Лев Израилевич Квин Озорники
Труба центрального отопления
Стенные часы пробили два. Борик подтащил стул к окну, залез на подоконник и прижался к стеклу своей курносой пуговкой. Вовремя! Знакомая фигура старшего брата в расстегнутом пальто и с портфелем на веревочке через плечо промелькнула в палисаднике.
— Мам! Валька идет, — крикнул Борик. — Двойка или тройка, — уверенно добавил он. — Шапка на глаза надвинута.
Но Валька ворвался в квартиру с веселым воплем:
— Мама! Пятерка!
— Молодец, — похвалила мама, помогая Вальке снять пальто. — По какому пятерка-то?
— По пению, — небрежно бросил Валька и сразу же затараторил: — А знаешь, что мы сегодня с Эдиком придумали…
Эдик жил этажом ниже. Он учился уже в четвертом классе, был толстый, важный и славился на всю улицу тем, что умел шевелить ушами. Второкласснику Вальке было очень лестно ходить у него в друзьях. Зато Борик от их дружбы имел одни неприятности. Прежде Валька играл с ним, читал ему книжки, они вместе бегали на лыжах. Эдику это не понравилось: возиться с малышами! И вот теперь Борику от брата доставались одни дразнилки и подзатыльники.
— …Мы с ним будем через пол разговаривать, по трубе… — бойко сыпал Валька, и в глазах его то и дело вспыхивали карие лучики.
Но маму было не так-то легко провести:
— Постой, постой… А по контрольной ты что получил?
Валька смолк. Лучики погасли.
— Что молчишь?
— По контрольной? Тройку, — вяло произнес он.
Мама всплеснула руками:
— Тройку? Значит, теперь по русскому и в четверти тройка, да?
Валька потоптался на месте, а потом заговорил плаксивым голосом:
— Что я могу сделать, если Евгения Алексеевна ко мне придирается! Почти ни одной ошибки — и тройка. Ну, написал вместо «корова» «карова». Так ведь это я знаю. Просто Маруська Кочетова неправильно подсказала. Еще «камышиши» вместо «камыши»…
Борик, прислушивавшийся к разговору, хихикнул:
— Камышиши!
— Перестань!.. Ну, мама, пусть он перестанет! — закричал Валька. Он терпеть не мог, когда Борик над ним смеялся.
Борик спрятался за маму и высунул язык. И тут же убрал его. Он вспомнил, что после обеда мама уйдет на работу и он останется с Валькой один.
За обедом Валька, покачивая ногами, стал рассказывать о том, что они с Эдиком придумали. Снизу, из котельной, идет труба центрального отопления. Она проходит через все этажи. Если по трубе постучать, всюду слышно.
— Захочет Эдик меня позвать — стукнет три раза. Надо будет мне, чтобы он пришел, — тоже стукну. Здорово? Это мы сами придумали, — хвастался Валька.
— Не болтай! Ешь! — сердито сказала мама.
«Врет! — подумал Борик. — Как это так — постучишь три раза, и Эдик придет?»
Он решил тотчас же проверить. Когда мама встала из-за стола, Борик побежал за ней на кухню, схватил кочергу и как застучит по трубе центрального отопления! Прямо все загудело.
Валька поперхнулся щами.
— Что ты делаешь!
На всякий случай Борик отступил поближе к маме.
Зазвенел звонок в прихожей. Это был Эдик. Борик уставился на него с веселым изумлением. Пришел! Правду говорил Валька!
— Здравствуйте, Мария Андреевна, — совсем по-взрослому поздоровался Эдик. А потом повернулся к Вальке:
— Можно тебя на минуту?
Они вышли в переднюю. Борик бочком скользнул за ними.
— Ты меня звал? — спросил Эдик.
Валька растерялся.
— Я?.. Нет… да…
— Это я стукнул, — выручая брата, вставил Борик и предусмотрительно отскочил — Эдик был щедр на тычки.
Лучше бы он ничего не говорил!
— Уже раззвонил, да? Болтун! — кинул Эдик расстроенному Вальке. — Если ты Борьке за это дело как следует не надаешь, — ну тогда…
Он не докончил, повернулся и вышел.
— Погоди, Эдик!
Валька выскочил на лестницу, и оттуда сразу же понеслось торопливое «шу-шу-шу». Валька оправдывался…
Вернувшись в комнату, он бросил на Борика красноречивый взгляд. Тот сразу понял: пощады не будет!
Вскоре мама, наказав Вальке садиться за уроки, а Борику во всем слушаться старшего брата, пошла на работу.
Близилась расплата. Пока Валька закрывал за мамой дверь, Борик занял оборонительную позицию за круглым столом, стоявшим посреди комнаты.
Вначале Валька попытался замаскировать свои агрессивные намерения.
— Иди сюда, Борик, — фальшиво-ласково позвал он. — Я тебе что покажу-у-у-у…
Но Борик уже кое-что пережил на своем веку.
— Не пойду, — сказал он, оставаясь на прежних рубежах. — Покажи, я отсюда посмотрю.
Тут Валька пошел в открытую.
— Все равно я тебе уши надеру! — крикнул он и бросился к Борику. Тот перебежал на другую сторону стола. Валька сделал вид, что хочет бежать вправо. Борик зорко наблюдал за ним, не трогаясь с места. Но стоило Вальке сделать два быстрых шага в его сторону, как он снова стремительно переместился в другое, более безопасное место.
Лобовая атака сорвалась. Шустрый Борик мог так бегать вокруг стола целый час. Валька решил изменить план наступления. Он взялся за кушетку и, покраснев от усилия, придвинул ее к столу. Потом собрал все стулья и загородил проход у другой стены.
Борик с тоской следил за этими приготовлениями. Сейчас Валька перелезет через кушетку и поймает его.
— Валь!.. Я больше не буду, — безнадежно заныл он.
— Не буду! — торжествовал Валька. — Ага! Запел! Сейчас я тебе дам…
Но тут в передней требовательно задребезжал звонок.
Погрозив Борику кулаком, Валька побежал к двери.
Вошла тетя Вера, мамина сестра. А с ней в комнату вкатился большой меховой шар. Это был Шурик, ее трехлетний сынишка, укутанный в доху и пуховый платок.
Тетя Вера с удивлением уставилась на беспорядочно нагроможденную мебель.
— Что это?
— Мы… мы играли в пятнашки, — быстро нашелся Валька.
— Д-да… В пятнашки, — подтвердил Борик.
Какой уважающий себя мальчишка будет вовлекать взрослых в личные счеты!
— С ума сошли!.. Мамы дома нет? — машинально спросила тетя Вера, хотя это было ясно и так. — Валя, где у вас запасные фитили для керогаза?
Валька с тетей Верой ушли на кухню. Борик и Шурик остались вдвоем. И тут Борику пришла в голову блестящая мысль. Пусть этот толстый Эдик поносится взад-вперед. А то совсем от него жизни не стало. Сам проходу не дает, да еще Вальку подучивает.
— Шурик, ты деда-мороза видел? — спросил Борик.
— Не, — ответил меховой шар.
— А хочешь?
— Угу.
— На вот. — Борик нырнул под стол, вытащил оттуда свою железную лопатку и сунул в руку, появившуюся из дохи. — Подойди туда, к трубе, стукни три раза, и выйдет дед-мороз.
Меховой шар покатился к трубе центрального отопления. Два гулких удара оповестили деда-мороза о том, что ему надлежит немедленно показаться мальчику Шурику.
— Еще! Еще! — громко шепнул Борик, приседая от нетерпения.
Шурик стукнул еще раз.
Из кухни выскочил разъяренный Валька.
— Опять ты, — набросился он на Борика, но ударить побоялся — увидит тетя Вера и расскажет маме.
— А вот и не я. — Борик обиженно надул губы.
Тут прозвучал еще один удар по трубе. Нетерпеливому Шурику надоело ждать, и он решил ускорить появление деда-мороза. Но так и не дождался. Валька выхватил у него лопатку из рук.
Раздался оглушительный рев. Тетя Вера вбежала в комнату и подхватила Шурика на руки.
— Ты что его трогаешь! — закричала она на Вальку. — Как тебе не стыдно маленьких обижать!
Раскрылась дверь, и вошел Эдик.
— Ну, что тебе? — хмурясь, спросил он.
Валька, виновато моргая, показал лопатой на ревущего Шурика.
У Эдика округлились глаза.
— И ему ты тоже рассказал?..
Когда дверь захлопнулась за Эдиком, Борик не выдержал и прыснул со смеху. Валька глянул на него, на Шурика, потом снова на него — и вдруг догадался.
— Я тебе… — зашипел он и сжал кулаки.
— Тетя Вера! Тетя Вера! — закричал Борик вслед уходившей тете. — Можно, я к вам пойду?
Тетя возвратилась в комнату:
— Одевайся быстрее.
Борик мигом накинул пальтишко, натянул шапку. Задрав нос и нахально улыбаясь, он гордо прошел мимо оторопевшего Вальки.
На улице Борик дошел лишь до ограды.
— Знаете что, тетя Вера, я лучше домой вернусь, — вдруг сказал он. — До свидания…
Через несколько секунд он уже взбегал по лестнице.
* * *
После ухода Борика Валька поставил на место стулья, оттащил кушетку от стола и сел за уроки.
Вдруг он поднял голову. В трубе громко звякнуло. Раз… два, три! Сигнал!.. Эдик его зовет!
Схватив ключ, Валька захлопнул дверь и побежал вниз. На лестничной площадке он столкнулся носом к носу с Эдиком. Тот поднимался наверх.
— Ты меня звал? — обрадованно спросил Валька.
— Я? Очень нужно! Ты стучал или твой Борька… Я тебя, малявка, последний раз предупреждаю…
Он поднял кверху палец.
— Но ведь ты сам стучал, — с обидой выкрикнул Валька. — Борика даже дома нет!
— А я тебе еще раз говорю… — повысил голос Эдик.
— Нет, ты!
— Замолчи, дурак!
— А ты… ты знаешь кто?.. — Валька лихорадочно подыскивал нужное слово. — Ты камышиши, — почему-то пришло ему на ум.
Такого обидного слова Эдик в жизни не слышал. Руки сами рванулись к Вальке.
Тот, конечно, тоже не смолчал. Последовала короткая, но ожесточенная схватка. Эдик первым покинул поле сражения. Он сбежал вниз и, укрывшись в своей квартире, долго кричал из-за двери, что Валька трус, что он, Эдик, может положить его одним пальчиком, если, конечно, захочет…
Когда на лестнице снова водворилась тишина, на площадке третьего этажа скрипнула дверь. Вышел Борик. Вид у него был очень довольный.
— Можно, бабушка, я завтра тоже приду к вам играть? — спросил он у провожавшей его старушки.
— Приходи, соколик, приходи…
«И кто только говорил, что этот Борик озорник? — думала старушка, закрывая дверь. — Ведь как хорошо он с Ваняткой и Леночкой в палочку-выручалочку играл! «Отстукиваться будем по трубе центрального отопления», — вспомнила она его звонкий голосок и усмехнулась. — Выдумщик какой…»
А «выдумщик» в это время стоял внизу у подъезда. Он терпеливо ждал маму. О возвращении домой, пока Валька там один, нечего было и думать.
Последний из шерлокхолмсов
Правдивый рассказ о любителе приключений мальчике Геше, его верном друге Лене, их враге Тишке-Кишке и таинственном незнакомце «Д. П.».
Тайна рождается на свет
Геша ходит по комнате, заложив руки в карманы брюк, и рывками выбрасывает вперед длинные ноги в старых залатанных валенках — дома мама не разрешает носить новые. Он обходит вокруг обеденного стола, затем направляется к балконной двери. Стоит здесь несколько секунд, равнодушно смотрит, как за окном торопливыми хлопьями падает снег, и снова возвращается к столу.
— Садись за уроки, Геша! Хватит тебе вышагивать, — раздается из соседней комнаты мамин голос.
— Сейчас…
Геше не хочется делать уроки. Ему бы сейчас засесть за книжку, которую он вчера вымолил «на часок» у Тишки с первого этажа. «Новейшие приключения великого сыщика Шерлока Холмса» — а картинки какие! Тишка нашел ее на чердаке дедушкиного дома среди старого хлама.
Но читать сегодня нельзя — понедельник!
Раньше Геша читал каждый день, и все книги с приключениями. Даже в школе на уроках читал. Но недавно Елена Дмитриевна отобрала у него «Тайну багрового следа» и нажаловалась маме, что он стал хуже учиться.
Теперь Геше разрешено читать только по воскресеньям, да и то лишь те книги, которые мама сама приносит из библиотеки — про разных там хороших мальчиков и девочек и без всяких приключений.
— Если не исправишь свои тройки, вообще запрещу читать что-либо, кроме учебников, — пригрозила мама.
А попробуй, исправь эти тройки, если их так много накопилось! Даже двойка есть.
Правда, Геша продолжает читать книги с приключениями. Тайком от мамы. Но это очень неудобно. Приходится устраиваться в самых неподходящих местах. Вчера, например, Геша читал Тишкину книгу на чердаке у слухового окна. Там холодно, как на улице. А книжка старая, в ней есть такие буквы, которых он никогда раньше не видел. Геша чуть не обморозил пальцы, пока, наконец, прочитал первый рассказ о том, как великий сыщик Шерлок Холмс разгадал тайну лошадиного черепа.
Геша садится к столу, вытаскивает из портфеля учебник физической географии, находит нужную страницу и нехотя читает вслух:
— Углубление, заполненное водой ручья, называется руслом ручья…
Как ловко Шерлок Холмс распознал этого бандита! Надо же так: не видеть ни разу человека — и сразу его раскусить.
— Углубление, заполненное водой…
Какой там следующий рассказ? Глянуть бы одним глазком. Нет, сейчас нельзя. Мама увидит, отберет книгу. Тогда от Тишки пощады не жди — побьет!
Лучше обождать немного. Мама куда-то собирается. Может быть, она пойдет к папе на работу и оттуда с ним в кино? Вот было бы здорово! Читай себе целых три часа. За это время можно, наверное, всю книжку прочитать. Ведь он не все подряд читает, а только интересные места.
Мама выходит из соседней комнаты. На ней шуба и теплый платок.
— Геша, я Ирочку положила спать. Ты за ней присмотри.
— А куда ты?
— Мы с папой пойдем в кино… Выучи уроки, поешь и ложись спать. Какао в термосе на кухне… Ну, будь умником.
Мама целует Гешу в щеку и уходит.
Он прислушивается. Вот мама затворила дверь. Вот повернула ключ в замке.
Геша идет на кухню и шарит рукой по стене в поисках выключателя. Они въехали в эту квартиру всего неделю назад, и ему здесь еще не все знакомо. Но что маринованные грибы стоят в кухонном столе на нижней полке — это он знает совершенно точно.
Геша садится на корточки, достает банку…
— Гешка! Что ты делаешь?
С испугу он чуть не роняет банку. Но это не мама, а Ирочка. Она стоит на пороге босиком, в длинной, до пят, рубахе и водит язычком по губам. Ирочка ужасно любит грибы, еще больше, чем Геша.
— Что смотришь? Как тресну сейчас… — ворчит Геша.
Но Ирочка не боится угроз: у Гешки явно растерянный вид. Кроме того, она знает одно испытанное средство.
— А я маме скажу, что ты за грибами лазил… Дай попробовать, тогда не скажу, — предлагает Ирочка и снова облизывается.
Нечего делать, приходится делиться с ней добычей. Грибов уходит в два раза больше. Но мама не сразу заметит следы преступления: банка до краев доливается водой.
Банка снова в шкафу. Довольная Ирочка отправляется в кровать, Геша берется за географию.
— Углубление, заполненное водой…
Зачем, собственно, учить про русло? Напрасная трата времени. Ведь в прошлый раз вызывали. Лучше сделать задачу по арифметике — и за Шерлока Холмса… А впрочем, и арифметика обождет. Завтра он пойдет в школу на полчаса раньше и спишет у ребят.
Руки Геши сами тянутся под матрац, где запрятана книга. Через минуту он, обхватив голову руками, забывает про все на свете.
Следы под окном… Погоня… Странный металлический звук…
А при чем тут этот звук? Что-то непонятно.
Геша снова пробегает глазами прочитанную страницу. Ничего здесь нет про звук. Но ведь он собственными глазами…
Нет, не глазами, а ушами!
Геша отрывается от книги. Звук повторяется снова. На этот раз отчетливо слышно: кто-то вставляет ключ в замочную скважину. Мама? Не может быть! Она ведь только ушла.
Геше становится страшно. А вдруг тот самый профессор Мориэрти, гений преступного мира, могущественный враг Шерлока Холмса? Но Геша сразу берет себя в руки. Пусть Мориэрти — даже хорошо! Геша победит его и прославится на весь мир.
Схватив подвернувшуюся под руку палку — от метлы, кажется, — Геша выходит в коридор, подбирается к двери и прислушивается. Вроде никого нет — тихо!
Только он поворачивается, чтобы уйти, как дверь неожиданно отворяется. В темный коридор кто-то входит. Щелкает выключатель, и Геша видит перед собой высокого, румяного с мороза мужчину с чемоданчиком в руке. Он опускает в карман что-то черное, блестящее.
«Пистолет», — решает Геша.
С минуту оба смотрят друг на друга: Геша на вошедшего — со страхом, тот на него — с удивлением.
— Ты что тут делаешь?
— Жи… живу…
— Живешь?.. А это для чего? — Мужчина жестом указывает на палку.
— Это?.. Пол подметать…
— Пол? В темноте? Граблями?
— Граблями? Какими граблями?
Геша с удивлением смотрит на палку, которую крепко сжимает в руке. Он схватил Иркины грабли!
Через несколько минут все выясняется. Оказывается, что мужчина — его зовут дядя Петя — тоже живет в этой квартире. Его комната, закрытая на замок, находится рядом с кухней. Дядя Петя въехал сюда на день раньше соседей и сразу же отправился в командировку.
Геша возвращается к себе. Но почитать не удается. Заходит дядя Петя. В руке у него кусок газеты, свернутый трубочкой.
— Ты меня извини… Как тебя звать? Геша? Это что — Геннадий?.. Так вот, Геша, спички у тебя есть? Что-то я своих не найду.
Спички лежат на кухне. Геша бежит туда и приносит коробок.
— Вот… Что у вас за папироса такая?
Дядя Петя прикуривает, выпуская клубы дыма.
— Это, Геша, не папироса, а козья ножка. Махорку я хорошую достал, ейскую… Хотя ты все равно в этом деле ничего не понимаешь, — спохватывается он и тут же поясняет:
— Ейская махорка для нашего брата вроде как для тебя сливочное мороженое.
— Пломбир лучше, — говорит Геша.
— Ну, как пломбир, — соглашается дядя Петя и, выпустив огромное, вертящееся кольцо дыма, благодарит и уходит к себе.
Геша снова принимается за книгу. Но сегодня все словно сговорились ему мешать. Не успевает он углубиться в чтение, как слышит негромкое постукивание.
— Тук-тук… Тук…
Неужели мыши? Хорошо бы поймать одну и в классе пустить. Вот бы девчонки визг подняли.
Геша внимательно осматривает углы комнаты. Мышей не видно.
— Тут-тук… Тут-тук-тук…
Как будто даже и не в комнате стучит. Геша тихонько отворяет дверь в коридор.
— Тук-тук…
Нет, это не мыши. Он на цыпочках подходит к комнате дяди Пети. Звук становится слышнее. Посмотреть в замочную скважину? Ничего не видно, ключ торчит.
