«На Смоленской тихо»

На Смоленской тихо (fb2) - На Смоленской тихо 944K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Дмитриевич Лесников

На Смоленской тихо

Автор книги, бывший военный моряк, потом строитель, написал повесть о довоенном детстве. Она привлекает острым сюжетом, озорными мальчишескими характерами, достоверным изображением сложного мира взрослых.

Лесников Е. Д.

Л 50 На Смоленской тихо. Повесть. Волгоград, Ниж. – Волж. кн. изд-во, 1975.    96 с. с ил.

ОБ АВТОРЕ

    «…Несколько суток продолжался бой за наш дом. Я чем мог помогал раненым, заряжал автоматные и пулеметные диски, подносил патроны и гранаты… Неожиданно в провале стены показалась рогатая немецкая каска, затем фигура фашиста, я выпустил из автомата длинную, до последнего патрона очередь. Потом со мной был нервный припадок. Видать, непросто убить, когда тебе 14 лет, даже фашиста…»

    Так рассказывает о своем детстве Евгений Лесников. В дни Сталинградской битвы он был ранен и контужен. Потом его направили в военно-морскую школу. В 1944 году Евгений вступил в комсомол. Ходил на тральщике на разминирование. Одна мина взорвалась близко к кораблю. Сигнальщика Лесникова контузило второй раз.

    После демобилизации вид разрушенных городов подсказал выбор мирной профессии – Лесников стал строителем. Он работал до конца пятидесятых годов. Потом сказалось пережитое в юные годы. Пятнадцать лет он лежит неподвижно…

    Комсомольский характер, закалка коммуниста даже и в столь немыслимом состоянии вызвали бойца к активной жизни Он надиктовал книжку о предвоенном детстве своих ровесников, которую мы и предлагаем на суд читателя.

      

    

ТАЙНИК КУПЦА ПРОХОРОВА

    

    Климовы переезжали на Смоленскую улицу в новую квартиру. Екатерина Николаевна вечером постирала белье, а утром оно было серым от пыли. Складывая белье в таз, она ругала царицынский дождь, как здесь называли пыльные бури, а заодно ругала мужа Максима Максимовича, который ушел за машиной и как в воду канул. Вещи были собраны и уложены еще вчера, делать было нечего, и Екатерина Николаевна покрикивала на всех, кто попадался на глаза.

    Первым понял настроение хозяйки Рекс. Он выбежал за дверь и забился под крыльцо. Даже в самую сильную жару земля под крыльцом была влажной, и он любил лежать здесь и наблюдать за тем, что делается во дворе. Вслед за Рексом улизнул и Димка. В дальнем конце двора стал запускать «монаха»{1}.

Подхваченный ветром, «монах» рывками поднимался, до звона натягивая нитку, и неожиданно, клюнув носом, падал, запутавшись хвостом в траве, бился о землю.

    На крыльцо вышел Шурка. Посмотрев из-под руки на бледное за пыльным маревом солнце, подошел к Димке. Придавив босой ногой трепыхавшегося в траве «монаха», Шурка лениво протянул:

    – Иди отца поищи, мать велела. – И сообщил будто о чем-то радостном: – Ух и сердитая она сегодня!

    Димка вышел за калитку, огляделся. Небольшие домики и мазанки, ютившиеся на косогоре, жались друг  к другу, словно защищаясь от ветра. В переулке не было ни души, все спрятались от палящего солнца и пыльной бури. Даже многочисленное собачье племя притаилось в будках. Димка побежал вниз по переулку.

    Рекс хотел было увязаться за Димкой, но Екатерина Николаевна прикрикнула на него, и он снова укрылся под крыльцом.

    Димка прибежал, когда машина уже выезжала со двора. Максим Максимович и Шурка втащили его в кузов. Димка посмотрел на дом, который они покидали, на тетю Полю, на сидевшего рядом с ней Рекса, и ему стало жаль уезжать. Здесь было тесно, но зато весело. Особенно по вечерам, когда все были в сборе и играли в лото или читали вслух смешные рассказы Михаила Зощенко. «Теперь ничего этого не будет», – с горечью подумал он.

    Машина остановилась около старинного двухэтажного дома из красного кирпича. Парадная дверь оказалась незапертой. Екатерина Николаевна растерянно посмотрела на Максима Максимовича. Он первым прошел в квартиру.

    В углу гостиной на табурете стоял худощавый мужчина в парусиновом костюме и ярко-желтых щегольских ботинках. У него были гладко зачесанные черные волосы, галстук-бабочка под накрахмаленным воротником.

    – Вы что здесь делаете? – спросил Максим Максимович.

    – Пардон, с кем имею честь? – мужчина глянул на плотного, широкоплечего Максима Максимовича и спрыгнул с табуретки.

    Екатерина Николаевна возмутилась.

    – Я хозяйка квартиры, а это мой муж.

    – Значит, хозяева? – мужчина строго посмотрел на нее. – А я работник домоуправления, осматривал квартиру. – Он помахал листом бумаги. – Вот акт. Квартира в идеальном порядке, и вы должны его поддерживать. – Уходя бросил: – Мы будем контролировать.

    – Неприятный тип! – Екатерина Николаевна захлопнула дверь.

    – Значит, не стоит из-за него расстраиваться, – сказал Шурка. – Лучше посмотрим квартиру.

    Новая квартира нравилась Екатерине Николаевне, и она с удовольствием стала осматривать ее. Начали с гостиной – большой квадратной комнаты с тремя окнами на улицу и двумя на веранду. Стены украшал вычурный лепной карниз. Углы его венчали лукавые рожицы амуров. Скосив застывшие глаза на швейцарскую печь, облицованную цветными изразцами, они, похоже, сколько-то недоумевали: зачем их втиснули в эту чуждую им обстановку? С потолка из переплетенных цепей смотрел Прометей. Широкое, скуластое лицо, искаженное страдальческой гримасой, было явно не в ладу с формами барокко и смахивало на лицо казачьего атамана. Максим Максимович заметил, что титан страдает не от вечных мук, на какие обречен разгневанными богами, а от отвращения к позеленевшему медному крючку, что держит в зубах по прихоти купца, строившего дом. На крючок в былые времена вешали лампу – «молнию»; теперь его обвивал провод электрической лампочки.

    Из гостиной – дверь в комнату, отведенную Димке. Комната небольшая, с двумя окнами на улицу. Третья, совсем маленькая комнатка с узким окном во двор, напоминала монашескую келью. Тесная и неудобная прихожая дополнялась просторным коридором с «итальян- ским» окном во всю стену, выходившим во двор, и вторым окном – на улицу.

    К парадной двери вела деревянная лестница с резными перилами. Был и черный ход – под лестницей через темную комнату. Под ее полом – погреб с тяжелой крышкой и массивным медным кольцом вместо ручки. Двери запирались толстыми крючками.

    В этом доме все было добротно, прочно и надежно. Максим Максимович же назвал это сочетанием безвкусицы и пошлости с примесью мещанства. Екатерине Николаевне квартира нравилась, особенно ее светлые комнаты с затейливой вязью карнизов и белизной стен. Она сказала:

    – Мы так никогда не жили.

    Шурка и шофер помогли втащить наверх вещи и распрощались. Осталось немного: расставить все по местам. Но это оказалось не так-то просто. Начали с Димкиной комнаты. Он хотел спать у окна, а Екатерина Николаевна об этом не желала слышать. Максим Максимович вступился за Димку:

    – Да ведь второй этаж.

    – Нет! Не будет он спать у окна.

    Екатерине Николаевне было неловко объяснять причины своих страхов, ибо шли они от некоего суеверия. Еще давно, когда Димке было пять лет, оставив его спящего, она ненадолго отлучилась. Он, проснувшись, испугался тишины пустого дома, разбил оконное стекло и в ночной рубашке, босиком, побежал разыскивать ее. Зима была холодная, Димка сильно простудился и почти месяц пролежал в горячке. Только мать знала, что она пережила у его постели…

    Димка снял абажур и вынес на веранду. Когда он вернулся, Максим Максимович и Екатерина Николаевна спорили из-за маленькой комнаты. Максим Максимович хотел сделать в ней рабочий кабинет, а Екатерина Николаевна облюбовала ее для своих нужд.

    – Хватит спорить, а то мы до утра не управимся, – сказала она и распорядилась: – Несите сундук в Димкину комнату.

    Максим Максимович не двинулся с места.

    – Дима, бери, – Екатерина Николаевна взялась за ручку сундука. Максим Максимович подмигнул Димке; тот сел на сундук.

    – Это что, бунт? – спросила Екатерина Николаевна.

    – Поставь мою кровать к окну. Отдай папе комнату, – пристукивая ладонями по крышке сундука, потребовал Димка.

    – Ах вы, мучители, убирайтесь отсюда! – Екатерина Николаевна выпроводила их в прихожую и закрыла дверь.

    Максим Максимович заглянул в маленькую комнату:

    – Хороший бы кабинет здесь получился…

    – Хороший, – подтвердил Димка и, покосившись на закрытую дверь, из-за которой доносился шум передвигаемых вещей, сказал: – Давай займем эту комнату, пока мама там.

    – Попадет нам за самоуправство!

    – Не бойся, не попадет. Это она так, для виду ругается.

    – Правильно, – решился Максим Максимович. – И нас большинство к тому же.

    Они внесли в комнату письменный стол и кушетку. Максим Максимович оглядел комнату.

    – И для книжного шкафа место осталось. На стол поставим лампу с зеленым абажуром, и будет замечательно.

    Эта комната была маленькая и потому уютная. Ее окно выходило во двор. Куст сирени легонько постукивал в него, как бы приглашая: посмотри, как вокруг хорошо! Максим Максимович распахнул окно. Во дворе была тишина, только верхушки кленов раскачивались, напоминая о пыльной буре. Стены дома и флигеля и высокий забор надежно защищали двор от ветра. Около флигеля тоже росли кусты сирени, а между ними, под окнами, была разбита клумба. Вдоль веранды, увитой диким виноградом, выстроились клены. Сирень и клены, словно зеленый забор, отгораживали флигель от остальной части двора. Пахло мятой и цветами.

    В комнату заглянула Екатерина Николаевна.

    – Управились, голубчики, распорядились! – голос звучал строго, а глаза смеялись. Димка понял, что она совсем не сердится.

    

* * *

    

    Павел Нулин, по прозвищу Пашка Нуль, имел веские причины побывать в квартире, которую заняли Климовы. Когда-то этот дом принадлежал купцу Прохорову. В революцию Прохоровы бежали из Царицына. А недавно Прохоров-младший появился. Рассказал Пашке:

    – Вы, Паша, – дворянин, и вместе с тем, как я узнал, э-э-э… умеете проникать в чужие квартиры. Мой папаша кое-что припрятал в старом доме. Так, пустячки. Ценные для семьи бумажки, записки. Помогите их добыть, и получите вознаграждение.

    Прохорова - бывшего офицера-деникинца и карателя – опознали на улице и арестовали. Но не его судьба волновала Пашку. Судьба тайника в доме купца волновала. Случай найти его представился: одни жильцы выехали, вторые не въехали. Придумав на случай назваться управдомом, Пашка вошел в пустую квартиру. Управдомом он назвался, а тайник найти не успел. А был уверен – ценности в нем не только семейные. Купцы не отличались сентиментальностью и вряд ли стали бы искать фотографии, письма и прочий вздор.

    Всю ночь не мог уснуть Пашка после своей неудачи. В комнате было душно, и Пашка вышел на улицу. Воробьи, истомившиеся за время пыльной бури, встретили оголтелым чириканьем. Утро было светлое, радостное, и только запыленные окна и листья напоминали о вче- рашней буре. Пашка, занятый своими мыслями, бесцельно бродил по улицам и не заметил, как очутился перед домом Климовых. Хлопнула дверь, и на улицу вышел Максим Максимович. Пашка подождал, когда он скроется за углом, подошел к двери и, чуть приоткрыв ее, прислушался. Наверху кто-то беззаботно напевал: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…» На лестнице послышались легкие шаги, Пашка отскочил от двери и спрятался за угол флигеля. Вышла Екатерина Николаевна, невысокая, ладная, в светлой шелковой кофточке и серой юбке. Закрыв дверь на цепочку, она поправила темные волосы и прошла мимо Пашки.

    «А ты и в самом деле прекрасная маркиза, – подумал Пашка, – ну пой, что у тебя все хорошо, маркиза».

    Оглядев улицу, Пашка вошел в коридор, запер дверь на крючок и бегом поднялся по лестнице. Вот она, заветная дверь, за которой где-то спрятано Пашкино будущее счастье. Пашка потянул дверь, но ее крепко держали два замка – простой внутренний и английский. Инструментов открывать замки при Пашке не было, и он беспомощно оглянулся, не зная, что предпринять: видно, сказалась бессонная ночь. Вдруг он вздрогнул и насторожился. Ему показалось, что во дворе кто-то есть. Пашка выглянул в окно веранды. Никого… Вернулся в прихожую, еще раз осмотрел замки.

    В этом доме, на первом этаже, жила его давняя знакомая – Юлька-воровка. Юльки дома не оказалось. «Что, если она сегодня не придет?» – с беспокойством подумал он, зная, что если Юлька загуляла, то может не появиться дома несколько дней.

    Однако он сел во дворе на скамейку, твердо решив дождаться Юльку.

    

* * *

    

    Юлька совершала утренний обход базара. Иногда она останавливалась и копалась в овощах и фруктах. Покупатели подозрительно косились на нее, спешили отойти. Многие торговки уже знали Юльку-воровку и при ее приближении молча двигали к краю прилавка огурец, помидор, свеклу, картошку… Юлька принимала все, а торговки не хотели с ней связываться: она могла поднять скандал и надолго отпугнуть покупателей.

    Прохаживаясь между рядами, Юлька небрежно смахивала дары торговок в объемистый зембель. Юлька любила потолкаться в толпе покупателей, подразнить торговок, но зембель быстро затяжелел, и она вышла с базара. В своем дворе увидела Пашку. Это встревожило: он приходил только по делу. А уж она-то знала, какие у Пашки дела! Юлька попятилась, но Пашка уже приветливо помахал ей. Любезно раскланявшись, кивнул на зембель:

    – Ничего куш отхватила.

    – Пошел ты! – огрызнулась Юлька, стараясь прошмыгнуть в дверь.

    – У меня к вам разговор, Юлия Даниловна, – Пашка отвернул полу пиджака и показал бутылку.

    – Пойдем, Пашенька, пойдем, – засуетилась подобревшая Юлька.

    С того дня, как Пашка был здесь в последний раз, в комнате Юльки ничего не изменилось: старый сундук, топчан, на нем тряпье, прикрытое серым байковым одеялом, вместо подушки – стеганая фуфайка. Посреди комнаты – стол с неприбранной посудой.

    – У вас здесь уютно, Юлия Даниловна, – окинув беглым взглядом комнату, оценил Пашка. – Знаете, такой живописный беспорядок, как в мастерской художника, – продолжал он и, как бы между прочим, спросил: – У вас, кажется, новые соседи появились? Вы их видели?

    – Какие соседи? Первый раз слышу! – соврала Юлька, присматриваясь к Пашке и не понимая, куда делись его наглая самоуверенность и откровенное презрение, с которым он всегда относился к ней. «Что-то ты, Пашенька, очень вежливый сегодня. Видать, крепко я тебе нужна». Накрыв кое-как стол, спросила напрямую:

    – Зачем пришел?

    – Взбодритесь сначала, Юлия Даниловна. Они выпили вина, и Пашка стал объяснять:

    – Надо бы все-таки познакомиться с твоими новыми соседями. Одному наносить им визит неловко.

    – Стало быть, не с соседями, а с их квартирой. Знакомиться будешь ты, а мое дело смотреть, чтобы никто не помешал знакомству?

    Пашка зааплодировал:

    – Юлия Даниловна! Вы – гений!

    Парадная дверь в квартиру Климовых по-прежнему была не заперта. Пропустив Юльку вперед, Пашка оставил ее у двери, прошел в темную комнату и, убедившись, что дверь во двор заперта, вернулся к Юльке. Они поднялись наверх. Юлька осмотрела дверь, вынула из волос шпильку и сунула в прорезь английского замка. Он, тихо щелкнув, открылся. Внутренний замок открыть было нечем. Осмотрев прихожую, Юлька вышла на веранду и, увидев на веревке белье, сдернула пару рубашек. Объяснила:

    – Как бы не пересохли.

    – Брось! – Пашка вырвал у нее рубашки и швырнул их на веревку. – Ты зачем пришла? Стой у окна, следи за улицей.

Но вблизи окна был какой-то шкаф. Едва Пашка пригнулся к скважине, пытаясь понять, как открыть проклятый замок, как Юлька заглянула в шкаф. Из него, гремя, выкатилась кастрюля.

    – Тише ты! – зашипел Пашка и ткнул Юльку кулаком в бок. Она потеряла равновесие и, падая, уцепилась за шкаф. Шкаф покачнулся, с полок посыпались горшки, банки и наперегонки покатились по лестнице.

    – Ух ты, жертва коллективизации! – Пашка пнул испуганно таращившую на него глаза Юльку.

    

* * *

    

    Димка проснулся от чувства неясной тревоги. Приоткрыл глаза, осмотрелся. Яркое солнце заглядывало в комнату. В его лучах, медленно кружась, плавали пылинки. Солнечные зайчики мирно лежали на полу. «Наверно, боязно оттого, что на новом месте», – подумал Димка и стал одеваться. Но тут ему показалось, что в коридоре кто-то ходит. Он прислушался. За дверью что-то загремело. «Отец Рекса привел!» – обрадовался Димка и, выбежав в прихожую, замер. Рядом со шкафом и битой посудой стояли незнакомые женщина и мужчина. Оба воззрились на Димку почти в испуге. Первым опомнился мужчина. Спросил елейным голосом, как иные взрослые говорят с совсем уж маленькими:

    – Ты один, мальчик?

    При этом он так осклабился, что Димка враз понял: очень недобрый гость перед ним, и испугался. Испуг скрыть не смог, и «гость», поняв, что мальчишка один, стремительно шагнул к нему.

    

ОБРАЗОВАННЫЙ РЕКС

    

    Максим Максимович пришел на старую квартиру. Хотел – взять Рекса и сразу идти домой, но Полина Ивановна усадила пить чай. Угощая его, она расспрашивала о новой квартире. Максим Максимович выпил чаю, ответил на все вопросы, выслушал все советы, а когда собрался уходить, Полина Ивановна вдруг вспомнила о каких-то вещах, забытых при переезде.

    – Нет-нет, мне некогда, – запротестовал он, – как-нибудь в следующий раз.

    Когда Максим Максимович вышел в переулок, собаки, скучающие в тени домов, бросились было его облаять, но, увидев Рекса, скрылись за заборами своих дворов и залились лаем оттуда. Рекс, как и подобает породистому псу, шел рядом с Максимом Максимовичем, не обращая внимания на дворняг, чья участь в том и состоит, чтобы облаивать прохожих из подворотен.

    Около Астраханского моста Рекс свернул к Царице. Максим Максимович дернул за поводок и хотел идти дальше, но Рекс, повизгивая, тянул к воде.

    – Купаться захотел? – недовольный задержкой, спросил Максим Максимович.

    Рекс завилял хвостом и заюлил у ног хозяина на брюхе.

    – Ох и разбаловал тебя Димка, – Максим Максимович погрозил Рексу пальцем. Посмотрел на палящее солнце, вытер платком лоб и согласился:

    – Ну, да уж ладно, купайся, негодник ты этакий.

    

* * *

    

    Когда Пашка устремился к Димке, тот, шустрый мальчонка, отпрянул, захлопнул дверь и защелкнул задвижку. В тот же миг дверь рванули, задергали… Задвижка с каждым рывком могла сорваться. Димка прижал ее рукой, снял с гвоздя запасной ключ и заперся на замок. Удары в дверь прекратились. Димка затаился, прислушиваясь. Из прихожей доносились возня и прерывистое дыхание.

    Димка понимал, что те, за дверью, снова попытаются открыть ее. Он заметался по комнате, подбежал к окну, высунулся, но на улице не было ни души. «Попал как в мышеловку, – подумал Димка, – откроют дверь, бежать будет некуда. Разве только по карнизу?» Он влез на подоконник и в нерешительности остановился. «А что скажет мать, когда узнает?» Дверь снова задрожала под градом ударов. Раздумывать было некогда, Димка спустился на карниз и осторожно двинулся к водосточной трубе. Пока держался за подоконник, передвигаться было легче, а когда выпустил его край, показалось, что карниз стал уже, а пальцы, цеплявшиеся за выступы в стене, вот-вот сорвутся. Добравшись до водосточной трубы, прижался к стене и, немного передохнув, спу –стился вниз, перебежал улицу, свернул за угол и помчался по Нижегородской. Тут его окликнул Максим Максимович. Димка бросился к нему.

    – Скорей домой!

    Максим Максимович и Рекс сразу поняли, что произошло нечто из ряда вон выходящее, и все трое без лишних слов понеслись к дому.

    В коридоре было как после погрома: у порога парадной двери лежали старые кастрюли, лестница была усыпана битым стеклом и черепками. Максим Максимович вынул ключи и прошел в прихожую. Дверь в квартиру оказалась запертой изнутри. Он постучал в дверь и крикнул:

    – Кто там? Открывай!

    – Там никого нет, – сказал Димка. – Это я заперся.

    – Как же ты очутился здесь?

    – В окно. Я сейчас… – Димка побежал вниз. Максим Максимович поймал его, когда он начал взбираться по водосточной трубе.

    – Стоп, ты свое сделал. – Он осмотрел стену, потрогал трубу. – Да тут свободно можно свернуть шею.

    Максим Максимович взобрался по водосточной трубе на карниз, прижимаясь к стене, прошел к окну, взялся за край подоконника и, напружинившись, прыгнул в комнату. «Все ж ловкий папка!» – с гордостью подумал Димка и вернулся в дом.

    Максим Максимович вышел на веранду, повертел в руках кастрюлю и положил в шкаф.

    – Не пойму, зачем лезли? Если хотели обворовать, то к чему этот погром?

    – Тот лез, из домоуправления, который вчера у нас был, – сообщил Димка.

    – Ты не ошибся?

    – Нет. Он был в другом костюме, а ботинки те же, что и вчера, – желтые… С ним еще тетенька была. Ее я не успел рассмотреть.

    – Работник домоуправления… Странно. Ну что ж, это нетрудно проверить, – Максим Максимович еще раз осмотрел веранду и лестницу.

    Димка предложил:

    – Давай Рекса по следу пустим.

    – У нас же ничего не пропало, и ничего мы никому не докажем. Нам же и попадет, если Рекс кого-то укусит. Ну, мне пора, а ты наведи порядок и ничего не бойся. Ты теперь с Рексом, и жулики сюда не сунутся.

    – Так я не пугался, – обиделся Димка.

    – Ну-ну, герой, – Максим Максимович хлопнул его по плечу. – Смотри, маме об этом ни слова. А то начнет переживать.

    Собирая в ведро битое стекло и черепки, Димка думал: «Почему, когда остаешься один, то страшно, а если с кем-нибудь вдвоем – с отцом или даже с Рексом, – ни капельки? Может быть, я трус? Павлик Морозов не побоялся кулаков, а я каких-то жуликов испугался. Ну я теперь тоже не буду бояться».

    Димка вошел в темную комнату и закрыл за собой дверь. «Совсем не страшно, – он сел на пол. – Вот буду сидеть здесь хоть целый час, и не испугаюсь».

    Дверь скрипнула, вошел Рекс, ткнул Димку мокрым носом в щеку.

    – Рекс, видишь, я совсем не боюсь! – похвастал Димка и приказал: – Неси намордник, пойдем ведро выносить.

    Рекс выбежал и тут же вернулся с намордником в зубах.

    Со двора дом казался низким, приземистым, будто вросшим в землю, и походил на крепость. Высокие заборы, отделяющие двор от Смоленской и Нижегородской улиц, и мрачная стена старой школы с узкими окнами на втором этаже, замыкающая двор, тоже напоминали крепостные стены. Этот «средневековый» вид нарушал только низкий заборчик из штакетника, отделяющий двор от школы. Как опытный военачальник, закаленный в уличных драках, Димка сразу определил: здесь уязвимое место. Увидев в дальнем углу двора кучу кирпича, он решил укрепить слабый участок. Начертив на земле план будущего бастиона, Димка стал возводить стены. Рекс сначала заинтересовался его работой, но вскоре ему это наскучило и он убежал за сарай.

    Димка работал c увлечением, и крепостная стена быстро росла. Пришло время делать бойницы, он побежал в сарай за дощечками для перемычек.

    Когда Димка вышел из сарая с охапкой дощечек, то увидел: строительство порушено. По рассыпанным кирпичам топтался рыжий мальчишка. Димка бросился к диверсанту. Тот ловко увернулся и, выдернув у него дощечку, ударил по голове. Остальные дощечки с шумом посыпались у Димки из рук. Рыжий снова замахнулся. Димка зажмурился и услышал дикий вопль противника. Открыв глаза, он увидел рыжего, лежавшего навзничь с округлившимися от ужаса глазами, и грозно рычавшего над ним Рекса. Димка схватил пса за ошейник и попытался оттащить. Но рассвирепевший Рекс остервенело рвался к перепуганному насмерть рыжему. Опомнившись, Димка скомандовал:

    – Рекс, фу!

    Командам Рекс подчинялся. Битва окончилась. Рыжий, сидя на земле, тихонько всхлипывал. Димке даже стало жалко его.

    – Больно? – спросил он.

    – Больно, больно, – передразнил рыжий. – На тебя бы такая страсть прыгнула! – успокоившись, спросил: – Тебя как звать?

    – Димка.

    – А меня – Васькой. Мы живем в старой школе.

    Во двор вошла женщина лет сорока в ситцевом платье и чувяках на босу ногу. У нее было узкое лицо с маленькими, беспокойно бегающими глазами и горбатым носом над толстыми губами.

    – Смотри, Юлька-воровка. Опять выпила, – показал Васька и крикнул: – Тетя Юля, как дела?

    Юлька – воровка остановилась, сипло ответила:

    – Фартово, рыжий!

    – Ты смотри, – удивился Димка. – Я тоже, как увидел тебя, то сразу подумал: вот рыжий!

    Юлька – воровка, покачиваясь, подошла.

    – А ты, чернявый, где я тебя видела?

    – Тетя Юля, он первый раз во двор вышел, – сказал Васька. – Где же вы могли его видеть?

    – Может быть, может быть. – Она присела у забора и запела:

    Фонарь качается, мильтон ругается,

Фонарь качается на ветру.

А я несчастная, торговка частная,

Стою и бублики я продаю.

    Димка провел по лицу ладонью, спросил:

    – Васька, а тебе нравится эта песня?

    – Какая?

    – Та, что Юлька-воровка поет. Васька ответил:

    – Мне нравятся «Тачанка», «Каховка» и про конницу Буденного.

    Димке эти песни тоже нравились, и он уже готов был разоткровенничаться, но сдержался и спросил еще:

    – У тебя отец где работает? – Димка не раз слыхал от отца: «соцпроисхождение человека знать важно».

    Васька ответил простодушно:

    – Слесарь в депо.

    Димка улыбнулся своей подозрительности: вихрастый, задиристый Васька в полинявших от бесчисленных стирок рубашке и штанах, босой к тому же, никак. не мог походить на кулацкого или буржуйского сынка. И Димка стал рассказывать Ваське о себе, как самому лучшему другу.

    Юлька, дремавшая у забора, очнулась, спросила

– О чем поете, чижики?

    – Он мне кино рассказывает, тетя Юля, – сказал Васька и подмигнул Димке.

    – Кино… – пробормотала Юлька и снова прикрыла глаза.

    – Расскажи, кто такая Юлька-воровка и почему ее так зовут, – попросил Димка.

    – Спекулянтка. Селедкой спекулирует. И что под руку подвернется, то и украдет.

    – Как селедкой? – удивился Димка. – Ее же в магазине полно.

    Васька объяснил:

    – В том и дело, что полно. Юлька берет в магазине самую дешевую селедку, смажет ее постным маслом, чтобы казалась жирней, и на вокзал. Курортники и командировочные вечно торопятся и хватают все подряд. А тут Юлька: «Кому селедочки? Залом каспийский, иваси…» Они не соображают, что иваси ловят на Тихом океане, а на Волге ею и не пахнет. Спросят иваси, Юлька сует им селедку заржавленную, а сдерет раз в пять дороже. Спросят залом – опять сунет селедку такую же. Поезд уйдет, пусть потом разбираются. А ты говоришь, что в магазине полно!

    Васька помолчал, потом проговорил:

    – Не пойму, куда мог деться Мишка?

    – Какой Мишка?

    – Дружок мой, – Васька улыбнулся. – Он здесь недалеко живет. Айда к нему?

    – Сейчас мать с работы придет. Пойдем лучше к нам?

    Тут с высоты балкона раздался женский голос:

– Василий, ты опять привел в наш двор какого-то хулигана?

    На балконе стояла высокая, худая женщина в черном платье с широкими рукавами. Ветхий, с прогнившими досками балкон был подперт двумя столбами. Юлька сразу стряхнула дремоту:

    – Ты что кричишь, карга колченогая?! Людям покоя не даешь!

    – Это Эмилия Наумовна, – сказал Васька про женщину на балконе, – сейчас начнется представление.

    Юлька проворно устремилась к балкону.

    – Я тебя вытряхну из твоего гнезда! – Она стала раскачивать подпиравший балкон столб. Балкон заскрипел, из прогнивших досок посыпалась труха.

    – Лева, эта пьяница нам балкон сломает! – закричала Змилия Наумовна. – Позвони в милицию.

    В дверь выглянул худой мальчик с бледным, болезненным лицом:

    – Мама, не надо. Пойдем.

    Во двор вошла Екатерина Николаевна, схватила Юльку за плечо.

    – Что вы делаете? Прекратите!

    Екатерину Николаевну Юлька почему-то испугалась и быстренько ретировалась в свою квартиру. Димка похвастался Ваське:

    – Моя мать ничего не боится. Васька сказал другое:

    – Без Юльки ваш бы двор был скучный. А с ней – веселей, чем в цирке.

    

ПРОИСКИ ЮЛЬКИ-ВОРОВКИ

    

    Димка надел Рексу намордник и пристегнул к ошейнику поводок:

    – Пойдем гулять.

    Рекс зарычал и рванулся к черному ходу. Димка оглянулся. В дырку от выпавшего сучка кто-то заглядывал. Димка сбежал пр лестнице, выглянул на улицу и заметил Юльку-воровку, юркнувшую во двор. Из ворот школы вышел Васька, увидел Димку.

    – Чуть не опоздал. Мамка в магазин за хлебом посылала. А ты куда собрался?

    – Рекса надо отвести к ветеринарному врачу. Пойдешь со мной?

    В приемной ветеринарного врача ожидали очереди три старушки и сухонький старичок. Старушки сидели вдоль стены, придерживая на коленях корзинки. Из двух корзинок выглядывали круглые кошачьи морды, а из третьей – маленькая собачонка со слезящимися глазами. Одна из старушек, в белом платочке, шамкая беззубым ртом, с жаром шептала своим товаркам:

    – И не спорьте, милые, и не спорьте…

    С ней никто и не думал спорить. Ее подружки, склонившись над своими корзинками, мирно посапывали. Старичок обнимал клетку, накрытую черным платком.

    Увидев Рекса, кошки зашипели, собачка визгливо затявкала. Димка направился к двери в кабинет врача. Старушка с собачкой рванулась вперед и загородила дверь. Корзинка накренилась, и перепуганная собачонка шлепнулась на пол. Рекс придавил ее лапой, и она завизжала так, что зазвенело в ушах. Старушка заголосила. Дремавший старичок ошалело вскочил со стула. Клетка выпала из его рук и покатилась. Сидевший в ней попугай, напуганный шумом и падением, закричал:

    – Дур-р-рак… Дур-р-рак… Хам… Лапотник…

    – Замолчи, Деникинец, замолчи… – старичок, запутавшись в платке, никак не мог накрыть им клетку.

    Энергичным толчком раскрыв дверь, на пороге появился врач.

    – Марш в кабинет! – приказал он ребятам и спросил у старичка: – Ваш ученик?

    Старичок накрыл клетку, и попугай, лишенный аудитории, замолчал. Старичок же объяснил:

    – Мне не до шуток. Этот говорун у белого офицера получал воспитание. А у меня внучка в школу ходит…

    – У вас родственники есть? – спросил врач.

    – Есть.

    – Вот вы и подарите его кому-нибудь из них, пусть развлекается. Я же, скажу откровенно, отучить попугая болтать, что не нужно, не смогу. Как в песне поется: «Бессильно тут наше искусство».

    – Гениальное поистине просто! – воскликнул старичок, подхватил клетку и поспешил поскорее осчастливить кого-нибудь из своих ближних.

    Врач, улыбаясь, посмотрел ему вслед и открыл дверь кабинета. Васька тоже вошел и с ходу стал трогать всякие флаконы и инструменты.

    – Марш в коридор! – врач дал Ваське подзатыльник, сел за стол и, покопавшись в бумагах, спросил: – Как зовут?

    – Димка, то есть Дмитрий.

    – Не тебя. Собаку.

    – Рекс, – смутившись, ответил Димка.

    – Возраст? – заполняя карточку, продолжал спрашивать врач.

    Димка замялся. Он не знал точно, сколько лет Рексу.

    – Документы на него есть? Димка потупился.

    – Так я и знал, – врач поморщился. – Когда ведешь собаку на прием, нужно брать документы. Показывай, что у него болит?

    Врач долго и внимательно осматривал Рекса. Сказал:

    – Из-за этого не стоило приходить. Смажешь касторовым маслом, и все пройдет. – Провожая Димку к двери, он добавил: – Да береги собаку. Хороший у тебя пес, за таких государство валютой платило.

    – Как валютой? – не понял Димка.

    – А вот так. После гражданской войны у нас не было служебных собак, и приходилось покупать их в Германии и Дании. Теперь ясно?

    Димка кивнул.

    Когда вышли за ворота ветеринарной лечебницы, Димка спросил:

    – Васька, ты знаешь, что такое валюта? Врач говорит, что таких собак, как Рекс, покупают в Германии, и не за деньги, а за какую-то валюту.

    – Тебе-то что?

    – Ничего, просто спросил, что такое валюта. Я думал, ты знаешь.

    – Ты что привязался с этой валютой? – вскипел Васька. – Нужна она мне, как Рексу нюхательный табак!

    «Наверно, злится, что врач дал по шее», – подумал Димка, а Васька, показав на высокого, загорелого мальчишку в синих хлопчатобумажных штанах и красной майке, что шел по другой стороне улицы, крикнул:

    – Мишка, иди сюда!

    Мишка подошел, спросил у Васьки:

    – Где ты ходишь? Два раза был у тебя… – он пригладил непослушный светло-русый хохолок, топорщившийся на макушке, и изучающе посмотрел на Димку.

    – Вот, познакомься с Димкой. Он теперь здесь живет.

    – Пошли к нам, – предложил Димка. – Скоро отец придет, может, пойдем на Волгу рыбу ловить.

    Мишка и Васька согласились. Димка открыл парадную дверь и провел их под лестницу, где хранились сетки, бредень, складные бамбуковые удилища и еще много разных предметов, необходимых в рыбацком деле, при виде которых у Мишки и Васьки разгорелись глаза.

    Димка взял бредень, понес на веранду, чтобы проверить его к приходу отца. Вдруг Рекс зарычал и бросился к двери. Димка выглянул в окно.

    – Быстрей сюда! – закричал Димка. – Смотрите, – он показал на переходившую улицу Юльку. – Она опять к нам в дверь подглядывала.

    – Стоило из-за этого крик поднимать, – рассердился Мишка.

    – Я тоже как дурак схватился, – поддержал Мишку Васька. – Думал, правда что-нибудь случилось. А он Юльку увидел и орет, как резаный.

    – Ничего-то вы не понимаете, – обиделся Димка. – У нас тут такое было!… – Он рассказал о вторжении в квартиру «управдома» и какой-то женщины. – Я тогда знаешь как напугался? У него морда злая стала, я насилу успел дверь перед ним захлопнуть. А тетку ту с перепугу и вовсе не разглядел. А теперь уверен – то Юлька-воровка была.

    – Дядька какой из себя?

    – Усики. И ботинки желтые.

    – Вон что! – оживился Васька. – Он такой же управдом, как я архимандрит. Это Пашка Нуль, ворюга и мошенник.

    – Почему же он не в тюрьме?

    – Не пойман – не вор. Но тоже точно: сколько вор ни воруй, все равно поймается.

    Мишка предложил:

    – Надо придумать, как Юльку отвадить в дырку подглядывать. Неспроста она это. Чего-то они с Пашкой у вас спереть хотят.

    – Придумал! – объявил Васька. – Мы ей чернила плеснем.

    Сказано – сделано. Чернила налили в баночку, баночку поставили в уголок у дверей.

    Вскоре они увидели возвращающуюся во двор Юльку и быстро заняли позицию у двери с выпавшим сучком.

    Юлька прошла мимо двери и в дырку не заглянула. Другая забота у нее появилась. В очередном вояже по базару она нашла значок. С трудом прочитала буквы на нем: «ГСО», ничего не поняла и остановила проходящую девушку.

    – «Готов к санитарной обороне», – расшифровала она.

    – Так, так… – что-то обдумывая, пробормотала Юлька. – Значит, готов к санитарной обороне…

    Рассматривая значок, Юлька вспомнила: такие значки были у активисток из Общества Красного Креста, что собирали средства в помощь испанским детям. В то время судьба испанских детей ее не интересовала, и активистки ушли от нее ни с чем, а сейчас у нее возникла мысль: что, если попробовать и ей заняться сбором средств? Юлька в этот раз не брала «дары» у торговок, а только у некоторых сгребала мелочь. Торговки провожали ее недоумевающими взглядами, а когда увидели, что она купила в киоске газеты, и вовсе удивились.

    Дома Юлька поспешно разложила газеты. Про Испанию не вычитала. Вычитала о наводнении в Китае: «После продолжительных ливней река Хуанхэ вышла из берегов и нанесла большой ущерб… Жители нескольких провинций остались без крова и пищи…» Во второй, совсем небольшой заметке говорилось о голоде в Индии – этом постоянном биче многомиллионного народа.

    – Сколько в мире несчастий! – удивилась Юлька. Ради задуманного она надела свое лучшее платье и приколола значок ГСО. Оглядев себя в зеркало и убедившись, что вид у нее вполне благопристойный, взяла несколько газет и отправилась в райком Красного Креста.

    

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ДОМИК

    

    Мишка, Васька и Димка решили сходить в театр юного зрителя. Пришли задолго до начала спектакля.

    – У нас еще два часа, – сказал Васька. – Махнем в кино на «Снайпера»?

    Мишка посмотрел на Димку, вырядившегося в костюм из белой рогожки, на высоченные, с колючей проволокой поверху ворота, через которые лежал путь к запасному выходу кинотеатра, поморщился:

    – Разве Димка полезет в таком костюме?

    Димке стало неловко, что Мишка и Васька не попадут из-за него в кино, и он уже хотел сказать, что попробует как-нибудь перелезть, но Мишка внес более безопасное для костюма предложение:

    – Пошли на Царицу.

    Они спустились к Астраханскому мосту. Весной, когда Волга разливалась и пополняла Царицу водой, здесь было много мальчишек. Они плавали от берега к берегу, ныряли с Астраханского моста и загорали на прибрежном песке.

    Мишка и Васька прошли к железнодорожному мосту, разделись и бросились в воду. Димка пошел посмотреть, чем занимаются мальчишки на берегу озерца. Один размахнулся и бросил в воду воробья, привязанного за ногу суровой ниткой. Легкие круги, поднятые его падением, еще не коснулись берега, как он вынырнул и отчаянно замолотил крыльями, стараясь удержаться на поверхности. Мальчишки стали лепить комья из мокрого песка и бросать в воробья. Воробей пискнул и скрылся под водой.

    Димка бросился к мальчишкам и сбил одного с ног. Тот вскочил и с криком побежал прочь. Его товарищ, отпустив воробья, вцепился в Димку…

    Мишка и Васька услышали крики и прибежали на помощь.

    – Трое на одного?! – взмолился мальчишка. – Сладили, да?

    Мальчишку отпустили, воробья спасли, но Димкин костюм безнадежно погиб. Озеленил его о траву Димка в схватке с мальчишкой. Васька предложил свои услуги:

    – Давай я его тебе постираю? Я себе штаны стирал, и ничего. Получалось.

    – Вот и стирай штаны, а тужурку я сам постираю, – не совсем доверился Димка Ваське.

    Стирали на совесть. И отполаскивали, и песком терли, и снова отполаскивали. Первым с задачей справился Димка. Он выжал тужурку и, встряхнув ее, осмотрел: тужурка превратилась в грязно-серую тряпку.

    – Так вот почему она называется Царицей, – рассматривая тужурку, задумчиво проговорил Димка, вспомнив рассказ отца, что Царица – переделанные русскими татарские слова: «ары и су, что значило – желтая вода.

    – Са-ры-су, ца-ры-су, ца-ри-ца, – по слогам повторил Димка

    Васька спросил у Мишки;

    – Может быть, он того… из-за тужурки своей?

    – Сам ты «того»… Бешеные воды боятся, а он стиркой занимался.

    Димка еще раз осмотрел будто жеваный костюм.

    – Вот и сходили в ТЮЗ. Мишка только рукой махнул.

    – Какой уж теперь ТЮЗ!

    – Пойдем к тете Поле, может быть, она что-нибудь сделает? – попросил Димка.

    – Сходим, конечно сходим, – сразу же согласились, Васька и Мишка.

    Тети Поли дома не оказалось, и Димка повел друзей к низкому, обветшалому домику в глубине двора. Переступив порог, Мишка и Васька остановились, разинув рты от удивления. На стенах были развешаны старинные пистолеты, шпаги и еще какие-то предметы, назначения которых они не знали. На полу стояли ящики разных размеров, разрисованные картинками из восточных сказок. На одном из них, в непринужденных позах, расположились куклы.

    – Вот это Пьеро, – показал Димка на куклу в белом шелковом камзоле с широкими рукавами. –

    Васька взял куклу, восхитился:

    – Вот бы Зинке такую.

    – Не хочу к Зинке! – пискнула кукла. – Поставь меня на место.

    Васька от неожиданности вздрогнул и уронил игрушку. Она стукнулась об пол и плаксивым голосом запищала:

    – Хулиган! Разве здесь мое место?

    Васька обалдел окончательно. Мишка и Димка тоже стояли ошеломленные, не понимая, почему же кукла заговорила. В дверь заглянул Василий Михайлович:

    – Кто здесь?

    – Дядя Вася, это мы, – сказал Димка. – Я хотел показать Мишке и Ваське, как тут…

    Василий Михайлович поднял с пола Пьеро.

    – Спасибо, папа Вася, – пропищал он. Василий Михайлович погладил его по голове.

    – Досталось тебе от ребят?

    – Ничего, в жизни артиста и не такое бывает.

    – Дядя Вася, покажите что-нибудь, – попросил Димка.

    – Просьбу зрителей мы всегда уважим. Василий Михайлович подошел к ящику, на крышке которого был изображен индус в халате, шароварах, туфлях с загнутыми вверх острыми носами и зеленой чалме с большим изумрудом, испускающим яркие лучи. Он стоял, подняв руки, и смотрел строгими темными глазами.

    Василий Михайлович вынул из ящика пять шариков из пожелтевшей от времени слоновой кости, положил на ладонь, подмигнул ребятам и стал один за другим бросать их в рот. Потом достал из ящика коробку, сунул в рот папиросу, чиркнув спичкой, очертил в воздухе круг и прикурил. Папироса вспыхнула, рассыпая искры, как бенгальский огонь, и исчезла в клубах пламени. Василий Михайлович схватился за голову, испуганно вращая глазами. Ребята видели, что он хочет что-то сказать, но пламя, вырывающееся изо рта, мешало ему. Наконец он догадался, что нужно сделать, и прикрыл рот ладонью. Огонь потух. Василий Михайлович поперхнулся, закашлялся, удивленный чем-то, сунул палец за щеку и стал вытягивать оттуда разноцветную ленту. Она ложилась кольцами у его ног, и казалось, что ей не будет конца. Но когда лента кончилась, он облегченно вздохнул:

    – Вот «заколдованный домик», хоть не заходи сюда: всегда что-нибудь случится.

    – А где шарики? – спросил Мишка.

    – Какие шарики? Ах, эти, которые я проглотил! Сейчас поищем… – Василий Михайлович ощупал себя и, огорченно вздохнув, развел руками: – Нет, – потом замер, к чему-то прислушиваясь, и вдруг схватил себя за ухо. – Ага, голубчик, попался! – вынул из уха шарик и тут же – второй. – Теперь посмотрим здесь, – он ощупал второе ухо. – Вот они где, голубчики, – он вынул еще два шарика, положил на ладонь и показал ребятам. – Все?

    – Еще один! – хором закричали они.

    – У меня больше нет, – развел руками Василий Михайлович. Но тут же к чему-то прислушался, оставил одну ладонь раскрытой. Шарик упал в нее вроде бы с потолка.

    – Теперь все, – он показал пять шариков и стал ими жонглировать. Они перелетали из одной руки в другую с такой быстротой, что ребята едва успевали следить за ними. Василий Михайлович сделал неловкое движение, шарики упали на пол и, подпрыгивая, раскатились в разные стороны. Ребята бросились искать шарики. Они заглядывали за ящики, излазили на коленках весь пол, но шарики куда-то бесследно исчезли. Василий Михайлович сел на ящик и с улыбкой наблюдал за поисками.

    – Дядя Вася, вы опять обманываете? – не выдержал наконец Димка.

    – Я? – удивился

    Василий Михайлович и встал с ящика. – Хорошо, я сейчас сам посмотрю. – Он поднес к губам сложенные вместе ладони, пошептал что-то в них, потом вскрикнув: – Ал-ап! – взмахнул руками, будто что-то ловил в воздухе.

    Ребята как завороженные смотрели на него. Василий Михайлович разжал кулаки, на каждой ладони лежало по шарику.

    – Теперь поищем остальные, – он подошел к Мишке, сунул руку к нему в карман, вынул шарик и укоризненно покачал головой. Мишка покраснел, а Василий Михайлович уже схватил за ухо Ваську.

    – Ты чего пятишься? Иди-ка сюда, дружок.

    – Я не брал, – Васька завертелся вьюном, пытаясь вырваться.

    – А это что? – Василий Михайлович вынул у него из кармана шарик и показал Мишке и Димке.

    – Честное слово, это не я, – стал оправдываться тот.

    – Хорошо, мальчик, на первый раз мы тебе поверим. А где же последний шарик? Кто его спрятал? – Василий Михайлович повернулся к Димке.

    – Видите, у меня даже карманов нет, – Димка похлопал себя по бокам. Он был в трусах и в майке, приготовленный к стирке костюм лежал на ящике. Василий Михайлович пристально посмотрел на костюм, попятился.

    – Восток здесь, – прошептал он и, повернувшись лицом на восток, поднял руки. Постояв так несколько мгновений, он сложил ладони, как мусульманин во время молитвы, и устремил застывший, немигающий взгляд в одну точку. Потом веки его опустились, и он продолжал стоять в той же позе, не подавая признаков жизни. Вдруг ноздри его тонкого носа затрепетали, с шумом втягивая воздух, будто к чему-то принюхиваясь. Вытянув перед собой руки, он шагнул к ящику, взял костюм, тут же отбросил его, вскрикнул:

    – Тень Калиостро!

    Его лицо побледнело и скривилось в пугающей улыбке, темные глаза вспыхнули почти дьявольским пламенем, движения стали резкими. Пробежав по комнате, он сорвал со стены пистолет, отбросил крышку ящика, отыскал черную шкатулку, вынул из нее патрон, пошептал над ним и зарядил пистолет. Крикнув что-то непонятное, выстрелил. Комната наполнилась едким дымом. Василий Михайлович отбросил пистолет и схватил костюм.

    – Вот! – он показал шарик и устало опустился на ящик. Его лоб покрылся крупными каплями пота, а плечи обвисли, как после тяжелой работы.

    Димка свернул костюм, сунул под мышку и спросил:

    – Дядя Вася, чего вы так испугались, когда сказали про этого…

    – Тише! – Василий Михайлович предостерегающе поднял руку и прошептал: – Здесь об этом говорить нельзя.

    – Папа Вася, берегись! – тонким, пронзительным голосом крикнул Пьеро.

    Ребята оглянулись…Им показалось, что в затененном углу что-то шевелится, и они, не сговариваясь, бросились за дверь. Во дворе ярко светило солнце. Соседский пес лаял за забором. Кошка, свернувшись калачиком, лежала в тени дома. На крыльце стояла Полина Ивановна. Вокруг все было обыденным, привычным, и страх прошел. Полина Ивановна увидела Димку.

    – Димочка! Хорошо, что зашел. А то я никак не соберусь к вам.

    Если дядя Вася был мастер по части фокусов, то тетя Поля – маг и чародей домашнего хозяйства. Заново отстиранный Димкин костюм на щедром сталинградском солнце высох быстро. Тетя Поля отутюжила его, и Димка готов был скакать до потолка от радости, но… когда надел костюм, всем показалось, что Димка разом вырос: ноги из брюк выглядывали по щиколотку, руки из рукавов – почти по локти.

    – Опять нехорошо, – посочувствовал Мишка.

    Домой друзья провожали Димку в глубоком трауре. Родители еще не вернулись с работы, и Васька посоветовал:

    – Быстренько переодевайся, вешай его в шкаф, и будто он там сам усох.

    Совет показался разумным, и Димка успокоился.

    Первым вернулся отец. Димка рассказал:

    – Я теперь точно знаю тетку, какая приходила с Пашкой. Это Юлька-воровка, что под нами живет. А Пашка тоже воришка, а не управдом.

    – Я это и сам узнал, – сообщил отец. – Но он воришка не пойманный. А так – работает весовщиком.

    И они снова стали строить предположения по поводу Пашкиной заинтересованности их квартирой.

    

ЛЕВИНО ПЕРЕВОСПИТАНИЕ

    

    Димка увидел сидящего на балконе Леву и решил: «Сейчас я его напугаю». Он взобрался по столбу, подтянулся на перилах и посмотрел на Леву в упор. Худой, с бледным лицом, Лева был совсем не похож на мальчишек, каких знал Димка.

    – Я думал, это Барсук к нам лезет, – сказал Лева.

    – Какой Барсук?

    – Ага, тебе скажи, а Васька опять бить будет.

    – Так это Васькино прозвище! – Димка засмеялся. – А ты, значит, его боишься?

    – Он дерется. – Лева покосился на Димку, отодвинулся и принялся грызть луковицу.

    – Как ты его ешь? Он же горький!

    – Попробуй, – Лева протянул луковицу.

    – Сейчас, – Димка влез на балкон. – Ты почему не загораешь?

    – Мне нельзя. У меня легкие слабые.

    Тут пришла Юлька-воровка. Она была в голубом маркизетовом платье, через плечо у нее висела зеленая сумка с красным крестом, на ногах – белые босоножки, а волосы завиты. Очень непривычный был у нее вид.

    – Как твое фамилие? – спросила она, вынимая из сумки толстую тетрадь и карандаш.

    – Климов, – ответил Димка.

    – Так и запишем. – Юлька старательно записала фамилию и повернулась к Леве. – А твое как?

    – Грановский.

    – Говори по буквам, – потребовала Юлька и стала медленно выводить букву за буквой. Пальцы, отвыкшие держать карандаш, слушались плохо, и на бумагу ложились каракули.

    – Как первоклассница, – сказал Димка, хихикнув.

    – Цыц! – прикрикнула на него Юлька и, закончив писать, спросила у Левы: – Мать дома?

    – Нет ее, – буркнул он, отступая к двери.

    – Ты куда? – Юлька положила руку на сумку с красным крестом. – Я уполномоченная Красного Креста и собираю деньги в фонд помощи испанским детям, пострадавшим от фашистских варваров, – объявила она заученно и показала тетрадь. – Все внесли, одни вы остались. Давай, быстро!

    – Я же говорю, что мамы нет дома…

    – Ты что, не знаешь, где деньги лежат?

    – Знаю, – Лева сбегал за сумочкой Эмилии Наумовны, вынул деньги и растерянно посмотрел на Юльку-воровку, не зная, сколько нужно ей дать. Она взяла все, сунула в свою сумку, отсчитала взамен марки. Заметив, что у него в сумке осталась десятка, потянулась и за ней. Лева спрятал за спину.

    – Я же вам дал.

    – Ты мне дал, крохобор? Ты голодным детям дал! Маменькин сынок! Сидишь на всем готовом и не знаешь, что в Индии от голода поели всех молочных коров, остались только священные. Ужас что творится! Детишки почернели от голода. Никто не узнает своих детей. Матери от горя рвут на себе волосы. Детишки плачут. А ты? Дай детишкам на молочишко! – Она выхватила десятку у зазевавшегося Левый повернулась к Димке: – А ты что стоишь, рот раскрыл!

    – У меня нет денег.

    – Ай-яй-яй, – пристыдила его Юлька. – Дети умирают с голоду, а ты…

    – Хорошо, я сейчас, – пообещал Димка и побежал домой. Он открыл шкаф, снял с верхней полки вазу. В ней лежали сторублевые бумажки и сверху – два рубля. Конечно, двух рублей было мало. И Димка взял сторублевку.

    Юлька – воровка тщательно выписала в тетрадке цифру «100» против фамилии Климовых и важно сказала:

    – Ждите письмо из Индии, – не менее важно удалилась.

    – Здесь жарко, может, пойдем в комнаты? – несмело предложил Лева.

    – Пойдем.

    – Я тебе марки покажу, – обрадовался Лева. – Мне  их сестра из Москвы присылает и папа покупает. Целый альбом насобирал.

    Лева повел Димку по длинному, узкому коридору. В нем было темно и тесно. Вдоль стен стояли ящики, старый буфет, сундук. Пахло керосином, чесноком и лекарствами. За стеной играли на пианино что-то невыносимо нудное. Лева открыл дверь и пропустил Димку в комнату. В ней тоже было тесно и неуютно от нагромождения мебели. Справа от двери стояло пианино. За ним сидела девочка.

    – Моя сестра, Виолетта, – сказал Лева. – А это – Димка.

    Не прекращая игры, Виолетта чуть заметно кивнула. Она была совсем не похожа на брата: черные волосы, стянутые лентой, рассыпались по плечам, смуглое от загара лицо пылало здоровым румянцем. Играла она самозабвенно, гордо откинув голову и устремив глаза поверх нот, будто видела там, за ними, что-то доступное только ей.

    «Ну и задавучая она», – подумал Димка и подошел поближе.

    – Что это?

    Виолетта не ответила. Димка взглянул на ноты и прочитал: «Элегия» Массне.

    – А что-нибудь веселое ты можешь? – снова спросил он и стукнул по клавишам.

    Виолетта шлепнула его по руке и продолжала играть, серьезная и сосредоточенная. Алый бант в темных волосах притягивал, как магнитом. И Димка, чтобы избежать соблазна дернуть за него Виолетту, отошел в другой угол комнаты. Усевшись на диван, он вынул марки, полученные от Юльки-воровки. Они были аккуратно наклеены на папиросную бумагу – по двадцать штук на каждом листе. Лева рылся в ящиках стола и никак не мог найти свой альбом с марками.

    – Лева, скажи, разве Тува в Индии? – спросил Димка.

    – Ну-ка, покажи, – Лева взглянул на марку, и его бледное лицо совсем побелело. – Отдай, это мои!

    Возмущенный Димка свалил Леву на пол и вырвал марки. В комнату вошла Эмилия Наумовна.

    – Мама, мама, – бросился к ней Лева. – Он у меня марки украл!

    – Какие марки? О чем ты говоришь?

    – Подавись ими, псих! – Димка бросил марки на стол и пошел к двери.

    – Дима, подожди, – остановила его Эмилия Наумовна. – Что у вас произошло?

    – Мне тетя Юля марки дала взамен денег для голодающей Индии, а он говорит, что это его.

    – Это не такие, те для детей… А эти мои, мои, – захныкал Лева. – Я нечаянно у тувинской марки уголок оторвал. Вот, посмотри, – он показал треугольную марку Тувы.

    – Подожди, я ничего не понимаю: марки, тетя Юля… Расскажите толком, что у вас произошло?

    Лева, всхлипывая и размазывая по щекам слезы, рассказал об испанских детях, голоде в Индии и священных коровах. Брови Эмилии Наумовны поднялись и застыли, как два вопросительных знака.

    – Мой бог, какую чушь ты несешь! Да здоров ли ты?

    – Здоров, что ему сделается. Нам Юлька про Индию рассказывала, – объяснил осмелевший Димка. – А теперь он ко мне лезет.

    – А где те марки, что тетя Юля дала Леве? – спросила Эмилия Наумовна.

    – У тебя в сумке, – всхлипывая, показал Лева. Эмилия Наумовна разложила на столе все марки.

    – Это, правда, марки Красного Креста, – Эмилия Наумовна отложила в сторону большие голубые марки с бело-красным крестом. – А это почтовые, из Левиной коллекции. – Как же вы могли поверить? Нет, я этого так не оставлю! Я пойду… Я выведу эту мошенницу на чистую воду…

    Виолетта хлопнула крышкой пианино.

    – Дадут когда-нибудь спокойно заниматься в этом доме? И никуда ты не пойдешь, и ничего не сделаешь, и Юлька об этом знает. Поэтому она так бессовестно и надула мальчишек. – Виолетта, заносчиво подняв голову, вышла из комнаты.

    – Как ты разговариваешь с матерью? – Эмилия Наумовна выбежала следом за дочерью.

    – Ладно, я тоже пойду, – сказал Димка.

    – Что ты так быстро? – спросил Лева. – Хочешь, я тебе на скрипке поиграю?

    – Всю «жизнь мечтал послушать, как ты пиликаешь, –  буркнул Димка и пошел к двери. Лева не отставал.

    – Извини меня, я не хотел… Я думал…

    – Ладно, хватит тебе оправдываться, – примирительно сказал Димка.

    Васька, увидев Димку в обществе Левы, удивился: с Левой не стал бы дружить ни один уважающий себя мальчишка. Мальчишки, с которыми знался Васька, были драчуны и задиры. Каждый из них умел постоять за себя. Случалось, дрались без всякой причины, «на любака», просто так, чтобы подраться. Это была своего рода игра, разновидность бокса. Дрались по соглашению, до первой крови или до тех пор, пока один из дерущихся не почувствует, что соперник сильней, и не сдастся. Гоняли по улице футбольный мяч или целыми днями пропадали на Волге: ловили рыбу, купались и делали набеги на заволжские сады и огороды. Лазали через забор в кинотеатры «Спартак» и «Красная звезда». Словом, все мальчишки были обыкновенными, нормальными мальчишками, а Лева был не такой. Он целыми днями играл на скрипке, а когда ему это становилось невмоготу, выходил на улицу и садился на лавочку около калитки. Сам он к мальчишкам подходить боялся, а они его не звали. Если же кто-нибудь из них подходил, Лева краснел и так смущался, что из него нельзя было вытянуть ни слова. Мальчишка думал, что Лева задается, не хочет с ним разговаривать, и давал ему затрещину. Лева убегал домой и жаловался родителям. Эмилия Наумовна после этого долго не разрешала ему выходить на улицу. Лева сидел во дворе на ступеньках лестницы и скучал в одиночестве. Два раза в неделю он ходил в кино, только не как все нормальные мальчишки, а с мамой. Эмилия Наумовна брала его за руку и вела так на виду у всех до самого кинотеатра. И вот теперь Димка променял его, Ваську, на этого хлюпика. Стоит с ним и рассусоливает, как с самым лучшим другом. Васька сказал сердито:

    – Что ты связался с этим заморышем? Айда на Волгу.

    – Может, он тоже пойдет с нами, – Димка подтолкнул Леву в бок. – Пойдешь?

    Леве надоело быть одному, хотелось завести друзей, он расхрабрился и решительно заявил:

    – Пойду.

    – Вот видишь, – Димка торжествующе посмотрел на Ваську. – Пошли, Лева.

    – Иди, иди, – прошипел Васька, – посмотрим, что ты запоешь на Волге.

    Лева шел рядом с Димкой, неуклюже поднимая ноги, боясь набрать в сандалии песку.

    – Сними ты свои сандалии. Смотреть противно, вышагивает, как гусь, – и Васька, передразнивая Леву, показал, как тот вышагивает.

    Лева разулся, но его ноги не привыкли к горячему песку, и он шел на цыпочках, часто перебирая ногами, отчего выглядел еще смешнее.

    – Глянь-ка, балерина, – засмеялся Васька. Димка показал ему кулак, и Васька оставил Леву в покое.

    На Республиканской улице им встретился Мишка. Пошагали вчетвером. Когда они спустились по шаткой деревянной лестнице к берегу Волги, прошел пассажирский пароход «Спартак». Ребята разделись, бросились в воду и поплыли наперегонки, чтобы успеть покачаться на волнах. Лева остался на берегу. Он прикрыл голову белой панамой и с завистью смотрел на далеко заплывших ребят. Вдоволь наплававшись, они вылезли из воды и улеглись на песок.

    – Ты что, как гриб, накрылся своей панамой? – спросил Мишка.

    Лева снял панаму и разделся. Аккуратно сложив брюки и рубашку, он лег рядом с Васькой. Горячий песок обжигал его нежную кожу, и он беспрестанно вертелся с боку на бок.

    – Тебя что, блохи заели? – толкнул его Васька. – Иди искупайся, а то поджаришься, как карась на сковородке.

    Лева не умел плавать и купаться боялся. Васька и Мишка схватили его за руки, втащили в воду и вытолкнули на глубину.

    – Учись, заморыш несчастный! – Васька окунул Леву с головой.

    Димка поспешил на помощь. Оттолкнул Ваську, подхватил едва не захлебнувшегося Леву и вытащил на мелкое место. Мишка и Васька набросились на Димку. Он защищался отчаянно: увертывался, нырял и ускользал от них, как угорь. Вынырнув, Димка услышал короткие тревожные гудки и Васькин крик. Прямо на них, шлепая колесами, надвигалась «Ласточка». Ребята едва успели увернуться. Колесо «Ласточки», фырча и загребая воду лопастями, прошло в двух метрах от них. Капитан приложил к губам мегафон и сказал ребятам все, что он о них думает. Мишка, Димка и Васька поплыли к берегу.

    Мишка посмотрел на распластавшегося на песке Леву и тоном знатока изрек:

    – Сгорит. – Наклонившись к нему, участливо спросил: – Спине больно?

    Лева не ответил.

    – Ты что молчишь? – Мишка тряхнул его за плечо.

    – Так, – чуть слышно ответил Лева. Его одолела такая слабость, что лень было даже ворочать языком. Мишка продолжал расспрашивать:

    – Голова кружится, тошнит? В холодок пойдешь? Смотрите, у него спина покраснела, как у вареного рака. – Он кивнул Димке и Ваське: – А ну, берите.

    Ребята подхватили Леву под руки и повели в тень от навеса в конце конвейера для разгрузки барж. Лева вдруг повис у них на руках, ноги и руки судорожно задергались.

    – Готов, солнечный удар! – заключил Васька.

    – Молчи ты… Лучше набери воды, – Мишка сунул ему панаму.

    Они перенесли Леву под навес и уложили в тени. Плеснули в лицо воды, а мокрую панаму положили на лоб.

    – Зачем ты его притащил? Теперь канителься с ним…

    – Я же ему говорил, – Васька кивнул на Димку. – А он носится с этим Левой. Когда ты только с ним познакомился?

    Димка рассказал им о том, как был у Левы, и о новой проделке Юльки-воровки.

    – Я давно говорил, что с ней надо кончать, – с жаром заявил Васька. – Вот только Пашка… С ним страшно связываться. Он ведь с Юлькой заодно.

    – Что ты его боишься? Будем вместе, так он нам ничего не сделает. – Мишка повернулся к Димке – Скажи, не так?

    – Так-то оно так, – сказал Димка. – Только мне все никак не верится, что Юлька собирала деньги не для Красного Креста.

    – Как же, держи карман шире! Будет Юлька-воровка для кого-то стараться!

    – Тогда ее за одно это может забрать милиция.

    – Не заберет, – сказал – Васька и объяснил: – Она симулянтка, сумасшедшей притворяется.

    Димка сидел на диване и смотрел, как Екатерина Николаевна собирается на работу. «Что она никак не уйдет? И возится, и возится. Взялась пол подметать: боится, что около стола крошки растопчут. Сказал же ей, что подмету. Так нет, все хочет сделать сама. Любят эти женщины себе лишнюю работу находить. Другое дело – мужчины. Отец давно ушел, а она все копается и копается…» – Димка встал и нетерпеливо прошелся по комнате.

    – Эх, женщины, – вздохнув, проговорил он. Екатерина Николаевна взъерошила Димке волосы, рассмеялась:

    – И отец так говорит, а теперь вот и ты.

    Она повернулась к зеркалу, поправила прическу и наконец-то ушла.

    Димка выглянул в окно, увидел около калитки Мишку и Ваську.

    – Вы что так долго? Мне вчера знаете как от матери за деньги попало?

    – Лупила? – спросил Мишка.

    – Нет, ругала здорово.

    – Ну мы Юльку за это укараулим.

    – Может, лучше на Волгу?

    – А кто Юльку накажет?

    Караулили они Юльку довольно долго и уже хотели плюнуть на свою затею и побежать на Волгу, как та появилась. И сразу же направилась к двери с дыркой. Подглядывать за Климовыми, видно, стало ее привычкой. Мальчишки мигом заняли боевую позицию, и едва Юлька приблизилась, Мишка хлестнул из банки чернилами по дырке. Юлька взвыла дурным голосом. Чернила были фиолетовыми, химическими, не отмывались долго. Подглядывать у нее охота пропала.

    

ПОЛЬЗА ОТ ДРУЖБЫ С ДЕВЧОНКАМИ. ТАИНСТВЕННЫЙ СЭР

    

Под окном раздался свист. «Васька!» – обрадовался Димка, сбежал по лестнице и замер: у двери стояли Виолетта и Васькина старшая сестра Маша, а за ними – улыбающийся Васька. «Чему радуется? – растерялся Димка и покосился на Виолетту. – Вырядилась, модница, ждали тебя здесь».

    На Виолетте было темно-вишневое шелковое платье, на ногах – белые туфли-лодочки, а волосы поддерживала все та же алая лента, завязанная большим бантом. Маша, в своем полинявшем ситцевом платье и старых чувяках, выглядела рядом с ней Золушкой.

    – Долго будем играть в молчанку? – Виолетта сунула Димке тяжелый пакет. – Не разбей, здесь пластинки, – и будто не замечая неприязни, с которой он их встретил, первой застучала каблучками по лестнице, объясняя на ходу: – Моя мама не любит эстрадную музыку, и мы решили пойти к тебе. Не дуйся на Ваську, он ни при чем, и он такой же дикарь, как ты. Мы его насильно уговорили.

    Васька подмигнул Димке и пожал плечами. Это можно было понимать так: от девчонок все равно никуда не денешься, и с ними приходится мириться как с неизбежным злом. Он поставил на патефон пластинку и объявил:

    – «Му-му», фокстрот.

    Виолетта подошла к Димке и сделала реверанс.

    – Я не умею.

    – Будешь учиться. – Виолетта уставилась на него черными глазищами.

    «Как будто знает меня сто лет, – подумал Димка. – Надо было сказать, что не хочу, и все! Вон Маша сидит спокойно, слушает музыку, а эта…»

    Появился Мишка и остановился у порога в изумлении:

    – Здесь живет Димка Климов? Я не ошибся?

    – Нет, вы не ошиблись, – ехидно ответила Виолетта. Она и Маша схватили его за руки, потащили на середину комнаты.

    – Вася, давай вальс!

    Неожиданно вернулась Екатерина Николаевна. Димка испугался: «Сейчас начнет ругаться. Скажет, что привел целый табун, пыль подняли, полы затоптали». Но Екатерина Николаевна, увидев девочек и танцующих с ними ребят, очень обрадовалась: сын не гоняет по улице футбольный мяч, не катается на подножках трамваев, не торчит на Волге, в которой можно утонуть. Она стала рассматривать пластинки.

    – Это кто же принес?

    – Вам нравятся? – спросила Виолетта. – А моя мама говорит: они очень шумные. Ей нравятся тихие и спокойные. А я люблю всякую музыку.

    – Я тоже. Хозяин, ты угощал гостей?

    – Еще чего, – буркнул Димка.

    – Нехорошо. Ставь самовар.

    Димка вышел на веранду и, разжигая самовар, думал о матери: «Интересная какая-то, то ругает, что с друзьями конфеты поел или печенье, то сама велит всех угощать».

    За чаем Виолетта спросила:

    – Вы почему нас не берете на Волгу?

    – Вот уморила! – Мишка подвинул ей пустой стакан. – Ваше дело за столом хозяйничать. Братец твой чуть не утонул, а ты и вовсе девчонка.

    – Я, может, получше тебя плаваю, – Виолетта налила Мишке чаю. – Пей, человек-амфибия.

    – Ты не очень-то, – обиделся Мишка; он еще не читал роман известного фантаста, и незнакомое слово показалось ему обидным.

    – Хватит вам спорить, – миролюбиво заметил Васька, облизывая ложку. Варенье кончилось, и он отодвинул опустевшую розетку. – Возьмем вас на Волгу хоть завтра.

    Когда девочки ушли, Васька рассудил: «Тетя Катя увидела девчонок, сразу и варенье, и печенье, и чай – все, что хочешь. Значит, водиться с девчонками полезно». Екатерина Николаевна о другом рассказала:

– Пашку Нулина арестовали. Проворовался мелко. Суда еще не было, но не меньше года он у нас «управдома» изображать не будет.

    – Юлька тоже нос совать сюда перестанет, – заверил Димка.

    – Ну Юлька-то не столько опасная, сколько несчастная. Была опасная, Я о ней справки навела; из кулацкой семьи она. Во времена нэпа имела свою лавку. Когда лавку прикрыли, Юлька и тронулась умом от расстройства. Пашка же из дворянчиков происходит…

    Но мальчишкам Юлька и Пашка уже стали неинтересны. Так уж устроены мальчишки: следить за людьми малопонятными или непонятными. Раз с Юлькой и Пашкой все так просто, значит, ну их! А вот Сэр…

    Это был высокий, светловолосый мужчина лет сорока пяти с бесстрастными бледно-голубыми глазами и тонким носом с горбинкой на сухом аскетическом лице. Дружбы он ни с кем не заводил. Выходил из дома и возвращался всегда в одно и то же время и с такой точностью, что по нему можно было проверять часы. Иногда он куда-то исчезал.

    Кто – то пустил слух, что жилец из флигеля – английский инженер, приехавший на строительство завода. К нему присмотрелись и прозвали Сэром. Вскоре у него завелись какие-то дела с Юлькой-воровкой. Это вызвало еще большее любопытство. Пробовали выведать о нем что-нибудь у Юльки, но та объяснять не умела, а умела только браниться.

    Бабушка Надя, соседка Юльки-воровки, маленькая, сухая, как стебель чертополоха, вертлявая старушка, изнывая от скуки и любопытства, так и крутилась около флигеля. Однажды на исходе ночи она забарабанила в дверь квартиры Грановских. На стук вышел Леонид Семенович – муж Эмилии Наумовны. Бабушка Надя вцепилась в воротник его пижамы и торопливо, с жаром заговорила. Ничего не поняв, Леонид Семенович крикнул ей в ухо: «Стой!» и легонько стукнул по спине. Бабушка Надя, повернувшись, смолкла, он попросил:

    – Говори по-человечески.

    – Так вот, я и говорю, – заговорила она, теперь членораздельно. Выхожу это я, смотрю, луна шасть за тучку. Ох, не к добру, думаю, это. Я возьми и посмотри в сторону флигеля, а он из трубы лезет…

    – Твой кот, что ли?

    – Господь с тобой, какой кот? – бабушка Надя оглянулась и, сделав страшные глаза, шепнула: – Сэр!

    – Кто?

    – Что ты такой непонятливый? Жилец из флигеля.

    – Жилец? – переспросил Леонид Семенович. – Так ты из-за этого меня и подняла чуть свет?

    Бабушка Надя решила, что Леонид Наумович псих, и побежала дальше. Вся улица узнала, что жилец из флигеля по ночам вылезает на крышу через трубу, а вот уж что он там делает – одному ему известно. Конечно, такому верил не каждый. Тогда бабушка Надя задавала каверзный вопрос: «Почему Сэр ни с кем не разговаривает, кроме Юльки-воровки? – И с ехидной улыбочкой добавляла: – Иль не знаете: Юлька-воровка давно запродала душу дьяволу?»

    Кончилось это тем, что одна из соседок повела свою внучку в фотографию, чтобы увековечить ее курносую личность. А увековечивал внучкину личность – жилец из флигеля. Удивленная соседка выведала, что зовут фотографа Эраст Аристархович Воскобойников. Периодически исчезал он из города на юг, где курортники и можно подработать. Выяснились и его дела с Юлькой-воровкой: она за соответствующую мзду поливала ему цветы, подправляла клумбы.

    Хотя с Сэром все стало вроде бы ясно, у мальчишек интерес к нему не пропал. Уж очень любопытное открытие о нем сделал Васька. Однажды увидев, как Сэр вышел из дома и направился к калитке, Васька, выждав немного, поднялся на веранду флигеля и хотел взглянуть через щель ставня, как живет Сэр. Он каким-то чудом вышел из двери, оттрепал Ваську за ухо и прогнал от флигеля.

    Васька задумчиво смотрел на флигель, притаившийся за кустами сирени, и молчал. Рядом сидел насупленный Мишка. К ним подошел Димка, спросил у Васьки:

    – Ты что, уснул? – не дождавшись ответа, повернулся к Мишке. – Может, ты скажешь что-нибудь?

    – Сэр – это не Юлька-воровка, – сказал Мишка, – , и даже не Пашка Нуль.

    – Сэр – это не то… – Васька потрогал уши и нахмурился.

    – Почему?

    Мишка и Васька рассказали ему о Сэре все, что знали. Димка удивился:

    – Как же он может неожиданно появляться и исчезать?

    – А если он, как дядя Вася, факир и фокусник? – предположил Васька

    – Никакой он не фокусник, – уверенно заявил Димка. – Ничего сверхъестественного нет. Я думаю, что из флигеля есть второй выход.

    – Нету, я уже проверял.

    – А дверь на Нижегородскую? – спросил Димка. – Что если она только для виду забита?

    – Это может быть, – согласился с ним Мишка.

    – Не верите, да? – обиделся Васька.

    – Эх вы, – сказал Димка, – живете здесь сколько и не можете узнать.

    Он сбегал домой и вернулся с журналом «Новый мир». Постучался в дверь флигеля. На пороге появился Сэр. Он был в полосатой пижаме с закатанными выше локтя рукавами, через плечо висело мохнатое полотенце.

    – Я вам журнал принес, – сказал Димка. – Его к нам в ящик по ошибке бросили.

    Холодно взглянув на Димку, Сэр взялся за ручку двери, тонкие губы разжались:

    – Я журналы не выписываю. Дверь закрылась, щелкнул запор.

    

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ

    

    В предрассветной дымке берег виделся не ясно. Солнце еще не выкатилось из-за кромки леса. В ожидании его все замерло, только мерное постукивание дизелей да шуршание воды за бортом трамвайчика нарушали тишину. На просветлевшем небе, тронутые багрянцем, плыли облака и, отражаясь в воде, покачивались на волнах. Но вот, брызнув лучами, над лесом показалось солнце, на воду легла золотистая дорожка, перерезая курс трамвайчика.

    Мишка, Димка и Васька сидели под тентом на носу. Рекс дремал, положив голову на передние лапы. Максим Максимович, посмотрев на поблескивающую под солнцем воду, прибрежный лес и доброе небо над ним, определил:

    – Славный будет денек.

    Трамвайчик подошел к пристани. Когда прошли с километр, Максим Максимович свернул с дороги в лес:

    – Хочу провести с вами военную игру. Вы не против? Мальчишки, разумеется, были не против.

    – Будем считать: вы – красные командиры. И теперь для вас все должно быть: «А ля гэр ком а ля гэр». – По французски это значит: «На войне как на войне».

    Расстелив на траве карту, Максим Максимович отметил на ней карандашом точку, взял ее в кружок:

    – Здесь мы.

    Поставил второй кружочек

    – Здесь озеро Задание: пройти по бездорожью к озеру с помощью карты. Пройдете?

    – Конечно, – объявил Васька. – Давайте я.

Максим Максимович подвинул ему карту и попросил показать, как он это сделает. Васька, не задумываясь, провел по кapтe пальцем прямую от одного кружочка к другому.

    – Молодец! – похвалил Максим Максимович – А теперь бери карту и веди нас к озеру.

    Васька растерянно огляделся. Куда идти? Где озеро?

    – Чтобы идти, пользуясь картой, необходим компас, – сказал Максим Максимович и рассказал ребятам, как нужно ходить по азимуту с помощью карты и компаса

    – Теперь понятно, – Васька взял компас и склонился над картой. – Вот так.

    – Правильно. Но прямо не пройдешь. – Максим Максимович начертил на карте прямоугольник. – Это минное поле. Его нужно обойти южнее. – Мишка посмотрел на карту, на прямоугольник, нарисованный Максимом Максимовичем, и спросил:

    – А как же мы узнаем, что там минное поле?

    – Узнаете, – улыбнулся Максим Максимович. Тронулись в путь Впереди шел Васька с компасом.

    За ним – Мишка и Димка. Максим Максимович держался позади. Рекс, обрадовавшись свободе, порядка в строю не соблюдал. Вскоре лес поредел. Васька вышел на опушку и остановился: впереди было большое поле, а на нем среди невысокой редкой травы, разбросав по земле плети и подставив солнцу полосатые бока, лежали арбузы. «Бахча!» – обрадовался Васька и побежал к ней.

    – Смотрите, – Васька приподнял здоровенный арбуз.

    – Стой! – крикнул Максим Максимович. – Клади арбуз.

    Васька положил арбуз и недоуменно уставился на Максима Максимовича. «Что он кричит, ведь никого нет!» Максим Максимович взял у Васьки компас и вручил Мишке.

    – Зачем это вы? – спросил Васька.

    – Затем, что ты подорвался. Минное поле я не зря на карте отметил, – объяснил Максим Максимович. – Тебя больше нет. А твои вещи мы передадим родителям.

    – Я не подорвался, – обиделся Васька. – Я живой. – Так, я возьму Васькин рюкзак, а ты Димка, удилища.

    – А как же я? – забеспокоился Васька.

    – Убит ты, вот как! – Димка забрал у него удилища. – Сейчас устроим тебе похороны и пойдем дальше.

    Васька заканючил:

    – Я ведь не хотел. Я шел прямо, как показывала стрелка. А она все время влево поворачивает и поворачивает…

    – Арбузы ее притягивали. Арбузная аномалия, – засмеялся Мишка.

    – Я не хочу быть убитым! – взмолился Васька.

    – Ладно, живи. Будем считать, что ты тяжело ранен, – сжалился над ним Максим Максимович и спросил у Мишки и Димки: – Вы не возражаете?

    Мишке и Димке понравился такой оборот, и они согласились, не предполагая, чем это кончится.

    Ваську перенесли в тень. Максим Максимович взял топорик и пошел в лес. Было жарко, хотелось пить, и Димка, посматривая на бахчу, проговорил:

    – А арбуз бы сейчас не мешало.

    – Вот я и хотел один на всех, – оживился Васька. – А твой отец вон как на меня: «убит», «взорвался», – он улегся поудобнее и подложил под голову рюкзак. – Раненым-то быть я согласен.

    Максим Максимович принес две жерди. Их переплели прутьями, накрыли байковым одеялом, и получились носилки. Уложили на них Ваську, Максим Максимович взял Васькин рюкзак и удилища, а Мишка и Димка понесли носилки. Бахчи остались позади. Прошли еще с километр и повернули на восток. Солнце поднялось высоко и немилосердно палило. Мишка и Димка обливались потом, Васька лежал с закрытыми глазами и время от времени издавал жалобные стоны.

    – Замолчи, дезертир, самострел несчастный, – озлился Мишка. – Руки заняты, а то бы я тебе!

    Снова вступили в лес. Мишка и Димка устали. Им хотелось бросить носилки вместе с Васькой и растянуться в прохладной тени. Они попросили сделать привал, но Максим Максимович сказал:

    – В армии такой закон: сам погибай, а товарища выручай. Короче, тащите раненого.

    Когда достигли озера и расположились под развесистым дубом, Максим Максимович спросил:

    – Поняли, как ходить по азимуту, пользоваться картой и компасом?

    – Поняли! – хором отозвались мальчишки.

    – Поняли, что бывает, если нарушишь приказ и полезешь, куда не просят?

    – Поняли! – отозвались Димка с Мишкой, а Васька промолчал и тотчас схватил от друзей щелчки в лоб и по носу.

    – Я лежачий, я раненый!

    – Еще щелчка?

    – Понял! – вдохновенно завопил Васька. Максим Максимович сменил гнев на милость.

    – Условно раненый, условно разжалованный из командиров в рядовые Васька после трех месяцев условного валянья в госпитале считается выздоровевшим.

    – Ура! – заорал Васька и был сброшен с носилок. Солнце клонилось к закату. На озере слышались  всплески и расходились круги. Димка и Максим Максимович расположились на небольшом мыске, Мишка присел на досках, проложенных через тростник, а Васька облюбовал себе место на обрыве, нависшем над водой. Рекс лежал рядом с Димкой. У них был негласный уговор – первая рыбка Рексу, и он, навострив уши, следил за поплавками. Заметив, как один поплавок едва заметно дрогнул и медленно поплыл в сторону, Рекс подался вперед и замер. Поплавок остановился, потом дернулся два раза и ушел под воду. Димка подсек и рванул удилище. Оно изогнулось и, спружинив, выбросило из воды золотистого карася. Он шлепнулся на берег и запрыгал в траве. Рекс бросился к нему, стараясь прижать лапами. Димка оттолкнул его.

    – Хочешь крючок проглотить?

    Он снял с крючка рыбу и бросил ее Рексу. Условия договора были соблюдены, и Димка мог спокойно ловить рыбу для всех.

    

НЕОБХОДИМО ИЗУЧИТЬ ДЖИУ-ДЖИТСУ

    

    На Смоленской тихо. Мишка, Димка и Васька, неслышно ступая босыми ногами, неторопливо бродили по улице. В кинотеатре «Спартак» давно закончился последний сеанс, давно затихли шаги запоздалых прохожих, а мальчишки не спешили. Очень им хотелось продлить последний день летних каникул.

    Димка посмотрел на темные окна школы: как-то его завтра там встретят? Прошлый учебный год он начинал в одной школе, а заканчивал совсем в другой. И позапрошлый тоже… Максима Максимовича часто переводили с одной работы на другую, и жизнь семьи проходила в переездах. Он работал секретарем партийной ячейки в колхозе, начальником политотдела МТС, секретарем райкома партии.

    Екатерина Николаевна, закончившая рабфак и педагогический институт, во всем старалась помогать мужу. Она организовывала женские советы, детские сады и курсы по ликвидации безграмотности. А теперь, когда Максима Максимовича перевели на работу в городской комитет партии, она стала работать в управлении НКВД. Сказала мужу:

    – Больше никуда не поеду. Пора пожить по-человечески.

    Максим Максимович промолчал. Он, видимо, хорошо знал: она не задумываясь поедет с ним, куда бы его ни направили.

    Димка остановился под кленом около своего дома и, повернувшись к Мишке и Ваське, спросил:

    – Вам охота в школу? Васька засмеялся.

    – Кому же охота? Уроки учить… Мать будет кричать: «Опять не учишь уроки, анчутка!», а в школе учительница…

    – И я или за лето разленился, или правда какой-то не такой? – признался Димка. – Мать как разозлится, говорит: «С отца бы пример брал! И в кого ты уродился?»

    – Нормальный уродился, – заметил Васька, – все пацаны такие.

    – Я не про них говорю, а вот отец… Он закончил коммунистический вуз, а потом еще исторический факультет университета. Работал и учился. Заочно, да еще в голодный год. Он в тридцать втором году поступил, а в тридцать четвертом закончил. За два года!

    – Ну, это уж ты загнул, – не поверил Мишка.

    – Ничуть. Я сам видел, у него в дипломе так написано.

    – А что он все пишет? – спросил Мишка.

    – Что-то про историю Нижнего Поволжья. Хлопнув, закрылось окно, и в кабинете погас свет.

    Попрощавшись с Мишкой и Васькой, Димка поспешил домой.

    Димка вошел в класс перед самым звонком. Учительница Софья Александровна рассаживала ребят: дело непростое – каждому на своем месте год сидеть. Ей было лет тридцать пять; одета в просто сшитое серое платье, темные волосы собраны в тугой узел. Окинула Димку взглядом больших карих глаз, улыбнулась приветливо:

    – Новенький? Входи.

    Мишка и Васька замахали ему, чтобы садился за парту в их ряду. Но Софья Александровна показала на первую парту, за которой сидела девочка с голубыми бантиками:

    – Сюда садись.

    Димка сел и долго копался в портфеле, исподтишка рассматривая соседку. У нее были светлые, с золотистым отливом волосы, чуть-чуть вздернутый нос и голубые глаза. Он прочитал на обложке ее тетради: Дина Петрова. Она приветливо ему улыбнулась. Димка поставил локоть на середину парты, чтобы соседка знала свою половину, а на Димкину не лезла.

    На перемене Мишка и Васька куда-то убежали. Димка, потеряв их, вернулся в класс. Дина открыла окна и стала вытирать доску.

    – Ты дежуришь? – спросил Димка.

    – А ты что сидишь в классе?

    – Делать нечего.

    – Полей цветы. Банка там, в шкафу.

    Димка посмотрел на кактусы в глиняных горшках и поморщился;

    – Тоже, цветы. Хочешь, я принесу такие, что все ахнут.

    – Это потом, а сейчас принеси воды.

    В коридоре к Димке подошли двое мальчишек с последней парты. Высокий, белобрысый Ленька Сапожников – его все звали Камчаткой, и маленький, щуплый Валька Цыплаков по прозвищу Цыпленок.

    – Ты куда? – остановил Димку Цыпленок.

    – Цветы надо полить.

    – Видал, кавалер? – Цыпленок подмигнул Леньке и стукнул Димку по руке. Банка выпала и покатилась по полу. Димка бросился на Цыпленка.

    – Прекратите сейчас же! – остановил их строгий голос учительницы. Димка поднял банку и пошел за водой.

    После уроков Димка увидел во дворе Леньку Камчатку и Цыпленка. Он подошел к забору и хотел перелезть в свой двор, но Цыпленок задержал:

    – Подожди, кавалер.

    – Девчачий хвост, – добавил Ленька Камчатка.

    – А ты… – Димка не успел договорить: Ленька прижал его к забору, а Цыпленок ударил сбоку. Димка оттолкнул Леньку и увидел Дину. Она размахнулась портфелем и стукнула Леньку, а Димку подтолкнула к забору.

    – Лезь!

    Димка перемахнул через забор и протянул ей руку.

    – Быстрей!

    Ленька и Цыпленок наблюдали за ними, когда Димка и Дина оказались по другую сторону забора, погрозили:

    – Смотри теперь, кавалер! Дина расплакалась.

    – Ты что? – растерялся Димка.

    – Испугалась.

    «Вот тебе и на, только что была храбрая, и вдруг плачет. Девчонка, что с нее взять!» – подумал он и спросил:

    – Скажи, кто этот Ленька?

    – Лентяй, вот кто. Два года в одном классе сидел.

    – Оно и видно, верзила вон какой.

    – Теперь он от тебя не отстанет. Вот если бы… – она осмотрела Димку и сморщила нос. – Нет.

    – Что нет?

    – Это я так, про себя.

    – Говори, что про себя?

    – Если бы ты один с ним справился, тогда б никто не остался бы за него. Только куда тебе.

    – Думаешь, не справлюсь? Посмотри, – Димка согнул руку и показал мускулы. – Каждый день гимнастикой занимаюсь.

    – Ты не обижайся, – Дина посмотрела ему в глаза. – Он старше тебя и значит – сильней.

    – Все равно я с ним справлюсь. Подожди, дядя Миша приедет. Он такие приемчики знает!

    – Какой дядя Миша?

    – Он был воздушным гимнастом и акробатом в цирке.

    – А сейчас он стал старый?

    – Нет. Он разбился и теперь на трапеции работать не может, а учит гимнастов. Зайдем к нам, я тебе афиши покажу.

    Димка провел Дину в дом, расстелил на столе старую афишу. На ней был изображен молодой человек в цилиндре и черном фраке, а по всей афише – крупные надписи: «Господин Мишель. Последние гастроли. Человек без нервов. Смертельный номер: полет и тройное сальто».

    – А почему он – господин Мишель?

    – Раньше все артисты придумывали себе фамилии немецкие, французские. До революции богатенькую публику такое привлекало. Дядя Миша работал в труппе братьев Половинкиных. Они разделили фамилию пополам и выступали в одном городе под фамилией Винкины, а в другом – под фамилией Поло. Цирк Поло.

    – Как же он разбился?

    – Мне тетя Соня рассказывала, что у дяди Миши был бенефис, а он приболел. Тетя Соня пошла к хозяину цирка, он говорит: «Хотите выступление сорвать? Не позволю. У меня сбор полный!» Стал дядя Миша работать. Две трапеции подвешены под самым куполом, а сетки нет. На одной трапеции дядя Миша висит головой вниз, а на другой – еще один партнер.

    Летает дядя Миша от одной трапеции к другой, а у него такая слабость, что в глазах темно и руки не держат. А когда он стал делать свое знаменитое сальто, то потерял сознание и упал. Еле отходили в больнице, так он весь поломался,

    Дина разгладила ладонями афишу.

    – Какой симпатичный. И веселый, наверное?

    – Знаешь, как он поет и на гитаре играет?

    – А он приедет?

    – Обязательно. Он покажет мне приемчики, и я этого Леньку…

    Димка, провожая Дину до дома, как и положено настоящему мужчине, нес ее портфель. Возвращаясь, Димка посмотрел на клумбу перед флигелем Сэра, подумал: «Вот где цветы! Что, если выкопать отсюда для класса? Заодно проверю, правда ли, что к флигелю не подойти незаметно».

    Мать уже была дома. Димка спросил у нее:

    – Мам, у нас горшки есть? В школу, для цветов.

    – Посмотри в шкафу. Если Юлька не все побила, то есть.

    Димка отыскал два горшка и выбежал во двор. Дверь флигеля была открыта. Сэр до вечера ремонтировал веранду, потом крышу сарая.

    В воскресенье Сэр куда-то ушел с утра и вроде бы не появлялся. Димка взял горшки, позвал Рекса и, будто прогуливаясь, прошелся по двору. Окна флигеля были плотно закрыты ставнями. Димка заглянул на веранду. Там стояло плетеное кресло. Димка оглянулся на клумбу, но подойти к ней побоялся. Приказав Рексу сидеть за кустами, сдерживая волнение, он поднялся на веранду и остановился около двери. В коридоре скрипнули половицы, загремел засов. Димка бросился за кусты сирени. На веранду вышел Сэр. Он закурил и уселся в кресло.

    «Правильно Васька говорил: к флигелю не подойдешь незаметно», – подумал Димка и, обняв Рекса за шею, зашептал ему:

    – Сиди тихо, а то Сэр нас услышит.

    Появилась Екатерина Николаевна, позвала Димку и, не дождавшись ответа, подошла к флигелю.

    – Здравствуйте. Вы не видели здесь мальчика?

    – Здравствуйте, – Сэр поднялся с кресла. – Вас зовут Екатерина Николаевна?

    – Да.

    – Значит, я не ошибся. В прошлом году вы были на Черном море?

    – На Воробьевой даче у племянника.

    – Помните, у кого фотографировались?

    – Вот теперь я вас вспомнила.

    – Ну и чудесно. А ваш мальчик, вместе с Рексом и двумя горшками для цветов, сидит за кустами сирени. По-моему, он играет в пограничника.

    – Димка! – рассердилась Екатерина Николаевна – Выходи сейчас же. Его зовут, а он прячется.

    Смущенный до предела Димка вышел из засады. Беспощадный Сэр продолжил разоблачение:

    – Цветы, наверное, тебя попросили для школы?

    – Угу… – Димка готов был провалиться

    – Давай горшки.

    Сэр умело пересадил из клумбы в горшки великолепные астры.

    – Спасибо, – едва пролепетал Димка.

    Дома мать ему дала подзатыльник. Рекс тоже почувствовал нелепость положения: уполз в свой угол на брюхе, виновато поскуливая.

    Димка принес в школу цветы. Его встретили Ленька Камчатка и Цыпленок. Ленька протер глаза:

    – Что это? Цыпленок, может, ты объяснишь?

    – Подхалим цветы несет, – Цыпленок понюхал цветы. – Ну-ка, дай!

    Димка отступил к стене. Из класса вышли Мишка и Васька.

    – Что вы к нему пристали? – спросил Мишка

    – Видел, и этот в подхалимы метит, – Цыпленок подобострастно улыбнулся Леньке. – Давно не получал?

    Мишка смерил Цыпленка взглядом и повернулся к Леньке.

    – Вы что на него? Во всех классах цветы, только у нас кактусы колючие…

    – Я тебе этими кактусами по губам! – запетушился Цыпленок.

    – Ах ты гад! – подскочил к нему Васька

    – Ладно, оставь! – Ленька оттолкнул Цыпленка – Мишка правильно говорит, цветы нужны. От них воздух чище, – он взял у Димки горшки с цветами и понес в класс.

    Дина стояла у двери и все видела. Ленька подмигнул ей:

    – Скоро он у меня как дрессированный будет. Васька потянул Димку в сторонку:

    – Откуда цветы? Такие цветы у Сэра под окном растут.

    – Угадал. Он подарил.

    Димка рассказал, как это произошло.

    – Все-таки Сэр шпион самый настоящий, – сделал окончательный вывод Васька.

    Когда они вошли в класс, Ленька Камчатка приказал Димке:

    – Беги намочи тряпку и хорошенько протри доску. Цыпленок подхихикнул:

    – Дежурить будешь за Камчатку.

    Класс притих. Все ждали, что будет дальше. Но ничего не случилось. Димка спокойно взял тряпку, пошел ее намочить. Дина сказала:

    – Трус! А еще хвалился… – Взяла портфель и пересела за парту к Лене Захаровой.

    «Ничего, я все вытерплю, – со спокойной злостью думал Димка. – Я все сделаю: и пол подмету, и доску вымою». Он был уже абсолютно уверен, что посчитается с Ленькой сполна.

    После уроков Димка открыл окна и стал подметать. В дверь заглянули Цыпленок и компания мальчишек.

    – Проверять пришли, – скорчил рожу Цыпленок. – Комиссия.

    Мальчишки засмеялись. Димка захлопнул дверь и сунул стул ножкой в дверную ручку. В дверь забарабанили. Димка подошел к окну. По асфальтовой дорожке шли Дина и Ленька Камчатка. Дина шла быстро, и Ленька едва поспевал за ней. Он, размахивая руками, что-то говорил. Дина захлопнула калитку у Леньки перед носом. «Так тебе и надо», – подумал Димка.

    Закончив уборку, Димка побежал домой. Мишка и Васька сидели на веранде, ждали.

    – Ну что? – спросил Васька.

    – Ничего. Убрал класс.

    – Убрал, – передразнил Васька. – Давайте подкараулим Леньку и дадим…

    – Это мы сумеем, но надо по-другому. Я сам с ним расправлюсь.

    Васька хмыкнул.

    – Вот посмотреть бы.

    – Посмотришь, – заверил Димка.

    – Правильно, Димка, – поддержал Мишка.

    В отличие от нетерпеливого, задиристого Васьки спокойный и уравновешенный Мишка в драки понапрасну не ввязывался. Вот и сейчас он понял: они компанией вздуют Леньку… Потом Ленька компанией вздует их по одному… И так будет до бесконечности. Другое дело, если Димка побьет Леньку «на любака». Конец тогда Ленькиному авторитету. А Димке, если потренироваться, удастся победить Леньку. Димка рослый, жилистый и не трусливый. Это факт. Он от Пашки Нуля сумел увернуться.

    Мишка и Васька пошли по домам. Димка подождал, пока они свернули за угол, и пошел к Дининому дому. Заглянул в щель в воротах.

    – Ты что высматриваешь? – Димка обернулся и увидел дедушку Кузьмича.

    – Я к Дине.

    – А я думал, на мой сад загляделся, – дедушка Кузьмич открыл калитку.

    Из дома вышла женщина в синем платье. Поправила светлые, как у Дины, волосы, спросила:

    – Папа, с кем ты?

    – Кавалера привел. Взрослеет внучка.

    – Я не кавалер, а Димка Климов, – чувствуя, что краснеет, и от этого еще больше смущаясь, сказал Димка. – Мы с Диной сидим за одной партой. Я ей тетрадку принес.

    – Вот ты какой, – улыбнулась женщина. – Мне Дина про тебя рассказывала. А я – Нина Георгиевна, Динина мама. Заходи, Дина дома.

    Дина встретила Димку холодно, дождалась, когда они остались одни, спросила:

    – Ты зачем наврал Леньке, что мы целовались?

    – Я?! – Димка растерялся, а Дина, как и свойственно девчонкам, успела наговорить еще:

    – Я думала, ты не такой, как Ленька. А ты тоже подлый… Подлый!

    Димка бросил тетрадь ей под ноги и выбежал за дверь, чуть не сбив с крыльца Нину Георгиевну.

    Дома его ждал настоящий удар. Пришла телеграмма от дяди Миши и тети Сони: «Поездка откладывается». Кто же покажет Димке приемы джиу-джитсу?

    

    

ПОЕДИНОК

    

    Разговор насчет каких-то поцелуев Димке показался несуразной глупостью. Он давно считал себя большим и не любил, даже когда мать лезла к нему целоваться. В общем, Динины упреки не смутили, а разозлили. Но телеграмма от дяди Миши… Может быть, дядя Вася его заменит? Димка отправился к нему, плохо веря в успех. Дядя Вася стар, добр, умеет весело морочить людей, но вряд ли умеет бороться. Однако в цирке он на многое насмотрелся, и есть надежда, что на словах объяснит так необходимые Димке приемы.

    Выслушав Димку, дядя Вася сказал:

    – Почему только объяснять? Я тебе покажу приемы. Тебя обижает мальчишка-второгодник и ты хочешь с ним расквитаться?

    – Откуда вы знаете, дядя Вася?'

    – Взрослые все знают… Ладно, объясню. Дядя Миша не едет – ты в панике. Ко мне прибежал – запыхался. Значит, дело срочное. Для своих лет ты мальчишка рослый и крепкий. Стало быть, сильнее тебя только старший годами. Научу. Но к тем, кто слабее тебя, даже к равным, приемы не применять, а то поссоримся.

    Димке никак не хотелось ссориться с дядей Васей, он это понял по Димкиному лицу, поэтому продолжил:

    – Я тебя научу подстраховывать, чтобы твой противник не покалечился. И еще: площадку для своего «турнира» выбирайте ровную, без камней. А теперь за дело.

    Осмотрев все закоулки «заколдованного домика», Василий Михайлович отыскал старый матрац. Вытащили его во двор и выпотрошили из него вату. Из чехла сделали подобие человеческой фигуры, всунули туда старый вещевой мешок с песком, приделали руки и ноги, а вместо головы приспособили сумку из-под муки, набитую ватой.

    Василий Михайлович приподнял куклу, швырнул ее о землю.

    – Хорошо мы с тобой сработали – выдержит. Можно приступать.

    Василий Михайлович поставил куклу к стене сарая и куском угля отметил на ней несколько крестиков. Отступив на шаг, он полюбовался своей работой и сказал:

    – Это локус минорис – слабые места. Потом изучи их, как таблицу умножения. А теперь бей меня. Бей изо всей силы, не бойся!

    Димка послал удар, но в то же мгновение охнул и оказался развернутым к Василию Михайловичу спиной. Так и стоял согнувшись, а его рука, вывернутая за спину и сжатая в запястье, была в таком неудобном положении, что он боялся шелохнуться; шелохнись – и рука из плеча вылетит!

    – А теперь ребром ладони бьешь вот сюда, – показал Василий Михайлович и, отступив, спросил – Ну как?

    – Страшно, – Димка потряс онемевшей рукой – Где вы этому научились?

    – Жизнь такая была, Димка, пришлось научиться. Когда мне было семь лет, то меня отдали не в школу, как тебя, а в цирк.

    – Это к Винкиным?

    – К ним. Сам Винкин любил руку приложить, да и братцы его тоже. Мне, самому маленькому, больше всех доставалось. Бывало, только и слышишь «Васька, беги туда», «Васька, сделай то…» Что не так – подзатыльник. Другие безропотно переносили побои. А я нет. Во мне переворачивалось все. Не знаю, что сделал бы. Но что может сделать мальчишка?

    Однажды избил меня Винкин, чуть не до полусмерти. Разозлился я и решил отомстить. Был у нас в цирке японец-фокусник. Ох и ловкач же! Вежливый такой, со всеми раскланивается, всем улыбается… Как-то увидел я, как он с пьяными купчиками расправляется, и удивился: не ожидал от него такого. Стал просить, чтобы научил меня приемам. А он не берется. Жалел меня и боялся, что я не выдержу болевые приемы. Упросил я его все-таки. Стал он меня учить. Только не так, как я тебе показывал, а все удары, все болевые приемы на мне по-настоящему проводил. Корчился я от боли, но терпел, потому что очень уж мне хотелось хозяина побить.

    – И вы побили Винкина?

    – Побил. Только не сразу. Через несколько лет.

    – Это когда он не заплатил за работу, и вы ушли из цирка?

    – Нет. В тот раз я вернулся. Винкин упросил маму, пообещал пальцем меня больше не трогать. Да куда там! Не мог он без этого. Раз во время репетиции хлыстом по спине так вытянул, что рубец вздулся. Я не стерпел и дал ему: все припомнил, за все расплатился. Ушел в свою уборную, смотрю, Винкин входит, а сам согнулся и за живот держится. «Вася, – говорит, – совести у тебя нет. За что же меня так разделал? Я ведь тебе как отец родной…» А как узнал, что я ухожу, совсем присмирел. Сел на стул, смотрит на меня так ласково, будто и правда родной отец. Сам говорит: «Вася, ты ведь номер развалишь!» Жалко ему было хорошего акробата терять. Но все-таки из цирка я ушел, на завод работать устроился…

    – А когда же вы опять вернулись в цирк?

    – После гражданской войны, Димка. А тогда такие времена наступили, что не до цирка было. Знаешь, кого я на заводе встретил? Клима Ворошилова. Он после ссылки на этом заводе работал.

    – И вы познакомились?

    – Познакомились. Я тогда еще не знал, кто он. Разве мало слесарей на заводе? В то время работали по двенадцать-четырнадцать часов. Мастера, как собаки, на рабочих бросались, за каждый пустяк – штраф. Устроили рабочие забастовку, пошли толпой к хозяину. Нагрянули полицейские. Ко мне подскочил один, плечистый, распушил усы, как кот – и шашкой в ножнах ткнул мне в грудь. Ну, я и дал ему – шашка в одну сторону полетела, а он – в другую.

    Вскоре подходит ко мне Климент Ефремович, посмотрел внимательно, с прищуром, как я работаю, потом руку протягивает: «Здравствуй, товарищ! Ловко ты полицейского утихомирил. Мы рабочие дружины организуем, не возьмешься ли ребят поучить?» Климент Ефремович часто приходил на наши занятия, в шутку называл меня «профессор по костоломству»… Многим моя наука пригодилась, когда стали бойцами ЧОНа.

    Димка спросил:

    – А Шуру вы научили?

    Сын дяди Васи закончил десять классов, был избран в обком комсомола, поэтому Димка и назвал его Шура, а не Шурка.

    – Научил, – ответил дядя Вася. – Он парень серьезный и никогда не пустит приемы в хулиганство.

    Димка не только изучал приемы джиу-джитсу, он вставал в шесть часов утра, бегал, с каждым днем увеличивая расстояние; вместе с отцом делал гимнастику и шел в школьный двор, чтобы позаниматься на турнике.

    

* * *

    

    Утром, во время своей обычной тренировки, Димка встретился с Ниной Георгиевной. Она держала в руках вилок капусты, а рядом стояли две сумки, загруженные продуктами.

    – Не хотелось второй раз идти на базар, вот и набрала.

    – Ничего, я вам помогу, – Димка взял сумки. Когда вышли на Смоленскую улицу, Нина Георгиевна спросила:

    – Ты что к нам не заходишь?

    Димка промолчал. Нина Георгиевна улыбнулась:

    – Это правда, что вы с Диной поссорились?

    «Ну вот, успела наябедничать мамочке, – подумал Димка. – Наверное, наговорила такого… И надо же было мне встретить тетю Нину! Дина теперь подумает, что я специально, чтобы с ней помириться».

    – Я у Дины спросила, а она говорит, что обозвала тебя дураком, и ты обиделся, – продолжала Нина Георгиевна. – Правильно сделал. Я бы на твоем месте тоже обиделась. Разве можно так называть.

    – Что вы, она меня так не называла. Наоборот, это я… А Дина… она никак меня не называла, – забормотал растерявшийся Димка и, глянув на окна дома Петровых, поставил сумку около ворот. – Все, теперь я пойду.

    – Нет-нет, пойдем, – Нина Георгиевна открыла калитку и подтолкнула его. – Иди, иди.

    Когда они вошли в коридор, Нина Георгиевна заглянула в Динину комнату и прикрыла дверь:

    – Она еще не встала. Пойдем на кухню. – И, услышав кашель дедушки Кузьмича, покачав головой, добавила: – Надо же так простудиться.

    – Можно, я к нему зайду?

    – Что ж, зайди, – разрешила Нина Георгиевна.

    Кузьмич сидел у окна и что-то вырезал из дерева.

    – Здравствуйте, дедушка Кузьмич. Что это вы делаете?

    – Здравствуй, Дмитрий. Ложку вот мастерю, – он повертел в руках кусок яблоневого корня, присматриваясь к нему. – Не люблю металлических ложек: что ни стань есть – все железом отдает и весь вкус отбивает. Вот липовая или осиновая – другое дело. Ну, а о ложке из яблоневого корня и говорить нечего – эту хоть в Москву, на сельскохозяйственную выставку. Что долго не заходил-то, дел много?

    – Да какие у меня дела, дедушка Кузьмич, учусь, и все.

    – А как с Ленькой?

    – А что с Ленькой? У нас все нормально.

    – Обманывай, обманывай старика. Думаешь, если я два дня не был в школе, так ничего не знаю? А Дина что с ним не поделила?

    – Дедушка Кузьмич, ну откуда я могу знать, что не поделили Ленька и Дина?

    Дедушка Кузьмич, усмехнувшись в усы, посмотрел на Димку и снова принялся за работу. Димка стал рассматривать фотографию на стене: группа конармейцев в буденовках. Они сидели на ступеньках широкой лестницы двухэтажного дома с белыми колоннами, а чуть в стороне стояла пулеметная тачанка. Димка присмотрелся к усатому коренастому бойцу:

    – Дедушка Кузьмич, неужели это вы?

    Кузьмич, прищурившись, посмотрел на фотокарточку:

    – Что, не похож?

    – Да вы тут такой… здоровый, и без бороды.

    – Здоровье ушло – борода выросла, – дедушка Кузьмич вздохнул. – Двадцать годков с тех пор прошло, пролетело…

    – А это кто? – Димка показал на соседнюю фотокарточку, на которой был снят во весь рост военный с орденом боевого Красного Знамени на груди.

    – Это Сережа, Динин папа. Чекист был. Погиб при исполнении служебных обязанностей.

    В комнату заглянула Дина.

    – А я-то думаю, с кем ты тут разговариваешь?

    – Вот и молодая хозяйка. Принимай гостя. Когда Дина и Димка остались одни, он сказал:

    – Дина, я никому и ничего не говорил. Ленька все сам придумал.

    – Молчи, я знаю. Извини меня. Хорошо?

    Когда Дина снова села за одну парту с Димкой, он торжествующе посмотрел на Леньку Камчатку. Ленька сделал вид, будто ничего не заметил, но стоило Димке вынуть из портфеля тетрадь, как он подкрался, и схватив ее, отбежал к своей парте. Сунув палец в чернильницу, провел крест-накрест по листу, где было домашнее задание.

    – Возьми, девчачий прилипало!

    В класс вошла Софья Александровна, и Димка, подскочивший было к Леньке, пошел на место. Как только раздался звонок, Димка сказал Леньке:

    – Вызываю тебя «на любака». Ленька и ухом не повел.

    – Ты слышишь? – Димка дернул его за рукав. Ленька повернулся к Цыпленку:

    – Объясни мне, что здесь происходит?

    – Вот этот, – Цыпленок ткнул Димку пальцем в грудь, – хочет с тобой драться «на любака».

    – Он! Драться со мной! – Ленька рассмеялся. Мальчишки, да и девчонки тоже с интересом следили за разговором: такого еще не было, чтобы кто-то из их класса захотел драться с Ленькой Камчаткой один на один.

    – Жду тебя после уроков во дворе, – сказал Димка и отошел к своей парте.

    – Не боишься? – спросила Дина. Димка пожал плечами.

    – Может, не надо, а? Ведь он старше… – Дина повернулась к Мишке и Ваське. – Что же теперь будет?

    – Не бойся, он знает, что делает, – сказал Мишка.

    О том, что Димка вызвал Леньку «на любака», наверное, узнали все, потому что после уроков во дворе, между стеной военкомата и школьным сараем, собрались мальчишки не только из Димкиного, но и из других классов. Не было только Леньки Камчатки. Пока его ждали, Мишка и Васька давали Димке последние наставления. Когда пришел Ленька со своими друзьями, мальчишки расступились, образовав круг. Димка и Ленька сняли пальто и встали друг против друга. Не успел Димка опомниться, как Ленька наскочил на него, и замолотил кулаками. Видно, таким бурным наскоком он хотел ошеломить противника, сломить его сопротивление и сразу добиться победы. Но… Удары пришлись по воздуху.

    Димка сделал подсечку Ленька шлепнулся на землю. Тут же вскочил и не успел опомниться, как опять оказался распростертым. Из его руки выпал медный пятак. Мальчишки угрожающе зашумели и подступили ближе. Мишка и Васька подскочили к Леньке.

    – Не лезьте, я сам, – остановил их Димка и, подняв пятак, протянул его Леньке. – Держи. Я разрешаю.

    – Пошел ты… – Ленька отбросил пятак и рванулся к Димке.

    Увернувшись от удара, Димка сделал захват, потом – подсечку с падением и хотел провести болевой прием, но Цыпленок закричал:

    – Лежачего не бить!

    Димка отпустил Леньку и встал. Встретив такой отпор, Ленька разозлился и, подбадриваемый криками своих друзей, снова ринулся в атаку. Димка отразил его натиск и спокойно, как на тренировке, стал проводить прием за приемом. Ленька вынужден был перейти от нападения к обороне. Он отчаянно сопротивлялся, но вскоре выбился из сил, и Димка провел прием, с которого начал обучение у дяди Васи. Охнув, Ленька не удержался на ногах и упал на колени:

    – Больше не надо. Сдаюсь.

    – Ты что? – вцепился в Леньку Цыпленок и попытался его поднять. – Давай…

    – Не буду, не хочу… – упирался Ленька. – Оставь меня.

    – Ну-ка, пусти! – оттолкнул Димка Цыпленка.

    – Слюнтяй! – презрительно бросил Цыпленок Леньке и пошел прочь.

    Исход драки был ясен, и Димка протянул Леньке руку. Не взглянув на него, Ленька взял пальто и направился вслед за Цыпленком.

    – Подожди! – задержал его Васька. – Вы «на любака» дрались?

    – «На любака», – нехотя буркнул Ленька.

    – Тогда пожми Димке руку или продолжай драться, – потребовал Васька.

    Раскрасневшаяся, в расстегнутом пальто и сбитой на затылок шерстяной шапочке, Дина подбежала к Леньке:

    – Ты что говорил мне про Димку? Что?

    Ленька молчал. Дина шагнула к Димке и. обхватив за шею, неуклюже поцеловала его в щеку.

    – Видал? – повернулась она к Леньке. – А теперь говори, что хочешь!

    Димка потер щеку и покосился на мальчишек. Случись это при других обстоятельствах, они подняли бы его на смех, но сейчас все смотрели на Леньку, ожидая, что он скажет. Ленька не глядя сунул Димке руку и ссутулившись пошел к воротам.

    

ДЕНИКИНЕЦ

    

    Ленька Камчатка тяжело переживал поражение. И в классе, и на улице он уже не пользовался прежним авторитетом. Даже его лучший друг – Цыпленок теперь не хотел с ним водиться и пересел за парту к Лене Захаровой. Разве это не обидно для Леньки? Выходит, он хуже девчонки! И все из-за Димки. Знай Ленька раньше, что так получится, разве стал бы с ним связываться!

    Как–то на перемене Ленька Камчатка остановил Димку на лестнице и с заискивающей улыбкой сказал:

    – Давай помиримся.

    – Давай, – Димка с готовностью протянул ему руку.

    Дина не поверила в искренность Леньки, предупредила Димку:

    – Смотри, отомстит он тебе.

    Однажды утром Димка проснулся, как обычно, рано. Пробежал по своему маршруту, потом пошел в школьный двор, чтобы подтянуться на турнике. На асфальтированной дорожке снег был счищен и кто-то мелом крупными буквами написал: «Димка+Динка = любовь». На ступеньках школьного крыльца тоже понаписано. Димка понял, что одному ему надписи не стереть, и побежал к Ваське.

    Ухмыляясь и с ехидцей посматривая на Димку, Васька обозрел надписи.

    – Я тебя предупреждал, чтобы не связывался с девчонками. От них одни неприятности. И какой дурак так рисовал? Это разве сердце? Свекла какая-то! Смотри, как надо, – он взял кусок кирпича и стал подправлять сердце,,

    – Стирать надо, а ты? – Димка начал затирать надписи снежком.

    А Васька стал объяснять значение слова «любовь»:

    – Это когда сходятся вместе двое ненормальных. Вот что ты нашел хорошего в этой Динке? Объясни мне, зачем она тебе нужна?

    Перед началом уроков к Димке подошел Цыпленок, доложил:

    – Ленькина работа.

    – Ты видел?

    – Нет, но каракули его я как-нибудь знаю

    На большой перемене играли в снежки. Во дворе разгорелся такой жаркий бой, что мальчишки не слышали звонка, и когда прибежали в класс, Софья Александровна была уже там. Димка сел за парту и вынул портфель. Что-то пестрое с шумом вырвалось из него, ударило в лицо и, взмыв вверх, захлопало крыльями под потолком. «Попугай! – изумился Димка. – Откуда он?»

    Попугай пролетел по классу, вцепился лапами в провод и повис вниз головой.

    – Дежурный, открой дверь! – распорядилась Софья Александровна. Ленька Камчатка побежал к двери.

    – Кши! – Софья Александровна взмахнула журналом.

    Попугай посмотрел на нее, спустился по проводу ниже и прокричал:

    – Дур-р-ак, дур-р-рак! Холопы! Хамы!

    Димка запустил в него ириской. Попугай подлетел к двери, покружился около нее и полетел вдоль класса. Мальчишки закричали, засвистели, гоняя его, как голубя.

    – Загоняй его в угол… В угол его! – кричал Васька. В класс вошел директор школы.

    – У вас что, урок или королевская охота на фазанов?

    – Дверь закройте! – крикнул Димка.

    Павел Сергеевич толкнул дверь, а попугай и его обозвал:

    – Дур-р-рак! Рокло!

    Димке вспомнилась приемная ветеринарного враг опрятный старичок с клеткой…,

    – Деникинец, – позвал Димка,

    Попугай уселся на стеклянный плафон под потолком и посмотрел на Димку.

    – Здравствуйте, господа!

    – Деникинец, ко мне. – Попугай покружился над Димкой и сел на протянутую руку.

    – Деникинец, – Димка погладил его по спине. Павел Сергеевич взял у него попугая.

    – Зачем ты принес этого «белогвардейца»?

    – Он у меня в парте был. Я не знал…

    – А почему же он тебя послушался? – раздраженно спросила Софья Александровна. – Выйди из класса.

    – За что? Кто принес, пусть выходит!

    – Сейчас же выйди из класса и без мамы не возвращайся.

    – Ну и выйду. – Димка вынул из парты портфель и стал торопливо укладывать книги.

    – Портфель оставь.

    – Ну возьмите! – Димка бросил портфель и вышел.

    – Софья Александровна, – сказала Дина, – тети Кати нет. Она в Рудне, в командировке. А попугая принес вовсе не Димка. Я у них бывала, у них есть собака, а попугая нет.

    – Дина, тебе не стыдно врать? – повернулась к ней Софья Александровна.

    Прозвенел звонок.

    – Ничего вы не понимаете! – Дина хлопнула крышкой парты и выбежала из класса.

    – Софья Александровна, – Валька Цыплаков встал из-за парты, – это точно не Димка. Я за него головой ручаюсь.

    – Ты знаешь, кто это сделал? – спросил Павел Сергеевич.

    – Я еще не знаю, но догадываюсь. Вы только выйдите на минутку, мы сейчас найдем.

    Павел Сергеевич и Софья Александровна переглянулись.

    – Что ж, пусть разберутся сами, – сказал Павел Сергеевич. – Пойдемте.

    Валька Цыплаков вышел к доске.

    – Девчонки тоже пусть уходят. У нас будет мужской разговор.

    – Как бы не так! – крикнула Лена Захарова. – Мы тоже хотим знать, кто принес.

    – Не трогай ты их, пусть остаются. – Мишка выглянул в коридор и плотно закрыл дверь. – Кто принес попугая, пусть лучше сам скажет.

    – Интересно бы посмотреть, кто это сделал, – Васька оглядел класс.

    – А тебе не интересно, почему это Диночка так заступалась за Димку и тоже убежала? – спросил Ленька Камчатка. – Может, это она с ним на пару. Сидят-то на одной парте.

    – Думаешь, Дина такая, как ты? И Димка не такой! Это ты только можешь исподтишка, – Лена подошла к нему ближе. – Подожди-ка, что это у тебя утром портфель был толстый, а сейчас тонкий?

    – Тебе какое дело? Ты что, директор?

    – Сейчас будет тебе директор, – Валька Цыплаков взял Леньку за руки.

    Мишка вынул из парты Ленькин портфель и потряс. Из несо выпали две тетради, карандаш и сине-зеленое перо с радужными разводами.

    – Так вот кто этот гад! – Валька Цыплаков схватил Леньку за грудки, но тот вырвался и бросился к двери.

    Васька подставил ногу, Ленька растянулся на полу.

    – Пацаны, темную ему!…

    Мальчишки навалились на Леньку. Они не забыли, как он еще недавно командовал в классе, и теперь хотели рассчитаться с ним. Каждый тянулся к нему, чтобы хоть разок стукнуть.

    – А ну, разойдись! – Мишка стал расталкивать мальчишек. – Кончай, вам говорят!

    – Правильно, бить не надо, – вступилась за Леньку и Лена Захарова. – Давайте лучше объявим ему бойкот.

    Это предложение всем понравилось.

    

ТАЙНИК ОТКРЫЛСЯ

    

    Ленька Камчатка не показывал виду, что испугался бойкота. В школе, во время перемен, он с независимым видом прохаживался по коридору. Играл сам с собой в чеканку. Не хотят с ним водиться, он обойдется. Пусть теперь кто-нибудь попросит что-нибудь… Но Леньку никто ни о чем не просил. О нем все будто забыли, и ему вскоре надоело быть одному. Боясь подойти к мальчишкам, он попробовал заговорить с девчонками, но они тоже не пожелали иметь с ним дела. «Дал бы я вам, кикиморы!» – думал он. Но тронуть девчонок боялся: видел, как настороженно наблюдают за ним мальчишки и ждут случая придраться к нему и поколотить.

    После уроков Ленька остановил во дворе Лену Захарову.

    – Подожди, давай поговорим.

    – Отстань! – Лена оттолкнула его и побежала обратно к школе. Ленька бросился за ней.

    – Лена, подожди!

    Навстречу вышел Васька и крикнул:

    – Гляньте, Камчатка хамит!

    Из школы выбежали мальчишки, и Ленька пустился наутек. Васька свистнул и закричал:

    – Попадись только, мы тебе устроим!…

    С этого дня Ленька Камчатка перестал ходить в школу. Утром уходил из дома и бродил по улицам, стараясь не попадаться на глаза знакомым. Когда открывались магазины, обходил их по очереди, подолгу задерживаясь у прилавков, а если были деньги, то шел в кино. Возвращаясь домой, Ленька обедал и садился «учить уроки».

    

* * *

    

    Зато Димка был в центре внимания и пользовался всеобщим уважением. Даже Софья Александровна нашла нужным с ним объясниться:

    – Выходит, я зря тебя наказала. Но и ты перед старшими больше не горячись. Мог бы рассказать, где познакомился с Деникинцем. Было бы даже интересно.

    Узнав, что отец и мать Димки в командировке, Софья Александровна взяла над Димкой шефство. Сама к нему заглядывала проверить, как он учит уроки, и организовала девчоночью бригаду поддерживать в квартире порядок. Работы бригаде хватило на все время, пока не было Димкиных родителей. Дело в том, что Васька, Мишка, а потом и Лева, боясь, как бы девчонки не закомандовали Димкой, стали приходить вместе с бригадой. От их помощи обязательно что-нибудь летело с полок или из шкафа. В первый день они рассыпали крупу и сахар. На второй – муку. На четвертый кокнули бутыль с подсолнечным маслом. Рекс вообще-то ребят не трогал, а Димкиных друзей считал своими друзьймй. Поэтому он ввязывался в их игры. Он бы танцевал с ними, но его тонкий собачий слух не выносил музыки, и под патефон Рекс выл.

    Накануне приезда Климовых-старших окончательный порядок все же был наведен. Софья Александровна принесла взамен погибшей точно такую же бутыль с маслом. Разбитое мячом стекло в окне заменил на целое дедушка Кузьмич.

    В школе, на последнем уроке Софья Александровна сказала:

    – Ребята, я думала, Леня Сапожников заболел. Пошла его проведать, а дома все уверены, что он в школе… Я увидела у Димы, какие вы бываете дружные. Доверяю вам самим разобраться с Леней. – И добавила: – Он очень хочет опять в школу, но вас боится.

    – Разберемся, – обещал Васька и спросил: – А что про Деникинца узнали?

    – Его подарил Сапожниковым родственник – старичок. А сейчас они передали попугая одной знакомой цыганке. Она обещала обучить попугая разным веселым штукам. Сказала, что он после этого обязательно забудет говорить ерунду и ругаться.

    К Леньке направили делегацию из нескольких мальчишек и девчонок. Они спросили:

    – Понял, что с нами не сладишь?

    – Понял.

    – Больше не будешь?

    – Не буду.

    Бойкот с Леньки был снят, и Цыпленок снова сел за одну парту с ним.

    Примирение с Ленькой было кстати потому, что в школе и рядом началось сразу много дел; каждый человек стал на учете. Софья Александровна и пионервожатый организовали драмкружок. Ленька, как самый большой ростом, играл волка в пьесе «Красная Шапочка». Дина – Красную Шапочку, а Димка – охотника. Димка, конечно, перепутал слова и Дину так и назвал Диной:

    – Дина, берегись! Ленька-Волк идет! Но всем пьеса все равно понравилась. К Димке прибежал Лева и сообщил:

    – Пашку Нуля выпустили. Заходил к тете Юле, и они снова смотрели на ваши окна.

    В школе Димка поделился этой новостью с Мишкой и Васькой.

    – Когда точно твои отец и мать с работы приходят? – спросил Васька.

    – В шесть, а то и позже. У них то собрание, то заседание.

    – Нам снова нужно установить над тобой шефство. Мишку взволновало другое:

    – А пока мы в школе? Юлька наверняка пронюхала, когда ваша квартира пустая.

    – Не пустая. Там Рекс сидит, караулит.

    – Они ему отраву кинут.

    – Он у чужих не берет.

    – Усыпят. Воры, они такие. Васька предложил:

    – Будем смываться по очереди с уроков, а против усыпительного порошка свистнем в военном кабинете противогаз.

    – Смываться… Тут насчет шефства подумаешь. Уроки-то мы, когда вместе соберемся, учить не будем.

    Все задумались, потому что правда, какие ж уроки, если мальчишки соберутся втроем? Васька и тут нашелся:

    – Так это же временно. Пока Пашку не изловим. Их совещание видела Дина, и озабоченность Димки она заметила?

    – Что случилось?

    – Ничего, – соврал Димка.

    На переменках друзья бегали к забору смотреть, в порядке ли дверь в квартиру Климовых, и Дина окончательно поняла: что-то затевается.

    Едва Димка, Мишка и Васька после уроков вошли в дом, как за ними следом постучали Дина и Лена.

    – Расскажем? – спросил Димка.

    Васька и Мишка согласились. Девочки, узнав о Пашке, глаза сделали испуганные, но было видно, что им больше интересно, чем страшно. Дина сказала:

    – Уроки все-таки мы учить будем.

    Все разложили на столе учебники и тетрадки. Однако в головы ничего не лезло. Тогда Васька заявил категорично;

    – Будем учить уроки – прокараулим. Они ворвутся, и порошком нам в нос.

    Учебники пришлось закрыть, а форточки, наоборот, открыли. Стали прислушиваться. На лестнице раздались шаги. Рекс пошел к дверям, виляя приветливо хвостом.

    – Может, они ему уже чего-нибудь дали? – насторожился Васька.

    Димка, сторонясь замочной скважины, спросил:

    – Кто там?

    – Мы, – послышался голос Виолетты. Димка открыл, впустил ее и Леву. Виолетта доложила:

    – Пашка сидит у Юльки.

    Но теперь напряженность прошла. Слишком много собралось народу в квартире. К тому же девятиклассница и комсомолка Виолетта шестиклассникам казалась совсем взрослой. Да она и правда повзрослела за учебный год. И еще она сдала нормы на значок ГТО.

    Димка сказал:

    – Да ну его! Ничего он нам теперь не сделает – вон сколько нас! Хотите, я вам покажу, чему меня дядя Вася научил?

    Все заинтересовались, особенно девчонки.

    Димка нашел в шкафу коробку, в коробке лежали три тяжелых металлических шарика. Он довольно умело стал подбрасывать вверх шарик за шариком, не давая им упасть на пол.

    – Настоящий жонглер! – авторитетно заявила Виолетта.

    – Ловкость рук – и никакого мошенства! – восхитился Мишка.

    – А ну, дай я! – не выдержал Васька и забрал шарики у довольного Димки. Увы, как ни старался Васька поймать хотя бы два шарика из трех, они с грохотом раскатывались по полу.

    – Да ты бросай повыше шарики, а то ловить не успеваешь, – посоветовал Димка смущенному другу.

    Васька с такой силой бросил шарики вверх, что с потолка посыпалась штукатурка, а там, где был амур, получилась большая круглая дыра. Димка в нее всмотрелся, попросил:

    – Тащим стол.

    Под дыру поставили стол, на него – тумбочку. Димка залез на это сооружение. Оказалось, амур был нарисован на вьюшке, что накрывала отдушину. Вьюшка откинулась внутрь потолка. Димка хотел ее сковырнуть на место и наткнулся в глубине отдушины на какой-то предмет. Он едва его подтянул к краю отдушины, так он был тяжел. Мишка тоже влез на стол.

    – Давай, что там нашел?

    Димка передал ему покрытую пылью шкатулку, водворил вьюшку с амуром на место и спрыгнул. Дина сразу же предложила:

    – Замажем замазкой, дедушка даст, а масляные краски мне самой купили.

    Стали рассматривать шкатулку. Стерли с нее пыль, шкатулка была из прочного дерева, но без всяких украшений, крышка заперта внутренним замочком. Димка сходил за охотничьим топориком. Загнал его в шель, нажал на топорище, крышка отскочила. В шкатулке были кольца, крестики, медальоны, браслеты, бусы и разные камушки.

    – По-моему, это драгоценности, – сказала Виолетта. – Такое колечко мама сдавала в торгсин, когда нечего было есть. На нем должна быть проба.

    Но как выглядит проба, Виолетта не помнила, в тридцать втором году она еще была маленькой. Стали протирать от пыли камушки.

    – А это просто стеклышко. Как пробка от духов, – определил Мишка и протер стеклышко рукавом. Оно полыхнуло разноцветными огоньками, колючими лучиками. Мишка, что-то быстро соображая,, наморщил лоб и чуть царапнул находкой по оконному стеклу. На нем остался след.

    – Алмаз. Даже брильянт.

    Виолетта оглянулась на дверь и сказала, понизив голос:

    – Мальчишки, девочки, а ведь Пашка за этой шкатулкой охотился. Дима, зови Рекса, а я побегу домой и позвоню в милицию, с такой шкатулкой нам оставаться долго нельзя.

    Димка выскочил во двор. Рекс что-то унюхал под сараем, рыл в податливой весенней земле нору и, как назло, заартачился.

    Виолетта ворвалась к себе:

    – Мама, у Димки золото нашли! Надо сообщить в милицию.

    – Мой бог! Какое золото? Зачем оно у мальчишки? И зачем милиция?

    – Да не у него, в их квартире. – Она бросилась к телефону, начала названивать. Потом спохватилась, показала матери, чтобы та захлопнула дверь на балкон. Дверь была распахнута, чтобы впустить прохладный воздух, пока нет легко простужающегося Левы. Виолетта дозвонилась и доложила:

    – Сообщает комсомолка Грановская. На Смоленской, в бывшем доме купца Прохорова, обнаружено золото. Немедленно приезжайте, а то мы боимся вора. – Она дала номер дома и квартиры, положила трубку и побежала к дверям. Эмилия Наумовна загородила Виолетте путь:

    – Там вор? Не пущу!

    – Мама, вора там нет, но там есть Лева.

    – Тогда я сама…

    Виолетта поймала мать за кофту.

    – Мама, не ходи! Ты все испортишь.

    Эмилия Наумовна шлепнула Виолетту по руке:

    – Не смей так с матерью!

    Виолетта, опередив ее, выскользнула за дверь. Эмилия Наумовна побежала за дочерью, но на лестнице отстала.

    – Господи, она скачет через пять ступенек, как коза! Виолетта! Ты сломаешь каблуки и обязательно свернешь себе шею.

    Димка и Рекс тоже препирались. Одуревший от земного весеннего запаха, Рекс было пошел за Димкой, но увидел кота и неожиданно вырвался. Кот стремглав взлетел на дерево, Рекс заскреб передними лапами по стволу, досадливо заскулил сквозь намордник. Димка оттащил Рекса за ошейник от дерева, но тут через двор пронеслась заполошная курица. За ней Рекс кинулся просто так, ибо был обучен домашнюю птицу не трогать. Видя, что сближается с беглянкой, он затормозил всеми четырьмя и проехался на когтях до дыры в заборе, в какую и нырнула напуганная хохлатка. Тут Рекс окончательно пришел в себя и виновато помахивая хвостом сам затрусил домой.

    Пашка в тот день пришел к Юльке и снова принес вино. Зная, что Юлька и без вина соображает плохо, попросил:

    – Сначала, Юленька, ответьте на мои вопросы, а потом уж я вас угощу. Когда уходят из дома интересующие нас соседи?

    – К восьми никого не остается.

    – Когда возвращаются?

    – Мальчишка к обеду. Отец и мать к вечеру. А бывает и заполночь. Они партейные и часто заседают. И еще они мотаются в командировки. Но когда их нет, дома пес сидит. Огромадный.

    Пашка задумался. Вообще-то он на этот раз подготовился к делу неплохо. По снятым Юлькой слепкам с замочных скважин квартиры Климовых, еще за время отсидки в исправительном лагере, Пашка изготовил ключи. Он припас сверла, шлямбур, гвоздодер, отвертку, зубило. Квартиру Климовых он запомнил хорошо, когда заходил в нее под видом управдома. Лепные ее украшения так и стояли перед Пашкиными глазами. Простукать их, уловив за ними пустоту, вскрыть… Но вот про пса Пашка не подумал. Спросил у Юльки:

    – Пес породистый?

    – Овчарка немецкая.

    – Обученный?

    – Мальчишка держит палку, он через нее скачет. А бросит палку, он за ней сбегает, принесет.

    – Пустолает?

    – Нет.

    – Колбасы ему подбросить не пробовала?

    – У чужих не берет.

    «Ничего, – решил Пашка, – надену ватник, рукавицы покрепче, соображу что-то вроде ухвата, нож заточу поострее, справлюсь». Он налил Юльке вина.

    – Спасибо за сведения, Юлия Даниловна. Вот вам магарыч.

    Хотел уже уходить, но увидел в окно перелезающих через штакетник школьного двора Димку, Мишку и Ваську. Юлька сказала:

    – Вот они, разномастные: чернявый, светлый и рыжий. Водой не разольешь. Мне они в морду чернилами плеснули.

    – Осторожней будешь, – сказал Пашка.

    Вслед за мальчишками в квартиру Климовых прошли незнакомые две девчонки. Потом Виолетта и Лева, которых Пашка знал в лицо. Пашка спросил:

    – И часто у них такие сборища?

    – Частенько.

    Пашка прислушался; сверху доносилось топтанье, постукивание, побрякивание. Зная глазастость этой публики, Пашка решил до темноты на улицу не показываться. У Юльки была духотища, и он открыл форточку. Звуки сверху стали слышнее, видимо, и там все форточки были нараспашку.

    Вдруг наверху все притихло. Потом там, наоборот, завозились, загалдели. Снова притихли, а через некоторое время, как угорелая, в свой подъезд промчалась Виолетта. Балкон Грановских был наискосок от Юлькиной форточки, и до Пашки ясно донеслись слова: «Золото нашли!».

    Он вскочил, как ужаленный. А Юлька, неожиданно протрезвев, показала в окно:

    – Мальчишка-то ихний возится с собакой, а она в наморднике.

    Еще не соображая, как будет действовать, но понимая, что у него остается последний шанс завладеть богатством купца, Пашка кинулся вон. Юлька не спеша засеменила за ним.

    Пока Виолетта дозванивалась в милицию, а Димка утихомиривал Рекса, вокруг шкатулки начался такой разговор:

    – Мы скажем, чтобы на это золото построили ледокол, – предложил Мишка.

    – А хватит? – спросила Лена.

    – Хватит, – сказал Лева, – мама рассказывала: тогда, в торгсине, за одно колечко получили муку, сливочное масло, сахар, консервы и даже на конфеты осталось. А тут целая коробка всякой всячины.

    – Тогда лучше пусть построят новый самолет «Максим Горький», а то он погиб, – внес свое предложение Васька. – Вот только эти бусы, по-моему, ничего не стоят.

    – А может, это жемчуг? – неуверенно предположил Мишка: он много читал про сокровища, но никогда их не видел.

    – Сейчас мы это узнаем, – услыхали они, как гром среди ясного неба, голос Пашки Нуля. – Мы отнесем находку в НКВД, – он забрал со стола шкатулку и, шагая к дверям, закончил: – Там все знают.

    Из–за того, что Пашка вошел неожиданно, у всех ноги приросли к полу. Потом Дина схватила его за пиджак.

    – Мы сами! Мы нашли!

    Пашка ударил Дину локтем в лицо.

    – Девчонку бить?! – завопил Мишка. Он и Васька разом прыгнули на Пашку. Мишку он ударил по голове шкатулкой, а Ваську поддел ногой. Оба полетели на пол, но самого Пашку ударила по спине скалкой Лена, а Лева запустил в него патефонными пластинками «Медленный вальс» и «Дождь идет». Пашка перепрыгнул порог и столкнулся с Виолеттой. Та завизжала так, как только могут визжать девчонки. Пашка мотнул головой и, оттолкнув Виолетту, встретился с Рексом. Он был в наморднике, поэтому не особенно опасен. Пашка сунул Рекса по носу шкатулкой и пользуясь тем, что пес вздыбился на задние лапы, пнул его в живот. Он отлетел в угол веранды. Димка хотел провести прием, но слишком велик был для него вес противника. Пашка просто стряхнул Димку и, наступив ему на руку, прыгнул к лестнице. Сбил на пути Эмилию Наумовну. Падая, она успела крикнуть:

    – Я тебе за детей!… – и располосовала Пашке ногтями щеку.

    Дина в это время успела расстегнуть Рексу намордник, он сам сорвал его лапами и в тот момент, когда Пашка перепрыгивал порог парадной, сбил Пашку с ног. Юлька благоразумно попятилась за угол.

    Увидев над собой клыкастую морду, Пашка взмолился:

    – Сдаюсь!

    На шум и свару бежали прохожие и соседи. Тут же подоспела милиция.

    Битва кончилась. Милиция составляла протокол и перечень вещей в шкатулке. Участковый врач накладывал повязки и примочки. Васька, у которого была сломана рука, упорно твердил:

    – Чтобы самолет «Максим Горький» был построен! Ему обещали и отправили в больницу на «скорой помощи».

    Потом подсчитали ущерб: у Мишки на голове вздулась шишка, у Дины под глазом был огромный синяк, у остальных участников сражения ссадины и царапины. У милиционеров разболелись головы от общего гвалта и полного разнобоя в показаниях. В протоколе фигурировали амур, Нуль, и трудно было понять, кто из них главный вор.

    Но больше всего досталось Пашке Нулю. От ребят – пустяки; Рекс его покусал и повалял здорово. Пашку ждали суд и тюрьма, а никакое богатство его не ждало.

    Когда милиционеры, понятые и еще какие-то люди, забрав Пашку, протоколы и драгоценности, вышли, участники сражения начали разбор своих действий:

    – Я как кинусь! А он мне как заедет…

    – А я лежу головой под столом, думаю…

    – Мне показалось: у меня рука отскочила.

    – А мне…

    И так далее. Но в общем пришли к выводу, что все действовали как надо. Немного позавидовали Ваське: у него не какой-нибудь синяк, а перелом. К тому же он несколько дней не будет ходить в школу. К весне учеба все ж надоедает здорово.

    Вызванные раньше времени со службы, пришли Димкины отец и мать. Димке предстояли сначала упреки по поводу побоища, потом трепка за все грехи сразу. Димка сказал:

    – Зато теперь нам обязательно проведут телефон.

    

ЗА НОВЫМИ ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ

    

    Наступили каникулы, и на Смоленской стало тихо. Так тихо, что зевать хотелось. Между тем после бурной от разных событий зимы Димка, Мишка и Васька жаждали новых приключений. Васька сказал:

    – А все-таки Сэр не такой.

    Димка вспомнил историю с цветами и согласился с Васькой:

    – Не такой. Он сквозь стенки видит.

    Они стали наблюдать за Сэром, и вскоре подглядели подозрительнейшую сцену: Сэр стоял возле своей клумбы. К нему подошел здоровенный дядька в зеленой куртке и сапогах. Он передал Сэру массивные пакеты и сказал.

    – Время подумать о хороших заработках. Русалки ждут нас.

    – Что ж, Туапсе и Сочи к нам всегда были добры, – ответил Сэр.

    Потом они заговорили тише, но ребята все же расслышали:

    – …Препотешная с золотом вышла историйка…

    Это Сэр сказал. И еще:

    – …Ребятишки действительно прокудные… – и отдельные слова: – …я остерегаюсь…

    Наконец они распрощались:

    – До встречи на благодатных берегах!

    – Не забудь документ. Я раскидаю здешний завал и двину по твоим следам.

    У Димки, Мишки и Васьки открылось срочное совещание; что бы значила встреча Сэра с типом в зеленой куртке? «Русалки ждут… документ… раскидаю здешний завал…» А историю с золотом Сэр, видите ли, считает препотешной. Значит, в «здешнем завале» богатства побольше, чем в шкатулке купца Прохорова. При этом он остерегается прокудных мальчишек.

    Для начала мальчишки облазили чердак и подвалы. Потом разобрали груду старых кирпичей в углу двора и рыли под ними яму, пока эту работу не прекратил управдом. Они добросовестно засыпали яму землей с битым кирпичом, утрамбовывая слой за слоем. Мол, если Сэр вздумает «раскидывать завал», то быстро и незаметно этого не сделает. Время от времени они проверяли, где Сэр. Он последние дни пропадал в фотографии.

    Наконец он пошел на вокзал. Дождавшись, когда подошла его очередь и он склонился к кассе, Мишка приблизился и услышал, какую станцию назвал Сэр и на какое число попросил билет.

    Снова было экстренное совещание. Несмотря на протесты Васьки, решили так; Васька остается в Сталинграде. Рука у него еще слабая, с ней ни плавать, ни лазить по скалам нельзя. К тому же Васька пропустил много уроков, Софья Александровна дала ему дополнительные задания и ходит проверять, как Васька занимается. Васька скажет родителям Димки и Мишки, что они уехали на несколько дней рыбачить на Ахтубу, и вызовется кормить Рекса вместо Димки. Димка и Мишка едут за Сэром и не спускают с него глаз.

    Были разбиты копилки и собраны деньги на билеты в общий вагон. В рюкзак натолкали кое-какие продукты.

    В принятии этого поспешного решения немаловажную роль сыграло то, что Сэр ехал в места, где жили Димкины родственники. Было где остановиться, и голодная смерть не грозила мальчишкам.

    Постукивая колесами, поезд мчался все дальше и дальше на юг. Сэр ехал в соседнем с ребятами, мягком вагоне. Время от времени Димка и Мишка заглядывали в тот вагон. Сэр читал газеты, спал или стоял в коридоре у окна с молодой женщиной, соседкой по купе. На остановках выходил из вагона, прохаживался по перрону, иногда что-нибудь покупал – словом, вел себя так, как и все пассажиры.

    Поезд приближался к Туапсе. Мишка приник к окну. За сеткой нудного, моросящего дождя все было серым, неприглядным и совсем не таким, каким он представлял себе юг по Димкиным рассказам. Поезд остановился; среди пассажиров, высыпавших на перрон, мальчишки увидели Сэра и пошли за ним.

    Дождь усилился. Сутулясь от лившейся с крыш воды, Мишка и Димка передвигались, прижимаясь к стенам домов. А Сэр как будто дразнил их: надвинув на глаза шляпу, подняв воротник плаща, неторопливо шел, помахивая веточкой.

    – Хорошо ему в плаще, – позавидовал Мишка. – А мы – как мокрые курицы.

    – Может, Сэр кого-нибудь ищет? – предположил Димка и, дернув Мишку за рукав, прижался к стене дома.

    Сэр остановился у почтового ящика, оглянулся, взял веточку в зубы, кинул в ящик письмо и, посмотрев на часы, быстро пошел к вокзалу. Мальчишки едва успевали за ним. Поехали дальше. Поезд втянулся в туннель, а когда вырвался из него, Димка восторженно крикнул:

    – Море!

    Мишка, обняв его за плечи, жадно вглядывался вдаль. Воздух был голубовато-прозрачен. Ярко светило солнце, в его лучах все сверкало, переливалось, и только черная полоса дыма, тянувшаяся от паровоза, напоминала о том, что в мире есть мрачные краски.

    – Хватит глазеть, – сказал Димка. – Следующая остановка наша.

    Поезд остановился. Из вагона вышли Сэр и все та же молодая женщина. Они простились. Женщина пошла к воротам в санаторий, а Сэр – к поселку.

    – Все правильно, – сказал Димка. – В поселке остановится. Ну, а мы к Борису, на Воробьеву дачу.

    Они вышли на аллею, обсаженную кипарисами. Мишка рассматривал дома, утопающие в зелени незнакомых деревьев, яркие цветы на клумбах, разбитых перед ними, спросил:

    – Тут обезьяны не водятся?

    – Нет, – Димка улыбнулся. Ему в первый раз тоже почему-то казалось, что обезьяны здесь должны водиться. Он посоветовал:

    – Смотри лучше, где и что здесь есть. Белое здание с верандой – это столовая. Борис работает там шеф-поваром. Вон там, за деревьями, дома отдыхающих. По этой тропинке – танцплощадка, там и кино показывают. А вон, – Димка показал на белый одноэтажный дом, едва видневшийся за деревьями, – живут работники дома отдыха. И Борис там. Сейчас он нам обрадуется!

    Димка и Мишка вошли в прохладный коридор. Из-за двери доносился перезвон гитары, и кто-то негромко напевал:

    Девушку из маленькой таверны,

    Где бушует Тихий океан.

    Девушку с глазами дикой серны

    Полюбил суровый капитан.

    – Борис поет, – сказал Димка. – Он мечтает стать моряком дальнего плавания и любит морские песни. Вот сейчас будет! – Димка толкнул дверь, и она, раскрывшись, глухо стукнула по кадке с фикусом. Димка шагнул через порог.

    – Привет, морской бродяга! Не удивляйся, это – я.

    Борис и не думал удивляться. В белых брюках, белой рубашке с открытым воротником, полулежа на диване, перебирал струны и продолжал напевать. Лишь закончив куплет, Борис повесил гитару и взял со стола какую-то бумажку.

    – Удивить, значит, хотел? Опоздал! Я раньше удивился, когда мне среди ночи вручили телеграмму: «Димка убежал к тебе. Еду следом. Климова». Короче, я иду давать ответную телеграмму: «Димка приехал. Все хорошо». А уж как тебе будет хорошо, это увидим, когда мать приедет. Располагайтесь, отдыхайте, я пошел. Кто зайдет, скажите, чтобы подождали.

    Он вышел. Мишка сказал:

    – Большой радости я не заметил.

    Димка надулся. К Борису заглянула высокая, светловолосая девушка с курортным загаром и волейбольным мячом:

    – А где Борис?

    – Пошел по делам.

    – Не говорил, чтобы его подождали?

    – Нет, – перенес Димка свое недовольство Борисом на гостью.

    Девушка пожала плечами, выбежала. Насвистывая мотив все той же песни, вошел Борис, поставил на стол кастрюли.

    – Проголодались, путешественники? Садитесь, пообедайте.

    Мишка и Димка сели за стол, а Борис взял книгу и улегся на диван.

    – Надо до темноты смотаться в поселок, – шепнул Димка Мишке и повернулся к Борису. – Тут какая-то тетка спрашивала тебя.

    – Тетка? – Борис отложил книгу. – Может быть, девушка? Беленькая такая, симпатичная…

    – Нашел симпатичную, – Димка засмеялся. – Рыжая, старая, как кляча, и страшная.

    – В следующий раз глаза протри, – Борис вышел, хлопнув дверью.

    – Видал? Как ветром его сдуло! Айда быстрей. Одно пирожное – пополам, а второе оставим для моего здешнего дружка Федьки.

    Они прошли до конца главной аллеи и вышли на шоссе.

    – Эта дорога ведет к поселку, только она виляет и по ней далеко. Мы пойдем напрямик, – Димка свернул на едва заметную тропку, и пока шли по лесу, рассказывал Мишке:

    – Здесь есть все, что хочешь: орехи, кизил, тутовник, дикие яблоки, груши… Можно все лето прожить без всяких продуктов.

    Мишка заметил:

    – В таком лесу и заблудиться недолго.

    – А ты примечай, куда идешь. Нам за Сэром везде придется побегать. Если когда-нибудь заблудишься, то главное, иди все время вниз, выйдешь к железной дороге и сразу поймешь, где находишься.

    Мишка и Димка перешли речку к окраине поселка. Встретили мальчишку лет семи.

    – Федьку знаешь? – спросил у него Димка.

    – Федьку, говоришь? – мальчишка задумался.

    – Позови Федьку, – Димка дал ему конфету.

    – Федьку, говоришь? – повторил мальчишка, рассматривая конфету. – Ладно, позову, – и побежал к поселку, а Димка с Мишкой спрятались в кустах.

    Вскоре показался Федька. Он что-то насвистывал и посматривал по сторонам.

    – Иди сюда, – позвал его Димка.

    – Вы чего прячетесь?

    – Нужно. Иди сюда. Федька подошел.

    – Здорово. С матерью приехал?

    – Нет, с ним, – Димка показал на Мишку.

– Одни? – удивился Федька.

    Димка кивнул и протянул ему пирожное.

    – «Наполеон»! – обрадовался Федька. – Это я люблю. И еще заварное. А бисквитное терпеть не могу. Навалят сверху масла… Вам отломить?

    – Нет, мы наелись, – отказался Димка.

    – Тогда ладно, – Федька растянулся на траве. – Люблю вот так лежать где-нибудь под кустом и жевать что-нибудь вкусное. Кругом природа, птички поют…

    Когда Федька доел пирожное и облизал пальцы, Димка спросил:

    – Послушай, к вам в поселок сегодня приехал один человек. Он высокий и с таким носом, – Димка сделал в воздухе закорючку. – Ты видел?

    – Он у деда Константина остановился.

    – Ты бы присмотрел за ним, а? Куда он ходит и с кем встречается…

    – Зачем? – Федька подозрительно посмотрел на Димку. – Не мое это дело.

    – Пирожное жрать – так твое?

    – Ты что, за пирожное купить меня хотел? – глаза у Федьки стали злые.

    – Да подожди ты! Ты же друг мне. Поэтому я к тебе и пришел. Нам вот так нужно за этим типом присмотреть. Самим нельзя в поселок показываться: он нас знает, а ты там живешь.

    – Так бы и говорил сразу. Присмотрю. А дальше?

    – Встречаться будем на пляже у Воробьевой дачи. Если нас там не будет, оставишь записку. В бетонной стене, что напротив «козла» для прыжков в воду, есть дырка. В нее положишь. Да не вертись у Сэра перед глазами. Он страсть как умеет все подмечать.

    – Он кто? Шпион или урка?

    – Сами пока не знаем, но тип подозрительнейший.

    Димка и Мишка наперебой рассказали о своих наблюдениях. Как Сэр умеет пользоваться двумя выходами из флигеля, умеет появляться там, где его не ждешь. Умеет узнавать мысли и намерения людей. Случай с цветами, хотя Сэр тогда вроде бы и выручил Димку, одновременно обидел, и забыть это Димка не мог. Про встречу с «зеленой курткой», о разговоре, напоминающем обмен паролями, тоже рассказали.

    Федька обещал с настоящим подъемом:

    – Никуда он от нас не денется. Каждый его шаг будем знать.

    К Борису Димка и Мишка успели вернуться до его возвращения. Пришел он поздно вечером, щелкнул Димку по носу, потребовал:

    – Впредь с моими гостями будь вежливей. Если я просил их ждать меня, так и передавай. А то домой отправлю. Второе: телеграмму я дал такую: «Тетя Катя, не спешите, за Димкой, Мишкой присмотрю».

    Среди ночи из Сталинграда прилетела ответная телеграмма: «Мишкиным родителям сообщила. Задерживаюсь. Пусть живут у тебя до моего приезда». Ребята обрадовались, и сон у них на время пропал, поэтому проснулись поздно. Помчались к морю. Димка, раздвинув плющ, нащупал в бетонной стене дыру и вынул записку. Федька писал: «Сэр на санаторном пляже».

    

СЭР ЗАМЕТАЕТ СЛЕДЫ

    

    Найти Сэра на пляже поначалу показалось гиблым делом, так густо лежали, бродили, мельтешили купальщики. Ребят привлекли два ярко размалеванных щита.

    Оказалось, это были декоративные холсты фотографа. На одном – лихой джигит на коне; на втором – русалка с синим рыбьим хвостом и в синем с узорами лифчике. Вместо лиц у этих изображений были отверстия. Высунь в них лицо, и на одной фотографии выйдешь джигитом, на второй – русалкой. Перед фотоаппаратом стоял Сэр…

    Димка и Мишка прилегли, как за бруствер, к одной очень полной курортнице, стали наблюдать. Быть русалками хотели многие женщины. Отверстие для лица было далеко не всем впору. У одних щеки не пускали высунуться, и носы, губы казались непомерно большими. Другие выглядывали, как мыши из норы. Но Сэр снимал всех безотказно. Мишка сказал разочарованно:

    – Так вот какие русалки его здесь ждали… Димка и сам начал понимать, что все много проще, чем думалось, но уж очень бы стало скучно жить, окажись Сэр только фотографом. Быстренько вспомнив книги и кино про шпионов и преступников, он горячо заговорил:

    – Один мухоловом прикинулся. Читал: «Дядя Ваня – мухолов»? А этот фотографом. Насчет же русалок я и сам понял. Понаблюдаем еще.

    Вскоре к Сэру подошла его знакомая по поезду. Они сначала говорили нормально, а затем Сэр, поозиравшись, что-то сказал ей на ухо. Она сначала улыбалась, потом закрыла губы ладонью, с заговорщицким видом тоже поозиралась и, петляя между загорающими курортниками, стремительно удалилась.

    – Понял? – спросил Димка. – Все еще только начинается.

    Это была правда. К Сэру подошел тот самый тип, что щеголял в Сталинграде в зеленой куртке и сапогах. Здесь он был в одних плавках. С ним Сэр пошушукался, и он, поулыбавшись, стал серьезным, даже сказать, зверским сделалось его лицо. Этот не петлял, как знакомая Сэра, а напрямую кинулся в море, поплыл вдоль берега и не вышел, а выполз из воды по-пластунски и, конечно же, затерялся среди загорающих.

    – Мы дураки, – сказал Мишка. – Надо было одному или за ней, или за этим бежать. Это его сообщники,

    – Правда, дураки. Думали, он с этой в поезде познакомился… Специально они в одно купе билет брали.

    Солнце пекло, а волны бормотали соблазнительно.

    – Давай искупаемся, – предложил Димка. Мишка, маскируясь среди загорающих, пополз с готовностью. Димка опомнился на полпути к кромке воды:

    – По очереди надо, а то прозеваем.

    Они обернулись: Сэра не было. Незнакомые мальчишки сворачивали холсты. Потом уложили фотоаппарат в ящик, забрали треногу и отнесли все в павильон. Выйдя из него, они купили мороженое. Димка все понял: он бы и сам сейчас за мороженое помог бы любому в любом деле.

    Уже не хоронясь, Димка и Мишка побрели в воду. Искать в толпе Федьку не стоило. На всякий случай сходили к тайнику в бетонной стене. Записка была. На этот раз Федька почему-то начеркал печатными буквами: «В девять вечера наблюдайте за морем у спасательной станции. Федька».

    

БЕДА

    

    В половине девятого мальчишки столкнули на воду просмоленную, черную лодку Федькиного отца и погребли к лодочной станции. Когда оказались напротив нее, на таком расстоянии, чтобы с берега невозможно было разобрать, кто в лодке, Федька громко и отчетливо скомандовал:

    – Суши весла!

    Стали всматриваться в берег. Солнце окунулось в тучу, что простерлась на весь западный небосклон, сделалось темно, а волны заворчали сердито. Федька продекламировал:

    – Если солнце село в тучу, ожидай на море бучу! – И глянул на сигнальную мачту над спасательной станцией. – Братцы! Штормовое предупреждение. Весла на воду! Навались! Держи к берегу.

    Побывавшего здесь Димку и волгаря Мишку не надо было учить грести, но и они с первых взмахов веслами учуяли растущее сопротивление воды и ветра.

    – В море тащит! – крикнул Федька.

    – Навались! – отозвался Димка.

    Волны росли на глазах. На берег легла густая тень, и там зажглись огни. От весел, от носа лодки потянуло водяной пылью.

    – Неужели нас не видели с берега?

    – Могли и не увидеть. Пока солнце было над тучей, все сверкало, а потом сразу – тень, – объяснил Мишка. Он перебрался к носу лодки, достал фонарь «летучая мышь». – Черт! Спички отсырели.

    Кое–как все же зажег фонарь, замахал им. Гудя, вздулась большая волна. «Девятый вал», – догадался Мишка; все же много читал он разных книжек. Волна хлестнула через борт. Рыбины – настил из узких дощечек – Всплыли, стали бить по бортам. Федька скомандовал:

    – Рыбины за борт!

    А с берега в море врезался луч прожектора. Нашарил лодку с мальчишками, остановился на ней. Послышалось постукивание двигателя.

    – Слева по борту катер! – объявил Федька. Мокрых, наглотавшихся соленой воды мальчишек выволокли на борт пограничного катера. Лодку взяли на буксир. Состоялось объяснение с боцманом:

    – Салажата несчастные! Вам при ясном солнышке в луже плескаться, а они с морем шутить! Говорите спасибо фотографу, что вовремя позвонил о вас.

    Это уж было совсем непонятно.

    Сэр, или, как теперь его стали называть ребята, Эраст Аристархович, рассказывал ребятам на пути к поселку:

    – Сегодня я хотел покататься на лодке со своей знакомой. Записку вам в Федькин тайник подложил, чтобы вы у меня на глазах были. На лодочной станции нам сказали: штормовое предупреждение. Вижу, все лодки спешат к берегу, а одна лодчонка к нему бортом, и три фигурки в ней маячат. Ясно – мои сыщики! Тут ветер загудел, волны взъершились, солнце – в тучу, темно! Разбираться стало некогда, позвонил и на спасательную, и к пограничникам. Пограничники, на то они и есть пограничники, шустрее всех оказались.

    То есть Димка, Мишка и Федька поняли: не столько они следили за Эрастом Аристарховичем, сколько он за ними. Еще когда Васька к нему нос стал совать, он заметил любопытство к себе. Вначале рассердился и надрал Ваське уши. Потом перестал обращать на маль – чишек внимание. А когда, копаясь в сарае, услышал за его стенкой целый заговор против себя, развеселился и стал специально подыгрывать ребятам. Но никак не ожидал, что они поедут за ним в поезде. Обнаружив же их, дал о них телеграмму Екатерине Николаевне. Она попросила его присмотреть за мальчишками. Это было легко, они сами хвостами тянулись за Эрастом Аристарховичем. К тому же он включил в игру своих приятелей.

    – А вот сегодня, – закончил он рассказ, – чуть не опростоволосился.

    У Димки остался один неясный вопрос:

    – Эраст Аристархович, а про какой завал вы говорили? Чтобы разобрать его?

    – Завал?… Ах, да. Пластинки накопились непроявленные, фотографии ненапечатанные. Вот и разгребал их перед отъездом. Ну все, ребятки, по домам.

    Хлестнувший дождь избавил Димку и Мишку от нападок и издевок со стороны Федьки. Буркнув ему что-то на прощанье, помчались к Борису.

    Борис сегодня их не ругал и ни о чем не спрашивал. Сказал лишь:

    – Переоденьтесь в сухое.

    Дал поужинать. Потом сказал еще:

    – Завтра повезу вас домой. Тетя Катя за вами не приедет. Дядя Вася умер…

    

ПОВЗРОСЛЕНИЕ

    

    На похороны дяди Васи они опоздали. Из-за того, что Димка не видел умершего своими глазами, он не мог поверить в смерть дяди Васи. Как потерянный, прибрел к тете Поле. Зашел в «заколдованный домик». Пьеро без дяди Васи молчал и был просто безжизненной куклой. Шарики тоже никуда не исчезали. Вот тут и поверил Димка в смерть дяди Васи.

    Сидя на голубом сундуке с нарисованным индусом, глотая слезы, думал, что он, Димка, не просто легкомысленный дурачок, а еще и недобрый дурачок. Он, Мишка и Васька обещали взять шефство над больным дядей Васей.

    Сходили к нему несколько раз и забыли. Начали выслеживать хорошего, умного человека Эраста Аристарховича, который их, дурачков, раскусил не потому, что обладал сверхъестественной силой, а просто был взрослым, да еще фотографом, привыкшим всматриваться в лица и понимать их. И еще: погнались они за Эрастом Аристарховичем не из-за веры в свою выдумку о нем, а из-за желания верить. Из-за желания побыть у моря, искать приключения. Это была правда. Но… Димка не подумал об одном: если бы они, обдумав все, как обдумал он теперь, никуда бы не поехали, то они не были б мальчишками. Он и сейчас, не задумываясь, стал бы искать новые приключения, не столкнись с таким страшным понятием, как смерть.

    Под впечатлением от случившегося Димка жил до первого снега. Когда он, белый, чистый, укрыл землю, то Димка впервые за долгий срок воспринял окружающую его действительность такой, какой она была на самом деле: с мальчишками, девчонками, школой, учебниками, снежками, тихой Смоленской, шумным Поворотом, всем тем, что называется – жизнь.

    В один из первых зимних выходных Димка вытащил из сарая легкие санки, подозвал Рекса, запряг его в санки, привязал к столбу, подпиравшему балкон Грановских. Поднялся к Леве, приоткрыв дверь, спросил:

    – Кататься пойдешь? Лева выглянул и поежился:

    – Холодно.

    Надевая на ходу пальто, выбежала Виолетта:

    – Кататься? Ты с санками?

    – Пойдем, что ты боишься, – позвал Димка Леву. – Такая погодка…

    Поскользнувшись, он скатился по лестнице и растянулся на снегу, следом за ним – Виолетта. Она навалилась на Димку, загребла пригоршню снега, сунула ему за шиворот. Рекс схватил ее за воротник, опрокинул на спину. Лева смотрел, как Виолетта, Димка и Рекс барахтаются в снегу, и не решался спуститься к ним.

    – Лестницу расчисть, а то шею свернешь! – крикнула ему Виолетта.

    Лева взял лопату и стал неуклюже ковырять ступеньки, будто хотел пробить их.

    – Лопату как держишь? Эх ты, мужчина!

    Димка забрал у Левы лопату, показал ему, как скребут снег.

    – Заканчивай и выходи на улицу.

    Пропустив вперед Рекса, Димка захлопнул калитку перед носом Виолетты. Она дернула за ручку:

    – Открой!

    Димка уперся ногой в забор и сильнее прижал калитку.

    – Ну и катайся со своим Рексом, – сказала Виолетта.

    Димка лег на санки и закричал:

    – Вперед!

    Рекс рванулся и побежал к повороту. Санки легко заскользили по твердому, утоптанному снегу, а из школьных ворот полетели снежки. «Наверно, Васька», – подумал Димка и закричал, подгоняя Рекса. Из ворот выбежала Виолетта и побежала за санками, обстреливая Димку снежками. Рекс рванулся в сторону, санки стукнулись о палисадник, опрокинулись, и Димка полетел в снег.

    – Вот тебе… Вот… – Виолетта снова сунула ему за воротник снежок. – А теперь моя очередь, – она села в санки. – Рекс, пошел!

    Около школы их поджидал Лева. Пробегая мимо, Димка потянул его за руку.

    – Ты что стоишь, как неживой? Бежим!

    На тротуаре остановились бабушка Надя с соседкой. Увлеченные разговором, они не замечали, как на них мчался Рекс с санками, в которых, повизгивая от восторга, сидела Виолетта.

    – Берегись! – крикнула она, но было поздно: раскатившись, санки ударили бабушку Надю по ногам.

    – Собачники! Скоро на кошках скакать начнете! – отскочив к забору, выкрикнула бабушка Надя. – Глянь-ка! И этот, этот… – удивилась она, когда мимо нее в расстегнутом пальто и сдвинутой на затылок шапке пробежал Лева. – Что с ним стряслось? Ой, не к добру разбегался! – она поспешила к Эмилии Наумовне, чтобы рассказать о неожиданной Левиной прыти.

    Виолетта, покрикивая на Рекса, мчалась дальше. Димка едва догнал их:

    – Хватит! Слезай!

    – Подожди. Я еще по Саратовской проеду.

    – Рекс тебе лошадь, да? А ну, слазь! – Димка перевернул санки.

    – Какой же ты грубиян, – обиделась Виолетта, поднимаясь из сугроба. – С тобой, кроме Рекса, никто и водиться не будет.

    – Ну и катись! – Димка повернулся к Леве. – Садись ты.

    – Не хочу. Я тоже пойду, – Лева побежал догонять сестру.

    Димка покатался еще немного, но одному было скучно, и он пошел домой.

    Перед вечером, когда Димка кончал учить уроки, пришла Виолетта.

    – Пойдем на Волгу, на лыжах кататься.

    – На ночь-то глядя?

    – Пойдем, пожалуйста. Мне очень нужно, а мать одну не отпускает. Потом я тебе тоже что хочешь сделаю.

    – А меня, думаешь, отпустят?

    – Я спрошу разрешения у тети Кати. Ее просьбу Екатерина Николаевна уважила. Обрадованная Виолетта крикнула Димке:

    – Бери лыжи, жди меня на улице, – и убежала к себе.

    Димка оделся и спустился вниз. Виолетта уже ждала его. Она была в коричневом лыжном костюме и красной шерстяной шапочке.

    Они спустились к Царице, вышли на берег Волги и остановились около спортивного зала лыжной базы.

    – Теперь иди, – отпустила Димку Виолетта.

    – Куда?

    – Ну, где-нибудь походи… Покатайся часа три, четыре, и иди домой.

    – Зачем же ты меня сюда тащила?

    – Потому что ты умный мальчик и не скажешь, что катался не со мной, – Виолетта погладила его по щеке.

    – Иди ты! – отстранился Димка. – Вот пойду сейчас и расскажу все Эмилии Наумовне.

    – Врешь, не скажешь! Такие, как ты, ябедниками не бывают! – Виолетта засмеялась и побежала к дверям спортивного зала.

    Димка спустился к дому бакенщика и сел на перевернутую лодку. Рядом стоял, засыпанный снегом, красный бакен. Зима сковала Волгу льдом, и бакен вытащили на берег. Переждет он здесь зиму, а весной снова встанет на фарватере, на самом бойком месте, и вцепится в дно железными лапами якоря, чтобы удержаться под упругими струями течения. Мимо поплывут быстрые пассажирские пароходы, зашлепают плицами тяжелые, неповоротливые буксиры, надрываясь под грузом переполненных барж; заснуют юркие баркасы и катера. Бакен, покачиваясь на волнах, закивает им: смело плывите вперед, пока я здесь стою, с вами ничего не случится.

    Из светящегося окнами спортивного зала вышла Виолетта с какой-то незнакомой Димке девчонкой и двумя ребятами. Димка спрятался за бакен. Виолетта и ее спутники, весело переговариваясь, прошли мимо. Димка смахнул снег с фонаря, протер покрытые инеем стекла и сказал, обращаясь к бакену:

    – Бросили нас с тобой на берегу, и никому мы не нужны. О тебе хоть весной вспомнят. А кто вспомнит обо мне? Кому я нужен? Вот пойду сейчас на остров, построю дом из снега и буду там жить.

    Димка спустился на лед и пошел через Волгу. Около песчаной косы острова он остановился и, поняв, что здесь, среди густых зарослей ивняка, засыпанных снегом, на лыжах не пройдешь, пошел вдоль берега. Когда кустарник поредел и за ним показались верхушки деревьев, Димка поднялся на берег и оглянулся. Город темной грудой домов растянулся вдоль берега. Над Волгой стояла тишина и казалось, что она погрузилась в сон. А город не спал. Правее Мамаева кургана, над заводом, алело зарево, а над Царицей вдруг вспыхнул синеватый огонек, пробежал в темноте, судорожно забился и погас. «Трамвай», – догадался Димка и, надев лыжи, пошел в глубь острова. Наст был крепкий, и лыжи скользили легко, оставляя на снегу два неглубоких следа. Лавируя между стволами деревьев, Димка устремился вперед, навстречу загадочной тишине замороженно-притихшего леса.

    Остановился он на краю поляны. Слева виднелась копна сена, а справа возвышался над остальными деревьями мощный дуб. «Вот под ним и построю себе дом», – решил Димка и пошел к дубу. Сбросив около него лыжи, он прошелся между деревьями, хотел перемахнуть через сугроб и провалился в яму. На поляну вышла лиса, посмотрела в Димкину сторону, стремительно бросилась за деревья. «Меня учуяла и испугалась, – понял Димка. – Наверное, у нее поблизости нора».

    Димка рассказал про лису Дине.

    – Хочешь, пойдем на остров, я тебе ее покажу.

    – Только сначала выучим уроки.

    Дина впервые в жизни оказалась в зимнем лесу в вечернюю пору. Над самыми верхушками деревьев, среди редких облаков, медленно плыла луна. Бесшумной тенью мелькнула сова. Видно, наступил ее час, и она отправилась на охоту. За деревьями, там, где она скрылась, послышался какой-то шум.

    – Пойдем, посмотрим, – Дина оттолкнулась палками и скатились с горки. Рекс рванулся за ней. Димка поправил ослабевшие крепления и пошел по Дининой лыжне. Обогнув занесенные снегом кусты, он увидел Дину на краю балки, а внизу снег, будто вспененный, поднялся над теплыми, незамерзающими ключами и намерз тонкой коростой.

    – Стой! – закричал Димка.

    Но Дина сняла лыжи, с разбегу поднялась на хрупкую, намерзшую корку снега и вдруг провалилась по пояс. Димка бросился к ней.

    – Давай руку! – Он помог Дине выбраться из снежного, пополам с водой, месива. – Как же ты так? Я же тебе кричал.

    – Знаешь, а сова что-то поймала…

    – Какая там сова? Ты же совсем мокрая! Бежим!

    – Не могу. У меня что-то нога…

    – Снимай пальто, наденешь мое.

    Дина попыталась расстегнуть пуговицы, но окоченевшие пальцы не слушались.

    – Подожди-ка… – Димка помог Дине раздеться, укутал в свое пальто, дал ей свои варежки и стал думать.

    Прибежал Рекс.

    – Вот кто нас выручит, – обрадовался Димка и сунул Рексу Динину варежку:

    – Неси домой.

    Рекс отбежал и оглянулся.

    – Марш домой! – приказал Димка.

    Рекс помчался через поляну и скрылся за деревьями. Димка сказал:

    – Ты не беспокойся, он быстро добежит. Тебе холодно?

    Димка побежал к копне. Обдирая пальцы, он снял засыпанный снегом слой сена, надергал сена сухого, натаскал валежника, притащил толстую ветку осокоря и развел костер.

    Максиму Максимовичу послышался лай Рекса, он отложил недописанный лист и прислушался. В парадную дверь кто-то постучал. Максим Максимович спустился вниз и увидел Эраста Аристарховича, рядом с ним был Рекс. Он тявкнул и взял со снега в зубы варежку.

    Эраст Аристархович объяснил:

    – Вижу, пес не знает, лаять ему или варежку держать, вот и постучал.

    – Спасибо. – Максим Максимович стал рассматривать варежку, а Рекс, потянув его за полу пиджака, побежал, призывно оглядываясь.

    – Рекс, сидеть! – приказал Максим Максимович. – Секунду, накину пальто и шапку, наверное, что-то с Димкой.

    Он тотчас вернулся, одеваясь на бегу.

    – Я с вами, – Эраст Аристархович побежал тоже. Когда они вслед за Рексом очутились на волжском льду и увидели свежую лыжню со следом Рекса рядом, поняли: на острове что-то стряслось. Выбежали к костерку на поляне. Димка, согреваясь, приплясывал у огня. Увидев Рекса, отца и соседа, обрадовался:

    – Скорее! У Дины жар, и она бредит.

    Эраст Аристархович сбросил свое пальто. Из него получилось нечто вроде спального мешка; воротником к ногам, а ноги зепеленуты в рукава. Эраст Аристархович, умело скрепив Динины лыжи, соорудил подобие санок. Объяснил:

    – Что я, даром в гражданскую войну на Кольском полуострове в лыжном батальоне был?

    Дина сильно простудилась, и у нее была вывихнута нога. Ее положили в больницу. Димка чувствовал себя виноватым, Мишка и Васька напустились на Димку:

    – Хорош друг! Нет нас позвать! Дина теперь отстанет.

    Димка спросил у Васьки:

    – Ты же раньше девчонок терпеть не мог?

    – То раньше. А теперь… Мы уже взрослые. Васька был прав. Человек (порядочный, конечно) взрослеет тогда, когда начинает по-настоящему сочувствовать другому, сопереживать с ним.

    

В ТАКОЙ ЯСНЫЙ, ЛЕТНИЙ ДЕНЬ

    

    Балконная дверь Грановских была распахнута, из-за нее доносились негромкие звуки скрипки. Димка прислушался, и вдруг скрипка будто позвала к себе. Он влез на балкон. Лева перелистывал ноты.

    – Ты что сейчас играл? Лева вздрогнул и оглянулся:

    – А, это ты… «Лунную сонату» Бетховена. А что? Димка попросил сыграть еще раз. Лева удивился:

    Димка, Мишка и Васька всегда смеялись над ним из-за того, что он играет на скрипке. И вдруг Димка просит сыграть!

    Проиграв сонату, Лева опустил смычок и посмотрел на Димку:

    – Ты что, уснул?

    – Нет, что ты! – встрепенулся Димка. – Я просто заслушался. Ты очень хорошо играешь.

    – Правда? Тебе понравилось?

    – Здорово. Сыграй еще что-нибудь.

    У Левы еще никогда не было такого внимательного, терпеливого слушателя, и он играл много и охотно. Димка слушал и удивлялся тому, как хорошо мечтается под музыку, как легко с ее помощью вообразить все, что хочешь, и переносился то на берег Черного моря к Воробьевой даче, то видел себя на скалистом берегу вместе с Диной. А Лева все играл и играл…

    Мишка и Васька, разыскивая Димку, зашли к Леве. Их встретила Виолетта. Она сказала им, чтобы не шумели, и провела к двери. Лева стоял посреди комнаты и играл на скрипке. Димка сидел на диване до предела грустный.

    – Часто он так? – потихоньку спросил Васька.

    – Каждый день, – ответила Виолетта.

    – Что это с ним? – поинтересовался Мишка.

    – Переходный возраст, – Виолетта рассмеялась.

    – От такой музыки сдохнуть можно! – Васька решительно вошел в комнату. – Кончай пилить! – он остановил смычок и повернулся к Димке: – Пойдем, у нас дело к тебе.

    Димка с сожалением посмотрел на скрипку, которую обиженный Лева укладывал в футляр, и встал: какая уж тут музыка, если пришли Мишка и Васька!

    – Вот что, – сказал Васька, когда они вышли во двор, – хватит придуряться, завтра едем за Волгу.

    – Я завтра не могу, дело есть, – попробовал отговориться Димка. – И потом, у меня ничего, ничего не готово.

    – У нас давно все готово, – сказал Мишка. – Завтра едем. Не вздумай проспать, мы тебя все равно разбудим.

    Будильник прозвенел, а Димка даже не пошевелился. Рекс подошел к кровати и потянул за край одеяла. Димка натянул одеяло на себя и отвернулся к стенке. Рекс встал передними лапами на край кровати и ткнул его носом в шею. Нос был мокрый и холодный. Димка, не открывая глаз, шлепнул по нему. Рекс залаял. В комнату вошла Екатерина Николаевна.

    – Вы что, с ума сошли? Три часа ночи, а вы подняли шум на весь дом.

    – Это ты завела будильник? – спросил Димка.

    – Нет, мне он не нужен.

    – А Васька и Мишка вчера здесь были? – Приходили и ждали тебя.

    – Так вот это чья работа, – догадался Димка, а на улице раздался свист. Екатерина Николаевна выглянула в окно:

    – Вон твои друзья. Уже ждут.

    Димка вышел на веранду, взял Рекса на поводок и спустился вниз. Мишка и Васька сидели на скамейке. Димка зевнул и споткнулся.

    – Все еще опит, – заворчал нетерпеливый Васька. Короткая летняя ночь была на исходе, и чтобы успеть на трамвайчик до зорьки, нужно было спешить.

    Мальчишки взяли билеты и побежали по длинным деревянным мосткам на пристань. Едва они успели вбежать на трамвайчик, как матрос убрал сходни.

    Переправились, поставили закидушки, выкупались, напились чаю и легли отдохнуть. Мишка и Васька сразу уснули, а Димке не спалось, оглядел пустынный берег: «Такая жарища, и никого нет. Но сегодня выходной день и, наверное, все равно сюда нагрянет столько народу, что будет не до рыбалки».

    Издали донесся чей-то крик, и Димка увидел, как у самого поворота реки с обрыва на песок упала девушка. На краю обрыва появился мужчина в черном костюме. Девушка вскочила и с криком побежала прочь.

    Если в первый момент Димка думал, что мужчина и девушка просто дурят со своими догонялками, то сейчас понял: девушке страшно по-настоящему. Он толкнул Ваську с Мишкой.

    – Вставайте! – и всмотревшись, схватил охотничий топорик. – Пашка Нуль бежит за Виолеттой! Рекс! Ко мне! – Последние слова Димка выкрикивал на ходу.

    Мишка поднял дубинку, Васька выхватил из костра наполовину горящую палку. Треща кустами, выскочил из леса Рекс.

    – Виолетта, к нам!

    – Пашка, стой!

    Так, вопя и размахивая своим случайным оружием, они смело кинулись наперерез врагу. Пашка остановился. Не мальчишек испугался он. Рекс за год из молодого пса превратился в матерого; такой с ходу мог перегрызть горло. Это же понял и Димка. Увидев, что Виолетта в безопасности, он завопил:

    – Рекс! Фу!

    Рекс оглянулся и замедлил бег. Димке удалось схватить его за ошейник. Все остановились в десяти шагах от Пашки.

    – Старые знакомые! – осклабился Пашка и, подбросив на ладони финку, спрятал ее.

    – Уходи… – потребовал Димка, – а то не удержу Рекса.

    – Будьте здоровы, до новой встречи. Надеюсь, мое время скоро настанет.

    Он пошел вдоль берега в противоположную сторону от пристани, потом поднялся на обрыв и скрылся в лесу.

    – Ты Рекса удержал, боялся, что Пашка его ножом пырнет? – спросил Васька.

    – Нет. У собаки рефлекс быстрее.

    – Тогда почему же?

    – Загрыз бы его, а он… он же человек… все-таки. Васька сплюнул:

    – Наслушался все же ты Левиной скрипки. Мишка тоже нахмурился:

    – Интересно, этот твой человек пожалел бы Виолетту?

    Виолетта подошла вся дрожа:

    – Спасибо, мальчики. Васька посоветовал:

    – Искупнись. Вода успокаивает.

    Потом она сидела у костра, рассказывала:

    – У нас был выпускной бал. Встретили зарю на Набережной. Решили на трамвайчике сюда прокатиться. Потом всех сморило; всю ж ночь не спали. Поехали домой. А меня в сон почему-то не тянет. Хожу над обрывом, гляжу на Волгу и все думаю, что ждет меня?

    Задумалась, а кто-то сзади мне в затылок дышит. Обернулась: Пашка! Говорит: «Вот, милая моя, и встретились». От обрыва два шага было – и я с места, за кромку! Ну, а дальше Димка все видел.

    Она помолчала, потом спросила:

    – Ребята, ведь сегодня воскресенье, а почему же нигде и никого нет?

    Они остановились на краю обрыва неподалеку от пристани трамвайчика. Под обрывом, на пляже, и в рабочие дни было не протолкнуться. Сегодня пляж будто вымер.

    Посмотрели на город. На спусках к набережной, даже с такого расстояния, обычно угадывалось пестрое движение. Сейчас там было пусто и неподвижно. Город за Волгой казался вымершим. К пристани стремился тоже без единой живой души на пассажирской палубе трамвайчик.

    – Мальчишки, скорее на пристань, – в тревоге сказала Виолетта. – В городе что-то случилось.

    Ее тревога передалась всем, и они, примолкнув, заторопились на пристань. Это было двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года.    

Комментарии

1

«монах» – бескаркасный бумажный змей.

(обратно)

Оглавление

ОБ АВТОРЕ

ТАЙНИК КУПЦА ПРОХОРОВА

ОБРАЗОВАННЫЙ РЕКС

ПРОИСКИ ЮЛЬКИ-ВОРОВКИ

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ДОМИК

ЛЕВИНО ПЕРЕВОСПИТАНИЕ

ПОЛЬЗА ОТ ДРУЖБЫ С ДЕВЧОНКАМИ. ТАИНСТВЕННЫЙ СЭР

НЕОБХОДИМО ИЗУЧИТЬ ДЖИУ-ДЖИТСУ

ПОЕДИНОК

ДЕНИКИНЕЦ

ТАЙНИК ОТКРЫЛСЯ

ЗА НОВЫМИ ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ

СЭР ЗАМЕТАЕТ СЛЕДЫ

БЕДА

ПОВЗРОСЛЕНИЕ

В ТАКОЙ ЯСНЫЙ, ЛЕТНИЙ ДЕНЬ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg