«Про маму и вишневые косточки»

Про маму и вишневые косточки (fb2) - Про маму и вишневые косточки 2077K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Людмила Уланова

Людмила Уланова Про маму и вишневые косточки

Про съедобные дома

Из жизни роботов, дедушек, инопланетян, докторов, червячков и других удивительных существ

Мой предок — гусь

Вчера мы проходили имена собственные. Зашла речь о фамилиях.

— Это очень интересная штука — фамилии, — сказала Нина Игоревна. — Они помогают узнать, кем были наши предки. Вот у тебя, Юля, — обратилась она к Юльке Мельниковой, — предок, скорее всего, был мельником, а у тебя, Фёдор, — учительница повернулась к Федьке Кузнецову, — кузнецом. У Поли Самарцевой кто-то из прапра-прадедов приехал из Самары. У Алёши Рыжова родоначальник был рыжим.

— Вот так-то! — ухмыльнулся рыжий Ромка Васильев. — Не будешь теперь дразниться, Лёха! Нина Игоревна! А кто был мой предок?

— Ну, о нём мы можем суверенностью сказать только одно: его звали Василием.

Тут все завопили:

— А мой? А мой?

Разве можно упустить такой повод пошуметь?! Да ещё и увести разговор куда-нибудь в сторону. Глядишь, к доске никого не вызовут.

Но Нина Игоревна не дала сбить себя с толку:

— Все любознательные могут потом провести самостоятельное расследование — заглянуть в словари, расспросить родителей. Продолжим урок.

А я даже спрашивать ничего не стала. Мне моя фамилия всегда казалась вполне симпатичной. Обычная такая фамилия — Гусева. А теперь я представила, что Нина Игоревна мне скажет: «Твой предок был гусь», а все как заржут надо мной, как будто у них предки были лошади!

Я шла из школы и пыталась представить, как люди могли произойти от гуся. Ну от обезьяны — ладно. Но от гуся?! С другой стороны, вышли же когда-то рыбы на берег. Нина Игоревна об этом на природоведении рассказывала. Вышли и превратились в сухопутных животных. Постепенно так, не сразу… А гусь, наверное, так же постепенно превратился в моего прапрадедушку.

Ещё Нина Игоревна говорила, что от предков нам достаются по наследству разные особенности — ну там, таланты или, наоборот, недостатки. И тут я поняла! Вот почему я так часто покрываюсь гусиной кожей! Только ветерок подует — и пожалуйста! И вот почему я три дня назад ущипнула Ленку, когда она меня обозвала кикиморой. Гуси-то щипаются! Это мне прапрадедушка о себе напомнил. А Ленка меня в ответ укусила. Точно, у неё и фамилия Волкова — всё сходится! Поосторожнее с ней надо. А я её уже на день рождения пригласила… Так, ладно, а что во мне ещё гусиного? Вспомнила! Когда я злюсь и возмущаюсь, бабушка ворчит: «Расшипелась, как гусыня!» А мама мне часто говорит: «Ну что ты так гогочешь? Ты же девочка, ты должна смеяться мелодично».

Зато я плаваю хорошо. И в обиду себя не дам. Да чего я вообще переживаю? Отличная птица гусь. Большая. Красивая. Смелая. Боевая. Вкусная. Ой, это неважно. В общем, вполне приличный предок. Гордиться можно.

А когда я вечером всё это изложила папе, он долго гоготал. То есть хохотал. И сказал, что я выдумщица, а предком нашим был обычный человек. Просто его за что-то прозвали Гусём. А может быть, у него даже имя такое было — оказывается, когда-то людям давали такие имена. Ну Гусь, там, или Заяц. Или Волк. Так что Ленку на день рождения приглашать можно, никого она не съест.

И тут я вдруг снова расстроилась. Потому что я уже как-то привыкла к мысли о предке-гусе. Даже пробовала взлететь по дороге из школы. И у меня почти получилось.

Рассказ про сурков

Сурок отвёл детей к бабушке и возвращался домой, весело насвистывая. Он предвкушал свободный вечер, салат из клевера и спокойную прогулку с женой. С этими приятными мыслями он вошёл в нору.

Жена каталась по полу. Сурок настолько удивился, что несколько минут простоял столбиком. Наконец он осторожно спросил:

— Лапушка, что с тобой?

Сурчиха встала, и муж увидел, что вся спина её покрыта колючими шариками репейника. Пол тоже был усыпан репейником.

— Не хочу быть мохнатой сурчихой, хочу быть колючей ежихой! — провозгласила она.

Похоже, она специально усыпала пол репейником и каталась по нему, чтобы колючки пристали к шерсти. Ну и дела!

— Лапушка, что случилось? Ты, наверное, слишком часто Пушкина читала нашим сурчатам? «Не хочу быть чёрной крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой…»

— Да какой Пушкин! Я им читаю современные книжки для детей. А они, — сурчиха подошла к детскому столику и стала перебирать разноцветные страницы, — все сплошь про ёжиков! Вот смотри: «Как ёжик с белочкой грибы собирали», «Как ёжик с зайчиком в прятки играли», «Как ёжик с лисичкой в школу ходили», «Как ёжик с мышкой варенье варили», «День рождения ёжика», «Приключения ёжика», «Ёжик и ослик», «Ёжик и козлик». А вот ещё: «Как Петя ёжика нашёл», «Как Алёнка ёжика нашла», «Как Денис ёжика нашёл», «Как Серёжка ёжика нашёл», «Как Настя…»

— Погоди, что это за странный ёжик такой? Почему его все по очереди находят? Сбегает он, что ли, от всех? Так оставили бы его в покое!

— Да нет, как ты не понимаешь?! Это разные ёжики. И книжки разные. И авторы… А дети меня спрашивают: «Мама, почему всё про ёжиков? А где про сурков? Про нас разве никому не интересно?» И что я им должна говорить?

— Успокойся, успокойся. — Сурок попытался ласково обнять жену и тут же отдёрнул лапу: репейные крючочки с готовностью впились в мех. — Лапушка, а может, ну его, этот репейник? Давай я тебе лучше сосновых иголок принесу. Они не такие цеплючие.

— Нет, ты точно ничего не понимаешь! С сосновыми иголками я стану похожа не на ежиху, а на дикобразиху.

— Ну и что? Какая разница?

— Так ведь пишут не про дикобразов, а про ежей! Именно ёжиков считают милыми и трогательными. Вот посмотри на картинки. Видишь, какие они тут хорошенькие? Лапки, мордочки, пузики… Сплошное умиление! И у каждого ёжика грибочки и яблочки на иголках. Ярко, красиво, празднично. Мне бы тоже пошло.

Сурчиха взяла со стола яблоко и попыталась приладить на спину, но репейные колючки не зацепились за его гладкие бока, и яблоко шлёпнулось на пол.

— Какие грибочки? Какие яблочки? Ты видела, как эти хорошенькие гусениц за обе щеки уплетают? Как они жуков наворачивают?

— Я-то видела, но я книжек не пишу! Пусть лучше про меня пишут. Чем я хуже?

— Ты лучше, лучше! Не переживай так. У нас, сурков, своё место в искусстве. Помнишь старинную песенку про мальчика, который ходит по городам с учёным сурком?

И заботливый муж запел приятным мягким голосом:

Из края в край вперёд иду, И мой сурок со мною. Под вечер кров себе найду, И мой сурок со мною.

— Нет, песня — это не то! — закапризничала сурчиха. — Хочу рассказ! Как про ёжиков!

— А фильм? — не сдавался муж. — Знаменитый — фильм «День сурка». Не день ежа, между прочим. Целый день — и весь наш. А популярность какая!

— Рассказ хочу, — упрямо повторила жена. — Детям читать.

— Ладно, — вздохнул сурок, — для тебя — всё что угодно. Будет тебе рассказ. Обещаю. И пусть он так и называется — «Рассказ про сурков». А теперь, может быть, избавимся от этого репейника? А, лапушка?

Красное и зелёное

Билли жил в зелёном яблоке, а Томас — в красном. Оба приятеля снимали жильё у компании «Съедобный дом». По вечерам Билли и Том выползали на общую ветку — подышать свежим воздухом, выпить по стаканчику дождевой воды с яблочным сиропом и поболтать о том о сём. Впрочем, болтали они каждый раз примерно об одном и том же.

— Красный цвет, — разглагольствовал Томас, любуясь своим домом, — это лучший цвет в мире — цвет солнечного восхода и заката. А ведь без солнца никакая жизнь невозможна.

Томас был очень образованный червяк.

— Опять умных книжек начитался? — ухмылялся Билл. — Яблоня — вот наша жизнь. А листья на ней какие? Зелёные. Значит, зелёный и есть самый главный цвет — цвет жизни.

На следующий вечер всё начиналось снова.

— Красный, — вдохновенно вещал Том, — это цвет языков пламени, согревающего всё живое.

— Вот только пожара нам здесь не хватало, — морщился Билли. — Ты лучше вниз посмотри. Видишь, наша яблоня стоит на зелёной траве.

Ни в чём, как обычно, друг друга не убедив, червяки расползались по домам, чтобы поужинать куском стены, посмотреть телевизор и завалиться спать.

— Красный — цвет запрета, — горячо говорил Томас, когда вновь наступал вечер. — Если бы не было красных предупреждающих сигналов, в мире творились бы страшные дела!

Всё ясно, Томми посмотрел передачу о правилах дорожного движения. Но и Билл её не пропустил, так что застать его врасплох приятелю не удалось.

— Червяк рождается свободным. Зелёный — цвет свободы. Именно по зелёному сигналу мы можем ползти туда, куда нам нужно.

Так продолжалось много дней. Оба находили всё новые и новые примеры, оба ни разу не согласились со словами соседа и оба были довольны жизнью, собой, друг другом и своими вкусными яблочными домами.

И вдруг…

Выбравшись вечером на ветку, Билли увидел на своём яблоке большое красное пятно! Он никак не мог понять, что случилось. Болтая с Томом, Билл всё время косился на испорченную стену, и разговор не клеился. Тем более что Томас посматривал в ту же сторону и, кажется, усмехался.

Билли отправился домой раньше обычного, проворочался всю ночь, а на рассвете попытался оттереть пятно. Оно и не думало оттираться. Более того, червяк с ужасом понял, что со вчерашнего дня пятно увеличилось. Уже почти пол-яблока было красным.

Вечером Билл не выполз на прогулку. Не дождавшись приятеля, Томас постучал ему в стенку, но тот изнутри крикнул, что застудил хвост и, пожалуй, несколько дней будет отлёживаться.

С утра Билли позвонил в компанию «Съедобный дом» и пожаловался на приключившееся безобразие.

— Простите, но вы, наверное, невнимательно читали договор, — ответил ему вежливый голос. — Он у вас поблизости? Будьте добры, посмотрите, что написано внизу мелким шрифтом.

Билли достал из ящика договор, нашёл нужное место и прочёл:

«За изменения в экстерьере жилого помещения компания ответственности не несёт».

Он, конечно, тоже был образованным червяком, но таких мудрёных слов не знал.

— Что такое экстерьер?

— Это внешний вид, — с готовностью ответил вежливый голос. — Надеюсь, у вас больше нет претензий. Всего доброго.

«Вот так и буду здесь лежать, — с тоской подумал Билли. — Ещё не хватало, чтобы Том начал мне лекции читать о победе красного цвета над зелёным! Представляю, как он там раздувается от гордости».

Червяк выглянул в дырочку в стене, служившую и окном, и дверью. Эх, и что там происходит на воле?

И вдруг…

Яблоко, в котором жил Томас, оторвалось от ветки, стремительно полетело вниз и шлёпнулось в траву.

Тут уж Билли не выдержал, выскользнул наружу и, свесившись с дерева, посмотрел на землю. Но ничего толком не увидел. И подумал: «Надо будет внимательно изучить договор. Неужели там и это предусмотрено?»

Билли оглядел своё яблоко. За те дни, что он отсиживался внутри, оно стало совершенно красным.

— Здравствуйте! — вдруг услышал он с другого конца ветки и обернулся. Из маленького ярко-зелёного яблока выбирался молодой червячок.

— Меня зовут Тедди. Я ваш новый сосед.

— Уильям, — солидно представился Билли. — Добро пожаловать на нашу яблоню. Вот здесь я живу.

— О, у вас очень милый дом. Только вот цвет… Не находите ли вы, что зелёный гораздо приятнее для глаз?

— Ну что вы… — снисходительно улыбнулся Билли. — Ведь красный — это лучший цвет в мире. Цвет солнечного восхода и заката.

Правильная покупка

— Давайте купим новую стиральную машину, — предложила бабушка. — А то старая так трясётся и скачет, как будто бельё кусает её изнутри.

— Нет, если уж покупать машину, то посудомоечную, — не согласилась мама. — Её у нас вообще нет. А посуда есть. И много. Особенно грязной.

— Лучше купить дрель с перфоратором, — возразил папа. — И ещё с десяток всяких нужных инструментов. Тогда я наконец повешу полки, и вы перестанете мне каждый день про них говорить.

— Новый музыкальный центр давно пора купить, — заявил брат. — С мощными колонками. А то, когда Лёха за стеной музон врубает, мне всё слышно, а когда я включаю, он не слышит ничего. Несправедливо!

— Телевизор бы новый… Большой… — размечтался дедушка. — А то в старом моя любимая оперная певица не помещается.

— Нам нужен универсальный домашний робот, — подвела итог я.

И все согласились. Потому что я у нас в семье самая умная.

За последние несколько месяцев наша жизнь совершенно изменилась.

По утрам, в половине шестого, всех будит громкий гудок. Робот поднимает нас и строит на зарядку, а после завтрака раздаёт задания: кому посуду мыть, кому стирать, кому гладить. Ну и так далее. До школы и работы мы столько всего успеваем! А по вечерам и в выходные — ещё больше. За это время мы сделали дома полный ремонт, навели идеальный порядок во всех шкафах, освоили 157 кулинарных рецептов, развели в квартире зимний сад и зимний огород. Пока мы занимаемся домашними делами, робот ставит классическую музыку или читает нам лекции об искусстве.

Вчера бабушка собрала первый урожай ананасов и кабачков. Присела ненадолго и со вздохом сказала:

— Эх, сейчас бы сериал посмотреть хоть одним глазком… Как там она, моя Карлиточка? Небось уж замуж вышла за Диего. Или за Родриго. А то, не дай бог, и за этого злодея Хосе Рамона!

Робот нажал кнопку у себя на животе, и оттуда выдвинулась огромная плазменная панель.

— Вот, посмотрите.

Мы обступили экран, но вместо любимой бабушкиной Мексики увидели заснеженный парк. Поверх изображения бежала надпись: «Температура воздуха — 4° C, ветер 2 м/сек, небольшой снег».

— Вот, посмотрите, — повторил робот, — какая погода! Просто преступление сидеть дома. Быстро все на вечернюю прогулку!

И мы послушались робота и пошли гулять.

Потому что теперь он у нас в семье самый умный.

Очень разные тарелки

Вечером вся Тимкина семья собралась за ужином. Родители сидели уставшие и замученные после работы, на стол накрывала бабушка и, как всегда, ворчала:

— Вот ведь семейка! Каждому своё подавай.

С этими словами она поставила перед папой тарелку борща. Папа готов был есть борщ четыре раза в день, на первое, второе и третье, и больше ничего не признавал.

— Вон у Ирины Петровны в семье всё как у людей. Что сварит, то и едят!

А у нас всяк на свой лад норовит покапризничать.

Бормоча на ходу, бабушка вернулась на кухню и принесла оттуда ещё две тарелки. Катька получила свою любимую пиццу с колбасой, а мама — груду нарезанных сырых овощей. Там были огурцы, морковка, редька, помидоры, капуста, даже сырая свёкла и тыква! А ещё веточки петрушки, укропа, сельдерея и листья салата. Вообще-то, мама больше всего любит картошку с мясом и шоколадные конфеты. Но последнее время она на диете и пытается убедить всех, а особенно себя, что сырые овощи — это очень вкусно. А главное — полезно. Вот и сейчас она взяла морковный кружочек и начала вяло его грызть, повторяя с кислой улыбкой:

— Сколько витаминов! Просто сплошные, сплошные витамины! Организму они со-вер-шен-но необходимы!

Тем временем перед Тимой появилась тарелка с сиреневыми человечками, а себе бабушка принесла гречневую кашу с молоком и наконец уселась за стол.

Тимка внимательно оглядел свою тарелку и строго спросил:

— Летающая?

Бабушка от возмущения хлопнула ложкой по молочной поверхности, отчего та пошла волнами и гречневые крупинки начали гоняться друг за другом.

— Это когда ж такое было, чтоб я не то, что просят, приготовила? Сказал, «летающую», так летающую и нашла! Все прихоти ваши выполняю. Стараешься, стараешься, а разве ж вы цените бабушку?

Человечков было четверо. Один из них — командир, как сразу решил Тимка, — подошёл к краю тарелки и с вызовом спросил:

— Есть нас будешь?

— Ты чего! — возмутился Тимофей. — Что я, людоед, что ли, какой-нибудь?

— Ну а тогда зачем мы тебе понадобились?

— Как зачем?! Контакт цивилизаций! Встреча разумов! Обмен знаниями и опытом!

— Ой, не могу! — человечек вдруг начал издавать громкое жужжание, и Тимка понял, что он смеётся. Да не просто смеётся — ухохатывается! — Какой опыт? Какие знания? Что ты вообще полезного знаешь? Вот скажи, ты умеешь штопать чёрные дыры?

— Э-э-э, — протянул Тимка.

— А антивещество от антисущества отличишь? А какая разница между световым и теневым годом, тебе известно?

— Ну-у…

— А блок питания Солнечной Системы найдёшь? А из Млечного Пути Сметанную Дорожку сделать сможешь?

Тимка уже не нукал и не экал, а только мрачно молчал.

— В общем, с вами если чем и обмениваться, то разве что едой.

И человечек кивнул в сторону маминой тарелки.

Только сейчас Тимка заметил, что там уже хозяйничали остальные инопланетяне. Один вгрызался в тыквенный ломтик, другой, пробив головой дырку в кружочке огурца, сидел теперь с огуречным воротником на плечах и понемножку обкусывал его изнутри. Третий разлёгся на тарелке, разглядывал нарисованные на её донышке ромашки и лениво обмахивался веточкой укропа.

Главный сиреневый человечек присоединился к своей команде, быстро соорудил пульт управления из брусочков редьки и свёклы, крутанул помидорный штурвал, и новоявленный космический корабль, не сделав даже прощального круга над комнатой, вылетел в форточку.

Мама задумчиво придвинула к себе опустевшую летающую тарелку, отломила какую-то металлическую штуковину, разжевала и сказала:

— Сколько железа! Просто сплошное, сплошное железо! Организму оно со-вер-шен-но необходимо!

Папа доел борщ, поднял голову от тарелки и радостно улыбнулся:

— Всё-таки как хорошо дома после рабочего дня! Тихо, спокойно. И ничего не происходит!

Доктор сказал

Доктор сказал, что при кашле очень полезно стоять на голове.

Доктор сказал, что надо съедать по куску мела утром, днём и вечером, запивая холодным чаем, и живот никогда не будет болеть.

Доктор сказал, что при ангине нужно мазать горло черничным йогуртом.

Доктор сказал, что горчица — лучшее средство от зубной боли.

Доктор сказал, что вместо йода разбитую коленку можно мазать оранжевой акварелью.

Доктор сказал, что, если нам не нравятся его советы, пусть доктором будет Машка, а он лучше во двор гулять пойдёт. Не очень-то ему и хотелось играть в нашу дурацкую больницу.

Разноцветная белая сказка

Мама сидела в кресле и вязала огромную белую шаль. Старший сын, надев перчатки, колдовал над своими любимыми комнатными цветами, которые росли на широком подоконнике в крошечной самодельной теплице. Он опрыскивал растения и обрывал сухие листочки, что-то напевая себе под нос. И вдруг закричал:

— Смотрите, смотрите! Она расцвела! Моя роза расцвела! — Но тут же чуть разочарованно добавил: — Эх, она белая! А я думал, будет красная. Или жёлтая.

— Нашёл из-за чего огорчаться, — пожала плечами мама. — Белый цвет — самый красивый, самый нарядный, самый праздничный.

— Но ведь лето… оно яркое! Разноцветное! А я так люблю лето… Вот мне и хотелось, чтобы у меня были яркие цветы.

— Интересно, как ты можешь любить лето? Ведь ты же…

— Да ну! — перебил её средний сын, который до этого увлечённо рисовал. — Лето разве яркое? Вот осень — другое дело! Осень — лучшее время, самое красивое! Мама, посмотри, что я нарисовал!

— Ёлочку. Новогоднюю. Молодец! Только не пойму, чем это она украшена.

— Это осенние листья-! Кленовые! Смотри, какие они! Каждый листочек красно-жёлто-зеленый! Правда, здорово?

— Ну не знаю, не знаю… — покачала головой мама. — Рисуешь ты, конечно, хорошо… Но, по-моему, на ёлке гораздо симпатичнее смотрелись бы большие серебристые снежинки и прозрачные сосульки. И вообще не понимаю, где ты мог…

— Ой, что это?! — вскрикнул вдруг старший сын.

Все посмотрели туда, куда он показывал. В комнату бежал ручеёк. По нему, покачиваясь, плыл маленький игрушечный кораблик, а за корабликом, шлёпая по воде, бежал младший сын и изо всех сил дул в паруса.

— Опять?! — возмутилась мама. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты пускал свои кораблики в тазу!

— Но мамочка! Таз ни капельки не похож на весенние ручейки! А я хочу как весной! Когда снег тает, ручьи бегут и все пускают кораблики!

— Та-а-ак… — протянула мама таким голосом, что все братья испуганно переглянулись. — Значит, нравится тебе, когда снег тает? Я правильно поняла?

Младшенький опустил голову и что-то промямлил.

— Вот что, дети. Признавайтесь: опять ворону наслушались? Или белку? Или синиц этих бестолковых? Или зайца глупого? Цветочки, значит, вам яркие нравятся? Листики кленовые? Ручейки весенние? Молчите? А на кого, как вы думаете, мне бабушка Вьюга сегодня жаловалась?

Младший опустил голову ещё ниже.

— Что глазки прячешь, Февраль? Совсем ты ей не помогаешь. А ведь она старенькая.

— А я маленький! — пробубнил Февраль. И жалобно добавил: — Самый маленький!

— Ничего-ничего, как хулиганить — так большой. Пойдём-ка лучше с тобой делом займёмся, сейчас твоя очередь трудиться. Декабрь, остаёшься за старшего. Уберите с Январём воду, которую этот безобразник разлил: Идём, чудо моё! Да снег не забудь взять, как вчера.

Февраль послушно взвалил на спину рюкзак со снегом. А когда Зима вышла за порог, украдкой сунул в карман кораблик. Кто знает — а вдруг именно сегодня наконец удастся увидеть настоящие весенние ручейки?

Про маму и вишневые косточки

Из рассказов девочки Лёльки, которую на самом деле зовут Маргарита

Про имя и скелет

Когда мама с папой узнали, что у них родится девочка, они сразу решили, что назовут её Лёлькой. Так меня заранее и звали, даже до того как я родилась. А когда надо было получать свидетельство о рождении, вдруг вот что выяснилось: оказывается, мама считала, что Лёля — это Елена. И хотела меня назвать в честь своей первой учительницы. А папа был уверен, что Лёля — это Ольга. Так звали его первую школьную любовь. И — он в честь неё меня назвать хотел. Стали мама и папа спорить и даже ссориться, всё никак не могли решить, кто же важнее — первая любовь или первая учительница. В конце концов назвали меня Маргаритой. В честь соседки, которая их помирила.

Маргарита — имя неплохое. Говорят, означает «жемчужина». Только вот называют меня все по-прежнему Лёлькой. Поэтому, когда кто-то посторонний спрашивает, как меня зовут, я начинаю путаться или просто молчу: каждый раз не могу решить, что лучше сказать. И тогда все думают, что никакая я не жемчужина, а самый настоящий тормоз. Из-за этого меня даже не приняли в кружок настольного плавания. Там нужна быстрая реакция, а тренер решил, что я соображаю плоховато.

Но на самом деле я сообразительная. И уже сообразила: если я при приёме в школу буду так же тормозить, может, меня туда не возьмут? Это было бы здорово, потому что в школу я идти боюсь. Из-за того, что у меня буквы кривые. Приду — и сразу двоек наполучаю. С другой стороны, там и интересного много, мне девчонки рассказывали. Например, в кабинете биологии есть настоящий скелет. Одни говорят, что это скелет первого директора школы. Он его подарил кабинету биологии, а сам ушёл странствовать по свету. А другие уверены, что это скелет шпиона, которого задержали ученики пятьдесят лет назад. Шпиона забрали в милицию, а скелет оставили школе.

Ещё в этом же кабинете есть попугай, который читает стихи. Старшеклассники всё время пытаются его перетащить в кабинет литературы, спрятать под партой и заставить отвечать на уроках. Но попугай скучает по шпионскому скелету и всегда улетает обратно.

Конечно, на всё это я хочу посмотреть своими глазами. А значит, наверное, всё-таки придётся пойти в школу. Поэтому каждый вечер перед сном я повторяю: «Я Маргарита, Маргарита, Маргарита». А с буквами, может, справлюсь как-нибудь.

Про кошек и географию

В воскресенье мы с родителями ходили на выставку кошек. По-моему, все кошки ужасно красивые: и пушистые, и короткохвостые, и вислоухие, и голые кошки-сфинксы. Конечно, люблю я только нашу Булку, но нравятся мне все! И названия пород тоже такие красивые! Волшебные и сказочные, только не очень понятные… А когда мне что-то непонятно, я всегда пытаюсь разобраться.

— Пап, — спросила я, когда мы возвращались с выставки, — а почему сиамские кошки так называются?

— Потому что эта порода появилась в королевстве Сиам.

— А что за королевство такое? Я никогда не слышала.

— Это ты только думаешь, что не слышала. Видела рекламу: турфирмы путёвки в Таиланд предлагают? Вот Таиланд раньше и назывался Сиамом.

А… у-у… угу.

Таиланд — это звучало уже не так загадочно. Хотя тоже ничего.

— А персидские кошки из Персии, да?

— Ну-у… да. Только такой страны сейчас тоже нет. Она теперь называется Иран.

Иран — это совсем не сказочно. Про Иран иногда по телевизору говорят, когда про всякую скучную политику рассказывают.

— А абиссинские кошки? — я уже не надеялась, что где-то есть страна с чудесным названием Абиссиния. Так оно и оказалось!

— Абиссинские — из африканской страны Абиссинии. Сейчас она зовётся Эфиопией.

Я решила больше ни про какие породы не спрашивать, чтобы ещё больше не запутаться и не разочароваться. Но тут мы как раз пришли домой. Там нас встретила наша родная кошка Булка.

— Мяу! — возмущённо сказала она, — Где шлялись столько времени, родственнички? Почему от вас чужими кошками пахнет? А кормить меня сегодня кто-нибудь собирается?

Бабушка с дедушкой в этот день ушли в гости, и бедная Булка сидела дома одна. Я побежала её кормить, а мама — разогревать наш человеческий обед.

— Ой, — сказала я, когда мы сели за стол, — а Булка-то у нас кто? Какой породы?

— Разве ты не помнишь? — удивилась мама. — Наполовину ангорская, наполовину сибирская.

— А страны Ангорию и Сибирию во что сейчас переименовали?

— Ну ты географ у меня! — папа расхохотался, и изо рта у него выскочил фонтанчик супа. После этого папа долго кашлял, охал, бегал пить воду и умываться. А вот нечего надо мной смеяться!

Прокашлявшись, он рассказал:

— Город Анкара, столица Турции, раньше назывался Ангора. Ангорские кошки — оттуда. Ну и Сибирь, конечно, тоже не страна — это часть России за Уральскими горами. Никто её не переименовывал и, надеюсь, не собирается. А я ведь там был — на реке Лене. Ох и красивые там места! Но суровые — тайга кругом…

Теперь я чуть не поперхнулась:

— Это что, у реки имя человеческое — Лена?! Её как мамину подружку тётю Лену зовут?

— Ага, — кивнул папа, — А может, не у реки имя человеческое, а у тёти Лены географическое. Да у нашей мамы, кажется, все подружки географические! — Папа совсем развеселился, но есть старался осторожно, плеваться гречневой кашей ему явно не хотелось.

Я перебрала в уме маминых подруг. Много времени на это не понадобилось: их всего три.

— Понятно. Значит, есть река Вика и река Соня.

— Ну, рек таких я не знаю. А вот озеро Виктория в Африке и город София в Болгарии точно есть. Наверное, маминых географических подружек в их честь назвали!

— Что-то ты сегодня разошёлся, — хмыкнула мама, — тогда уж расскажи Лёльке, что и папа у неё географический.

— Э-э… ну… в общем, да. Как-то я не подумал. И правда, есть такой город — Владимир.

Вечером папа сидел за компьютером — кажется, искал что-то в интернете. Дедушка и бабушка смотрели телевизор, мама читала, а я легла спать. Но заснуть не получалось: я лежала и думала о том, какие везучие тётя Лена, и тётя Вика, и тётя Соня. И даже мой собственный папа! Это же так здорово, когда есть целый город или река с таким же именем, как у тебя. Эх, мне бы что-нибудь такое… Но трудно представить, чтобы кто-то дал городу или озеру название Лёля. Одна надежда на моё полное имя — всё-таки «Маргарита» звучит красиво. Может, кто-то где-то догадался назвать так хоть какую-нибудь деревеньку, самую завалящую… или ручеёк…

— Лёлька! — услышала я шёпот. Папа тихонько вошёл в мою комнату. — Идём, что-то покажу. Только не шуми, а то мама сердиться будет, что ты не спишь.

Следом за папой я подошла к компьютеру.

— Вот, смотри! Остров Маргарита.

И я посмотрела. И всё смотрела, смотрела, смотрела — не могла оторваться.

Синие-синие волны, зелёные-зелёные кактусы. А ещё лодки, холмы на берегу, закат над морем и пальмовые ветви, похожие на крылья больших птиц. Это был остров Маргарита. Мой остров.

— Где это? Далеко, да?

— В Карибском море. Всё, иди спать, а то мама нас застукает.

Я пошла в свою комнату, хотя мне очень хотелось спросить, где оно, Карибское море, и долго ли туда ехать. Или плыть? Или лететь? Легла — и мне сразу же начал сниться сон. Я шла по острову, а вокруг был лес из пальм и кактусов. Из леса ко мне вышла рыжая абиссинская кошка.

— Это тайга, — объяснила она, — её вырастила тётя Лена.

Дальше мы пошли вместе, и по дороге к нам присоединялись кошки, много-много: сиамские, ангорские, сибирские, персидские, бенгальские, балинезийские. Все вместе мы вышли к озеру, около которого стояла табличка: «Озеро Виктория». По нему плыла лодка. На берегу рос финиковый кактус, а рядом стояла мамина подруга тётя Соня и пыталась нарвать себе фиников, но всё время натыкалась на колючки. Она обиженно посмотрела на нас и спросила:

— Где шлялись столько времени, родственнички? Кормить меня сегодня кто-нибудь собирается? У нас в Болгарии в это время принято завтракать!

Но я не успела ей ответить, потому что в этот момент лодка причалила к берегу, и из неё вышел кот-сфинкс. Он протянул мне лапу и представился:

— Владимир.

— Маргарита, — ответила я, не раздумывая ни минуты. Сразу ясно было, что тут Лёлькой представляться несолидно.

— Добро пожаловать на твой остров, прекрасная Маргарита, — важно сказал кот Владимир. А все кошки завопили «Ура!», замяукали и зазвенели. Они звенели всё громче, громче и громче…

— Лёля, ты чего трубку не берёшь? — закричала бабушка. — Я тут на кухне вожусь, думала, ты к телефону подойдёшь. Ох, а ты ещё и не проснулась? Вставай, проспишь всё на свете!

Бабушка сняла трубку, а я вскочила и побежала умываться. Вовсе я не хотела проспать всё на свете — особенно теперь, когда я знала, что где-то в Карибском море у меня есть свой остров. Остров Маргарита.

Про искусство

Два раза в неделю меня возят на подготовительные занятия. Вообще-то, я давно читаю книжки и писать тоже умею, хоть и криво. Но мама с папой говорят, что надо привыкать к школе, тем более что в садик я не хожу.

У нас там кроме обычных уроков есть занятия по искусству. Их ведёт Ирина Альбертовна. Она ничего толком не объясняет и всё время кричит, что воспитает из нас творческих личностей и прибьёт нам художественный вкус. Правда, когда я маме про это рассказала, выяснилось, что я неправильно расслышала и вкус нам Ирина Альбертовна не прибьёт, а привьёт. Но было поздно. У меня в голове картинка уже нарисовалась: Ирина Альбертовна, с молотком и гвоздями, бегает за учениками, чтобы прибить им вкус. Вкус я представила в виде шоколадки — ведь он же должен быть хорошим!

Недавно Ирина Альбертовна поставила музыку и велела рисовать то, что эта музыка нам подскажет. Музыка мне ничего не хотела подсказывать, я грызла карандаш и рассматривала учительницу, особенно её голубые волосы. Интересно, почему они такого странного цвета…

Я так задумалась, что не заметила, как нарисовала Ирину Альбертовну за маленьким столиком, на лужайке около кукольного домика. Пудель ставил на столик поднос с кофейником и чашками. А перед Мальвиной Альбертовной стоял на одном колене Пьеро и вручал ей букет белых хризантем.

Учительница долго-долго смотрела на мой рисунок, а потом почему-то грустно-грустно вздохнула и ничего не сказала.

Но вечером я услышала, как она говорила маме и папе: «У вас очень способная девочка. Ей непременно надо учиться изобразительному искусству».

По дороге мама заявила:

— Точно! Надо будет обязательно Лёльку отдать в нормальную изостудию, где занятия ведут настоящие художники, а не какие-то сомнительные пенсионерки, которые и красок-то в руках не держали! А красить умеют только волосы, причём в жуткие цвета!

И тут мне вдруг стало ужасно обидно за Ирину Альбертовну:

— Мама, как ты не понимаешь? Она же бывшая Мальвина! То есть не бывшая… просто старенькая. Ей всегда так хотелось вести уроки, а единственный ученик, Буратино, от неё сбежал! Пусть хоть теперь порадуется. Ну да… она немножко скучная. И немножко вредная. И кричит часто. Но я думаю, она хорошая. Ведь Артемон её очень любил. А собаки — они в людях разбираются.

Про неправильный Новый год

Комната выглядела так, как будто мы собрались переезжать. Причём переезжать в какое-то удивительное место, где вместо тарелок и чашек понадобятся блестящие шары, вместо занавесок — мишура, а вместо люстры — гирлянда из разноцветных шишек с лампочками внутри. На самом деле переезжать мы, конечно, никуда не собирались. Просто папа уже вытащил коробки с новогодними украшениями, но вешать их мы ещё не начали.

Мне пока что было некогда. Я лепила снеговика. Настроение было отличное, пластилин тоже, поэтому и снеговик получался отличный. Я даже надела ему ведро на голову и дала в руку метлу — тоже из пластилина. И нос морковный вылепила. Так снеговики выглядят в книжках, особенно в старых. Хотя на самом деле я никогда не видела снеговиков с вёдрами, мётлами и морковками. Наверное, теперь у них другая мода.

Я закончила лепить, поставила своё творение на стол, полюбовалась и радостно сказала:

— Очень классный снеговик!

— Очень бестолковая девочка! — услышала я в ответ. — Ну что ты на меня так смотришь? Конечно, бестолковая! Какой же я снеговик? Ты, может, снега никогда не видела?

— Видела…

— Так снеговики как раз из снега и бывают! А ты и не знала? Точно бестолковая.

— Да знаю я! Знаю!

— Ну а я разве из снега? Я из пластилина. Значит, никакой я не снеговик, а пластилиновик. Эх, учиться тебе ещё и учиться!

Мне совсем не понравилось, что какой-то снеговик — ой, то есть пластилиновик, тьфу, не выговоришь! — пытается меня воспитывать, да ещё и бестолковой обзывает.

— Ну и пожалуйста! — сказала я. — Ну и стой тут! А я лучше игрушки для ёлки достану.

И я открыла ближайшую коробку.

— Игрушки! — раздался оттуда возмущённый голос. — Вы слышали, что она сказала? Игрушки! Какие же мы игрушки? — это говорил турок в сверкающей чалме и красных шароварах. Я поняла, что здесь лежат старинные ёлочные украшения, ещё прабабушкины. — Что, по-твоему, делают с игрушками? Играют! А нами разве можно играть? Мы хрупкие! Мы для красоты, а не для глупых детских игр!

— Ах, как можно было вообще такое предположить? Неужели эта жестокая девчонка хочет, чтобы сломались мои тонкие стройные ножки? — заверещала балерина в серебряной юбке.

— Да как вас называть?!

— Нами не играют, нами украшают. Мы ёлочные украшения. А ты небось и не слышала о таких? — проскрипел маленький круглый повар в большом белом колпаке.

— Слышала, слышала. — Мне надоело разговаривать с этой сварливой публикой. — Ну и лежите тут в своей коробке. Это вы, наверное, от старости такими вредными стали. А я лучше деда-мороза под ёлку поставлю. Он новенький, красивый!

— Это кто Дед Мороз? Я Дед Мороз? Девочка, да ты, наверное, двоечница!

— Никакая я не двоечница! Я вообще ещё в школе не учусь!

— Значит, будешь двоечницей. Такая большая, а не отличаешь Деда Мороза от Санта-Клауса. Видишь, на мне куртка с ремнём, штаны красные, сапоги и колпак. И очки на носу! А у Деда Мороза шапка, тулуп и валенки. Ты, пожалуй, даже подарков не заслуживаешь.

— Ну и ладно! — мне уже хотелось заплакать от обиды. — Подумаешь! Некогда мне тут с тобой болтать! Мне снежинки из бумаги вырезать надо!

— Да вырезай, вырезай, кто ж тебе мешает, — ухмыльнулся Санта. — Только имей в виду, что получатся у тебя не снежинки, а бумажинки. Правда, Пластмассурочка? — обернулся он к пластмассовой снегурочке, и та с готовностью закивала. — Так что в снежинках ты тоже не разбираешься, и вообще ты будущая двоеч…

Тут я нашла способ заставить ехидного деда замолчать. Я нажала на кнопку, расположенную у него на подставке, и Санта-Клаусу пришлось прервать речь на полуслове и запеть рождественскую песню.

Я подошла к ёлке. Она стояла ещё не наряженная, но такая красивая! И хвойный запах тоже был красивый — и совсем не зимний, а тёплый и спокойный.

— Ёлочка, ну чего они все? — пожаловалась я. — Всё им не так! Всё неправильно! Так и Новый год неправильным будет.

Ёлка обняла меня двумя ветками — осторожно, чтобы не уколоть. А ещё одной веткой погладила по голове.

— Чепуха, не обращай внимания. И праздник будет правильным, и весь год хорошим. И подарки тебе подарят чудесные. И двоечницей ты никогда не будешь. Только, знаешь… — она снова погладила меня веткой и прошелестела: — Я не ёлка. Я пихта.

Про пугалки

— Если не будешь чистить зубы, — говорит мне дедушка, — они начнут желтеть, как… как… — похоже, он не может придумать, как именно начнут желтеть мои зубы.

— Как осенние листья! — приходит ему на помощь бабушка.

— Да, как осенние листья! — радостно подхватывает дедушка. — И так же начнут опадать. То есть выпадать. Вот одна девочка не чистила зубы, они у неё стали жёлтыми, а половина выпала.

До чего же они любят пугать! Наверное, им кажется, что я так лучше понимаю.

— Если не будешь вовремя стричь ногти, они превратятся в самые настоящие когти, как у льва! — говорит бабушка, сделав страшные глаза. — Одна девочка сначала не стригла ногти, потому что ленилась, а теперь уже и не может этого сделать, потому что они превратились в твёрдые крючковатые когти!

Я понимаю, что это просто пугалки, но мне всё равно как-то не по себе. А когда я иду куда-нибудь с другой моей бабушкой, она всё время делает мне замечания:

— Не вертись! Не прыгай! Не ребёнок, а мартышка какая-то! Вот одна девочка так же вертелась, и у неё хвост вырос, как у мартышки.

Интересно, это они все про одну девочку говорят или про разных?

Я очень люблю ходить в гости к прабабушке. У неё столько всяких необычных старых вещей, миллион шкатулочек, коробочек, сумочек, а в каждой сто миллионов интересных мелочей: брошки, пузырьки, старинные пуговицы, бусины, пудреницы, открытки, ленточки… Каждый раз мне хочется всюду заглянуть и заново всё рассмотреть.

Прабабушка не возражает, по-моему, ей приятно, что мне нравятся её сокровища. Но она всё равно ворчит — на всякий случай:

— Вот ведь любопытная! Гляди, вырастет нос длинным-предлинным, если будешь его всюду совать.

— Одна девочка всюду совала свой нос, и он у неё вырос, как у Буратино?

— Видишь, сама всё знаешь!

Тут прабабушкина соседка Тамара Васильевна, которая как раз сидит у неё, вдруг говорит:

— А у тех, кто врёт, вырастают рога.

— Это ты к чему? — прабабушка неодобрительно смотрит на Тамару Васильевну. — Лёленька у нас никогда не обманывает.

— А я что? Я ничего! Лёленька-то, конечно, никогда. Я ж разве сомневаюсь? Что ты, что ты! А вот одна девочка…

В субботу мы отправляемся с мамой и с папой в магазин. Вернее, это они идут в магазин, а мне там делать нечего: что за интерес смотреть на всякие обои и раковины? Поэтому мне разрешают остаться на лавочке возле магазина. И тут я вижу, что там уже сидит девочка. Очень странная девочка. У неё длинный-предлинный нос, а на голове аккуратные маленькие рожки. На руках у девочки большие когти — сразу видно, острые! Из-под платья виден хвост — ничего так, симпатичный. С таким хвостом и когтями здорово, наверное, по деревьям лазить.

— Ой, — говорю я, даже не успев подумать, слова сами выскакивают, — ты что, всё время вертишься, врёшь и суёшь всюду нос?

— Да нет, — тяжело вздыхает девочка, и я вижу, что зубы у неё жёлтые-жёлтые и их явно меньше, чем должно быть, — не чаще, чем другие.

— Но ты, наверное, никогда не чистишь зубы и не стрижёшь ногти?

— Чищу и стригу, — уныло отвечает девочка. — Стригу и чищу. Ну забываю иногда, но ведь все иногда забывают… Просто я очень впечатлительная, понимаешь?

В этот момент из магазина выходит тётенька. Она подходит к нам и говорит девочке:

— Пойдём, горе моё луковое.

И тут я вижу, как у девочки на макушке — прямо посередине между рожками — начинают расти ярко-зелёные луковые перья. Мама уводит свою луковую девочку, а я стою, разинув рот, и смотрю вслед. Но мои родители тоже уже выходят из магазина, они там, похоже, ничего не выбрали. Они берут меня за руки, и мы идём в противоположную сторону. Я всё время оглядываюсь.

— Хватит оборачиваться! — говорит мама. — А то сейчас голова отвалится.

Как хорошо, что я не впечатлительная!

Настоящая женщина

Тётя Лера приходит к нам не очень часто. Нельзя сказать, что они с мамой подруги, просто учились вместе и иногда встречаются. Папа не особо любит, когда она приходит.

— О, опять настоящая женщина нас решила осчастливить своим визитом, — морщится он каждый раз, когда тётя Лера звонит и сообщает, что собирается к нам в гости.

— Да ладно тебе, Валерка хорошая, просто такая… ну… ну такая, в общем, — мама не может найти слов, чтобы описать тётю Леру. Да и не надо их искать. Мы и так её хорошо знаем.

И вот тётя Лера приходит вместе со своим сыном Стасиком, оглядывает маму с ног до головы и возмущается:

— Что это на тебе надето! Настоящая женщина никогда не будет ходить в таком виде!

Я тут же надуваюсь. Мне очень нравится одежда, которую мама носит дома: футболка с сумасшедшим зайцем и штаны — яркие, полосатые, как будто их из радуги сшили. Вот интересно, в чём тётя Лера дома ходит — в вечернем платье?

А мама вроде не обижается. Она сажает всех пить чай, ставит на стол вазочку с конфетами и блюдо с пирожными. Тётя Лера неодобрительно качает головой:

— Удивительно, что ты себе позволяешь. Конфеты! Пирожные! Настоящая женщина постоянно должна себя ограничивать.

Мама расставляет чашки. Тётя Лера перехватывает её руку и начинает внимательно разглядывать.

— Когда ты последний раз делала маникюр? Настоящая женщина должна делать его регулярно. Ре-гу-ляр-но!

Тётя Лера вытягивает руки и показывает всем свои ногти — длинные, острые, ярко-оранжевые. Как будто у неё к пальцам приделано десять маленьких морковок. Ещё на ногтях нарисованы какие-то листики — наверное, это морковная ботва. Непонятно, как тётя Лера с таким маникюром чистит картошку. Или ту же морковку. Может, прямо ногтями кожуру соскребает? Мне очень хочется её об этом спросить, я сижу и раздумываю, удобно это или нет, но тут мама говорит:

— Лёлька, бери Стаса, и идите в твою комнату, чего вам тут наши скучные разговоры слушать?

Мы так и делаем. Со Стаськой всегда интересно. Он совсем не такой, как его мама. Хотя он уже большой, во втором классе, он никогда не выпендривается. Он очень много знает и всегда что-нибудь рассказывает. В этот раз он говорит, что решил построить космический корабль и улететь путешествовать. А сейчас занимается научными исследованиями — выясняет, какие материалы подходят для строительства корабля. Вот это да! Всё серьёзно, не как у какой-нибудь малышни.

— Вот ты знаешь, почему не разрешают в микроволновку металлические предметы ставить?

— Почему?!

— Я догадался! Потому что под воздействием волн металл меняет свои свойства.

Космические корабли, сделанные из такого металла, могут развивать огромную скорость! Но учёные же не хотят, чтобы все об этом знали, а то представляешь, что будет, если все космических кораблей настроят? Но я раскрыл их секрет. Буду понемножку облучать всякие железки. Ещё двигатель нужен. У нас старый пылесос есть — думаю, подойдёт. Там такая тяга — ух!

Стаська ещё долго рассказывает про свой будущий корабль, потом мы играем в шашки, а я всё время думаю: «Если бы тётя Лера была моей мамой, я бы, наверное, тоже постаралась куда-нибудь в космос сбежать. Хоть на пылесосе».

Но когда гости уже прощаются в дверях, Стасик вдруг говорит:

— Мам, правда же я построю космический корабль и мы с тобой вместе полетим исследовать другие планеты?

Мы с папой даже рты открываем от удивления. Вот, думаю, тётя Лера ему сейчас скажет! А она важно так кивает и говорит:

— Конечно! Настоящая женщина обязательно должна слетать в космос. На настоящем космическом корабле. А главное — с настоящим мужчиной.

При этих словах она обнимает Стаську и прижимает к себе.

Они уходят, а мы с папой так и остаёмся стоять с разинутыми ртами. А мама говорит:

— То-то!

И идёт убирать посуду.

Про египтян

Мы сейчас с родителями отдыхаем в Египте. Мне здесь очень нравится, и не только из-за моря и пальм. Самое главное, что египтяне мне всё время задают вопрос: «Как дела?» А дома меня не очень часто об этом спрашивают. Я так обрадовалась, что кому-то интересно про мои дела слушать! Вчера мы зашли в магазинчик: мама хотела купить бабушке фарфоровый чайник с царицей Нефертити. Там дяденька-продавец, как увидел меня, сразу спросил по-русски: «Как дела?» И я начала ему рассказывать. А мне было что рассказать!

Про Никиту из двести четвёртого номера, который подарил мне ракушку в виде кривого сердца. Он сказал, что настоящее сердце таким и бывает, а ровное — только на картинках.

Про пирог с финиками, который нам давали на ужин. Я решила привезти домой косточку, вырастить пальму и подарить бабушке, чтобы она собирала финики и пекла такие же пироги.

Про факира, который выступал вечером. Он ходил по стеклу и глотал огонь, а Никита из двести четвёртого номера сказал, что он тоже так умеет, только ему мама не разрешает.

Про то, что я уже почти научилась плавать и скоро смогу доплыть до кораллового рифа. И увидеть там рыбу-бабочку, и рыбу-баночку, и рыбу-палочку, и рыбу-тапочку, и рыбу-шапочку, и рыбу-папочку, и рыбу-лапочку, и рыбу-лампочку…

Договорить мне мама с папой не дали, потому что уже всё купили. Очень-очень дёшево. И чайник для бабушки, и кружку для дедушки, и ещё много каких-то тарелок и вазочек с разными фараонами. Потом мы зашли в другой магазинчик, потому что папа захотел футболку — с фараонами, конечно. И там дяденька тоже закричал мне: «Как дела?» Тогда я подумала: «А что это я только свои египетские новости рассказываю? Наверняка всем интересно, что происходит у меня дома». И я рассказала!

Про нашу кошку Булку — самую белую и самую пушистую кошку во всём доме, а может, и в целом мире.

Про старенькую Мальвину, которая ведёт занятия на подготовительных курсах.

Про впечатлительную девочку с красивым длинным хвостом.

Про скелет шпиона, который живёт в школе.

Про то, что финики у нас не растут, зато растёт вишня, и в ней тоже есть косточки, только не длинненькие, а кругленькие. А вот в смородине косточки совсем крошечные. А в землянике ещё мельче. А в чернике, кажется, вообще никаких косточек нет. А в клюкве…

В общем, и в этом магазине маме с папой всё очень-очень дёшево продали. И они не только папе футболку купили, но и всем родственникам и друзьям. А потом сказали, что продавцы готовы были всё отдать даром, только чтобы не слушать больше про мои дела. Но я думаю, они ошибаются. Просто продавцам было очень приятно, что я так подробно ответила на их вопрос. При мне никто ни разу не отвечал. А ведь обидно?

Сегодня мама задумчиво сказала:

— Не купить ли нам папирус себе на стенку? А можно и не только на стенку. И не только себе. И не только папирус. Но это, конечно, если Лёлька с нами пойдёт.

И я пошла. Хотя Никита из двести четвёртого номера звал меня играть в дартс. Но ведь нам скоро уезжать, а я ещё не успела рассказать египтянам про все свои дела.

Про музыку

Моей прабабушке уже восемьдесят четыре года, но она живёт одна. Ни за что не хочет переезжать ни к кому из детей и внуков, говорит, что и сама отлично справляется. Она и правда справляется, но только дома, а вот когда одна выходит на улицу, мы все за неё боимся. Потому что видит она уже не очень хорошо. Зато слух просто прекрасный — не только обычный, но и музыкальный: она же всю жизнь проработала в музыкальной школе. Дома она постоянно слушает Бетховена, Моцарта и других старинных композиторов. И всё время ругает «эту современную музыку». Мама с папой пытались ей объяснить, что современная музыка тоже разная бывает, но она не верит. И ещё говорит, что «эта современная музыка», если её громко включать, очень вредная для ушей, они начинают болеть, и вообще можно оглохнуть — и не на время, а насовсем!

Недавно меня привели к прабабушке на целый день: ей же скучно одной. Мы пошли гулять в парк, сели на лавочку, а мимо нас, конечно, ходили люди. Туда-сюда, туда-сюда. И тут вдруг прабабушка говорит:

— Вот, смотри, до чего эта ваша современная музыка человечество довела! Сколько народу идёт и за ухо держится!

— Ой, бабуля, ну ты даёшь! Да они же по мобильникам разговаривают. Просто телефоны маленькие, и ты их не видишь, они ладонями прикрыты.

— Да? — что такое мобильные телефоны, прабабушка знает. Ей, кажется, стало обидно, что она оказалась не права. Но так просто она не сдалась: — А гляди, сколько людей со слуховыми аппаратами! И ведь молодые. Вон провода от ушей тянутся, их-то уж я хорошо вижу. Наслушались этой современной музыки и оглохли!

— Бабу-уля, — я чуть не лопнула от смеха, — это же плееры у них!

Оказывается, про плееры прабабушка даже не слышала. Я объяснила ей, что с их помощью можно где угодно слушать музыку — хоть «эту современную», хоть её любимого Бетховена. А можно купить крутой мобильник, который одновременно будет и плеером: хочешь — звони, хочешь — музыку слушай. Бабуля с сомнением на меня смотрела и недоверчиво качала головой.

На следующий день она мне позвонила.

— Лёленька, папа недавно интересовался, что мне на юбилей подарить. Так вот передай ему, пожалуйста, что я хочу мобильник с плеером. — Прабабушка немного помолчала и твёрдо добавила: — Крутой.

Про чучело гороховое

У меня зачесалась левая щека. Потом правая ладошка. Потом под обеими коленками сразу. Потом ещё в десяти местах. Я поняла, что меня искусали комары, но откуда их столько взялось? Целая стая, наверное! Почему-то стало очень жарко и захотелось пить. Я пошла на кухню, но дорога оказалась очень долгой. Ноги цеплялись друг за друга, в голове что-то тихонько гудело. Наконец я доплелась и попросила бабушку налить мне сок. Бабушка взглянула на меня и испугалась:

— Что с тобой?! Ты же вся в волдырях!

— Комары покусали.

— Да какие комары в марте! Это аллергия у тебя. Говорила я, не ешь столько шоколада. Вечно меня никто не слушает!

«Говорила я! Вечно меня никто не слушает!» — это бабушкины любимые слова. Только я хотела сказать, что уже два дня не ела никакого шоколада — просто потому что его никто не купил! — как на кухню вошёл папа. Он молча посмотрел на меня, молча потрогал мне лоб и так же молча взял меня на руки, отнёс в мою комнату и уложил в кровать. Потом взял телефон и набрал номер. Я особо не прислушивалась — я была занята, я чесалась. Но что-то всё-таки услышала:

— Сыпь. Высокая температура. Похоже, ветрянка.

В общем, папа вызвал врача. Оказалось, что у меня действительно ветрянка. Бабушка ходила обиженная: не то на врача, не то на папу. Пришла с работы мама и стала разрисовывать меня зелёнкой. Она старательно замазывала каждый пупырышек, и скоро я вся покрылась зелёным горошком. Мне стало совсем кисло.

— Мам, помнишь, я тебя спрашивала, что такое «чучело гороховое»? Теперь я знаю, как оно выглядит.

— Да ты что, доченька, какое чучело?! Ты теперь знаешь кто? Ты — произведение искусства. Я с детства мечтала рисовать, да всё как-то не получалось. А теперь у меня такая возможность проявить свой скрытый талант! Знаешь, есть такая знаменитая картина — «Чёрный квадрат». А я сейчас создала новый шедевр — «Зелёный горох». Всё, лежи, отдыхай. Пока температура не спадёт, лучше тебе поменьше двигаться.

А мне и не хотелось двигаться: не было ни сил, ни настроения. Неохота было даже смотреть мультики и читать. Я попыталась уснуть, но не получилось. Оставалось одно — думать. И я задумалась, почему ветрянку назвали ветрянкой. Мне казалось, что должна быть какая-нибудь легенда. Вот про названия всяких там рек, гор, башен столько легенд интересных. Может, болезни тоже не просто так называют?

Я закрыла глаза и представила: давным-давно в одном городе всё время дул очень сильный ветер. Он забирался прохожим под одежду, ломал ветки в садах, влетал в дома, опрокидывал там посулу и кошек. Жителям это ужасно надоело, они собрали все крупные камни, какие были в округе, и начали строить высокую стену вокруг города. Ветер разозлился, подхватил оставшиеся мелкие камушки и стал швыряться ими в людей. Там, куда попадали камушки, появлялись пузырьки и начинали чесаться. Эту болезнь и назвали ветрянкой.

Нет, что-то не нравилась мне моя легенда: жалко было жителей города. Тогда я представила другое. Жила-была одна принцесса. Она была очень легкомысленная и ветреная. Ветреная — это и значит легкомысленная и несерьёзная. Мне это слово в какой-то сказке попалось, и папа объяснил, что оно значит. Ну и вот. Её так и прозвали — Ветрянка. Принцесса была ужасно непослушной и всё всегда делала по-своему. Один раз пошла она с придворными дамами в лес за грибами, и мама-королева велела ей намазаться кремом от комаров. А она не послушалась, и комары ка-ак на неё набросились! Ка-ак покусали! И пришла она домой вся в волдырях, и чесалась три дня и три ночи. Вот в честь неё и назвали болезнь.

Нет… опять не то. Принцессу тоже было жалко! Мне вообще всех было жалко, а больше всех себя. Врач велел не чесаться и не выдавливать пузырики, чтобы не осталось шрамов, а это было совершенно невозможно. Да ещё и голова от температуры болела.

Вошёл папа:

— Не спишь? — он сел на кровать и взял меня за руку.

— Пап, а почему ветрянку так назвали?

— Да просто потому, что она очень заразная, словно ветром передаётся.

— Ой! — я отдёрнула руку. — А ты заразиться не боишься?

— Взрослые редко ветрянкой болеют, а кто один раз переболел, тому эта болезнь обычно не страшна. У меня ветрянка уже была. Ну и вроде я взрослый, как ты считаешь? Так что мне точно бояться нечего. Слушай, Лёлька, чего мы с тобой о болезнях говорим? Давай я тебе лучше почитаю.

Папа взял книгу смешных стихов и начал читать — как настоящий артист! Или клоун. Он корчил рожи, изображал разных зверей, размахивал руками и даже немножко попрыгал. И я почувствовала, как мне становится всё легче и легче. Даже пупырышки почти не чесались, и температура, наверное, упала. Наконец папа сказал:

— А теперь поспи, — и вышел из комнаты.

Но я не стала спать. Мне хотелось всё-таки додумать, почему ветрянка называется ветрянкой. Папино объяснение было чересчур скучное. И я опять начала представлять: в старые времена жил один жадный-прежадный мельник. И была у него мельница, на которой работал ветер. Он крутил мельничные крылья, поэтому мельница так и называлась — ветряная. Ветер молол и молол муку из зерна, а мельнику всё было мало. Предупредил его ветер, что нельзя больше сыпать зерно — мельница сломается. Но мельник сыпал и сыпал: он хотел продать очень много зерна и разбогатеть. Тогда ветер подхватил зерно и запустил его в мельника. И там, где зёрнышки коснулись кожи, появились пупырышки.

Наконец-то мне понравилась легенда. Жадного мельника совсем не было жалко.

И ещё я подумала, что у него наверняка были дети, которым очень хотелось рисовать. А он жадничал и не покупал им бумагу, краски и кисточки. Зато, когда он заболел, они бросились разрисовывать мельника зелёнкой. Скоро весь он стал в горошек. Соседи заглядывали в окно и смеялись:

— Чучело гороховое!

Я тоже засмеялась. И уснула.

Про нехочучело

Вообще-то, меня считают послушной. И даже разные посторонние бабушки ставят меня в пример своим внукам. Я и правда чаще всего соглашаюсь с родителями. Да они же от меня всяких глупостей и не требуют! Ну… почти. Но иногда, довольно редко, на меня вдруг находит! Папа называет это приступами наоборотности. А мама говорит, что во мне просыпается нехочучело.

В эту субботу погода была просто ужасная. Мне очень хотелось пойти погулять, но на улицу невозможно было нос высунуть. Не говоря уж обо всём остальном. Тогда я стала рисовать. Рисунок получался дурацкий. Я пыталась нарисовать корову с маленьким телёнком. Но корова всё время выходила похожей на диван с рогами. А телёнок вообще ни на что не был похож. Я уже начала злиться, и тут ко мне подошла мама:

— Пошли чай пить. С сырниками.

— Не хочу с сырниками, — мрачно сказала я. — Хочу… хочу с колбасниками!

— Доченька, ну пойдём! С вареньем, а? С черничным!

— Не хочу с вареньем черничным, хочу с жареньем беличным!

Тут вмешался папа:

— Не хочешь — и не надо. Давай лучше новую книжку про животных посмотрим, которую тебе тётя Лина подарила. Смотри, книженция-то просто роскошная! А фотографии какие! Ну не куксись, ребёнок! Давай про морских свинок, что ли, почитаем? Видишь, какие забавные?

— Не хочу про морских свинок. Хочу про речных овечек!

— Ну хоть на рыбу-иглу погляди!

— Не хочу рыбу-иглу, хочу птицу — нитку!

— Птицы-нитки что-то не видать, зато полюбуйся, какая чайка! — папа продолжал листать книжку и, похоже, как раз дошёл до птиц.

— Зачем мне твоя чайка? Я чаек миллион раз видела. Вот если бы кофейка была!

— А смотри, какой попугай!

— Не нужен мне попугай! Мне нужен… мне нужен… порадуй мне нужен, вот!

— Давай я тебя малиновкой порадую? Посмотри, какая красавица. Я и не знал, как она выглядит. И ты наверняка не знаешь.

— Не хочу малиновку! Покажи клубниковку!

— Вот клубниковки, как назло, ни одной нет. Зато, — папа снова полистал книгу и заглянул в какой-то другой раздел, — есть носорог! Пойдёт?

— Никуда он не пойдёт! Не хочу носорога! Хочу этого… ротохвоста!

— Хм… ротохвоста? Вот слон есть.

— Не хочу слона! Хочу… хочу… хочу… — В голову ничего не приходило. И тут я вдруг поняла, что ужасно устала. Непонятно отчего. — Чаю я хочу. С сырниками. Можно, мам?

— Фу-у-уф. — сказала мама.

— Фу-у-у. У-у-уф, — сказал папа.

— Пошли, — сказала мама.

Я побежала за ней на кухню.

— Мам, а из земляники варенье осталось?

— Нет, — покачала головой мама, — только из мореники. Для морских девочек. Так что тебе не полагается. Садись, пей. — Она поставила передо мной чашку. — Соль я тебе уже положила.

Про весну

У нас во дворе каша из воды и снега. Но воды всё-таки больше, потому что весна. Весна-весна-весна! Я часа два бегала по двору, вот по этой самой каше, топала, брызгала, и это было так здорово, просто ух! В воздухе тоже получилась каша — из брызг и солнечного света. И мне казалось, что сама весна бегает со мной, и её золотисто-зелёное платье уже всё мокрое от этих брызг! А ещё мне казалось, что вместе с нами по новеньким лужам носятся три сына весны — март, апрель и май, обычные мальчишки, только очень весёлые и совсем не вредные. Мне хотелось, чтобы у меня были такие братья. В голове что-то закружилось, забулькало, и я крикнула:

У весны мокрое платье! А март, апрель и май — мои братья!

И как будто радужный пузырик взлетел и затанцевал у меня над головой. Я скакала, спотыкалась и всё повторяла и повторяла эти строчки. А потом поняла, что мне надо срочно ими с кем-то поделиться. Во дворе никого не было, и я помчалась домой.

Бабушка увидела меня и возмутилась:

— Мокрая! Ты же вся мокрая! Срочно переодеваться!

— У весны мокрое платье! А март, апрель и май — мои братья!

— Что-о?

— Бабушка, это стихи! Я стихи сочинила!

И я ещё раз выкрикнула свои строчки. Радужный пузырик плясал надо мной. Дома наступила весна.

Бабушка как-то странно примолкла, быстро помогла мне переодеться, выдала горячий чай с лимоном и взялась за телефон. Я подумала, что она будет звонить маме на работу и жаловаться, что ребёнок совсем от рук отбился. Я ушла в свою комнату и закрыла дверь, но всё равно было слышно, потому что бабушка всегда громко разговаривает. Только позвонила она совсем не маме, а своей подруге Марье Михайловне.

— Маша! Ты не представляешь! Лёля сейчас сочинила стихи! Да, стихи! Да, сама! Нет, ну что ты, никто ей ничего не подсказывал. Да, ей ещё семи нет. Вот послушай.

И она прочитала мои строчки. Я не могла понять, зачем это. А дальше стало уж совсем непонятно. После Марьи Михайловны бабушка позвонила тёте Рае, Анне Ивановне, Серафиме Григорьевне, тёте Тане, тёте Кате, ещё кому-то, ещё кому-то, ещё — в общем, всем своим родственницам, приятельницам, подружкам и просто знакомым тётенькам. И всем читала про весну в мокром платье. До меня доносились бабушкины слова:

— Да, очень способная девочка. Ну конечно, я занимаюсь её развитием, конечно! Ведь я же целый день с ней, я в неё столько сил вкладываю! И вот результат! Да-да, очень поэтическая натура!

Мне стало как-то кисло. Ну вот как чай с лимоном, только невкусно. И мой радужный шарик тоже скис. После каждого бабушкиного звонка он всё больше терял краски и сейчас стал совсем бесцветным.

Постепенно все стали возвращаться с работы. Первым пришёл дедушка. Я вышла с ним поздороваться, а бабушка, конечно, тут же кинулась с этими моими несчастными стихами. Дедушка сначала вообще не понял, что к чему, а потом сказал:

— М-м-м… ну-у-у… мокрое платье. Как-то недостаточно поэтично… Что это весна, в лужу села, что ли? Про весну великие поэты писали великие стихи.

Дедушка вдруг встал в какую-то неестественную позу и завыл:

— О весна-а, без конца-а и без кра-аю, Без конца-а и без кра-аю мечта-а!

Тут дедушка перестал подвывать и начал очень чётко и отрывисто выкрикивать:

— Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую! Звоном! Щита!

На каждом слове он взмахивал рукой и делал шаг вперёд, надвигаясь на бабушку.

Бабушка очень неодобрительно смотрела на дедушкино выступление.

— Распрыгался, — проворчала она, — щитом он звенит… вояка!

— Это не я звеню. Это Блок звенит, Александр Александрович, великий поэт, между прочим. Лёля, ты почитай, почитай его. Прежде чем свои стихи сочинять, надо с классикой познакомиться.

Мой радужный — нет, совсем уже не радужный — пузырик перестал танцевать и печально завис у меня над головой. Раздался звонок в дверь. Пузырик испуганно дёрнулся. С работы вернулся папа. Бабушка тут же бросилась к нему.

— Не надо! — крикнула я, но она, конечно, не услышала и уже вывалила на папу строчки про весну в мокром платье и моих бедных братьев.

— Ну что ж, — сказал папа, — рифма неплохая. Вполне, вполне… А вот размер хромает, извини. Что ж у тебя первая строка короткая, а вторая длинная? Да и с ритмом проблемы. Надо нам с тобой стихосложение изучить, что ли, раз уж ты вдруг стихи писать надумала. А то нескладно получается.

Папа пошёл мыть руки и переодеваться, а я ушла к себе. Взяла какую-то книжку, но читать не получалось. Мой шарик-пузырик ещё немного потрепыхался, плюхнулся на пол и растёкся лужицей. Я забралась под плед, только нос иногда высовывала, чтобы немножко подышать. В голове у меня крутилось без остановки: «Не надо мне ничего! Не надо ничего! Ничего не надо!» Я сама не очень понимала, откуда взялась эта фраза и чего мне было не надо. Опять позвонили в дверь. Мама всегда с работы позже всех приходит. Сейчас бабушка и ей начнёт… Я изо всех сил зажала уши. «Не надо мне ничего ничего мне не надо ничего!» Прошло несколько минут. Я почувствовала, что кто-то откинул плед с моей головы и легонько отвёл мои руки, вцепившиеся в уши.

— Ну ничего себе! — сказала мама. — Я-то думала, ты моя дочка. А мы с тобой, оказывается, сёстры!

Я так удивилась, что села на кровати:

— Почему?!

— Так ведь март, апрель, май — и мои братья тоже! — Мама села рядом и обняла меня. — Я сейчас, — зашептала она, — по лужам пробежалась. Немножко. Только никому не говори!

Радужный пузырик взлетел и затанцевал над нашими головами, переливаясь всеми цветами. Интересно, а маме он был виден?

С кем я дружу

— Опять два часа висишь на телефоне! — сердится бабушка. — А вдруг мне кто-то звонит и не может пробиться?

Ну всё, если бабушка начала сгонять меня с телефона, разговор лучше прекратить, всё равно покоя не даст. Я быстро прощаюсь и вешаю трубку.

— Опять со своей Розой болтала?

Я киваю.

— Не понимаю я тебя, — говорит бабушка, — ну что за дружба такая телефонная? Если уж она так далеко живёт, значит, дружи с кем-нибудь, кто поближе. Что, девочек в доме мало? Вон Настя какая всегда аккуратная, нарядная. А Даша какая умненькая! Чем они тебе плохи?

Эх, ну как объяснить бабушке, что дружишь не с тем, кто рядом, а с тем, с кем дружится! Ну вот что делать, если с Настей мне скучно? Придёшь к ней в гости, она вытащит целую кучу каких-то сумочек, косметичек, шкатулок и начинает оттуда вываливать лаки, духи, помаду, заколки, брошки, кулончики, брелочки, цепочки. И всё это показывает, показывает, пока у меня перед глазами карусель не начнёт крутиться. Нет, первый раз мне было интересно. А потом надоело. У Насти и разговоры все об одном:

— Вот смотри, если я накрашу ногти этим лаком с блёстками и лак для волос тоже возьму с блёстками, а ещё надену вот эти блестящие бусики и браслеты, на кого я буду похожа?

— На новогоднюю ёлку, — честно отвечаю я.

— Ничего ты, Лёлька, не понимаешь! На принцессу я буду похожа.

— Может, лучше поиграем во что-нибудь?

— Да, давай играть! Давай я буду принцесса и буду собираться на бал, а ты будешь моя служанка и будешь помогать мне наряжаться! Только не сломай ничего и не пролей!

Тоска.

Даша, конечно, не такая зануда. И, с одной стороны, мне к ней нравится ходить, потому что у неё живёт самый настоящий хорёк. Не дикий, конечно, а домашний. А с другой стороны, Дашка ужасная врушка. И вообще хитрая.

Хоря очень любит грызть резину. Хоря — это хорька так зовут. Если бы у меня был хорёк, я бы его как-нибудь поинтереснее назвала. Но Дашке это, кажется, неважно. Ей важно, что Хоря обожает ластики и резиновые шлёпанцы. А ещё он пытается сгрызть все липучки на кроссовках, сумках и везде, где только найдёт. Теперь, как только Дашка увидит в магазине прикольный ластик — например, в форме ягодки или какого-нибудь зверя, — она сразу говорит родителям, что старый ластик сжевал Хоря. Но это мелочи. Она специально скармливает хорьку подошвы старых тапочек и кроссовок, чтобы ей купили новые, сама подсовывает ему сумки с липучками. Родители охают, ахают, но ничего поделать не могут — не оставлять же бедного ребёнка без обуви или без рюкзака? И когда я это оханье и аханье слышу, мне почему-то всегда бывает стыдно. И я к Даше почти перестала ходить.

А с Розкой мы первый раз встретились полгода назад: мама поехала на день рождения к своей подруге, тёте Лене, и взяла меня с собой. Там была тёти Ленина сестра со своей дочкой.

— Познакомься, Лёля, — сказала тётя Лена, — моя племянница Роза.

А её сестра добавила:

— Вот, назвала так дочку, чтобы она выросла похожей на прекрасный цветок. Но пока нам всё больше не розы, а шипы достаются.

— Шипы, шипы, — прошипела Роза, худенькая чёрненькая девочка в футболке и потёртых джинсах, коротко стриженная, но при этом всё равно лохматая, — а вот не надо было такое дурацкое имя давать, тогда бы и шипов не было.

Представляю, как ей неприятно, что её мама при всех о ней такое говорит. Хорошо, что мои родители так не делают.

— Пошли, — кивнула мне Роза на дверь соседней комнаты. — Ненавижу своё цветочное имя, — сказала она, когда мы остались одни.

Мне захотелось как-то её утешить:

— А у меня имя тоже почти цветочное.

— Как это? Ты же Лёля?

— А у меня полное имя — Маргарита. Хочешь — называй меня Маргариткой. Это тоже цветок.

— Ты настоящий друг! — Розка хлопнула меня по плечу так, что я чуть не упала. — А давай мы с тобой свою планету придумаем?

— Давай! — сразу согласилась я. — А как назовём?

В этот момент мы услышали из соседней комнаты голос тёти Лены. Она говорила гостям:

— Кто ещё не пробовал тарталетки? Налетайте, разбирайте!

— О! — сказала Розка. — У нас будет планета Тарталета.

— А вот здесь кулебяка, если кто ещё не видел! — продолжала угощать тётя Лена.

— И пусть на планету Тарталету нападут злобные пришельцы с планеты Кулебяки, — предложила я.

— Точно!

Весь вечер мы придумывали, как выглядят жители этих планет, в каких домах живут, на чём летают. Наши мамы с трудом затащили нас за стол. Мы быстренько поели, чтобы от нас отстали, и убежали обратно. Кстати, тарталетки оказались корзиночками из теста, наполненными каким-то салатом, а кулебяка — длинным пирогом с капустой. В общем, ничего интересного.

Теперь мы с Розкой каждый день созваниваемся и рассказываем друг другу тарталетские новости. Встречаться у нас почти не получается: живёт Розка на другом конце города, одних нас родители не отпускают, а ездить с нами им некогда. Мы за это время виделись всего два раза. Так что остаётся только телефон. Вот и сегодня у нас был очень важный разговор: Розка мне рассказала, что адмирал кулебякского космического флота Капуган обманом завлёк на свой корабль доверчивого тарталетского принца Профитроля. Там он собирался его загипнотизировать и превратить в шпиона. А что было дальше, мне узнать не удалось — помешала бабушка.

Я сидела и думала, как выручить принца, и тут пришла мама.

— Мам, — спросила я, — а когда вы с тётей Леной в детстве играли, как у вас планета называлась?

— Нототения.

— Ой. Это же вроде рыба какая-то?

— Ну и что? Зато какое название красивое! На одной половине планеты жили храбрые и весёлые ноты, а на другой коварные тени. Погоди… а откуда ты вообще знаешь, что у нас была своя планета?

— Догадалась, — гордо ответила я.

Зазвонил телефон. Я бросилась снимать трубку: думала, Розка звонит. Но это была Даша.

— Лёль, зайди ко мне, что покажу-у-у-у!

Дашу я не очень-то хотела видеть, но зато соскучилась по Хоре. Поэтому решила зайти. Всего-то и надо было подняться на два этажа. У двери я столкнулась с Настей — значит, Дашка и её позвала.

— Девчонки, — зашептала Дашка, когда мы закрылись в её комнате, — смотрите, какие мне мама босоножки суперские купила! Мне старые надоели, так я ей сказала, что их Хорька испортил.

— Постой, — не поняла я, — ты же говорила, что хорьки кожу не грызут?

— Ну подумаешь, не грызут… я сама немножко ножницами порезала и маме показала. Она, конечно, удивилась, но ничего, поверила. Может, у нашего хорька вкусы особенные.

— Ну, Дашка, ты вообще-е-е! — восхищённо протянула Настя. — И босоножки такие классненькие!

— Босоножки — ерунда. Я тут такое придумала! Сколько раз я родителям говорила, чтобы они мне мебель новую купили! Хочу компьютерный стол и кресло вертящееся. А то у меня стол деревянный, стул деревянный — как в деревянном веке!

— Не было такого века. Каменный был!

— Да ну тебя, Лёлька, — отмахнулась Настя. — Какая разница? Даш, и чего? Что ты придумала?

— Уговорю маму морскую свинку завести. Она согласится, она животных любит. А морские свинки — они знаете как дерево грызут? Им только дай! Мой стол погрызть, и стул, и шкаф — это им раз плюнуть! Так что будет у меня новая мебель, вот увидите!

Тут в комнату заглянула Дашина мама:

— Девочки, а пойдёмте чай пить?

— Спасибо, мне домой нужно! — мне опять было ужасно стыдно и хотелось скорее убежать. Я и убежала.

— Ты чего такая невесёлая вернулась? — спросила мама. — Не поссорились? А тебе Роза звонила.

Я понеслась к телефону и быстро набрала Розкин номер.

— С вами говорит дежурный справочный робот Тарталетского центра связи. Слушайте последние новости, — раздался бодрый Розкин голос. — Храбрый генерал Канцтовар освободил принца Профитроля из щупалец вражеского адмирала!

— Ура! Но у нас новое бедствие — на Тарталету напала стая космических свиней.

Они грызут тарталетские деревья и пытаются уничтожить всю мебель в тарталетских домах. Надо что-то с этим делать!

— Задача ясна. Будем решать.

Вошла бабушка. Я быстро сказала Розке: «Пока!» — и повесила трубку. А бабушка опять взялась за своё:

— Снова с Розой болтала? Что же ты от Даши так быстро вернулась? Никак не пойму, почему ты с ней не дружишь.

— Понимаешь, бабушка, Даша превратилась в космическую свинью, — сказала я. И ушла в свою комнату. Чтобы ничего не объяснять.

Про школу и ёжиков

Я всегда думала, что буду учиться в школе рядом с домом. Той самой, где в кабинете биологии живут скелет и попугай. Там все девчонки из нашего двора учатся. Но меня, оказывается, не просто так возили на подготовительные курсы в центр города. Родители сказали, что там очень хорошая школа, какая-то особенная. Но в неё не всех берут, а чтобы поступить, надо пройти тестирование. Я не поняла, что такое тестирование, и папа объяснил, что мне будут задавать разные вопросы и давать задания. И что на курсах нас как раз к этому и готовили.

И вот мы с мамой поехали на тестирование. Мама ужасно волновалась. А я как-то не очень. Мы дождались своей очереди и вошли в класс. Там стояло четыре стола в разных углах, за каждым сидела учительница, и к каждому столу садилась мама с мальчиком или девочкой. Двух учительниц я знала по курсам, но мы попали к незнакомой.

Сначала она мне задавала всякие смешные вопросы: как зовут родителей, какой у нас домашний адрес, как называется столица нашей страны. Потом она попросила прочесть отрывок из какой-то совсем детской книжки и рассказать наизусть любое стихотворение. Это всё было очень легко.

Потом начались задания поинтереснее. Надо было, например, из нескольких слов вычеркнуть неподходящее по смыслу. Правильно сложить фигурки: треугольники, квадраты, ромбики. Придумать много коротких слов из одного длинного. А потом учительница дала мне пять картинок с ёжиками. Она велела расположить их в правильном порядке и составить рассказ. Я очень быстро придумала рассказ, а картинки расположила так:

1. Грустный ёжик

2. Мальчик с ёжиком

3. Ёжик пьёт из блюдечка

4. Два весёлых ёжика

5. Мальчик и два ёжика

Рассказ получился такой:

«Одному ёжику было очень грустно, потому что у него не было друга и он был всегда один. Он слышал от птиц, что у них в лесу живёт мальчик-волшебник. Ёжик нашёл мальчика и рассказал ему о своём горе. Мальчик сварил волшебное зелье, налил в блюдечко и сказал ёжику, чтобы он выпил, закрыл глаза и загадал желание. Ёжик выпил всё, что было в блюдечке, зажмурился и пожелал, чтобы у него появился друг. Когда он открыл глаза, рядом был другой ёжик. Они сразу подружились, и им всегда было очень весело. Мальчик попрощался с ёжиками и ушёл по своим волшебным делам».

Когда мы вышли из класса, мама сразу на меня набросилась:

— Лёлька! Ну что ты такое выдумала?! Какой волшебник?! Какое зелье?! Всё же так просто! Только картинки совсем не в том порядке должны быть! Мальчик увидел в лесу двух ёжиков и забрал одного домой. Там он поил его молоком, но ёжик грустил вдали от родного леса. Тогда он принёс его обратно, ёжики снова вместе, и им весело! Всё! А тебя с твоей фантазией теперь точно никуда не примут!

В этот момент учительница тоже вышла в коридор.

— Да-а, нестандартное мышление у вашей девочки, — сказала она и улыбнулась.

По дороге я приставала к маме, чтобы она мне объяснила, что такое нестандартное мышление и хорошо это или плохо. Мама сказала, что если много людей смотрят на одни и те же картинки и составляют по ним примерно один и тот же рассказ, значит, они мыслят стандартно. То есть почти одинаково. А человек, который что-то делает не как все, — нестандартный. Хорошо это или плохо, мама мне так и не сказала. Она очень волновалась, что я не попаду в школу.

А через несколько дней вывесили списки поступивших. Мама нашла там мою фамилию и успокоилась. И тогда сказала, что, вообще-то, фантазия — это не так уж плохо. И даже хорошо. А я подумала: «Бедные ёжики на картинках! Если про них все придумывают одно и то же, это ведь с ума можно сойти от скуки. А теперь они, может, радуются, что всё так по-волшебному получилось. И мальчик радуется, что им помог. И мама радуется, что я в школу поступила. И папа. И дедушка. И обе бабушки. И прабабушка». И тогда я тоже стала радоваться. Как все. Без всякого нестандартного мышления.

Про огуречного слоника и капризную козу

В наш зоопарк прислали восточноафриканского огуречного слоника. По обмену. А в Африку отправили козу Маньку. Она раньше в деревне жила, у бабушки директора зоопарка. И совсем её замучила — такая эта коза была вредная и капризная. Баба Таня привезла Маньку внуку, прямо на работу, и взмолилась:

— Костенька, забери ты себе эту негодницу, сил моих нет! Всё по-своему делает и меня все свои прихоти выполнять заставляет.

Директор задумался, куда ему эту козу девать. А у него как раз в это время группа зоологов из Восточной Африки по территории гуляла. Они приехали изучать праздники и обычаи речных бобров. Руководитель группы увидел Маньку и разулыбался:

— О, какое прекрасное парнокопытное! Господин директор, не желаете ли совершить обмен?

В общем, козу увезли, а взамен наш зоопарк получил огуречного слоника. Слоник оказался очень красивым. Он был размером с крупного пуделя, ярко-зелёный, с фигурными ушами, хоботом в форме огурца и тонким загогулистым хвостиком. Но выяснилось, что характер у него в сто раз хуже, чем у Маньки!

Никто из работников зоопарка не знал, к какому виду относится это удивительное животное. Слонику дали имя Габриэль, на которое тот, правда, и не думал отзываться. Разместили заморского гостя в вольере со слонами, и он их сразу начал обижать.

— Эй вы, переростки! — кричал он, задрав вверх зелёную голову. — Какие вы огромные и неуклюжие! И вообще выглядите просто ужасно, даже кожа у вас серая — это всё от неправильного питания! Разве можно столько есть? Жалкие обжоры!

Сам Габриэль отказывался от любой еды, которую предлагали сотрудники зоопарка. Ему ничего не нравилось. Зато воды пил столько, что бедным слонам стало негде купаться. Слоны тосковали, худели и жаловались посетителям на жизнь. А директор дядя Костя жаловался мне. Я так часто хожу в зоопарк, что мы с директором уже давно познакомились и подружились. И вот он мне рассказал, что огуречного африканца решили перевести в террариум к лягушкам. Раз уж он зелёный и так воду любит. Может, он их родственник, а вовсе никакой не слон.

Но и лягушкам пришлось плохо с новым соседом. Он презрительно смотрел на них и говорил:

— Земноводные, значит? Никак не определитесь, что вам нужно, земля или вода? Никаких принципов у вас! И не стыдно? Может, решите уже, наконец, земные вы или водные?

Лягушки испуганно метались между водой и сушей, жались по углам и даже, кажется, плакали.

— К Гришке его, хулигана, подселить надо, — сказала уборщица тётя Наташа и погрозила Габриэлю шваброй. — Оба зелёные и сварливые, вот парочка хоть куда будет!

Но поселить огуречного слоника к амазонскому попугаю Грише дядя Костя не решился. Он как представил, какой там шум поднимется, так заранее в ужас пришёл.

В общем, сделали скандалисту отдельный вольер. Тогда он стал придираться к посетителям. Я сама слышала, как он кричал какому-то мальчишке:

— Стоишь? Смотришь? А уроки кто за тебя будет делать? За диктант опять трояк получил? Молчишь? Да я по глазам всё вижу! А замечание в дневнике подтёр? Думаешь, родители не заметят? Зря надеешься! А на столе своём когда последний раз порядок наводил? У тебя там уже кошка заблудиться может!

Мальчишка хлопал глазами, потом начал пятиться, пятиться и наконец повернулся и бросился к воротам. Слоник громко засвистел ему вслед своим огуречным хоботом.

Только со мной Габриэль иногда разговаривал более или менее нормально. Он, наверное, чувствовал, что у меня ангельское терпение и я всё равно не разозлюсь. Про ангельское терпение я не сама придумала, это папа так считает. И всё потому, что я с бабушкой не ссорюсь.

— Ты где вообще водишься? — спросила я слоника.

— Я вообще не вожусь! Ни с кем! С кем тут водиться, если все такие глупые?

— Да нет, я хотела спросить, в какой ты стране водишься. Ну жил где раньше?

— A-а… в этой, как её… в Тарзании.

— Может, в Танзании?

— Сказал — «в Тарзании», значит, в «Тарзании». Будешь спорить, и с тобой водиться не стану. Нигде.

А однажды утром слоник расцвёл. И сразу позвонил дяде Косте. Ему в вольер телефон провели, чтобы он мог директору звонить и ругаться. И чтобы посетителям зоопарка меньше этой ругани доставалось. Позвонил и закричал:

— Константин Прометеевич! Константин Прометеевич! Зайдите скорее ко мне!

Дядя Костя чуть с ума не сошёл от радости. Первый раз к нему Габриэль по имени-отчеству обратился. А то всё говорил: «Эй, ты, в синем костюме!» Директор скорее побежал к слонику в вольер и увидел, что тот от макушки до пяток покрыт чудесными жёлтыми цветами.

— Я вспомнил! Константин Прометеевич, я вспомнил! — радостно завопил огуречный слоник. — Я не слон и не земноводное! И вообще не животное! Я растение! Я вспомнил!

Габриэля тут же переместили в оранжерею, где он с тех пор и живёт, довольный и счастливый. Характер у него совершенно переменился. Слоник ладит со всеми обитателями оранжереи, особенно подружился с японской сакурой и готов целыми днями слушать её рассказы о великой горе Фудзи, храбрых самураях и ядовитой рыбе фугу.

А коза Манька, кстати, тоже довольна жизнью. Одно из племён Танзании признало её своим священным животным и выполняет все её капризы. И вообще, мне знаете что папа сказал? На латыни — это такой древний язык — «капра» значит «коза». А «каприз» — это козья выходка! И проявление козьего характера! Честно-честно. Так что пусть Манька капризничает сколько хочет. Имеет право.

Что на что похоже

Мы гуляли во дворе вчетвером: Настя, я, Артём и Паша Пончик. Мне быстро надоело болтать о компьютерных играх, тем более что мальчишкам нравились одни, Насте другие, а мне — совсем третьи. И я предложила поиграть во «Что на что похоже». Для этого никакой компьютер не нужен. Просто кто-то один называет предмет, а остальные говорят, на что он похож.

— Ладно, я первый спрашиваю, — тут же согласился Артём. — На что похожи облака?

— Ну-у, так неинтересно, — протянула Настя. — Все всегда спрашивают про облака. И даже в книжках вечно об этом пишут, и в мультиках говорят. Сейчас начнётся: это на замок, это на бегемота, это на верблюда… Надоело!

— Да нет, я не про то! На что похожи облака вообще?

— А, ладно… Ну и на что они, по-твоему, похожи?

— На вату, конечно!

— Ну тебя, Тёмка! Никакой фантазии. Вот мне кажется, — Настя мечтательно зажмурилась, — что облака похожи на кусты цветущей черёмухи. Или белой сирени. Давай, Лёлька, твоя очередь.

— Облака похожи на белую пену на морских волнах, — кажется, я тоже зажмурилась. И увидела: белые барашки бодают берег, подбегают ко мне, как будто хотят поиграть, а потом снова уносятся в море. И всё повторяется, повторяется, повторяется… Я так замечталась, что не сразу услышала голос Пашки Пончика:

— …хожи на взбитые сливки! И на крем! И на сладкую вату! И на молочный коктейль! И на зефир!

— Пашка, ты чего? Хватит уже! — возмутился Артём. — Все по одному назвали, а ты разговорился тут! Давай лучше свой вопрос.

— Ладно, — Пончик спорить не любит. Он огляделся по сторонам и спросил: — На что похожа эта лавочка?

Это была довольно страшненькая скамейка, без спинки, из длинной некрашеной доски на четырёх ножках. Старая, потемневшая от дождей, растрескавшаяся, она стояла по колено в траве.

— На деревянную линейку на ножках она похожа! — сказал Артём.

— Да, Тёма, плохо у тебя с воображением, — и Настя гордо выдала свой вариант: — Эта лавочка похожа на фантастического инопланетного зверя!

— Может, у меня с воображением и плохо, зато у тебя слишком хорошо. Где ты тут зверя увидела?! Головы-то нет! Если с ногами, значит, зверь? Ты так каждую табуретку и каждый диван в звери запишешь!

— Ну и ладно! Это уж точно лучше, чем твои дурацкие линейки с ватой. И вообще, откуда ты знаешь, как выглядят звери на других планетах? Ты там был? Был, да? Был?

Я испугалась, что они сейчас поссорятся, и поскорее выкрикнула:

— Скамейка похожа… скамейка похожа… на деревянный мостик! А трава — это море. Вот, видите? Волны зелёные! — Ветер был сильный, трава колыхалась и действительно напоминала волны. Мне даже показалось, что запахло солёной морской водой. Ромашка мелькнула среди травинок, как маленький белый парус…

— На кусок ржаного хлеба она похожа, — Пашкин голос снова оторвал меня от моего моря, — и по форме, и по цвету. А ещё на печенье прямоугольное. И на торт вафельный.

— Ой, ну опять Пончик за своё. Придумайте лучше, на что похожа моя пуговка! — и Настя показала всем пластмассовую пуговицу у себя на платье: золотисто — рыжую, полупрозрачную.

— На золотую монету! — Артём не привык долго раздумывать.

— Скажешь тоже! — Настя опять была недовольна Артёмкиным ответом. — И где ты такие монеты видел?

— В книжке про пиратов! Один к одному!

— Ну прямо! И ни на какую не на монету вовсе, а на хорошенькую брошечку! Из драгоценного камня! Да, Лёлька?

Я потрогала пуговицу. Она была гладкая и тёплая.

— Да… на камушек. На морской камушек. Его обкатали волны, и он лежит у самого берега, а вода прозрачная-прозрачная, на дне солнечные пятна, крошечные рыбки носятся туда-сюда, а если войдёшь в волу, пощипывают за ноги…

— Она на леденец похожа! — это опять Пончик. — На апельсиновый или персиковый. Или на курагу. Или на маленькую мандариновую дольку, или…

— Лёлька! — завопила Настя. — Давай свой вопрос! А то он сейчас целый супермаркет на нас вывалит.

— На что похожа луна?

— На мяч! — это, конечно, Артём.

— Луна похожа на блюдо, — тут Настя, кажется, испугалась, что в этот раз придумала что-то слишком простое, и поскорее добавила: — На волшебное драгоценное блюдо! Иногда оно золотое, а иногда серебряное.

— Мне кажется, луна похожа на солнце. — Все посмотрели на меня удивлённо, и я объяснила: — На солнце, которое садится в море, и с него уже осыпались все лучи.

Кажется, они опять не поняли. А я так чётко представила: круглое-круглое солнце бледно-жёлтого цвета садится в море — осторожно, как будто боится промокнуть. Вокруг уже почти совсем темно, золотые пятна на воде превратились в серебряные…

— О, луна! — донёсся до меня голос Пончика, — Она много на что похожа! И на сыр — ну, это все знают, — и на дыню, и на большую жёлтую сливу, и на персик, и на круглую лимонную конфету, и на пончик… Чего хихикаете? И вообще, я ужинать пошёл! Выдумали игры, от которых аппетит зверский появляется. Всё, пока! А то с вами тут с голоду помрёшь!

«Счастливый Пашка, — подумала я, — захотел есть — и пошёл ужинать. А я… где я тут море возьму?»

Про гадкого утёнка

К нам на гастроли приехал театр из какого-то другого города. Почти все спектакли были взрослые и только один детский — «Гадкий утёнок». Вот на него мы с бабушкой и пошли.

Сцена была совершенно пустая, без декораций. На неё выехал на скейте дяденька в сером комбинезоне и в белой бандане. Сначала он долго катался и делал разные трюки, а потом отшвырнул скейт и стал выкрикивать:

Я гадкий утёнок, а попросту гад! Я делаю гадости всем подряд! Меня не затравите, я вам не лох, Устрою на птичнике переполох!

Когда так кричат, это называется «рэп» — я знаю, видела по телевизору. Я не пыталась специально запомнить, что выкрикивал утёнок, просто у меня память слишком хорошая. Стихи и песни запоминаю с первого раза.

Потом на сцену выкатился на роликах ещё один артист. На голове у него был большой красный гребень. Он сообщил всем, что он панк по прозвищу Индийский Петух, и полез к утёнку драться. За ним выбежала целая толпа людей в обычной одежде, на груди у каждого висела табличка. На табличках было написано: «Утка», «Курица», «Индюк». Они стали болеть за дерущихся — одни за утёнка, другие за петуха. Болельщики подбадривали драчунов громкими криками, кряканьем, кудахтаньем и свистом. Дрались утёнок и петух очень-очень долго. Потом на сцену напустили дыма, и я так и не поняла, кто победил.

Когда дым развеялся, я увидела, что утёнок разговаривает с двумя артистами в кепках с огромными козырьками. Он им говорил:

Это вы клёво придумали, гуси, Вольная жизнь — это в нашем вкусе!

Тогда я поняла: двое в кепках — гуси. Но тут какой-то дядька выбежал на руках — прямо так, вниз головой! Одной ногой он лягнул первого гуся, другой — второго. Гуси упали. Наверное, это был охотник.

А потом утёнок устроился на работу в цирк. Там было два главных артиста — курица и кот. Курица жонглировала яйцами, а кот — бенгальскими огнями. У утёнка жонглировать ничем не получалось, а его рэп всем быстро надоел. К тому же он всё время устраивал другим циркачам мелкие пакости: щипал их, обливал водой. Поэтому старушка, директор цирка, его уволила.

После цирка утёнок ещё долго ходил туда-сюда, всё время с кем-то ссорился, а в конце к нему подбежали трое в белых футболках и шортах, стащили с него серый комбинезон, а под ним оказались такие же белые шорты и футболка. И все вместе они стали танцевать танец маленьких лебедей. Хотя я точно знаю, что этот танец совсем не из «Гадкого утёнка», а из балета «Лебединое озеро», мы на него с мамой ходили. А потом, кажется, кто-то с кем-то поженился, но я уже так устала, что ничего не поняла.

Когда мы вернулись домой, бабушка долго делилась впечатлениями с родителями:

— Очень, очень современная постановка! Какой интересный подход к классической сказке! Как ново! Как свежо! Какие великолепные режиссёрские находки!

Наша бабушка вообще очень старается быть современной: модно одевается, читает самые новые книжки и даже пытается слушать молодёжную музыку. Ну и вот, пока она рассказывала, мама с папой искоса поглядывали на меня. А я, кажется, сидела с довольно кислой физиономией. Чувствовала я себя так, как будто не в театр сходила, а два часа занималась какой-то тяжёлой и противной работой — например, писала буквы в прописях. Когда бабушка вышла, мама тихонько спросила меня:

— Не понравилось, да?

— Не очень, — я вздохнула и поплелась в свою комнату. Там я сняла с полки книжку Андерсена и открыла «Гадкого утёнка». Немножко полистала и прочла:

«А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он вспоминал то время, когда все смеялись над ним и гнали его. Но всё это было позади. Теперь люди говорят, что он самый прекрасный среди прекрасных лебедей».

И мне стало полегче.

Про золотые медали

— Ужас, — говорит бабушка. — Просто ужас. Ну что это? Что это? Что?

При каждом «что» бабушкин палец стучит по тетрадке. А мне кажется, что по моей голове.

— Что это?!

Тук.

— Что?!

Тук.

— Буква «П». Большая, — тихо, но уверенно отвечаю я.

Я, конечно, не всегда бываю уверена в своих буквах. Если я что-то пытаюсь изобразить по-письменному, то потом часто сама не могу понять, что же такое накарябала. Но тут-то я целую страницу заглавной буквой «П» исписала, неужели я её не узнаю?

— «П»? — начинает закипать бабушка. — Вот эта буква, по-твоему, — «П»? А почему с неё шляпа свалилась, как со старого трухлявого гриба?

Сразу видно, что бабушка Дина никогда в лесу не бывает. Вовсе со старых грибов шляпки не сваливаются.

— А эта? — продолжает бабушка. — Она вприсядку пляшет? А вон та? Кланяется? Кому? И почему у них у всех — у всех! — одна нога в три раза короче другой? Боже, что за почерк! Твоя мама окончила школу с золотой медалью. Папа тоже. А ты? Ты уронишь честь семьи!

Я представляю скучную пыльную дорогу, по которой я медленно тащусь в школу. В руке у меня целый пучок ленточек, на которых болтаются большие золотые медали. На каждой написано «Честь семьи». Я иду и одну за другой роняю их в густую мягкую пыль. Они лежат там, грустно поблёскивая, а я плетусь дальше. Ну что я могу сделать, если буквы у меня такие уродские получаются? Большая письменная «Т» похожа на сломанную табуретку, «Ж» — на взбесившегося жука, а «Ш» — на старый покосившийся забор.

Вечером, после ужина, когда мы все вместе сидим в комнате за столом и пьём чай, я спрашиваю:

— Пап, а за что тебе золотую медаль дали?

— Медаль? Какую медаль? А-а-а! Ну-у… Ты разве не знаешь? Золотые медали дают чемпионам. Я занял первое место в чемпионате мира по учёбе!

— Пф-ф! — возмущённо пфыкает бабушка и уходит на кухню мыть посуду, «чтобы не слушать эти глупости».

— Мам, а ты? Ты, наверное, очень хорошо училась?

— А я… а я… — Мама косится в сторону кухни. — А я вообще в школу почти не ходила!

— Как это?

— А вот так. Пришла я в первый класс. Взяла с собой котёнка Ластика.

— Котёнка-то зачем?

— Как зачем? Я к тому времени уже и книг прочла целую кучу, и задачи решала, и писала нормально. А Ластик ничего не умел, даже почти не разговаривал. Так кому из нас школа была нужнее? Ну и вот. Прихожу, а мне учительница, Юлия Сергеевна, говорит: «С кошками в школу нельзя». Представляете?!

— Представляем, представляем, — кивает папа.

— Я ответила: «Ну тогда мы с Ластиком дома учиться будем». И ушла. Юлия Сергеевна через несколько дней пришла к нам домой, а я за это время уже все учебники выучила. Ответила я ей всё, она мне вывела пятёрки по всем предметам. А я так целый год в школу и не ходила — я Ластика обучала. Так что к лету и он всю программу за первый класс усвоил. Поэтому во второй я уже спокойно пошла без него. Прихожу — а там стены в ярко-розовый цвет покрасили! Представляете?!

— Представляем, представляем, — говорим мы с папой. Мы знаем, как мама не любит розовый цвет.

— Я сказала: «Извините, но я тут учиться не могу. У меня на розовый цвет аллергия, я от него кашляю, чихаю, и у меня уши пупырышками покрываются». И убежала. Через неделю Юлия Сергеевна опять пришла к нам домой, и я ей все учебники за второй класс пересказала. А потом от нечего делать выучила наизусть собрания сочинений Льва Толстого, Достоевского и Гоголя. И ещё Диккенса, на английском языке. И подумала: хорошо бы в школе стены перекрасили, я бы тогда пришла и эти выученные книжки рассказала. Вот бы все обрадовались! А тут как раз и лето кончилось, я пошла в третий класс. Смотрю — стены такого приятного бледно-жёлтого цвета. И я решила остаться. Сообщила учительнице, что буду наизусть рассказывать классу Толстого и Диккенса, а она может отдохнуть. Юлия Сергеевна на меня как-то странно посмотрела и сказала: «Иди, Нелечка, домой. А я к тебе приду через неделю». Я пожала плечами и ушла.

— Наверное, ей просто нравились фирменные пирожки твоей мамы, поэтому она так охотно к тебе домой ходила, — комментирует папа и берёт очередной бабушкин пирожок. Они действительно очень вкусные.

— Мам, а в четвёртом классе ты тоже не училась?

— А в четвёртом классе никто не учился! Мы через него перепрыгнули!

— Как это — перепрыгнули?

— А вот так! — Мама встаёт и перепрыгивает одну из полос на полу. Садится и объясняет: — Понимаешь, мы учились не одиннадцать лет, как сейчас, а десять. Но при этом у нас была уже не десятилетка, как до нас, а одиннадцатилетка. Поэтому один класс мы пропускали и из третьего переходили сразу в пятый. Ну и вот. Пришла я в пятый класс. А Юлии Сергеевны нет! Вместо неё целая толпа учителей — по всем предметам разные! Представляете?

— Представляем, представляем, — улыбается папа.

— То один, то другой… Мелькают туда-сюда! А я же дома привыкла сидеть, там тихо, спокойно. У меня в глазах замельтешило, голова закружилась! И я сбежала. А через неделю все учителя к нам домой заявились. Может, им Юлия Сергеевна посоветовала.

— И про пирожки шепнула, — подсказывает папа.

— Ну я им всё ответила, они мне пятёрки за год вывели, пирожки съели и ушли.

— Так ты больше вообще, что ли, в школу не ходила?

— Наоборот! Я в шестом классе целых три дня училась. Я подумала, что много учителей — это не так уж страшно. Я же с ними дома поближе познакомилась, они ничего так оказались, нормальные. В общем, пришла я в школу… и влюбилась.

— Так-так, — приподнимает брови папа.

— Ага. В Лёшку Пушкина. Три дня я все уроки на него смотрела. А на третий день после школы я увидела, как он жуками кидается.

— Как это — жуками?

— Ну вот так! Живыми жуками! Наловит их, а потом кидает об асфальт. Или в кого-нибудь. А ещё Пушкин! Эх… Ну и всё. И прошла любовь.

Я представляю несчастных жуков, которые валяются на асфальте, растопырив лапы, как моя буква «Ж», и очень хорошо понимаю маму.

— А в седьмом классе нас в первый же день повели на экскурсию в музей естественной истории. Там оказалось ужасно интересно. Гораздо интереснее, чем в школе. И я решила там остаться. На весь год. Изучала там всяких животных, современных и ископаемых. Ну и учебники там же, в музее, выучила — дней за пять. А мама мне туда пирожки носила. И когда учителя пришли пятёрки ставить, я с ними пирожками поделилась.

— Прямо в музей пришли?

— Ну да. Но в восьмом классе я опять в школу отправилась, как положено! И тут в меня Толик Тимофеев влюбился. Это был настоящий кошмар. Он все переменки ходил за мной и нудил: «Нелька, а хочешь, я директора за нос укушу? А хочешь, я муху проглочу? А хочешь, я кому-нибудь в лоб дам?» И на уроках покоя не было. Он мне всё время записки передавал: «Хочешь, я в лампочку выстрелю?», «Хочешь, я географичкину сумку спрячу?», «Хочешь, я в столовке всю посуду перебью?» А на перемене опять начиналось: «Хочешь, я Пушкину кисель на башку вылью?», «Хочешь, я на парте твой портрет нацарапаю?» И когда он спросил: «Нелька, хочешь, я в окно выпрыгну?» — я не выдержала и сказала: «Нет уж, лучше я сама выпрыгну!» И выпрыгнула.

— Ой!

— Да это на первом этаже было. Я выпрыгнула и домой пошла. Ну и не вернулась уже. А дальше всё как обычно было.

— И в девятом тоже?

— Нет, девятый класс я проспала.

— Проспала первое сентября?

— Да нет, весь год почти. Так мне вставать лень было! Зато в конце года проснулась бодрая такая! И побежала в школу сдавать экзамены.

— И, конечно, всё на пятёрки сдала, — уточняет папа.

— Само собой! Да они ерундовые были. Зато в десятом классе мне тяжелее всего пришлось. Меня посадили с Валькой Балабиной, а она на уроках беспрерывно ела — пончики там всякие, кексы и даже бутерброды с колбасой. И так это всё пахло, что я от запаха начала толстеть. За три урока поправилась на сорок восемь килограммов, и меня срочно отправили домой: побоялись, что после четвёртого урока уже не смогут меня в дверь выпихнуть. По дороге из школы я стремительно худела и под конец стала такая лёгкая, что последние метры уже не шла, а летела. И дома ещё несколько дней под потолком болталась, и мама мне туда пирожки подавала — откармливала меня. Ну и учебники я, как обычно, почитала, прямо под потолком, а когда спустилась, учителя пришли, и я им всё ответила.

— Так-так, — ухмыляется папа, — а что же было в одиннадцатом классе? Наверное, что-нибудь совсем выдающееся.

— Нет, в одиннадцатом мне родители сказали: «Знаешь что, доченька?

Походи-ка ты в школу. Всё-таки выпускной класс». Ну я и пошла. Села подальше от Вальки, Толика и Лёшки. И ходила целый год. Учителя так поразились, что дали мне медаль. За героизм.

И тут вдруг раздаётся какое-то клокотание:

— Да как ты… да как ты… да это… да ты… да как… да как ты могла выдумать такое! Прекрати немедленно! И это моя дочь! Такое сочиняет! Лёля, не слушай её! Она вообще школу не пропускала, всегда была примерной ученицей!

Это бабушка, оказывается, стоит в дверном проёме и уже давно мамин рассказ слушает. И прямо задыхается от возмущения.

А мама смеётся:

— Всегда была примерной, говоришь? А забыла, как я тебе в третьем классе на новогоднем празднике при всех родителях язык показала? И ты сказала, что чуть со стыда не сгорела. А как в пятом классе мне каждый день в дневник замечания писали — за то, что я на уроках болтала и с учителями спорила, не помнишь?

— Да что же ты такое говоришь?! При ребёнке! Это же непедагогично! Ты же… ты же… ты роняешь честь семьи!

И я подумала: если мама роняет честь семьи, значит, ничего страшного в этом нет. Значит, и мне можно. Немножко.

День рождения с коровой

У меня день рождения в июне. Я стала думать, кого пригласить, и вдруг оказалось, что приглашать-то некого! Моя подружка Розка закончила первый класс и уехала в лагерь, все ребята из нашего дома тоже разъехались кто куда.

— Да, неправильное ты время выбрала, чтобы родиться, — покачал головой папа. — Вот пойдёшь в школу — в июне каникулы будут, никого не соберёшь. А в университет поступишь — там в это время тоже не до праздников! Сессия — пора тяжёлая…

— Что ты ребёнку голову морочишь? — возмутилась бабушка. — Она ещё в школу не ходит, а ты её уже сессиями пугаешь. Лёля и не знает, что это такое.

Но я, конечно, отлично знаю: это когда студенты экзамены сдают. У папы как раз сейчас сессия, только он экзамены не сдаёт, а принимает. Но в мой день рождения у него экзаменов нет.

Вот он и предложил:

— А давайте в лесу отметим? Устроим пикник! — и вопросительно посмотрел на маму. Мама сначала задумалась:

— Не знаю… Работы много… — А потом махнула рукой: — Ладно! Вырвусь как-нибудь на денёк.

Я запрыгала и завопила «Ура!» на всю квартиру. А вот бабушка прыгать явно не собиралась.

— Ещё чего не хватало! И что вас вечно в лес тянет? Прямо про вас пословица: сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит! А что там хорошего? Грязь одна! Пауки ядовитые! Во-от такие!

— И бабушка показала размеры пауков — примерно с футбольный мяч.

— Нет в нашей местности никаких ядовитых пауков, — категорически возразил папа.

— Мышей в вашем лесу тоже нет? — спросила бабушка таким ехидным голосом, как будто один из во-от таких пауков успел поделиться с ней своим ядом. — А мыши, между прочим, разносят заразу!

Я сразу представила, как мы подъезжаем на электричке к лесу. По вагонам, как всегда, ходят продавцы и разносят свои товары. Папа этих людей, которые в электричках торгуют, называет электрическими торговцами. Сначала мимо нас идёт тётенька и предлагает суперчистящие суперзубные суперщётки. Потом дяденька пытается всем навязать супервыводитель суперпятен. А за ними появляется мышь и тонким голосом кричит:

— А вот кому заразу? Новейшую, суперсовременную, особо прочную, с гарантией! Изготовлена в суперсекретных лабораториях Японии!

Но все старательно отворачиваются и не хотят ничего покупать. Щётки-то никто не берёт, а заразу тем более. Мне становится жалко мышку, и я хочу достать из рюкзака бутерброд, чтобы хоть как-то её утешить. Рюкзака почему-то нет. Потеряла?!

Я огляделась по сторонам, и тут до меня дошло, что никуда мы ещё не едем, а у меня, как обычно, разыгралось воображение — так бабушка про меня всегда говорит. Но сейчас ей было не до меня, она была занята: спорила с родителями. Всё-таки удивительно, до чего у меня бабушки разные! То есть они, конечно, обе хорошие, но бабушка Зина, папина мама, больше всего на свете любит лес. Она как уедет в мае на свою дачу, так её оттуда до октября никакими плюшками не выманишь. А мамина мама, бабушка Дина, лес терпеть не может и не понимает, почему мы туда рвёмся. Каждый раз, когда я уезжаю на дачу, она меня провожает так, будто я в Тридесятое царство еду, к Змею Горынычу на съедение.

А сейчас она сердито сказала:

— Семь лет ребёнку исполняется, такая важная дата! Нет бы отметить по-людски, родственников пригласить — едут грязь на себя собирать.

Маме кое-как удалось её успокоить, сказав, что родственников мы позовём в воскресенье, а в лесу всю грязь будем обходить стороной.

И вот он наступил — мой день рождения! Я быстренько рассмотрела подарки, мы позавтракали и поехали.

Лес похож на Интернет. По нему тоже можно бродить бесконечно и каждый раз находить что-то новое. Только из Интернета меня всегда выгоняют ровно через полчаса, а лес в этот день был весь мой. Ну и мамин и папин немножко. Я перебегала от муравейника к колокольчику, от сосны, до которой пытался достучаться дятел, к берёзе, украшенной огромным полосатым древесным грибом. Хотелось разглядеть всё!

Ещё мы собирали землянику. А это всегда весело. Вот, например, черника — скучная ягода. Хорошо, что в июне её ещё нет. Как набредёшь на хороший черничник, так и застрянешь там на полдня. Искать ничего не надо, только собирать, как с грядки. Ну и что в этом интересного? И цвет у черники скучный. Потом ещё и руки не отмыть, и штаны все в фиолетовых пятнах! А землянички — каждая как яркий огонёк, на который бежишь издалека.

Ходили мы, ходили и есть захотели. Значит, пора пикник устраивать! Мама начала разгружать большой папин рюкзак. Прежде всего она достала оттуда корову. Нет, не живую, конечно. И даже не игрушечную. Коровой у нас в семье называется старое бабушкино покрывало. Вообще-то, на нём нарисован олень, но я, когда была маленькая, всё время показывала на него и упорно говорила: «Корова!» Так это название и прицепилось. Потом бабушка решила, что это покрывало старомодное, и перестала им пользоваться. Теперь мы его таскаем с собой и на пляж, и в лес — очень удобно. И продолжаем называть коровой.

Вообще, у нас много таких семейных словечек, которым посторонние люди удивляются, если случайно услышат. Например, холодильник зовётся «слон». Раньше у нас холодильник был маленький, места в нём всё время не хватало, и наконец купили огромный, под потолок! Я, как его увидела, только и смогла сказать:

— Это не холодильник, это просто слон какой-то!

Родители посмеялись и стали его слоном называть. Ещё у нас есть сумка по фамилии Пушкин. По телевизору часто говорят: «Пушкин — наше всё!» Я не очень понимаю, что это значит, но слышала сто раз. Так вот, когда мы с родителями отдыхать ездим, всегда берём с собой сумочку, в которую они кладут деньги и важные документы. И постоянно её с собой таскают. И мама всё время повторяет:

— Только не потерять! Только не потерять! Это же наше всё!

А папа ей в ответ:

— Наше всё — это Пушкин!

Так сумка стала Пушкиным. А мои тапочки называются «морды». С ними вот как получилось: когда-то мне подарили тапочки не то в виде зайцев, не то в виде собак, не то в виде кошек — мы их по-всякому крутили, но так и не смогли понять, кто там изображён.

— Мда-а, — вздохнул папа, — ну и морды.

С тех пор тапочки стали зваться мордами. А самое смешное случилось потом. Я из этих котозайцев очень быстро выросла, мне купили другие тапки, обычные, без всяких зверей, просто красные с помпошками. Но название перешло к ним по наследству. И те тапочки, которые я сейчас ношу, голубые с вышитыми снежинками, мы тоже называем мордами. Как-то у нас сидела мамина подруга тётя Вика. А я не могла найти одну из тапочек и спросила:

— Мам, ты мою левую морду не видела?

— Под диваном поищи, — ответила мама.

Тётя Вика на нас та-ак посмотрела! По-моему, она решила, что мы немножко с ума сошли. И, когда я вытащила тапочку из-под дивана и радостно закричала: «Вот она!» — тётя Вика, кажется, ни капельки не успокоилась и со словами «Вам, наверное, пора отдохнуть» засобиралась домой.

Эти словечки обычно только наши — мамины, папины и мои. Бабушка всё это называет глупостями и говорит, что мама с папой впадают в детство и засоряют ребёнку голову. Но недавно я случайно услыхала, как бабушка говорила дедушке:

— Сходи в магазин. Хотела омлет сделать, заглянула в слона, а в нём ни капли молока.

Слышала бы её тётя Вика!

Ну вот, я, как всегда, отвлеклась. Я же про день рождения ещё не дорассказала.

Мы уселись по краям коровы, а посередине мама положила еду и поставила сок. Правда, оказалось, что она перепутала и вместо пакета с пирожками взяла из дома пакет с гречкой. Ещё мама зачем-то прихватила банку с консервированными персиками, хотя её в лесу открывать нечем. Но это мелочи! Всё равно получился настоящий праздник, мы даже чокнулись пластиковыми стаканчиками. Их мама взять не забыла.

А потом на нашу корову села бабочка. У неё были красно-коричневые крылья, а на них — четыре пёстрых кружочка.

— Это павлиний глаз, — сообщил наш всезнающий папа. — Видите кружочки, похожие на глаза? Они напоминают узор павлиньего хвоста.

— Ну и назвали бы «павлиний хвост», — сказала мама.

А я только прошептала:

— Какая красивая…

— Нравится? — спросил папа так гордо, как будто он сам эту бабочку вырастил. — Я тебе её дарю на день рождения.

— Как это? — не поняла я. — Она же сейчас улетит?

— Конечно, улетит, — кивнул папа, — чего ей с нами сидеть? Бутерброды с колбасой она не ест. Но она будет летать и думать: «Я Лёлькина бабочка».

Тут бабочка взмахнула своими глазастыми крыльями и улетела.

А мы ещё долго пировали на корове, потом опять гуляли по лесу — тоже долго. Вернулись домой очень поздно, еле переставляя ноги. Бабушка сразу стала охать и гнать нас в ванную — как будто непонятно, что мы там все одновременно не поместимся. А вот кошка Булка нас почему-то не встречала. Наверное, обиделась, что мы на целый день уехали. Она очень не любит, когда меня нет дома. Я пошла в свою комнату. Булка сидела там. Выражение морды у неё было презрительное. Неужели действительно сердится?

— Вот эта, — Булка мотнула головой куда-то в сторону стола, — утверждает, что она твоя. Что её тебе подарили. Врёт, конечно?

Со стола взлетела бабочка и села мне на руку.

Чашка с секретом

Мама с папой подарили мне на день рождения чашку. Нет, они мне кучу всего подарили, вы не думайте! Просто я рассказать хочу про чашку. Она очень красивая, из тонкого-тонкого фарфора, с золотыми узорами. Я обычно пью из кружки с толстыми стенками, которую даже если уронишь — не разобьёшь. Сейчас у меня кружка с котёнком, до этого была с Белоснежкой и гномами, до неё — с ёжиком, с мотыльком, с васильком, с попугаем… В общем, кружки у меня довольно часто меняются, потому что они-то прочные, а вот ручки у них отбиваются легко.

А тут мне вдруг дарят настоящую чашку! Тонкую, хрупкую… Неужели родители считают меня совсем взрослой?

— Это чашка с секретом, — сказала мама.

Я стала со всех сторон разглядывать подарок, но секрета не обнаружила. Зато очень скоро поняла, какое чудо эта чашка: с ней столько всего интересного можно делать!

Когда я приставляю её к лицу, так чтобы края были вокруг рта, а потом сильно-сильно втягиваю воздух, чашка присасывается и не падает. Можно в таком виде ходить по квартире и воображать, что я сказочное существо с золотой узорчатой мордочкой.

Когда я сажаю в чашку пластмассового бегемотика из киндер-сюрприза, набираю в ванну воды и опускаю туда чашку, она не тонет, а плывёт, покачиваясь, и превращается в кораблик, а бегемот — в великого путешественника.

Когда под перевёрнутую чашку я прячу маленькую куколку, то представляю, что прекрасную принцессу держат взаперти в золотом замке без окон и дверей. И отправляю ей на помощь храброго рыцаря — оранжевого зайца.

Когда я ставлю чашку себе на голову, то принцессой становлюсь я сама: у сказочных принцесс в книжках очень похожие короны.

А если чашку поставить вверх дном на голову? Тогда получится восточная шапочка! Теперь я посланник султана, прибывший с важным известием в таинственную северную страну. Я складываю руки перед собой, ладонь к ладони, подхожу к маме и кланяюсь: «Салям алейкум!» Шапочка-чашка соскальзывает с головы и… Я зажмуриваюсь. Открывать глаза и смотреть на золотые осколки не хочется. Ещё разревусь… А что скажет мама?!

Мама трогает меня за плечо:

— Открывай глаза, восточный человек, не бойся! Я же тебе говорила, что чашка с секретом.

Я открываю. Чашка лежит целая.

— Она небьющаяся, — смеётся мама. — Мы специально такую искали.

— Ого! Так что же ты мне раньше не сказала!

Вот теперь можно играть по-настоящему! Я беру верёвку, привязываю её к ручке чашки и начинаю изо всех сил раскручивать:

— Внимание-внимание! Новый аттракцион! Летающая чашка! Летает быстрее, безопаснее и выше, чем летающие тарелки!

— Осторожнее! — останавливает меня мама. — Это ведь только чашка с секретом. А зеркала у нас без секрета. И окна тоже.

Про свадьбу

Когда мама сказала, что мы скоро пойдём на свадьбу к тёте Лене, я подумала, что она шутит. Все знают, что свадьбы бывают у молодых девушек. А тётя Лена — взрослая тётенька, она с моей мамой в одном классе училась. Какая же из неё невеста? Всё это я маме и сказала. А она как будто даже обиделась — непонятно на что — и стала говорить, что тётя Лена тоже молодая.

— Ну какая же, — говорю, — она молодая, если вы пятнадцать лет назад школу закончили? У вас только что встреча одноклассников была, ты что, забыла?

— Ничего я не забыла! — ответила мама сердито. Я никак не могла понять, чем она недовольна. — Я-то думала, ты обрадуешься, что можно будет целый день с Розой провести, а ты какую-то ерунду болтаешь.

Ой, точно! Как это я сразу не сообразила? Ведь моя лучшая подруга Розка — родная племянница тёти Лены, и если уж меня приглашают на свадьбу, то её тем более. Да пусть невесте будет хоть сто лет, главное, что мы с Розкой встретимся, а то она так далеко живёт, что мы почти не видимся.

Я тут же кинулась ей звонить. Всю следующую неделю мы по телефону только об этом и говорили. Розка мне рассказывала всякие подробности. Оказывается, тётя Лена совсем не хотела устраивать настоящую свадьбу. Но её мама, то есть Розкина бабушка, заявила:

— Ну нет! Я столько лет об этом мечтала, пусть уж будет всё как у людей: и белое платье, и фата, и машины с лентами, и ресторан, и тамада! И выкуп невесты пусть будет, так подружкам и передай!

— Роз, а что за «выкуп невесты»? — не поняла я. — Где её купать будут? И зачем?!

— Не купать, а выкупать. Ну, в общем, жених и его друзья будут давать деньги подругам невесты, чтобы они её продали.

— По правде, что ли?! Или понарошку?

— Да кто их разберёт… Ладно, увидим!

И увидели. В день свадьбы мы с мамой с утра пришли к тёте Лене. Розка и её мама, тётя Оля, уже были там. Розка была злая, потому что на неё надели пышное платье со всякими финтифлюшечками, а она только джинсы и шорты признаёт. Наши мамы и ещё три невестины подружки встали у порога и не пускали в квартиру каких-то дядек в костюмах. Розка показала мне на одного из них, толстого и бородатого:

— Это жених, дядя Олег.

Ничего себе! Жених должен быть похож на принца, а невеста на принцессу! Вообще-то, тётя Лена, в длинном белом платье, в короткой фате, с красивой причёской, с цветами в волосах, оказалась вполне даже ничего. Но этот дядька был совсем уж не свадебный.

Жених и его друзья просили, чтобы их пустили к невесте, а подружки требовали у них денег. При этом смущённо хихикали и выглядели как восьмиклассницы, которые вдруг решили поиграть в куклы и сами этого стесняются.

А тётя Лена в это время сидела у себя в комнате и ждала, чем дело кончится. Нам надоело топтаться у дверей, и мы решили её навестить. Но в комнате невесты не оказалось. Мы стали всюду искать и наконец заглянули в маленькую комнатку без окон, куда можно попасть только из тёти Лениной комнаты. По-моему, это кладовка, но тётя Лена её называет гардеробной: она там одежду хранит. Невеста сидела в углу гардеробной, на каком-то чемодане, подобрав подол платья и скрывшись за шубами и пальто. Мы с Розкой начали ей рассказывать, как там наши мамы торгуются, но она приложила палец к губам и сказала:

— Тс-с!

Мы удивились, но вышли.

— Слушай! — зашептала вдруг Розка. — А может, она передумала?

— Как это?

— Ну вдруг она подумала: «Зачем мне этот бородатый дядька?» — и решила спрятаться? Ведь она должна была в своей комнате ждать, а она ушла. Значит, не хочет, чтобы её нашли.

— Точно! А вдруг они её найдут?

— Мы должны сделать так, чтоб они не смогли к ней прорваться! Пошли! — и Розка потащила меня на кухню. Там она вытащила из шкафчика четыре банки варенья.

— Бабушка варит-варит каждый год, а никто не ест. Теперь хоть для дела пригодится.

Мы перетащили банки в тёти Ленину комнату и поставили на пороге. Крышки, конечно, сняли.

— Это называется «полоса препятствий»! — гордо сообщила Розка.

Мы ушли в другую комнату и затаились, как тётя Лена.

Про то, что было дальше, даже рассказывать не хочется. В общем, всё получилось не совсем так, как мы хотели. То есть почти совсем не так. Дядя Олег, как мы и рассчитывали, опрокинул две банки и вляпался в варенье. В черничное и в абрикосовое. Но тётя Лена, вместо того чтобы тихонько сидеть в своём укрытии, выскочила оттуда, как только услышала шум. Она бросилась к жениху, у которого все брюки были в варенье, и стала его обнимать, стараясь при этом не испачкать об него своё белое платье! Это было бы очень смешно, если бы тётя Лена при этом не всхлипывала. И если бы все невестины подружки на нас не накинулись. И как они догадались, что это мы банки поставили?

Тётя Оля стала убирать варенье с пола. Жениха увели в ванную отмываться и отстирываться. Оттуда он вышел в голубом махровом халате в цветочек, который надел прямо на пиджак. Потом все пытались высушить брюки. Одни кричали, что надо сушить феном, другие — что утюгом, третьи предлагали подержать брюки над газовыми горелками, четвёртые хотели просто повесить их на балконе — солнце сегодня такое жаркое, что высушит лучше любого утюга. В результате перепробовали все способы, носились с этими брюками туда-сюда, а тётя Лена всё время повторяла:

— Мы опоздаем в загс! Мы опоздаем!

Дядя Олег её успокаивал. А Розкина бабушка сказала:

— Говорила я вам, что жених должен быть в классическом чёрном костюме! А вы всё хотели светлый купить. Хорошо, что я настояла! Даже если пятна и не отстирались, их всё равно видно не будет. А светлые брюки вы бы уже не спасли! Всегда надо слушать, что мать говорит.

Надо же, Розкина бабушка совсем как моя. Ей тоже самое главное — чтобы она права оказалась. И чтобы можно было говорить: «А я предупреждала!»

На нас все так рассердились, что передумали брать с собой в загс. Неожиданно за нас вступился дядя Олег. Он стал всем объяснять, что мы просто хотели помочь нашим мамам — ведь они тоже не пускали его к тёте Лене. Просто мы слегка перестарались, и нельзя нас за это наказывать. Тем более что из загса все сразу поедут в ресторан — а как же есть торт без таких прекрасных девушек?

Брюки быстро высохли, тётя Лена успокоилась, нас тыщу раз предупредили, чтоб мы вели себя прилично, и всё-таки взяли в загс. А лучше б и не брали, скукотища там — просто ужас! Самая главная тётенька была в малиновом бархатном платье с золотой отделкой. Я в театре занавес такой видела. Она никому не давала делать что хочется, а всё время командовала:

— Молодые, встаньте сюда! Родители, встаньте туда! Гости, подойдите! Гости, отойдите!

— Прямо как в лагере, — сказала Розка. Мы с ней перешёптывались, чтобы совсем не помереть со скуки. — Там нас тоже всё время строили: «Всем спать!», «Быстро умываться!», «На обед!»

— Плохо там, да?

— Да не, нормально! Самое прикольное — это ночью страшилки рассказывать. В тихий час тоже можно, но не так страшно, потому что светло.

— А что за страшилки?

— Да обычные! Про жёлтые занавески, про красное пятно, про синюю руку, про чёрное пианино, про гроб на колёсиках, про одноногого призрака…

— Не знаю про призрака.

— Сейчас расскажу! В общем, так…

— Может, потом?

— Да ладно тебе, всё равно на нас никто внимания не обращает!

Розка начала рассказывать, я слушала её левым ухом, а правым — бархатную тётеньку, которая говорила про семейные ценности. Что такое семейные ценности, я знаю, мне их прабабушка показывала: старинные серебряные вилки и ложки — кривые и некрасивые. Зачем людям про них в день свадьбы слушать, непонятно. Розка в этот момент шептала:

— Вечером брат и сестра собрались ложиться спать, хотели выключить компьютер, а из колонок вдруг как завоет кто-то: «Де-евочка и ма-альчик! Одноногий призрак летит к вашему дому!» Они снова попытались выключить компьютер, а он не выключается, только монитор мигает. И из колонок раздаётся: «Де-евочка и ма-альчик! Одноногий призрак подлетает к вашему подъезду!»

Призрак всё ближе подбирался к девочке и мальчику, он поднимался на седьмой этаж, двигался к их комнате. Тётенька говорила что-то про любовь. А я слушала всё одновременно.

— Одноногий призрак подлетел к ним и завыл: «Де-евочка и ма-альчик…»

— В знак любви и верности…

— Отдайте мою ногу!!!

Розка прокричала это во весь голос. Во весь страшный-престрашный голос! Все обернулись к нам. А главная тётенька даже подпрыгнула. Она держала в руках красивое блюдечко с обручальными кольцами. Кольца тоже подпрыгнули и громко звякнули о блюдечко. Тётенька повторила:

— В знак любви и верности… уберите детей!

Моя мама подбежала к нам, схватила за руки и потянула к выходу. Уже у самой двери я услышала, как бархатная тётенька сказала в третий раз:

— В знак любви и верности обменяйтесь кольцами.

По-моему, мама была рада, что сбежала вместе с нами из этой скучнятины, так что она нас почти и не ругала. Пришлось немножко подождать на улице, а когда все вышли, мы расселись по машинам и поехали в ресторан.

А там… там была точно такая же тётенька! Только не в малиновом платье, а в зелёном! Я даже сначала подумала, что это та, из загса, переоделась, приехала и сейчас нам от неё влетит. Но мама объяснила, что это тамада, она будет вести свадьбу. И эта тамада тоже как раскомандовалась! Кому куда садиться, кому тосты произносить, когда начинать есть, когда жениха с невестой поздравлять, когда подарки дарить, когда танцевать! Как будто все маленькие и сами не знают, что делать.

— Опять как в лагере! — сморщилась Розка. — Вот вырасту, у меня никакой свадьбы не будет! Ни за что на свете!

Тут к нам подошла Розкина бабушка и погладила её по голове. Розка этого терпеть не может, я знаю. А бабушка сказала:

— Ну вот, Оленька у нас давно пристроена, теперь Леночку пристроили. Ты, Розочка, на очереди.

Ой, как же Розка не любит, когда её Розочкой называют! Смотрю, она уже вся красная сидит. А бабушка продолжает:

— Устроим тебе свадьбу, чтобы всё как у людей. Белое платье, фата, машины с лентами, ресторан, тамада, выкуп невесты…

Я испугалась, что Розка сейчас бабушке что-нибудь такое скажет, что они насовсем поссорятся! Поэтому я Розке руку сжала и зашептала в ухо:

— Не бойся! Я тебя спасу. Ни за какие деньги тебя выкупить не дам. И никого не пропущу! Ты, главное, варенья побольше заранее заготовь. И пусть жених будет в белом костюме.

Про маму и вишнёвые косточки

Мама у нас очень рассеянная. И иногда немножко нервная. Если она начинает что-то делать, её лучше не отвлекать, а то она разволнуется и всё перепутает. Недавно она решила сварить вишнёвое варенье без косточек. Я обрадовалась, потому что очень его люблю, и сидела тихо-тихо, пока мама косточки вынимала. Но тут папа всё испортил. Он подошел к маме и сказал:

— Какая ты у нас красивая!

А мама почему-то всегда очень нервничает, когда ей так говорят. И как-то всё наоборот понимает.

— Да, — говорит, — сама вижу, что мне давно волосы красить пора. Уже вот тут седину видно. И тут. И вот тут.

И пальцами своими вишнёвыми куда-то тычет не глядя.

— Что ты, что ты! — пугается папа. — Ничего тебе не надо красить. У тебя шикарные волосы. Такая грива!

— Да, — мрачнеет мама. — У меня грива. Потому что я настоящая лошадь. Или корова. Или даже слон. Уже в зеркале не помещаюсь.

— Это просто зеркало у нас маленькое. — Тут папа понимает, что возражает как-то неправильно и спешит исправить ошибку: — И вообще, при чём тут лошади и слоны? Ты же мой зайчик…

— Да, — тут же подхватывает мама. — Глаза расставлены на километр друг от друга, как у зайца, — мама опять наугад тычет куда-то в щёки и разрисовывает себя вишнёвыми узорами. — Наверное, уши стерегут, чтобы от такой красоты не сбежали.

— He дадим никуда убежать таким чудесным ушкам, — совсем уже трусливо говорит папа.

— Да, — с готовностью подтверждает мама, терзая очередную вишню, — отличные уши. Ими в жаркий день хорошо обмахиваться. Или мух отгонять. Любая лошадь позавидует. И корова.

— А слон не позавидует! — выкрикивает папа и позорно бежит с поля боя. Он садится на диван, хватает нашу кошку Булку и начинает яростно её гладить.

— Булочка, — говорит он, — какая ты у нас красивая!

— Мр-р-р-р, — соглашается Булка, и папа постепенно успокаивается.

Но это папа успокоился, а мама так разнервничалась, что все косточки обратно в вишню затолкала. А варенье с косточками я не люблю.

Про английский язык

Вечером к нам зашла тётя Лина, папина сестра. Так хорошо, когда она приходит: мы садимся на диван и болтаем, как две подружки.

— Ну что, Лёлька, чем занималась сегодня?

А я чем только не занималась! У меня был день научных опытов: я пыталась накормить кошку грейпфрутом, открыть зонтик в трёхлитровой банке и сделать из помидоров и мороженого томатный коктейль. Я грела пластилин в микроволновке, смешивала зубную пасту с клеем, брила кактус — в общем, занята была по уши! Но я как-то не была уверена, что про всё это стоит рассказывать. Тем более опыты оказались не очень успешными. И тут я вспомнила, что ещё делала! У меня есть карточки для изучения английского языка: с буквами, словами, картинками. И я сегодня с ними минут десять возилась и пыталась что-то составить. Поэтому я смогла честно сказать:

— Изучала английский язык.

Пусть тётя мной гордится. Жалко, что ли? А она вдруг заявляет:

— Я сегодня на работе тоже английский язык изучала.

Вот это новости! Вообще-то, она врачом в поликлинике работает. И английский там изучать точно негде.

— Ой, — говорю, — как это?

— Да ко мне англичанина на приём привели. Я его выслушала, горло посмотрела, ну и язык показать попросила — это обязательная часть осмотра. Глядя на язык, врач много может сказать о состоянии пациента. Вот я этот английский язык и изучала.

— И как, — спрашиваю, — язык? Какой-нибудь особенный?

— Да нет, самый обычный. И нет на нём никаких специальных приспособлений, чтобы английские звуки произносить. Так что продолжай изучать, и у тебя всё получится не хуже, чем у англичанина с его английским языком. А пока что расскажи мне: что это мамин зонтик делает в банке?

Про наш лес

Каждое лето я хотя бы месяц живу на даче у бабушки Зины, папиной мамы. Домик стоит прямо в сосновом лесу. Там даже воздух совсем-совсем другой, честное слово. Такой, что хочется нарезать его на кусочки и эти кусочки выдавать как таблетки — тем, кто всё лето сидит в душном городе. Съедят они такую таблетку, и им станет полегче. А может, махнут на все дела рукой и в лес убегут.

Много деревьев — это очень здорово. Лучше, чем много домов. А на деревьях живут дятлы. Папа сказал, что дятлы из деревьев вредных жуков выедают, как изюм из булок. Вообще, папа во всяких лесных делах разбирается, он ведь тоже всё детство сюда ездил. А вот мама, пока с папой не познакомилась, настоящей природы и не видела. С ней так смешно по лесу ходить! Одну её точно отпускать нельзя, а то она обязательно каких-нибудь поганок наберёт. Ей что сыроежка, что мухомор — «ой, какие хорошенькие!»

У нас прямо около домика вырос огромный гриб-зонтик.

— Ух, — обрадовалась мама, — какой дождевик! — И гордо на меня посмотрела. Вот, мол, и я в грибах кое-что понимаю.

Я ей терпеливо объясняю, как маленькой:

— Какой же это дождевик? Дождевики совсем не такие, они похожи на конфеты «Рафаэлло», которые кто-то случайно в лесу рассыпал. А зонтик — он на зонтик и похож.

— Да ладно, — смеётся мама. — Какая разница? Дождевик, зонтик — и то и другое нужно, чтобы от дождя укрываться!

И всегда так. Несерьёзный она человек. Как-то мы гуляли с ней по лесу, она вдруг кричит:

— Лёлька, гляди, какие красивые ягодки! Оранжевые!

Смотрю — уже в рот тянет. Я как заверещу:

— Брось! Брось! — Я-то сразу увидела, что это ядовитые ягоды ландыша. В другой раз мама ягоду вороньего глаза нашла — тоже ядовитую! И решила, что это черника такая крупная. Набрела на куст волчьих ягод — и опять радуется:

— Сколько костяники! Никогда так много сразу не видела!

В общем, еле успеваю у неё всё это отбирать. Глаз да глаз за ней нужен, совсем бы без меня пропала. Я вот думаю: надо маму как-то к лесу приучать. Может, в городе, около нашего дома, несколько деревьев посадить? А когда они вырастут, у нас получится свой маленький лес. И я подарю ему дятла.

Про русалку

У меня есть знакомая русалка. Самая настоящая. Мы познакомились, когда я жила у бабушки на даче. Обычно там много детей, у нас уже своя компания. А тут так получилось, что все разъехались: кто в лагерь, кто на юг с родителями, а кто просто в город. Вот я и слонялась одна. Сначала вокруг озера, потом на речку пошла. Купаться мне без взрослых не разрешают, а гулять — пожалуйста.

На берегу никого не было, а в реке я увидела незнакомую девочку постарше меня, с длинными светлыми волосами.

Из воды виднелась только голова. Наверное, девочка приехала к кому-нибудь в гости. Я очень обрадовалась: теперь будет с кем поиграть.

Я подошла поближе к воде и сказала:

— Привет! Меня зовут Лёля, а тебя? Ты к кому приехала? Выходи на берег, поиграем во что-нибудь.

— Я не могу выйти, — ответила девочка, — для этого нужны ноги. А у меня хвост, как у всех русалок.

— Ты русалка?!

— Да. Меня зовут Хвостильда. Я живу вместе со своими родителями и сёстрами в прекрасном подводном дворце из камней и раковин.

— Здесь? В нашей речке?

— Ну что ты! — Хвостильда снисходительно усмехнулась. — Наш дворец на дне Чёрного моря. Просто я люблю путешествовать. Ваша речка впадает в реку побольше, та — в большую реку, а большая река впадает в море. Так я к вам и приплыла. Ваши водяные давно звали меня в гости.

— В нашей речке есть водяные? Ух ты, вот это да! А расскажи ещё что-нибудь! Как ты там живёшь, в своём дворце?

И Хвостильда стала рассказывать, как они плавают наперегонки с дельфинами, выращивают жемчуг, щекочут купающихся, разводят морских коньков и поют длинные русалочьи песни. Я могла бы её слушать хоть целый день, но она вдруг сказала:

— Меня зовут водяные. Я сейчас опущусь под воду, но этого никто не должен видеть. Так что ты, пожалуйста, уйди.

— Ну вот, только подружились…

— Мы ещё встретимся. Жди.

Я послушно ушла. До самого вечера я ни о чём другом думать не могла, только вспоминала Хвостильду и её рассказы. На все бабушкины вопросы отвечала невпопад, она даже разволновалась — подумала, что я заболела. Но убедившись, что я здорова, оставила меня в покое. А ближе к вечеру в окно кто-то тихонько постучал. Я выглянула и увидела Хвостильду! Я тут же выбежала из домика и сразу уставилась на ноги Хвостильды. Ну да, ноги. Никакого хвоста не было. На русалке были самые обычные босоножки, шорты и футболка. Но я не успела ни о чём спросить, она заговорила сама:

— Ради нашей дружбы я отдала свою самую прекрасную жемчужину речной ведьме, и она сделала так, чтобы мой хвост превратился в ноги. Теперь я могу ходить по суше и играть с тобой.

Я чуть не подпрыгнула от радости! Русалка, настоящая русалка, ради меня отказалась от своего хвоста, и от дворца из ракушек, и от самой прекрасной жемчужины! В это просто невозможно было поверить! Но я, конечно, поверила — ведь вот она, Хвостильда, стоит передо мной! Я стала учить её всяким нашим земным играм. Мы играли в мяч, в прятки, в догонялки, и у неё всё отлично получалось, хоть и в первый раз. Потом она сказала, что ей пора, потому что её ждут. Неужели она успела найти ещё каких-то знакомых? Я думала, она пока поживёт у нас, но Хвостильда отказалась.

Я вернулась в домик. Бабушка почему-то выглядела очень довольной.

— Ты, гляжу, уже с Катенькой подружилась?

— С какой Катенькой?!

— Ну вот, здрасьте, что ж вы — весь вечер играли и не познакомились? Катя, племянница Лидина. Её к Лиде на недельку отдохнуть отправили, какие-то родственники её привезли, что ли… А сами в городе будут всю неделю, по делам. Ты молодец, что сразу с ней подружилась, — ей ведь, поди, одиноко здесь, она же никого не знает. Она вообще на юге живёт, на Чёрном море.

Нет, я, конечно, сразу поняла, что бабушка всё перепутала, но тут мне стало совсем смешно. С юга приехать к нам отдыхать — это надо же такое придумать! Даже самые маленькие дети знают, что отдыхать ездят не с юга к нам, а от нас на юг! Но бабушка как будто услышала мои мысли:

— Там, конечно, море, горы, кипарисы, но ведь и у нас тут красота какая, а? Озеро, лес… а грибы! Разве ж у них есть такие подосиновики? Ты бы, Лёля, сводила подружку в лес за грибами, за ягодами, да и просто сосновым воздухом подышать.

На следующий день мы с бабушкой пошли в деревенский магазин и по дороге встретили Хвостильду с нашей соседкой тётей Лидой. Тётя Лида несла две сумки с продуктами, а Хвостильда — мороженое. Тётя Лида тут же поставила сумки на какое-то бревно и остановилась поболтать с бабушкой, так что и мы с Хвостильдой могли поговорить. Тем более что мне надо было о многом её спросить! Но я не успела — она заговорила сама:

— Эта добрая женщина меня приютила. Конечно, домик у неё тесный и убогий, а я привыкла к дворцовым залам, но ведь надо мне где-то ночевать.

— Ты могла бы жить у нас!

— Вас двое, вам и так не скучно, а я решила порадовать эту одинокую женщину. Посмотри, как она сияет, — она понимает, какая высокая честь принимать у себе морскую царевну. Правда, она всем говорит, что я её племянница, но я, так уж и быть, прощаю её — надо же ей как-то объяснить моё появление.

— Ой! Так ты морская царевна?

— А неужели ты думала, что все русалки живут во дворце?

Если честно, я раньше никогда не задумывалась о том, где живут все русалки. Хотя вроде и фильмы про них смотрела, и книжки читала.

Хвостильда развернула мороженое:

— Напоминает айсберги в Северном Ледовитом океане.

— А ты и там была?!

— Где я только не была…

— А я знаю! Знаю, где ты не была! — Я вдруг вспомнила про бабушкин совет. — Ты не была в нашем лесу и никогда не собирала грибы! Ведь правда?

— Грибы — это что?

— Увидишь! Покажу сегодня!

После обеда я зашла за Хвостильдой, и мы отправились в лес — недалеко, конечно. Далеко я только с бабушкой хожу или с родителями. Или большой компанией. Я думала, что буду подробно про всё рассказывать: про грибы, про деревья, про ягоды, про цветы, про птиц. Но Хвостильда сама говорила, не умолкая ни на минуту:

— Я, конечно, в лесу никогда не была, но мне про него моя тётя рассказывала. Настоящая, а не эта, фальшивая. В лесу живут наши дальние родственницы — лесавки. Правда, они совсем не похожи на нас — они некрасивые. Но зато так людей заморочить могут!

— А ты? Тоже можешь?

— Я-то? Я знаешь какие миражи умею насылать!

Я слушала Хвостильду и одновременно собирала грибы. Её они не особо заинтересовали.

— Что с ними делать надо? Жарить, говоришь? Варить? Да ну… Мы дома едим морские водоросли и мидий. Их готовить не нужно. А с вашей человеческой едой столько возни — я вчера посмотрела! Сейчас родственниц своих позову, и они откликнутся — вот увидишь.

Хвостильда вдруг громко заверещала. В ответ вроде бы и правда раздались какие-то звуки, похожие на птичьи крики. Стало немного страшно.

Больше мы в лес не ходили, но нам и так было чем заняться. Я учила русалку читать, рисовать, играть в шашки, прыгать со скакалкой, пользоваться телевизором и мобильным телефоном. Она оказалась ужасно способной! Жалко, что не удалось показать ей компьютерные игры. У двоих наших мальчишек есть ноутбуки, они бы обязательно разрешили поиграть, но, как назло, оба уехали в компьютерный лагерь.

Неделя пробежала так быстро, что я и не заметила. И вдруг Хвостильда пришла ко мне в домик и сказала:

— Прости, Лёлька, я правда думала, что смогу остаться человеком. Но мои родители и сёстры зовут меня.

В руке она держала большую раковину. Она приложила её к моему уху. В раковине что-то шумело.

— Это что у вас, вроде телефона? — спросила я, почему-то шёпотом.

— Ну можно и так сказать. Они меня очень просили вернуться и сказали, что пришлют с самыми быстрыми рыбами целую горсть жемчужин для речной ведьмы, только чтобы она согласилась отдать мне мой хвост. Через два часа я пойду к реке. А ты сиди в домике и никуда не выходи. В тот момент, когда будет совершаться превращение, река может выйти из берегов и много всего другого может произойти. Тебе лучше этого не видеть. Главное — закрой окна и сиди дома. Вот, возьми, это тебе. — Она протянула мне раковину. — Если ты когда-нибудь приедешь на Чёрное море, выйди на берег и дунь в эту раковину. И, может быть, я к тебе приплыву. Если, конечно, не буду в это время где-нибудь путешествовать. Я ведь редко сижу у себя во дворце. В мире столько морей и рек, хочется все увидеть! Ну не грусти! Может быть, всё-таки встретимся.

И она ушла. А я осталась.

Вечером бабушка спросила:

— Что ж ты не пошла Катю провожать? За ней сегодня родственники из города приехали. Я видела, как они все вместе в машину садились.

Ага, видела… «Я знаешь какие миражи умею насылать!» — вспомнила я.

Осторожно я прижала раковину к уху. В ней шумели морские волны. Наверное, Хвостильда уже подплывала к родному дворцу.

Я обязательно поеду на море.

Про сороку

Около нашего дачного посёлка есть луг. На нём никто никогда не гуляет, потому что он бесполезный. Дачники ведь всё для чего-то используют: в садах фрукты и овощи выращивают, в лесу грибы и ягоды собирают, в озере и речке купаются, на берегу загорают. А луг — он зачем? Он просто так. Раньше на нём коровы паслись, но теперь деревенские жители продали свои дома и уехали в город. А у дачников коров нет.

Никто на лугу не гуляет, а я гуляю. Мне там очень нравится. Цветы растут разные-разные, у каждого свой запах, и эти запахи смешиваются в один — ну просто невозможно прекрасный! А в траве всё время кто-то шуршит, звенит, свиристит, и так интересно посмотреть, кто это. И вот недавно я там гуляла, иду — небо синее-синее, трава зелёная-зелёная, цветы разноцветные, а кругом так просторно, так красиво! Так мне хорошо стало, что захотелось летать. Ну я и полетела. Не высоко, а прямо над цветами, так чтобы лететь и их разглядывать. Вот жёлтый лютик, розовая гвоздика, белый клевер. А эти фиолетовые не знаю, как называются, надо будет спросить у кого-нибудь. Смотрю сверху, как ящерицы на солнце греются, слушаю, как кузнечики сплетничают. И вдруг кто-то как крикнет мне в ухо:

— Ты чего это?!

Я обернулась — рядом со мной сорока летит.

— Чего — чего? — не поняла я.

— Ну чего разлеталась здесь?

— А что, нельзя, что ли?

— Конечно, нельзя!

— Да почему?!

— Ты забыла, что люди летать не умеют?

И, как только она это сказала, я тут же брякнулась на траву. Почти не ушиблась — хорошо, что летела невысоко. Но было ужасно обидно, я чуть не разревелась. И вспомнила, что люди действительно не умеют летать.

Сорока приземлилась рядом:

— Вот то-то. А то ишь — летают тут всякие, кому не положено.

— А зато… а зато… зато сороки не умеют разговаривать, вот!

Сорока попыталась мне что-то возразить, но вместо этого только громко и возмущённо застрекотала. Сказать она больше ничего не могла. Вид у неё был несчастный и обиженный. Я даже пожалела о своих словах. Может быть, и она о своих тоже. Мы грустно посмотрели друг на друга, сорока полетела в одну сторону, а я пошла в другую. Я шла, чуть-чуть прихрамывая, — коленка всё-таки болела — и думала, что теперь у меня есть важная задача: постараться поскорее забыть, что люди не умеют летать.

Оглавление

Про съедобные дома

  Мой предок — гусь

  Рассказ про сурков

  Красное и зелёное

  Правильная покупка

  Очень разные тарелки

  Доктор сказал

  Разноцветная белая сказка

Про маму и вишневые косточки

  Про имя и скелет

  Про кошек и географию

  Про искусство

  Про неправильный Новый год

  Про пугалки

  Настоящая женщина

  Про египтян

  Про музыку

  Про чучело гороховое

  Про нехочучело

  Про весну

  С кем я дружу

  Про школу и ёжиков

  Про огуречного слоника и капризную козу

  Что на что похоже

  Про гадкого утёнка

  Про золотые медали

  День рождения с коровой

  Чашка с секретом

  Про свадьбу

  Про маму и вишнёвые косточки

  Про английский язык

  Про наш лес

  Про русалку

  Про сороку Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg