«Вспышка»

Вспышка (fb2) - Вспышка 476K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Владиславович Наследков

Сергей Наследков.

ВСПЫШКА.

Роман-сказка.

Все описываемые в тексте события, явления и ситуации выдуманы и не имеют отношения к

действительности.

Все совпадения дат, имен и названий, а также торговых марок и брендов случайны.

Все товары и услуги не сертифицированы, лицензии отсутствуют.

Пролог.

В беспокойном волжском городе-городке в начале июня всегда случается несколько очень

жарких дней. Именно такая погода и навалилась в этот день на Самару. Жара убивала остатки

человеческого в душе, то есть разумного, доброго… Вечному там места давно не осталось. Жара

подавляла любое желание. Один только инстинкт самосохранения. Душ-пить-душ.

Федор с двоюродной сестрой ехали на дачу. Юля зашла к нему в офис после репетиции в

школе моделей. Совсем недавно она окончательно бросила художественную гимнастику и теперь

вот пробовала себя в модельном деле. Просто из интереса и потому, что не привыкла к такому

количеству свободного времени.

«Как разом выросла, однако!» - весьма банальная фраза пришла Федору на ум. Тем не

менее, она соответствовала действительности. Еще год назад был такой подросток-переросток с

мальчишеской спортивной фигурой, и вдруг, откуда ни возьмись, – красавица! Сейчас вот шагала

своими длиннющими ногами по офису – так все мужики сделали «равняйсь, смирно». «Круглый,

познакомишь с сестрой?» – один из друзей-коллег успел даже поинтересоваться вполголоса.

Остальные просто производили глотательные движения вытянутыми шеями.

- Блин, «Колы» холодной охота! – сказала Юля, как только они отъехали.

- Никогда не пей эту гадость! Давай уже не будем останавливаться нигде, уедем из этой асфальтовой

душегубки побыстрее! – Федор активно включался, гулял из ряда в ряд на своей «Импрезе»,

толчками акселератора подхлестывал турбованное чудище. То ли действительно стремился

поскорее выбраться на воздух, то ли никак не мог насладиться недавно купленной машиной, о

которой столько мечтал, никак не проходила радость от управления произведением инженеров

компании Fuji Heavy Industries.

Весь город был заклеен баннерами с олимпийским кольцами и призывами покупать

продукцию компаний-спонсоров приближавшейся Олимпиады, суля возможность выиграть всякую

окольцованную дребедень. Особенно мозолили глаз плакаты «Колы», обещавшие ни много ни мало,

а поездку на открытие Игр.

- Не жалеешь, что бросила гимнастику? Ты же в сборную уже попала, сейчас вот могла бы в Афины

поехать.

- Да это надо было пять лет назад переживать, когда меня в интернат не отдали. А теперь что…

Кстати, прикол такой. Видишь медальон? Мне его в детстве мужик один в Болгарии подарил,

обещал, что я на Олимпиаду попаду!

- Ух ты! Экстрасенс поди? Или вообще колдун?

- Ага! Такой стремный! Здоровый, на медведя похож. Лысый, с бородой такой черной и в телогрейке

меховой длиннющей, из черной такой, мохнатой.

- А папахи не было?

- Нет.

- Все равно колдун, стопудово, - как бы совершенно серьезно сказал Федор. – А где вы его нашли?

- Нас папин друг к нему в гости повез, ехали часа три по горам.

- Как город-то назывался? Куда ехали?

- Какое-то смешное слово, про баню что-то. Ой, я помню, он так внимательно посмотрел на меня, вот

так вот, - Юля наморщила лоб, изображая высшую степень серьезности и исподлобья посмотрела на

брата. – Мне прям страшно стало. А потом он улыбнулся и сказал, что все у меня будет клево и на

Олимпиаде в 2004 году я буду.

- Ну вот. А ты спорт бросила, – Федор не мог не съехидничать, - подставила чувака, никто его теперь

за волшебника не признает. Ладно, вы молчите главное, а то как разозлится, как нашлет на вас

колдовство.

Они оба засмеялись.

- Ну все, пить хочу, не могу. Останови, вон лоток около магаза.

Чудом уцелевший с советских времен магазин с огромными стеклянными витринами и

вывеской «Продукты» из отдельных букв над входом. Когда-то все это, видимо, светилось, чуть ли

не неоном, но трубки давно перегорели, а буквы покрылись толстым слоем пыли. Очевидно, в таком

формате магазинчик доживал последние дни. Уж больно хлебное место - на одной из центральных

улиц. Трафик, проходимость - все что нужно, чтобы привлечь внимание специалистов по отъему

чужой собственности.

Лоток с напитками у входа. Юля выскочила из машины и подбежала к нему. Действительно

хотела пить, не притворялась.

Федор хотел было крикнуть ей, чтобы купила еще сигареты, но решил, что просить об этом

семнадцатилетнюю сестру неудобно. Заглушил мотор, отлепился мокрой рубашкой от кресла и с

явным неудовольствием на лице вылез из кондиционированного авто на кипящий асфальт.

Юлька тем временем препиралась с продавщицей:

- Не надо мне «Колу-лайт», я вас обычную просила!

- А не все равно?

- Действительно, тебе не все равно? Они же ничем не отличаются, - Федору хотелось ускорить

процесс и поскорее вернуться в прохладный салон.

- Нет, не все! – сестра была уверена, что вкус у разных сортов шипучки отличается принципиально.

Продавщица, столь же задержавшаяся в прошлом, как и весь магазин, тетка, толстая и в

нечистом белом халате, раздраженно посмотрела на Юлю, но порылась в холодильнике и извлекла

оттуда требуемую стандартную бутылочку.

Пока он расплачивался за сигареты, Юля открутила пробку и сделала неслабый глоток

лимонада. Потом поглядела на крышку.

- О-о, а это что такое? Я по ходу чего-то выиграла! – и показала брату, а затем продавщице

внутреннюю сторону крышки. Там выделялись вездесущие пять колец.

Продавщица прямо обмерла. Она всем телом повернулась к рекламному плакату,

прикрепленному за ее спиной, потом снова к Юлиной крышке, потом молча показала им рукой на

плакат.

На нем было написано: «Найди под крышкой изображение Олимпийских колец и выиграй

путевку на открытие Игр в Афинах!»

И нарисована крышечка, такая же, как у Юлии в руках.

Глава 1.

Колечко загрузки крутится посреди белого монитора, успешное подключение…

«Игра будет 9 апреля, и, если хотите, приходите на этот матч! Очень буду рада вас видеть на

наших трибунах!» - буквы назойливо заплясали по экрану ноутбука.

Федор Круглов который раз уже нарезал круги вокруг минимального столика с ноутбуком в

центре комнаты. Он пребывал в своем обычном состоянии, то есть в нерешительности.

«Приходите на этот матч… Какой там матч, так, тренировка. . Хотя, может, оно и лучше.

Проще будет подойти. Интересно, узнает, нет? Хотя почему не узнает, физиономия моя мелькает же

в «друзьях», - рассуждал Федор.

Совсем задумавшись, он что-то задел ногой. Немудрено, слово «порядок» не входило в

число эпитетов, подходивших для описания его холостяцкой квартиры. Федор чертыхнулся.

Серый пошарканный пластмассовый чемоданчик системы «дипломат» с его аспирантским

архивом. Материалы для недописанной диссертации. Он уже 11 лет без всякой цели хранил его, из

соображений преимущественно сентиментального характера,

Чемодан проехался по полу и воткнулся в стенку-стеллаж, наполненный немногочисленными

книжками, фотографиями в рамках (в основном на тему «хозяин и великие») и всякими памятными

штуковинами. Федор успел подхватить на лету основательный том в добротном переплете:

подшивка «Военно-исторического журнала» за 1909 год. Книга занимала свое место между

фотоиконостасом и сувенирами не случайно, а как память о хорошем человеке, соседе дяде Игоре, умершем почти два года назад.

«Ровно сто лет тому. Хорошая была бумага", - как бы профессионально отметил Федор.

"Помнится, он мне прямо навязывал эту книгу… Зачем?» - стал вспоминать Круглов. Прочный

переплет, порыжевшие, как будто с налетом ржавчины страницы. Открыл закладку. На куске картона

неровным почерком было написано: «Со слов одного из участников» и три восклицательных знака.

Для важности фраза была еще и подчеркнута.

«Ну да. Я как то рассказал ему про студенческое увлечение историей Балканской войны.

Игорь Евгеньевич, по обыкновению, постарался найти возможность быть полезным, когда наткнулся

на эту книжку в библиотеке у Иноземцева - решил, что мне, как специалисту (ха-ха), непременно

надо прочитать опубликованный здесь рассказ».

Текст, начинавшийся на заложенной странице, был озаглавлен немудрено: «Ночь перед

битвой». В подзаголовке автор, некий Ф. Стариков, сообщал, что история «записана со слов одного

из участников событий». Для пущей убедительности, видимо.

Затянувшееся на несколько последних месяцев вынужденное безделье сделало Федора

человеком, весьма вольно обращавшимся со своим временем. Пролистав машинально пару

страниц, он зацепился за знакомые со студенческих лет названия и даты и стал читать.

«Вечером 18-го июля 1877 года подполковник русской армии Фаддей Линдстем, чудом

миновав черкесские разъезды, в сопровождении двух казаков и собственного денщика Пантелеича

появился в городке Ески-Загра. Он должен был передать приказ генерал-лейтенанта Гурко

командиру отряда принцу Лейхтембергскому: непременно держаться завтра в городе до подхода

главных сил от Ени-Загры. В штабе более суток уже не получали никаких известий от принца и его

частей. Гурко надеялся развить сегодняшний успех у Джуранлы, для чего ему было необходимо

сковать активными действиями из Ески-Загры часть турецких сил.

У первого же разъезда Линдстем с удивлением узнал, что принца в городе нет и где он -

неизвестно, а командует отрядом генерал Столетов. На улице он наткнулся на колонну болгарских

ополченцев. Уставшие солдаты возвращались в город после дневного перехода.

- Линдстем! Бог мой, Вы ли это? Откуда?

Подполковник обернулся. Из головы колонны к нему скакал верхом молодой офицер,

очевидно командир части.

- Калитин, дружище! Рад Вас видеть!

Если бы не военный мундир, этого молодого человека можно было бы принять за инженера

или врача. Между тем, Павел Калитин отличался храбростью, граничившей с безрассудством, его

любили солдаты и ценило начальство. И был он уже не так уж и молод. Они познакомились четыре

года назад. Майор лейб-гвардии Измайловского полка Фаддей Линдстем три года добровольцем

сражался в Туркестане. Там они и сдружились с лихим офицером из стрелков, вместе глотали песок

в пустынях и штурмовали древние города.

- Ну раз Вы здесь – быть горячему делу! – за Линдстемом в Туркестане закрепилась слава человека, который умудряется всегда оказываться в самых кровавых боях. – А как же, Вы – и еще

подполковник? Когда Вы от нас уезжали – все между собой говорили, что будущего генерала

провожаем…

- Павел Петрович, мне бы Столетова отыскать. У меня приказ от генерала Гурко. А после я весь

Ваш, хорошо?

Калитин быстро объяснил, как найти штаб отряда. Линдстем с сопровождающими свернул на

другую улочку, не занятую солдатами. И буквально через квартал снова был вынужден

остановиться. Всю улицу запрудила возбужденная толпа местных жителей.

Ворота большого богатого дома были открыты. Несколько болгар, среди которых выделялись

каракулевыми шапками ополченцы, выволокли на улицу четырех окровавленных мужчин. Похоже,

что их сильно били. Тут же им набросили на шеи веревки и одного за другим вздернули на воротах, под одобрительные крики толпы.

- Что происходит? – Линдстем подъехал к молодому драгунскому поручику, со стороны

наблюдавшему за этой сценой.

- Из дома стреляли по нашему разъезду. Какой-то зажиточный турок, говорят, здесь живет. Вернее

сказать, уже жил. Теперь болгары выполняют распоряжение коменданта города – виновных вешать

на месте.

Следом на улицу вытолкали трех женщин, пожилую турчанку и двух молодых, одна

настоящая восточная красавица, огромные темные глаза под черными бровями, гибкое тело. Другая

была заметно выше ростом, светлое пятно вьющихся русых волос бросалось в глаза среди толпы

смуглых южан. Головы были не покрыты, чадры либо не успели надеть, либо их уже сорвали.

Линдстем поймал обреченный взгляд светловолосой.

Увидев повешенных, женщины с воплями повалились на брусчатку. Один из местных

деловито и умело вязал новые петли. Главным, кажется, был подпоручик-ополченец, тоже из болгар.

Линдстем спрыгнул с лошади и шагнул к нему.

- Женщин не вешать!

- Как же так, господин подполковник! Турки всегда так с нами поступали! У меня всю семью

вырезали! Не разбирали – старики, женщины… Сегодня из сел три телеги баб и детей раненых

привезли! - он говорил по-русски с акцентом, но неожиданно чисто.

- Потрудитесь обратиться к старшему по званию по форме! Вы офицер! Извольте держать себя в

руках! – Линдстем говорил подчеркнуто негромко.

На самом деле, он хорошо отдавал себе отчет в том, что никакой гарантии повиновения

возбужденных людей нет. Более того, ситуация могла обернуться любым, и даже самым неприятным

образом. Однако он сумел придать лицу необходимое отстраненно-решительное выражение.

Настолько убедительно, что болгарин стушевался и отступил к толпе. Линдстем воспользовался

моментом.

- Женщин – в дом! Здесь остановимся на ночь! Василий Пантелеич – за старшего. И уберите это, -

он показал на повешенных.

Подполковник подождал, пока его денщик с казаками увели женщин и затворили за собой

ворота. Собственно, относительно старшего он мог и не распоряжаться. Молодые казаки и не

подумали бы ослушаться седого, как снег бывалого вояку. Так как Василий Кривошеев был

денщиком необычным.

Оренбургский казак, тот всю жизнь провел в передовых частях в Туркестане и сражался во

всех азиатских походах аж со времен генерала Перовского. С годами дослужился до есаула, но был

разжалован в рядовые за пьяный дебош и насилие над мирным населением в только что

покоренной Хиве. Потом был ранен, чудом остался жив, но стал хромать на правую ногу, и после

того уже комиссован.

Линдстем встретил его в прошлом году перед возвращением в Петербург, в Ташкенте,

пьяного и совершенно потерянного. Он вспомнил этого отчаянного казака. Оказалось, что

Кривошеев за годы службы ни угла, ни семьи не нажил и податься ему было совершенно некуда.

Линдстем подумал, что столь опытный человек может в дальнейшем пригодиться, заставил казака

поклясться, что пить до изумления тот больше не будет и взял к себе денщиком. Так что судьба

солдат, равно как и несчастных обитательниц большого дома, была в надежных руках.

- Вы настоящий рыцарь, господин подполковник! – восхищенно произнес все тот же молодой драгун.

- Не надо поэзии, прошу Вас. Сопроводите-ка лучше меня к генералу Столетову…

Настроение в штабе было тревожное. Беженцы в один голос говорили о сосредоточении у

города чуть ли не всей армии Сулейман-паши. Поэтому известие о том, что к Ески-Загре завтра

должны подойти главные силы Гурко, еще и одержавшего сегодня победу, вызвало заметное

облегчение.

- Хорошо, что Вы, Фаддей Августович, останетесь назавтра с нами, - круглолицый, обычно веселый и

жизнерадостный Столетов не скрывал озабоченности. – У меня тут, знаете ли, каждый офицер на

счету.

Вот кто был весь в предвкушении грядущего боя, так это Калитин. Снова встретив

Линдстема, он увлек друга в штаб 3-й бригады ополчения.

- Нас же за настоящие войска никто не признает! Весь поход больше транспорты по горам на себе

таскали! – горячился по дороге командир болгарской дружины. - А у нас ведь отчаянной храбрости

молодцы! Некоторые по многу лет уже с турками в гайдуках дрались. Вот совсем недавно, под

Шипкой уже, записался добровольцем совершенно мифологический тип - Панайот Бенев. Пришел

чуть ли не через всю страну, чуть ли не из Македонии, на нем 15 ран насчитали, а на шее следы от

железного ошейника! Так его турки в тюрьме держали. Огромный, словно медведь, его солдаты

сразу стали «дидо» звать, а слушают – как старшего офицера. Говорят, он словом может лечить …

Штаб бригады располагался в просторном турецком доме, впопыхах брошенном хозяином со

всем имуществом перед вступлением русской армии в Ески-Загру. Офицеры расположились в

уютном дворике у красивого фонтанчика.

Линдстем рассказал о сцене, свидетелем и участником которой стал, прибыв в город.

- Депрерадович предлагал, как мы заняли город, обыскать подряд все турецкие дома, подчистую…

Так Иосиф Владимирович запретил, чтобы население против нас не настроить. И что? Нам стреляют

в спину при первой возможности, - ответил незнакомый пожилой офицер, не скрывая раздражения. -

Все по правилам хотим войну вести, гуманничаем. А здесь не Европа, здесь башибузуки вспарывают

животы младенцам на глазах у матерей, которых потом насилуют всей партией! Знаете, господин

подполковник, мы тут такого насмотрелись и наслушались за последние дни, как в город беженцы из

окрестностей потянулись…

- Вы-то как здесь? Все Вам в Петербурге не сидится! – спросил Линдстема Калитин.

- Гвардии вряд ли доведется принять участие в нынешней войне. А по моему представлению, дело

русского офицера – сражаться там, где сейчас сражается русская армия. Не так ли, господа?

- Или там, где нет ревнивых мужей-генералов! – кто-то сзади обнял Фаддея за плечи.

Линдстем обернулся. За спиной стоял флигель-адъютант граф Михаил Толстой, блестящий

петербургский джентльмен, красавец, а также его близкий друг и собутыльник.

- Миша! Здесь? Вот уж не ожидал…

- Разрешите представиться – командир первой бригады болгарского ополчения полковник Толстой! –

тот молодцевато щелкнул шпорами. – Так что, мой друг, тебя привело на передовую? Какая

романтическая история заставила сбежать в действующую армию на сей раз?

- Я могу отнести Ваш вопрос, граф, лишь на счет походного быта, который, как известно,

способствует крайнему опрощению натуры.

- Ах да, как же я забыл! Наш строгий викинг не обсуждает в обществе дела алькова… Почему ты

здесь, а не со Скобелевым, по туркестанской памяти?

- Так Михаил Дмитриевич пока сам – при ставке. Выпрашивает ему хоть роту дать, но безуспешно.

Сами знаете, какая у него репутация при дворе.

Офицеры обменялись соображениями о ходе войны, сойдясь на том, что как только главные

силы закончат, наконец, под Плевеном и Рущуком и перевалят вслед за передовым отрядом Гурко

через Балканы, Порта капитулирует. По общему мнению, все должно было решиться в ближайшие

месяц-другой, до наступления холодов.

- Однако, господа, на завтра диспозиция следующая: перед нашими не обстрелянными

добровольцами с шестью пушками едва ли не лучшие турецкие части, у нас в тылу – город,

наполненный беженцами. В случае нашего отступления они все поголовно будут вырезаны. Зарево

горящих деревень на горизонте тому свидетельствует, - Толстой, на правах командира, прервал

увлекательную беседу. – Посему предлагаю всем отправиться отдыхать!

Линдстем спешил к дому, который случаем был выбран местом его ночлега. По пути с

удивлением обратил внимание на развалины едва ли не римских времен, белевшие в свете луны.

Судя по всему, известие о том, что завтра утром подойдут главные силы передового отряда, уже

разнеслось по городу. По крайней мере, количество подвод, направлявшихся в сторону Дервента,

заметно уменьшилось. Но мысли подполковника были совсем не о предстоящем бое.

Во внутреннем дворике особняка, спасенного им сегодня от разорения, Линдстема

дожидался его денщик.

- Ваше благородие, все тихо, покойников убрали, бабы заперты наверху, от греха. Казачки только, Фаддей Антонович, – старый вояка немного замялся, - малость по дому прошлись, чего добру

пропадать, все равно ничейное ж теперича…

- Не сомневался в этом, Пантелеич. Полей-ка мне воды, умоюсь перед сном.

Прохладная вода стремительно возвращала его к жизни. Линдстем даже негромко покряхтел

от удовольствия, когда денщик опрокинул очередной ковш ему на спину.

- Болгары тут долго еще у ворот галдели, - рассказывал Пантелеич. – Пришлось из окна им крикнуть

еще раз, чтоб расходились, что в доме русский офицер теперь в доме квартирует, и никто внутрь не

войдет. Даже винтовку для острастки показал.

- Ты мне в садике постели, а я пока наших пленниц проведаю, - Фаддей накинул чистую рубаху,

приготовленную для него денщиком.

- Ваше благородие! – Кривошеев протянул хозяину револьвер. – Ночь, дом большой. Береженого Бог

бережет.

Линдстем усмехнулся, но Смит-Вессон все-таки взял.

От вида человека в дверном проеме, вооруженного револьвером, женщины в ужасе сбились

в кучу в углу комнаты. Кричать они боялись, только жались друг к другу, решив, что в этот-то раз им

точно не уцелеть. Линдстем сделал пару шагов вперед и решил подождать. Турчанка постарше

первая сообразила, что убивать их наверно не будут, что совсем не за этим пришел главный москов, и осторожно поползла к выходу. За ней последовала черноволосая. Высокая не двигалась, так и

сидела в углу. Только смотрела в глаза русскому, прямо и смело.

- Подойди, - велел Фаддей и сообразил, что она его, наверное, не понимает, позвал жестом.

- Я понимаю… мало, - девушка подошла, неожиданно спокойно.

Линдстем аккуратно снял с нее паранджу.

При свете луны в гордом ее профиле мелькнуло нечто античное. «Привычно сорвать,

развернуть, войти, исторгнуть…» Как не раз случалось в Туркестане. Но не сейчас, не теперь.

«Теперь будет по-другому», - понял Фаддей.

Он провел рукой по лицу, по волосам.

- Как тебя зовут?

- Асли, - она не отвела взгляд, так же смотрела ему в глаза.

Фаддей продолжал гладить ее волосы, не сходя с места.

- Господарь буде стрелять? – Асли улыбнулась и кивнула на револьвер, который он по-прежнему

держал в правой руке. Ямочки на щеках. Он положил Смит-Вессон на пол. Медленно привлек к себе, дотронулся до ее рта, поцеловал. Асли в ответ обняла его, прижалась всем телом. Только тогда он

все с нее стащил, уложил на ковер, некоторое время восхищенно смотрел на вызывающе красивую

грудь, положил руку ей на живот, провел выше. «Она меня не боится», - почувствовал Фаддей. Он, наконец, весь навалился на нее, сжал, насладился нежной тяжестью в своих ладонях, ощутил, как

чутко откликается ее тело на каждое его устремление.

Сигнал тревоги прозвучал над городом вместе с ранним летним рассветом. Линдстем

поднялся, огляделся кругом. Женщина безмятежно спала рядом. Он наклонился к ней, повел

пальцами по спине, еще раз восхитился нежностью ее кожи, прижался губами между лопаток. Она

что-то прошептала по-своему, но не проснулась.

- Я буду тебя помнить! Прощай! – чуть слышно проговорил он.

Тогда Асли повернулась к нему, не открывая глаз, потянулась губами…

У нее были мягкие и нежные губы..

Подполковник направлялся на командный пункт Толстого, при котором Столетов приказал

ему находиться во время боя. Он то и дело останавливался, пропуская колонны солдат: болгарская

пехота занимала позиции на западной и южной окраинах города. Вдали были видно, как турки

покидают свои бивуаки и разворачиваются строем.

На востоке, у горизонта, поднялись несколько столбов дыма. «Гурко начал! Значит, нам здесь

надо продержаться недолго. Ну, с Богом!» - Линдстем украдкой перекрестился.

Из города выходила знаменная 3 бригада ополчения. Мимо проскакал Калитин.

- Ну вот, и мы дождались! – в радостном возбуждении бросил он Линдстему. Осадив коня, командир

бригады обратился к своим солдатам в черных каракулевых шапках.

- Воины! Нам сегодня выпала великая честь! Мы идем в бой под этим знаменем, знаменем

освобождения славянства! Помните, что сей святой стяг соткан на пожертвования православных

русского города Самара! Помните, как вы все клялись на нем в верности и доблести! Не посрамим!

С песней!

Взбудораженные горячими словами командира, а точнее – напором и страстью, с которой он

все это кричал, солдаты затянули «Гей вы, болгары, юнаки, в Балканских горах рожденные. .»

«Продолжение следует», - обещала своим читателям редакция «Военно-исторического

вестника». Федор пролистал весь том, представлявший собой годовую подшивку журнала, но

продолжения не обнаружил. С непонятно откуда взявшимся раздражением, на самого себя,

очевидно, захлопнул солидный переплет.

«М-да, у тех людей маленько другие сложности были…» - подумал Федор. Он поколебался

еще немного и занес-таки данные своей кредитной карты в нужные графы на страничке

оформления электронного билета.

«А почему бы, собственно, и нет?» - убеждал себя Круглов, складывая в портфель зубную

щетку и одеколон.

Напоследок он еще раз перечитал приглашение прийти на игру, которое, несомненно, было

адресовано непосредственно и лично ему. Открыл в полноразмерном режиме фотографию,

некоторое время, не шевелясь, таращился в монитор. Напоследок посмотрел прогноз погоды.

Синоптики обещали на следующее утро холод, - 3, -1; в Москве ожидался ветер при переменной

облачности и температура воздуха около 0.

«Тоже мне апрель… Еще не весна…» - мелькнуло в голове у Круглова.

Глава 2

Редкое даже для майской Москвы утреннее солнце за окном бодрило. «Если вдуматься, всю

жизнь кружусь вокруг этого города. Сколько всего с ним связано! Но он словно не замечает меня, равнодушно отворачиваясь всякий раз, когда все уже вроде склеилось. . И тем не менее стремлюсь

в этот Вавилон, всей душой стремлюсь. Чего больше в этом стремлении – неудовлетворенных

амбиций или железы внутренней секреции никак не успокоятся? Или амбиции как раз и рождаются

от выброса тестостерона в кровь?»

Несколько подзапутавшись в этих размышлениях, Федор Круглов попытался прыжком выйти

из стойки на голове. Движение это они учили с Леней на последних тренировках, но получилось

довольно коряво. Привычно усмехнувшись собственной неловкости, он встал на ноги. «Ухмылки

ухмылками, но ведь есть основания и гордиться собой! Есть! К 33 годам тело приобрело

подтянутость и оформленность, и даже некая сноровка появилась в движениях. Спасибо Леньке,

две, а иногда и три индивидуальные тренировки в неделю по системе, которую он называл

загадочным словом «панкратион», даром не прошли».

Федор мог быть доволен своей жизнью в последние месяцы. А ведь как мучился прошлым

летом! Когда Настя заявила, что уходит, что ей надоела такая жизнь, хочется определенности и все

такое. Но прошло. Все-таки первый брак кое-чему научил, Федор с трудом, но смог сказать себе

тогда: «Не уверен – не обгоняй!». «Хорошее жизненное правило, ни разу не подвело, кстати. Правда, если вовремя про него вспоминаю».

А теперь все вроде было хорошо. У него организовались ровные такие, практически дружеские,

но регулярные отношения с двумя очень разными девушками, с которыми он придерживался

политики равноудаленности и не пускал особенно в свою жизнь. За исключением жизни

сексуальной, само собой. А барышни и не претендовали, активно устраивая свое будущее. Без него, конечно.

Так что были, были у него поводы гордиться собой. И даже не Федор, а некий другой стал как-то

потихоньку материализовываться, из тайных детских мечтаний. Из тех, где были известны

Тайна слова "приказ",

Назначенье границ,

Смысл атаки и все такое героическое.

Вот только скрюченные в пепельнице окурки не вписывались в общую картину самодовольства.

«Три года ведь не курил, блин», - покосился на пепельницу Федор и отправился в душ.

«Что я делаю сейчас здесь, в Москве? Не разговаривать же с незнакомыми людьми про только лишь

задуманный журнал приехал, рванул ни с того ни с сего на машине за тыщу верст. Себя-то можно не

обманывать», - словно отвечая на этот вопрос, он обновил страничку электронной почты. «Новых

писем нет», - безучастно сообщил почтовый клиент. Окно его гостиничного номера выходило на

перекресток Крымского вала и Большой Якиманки. Там хаотично роилась суетливая толпа из машин

и людей. Прошлогодний кризис явно сходил на нет, о чем говорило количество машин в центре

столицы. «Сегодня пятница, похожу-ка пешком, пожалуй».

Въезжая накануне по эстакаде на Третье кольцо, Федор обнаружил, что ни фига не смыслит

в этом Городе. «Как он чудовищно огромен! Кажется, я похож сейчас на колхозника в областном

центре. Довольно стыдное ощущение собственной неадекватности, надо сказать. Сколько стрелок

разных! Мне-то куда?» Телефонная навигация, гаишники стреляют радаром в упор, но благо дело,

ехал он так медленно, что даже по правилам. Заметили мобильник.

- Первый нарушитель за вечер попался! - радостно сообщили ему сотрудники.

- Мужики, я сам к вам ехал, не понимаю, куда мне сворачивать?

- Права настоящие или из Интернета? – ошарашили вопросом.

- Чего??? – получилось так убедительно, что сержант, грустно поглядев на очередного гостя столицы, разочарованно вернул документы.

- Туда Вам,- и показал в правый проезд под эстакадой. Несмотря на усталость, Федор был слишком

доволен собой и только что сделанным тысячекилометровым броском, слишком переполнен

ожиданиями, чтобы к нему придирались дальше. «На позитиве весь», как выразился бы Макс», -

оценил он тогда свое настроение.

Поутру, с рассветом, выехал из Самары. Березы и одуванчики, все мило и трогательно,

майский желто-зеленый оптимизм. Поначалу подумалось, что трасса совсем пустая, что кризис

доконал-таки отечественную торговлю. По мере приближения к центру паутины оказалось что - нет, везут еще из столицы товары народного быта в разные уголки нашей необъятной мощные тягачи

фирм MAN и Scania. И даже внушительные американские truck'и иногда.

«В России три столицы – Москва, Питер, Луховицы!» - радостно восклицал перетяг над

дорогой. «И стоит сей населенный пункт на речке Вобля. Три столицы у нас, и третья на Вобля! Есть

тут какая-то коренная, почвенная правда. Во бля!» - ерничал понемногу сам с собой Федор,

подъезжая уже к «этому Городу».

В кафе в этническом стиле на Белорусской посетителей было мало. Под потолком висел

серф. «Ну да, оно же называется «Австралия», значит, должен быть серф», - пристроившись у

барной стойки, Федор крутил головой в поисках сегодняшней собеседницы. Внутрь торопливо вошла

невысокая, неприметно одетая женщина с бесцветным лицом.

- Привет!

- Привет! Вы, очевидно, Марина?

- Да, очень приятно…

Круглов попытался сосредоточиться на проблемах издательского бизнеса в кризис.

Аудитория, контент, нужен инсайт… «Активные продажи появились, чтобы втюхивать продукт,

который никому не нужен. Вроде хотим говорить о бизнесе с человеческим лицом, чтобы человек

мог не только работать, но еще и жить, и опять собираемся навяливать рекламу под видом

разговора о смысле жизни», - рассуждал он. – «Тот бизнесмен, который target group, он, может, сидит

перед компом и думает, а не продать (послать) ли все к чертям и не рвануть ли на Капо-Верде,

ловить ветер, а мы его снова… аутсорсингом».

«Вот зарекался же этой шнягой заниматься, и опять. Разве что в Москве…» - промелькнула

невеселая мысль.

Федор отвернулся, посмотрел на улицу. Они сидели на втором этаже. Было видно, как

автостадо с Ленинградки медленно заползало на мост перед площадью у Белорусского вокзала.

Толпа не имеющих личного транспорта граждан опаздывала на метро. В Москве полдень, как

говорили в детстве по радио. «Этот Город» находился в активной фазе безумия – приближался обед.

Хотя какой обед. Здесь, в центре, давно уже только бизнес-ланч. Сам Федор любил повторять, что

избавился от вредной привычки заниматься ежедневным онанизмом в офисе. Три года назад, после

развода и знакомства с Настей, он с удивлением обнаружил, что алкоголь – не самое большое

удовольствие в жизни. И есть еще множество вещей, куда более интересных, чем заработать боссу

бабки за 15% от прибыли. А эти интересные дела требуют прежде всего свободы распоряжаться

своим временем. К счастью, был рост, «жирные годы» и все такое, получилось несколько раз удачно

купить и довольно удачно продать, и необходимость делать то, что называется словом «работа»,

пропала. Да еще пристроился к парочке предвыборных кампаний: штаб, полевые командиры,

полиэтиленовый пакет как единица измерения лавэ.

Так Федор стал считать себя свободным. Как-то даже гордо высказался, что он, мол, теперь

волк свободного племени.

Еще раз поглядел в окно. «Должно быть какое-то общее определение для всего этого

столпотворения. Телезрители! Да! Вот что у них общее. Они все телезрители, точно. А единственный

критерий жизненного успеха в обществе телезрителей – личный телевизионный рейтинг. Вся наша

суета, карьера, бизнес – ради этого».

Он снова посмотрел на собеседницу, допивая вторую уже чашку эспрессо. «Как быстро все

решается в жизни на самом деле. Сидят вот два человека, изображают взаимный интерес, хотя

сразу поняли, что не выйдет ничего, не понравились они друг другу, реакция химическая не пошла, что ли. Homo sapiens, говорите? Ага, счас…»

«А тема физиков и лириков, оказывается, снова актуальна. Только вместо физиков 60-х

теперь IT-шники. Но с той же простодушной верой, что наука и техника (теперь вот цифра,

бесконечные комбинации нолей и единичек) могут сделать человека свободным и счастливым».

Федор все время вертел в руках телефон, как бы невзначай несколько раз уже проверил

почту. «Заказанный Вами букет доставлен по адресу… передан охране». Разговор стал ему совсем в

тягость.

- Почему вы так волнуетесь? – вдруг спросила Марина. – Мне страшно смотреть, как вы ломаете

свои пальцы!