Геша возвращается к себе. Его гложет любопытство. Где он слышал звук, похожий на этот? Точно такой же прерывистый: тук… тук-тук…
А, вот где — в аэропорту. Месяц назад они всем классом ходили туда на экскурсию. Летчик завел их в большой самолет и показал все, что там в середине. Он даже поработал немного на радиоключе. Вот ключ-то и стучал, как сейчас.
Радио! Дядя Петя работает на радио. Значит, у него радиопередатчик.
Радиопередатчик? Ой!
Сердце Геши бьется частыми, гулкими ударами. Значит…
Конечно, так! И думать долго нечего. Радиопередатчик — раз. Не знает, что Геша — это Геннадий — два. Пистолет в кармане носит… Так, ясно! Дядя Петя — никакой не дядя Петя, а таинственный человек, даже, может быть, сам профессор Мориэрти. «Как вы раньше не догадались, мой дорогой друг Ватсон?» — как говорил Шерлок Холмс.
Что делать? Бежать в милицию!.. А вдруг он никакой не Мориэрти? Тогда над Гешей вся школа смеяться будет… Нет, в милицию идти не надо. Сначала все выяснить, найти… как это?.. Такое странное слово, похожее на «улитка»… А, вспомнил: улики!.. Найти улики, а потом пойти в милицию и сказать: «Товарищи, я одного таинственного человека разоблачил. Как обнаружил? У меня метод! Психо-арифметический. Здорово действует…»
Весь вечер до прихода мамы Геша раздумывает над тем, как вывести на чистую воду дядю Петю. Наконец, он приходит к выводу, что нужно привлечь к этому делу Леньку Воропаева. Во-первых, у него папа милиционер. Во-вторых, у него есть пугач, совсем как настоящий пистолет. В-третьих, он знает азбуку Морзе — в прошлом году несколько месяцев занимался в Доме пионеров. А самое главное, — если Геша будет Шерлоком Холмсом, значит, ему нужен доктор Ватсон. Пусть Ленька и будет доктором Ватсоном.
Решено!
«Адская машина»
Геша просыпается от ощущения холода в ногах. Он приоткрывает сначала один глаз, потом другой. Темно. Ничего не видно. И душно, словно в печке. А ноги почему-то зябнут.
Да ведь он лежит, накрывшись с головой! Стянул все одеяло с ног на голову. Вот ему темно и душно.
Геша рывком сбрасывает одеяло. Сразу становится легче дышать.
Через приоткрытую дверь по полу стелется луч электрического света из соседней комнаты. Оттуда доносятся приглушенные голоса и звон посуды. Наверное, папа уже встал и завтракает.
Сколько сейчас времени? Скоро восемь, наверное. Надо встать да пораньше в школу — вчера уроки не успел сделать. Но подниматься неохота. Вот бы заболеть сейчас. Красота! Лежи себе целый день в кровати. Никто не поругает, не накричит. Наоборот, все будут ходить да упрашивать: «Скушай пирожное, сыночек», «Что тебе еще дать, Гешенька?».
Кажется, у него действительно температура. Лоб, правда, холодный. Но зато подмышкой, куда термометр кладут, — совсем жарко. Наверное, сорок с половиной градусов.
Геше начинает казаться, что болит горло. И в голове тоже неладное делается. Тяжелая она стала. «Словно налитая свинцом, клонилась голова все ниже и ниже…» Откуда это? Ах да, из вчерашнего великого сыщика Шерлока Холмса.
Шерлок Холмс! Дядя Петя!..
Геша мгновенно вспоминает все.
Он торопливо одевается и спешит в столовую. Нужно кое-что разузнать у папы, пока он не ушел.
Но папа еще только бреется.
— Что так рано поднялся? — удивляется он.
— А сколько сейчас?
— Семь часов. Иди, поспи еще.
— Не хочется…
Геша садится против папы и с завистью смотрит, как он водит бритвой по щекам, растягивая их пальцами и строя смешные гримасы. Папа бреется каждое утро. Однажды он проспал и не успел побриться. К вечеру у него выросла борода, цепкая и колючая, как репей.
Папа кончил бриться. Он насухо вытирает свой многочисленный инструмент, складывает в шкатулку и запирает маленьким замочком.
Замочек этот появился не случайно. Как-то Геша решил проверить, не пора ли ему начать бриться. Он достал папину шкатулку, намылил лицо и принялся скоблить его бритвой. Геша очень удивился, когда по щеке потекла кровь — ведь не было ни капельки больно. Заклеил порез бумажкой и положил шкатулку на место. В спешке он забыл помыть бритву и помазок.
О том, что было на следующий день, Геше даже и вспоминать не хочется. А потом на шкатулке появился этот замочек…
Геша приступает к делу. Он протяжно зевает и будто невзначай роняет сквозь зевоту:
— А вчера сосед наш приехал…
— Знаю.
Папа садится завтракать. Геша ждет еще немного и затем спрашивает напрямик, без всякой дипломатии:
— Пап, а пап… Где он работает?
— На заводе… Знаешь, он ведь боксом занимается. Чемпион города в каком-то там весе. Попроси, пусть покажет, тебе, как нужно драться. А то ведь тебя даже Ирка лупит без сдачи, — смеется папа.
— Учи его, учи, — сердится мама. Она вносит из кухни алюминиевую сковородку, на которой весело шипит яичница. — И так у мальчишки одни приключения в голове. Совсем учиться перестал… Кстати, скажи, — неожиданно спрашивает она, — почему вчера, когда мы с папой пришли из кино, была открыта дверца кухонного столика?
Геша краснеет, но быстро находится:
— Может, Васька?
— Как же! Кот решил полакомиться маринованными грибами… Ладно, умывайся и садись завтракать.
В школу Геша приходит раньше всех. Вскоре в классе появляются и сестры-близнецы Валя и Таня Носовы. Обе беленькие, чистенькие, обе отличницы. Они так похожи друг на друга, что все их путают. А чтобы не ошибиться, зовут и ту и другую — «Вата». Это уж наверняка. Хоть Валя, хоть Таня — любая откликается.
— Ваты, дайте списать арифметику, — просит Геша.
— Нет, не дадим, — отрезает одна Вата. — Списывать — это не по-пионерски.
У другой Ваты сердце помягче.
— Мы тебе лучше объясним, — предлагает она. — Задача легкая. Ты за пять минут сделаешь.
— Очень надо, — презрительно ухмыляется Геша.
Еще недоставало, чтобы девчонки ему арифметику объясняли! Знали бы, какую тайну он открыл…
Тайна вертится на кончике языка, как раскаленный камешек. Того гляди, выскочит наружу. Скорей бы Ленька приходил. Расскажешь ему и легче станет. Это Геша уже по опыту знает.
Но Леня, как назло, опаздывает. Он вбегает в класс уже после звонка и, прерывисто дыша, плюхается на свое место рядом с Гешей.
— Послушай, Лень, я тебе такое скажу, такое…
Дальше Геша не успевает ничего сказать. В класс входит Елена Дмитриевна. А она самая строгая учительница во всей школе. Ее даже семиклассники боятся.
После звонка, едва только учительница уходит, в класс вбегает Петя Сиволап из пятого «Б». В руках у него бумажка.
— Внимание! Пионеры и не пионеры, мальчики и не мальчики! Создается кружок радиолюбителей. Будем сами делать приемники, приборы и всякое такое. Кто хочет, давайте записываться.
Вокруг Пети тотчас образовывается бурлящий водоворот.
— Где?
— Когда?
— Что?
— Для чего? — летят вопросы.
Леня Воропаев тоже срывается с места.
— Ты куда? — удерживает его Геша.
— Записываться. Пошли!
— А ну их! Ребятня! — фыркает Геша. — Пойдем-ка, дело есть.
Он почти силой тащит Леню в укромный уголок под лестницей.
— Только никому! Понял? — говорит Геша драматическим шепотом и оглядывается по сторонам.
Леня смотрит на него с недоверием. Выдумщик, этот Геша. Вечно у него какие-то тайны.
— Ты понимаешь, — шепчет Геша в самое ухо Лени. — Я вчера таинственного человека поймал… То есть не поймал, а почти поймал. На радиопередатчике работал… «Тук-тук-тук», — поясняет он.
— Чепуха, — на всякий случай заявляет Леня, но глаза его загораются жадным любопытством.
— Чепуха?! Вот послушай…
Геша, конечно, чуть-чуть привирает. Самую чуточку, только, чтобы побольше Леньку заинтересовать. В его изложении вчерашнее приключение выглядит так. Ночью, когда все уже спали, он услышал стук в дверь. Взял на всякий случай грабли и пошел открывать. Врывается дядька с пистолетом. Геша не растерялся. Как напустится на него: «Кто вы такой? Что вам здесь надо?» Дядька перепугался: «Я… я живу…» Оказывается, в самом деле, это сосед. Дядей Петей звать его. Только он не дядя Петя никакой. Геша у него документы посмотрел. Паспорт совсем фальшивый, даже буквы какие-то нерусские. Потом дядя Петя пошел к себе в комнату — и за радиопередатчик… «Тук-тук-тук»… Всю ночь стучал. Жаль только, у Геши азбуки Морзе под руками не оказалось.
— Да ты бы все равно ничего не разобрал. Тут привычка нужна.
— А ты бы разобрал? — спрашивает Геша.
— Не знаю. Может, немножко… Слушай, а пистолет куда он дел?
В голосе Леньки звучит волнение.
— Пистолет? В карман положил.
— В карман? Эх ты, лопух! Надо было вытащить. Он теперь с ним черт знает, что наделает.
— Ничего, я… Мы у него пистолет отберем.
Ага! Ленька не возражает против «мы». Значит, теперь можно и дальше говорить.
— Я вот что придумал. Надо нам вдвоем его изловить. Я буду вроде Шерлока Холмса, а ты — доктор Ватсон. Ладно?
Ленька не совсем уверенно кивает головой. Кто такой Шерлок Холмс, он знает. Ну, а доктор?
— Мы будем следить за дядей Петей… Слушай, Леня…
Геша торопливо излагает свой план. Леня внимательно слушает и с уважением поддакивает. Что ни говори, а Геша — голова!
А не выдумал ли он все? Геша может! Недавно он пришел в школу и заявил, что знает новый прием борьбы. Сверхсногсшибательный… Раз-два — и любой летит на землю. А потом, когда Ленька стал с ним бороться и свалил с ног, он надулся и сказал, что так не по правилам. Сначала надо левой рукой за правую взяться, а потом уже правой захватывать… Долго объяснял, но все ребята поняли, что про свой новый прием он выдумал…
Может, и дяди Пети никакого нет?
Леня не любит неясностей. Со всей свойственной ему прямотой он заявляет:
— Брешешь ты…
— Ах, брешу, — петушится Геша. — А если я тебе поклянусь? Хочешь — «Акулой»?
Он торжественно произносит:
— Акуле в зубы, Киту в пасть. Если вру — Мне пропасть!Геша сам выдумал эту клятву и очень гордится ею. Похожа на страшные клятвы морских пиратов.
Теперь не поверить нельзя. Леня знает, что «Акулу» Геша пускает в ход лишь в самом крайнем случае. Значит, он не врет. А если и приврал малость — все разно интересно.
Что так тихо стало? Леня выглядывает из-под лестницы. Никого нет. Наверное, уже звонок был.
— Айда в класс… На урок опаздываем.
Друзья бегут по затихшему коридору. Хорошо еще, что сейчас география. Матвей Сидорович ругать не станет…
Вечером мама надивиться не может на Гешу. Вот уже битых три часа он сидит за уроками. Да еще не один — опять своего друга Леньку притащил. Ох, этот Ленька! Мама никак не может простить ему разбитую фарфоровую вазу. Теперь он у нее на постоянном подозрении. Вот и сейчас она нет-нет да заглянет из кухни в комнату — не шалят ли ребята? Представьте себе — нет! Сидят за столом. Книжки, тетради разложены. Пишут что-то. Вон Ленька даже язык вывалил от усердия. Ну, пусть пишут.
Мама тихонько прикрывает дверь.
Ребята тотчас же перестают писать.
— Слышишь, Лень?
— Нет…
Но вот в коридоре раздаются шаги. «Здравствуйте», — произносит веселый голос.
— Пришел, — шепчет Геша. — С мамой здоровается. Сейчас, наверно, начнет.
Он склоняется над раскрытой тетрадью. Здесь записано столбиком:
«2600. Д.П.Н.Е.
2630. Д.П.Н.Е.
2700. Д.П.Н.Е.
2730. Д.П.Н.Е.»
Это шифрованные записи. Цифры означают время. Отбросить первую двойку — получаются часы: 6.00, 6.30, 7.00, Д.П.Н.Е. — тоже шифр. Он читается так: дяди Пети нет еще.
Геша вносит в тетрадь новую запись: 2800. Д.П.У.П. — дядя Петя уже пришел.
Ребята прислушиваются. Ничего не слышно! Леня смотрит на Гешу. Круглые настороженные глаза, полуоткрытый рот. Согнулся в три погибели. Весь ушел в уши. Они у него большие и красные.
Леня вдруг начинает тихонько смеяться. Уж очень Гешка сейчас забавный. Глазами как вертит — будто нарочно, для смеха.
— Ш-ш! — машет на него руками Геша. — Уже работает.
В самом деле, в тишине слышится неторопливое постукивание. Передатчик! Гешка не соврал!
— Скорей!
Ленька начинает водить карандашом по заранее припасенной бумаге. Точка. Точка, тире, тире, тире. Точка, точка, точка…
Передатчик стучит все быстрей и быстрей. Просто невозможно угнаться…
Ленька бросает карандаш:
— Все! Больше не могу!.. Давай, теперь прочитаем.
Они склоняются над листком бумаги. Точка — это, кажется, «А». Точка-тире-тире-тире — «И». Точка-точка-точка — «С»…
— «Айс» — ничего не понятно, — волнуется Ленька.
Он даже покусывает ногти от нетерпения. Тире-точка-тире — «К», точка-тире — «А». Точка-тире-точка-тире — «Я»… Айская…
— Айская… А дальше что?
Дальше получается «ма…» и все. Фраза после расшифровки приобретает такой вид: «…АЙСКАЯ МА…»
— Айская ма…
Геша хмурит брови. Что это за «айская ма»?
И вдруг он догадывается.
— Адская машина! Бомба с часовым механизмом! Мы просто спутали «й» и «д».
Адская машина! Геша строго поглядывает на Леню — ты, мол, не верил, а дело, видишь, какое серьезное!
Ленька зябко передергивает плечами. Ему становится немного боязно.
Таинственный дом
Ночью Геша спит неспокойно. Он то и дело ворочается с боку на бок, всхлипывает во сне, что-то бормочет. Но утром он снова бодр и деятелен. Сегодня предстоят большие дела.
Наскоро проглотив обязательную яичницу и залпом опорожнив кружку чая, Геша выходит в коридор к своим лыжам.
— Надо поправить крепления, — говорит он маме, — а то ремни все время соскакивают.
По правде говоря, крепления Гешу интересуют меньше всего. Но ему необходимо побыть в коридоре — а какой можно найти еще лучший предлог!
И вот он, сидя на корточках, возится с лыжами. Что-то завязывает, развязывает, кряхтит, пыхтит… А одним глазом зорко следит за дверью комнаты дяди Пети. Ну, что он тянет! Шел бы побыстрее! Уже четверть девятого. Скоро мама погонит в школу.
Дядя Петя выходит из комнаты ровно в половине девятого.
— Здравствуй, — говорит он. — Чем занялся?
— Да вот, лыжи… — смешавшись, отвечает Геша и дергает с силой за конец ремня. Ремень вырывается из рук, и Геша, потеряв равновесие, летит вверх тормашками.
— Ой!
Он вскакивает на ноги и быстро-быстро трет рукой ушибленный затылок.
— Ударился, да? — участливо спрашивает дядя Петя. — Отожми ножом, — советует он, — а то шишка большая будет.
Дядя Петя берет в руки лыжу и, покачивая головой, осматривает крепление.
— Эх ты, мастер-ломастер, скобы погнул… Знаешь что, поставь лыжи на место и не трогай больше. Вечером я все тебе сделаю.
Застегивая на ходу пальто, дядя Петя выходит на лестницу. Геша, все еще держась рукой за голову, смотрит ему вслед.
Ишь какой! Задобрить пытается… «Вечером все тебе сделаю». Нет, Геша неподкупен! Операция по разоблачению дяди Пети продолжается.
Он влетает в комнату и смотрит через балконную дверь на противоположный тротуар. Есть! Ленька пришел и, как условлено, стоит возле витрины гастрономического магазина. Геша трижды машет ему рукой. Это сигнал. Ленька кивает — понятно, мол, — и перебегает через улицу. Теперь его уже не видно. Но Геша знает: Ленька стоит у подъезда и ждет, когда оттуда покажется дядя Петя.
— Я пошел, — говорит Геша маме и, подхватив портфель с книгами, напяливает на ходу шапку и пальто.
По лестнице он сбегает, перепрыгивая через две ступеньки. Так быстрее и интереснее. Правда, дворник ругается, говорит, что от такого слоновьего топота лестница может рухнуть. Но это он, конечно, выдумывает. Еще ни в одном доме такого случая не было, чтобы ребята лестницу свалили. А насчет слонов — вообще враки. Слоны топают куда сильнее.
И потом дворника все равно нет — по утрам он отводит в детский сад своего внука. Бегай по лестнице, сколько хочешь! Вот после школы — другое дело. Тут надо поосторожнее.
Но оказывается, осторожность нужна не только после школы. Сбежав на первый этаж, Геша сталкивается лицом к лицу — не с дворником, нет! — с косоглазым Тишкой. Тот стоит насупившись. Поза угрожающая: руки в карманах, одно плечо вперед.
У Геши падает сердце. Тишка сильный и отчаянный. Он даже дворника не очень боится. И курит потихоньку в подвале.
— Пропусти, Тиша, — робко говорит Геша. — Я в школу опаздываю.
— Отдавай шичаш же книгу!
Тишка плохо выговаривает звук «с», и у него получается вместо «сейчас» — «шичаш».
— Какую книгу?.. Ой! — Геша прикрывает рукой рот. — Вот приду из школы, отдам… Честное пионерское!
— Книгу давай!
Тишкины руки медленно вылезают из карманов и тянутся к ушам Геши. Тот отскакивает в угол и сыплет оттуда жалобной скороговоркой:
— Ты меня за уши не трогай! У меня недавно воспаление средних ушей было, и я могу оглохнуть. Тогда тебе знаешь как достанется… А ты за что сердишься? За книжку? Так бы и сказал. Я тебе сейчас ее принесу. — Он делает два шага по направлению к лестнице, но сразу оборачивается: — Или, может, лучше после школы? Друг тут меня ждет. Тиша, миленький, а?
— Книгу давай!
Геша стремглав несется вверх по лестнице. Он чуть не плачет. Проклятый Тишка-Кишка! Ленька уйдет за дядей Петей, а потом бегай по всему городу, ищи их.
Дверь ему открывает Ирочка. Она кладет палец в рот и хихикает. Что-то она знает! Надо бы расспросить, да нет времени.
Слава богу, мама на кухне. Геша бросается в спальню и просовывает руку под матрац. Пусто. Он приподнимает матрац — и не верит своим глазам. Где же Шерлок Холмс?
Ирочка стоит рядом и все продолжает хихикать. Конечно, это ее работа! Геша со сжатыми кулаками подступает к сестренке.
— Ирка! Отдай!
Ирочка вытаскивает палец изо рта и как завизжит! Тотчас же в дверях появляется мама:
— Ты что от нее хочешь? Почему вернулся?
— Книжку одну забыл. Учительнице надо отдать. А Ирка вытащила книжку и куда-то дела.
— Вот эта книга, да?
В руках у мамы появляется яркая обложка «Великого сыщика».
— Д-да…
— Значит, учительница тебе ее дала?.. Что молчишь?..
Мама круто поворачивается и идет к шкафу. Геша плетется за ней, волоча портфель по полу.
— Мама… Мамочка, — нудно тянет он. — Отдай книжку. Ну, пожалуйста… Ну, что тебе, жалко? Я больше не бу-у-у-уду.
Ничего не помогает! Мама отпирает нижний ящик, бросает туда книжку и снова закрывает.
Геша решается на большую игру:
— Если бы ты знала, что я знаю… Скоро я одну тайну раскрою…
Мама всплескивает руками:
— Окончательно рехнулся!.. Так и знай, книжку раньше лета не получишь… Марш в школу! — приказывает она.
…Геша стоит на лестничной площадке. Нет, он не плачет. Ну, там одна-две слезинки — это не считается! Сейчас ему не до слез. Черт с ней, с книжкой. Есть дело поважнее. Но как пройти мимо Тишки? Ведь он ни за что не пропустит.
Нет положения, из которого бы не было выхода. Находит выход и Геша. Когда он спускается к Тишке, в руках у него книга, завернутая в газетную бумагу.
— На, держи… Мама как увидела: покажи, да покажи… Хорошо, что в газету завернул…
Какие интересные глаза у Тишки: один смотрит в одну сторону, другой — в другую. Мальчишки во дворе говорят, что Тишка все насквозь видит. Неужели разглядит через бумагу? Тогда пропал!
Но Тишка берет книгу, молча пропускает Гешу мимо себя и легонько пинает его коленкой на прощанье.
Во дворе Геша припускает со всех ног, словно за ним гонятся черти. И правильно делает! Ровно через полминуты из подъезда выскакивает разъяренный Тишка. Обвел его пацан вокруг пальца. Вместо «Новейших приключений великого сыщика Шерлока Холмса» всучил учебник географии…
Забежав за угол, Геша переходит на шаг. На улице Тишка не посмеет его тронуть — народу сколько!
Где теперь искать Леньку? В какую сторону направился дядя Петя? Если на завод, то прямо… А вдруг он пошел вовсе не на завод?
Бродить бы Геше целый день по улицам в поисках Леньки: город ведь, большущий. Но ему повезло. Не успел пройти и двух кварталов — смотрит, несется по улице вприпрыжку румяный толстячок с носом картошкой и улыбается.
— Ленька!
— Гешка! Где ты пропадал? Я тебя ждал-ждал, а потом сам за ним побежал.
Оказывается, дядя Петя на завод не пошел. Он зашел в дом неподалеку и там остался.
— Ясно! Там живут его сообщники. — Гешка достает из портфеля тетрадь. — Улица и номер дома? — спрашивает он по-деловому.
Леня досадливо морщит нос:
— Эх… Я и не посмотрел.
— Растяпа! А еще доктор Ватсон… Найти-то хоть сможешь?
— Конечно, смогу. Идти по этой улице до булочной, потом свернуть направо и на следующем углу. Деревянный дом.
— А еще?
— Что еще?
— Еще какие приметы?
— Вроде больше нет…
Что значит неопытный человек! Леня заметил только, что дом деревянный. А вот Геша, когда они подходят поближе, находит много важных качеств, отличающих этот дом от других.
— Пиши! — говорит он Лене. Тот раскрывает тетрадь и пристраивается под воротами. — Улица Партизанская, дом 77… Окрашен в темно-зеленый цвет. Четыре окна выходят на улицу. Ставни на трех окнах открыты, на одном закрыты. Крыша черепичная. Две трубы…
— А труб сколько зачем писать?
— Не знаешь? — Геша покачивает головой, словно удивляется невежеству Леньки в этих делах. — А если преступники вздумают бежать через трубу?.. Две трубы. Записал?.. Высокий забор, тоже зеленый… Знаешь что, — вдруг приходит ему в голову важная мысль, — надо посмотреть через окно, что делается в доме?.. Так и быть, смотреть будешь ты, — заявляет он, хотя Леня вовсе не просит об этом. — Если меня дядя Петя увидит, он сразу поймет, что мы напали на его след. А тебя он не знает.
Что поделаешь! Леня нехотя взбирается на кирпичную завалинку, становится на цыпочки и упирается лбом в стекло. Геша держит его сзади.
— Что ты видишь? — нетерпеливо спрашивает он.
— Ничего, — отвечает Ленька. — Кот на окне сидит, все загородил… Псик!
Он машет рукой, пытаясь напугать кота. Но тот лишь презрительно щурит оранжевый глаз и медленно отводит голову.
Леня перебирается к другому окну.
— Здесь! — восклицает он. — Дядя Петя здесь. И еще один какой-то, с обвязанным горлом. Ходит по комнате и что-то говорит… А на столе машина.
— Наверное, адская, — догадывается Геша.
— Дядя Петя встал. Вот подошел к машине.
Тут Леня неожиданно соскакивает с завалинки.
— Посмотрел на окно… Больше не полезу.
Но Геша и так уже сделал все необходимые выводы. Этот дом не простой. Здесь хранится адская машина.
Он подходит к воротам и нажимает ручку калитки. Нет, не открывается, конечно. Чтобы пройди сюда, нужно, вероятно, сказать волшебные слова, вроде «Сезам, откройся!»
Но калитка отворяется и без волшебных слов. Перед растерявшимися от неожиданности ребятами предстает высокий худой дядя с метлой в руке.
— Чего вам? Баловаться? Вот я вас сейчас… — Он делает грозное лицо и топает сапожищами.
Геша не выдерживает. Он пускается в бегство. За ним Ленька.
Геша останавливается только на перекрестке. Ему немного неудобно перед Леней. Скажет: струсил!
— Думаешь, я испугался?.. Ничуточки… Я хотел проверить, как быстро он бегает.
Но Леня лишь недоверчиво хмыкает. Шерлок Холмс и прочее — тут, спору нет, Геша, конечно, мастак. А что сдрейфил, то сдрейфил. Чего тут оправдываться!
Что теперь делать? В школу идти поздно, домой рано. Ребята бродят два часа по улицам. Разглядывают витрины магазинов, толкутся по рынку, греются на центральном почтамте. Им скучно. Скорее бы уже час! В час кончаются уроки и можно идти домой.
У Геши и Лени неспокойно на душе. Они никогда еще не убегали с уроков. И хотя дел очень-очень много, все же ребята решают узнать, что задано на завтра.
Они идут к Васе Воробьеву, по прозвищу Воробей. Он самый маленький и самый задиристый в классе.
Вася уже дома.
— Почему не были в школе? — строго спрашивает он.
Геша и Леня переглядываются.
— Дело одно тут, — неопределенно говорит Геша и многозначительно намекает: — Потом узнаешь!
Но Васю это нисколько не интересует.
— А вчера почему на радиокружок не пришли? Вот здорово было!
— Подумаешь! — Геша фыркает. — Наверное, опять пионервожатая пять страниц из учебника физики для седьмого класса читала.
Случился однажды такой грех!
— А вот и нет! У нас руководитель кружка совсем другой. Ох, рассказывает! — Вася прищелкивает языком. Это означает у него высшую степень восхищения. — Знаешь, что такое радиолокация?.. Не знаешь! А ра-дио-те-ле-ме-ха-ни-ка: — выговаривает он по слогам трудное слово. — Эх, ты!.. А мы будем и фотоэлемент строить, и радиолокатор, и кораблем управлять по радио…
У Геши на мгновение дух захватывает от зависти. Но только на мгновение. Он сразу берет себя в руки.
— Врешь ты все, Воробей… Пошли, Леня!
На улице Леня нерешительно произносит:
— Может, и нам в кружок записаться, а, Геш? В Доме пионеров интересно было.
— Ну и беги, записывайся! — сердится Геша. — Сам управлюсь. Все равно из тебя никакой доктор Ватсон не получится.
Но Леня не хочет ссориться.
— Я ведь просто так, — миролюбиво говорит он. — Нет, так нет…
Дома Гешу ожидает новость.
— Что я знаю! Что я знаю! — прыгает на одной ножке Ирочка.
— Ну что, говори!
— Не скажу! Не скажу…
Есть несколько способов, чтобы заставить ее сказать. Во-первых, пригрозить кулаком. Но это ненадежный путь. Ирка сейчас же заорет, прибежит мама… Второй способ — подкуп. Дать конфетку — и дело с концом. Но в данный момент Геша конфетой не располагает. Обещаниям же Ирка не верит — она уже научена горьким опытом.
Остается последний способ — самый простой и самый верный.
— Ничего ты не знаешь! — говорит Геша. — Только хвастаешься.
— А вот и знаю, а вот и знаю!
— Не знаешь!
— Знаю!.. Дядя Петя взял у мамы ключ от нашего сарайчика в подвале и поставил туда свой сундучок… Ага! Знаю?
Новость важная! Дядя Петя, вероятно, спрятал в сарайчике адскую машину.
Немедленно за Ленькой — и в подвал!
В подвале
На кухне возле окна торчит маленький гвоздик. Когда въезжали в квартиру, Геша сам забивал его Иркиным деревянным молоточком. Раз по шляпке, раз по пальцу. Все пальцы поотбивал.
На гвоздике висит новенький никелированный ключ с красной ленточкой. Это ключ от сарайчика.
Геша стоит у окна и с вожделением поглядывает на ключ. Теперь только за ним и остановка. Дверь подвала открыта — это уже разведано. У входа в подвал ждет Ленька. У него в кармане электрический фонарик и пугач, похожий на всамделишный пистолет.
Остановка только за ключом. Но как его взять, если мама то и дело заходит на кухню. Да и Ирочка крутится тут, с любопытством поглядывая на Гешу. Она явно что-то подозревает. Хитрющая!
Но, наконец, выдается подходящий момент. Все вышли из кухни. Геша молниеносно выбрасывает вперед руку — и вот он уже опускает ключ в карман.
Теперь можно отправляться вниз. Стоп! А нитки? Без них — никак. Все исследователи пещер берут с собой клубок ниток. Их прикрепляют у входа и тянут за собой. Если заблудятся в пещере, то с помощью ниток можно найти обратный путь.
А подвал — та же пещера, только чуточку поменьше.
За нитками нужно идти обратно в комнату. А там мама снова что-нибудь придумает — засадит за уроки или еще что.
Геше на глаза попадается свернутая веревка, на которой развешивают белье. Взять разве ее вместо ниток? Геша воровато оглядывается и…
Леня стоит у входа в подвал, пританцовывая то на одной ноге, то на другой.
— Ты чего расплясался? — удивляется Геша.
— Чего, чего! — передразнивает Леня. — Постоял бы сам целый час на морозе, не так, наверно, запрыгал бы… Ты что — уснул там?
Геша молчит. Он тревожно смотрит куда-то через Ленино плечо. Леня тоже оглядывается и видит: неподалеку стоит высокий косоглазый мальчишка и зло кривит рот.
Это Тишка. Над Гешей нависла серьезная опасность. Он съежился и побледнел. Тишка сейчас обязательно отлупит его.
А если откупиться от него старой медной монетой, которую Геша получил недавно от папы? На ней изображены скачущая лошадь и корона. Тишка уже не раз пытался выманить монету у Геши, предлагая взамен кусок пожелтевшей кости. «Зуб мамонта», — уверял он.
Но Тишка, постояв немного, исчезает. Видимо, он решил, что на двоих нападать небезопасно. Зачем рисковать, когда можно отлупить Гешку наверняка: завтра, послезавтра, в любой день.
— Что это за Квакин? — спрашивает Леня.
— А, есть тут один воображала, — пренебрежительно махнув рукой, отвечает Геша. — Дал я ему однажды перцу, так теперь он меня как огня боится. Увидит — и сразу тикать… Пошли скорей, — торопит он, с опаской оглядываясь.
Кто его знает, этого Тишку. Еще может вернуться.
Они спускаются по ступенькам вниз. Вот и дверь. Она открывается с неприятным скрипом.
В подвале темно и сыро. Пахнет сосной, кислой капустой и плесенью.
Леня распахивает дверь подвала настежь. Геша закладывает под дверь конец веревки и прижимает его кирпичом.
Ребята медленно, затаив дыхание, идут по узкому длинному проходу. По обеим сторонам сарайчики жильцов. Луч карманного фонарика прыгает с одного сарайчика на другой, выхватывая из темноты надписи, сделанные мелом: «Кв. 3», «Кв. 5», «Кв. 7».
Ребятам нужен сарайчик с надписью «Кв. 11». Они находят его в боковом проходе. Леня на секунду выключает фонарик, и все тонет в полной тьме. Отсюда не видно даже открытой двери подвала.
Повозившись с ключом, Геша снимает замок. Они входят в сарайчик.
Аккуратно сложенная поленница дров… Кадка с капустой… Сломанный пылесос, при виде которого Геша испытывает некоторую неловкость: здесь не обошлось без него.
Где же сундучок дяди Пети?
— Вот он, — шепчет Геша и показывает за поленницу.
Леня подходит ближе. Действительно, сундучок. И — какое счастье! — он не заперт. Леня берется за верхнюю крышку.
— Осторожно, — шипит Геша. — Адская машина!
Но поздно. Леня уже откинул крышку.
— Никакой тут машины нет, — разочарованно произносит он. — Одни тетради…
Гешу не так легко провести. Он склоняется над сундуком:
— Знаем мы! «Тетради!..» А под тетрадями что? Об этом ты подумал? Свети сюда.
Он начинает выкладывать тетради из сундучка. Уже целая кипа выложена, а машины все нет.
И вот последняя тетрадка ложится на землю. Сундучок пуст!
— Ну что? — спрашивает Леня. — Где твоя машина?
Геша не отвечает. Он шарит по днищу сундучка, стучит зачем-то по нему пальцами, даже обнюхивает.
— Все ясно, — наконец говорит он. — Двойное дно. Эх, жаль, нет у меня с собой подходящего инструмента.
Тут Леня выходит из себя:
— Какое двойное дно? Что ты треплешься?
Он опрокидывает пустой сундучок и просовывает в него фонарик. Сквозь щели в дне сундучка на потолок ложатся полосы света.
— Значит, я ошибся, — самокритично признается Геша. — Адскую машину дядя Петя в другом месте спрятал… Что ж, и бумажки пригодятся. — Он вырывает лист из тетради и засовывает в карман.
— А бумага зачем? — удивляется Леня.
Геша торжествует. Ага! Совсем как доктор Ватсон! Тот тоже всему удивлялся, обо всем расспрашивал.
— По почерку я определю характер дяди Пети. Понимаешь? Веселый он человек или скучный, ну, и разное другое. Это я по буквам узнаю, как они написаны: криво или прямо, жирно или чуть нацарапаны. Каждая буква что-нибудь говорит.
— Каждая буква? А если у «и» палки в разные стороны, это что значит?
Великий сыщик Шерлок Холмс по почерку мгновенно определял характер человека. А как это нужно делать, в книжке забыли написать. Но если сейчас промолчать, то Ленька подумает, что он соврал.
И Геша произносит поучающим тоном:
— Не знаешь? Если у «и» палки в разные стороны торчат — значит, кто писал, тот хвастун. Понятно?
Тут Ленька неожиданно начинает смеяться. Сначала тихонько, потом все громче и громче:
— Ха-ха-ха! Ох, не могу! А ты забыл, что Елена Дмитриевна тебе сказала? Что у твоих «и» палки в разные стороны, как у плохого лыжника? Значит, ты хвастун! Сам сказал. Ха-ха-ха!
Леня плюхается на сундучок и смеется, взмахивая руками. Электрический луч, как солнечный зайчик, прыгает по стенам.
И вдруг сразу становится темно. Ленька перестает смеяться.
— Геш, а Геш! — виновато произносит он. — Я… я ударил рукой по полену и выронил фонарик.
Они долго шарят в темноте по полу, но ничего не находят, кроме щепок и камешков.
— Есть! — говорит Леня. — Нет, не фонарик… Что-то другое. Маленькое, вроде цилиндрика.
— Клади в карман, — советует Геша. — Как выйдем, рассмотрим. Наверное, что-нибудь важное.
Но вот Геша нащупал фонарик. Он не зажигается.
— Что теперь делать? — спрашивает Леня упавшим голосом.
— Вот, заныл уже…
По совести говоря, Геше самому тоже невесело. Страшно здесь в темноте. Хорошо, что догадался взять с собой веревку. Теперь на нее вся надежда.
— Держись за меня, — говорит он Лене.
Ребята выходят из сарайчика. Геша ощупью запирает замок и движется к выходу, перебирая рукой веревку. Вот поворот. Впереди мелькает светлый четырехугольник. Выход из подвала!
И вдруг четырехугольник исчезает. Кто-то захлопнул дверь.
— Откройте, откройте! — кричит Геша.
Он бросается вперед и толкает дверь обеими руками. Но она не открывается.
…Геша и Леня сидят рядышком на ступеньках у закрытого выхода из подвала. Им очень холодно и очень страшно. Кто закрыл дверь? Наверное, дядя Петя. Он поймал их в ловушку.
И тут из глубины погреба доносится тихий свист. У ребят кровь стынет в жилах от страха. Они еще теснее прижимаются друг к другу.
— Г… где… т… твой… пи… пистолет? — с трудом выговаривает Геша. У него начинают щелкать зубы.
Леня не успевает ответить. Свист становится громче. И вдруг раздается глухой голос:
— Шичаш вам будет крышка…
Гешка вскакивает на ноги:
— Тишка!
Теперь все ясно. Тишка видел, как они спускались в подвал. Подкрался, закрыл дверь подвала, подпер ее палкой. Затем обошел вокруг дома и стал свистеть у заложенного кирпичом подвального оконца.
Геша начинает колотить в дверь. К нему присоединяется и Леня.
— Бум! Бум! — это Гешины валенки.
— Бац! Бац! Бац! — это Ленины ботинки.
Долго стучать не приходится.
— Тихо! — слышится за дверью надтреснутый старческий голос. — Кто там разбушевался?
Это дворник — дедушка Егор. Геша его побаивается и недолюбливает, — почему он все время ворчит? Но теперь Геша готов был броситься ему на шею.
Однако дедушка Егор вовсе не склонен разделять Гешин восторг.
— Что за новости? — грозно спрашивает он, и его подстриженные седые усы сердито топорщатся. — Что за порядок такой по подвалу лазить?.. Курили тут, небось. Дом спалить хотите?
Он шумно тянет носом. Но запаха табака не слышно.
— А ну, дыхни! — требует он у Геши, который стоит поближе.
Геша с готовностью выполняет приказ. Он некурящий. Однажды, правда, курил — когда мама с папой ушли в кино и его с собой не взяли. Он злился-злился, а потом решил отомстить. Нашел окурок, долго разжигал его. Поперхнулся дымом, закашлялся, но героически продолжал тянуть… Когда мама с папой вернулись, они нашли Гешу одетым на кровати. Он лежал испуганный, зеленый и жалобно стонал.
С той поры Геша бросил курить.
Не обнаружив следов преступления, дедушка Егор смягчается.
— Выходите, шпингалеты. Стало быть, вас тот шепелявый балбес запер. Вертелся тут все время… Я тебе дам! — дедушка Егор грозит кулаком Тишке, высунувшемуся на секунду из подъезда. Тишка моментально исчезает. — Пойду к ихнему папаше, пожалуюсь, — решает он. — Проходу не стало от фулюгана.
Дворник, прихрамывая, решительно направляется к подъезду.
Будет сегодня Тишке баня! У него папа строгий-престрогий.
— Ну-ка, покажи, что ты там нашел, — предлагает Геша. — Скорее, скорее! — торопит он.
Леня вытаскивает из кармана небольшую коричневую целлулоидную коробочку.
