«Ангелы не бросают своих»

Ангелы не бросают своих (fb2) - Ангелы не бросают своих 601K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Владимировна Шипошина

Бывают в жизни ситуации, когда кажется, что выхода нет и у тебя опускаются руки. Но помощь всё-таки приходит, и притом оттуда, откуда её совсем не ждёшь. Байкеру Васе-Ангелу предстоит стать ангелом-хранителем семилетнему Андрейке и его тяжело больной матери.

Повесть Татьяны Шипошиной «Ангелы не бросают своих» — лауреат IV Международного конкурса имени Сергея Михалкова.

Татьяна Владимировна Шипошина АНГЕЛЫ НЕ БРОСАЮТ СВОИХ повесть для юношества

Люди лучше своих поступков.

Мартин Лютер Кинг

ГЛАВА 1

Андрейка, которому на днях исполнилось семь с половиной лет от роду, топал в магазин за хлебом и молоком. Он давно уже ходил в магазин самостоятельно, и на то имелись свои причины. Вот и сейчас мама написала ему на половинке тетрадного листка список продуктов, которые требовалось купить. Для памяти написала, чтоб не забыл.

Могла бы и не писать! Андрейка и так запомнил: хлеб, молоко, пачка маргарина. А на остаток (на то, что останется от ста рублей) — что-нибудь сладенькое. Булочку или конфеты.

Возражать маме Андрейка не стал: пусть пишет! Тем более что читать он уже умел и даже умел писать! Правда, не очень красиво…

В этом году Андрейка закончил детский сад. Как только наступит осень, он пойдёт в первый класс.

Стоял тёплый, чуть ветреный денёк, какие бывают в начале московского лета. Андрейка что-то напевал себе под нос. Дойдя до перекрёстка, удостоверился, что машин на улице нет, и быстро-быстро перебежал на другую сторону.

Сказать по правде, он мог бы и не переходить дорогу. Для того чтобы попасть в продуктовый магазин, требовалось просто повернуть за угол и пройти вперёд метров двести.

Но у Андрейки имелась маленькая (небольшая такая) тайна. На той стороне улицы, куда он перебежал, располагался распрекрасный таинственный и недоступный магазин. Магазин музыкальных инструментов!

Если Андрейке случалось оказаться на этой улице, он всегда перебегал дорогу, чтобы постоять у витрины музыкального магазина. Он останавливался и смотрел.

Стоило ему только взглянуть на какой-нибудь инструмент, выставленный в витрине, как тот начинал звучать. Негромко, конечно! Никто не слышал, как инструменты откликаются на взгляд Андрейки. Как звенят струны гитары, как тренькает балалайка, как гудят трубы и флейты разных форм и размеров.

В голове Андрейки звучала музыка. Инструменты её слышали. Звучание инструментов складывалось в оркестр.

Инструменты из своей витрины поглядывали на Андрейку, словно спрашивая его:

«Ну, что нам играть дальше?»

Андрейка, как заправский дирижёр, вскидывал руки и показывал, в какую сторону должна поворачивать мелодия.

— Та-та-тата! Теперь та-та!

Вы думаете, Андрейке не хотелось зайти внутрь магазина?

Конечно, хотелось!

Думаете, он туда не заходил?

Конечно, заходил!

Однажды Андрейка действительно просочился в прохладную и торжественную внутренность магазина. Затаив дыхание, шёл он вдоль полок с инструментами. И тут резкий окрик остановил его.

— Эй, ты что тут делаешь? — навис над ним продавец.

Он был немолод и лыс. На его носу сидели большие очки. Его голос дребезжал так, что на фоне музыки, которая звучала внутри Андрейки, казался фальшивой нотой.

Андрейка вздрогнул.

— Я… я смотрю…

— Иди-ка ты отсюда, мальчик, да побыстрее, — подтолкнул его к выходу продавец. — Нечего тебе здесь делать! Здесь нет никаких куколок, никаких мячиков! И солдатиков нет, и машинок тоже нет!

— А мне…

Андрейка хотел сказать, что ему не нужны машинки, а тем более куколки. Что он пришёл именно туда, куда хотел. Что ему так хочется потрогать, хотя бы одним пальцем, настоящую гитару или скрипку… Но…

— Иди, иди! Нечего тебе тут, мальчик, делать! А то испортишь что-нибудь — твои родители век не расплатятся!

Продавец, можно сказать, вытолкал Андрейку из магазина.

Насчёт родителей продавец был прав. Если бы Андрейка что-нибудь испортил, расплатиться оказалось бы сложно. Это точно.

ГЛАВА 2

Итак, Андрейка стоял у витрины музыкального магазина.

Может быть, он стоял всего пять минут. Или десять. Или двадцать. Дальше перечислять не стоит потому, что это не имеет значения. В голове у Андрейки звучала музыка, и он управлял ею. Он заставлял музыку то шелестеть, как листва, то журчать, как ручеёк, то налетать, как ветер, то стелиться, как облака…

И сам Андрейка вместе с музыкой шелестел, журчал, налетал и стелился. Он уже не видел ни улицы, ни витрины. И не только потому, что закрыл глаза.

Музыка звучала, звучала… Потом она стала затихать и почти закончилась… Тоненько вздохнул какой-то инструмент, и всё стихло.

Андрейка снова оказался на улице и вспомнил, что ему надо в продуктовый магазин. Кивнув на прощание инструментам, выставленным в витрине, Андрейка быстро побежал вперёд, до перекрёстка. На следующем перекрёстке стоял светофор, и Андрейка спокойно перешёл к магазину на зелёный, пристроившись за какой-то женщиной.

В магазине Андрейка встал в очередь и сразу же принялся разглядывать витрину, выбирая, что бы такого вкусненького купить на оставшиеся деньги.

В детском саду их не учили считать до сотни, но Андрейка как-то сам научился вычитать и складывать. Наверно, потому, что давно уже бегал в магазин за покупками. Мама доверяла ему и сто рублей, и двести. Один раз даже пятьсот дала!

Андрейка считал, считал сдачу… и научился считать до пятисот!

Очередь подошла незаметно.

— Что тебе, мальчик? — спросила продавщица.

— Батон, молоко… пачку маргарина…

— А деньги у тебя есть?

— Есть!

И тут…

Андрейка раскрыл ладонь… Вот листик, исписанный мамой… А где же сто рублей?

Андрейкино сердце застучало часто-часто. Он полез в карман шортов… в другой карман… зачем-то заглянул за ворот футболки…

Деньги исчезли.

— Мальчик, не задерживай очередь, — проворчали сзади.

— Иди поищи, — сочувственно произнесла продавщица. — Может, где-то в магазине обронил. Сколько у тебя было денег?

— Сто рублей, — пробормотал Андрейка.

— Граждане, никто ста рублей не находил? — громко спросила продавщица.

Граждане засуетились и стали смотреть себе под ноги.

Нет. Никто ничего не находил. Опустив голову, Андрейка отошёл от прилавка.

Проделывая только что пройденный путь в обратном направлении, он, конечно, ещё на что-то надеялся. А вдруг!

Вдруг его сто рублей лежат на полу магазина… или на ступеньках… или на переходе… или возле светофора… или на улице… или возле музыкального магазина…

Так Андрейка снова оказался около музыкального магазина. Обычно на обратном пути он уже не заходил сюда. Потому что тяжело тащить полный пакет, и вообще…

Возле музыкального магазина ста рублей тоже не нашлось.

Всё. Больше у Андрейки не оставалось надежды найти пропажу. Где-то там, в глубине души, он понимал, что потерять деньги мог только здесь, когда дирижировал оркестром…

Может, ветер унёс сторублевую бумажку в далёкие края, а может быть, кто-то из прохожих подобрал её и теперь, радуясь находке, покупает себе булочки и конфеты…

Не в силах двинуться дальше, Андрейка присел на ступеньку возле входа в музыкальный магазин.

Очень, очень обидно. Ох, как обидно, как жалко!

Знал Андрейка, что он потерял не просто сто рублей. Он потерял «посчитанные» сто рублей. Значит, хлеб и молоко придётся покупать только завтра. А уж о конфетах можно и вовсе забыть…

«Как мама расстроится!» — подумал Андрейка и чуть не заплакал.

Он бы и заплакал, но тут в его голове совершенно неожиданно зазвучала музыка. Тоненько и мягко запела труба…

Может быть, и не труба. Может быть, флейта или гобой. Андрейка ведь не знал названий инструментов.

Вернее, знал, но не все. Тем более он не представлял, как звучит каждый из них. Он называл про себя этот мягкий звук «трубой номер 2». «Труба номер 1» звучала звонко, а эта — словно пела.

Инструменты сочувствовали Андрейке. Они начали выводить для него мелодию потери.

Вот тут Андрейка не выдержал и заплакал. Как маленький, размазывая по щекам слёзы.

ГЛАВА 3

Люди шли по улице мимо Андрейки, никто не обращал на него внимания. И тут…

Музыка прервалась. От грохота.

Рядом загрохотало, затарахтело, завоняло бензином и ещё чем-то, и через мгновение над Андрейкой что-то нависло — большое, чёрное, всё в металлических заклёпках. Из кожи и заклёпок торчала рыжеватая борода, а между бородой и чёрной банданой поблёскивали два серых, чем-то навеки удивлённых глаза.

— И чего это мы тут слёзы пускаем? — задвигалась в такт словам борода.

Андрейка не смог ничего произнести. Не успел.

— Эй, шкет, кто тебя обидел? — не отставала рыжеватая борода.

— Я не шкет, — наконец произнёс Андрейка.

— А кто же ты? — усмехнулась борода.

— Андрейка.

— Андрейка! — Обладатель бороды выпрямился во весь свой богатырский рост. — Эх, Андрейка, слёз не лей-ка! Чего ревёшь-то?

— Сто рублей потерял, — вытер щёку Андрейка.

Казалось, гром небесный зарокотал. Это великан засмеялся.

— Ой, держите меня! Сто! Ха! Рублей! Ха! Он! Ха! Потерял! Ха-ха! И ты из-за этого рыдаешь?

— Не смешно, — ответил великану Андрейка. — Мне надо было купить батон и молоко… и пачку маргарина… и…

Про булочку и конфеты не стоило распространяться перед первым встречным.

— Мама ждёт, когда я продукты принесу. Она расстроится…

— А папа?

— Папы у нас нету. А мама болеет. А вам какая разница? Вам вообще-то всё равно… Можете смеяться сколько хотите.

— Почему это мне — и «всё равно»?! — прекратил хохотать великан. — Мне совсем не всё равно! Я — волшебник, между прочим! Ты разве не знаешь: я всегда прихожу на помощь тем, кто потерял сто рублей. Я, конечно, не могу возместить потерю тому, кто потерял, например, миллион. Но те, кто потерял сто рублей или даже двести — это вообще моя специализация. Хоп? Понял?

— Не-а! — честно признался Андрейка. — А разве волшебники бывают?

— Мало того, что ты растеряша, так ещё и не догоняешь! — Великан щёлкнул Андрейку пальцем по носу. — Во-первых, волшебников кругом хоть пруд пруди. А во-вторых, сейчас я зайду в этот магазин, а потом мы с тобой отправимся на поиски волшебной сторублевки! Согласен? Пойдёшь со мной в магазин?

Андрейка уже стоял на лесенке. Он во все глаза рассматривал великана с рыжеватой бородой, в чёрной кожаной куртке с заклёпками, кожаных брюках и огромных высоких ботинках. Ему вдруг очень захотелось спросить этого великана: где он взял такие ботинки? Ведь таких не бывает! Ну просто не бывает!

Но Андрейка не успел задать рыжему великану даже четвертинку вопроса. Огромная ручища уже подталкивала его ко входу в музыкальный магазин.

Продавец аж выскочил из-за прилавка, увидев бородатого покупателя.

— Ах, а-ах! — запрыгал он вокруг. — Ох, о-ох! Чего изволите?

Великан повёл могучими плечами.

— Струны для гитары, — пробасил он. — И попрочнее!

Андрейка вдруг представил, что этот великан играет на огромной гитаре, а вместо струн натягивает на неё железные канаты разной толщины.

В это время продавец наклонился над Андрейкой и потрепал его чуб.

— Какой у вас прекрасный сынишка! — глядя на великана снизу вверх, залопотал он. — И как на вас похож!

— Поменьше болтайте! — осадил его великан. — Вот эти струны возьму. Сколько?

Пока великан расплачивался, Андрейка потихоньку его рассматривал.

«Неужели я правда похож на него? — думал он. Я ведь почти не рыжий… ну, только чуть-чуть рыжеватый…»

О том, что он, Андрейка, мог бы быть сыном такого вот огромного и, видимо, доброго человека, у него даже мысли не возникало. Вернее, мелькнула мысль, но сразу же исчезла.

Просто он уже знал кое-что. Знал, что когда сильно мечтаешь о чём-то хорошем, потом бывает очень больно, если это хорошее не сбывается.

ГЛАВА 4

— Где ты, мой любимый и прекрасный? — повёл плечищами великан, выходя из магазина.

— Вы про кого? — не понял Андрейка.

— Вот. — Великан погладил свой блестящий мотоцикл. — «Харлей».

— Вы байкер!

— Догадался наконец-то! — усмехнулся рыжебородый. — Так что тебе надо было купить на твою сторублевку? Батон?

— Молоко и пачку маргарина…

— Тогда чего стоишь? Садись! Вторым номером будешь! Сейчас потормозим с тобой до продуктового магазина.

— Как это — потормозим? — удивился Андрейка.

— Поедем, только потихоньку. Залезай!

Страшновато стало Андрейке. Но виду он не показал. Полез на заднее сиденье. Вцепился в него что есть силы.

Мотор взревел! Сердце Андрейки упало до самых пяток. Он ничего не чувствовал, ничего не видел, кроме кожаной куртки бородатого великана перед глазами. Короткий путь до продуктового магазина показался Андрейке бесконечным.

— Ну, как ты? — оглянулся байкер. Ох, и смеялись глаза бородача! — Первый раз, что ли?

— Угу, — только и мог произнести Андрейка. Слов у него не было. Все слова куда-то улетели.

Коленки дрожали даже тогда, когда они оба — он, Андрейка, и байкер — оказались в магазине.

Рыжебородый набирал себе продукты. Колбасу, сыр, масло, пиво, ещё что-то. Андрейка молча наблюдал за ним и за тем, как смотрят на великана люди в магазине: и продавцы, и покупатели. Правда, редкий человек… Большой… с рыжеватой бородой… в бандане и коже… в здоровенных ботинках с какими-то железными нашлёпками… и вообще…

— А теперь ещё раз! Батон, литр молока, пачку масла, — перечислял великан. — Чего тебе ещё? А-а… полкило колбасы, полкило сыру. Килограмм яблок, пакет пряников. Чего? Да, шоколадку. Не, не эту. Вон ту, большую. Ну, кажется, всё. Да. В два пакета. Сколько? Спасибо!

Из магазина они вышли молча. Бородач упаковал пакеты с продуктами и скомандовал:

— Залезай! Только лучше садись впереди меня. А то мал ты ещё для второго номера.

— Я же сто рублей потерял, — наконец обрёл дар речи Андрейка. — А вы мне накупили на двести. Или на триста.

— Волшебники сторублевок не наблюдают, — ответил рыжебородый, садясь на мотоцикл. — Чего стоишь? Вперёд!

Эх, как жаль! Жаль, что никто из мальчишек со двора не видел, как приехал Андрейка домой на мотоцикле марки «Харли-Дэвидсон»! Как привёз его домой бородатый великан, почти что волшебник… Как…

— Ну, хой![1] — протянул великан для рукопожатия свою большую ладонь. — До свидания, Андрейка. Держи свой волшебный пакет.

Ух и тяжёлым оказался пакет!

Мотор взревел.

— Дядя! Дядя! Подождите! — опомнился Андрейка. — Спасибо! Спасибо вам! А вы… А вас… А… А как вас зовут?

— Зовут? Ха! Ангел! Вася-Ангел! Вот как меня зовут!

— Это что, кличка такая?

— Ну, брат, ты меня обижаешь! — Вася-Ангел заглушил мотор. — Что это за слово такое поганое — «кличка»! Это, брат, имя такое!

— А разве есть такое имя — Ангел?

— Есть, конечно. Если стал байкером, нужно обязательно получить новое имя. Хоп?[2]

— Что — «хоп»?

— Понимаешь?

— Да. А почему Ангел?

— Потому. Ну ладно, слушай. Однажды, когда я только-только прикупил себе первый байк… колбасился я… — Вася-Ангел посмотрел на Андрейку и поправился: — Ехал я по шоссе… Глядь, впереди КамАЗ гружёный, и несётся он прямо на меня. Ну, тут я и кричу: «Поднимите меня, ангелы небесные!»

— И что? — Андрейка и верил, и не верил Васе.

— Что? Ничего. Подняли ангелы мой «харлей» и перенесли его через КамАЗ. И поставили так аккуратненько, прямо на шоссе. И сказали мне…

Тут Вася-Ангел снова завёл мотор. Мотор заревел.

— Что, что они сказали? — закричал Андрейка.

— «Не будь дураком, Вася!» — вот что они сказали! Ха!

— Вася! Ангел! Ты приедешь ещё?

— А ты хочешь?

— Да! Да! Ангел! Приезжай! Улица Рассветная, дом двенадцать, квартира сто десять!

Вася-Ангел махнул рукой в кожаной перчатке с отрезанными пальцами и резко рванул с места. Через секунду только сизое облачко дыма напоминало о том, что здесь только что стоял мотоцикл. Настоящий «Харли-Дэвидсон», блестящий разными железячками.

Так и не понял Андрейка, расслышал Вася-Ангел его адрес или нет.

ГЛАВА 5

Ох, как обрадовалась мама, когда Андрейка дотащил домой пакет с продуктами!

Мама с Андрейкой жили в небольшой двухкомнатной квартирке, на четвёртом этаже пятиэтажного дома. В не новом, но и не центральном московском районе.

Мама воспитывала Андрейку одна. Мамина мама и мамин папа рано умерли, и Андрейка их помнил очень смутно. А вот своего папу Андрейка никогда не видел.

Жизнь у Андрейки с мамой протекала спокойно, пока у мамы не подкачало здоровье. Сначала маме сделали операцию, а потом ей приходилось часто и подолгу лежать в больнице. Даже если она в больнице не лежала, она всё равно ездила туда на осмотры.

На шее у мамы теперь виднелся шрам после операции. Если мама выходила на улицу, она повязывала на шею маленькую косыночку.

— От нескромных глаз, — так говорила мама.

Уже год, как мама болела. Работать журналисткой, как прежде, не могла. Правда, она старалась не падать духом, при Андрейке не плакала и не жаловалась. Мама даже пыталась подрабатывать, сидя у старенького компьютера и набирая, а так же редактируя разные тексты для разных людей.

Бюджет маленького семейства состоял теперь из маминой пенсии, какого-то пособия и того, что удавалось маме заработать в промежутках между нахождением в больнице и другим лечением.

Мама-то старалась не плакать и не жаловаться, а вот соседка, тётя Вера, та не сдерживалась, когда оставалась присматривать за Андрейкой.

— Уж ты бедный-разнесчастный! — причитала она. — Что же будет с тобой? Куда пойдёшь? Ведь твоей маме недолго…

— Никуда я не пойду, теть Вера! Я дома буду жить, — не соглашался с соседкой Андрейка.

— Ох, ох, ох! — вздыхала соседка.

От тёти Веры и услышал Андрейка страшное слово «рак». И ещё более страшные слова: «метастаз в лёгкие» и «Свете недолго осталось».

Это Андрейкину маму звали Света. Но Андрейка не верил, что страшные слова тётя Вера говорит о его маме.

Конечно, не мог он понять до конца, что происходит. Он жалел маму. Он думал, что ещё немножко — и мама выздоровеет! Мама поправится, и они снова заживут, как раньше, — перестанут считать сторублевки, оставшиеся до маминой пенсии, будут ездить на прогулки в парк, кататься на водном велосипеде, объедаться мороженым.

Но пока…

Пакет с продуктами, купленный незнакомым бородатым байкером, очень пригодился маленькому семейству. Мама долго не могла поверить рассказу Андрейки, но, в конце концов, что ей оставалось делать? Только достать продукты из пакета и положить их в холодильник!

В тот день мама с Андрейкой устроили пусть и небольшой, но «пир на весь мир». Ели бутерброды с сыром и колбасой, пили чай с пряниками, заедали шоколадкой. Мама хотела оставить шоколадку Андрейке, но он воспротивился и сам всё разделил точно поровну.

— Вот вырасту — буду много денег зарабатывать, — говорил Андрейка. — Ты, ма, подожди чуть-чуть. У нас столько будет шоколадок — даже в шкаф не влезут!

— Ох, Андрейка-Андрейка, ты моя канарейка! — улыбалась мама. — Как бы мне хотелось дождаться! Всего каких-то десять лет, пока ты школу закончишь. И ещё каких-то пять лет, пока закончишь институт. Всего каких-то пятнадцать лет, и всё!

— Ma, я могу учиться в институте и на работе работать! Так что не пятнадцать лет! Меньше.

— Ладно, — смеялась мама. — Меньше так меньше. Тогда я обязательно дождусь! Мне же так хочется посмотреть, каким ты станешь, когда вырастешь.

— Я…

Тут Андрейка, совершенно не задумываясь, рассказал маме, каким он хочет быть. Ростом — под два метра. Большим, сильным, и обязательно, чтоб выросла борода. Желательно рыжая. А вот ходить по городу он будет в кожаной куртке, бандане и ботинках с заклёпками.

— Мама, если бы ты его видела, он бы обязательно тебе понравился!

— Кто? Твой Вася-Ангел?

— Да, Вася-Ангел! Он обещал, что ещё приедет!

— Обещал?

— Да! Он так… рукой махнул…

— Андрейка, ты пойми: бывает, люди на словах клянутся и даже письма пишут. Но не возвращаются. А тут… Какой-то байкер рукой махнул! Что, у байкеров своих дел нет? Думаешь, твой Вася спит и видит, как ему приехать в гости к Андрейке?

— Приедет!

— Ну, дай-то Бог… — вздохнула мама. — А вообще, спасибо твоему Ангелу. Вот как он сегодня нас с тобой пряниками побаловал и бутербродами. Спасибо!

Когда Андрейка заснул, ему приснился странный сон. Во сне он увидел, как на огромной кровати спит огромный Вася-Ангел и Васе снится сон о том, что пора уже собираться, заправлять мотоцикл и ехать в гости. Улица Рассветная, дом двенадцать, квартира сто десять. Четвёртый этаж, квартира направо. К Андрею…

ГЛАВА 6

Каждый день Андрейка выглядывал в окно, как только слышал шум мотора. Если гулял во дворе или ходил, как всегда, в магазин, то так вертел головой, что, казалось, глаза его оказывались на затылке. Только никаких «харлеев» во дворе не появлялось.

Да ещё Андрейка имел неосторожность рассказать про байкера мальчишкам со двора. И они начали его дразнить:

— Эй, Канарейка! Гляди, байкер едет!

Андрейка сначала поворачивался и искал, откуда едет байкер, чем вызывал ещё больший хохот. Потом он перестал поворачиваться.

Особенно усердствовал в дразнилках Лёнька Прушевский из соседнего подъезда. Лёнька уже в третий класс перешёл, вот и чувствовал себя во дворе главным. Мало того, что у него был папа, так ещё у Лёнькиного папы имелась самая крутая машина во всём дворе — «тойота».

Иногда отец возил Лёньку на машине в школу и забирал из неё. И ещё — Лёньку возили три раза в неделю в музыкальную школу по классу рояля.

Дома у Прушевских стояло пианино, бедное, несчастное пианино, регулярно мучимое Лёнькой. Лёнька «музыкалку» ненавидел, о чём жаловался всем ребятам во дворе. Все ему сочувствовали, кроме Андрейки.

Потому что Андрейка мечтал о музыкальной школе. Эх, он бы всё отдал за этот «класс рояля», да только не предвиделось Андрейке ни рояля, ни класса. Но об этом он никому не рассказывал: хватило ума. А вот на байкера — не хватило.

Впрочем, мальчишки смеялись над Андрейкой недолго. Лето же началось! Кого увезли на дачу, кто поехал в оздоровительный лагерь. Во дворе остались Андрейка да ещё Саня, у которого путёвка в лагерь оказалась на вторую смену, а дачи не было. Никуда не поехали ещё несколько девчонок, но это не в счёт.

Что с того, что над Андрейкой перестали смеяться! Самое главное не это! Самое главное, что прошёл день, потом — второй, потом прошла неделя, а Вася-Ангел так и не появился. И вторая неделя началась и продолжалась…

Мама гладила Андрейку по голове, вздыхала и говорила что-то вроде:

— Ну не расстраивайся! Знаешь, я ведь у тебя есть. И ты — у меня. Не всё так страшно, правда?

Андрейка хлюпал носом.

— Согласись, — продолжала мама, — он же тебе ничего не обещал. Он же просто махнул рукой, как машут на прощание. Да?

— Нет, он по-другому махнул, — возражал сначала Андрейка.

Но после того как прошла неделя, Андрейка стал думать, что мама, может быть, и права. Человек просто махнул рукой на прощание, и всё. Он, Андрейка, ошибся. Значит, сам виноват!

Только не легче ему становилось от этих размышлений. А тут ещё маме пришло время ложиться на лечение. Целую неделю Андрейке предстояло пробыть под присмотром тёти Веры.

Это не предвещало ничего хорошего. Тётя Вера, конечно, женщина добрая, но каждые пять минут говорит о том, что она, мол, отвечает за жизнь и здоровье Андрейки. Как будто от того, что она «отвечает», со здоровьем может что-то произойти.