- Мне надо… подумать… Чтобы улеглось все, знаете ли… Много информации… Я позвоню,

вечером, - таков был ответ.

«Позвоню. Ведь знаю же номер… Просто надо позвонить», - очевидная вроде мысль

показалась ему свежим и сильным решением.

Уже на улице Марина обернулась и, улыбнувшись, негромко сказала:

- Мне кажется, Федор, что Вы сейчас больше сами с собой говорили… Удачи Вам!

Тем не менее, он долго еще бесцельно мотался по столице. Не в первый уже раз обходя

громадный «Спорт-Дисконт» (спортивные магазины всегда его успокаивали и развлекали), Федор

наконец решился.

- Приедешь?

- Приеду!

Конечно приеду!

Мелодия будильника из ниоткуда.

Светает. Адреналин освежает кровь,

1000 км впереди,

проснулся, яичница и кофе.

Трасса, медитация,

я как микрочастица

в колоссальном потоке

движущейся по огромной артерии материи.

Только позови, дай знать, намекни –

я приеду, прилечу, смогу,

в нелетную погоду и ливневые дожди,

через посты ДПС и зоны паспортного контроля,

проберусь под рижской эстакадой и просочусь через пробку на Ленинградке!

На машине, самолете, метро…

Чтобы увидеть, услышать, быть…

В Москве, Новогорске,

у черта на рогах!

- Алло, это… Алиса?

- А кто же? У меня два года уже этот номер… - знакомая легкая насмешка в голосе.

- А я думал… не важно…

- Мы играем сегодня в Крылатском. Приедешь?

- Конечно, приеду!

Дворец спорта в Крылатском похож на огромный гамбургер. Рекламный щит на въезде.

Рыжеволосая девушка с десятым номером на майке в красивом прыжке «вытаскивает»

безнадежный мяч. «First банк – выручит всегда!» - обнадеживал слоган. Информация мелким

шрифтом по верху плаката: «First банк – генеральный спонсор женского волейбольного клуба

«Звезда». И подпись под фотографией: «Капитан команды Алиса Гроф».

Внутри было мирно и спокойно. Товарищеская игра, хоть и между сборными, есть

товарищеская игра. «Опять товарищеский матч», - к чему-то отметил Федор. Тренеры шутили с

судьями и друг с другом, на трибунах были либо «фанаты», либо специалисты, обсуждавшие

последние новости и сплетни, всех вместе человек пятьдесят от силы. Что поделать, женский

волейбол – не самый популярный вид спорта. Несмотря на дружескую обстановку, наши играли так

себе, как-то натужно и нервно.

Полтора часа ожидания, финальный свисток. Федор засуетился, торопливо поднялся с

места, неловко уронил сумку, спустился с трибуны и подошел к рекламным щитам, отделявшим

зрительские места от площадки. Алиса долго общалась с журналистом, смешным конопатым

человечком, казавшимся еще забавнее оттого, что он был сильно ниже ее ростом. Ждать Федору

стало уже совсем невмоготу.

- А может…

- Нет, никак не получится, сборы, скоро Мировая Лига, не вырваться.

- Бывает… Ну пока?

Вместо ответа она кивнула.

Круглов искал выход из дурацкой стекляшки. Пустынные вестибюли, множество закрытых

выходов, он сделал пару кругов по зданию, бестолково толкаясь во все двери. В конце концов идти

пришлось через служебный вход, там стояли тренеры, технический персонал, журналисты. Федор

покраснел, опустил голову и прибавил шагу. Стоянка недалеко, в машине спасительная сигарета.

«Сигналят где-то…» - он обернулся скорее из любопытства. Прямо за ним бесшумно шелестел

огромными колесами монументальный Мерс. S-класс, глухая тонировка напрочь скрывает от

внешнего мира происходящее внутри. Трехлучевая эмблема на капоте как прицел, направленный

ему в спину. «Похоже, я плохо слышу…» - Федор, наконец, сел в машину, ткнул прикуриватель и

заодно включил магнитолу.

«Останусь светом вдалеке, я для тебя останусь светом!» - спело ему радио.

«Два года ведь уже, как… как попал тогда, в Софии… Или пропал…»

Первая интермедия.

На заднем сиденье «Мерседеса», перед капотом которого маячил печальный Федор на

выезде из спорткомплекса в Крылатском, располагался невысокого роста полноватый господин. Он

разговаривал по телефону, чрезвычайно приветливо и дружелюбно, но интонации голоса

совершенно не гармонировали с абсолютно бесстрастным выражением ухоженного лица.

- Vi do il benvenuto, amico mio!

- Я говорил, что не люблю вспоминать нашу работу в Италии. И тебе тоже советую поменьше об

этом упоминать.

- Думал, тебе будет приятно… Молодость, все-таки… Прости.

- Напрасно.

- Хорошо. Извини, я не мог разговаривать во время матча. Слишком много людей вокруг. Я же теперь

еще и крупный спортивный деятель! – господин в Мерседесе наигранно засмеялся.

- Наверно, тебе это нужно. О деле. Я уверен, что за оставшиеся полтора месяца мы ничего не

успеем сделать. Итоги выборов уже очевидны. Поэтому правильнее будет просто признать новую

ситуацию и начать работать в ней, чтобы спасти главное.

- Даже спасти? Ты же не случайно употребил это слово?

- Герман, ты что, усомнился в моем знании русского языка? Да, не случайно. «Поток» действительно

под угрозой, я устал это повторять. Наши восточные соседи хорошо потрудились.

- Удивительна недальновидность людей, которые год назад, даже полгода, не хотели ничего

слышать! Пока ситуацию можно было легко взять под контроль. А теперь вспомнили о нас с тобой, когда совсем уже жареным запахло.

- Как обычно. Я давно привык к такому ходу вещей. Ты решил вопрос со схемой финансирования в

Москве?

- А никакой схемы не будет! Пока только мои ресурсы. Я решил вопрос с гарантиями.

- Ну вот теперь ты меня действительно удивил! Даже боюсь подумать, с какой дельтой ты

планируешь отбить свои затраты…

- Любен, Любен… Между прочим, я считаю, что это не совсем бизнес. Или не только бизнес.

- Прости, но я слишком давно тебя знаю. Итак, я могу быть уверен, что финансирование начнется в

ближайшее время?

- Не позднее конца следующей недели. Так что спускайся с гор!

- Уже, Герман, уже. Хочешь спросить, уверен ли я в результате?

- Нет, не хочу. Я уверен в тебе.

- Тогда что еще?

- Хотел сказать, что я решил вернуться к проекту «Сеть». Даже не решил… Скорее меня

подтолкнуло к этому то, что люди обычно называют судьбой.

- По-моему, ты уже однажды обжегся с этой затеей. Деньги потерял. Зачем опять к ней

возвращаться?

- Мне нравится она! Ситуация не менее подходящая, чем раньше. В стране множество сект всех

мастей, народ мечется, водка, наркотики везде, почему не дать людям набор эффективных

инструментов, которые могут сделать их жизнь на самом деле лучше? Чтобы жизнь их приобрела

осмысленность? Ну и ничего страшного, если зверушки при этом будут платить. Немножко. И потом

покупать там же что-нибудь полезное. Хороший бизнес, хороший во всех смыслах, нужный для

народа. И хорошие деньги!

- Да еще и наличные. Но не договариваешь ты, Герман… Тысячи марионеток по всей стране,

энергичных и деятельных – отличный ресурс. Как у вас сейчас говорят - федерального уровня? И

востребованный на рынке. Так? Вот это бизнес в твоем стиле, правильно?

- Ох, Любен… Как с тобой разговаривать… Все-то ты понимаешь.

- Постой-ка… Только не говори мне, что это не только бизнес.

- О чем ты?

- Ты знаешь свое предназначение. Не бери на себя больше! И скажи еще, не Эдика ли ты решил на

это дело отрядить? Так он не годится.

- Разумеется, нет. Эдуард будет задействован в проекте, но не в главной роли. В том то и дело, что я

никого на это дело не отряжаю! Говорю же, все сложилось само собой! И не без твоего участия,

между прочим.

- Даже так…

- И потому не думаю, что большой наглостью с моей стороны будет попросить тебя помочь.

- Хорошо. Держи меня в курсе.

- Конечно. Я скоро тебе позвоню.

Разговор был окончен. Раскаленные стальные нити на доли секунды сверкнули в холодных и

пустых глазах полноватого господина. И тут же погасли.

- Главное, ты все сделаешь. А нравоучения твои можно и потерпеть, старый черт, - сквозь зубы

процедил он, вальяжно передавая трубку спецсвязи охраннику на переднее сиденье.

Мощная машина набирала ход на просторе полупустого Ленинградского проспекта.

Лента новостей.

РИА «Новости» - В субботу 16 мая 2009 года в общине Поморье, расположенной на черноморском

побережье близ Бургаса, состоялся референдум по вопросу о поддержке местными жителями

проекта нефтепровода Бургас-Александруполис. 98,97% пришедших высказалось против

строительства на территории общины объектов Трансбалканского нефтепровода. Результаты

референдума могут негативно сказаться на перспективах проекта «Южный поток», так как наверняка

будут использованы в проходящей сейчас предвыборной компании по выборам в Народное

собрание Болгарии. По данным социологических опросов, в предвыборной гонке лидирует коалиция

ГЕРБ, одним из центральных пунктов программы которой является сворачивание инфраструктурных

проектов с Россией.

ГТРК «Пенза» - В Пензе «засветила» свою деятельность тоталитарная секта «Лайфспринг», давно

причисленная специалистами к деструктивным культам. Специалисты бьют тревогу: деятельность

сект чаще всего направлена на молодежь.

«Они обещают, что любые ожидания сбудутся, если люди пройдут их курсы успешности, лидерства,

счастливой и радостной жизни», – отмечает врач-психотерапевт Анатолий Загребаев.

По данным неофициальной статистики, ежегодно в стране сотни людей попадают в зависимость от

сект. «Ловцы человеческих душ» не дремлют. Представители традиционных конфессий советуют

больше внимания уделить не красивым призывам легкой жизни, а своей семье, родственникам,

заботе о близких.

«Спорт-Экспресс» - Женская сборная России по волейболу победила команду Италии в

товарищеском матче, который состоялся вчера в Москве, со счетом 3:1. Игра проходила в рамках

подготовки к предстоящему в июне этапу Мировой Лиги, который пройдет в столице Азербайджана

Баку.

Глава 3.

В самарском аэропорту «Курумоч» что-то было не так. Маленькое здание явно устаревшего к

седьмому году нового века провинциального аэровокзала, построенного в доисторические уже 60-е

по типовому проекту, было переполнено. «Слишком много людей», - не сразу сообразил Федор.

Стойка паспортного контроля, вот билеты…

- «Аэрофлот»?

- Да, рейс в 19:10.

- Так его отменили! Нелетная погода была с утра, «Аэрофлот» все рейсы отменил. Теперь только

утром.

- А другие тоже не летают?

- Нет, почему, другие начали летать.

- Это у вас тут так шутят на первое апреля? – он не сразу понял весь смысл услышанного. Все? Все

планы разом рухнули? Настя замерла рядом, всегда невозмутимое смуглое лицо стало немного

светлее.

- Какие там шутки, мужчина! Такой дурдом целый день…

- Но у нас самолет в Софию сегодня!

«Мы будем в Софии. Без вариантов», - мелькнуло на задворках сознания.

В представительстве авиакомпании толпился народ. Федор протиснулся к стойке.

- Девушка, что нам делать, у нас вылет в Софию «Болгарскими авиалиниями» в 22:30 из

«Шереметьево»!

- Могу вам только отметку поставить об отмене рейса. Вам потом по месту приобретения билетов

вернут деньги в полном объеме, - задерганная девушка на рецепции в который раз произнесла

дежурную фразу.

- Мне не надо деньги, мне надо в «Шереметьево»! Мне надо в Болгарию попасть!

- А мне в Копенгаген надо. Было, - рядом грустно улыбнулся хорошо одетый джентльмен.

- Да нет, мне необходимо успеть!

- Ну чем я Вам могу помочь? Ну попробуйте на другой рейс взять билеты, правда в «Шереметьево»

больше все равно никто не летит, лучше во «Внуково», ехать ближе. Хотя все равно уже не успеете, в Москве пробки же везде. Лучше деньги сэкономьте…

Федор купил билеты во «Внуково».

В самолете он уже совсем не волновался. Только сосредоточился, что ли. «Что дальше? Так,

сейчас пока будем выгружаться из самолета, пока сядем в автобус, пока он будет нарезать круги по

взлетном полю… Не пойдет».

У стюардессы было живое и сообразительное симпатичное лицо.

- Девушка, послушайте, пожалуйста… У нас рейс в Софию из «Шереметьево-2», регистрация в 21:40

заканчивается. Вот билеты. Регулярный рейс, вылетит по расписанию наверняка… Я бы хотел

попросить вот о чем. Самолет будет встречать машина с представителем авиакомпании. Нельзя ли

договориться, чтобы она отвезла нас вдвоем в аэропорт? Чтобы автобус не ждать, а то пока все

сядут, пока он доедет…

Стюардесса сочувственно улыбнулась и пожала плечами.

- Боюсь, что это бесполезно… Пробки…

- Девушка, давайте вы насчет машины договоритесь… А там дальше мы посмотрим.

Когда Як-42 зарулил, наконец, на место высадки пассажиров, они с Настей уже

протиснулись, как это делают в городских автобусах, по узкому проходу к единственному выходу, расположенному у этого самолета в прямо-таки неприличном месте.

- Вы в «Шереметьево» опаздываете?

Вазовская «четверка» понеслась по взлетному полю к заветному входу в здание

аэровокзала.

Зал прилета был совершенно пуст. Встречающие, как положено, толпились за закрытыми

стеклянными дверями, но в самом зале не было ни души. Абсолютное беззвучие. Зона нереальной,

мертвой тишины и пустоты между ревом двигателей на взлетном поле и гвалтом обычного

аэропортовского бардака за стеклянным выходом. Как разрыв во времени.

Они бежали вперед со своими сумками в руках, пересекая эту пограничную зону. Инъекция

адреналина. Не ждать, не предполагать; некогда прикидывать варианты! Надо быстрее!

Таксист с табличкой ждал за стеклом – спасибо Кристине из турагентства, заказала такси из

Самары по телефону.

- Скорее!

- Когда заканчивается регистрация в Шереметьево?

- Без двадцати десять!

Усатое лицо таксиста, крепкого мужика невысокого роста, враз стало серьезным. Дежурная

приветственная улыбка пропала, сам он как-то подобрался, напрягся весь, стал неразговорчив и

сосредоточен, захлопывая крышку багажника своего старого «мерса» и садясь за руль. На панели

загорелись зеленые цыфирки «21:06».

МКАД, в принципе, - очень хорошая дорога. Если пробок нет. Широкая, ровная, без

светофоров. Гуляя из ряда в ряд, водитель по имени Виктор держал скорость от 140 до 160 км/ч.

Развязка на Ленинградку, вот уже Химки, напряженное молчание – здесь всегда пробка! Нет,

прорвались!

Убедительное в своей безыскусности здание «Шереметьево-2» и все пространство вокруг

залиты холодным светом прожекторов подсветки.

- Ну, знаете! Вам так повезло… вы даже не представляете, как вам повезло! Наверно, вы очень

счастливые люди… - таксист был несказанно рад и удивлен, отчего физиономия его приобрела

глуповатый вид.

Федор расплатился, подхватил сумки - снова бегом. Дальше.

Сотрудницы авиакомпании спокойно переговаривались на стойке регистрации. До окончания

которой оставалось еще 5 минут. Больше бежать было не надо и это казалось самым удивительным.

Поллитровая плоская бутылка удобно ложится в руке. Странно, но любимый его коньяк не пошел.

Потому замечание стюардессы, что у нас, мол, со своим не положено, пришлось даже кстати.

«И как это вышло? - Федор пытался анализировать, - там же всегда в это время пробка.

Объективно должна там быть». Но сосредоточиться не получалось; лихорадка последних часов

никак не проходила и мысли скакали от одного к другому.

В апреле хорошо везде; в южной Софии, уже переполненной запахами и ароматами весны,

хорошо вдвойне. Такое вот опьяняющее получилось сочетание сказочного города и волшебного

месяца.

После первого полуфинала, который наши ожидаемо легко выиграли, Федор и две девушки

сидели в спорт-баре на втором этаже спорткомплекса на окраине столицы Болгарской республики.

Здесь проходили финальные игры женской волейбольной Лиги Чемпионов 2007 года. Самарская

команда, щедро финансируемая местной газоперекачивающей компанией, должна была, по идее,

стать победителем. Настя скучала; всю эту поездку она только и делала, что «держала себя в

руках». Волейбол ей был совсем не интересен, желание ненаглядного своего, от которого каждый

день ждала заветных слов и заветного колечка, «завести контакты» она как бы понимала, но не

более, предпочтя в данный момент гулять где-нибудь в районе площади Независимости.

Инна Волкова, пресс-секретарь газового предприятия (ну и команды заодно) рассказывала,

как обычно, о многочисленных достоинствах своего шефа. Она была, по обыкновению, чрезвычайно

серьезна, будто на посту, в любой момент готовая защитить от посягательств в медиа-пространстве

обожаемого и безнадежно любимого в глубине души хозяина. Собственно, в Болгарии Федор

оказался с ее подачи: Инна давно обещала представить его боссу, одному из городских «трех

толстяков», всем фактически заправлявших в их губернии в последнее время. Месяц назад она как

бы невзначай сказала, что хорошо бы представиться в Софии, на финале Евролиги, где и

настроение должно быть хорошее, и дергать особенно не будут, и самим обстоятельством приезда

можно будет выказать уважение. И вот он приехал, предвкушая встречу, которая круто изменит его

жизнь.

В кафе был опущен проекционный экран. Шла прямая трансляция второго полуфинала,

который проходил в тот момент. Так как затемнение отсутствовало, видно было плохо, но это

почему-то лишь добавляло реальности происходящему, вместе с доносившимся из зала шумом.

Оператор не первый раз уже крупным планом брал лицо либеро итальянской команды; его можно

было легко понять – у сетки редко увидишь красавицу. Латинские буквы Grof Alisa, №10. Рыжие

волосы, весьма отчетливая грудь под маечкой… И шортики такие… коротенькие, обтягивающие.

- Вот кого надо было покупать, а не мулаток всяких! – пробасил за соседним столиком весь налитый

пивом болельщик из числа сотрудников газовой компании. – И играет как! И наша, из сборной.

Теперь, блин, в Москву, в «Звезду» уедет.

«Вот как! Еще и подданная русская…» неопределенно подумал Федор и неожиданно сказал:

- Надо у нее интервью взять, раз так.

Настя, вспоминавшая то ли бульвары в центре, то ли огромный торговый центр, мимо

которого проезжал сегодня их автобус, на его слова внимания не обратила. У Инны данная идея

энтузиазма совсем не вызвала, она слегка надулась, искоса взглянула на Федора и продолжила про

свое.

Несмотря на все старания Алисы, которая тащила совершенно невообразимые мячи,

итальянки проиграли. И интервью толком не получилось. Только в вестибюле, на ходу удалось

задать пару дежурных вопросов.

- Алиса, одну минуту! Федор Круглов, Самара.

Обращение ли на русском, слово «Самара» ли оказалось столь неожиданным, но она резко

остановилась и недоуменно на него уставилась. Оглядела с ног до головы.

- Как Вы оцениваете шансы самарской команды в финале? Ваш прогноз на финал? – Федор сто лет

уже не брал интервью и оттого, видимо, запинался и даже как-то покраснел.

- Я думаю, самарская команда очень хорошо укомплектована, они хорошо играли весь сезон, думаю, у них большие шансы, - она чуть кивнула головой, как бы подтверждая этим свои слова. И

посмотрела ему в глаза.

«Глазищи-то, глазищи… Хоть не зеленые… Или есть немного? О, Господи…»

…Ночь. Лунный свет неровно освещает комнату. Светловолосая женщина прямо и смело

смотрит в глаза. Смеющиеся смелые глаза, ямочки на щеках, губы… Совсем близко. Совершенно

реальная картинка промелькнула перед ним и пропала. Федор вздрогнул.

- Есть информация, что в следующем сезоне Вы будете играть в России?

- До конца сезона у меня действует контракт в Италии. Про следующий решения я еще не приняла, –

она поджала губы. Ямочки на щеках… - Мне надо идти. - Снова кивнула, как бы прощаясь, и

направилась дальше к раздевалкам.

- Спасибо!

- Пожалуйста!

Федор смотрел, как она уходила. Чуть медленнее и чуть… грациознее, чем до того.

Потом он стоял на улице, разговаривая с другим «болельщиком», городским депутатом и

старым своим знакомым Саней, с которым когда-то вместе делали первый в их городе типа

глянцевый журнал. Часть городской «элиты» приехала сюда, чтобы засвидетельствовать свое

почтение самарскому олигарху, как после дела Ходора модно было называть всех более или менее

влиятельных и состоятельных. Мелкая провинциальная знать с нескрываемым энтузиазмом

набивалась в клиенты к могущественному патрону. Темнело. Подъехал здоровенный автобус,

итальянская команда, не торопясь, принялась грузиться. Он увидел Алису, уже расположившуюся у

окна автобуса. Она то ли случайно посмотрела в их сторону, то ли почувствовала, что на нее

смотрит кто-то, но тоже заметила Федора, широко улыбнулась и помахала ладошкой. Он как бы

небрежно отсалютовал в ответ.

Как и следовало ожидать, все пошло не так: когда Инна все же выбрала момент и подвела

Федора знакомиться, босс с нетерпением ждал финала, вполне киношно-гангстерское лицо в

затемненных очках чуть дергалось от нетерпения. Он практически не сомневался в победе своей

команды, главной и любимой игрушки последних лет, на которую не жалел ни денег, ни времени. А

потом наши проиграли, вопреки всем прогнозам и здравому смыслу; на заранее заказанном

победном банкете все старались говорить потише, передвигаться едва ли не на цыпочках и обходить

очевидно расстроенного хозяина стороной.

«Поездочка, однако. И чего я так рвался туда?» - одна и та же мысль крутилась в голове у

Федора во время перелета обратно. Встали они ни свет ни заря, потом переезд из второго

«Шереметьева» в первое, там как всегда, давка на регистрации, и затянувшаяся, тоже, как всегда, посадка в Курумоче…

В самарском аэропорту он спустился в туалет. Покосился на малорослого субъекта у

умывальника. Всклокоченные седеющие волосы делали непропорционально большую голову еще

больше. Вытянувшийся свитер. Такого можно было бы принять за выпивающего доцента… «Но в

аэропорту-то что ему делать, не по карману такой интеллигенции на самолетах-то летать», - отметил

Федор. Тип напряженно, даже с ожесточением мыл руки, маленькие мягкие ручки явно кабинетного

человека. Он тоже оглянулся на Федора и смерил его злым, почему-то, взглядом, не прерывая,

впрочем, своего занятия.

Вконец вымотанные двумя перелетами и первым «Шереметьево», они с Настей шли к

автостоянке. «Надо как-нибудь Иноземцеву про то, как мы в Софию летели, рассказать», - крутилось

в голове. Наконец добрели, сумки на заднее сиденье, оппозитный двигун бодрым урчаньем

поприветствовал хозяина. «Как сказал тогда Слава? Для человека нет ничего невозможного?» Пока

турбина грелась, Федор откинулся на подголовник и закрыл глаза. Алиса Гроф махала рукой и

улыбалась ему из окна автобуса.

Глава 4.

На следующий день уже было надо на работу. Федор вышел во двор своего дома в глубине

квартала по улице Стара-Загора. Относительно новая десятиэтажка, плод пресловутой точечной

застройки, громоздилась между беспорядочно разбросанными «хрущевками». Квартиру он приобрел

осенью прошлого года, подвернулось вдруг выгодное предложение.

Со двора была хорошо видна огромная красно-зеленая надпись на стене углового здания:

«Куйбышев и Стара-Загора – братья навек!» Федор с детства помнил этот лозунг. Когда он спросил

отца, что это значит, тот ответил, что Куйбышев и болгарский Стара-Загора – города-побратимы, они

как бы дружат друг с другом. Федя долго не мог проникнуть в тайный смысл словосочетания

«города-побратимы» и не мог понять, что такое дружба между целыми городами. Забавно, но к

этому вопросу ему пришлось вернуться, уже в аспирантуре, когда его город вновь уже назывался

нормальным именем Самара, а не странной фамилией человека, которого однажды забросило сюда

революционной круговертью.

Идя к парковке, Круглов заметил, что зеленая, ржавая уже местами «Волга» соседа, его

знакомого Игоря Евгеньевича, припаркована как-то криво, а пассажирская дверь открыта. Федор

подошел. В машине этой, которую ему продал за копейки (подарил фактически) двоюродный брат,

вполне себе успешный торговец из Нижнего, проходила самая важная часть жизни Игоря

Пантелеева. В обычный день он дотемна копался в чудо-агрегате. Если машина вдруг соглашалась

поработать, Пантелеев делал бизнес – закупал в оптовых фирмешках канцтовары, продавал в

дальней деревне, где когда-то работал заведующим хирургическим отделением и возвращался,

затарившись сыром местного производства. Вырученных в результате этих операций копеек ему

вполне хватало, чтобы обеспечить свои нехитрые потребности.

На пассажирском месте, уронив голову на панель, сидел хозяин. В ногах стояла открытая

бутылка пива, отвратительного крепленого пойла под названием «портер». Запах не оставлял

сомнений, что она была отнюдь не первой.

«Черт, ему же нельзя! Кто его будет из запоя выводить?»

- Игорь Евгеньевич, что с Вами? – Федор потряс соседа за плечо. Тот очнулся не сразу.

- Славу вчера убили! Кирпичом по голове – Пантелеев посмотрел на него безумными глазами и

схватил за руку. – Все эти москвичи! Как он не хотел деньги их брать! Вот чем кончилось-то!

Представляешь, Федя… Похороны завтра.

Федор отшатнулся от волны перегара и от дикой новости.

- Кошмар… Я приду на вынос… обязательно… А как, почему? – Федор начал было спрашивать, но

осекся, понимая, что с Пантелеевым сейчас разговаривать бесполезно. – Пойдемте домой, Игорь

Евгеньевич, чаю попьем, расскажете мне все.

Под этим предлогом Пантелеев дал себя увести.

Знакомство Круглова с Вячеславом Иноземцевым получилось само собой. Случайно. В

феврале, пару месяцев назад, Федор уезжал на Урал, кататься на лыжах и возился во дворе со

стропой, которой надо было закрепить чехлы со снарягой на багажнике на крыше машины. На

холоде пальцы не слушались, в одиночку толком затянуть крепеж никак не получалось. Можно было, конечно, подождать, пока спустятся Макс с Настей и Дашкой, и помогут, но они на мороз не спешили, а хотелось поскорее уже выехать, итак предстояло 800 км по ночи пилить.

Невысокого роста, поджарый и широкоплечий старик ковылял по двору, опираясь на

металлическую палку. Смуглый, не просто седой, а с совершенно белыми (как снег, по-другому не

скажешь) бородой и жесткими волосами, Пантелеев казался сильно старше своих лет.

- Игорь Евгеньевич, натяни веревку пожал-ста! – Федору общаться с этим побитым жизнью

человеком нравилось. Как-то раз они сошлись на общем убеждении, что медицина – убивает, и

теперь были вроде единомышленники.

Чехол с лыжами был наконец закреплен. Пантелеев сел на трубу, из которой было

сооружено ограждение для клумбы, и закурил «беломорину». Собственно, «Беломор» был больше

для рисовки, на «Яву-то Золотую» сыром и карандашами он зарабатывал.

- Вот на «Ленд-Ровер» мой в Африке никакие багажники бы не понадобились, - начал сосед. Это

была одна из трех любимых его тем, вместе с «Развалили страну, гады» и историями про чудеса,

которые творил Славка, единственный теперь близкий ему человек. Когда то всемогущий тесть

организовал им с женой командировку в Танзанию на два года – неслыханное в СССР счастье.

– Все что угодно помещалось. Супер-машина, иначе не скажешь.

С утверждением, что Land Rover Defender – машина супер, Федор согласился вполне

искренне.

- А проходимость какая! Мы с Машкой (по обычаю своей молодости, когда все были друг другу

друзья, он называл людей Машками, Таньками, Витьками и так далее) поехали раз на озеро

Виктория, попали в такое болото! Думал, все. Нет, ничего, выгреб на понижающей, без лебедки

даже…

- Вот не боялись Вы один с женой по Африке мотаться! Там же гориллы, крокодилы и злые

Бармалеи…

- А меня там не тронул бы никто. Я сколько народа спас… Меня так уважали, что даже с шаманом

настоящим познакомили…

- Ого! Расскажите!

- Нет. Не надо об этом нормальным людям знать. И сам бы предпочел забыть и вообще не ездить

тогда. Я только Славке об этом рассказал. Ему положено.

- Познакомьте уж, наконец, со своим Славой! Каждый раз про него что-нибудь загадочное говорите.

Пантелеев сразу посерьезнел, посуровел даже и стал обдумывать, как такое дело можно

устроить.

- Хорошо, я у него спрошу, если назначит время, скажу тебе, - с важным видом ответил он, наконец.

– Кстати, скоро вернешься?

- Да мы только на выходные. В понедельник буду.

В понедельник вечером Пантелеев ждал Федора на скамейке у подъезда. С торжественным

видом он сообщил:

- Слава может тебя принять послезавтра в шесть!

Вопрос, может ли Федор в этот день и в это время, ему, очевидно, даже в голову не пришел.

Не допускал он мысли, что могут найтись дела важнее, чем встреча со Славой. Но Федору было

интересно и он смог.

По большой квартире-сталинке бесшумно сновали молчаливые женщины. Сразу обращала

на себя внимание одухотворенность их лиц, несколько даже с перебором, как подумал Федор.

Пантелеев поздоровался со всеми, они прошли в кабинет. Окна в полумраке заметно не было. Книги

на стеллажах почти до потолка, изображения ведических свастик, статуэтки Шив и Ганеш

чередовались с иконами, горели свечи, приятно пахло восточными благовониями. Все явно должно

было создавать некую мистическую атмосферу, настраивать пришедшего, а может, и самого хозяина, на эзотерический лад. Некоторый диссонанс в это благолепие вносили современнейшее

дизайнерское кресло на колесиках у письменного стола и серебристый дорогущий ноутбук, рядом с

которым синеньким огоньком моргала беспроводная мышь.

Слава был одет в косоворотку, вышитую этническими орнаментами; поверх, из-за холода,

видимо, он накинул безрукавку, сшитую из разноцветных кусочков меха. Эспаньолка хороша с

орлиным носом, тип латинского любовника. Темные глаза целителя временами вспыхивали

нешуточным огнем. «Запоминающийся имидж, ничего не скажешь», - Федор сел в кресло. Пантелеев

почтительно пристроился на стульчике в уголке и притих.

- Я же тебя помню еще с детства! – энергично начал Иноземцев. Федор был из медицинской семьи, Вячеслав начинал свою творческую биографию как обычный врач, даже писал диссертацию в

ординатуре. Все медики в их городе так или иначе друг друга знали. – Чем занимаешься сейчас?

- В издательской фирме работаю, замдиректора, мы рекламные газеты и журналы выпускаем, -

Федор перечислил.

- Да, слышал. А сколько тебе уже?

- Тридцать один вот скоро будет.

- Да-а-а. . Я признаться думал, что ты чего-то достигнешь, кем-то станешь…

Это было как удар под дых, сильный и неожиданный.

- Нам же отведено ограниченное время на нашу жизнь. И как это время потратить – от нас зависит.

Можно жить земляным червяком, можно горбатиться в офисе с утра до ночи, косить капусту. А

можно заняться собой, душой своей, развить то, что нам дано свыше … - Слава начал с места в

карьер, не давая Федору рта открыть.

«Почему это не достиг ничего? Что он знает-то?»

- Ты фильм «Матрица» смотрел? Хорошее кино, между прочим, если видеть не только то, как они

там все по стенкам бегают. Хотя на это тоже интересно поглядеть. Это же по форме только

фантастика, для кассы, а так - про сегодняшнюю нашу жизнь. Большинство современных людей на

самом же деле живут в питательном растворе и думают те мысли, которые им в мозг закачивают.

Кругом сплошные «ароматизаторы, идентичные натуральным»: хочешь эмоций - компьютерные

игры и игровые автоматы, боевик или ужастик в кино. Футбол по телевизору, люди увлеченно

переживают за исход матчей, хотя результат известен заранее. Смотрим Олимпиаду, там китайские

штангистки, мало похожие на женщин, поднимают вес в половину больший, чем все остальные.

Интересно, правда? – Слава перевел дыхание. – Тоже ведь все это смотришь? Тоже шашлык

жаришь на углях из пакета?

- Так удобно же…- Федор к такому напору готов не был.

- Вот именно. Фактически главный смысл крысиных бегах в матрице – заполучить побольше уровней

комфорта везде, где только можно. Была у тебя однокомнатная квартира – стала трехкомнатная.

Была квартира с джакузи – стал дом с бассейном. И так далее. Тут вот один приходил ко мне.

Жаловался, что жить ему скучно. «Феррари», дескать, от скуки даже купил. А зачем в нашем городе

«Феррари»? Брюхом кочки собирать? Сплошные понты, у кого дешевые, у кого подороже, в них, что

ли, смысл? Нас же в этом убеждают всеми силами. А в конце-то у всех – кладбище. И с чем там

окажешься, заранее надо думать, – Слава ходил по комнате и ладонью как бы рубил воздух.

- Вас послушать – прям заговор против человечества, - Федор попробовал шутить.

- Да все проще гораздо. Что первое перестает действовать у людей, когда у них все нормально,

когда им все удобно и комфортно? Мозг. Что и требуется. Чтобы эта экономика работала, нужно,

чтобы люди постоянно все больше и больше потребляли. Не задумываясь, надо им это или нет.

Верили рекламе, велись на маркетинг, то есть как можно меньше своим умом соображали, а лучше –

чтоб совсем в баранов превратились. Но работали - сколько скажут. Главное, чтобы не сомневались, что этот порядок вещей – единственно возможный. Система!

- Ага, и голосовали как надо! – вставил Федор.

- Да это уже дело второе, это следствие. Все должно быть спокойно, конечно. Я читал тут, что 80%

населения развитых стран может в принципе вообще не работать. Только вот что делать с такой

массой ничем не занятого народа? Еще думать начнут… В матрицу их! И у нас теперь то же самое, только еще жестче.

Попей месяц пойло, которое под названием «пиво» в пластиковых бутылках продают, и

посмотри каждый день телеящик – превратишься в олигофрена. Послушного, управляемого

идиотика. А люди ведь так годами живут, дуреют и даже этого не замечают. А наркотики? С ними так

борются, что уже в аптеках компоненты продают.

Иноземцев, чувствовалось, развивал любимую тему. Он говорил явно заготовленными,

давно продуманными фразами, с отрепетированными интонациями и паузами.

- А на самом деле человек способен очень на многое. Каждый человек! Если из колеи из своей

привычной выберется и поглядит вокруг ясными глазами. Возможности человека ограничивают

только те рамки, границы, которые нам навязывают дома, в школе, в обществе. . А на самом деле -

любому стоит лишь перестать бояться и просто понять, что ему надо по-настоящему – и он это

получит! – Слава взмахнул рукой. Оставалось только вытянуть эту руку вперед, указывая в светлое

будущее.

Самая главная дорога для человека – путь к самому себе. Только об этом в матрице

говорить нельзя! Ни-ни! Секрет!

Неопределенного возраста тетушка с подносом вошла в кабинет. Набор «все для чаепития»:

собственно заварочный чайник, сахарница со щипцами, недорогие конфеты и плюшки. Еще мед –

какое-никакое разнообразие. Иноземцев, наконец перестал ораторствовать и сел пить чай, вполне

довольный собой, как показалось Федору.

- Знаешь, в мире вообще много такого, что люди привыкли называть волшебным… Что не

укладывается в одномерную логику, к которой нас с детства приучают. Понаблюдай внимательнее

вокруг…

Подобная мысль поселилась в кругловских позитивистских мозгах уже довольно давно, почти

три года тому назад. Когда с его двоюродной сестрой случилась история с крышечкой, в которую

Федор не поверил бы никогда, не будь сам свидетелем. Он, хотел было рассказать ее в ответ, прям-

таки вертелось на языке. Но Иноземцеву позвонили, потом кто-то его уже ждал, и Круглов решил не

отнимать у человека время пустым трепом.

Тем не менее, узнать мнение Славы на сей счет, так же, как и про софийскую эпопею,

Федору, конечно, хотелось. Не сложилось, однако.

На похоронах Круглов поразился количеству женщин всех возрастов и социальных статусов,

пришедших проститься с наставником. Нет, мужчины, конечно, тоже присутствовали, и немало, но

несколько терялись в женской массе.

Голова Славы в гробу была по самые глаза закрыта полотенцем. Из перешептываний и

причитаний вокруг Федор понял, что все произошло именно так, как описывал ему Пантелеев. Тот, кстати, не появился. Слава вроде как решил прогуляться поздно вечером, подышать выйти, и не

вернулся. Утром нашли в кустах во дворе с проломленным черепом. Бомжи-наркоманы, кто же еще,

сколько таких случаев…

«Странно, - думал Федор, - он же чуть ли не телепат был, людей спасал, якобы предсказать

будущее мог. А самого себя уберечь от ханыги какого-то не смог. Вот те и чудеса…»

Однажды он вспомнил про Иноземцева в разговоре с Максом. В тот раз, чуть ли не

единственный за несколько лет их дружбы, они вдруг разговорились, что называется, о жизни и

судьбе. Макс, здоровый резкий мужик, был из числа тех, кто разом заполняет собой все окружающее

пространство. Он всегда шутил, дурачился, высмеивая идиотизм окружающей жизни, общих

знакомых или очередной резкий кульбит в собственной биографии. Либо увлеченно развивал новый

сногсшибательный проект мгновенного обогащения.

А тут вдруг серьезно сказал:

- Не дает мне покоя чертова фраза, мол, если ты такой умный, то почему такой бедный? Вот я ведь

совершенно точно и не дурак, и соображаю быстро, и работаю хорошо… А денег нет. Почему?

Они пили чай на верхней точке местной горнолыжки, маленькой горки с древним

подъемником и парой простых коротких трасс. Макс увлекался всеми видами экстремального

спорта, доступными в их широтах; собственно, Федора он и подсадил на адреналиновую иглу. По

правде говоря, к безденежным гражданам его можно было отнести очень условно, просто доходы

коммерческого директора филиала девелоперской конторы никак не совпадали с желаниями.

Почему Макс (или кто другой) такой бедный (несчастный в любви, невезучий), Федор мог

объяснить легко. Запинка обычно случалась, когда нужно было разобраться с самим собой.

Увлечение психологией, НЛП и всяким эзотерическими практиками среди знакомых бывшего

рекламного работника носило характер эпидемии, и его самого этот вирус тоже не миновал. В

глубине души Федор считал себя проницательным аналитиком. Он чуть не начал говорить Максу, что

надо бы получше к окружающим относиться, не демонстрировать всем так явно, что считаешь их

дебилами и недоумками, но передумал. Об этом его Макс точно не спрашивал.

- Если много работать, можно заработать себе на жизнь. Богатеют как-то по другому, - не очень к

месту ввернул Федор любимую присказку. – Мне кажется, надо просто заниматься тем, что

интересно по-настоящему. А деньги - они сами собой уже подтянутся… Это мне один умный человек

сказал. Только с ним неувязочка получилась – погиб прям на взлете, только у него поперло.

Федор рассказал Максу историю Иноземцева. Как тот сначала травки-цветочки собирал,

начал ими людей лечить, со временем понял, что проблемы-то у всех примерно одинаковые и идут

больше от головы, и придумал «Курсы здоровой жизни «Своя волна». Народ к нему повалил,

пятидневные тренинги проходили почти каждую неделю. Решали свои проблемы люди, или нет,

Федор конечно не знал, только вот пройдя «волну», они постоянно туда возвращались, вечно

крутились вокруг Учителя, общаясь преимущественно друг с другом и сторонясь всех, кто не

разделял их новую веру. Травки Иноземцев тоже не бросал, нашел серьезного инвестора, готовился

начать производство чуть ли не в промышленных масштабах, реализацию же наладил через

прошедших «Волну». Люди после курсов ему доверяли бесконечно и, само собой, чаи и сборы,

невзначай, как бы между делом, им рекомендуемые, покупали с радостью. И знакомым настойчиво

предлагали. Начинала уже строиться пирамида, пошли серьезные деньги, и вдруг – кирпич в ночи…

- Да чушь полная! Таких случайностей не бывает! – уверенно прокомментировал Макс. – Кому-то он

помешал или не поделился, вот его и грохнули…

Глава 5.

«Взгляд. Вот что убило тогда в Крылатском. Она наверное так смотрит, когда раздает

автографы… А ведь месяц назад совсем по-другому улыбнулась, когда подошел… Или показалось?

Просто в этот раз настроение такое было?»

Подобными размышлениями Круглов изводил себя уже не первый день.

«Хотя чего там, ведь чувствовал же, что теперь все не так, что не пошло, «Австралия» эта

дурацкая… А что «не пошло»? Хорошо бы разобраться, наконец, с этими «пошло-не-пошло»…

Они встретились за месяц до товарищеской игры в Крылатском. Вот когда действительно

«шло»!»

Федор очень хорошо запомнил, как однажды перед сном вспыхнула в голове мысль: «Надо в

среду на игру поехать». Как просил приятеля, редактора местной газеты, аккредитовать его на матч в

качестве корреспондента и тот сразу, без расспросов все сделал. Как уверенно и напористо

обосновал клиенту необходимость срочно ехать в Москву именно в этот день. Как ему передали

деньги на поездку прямо по дороге в аэропорт. Как неожиданно уже для него самого организовалась

нужная встреча в одном из самых больших домов.

Тогда тоже перекинулись парой слов после игры, а затем нелепо разминулись. . Скорее для

самоуспокоения, вроде все варианты испробовал, Федор написал на почту: «Когда же ты уехала? Я

долго на служебном ждал)) Завтра с 10 до 16 в любом удобном месте. Мой телефон…»

Утром он съездил в Думу, подивился количеству охранных кордонов между избранниками и

народом, недолго слонялся по пустынным и помпезным коридорам этого бессмысленного и

бесполезного, но громадного учреждения, разыскивая нужную комнату, передал, сказал и быстро

вернулся в гостиницу. E-mail, сигарета с видом на Павелецкий вокзал.

- Нина Максимовна, помогите мне… Я сейчас в Москве, мне надо встретиться сегодня, с ней… Вы

знаете…

- Хорошо.

Федор плюхнулся в кресло и закрыл глаза. Тишина и темнота. Мобильник, незнакомый номер.

- Слушаю… - он боялся подумать, кто это может быть.

- Привет, это Алиса. Можешь приехать?

- Могу через 40 минут… Да, в 12 будет удобнее.

Взрыв мозга, разрушение пространственно-временного континуума. Он до последнего, до

того, как ее увидел, не мог поверить, что это произойдет. Заранее приехал, купил в павильоне у

метро цветы. «Блин, не думал, что такие фиговые розы здесь окажутся. А искать другие уже

некогда». Пока ждал, даже успел сбрызнуть одеколоном слегка вспотевшую шею.

- Привет!

«О-о, как мы любим духи!» Сладкий запах затопил, показалось, все вокруг небольшого

столика стандартной московской кофейни. Умные серо-зеленые глаза, открытый лоб, капризная

нижняя губа. «И все время улыбка в уголках губ, ироничная, между прочим, такая улыбка».

Как общаться, думать не пришлось: на протяжении полутора часов досталось на орехи всем,

кого только вспомнили. Ладно хоть декольте было не слишком глубоким.

- Специально приехал?

- Не совсем, дела кое-какие…- зачем-то наврал Федор.

- Сегодня улетаешь?

- Да, вечером…

- Прости, мне пора уже ехать.

- Счастливо!

Федор подал курточку, смешное и бестолковое изделие с огромным солнечным логотипом на

подкладке. Он был немного выше ростом. Правый рукав, левый. Вместо того, чтобы отстраниться,

на мгновение положил руки ей на плечи. Жадно вдохнул ее запах. И почувствовал секундный

легчайший озноб в ее тренированном теле.

«Нафига тогда уехал? Или почему не вернулся на следующей неделе, пока она отдыхать не

свинтила? Даже позвонить не решился, Ромео хренов. Несколько писем, поздравила с днем

рожденья, в «Одноклассниках» удобная опция – напоминалка про дни рожденья. Или Андрей прав?»

Они гуляли по спальному району, где обитал Андрей Джорджевич, приятель Федора,

местный теоретик и практик половых взаимоотношений. Странное свое отчеством Андрей получил

благодаря деду. Коренной самарский интеллигент, тот таким вот образом выразил свое отношение к

борьбе с безродными космополитами. Андрей был старше и разумнее, Федор приехал к нему на

следующий день после возвращения как бы посоветоваться, на самом деле за поддержкой. Ну и

чтобы похвалиться, не без того. Андрей спустил с поводка собаку, и они таскались за ней по

тропинкам среди кустов, сплошь устланных мусором и битым стеклом.

- Слушай, тебе ж всегда брюнетки нравились? Чего вдруг такая перемена? – приятель с трудом

сдерживал улыбку.

- Кончай, а? Я серьезно, даже не представляешь себе, насколько.

- Вот это плохо! Чем меньше женщину мы любим… Учите матчасть, юноша!

- Я к тебе как к другу, а ты…

- Ладно, давай серьезно. Ну и что такого? Сам спокойно подумай. Девушка, видимо, воспитанная, да

и приятно ей, наверно было, что мужик ради нее за тридеветь земель прилетел, вот и пришла.

- Думаешь, ей делать нечего? Или я первый такой желающий?

- Ну хорошо, допустим, ты добьешься чего-нибудь от нее. Убьешь на это кучу бабок, кстати. Конечно, пофиг, это я так, к слову. А что дальше, ты подумал? – Андрей активно жестикулировал руками,

пожелтевшими от злоупотребления курительными смесями в один из сложных жизненных периодов.

- Да какая разница!

- А ты уже не в том возрасте, чтобы не думать! Отдай себе отчет в том, кто ты и кто она. Женщины

любят не мужчину, а его социальный статус. Это записано на подкорке, это программа выживания с

первобытных времен, как будто сам не знаешь.

- «Она каждый день артистов видит, писателей видит, композиторов видит! Хачатряна видит» -

Федор вполне похоже изобразил известного персонажа известной комедии. - Я все-таки думаю, что

мужчина – это не только социальный статус…

- Конечно, не только. У тебя есть другие выдающиеся достоинства? Не боишься, что силенок не

хватит, а? – он повернулся к Федору и посмотрел на него, только уже серьезно и сочувственно. –

Дело не в этом, конечно, и не в статусе, а кто ты есть на самом деле… А лезть наверх, уцепившись

за женскую задницу – тебе надо? Это не твое призвание в жизни, вроде.

- Да причем тут! – Федор был до крайности раздосадован. Не такие слова он ожидал услышать, не

за тем приехал. - Знаешь, всегда легко найти повод, чтобы испугаться и остаться в своем болоте. А я

вот думаю, что рискнуть, пусть ничего не выйдет, лучше, чем потом всю жизнь жалеть о том, что не

сделал. Это у меня не просто так, это настоящая любовь, хоть ты это слово и не уважаешь, - сказал

Федор правильные вещи не самым уверенным образом.

«Как вообще может рассуждать о Любви человек, который каждый день гуляет среди этих

засранных кустов?» - раздраженно думал он, пока шел к машине.

«Но не вернулся ведь в Москву сразу, засомневался, стал искать подтверждений каких-то. . И

вот съездил, блин…»

Федор опустил стекло и выкинул сигарету. Тяжелый горячий воздух летнего вечера вокруг

автомобиля. Она должна быть сейчас в Москве, Мировая Лига закончилась… Нашел нужный номер,

положил трубку на торпеду, подождал, пока включится зеленый, собрался с духом и нажал на send.

- Привет, как ты? – он хотел изобразить, что позвонил как бы невзначай, просто поинтересоваться,

«как дела – как здоровье». Но вышло наигранно, фальшиво совсем получилось… - Поздравляю с

медалями, кстати.

- Спасибо.

- Как тебе Баку?

- Понравился! Очень удивлена была. Центр красивый, только весь в стройках. Когда отремонтируют

там все – станет похоже на какой-нибудь средиземноморский город!

- Интересно… Какие планы?

- Завтра утром улетаю в Италию, на отдых.

- Надолго?

- Не знаю пока, но хочу в Европе побыть все два месяца…

- У тебя какой номер будет работать: этот, или с которого ты отвечала последний раз?

- Нет, тот уже не работает, а этот я редко за границей включаю.

- Ясно… Ладно, счастливо, не пропадай…

- Хорошо, до свиданья!

Федору хотелось стихов. Он пытался собирать слова в рифмы, но получалось не очень.

Моя путеводная звезда.

Мое вдохновение,

трепет и решительность,

непутевой моей жизни мечта,

недостижимая всего в часе лета…

Ждать пары слов, взлетать и снова,

односложные СМС-ки, ничего личного.

Как достучаться?

Сигарета, приоткрытое окно машины,

пропахший бензином воздух

заполняет салон.

«Банальщина какая-то примитивная лезет. Однажды нашелся же ритм, сложились же

немногословные строчки в образы!» - он надеялся, что апрельское блюзовое настроение

повторится, что снова получится если не сказать, так написать откровенно и убедительно. Но не

повторялось. Просто было тошно. Лишь пронзительно-прекрасный голос Эммы Чаплин из

динамиков акустической системы авто как бы добавлял возвышенных нот его тоскливости.

Размышляя о природе стихосложения, он доехал до городской набережной. Коренной волжанин,

Федор поступил так совершенно машинально. Не зная, что делать, он направился к Волге.

Общегородской променад на набережной был в самом разгаре. Как выражались в Самаре,

«там собрался весь город».

- Федя! Привет! – услышал он откуда то издалека и не сразу сообразил, что зовут именно его. Федор

остановился и слегка ошалело, как оглушенный, посмотрел по сторонам. За столиком в ближайшем

кафе стояла женщина в ярко-красном платье и энергично махала ему руками.

- Привет, Викуля! Такая жара, хожу как прибабахнутый, ничего не вижу, ничего не слышу… - Федор

зачем-то стал извиняться.

- А я уже думаю, все, забыл меня Круглый совсем, в упор уже не видит старую больную женщину… -

Вика, по обыкновению, сразу же принялась заигрывать, сближаться, сокращать дистанцию, говорить

чуть с придыханием и стрелять глазами. – А я вот на набержную выбралась в кои то веки раз,

подружку жду, а ее все нет и нет, и сижу одна, вся такая романтичная…

- Вик, ну ты как всегда с места в карьер, - улыбнулся Федор. – Что бы я мог тебя забыть! Да как ты

только подумать могла такое!

Федор и Вика несколько лет проработали вместе. Викуля была женщиной самого что ни на

есть бальзаковского возраста, то есть ровесницей Федора, фигурой обладала самой что ни на есть

женственной, то есть вся состояла из приятных округлостей, ухоженных и умело подчеркнутых. При

этом на работе ее ценили как отличного менеджера, который и клиента на хороший контракт может

развести, и работничков из цеха наружной рекламы приложит добрым словом в случае

необходимости, для интенсификации производственного процесса.

- Ну садись уже, сто лет ведь не виделись! Такой мужчина, смотрю, видный стал, – очевидно, Викина

подружка задержалась насовсем.

Они сели за грязноватый пластиковый столик, основной предмет интерьера кафешек на

наберженой, многократно воспетых местными менестрелями. Вокруг все было как обычно: стойкий

запах шашлыка перемешивался с ритмами отечественной эстрады и непременной «ушаночкой».

Разбодяженное пиво лилось рекой, девки либо сидели за столиками с томными физиономиями,

либо неспешно прогуливались, демонстрируя раздетые, с большим или меньшим умением, молодые

тела. Обычно у Федора здесь возникало чувство глубокого духовного превосходства. На этот раз ему

хотелось только поскорее вернуться в личное автопространство.

«Нашел, где отвлечься… Не мог ничего умнее придумать,» - злился он на самого себя.

- Где ты? Чем занимаешься? Из конторы нашей ушла, говорят, - поспешил он спросить, чтобы не

отвечать на аналогичный вопрос самому.

- У меня теперь треннинговый центр. Я получаю второе высшее, психологическое, и веду различные

тренинги, в основном, личностного роста, - с гордым видом объявила Викуля и некоторое время

увлеченно рассказывала о своих достижениях.

- Надо же! – Федор искренне удивился. - И как идет?

- Ты знаешь, неплохо. Трудно только одной, совсем нет времени на личную жизнь, - Вика вздохнула.

– А сегодня решила вот плюнуть на дела и отдохнуть. Работать все равно невозможно, такая жара!

- Да, жарковато, - поддакнул Федор.

- Ой, вообще, кошмар! – Викуля наклонилась к нему и доверительно прошептала: - Я даже нижнее

белье сняла, чтоб не спариться…

Ночью пошел дождь. Прыгая между лужами к своей машине во дворе Викиной многоэтажки,

Федор вспомнил, когда ему было так же противно на душе. Так было в начале весны, когда уехал

Макс. Только недолго.

Тогда Федор шел от железнодорожного вокзала, стараясь как-то не запачкаться в

повсеместной грязи. Говорят, граждан имеет та власть, которую они заслуживают. Продолжая

логическую цепочку, можно сказать, что волжскому городу Самаре с гражданами не повезло. Потому

как управлялся он отвратительно. Грязь – вот визитная карточка этого города. Видимо, навсегда.

Летом она превращается в пыль, зимой оседает на сугробах, придавая им серо-черный цвет, но

весной и осенью она везде!

«Макс оказался просто смелее и честнее», - думал Федор, пока шел по привокзальной

площади. Моднейший и современнейший вокзал инородным телом возвышался над окружающим

провинциальным убожеством. Только что Макс с Дашкой поднялись в вагон фирменного поезда

«Самара-Москва». Все, что хотели взять с собой, уместилось у них в небольшой чемодан и

дорожную сумку через плечо. Потом самолет; завтра вечером приземлятся там, где не бывает

мокрого снега с дождем, липкой грязи на тротуарах и «властной вертикали». Там, где Срединное

море всегда лазурно, где солнце - не по праздникам, где из морской пены явились не Тридцать три

богатыря, а совсем наоборот.

Он забрался тогда в машину и настрочил на коленке:

«Последние выкидыши разбитой империи, наше половое созревание шло, когда слово

«надежда» наполнилось множеством смыслов. Мы поверили, что все будет по-другому, мы впитали

веру в прекрасное уже недалека вместе с песней про полковника Васина.

Катастрофа оказалась настолько всеобъемлющей, что этого никто сразу и не понял.

Униженная и растоптанная Родина; не всегда было понятно, а существует ли она ещё? Новая

русская революция закончилась ничем.

«Ну все, пиздец!» - офицер группы «Витязь» перед телекамерой в Останкино объявил новую

эпоху. Танки ведут огонь прямой наводкой по Москве, «Россия, ты одурела!», 81 мотострелковый

полк, «Шамиль Басаев, ты меня слышишь?», коробка из-под ксерокса, Generation Пи и, наконец,

«Мочить будем в сортире» и «Это многое объясняет».

Мы спрятались за всезнайством и циничными ухмылками, мы стали рекламщиками и

политтехнологами, продажными писаками и коммерческими директорами, мы принялись продавать

свои мозги оптом и в розницу. Преимущественно тем, кого так искренне презирали, пока пили

молдавский «Совиньон» с первыми своими девушками.

Мой друг только лишь сделал практические выводы из того, о чем мы все говорим и думаем.

Он уехал. Те, вроде затаившиеся поначалу, справились с недолгой растерянностью окончательно и

бесповоротно, приспособились к новым временам и перестали даже притворяться. А проигравшие

должны покинуть поле боя. Хотя бы из самосохранения.

Никогда мы не вернем эту землю себе…»

Потом Федор разместил этот текст у себя в ЖЖ и получил много прочувствованных

комментов своих друзей и бывших однокурсников. Нынешней же ночью ему хотелось только

поскорее упасть на кровать лицом в подушку и забыться.

Глава 6.

«Какие тут стихи… Все, не могу больше!» - Федор искал нужный номер в телефоне.

- Нина Максимовна, Вы дома?

- Да.

- Часа через три у Вас буду.

- Хорошо!

Деревня Благодатка, пожилая женщина в странном одеянии переходит федеральную трассу

с коромыслом на плечах. Не спеша, прямо перед носом огромного, похожего на дачный домик тягача

Renault. Такое вот столкновение даже не эпох, тысячелетий. Федор повернул к знакомому дому.

- Нина Максимовна, Вы – великая волшебница, я убедился! Помогите мне! Я теперь точно знаю – не

могу без нее… Что мне делать?

- Ладно, ладно. Ты посиди пока, мне надо козу подоить.

Не обращая внимания на его недоуменный взгляд, баба Нина неторопливо вышла из

комнаты.

Федор бессильно рухнул на знакомый древний диван, накрытый потертым ковром.

«Что я про нее знаю? Какая она на самом деле?» Ощущение запаха Алисы, улыбка в

уголках ее губ на расстоянии вытянутой руки через столик с каждым днем становились все более

нечеткими, размытыми. Как будто это было не с ним.

Вернувшись два года назад из Софии, Федор несколько дней выуживал из Интернета все,

что касалось лидера национальной волейбольной сборной. Статьи, интервью, фотографии…

Родилась в Риге, папа латыш, отсюда и необычная фамилия… Предпочитает итальянскую кухню и

обожает шоппинг в Милане. Он быстро успокоился, назвал ее про себя ТА-КОТОРАЯ-

НЕДОСТИЖИМА-КАК ЗВЕЗДА, продолжал следить за новыми материалами в прессе, регулярно

делая в поисковиках запрос по ключевым словам «Гроф Алиса». Благо дело, писали о ней, в связи с

возвращением на родину, немало. Поздравил по электронке с Новым Годом и был очень удивлен,

получив ответ. Так и списывались эпизодически; тут и мода на социальные сети подоспела.

Да и с Настей у Федора тогда все было еще горячо. Только на следующий год, когда страсти

подулеглись, он отдал себе отчет, что ему в женщине недостаточно сногсшибательной фигуры и

покладистого характера. Хотелось еще стремиться куда-то, достигать, завоевывать. А тут стало

скучно и неинтересно. Однажды подумал, что, если они останутся вместе, то его жизнь кончится, что

в ней ничего уже не произойдет, никогда он больше не сойдет с ума и не научится летать. Настя же

его ждала, терпела, хотела «простого человеческого счастья», и именно с ним. Федору чудился в

таком будущем майонезный привкус питательного раствора матрицы.

Конечно, сразу надо было ставить точку, быть честным, решительным, но он тянул и

выжидал, чувствовал себя виноватым перед девушкой, которая не сделала ему ничего плохого.

Вернее, наоборот: с которой он пережил немало чудесных минут. Наконец, ей самой надоело

однообразие унылых вечеров перед телевизором.

- Знаешь, я долго думала, и поняла, что нам надо расстаться, - в отличие от Федора, Настя всегда

знала, чего она от жизни хочет. – Дальше тянуть эту резину я не могу, пойми, мне не двадцать лет, мне надо определяться уже.

Федор не удивился; в глубине души такого исхода он даже желал. Но помучился после ее

ухода вдоволь: сомневался, изо дня в день не мог заснуть, и знакомый запах от подушки, опять же, бередил и будоражил. Правда, не слишком сильно. Федор купил билет на ближайший самолет в

Краснодар, ночью на такси примчался в лагерь под Анапой. Макс и компания торчали в

Благовещенке и давно звали к себе, учиться виндсерфингу, присоединиться к свободному братству

людей ветра. За неделю он успокоился, соленый ветер и легкие наркотики прочистили голову.

- Трудно, но возможно, - не скоро вернувшись, с порога изрекла баба Нина. - Поезжай в Москву, там с

человеком поговоришь. Поможет тебе. И посылку вот передай заодно.

Она протянула перемотанный скотчем бумажный сверток. Большой, но довольно легкий.

- Вот телефон, позвонишь.

– Так я же не знаю, когда поеду…

- Не к спеху. А что не знаешь? Езжай и все. У тебя же времени сейчас полно, да? Только дня за два

набери номер, договорись.

Федор нерешительно направился к выходу. Перед тем, как попрощаться, спросил:

- А почему Вы соглашались помочь и в прошлый раз, когда я просил избавить меня от этого

наваждения, и теперь?

- Так я же не знаю, что ты хочешь! Что просишь – то и делаю…

- Но я ведь тогда честно все писал, как Вы сказали. Отчего не помогло?

- Значит, так писал, - баба Нина хитро улыбнулось. Почему-то эта улыбка показалась Федору

знакомой.

«Правда, время есть, чего тянуть-то», - Федор выбирал в инете рейс подешевле. Со

свободным временем дела у него действительно обстояли отлично, даже чересчур. Поначалу он

этим обстоятельством наслаждался, но деньги на счету как-то слишком быстро исчезали, пора было

уже находить новый источник дохода. Клиенты все разом затаились, сосредоточившись на

внутренних выживательных мероприятиях. И осваивать предвыборные бюджеты что-то никто не

звал.

В прошлом 2008 году Федору чудом удалось вовремя выскочить из лотереи под названием

«фондовый рынок», переведя виртуальные средства в наличность. Буквально за пару месяцев до

того, как это глобальное казино накрылось большим медным тазом. Поэтому, когда в декабре все и

всё окончательно впало в ступор, он со спокойным сердцем отправился на три недели на Алтай, в

Шерегеш, где по счастью уже навалило снега выше головы. Учиться на горных лыжах - по-

настоящему, так, чтобы вырваться за флажки, за флажки и ограждения трасс, заботливо

подготовленных для любителей активного отдыха. Чтобы уметь летать по легчайшему

полутораметровому снегу среди камней и елок, пусть и с реальным шансом свернуть себе шею.

Слово Freeride состоит из двух слов, и первое – свобода. И к концу третьей недели, мчась по

нетронутому алтайскому пухляку с горы Мустаг, в глубине души иногда уже чувствовал себя

настоящим воином, охотником или пионером-первопроходцем. То есть чувствовал себя просто

мужчиной. А не куском говна перед телевизором с початой бутылкой пива. И некто из детских

фантазий становился понятней и ближе. Потом, в конце марта, закрыли сезон в Болгарии, в Банско, недельку как украли у глобального потепления и финансового кризиса.

А дальше холодное солнце на Ленинградке, электронная почта, Павелецкий вокзал в

гостиничном окне, звонок, «Это Алиса», невкусный московский капучино… Та-которая-недостижима-

как-звезда сидела напротив и смеялась его шуткам.

«Кстати, заранее надо позвонить, просила же»: он развернул бумажку, которую ему дала

баба Нина, и набрал номер, написанный крупным стариковским почерком. На экране мобильника

высветилось «Посылка вызова, Осипова Жанна».

Жанна была его московской знакомой, точнее - партнером по делам. Такой московский

человек без офиса и без визитки, зато на «Лексусе» и с непрерывно трезвонящим сотовым. По

которому она все время решала какие-то непонятные вопросы, кутаясь в красивую лисью

безрукавку. Федор однажды случайно узнал ее координаты в ходе согласования текста для

известной газеты и в следующий раз решил позвонить уже сразу ей, минуя других посредников. В

итоге они очень удачно поработали по одному заказу, лихо раскрутив мужиков из провинциального

городишки на серию публикаций в федеральной прессе. С целью испортить жизнь местному

начальнику, который пакостил и очень мешал хорошим людям, в смысле заказчикам. По слухам,

увел у самого хорошего человека (того, что бабки платил) телку.

И Федор, и Жанна остались очень довольны и результатом (финансовым, разумеется; для

заказчика результат был предсказуемо нулевым), и полным взаимопониманием, потом периодически

созванивались, поздравлялись с Новым годом – 8 Марта.

Федор от неожиданности не сразу сообразил, что к чему, но на End нажал. Еще раз

посмотрел записку, внимательно набрал нужные цифры. То же самое. Он тряхнул головой, нашел

Нину Максимовну в контактах, позвонил, чтобы уточнить номер.

Телефон старушки не отвечал.

«Бред какой-то», - разумно заключил Федор.

Раздался звонок. Жанна перезвонила.

- Чего-нибудь срочное? Говори скорее, я за границей.

- Нет, это недоразумение видимо. Мне одна… - Федор замялся, - знакомая номер дала, чтобы в

Москве посылку передать. – набираю, а это твой номер… извини пожалуйста, ерунда какая-то.

- И что за знакомая? – неожиданно заинтересовалась Жанна.

- Да не бери в голову, вообще из деревни…

- Из Благодатки?

Вот это было сильно. Пока Федор ждал возобновления нормальной работы коры головного

мозга, чтобы как-нибудь отреагировать, Жанна говорила. Без непременных своих присмешечек,

четким спокойным голосом.

- Завтра вечером прилетай в Москву. Я сейчас в Италии, прилечу только на следующий день рано

утром. Напишу тебе СМС-ку, где и во сколько встретимся послезавтра. Часов в 9, думаю. Все, пока, роуминг дорогой.

Гудки.

Потом Федор методично набирал Нину Максимовну каждые 5 минут. «Абонент временно

отсутствует», - сообщал в ответ ему приятный в принципе голос, который он быстро возненавидел.

Конечно, очень хотелось просто сесть в машину и домчать до этой самой Благодатки, но

старушенции вполне могло не быть на месте, Федор как то раз так уже приезжал.

Наконец, утром он дозвонился.

- Нина Максимовна! Это я, - начал Федор и сразу же был прерван.

- Сынок, я в Европу сейчас улетаю, через две недели только вернусь… - сообщила ему Нина

Максимовна, и вполне ожидаемо абонент стал недоступен окончательно.

«Она-то в какую Европу подалась? Может, тоже в Италию?» - рассеянно подумал Федор.

Глава 7.

Погода была из самых мерзких московских погод. Ветер, мелкий дождик, холодно и противно.

«Лето, блин… Что ж кепку-то вечером не купил!» - вслух чертыхнулся Федор, пытаясь забиться под

козырек над крыльцом закрытого еще «Техно-Видео». Хотел уже накрыться пакетом с посылкой из

Благодатки, но не успел. Подъехал знакомый «Лексус» небесно-голубого цвета. «Все-таки Harrier он

должен называться, очень подходит…» Внутри было тепло.

- Закрывай дверь быстрее, - зло сказала Жанна. Поначалу ехали молча.

Наконец она не выдержала. Накопившаяся досада прорвалась.

- Еще вчера, еще вчера, я ехала в открытой машине по набережной Бари, где солнце, голубое небо и

великолепное море! Смотрела, как яхты швартуются к молу San Nikola. И пила холодное белое вино, потому что не за рулем! И тут вот нате, вези срочно его! По этой мерзотной Москве, не спамши, не

жрамши…

- Ну не злись, Жан! Что ты на меня-то злишься… - гнусил он в ответ, - я ж не виноват, что так все

сложилось… Едем-то куда?

- Ты не виноват?! – вот это он, наверное, зря сказал. Жанна аж подскочила в кресле. - А кто же еще, как не ты?! Кто сюда лез, а?

- Но это сильнее меня, понимаешь…

- Молчи, вот молчи и все! Сильнее меня, сильнее меня, - передразнила Жанна. – Любовь у него,

видите ли, случилась! Как будто ты первый! Вот скажи мне, что тебе не жилось? Зарабатывал свою

пятерку, ходил спокойно в офис, ничего там не делал, девочку себе нашел красивую, ласковую.

Родили бы ребеночка, облизывала бы она тебя всю жизнь и лишних бы вопросов, кстати, не

задавала. Принимать надо свою жизнь…

- Ага. «Выбери жизнь, выбери работу, выбери карьеру, выбери семью». Это я уже где-то слышал.

- Ну давай-давай! Блоггер хренов. Я то кино тоже смотрела. И писания твои пришлось прочитать.

Вечером в аэропорту, между прочим, вместо того, чтобы продолжать пить вино на набережной с

видом на Адриатическое море.

Жанна уверенно, скорее даже нахально, вела машину, лихо гуляя из ряда в ряд и подрезая

зазевавшихся лохов.

- Умничаешь, пишешь всякие тексты с чужих слов, а ведь сам когда-то это выбрал!

- Когда это?

- Что, забыл, как тогда в скверике сидел, курил, испереживался весь. Обиделся на то, что тебя с

гебистом на собеседование в аспирантуре пригласили. Ты же даже не узнал толком, чего они от тебя

хотели, начал всякую чушь лепить. И решил, видите ли, что больше в подлый универ ни ногой!

Правильно я говорю? А как бы подающим надежды был…

- Кстати, да! Статья даже в Москве вышла «Славянофильские настроения в русском обществе в

период подготовки Русско-турецкой войны 1877-78 годов и история «Самарского знамени». Во как! –

Федор не мог упустить такого повода, чтобы не обратить внимания на весомые достоинства

собственной личности.

Он писал кандидатскую об общественном движении в период Русско-турецкой войны 1877-

78 годов. Идея Федора была в том, чтобы показать, как победоносная война стала своеобразной

отдушиной для общественного недовольства. Что в немалой степени поспособствовало

нерешительности императора Александра I в деле создания первых представительских учреждений

и решительному отказу от них его сына. Отчего простерлись над Россией совиные крыла и

общественный котел оказался наглухо закупорен. Пока не рванул в 1905 году. Да так, что мало уже

никому не показалось.

Но научному руководителю Круглова такая концепция активно не нравилась, он полагал, что

совиные крыла как раз и оберегали много лет страну от бунта и хаоса. До разногласий на идейной

почве дело, правда, не дошло.

Однажды областное управление образования в рамках какой-то программы сотрудничества

объявило конкурс на исследования, посвященные историческим связям городов Самары и Стара-

Загоры. Федор быстренько подготовил бойкий текст про появление Самарского знамени, ставшего

первым боевым флагом болгарской армии. Изготовленного на пожертвования самарских

обывателей на фоне общего патриотического подъема.

История эта оказалась вполне подзабытой; статью даже опубликовали в Москве, в

«Балканском сборнике», серьезном и уважаемом издании. Чем Федор тогда очень гордился. Но так

случилось, что это стало его последним историческим сочинением. В один прекрасный солнечный

весенний день его научный руководитель, профессор и первый проректор Копытов вызвал

аспиранта Круглова и отправил на пятый этаж, на некое собеседование.

Федор никогда не видел открытой дверь в эту комнатку на пятом этаже. Обычная обстановка.

Такая же убогая, как была тогда во всем Университете.

- Здравствуйте! Воронков Геннадий Геннадьевич, заместитель ректора по общим вопросам! –

широко улыбаясь, навстречу ему из-за стола вышел невыразительный человек в несколько

неуместном пижонском шейном платке.

«Пять лет здесь учился, почти уже год в аспирантуре – первый раз этого человека вижу. И

фамилию эту никогда не слышал, и должность такую, - удивился Федор. - Непонятный тип, если б не

платок, никогда бы его даже не заметил. Вот и не помню… Воплощение серости».

Тип начал разговор с вопроса о научных взглядах аспиранта, с интересом послушал про

идейную борьбу в России 70-х годов XIX века. Спросил мнение молодого историка о современной

политической ситуации. Плавно перешел к непростой, прямо скажем, теме о роли Комитета в 80-е

годы века уже ХХ-го, вообще к роли спецслужб в общественной жизни. Геннадий Геннадьевич

оказался чудесным собеседником: сам немногословный, он внимательно выслушивал чужое мнение

до конца, ненавязчиво подбрасывал новые интересные темы для разговора.

Наконец он так же ненавязчиво и аккуратно поинтересовался у аспиранта Круглова, как тот

относится к возможному сотрудничеству с этой самой организацией, роль которой в наши дни хоть и

неоднозначна, но, тем не менее, по-прежнему значительна…

Нет, нет ни о каком доносительстве или чем-то подобном и речи идти не может. Сейчас же

другие времена. Просто данная организация заинтересована в перспективных специалистах

гуманитарного направления, которые могли бы в будущем последовательно отстаивать

определенные идеи. Те идеи, которые будут способствовать выходу страны из кризиса,

возвращению ее величия и установлению порядка и стабильности во внутренних делах…

Федор не доехал до дома, вылез из трамвая у маленького скверика. Присел на лавку,

выкурил одну сигарету, другую… Повесив голову, потащился обратно к остановке.

Вскорости бабахнул дефолт, после которого рекламное дело, прежде казавшееся Федором

несерьезным источником случайной подработки, стало востребовано чрезвычайно. Продажи

стремительно росли, спрос превышал предложение, местные бизнесмены не могли поверить во

внезапно свалившуюся на них «конъюнктуру» и не знали, как ее переварить. В университете Федор

стал появляться только за стипендией, да и то редко. Недописанная диссертация была упакована в

серый пластмассовый чемоданчик.

- Решил тогда, что деньги будешь зарабатывать, вот и зарабатывал бы себе, - напирала Жанна.

- Ты правда не понимаешь или просто срываешься на меня? Жил я себе жил, а потом - как

вспышка… И все меняется…

- Давай только без поэзии, а?

Жанна резко свернула налево, на неприметную дорожку среди сосен. Через две сплошные и

прямо перед гаишной машиной. Очевидно, раздражение не проходило.

- Все из-за этой старой… Была б моя воля, я б ее козу туда бы загнала – год бы искала!

- Мешает что-то? – осведомился Федор.

- Ты мне еще поязви! Вообще сейчас пешком пойдешь!

Она достала сигарету, щелкнула красивой дорогой зажигалкой с лазерной гравировкой First

Банк.

- Любовь… Единственная штука, с которой справиться нельзя, вообще неуправляемыми и

неадекватными людей делает. Откажись от любви – и будет тебе простое человеческое счастье!

- Павлины, говоришь?

– Павлины, павлины! Так что сам ведь себе все выбрал. Жизнь – это тебе не волейбол, она вторых

шансов не дает!

- Да, а куда это мы с тобой тогда едем?

- Все, молчи! – Жанна обиженно выпятила нижнюю губу, отчего в профиль стала похожа на актрису

Анджелину Джоли.

- Посылка тебе, чуть не забыл, - сказал Федор, чтобы сменить тему и достал из пакета полученный

от бабы Нины сверток.

- Кинь назад, - бросила она безразлично.

Машина подъехала к кирпичной стене метра в три высотой, которая, очевидно, являлась

забором громадного участка на самой окраине престижного коттеджного поселка. У ворот стояла

будка, из нее неторопливо вышел милиционер в фуражке и чуть ли не парадной форме под плащ-

палаткой, подошел к джипу. Жанна опустила стекло.

- Пропуск заказан? – он кивнул в сторону пассажира.

- Конечно, на Круглова, проверьте – Жанна, похоже, местные порядки знала хорошо. И ее здесь явно

хорошо знали. Мент вытащил наладонник («Технологии ХХI века проникают даже в нашу советскую

милицию», - усмехнулся про себя Федор), поводил стилусом по экранчику и кивнул. Порядок, мол.

Гигантские ворота медленно поползли в стороны. За ними машину встречали двое

охранников, уже без опознавательных знаков, зато в камуфляже и с армейскими длинноствольными

«Калашами».

- Серьезно тут все у вас, - не выдержал Федор.

Жанна недовольно скривилась и коротко ответила, фактически приказала:

- Выходи. И помалкивай, пожалуйста. Сейчас пойдем к Кощею.

- Хорошее какое у человека прозвище. Доброе такое.

- Кощей – потому что бессмертный, - наставительно произнесла Жанна и вышла из джипа, сунув под

мышку посылку из деревни.

Охранник сопроводил их к одному из домов, беспорядочно разбросанных по поместью среди

громадных сосен. Строение называлось баней; может быть, где-то в его глубинах и были

помывочные и пропарочные помещения, но зашли Жанна с Федором в просторную гостиную,

отделанную в обычном стиле охотничьих домиков. Вернее будет сказать, зашла Жанна, Федору

пришлось еще некоторое время потоптаться в небольшой прихожке.

У камина, спиной к входу, стоял невысокий мужчина в шароварах, клетчатой фланелевой

рубашке и стоптанных ботинках. Которые нельзя было назвать иначе, как чувяки. Кощей обернулся и

кивнул Жанне. «Знакомое лицо, видел в телеке, кажется, банкир, из основных. Фамилия еще такая

генеральская. . Корнилов. Чуть ли не единственный, кто все метаморфозы нового русского

капитализма пережил. И всегда в выигрыше оставался. Действительно, бессмертный», - нервно

думал Федор. Круглолицый, холеный, чуть полноватый, он был совсем не похож на костлявого

персонажа русских сказок.

Хозяин сел в большое кожаное кресло в дальнем углу. Такие стояли одно время во всех

приличных офисах, провинциальных, не столичных, конечно, а теперь оно выглядело просто убого.

Он посмотрел, наконец, в сторону Федора, но не на него, а куда-то сквозь.

- Этот? – спросил он у Жанны. Будто были другие варианты.

- Да, Герман Константинович, - она кивнула.

- Ну-ну, - Кощей скептически хмыкнул и вытащил из-под себя драный жилетик из кроличьего, вроде, меха. - На вот, согреешься, если что… в горах, - он криво усмехнулся.

Но передал драгоценный подарок почему-то Жанне.

- Я спросить хотел, - осторожно произнес Федор.

- Спросить? Попиздеть ты хотел, как обычно! – теперь Кощей уже смотрел на него. Надо сказать, от

тяжелого этого взгляда Федя слегка съежился. – Думал, еще одного клоуна-пиздабола нашел,

который тебя умными разговорами развлекать будет? Ошибся. Мне с тобой разговаривать не ин-те-

рес-но. Все, до свиданья.

Банкир включил телек и демонстративно уткнулся в выпуск новостей BBC.

Федор попятился к выходу. В последний момент он заметил за креслом обрывки упаковочной

бумаги и скотча.

- Жанна, объясни уже наконец, что происходит, - Федор наконец перевел дух. Они ехали обратно, уже спокойно и не торопясь. Дождь стал еще сильнее. Странное дело: огромная пробка на въезд в

Москву, которую они видели, когда неслись утром на аудиенцию, рассосалась.

- Я бы посоветовала тебе, наконец, перестать задавать вопросы и научиться ждать! Не знаю, почему

баба Нина так решила относительно твоей персоны, но раз уж случилось – это пока для тебя

главное. Терпи и жди. Ответы. . потом.

- Дай сигарету тогда… - только и осталось сказать Федору. – А он действительно родственник

генерала или так?

- Говорит, что родственник. Но очень дальний, - Жанна, наконец, улыбнулась знакомой хитрой

улыбкой. Где он видел эту улыбку?

«Лексус» остановился вторым рядом около окраинной станции метро на Ленинградском

проспекте.

- Ну все, до свиданья, мне по делам пора. Езжай к себе. Эту вещь я тебе передам, - она не дала ему

забрать Кощеев подарок.

Глава 8.

Как тогда Леня сказал? «Как какой смысл? А достоять?»

Не так давно Леонид поставил Федю в спарринг. Тренер бил вроде не сильно, короткими

быстрыми ударами, но Федор не мог сделать ровным счетом ничего. Не то чтобы ответить,

посмотреть даже не успевал. Наконец Федор не выдержал, отошел в сторону, зло спросил, что это, в

конце концов, за тренировка, какой смысл? Так же на этом подъеме. Достоять, дотерпеть,

докрутить…

Подъем был бесконечным. И уклон вроде небольшой, и недалеко - показалось сначала, и

ехать по лесу куда приятнее, чем по раскаленному асфальту… Поэтому он ошибся, начал слишком

резво и теперь уже вкручивал на зубах. Казалось, ну вот еще пару сотен метров, и все, но дорога по-

прежнему шла чуть вверх. Постоять и отдышаться тоже не получалось: тучи комаров и всяких мошек

начинали питаться, стоило остановиться передохнуть-попить водички, и пофиг им современные

инсектициды. Да и стыдно было останавливаться.

Потом стало еще интереснее. Когда-то после дождя по просеке прошел, видимо, тяжелый

колесный трактор типа «Кировец», теперь она превратилась в высохший до консистенции бетона

слепок его протектора. «Капа нужна на такой дорожке», - думал он, прыгая по ссохшимся комьям

земли, вцепившись в руль.

Великая велосипедная мудрость гласит: «Чем круче был подъем, тем кайфовей будет спуск!»

И он был таким. Уже по наезженному, с постоянным таким уклончиком!

Это даже не горные лыжи: тут чуть ошибся – колесо сорвалось в колею, сухая земля хуже асфальта, по воздействию на кожный покров сходна с рашпилем. Направление движения одно - строго вперед

и вниз, по выбранной узкой полоске укатанной глины. Только предательская мыслишка «Блин,

шлема даже нет, голова ведь единственная часть тела, которая не лечится», заставляла время от

времени прижимать тормозные ручки. Сильно нельзя, тут же сорвет колесо.

«Нет, хрен Вам, Андрей Джорджевич, мужчина – это не только социальный статус! Совсем не

только! Мужчина – это… древняя раса, вымирающий вид, как сказал Белый ковбой перед

Последним Выстрелом ковбою Черному». Диалог из фильма про настоящих мужчин очень нравился

Федору. Как и все остальные романтические истории немногословного итальянца про Дикий Запад.

Последние три дня, как он вернулся из Москвы, очень хорошо подходили под это Лёнино

«достоять». Чтобы не думать, не анализировать без конца все, что было и не пытаться понять

необъяснимое, Федор каждый день переправлялся на другой берег Волги и там носился по горам на

веле. Что называется, до потери сознания.

Он успел на последний паром. «Теплый летний дождик бывает иногда приятнее любого

джакузи…» - Федор потянулся. «Ладно, возвращаемся в цивилизацию», - нашел в рюкзаке

мобильник, включил. Несколько вызовов с неизвестного номера. Федор перезвонил.

- Добрый день, Федор Александрович! – с энтузиазмом прогнусавил незнакомый голос, – отдел по

обслуживанию VIP-клиентов First-Банка приглашает Вас для презентации нового эксклюзивного

пакета инвестиционных услуг. Завтра Вы сможете подъехать?

Он назвал адрес в самом центре города.

- Какое время Вас бы устроило? – сама предупредительность.

«О, у меня ж теперь в этом банке знакомые есть. Обязательно поеду!» - улыбнулся про себя

Федор.

- Давайте к концу дня, к шести где-нибудь…

- Отлично, мы ждем Вас в восемнадцать ноль-ноль!

К шести часам Федор подъехал к банку. Благо дело, ехал навстречу главным пробкам, оттого

не опоздал, а приехал даже чуть раньше. Неброская, но дорогая вывеска, стеклянные двери, все как

надо… Он шагнул в кондиционированную прохладность и представился подскочившему сотруднику.

«Запах… что это за запах, как в гостиницах хороших… за границей? Венге что ли так

пахнет?» - Федор разглядывал новый офис First Банка. Руководитель местного отделения наверняка

получил четкое техзадание – найти помещение в административном центре города, в

непосредственной близости от дислокации местной власти.

Этакий постсоветский хай-тек задумывался, смешение сталинской помпезности и

современной офисности. Но то ли сэкономили в последний момент, то ли дизайнер чего не учел, но

цельного впечатления не получалось. Может, белый потолок давил, может, мебель слишком

сливалась с панелями из дерева венге в единое темное пространство. Так или иначе, но в ношенных

джинсах и яркой рубашечке-поло Федор чувствовал себя в этом мире пафоса не очень.

Протокольно улыбающаяся девушка, офис-менеджер, видимо, проводила его в

переговорную. Там ждал компактный тип средних лет. Несоразмерно большая голова бросалась в

глаза. Синий костюм из тончайшей шерсти с шелком, рубашка с высоким воротником, очки в

хорошей оправе… Непослушные седые волосы аккуратно подстрижены. Вот он-то соответствовал

заведению на 100%! «Где я его видел?», - пытался сообразить Федор.

- Разрешите представиться, Эдуард Горенко, VIP-консультант,- он протянул визитку.

- Вот как, Вы из Москвы, из головного офиса? – Федор с удивлением кивнул на карточку. «Странная

какая должность». – Чем обязан такой честью?

- Тебе посылка из столицы, - Эдуард, предвкушая эффект, протянул фирменный пакет.

Федор заглянул. Там находилось знакомое изделие из потертого кролика.

- А мы на ты? – после некоторого ошеломления нашелся Федор.

- Да. Я тебе теперь вообще типа лучший друг, - очень важный консультант неприятно ухмыльнулся.

Что называется, осклабился. – Как бы наставник.

Федор откинулся на спинку удобнейшего кресла, скрестил руки.

- Чему учить будете? Рукопашный бой, владение огнестрельным и холодным оружием или боевое

НЛП какое-нибудь? На кого, позвольте спросить? – Федор старался говорить настолько саркастично, насколько мог. – Бонд или Борн? Шпион или убийца, спаси Господи?

- Ну, убить человека – умения большого не надо… Кирпичом по затылку, все дела. Поверь мне. –

Эдуард замолчал и внимательно посмотрел ему в глаза.

Федор вспомнил прикрытую простыней голову Славы Иноземцева, плачущего в машине

Пантелеева. «Кирпичом… по затылку…» «Курумоч», всклокоченный человек в старом свитере с

маленькими ладошками, который все никак не шел из головы потом. Он невольно покосился на руки

консультанта. Точно. Стало не смешно.

Горенко снова ухмыльнулся.

- Вспомнил? Да, мы должны всегда доверять себе. Не пытаясь понять, откуда взялась информация.

Этим и отличаемся.

- Ну кто мы? Сколько можно выебываться, загадками говорить? Все, достали уже!

- Обреченные… - сейчас он совсем не играл, – исполнять то, что должно.

- Я где-то слышал, что убивать людей – нехорошо… - Федор не понимал, как ему воспринимать

услышанное.

- Людей, - Горенко сделал паузу, - нехорошо. Но мы сейчас речь ведем не совсем о людях. Не об

обычных людях. А Иноземцев начал дело, но испугался и решил сбежать. А так нельзя. Как сказал

один плохой писатель, «мы в ответе за хомячков, которых приручили».

Круглов молчал. Эдуард важно развалился в кресле, наслаждаясь ролью хозяина положения.

Добавил, как бы преисполненный ответственности:

- Его предупреждали. Не понял. Решил, что ему все можно.

- А мы – типа санитары леса?

- Какого леса! Сплошная пустыня кругом, ледяная пустыня… И лихие люди по ней бродят. Ничего

здесь не меняется, кроме гербов на печатях и количества цветов на знамени. И портретов в

кабинетах.

Горенко перестал паясничать и говорил спокойно и убежденно. «Лекцию читает, - Федор

раздражался все сильнее, - еще один умник, блин».

- Большинству людей думать самостоятельно, принимать решения – глубоко противопоказано. Как

сейчас принято говорить, у них от этого едет крыша. Просто не приспособлен у них мозг для

самостоятельного мышления. Я уж про нравственные качества не говорю. Люди слабы и порочны.

Предоставлять этой массе что-либо решать – это путь к быстрой и мучительной гибели всего живого,

- Горенко действительно решил прочитать лекцию для новенького.

- Каждый должен занимать свое место и выполнять свое предназначение. В принципе, идеальной

общественной организацией было деление на четыре варны. Но только до тех пор, пока варны эти

не стали наследственными. Способности родителей редко передаются детям. А научить управлять

также невозможно, как научить писать картины или сочинять музыку. Или лечить людей…

Федору очень хотелось прервать лекцию. Слушать все это было грустно и неинтересно.

Многократно читано-говорено-переспорено…

- Знаешь, сколько процентов граждан готовы непосредственно участвовать в управлении

обществом? По современным данным – 3%! Что примерно соответствует числу браминов, кстати…

Нет, ничего не меняется в этом мире! – привел еще один довод VIP-консультант.

- Иноземцев все любил про путь к себе говорить… Так вот. Он обычно так тяжел бывает, этот путь, что пройти его мало кому дано. Большинство – сломается, не выдержит… Или превратится в

агрессивных тварей, которые ненавидят все вокруг и себя в первую очередь. Потому что желаний

много, а нифига не выходит. – Тебе не повезло, тебе теперь до конца идти. Судьба, значит.

- До конца чего? Скажи уж наконец, раз все знаешь, что за предназначение у меня такое?

- Это ты, пожалуйста, сам разбирайся. Только, смотри, не перепутай, путь к себе и путь к… - Горенко

запнулся.

«Сразу в морду дам, без разговоров», - Федор весь подобрался.

- … и путь к звезде, - Эдуард криво ухмыльнулся. Словцо сказано не было, кулаками махать не

пришлось. – Претворяя вопрос, который у тебя на языке вертится. Ты попросил помощи – тебе дали

возможность. Чтобы добиться такую женщину, действительно надо подсуетиться, хи-хи. Так что,

если еще надеешься на халяву, что добрая волшебница рукой помашет и все сложится – зря.

- Вербовка подходит к финалу? Бумаги сейчас дашь, подписка о неразглашении?

- Какие бумаги? ФСБ, МВД, Службы охраны – что предпочитаешь? Может, ты решил, что я из

органов? Вместе с бабой Ниной? – Горенко от души засмеялся. – Она, кстати, в Европе пока

остается, если тебе захочется вдруг в гости сгонять.

- Значит, я просто должен сказать в этом месте: «Я согласен, что мне нужно делать?» - Федор

скрестил руки на груди и с плохо скрываемой неприязнью смотрел на Эдуарда.

- А ты все это уже сказал. Неделю как. Деревня Благодатка, улица Победы. Ага?

- И типа «обратно дороги нет, если что – кирпичом по башке?» - стало дико неуютно.

- As you wish, - Горенко безразлично пожал плечами. – Ладно, хватить трепаться. Все, по-моему, ясно.

Он встал, оперся руками на стол и наклонился вперед, глядя Федору в глаза.

- Болгарина найди. Просто найди, - и поспешил к выходу, пока Федор пытался проникнуть в смысл

очередной загадочной фразы. Уже у двери «консультант» обернулся и небрежно бросил:

- Не уходи пока. Сейчас тебе еще одно предложение будет, - и опять криво ухмыльнулся. – Тебе

понравится.

Вместо него в комнату зашел тощий паренек в очках, аккуратный такой отличник-зубрила, в

галстучке и пиджачочке.

- Здравствуйте, Федор Александрович! – начал занудным скрипучим голосом. «Он мне и звонил

вчера», - узнал Федор.

– Я инвестиционный консультант отдела по работе с VIP-клиентами, мы имеем честь предложить

Вам уникальный пакет услуг по доверительному управлению Вашими финансами. Уникальность

нашего предложения в том, что мы можем гарантировать Вам доходность не менее 10% в месяц при

самой плохой конъюнктуре фондового рынка. В периоды роста доходность может достигать 80% в

месяц! И полная гарантия от убытков! Вас заинтересовало наше предложение?

- Еще бы!

- С начала следующего месяца Вы сможете стать участником программы…

«Какой примитивный развод», - думал Федор, отъезжая от банка. Он куда-то поехал, без

конкретной цели и некоторое время бестолково колесил по городу. «Шантаж, угрозы и пряник

потом». Поверить в реальность происходящего было сложно, но и выхода другого не было. «Сука,

он перед Пантелеевым бы покривлялся… Когда тот в последний раз в машину свою несчастную

садился… А баба Нина? Она кто вообще?»

Последний раз Круглов видел соседа через месяц с лишним после похорон Иноземцева.

Смеркалось, Федор трепался во дворе с мужиками-автомобилистами, когда подъехала зеленая

старенькая «Волга». Открылась водительская дверь, опираясь на палку, Пантелеев с трудом вылез

из машины. Он очень похудел, осунулся, дряблая и бледная кожа старого больного человека.

Раньше Игорь Евгеньевич чуть опирался на палку, теперь же сильно хромал и наваливался на нее

всем телом.

Федор подошел.

- Добрый вечер! Откуда это Вы так поздно? И что это Вас давно не видно?

Пантелеев остановился. Лицо выдавало сильную боль.

- В деревню ездил, за сыром… Надо же что-то жрать… Как из больницы выписали, вся пенсия на

лекарства сразу ушла…

- Какой больницы?

- Из дурдома, откуда… Запой… Федя, если не трудно, проводишь может до квартиры? А то мне что-

то совсем нехорошо…

К счастью, Пантелеев жил на втором этаже «хрущевки». Выше он вряд ли бы поднялся на

своих ногах.

- Заходи, угощу тебя чаем с травами, от Славки еще… - он почти заплакал, ушел ставить чайник.

Федор огляделся. Обстановка не то чтобы бедная. Ее практически не было как таковой.

Большой круглый стол, советский сервант с обязательной хрустальной салатницей. Стопка книг в

углу. «Джерральд Даррелл. Ностальгия по Африке, наверно… Или по своей бывшей жизни» - Федор

тихо вздохнул.

Старая свадебная фотография на видном месте. Все как обычно. Счастливые и серьезные

детские лица.

Когда-то был красавец, боксер, надежда кафедры факультетской хирургии местного

мединститута и мечта всех многочисленных девушек ВУЗа, с первого курса до ординатуры.

Пантелеев однажды рассказал соседу историю своего брака. И своей жизни. В двадцать лет он

женился на однокурснице, одной из местных принцесс, дочери директора крупного оборонного

завода, человека сугубо засекреченного, многократно награжденного и обладавшего всем, чем

только можно было обладать в Советской стране.

Но послушный зятек с заискивающим взглядом из Пантелеева не получился, слишком

горячая кровь оказалась. Не овладел он искусством заглядывать в глаза и ловить желания на лету.

Другого же варианта сосуществования с грубым, властным командиром производства, который не то

чтобы не признавал, но даже не подозревал о существовании чьего-либо мнения, кроме своего

собственного, наверное, не было. Ну и кончился этот брак пьянкой, разбитыми машинами, разводом

с гнуснейшим разделом имущества и моментальным крушением блестящей карьеры. Потом

скитания по деревням, алкоголизм, «белка», дурильник, проломленный в драке череп, опять

дурильник и, наконец, инвалидность и Тридцать первая «Волга», груженая дешевым сыром.

- Меня же Славка последние годы держал, если б не он – давно бы сдох, как собака, - Пантелеев

вернулся с кухни. Он частенько весьма самоуничижительно высказывался в свой адрес. – А теперь

вот все.

- Что значит «держал»?

- То и значит. Не давал подохнуть, - понятно растолковал он.

- Вы же врач, что он делал, можете же объяснить?

- То, что Слава делал, я объяснить или понять не могу. У него сила была… Он информацию из

космоса получал. Сильнее только баба Нина, я его возил два раза к ней, в том году еще. Завтра сам

поеду, иначе конец.

Федор с тоской посмотрел на соседа. «Похоже, все, крыша сказала adios. Окончательно

мужик «ку-ку».

- Куда Вам ехать? Вы же еле ходите…

- В Благодатку, это по М5, в сторону Пензы, километров триста… Сыр сегодня раскидал, с утра

встану и потихоньку допилю. Ничего, как-нибудь уж…

- Ну и чем она Вам поможет? – ирония Федора была уже совсем не к месту.

- У Славки когда-то ноги отнимались. Паралич развился после менингита. Она его вылечила,

подняла с постели, считай. Слава потом у нее жил полгода, сам говорил, что всему тогда научился.

Только последнее время ездить перестал.

- Вы все-таки завтра бы лучше дома отлежались, - Федор еще раз попробовал достучаться до

разума. Но, кажется, без толку.

- Нет. Лягу если – вообще не встану, - убежденно ответил тот.

- Как знаете. Ладно, мне пора, отдыхайте… - Федору было тяжело дальше находиться рядом с

больным.

- Подожди, возьми вот книжку одну. Я у Славы нашел в библиотеке, тебе прочитать. – Пантелеев, торопливо прихромал с кухни, протягивая обернутый в бумагу том. – Ты мне когда-то про Стару-

Загору рассказывал, про войну с турками, как изучал ее в институте. Тут как раз про это.

- Спасибо… Но я уже давно бросил историю… - Федору было ужасно неудобно.

- Пусть у тебя память о Славе останется, - сосед отвернулся. Круглов понял, что он с трудом

сдерживается, чтобы не расплакаться при нем, и поторопился уйти.

На следующее утро соседи Пантелеева обратили внимание, что в его машине открыто

стекло. Он лежал, уронив голову на руль. Ключи торчали в замке зажигания.

Глава 9.

В конце концов Федор обнаружил себя недалеко от дома в недорогом заведении на первом

этаже бывшего кинотеатра «Шипка», именовавшемся «рестораном японской кухни». Он не бывал в

Японии, но не сомневался, что все эти местные суши-роллы к японской кухне относятся очень

косвенно. Однако палочками орудовать выучился вполне проворно, так как питался незатейливой

русско-японской едой часто и не без удовольствия.

На столе стояла большая яркая табличка, сообщавшая о специальных ценах на сливовое

вино. «Когда-то покупали эту сладкую бурду в трехлитровых банках и не подозревали даже, что

будет модный напиток… Выпить надо, вот!»

- Здаров! В клубе сегодня?

- А то! Пятница ж, основной заработок на барах прольется, - его приятель Майкл недавно стал

управляющим ночного клуба.

- Машину оставишь?

- Ба-а, Круглый, ты выпить никак собрался?

- Ну!

- Ради такого случая – базара нет…

Федор заехал домой, торопливо переоделся понаряднее, слопал упаковку активированного

угля и устремился в ночную жизнь. Года три еще назад это намерение обещало бы захватывающие

приключения, могло закончиться то ли на следующее утро, то ли еще позже, в каком-нибудь кабаке, а то и в сауне, и рассказов и разговоров хватило б на целую неделю. До следующей пятницы.

Теперь они устроились за столиком в самом дальнем и темном углу, подальше от

танцевальной зоны. Майкл, бодрый поджарый мужичок, на свои тридцать с лишним лет никак не

выглядел. Ему беспрестанно звонили, он вскакивал, куда-то убегал, возвращался. «Сколько лет уже

знаем друг друга? Молодой девушке стыдно рассказать. А он все такой же баламут». Вечные

озабоченность и суетливость приятеля Федора раньше напрягали, теперь только забавляли.

Когда все, кто надо, были запущены в заведение, Майкл успокоился. Он делился свежими

наблюдениями о местных обычаях.

- Девушки выбирают, с кем знакомиться, по цвету напитка. Если сидишь с водкой или с кружкой пива, никто к тебе не подойдет. А если с рюмкой или стаканом вот таким с чем-то темным – четко

среагируют.

- Ты про профессионалок?

- Нет, зачем! Про тех, кто просто знакомиться пришел… Чтобы качественно время провести. – Майкл

усмехнулся. – Хочешь проверить?

Он подозвал официанта, попросил принести виски со льдом. Не прошло и пяти минут, как

две милые девушки, проходя как бы случайно мимо их столика, предложили составить компанию.

Очаровательно и совершенно искренне при этом улыбаясь. Поблагодарив девушек за предложение,

Майкл с довольным видом чокнулся с Федором.

Выпили.

- Ну вот, как человек! А то все «не пью, не пью», - выдохнул Миха. Его вечно напряженное лицо

немного просветлело.

- Я ж говорил, неинтересно просто стало это дело, - как бы оправдываясь, ответил Федор. – Все ж

понятно: чем может закончиться и как плохо будет на следующий день.

- Слышали, слышали – я ж был везде, я ж все знаю… - Майкл иронично улыбнулся. Он всегда хотел

чем-нибудь выделиться, подчеркнуть свою непохожесть, все время выдумывал какие-то новые

словечки и при этом жил с четкими пацанскими практически понятиями, что такое хорошо и что

такое плохо. Например, нормальный мужик должен заниматься делом, зарабатывать деньги,

выпивать когда плохо, разводиться не должен и так далее. Эта нехитрая система координат весьма

помогала ему строить свою жизнь.

- Давай уже…

Приятели с удовольствием повспомнинали разные занимательные истории, связанные с

алкоголем. Они учились на параллельных курсах в универе, Федор на историческом, Михаил на

физтехе; потом долго работали в одной фирме, за это время сдружились, вместе ухаживали за

конторскими красавицами. И уволились один за другим, хотя и по разным причинам. У Майкла на

рабочем месте случилась романтическая история, от которой он предпочел сбежать; от чего убежал

Федор, никто не понял.

Пришли они в скромное рекламное агентство с бессмысленным названием «Визави» вместе,

в неправдоподобном уже 97 году. Студенты-выпускники, совсем еще зеленые, они тут узнали вкус

денег, долгое время были совершенно удовлетворены бонусами и процентами, которые им

платились. Майкл, в принципе, и не собирался никуда уходить, а у Федора родное предприятие,

выросшее к тому моменту до серьезных в городских пределах оборотов, стало вызывать

болезненное раздражение.

Однажды он позвонил Майклу, чтобы поделиться мыслью, родившейся у него накануне в

кино. Обычный вроде был боевик-антиутопия, весьма средненький, разве что Скарлетт Йоханссон

была сногсшибательно хороша. Как всегда. Но шел фильмец с успехом, Майкл его и

порекомендовал.

- Знаешь, я сидел и думал: «На новую «Импрезу» в нашей конторе, конечно, заработать можно. А

вот на катер, какой там показывали, уже не получится»…

Он еще хотел добавить, что и такой женщины, как обворожительная Йоханссон, сидя в их

офисе, тоже не встретишь, но Настя была рядом, и об этом Федор не сказал.

Через два месяца он полетел в Софию. После странной той поездки, ничем к слову не

закончившейся, Федор все лето еще заставлял себя приезжать к новенькому, только что

отремонтированному зданию фирмы, которым так гордился их босс. Никакого удовольствия, как

раньше, от своей работы он не получал. Сбор рекламы ему виделся банальным разводом людей на

бабки, немного успокаивало только, что и люди попадались все больше не самые симпатичные.

Ощущение бесцельности и бессмысленности собственной деятельности отравляло его

существование.

Настроения свои он особенно не скрывал. В итоге, после очередной стычки с шефом,

который чувствовал себя как раз на самом гребне волны, упивался успехом и богатством, зам.

директора Круглов получил СМС с предложением «расстаться». И с колоссальным облегчением

написал заявление.

А еще через два месяца после того, как закончил все дела, Федор потихоньку сходил дома с

ума, совершенно раздавленный ощущением собственной ненужности и невостребованности.

Собственно, от этого безысходного бесперспективняка он и поехал неизвестно куда к некой

волшебной бабке, про которую ему когда-то рассказал Пантелеев. Еще за год до этого ведь

посмеялся бы только от души над идеей посетить какую-то старуху-волшебницу.

Выматывающая поездка по узкой разбитой дороге («Федеральная трасса, блин!»), деревня

Благодатка. Нужный дом он нашел быстро. Золотистая «Импреза» Федора остановилась у местного

магазина с вывеской «Супермаркет». Первым ему попался непременный персонаж русской деревни

– неопределенного возраста мужик в нелепой телогрейке на древнем-древнем велосипеде. Где бы

вы не ехали, по Благодатке в Пензенской области или по селу Приютное на Ставрополье, утром ли, вечером – непременно его встретите.

Вопросу тот ничуть не удивился (или показалось?).

- Нина Максимовна? Знаю такую, конечно… - и он быстро объяснил, как проехать.

Большой такой дом, основательный, недавно покрашенный. За новенькими металлическими

воротами УАЗик-буханка. Тоже, похоже, совсем новый. Многообразные запахи и звуки с заднего

двора обнаруживали большое хозяйство. Калитка не закрыта.

Нина Максимовна встретила его в комнате у входа. «Типа кабинет», - улыбнулся Федор.

Вполне еще крепкая старушка, да и не совсем старушка на самом деле, немаленького для

своих лет роста, медлительная и в меру полная. В комнате было тепло, но она куталась в безрукавку

из какого-то жесткого меха, не волк ли?

- Садись, - она указала Федору на застеленный старым ковром диван. Сама осталась стоять у

двери, пристально глядя на очередного посетителя. Взгляд у нее был слегка надменный, или может

просто подслеповата…

- Я Федор, вот приехал к Вам, говорят, что Вы людям помогаете … - мялся он.

- Раз приехал - рассказывай, что у тебя, Федя.

Федор начал про работу, про то, что не знает, что ему делать теперь, что не может

разобраться, что надо ему в жизни, что он в отчаянии… Старуха резко его оборвала:

- Потерял ты свою удачу. Вернешь – и все вернется к тебе.

- Как я ее потерял? Или украл может кто? – этот вопрос мучил его последнее время.

- Это ты сам поймешь… Потом.

- Легко Вам говорить… Как вернуть? Помогите…

Нина Максимовна как бы задумалась ненадолго, еще раз внимательно посмотрела на

Федора.

- На вот мыльце, будешь руки мылить – говори: «Как быстро мыло мылится, так быстро мои дела

решаются»

- Так просто?

- Ну да.

Федор тоскливо поглядел на обычное туалетное мыло в яркой упаковке, которое

продавалось в любом магазине. «Вот дурак, совсем уже ненормальный стал».

- Ты же в мае родился? – вдруг спросила Нина Максимовна

- А Вы откуда знаете?

- 15-го?

- Да… - неуверенно ответил Федор.

- Не волнуйся. Все наладится, сынок. Голова у тебя светлая. Найдешь себя, и будешь толстым и

красивым, - она добродушно и бесхитростно рассмеялась.

Федор некоторое время тупо смотрел на нее, и неожиданно выпалил, как прорвало:

- А еще, что за наваждение со мной такое? В прошлом году встретил женщину одну и теперь все

думаю про нее… Глупость, детство какое-то, мало ли в телевизоре красивых женщин, а ничего не

могу с собой поделать.

Баба Нина присела на стул.

- Так и шел бы к ней.

- Уж больно мы далеки друг от друга. Во всех смыслах. Она – звезда, чемпионка… И живет в Москве, и вообще…

- А я ведь в молодости тоже спортом занималась, в волейбол играла! Пока в городе жила, -

сообщила баба Нина. – Такая спортсменка была - в жизни ничем не болела! А теперь вот еле

оклемалась. В апреле прихватило так, что все лето пролежала. До сих пор все мерзну. .

- Вот посмотрите, - не слушая ее болтовню, Федор открыл фотку на телефоне.

Баба Нина прищурилась, пригляделась.

- Ну хорошо, закрой глаза.

Федор честно закрыл глаза. Может, и показалось, но вроде он почувствовал тепло от ее рук

где-то у шеи.

- Все у тебя наладится, сынок, - повторила баба Нина и ласково ему улыбнулась. – А про нее… если

хочешь забыть, так и напиши. Левой рукой десять раз подряд. Если хочешь.

«Да, как-то по-другому я представлял себе Бабу-Ягу», - удивлялся Федор, первый раз

отъезжая от ее дома.

Несмотря на всю озадаченность, на обратном пути ему было очень, очень хорошо и легко на

душе. Машина легко преодолевала сопротивление прозрачного октябрьского воздуха. Вангелис,

«Завоевание рая».

- Что стряслось-то на самом деле? – спросил Майкл. – С бабами поди что-нибудь, как всегда?

- Угу, - Федор понимал, что рассказывать про бабу Нину, меховые жилетки и прочее будет не

слишком уместно. Михаил придерживался сугубо материалистического образа мысли и в лучшем

случае покрутил бы пальцем у виска.

- С кем?

- Миха, ты ж все про меня знаешь, сам догадайся!

- Ладно! Было что?

- В том-то и дело, что ничего практически. Кофе попили… Еще весной…

- Круглый, это шанс! Надо попытаться!

- Что попытаться? Она в Италии, где-то, я в Самаре…

- А позвонить или написать нельзя что ли? По-моему, все вообще просто в этом мире, и девушки все

одинаковы. И кофе пить просто так они не ходят, кстати. Не надо усложнять.

- Я подумаю. Ладно, давай еще по одной.

Они еще выпили.

- Помнишь, ты как весной из Болгарии приехал, все агитировал, что там надо гостиницу покупать, в

Банско? – Майкл перевел разговор на другую тему. – Я тебе компаньона нашел. Человек реально

хочет там недвижимость приобрести. А ты вроде говорил, что с людьми там познакомился, которые

помогут найти хороший вариант и без посредников.

Федор только взглянул на него повнимательнее. Слова «удивление» и «совпадение» из его

лексикона уже исчезли. «Как мало мы понимаем в собственной жизни, - грустно подумал он, - что и

почему в ней происходит…»

Тем временем Майкл со свойственным энтузиазмом развивал тему.

- Я, между прочим, тоже готов поучаствовать. Все интереснее, чем в городе квартиру новую покупать

или дом строить… Да и подзаебало на самом деле все здесь… У тебя же виза не кончилась еще с

марта?

«Интересно, его действительно тоже подзаебало, или это просто… Или не просто… Что

или?» - пытался рассуждать Федор по пути домой. Мысли пьяно путались в голове. В завершении

встречи они сидели с Михой в его «Финике», приобретенном недавно по антикризисной цене у

какого-то знакомого и дули виски из горла. Благо дело, летняя ночь к тому располагала. В общем, набрались друзья вполне прилично.

- Вот знаешь, что я понял, - пьяно откровенничал Федор. – Вот ни из за чего мы так не мучаемся по

жизни, как из за баб. Но, блин, ни от чего же так не колбасит! Переживаешь, блин, по ночам не

спишь, смс-ки дурацкие пишешь, потом краснеешь, бледнеешь, первый поцелуй, первый секс…

Даже если не складывается ничего, или плохо заканчивается – все равно круче ничего нет! И вот ни

за какие бабки все это не купишь, между прочим…

- Да пиздец вообще, - горячо поддержал его Майкл.

Домой его вызвался подбросить Никита Зайцев, чрезвычайно целеустремленный и

позитивный молодой человек, известный в городе DJ, арт-директор пары заведений (в том числе

того, где нынче руководил Майкл) и организатор всяческих open air`ов и after party. Он практически

никогда не пил, говорил, что язва, но, скорее, из осторожности, чтобы не спиться, чем была чревата

его деятельность.

Ночной город, ранний летний рассвет. Стук подвески по разбитому городскому асфальту.

Никита сделал звук погромче. Незнакомый нахальный голос с сильным южнорусским акцентом

начитывал «телегу».

- Кто это?

- Ноггано.

- Первый раз слышу. Не самые плохие стихи местами, между прочим, если на весь этот эпатаж

дешевый не обращать внимание…

«Делай то, что кайф, остальное похуй!» - таким изыском закончилось очередное талантливое

произведение.

«А мне что кайф на самом деле?» - Федор укладывался спать, медленно раскручивая

вертолет в обратную сторону. «Ладно, бьют – беги, а зовут – иди. Болгария так Болгария».

Глава 10.

«Визу три дня будут делать по-срочному, нормально, как раз все успею. Хорошо бы Юлия

наша в Самаре оказалась», - прикидывал Федор, выходя из турагентства.

- Привет, сестренка! Ты в городе? – Юля последнее время в родных краях появлялась не часто. Как

то незаметно она стала вполне востребованной фотомоделью и постоянно теперь пребывала в

разъездах.

- Привет, братиш! Да, до конца недели здесь тусить буду! В любимом городе, – Юлька говорила как

бы полушутя, они всегда так общались друг с другом.

- Отлично. Ты помнишь, показывала мне давно подвеску, которую тебе в Болгарии мужик загадочный

подарил? Когда ты крышку знаменитую выиграла? Он жив еще, в смысле медальон?

- Еще бы! Конечно!

- А ты могла бы мне его дать на недельку? Очень надо, серьезно…

- Ну могла бы… Что, тоже удачи хочется?

- Расскажу потом. Честно. А может, ты помнишь, что за мужик, как вы его нашли-то?

- Вот ты спросил! Я ж маленькая была тогда! У папы спроси, он помнит, наверно…

- Скажи, пожалуйста, а к кому вы когда-то ездили в Болгарии? – Федор специально приехал в гости к

Юлиным родителям и весь вечер ждал возможности спокойно задать этот вопрос Стасу. – Когда Юле

медальон подарили и вроде как даже предсказали, что она на Олимпиаду поедет? Она мне

рассказывала, еще когда крышку выиграла.

- Это тогда случайно получилось… - Стас, родной дядька Федора по материнской линии, тянул

слова, то ли вспоминая, то ли прикидывая, как лучше ответить.

Они сидели на большой веранде на даче родственников Федора. За последние 25 лет здесь

многое менялось вместе с окружающей действительностью. Вместо телевизора «Рубин» теперь

висела громадная ЖК-панель, подсоединенная к тарелке, а «Столичной» предпочитался Jack

Daniel`s. Как часто получалось в Советском Союзе, большую часть своего детства Федор провел с

дедом и бабкой. А те как раз и приобрели этот участок, когда Феде исполнилось пять лет. Так что

веранда эта была для него родной и любимой, здесь он фактически вырос.

- Мы тогда погрузчиками болгарскими занимались. И меня партнер пригласил в Софию, а оттуда

свозил в горы, Банско городок назывался. Ты туда ездил как раз. Георгий предлагал в недвижимость

там вложиться, рассказывал, что тут планируют новый курорт строить.

- А чего не вложился? – Федор с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться в голос. Над очередным

совпадением.

- Да денег особо не было, чтобы вкладываться. Это же еще до того кризиса было… Да еще и другая

страна, непонятно все… - Стас был человеком в высшей степени осторожным в делах. Отличный

волейболист в молодости, игравший за команду мастеров (не в Высшей Лиге конечно, но мастером

спорта стал), он всегда чем-нибудь приторговывал, подрабатывал, а с началом новых времен

полностью сосредоточился на бизнесе. За это время случалось всякое, периоды процветания

чередовались с моментами, мягко говоря, сложными, так что осторожность стала основным бизнес-

принципом Стаса. Для Федора дядя с детства был предметом подражания. Чуть ли не идеалом

настоящего мужчины. Он, разумеется, и волейболом в школе занимался, как Стас, вот только без

особых успехов. А после устремился в погоню за ним в благородном деле накопления материальных

ценностей.

- Ясно. А что за история с медальончиком все-таки?

- Мы когда приехали, Георгий нас повел в ресторанчик у горы, механа называется, единственное там

было приличное место. Ушел куда-то, договаривался с несколькими людьми, прямо как в детективе.

Потом нас позвали на второй этаж, там этот мужик ждал, как же его… Любуш, Любомир…

- А кто такой?

- Георгий потом сказал, что это вроде как их экстрасенс великий, типа Ванги, только ни с кем не

общается обычно. И что нам очень повезло с ним встретиться…

- А потом?

- А ничего особенного. Мы зашли. Он посмотрел на Юлю, сказал, что у нее счастливая судьба и

подарил ей серебряный медальон. Я еще спросил: «На счастье?», а он посмеялся и сказал, что

просто на память.

- По-русски говорили?

- Да. Он сразу объяснил, что долго жил в Союзе.

- Ясно. А что сейчас с Георгием твоим?

- Понятия не имею. Он из фирмы ушел, еще когда мы с ними работали. А сейчас и тем более не

знаю. А что?

- Да надо мне в Болгарию, дело есть, думал, помочь сможет, - Федор совершенно растерялся.

Казавшееся простым предприятие превращалось в квест типа «пойди туда, черт знает куда».

- Нет, у меня никаких контактов не осталось, точно совершенно… Что у тебя с личным, все по-

прежнему? – дядя сменил тему.

- Абсолютно. Ничего нового.

Домой Федор ехал медленно, открыл окно, ночной прохладный воздух освежал голову. Он

пытался проанализировать гадскую задачку. «Пункт раз. Единственный болгарин, который может

всю эту веселую компанию интересовать, – тот самый мужик, который Юльке предсказал Афины».

Федор поглядел на медальон, лежавший в подстаканнике на торпедо; сестра отдала-таки в

последний момент. Занятная такая серебряная штуковина. Издалека как будто крест в кольце, но, присмотревшись, Федор понял, что это не так. Безделушка изображала четырех кошек, кусающих

друг друга за хвост.

«Пункт два. Я им из-за этого и нужен, видимо. Пункт три. Если совпадений и случайностей не

бывает, то он наверняка в Банско. Я же Жанне писал оттуда, расхваливал каталку, красоты местные, хвастался. А в Банско мы поискать его можем. Все остальное, как и почему – не понимаю и даже

пытаться понять пока не собираюсь». Множество вопросов, ответы на которые надо было найти,

наполняли жизнь содержанием и смыслом.

- Привет, Младен! Это Федор из Самары, в марте у тебя в механе все сидели! Вспомнил?

- О! Привет, мой друг! Рад тебя слышать! – конечно, Младен был рад слышать Федора. Компания

лыжников из Среднего Поволжья тогда задала шороху в его ресторане, здорово поддержав в конце

сезона бюджет заведения. Приняв душ после катального дня, они впятером до ночи зависали в

механе с оригинальным названием «Банско» неподалеку от их гостиницы. А Виталик из Тольятти,

хозяин нескольких магазинов по продаже брендованного китайского шмотья, пару дней до горы

вовсе не добирался, с открытия оседая в гостеприимном заведении. Отмечая, таким образом,

скоропостижную кончину своего бизнеса.

- Твое предложение по гостинице еще в силе?

- Да-да, есть, - Младен бегло, хоть и не особенно грамотно, разговаривал по-русски и по-английски, объясниться же мог еще на трех-четырех языках. Кроме Банско, у него были рестораны в Софии и в

Варне. Впечатлившись широтой души и размахом застолий русских посетителей, он на второй день

подошел познакомиться с гостями дорогими, потом угостил(!) глинтвейном по собственному рецепту

а в предпоследний день даже покатался с новыми друзьями по лесу. По ходу застольных бесед

Младен сообщил, что у него есть на примете парочка отличных гостиниц, которые хозяева хотят

продавать, и что надо брать, пока цены низкие. У самого денег, мол, не хватает, а вот если б русские

друзья, которым здесь все так нравится, поучаствовали бы…

- Младен, я по этому делу послезавтра прилечу к вам. Есть интерес. Может, встретишь меня в

Софии? Рейс я тебе СМС-кой сброшу.

- Конечно! Очень хорошо, буду рад тебя видеть в гости! – он, кажется, действительно обрадовался.

Аэропорт – всегда начало новой жизни. Всегда перезагрузка, всегда повод пересмотреть,

переоценить, начать сначала… Летать Федор любил. Но каждый раз с нарастающим трепетом ехал

к воздушному вокзалу, проходил привычные дурацкие процедуры, ждал посадки и поднимался по

трапу. Как бы в неизвестность. Может оттого, что он всегда допускал возможность, что самолет не

долетит, что с ним может приключиться нечто. Есть что-то противоестественное, противоречащее

наземной природе человека в перемещениях на высоте 9 000 метром со скоростью 800 км/ч, да еще

и внутри гигантского алюминиевого огурца.

Стыковка предполагалась короткая, но чартер (Федор купил самую дешевую экскурсионную

турпутевку в Софию, стоило столько же, как и регулярный рейс, зато визу делали быстрее, да и

было бы куда податься, если что) задерживали. Чего и следовало ожидать, конечно. Почти два часа

он болтался по залу ожидания новенького международного терминала «Внуково» вместе с другими

желающими посетить столицу страны вечнокрасных помидоров, досконально уже изучил

стандартный ассортимент местного «дьютика» и поел несуразно дорогую пиццу. Зашел в магазинчик

печатного слова, зацепил свежий Maksim. На стеллаже с книгами с удивлением заметил, среди

плотных шеренг из кирпичей Лукьяненко и Дэна Брауна, томик Ницше. «Так говорил Заратустра»;

«По ту сторону добра и зла» в нарядном переплете. «Вот кому не повезло, - подумал Федор. – Всю

жизнь еле сводил концы с концами, а после смерти стал пророком. Даже сейчас в аэропортах

продается».

Теперь только оставалось думать о жизни и судьбе.

В последний раз он улетал из «Внуково» этой весной, в апреле, обычно предпочитая рейсы в

сверкающе-столичное «Домодедово». Или в Москве действительно было холодно, или ему так

казалось, но он улетал с отчетливым ощущением, что это еще не апрель, что весна еще не

началась. Улетал домой, разочарованный и расстроенный, после два дня жил, как бы прощаясь с

надеждой и мечтой. Наконец, весь преисполненный светлой тоски и грусти, то есть, пребывая в

самом что ни на есть поэтическом настроении, он написал то ли стихи в прозе, то ли робкое

признание в любви.

«Рассвет, пустынный город, шипы гремят о замерзший асфальт. Проверяю электронку, ответа

на вопрос «Во сколько завтра играете?» нет; что ж, на месте разберемся. Холодный ветер,

еще не весна?

Первый рейс в Москву. Знакомые в накопителе городского аэропорта. Лечу с первым (и пока

единственным по большому счету) местным джазистом. Ведь наверняка когда-то был просто

Гриша-лабух, а теперь вот «я близко знаком с Оскаром Петерсоном»… Ладно, это возраст,

наверно, усугубленный известными особенностями воспитания. Говорим о телевидении и

массовых вкусах.

- Поймите, то, что происходит у нас - это эрзац-эстрада… Вы знаете, что такое блюз? Это

когда хорошему человеку плохо… А что такое поп-музыка? Это когда плохому человеку

хорошо!

- Хорошая шутка!

- Старая, неужели не слышали?

- Я по правде совершенный невежда в том, что касается музыки…

- Приходите на наши концерты!

- Да. Пожалуй надо… Благодарю!

- Надолго в Москву?

- Как получится…

- По делам?

- О да!

Брожу по Москве. Центр. Когда-то вдохновляла эта хаотическая мешанина архитектурных

стилей и направлений… Ого, как поредело с прошлой осени автостадо на Садовом кольце!

Солнце, но какое-то не апрельское. Холодно. Еще не весна…

Как же будет?

Полшестого. Метро «Динамо», Ленинградский проспект. Вдруг хочется курить.

- А где «Звезда» будет играть?

- Вот по этой лестнице на второй этаж.

Поднимаюсь медленно. Наконец скажу «Привет! Как вообще?» реальной Алисе, а не

фотографии девушки в изумрудном платье «В контакте»… Во рту только вот пересохло. Нет,

так не пойдет. Отошел в сторонку, присел на креслице.

Вдох-выдох-вдох. Просачиваюсь в зал. Разминка… Стоп, не вижу игрока под номером

десять.

- А что с капитаном?

- Приболела, кажется…

Такой колоссальный несрост получился. Только бы не ехать поездом. Как-то попадаю на

Курский вокзал. Билеты есть. Восьмичасовая электричка, успеваю на последний самолет…

Блюз… Еще не весна».

Ни на что не надеясь и даже не удивляясь собственной смелости, Федор отправил этот текст

той-которая-его-звезда по электронке. На следующий день, не веря своим глазам, прочитал ответ:

«Я уезжала в Питер по семейным делам. Прочитала твое письмо, мне очень жаль, что так

получилось. На самом деле несостыковка вышла».

Именно после этого в его голове и вспыхнула мысль, что снова поехать и посмотреть в глаза

все-таки надо. Только посмотреть ей в глаза. Ничего больше.

Наконец объявили посадку.

Глава 11.

Новый из стекла и стали аэропорт Софии, похожий уже на аэропорт настоящей европейской

столицы, был загружен не полностью, поэтому прошли пограничный контроль и получили багаж

пассажиры быстро. Темнело. Младена среди встречающих не обнаружилось, зато невозможно было

не заметить здорового мужика с табличкой «Федор, Самара». Заношенная бейсболка с вышивкой

Bansko-Ski надвинута чуть ли не на глаза. На ломаном русско-болгарском тот объяснил, что хозяин

приедет в Банско завтра утром, а он водитель и отвезет гостя куда надо. И сообщил, что зовут его

Петко.

Петька этот был несуразный дядя с длиннющими ручищами, как будто они принадлежали

другому человеку, намного выше и больше. Такой человек-краб с хитроватой физиономией. Доверия

он не внушал никакого. Но вариантов лучше не прослеживалось.

Водители всех горных областей Восточного Средиземноморья похожи. Что в Крыму, что в

Турции, что в Болгарии. Из скромного ФИАТа, никак не рассчитанного на агрессивные повороты,

человек-краб на серпантине выжимал все, что нельзя, под визг резины над обрывами. При этом он

что-то рассказывал, периодически еще и активно жестикулируя. К счастью, Федор уже здорово устал

за день, и ему удалось постепенно абстрагироваться. В смысле задремать.

Местом его почивки оказалась частная гостиничка напротив Младеновой механы. За совсем

смешные деньги Федор получил небольшую комнату, хоть и не с самым новым ремонтом и довольно

допотопной мебелью, но с горячей водой в душе и свежезастеленной постелью. Большего он и не

желал. Он открыл окно, вдохнул ароматного горного воздуха и провалился в сон.

Младен разбудил русского гостя в 12 часов. Сначала раздался тактичный стук, затем дверь

приоткрылась и показалась сияющая красная физиономия.

- Добро пожаловать в Банско! Жду тебя в ресторане! – Младен предпочитал так именовать свое

заведение. – Пора уже отметить!

Федор полюбил страну Болгарию и город Банско всем сердцем, когда впервые попробовал

шашлык из агнешки, в меню именовавшийся «гайдамацкой саблей». Сабля не сабля, а за короткую

шпагу тот шампур точно бы сошел. Размер и количество насаженных на него кусков отличнейшей

нежнейшей ягнятины внушали восхищение еще большее.

Горская еда от Адриатического до Каспийского моря принципиально одинакова. Вариант от

жителей Пиринских гор очень радовал Федора размером порций и особым вкусом мяса,

происходившим, по всей видимости, от чуть ли не стерильной экологической чистоты здешних мест.

Ради хозяина повар, чувствовалось, постарался. Хотя Младен и извинялся, что лучшие его силы

сейчас на побережье, оттого, мол, не ручается он, что все будет так же хорошо, как в марте, но

приготовлены были незатейливые кушанья замечательно. Особенно с точки зрения Федора, после

всех вчерашних перелетов и переездов.

Главным украшением стола в честь русского гостя явилась бутылка непременного

«Стандарта». Федор национальный напиток терпеть не мог, но в этот раз решил, что выделываться

не стоит, и мужественно глотал огненную воду. Младен перечислял выставленные на продажу

объекты. Похоже, никаких особенных вариантов он не знал (или теперь уже не знал), цены называл

примерно такие, как Федор видел в Интернете.

- Поедем, я покажу все! – судя по всему, Младен торопился обратно на побережье, где был самый

разгар сезона. – Хотя я думаю, теперь уже поздно здесь покупать, не успеть ничего сделать до снега.

Лучше может в Варну поедем? Сезон плохой в этом году, люди готовы торговаться…

Тем не менее, они до вечера ездили по раскаленному от жары городку, лазили по стройкам или по

совсем старым сооружениям.

- С ходу ничего особенно не понравилось, честно тебе скажу. Мне надо будет завтра по Интернету

фотки кинуть инвестору, а там уж что он ответит, - выразил свое мнение Федор за ужином.

Младен заметно приуныл.

- Давай еще в Варну поедем, а?

- Да ты езжай, конечно, я пока здесь еще похожу, погляжу… Слушай, еще один вопрос, личный так

сказать. Я знаю, что здесь, в Банско, живет один… волшебник. Зовут Любуш или Любомир…

- Что ты, какие волшебники! Как баба Ванга умерла, больше никого не осталось! – Младен вроде

засмеялся, но при этом взглянул на Федора очень внимательно. – Кто тебе сказал?

- Смотри. Этот медальон он несколько лет назад подарил моей сестре. Я знаю, что он особо не

любит встречаться, но, может быть, если эту штуку показать, согласится? Можешь помочь?

- Ты для этого сюда приехал сейчас, да? – Младен не мог скрыть разочарования и даже злости. – У

меня дела, доброй ночи.

Он резко и с шумом встал из-за стола, но медальон, лежавший перед ним, в последний

момент все же зацепил здоровенной ручищей.

Утром Федора разбудил хозяин отельчика. Сообщил, что внизу ждут и ему следует поскорее

собираться. «Наконец-то!» Сон разом прошел, предвкушение… чего? разгадки, может, новой жизни, мгновенного разрешения всех вопросов и проблем заставляло холодеть руки.

На улице около знакомого FIATa нетерпеливо прохаживался человек-краб. Дурацкая его

физиономия на этот раз приобрела какое-то отсутствующее, но явно недоброе выражение. Так, по

крайней мере, показалось Федору.

10 минут езды в знакомом стиле по горной дороге, и машина выехала на Бандеришку

Поляну, центральное место горнолыжного курорта, откуда зимой стартуют все подъемники и куда

выскакивают счастливые лыжники и бордеры, чтобы подкрепиться, встретиться, поднять боевой

душ стаканчиком-другим и снова отправиться наверх за своим маленьким кусочком счастья.

Сейчас там было пусто и тихо, кафе не работали, доминировал изумрудно-зеленый цвет летней

горной растительности, идиллия одним словом. Крайне неразговорчивый сегодня водила дернул

ручник, резко вылез из машины, махнул Федору рукой в направлении, где зимой начиналась

простенькая трасса, выходившая прямо в город, развернулся с пробуксовкой, пока Федор пытался

что-либо сообразить, и был таков.

За дальним столом, представлявшим собой конструкцию капитальную и потому на лето не

убиравшимся, сидел немолодой лысый мужик в спортивных беговых трусах и майке. Отсутствие

волос на верхней части головы с лихвой компенсировала густая черная борода. Перед ним стоял

небольшой термос. На руках напульсники. Интернациональный тип физкультурника, из тех, что

трусцой от инфаркта. В сторонке разминались двое очень спортивных молодых людей.

Исходя из того, что больше на поляне не наблюдалось ни души, Федор пошел к бородачу.

Один из крепких парней немедленно двинулся ему навстречу характерной пружинистой походочкой,

по-боксерски уже прижимая подбородок к шее и копошась правой рукой у себя за спиной. В этот

момент Феде стало совсем не по себе; капли мерзкой холодной влаги покатились вдоль

позвоночника.

Но физкультурник приподнял руку, парень остановился, принялся пружинить на месте,

продолжая наблюдать за Федором. «Во как», - Федор выдохнул, - «милого узнаю по повадкам. Ну,

вот и болгарин».

Большой такой мужик, совсем еще не старый, как ожидал Федор, в хорошей форме.

Проницательный взгляд исподлобья, настолько проницательный, что было бы не по себе, если б не

общее юмористическое слегка выражение лица. Перед ним на столе лежал Юлин медальон.

- Доброе утро! Я к Вам, наверно…

- Наверно! Здравствуйте! Вы, значит, Федор, из России? Меня зовут Любен, чем могу Вам помочь?

Очевидный вроде бы вопрос привел Федора в замешательство. «Действительно, а чем он

мне может помочь?» Назвавшийся Любеном тем временем внимательно и серьезно смотрел на

гостя. Только уголки глаз едва заметно улыбались.

Единственное, что Федору пришло на ум, было рассказать все, как есть. Как бы глупо и

смешно его история со стороны не выглядела. Для непосвященного человека.

- Я, откровенно говоря, надеялся, что Вы мне ответ на этот вопрос подскажете. Меня, знаете ли, сюда отправили фактически, для чего – не сообщив.

- Как так? Не может такого быть, - простодушно переспросил Любен.

Федор собрался с мыслями и принялся излагать, стараясь не торопиться и ничего не

упустить. Как одна старушка из деревни Благодатка дала ему московский телефон, который

оказался телефоном его знакомой. Как они с этой знакомой съездили в Москве к банкиру по кличке

Кощей. Как затем в Самаре он имел приятную беседу с неким Эдуардом. Который пообещал Федора

прибить, как одного общего знакомого, если Федор не отыщет загадочного болгарина. И как он

вспомнил про чудесную историю с медальончиком и приехал сюда.

Любен все внимательно выслушал, взял со стола Юлину безделушку, некоторое время

разглядывал ее. Выдержал паузу.

- Все-таки интересно, как иногда складывается… - он коротко рассмеялся, потом изучающе

некоторое время глядел на Федора. Тот, было, совсем уже приуныл, готовясь к вопросу вроде «Ну и

причем здесь я?»

- Так отправишь вещь в мир, а она к тебе возвращается странным образом. Ловко тебя однако баба

Нина с дочкой… как теперь в России говорят, развели!

- Какой еще дочкой?

- Как с какой? Со своей, конечно! С Жанной… Ладно, побелел уже совсем от переживаний.

Рассказывай теперь поподробнее. Как баба Нина в сводницы записалась. Очень интересно, -

болгарин улыбался, широко и искренне. – И чем тебя так Горенка напугал.

Сказать, что у Федора камень с души свалился – значит никак не описать то колоссальное

облегчение, которое он почувствовал в этот момент. Оттого даже занятная во всех отношениях

новость про близкие родственные связи Жанны и бабы Нины не произвела на него должного

впечатления.

- А почему развели?

- Ну понесло же тебя неизвестно зачем неизвестно куда, - болгарин рассмеялся. – Великая

волшебница… Да она и подумать о твоей просьбе не успела, когда ты ей из Москвы звонил, не то, что бы сделать что-нибудь.

Любен действительно очень хорошо говорил по-русски.

- Ловушка какая-то получается…

- Прям уж и ловушка… Не надо так серьезно, - Любена вся эта история, казалось, немало веселит и

развлекает.

- Ничего себе, не надо серьезно! Грохнул же Эдуард Славу.

- Что за примитивная уголовщина! Убить… Эдуард припугнул тебя тогда, а ты поверил.

Иноземцев мне в тот чертов вечер звонил, про какие-то деньги все говорил. Спрашивал, что делать.

- А Вы что ответили?

- Что он должен остановиться немедленно. Как – его дело.

- Иначе – кирпич?

- Нет. Просто за свои слова, а тем более дела надо отвечать. В общем, он сам не нашел другого

выхода, кроме как на кирпич ночью нарваться.

- И чем же он так провинился?

- Слава был хорошим целителем, не более того. Но он начал пытаться объяснять людям смысл

жизни, занялся не своим делом. Для большинства людей здоровье – единственное, что у них есть

ценного. Иноземцев мог вылечить болезнь, иногда – прямо на глазах. Оттого его слова и

производили такое впечатление. Он это понял, стал людьми управлять, курсы выдумал, заставлял к

себе новых и новых приводить. Но дар у него был, хоть и не такой, как он изображал.

Когда шарлатаны и проходимцы прочитают пару книжек про НЛП, выучат несколько умных слов и

пару фокусов и обещают людям чудесное избавление от всех проблем за несколько дней и за

небольшую сумму денег – это нормально. Одни хотят, запросто и задешево, получить новую

прекрасную жизнь, другие на этом желании зарабатывают. Первые рано или поздно разочаруются, а

вторые найдут себе новых. Но как Иноземцев стал пользоваться своим даром - это уже совсем

другое дело… Это называется «искушать слабых»…

- Вы говорите как Горенко.

- Не совсем. Знаешь, чем Горенко с Иноземцевым похожи? Убеждением, что можно жизнь вокруг

переделать по своему разумению. Только один этим делом всем подряд предлагал заниматься, в

розницу так сказать торговал, а другой – только тем, кто ему с Корниловым внушает доверие. . И их

ведь сейчас много кто слушает.

- А подробнее…

- Горенкина любимая мысль – что ничего в этом мире не меняется, только повторяется в разных

декорациях. А раз так – можно все сконструировать по-правильному, избежать, как говорится,

трагических ошибок. Только не выходит отчего-то.

Посмотри на эту траву. Она все время новая, каждое мгновение. Растет она по одинаковым

законам, а вырастает всякий раз по-другому. И ни один биолог не предскажет, какой она вырастет на

этот раз. И со всем остальным так же. Меня очень забавляет, когда некоторые самонадеянно

думают, что могут повлиять на Его замысел. Замысел недоступный и непознаваемый слабыми

людскими мозгами. Начинают решать, кому что можно, а кому нельзя. И полагают тем самым себя

равными Ему… Смешно. В себе разобраться – жизни не хватает, - Любен как бы размышлял вслух.

- Вы православный?

- Не надо упрощать! Признавать его замысел – это о другом. Официальные церкви –громадные

корпорации, которые управляют колоссальными финансами, типа «Кока-колы» или CityBank`а.

Верить в «Кока-колу», однако, никому в голову не приходит. А думать, что общение с менеджером в

рясе как-то может приблизить к Нему – считается нормальным.

- Очень интересно. Один нескромный вопрос: а я тут причем?

- А тебе Горенко не сказал?

- Он сказал, что мне теперь путь некий надо пройти, что я теперь один из неких обреченных, слово

такое романтическое. Пожалейте наконец, объясните что к чему.

- Объяснений, к сожалению, нет. Вернее, у каждого оно свое. Путь к себе, одним словом.

Постараться открыть свой разум для… для Вселенной. Как-то так. Да не радуйся, тебе не

беспроцентный кредит открыли. Дело в том, что ты можешь отдать, а не получить.

Любен говорил негромко и размеренно, иногда усмехаясь в бороду, неторопливо крутил в

руках Юлин медальон. Федор вдруг сообразил, что за все время беседы сам он сидел за столом,

почти не шевелясь. И даже пальцы, как обычно, не заламывал.

- Почему тогда баба Нина меня выбрала?

- Никто никого не выбирает, - быстро и твердо сказал Любен. - Иноземцева не стало, его нужно

было заменить, тут ты появился… Значит, тебе и следовало помочь. Только Нина, после истории со

Славой, ответственность на себя брать не захотела. Она же еле оклемалась после его смерти, как

переживала. Потому что он был ее произведением, как бы. Вот и все.

- Заменить Славу – в чем??? Людей лечить я точно не умею… Что тогда?

- Ну как… Помогать надо людям, - Любен хитро улыбнулся.

- Все-таки надо?

- Конечно! Люди… они просто слабые. Но тут уж ничего не поделаешь. Какие есть. Да и нехорошо

так бросать всех, кто поверил Иноземцеву.

- Мы в ответе за тех, кого приручили, да?

- Терпеть не могу эту глупую фразу! Наглое самодовольство и претензия на то, что во власти только

одного. Только его. Запомни, никто никого не может приручить… Но это длинная история. А еще

Корнилова с Горенкой надо осаждать. Иногда. Баба Нина-то умных слов не знает. Я так вообще – из

другой страны, мне в ваши дела лезть не подобает.

- Вот значит отчего они были, как бы сказать… столь неприветливы. А чего тогда помогали?

- Хотя по твоему рассказу я бы сказал, что больше пугали. Я пока не совсем понимаю, почему

Эдуард так странно себя вел. Получается, он постарался так все обставить, чтобы ты со мной не

встретился. Или как бы проверку тебе придумал… Надо подумать… Тебе не надоело сидеть на

одном месте? Давай прогуляемся до речки, - Любен оперся руками о стол, поднялся. Тренированные

охранники заняли позиции по сторонам.

- И как я Вас нашел, на самом деле… Нагромождение совпадений и случайностей..

- Перестань! Как один известный персонаж, я очень не люблю слово «случайно». По моему мнению, считать, что в мире что-либо происходит просто так, случайно – довольно оскорбительно. Так сама

наша жизнь делается бессмысленной и ненужной, если вдуматься. Только ради Бога, не воображай

себе ничего по поводу собственной исключительности. Некие обстоятельства в жизни заставили

тебя начать думать и разбираться… Но пока ты только начал. И не можешь еще ничего, и не знаешь.

- Кстати, раз уж речь зашла об этих обстоятельствах… Это что такое? Наваждение или… фантазия

моя просто, и не нет ничего? Но я люблю ее… Или это не то, не любовь?

- Не думай об этом. Есть простые правила жизни. Любовь предавать нельзя, это то же самое, что

предавать себя. То, чему суждено случиться – случится. И еще. Свое – просто берут, а не задают

вопросов и не спрашивают разрешения. Даже у волшебников. – Любен засмеялся. - Поживи с этой

мыслью.

- Честно говоря, безнадежно как-то звучит.

- Как слышишь, так и звучит. Послушай лучше, как шумят горы. Посмотри на горный ручей. Его

течение столь стремительно и в то же время гармонично. Послушай мелодичный звук бегущий воды.

Представь, сколько столетий течет он среди этих камней. Есть у него цель или предназначение? И

да и нет… Он течет здесь вроде бы просто так, и в то же время несет жизненную силу деревьям,

которые стоят у него…

- У меня информационный удар, похоже, случился, - силясь улыбнуться, Федор опустился в мягкую

дурманящую траву. Глаза закрывались сами собой, издалека он слышал отстраненный спокойный

голос:

- Не такова ли и наша жизнь? Послушай звук льющейся по камням воды, постарайся расслышать,

сколько разнообразия в этом, казалась бы, однообразном звуке… Пусть этот ручей уносит тебя куда-

то. Не сопротивляйся ничему, только наблюдай… И пусть происходит то, что происходит.

Сквозь густую крону огромной липы, под которой лежал Федор, стали пробиваться лучи

стремившегося к зениту солнца. Один из них скользнул по лицу.

Глава 12.

…Первый луч раннего июльского рассвета осветил возвышавшуюся далеко на горизонте

скалистую вершину горы Святого Николая. Скользнул по лицу спавшего офицера. Тот тяжело

приподнялся со своей походной постели - широкого одеяла, подшитого брезентом. Как и следовало

ожидать, сильно болела перевязанная голова.

- Ваше благородие, Вас посыльный ночью искал, от его Высочества князя Лехтембержского, -

Пантелеич с трудом выговорил иностранное слово. Подал амуницию. – Я сказал, что ранены Вы,

едва уснули, - он ускакал, передал, чтобы Вы сразу же к князю в штаб явились, как рассветет.

«Ну в штаб, значит в штаб. Тут делать действительно больше нечего», - офицер оглядел

простирающиеся перед ним долину и ущелье. Хаотическое бегство из Ески-Загры, настоящий исход, было в самом разгаре. Повозки, запряженные быками, лошадьми, навьюченный скот, женщины с

детьми, старики – вся эта масса пыталась двигаться прочь от горевшего города по узкому проходу, одни напирали и мешали другим, гвалт, крики, слезы… Нередко в плотной толпе попадались

вооруженные люди: ополченцы, драгуны или просто жители с разнообразным оружием.

«Хвала Аллаху, Паша Сулейман, похоже, не знаком с правилом Бонапарта – всегда

преследовать и добивать отступающих. Иначе устроили бы нам в этом ущелье такую бойню – никто

бы не ушел. Между прочим, если судить с позиции объективного наблюдателя, то Сулейман провел

вчерашний бой совершенно бездарно. Если у Порты он – в числе лучших генералов, то у нас и в

правду хорошие шансы в этой войне…»

Но судить с позиции объективного наблюдателя не получалось.

Дружины болгарского ополчения стояли перед фруктовыми садами и виноградниками на

южной окраине Ески-Загры с рассвета 19 июля. Все утро офицеры напряженно разглядывали

противника в бинокли. Казалось, турки никак не могут решиться начать. Выстроившись как на

параде, таборы солдат в красных фесках замерли в ожидании образцово правильными колоннами.

«М-да, пожалуй, на кокандцев они не похожи», - размышлял подполковник.

В 8 утра турецкие части пришли в движение, под завывания горнов таборы изготовились к

атаке. Стало ясно, что беженцы не сильно преувеличивали: город готовились штурмовать главные

силы корпуса Сулейман-паши.

- Господа, а что помешало хотя бы окопаться в преддверии боя? – Линдстем, почти не спавший этой

ночью, пребывал в настроении весьма язвительном.

- А мы два дня на Ени-Загру дебушировали, выполняли диспозицию командующего, - не менее

едким тоном ответил ему Толстой. – Так что будем отбиваться на голом месте.

- Не подведут ваши ополченцы? – вполголоса задал вопрос подполковник.

- Вот это-то нам как раз и предстоит узнать, - непривычно серьезно ответил флигель-адъютант.

Как только турки собрались, наконец, с духом и пошли на штурм, стало понятно, что бой уже

проигран. Бригады ополчения стояли на открытой позиции, простреливаемой со всех сторон;

солдаты Сулеймана, наоборот, шли в атаку, укрытые кукурузой и виноградниками. Их было

значительно больше. Гурко явно не успевал. Единственной целью сражения оставалось задержать

турок сколько возможно, чтобы успели уйти жители города и беженцы, скопившиеся в Ески-Загре.

Поначалу все складывалось неплохо. Турецкие таборы пару раз откатывались назад. Беда

случилась ближе к полудню. Разобравшись, в конце концов, что перед ними всего восемь пехотных

батальонов, да еще и не русских, а из презренных болгар, Сулейман бросил в бой все силы, начал

обходить противника с флангов, продолжая атаки по всей линии обороны.

С командного пункта Толстого было хорошо видно, как на неприкрытом фланге дружины

Калитина появилась турецкая колонна. Роты ополчения пошли в атаку и залегли под перекрестным

огнем. В новую атаку командир повел их сам; болгары бросились в штыки и оказались окружены уже

с трех сторон. Выхватив флаг у третьего уже по счету упавшего знаменосца, Калитин успел только

крикнуть «Все к знамени! Напред!» и был убит наповал.

- Линдстем, скачите туда, отводите людей! - срывающийся голос Толстого. – Я атакую, отвлеку их!

Самарское знамя, столь торжественно врученное ополчению Главнокомандующим Великим

князем, было спасено в беспощадной рукопашной схватке. Оставшиеся бойцы вынесли его,

прорвавшись к своим. Уже в городе Линдстем выстроил вполовину поредевшую бригаду, готовясь

отбиваться от новой атаки. Но туркам тоже досталось изрядно, они не преследовали. Тем временем

был получен приказ об общем отступлении.

Перемешавшись с толпами беженцев, отступавшие части медленно втягивались из города в

дервентское ущелье. Линдстем остался в городе с полковником Депрерадовичем, теперь уже

бывшим комендантом Ески-Загры, который командовал эвакуацией. На улицах ни на мгновение не

утихала стрельба: отдельные отставшие группы солдат и вооруженные болгары отстреливались от

появившихся на окраинах черкесов. С севера город обходила многочисленная колонна турецкой

пехоты.

- Когда они дойдут до ущелья, начнется кровавая баня, - сквозь зубы процедил Депрерадович, не

опуская бинокля. – Подполковник, берите пластунскую сотню и дивизион драгун и попробуйте

задержать их. Это последние боеспособные части…

Бегом преодолев охваченный паникой город, маленький отряд Линдстема залег в

виноградниках.

- Развернуться в цепь! Огонь залпом только по моей команде! Не высовываться! – Линдстем

внимательно смотрел на приближавшегося неприятеля.

«Не меньше двух таборов… Идут спокойно, идут добивать», - он выбрал себе место на пригорке,

так, чтобы казаки и спешившиеся кавалеристы могли его видеть. Зарядил револьвер, положил его

рядом с собой. «Все будет зависеть даже не от точности стрельбы, а от быстроты перезаряжения

винтовок», - сказал он себе. Неожиданно увидел рядом Пантелеича.

- А ты чего здесь?

- Чать не разучились еще стрелять, на кухне-то … И ружьишко пристреляю, вот… - в руках у

денщика был новенький «Винчестер», купленный Линдстемом перед самым отъездом в Болгарию.

Турки их не замечали. Триста шагов, двести пятьдесят, двести… Линдстем поднял саблю.

- Целься! Залпом – пли!

Никак не ожидавшая засады колонна смешалась.

- Залпом – пли!

Передние пытались залечь, но офицеры пинками поднимали солдат, гнали вперед.

Третий залп. «Если теперь построятся в цепь – окружат, всем конец», - думал Линдстем. Но

красные фески двинули вперед плотной колонной, не разворачиваясь. Поле накрыло мощное

«Алла!»

- Пли!

Наконец турки залегли, открыли ответный огонь. Но стреляли не прицельно, пули не

причиняли солдатам Линдстема вреда. Еще залп.

Несколько турецких солдат побежали назад и тут же упали в траву, застреленные своими же

командирами. Подгоняемая саблями и нагайками, колонна вновь поднималась в атаку. До

виноградника осталось не больше 30 шагов.

Линдстем подождал чуть-чуть, пока турки не встанут в полный рост.

- Целься! Пли! – поднял сам револьвер, быстро прицелился. Молодой красивый офицер размахивал

саблей, увлекая солдат за собой. Выстрел. Турецкий командир выпрямился во весь рост, какое-то

время стоял, расправив грудь, с раскрытыми руками. Потом повалился на колени, упал ничком.

- В атаку! – подполковник почувствовал, что решающий момент настал.

Русское «ура!» произвело свое действие: турки разом остановились и бросились бежать. Линдстем

тут же остановил своих бойцов, еще раз скомандовал «залп» в спины бегущим и немедленно отдал

приказ отходить. Не дожидаясь, пока очухавшийся противник раздавит его небольшой отряд.

Солнце было еще высоко. Казаки и драгуны маленького отряда Линдстема боевым порядком

шли через опустевшие улицы Ески-Загры. Кажется, турки решили сегодня не входить в город. Только

маленькие группы башибузуков и черкесов мелькали в конце улиц, начав уже грабить беззащитные

дома, но тут же скрывались, увидев русских солдат.

Линдстем сообразил, что он сейчас где-то рядом с их ночным пристанищем. Залез на крышу

сарая, огляделся. Так и есть, вот он, тот самый дом, через улицу. «И всю жизнь потом вспоминать

ее? И сожалеть, что ушел?»

- Поручик Кутейников, - обратился он к драгунскому офицеру, - командуйте отходом. Я догоню.

«Если она еще там, если… еще жива…», - мелькнула мысль. Но обдумывать варианты

Линдстем не стал.

Подполковник в три шага перебежал улицу, перемахнул через ограду соседнего дома.

Пригнувшись, осторожно подошел к нужному палисаднику, аккуратно забрался на бочку у забора. У

колодца башибузук в грязном цветастом халате набирал в бурдюк воду. Сухой треск револьверного

выстрела практически потонул в гуле несмолкающей перестрелки; турок рухнул лицом в пыль. Из

раны на затылке потек ручеек.

Больше никого во дворике не было. Линдстем перелез через забор. Перебежал двор. Уже у

двери еще раз огляделся, прислушался. Рванул на себя. Пусто. Взбежал по лестнице. Внутри

завизжала женщина. Наконец, в одной из комнат увидел знакомый силуэт.

- Пойдем, скорее! – Фаддей схватил ее за руку, повлек за собой. Она не сопротивлялась, только

негромко ответила:

- Да. Только возьму одеть…

Линдстем вернулся к лестнице, выглянул в окно. С дюжину башибузуков пряталось в

палисаднике дома по диагонали. «Кажется, не заметили». Асли лихорадочно сворачивала в узел

несколько тряпок.

- Быстрее, ради Бога! – у лестницы он схватил кувшин, сделал глоток, еще один. Оторваться от

прохладной и такой вкусной воды было невозможно. Что-то стукнулось о деревянный пол.

Противное шипение бикфордова шнура. Он отбросил кувшин.

Асли рванулась к Фаддею, в тот же момент пространство за ее спиной разорвалось и

превратилось в мешанину огня, дыма и обломков. Падая, последним движением она столкнула

Линдстема с лестницы. Затем перед глазами мелькнула здоровая доска, летевшая ему в голову.

Линдстем осторожно подвигал руками-ногами. «Кажется, все работает. Занятно, правая рука

так и сжимает револьвер. Только голова раскалывается». Он отбросил от себя обломки досок,

которыми его завалило и тут же закашлялся. Едкий дым был повсюду. Сверху сыпались горящие

щепки. К счастью, выход был рядом.

Пошатываясь, подполковник выбрался во внутренний дворик. Выстрел. Линдстем упал

навзничь. Еще один выстрел. Он приподнял голову. Около ворот корчился башибузук, несуразно-

пестрая чалма свалилась с головы. Линдстем оглянулся. Пантелеич вышиб калитку в углу дворика и, прихрамывая, бежал к нему. За ним следом во двор осторожно заглянули двое драгун с винтовками

наизготовку.

С грохотом обвалилась крыша. Горел уже весь дом.

- Спасибо тебе, Михаил Пантелеич. Ты вовремя!

- Пустое, ваше благородие! Поднимайтесь, уходить надо, - денщик вытер ему лицо тряпкой,

смоченной в раки, и помог встать. – Спасибо Господу и господину поручику, что они сразу

башибузуков отогнали с драгунами. А так бы не добраться мне до Вас.

На улице несколько пеших кавалеристов во главе с поручиком, укрываясь за перевернутыми

телегами и бочками, держали улочку под прицелом. Турок, впрочем, видно не было.

- Господин подполковник! Живы, слава Богу! Отходим! Вы можете идти скорее? Боюсь, башибузуки

уже скоро вернутся, с подкреплениями…

- Да, я в порядке, почти.

Сражение тем временем окончательно затихло. У входа в ущелье они нагнали отряд. Здесь

Линдстему перевязали, наконец, голову. Он забрался на небольшой холм, еще раз оглядел Ески-

Загру. Турецкие кавалеристы уже подожгли город с окраин.

- Кончена Стара-Загора! – Линдстем обернулся. К нему подошел грузный, похожий на медведя

ополченец. От гари лицо стало одного цвета с черной бородой. Забрызганная кровью порванная

гимнастерка и турецкая винтовка в руках свидетельствовали, что в бою он за чужими спинами не

отсиживался.

«Не о нем ли мне вчера говорил Калитин?» - подумалось офицеру. - «Хотя не все ли

равно…»

На почтительном расстоянии от них семенила здоровенная псина. Если собаки могут сходить

с ума, то это с ней очевидно и произошло. Она все время лаяла, но не заливисто, а коротко, с

адской периодичностью и постоянством. Приблизившись ближе какого-то ей лишь понятного рубежа, собака не останавливалась, а бегала уже по дуге, описывая вокруг маленького отряда

незавершенные круги.

Линдстем взял у ополченца оружие, открыл затвор.

- Патрон!

Болгарин с удивлением выполнил приказ. Линдстем вскинул винтовку, выстрелил, почти не

целясь. От удара тяжелой пули собака несколько раз перекувыркнулась, потом передернулась в

конвульсиях и замерла.

- Как падальщик кружила, - глядя в ту сторону, сказал болгарин. Офицер вздрогнул. Странный

ополченец будто прочитал его мысли.

Линдстем с трудом пробивался через узкий проход, забитый бесконечными повозками с

беженцами и маленькими группами отставших от своих солдат. В толпе он заметил Толстого,

пытающегося навести хоть какой-то порядок.

- Получили уже приказ, куда отступать? – спросил его Фаддей.

- Да. Нам приказано занять перевал севернее деревни Шипка!

Глава 13.

Федор проснулся оттого, что ему стало жарко. Горячее солнце вышло из-за дерева и светило

прямо в лицо. Он немного еще полежал, не шевелясь, прислушиваясь и соображая, где он теперь.

Потом приподнялся. Ниже по течению ручья увидел Любена; голый по пояс, тот обтирался холодной

водой, которую ему поливал на руки один из парней.

Федор подошел к ручью, присел, умылся потрясающе прозрачной и вкусной водой, намочил

волосы.

- С возвращением! – поприветствовал его Любен. – Как себя чувствуешь?

- Отлично. Если бы не солнце, не знаю, сколько бы еще проспал.

- Как, прояснил что-то для себя? Какие-то ответы стали появляться?

- Да не то слово! Вы знаете, я видел…

- Подожди, подожди. Да, мы все помногу раз оказываемся на этой земле. Объяснение иных наших

поступков или стремлений - в событиях предыдущей жизни. Это уже считай доказано, -

назидательно произнес Любен. - Причина того, что ты оказался здесь, что мы тут сейчас

разговариваем с тобой – в той истории. Остальное… Обдумай сам сначала. Есть ведь что обдумать?

- Да уж, есть… Значит, все таки.. путь воина?

Первый раз за весь день Любен ему не ответил. Он с наслаждением растерся поданным ему

полотенцем, надел широченную майку с туристической символикой курорта Банско и негромко

сказал:

- Пора ехать…

Охранники с вещами ушли к стоянке.

- Между прочим, а это Вам зачем? – Федор кивнул на парней.

- Для важности, для чего же еще! – Любен засмеялся, и, поймав удивленный взгляд Федора,

добавил: – Удобно просто. Вот бегают со мной. Или если купить чего…

- Забавно. Волшебник с охраной.

- Я же современный человек, у меня бизнес, между прочим! Я попытался было пожить тут в

уединении, но надолго меня не хватило. Не время еще, наверно. А теперь надо соответствовать.

- Все шутите!

- Некоторый жизненный опыт заставляет меня думать, что это единственный правильный способ

смотреть на окружающее. Повышенной серьезностью отличаются личности с завышенной

самооценкой и склонностью к маниакально-депрессивным психозам.

- Шутки шутками, но, однако, ведь грохнул кто-то Иноземцева по голове кирпичем?

- Вокруг таких, как мы, всегда много смертей… Два урода пьяных ему встретились. Их и обвинять-то

особо нельзя. Скорее всего, они и сами не смогли бы объяснить, отчего их так неизвестный мужик

разозлил.

- А почему в прошедшем времени?

- А утонули оба. Полезли купаться в холодную воду на майские праздники и утонули. По пьянке,

наверняка… - равнодушно добавил Любен и переменил тему. - Возвращаясь к бизнесу. Ты же,

кажется, сюда приехал гостиницу выбирать? Так поехали, покажу кое-что тебе.

- Спасибо, конечно, но Младен мне вчера все вроде показал. Если честно – дороговато. Вряд ли

инвестор заинтересуется.

- Я раньше не слышал, что Младен Младенов торгует недвижимостью! – Любен положил Федору

руку на плечо. – По-моему, у него механа? Поехали, поехали! Только подумай вечерком, нужен ли

тебе еще какой-то инвестор? Уютная гостиница здесь – хороший запасной вариант, но для одного. И

друзей будет куда пригласить, и подруг, кстати, - Любен рассмеялся и повлек его к машине.

Один из охранников уже занял место за рулем, другой открывал дверь нестареющего в своей

гениальной простоте «Гелендвагена».

- Я очень, очень консервативен в том, что касается машин! – Любен как бы ответил на недоуменный

взгляд Федора.

- Приедешь?

- Приеду!

Гудки. Федор еще некоторое время прижимал телефончик к уху. До открытия сезона

оставалось больше месяца, он успел договориться с ведущими операторами, чтобы его отель

включили в программы рекламников для турагентов. За это время как раз уберут все сопли, все

вычистят, надраят… А пока он решил сделать неофициальное открытие – маленький праздник для

друзей и для себя.

Федору нравилось, как удалось довести до ума хороший изначально проект небольшой

гостиницы. Быстро и без великих вложений. Три месяца напряженной работы – и получился

настоящий приют для тех, кто понимает толк в горах, снеге и снежном экстриме. Назвал La Grave, как французский курорт, знаменитый опасными и сложными склонами. Опять же чтобы сразу

обратить внимание всех, кто в теме. И Младен механу сделал очень уютно, выдержал баланс этники

и необходимого современного комфорта.

Ну и Любен, конечно, здорово помог. Самым непосредственным образом. Он действительно

был серьезным бизнесменом. Строительная компания Любена Ангелова, как выяснилось, возводила

крупные объекты по всей Южной Европе. Между прочим, с президентом российской банковской

группы Корниловым Германом Константиновичем его связывали, как понял Федор по некоторым

разговорам, хоть и прозаические, но весьма тесные деловые отношения. Сотрудники у Любена

подобрались что надо, дело свое знали крепко, и провести срочную реконструкцию небольшого

отеля для них было, что раз плюнуть.

Сам Любен бывал в Банско нечасто и с каждым разом оставался в городке, лихорадочно

готовящемся к очередному туристическому сезону, все меньше и меньше. Но обязательно либо

заезжал к Федору, либо приглашал к себе. И каждая новая встреча производила на Федора

совершенно сокрушительное впечатление.

Последний раз Любен объявился и вовсе на полчаса, предложил Круглову спуститься в

машину, чтобы узнать его мнение о проекте «Своя волна», который переслал ему по почте за

несколько дней до этого.

Горенко, который был автором проекта, подошел к делу с размахом. То, что когда то делал

Слава Иноземцев в их родном городе, должно было быть организовано в короткие сроки в каждом

более менее крупном городе России. «Вера, дисциплина и технология» - три эти трудносочетаемые

понятия Горенко полагал базовыми принципами.

Смысл сводился к тому, что традиционные принципы объединения людей теперь не

работают, а человек, являясь существом общественным, очень нуждается в том, чтобы быть частью

чего-нибудь. Желательно чего-нибудь большого и значительного. «Простой человек должен знать,

что живет не просто так, а со смыслом», - провозглашал Горенко. В «Волне» человеку должны были

и этот самый смысл дать (тут Горенко вполне цинично повторял Иноземцева про освобождение от

лжи современного мира, новую духовность, высшее предназначение каждой личности – это то, что

нужно было втемяшивать в головы пришедших на курсы), и жестко контролировать и управлять

жизнью каждого примкнувшего. Чтобы не мучился сомнениями, а выполнял предписанное.

Механизм у Горенко был простой: каждый должен был брать обязательство приводить новых

участников на курсы с одной стороны, и продавать как можно больше препаратов, сделанных по

рецептам Иноземцева с другой. Лучшим полагались почет и всяческие поощрения, худшим –

порицания и принудительная помощь коллектива.

В заключение Горенко писал, что для успешной реализации проекта необходимы лидер или

лидеры, которые бы сочетали организаторские способности со способностями особенными, но при

этом, чье поведение было бы предсказуемым и управляемым. Где найти таких людей, Горенко не

объяснял.

- Но Вы же сами говорили, в первый раз еще, на поляне, что искушать слабых нельзя, что за

это Иноземцев и был наказан? А тут же все тоже самое, только уже в других масштабах, – Федор

удивленно смотрел на Любена. Тот сидел рядом на заднем сиденье своего любимого

кирпичеобразного джипа и безучастно смотрел в окно. – К тому же все, что у Горенко написано,

вполне банально, обычный сетевой маркетинг. Что называется, фишки нет.

- Может ты и прав. Но я не могу указывать своему партнеру и давнему товарищу, как ему

вести дела. Это ведь бизнес-проект, а в том, что касается бизнеса, у Германа чутье отменное.

Деньги – это же просто энергия, ее надо чувствовать… Если Герман считает, что проект

перспективный – наверняка так и есть. Кому-то дано чувствовать деньги, а кому-то – защищать

слабых. Как горы и море. Море любят многие, горы волнуют далеко не всех. Вот ты, например, хоть

раз поинтересовался у своей звезды, любит ли она горы?

Не давая Феде опомниться, Любен объявил, что уже опаздывает, что ему уже пора ехать,

давая таким образом понять, что на сегодня разговор закончен.

«Зачем он мне давал это читать? Зачем спрашивал мое мнение? В конце концов, я зачем

понадобился Корнилову?» - не раз спрашивал себя Федор. Но Любен не появлялся, а по телефону

обсуждать подобные темы было бы, очевидно, неуместно. А суета вокруг скорого открытия отеля

отнимала слишком много сил и времени, чтобы спокойно обо всем подумать.

Теперь новоиспеченный владелец гостиницы на горнолыжном курорте Банско сидел в

механе и вспоминал, кого бы еще он хотел бы видеть на своем маленьком празднике. Рабочие

развешивали по стенам тематические постеры. Взгляд Федора остановился на одном из них. На

фотографии Шейн МакКонки, спрыгнув с отвесной скалы, делал сальто над пропастью. Каким по

счету из его безумных ski jump`ов был этот? В конце концов, во время примерно такого вот прыжка

его парашют и не раскрылся… Федор набрал номер.

- Алло, Алиса?

- Да, привет!

- Как ты?

- Тренировки, сезон начинается…

- Хочу пригласить тебя в городок Банско в Болгарии, на открытие моего скромного отеля La Grave.

Сможешь выбраться на субботу-воскресенье? Если да, то от тебя нужны только паспортные данные.

Ну и доехать до «Шереметьево». Приедешь?

В большом спорте решения принимаются быстро.

- Приеду!

…Наконец Федор опустил телефон. Кто сказал, что жизнь измеряется числом случившихся

ярких моментов? Этого ему хватило бы на треть, не меньше!

Из всех старых друзей (друзей из прежней жизни, подумалось ему), кого Федор звал на

открытие, на приглашение откликнулся только Виталик. Он рассказал, что у них в Автограде полная

жопа, денег нет, никто ничего не делает, все бухают. Сам же он все закрыл и теперь мается от тоски, потому очень благодарен Круглому, что тот его позвал и обязательно приедет. Федор сначала

подумал, что говорилось это в состоянии не слишком трезвом и значения его обещанию особого не

придал, но через пару дней Виталий прислал СМС-ку с номером рейса. Как несложно было

догадаться, тем самым, на который Федор забронировал билет для Алисы.

В аэропорт он поехал сам за рулем новенького X-trail`а, недавно приобретенного для отеля.

Полноприводный автомобиль этот был им выбран, несмотря на несуразную внешность, за

вместительность салона и экономичность дизеля. Предполагался, в том числе, и для встречи

особых гостей. На что-то более приличное деньги он решил не тратить, за что теперь себя и корил.

Федор сразу увидел Алису на выходе бизнес-терминала. Не заметить ее было невозможно.

Загоревшая, одетая в какие-то моднейшие дизайнерские штуки, она просто сверкала красотой. Не

говоря про то, что была повыше всех, кто прилетел вместе с ней бизнес-классом.

- Привет! – она увидела его, широко улыбнулась. В глазах бегали чертики.

«И все ради этой улыбки», - у Федора немножко закружилась голова. Не нужно было быть

экстрасенсом, чтобы предугадать, как закончится сегодняшний вечер.

- Я так рад, что ты согласилась приехать, - просто сказал он.

- Я удивилась твоему приглашению… Ты же пропал совсем, не писал давно.

- Как ни банально это звучит, но за это время я стал другим человеком! – выпалил Федор.

- Даже так! Расскажешь?

- Конечно. Только сейчас нам надо еще одного человека встретить. Мой старый приятель из Самары

прилетел этим рейсом. Давай твой чемодан, а его перехватим на выходе.

Виталий действительно уже стоял на крыльце, периодически поглядывая по сторонам и

прижимая к груди плотный пакет Moscow duty free shop.

- Здравствуйте, господин болгарин! А я уже стал переживать, что не увижу тебя сегодня, не

доведется испытать вашего гостеприимства и не достанется мне свежей агнешки! А придется

одному, голодному и холодному, пробираться через снежные перевалы и горные реки…

Судя по тому, что говорил Виталий медленно, высоким, так сказать, штилем, выпил он уже

очень прилично. Совершенно обычного, никак не богатырского телосложения, он обладал одним

талантом: употреблять алкоголь в неограниченном количестве. И этот талант свой постоянно

развивал и укреплял.

- Здарова! Ну про то, что холодному – это ты, похоже, преувеличиваешь… Не обижайся! Просто мне

с этого рейса нужно было встретить… самого дорого гостя. – Федор представил Алису.

Очень галантно и мудрено поздоровавшись с ней, Виталий сообщил, что поскольку делать

ему дома совершенно нечего, да и не хочется совсем, то приехал он сразу на неделю. Став, таким

образом, первым постояльцем федоровского отеля. Устроившись на заднем сиденье, Виталик

собрался распечатать «Курвуазье» из дютифрисского пакета, с которым не расставался. Но поймал

осуждающий взгляд Федора и убрал пузатую бутылку обратно.

Любен приехал, когда праздник был в разгаре. Усилиями Младена и активно помогавшего

ему Виталика атмосфера за столом была самая что ни на есть легкая, все отчаянно и невпопад

шутили, а потом смеялись над собственными остротами больше, чем над чужими, общаясь на

невообразимом русско-болгарском диалекте. Временами застолье уже прерывалось спонтанными

танцами под национальную музыку.

Федор поспешил навстречу, проводил к столу.

- Мне надо с тобой поговорить. Попозже давай где-нибудь спрячемся… - шепнул ему Любен.

И не садясь за стол, он начал тост:

- Я хочу поднять бокал за свет, к которому человек стремится всю жизнь. Свет, который наполняет

жизнь содержанием и смыслом. Свет, который ведет нас вперед, как бы ни было тяжело, и какой

безнадежной не казалась бы дорога. У каждого он свой. Виновник нашего сегодняшнего торжества –

счастливый человек. Он нашел свою путеводную звезду, свет которой дал ему возможность многое

изменить в жизни!

Они расположились в части механы, которая называлась у Младена малым залом, комнатке

со стилизованно-низким потолком и мягкими диванчиками вокруг стола.

- Получается так, - начал Любен, – что тебе завтра надо в Москву лететь. Здесь, на мой взгляд, все

хорошо идет, без тебя все доделают.

- А что случилось?

- Твой знакомый Горенко… С ним что-то неладное творится. Чем-то не тем занимается. А точнее –

ничем. Ему стоит отдохнуть, побыть наедине… со вселенной…

- Вот совсем Вы меня не удивили. А моя задача?

- Для начала надо познакомиться с его VIP-клиентами. Подробности Корнилов расскажет, уже на

месте. Тебя встретят, поселят, не волнуйся ни за что. Билет на самолет уже оплачен. Полетишь, кстати, в Москву со своей звездой. Так что радуйся.

- Надо – значит надо… Любен, все забываю спросить. Откуда Вы так хорошо знаете русский?

- Не только русский. Английский, французский, итальянский…

- А почему итальянский?

- Я там работал. Еще при социализме. Учился в Москве, потом работал в Италии, потом снова в

СССР. Много чего было.

- Насыщенная у Вас биография! А подробности?

- Как-нибудь. Мне пора в Софию!

- Куда Вы торопитесь? Выходные же у нас.

- Завтра начинаются переговоры, – он встал. Федор собрался было провожать, но Любен его

остановил:

- Не надо. Ты посиди здесь пока, - и заговорщицки ему подмигнул.

Федор потягивал кальян, прислушиваясь к шуму продолжающегося праздника. Алиса

выглянула из-за занавески. Общими усилиями чемпионку удалось все же уговорить нарушить

спортивный режим и продегустировать продукцию местных винных дел мастеров, которая, конечно,

не «Кьянти», но тоже очень ничего. Танцевать, так тем более ее два раза приглашать не нужно

было. На загорелом лице заметно проступал румянец. Она села на край дивана.

- А ты чего спрятался?

- Как человек малопьющий, я чувствую себя немного лишним на праздниках в этой стадии, - соврал

Федор. - Не жалеешь, что приехала?

- Нет, конечно! Все здорово!

- Тут такое дело… Я, скажу по секрету, книжку пишу, вернее, написал практически. Но лирическая

линия не закончена… Посоветоваться вот хочу.

- Вряд ли я смогу помочь. Я не знаю, как пишутся книги.

- Сможешь, сможешь! История такая. Некий чувак с завышенными амбициями из провинциального

города влюбляется в знаменитую спортсменку. Долго заставляет себя забыть про эти глупости,

бегает к гадалкам, к астрологам всяким, но без толку. Потом они встречаются, он понимает, что эта

женщина - его судьба, что он не может не быть с ней… Потом встречаются снова, он объясняется…

Как думаешь, чем дело кончится?

- Думаю, что дело уже кончилось!

Глава 14.

Федор проснулся первым. Оглянулся. Его мечта безмятежно спала рядом. Он приподнялся,

осторожно поцеловал ее в красиво очерченное плечо… Алиса что-то мурлыкнула и повернулась на

бок. Федор решил ее не будить, встал, налил воды.

«И с чего я был уверен, что будет так здорово? Откуда узнал? Почему так стремился?

Неужели действительно то, что приснилось летом, у ручья на поляне, - не просто сон? – удивлялся

он самому себе. - Какая разница! Это лучшее, что случилось в моей жизни!»

Федора переполняли блаженство и вдохновение. Вся звездная шелуха его прежних опасений

пропала, остались просто мужчина и женщина.

«Так владеть своим телом! Так почувствовать меня и так дать мне почувствовать себя», -

миллионы искр вспыхивали и потухали внутри него, сменяясь спокойными волнами пьянящей

теплоты. «Да уж, талантливые люди – талантливы во многом!»

Он почувствовал ее взгляд, обернулся. Алиса проснулась, куталась в простыню, улыбаясь,

смотрела на него. Федор подошел, обнял, стал целовать…

Отдышавшись, он сел на край кровати.

- Как тебе здесь? Не Италия, конечно, я понимаю, но все-таки?

- Мне очень нравится… - сладко потянулась Алиса.

- А гостиница-то моя? – рассмеявшись, уточнил он.

- По-моему, очень хорошо. Мне есть с чем сравнивать, я много гостиниц видела, - со знанием дела

ответила она.

- Кстати, а где ты отдыхала в Италии?

- У меня домик маленький в Бари… Герман Константинович в прошлом году помог купить, недалеко

от своего особняка… Я обожаю Италию!

- Как же ты согласилась переехать в Москву?

- Если бы не Герман Константинович и не Жанна, его… подруга – никогда бы и не подумала! Они

встречались со мной, уговаривали. Он обещал, что создаст суперклуб, где все будет организовано

на высшем уровне и который выиграет все, что только можно. И контракт очень хороший предложил, само собой. Сюда, кстати, специально приезжали.

- В каком смысле - сюда? – опешил Федор.

- Ну, в Болгарию. Помнишь, Финал четырех в Софии? Ты там был. Тогда они и приезжали.

Федор прошелся по комнате, достал сигарету, закурил.

- Будь добр, не кури, - капризно сказала Алиса. – Терпеть не могу запах табака.

- Последняя сигарета, - рассеянно улыбнулся он. Но думал совсем о другом.

Эта информация очень его заинтересовала. Он знал, конечно, что First банк является

главным спонсором клуба «Звезда», но не придавал этому значения. Социальная ответственность

бизнеса, команда – хороший GR ход и так далее… «Никак не думал, что Корнилов лично занимается

делами клуба, подбором игроков. И, конечно, Жанне не составило труда убедить ее принять

предложение…»

Лаяла собака. «Странный лай, не заливистый, а раздельное уханье через равные

промежутки… Не так давно я такое слышал… Херня какая-то», - Федор раздраженно затушил

окурок.

- Давай одеваться потихоньку. Позавтракаем да поедем…

За завтраком Федор сначала вяло ковырял замечательно вкусный омлет, потом так долго

размешивал сахар в кофе, что Алиса удивленно поинтересовалась, где он в данный момент

находится. Утреннего счастья как не бывало. Подзабытая уже муть сомнений и неуверенности в

душе.

Появился Петко, который должен был их везти в аэропорт. Пора, мол, уже.

Алиса ушла прихорашиваться, Федор поднялся к себе в кабинет, чтобы распечатать

электронный билет на себя и взять документы. Его вещи были собраны.

«Как интересно… Значит, Алису Гроф уговаривала перейти в «Звезду» не кто-нибудь, а

Жанна. Родная дочура бабы Нины, которой я плакался о неразделенной любви к… Алисе Гроф.

После чего вся эта карусель и завертелась… Как говорил Любен? Верить в совпадения – себя не

уважать? Ладно, надо будет еще с ней об этом поговорить. Будет очень смешно, если она еще и

бабулю знает» В этот момент Федор остановился. Как будто натолкнулся на всем ходу на невидимую

стену. «Корнилов с Жанной имеют дом в Бари. В какую еще Европу может лететь старая бабка, как

не к дочери в гости? Не может быть… Это уже какая то совсем другая история получается». Какая

именно – он еще не мог решиться додумать до конца.

Федор включил ноутбук, открыл почту, нашел подтверждение покупки билета, отправил на

печать.

«Видеозвонок от Gorenko», высветилось посреди экрана. За прошедшее с момента

невеселого разговора в Самаре время его «наставник» лишь однажды вышел на связь, нашел

Федора в скайпе. Но весь разговор уместился в пару фраз: «Ты в Болгарии? – Да. – С Любеном?

Хотя можешь не отвечать», - и Горенко исчез надолго.

- Говорят, скайп – самый безопасный способ связи. Ты один? – изображение, хоть и отвратительного

качества, позволяло судить, что Эдуард находится в крайне взвинченном состоянии.

- Да.

- Возьми ноутбук, подойди к окну.

- Что опять за игра в шпионов?

- Сейчас все поймешь. Не перебивай, пожалуйста. Два вопроса. Первый: ты едешь в Москву?

- Да, буквально сейчас выезжаю. Хотел встретиться? Есть что сказать? – Федор и не пытался скрыть

враждебность.

– Так я и думал. Значит, мне осталось всего ничего. Как я понимаю, к моменту твоего возвращения

меня уже не должно быть.

- В каком смысле?

- Второй вопрос. Что Любен Ангелов сказал тебе про смерть Иноземцева?

- Что ты никого не убивал, что голову ему проломили двое каких-то гоблинов, а на самом деле

Иноземцев сам решил таким своеобразным образом разом обрубить концы. Оказывается, Слава

ему и звонил во время вашего разговора!

- Так вот он кому звонил! Хотя кому же еще… - задумчиво проговорил Горенко. – Тогда слушай.

Действительно, я сам кирпичом не орудовал. Жанна подробно объяснила мне, что делать. До того, как пойти к Иноземцеву, я увидел двух молодых уродов… На лавочке, с пивом. Знаешь, с такими

чубчиками на бритой башке. Внушить этим орангутангам, что им надо дождаться и прикончить

человека на фото, было нетрудно даже для меня.

Иноземцев сказал, что он принял решение. Что он завтра же улетит. Показал билет. В один

конец. В Индию, потом в Непал. Я ответил, что бегать бесполезно. Что теперь надо расплачиваться

за свои слова. Что-то вроде «время пришло», какая-то глупость. Он выслушал меня, сказал, что все-

таки позвонит напоследок и ушел в другую комнату.

Знаешь, он вышел оттуда… как мертвец. . сказал: «А я думал, что все просто из-за бабок».

Прозвучало, как эхо. Говорят же - замогильный голос. Я с того раза знаю, что это такое.

А потом просто сказал – «Я готов». Вызвал мне такси. Когда машина выезжала из двора, я заметил

тех двух гоблинов…

Было так мерзко. Казалось, что руки в чем-то… липком. . Все время хотелось их помыть. Так

мы с тобой первый раз и встретились. Меня в то время Корнилов только пригласил к себе,

совершенно заморочил голову. Ну и деньги, конечно…

А потом уже Жанна прокатилась на новеньком джипе небесного цвета до вашего города.

Следы подчищала … Я про тех недоумков.

- Но за что же его на самом деле? – Федор не знал, как разобраться, кто врет? Любен или Горенко?

Хотелось думать, что опять Горенко.

- Для этого и звоню. Как-то летом Кощей сказал мне, что Нина Максимовна нашла человека, который

пойдет до конца, не то, что Иноземцев, не свернет и не сбежит. И которого можно будет полностью

контролировать. Через день ты оказался у Корнилова.

Я поначалу не мог ничего понять. А перед поездкой в Самару Корнилов мне объявил, что

надо вернуться к теме «Своей волны». Проекту «Сеть», как он выразился. На новом уровне. Дать

человеку большую надежду – отличный способ его направить в правильную сторону. Свобода и

счастье – что еще нужно? И получаем отличный способ управлять и направлять. Я создал

концепцию.

- Я читал. Не самая оригинальная идея…

- Там не все написано. У Иноземцева очень хорошо получалось лечить от алкоголизма, он

вытаскивал даже некоторых наркоманов. Но постепенно он заметил, что у вылечившихся

появляется другая зависимость – от его настоек и препаратов. Попросту говоря, он случайно

изобрел новый наркотик, от которого люди получали чувство уверенности в своих силах, оптимизм, бодрость духа и так далее. Причем из совершенно безобидных и легальных компонентов. Когда

Слава это все понял, он прискакал к Корнилову, и попросил остановить на время подготовку к

производству его составов в промышленных количествах. Подо что First банк уже выделил деньги, вроде как даже начали какую-то фабрику строить. Корнилов послал его на три буквы, сказал, что

если тот остановиться, то должен вернуть все деньги. А Слава был врачом, все-таки… Я,

собственно, и был послан надавить на Иноземцева и заставить его работать дальше. Или решить

вопрос по-другому.

Я только недавно узнал, что фабрику достроили и любой из продуктов, который должны

продавать участники «Волны», содержит эти самые компоненты. Гениальная идея, не правда ли?

Легальная сеть по торговле наркотиками, да еще под вывеской духовного развития и

самосовершенствования. И хорошо организованная, между прочим.

- А Любен в курсе? – ошарашено спросил Федор.

- Ну он же занялся, ха-ха, - опять кривая его ухмылка, только горькая какая-то теперь, - твоей

головой. С подачи то ли Жанны, то ли ее матушки, Кощей решил, что реализовать все это сможешь

только ты. Какой то ты особенный, по их мнению.

Я тянул время, искал возможность сбежать из поместья Корнилова… Вчера мне удалось, но

утром сегодня я увидел под окном эту жуткую голубую машину… Ястреб смерти какой-то. Так что,

прощай.

А Герман наш Любена всегда побаивался. Лови вот картинку. Поймешь, с каких пор. И еще.

На расстоянии ты руками махать не сможешь, потому напомню, что тогда в банке сказал: не

перепутай путь к себе и путь к.. ну сам знаешь.

Федор открыл присланный файл. Скан старой «Правды» за 1984 год. Крупный заголовок:

«Провалилась провокация итальянской охранки». Подзаголовок: «освобожден гражданин

Болгарской Народной республики, схваченный 4 месяца назад итальянской полицией по

сфабрикованному обвинению в причастности к покушению на Папу Римского». Дальше про то, что

еще остаются за решеткой невинные братья-болгары. Что все прогрессивные силы требуют

прекратить… И фотография статного мужчины с бородой. В котором сложно было не узнать

молодого Любена Ангелова.

- Да-да. – Горенко на экране следил за его реакцией. - А господин Корнилов, между прочим, начинал

свою деятельность в советском торгпредстве в Риме. Именно в те годы. Это во всех биографиях

есть. Теперь они работают только на себя. И рассказывают красивые сказки… Но они не

изменились. Эти люди всегда на войне. И пленных они не берут.

- Господи… - выдохнул Федор.

- Будь осторожен. Болгарин обладает поразительными способностями. Жанна тут и близко не стоит.

Ему твоими мыслями в тетрис поиграть – раз плюнуть. А раз уж ты упомянул Господа… Любен так

вдохновенно умеет говорить про свет, который наполняет нашу жизнь смыслом, ведет нас к великим

целям. Слышал уже?

- Да.

- Вспомни, кто такой ангел света… Ему и должны были в итоге поклоняться попавшие в «Волну».

Иноземцев, похоже, как раз и остановился, когда понял, что все не просто из-за денег, - он сделал

паузу. - Попробуй сбежать от этой компании. Удачи.

Изображение пропало.

Федор отложил ноутбук. Прошелся по комнате. Сел на краешек стула. Опять вскочил.

Покрутил в руках распечатанный электронный билет. Зачем-то внимательно изучил. Фраза Горенко

про то самое, с чем он перепутал путь к себе, буравила мозг. Федору показалось, что опять чувствует

руки Алисы на своих плечах. Как она прижимала его в решающий момент. Такие искренние ее

судороги. Запах ее…

Федор подошел к скрытой внутри шкафа-купе раковине. Умылся, закурил сигарету.

«Похоже, на этот раз он не врет… Собственной смертью не шутят. Пантелеев ведь тоже

говорил про проблемы Славы с некими москвичами. И еще вся эта странная история про близкое

знакомство Алисы с Корниловым… Меня, значит, они смогут контролировать, не то, что Иноземцева.

Все равно что-то не сходится…» Прошло уже слишком много времени. Надо было идти вниз.

Федор спустился из своего кабинета по служебной лестнице, которая вела прямо к рецепции.

В большое зеркало в холле увидел нетерпеливо оглядывающуюся Алису. Неожиданно услышал

приглушенный, но как всегда жизнерадостный голос Петко: «Тебе просили передать - говори по-

малу. Иначе тебе будет…»

«Интересно, что он ей показал? Как откручивает голову своими ручищами, наверно».

Когда Федор вышел из-за стойки, Алиса стояла как вкопанная. Натянутая на лицо улыбка. Умение

закрываться за выученной маской помогло ей быстро справиться с растерянностью. Петко

прохаживался рядом, крутил в руке ключи от машины, всем своим видом как бы демонстрируя

необходимость срочно выезжать. И очень внимательно за ними наблюдал из под козырька вечной

своей кепки. Круглов давно уже понял, что дядя этот – не просто работник Младена. А может, совсем

и не Младена.

- Поехали, поехали! – Федор, не глядя ей в глаза, подошел к рецепции, что-то сказать

администратору. Петко взял чемоданы, пропустил вперед Алису, открыл ей переднюю дверь и

дождался, пока она сядет. Лишь в последний момент Федор поймал ее взгляд. Обескураженный и

испуганный. Который он однажды уже видел.

Всю дорогу до самого аэропорта Алиса старалась говорить как можно меньше, буквально,

видимо, поняв переданные водителем слова. Петко, похоже, был весьма убедителен.

«Ангел света… Помню я, как его звали… Нет уж, граждане шпионы, или маги, или черти, кто они на

самом деле? Я не собираюсь становиться вашей куклой». Сидя на заднем сиденье джипа, Федор

старался ни о чем не думать. «Что может на самом деле этот Петька с простодушно-беспощадной

рожей?»

Они подошли к стойке регистрации. Петко позади катил чемоданы, не отставая ни на шаг.

Очереди в бизнес-классе не было, лишь одна пара российских туристов вальяжно оформляла

багаж. Федор и Алиса старались не смотреть друг на друга. Наконец, соотечественники закончили.

Алиса протянула свои документы и вопросительно посмотрела на Круглова. Он достал билеты, и

принялся шарить по карманам, по отделениям сумки с ноутбуком.

- Елки-палки, я, похоже, в машине выронил загранпаспорт… Сдай мой чемодан пожалуйста на себя, я тебя наверху догоню. – Он очень волновался. - Петко, дай ключи!

Вместо этого человек-краб пошел вместе с ним. «Все правильно, не оставляет меня.

Исполнительный», - Федор почти бежал.

«Ниссан» был припаркован в углу стоянки. Круглов залез назад, нагнулся, начал смотреть

под передними сиденьями, поднимать коврики. Петко стоял у машины с недовольной физиономией.

- Чего стоишь! Погляди в бардачке! – Федор приоткрыл дверь.

Шофер немного подумал, уселся на пассажирское кресло и принялся нехотя рыться в

бумагах, перебирать разные нужные в машине мелочи. «Дверь закрыл. Отлично» - Федор быстро

огляделся. Рядом с машиной никого. Еще по дороге в аэропорт он заметил на коврике между

сиденьями пакет с коньяком, забытый вчера Виталием.

- Петко! – тот оглянулся. Литровая бутылка описала короткую дугу и врезалась ему в лоб. Человек-

краб без сознания ткнулся в дверь. Федор опустил сиденье под ним. Взял из бардачка скотч.

Примотал Петко к сиденью, заклеил рот. Забрал ключи. Нашел документы и телефон водителя,

сразу же вытащил аккумулятор. Сунул все в карман. Закрыл ему лицо кепкой. «Хорошо, что не убил.

Хотя – такого убьешь… А так - будто закемарил человек».

По пути к зданию терминала набрал Алису.

- Слушай, дичь какая-то, я не могу найти паспорт… Не представляю, где может быть, все обыскали, едем обратно… Лети, конечно. Я буду завтра… В Москву сейчас сам позвоню, не переживай. Про

чемоданчик мой не забудь!

Сделал паузу и добавил:

- Не беспокойся ни о чем. Жди меня в Москве. Я приеду. Целую!

Сразу же разобрал свой телефон, зашел в туалет, спустил дорогой аппарат в унитаз, следом

отправились телефон и документы Петко, ключи от машины.

«Она не будет никому звонить. Если я не зря, конечно, три месяца общался с Любеном» -

Федор прищурился. - «Значит, есть минимум 3 часа. Если даже Петьку и вытащит кто-нибудь за это

время – машина оформлена на Младенова. Который сегодня утром уехал в Варну. Пока найдут

хозяина, пока установят, кто таков, времени пройдет еще больше. За это время я должен исчезнуть

из Софии».

Федор разглядывал расписание на огромном электронном табло. Мелодичный

электрический голос оповестил, что открыта регистрация на рейс «Болгарских авиалиний» до Афин.

Это была удача. Он бросился к офису авиакомпании. Места еще есть, да, Шенген открыт…

«Но что дальше? Куда я прилечу на этом самолете?» - вдруг защемило где-то глубоко. Федор

не хотел отвечать на основополагающий этот вопрос.

Успел снять наличку в двух попавшихся на пути банкоматах. Больше карточкой пользоваться

будет нельзя. Машинально сунул ее в карман пиджака.

Минуты до взлета тянулись катастрофически медленно. Чтобы как-нибудь отвлечься, Федор

листал скучный журнал «Болгарских авиалиний». Наконец двигатели на мгновение затихли и снова

заработали с неуклонно нарастающим гулом. Толчок, машина плавно начала разгон. Только тогда он

откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Напряжение последних часов враз навалилось тяжелой

усталостью на каждую частичку тела.

«Через час – Афины, оттуда на каком-нибудь катерке-пароходике добраться до Кипра… Там

отсидеться у Макса. Подумать, разобраться во всем», - он старался расслабиться и успокоиться.

«И что я там высижу?» - как ни гнал от себя Федор этот вопрос, но ответить на него рано или

поздно будет нужно.

Полет – всегда как начало новой жизни. Прежняя осталась за пунктом пограничного контроля

софийского аэропорта. С гонкой за электронными деньгами и мнимой свободой. Поисками опоры в

пустоте и дороги в никуда. Кончилась чужая сказка. Мечты и надежды, которые он принимал за свои.

Искреннее и нежное чувство, которое так ловко использовали. Все осталось на взлетной полосе.

Впереди был беспощадный путь в неизвестность. Его путь к себе. Федора Круглова больше не было.

Самолет мощно пошел на взлет.

Вторая интермедия.

Два увесистых черных кирпича уверенно выехали с парковки столь же квадратного, как и

они, здания софийского «Гранд Отеля» на улице Генерала Иосифа Гурко. На заднем сиденье

головной машины вальяжно расположился дородный господин, совершенно лысый, но зато с густой

черной бородой. Несмотря на явно деловой характер разговора, который он вел по телефону

спецсвязи, моментами бородач чуть усмехался краешками глаз.

- Твой Колобок покатился в противоположную от Москвы сторону.

- Почему твой? Разве не наш?

- Нет-нет! Это твой колобок!

- Что, лиса Алиса подавилась? или кушать не стала? совсем невкусный оказался? Как Федя мог от

нее уехать?

- Да, старичок, что-то вы с замесом напутали…

- А что же ты?

- Послушай, ты меня не предупредил, что надо еще к ним в постель залезть. Все, что просил, я

сделал. Но я сразу сказал, что мне не по душе эта высосанная из пальца комбинация. Сколько раз я

тебе говорил: все предугадать нельзя, а? Всегда найдется мелочь, которую не учтешь… Ты все

красиво выстроил, и девушке голову накрутил, и вроде романтическую встречу нарисовал. А про

биологию-то не подумал! Не пошла реакция, и все тут, не сложилось у них. . В этот раз, по крайней

мере…

- Любен, ты лукавишь сейчас. Ты же был вчера рядом с ними, все видел. Великий маг не мог такую

деталь не заметить. Не захотел вмешиваться, вот и все. Так?

- Герман, чтобы закончить этот разговор, скажу. Вся твоя затея с «Волной» и с Федей-колобком мне

не нравилась. С самого начала. Ты упорно пытаешься взять на себя то, что доступно только Ему. А

наша с тобой, - бородач засмеялся в голос, - магия начинается со следования Его замыслу. Если

вспомнишь, я тебе это объясняю еще с тех времен, когда ты даже и не думал в потомки к генералу

затесаться. Но, видно, не очень доходчиво. В этом случае я просто проверочку сделал твоему плану.

Как оно само сложится. Вот оно и сложилось. И не переживай: прошло бы все гладко теперь, все

равно еще бы где-нибудь лопнуло. Да еще и в какой-нибудь ответственный момент. Так что я тебя от

неприятностей избавил. Отойдешь – спасибо скажешь. И сдается мне, что ты и сам на девушку глаз

положил. Да?

- Постой, ладно я что то насочинял от себя. Но бабка? Она же на него указала? Ошиблась, значит?

Но все ведь совпало так…

- Значит не все. Не суди ее строго. Она пожилая женщина, могла чего и напутать… И хватит об этом.

Давай о важном. Ты уверен, что твое присутствие здесь не требуется? Не хочется сюрпризов.

Столько было сделано…

За шторкой бокового окна автомобиля промелькнул памятник Царю-Освободителю.

- И сколько потрачено, – добавил Герман. – Все в порядке. Все договоренности есть. По итогам

переговоров, как ты знаешь, будет образована комиссия, в состав которой автоматически будут

включены все участники консультаций с обеих сторон. И так далее, сам понимаешь.

- Хорошо. Но я все равно жду тебя в гости. Думается, тебе уже пора побыть в горах. Привести себя в

порядок. Охота на львов – дело, конечно, впечатляющее, но разнообразие же тоже нужно.

- Уж не билет ли в один конец ты мне хочешь прислать, из тех, которыми Иноземцев однажды

махал?

- Герман, ты упорно хочешь поговорить о своих проколах? Иноземцев получил свое за

безответственность и трусость. На этом в истории «Волны» надо поставить точку, – жестко

подытожил Любен. – И не говори глупости. Мы партнеры, сколько лет уже? Мы нужны друг другу, а

сейчас особенно. Я только позвал тебя в гости.

- Concordato, мой друг. Мы, похоже, просто давно не виделись, давно не бродили по твоим горам.

Впрочем, если ты настаиваешь, я смогу, пожалуй, прилететь к тебе на денек. Закажу чартер на

завтра. Или послезавтра. Нам действительно надо поговорить. У меня очень большие планы! Если

«поток» потечет… Моя скромная финансовая организация наполнится его течением! – Герман не

смог скрыть торжества. - Да, и что же Колобок? Самолет не долетит?

- Скорее не взлетит. С таким-то грузом, - Любен скривился. Улыбаться, даже саркастически, он к

этому моменту разговора совсем перестал.

- И что? Все погибнут ради него одного?

- Герман! Это ты на своих сафари стал таким кровожадным? Разумеется, не все. Наш гость и еще

кто-то. Кого выберет… Тот, кто выбирает.

- Не устаю тобой восхищаться…

Небольшой кортеж добрался, наконец, до стандартно-помпезного здания правительства.

- Извини, но мне уже пора…

- Да… Удачи!

Любен отбросил телефон на приятнейшей кожи задний диван. Брезгливо поморщился.

- Он серьезно считает, что я смог бы по своей воле угробить целый самолет с людьми. – Пожал

плечами. - Тебя ждет сюрприз, ничтожество. И прозвище какое взял! Аж Кощеем себя объявил.

Урфин Джус недоделанный! Так ты и не понял, что твое дело – чемоданы с деньгами таскать. Тот, кто рожден ростовщиком, не будет управлять. Гордыня всегда бывает наказана. Это не я придумал.

Как Федя мог уехать… Как-как… Федя-колобок-то умрет, но…

Охранник уже пару минут стоял с каменной физиономией у открытой двери. Любен вышел

наконец из машины, сам с раздражением захлопнул дверцу. И добавил уже совсем тихо:

- Нина не ошибается, потому что ничего не решает от себя! Идиот! Безнадежный! Приятного тебе

полета!

Лента новостей.

ИНТЕРФАКС: Болгария не видит проблем в реализации проекта газопровода "Южный поток", заявил

премьер-министр страны. Ранее новое правительство приостановило реализацию проекта «для

выяснения некоторых деталей».

Плодотворными и полезными признали обе стороны итоги очередного раунда российско-болгарских

переговоров по проекту строительства газопровода. В ходе переговоров обсуждались как

экологические аспекты проекта, так и технические особенности его строительства. В консультациях

приняли участие представители болгарских деловых кругов, выразивших заинтересованность в

участии в строительстве газопровода.

РИА «Новости»: По сообщению информационного агентства «Рейтер», сегодня в аэропорту Софии

потерпел крушение самолет А319 авиакомпании «Болгарские авиалинии», выполнявший полет по

маршруту София-Афины. При взлете авиалайнер набрал высоту менее 50 метров и упал на землю.

На борту находилось 105 пассажиров и 6 членов экипажа. 5 пассажиров и 2 члена экипажа погибли, остальные получили травмы разной степени тяжести. Предварительной причиной авиакатастрофы

названа ошибка пилота.

По неподтвержденным сведениям, среди пассажиров авиалайнера могли находиться граждане

Российской Федерации.

«Спорт-экспресс»: Как заявила в интервью газете СЭ капитан волейбольной команды «Звезда»

Алиса Гроф, «в команде у нас отличное настроение. Коллектив настроен только на победу в каждом

матче, на то, что бы отстоять завоеванное в прошлом сезоне золото». Очередное Первенство

России по волейболу среди женских команд стартует в среду.

Глава 15.

Аэробус оторвался от земли. И резко, намного резче, чем полагается, пошел вверх. Он

понял, что этот самолет не взлетит. Через мгновение лайнер словно свалился с невидимых рельсов

и обрушился на взлетную полосу. «Блин, ноутбуку, похоже, конец. А столько там всего…» - вертелась

в голове не самая существенная мысль.

Ошеломляюще всеобъемлющий грохот падения заглушил единогласный вопль пассажиров.

Он успел сгруппироваться, закрыть руками голову, когда что-то тяжелое, какой-то модный саквояж

свалился на него сверху.

Фюзеляж аэробуса надломился. Салон превратился в кашу из ручной клади, людей,

пассажирских кресел и кусков внутренней обшивки. Истошные крики сотни людей, стоны, плачь.

Запахло дымом. Через ряд от него кто-то из экипажа, в порванной форме, в буквальном смысле

слова по головам прополз к аварийному выходу. Вытолкнул люк. К какофонии звуков добавился вой

сирен.

Он уже отстегнулся. Выбрался из-под кучи барахла. Его толкнули в спину, он стукнулся о

спинку кресла, разбил губу и нос. Железистый привкус крови во рту. Поднялся, под напором сзади

полез к выходу.

«Вот тебе и лыжи-велосипеды», - подумал он и вывалился наружу, на надувной трап.

Фюзеляж лежал на земле, поэтому лететь было невысоко. Однако он наткнулся на замешкавшегося

внизу другого пассажира, упал на колено, попробовал подняться и тут же закричал от боли.

В тот же момент люди в ярких комбезах подхватили, уложили на носилки и понесли прочь, к

зданию терминала. Он сообразил, что из-за измазанного кровью лица его приняли за

тяжелораненого. Навстречу по бетонке взлетного поля с разных сторон неслись кареты «скорой

помощи» и пожарные машины.

«Портфель со всеми документами в салоне. И со всеми деньгами, правда, тоже. Зато шанс

исчезнуть… совсем», - крутилось в голове, пока его тащили до чего-то вроде сборного пункта, к

которому непрерывно подъезжали машины «скорой» и тут же, забрав очередного раненого,

отправлялись обратно. Ждавшие своей очереди пострадавшие лежали на носилках, между ними

метались врачи. Ссохшиеся тряпки грязно-бордового цвета повсюду, шмотки бинтов, обертки от

лекарств и использованные шприцы.

- How are you? – по-английски спросил его человек в форме.

- Well, - он вытер лицо, желая показать, что с ним все относительно нормально, что не надо тратить

на него сейчас время.

«Тема бегства в экзистенциальной философии, блин. Исчезнуть, спрятаться, убежать…

Слова-то какие трусливые. Жалкие какие–то словечки», - эта неожиданная, но очень простая и

убедительная мысль многое меняла.

Пожарные притащили и поставили рядом еще одни носилки. Спасатели громко кричали,

звали врача, как он понял. На носилках лежала пожилая женщина. Кровавая каша вместо живота.

Она из последних сил чуть слышно постанывала.

«Вот и убежал. Самолеты уже начали падать. А если бы он поднялся чуть выше? Метров на

50?»

Он снова оглянулся на ту женщину по соседству. Ухоженная дородная дама, лет 55,

примерно. Хорошо одета. «На кого она похожа?» Ответ на этот вопрос пришел сам собой и заставил

его вздрогнуть.

Женщина вдруг резко вскрикнула, дернулась всем телом, попытавшись подняться, и нелепо

завалилась на бок. И затихла. Никто не успел даже нагнуться. Только тогда появились врачи,

искусственное дыхание, адреналин в сердце….

«Обреченные. . Обреченные видеть Замысел и следовать ему. И всегда отвечать за слабых,

которые вокруг. Которые сами отвечают только за себя. Обреченные всегда делать то, что должно.

Просто делать. Не спрашивать и не рассчитывать. Вот и весь ответ на все загадки».

Он сел на носилки; снова вытер рукавом порванного пиджака лицо, только уже с силой,

словно убирая что-то, накрепко прилипшее к лицу.

«Путь к себе, говорите? Что ж, значит, тот офицер должен вернуться. Верный Пантелеич

снова выручил, подсказал дорогу…»

Он начал подниматься.

«Смешно. Господин Корнилов уверен, что играет красивую партию. Только перепутал свое

место и место Его. Это не шахматы… Нельзя… слабых искушать. И пытаться не следует».

Он встал, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от боли, и поковылял к зданию аэропорта.

Из-за суматохи с безуспешными попытками реанимации на него никто не обратил внимания.

Санитары относили соседние носилки в сторону. Где уже стояли несколько, целиком накрытые

плотной черной пленкой.

Внутри терминала была паника. Сотни людей метались по закрытому помещению, как будто

там тоже произошла авария. Он потихоньку брел вперед, придерживаясь за стены.

Приоткрытая дверь. Staf only. Ключик в замке. Зашел внутрь, закрыл дверь изнутри.

Подошел к зеркалу. Не сразу узнал себя. И не только из-за поседевших висков и разбитой

губы. Умылся, приложил платок к расквашенной губе. Ссадина на лбу немного кровила. Кое-как

пригладил волосы.

«Спасибо тебе, тренер!» - пробормотал он. – «Успел сгруппироваться, обошелся малой

кровью». Усмехнулся тому, как точно подходило к моменту расхожее выражение.

Критически оглядел порванный пиджак (куртка, как и портфель, осталась на полке для

ручной клади в самолете), снял, проверил карманы. В одном из них нашлась кредитка First-Банка.

Он повертел ее в руках.

«Что ж, тем проще. Любен помогает, бескорыстно или нет – другой вопрос… воспользуемся

его помощью. Я иду».

Он сунул пиджак в урну и вышел в зал. Там продолжалась дикая кутерьма. Полицейские

пытались успокоить мечущихся, как куры пассажиров, деловито сновали медики. Он огляделся,

увидел то, что ему было нужно.

Прихрамывающий человек, хоть и в одной рубашке, с ссадиной на лбу и разбитой губой был

никому не интересен. Он прошел к банкомату со знакомым логотипом. Крупнейший российский банк

уже начал экспансию у братушек? Sorry, for technical reasons, the ATM is temporarily not working.

Сверху лежала цепочка, которая показалась знакомой. Он взял ее, потянул, понял, что она

закреплена на тыльной стороне шкафа. Секунду поколебавшись, залез туда рукой и достал

небольшой конверт. Разорвал.

В конверте находились Паспорт гражданина Российской Федерации и загранпаспорт. Он

пролистал бордовые книжечки. Не удивился, увидев свою фотографию. В документах значилось

«Фаддей Федорович Стариков».

Также там обнаружились Юлин медальон, кредитная карта Болгарского Инвестиционного

Банка и небольшая записка на плотной бумаге. Он прочитал:

«Как трагично, порой, звучит Его музыка, не правда ли? Тебе предстоит сделать выбор. Ты

можешь лететь либо в Москву, либо в любое место на земле. Деньги на карте – за гостиницу,

которую я, считай, у тебя купил. Если выберешь исчезнуть – забудь о существовании нас всех, и

тебя никто не тронет. Если нет, останешься обреченным навсегда».

С новой строки:

«Германа Корнилова в Италии звали Гера-падальщик».

Вместо подписи:

«Мы встретимся или очень скоро, или уже в следующий раз».

Еще к бумаге был прицеплен маленький кончик волчьего хвоста.

«Смайл бы еще нарисовал», - улыбнулся Фаддей. - «Не бьется у тебя, Любен, не бьется.

Нельзя предавать самого себя. Сам сказал. Проверочки все…»

И добавил уже почти вслух:

- Доброй охоты!

Тяжелая черная «шестерка» аккуратно протиснулась сквозь сплошные ряды автомобилей и

остановилась у тротуара.

Оставшиеся пятнадцать минут он хотел просто подышать морозным сухим воздухом поздней

московской осени. Опять полшестого, Ленинградский проспект, холодно. Спокойные серые краски

пасмурного неба уравновешивали напряжение и вечное беспокойство Великого Города. Он вышел

на тротуар, закурил, поправил шарф. Слегка сморщившись от боли (коленка, на которую он

приземлился, спускаясь из аварийного выхода аэробуса А319, еще болела), прошелся по высокому

бордюру, не слишком ловко, правда. Некоторые из спешащих прохожих с удивлением оглядывались

на пируэты, который выделывал высокий господин в хорошем пальто.

Медленное движение гудящего потока машин по Ленинградке напомнило ему неумолимое

течение его родной Реки. «Интересно, если потренироваться, можно запускать камушки по крышам

машин так, чтобы они перепрыгивали с одной на другую?» - Фаддей вспомнил, как однажды в

детстве, таким же пасмурным днем отец учил его делать «блинчики» по воде. Он спрыгнул с

бордюра. Улыбнулся, представив себе, как плоский камень скачет по лакированным крышам. «По

крышам…» - проговорил вполголоса. Зажмурился, распрямил плечи, покачал головой, как бы

разминая шею, и сделал вдох полной грудью.

Быстро темнело. Разноцветными огнями разгоралась уличная иллюминация.

Фаддей проснулся совсем недавно. Два последних дня казались бесконечными. Рейс

Пловдив-Москва, канитель с оформлением машины в огромном автоцентре на окраине. Права из

интернета, вчера долго ждал в заведении японской кухни, пока, наконец, не явились развеселые

молодые ребята и не вручили ему нужную пластиковую карточку. Потом проспекты ночной столицы,

параллельный слалом с невероятно спешившим куда-то (не в аэропорт ли?) лимузином с

трехлучевой звездой на капоте.

МКАД, развязка на Каширку, высоченная эстакада. Огромный, похожий на дачный домик

тягач Renault шел своим рядом, с разрешенной здесь немаленькой скоростью. Опытнейший

водитель «Мерседеса» что-то не рассчитал, видимо из-за темноты, и попытался выскочить на шоссе

перед самым носом у грузовика. Мощнейшим ударом грузный S-класс швырнуло на бетонные

ограждения, он перевалился через них, сделал в воздухе еще один оборот вокруг своей оси и

крышей вниз рухнул на землю.

Грузовик опрокинулся набок, по инерции его еще долго тащило вперед по бетонному

покрытию. По счастью, других машин рядом не оказалось. Кроме «Ауди» Фаддея. Он сбросил

скорость в нужный момент, остановился, наблюдая, как задние габариты «Мерседеса» рисуют

красные спирали по ночной черноте. Вспышка внизу под эстакадой. Фаддей аккуратно объехал

почти перегородивший дорогу здоровенный тягач и нажал на газ. Становиться фигурантом

милицейских протоколов, пусть и в качестве свидетеля, ему не было никакого резона.

Фаддей еще раз посмотрел на сумеречное московское небо. Достал телефон, проверил,

сколько времени.

«Пора. Не стоит заставлять Жанну ждать. У нее сейчас много забот. Но прежде надо сделать

еще один звонок».

Он сел в машину, зажигание, ожил мощный мотор.

- Я буду через 10 минут. Спускайся.

На крыльце служебного входа спорткомплекса «Звезда» курили красивая женщина средних

лет и высокий худощавый шатен с седыми висками и припудренной ссадиной на лбу. Она, похоже,

немного волновалась, временами поводила плечами в элегантном манто поверх строгого темного

платья и поправляла черный платок, изящно наброшенный на голову. Иногда женщина казалась

похожей на актрису Анджелину Джоли.

- Извини, выдернул тебя прямо с минуты молчания. Странно, что игру еще не отменили.

- Думаете, мне интересно там находиться? Делать мне там нечего даже по протоколу. Мы же не

были женаты официально, - с легким раздражением ответила Жанна.

- Все равно, ведь не один год вместе… Да, выбор женщинам не дан… Каково это - столько лет быть

с ним, потому, что так… должно?

- Я сирота. Мать бросила меня в роддоме. Нина рассказала, что я приемная дочь и объяснила,

отчего ни у нее, ни у меня никогда не будет детей, когда мне было семнадцать. Я тогда не могла

понять, почему вокруг столько ухажеров, а у меня ни разу ни к кому не появилось чувств. Про

которые только и говорили все мои подружки. Почему я легко шла на близость, а потом изводила

парней безразличием. Пока один не попытался повеситься.

- Интересные у тебя были переживания в пубертатном возрасте, - покачал головой Фаддей.

- Женщинам, таким как мы, не дан выбор. Мы рождаемся… обреченными. Мы только воплощаем

Его замысел… Поэтому не рассуждаем и не оцениваем. – Жанна отвернулась.

- Скажи, пожалуйста, куда ты дела Горенко?

- В воскресенье он сел в самолет и полетел в Дели. Он давно хотел побывать в Непале.

- А самолет – долетел? – усмехнулся Фаддей.

- Я не вижу причин, чтобы ему не долететь.

- Шучу.

- Бедный Эдик так впечатлился Любеновским трепом про свет, так испугался, что попал в когтистые

лапы сил Зла… - Жанна как бы изобразила сожаление.

- Он решил, что Любен и Корнилов – это просто черти. А ты – их прислужница. Не очень далек от

истины оказался, по правде-то! – засмеялся Фаддей.

- Ага. Не совсем случайный, как говорится… человек.

- А безвременно оставивший нас в результате нелепой автокатастрофы господин банкир – неужели

даже этого не увидел?

- Не находите, что какая-то слишком… циничная ирония, с Вашей стороны, на мой взгляд. Извините.

- Таков был покойный.

- Конечно нет, он думал, что я выполню его приказ. Он же серьезно считал, что имеет возможность

приказывать. И раз Вы заговорили о Горенко. Может, ему все-таки растолковать, что он

действительно никого не убивал? Что это был собственный выбор Иноземцева?

- Нет, – отрезал Стариков. - Горенко же ехал убивать. Он себе это разрешил тогда – теперь пусть так

и живет. И еще. Я надеюсь, что о семьях водителя и охранника позаботятся?

- Разумеется. Эх, попали ребятки под раздачу ни за что ни про что…

- Не так, Жанночка, - прервал ее Фаддей. – Ни за что ни про что ничего не бывает. Это как с теми

двумя, которые Иноземцева… Которые так странно потом утонули. Конечно, их слабые мозги легко

поддались энергии смерти, которая шла от Славы. Но кирпичи-то они тогда в руки сами взяли! Они

сами были готовы к этому! А молодчики Корнилова – сколько на них всего? Не тебе рассказывать.

Он замолчал. И добавил:

- Еще Петьке отправь… бутылку «Курвуазье» хорошего. А то нехорошо с ним как-то получилось, -

рассмеялся Фаддей.

Они некоторое время стояли молча. Из открытых дверей уже доносился гвалт, всегда

сопровождающий спортивные зрелища. Матч начался.

- Я пойду, посмотрю-таки игру, - улыбнулся он.

- А я к матушке вернусь.

- Как она?

- Очень плохо последнее время. Средиземноморский воздух ей совсем не помогает. Она так ждала, что, наконец, в нашей стае будет свой вожак. А не это фуфло. Все переживала.

- Не думала же баба Нина, что история, начавшаяся перед сражением у городка Ески-Загра, может

остаться не законченной? - он как бы задумался. - Хотя и Любен ведь тоже…

Жанна промолчала в ответ. Перевела разговор:

- Я рада за Алису. Она оказалась в довольно неловком, мягко скажем, положении… Бейдж вот,

кстати, возьмите.

- Тогда до свиданья!

- Прощайте!

- Уверена? – он подмигнул ей.

- Ой, пойду я, – Жанна всплеснула руками и спустилась к ожидавшему лимузину.

«Прощай, Жанна… Тебе будет хорошо в Бари. Одной. А с Любеном надо поговорить. Теперь

уже без дураков. И сдается, не последний это мой… VIP-клиент», - думал Фаддей, рассеяно

наблюдая за игрой с верхнего ряда трибуны.

Он давно заметил, что некий странный субъект пристально смотрит на него из прохода под

трибунами. Собственно, единственной странностью во внешнем виде субъекта был пижонский

шейный платок, совсем не подходивший к вполне будничному костюму. А так – аккуратно одетый

невыразительный дядька, в возрасте уже…

Стариков скривился и демонстративно отвернулся. Рабочую программу на сегодняшний день

он считал для себя законченной.

Глава 16.

- Телеканал «Спорт» продолжает трансляцию матча-открытия очередного женского первенства

страны по волейболу, в котором московская «Звезда» принимает екатеринбургскую «Уралочку».

Несмотря на трагические события, случившиеся накануне этого матча, после двух партий москвички

ведут 2-0, - энергично тарахтел комментатор. Камера тем временем ползала по полупустым

трибунам. Любен выключил телевизор и задумчиво произнес:

- Выбрал, значит… Что ж, придется еще встретиться, - он подошел к окну. Солнце отбрасывало

последние лучи на вершину Тодорки. – А мы еще на кое-что годны, оказывается. Путь для «Потока»

расчищен, господин финансовый гений, который посчитал, что получил не гарантии, а индульгенцию, совершил неудачный полет аккуратно тогда, когда сделал свое дело. Только вот еще с неким

Фаддеем Стариковым придется иметь не самый приятный разговор. Ну не без того…

Он помолчал, сложил руки за спиной, прошелся по комнате. Снова посмотрел на багровые от

заката вершины.

- Вышло так, как должно, – кивнул кому-то Любен. – Один доблестный офицер когда-то до конца

остался верен своему долгу. А своим надо помогать… вспомнить…

Ночь на третий день штурма Шипки удивляла прохладой и сыростью после убийственной

дневной жары. Подполковник Фаддей Линдстем только что скомандовал «Отбой!» по своему отряду

и с наслаждением теперь курил, спрятавшись между двумя громадными камнями от вполне

возможной пули. С наступлением темноты солдаты устало приводили в порядок и углубляли

ложементы и наращивали брустверы. Все больше штыками и котелками – шанцевым инструментом

в требуемом количестве полки на перевале никто снабдить не позаботился.

Однако настроение на позициях преобладало бодрое: первый штурм 9 августа был отбит с

громадными для наступавших потерями; прошедший день турки только палили как бешеные, но на

приступ не пошли. Зато упорно окапывались, почти уже у самого ската горы, и уже построили новые

батареи, возвышавшиеся над русской позицией. Линдстему все это очень не нравилось. Принявший

командование правым флангом вместо раненого в первый день князя Вяземского, он прекрасно

понимал, насколько неустойчиво и уязвимо положение обороняющихся.

«Сулейман дал нам уйти под Ески-Загрой, позавчера уложил тысячи своих солдат, погнав их

в лоб на скалу Святого Николая. Но рано или поздно он перестанет делать глупости. И совершит

обходной маневр, который напрашивается сам собой», - размышлял подполковник. - «И тогда наша

героическая сказка быстро закончится».

Откуда-то сверху скатился Пантелеич с чайником, который он бережно, как драгоценность,

держал перед собой.

- Пожалуйте чайку, ваше благородие! Добыл вот в лазарете! И сухари еще! – денщик раскладывал

все это на камнях с таким видом, будто пикник накрывал.

- Вот спасибо! Вот это замечательно! – Линдстем сообразил, что весь день ничего не ел. А горячего

чая не пил с тех пор, как ускоренным маршем позавчера утром выступил с брянцами на Шипку.

- Что солдаты говорят? – спросил он чуть погодя.

- А что говорят? Говорят, что кабы воды вдоволь было, сколько угодно бы турок здесь отбивали.

Слабы басурманы против нашего брата! Хоть тот аманат и говорил, что их на Коране поклясться

заставили, что Шипку возьмут, - Пантелеич кивнул вниз, под гору, куда с пулей в затылке днем

отправился упомянутый пленный, - а где им!

Линдстем раздраженно покачал головой и в последний раз пошел осматривать укрепления.

Весь отряд Столетова, защищавший Шипку, состоял из двух пехотных полков (Орловского и

Брянского) и пяти дружин болгарских ополченцев, сильно поредевших еще после Ески-Загры. И 30

орудий, из которых шесть трофейных турецких. Эти невеликие силы растянулись жидкой цепью по

обеим сторонам дороги, проходившей через перевал, на 7000 шагов. Граф Толстой, все тот же

приятель Линдстема, командовал обороной горы Св. Николая, которую турки попытались с ходу

взять в первый день штурма; полковник Липинский был во главе центральной позиции вокруг горы

Северной. Армия Сулейман-паши, как насчитали офицеры перед штурмом, достигала тысяч сорока

свежих, отлично вооруженных и ни в чем не нуждавшихся бойцов.

Отряд Линдстема занимал правый фланг позиции на шипкинском перевале. Далеко вперед

выдвинутый малочисленный авангард его стоял на Боковой горке. Над ним высилась так

называемая Лысая гора, на которой турки за прошедший день соорудили одну из новых батарей.

Стоявшая в тылу у Линдстема русская Центральная батарея четырьмя своими пушками этим

приготовлениям помешать не смогла. Да и снарядов оставалось все меньше. Артиллеристы берегли

их на случай штурма. Подполковник был уверен, что сегодня здесь и будет нанесен главный удар.

Недаром же в лесу вокруг Лысой целый день скапливались свежие турецкие таборы.

Многочисленные огни, горевшие сейчас там, как будто подтверждали его соображения.

«И здесь у нас не отвесные скаты, как у Толстого на Николае. От Лысой до центра всей

позиции через Боковую горку – чуть ли не ровная дорога. Все наши укрепления – неглубокие

ложементы да завалы из деревьев. Несомненно, здесь турки и начнут», - Линдстем прилег на

бруствер ложемента, в который уже раз напряженно всматриваясь в огни на Лысой.

«Месяц уже как Шипка наша. И вплоть до самого штурма старый мудрый инженер-генерал

Кренке строил дорогу через перевал, вместо того, чтобы рыть ложементы и укреплять батареи. А

теперь мы отбиваемся на тех слабых укреплениях, которые от турок же и остались. Все-таки война

всегда – цепь нелепостей и случайностей. Нелепых случайных совпадений», - грустно усмехнулся

подполковник. «Или наоборот? То, что мы принимаем за случайности, и есть на самом деле явления

Его замысла?»

Линдстем еще раз посмотрел на огни в турецком лагере. Ему показалось, что их стало еще

больше.

«И еще вода…» Вода, вернее, ее отсутствие, было чуть ли главной бедой оборонявшихся на

шипкинском перевале два прошедших дня. Единственный родник находился далеко внизу,

практически за позициями русских, тропинка до него простреливалась со всех сторон и к этому

времени уже превратилась в жуткую траншею между двумя валами из трупов.

«Капитан, приезжавший вечером в штаб Столетова, пообещал, что 4-я стрелковая бригада и

вся дивизия Драгомирова выступают в три утра. Единственный наш шанс здесь, что они успеют хотя

бы к полудню. Иначе нас просто раздавят», - пришел Линдстем к невеселому выводу и пошел назад.

У одного из завалов он обратил внимание на молодого пехотного офицера. Укрывшись

шинелью и подложив под голову кусок дерева, тот курил и смотрел на звезды. «Штабс-капитан

Никифоров, совсем ведь еще мальчик, только что получил повышение», - вспомнил Линдстем.

- Что Вы не спите, господин капитан?

Никифоров сбросил шинель, чтобы подняться, отдать честь, но подполковник жестом

остановил его.

- Да вот думаю о песне, которую солдаты пели, про погибшую душу. Кто эта душа? Не обо мне ли эта

песня? Что ж, если так, то когда-нибудь да надо… Но лучше бы позже, ведь жизнь так хороша, -

проговорил молодой офицер. Он заметно волновался, голос его слегка дрожал.

- Не могу одобрить Вашего лирического настроения, - Линдстем присел рядом. – Хотя и вполне Вас

понимаю. Единственное, в чем мы можем быть уверены, – что сегодня сделаем то, что должны, и

останемся верны присяге. Все остальное нам неведомо, а потому и думать об этом не стоит.

- Но хватит ли сил? Неужели отступать? Все будет решено своевременным приходом подкреплений,

ведь так? – Никифоров приподнялся на локте, говорил вполголоса, словно ища у командира

поддержки, словно надеясь, что ему известно нечто важное, но пока секретное, что может

разрешить все сомнения.

- Думаю, Вы ошибаетесь. Все уже решено, - задумчиво проговорил Линдстем. - Постарайтесь уснуть.

Это приказ, если хотите.

Подкрепления не подошли ни к десяти утра, как обещал ночной гонец, ни к полудню.

Прижатые с трех сторон к гребню перевала малочисленные части генерала Столетова все еще

держались. Не из последних сил. Последние силы давно закончились. Не верой в подход

подкреплений. Ибо никто в это уже не верил. Они держались из какого-то безнадежного упрямства, смирившись внутри себя со скорым и неизбежным концом.

К четырем часам дня остатки отряда Линдстема, то есть горстки солдат, совершенно

обессиленных двенадцатичасовым боем и ужасающей жарой, откатились к последнему рубежу, к

брустверам Центральной батареи.

Все открытое пространство между Лесным курганом, на котором передовые роты Линдстема

в пять утра встретили первую атаку, и неглубокой лощиной, за которой высились эти самые

брустверы, было покрыто сплошным черно-красным ковром из трупов, свинца и чугуна. Эти 300

шагов вокруг Боковой горки стали роковыми для турок. Преодолей они их чуть быстрее, прорвись в

центр русской позиции – и штурм мгновенно превратился бы в резню.

Линдстему в течение дня были переброшены все крошечные резервы, которые имелись в

распоряжении Столетова. Последняя рота пришла к нему на подмогу с Николая, с передовой

позиции. Толстой нашел возможность ослабить свой фронт, чтобы спасти фактически уничтоженный

правый фланг. Эти относительно свежие солдаты Брянского полка остановили турок на последнем

рубеже.

- Опять лезут нехристи, Ваше благородие…- Пантелеич смотрел на высыпавшую из леса новую

массу солдат в красных фесках. – Белены они, что ли объелись…

Действительно, турки быстро шли вперед, несмотря на страшное действие, которое

произвел залп картечными гранатами в их колоннах. Целые груды тел вырастали на месте каждого

разрыва, но им все было нипочем. В одних рубахах, только с патронными сумками за спиной, они

плотной массой двигались вперед, ободряемые сновавшими в их рядах муллами и предвкушением

близкой победы.

- Иди на батарею, узнай, сколько там еще снарядов, - негромко приказал Линдстем денщику. Каждый

ее выстрел давал короткую, но такую нужную передышку его пехотинцам.

- Подпустить поближе! – во весь голос скомандовал подполковник. – Целься!

- Залпом - пли! - крикнул он, чуть еще обождав.

Уверенные, что встречать их уже некому, турки от неожиданности смешались и после

третьего залпа отступили в лес. Еще одна отсрочка…

Линдстем обернулся к лежавшим рядом офицерам-брянцам.

- Похоже, господа, у нас остался простой выбор. Либо умереть с честью на этих камнях, либо

сдаться и быть изрубленными и поднятыми на штыки, - проговорил подполковник.

«Любопытно, - подумал он. – За 12 часов уши так привыкли к грохоту сражения, что

перестали его замечать. Можно разговаривать обычным голосом». Действительно, шипение и свист

пуль, гудение гранат, звон осколков, «ура», «алла», подвывание турецких рожков, стоны и крики –

все это слилось в один непрерывный монотонный гул.

Но чего-то в этом грохоте стало ему не достовать. Линдстем не мог понять, чего именно, и

потому тревожился. Ответ принес Пантелеич, и известие его подтвердило, что беспокоился

подполковник недаром.

- Ваше благородие, на батарее замки вынимают, уходить собрались, - прошептал старый денщик.

Линдстем рванулся, выскочил из ложемента, почти не пригибаясь, побежал к батарее.

Пантелеич, прихрамывая, поспешал следом.

Командир батареи, немолодой полковник Бенецкий суетливо метался между орудий и пустых

зарядных ящиков и лихорадочно отдавал последние распоряжения. По его резким, дерганым

движениям и срывающемуся голосу можно было заключить, что полковник несколько не в себе.

Артиллеристы меж тем уже откатывали орудия к дороге.

- Господин полковник! – крикнул ему Линдстем. – Что у Вас происходит?

- Что толку в батарее, на которой нет снарядов? И заряда картечи на орудие не осталось! – не

оборачиваясь, резко проговорил артиллерист. – Или Вы хотите, чтобы орудия достались туркам в

целости и сохранности?

Линдстем вплотную подошел к Бенецкому, с силой взял его за локоть, тихо сказал:

- Вы что, полковник? У нас есть приказ командира отряда «Держаться до последней крайности!»

Других не поступало. И мы должны приказ выполнить.

Бенецкий дернулся, посмотрел Фаддею в глаза и вдруг обмяк, сел на ящик.

- Да. Что это со мной, - глухо произнес он через минуту.

Командир батареи встал, привычным уверенным голосом отдал новую команду:

- Замки на место! Орудия – на бруствер! Картечью – заряжай!

Он сам подошел к разрушенному брустверу, решительно поднялся на него. Смерть от

попавшей прямо в висок шальной пули была мгновенной. Подбежавшие артиллеристы подхватили

тело своего командира.

Мощное и яростное «Алла!» вдали засвидетельствовало, что началась новая атака.

Линдстем растерянно огляделся. Похоже, на батарее не осталось ни одного офицера-артиллериста.

Но пушки должны стрелять! Хоть не прицельно, хоть в воздух…

- Господин подполковник! – Фаддей услышал за спиной высокий, почти детский голос. Обернулся.

Перед ним стоял артиллерийский подпоручик, совсем еще мальчик, в изодранных штанах и туфле

только на одной ноге.

- Разрешите принять командование батареей!

- Принимайте, черт возьми! Орудия должны открыть огонь! Сейчас же!

- Есть! – подпоручик поднес дрожащую руку к несуществующему козырьку. – Только вот посмотрите

туда, - он указал в сторону дороги. По ней, мимо замолчавшей батареи, быстро двигалась большая

группа легкораненых с перевязочного пункта. И к ним примыкали все новые солдаты и ополченцы.

Стихийное отступление началось.

- О, Господи, - прошептал Линдстем. Он добежал до отступающих, опередил их, встал перед

угрюмой толпой.

- Назад! Стой! Приказа об отступлении не было! Отступления нет! Подкрепления уже близко! Кругом!

Смирно! – Линдстем кричал все подряд, что ему приходило в голову, чтобы только остановить это

смертельно опасное движение. Мрачный Пантелеич стоял у него за спиной с винтовкой на изготовку.

Офицер схватил за грудки первого попавшегося солдата.

- Кто такой? Какая часть?

- Горнист второй роты Орловского полка Макаров Тимоша… Тимофей, - дрожащим голосом

пролепетал сутулый рыжий солдатик. Кепи не было, веснушчатое лицо от страха и от копоти стало

черно-белым. – Командира роты нашего на штыки взяли, руки отрубили, Ваше благородие, всех тут

убьют, - он чуть не плакал.

Линдстем наотмашь ударил его по лицу тыльной стороной ладони. От неожиданности солдат

потерял равновесие. Следующая пощечина сбила его с ног.

- Ты что, гнида, бежать? Все назад! За мной! – подполковник размахивал револьвером. Люди

останавливались, обступали его со всех сторон.

И в этот момент батарея дала залп!

- За мной! На позицию! – Линдстем воспользовался удачным моментом. Нестройная масса

подчинилась, побежала к ложементам, в которых отстреливались его солдаты.

Рота Третьей дружины болгарского ополчения весь день успешно отбивалась на крутом

откосе левее Лысой горы. Собственно, турки не пытались их атаковать, лишь прижимали к земле

беспрерывным обстрелом, не давая головы поднять. Болгары отвечали, как могли, но к четырем

часам они потеряли командира и всех офицеров и остались практически без патронов. Теперь

фески, числом не меньше табора, полезли прямо на них, чтобы обойти откатившихся к лощине

перед батареей солдат Линдстема.

Остатками роты теперь командовал рядовой ополчения Бенев.

- Дидо, патронов больше нет! Дидо, окружают нас! – кричали ему со всех сторон.

Действительно, красные фески виднелись уже справа и слева от камней, за которыми укрылись

ополченцы.

- Что ж такое! – ругался рядом красивый молодой ополченец. Он швырнул вниз винтовку. – Вторая

уже за день! Старье поганое! – и плюнул ей вслед.

- А ты турецкую возьми. Как я, - ответил ему Бенев. – Вон их внизу сколько!

Позади раздался грохот. Панайот оглянулся. Замолчавшая уже насовсем, как он думал,

Центральная батарея неожиданно дала залп. И почти сразу же из-за ее брустверов высыпали

русские солдаты. Их было мало, но они возвращались в ложементы!

Бенев поднялся, выпрямился во весь свой немаленький рост и прокричал:

- Это наша гора, это наши камни! Вспомните о ваших матерях и дочерях! Думайте о ваших женах!

Наша свобода здесь! За мной! Напре-е-е-д! ! Бей их! !

Несколько десятков ополченцев ринулись вниз. Орудуя винтовками, как дубинами, они

сшибали турок с крутяка, схватывались в рукопашную. Пока фески не откатились назад.

- Отходим к батарее! – Панайот тяжело дышал, оттого громко скомандовать у него не получилось. Но

это было и не нужно. Слишком мало осталось в живых солдат бывшей роты, что бы кто-то его не

услышал.

Линдстем улегся спиной на бруствер, с трудом переломил револьвер, вытряхнул

отстрелянные гильзы. Пантелеич подал ему фляжку с водой.

- Что осталось, Ваше благородие… Глотните, - он замялся.

- Напоследок, хотел сказать? – усмехнулся подполковник.

Слева подошли несколько болгарских ополченцев во главе с могучим бородачом. «Тот самый

странный болгарин», - отметил про себя Линдстем. «Опять нас судьба столкнула».

- 8 рота, Третья дружина, - начал рапортовать Бенев, но подполковник жестом остановил его.

- Не трудись, солдат. В ложементах еще есть патроны. Раздай своим.

Бой замер на несколько минут. На Лысой и на Лесной неспешно выстраивалась турецкая

кавалерия. Для последнего, завершающего удара. Чтобы рассеять, растоптать, изрубить в мелкий

фарш всех, остававшихся еще на русских позициях. Последние солдаты несуществующего уже

отряда Линдстема собрались у укреплений Центральной батареи, которые теперь больше походили

на бесформенные отвалы земли. Артиллеристы отвязали банники от орудий и встали в ряд с

пехотинцами. Они приготовились. Выполнить приказ. Исполнить долг. До последнего.

Вышло иначе. Накопившаяся критическая масса действий и событий воплотилась в

моментальную развязку. Мужество и героизм солдат, талант полковников и генералов, стойкость и

подвиг – все это было ради одной минуты. В которую решилась судьба страшного боя 11 августа,

сражения за Шипку, и, как потом выяснилось, всей войны.

Командир 23-го Донского полка, прикрывавшего от черкесов тылы отряда Столетова,

отправил своих коноводов навстречу стрелковой бригаде, весь день уже в сорокаградусную жару

маршировавшую вверх по дороге на Шипку. Казаки встретили стрелков у телеграфной будки, в шести

с половиной верстах от места боя. Пехотинцы головной роты по двое, по трое взгромоздились на

коней и таким образом были доставлены на перевал в самый решительный момент. Первая группа

поручика Буфало, всего 205 бойцов 16-го стрелкового батальона подошли точно к «Центральной»

батарее и с ходу бросилась в атаку. Часы показывали начало шестого вечера.

Линдстем смотрел на надвигавшиеся дружные цепи стрелков и не верил своим глазам.

Наконец, он понял. С усилием поднялся на ноги, взмахнул саблей над головой, готовый повести

своих измученных воинов в последнюю контратаку. Решающую. Рядом выбирался из окопа большой

болгарин.

- Мы победили! За мно… - только и успел прокричать Линдстем.

Плотная трескотня выстрелов навстречу. Засевшие за камнями, совсем близко от

укреплений «Центральной» батареи, турецкие стрелки пытались остановить натиск не пойми откуда

взявшихся русских.

Они с Беневым упали одновременно. Фаддей почувствовал, как дважды разорвалась его

грудь, успел увидеть смеющиеся глаза, ямочки на щеках, губы…

- Прости меня, Господи, - просипел подполковник.

Маленькая свинцовая дрянь в животе разрослась уже до раскаленного шара приличных

размеров. Однако из богатого своего опыта Панайот мог заключить, что жив он останется. Доктор

вытащит пулю, и он оклемается, он себя поднимет. Он достал из-за пазухи маленький серебряный

медальон, похожий издали на крест в круге, поцеловал его. Повернул голову. Пантелеич, опять

получивший свинца в больную ногу, дополз до тела Линдстема.

- Как же, Ваше Благородие! Как же мне-то теперь… Недоглядел, старый… Как же я теперича жить-то

останусь, так вот… - плакал бывалый казак.

«Как трагично порой звучит Его музыка», - несмотря на боль, болгарин удивился невесть

откуда взявшейся в голове странной мысли.

Вслед за 4-й стрелковой бригадой на перевал вышли свежие полки дивизии Драгомирова и

сходу двинулись в атаку. Руководил боем лично генерал Радецкий, командир 8-го армейского

корпуса. К концу дня положение было восстановлено по всему периметру обороны. Началась

длившаяся четыре месяца защита перевала, «Шипкинское сидение», закончившееся окружением и

капитуляцией турецких войск между деревнями Шейново и Шипка. После чего блистательная Порта

вскорости запросила мира.

- С возвращением, - Любен выпрямился, одернул свитер, как бы поправляя несуществующую

гимнастерку. – Ваше Благородие! История, начавшаяся перед сражением у городка Ески-Загра,

теперь закончена. До встречи!

Эпилог.

В холле у служебного входа Дворца спорта «Звезда» было тесно. Алиса поднялась из

раздевалок одной из последних. Журналисты, дожидавшиеся ее, чтобы взять комментарий по

поводу трагической гибели президента клуба, дружно направились к всегдашнему спикеру. Она на

секунду остановилась, еле заметно вздохнула и приготовилась говорить придуманный еще утром и

не раз уже повторенный в телефонных интервью текст. Но обернулась. Фаддей, чуть прихрамывая,

шел прямо к ней по длинному узкому коридору административной части спорткомплекса.

- Привет. Я приехал.

- Долго же ты искал свой паспорт! – Алиса принялась было иронизировать, как обычно, но осеклась, заметив его опухшую губу, седину на висках и нечто еще.

- И нашел другой.

Он подошел еще ближе. Корреспонденты устремились к главному тренеру столичной

команды, знаменитому Мармолю, по странному стечению обстоятельств как раз появившемуся в

вестибюле.

- Я люблю тебя, Алиса. Очень давно. Я хочу, чтобы ты была со мной. Машина внизу. Пойдем, -

сказал Стариков.

Фаддей слез с беспорядочно-живописной кровати. Поднял подушку, отчего-то оказавшуюся

на полу. Подошел к аудиосистеме, довольно долго водил пальцем по стеклу чудесного устройства, подключенного к ней, искал в плей-листе нужный трек. Выбрал, крутанул слегка ручку громкости.

Очаровательные струнные гармонии Вивальди зазвучали из мощных динамиков, заполнили

пространство. Алиса не шевелилась, лежала на животе, только глазами следила за ним.

- Пойду покурю и в душ, - Фаддей босиком зашлепал по приятному ногам паркету пустой съемной

квартиры. Он зашел на кухню, включил вытяжку, потом открыл окно. Ночная темень за стеклом уже

не казалась совсем безнадежной.

Алиса подкралась сзади, обняла его за живот, прижалась всем телом, уткнулась губами в

плечо.

- Я чувствую себя кругом обманутой… Ты недавно обещал, что больше не будешь курить, - шептала

она.

- Елки-палки, забыл! Все, выполняю обещание. - Фаддей выкинул сигарету в желтоватую фонарную

муть московского рассвета.

– И вообще, исчез совсем, ни звонка, ни смс-ки, и, в конце концов, приехал какой-то полуседой

мужик, перебитый весь, которого я не знаю совсем…

- До сих пор? – он улыбнулся.

- Ну не до конца еще…

- Это надо исправить, - мужчина повернулся к ней лицом.

- Не знаю, кто ты, но я тебя люблю, - выдохнула женщина.

За окном стало совсем светло. Первые крохотные снежинки осторожно опускались к земле.

… У нее были мягкие и нежные губы…

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg