«Всё самое плохое о моей сестре»

Всё самое плохое о моей сестре (fb2) - Всё самое плохое о моей сестре (пер. Кира Алексеевна Сошинская) 3228K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жаклин Уилсон

Жаклин Уилсон Всё самое плохое о моей сестре

© Сошинская К., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство „Эксмо“», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

В память о Молли и ее сестре Изабелле, которые нежно любили друг друга

Глава 1

Самое плохое в моей сестре — это то, что она чересчур девочка. Ну, я тоже девочка, но я не роза-мимоза-дурочка-в-оборочках. Все мысли только о сладостях, о пушистых игрушечных медвежатах и о хорошеньких браслетиках — вот такая Мелисса.

За ней по всему дому тянется маленький розовый хвостик — блестящие бумажки, ленточки и записные книжечки. После того как она уходит болтаться со своими подругами, еще долго витает ее отвратительный запах. Ей пока не разрешают пользоваться настоящими духами, но у нее есть розовый крем для рук с очень сильной отдушкой. Мелисса натирает им не только руки — она всю себя измазывает этим кремом и поэтому всегда немножко скользкая.

Губы ее тоже блестят, потому что она все время мажет их блеском. Она пока еще не красится по-настоящему, только играет в это, но у нее есть большая пластиковая сумочка, разрисованная розовыми котятами, — так вот эта сумочка переполнена тенями для век, тушью для ресниц и румянами. Раньше это были только остатки от маминой косметики, но теперь Мелисса тратит половину своих карманных денег в парфюмерном магазине.

Когда Мелисса была в уборной, я пробралась в ее ультрарозовую и пушистую комнату, чтобы взять карандаш, поскольку мой уже сточился. Я не смогла найти ее школьную сумку — она, должно быть, была внизу, у компьютера, — так что в отчаянии залезла в ее пластиковую косметичку. И нашла там совершенно новенький карандаш для глаз — замечательно заостренный и с собственной маленькой точилкой.

Я вернулась в свою Берлогу Марти, села на верхнюю кровать и начала рисовать потрясающие новые приключения Могучей Марты. Я и не думала исписать весь карандаш. Хотела сделать только быстрый набросок. Но потом у меня возникла замечательная идея приделать к ступням Могучей Марты огромные пружины, так что теперь она могла прыгать — вы-ы-со-ко-о — над крышами, над уличными фонарями и над деревьями. Рисунки всех этих удивительных подвигов заняли три полные страницы в моем альбоме для рисования, и на это ушла большая часть Мелиссиного карандаша для глаз.

Тут Мелисса сунула нос в мою Берлогу Марти в поисках какой-то потерявшейся щетки для волос. (Я провела эксперимент: приклеила эту щетку на спину уже никуда не годного игрушечного медвежонка и превратила его в симпатичного дикобраза по имени Перси.) Мелиссе не удалось найти медвежонка под моей двухэтажной кроватью, но она увидела у меня в руке огрызок своего карандаша.

— Ты, мерзкая ворюга, свинья! — задыхаясь от злости, крикнула она. — Это был совершенно новый карандаш — а теперь от него почти ничего не осталось!

— В таком случае он теперь уже и не очень ценный, верно? — сказала я немного неосмотрительно. Может, я должна была извиниться — но ведь она назвала меня свиньей. Хотя не могу сказать, что мне не нравятся свиньи. Они очень даже симпатичные, и мне приятно почесывать прутиком их спинки, когда мы ходим в детский зоопарк.

Ну как бы то ни было — знаете, что сделала Мелисса? Она вырвала из моего альбома целых три страницы и разорвала их на мелкие кусочки. Просто не верится, что можно быть такой злобной. То есть я хочу сказать, что она вполне могла бы купить еще один дурацкий карандаш. Я готова была бы даже заплатить половину из своих карманных денег. Но я ведь потратила целых два часа, рисуя Могучую Марту, а теперь Марта — это просто конфетти на ковре. Так что я пихнула Мелиссу в грудь. А она дала мне оплеуху. И мы с воплями стали драться и кататься по полу. Я дерусь намного лучше, чем Мелисса, но она царапается своими острыми ногтями. Взбесившись, я двигаюсь очень быстро и знаю, как правильно драться, но Мелисса намного больше меня.

Наверное, вот это и есть самое плохое в моей сестре. Она на два с половиной года старше меня, и не важно, что я изо всех сил стараюсь ее догнать — мне все равно никогда не удастся это сделать.

Я уверена, что мне надо было продолжать ее колотить. И если бы никто нам не помешал, то Мелисса вышла бы из комнаты в виде розовой каши, но тут из своей спальни выбежала мама — она вторглась в мою Берлогу Марти, чтобы прекратить нашу драку.

— Что вы делаете?! Мартина! Мелисса! Сейчас же перестаньте! Вы знаете, что вам строго запрещено драться. Вы не уличные мальчишки — вы девочки!

Мама оттащила нас друг от друга и поставила на ноги.

— Как вы посмели! — шипела она. — Особенно сейчас, когда в моей комнате миссис Иванс и Элайша и они могут все услышать. Элайша славная маленькая девочка. Разве вы когда-нибудь видели, чтобы она дралась?

— Элайша такая неуклюжая, что не могла бы пробить дырку, чтобы вылезти из бумажного пакета, — сказала я.

Элайша учится в моем классе, и я ее просто не выношу. Она подлизывается к Кэйти и Ингрид, а они на самом деле жуткие девчонки. А она дает им чипсы и шоколад, и поэтому они ее не дразнят. Элайше нравится, когда они дразнят кого-нибудь другого. Например, меня.

Я не приглашала ее к нам в дом. Еще чего! Она пришла со своей мамой, потому что наши мамы делали ей платье для вечеринки. Наша мама постепенно становилась знаменитой по части шитья ужасных платьев в оборочках, с буфами и вышивкой и с тысячью одной царапучей нижней юбкой. Такие платья мама обычно шила для нас с Мелиссой, когда мы были совсем маленькими. Я начинала вопить, что у меня оторвется голова, и плотно прижимала руки к бокам, чтобы на меня это не надевали. А Мелиссе нравились ее платья, и она тут же начинала кружиться, шурша при этом всеми юбками самым мерзким образом. Теперь даже она поняла что к чему и говорит, что платья в оборочках — это только для малышей, и никуда не годятся, и вообще не в моде.

Но такие платья стали ужасно популярной темой в разговорах наших соседей, и другие мамы все еще хотят навязать оборочки своим маленьким детям, так что маме понравилось, что она может заработать немного денег, если будет шить эти платья. Она занята изобретением платьев для вечеринок, для подружек невест и для конфирмации. Так занята, что у нее не всегда хватает времени посмотреть, во что мы одеты. Когда мы не засунуты в нашу дрянную школьную форму в красно-белую клетку, то Мелисса подтягивает свои юбки повыше, надевает узкий топ и подкладывает носки в лифчик. Она думает, что так выглядит намного старше, практически девушкой. Она такая жалкая.

А я надеваю удобные джинсы, майку с рисунками и ко́нверсы[1] из шотландки. И так я одеваюсь все время, потому что это моя любимая одежда и я не вижу смысла носить что-то другое.

— Посмотрите, на что вы похожи, — сказала мама. Она встряхнула нас обеих, потом вцепилась в мою майку и стала ее разглядывать. — Господи боже, Мартина. Майка такая грязная!

— Да это просто немножко накапал апельсиновый сок, когда я не вовремя засмеялась за ужином. Так странно, когда сок выливается из носа.

— Но это было несколько дней назад! Ты прекрасно знаешь, что нужно каждый день надевать чистую майку. Я что, должна стоять над тобой и одевать тебя как маленького ребенка?

Мелисса захихикала, что было очень глупо.

— А ты, Мелисса, меня просто поражаешь, — вздохнула мама. — На самом деле пора уже соображать. Ты же старшая. О чем ты думала, когда затевала драку с младшей сестрой?

— Мам, она истратила почти весь мой карандаш для глаз, пока калякала свои дурацкие карикатуры.

— «Могучая Марта» — это комикс, а не карикатура. И ты все разорвала, а я потратила на это тыщу лет.

— Все это не имеет никакого значения, — сказала мама. — А теперь приведите себя в порядок. Мелисса, ты идешь вниз и достаешь пиццу из морозилки. Мартина, переодень майку, немедленно. И перестаньте меня позорить перед миссис Иванс.

И тут же миссис Иванс закричала из маминой спальни:

— Я считаю, миссис Майклс, что вы сделали платье Элайши немного узковатым. Ей трудно в нем дышать.

Мама широко раскрыла глаза.

— Простите, миссис Иванс, — ответила она. — Не волнуйтесь — я всегда могу немножко выпустить в швах.

— И я не уверена, что подшивка ровная. Это трудно определить, поскольку перед зеркалом гардероба стоит ваша кровать, но кажется, платье спереди задирается, — ворчала миссис Иванс.

— Это из-за толстого пуза Элайши, — пробормотала я.

— Мартина! — одернула мама. Но при этом едва сдерживала смех. Она заторопилась и вышла из комнаты, а мы с Мелиссой продолжали кидать друг на друга свирепые взгляды.

— Ябеда, — сказала я.

— Ты тоже. А этот карандаш для глаз стоит четыре девяносто девять.

— С ума сойти! Тратить на это свои карманные деньги.

— Это будут твои карманные деньги! Ты должна купить мне новый карандаш.

— Нет, это ты должна купить мне новый альбом для рисования — смотри, как ты порвала мой старый. И вообще, убирайся из моей берлоги. Тебе не разрешается здесь находиться — ты разве не читала? — сказала я.

Я приклеила очень четкое объявление на своей двери:

«СТРОГО ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ЭТО БЕРЛОГА МАРТИ. НИКТО НЕ ДОПУСКАЕТСЯ, ОСОБЕННО СЕСТРЫ!»

— И ты еще имеешь наглость это говорить, а сама ходила в мою комнату и стащила мой карандаш для глаз. Ты, Марти, такая никчёмная. Ох, если бы у меня была правильная сестра! И почему ты такое чудовище?

И Мелисса рванула вниз по лестнице на кухню. Я села и, кусая ногти, стала придумывать новые замечательные превращения Могучей Марты, где она становится ночным ультрачудовищем, вся в шипах, и еще у нее большие клыки — чтобы кусать людей. Но я не могла ее нарисовать, потому что рисовать было нечем, так как Мелисса забрала свой карандаш для глаз, а все мои карандаши или потерялись, или сточились. В моей школьной сумке был уголок, сильно измазанный чернилами, куда я засовывала свои фломастеры, но сейчас у меня не было настроения заниматься поисками.

И я не переодела майку. Моя одежда в основном была обносками Мелиссы — это ужасные розовые вещи с кроликами и котятами. Мне нравятся кролики и котята, но не в виде слащавых картинок на майках. Я бы все отдала за настоящего домашнего зверька, даже не обязательно какого-нибудь пушистого. Настоящий дикобраз — это было бы ультраздорово. Или черепаха, которая могла бы жить в ванне. Или гиена, которая смеялась бы над моими шутками, — хотя, наверное, я держала бы ее в клетке в саду. Не уверена, что гиену можно дрессировать в доме. Представляю себе, как она разодрала бы мамины шелка и сатины и как уселась бы на сиреневое платье Элайши. Так что, выйдя из комнаты, я сама засмеялась смехом гиены.

— Мартина! — зашипела мама, высунув голову из двери.

За мамой я увидела маму Элайши с глазами, похожими на бусинки, и саму Элайшу в трусиках. У нее и правда большой живот.

— Могла бы ты просто вести себя как следует? И сними эту ужасную майку! — сказала мама. Она сделала лицо, которое обозначало: «Немедленно сделай как я сказала, или тебе попадет!»

Я повернула майку с котенком задом наперед — так, чтобы не видеть меховой мордочки, — и потопала вниз, зажав рот рукой, потому что уж очень не хотелось еще раз засмеяться смехом гиены: я понимала, что это было бы неправильно.

Я прошла мимо кухни, где Мелисса жонглировала пиццей и гремела вилками и ножами, накрывая подносы для ужина, чем совершала поступок под названием «Мелисса хорошая старшая сестра», и пошла в гостиную проведать папу.

Гостиная больше не была настоящей гостиной. Она стала офисом папиного агентства. Раньше папа арендовал помещение для агентства путешествий на нашей улице, около магазина «Сэйнсбьюри», но потом аренда стала слишком дорогой, а папа стал зарабатывать не так много денег.

Так что теперь папа устроил агентство путешествий в нашей гостиной. Мы поехали в «ИКЕА», чтобы купить несколько полок. Но у них не было таких полок, какие хотел папа, и мы купили полки в ближайшем магазине МДФ[2], что было намного веселее. Папа был Главным Плотником, а я, когда дело дошло до покраски всех деталей белой краской, стала Ассистентом Номер Один. Красить полки нам пришлось в саду, потому что мама боялась, что в доме я повсюду разбрызгаю краску, но я не уронила ни одной капельки! Когда все высохло, я помогла папе закрепить полки на месте — и все получилось потрясающе.

Мелисса помогла разложить всякие книжки и брошюры по путешествиям на наших новых прекрасных полках, а мама сделала рамки для постеров с горами, озерами и белыми песчаными пляжами и повесила их на стены. Папа поставил свой компьютер и приготовился к наплыву посетителей. Но посетителей пока не было. Ну, пришли несколько клиентов — это были старики, которые не умели пользоваться компьютером, чтобы самим заказать поездки. Папа оформлял в своем агентстве то уик-энд в Париже, то десять дней на Тенерифе, но по большей части он сидел один-одинешенек, просматривая на экране всяческие удивительные предложения для отпуска. Иногда он выключал компьютер и просто смотрел на горы, озера и берега на стенах.

У нас теперь не было столько денег, чтобы самим поехать в отпуск, хотя папа изо всех сил старался поддержать семью и добиться успеха. У нас были только мамины деньги за ее шитье и работу секретарем в школе. Секретарем в нашей школе. Когда меня посылали отнести в учительскую классный журнал, было довольно странно увидеть там за столом свою собственную маму. Нам было велено называть ее в школе «миссис Майклс», но я не всегда об этом вспоминала.

— Эй, папа, — сказала я.

— Эй, Марти, — ответил папа, вздохнув.

Я встала прямо перед ним и пощекотала ему голову. Он снова вздохнул, но потянулся вперед и тоже пощекотал мне голову.

— Эй, Кудряшкин, — сказали мы в один голос.

Это наш маленький ритуал, он говорит о том, что мы друзья. У папы очень светлые вьющиеся волосы, он стрижет их очень коротко. Я бы все отдала, чтобы мне стригли волосы так же коротко, но мама не позволяет. Дома я должна ходить с волосами, распущенными до плеч, а в школе — с ужасными косичками. Мои кудрявые волосы сводили меня с ума — мне так хотелось быть похожей на папу.

У Мелиссы волосы очень прямые, коричневого цвета. Она никогда об этом не говорит, но я уверена — она все бы отдала, чтобы иметь такие светлые кудряшки, как у меня. Не подумайте, что я хорошенькая, — у меня курносый нос и острый подбородок, а летом веснушки.

И вот я стала корчить всякие смешные рожицы, стараясь рассмешить папу, потому что он выглядел очень печальным. Он вежливо посмеивался, но это не был настоящий смех.

— Эй, а хочешь послушать мой смех гиены? — предложила я и продемонстрировала.

— Ой, на помощь, на помощь, я боюсь! — заверещал папа, изображая маленького ребенка. — Тут в комнате большая злая гиена, и она собирается меня слопать!

— Пап, у большой злой гиены неприятности, — сказала я. — Она рисовала карандашом для глаз, который взяла у своей сестры, потом началась драка, а ее мама рассердилась, потому что эта ужасная толстуха Элайша Иванс и ее мама были наверху в нашей спальне.

— О господи, я и забыл, что они должны были прийти. Наверное, я оставил кровать незастеленной, когда ненадолго задремал после ланча, — сказал папа. Он теперь часто ложился подремать, потому что ему совсем нечего было делать. — Может, даже бросил скомканную пижаму на постель. Выходит, что и у меня неприятности.

— Мне так хочется, чтобы мама перестала сердиться, — сказала я.

— Ну-ну, твоя мама часто сердится потому, что мы с ней так близко все принимаем к сердцу, а еще она очень-очень много работает.

— Пап, и я должна работать очень и очень много. Вот я сделала целых три страницы о Могучей Марте, только кто-то прошел мимо и все это порвал.

— Ты моя Могучая Марта, — сказал папа и потянул меня к себе на колени покачать.

Я прижалась щекой к его плечу и уставилась на постеры на стене. Могучая Марта протопала бы весь путь по этой горе за несколько минут, она проплыла бы по этому озеру как по луже, а потом разлеглась бы на белом песчаном пляже и позволила бы ораве малышей попытаться зарыть ее в песок. И только бы они подумали, что поймали ее, поскольку она лежала неподвижно, как она бы засмеялась, подпрыгнула, разбросала детишек в стороны и зашагала бы прочь в своих огромных конверсах.

Глава 2

Я получила приглашение на вечеринку к Элайше! Я не хотела, не хотела, не хотела идти. Я не выношу Элайшу, и она не выносит меня, но поскольку моя мама сделала ей платье, я получила это приглашение.

— Я не пойду! — заявила я маме.

— О нет, пойдешь, — твердо сказала мама.

— Мам, я правда-правда ненавижу девчачьи вечеринки.

— Не глупи, Мартина, — сказала мама.

— А Мелисса не может пойти вместо меня?

— Элайша твоя подруга, дурашка.

— Нет, она мне не подруга! Она просто учится в моем классе. И я ее ненавижу.

— Ты ее не ненавидишь, просто, может быть, она тебе не очень нравится, — сказала мама.

— Вот-вот, так почему же я должна идти к ней на вечеринку, если она мне не очень нравится? Не нравится во всем, — уточнила я.

— Потому что… потому что я не хочу обидеть миссис Иванс, — сказала мама.

— А почему тебя не беспокоит, что ты обижаешь меня? — И я потопала в свою Берлогу Марти. Я забралась прямо под свою двухэтажную кровать, в мое пыльное логовище. Мой дикобраз Перси тоже прятался там. Он уколол меня, но я его простила. Я погладила его по носику, покормила маленькими шариками пыли, и он меня поблагодарил. Он сказал, что ни за что не хочет снова стать щеткой для волос и растрепанным медвежонком, который был к тому же и очень грязным, правда он и теперь такой же. Я тоже была грязная, но мне на это наплевать.

Я любила свою двухэтажную кровать. Я несколько лет выпрашивала такую, и наконец мама и папа сдались и купили мне ее на день рождения, когда у нас еще было много денег.

Конечно, я не пускала на нее Мелиссу. У Мелиссы в ее розовой, будто из сахарной ваты, спальне была ее собственная, скучная кровать. На свою кровать я пускала всяких разных друзей, но сама всегда спала на ее верхнем этаже. Я не пускала на нее никого из людей, хотя и собиралась пригласить переночевать мою новую подругу Джейдин. Она только что перешла в мою школу и очень мне нравилась. Свою двухэтажную кровать я делила с моими зверятами.

Моей самой любимой (только не говорите другим) была Уилма-кит. Она была нарисована на одеяле, которое я отыскала на школьной распродаже. Мама не хотела мне его покупать, потому что лиловое и бирюзовое не идет к моей красной комнате, и еще мама сказала, что в любом случае Уилма ужасна. Так что я купила Уилму за свои собственные карманные деньги. Днем мама скрывала ее под моим одеялом в красно-белую клетку, но ночью я ложилась на Уилму, и мы плыли на дно океана, и потом всплывали вверх, вверх — и в солнечном свете выпускали фонтан воды.

Еще у меня есть Попрыгунчик — большой белый с черными пятнами далматинский пес. Папа выиграл его для меня на ярмарке. Попрыгунчик не очень-то умеет лежать. Его ноги стоят только прямо, и он не может свернуться калачиком. Так что он очень хорош для охраны Берлоги Марти. Есть у меня еще боа констриктор Бэйзил. Я сама сделала его из старых маминых колготок и на одном конце вышила свирепую морду. Потом еще есть попугаиха Полли — она картонная, но очень ярко раскрашена и замечательно летает. А еще — коробка из-под туфель, где устроена конюшня для пластиковых лошадей. Ну вот, так на нижней кровати собирается целая толпа.

Иногда я переносила всех животных наверх, и Могучая Марта могла спать на нижней кровати совсем одна. Она должна была уменьшиться до нормального размера, и все равно ее руки и ноги вытягивались с кровати в комнату, но это не имело никакого значения. Она любила полеживать на моей двухэтажной кровати и рассказывать мне истории про всевозможные интересные места, где она побывала. Случалось, когда я не могла заснуть, она усаживала меня к себе на плечи, точно так, как папа, когда я была маленькой, и мы открывали окно моей спальни и улетали в ночь за всякими великими приключениями.

Сейчас, сидя в пыли под двухэтажной кроватью, я не вылезла бы наружу ни из-за каких приключений. Я решила, что должна прятаться здесь до того дня, который наступит после вечеринки у Элайши, — но приближалось время ужина, а каждую пятницу папа по вечерам ходил за рыбой с жареной картошкой. Я слышала, как хлопнула входная дверь, потом до меня донесся замечательный аппетитный запах — и я не смогла удержаться.

Я не раздумывая кинулась вниз. Но мама перехватила меня и тут же отправила назад наверх, потому что я вся была в серой пыли. Особенно волосы. Это выглядело немного жутковато — я была похожа на тех мужчин, которые красят себя серебряной краской и потом по субботам стоят в виде статуй в торговом центре. Интересно, могла бы я постоять как статуя, ведь люди дают этим мужчинам много денег. Чтобы потренироваться, я немножко постояла неподвижно в ванной. К тому времени, когда я умылась и стряхнула пыль с волос, моя рыба с картошкой почти совсем остыла.

— Господи! Кто это? — сказал папа, когда я вошла в комнату. — Дайте подумать… А не было ли у нас когда-то еще одной дочери, кроме Мелиссы? Давным-давным-давно. Как ее звали? Мэйзи? Мэтти?

— Это я, Марти. Пап, не валяй дурака, — сказала я, поглощая свою жареную картошку. Поверх картошки я натрясла много томатного соуса. Красный — мой самый любимый цвет.

— Остановись, Мартина, ты вылила полбутылки! — сказала мама. — Ну, перестанешь наконец дуться?

— Любой будет дуться, если ему скажут, что нужно идти на вечеринку к Элайше, — ответила я. Мне не понравилось, как мама стала искоса поглядывать на меня, то так, то эдак поворачивая голову. И прямо посреди ужина она пошла за своим сантиметром и начала меня обмеривать!

— Зачем ты это делаешь? Перестань! — сказала я.

— Стой спокойно! — сказала мама, передвигая по мне сантиметр.

— Ты же не собираешься что-то мне шить? — спросила я скрипучим от страха голосом. — Ой, мам, ведь не платье же?

— Я хочу, чтобы на вечеринке ты выглядела красивой, — ответила мама.

— Но мам, только никакого платья! Я не могу идти в платье. Теперь никто не надевает платья на вечеринки.

— А Элайша надевает.

— Да ладно, Элайша такая страшила, может, она и наденет. Но больше никто, клянусь. Просто все надевают обычные вещи — джинсы и майки, иногда, может быть, юбки, но никогда никаких платьев. Скажи ей, Мелисса. Даже ты не надела бы платье на вечеринку, правда?

Сияя глазами, Мелисса с удовольствием жевала чипсы.

— Я думаю, мам, это хорошая идея. Марти нужно правильное платье для вечеринки, настоящее — с оборочками и с вышивкой, розовое платье для вечеринки, — сказала она.

— Прекрати! — завыла я, чуть не плача.

Вот это и есть самое плохое в моей сестре. Она никогда не упустит случая подразнить меня.

— Эй-эй, Кудряшкин, успокойся. Мелисса просто шутит, — сказал папа, положив руку мне на плечо. Он посмотрел на маму: — Джен, ты ведь тоже шутишь, правда?

— Нет, я не шучу! А ты, Мартина, перестань устраивать бурю из-за пустяков. Я знаю, что ты не любишь розовый цвет, хотя на самом деле он тебе идет. Но, думаю, я сошью голубое — а может быть, васильковое. Я даже видела на рынке такую красивую шелковую ткань.

Я в отчаянии застонала и стала биться головой об стол.

— Мартина! Перестань дурить и делать из этого мелодраму. Любую другую маленькую девочку наверняка взволновала бы мысль о прекрасном платье для вечеринки. Мелисса, тебя бы взволновала?

— Ну… — Увидев, в каком я отчаянии, меня пожалела даже моя сестра. — На самом деле, мам, Марти права — теперь никто не надевает на вечеринки такие платья. То платье, которое ты сделала для Элайши, красивое, но оно скорее похоже на платье для подружки невесты. Она будет выглядеть просто чудовищно, если наденет его на свою вечеринку. А Марти будет выглядеть еще хуже, ты уж мне поверь.

— Это вечеринка с танцами. Ее устраивают в школе танцев Элайши. Мне об этом рассказала мама Элайши. Это будет что-то вроде молодежного бала.

— Танцы! Ох, неужели там будут танцы! — Я пришла в еще больший ужас. — Наверное, нужны и балетные туфельки, чтобы ходить на носочках? Мам, я не могу туда идти.

Я посмотрела на папу:

— Пап, ну пожалуйста, на самом деле мне ведь не обязательно там быть, а? Только представь себе, как бы ты себя чувствовал, если бы тебе велели надеть дурацкое платье и танцевать балетные танцы.

— Джен, оставь ребенка в покое, — сказал папа. — Ты ведь знаешь, какая у нас Марти. Может быть, другим девочкам это понравилось бы, но для нее это пытка.

— А я думаю, Мартина, придя туда, развеселится. И она не должна танцевать всякие танцы — хотя мне хотелось бы, чтобы она танцевала. Для нее это было бы очень полезно — она стала бы чуть более грациозной, а не вечно топающей в этих ужасных конверсах. Ах, наверное, нужно купить тебе пару туфель, подходящих для вечеринки. Не надевать же твои школьные — они все испортят.

— Ой, мам, если у Марти будут новые туфли, то, значит, и мне тоже купят? Мне на самом деле нравятся на каблучках, на маленьких. У всех девочек в моем классе уже есть туфли на высоких каблуках. Только я одна хожу в детских, с плоской подошвой, — сказала Мелисса.

— И не думай, Мелисса. В твоем возрасте не носят туфли на высоких каблуках. Это очень плохо для растущего организма. И мы не можем позволить себе еще одну пару туфель. Я только что купила тебе эти глупые ботинки на меху, ты их так отчаянно просила.

— Это же зимние ботинки. И вообще, нечестно — почему это у Марти должны быть новые туфли, когда она их даже и не хочет, особенно если ты говоришь, что вы не в состоянии купить мне хоть какие-нибудь, — сказала Мелисса, швырнув на стол нож и вилку.

— Стоп, стоп, эй, вы, женщины! — сказал папа. — Давайте-ка просто получать удовольствие от рыбы с жареной картошкой и уберите все эти злючки-колючки. Джен, в чем дело? Марти не хочет идти на вечеринку, и было бы безумием заставлять ее. А еще, если ей не нужно это новое платье и новые туфли, так почему не потратить деньги на то, чтобы купить Мелиссе туфельки на каблуках — только на маленьких. Все так просто!

— Ой, пап, да! — радостно воскликнули мы с Мелиссой.

— Нет, все не так просто, — возразила мама и посмотрела на Мелиссу и на меня. — Простите, девочки. Но мне нужно, чтобы Марти пошла на вечеринку.

— Почему? Только потому, что ты не хочешь обидеть Аманду Иванс и ее несчастную дочку-толстуху? — спросил папа.

— Мне нужно, чтобы на этой вечеринке кто-то выглядел бы просто как картинка, — ответила мама. — Я изо всех сил старалась сделать платье для Элайши как можно лучше, но оно действительно не идет бедняжке. А если я быстро сошью платье для Марти, если немного приведу ее в порядок и мне все это удастся сохранить до вечеринки, то я смогу ею гордиться.

— А я не хочу! — возмутилась я.

— Мартина будет моей маленькой манекенщицей, разве вы не понимаете? И другие мамы должны захотеть, чтобы у их дочерей были такие же платья для вечеринок. Все это было бы очень хорошо для бизнеса.

— Но… Но у тебя на самом деле нет настоящего бизнеса, — сказал папа.

— Пока нет — но я хотела бы его иметь, — сказала мама. Она помолчала. — И это нам помогло бы.

Мама сказала это очень осторожно, но папа покраснел и показался мне таким несчастным. Ведь мама имела в виду, что он не зарабатывает никаких денег своим бизнесом. Он не был в этом виноват, он правда изо всех сил старался добиться успеха. Я просто не могла вынести, что он весь как-то поник. И все остальные тоже не могли.

— По-моему, рыба с картошкой совсем остыла, — быстро сказала мама. — Как насчет того, чтобы вместо нее я сделала блины?

Мы больше всего любим мамины блины, хотя она не часто их делает, потому что очень устает и все время занята. Это было умное предложение, и мы все развеселились. Мама позволила каждому выбрать себе начинки для блинов. У меня был клубничный джем, и кусочки персика, и колотые орешки, и взбитые сливки. Потом мама дала нам по второму блину.

— А нельзя ли еще и третий, а, мам? — попросила я, когда дважды очистила свою тарелку. Мне пришлось расстегнуть джинсы, и я едва могла пошевелиться, но решила поклянчить еще — на всякий случай.

— Ты что, хочешь в результате стать похожей на Элайшу, а? — сказала мама, и это тут же заставило меня замолчать.

Я надеялась, что мама как-нибудь забудет об этом ужасном платье для вечеринки у Элайши. Ночью я сидела на кровати Могучей Марты, которая летала над городом и из ее пальцев вылетало такое зэп-зэп-зэп. У всех людей на улицах, и в машинах, и у окон их домов были бледные лица с разинутыми ртами. Потому что Могучая Марта смыла их память и они не могли ничего вспомнить, даже самого простого.

Но память моей мамы она смыть не смогла. На следующий день мама начала шить это ужасное платье и — о боже! — купила мне дурацкие маленькие голубые шелковые тапочки.

— Мам! Они как балетные туфли! — заныла я.

— Они прекрасно подходят к синему шелку. Их так дешево продавали на рынке. И у меня есть для тебя пара новых белых носочков и новые трусики — на тот случай, если ты упадешь и опозоришь меня. Ведь все твое нижнее белье такое серое!

А у меня и лицо тоже стало серым от одной только мысли об этой чудовищной вечеринке. В школе Элайша без конца говорила о ней. Она не пригласила мою подругу Джейдин, той повезло. Зато пригласила Кэйти и Ингрид, самых плохих девочек в классе. Девочек, которые меня дразнили. Они шепотом говорили обо мне всякие глупости и называли то ненормальной, то чудачкой. А мне было наплевать. Если бы я захотела, то могла бы сделать им зэп-зэп, как Могучая Марта. Я ужасно не хотела идти на вечеринку — тем более с ними. И особенно мне не хотелось надевать синее платье в оборочках.

Глава 3

Когда наступило утро субботы, я зарылась под свое красно-белое клетчатое одеяло и под Уилму-кита. Когда я уже совсем запарилась, я повозила по щекам красным мелком. И затем пошлепала в спальню к маме и папе.

— Мам! Пап! Я себя неважно чувствую, — сказала я хриплым голосом.

— Перестань притворяться, со мной этот номер не пройдет, — сказала мама, даже не открывая глаз.

— Я не притворяюсь, я больна — посмотрите, какая я красная.

Мама открыла один глаз и тяжело вздохнула:

— Что ты наделала? Теперь придется потратить несколько часов, чтобы стереть с твоего лица эту красную краску.

— Это не красная краска. Это я! У меня ужасная лихорадка. Пощупай мой лоб. И еще меня трясет — видишь? — я задрожала мелкой дрожью.

— Иди сюда и прижмись ко мне, а то, не дай бог, упадешь, — сказал папа и протянул руку.

Я устроилась в кровати между ними, но при этом мама велела мне лежать на спине, чтобы мои щеки не терлись об их подушки.

— Кудряшкин, ты правда не хочешь идти на эту чудовищную вечеринку, а? — спросил папа, поглаживая меня по голове.

— Это будет пытка, от начала и до конца, — заявила я так драматично, что папа даже захихикал. — Особенно если я должна надеть это синее уродство, — добавила я.

— Эй-эй, давай без хамства. Твоя мама потратила сто лет на то, чтобы сшить это платье, она шила и шила, пока у нее не свело руки, — сказал папа.

— Я ее об этом не просила, — буркнула я.

— Не могу дождаться, когда увижу тебя в нем, — сказал папа.

— Вот уж обхохочешься, — пробормотала я.

— Это ты, Марти, обхохочешься, потому что будешь прекрасно выглядеть, — сказала мама. — А теперь, если хочешь остаться с нами в кровати, то устройся поудобнее и успокойся — мы можем еще немножко подремать.

Все утро я ходила в майке, удобных джинсах и конверсах, но сразу после ланча мне пришлось (ну надо же!) идти в ванную. И потом стоять там, дура дурой, в новых трусиках, в новых носках и в глупых шелковых тапочках, а мама расчесывала мне волосы, и она расчесывала их до тех пор, пока не добралась до моего скальпа. Еще мама хотела прикрепить к ним синюю ленточку, но, к счастью, у меня такие пружинистые кудри, что ленточка все время соскакивала, так что мама отказалась от своей идеи.

Синее платье, когда мама надевала его на меня, оказалось очень скользким. Может, и оно должно было бы упасть, как ленточка. Но оно, туго стянутое на талии, осталось на мне.

— Сидит прекрасно, — сказала мама.

Она сказала это шепотом, будто мы были в музее. Она поворачивала меня так и эдак, как если бы я была экспонатом. Глаза у нее сияли.

— Ох, Мартина! — воскликнула она. — Моя дорогая, ты и вправду замечательно выглядишь. Смотри!

Я выглядела жутко. Я больше не была самой собой. Я превратилась в какую-то глупую ультрадевчонковую девочку в тщательно продуманном ужасном платье «дурочка-в-оборочку». Я была похожа на куклу «леди в кринолине», у которой под юбку подложен рулон туалетной бумаги, — такая стояла в ванной у моей прабабушки.

— Я не могу идти в таком виде! Все будут надо мной смеяться, — заныла я.

— Мартина, ты действительно перешла все границы. По крайней мере ты должна была бы сказать «Спасибо, мама». Любая другая девочка многое бы отдала, чтобы иметь такое платье. Подожди, вот еще Мелисса тебя увидит. Мелисса! Мелисса, иди сюда и посмотри на Мартину!

Мелисса влетела в мамину-папину спальню. Она глянула на меня — и прыснула со смеху.

— Видишь! — сказала я, чуть не плача.

— Мелисса, прекрати! Мартина выглядит изумительно, правда же? — настаивала мама.

Мелисса рухнула на кровать и стала кататься по ней, задыхаясь от смеха.

— Замолчи! Я тебя ненавижу! — свирепо рявкнула я.

— Мелисса, немедленно прекрати свое глупое хихиканье. Я не понимаю, что с тобой, — рассердилась мама. — А ты, Мартина… я ведь уже говорила тебе, что ты никого не ненавидишь, тем более свою сестру.

— А я ненавижу, — четко и громко сказала я Мелиссе, которая продолжала что-то верещать.

— Надо показаться папе. Спорю, он скажет, что ты выглядишь великолепно.

Оказалось, что папа был занят с клиентами — две пожилые дамы хотели поехать на автобусную экскурсию. Мама всегда говорила, что мы ни в коем случае не должны заходить к папе, когда он работает, но в этот раз она повела меня вниз по лестнице прямо в его офис.

— Посмотри на Мартину, Гарри, — сказала мама, проталкивая меня в дверь.

Папа посмотрел. Потом закачался и закрыл глаза руками.

— Пап?

— Марти, я ослеплен твоей красотой!

— Ох, пап!

— Вот это да! Что это за маленькая принцесса! — сказала одна из старых леди.

— Какое прекрасное платье! Нынче редко можно увидеть детишек, одетых в приличные платья. О, она выглядит просто как картинка, — подхватила другая.

— Вот! — торжествующе сказала мама. — А теперь идем, я отвезу тебя в школу танцев.

Она запихнула меня в машину, и мы поехали.

— Мам, разбей машину, тогда мне можно будет не ехать, — пробормотала я.

— Прекрати! И не открывай окно — разлохматятся волосы.

— Но мам, меня тошнит. Наверное, сейчас вырвет.

— Мартина Майклс, я еще никогда в жизни тебя не шлепала, но если ты нарочно вызовешь рвоту на свое прекрасное платье, я разложу тебя на коленях и отшлепаю. А теперь, ради бога, перестань притворяться. И разгладь юбку, ты ее мнешь.

Мама ехала ужасно осторожно и внимательно, и мы целые и невредимые приехали к школе танцев Элайши. По всей дороге растянулись припаркованные машины со стаей девочек, едущих на вечеринку.

Меня правда затошнило. Все девочки были одеты в такую одежду, которую любит Мелисса, — в майки со щенками, котятами, кроликами и со сверкающими сердечками, в маленькие узкие или длинные с оборками юбками, в розовые или белые джинсы — но никаких платьев, нигде ни одного платья.

— Мам! — сказала я, сгорбившись внутри машины. — Мам, ты только посмотри на них! Я не могу идти на вечеринку, одетая не так, как они. Они все описаются от смеха.

— Ты идешь на вечеринку, и точка, — отрезала мама, почти силой вытаскивая меня из машины.

Я знаю, что мне не разрешается кого-то ненавидеть, но в этот момент я ненавидела маму. И я ненавидела всех этих девочек, которые таращилась на меня, когда мама тащила меня в танцевальный зал. Особенно я ненавидела Кэйти и Ингрид. Кэйти была одета в ярко-розовый топ с бретелькой вокруг шеи и джинсы с низкой талией. А Ингрид была в сверкающей облегающей майке и узкой юбке. Едва глянув на меня, они покатились со смеху. Я почувствовала, что мое лицо залилось краской и стало сиренево-розовым, как наряд Кэйти. Я готова была убежать, но мама крепко держала меня и с силой тащила в конец зала. Миссис Иванс стояла около костлявой женщины с пучком — оказалось, что это мисс Сьюзанн, хозяйка этой школы танцев. А где же сама именинница?

Удивительно приятно было увидеть Элайшу в ее сиреневом платье, потому что она выглядела так же нелепо, как и я, если не больше. Рукава-фонарики врезались в ее пухлые руки, а юбка спереди задиралась. Она надела чудовищные белые кружевные колготки, так что казалось, будто она забинтовала обе ноги, и у нее были пурпурные с блестками туфли на каблуках. Каблуки были совсем маленькие, но она все равно не шла, а ковыляла, отклячив попу. Волосы ее были затянуты по-взрослому, в пучок. Она еще и накрасилась — розовым блеском губы и сиреневыми тенями веки, что было похоже на синяки. Я уставилась на нее, но тут мама слегка толкнула меня локтем.

— С днем рождения, Элайша, — сказала я и протянула ей подарок.

Это была большая коробка фломастеров особых флуоресцентных оттенков — там были едкий желтый, и резкий лимонный, и горячий оранжевый. Я бы что угодно отдала за такой набор. Я бы придумала много всяких нарядов для Могучей Марты, и она смогла бы победить орду желтых гиен в зеленых джунглях на фоне заката оранжевого солнца. А Элайше ничего этого было не нужно. Она разорвала серебряную бумагу обертки, глянула на коробку и положила ее в общую кучу подарков на столе. Она даже не удосужилась ее открыть!

— Там особенные, флуоресцентные фломастеры, — сказала я.

— Спасибо, — Элайша отвернулась от меня и взяла подарок Кэйти. Это был набор канцтоваров — маленькая записная книжечка, ручка и карандаши. Я точно знала, что они продаются почти даром, но Элайша просто обезумела.

— Ой, Кэйти! Это так прекрасно! Ой, ты такая добрая! — глупо улыбалась она. — Это вообще лучший подарок!

Я готова была затолкать ее в угол, но меня поймала мисс Сьюзанн, вцепившись в мое платье. Мне пришлось так и стоять, пока она щипала мои пышные рукава и хватала мою юбку, практически показывая всем мои новые трусики.

— Какое прекрасное платье! Я думала, тут только Элайша в таком изысканном наряде, но это еще лучше! — прошептала она маме. — Так это вы тот волшебный создатель платьев, о котором мне рассказывала миссис Иванс?

Мама улыбнулась.

— Да, это я волшебный создатель платьев, — сказала она и слегка толкнула меня, как бы говоря: «Видишь!»

Мисс Сьюзанн продолжала фонтанировать, пока я в отчаянии стояла рядом с ними.

— Мам, я правда-правда неважно себя чувствую, — прошептала я, потянув маму за руку. — Можно теперь уже уехать домой?

Мисс Сьюзанн положила руку мне на плечо:

— Все в порядке, дорогая. Все сначала слегка смущаются на таких вечеринках, как эта. — И она улыбнулась маме: — Не волнуйтесь, я за ней присмотрю.

И она присматривала — ох! — присматривала безжалостно. Я должна была участвовать во всех этих старомодных играх — «музыкальные стулья» и «жмурки». Я была почти самая последняя в «музыкальных стульях», но Ингрид вытащила стул из-под меня, так что Кэйти заняла его раньше. Они обе сильно толкали меня в «жмурках». Вообще-то я переносила это стойко, молчаливо и гордо, но мисс Сьюзанн вступилась за меня.

— Ну-ну, Ингрид, я считаю, что это мошенничество. Бедняжка Мартина! — сказала она. — О, Кэйти, я все видела! Перестань толкаться, дорогая, ей же больно!

И от этого Кэйти и Ингрид стали ненавидеть меня еще больше. Им-то разрешалось ненавидеть кого угодно.

Потом у нас были особые танцевальные игры, и это было даже еще хуже. В одной из них мы должны были парами танцевать польку вокруг комнаты, пока музыка не прекратится. У меня здесь не было никакой подходящей подружки, поэтому не было и никакого партнера. Я подумала, что могла бы быть в паре с Элайшей, потому что у нее вообще не было ни одной подруги, но она танцевала со своим ужасным прилизанным кузеном, одетым в приличный костюм с белой рубашкой и бабочкой. Он как-то ужасно держал Элайшу, склонив голову в сторону, и вышагивал на носочках своих открытых черных туфель.

Я стояла у стены, радуясь маленькой свалившейся на меня милости, но вдруг увидела, что ко мне направляется мисс Сьюзанн:

— Иди сюда, Мартина! Иди танцевать со мной!

— Я не умею танцевать этот танец, — быстро сказала я.

— Конечно умеешь, дорогая. Это просто шаг-шаг-шаг-хоп. Все умеют танцевать польку.

Все, только не я. Когда она кружила меня по всему залу на жуткой скорости, я все время спотыкалась.

— Смотри, как я танцую польку! — пела мисс Сюзанн мне в ухо, подчеркивая каждое слово.

А я очень хорошо видела себя, когда танцевала эту польку, потому что по всему залу были зеркала. И не сказать, чтоб это было приятное зрелище.

— Ну, я думаю, ты ухватила смысл танца, — с сомнением в голосе сказала мисс Сьюзанн.

Когда она объявила следующий танец, что-то такое под названием «Веселый Гордон», она схватила какую-то маленькую девочку в платье диснеевской Белоснежки и предложила мне танцевать с ней. Белоснежке было года четыре, и она вообще не умела танцевать, так что мы остались в углу и стали кружиться в своем собственном танце.

— Ты смешно танцуешь, — сказала Белоснежка.

Вряд ли это было комплиментом.

Потом все направились в другую комнату, где стояли сдвинутые вместе столы и было накрыто потрясающее угощение для именинного чая.

Когда устраивались чаепития для меня и Мелиссы, у нас была пицца, и хрустящий картофель, и морковные палочки, и сырки с ананасом, и потом именинный шоколадный торт.

А здесь был обильное взрослое угощение — с крошечными сэндвичами с маленькими кусочками копченой лососины, и кружочки со сливочным сыром, и маленькие булочки-сконсы с джемом и со сливками, и кукольного размера кексы, каким-то узором разложенные на красивых фарфоровых тарелках. Еще были вазы с бисквитами со сливками, и вазы с тирамису, и особый кекс из мороженого, и чизкейки, и башня из профитролей, и огромный именинный торт с изображением балерины в сиреневом платье.

Танцую я, может, и не очень хорошо, зато я мастер поесть. Я сидела рядом с Белоснежкой, подавала ей сэндвичи и учила ее пить лимонад через соломинку. Еще показала ей, как делать пузырьки, но при этом так старалась, что пузырьки выплеснулись из моего стакана и немножко накапали мне на платье. Я стала быстро стирать капли бумажной салфеткой и… увидела, что случайно уронила на платье мороженое, когда показывала Белоснежке, как надо нарезать его на маленькие кирпичики, чтобы сделать миниатюрное и́глу[3]. Мороженое я тоже оттерла. В моем чудовищном платье было ужас сколько материала, и я решила, что два крошечных пятнышка вообще будут незаметны и можно не беспокоиться о том, что скажет мама. Так что я почти начала веселиться.

Мы спели Элайше «С днем рожденья», а миссис Иванс и мисс Сьюзанн нами дирижировали. Потом Элайша задувала свечи, а ее мама тем временем осыпала ее блестящим конфетти. Она сказала, что это волшебная пыльца, которая исполнит все мечты Элайши.

Я понимала, что это полнейшая чепуха, но все равно придвинулась к Элайше, так что немножко волшебной пыльцы попало и на меня. Я закрыла глаза и пожелала создать настоящий комикс про Могучую Марту. Чтобы потом он превратился во много серий на ТВ и в большой фильм и стал бестселлером в компьютерных играх, и тогда я заработаю много-много денег и папе больше не надо будет работать агентом по путешествиям. Он сможет просто поехать во все эти путешествия сам и взять с собой меня. И, возможно, маму, если она пообещает не придираться и не шить мне дурацкие платья. Вот насчет Мелиссы я не уверена. Я вспомнила, как она фыркала от смеха. Наверное, ей придется остаться дома, совсем одной.

Когда все получили по куску именинного торта, мы вернулись назад в главный зал и уселись на полу, а клоун по имени Чам-Чам стал нас развлекать. Белоснежка прижалась ко мне и прошептала, что ей не нравятся клоуны, особенно такие, как этот Чам-Чам, — с белым лицом и красным носом. Я обняла ее и сказала, что Чам-Чам кажется вполне симпатичным и дружелюбным клоуном и нисколько он не страшный.

Вдруг Чам-Чам поймал мой взгляд. Он осмотрел мое искусно сделанное ужасное платье и сказал:

— Ах, наверное, именинница — это ты! А не хочешь выйти на сцену и помочь мне с моими волшебными фокусами?

Так уж получилось, что в этот момент настоящая именинница была в туалете. Это был слишком хороший шанс, и его нельзя было упустить. Мне всегда очень хотелось делать волшебные фокусы.

И я вскочила на сцену.

— Я с удовольствием буду вашим ассистентом, мистер Чам-Чам, — сказала я.

Сначала мы делали несколько скучных фокусов. Я должна была держать выбранные карты и тянуть ниточки от носовых платков из его кармана. Потом он взял в руки высокую шляпу, и у меня заколотилось сердце. Он что, собирается вытащить из этой шляпы кролика? А если так, то даст ли он мне его подержать?

У нас дома не было никаких домашних животных. Маме совсем не нравилась идея завести кого-нибудь, она говорила, что от них только беспорядок. А может, против одного малюсенького кролика, который в основном живет в шляпе, она не будет возражать? Можно было бы назвать моего кролика Волшебником, и мы вместе могли бы показывать фокусы.

— Проснись, проснись! — сказал Чам-Чам. — Ну, маленькая именинница, я же сказал — постучи по верху шляпы волшебной палочкой!

— Она не именинница! Это я именинница! — взвизгнула Элайша, вбежавшая в зал.

И миссис Иванс стащила меня со сцены. Пришлось только смотреть, как Элайша вытаскивает из шляпы замечательного крольчонка с висячими ушками. Чам-Чам тут же сделал пас и быстро убрал кролика, так что Элайша его даже совсем и не держала. Но зато потом она участвовала в самом лучшем фокусе. Она легла в большой ящик (это был настоящий подвиг, поскольку ее в этом платье, да еще с тремя слоями нижних юбок из марли, было слишком много, чтобы в него втиснуться), и ее распилили пополам! Как бы я хотела, чтобы меня распилили пополам! Это было бы так здорово! Одна половина могла бы оставаться дома с папой, рисовать Могучую Марту и смотреть DVD, а другая могла бы пойти в школу и бегать и играть в футбол. Элайша была смертельно напугана, казалось, она вот-вот заплачет. Миссис Иванс тоже не выглядела счастливой. Наверное, она боялась, что драгоценное платье тоже будет распилено.

Хотя пила Чам-Чама казалась довольно острой, я не думаю, что он пилил по правде, потому что Элайша вернулась обратно на сцену абсолютно невредимая, ее платье нигде не было даже разрезано, и вообще не было видно никаких следов крови. Чам-Чам закончил свое представление игрой на этой самой пиле, как если бы она была музыкальным инструментом, а мы все ему подпевали.

Стали приходить некоторые родители, и поэтому я подумала, что наконец пришло время ехать домой, — но мисс Сьюзанн захлопала в ладоши и объявила:

— Дети, сейчас будет именинный балет.

У меня снова заколотилось сердце — а вдруг и мне нужно будет танцевать в балете, — но, слава богу, оказалось, что надо было просто сидеть в публике.

Все ученики школы танцев побежали за кулисы, чтобы переодеться к их великому выступлению. Участвовали все девочки и прилизанный мальчик-кузен. Даже маленькая Белоснежка появилась на сцене — она становилась на носочки и немножко прыгала.

Конечно, звездой именинного балета была Элайша. Она вертелась и кружилась по всей сцене, как очень большой вращающийся купол, а мистер Иванс записывал ее представление на видео. Кэйти и Ингрид станцевали короткий дуэт. Я надеялась, что они будут выглядеть ужасно глупо, чтобы можно было громко-громко рассмеяться, но они танцевали современный танец, извиваясь, как девушки в поп-группе — такие танцы Мелисса изображала перед зеркалом, — но я разозлилась, потому что Кэйти и Ингрид делали это лучше.

Однако лучшим танцором был мальчик-кузен. Он переоделся — вместо брюк надел обтягивающие колготки, на плечах у него был очень короткий плащ, — он высоко прыгал, крутил ногами во все стороны, потом присел, как лягушка, и подпрыгнул, и даже прошелся колесом. Если это балет, то, может, мне такое и нравится.

Тут появилась мама. Я поняла, что у нее какой-то серьезный разговор с мисс Сьюзанн. Я сильно хлопала кузену и немного похлопала Элайше, из вежливости, а потом побежала к маме.

— Мам, ты что, хочешь записать меня на балетные уроки? — нетерпеливо спросила я.

Мама изумилась, а мисс Сьюзанн рассмеялась:

— Мартина, танцы, по-видимому, не совсем твое дело. Ты не слишком-то радовалась, когда танцевала польку.

— Нет, я имела в виду вот эти дурацкие танцы — попрыгушки-поскакушки. Я хочу прыгать и крутиться колесом, как он, — сказала я и показала на кузена Элайши.

Мисс Сьюзанн потрепала меня по волосам.

— Нет, дорогая, девочки так не танцуют! — сказала она и снова засмеялась.

— Это нечестно! Спорим, я могла бы делать это так же хорошо, как и он, — проворчала я, а мисс Сьюзанн и мама снова стали рассуждать о феях цветов — о феях роз, и маков, и колокольчиков, и душистого горошка. Они разговаривали еще целых сто лет, пока мы не остались чуть ли не последними в зале.

Когда мама наконец-то привезла меня домой, я получила еще один ужасный удар. Папа и Мелисса, усевшись рядышком на диване, окунали чипсы в томатный соус и смотрели «Историю Игрушек — 3». Это мое любимое занятие и мой любимый фильм. Я всегда смотрю его с папой, и мы обсуждаем лучшие места, и крепко держимся за руки, когда игрушки чуть не выбрасывают в мусор. Вот это и есть самое плохое в моей сестре. Она такая подлая — стоит мне повернуться спиной, как она в ту же минуту пристраивается к папе.

— Это нечестно! — заныла я. — Я тоже хочу смотреть! Можно начать с начала? И нельзя ли мне тоже хоть чуть-чуть чипсов?

— Эй, дорогая, ты же была на вечеринке! Я подумал, что Мелиссу тоже нужно немножко подлечить, — сказал папа.

— Эта вечеринка не была никаким лечением. Она была абсолютной пыткой, — сказала я, пытаясь втиснуться между Мелиссой и папой. — Ну давайте возвращайтесь назад, к началу.

— Осторожно с томатным соусом! — сказала мама, но слишком поздно.

Соусник подпрыгнул и приземлился на мои синие шелковые коленки.

— Ох, Мартина! Испортила такое красивое платье! Как можно быть такой неаккуратной! — воскликнула мама.

Я думала, что меня ждет серьезный разговор, но, к моему удивлению, мама оказалась не ультрасердитой. Она стянула с меня платье и попыталась промокнуть соус губкой. При этом она обнаружила следы от лимонада и мороженого и снова начала меня ругать, но не так чтобы сильно.

— Придется дать тебе большой пластиковый малышовый нагрудник, и ты будешь надевать его каждый раз, когда садишься есть, — сказала мама. — Что ж, досматривай свою «Историю Игрушек». Только посмотреть с самого начала тебе не удастся, потому что уже пора спать, — и мама снова дотронулась до синего платья.

— Оно ведь правда испорчено? И я больше не должна буду его надевать? — спросила я с надеждой.

— Скорее всего, — ответила мама. — И нечего радоваться!

— Мам, прости. Я же не нарочно!

— Да я знаю, — и мама вздохнула. — Ты так прекрасно выглядела в этом платье. Нужно было тебя сфотографировать. И все же оно послужило своей цели!

Я не понимала, что мама имела в виду, — тогда не понимала.

Глава 4

По воскресеньям вся семья обычно любит поваляться в постели, но мама встала очень рано и зажужжала своей швейной машинкой. Папа, в пижаме, пришлепал в мою Берлогу Марти, почесывая голову и зевая.

— Марти, ты готова поделиться своей двухэтажной кроватью? — спросил он. — Мама устроила в нашей комнате страшный шум.

— Только скинь Попрыгунчика на пол, пап. И добро пожаловать на борт, — пригласила я.

Папа улегся на кровать, как-то ухитрившись стать меньше ростом.

— Ух! — поморщился он, забираясь под одеяло. — Что это за царапучая штука?

— Ой, это Перси, мой ручной дикобраз. А я-то думала, куда он делся, — сказала я.

— Твой дикобраз? Ну конечно, — сказал папа, выкинув моего дикобраза на холод и устраиваясь поуютнее.

Я тоже уютно устроилась и стала думать о вечеринке. Скинула с себя одеяло и, болтая ногами, пыталась делать так, как делал мальчик-кузен, то есть задирать и опускать их.

— Марти, что ты делаешь? Вся кровать трясется, — пробурчал папа.

— Я пытаюсь делать то, что делал в балете тот мальчик, — ответила я. — Только не могу точно понять, как надо.

— Может, это легче делать не на кровати, — предположил папа.

Я спрыгнула вниз и начала скакать по комнате. Я хотела сделать крутой разворот, и кончилось все это тем, что я кучей рухнула на ковер.

— Ох, миленькая моя, — забеспокоился папа. — Марти, с тобой все в порядке?

Я тихонько лежала и думала.

— Не уверена, — ответила я. На всякий случай подергала ногами. — Думаю, я немножко ушибла ногу.

— Какую? — папа наклонился с кровати и слегка толкнул меня.

— Эту. Нет, может быть, ту. Наверное, ударилась обеими. Может, я их сломала. Ой, это было бы так здорово, тогда у меня был бы гипс. Гипс бывает разных цветов. Можно мне красный, а, пап?

— Да, а также красный нос, маленький ты клоун. Кудряшкин, я не думаю, что ты сломала ноги. Давай посмотрим, сможешь ли ты подняться и немножко походить.

— А на вечеринке Элайши я помогала мистеру Чам-Чаму. Это клоун. У меня все хорошо получалось. Я чуть было не вытащила кролика из шляпы, — сказала я, прохаживаясь по комнате. — Пап, а могла бы я, когда вырасту, стать клоуном? Девочкам ведь разрешается быть клоунами, да?

— Не вижу причин, почему бы и не стать. Правда, не могу сказать, что видел леди-клоунов, но смею заверить, что ты будешь первой.

— Потрясающе! Лучше я начну тренироваться прямо сейчас. Пап, у тебя в ящике с инструментами есть какая-нибудь пила? Я взяла бы ее в школу, чтобы попытаться распилить Кэйти и Ингрид пополам.

— Ну да, я думаю, что девочкам разрешается также совершать и массовые убийства, но это не та карьера, которую я мог бы тебе рекомендовать, — сказал папа.

— Пап, а можно просто попробовать наиграть какую-нибудь музыку на твоей пиле? Мистер Чам-Чам так красиво играл. Ну позволь мне поиграть.

— Марти, я вообще-то самый симпатичный, любящий и все позволяющий папа, ты это знаешь, — но я не позволю тебе портить мою пилу или любой другой инструмент. Ты же не считаешь меня сумасшедшим?

— Я считаю, что ты старый жадина, — сказала я. — Ну а на чем же тогда мне играть?

— Я, бывало, играл на расческе с куском бумаги, — пробормотал папа.

— Ага!

У меня не было расчески — ну ни одной, чтобы там сохранился хоть единственный зубчик, — но я вспомнила, что когда брала у Мелиссы ее щетку для волос, там лежала еще маленькая расческа.

И я в пижаме вышла на цыпочках из Берлоги Марти, глубоко вздохнула и пробралась в комнату Мелиссы. Ее розовые шторы были все еще плотно задернуты. Мелисса неподвижно лежала под вишневым одеялом. Я прошла босиком по темно-розовому ковру, опустилась на колени на пушистый коврик у ее туалетного столика и очень осторожно выдвинула верхний ящик. Там у Мелиссы был такой порядок! Ровненько лежали разные побрякушки, ленточки смотаны в клубочки, бусы и браслеты свернулись как змейки — и там же обнаружилась розовая расческа, которая просто умоляла превратить ее в музыкальный инструмент.

И я схватила ее.

— Ты что тут делаешь? — спросила Мелисса из-под одеяла.

— Ничего! — сказала я, пряча расческу под пижаму.

— Марти! — Мелисса стрелой выскочила из постели. — Что — ты — делаешь — в моей — комнате? Тебе сюда входить не разрешается.

— Я просто хотела посмотреть, проснулась ты или нет, вот и все, — сказала я.

— Ну вот, я проснулась.

— Прости. А теперь снова засыпай — сегодня воскресенье, — и я вышла, не моргнув глазом.

Я пошла в ванную, намотала на расческу туалетную бумагу и попыталась что-то сыграть. И потом потащилась обратно в свою Берлогу Марти:

— Пап, ничего не получается!

— Ну, что такое? Марти, я же еще сплю!

— Туалетная бумага просто рвется и превращается у меня во рту в розовую кашу — смотри! Ну почему в этом несчастном доме все должно быть розовым?

— Розовая каша? Ох! Нет, это должна быть не туалетная бумага. Тебе нужна старомодная — скользкая, плотная бумага. Знаешь, такая есть у бабушки.

Я потопала в шкаф под лестницей посмотреть, не запрятана ли у нас где-нибудь такая бумага, но у нас была только мягкая, с которой любят играть щенята. Я уставилась на порошки для стирки, на кухонные губки и на пылесос… Я смотрела на пылесос долго и упорно. У нас был такой пылесос, в котором нужно подсоединять разные трубки с разными щетками на конце.

Я взяла одну трубку и попробовала в нее подуть. Раздался самый замечательный, самый печальный звук, будто из хобота слона. Я еще подула, посильнее. Чудеса! Теперь этот звук издавало целое стадо слонов. Я дула ритмично — так, чтобы получилось «С днем рожденья тебя». Тут дверца шкафа распахнулась, и на меня безумными глазами уставилась мама:

— Мартина Майклс! Положи это на место! Сейчас семь часов утра воскресенья! Ты что, с ума сошла? Хочешь разбудить всех соседей?

— Мам, я просто стараюсь сыграть мелодию. Ты слышала? Я могу сыграть «С днем рожденья тебя»!

— Я-то слышала. Как и вся наша улица. А теперь вылезай из шкафа.

— Мам, я думаю, что могу быть настоящим музыкантом. Можно мне получить настоящий музыкальный инструмент? Можно что-нибудь такое, что играет как труба? Мне нужны настоящие уроки музыки.

— Я думала, ты настроилась на уроки танцев.

— Вряд ли у меня получится делать ногами все эти штучки. — Я выбралась из шкафа под лестницей. — Посмотри, мам, — что я делаю неправильно? — я подпрыгнула, пытаясь перекрещивать ноги вперед-назад.

— Очень много чего, — сказала мама. — Пойдем, поможешь мне готовить завтрак, раз уж все проснулись. Если ты действительно серьезно хочешь танцевать, возможно, мы могли бы начать с того, что отправим тебя к мисс Сьюзанн. Уверена, она сделает нам скидку. Я собираюсь выполнить для нее очень большую работу. На самом деле мне нужно кое о чем поговорить с тобой и с Мелиссой.

— О чем?

— Ну, сначала позавтракаем. Сделаем сэндвичи с поджаренным беконом?

— Ой, да, пожалуйста! Мам, можно я пожарю бекон? Я люблю, когда он шипит.

— Ты делай тосты — только осторожно.

Я любила смотреть, как тосты выпрыгивают из тостера. Пока мама занималась поджариванием бекона, я порезала хлеб. Мне так нравилось делать тосты, что я все делала их и делала, пока не изжарила весь хлеб.

— Мартина! — воскликнула мама, увидев это.

— Все в порядке, я все съем — я голодная, — сказала я. — Мне просто нравится, как они выскакивают из тостера.

— Ну почему ты все делаешь так неразумно? Теперь намазывай тосты маслом. Восемь штук. Только восемь, хорошо?

Мама заваривала чай и складывала вместе сэндвичи с беконом.

— Позвать папу и Мелиссу? — спросила я.

— Мы будем завтракать в постели. Пойдем в твою комнату, на двухэтажную кровать, а? — спросила мама.

Я засомневалась. На самом деле я не хотела никакого нашествия в мою Берлогу Марти. Я любила, когда там гостил папа, но он не ворчал на мой беспорядок и не замечал, что все нижнее белье свалено в кучу. И я уж точно не хотела, чтобы в мою комнату приходила Мелисса, потому что она всегда старалась забрать назад свои вещи, да еще и командовала мною. Но идея собраться всем на моей кровати и есть сэндвичи с беконом показалась мне очень заманчивой, так что я сказала «да».

Мама и папа заняли нижнюю кровать, а Мелисса и я сидели и жевали на верхней.

— Марти, у тебя такая странная комната, — сказала Мелисса. Она разглядывала мои постеры с Могучей Мартой, Попрыгунчика, задравшего ноги вверх, моих пластиковых лошадей в их конюшне в коробке из-под туфель, Полли, мою попугаиху, которая присела на абажур, и Бэйзила, моего прекрасного боа констриктора, спрятавшегося в тени.

— В этой комнате видна индивидуальность хозяйки, — сказал верный папа.

— Ты так это называешь? — Мама тоже разглядывала все вокруг. К сожалению, она посмотрела и наверх. — Марти, скажи на милость, что это за черные пятна на потолке?

Ой, господи, они получились, когда я играла с маленькой обезьянкой, пытаясь научить ее летать, как летают эти замечательные жуткие обезьяны в «Волшебнике Изумрудного города». Это была маленькая обезьянка Мелиссы — Мелисса сама дала ее мне, когда разбирала свой шкаф для игрушек. Маленькая обезьянка сказала, что больше не хочет быть розовой. Я ее хорошо понимала. Взяла крем для обуви и сделала ей с ним массаж всего туловища. Ей понравилось, что она превратилась в черную. И она очень быстро научилась хорошо летать. Даже слишком хорошо — ударяясь о потолок, оставила на нем одно или два пятнышка от крема для обуви. Но теперь, по крайней мере, ей не грозили неприятности, потому что она полетела прямо в окно и больше не вернулась.

— Эту комнату нужно покрасить, — сказала мама. Посмотрела на ковер. — И тут эти ужасные пятна, которые остались после того, как ты объелась шоколада, подаренного тебе на день рождения, а потом не успела добежать до ванной.

— Я ставила опыт — хотела посмотреть, сколько шоколада можно съесть за один раз. И получила ужасный результат. На самом деле мне удалось съесть почти целую коробку, — сказала я.

— Думаю, можно было бы закрыть пятно половиком, но в этой комнате вполне мог бы появиться и новый ковер. И нужно выбросить это старье — кресло и туалетный столик, у них ужасный вид.

У меня в Берлоге Марти не было приличной мебели. Но было любимое кресло, которое, наверное, стоило целое состояние, прямо как настоящая антикварная вещь. Оно немного продавлено и с одной стороны выскакивают пружины, но на нем очень здорово прыгать. Туалетный столик тоже очень хорошенький, хотя у него и не хватает одного ящичка. Прошлой зимой, когда выпал снег, я попыталась использовать этот ящичек вместо санок, но он почему-то развалился и обратно не сложился.

— Мам, все в порядке, мне нравятся мое кресло и мой туалетный столик, — сказала я.

— Нет, моя дорогая, пришло время, когда ты должна спать в приличной комнате, — сказала мама.

— Ты решила полностью обновить комнату Марти? — встрепенулась Мелисса. — Это нечестно! Я хочу, чтобы и мою комнату привели в порядок — она уже выглядит слишком детской.

— Да, хорошо, если хочешь, можешь ее переделать, — разрешила мама.

Мы с Мелиссой так и уставились друг на друга. Обычно мама не сдается и если соглашается, то… ну не сразу.

— Правда? — обрадовалась Мелисса. — Ну, мам, спасибо! Фантастика! А можно мне сделать новый огромный встроенный гардероб?

— Не глупи, для такого гардероба нужна комната гораздо большего размера. А в этой тогда станет очень тесно, — сказала мама.

— Кто-нибудь собирается посвятить меня в ваши грандиозные планы? — спросил папа. — Особенно если учесть, что в доме именно я на все руки мастер и, похоже, бедному парню придется делать и покраску, и отделку, и новый гардероб, и всякое такое прочее. — Он взъерошил маме волосы, будто она тоже девочка, как мы. — Что творится в этой странной головке? Я чувствую в ней какое-то жужжание, а? Такое же, как жужжание швейной машинки!

Мама глубоко вздохнула. И тут же вскочила с кровати и встала лицом к нам. У нее порозовели щеки и засверкали глаза. Она то сжимала руки, то разжимала их. Это моя привычка, но я делаю так только тогда, когда на самом деле хочу чего-то очень-очень сильно.

— Сьюзанн из школы танцев заказала мне сшить костюмы для ее нового детского балета цветов. Это двадцать платьев, и все разного фасона. Это очень сложная задача. Но если я сделаю эту работу хорошо, то, поскольку Сьюзанн намерена создать зимнюю пантомиму, я смогу получить заказ на несколько перемен костюмов для каждого ребенка. А еще две мамы на вечеринке спросили, не сделаю ли я их дочерям платья подружек невесты. Одна из них хочет шесть таких платьев плюс наряд для маленькой девочки-цветка. Я теперь буду шить день и ночь, и дело стоит того. Увидите, сколько мне за это заплатят!

— Джен, это замечательно, — сказал папа.

— Фантастика, мам, — кивнула Мелисса.

— Столько прекрасных платьев! А я так рада, что мне уже не придется еще раз такое надевать, — сказала я. — Мам, все-таки это я хорошо представила твое портновское искусство?

— Похоже, что так, — кивнула мама. — Мартина, спасибо тебе за то, что ты была великолепным ребенком-манекенщицей.

Я засмеялась и поклонилась ей с верхней кровати.

— Так что же, мы будем ремонтировать наши комнаты потому, что ты собираешься заработать кучу денег? — спросила Мелисса.

— Ну, дело в том… Я все пыталась сообразить, как лучше справиться со всей этой срочной работой. К тому же людям будет очень неловко шествовать на примерку в мою спальню. И это непрофессионально — чтобы кровать стояла посреди комнаты, да еще так неудобно.

— Прости, прости, — сказал папа, поднимая вверх руки.

— И потом мне будет нужно много места, чтобы вешать платья. В идеале я должна развешивать их по всей комнате и закрывать полиэтиленом, — тут мама обвела руками всю мою комнату… и у меня ёкнуло сердце.

— Мам, но нельзя же вешать новые платья в моей Берлоге Марти, просто нельзя! — сказала я. — Это было бы очень неразумно! Ты ведь знаешь, как я умею устраивать беспорядок! Ничего не хочу сказать, но я моментально испорчу эти платья.

— Я знаю, что испортишь, дорогая, — сказала Мама. — Ну, а если мы тебя переселим?.. Видишь ли, мне действительно нужна эта комната как комната для шитья.

Меня это так поразило, что я потеряла дар речи. Было ощущение, будто мама сильно ударила меня кулаком прямо в живот.

— Ты хочешь вытолкнуть меня из моей Берлоги Марти? — прошептала я.

Вообще-то я с трудом могу заплакать: плакать — это так по-девчоночьи, — но почему-то так получилось, что слезы побежали по моему лицу.

— Ох, Мартина, не плачь! — мама взобралась по приставной лестнице, села рядом и обняла меня.

— Не могу. Мам, ты не должна отбирать у меня мою Берлогу Марти! Я ведь даже не сделала ничего плохого. Ну, ничего хуже того, что бывает обычно, — всхлипывала я.

— Знаю, дорогая. Это не наказание. Я просто пытаюсь быть практичной. А это такая грязная, старая комната. Мы никогда даже не меблировали ее по-настоящему. Мне правда она нужна для шитья. Но не стоит так расстраиваться. Я уверена, что папа сделает тебе какие-нибудь новые полки, если ты хорошенько попросишь. Мартина, ну не может же тебе на самом деле нравиться вся эта рухлядь! Вещи в твоей берлоге — просто хлам. И в любом случае у девочек не бывает берлог: берлоги — это для мальчиков.

— А я хочу берлогу, — плакала я.

— Так что, Марти переезжает к тебе и папе? — спросила Мелисса.

Мама будто что-то проглотила.

— Нет, Мелисса, не думаю, что это возможно, — сказала она. — Дети не спят в комнате родителей — во всяком случае, не в этом возрасте.

— Тогда куда же она переедет? — Голос Мелиссы поднимался все выше и выше.

— Ну, дорогая, это так понятно. Она переедет к тебе, — ответила ей мама.

— Нет! Нет, нет и нет! — взвизгнула Мелисса. — Я не могу жить вместе с Марти! Она устраивает ужасный беспорядок и ломает все мои вещи, она сводит меня с ума!

— Не волнуйся, я никогда-никогда-никогда не буду жить с тобой! — заявила я. — Если мама забирает у меня мою Берлогу Марти, то я буду… я буду спать на кухне… или в ванной… или в палатке в саду!

— Вы устраиваете глупую бучу из-за ерунды! Вот увидите, вам будет гораздо веселее жить вместе. Я жила со своей сестрой, и нам это нравилось. У нас было много разных игр, нам вдвоем было хорошо, — сказал Мама.

— Да, но вы с тетей Кэрол любите друг друга, — сказала Мелисса.

— Я хочу, чтобы и вы, глупышки, тоже любили друг друга. Я знаю, что на самом деле так оно и есть. И вообще, я устала, мне плохо от ваших вечных споров. Только посмотрите на себя — ведь что ни день, то драка!

— Но у нас каждый день будет драка, если мне придется спать в этой ужасной розовой комнате — да еще в ней воняет, — заныла я.

— В ней не воняет! — возмутилась Мелисса.

— Нет, воняет — все эти розовые вещи, и пудра, и лак для волос. Я задохнусь, если мне придется жить в комнате Мелиссы.

— Ну а меня задушит ужасная вонь от твоей грязной одежды и твоих глупых старых самодельных игрушек. Мам, ты не можешь заставить нас жить вместе, просто не можешь! — Мелисса тоже заплакала.

— Пожалуйста, перестаньте плакать! Слушайте, простите меня, я не хотела вас так расстраивать. Если только вы поймете, что я имела в виду, то вам понравится сама идея перемены. Уверена, понравится. Вы можете полностью переделать вашу комнату. Мелисса, ты же говорила, что хочешь ее перекрасить. Ну вот он, твой шанс.

— Но в этом нет никакого смысла, если тут будет Марти. Она все испортит! Она приведет в беспорядок все мои вещи, все разломает — да просто будет сильно меня раздражать. Мам, ну как ты можешь так со мной поступить?!

— Я просто пытаюсь сделать кое-какую работу и получить за это много денег для всех нас, — сказала мама. И мне показалось, что она тоже собирается заплакать.

— А ну-ка замолчите. Все, — сказал папа. Он произнес это очень спокойно, но было в его голосе что-то такое, что заставило нас умолкнуть. — Нет никакой необходимости в том, чтобы вы оказались в таком глупом положении. Марти, ты можешь сохранить свою берлогу. Мелисса, ты не должна ни с кем делить свою комнату. Джен, у тебя может быть своя швейная комната. Забирай нашу гостиную внизу. Всем ясно, что сейчас в моем агентстве путешествий я не зарабатываю достаточно денег. И я закрою свой офис. Агентство — это сплошная неудача. Как и я.

И папа лег и повернулся лицом к стене.

Глава 5

А мы… замолчали. Мы с Мелиссой перестали пререкаться. Мама втиснулась на нижнюю кровать рядом с папой и положила голову ему на плечо:

— Ты вовсе не неудача. Ты лучший муж и отец в мире. Дорогой мой, ты так старался. Я уверена, что скоро дело пойдет на лад. Может быть, нам нужно начать рекламировать агентство, чтобы люди знали, что оно находится здесь? Но ты должен продолжать свое дело. Я и не мечтала о том, чтобы занять твой офис. Слушай, если девочкам действительно будет так плохо в одной комнате, я просто продолжу работать в нашей спальне.

Мелисса посмотрела на меня. Я посмотрела на нее. Мы придвинулись ближе друг к другу. Мы не осмеливались смотреть вниз, но нам показалось, что папа заплакал.

Мы привыкли видеть друг друга в слезах. Мы не любили, когда, хотя и в редких случаях, плакала мама, но это не было ужасно. Но чтобы заплакал папа… хуже этого ничего не могло быть.

Я потянулась к руке Мелиссы. Она вцепилась в мою руку и сильно ее сжала.

— Давай сделаем вид, что на самом деле мы не возражаем против общей комнаты? — прошептала я. — Пусть даже мы и возражаем.

— Давай, — прошептала в ответ Мелисса.

Я осмотрела мою замечательную Берлогу Марти, все мои любимые вещички. Но самым любимым был мой папа, и я просто не могла вынести, что он так расстроился.

— Эй, планы меняются, — сказала я, спускаясь по приставной лестнице на нижнюю кровать. — Ладно, мы с Мелиссой будем жить вместе.

— Да, наверное, это будет весело, — бодро сказала Мелисса. — Тогда и правда переделаем мою комнату?

— Конечно, дорогая, — сказала мама. — Ох, девочки, а вы действительно в этом уверены?

Уж конечно мы не были в этом уверены, и все это понимали, — но теперь приходилось быть верными своему слову.

— Будет здорово, — сказала я. — Хотя нужно ли оставлять все это розовое? Розовый — самый плохой цвет из всех цветов радуги.

— А мне нравится розовый. Это всю жизнь мой любимый цвет. Но, может быть, такой нежный, бледно-розовый теперь выглядит немножко младенческим. Наверное, надо сделать розовый более ярким. Как розовая губная помада. Или как неоновый розовый. Марти, тебе нравится неоновый розовый? — спросила Мелисса.

— Да, но я все равно возражаю против розового. Нельзя ли сделать красный, как в моей Берлоге Марти?

— Красный — это безумный цвет для комнаты.

— А мне нравится. Или пурпурный. Можно сделать две стены красные, а две пурпурные — было бы здорово, — сказала я.

— Это просто нелепо, — возразила Мелисса. — Марти, ты безнадежна. У тебя нет ни чувства цвета, ни чувства стиля — да, ни того ни другого. Моя комната останется розовой — верно, мам?

— Да, любимая, я думаю, она останется розовой.

— Это нечестно! Ты всегда становишься на сторону Мелиссы! — завопила я.

— Просто в прошлом году ей купили розовый ковер. А мы не можем позволить себе никаких серьезных изменений. Но, думаю, наверняка можно было бы добавить несколько ярких розовых пятен, чтобы все немножко оживить. — Мама помолчала. — Сделать вашу комнату похожей на комнату подростка.

— Ой, да!

— Ой, нет! Это же будет и моя комната, и потому я буду все выбирать наравне с Мелиссой. Верно, пап?

Папа что-то пробормотал. Он все еще лежал, уткнув голову в подушку, но теперь уже не плакал.

— Возьмем парочку журналов, посмотрим, нет ли у них каких-то картинок с комнатами для девочек, — сказала мама.

— Нам не нужны глупые старые журналы. Смотрите, я все сейчас нарисую, — сказала я.

И стала искать свой альбом для рисования. Я все еще не могла найти свои ручки. Вытряхнула все из школьной сумки, надеясь увидеть, что хоть одна спряталась в какой-нибудь складке. Я забыла об измазанной чернилами форме для физры. (На двух уроках физры я была в школьной блузке и в спортивных шортах.) Чернила высохли, так что блузка и шорты уже не были влажными, но только стали удивительно черными. Я попыталась засунуть их поглубже в сумку, но мама это увидела, хотя все еще лежала рядом с бедняжкой папой.

— Ради бога, Мартина, что такое там на полу? Это же не… неужели это твоя форма для физкультуры?!

— Мам, наверное, ее нужно слегка простирнуть, — сказала я. — Ну просто беда — у меня нет ни одной приличной ручки. Вчера заняла ручку у Джейдин, но не могу ее найти.

— Что с тобой, Мартина? Я только в прошлом месяце купила тебе пять шариковых ручек. И посмотри на свою форму для физкультуры! Как мне теперь ее отстирывать? Она же черная!

— Мам, а что, если в мою комнату добавить чуточку черного? Это выглядело бы смертельно изысканно, — сказала Мелисса. — Скажем, черный ворсистый ковер? А, знаю! Можно было бы и что-нибудь вроде черной люстры — это было бы так круто.

— Что это такое — люстра? — с подозрением спросила я.

— Это такой вид лампы. Слушай, найдешь ручку — я тебе нарисую, — сказала Мелисса.

— Я дам вам обеим по ручке, у меня внизу наверняка есть, — вступил в разговор папа. Пока еще его голос звучал немного странно. Он выбрался из кровати и, наклонив голову, пошлепал вниз. Мы все трое секунду молчали, тревожно переглядываясь.

— Как вы думаете, теперь с ним все в порядке? — прошептала я.

— Бедный папа, — вздохнула Мелисса.

— На самом деле мне очень плохо, — тихо сказала мама. — Я не хотела, чтобы он почувствовал себя несчастным. Просто я так увлечена заказами на все эти платья… Ох, девочки, как славно, что вы согласны жить вместе. Увидите, я добьюсь успеха.

— Да, у нас все будет хорошо, — сказала Мелисса. — В том случае, если Марти не устроит беспорядок во всех моих вещах и не будет доводить меня до безумия.

— Мам, мы справимся, — подтвердила я. — Конечно, если Мелисса не будет командовать мною и все время говорить, что мне надо делать.

Мы ждали папу. Мы слышали, что сначала он пошел в ванную. Когда он наконец вернулся в Берлогу Марти, лицо его было умыто, волосы причесаны, так что вообще нельзя было сказать, что он плакал. Он принес каждой из нас по ручке, оставил одну себе, взобрался наверх и сел между нами.

— Теперь давайте сделаем эскиз этой новой великолепной комнаты, — сказал он. — Я думаю, вам, наверное, будут нужны новые полки и место для хранения ваших вещей.

— Ой, да, пап! — воскликнула Мелисса.

— Ну, вы обе будете дизайнерами, а я посмотрю, что мне удастся сделать, — сказал папа. — Марти, поможешь мне все покрасить, да?

— Еще бы! — кивнула я.

Я пристроилась поближе к папе, и он обнял меня за плечи. Он вел себя так, будто у нас все было совершенно замечательно. Я улыбалась ему, он в ответ улыбался мне, но глаза его все равно были несчастными.

Я тоже чувствовала себя несчастной, потому что мне была ненавистна сама мысль о том, что я потеряю мою любимую, уютную, собственную Берлогу Марти. Но Мелиссу куда-то унесло, она придумывала новую спальню, а мама будто улетела на Луну — она занялась своим шитьем и что-то весело напевала.

Я пыталась принять участие в придумывании этой бледно-розовой, неоново-розовой с черным комнаты, но Мелисса так командовала! На своем эскизе я нарисовала кресло, а она над ним все исчеркала. Может быть, как раз это и есть самое плохое в мой сестре — она такая властная.

— У нас не будет этого ужасного старого кресла, — сказала Мелисса. — У нас будут новые кресла.

— Ну-ну, девочки, я не думаю, что мы сможем позволить себе новую мебель, — сказал папа.

— Ладно, тогда я скорее обойдусь вообще без всего, чем иметь эту ужасную кучу хлама, которая загромоздит всю комнату. Я думаю, мама могла бы купить на рынке какую-нибудь бархатную ткань, и мы сделали бы огромные мягкие подушки, чтобы на них сидеть, — сказала Мелисса.

— Отличная идея! — согласился папа.

Я тоже хотела придумать отличную идею, но я мало что понимала в этих скучных рассуждениях. И тогда я потащила Могучую Марту в ее логово. Она жила на чердаке, и у нее была огромная кровать, и вместе с ней жили все ее собаки и коты. Они тоже обладали суперсилой. Все они умели разговаривать и летать, а все собаки, даже крошечный чихуа-хуа, еще могли бегать быстрее, чем тигры. Могучую Марту не интересовали такие скучные вещи, как гардероб, потому что она все время носила один и тот же голубой плащ, одни и те же красные колготки и оранжевую шапку, и она уж точно не красилась и не занималась своими волосами, так что туалетный столик ей был не нужен.

Я притащила ей трамплин, чтобы заполнить там пустое место, но потом сделала аккуратную дыру в потолке, чтобы Могучая Марта перестала стукаться головой.

— А можно нам поставить в середине комнаты малюсенький-премалюсенький трамплин? — спросила я.

— Ох, Марти, не будь дурочкой! Трамплин! В комнатах не бывает трамплинов, — презрительно сказала Мелисса.

— Не понимаю, почему бы и не поставить. По-моему, это будет суперздорово. Пап, можно нам поставить трамплин?

— Марти, вряд ли полы выдержат это сооружение, — ответил папа. — Мы подумаем о трамплине в саду — когда у нас будет немного больше денег.

Я притащила Могучей Марте еще и трапецию, которую она очень-очень полюбила. Она училась делать самые удивительные трюки, потому что уже умела летать, так что не боялась падать.

— А трапеция может быть в новой комнате? — спросила я.

— Марти, до чего же ты глупая. Я думаю, ты говоришь это нарочно! Трапеция!

— Трапеции бывают внутри дома. И она не займет много места в комнате. Пап, ты ведь мог бы прикрепить ее к потолку, правда? И я могла бы делать на ней всякие трюки, да?

— А помнишь, что случилось, когда ты делала всякие трюки на качелях в парке? — осторожно спросил папа.

Я потрогала шишку на голове, где у меня были швы.

— Это же нечестно: выходит, я не могу иметь в новой комнате ничего, что мне хочется, — сказала я.

— Да, но тебе лезут в голову только всякие глупости, — заявила Мелисса, радостно раскрашивая что-то моим розовым фломастером.

— Ты хочешь меня обидеть? Кстати, это мой розовый фломастер, и я особенно берегу его, потому что Могучая Марта иногда улетает в стратосферу к той жуткой розовой планете, чтобы уладить проблемы всех этих розовых чудаков-инопланетян, — сказала я.

Мелисса вытаращила глаза.

— Ты сама, Марти, полный инопланетный чудак. Серьезно, мне страшно жить с тобой в одной комнате. Наверняка однажды проснусь — и увижу, что ты превратилась во что-то зеленое с маленькой антенной из шариков, растущей у тебя изо лба, — сказала она, продолжая раскрашивать.

Потом она стала рисовать кровать.

— Какого цвета у меня будут одеяла — розового или ярко-розового с черным?

— У меня, конечно, будет Уилма-кит, она пурпурная с бирюзовым, — сказала я.

— Что?! У тебя не будет этой ужасной старой штуки в моей комнате!

— Это наша комната, и не называй Уилму ужасной и старой, ты задеваешь ее чувства, — сказала я, подняла Уилму наверх и завернулась в нее.

— Это моя кровать. И я просто не знаю, что мне делать, потому что не хочу, чтобы и ты валялась на ней вместе со всеми твоими очеловеченными животными. Комната не такая уж большая. У тебя должна быть своя собственная кровать, под пару к моей.

— Дура, у меня уже есть моя двухэтажная кровать, — сказала я.

— В моей комнате у тебя не будет двухэтажной кровати! Это слишком по-детски. Двухэтажные кровати бывают только у малышей. Она испортит своим видом всю комнату.

— Вы, обе, прекратите пререкаться из-за пустяков, — сказал папа, занятый эскизом полок. — Я уже сказал вам, что мы не можем позволить себе новую мебель.

— Пап, а ты не мог бы сделать нам новую кровать? — спросила Мелисса.

— У меня, конечно, много разнообразных талантов, но что касается кровати — думаю, это вряд ли, — сказал папа. — Я намерен сделать из всего материала полки и шкафы на всю стену. У вас обеих будет много места.

Но когда позже утром мы стали делать обмеры, обнаружилось, что для кровати Мелиссы и для моей двухэтажной кровати места не хватает. Ну то есть они как-то могут поместиться, но будут так прижаты друг к другу, что нам пришлось бы пролезать около них непонятно как.

— Я считаю, что не имеет смысла ставить две кровати, одна из которых еще и двухэтажная, — сказала мама. — Ясно, что надо разобрать кровать Мелиссы и спрятать ее куда-нибудь, а в комнате оставить только двухэтажную кровать.

— Урра! — закричала я.

— Нет, это ужасная идея. Я ненавижу двухэтажные кровати. Это разрушит всю концепцию моей комнаты! Я не могу с этим согласиться! — заявила Мелисса, яростно жестикулируя. Может быть, вот это и есть самое плохое в моей сестре — она говорит прямо как королева из пьесы.

— О, мой мир приходит к концу! О, дорогая, я этого не перенесу! — продекламировала я, стараясь ее раздразнить.

— Заткнись, ты! Ой, мам, ну пожалуйста, это самая плохая идея на свете. Так вообще ничего не получится! — запричитала Мелисса.

Она почувствовала, что свободно может позволить себе бушевать, потому что папа уехал за всякими чистящими средствами, чтобы соскоблить краску со стен в Берлоге Марти, перед тем как начать красить.

— Прекращай, — сказала мама. — Девочки, вы вместе приняли решение, так придерживайтесь его. Я не желаю больше слушать ваши бесконечные споры, особенно при папе. Вы видели, как он был расстроен.

— Ну, я не хочу его огорчать, но ведь это глупо, что у него внизу целая комната для агентства путешествий, хотя туда вообще никто не приходит, — сказала Мелисса, выпятив подбородок. — Почему он упрямится и не займется чем-нибудь еще? От него никакого толка.

— Да как ты смеешь! Он устал, а ты противная эгоистка, — возмутилась мама. — Мы не обязаны всегда и все вам рассказывать, но папа в поисках работы обращался в разные магазины и офисы, но там или хотят кого-то помоложе, или выясняется, что у него не та квалификация. Он очень старается. Это не его вина, это спад экономики. От переживаний он плохо себя чувствует. Мелисса, у нас действительно серьезные проблемы с деньгам. Я сейчас получила шанс заработать много денег для семьи, и только тогда мы начнем хоть что-то получать, поэтому сейчас нет смысла требовать то одно, то другое. Мы можем позволить себе лишь пару банок краски, какой-то материал да несколько досок. Вот так. Вам понятно?

Мелисса кивнула, ей было неловко. Раньше обычно мне нравилось, когда она получала нагоняй, но сейчас и я тоже чувствовала себя ужасно. Я переживала, что бедный папа так старался, а ничего не добился. И я возненавидела Мелиссу за то, что она сказала про папу.

— Папа очень даже толковый, — сказала я. — Он вообще лучший папа.

— Я знаю, — кивнула она. — Не говорите ему, что я это сказала, ладно? На самом деле я так не думаю.

— Конечно не думаешь, — сказала мама. — Мы просто были избалованы тем, что жили как нам хочется. Что ж, к сожалению, мы все должны приучиться идти на компромисс.

— Мам, если ты не против, чтобы я тоже кое-что сказала, то мне немножко обидно, что тебе-то не нужно идти на компромисс. Ты хочешь иметь отдельную комнату. Вот ты ее и получила, — сказала я.

— Моя жизнь представляет собой один большой компромисс. Я должна все время готовить, и стирать, и убирать за всех вас. Я должна ходить на работу в школу, где звонят многие родители, которые волнуются из-за пустяков. Когда я наконец могу сесть за шитье, то я уже совершенно измучена и у меня раскалывается голова. И оттого, что меня огорчают две избалованные дочки, становится еще хуже.

Теперь наступила моя очередь почувствовать себя неловко. Я пробормотала, что прошу прощения, — хотя на самом деле считала, что я права. Мама ушла что-то шить. Мелисса отправилась в свою комнату, чтобы начать большую разборку.

А я осталась в моей Берлоге Марти и, сгорбившись, уселась между Уилмой и Попрыгунчиком со своим альбомом для рисования. Я посмотрела на эскиз Мелиссы. Эта новая комната должна была быть для нас обеих, но она совсем не была похожа на мою.

Я перетащила свою двухэтажную кровать с большими крыльями на другую сторону. Нарисовала себя стоящей во весь рост на верхней кровати и стала поднимать нас все выше и выше в небо, а рядом с нами за компанию летела Могучая Марта.

Глава 6

Я огорчалась из-за папы, но теперь, когда ему надо было привести в порядок две комнаты, он просто ожил. Он всегда любил «сделай-это-сам». Я стала старше, и теперь к «сделай-это-сам» прибавилось «с-помощью-Марти», и мне это нравилось.

Я каждый день бегом возвращалась из школы и надевала самые старые джинсы и самую нелюбимую розовую майку со щенком — все древние Мелиссины обноски. Щенок быстро покрылся белой краской, так что видны были только одна розовая лапка и розовое ушко.

Сначала мы энергично взялись за мамину швейную комнату. Ужасно было смотреть, как исчезает моя Берлога Марти. Я немного поплакала, когда кресло и туалетный столик погрузили в багажник машины, и ужасно жалко было снимать все мои постеры с Могучей Мартой и скручивать их в рулоны. Но зато красить было очень весело. Папа делал потолок и малодоступные места, а мне разрешил покрасить валиком большую часть стен.

Сначала я собиралась порисовать на стенах. Мне очень хотелось сделать громадный портрет Могучей Марты, чтобы она навсегда осталась под краской, но папа не разрешил. Он сказал, что на стенах вообще никогда нельзя рисовать. И Могучая Марта стала бы проявляться сквозь белую краску. А я хотела, чтобы ее было видно — еле-еле, будто это привидение. В конце концов, именно здесь она родилась. Но я не стала поднимать шум из-за пустяков, чтобы снова не огорчать папу.

Когда краска высохла, папа закрепил вдоль четырех стен планки, так что мама уже могла вешать готовые костюмы. На новый ковер денег не было, и она решила почистить мой старый. Маме пришлось чистить его несколько раз, и даже после этого еще остались пятна, но на самое плохое пятно она поставила столик со швейной машинкой. Большое зеркало из спальни мама поставила в один угол, а Безголового Малыша — в другой. Безголовый Малыш — это ее старинный портновский манекен. Когда я была маленькой, я дала ему имя и даже играла с ним. Но трудно что-то придумать про существо, у которого нет головы.

Мамина швейная комната была готова за три дня. Мы устроили небольшую церемонию ее открытия, с бутылкой шампанского из магазина Сейнсбьюри. Мне позволили сделать один глоток, Мелиссе — два. Мне понравились пузырьки, а вкус не очень.

Потом мы начали делать комнату Мелиссы. Я уже говорила, что, когда разбирали Берлогу Марти и выбрасывали мою замечательную мебель, я плакала совсем немного. Так вот, моя сестра Мелисса старше меня на два с половиной года, но она наплакала целое ведро, когда папа разбирал на части ее старую дурацкую кровать, которую даже нельзя было просто выставить, а можно было только засунуть в глубину гаража. Извините — больше, чем ведро. Мелисса лила, и лила, и лила галлоны слез. Она могла бы наполнить своими слезами целый бассейн. И все плакала и плакала.

— Ох, моя бедная кроватка!.. Я знаю, теперь мне уже никогда не выспаться!.. Ну зачем я позволила жуткой двухэтажной кровати Марти взгромоздиться в моей комнате?

Может быть, самое плохое в моей сестре — это то, что она ужасная плакса.

И совсем нечестно было маме и папе усаживать ее, и обнимать, и говорить ей, что она очень храбрая!

— Я просто не понимаю! Почему это Мелисса храбрая? Если вы забыли, то я лишилась целой комнаты, а не просто дурацкой кровати! — сказала я возмущенно.

— Марти, я это знаю, но Мелисса ужасно щепетильно относится к внешнему виду вещей. Она так старалась, чтобы эта комната выглядела красиво, — вздохнула мама. — Я могу ее понять.

— Ну а я не могу. Пап, как ты считаешь, правда же Мелисса устраивает шум из-за пустяков? Я же не плачу. Ну, вообще, если только чуть-чуть, — сказала я.

— Я знаю, Кудряшкин, ты тоже очень храбрая — но тебя не очень-то заботит внешний вид вещей.

— Да заботит! И даже очень сильно!

— Но ты была совершенно счастлива, когда жила в симпатичной куче хлама, с мебелью, которая разваливалась на части, и в окружении стен непонятного цвета, — улыбнулась мама.

— Но мне просто хотелось так жить! Это была моя Берлога Марти — и мне так ее не хватает, — сказала я.

Неожиданно я поняла, до чего же мне не хватает моей прекрасной, уютной, удобной берлоги, где я могла усесться со всеми своими любимыми зверюшками и мирно рисовать Могучую Марту. И я заплакала. Я ничего не могла с собой поделать. Я была переполнена горем, честно, а они мне не верили.

— Прекрати, Мартина. Ты делаешь это только для того, чтобы привлечь к себе внимание, потому что мы суетимся вокруг Мелиссы, — сказала мама.

— Ну же, малыш Кудряшкин, закрывай свой водопроводный кран, — подхватил папа.

Я хотела удрать и спрятаться под свою двухэтажную кровать, но не могла, потому что кровать теперь была в комнате Мелиссы, и в моей любимой темной норке лежал ужасный пушистый розовый ковер, и повсюду стоял жуткий тошнотворный запах роз.

— У меня больше нет дома, — причитала я. — И у Уилмы нет дома, и у Попрыгунчика, и у Бэйзила, и у Полли, и у Заплатки, и у Галопника, и… и у Сладкоежки, и у Веселых Ножек, и у Колокольчика, и у Звездного Света, и у Перси…

— Мартина, перестань изображать младенца. Ты уже слишком большая для этих глупых игрушек, — недовольно сказала мама.

— А кто такой Перси? — спросил папа.

— Мой дикобраз, — всхлипывала я. — И он умирает от голода, потому что в этой комнате нет муравьев. А что же творится с Могучей Мартой!

— Она в безопасности — в твоей голове, дурочка, — улыбнулся папа. — И почему бы тебе не взять альбом для рисования, чтобы порисовать ее и немного успокоиться?

— Да это совсем другое дело. А куда я дену постеры с Могучей Мартой? — Я стала дико озираться вокруг.

— Ты не посмеешь прилепить эти глупые каракули на мои розовые обои! — закричала Мелисса.

— А вот и посмею!

— Нет, Мартина. Ты все свои стены испортила скотчем и клеем. Я не намерена терпеть беспорядок и в этой комнате тоже, — сказала мама.

— Это нечестно! Ты всегда принимаешь сторону Мелиссы! Я не понимаю, зачем вам была нужна вторая дочь. Вы любите Мелиссу в два раза больше, чем меня.

— Эй-эй, Марти, успокойся! Это глупый разговор. Ты знаешь, что мы любим вас одинаково. Слушай, я знаю, ты расстроена из-за своих зверей и постеров — и я тебе с этим помогу, обещаю. Сегодня начал делать полки, собираю их в гараже. Сделаю много полок и специальные шкафы для вас обеих — и по концам всего сооружения у каждой будут свои пробковые доски, так что вы обе сможете прикреплять на них постеры, фотографии — что захотите.

— Для всех моих постеров с Могучей Мартой там не хватит места, — пробормотала я. — И мои звери не хотят жить в шкафу. Это жестоко — сажать их в клетку. Они хотят находиться на свободе.

Но и я не чувствовала себя свободной в комнате Мелиссы. Мне казалось, будто меня что-то душит. Я жила как на необитаемом острове, сидя на своей двухэтажной кровати вместе со всеми животными и с рисовальными принадлежностями, а в это время Мелисса и мама продолжали портить комнату все больше и больше.

Мама делала покрывала и подушки для моей драгоценной двухэтажной кровати из какого-то шелкового черного материала с узором из ярко-розовых пионов. Мне не особо нравились мои прежние, в красно-белую клетку, но они, по крайней мере, были нормальными на ощупь. А новые были скользкие и увертливые, у меня от них бежали мурашки по коже.

Еще мама накупила всяких новых вещей для Мелиссы, несмотря на то что мы теперь считались бедными. Она купила пушистый черный коврик и ярко-розовую табуретку к туалетному столику Мелиссы. Она даже купила ей черную люстру! Люстра была совсем маленькая, с несколькими качающимися сверкающими кусочками стекла, но могу поспорить — стоила она дорого.

— Ой, мам, это чудо! — сказала Мелисса.

Я уставилась на черную люстру и пожелала, чтобы на самом деле случилось чудо. Может, люстра должна была завертеться и привести все в порядок? Я оказалась бы снова в моей Берлоге Марти. Мелисса — в своей ужасной розовой комнате. Папа неожиданно получил бы новую замечательную работу, так что мама могла бы шить внизу. Все мои звери стали бы навсегда настоящими. И я превратилась бы в Могучую Марту, и шагнула бы к школе, и послала бы заряд в Кэйти и в Игрид, чтобы они превратились в безобразных маленьких бородавчатых лягушек — и если бы они не следили за мной, то я бы на них наступила.

От Кэйти и Ингрид только и жди беды. Теперь они придумали мне новое прозвище — Синюха. Это из-за того синего платья, в котором я была на вечеринке у Элайши. Они старались называть меня так при каждом удобном случае.

Это было нисколечко и не смешно, и не остроумно, и не оригинально, но они всегда покатывались со смеху, когда произносили это слово. Я делала вид, что мне безразлично, хотя на самом деле это было не так. Ужасно. А потом и противная Элайша тоже начала меня звать Синюхой, потому что она всегда подлизывалась к Кэйти и Ингрид. В том, что она это сделает, я была почти уверена, но то, что половина класса подхватила это прозвище и тоже стала называть меня Синюхой, застало меня врасплох. Большинство из них даже не знали, что это означает, потому что их не было на той жуткой вечеринке Элайши.

— Не обращай внимания, Марти, — сказала Джейдин, положив руку мне на плечо. — Просто пытайся игнорировать их.

Теперь Джейдин стала навсегда моей лучшей, верной подругой, но она не могла защитить меня от Кэйти и Ингрид. Джейдин была очень высокой и очень крупной, и можно было подумать, что она должна быть очень сильной и драчливой — но она была вовсе не такой. Она принималась плакать, если на нее всего лишь повышали голос. И вообще было много всего самого разного, чего Джейдин боялась. Она боялась червяков, боялась наступать на трещины на асфальте, боялась собак, которые лают, боялась лифтов, пауков, боялась плавать, боялась свою строгую тетю, боялась уроков математики, боялась крапивы… Я могла бы исписать целую страницу. Но больше всего она боялась Кэйти и Ингрид.

Я решила ступить на тропу войны. Ингрид меня не слишком волновала. Когда Кэйти заболела ветрянкой и не ходила в школу, Ингрид стала почти хорошей. Она никого не задевала, никого не называла обидными прозвищами или, сделав вид, что принюхивается, не говорила, что тут отвратительно пахнет. Во время ланча она играла в английскую лапту со всей нашей толпой на игровой площадке, и когда я выиграла, она похлопала меня по плечу и сказала, что я была великолепна. Но как только Кэйти вернулась в школу, Ингрид снова стала подлой. Даже еще подлее. Когда мы в следующий раз играли вместе в лапту и я пробегала мимо Ингрид, она сильно меня толкнула, и я упала. Все это видели, но никто не посмел ничего сказать.

Кэйти вообще никого не толкала, но почему-то ее все боялись. Хотя на вид она совсем не страшная. Маленькая, с приятным лицом и длинными блестящими волосами — но во рту, похожем на бутон розы, у нее был острый, как стальной нож, язык.

Я решила, что мне тоже надо наточить свой язык, и стала размышлять над словом «Синюха». Я понятия не имела, что это такое — Синюха, и потому во время ланча пошла в библиотеку — хорошо, что было куда пойти. Не слоняться же с Джейдин, которая не оставалась на школьные обеды. Счастливая, она ходила на ланч домой. Играть в лапту или в футбол с людьми, которые называют меня ужасным словом на С., мне тоже не хотелось.

В библиотеке работала миссис Гринстид, большая, мягкая улыбающаяся леди с очень голубыми глазами за стеклами очков. Она не была классной учительницей, а присматривала за детьми в особых случаях. Я всегда думала, как хорошо было бы уютно сесть рядом с миссис Гринстид и вместе рассматривать книги и что-то рисовать восковыми карандашами, вместо того чтобы, выпрямившись, сидеть в классе, решать трудные задачки и получать пинок в спину от Кэйти и Ингрид.

— Здравствуй, Марти, — сказала с улыбкой миссис Гринстид.

Это было еще одно ее волшебное качество. Она знала все наши имена, хотя даже и не была нашей учительницей.

— Что тебе сегодня дать? Я видела замечательную новую книгу о белых медведях и пингвинах, и есть еще одна славная книжка-комикс, вон на той полке.

Миссис Гринстид безошибочно указывает на такие книги, которые мне нравятся.

— Я думаю, что хочу обе, миссис Гринстид, — а на самом деле я здесь для того, чтобы посмотреть кое-что в словаре, — сказала я.

— Правда, Марти? Это великолепно! Ну, у нас здесь большой выбор словарей, хотя они могут быть немножко пыльными. Теперь почти никто не смотрит словари. Вот сюда, дорогая.

Она усадила меня за маленький стол и дала самый большой словарь — такой большой, что я с трудом могла его поднять. Я стала листать страницы на букву С. И нашла там всякие неожиданные слова — даже грубые. Но потом обнаружила «синюху» и объяснение: другое название мясной мухи. Я перелистала страницы и просмотрела все, что было о мясной мухе: разные виды двукрылых мух рода аллифора имеют общее в том, что откладывают яйца в гниющее мясо, навоз, падаль и в открытые раны.

Вот что я узнала. Я понятия не имела о том, что значат, по крайней мере, пять из этих слов, но мне не хотелось провести все время ланча, листая словарь. Я попросила у миссис Гринстид на минутку ручку и очень аккуратно, не слишком сильно нажимая, переписала и вернула ручку. Потом я попросила миссис Гринстид показать мне книги, о которых она говорила. Это было то, что нужно, и она позволила мне взять обе книжки.

Я притаилась в углу коридора — не хотелось сразу же натолкнуться на Кэйти и Ингрид. Мне нужно было подготовиться. Я почитала о белых медведях и пингвинах, потом посмотрела замечательный комикс о мальчике по имени Маленький Немо. И стала придумывать новые приключения Могучей Марты на морозном полюсе. Она могла бы быть королевой целого племени белых медведей, могла бы собрать комическую бригаду пингвинов как особых плавающих домашних животных. Обычно я делала приключения Могучей Марты в маленьких квадратных рамочках, но комикс «Маленький Немо» показал мне другой способ.

Я собиралась прокрасться в класс и стащить лист бумаги и чью-нибудь ручку, чтобы порисовать, но тут в коридоре показалась мама — как будто больше некому было появиться! — она тащила какого-то малыша из младших классов, которого стошнило на ребят. Маме это явно не доставляло никакого удовольствия, а еще меньше ей хотелось общаться со мной.

— Право, Мартина, что ты тут делаешь? Ты прекрасно знаешь, что во время ланча в класс заходить нельзя, — нахмурилась она.

— Извини, мама, — я тут была в библиотеке и…

— «Извините, миссис Майклс», — сказала мама. Она придерживалась этого глупого правила, по которому мы должны были так официально называть ее в школе. — А теперь сразу же уходишь.

— Наверное, у тебя, мам… ой, у вас, миссис Майклс, нет с собой лишней ручки? — спросила я.

— Миссис, пожалуйста, меня сейчас снова вырвет! — заныл малыш.

— О господи! Быстро иди в туалет! Мартина, отправляйся на улицу, — сказала мама.

Пришлось ждать, когда я окажусь дома, чтобы нарисовать новое удивительное приключение Могучей Марты. Джейдин одолжила мне одну из ручек, так что я, придя из школы, сразу смогла начать рисовать. Я делала все картины разными по размеру, мои персонажи иногда высовывали руку, или ногу, или лапу, или клюв из главной рамы. Огромного королевского белого медведя я нарисовала во всю высоту страницы, а потом сделала горизонтальную картину с множеством маленьких пингвинов, которые топали по снегу, а на следующей странице изобразила Могучую Марту, съезжающую вниз по громадной ледяной горе с верхнего левого угла в нижний правый.

Я побежала в гараж показать картины папе. Он был занят — собирал детали наших новых полок и шкафа.

— Эй, Марти, — сказал он, но даже не поднял на меня глаз.

— Эй, пап, глянь-ка на мое новое приключение Могучей Марты.

— Кудряшкин, я очень хочу это посмотреть, но только не сейчас. Видишь, я занят.

— Ой, пап, ну можно я тебе покажу? Смотри, как я хорошо рисую белых медведей и симпатичных маленьких пингвинов — только посмотри!

— Да-да, я хочу посмотреть, но дело в том, что я пытаюсь собрать ваши полки, а это как громадная картинка-пазл, и в данный момент я слегка застрял.

— Пап, не волнуйся, я тебе помогу. — Я наклонилась и подняла несколько деревянных планок.

— Ой, нет, не трогай! Я как раз только начал соображать что к чему!

— Извини!

— Марти, пожалуйста, удались, — сказал папа.

И я ушла искать маму, но она была в своей новой, с иголочки, швейной комнате с Мелиссой. Мама прострачивала на швейной машинке платье-мак — юбка в виде множества красных лепестков и черный бархатный лиф. Мелисса сидела на полу скрестив ноги и шила что-то черное. Большое и круглое по форме.

— Мелисса, что это?

— Это мягкая подушка для нашей комнаты, — гордо сказала она.

— А-а, — сказала я, немедленно потеряв интерес. — Посмотри мои новые приключения Могучей Марты.

— Нет, спасибо, — сказала Мелисса. — Опять ты со своим глупым комиксом про Могучую Марту. У тебя все комиксы одинаковые. Она просто большая ты, которая носится туда-сюда и делает свои зэп-зэп-зэп.

— А вот и не одинаковые. Например, мое новое приключение. Там Могучая Марта на Северном полюсе, и там есть белые медведи и пингвины.

— Возможно, — сказала Мелисса, продолжая шить.

— Мам, ну а ты посмотришь? — сказала я.

— Минутку, дорогая. Я как раз соединяю лиф с юбкой, и это очень мудреное дело.

Я тяжело вздохнула и потопала в свою комнату. Только это была совсем не моя комната — это была розовая комната Мелиссы с моей двухэтажной кроватью, затиснутой в угол, и со всеми моими вещами в картонных коробках, ожидающими, когда будут готовы полки. Я настояла на том, чтобы сложить всех моих домашних животных головой наружу, чтобы они хотя бы могли нормально дышать.

— Смотрите, ребята, — сказала я, садясь на корточки около самой большой коробки. — Хотите увидеть мой новый комикс, игру с Могучей Мартой?

Они не могли нормально это рассмотреть, сидя будто в клетке. Уилма-кит не могла даже украдкой бросить взгляд, потому что, скрученная в рулон, она лежала на самом дне коробки. Я слышала, как она печально звала меня, издавая тихие щелчки и мычание.

— Уилма, пришло время выйти на поверхность, — сказала я, хотя и обещала держать все свои игрушки плотно упакованными, пока папа не закончит делать полки. Но он, казалось, будет делать их вечно, а мои бедные создания определенно требовали выпустить их наружу. Я быстро опрокинула коробку, и они стали весело выбегать на пол.

Я позволила им немного покувыркаться, чтобы размять ноги и избавиться от судорог. Мои лошади помчались по розовой прерии, Попрыгунчик укатился в темный угол, Уилма выпрыгнула прямо в широко разлившийся океан, Бэйзил заскользил в черных джунглях, Перси стал искать муравьев под туалетным столиком, Полли расправила крылья и взлетела на блестящую черную планету в вышине. Она слегка стукнулась, но, надеюсь, не нанесла планете никаких серьезных повреждений.

— Ну вот, все, наконец свобода, — сказала я. — О’кей, я покажу вам мое последнее приключение Могучей Марты. Вам точно это понравится. Оно переполнено животными — удивительными свирепыми белыми медведями и смешными маленькими пингвинами, — и Могучая Марта спасает положение, как всегда.

Я встала посреди комнаты на колени и стала рассказывать им историю, показывая каждую картинку, причем говорила я разными голосами, рычала, и крякала, и трещала. Я была так поглощена этим занятием, что не услышала, как Мелисса потопала в туалет. Но она меня услышала.

— Ты орешь как настоящий псих, — сказала она, всовывая голову в дверь. И тут же завопила: — Ты что делаешь?! Разбросала свои отвратительные старые игрушки по всей моей комнате!

— Теперь это и моя комната. Я просто рассказывала им сказку. Им было скучно сидеть в коробке.

— Ты сама тупое чудовище! Положи их назад! — потребовала Мелисса, собирая все игрушки подряд и запихивая их в коробку вверх ногами.

— Прекрати! Ты делаешь им больно!

— Не дури. Как им может быть больно? Это же только старые тряпки и пластик. И скажи на милость, это что такое? — Мелисса схватила бедняжку Перси и уставилась на него. — А я-то не могла понять, куда это пропала щетка для волос — повсюду ее искала. И вот она. Смотри, что ты с ней сделала — она же совершенно грязная!

— Теперь это мой дикобраз.

— Нет, это моя щетка для волос. — И Мелисса схватила Перси и стала отрывать маленькое мягкое тельце от его иголочек.

— Перестань, ты делаешь ему ужасно больно! — закричала я и попыталась остановить ее.

— Не смей ко мне прикасаться! Нам запрещено драться, и тебе это известно, — сказала Мелисса.

— Известно, но мне все равно, — и я толкнула ее.

Это был всего лишь легонький толчок, но Мелисса согнулась и, потеряв равновесие, упала на попу. При этом она задрала голову — и увидела Полли, которая пыталась усесться на покосившейся люстре.

— Ой, нет! Ты сломала мою люстру! Ты ненавистная свинья! — завыла Мелисса. — Мам! Мам, смотри — видишь, что наделала Марти!

— Ты подлая сплетница, — сказала я.

Я надеялась, что мама слишком занята, чтобы прийти и заниматься расследованием. Напрасно надеялась.

— Девочки, что там у вас? — сердито крикнула мама и вошла в нашу комнату. — Снова воюете? — спросила она. — Марти, скажи на милость, во что ты играешь? Я же просила, чтобы ты держала все свои старые игрушки в этих коробках, пока папа не повесит полки.

— Что ж, я теперь даже и поиграть не могу?

— Конечно можешь — но играй с каждым зверем по отдельности.

— Мам, смотри! — Мелисса со значением показала наверх.

Мама посмотрела.

— Ох, Марти, у меня от тебя начинает кружиться голова, — вздохнула она.

— Она сломала люстру! — захныкала Мелисса. — Она сделала это нарочно.

— Нет, не нарочно! Просто Полли хотела куда-то присесть, — объяснила я.

— Перестаньте кричать, — сказала Мама. — Обе сидите здесь, пока я не принесу кухонную стремянку.

— Ты уже разрушила мою комнату, — шипела Мелисса.

— А ты разрушила всю мою жизнь, — ответила я.

— Ты портишь все на свете, — сказала Мелисса, выпихивая ногой бедного Бэйзила с черного ворсистого ковра.

— Не смей его бить! Ты делаешь ему больно!

— Он не живой, это чучело, сделанное из старых колготок, и выглядит оно ужасно.

— А он думает, что это ты выглядишь ужасно, и он презирает тебя. Ты уж следи, чтобы он не выполз среди ночи, и не обвился вокруг твоей шеи, и не задушил тебя до смерти! — Я решила ее напугать.

— Ага, и ему лучше бы последить, чтобы я не взяла экстраострую бритву и не отрезала его глупую голову, — сказала Мелисса.

Мама, запыхавшись, притащила кухонную стремянку, взобралась по ней, отцепила Полли и поправила люстру.

— Ну вот! — сказала она. — Мелисса, все в порядке. Люстра цела, ее просто нужно было выпрямить.

— Видишь! — сказала я.

— Но ты никогда не должна класть своего попугая на лампу, — сказала мама, спускаясь со стремянки.

— А я никуда ее и не клала, она сама взлетела, — ответила я, протягивая руку за Полли. Но мама мне ее не отдала.

— Перестань наконец выдумывать. Ты уже слишком большая для всех этих глупых игр. И запомни: класть какую бы то ни было игрушку около лампочки опасно. Лампы очень сильно нагреваются. Твоя несчастная попугаиха могла получить ожог. И даже мог бы начаться пожар, — сказал мама.

— Ой, нет! Я ей больше не позволю приближаться к лампе. — Я забрала у мамы Полли и стала укачивать ее на руках.

— А пока положи всех зверей обратно в коробки и помоги нам с Мелиссой шить ваши подушки, — попросила мама.

Я не хотела шить эти дурацкие подушки, но мама настояла. Она дала мне большой кусок черного бархата и показала, как сшивать бока.

— Это очень просто, — сказала мама. — Посмотри, как аккуратно делает Мелисса.

Наклоняясь, чтобы рассмотреть костюм мака, я показала Мелиссе язык. А потом стала шить. Это было ужасно скучно — но до тех пор, пока черный бархат не зашевелился и я не догадалась, что он превращается в огромного круглого черного медведя. Я не могла сделать ему нормальные руки, ноги и голову, но из кусочка красного ситца пришила медведю малюсенькие глазки, нос и рот, так что у него, по крайней мере, появилось лицо.

Глава 7

Конечно, я заняла верхнюю кровать. Я поселила там Уилму-кита, Бэйзила и половину Перси. Я хотела поселить там всех, но Попрыгунчик занимал чересчур много места, лошади были слишком жесткими, а Полли меня клевала.

Мелисса со своей Бэйбой заняла нижнюю кровать. Она делала вид, что уже такая взрослая и утонченная, и насмехалась над моими животными, но сама каждую ночь укладывала к себе в кровать детскую тряпичную куклу. Кукла теперь на самом деле была как тряпка, ее когда-то розовое лицо из полотенца пожелтело от возраста. Весь день Мелисса прятала Бэйбу под подушкой и вынимала ее только к ночи, потому что кукла нужна была ей для того, чтобы заснуть. Мелисса не очень-то хотела оставаться ночевать у подруг, потому что не могла взять с собой Бэйбу — над ней стали бы смеяться.

Мама пыталась заставить Мелиссу выбросить Бэйбу. И однажды Мелисса даже сделала это — то есть просто положила куклу в мусорный бак, — но в середине ночи она стала плакать, и папе пришлось выйти на улицу в халате и в тапочках и спасти Бэйбу до того, как приедет мусоровоз.

Мама и папа пришли в нашу комнату поцеловать нас на ночь. Папа поцеловал и Уилму, и Бэйзила, и половину Перси. Он поцеловал бы и Бэйбу, но Мелисса прятала ее под одеялом. Никто не знал, что Бэйба там. Кроме меня.

— Спокойной ночи, девочки. Хороших снов, — сказала мама.

— Спите, детки, крепко, клопов я запер в клетку! — сказал папа. У нас не было клопов. Он просто валял дурака. Они погасили свет и вышли, как будто мы малыши и сейчас же заснем. Но мы с Мелиссой и не думали засыпать.

— Ненавижу эту двухэтажную кровать! В ней так тесно, — прошипела Мелисса, ворочаясь в постели.

— Здесь полно места, — сказала я, помолчав. — Только для худых.

— Ты хочешь сказать, что я толстая? — в ужасе воскликнула Мелисса.

Я ухмыльнулась. Мелисса нисколечко не толстая, но боится, что может такой стать. Она часто с тревогой рассматривает себя в зеркале, втягивая живот и корча дурацкие рожи, чтобы щеки казались впалыми.

— Я ни капельки не толстая. Мама сказала, что ты не должна называть меня толстой. У меня из-за тебя расстроится желудок. Я ей все скажу, если ты не прекратишь, — сказала Мелисса.

— Знаешь, есть один тип людей, которых я ненавижу и презираю больше всех, — это ябеды, — сказала я. — У ябеды у синицы язычок загорится, собачонки ее облают, а потом искусают.

— Жалкий глупый стишок. Ты прям как младенец, — фыркнула Мелисса.

— Но я не прячу под одеялом свою куколку, — не осталась в долгу я.

— А я и не прячу, я просто никак не могу правильно уложить одеяло на этой дурацкой кровати, — сказала Мелисса, поворачиваясь.

— Лежи спокойно, ты меня трясешь. Еще перевернешь, если будешь так крутиться, — предупредила я.

Мелисса тут же замерла.

— А кровать не может опрокинуться по-настоящему? — спросила она.

— Может. Один раз, когда я пыталась попрыгать на верхней кровати, она вся очень опасно наклонилась.

— Вот удивила так удивила! Конечно, в таком случае кровать должна опрокинуться. Чего же в этом неожиданного — она такая неустойчивая, да еще если и прыгать как обезьяна.

— Хотела бы я иметь обезьяну. Э-э-эх, Могучая Марта могла бы в джунглях превратиться в Могучую Обезьяну, отрастить прекрасный длинный хвост и качаться с ветки на ветку.

— Да, и еще вы с ней могли бы отрастить себе эти неприличные красные попки, — не удержалась Мелисса.

— Замолкни. Да, Могучая Марта в самой глубине джунглей прокладывает себе путь через заросли. Там обжигающая жара, ее жалят москиты, но она даже не вздрагивает. Она шагает вперед в своих конверсах, но тут вдруг она что-то слышит.

— Что?

— Шшшш, она прислушивается! Она слышит какое-то шур-шур-шур. Что-то придвигается к ней, ближе, ближе. Птицы перестали чирикать, все звери спрятались, потому что идет что-то.

— Что?

— Большой боа констриктор — злобное существо, которое может убить, стоит ему только обхватить тебя. Даже Могучая Марта бессильна против него.

Пока я это говорила, я раскрутила кольца Бэйзила и стала медленно свешивать его вниз с моей кровати.

— Да, боа констриктор вселяет ужас во все сердца. Смотри — вот он идет, вот он!

Я свесилась вниз и стала покачивать Бэйзила, пока он не прикоснулся к лицу Мелиссы. Она взвизгнула и вылетела из кровати, трясясь, размахивая руками и отбрыкиваясь ногами.

— Следи за ним, теперь он собирается заполучить малышку Бэйбу, — прошипела я, задыхаясь от смеха.

— Нет, не получит! — завопила Мелисса, сжимая свою потрепанную куколку.

— Мелисса! — В нашу комнату влетела мама. — Что случилось? Почему ты не в кровати?

— Мам, у нее все в порядке. Мы просто играли, — сказала я, затягивая Бэйзила к себе в кровать.

— Значит, не надо играть, когда пора спать. И нечего так визжать. Мы подумали, что ты чего-то испугалась, — покачала головой мама.

— Мелисса и вправду испугалась, — сказала я, торжествуя, когда мама уже ушла обратно к своему шитью.

— А вот и не испугалась, — мрачно буркнула Мелисса, забираясь в кровать с Бэйбой в руках.

— Да, испугалась! Сильно испугалась Бэйзила, хотя ты и говорила, что он просто чучело из старых колготок. Ох, ты почти схватил ее, правда же, Бэйзил, мальчик мой? Берегись, Мелисса. Он будет ждать, когда ты заснешь, и потом снова соскользнет вниз.

— И я разорву его на кусочки — предупреждаю тебя, — пробурчала Мелисса. — А теперь заткнись, Марти. Давай спать.

— Но мне нисколечко не хочется спать. Так противно находиться в этой комнате. В ней воняет.

— Нет, не воняет!

— Да, воняет — воняет твоим ужасным кремом для рук.

— Это приятый запах.

— Это настоящая вонь. У меня даже начался кашель — послушай! — И я громко закашляла. И сделала так, что Уилма, Бэйзил, Попрыгунчик, Полли, Половина-Перси и все шесть лошадей тоже закашляли.

— Это сумасшедший дом, — сказала Мелисса, зарываясь в одеяло.

— Нет, это джунгли, и все звери заболели и кашляют от смертельно опасной розовой заразы. Все сваливаются с ног и умирают — слушай. — И я продемонстрировала, как каждое создание, задыхаясь, плюхается на спину.

— А я не слышу, — сказала Мелисса из-под одеяла.

Я придумала великолепное приключение Могучей Марты, шагающей в джунглях с большой маской на лице. Она распыляла розовую заразу до тех пор, пока та не превратилась в розовые облака и не улетела прочь. Но Мелисса, ясное дело, не могла ничего слышать, потому что она начала храпеть.

Сначала, услышав, как моя жеманная, капризная сестра издает такие дурацкие хрюкающие звуки, я от удивления просто выпучила глаза, но немного погодя это стало меня раздражать. Я хотела заснуть — но как это сделать, когда там внизу такой поросенок?

— Мелисса! — Я свесилась с кровати и ткнула сестру. — Мелисса, проснись!

— Что? — промычала Мелисса.

— Ты храпишь!

— Нет, не храплю!

— В данную секунду не храпишь, потому что я только что тебя разбудила.

— Тогда заткнись. Так или иначе, я не храплю, — сказала Мелисса.

И она запряталась в норку в своей кровати. И меньше чем через минуту она снова захрапела, в этот раз даже еще громче.

Я натянула одеяло на голову, свернулась калачиком со своими зверями и стала нашептывать им истории про Могучую Марту. Я не могла уснуть целых сто лет, но зато придумала коварный план, как отомстить Кэйти и Ингрид за их гадости.

На следующее утро я встала рано — как только услышала, что мама пошла в ванную. Я пронеслась вниз по лестнице на кухню. Открыла холодильник, и меня тут же отвлекли остатки торта на нижней полке. Мой палец сам собой потянулся и начал собирать крем, вишни и дольки персика, но я быстро одумалась, отставила бисквит и взяла коробочку с яйцами. Я осторожно потрясла ее, чтобы убедиться, что она полная. Взяв коробку, я понесла ее наверх, спрятав под пижамой, на случай если наткнусь на маму или папу.

Мелисса все еще спала, так что я аккуратно завернула коробку с яйцами в две старые майки и положила ее в мою школьную сумку. Все! Задание выполнено!

За завтраком я немножко нервничала, а мама была на редкость заботлива.

— Девочки, ну и как вам живется вместе? — спросила она, обняв нас обеих. — Вы быстро заснули после всех этих писков и визгов?

— Одна из нас заснула, — сказала я, запихивая в рот хлопья. — Одна из нас, которая храпит как свинья.

— Я не храплю! — возмущенно сказала Мелисса.

— Конечно не храпишь, — сказал папа. — В нашей семье никто не храпит. Мы просто, знаете ли, глубоко дышим, да?

При этих словах я захихикала и поперхнулась хлопьями, потому что папа храпит ужасно. Он храпит не как поросенок — он храпит скорее как громадный храпун-бородавочник.

— Мартина, поосторожней с этими хлопьями, — сказала мама. — А я прошлым вечером сшила последнюю подушку и закончила костюм мака. И одна из мам пятого класса прислала мне имэйл. Ее старшая дочь выходит замуж, и они хотят, чтобы я немедленно взялась за свадебное платье, а также за три платья для подружек невесты.

— Но ты уже сделала много платьев для подружек невесты, верно? Ты не должна брать слишком много работы, любовь моя. Пожалей свои руки, — сказал папа.

— Не волнуйся, у меня все в порядке. Эти платья будут им нужны только через несколько месяцев. И знаете — одна мама из школы танцев хочет для своей дочери синее платье — такое же, как было у Мартины, — она потрепала меня по моим кудряшкам. — Моя дорогая, ты была моей изумительной маленькой моделью.

— Голубая рапсодия, — сказал папа.

— Скорее Синюха, — сказала Мелисса.

Я почувствовала, что краснею. Что, и весь шестой класс тоже называет меня Синюхой? Они ведь даже не знакомы со мной.

— Откуда ты знаешь? — прошипела я.

— Я слышала, как тебя называли Кэйти и Ингрид, — прошептала Мелисса. Она помолчала. — Хочешь, мы с моими друзьями с ними разберемся?

— Нет, спасибо. Я сама, не беспокойся, — сказала я.

— О чем это вы шепчетесь? — спросила мама.

— Просто… секреты, — сказала я.

— Ну, я вижу, общая комната поможет вам сблизиться, — обрадовалась мама. Она посмотрела на часы. — Мартина, очень хорошо, что ты встала сама и тебя не надо было будить. Как раз есть время приготовить вам нормальный завтрак, если хотите. Как насчет бекона и яиц?

Яйца!

— Нет, спасибо, — быстро сказала я. — Я наелась хлопьями.

— Спасибо, мама, — помотала головой Мелисса. — От жареного о-о-очень толстеют.

— Спасибо, Джен, но я собираюсь выйти на час-другой, чтобы расклеить листовки в округе.

Папа напечатал на компьютере небольшое объявление о своем агентстве путешествий, и ему не терпелось расклеить его. А я хотела как можно скорее употребить яйца по назначению. Все первые уроки я нащупывала коробку в школьной сумке. Я ждала времени ланча, когда можно было исполнить задуманное. И наконец пошла на игровую площадку, где все девочки начинали новую игру в лапту. Кэйти объявила себя капитаном. Ингрид, Элайша и все другие захотели быть в ее команде.

— Я буду капитаном другой команды, — сказала я.

— Нет, не будешь. Ты даже не умеешь играть, — сказала Кэйти. — Никто не хочет играть с тобой, Синюха.

— Эй, Синюха, убирайся, — сказала Ингрид.

— Ты мусор, Синюха, — сказала Элайша.

Несколько других девочек начали что-то петь про Синюху. Несколько мальчиков даже отвлеклись от своей игры и стали на нас смотреть. А мне было все равно, пусть бы хоть вся игровая площадка следила за нами. Я улыбалась и нарочно размахивала своей школьной сумкой.

— Что это ты ухмыляешься, Синюха? — насторожилась Кэйти.

— А ты знаешь, что такое Синюха? — спросила я.

— Конечно знаю, — ответила Кэйти. — Это ты!

— Ведь на самом деле тебе неизвестно, что собой представляет настоящая синюха, а?

— Это насекомое, — сказала Ингрид. — Ужасное ползуче-летучее насекомое.

— Ага, это ты, — сказала Элайша.

— Я не ползуче-летучее, не хватающее и не пресмыкающееся перед Кэйти. Это вы обе такие. Если я синюха, то, значит, я — мясная муха.

— Да? Мясные мухи ужасны, — сказала Ингрид.

— И вовсе не ужасны, это просто маленькие насекомые, но ужасно то, на что они откладывают яйца — это всегда гниющее мясо, навоз, падаль и раны. Вот это как раз и есть вы — гниющая, воняющая падаль и гной. Так что я собираюсь отложить яйца на вас. — Я сунула руку в свою школьную сумку, вытащила коробку, в один миг открыла ее и стала бросать яйца.

Намерения мои были ужасны. Я попала Кэйти прямо в голову, и яйцо полилось по ее длинным волосам. Я попала Ингрид в нос, залив ей яйцом все лицо. А Элайше яйцо попало прямо в центр ее толстого живота, так что оно потекло на юбку и закапало по ногам. У меня еще оставалось три яйца, но Кэйти, воя, как маленький ребенок, помчалась в туалет. Ингрид бежала за ней, бормоча:

— Мы расскажем! Тебе попадет!

И Элайша тоже бежала, подпрыгивая, потому что у нее промокла юбка.

Все вокруг застыли и стояли как столбы, уставившись на меня и разинув рты.

— Еще кто-нибудь хочет назвать меня Синюхой? — спросила я.

Не нашлось ни одного желающего. Мальчики и девочки просто таращились на меня в благоговейном ужасе, будто я превратилась в Могучую Марту.

— Уау! — воскликнул Микки Уэст, который подошел вместе со всей бандой мальчиков. — Ну ты им и показала!

— Ты неплохо кидаешь, Марти! — похвалил Саймон Мэйсон.

— А вы видели их лица! — хихикнул Джереми Уаймарк.

Они начали смеяться, и большинство мальчиков присоединились к ним. Девочки все еще выглядели немного ошеломленными.

— Марти, ну теперь тебе и попадет, — взволнованно сказала Мэнди Харт.

— Слушай, они сказали мистеру Хаббарду! — предупредила Джули Браун.

Я посмотрела, куда она показывает. Да, там появился сам мистер Хаббард, наш директор, у него было красное лицо, и он направлялся явно ко мне. И не один. Рядом с ним шла наш школьный секретарь. Миссис Майклс. Моя мама.

Если бы я действительно была Могучей Мартой, то в этот момент я весело помахала бы всем, подпрыгнула в воздух и взлетела бы вверх в небо, что можно было бы назвать хулиганством. Но я не была Могучей Мартой — я стояла не двигаясь, будто приросла к этому месту.

Глава 8

Круто. Я попала в беду. Меня потащили в школу и в комнате мистера Хаббарда прочли суровую нотацию, а мама в это время отмывала плачущих Кэйти, Ингрид и Элайшу.

— Мартина, невозможно поверить, что ты могла так плохо себя вести, — сказал мистер Хаббард. — Кидаться яйцами не только отвратительно и глупо, но это также и опасно. Ты могла действительно поранить Кэйти, Ингрид и Элайшу.

А я и хотела их поранить, но у меня хватило ума не сказать этого вслух.

— И для этого не было абсолютно никаких причин, — продолжал мистер Хаббард. — Что заставило тебя совершить подобный поступок? И зачем ты принесла в школьной сумке сырые яйца?

Я подумала было рассказать ему историю с Синюхой, но поняла, что он ничего не поймет. Поэтому я так и стояла, уставившись на доску и переминаясь с ноги на ногу, пока он бубнил и бубнил. На самом деле это вовсе не было страшно — просто скучно. Но я понимала, что это временное затишье перед бурей. Бурей была мама.

Когда прозвенел звонок на урок, мистер Хаббард махнул рукой, чтобы я ушла. Я быстро помчалась по коридору, но мама выскочила из своего кабинета и успела схватить меня за плечо, прежде чем мне удалось убежать.

Она слегка встряхнула меня.

— Ну подожди, уж дома-то я до тебя доберусь! — прошипела она.

Сидеть на уроках в этот день было очень странно. Я с трудом решала задачки, с трудом писала тест. Обычно ни то ни другое удовольствия мне не доставляло, но сегодня я хотела, чтобы каждый урок тянулся вечно. Нашей учительнице, миссис Мэдли, рассказали об инциденте с яйцами, и она сочла необходимым прочитать еще одну небольшую нотацию перед всем классом — хотя ее губы все время подрагивали, будто она вот-вот могла прыснуть со смеху. Возможно, дело было во внешнем виде Кэйти, Ингрид и Элайши. Мама, конечно, постаралась, но они все равно выглядели сильно пострадавшими от яиц, особенно Кэйти. Казалось, будто она не мыла волосы несколько недель. Все трое, естественно, свирепо смотрели на меня, но напасть не пытались и, хотя все время перешептывались, ни разу не произнесли противного слова «синюха».

Все другие дети поглядывали на меня с осторожностью, словно стараясь догадаться, что еще я собираюсь отмочить. Микки Уэст послал мне записку:

«Дорогая Марти!

Ты лучшая в кидании яиц!!! И в лапту ты тоже хорошо играешь.

Можешь быть завтра в моей команде, если хочешь.

Микки».

У меня забилось сердце. Мальчики вообще никогда не позволяют девочкам играть в их командах. Но Микки пригласил меня с ними играть!

И я написала ответ:

«Дорогой Микки!

Это будет здорово.

Марти».

И добавила смайлик.

Я не была уверена, что завтра буду в состоянии играть в лапту. Но я была уверена, что мама собирается меня побить.

И вот оно — самое плохое. Всю дорогу домой мама хранила зловещее молчание и заговорила, только когда мы закрыли за собой двери дома.

— Мне за всю мою жизнь не было так стыдно, — сказала она. — Немедленно отправляйся в свою комнату, Мартина. Даже смотреть на тебя не могу.

Но у меня больше не было своей комнаты. Я мучилась в этом розовом ужасе и высадилась на необитаемом острове, на верхней кровати. Завернулась в Уилму-кита и стала посасывать большой палец. До смерти хотелось есть. Обычно, когда мы приходим из школы домой, мы всегда пьем фруктовый сок с печеньем. Ясно было, что меня оставят без этого угощения. Я обследовала свою школьную сумку — вдруг там завалялось печенье или ириски, но не нашла ничего, кроме крошек и пустой обертки.

— Ну и пожалуйста, — заявила я с вызовом. — Могучая Марта иногда не ест по нескольку дней. На самом деле, когда она с особой миссией летит спасать планету, она так занята, что у нее совсем не бывает времени поесть. Она просто худеет и становится все тоньше, и тоньше, и тоньше, пока не станет тонкой, как стрела, но это все к лучшему, потому что тогда она выстреливает себя в стратосферу. Если кто-то из ее хитрых врагов тогда оказывается рядом с ней, то они не могут поймать ее в прицел и совсем теряют из виду.

Я нарисовала Могучую Марту во всю страницу в виде длинной линии, пририсовав с одной стороны крошечную головку, а с другой — конверсы. Рядом с ней нарисовала много летающих вокруг нее пуль и бомб — только все они получились похожими на яйца. Потом добавила маленьких людей-палочек — Кэйти, Ингрид и Элайшу — и снова забросала их яйцами. Для этого я взяла желтый фломастер и нарисовала им желтые капли. Я стала смеяться и никак не могла остановиться — но это не был смех гиены, и ничего хорошего в нем не было.

— Над чем это ты смеешься? — спросил папа, входя в комнату.

— Ой, пап! — Я спрыгнула с кровати и подбежала к нему.

Но все было как-то неправильно. Он меня не обнял, не стал кружить. Он просто стоял. Я посмотрела на него снизу вверх:

— Пап?

Я прижалась щекой к его животу. Папа молчал.

— Кудряшкин? — Я потянула его за руку, чтобы он потрепал меня по волосам.

Но папа оттолкнул меня — тихонько, но твердо:

— В чем дело, Мартина?

— Марти!

— Это ведь была не просто одна из твоих обычных выходок. У тебя серьезные неприятности. И смеяться над этим не стоит, — сказал папа.

— Я не смеялась. То есть смеялась, но не по-настоящему, — сказала я.

— Я же только что слышал. А это что такое? — Он взял мой альбом и увидел ярко-желтые кляксы и каракули по всей странице. — Приди в себя! Ты же упиваешься этим. Мама внизу заливается слезами — так она расстроена. Как ты вообще могла такое сотворить с этими бедными девочками?

— Пап, они не бедные девочки. На самом деле они плохо поступали с Марти, они называли ее этим глупым прозвищем, — сказала Мелисса, заглядывая из-за двери.

Я с удивлением уставилась на сестру.

— Хватит, Мелисса. Возвращайся вниз, — сказал папа.

— Но пап, это правда. Марти не виновата. Они все настроены против нее. Я предложила ей помочь, но она не захотела, — сказала Мелисса. Она правда казалась расстроенной, будто вот-вот собиралась заплакать. Как и я.

— Мелисса. Пожалуйста. Иди вниз, — сказал папа.

Мелисса повиновалась.

— Пап, ты правда-правда сердишься на меня? — прошептала я.

— Да, сержусь, — ответил папа.

Я попыталась натянуть на голову Уилму, но он стащил ее с меня.

— Так вот, прекрати свои детские штучки — я знаю, ты просто пытаешься меня умаслить, — сказал он. — Пора тебе немного повзрослеть. Хорошо. Я прекрасно понимаю твои чувства, когда ты решила, что должна дать отпор этим девочкам. Это те самые Кэйти и Ингрид?

— Да. И Элайша.

— А, это та толстая девочка, которой мама сшила платье? Честно говоря, мне не кажется, что эта бедная малютка могла бы выступить хоть против кого-нибудь. Так, Мелисса говорит, что эти девочки дразнили тебя… И как же они тебя называли?

Я помотала головой.

— Давай-давай, скажи. Я должен знать, — папа помолчал. — Это было грубое слово? Тогда скажи по буквам.

— С-И-Н-Ю-Х-А.

Папа даже сморщился.

— Синюха? — повторил он недоверчиво. — О господи! Ушам не верю! Это даже не грубое слово!

— Зато они всегда грубы со мной, — сказала я. — Ладно, так было раньше. Но теперь уже больше не будут.

— Но мне все равно, как они тебя называли — синюхой, осой, шмелем, — папа фыркнул, будто возвращался обратно в моего папу и вот-вот мог бы рассмеяться.

Я улыбнулась ему с надеждой, но он в ответ нахмурился:

— Я сказал, что в этом нет ничего смешного. Ты могла серьезно поранить этих девочек.

— Пап, это были всего лишь яйца.

— Яйца могли попасть им в глаза, или кусочек скорлупы мог их порезать. Неизвестно, какое ранение ты могла нанести. Это ужасно, отвратительно. Мама говорит, что эти девочки были страшно расстроены. Бог знает, что скажут их родители. Ты что, не понимашь, в какое затруднительное положение поставила свою маму — ведь она школьный секретарь! И мама Элайши как раз заказала новое платье. — Папа помолчал. — Ты не собираешься извиниться?

— Извини, я сожалею, — промямлила я, потому что очень-очень-очень сожалела, что папа так рассердился.

— Так-то лучше, — сказал он.

— А теперь можно мне спуститься вниз?

— Нет, пока нельзя. Тебе нужно спокойно все обдумать и собраться с мыслями, чтобы никогда больше не делать таких глупостей.

И я обдумывала все до тех пор, пока ужасно не заурчал мой живот и до меня не стали доноситься замечательные запахи ужина. Я почти не сомневалась, что это были макароны с сыром, одно из моих самых любимых блюд. Мама и папа должны позвать меня вниз, когда накроют на стол. Я слышала все, что мама делала на кухне. До меня доносилось хлопанье дверцы духовки, звон посуды, шипение воды из крана, когда она наполняла стаканы.

— Ой, да! — бормотала я, потирая живот.

— Ой, нет! — завыла я, когда поняла, что все трое внизу сели есть макароны. Без меня!

Мама и папа оставили меня наверху голодать. Я уткнулась лицом в подушку и начала горько рыдать — так сильно, что даже не услышала, как вошла мама… с подносом, на котором был мой ужин!

— Похоже, ты начинаешь понимать, какой ты была гадкой, — сказала мама. — Мартина, сядь ровно. О, дорогая, у тебя есть носовой платок? Давай высморкаемся. Ладно, успокойся и поужинай.

Наконец-то я получила свою тарелку макарон с сыром. К сожалению, пока я ела, мама стояла и читала мне нотации, не давая в полной мере насладиться драгоценной едой.

— Когда закончишь, молодая леди, напишешь три письма. Одно Кэйти, одно Ингрид и одно Элайше. Ты должна извиниться перед каждой девочкой.

— Ой, мам! Спорю, они не извинятся за то, что дразнили меня.

— Это не важно, — сказала мама. — И, в любом случае, не похоже, чтобы у них был злой умысел против тебя. Они называли тебя Синюхой, так? Ну, это довольно глупое прозвище, но оно, в сущности, совсем не противное, верно? И почему Синюха? Потому что ты жужжишь?

— Нет! Это потому, что я надела то синее платье на вечеринку Элайши, — сказала я жалобно.

— Ох! Что ж, это глупо, ведь ты выглядела в этом синем платье восхитительно — это все говорили. А они придумали прозвище Элайше из-за ее платья?

— Нет, потому что она к ним подлизывается. Я им не нравлюсь. Они говорят, что я странная.

Я вполне утешилась, потому что макароны были экстрапрекрасные, с приличными кусочками сыра, — но неожиданно у мамы стал такой вид, будто она снова собирается расплакаться.

— Они действительно говорили, что ты странная? — спросила она.

— Ну да. Но мне все равно, — я пожала плечами.

— А мне не все равно, — сказала мама. — Ох, Мартина, почему ты не постараешься как-то приспособиться ко всем остальным? Ты смышленая девочка. Если бы ты играла наравне с другими ребятами и прекратила свои глупые выдуманные игры, то тебе стало бы легче и у тебя появились бы друзья.

— У меня есть друзья, — сказала я. — Джейдин моя лучшая подруга.

— Да, она кажется очень славной девочкой, но больше никаких друзей у тебя нет, ведь так?

— А вот и есть. У меня появился новый друг, который хочет играть со мной завтра во время ланча.

— Правда? — удивилась мама. — Кто это?

— Микки Уэст.

— Но это же мальчик, — мама сказала это так, как будто мальчики не считаются.

— Я нравлюсь многим мальчикам, — кивнула я.

— Что ж, Мартина, это хорошо, но ты девочка. И лучше, чтобы ты не была таким ужасным сорванцом. Слушай, ты действительно хочешь пойти в класс танцев мисс Сьюзанн? Может, там у тебя появятся какие-то новые друзья.

— Я передумала, мам. У меня все прекрасно. Я не хочу дружить с такими девочками, как Кэйти, Ингрид и Элайша. Мне нравится быть странной.

— Ох, Мартина, — тяжело вздохнула мама. — Ну почему ты такая упрямая?

— Ты хочешь, чтобы я была больше похожа на Мелиссу, ведь так? — спросила я.

— Не-е-ет, не совсем так, — сказала мама не очень уверенно. — Ты — это ты: славная, разносторонняя девочка. По-моему, замечательно, что у тебя такое хорошее воображение и ты так артистична, но я хочу, чтобы ты использовала свой дар более плодотворно. Ты должна делать какие-то действительно красивые картины и рисунки, но ты тратишь свое время на эти глупые комиксы.

— Могучая Марта — это не глупо!

Мама взяла мой альбом и нахмурилась, увидев тонкую-как-булавка Могучую Марту, бросающую яйца.

— Эти каракули — просто трата карандашей и бумаги, — сказала она. — Ты даже не рисуешь ее правильно. И что, ты полагаешь, она делает?

Я предусмотрительно хранила молчание.

— Она же не… кидает яйца, а? — с надеждой спросила мама. У нее снова порозовело лицо.

— Нет-нет, она… она в Солнечной Стране, и это все маленькие солнечные лучи, — ответила я.

Мама вытаращила глаза — и я не могу сказать, что осуждаю ее.

Она принесла блокнот и конверты и потом стояла надо мной, пока я писала письма с извинениями.

— Можно, по крайней мере, использовать компьютер и распечатать письмо три раза? — спросила я.

— Нет, ты должна сделать это вежливо, по-старомодному. Я хочу, чтобы родители этих девочек увидели, что ты искренне извиняешься, хотя и совершила такой ужасный поступок, — сказала мама.

Так что я должна была писать три ужасных письма — прямо на моем подносе с ужином. Даже четыре, потому что маме не понравилось мое первое письмо от руки.

— «Дорогая Кэйти, извини. Преданная тебе…» — прочла она с отвращением и разорвала письмо пополам.

— Пиши снова, но правильно!

— Но я же написала «извини».

— Это вовсе не выглядит извинением. Давай я продиктую. Начинай снова и в верхнем правом углу напиши свой адрес.

— Как скучно, — заныла я.

«Дорогая Кэйти!

Я очень сожалею, что бросила в тебя яйцо на игровой площадке.

Это было очень глупо.

Мои родители очень рассердились на меня.

Я надеюсь, что тебе было не очень больно и это не сильно испортило твою одежду.

Я обещаю, что никогда больше не совершу такой глупости.

Искренне твоя Мартина Майклс».

Потом я написала то же самое Ингрид и Элайше. Извини, извини, унижаюсь, унижаюсь. Впервые мне было вообще безразлично, что я подписалась «Мартина». Было бы очень стыдно подписывать письма «Марти».

Когда мама наконец ушла, я взяла невидимый карандаш и написала поверх каждого письма:

«Нет, я нисколечко не извиняюсь, ты подлая, ненавистная свинья».

Конечно, эти слова нельзя было увидеть, но я стала чувствовать себя значительно лучше, зная, что они там есть.

Мне не разрешали спускаться вниз до самой ночи. Этот вечер, наверное, был самым длинным в моей жизни. Я рисовала Могучую Марту, играла со своими зверями, но было очень странно сидеть как пришитая наверху, когда было слышно, что внизу работает телевизор и разговаривают мои родственники.

В конце концов, когда Мелисса пришла спать, мама и папа поднялись наверх. Я притворилась, что уже сплю, — завернулась с головой в Уилму и с трудом дышала из-под нее. Мама и папа пытались со мной поговорить, но я сделала вид, что их не слышу. Они поцеловали меня на ночь, хотя это был только один поцелуй, и папа не сказал мне «Спите, детки, крепко, клопов я запер в клетку».

Я сопела в Уилму.

— Ты ведь не спишь, а, Марти? — прошептала Мелисса. Кровать заскрипела — это она стала взбираться по приставной лестнице ко мне наверх.

— Эй! Я думаю, они сердятся на тебя. Ты в самом деле должна писать письма с извинениями? — спросила она.

— Да! И мама собирается завтра утром идти вместе со мной, чтобы быть уверенной, что я вручу эти письма, и это будет мегаунизительно, — сказала я мрачно.

— Ой, бедняжка, — посочувствовала Мелисса.

Она взобралась ко мне на кровать. Обычно я ей этого не позволяла. Верхняя кровать — это моя территория. Но в ту ночь было очень уютно прижаться к Мелиссе: казалось, она была единственным членом семьи, который меня любит.

Глава 9

Когда мы проснулись, мы все еще лежали обнявшись, и это действительно было очень странное ощущение. Потом Мелисса скинула Уилму-кита с кровати, заявив, что она ее душит, а я случайно-нарочно ткнула Мелиссу в ребра — и вот уже мы снова вернулись в нормальное состояние ссоры.

Это было ужасное утро, потому что я должна была отдать извинительные письма Кэйти, Ингрид и Элайше. А еще мама строго потребовала, чтобы я каждой из них сказала «Извини». Потом Джейдин увидела, как я вручаю эти письма, и совсем неправильно это поняла. Она подумала, что это были приглашения на вечеринку, и ужасно расстроилась, решив, что я приглашаю всех своих злейших врагов, но не приглашаю ее, мою лучшую подругу навсегда.

— Не сходи с ума, Джейдин. Еще чего! Я никогда в жизни не приглашу на вечеринку Кэйти, Ингрид и Элайшу. Только если бы это была вечеринка с пытками и мы по-настоящему играли бы в «Убийство в темноте».

— Так что же, Марти, значит, я иду на твою вечеринку? — спросила Джейдин с сияющими глазами.

— Но у меня не намечается никакой вечеринки. Мой день рождения будет еще через тыщу лет, — сказала я. — И мама говорит, что в любом случае наш дом слишком мал для настоящих вечеринок. Нам разрешается пригласить только нескольких друзей, и все.

— Значит, я могу прийти, раз я твоя ЛПН? — спросила Джейдин.

— Но я не… — и тут я сдалась. — О’кей, я спрошу маму, — сказала я, хотя не очень-то надеялась, что мама позволит, если учесть, что она думает, будто я самая плохая дочь на свете.

Джейдин крепко-крепко обняла меня, и мне это понравилось. После этого день стал понемногу улучшаться — а перемена во время ланча вообще была волшебной. Я пошла играть в английскую лапту с мальчиками![4] Мы даже не называли это лаптой — это был американский бейсбол, что звучало гораздо круче. Мы все должны были называть друг друга безумными именами, как настоящие американские игроки в бейсбол.

— Я Микки Хитрики, — сказал Микки Уэст.

— Я Саймон Пирогаймон, — сказал Саймон Мэйсон.

— Я Клоун Джереми Браун, — сказал Джереми Браун.

— О’кей, я Пук-арти Марти, — сказала я, и все просто покатились от хохота.

Мы играли в эту первоклассную игру, и все громкими криками поддержали меня, когда я сделала свой первый хоум-ран[5] — пробежку через базы в дом. Мама, выйдя из школы, не уходила с игровой площадки и взволнованно следила за мной. Она пришла в ужас, услышав, как Микки и вся банда называли меня замечательным новым прозвищем. Когда прозвенел звонок на урок, мама задержала меня:

— Мартина, как они тебя называют?

— Пук-арти Марти, — гордо сказала я.

Мама прямо задохнулась:

— Но это намного хуже, чем Синюха!

— Вовсе нет. И это я сама так себя назвала, так что это очень круто. Мам, я нравлюсь мальчикам, — сказала я, пытаясь ее успокоить.

— Ну а девочкам? — спросила мама.

— Ну… я нравлюсь Джейдин, — ответила я. — Мам, можно Джейдин придет к нам на чай? Веселый чай, как маленькая вечеринка?

— Ох, Мартина. Как раз сейчас я так занята. У меня нет времени, чтобы устраивать какие-то развлечения.

— Я сама все сделаю.

— Это если бы я дала тебе волю на кухне!

— Мам, пожалуйста, позволь мне позвать Джейдин. — И тут меня осенило… — Я хочу показать ей нашу новую красивую комнату.

Удалось! Мне разрешили пригласить Джейдин в пятницу на вечеринку с чаем — восхищаться моей новой комнатой.

— Но Марти, я помню, ты говорила, что ненавидишь эту комнату, — сказала Джейдин.

— Да, ненавижу. Я просто схитрила, — улыбнулась я.

По виду Джейдин нельзя было сказать, что она меня поняла.

— Так твоя комната ужасная или прекрасная? — переспросила она.

— Страшная. Отвратительная. Внушающая ужас.

Особенно комната не нравилась мне сейчас, когда папа закончил делать полки. Они хорошо смотрелись, и для того, чтобы они лучше выглядели, папа покрасил полки и шкаф блестящей белой краской. Но к этим полкам добавились ужасные новые правила: я должна держать все свои вещи аккуратно сложенными и только в моей маленькой секции. Если я их разбросаю, чтобы срочно найти что-то жизненно необходимое, я должна положить все обратно в правильное место — не то Мелисса пожалуется на меня маме.

Полки оказались просто проклятием. Считалось, что на них нужно поставить наши любимые вещи. Мелисса провела целый вечер, устраивая свою выставку: разложила книги в алфавитном порядке, ровненько поставила свою коробку с ювелирными украшениями, расставила маленькую стайку фигурок ангелов, душистые свечи в маленьких стаканчиках и рамку с фотографией Джастина Бибера с надписью «Мелиссе, со всей моей любовью, Джастин». Но он этого не писал. Это написала сама Мелисса.

Я тоже положила свои любимые вещи на свою полку: альбом, карандаши, фломастеры и моих животных — Уилму (аккуратно свернутую), собаку Попрыгунчика, Бэйзила, попугаиху Полли, Половину-Перси и всех лошадей с их конюшней в коробке из-под туфель. Они плескались, и прыгали, и скользили, и махали лапами, и зарывались, и носились галопом, и были очень счастливы в своем новом доме, и я тоже радовалась — а Мелисса начала визжать.

— Мам! Мам! Марти разбросала всех своих оборванных зверей по всей своей полке, и они выглядят отвратительно! Они портят всю красоту. Марти все губит!

Мама приняла сторону Мелиссы. Тоже мне, удивила!

— Слушай, Мартина! Папа так старался сделать красивые полки, а ты все испортила. Это же полка для особых вещей.

— А мои звери как раз и есть особые!

— Мусор! Они именно мусор. Я не разрешаю все это выставлять напоказ. Люди подумают, что мы никогда не покупали тебе нормальных мягких игрушек, — сказала мама. — Если ты не хочешь расставаться с этой пестрой командой, то они должны быть спрятаны в твоем отсеке шкафа! — И она смела всех с полки одним взмахом руки.

— Думаю, ты бы и меня с удовольствием упрятала в шкаф! — Я кинулась утешать моих бедных детишек.

— Да! Уж пожалуйста! — крикнула Мелисса, и по маме было видно, что она тоже хотела бы это сказать.

— Ну-ну, не нападайте все на малышку Марти, — сказал папа. Он снова стал моим любимым, веселым, добрым папой. Слава богу. — Не понимаю, почему бы ей не положить своих зверей на полку, если ей так хочется.

— Уау! — торжествуя, завопила я и собрала своих зверей. — Папа делал эти полки, так что он имеет право сказать, что нам на них класть!

— Но ведь тогда мы все должны ими любоваться, а они просто нелепы, — сказала Мелисса, чуть не плача.

И вот это и есть самое плохое в моей сестре. Она на два с половиной года старше меня, но когда что-то не по ней, она начинает реветь как маленький ребенок, и мама с папой ей уступают.

— Марти, а давай пойдем на компромисс? — предложил папа. — Уилме нравится спать на твоей кровати — так засунь ее туда. Наверняка Попрыгунчик должен полюбить новую конуру… Смотри, он сам запрыгнул в шкаф. Бэйзилу должно нравиться лежать под двухэтажной кроватью в темноте и в засаде. Похоже, что Полли и этот бедняга дикобраз Перси тоже готовы прилечь. Вот! Теперь ты можешь правильно расставить всех своих лошадей на своей полке. Ну как? Хорошо они там выглядят?

Я прекрасно понимала, что меня надули. Я все равно хотела видеть всех своих зверей на полке, но я позволила папе уговорить меня пойти на компромисс. Казалось бы, Мелисса должна была быть благодарна, но она все равно ныла. Когда я решила дать Заплатке, Галопчику, Сладкоежке, Веселым Ножкам, Колокольчику и Звездному Свету немножко потренироваться и построила небольшой забор из своих книг и карандашей, она сказала, что я сознательно делаю беспорядок на своей полке.

Меня поразила реакция Джейдин на нашу комнату, когда она в пятницу зашла после школы. Она стояла в дверях и хлопала в ладоши!

— Это прекрасно! — сказала она. — Ох, Марти, ты такая счастливая!

Джейдин на цыпочках ходила по комнате, разглядывая все полки, одеяла и подушки. Она тихонько вскрикнула от восторга, когда посмотрела наверх и увидела черную люстру.

— Это просто замечательно, — сказала она. — О, я все на свете отдала бы, чтобы иметь такую комнату, как эта. Он такая симпатичная и ни капельки не детская. Похожа на комнату взрослой леди.

— Ну, возможно, но мои вещи размещаются тут с трудом. Эта комната так отличается от моей Берлоги Марти! У меня было замечательное большое старое кресло, и на нем можно было играть в прыжки. Было так весело, — сказала я.

— А тебя за это не ругали? Моя мама с ума сходит, если я прыгаю на мебели, — сказала Джейдин.

— Ну, кресло уже разломали, так что теперь это не имеет значения. У меня еще был старый туалетный столик, и один из его ящичков я использовала как санки.

Джейдин сморщила нос:

— Марти, что с тобой? Здесь все прекрасно. У тебя есть такие великолепные вещи. Мне нравятся твои ангелы и твои свечки.

— Они не мои. Они Мелиссины, — угрюмо сказала я.

— Ой, смотри! У нее есть подписанная фотография Джастина Бибера! Там сказано: «Со всей моей любовью». Просто не верится!

— Дурочка, Мелисса вырезала ее из журнала и сама подписала.

— И все равно это прекрасная фотография, — сказала Джейдин.

Она села за туалетный столик Мелиссы и стала притрагиваться кончиками пальцев ко всей ее ужасной косметике и к крему для рук.

— А это тоже все Мелиссино? — спросила она. — Ей что, разрешают краситься? А она дает что-нибудь тебе, Марти?

— Я не хочу краситься! Это глупо — и оно воняет, — поморщилась я.

— Нет, оно приятно пахнет, — восторженно сказала Джейдин, потянув носом воздух.

— Это ужасный Мелиссин розовый крем для рук. У тебя не щекочет от него в носу?

— Нет, по-моему, все очень мило, — ответила Джейдин. Она чуть прикоснулась к крему. — Как думаешь, Мелисса даст мне чуточку попробовать?

— Да вперед, можешь помазаться, — ответила я.

— Ох, лучше я сначала ее спрошу, — сказала Джейдин. И пошла в швейную комнату, где Мелисса помогала маме с костюмами: я решительно настояла, чтобы Мелисса нам не мешала. Но теперь Джейдин все испортила, потому что Мелисса явилась в нашу комнату и стала показывать Джейдин, как наносить этот противный крем на руки. Честно, уж это точно не наука о ракетах — подумаешь: крем, руки, потереть!

— А можно и мне немножко взять? — спросила я Мелиссу.

Она удивилась, но сказала «да».

Я взяла порядочную порцию крема и стала мазать им Заплатку, Галопчика, Сладкоежку, Веселые Ножки, Колокольчика и Звездный Свет, чтобы посмотреть, станут ли блестеть их спинки.

— Марти! — возмутилась Мелисса. — Не трать мой крем на своих дурацких лошадей!

— Ой, Марти, ты такая смешная! — захихикала Джейдин, растирая пахнущие розой руки. — М-м-м, райский запах! Я чувствую, как становлюсь взрослой. — Она рассмотрела всю Мелиссину косметику. — Конечно, я почувствовала бы себя еще более взрослой, если бы могла накраситься, — сказала она с надеждой.

Мелисса улыбнулась.

— Джейдин, а хочешь, я тебя накрашу? — спросила она таким сладеньким, дурацким девчачьим голоском, как у Доброй Ведьмы Глинды в «Волшебнике Изумрудного города».

— Ой, Мелисса, да! — Джейдин захлопала в ладоши.

На это ушло тыщу лет. Джейдин даже перестала разговаривать со мной, пока Мелисса накладывала всю эту косметику, эту ерунду, на ее лицо. Джейдин слышала только Мелиссу — Королеву Красоты. А Мелисса рассказывала про всякую чепуху — о тенях для глаз, которые отражают цвет ваших глаз, о том, как надо поцеловать бумажную салфетку, когда вы накладываете первый слой губной помады. Мелисса продолжала красить и говорить, а Джейдин упивалась этим рассказом. Я ничем не могла ее отвлечь. Когда мама крикнула, что время ужина давным-давно прошло, Джейдин заволновалась:

— Ой, а когда я буду есть, вся моя губная помада сотрется?

И тут я подумала — раз она такая идиотка, то после всего этого я совершенно не хочу с ней дружить. Она вела себя вовсе не как моя подруга.

На ужин были спагетти болоньезе. Я пыталась научить Джейдин играть в мою игру «слурп-слурп-слурп» — когда втягиваешь каждую спагеттину в рот, не откусывая ее. Мама всегда просила этого не делать, но я знала, что на Джейдин она ворчать не будет, поскольку та наш гость. Но Джейдин захихикала и сказала, что мои губы тоже будто намазаны губной помадой — у меня вокруг всего рта был оранжевый соус. Джейдин старалась есть спагетти подражая Мелиссе, то есть накручивать их на вилку.

Мама и папа болтали с Джейдин, пока я втягивала и слурпила. Мне хотелось, чтобы Джейдин им понравилась, но это было неправильно, потому что они, торжествуя, стали мне кивать, когда она сказала, что я счастливая, потому что у меня такая красивая комната, и еще более счастливая потому, что у меня такая сестра, как Мелисса.

После ужина у нас еще оставалось полчаса поиграть. Я собиралась показать Джейдин все мои комиксы с Могучей Мартой и, может, даже предложить сделать один комикс вместе. Я даже хотела создать совершенно новый образ с суперсилой — Гигантскую Джей, у которой будут свои собственные приключения. Но Джейдин спросила, придет ли с нами играть Мелисса.

— Нет, мы ее не хотим, — быстро сказала я.

— Нет, хотим, — возразила Джейдин.

Мелисса не должна была к нам приходить. Но, похоже, она была намерена украсть у меня мою лучшую подругу.

— Конечно я приду, — сказала она. — Давайте поднимемся в мою комнату.

— Это и моя комната тоже, — сказала я, но они будто даже не услышали меня.

Они начали играть в новую, невероятно скучную игру — в парикмахеров!

Мелисса завистливо крутила смешные маленькие косички Джейдин:

— Джейдин, как это ты заплела волосы в такие маленькие косички на всей голове? Они такие аккуратные.

— Косички мне заплетает мама, а иногда бабушка. Это занимает уйму времени, но пока они это делают, я смотрю телевизор. Мелисса, хочешь, я сделаю то же самое с твоими волосами?

— Ой, да, пожалуйста!

Я застонала — просто не могла в это поверить.

Джейдин, разволновавшись, посмотрела на меня.

— Марти, я и тебе заплету, — ласково сказала она.

— Нет уж, спасибо. Не могу представить себе ничего более скучного, — грубо отказалась я. — Джейдин, не надо играть в парикмахера. Лучше поиграй со мной в нормальную игру!

В школе я почти всегда могу сделать так, чтобы Джейдин делала то, что я хочу, — но здесь, дома, Мелисса ее будто заколдовала.

— Марти, еще минутку. Я только покажу Мелиссе, как заплетать такие косички. Это будет по-честному, ведь она же меня накрасила, — сказала Джейдин.

Минутку! Джейдин провела почти целый час, причесывая ужасные Мелиссины волосы. Пока она разделяла, и собирала, и скручивала, и укладывала эти косички, она снова и снова задавала Мелиссе вопросы. Ей хотелось узнать всякие глупости — о косметике, о нарядах, о поп-звездах. Я так сильно зевала, что чуть не вывихнула челюсть.

Ну, а потом Джейдин перевела разговор на школьные дела:

— Мелисса, а у тебя в классе есть такие злые девочки, как Кэйти, Ингрид и Элайша?

— Да, есть. Шантелл и Лора. Они еще хуже.

— И как же ты поступаешь, если они говорят тебе что-нибудь обидное? — взволнованно спросила Джейдин. — Марти такая храбрая. Она просто говорит в ответ что-то такое же, а я даже и подумать не могла бы так себя вести. Или она дерется с ними, а я не гожусь для драки. Если кто-нибудь меня ударит, то я просто заплачу. Или Марти бросает яйца — только представь!

При этих словах я воспрянула духом. И вспомнила, что Джейдин действительно была очень хорошим другом.

— Кидаться яйцами — не самый разумный способ постоять за себя, — сказала Мелисса. — У Марти теперь серьезные неприятности. Так что, Джейдин, ты уж никогда не кидайся яйцами.

— Ой, не буду, не беспокойся. Я не посмею, — сказала она и вытаращила глаза.

А я почувствовала себя так, будто я почти Могучая Марта. Я — посмела.

— И я не думаю, Джейдин, что ты должна в ответ драться, — сказала Мелисса. — Если бы я была тобой, то я бы просто смеялась, если Кэйти и Ингрид говорили бы что-нибудь неприятное. Веди себя так, будто тебе все равно. Я или смеюсь в лицо Шантелл и Лоре, или так это нежно говорю: «У вас проблема?», и это их ужасно злит.

— Правда? — удивилась Джейдин.

— До следующего раза, — сказала я.

Тут раздался стук в дверь. Это была мама Джейдин, которая пришла, чтобы отвести ее домой. Визит Джейдин подошел к концу.

Ну, почти. Мама предложила маме Джейдин чашку чая и потом повела ее наверх посмотреть новую швейную комнату и новую спальню. Маме Джейдин понравились платья, болтающиеся на вешалках по всей комнате.

— Вы такая умница, миссис Майклс, — сказала она. — Это совершенно чудесные платья.

Я, подняв брови, глянула на Джейдин. Похоже, она может оказаться в серьезной опасности в виде кринолина.

— Мам, пойдем, посмотришь комнату Марти и Мелиссы, — быстро сказал Джейдин.

Мама Джейдин пришла в полный восторг! Она ахала и охала, глядя на одеяла, подушки и люстру, но особенно ее восхитил стеллаж с полками и шкафом.

— Миссис Майклс, у вас был профессиональный плотник? — спросила она.

— Нет, это делал мой муж, — ответила мама.

— Правда? Ох, мистер Майклс, вы такая умница! — воскликнула мама Джейдин.

Когда Джейдин и ее мама ушли, три члена моей семьи следующие двадцать минут, не переставая, твердили, как сильно она им понравилась.

— Я так рада, Мартина, что у тебя наконец есть настоящая самая лучшая подруга, — сказала мама и крепко меня обняла.

Наверное, я тоже была рада — но на самом деле Джейдин больше не была моей самой лучшей подругой. Она вроде бы навсегда стала лучшей подругой Мелиссы. Может, это как раз и есть самое худшее в моей сестре. Она всем нравится больше, чем я.

Глава 10

В следующую пятницу к Мелиссе должны были прийти на чай, а заодно посмотреть нашу комнату ее лучшие подруги. Она сказала, что не могла выбрать, кто ей нравится больше, и потому пригласила трех девочек — Али, Нину и Эмелин.

— Это нечестно, — возмутилась я. — У меня к чаю была только одна подруга.

— А у тебя только и есть одна подруга, — усмехнулась Мелисса.

— У меня куча друзей, — возразила я. — Мы с Микки Уэстом вместе играем каждую большую перемену.

— Но ты ведь не можешь пригласить мальчика поиграть в твоей комнате, — сказала Мелисса. — В любом случае, его не заинтересовали бы такие вещи, как цвет интерьера и стеллажные полки.

— Ну и мне тоже это неинтересно.

— Что совершенно очевидно. А теперь послушай, я хочу, чтобы перед приходом Али, Нины и Эмелин ты все привела в порядок. Меня тошнит от противной кучи твоих носков и трусиков на ковре. Почему ты не положишь их в корзину для белья?

— Знаешь, ты сейчас говоришь точно как мама!

— И убери этот дурацкий постер с Могучей Мартой — это просто жуть. Я не хочу, чтобы детские каракули портили это место.

— Это мой кусок пробковой доски, так папа сказал.

— Ладно, но повесь там что-нибудь нормальное — что-то такое, что любят девочки твоего возраста, — щенков или котят. — Мелисса говорила так, будто она уже взрослая, а не всего на два с половиной года старше меня. — И ради всего святого, спрячь своих оборванных зверей.

Уилма все еще плавала в моей двухэтажной кровати, но мне не удалось остановить Попрыгунчика, и он выпрыгнул из своей конуры. Бэйзилу нужно было вытянуться и поползать, Полли хотела дать своим стиснутым крыльям хорошенько взмахнуть, чтобы полетать по всей комнате, а бедный Половина-Перси был такой застенчивый — о нем нужно позаботиться с любовью и при дневном свете.

Я открыла рот, чтобы все объяснить Мелиссе, но она меня даже не слушала.

— Положи их в шкаф, — сказала она. — Или очень-очень пожалеешь.

Это совершенно вывело меня из себя. Кто такая эта Мелисса, чтобы отдавать мне приказания? Она была всего лишь скучная сестра-командирша. Я не обязана была делать то, что она сказала, ведь так? Я решила, что уберу все вечером в четверг. И я действительно положила все свое белье в корзину. Сняла свой лучший постер с Могучей Мартой, спрятала Уилму под мое новое скользкое одеяло и на ночь уложила всех зверей в шкаф.

Я могла бы и оставить их там, если бы Мелисса действительно была мне благодарна, но она даже не потрудилась сказать «спасибо».

— Просто не верится! — воскликнула она, вытаращив глаза. — Чудеса никогда не кончаются!

Это же не настоящая благодарность, верно? Так что утром в пятницу, когда мы уже собирались выйти из дома, я притворилась, что мне срочно нужно в туалет. Я промчалась наверх в ванную, схватила полдюжины вещей из корзины с грязным бельем, кинулась в нашу комнату и разбросала их по полу; потом открыла шкаф и выпустила моих зверей на волю, а под конец приколола мою дорогую Могучую Марту обратно на место, которое ей и принадлежало. Я искала ручку, но, как всегда, ни одной не нашла. Тогда вместо ручки я схватила губную помаду и пририсовала к Могучей Марте пузырь со словами:

НЕНАВИЖУ КОМАНДУЮЩИХ

СТАРШИХ СЕСТЕР С ТОЛСТЫМИ ПОПАМИ!

— Идем же, Мартина, мы опоздаем! — крикнула мама.

— Иду! — Я поскакала вниз.

Мелисса и мама не были провидицами. По пути в школу я с трудом удерживалась от смеха. Рассказала Джейдин о фантастическом трюке, который я проделала, но она даже не улыбнулась. Похоже было, что она вот-вот заплачет:

— Ох, Марти, Мелисса так расстроится. Она хотела, чтобы все ее подруги увидели красивую комнату.

— Ну она и выглядит красивой — по моему мнению: мне нужно, чтобы все мои вещи делали ее моей комнатой, — сказала я.

— Марти, обещай, что не рассердишься на меня, но твои вещи не очень аккуратные, — сказала Джейдин. — Бедная Мелисса.

— Бедная я без моей Берлоги Марти, и теперь уж навсегда, — сказала я.

Пока мы с Микки Уэстом и его друзьями играли на большой перемене в лапту, я рассказала им о том, как схитрила с комнатой. Они все решили, что это смешно. А сам Микки так смеялся, что чуть не упал.

— Пук-арти Марти, ты такая смешная, — сказал он. — Моя старшая сестра тоже всегда меня бесит. Я бы не вынес, если бы мне пришлось жить вместе с ней в одной комнате.

Ох, мне точно нравится Микки Уэст. С ним я снова чувствую себя счастливой и жизнерадостной — но по пути домой я начала немного волноваться. Мелисса все рассказывала и рассказывала Али, Нине и Эмелин о нашей комнате.

— Подождите, скоро все увидите! Все цвета я подбирала сама. И комната выглядит так круто — как настоящая комната тинейджера, — улыбаясь, хвасталась она.

У Мелиссы был такой счастливый вид, что у меня свело судорогой живот. Может, Джейдин и права. Может, моя хитрость совсем даже не смешная. Мне захотелось, чтобы получилось как-нибудь так, что я этого не делала. Я пыталась собрать всю свою суперсилу. Я стала думать о Попрыгунчике, Бэйзиле, Полли, Половине-Перси, обо всех своих лошадках и велела им подняться и стремглав мчаться в шкаф. Я приказала моим носкам подскочить и впрыгнуть в корзину для грязного белья. Я заставила Могучую Марту соскрести послание, написанное губной помадой около ее рта. Я желала этого так горячо, что мама поинтересовалась, кому это я строю такие смешные рожицы.

— Мартина, в чем дело? — прошептала она мне на ухо.

— Ни в чем, мам.

Вряд ли это ее убедило.

— У тебя опять неприятности в школе?

— Нет.

— Ты уверена? Не привирайте, молодая леди.

— Да правда. В школе нет никаких неприятностей, — сказала я.

В школе у меня не было неприятностей. Но они должны были начаться дома. Круто.

Как только мама открыла входную дверь, я попыталась сразу кинуться вверх по лестнице. Я хотела проскользнуть в комнату и все убрать, прежде чем Мелисса и ее занудные подруги ступят туда ногой, — но мама удержала меня:

— Нет, оставайся внизу в кухне, со мной. Дай Мелиссе спокойно показать девочкам ее комнату. Она ведь не мешала тебе с Джейдин, когда вы пришли в пятницу.

— Но мам, я только…

— Нет! Ты должна мне помочь сделать для всех легкую закуску. Делай что тебе говорят!

Я не могла бы даже найти убежища у папы, потому что у него в офисе была встреча с клиентом. Пришлось тащиться за мамой на кухню. Сверху уже были слышны крики и визг.

— Похоже, им нравится комната! — радостно сказала мама.

У меня слух острее, чем у нее. Я слышала, что и Мелисса тоже визжит.

Сердце колотилось в груди, когда я стояла в кухне и механически раскладывала шоколадное печенье на тарелке, пока мама разливала сок в разноцветные стаканы.

— Ну вот, — сказала она, поставила все на поднос и взглянула на меня. — В чем дело, Мартина? Ты не сказала ни слова с тех пор, как вышла из школы. Ты понесешь поднос наверх девочкам.

— Но… но я могу его уронить, — промямлила я.

— Ну так неси осторожно. Я налила стаканы не до краев, так что сок не расплещется. Только не торопись.

Разумеется, я не торопилась. Я медленно поднималась по лестнице. Мои уши распахнулись как у летучих мышей, чтобы настроиться на то, о чем говорят наверху. Я решила, что нужно извиниться перед Мелиссой. Ничего особенного, только сказать: «Извини, я устроила в комнате небольшой беспорядок».

Я могла бы все убрать в один миг. Собрать своих зверей, запихнуть носки под кровать и отлепить постер с доски. Комната была бы в порядке за пять секунд. Я могла бы сделать все это, если бы и правда имела суперсилу, я бы так крутилась, что всем им было бы весело и они трепали бы меня по кудряшкам и хотели бы иметь такую смешную младшую сестру, как я.

Но они уже смеялись. Я опустила поднос и открыла дверь спальни. Али, Нина и Эмелин сидели на нижней кровати. Мои носки уже были засунуты под нее. Мой постер с Могучей Мартой был содран с доски и разорван пополам!

Мелисса сидела на полу среди моих зверей.

— Честно! Марти такая жалкая, — говорила она. — Я думаю, она серьезно задерживается в развитии. Ведет себя прямо как двухлетняя. Она думает, что этот смешной предмет, — Мелисса схватила Бэйзила и помахивала им, — это змея! Змея — я вас умоляю! Всякий видит, что это просто старые мамины колготки.

Али, Нина и Эмелин прыснули со смеху. Бэйзил свесил голову. Его вышитые глаза умоляюще смотрели на меня.

— Прекрати! — сказала я, врываясь в комнату.

Мелисса раскручивала и раскручивала Бэйзила, отчего у него закружилась голова и его затошнило.

— Отдай Бэйзила! — крикнула я.

— Это не Бэйзил, это просто старые колготки, дурочка, — сказала Мелисса, раскачивая Бэйзила прямо у моего лица. Неожиданно действительно стало видно, что это старые мамины колготки. У боа констриктора было обиженное выражение лица. Мелисса пренебрежительно бросила его на пол и тут же подняла бедняжку Половину-Перси.

— А посмотрите на этот искалеченный комочек пуха, — сказала она, подкидывая Перси в воздух как мячик. — Вы ни за что не угадаете, что сделала Марти — она приклеила к нему мою щетку для волос и сказала, что это дикобраз!

Али, Нина и Эмелин покатились со смеху, хватаясь друг за друга.

— А посмотрите на это, — безжалостно продолжала Мелисса, подняв Полли. Головка несчастной птицы завалилась, одно крыло помялось. — Марти просто вырезала это из задней стороны коробки от хлопьев и сказала, что это настоящий попугай, который может летать — флап-флап-флап! — И Мелисса потащила бедняжку Полли по воздуху в ужасной пародии на полет. — Не шевелится — мне кажется, она мертва, — и она перевернула Полли вверх тормашками.

— Через минуту ты сама будешь мертвой, — сказала я и прыгнула на Мелиссу.

— Ой, помогите! — пискнула Мелисса, притворяясь испуганной. Она сильно толкнула меня в грудь, но придержала, чтобы я не упала. — Это пришла Могучая Марта, чтобы своей суперсилой превратить меня в лепешку!

Али, Нина и Эмелин, наверное, даже описались от хохота. А я споткнулась на ковре и неожиданно шлепнулась.

— Ой, дорогая, ты не ударилась своей большой толстой попой? — спросила Мелисса.

— Заткнись, свинья! — крикнула я.

— Ох, малютка плачет, — не унималась Мелисса.

Я не плакала. Просто от шока глаза у меня намокли.

— Ты как маленький ребенок, Марти.

Что-то вспыхнуло у меня в голове. Я вскочила и подбежала к двухэтажной кровати. Али, Нина и Эмелин нырнули в глубину, будто решили, что я хочу на них напасть. А я подняла подушку Мелиссы и выхватила Бэйбу из ее темной норки.

— Это ты маленький ребенок! — крикнула я. — Делаешь вид, что ты взрослая, а все равно не можешь заснуть без своей ободранной старой куклы! — Я держала Бэйбу за ноги и крутила ею.

Али, Нина и Эмелин с интересом уставились на куклу.

— Она… она не моя! — Мелисса так покраснела, будто намазала своей драгоценной губной помадой все лицо. Ясно было, что она врет.

Али, Нина и Эмелин смущенно захихикали.

А я изобразила торжествующий смех гиены.

— Вот! И кто же тут малютка? — спросила я, продолжая вертеть Бэйбой.

И вдруг Бэйба стала намного легче. Большая ее часть отвалилась и упала на ковер. А у меня в руках осталась одна ее старая немощная нога.

— Ой! — сказала я в ужасе. — Ой, Мелисса, прости, я не хотела ее сломать.

Все уставились на Мелиссу. На минутку показалось, что она вот-вот заплачет. Я видела, как у нее задрожал подбородок. Но она тут же судорожно рассмеялась и слегка подтолкнула останки Бэйбы кончиком туфли.

— Вот еще, беспокоиться об этой старой игрушке! — И она пихнула ее под кровать к моим грязным носкам. — Эй, видели фотографию Джастина Бибера? — тут же сказала она и схватила фотографию, заставляя девочек ее рассмотреть.

Али, Нина и Эмелин возбужденно завизжали и отвлеклись. Я подала им забытый поднос с соком и печеньем и выползла наружу.

Там мама и нашла Марти, которая, сгорбившись, сидела на нижней ступеньке лестницы.

— Ой, моя дорогая. Почему грустит это несчастное создание? Ну, к папе тебе пока пойти нельзя, поскольку он все еще занят с клиенткой. Хотя я считаю, что это пустая трата времени. Спорю, она возьмет с собой пачку брошюр и уже никогда сюда не вернется. Мартина, а как ты смотришь на то, чтобы пойти готовить вместе со мной ужин? Я делаю бисквит со взбитыми сливками. Ты сможешь облизать миску.

Мама старалась быть со мной очень ласковой, но почему-то от этого я чувствовала себя намного хуже. Когда папина клиентка наконец ушла, папа стал читать мне книжку разными смешными голосами. Я свернулась клубочком около него и старалась смеяться во всех тех местах, где нужно было смеяться. Папа был даже еще ласковее, чем мама, и от этого я чувствовала себя совсем плохо. С той минуты, когда Али, Нина и Эмелин собрались уходить домой, я ждала, что Мелисса будет на меня жаловаться.

И я оказалась права.

Когда девочки ушли, мама обернулась к Мелиссе и крепко ее обняла:

— Ты хорошо провела время со своими подругами, дорогая? Спорю, им понравилась твоя новая комната!

Мелисса взглянула на меня.

«Не рассказывай, не рассказывай, не рассказывай», — внушала я ей.

Но Мелисса всегда все рассказывала.

— Нет, я нехорошо провела это время! Марти ужасно меня унизила. Она нарочно устроила жуткий беспорядок, разбросала по комнате своих зверей и написала губной помадой, что у меня большая попа! Я чуть не умерла от стыда, — сказала она.

— Что?!

Я пыталась маме все объяснить, но ничего толком произнести не смогла. Я обратилась к папе, но и он, казалось, тоже пришел в ужас:

— Мартина, я просто не могу поверить, что ты могла быть настолько противной и злобной. Особенно когда Мелисса старалась быть такой приветливой с твоей подругой Джейдин. Мне ужасно стыдно за тебя.

И меня рано, с позором, отправили в кровать. Мама и папа еле выдавили «спокойной ночи». А Мелисса вообще со мной не разговаривала.

— Извини, что я оторвала ногу у Бэйбы, — прошептала я в темноте.

Мелисса не ответила. Она выждала несколько минут после того, как мама и папа выключили свет и спустились вниз. И тогда вылезла из кровати и прокралась к двери.

— Мелисса, ты куда? — прошептала я.

Она, будто и не слыша меня, выскользнула из комнаты. Я лежала такая несчастная, плотно завернувшись в Уилму, и думала — а вдруг Мелисса спустится вниз, чтобы рассказать еще и о Бэйбе? Но через минуту она на цыпочках вернулась обратно. Она ходила в швейную комнату. Я слышала, как она устраивалась в кровати, и видела свет ее карманного фонарика. Я свесилась вниз, ударившись головой о приставную лестницу, и увидела, что она сидит и пришивает ногу Бэйбы.

— Мелисса, ну теперь все в порядке? Я же сказала, что правда жалею, что так сделала, — сказала я.

— Ты еще пожалеешь. Очень-очень-очень пожалеешь, — с угрозой ответила Мелисса.

И она больше ничего не сказала, хотя я умоляла ее поговорить со мной. Когда у Бэйбы снова выросла вторая нога, Мелисса выключила фонарик и легла. Спустя несколько минут я услышала ее тяжелое дыхание, она быстро заснула.

А я не могла заснуть тыщу лет.

Глава 11

На следующее утро я была такой усталой, что никак не могла проснуться. Я смутно слышала, что Мелисса очень рано, задолго до того, как поднялись мама и папа, начала возиться с чем-то в комнате, и пыталась догадаться, что она делает, — но потом снова засыпала. Чуть позже я услышала, что мама крикнула, чтобы я вставала, но я повернулась на другой бок и засунула голову под подушку. Я слышала лязг машины, забирающей мусор, когда она медленно ехала по дороге, и как только ее рев затих вдали, я снова задремала.

— Марти! Мама сказала, чтобы ты сейчас же спускалась завтракать, — сказала Мелисса, сунув голову в дверь комнаты. В ее голосе было что-то странное.

Я села в кровати.

— Что такое? В чем дело? — У меня забилось сердце. — Что ты натворила?

— Узнаешь, — угрожающе сказала Мелисса и прошла в ванную.

Я спустилась по приставной лестнице и осмотрела комнату. Моя полка была пуста. Ни Попрыгунчика, ни Бэйзила, ни Полли, ни Половины-Перси. Исчезли даже Заплатка, Галопчик, Сладкоежка, и Веселые Ножки, и Колокольчик, и Звездный Свет. Я кинулась к своему шкафу и открыла его. Он был пуст!

Я открыла шкаф Мелиссы, но там были только ее аккуратно разложенные вещи. Я посмотрела в гардеробе, в туалетном столике Мелиссы — я даже посмотрела в ее ювелирной коробочке. Я посмотрела везде.

Мои звери исчезли.

Ты будешь очень-очень-очень жалеть!

Мелисса стащила моих дорогих домашних животных! Что она с ними сделала? Бросила их в мусорный бак, чем часто меня пугала?

Я прямо в пижаме сбежала вниз, пролетела по холлу и выскочила на улицу. Босиком подбежала к мусорному баку, подняла его крышку — и увидела, что он пуст. Мусоровоз уже приезжал. Я думала о моих бедных зверятах, заброшенных в гигантское стальное брюхо этого громадного чудовища. Я знала, что с ними будет потом. Я смотрела фильм «История Игрушек — 3».

Я с криком побежала по дорожке нашего сада, но мусоровоз уже скрылся из виду.

— Мартина, скажи на милость, во что ты играешь? Ты сведешь меня с ума! Немедленно возвращайся в дом! — закричала мама, выбежав за мной и схватив меня за руку.

— Мам, ты не понимаешь! Мои звери! — вопила я.

Соседка, любопытная старая леди, открыла окно и высунулась наружу:

— Господи, что за шум? Что случилось с Мартиной?

— Ничего! У нее все прекрасно! — крикнула мама высоким задыхающимся голосом. — Оправляйся домой и перестань меня позорить! — И она потащила меня в дом, слегка подталкивая.

— Марти, во что это ты играла? — вышел из кухни папа. — Ты что, плакала?

— Она у меня еще поплачет! — сказала мама. — Сейчас же наверх — немедленно мыться и одеваться. И что это за запах? О, нет, это подгорели тосты!

Мама и папа пошли в кухню, пререкаясь из-за сгоревших тостов. Я посмотрела на лестницу — там Мелисса, свесившись над перилами, ухмыляясь, смотрела на меня.

— Ой, сестренка, а мусоровоз уже приезжал? — пропела она.

Сжав кулаки, я ракетой взлетела по лестнице. Мелисса вскочила в нашу комнату и попыталась захлопнуть передо мной дверь, но я кинулась вперед и открыла ее.

— Ты свинья, ты ненавистная, злобная свинья, стащила моих зверей! — Я вопила и колотила Мелиссу кулаками.

А она со смехом уворачивалась от меня.

— Я же говорила тебе, что ты очень-очень-очень пожалеешь, — самодовольно сказала она. — Ты сама в этом виновата — устроила беспорядок, а потом разорвала на куски Бэйбу.

Бэйба! Я подбежала к Мелиссиной кровати, залезла под подушку и вытащила Бэйбу. Точно! Если я потеряла всех своих драгоценных зверей, то теперь и Мелисса потеряет своего дурацкого ребеночка.

— Отдай Бэйбу! — сказала Мелисса, явно забеспокоившись.

Я была намного быстрее ее. Со скоростью обезьяны я взобралась по приставной лестнице на свою кровать и стала разрывать Бэйбу на кусочки. Ее только что пришитая нога оторвалась сразу, потом отлетела другая — ужас как здорово! — и стоило только как следует дернуть ее голову, как она сразу оторвалась.

— Бэйба! — завопила Мелисса и стала карабкаться по лестнице, чтобы спасти куклу.

— Убирайся вон! Убирайся! — кричала я, пихаясь ногой и продолжая рвать Бэйбу на части. Еще раз изо всех сил ткнула ногой, и… лестница дернулась в сторону — у нее на конце отскочил маленький крючок. Мелисса взвизгнула и разжала руки, которыми держалась за перила. Мне показалось, что она, разинув рот, повисла в воздухе в каком-то ужасном медленном движении… и с жутким стуком упала на пол.

Я тихо сидела на верхней кровати с кусками Бэйбы в руках, уставившись на Мелиссу. Мелисса тоже очень тихо лежала на спине, отвернув голову в сторону.

— Мелисса? — хрипло окликнула я ее.

Она не отвечала.

— Мелисса, пожалуйста. С тобой все в порядке, да? — прошептала я.

Я бросила Бэйбу и осторожно, не ступая на качающуюся лестницу, повисла на краю кровати и спрыгнула вниз. Я встала на колени около Мелиссы. Ее глаза были закрыты, а рот приоткрыт. Крови не было видно. Казалось, Мелисса просто спит.

— Мелисса, вставай! — сказала я и слегка ее потрясла. — Перестань, ты меня пугаешь. Я знаю, ты только играешь. Открой глаза!

Мелисса будто меня вовсе не слышала. Я пощекотала ее под подбородком. Она вообще-то очень смешливая — если пощекотать ей шею, то она всегда поднимает плечи и визжит. А сейчас она даже не шевельнулась.

— Ой, Мелисса! — сказала я. И тут уже закричала во весь голос: — Мам! Пап! Скорее сюда!

— Ну теперь что еще? И что это был за ужасный стук? Я предупреждаю тебя, Мартина, с меня уже хватит твоих глупых шуток! — кричала мама, поднимаясь по лестнице. Увидев Мелиссу, она бросилась на ковер рядом с ней и склонилась к ее голове.

— О господи! — прошептала она.

Прибежал папа. Едва взглянув на Мелиссу, он тут же помчался назад, к телефону в холле:

— Да, пожалуйста, «Скорую помощь». Моя дочь упала, это очень серьезно. Можете срочно прислать машину в дом 99 по Милнер Драйв?

Я скорчилась в углу, меня всю трясло. Вот оно. В своей жизни я делала много ужасного, но это было ужаснее всего. Я убила свою сестру.

Мама и папа стояли на коленях рядом с Мелиссой, держа ее руки в своих, и что-то ей шептали. Я ждала, что они посмотрят на меня и спросят, что произошло. А что будет потом? Наверное, они навсегда меня возненавидят, и я не буду их винить. Я тоже себя ненавидела. Они скажут полиции, что это я виновата? И меня осудят за убийство и посадят в тюрьму? Но я ведь не хотела ее убивать, верно? Я посмотрела на свои руки. Они все еще сжимали голову Бэйбы и одну ее ногу. Вздрогнув, я отшвырнула все это.

Потом появились врачи «Скорой помощи». Они послушали сердце Мелиссы и очень осторожно ощупали ее и, подложив ей под шею подставку, перенесли на носилки.

— Она что, умерла? — прошептала я, но они меня даже не услышали.

Они сказали, что мама может поехать с Мелиссой в машине «Скорой помощи», а папа поедет следом за ними на своей машине.

— Так, Марти, поехали, — сказал папа. Он увидел, что я босая: — Надень ботинки. Быстро.

Я всунула ноги в свои конверсы и поплелась за ним.

— Я боюсь больницы, — побормотала я.

— Как и я, — сказал папа. — Но мы должны быть там, чтобы находиться рядом с Мелиссой.

— Пап… Пап, Мелисса кажется мертвой, — сказала я.

— Перестань, — сказал он. — Она будет… с ней все будет в порядке. Я уверен. Она без сознания, потому что ударилась головой. Она упала с лестницы? Просто не могу поверить — нельзя было закрепить эту лестницу надежнее, чем закрепил я.

— Пап, ты не виноват, — успокоила его я. У меня не хватило смелости сказать, что это моя вина. Я старалась, чтобы мой рот это произнес. Пошевелила губами, но не раздалось никакого звука.

Когда мы приехали в больницу, то долго кружили по стоянке, чтобы найти место для машины. Потом мы долго обходили здание из красного кирпича, пытаясь узнать, куда отвезли Мелиссу. Наконец нашли приемный покой. Мелисса должна была быть в последней палате, но когда мы отодвинули занавеску, там не было и следа Мелиссы. Мы с папой схватились за руки, уставившись на пустую кровать.

— Ой, пап, они ее увезли! Наверное, она умерла, — я начала всхлипывать.

— Нет-нет, они проверяют ее или делают рентген — что-нибудь в этом роде, — сказал папа, но его ладонь была липкой от пота.

Он пошел спросить, где находится Мелисса, а я в это время сидела на краешке кровати, крепко зажмурившись, и давала в уме всевозможные клятвы. Я обещала никогда больше не драться с Мелиссой — во всяком случае до тех пор, пока ей не станет лучше. Я все еще не могла успокоиться при мысли о моих бедных зверях и не могла полностью простить Мелиссу за то, что она такое натворила, — но я не хотела, чтобы она умерла.

— Кудряшкин, все в порядке, — сказал папа, вернувшись в палату. — Я был прав, ее забрали для какого-то сканирования. Пойдем, попытаемся ее найти. О’кей?

Мы шли и шли по коридорам, то по красным, то по зеленым линиям, мы поднимались по лестницам и заворачивали за углы. Это продолжалось долго-долго, и наконец мы нашли маму, которая стояла прислонившись к стене. У нее было бело-зеленое лицо, а по щекам бежали слезы.

— Мам, она что, умерла? — крикнула я.

— Нет-нет, дорогая. Иди сюда. — Мама протянула руки и крепко меня обняла.

Я вцепилась в нее. Мама качала меня, как маленького ребенка. От этого я заплакала еще сильнее, потому что была уверена, что она оттолкнула бы меня, если бы знала, что я наделала.

— Мелиссе очень быстро просканировали голову, чтобы убедиться, что у нее все в порядке, но она уже очнулась, и это, по-видимому, очень хороший признак.

— Она на самом деле в сознании? — спросил папа, присоединяясь к нашим объятиям.

— Ну, она все еще немного не в себе, они хотят сейчас подержать ее, насколько возможно, в покое, — но глаза у нее открыты и она все понимает.

Потом Мелиссу привезли на каталке. Она была очень бледной и неподвижной, но глаза у нее действительно были открыты.

— Ох, Мелисса! — сказал папа, и во второй раз в своей жизни я увидела, что он плачет. — У нее правда все в порядке? — спросил он медицинскую сестру.

— Насколько мы можем сказать, все прекрасно, — сказала сестра. — Но на всякий случай мы положим ее на ночь в детскую палату, так что сможем за ней присматривать.

— А я могу с ней остаться? — спросила мама.

— Да, конечно можете, — ответила медсестра. — И кивнула мне: — А вы, Королева Пижама, можете повидаться с сестрой в часы для посетителей.

Мама охнула:

— О боже, Мартина, ты все еще в пижаме!

Она велела нам с папой уходить, но сказала это ласково.

Мелисса ничего не говорила, но улыбнулась мне. Я хотела крепко ее обнять, но она все еще выглядела напуганной — ведь она оказалась в больнице и была покалечена, как бедняжка Бэйба.

Папа повел меня назад на стоянку, он нервничал и старался как-то загородить меня, когда люди таращились на девочку в пижаме.

Когда мы вернулись домой, он хлопнул себя ладонью по лбу:

— Слушай, я только что вспомнил — ко мне должна прийти клиентка, чтобы обсудить свой круиз. Думаю, лучше все-таки принять ее. Марти, иди умойся и оденься, а потом тихонько играй в своей комнате.

Я еле-еле взобралась наверх. Мне невыносимо было видеть лестницу, которая будто пьяная валялась в стороне, поэтому я подняла ее и кое-как прицепила крючок на место.

Мне было так плохо в ужасно пустой комнате, что я схватила Уилму и нырнула под кровать в темноту, прямо к стене. Что-то скользнуло по мне, что-то укололо кончики пальцев ног, что-то в меня уткнулось. Я судорожно вздохнула, решив, что сошла с ума. Под кроватью были спрятаны все мои звери! Даже Попрыгунчик был здесь, хотя был так неудобно согнут, что его голова оказалась у него под лапами. Мелисса не выбросила зверей в мусорный бак! Она только спрятала их, чтобы преподать мне урок, звери были дома и в безопасности… в то время как бедная Бэйба была разорвана на куски, а Мелисса лежала в больнице.

Глава 12

Я вытащила всех своих зверей, уложила их на своей кровати и накрыла Уилмой. Потом занялась поисками частей Бэйбы. А после этого пошла в мамину швейную комнату, где прямо задрожала при виде этих фантастических платьев и костюмов в пластиковых мешках, развешанных на перекладинах, и нашла иголку и нитки. Потом села в своей комнате и начала долгую, медленную, трудную работу по починке Бэйбы.

Я не так хорошо шью, как Мелисса. Единственное, что я сшила, — это края черной бархатной подушки-медведя. Я сидела на нем, а он рычал, подбадривая меня. Сначала я делала ужасно большие стежки. И голова Бэйбы сильно качалась из стороны в сторону, даже когда уже была пришита на свое место. Пришлось выдернуть все нитки и начать все сначала. На этот раз я постаралась делать маленькие стежочки, и наконец голова Бэйбы прочно уселась на своей шее.

Папина клиентка просидела тыщу лет и, уходя, сказала, что должна все обдумать. Папа со вздохом поднялся посмотреть, что я делаю, — и был поражен, увидев, что я чиню Бэйбу.

— Ох, Марти, ты мое маленькое сокровище! — умилился он. — Ты зашиваешь старушку Бэйбу, чтобы отнести ее Мелиссе в больницу! Вот если бы сейчас тебя увидела мама! Ты такая хорошая девочка!

— Нет, папа. Я плохая. Я очень-очень плохая, — сказала я жалостно. Я пыталась все ему рассказать, но никак не могла выпустить слова из своих губ. Я снова заплакала, потому что волновалась о Мелиссе: — Пап, ты думаешь, что Мелиссе действительно станет лучше?

— Да, я уверен, так и будет. Смотри, пока ты шила, я написал маме, просто чтобы проверить, как там дела.

«КАК М.?» — написал папа. А мама ответила: «ВЫГЛЯДИТ НАМНОГО ЛУЧШЕ!»

Я начала пришивать ногу Бэйбе, а папа снова пошел открывать дверь. Это была мама Джейдин. Она очень огорчилась, узнав, что Мелисса в больнице, а потом спросила, можно ли ей поговорить с ним о «профессиональных делах».

Я думала, она хотела заказать у него поездку на свой отпуск — она не выходила из офиса целую вечность. А я все чинила Бэйбу, и кукла стала как новенькая (ну… почти), потом я начала ее укачивать и сказала, что сегодня же понесу ее проведать Мелиссу.

После того как папа проводил маму Джейдин, он прискакал ко мне наверх.

— Ты только подумай! — начал он.

— Мама Джейдин сделала заказ на поездку?

— Нет. Гораздо лучше.

— Она хочет, чтобы мама сшила ей одно из этих платьев в оборочках? Ох, бедная Джейдин.

— Нет-нет, речь идет не о том, чтобы мама что-то делала для нее. Она пришла именно ко мне! Она взяла чертеж твоего стеллажа с полками и хочет, чтобы я сделал нечто похожее в комнате Джейдин. Я объяснил, что я не настоящий плотник, но, кажется, она подумала, что меня надо упрашивать. Она спросила, сколько это будет стоить, и я назвал совершенно нахальную сумму, но, похоже, она очень обрадовалась. Ох, Марти! Какая удача! Мама будет так рада.

— А ты можешь еще раз написать маме — просто узнать, все ли в порядке у Мелиссы?

И папа написал: «МЕЛИССА?» И мама ответила: «НЕ СПИТ И РАЗГОВАРИВАЕТ!»

Папа обрадовался и обнял меня. Я тоже почувствовала себя очень счастливой, оттого что Мелиссе и правда стало лучше, и очень испугалась — вдруг она заговорит обо мне и скажет маме, что это я столкнула ее с лестницы.

Папа сделал нам на ланч тосты с бобами, обычно мои любимые, но я так нервничала, что приходилось заставлять себя хоть что-то проглотить. Потом мы снова отправились в больницу. Я взяла Бэйбу, аккуратно завернутую в маленькое одеяло, чтобы отдать ее Мелиссе. У Бэйбы снова была голова, руки и ноги, хотя она все-таки выглядела немного покалеченной и потрепанной. Я тоже чувствовала себя покалеченной и потрепанной. Я надеялась, что меня не вырвет теми бобами прямо здесь. Мысленно я долго разговаривала с Могучей Мартой — я просила, чтобы она со своей суперсилой сделала Мелиссу здоровой, полностью, на сто процентов. Но только чтобы у нее остался один крошечный-крошечный провал в памяти — чтобы Мелисса не могла ничегошеньки вспомнить о том, что случилось утром.

На этот раз нам еще дольше пришлось искать место на больничной стоянке, так как к двум часам дня, ко времени посещения больных, приехало еще больше людей. Сначала мы долго шли по синим линиям, потом по желтым — искали детское отделение больницы.

К детской палате вел длинный коридор. Большая часть его была выкрашена в грязно-кремовый и коричневый цвета — но в конце какая-то часть стены была цвета ярко-голубого неба. И на этом небе были нарисованы белые пухлые облака и радуга. Около этой стены на стремянке, на самом ее верху, стояла девушка с короткими, как колючки ежика, волосами и в очень заляпанных джинсах — она рисовала стаю зеленых птиц.

— Ого! — заорала я как сумасшедшая. — А я не знала, что здесь разрешают рисовать на стенах!

— Марти, не смей даже пытаться делать это дома, — предупредил папа.

Девушка улыбнулась мне с верха стремянки:

— Это же весело.

— Я никогда не видела зеленых птиц, — сказала я. — Это правда здорово.

— Это попугаи — но я должна нарисовать птиц разных цветов, просто ради забавы. Розовых птиц, оранжевых птиц, лиловых птиц. И даже разноцветных.

— И в клетку, как мои конверсы! — сказала я.

— Марти, не глупи! — вздохнул папа, но девушке явно понравились мои слова.

— Замечательная идея, — похвалила она.

— У нашей Марти полно таких идей, — сказал папа. — А теперь идем поищем Мелиссу.

В животе у меня снова начало урчать. Мы прошли через крутящуюся дверь в палату и стали вглядываться в ряды кроватей. Я искала бледное лицо и слабое тело, накрытое простыней. И сильно удивилась, когда увидела розовощекую улыбающуюся Мелиссу, которая сидела, опираясь на подложенные ей под спину подушки.

— Мелисса! — Я стремглав кинулась к ней и обхватила ее руками.

— Осторожно, осторожно, Мартина, она все еще слаба! — сказала мама, но голос у нее был не сердитый.

— Мелисса, тебе и правда лучше! — Я крепко обняла ее.

— Да, Марти, теперь у меня все очень хорошо! Эй, ты меня раздавишь! — улыбнулась Мелисса. Она пощупала одеяло, которое было у меня в руках. — Что это?

— Я принесла тебе Бэйбу, — сказала я, высунув лицо куклы из-под одеяла. — Я снова ее сшила. Прости меня, — прошептала я.

— В больнице Мелиссе эта ужасная грязная штука не нужна, — сказала мама.

— Нет, нужна, — возразила Мелисса, забрала у меня Бэйбу, все еще завернутую в одеяло, и запрятала ее под простыню.

— Мои дорогие, как я рад, что вы снова повеселели, — сказал папа, тоже обнимая Мелиссу. — Ты нас так напугала. Я крепко-накрепко закреплю эту приставную лестницу, чтобы она уж точно не могла упасть.

— Да, Мелисса, а как именно это случилось? — спросила мама, взяв ее за руку.

Я судорожно сглотнула. Мелисса посмотрела на маму. Посмотрела на папу. Долго и пристально смотрела на меня. Она все прекрасно помнила. Пока я ждала, что она ответит, у меня даже в ушах зашумело. А в животе пузырились бобы. Мелисса всегда-всегда жаловалась на меня. Она собиралась пожаловаться и сейчас, и тогда мама и папа возненавидят меня.

Мелисса все еще смотрела на меня. По моим глазам она видела, как я мучаюсь. Она еще колебалась. И вдруг… чуть заметно подмигнула мне.

— На самом деле я не знаю, что случилось. Я просто съехала, — сказала она.

— Но почему ты вообще полезла наверх? — спросила мама. — Ведь там кровать Мартины.

— Ой, мы просто играли, — сказала Мелисса. — Мам, я намного лучше себя чувствую. Голова у меня не болит. Меня не тошнит. Можно я прямо сейчас поеду домой?

И Мелисса болтала с мамой и папой, пока я сидела в полном недоумении. Она на меня не пожаловалась! Может, ее сейчас и не тошнило — ну а меня тошнило. Действительно тошнило.

— Мам, мне нужно в туалет, — торопливо сказала я.

— Прямо по коридору, как раз на середине, — сказала мама. — Отвести тебя?

— Сама найду, — пробормотала я и выскочила из палаты. У меня даже не было времени кивнуть девушке на стремянке. Я влетела в туалет в последнюю минуту, и меня вырвало. Я сделала все очень аккуратно и потом сполоснула рот в умывальнике. Я взглянула на себя в зеркало. Все хорошо! Мелиссе лучше — и она на меня не пожаловалась! Она не захотела, чтобы у меня были неприятности. О, моя любимая-любимая, сильно-сильно любимая сестра!

Выйдя из туалета, я устроила небольшой танец радости. Девушка на стремянке засмеялась.

— Слушай, серьезно, у тебя потрясные конверсы. — Подойди посмотри, — сказала она и кивнула на окно.

Я подбежала к ней и увидела, что она нарисовала маленькую птичку в красно-желтую клетку, точно такую, как на моих конверсах.

— Ой, мне нравится! — воскликнула я.

— Это твоя идея, а не моя, — улыбнулась она. — И что же еще мне нарисовать? Я хочу сделать действительно яркую, веселую картину со всякими разными штучками, чтобы детям было интересно рассматривать.

Я уставилась на голубое небо.

— Вы могли бы нарисовать Бэтмена, и Супермена, и Человека-Паука, и чтобы все они взлетали на небо, — предложила я.

— Отлично! — похвалила она.

— И… и может быть, Могучую Марту, — добавила я еле слышно.

— Кто это — Могучая Марта?

— Это моя собственная супергероиня, — сказала я. — Я ее придумала. И делаю много комиксов о ней.

— Блестяще! И как же она выглядит?

— Ну… немножко как я, но она намного старше и намного выше, и у нее большие руки, чтобы колотить всех плохих людей, и длинные ноги, так что она может прыгать прямо в небо, — сказала я, жестикулируя, чтобы все показать.

— Нарисуй ее для меня, — попросила девушка, протягивая мне карандаш.

— На стене? — не поверила я, взмахнув руками. Мне так хотелось это сделать! — Но… а что, если я все испорчу? Я, конечно, рисую очень хорошо, но не так хорошо, как вы.

— Так почему бы тебе не попробовать? Можешь делать это очень бледными слабыми линиями, так что, если тебе не понравится, я всегда могу с легкостью написать поверх твоего рисунка. Ну, Марти, вперед, рисуй.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Да я слышала, как тебя называл твой папа. А меня зовут Матти — почти так же.

Я взяла карандаш и, затаив дыхание, начала очень-очень слабо рисовать на стене. Но Могучая Марта спрыгнула с кончика карандаша — так же, как делала это всегда. Я знала ее настолько хорошо, что моя линия ни разу не задрожала.

— По-моему, здорово, — Матти почесала голову под торчащими ежиком волосами.

— Ух ты! А у вас на волосах теперь есть немножко голубой краски, — сказала я.

— Ой, да ну их, эти волосы, — отмахнулась Матти. — Эй, Марти, это правда хорошо. Могучая Марти летит вверх!

— Может, я еще сделаю и Могучую Матти? — спросила я. — Вас действительно зовут Матти?

— Нет, на самом деле — Матильда, но я ненавижу это имя. Меня никто так не называет, кроме мамы, когда она на меня сердится.

— А я Мартина. Моя мама так называет меня все время — хотя тоже часто сердится на меня. Просто не верится. Вы будто моя сестра-близнец, только больше ростом. Ой! Мне пора вернуться к моей настоящей сестре, — спохватилась я.

И тут как раз в коридор вышел папа.

— Вот ты где, Марти! Я должен был догадаться.

— Она мне помогала, — сказала Матти. — Может быть, она еще раз придет мне помочь, когда вы будете навещать ее сестру?

— Я думаю, завтра Мелисса уже поедет домой, — улыбнулся папа.

— Ох! — Я расстроилась. Я все-таки надеялась, что Мелисса еще немного поболеет. Почти поболеет — не по-настоящему.

— Ну, не важно. Я думаю довольно долго пробыть в этом городе, чтобы делать настенные росписи, — сказала Матти. — Я окончила в прошлом году колледж по искусству, но пока еще не продала ни одной картины, так что теперь занимаюсь вот этим. Пытаюсь создать себе имя и репутацию. Все это я делаю для больницы бесплатно. В наши дни трудно начать свой бизнес.

— И не говорите! — воскликнул папа.

Ему тоже очень понравилась Матти. Он рассказал ей все об агентстве путешествий и о том, что по-настоящему ничего не получается, но, может быть, теперь он начнет работать плотником и будет делать всевозможные стеллажи. Папа даже рассказал Матти о нашей маме и о ее карьере в шитье платьев.

Я не очень-то участвовала в этом разговоре — мне нужно было сосредоточиться. Матти дала мне кисточку для краски, и я стала аккуратно-преаккуратно раскрашивать оранжевую шапку Могучей Марты, и ее голубой плащ, и ее красные колготки, и конверсы. Труднее всего было раскрашивать кеды, но я ни разу не зашла за границы рисунка.

— Господи боже мой! — всплеснула руками мама, выйдя в коридор. — Я думала, вы оба потерялись. Мартина, что ты делаешь?

— Она помогает мне расписывать стены, — сказала Матти. — О, Марти, у тебя получилось просто замечательно!

Мы уставились на Могучую Марту во всей ее тщательно раскрашенной красоте.

— Это Могучая Марта! — засмеялся папа. — Марти, она выглядит великолепно!

Мама подошла ближе к стене, чтобы рассмотреть получше.

— Мартина, ты что, сама это нарисовала? — спросила она.

Я гордо кивнула.

— Ну… это очень хорошо, — сказала мама. — Очень-очень хорошо. Ни каракулей, никакой мазни — это почти профессиональный рисунок. Хотя почему ты всегда рисуешь персонажи этих глупых комиксов? Меня это беспокоит.

— А мне нравится ее Могучая Марта, — сказала Матти. Она полезла в карман своих джинсов и вытащила визитку. — Вот здесь номер моего телефона и электронная почта. Я как раз подумала — может быть, мне удастся сделать какую-нибудь мастерскую, где дети могли бы рисовать во время каникул. Может быть, Марти хочет принять в этом участие?

Может быть?!

Мы вернулись к Мелиссе, и я стала без умолку рассказывать о моей новой подруге Матти и о моей блестящей карьере по настенной росписи.

Мелисса только таращила глаза.

— Марти, пообещай мне, что не будешь рисовать на наших стенах, — сказала она. — Если я найду где-нибудь хотя бы малюсенькое пятнышко Могучей Марты, ты об этом очень-очень пожалеешь.

— Ладно, обещаю, — я посмотрела ей прямо в глаза. — Мелисса, все будет классно. Теперь я буду соблюдать в нашей комнате экстрапорядок, и аккуратно складывать свою одежду, и хранить своих зверей в шкафу. И вообще, Мелисса, я собираюсь стать самой лучшей сестрой — вот увидишь.

И Мелисса, и мама, и папа засмеялись — но я ведь и правда так думала. Вечером, укладываясь спать, я положила свои носки и трусики в корзину для грязного белья и, поцеловав на ночь Попрыгунчика, Бэйзила, Полли и Половину-Перси, уютно уложила их в шкафу. Я отправила Заплатку, Галопчика, Сладкоежку, Веселые Ножки и Звездный Свет спать на их полке, заставив их лежать ровненько. Я так старалась, чтобы Мелисса это заметила, хотя ее даже не было в комнате.

Папа закрепил приставную лестницу так, чтобы она больше не могла съехать.

— Но ты все равно должна быть очень-очень осторожной, — сказала мне мама. — Я думаю, чем скорее мы сможем позволить себе настоящую кровать для близнецов, тем будет лучше!

Они с папой поцеловали меня на ночь, и папа сказал:

— Спите детки крепко, клопов я запер в клетку.

Я тыщу лет не могла заснуть. Я завернулась в Уилму, но ее компании мне оказалось недостаточно. Я была одна в этой большой и тихой комнате, и вроде бы все было спокойно. Я знала, что Мелисса поправляется, что утром мама заберет ее из больницы. Но я все равно беспокоилась. Это было такое странное чувство — быть здесь без Мелиссы. Мне хотелось шептаться, хихикать и играть с ней. Мы могли часто драться — но это было весело. Я просто не могла дождаться, когда Мелисса снова будет дома.

Я печально втянула носом воздух, скучая по ее сладкому розовому запаху. Я прислушивалась к тишине, чтобы услышать ее тихое похрапывание. Я так сильно по ней скучала!

Замечательно было встретить Мелиссу дома на следующий день и играть с ней в нашей комнате. Самое лучшее в моей сестре то, что она всегда рядом. Она защищает меня. Она все понимает про школьные дела. Она потихоньку от всех обнимает меня, если знает, что мне серьезно попадет. И она никогда не жалуется на меня — когда это действительно серьезно. Она лучшая сестра во всем мире, и я люблю ее всю-всю, до последнего волоска.

Примечания

1

Ко́ нверсы — кеды фирмы «Конверс».

(обратно)

2

МДФ — плиты или листы из прессованной древесины. Используется для изготовления мебельных фасадов, столешниц, отделки интерьера и т. п.

(обратно)

3

И́ глу — зимнее жилище эскимосов, строится из снега и льда.

(обратно)

4

Английская лапта — или иначе раундерс, игра с битой и мячом, напоминает лапту и бейсбол.

(обратно)

5

Хоум-ран — ситуация в игре, когда игрок пробегает через базы и возвращается в дом. Базы и дом — определенные зоны площадки.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg