«Соло на водонапорной башне Юмористическая повесть»

Соло на водонапорной башне Юмористическая повесть (fb2) - Соло на водонапорной башне Юмористическая повесть 6284K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгения Сергеевна Ярцева

Евгения Ярцева Соло на водонапорной башне

Юмористическая повесть

Глава первая. Великое невезенье

Случаются такие сумасшедшие дни: как с утра всё пошло-поехало кувырком, так и кувыркается до вечера. Хотя вы, может быть, замечали: после беспросветной невезухи, бывает, крупно посчастливится. Потому что если в одном месте убудет, в другом обязательно прибудет. Закон Ломоносова! Но сейчас речь не о Ломоносове, а о молочных пенках. Сеня, например, их попросту не замечает. Повезло человеку. А Соня от одного их вида падает в обморок.

— Коли тебе всё не нравится, — сказала тётя Лена, — уходи из-за стола.

Соня и ушла. С радостью! Ведь на завтрак был геркулес. А в нём чешуйки, ещё противней пенок.

Итак, Соня сбежала от противного завтрака и отправилась к Насте, своей единственной дачной подружке. Добежала до кустов у её калитки и увидела, как машина Настиного папы сворачивает с дачной улицы на асфальтированную дорогу, что ведёт к шоссе. И тут только вспомнила, что Настя до конца лета отбывает к другой бабушке. И на даче уже никого нет, кроме дедушки. Он у Насти нервный: боится воров, засухи, наводнения и прочих стихийных бедствий, а детей приравнивает к землетрясению. Они, дескать, так носятся, что трясут землю. Вчера дедушка заранее праздновал своё избавление и мечтал, как в тишине и спокойствии будет красить забор.

Кстати, вон он, Настин дедушка. В галошах и газетной шапочке, с большой кистью, он не торопясь вышел на крыльцо.

Чтобы не расстраивать дедушкино спокойствие, Соня стала медленно красться назад вдоль забора. И высоко поднимала ноги, чтобы не зашуршать травой. Одна нога задела что-то мокрое… ШЛЁП! Соня сидит на траве, нога в банке с надписью «Тиккурила», остатки краски, похожей на какао, впитываются в землю. Угораздило же! А дедушка тоже хорош, наставил банок! Это ж ловушка для честных людей, только и пекущихся об его спокойствии, негодовала Соня и летела к дому на всех парах. Чтобы смыть краску, пока она не въелась в кожу.

Шланг заклокотал, как будто в нём кто-то тонул и захлёбывался, но ни капли воды из него не появилось. С досады Соня топнула крашеной ногой. Ай, как больно! Что-то жуткое впилось в ступню! Соня подняла ногу… Оса!

На одной ноге Соня запрыгала к колодцу, с ходу толкнула ручку. Дрын-дрын-дрын — размоталась цепь. Длям! — ударилось ведро о воду и стало захлёбываться, наполняясь. Соня в темпе принялась выкручивать его наверх. И вдруг ведро, чуть-чуть не дотянув до бортика, сорвалось с цепи и полетело обратно в колодец. И грохнуло там, как бомба.

Тут из дому выскочил Сеня:

— Пожар! Я чуть не угорел!..

— Где пожар?

— На занавеске! Я свечку жёг… А в кране воды нет!

И Сеня сунулся в колодец.

— Где ведро? — взревел он безумным голосом. Видно, всё-таки угорел.

— Там, — Соня махнула в глубь колодца.

Сеня кинулся обратно в дом, и Соня следом, на одной ноге.

Край занавески порыжел и дымился. Соня с Сеней пытались задуть дым, но вместо этого раздули весёленькие язычки пламени. Тогда Соня с Сеней стали плеваться на тлеющий край.

— Хорош ты, — говорила Соня. — Тьфу! Нашёл время — тьфу! — устроить пожар!

— И ты тоже — тьфу! — хороша! — отвечал Сеня. — Нашла время упустить — тьфу! — ведро!

Перебраниваясь, они продолжали дружно плеваться. Занавеска из рыжей сделалась чёрной. Зато и тлеть перестала.

— Пожар потушен! — ликовал Сеня. Весь чумазый, и чёлка подгорела.

Соня только вздохнула. Пока она тушила пожар, краска на ноге засохла. А ступня распухла.

— Дай хоть в твой бинокль посмотреть, — сказала она невесело.

— Зачем это?

— Затем, что у меня одни невезенья. Мне надо чем-нибудь утешиться!

— А мне, думаешь, не надо? У меня невезенья, может, похлеще, чем у тебя!

Оказывается, пока Сеня катался по полю на дяди-Костином велосипеде, бейсболку с головы сдуло ветром и унесло невесть куда. Сеня поискал бейсболку, но безуспешно. Тогда он оставил велосипед у калитки и побежал домой за воздушным змеем, чтоб его запустить. Но когда вернулся на поле, то обнаружил, что ветра больше нет. А заодно и дяди-Костиного велосипеда. И теперь Сеня не знает, как рассказать об этом тёте Лене.

— Боишься?

— Вовсе нет! Просто не знаю, с чего начать…

А ещё Сеня случайно проглотил жвачку, и ему чудилось, что она застряла на полпути к желудку. Как начнёт там разбухать! И он задохнётся. А главное — не сможет нормально есть, и это в тот самый день, когда тётя Лена обещала на ужин блинчики с клубничным вареньем.

Послышались шаги — тётя Лена!.. Соня с Сеней, плечом к плечу, загородили окно, чтобы она не испугалась пострадавшей занавески. Но тётя Лена всё-таки испугалась — самих Сони с Сеней, крашеных и горелых.

— Я бы, — сказала она, — любые деньги заплатила, если бы можно было купить ДУШ! Очень страшно на вас смотреть!

Соне с Сеней тоже было страшно на себя смотреть, поэтому они включили телевизор. А там — треск и полосы. Антенна, что ли, на крыше отошла? Или настройки сбились?

Тётя Лена покрутила ручки, пощёлкала кнопками — нет, телевизор не настраивался.

— Значит, не судьба, — сказала она. И лезть на крышу, чтобы починить антенну, отказалась.

И Соня с Сеней решили объявить Большой Бойкот — телевизору, водопроводу, тёте Лене, судьбе. И по случаю Бойкота уйти из этого дома, где невезенья сыплются на их головы как из рога изобилия. И поселиться в лесу. Насовсем! Или хотя бы до вечера.

В чёрном-пречёрном настроении брели они по лесной тропинке и подсчитывали свои невезенья. Насчитали двенадцать штук. Небо тоже нахмурилось, сдвинуло тучи, как сердитые брови. «Будет дождь — прекрасно! — думала Соня. — Пусть мы ещё и вымокнем до нитки. И схватим воспаление лёгких — двустороннее, как минимум. Чтоб невезений стало ровным счётом тринадцать!»

Но, вообще-то, крашеная нога и пропавший велосипед — просто милые недоразумения в сравнении с настоящим большим невезеньем. Оно у Сони с Сеней одно на двоих. Это невезенье — профессия мамы с папой. Тоже одна на двоих, из рук вон неудачная. Они, понимаете ли, геологи. Поэтому на целое лето — фюить! — укатили в экспедицию. А жизнь на даче у тёти Лены и дяди Кости, по правде говоря, не из весёлых. Очень уж они серьёзные. Между собой общаются, точно какие-нибудь дипломаты. Удивительно даже, что не на «вы». Если нечаянно зайдёшь в дом в весёлом настроении, улыбка на лице сама собой гаснет, как огонь без кислорода. Да и детей в дачном посёлке раз-два и обчёлся, на первой улице — вообще никого, кроме Сони с Сеней. Зато блюстителей порядка и тишины на квадратный метр больше, чем в строгой воинской части. А кто не блюстители — те сумасброды, каждый со своим приветом. Но о соседях-сумасбродах и о блюстителях порядка вы ещё услышите. А сейчас Соня, плетясь по лесу, изо всех сил заскучала по маме с папой и даже собралась немного поплакать…

И вдруг за её спиной раздался отчётливый шорох. Тихий-тихий, близкий-близкий. Помертвев от страха, Соня скосила глаза…

В шаге от неё, пригнувшись к земле, на полусогнутых ногах крался какой-то мальчик.

Глава вторая. Знакомство

Ну да, самый обыкновенный мальчик. Всклокоченный, в джинсах с дырявой коленкой. Он медленно-медленно, тихо-тихо прокрался мимо Сони и Сени. И, похоже, вообще их не заметил. Хотя чуть не задел.

Нет, вы только представьте: безлюдный лес, тишь и глушь, и вдруг в шаге от вас ни с того ни с сего крадётся мальчик, пусть и самый обыкновенный! А в вашу сторону и ухом не ведёт, будто бы вы столб или пустое место! Немудрено, что Соня с Сеней и впрямь остолбенели.

КУДА И ЗАЧЕМ ТАК СТРАННО КРАСТЬСЯ? — вытеснил все мысли большой вопросительный знак. И пухнул, как надувной. Вот-вот передуется и лопнет! Соня срочно подыскивала хоть какое-нибудь объяснение. Может, это особый вид сумасшествия — красться? Есть, к примеру, тихие сумасшедшие, из которых словечка не вытянешь, есть буйные, которые разговаривают сами с собой, но о крадущихся сумасшедших Соне слышать не доводилось. Ой, до чего страшно! Одни в лесу, рядом с сумасшедшим, да ещё неизвестным науке! Сейчас-то он просто крадётся, а что выкинет в следующий момент? Может, набросится и покусает!

Но мальчик, честно говоря, не выглядел кусачим. Его взгляд был внимательным и целенаправленным. Он явно следил за чем-то движущимся. Соня с Сеней всматривались в траву и не видели ничего, кроме чёрных мушек, мельтешащих в глазах от напряжения. Мальчик тем временем дополз до толстенного дерева. И давай глазеть под корень. Глазел-глазел, наконец сел. Сеня шёпотом спросил:

— А что там?

Мальчик жестом показал — подойдите, мол, и посмотрите.

Соня с Сеней одновременно вытянули шеи…

Под корнем, выпирающим из земли, замерла серая ящерка.

Ну и ну! Под мостиком у ворот таких ящериц — пруд пруди. Это ж надо — так бессовестно интриговать людей! Подвергая их двойной опасности: умереть сперва от страха, потом от любопытства!

А мальчик прыжком вскочил на ноги и выпалил им в лицо:

— Привет!

Как будто они только что встретились. И не толкутся бок о бок на этом пятачке невесть сколько. Вот чудак! Соня с Сеней переглянулись и не стали отвечать на «привет». Сеня только спросил:

— Чего ты тут ползал?

Он со всеми вступает в разговоры, даже с чудаками. Жизненного опыта у него не хватает. Ведь он младше Сони почти на два года.

— Это было экспериментальное ползанье, — ответил мальчик гордо. И показал на ящерицу: — Видали?

— Нет, видим впервые в жизни, — ехидно сказал Сеня. Молодец, утёр этому типу нос.

Всё-таки кое-какой жизненный опыт у него есть.

— Да ничего вы не видите!

Придётся вам одолжить телескоп, чтобы вы хоть что-то, бедненькие, разглядели! А заодно витамин А в масляном растворе и бабушкино пенсне!

— А что? — растерялся Сеня. Этот масляный раствор сбил его с толку.

— А то! Пока я за ней следил, он вот НАСТОЛЬКО вырос! — мальчик показал пальцами маленький промежуток.

— Кто вырос?

— ХВОСТ!

Соня с Сеней снова взглянули на ящерицу и теперь только заметили, что хвост у неё светлей, чем спинка.

— Так ты следил, как у неё растёт хвост… — протянул Сеня. — А ты где живёшь? В Ивановском? Или в Хорошовке?

— Здесь, — мальчик щедро повёл рукой, показывая на весь лес. — Я, кстати, Птица.

Глава третья. Бесплатный душ

Соня с Сеней уставились на него — верить или не верить? Вдруг он какой-нибудь гибрид! Как Человек-паук или Человек-амфибия. Сеня старался незаметно заглянуть ему за спину — не топорщится ли футболка от запрятанных под ней крыльев. А Соня ждала, что он прямо с места взлетит и скроется в листве. Очень уж было похоже, что он того и гляди выкинет что-нибудь внезапное и странное. Хотя, в общем-то, что в нём странного? Разве что волосы, сильно вихрастые, придавали ему чудной вид.

И ещё глаза — такие, будто он вот-вот чему-то весело удивится: «Ух, ты! Вот это здорово!»

— А твои мама и папа? — осторожно спросил Сеня. — Они, что, тоже птицы?

— Тоже Птицы, — не моргнув, ответил мальчик.

— А где они?

— Они, э-э… улетели в тёплые страны.

— А ты тоже умеешь летать?

— Вообще-то нет, — сознался мальчик.

— Значит, никакая ты не птица, — сказала Соня.

— Птица! У меня фамилия такая.

Странная фамилия… Хотя каких фамилий не встретишь на белом свете! Есть рок-певец по фамилии Скрипка. И художник по фамилии Муха. А у дяди Кости на работе есть один дяденька, так у него фамилия — Крыса.

— Наши мама с папой тоже уехали, — вздохнул Сеня. — На целое лето. И мы живём у тёти с дядей, в их доме… А у тебя, что, нет никакого дома? И никаких взрослых?

— Почему нет? Есть у меня дом. И дядя, кстати, тоже есть. Такой добрый! Всё что хочешь разрешает.

— И не приходить домой разрешает?

— Ага! Потому что его самого никогда нет дома.

— Почему это?

— А он по профессии путешественник.

— И где он путешествует? — заинтересовался Сеня. — По морю, да? Он моряк?

— Ага, моряк. Он переплыл океан… нет, даже два океана, на одной доске! Спал под открытым небом. И всё время ловил спиннингом рыбу и ел её. И пил океанскую воду. А над ним летел вертолёт и смотрел, достаточно ли в океане воды… тьфу, то есть рыбы.

Соня с Сеней выслушали эту историю, открыв рты. Сеня не придумал ничего умнее, чем спросить:

— А если шёл дождь?

— У него с собой был зонтик. Ты что думаешь, дядя совсем дурачок? Отправился в такую даль без зонтика? — Мальчик фыркнул. И добавил: — Только там дождей не бывает. Ни облачка!

— Зачем тогда зонтик?

— От солнца! Дядя всё время держал над головой свой солнечный зонтик, чтобы голову не напекло.

Сеня похлопал глазами.

— Но зачем он это делал? Зачем ел рыбу и пил океанскую воду?

— По-твоему, он должен был умереть от голода и жажды? — строго взглянул на него мальчик.

— Да нет, зачем он вообще вскарабкался на доску?

— А что, вплавь пересекать океан? Совсем того, да? — мальчик покрутил пальцем у виска.

Сеня замолчал, и Соня пришла ему на помощь:

— В чём эта, как её… цель плаванья?

— В том, чтобы поиграть в Робинзона! Как будто произошло кораблекрушение, Робинзон выловил спиннинг и зонтик и поплыл с ними на доске. Дядя на весь мир прославился своим плаваньем. Вы разве не видели дядю по телевизору?

А ведь правда видели!

— Но это был какой-то иностранец, — вспомнила Соня.

— Ну да, дядя — иностранец, — кивнул мальчик. — Что тут такого?.. Зато тётя у меня — ой-ой-ой! — продолжал он.

— Это жена дяди?

— Ты что! У моего дяди нет никаких жён!

— А кто она ему тогда?

— Никто! Они вообще ни разу не встречались! Надеюсь, и не встретятся. А то дядя испугается, хоть он и очень смелый.

— Она такая страшная? — поёжился Сеня.

— Ещё какая! — подхватил мальчик. — Только зайдёшь в дом — сразу заставляет мыть уши. И полы. И чистить всё подряд — ботинки, зубы… Или хвать за локоть и давай причёсывать! — он энергично взъерошил себе волосы. — Вот я и прячусь от неё в лесу.

Мрак, а не тётя. У Сони даже в глазах потемнело. И в ушах зашумело. Или это ветер?

Нет, не ветер — дождь. Ливень! Он разом грянул из фиолетовой тучи, заслонившей полнеба.

Соня с Сеней как по команде бросились под дерево. А мальчик с криком: «Бесплатный душ!» выбежал на открытую полянку, под сплошные потоки воды. С волос у него тут же потекло, футболка облепила спину.

— Вот это душик! — восхитился мальчик. И закружился, протягивая дождю раскрытые ладони. Потом разом встал на голову, опираясь на согнутые в локтях руки. — Вай, щекотно, помогите, спасите! — вопил он. Наверное, дождь лил ему за обшлага джинсов. Соня с Сеней, конечно, его бы спасли, но зачем он встал на голову? Да он, кажется, не к ним обращался и вообще про них забыл. Настоявшись на голове, он прыжком очутился на ногах — и давай скакать! Призывы о помощи сменились воплями: «Кий-йа! Иу-ух!» Соня с Сеней смотрели на него и зябко вжимались в ствол, ёжились от капель, всё чаще падавших на лоб, на нос, за шиворот. Тут мальчик глянул в их сторону и так изумился, что перестал скакать:

— А вы-то чего сидите? ВСЁ пропустите!!!

Сеня вдруг выбежал к мальчику и тоже запрыгал под дождём. И ещё выше, чем мальчик, подскакивал, чтобы его перескакать. Мальчик тогда сделал колесо, как настоящий гимнаст. Сеня в отместку разбежался и кувырнулся на траве, как его научили на занятиях дзюдо. А мальчик прыжком перекувырнулся прямо в воздухе.

«Они там скачут, кувыркаются, а я… — подумала Соня. — Ну чего я, в самом деле, тут торчу?»

Холодные струи бешено забарабанили по голове и плечам. Соня мчалась от долда по мокрой траве, а он мчался вдогонку, но мало-помалу будто бы отстал и потеплел. И уже не барабанил, а задорно дзынькал, цокал, щёлкал — мы, мол, теперь заодно! Соне стало жарко и весело. Как это, оказывается, здорово — не бояться дождя!

— Где ты выучился так кувыркаться? — Сеня перекрикивал дождевой шум.

— Дядя научил! Он циркач по профессии!

— Ты ж говорил, он путешественник!

— У него две профессии! — горланил мальчик, высоко подпрыгивая. — Он, до того как стал путешественником, работал в цирке!

— А кем? Акробатом?

— Клоуном! У него была большая клетчатая кепка! Он жонглировал кастрюлями и ходил по проволоке с зонтиком — с тем самым, солнечным! Его за это так и прозвали — Солнечный клоун! Он на весь мир проела…

— Так это же Олег Попов! — перебил Сеня и остановился. Дождь сразу закапал у него с носа.

— Ну да, Олег Попов, — невозмутимо подтвердил мальчик. — Это псевдоним моего дяди!

И тут — точно прославленный на весь мир дядя раскрыл свой солнечный зонтик — над деревьями посветлело. А мальчик выкрикнул: «Ийа-хо!» — и понёсся через лес напрямик. Соня с Сеней — за ним, не пытаясь узнать, куда и зачем он несётся. Косое солнце, приподняв козырёк тучи, превратило всё вокруг в звенящее то ли от капель, то ли от птичьего щебета волшебное царство. Они больше не видели мальчика, но всё равно бежали, с лёгкостью перемахивая через пни, заросли крапивы и кустики вороньего глаза…

Впереди часто замелькал забор, и Соня с Сеней с разбегу вылетели на третьи дачи, где торчит засохшая липа. Остановились, тяжело дыша, глянули в один конец улицы, в другой. Где мальчик?

— Ау! Ау! — покричали они.

Откуда-то из лесу откликнулся далёкий голос:

— А как вас зовут?

— Меня Сеня! — крикнул Сеня.

— Меня Соня! — прокричала Соня.

— Пока!.. — донеслось чуть слышно. Всё стихло. Дождь кончился, тучи унесло, но и солнце успело закатиться. Небо опустело. Только рыхлый розоватый след самолёта пересекал его от края до края.

Соня с Сеней сразу замёрзли. И поспешили домой.

Тётя Лена при виде их, облепленных мокрой одеждой, застыла как изваяние, с банкой клубничного варенья в руках.

— Что с вами? — произнесла она каменным голосом.

— Мы… приняли душ, — нашлась Соня.

— Бесплатный, — подчеркнул Сеня.

Глава четвёртая. Лучшая замена велосипеда

На другое утро тётя Лена со свистом носилась по дому и громко хлопала дверями. Она всегда так носится и хлопает, когда рассержена. Ещё бы — не успела отстираться горелая занавеска и просохнуть одежда после бесплатного душа, как открылась пропажа велосипеда. И это накануне дяди-Костиного возвращения из командировки! Теперь он не сможет съездить на станцию за продуктами, а вечерком прокатиться вокруг дач. Чтобы устыдить Сеню, тётя Лена сочными красками расписывала, как расстроится дядя Костя. По её словам выходило, что он всю командировку только и мечтал сделать кружок вокруг дач. Потом тётя Лена без передыху принялась распекать Сеню, что он не бережёт вещи, а многие дети в это время голодают. Пусть теперь спрашивает у всех соседей, не видели ли они, кто украл велосипед. А не то она продаст его машины на батарейках, экскаватор и бинокль и на вырученные деньги купит пять велосипедов! И отдаст их голодающим детям.

Тётя Лена, конечно, грозилась не всерьёз, но Сеня встревожился. И уговорил Соню пройтись вместе с ним подачам и расспросить соседей. Ведь как поступают прославленные детективы? Расспрашивают всех подряд о чём попало, глядишь — и выяснили истину!

Начать можно с Платоновых. Они здесь, на дачах, самые добрые. Собак развели — полный дом, так что самим приходится ночевать в предбаннике.

Правда, одна из собак, Альма, недавно родила щенков и кидается на каждого, кто отворяет калитку. Так что лучше зайти к следующим соседям, Никишиным. Досадно, конечно, что Никишины не такие добрые и к тому же не любят собак. Но ещё досадней, что они как раз уехали в Москву — уж больно им надоел беспрестанный лай. Зато Соловьёвы никуда не уехали и могли бы помочь. Если б не обнесли свой участок сплошным забором, похожим на крепостную стену, и не запирали калитку крепко-накрепко. Другое дело — Дудкины. У этих калитка всегда нараспашку! И оттуда с утра до ночи несётся оглушительная музыка. Поэтому расспрашивать Дудкиных смысла нет, всё равно никто ничего не услышит. Разумней будет расспросить старика Скрипкина. Ему не до музыки. Он здесь, в дачном посёлке, главный строитель: каждое лето начинает новую стройку. Только ни одной не заканчивает. Но и стройматериалы не выбрасывает. По всему участку расставлены кривые штабеля досок и горбылей, похожие на пизанские башни. Однажды вечером старик Скрипкин в них заблудился и звал на помощь соседей, Елкиных, чтоб крикнули, в какой стороне его дом. Где уж Соне с Сеней отыскать его среди башен, коли он сам в них плутает… К Елкиным заходить опасно: можно угодить под обстрел. Елкины обстреливают своих соседей Палкиных незрелыми помидорами, а те в ответ швыряются переросшими огурцами. Потому что у Елкиных с Палкиными заборная война. Ёлкины считают, что Палкины отхватили своим забором десять сантиметров от их, ёлкинского, участка. А Палкины утверждают, что всё наоборот: Ёлкины заграбастали себе двадцать сантиметров лишку.

Но ещё опасней, чем к Ёлкиным-Палкиным, заходить к Дмитрию Палычу Образцову. Сам Дмитрий Палыч маленький, лысенький, в очках с толстенными стёклами, а голос — как у великана. Всё лето напролёт Дмитрий Палыч носит тёмно-серую гимнастёрку. Соня с Сеней уверены — он не снимает её даже ночью. Если Дмитрий Палыч узнает, что пропал велосипед, он разразится громогласными нотациями. Про то, как это неправильно — оставлять велосипед без присмотра. Дмитрий Палыч очень любит определять, что правильно, а что неправильно. Вырыли в канаве нору — вмиг прискакал: «Здесь не место для игр!» Играют в стрелялки водяными пистолетами — «Не время обливаться водой!» Гоняют мяч на лужайке возле леса — «Не место!» Перешли на футбольное поле — «Не время!» Придумали построить домик из деревянных обрезков — «Не место! Не время! Неправильно гвозди забиваете!»

И уж куда Соня с Сеней точно не станут заходить, так это на крайний участок у леса. Там живёт пьяница Сомкни. К нему иногда приезжает брат, тоже пьяница Сомкин. Однажды кто-то из братьев Сомкиных укатил у Никишиных бочку, докатил её до Платоновых и продал им за сто рублей. Не станешь же просить помощи в поимке вора у людей, которые укатывают чужие бочки!

Соня с Сеней стояли у сомкинского забора, напротив засохшей липы, а в самом конце улицы кто-то ехал на велосипеде. Соня его узнала — это был Вадька Грачёв, по кличке Грач, из деревни Хорошовка. Раньше у него вроде бы никакого велосипеда не было… Соня смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

— Интересно, где он сейчас, — задумчиво проговорил Сеня.

— Кто? Велосипед? Или Грач?

— Мальчик. Ну, тот, вчерашний…

— Сеня помолчал.

— Завернём в лесок, а? На полчасика?

…Они шли медленно и тщательно осматривались, готовые увидеть крадущуюся фигуру джинсах с дыркой на колене. Солнечные лики щекотали вёрткие от порывистого ветра листья, те трепыхались, точно рыбки, пойманные в сеть. А вот и полянка, где они втроём скакали под бесплатным душем. Но сейчас здесь никого не было, да дождя сегодня… Соня задрала голову. В безоблачном небе качались, шумели ветки. Вдруг одна из них отделилась от дерева и понеслась по воздуху. Соня невольно отступила, защитилась рукой… Пух! — стремительно приземлилось что-то. Перед Соней стоял вчерашний мальчик.

— Как водичка? — спросил он с интересом.

У него над ухом болталась палка на верёвке. Обыкновенная тарзанка?.. Соня поглядела на него с укоризной. Опять чуть было не заставил поверить, что он по-настоящему летает! Да, что он там спросил насчёт водички? Соня опустила глаза… Ноги стояли по щиколотку в луже.

Соня с Сеней проворно выскочили из воды. Но что толку — ноги уже промокли насквозь. А у Сени одна кроссовка расклеенная. Тётя Лена предупреждала: ещё раз пойдёшь гулять в ней по лужам — она и распадётся. На две неравные части.

Сеня, в свою очередь, сердито посмотрел на мальчика. Спугнул людей в лужу!..

— И велосипед пропал! — буркнул Сеня. — Теперь тётя Лена точно продаст мой бинокль…

— А куда пропал твой велосипед? — спросил мальчик.

— Не мой, а дяди-Костин…

— Его угнали, — перебила Соня. — Это, наверное, Вадька Грачёв.

— Такой долговязый?

— Во-во.

— А знаете что? Я дам вам замену! Айда ко мне!

И он тут же зашагал в сторону Хорошовки. Соня с Сеней то и дело пускались рысью — очень уж быстро шёл мальчик, они едва за ним поспевали.

— У тебя, что, много велосипедов?

— Велосипедов? — он как будто удивился. — У меня вообще нет велосипеда… Зато у моего дяди их — куча! Он мастер велоспорта. Он пять раз подряд выигрывал Тур де Франс, главную велогонку мира. У него орденов и медалей столько, что он им счёт потерял.

Сеня молча соображал — похоже, что-то вспоминал. И подозрительно глянул на мальчика:

— Это, случайно, не Мигель Индурайн?..

— Он самый, — кивнул мальчик.

— Удивительно, — фыркнула Соня, — как это твой дядя успел побывать и путешественником, и клоуном, и мастером велоспорта!

— И потом, у них ведь совсем разные лица! — сказал Сеня. — Как ему удалось из Олега Попова превратиться в Мигеля Индурайна?!

— Запросто! Однажды ему надоело быть клоуном, он разгримировался, сел на велосипед и укатил за границу, прямо на Тур де Франс. А когда выиграл её пять раз подряд, подумал: сколько ж можно! И решил для разнообразия поплавать на доске… Ничего удивительного!

Точно, ничего удивительного. По сравнению с тем, сколько вранья, да ещё такого пышного, может выдать за раз один-единственный человек. Но спорить с ним почему-то не хотелось. Может быть, потому, что с ребятами из дачного посёлка Соня с Сеней толком не подружились. И были совсем не прочь дружить с этим мальчиком, пусть он невозможный врун и немного чокнутый. Зато с ним интересно! К тому же он обещал им велосипед…

Лес быстро кончился. Ребята миновали луг с высоченными выгоревшими на солнце травами, перешли шоссе и зашагали вдоль кукурузного поля.

— Слушай, а как тебя всё-таки зовут? — спросил Сеня. — Если Птица — это твоя фамилия, то какое у тебя имя?

— Коля, — ответил мальчик. — А можно Вася. Или Гриша. Тебе какое имя больше нравится?

— Но у тебя же есть свидетельство о рождении, которое выдают в ЗАГСе! — сказала Соня. — В нём ведь записано какое-то имя?!

— Записано, — согласился мальчик. — Когда я родился, мама хотела назвать меня в честь папы, Женей, а папа — в честь мамы, Сашей. И, чтобы не спорить, они решили дать мне двойное имя. Так вот, пошли они в ЗАГС и по дороге встретили бабушку с дедушкой… то есть двух бабушек и двух дедушек. В общем, имя стало уже шестерное. Но в ЗАГСе отказались выдать свидетельство, потому что там работала моя тётя — не тутошняя, другая, — а она хотела назвать меня по-своему. Один из дедушек даже объявил голодовку! — сказал мальчик с гордостью. И пояснил: — Ну ему пришлось, потому что бабушка отказалась готовить еду, пока меня не назовут, как она хочет. А родственники из других городов звонили и писали письма, чтобы и их мнения учли. Короче, чтобы никого не обидеть, мне дали такое длинное имя, что его и за десять минут не прочитаешь!

— Ну а как тебя называют дома? И в школе?

— Просто Ник, — ответил мальчик. — Это мой ник!

Дорога стала забирать в сторону. Теперь по правую руку падал крутой обрыв, по левую раскинулись картофельные огороды. После огородов начинались приземистые домики, утонувшие в яблонях и сирени.

Ник завернул к первой же калитке.

— Подождите здесь, — сказал он.

Взбежал по ступенькам синего одноэтажного домика и почти сразу вновь появился на крыльце. В руках — клетка. А в клетке — птичка. Вылитый воробей, только с оранжевой грудкой.

— Клим, — торжественно представил Ник воробья. — Певчий кенар. Подарите его вашему дяде. Это лучшая замена велосипеда!

В клетке было несколько жёрдочек, две кормушки и поилка с водой. Сверху свисали маленькие деревянные качели; воробей прыгнул на них, коротко чирикнув.

— Превосходная замена, да? Велосипед — это просто железка на колёсах… — Сеня попытался возразить, но Ник заливался как по писаному: — …а Клим — вот, глядите! Видите на лапке колечко? Там выгравирована дата его рождения. Потому что Клим — он не просто так, он породистый! А как он поёт! Почти как соловей. Нет, даже лучше! Потому что соловей посвистел в начале лета — и всё, а Клима можно слушать круглый год. Ваш дядя придёт в восторг!

— Спорим, не придёт? — вклинился в его тираду Сеня.

— Спорим! — с готовностью откликнулся Ник.

И сунул клетку Сене в руки.

— Идите и проверьте! Что стоите? Боитесь проспорить?

Если Соня с Сеней чего и боялись, так это дяди Кости. Как он рассердится, когда они принесут в дом птичку! За которой ещё и ухаживать придётся кормить её, чистить клетку, таскать сдачи в город, из города на дачу…

— И с чего вы взяли, — продолжал Ник, — что ваш дядя не мечтает о канарейке?

Соня с Сеней одновременно фыркнули.

— Ни о какой канарейке он не мечтает, мы знаем!

— Всё-то они знают! Кроме элементарных вещей.

— Каких?

— А таких, что спор — это дело, которое нужно доводить до конца! — и Ник развернул Соню с Сеней в сторону леса.

…Дикие звуки оглашали улицу. Вой, визг, рычанье. Слышалось даже что-то вроде взрывов. Это старик Скрипкин запускал свою бензопилу. Клим от воплей бензопилы вытягивался в струнку и вспархивал на верхнюю жёрдочку, но качели на ходу сильно раскачивались, звякали о прутья и спугивали его. Он соскакивал вниз, издавая короткое чириканье с присвистом. И это все его хвалёные песни?..

Он вообще всю дорогу скакал с жёрдочки на жёрдочку и явно беспокоился о том, что его ждёт. Так же, как и Соня с Сеней. Что скажет тётя Лена, да и дядя Костя, который, по их расчётам, уже приехал?

Они вошли в калитку и переминались у крыльца. Дверь террасы отворилась, и на крыльце появился дядя Костя. Судя по его мрачному виду, тётя Лена успела сообщить дурные вести о велосипеде. Сеня поставил клетку перед собой и откашлялся.

— Вот, дядь Кость, — начал он, — это…

Тут бензопила со взвыла свежими силами. Клим тут же вскочил на верхнюю жёрдочку, весь вытянулся — да как зальётся! Трели разлетались одна за другой, перемежались щёлканьем, теньканьем, свистом и снова сыпались, точно звонкий горох. Бензопила смолкла, будто признала своё поражение, а Клим торжествующе трещал, прищёлкивал, присвистывал…

— Да вы знаете ли, что э-та-та-такое?! — дядя Костя от изумления заикался.

— Это… — снова начал Сеня.

— Это мечта моего детства! — перебил его дядя Костя. — У знакомых жили канарейки, и я, когда был маленький, до чего же любил к ним в гости ходить! Сколько раз просил свою маму — давай заведём канарейку! А она: «За птицей трудно ухаживать, нужно её кормить, чистить клетку и повсюду возить с собой!..»

И дядя Костя в полном восторге понёс Клима на террасу.

Глава пятая. Соло на водонапорной башне

Хотя водопровод третьи сутки как сломался, тётя Лена по привычке открывает кран, чтобы помыть руки, и когда из крана выдувается заунывное «ууу-ыыы», сердится:

— Редкостное старьё! Ломается в самую жару!

Председатель садового товарищества тётя Нина вызвала из райцентра мастера — починить насос. Но тётя Лена безнадёжно качала головой:

— Пока мастер приедет, полжизни пройдёт. А людям посуду мыть.

Она в сердцах махнула рукой на гору грязной посуды и пошла прогуляться с дядей Костей.

Итак, половина семьи ушла, а другая половина — Соня, Сеня и Клим — осталась на террасе. Клим беспокойно перескакивал с жёрдочки на жёрдочку, соскальзывал вниз и быстро прыгал по дну клетки, стуча коготками: тук… тук-тук.

Тук… тук-тук. Да это же стучат в дверь!

— Открыто!

Дверь распахнулась, и перед Соней и Сеней предстал Ник с рюкзаком на плече.

— Клима не кормили? — спросил он с порога.

Скинул на стул рюкзак, дёрнул завязку и достал тугой пакет с изображением канареек, жёлтой и красной. Дунул в кормушку — золотая шелуха закружилась в воздухе, с треском разорвал пакет и наклонил углом к кормушке. Из пакета ручейком побежали жёлтые продолговатые зёрна, вперемешку с маленькими чёрненькими и большими, круглыми как камушки. Клим молниеносно схватил круглое зерно и начал быстро-быстро катать его в клюве.

А Ник вытащил из рюкзака пластмассовую штуковину с чёрным низом и прозрачным верхом, как будто обрубленную с одной стороны.

— Э, как ты нас нашёл? — спохватилась Соня.

— Методом дедукции! — он показал в окно. Там на верёвках раскачивалась одежда, в которой Соня и Сеня принимали бесплатный душ. И в свой черёд спохватился: — Э, а что ваш дядя сказал про Клима?

Соня с Сеней замялись.

— Он… это… — начала Соня.

— Пришёл в восторг, — нехотя закончил Сеня.

Ник с открытым ртом уставился на Сеню.

— Ух ты… — и удивление на его лице преобразилось в торжество: — Ну, что я вам говорил?

— А это что? — Сеня ткнул в пластмассовую штуковину, чтобы сменить тему.

— Купальня, — Ник открыл дверцу клетки и показал, как вешать купальню — снаружи, на освободившееся место. — Только в неё нужно воды.

Он до отказа отвернул кран. Из крана со свистом подуло.

— Почему у вас тут воздух? Это что, какой-нибудь новый кондиционер?

— Нет, это просто старый водопровод… — и Соня с Сеней объяснили, какое это редкостное старьё и как оно ломается в самую жару, так что люди не могут помыть посуду. А пока приедет мастер, пройдёт полжизни.

— Полжизни?! Нет, Клим столько ждать не может, — твёрдо сказал Ник. И ни с того ни с сего снова замер с открытым ртом. — Какое везенье! Я как раз ломаю голову, чем бы таким интересным заняться. Считайте, что ваша посуда уже помыта! Я обожаю чинить водопровод. Тащите инструменты!

Соня порылась на полках сарая и всё, что удалось нашарить в полутьме, принесла на террасу. В рюкзак были уложены две отвёртки, ключи — разводной и газовый, молоток и пилка с крошечными зубчиками. Сеня — а у него страсть ко всему монументальному — втащил на террасу газонокосилку и электропилу. И ещё прихватил игрушечный ксилофон — для смеха. Это, мол, тоже инструмент.

Электропилу и газонокосилку Ник забраковал, а на ксилофон не рассмеялся и осведомился:

— Палочки к нему есть?

— Одна.

— Берём. Вдруг пригодится?..

И выбежал из дому, с рюкзаком на плече.

— Нам туда! — Сеня мотнул головой в сторону водонапорной башни.

— А ты вправду умеешь чинить водопровод? — спросила Соня. Потому что этот ксилофон её как-то насторожил.

Ответить Ник не успел — сзади раздалось:

— Эй, здорово!

Их нагнал Лёша — долговязый веснушчатый пацан с третьих дач.

— Поможешь чинить водопровод? — с места в карьер спросил его Ник.

Лёша озадаченно разглядывал его вихры.

— А… ты кто?

— А ты кто? — бойко спросил Ник.

— Я… это… Лёша…

— А я — Ник. Это мой ник! — И он снова припустил по улице.

Лёша удивлённо пошёл следом.

Вчетвером они углубились в небольшой проулок — башня высилась поодаль от дач. У железной ограды сидели мальчишки с третьей улицы, Ваня и Максим. В карты играли. Ник протопал мимо них к водонапорной башне и вывалил инструменты из рюкзака на траву.

Эти двое уставились на его вихры.

— Ну и причёска!.. — Ваня даже присвистнул.

— А что, прикольная, — заступился Максим, — как у знаменитого музыканта Тома Уэйтса.

— Моя причёска, — подхватил Ник, — как раз сделана в честь этого… как ты сказал? В общем, я и сам музыкант.

— Н-да? — сказал Ваня недоверчиво. — А на чём играешь? На каком инструменте?

— Ой, да на любом. Я могу сбацать на чём угодно!

— Врёшь! — сказал Ваня.

— Ничего не вру!

— Тогда сыграй на чём-нибудь!

— Ну если тебе так хочется музыки… — пожал плечами Ник. Взвесил на руке молоток, размахнулся, и…

«ГДЫН-Н!» — отозвалась водонапорная башня. — «ГДАН-Н-Н!»

Ник молотил по башне, забегая то с одного, то с другого бока. Казалось, доктор-лилипут простукивает пациента-великана. А башня отвечала на разные лады: «ГДЫН-Н-Н, ГДЫН-Н-Н! ДА-ДАН-Н-Н! ТЫ-ДЫН-Н-Н!»

Сеня смотрел-смотрел на это странное действо и вдруг подобрал с земли отвёртки. И присел на корточки возле водопроводных труб, сваленных у подножия башни.

«Тыц!» — стукнула по трубе отвёртка. «Ты-дыц!» — стукнула вторая. «Тыц… ты-дыц! Тыц… ты-дыц!»

Интересно, а как будет звучать разводной ключ? Соня провела им по железной ограде: «Ту-ба-ду-ба-дум»! И в обратную сторону: «Да-ба-да-ба-дам»!

Тыц… ты-дыц! Дан-н-н!.. Ту-ба-ду-ба-дум! Тыц… ты-дыц! Гдын-н-н!.. Да-ба-да-ба-дам!

Лёша схватил газовый ключ:

— Бум-м! — грохнул он по толстой трубе, прислонённой к ограде.

Гдын-н, ты-дыц, ту-ба-ду-ба-дум, бум-м-м!!

Максим взял пилку, выгнул её…

— Дыщ-щ! — ударилась пилка о прутья ограды.

— А мне? — обиделся Ваня.

Ник размашистым жестом отдал ему молоток и нагнулся за очередным инструментом. А инструменты — тю-тю! Остался только ксилофон. И палочка куда-то подевалась. Ник тряс рюкзак, шарил в траве…

Дын-н! Бум-м! Да-ба-да-ба-дам! Тыц… ты-дыц! Дыгц-щ-щ!

Глядь — и Богдан с Артёмом явились. Эти без лишних вопросов подобрали какие-то щепочки и выбивали дробь по трубам, по забору, по чему попало: «Цы… цы-цы, цы… цы-цы!»

Железная ограда теперь звучала, как клавиши: «Ла-ди-да-ди-дам!» Пилка у Максима звенела и пела: «Дзын-н, дзын-н!» Сенина дробь раздавалась всё звонче: «Дын… ды-дын… ды-дын!»

В конце проулка замаячили фигуры на велосипедах — Кристина, Олька и Витёк, неразлучная троица.

Башня гудела словно колокол: «Дон-н-н!» «Бом-м-м!» — откликалась Лёшина труба.

Велосипеды уже лежали на обочине, а троица танцевала, задрав к небу головы, кружась с раскинутыми руками.

Бом — м! Дон-н! Ла-ди-да-ди-дон-н! Цы… цы-цы! Дзын-н-н!.. Бам-м! Дан-н! Ла-ди-да-ди-дан-н! Дын… ды-дын, ды-дын!

— ЧТО ЗА БЕЗОБРАЗНЫЙ ГВАЛТ?!

Все обернулись. На горизонте возникла грозовая туча, блеснула молния…

Нет, это тёмно-серая гимнастёрка заслонила солнце, а над ней поблескивали очки. Дмитрий Палыч!..

Троица в конце проулка мигом испарилась, Богдана с Артёмом как не бывало. Следом удрали Ваня и Максим, за ними Лёша. Соня с Сеней задержались из-за Ника. Он как раз отыскал в траве палочку и преспокойно поднялся на ноги, с ксилофоном под мышкой. А Дмитрий Палыч принялся их распекать:

— Чтоб вести себя как дикари! Непорядок! Кто нарушает порядки, тот…

— А какие у вас тут порядки? — полюбопытствовал Ник.

Дмитрий Палыч на миг онемел (никто, даже председатель садового товарищества тётя Нина, не смеет его перебивать), с шумом втянул воздух и загромыхал:

— Нарушать общественную тишину!!! — так, что Соня с Сеней чуть не оглохли. — Баловаться с инструментами! Это…

— Это, — снова прервал его Ник, — никуда не годится. Ну и порядочки! Их надо срочно менять. — Он с готовностью поднял пилку. — Где они, эти дикари? Мы устроим такой концерт, что они навсегда забудут… — Дмитрий Палыч хотел вырвать у него пилку, но Ник быстрым движением спрятал её за спину: — Э, нет! Чур, теперь я буду играть на пиле!

— ИГРАТЬ?! Пилами! Острые! Молоток! Не игрушки! — Дмитрий Палыч понял, что получается нескладно, и перешёл на команды: — Убрать! Собрать! Кру-угом!

Сеня торопливо подбирал инструменты. Соня пыталась оттащить Ника, а тот услужливо подсовывал Дмитрию Палычу ксилофон:

— Может, хоть на этом сыграем?

— Не время! — гремел Дмитрий Палыч. — Всему своё время!

— Один мой знакомый, — подхватил Ник, — тоже так говорил. Он ужасно любил делать всё вовремя и поселился в часах. И стал кукушкой! Теперь всё время кукует. А ведь собирался стать, — Ник согнул руки в локтях и атлетически сжал кулаки, — философом!

— Ку_ку…ку-ку… ку-курицу яйца не учат! Ку-ка-ла… ку-ка-ре… кулаками не машут!

Сеня, не дожидаясь, пока Дмитрий Палыч докукует, а то и, чего доброго, закукарекает, бросился бежать с охапкой инструментов. Соня подцепила пустой рюкзак и потащила за рукав Ника…

Они домчались до поворота, завернули на свою улицу. Ник бросил: «Пока!» — и поспешил вперёд. А Соня с Сеней поплелись шагом, с трудом переводя дух.

…Только они закрыли за собой дверь, как она снова открылась, чтобы впустить на террасу тётю Лену и дядю Костю. Тётя Лена по привычке отвернула кран…

Кран молчал. Даже не спел своё «уы», не свистнул для приличия. Тётя Лена вздохнула, подхватила ведро и пошла к колодцу.

А кран икнул, дёрнулся раз, другой… И из него потоком хлынула вода.

Глава шестая. Грязелечение

Вообще-то, тётя Лена довольно добрая, если её не злить. Но со странностями. Вкусы у неё странные. Про всё самое вкусное — фанту, чипсы, сникерсы — говорит, что оно гадкое. И рекламирует действительную гадость, вроде варёной цветной капусты или молочного супа с пенками. Главное убеждение её жизни состоит в том, что жареное — отрава, а сахар — яд. Исключение в тёти-Ленином варёном меню — блинчики, которые она печёт раз в месяц. Без них жизнь была бы совсем несладкой. И пресной, потому что соль — тоже яд. Но сегодня тёти-Ленины диетические принципы куда-то подевались, будто их смыло водопроводной водой, которая лилась из крана широким потоком — не сравнить с прежней хилой струйкой. На завтрак тётя Лена приготовила чизбургеры с солёными огурцами и всё время повторяла: «Настоящий праздник!» И без устали прославляла чудо-мастера, который в два счёта исправил насос. Всем дачникам якобы было известно, что вчера после обеда он приезжал сюда на «газике». Дескать, низкий ему поклон за то, что не заставил ждать полжизни. Соня с Сеней не стали уточнять, что одним поклоном тут не отделаешься, потому что чудо-мастеров было больше десятка. Она бы наверняка не поверила. Да и дядя Костя насупился бы, ведь он не выносит, когда прикасаются к его вещам. У него свой бзик — аккуратность. Инструменты должны лежать на полочке в строгом порядке, ботинки — быть начищенными до блеска, а брюки — безупречно отутюженными.

Однако и на дядю Костю странным образом подействовал починившийся водопровод. А может быть, Клим, примиривший его с пропажей велосипеда. К завтраку дядя Костя явился в легкомысленной кепочке: маленькой, но с козырьком невероятной длины. Тогда и Соня решила надеть новые босоножки, которые папа подарил ей перед отъездом. Снизу тонкая серебряная платформа, сверху матерчатые перепонки в виде тонких косичек. Вот встретят её Кристина с Олькой — обзавидуются! Соня заплела себе два десятка мелких косичек, как у африканки, чтоб причёска была под стать босоножкам. И решила беречь их от малейшей грязи. Очень хотелось кого-нибудь ими поразить.

Правда, пока Соня с Сеней шли по улице, они никого не встретили, кроме старика Скрипкина с мешком стружки, бабушки Дудкиной с коляской, на которой она везла газовый баллон, и Платоновых с их собаками. А вся эта публика, особенно собаки, ничего не смыслит в таких вещах, как босоножки на серебряной платформе.

На третьих дачах, напротив засохшей липы, валялись лопухи, жёлтые цветки на длинных стеблях, плети бело-розовых вьюнов — пьяница Сомкин прополол свою водопроводную трубу. А из леса навстречу Соне с Сеней пулей вылетел Ник, точно их поджидал. От неожиданности Соня отпрянула и оступилась в канавку у сомкинского забора.

— Ай, мои босоножки!.. — Соня как ошпаренная выскочила из канавки. Вместо косичек и серебряной платформы на ногах красовались чёрные галоши.

— Здорово вляпалась, — сообщил Сеня.

— Здорово! — подхватил Ник. — До чего ж чёрная грязь, а? Наверняка она какая-нибудь необыкновенная. Про грязелечебницы слыхали? Могу спорить, что она лечебная! — И он подцепил пригоршню грязи.

— Ну и кого ты этой грязью собираешься лечить? — спросил Сеня.

Ник огляделся. И увидел засохшую липу.

— Вон то дерево! — Он качнулся с носка на пятку, прицелился. И тут краем глаза заметил в окне угловой дачки бледный мальчишеский силуэт.

— Э, давай к нам! — замахал ему Ник.

— Это Санёк, — сказал Сеня. — Он не выйдет. Его бабушка запирает.

— Что, ВСЕГДА?

— Нет, только когда у него насморк.

Правда, насморк у Санька хронический. Поэтому можно сказать, что и всегда. Хотя бабушка из кожи вон лезет, чтоб его вылечить. И двойные рамы на окна поставила, чтоб ему не надуло, и с участка не выпускает, чтоб не подцепил заразу, и лекарства из аптеки носит чемоданами. Сейчас она решила испытать на Саньке новое средство «Доктор Пшик». Этого «Доктора», написано на упаковке, пшикаешь в нос по пять раз в день, и насморка как не бывало. Но у Санька от пшиков насморк только усиливался.

Итак, Санёк уныло маячил за двойными рамами. А Ник с силой пульнул грязью в дерево.

К липе как раз подошла компания — Лёша, Ваня и Максим. Брызги грязи отлетели Максиму в лицо.

Ваня с Лёшей захихикали. И Соня с Сеней тоже.

— Да я вам… Ща… — Максим хотел вытереть грязь, но вместо этого развёз её по лицу.

Все ещё пуще захихикали. Потому что Максим стал не Максим, а прирождённый негр.

— Радуйся! — поздравил его Ник. — Эта грязь лечебная! Когда разразится какая-нибудь эпидемия, ты нипочём не заболеешь. Один мой знакомый доктор наук говорил, что все болезни от головы. У тебя теперь иммунитет от всех болезней!

— Вот я тебе тоже привью иммунитет! — огрызнулся Максим.

— А я и сам себе его привью! — откликнулся Ник. Зачерпнул грязи ладонями — и бух в грязь лицом! Только уши остались белыми.

— Вот! — он развёл руки в стороны, предлагая всем полюбоваться его новым обликом. Тут его осенила человеколюбивая идея: — Надо всем привить иммунитет!

И мазнул грязью первого, кто подвернулся под руку, — Лёшу. По подбородку.

— Ой, не могу! Борода, как у козла! — и Ваня заржал, как лошадь.

— Ах так?! — Лёша смазал грязь с подбородка, и у Вани на лбу появился чёрный отпечаток пятерни.

На тропинке, что ведёт со вторых дач, показались Олька, Кристина и Витёк.

— Милости просим! — приветствовал их Ник с ослепительной улыбкой на чёрном лице.

А Максим, обиженно стоявший в сторонке, вдруг сорвался с места, подцепил грязи и обрушился на Витька.

— Гад! — взревел Витёк и погнался за Максимом.

Чем увенчалась эта погоня, Соня так и не узнала. Потому что на лице у неё взорвалась чёрная бомба. Это Ник привил ей иммунитет.

Тем временем Ваня заткнул за резинку шортов лопухи, что валялись у забора. Получилась юбочка, как у дикаря. С воинственным уханьем дикарь бросился к Ольке.

— Ай, не хочу! — взвизгнула та и метнулась вдоль забора. Но путь ей преградил Лёша.

— Уа-уа-уа-уа-уа-уа-уа! — молотил он по разинутому рту, как индеец. Схватил с земли длинный стебель и тряс им, как копьём.

— И-и-и-и! — заверещала Олька.

Витёк уже отстал от Максима и с интересом наблюдал, как Ваня настиг Ольку. Сам в два счёта опутался вьюнами, как пулемётными лентами, и устремился к Кристине. Которая очень хорошо бегает. Но плохо соображает. Она побежала от Витька в конец третьих дач. А там тупик — сплошной забор. Витёк самоотверженно преследовал её до самого забора. Не оставлять же её без иммунитета, хоть она и такая глупая!

Максим тем временем соорудил себе юбочку из лопухов, как у Вани. А Витёк воткнул за ухо воронье перо. Они с Лёшей начали швырять в Ваню и Максима стебли, точно копья. А те защищались лопухами, как щитами.

Откуда-то выкатились на великах Богдан с Артёмом. И, наверное, решили, что происходит немыслимая в дачном посёлке, да и вообще в природе, междоусобная война дикарей с индейцами. Оба так засмотрелись, что не заметили, как некто подкрался к ним с пригоршнями грязи…

— Будьте здоровы! — только и сказал Ник их чумазым физиономиям.

Мимо них пронеслось что-то похожее на оживший куст и набросило на каждого по вьюну. Да это ж Сеня! С головы до ног обвешанный сорняками! Э, а иммунитета-то у него нет, спохватилась Соня. Остальные тоже спохватились, окружили Сеню и перемазали ему не только лицо, но и шею. На случай самой опасной эпидемии.

И вот тут случилось кое-что пострашней любой эпидемии. Тёмно-серая гимнастёрка показалась из-за поворота! Все невольно пригнулись, Олька зажмурилась, Кристина прикрыла уши…

Но Дмитрий Палыч лишь озадаченно глядел на чёрные лица, на юбочки из лопухов, на Сонины африканские косички:

— А вы, это… кто? — он охлопывал гимнастёрку, шарил в карманах брюк — очки куда-то подевались.

— Мы делегация негритянских докторов наук, — бойко ответил Ник.

— Хм… — Дмитрий Палыч прищурился на его белеющие уши. — А почему вы так хорошо говорите по-русски?

— Мы — русские негры, — ляпнул Ваня.

— Русские негры? — задумчиво переспросил Дмитрий Палыч. — Хм. И что же вы тут делаете?

Сеня с облегчением расправил плечи:

— Мы проводим… — а Дмитрий Палыч как раз нащупал очки в заднем кармане и водрузил их на нос. Сеня прикусил язык.

— …грязелечение, — закончил вместо него Ник. — Полечиться не желаете? От полиомиелита, гепатита, конъюнктивита?

Глаза Дмитрия Палыча за стёклами очков так засверкали, что стало ясно — конъюнктивита у него нет. Ник перешёл на редкие болезни:

— А чёрная оспа, к примеру, не донимает? Холера? Чума?..

— Ссс… ссс… — Дмитрий Палыч пытался заговорить. Казалось, он сейчас задохнётся. Хоть зови на помощь! Соня беспокойно оглянулась… и в окне угловой дачки увидела Санька.

Санёк хохотал! Он совсем раскис и держался за подоконник, чтоб не упасть. Но всё-таки сполз на кресло рядом с окном и продолжал хохотать, дрыгая ногами.

Неразлучная троица уже удрала с третьих дач, Богдана с Артёмом как ветром сдуло, остальные тоже улепётывали.

— С-с-соблюдать чистоту! — оглушительно выстрелило из Дмитрия Палыча.

— Один мой знакомый… — тут же начал Ник, Соня зажала ему рот, но он оттолкнул её руку, — …соблюдал чистоту, день и ночь тёр свой пол железной шваброй…

Соня с Сеней схватили его за локти и поволокли прочь.

— …и протёр в нём дырку!

Соня с Сеней быстро тащили его по тропинке, но он продолжал выкрикивать через плечо:

— А на нижнем! Этаже! Жили страшные! Грязнули!

Вывернулся от них и, сложив руки рупором, прокричал:

— И ГРЯЗЬ КА-АК ПОЛЕЗЛА!!!

…Втроём они сидели в высоченной крапиве у забора Дудкиных и ждали, когда Дмитрий Палыч уйдет. Сеня высунул из крапивы чёрное лицо, осмотрелся:

— Всё, его нету!

Вылезли, глядь — Санёк гуляет на улице!

— Ты что, сбежал из дома? — спросила Соня.

— Нет, меня бабушка отпустила, — ответил Санёк хвастливо.

— А как же твой насморк?

— ПРОШЁЛ!

— Когда?!

— А когда вы тут: «Уа-уа-уа-уа-уа-уа-уа-уа-уа-уа!», «И-и-и-и!» Я так смеялся, что чуть не… ну, в общем, я пошёл в туалет, чтобы высморкаться, чувствую — никакого насморка!.. Бабушка считает, это от капель.

Но Ник считал иначе:

— Во грязь, а? НА РАССТОЯНИИ ВЫЛЕЧИЛА ЧЕЛОВЕКА!

Глава седьмая. О любви к цветной капусте

У тёти Лены есть бесценное качество: она никогда не воспитывает чужих детей. Знаете, бывают взрослые, которые так и норовят тебя пристыдить, если носишься, шлёпаешь по лужам или громко хохочешь. Им не по вкусу, когда другие радуются жизни. А тётя Лена не то что слова — взгляда косого не бросит. Это её свойство как нельзя кстати пришлось сегодня, когда она открыла дверь на террасу и очутилась лицом к липу с Ником. Что касается его лица — оно было чёрным, как дяди-Костины парадные ботинки, блестевшие на тумбочке под вешалкой; и выглядел он, честно говоря, так, будто только что совершил экскурсию в преисподнюю. Лицо же тёти Лены выражало райское спокойствие, словно она каждый день встречает у себя на террасе личностей, смахивающих на выходцев из Тартара. С полминуты тётя Лена безмятежно созерцала Ника, потом вопросительно обернулась к Соне с Сеней, которые успели отмыться от лечебной грязи.

— Это… ну… — начал Сеня, одной рукой потирая ухо, другой — нос. — Ну, он, это самое, подарил нам Клима, и… Ник неожиданно пришёл на помощь.

— Витя, — скромно представился он.

Очень приятно, — сказала тётя Лена. — Ты пообедаешь с нами, Витя?

Такой уж тётя Лена человек — не может не пригласить к столу другого человека, если тот нечаянно явился в дом, когда готов обед.

Соня с Сеней пламенно надеялись, что Ник проявит вежливость и откажется. Но он согласился, хотя и вправду очень вежливо:

— С большим удовольствием!

А на террасу с улицы зашёл дядя Костя.

— Ой, — только и сказал он.

— Это Витя, — объяснила ему тётя Лена. — Он будет с нами обедать.

И стала накрывать на стол.

— Э-э-э… Витя, — обратился к Нику дядя Костя. — А ты не хочешь перед едой помыть, м-м-м… руки?

— А я их уже помыл, — ответил Ник, страшно довольный то ли предстоящим обедом, то ли своим новым именем. — У моей тёти такое правило, чтобы я, как вошёл в дом, первым делом мыл руки. На три раза. Если у меня немытые руки, она не даст мне куска проглотить и даже слова сказать! — И он плюхнулся на табуретку.

Дядя Костя бурно закашлялся. А тётя Лена стала разливать по тарелкам суп. Лицо её было непроницаемым, как танковая броня. Какие мысли кроются за этой бронёй, нипочём не отгадаешь. Хотя, возможно, думала она вот что: «Оказывается, в мире есть люди, которые перед обедом моют руки на три раза, но при этом мажут себе лица чёрной грязью. Такие у них оригинальные правила. А нас это не касается. Интеллигентные люди не лезут со своим уставом в чужой монастырь!»

Тётя Лена ещё и потому молодец, что никогда не задаёт этих нелепых вопросов: сколько тебе лет, хорошо ли ты учишься и кем собираешься стать после школы. Но всё-таки Соня с Сеней ёрзали, будто их кусали муравьи. Ник и без всяких вопросов ка-ак ляпнет что-нибудь несусветное!

Вместе с супом тётя Лена подала к обеду маленькие пирожки — второе и последнее исключение из её варёного меню. Каждому досталось по четыре штуки.

А дядя Костя, вынужденный из-за своей интеллигентности мириться с тем, что с ним за одним столом обедает кто-то с чумазым лицом, всё кашлял и кашлял.

— Ты не захворал? — обеспокоенно спросила тётя Лена. — Ты определённо простыл! Всё утро пробыл в сарае, в холоде… Нужно немедленно лечиться! — и она шагнула к шкафчику-аптечке.

От такого опасного разговора Соня с Сеней сами чуть не закашлялись и быстро сунули Нику по пирожку, чтобы он не вздумал поведать о безотказном способе, как справиться с любой хворью. Ник только что сжевал свои четыре пирожка, а неожиданной добавке удивился и обрадовался.

Дядя Костя кашлянул в последний раз с такой силой, что в сушилке зазвенели тарелки, и перевёл дыхание.

— Дело вовсе не в простуде! — заявил он мрачно. — А в том, что кто-то брал мои инструменты. Они оказались не на своих местах! Кому они, интересно, могли понадобиться, и зачем? — и он покосился на Сеню.

Чтобы Ник не успел рассказать, кто и с какой целью брал дяди-Костины инструменты, а главное — как ими воспользовался, Соня с Сеней сунули ему ещё по пирожку. И Ник снова набил рот.

Тётя Лена уже накладывала на тарелки второе: паровые котлеты с цветной капустой.

— Витя, ты любишь цветную капусту? — спросила она.

— Люблю, — ответил Ник, проглотив очередной пирожок.

На всякий случай, Соня с Сеней в третий раз всучили ему по пирожку. Пусть себе жуёт и не вступает в разговоры.

А тётя Лена взглянула на него с уважением. Ведь цветная капуста для тёти Лены — главный овощ. На огороде ей отведено самое почётное место. Каждое утро тётя Лена ползает на коленках вдоль грядок и проверяет, не завелись ли на листьях гусеницы.

Покончив с пирожками и со вторым, Ник сказал спасибо, поставил тарелку в раковину и предложил вымыть посуду. Тётя Лена посмотрела на него с ещё большим уважением:

— Что ты, Витя! Гостям не положено мыть посуду.

— Ну, тогда до свидания, — сказал Ник и слегка поклонился. Тут и дядя Костя учтиво встал с места и сказал: — Всего хорошего.

«Обошлось», — подумала Соня и откусила от единственного пирожка, который достался на её долю. Сеня шумно выдохнул: «Пф-ф-ф», — как будто проплыл под водой не меньше километра — и тоже сунул в рот пирожок. А Ник открыл дверь на улицу.

— Молодец, что любишь цветную капусту, — напоследок похвалила его тётя Лена.

Ник уже ступил на крыльцо, но при этих словах обернулся:

— Вообще-то, я её сам выращиваю. Поливаю, удобряю и всё такое. Недосыпаю по утрам, чтобы успеть её опрыскать, пока не взошло солнце, и без конца рыхлю грядки…

Тётя Лена слушала его как зачарованная. И на лице у неё большими буквами было написано: «Оказывается, в мире есть дети, которые не воротят нос от цветной капусты! И не корчат кислые мины при одном её упоминании! И даже недосыпают по утрам, чтобы…»

— …но ещё больше я люблю крапиву, — продолжал Ник.

— Крапиву? — переспросила тётя Лена.

— Ага, — кивнул Ник. — На крапиве выводятся крапивницы и павлиньи глазы, а на цветной капусте — только капустницы! И всего два раза за лето. Потом уже все листья объедены, и как эту капусту ни поливай, чем ни удобряй, капустницы всё равно не прилетят, чтобы вывести гусениц… А больше всего я люблю гнилые груши. Потому что ими питаются самые большие бабочки — траурницы!

Глава восьмая. Мулыпфильмоведение

Знаете, бывает такой безнадёжный серый дождь. Глянешь за окно — и сразу ясно, что он зарядил надолго, кажется даже, что навсегда. Небо серое, воздух серый. Листья — и те серые. И повсюду лужи, испещрённые точками дождя, будто исколотые невидимыми иголочками.

Дядя Костя с тётей Леной поехали за покупками, а Соня с Сеней остались дома. Сеня откопал где-то маленький диктофон и решил его испробовать: записывал с телевизора всё подряд. Переключал с программы на программу, а попадал с рекламы на рекламу: как бороться с облысением, какими щётками чистить зубы и где хранить свои деньги. Только раз вместо рекламы попалось ток-шоу, где собрались толстяки, мечтавшие похудеть. Наконец программы закончились, и Сеня решил прослушать свою запись. Получилась полная ерунда:

«Залысины всё больше, пора что-то делать. Давайте познакомимся — я „Мистер Джус“. Это вы — знаменитый „Колгейт триста шестьдесят“ для чистки языка и щёк? Вам не кажется, что грипп ведёт себя в вашем офисе по-хозяйски?.. Эта бабушка не сможет тебе ответить, где и как хранить свои деньги… Расскажите нам свою историю. Как вам удалось похудеть за четыре месяца на восемнадцать килограммов?.. Эмэмэс лучше слов, особенно со скидкой Билайн. Мечтаете сделать шаг к вершине? Спортмастер! Добро пожаловать в новый мир комфорта. „Доместос“ убивает все известные микробы наповал. Когда кашляют детишки, им поможет „Синий мишка“. Валио, полёт кулинарной фантазии. Невидимое становится видимым…»

Тем временем по телевизору начались новости, в которых стали рассказывать, сколько школ построили к новому учебному голу. И вдруг среди бесконечной серости за окном появилась красная куртка с капюшоном. Кто-то бойко перепрыгивал через лужи, завернул к калитке. Рука в красном рукаве просунулась между штакетин, поддела крючок…

Не дожидаясь, пока Ник постучит, Сеня распахнул дверь.

— Привет! — Ник вешал мокрую куртку и сбрасывал облепленные глинистой землёй кроссовки. — Ух ты, что это? Диктофон? Полезная вещь! Не одолжишь на время?

Сеня протянул диктофон Нику:

— На. А зачем он тебе?

— Вдруг пригодится, — Ник сунул диктофон в карман. — Телик смотрите? Какой прогноз? — спросил он, потому что в новостях заговорили про погоду.

— Прогноз такой, — вздохнула Соня, — что каких-то три недели — и в школу!

— А вы разве не скучаете по школе?

— He-а, не скучаем, — помотала головой Соня. — Как начнётся! По инглишу — контрольная на повторение, по русичу — сочинение, как мы провели лето…

— По природоведению за погодой заставят следить, — добавил Сеня.

— Следить за погодой? Ну и ну. За ней разве уследишь! Да-а, если б у нас учебный год начинался с того, что заставляли бы следить за погодой… Тогда бы я тоже не скучал по школе.

— А с чего начинается учебный год у вас?

— С каникул!

— Так сейчас же каникулы!

— Да, но сейчас каникулы какие? Летние. А потом будут осенние!

— Двое каникул подряд? Так не положено.

— А как, по-вашему, положено? — возмутился Ник. — Только закончилось лето — и сразу в школу?

По телевизору начался какой-то фильм, но Соня с Сеней не обратили на него внимания.

— Значит, вы начинаете учиться зимой?

— Ты что! Когда, по-твоему, людям на снегокате кататься? В другое-то время снега нет!

— Выходит, вы учитесь только весной?

— Весной?! Учиться?! Это опасно для здоровья! Слыхали про весеннюю усталость? Весной у всех каша в голове, а дети — те вообще ничего не соображают. А вы всё учитесь, учитесь… Какой смысл? Ничего не усваивается!

— Совсем ничего? — ужаснулся Сеня.

— Ну мороженое, там, газировка, — это ещё как-то усваивается. А уроки — нисколечко!

— Когда ж вы учитесь?

— Только по большим праздникам. Это специально придумано, чтоб дети ходили в школу, как на праздник.

— И вы правда ходите в школу, как на праздник? — недоверчиво спросил Сеня.

— Смотря на какой урок. Если на географию — то это такая скукотища!.. Зато учительница добрая. Ставит пятёрки только за то, что пришли к ней в класс. А вот математика — очень интересный урок. Туда наоборот все ломятся, даже не хватает мест, так что учитель завёл очередь на математику.

Соня с Сеней подивились: надо же, какие в этой школе собрались любители математики!

— А вас на уроке вызывают к доске?

— А как же! Когда меня в последний раз вызвали, я вскочил на свою доску и вот так проехался по классу, — он обвёл рукой периметр воображаемого помещения, — а потом выехал в коридор и сделал там вот такое сальто!

— Вы что, во время математики на скейтах катаетесь?

— Необязательно. Одного ученика вызвали, а у него с собой скейта не было. И он рассказал вместо этого анекдот, как на необитаемый остров высадились…

— Вы что, на математике анекдоты рассказываете?

— Не только анекдоты! Ещё загадки загадываем.

— Ну а на инглише хотя бы пишете контрольные?

— А мне откуда знать. Я на инглиш не хожу. Я ж не владею языком глухонемых!

— У вас, что учитель — глухонемой?

— Нет, он просто по-русски ни бум-бум, так что с ним приходится объясняться знаками. А может, ещё и глухонемой, кто его знает…

— Ну хоть на каком-то уроке проверяют ваши знания? На истории, например?

— Разумеется. Учитель вызывает ученика и спрашивает: «Ты знаешь историю?» И ученик рассказывает какую-нибудь историю…

— Про Смутное время? Про Столетнюю войну?

— Ты что! Наш учитель истории тихий, безобидный, в жизни никому ничего плохого не сделал. Если бы мы ему стали рассказывать такие ужасные истории, у него бы случился нервный взрыв!

— Ты хочешь сказать «нервный срыв», — поправила Соня.

— Нет, именно нервный взрыв, — стоял на своём Ник. — Нервный срыв — ничто по сравнению с нервным взрывом!

— Вы ж в такой школе ничему не научитесь!

— А вы в своей, значит, научитесь?

— Конечно, нас в школе чему-то учат!

— Чему, интересно?

— Ну, к примеру, мы проходили басни Крылова, — сказал Сеня. — Мы писали в тетрадках: «Басня — небольшой поучительный рассказ в стихах» — и дальше о том, что Крылов в своих баснях учит нас…

— Учит-то учит, — перебил Ник, — но вопрос — чему? Помните «Ворону и Лисицу»? Ну и чему она нас учит?

Соня стала вспоминать мораль: «Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна…»

— Что лесть вредна, вот чему!

— Ха! Наоборот, басня учит, что лесть не вредна, а полезна. Лисица с пользой льстила — ей достался сыр. Выходит, — заключил Ник, — басня учит нас обманывать! А «Стрекоза и Муравей»? Эта басня учит нас быть злыми, как Муравей! Кстати, Крылов иногда не знал, чему насучит. Например, «Лебедь, Щука и Рак»: «Кто виноват из них, кто прав, судить не нам…» Сам не знает, кто прав!

— Ну и кто прав?

— Конечно, Лебедь. Он же ПОЛЕТЕТЬ хотел!

И тут из телевизора раздалось свистящее «у-у-у!» На экране что-то огненное пролетело по воздуху и с размаху врезалось в машину, разломив её надвое.

— Это ж «Люди в чёрном»! — обрадовался Сеня.

Они стали смотреть фильм: Сеня в третий раз, Соня в пятый, ведь она на два года старше, а Ник, похоже, в первый. С того самого момента, как космический Таракан, напялив на себя человечью кожу, покатил свою летающую тарелку. Он отправился на поиски инопланетного принца, который держал при себе настоящую галактику. Правда, малюсенькую, размером с орешек. Эта галактика, как потом выяснилось, была прицеплена к ошейнику кота по кличке Орион. И Таракан задумал её стянуть. Из-за чего чуть было не началась межгалактическая война. Все другие инопланетяне стали разлетаться с Земли по своим планетам, как только явился Таракан. А люди в чёрном, агенты Кей и Джей, его ловили. Но он всё-таки разыскал галактику и проглотил её, чтоб она никуда не делась. А когда он открыл рот, оттуда полезли такие страшные усы, что тётенька из морга тут же согласилась везти его на космодром. Там люди в чёрном его и настигли: «Руки на голову!» Он поднял руки, стянул с себя человечью кожу и тут же проглотил оружие людей в чёрном, а заодно и агента Кея. Когда Таракан уже поднимался на летающую тарелку, агент Джей шмяк ботинком таракана! Земного, из мусорного контейнера.

Шмяк второго! Шмяк третьего! Таракан к нему и спрыгнул. Ведь эти тараканы, как-никак, его детки. Атут Кей у него в брюхе выстрелил из своего оружия, и Таракан взорвался. В общем, всё кончилось хорошо.

Ник так хохотал, что Соня с Сеней от него заразились и тоже хохотали.

— Да, смешно, — заключил Ник, когда фильм закончился. — Гораздо смешней, чем сама сказка.

— Какая сказка?

— По которой снят фильм.

Соня порылась в памяти, но сказки с названием «Люди в чёрном» там не обнаружила. Сеня, по-видимому, тоже, потому что он спросил:

— А кто автор этой сказки?

— ЧТО? Вы не знаете Корнея Чуковского? Куда смотрит ваша школа! Баснями Крылова детей пичкают, пичкают, а про «Тараканище» и словом не обмолвились.

— При чём здесь «Тараканище»?

— Да это же, — он ткнул в телик, — экранизация «Тараканища». Помните? «Тараканьих усов испугалися!» И этот кот, с галактикой на шее: «А за ними кот!» И это: «А лихие обезьяны подхватили чемоданы и скорее со всех ног наутёк. И акула увильнула, только хвостиком махнула. А за нею каракатица — так и пятится, так и катится». Помните, как инопланетяне с Земли валом повалили?

Испугались Таракана! И это: «Принесите-ка мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю». Помните, как он съел галактику?

— Так то галактику, а не детушек!

— А в галактике, думаете, не было детушек? Там детушек — во! — Ник показал выше головы. — Идея! Знаете, во что мы сейчас будем играть?

— Во что?

— В школу!

Соня состроила кислую мину. А Сеня — тот просто рухнул на диван.

— И какой у нас будет урок? — спросил он дохлым голосом.

— Мультфильмоведение!

— Что? — Соня от удивления села, а Сеня встал.

— Что слышали! Учитель называет мультфильм или фильм, а ученики угадывают, что экранизировано. Чур, я учитель! Все вопросы будут по творчеству Корнея Чуковского, автора известных триллеров!

Ник толкнул их на пуфики у стены и задвинул журнальным столиком, как партой. А сам нацепил игрушечные очки без одного стекла и вместо указки схватил круглую палочку — с её помощью тётя Лена задёргивает на ночь шторы. И энергично постучал по столу:

— Тишина! — хотя Соня с Сеней и так молчали. — Внимание, первый вопрос. «Джуманджи» знаете? Ну-ка, дети, кто скажет, что такое на самом деле «Джуманджи»? Минута на размышление. Шевелите мозгами!

Соня попыталась размышлять. Посмотрела на лампу, по которой быстро ползла муха, перевела взгляд на стеклянный шкафчик, в котором увидела своё отражение. Ну и глупый же у неё вид!.. А Сеня усиленно двигал бровями. Наверно, хотел таким образом заставить свои мозги шевелиться.

Минута давно истекла, а у Сони с Сеней так не появилось ни одной версии.

— Это же «Крокодил»! «Через болота и пески идут звериные полки». Забыли, как джунгли явились в город? Как носороги, слоны и бегемоты топали по улицам? Обезьяны шныряли? Всюду выросли лианы? И сам крокодил там тоже был, чуть не сожрал Лялечку, то есть, Сару Уидл, её спас Алан Пэрриш, в смысле, Ваня Васильчиков… Так, за этот вопрос никто пятёрку не получил. У нас джек-пот! Кто ответит на следующий вопрос, получит десятку. Внимание! «Человека-паука» смотрели? Какое произведение Корнея Чуковского мы узнаём в «Человеке-пауке»?

Сеня неуверенно поднял руку:

— «Муху-цокотуху»?..

— Молодец, десятка!

Вопрос про «Ледниковый период-2» загнал Соню с Сеней в тупик — мозги наотрез отказались шевелиться. Но тут учитель сам поднял руку. Он, дескать, тоже человек, и ему тоже охота заработать пятёрку. Оказалось, «Ледниковый период-2» — экранизация «Федориного горя». Федора превратилась в глобальное потепление, а посуда — во всякое зверьё, которое «вперёд и вперёд, по полям, по болотам идёт».

— А что такое «Корпорация монстров»? — спросил Сеня.

— Хм… Если хорошенько подумать… — учитель погрузился в размышления и размышлял не меньше минуты. — «Мойдодыр»! Там «из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выбегает…» Ну а дальше они читать не стали и придумали, что это выбегает монстр и пугает ребёнка. Который весь грязный. Поэтому от него якобы можно заразиться. Помните, как монстры боялись детей? Как Салливан убегал от девочки Бу?

— А «В поисках Немо?» — спросила Соня. — Если хорошенько подумать?

— «Путаница», тут и думать нечего. Ведь рыбка Дори всё время всё путала. И пеликан, вместо того чтобы проглотить рыб, таскал их в клюве. Об этом в тексте так прямо и говорится: «Рыбы по небу летают».

Соня с Сеней, наперебой тряся руками, стали доказывать, что это жабы по небу летают, а рыбы гуляют по полю.

Что учитель сам всё перепутал. Но он лишь отмахнулся:

— Неважно! А кто скажет, что такое «Суперсемейка»?

Соня с Сеней задумались. Надолго. Учителю наскучило ждать, пока они до чего-нибудь додумаются, а может, он просто проголодался, потому что оглушительно заорал: «Дззз!!» — и объявил:

— Урок окончен, сейчас большая перемена, все в столовую. Домашнее задание — «Суперсемейка». — И добавил своим обычным, не учительским голосом: — У меня она есть на диске, с бонусом «Джек-Джек атакует»! Когда Эластика, Фиалка и Шастик полетели спасать Мистера Исключительного, Джек-Джек остался с няней, и оказалось, что у него тоже есть суперспособности, покруче, чем у всей семейки. Приходите завтра ко мне, вместе посмотрим!

Он сорвал с себя очки, швырнул указку — она громко прокатилась по столу, — мигом оделся и, бросив: «Пока!», исчез…

Сеня немедленно выудил из шкафчика трёхлитровую банку черносмородинового варенья и полез в него столовой ложкой. У Сони тоже разыгрался аппетит. Так и должно быть после интересного урока. Хотя в существование школы, где вместо уроков катаются на скейтах, она, конечно, не поверила.

Телик всё тарахтел. Отгремела реклама, снова пошли какие-то новости. Слово «школа» опять царапнуло слух. Соня с Сеней прислушались. И узнали, что где-то…

«…обнаружили подпольную школу, организованную родителями, которые были недовольны принятой системой обучения. За годы существования школы через неё прошли тысячи учеников. Как стало известно, уроки в школе были не нормированными по времени, а обучались дети преимущественно всяким играм и забавам».

Слышалось: кап, кап, кап. Сеня стоял с открытым ртом, и варенье из ложки капало на пол.

— Это «Краденое солнце», — брякнул он.

— Что «это»?

— «Суперсемейка»! Потому что Синдром — это Крокодил, который украл солнце. То есть Джек-Джека. Помнишь, Джек-Джек загорелся как солнце в руках у Синдрома? А Эластика, когда превратилась в парашют и спускала Джек-Джека на землю, говорила ему: «Не смотри вниз, смотри на маму, СОЛНЫШКО!»

Глава девятая. Полезная вещь диктофон

Дождь с утра превратился в невидимую морось, словно кто-то просеял его сквозь волосяное сито. Соня с Сеней второпях дожевали бутерброды и оделись во всё непромокаемое. Даже чай не допили. Он был слишком горячий — пока дождёшься, чтоб остыл, дождь может зарядить с прежней силой, и тогда тётя Лена не выпустит их из дома. А им не терпелось посмотреть бонус «Джек-Джек атакует».

…Они шли по лесу и болтали:

— А помнишь, как цефаллопоид моргнул вторым комплектом век?

— А Кей снёс инопланетянину башку, и тут же отросла новая?

— А помнишь, как инопланетяне…

— А как люди в чёрном…

— ГЫ! — Кто-то выскочил из-за дерева и преградил путь, расставив руки в стороны. — Куда намылились?

Грач! В смысле, Вадька Грачёв, из деревни Хорошовка. Тот самый, велосипедный вор.

У Грача хобби — не пропускать никого, кто меньше его ростом. Сам он высоченный, прямо пожарная каланча, хотя лет ему, наверное, как Богдану, двенадцать-тринадцать. Зато по развитию ума его переплюнет даже Санёк, который перешёл во второй класс.

— Лабуда ваши люди в чёрном! — он вразвалку обошёл вокруг Сони с Сеней. — Нету никаких людей в чёрном, поняли? Есть человек в чёрном. Вот слушайте. История, бывшая по правде! Была одна девочка. Сидит она вечером дома, и вдруг звонок. Открывает дверь, а там человек в чёрном плаще и с косой. Здравствуй, говорит, я друг твоего папы, пришёл с ним повидаться. В прихожей темно, она его как следует не разглядела. И впустила. Заходит он в квартиру, оборачивается к ней — а у него лица нет! Девочка закричала и упала. А он исчез. И на следующий день все в этой квартире умерли. — Грач поглядел на Соню с Сеней с торжеством. И прибавил: — Потому что это была Смерть с косой. Нельзя было ей в лицо заглядывать!

Второе хобби Грача — рассказывать страшилки. То расскажет, как купили белое пианино, из него вылезла ведьма и всех задушила. То как на полу появилось красное пятно, ночью оттуда протянулась красная рука и всех утащила. Или начнёт стращать россказнями про призраков, которые живут на новых дачах. Там пустынно, половина участков стоят нетронутые, заросшие высокой травой. А где и начиналось какое-то строительство — заглохло. Проложили туда дорогу из крупного щебня, но никто по ней не ездит. И не будет ездить, говорит Грач. Потому что призраки никого не пустят. Может, они сам в них верит. Раз его там застукали, когда он лез в недостроенный дом. А с ним ещё два остолопа, про которых Соня с Сеней слышали только, что их зовут Шизя и Клещ. И что они тоже верзилы, как и Грач. Их хотели уличить в воровстве, но они стали спорить, что пришли посмотреть призраков, а воровать ничего не собирались.

А с Грачом лучше и не спорить. По крайней мере тем, кто меньше его ростом. Не то до конца жизни от него не отвяжешься, будет задираться и наезжать. Это его третье хобби.

Поэтому Соня с Сеней лишь тоскливо озирались. Вокруг — никого, только маячила поодаль малознакомая бабушка с третьих дач. В плёночном плаще и с корзинкой: наверное, искала грибы. А Соня с Сеней безропотно слушали новую страшилку:

— Мальчик возле школы играл, к нему подходит какой-то дядя и говорит: «Хочешь, я тебя научу карликов вызывать?» — «Хочу», — говорит мальчик. Дядя достал из кармана верёвочку и говорит: «Натяни эту верёвочку в углу комнаты, когда наступят сумерки, и прочитай вот это, только никому больше не давай». И дал ему бумажку, на которой что-то написано. Мальчик вечером позвал свою сестру, они натянули верёвочку, и мальчик стал читать по бумажке. И вдруг из стены по верёвочке побежал зелёный карлик. И вбежал в другую стену. А за ним красный. Сестра говорит: «Я тоже хочу вызвать карлика». Отобрала у брата бумажку и стала сама читать. Из стены выбежали разноцветные карлики, схватили брата и сестру и замуровали в стену. Никто их не мог найти. Тогда полиция сказала…

— Залысины всё больше! Пора что-то делать! — раздался сверху голос.

Грач втянул голову в плечи.

— Там кто? — он покосился наверх, обращаясь то ли к Соне с Сеней, то ли к тому, кто «там».

— Давайте познакомимся! — откликнулся Голос. — Я — Мистер Джус! Это вы — знаменитый «Колгейт триста шестьдесят» для чистки языка и щёк?

Грач не ответил, лишь вертел втянутой в плечи головой. Голос продолжал:

— Вам не кажется, что грипп ведёт себя в вашем офисе по-хозяйски?

Грач растерянно оглянулся на бабушку с корзиной.

— Эта бабушка не сможет тебе ответить, где и как хранить свои деньги, — задушевно произнёс Голос. — Расскажите нам свою историю. Как вам удалось похудеть за четыре месяца на восемнадцать килограммов? — Голос выжидающе замолчал.

Грач неопределённо замямлил:

— Э-э-э…

— Эмэмэс лучше слов! — подхватил Голос. — Особенно со скидкой Билайн.

Грач, кусая ногти, шагнул к стволу и поглядел вверх.

— Мечтаете сделать шаг к вершине? — подбодрил его Голос. — Спортмастер!

Тут Грач оскользнулся на глинистом пятачке, потерял равновесие и неуклюже сел прямо на свежевзрытую кротовую кучу.

— Добро пожаловать в новый мир комфорта! — радушно приветствовал его Голос.

Грач вскочил было на ноги, но снова поскользнулся и свалился уже плашмя.

— «Доместос» убивает все известные микробы! Наповал! — сурово прокомментировал Голос.

Грач суетливо забарахтался поддеревом — штаны зацепились за куст.

— Помогите!.. — пискнул он хрипло.

— Когда кашляют детишки, им поможет «Синий мишка», — ласково отозвался Голос.

Соня с Сеней исподволь начали хихикать и хихикали всё громче. Грач наконец поднялся, но стоял с таким видом, будто на него, того и гляди, упадёт что-нибудь тяжёлое.

И точно! Наверху что-то цыкнуло, небольшой продолговатый предмет, стукаясь о ветви, полетел вниз, по пути вещая:

— Валио. Полёт кулинарной фантазии.

Упав наземь, предмет оказался диктофоном. Грач нерешительно его поднял.

— Невидимое становится видимым, — сказал диктофон Грачу. И замолчал. Но Голос сверху продолжил:

— А тех, кто крадёт велосипеды, разноцветные карлики как пить дать замуруют! Так, что не размуруешься!

Грач несмело погрозил кому-то кулаком — не то Соне с Сеней, не то Голосу. Тут с дерева свесилась красная рука и молниеносно выдернула у него диктофон.

Грач отскочил. Молча повернулся и побежал в сторону Хорошовки.

А Голос спросил:

— Ну что, идём смотреть «Суперсемейку»?

Глава десятая. Лучший способ предотвратить пожар

Все трое уже подходили к синему домику, когда из оврага послышался шорох осыпавшейся земли и навстречу выскочил Цыган — долговязый чёрный пёс. Соня с Сеней нерешительно остановились. Потому что Цыган раз куснул Максима за щиколотку. Тот, правда, сунул ему в морду можжевеловую ветку. Но и просто идёшь мимо него, без всяких веток, — норовит облаять. Он почти бесхозный. Вообще-то, хозяева у него есть — местные, хорошовские, — но Цыган шастает сам по себе, где вздумается. Каждый божий день прочёсывает окрестности. Частенько наведывается и на дачные участки. Дачники его не жалуют, а уж собаконенавистники Никишины — те просто бесятся. То мусорный пакет, выставленный за ворота, раздерёт, то оставит глубокие следы на грядке, где только что посеяли ровными рядками редиску или салат. Станут его выпроваживать — ещё и огрызнётся; можно подумать, он тут главный. А у самого глазки вороватые, морда некрасивая, хвост облезлый. Словом, невоспитанная псина. Нагловатая и не очень-то безобидная.

Цыган поравнялся с Ником, и тот вдруг подхватил его на руки. Покружил, а потом пробежал с ним в обнимку несколько шагов, и длинные лапы Цыгана, перепачканные глиной, смешно торчали в воздухе. Ник опустил его наземь и присел гладить, а Цыган преданно молотил хвостом и лизал Ника в лицо. Когда Ник поднялся, чтоб идти дальше, Цыган подпрыгнул на месте передними лапами, побежал рядом с ребятами и демонстративно чихал, сообщая таким способом, что горд их сопровождать.

Теперь уже вчетвером они завернули в калитку.

— А твоей тёти сейчас дома нет? — на всякий случай спросил Сеня.

— He-а, заходите смело!

Ник распахнул дверь и пропустил вперёд Цыгана. Тот с готовностью ринулся внутрь. И сразу шмыгнул на кухню. А Ник кое-как вытер ноги о коврик у порожка, шагнул в комнату, сходу плюхнулся на четвереньки, потом на живот — и заполз под кровать. На виду остались только ноги. Глядя на них, Сеня спросил:

— Что ты там делаешь?

— Ищу, — донёсся голос, заглушённый кроватью.

— Что ищешь?

— Что-что!.. Диск, естественно…

— А почему под кроватью?

— Потому что когда ищешь что-нибудь нужное, оно всегда оказывается под кроватью.

Одно за другим он выудил на свет несколько крышек от кастрюль, летающую тарелку — не инопланетянскую, а человеческую, которую ловят и бросают, — и даже один диск, хотя и не совсем тот, который был нужен, — от колеса настоящей машины.

Чтобы не скучать без дела, Соня с Сеней тоже вытерли ноги о коврик и вошли в комнату. Соня заглянула за сундук — не завалился ли за него диск, — а Сеня распахнул шкаф. Оттуда посыпались лыжи, клюшки, выпрыгнул футбольный мяч, с верхней полки сиганул бадминтонный воланчик и стукнул Сеню по голове. Ещё из шкафа выпали деревянные ноги. То есть чёрные ботинки, из которых торчали деревянные чурки. А на чурках сверху были прибиты дощечки с ремешками и пряжками, похожие на лыжные крепления для малышни.

Сеня подобрал деревяшки. Он вертел их так и сяк — старался понять назначение. Рассмотрев их со всех сторон и так-таки ничего не поняв, повернулся к Нику — тот, всклокоченный больше обычного, вылез из-под кровати, — и спросил:

— Это что?

— Невидимые ходули!

Сеня опять повертел в руках чурки и прищурился, как бы ожидая, что они исчезнут. Но ходули были стопроцентно видимыми.

— А почему они «невидимые»? — спросил Сеня. — Вот я же их вижу!

— Но если ты на них встанешь и наденешь взрослые брюки, они станут невидимыми. И будет казаться, что у тебя длиннющие ноги. Это я сам изобрёл!

— Здорово!.. А для чего?

— Ну чтобы, к примеру, снять с дерева кота или вытащить из воды утопающего.

И Ник тут же встал на дощечки и пристегнул ремешками кроссовки. Только ходули остались видимыми, ведь он был в своих неизменных джинсах, а не во взрослых брюках; зато сделался таким высоченным, что почти доставал до потолка, а абажур очутился у него под носом. Ник заглянул в абажур — нет ли там диска. Не отстёгивая ходули, снова-здорово полез под кровать. И давай выгребать всё подряд: игрушечный футбол, короткое красное весло, трубу от пылесоса… Посередине комнаты росла куча всякой всячины. И вместе с кучей росло Сонино беспокойство. Что если сейчас нагрянет ужасная тётя? Которая заставляет мыть и чистить всё подряд? А тут такой бардак!

— Слушай, а твоя тётя… Она когда должна вернуться?

— Точно не сегодня, — успокоил Соню Ник.

— Она ж за покупками ушла. Ищи-свищи!

— Она так долго ходит за покупками?

— Ага. Как начнёт гонять по магазинам, так не может остановиться.

— Что, и ночевать не приходит?

— Какое там ночевать! Её неделями дома не бывает. А в последний раз она ушла за покупками так давно, что я забыл, как она выглядит!

Тут на пороге комнаты появился Цыган. В зубах он держал… Постойте-постойте, что это? Соня бросилась к Цыгану. «Это» хрустнуло в собачьих зубах, и на пол упала половинка диска с изображением… суперсемейки!

Соня горестно подобрала с пола обломок диска… И Сеня страшно огорчился, но ещё больше — разозлился:

— Что у него за хозяева такие! Совсем за ним не следят!

— Вот именно! — горячо поддержал Сеню Ник. — Так плохо его кормят, что ему железа не хватает.

И он заботливо погладил Цыгана, догрызающего диск.

— Ну и фиг с ней, с этой «Суперсемейкой», — он беспечно махнул рукой. — Лучше сами поиграем в спасателей. Таких, как Мистер Исключительный. Я как раз в подходящем костюме, — он несколько раз невысоко подпрыгнул на ходулях, и они стукали об пол — туц-туц-туц.

— А кого мы будем спасать?

— Кого угодно! Выйдем, глянем, не происходит ли чего. На пруду, например. Вдруг нам повезёт и там как раз кто-нибудь тонет?

И вот все трое снова зашагали по дороге вдоль оврага — туда, где за гигантскими деревьями начинается растянутый на два километра Хорошовский пруд.

— Смотрите! — показал пальцем Сеня.

Над шапками деревьев, что окаймляют пруд, большими клубами разрастался синий с сединой дым. Точно раздутые монстры один за другим зарождались над деревьями и тут же, сносимые ветром, пропадали на фоне беспокойных рваных туч.

Непролазные кусты скрывали источник дыма. Ребята прибавили шагу — не терпелось увидеть, что горит. Перегоняя друг друга, они миновали заросли и очутились на открытом месте.

На крутом противоположном берегу, у костра под деревом, сидели трое дядек. Один в кепке, другой в шляпе, третий в резиновых, а может, кирзовых сапогах. Неизвестно, что они там, в своём костре, жгли — с другого берега не было видно, — но дым валил просто чудовищный. Они выпивали — дядьки в кепке и шляпе из маленьких стаканчиков, а тот, что в сапогах, прямо из бутылки. Рядом стоял радиоприёмник, из него громко пело радио «Шансон».

— Фу ты, это всего-навсего костёр, — растерянно сказал Сеня.

— Ничего не «футы»! — сурово взглянул на него Ник. — Этот костёр — пожароопасный. Вон на дереве сухие ветки! Того и гляди, займутся!

В самом деле несколько веток прямёхонько над костром были омертвевшие, с сухими коричневыми листьями. Дым то летел сквозь них, то обволакивал непроглядным облаком.

— Займутся, запросто! И нате пожалуйста… Мы предотвратим пожар! Сейчас я им скажу…

Он замахал руками, как крыльями, закричал:

— Эй! Эй!

Но они, конечно, ничего не слышали из-за своего «Шансона».

— Надо подойти ближе, — решил Ник.

Он начал спускаться с пригорка. Берег, как обрубленный, съезжал к пруду глинистой укатанной дождём горкой. Ник, вцепившись в пучки травы, наискосок врубал чёрные ботинки в глину, точь-в-точь заправский скалолаз. Благополучно одолел крутой спуск и шагнул в воду.

Пруд оказался совсем мелким, ведь здесь он только-только проступал из земли. Но ходули всё же медленно уходили под воду. И вот уже стали полностью невидимыми, когда Ник порядочно отдалился от берега. Шёл он не торопясь, осторожно нащупывая ходулями дно. И казалось поэтому, что он не спеша прогуливается по воде. Так просто, ради прикола.

Тут дядьки у костра наконец его заметили.

Они тоже прикололись, это было видно даже с другого берега. Они остолбенели и с полминуты, не меньше, глядели на Ника. Но потом как будто испугались. Дядька в кепке вскочил так резко, что пнул ногой бутылку, её содержимое выплеснулось в костёр, и тот испустил столб сплошного пламени. А сам дядька побежал во все лопатки и мигом скрылся за деревьями. Двое других отползали назад. Дядька в сапогах быстро крестился: на Ника, потом на бутылку, которую всё держал в руке, и вдруг отшвырнул её от себя, как будто она обожгла ему руку. Второй, в шляпе, встал на четвереньки и кланялся в землю. Они явно намылились смыться вслед за первым, поскольку отползали всё расторопней.

— Э-э, а костёр-то! — крикнул им Ник так звонко, что его голос перекрыл музыку «Шансона». — Костёр залейте!

Тот, что кланялся, бросился прямо так, на четвереньках, вниз, к пруду, горстями захватил воды и помчался с ней наверх, но пока он карабкался на пригорок, вся вода вылилась. Другой, в сапогах, оказался умнее. Судорожно лягая ногой воздух, он сбросил сапог, зачерпнул им воды и, оскальзываясь на глине, полез к костру…

Ещё через полминуты от костра остался неровный бездымный круг. Только в воздухе плавали еле видные островки синего, уже без седины, дыма. А дядек и вовсе след простыл. Только забытый ими радиоприёмник вхолостую разбазаривал громкие песни.

— Здорово ты умеешь предотвращать пожары! — сказала Соня, когда Ник осторожно выбрался на берег.

— Это у меня наследственное. Ведь мой дядя — пожарный!

— Как — пожарный? Ты же говорил, что он клоун!

— И путешественник!

— И велосипедист!

— Пожарным дядя был в молодости, — объяснил Ник. — Однажды он спас из огня девочку. Это она устроила пожар — открыла печку, огонь и выскочил. Дядя чуть не погиб в горящем доме, его помощники порубили топорами горящие балки и помогли ему найти дорогу из огня. Девчонка эта, которая устроила пожар, сидит ревёт, а он ей и говорит…

Соня слушала Ника с таким странным чувством, будто ей всё это когда-то уже рассказывали… Нет, читали!

— Так это ж из книжки «Сказки, песни, загадки»! — вспомнил Сеня. — Нам мама её читала, когда мы были маленькие. Пожарного звали Кузьма!

— Ну да, в этой книжке описали дядю и назвали его Кузьмой. Ведь когда пишут книжку про какого-то героя, у этого героя есть что?

— Что? — эхом повторили Соня с Сеней.

— Прототип! Мой дядя — прототип Кузьмы.

— Но… — запнулся Сеня.

— Ведь книжка совсем старая! Её подарили папиной маме, когда она пошла в первый класс.

— А ещё там, в книжке, сказано, — припомнила Соня, — что «он, Кузьма, — пожарный старый, двадцать лет тушил пожары»!

Это что же выходит? За двадцать лет до того, как папина мама пошла в первый класс, дядя уже тушил пожары?! Сколько ж лет ему самому?!

— Двадцать да двадцать, да двадцать пять, да ещё тридцать три… — Соня с Сеней приходили во всё больший ужас, подсчитывая дядин возраст.

— И не пытайтесь! — прервал их подсчёты Ник. — Мой дядя долгожитель. Он сам не помнит, сколько ему лет!

Глава одиннадцатая. Люди в чёрном

Накануне в прогнозе погоды обещали переменную облачность. Утром Соня и Сеня с надеждой глянули в окно… Никаких перемен! Всё та же непроглядная пелена окутывала дачи, лес, поле. Дождь так же мерно постукивал по листьям, безучастно змеился по оконным стёклам. Его заунывный шум сливался с дальним гулом электрички, уносившей дядю Костю в Москву, на работу. Потому что его отпуск закончился. Теперь он на даче появится нескоро. И тётя Лена тоже, она ведь ушла к самой болтливой из соседок, а значит, застрянет там до обеда.

Зато в гости явился Ник. И с порога спросил:

— Ну что, телик посмотрим? Вдруг там опять что-нибудь смешное?

Соня взяла программу:

— О, сейчас начинается «Женщина в белом».

— «Женщина в белом»? — вяло протянул Ник. — Может, лучше «Люди в чёрном»?

— Но их же показывали совсем недавно!

— И сегодня уже не покажут? — вздохнул Ник. Но тут же приободрился: — А и ладно! Мы сами в них сыграем.

— Как?

— Будем следить за инопланетянами!

— Где ж мы возьмём инопланетян?

— Да где угодно! Если как следует поискать, непременно что-нибудь найдёшь… Перво-наперво, надо придумать имена, как в фильме. Я буду самый главный агент Эн. А вы — мои помощники, агент… м-м-м… Ой и агент Эй!

— Это почему у нас такие дурацкие имена?

— А какие вам надо?

— Агент Эс и…

— И агент Эс! — насмешливо закончил Ник. — У вас имена на одну и ту же букву, дошло? Поэтому я дал вам имена по второй букве ваших имён!

Пришлось согласиться на дурацкие имена. Что ж поделаешь, коли родители, не подумав, назвали Соню с Сеней на одну и ту же букву!..

— Теперь мы должны одеться во всё чёрное, — продолжал Ник.

Сеня тут же вцепился в дяди Костин чёрный плащ с капюшоном, висевший на вешалке.

— Э, куда! — возмутилась Соня. — Это я собиралась его надеть!

— Я первый его взял!

— Он тебе всё равно велик!

— Он вам обоим велик, — рассудил Ник. — Этот плащ годится только одному из нас — мне.

Нику плащ тоже был великоват. Особенно капюшон, который то и дело норовил скатиться-свалиться до самого подбородка.

— Вы тоже переодевайтесь во всё чёрное, — потребовал Ник.

…Сеня рылся в комоде, Соня — в шкафу в поисках чего-нибудь чёрного. Сеня нашёл чёрные носки и хотел их надеть, но на нём и так уже были чёрные носки, да к тому же их всё равно не видно за резиновыми сапогами, а они у Сени ярко-жёлтые. Ау Сони оранжевые. А джинсы у обоих синие.

Соня надела свою единственную куртку. Хоть и красная, но всё-таки с чёрным воротником. А у Сени курток две, бежевая и зелёная. Ну он и надел зелёную. Как-никак, зелёный темнее бежевого, а значит, ближе к чёрному.

И вот люди в чёрном, а также в красном, зелёном, оранжевом, жёлтом и синем, с таинственным видом вышли на улицу. Готовые следить за первым же инопланетянином, который встретится на их пути. Но по случаю дождя на улице не было ни инопланетян, ни кого-нибудь ещё. Уже забыв про таинственный вид, они просто шагали под дождём. Влажно шуршала и перекатывалась под ногами мелкая щебёнка, которой засыпают углубления на дороге, а где щебёнки не хватило, простирались большие и маленькие лужи, и ребята мимоходом баламутили их сапогами, проверяя глубину.

У крайней дачи дорога превратилась в полосу из крупных белых камней и повела их через сосновый бор.

Последние сосны расступились и выпустили дорогу под открытое небо. Дорога миновала пологое взгорье и, забирая влево, направилась к новым участкам.

Здесь тоже было безлюдно. Но ребята невольно озирались, укорачивая шаг. Потому что безлюдье на дачных улицах — оно своё, знакомое, а здесь было какое-то другое, особенное безлюдье. Чудилось, будто некто невидимый следит, как они идут по дороге, оступаясь на угловатых камнях.

А вот и первый дом, вернее, временный вагончик. За вагончиком — загадочное строение. Не то сарай, не то банька с недоделанным торцом: доски разной длины прибиты продольно, некоторые торчат выше крыши, а в середине двух досок не хватает. На участке ямы и насыпи. Груда искорёженного железа со следами копоти. Хотите верьте, хотите нет, но было во всём этом что-то неземное. И зрело предчувствие, что сейчас дрогнет земляная насыпь, и отделится от неё кто-то непривычно высокий или, наоборот, чересчур приземистый, одним словом, инопланетный, и неловко заковыляет, а может, одним махом сиганёт на дерево или крышу… Шеи у Сони и Сени вытянулись, они зорко всматривались вглубь участка.

И увидели! Да, совершенно ясно увидели, как кто-то прошёл между банькой и вагончиком.

— Ложись! — шёпотом скомандовал агент Эн.

Все трое припали животами к мокрой траве.

— Агент Эй, агент Ой, за мной!

По-пластунски извиваясь, подобрались они к самому забору.

Высокое существо появилось с другой стороны вагончика. Оно было в толстых сапожищах, в куртке с капюшоном. И шагало враскачку.

— Ничего себе походочка! — зачарованно прошептал агент Эн. — Какая-то прямо нечеловеческая!..

Существо повело себя необычно. Оно полезло на стену! Ухватилось за раму — под крышей вагончика отсвечивало узкое окошко — и силилось подтянуться на руках, пачкая сапогами стену.

— Он, вообще-то, на Грача похож, — шепнул агент Эй. — Из Хорошовки.

Агент Эн решительно помотал головой.

— Натуральный инопланетянин, — заключил он, наблюдая, как существо размахивает ногами. — Нарядился человеком, а сам — космический таракан!

Существо неуклюже спрыгнуло наземь. А из-за вагончика показались ещё два высоких существа!

— Это его детки, — сообразил агент Эн. — Тоже нарядились людьми!

Детки катили что-то, что агенты Ой и Эй приняли за колесо от большого грузовика.

— Катят свою летающую тарелку, — пояснил агент Эн. — Они только что приземлились, дошло? Вон как тут всё покорёжено. Сейчас покатятся куда-нибудь, — шептал он в радостном нетерпении, — и мы за ними последим. Глаз не спустим!..

Агенты Ой и Эй пытались разглядеть, какие у инопланетян физиономии, но те были далеко, к тому же все в капюшонах.

…Люди в чёрном уже соскучились лежать на мокрой траве, а инопланетяне всё толклись под стенкой вагончика. Детки с двух сторон держали летающую тарелку, Тараканище на неё взгромоздился и заглядывал в окошко.

— Они там ищут принца! — осенило агента Эн. — Хранителя галактики! Хотят его прикончить! А галактику — фюить! — стибрить!

— Но ведь галактика должна быть у кота на шее, — напомнила агент Ой.

— Верно, — согласился агент Эн. — Где, интересно, принцев кот?

— Смотри! — агент Эй пихнул агента Эн локтем. — Вон он!

Нервно переступая через штакетины, по забору крался белый кот.

— Галактика у него на шее! — прошептал в восторге агент Эн.

Действительно на шее у кота, сбоку, болтался шарик.

— Какая некрасивая, — подивился агент Эй. — Как репей.

Так, наверно, и выглядит снаружи настоящая галактика — от репья нипочём не отличишь. Кот спрыгнул на брёвна и юркнул за недостроенную баньку. Он наверняка спасётся от инопланетян; белые коты — они боевые и бегают как стрела. Агенты Ой и Эй знали это наверняка, потому что у пьяницы Сомкина есть похожий кот по кличке Маркиз, с такой же исцарапанной мордой и обкусанными ушами.

— Надо подобраться поближе и огорошить их: «Руки на голову!»

— А они сбросят человечью кожу и поднимутся во весь рост!

— He-а, они обалдеют и заморгают вторыми комплектами век!

— Или у них от неожиданности отпадут бошки!

Пока агенты Эн, Ой и Эй предвкушали, как огорошат инопланетян, те принялись совать ржавые железяки между косяком и дверью, чтобы её взломать. Дверь трещала, но не поддавалась.

— Пора! Пока они нас не видят!

По знаку агента Эн агенты Ой и Эй бесшумно перелезли через забор.

— Вы дежурьте в засаде, — агент Эн показал на недостроенную баньку. — Если они пойдут искать кота, задержите их любой ценой! А я проберусь за вагончик и вон в той свалке найду какое-нибудь оружие.

Прячась за кучами земли и брёвен и держась поближе к забору, агенты Эй и Ой прокрались к баньке. Убедились, что инопланетяне на них не смотрят, и шмыгнули внутрь, в незаделанную стену. Проём был достаточно широк для одного человека, а вот для двоих узковат. Агент Ой поскорей занесла ногу, чтобы обогнать агента Эй и первой попасть внутрь. С какой стати она должна уступать! Агент Эй, похоже, рассуждал таким же образом. Потому что сам попытался оттеснить агента Ой и пролезть первым. В результате агенты, зверски друг дружку прижав, протиснулись в проём одновременно.

Скрываясь в полумраке странной постройки, они наблюдали, как Тараканище пытается взломать дверь. И что-то говорит деткам, головой указывая на баньку. Те отшвырнули железяки и направились в сторону баньки.

Задержать любой ценой, велел агент Эн!

Агенты Эй и Ой снова одновременно ринулись в проём и, опять-таки зверски друг друга прижав, разом выпрыгнули навстречу инопланетянам.

Один детка отпрыгнул назад, другой как стоял, так и сел на землю. Но мигом вскочил, и оба метнулись к забору. Перемахнули через него и с космической скоростью помчались к лесу. А Тараканище при виде агентов Ой и Эй быстро попятился за вагончик и спина к спине столкнулся с агентом Эн, который только что извлёк из кучи длинную гнутую железку. Оба синхронно обернулись, и капюшон у агента Эн опять съехал до подбородка.

Испустив поистине инопланетный вопль, Тараканище бросился не разбирая дороги к забору, с разгону на него запрыгнул, шмякнулся по ту сторону и устремился вслед за детками…

Агенты Эй и Ой чуть не лопались от гордости, что обратили в бегство, да ещё такое стремительное, настоящих инопланетян. А агент Эн буркнул:

— От одного нашего вида сбежали!

И на обратном пути продолжал обижаться на инопланетян:

— Фу, какие трусливые. Я даже не успел произнести «Руки на голову!»

И тарелку свою бросили, — агент Эн с досадой, отшвырнул своё оружие. — Ну хоть галактику мы спасли, и то дело…

Пока все трое возвращались с новых участков по дороге из крупного белого щебня, облака стали тонкими-тонкими, того и гляди, прорвутся. И вот уже приоткрылся кусочек голубого неба, проглянуло солнце. Будто исподтишка, одним лукавым глазком, решило подглядеть за людьми в чёрном…

К вечеру солнце полноправно разлилось над дачами, раззолотило большие и маленькие лужи на дороге. Соня с Сеней сидели на крылечке. Розовато-сиреневое облако закрученным, как овечья шерсть, сгустком стояло над крышей. А остальное небо, чистое, умытое, отражалось в непросохших листьях — точно тысячи зеркал, поблёскивали они мокрой голубизной.

— Эй! — окликнул кто-то из-за забора.

Сеня встрепенулся…

Нет, это был всего-навсего Лёша.

— Потрясающую новость знаете? Про страшное чудо?

Лёша был на взводе — как всегда, когда разносит по дачам очередную новость. Уж очень он любит всех потрясать. Судя по тому, что он был даже не красный, а тёмно-пунцовый и совершенно потный, он битый час гонял подачам. По недоумевающим лицам Сони и Сени он уразумел — новость до них пока не дошла. И прямо-таки затрещал по швам от воодушевления, что нашёлся кто-то непотрясённый. И взахлёб начал рассказывать:

— Сегодня! На новых участках! Шизя и Клещ, которые из Хорошовки, видели такое, такое!.. На них выскочили… РАЗНОЦВЕТНЫЕ КАРЛИКИ! Прямо из стены, представляете!? А Грач видел знаете кого? Ни за что не угадаете… СМЕРТЬ С КОСОЙ! В чёрном плаще с капюшоном! Ему повезло — он не заглянул ей в лицо!..

Соня и Сеня с одинаковой равнодушной гримасой поглядели друг на друга, потом на Лёшу.

— Не верите? — удивился Лёша. — Ну и зря. Это по правде было!

Сеня возвёл глаза к небу, Соня презрительно фыркнула. Эти трое из Хорошовки — какие-то чудаки, честное слово! Всё талдычат, талдычат свои дурацкие страшилки. А главное, кому, как не Соне с Сеней, знать, что на новых участках сегодня не было ни разноцветных карликов, ни смерти с косой. Там были только инопланетяне! И люди в чёрном.

Зато на следующее утро случилось настоящее чудо.

Нечаянно глянув в окно, Соня с Сеней глазам не поверили. У ворот, аккуратно прислонённый, стоял дяди — Костин зелёный велосипед!

Глава двенадцатая. Спасение Нового Орлеана

Позапрошлый год был непутёвый, ведь яблок уродилось мало-мало. Прошлый год — ещё нескладней: яблок не было вовсе. Но самый неудачный год — нынешний. Потому что яблок столько — караул! Участки завалены падалицей, но на деревьях яблок не убывает и даже как будто прибавляется. На улице то и дело: бум! — покатилось, бум! — покатилось. Это бумкают яблоки с веток, перевесившихся через заборы. Да что на улице — в лесу спотыкаешься о яблоки! Дачники вывозят их туда на тачках, а уж о том, как бороться с урожаем осенью, когда яблоки станут падать всерьёз, и думать боятся. У кого три-четыре яблони — и те с содроганием смотрят в будущее.

А у дяди Кости с тётей Леной на шести сотках — двенадцать яблонь. Чуть ветер — беги из-под деревьев! Особенно такой бешеный, как сегодня. Чтоб высунуть на участок кончик носа, нужен яблоконепробиваемый зонтик. Или пробковые шлемы, как у строителей. У Сони с Сеней — ни того, ни другого. Поэтому они, пригнувшись и виляя из стороны в сторону, точно партизаны под бомбёжкой, перебежками добрались до задней калитки и выскочили на поле.

— Видали? — раздался голос.

Ник, оказывается, стоял у забора.

— Что ты тут делаешь?

— Слежу за погодой, как положено в вашей школе. И выследил, где начинается ветер. У вас на поле!

Он показал туда, где ровная полоска шоссе бежала вдоль горизонта. Одинокое дерево металось на ветру, будто хотело согнуться в три погибели и припасть к земле или, наоборот, оторваться от корней и улететь.

— Ветер всегда дует из области высокого давления в область более низкого, — поучительно сказал Сеня. Он по «Окружающему миру» лучший в классе.

— Точно, — кивнул Ник. — Вон она, эта область! И давление в ней просто высоченное. Из неё дует не ветер, а настоящий ураган!

Будто в подтверждение его слов, что-то где-то железно громыхнуло, бухнуло, хлопнуло, ветер вздыбил пыль и листья по сторонам шоссе, и призрачная волна понеслась по полю к дачным заборам, точно тень от бегущего облака.

— Ураганы, — стал объяснять Сеня, — зарождаются над океанами. («И над полями», — вставил Ник). — Нам на уроке рассказывали про ураган «Катрина», который разрушил Новый Орлеан.

И про учёных, которые придумывают, как бороться с ураганами…

— А с этим ураганом, — подхватил Ник, — поборемся мы. А то Новому Орлеану опять не поздоровится. Вдруг там сейчас как раз низкое давление? В атаку!

Но бросился не вперёд, как обычно делают, когда кричат: «В атаку!» — а назад, в калитку, и полез на яблоню:

— И вы забирайтесь, а то ураганом удует! — и с криками «Держись, ураганище! Вот тебе! Что, доволен?! Получи!» стал срывать и бросать яблоки.

Соня с Сеней недолго думая тоже взобрались на яблони и начали швыряться яблоками, покрикивая: «Что, получил? На тебе! Доволен?!»

Область высокого давления, как видно, переехала с поля на участок, — ураган дул теперь снизу вверх, вздувая пыль с листьями выше крыши. И, наверное, тоже хотел забраться на яблоню, потому что Ник горланил: «Куда лезешь?!» — и швырял яблоки обеими руками. Тогда Сеня принялся трясти ветви и мигом обтряхнул с дерева половину яблок. Перелезать за новыми снарядами на соседние яблони приходилось поверху, не спускаясь наземь, — чтоб не удуло на крышу, где давление наверняка было ужас каким низким.

Под конец яблочного боя Соня с Сеней вдвоём оказались на ближайшей к улице антоновке.

И тут за забором Соня увидела Дмитрия Палыча.

Он стоял с тачкой, на которой лежал газовый баллон. Всё дальше выкатывались из орбит его глаза, всё отчётливей отражалось в толстых стёклах очков море яблок, покрывавших участок. Сеня замахнулся яблоком с криком «Вот тебе!..», Соня на него цыкнула, и он осевшим голосом договорил: «…получи». А с ветки само собой сорвалось яблоко и звонко бумкнуло о баллон.

Дмитрий Палыч загудел:

— Обдирать яблони! Это… это…

По улице, тоже с баллонами на тачках, шагали старик Скрипкин и Ёлкины.

— Непорядок! — Дмитрий Палыч жестом призвал их в свидетели. — Швыряться яблоками! Безобразие! Хулиганство!

Те кивали и поддакивали.

— Если они в таком возрасте безобразничают — ЧТО ЖЕ БУДЕТ ДАЛЬШЕ? — разорялся Дмитрий Палыч.

Они все вместе покатились по улице со своими тачками. Долетали обрывки фраз:

— …безобразные игры! …пресечь хулиганство! …обратиться куда следует!

Неизвестно, обратился ли Дмитрий Палыч куда следует. Зато прекрасно известно, что было дальше.

Была гроза. У Дмитрия Палыча переломало половину веток, отяжелевших от урожая. У старика Скрипкина расщепилась надвое старая папировка. У Елкиных ветка с яблоками обрушилась на сарай и проломила шиферную крышу. Да и у всех что-то сломалось.

Только на участке тёти Лены и дяди Кости все ветки были целы. И на них мирно дозревали оставшиеся яблоки.

Глава тринадцатая. Художники-моменталисты

Сегодня — красный день календаря. Потому что приезжает мусоровоз. А тётя Лена всегда обводит на календаре день, когда вывозят мусор, красным карандашом, чтобы не забыть выставить за калитку чёрный мусорный мешок. У всех калиток сегодня такие же огромные мешки, как будто с утра намело небывалые чёрные сугробы.

Только у забора Дудкиных вместо сугробов высились пирамиды из цилиндрических банок с ручками. А рядом стоял Ник. В возмущённой позе, руки в боки.

— Это ж краска! — воскликнул он, когда Соня с Сеней к нему подошли. — Почему её выбрасывают?

— Может, она просроченная? — Сеня близко-близко разглядывал расплывчатые цифры на крышке. — Точно, ещё позапрошлой зимой срок годности истёк.

— Подумаешь! Краски от просрочивания становятся только лучше! Они чем старее, тем дороже. Вон как дорого ценятся картины старых мастеров!

Он щепочкой приоткрыл крышку. Там было доверху зелёной краски. Ник неглубоко макнул щепочку в банку. Краска заманчиво потянулась, закапала длинными каплями. Ник заглянул и в другие банки. Синяя! Красная! Белая! Жёлтая, яркая, как солнце!

— Сколько всего можно было бы ими разрисовать!.. Есть у вас тачка?

…Ник повёз тачку за дом, подальше от забора, чтобы мусоровоз не забрал спасённые краски. А из дому вышла тётя Лена:

— Я на собрание, — сообщила она. — Вернусь часа через три.

И ушла.

Услыхав, что тёти Лены долго не будет, Ник так и взвился:

— Ура! Мы раскрасим вашу дачу. Заодно сделаем вашей тёте сюрприз. Она придёт с собрания — и не узнает дом!

Соня с Сеней сомневались, что тётя Лена по достоинству оценит такой сюрприз. Она, может, вовсе не хочет, чтобы дом стал неузнаваемым!

— А чего она хочет, а? Чтобы ни за что ни про что пропадали такие чудесные краски?! Или она у вас совсем тёмная? Не уважает большое искусство?

— А ты уверен, что у нас получится большое искусство?

— А то! Дом-то во-он какой большой!

— Но раскрашивать дом — это как-то… необычно.

— Очень даже обычно, — отрезал Ник. — Мы будем играть в художников… художников… как же они называются?.. О, вспомнил — МОМЕНТАЛИСТЫ!

— Почему такое название?

— Потому что они моментально рисуют огромные картины! Есть у вас кисти? Тащите!

А сам бросился выгружать из тачки банки.

Только Соня с Сеней отыскали в сарае кисти и приставили к дому лестницы, глядь — за забором стоят Кристина, Олька и Витёк.

— Что это вы делаете?

— Мы — художники-моменталисты, — гордо сказал Сеня.

— Мента-кто? — переспросил Витёк.

Соня с Сеней подробно объяснили, кто такие художники-моменталисты. И что нельзя их отвлекать, тоже объяснили. Что они должны успеть, пока тётя Лена на собрании, раскрасить дом в духе моментального, но большого искусства. И пожелали им счастливого пути. Идите, мол, куда шли.

Не тут-то было. Эти трое как начали канючить, чтоб их тоже взяли в художники-моменталисты! Кристина сказала, что с рождения мечтает нарисовать что-нибудь большое. А Олька с Витьком, оказалось, не раскрашивают свою дачу только потому, что у их бабушки аллергия на краску. И ещё склероз. Она забывает про собрания и вечно торчит дома.

Ш-ш-ш-шух! — резко затормозил на мелкой щебёнке чей-то велик. Это приехал Лёша — зазывать Сеню на футбольный матч. Но, выслушав рассказ о художниках-моменталистах, погнал домой за кистью. И очень скоро вернулся — с Ваней и Максимом.

— А что рисовать-то? — спросил Максим.

— Да что угодно! — откликнулся Ник. — Художники-моменталисты делают так: взял краски, взял кисти — и давай малевать, что в голову взбредёт. А потом этот шедевр щёлкают из фотоаппаратов и показывают по телевизору.

Ваня признался:

— Я вообще-то рисовать не умею. У меня по рисованию твёрдая двойка. И кисти у меня нет.

— Ерунда! — сказал Ник. — Художники-моменталисты как разбушуются от вдохновения, так прямо из банок обливают стены и вообще всё подряд. И-и-и-эх! — Он изобразил, будто с размаху выплёскивает краску из банки.

Ване такая идея понравилась. «И-и-и-эх!» — и ты уже художник-моменталист!

— Ну всё, построились! — торопил Ник. — Парами! Чтобы разрисовывать дом со всех сторон!

Пары получились такие: Максим с Сеней, Соня с Олькой, Витёк с Кристиной. А Ваня — с Лёшей. Сам Ник подхватил две банки и забрался по лестнице на крышу.

Но Лёша боялся, что Ваня, разбушевавшись от вдохновения, обольёт красками не только стену, но и его самого. И, вместо того чтобы рисовать, ходил вокруг дома.

— Кто это такой красный? — спрашивал он у Ольки. — Марсианин, да? А чего он такой ушастый?

— Это корабль! С парусами!

— А это чей жёлтый хвост?

— Да это река! По ней корабль плывёт.

— А-а-а… — Лёша переходил к стене, над которой трудились Сеня и Максим. — О, классный кашалот! И река похоже получается.

— Сам ты кашалот, — отвечал Максим. — Это же вездеход!

— А это — дорога! — добавлял Сеня, малюя по стене синей краской.

Лёша заглядывал на третью стену, где рисовали Витёк и Кристина.

— А почему у вас дорога зелёная?

— Балда, это ракета.

— А это что? Дом?..

— Это портрет моего папы!

А Ванина стена превратилась в настоящий салют из разноцветных клякс. Он и в самом деле разбушевался от вдохновения, так что несколько клякс даже угодило на крышу. Да, а что же нарисовал на крыше Ник?..

Из салюта вылетала… белоснежная птица! Ник дорисовывал вокруг неё небо: плескал синей краской и с упоением размалёвывал её кистью. Только огорчался, что нельзя подняться наддачами и посмотреть, как выглядит крыша сверху.

Мимо на великах катились Богдан с Артёмом. Продолжая по инерции крутить педали, они не сводили глаз с преобразившегося дома. И чуть не въехали в забор. Бросили на траву велики, ни о чём не спрашивая, схватили освободившиеся кисти. На их счастье, углы дома оказались кое-где не закрашенными.

Ник спустился с крыши, и тут Лёша спохватился, что он голодный как волк, а собрание, наверно, с минуты на минуту закончится. Не опоздать бы к обеду! И все остальные почему-то разом вспомнили про обед и дружно разбежались по домам.

А собрание и вправду закончилось. Из-за поворота на вторые дачи показалась бабушка Дудкина. За ней шагали Платоновы, старик Скрипкин им что-то втолковывал, помогая себе жестами. Следом шли и другие соседи.

Бабушка Дудкина остановилась так внезапно, что старик Скрипкин, увлечённый разговором, на неё налетел. Поднял голову — да так и замолчал на полуслове с поднятой рукой. И соседи, шедшие следом, тоже останавливались один за другим. Последней появилась тётя Лена. Она деловито, не глядя по сторонам, шла по улице. Окинула недоуменным взглядом безмолвную толпу возле забора, толкнула калитку, сделала по дорожке шаг, другой…

И увидела дом.

Она закрыла руками пол-лица. А глаза, наоборот, раскрыла широко-широко.

— Что это? Что это?! ЧТО ЭТО?!!!

…Весь остаток дня тётя Лена сокрушалась, что, во-первых, дача превратилась в дикую невидальщину, а во-вторых, у неё растут сумасшедшие племянники. И, главное, — ЧТО СКАЖУТ ЛЮДИ?! Придётся тратить безумные деньги и заново красить не только дом, но и крышу! Она уже звонила каким-то рабочим и приценивалась. И даже сделала в одной красильной фирме предварительный заказ.

С утра Соня с Сеней уныло сидели в доме. Тётя Лена сказала, что теперь никуда не будет их пускать. Дескать, сумасшедшие, мало ли что ещё втемяшится им в голову!

Из окна они видели, как тётя Лена развешивает бельё на верёвках. И как двое незнакомцев остановились у забора. Наверно, те самые люди, про которых тётя Лена волновалась, что они что-то скажут. И люди сказали: — Можно узнать, во сколько вам обошлось оформить дачу?

Тётя Лена хотела что-то ответить, но не успела. Напротив калитки притормозил красный джип, из него выскочили еще двое, и — шасть! — к тёте Лене. И давай умолять, чтоб она подсказала им координаты дизайнера. Они всю жизнь мечтали о чём-то в таком роде и, увидав её дом, поняли, что именно об этом!

К вечеру напротив дома опять собралась толпа. В отличие от предыдущей, она отнюдь не безмолвствовала, от неё, наоборот, было полно беспокойства. Взять хотя бы щелчки, напоминающие выстрелы, или всполохи, как от взрывов, озарявшие разноцветные стены. Это стреляли вспышками фотоаппараты, которыми толпа была вооружена до зубов. Тётю Лену так допекали вопросами, как фамилия дизайнера, что она заперлась на втором этаже, прихватив припасы — чашку чая и бутерброд — на случай длительной осады.

Вздрагивая от вспышек, она заколебалась, стоит ли тратить безумные деньги и не лучше ли будет их сэкономить. Когда стемнело и толпа с фотоаппаратами рассеялась, тётя Лена перезвонила в красильную фирму и отменила свой заказ.

На следующее утро Соня с Сеней вышли на террасу… и зажмурились, ослеплённые лучом прожектора. По участку тянулись чёрные кабели. Улицу перегораживал белый фургон. И машинам, которые хотели куда-нибудь поехать, ничего не оставалось, как выезжать на асфальтированную дорогу вкругаля, через вторые дачи.

Прошло ещё два, а может быть, три дня. Соня с Сеней ужинали под аккомпанемент телевизора. «Новости культуры, — сказал телевизор, — репортаж нашего специального корреспондента».

— В одном из дачных посёлков Подмосковья неизвестный художник осуществил оригинальный проект…

И в телевизоре Соня с Сеней увидели жёлтую реку, которая превращается в синюю дорогу, которая превращается в зелёную ракету, которая превращается в салют, из которого вылетает белая птица… Да-да, показали дачу тёти Лены и дяди Кости, раскрашенную художниками-моменталистами!

— …Никто ещё не придумывал ничего подобного. Идея настолько своеобразна и неожиданна, что привлекла всеобщее внимание, — закончил специальный корреспондент.

— Поразительно… — пролепетала тётя Лена с порога.

Соня с Сеней молча переглянулись. Но и они были удивлены не меньше. Их, само собой, поразила фраза «никто не придумывал ничего подобного». Ну и тёмный же этот специальный корреспондент! Неужели он никогда не слышал про художников-моменталистов?!

Глава четырнадцатая. Явление дяди

— Эй, выходите! Дрыхнете себе спокойно?

Кто-то неистово барабанил в стекло.

Соня с Сеней распахнули оконные створки, и в комнату тут же всунулась рыжеватая Лёшина голова.

Оказалось, рано утром Дмитрий Палыч приходил на вторые дачи и очень громко разговаривал с тётей Ниной. Так что Лёша через закрытое окно услышал, что «дети, за которыми не следят, вырастают нарушителями общественного спокойствия», «ни в какие ворота не лезет то, что они вытворяют» и что «люди, ответственные за порядок, обязаны принять меры».

Из дальнейшего разговора Лёша понял, что Дмитрий Палыч написал какую-то жалобу и требовал, чтобы тётя Нина отнесла её в Хорошовку.

— Но я Ника предупредил, — добавил Лёша. — Я его в лесу встретил, он на тарзанке качался. Я ему всё рассказал.

— А он что?

— Ничего. Домой пошёл…

Соня с Сеней побежали к лесу. И готовы были бежать до самой Хорошовки.

Но так далеко бежать не пришлось.

На асфальтированной дороге, которая отделяет дачи от леса, они увидели Дмитрия Палыча. Видно, тётя Нина на его требования не поддалась. Он размахивал листом бумаги и агитировал жаловаться старика Скрипкина и Платоновых, которые вышли с собаками. Старик Скрипкин отнекивался: ему, дескать, нужно встретить машину со стройматериалами. А Платоновым охота была просто прогуляться, не говоря уж об их собаках.

И тут на лесной тропинке показался странный человек в тёмных очках и с чёрной бородой. Хотя что в нём, собственно, странного? Что он необычайно высокий? Такое бывает. И жёлтый зонтик — наверняка солнечный! — в его руке очень даже кстати, ведь день сегодня ясный, знойный. А что в другой руке спиннинг — тоже не удивительно: незнакомец, наверное, возвращается с рыбалки. По-настоящему странной выглядела только пожарная каска у него на голове.

Все в глубоком молчании созерцали приближающуюся фигуру. Даже собаки перестали гоняться друг за другом и насторожились.

Незнакомец остановился в нескольких шагах от компании на дороге. Казалось, он был польщён вниманием, с которым его встретили.

Сеня сдавленно хихикнул, Соня пихнула его локтем, и он тут же принял невозмутимый вид. И спросил у незнакомца как можно серьёзней:

— Вы — дядя?

— Я — дядя, — басисто отозвался незнакомец.

— Это дядя того самого мальчика, Ника, — подсказала Соня Дмитрию Палычу.

Дмитрий Палыч с изумлением разглядывал высокую фигуру. Похоже, он заподозрил какое-то надувательство. А незнакомец с достоинством ждал, пока Дмитрий Палыч и остальные его как следует рассмотрят. Солнце переливалось в его чёрных очках.

Наконец Дмитрий Палыч откашлялся. И, решительно сдвинув брови, заговорил голосом, в котором, тем не менее, сквозила некоторая нерешительность:

— Так вот… Мы, члены садоводческого товарищества «Березняки», полагаем, что дети, за которыми не следят, вырастают…

— Ещё как вырастают! — с готовностью подхватил незнакомец. — Настоящими дылдами становятся! — он гордо оглядел свои длиннющие ноги. — Полностью с вами согласен!

Брови у Дмитрия Палыча полезли вверх, как будто жили самостоятельной жизнью. Он произнёс: «Э-э-э». Вернул брови на место. И снова начал:

— Ни в какие ворота не лезет…

— Точно! — откликнулся незнакомец. — Если эти дылды полезут в ворота… Да они снесут их к чёртовой бабушке! Это какие ж ворота надо строить! А дома какие, кстати? Всю архитектуру придётся менять. Полностью с вами согласен!

Сбитый с толку этой пламенной речью, Дмитрий Палыч сделал явное усилие, чтобы вспомнить, о чём он вообще собирался говорить. Покрутил головой, пытаясь сосредоточиться. И сделал ещё одну попытку:

— Куда смотрят люди, ответственные за…

— Вот именно! — радостно перебил незнакомец. — Куда они, спрашивается, смотрят, а?! Совсем не туда, куда надо! Смотрели бы лучше на свои ворота! И строили бы их повыше! Чтобы в них смог заехать вон тот грузовик! — он показал на старенький ЗИЛ, который как раз подкатил к участку старика Скрипкина. Задний борт грузовика был откинут, оттуда свисали неровные доски со следами коры. Для ворот грузовик оказался высоковат: вот-вот снесёт верхнюю поперечину и раскурочит ворота к чёртовой бабушке!

— Назад! — закричал старик Скрипкин, бросаясь к грузовику, будто хотел остановить его голыми руками.

Грузовик дёрнулся назад, доски ткнулись в противоположные ворота — Дмитрия Палыча, распахнув их настежь.

— Стой! — теперь Дмитрий Палыч схватился за голову. Грузовик резко остановился, доски по инерции съехали назад и рухнули на газон. И опрокинули лейки и вёдра с водой, приготовленной для полива.

Все кричали, ругали водителя, грузовик и доски, собаки лаяли и носились кругами.

Высокий незнакомец тем временем потихоньку пятился к лесу. Только Соня с Сеней заметили, как он допятился до деревьев, развернулся и проворно зашагал по тропинке. Они побежали следом.

…Ник остановился возле рюкзака, лежавшего под кустом. Закатал брюки, отстегнул ходули, снял бороду и тёмные очки.

— А мы тебя сначала не узнали, — сказала Соня. — Подумали, что твой дядя и вправду приехал.

— А он, кстати, вправду приезжал! Только, м-м-м… уже улетел.

— Как — улетел?..

— На самолёте. Он же лётчик. Разве я вам не рассказывал? Дядя в промежутке, когда перестал быть пожарным, но ещё не сделался клоуном, работал лётчиком.

— Здесь же нет аэродрома! — сказал Сеня. — Как он приземлился? И как взлетел?

— А у него маленький самолёт, он взлетает с земли прямо в облака! И такие витки в облаках выделывает — залюбуешься! — Ник рукой изобразил, как витает дядин самолёт: виток, ещё виток, ещё виток!

— Разве возможно, чтоб у дяди было столько профессий? — сказала Соня.

— Так нельзя! — поддержал Сеня.

— Вот и дяде всю жизнь долбили, что так нельзя. Но он не слушал!

— А кто ему долбил?

— Тётя, кто ж ещё.

— Они ведь ни разу не встречались!

— Она ему писала.

Завалила его письмами! Дядя из-под них с трудом выбрался, такая это была гора.

— Как же он их прочитал, такую гору?

— А он их не читал. Ни одного!

— Тогда как он узнал, что в них написано?

— Да что тётя может написать? Она всю жизнь твердит одно и то же: «Не витай в облаках, не витай в облаках, не витай в облаках…»

Глава пятнадцатая. Гудбол

У Дудкиных — ну, вы их помните, — всего через край: музыка оглушительная, крапива двухметровая. Сегодня их магнитола распевала даже нахальней, чем обычно, так что в глазах темнело; зато в крапиве отсвечивало что-то белое. Сеня — он обожает коллекционировать всякое барахло — полез доставать это «что-то». Когда он выбрался, весь лохматый, на свободу, в руках у него был мяч. Кто-нибудь его забыл или потерял.

Или просто выбросил — вон он какой истёртый, обшарпанный.

— Во что сегодня сыграем? — услыхали Соня с Сеней.

Ник вприпрыжку бежал к ним по улице.

— Что это у тебя?

Он выхватил у Сени мяч, повертел его и обнаружил линялую надпись, сделанную фиолетовой ручкой.

— «Good ball», — прочитал он. — Всё ясно. Это мяч для гудбола.

— Что ещё за гудбол? — спросил Сеня.

— Игра с мячом, само собой.

— Такой игры нет, — сказала Соня.

— Как это нет? — возмутился Ник. — Вот же, русским… ну почти русским языком написано: «гудбол»!

— Тогда какие в нём правила?

— Правила?.. — Ник призадумался; почеканил мячом оземь, подбросил его разок-другой высоко вверх, отбивая то головой, то коленом. Доигрался — мяч отскочил от колена и сиганул за забор старика Скрипкина.

В этот самый момент старик Скрипкин укладывал в штабель доски, которые незадачливый грузовик свалил на участок Дмитрия Палыча. Когда мяч хлопнул по доске, старик Скрипкин невольно отшатнулся, и штабель с грохотом развалился. Наверное, у этих досок на роду было написано грохаться куда попало и заодно что-нибудь крушить. Конструкции старика Скрипкина — а все они держались на честном слове — начали валиться одна за другой по цепочке, точь-в-точь как костяшки домино, уставленные в ряд. Круглый чурбак, венчавший многоэтажную поленницу, перевалился на забор, разделяющий Елкиных и Палкиных. Забор заскрипел… и упал. Другой чурбак вдарил по доске, которая взвилась, как катапульта, и наподдала мяч!

Он взмыл высоко-высоко, перелетел через улицу — Соня, Сеня и Ник, щурясь от солнца, проводили его глазами — и исчез за оградой Соловьёвых. Как будто ядро залетело в крепость!

Из крепости донёсся звонкий плюх и вскрик: «Ах ты!..» Пробухали шаги, калитка, всегда запертая крепко-накрепко, отворилась. В проёме, с мячом в руках, стоял Соловьёв. Мяч был мокрый, руки тоже. Как и рубашка, и брюки. Про лицо и говорить нечего — на него вовсю капало с волос. Словом, Соловьёв был мокрый с головы до пят, как будто в руках у него только что взорвалась бутылка газировки. Видно, мяч угодил в бочку с водой и обрызгал всё вокруг. И так-то вечно пасмурный, в обрызганном виде Соловьёв стал похож на грозовую тучу. Больше всего на свете он любит покой и тишину, а меньше всего — детей, которые визжат, хохочут и забрасывают мячи на чужие участки.

Он сердито пнул мяч. А когда сердишься, бьёшь по мячу сильней, чем нужно. Поэтому мяч влетел в калитку напротив и бабахнул по магнитоле Дудкиных.

Тут же, как гром средь ясного неба, воцарилась глубокая тишина.

— Ого, — шёпотом проговорил Соловьёв. И мгновенно повеселел. О такой тишине он и не мечтал!

Дудкины в полном составе высыпали на улицу и засуетились вокруг магнитолы, пытаясь вернуть её к жизни. Но магнитола воскресать не желала. Что касается мяча — от магнитолы он отскочил к Платоновым. То есть, к их собакам, которые тут же стали гонять его по участку.

Даже щенки Альмы тявкали и норовили цапнуть мяч.

Никишины только что вернулись на дачу и наблюдали, как две собаки бросились к мячу и столкнулись лбами. Третья подцепила его зубами и понеслась по газону, ещё одна собака мчалась с ней вровень, а остальные, всей командой, за ними.

— Настоящее регби! — одобрил Никишин. Собак он, как известно, недолюбливает, зато обожает футбол в любом виде.

Платоновы, увидев, что собаки терзают чей-то мяч, тоже стали носиться по участку. Жена пыталась накрыть мяч руками, а муж — животом: он бегал за собаками и кидался наземь.

— Фол! — комментировал Никишин всякий раз, когда, Платонов шлёпался пузом мимо мяча. Он явно болел не за хозяев, а за собак. И даже запел: «Оле-оле-оле-оле!»

Жена Платонова пустилась на хитрость: вынесла гигантский мешок с сухим кормом и призывно загремела им с крыльца. Собаки навострили уши. Платонов наконец-то плюхнулся животом на мяч. Встал, отдуваясь, потный и красный, и перекинул его на улицу. Ник поймал мяч.

— Вот какие в гудболе правила! — объявил он вдохновенно. — Во-первых, это международная игра: в неё играют дети, люди и собаки! А во-вторых, — он с довольным видом огляделся кругом, — гудбол наводит новый порядок!

Если можно назвать порядком разгром на участке старика Скрипкина, не говоря уж о поваленном заборе и всём прочем, приходилось признать: порядки на улице и вправду изменились. И на них с великим изумлением взирал Дмитрий Палыч. Он выглядывал из своей калитки — узнать, что творится в мире и откуда такой грохот и лай.

Ник сразу же решил, что в такую международную игру, как гудбол, нужно принять даже Дмитрия Палыча, и, подбросив мяч, ударил по нему ногой.

Когда вам в живот летит мяч, вы волей-неволей его поймаете, верно? Ну, и Дмитрий Палыч поймал.

Он стоял в обнимку с мячом, открыв рот, будто бы сам на себя удивлялся.

Не дожидаясь, пока Дмитрий Палыч выскажется по поводу гудбола, а заодно и новых порядков на улице, Соня с Сеней поволокли Ника за рукава куда подальше.

…Когда они вернулись, Ёлкины-Палкины, растерянные и тихие, стояли по обе стороны упавшего забора. Сколько огуречно-помидорных сражений повидал он на своём веку!.. Елкин снял кепку, будто провожал забор в последний путь. Палкин чесал в затылке, размышляя, как жить дальше.

Остальные дачи словно вымерли. Калитка Соловьёвых снова была заперта наглухо; не гонялись друг за дружкой собаки Платоновых, — наверное, забежали в дом. На участке старика Скрипкина по-прежнему царил хаос, на улице — тишина, ведь молчала магнитола Дудкиных. И в крапиве уже ничего не белело.

Не было на улице и Дмитрия Палыча. В надежде, что он бросил мяч где-нибудь поблизости, Ник облазил кусты и канавки вдоль заборов. Мяч как в воду канул. Ник даже заглянул в общий колодец на углу улицы. Но и там мяча не было.

— Ничего, я всё равно его найду, тогда и доиграем! — пообещал Ник. И, махнув на прощание, вприпрыжку побежал по лесной тропинке.

Глава шестнадцатая. Сначала грустная, потом праздничная

Сразу после завтрака Соня с Сеней стали ждать Ника. Ждали до обеда. Ждали после обеда. Наконец устали ждать и сами пошли в Хорошовку.

…Соня подёргала калитку, но она была закрыта. Сеня просунул руку сквозь прутья и шарил по калитке изнутри, чтобы нащупать задвижку или крючок. Какая-то тётка с пустым ведром проходила мимо и посмотрела на них неодобрительно:

— Не видите — уехали, — а на лице её читалось: «Идите своей дорогой».

Сквозь прутья Соня с Сеней смотрели на пустое крыльцо, на зашторенные окошки. Может быть, неожиданно вернулись из тёплых стран родители Ника? Или тётя потащила его с собой по магазинам? Или дядя увёз в путешествие? Если этот дядя вообще существовал, в чём Соня с Сеней всегда сомневались… Теперь же они не хотели верить, что Ник исчез, и вглядывались в окна: не дрогнет ли занавеска. Но в домике царила нежилая тишина.

Когда тётка со своим ведром, теперь полным картошки, шла обратно, они всё ещё стояли у запертой калитки.

— До ночи, поди, будут тут торчать, — невесть к кому обращаясь, пробубнила тётка. И добавила погромче: — Вас мама с папой, что ли, не ждут?..

В настроении куда более мрачном, чем в тот день, когда они впервые встретили в лесу крадущегося Ника, Соня с Сеней плелись по лесной тропинке и уже подходили к дачам. Чья-то машина, побрякивая на неровностях, ехала по асфальтированной дороге стремительно, как на пожар, но вдруг круто затормозила и загудела. Пассажирская дверца распахнулась, и из машины выскочила…

— Мама! Папа! — закричали Соня с Сеней и бросились к машине…

…Если вы когда-нибудь скучали по маме с папой, и вот они наконец приехали, да ещё с подарками, и любуются раскрашенным домом, и ничуть не удивляются, узнав, что музыка чинит водопровод, а грязь лечит насморк, и запросто соглашаются, что с ураганом лучше всего сражаться яблоками, а фильм «Люди в чёрном» — это экранизация «Тараканища» — одним словом, если они у вас такие же, как у Сони с Сеней, здоровские, хоть и геологи, — то вам не нужно объяснять, какой это праздник. Такой, что словами не опишешь! Поэтому говорить мы о нём не будем, а сразу узнаем, что случилось вечером.

Когда Соня с Сеней вместе с мамой и папой вышли прогуляться перед ужином, на улице играла громкая музыка. Думаете, у Дудкиных? Как бы не так. Музыка неслась из калитки Соловьёвых, распахнутой во всю ширь!

Рядом с калиткой стояли Лёша, Ваня и Максим. Подошла неразлучная троица: Олька, Кристина и Витёк. Подкатили на велосипедах Богдан с Артёмом. Вытягивая шеи и толкаясь головами, все норовили заглянуть в калитку, будто бы там скрывалась какая-то невидальщина. Собственно, так оно и было: прежде никто никогда не видел соловьёвского участка.

— Заходите, заходите! — их заметила жена Соловьёва.

— Нет, что вы, спасибо… — отнекивались все.

— Да заходите же! — жена Соловьёва силком затаскивала их по двое в калитку. — У нас радость, новоселье! Всех приглашаем! Никаких отказов не принимаем!

Очутившись на ровнёшеньком газоне, ребята на всякий случай помалкивали. Однако другие гости — их было полным-полно — вовсю смеялись и танцевали, а папа Сони и Сени начал с Соловьёвым разговор о современной музыке, и тут выяснилось, что Соловьёв — знаток альтернативного рока. А жена Соловьёва подталкивала ребят к крыльцу:

— Заходите в дом, угощайтесь!

Угощение оказалось очень даже ничего. Куски тортов, все разные! Канапе из всевозможных фруктов! Мороженое всех цветов радуги, как в «Баскин-Роббинс»! Максим с Витьком разговаривали всё громче и громче, Лёша и Ваня нарочно выдавливали из себя хохот, а Олька с Кристиной визжали, и никто не сделал им замечания. Наконец Кристина сказала, что ей плохо — то ли от визга, то ли от объедения, — и захотела выйти наружу. Открыла дверь, а там лестница на второй этаж. Лёша открыл другую дверь — коридорчик, а за ним кладовка. Открыли третью дверь — туалет! Четвёртую — терраса!

— О, наверное, здесь, — Максим с надеждой распахнул очередную дверь. А там — вешалки с одеждой.

— Куда ты к ним в шкаф-то полез!

— Да что тут за лабиринт! — Максим захлопнул шкаф. — Где же у них выход на улицу?

Ребята уже забыли, какие двери открывали, а какие нет, и дёргали за все ручки подряд. Коридорчик! Туалет! Лестница! Опять коридорчик! Опять туалет!

Вдруг одна из дверей — та, что ведёт на лестницу, это они уже запомнили, — отворилась, и показались Соловьёвы. Все — к ним:

— Скажите, пожалуйста, как отсюда выйти?

Оказалось, Соловьёвы не только знатоки современной музыки, но и юмористы, каких поискать. Они стали пожимать плечами, изображая ужас:

— Сами не знаем!.. Нам этот дом только что построили, мы в нём ещё не ориентируемся!

Пришлось лезть в окно!

— Шашлыком пахнет, — сказал Лёша, когда ребята толпой высыпали на улицу. — Может, ещё у кого-нибудь новоселье?

Но это было не новоселье, а скорее, проводы упавшего забора. На его месте теперь стоял мангал, вокруг него весело суетились Елкин и Пал кин. Когда забор упал, они наконец познакомились ближе. Между ними обнаружилось столько общего, что они мигом подружились и на радостях устроили пикник.

А ещё счастливей выглядел Никишин, который вышел из калитки Платоновых и направился к своей даче. Он нёс, как великую драгоценность, одного из щенков Альмы!

— С праздником! — сказал Никишину пьяница Сомкин. Совершенно трезвый, он стоял посреди улицы и поздравлял прохожих.

— Какой сегодня праздник? — спрашивали у него.

— Преображение, — отвечал он.

И точно. Дачи преобразились!

— До чего же славные люди тут живут! — сказал папа, когда все четверо возвращались домой. — Дружные, приветливые, гостеприимные.

— Вам тут, наверное, было очень весело, — добавила мама.

— Очень, — хором подтвердили Соня с Сеней.

Остальные ребята тоже пошли по домам: роса уже упала на траву. Синие сумерки крадучись выходили из-под деревьев, из-за домов, из канавок вдоль заборов.

— Какой закат странный, — сказал Максим.

— Да какой закат! — махнул на Максима Лёша. — Солнце давным-давно село. Оно уже в Америке.

— Значит, из Америки отсвечивает, — упорствовал Максим.

Действительно, непонятный свет озарял дачные крыши, делал чёткими, до мельчайших веточек, кружевные деревья на фоне прозрачного, как сапфир, неба. Он шёл как будто ниоткуда. И становился всё заметней.

— Ничего не из Америки, — сказала Кристина. — Это, наверное, из-за поворота на асфальтированную дорогу. Пошли посмотрим?

На полянке возле дороги, напротив участка старика Скрипкина, полыхал огромный костёр. А сам участок опустел. Какая-то тёмная личность подбросила в огонь последние деревяшки, повернулась вполоборота, так что отблески упали на лицо, и оказалась… самим стариком Скрипкиным.

— Ой, глядите! — Ваня показывал на засохшую липу. Из середины ствола пробился высокий тонкий росток. Свет от костра освещал каждый листик. И стало ясно, что это не липа, а берёза.

Глава семнадцатая. Возвращение

Назавтра Соня с Сеней возвращались с дачи в Москву. С мамой и папой, конечно.

…Забравшись в машину, они обнаружили на сиденье потрёпанную картонную папку. Сеня развязал тесёмочки. В папке лежали большие фотографии. Крутая гора, в горе нора, оттуда, будто головы Змея Горыныча, высунулись три чёрных шланга. Смеющиеся люди сидят на длинной скамейке, перед ними на столе расставлены тарелки с разноцветными камнями. Незнакомые тётенька с дяденькой по колено в воде рассматривают, наклоняясь и соприкасаясь волосами, что-то невидимое на здоровенном совке, который они держат в четыре руки. Палатки, оранжевые и белые, а на заднем плане — засевший в реке грузовик. И просто горы, озёра, склоны, поросшие синими цветами… Соня с Сеней вскользь смотрели на снимки и откладывали их в сторону. Сеня отложил очередную фотографию, но вдруг снова взял её в руки.

Как два геолога над совком, Соня с Сеней склонились над фотографией и пристально в неё вглядывались.

Папа сел за руль, мама на переднее сиденье.

— Пап! — Сеня оторвался от фотографии. — Кто это?

Папа перегнулся через спинку и смотрел на снимок с недоумением.

— Впервые вижу… Наверное, фотография прошлой экспедиции. Как она в мои фотки попала? Ума не приложу! — Он завёл мотор.

Соня с Сеней снова уставились на фотографию.

На ней была большая группа взрослых, в центре стоял вихрастый мальчик в красной куртке, с мячом в руках. Очень похожий на Ника.

Машина, набирая скорость, уже ехала по асфальтированной дороге, а Соня с Сеней больше не сомневались, что мальчик на фото, с мячом в руках, и есть Ник. Им чудилось даже, что они слышат стук мяча, — что Ник нашёл его, как обещал, и теперь где-то поблизости в него играет…

И если бы они могли подняться над дачами и посмотреть на них сверху, они увидели бы, как белый обшарпанный мяч в самом деле стучит о стенку сарая. Дмитрий Палыч в майке, потный и разгорячённый, отбивает его то коленом, то головой. А тёмно-серая гимнастёрка валяется на траве…

Самые смешные истории о проделках современных мальчишек и девчонок в школе и дома вы найдёте в весёлой серии «Школьные прикольные истории».

Эти книги написали для вас замечательные детские авторы: Тамара Крюкова, Марина Дружинина, Валентин Постников, Сергей Георгиев, Анна Вербовская, Сергей Силин, Евгения Ярцева, Юлия Кузнецова, Дмитрий Суслин, Анна Кичайкина, Александр Хорт и др.

Оглавление

Глава первая. Великое невезенье

Глава вторая. Знакомство

Глава третья. Бесплатный душ

Глава четвёртая. Лучшая замена велосипеда

Глава пятая. Соло на водонапорной башне

Глава шестая. Грязелечение

Глава седьмая. О любви к цветной капусте

Глава восьмая. Мулыпфильмоведение

Глава девятая. Полезная вещь диктофон

Глава десятая. Лучший способ предотвратить пожар

Глава одиннадцатая. Люди в чёрном

Глава двенадцатая. Спасение Нового Орлеана

Глава тринадцатая. Художники-моменталисты

Глава четырнадцатая. Явление дяди

Глава пятнадцатая. Гудбол

Глава шестнадцатая. Сначала грустная, потом праздничная

Глава семнадцатая. Возвращение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg