«Век рыцарей»

Я готов был протянуть руку дружбы благородному противнику, лицом к лицу сходившемуся со мной в честном поединке, но никогда не будет от меня пощады трусливому врагу, наносящему удар в спину.

Отто Скорцени[1].

Страшно хотелось спать.

Ханс не сомневался, что спать хочется не только ему. Весь экипаж уже вторые сутки на ногах и было бы странным, если кто-то из его подчиненных в эту минуту не спал. Совсем рядом убаюкивающе гудела песчаная буря и казалось, что они летят куда-то далеко-далеко на самолете. Туда, где нет войны, туда, где цветут цветы и растут раскидистые деревья. Там живут самые красивые девушки и самое вкусное пиво льется рекой. Картина земного рая постепенно обретала четкость, играя красками в воображении, разбушевавшемся подобно хозяйничавшей за стенкой буре.

Не раз и не два возникали у Ханса странные видения, возвращавшие его к временам мирной жизни в довоенной Германии. Это было похоже на мираж. Да, именно так. Если мираж появляется, то он реален. То есть не он сам, а то, копией чего он является. Это им всем объясняли сразу после того, как отправили сюда. Так же как и способы выживания в пустыне. Он знал проблема в том, что оригинал миража находится слишком далеко от того места, где появляется мираж. Пустыня же просто играет злую шутку с человеком, заблудившимся в ней. Они вчетвером были как раз такими заблудившимися. Хотя, впрочем, в том, что они отбились от своих, были свои плюсы. Впервые за несколько недель непрерывных боев можно было поспать. До этого каждую секунду мирный сон мог быть прерван канонадой артподготовки, воем самолета или чьим-то голосом, рвавшимся на волю из радиостанции. Бой затих, поглощенный бурей, и Ханс смог наконец погрузиться в мечты.

Странно, но чаще всего ему снились деревья и цветы. Раньше он не ценил мягкой тени зеленых деревьев и аромата цветов, сорванных на соседской клумбе в подарок симпатичной фройляйн. Верно говорят:

«По-настоящему что-то оценишь, когда это потеряешь». Когда круглые сутки видишь только песок и солнце в монотонно голубом небе, так хочется вернутся в сладкий, тающий на глазах мираж. Хотя бы можно спокойно отдохнуть до тех пор, пока буря не кончится. Хансу вдруг пришла в голову мысль: «А что будет, когда она кончится? Что будет с нами тогда?»

Ханс решил не думать о грустном и устроился поудобнее, чтобы поспать еще. Хотя слово «поудобнее» вряд ли годится для танка. Даже для немецкого, и даже для командирского.

Некоторая свобода, свойственная командирской машине, была ему в новинку. Дело в том, что в одном из боев его машину подбили. Экипаж лишился не только машины, но и радиста. Оберст[2], командир их части, в тот день пересел на бронетранспортер, а чтобы его танк не стоял без дела, Хансу и поручили на нем вести часть в бой, держа радиосвязь со штабом. Чтобы руководить разбросанными по пустыне взводами и ротами танков, оберсту нужна была более мощная радиостанция, а Хансу, которого полковник давно хотел повысить в звании, хватило бы и танковой. Сыграл свою роль неполный экипаж. Однако Ханс прекрасно понимал, что поездка на командирской машине не есть акт предрасположенности к нему начальства. Просто теперь все, что могло двигаться отправлялось в бой. С того момента, как они ранней весной сорок первого ступили на выжженную солнцем землю Африки, многое изменилось. Тогда Ханс был новичком и волновался, стараясь не ударить в грязь лицом. На всю жизнь запомнил он свой первый бой.

Неожиданный и быстрый.

Он сидел на броне, поглощая консервы, когда кто-то вскрикнул рядом. Загрохотали выстрелы танковых орудий, и раньше, чем он успел уронить ложку, все было кончено. На окраине городка чадили два английских танка, неподалеку дым валил из такой же «трешки»[3], как та, на которой он сидел.

Именно после этого он осознал близость смерти в этой чертовой пустыне и понял, что она будет ходить за ним по пятам. За год с лишним он видел ее много раз. Все это время Северная Африка полыхала огнем войны, принесенной сюда из Европы.

Когда генерал Роммель и первые части того, что теперь называлось «Немецкий Африканский корпус», высадились в Триполи, итальянцы, пытавшиеся вытеснить из Африки англичан, были прижаты к краю бездны поражения. Еще когда Ханс впервые увидел Ромммеля, ему стало ясно, что на месте сидеть не придется. И он оказался прав. Отличная техника, умелые командиры и отважные солдаты сделали свое дело. Уже четвертого апреля они вошли в Бенгази, пройдя почти всю Ливийскую пустыню. До ноября, отбивая ожесточенные атаки англичан, они пытались взять крепость Тобрук у границы Ливии и Египта, но фортуна изменила им. Транспортные конвои исправно шли на дно, атакуемые английскими кораблями и самолетами. Солдаты были измотаны. Танков оставалось все меньше. Ханс прекрасно помнил горький вкус первых поражений, когда пришлось отступать по земле, обильно политой кровью товарищей.

Отдав добрую половину захваченного, он и его товарищи только в январе сорок второго смогли вновь двинутся вперед. Теперь все могло повториться. Хансу часто приходила в голову эта мысль, когда он смотрел на карту. Подкрепления, обещанные им, уходили на Восточный фронт. Снабжение оставалось скудным и то и дело грозило вообще прерваться. Теперь бензин ценился выше еды и воды, потому что люди могли двигаться вперед без пищи некоторое время, а машины и танки становились бесполезными без топлива. Приближаясь к границе Египта, армия Роммеля отдалялась от тех баз, через которые итальянцы еще отваживались снабжать войска. Теперь использовались все возможные ресурсы людей и техники и даже больше. Ханс несколько раз видел, как проносятся мимо английские грузовики с немецкими солдатами в кузове. Часто он замечал и трофейные танки с наспех нарисованными крестами. И что греха таить — в баке его танка плескался английский бензин.

Ханс осознавал, что важно было пустить в бой все танки. Даже командирский, у которого из-за второй, более мощной, радиостанции внутри совсем не оставалось места и пушка была деревянной. Да, черт возьми, они были прекрасной мишенью, но изъян был заметен лишь вблизи, а значит, был и шанс победить. В бою Ханс корректировал действия своих товарищей до тех пор, пока это было возможно. Он немного разбирался в радио и не пожалел о том, что у его машины нет пушки. Теперь у каждого экипажа появилась пара лишних глаз, глаз зорких, глаз танкиста, прошедшего немало боев.

Но вот бой кончился. Ханс даже не заметил, как выпал из водоворота огня и дыма. Теперь они блуждали по пустыне, пытаясь понять где свои, а где чужие. Войска сторон перемешались во второй битве под Тобруком. Наступающие немцы и отступающие англичане. Отступающие немцы и наступающие англичане.

Рация больше не работала, поэтому не было ничего странного в том, что Ханс не решился продолжать путь. Да! Сейчас бы пригодился Гюнтер. Их радист. Замечательный парень, о котором Ханс вспомнил только теперь.

Парень погиб случайно. Сбежал из госпиталя, когда узнал, что начинается наступление. В первой же стычке танк получил пробоину, и Ханс проклинал себя за то, что разрешил Гюнтеру идти в бой, помогая вытаскивать его окровавленное тело из машины.

Долговязый очкарик Гюнтер часто вызывал у окружающих насмешки, но славился непревзойденным умением заставить работать любую радиостанцию и чрезвычайным упорством и настойчивостью, без которых этого невозможно было добиться. Но даже это упорство не помогло ему в неравной борьбе с пустыней. Гюнтер молчал о том, что плохо себя чувствует, пока мог стоять на ногах. Когда однажды Ханс вышел из палатки госпиталя и побрел к танку, он понял и еще одну вещь. Пустыня — вот главный противник. Не англичане, а эта чертова проклятая пустыня, высасывавшая из людей все силы. Здесь или ты станешь достаточно сильным, чтобы выдерживать ежедневные марши под палящим солнцем, пронизывающий холодный ветер ночей и непрерывные бои, или тебя добьет даже обычная мелкая болячка, которая покажется истощенному организму чумой или проказой.

Ханс уже видел здоровых мужиков, которых побеждала одна тонкая линия. Линия горизонта. Когда месяцы напролет видишь вокруг только пустыню и эту далекую линию и ждешь, что на ней появится хоть что-нибудь, можно сойти с ума. Любая, даже самая незначительная, хворь перерастала в смертельную болезнь, многократно умноженная безнадежностью и усталостью. А линия горизонта была все так же пуста, действуя на нервы даже больше, чем проносящиеся иногда над головой английские самолеты.

Однако, несмотря на все это, и Ханс, и его экипаж, и весь Африканский корпус продолжали сражаться с изо дня в день пребывающими силами неприятеля. Полководческий гений Эрвина Роммеля, которого даже враги уважительно звали теперь «Лис пустыни», всякий раз заставлял врага отступать под ударами редеющих танковых отрядов его корпуса. Если человек выдерживал в пустыне некоторое время и не начинал трогаться умом или сдавать здоровьем, из него получался отличный воин. Главная идея состояла в том, чтобы не потерять цель. У Ханса была цель и сейчас он видел ее. Мир. Мир…

Мираж. Ханс открыл глаза, проклиная себя за слабость. Буря уже стихла, а он проспал это. Глаза можно было снова закрыть, потому что вокруг стоял абсолютный мрак. Чтобы защититься от бури все смотровые щели и оптику закрыли, поэтому действовать надо было наощупь. Под правой ногой обнаружилось что-то мягкое. Ханс слегка попинал это ногой. Раздался недовольный возглас:

— Какого черта надо?

Голос был узнаваем.

— Вальтер? — обратился Ханс в темноту, скрывавшую наводчика.

— Да, герр лейтенант? — услышал он в ответ.

— Извини. Буря кончилась. Разбуди Отто и Карла. Я попробую осмотреться.

— Так точно, — произнес заспанный голос.

Стараясь не наступать на подчиненных, спящих где попало, Ханс попробовал встать и открыть командирский люк башни. При всем «удобстве», их танк явно не был предназначен для сна. Наконец, изловчившись, он открыл створки люка и подтянулся на свое обычное место. Стоя на командирском сидении, он высунулся из люка, старательно защищая от повреждений висевший на шее бинокль. Тряхнув головой и протерев глаза, Ханс принялся за осмотр машины. Вроде все в порядке. Сильно не засыпало. Моторное отделение плотно закрыто брезентом, а значит сильно не засорено.

«Пора осмотреться вокруг», — решил он, пытаясь заставить открыться глаза, превратившиеся на ярком солнце в узкие амбразуры, ограниченные висками.

Наконец светобоязнь удалось побороть.

Все тот же горизонт и та же пустыня. Сзади. Слева. Справа. Переступив ногами, он развернулся лицом по ходу движения танка и увидел…

мираж? Нет. Слишком много таких «миражей» он повстречал за последний год. В ста или ста пятидесяти метрах от его танка стоял другой. Не было сомнения в том, что это англичане. Если немцы использовали трофейные танки, то перед тем, как воевать на них, изображали на корпусе и башне несколько крестов, чтобы случайно не подбили свои.

Ханс застыл в нерешительности. Ствол вражеской пушки смотрел прямо на него. То ли случайно, то ли нет, но башня была повернута в его сторону, являя собой самый неприятный вариант развития событий.

Наконец, выйдя из ступора, он резко присел, убрав голову в люк, и закрыл глаза, ожидая выстрела.

Цветы. Деревья. Девушки. Пиво. Дом. Мир.

Вот сейчас! Снаряд пробьет броню и эта картина навсегда останется у него перед глазами.

Прошла секунда. Секунда долгая, как разговоры о еде в маленьких ресторанчиках на тихих улочках. Ну! Ханс приоткрыл глаза. В лучах света, пробившихся внутрь машины, он увидел три удивленные физиономии, уставившиеся на него.

— Командир? — потряс его за плечо здоровяк Отто.

Ханс внезапно понял, что ему феноменально повезло. Он проснулся вовремя. Мог бы вообще не проснуться, если бы подремал еще.

— Танк впереди! Вальтер, к орудию! — выпалил он.

Наводчик инстинктивно кинулся к прицелу и вскоре подтвердил:

— Есть танк! Отто, снаряд!

— Постреляешь ты из деревянной пушки! — отрезвил его грустный Отто. Вальтер, не нервничай.

Здоровяк Отто всегда славился рассудительностью и трезвостью ума даже после некоторого количества шнапса.

Вальтер оглянулся на Ханса:

— А я уже навел… Что делать, герр лейтенант?

Молодой командир двадцати с небольшим лет от роду был в трудном положении.

— Пушка деревянная, но они-то об этом не знают… — задумчиво произнес Карл, водитель, до войны с переменным успехом изображавший из себя фермера.

Он посмотрел в щель и добавил:

— С такого расстояния ее не отличишь от настоящей. Да им это и в голову не придет!

У Ханса появилась идея. Он припомнил уроки английского и громко крикнул:

— Эй, англичане! Сдавайтесь, иначе мы вас расстреляем! Даю минуту на размышление.

Весь экипаж прильнул к приборам наблюдения, позволявшим разглядеть даже прорехи в краске на корпусе вражеской машины. Английский танк стоял там же, где был раньше.

Вальтер повеселел и оживился:

— Здорово ты их, командир!

Такой опасный блеф мог плохо кончится. Радиостанция повышенной мощности, заменявшая на командирском танке орудие и снаряды была неисправна и помощь вызвать было невозможно. Откуда-то из глубины вражеской машины послышался голос, произносивший по-немецки с акцентом:

— Немцы! Сдавайтесь сами, иначе мы вас расстреляем! Даю минуту на размышление.

Ханс не сдержался и громко заржал, сполз с сиденья на пол и сквозь дикий смех проговорил:

— Похоже… ха-ха-ха-ха… у них нет снарядов! Готов спорить… ха-ха-ха-ха!

— Ничего удивительного! — заметил Отто.

— Такая драка была.

— Ну и что теперь делать? — спросил Карл, оторвавшись от смотровой щели.

— Интересный вопрос, — сказал отсмеявшийся Ханс.

Он сел в углу и надвинул на лоб пилотку:

— Так! Радиостанция не работает. Подмогу мы вызвать не можем. Пушки нет, поэтому сами мы их не подобьем. Они нас тоже не подобьют. Рискну предположить, что радио у них тоже не работает. А если и работает, я думаю, что все их части отступили достаточно далеко. Интересно, сколько у них горючего?

— Не можем же мы просто разойтись? — обратился к Хансу наводчик. — Герр лейтенант, они же враги! Мы должны сражаться с ними!

— Чем?

— Не знаю.

— Вот именно. Тупик. И мы и они в полной безопасности, но разойтись мы не можем.

— А нам бы так пригодился их бензин, — тихо заметил Карл.

— А им бы пригодился наш, — продолжил Отто. — Если они надеются догнать своих.

— У нас тоже мало шансов найти своих с нашим запасом топлива, оценил Карл.

— Но вот если эти запасы объединить… — Вальтер посмотрел на англичан через перископ. — Заставить бы их сдаться. Перекачали бы бензин.

— О! — Ханс поднял палец вверх. — Начнем переговоры.

— Но это же измена!

Запрещено… — начал Отто.

— Запрещено вести переговоры о капитуляции противника, чтобы избежать ненужных жертв с обеих сторон?

Он поднялся поближе к люку и крикнул:

— Англичане! Предлагаю начать переговоры.

— О'кей! — раздалось в ответ.

— Тогда не стреляйте, — Ханс взялся за края люка, чтобы вылезти, но его остановили.

— 9 — Герр лейтенант!

— Что?

— Так нельзя! Вы же представляете Германию на переговорах. Надо привести себя в порядок!

Ханс опомнился, поправил форму. Затем снял пилотку и, поправив растрепанные светлые волосы, правильно и немного щеголевато пристроил на голове фуражку. Потом он поправил ремень с кобурой, проверил пистолет и снова решил вылезать.

Его опять остановили. На этот раз Отто. В правой руке он держал длинный шест, обмотанный тканью. Ханс узнал в нем знамя, древко для которого достал как раз Отто, а сам флаг Ханс откопал у снабженцев.

— Вручаю вам государственный флаг Германии, герр лейтенант Ханс Майер, — поразительно серьезно сказал Отто. — Надеюсь, вы достойно будете представлять нашу страну на международных переговорах. Хайль! — закончил он и засмеялся.

— Хайль! — подтвердил Ханс и тоже хихикнул, с трудом просовывая в люк двухметровое древко.

— Вообще-то, — подал голос Карл, — эти, как их, парламентеры, ходят с белым флагом. Ханс обернулся:

— Я не парламентер. Я солдат. Я привык ходить под флагом своей страны.

— И они тоже! — Вальтер оторвался от прицела и указал пальцем в сторону англичан. — Они тоже поднимают свой флаг!

Ханс едва вылез из танка, когда увидел англичанина, который уже спрыгнул на землю, держа в руке британский флаг. Ханс развернул свое знамя и соскочил с ним на песок. Британец стоял рядом со своим танком, держась правой рукой за кобуру с пистолетом.

«Нервничают, — подумалось Хансу. — Прямо как я. Попробуй тут быть хоть чуть-чуть спокойным».

Он решительно зашагал навстречу офицеру Королевской армии. Тот тоже пошел, не спеша, с достоинством держа флаг своей страны. Проходя мимо ведущего колеса, Ханс услышал лязг. В лобовом листе брони задергался и замер выставленный в амбразуру ствол пулемета. Сзади приоткрылся боковой люк башни и раздался голос Отто:

— Прикроем, командир. Смелее.

— Не стреляйте! — негромко скомандовал Ханс. — Вы шлепните его, они меня.

Скрывая некоторую нервозность, Ханс все ближе подходил к точке, в которой они с британцем должны были встретиться. Его оппонент двигался с такой же скоростью. Наконец они оказались на расстоянии двух шагов друг от друга. Практически одновременно они с силой всадили шесты с флагами в песок. Ханс пригляделся к англичанину, стараясь понять, что тот из себя представляет. Судя по погонам, тоже лейтенант. Какое совпадение!

Правда, форма британская, а в остальном они очень похожи. Только британец выглядит более сытым и носит усы. Как же! Королевский офицер! Ну да и Ханс не слишком отощал. Просто исчезло все лишнее, оставшееся от хорошей жизни в мирной стране. Обострились черты лица, мышцы стали более очевидными.

Затянувшуюся паузу прервал британец:

— Лейтенант Томас Пирс, — отчеканил он, приветствуя Ханса.

— Лейтенант Ханс Майер, — так же четко и громко поздоровался Ханс и протянул англичанину руку.

Поколебавшись секунду, англичанин ответил тем же. После рукопожатия снова заговорил британец:

— Я уполномочен объявить, что вы являетесь военнопленными армии Соединенного Королевства.

Без тени эмоций на лице Ханс ответил:

— А я уполномочен объявить вам, что вы являетесь пленниками немецкой армии.

Помедлив, Ханс добавил:

— Хватит дурачиться. У вашего танка кончились снаряды.

— Почему вы так считаете? — изобразил удивление Пирс.

— Иначе вы бы давно изрешетили нашу машину, а потом бы нас, чтобы попробовать заполучить наш бензин. Не так ли?

— Возможно. Значит, если вы не сделали того же, то и у вас пусто? поинтересовался англичанин.

— Я не понимаю, в чем проблема… Мы можем просто разойтись. Я думал, что вы предложили переговоры, чтобы сдаться!

И в мыслях не было! — заявил Ханс. — Мы не можем просто разойтись. Я больше чем уверен, что у вас немногим больше горючего, чем у нас. Если бы у вас было достаточно бензина, вы бы уже уехали. Вы этого не сделали, Ханс продолжал упражняться в английском. — Значит я прав. И нашему танку и вашему необходимо больше топлива, чем в нем есть…

— Вы хотите сказать, — прервал его британец, — что один танк смог бы добраться или до ваших позиций или до наших?

— Да, если он использует бензин обеих машин.

Англичанин улыбнулся:

— А не вредно ли смешивать английский бензин с немецким? — спросил он по-немецки.

Ханс ответил, также выдавив из себя улыбку:

— Наш бензин английский. Мы взяли его в бою. Так что причин откладывать наши дела нет. Именно поэтому предлагаю Вам сдаться, мистер Томас Пирс.

— Что ж… — задумчивое выражение сменило ранее появившуюся на лице британца улыбку. — В таком случае я предлагаю вам, герр Ханс Майер, обдумать то же самое. Со своей же стороны могу сказать, что обдумаю ваше предложение и передам его своему экипажу.

— Я тоже подумаю, — сказал Ханс. — Встретимся здесь же через пять минут?

— Согласен! — завершил разговор англичанин.

Оба офицера одновременно повернулись спиной друг к другу и зашагали к своим боевым машинам. В воздухе повисло напряжение. Ханс видел, как ствол пулемета «провожает» британца. Ребята не подводили. Ни разу. Отличные солдаты и прекрасные друзья. И что он несет им? Предложение сдаться в плен.

Как глупо! Ханс дошел до танка и обернулся, поймав такой же настороженный взгляд своего собеседника. Они вдвоем почти синхронно залезли на броню и скрылись в люках. Ханса встретили вопросительные взгляды экипажа. Он уселся на свое место и начал:

— Ребята. Мы воюем вместе уже очень долго. Мы вместе прошли огонь и воду. Я часто приказывал вам сражаться и сражался вместе с вами. Буду откровенен — теперь наступил момент, когда я не могу вам приказывать. Вы сами знаете, что мы далеко вырвались вперед и не сможем вернуться назад на остатках горючего. Мы могли бы только ждать подхода своих частей, если они продолжат наступление. Но мы встретили англичан, и если в наш или в их танк перелить все горючее, то он сможет добраться, наверное, до наших или до английских частей. Похоже, англичане находятся в такой же ситуации, что и мы. Я предложил им сдаться в плен, чтобы мы могли добраться вместе до немецких позиций.

Англичанин же предложил нам то же самое, то есть сдаться в плен их экипажу, который доставит нас к позициям английской армии, где и передаст в руки военной полиции, как и любых других пленных.

Я не имею права приказывать вам сдаваться в плен. Если бы стоял вопрос — драться или сдаться в плен, то я приказал бы вам сражаться. Но сложилось так, что сражаться мы не можем, а приказать сдаться в плен я не имею права. Не могу я и приказать вам подохнуть в пустыне. Выбирать вам, ребята, — Ханс закончил затянувшийся монолог и осмотрел всех членов экипажа еще раз.

— Ну и зря… — тяжело вздохнул Отто.

— Что зря?

— Зря ты спрашиваешь нас, Ханс. Мы такие же солдаты, как и все. Я лично не буду сдаваться. Я прошел с боями сотни километров не для того, чтобы бросить оружие.

— Я согласен с Отто, — произнес Карл. — Я водил свой танк в бой десятки раз. Если надо, поведу его и в ад, но не позволю сдать его.

Вальтер, до сих пор безмолвствовавший, наконец, вмешался:

— Герр лейтенант, давайте подумаем. Может, есть другие варианты?

— Может быть, и есть, — ответил Ханс. — Хорошо бы знать, чем закончилось сражение за Тобрук. Если генерал Роммель взял его, то наши захватили там, наверное, много трофеев.

Пополнят запасы и скоро снова перейдут в наступление.

— Да, — мечтательно сказал Отто, — если все так, то у нас больше шансов, чем у этих бедолаг.

— А вот если бои затянулись и Тобрук еще не пал, то англичане подтягивают сюда подкрепления, а наши стоят на месте, — предложил еще один вариант развития событий Ханс.

— Тогда все тузы у них, — резонно заключил Вальтер.

Ханс спустился вниз, в глубину корпуса и нащупал в дальнем углу десятилитровые канистры для воды. Одна из продолговатых емкостей была пуста. Он это знал и потрогал вторую, покачав ее за горловину.

— Воды у нас дня на полтора. Сухого пайка на чуть больший срок. Дня на два, на три. Когда танк остановится, и мы пойдем к своим пешком, все будут решать день-два.

Значит, у нас мало шансов дойти до наших, если они не наступают.

Очень мало шансов.

Ханс поправил фуражку с надетыми на нее защитными очками, придавая себе более воинственный вид, и громко крикнул в люк:

— Эй, мистер Томас Пирс! Я иду к вам!

— Я тоже иду! — донеслось в ответ.

Во второй раз Ханс проделал путь до места переговоров, где развевались флаги сторон. Британец сразу же спросил:

— Извините, сэр. Почему вы ведете переговоры на английском, если я, как видите, неплохо владею немецким?

— Ну, — Ханс придумывал ответ. — У меня есть инструкция допрашивать пленных англичан по-английски.

— Мы не ваши пленные и, я полагаю, вряд ли ими станем. Говорите лучше на своем родном языке. Я лучше пойму вас.

Ханс разозлился:

— Так вы считаете, что знаете немецкий лучше, чем я знаю английский?

— Примерно так.

— Тогда я докажу вам обратное! — прокричал Ханс. — Я буду говорить по-немецки, но и вы извольте говорить по-английски.

— Хорошо, — англичанин ухмыльнулся. — Так что вы решили?

— Мы не намерены сдаваться в плен. Мы уверены, что наши войска взяли Тобрук и теперь наступают в этом направлении, а ваши дивизии бегут на восток, в Египет. Таким образом, я склонен полагать, что правильнее вам сдаться в плен. Не так ли?

Англичанин ничуть не изменился в лице, услышав такой пропагандистский монолог. Он не медля начал свой:

— Нет. Мы как раз противоположного мнения. Весь мой экипаж и я уверены, что ваши части безнадежно застряли у Тобрука, как и в прошлый раз. Наступление ваше захлебнулось, и сюда сейчас идут наши подкрепления. Похоже, сдаться лучше вам, иначе и мы и вы скорее всего засохнем под солнцем.

— Не уверен, — произнес Ханс. — По-моему, мы с вами занимаемся бесполезной болтовней.

— То есть? — заинтересовался британец.

— Каждый из нас пытается поставить под сомнение боевой дух и веру в победу солдат, против которых он сражается много месяцев. Мы достаточно встречались на полях сражений, чтобы понять, что никто не будет сдаваться без боя.

Англичанин выглядел озабоченным:

— Значит переговоры заходят в тупик? — спросил он.

— Значит.

— Понятно, — британец вздохнул. — Будете курить?

— Да, — Ханс уже давно поглядывал на правый карман англичанина, в котором явно угадывались очертания пачки сигарет. С куревом было сложно уже давно.

Внезапно у него из-за спины раздалась пулеметная очередь, и Ханс увидел фонтанчики песка, поднимаемые пулями слева от себя, совсем рядом с британцем. Тут же вспыхнул огнем ствол, торчавший из корпуса английского танка и пули легли совсем рядом с Хансом.

— Не стрелять! — закричал он, обернувшись к своим. — Не стрелять! — Он отошел на шаг назад и почувствовал, что натолкнулся на что-то.

Этим чем-то была спина англичанина, который кричал на своих подчиненных, используя некоторые термины, которые не были известны Хансу. Огонь прекратился.

— Фу! — Ханс провел рукой по лбу, убирая выступивший пот. — Сэр Томас Пирс… Повторите, пожалуйста, то, что вы сказали сейчас, но помедленнее.

— Зачем вам это, герр Ханс Майер? — услышал он в ответ.

— Постараюсь запомнить.

Когда в следующий раз в меня начнут стрелять англичане, я им это крикну! — сказал Ханс и рассмеялся.

Британец тоже захохотал. Ханс крикнул:

— Эй, ребята, какого черта эта стрельба?

В люке появилась голова Вальтера:

— Он хотел достать пистолет!

— Что? — удивился Ханс.

— Он потянулся за пистолетом! — повторил Вальтер.

— Чушь! — крикнул Ханс. — Он хотел предложить мне сигарету! Мы очень мило беседуем. А прикурить я смогу и без посторонней помощи!

Вальтер нырнул обратно в люк.

Англичанин, все еще смеясь, закурил:

— Сэр, — сказал он с сигаретах в зубах.

— Давайте останемся в таком положении. Спиной к спине.

Сдается мне, что это единственный способ избежать пуль. Вы закрываете меня от своих, а я вас от моих.

— Хорошо! — подтвердил Ханс. — Только давайте сядем.

Абсолютно синхронно они сели на песок, продолжая опираться друг на друга спиной. Над головой Ханса появилась протянутая британцем пачка сигарет.

— Спасибо! — Ханс закурил и отдал пачку.

— Я хотел бы поблагодарить вас, сэр, — начал британец. — Только что вы спасли мне жизнь. Ваши могли запросто изрешетить меня.

— В первый раз спасаю британца от немецких пуль! — констатировал Ханс. — Кстати, и вам спасибо, мистер Томас Пирс. Ваши так же могли пристрелить меня.

— На чем мы остановились? — поинтересовался англичанин.

— Мы остановились на том, что без боя никто сдаваться не собирается.

— Не получится, как видите, — снова засмеялся Ханс. — Надо придумать какой-то другой способ выяснить, кто сильнее.

— Может быть, бокс? — предложил британец. — А что? Чемпионат мира по боксу. Команды Соединенного Королевства и Германии. Финал.

— Нет, — сказал Ханс. — Все это будет простым мордобоем. Пивной дракой. У нас нет судей. Чуть что, сразу начнутся разногласия…

— Да. Отсутствие третьей стороны делает судейство невозможным. Это верно.

— А соревнования по стрельбе? — оживился Ханс.

— Тоже самое, — огорчил его британец. — Опять нужны судьи. Мы начнем палить друг в друга после первой же пули, которая ляжет на линии девятки и десятки. Да и без этого найдем тысячу изъянов в друг друге.

— Так как же нам защищать честь наших флагов?

— Кстати, о флагах, — заинтересованно сказал англичанин. — Откуда ваш?

— Ммм, — припомнил Ханс. — Мы сделали его, чтобы поднять над Лондоном, когда победим. А ваш откуда?

— Мы решили, что поднимем его над Берлином!

— Не много ли на себя берете?

— А вы?

Оба снова рассмеялись, докуривая сигареты и оглядывая весьма однообразный пейзаж.

— Ну что же… — решил подытожить Ханс.

— Мы пришли к выводу, что сдаваться в плен без борьбы никто не будет.

Осталось найти способ борьбы. Может поищем его вместе с экипажами?

— Мысль неплохая. Встретимся через пять минут? — завершил диалог британец.

— Да, — подтвердил Ханс. — Медленно встаем и расходимся.

Стараясь не делать резких движений, они встали и пошли. На этот раз Ханс забрал немного в сторону, стараясь закрыть обзор пулеметчику, чтобы тот случайно не пришил англичанина.

Случись это, они оба умрут и решение проблемы не будет найдено.

Никогда еще Ханс не шел на свой же пулемет, который в любую секунду может выстрелить. Наконец Ханс дошел до танка и влез на башню.

Заглянув в люк, он застыл от изумления. Вальтер, Отто и Карл сидели на полу и играли в карты, подперев чем-то пулемет так, чтобы он смотрел в нужную сторону. В танке наступила темнота, когда Ханс закрыл головой проем люка, и все посмотрели вверх.

— Уберите голову, герр лейтенант! — попросил Вальтер. — Карт не видно.

Ханс соскочил в танк:

— Вы что делаете, умники! А если бы англичане меня захватили, а?

— Этого не могло произойти, командир, — весело сказал Отто. Посмотрите на их машину.

Ханс приложился к наблюдательному прибору и не поверил глазам. Из открытых люков и смотровых щелей английского танка шел густой дым.

— Что это значит? Они горят? — непонимающе посмотрел он на экипаж.

— Нет, — сказал Отто. — Просто если трое англичан курят в танке и ни кто не вылезает, значит они там играют в карты.

Ханс усмехнулся:

— Они-то пусть играют. А вот вы, господа, можете поплатиться за азартные игры в зоне боевых действий. Кроме того, я могу предложить вам более полезное занятие.

Ходатайствую о представлении к Железному кресту второго класса за взятие в плен английского офицера и солдат того, кто за пять минут придумает способ выяснить один вопрос.

— Какой? — игроки побросали карты.

— Какое нам устроить состязание между экипажами, чтобы выяснить, кто кому сдается в плен.

Условия: не должно быть жертв и судей.

— Сыграем в карты! — тут же предложил Вальтер.

— Вальтер, не видать тебе Железного креста. Я не знаю, кто сядет с тобой играть по эту сторону Атлантики. Похоже, что ты уже успел снять понемногу денег со всех жителей старого света и Африки.

— Может, поборемся? — выдал Отто, играя мускулами.

— А откуда ты знаешь, что никто не свернет своему противнику шею? возразил Ханс. — Следующая версия?

— Я думаю, — начал здраво-рассудительным тоном сельского жителя Карл, что соревнование должно проходить один на один и участвовать в нем должны вы, герр лейтенант. Вы единственный человек, которому мы все можем доверить и уже доверяем свои жизни. И выбирать состязание вам. Вам лучше знать, что вы лучше умеете.

Вопрос застал Ханса врасплох:

— Что я умею? Хм. Ну, можно попробовать перепить их командира. У нас есть шнапс?

— Нет, — ответил Отто. — Только запас на крайний случай.

— Так… — Ханс погрузился в размышления. — Про стрельбу мы говорили, но тут нужны судьи. Что еще я умею? Бегать. Тут мы, пожалуй, проиграем.

Ханс уселся в углу и принялся думать.

Странно, но именно этим он занимался меньше всего на войне. Если ты не фюрер, то ты всегда сможешь найти того, кто подумает за тебя, стоящего ступенькой выше. Ну, а если ты фюрер, то можешь заставить кого угодно делать за тебя что угодно. За тебя подумает кто угодно, но о себе можешь подумать только ты сам. Генералы думают за него, Ханса. Он думает за солдат. Главное, чтобы генерал успел подумать о нем, а он — о солдатах, до того момента, когда из всей компании останется в живых только генерал.

Как-то незаметно прошли пять минут, и настало время что-то делать.

— Ну? — спросил Вальтер у готовившегося вылезти командира.

Ханс невозмутимо ответил:

— Я ни чего не придумал и решил положиться на честность соперника, который, я надеюсь, сочтет ниже своего достоинства предложить состязание, в котором он заведомый победитель.

Через считанные секунды они сошлись в третий раз на том же месте, что и до этого. Англичанин выглядел немного уставшим, но все равно веселым.

Начал новые переговоры Ханс:

— Уважаемый сэр Томас Пирс.

Мы посовещались и решили, что предоставим Вам право выбирать вид состязания. Мы надеемся, что вы — истинные джентльмены и не предложите нам соревнование в том, в чем заранее имеете преимущество.

— Странно, — иронично заметил британец, — но мы пришли к такому же выводу.

Теперь была очередь поиронизировать Ханса:

— Так, значит, и Вы ничего не придумали?

— Нет.

— В таком случае… Не просветите ли меня, сэр Томас Пирс, как принято разрешать споры в офицерском корпусе Его Величества.

— Вообще-то, — британец задумчиво сдвинул брови, — обычно офицеры стрелялись на дуэлях. Это не подходит. До этого дрались на шпагах. Но тут сразу две проблемы.

Во-первых — у нас нет шпаг, а во вторых — ни я ни вы не можем гарантировать, что не прикончим друг друга.

— Припомните что-нибудь более безобидное, сэр Томас, — подбодрил его Ханс.

— На ум приходят только рыцарские турниры средневековья, описанные Вальтером Скоттом, когда рыцарь должен был сбить противника с коня тупым копьем, но это…

— Что?

— Это невозможно. У нас нет ни коней, ни доспехов, ни тупых копий для состязания.

Глаза Ханса загорелись:

— Возможно, нам не удастся поставить здесь сцену из романа, но это не помешает нам разрешить наши судьбы.

Вот наши кони! — Ханс указал сначала на свой танк, а потом на английский. — А наши каски вполне могут заменить нам шлемы рыцарей.

— У вас тоже есть пехотная каска? — удивился британец.

— Незаменимая вещь. В бою из люка выглядывать хорошо.

— Точно! Ну а как же копья?

— Копья… Копья… — глаза Ханса блуждали в поисках чего-то и вскоре нашли нужное.

Он подался чуть в сторону и вытащил из песка германский флаг. Сняв полотнище с древка, он осмотрел двухметровый шест и произнес:

— Вот и копья! Давайте померим длину.

Они должны быть примерно одинаковые.

Англичанин снял свой флаг и приставил его древко к тому, что держал Ханс. Разницы не было.

— Остаются только щиты, — вздохнул обрадованный Ханс. — Можете что-нибудь предложить?

Британец задумался на секунду, а потом спросил:

— Подождете минутку?

— Конечно.

Британец резво пошел к своему танку и, добравшись до него, начал копаться где-то за башней.

Наконец он вылез оттуда, держа два предмета прямоугольной формы. По мере того как англичанин возвращался, Ханс все лучше мог различить зеленоватый цвет предметов и белые надписи на них. При ближайшем рассмотрении это оказались крышка и дно ящика от артиллерийских снарядов.

— Подходит? — спросил британец.

Ханс взял один из «щитов» и попробовал на прочность:

— Отлично. Только крепления для рук сделаем.

— Конечно! — согласился англичанин. — У нас есть только одна попытка, иначе горючее начнет таять слишком уж быстро. Поэтому все должно быть честно с самого начала. Кстати, надо провести линию разграничения.

— Зачем? — не понял Ханс.

— Как зачем! С одной стороны от нее поедет наш танк, а с другой стороны — ваш. И еще…

Как мы будем располагаться на танках?

— Раз нету седел, значит, будем стоять, — рассудил Ханс. — И лучше на крыше моторного отделения, чтобы не попасть под гусеницы, если упадешь. Ни под чужие, ни под свои.

— Кто побеждает?

— Тот, кто устоит на ногах.

— А если упадем оба? — предположил британец.

— Тот, кто получит меньше шишек! — сострил Ханс.

Он погрузил конец «копья» в песок и повел линию в сторону своего танка:

— До встречи на турнире, сэр Томас Пирс!

— До встречи на турнире, сэр Ханс Майер!

— улыбнулся в ответ англичанин.

Ханс закончил линию у самого танка и, проверив правильность разметки, поднялся к башенному люку.

— Договорились? — спросил его Вальтер откуда-то из глубины машины.

— Да. Подайте мне каску.

В люке появился обеспокоенный Отто, в руках у которого была пехотная каска, вымазанная снаружи грязью для лучшей маскировки. Он настороженно посмотрел на Ханса и спросил:

— Деретесь или стреляетесь?

— Нет. Устраиваем рыцарский турнир! — торжественно объявил Ханс.

Отто от неожиданности чуть не провалился обратно в люк:

— Что?

— Не понял? Рыцарский турнир.

Из бокового люка появился Карл:

— Как в книжках?

— Примерно. Так что, Карл, готовь боевого коня. Видишь линию? — Ханс указал на прочерченную борозду.

— Да, — подтвердил Карл.

— Разверни машину и поставь справа от линии… Рядом с ней… И поверни ее к англичанам.

— Чушь какая! Ничего получше не придумали? — проворчал Карл. — Шею себе свернете оба!

— Карл, ты раздумал добраться до своих?

— спросил его Ханс.

Тот не нашел ответа и исчез внутри «коня». Уже через пару минут два грохочущих «огненных скакуна» были готовы к схватке. Перекрикивая гул мотора, Отто обратился к Хансу, прилаживавшему к «щиту» две веревочные петли для левой руки:

— Как бы я хотел увидеть этот бой со стороны, герр лейтенант.

— Я тоже, — ответил Ханс. — Но давай не будем рисковать. Не хочу испытывать их терпение во второй раз. И, потом, разве ты не хочешь быть со всем экипажем вместе в такой момент?

— Конечно, хочу!

— Тогда полезай внутрь и помоги Карлу, — отправил его Ханс и решил перейти к приданию себе наиболее рыцарского вида.

Бинокль пришлось убрать, а очки переместить с фуражки на каску. Еще раз были проверены ботинки, застегнуты на случай падения карманы. Закрепив ремешок каски на подбородке, Ханс заметил, что рядом с «копьем», прислоненным к башне, все еще лежит знамя. В голове мгновенно сработал запущенный механизм ассоциаций и Ханс понял, что у него появился плащ. И хотя стояла жара, в которую даже рубашка с короткими рукавами казалась доспехом, он накинул большой флаг себе на плечи и завязал на шее.

Легкий ветер трепал его новую обновку, придавая ее хозяину большее сходство с штурмующим море парусником, нежели с крестоносцем. Ханс продел левую руку в первую петлю «щита» и обхватил ею вторую.

Держится надежно. Снаружи плоская и ровная поверхность. Хорошо.

Прихватив «копье», он решил сказать пару слов своему сопернику и вновь пошел к месту встречи.

Механики заглушили моторы, экономя топливо и давая возможность командирам объясниться перед боем.

Англичанин увидел Ханса и тоже поспешил навстречу. Он подхватил идею с плащом и теперь, кроме «сплющенного» английского пехотного шлема, его костюм дополнял национальный флаг Великобритании за спиной.

Нагруженные бутафорским арсеналом, они остановились, как и раньше, совсем рядом и оглядели друг друга. Англичанин снова улыбнулся и показал «копьем» куда-то в сторону:

— Смотрите!

Ханс повернулся и увидел в небе маленькую точку.

— Самолет? — спросил он.

— Думаю, да. Интересно, что подумает его пилот, когда нас увидит? пробормотал скороговоркой британец.

— Он решит, что мы — мираж, — засмеялся Ханс, — и пролетит стороной!

— Скорее всего так и будет! — подтвердил британец.

Потом они оба замолчали, еще раз оглядели друг друга и Ханс произнес:

— Желаю вам удачи, сэр Томас Пирс.

— Желаю удачи, сэр Ханс Майер, — ответил англичанин.

— Заводи! — крикнул Ханс механику и услышал у себя за спиной ту же команду на английском.

Две фигуры в развевающихся плащах разошлись в разные стороны под нарастающий рев танковых двигателей, к которым вскоре прибавился и гул самолета. Ханс забросил на броню «копье», влез сам и принял боевую позу. Твердо опершись ногами о металл, он закрылся «щитом» и, подхватив древко от флага, обозначил его как оружие, взяв правой рукой и оставив впереди две трети шеста. Левой рукой Ханс опустил очки. Вроде все. Пора!

Убедившись, что англичанин тоже занял свое место, Ханс ударил пару раз «копьем» по корпусу и издал боевой клич:

— Да здравствует Германия!

Танк рванулся вперед.

Английская машина тоже понеслась в атаку, поднимая тучи песка. Ханс уже перестал обращать внимание на стремительно увеличивавшийся в размерах самолет и сконцентрировался на атаке. Прижав «копье» к себе правой рукой, он наблюдал, как два железных коня несутся навстречу друг другу. Столкнуться они не могли, но сердцебиение у Ханса резко участилось. Он готовился к удару. Удару англичанина и своему. До момента истины остались считанные метры, когда он поднял «копье»

точно на уровень центра щита и отвел его влево. «Копье» англичанина медленно пошло вправо, нацеливаясь в щит Ханса.

Танки разогнались почти до максимальной скорости, значительно превосходившей скорость лошади. Ханс почувствовал, как пот заливает глаза. Протереть их он не мог. Время словно замедлило свой ход, когда танки сошлись корпусами. Ханс видел, как его «копье» ударило в «щит» британца и тут же почувствовал ответный удар, сбивший его с ног. Перед тем как приземлиться на песок, Ханс увидел проносящийся мимо танк без седока. Где-то между мыслью «Ничья!» и радостной улыбкой его затылок встретился с песком, мягким только на первый взгляд. Тупая боль от сильного удара разлилась по всей голове. Ханс попытался встать, но стоило ему подняться на колени, как горячая волна взрыва ударила в спину и, подхватив его, бросила дальше. Мир вокруг исчез во мраке.

Темнота медленно рассеивалась. Ханс пришел в себя и приподнялся на локтях. Он лежал на земле посреди огромного поля цветов. Земля была мягкой и прохладной, а от буйства красок вокруг рябило в глазах. В нос ударила смесь поразительно ярких ароматов. Он сделал глубокий вдох.

«Господи, как же хорошо!» — подумал Ханс, оглядывая зеленые просторы вокруг. Растения вокруг были самого разного, подчас диковинного, вида и запаха. Их ароматы кружили голову, а формы и цвета вызывали изумление. Цвета и запахи загадочного леса манили его, но ноги словно налились свинцом, поэтому встать и подойти к диковинкам, чтобы рассмотреть их вблизи, было невозможно. И он снова опустился на сырую землю, положив руки под голову. Вокруг было очень тихо. Ни звука, только запахи. Дивные запахи странных цветов. Сразу захотелось жить. Прожить всю жизнь, вдыхая ароматы сказочных растений и прохаживаясь по райским садам.

«Так я в раю? Или я его так себе представляю? Где я? Что я? Что со мной было? Пустыня. Африка. Война.

Боль…»

Боль была страшная. В ушах гудело. Болел ушибленный нос. Голова гудела. Губы в песке. Он же хрустел и на зубах. Жарко. Жарче, чем обычно. Жарко, как в аду.

«Ну, вот я и дома!» — Ханс приоткрыл глаза.

Был день. Что-то около полудня. Очков на глазах не было. Каска тоже исчезла. На шее не было узла, державшего флаг, служивший плащом. Слегка побаливавшая левая рука уже не держала на себе щита. Он поднял глаза и увидел, что совсем не далеко густым черным дымом исходит его танк. Значительно ближе стоял англичанин, живой и невредимый.

«Обманули!» — ударило в голову Хансу, когда он вспомнил, что произошло.

Забыв про боль, он в прыжке свалил не успевшего обернуться англичанина и, схватив его за горло, начал душить, обильно осыпая проклятиями:

— Обманул! Свинья! Подлец! Убью!

Британец не пытался отбиваться, а лишь усиленно жестикулировал, указывая куда-то в сторону.

— Не проведешь! — Ханс врезал ему по лицу.

В ответ англичанин только замотал головой, пытаясь убедить Ханса в том, что не обманывает. Не ослабляя хватки, Ханс посмотрел в указанном направлении и понял, что был не прав. Второй танк дымился совсем недалеко от первого. Машины успели проехать еще немного после встречи и навечно замерли по обе стороны прочерченной линии. Ханс слез с англичанина и уселся на песок:

— Что? Что случилось? Я помню, что я упал.

— Я тоже упал. Мы, черт возьми, сшибли друг друга!

— А потом?

— Самолет, который прилетел, похоже, принял нас обоих за своих врагов и накрыл бомбами.

— Меткий.

— Точно.

— Все погибли? — спросил Ханс, надеясь, что он не прав.

— А ты когда-нибудь видел, чтобы кто-то оставался в живых в такой ситуации?

От досады Ханс ударил кулаками по песку:

— Черт!

Англичанин отряхнулся и сел рядом.

— Извини, — коротко бросил Ханс. — Я думал…

— Понимаю тебя, — ответил британец. — Хорошо понимаю, черт возьми.

Хансу захотелось взвыть. Взвыть волком.

Одиноким и бездомным хищником. Беспомощным. Только что он потерял троих лучших друзей. Он слишком долго был на войне, чтобы начать плакать, поэтому собрался с силами и, вскочив с песка, закричал:

— Будь проклят этот мир! Будь проклят мир, ради которого нужна эта война. Кто будет жить в этом чертовом мире. Кто? — крик перешел в хрип. Кто, если все хорошие люди погибнут на войне?

Раздался голос англичанина:

— Пока вы приходили в себя, я уже кое-что обдумал. Я считаю, что мира не будет.

— Почему? — удивился Ханс. — Все войны кончаются.

— Кончаются, чтобы начаться снова. Вот ведь вы, сэр Ханс Майер, не хотите войны?

— Сыт по горло.

— И ваши солдаты не хотели войны. Но они погибли. И мы рано или поздно погибнем. А те, что хотят войны будут продолжать посылать на смерть тех, кто ее не хочет. Все просто. Рано или поздно мы научимся убивать друг друга достаточно быстро, чтобы население земли сокращалось.

Когда-нибудь останутся только те, кто хочет войны, а остальные все будут мертвы.

— И что тогда? — поинтересовался Ханс.

— Не так уж это и важно, — с усмешкой сказал британец. — Вы представьте, какие у них будут лица, когда выяснится, что больше некого убивать.

— Лично я здесь не из-за них… — серьезно ответил Ханс.

— А из-за кого?

— Разве не понятно? — Ханс пристально посмотрел на британца.

— Моя страна воюет с твоей страной. Я защищаю свою страну. Мне плевать на политику. Теперь особенно. — Ханс подобрал фуражку, неизвестно как оказавшуюся рядом.

Она, похоже, подгорела. Голова еще болела, но приняла головной убор без нового приступа. Пройдя вперед, Ханс остановился неподалеку от догорающего танка. Ствол деревянного макета пушки уже слегка обуглился. Приложив руку к фуражке в армейском приветствии, он попрощался с мертвыми друзьями и вернулся назад.

— Спасибо вам, сэр Томас Пирс, — произнес он серьезным, но не официальным тоном. — Вы оказали мне помощь, хотя имели больше оснований этого не делать.

— Не за что, — ответил британец. — Давайте только перейдем на «ты». Зовите меня Том.

— Хорошо, Том, — Ханс присел на песок. — Сигареты остались?

— Остались, Ханс.

Было уже около четырех, когда Ханс, попросив еще сигарету, услышал:

— Последняя.

— Тогда не надо.

— Да ладно, — отмахнулся Том. — Бери.

Ханс вытянул последнюю сигарету из пачки и закурил.

— Оставь, — коротко попросил Том.

— Хорошо, — так же коротко ответил Ханс.

Они просидели несколько часов под палящим солнцем и за это время произнесли ровно столько слов, сколько выкурили сигарет. Конечно, когда есть с кем разговаривать, то лучше поговорить, но еще лучше подумать. Подумать вместе. Каждый из них знал, что другой думает о том же, о чем и он.

Вовсе не обязательно было говорить, чтобы вспоминать лица друзей, улицы родного города или просто пошлые анекдоты. В пустыне страшно говорить. Она глотает любой звук, как бешеная акула проглатывает свою пищу, не разбирая, кто есть кто. Звуки исчезают в бездне песка, а мысли продолжают гулять в голове, изредка радуя идеями и просветлениями разума.

— Странно, — сказал Ханс. — Только что у нас что-то было, а теперь этого нет.

— Маятник, — произнес Том.

— Что?

— Это маятник. Африканский маятник. Здесь все и ничего — это одно и то же. Сегодня побеждают одни, а завтра победят другие. Маятник качается. Итальянцы вошли в Египет, а потом мы гнали их до самого Триполи. Появился ваш Роммель.

Мы отступили до Тобрука, но потом отступили вы. Теперь вы снова здесь… Чертова скачка… От победы до поражения. Не успеваешь найти что-то, как тут же это теряешь. Такова и вся жизнь.

Внезапно британец встал и произнес:

— Извините, мне пора.

Приятно было пообщаться с вами, сэр… то есть с тобой, Ханс, но меня ждут в части.

— Уходишь? — Ханс посмотрел на его из-под козырька фуражки. — Даже не знаешь, где твоя часть.

— Да.

— А как же присяга?

— Что? — переспросил Том.

— Присяга, Том, — подтвердил Ханс. — Ты же присягнул на верность своему королю и Британии.

— Ну и что?

— А я присягал на верность Германии.

— К чему ты это клонишь? — Том вернулся в исходное положение, растянувшись на склоне дюны.

— Я думаю, что мы не разошлись с самого начала не только потому, что не хватало горючего.

— А почему?

— Потому что мы не могли отпустить друг друга просто так. Потому что мы обещали, каждый своей Родине, что не отпустим друг друга. И не отпустили, хотя могли бы.

— Хочешь заставить меня остаться? — спросил Том.

— Нет, — покачал головой Ханс. — Ты сам не уйдешь. Тебе не дадут уйти те, кто лежит сейчас в обломках твоего танка. За что они погибли, как ты думаешь?

— Сложно сказать.

— Они погибли за победу, Том. За свою победу. Кто-то из нас должен победить, иначе все их смерти будут напрасными. — Ханс внезапно стал каким-то серьезным и мрачным:

— Пора выяснить, кто победитель.

Он встал и нащупал правой рукой кобуру с пистолетом. Достав свой «Вальтер», он передернул затвор и произнес:

— К барьеру, сэр Томас Пирс. Англия хочет видеть своих героев!

Том прищурился, видимо рассуждая, всерьез ли говорит немец. Наконец, он тоже достал оружие и поднял его вверх:

— Хорошо. Делаем по двадцать шагов.

— Кто стреляет первым?

— Ты, — уверенно ответил Том.

— Нет ты! — так же уверенно заявил Ханс.

— Не кажется ли вам странным, сэр Ханс Майер, — грозно произнес Том, что вы одновременно хотите и стрелять и не стрелять. И застрелить и быть застреленным.

— Вы тоже, сэр Томас Пирс, — заметил ему Ханс.

— Может нам тогда лучше обоим застрелиться?

— Нет. Нельзя. Это ничья.

Мы оба проиграем. А кто-то ведь должен выиграть!

— А может ли кто-то выиграть вообще? — вопрос Тома повис в воздухе.

— У вас нет бинокля, сэр Томас? — неожиданно спросил Ханс, убирая пистолет.

— За чем вам? — удивился тот.

— Видите ли… — Ханс обошел его, глядя куда-то вдаль. — Я, похоже, заметил что-то вроде танка или бронемашины вон там, — он указал рукой вперед.

— Мой бинокль был в танке, — вспомнил Том.

— Мой тоже, а жаль, — Ханс погрустнел. — Не вижу опознавательных знаков.

Том посмотрел в указанную точку и увидел вдали клубы пыли и песка, скрывающие внутри что-то неопределенное.

— Знаешь, Ханс, — он вдруг снова заговорил мягче. — Я, кажется, понял, когда кончился век рыцарей, в которых мы так неудачно играли.

— Когда же? — заинтересовался Ханс.

— Когда придумали опознавательные знаки. С тех пор мы все у них в плену, — ответил Том.

— Не знаю, как мы все, а вот я, пожалуй скоро окажусь в плену… — с грустью сказал Ханс. — Похоже, это ваши.

Уже можно различить… Это ваш броневик… — Он обернулся и раскрыл рот от удивления.

Том расстегнул форменную тропическую рубашку с лейтенантскими погонами и снял ее. За рубашкой последовала фуражка. Сперва Ханс не понял, что задумал британец, но потом до него дошло.

Он снял свою фуражку и сбросил рубашку.

Теперь со стороны могло показаться, что это два загорелых спортивных бегуна остановились передохнуть. Временно они оба перестали принадлежать к какой-либо армии. Том протянул Хансу правую руку:

— Вот и нет опознавательных знаков.

Счастливого пути, сэр Ханс Майер!

— Счастливого пути, сэр Томас Пирс! — пожелал в ответ Ханс.

Перекинув рубашку через плечо, он скрылся за ближайшей дюной раньше, чем сэр Томас Пирс снова стал лейтенантом армии Соединенного Королевства.

Ханс уходил все дальше и дальше в пустыню, пока ему не вспомнились его же собственные слова. Словно эхо отдаленного крика настиг его беззвучный вопрос, исходивший из-под развалин того, что еще недавно было и домом и оружием для него и его друзей:

«Так кто победил, Ханс? — почти услышал он громкий голос силача Отто. Ты или он?»

Ханс обернулся и ответил:

— Мы… Мы оба…

* * *

Пожалуй, мы опустим описание масштабных батальных сцен в песках Ливии и Египта, которые будут иметь место после прощания двух молодых людей. Все эти бои уже неоднократно приносили гонорары авторам научных военно-исторических трудов. Лишенный снабжения и резервов, измотанный Африканский корпус, взяв неприступный Тобрук, войдет в Египет, где и начнется череда поражений, которые не сможет предотвратить даже гений фельдмаршала Эрвина Роммеля. Мы не будем останавливаться на подробностях отступления немецких войск через всю Африку и их капитуляции в Тунисе в мае сорок третьего года. Заметим лишь, что самый легендарный немецкий солдат Эрвин Роммель, отозванный в Германию, будет принужден к самоубийству и отравится осенью следующего года. Гитлер, подозревая своего лучшего фельдмаршала в причастности к заговору фон Штауфенберга, предложит ему выбрать между петлей и ядом. Спасая семью от смертного приговора народного трибунала, Роммель принял яд.

Объявлено же было, что он умер от ран. Среди тех, кого это известие шокировало осенью сорок четвертого, был и один из офицеров Африканского корпуса — Ханс Майер, который так и не вернется из отпуска в пустыню.

Судьба еще побросает его по Европе прежде, чем наступит последняя военная зима.

* * *

— Попал! — наводчик просто выскочил из башенного люка «Тигра», перекрывая криком эхо выстрела.

Рядом на крышу башни сел Ханс. Он закурил и молча разглядывал свою жертву — застывший на выезде из деревушки союзнический танк. Ханс уже увидел много таких, ведь шло наступление. Не нужно было быть генералом, чтобы догадаться, что это последнее наступление, на которое у германской армии еще оставались силы. И хотя по радио говорили, что именно здесь, в Арденнах, решается судьба мира, Хансу что-то подсказывало, что здесь, на заснеженных просторах Бельгии и Франции, все закончится так же, как закончилось в жаркой Африке, о которой теперь напоминали только полученные там раны и памятная нарукавная лента солдата африканского корпуса. Однако он сражался. И сражался еще яростнее, потому что чувствовал — за его спиной смотрят на поле боя его погибшие товарищи. И не только они.

Все, кто ради победы пожертвовал жизнью, смотрели на битву живых.

В начале наступления все шло хорошо.

Плохая погода в середине декабря мешала воздушным армадам американцев, сметавшим все на своем пути. Без воздушной поддержки пехота «янки», застигнутая врасплох, отступала, а танки горели. Так продолжалось, пока погода не переменилась. Небо наполнилось эскадрильями штурмовиков, охотящихся за всем, что движется, и наступление стало захлебываться. Теперь уделом его экипажа была не атака, а охота. Скрываясь от самолетов, они выслеживали американские танки и уничтожали их из засады. Потом позиция менялась и все начиналось сначала. Ночью можно было позволить себе выехать на дорогу, чтобы перебраться на другое место. Горючего снова не хватало, как и всего остального, но Ханс уже привык.

Он относился к этому равнодушно, как и к большинству происходивших вокруг событий. Не разделял он и радостной улыбки своего наводчика.

Радист подергал его за сапог:

— Герр гауптман[4], штаб требует установить, какой части принадлежит танк.

— Слышал? — спросил Ханс у наводчика. — Покопайся в карманах у янки.

— Так точно, — парень ловко соскочил на землю и, вооружившись пистолетом, побежал к подбитому танку.

Долго ждать не пришлось.

Оставляя глубокие следы на снегу, наводчик домчался до танка и с неподдельным энтузиазмом начал исследовать карманы вражеского танкиста, так и не вылезшего из люка. Вскоре он вернулся держа в руках какой-то документ.

— Это не американец. Это англичанин, герр гауптман.

— Да? — удивился Ханс.

— Томас Пир… Как это читается, герр гауптман? — наводчик даже не успел поднять головы, а бумаги уже были в руках Ханса.

Ханс не поверил тому, что прочитал, и побежал к танку сам.

— Что случилось? — спросил удивленный радист.

— Не знаю, — пожал плечами наводчик.

Он не спеша пошел за своим командиром, наблюдая за тем, как тот склонился над убитым врагом. Изо рта Ханса вырывались в морозный зимний воздух клубы пара — он говорил что-то, но было слишком далеко, чтобы расслышать что именно. Наводчик остановился у него за спиной, ожидая.

— Вот он и закончился, Том. Вот он и…

— Герр… — заикнулся наводчик.

— Что? — оборвал его Ханс.

— Смотрите! — наводчик показал на борт танка.

На броне под толстым слоем снега что-то было нарисовано. Ханс смахнул снег рукой и не поверил своим глазам. Там красовался нарисованный крестоносец в доспехах, с копьем и на лошади, несущийся в атаку.

— Странно, — произнес Ханс. — Почему так?

— Что почему?

— Почему я жив, а он мертв? — Ханс уставился на наводчика.

— Наверное, потому что вы его убили?! — удивился тот.

— А почему…

Ханса прервал громкий крик радиста, прыгавшего на башне их «Тигра» и активно махавшего руками:

— Самолеты! Скорее возвращайтесь! Пора уходить!

Не медля ни секунды, они вдвоем понеслись обратно. Вымазанный белой краской «Тигр» загрохотал мощным двигателем и пополз прочь. Если бы наводчик Ханса не так спешил, то он заметил бы кое-что необычное. В руку мертвого британца была вложена развевавшаяся на холодном ветру песочного цвета лента, на которой между двумя белыми вышитыми пальмами было написано слово «АФРИКА»[5].

Май-октябрь, 1999.

Примечания

1

Отто Скорцени — командир парашютно-диверсионного отряда, прославившийся акцией по освобождению Муссолини и диверсиями в тылу американцев зимой 1944-45 г.г. (Прим. авт.)

(обратно)

2

Оберст — чин в немецкой армии, соответствующий полковнику. (Прим. авт.)

(обратно)

3

«Трешка» — имеется в виду немецкий танк Pz Kpfw III, часто упоминающийся в литературе как просто Pz III.(Прим. авт.)

(обратно)

4

Гауптман — чин, соответствующий капитану.(Прим. авт.)

(обратно)

5

«Африка» — нарукавная лента участника сражений Африканского корпуса до сих пор считается среди солдат символом доблести и рыцарского поведения на поле боя. (Прим. авт.)

(обратно)

Оглавление

. . . . . .