— Фотокассета! — восклицает Геша. — Дяди Пети кассета. Вот, оказывается, что он в подвале прячет… Что ты делаешь? Не открывай! Пленку засветишь! — Он вырывает коробочку из Ленькиных рук. — Ее надо проявить.
— А ты умеешь?
— Нет… Папа умеет, а я еще нет… Знаешь что, — приходит Геше в голову. — Пойдешь к Максимке Кочетову. Он фотографией занимается. Староста фотокружка. Попроси, пусть проявит. А завтра в школе мне отдашь.
— А ты почему к Максимке не пойдешь?
— Нельзя. Мама и так сердится, что уроки не делаю… Но смотри, Ленька, если ты Максимке хоть одним словом проболтаешься…
— Что я, маленький!
Зайдя в подъезд, Геша слышит истошные вопли. Они становятся еще громче, когда он проходит мимо двери Тишкиной квартиры. Кто-то орет благим матом, а сердитый мужской голос спрашивает:
— Будешь?.. Будешь?.. Будешь?..
И в промежутках раздаются звуки, похожие на аплодисменты.
Геша взбегает наверх. На лице у него довольная улыбка, хотя в принципе он ярый противник телесных наказаний.
И все-таки Тишку немножечко жаль — ведь его книгу мама спрятала. И Геша решает: надо отдать ему монету с лошадью и короной. Это будет по справедливости.
Ссора
Геша несется по улице, яростно размахивая портфелем. Собственно, спешить незачем. Еще только восемь утра. Но Геша изнемогает от любопытства: что заснято на пленке? Надо было вчера самому пойти к Максимке Кочетову. Разве можно доверять Леньке такое важное дело? Ленька известный разиня. Еще пленку потеряет.
Геша бежит, обгоняя прохожих. Скорей! Скорей!
Впереди идет низенький, сгорбленный старичок с палкой в руке. Геша пытается обойти его, но неожиданно оступается и, потеряв равновесие, толкает старичка плечом.
— Извините, — бросает он на ходу и тут же замечает, что у старичка черные очки. Слепой. Как же он улицу перейдет?
— Можно, я вас проведу через дорогу? — предлагает Геша.
Старичок энергично мотает головой:
— Не надо, внучек. Я сам пройду.
Как же так? На перекрестке то и дело снуют «Победы», «Москвичи», автобусы. Ведь могут переехать.
Светофор показывает зеленый цвет. Геша сходит с тротуара сразу же вслед за старичком. Не пустит он его одного, все равно пойдет за ним. Но старичок идет себе потихоньку, постукивая палочкой по мостовой. Геша следует сзади и с тревогой смотрит по сторонам. Нет, ничего! Вот уже тротуар.
Геша с облегчением вздыхает. Как же все-таки слепые так здорово умеют ходить? Он однажды на спор попробовал идти, зажмурив глаза. Это было в школе, на большой перемене. Сделал несколько шагов, споткнулся и ударился головой о стенку. Ребята смеялись, а ему было так больно, что хотелось плакать. И заплакал бы, если бы не подошли девчонки. Ну, а при них плакать никак нельзя.
Придя в пустую, тихую школу, Геша начинает жалеть, что так рано встал. Все равно Леньки нет. Он придет на урок как всегда — тютелька в тютельку. «На полшага раньше учителя», — шутят ребята. Однажды, правда, был случай, когда Ленька прибежал в школу за час до начала уроков. Когда об этом узнала Елена Дмитриевна, она сказала, что, должно быть, случилось чудо. Но потом выяснилось, что никакого чуда не было. Просто у Лени дома испортились часы, и он думал, что скоро девять.
Но сейчас, наверное, чудо все-таки произошло. Когда Геша заходит в класс, то видит там Леню. Он стоит у доски и что-то чертит мелом. Даже не поздоровавшись, Геша бросается к нему:
— Проявил пленку?
— Геша, ты вправду не знаешь, что на ней?
— Вот чудак! Откуда мне знать? — удивляется Геша. — Ведь я пленку тебе отдал.
Леня улыбается во весь рот:
— Тогда я тебя обрадую, товарищ Шерлок Холмс. — Он достает из кармана катушку. — Вот, смотри. Тут все сообщники дяди Пети… Ну и рожи! В особенности у одного.
Леня разворачивает пленку и показывает Геше кадр. Действительно, тип! Черный-пречерный, словно трубочист.
— Да это же негатив, — догадывается Геша.
— А вот и карточка, — Леня подсовывает ему кусок плотной бумаги. — На, смотри.
Взъерошенные волосы. Уши, как крылья, разлетелись в разные стороны. На носу разбрызганы веснушки.
Что это? Геша видит на фотокарточке… самого себя.
— Хорош сообщник дяди Пети? — хохочет Леня, подпрыгивая от смеха и похлопывая себя по коленкам. — А вот тебе и другие карточки.
Он выкладывает целый ворох фотографий: Геша, Ирочка, Геша вместе с Ирочкой, мама с Ирочкой и Гешей. Снова Геша…
Что случилось? Геша ничего не поймет. Как они все оказались на пленке дяди Пети? И Ирочка, и мама, и он…
Так вот что! Это же пропавшая фотопленка, которую папа заснял еще до переезда на новую квартиру и потом никак не мог найти. А она, оказывается, попала в подвал.
И чего Ленька так развеселился? Что здесь смешного? Наоборот, ничего смешного нет. Он думал, что дядя Петя уже разоблачен, а оказывается — нет, не разоблачен. Все надо начинать сначала. Разве это смешно? Пустосмешка Ленька, а не доктор Ватсон.
— Брось смеяться! — сердится Геша. — Давай лучше думать, как дальше быть.
— А я дальше не хочу. Опять в подвале адскую машину искать? Выдумки все твои! — выпаливает Леня. — Вот пойду сегодня и запишусь в радиокружок.
— Ну и иди!
— Ну и пойду!
— Иди!
— Пойду!
Ребята становятся в боевую позу: плечо против плеча, нос против носа. Сейчас сцепятся. Но, к счастью, в класс вваливаются гурьбой другие ученики.
До конца уроков Леня и Геша стараются не смотреть друг на друга, хотя и сидят за одной партой.
У Лени сердце отходчивей. После уроков он первый подходит к Геше и миролюбиво предлагает:
— Давай, Геша, пойдем на кружок. Там ребята строят корабль, который по радио управляется. А это… с Шерлоком Холмсом — бросим. Неинтересно уже.
— Неинтересно? А адская машина? Ты ведь сам писал, что он передавал по радио…
Ну, пусть писал… Так мы, наверно, что-нибудь напутали. Нет, Геша, ерунда все это.
— Сам ты ерунда! — с обидой в голосе выкрикивает Геша и выбегает из класса.
Лене становится жалко его. Наверно, Геше самому уже теперь неинтересно. Но ведь он упрямый. Ни за что не признается…
В три часа дня Леня просовывает голову в дверь кабинета физики, где идет занятие радиокружка.
— Можно? — робко спрашивает он.
— Заходи… Смелее, смелее.
Леня заходит в кабинет и столбенеет от изумления.
«Последнему из племени шерлокхолмсов»
Дома никого нет. Мама с Ирочкой ушли к соседке тете Глаше на консультацию. В детском саду будет новогодний бал, и Ирочке шьют балериновое платье. Папа еще на работе, а дядю Петю Геша не видит уже второй день. И хорошо, что не видит. Неловко как-то Геше встречаться с ним. Шерлоку Холмсу хорошо было. Он со своими преступниками в одной квартире не жил. А тут попробуй, следи за дядей Петей, когда он такой веселый и всегда улыбается.
И, наверное, никакой он не таинственный человек. Правильно говорит Ленька — выдумки все это. И уже неинтересно стало. Но все равно надо продолжать. Уж теперь-то, после ссоры, отступать никак нельзя. Назло Леньке! И пусть выдумки, все равно он докажет…
Что докажет? Ничего не докажет.
Ребята в кружке строят корабль. И управлять им будут по радио. Как это по радио? Наверно, пустят корабль в ванну. А в другой комнате будет радиопередатчик. Что кораблю прикажут по радио, то он и сделает. Скажут повернуть налево — он и повернет. Скажут направо — и он направо. Здорово!
Здорово-то здорово, но он-то здесь причем?
Ну и пусть! Подумаешь, игрушек он не видел!
Геша ходит по комнате злой, как кот Васька, когда его таскают за хвост. Что делать? Разве грибов маринованных покушать с досады?
В знакомой банке уже почти ничего не осталось. Лишь две грибных ножки сиротливо плавают в бесцветном соусе. Геша вылавливает ножку и отправляет в рот. Но тут же, брезгливо морщась, выплевывает ее обратно. Фу, гадость! Совсем пресная, насквозь водой пропиталась.
В передней хлопает дверь. Дядя Петя пришел. И с ним еще кто-то. Ходят по комнате, смеются.
Вскоре в комнате дяди Пети начинает говорить радио. Оно запущено на полную мощь. Геша слышит страшный писк, треск, грохот. И вдруг раздаются слова:
— «Волна-3»… «Волна-3»… Это я, Петр. Это я, Петр. Как слышите? Прием.
Дядя Петя говорит по радио. Почему так громко? Вероятно, он думает, что никого нет дома.
— «Волна-3»… «Волна-3», — продолжает дядя Петя. — Меня кто-то обнаружил. Круг сжимается. Адскую машину держать у себя больше не могу. Поставил ее в кладовую на верхнюю полку… Как слышите? Прием.
У Геши пересыхают губы от волнения. Становится жарко. Значит, все-таки он прав! Значит, адская машина существует. Она здесь, рядом, в кладовой.
Дослушать ему не удается — вернулась мама с Ирочкой. Зато теперь он не один. Можно действовать смелее.
Геша подходит к кладовой и осторожно приоткрывает дверь. Так и есть! На верхней полке лежит чемоданчик.
«Тик-так! Тик-так», — раздается в тишине.
Геша бледнеет. «Тик-так!» Это значит, что механизм адской машины заведен. Еще несколько минут — и дом взлетит на воздух. Он бросается в комнату.
— Мама! Скорей! В кладовой адская машина!
Мама смотрит на Гешу так, словно хочет сказать: с ума сошел! Идет к кладовой и снимает с полки чемодан.
— Осторожно, мамочка!
Геша отпрыгивает в сторону и закрывает лицо руками. Но взрыва нет. Круглыми от страха глазами Геша решается, наконец, посмотреть на открытый чемодан. Он почти пуст — один лишь будильник.
— Вот, возьми. В чемодане письмо тебе лежит, — говорит мама и подает Геше белый конверт с надписью:
«ГЕШЕ, ПОСЛЕДНЕМУ ИЗ ПЛЕМЕНИ ШЕРЛОКХОЛМСОВ.»
Геша поспешно вытаскивает письмо и читает:
«О великий разгадыватель тайн!
У тебя глаза зорче, чем у стенного орла. Ты сумел в темной прихожей разглядеть пистолет в моей руке.
Но увы! Это был не пистолет, а карманный фонарик.
У тебя и твоего друга уши чутче, чем у зайцев. Вы услышали слова, которые я выстукивал на ключе для тренировки.
Но вы плохо знаете азбуку Морзе: точка — это не «а», а «е». «Адская ма» — это не адская машина, а ейская махорка.
У тебя догадка остра, как бритва. Ты сразу догадался, что дом на Партизанской — таинственный дом и что живут там мои сообщники. Но ты ошибся. В этом доме живет не преступник, а главный конструктор нашего завода. Он заболел, и я приходил к нему по делу.
У тебя нюх тоньше, чем у гончей. Ты учуял, что я спрятал в подвале адскую машину. Но вот беда — ты ее не нашел. Лишь разбросал по всему сарайчику мои старые тетради (кстати, тебе придется собрать их снова).
Зато ты обнаружил адскую машину сейчас. Ну, как она тебе нравится?
Твой таинственный сосед,
владелец адской машины Д.П.»Геша ошеломлен. Откуда дядя Петя все знает?
— Что там написано? — улыбаясь, спрашивает мама.
— Так, ничего.
Геша бежит в спальню. Здесь он забивается в угол между гардеробом и стеной и дает волю слезам. И чего он только плачет? Наверное, сам не поймет.
Дверь тихо открывается. Это… дядя Петя.
— Геша, где ты?
Геша молчит. Но дядя Петя уже заметил его.
— Что, обиделся? Вот это зря. Я ведь пошутил… Ну, пошли ко мне, я тебе кое-что покажу.
Широкая ладонь ложится Геше на шею и легонько подталкивает вперед. Геша чуть-чуть сопротивляется, но все же идет. Еще бы — в комнату дяди Пети!
Ну и комната! Сколько здесь всяких аппаратов! Вот самодельный телевизор с огромным экраном — с полметра, наверное. Большущий приемник — таких Геша еще не видел. А это, на отдельном столике? Наверно, радиопередатчик. Дядя Петя садится возле него, надевает наушники.
— Геша!
Геша быстро оборачивается. За ним стоит… Ленька.
— Как ты сюда попал? — удивляется Геша.
— А я с дядей Петей пришел, — говорит Леня, улыбаясь во весь рот. — Никакой он не враг вовсе, а самый обыкновенный человек. То есть не самый обыкновенный, а руководитель нашего кружка. Он на радиозаводе работает конструктором. На войне был — радист первого класса. А теперь радиолюбитель. Вот! Сегодня я пошел на кружок и вдруг вижу — он! И он меня тоже узнал. Еще тогда меня видел, когда я в окошко смотрел. И про погреб знает — ему дворник говорил. Ну и спросил меня, зачем мы все это делаем. Я рассказал. Вот он хохотал, вот хохотал!.. А потом позвал к себе домой. Мы с ним тебе письмо написали и чемодан с будильником на полку положили. Здорово, а?
Геша стоит растерянный. Что делать? Сердиться? Вроде бы не за что.
Смеяться? Над самим собой, да?
— Еще друг называется, — неуверенно начинает он.
— Тихо! — вдруг говорит дядя Петя. Он сидит с сосредоточенным лицом у радиопередатчика и вслушивается в позывные. Затем берется за ключ и начинает выбивать четкую дробь:
— Тук-тук… тук-тук-тук…
Закончив передачу, дядя Петя снимает наушники и весело потирает руки.
— Ну, шерлокхолмсы, угадайте-ка, с кем я сейчас разговаривал?
— С Москвой! — в один голос кричат ребята.
— Не угадали… — Дядя Петя склоняется над радиолюбительским журналом и пишет:
«29 декабря… в 20 часов 37 минут установил двустороннюю связь с дрейфующей станцией «Северный полюс…»
Северный полюс… Перед ребятами на секунду встают бескрайние снежные просторы далекой Арктики. Вот поселок смелых советских полярников. У радиопередатчика склонился человек в меховой куртке. Он очень далеко отсюда — многие тысячи километров. Но дядя Петя говорил с ним сейчас. Вот отсюда, из этой комнаты! На их глазах!
Геша и Леня переглядываются. Они без слов понимают друг друга. Решено! Они будут радистами. Да, да, только радистами, как дядя Петя.
Разве может быть на свете что-нибудь еще интереснее?
Ежовые рукавицы
Валерка захлопнул дверь квартиры и стремглав сбежал по лестнице. Выскочив из подъезда, он остановился, сунул руки в карманы и пошел медленным шагом, заставляя себя смотреть только вперед.
На углу он все-таки не выдержал и оглянулся: а вдруг Тамара бежит за ним? Но сзади никого не было. Валерка вздохнул с облегчением, перешел дорогу и шлепнулся на скамейку в скверике.
Вот ведь как бывает: хочешь помочь человеку, а вместо этого — неприятность. Откуда он мог знать, что утюг такой горячий?.. Тамара как раскричалась: «Кто тебя просил?» А сама каждый день твердит, что он ей совсем не помогает. И вот только собрался помочь, она сразу драться. Еле ноги унес! Как будто он нарочно ей блузку прожег. Да и дырка-то совсем небольшая, вполне можно заплату пришить.
Нет, Тамара просто придирается к нему. И вообще, с тех пор, как она поступила в свой медицинский институт, дома стало невозможно жить. Ребят к себе не води — они, видите ли, мешают ей заниматься! Не кричи, не свисти, не стучи… Да кто он, в конце концов, — мальчик или девчонка какая-нибудь!
И главное, злопамятная! Теперь весь день дома не появляйся — обязательно отлупит… Ой, скорей хоть бы мама с папой с курорта возвращались. Он тогда им все расскажет: и как Тамара маминой губной помадой красилась, и как косы остричь хотела.
Но когда они еще вернутся! Ведь только неделя прошла, как уехали…
— Ты что здесь делаешь?
Валерка машинально шарахнулся в сторону. Но тут же сообразил: голос-то ведь Адъютанта.
Точно, он! Стоит Сережка Королев в своих коротеньких штанишках, маленький, круглый, руки по швам протянул — ребята его за эту привычку и еще за то, что он вечно за Валеркой тянется, куда бы тот ни шел, Адъютантом прозвали.
— Ничего не делаю. Так сижу, отдыхаю.
— А ты почему из подъезда так быстро выбежал? Я из окна видел. Опять Тамара, да? — сочувственно спросил Адъютант.
Таиться от него не было смысла.
— Опять, — горестно кивнул головой Валерка. — Дерется… Только ты никому не говори, слышишь! — спохватился он. Еще сболтнет Адъютант одному, другому — и пойдет по двору слух, что его побила сестра. — Воображает: студентка! А сама даже не знает, что такое кон… кон… конденсация. Профессор спросил, так она как в рот воды набрала. Если бы в школе — сразу кол… Тоже трудное слово нашла: кон… конденсация.
— А ты знаешь? — с почтением в голосе спросил Адъютант.
Он учился еще только в первом, и третьеклассник Валерка был для него образцом учености.
Валерка чуть смутился.
— А мне для чего? Его, может, еще только в пятом проходят… А вот Тамарка должна все-все слова знать.
И тут он заметил, что Адъютант что-то держит в кулаке.
— Что там у тебя?
— Деньга. Я ее вчера в Дарьиной роще нашел.
— Покажи!
Адъютант положил на ладонь Валерки истертую медную монету с двуглавым орлом и витиеватой надписью: «Одна копейка». Валерка осмотрел ее с видом знатока и сделал большие глаза:
— Золотая!
— Правда? — обрадовался Адъютант. И сразу великодушно предложил: — Хочешь, возьми себе.
— Давай, что ли, — снисходительно согласился Валерка. — Послушай, — оживился он. — А может там целый клад… Пошли, а?..
Ребята зашагали к Дарьиной роще. Собственно, никакой рощи там не было. Просто несколько сосен, чудом уцелевших на песчаном бугорке вблизи центральной магистрали города.
— Вот здесь я ее нашел. — Адъютант показал на небольшую ямку возле одного из деревьев. — Прямо на земле лежала.
Они поползали немного на коленях по сырому после недавнего дождя песку.
— Нет, так ничего не найдешь, — вздохнул Валерка. — Лопату надо.
Он встал, отряхнулся и с ужасом увидел, что на брюках остались большие грязные пятна. Опять влетит от Тамарки! Она эти брюки только вчера выстирала.
— Запачкался, да, Валера?
Адъютант осмотрелся: нет ли поблизости какой-нибудь бумажки? Вот там, в кустах, кажется, тряпка лежит… Он нагнулся, протянул руку и вдруг испуганно попятился:
— Ой, Валера, Валера!
Тряпка подскочила и угрожающе зафыркала.
— Не бойся, это еж, — сказал Валерка.
Он поднял с земли сухую хворостинку и тронул ею ежа. Тот моментально свернулся в клубок, выставив во все стороны колючие иглы.
— Хорошо бы его выдрессировать, — мечтательно произнес Валерка. — Научить ходить на задних лапках, а потом цирк во дворе устроить.
— А разве ежи на задних лапках ходят? — усомнился Адъютант.
— Еще как ходят!
Ежу надоело лежать в клубке. Он осторожно вытянул длинную черную мордочку. Маленькие, как бусинки, глазки уставились на ребят.
— Смотрит… Я его Гришкой назову. Гришка, Гришенька, — ласково позвал Адъютант.
Еж фыркнул.
— Отзывается! — обрадовался Адъютант и нагнулся к ежу. Тот снова свернулся и зашипел, словно проколотая велосипедная камера.
— Ладно, хватит, надо его забирать… Только где я его держать буду? — озабоченно произнес Валерка.
Адъютант поднял на него большие синие глаза.
— Ты? — удивился он. — Почему ты? Ведь это мой еж.
— Твой? Ха-ха-ха! Еще что придумаешь.
— Как? Я же его первым увидел.
— А я первый подошел!
— Нет, я!
— Я!..
Валерка сорвал с головы кепку, накрыл ею ежа и, подсунув под него хворостину, быстро приподнял. Еж оказался в кепке. Держа ее в вытянутой руке, Валерка быстро зашагал к дому. Адъютант бежал за ним и прерывающимся от обиды голосом твердил:
— Отдай ежа! Отдай!
Лишь возле скверика Адъютант отстал и с плачем побежал домой — он жил в одном доме с Валеркой, только в другом подъезде.
Валерка с облегчением вздохнул. Неприятно все-таки, когда бегут с тобой рядом и кричат, что ты вор… Но тут ему пришло в голову, что он, пожалуй, напрасно взял ежа. Мама, конечно, ничего не сказала бы. Но Тамара… Еще неизвестно, как она отнесется к этому. Тут надо все хорошенько продумать: и как ей про ежа сказать и что делать, если она заупрямится…
Чем ближе к дому, тем медленнее и нерешительнее становились Валеркины шаги. Вот если бы мама была дома… И зачем только выдумали этих старших сестер!
Кто-то хлопнул его по плечу так, что он чуть не выронил кепку с ежом. Валерка обернулся, преисполненный решимости с боем отстоять свой трофей.
Но это был только Рудольф — знакомый Тамары, тоже студент-медик, старше ее на два курса. На нем был широченный пиджак серовато-оранжевого цвета, исчерченный черными клетками, до того пестрый, что рябило в глазах. Над оттопыренной верхней губой тоненькой ниточкой пробегали еле заметные рыжеватые усики.
— Салют потомку!.. Тамара дома?
— Дома, — буркнул Валерка. Он не любил Рудольфа, хоть тот и подарил ему однажды два стеклянных шарика. Говорит всегда непонятно. Издевается, наверно.
— Что это у тебя в верхних конечностях?
— В верхних чего?
— Чего, чего — культура у тебя ниже уровня моря… В руках что, спрашиваю.
— Ничего, кепка.
— Это я уже успел заметить, что кепка, о, мудрейший из вундеркиндов. А в ней что?
Рудольф дотронулся до кепки, но тут же раздалось громкое шипение. Он быстро отдернул руку.
— Змея?!
— Ничего не змея, — засмеялся Валерка. — Это еж. Вот, смотрите. — Он приоткрыл край кепки. — Только вы Тамаре ничего не говорите, ладно?
— Что ты, что ты! Гроб-могила!.. Ну, поиграйся еще. Ежам очень полезен свежий воздух. Аэротерапия, так сказать…
Рудольф вошел в подъезд, а Валерка остался на улице. Как же поступить? Сказать Тамаре про ежа сейчас или лучше вечером? Нет, надо сейчас, пока Рудольф там. Тамара не станет при нем особенно ругаться.
Он поднялся на второй этаж и позвонил. Дверь открыл Рудольф. При виде Валерки он состроил кислое лицо.
— Уже наигрался?
— Ага…
Валерка быстро прошел на кухню и осмотрелся. Куда бы спрятать ежа на время переговоров?
А что, если в ящик кухонного стола? В нем ведь, кажется, кроме вилок, ножей и ложек, ничего нет… Он открыл ящик, и, вытряхнув из кепки ежа, снова закрыл, оставив маленькую щелку, чтобы еж не задохнулся. Потом пошел в столовую.
Там стояла напряженная тишина. Рудольф почему-то смотрел в окно и нервно барабанил пальцами по подоконнику. Тамара сидела за столом, обложенная учебниками, и писала в тетради, словно никого в комнате и не было. На Валерку никто не обратил внимания. Он потоптался немного у двери и решил, что пора начинать:
— Тамара!
— Что тебе, Валерий?
— Помнишь, ты один раз сказала, что любишь животных?
Тамара никогда ничего подобного ему не говорила — она вообще с ним разговаривала очень мало. Но у Валерки был свой тонкий расчет. Разве она скажет при Рудольфе, что до визга боится мышей, терпеть не может кошек, за версту обходит собак…
— Ну, предположим, помню. А почему ты вдруг об этом заговорил?
— Я… Я хочу ежа домой принести, — выпалил он.
— Ежа? Ты что… — Тамара, видно, хотела прикрикнуть на него, но вспомнила о Рудольфе. — Зачем он тебе понадобился? Подумай сам, Валерий, зачем тебе еж?
— Я его дрессировать буду. И еще… — Тут Валерка пустил в ход свой главный аргумент: — И еще он гадюк ловит. Вот!
Тамара рассмеялась.
— Откуда же здесь гадюки? В городе, на третьем этаже… Сколько в тебе еще детства, Валерий.
Валерка рассердился. Ах так! Сейчас он ей покажет — детство.
— Ну, не змей, так мышей ловить будет. А то ты как увидишь мышку, на весь дом крик подымаешь (Тамара переменилась в лице). Еще еж насекомых ест. А у нас тараканов полно (Тамара судорожно схватилась рукой за стол)… И клопы в твоей кровати…
Тамара вскочила из-за стола. Но Валерка был начеку. Он тотчас же юркнул за дверь и выбежал на лестницу.
— Вон отсюда, противный мальчишка! — неслось из столовой. — И если ты только посмеешь принести сюда своего мерзкого ежа, я его… я его…
— Он уже принес его, Томочка, — смеялся Рудольф. — Постфактум! Я сам видел, как он тащил его наверх… Хотите, Томочка, я вам дам хороший совет? Надо вашего уважаемого братца взять в ежовые рукавицы. В ежовые рукавицы!..
Голоса стали глуше. Видно, Тамара прикрыла дверь столовой.
Валерка весь трясся от негодования. Ах, предатель! Ведь он обещал ничего не говорить. «Гроб-могила!». И еще советует Тамаре взять его в ежовые рукавицы.
Что это за рукавицы такие? С иглами, наверное. Для чего же они нужны, эти рукавицы? Неужели, чтобы драться?.. А что! Рассказывал ведь Рудольф, что у одного его знакомого есть кастет. Его надевают на руку и дерутся. И перчатки ежовые, наверное, тоже для драки…
Внизу хлопнула дверь, и тотчас же на лестнице раздались легкие быстрые шаги. Валерка сразу узнал их. Это был дядя Витя — преподаватель физкультуры, известный футболист, вратарь местной команды «Динамо». Он жил этажом выше и до недавнего времени часто заходил к ним в гости. Дядя Витя был весельчак и затейник. Он показывал разные фокусы, затевал игры, в которых участвовали и Тамара, и Валерка, и мама. Даже папа и тот снимал пенсне, откладывал в сторону свою вечную газету и, снисходительно улыбаясь, включался в «отгадайку»…
А потом дядя Витя вдруг перестал бывать у них. Вероятно, в этом была виновата Тамара. Валерка случайно слышал, как перед самым отъездом мама говорила ей: «Думаешь, я не вижу, как ты переживаешь? И все из-за своего глупого самолюбия. А я бы подошла к нему и извинилась. Раз виновата — что делать?..»
Но теперь дядя Витя, видно, снова направлялся к ним, так как не поднялся выше, на свой этаж, а остановился на площадке.
— Здрассте, дядя Витя… Вы к нам? — обрадованно спросил Валерка, выскакивая из своего излюбленного угла возле лестницы. Он видел оттуда всех, а его самого нелегко было заметить — темно.
— Я?.. — Дядя Витя выглядел растерянным, словно его застали за чем-то нехорошим. — Собственно говоря, да… А Тамара дома? — спросил он.
— Тамара? — удивился Валерка. Зачем ему Тамара, ведь он с ней в ссоре? И вдруг вспомнил: сегодня днем они разговаривали во дворе — он сам видел. Помирились, значит.
— Дома, дома Тамара… Вы заходите, дядя Витя. Сыграем в отгадайку, а? Вы, я, Тамара, ну, и Рудольф…
— Рудольф? — Дядя Витя снял руку с дверной скобки. — Он что, у вас?.. Ладно, я в другой раз зайду.
Он повернулся к лестнице.
— Дядя Витя, — схватил его за руку Валерка. — Скажите, какие бывают ежовые перчатки?
— Ежовые перчатки? Рукавицы, может быть?
— Ну, рукавицы.
— Это… это не буквально надо понимать. В переносном смысле. Понял?
— Ага, понял… А их не из ежей делают, а? — пришла в голову Валерке ужасная мысль.
Дядя Витя улыбнулся:
— Эх ты, герой… Понятное дело, из ежей, из чего же еще? Видал, какие они колючие…
Дядя Витя ушел к себе наверх, а Валерка стоял на лестничной площадке и злился. Вот, оказывается, что этот Рудольф Тамаре посоветовал: сделать перчатки из его ежика, а потом этими перчатками драться!
А Тамарка вполне это может сделать! Туфли из змеиной кожи у нее есть? Есть! Сумку из крокодиловой кожи у папы выклянчивала. «Ах, папочка, это ведь так модно!» А вдруг ежовые перчатки тоже модно?.. Надо сейчас же вытащить ежа из ящика. А то ей понадобится вилка или ложка, она откроет ящик, увидит ежа и тогда…
Но не успел Валерка взяться за ручку, как дверь отворилась и вышел Рудольф. Вид у него был такой, словно его самого отделали ежовыми рукавицами. Ни слова не говоря, он локтем отодвинул с дороги Валерку и пошел вниз по лестнице, глухо стуча здоровенными башмаками на гусеничном ходу.
Тамара стояла на кухне возле самого столика. У Валерки екнуло сердце: «Нашла ежа!» Но она смотрела не на ящик, а на улицу. Валерка тоже выглянул в окно. Он увидел Рудольфа. Приподняв брюки, чтобы не забрызгаться, тот обходил большую лужу. Издали это выглядело так, словно Рудольф собирается пуститься в пляс.
Тамара рассмеялась и отошла от окна. Что-то напевая себе под нос, она пошла в спальню. «Вертеться перед зеркалом будет», — определил Валерка и осторожно вытащил ящик стола.
Еж спал, удобно устроившись между двумя ложками.
— Посмотри, который час! — раздалось из спальни.
Валерка кинул взгляд на кухонные ходики.
— Восемь часов и еще пятнадцать минут, — крикнул он, осторожно завертывая ежа в посудное полотенце.
Куда бы его упрятать?
— Посмотри, там кто-то стучится, — снова донеслось из спальни.
Держа ежа в руке, Валерка побежал к двери.
— Никого нет!
— Неужели никого?
В столовой раздались Тамарины шаги. Опасность! Валерка быстро глянул в большую кастрюлю, стоявшую на холодной плите. Пустая! Он сунул туда ежа, укутанного в полотенце, и закрыл крышку.
На пороге кухни появилась Тамара. Она была в новом синем платье. На грудь она приколола большой сиреневый цветок. «С маминой шляпы, — тотчас же узнал его Валерка. — Ох, и влетит же Тамарке».
— В самом деле, девятый час… Странно… Скажи, Валера, ты не видел дядю Витю? Он не спрашивал меня, когда здесь был этот… Рудольф?
Ах, вот кого она ждет — дядю Витю!
— Нет, не заходил, — соврал Валерка, сам не зная для чего.
— Не понимаю… — Тамара на минуту задумалась. — Я выйду ненадолго. Смотри, не натвори здесь чего-нибудь…
Теперь Валерка мог беспрепятственно заняться ежом. Он вытащил его из кастрюли, опустил на пол. Нашел в шкафу котлету и стал совать ежу прямо в рыльце. Тот сначала фыркал и сворачивался в клубок, а потом схватил котлету своими острыми зубками и давай ее поедать, быстро-быстро шевеля челюстями и настороженно глядя по сторонам черными глазками. При этом он не забывал угрожающе фыркать и мгновенно выставлять вперед колючие иглы, как только Валерка делал попытку дотронуться до него.
Скоро от котлеты осталось лишь несколько крошек. Еж деловито обнюхал их и тоже съел.
— Ой, какой ты обжора, Гришка!
Валерка положил на пол еще одну котлету. Но еж не стал ее есть. Выдвинув вперед острую мордочку, он быстро побежал по кухне, смешно перебирая короткими черными лапками.
У Валерки созрел план. Он спрячет ежа в своем портфеле. Гришка в нем прекрасно переночует.
Портфель лежал в столовой. Там было темно. Валерка влез на стул и повернул выключатель. Вспыхнул свет, и он вздрогнул от неожиданности. Тамара, оказывается, никуда не уходила. Она лежала на диване в своем попом платье и как будто… Да, да, веки у нее были красные и припухшие.
— Заснула немного… — Она зябко передернула плечами, потянулась и зевнула, хотя вовсе не выглядела сонной. — Сейчас я тебе принесу поужинать — и спать. Котлеты есть будешь?
Если она сейчас пойдет на кухню, то все пропало! Там бегает еж.
— Не хочу! — Валерка схватил портфель и, как метеор, помчался на кухню.
— Куда ты с портфелем?
К счастью, еж куда-то спрятался, наверное, под стол. Но он мог появиться в любой момент.
— Не хочу есть! Не хочу! — закричал Валерка, размахивая руками.
Он был готов сделать все, что угодно, лишь бы спасти своего Гришку.
— Перестань орать! Не хочешь есть — не надо. Сейчас же мыться — и марш в постель!
Оставаться дальше на кухне было опасно. Валерка сполоснул у рукомойника лицо и пошел в спальню, ломая голову над тем, как перетащить к себе Гришку.
Тамара легла на диване в столовой. Вдруг на кухне раздалось громкое звяканье кастрюли.
— Кто там? — У Тамары срывался голос.
— Наверное, крысы, — успокоил ее Валерка.
— Какой ужас!
Звяканье возобновилось снова. Вдобавок послышалось царапанье.
— Пойду разгоню их, — храбро заявил Валерка и босиком побежал на кухню.
Конечно, это был еж. Он опрокинул кастрюлю, пустую бутылку и возился у дверцы столика. Валерка схватил его, окрутил полотенцем и сунул в портфель. Затем он закричал: «Кыш, кыш, проклятые!» и поднял такой шум, что не только крысы — львы разбежались бы в ужасе.
— Ох, сколько их там было! — сказал он, проходя с портфелем через столовую с видом победителя.
— А ты не выдумываешь? — Тамара подозрительно посмотрела на него. — Зачем портфель потащил в спальню?
— Портфель? Надо утром стихотворение повторить. Знаешь, трудное какое:
Над лесом погасла полоска заката, Гори же, гори, пионерский костер.Он вошел в спальню, поставил портфель у стены и шмыгнул под одеяло.
Гришка оказался очень беспокойным ежом. Вместо того, чтобы тихо-мирно сидеть в портфеле, он начал ворочаться, фыркать, шипеть. Видно, ему там что-то не понравилось. Валерка стал сморкаться и кашлять — надо же было как-то отвлечь внимание Тамары.
Но еж не унимался. «Наверное, ему скучно», — подумал Валерка и решился на подвиг: он возьмет Гришку к себе в кровать. Укутает его в простыню, чтобы не кололся, и положит в ногах.
Он соскочил на пол и привел свой замысел в исполнение. Еж как будто действительно успокоился — наверное, осваивался с новой обстановкой. Потом он снова зашевелился и…
— Ай, — крикнул Валерка.
Еж больно укусил его за ногу.
В дверях спальни показалась встревоженная Тамара.
— Что с тобой? Что ты кричишь?
Валерка притворился спящим. Только бы Гришка не подвел! Но еж, словно почувствовав опасность, лежал не шевелясь. Лишь когда Тамара снова улеглась, решив, вероятно, что Валерка крикнул со сна, он опять заворочался. Валерка почувствовал укол, быстро поджал ноги к подбородку и откинул край одеяла. Так и есть! Гришка уже вылез из простыни.
Как же быть дальше? Спать с таким колючим и кусачим существом, разумеется, невозможно. Положить его снова в портфель? Он поднимет возню, и Тамара услышит.
Надо его спрятать. Но куда? Вот если бы на улице можно было…
А если в портфель и…
Это дело! Надо взять чемоданный ремень — он здесь, в шкафу, — привязать к нему портфель и опустить за окно. Пусть Гришка возится себе там, сколько хочет — его никто не услышит.
Валерка прислушался. Из соседней комнаты доносилось ровное дыхание. Тамара спит.
Он осторожно, на цыпочках подошел к шкафу, открыл дверцу — хорошо еще, что она не заскрипела! Вытащил ремень, продел его через ручку портфеля, из которого предварительно вытащил все книги.
Снова пошла в ход простыня, и еж оказался в портфеле. Теперь опустить за окно… Так!
Валерка закрепил свободный конец ремня за шпингалет и юркнул под одеяло.
Вот и все! Еж в безопасности. Завтра Валерка проснется пораньше и вытащит портфель. Ежа придется взять с собой в школу… Потому что Тамара может… Тамара может… Тамара…
Валерку разбудило дребезжание звонка в передней. Он открыл глаза. Было уже совсем светло. Валерка соскочил с постели и бросился к окну. Пора вытаскивать портфель.
Но портфеля за окном не было. Упал? Валерка высунулся до пояса и посмотрел вниз. Нет, внизу его нет. И ремня нигде не видно.
Где же он?
— Валера! Иди сюда! — позвала Тамара из столовой. — Иди же скорей! Твой портфель на улице нашли.
Валерка бросился в столовую. Там стоял улыбающийся дядя Витя с портфелем и чемоданным ремнем в руке.
— Ты что, герой, портфелями швыряешься? Иду я, понимаешь, на работу… На, возьми.
Валерка схватил портфель и сунул в него руку. Пусто! И на дне лужица…
— А Гришка где?
— Какой Гришка?
— Мой Гришка… Еж, еж, еж! — закричал он со слезами в голосе.
Дядя Витя развел руками:
— Не знаю… Никакого ежа в портфеле не было.
Валерка кинулся в спальню.
— Не понимаю, что с ним такое делается, — сказала Тамара. — Вчера весь вечер ежом бредил, даже кричал во сне. Сегодня опять… Слушай, Виктор, почему ты вчера не пришел? — вдруг спросила она.
— У тебя ведь был этот… как его?.. с усиками. Зачем я буду мешать?
— Почему ты так говоришь, Виктор? — Тамара посмотрела на Виктора с укором. — Ну что я могу сделать, если он опять зашел. Я уж и так с ним совсем не разговариваю… Постой, постой, а откуда ты знаешь, что он был у меня?
— Мне Валера сказал.
— Валерка? Значит, он все-таки тебя вчера видел?
— Еще бы не видел! Про ежовые рукавицы все расспрашивал… Из чего, говорит, они делаются, — усмехнулся Виктор.
— Ах, вот как! Значит, он мне соврал, этот противный мальчишка… Валера! Валерка! Где ты? Валерка!
Но Валерка ничего не слышал. Он лежал ничком на кровати и горькими слезами оплакивал невозвратимую утрату.
…Когда он, наконец, собрался в школу, времени до начала уроков оставалось в обрез. Но у подъезда, как всегда, его ждал верный Адъютант, веселый, улыбающийся. Он, видно, совсем уж забыл про вчерашнюю ссору.
— Ну, как Гришка поживает? — был первый его вопрос. — Тамара не выбросила?
Что ему сказать? Что сказать?
— Вот еще! — не очень уверенно начал Валерка. — Дам я ей выбросить, как же!.. Я… Я… — Тут он, наконец, придумал и заговорил веселее. — Я сам отнес его обратно в Дарьину рощу. Еще вчера вечером. Для чего мучить ежа, спрашивается? Я же пионер, — вспомнил он весьма кстати. — У него, может, там детки есть. Пусть себе живет на свободе.
— Эх ты! — Впервые за все время их знакомства Адъютант говорил с Валеркой в таком тоне. — Зачем отпустил? Отдал бы мне — было бы у меня теперь целых два ежа. Вот бы я их выдрессировал!
Валерка насторожился.
— Как два? А у тебя откуда еж?
Адъютант оживился:
— Мама принесла. Идет она сегодня утром с базара и у крыльца вдруг видит — еж! Откуда только он у нас во дворе взялся? Почти совсем такой же, как твой Гришка. Может, брат, а? Я его знаешь как назвал — Тишка. Буду разным штукам обучать: танцевать под губную гармошку, прыгать через палочки. Я ему домик из картона сделал, я…
Адъютант трещал и трещал без умолку, а Валерка шел рядом и молча страдал.
Клад
После долгого ненастья выглянуло солнышко. Ребята, которым порядком наскучило в тесных школьных коридорах, на первой же перемене шумной стаей выбежали во двор. Поднялся веселый гомон. Первоклассники в серых костюмчиках, похожие друг на друга, словно воробьи, бестолково носились взад и вперед, оглашая воздух пронзительными, как свистки, голосами. Ребята повзрослее устроили кучу-малу, в самом низу которой деловито пыхтел толстый мальчишка. Старшеклассники соревновались по прыжкам в длину. Несколько девочек-подружек ходили по двору, взявшись под руки, и пели «Уральскую рябинушку».
Валерка стоял посреди двора и не знал, к кому присоединиться. Собственно говоря, его место было там, где куча-мала выросла уже в приличный холм. Но оттуда доносился голос Гешки Дорохова, а он с ним в ссоре. Пойти к прыгунам? Погонят прочь — эти ребята из последних классов не очень-то церемонятся с младшими.
С улицы громко застучали в ворота. Один из старшеклассников пошел открывать.
— Хлестаков! Хлестаков! — загалдели малыши и гуртом кинулись вслед за ним.
Старшеклассника, правда, звали Евгением Кульчинским, но на недавнем школьном вечере он здорово сыграл в пьесе роль Хлестакова, и впечатлительные зрители сразу же окрестили его по-своему.
Лениво перебирая ногами, во двор вошел школьный мерин Цезарь. Он тащил телегу, на которой погромыхивала большая куча ржавых листов железа, банок, обручей, стоек, старых кроватей — металлический лом. Вверху кучи, поджав под себя ноги, словно китайский мандарин, восседал школьный сторож Иван Иванович, он же конюх.
Вслед за телегой вошли двое ребят.
— Что сие значит, господа почтенные? — картинно вскинув голову и подняв брови, спросил Евгений-Хлестаков.
Ему льстило внимание малолетних поклонников, и он не прочь был слегка порисоваться перед ними.
— Закрыто, — лаконично ответил один из сопровождавших телегу с металлоломом и устало вздохнул. — Зря только тащились!
— На базе, оказывается, сегодня выходной, — пояснил его товарищ, высокий, чуть сутулый юноша с веселыми черными глазами. Его знала вся школа — он был секретарем комсомольской организации. — Не приняли у нас ничего. Завтра в двенадцать, говорят, приезжайте.
Евгений присвистнул.
— Ну, все! Значит, обошли нас ремесленники. Сегодня же последний день соревнования.
— Не бойся. Ребят из ремесленного тоже обратно вернули, — успокоил его черноглазый секретарь. — Только знаешь, Женя, у них металлолому, пожалуй, побольше нашего… Надо бы еще подсобрать, пока есть время…
— Да где же его взять? Ведь все кругом обобрали. — Евгений сделал плавный широкий жест. — Все! Вот спроси хотя бы у него. — Тут он неожиданно показал рукой на Валерку. — За неимением железа он вчера нам доску деревянную приволок.
Кругом рассмеялись. Валерка покраснел и юркнул в толпу. И вовсе она не деревянная была эта доска, а с одной стороны обитая жестью. Просто надо было жесть отодрать — металлолом первый сорт! Но он сам не смог, а Евгений не захотел возиться и выкинул доску. И теперь еще на смех поднимает!
— Все-таки надо искать, — донесся до Валерки голос черноглазого. — Из-за каких-нибудь ста килограммов первенство уступать! Ищите Плюшкиных — должны же они где-то быть! Уговорите их отдать школе металлолом!..
— Ну ладно, хлопцы, — прервал его вдохновенную речь Иван Иванович. — Что с этим барахлом делать будем: в телеге оставлять чи здесь сгружать?
— Почему здесь? — удивился Евгений-Хлестаков. — Надо обратно в сарай.
— Во-во! — Иван Иванович иронически прищурил глаз. — А дрова на улицу. Чтобы растащили.
— Какие еще дрова?
— Деревянные — во какие! За ними еще утром машину погнали… Придется барахло прямо сюда и сваливать.
Иван Иванович, кряхтя, стал слезать с телеги.
— Что вы, что вы, Ван Ваныч! — трагическим тоном воскликнул Евгений. — Разве можно здесь оставлять? На целую ночь, без охраны… Ведь ремесленники по всем дворам рыщут в поисках металлолома. Живо подберут.
— Повезем ко мне домой, — предложил черноглазый. — В сарае найдется место. А завтра прямо оттуда повезем на базу…
Раздалась резкая трель школьного звонка. Перемена кончилась. Валерка постоял немного, посмотрел, как Иван Иванович развернул телегу. Потом, сунув руки в карманы, не спеша пошел в класс.
— Не боишься на урок опоздать? — догнал его Евгений.
— Нет, — буркнул Валерка и нарочно пошел еще медленнее.
— Ишь ты какой: маленький да сердитый, — рассмеялся Евгений и хлопнул его по плечу. — На вот, возьми, не сердись. — Он порылся в кармане и вытащил значок спортсмена третьего разряда. Валерка замер, не смея поверить такому счастью. — Бери, бери! Он мне не нужен. Я уже второй разряд получил.
Валерка просиял. Он ввернул значок в петлицу, зашел в класс. Смиренно опустив голову, выслушал замечание учительницы. Затем сел на свою парту и гордо выпятил грудь. Пусть видит Гешка Дорохов, какой у него чудесный значок!
После обеда Валерка стал думать, чем бы заняться. Уроки делать? Ну, это он успеет и вечером. А сейчас надо поискать металлолом. Дома, конечно, не стоит — все, что здесь было металлического, он уже снес в школу два дня назад. Можно бы еще посмотреть во дворе, в сарае, но мама куда-то спрятала ключ.
Снова пойти по соседям, что ли?.. Да он уже и так всем надоел.
Как фамилия того человека, которого велел искать комсомольский секретарь? Плющин, кажется… Может, он у них во дворе живет? Надо посмотреть таблички с фамилиями жильцов. Они висят в каждом подъезде.
Дом, в котором живет Валерка, большой — в нем целых восемь подъездов. Но Валерке повезло. Едва только он зашел в первый подъезд, как в глаза бросилась медная табличка на двери квартиры номер три. На ней было красиво, с завитушками выгравировано «Пущин».
Пущин? Он!.. Что теперь делать? Постучать в дверь. Когда откроют, сказать: «Здравствуйте. Нам в школе сказали, чтобы у вас взять металлолом». Или так: «Директор велел, чтобы вы отдали металлолом».
А может быть, сначала пойти посмотреть сарай этого Пущина. Если у него есть металлолом, то он, конечно, держит его не в квартире.
Валерка побежал через двор к длинному деревянному строению, в котором помещались дровяные сараи жильцов.
Дверь сарая третьей квартиры была распахнута настежь. Оттуда доносился визг пилы. Валерка сунулся было в дверь, но из глубины сарая раздался громкий окрик:
— Эй, отойди! Свет загораживаешь!
Придется обождать. А сколько ждать? Может, он будет пилить до самого темна.
И тут Валерка увидел своего дружка, первоклассника Сережку Королева.
— Адъютант! — позвал он.
Тот бросился к нему со всех ног.
— Видишь, в том сарае дверь открыта? Подойди и посмотри, нет ли там металлолома.
— Чего нет?
— Металлолома. Ну там жестянок всяких, банок…
Но Адъютанту тоже не удалось ничего увидеть.
— Отойди, тебе сказано! Вот сейчас как выйду, да поймаю… — послышалось из сарая.
Сережка испуганно отскочил в сторону.
— Пойдем лучше посмотрим в нашем сарае, — предложил он.
Валерка подумал и согласился. Чем стоять здесь и ждать, пока этот Пущин кончит пилить, лучше проверить еще один сарай.
Сережкин сарай был открыт, но в нем не оказалось ничего заслуживающего внимания. Одна-единственная банка из-под консервов. Валерка хотел ее взять, но потом раздумал: еще оконфузишься с этой банкой, как с той доской. Он пнул ее ногой. Жалобно звеня, банка покатилась к задней стенке сарая и громко стукнулась о что-то металлическое. Что там такое? Валерка подошел поближе. Из стенки наполовину высунулся большой ржавый обруч.
Откуда он торчит? Ах да, к этой стенке недавно пристроили сараи для жильцов нового дома… Значит, этот обруч оттуда.
Валерка потянул за обруч. Он не поддавался. Валерка потянул сильнее, потом рванул изо всех сил. Что-то крякнуло, и неожиданно он оказался на земле с обручем в руках. А когда поднялся, то увидел, что одна из досок оторвалась от стенки и держится лишь на верхнем гвозде.
Первым побуждением Валерки было бежать из сарая. По тут же он сообразил, что ничего особенного не произошло. Ведь даже Адъютант, которого он оставил караулить снаружи, ничего не услышал.
Отложив в сторону обруч, Валерка просунул руку в образовавшееся отверстие, пошарил там и вытащил старую железную кочергу. Снова сунул руку. Опять трофей — на сей раз дырявый алюминиевый чайник.
Валерка чуть было не заплясал от радости. Он подозвал Адъютанта и торопливым шепотом велел закрыть себя снаружи.
— Отопрешь, когда я постучу вот так: раз, два, три… Понял?
Адъютант закрыл дверь. Теперь свет проникал в сарай только сквозь щели в дверях и стене. Но глаза Валерки быстро свыклись с темнотой. Он просунул в отверстие в задней стенке сначала ногу, потом плечо, и без особых усилий проскользнул в соседний сарай.
Мамочки! Да ведь здесь целый клад! Старое кровельное железо, обручи, дырявые миски, жестяных банок миллион — ну, словно кто-то нарочно приготовил для него целую кучу металлического добра.
Валерка не стал терять времени даром. Вскоре большая часть металлолома перекочевала через отверстие в Сережкин сарай.
Теперь хватит! Еще услышит кто-нибудь шум — и тогда…
Мокрый от пота, тяжело дыша, Валерка трижды стукнул в дверь. Она тотчас же открылась, и на пороге сарая появился Адъютант, сгоравший от любопытства.
Разинув рот от удивления, он посмотрел на груду металла, на Валерку и вдруг принялся дико хохохать.
— Ты что! С ума сошел! — накинулся на него Валерка.
— Ой, ты на себя посмотри! — визжал от восторга Адъютант. — Лицо все измазано. Усы какие! Как трубочист! Нет, как Мойдодыр!
Валерка ткнул его кулаком, и Адъютант сразу перестал смеяться.
— Чего дерешься!
Он скорчил гримасу, явно собираясь зареветь.
— Ладно, ладно, — примирительным тоном произнес Валерка. — Ты вот лучше скажи, как это все в школу перенести.
— Давай ребят позову, — предложил Адъютант, моментально позабыв про обиду.
Валерка презрительно фыркнул.
— Еще что! Я, понимаешь, собрал металлолом, может, на целый трактор, а они придут на готовенькое и будут кричать: «Мы тоже!»
— В продовольственном магазине тачка большая есть, — вспомнил Адъютант. — Попроси, а?
— Не дадут, наверное, — засомневался Валерка.
Но все же он решил попробовать.
— Для чего тебе тачка? — спросил высокий худой рабочий из магазина. Один глаз у него был забавно прищурен, зато другой — стеклянный — смотрел строго. — Баловаться, да?
Узнав, что тачка нужна для благородных целей, рабочий смягчился. Он не только разрешил взять тачку, но даже сам повез на ней первую партию металлолома — школа была недалеко. Валерка шел рядом, по-хозяйски придерживая тачку одной рукой, и гордо посматривал на прохожих. Вот сколько он собрал! Один!
На следующее утро в школе только и было разговоров, что о Валеркином металлоломе.
— Молодец! — похвалил его черноглазый секретарь комсомольской организации. — Теперь мы наверняка обставим ремесленников.
— Что и говорить! Он совершил подвиг… Давайте, ребята, назовем что-нибудь его именем, — предложил Евгений, красивым жестом откидывая назад свои мягкие светлые волосы. — Ну, скажем, этот коридор. Звучит-то как: школьный коридор имени товарища Валерия. Каково!
Валерка сиял. Но триумф был еще впереди. Только начался третий урок, как в дверь класса постучали. Вошел секретарь комсомольской организации.
— Извините, Надежда Алексеевна, — обратился он к учительнице. — Директор разрешил Валере поехать с нами сдавать металлолом. Он ведь знаете сколько собрал — больше всех!
— Что ж, — улыбнулась учительница. — Что заслужил, то заслужил. Можешь идти, Валера. Не забудь только уроки на завтра приготовить…
Через несколько минут Валерка уже сидел на телеге рядом с Иваном Ивановичем, комсомольским секретарем и Евгением. Он чувствовал себя на седьмом небе. Вот сзади лежат обручи, чайник, листы железа. Это ведь он все собрал. Он!
— Заедем сейчас ко мне, — сказал секретарь. — Заберем вчерашний металлолом — и на базу. Надо успеть к двенадцати. А то придется ждать, пока ремесленники сдадут.
— Ну, теперь им все равно крышка, — рассмеялся Евгений. — Хоть раньше нас сдадут, хоть позже — какая разница!
Иван Иванович потянул вожжу, и Цезарь свернул в переулок.
— Ты здесь живешь? В новом доме, да? — спросил секретаря Валерка. — И я тут, совсем рядом. Вон тот дом, видишь? Хорошие у нас дома, правда?
Он чувствовал себя со старшеклассниками на короткой ноге.
Телега въехала во двор и остановилась перед одним из многочисленных сараев. Они были построены совсем недавно. Вокруг валялись опилки, стружки, обрезки досок.
Секретарь сбегал домой, принес ключ и открыл замок.
— Давайте грузить!
Он широко распахнул дверь.
Первым в сарай вошел Иван Иванович.
— Хлопцы! — раздался его недоуменный голос. — Да куды ж наше барахло подевалось? Тут и половины нету.
Секретарь и Евгений встревоженно переглянулись и разом, как по команде, шагнули в сарай.
У Валерки вдруг защемило сердце, словно в предчувствии беды. Он окинул тревожным взглядом стройные ряды сараев.
Ой! Ведь они же пристроены к другим сараям. У них общая задняя стенка. А те сараи, что позади, это ведь…
Ой! Это же их сараи… Ой! Что он наделал!
— Доска в стене выломана! Безобразие! — послышались из сарая возмущенные голоса.
— Хотел бы я знать, кто это!
— Кто! Ремесленники, конечно.
— Погодите, вот значок какой-то лежит.
Евгений вышел из сарая на свет.
— Значок спортсмена третьего разряда, — растерянно произнес он, рассмотрев находку. — Мой значок! Как он сюда попал?
И вдруг глаза его расширились.
— Валерка, иди сюда! — крикнул он. — Валерка! Валерка!
Но Валерка был уже далеко.
Его ноги неслись так быстро, что он за ними едва поспевал.
Римская монета
Бывают же на свете везучие люди!
Вот, например, Павлик Малышев из четвертого «Б». Пацан, как пацан, ничем не примечательный. Маленький, худенький, постоянно носом шмыгает. И надо же — как раз его родному брату Александру взяли и присвоили звание Героя Советского Союза! За подвиг на границе. И Павлик, этот самый шмыгающий носом Павлик, одним махом вознесся на недосягаемую высоту.
Первое время Павлик был вне себя от счастья. Он купался в лучах славы, исходившей от золотой звезды брата. Какое уважение! Какой почет! Идет по школьному коридору, а позади шепот: «Смотри! Тот самый…» Ребята из старших классов здороваются за руку. И даже тот долговязый мальчишка, который на прошлой неделе отобрал у Павлика котенка, да еще впридачу стукнул по уху, теперь смотрит на него с восхищением и завистью.
Шутка сказать: брат героя!
Но прошло несколько дней, и Павлик стал замечать нечто неладное. Впервые он почувствовал это на уроке физкультуры. Надо было перепрыгнуть небольшую каналу. Павлик отошел, разбежался, но возле самой канавы, когда оставалось только прыгнуть, испугался и затормозил. Ничего в этом особенного не было — многие ребята не решались прыгнуть с первого раза. Но тут кто-то произнес громко и насмешливо:
— А еще брат героя!
Павлик покраснел до корней волос. Разбежался снова и, преодолев страх, перепрыгнул злополучную канаву.
С того дня все и началось. Если раньше он со спокойной душой принимал честно заработанную тройку, то теперь Анна Дмитриевна непременно напоминала:
— Твой старший брат Александр учился куда лучше.
Дома тоже все вдруг принялись вспоминать Сашино детство. Саша был куда самостоятельнее. Сашу бабушка по сто раз не просила вынести ведро с мусором. Саша никогда не забывал выучить стихотворение…
Постепенно Павлик пришел к мысли, что взрослые выдумывают все про Сашу. Как будто для того, чтобы стать героем, обязательно носить мусорные ведра! Да и если разок не выполнишь домашнее задание, тоже сразу трусом не сделаешься. Факт, выдумывают! Чтобы он слушался. А где такого терпения набраться — все время слушаться!
Как раз в эти дни четвертый «Б» отправился на экскурсию в краеведческий музей. Ребята столпились возле одной из витрин. Экскурсовод показал указкой на плоский камень, величиной с ладонь:
— Вы видите здесь двусторонне обработанный листовидный кремень. Древние люди каменного века пользовались им в качестве наконечника копья и шли с таким оружием на свирепых медведей и огромных мамонтов.
— Где его нашли? — поинтересовались ребята.
— Прочитайте сами, там написано.
Возле камня лежала бумажка. Надпись гласила: «Наконечник копья кремневый. Верхний палеолит. Найден в верховьях Оби и передан в дар музею учеником четвертого класса 27-й школы Александром Малышевым».
Все, как по команде, взглянули на Павлика.
— Твой брат, да?
— Ага, — смущенно ответил Павлик.
Ему было неловко. Даже немножко стыдно. То, что он пока еще не герой — это понятно: мальчишкам героя не присваивают. Саша тоже не был героем, когда учился в четвертом. Но, оказывается, его имя уже тогда было известно. Он нашел оружие древнего человека и передал его в дар музею. В дар!
А Павлик что сделал — он ведь тоже в четвертом. Что он передал в дар? Ничего!
Выходит, Саша в самом деле был совсем другим…
Из музея Павлик пошел не домой, а к своему другу Андрею. Тот учился уже в шестом классе. Худой, угловатый, с тонким веснушчатым носом и сонными глазами, окаймленными короткими белесыми ресницами, Андрей был на целую голову выше Павлика. Ребята в школе его недолюбливали. Говорили, что он жадный и хитрый. Но Павлик не замечал, чтобы Андрей жадничал. Даже наоборот. Однажды Андрей одолжил у Павлика «Трех мушкетеров». А на другой день сказал, что ночью воры украли книгу, и дал взамен перочинный ножичек с поломанным лезвием. А ведь мог и ничего не дать — разве он виноват, что украли?
Так какой же он жадный!
Или вот недавно Андрей попросил на денек фотоаппарат «Смену», а папа не разрешил ему дать. Другой бы обиделся, а он рукой махнул и говорит:
— Ладно. В другой раз!
Нет, Андрей совсем не жадный. Наговаривают на него…
Андрей сразу же потащил друга на чердак играть в перышки. Павлик играл без всякого желания и проигрался в пух и прах. Посмотрел безучастно, как довольный Андрей аккуратно сложил в коробочку все его перышки, и спросил:
— Что бы мне такое передать в дар музею, как ты думаешь?
— В дар музею? — удивился Андрей, закрывая коробочку и пряча ее в карман. — Зачем?
Павлик стал рассказывать. Андрей выслушал его, потер лоб, задумался и вдруг спросил без всякой видимой связи:
— Фотик твой как? Не испортил еще?
— Нет… Вот бы скелет мамонта найти! Это дар!.. Или нет, не надо. А то он еще и в музей не влезет. Лучше пещеру, а в ней оружие. Не какой-нибудь наконечник, а целый склад: копья, винтовки…
— Какие винтовки! Никаких тогда винтовок не было.
— Ну, стрелы. Вот бы здорово!..
И тут Павлик заметил, что Андрей смотрит на него так, словно прикидывает: да или нет?
— Чего ты?
— Да вот, смотрю и думаю: настоящий ли ты друг? Стоит из-за тебя идти на жертву или не стоит?.. Ладно, — он стукнул Павлика по спине, — так и быть, выручу. Пошли!
Они вернулись в квартиру. Андрей открыл нижний ящик шкафа и извлек оттуда странный предмет, похожий на большущую книгу. Только вместо страниц у нее были холщовые полотна с нашитыми на них застегивающимися карманчиками. На каждом карманчике что-то написано.
Пока Андрей тащил эту странную книгу к столу, из нее выпали несколько монет и со звоном покатились по полу. Павлик собрал их и подал Андрею. Тот рассовал монеты по свободным карманчикам.
— Вот, Павлик, — торжественно сказал он. — Это то, что тебе нужно.
Павлик разинул рот от волнения.
— Дар?
— И еще какой! Знаешь, что это? — Андрей хлопнул рукой по холщовой книге. — Папина коллекция монет. Тут есть очень старые. Вот эту, например, посмотрим. — Он отстегнул один из карманчиков и вытащил монету с изображением женской головы. — «Сес-тер-ций», — прочитал он по складам надпись на карманчике. — «Римская монета»… Ого! Знаешь, сколько ей лет? Две тысячи! Тут написано.
— У-у, — разочарованно протянул Павлик. — Две тысячи… Сашиному копью знаешь сколько — тридцать тысяч лет! Экскурсовод говорил. Вот бы такую монету — тридцать тысяч лет! Посмотри, здесь нет?
— Дурак! Тогда никаких денег еще не было.
— Не было? Как это не было? А на что люди покупали?
— Ни на что. Они совсем не покупали. Что найдут, то их. Или меняют… Мы уже учили про это.
— Правда? Вот бы сейчас так: что найдем, то наше… Как ты думаешь, этот сес… сестерций возьмут в музей?
Павлик протянул руку за монетой, но Андрей зажал ее в кулаке.
— Еще как возьмут. Только покажи!
— Так давай же скорей. Я ее сразу туда.
— «Давай»… Умный! Знаешь, сколько эта монета стоит? Сто рублей, наверное. Она же очень старая.
— Сто рублей! — воскликнул Павлик. — Ой-ей-ей!
— Я бы тебе ее все равно отдал — мне не жаль. Только ведь это папина монета. Вдруг он увидит, что ее нет? Что я ему скажу?.. Знаешь, Павлик, дай мне за нее свой фотик, а? Папа спросит, где монета, я скажу, что сменял. Это уже не так страшно: вещь на вещь. Потом когда-нибудь я тебе его, может, отдам.
— А что я дома скажу? — спросил Павлик, растерявшись от неожиданного предложения.
— Ты не говори ничего. А хватятся — выдумай что-нибудь. Скажи, что хулиганы отняли, или воры украли, или еще что… Ну?.. А, что там! Я ему по дружбе одолжение делаю, чтобы его имя в музее было, а он еще брыкается. Не хочешь, как хочешь.
Андрей положил монету обратно в карманчик и захлопнул книгу.
— Подожди! — взмолился Павлик. — Я же не сказал, что не хочу.
— Тогда беги скорей за фотиком… И еще котенка вашего прихвати.
— Котенка? — Павлик остановился на пороге. — Музу?
— Не знаю, Муза или как… Ну того, мохнатого. Я его научу с нашим псом из одной чашки есть. Вот потеха будет… Да что ты на меня уставился? Что тебе, для друга котенка какого-то жаль?..
* * *
Павлик вихрем влетел на пятый этаж и нажал кнопку звонка. Подпрыгивая от нетерпения, дождался, пока за дверью раздалось знакомое неторопливое шарканье и крикнул:
— Открой, бабушка, это я.
Бабушке перевалило за семьдесят. Голова совсем седая, лицо все в морщинах. Но она была еще бодрой и подвижной. Вот только на пятый этаж бабушке стало очень трудно подниматься и она все время сидела дома. Днем ей было скучно: Павлик в школе, мама и папа на работе. Читать нельзя, вышивать тоже — глаза подводят. Единственное развлечение — это радио. Как включит бабушка репродуктор в шесть часов утра, так и не выключает до самой ночи. Слушает все передачи подряд: последние известия, спортивную хронику, пионерскую зорьку, советы молодым хозяйкам, симфонии, концерты-загадки, объявления.
Но ведь репродуктор — собеседник неважный. Сам-то он говорит целый день без умолку, а вот попробуй ему что-нибудь сказать! И ничего нет удивительного, что бабушка делилась новостями со всеми, кто заходил в квартиру, будь то Павлик, почтальон или контролер «Водосвета».
— Новость-то какая, новость. «Динамо» — «Спартак — два-один, — бодро сообщала бабушка, едва успев открыть дверь. — Бобров забил два мяча. Синявский сказал, что это были… как их… Классические углы. А вот Иванов опять пробил мимо пустых ворот — подумать только! И как его в команде терпят…
Но с тех пор, как в доме появился котенок Муза, бабушке больше не приходилось томиться в ожидании слушателей. Муза прекрасно восполняла все недостатки репродуктора. Она внимательно слушала бабушку, негромко мурлыча, и лишь изредка требовала подлить молока в свою тарелочку в углу кухни.
Бабушка была очень довольна:
— Все-таки живая душа в доме. Вы все уходите, а я с ней говорю и не скучно.
Вот почему Павлик почувствовал некоторую неловкость, когда он, опустив в карман пальто фотоаппарат «Смену», схватил Музу и сунул за пазуху. Но тут же он успокоил себя тем, что завтра раздобудет для бабушки другую кошку, даже еще получше, и побежал к Андрею.
Андрей не сразу отдал монету. Придирчиво осмотрел фотоаппарат, проверил спуск, все выдержки. Потом потащил Музу в другую комнату — знакомить с Тарзаном, бесхвостым глупым псом, величиной с теленка. Знакомство началось с того, что Тарзан бросился на Музу с громким лаем. Котенок фыркнул, царапнул Андрея, вырвался из его рук и мгновенно забрался на верх книжного шкафа. Отсюда он, жалобно мяукая, с укором поглядывал на Павлика.
— Ах, ты так! — вскричал разъяренный Андрей. — Я тебе покажу царапаться!
Он побежал на кухню за метлой. У Павлика сжалось сердце.
— Не бей ее! Она же не виновата.
— А ты не вмешивайся! Моя кошка!..
Павлик ушел от Андрея с тяжелой душой. Правда, в кармане лежала римская монета, но досталась она дорогой ценой. Дома бабушка ищет, наверное, Музу. Ходит по всем комнатам, кряхтя, заглядывает под кровати. «Кис-кис-кис…» А Музы нет. И не будет. Он ее продал. Продал в рабство, — почему-то пришло ему в голову. Как в «Хижине дяди Тома» негров продавали… И фотоаппарата тоже больше нет…
Музей был еще открыт. Павлик приободрился. В конце концов он ведь не для себя выменял эту монету. Он принесет ее в дар музею. Монету поместят в витрину, чтобы все видели. А рядом положат бумажку: «Сестерций. Старинная римская монета. Передана в дар музею учеником четвертого класса 27-й школы Павлом Малышевым». Точь-в-точь, как у Саши.
Сторож, к которому Павлик обратился, послал его на второй этаж. Павлик, робея, постучал в дверь с надписью «Директор».
— Я принес дар! — выпалил он, едва войдя в комнату. — Сестерций. Вот!
Пожилой мужчина, сидевший за столом у окна, улыбаясь, посмотрел на Павлика.
— Дар принес, говоришь? Отлично, отлично… Но только, молодой человек, это ведь не сестерций, — сказал он, принимая монету. — Сестерций гораздо меньше.
…Как не сестерций? Ведь Андрей говорил… Обманул, значит! Забрал фотоаппарат, Музу — и обманул!
И тут же Павлик почувствовал облегчение. Ну, не сестерций — и не надо. Он отнесет монету обратно Андрею и заберет свою «Смену» и Музу.
Музка, Музанька…
Но как же тогда дар? Ничего, он еще найдет что-нибудь такое, такое…
Почему директор так долго разглядывает монету через стеклышко? Вдруг он ее все-таки в музей заберет? Мало что не сестерций!
Павлик забеспокоился. Он уже не хотел, чтобы монета осталась в музее. Ведь тогда Муза больше не вернется домой.
— Она же золотая! — Директор музея еще ниже склонился над монетой. — Ну да, английская золотая монета начала царствования королевы Виктории. Первая половина девятнадцатого века… М-да… Вот что, молодой человек, забирай-ка свой дар и бегом к отцу.
— Значит, не принимаете? — обрадованно крикнул Павлик. — Значит, не нужна!
К Андрею он ворвался в расстегнутом пальто, потный, тяжело дышащий, но довольный.
— На, бери свою монету, — закричал он с порога. — Никакой это не сестерций, а самая простая золотая монета.
— Что? Золотая? — Андрей выхватил монету. Глаза его жадно блеснули. — В самом деле золотая! А я думал медная. Вот здорово!
— Давай Музу и аппарат.
— Бери, — отмахнулся рукой Андрей, пробуя монету на зуб.
Павлик побежал в столовую. Муза все еще сидела на верхотурье, затравленно озираясь по сторонам. Вокруг шкафа были наставлены стулья, на полу лежала метла.
— Кис-кис! — позвал Павлик.
Муза мяукнула в ответ, но осталась на месте. С большим трудом Павлику удалось добраться до котенка и взять его в руки. Сердце у Музы билось часто-часто. Она все время делала попытки вырваться.
— Сиди, сиди, глупенькая. Ничего тебе не будет, — успокаивал ее Павлик. — Где «Смена», Андрей?
— А я… я ее одному мальчишке подарил, пока ты в музей бегал, — раздался голос Андрея из соседней комнаты. — Хочешь, я тебе лучше другую монету дам? Хочешь?
Он появился на пороге с холщовой книгой в руках.
— Ничего не хочу. Давай аппарат, слышишь?
— Ты что, глухой? Я же сказал, что подарил.
Что он говорит! Павлик только сбегал в музей и обратно, а он уже успел подарить кому-то фотоаппарат?.. Не может быть!
— Ничего ты не подарил — врешь!.. Просто хочешь его себе забрать… Правильно ребята говорят: ты жадный, жадный! Отдавай, ну! А то я папе твоему расскажу. Вот сейчас пойду и расскажу.
— Папе? — Рот Андрея полуоткрылся, из него выглянули по-заячьи длинные передние зубы. — У, фискал! А еще другом называется!
Он побежал в соседнюю комнату и вернулся с фотоаппаратом.
— На, подавись своей «Сменой»! Тоже мне фотик. Был бы «Киев» или хотя бы «Зоркий»… И убирайся отсюда! Пошел!
…Дверь Павлику открыла бабушка. Вид у старушки был озабоченный. Она даже не сообщила ему последних радионовостей, а сразу спросила:
— Не знаешь, куда Муза подевалась?.. Уж я искала, искала.
— Вот она, бабушка, — Павлик извлек котенка из глубин своего пальто. — Я ее гулять выносил на улицу.
И глядя, как старушка обрадованно гладит морщинистыми трясущимися руками свою любимицу, попросил вдруг:
— Дай, бабушка, я мусорное ведро вынесу.
Велосипед с мотором
Все началось с того, что в витрине универмага появился велосипед для подростков. Он стоял в подпорках, сверкающий, недосягаемый, равнодушный, как языческое божество на пьедестале. Какое ему было дело до восхищенных взглядов мальчишек, толпившихся у витрины!
Велосипед и в самом деле был великолепный. Весь никелированный, с гоночным рулем, гордо выгнутым, словно шея лебедя, с откидывающимся багажником, с круглым зеркальцем впереди, в которое ездок мог видеть все, что происходит за его спиной. А самое главное — к велосипеду был прикреплен маленький мотор «Спорт». Один его вид заставлял бешено колотиться мальчишечьи сердца. Велосипед с мотором! Да это же почти мотоцикл!
Дима Нартов тоже провел у витрины с велосипедом немало времени. Он оторвался от нее лишь вечером, когда лысый продавец с длинным носом, бесцеремонно растолкав мальчишек, закрыл окно большими фанерными щитами.
Домой Дима шел, обуреваемый мыслями. В голове мелькали самые смелые планы овладения велосипедом. Вот он совершает геройский подвиг. Его вызывают в Москву, и здесь, в Большом Кремлевском Дворце, ему вручают велосипед… Вот он находит портфель, набитый деньгами, бежит в магазин и… Вот он спасает тонущую девчонку и благодарные родители… Вот он…
Да мало ли вариантов может родиться в разгоряченной мальчишечьей голове!
Но мог ли Дима предполагать, что самый фантастический вариант ожидает его дома? Едва только он переступил порог квартиры, как из-за прикрытой двери столовой раздался мамин голос:
— Димочка, это ты? Иди сюда, сынок.
Дима сбросил на ходу пальто, шапку и распахнул дверь в столовую. За столом, на котором лежала раскрытая книга, сидела мама в ярко-красном халате. У буфета, скрестив руки на груди, стоял папа. Вид у него был сердитый, глаза хмуро смотрели поверх очков. Дима оробел, съежился и попятился к двери, лихорадочно припоминая все свои прегрешения за последние дни. Вроде бы ничего такого…
— Мой милый мальчик, — сказала мама, — мы с напой решили, — тут она бросила быстрый взгляд на папу и повторила: — Да, мы с папой решили сделать тебе подарок. Ты хочешь, чтобы у тебя был велосипед?
Дима ошалело вытаращил глаза:
— Велосипед?
— Ну да, велосипед… С моторчиком. Ты разве не видел его? Он выставлен в витрине универмага, за углом.
Тут Дима пришел в себя. Он ринулся в коридор, схватил пальто и, снова вбежав в столовую, крикнул не своим голосом:
— Скорей! Скорей, что вы стоите? Ведь через пять минут магазин закрывают. Скорей же, ну!
Мама с папой переглянулись. Папа кашлянул.
— Видишь ли, Дима, — сказал он басом, — купим ли мы тебе велосипед или не купим — это, можно сказать, зависит от тебя самого.
— Так я же хочу, чтобы вы купили! — со слезами в голосе выкрикнул Дима. — А вы вот не идете. Ведь закроют универмаг.
Мама сделала движение, словно хотела встать, но папа строго взглянул на нее и она, тяжело вздохнув, осталась на месте.
— Да, Дима, все зависит от тебя самого, — продолжал папа. — Я тебе сейчас все объясню. Ты способный мальчик, даже, можно сказать, очень способный. Ты, можно сказать, наследовал мои способности. Ты должен учиться гораздо лучше, но не хочешь. А ведь ты переходишь в шестой класс. В шестой класс! Перед тобой, можно сказать, открывается вся жизнь… И вот мы с мамой решили помочь тебе учиться лучше. Скоро кончается последняя четверть. Она, можно сказать, венец всего учебного года. И если ты соберешь в единый сгусток энергии все свои силы, то сможешь добиться, что в годовой у тебя не будет троек. И, можно сказать, наградой за это послужит велосипед с мотором. Ты видишь теперь, как заботятся о тебе твои родители?
Дима молчал. Так близко был велосипед, и вот…
— Это не так трудно, Димочка, — обнадеживающе сказала мама. — И даже если по арифметике у тебя будет тройка, — торопливо добавила она, — то все равно, я думаю, папочка купит тебе велосипед.
— Никаких скидок, Нина, — жестко отрезал папа. — Ты знаешь, что наш ребенок слабохарактерный, и вместо того, чтобы воспитывать в нем волю, ты поощряешь те качества, которые, можно сказать, способствуют…
— Ах, как это жестоко, Андрей! Ты ведь, кажется, знаешь, что метод принуждения в педагогике…
Завязался теоретический спор о правильном воспитании. Диму он не интересовал. Пока каждый из родителей доказывал свою правоту, он напряженно думал, не слишком ли большую цену назначил папа за велосипед. Тройку по арифметике он исправит — мама напрасно за нее волнуется. Одна четверка у него уже есть. Впереди контрольная, и если немного приналечь, то можно получить и вторую. Значит, остается еще тройка по ботанике — совсем пустяк! — и по немецкому. Это посложнее: весь год он учил немецкий лишь от случая к случаю, когда над головой нависала угроза вызова. Но лишиться велосипеда из-за какой-то тройки по немецкому — так уж совсем никуда не годится!
Нет, велосипедик, за тебя стоит побороться!
* * *
Две недели подряд Дима учился с небывалым усердием. Если он и выбегал на улицу, то только для того, чтобы, бормоча про себя спряжения неправильных немецких глаголов, поласкать взглядом велосипед — он все еще красовался в витрине универмага — и снова кинуться домой к учебнику.
Папа ходил по квартире, довольно потирая руки, и с торжеством смотрел на маму:
— Ну как? Кто был прав?
И мама виновато улыбалась ему в ответ.
Тройку по арифметике Дима исправил быстро. По ботанике тоже. И вот, наконец, настал день, когда Эмилия Львовна, учительница немецкого языка, вызвала Диму к доске и, выслушав его ответ, сказала:
— Sehr gut!
А это, как известно, по-немецки значит «очень хорошо».
Дима засиял, как майское солнышко. Казалось, он даже излучает свет. Он сел на свою парту и шепнул соседу Сережке Нахорошеву:
— Вот и без твоей, шпаргалки обошелся.
Сережка был всегда набит шпаргалками, как хороший тюфяк соломой, и настойчиво совал их всем своим друзьям. Сам он никогда шпаргалками не пользовался. Вечно у него случались какие-то несчастья: то отнимется рука и никак не вытащить из тайника нужную шпаргалку, то у учителя, оказывается, очки не простые, а зеркальные и в них видно все, что делается в классе, то шпаргалка вдруг куда-то загадочно исчезает. Все это, разумеется, были враки. Просто Сережка не отличался смелостью и боялся попасться со шпаргалкой. А все эти несчастья он выдумывал, чтобы как-нибудь оправдаться перед друзьями за свои вечные тройки. Еще бы! Ходит весь в шпаргалках, а получает тройки. Засмеют ребята!
Сережка стал готовить шпаргалку к очередному уроку, а Дима сидел рядом и блаженно улыбался. Вот и все! Велосипед, можно сказать, у него. До конца четверти осталось шесть дней, и все тройки уже исправлены. Скоро, скоро он выедет на велосипеде на асфальтированное загородное шоссе, блестящее и гладкое. Раз — нажал на стартер. Д-р-р-р… Пошел! Все быстрей, быстрей…
Катастрофа произошла на уроке географии. Несчастье обрушилось на Диму неожиданно, как тигр бросается из засады на ничего не подозревающую жертву.
География Диме нравилась. Он мог часами простаивать возле карты, отыскивая какой-нибудь город — маленький черный кружок, затерявшийся среди зеленых и коричневых пятен. Лучше Димы никто в классе не знал названий рек, гор, столиц иностранных государств. Но ведь география, и особенно физическая, которую изучают в пятом классе — это ведь не только одни названия. Тут надо знать многое другое. А Дима редко заглядывал в учебник и в его знаниях возникли пробелы. Вот и получилось, что Степанида Андреевна, учительница географии и классный руководитель, в третьей четверти поставила Диме тройку.
Это был позор — тройка по географии! Дима быстро исправил ее. Уже в самом начале новой четверти он отлично ответил на вопрос учительницы и получил пятерку.
Больше Степанида Андреевна его не вызывала. Дима решил, что так и должно быть: учительница убедилась в его отличных знаниях. Он снова стал пренебрежительно относиться к учебнику географии. Зубрить? Зачем? Ведь меньше тройки он никогда не получит. А пятерка и тройка — это, как известно, составит четверку.
Но случилось непредвиденное. В тот день, когда Дима получил отличную оценку по немецкому языку и велосипед с мотором приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, Степаниды Андреевны не было в школе. Она болела уже целую неделю. Вместо нее урок географии вела учительница из шестого «Б». Она была еще совсем молодая, преподавала первый год, но считалась в школе строгой и требовательной.
Когда учительница, объяснив новый материал, склонилась над журналом и назвала фамилию Димы, у него сердце сжалось, как нога в тесном ботинке. Ведь он вчера даже не раскрыл учебник географии. Что было задано? Кажется, о зоне саванн.
Стараясь выгадать время, Дима медленно прошел по проходу между партами, взял указку с учительского столика и шагнул к карте.
— Южная Америка расположена вот здесь, — сказал он, и начал водить указкой.
Учительница пристально посмотрела на него.
— Интересно! Для чего же она тебе понадобилась?
— Здесь… здесь есть саванны.
— А причем тут саванны, когда задано про население?
Влип! Хотя бы вытянуть на тройку. Ну, на тройку с минусом. Главное, не теряться.
— Так ведь и в саваннах есть население, — храбро заявил он. — Там живут… Там живут…
Кто же там живет? Испанцы? Нет, не испанцы. Индейцы? Как называется эта книжка Майн-Рида?.. Ах, да!
— Там живут квартеронки, — с торжеством в голосе сказал Дима. И поспешно добавил, заметив свой промах: — И квартеронцы, конечно, тоже.
В классе послышались смешки. Учительница покраснела и сердито посмотрела на Диму.
— Ну, хватит шутить… Скажи: как размещается население по частям света? Что ты молчишь?.. Так… Чему равна численность населения Африки?.. Садись, Нартов.
Понурив голову, Дима пошел на место. Снова перед его мысленным взором стоял велосипед. Но увы: с каждым Диминым шагом он удалялся все дальше и дальше, пока не превратился в призрачный образ, видневшийся где-то в недосягаемой дали. Дима не слышал как учительница назвала фамилию Нахорошева, не видел, как его сосед по парте, сразу забыв про все свои шпаргалки, мямлил что-то невнятное и безуспешно пытался ловить шепот подсказок, забавно морщась и вытягивая шею.
Диму теперь ничего не интересовало.
Велосипедик, велосипед…
Лишь вернувшись из школы домой и хорошенько обдумав случившееся, Дима пришел к выводу, что еще не все потеряно. До конца четверти осталось два урока географии. Он попросит Степаниду Андреевну, и она вызовет его еще раз. Пятерка и двойка и, скажем, четверка — это в общем составит твердую четверку.
Значит так: во-первых, ничего не говорить о двойке маме и папе. Во-вторых, сейчас же приняться за географию.
Два дня Дима сидел за учебником географии. А на третий день произошло вот что.
— Димочка, — услышал он мамин голос. — К тебе пришел товарищ.
Дима выбежал в коридор. Там стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу Сережка Нахорошев.
— Чего тебе? — спросил Дима. Он недолюбливал Сережку. Подбивает всегда других на разные штуки, а сам остается в стороне.
Сережка вытянул шею, надул щеки, отчего его маленькие глазки стали еще меньше, осмотрелся.
— Поговорить надо, — сказал он писклявым голоском и шепнул: — Только не здесь, понял?
Они спустились во двор и присели на бревне за сараем. Сережка вытащил из кармана картонную коробочку, раскрыл ее. Внутри лежала одинокая папироса.
— На, кури.
Дима мотнул головой:
— Не хочу. Кури сам.
— Что ты, что ты! — Сережка бережно положил папиросу обратно в коробку. — Мне нельзя! У меня знаешь что — у меня порок легких. Я как курну, так помру.
Диме стало смешно. Врет ведь!
— Ну ладно, говори скорей, зачем звал.
— Я?.. Я, понимаешь, насчет географии. Ты двойку свою исправить хочешь?
Дима подозрительно посмотрел на Сережку. Какое ему дело до двойки?
— Ну, хочу, — осторожно сказал он. — А что?
— Так вот. — Сережка подсел поближе и заговорил быстрым шепотом: — Можно исправить. Одним махом. Пятерку еще себе поставишь и дело с концом.
— Как это — себе поставлю? — не понял Дима.
— Очень просто: пером. Раз, два — и поставил в журнал.
— Так ведь журнал в учительской.
— Во-во…
Сережка, повизгивая и хихикая, стал рассказывать. Оказывается, он разработал целый план. В учительской сейчас сидит одна только Эмилия Львовна. Уроки кончились, другие учителя уже не придут. Значит, если Эмилия Львовна выйдет из учительской и не закроет дверь на ключ, можно зайти туда, разыскать журнал и поставить себе пятерку.
— Глупости ты говоришь! — Дима пренебрежительно махнул рукой. — Откуда мы будем знать, когда она выйдет? Может, она до ночи просидит.
— Да нет же! Мы сами ее оттуда вызовем. Позвоним из автомата в канцелярию, попросим ее к телефону. А сами в это время… Понимаешь?
— Ага…
Здорово все-таки Сережка придумал. Очень свободно можно поставить пятерку.
Но ведь это же обман. Они, как воры, проберутся в учительскую… А велосипед? Ведь если поставить пятерку, то велосипед обеспечен… Могут поймать, исключат из школы… Не поймают! Надо смотреть в оба… Лучше попросить у Степаниды Андреевны, чтобы вызвала… А вдруг она возьмет и не вызовет? Или задаст такие вопросы, на которые он не сможет ответить. Тогда прощай, велосипед. А так — наверняка…
— Послушай, — вдруг пришло в голову Диме. — А ведь эта новая географичка сразу увидит, что не она ставила пятерку.
— Увидит, да?
Сережка иронически улыбнулся, откинулся назад и ударился головой о стенку сарая.
— Ой! — Он болезненно сморщился и осторожно пощупал затылок. — Шишка, наверное, будет… В том-то и дело, что завтра придет Степанида Андреевна: она уже выздоровела. Никто ничего не узнает и не увидит. А у тебя будет пятерка и у меня четверка… Ты мою единицу на четверку переделаешь. Очень просто: черточку сюда и черточку туда. Чик-чик — и готово!
— Почему я? — возмутился Дима. — Ты сам себе переделаешь.
— А я беру на себя более ответственный участок, — важно ответил Сережка. — Вот послушай, что я придумал…
* * *
В скверике, прямо напротив здания школы, стоит будка телефона-автомата. Сюда забрались ребята. Сережка бросил в отверстие пятнадцатикопеечную монету, снял трубку и назвал номер школьной канцелярии.
— Тридцать три ноль пять? — спросил он. — На проводе телефонистка, которая дает разговоры с другими городами.
— Каво-каво? — переспросил надтреснутый старческий тенорок. Это был школьный сторож Иван Иванович.
— Да, да, телефонистка говорит. Нам нужна Эмилия Львовна Витвер.
— Позвать, что ли, Эмилию Львовну? Это можно.
— Скажите ей, пусть сидит у телефона и никуда не уходит. С ней хотят разговаривать из Москвы. Как только Москва соединится, я позвоню вам еще раз.
Сережка повесил трубку и с торжеством посмотрел на Диму.
— Здорово я его, а?.. Смотри, смотри, пошел Иван Иванович.
Через окно лестничной клетки виднелась сгорбленная фигура сторожа. Он поднимался на второй этаж, где помещалась учительская.
— Слушай, а может не надо? — вдруг спросил Дима.
У Сережки перекосилось лицо:
— Как не надо? Теперь, когда я уже все сделал… Трус ты, вот кто! Трус, трус…
Услышать от Сережки обвинение в трусости — это уж слишком.
— Ах, я трус? Ну, ладно…
В этот момент в окне промелькнула полная фигура Эмилии Львовны. Учительница немецкого языка спешила к телефону.
Дима выскочил из будки автомата.
— Единицу, единицу мою исправь! — крикнул ему вслед Сережка.
Перебежав через улицу, Дима зашел в подъезд школы. Скользнуть в гулкий полутемный коридор, бесшумно взлететь по лестнице на второй этаж было для него не сложным делом. И вот уже перед ним учительская.
Дима осторожно нажал ручку. Дверь отворилась. Он глубоко вздохнул, словно пловец перед тем, как погрузиться в воду, и прошел в комнату.
Учительская встретила его настороженной тишиной. Журналы, сложенные в стопку, лежали на столе возле окна. Второй «Б», второй «В»… Третий класс, четвертый… Скорей, скорей! Эмилия Львовна может вернуться и тогда… А вот и пятый «А».
Непослушными пальцами Дима стал листать страницу за страницей. Где география? Куда же она подевалась!
Наконец он нашел нужную страницу. Вот его фамилия. Напротив нее жирная двойка. Схватил ручку со стола. А чернила где?.. Ну, теперь…
Пятерка получилась тоненькой и хилой. Но исправлять уже не было времени. Внизу в коридоре, послышались голоса. Дима с молниеносной быстротой превратил Сережкину единицу в четверку, захлопнул журнал и выбежал из учительской.
Кто-то подымался по лестнице, учащенно дыша. Наверное, Эмилия Львовна. Дима тихонько, на цыпочках, отошел в глубь коридора и прижался к стене. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его удары слышны по всей школе.
Эмилия Львовна, наконец, поднялась на второй этаж. Она подошла к учительской и открыла дверь. Луч света осветил часть темного коридора и снова исчез.
Она ничего не заметила. Ура!..
Через несколько секунд Дима уже был на улице. Сережка поманил его из-за будки телефона-автомата.
— Сюда!.. Ты знаешь, в школу пришел директор, — выдохнул он, когда Дима подошел поближе. — Я так испугался… за тебя… Ну как, сделал? — Его маленькие глазки сузились в щелки.
— Сделал, — с напускной небрежностью ответил Дима.
— И единицу исправил?
— Я же, кажется, сказал…
— Вот это здорово! Дима, ты настоящий герой!
Дима почувствовал прилив бурного веселья. Он принялся подробно рассказывать о своих приключениях в учительской, громко смеясь и жестикулируя, как человек, избежавший опасности и переживший большое нервное напряжение.
— Она, понимаешь, наверх… Я, понимаешь, шмыг… Ну, думаю, все! Но тут, понимаешь…
Сережка шел рядом, согласно кивая головой, и умильно посматривая на Диму своими мышиными глазками. А тот все рассказывал и рассказывал, упиваясь собственной храбростью. Нет, какой он все-таки решительный и смелый. И Сережка замечательный парень — как он этого раньше не замечал! И вообще все кругом так хорошо, так чудесно.
И велосипед… Ха-ха!
* * *
Но приподнятое настроение исчезло довольно быстро. Уже на пути домой Дима почувствовал беспокойство. Сначала оно шевелилось где-то глубоко внутри, возбуждая смутное недовольство. Потом впилось этакой тонюсенькой иголочкой, вроде той, с помощью которой зубной врач тянет нерв из больного зуба пациента, и стало сверлить, сверлить…
Во дворе мальчишки играли в футбол. Дима включился в игру, бегал вместе со всеми за мячом, азартно кричал «тама!», хотя до ворот не хватало по крайней мере еще метра три. Он вспотел, устал, но беспокойство не проходило. Оно сверлило по-прежнему, неотрывно, надоедливо, словно комар, жужжащий возле уха.
Года три назад Дима отобрал у маленькой девочки великолепный разноцветный леденец на палочке. Девочка заревела, а Дима побежал за сарай и стал торопливо пожирать добычу. Но по мере того, как исчезал леденец, возникало неприятное ощущение. Это не было чувство страха перед неизбежным наказанием, а что-то совсем другое. Дима чувствовал себя неловко, нехорошо. Руки липкие, противные. Пальцы с трудом отдираются друг от друга. Во рту приторная сладость…
Что-то похожее Дима испытывал и теперь. Почему же? Этого он никак не мог понять. Пятерку себе поставил? Ну так что тут особенного? Ведь географию он знает хорошо. Двойка — просто несчастный случай. Не терять же из-за нее велосипед!
Но где-то глубоко внутри по-прежнему сидело неотзязное беспокойство. Липкие, вымазанные в сладости руки Дима в тот раз отмыл под краном. Но от того, что он ощущал сейчас, никак нельзя было избавиться. И если бы не мысль о велосипеде, то он, наверное, уже сожалел бы об этой злосчастной пятерке.
…Утром Сережка встретил Диму угодливо-нахальной улыбкой.
— Как спалось? — спросил он, заговорщически подмигивая.
— Отстань! — неожиданно резко сказал Дима и сунул ему под нос кулак.
Сережка, трусливо заморгав ресницами, отодвинулся на другой конец парты.
На уроке географии Степанида Андреевна первым долгом посмотрела, как учился класс во время ее болезни. Щуря близорукие глаза, она водила пальцем по журналу:
— Иванов — четверка… Так, хорошо. Нартов — двойка? Что ж это ты, Дима, а? Ведь у тебя опять в четверти тройка будет… Подготовься хорошенько сегодня, а завтра я тебя спрошу по всему материалу.
Учительница снова склонилась над журналом. Дима нетерпеливо ждал. Сейчас она увидит пятерку, сейчас…
— Николаев — пятерка, — с ноткой удивления в голосе произнесла Степанида Андреевна. — Вот уж чего не ждала, того не ждала. Молодец, Николаев!.. Нахорошев — четверка. Паутов — тройка…
У Николаева пятерка? Это новость. Ведь его, кажется, уже давно не вызывали… А почему Степанида Андреевна не сказала про Димкину пятерку? Неужели все раскрылось? Не может быть! Просто она не заметила. Надо ей сказать.
Ой! Нартов, Николаев… Ведь их фамилии стоят в журнале совсем рядом. Неужели… Не мог он впопыхах поставить пятерку на клетку ниже?
Дима обернулся. Белобрысый Николаев сидел с растерянным видом и усиленно тер лоб, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Дима прямо подпрыгнул от досады. Надо же было идти на такой риск из-за Николаева! Тот, наверное, сейчас никак не может сообразить, откуда ему привалило это бесплатное счастье.
Точно! Он поставил пятерку Николаеву. И велосипед снова ставился под большой вопрос. Как он еще завтра ответит Степаниде Андреевне!
Но удивительное дело: беспокойство, которое сейчас овладело Димой, было совсем иного рода: волнующее, азартное, боевое.
На следующий день урок географии был последним. Степанида Андреевна опросила несколько учеников, потом стала говорить о том, какие походы проведет летом школьный кружок юных туристов.
Дима юлой вертелся на парте. Когда же она его вызовет? Ведь уже скоро конец урока.
Но Степанида Андреевна так его и не вызвала. Когда прозвенел звонок, Дима подошел к учительскому столику.
— Степанида Андреевна, вы сказали, что спросите меня.
Учительница что-то писала в журнале и ответила, даже не взглянув на Диму:
— Нет, Нартов, не буду. У тебя и так выходит четверка. Пятерка-то ведь твоя, а не Николаева. Я вчера оставила дома очки и сослепу не разглядела… А ты чего скромничаешь? — Она подняла голову и улыбнулась, прищурив добродушные серые глаза, окруженные множеством мелких морщинок. — Сказал бы мне. И преподавателя поправить не грех, если он ошибается. Так ведь?
— Так, — промямлил Дима.
Он помолчал немного, обождал, пока учительница сложила в портфель разбросанные по столу книги, а затем сказал нерешительно:
— Может быть, все-таки спросите, Степанида Андреевна? Я всю ночь готовился.
— Всю ночь? — Степанида Андреевна внимательно взглянула на Диму. — Что ты вдруг такой прилежный стал?.. У тебя, правда, двойка есть, но зато две пятерки. — Учительница снова раскрыла журнал. — Вот, посмотри.
Дима отвел глаза в сторону. «Молчи! Молчи! Молчи!» — упорно и отчаянно твердил в нем кто-то тоненьким голоском, похожим на голос Сережки Нахорошева.
Вчера он бы промолчал. Но сегодня уже не мог.
— Одна пятерка не моя, Степанида Андреевна, — уныло произнес Дима и вздохнул не то печально, не то облегченно.
— Не твоя? Как так не твоя? — Учительница вытащила из футляра очки. — Которая не твоя? Вот эта — тоненькая? А как она сюда попала?
Дима молчал.
— Выходит, сама прилетела… — сказала Степанида Андреевна после небольшой паузы и обмакнула перо в чернильницу. — Ну, это дело поправимое… Раз она не твоя, то мы ее…
Она зачеркнула пятерку жирной чертой, тщательно промакнула и захлопнула журнал.
— Вот и все, — сказала учительница, вставая.
— Так вы меня не спросите?
— А зачем? У тебя пятерка и двойка, значит, в четверти будет твердая тройка… Нет, нет, Дима, даже и не проси! Хватило же у тебя мужества от незаслуженного отказаться, так вот сумей теперь принять то, что сам заработал… Ну, пошли, пошли, — заторопила Степанида Андреевна. — А то тетя Нюра сейчас нас с тобой выгонит.
В дверях класса с метлой в руках стояла техничка.
* * *
Так кончилась эта великая битва за велосипед. Годовая тройка по географии решила исход дела. Димин папа сдержал слово — оно у него было твердое, как кремень.
А что же велосипед с мотором? Он недолго простоял в витрине. Однажды, проходя мимо универмага, Дима собственными глазами увидел, как длинноносый продавец забрался с ногами на витрину и бесцеремонно стащил велосипед с пьедестала — очевидно, в магазине ждали покупатели.
Дима отвернулся и, тяжело вздохнув, зашагал прочь.
Все правильно, ничего не скажешь. Тройка есть тройка, и вряд ли найдутся такие мамы и папы, которые придут от нее в восторг.
И все-таки, разве иной раз тройка не стоит повыше пятерки — пусть это и не совсем по правилам арифметики?
Комментарии к книге «Озорники», Лев Израилевич Квин
Всего 0 комментариев