Тётя Вера даже во двор отпускала Андрейку гулять только тогда, когда сама сидела на лавочке с соседками. Присматривала! И в магазин его одного не пускала, а заставляла идти рядом с собой. Даже за руку держала, когда надо было улицу переходить.

Вечером, накануне того дня, когда маме предстояло лечь в больницу, Андрейка сидел дома. Мама потихоньку собирала вещи, которые могли ей понадобиться. Положила полотенце, кружку, ложку, домашние тапочки, халатик, книжку.

Подошла к Андрейке, прижала к себе.

— Сынок…

Андрейка обнял маму.

— Мамочка! Всё будет хорошо! Ты выздоровеешь! Ты же выздоровеешь?

— Да, сынок…

Одной рукой мама обнимала Андрейку, а другой — смахивала слезинку со щеки.

Так они и стояли обнявшись…

Вдруг резко, громко и неожиданно зазвонил звонок. Мама и Андрейка вздрогнули.

— Тётя Вера, наверно, беспокоится. — Мама оторвалась от Андрейки и пошла открывать дверь.

Щёлкнул замок, и Андрейка услышал, как мама удивлённо протянула:

— Здра-а-а…

ГЛАВА 7

На пороге их квартиры стоял Вася-Ангел.

— Вася! Ангел! — закричал Андрейка.

Он бросился бы на шею Васе, но в узенькой прихожей их квартирки втроём не разойтись.

Андрейка заплясал за спиной у мамы.

— Вася… Проходите, пожалуйста, — пригласила гостя мама, пятясь назад.

Вася с трудом протиснулся в прихожую. Правильнее будет сказать, что Вася заполнил собой всю малогабаритную прихожую.

— Здрас-сьте… Можно, я не буду снимать ботинки? — спросил Вася.

Мама кивнула. Ещё бы! Ведь если такие ботинки снять, то потом же долго шнуровать придётся!

— Хай![3] Ну, это… Здравствуйте. Ты как? — наклонился Вася к Андрейке и потрепал его по голове.

— Вася! Я так тебя ждал, так ждал! — не выдержал Андрейка.

— Ну извини. Дела были. А теперь все дела сделаны.

— Так вы и есть волшебный байкер Ангел? — улыбаясь, спросила мама.

— Угу. Вася. Ангел. — Вася церемонно, как только мог, поклонился маме Андрейки и протянул ей свою огромную ручищу.

— Света, — улыбнулась мама. — Так вот вы какой… А я думала: «Наверно, привирает Андрейка…»

— Я не привираю! — возмутился Андрейка.

— Он не врёт, — подтвердил Вася. — Я такой. И даже ещё лучше.

— Лучше некуда, — ещё раз улыбнулась мама.

Они с Васей стояли рядом. Мама худенькая, невысокая, бледная. Её макушка едва доставала до Васиного плеча. Кожа на лице у мамы прозрачная, даже чуть желтоватая. На висках — синеватые жилки.

А Вася… Ну, Вася как Вася… Мало того, что в бороде рыжина, так ещё и красновато-кирпичное, обветренное лицо.

— Может быть, чаю с нами попьёте? — предложила мама.

— Ну я, в общем, вот чего приехал, — невпопад ответил Вася. — Мне пацан сказал, что вы болеете. А у нас рок-фестиваль намечается.

— И какая же тут связь? — спросила мама.

— Поехали со мной! Четыре дня всего! Приглашаю обоих.

— Ох! — Мама схватилась за сердце. Она прошла вглубь комнаты и опустилась в кресло. Наверно, не смогла устоять от такого предложения. — Это… как? — наконец сумела спросить она.

— Молча! Сели — и вперёд! Палатка есть. Ну, того, погода, природа, музыка…

— Ну-у… — не поверила мама. — Спасибо, конечно. Но… Вы поймите… По телевизору показывают, что там творится, на ваших фестивалях. Всякие безобразия. Алкоголь, наркотики и прочее.

Зря она это сказала… Андрейка хотел было крикнуть: «Нет! Мама! Не надо!»

Но Вася только повёл плечищами.

— Бессовестно врут! — ответил он. — Кому нужен алкоголь и всё прочее, тому незачем куда-то ехать. Пошёл в магазин, купил бутылку и выпил дома, на кухне. И даже в подворотне. А у нас просто люди отдыхают и веселятся. Ну, без пива не бывает, конечно. Да разве ж это главное? Поехали!

Тут мама повернулась к Васе и спросила:

— Вася! Зачем мы вам нужны? Я ведь, и вправду, больна. А мальчишка… Привяжется он к вам, а потом? Представляете, что будет потом? По живому отдирать… больно. Может, лучше не начинать?

Вася склонил голову. Посмотрел на маму внимательно и спокойно.

— Если бы я всегда думал, что будет потом, я бы давно уже лежал в кювете, — ответил он.

— Но, согласитесь, нельзя же совершенно об этом не думать! — возразила мама.

— Не знаю… — Вася подмигнул Андрейке. — На свете столько всего… Короче… Поехали!

— Маме завтра в больницу ложиться. — Андрейка понимал, что маме трудно самой сказать об этом. — Вот, видишь, она вещи уже сложила.

— А перенести больницу нельзя? — поинтересовался Вася.

Да… Вася, конечно, мог бы перенести и больницу. Например, с одной улицы на другую. Перетащил бы…

— Нет, — покачала головой мама. — Это лечение… оно тяжёлое, но продлевает жизнь. Ведь у меня сын… Ещё такой маленький.

— Я большой!

— Всё в мире относительно, — улыбнулась мама.

Андрейка понял, что мама совсем не сердится. Более того, он почувствовал, что она с удовольствием общается с Васей-Ангелом!

— А с кем останется малой? — поинтересовался Вася. — Ну, когда вы поедете в больницу?

— Обычно за ним присматривает соседка, тётя Вера.

— Соседка? Ну, так отпускайте малого со мной. Пусть хоть он подышит воздухом.

У Андрейки аж дыхание сбилось. Несмотря на то что Ангел называл его «малым». Видимо, Васе ещё трудно было называть его по имени…

«Или он забыл, как меня зовут?» — подумал Андрейка и стал просить маму:

— Мама, отпусти! Пожалуйста…

— Да как же…

Мама застыла в нерешительности. Отдать ребёнка какому-то незнакомцу, какому-то огромному байкеру, свалившемуся неизвестно откуда? Семилетнего ребёнка — на байкерский рок-фестиваль? И вообще…

— Нет! — покачала головой мама. — А если что случится?

— Мама! Со мной ничего не случится! — Андрейка чуть не плакал. — Мамочка! Пожалуйста, отпусти меня с Ангелом!

— Да я же вижу этого человека в первый раз!

— Ну и что! А я — второй! — Андрейка примостился на полу, рядом с креслом, на котором сидела мама, и обнял её ноги.

— Мы с Андреем — кореша! — веско подтвердил Ангел.

Наконец-то он назвал Андрейку по имени! Значит, не забыл!

Мама молчала. Она только гладила Андрейку по голове. Интересно, о чём она думала? Конечно, она боялась. А чья мама не боялась бы?

Но, может быть, мама подумала о том, что нельзя же всё время бояться! Что она, если сказать честно, всю свою жизнь чего-то боялась, и вот добоялась до того, что с ней произошло то, чего она страшилась больше всего, — она заболела. Заболела так тяжело, что неизвестно, останется ли жива и сможет ли вырастить сына… Пусть не до института, а хотя бы до пятого класса…

Мама ещё немного подумала… и вдруг улыбнулась.

— Ладно, пусть едет, — сказала она. — Почему бы не поехать! А я поеду с вами в следующий раз!

— Ура! — закричал Андрейка. — Ура! Мамочка! Спасибо!

Андрейка поскакал по комнате и скакал до тех пор, пока руки Васи-Ангела не подхватили его, не подняли и не поставили по стойке «смирно».

— Так, малой! Собирайся! Завтра я заеду за тобой часов в десять утра. И телефон ваш, Света, запишу и свой оставлю. Не переживайте. Всё будет о’кей! Я с него глаз не спущу!

Мама так и осталась сидеть в кресле. Васю проводил Андрейка и закрыл за ним дверь. Когда он вернулся в комнату, голова мамы лежала на спинке кресла. Бледность её усилилась, на лбу выступила испарина. По щеке стекала одинокая слезинка. Мама быстро-быстро смахнула её и улыбнулась Андрейке:

— Ну, теперь давай тебя в поход собирать!

ГЛАВА 8

Андрейка проснулся рано. Он так боялся проспать! Проснувшись, увидел маму, стоящую перед иконой.

Икона, небольшая, бумажная, изображающая Богоматерь с Младенцем, стояла на подоконнике за шторой. Мама старалась молиться, когда Андрейка спит. Может быть, она молилась и в то время, когда он был в садике. Чаще всего Андрейка не видел этого, но он это знал.

Андрейка проснулся, но лежал тихо-тихо до тех пор, пока мама не перекрестилась и не отошла от окна.

— Ты уже не спишь? — подошла к сыну мама. — Полежи ещё полчаса, время есть. — Она присела к Андрейке на кровать. — Ты смотри там, веди себя хорошо. Дядю Васю слушайся, не бегай куда не надо.

— Хорошо, мамочка!

— Тётя Вера вчера меня сумасшедшей назвала, — улыбнулась мама. — А я, ты знаешь, как-то сразу поверила этому бородатому…

— Мамочка! — Андрейка вскочил и обнял её. — Ты моя самая-самая… самая родненькая!

Трудно расставаться с мамой! Ох как трудно! Но, честно говоря, несмотря на расставание, внутри у Андрейки всё пело: «Байк-рок-фестиваль, байк-рок-фестиваль!..»

Ровно в десять утра под окнами раздался рёв мотора. Вася-Ангел прибыл точно в назначенное время. Мама с Андрейкой вышли во двор. Андрейка всё оглядывался: неужели никто из ребят не увидит, как он залезает на сиденье мотоцикла?

Во дворе никто не гулял, но в окошке, на втором этаже, Андрейка заметил заспанное лицо Сани.

«Ура! — подумал Андрейка. — Хоть кто-то увидел, что я не вру!»

Андрейка помахал Сане рукой. Потом он обнял маму.

— Вы не волнуйтесь, — успокаивал маму Ангел. — Он всё время со мной ехать не будет. Я его к другу на трайк пересажу, когда двинемся.

Увидев, что мама не поняла, Вася пояснил:

— На трехколёсный мотоцикл пересажу. Там у товарища кресло приварено. И кепка детская есть… ну, шлем. Он для сына делал…

— А где же сын? — спросила мама.

— Да… разбежались они с женой.

— Чего ж так?

— Да… затюкала человека. Напрочь. «Дурью, — говорит, — вы маетесь. В игрушки всё играете. И пива, — говорит, — много пьёте». Она теперь сына к байку на пушечный выстрел не подпускает. И вообще, байкеру жениться…

— Да, конечно, — поддержала Ангела мама. — Трудно найти женщину, чтоб захотела жить на колёсах. И пиво… в общем, небезобидное развлечение. А вы, Вася, женаты?

— Странный вопрос. Пробовал один раз. Убежал через год.

— А дети?

— Не завелись.

— Но у вас же там есть девушки? Как их называют? Байкерши? Подруги?

— Чёлок хватает. Пока замуж им не приспичит. Или ещё что-нибудь… Дурацкий разговор.

— Извините.

— Да ничего.

— Вася, а почему вас всё-таки называют Ангелом? — спросила мама. — Правда, мне Андрейка рассказал одну историю…

— Ха! — повёл плечами Вася. Глаза его смеялись. — Ну, ещё было одно дело…

— Расскажите! — попросила мама.

— Вася, расскажи!

— Ну вот. Когда я был ещё совсем зелёным чайником и покупал свою первую косуху…

— Чего? — не понял Андрейка.

— Тёмный ты, брат! Косуха — значит куртка кожаная, вот такая. — И Вася показал на свою куртку, в которую он был одет, несмотря на то что на улице стояло лето. — Так вот… Покупаю я, значит, себе косуху. Надеваю — и охнуть не успел, как взлетел. Прошибаю башкой крышу магазина и всё вверх, вверх лечу! Если бы дерево на пути не попалось, не знаю, куда бы усвистел. Схватился за ветку и повис. Ну… ногами болтаю… «Висит груша — нельзя скушать».

Рассказывая, Вася-Ангел махал руками и очень ясно показывал, как он прошибал башкой потолок, а потом — и крышу магазина. И как висел на ветке, болтая ногами.

— Так не бывает! — не поверил Андрейка.

А мама смотрела на Васю во все глаза.

— Не веришь — не надо, — невозмутимо продолжал Вася. — Но, оказывается, мне попалась косуха с крыльями.

— Таких не бывает!

— Бывают. Одна на десять миллионов косух бывает с крыльями.

— И эта косуха попалась тебе?

— И эта косуха попалась мне!

— Ну, Вася, ты даёшь!

Андрейка и не заметил, что стал называть Васю-Ангела на «ты». И Вася этого не заметил.

— Вася, а как ты с дерева слез? — спросил Андрейка. Хоть и не верил он Васиному рассказу, но всё же…

— Ну! Это проще простого! — повёл плечами Вася. — Дело техники. Я потом вообще… научился этой косухой управлять и куда только не летал!

— А где сейчас твоя косуха? На тебе она надета?

— Ну ты что! Мне тогда шестнадцать лет только исполнилось! Я был таким худым, как ты! А сейчас я в два раза больше!

Ангел прищурил глаз, глянул на Андрейку и поправился, словно сравнивая:

— Нет, в три. Или в четыре. — И вздохнул: — Точнее, в пять.

— А косуха где? — не унимался Андрейка.

— Где-где! Дома, в сундуке лежит!

— А как…

Задать следующий вопрос Андрейке не позволила мама:

— Сынок, что ты пристал к человеку!

— Да! — подмигнул маме Ангел. — А то тебе ещё расскажи, где ключи от квартиры, где деньги лежат!

— Нет, про ключи мне не надо, — смутился Андрейка.

— Ладно, — сказал Вася, усаживаясь на «харлей». — Залезай на сидушку. Держись крепче.

Он подхватил Андрейку и усадил его перед собой, а потом помахал Андрейкиной маме:

— Ну, хой! Не скучайте и выздоравливайте, а мы будем вам звонить.

— Мамочка, выздоравливай! Я буду звонить!

Мотор взревел. Вася сделал круг около мамы, ещё раз махнул ей рукой на прощание, и…

ГЛАВА 9

И ветер в лицо…

Сладко замерло сердце Андрейки — от ветра, от скорости, от Васиной кожаной куртки, от самого Васи-Ангела, так неожиданно вошедшего, вернее, влетевшего в его, Андрейкину, жизнь… Вообще — от всего происходящего.

«Байк-рок-фестиваль, байк-рок-фестиваль…» — пело внутри Андрейки.

Недолго поколесив по улицам, Вася с Андрейкой прибыли к месту сбора байкеров. Мальчик наконец смог оглядеться. Ух, сколько тут было мотоциклов! Самых разных: больших, маленьких, с длинными рогатыми рулями, разрисованных, разноцветных. Гудели моторы, воняло бензином и выхлопными газами.

Так много здесь собралось байкеров! Все в кожаных куртках с разными нашивками, в банданах, в ботинках, похожих на Васины. Возраста самого разного: от молодых ребят до седовласых бородачей.

Многие, казалось бы, походили на Васю-Ангела. Но нет! На Васю никто не мог быть похож! Вася — единственный во вселенной обладатель такой прекрасной бороды! И вообще, здесь никто не мог затмить Васю-Ангела!

Вместе с парнями и мужчинами на мотоциклах сидели девушки, разодетые под стать парням. Все весело переговаривались и пересмеивались, перекрикивая шум моторов.

— Хай! — Вася подвёл Андрейку к симпатичному байкеру, чуть постарше, чем он сам, и чуть пониже ростом. — Степаныч, вот тот самый Андрей, про которого я тебе говорил.

— Ну, хай! — весело глянул на мальчишку Степаныч. — Покажись-ка… — Он вдруг покрутил Андрейку в разные стороны. — Сколько лет-то тебе?

— Семь. С половиной.

— Ну, гигант! Сейчас-сейчас… — Откуда-то из недр своего трехколёсного агрегата с огромным рулём Степаныч извлёк детский шлем ярко-красного цвета. И… Ну не косуху, а детскую кожаную безрукавку. — Надевай!

Безрукавка и шлем оказались Андрейке чуть великоваты. Но Степаныч и Вася, после того как критически оглядели Андрейку, признали, что всё в порядке.

Ну а Андрейка даже слова не мог произнести.

— Залезай в кресло, — показал Степаныч на трайк. — Пристёгивайся ремнём. Не можешь?

Андрейка, конечно, растерялся. Ещё ни разу в жизни он никуда ремнём не пристёгивался.

— Учи вас, учи, — притворно заворчал Степаныч. — Всё! Сиди отдыхай!

Вася и Степаныч встали в сторонку и начали о чём-то разговаривать. Потом Степаныч отошёл ненадолго и вернулся с девицей плотного телосложения, в шортах. Девица повисла на Степаныче.

Тут Андрейка на минутку отвлёкся на проезжающий мимо красный мотоцикл, на котором была нарисована тигриная голова, а когда снова поискал глазами Васю, увидел, что теперь уже разговаривают четверо. Рядом с первой девицей появилась ещё одна. С волосами, выкрашенными в абсолютно чёрный цвет. С губами, выкрашенными в цвет абсолютно красный.

И вдруг… Первая девица пристроилась за Степанычем, а вторая… Да. Удивительно! Но вторая девица уселась на сиденье за Васей.

Тут, видимо, прозвучала команда, и вереница байков всех сортов и мастей двинулась по городской улице. Вася махнул Андрейке рукой и проехал вперёд. Не в общем байкерском строю, а чуть сбоку, как бы наблюдая за порядком.

Через минуту Андрейка забыл про противную девицу, которая взгромоздилась на Васин «харлей». Потому что он во все глаза глядел по сторонам.

По улице проезжала колонна мотоциклов. А на тротуарах стояли люди и смотрели на байкеров. Некоторые добродушно махали руками, а некоторые кричали что-то плохое, и рты их кривились. Они даже грозили вслед колонне кулаками.

Видно было, что по улице едет сила.

Видно было, что по улице едет братство, где никто никого не даст в обиду.

Вот люди и реагировали на это, каждый по-своему. Потому что, согласитесь, большое счастье — быть членом какого-нибудь братства.

Некоторые люди, так и не сумев за всю свою жизнь завести себе хоть какое-нибудь, хоть самое маленькое братство, стояли по сторонам дороги и завидовали этим парням и этим девчонкам, одетым в косухи, банданы и высокие ботинки с заклёпками. Завидовали. Даже когда осуждали. Ведь только тот, кто может не завидовать, только тот умеет не осуждать. И наоборот.

Конечно, на самом деле в жизни байкеров всё складывалось не так идеально, как казалось Андрейке. Люди — они везде люди, на какой транспорт их ни посади и в какую одежду их не наряди.

И всё же… Байкеры ехали по улице, и Андрейка впервые ощутил себя не просто каким-то маленьким мальчиком, а частью чего-то большого и сильного. Пусть не очень понятного и даже иногда настораживающего. Но сильного. И большого.

От одного этого сердце могло запеть, согласитесь…

ГЛАВА 10

Байкеры ехали довольно долго. Выехали за город и всё продолжали ехать, ехать… Андрейка глядел на деревья, поля, домики и не заметил, как задремал. Вот где пригодилось детское кресло и ремень, которым его пристегнули!

Но всякая дорога заканчивается рано или поздно. Андрейка проснулся от того, что стих шум моторов и прекратилась тряска. Снял шлем, который давил ему на плечи.

Мотоциклы Ангела, Степаныча и ещё нескольких байкеров стояли на полянке, окружённой редким лесочком.

— Ну, как доехал? — спросил Андрейку Степаныч и, вытащив его из кресла трайка, поставил на твёрдую землю.

— Хорошо, — ответил Андрейка.

Но Степаныч его уже не слышал. Он вместе с Ангелом суетился около палаток. У Степаныча — своя палатка, у Ангела — своя. Но поставили их рядом. Тут же поставили ещё чьи-то палатки, и все суетились, устраивались, переговаривались и пересмеивались.

После того как Ангел позвонил Андрейкиной маме, он отпустил Андрейку погулять:

— Ты можешь пойти вон туда, в лесок. Только далеко не ходи. Всё время поглядывай, чтобы нас видеть. Как мы готовы будем, я тебя позову. Да, безрукавку эту можешь снять!

Вася погладил Андрейку по голове.

Кожаная безрукавка была явно велика Андрейке. Но он не замечал этого и не хотел снимать её, потому что безрукавка делала его причастным к байкерскому братству!

— Потом! — Андрейка оторвался от Васиной руки и вприпрыжку побежал в сторону лесочка.

Когда он отбежал достаточно далеко, к Васе подошла девушка, черноволосая и красногубая.

— Это что, твой родственник? — спросила она с недовольным видом. — Тебе что, его всучили? Втюрили? Ну, навязали?

— Не-а, — задумчиво произнёс Вася, глядя на черноволосую.

— Это что — твой? Сын, что ли?

— Не-а…

— Тогда кто он, этот задохлик? Зачем он тебе? Ты что, решил заняться благотворительностью?

— Не-а. — Вася обнял черноволосую за талию своей ручищей и прижал к себе. — Ты, Юла, не задавай глупых вопросов.

Девушка, по имени-прозвищу Юла, недовольно сняла со своей талии Васину ручищу.

— А ночью он где спать будет? — спросила Юла. — Со мной или с тобой? Или посреднике?

— Придумаем что-нибудь! — усмехнулся Вася. — Нет проблем. Лес большой.

— Ну, смотри! — немного подобрела Юла. — Ты думай. А то… В лесу медведи!

— Да что мне медведи! — пожал плечами Вася. — Вот однажды, когда я был молодым…

Тут Васю позвал Степаныч — надо было перекатить поближе к палаткам толстый ствол срубленного дерева, чтоб народу удобно было посидеть возле пылающего костра.

— Ладно, потом доскажешь! — крикнула вслед Васе Юла.

Может быть, она была неплохой девушкой, эта Юла. Правда, не имелось у неё постоянного друга среди байкеров. Вася тоже, как оказалось, давно уже ездил без подружки.

Привела Юлу подруга Степаныча, Линда. Она пригласила её для того, чтобы всем было веселее и никто не скучал. Может быть, думала Линда, Вася-Ангел и Юла понравятся друг другу.

А что касается чёрных волос и ярко накрашенных губ, то… всем же хочется выглядеть красиво. Только не все знают как.

Вернее, у всех — разные понятия о красоте. Как, впрочем, и о многом другом.

ГЛАВА 11

Оказался Андрейка один… в лесу…

Ну не совсем, конечно, в лесу. Так — в лесочке. И не совсем, конечно, один, потому что слышались вокруг голоса байкеров, обрывки музыки и другие звуки. А если обернуться назад, то можно увидеть мелькающие человеческие фигуры, палатки, мотоциклы…

И всё же! Андрейка оказался один в лесу. Сначала он просто шёл куда глаза глядят. Потом сел на поваленное дерево. Но сидеть оказалось неудобно. Тогда он прошёл чуть-чуть вперёд и, найдя небольшую полянку, поросшую травой, просто лёг на землю. Кожаная безрукавка защитила его от сырости.

Над головой Андрейки простиралось бездонное голубое небо. По небу плыли лёгкие полупрозрачные белые облака. Облака словно бы закручивались в небе, и в какое-то мгновение ему показалось, что они движутся по небу хороводом, взявшись за свои облачные руки.

С краёв хоровод облаков обрамляли тонкие верхушки деревьев. Они образовывали как бы второй хороводный круг. Хороводы двигались то в одну сторону, то в другую. В зависимости от ветра.

Андрейка смотрел на небесные хороводы, и внутри него зазвучала музыка, ведь облака и верхушки деревьев не могли танцевать просто так, в тишине. Никому не была слышна эта музыка. Только ему.

Так он и валялся на траве до тех пор, пока в тишину, наполненную музыкой, не прорвались голоса, зовущие его к обеду.

На маленькой поляне уже расстелили клеёнку, а на ней разложили всякую вкусную еду. Только тут Андрейка понял, как ему хочется есть. Пристроившись рядом с Ангелом, он сразу же принялся очищать скорлупу с вареного яйца.

Андрейка колупал эту скорлупу, а она всё не отколупывалась и не отколупывалась. От того, что ничего не получалось да ещё от обилия незнакомых людей, он чуть не заплакал, но тут Вася взял у него из рук злополучное яйцо и очистил его, а ещё придвинул к Андрейке приличную горку всякой всячины: колбасы, сыру, помидоров, огурцов.

— Давай наворачивай, — подмигнул Вася.

И сразу же на сердце у Андрейки стало тепло и хорошо. Он начал «наворачивать» и даже вслушиваться в разговоры, летающие над «столом».

Присутствовало здесь человек двенадцать мужчин и женщин. Все знали друг друга, все разговаривали и смеялись.

— Слышь, Ангел, а ты так и не рассказал, что у тебя в лесу с медведем произошло! — кокетливо обратилась к Ангелу Юла. — А то ты своего малого кормишь, как нянька, а про общество совсем и забыл!

— Ну не болтай! — остановил Юлу Вася. — Ни про кого я не забыл. Я и про медведя не забыл. Хороший попался мне медведь, воспитанный. Душевный, можно сказать, медведь.

— Ха-ха! — засмеялся народ. — Вася его — одной левой!

— А Вася его — в морду!

— Не, Вася с ним в берлогу пошёл!

— Не, Вася с ним стал соревноваться, кто больше пива выпьет!

— Пустые разговоры вы ведёте. — Вася-Ангел отмахнулся от наседающих на них шутников, как от назойливых мух. — Не успели мы с мишкой по пиву посоревноваться. До сих пор жалею.

— А почему?

— Дело было так. Еду я, значит, лесом…

— У нашего Ангела всегда «семь вёрст до небес, и все лесом!!!» Ха-ха-ха!

Вася одарил последнего говорящего укоризненным взглядом и продолжил:

— Еду я, значит, лесом. Накануне у нас дождь прошёл — ливень настоящий. Качу я, значит, сразу после дождя. Дорогу развезло. Тут — яма. Байк на полколеса в колею зарылся. И встал. Я туда, я сюда — не могу сдвинуться, хоть тресни! Тут, смотрю, из кустов он выходит.

— Кто?

— Мишка. Потапыч. Огроменный! — И Вася показал, как мишка выходит из леса.

Несмотря на то что Вася не встал на ноги, все сразу поняли, что с этим мишкой не следовало шутить. Никому, кроме Ангела.

— Что, мишка больше тебя оказался? Не поверю ни за что!

— Что, выше?

— Не, не может быть, чтоб выше!

— Выше, — кивнул Вася. — На голову.

— На чью?

— Отстань! Вышел мишка и давай рычать. Р-р-ры! Р-р-ры! — Вася и сам рыкнул, как настоящий медведь. Андрейка даже вздрогнул.

— А ты?

— Я смотрю на него и говорю: «Потапыч, не стоит меня пугать. Пуганый я. Посмотри лучше: байк у меня в грязи по самый бак. Встал колом — и ни с места. Толкнул бы плечиком, а?» Посмотрел на меня мишка внимательно, потоптался и говорит: «Ладно, давай попробую».

И так убедительно Ангел рассказывал, что сидящие за столом аж стонали от хохота.

— Вася! Уморил!

— А дальше что?

— Толковый мишка попался! «Куда, — говорит, — толкать?» Ну, встали мы с мишкой около байка. Только я ему говорю: «Толкай потихоньку! Когти-то свои подбери, а то сидушку поцарапаешь да макароны[4] пообрываешь!» А он: «За собой смотри! Чо, с похмелья в яму-то влетел?» Я тут не стал врать. «Прости, — говорю, — Потапыч! Ты, что ли, никогда в ямы с утра не попадал?» Мишка глянул на меня и рыкнул: «Ну разве что после медовухи…»

Этот диалог сопровождался помимо основных ещё и всякими вставными словечками. Народ от хохота лежал возле «стола» и дрыгал ногами.

— Короче, вытолкали мы байк, — закончил Вася с таким выражением лица, будто и вправду только что вытащил мотоцикл из грязи. — Ну, я и говорю мишке: «Спасибо Потапыч, выручил!»

— А он?

— Ну, он глянул на меня и отвечает: «Ботинки у тебя классные! Да жаль — не мой размерчик! А то бы я их у тебя, того, позаимствовал».

— С ногами бы поотрывал! — вставил кто-то.

— Не судите мишку по себе, — не согласился Ангел. — Всё было мирно. Ну, я мишке и предложил: «Так нет проблем! Хочешь такие ботинки — так скажи, какой у тебя размер, и я тебе приволоку!»

— Продвинутый мишка оказался!

— Ну, и какой у него размер?

— «Сорок седьмой», — сказал.

— Ну и что? Привёз ты ему ботинки?

— Ангел от своих слов не отказывается!

— Привё-ёз, — задумчиво протянул Ангел. — На заказ делал сорок седьмой размер. Кучу бабла пришлось отвалить.

— И что?

— Приехал в лес, ходил, ходил, искал, искал… Звал мишку, да тот не вышел. Видно, за границу умотал… В Финляндию или Норвегию подался. Дело-то было под Питером. Туда, к финнам поближе.

— Куда тебя занесло!

— Носило… — согласился Вася. — Бывали дела.

— Да мишка твой в спячку небось залёг.

— Не, не в спячку. Я тоже так сначала подумал, что в спячку. Я ведь два раза приезжал. Ещё разок — летом. Не было мишки…

История, начавшаяся так весело, почему-то стала грустной в конце. Так, немножко грустной. Чуть-чуть…

Все ещё немного посмеялись и стали рассказывать другие истории, но Андрейка уже никого не слышал. Думал о Потапыче. Куда же он делся? Ах, как не хотелось, чтобы мишка пропал по какой-то плохой причине! Лучше уж в Финляндию… или в Норвегию…

ГЛАВА 12

На вечер планировалось праздничное открытие фестиваля и выступление двух рок-групп. На завтра, послезавтра и на последний день — тоже выступления музыкантов и разные байкерские конкурсы.

Как только солнце стало клониться к закату и падать с неба вниз, все начали стягиваться к сцене, установленной на большой поляне.

Народу собралось немало. Чтобы не потеряться в толпе, Андрейка крепко держался за Васю-Ангела. Его ладошка просто тонула в огромной Васиной ручище.

Когда музыканты ударили по струнам и над поляной прозвучали первые аккорды, Ангел наклонился к Андрейке и спросил:

— Что, брат, не видно ничего?

Андрейка кивнул. Он, и вправду, ничего не видел, кроме чужих ног, обтянутых кожей, увешанных ремнями и всякими другими штуками. Он бы мог, конечно, оторваться от Васи и протиснуться к самой сцене, чтобы как следует рассмотреть музыкантов. Но ему было страшновато отпускать Васину ладонь, такую тёплую и надёжную.

А Вася…

Неожиданно что-то сильное подхватило Андрейку под мышки, вознесло почти в самые небеса. Он вдруг оказался сидящим на плечах у Васи. Аж дух захватило…

— Ну, как тебе там? — спросил Вася.

— Здорово!

Тут Андрейка поймал на себе недовольный взгляд Юлы. Осмотревшись вокруг, он понял, почему Юла так недовольна.

На плечах некоторых байкеров сидели девушки. «Наверно, Юла мечтала, что Вася будет держать её, а Вася взял меня…» — подумал Андрейка и хотел было даже сказать Васе, чтобы тот опустил его на землю.

Но тут раздался гром — это музыканты заиграли новую песню. Ох, как всё вокруг загремело! Так сильно, что Андрейка даже прикрыл уши руками. Стало чуть тише…

Нельзя было разобрать, о чём поют музыканты. Не слышно было слов, только крики. Выкрики. Толпа слушающих людей эти крики подхватывала и тоже кричала. Так, с закрытыми ушами, Андрейка еле-еле дождался конца песни.

— Ну как? — спросил Андрейку Вася.

От Васи, наверно, не укрылось, что маленький мальчик вздрагивал у него на плечах.

— Громко! — крикнул Андрейка.

— Ничего?

— Ага!

И снова загрохотало. Правда, на этот раз — чуть тише. На сцене прыгал певец, тряся головой. Выгибался гитарист, колотил по барабанам ударник. На этот раз Андрейка разобрал в общем шуме некоторые слова: «я один», «лечу», «чёрное небо», «не держите меня».

«Наверно, ему очень плохо, — думал Андрейка. — Очень плохо этому человеку, который поёт. Вот он и кричит как резаный потому, что один и нет ему другого пути, кроме чёрного неба! Но зачем же так орать?»

Закончилась вторая песня, затем третья и ещё несколько. Стемнело, и люди стали махать в воздухе зажжёнными зажигалками. Это было красиво, но всё равно очень уж всё вокруг гремело…

— Вася, опусти меня вниз! — попросил Андрейка в промежутке между песнями, когда появилась возможность перекинуться парой слов.

— Что, неудобно? — спросил Ангел.

— Нет, удобно. Только громко очень. Я хочу туда… в палатку…

— А дорогу найдёшь?

— Найду.

Хоть Андрейка и побаивался немного, но больше слушать этот гром просто не мог. Вася, кажется, понял его. Снял Андрейку с плеч, опустил на землю и вывел из толпы, а сам вернулся обратно, сопровождаемый Юлой.

ГЛАВА 13

Имелась ещё одна причина, по которой Андрейке очень хотелось оказаться возле палатки. Гитара! Гитара в чёрном чехле прибыла на том же трехколёсном мотоцикле, на котором приехал и сам Андрейка.

На гитаре немного играл Степаныч. Именно для него Ангел покупал струны в музыкальном магазине. Самое главное — Степаныч уже разрешил Андрейке «посмотреть» инструмент. Разрешил, когда ещё байкеры только ставили палатки.

— Конечно, посмотришь! — ответил тогда Степаныч на вопрос Андрейки. — Вот приедем, расположимся, и смотри себе сколько хочешь!

Андрейка легко нашёл палатку Степаныча, стоявшую рядом с палаткой Ангела. Залез, вытащил гитару и с трудом освободил её от чехла. Струны жалобно затрепетали.

Андрейка положил гитару на чехол. Удержать её в руках он не мог: гитара была слишком велика для него. Да он и не знал, как за неё взяться…

До того места, где стояли палатки, долетала музыка с концерта. Но она долетала как-то странно. Музыка, как один огромный барабан, отсчитывала ритм. Словно в ночи билось чьё-то огромное сердце. Не очень здоровое, между прочим, сердце. Потому что ритм всё время сбивался, а то и вовсе останавливался. Тогда вот и слышались крики людей и аплодисменты, звучащие как эхо.

Полянка, где стояли палатки, освещалась только луной. Андрейка сначала встал на колени перед гитарой и медленно провёл рукой по её тёплому деревянному боку. Провёл, как будто по кому-то живому.

— Здравствуй, — сказал гитаре Андрейка.

У-у-м-м, — отозвалась гитара.

— А можно я поиграю?

Д-д-д-ан… — ответила гитара.

Андрейке показалось, что гитара снисходительно улыбнулась: мол, знаю я, как ты умеешь играть… Не умеешь ведь…

— Я научусь, — пообещал гитаре Андрейка и дёрнул самую тоненькую струну.

Он дёргал струны по одной, по две и по три. По очереди и все вместе. Дёргал, дёргал… Слушал, слушал… Потом попробовал прижать самую тоненькую струну пальцем и дёрнуть. Послушал. Прижал струну в другом месте, послушал и начал прижимать по всему грифу, от начала и до конца. Дёргал прижатую струну один раз, два раза, три. Прижимал другие струны.

Как только не дёргал он эти струны и где только не прижимал! Он не слышал ничего вокруг! К действительности его вернули коленки. От стояния на земле ноги затекли и коленки заболели. Андрейка очнулся.

Он сел на землю рядом с гитарой. По его икрам побежали иголочки: затёкшие ноги отходили. Пришлось их растирать. Но после этого… Андрейка уселся поудобнее и, подвинув к себе гитару, попытался взять её так, как держат музыканты. И снова прижимал неподдающиеся струны, дёргал их, проводил по ним пальцами…

Вот она где, музыка… Вот где она скрывается, самая прекрасная музыка на свете! В этих разрозненных звуках, получающихся из каждого щипка струны!

Дело только за малым — расположить все удары по струнам так, чтобы они сложились в мелодию. Чтобы они превратились не в хаос и шум, от которого болит голова, а стали той самой музыкой, что звучит в этой самой голове. Светлой и чистой музыкой, что берётся неизвестно откуда и уходит неизвестно куда…

Андрейка на мгновение опустил руки. Пальцы от напряжения сводило, и он помахал в воздухе рукой. Сейчас… сейчас…

Он сосредоточился на последней, самой тоненькой, струне и попытался составить простейшую мелодию, зажимая струну в разных местах.

— Та-та-та… Та-та-та-та… — подпевал себе Андрейка.

За этим занятием его и застала вернувшаяся с концерта компания.

ГЛАВА 14

— Вот он где! — Ангел отложил гитару и, подхватив Андрейку, высоко поднял его.

Никто и никогда не поднимал его так высоко, как Ангел. Взлетел Андрейка выше леса, но тут же опустился вниз.

— Музыкантище! Чего с концерта сбежал? — спросил Вася, поставив Андрейку на землю.

Ответить мальчик не успел: Ангел уже отдавал распоряжения по разжиганию костерка из заранее заготовленных веток и дров.

Народ шумел, включал фонарики, смеялся, переговаривался. Доставал пиво и вино, рассаживался у костерка.

Наконец-то у загудевшего пламени собрались все кто хотел. Некоторые, правда, не подошли к костру, а отправились сразу по своим палаткам.

Степаныч взял в руки гитару и стал наигрывать какую-то немудрёную мелодию. Андрейка, примостившись рядом с Ангелом, во все глаза наблюдал за руками Степаныча, пытаясь запомнить, как Степаныч ставит пальцы левой руки и как проводит по струнам правой рукой. Чтобы лучше запомнить, Андрейка шевелил пальцами, сам того не замечая.

С другой стороны от Ангела сидела Юла. Ангел обнимал Юлу и прижимал к себе. Бутылка вина перемещалась по кругу, и каждый кто хотел отпивал глоток из горлышка.

Руки Степаныча мелькали в мерцающем свете костра. Сосредоточившись на их движениях, Андрейка не очень-то вслушивался в слова тех песен, что пел байкер. Степаныч пел, а сидящие возле костра тихонько подпевали.

И вдруг…

— Давай, Степаныч, «Ангела» спой! — стали просить сидящие.

— Только это — не про меня! — стал отнекиваться Вася-Ангел.

— Ну ладно! — согласился Степаныч. — Это и про тебя и не про тебя. Это про нас.

Степаныч ударил по струнам. Волей-неволей Андрейка прислушался, потому что песня была про Ангела.

Этот парень был из тех,

Кто просто любит жизнь,

Любит праздники и громкий смех,

Пыль дорог и ветра свист…

Он был везде и всегда своим,

Влюблял в себя целый свет

И гнал свой байк, а не лимузин.

Таких друзей больше нет!

Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел,

Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел…

Но он стал союзником рая в ту ночь

Против тебя одного…

Ты — летящий вдаль Беспечный Ангел![5]

Конечно, Андрейка не запомнил сразу всех слов песни. Но припев словно впечатался в него, и он сам не заметил, как запел вместе со всеми, на время позабыв даже о руках Степаныча:

Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел,

Ты, летящий вдаль, вдаль Ангел…

К маленькому костерку, где сидели Степаныч, Вася и их ближайшие приятели, стали подходить люди, чьи палатки стояли на соседних полянках. Они подходили и подпевали. Это было так… так здорово!

Но песня закончилась. Казалось, эхо ещё разносится по ночному лесу.

Андрейка не успел опомниться. Он даже не успел перевести дух, как Степаныч снова заиграл. В новой песне зазвучали другие слова, но всё о том же: о разбитом «харлее», дымящемся на земле, и о парне, который не доехал десяти минут до рассвета…

Все, собравшиеся у костра, пели слаженным хором. Пели о том, что знают, пели о том, чем живут. Пели не в первый раз.

А потом Степаныч заиграл что-то весёлое, и все подпевали снова, улыбаясь, поглядывая друг на друга и друг друга подталкивая.

ГЛАВА 15

Когда Степаныч отложил гитару, все начали постепенно расходиться от костра, желая друг другу удачи в завтрашних конкурсах. Андрейку же Ангел отправил в палатку:

— Давай, малой! Нечего тебе с нами засиживаться. Спи! Завтра будет большой день!

Андрейка не сопротивлялся. Он был так ошарашен всем увиденным и услышанным, что даже рад был залезть в палатку, укрыться одеялом, и… Короче, остаться в одиночестве. Именно так.

Потому что в ушах Андрейки ещё звучала песня. Та самая, про Ангела. Про другого Ангела, не про Васю. Потому что…

Ох, как Андрейке жалко было того парня, который мчался по шоссе и погиб!

Как жалко! Невозможно!

В ушах звучала песня про погибшего мотоциклиста, в глазах стояла картина разбитого мотоцикла. Воображение рисовало на месте погибшего парня реального Васю-Ангела, и от этого было ещё жальче, ещё мучительнее…

Что это за странная, что это за ужасная вещь — смерть?

Андрейка ворочался на надувном полу палатки. Натягивание одеяла на голову не помогало избавиться от мыслей. Он невольно стал думать о маме. Почему тётя Вера говорила, что мама скоро умрёт?

Андрейка вспомнил про маму и тут уже не смог больше сдерживаться. Захлюпал носом. Ему было жалко того парня, жалко Степаныча, жалко Васю, жалко маму и немножко — совсем немножко! — жалко самого себя.

Тут полог распахнулся, и в палатку протиснулся Вася.

— Куртку для Юлы возьму, — прошептал он. — Не спишь?

Андрейка хотел ответить, но вместо ответа только всхлипнул.

— Ты чего это? Плачешь, что ли?

— Не… — попытался было сказать Андрейка, но не смог. — Мне парня того… парня того жалко, который разбился… там, в песне…

Андрейка всхлипывал, а Вася развернулся и присел рядом с ним.

— Да, брат, — сказал он. — Всякое бывает. Конечно, разбиваются байкеры.

— А зачем? Зачем тогда ездить? Чтоб разбиваться? — забросал Васю вопросами Андрейка.

— Нет, брат. Ездить затем, чтоб ездить, — погладил его по голове Вася.

— Но ведь если быстро ездить, можно разбиться! — возразил мальчик.

— Да. Но тут есть одна штука… Понимаешь, когда ты летишь на скорости… и когда знаешь, что, может быть, это твой последний полёт…

— Зачем? Зачем последний, Вася? — Андрейка уже сидел на полу палатки. — Почему последний?

— Когда каждый твой полёт может оказаться последним, в тебе не остаётся ничего лишнего. Потому и ездим…

— Почему? — не понял Андрейка.

— Потому, что всё лишнее мешает полёту. Когда ты летишь, ты не врёшь.

— А разве ты вообще врёшь, Вася?

— Ну и вопросы у тебя. Ладно, я расколюсь. Когда на мне ангельские крылья, я не вру. Но бывает, брат, что я хожу без крыльев… По шоссе — чаще с крыльями, понимаешь?

— Не… — замотал головой мальчик.

— Эх, малой! Что тебе сказать? Ну, когда ты летишь, ты уже не думаешь, что бы и где бы урвать. Даже не урвать — а просто достать… взять. Не думаешь, на чём бы нажиться и кого бы обмануть. Не думаешь, как делать карьеру, ступая по головам. И даже не ступая — вообще, надо ли её делать. Как ангел. Ничего на тебе не висит. А? Понимаешь? Хоп или не хоп? Что ты вообще понимаешь, а, малой?

— Я не малой. Я всё понимаю, — не согласился Андрейка. — Но разбиваться нельзя…

Вася и Андрейка немного помолчали. Немного, пока Андрейка не решился спросить о главном.

— Вася, а тётя Вера говорит, что моя мама скоро умрёт.

— Ерунду говорит твоя тётя Вера!

— Нет, — покачал головой Андрейка. — У мамы такая болезнь… Она называется… Она называется…

Конечно, Андрейка знал, как называется мамина болезнь. Он просто избегал произносить это слово. Страшно противное, склизкое слово «рак».

Ему казалось, что, как только он это слово произнесёт, этот страшный чёрный «рак» протянет из тьмы свои жуткие щупальца, схватит ими маму и унесёт её куда-то далеко…

— Онкологическое заболевание? — спросил Вася.

— Да, — кивнул мальчик.

Эти слова Андрейка тоже знал. Эти слова были холодными как лёд. Равнодушными. Но их хоть можно было произнести.

— А сейчас мама в больнице. У неё химия. Это лечение такое. Уже много раз она в больницу ложилась.

— Ей лучше? — спросил Вася.

— Не знаю. Один раз мама сказала, что не лучше и не хуже.

— Наверно, это хорошо, — заключил Вася. — При такой болезни стабильность — это хорошо. Ты, малой, что б ни случилось, всё равно не плачь! Будь мужиком! Мама поправится.

— Но как же… А если…

— Понимаешь, брат, все люди рождаются, и все люди умирают. Но есть один секрет, который помогает это дело пережить. Который вообще помогает человеку жить. И не только жить. И умирать помогает, как ни странно.

— Какой секрет? — спросил Андрейка.

— А вот этого, брат, я тебе сейчас не скажу. Потому, что мал ты ещё. И вообще, тебе спать пора.

— Вася… я же не маленький…

— Да, брат, всё в мире относительно.

— Вась, какой секрет?

— Не канючь. Я тебе только одно скажу: это хороший секрет. Нормальный такой, мужицкий секрет. С ним умирать не страшно. Поэтому не реви.

— Но я же не знаю, какой это секрет! — воскликнул Андрейка.

Андрейка ещё хлюпал носом, но слёзы его давно уже высохли. Ему теперь просто хотелось, чтоб Вася никуда не уходил. Чтоб сидел с ним здесь, в этой тесной палатке, и рассказывал, рассказывал… всё равно о чём.

— Как же мне жить, если я не знаю главного секрета? — ещё раз спросил он.

— А ты просто верь мне. — Вася протянул руку и потрепал Андрейку за вихры. — Ты просто верь, что этот секрет есть. Ладно, пошёл я, а то там Юла, наверно, совсем замёрзла.

Вася взял куртку и выполз из палатки, закрыв за собой полог.

Конечно, Андрейка поверил! Кому он мог верить, если не Ангелу!

ГЛАВА 16

— Что ты там застрял? — услышал Андрейка недовольный голос Юлы. — И вообще, если ты хочешь на ночь остаться без меня, можешь сидеть со своим пацаном сколько тебе влезет. Он кто тебе, сын?

— Нет.

— Племянник?

— Нет, — качнул головой Вася.

— Так что ты с ним возишься?

— Ты, кажется, об этом уже спрашивала, — ответил Ангел. — Юла, не забивай свою красивую головку ненужной информацией!

— Это ты не забивай! На меня!

— Да ладно!

— А спать мы как будем? — не унималась Юла. — В серединку его положим, что ли?

Нетрудно догадаться, о ком шла речь!

Но, видимо, и Васе стали надоедать приставания Юлы.

— Куда надо, туда и положим, — ответил Вася уже без шуточных интонаций в голосе.

Юла сразу почувствовала, что Вася перестал шутить, и пошла в наступление:

— Что за ерунда такая! Зачем было тогда меня приглашать?

— А ведь я тебя не приглашал… — вздохнул Вася. — Вспомни, Юла. Тебе предложили, да и то не я. Линда тебя притащила. Ты сама пришла.

— Знала бы, что ты такой… чувак, не пришла бы. — Думаешь, у меня только ты один… на примете? — Что-то определённо раздражало Юлу в поведении Васи.

Но Ангел оставался спокойным.

— Этот пацан — мой гость, — сказал он. — Если тебе не нравятся мои гости, значит, тебе не нравлюсь я. Я никого не держу. Ты свободна как птица.

— Ну, ты завернул… Птиц-са… Ладно, пошли…

Голоса затихли. Андрейка натянул на себя одеяло, повернулся набок и закрыл глаза. Ему очень хотелось узнать, какой такой секрет помогает человеку пережить самое страшное, что может с ним случиться. С ним самим или с кем-нибудь. Но в голову ничего не приходило. Тогда Андрейка стал думать о маме. Как она там? Опять ей ставят страшные капельницы, дают таблетки… У неё опять выпадают волосы… Нет, нет, нет! Ничего страшного не произойдёт! Нет, не может быть!

Андрейка не заметил, как заснул. Не слышал, как в палатку вернулись Вася-Ангел и Юла, как они крутились и смеялись, когда укладывались.

— Не шуми, — уговаривал Юлу Ангел. — Не шуми, ради бога. Пацана разбудишь!

— Ну и хрен с ним! — отвечала Юла. — Не велика цаца. Откуда он свалился на твою голову?

— От верблюда. Жалко его. Душа живая… — вздохнул Вася.

— А я не живая? На меня посмотри!

Вася что-то бормотал в ответ. Наверно, смотрел на Юлу.

Но Андрейка этого не видел. Не чувствовал Андрейка, как Вася заботливо натягивал на его плечи сползающее одеяло, и даже не слышал, как засопела заснувшая Юла и богатырски захрапел Вася.

Ничего этого он не заметил, потому что смотрел сон. Цветной захватывающий сон.

Видел Андрейка, как разбитый мотоцикл снова собирается по частям, а погибший мотоциклист медленно поднимается с асфальта. Всё, что было у мотоциклиста разбито и поломано, начинает на глазах срастаться, выпрямляться и заживать.

И вот уже не просто мотоциклист-байкер, а Вася-Ангел бежит навстречу ему, Андрейке, стуча ботинками по мокрому асфальту.

В асфальте отражается розовое рассветное небо. Вася подхватывает Андрейку и поднимает высоко-высоко, прямо в рассвет. Тут же рядом, непонятно откуда, оказывается мама. Весёлая, здоровая. Без косыночки на шее.

Как хотелось Андрейке, чтобы сон не кончался! Но даже там, во сне, он понимал, что это только сон…

ГЛАВА 17

Следующий день, как и ожидалось, был длинным и весёлым. С утра начались разные смешные и неожиданные байкерские соревнования.

Вася-Ангел участвовал во многих конкурсах. А некоторые конкурсы сам организовывал.

Сначала был конкурс медленной езды. Два мотоцикла соревновались, кто медленнее пройдёт дистанцию. Кругом стоял шум, крики болельщиков, но главное — рёв моторов, дым и всё прочее, что положено в таких случаях.

Вася выбыл где-то на уровне полуфинала. Наверно, он бы победил, если бы конкурс назывался не «Кто медленнее», а «Кто быстрее».

Андрейка хотел поддержать проигравшего Васю, подбежал к нему… Но Ангел совершенно не расстроился, а, наоборот, продолжал громко болеть за оставшихся, вскинув самого «утешальщика» к себе на плечи.

Каких только конкурсов не придумывали байкеры и в каких только конкурсах не участвовал Вася!

Два мотоцикла сцепляли тросом, и надо было ехать в разные стороны, чтобы перетянуть соперника за черту. Здесь Вася тоже не стал победителем, но пробился на почётное третье место, за что был награждён маленьким бочонком пива.

А дальше никто уже и не считал, сколько и каких завоёвано призовых мест. Надо было возить в ложке куриное яйцо, собирать на ходу расставленные на земле банки с пивом, ездить «змейкой», когда после каждого заезда дорожные конусы выставляются всё ближе и ближе друг к другу.

— Мозги сломаешь! — смеялся Вася.

— Мозги-то — ладно! Что им, мозгам, сделается! — хохотал до слёз Степаныч.

Байкеры отдыхали на полную катушку. Они толкали к цели большущие железные бочки, ездили на задних колёсах, взлетали в небо…

Весь день на поляне стояла весёлая кутерьма. Вечером состоялся «рыцарский турнир». Сначала «на всём скаку» попадали в цель копьём, а потом, съезжаясь, как настоящие рыцари, поливали друг друга пеной для бритья. Вот здесь Вася вышел победителем!

Последний конкурс, к сожалению, окончательно рассорил Васю с Юлой. Конкурс назывался «Сосиска». Над поляной на двух высоких палках натянули проволоку, а к проволоке на верёвочке подвязали сосиску.

Девушка, сидящая на заднем сиденье мотоцикла, должна была от этой сосиски откусить кусок. Один за одним проезжали под проволокой мотоциклы с парочками. Девушки чуть ли не с ногами залезали на сиденье, чтоб отхватить кусок как можно больше.

Ух, как кричали и веселились болельщики! Как смеялись! Ведь конкурс, как почти все остальные конкурсы, был шуточным! Но…

Андрейка видел, что Юла неловко привстала на сиденье. Поднимаясь, она боднула головой висящую сосиску. А потом, как ни старалась, не смогла ухватить её зубами. Ну нисколечко не откусила!

Юле посвистели, но добродушно. Кричали, советовали потренироваться и попробовать ещё раз. Но она обиделась.

Когда Андрейка подошёл к отъехавшим в сторону Ангелу и Юле, та стояла красная и злая.

— Это ты, — почти кричала она на Васю, — ты ездить не умеешь!

— Юла, уймись, — снисходительно улыбался Вася. — Да это же ерунда! Давай проедемся, сделаем ещё попытку!

— Не хочу я никаких попыток! Ещё раз позориться!

— Но ты же участвовала первый раз!

— Откуда ты знаешь, первый или не первый!

— Ну, пусть не первый! Какая разница! — успокаивал подружку Вася.

— Никакой! Разница в том, что ты мне надоел! Ты и твой пацан! Не повернись, не шуми! Не матерись! А пошли вы оба на…

Андрейка знал, что на свете существуют такие слова. Он слышал их и от пацанов во дворе, и от взрослых, и здесь, среди байкеров. Конечно, Андрейка не очень-то представлял, что они означают — так, догадывался.

Мама никогда их не произносила. И тётя Вера. Вася — почти не произносил.

А тут — девушка… Да так много и некрасиво…

— Ну что ж, — пожал плечами Вася, — вольному воля. Не звал я тебя и не держу. Думал, получится у нас что-нибудь — не получилось. Хой.

— Да иди ты… — И Юла опять завернула что-то такое трехэтажное, с теми же самыми словами.

Когда Вася и Андрейка вернулись после конкурсов к палаткам, там уже не было вещей Юлы. Она ушла. Как стало ясно позже, Юла переметнулась к другой группе байкеров, стоявшей поодаль.

ГЛАВА 18

Вечером на поляне снова выступала рок-группа.

— Пойдёшь? — спросил Андрейку Вася.

— Опять будут греметь…

— Нет, это — потише. Пошли.

— Вася, мне такая музыка не нравится.

— Интересно! Экий ты разборчивый. Видно, мне на разборчивых везёт.

Наверно, Вася имел в виду Юлу. Всё-таки она ушла, и от этого было грустно даже Андрейке, хоть Юла его совсем не жаловала.

— Нет, я не… Мне просто совсем другая музыка нравится…

— Тебе нравится другая музыка. Какая? Песенки из детского сада?

— Нет. Но песенки хорошие бывают. — Андрейка не мог не заступиться за песенки. Он ведь так любил музыкальные занятия в детском саду!

— Может, тебе нравятся песни Филиппа Киркорова? — усмехнулся Вася. — Ты слушаешь попсу?

Не очень-то Андрейка знал, что такое «попса». Но словечко такое слыхал от мамы, а ей «попса» совсем не нравилась.

— Нет, — ответил Андрейка. — Попсу я тоже не люблю.

— Тогда какая же тебе нравится музыка?

— Знаешь… У меня она иногда бывает внутри…

— Что? Что бывает?

— Музыка…

Тут Андрейка напрочь смутился. Ещё никогда и никому он не пытался рассказать о том, что бывает у него внутри. Даже маме он об этом никогда не рассказывал.

Ангел помолчал. Потом вздохнул и медленно произнёс.

— Значит, у тебя внутри бывает музыка. М-да… А ты мог бы её спеть?

— Нет… Ну, почти нет.

— Почему?

— Она такая… Она переменчивая… Инструменты у неё разные.

— Какие?

— Не знаю. Может, скрипки… трубы… Ещё какие-то, но я не знаю, как они называются.

— И когда ты её слышишь, эту музыку? Всегда?

— Нет. Иногда. Когда я один… Когда что-то происходит…

— А тогда, на крыльце, возле магазина… Ты её слышал?

— Да.

— То-то ты так вздрогнул, когда я подошёл. Тебе, малой, наверно, надо музыке учиться. Вон как ты гитару Степанычеву терзал. Кстати, песни Степаныча тебе нравятся?

— Нравятся!

— Ну я, вообще, мог бы и не спрашивать. М-да… Я подумаю, что можно сделать… с твоей музыкой. Придумаем что-нибудь. А вот на концерт я тебе сходить советую.

— Почему?

— Давай мы встанем подальше, чтоб не так гремело. А ты попробуешь эту музыку понять. Человек сочиняет такую музыку, которая звучит у него внутри. Понимаешь?

— Конечно.

— Вот и представь, что творится внутри человека, который сочиняет такую музыку, а потом её играет. И представь, эта музыка многим нравится. Значит, у многих людей внутри творится то же самое. Это рок, брат. Тяжёлый или полегче… Это, понимаешь, музыка людей. Вернее, одна из музык.

— Ангел, а что, все байкеры любят такую музыку? Ну, рок?

— Нет. Хоть и говорят, что байкер без рока не байкер, но люди разные. Разные на свете люди живут, понимаешь? Вот у тебя внутри музыка, а у меня… Чёрт его знает, что у меня внутри! Когда я с крыльями, когда без крыльев… — подмигнул Андрейке Вася и сокрушённо махнул рукой.

— Вася!

Андрейка бросился к Ангелу, потому что ему очень захотелось его обнять. Но обнять он смог только здоровенную Васину ножищу.

— Вася! Ты добрый внутри!

— Ага, — скривился Вася. — «На лицо ужасные, добрые внутри!»

— Нет, ты и на лицо красивый!

— Ну, если и «на лицо»…

Андрейке так и не понравилась музыка, звучащая со сцены. Но он попытался представить себе, что чувствовал человек, сочиняя эту музыку. Как билось бесприютное и в то же время бунтующее сердце этого человека. Как этому человеку тяжело! Будто бы он, бедняга, ищет выхода и не находит его. Будто бы один за другим его покидают все друзья, все близкие и родные люди… Разбиваются мотоциклы и сердца… Рушится мир…

Тяжёлый рок ещё звучал, но Андрейка перестал его слышать. Потому что внутри него зазвучала иная музыка.

Это был ответ. Тому мучающемуся человеку и его гибнущему миру.

Вечернее небо с первыми звёздами, лес вдали. Мама и крепкая рука Ангела… Шоссе, идущее в рассвет, и надёжный мотоцикл, летящий вдаль. Не разбивающийся, а крепкий, надёжный мотоцикл, летящий вдаль.

ГЛАВА 19

— Не грусти, — сказал Васе Степаныч, когда узнал, что девушка покинула его друга. — «Была без радости любовь, разлука будет без печали».

— Может, я бы и грустил, если бы любовь была! — усмехнулся Вася. — Но что-то в этом есть. Наверно, во мне что-то не так. Один да один. Что-то я никак не обрету…

Вася не договорил, а Степаныч не стал расспрашивать, чего никак не обретёт Вася. Он просто хлопнул Ангела по богатырскому плечу.

Надо сказать, что хлопок у Степаныча неслабый. Даже от четвертинки такого хлопка Андрейка улетел бы метров на десять. А Вася-Ангел даже не пошевелился. Только глянул на Степаныча вечно удивлёнными глазами.

После концерта все снова собрались у костерка. Побреньчав немного на гитаре, Степаныч обратился к своей подружке:

— Что это ты, Линда, такая смурная сидишь?

— Чем я тебе не нравлюсь? — повела плечами стриженная под пацана Линда.

— Ты мне нравишься, но настроение…

— Да я из-за Юлы. Думала, она шутит. А она свалила. «В гробу, — говорит, — видала я твоего байкера!» Обещала, что лучшего найдёт. Ангел, ты что, девчонку удержать не мог?

— За что я должен был её держать? — поинтересовался Вася. — За руку или за ногу? Может, за волосы? Так это неэстетично. И больно. Я за руль держусь, пока еду. И то могу не держаться. Если по прямой.

— Это верно, — подытожил Степаныч. — Жены уходят и детей забирают. А тут Юла! Пришла, ушла… Закрутилась, укатилась… Одно слово — юла.

— Всё равно противно как-то. Печально… — вздохнула Линда.

— Она тебе подруга? — спросил Вася.

— Да нет. Так, знакомая. «Познакомь, — говорит, — с байкером. А то я с байкером ни разу…»

— На заднем сиденье не каталась! — усмехнулся один из ребят, сидевших у костра.

— Типа того. Но всё равно… грустно это.

— Что же тут грустного? — не согласился Степаныч. — Может, ей вообще будет лучше не с байкером на заднем сиденье, а с водилой каким-нибудь — справа спереди. А вот кто знает сорок пять причин того, почему мотоцикл лучше женщины?

— Чо, прям сорок пять? — вроде как не поверила Линда. — Чо, прям лучше?

— Исключительно и безусловно! Принимаю предложения! И предположения!

Наверняка байкеры играли в такую игру не в первый раз. Все сразу оживились, и причины посыпались со всех сторон:

— Мотоцикл не показывает характер!

— Байк забеременеть не может!

— О! Точно! Не залетит!

— Байк вас ночью не разбудит!

— И не спросит: «Ну, ты меня любишь?»

— Ага!

— Мотоцикл не убежит к другому байкеру…

— И глазки ему строить не будет!

Причины так и сыпались. Каждое высказывание встречалось смехом, комментариями и восклицаниями. Уже не только парни, но и девушки то ли вспоминали, то ли придумывали эти причины:

— Мотоциклы не храпят!

— Если байк сильно шумит, можно купить глушитель!

— Байк никогда не захочет провести ночь с другим байком!

— Или с автомобилем!

— Мотоцикл не расстраивается, если его день рождения забыть!

— У байков нет тёщи!

— О-о!

— Бывшему мотоциклу не надо платить алименты!

— У кого что болит…

— Мотоциклы хранятся дольше!

— Перед тем как покататься, можно есть чеснок и лук…

— Пиво пить!

— И байк не скажет тебе, что ты, собака, опять нажрался!

— Ну что, Степаныч, набрали мы сорок пять причин?

— Не. Думаю, не набрали.

— Тогда сам добавляй!

— Думаешь, я такой всеведущий? Я просто знаю, что их сорок пять. А вот запомнить все — это пусть молодые практикуются.

— Мотоцикл никогда вам не изменит, — подытожил Вася. — Давай-ка, Степаныч, сыграй что-нибудь. Про дорогу.

— Нет, про любовь, — попросила Линда.

— Ну, как скажешь… — вздохнул Степаныч и прошёлся рукой по струнам. — Про любовь так про любовь… Старая песня.

Костерок горел. Его пламя языками уходило в тёмное небо и там растворялось без следа. Немудрёная мелодия, простые слова:

Ты у меня одна,

Словно в ночи луна,

Словно в степи сосна,

Словно в году весна.

Нету другой такой

Ни за какой рекой,

Ни за туманами,

Дальними странами…

Андрейка сначала следил за пальцами Степаныча, а потом и сам начал подпевать.

Чтобы качать всю ночь

У колыбели дочь…[6]

Андрейка думал о маме. О том, что любит её — сильнее всего на свете.

ГЛАВА 20

После песен про любовь Ангел отправил Андрейку спать. Но ему не спалось. Он всё пытался поразмышлять о том, что же с ним такое произошло за эти несколько дней, но подумать как следует — никак не получалось.

Мысли отрывочно бродили от Ангела к маме, потом к Юле, к громкой музыке, затем возвращались к музыкальному магазину, забегали к ребятам во двор, улетали в недоступный и манящий первый класс, а потом снова возвращались к маме, к Ангелу, Степанычу и гитаре.

Неизвестно, сколько времени ворочался Андрейка в палатке. Наверно, было уже очень поздно, когда к нему наконец протиснулся Вася-Ангел.

— О! Привет! — удивился он. — Ты ещё не спишь?

— Не-а, — обрадованно ответил Андрейка. — Не сплю.

— А что ж ты делаешь, если не спишь? — укладываясь, спросил Ангел.

— Думаю.

— Славное занятие! О чём же?

От Васи пахло бензином и другими мотоциклетными запахами. А ещё от Васи пахло пивом. А вот табаком не пахло: Вася не курил. Он так и говорил, когда его спрашивали, почему он не курит: «Ангел — это же дух! Он сам состоит из дыма! Так зачем ему ещё дополнительный? Дым сигарет ангелам летать мешает!»

— Так о чём же ты думаешь, малой?

— Так… обо всём…

— И что надумал? — допытывался Вася.

— Ничего.

— Много же ты надумал!

— Вася, а вот ты мне скажи…

— Секретов не выдам.

— Вась… А Юла из-за меня уехала?

— Нет. Из-за меня. Или из-за самой себя.

— А я боялся…

— Не бойся.

— Вась… Ну тогда скажи мне, почему ты остановился тогда, со мной, возле магазина? И потом приехал? Почему?

— А ты что, недоволен, что я за тобой приехал?

— Ты что!

Андрейка даже присел! Как это он может быть недовольным?!

— Ложись, ложись, — улыбнулся Вася. — Почему, говоришь?

— Угу!

— Да как тебе сказать… Я, когда тебя увидел, вдруг себя вспомнил. Я маленький был худым-худым, таким, как ты. Тощим! И в классе долго стоял в конце шеренги, когда по росту строились. Бывало, тогда одноклассники смеялись надо мной. Да и жили мы с мамой небогато.

— А папа у тебя был?

— Был. Я его немножко помню. Он умер от болезни, когда мне лет десять исполнилось.

— Тебе хорошо! У тебя папа хоть немножко побыл, а у меня его совсем нет!

— А куда же он подевался?

— Мама рассказывала, что он был альпинистом и разбился на горе Килиманджаро.

Название горы было трудным, но Андрейка давно запомнил его. Ведь это было всё, что осталось у него от папы.

— Гм… — В голосе Васи прозвучали нотки недоверия. — Далековато, однако. Ну ладно. Может, и Килиманджаро. В жизни разные чудеса случаются. Давай спать!

— Вася, а когда ты мне секрет расскажешь?

— Отстань! Когда подрастёшь!

— Когда в школу пойду — расскажешь?

— Посмотрим!

— Вася…

— Да чего тебе, неуёмная твоя душа?

— Вася, расскажи сказку!

— Что-о-о?!

Пришла очередь Васи-Ангела присесть.

— Сказку расскажи! — снова настойчиво попросил Андрейка.

— Ну, ты даёшь! — Вася почесал затылок. — Я сказок-то не знаю. Про Курочку Рябу тебе рассказать, что ли? Или про Колобка?

— Ну-у… — разочарованно протянул Андрейка. — Ты мне какую-нибудь волшебную…

Вася снова улёгся, натянул на себя одеяло, усмехнулся и шумно повернулся к Андрейке.

— Сказку, говоришь? Тогда слушай!

ГЛАВА 21

Первая сказка Васи-Ангела

— Жили были дед да баба. Жили они вдвоём на одиноком хуторе. Вот однажды дед и говорит:

«Слышь, баба, что-то я, в натуре, закисать стал. Не пора ли мне старые кости размять да прокатиться куда-нибудь, хоть в деревню. Живём мы с тобой, как нелюди, на выселках! А не сварганить ли нам с тобой хорошенький байк? И тебя, старую, с ветерком покатаю! Будешь у меня вторым нумером!»

А старуха и отвечает:

«Ты что, старый, белены объелся? Каким таким это я буду "нумером"? У нас есть нечего, а ты о дурацком байке задумался! На него же кучу денег надыть!»

Старик репу-то почесал.

«А ты по сусекам поскреби, по амбару помети! Заначки достань, из чулка денежки-то повытряхивай! Да из банки с мукой вытащи! Уже сколько лет их от меня ховаешь! Смотри, жучок денежки-то пожрёт! А так мы их на хорошее дело употребим».

Долго сопротивлялась старуха, отнекивалась. Не хотела признаваться, где денежки прячет. Но наконец уговорил её старик. Собрали они все денежки, что у них дома имелись, и пошли в мастерскую — байк себе заказывать.

Вот дед мастеру и говорит:

«Ты, — говорит, — войти должон в наше положение. Денег у нас немного, а байк мы хотим хороший, быстрый. И чтоб блестел, как "Харли-Дэвидсон"! Ты уж, милок, постарайся!»

«Ладно, — отвечает мастер. — Для хорошего человека чего ж не постараться! Приходи через пару недель — будет тебе байк, не хуже "харлея"!»

На том и порешили.

Через две недели пришли баба с дедом в мастерскую, и тут мастер выкатил им… чудо, а не байк! Весь сияющий, разрисованный! Сиденья кожаные, все в «макаронах»!

«Принимай, старый, работу!»

«Ну, прям "харлей"! — обрадовался дед. — Ай да мотик!»

«Да, — говорит мастер. — Я, конечно, старался, но, думаю, против настоящего "харлея" он не потянет — мощность не та. Деньжат на запчасти маловато было. А так ничего — сам видишь!»

Уж как дед мастера благодарил! Волшебником называл!

Ну, покатили баба с дедом свой мотоцикл домой. Даже сесть на него боятся, чтоб такую красоту не запачкать.

Прикатили домой, поставили прямо в хате — всё любуются.

А ночью… Заснули дед с бабой, а мотику нашему надоело в хате стоять, вот и выкатился он себе на дорожку.

Катит он по дороге, катит. Ветер в лицо ему дует, солнышко встаёт, на жестянках блестит…

Глядь, а навстречу ему совкоцикл[7]. Просто какой-то несерьёзный дырчик по дороге тарахтит. И говорит этот нахальный Дырчик нашему мотику:

«Эй ты, кружок "Умелые руки"! Давай прокатимся по дорожке до вон того деревца. Увидишь, как я тебя сделаю!»

«А то! — отвечает наш Дырчику. — Давай прокатимся, коли не шутишь. Ещё посмотрим, кто кого! Я-то почти "харлей", а ты кто?»

Развернулись они и покатили.

Взревел наш байк и в шесть секунд Дырчика обогнал. Только газ выхлопной прямо Дырчику в нос пустил. Порадовался наш, что так легко Дырчика победил. Ну, и катит себе дальше. Глядь, а навстречу ему Ведро с болтами. Старое уже, поношенное.

Тут Андрейка не выдержал. Спросил:

— А что это за ведро?

— А-а… извини. Это мотоцикл такой, называется «кавасаки».

— Почему же он — «ведро с болтами»?

— Потому, что он — ведро с болтами. Не перебивай. Короче, этот Кавасаки к нашему пристаёт:

«Давай, — говорит, — прокатимся. Вон до того камешка. Увидишь, самоделка, как я тебя сделаю!»

«Давай, — отвечает наш. — Я от бабки с дедом сам укатился. А до тебя Дырчика победил. Ещё посмотрим, кто кого! Я почти "харлей", а ты кто?»

Короче, моторы взревели. Не сразу, но сделал наш этого японца. Выхлопными газами ему в нос пульнул и покатил дальше. Радуется, что так легко Кавасаки победил. Ну и катит себе дальше. Глядь, а навстречу ему — великан японец, настоящий ВТЫК. Это тоже байк такой, большой, «Хонда VTX». Правда, как и «кавасаки», не новый. Битый, жизнью покоцанный, но о себе мнения высокого. Рычит ВТЫК, как медведь…

Тут Андрейка не выдержал во второй раз:

— Ангел, это же сказка «Колобок»!

— Да? — удивился Ангел. — Я и не думал, что это «Колобок»! Я думал, это «Харлей-в-бок»!

Тут Андрейка с Ангелом так захохотали, что чуть не свалили палатку. Ангел чуть не свалил, конечно. Но ещё неизвестно, кто громче хохотал!

Когда оба отсмеялись, Андрейка спросил:

— А кто же съел бедного мотика?

— У тебя, брат, ни капли терпения нет! Ты ещё про ВТЫКА не дослушал! Я ещё даже не порычал как следует!

— Про ВТЫКа — всё и так ясно! Но ты — порычи!

Вася привстал, раскинул руки, как медведь, и зарычал со всей своей мочи. У Андрейки аж уши заложило. А кто-то из соседней палатки слева крикнул:

— Эй вы там! Может, прийти помочь?

— Нет! — прорычал Вася. — Я тут сам справлюсь!

— Да уймитесь вы, наконец! — прокричали из палатки справа.

— Никто не поверит, что я ребёнку сказку рассказываю! — подмигнул Андрейке Ангел. — Ну, поехали дальше. Потому что плохо ездит тот, кто не доезжает до конца.

ГЛАВА 22

Окончание первой сказки Васи-Ангела

— Катит наш мотик, катит, — продолжал сказку Вася, — глядь, а навстречу ему усталый тяжёлый Харлей. Наш-то бак выпятил — и к нему:

«Привет, Харлей! Ты меня не узнаёшь?»

«Не-а», — отвечает Харлей.

«Зря ты так. Все говорят, что я ну просто вылитый ты!»

Харлей-то, несмотря на то что силач, оказался машиной добродушной. Чтоб молодого не обидеть, он и отвечает уклончиво:

«Ну, может, что-то есть… неуловимое…»

А молодой да самодельный хвастается:

«Знаешь, какая у меня мощность? Знаешь, какая у меня скорость? А посмотри, какое у меня сиденье! С "макаронами"! А у тебя никаких "макаронов" нет».

«Да, — отвечает Харлей. — Я как-то так живу… Без лапши на ушах».

Наш мотик не успокаивается:

«А давай вон до того поворота прокатимся! Ведь я, знаешь, от деда с бабкой сам убежал!»

«Это от каких деда с бабкой? — спрашивает Харлей. — От тех, что тебя в мастерской заказали?»

«Ага!»

«И ты этим гордишься?»

«Ага!»

«Ну-у…» — протянул Харлей.

Видимо, он хотел что-то сказать молодому мотику, но тот не дал ему даже слова вставить.

«А ещё, — продолжал рассказывать молодой, — я Дырчика обогнал, в шесть секунд!»

«Дырчика?» — переспросил Харлей.

«Ага!»

«И ты этим гордишься?»

«Ага!»

А из молодого так и сыплется:

«Ещё я обогнал Ведро с болтами! И ВТЫКа! И вообще! Я кого хочешь обгоню! Так что давай! Давай до вон того поворота! Увидишь, я и тебя сделаю!»

«Ну, если ты настаиваешь…» — покачал рулём Харлей.

Встали они рядом.

Наш мотик аж приплясывает, а Харлей спокойно так стоит, на дорогу поглядывает. Ну, и рванули.

— Бедный мотик! — в третий раз не выдержал Андрейка.

— Да, брат…

Короче, с пол-оборота обошёл его старик Харлей. Ну, а наш-то, пыжился, пыжился, ломился как оглашённый, ну и…

— Только не говори, что разбился! Пусть лучше заглохнет! — попросил Андрейка.

— Ладно… Ушатать[8] байк — дело не хитрое. Вот удержаться — похитрее будет!

В общем, заглох наш молодой — и юзом в кювет! А Харлей крякнул и покатил своей дорогой, скорости положенной не превышая. Тут и сказочке конец, а кто слушал — молодец.

— Подожди, подожди! — остановил Ангела Андрейка. — А как же дед с бабкой?

— Как? Нормально. Дед плачет, бабка плачет, а курочка кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, баба! Я снесу вам другое яичко, не золотое, а нормальное, которое я для того и снесу, чтоб сделать из него яичницу и ничем другим не заморачиваться!»

— Ангел! Это же из другой сказки!

— Да? А я и не заметил, — зевнул Вася, прикрыв ладонью рот. — И вообще. Внимание моё рассеивается — значит, мне пора отрубиться. Спокойной ночи.

— Нет! Давай я доскажу сказку!

— Ну давай, неуёмная душа. А ты спрашиваешь, почему я рядом с тобой остановился.

Конечно, Андрейке не давал покоя молодой мотик, беспомощно лежащий в кювете. Ему очень хотелось, чтобы сказка хорошо закончилась. Конечно, мотик был порядочным хвастунишкой, но всё-таки…

— Утром дед с бабой пошли по следу.

— Во, ещё и детектив на ночь глядя, — заворочался Ангел.

— Пошли они по следу и нашли свой мотик в канаве. Притащили его домой, перевязали раны и давай ему объяснять, что такое «хорошо» и что такое «плохо».

— Ну и что, объяснили? — почти сквозь сон пробормотал Ангел.

— Ну да!

— А-а… до сих пор объясняют… понял… — Через секунду Вася-Ангел уже смачно храпел.

А через две секунды засопел и Андрейка. Он и сам, честно говоря, не успел понять: смогли дед с бабой что-то объяснить молодому мотику или нет. Главное, что из канавы вытащили…

Не успел Андрейка в сказке разобраться. Потому что заснул.

ГЛАВА 23

На следующий день байкерские конкурсы продолжались. Главным в этот день была настоящая живая гонка под названием «Драг». Как объяснил Вася Андрейке, это что-то вроде стометровки. Четыреста два метра, и ни сантиметром больше. Вася вышел на старт среди своих товарищей. Андрейка так кричал, болея за него, что даже голос сорвал. Но Вася, к сожалению, не выиграл, хоть и пришёл в числе первых.

После обеда конкурсы уже проходили без мотоциклов: кто больше выпьет пива, кто больше съест сосисок и прочее.

Андрейка с Васей глазели и болели, переходя от одного места, где проходил конкурс, к другому. Особенно интересно Андрейке было смотреть, как могучие байкеры борются в конкурсе «Армрестлинг». В нём требовалось, сидя за столом, прижать руку противника к столешнице.

Ух, какие гиганты тут собрались! Даже смотреть — и то страшно! Вздуваются мускулы, становятся видны вены на руках, на шеях и на висках богатырей. Стол трясётся!

В этом конкурсе могучих Вася снова поучаствовал. К чести Васи, он сошёл с дистанции совсем близко от финала.

— Можно победить, только тренироваться надо! — заключил Ангел. — А может, и не надо.

Андрейка так и не понял: надо или не надо…

Дальше Вася, Степаныч и другие байкеры начали потихоньку собираться за «пивным столом». Фестиваль близился к завершению, и «пивной стол» являлся как бы негласным его закрытием.

Ангел занимался устроением стола, а Андрейка решил подкараулить Степаныча возле палатки. Перед тем как Степанычу уйти, задержал его.

— Степаныч! Покажи мне, как играть песню про ангела! На гитаре. Покажи, а! — попросил Андрейка.

— Ну, ты даёшь! — удивился Степаныч. — Да у тебя пальцы не дотянутся струны зажимать! Ты посмотри на свои пальцы! Это же…

Степаныч взял Андрейкину руку и сравнил его ладонь со своей. М-да… По сравнению с лапой Степаныча пальцы мальчика смотрелись как пальчики младенца, сидящего в коляске.

— Ну Степаныч! Ну миленький! Покажи! — не отставал Андрейка. — У меня пальцы… скоро вырастут, вот увидишь!

— Ладно, — согласился Степаныч, — давай листик бумаги. Я тебе нарисую!

Ох как трудно решить такую проблему! Где же найти листок бумаги и ручку? Андрейка обежал палаток семь, прежде чем в одной из них девушка протянула ему ручку и пару листиков бумаги из блокнота.

— Ручку верни! — крикнула она вслед уносящемуся Андрейке.

— Обязательно!

Степаныч сдержал слово. Он нарисовал на листках шесть струн и точками обозначил расположение пальцев, пометив каждую точку циферкой, обозначавшей номер пальца. А чтоб Андрейка не запутался, Степаныч на каждом Андрейкином пальце написал номер. Потом показал, как держать гриф. И написал восемь строчек из первого куплета, указав, как слова сочетаются с аккордами.

Правда, почерк у Степаныча… Если бы Андрейка не знал, о чём идёт речь, подумал бы, что это не слова песни, а шифровка иностранного агента.

— Ну, как-то так! Охота, брат, пуще неволи. Играй, — сказал Степаныч на прощание и ушёл.

Андрейка остался наедине с гитарой. Наконец-то сбылась его мечта! Он держал в руках прекрасный инструмент, до краёв наполненный музыкой. Оставалось только как-то эту музыку извлечь, и мальчик приступил к этому делу без страха и сомнения.

Сначала он долго путался в струнах и пальцах, не понимая, какой куда пристроить. Потом наловчился чуть-чуть и вдруг, совершенно неожиданно, услышал аккорд, на который сразу легли слова.

Снова и снова Андрейка повторял аккорд и слова и, когда запомнил, перешёл к следующему аккорду.

ГЛАВА 24

Конечно, Андрейка не замечал времени. Заметил только, что стало темнеть. Да ещё, отнимая пальцы от струн, чувствовал, как болят подушечки… Казалось, что руку можно оторвать от грифа только с мясом, что стоит поднять пальцы от струн, и их уже никогда нельзя будет опустить на них снова — так это будет больно…

Когда стемнело совсем, Степаныч, Линда и Вася вернулись к палаткам. Они были в весёлом расположении духа, чуть покачивались и пахли пивом.

— Что ж гитару отложил? — спросил Андрейку Степаныч. — Я же говорил, что ничего у тебя не получится.

— Почему — не получится, — не согласился Андрейка. — Получится.

— Тогда покажи, чего достиг!

Андрейка взял гитару. Темновато было возле палатки, а то бы Степаныч, конечно, не разрешил ему играть из-за стёртых струнами пальцев. Он закусил губу, сморщился, и…

Пальцы встали на струны.

Конечно, Андрейка не знал никаких переборов. Но, проводя по струнам на каждом выученном аккорде, он извлекал из гитары не что-нибудь, а музыку песни «про ангела».

Этот парень был из тех,

Кто просто любит жизнь,

Любит праздники и громкий смех,

Пыль дорог и ветра свист…

Он был везде и всегда своим,

Влюблял в себя целый свет

И гнал свой байк, а не лимузин.

Таких друзей больше нет!

Чистый голосок Андрейки выводил слова песни, а струны под его тоненькими пальцами мелодично звучали.

Это было удивительно! Степаныч присел рядом с Андрейкой и потихоньку снял с гитарного грифа пальцы его левой руки, осторожно разогнул их. Кончики пальцев покраснели, а из мизинца, чуть прорезанного струной, сочилась кровь.

— Снимаю шляпу, — промолвил Степаныч. — Снимаю шляпу, — повторил он. — Линда, быстро тащи водку!

Девушка извлекла из сумочки бутылку с остатками спиртного. Степаныч достал из кармана почти чистый платок, намочил его в водке и протёр порезанный палец Андрейки.

Тот морщился, а Степаныч, стоя на коленях, на полном серьёзе дул Андрейке на пальцы. Потом порез забинтовал чистым бинтом.

— Тебе, брат, надо учиться, — сказал Степаныч. — Уж я прослежу за Ангелом, чтоб он тебя пристроил.

— Да я и сам уже думал, — сказал Вася. — Надо же! А я сколько раз начинал…

— И что? — поинтересовалась Линда.

— Сколько раз начинал, столько раз и бросал… — вздохнул Вася. — И замечу, это происходило не только с гитарой.

— Нашёл чем хвастаться! — крякнул Степаныч, вставая с колен. — Ты, малой, завтра не играй. И послезавтра тоже. А вот послепослезавтра уже можно, только без фанатизма.

— Я… я не смогу после… послезавтра… — Андрейка не заметил, как его охватила нервная дрожь.

— Почему? — спросил Степаныч.

— У м-меня же г-гитары нет.

— М-да… — покачал головой Степаныч и пропел:

— Господи, дай же Ты каждому,

Чего у него нет…[9]

ГЛАВА 25

В эту ночь Ангел и Андрейка, как только забрались в палатку, перед сном позвонили маме.

— Как ты там, сынок? — вибрировал где-то далеко голос мамы.

— Хорошо! — кричал Андрейка. — Я учусь на гитаре играть!

— Чего это вы звоните так поздно? Почему не спите до сих пор?

Тут Вася хлопнул себя по лбу! Не догадался после праздника, что человек в больнице и в это время уже может спать!

— Спроси, мы маму твою разбудили? — прошептал Вася.

— Ма, мы тебя разбудили? — переспросил Андрейка.

— Нет. Я тут разговариваю…

— С кем?

— С Богом.

— Ма…

— Не переживай, сынок. Васю слушаешься?

— Попробовал бы не слушаться! — громко крикнул в трубку Вася, уловив последний мамин вопрос. — А как ваше здоровье?

Вася наклонился к трубке. Хорошо, что мама не слышала, как от Васи пахнет пивом!

— Да так… — ответила мама. — Вася, вы завтра, когда приедете, Андрейку отвезите, пожалуйста, к тёте Вере. Мне ещё лежать несколько дней.

— Не волнуйтесь! Отвезу в лучшем виде!

На этом разговор и закончился.

— Ну что? Разбудили мы её? — спросил Вася, когда Андрейка нажал кнопочку на телефоне.

— Нет. Она разговаривала.

— С кем?

— С Богом.

— Да-а, — протянул Вася, вытягиваясь на полу палатки. — Получается же у людей с Богом поговорить. А тут… Вот если бы я с Богом разговаривал, я бы ему пару вопросиков-то задал!

— А какие вопросы ты бы Ему задал? — поинтересовался Андрейка.

— А ты бы — какие?

— Ну, я бы спросил, почему мама болеет.

— А я бы спросил: почему вообще люди болеют… И ещё я бы у Него спросил: как это Ему удаётся так переставлять разных людей с места на место? Как Ему удаётся одних людей сводить, причём таких разных, что страшно аж до мурашек по коже, а других, например, разводить? Как это Он нас всех тасует со своих небес? По какому принципу? Почему один может на гитаре играть, а другой — нет? Нет, почему именно этот может, а вот этот нет? Почему один нас гонит, а другой зовёт? Почему один нас любит, а другому мы… до лампочки? А, малой? Не знаешь?

— Не-е… — протянул Андрейка.

— А как ты думаешь? Почему? — допытывался Вася.

— Я не знаю. А мама…

— Что — мама?

— Мама говорит, что Земля — это место для испытания.

— Ну да… для испытания. А зачем нас надо испытывать? Что, Бог сам не знает, что я, например, Вася-Ангел, а не Вася-Горшок! И что я способен, например, на первое и на второе, а на третье и всё остальное не способен, хоть тресни! А хочется мне и третьего, и четвёртого!

— Не знаю… Ну… может, не всё от Бога зависит… Что-то зависит и от человека…

Вася помолчал, потом вздохнул:

— Наверно, ты прав. «Устами младенца…»

— Я не младенец, — не согласился Андрейка.

— Ну да. Вот я помню: когда я был совсем маленьким, я уже хотел… Да ладно!

— Вася, расскажи!

— Я уже тогда хотел стать ангелом. Меня бабушка в церковь водила. Там икона висела… человек с крыльями. Вот я и мечтал, чтоб у меня выросли крылья и чтоб я мог летать. Вот, бывало, идём мы с бабушкой из церкви. Поля кругом, дорога сельская, ни души вокруг. Я поднимаюсь и лечу. Честное слово!

Так и летаю, пока бабка меня хворостиной на землю не собьёт.

— А зачем она тебя сбивала?

— Чтоб не зазнавался… — вздохнул Вася.

— Наверно, тебе поэтому и косуха с крыльями досталась, — вспомнил Андрейка.

— Чего? А! Ну да… Давай, Андрюха, спать. А то мы с тобой что-то оторвались от земли. А земной закон гласит: человек похож на пиво. Почему? Человек ищет выхода, и пиво тоже ищет выхода. Пора выпустить пиво на волю. Пора вернуть его в естественную среду обитания.

Тут Вася заворочался, приподнялся и выполз из палатки, чтоб выпустить пиво на волю.

ГЛАВА 26

Утром байкеры дружно жаловались на головную боль, потому что празднование «отвальной» затянулось у многих почти до рассвета. Да и утро началось часов с двенадцати дня. А после обеда байкеры и их подруги стали сворачивать палатки, паковать вещи и собираться в обратный путь.

Андрейка занял своё место на трайке Степаныча, а Вася, как один из главных байкеров, опять поехал не в строю, а рядом с колонной мотоциклов.

Снова стелилась под колёса дорога, потом — вечерние городские улицы. И люди, люди… Всё так же кто-то приветственно махал руками, а кто-то грозил кулаками.

Наверно, только Бог мог ответить, почему одни машут так, а другие — эдак. И вообще, почему одни завидуют, а другие радуются? Почему одни ненавидят, а другие — любят? Почему?

Нет, не мог Андрейка ответить на эти вопросы. Мысли его снова перескакивали с одного на другое. С машущих людей на улице — на Васю-Ангела, с Васи — на маму, с мамы — на тётю Веру, и снова — на маму, на Васю…

Здорово было ехать! Здорово!

Гудели мотоциклы, ехали на них люди, и среди них Андрейка, как равный среди равных, сильный среди сильных. Как хотелось ему, чтобы путешествие по вечерним городским улицам никогда не закончилось…

Но вот уже показалась та самая площадь, с которой байкеры начинали свой выезд на слёт. Все прощались, хлопали друг друга по плечам, махали на прощание руками. Степаныч вытащил Андрейку из детского кресла, а Андрейка сам снял шлем и безрукавку.

— Спасибо, Степаныч! — сказал он.

— На здоровье, брат, — обнял Андрейку Степаныч. — Надеюсь, увидимся ещё. Про гитару-то не забывай!

— Никогда! Никогда не забуду!

— Мамку проси, пусть купит тебе.

— Да…

Пальцы Андрейки уже почти не болели, а порез покрылся корочкой. Но пальцы уже помнили и твёрдость грифа, и теплоту древесного гитарного изгиба… Они просили: «Хотим ещё! Разве ты не понимаешь, что нам это необходимо!»

Ги-та-ра… Степаныч обнимал кого-то другого, а Андрейка с грустью подумал о том, что, конечно, даже не заикнётся маме про инструмент…

Потом Андрейка стоял возле Васиного мотоцикла — ждал, пока Вася со всеми распрощается. Наконец Вася это сделал. Уф!

— Ну что? — подошёл к своему «харлею» Вася. — Всё хорошее когда-нибудь кончается. Но, хочу тебе сказать, когда-нибудь кончается и всё плохое. Так что поехали. Отвезу тебя домой.

— К тёте Вере? — тихо спросил Андрейка.

— К тёте Вере. А что, есть альтернатива?

Вот на этот вопрос Андрейка не знал, как ответить. Он точно не знал, что такое «альтернатива». Так, догадывался по смыслу, но…

Разве мог он предложить Васе… Разве мог он просить друга? Вася и так возился с ним почти четыре дня! Можно сказать, поссорился из-за него с Юлой! Хотя и говорил, конечно, что не из-за него…

— А твоя мама в какой больнице лежит? Знаешь, где? — спросил Вася.

— Я знаю, на какой станции метро.

Андрейка назвал. Однажды, когда мама особенно долго лежала в этой больнице, они с тётей Верой ездили её навещать.

— Ладно, — махнул рукой Вася. — Сказавши «А», следует сказать «Б». Залезай. Поехали.

— Куда? — с замиранием сердца быстро спросил Андрейка.

— Маму твою навещать.

— Ура! — не удержался Андрейка.

— Ура, не ура… — проворчал Вася. — Садись вперёд и держись крепче. Сейчас потормозим с тобой со скоростью шестьдесят километров в час. Легче застрелиться!

— Не надо, Вася! Не надо застреливаться, — отозвался обрадованный Андрейка.

— Ладно, не буду, — пообещал Вася. — Ангелы вообще-то не стреляются. Это я так…

— Почему? — спросил Андрейка. — Почему ангелы не стреляются?

— Потому что бесполезно. Ангел — это кто? Дух. А духам пули не страшны. Пуля спокойно пролетает насквозь и ангелу вреда не причиняет. Хоп?

— Хоп, — ответил Андрейка.

Конечно, «хоп». Всё понятно. Ему на пути просто встретился ангел. Только на время он превратился в Васю. Хоп.

ГЛАВА 27

Примерно полчаса Ангел и Андрейка «тормозили» по вечерним московским улицам. Андрейке было немного страшновато. Это ведь не в кресле трайка у Степаныча сидеть! Но потом страх отступил. Может, потому, что Ангел вёл мотоцикл осторожно, а может, потому, что спина Андрейки была плотно прижата к Ангелу. А что на свете могло быть надёжнее!

Полчаса ехали, ещё минут двадцать искали мамино отделение и палату. В палату их не пустили. И маму на улицу не выпустили: двери отделения уже закрыли на ночь. Маме разрешили только на десять минут спуститься в холл. Да и то, пока дежурный врач не видит.

Мама спустилась по лестнице. Она стала ещё бледнее, ещё худее и ещё прозрачнее.

Андрейка бросился к ней:

— Мама! Мамочка! Мы приехали!

— Ну как ты? Жив, здоров?

— Жив! И здоров! На мотоцикле катался, на гитаре играть учился!

— Молодец!

Пока Андрейка разговаривал с мамой, Вася-Ангел стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Наконец мама, осмотрев и ощупав Андрейку, убедилась, что тот цел и невредим. После этого она обратилась к Васе:

— Спасибо вам!

— Ну чего там… Не за что… Пожалуйста… — Вася явно не знал, что говорить и как вести себя рядом с этой женщиной, такой маленькой, хрупкой и прозрачной. С женщиной, которая была бы похожа на ребёнка, если бы не бездонные серьёзные глаза.

— Как — не за что? — не согласилась мама. — Есть за что! За Андрейку! За то, что вы… Вы его заметили… И взяли, и катали…

Мама тоже не знала, что говорить. Вернее, может быть, и знала. Просто не могла сказать всего, что хотела. Возможно, то же самое происходило и с Васей. Вот они и стояли друг против друга, и говорили что-то непонятно-обтекаемое…

— Эх, дурак я! — вдруг хлопнул себя по лбу Вася. — Надо же было хоть каких-то апельсинов купить… вам…

— Да что вы! Дело разве в апельсинах? Я и так благодарна… Даже не знаю, как… Очень…

— Ну… не стоит… — опять начал мямлить Вася. — Я… это… Пусть малой сегодня у меня переночует. И вообще пусть поживёт у меня до самой вашей выписки. Сколько вам ещё лежать?

— В субботу выпишут.

— Ну, так это ж не срок! Я его в пятницу вечером привезу к вашей тёте Вере. А то… Как он эту тётю Веру вспомнил, так чуть не заревел.

— Ты что, Андрейка? — покачала головой мама. — Тётя Вера — хорошая женщина. Сколько раз она нас выручала!

— Мамочка! Разреши! Это только два денёчка!

— Да я и так проявляю чудеса лояльности, — улыбнулась мама. — Я же вас, Вася, совсем не знаю. Сейчас такие страхи рассказывают про разных злодеев и просто… про плохих людей.

Казалось, она уговаривает сама себя.

— Мама, Вася хороший! — заступился за Васю Андрейка.

Но мама думала о своём.

— Зачем мы вам нужны, Вася? Зачем вам Андрейка? — вдруг снова спросила она.

Вася помялся.

— Не могу вам сказать… — еле выдавил он. — Оно само…

— Но ведь это не ответ взрослого человека! — покачала головой мама.

— Мама, это ответ ангела! — не выдержал Андрейка. — Васи-Ангела!

— Ну, разве что ангела… — улыбнулась мама.

В это время в холл выглянула медсестричка.

— Заканчивайте свидание! Хватит вам! — прикрикнула она. — Сейчас дежурный врач на обход пойдёт! Прощайтесь скорее!

Молоденькая медсестричка так и стреляла глазами в Васю. Наверно, она думала так: «Почему такие большие красивые бородатые мужики, в косухах, здоровенных ботинках с заклёпками и банданах, приходят на свидания к каким-то больным доходягам, а не к таким красивым девушкам, как я?»

Но, может быть, она думала иначе: «Пусть хоть перед смертью раковая больная порадуется, что к ней пришёл такой красивый большой бородатый мужик, в косухе, бандане и здоровенных ботинках…»

Хотя, возможно, она просто мечтала скорее выгнать последнего посетителя и пойти наконец спокойно поужинать, чаю попить с симпатичным дежурным врачом. Или без врача… О чём она думала на самом деле, никто никогда не узнает.

Можно дожить до семи (с половиной) лет и не знать многих вещей. Можно дожить до шестнадцати. До тридцати лет и даже до сорока и не знать. Можно дожить до шестидесяти и даже до семидесяти. И представьте себе — то же самое… Не знать!

О некоторых вещах мы не знаем, но у нас хватает ума в этом себе признаться. А о других вещах хоть и не знаем, но думаем, что знаем. И ошибаемся. Ошибаемся, ошибаемся…

Ещё бывает, что мы чего-то не знаем, но нафантазируем себе с три короба небылиц и сами же в них поверим. И кричим всякому встречному-поперечному: «Я знаю! Я всё знаю!»

Вышесказанное относится не только к размышлениям молоденькой медсестрички, но и к Андрейке, Васе-Ангелу и Свете, Андрейкиной маме. Если уж быть точным, то это относится ко всем людям на земле.

На самом деле, почему байкер Вася оказался в онкологической больнице у какой-то Светланы, матери-одиночки, да ещё зачем-то тащил к себе, в холостяцкую берлогу, чужого семилетнего мальчика, сына этой незнакомой Светланы… И это всё после того, как раньше приволок бедного ребёнка в самое неподходящее для детей место — на байкерский рок-фестиваль.

Может быть, кто-то точно знает почему. Наверно, это Бог…

ГЛАВА 28

То место, где обитал Вася-Ангел, можно было с полной уверенностью назвать берлогой. Но кроме «берлоги» этому жилищу подходило много названий. Например, музей. Или галерея. Или склад. Кому как больше нравится.

Вася с Андрейкой заехали в магазин и накупили всякой всячины. Съедобной, разумеется. Потом поставили мотоцикл в гараж возле Васиного дома.

Честно говоря, Андрейка сильно устал: таким насыщенным был сегодняшний день да и время уже подошло к ночи. Поэтому как следует рассмотреть гараж ему не удалось.

Вася жил в таком же доме, как и Андрейка с мамой. И квартира у него была почти такая же. Только у Васи переборка между кухней и одной из комнат оказалась сломанной, и эта кухня-комната представляла собой нечто с большим диваном, с какими-то лавками и квадратным деревянным столом посредине. Кроме того, одна из стен была завешана полками, наполненными всем, чего только может пожелать байкерская душа.

Тут находились и книги, и какие-то детали, и фото мотоциклов. Картинки, фигурки — в общем, всякие штучки, не поддающиеся описанию. В углу висел небольшой телевизор.

Ну а во второй комнате оказалось что-то вроде спальни: кровать, шкаф, тут же — маленький столик с компьютером.

— Располагайся и будь как дома, — пригласил Вася. — Хочешь — в душ сходи. У тебя там, в рюкзачке, что-то из одежды есть? Чистое?

Андрейка отправился в душ. Потом мылся Вася. Он сбросил косуху и кожаные штаны и, выйдя из душа, оказался одетым в белую футболку и длинные клетчатые шорты.

Волосы у Васи не были рыжими. Обыкновенные волосы, светло-русые. А вот борода имела тёмно-рыжий оттенок, ещё более заметный после душа. Вася, в шортах, футболке и тапочках, стал совсем другим человеком. Тёплым и домашним.

— Сейчас сообразим что-нибудь поесть, — сказал он.

Большим ножом с красивой ручкой Вася нарезал толстыми кусками колбасу и сыр, открыл консервную банку со шпротами и нарубил большими ломтями батон. Достал и вымыл помидоры и огурцы. Вскипятил чайник.

И приступили они с Андрейкой к мужскому холостяцкому ужину.

— Картошки завтра наварим, — пообещал Вася. — Завтра в гараж сходим, мотоцикл проверим.

— Вася, а тебе на работу не надо идти? — спросил Андрейка.

— Нет, — ответил Вася. — Я могу завтра на работу не ходить.

— А где ты работаешь?

— Мы собираем мотоциклы и чиним их, ну и продаём. Со Степанычем. И ещё пара ребят. Мастерская. Офис. Контора. Как хочешь назови.

— Здорово! — удивился Андрейка.

— Может быть. На жизнь хватает, и, главное, от байка не отрываешься. Я вообще-то учился когда-то строить самолёты.

— Ух ты! А ты на самолётах летал?

— Летал, — кивнул Вася.

— И как?

— Как на мотоцикле. Только на байке — лучше. Ладно, спать давай. А то тебя завтра пушкой не разбудишь.

— Разбудишь! — пообещал мальчик.

— Посмотрим…

Вася уложил Андрейку на раскладывающемся кресле в большой комнате, а сам отправился к себе в спальню.

— Вася…

— Чего тебе?

— Вась, а расскажи сказку, — тихо попросил Андрейка.

— Ну, это наглёж! — возмутился Вася. — У человека уже язык не ворочается, а он — «сказку»!

— Ну Вася! Ну Ангел!

На этот раз уговоры Андрейке не помогли. Вася отправился спать и через минуту из спальни раздался богатырский храп.

ГЛАВА 29

Зато уговоры помогли на следующий день.

После того как Андрейка с Васей весь день провели, смазывая, моя и полируя железного Васиного друга.

После того как ходили в соседний гараж и там давали соседу ценные советы по воспитанию скутера.

После того как всё-таки сварили картошку (правда, в мундире) и съели её.

После того как Вася выпил литр пива, а Андрейка — бутылку пепси-колы.

Мама Андрейке пепси не покупала, говоря, что эта «чёрная вода» вредна для здоровья. Но Вася же этого не знал!

День пролетел незаметно. Так же быстро пролетел короткий вечер. Тут уж Васе-Ангелу было не отвертеться от сказки.

Ну никак…

Вторая сказка Васи-Ангела

— Жил-был в одном тридесятом царстве царь, и было у него три сына. Старший и средний — нормальные люди. Старший ездил себе на «мерседесе», средний — на «ауди». В замке приличный имелся гараж: тут тебе и «роллс-ройс», и «бентли», и вообще… Кроме того, у каждого из сыновей был свой личный шофёр. И не один!

А младший сын оказался байкером. Причём с самого детства всё норовил он куда-нибудь укатить. Сначала на велике гонял, а как только чуть подрос, смог уже выбрать себе мотоцикл, к которому душа лежала. Ведь был он, понимаешь, царским сыном, а денег у царей куры не клюют. Ну и выбрал он себе, конечно, «харлей».

Очень царь переживал за младшего сына. Тот ведь не хотел даже нормальную царскую одежду носить. Ни мантию, ни камзол, ни панталоны не напялить на него — хоть стреляй!

Только и знал, что носился младший по дорогам тридевятого царства, среди таких же, как он сам, бесприютных и сумасшедших. Одевался, как все они. Как ты понимаешь, в косуху и всё остальное, что положено нормальному байкеру.

Отец боролся с ним, боролся и пригрозил, что если тот гонять на мотоцикле не перестанет, то лишит он сына наследства.

«Если не перестанешь, катись тогда с глаз моих долой на своём мотоцикле!» — так и заявил сыну царь.

Сын не перестал. Чтобы отца не раздражать, уехал со своими байкерами подальше от царского дворца, на самую окраину государства.

Старшие братья только порадовались: теперь им больше наследства достанется. Но…

Хоть они и «дружили» против младшего, но между собой жили как кошка с собакой, ведь царём после смерти отца должен был стать только один из них. Вообще-то по закону — старший, но «поди знай, что втемяшится старому маразматику в башку». Это так они про себя размышляли о том, что придёт в голову их престарелому отцу.

Ну жили они, значит, не тужили, но тут вздумалось соседнему королю пойти на их государство войной: завоевать их царство и присоединить его к своему королевству. Собрал сосед большое войско и пошёл захватывать чужие земли.

Тогда обратился старый царь к сыновьям:

«Сыночки мои милые, вставайте во главе наших войск! Ты, старший, стань главным над всей пехотой, а ты, средний, командуй техникой и артиллерией».

Только сыночкам его вовсе не улыбалось воевать. Они привыкли к вольготной жизни!

Старший подумал: «Вот ещё! Очень мне надо париться — врагов прогонять! Лучше уеду я в Швейцарию! Там, в швейцарском банке, у меня приличный счёт имеется. И стану я принцем… нет, не принцем, а молодым королём в изгнании. Живи — не хочу! Почести королевские, а забот — никаких!»

Драгоценности свои (и папины кое-какие) прихватил, пластиковые карточки там… Позвал своего шофёра, и поминай, как звали.

А враги уже к самому дворцу царскому подходят. Старый царь опечаленный сидит — не знает, что делать.

Зато средний сын быстро сориентировался. Посылает гонцов к тому королю, что них напал. Так, мол, и так: у тебя, великий король, есть три дочери. Давай я женюсь на какой-нибудь из них, хоть на самой страшной. А тогда ты поставишь меня царём над бывшим нашим государством. Я буду во всём тебе подчиняться. Так ты и нас завоюешь, и в глазах мирового сообщества останешься чистеньким.

Хорошо средний сын придумал! Только куда же при этом старика отца девать? Вот вопрос! Впрочем, ответ один: не жить больше на свете старому царю!

Уже враги на подступах ко дворцу. И тут…

— Наши! — обрадовался Андрейка.

— Да! — кивнул Вася. — Колонна байкеров налетела на врагов! Моторы гудят, колёса вертятся. Байкеры как рыцари в броне! Порвали вражеское войско, как Тузик грелку!

Пришлось отцу старших сыновей наказать и из государства выгнать. Старшему все банковские счета и пластиковые карточки аннулировал. А среднему ещё больше досталось… Заставил его царь на самой некрасивой дочке соседнего, побитого, короля всё-таки жениться. А она вдобавок ещё и сварливой бабой оказалась…

Младшему отец говорит:

«Прости меня, сынок, что я тебя выгнал. Ты теперь у меня один законный наследник. Уйду я на покой, а ты становись царём».

Сын ему и отвечает:

«Спасибо тебе, отец. Живи долго и правь справедливо. А я ещё не созрел, чтоб на трон садиться. Мне бы мой "харлей" да ветер в лицо. Да названых братьев моих, байкеров, видеть рядом. Может, после когда-нибудь…»

Так и умчался младший царевич, и колесит он до сих пор где-то по дорогам…

А царь-старик стал править мудро и справедливо. Приказал своим подданным: на байкеров не ругаться, когда они по ночам едут по дороге, и предоставлять им всегда ночлег и еду, если ночь застанет их в пути.

Тут и сказке конец, а кто слушал — молодец. Вот такая сказка, — закончил рассказывать Ангел.

— Главное — наши победили! — порадовался Андрейка.

— Наверно… Это тоже главное…

— А что ещё?

— Ладно, брат. Спи давай. Завтра утром разберёмся, что ещё…

ГЛАВА 30

Нет, это ещё не все чудеса, с которыми столкнулся Андрейка, живя у Ангела. В пятницу с утра Ангел снял откуда-то с антресоли… То, о чём Андрейка и мечтать не мог.

— Бери, — сказал Ангел. — Твоя.

Да, это была гитара. Неновая и без последней струны. Вконец расстроенная, но гитара.

Андрейка не мог и слова произнести, а Вася продолжил:

— Бери. Рождённый ездить играть не может.

— Вася… Спасибо… Но почему… почему «играть не может»? Я, когда вырасту, хочу и ездить, и играть.

— Ну… поживём увидим. У меня, по крайней мере, совместить не получилось. Подожди. Ты же читать умеешь?

— Давно уже!

— Ну, раз давно, тогда вот тебе ещё подарочек.

И Вася извлёк оттуда же книжку, которая называлась «Самоучитель игры на шестиструнной гитаре».

…Андрейка сидел на полу. Справа от него лежала гитара. Слева — самоучитель. Если бы кому-то захотелось описать, что творилось в его сердце, то он мог бы сравнить это сердце с кипящим чайником. Но не просто с чайником, а чайником со свистком. Есть на свете такие чайники. Когда они закипают, их носик начинает свистеть.

Вот так и Андрейка. Ещё немного — и засвистел бы. Не специально, а просто потому, что не мог не свистеть…

— Вася, спасибо! — только и смог произнести Андрейка.

— Ты, брат, особо не радуйся. — Вася попытался «охладить кипящий чайник». — Это ещё цветочки. Я тоже, когда покупал всё это, думал: «Ну, пара месяцев, и я — Пако де Лусия!» Ан нет! Это, брат, полдела. Всё это, — показал он на самоучитель, — надо досконально изучить и освоить.

— Я изучу! Я освою! — не хотел «охлаждаться» Андрейка. — А кто он, этот Пако… де…

— Сейчас я поставлю тебе диск, и ты сразу всё поймёшь.

Ангел нашёл и поставил в компьютер диск. И зазвучала музыка. Андрейка так и не встал с пола. Он не мог пошевелиться.

Через некоторое время Ангел выключил музыку.

— Хватит, — сказал он. — А то ты даже дышать перестал.

— Ангел… Эта музыка похожа на мою… На ту, что бывает… Это что, всё на гитаре? На такой же?

— На такой, конечно, только на профессиональной.

Да-а… Не зря Андрейка чувствовал, что в гитаре заключена музыка — такая разная… И такая, как играли рок-музыканты, и такая, что наигрывал Степаныч. Но вот теперь он наконец услышал, что ещё может быть скрыто в этом с виду довольно скромном инструменте. То, что можно извлечь из него с помощью пальцев и сердца. Потому, что без сердца извлечь что-то подобное невозможно.

— Ну вот. Играй, — потрепал Вася Андрейкин чуб. — Поедем к тебе — заскочим в музыкальный магазин и купим новые струны.

…Пятница неумолимо близилась к концу. Вася-Ангел снова посадил мальчика впереди себя и «потормозил» к Андрейкиному дому.

По дороге они действительно заехали в музыкальный магазин, к тому же «любезному» продавцу. Андрейка уже не боялся туда входить, ведь он был вместе с Васей.

— Нам комплект гитарных струн, — заказал Вася. — Помягче.

Продавец удивился и спросил:

— А что, тот, который потвёрже, уже порвали?

— Да! — прорычал Вася, сделав страшные глаза. — Наши гитаристы всё рвут!

По тону Васи продавцу стало понятно, что могут порвать и его. И он вытащил не один комплект струн, а целых два.

— Второй комплект — в подарок постоянным клиентам! — согнулся перед Васей продавец.

Вася милостиво взял оба комплекта, расплатился и не стал брать у продавца сдачу.

А ещё через десять минут Вася сдавал Андрейку тёте Вере — «в целости и сохранности», как полагается, что не помешало тёте Вере, как всегда, попричитать, поплакать, пару раз перекреститься и плюнуть через левое плечо, глядя на Васю.

ГЛАВА 31

— Бедный ты мой сиротинушка-а! — продолжала причитать тётя Вера, когда осталась в своей квартире наедине с Андрейкой. — И как это Светка отдала тебя этому чучелу… этому… — У тёти Веры не находилось слов, чтоб охарактеризовать Васю-Ангела.

— Тётя Вера, Вася хороший! Он мне гитару подарил! И самоучитель, чтоб я сам играть научился!

— Кому она нужна, гитара эта! — не соглашалась тётя Вера. — А кто это тебе футболку наизнанку надел? Посмотри.

— Я сам одевался!

— А твой Вася куда при этом глядел? Ворон считал? — наступала тётя Вера.

— Ничего он не считал!

Тётя Вера всё качала головой, разглядывая Андрейкины грязные руки и шею.

— И не помыл ребёнка… Небось грязнуля! Небось ходит как пугало, весь в мазуте! Не бреется, не моется, как козёл. Тьфу!

— Я сам мылся! В душе! А Вася не грязнуля!

— Ну да! Чистюля! Ох, господи помилуй! В душе он купался! Сам! А вдруг с матерью твоей что случится… Ох, горе ты моё! Раздевайся — ив ванну!

Андрейке пришлось подчиниться.

— Ничего с мамой не случится, — тихонько проворчал он, забираясь в тёплую ванну, наполненную пеной.

В ванне было хорошо. Ловкие руки тёти Веры быстро вымыли ему голову, намылили шею и потёрли спину.

Потом тётя Вера налила Андрейке стакан тёплого молока и положила на блюдечко большой кусок домашнего пирога с черникой. А потом уложила спать на мягкую кровать, застеленную белоснежной простыней.

Ванна с пышной пеной, молоко с пирогом и мягкая кровать — это ведь так хорошо! Но и колбаса с толстым куском батона, и твёрдое кресло, накрытое чем-то цветным и немножко колючим, — это тоже хорошо! Это просто здорово!

Андрейка закрыл глаза. В полусне он слышал, как тётя Вера кому-то названивает, рассказывая, что «Света отдала мальчика какому-то кожаному чучелу» и «неизвестно, что будет с мальчиком, если что-то случится со Светой».

А на следующий день из больницы вернулась мама. Есть ли на свете кто-нибудь, с кем было бы так… так спокойно, как с мамой! Мама, мамочка, родненькая, единственная…

Она действительно ещё больше похудела. И не снимала с головы косынку: волосы ей пришлось остричь, так как от лечения они почти совсем выпали.

Мама с удовольствием слушала, как сын провёл время на байк-рок-фестивале и как потом жил два дня у Васи-Ангела. Андрейка рассказывал со всеми подробностями, включая истории со Степанычем, Юлой и даже с продавцом музыкального магазина.

Мальчик показывал маме гитару с новенькими струнами, листал самоучитель и пытался на словах объяснить, как прекрасна музыка Пако де Лусии.

— Неужели твой байкер слушает и такую музыку? — удивилась мама.

— Конечно! Он мне диск ставил! И вообще! Он мне сказки рассказывал!

— Не может быть! — не поверила мама.

— Может!

— И что же это за сказки такие?

— «Колобок»! — воскликнул Андрейка.

— Что, байкерского интеллекта хватило только на «Колобка»?

— Мама! Вася умный! А сказка по-другому называлась: «Харлей-в-бок»!

— Ну, это не легче! — расхохоталась мама.

Андрейка не знал, как объяснить ей, что это была хорошая сказка, почти волшебная…

— И ещё одну сказку Вася рассказывал. Про то, как у царя было три сына. Два умных, а третий — байкер.

Да-а… Андрейка и не помнил, когда мама так весело смеялась!

ГЛАВА 32

Через несколько дней, когда мама более-менее пришла в себя после больницы, она отправилась по одному очень важному делу — пошла в школу, записывать Андрейку в первый класс. Правда, ничего хорошего из этого не вышло. Мама вернулась домой, села на диван и расплакалась.

— Мамочка! Ты что? Ты записала меня в школу? — кинулся с расспросами Андрейка.

Он все эти дни, почти напролёт, занимался гитарой. С большим трудом, сверяясь с самоучителем, он пытался настроить гитару. Слух-то у него был отменный, и он хорошо улавливал все неточности звучания струн, но вот добиться того, чтобы они звучали одинаково, не получалось. Пальцы не доставали.

Снова и снова Андрейка крутил колки, но звук всё уплывал и уплывал… А пальцы-то как болели!

Мальчик оторвался от гитары и присел рядом с мамой на диване.

— Записала?

— Нет, сынок, — вытерла глаза мама. — Нет, не записала. Не берут нас… Недостойны мы английской школы…

— Почему?

Школа, которая находилась рядом с домом, считалась «английской» и престижной. «Запись к нам закончилась ещё в мае! — объяснила маме директор школы. — К нам дети… ох каких людей в очереди стоят!»

— Наверно, она из меня деньги вымогала… — вздохнула мама. — Когда про великих людей и их детей рассказывала. Короче, мест в школе нет. Все первые классы укомплектованы.

— И что теперь делать? — не понимал Андрейка. — Я что, теперь в школу не пойду?

— Пойти-то пойдёшь. Только надо теперь в дальнюю школу ехать, записываться. На автобусе придётся в первый класс ездить. А ведь я не всегда смогу тебя отвезти. И забрать… Что поделаешь… Придётся завтра в ту школу ехать, а то ещё опоздаем и туда не возьмут.

Здорово расстроилась мама. Андрейка, правда, тоже, но не так сильно. Жалко, конечно, что придётся не в ту школу ходить, куда все ребята со двора бегают…

Об этом Андрейка и рассказал Васе-Ангелу, когда тот позвонил ему вечером, чтобы узнать, как успехи на ниве игры на гитаре.

Вася позвонил на домашний телефон. Мама поздоровалась с Васей и подозвала Андрейку, как взрослого! Но когда Андрейка рассказал Васе про школу, тот попросил снова позвать к телефону маму.

Мама изложила Ангелу суть дела. Они ещё немножко поговорили, и она положила трубку.

— Чудной он человек, твой Вася-Ангел, — покачала головой мама, отходя от телефона. — Говорит, что приедет и с директрисой школы разберётся.

— Ура! — почти закричал Андрейка. — Вася приедет! Ма, Вася приедет и разберётся!

— Твои бы слова, да Богу в уши, — сказала мама. — А вдруг начнёт твой Вася разбираться да ещё хуже что-нибудь сотворит. У него хоть какое-то образование есть, у этого Васи?

— Есть! — уверенно ответил маме Андрейка.

— Откуда ты знаешь?

— Он мне рассказывал, что раньше учился строить самолёты. А потом стал строить мотоциклы.

— Ну-ну… Посмотрим, ладно. Нам-то с тобой нечего терять!

…На следующий день, часов в десять утра, в дверь позвонил не кто-нибудь, а Вася-Ангел собственной персоной.

— Поехали! — сказал он маме после того, как поздоровался. — Поехали в школу!

— Вы извините, Вася, но я на мотоцикле не поеду, — отказалась она.

— Почему?

— Ну… не могу.

— Ладно… Вы тогда идите к директрисе, а мне махнёте рукой из её приёмной. На каком этаже кабинет директора? — поинтересовался байкер.

— На первом.

— Прекрасно. Я въеду на школьный двор.

— Вася, может, не надо? В крайнем случае, походим мы в другую школу… Андрейка человек самостоятельный… — пошла на попятную мама.

Да тут бы любой испугался!

— Нет, — твёрдо сказал Вася. — Решено так решено!

ГЛАВА 33

Обо всём, что произошло дальше, Андрейка узнал от мамы и Васи, когда они вернулись после беседы с директрисой.

Мама долго ждала директрису в приёмной. Как только ей разрешили войти, мама махнула Васе рукой. И Вася завёл мотор «харлея» прямо под окном у директрисы.

Директриса встретила маму неприветливо.

— Это опять вы? Я же всё вам доходчиво объяснила в прошлый раз! — Тут она поморщилась и подошла к окну. — Кто это поставил здесь мотоцикл? Что это за звуки! Ужас! Лена, закройте окна!

Лена, секретарь директора, кинулась было к окнам, но не успела.

— Лена, не надо! — сказал Вася, входя в кабинет.

Директор оторопела на мгновение: уж очень колоритная фигура нарисовалась на её пороге.

— Вы… вы… по какому вопросу?

— Я, — сказал Вася, — по вопросу устройства в школу сына вот этой женщины. Мальчик проживает в вашем районе, не так ли? В двух шагах от школы?

— Да, но…

— А если да, то не вижу никаких оснований для отказа. Если вы не возьмёте мальчика, у вас могут быть неприятности. Под окнами вашего дома начнут собираться байкеры, и звук мотора моего одинокого «харлея» покажется вам райской музыкой.

— Вы мне угрожаете? — опомнилась наконец директриса.

— Нет, — пожал могучими плечами Вася. — Я вас просто предупреждаю.

— Я обращусь в милицию… в полицию!

— Да, вы можете обратиться в полицию. Но что вы скажете при этом? Мы будем собираться до двадцати одного часа… Лучше давайте сделаем так: вы, к примеру, берёте мальчика, а я организую для ваших старшеклассников… ну, хотя бы лекцию о мотоциклах. У нас, в байкерском клубе, есть славнейшие люди. И все они не любят тупой несправедливости.

Так или почти так говорил Вася-Ангел, а мама сидела и слушала. Ей, конечно, было неловко. Не так уж часто ей кто-то помогал, не так уж часто просили за неё… Кроме того, Вася ничего не сказал директрисе о том, что Андрейка — ребёнок матери-одиночки и матери-инвалида. Мама была благодарна ему за это.

— Ладно! — вдруг мило улыбнулась директриса. — Уговорили. Давайте документы вашего мальчика. Если у него такая группа поддержки… — Тут директриса из монстра превратилась в нормальную и даже симпатичную женщину. Женщина посмотрела на Васю и сказала: — Какой вы прекрасный человеческий экземпляр!

Вася церемонно поклонился.

Наверное, до того, как стать директором школы, директриса была учительницей биологии. Иначе бы она, конечно, не сказала про «экземпляр».

— Вот, смотрите. Записываю вашего мальчика двадцать шестым. В первый класс «Б». Здесь одна девочка у меня пока под вопросом. Двадцать шесть — это на одного больше, чем двадцать пять. А двадцать пять — предел для нашей школы.

— Спасибо вам, спасибо огромное! — стала благодарить директрису мама.

Директриса задумчиво смотрела то на неё, то на Васю и в конце концов промолвила:

— Не за что. Это мой долг.

Так Андрейку приняли в престижную английскую школу рядом с домом.

Вася дал по газам и за мгновение добрался до Андрейкиного дома, а потом они с Андрейкой, радостные, ждали, пока придёт мама.

Она не приходила довольно долго, но когда пришла, в руках у неё был торт.

— Ура! — закричал Андрейка.

Нет, ничего нельзя придумать лучше, чем чай с тортом в компании мамы и Васи-Ангела!

ГЛАВА 34

— И всё-таки что-то в этом неправильное есть, — сказала мама. — Мы же директрису запугали! Чем мы тогда отличаемся от неё? Она торгуется, а мы запугиваем. Баш на баш.

— Разве так запугивают! — удивился Вася. — Мы не запугивали — мы доходчиво объяснили! И потом, может быть, она и не торговалась. Ведь мы же видели списки.

— Тогда мы ещё хуже, чем она.

— Нет, — ответил Вася. — Надо признать, что мы не хуже и не лучше. Мы такие же, как она. Добивались как могли. Мы ведь правы.

— Вот я всегда так… — вздохнула мама. — Не могу понять, как правильно. Сделаю что-нибудь и успокоиться не могу. Всё время совесть меня мучает.

— Ха! Совесть мучает всех. Меня, например, очень мучает одна вещь: я давно должен прокатить вас на «харлее», а до сих пор не прокатил.

— Почему же вас это должно мучить? — не согласилась мама. — Не всем же ездить на мотоциклах. И вообще… Вы меня, Вася, простите, но я тут чего-то не понимаю. Ваше желание гонять на бешеной скорости и дразнить судьбу… Вы же играете со смертью.

— Да, — ответил Вася. — «Смел и дерзок мой трюк!»[10] — пропел он.

Разговор начался, когда чай был уже налит. Андрейка ревниво следил за говорящими. Уж очень ему не хотелось, чтобы спор мамы и Васи перешёл в ссору. Ведь взрослые — они такие! Чуть что, сразу обижаются друг на друга…

— Вот именно — трюк! Не думаете ли вы, что ваши гонки — просто своеобразное трюкачество? — пошла в атаку мама.

— У трюков есть зрители, а у нас частенько только ветер.

— Трюкачить можно и перед самим собой!

— Наверно, я эту арию не к месту спел, — развёл руками Вася. — Но, согласитесь, в этом мире трюкачи и клоуны нужны для того, чтоб люди видели, что на свете существуют не только серые будни.

— Серые будни бывают у серых людей. Разве нормальному человеку нужны клоуны? — возразила мама.

— Но несерые люди скорее оценят, чем выделяются другие «несерые». А клоун, хоть раз в жизни, бывает нужен каждому. И потом, каких людей вы считаете нормальными? Кто устанавливал эти нормы? — вопросом на вопрос ответил Вася.

— Насчёт того, что клоуны нужны каждому, я по-прежнему не согласна. И главное… Вы извините, но игры со смертью мне претят. Может быть, потому, что я… Ну, иногда ощущаю смерть так близко. Я борюсь с ней, чтоб вырвать у неё хотя бы денёк. А вы… Вы летите по шоссе на огромной скорости, красуетесь и хвастаетесь, что не боитесь смерти. А потом разбиваетесь и… и словно бы выбрасываете свою жизнь, словно бы она вам не нужна… Обидно… Вот и получается: «Храбрый шут…»

Над столом повисло молчание.

«Хоть бы они скорее заговорили! — думал Андрейка. — А то сейчас Вася уйдёт… и тогда всё… и всё…»

Что «всё», Андрейка не понимал. Когда говорила мама, Андрейке казалось, что она совершенно права. Но было не легче от этой правоты…

И тут Вася, совершенно неожиданно, заговорил стихами.

— «Есть упоение в бою…» — заговорил Вася. —

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

Та-та, та-та…

Вася помахал в воздухе рукой.

— Сами знаете. Короче:

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья —

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог…[11]

Снова над столом повисло тяжёлое молчание.

— Вот, как-то так, — сказал Вася.

Андрейка был удивлён до глубины души. Вася — и вдруг стихи! Правда, смысл ускользнул от Андрейки и он ничего не понял.

— Спасибо, Вася, за стихи. — Мама, видимо, тоже удивилась, но виду не подала. — За Пушкина спасибо. Но эти строки… Вы извините, это же неоднозначные строки. Человек во время испытания не молится, не кается, а как бы презирает… всё и вся. Против Бога идёт и Его воли.

— Нет, — не согласился Вася. — Человек, который решил, что он умрёт, уже наполовину умер.

А другой человек не опускает руки, а идёт навстречу опасности. Да он просто встречает её, как встретил бы радость! Разве не Божьей воле он радуется? Хоп!

Васино «хоп» развеселило маму.

— Классное дополнение к Пушкину! Хотя и то верно, что Пушкин — гений. Вроде бы и то верно, и другое… Но вы, байкеры, всё равно как бы зовёте опасность, как бы провоцируете её! Вы же ездите не для кого-то, а для себя! По доброй воле, а не от чумы!

— Наверно, да… — вздохнул Вася. — Или нет. Возможно, та чума, к которой мы идём навстречу, не так заметна, как чума пушкинская или другая болезнь. Но она не менее страшная… для каждого живущего. Индивидуально.

— Что же это за опасность?

— Скиснуть. Превратиться в… планктон… Ну, есть много обидных слов. Может быть, подойдёт даже «смерть души». Хотя это пафосно слишком. Когда люди не видят другого способа пробудить свою душу, хоть чуть-чуть сделать её чище… Ну, хотя бы так. Ветер в харю — и вперёд! Извините. Не самый плохой способ, уверяю вас. Это в идеале, конечно. А вообще… и трюкачи есть, и безбашенные. Всяких полно. Как везде.

— Когда Господь пробуждает душу, он даёт ей молитву, — настаивала на своём мама. — А не мотоцикл.

— А как вышибить из человека молитву, если у него всё чики-пики и шито-крыто? Когда он сидит в своём болоте и носа наружу не высовывает? Может, хоть мотоцикл ему под зад, а?

— И хоп! — встрял в разговор Андрейка.

Тут мама с Васей засмеялись.

Кажется, спор между мамой и Васей перевалил через опасную грань. Наверно, они теперь не поссорятся!

— Я ещё хочу вам сказать… — начал Вася, но мама перебила его:

— Вася, может, будем на «ты»?

— Да я и сам хотел, только не решался, — ответил Вася. — Короче, Света, соглашайся, я тебя прокачу на мотике.

— Правильно, — сказала мама. — На «байке» я не хочу. Это, понимаешь, с претензией. На «харлее» тоже не хочу — за «харлей» мне не расплатиться, если что. А вот на «мотике», пожалуй, соглашусь. Только чтоб не закиснуть!

Ах, как весело было всем троим! Они смеялись, наливали по десять кружек чаю и съели весь торт, чему очень даже поспособствовал Вася, который сказал, что «счастливые тортов не наблюдают».

Ещё Вася сказал, что ангелам торты повредить не могут, потому что ангелы питаются духовной пищей, а торт — это так, видимость одна… Мировая иллюзия. Однако умять почти всю «иллюзию» это ему не помешало.

А потом мама и Андрейка вышли проводить Васю до самого мотоцикла.

ГЛАВА 35

На следующий день Вася приехал под вечер. К тому времени Андрейка ценой неимоверных усилий всё-таки смог настроить гитару.

Он мучил её, почти не отрываясь. Мама даже заставляла сына «бросить это дело и пойти погулять», но Андрейка «дела» не бросал. Наконец он был вознаграждён тем, что аккорды на его гитаре зазвучали примерно так же, как на гитаре Степаныча. Андрейка даже спел маме песню о парне, который «был из тех, что просто любит жизнь».

Музыка чуть-чуть «плавала», но всё равно мама очень удивилась.

— Как бы отдать тебя учиться музыке!.. — вздохнула она. — Надо бы мне узнать, сколько стоит музыкальная школа.

В голосе мамы не чувствовалось уверенности. И Андрейка, вздохнув, взялся за следующую главу самоучителя.

А под вечер приехал Вася. Он привёз с собой в пакете куртку и шлем. Для мамы.

— Ну как? Не передумала? — спросил Вася. — Тогда надевай. Это мой старый шлем. Когда я был моложе, и голова у меня была гораздо меньше.

Мама улыбнулась.

— А если ты, Вася, станешь совсем старым…

— Голова у меня будет как чемодан. Главное, чтоб замочки чемоданные не заржавели.

Тут Андрейка засмеялся, а Вася сделал невозмутимое и непонимающее лицо.

— Куртка тоже моя, — показал он на привезённую косуху. — Самая первая косуха. Мне тогда шестнадцать лет только исполнилось.

— Мама, не надевай куртку! — повис на маминой руке Андрейка.

— Почему?

— Потолок прошибёшь! А потом крышу проломишь! — объяснил он.

Нет, невозможно было не смеяться, когда рядом находился Вася-Ангел! Теперь уже все трое смеялись.

— Не волнуйся, Андрюха. Будь спок. Я в карманы утяжелители положил. Не взлетит твоя мама — останется на земле.

— Да… — вздохнула мама. — Нам жизнь утяжелители сама ставит. Так, как в шестнадцать лет, в тридцать уже не полетаешь.

— Посмотрим, — пожал плечами Вася. — У кого-то крылья к тридцати годам уже отпадают, а у кого-то и в сорок ещё растут.

— Ты, Ангел, оптимист!

Мама всё время улыбалась. Может, она и хотела бы оставаться серьёзной, но её губы так и разъезжались в улыбке. И ещё… она иногда поглядывала на себя в зеркало!

— Если ангел станет пессимистом, он уже будет иначе называться, — отозвался Вася, глядя на маму.

— Как? — спросил Андрейка.

— Вырастешь — узнаешь, — быстро ответила за Васю мама.

Она выглядела очень симпатично. В чёрных джинсах, в голубой футболке с высоким воротничком, прикрывающим шею. А на лице стало даже проступать что-то вроде лёгкого румянца.

Мама уже примерила шлем. Потом сняла его и надела Васину косуху. Даже «шестнадцатилетняя» Васина косуха оказалась ей великоватой, но вполне приемлемой. Синяя косынка у мамы на голове сразу превратилась в бандану.

— Я готова.

Андрейке очень хотелось попроситься… Ему так хотелось покататься вместе с Ангелом и мамой! Но что-то остановило его, и он сказал:

— Ну, езжайте! А я без вас буду учиться на гитаре играть.

— Ты, Андрюха, настоящий мужик, — шепнул Андрейке Вася, наклонившись. А громко сказал: — Ну, полетели!

— Полетели! — отозвалась, как эхо, мама. — Снимаем утяжелители!

И они «полетели». Андрейка видел в окошко, как мама села на заднее сиденье вторым номером. Он видел, как она обняла сзади могучую спину Васи-Ангела, как Вася погладил своей ручищей мамину руку, обхватившую его.

Заревел мотор — и мотоцикл скрылся из виду.

«Улетели», — подумал Андрейка.

Он хотел было вернуться к гитаре, но не смог. Музыка остановила его, и ему пришлось присесть на диван и закрыть глаза.

Музыка так и рвалась изнутри, и партия гитары звучала соло.

«Пако де Лусия, Пако де Лусия… — успел подумать Андрейка. — Где ты, Пако де Лусия? Когда я ещё научусь играть, как ты…»

ГЛАВА 36

Музыку прервал звонок в дверь. Кто-то настойчиво нажимал кнопку звонка. Андрейка открыл. На пороге стояла тётя Вера.

— Привет! Ты один? — спросила она, проходя в комнату.

— Один.

— А мама где?

— Мама уехала.

— Куда же это она? — поинтересовалась соседка.

— Она с Васей-Ангелом уехала на мотоцикле кататься.

— Что? С этим? С огроменным? — удивилась женщина.

— Угу! Тётя Вера, это же здорово!

— Ну… и не зна-аю, — протянула тётя Вера. — По-моему, у твоей мамы от болезни крыша поехала. Ещё бы — столько химии принять!

— Тётя Вера, у мамы никакая «крыша» никуда не «поехала»!

— Так разве нормальная женщина позволит себе по улице носиться как оглашённая! Да ещё с кем! Это же… это же… С этим чучелом… Тьфу!

У тёти Веры не находилось слов, чтобы охарактеризовать Васю. Но она не остановилась на этом. Её предположения были одно краше другого.

— Или она, бедная, решила, что всё равно помирать, так пустилась во все тяжкие!

— Нет! — закричал Андрейка. — Нет!

— Чего кричишь-то?

Андрейка любил тётю Веру. Она была ему как родная. Родная бабушка. Свои собственные внуки жили от тёти Веры далеко, в другом городе. Да и она сама привязалась к нему и иногда называла Андрейку «внучком».

Но тут…

Не понимала чего-то тётя Вера… Разве можно так про маму… Андрейка насупился и сел на диван.

— Вот ты обиделся, — продолжала тётя Вера. — А ведь это не дело. Мать где-то незнамо с кем прохлаждается, а сын один дома сидит. Лето на дворе! В парк надо, на пруд ребёнка тащить, если не можешь к морю вывезти.

— Не хочу я на пруд! — буркнул Андрейка.

Но тётя Вера не останавливалась.

— Нет, я понимаю, — выговаривала она. — Света — женщина молодая, хоть и больная насквозь. Может, ей хочется с кем-то знакомство завести… напоследок. Но не с таким же… уродом… Нашла бы себе кого-то спокойного, степенного…

— Вася не урод! Не урод!

Что-то такое случилось с Андрейкой. Очень уж обидные слова произносила тётя Вера. И он сорвался. Лицо его покраснело. Он заревел. Размазывая по щекам накатившие слёзы, он сказал оторопевшей тёте Вере:

— Уходи! Уходи от нас! Ты плохая! Я тебя не люблю! Ни капельки не люблю!

Тётя Вера смотрела на Андрейку. Губы её сжались, она схватилась за левую сторону груди.

— Ты что?! — не поняла она.

— Уходи! Уходи! — твердил Андрейка.

— Ну вот, дождалась! За всё своё хорошее получила. Господи помилуй…

Тётя Вера медленно опустилась на стул. Видимо, уйти она просто не могла. Андрейка поднял голову, посмотрел на неё… И ему вдруг стало так жалко тётю Веру… И так стыдно…

— Тётя Вера… простите…

— «Слово не воробей…»

— Правда, простите! — подскочил Андрейка к стулу, на котором сидела тётя Вера. — Но Вася — он хороший. И мама хорошая…

— Ну да! Одна тётя Вера плохая!

— Да! То есть нет! Вы… Хорошая. Только…

— Только твой Вася лучше? Да?

Ну как ответить семилетнему человеку на такой вопрос? На такой вопрос не всякий взрослый сможет ответить!

— Ну, Бог с тобой, — наконец поднялась со стула тётя Вера. — Ты-то, Андрей, маленький ещё, но мать твою я всё равно не понимаю. Надо, наверно, что-то с этим делать.

— Нет, не надо! Тётя Вера, не надо ничего делать!

— У таких, как ты, не спрашивают.

Видно было, что тётя Вера обижена. Она вышла и плотно затворила за собой дверь, не сказав больше ни слова.

Мальчик долго не мог успокоиться. Ему было совестно. На душе кошки скребли, ведь он так обидел человека!

Да и мама с Ангелом всё не приезжали. На улице стало совсем темно. Андрейка даже начал волноваться за них. Вдруг Вася не справился с управлением? Вдруг они разбились? Оба?! Страшно даже подумать о таком.

Андрейка часто выглядывал в окно, но никто не подъезжал. Тогда он забрался на диван, укрылся пледом и закрыл глаза. Хотел дождаться маму, но не заметил, как уснул.

ГЛАВА 37

Проснулся Андрейка от того, что ему приснилось. А приснилось ему, что он летает. Приоткрыв один глаз, Андрейка увидел, что действительно летит, но на крепких руках Ангела: Вася переносит его с дивана на его кровать.

— Привет, Ангел, — пробормотал Андрейка. — Вы живы?

— Да.

— Вы приехали?

— Да.

И Андрейка снова заснул, на этот раз без сновидений.

…С этого дня мама стала часто встречаться с Ангелом. Иногда ночами они ездили по притихшим улицам. Вася представил маму своим друзьям-байкерам, поездив пару раз по ночной Москве вместе со всеми.

Товарищи Васю спрашивали, где он нашёл такого «второго номера», который не побоялся ради него побрить голову наголо. Где откопал такую стройную, умную и оригинальную девушку.

Люди больше хотят верить сказкам, а не правде. Вот Вася и рассказал всем очередную сказку о том, что голова его подружки обрита: а) из-за него, Васи, потому что ему так нравится, и б) просто из-за оригинальности.

Кроме того, Вася рассказал байкерам, что его девушка — бывшая журналистка, которая бледна потому, что переживает творческий кризис (чтобы маму не сильно доставали всякими расспросами).

«Творческий кризис» ещё больше поднял репутацию мамы в глазах байкеров, потому что кто понимает в кризисах больше, чем байкеры?

А Света, покатавшись с мотоциклистами, вдруг вспомнила, что она действительно журналистка, и решила написать про Васиных друзей целую серию статей. Она предложила по старой памяти эту серию толстому журналу, а журнал, в свою очередь, обещал выплатить маме неплохой гонорар.

Васе была предоставлена роль почётного консультанта.

Самое смешное, что несколько байкерских подружек, глядя на маму, тоже обрили голову наголо.

— Ничего! — смеялась мама. — Зато у них волосы вырастут густыми! И кудрявыми!

Давно уже мама столько не смеялась, как смеялась сейчас, рядом с Васей. Давно уже не выглядела такой красивой! Андрейка смотрел на неё и нисколько не обижался, что Вася-Ангел катается теперь больше с мамой, чем с ним.

Но ездили они и втроём. «Тормозили». Выезжали и в парк, и за город.

Такого счастливого лета у Андрейки не было никогда за всю его семилетнюю жизнь. Мама чувствовала себя хорошо.

Однажды, когда мама и Вася сидели и пили чай на кухне, Андрейка случайно услышал обрывок их разговора.

— Как ты? — спросил Ангел.

— Хорошо. Ты знаешь, я давно уже так хорошо себя не чувствовала.

— Не устала?

— Устала. Но это не страшно. Просто, понимаешь, я думаю…

— Если хочешь, скажи.

— Ты понимаешь, я ведь тогда решила попробовать… Покататься с тобой. Просто рискнуть… — созналась мама.

— И как?

— Не знаю. Боюсь поверить.

— Боишься поверить себе или мне? — уточнил Вася.

— И то и другое. Но тут дело ещё вот в чём. Я ведь верующая. До тебя мне казалось, что я стала смиряться… что умру. Но…

— Что?

— Но Бог послал мне тебя, Ангела. И Ангел сказал, что ещё есть… ну, если не надежда, то просто шанс… встретить смерть без тоски. Смирение оказалось ложным. Смирение, полное тоски, — ложь! Я не смирилась — я просто всеми силами глушила в себе желание жить, чтоб не было… так больно умирать. Я забыла, что такое радость.

— Да-а… Люди разучились почему-то радоваться просто так.

— Спасибо тебе, Ангел.

— Не за что. Тебе спасибо. С тобой я вспомнил, что ещё могу разговаривать. А то… я так… в большинстве случаев просто треплюсь уже много лет. Ты просто не представляешь, какое это счастье — говорить с человеком на одном языке. И знать, что тебя понимают.

— Почему же не представляю? Представляю… Враньё нас губит. Мы так привыкли врать, что врём сами себе. Врём всегда и везде, даже когда молимся. Мы перестали это замечать… Когда просто благополучно живём… Не дай бог мне забыть, что я сейчас чувствую. Мне кажется, сейчас… Мне легче было бы умереть, чем когда-либо, — тихо призналась мама.

— Ну уж нет! Нет! Пока я слышу такие речи, я буду продолжать воспитательную работу!

Тут Андрейка услышал шум отодвигаемого кухонного табурета. Наверно, это Вася встал, чтобы обнять маму.

— А я согласна. Продолжай! Воспитывай! Вечно и бесконечно!

Тут Андрейка вошёл в кухню, чтобы «воспитательная работа» коснулась и его. Через секунду все трое стояли в маленькой кухне, обнимая друг друга.

Только вот незаметно пролетело полтора месяца, и маме снова подходил срок ложиться в больницу. Хоть она и хорошо себя чувствовала, но никто не знал, как болезнь развивается внутри и надо ли ей опять проходить тяжёлое, изнурительное и даже смертельно опасное лечение.

ГЛАВА 38

Мама собиралась ложиться в больницу. Андрейку снова оставляли на тётю Веру. Только теперь все заранее договорились о том, что на выходные Вася заберёт его к себе.

Тётя Вера поворчала, но согласилась. Своего мнения о Васе тётя Вера, конечно, не поменяла, но, глядя на то, как сияет мама, ворчать перестала. По крайней мере, вслух.

Через пару дней после того, как мама легла в больницу, в гости к тёте Вере пришёл незнакомый мужчина.

Андрейка сидел у тёти Веры в кресле и мучил гитару. И сам мучился с гитарой, если можно так выразиться. Продвижение по самоучителю стало медленным, потому что теперь Андрейке пришлось разбираться в нотах, а это оказалось делом очень сложным.

Мальчик услышал, как прозвенел звонок, потом в прихожей зазвучал мужской голос.

Тётя Вера проводила мужчину в другую комнату и плотно затворила за собой дверь. Через некоторое время они оба, мужчина и тётя Вера, вышли туда, где сидел Андрейка с гитарой.

— А вот и наш Андрюша! — каким-то неестественным голосом произнесла тётя Вера. — Андрюша, познакомься с дядей Колей.

Андрейке пришлось отложить гитару. Он поднялся и сказал:

— Здравствуйте.

Дядя Коля казался обыкновенным человеком. Правда, Андрейка что-то такое почувствовал. Что-то такое неприятное, исходящее от этого дяди Коли. Мужчина рассматривал его так, словно изучал микроб под микроскопом. Уж очень въедливо!

— Здравствуй, здравствуй, коли не шутишь… — приговаривал дядя Коля, похаживая вокруг Андрейки и рассматривая его со всех сторон. — Вот ты какой… Что, на гитаре играть учишься?

— Угу.

— Получается?

— Не очень.

— Чего так?

Дядя Коля, конечно, спросил, почему у Андрейки не получается. Но было понятно, что это его совершенно не интересовало.

Андрейка не ответил. Тут дядя Коля чуть заметно кивнул тёте Вере, и они вдвоём вышли из комнаты. Через некоторое время Андрейка услышал, что дядя Коля уходит.

— Да, конечно, — донёсся до Андрейки его голос из прихожей. — Конечно, я понимаю. Да… Но я с женой должен посоветоваться. У нас своих двое. Как ещё она воспримет всё это…

— Не упустите такой возможности. А так — и вам хорошо, и ребёнок будет присмотрен. Не чужой — свой ребёнок! — сказала тётя Вера и добавила ещё что-то, только очень тихо. Так, что Андрейка ничего не услышал.

Входная дверь хлопнула. Тётя Вера немного повозилась на кухне и позвала Андрейку:

— Андрей, сбегай вынеси мусор!

В одной руке тётя Вера держала мусорный пакет, заполненный только наполовину, в другой — телефон. Андрейка вдруг подумал, что она просто отсылает его на минутку, чтобы спокойно позвонить кому-то.

Он подхватил лёгкий пакет и побежал по лестнице вниз.

ГЛАВА 39

Добежав до мусорки, Андрейка выбросил пакет и огляделся, нет ли во дворе кого-нибудь из ребят. Лето заканчивалось, и многие уже приехали.

Время стояло обеденное, и в тенёчке сидели только две девчонки. И вдруг… На скамейке чуть поодаль Андрейка увидел спину того самого дяди Коли, который только что знакомился с ним.

Рядом с ним сидела женщина. Они разговаривали друг с другом на повышенных тонах и махали руками. Словно что-то толкнуло Андрейку к этой скамейке. Он подошёл поближе и спрятался за деревом.

— Ну, ты пойми… — уговаривал женщину дядя Коля. — Это же было до тебя… Мы с ней примерно год встречались. До тебя! Хватит уже обижаться! Я же не знал, что она решит рожать!

— Ну ты и кобель! Как тогда на сторону бегал, так и сейчас!

— Ну, дорогая… Ну прости…

— Ты уверен, что это — твой сын?

— Да кто его знает… Может быть, и мой.

— А вдруг не твой?

— Тут, понимаешь ли, подумать надо. Вера Сергеевна-то меня помнит. Говорит, у Светки никого не было после меня. Поэтому она меня и нашла, и позвала. У неё ещё с тех времён мой телефон сохранился: я ей давал, когда ещё Светка в командировки моталась. Светка сейчас… вообще на ладан дышит, не сегодня завтра помрёт.

— Ну, и зачем нам нужен этот…

Жена дядя Коли сказала какое-то слово. Наверно, нехорошее. Но Андрейка уже понял, что речь шла именно о нём.

— Он-то мне не нужен, — горячо объяснял жене дядя Коля. — А вот квартира двухкомнатная, да ещё в хорошем районе, — ох как нужна! А его можно в интернат круглогодичный отдать. Да мало ли способов… Сделать справку о том, что он нервный, например… Или ещё что-нибудь…

— А если он твой?

Дядя Коля махнул рукой:

— Если бы да кабы…

— Сердце не дрогнуло?

Всё-таки жена дяди Коли была, видимо, добрым человеком… Хоть немножко.

— Ни сердце, ни желудок. Ничего ни дрогнуло, ни вздрогнуло, ни ёкнуло… — ответил жене дядя Коля.

Андрейка наконец-то понял, в чём дело. Понять-то понял, только не поверил.

Этого не могло быть! Всё сознательное время своей жизни мечтал Андрейка увидеться со своим отцом. И… Что, это он? Вот этот дядя Коля — это его отец? А как же Килиманджаро? Неужели мама могла его обмануть?

Нет! Нет! Нет!

Если бы мог, Андрейка закричал бы. Он даже закрыл ладонью рот, глубоко вдохнул воздух, но не мог его выдохнуть.

— Где же эта Лидка запропастилась? — посмотрела на часы жена дяди Коли. — Договорились же здесь встретиться в полтретьего, а уже почти три! — Она посмотрела на мужа и добавила: — Ладно, подумаем.

Может, и сделаем. Опекунство оформим или усыновление. Надо разведать, что выгоднее, чтоб квартира нашей стала. Да, ещё надо узнать, может, ты у него в свидетельстве о рождении вписан. Тогда это вообще всё упрощает. Но ты всё-таки кобель!

Дядя Коля сидел опустив голову. После слов жены он только вяло махнул рукой.

Женщина стала оглядываться. Видно, искала глазами свою подружку, с которой договорилась встретиться возле Андрейкиного дома.

Андрейка отпрянул и застыл за деревом, а когда она отвернулась, бросился бегом от злополучной скамейки. И от злополучной семейки.

ГЛАВА 40

Медленно, очень медленно поднимался Андрейка на свой четвёртый этаж. На площадке между вторым и третьим этажом он остановился около пыльного окна с мутным от грязи стеклом.

Вернуться домой к тёте Вере он не мог. Нет, сначала Андрейка хотел броситься к этой тёте Вере и наговорить ей много обидных слов. Ведь понятно, что это именно она нашла и вызвала дядю Колю.

Даже представить себе, что этот дядя Коля — его отец, Андрейка не мог. Не мог, и всё.

Зачем, зачем тётя Вера это сделала? Зачем нашла и вызвонила этого человека? А мама? Неужели мама его обманывала? Мамочка, зачем?

Но… дело было сделано. Дядя Коля уже нашёлся, он уже приходил и даже «познакомился» с Андрейкой.

Они с женой строят планы. Конечно, они куда-нибудь «денут» его, Андрейку. В больницу, в интернат, в детдом. Андрейка даже закусил губу. От несправедливости, от ужаса того, что узнал.

Разобраться во всех хитросплетениях происходящего было ему не под силу, но кое-что он понял очень чётко. Первое — готовится что-то нехорошее. И второе: они говорят о том, что мама умрёт, как о чём-то безусловном, не подлежащем никакому сомнению.

Впервые на этой лестничной площадке, возле мутного окна, Андрейка явственно почувствовал, что мама действительно может умереть. Она однажды может просто не вернуться из больницы. И тогда он, Андрейка, останется один.

Один.

Какое страшное слово! Один, потому что люди могут оказаться недобрыми, хоть и не хочется в это верить. Если вдруг не станет мамы, он может оказаться у недобрых людей. Один.

Сначала, когда он бежал от разговаривающей парочки, Андрейка чуть не заплакал. А здесь, на площадке, его слёзы высохли. То, что произошло, оказалось сильнее слёз.

Андрейка смотрел через мутное стекло. Смотрел, смотрел… А потом медленно пошёл вниз по лестнице. Он понял, как ему надо поступить. Потому что на свете оставался только один человек, к которому он сейчас мог обратиться. Вася-Ангел.

Андрейка, конечно, не думал, что добраться до Васиного дома будет так сложно.

Сначала он быстрым шагом дошёл, почти добежал, до метро. Денег у него, естественно, не имелось. А людей через турникеты проходило немного потому, что все, кому надо было проехать на работу, уже проехали, а возвращаться с работы людям было ещё рано. Строгие дежурные грозно поглядывали на входящих, и проскользнуть незамеченным не было никакой возможности.

Андрейка застыл в нерешительности.

Выручила его группа шумных подростков, которые толкались и пинали друг друга возле турникетов, передавая из рук в руки проездные карточки.

Андрейка пристроился за одним из них и, как тень, проскочил внутрь. Только оказавшись на эскалаторе, он почувствовал, что ему страшно. Ведь он впервые сам ехал в метро.

Проехав на эскалаторе, Андрейка долго стоял возле плана станций, выискивая ту, на которой надо было сделать пересадку, чтобы добраться туда, где жил Вася.

«Как хорошо уметь читать!» — думал Андрейка, медленно разбирая мелкие буквы.

ГЛАВА 41

«Осторожно, двери закрываются», — повторял женский голос и ещё просил «не забывать свои вещи». К тем, у кого вещей не было вообще, то есть к Андрейке, эта просьба не относилась.

Люди входили в вагон и выходили. Никто не обращал на Андрейку внимания. Думали, наверно, что это просто мальчик, который едет с кем-то. Андрейка внимательно слушал голос диктора, ведь он заранее объявлял станции. Он очень боялся пропустить свою. Наконец поезд подъехал к нужной станции, и Андрейка пулей вылетел из вагона. Потом он снова читал указатели и шагал среди пассажиров по длинному переходу, очень переживая, что идёт куда-то не туда.

Сердце его замирало. Он уже не думал ни о чём — только о том, чтобы не заблудиться и добраться до Васи.

Переход вывел его по назначению. Проехав станций пять, Андрейка вышел именно на той, рядом с которой находился дом Васи-Ангела.

Выскочив из метро и оглядевшись, мальчик понял, что совершенно не знает, куда идти дальше. Ведь Вася подвозил его к своему дому на мотоцикле. Как отыскать Васину улицу, он не знал.

Пришлось спрашивать прохожих. Кто-то просто отмахивался от него, другие говорили, что не знают. Смеялись и подсказывали, что Андрейке следует поискать настоящего москвича. И добавляли, что, правда, на улицах Москвы москвича теперь днём с огнём не сыщешь.

Одна бдительная старушка принялась расспрашивать Андрейку, почему это он один гуляет по улице да ещё что-то ищет.

— Где твоя мама? — наступала на Андрейку старушка.

Пришлось Андрейке пролепетать: «Извините…» — и быстро-быстро унести ноги подальше от въедливой старушки. Наконец одна усталая женщина с тяжёлыми сумками показала Андрейке дорогу. Правда, женщина тоже спросила, где Андрейкина мама.

Андрейка помялся и махнул рукой:

— Да… она там…

— А-а… — по-своему поняла его женщина. — Ну беги. Да через дорогу переходи осторожно, по светофору, а то движение большое.

Поплутав ещё немного, Андрейка в конце концов добрался до дома Васи-Ангела. Звонил, звонил в домофон — никто не ответил.

Пришлось подождать, пока в подъезд не стали входить люди. Мальчик поднялся с ними на лифте до квартиры Ангела.

До звонка рядом с дверью Андрейка не дотянулся даже на цыпочках. Пришлось тарабанить в дверь кулаками. Тарабанил-тарабанил, но никто так и не открыл. Васи-Ангела не было дома.

«Гараж!» — вспомнил Андрейка.

Как дойти до гаража, он помнил, но гараж оказался закрытым. Андрейка вернулся к дому, снова позвонил в домофон и опять удостоверился, что никого дома нет.

Тогда мальчик устроился на детской площадке, на каком-то деревянном крокодиле. Крокодила он выбрал потому, что с него лучше всего просматривался подход к Васиному подъезду. Уселся и приготовился ждать.

А Вася-Ангел в это время, бросив работу и обзвонив всех, кого мог, ездил по улицам поблизости от дома Андрейки.

Тётя Вера быстро поняла, что Андрейка сбежал. После того как он не появился в течение десяти минут, тётя Вера выскочила из подъезда. Она спрашивала всех, кто был во дворе. Она обежала всех Андрейкиных друзей и даже знакомых девчонок. Никто не видел мальчика.

Тут уж тёте Вере ничего не оставалось, как позвонить Васе-Ангелу. Рыдая в трубку, тётя Вера рассказала о пропаже.

— Сейчас буду, — просто сказал Вася.

Когда Вася и несколько его друзей подъехали к дому Андрейки, они увидели у подъезда «скорую помощь».

Вася поднялся в квартиру к тёте Вере. Поверх голов врачей он увидел, что хозяйка, бледная и задыхающаяся, лежит на диване. Ей стало плохо с сердцем.

— Ушёл… — прошептала тётя Вера. — Не знаю, куда ушёл… В полицию звонить надо…

— А вы кто будете больной? — спросила Васю врач.

— Я? Друг, — ответил Вася.

Тётя Вера взглянула на Васю. Наверно, она думала, что тот ответит, как есть: «Никто!» Но Вася ответил иначе.

— Больной нужен полный покой и никаких стрессов! — продолжала врач. — Если вы друг, постарайтесь оградить её от переживаний.

— Я… я постараюсь, — ответил Вася.

— Вася… Андрейку найди… Может, он к тебе поехал? — слабым голосом говорила тётя Вера.

— Помолчите, больная! — остановила её врач.

— Не волнуйтесь, тётя Вера. Я с товарищами, мы его быстро отыщем. Сейчас проедемся по улицам, вокруг дома и по дороге ко мне. Я вам буду звонить. Может, вам чего надо? Может, позвать кого-нибудь?

— Позови соседку с первого этажа. Квартира как у меня расположена. Ох, господи помилуй! Светке-то не звони пока…

— Ясное дело, — кивнул Вася и отправился звать соседку. И искать Андрейку.

ГЛАВА 42

Через полтора часа Андрейка нашёлся. Прочесав все улицы вдоль дороги, от дома Андрейки до своего дома, Вася обнаружил пропажу на детской площадке рядом со своим подъездом. Андрейка качался на качелях.

Не то чтоб он забыл, почему оказался у дома Васи. Просто светило солнышко, пели птички, а качели стояли пустыми…

Андрейка сразу бросился к Ангелу:

— Вася!

Вася снял шлем и поднял руку, чтоб показать товарищам, что дело завершено. Вслед за Васей к дому подъехали человек семь байкеров.

Андрейка оказался в середине байкерского круга, очерченного мотоциклами. Все смотрели на него. Не сказать, что любезно…

— Эх, выдрать бы малого, чтоб больше бегать неповадно было, — промолвил один из байкеров сквозь шум незаглушённого мотора.

— Да, выдрать бы не мешало, — согласился второй.

Вася молчал. Только смотрел на Андрейку. От этого взгляда мальчику вдруг стало так стыдно…

— Тётя Вера лежит дома, у неё сердечный приступ, — наконец вымолвил Вася.

Андрейке стало ещё хуже. Он стоял низко опустив голову.

— Хой!

— Хой! — один за другим с Ангелом прощались друзья, разъезжаясь в разные стороны.

Через пару минут Андрейка остался наедине с Васей. Вася слез с мотоцикла и молча подтолкнул мальчика к двери в подъезд.

— Пойдём.

Вася прошёл в квартиру не снимая ботинок. Сел на свой жёсткий диван, вытянул ноги и позвонил тёте Вере.

Успокоив пожилую женщину, Ангел наконец посмотрел на понуро стоящего Андрейку.

— Ну, а теперь рассказывай… — выдохнул он.

Андрейка начал рассказывать. По мере того как Вася-Ангел слушал Андрейкин рассказ, лицо его, и до того невесёлое, стало хмурым ещё больше.

— Та-ак, значит…— приговаривал он. — Значит, так… ну… Так вот, да… Такой, значит, камуфлет…

Андрейка закончил рассказывать. От всего пережитого он всё-таки заплакал.

— Вася! А что, мама и вправду умрёт? — всхлипывая, спросил Андрейка. — Вася, я не хочу к этим… Это не мой отец… Вася, что мне делать?

Вася поднялся с дивана, повёл богатырскими плечами.

— Теперь понятно, почему ты убежал, — сказал он. — Но ты подумай! Если бы с тобой что-нибудь случилось, что было бы с твоей мамой? Она ведь ради тебя только и живёт.

— Вася! Прости… Я не мог… не мог к ней вернуться… к тёте Вере… Зачем она этого позвала…

— То-то она так смотрела на меня, как будто в чём-то виновата.

— Вась…

— Ладно, Андрей. Ты только не реви. Что-нибудь придумаем. Не плачь раньше времени. Мама твоя жива, и, между прочим, я тоже никуда не делся. Давай-ка мы сейчас чего-нибудь перекусим и поедем навещать твою маму. Ей сегодня результат рентгена должны сказать. Ей хитрый рентген делали, послойный. Давай-давай! «Веселей, солдат, гляди»! Разрулим! — Вася наконец улыбнулся в свою рыжую бороду.

Маленькому «солдату» ничего не оставалось делать, как только глядеть веселей. Ведь борода у него ещё не выросла!

ГЛАВА 43

Мама спускалась по лестнице в холл больницы. Она улыбалась во весь рот, попеременно глядя то на Васю, то на Андрейку. Мама не просто спускалась — она сбегала по лестнице!

— Ребята, ура! — Мама обняла всех: сначала обоих вместе, а потом каждого по отдельности. — Ура! — повторила она. — Очаг уменьшился на три миллиметра.

— Это хорошо? — спросил Вася. — Всего на три…

— Это здорово! На целых три! Он ведь у меня полгода только рос!

— А лечить тебя… Лечить тебя будут?

— Да. Завтра начнут. Но теперь появилась надежда, что лечение не напрасно. Вытерплю! — Только тут мама заметила: — А вы чего такие хмурые пришли? Или мне показалось?

— Показалось! — пресёк разговоры Вася. — Свет, ты извини, я всё хотел тебя спросить: как отчество у Андрюхи?

— А зачем тебе?

— Это секрет. Мне вообще-то даже документы Андрея нужны. Вот выпишешься из больницы — дашь мне их.

— Зачем?

— Секрет.

— Мам, у Васи ещё полно секретов! — вставил Андрейка.

— Ну, раз секрет, — улыбалась мама, — тогда Петрович.

— Угу, — продолжал Вася как ни в чём не бывало. — Петрович — это хорошо. А то тут тётя Вера рассказывала, что к ней какой-то Коля приходил, про тебя спрашивал.

— Коля? Про меня спрашивал? Ну и пусть спрашивает! Надо же, вспомнил! Это, понимаешь, такая ошибка случилась в моей жизни. Он в моём институте учился, на курс старше. Примерно три месяца я с ним встречалась, а потом полгода не могла прогнать. Он мне каждый день названивал и даже тётю Веру просил «посодействовать», а сам уже с другой женщиной жил. Фальшивый человек… Да что нам о нём вспоминать! Что нам, поговорить не о чем, что ли!

— Да-а, — протянул Вася. — Зачем нам о фальшивых разговаривать… Сегодня такой радостный день! Мы с Андреем Петровичем радуемся. Да?

Андрейка кивнул. А что ему ещё оставалось делать?

Мама посмотрела на Васю, потом на Андрейку.

— Давайте присядем, — сказала она и первая опустилась в кресло, стоящее в холле. — Ты, Вася, наверно, хочешь узнать про Андрейкиного отца? Раз об отчестве разговор зашёл.

— Да нет, это к слову. Я просто одну вещь задумал, вот и спросил. Если не хочешь, можешь не рассказывать, — проговорил Вася.

— Наверно, надо рассказать. Я уже могу. Раньше… сразу плакать начинала. — Мама помолчала немного и продолжила: — Тогда слушайте. И ты, сынок, слушай. Вы только не думайте, что я вру. А то все матери-одиночки рассказывают одно и то же. То — про лётчика-испытателя, то — про героя-пожарника. Ну а я… После того как прогнала Колю, переживала очень. Думала, что никого в жизни никогда не встречу. И тут меня послали в командировку — брать интервью у альпинистов. Там были соревнования, восхождение на Эльбрус, ну и всё такое. В альплагере я познакомилась с Петром, Андрейкиным отцом, альпинистом. Ему двух вершин не хватало до «Снежного барса». Он на гитаре хорошо играл и вообще был душой компании. Сначала мы просто разговаривали, ну а потом…

Мама замолчала. Никто её не прерывал.

— Потом мы встретились в Москве. Мы ездили в пригород, к нему на дачу, поэтому тётя Вера его видела только пару раз и не запомнила. Я скоро забеременела, но… Он ведь женат был. Двое детей: мальчик и девочка, в браке нажитые. Он сразу сказал, что их не бросит. А я настаивала. Всё хотела его к себе перетянуть… Я тогда неверующая была. Скандалы ему устраивала…

— Ты до сих пор винишь себя? — спросил Вася.

— Да. Он пошёл на Килиманджаро. И там погиб. Один из всей группы.

Мама сидела на кресле в холле опустив голову.

— Это я виновата, — сказала она.

ГЛАВА 44

Видно было, что маме трудно говорить. Но она справилась с собой. Голос её звучал уже почти спокойно.

— Понимаешь, Вася, я давно уже… сталкиваюсь со смертью. Сначала родители — один за другим. Потом Петя. Почему? Смерть настигает так неожиданно и уносит тех, кого мы любим. Я спрашивала у него: зачем он лезет в горы? Он смеялся. А я потом плакала. Как я плакала!.. Вот когда я не хотела жить… И на подоконнике стояла, и таблетки покупала. Андрейка меня вытащил. Из-за него я тогда… осталась.

— Прости… Прости, что я тебя заставил говорить… — Вася смутился.

— Нет, ничего. Ты меня не заставлял. Я же сказала, что могу. Вот. У Андрейки есть брат и сестра. По отцу. Кажется, и бабушка ещё жива. Но я не могу к ним пойти. Я виновата.

— Ты до сих пор винишь себя? — повторил Вася.

И мама повторила, как эхо:

— Да.

Вася повёл могучими плечами:

— Вот оно дело в чём…

— Всё просто.

— Не просто! — Ангел рубанул рукой воздух. — Ты слишком много на себя берёшь! Ты считаешь, что привела человека к гибели? Как бы не так! Ты же не Господь Бог, чтобы просто так заставить кого-то умереть! Бог сам определяет сроки! Так и повтори себе: «Разве я Господь Бог?» Ну-ка, повтори!

Мама улыбнулась.

— И правда… Кто из нас Господь Бог?

— Ты не забудь, что он, твой альпинист, был мужиком! И не слабым, как я понимаю. Он отвечал за свои поступки так же, как и ты. Это всё равно что я бы ехал тебя навещать, разогнался и разбился. Кто виноват был бы? Ты?

— Нет… Он там кого-то вытаскивал и сам упал…

— Вот! Тебе просто нравится себя мучить, делать себя виноватой и страдать. Между прочим, ты сама додумалась, что смирение без радости — это тоска. А это — ну просто тоска в квадрате! Тощища! Зелёная! Горе-то ушло, а тоска осталась!

— Я… — Мама не находила слов.

— Короче, — сказал Вася. — Сегодня у нас радостный день. Очаг уменьшился на три миллиметра.

Надо выпить за каждый миллиметр. В отдельности. И за все три миллиметра вместе.

— Вася, ты прав. Я до этого только-только дохожу. Долезаю на карачках. Мне священник почти то же самое говорил. Тоска — смертный грех. Почему и зачем всё происходит, знает только Бог. Но вот выпить священник мне не предлагал, — снова улыбнулась мама.

— Это упущение! — воскликнул Вася. — Надо его восполнить. И вообще. Теперь понятно, отчего малого так тянет на гитаре играть.

— Наверно… — согласилась мама.

Она сидела рядом с Васей. И стала мама вдруг какой-то тихой-тихой и светлой-светлой. Андрейка смотрел на неё, и горло его сжималось.

От всего.

От того, что он узнал о своём отце.

От того, что его отец действительно существовал и был сильным, мужественным человеком.

От того, что противный дядя Коля вовсе не его отец и теперь не сможет сотворить ничего плохого.

От того, как умно и даже мудро поступил Вася: и разузнал всё, и маму не расстроил.

От того, что Вася что-то такое сказал маме… Что-то такое, что было больно выслушать, но после чего стало легче жить.

От того, что у них с мамой сейчас есть Вася. Вася-Ангел.

ГЛАВА 45

— А вот у меня в жизни был однажды случай, — загадочно посмотрел на Андрейку Вася. — Оченно… трагический. Даже не знаю, рассказывать его вам, или как?

— Рассказывай! — обрадовался мальчик.

— Ну, если вы просите… Начало обычное: летел я, как всегда, на большой скорости. А тут из-за угла прямо мне наперерез…

— Ребёнок? — не удержалась мама.

— Нет.

— Пьяный?

— Пьяный был, только не в этот раз, — не согласился Вася.

— Машина? — попытался отгадать Андрейка.

— Нет.

— Тогда другой мотоциклист! — предположила мама.

— Нет. Прямо мне наперерез здоровенный котяра! Чёрный как смоль! Хвост — во! Глазищи — во! Усищи — во! — Всё это Вася показывал, махая огромными руками. — Я — по тормозам! Мотик — юзом! Но всё равно задел я этого нахала. Лапу я ему придавил. Слезаю, иду к нему. А он глазищи вытаращил, шерсть дыбом взъерошил и шипит на меня: «Ты, гонщ-щ-щик фигов! По с-с-сторонам с-с-смотреть надо!»

— А ты? — не смог увидеть в своём кресле Андрейка.

— А я что? «Извини, — говорю, — сейчас я тебе «Скорую» вызову». Ну и набираю 03.

Тут бригада приезжает, да не простая: два дога здоровенных, в халатах и масках. С носилками. Выгрузили носилки — и к коту. Рычат на него, гавкают: нет у них к котам никакого доверия. «Гав, гав! Нечего по дорогам шастать!» Тут кот поднялся, зашипел и на догов царапаться полез. Те рычат, он шипит… «Гав» да «мяв»! Ну, думаю, лишний я тут, на этом празднике жизни. Завожу мотор, а котяра изловчился и мне на спину как прыгнет!

Мама улыбалась, а Андрейка уже держался за живот от смеха.

— Ой! Вася! Подожди!

— Чего ждать? Залез этот нахальный котяра мне на плечо и шепчет прямо в ухо: «Ты мне дол-ж-жен!» Я ему отвечаю: «Ничего я тебе не должен! У тебя даже лапа не сломана, только ушиб!» А он: «Ес-с-ли бы ты лапу мне с-с-с-ломал, я бы с-с-с тебя до конца ж-ж-жизни не с-с-слез, а так — с-с-с тебя пузырь валерианки!» Ну, думаю, ладно.

— А котик-то не промах! — засмеялась и мама.

— А то! — подтвердил Вася. — Это ещё не конец. Доехали мы с ним до аптеки, купил я ему пузырёк валерианки и даже пробку отвинтил. Котяра пузырёк схватил и дал ходу. А аптекарь высунулся из окошка и говорит: «Вы знаете, этот кот сегодня третий раз мотоциклиста в аптеку приводит. Так что в следующий раз будьте начеку — это мошенник!»

Пока Андрейка представлял, как Вася входит в аптеку с котом на плече, он позабыл обо всех невзгодах и всех серьёзных разговорах. И мама опять смеялась, словно не надо было ей возвращаться в больничную палату, не надо думать о грустном и не предстояло ей завтра тяжёлое лечение, которое давалось ей с каждым разом всё тяжелее и тяжелее.

Через полчаса Вася «сдавал» Андрейку тёте Вере. Сначала он сам поднялся по лестнице, чтобы поговорить с тётей Верой наедине.

— Пойду проведаю, как она себя чувствует, — сказал Вася.

Андрейка не слышал, о чём Вася с тётей Верой разговаривали. Потому что Вася-Ангел оставил его во дворе «стеречь мотоцикл».

Андрейка стоял рядом с «харлеем» и показывал всем мальчишкам, кто был во дворе, где у мотоцикла бензобак, где мотор, где тормоз и вообще…

Мальчишки толпились вокруг мотоцикла и делали вид, что нисколько ему не завидуют. Особенно старался Лёнька Прушевский. Но Андрейка вовсе даже не гордился. Может, только чуть-чуть.

Из подъезда наконец вышел Вася.

— Всё, можешь идти, — заверил он. — Больше никаких недоразумений не будет.

— Вася, а этот «фальшивый»… дядя Коля… он не придёт больше? — робко спросил Андрейка.

— Не придёт. Я у тёти Веры его телефончик взял. Поговорю с ним… чтоб он понял. А не поймёт с первого раза…

— Что тогда?

— Тогда объясню во второй раз, — улыбнулся Вася. — После второго раза обычно даже самые тупые и те понимают. А ты тётю Веру слушайся и не обижайся на неё. Хоп?

— Хоп! — ответил Андрейка.

Он уже давно ни на кого не обижался. Он вообще не мог ни на кого обижаться больше пяти минут.

Вася обнял Андрейку, сел на мотоцикл, надел шлем. Взревел мотор. Мальчишки закричали, замахали руками. Андрейка — вместе со всеми.

Уехал Вася. Надо было подниматься к тёте Вере.

Жизнь продолжалась.

ГЛАВА 46

Как нахваливала тётя Вера Васю-Ангела! Никого из общих знакомых она теперь так не нахваливала, как Васю! И такой он, и сякой! И растакой, и рассякой! И добрый, и умный, и справедливый! Вот как на человека подействовало!

Дожили Андрейка с тётей Верой до маминой выписки душа в душу. В пятницу Вася позвонил и сказал, что не сможет забрать Мальчик на выходные. Андрейка, честно говоря, не очень расстроился. У него только-только стало что-то получаться на гитаре, и ему не хотелось расставаться с шестиструнной подругой ни на минуту.

Мама выписалась из больницы в положенный срок. Слабая, похудевшая, с трудом передвигающая ноги. Но смотрела мама весело, с Андрейкой шутила и сразу же засела за статью о байкерах, периодически консультируясь с Васей по телефону.

Между тем неумолимо приближалось первое сентября. Уже закуплены были и ранец, и пенал с изображением мотоциклиста, и карандаши, и фломастеры, и тетради.

На отдельной вешалке, на почётном месте в шкафу, висела новенькая школьная форма. Андрейке, конечно, страшновато было, но очень-очень хотелось в школу.

В один из тёплых прозрачных деньков конца августа в гости приехал Вася-Ангел. Он и до этого несколько раз приезжал, брал маму и долго-долго ездил с ней по городу.

Но в этот раз Вася приехал каким-то особенным. Андрейка сразу что-то почувствовал. После того как все вместе попили чаю, Вася-Ангел заставил Андрейку примерить форму и надеть ранец.

— А теперь внимание! — торжественно сказал Вася, но на дальнейшее его торжественности не хватило. — Вуаля!

Вася извлёк из внутреннего кармана кожаной куртки какие-то бумаги и протянул их Андрейке:

— Держи! Тебе — от меня!

Андрейка взял бумаги и медленно прочёл:

— «Му-зы-каль-ная школа номер…» Вася, что это?

— Это твои документы. Ты принят в музыкальную школу по классу гитары. И за тебя оплачено вперёд за целый год.

— Вася-Вася! — прошептала мама. — Зачем такие дорогие подарки? Вот зачем тебе свидетельство о рождении нужно было…

— Да. Ну, мы же знаем, что всё в мире относительно. Так что подарок не такой уж дорогой. Играй, Андрюха. В конце концов, всё равно — будешь ты ездить на мотоцикле или играть на гитаре. Или что-то ещё. Главное, чтоб ты делал то, к чему душа лежит. Тогда ты и другим позволишь делать то, к чему лежит их душа. Хоп?

— Хоп! — ответил Андрейка.

— Хоп! — ответила и мама. — Пусть делает то, к чему душа лежит. Только пусть совесть не позволит душе «лечь» к чему-то плохому.

— Согласен, — кивнул Вася-Ангел. — Ну что? Рад?

Конечно, Андрейка был рад! Ещё как! Он просто от неожиданности сразу не смог как следует порадоваться. Музыкальная школа! По классу гитары!

— Ура! — закричал Андрейка. Закричал, запрыгал, закружился. Схватил гитару и стал кружиться по комнате вместе с ней.

А Вася улыбнулся, потрепал Андрейкин чуб и промолвил:

— Дошло до жирафа на пятые сутки…

ГЛАВА 47

Нет, это было не всё. Что-то ещё просматривалось… Хоть и невозможно было грустным, но всё же.

— Ладно, хватит скакать. — Вася привлёк Андрейку к себе. — Не хотел вас расстраивать, не хотел вам говорить, а придётся. Дело такое: четверо наших ещё в июне поехали автопробегом по пустыне. Саудовская Аравия — Северная Африка (Египет, Ливия). Несколько дней назад перестали выходить на связь. Ну, и мы решили… нас четверо. Отправляемся по следам. Надо выручать ребят. Может, они где-то в плену. Или в пустыне застряли. Только без паники! — Последние слова относились конечно же к маме.

Она побледнела и почти упала в кресло.

— Без паники! — повторил Вася.

— Хорошо… Когда? — спросила мама.

— Завтра, в шесть утра. Договорились, что военным самолётом нас подбросят поближе. Вместе с байками. Отец одного из ребят посодействовал. Мы ведь спасательная экспедиция.

— Вася! Африка — это же так далеко! — приуныл Андрейка.

— Разве байкер считает километры?

— Господи… А как мы будем узнавать о тебе? — Мама никак не могла успокоиться.

— Вот координаты, — протянул Вася листок бумаги. — Звоните. И я буду звонить. По возможности. Ну, хоп! Ещё не всё собрано в дорогу.

— Я пойду с тобой! — рванулась мама к Васе. — Я поеду…

— Нет, — спокойно ответил Вася, и мама опустилась обратно в кресло. — Пожалуйста… Просто проводите…

— И ты не придёшь ко мне на первое сентября? — спросил Андрейка.

В ответ Вася только взлохматил ему вихры и направился к двери.

Мама с Андрейкой спустились во двор. Видимо, увидев их из окошка, вслед за ними спустилась и тётя Вера, держа в руках баночку с вареньем.

— Васенька, это тебе! — протянула она баночку.

Вася взял баночку и сунул её за пазуху.

— Спасибо! Уезжаю я, тётя Вера!

— Надолго ли? Куда ж ты, касатик?

— Света расскажет.

— Ох, ох, ох! Куда ж тебя несёт? Оставайся!

Тут Андрейка кое-что вспомнил:

— Вася! А секрет? Помнишь, ты обещал мне рассказать главный секрет? Что надо делать… чтоб было не страшно?

— Ты теперь уже взрослый, Андрюха! Думай сам.

— А если не придумаю? Ты расскажешь мне, когда приедешь?

— Обязательно! — улыбнулся Вася. Но как-то грустно улыбнулся.

Мама к Ангелу не подходила. Стояла вроде бы даже как-то отстраненно. Потом вдруг встрепенулась:

— Подождите, я сейчас!

Она бросилась обратно домой и через пару минут вернулась, держа в руках маленькую ладанку.

— Надень, Вася, — протянула она её байкеру. — Бог тебя сохранит! Вот… помнишь? «На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и змея… Яко Ангелам своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею…»[12]

Больше мама говорить не могла. Вася обнял маму, быстро, крепко.

— Правильно, — сказал Вася, поправляя на шее ладанку. — Ангелы своих не бросают.

Заревел мотор. Мотоцикл тронулся с места. Вася совершил круг почёта вокруг мамы, Андрейки и тёти Веры и через минуту исчез в облачке голубого ангельского дыма…

1

Хой — до свидания (байкерский сленг).

(обратно)

2

Xоп — понимаешь (байкерский сленг).

(обратно)

3

Xай — здравствуй (байкерский сленг).

(обратно)

4

Макароны — кожаная бахрама на сиденье мотоцикла (байкерский сленг).

(обратно)

5

Песня «Беспечный Ангел» группы «Ария» на стихи М. Пушкиной.

(обратно)

6

Песня Ю. Визбора «Ты у меня одна».

(обратно)

7

Совкоцикл — мотоцикл отечественного производства (байкерский сленг).

(обратно)

8

Ушата́ть — погубить, разбить (байкерский сленг).

(обратно)

9

Песня Б. Окуджавы «Молитва».

(обратно)

10

Цитата из арии мистера Икс из оперетты И. Кальмана «Принцесса цирка».

(обратно)

11

Из поэмы А. С. Пушкина «Пир во время чумы».

(обратно)

12

Пересказ псалма 90.

(обратно)

Оглавление

Татьяна Владимировна Шипошина АНГЕЛЫ НЕ БРОСАЮТ СВОИХ повесть для юношества

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

    Первая сказка Васи-Ангела

  ГЛАВА 22

    Окончание первой сказки Васи-Ангела

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

    Вторая сказка Васи-Ангела

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg