевиков на данный момент не наблюдается. Может оно и так, а может просто не хватает средств для ведения радиоразведки и определения местоположения «вражьих» радиостанций в этом районе, и меня об этом извещать вовсе не обязательно.

Как жаль, что в составе отряда нет каких-нибудь групп радиоразведки, оснащенных малогабаритными техническими средствами. У нас имеются, конечно, малые переносные приёмные устройства, но по ним можно только определить приблизительное направление, да и то не всегда. А так, посадили бы оператора (а еще лучше оператора-переводчика) на базу, раскинули-развернули бы всякие там антенно-фидерные системы, замаскировали и получали бы наши подгруппы, ведущие поиск в районе, свежую, крайне нужную информацию и целеуказания. Плохо у нас дело обстоит с такими крайне нужными техническими средствами. Или, к примеру, скажем, нужно передать графическую информацию (фотографии объекта, или убиенного моджахеда) на ЦБУ, и что делать?

Фотографировать и фотографии потом в электронном виде в пешем порядке доставлять до отряда? У наших новых корреспондентских радиостанций есть функция передачи цифровой информации и она сопрягается с ПЭВМ и может работать как радиомодем. Вроде бы неплохо и программное обеспечение есть. Но, однако, нет у нас компьютеров, приспособленных и сертифицированных под это дело. Казалось бы, чего проще: сопрягай через USB-порт фотоаппарат и радиостанцию и передавай прямо на компьютер оперативного дежурного. Да скорость передачи до того маленькая, что можно сутки потратить на передачу одной фотографии и «весит» она в мегабайтах не мало. Можно, конечно, фотографию «сжать» в каком-нибудь формате, но опять же, командиру группы нужен хотя бы ноутбук или КПК, а это деньги, деньги… списание и незаконное использование военного имущества в личных целях различным вышестоящим командованием..

Поговорили по связи с командиром «партизан» и, немного поразмыслив, пришли к решению пока наблюдать за тайником и попытаться отследить передвижения незаконных формирований в районе. Через несколько дней — опять сигнал фонариком, опять в той же последовательности с одинаковой частотой. А подгруппа уже неподалеку. На этот раз тайник под завязку оказался забит продовольствием, которое тут же незамедлительно изъяли и продолжали наблюдать. К утру к тайнику подтянулось трое бородачей с автоматами и вместительными рюкзаками. Засада получилась «классическая»: бесшумная — из двух бесшумных автоматов, в упор. Боевики даже и понять ничего не успели. Трупы пришлось с проклятиями тащить чуть ли не до самой базы, ибо щёлкать ночью фотоаппаратом со вспышкой как-то не хотелось.

Прикопали их под развесистыми буками, обобрав до нитки. А тайником пользовались еще две недели, находясь на базе. Неизвестный доброжелатель ровно раз в неделю делал закладку и уходил. «Партизаны», скрепя сердце и наплевав на угрызения совести, пользовались безвозмездной помощью, предназначенной вовсе не им. Брать пособника пока не имело смысла. Ну взяли бы его «тепленьким», а на утро бы вся близлежащая деревня вышла на поиски, сея вокруг панику, и какой-нибудь из местных охотников обязательно бы наткнулся на тщательно оберегаемую базу. Для работы с таким контингентом нужны специалисты, которые смогли бы при «беседе» с пленным потянуть всю ниточку и выйти на куда более серьезных людей. Ну а наши разведчики таким делам обучены слабо.

Партизаны на базе в течение месяца принесли вполне неплохой результат и по итогам подведения разведывательно-боевой деятельности отряд в группировке занял первое место. На обжитом месте отработала еще одна группа, расширившая районы поиска дальше к югу и окончанию срока действия боевого распоряжения вскрыла очень солидную «капитальную» базу боевиков, набитую продовольствием и боеприпасами. Решили её тоже использовать, но из-за указаний «сверху» пришлось все имущество вывезти, подорвать и поджечь. Из-за обилия вертолётов и бронетехники в районе группе не имело смысла оставаться дальше работать и она вернулась в ПВД. Оборудованную нами базу решили «законсервировать» и использовать для выполнения других задач в районе и для отдыха проходящих групп. Бензиновый агрегат, аккумуляторы и остальное имущество вывезли и вынесли. Тыловики и начальники служб уж очень переживали за несписанное с книг учёта имущество. На мои просьбы сделать несколько закладок с боеприпасами и продовольствием для выполнения последующих задач, уже никто не отреагировал. После замены отряда и передачи зоны ответственности, информация о базе новым командным составом отряда была пропущена мимо ушей. Сменилось руководство в группировках. Горную группировку расформировали, понастроив в Ведено общежитий, штабов и казарм и затратив на это кучу денег. Про базу все позабыли. Одна из групп сменившего нас отряда, обнаружила нашу базу и подала её как свой «результат». Информация о неизвестном пособнике так же прошла мимо ушей и осталась нереализованной…

СЛУЧАЙНОСТИ

Было это в 95 году при штурме Грозного. Придали нам Питерских собрят. Для чего? Чёрт его знает, но вроде как мы разведываем город, а они зачищают разведанные здания, ну и мы выводим их в район. Утро такое серенькое, туманное, идём ещё по своей территории, мы пока ещё чешем сзади без всякого боевого порядка, тут собры резко оживляются, появляется блеск в глазах и, как в следствии, боевая настороженность. Они резко перегруппировываются окружают вход в подвал невзрачной кирпичной пятиэтажки и начинают со всех стволов лупить в подвальное окошко. «С чего бы?» — удивляюсь, вроде этой ночью домишко вдоль и поперек использовал, какие тут духи? Ну, все равно, на всякий залегаем и перегруппировываемся. Собры с криками: «За родину, за Ельцина!» мочат в окошко, раздухарившись кидают гранаты и для пущего эффекта решают запулить туда пару СШГ «Заря». Короткая передышка, раскупорка гранаты. И тут:

— Э, мужики, дайте закурить, — из окошка, куда только что пуляло не менее 5 стволов, высовывается грязная морда нашего родного «мабутея» в скособоченной ушанке.

Собры, как рыбы, открывают рот и в немом отупении протягивают ему пол пачки «Эл Эма».

— Я парочку возьму, — молвит мабутей, цепляет сигареты, и ныряет обратно в окошко.

Оттуда раздается его полный сарказма голос:

— Поосторожнее, тута духи могут быть.

Собры молча разевают рты. Мои спецы тихонько ржут. Пехотный батальон выставил ночью, ну и как водится в мотострелецких войсках, хрен с кем согласовал.

* * *

Вот ещё одна история. Не знаю как она будет вам интересна, или нет.

То же самое время, то же самое место, город Грозный.

Всю ночь мы шарахались по проспекту Султана Дудаева, искали вражеского корреспондента, который вносил неразбериху в нашу стройную схему организации связи. В результате поиска было обнаружено два мертвых духа, пьяненкий бомж непонятной национальности и прехорошенькая собачонка породы «грозненская дворовая».

Под утро возвращаемся на базу, я — в сладком предвкушении горячего кофе, чистых носков и хотя бы нескольких часов сна.

Однако, всё как обычно: нашему шефу от непонятных источников поступает «достовернейшая информация о перемещении духов в утренние часы». Спотыкаясь, бреду в подвал, где расположился разведотдел. Шеф сидит за компьютером с выражением «пробуксовка лица без подачи мысли», всем своим видом он показывает, что разрабатывает супергениальную «специальную» операцию, на самом деле его компьютерных знаний хватает на меню «пуск» и пасьянс «Косынка».

— Лейти-и-и-инант! — встречает меня его начальственный визг. — Где результат! Где духи! Вы — трус!

— Ага, — говорю я, прикрываю глаза и в позе спящего слона выслушиваю всё про свои достоинства и недостатки.

Через 5–6 минут визга шеф успокаивается, и вполне нормальным голосом ставит задачу. Задача меня радует, в прямом смысле этого слова. Ничего страшного: выставить НП в паре пятиэтажек и наблюдать, фиксируя все в журнал наблюдателя, и озвучивая все в эфир.

Довольный, бреду к расположению своей группы. Группа моя расположилась у танкистов, «властелины стальных коней» нас горячо любили, так как мы подгоняли им постоянно что-нибудь из доп. пайка, помогали сдавать на стороне соляру, радовали трофейными духовскими камуфляжами и не задирали перед ними нос, за это они всегда были готовы кинутся нам на помощь, били прямой наводкой по нашим целеуказаниям, наплевав на всё мчались на своих семьдесятдвойках нам на выручку, когда мы попадали под духовский пресс.

Вызываю своего «замка», старшего сержанта Пашку. Павел бредет ко мне, зевая во весь рот и держа на руках трофейную собачонку.

— Паша, видишь вон ту пятиэтажку с разрушенным углом?

— Ага.

— Вон окошко на пятом этаже, второе от крайнего подъезда

— Хде-е? — у «замка» включился тумблер «Д».

Бьюсь минут пять, пытаясь показать окошко, Паша тупит беспросветно.

Устав объяснять, пристегиваю магазин с трассерами и даю длинную очередь с АКМСа прям в нужное окно… и тут же оглушительный танковый выстрел, пол угла дома с нужным окошком — как не бывало.

Оборачиваюсь с перекошенным лицом к танкистам, наводчик семьдесятдвойки весело выглядывает из башни и машет мне грязными ручонками.

— Мля, ты чё делаешь убогий!?

Убогий немного оглох и радостно орёт:

— Как я, а!? С первого указания! Первым снарядом!

Тьфу, млин… поворачиваюсь к Паше:

— Короче, видишь окошко с другого угла в этой же пятиэтажке?

— Хде-е?..

…Бродим вночь по домику, в домике девять этажей и где-то сидит снайпер. Этот гаденыш повадился по ночам постреливать по позициям пехоты и втихую уходить. Много крови попортил, причём проффесионал был — дай Бог. Стрельнёт солдатику в ногу и уходит с места, бойчина лежит, орёт благим матом, все пуляют непонятно куда, душок уже с другого места под шумок хлоп, хлоп и есть пара наших двухсотых. Командиру мотострелецкого полка, который стоял на позициях напротив девятиэтажки, вышестоящий штаб не позволял сравнять с землей это здание, днем пехота обшаривала всё, выгнали весь мирняк оттуда, заминировали, ставили ночью засады — и всё бесполезно… И тут… под фанфары и трубы в свете софитов возникает спецназ… Посмаковав слово «СПЕЦНАЗ» на вкус, командир полчка сперва спросил, а можем ли мы метать ножи и сюрикены!? Увидев моё озабоченное лицо, понял, что спецназ и ниндзи — это как бы близнецы-братья, и так как у нас творится бардак, сюрикены не завезли. Тогда комполка предложил нам поймать доставшего их снайпера. Я состыковался с начальством, на что было дано добро и на отряд пришло соответствующее боевое распоряжение. Долго мы не мозговали, днем заперлись с пехотой, пошарахались, потом засели в какой-то обгоревшей квартирке и притаились, доблестная пехота с криками «Ёптить!», покинула под вечер здание. Выставив охранение, мы проспали до ночи, потом я посадил одну тройку с «квакером» недалеко от подъезда в куче мусора и приказал наблюдать. Если душок будет палить ночью наверняка, у него есть что-то ночное и он полюбому засветится своей оптикой в «пассивный квакер».

Шарахались мы, шарахались, тихо как мышки но бесполезно, и тут подгруппа наблюдения тонами по 392-ой даёт знать: «ЗАСЕКЛИ», и дает целеуказания. Тихонечко крадемся, получается в районе лестничного пролета и… ПУСТО!. Обшариваем всё: ПУСТО!

Я замираю, вся группа в напряге. ЧТО? ГДЕ, КАК?

Крадусь по лестнице вверх и проваливаюсь куда-то вниз

…Мля-я, падаю на четыре кости на какую-то кучу мусора, блин, лестничный пролёт разрушен и я проваливаюсь под лестницу...

Куча мусора резко вздыбливается, что-то летит мне в лицо, еле успеваю отдернуть голову, мощнейший удар в челюсть и что-то холоднючее вспарывает мне морду, отпрыгиваю на четырех костях назад, по морде хлещет кровь… Мля, где автомат? Вскакиваю на ноги, что-то непонятное прыгает снова на меня… Слышу вопль замка:

— КОМАНДИР! — мощнейший удар в затылок, я тухну…

Очнулся, голова гудит, надо мной склоняется морда замка, челюсть нещадно болит, весь в кровище.

— Командир, ты как?

— Ох…но, — ощупываю морду, мля… левая скула распахана, кровища уже запекается.

— Мы взяли эту суку, — шепчет Пашка, показывая в уголок, там лежит что-то отдаленно напоминающее человеческое тело, с неестественно вывернутыми руками и в луже крови.

Мля-я-я-я-я-я… да это же!..

— Ага, командир, баба, — шепчет Пашка, — здоровая, пипец, ели забили, ты ей на спину грохнулся, она тебя «лисой» по фэйсу махнула, а потом хотела добить, да ето, кхе, — Пашка смущается, — а я сзади-то спрыгнул, размахнулся и прикладом в горячке тебе зарядил в башню, ну ты и с копыт, а мы её того, в экстазе и забили… даже и трахнуть не пытались — злобная такая... НУ ТЫ КАК? Мож, понесем тебя?

— Ага, — шепчу, — давай, и суку эту тоже тащите, со всемю что у ней есть.

Пока мои разбираются, перегруппировываются, я совсем забыв о том, что при ранениях в голову промедол противопоказан, колю себе один шприц-тюбик. Голова начинает приятно гудеть, щека просто чешется, тепло разливается в районе груди. Мои спецы хватают меня под белы руки и тащут в середине боевого порядка. Выходим с дома и потихоньку движемся к позициям пехоты. Один из тащивших присаживает меня на землю и говорит:

— Щас, командир, полегче станет, — достает шприц и на-а-а-а-а-а.

Я попытался отмахнутся, но было поздно. К приятному теплу в груди прибавилось непреодолимое желание покурить и ласковые мурашки по спине. Через 20 минут движения меня передают другим, и тут ко мне подбегает замок Паша:

— Мля, командир, извини, забыли, щас полегче станет, — и достает шприц.

— Паша, на хер… б-брось.

Пашка поднимает глаза

— Да ты че, командир, как МЫ ТЕБЯ БРОСИМ! — Млин, не думал, что замок — такой патриотичный идиот, — Н-НА ещё два миллилитра.

Я уже просто плыву… по волнам...

Очухиваюсь от шлепков по здоровой стороне лица.

Я уже в полковой медроте. Врач — здоровенный детина в резиновых перчатках — улыбаясь смотрит на меня и набирает что-то в шприц.

— Это, что? Промедол? Не надо, а?

— Нефиг из себя тута героев корчить, потерпит он, щас я те промчику с димедролом по вене жахну, обезболим челюсть и зашью так, что будешь ещё красивше..

Укол в руку…

ПОШЛИ ТИТРЫ...

ГЛЮКИ В РОЛЯХ: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ...

Очнулся я через два дня с торчащими во все стороны из морды нитками, весь перемазанный зеленкой и с надеждой на госпиталь и БОЛЬШУЮ ЗЕМЛЮ.

Фиг там, надежда не сбылась, мне даже справку формы сто потом выписали задним числом, и нитки мне потом наш санитар-инструктор выдергивал. Мда, и шрамина на левой скуле хм-м… хотя некоторые дамы и говорят, что это весьма мужественно.

Так вот, бабу эту мы, убитую, так потом и не увидели — в ту же ночь прискакали «бдительные» и увезли труп и все остальное. Командир полка получил за эту бабу орден мужества и был очень горд собой.

А мы.., а что мы… Да мы ничего, так, кое-что лежало у неё в лопатнике, и на том спасибо…

P. S. Шашлыки в Моздоке охо-хо вкусные...

Оглавление

Андрей Загорцев ПОЙМАТЬ ВАХХАБИТА

  НАДПИСЬ НА ПАЛЬМЕ

  РАПОРТ

  ИСТОРИЯ ОДНОГО ПХД

  ПОЙМАТЬ ВАХХАБИТА

  СТРАШНАЯ МЕСТЬ

  WHAT IS?

  BUNA ZIO (отрывки из повести)

  DIAVOL.EXE

  РЕФЛЕКС

  ФИГУРИСТ

  ЧУВСТВО ГЛУБОКОГО НЕПАТРИОТИЗМА

  СКАЗКА

  БДИТЕЛЬНОСТЬ

  ПРАВИЛА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ОФИЦЕРОВ

  ВОЗДУШНОЕ ТАКСИ

  БЕЙ, БАРАБАНЩИК

  КАК ЛИШИТЬСЯ ТРИНАДЦАТОЙ

  ЛИШИТЬСЯ ТРИНАДЦАТОЙ-2

  ПОЙМАЙ МЕНЯ Способы борьбы с самовольщиками

  НОГА

  СМЕРТЬ ВОДОЛАЗА

  СПАСЕНИЕ СПЕЦОПЕРАЦИИ ОТ ПРОВАЛА

  БАЗА

  СЛУЧАЙНОСТИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg