«Партизанскими тропами»

Партизанскими тропами

Книга повествует об участии югославских патриотов в партизанском движении на территории Советского Союза, о развертывании народно-освободительной борьбы в Югославии против гитлеровских захватчиков и их пособников.

Автор рассказывает о совместной борьбе советских и югославских патриотов против фашизма, на многочисленных примерах показывает, как крепла боевая дружба народов СССР и Югославии, пронизанная идеями братства и интернационализма.

ВТОРЖЕНИЕ

После быстрого окончания военных действий в Польше, на которую гитлеровская Германия напала 1 сентября 1939 года, военные события развернулись на Западе, где на стороне Польши в войну с Германией вступили Великобритания и Франция.

Дальнейшее развитие военного конфликта на Востоке было временно отсрочено. Гитлеру пока еще не удалось установить своего господства над Юго-Восточной Европой, и прежде всего над Югославией.

Когда в 1940 году закончились военные действия на Западе, то есть во Франции, Бельгии, Голландии и Скандинавских странах, давление на Югославию, еще не определившую свою политику, возросло. Соседние с ней страны — Венгрия, Румыния, Болгария и Греция — в 1940—1941 годах сделали выбор. Первые три стали сателлитами Германии, а Греция приняла сторону Великобритании и уже воевала с Италией.

Югославия пыталась избежать военного столкновения, остаться нейтральной, но это оказалось трудно осуществимым. Такая позиция не отвечала интересам ни одной из враждовавших сторон. Нажим на нее постоянно усиливался. В то же время югославская буржуазия даже и не помышляла искать помощи у третьей стороны, у Советского Союза.

Однако уже осенью 1940 года стало ясно, что в скором будущем военные действия возобновятся на Востоке. Несмотря на подписание договора о ненападении, фашистская Германия проводила курс на развязывание войны против Советского Союза. Об этом красноречиво свидетельствовали военные, политические и хозяйственные приготовления, проводившиеся Гитлером.

Осуществляя свои планы, гитлеровцы стремились прежде всего обеспечить фланги и в то же время создать подобие гигантских клешней, которые бы охватили европейскую часть территории СССР с севера и юга. Их северная часть в Скандинавии была уже создана, а в южной отсутствовало одно звено — Югославия.

Давление фашистов на Югославию возрастало. Предательски и капитулянтски настроенные политические и военные правящие круги королевской Югославии приняли и подписали протокол о присоединении страны к Тройственному пакту — военно-политическому союзу Германии, Италии и Японии. В ответ на это широкие народные массы Югославии вышли на улицы городов и сел, и их гневный протест вынудил правящую верхушку отказаться от вступления в этот пакт. Решающую роль в подъеме народного движения сыграла Коммунистическая партия Югославии.

В результате военного переворота, происшедшего после этих событий, профашистское правительство Цветковича — Мачека пало. Новое правительство тоже стремилось любыми путями вступить в сговор с гитлеровцами, однако было поздно: Гитлер уже отдал своим вооруженным силам приказ захватить и расчленить Югославию, чтобы ликвидировать ее как самостоятельное государство.

6 апреля 1941 года фашистская Германия напала на Югославию. Через несколько дней сателлиты гитлеровцев — хортистекая Венгрия и монархо-фашистская Болгария — тоже начали войну против Югославии и участвовали в ее территориальном разделе.

Венгрия оккупировала часть югославской территории, включавшую районы Бачки, Барани, Междумурья и Прекомурья. Венгерские войска вступили на эту территорию 11 апреля 1941 года, нарушив тем самым договор о дружбе, заключенный между Югославией и Венгрией за три месяца до начала войны. Хортисты грубейшим образом попрали его.

Стремясь как можно выгоднее использовать благоприятную обстановку, создавшуюся в результате нападения на Югославию немецких и итальянских фашистов, хортисты повели себя как дикие звери.

В те апрельские дни начались страдания наших народов. Однако одновременно росли и силы сопротивления, зовущие на борьбу против фашистских насильников, угнетателей и поработителей, а также против собственных капитулянтов, предателей и пособников оккупантов.

КРОВАВЫЙ ПИР ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ

В апреле 1941 года широкие улицы городов и сел в Бачке и Баране были почти безлюдными. В первые же дни оккупации предчувствие неотвратимой беды охватило мирное население. Наступление войск хортистской Венгрии сопровождалось насилием над беззащитными людьми. Хортисты пытались создать у мировой общественности впечатление, будто эти районы они захватывали в ожесточенных боях, хотя в действительности там вообще не было ни одного подразделения югославской армии.

Войска королевской Югославии покинули территорию Бачки и Барани сразу же после начала военных действий. Командование объясняло отступление тем, что равнинная местность якобы не позволяла организовать эффективную оборону. На самом же деле за несколько лет до войны на обширной территории от города Суботица до правого берега Дуная были сооружены противотанковые рвы, бетонные укрепления и другие средства современной обороны, на строительство которых были истрачены миллиарды народных денег. Тем не менее капитулянтское, предательское поведение высшего командного состава и правящих кругов привело к тому, что армия как организованная сила перестала существовать и разбежалась буквально в течение нескольких суток.

На оккупированной территории хортистское военное командование нашло себе опору среди местных венгерских фашистов, шовинистов и уголовников. Оно использовало их в качестве провокаторов в борьбе с мирным населением. Фашисты уничтожали сербов и евреев. И не только их. Жертвами хортистов стали также хорваты, словаки, украинцы и другие славянские народы. Особенно широкий размах репрессии приняли в южной части Бачки, в городе Нови-Сад и населенном пункте Шайкашка.

По данным краевой комиссии по выявлению преступлений, совершенных в Воеводине оккупантами с помощью так называемых «народных охранников», «немзетеров», членов «народных комитетов» и других фашистских и националистских организаций при вступлении хортистских войск в Бачку и Бараню, было убито около 3500 человек и разграблено имущество свыше 10 000 граждан.

Сначала репрессиям подверглись сербы, переселившиеся сюда после первой мировой войны. Больше всех пострадали крестьяне села Сириг около города Нови-Сад. Жителей этого села венгерские фашисты согнали на пустырь и открыли по ним огонь из орудий, минометов и пулеметов. 450 человек было убито и ранено. Затем очередь дошла и до остальных сербов, поселившихся в Бачке после 31 октября 1918 года. Сербское население подлежало поголовному выселению. Многих сербов переправили через Дунай в район Срема. Хортистов не волновала их дальнейшая судьба. Главное — угнать сербов как можно дальше и поживиться их имуществом.

В то время Срем входил в состав созданного оккупантами «независимого хорватского государства». Здесь вершили суд усташи во главе с Павеличем. Усташи не раз возвращали несчастных сербов обратно, но люди не могли вернуться в свои дома, на свою землю, так как там уже хозяйничали колонисты из Венгрии. В конце концов сербов согнали всех вместе и отправили в венгерские лагеря в Шарвар и Барч. Их отправка туда осуществлялась самым бесчеловечным образом.

Операции по окружению сел и облавы на жителей сопровождались всегда расстрелами, насилием, истязаниями.

Стремясь подавить любое организованное сопротивление и удержать народ в повиновении, венгерские оккупанты установили беспощадный режим, предоставив полную власть венгерской королевской контрразведке. Позже в Нови-Саде было создано специальное следственное отделение при жандармском управлении, которое своими зверствами снискало себе зловещую славу.

СОПРОТИВЛЕНИЕ

Однако, несмотря на все попытки, оккупантам не удалось сдержать рост народного сопротивления. Оно ширилось, и в нем принимали участие люди всех национальностей, проживавшие в этих районах. Более того, в движение сопротивления включилось также и венгерское население.

Коммунистическая партия Югославии и Союз коммунистической молодежи Югославии проводили многочисленные боевые операции, организовывали нападение на жандармов и пособников оккупантов, уничтожали продовольственные и военные склады и т. п.

Эти действия вызывали ярость оккупантов, и они прибегали к массовым арестам и расстрелам. Военные трибуналы без суда и следствия приговаривали людей к смертной казни или многолетним каторжным работам. Многие коммунисты, члены Союза коммунистической молодежи и другие патриоты оказались в тюрьмах Ваца, Будапешта, Сегедина, Калоча, Суботицы.

В начале мая состоялось совещание ЦК КПЮ по подготовке восстания. По возвращении члена ЦК КПЮ и секретаря Воеводинского краевого комитета КПЮ Жарко Зренянина с совещания был создан Воеводинский военный комитет, начался сбор оружия, стали создаваться боевые и диверсионные группы. Молодежь обучалась военному делу, проводились занятия по оказанию первой медицинской помощи.

Оккупанты располагали значительными военными силами и многочисленной жандармерией, которые были готовы в любой момент осуществить различные карательные операции на территории этих районов. От массового террора больше всего страдало мирное население.

Особенно трудное время наступило после 22 июня 1941 года, когда фашистская Германия напала на Советский Союз. Контрразведка использовала это как повод для массового террора против населения. Репрессиям подвергались не только коммунисты, скоевцы[1] и члены рабочих профсоюзов, но и все прогрессивно мыслящие люди.

Призыв Коммунистической партии Югославии к восстанию нашел широкий отклик и среди населения в Бачке. Уже 23 июня 1941 года, то есть на следующий день после нападения фашистской Германии на Советский Союз, на заседании бюро Воеводинского краевого комитета КПЮ было принято решение о развертывании боевых групп в партизанские отряды и начале организованного саботажа. В Воеводине кроме главного штаба были созданы штабы отрядов по округам и районам.

Оккупанты продолжали свирепствовать. Особенно страшный погром, получивший название «Рация», хортисты учинили в южной части Бачки. Только в городе Нови-Сад было убито около четырех тысяч человек.

Бо́льшую часть трудоспособного населения оккупанты посылали на принудительные работы в Венгрию, на Восточный фронт и оккупированную территорию Советского Союза. Туда же направлялась и мобилизованная в венгерскую армию молодежь.

Широко проводя репрессии, фашисты преследовали цель уничтожить как можно больше славян, и прежде всего сербов. Физической ликвидации подлежали также и евреи. Их угоняли в лагеря в Германию и на оккупированную территорию Советского Союза, где использовали на самых тяжелых работах. Немногим из них удалось вернуться домой.

Большинство проживавших в Бачке венгров, за исключением небольшого числа оголтелых шовинистов и фашистов, относились дружелюбно к людям другой национальности. Многие из них активно включились в борьбу против хортистского режима.

По данным краевой комиссии по выявлению преступлений оккупантов и их пособников в Воеводине, за время хозяйничанья хортистов на территории Бачки и Барани в 1941—1945 годах было уничтожено, угнано в лагеря, направлено на принудительные работы и мобилизовано в армию около 18 000 человек.

НА ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ РАБОТАХ

Не ограничиваясь убийствами и ссылками населения на каторжные работы, оккупанты прибегали и к другим мерам. Чтобы подорвать освободительное движение, они проводили массовую мобилизацию молодежи, особенно ее патриотически настроенной части, в трудовые роты и стремились угнать как можно дальше от родных мест.

Большинство из числа насильно мобилизованных работали на территории Венгрии. Это считалось трудовой повинностью. Используя подневольный труд для укрепления военно-экономического потенциала Венгрии, хортисты тем самым облегчали себе задачу по выполнению своих союзнических обязательств перед фашистской Германией. Мужской рабочей силы, особенно для тяжелых физических работ, с каждым днем становилось все меньше, и ее недостаток восполняли за счет мобилизации населения в оккупированных районах Югославии, Чехословакии и Румынии. Такую дешевую рабочую силу можно было применять там, где в ней возникала необходимость, в том числе и на фронте.

Первыми на принудительных работах стали использоваться узники лагерей, куда хортисты начали сгонять население сразу же после появления в Бачке венгерских оккупационных войск в апреле 1941 года. Больше всего среди узников было сербов и евреев. Ответственность за отправку людей в лагеря лежала на специальных комитетах, созданных в каждом населенном пункте. Первоначально этим занимались военные, а затем гражданские власти, которым командование передало управление оккупированной территорией.

Лагеря постоянно пополнялись новыми контингентами людей. Одни лагеря ликвидировались, другие создавались. Все это находилось в прямой зависимости от мер, предпринимавшихся оккупантами по отношению к славянским народам и евреям.

По своему характеру эти лагеря были различными. Одни предназначались для фильтрации людей, а другие, уже как постоянные, создавались для наиболее рационального использования специально отобранных узников в качестве рабочей силы.

Особый лагерь для колонистов из Бачки был создан в Шарваре. Он ничем не отличался от настоящих концентрационных лагерей.

Один из лагерей, созданный в 1942 году на севере Венгрии в Шарошпатаке, был не похож на остальные. Здесь оккупанты содержали лиц, находившихся под следствием. Хортисты не могли предъявить им никакого обвинения. Несмотря на истязания и пытки, к которым они прибегали, чтобы выбить из арестованных признание в «виновности», палачам ничего не удавалось сделать. Из-за отсутствия «доказательств» людей иногда отпускали домой, но под особый контроль полиции. Те, кого освобождали, должны были являться каждый день для регистрации в полицию. В то время многие находились под подозрением и числились в списках неблагонадежных.

В таких же лагерях, как в Шарошпатаке, оказались и некоторые венгры из Бачки. Режим в них не отличался от других, за исключением того, что арестованных посылали на работы.

Такова была обстановка весной 1942 года, когда Венгрия готовилась принять непосредственное участие в военных действиях на Восточном фронте. Это повлекло за собой необходимость собрать «неблагонадежных» и направить их в качестве рабочих на фронт.

Политика фашистского правительства Венгрии в отношении узников лагерей была одобрена самим Хорти. Его генерал Чатаи заявлял своим коллегам, что на заседании правительства «их превосходительство господин регент соизволил» отдать приказ об отправке на поля сражений 2-й венгерской армии; вместе с ней предписывалось отправить на фронт и рабочие батальоны, в составе которых находились опасные для государства лица. Таким образом, говорилось в приказе, эти лица будут лишены возможности вести подрывную деятельность и вынуждены будут жертвовать своей жизнью во имя отечества, как и все остальные граждане страны.

Первыми на Восточный фронт попали 120 мобилизованных ремесленников. Их призвали в апреле 1942 года и уже в августе того же года отправили в тылы 2-й венгерской армии, занимавшей позиции на реке Дон.

В ноябре и декабре 1942 года туда же, где находилась группа ремесленников, прислали специальные роты, сформированные из политзаключенных, которых венгерские оккупационные суды в Бачке приговорили к каторжным работам. На долю этих политзаключенных выпали тяжелейшие испытания, в результате чего большинство из них погибло.

В начале 1943 года на оккупированную территорию СССР были доставлены рабочие из лагеря в Шарошпатаке для дальнейшего их использования в тыловых районах 2-й венгерской армии. Однако вскоре в результате наступления Красной Армии 2-я венгерская армия была разбита, и этих рабочих передали гитлеровцам, которые посылали их на самые тяжелые работы. Лишь в начале мая 2-я венгерская армия в какой-то степени смогла привести себя в порядок и забрать своих рабочих у немцев. Все категории насильно мобилизованных рабочих назывались «мункаши»[2].

БАТАЛЬОНЫ НАСИЛЬНО МОБИЛИЗОВАННЫХ РАБОЧИХ «ГДЕ-ТО В РОССИИ»

Наступил март 1943 года. Жителям сел Бачки были разосланы повестки. Только в Южной Бачке их получили 600 человек. Военные власти призывали население на принудительные работы.

Перед отправкой людей подвергали тщательному медицинскому осмотру. В основном отбиралась молодежь в возрасте 20—32 лет, причем самая сильная и работоспособная ее часть.

Примерно за день-два до сбора в военных комендатурах в Надькёрёше, Сольноке и Цегледе всех, кого призывали на работы, предупредили, что в случае неявки они будут нести ответственность по законам военного времени.

Перед партийными организациями в Бачке, как и несколько месяцев назад перед политическими заключенными, в основном коммунистами и членами Союза коммунистической молодежи Югославии, встал вопрос: идти на принудительные работы или нет? Вначале считали, что этого делать не следует. Однако сразу же возникали большие трудности: как помешать мобилизации в рабочие батальоны? Повлиять на огромное число мобилизованных людей и помочь им уйти в подполье было практически невозможно. Кроме того, хортисты при помощи местных предателей пытались внушить населению мысль о том, что отправка на принудительные работы, и прежде всего в Венгрию, — это всего лишь трудовая повинность и что после ее отбытия все мобилизованные вернутся домой.

Коммунисты, скоевцы и все те, кто был связан с движением Сопротивления, втайне надеялись, что на Восточном фронте или на оккупированной территории Советского Союза им удастся перебежать через линию фронта и присоединиться к передовым частям Красной Армии или вступить в ряды партизан. А о том, что их отправляют именно на Восточный фронт, мобилизованные знали из достоверных источников.

Массовый побег к партизанам, находившимся в районе Срема, был невозможен. Граница надежно охранялась, к тому же партийное руководство не в состоянии было в то время установить с ними связь.

Следовательно, не было иного выхода, как подчиниться распоряжению о мобилизации.

И вот мы четверо оказались в Надькёрёше, маленьком городке на севере Венгрии, где формировался один из рабочих батальонов. Батальон состоял из четырех рот, Каждая рота имела командира, фельдфебеля и охранников. Рабочие получили «форму»: армейский головной убор, ботинки и нарукавную повязку красно-бело-зеленого цвета. Остальная одежда осталась гражданской. Подобное «войско» выглядело весьма живописно.

Первоначально к мобилизованным рабочим относились терпимо. В этом проявлялась сознательная тактика хортистов, стремившихся пресечь попытки к бегству и показать рабочим, что, дескать, не так уж страшен черт, как его малюют.

Формирование батальонов и рот закончилось в течение двух недель. 20 апреля 1943 года был получен приказ об отправке. Но куда? Этого никто из рабочих не знал. От одного молодого венгерского солдата стало известно, что батальон, вне всякого сомнения, направят на Восточный фронт на разминирование нейтральной полосы перед боевыми порядками венгерской армии.

Двери товарных вагонов закрылись. Длинный эшелон двинулся на север, тем же путем, каким прошли вагоны с ротой ремесленников и специальными рабочими ротами. Той же дорогой была отправлена на фронт 2-я венгерская армия. Им навстречу попадались составы с ранеными венгерскими солдатами, которые при желании могли бы многое порассказать.

Пограничная станция Чоп. Это уже советская территория. Рабочим приказали сообщить на родину, что они находятся «где-то в России».

До фронта было еще далеко. Линия фронта на реке Дон была прорвана еще в январе. Остатки 2-й венгерской армии отступили с Дона на Украину.

Эшелон с мобилизованными рабочими прибыл в украинский город Коростень, важный железнодорожный узел. В этом городе потрепанная 2-я венгерская армия доукомплектовывалась, здесь же находились и ее некоторые армейские службы.

Батальон мобилизованных рабочих разместили по окрестным селам. Мне запомнилось название лишь одного села, где расположилась сводная рота, позже почти в полном составе перешедшая к советским партизанам. Село называлось Пашиновка.

Отношение хортистов к рабочим по сравнению с тем, каким оно было во время их пребывания в Венгрии, теперь в корне изменилось. Мобилизованные под охраной немцев работали на разгрузке и погрузке железнодорожных вагонов. За работой был установлен строгий контроль. Окрики «Los! Los!»[3] заставляли отказаться от мысли хоть как-то увильнуть от работы.

В Пашиновке рабочие быстро установили контакты с местным населением. В основном это были старики, женщины и дети. Часто издалека, откуда-то из-под Овруча, доносились звуки выстрелов, и наши рабочие не могли не заинтересоваться этим. Очень скоро они узнали, что это действовали партизаны, боровшиеся против немецких и венгерских оккупантов.

Командовал 1-й ротой Эден Хекшток, венгерский немец, офицер хортистской армии. Это был чудовищно грубый и жестокий человек. Как никто другой, он умел издеваться над подчиненными, поскольку считал мобилизованных рабочих врагами немецких фашистов, а следовательно, и его самого. Ко всему прочему он был еще запойным пьяницей.

Среди крестьян, у которых он доставал алкогольные напитки, оккупационные денежные знаки не пользовались популярностью. В обмен на самогон они просили сало, маргарин, муку и другие продукты питания. И ротный не считал для себя зазорным обменивать на самогон продовольствие, предназначавшееся для рабочих.

Когда командир напивался, а это случалось часто, он поднимал всю роту по тревоге. По этой команде мобилизованные рабочие быстро строились, и ротному доставляло огромное наслаждение наблюдать за возникавшей при этом суматохой. Плохо приходилось тому, кто мешкал и опаздывал встать в строй. За якобы допущенные прегрешения отдельных рабочих, как правило, наказывалась вся рота. Людей заставляли долго маршировать, продолжительное время выполнять команды «Ложись!», «Встать!», которые подавались в нарастающем темпе. Это вызывало у всех с трудом сдерживаемую ярость и озлобление.

Звание Хекштока соответствовало чину капитана в югославской армии. Его заместителем был лейтенант с изысканными, аристократическими манерами. Последний походил на человека, не перестающего удивляться тому, как он мог оказаться среди этого простонародья, к которому причислял и самого командира. Заместитель командира роты приложил максимум усилий, использовав все свои связи, чтобы добиться перевода в Венгрию. В конце концов ему удалось это сделать. Немаловажную роль, вероятно, сыграло его дворянское происхождение, весьма ценившееся в хортистской Венгрии.

Рабочие прозвали его строевиком, потому что он постоянно требовал держать шаг в строю, когда их гнали на работу, в столовую или в бараки. Он заметно отличался от командира, и всех рабочих сильно обеспокоил его отъезд.

Постоянно пьяный командир роты все чаще впадал в буйство. Ни с того ни с сего он избил как-то возчика Йоца Йоцича из Србобрана, а Лазара Еврича Туту из Шайкаша стал топтать ногами. Однажды в припадке белой горячки он приказал Живоину Драгину из Ады, сербу по национальности, солдату хортистской армии, расстрелять Туту. Драгин не выполнил этого приказа и умышленно промахнулся, выстрелив выше головы.

Как-то группу рабочих послали в Коростень на медицинский осмотр, и они задержались там по уважительной причине.

Узнав о задержке, командир привел оставшихся в роте людей на пустырь и гонял их до полного изнеможения. По возвращении группы рабочих из города он и им придумал наказание, заставляя без конца ложиться, вставать и совершать десятиминутные пробежки. Устав подавать команды, он поручил делать это рабочему Николе Летичу, а сам отошел в сторону и продолжал наслаждаться страданиями людей. Через час Радомир Брашван из Нови-Сада потерял сознание. Ротный приказал облить Радомира водой, и, когда тот пришел в себя, его снова поставили в строй. Это издевательство длилось с двух часов дня до самого вечера.

И так повторялось изо дня в день. Однажды Хекштоку донесли, будто партизаны собираются освободить мобилизованных рабочих. Тотчас же роту подняли по тревоге, а охранники приготовились к бою.

После этого случая режим стал еще строже.

ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ С ПАРТИЗАНАМИ

С помощью местного населения рабочие установили контакты с партизанами и стали готовиться к побегу. Правда, на это решалось лишь незначительное меньшинство. Многие продолжали колебаться. Необходимо было провести основательную разъяснительную работу для того, чтобы организовать побег к партизанам как можно большего числа людей, а в лучшем случае — всех. В тех условиях было трудно проводить широкую политическую пропаганду, и все же решившиеся на побег к партизанам рабочие пытались убедить колебавшихся в том, что обратной дороги домой нет и что судьба всех отправленных на Восточный фронт рабочих одинакова.

Однако некоторые в рабочих ротах еще верили поступавшим из дома сообщениям, будто бы «батальон направлен в СССР по недоразумению», будто бы владыка Ириней Джирич и депутат Милан Попович требует его возвращения на родину. Политически зрелые рабочие, а таких было большинство, не воспринимали подобные заверения всерьез. Они знали, кому служат владыка Ириней и Попович. Это особенно хорошо понимали, например, старый профсоюзный работник из Нови-Сада Душко Георгиевич, учитель из Шайкаша Момчило Крклюш, навсегда запомнивший новисадскую тюрьму, допросы и отношение хортистов к сербам в Бачке. Дальнейшие события подтверждали правоту тех рабочих, которые заявляли, что без борьбы нельзя надеяться на возвращение домой.

Однажды в июле 1943 года рабочих снова погрузили в вагоны. Никто толком не знал, куда их отправляют. Севернее города Коростень железнодорожные пути раздваивались. Одна магистраль шла на юг — в Венгрию, до которой было далеко, а вторая вела на северо-восток, на фронт, в неизвестность. Состав повернул на северо-восток. Всем сразу стало ясно, куда их направляют. А разве можно было ждать чего-нибудь другого? С присущим ему цинизмом ротный командир предсказал рабочим их дальнейшую судьбу: «Я привел на фронт четыре еврейские роты, и ни один человек не вернулся домой. То же самое ждет и вас».

Впереди к паровозу были прицеплены два старых вагона, которые должны были спасти состав в том случае, если колея оказалась бы заминированной.

Позже мы узнали, что партизаны собирались взорвать эшелон, но их своевременно предупредили о том, с каким «грузом» он шел.

Железная дорога вела на северо-восток. Из Украины через город Овруч эшелон попал в Белоруссию, в Полесье. Плодородная земля, равнинная местность. Вокруг прекрасные березовые леса. Большую площадь занимали болота. В этом районе действовало несколько партизанских отрядов.

Около города Мозырь состав пересек реку Припять. Недалеко от Калинковичей железнодорожные пути вновь расходились. Один путь вел на восток, в Гомель; второй — на север, в Могилев, а третий — на запад, в Пинск. Позже на этой территории вместе с белорусскими партизанами будут сражаться и югославы.

В ДЕРЕВНЕ АВРАМОВСКАЯ

От Калинковичей до Василевичей было не более 50 километров. Здесь эшелон с насильно мобилизованными рабочими свернул с основной магистрали и направился на юг, к районному центру Хойники, самому крупному населенному пункту между реками Припять и Днепр.

Возле деревни Аврамовская состав остановился на маленькой железнодорожной станции. Один из взводов 1-й роты остался на станции. Основная часть этой роты, насчитывавшей примерно 140 человек, разместилась в деревне Аврамовская, а остальные отправились пешком в Хойники.

До войны в Аврамовской находилась дирекция лесничества. Для рабочих лесничества и местного населения здесь был выстроен очень красивый деревянный клуб с большим зрительным залом, сценой и несколькими комнатами. Здесь могла разместиться целая рота. В комнатах поставили кровати для командного состава и охранников.

Неподалеку от клуба находились колхозные конюшни и сараи. Их переоборудовали под склады и разместили там возчиков. В здании железнодорожной станции расположилось венгерское воинское подразделение.

На территории этого района активно действовали партизаны, и поэтому начальнику местного гарнизона пришлось превращать станционные и некоторые другие постройки в опорные пункты. Построили также высокие сторожевые вышки.

Деревня оказалась целой, что было большой редкостью в этом районе Белоруссии. Насильно мобилизованные рабочие, поселившиеся в Аврамовской, сразу же привлекли к себе внимание оставшихся в этой деревне жителей.

Хортисты прекрасно понимали, к каким последствиям могут привести контакты между рабочими и местным населением, и запретили всякое общение с жителями. Жестокий и тупой командир роты заявил, что в случае невыполнения этого приказа виновным грозит военный трибунал. По венгерским военным законам за побег нескольких мобилизованных рабочих расстреливали каждого десятого из оставшихся. Естественно, эта мера применялась лишь к насильно мобилизованным рабочим. В самой венгерской армии такое наказание не предусматривалось.

Все это способствовало крушению иллюзий у отдельных рабочих относительно того, будто они выполняют здесь трудовую повинность. Каждый день их гнали на работу. По обеим сторонам железнодорожного полотна тянулся лес, служивший прекрасным укрытием для партизан. Угроза нападения вынуждала оккупантов вести постоянное наблюдение за полотном, оборудовать пулеметные гнезда. Для лучшего обзора деревья вдоль полотна местами вырубались до 100 метров в глубь леса.

Ротный не переставал ежедневно издеваться над людьми. Казалось, ему все нипочем, однако и в его поведении произошли заметные изменения. И хотя, наблюдая за рабочими, Хекшток, как и раньше, продолжал угрожать и осыпать их ругательствами, теперь он иногда вдруг стихал, замыкался в себе и ходил с печальным видом. Позже, когда была захвачена ротная документация, там обнаружили его неотправленное письмо жене. Он писал, что у него появилось предчувствие, будто они никогда больше не увидятся. Таким образом, даже он реально оценивал военную обстановку, положение венгерской армии в Белоруссии и на Украине и свое собственное.

Рабочие часто писали своим родным и знакомым, но ответа не получали. Все это не могло не оказывать определенного влияния на их настроение. В рабочих батальонах было много бывших крестьян. У всех постепенно созревало решение о необходимости как-то изменить свое положение, но не все осмеливались довериться друг другу. Некоторые, кроме того, боялись наказаний, которыми грозили фашисты за побег к партизанам, и склонялись к мысли подождать еще. Большинство же хотели поскорее перейти к партизанам.

Агитация в рабочих батальонах велась в основном в группах, образовавшихся по принципу землячества, близости взглядов и личных симпатий, возникших за время пребывания на принудительных работах.

Для установления контактов с партизанами рабочие начали осторожно вступать в разговоры с местным населением. Однако, опасаясь провокаций, крестьяне отрицали наличие у них каких-либо связей с партизанами. На ломаном сербско-русском языке мобилизованные рабочие говорили о своих симпатиях к народам Советского Союза, рассказывали о своей стране, о фашистском терроре в Бачке, Нови-Саде и других районах.

Политическая работа давала хорошие результаты. Благодаря этому расширялись связи между активистами и остальными рабочими, крепла уверенность в том, что побег к партизанам можно осуществить только коллективно. Штаб партизанских отрядов в Полесье был информирован о настроениях мобилизованных рабочих, об их решении присоединиться к партизанам. Оставалось ждать лишь благоприятного момента.

Хотя партизан никто не видел, но их присутствие постоянно ощущалось. Во время работ в сторону леса поглядывали не только охранники, но и охраняемые. Рабочие были уверены, что из леса за ними наблюдают партизанские разведчики. Каждый понимал, что до леса добраться не так уж трудно, но вот смогут ли они разыскать там партизан — пока было неясно.

Действительно, не составляло труда прикончить топором ненавистного командира и охрану и бежать в лес. Но, во-первых, на работу мобилизованных отправляли не всех сразу, а во-вторых, стволы пулеметов, установленных на наблюдательных вышках, напоминали о том, что неподготовленный побег в одиночку или неорганизованный групповой побег — не самый лучший выход.

Агитация увенчалась успехом, и подавляющее большинство рабочих уже видели себя среди партизан. Столкновения партизан с оккупантами только усиливали их нетерпение.

Самым большим испытанием их выдержки явилась операция по транспортировке соли из Аврамовской в венгерские части. Транспорт с солью сопровождала вооруженная охрана.

В полдень 25 или 26 июля мобилизованные рабочие собрались после работы возле клуба. Обоз еще не успел далеко отойти от деревни, как началась сильная перестрелка. Немедленно к обозу поспешила еще группа венгерских солдат из станционного гарнизона. Охранники вернулись лишь к вечеру, на подводах они везли несколько убитых и раненых. Соль досталась белорусским партизанам.

Обозленные хортисты с оружием на изготовку брели по деревне. Рабочие быстро попрятались, так как опасались, что венгерские фашисты могут отыграться на них за неудачное преследование партизан. Солдаты хортистской армии считали страшной несправедливостью, что мобилизованным рабочим не грозит быть убитыми в бою и они имеют больше шансов выжить, чем венгры. Жители деревни издали наблюдали за возвращением венгерских фашистов. Венгры шли молча. Вдруг кто-то из них крикнул: «Огонь! Они ведь все партизаны!» Женщины, дети и все остальные быстро попрятались.

НАКОНЕЦ ПАРТИЗАНЫ!

Переход к партизанам нельзя было больше откладывать. Практически все уже было подготовлено. Группы рабочих и отдельные рабочие установили связь с партизанами. Очень важную помощь в этом оказывали возчики, живущие в колхозных сараях неподалеку от клуба. Они помогли наладить связь с партизанкой Марией Хорошко.

Рабочий Бранко Новков из Ковиля действовал смелее всех, стремясь установить связь с партизанами. Естественно, он делал это с согласия других. Через Марусю рабочим удалось связаться с сельской учительницей Тамарой Шаповаловой, которая очень много сделала для побега. С ней окончательно был согласован срок перехода к партизанам.

Однажды, правда, произошло своего рода ЧП. За десять дней до коллективного побега к партизанам вдруг «пропал» Стеван Девич из Кулпина. Его исчезновение всех взволновало. Товарищей мучил вопрос: что с ним случилось, перешел ли он к партизанам? А может, он просто заблудился?

О том, что произошло на самом деле, стало известно, лишь когда вся рота перешла к партизанам.

Девич, не дождавшись, когда закончатся все приготовления к побегу, через разведчика партизанского отряда в Калинковичах связался с партизанами и ушел к ним. Перед своим уходом он намеревался уничтожить некоторые ротные списки и даже обещал партизанам сделать это. Но, к счастью, не уничтожил, ибо и без того его исчезновение было чревато серьезными неприятностями. По словам Душки Дорословачки из Нови-Сада, хорошо знавшего венгерский язык и исполнявшего обязанности переводчика и помощника писаря, взбешенный командир хотел расстрелять каждого десятого. Ротный фельдфебель Варга уговорил его не делать этого и стал убеждать, что Девич, вероятно, где-нибудь заблудился. В доказательство он сообщил командиру, что все личные вещи Девича, даже сигареты, которые представляли в то время большую ценность, остались в его чемодане. Это был весьма убедительный аргумент, и командир успокоился, поверив, что Девич где-то заблудился. Больше того, он высказал предположение, что его могли захватить в плен партизаны. А уничтожь Девич списки, расстрел каждого десятого из оставшихся был бы неизбежной расплатой.

Из-за этого случая подготовку к коллективному побегу ускорили.

В ночь на 30 июля 1943 года разбудили спящих, приказали быстро взять вещи и приготовиться к уходу.

— Пришли партизаны, — доложили дневальные.

В соответствии с планом подготовки к побегу дневальными в ту ночь были назначены самые проверенные и надежные рабочие, которые смогли бы в крайнем случае быстро найти выход из сложившейся ситуации, успокоить людей. Они предупредили всех о необходимости соблюдать полную тишину и не разговаривать, чтобы солдаты хортистской армии, находившиеся в расположенном вблизи лагеря бункере, не смогли бы ничего услышать.

Одни партизаны окружили лагерь, а другие вместе с рабочими отправились брать в плен командира и охранников. Дверь комнаты, где спал командир, быстро сорвали с петель, но фашист, хотя и был застигнут врасплох, все же успел схватиться за автомат. Однако рабочие оказались проворнее. Они скрутили его, и он очутился лицом к лицу с вооруженными партизанами.

— Кто это сделал? — шипел командир.

Охранников тоже связали. Затем быстро погрузили все необходимое. Особенно тщательно обращались с санитарными повозками, чтобы в сохранности перевезти медикаменты и медицинские инструменты. Предстояло как можно быстрее пробраться в партизанский лагерь и уйти от погони.

А погоня запоздала. Правда, охранники в бункере слышали какой-то шум, но не придали этому значения, так как подумали, что бесноватый командир, видимо, даже ночью издевается над рабочими.

Так мобилизованные рабочие оказались в лагере партизанского отряда имени Суворова. С трех сторон его окружали болота, проходы в которых знали только партизаны. Подступы к лагерю охранялись заставами.

Захваченных в плен пятерых фашистов расспрашивали о бункере, вооружении гарнизона, численном составе солдат и офицеров и т. п. Дольше всех допрашивали Хекштока. Когда в штабе отряда закончился допрос, рабочим сообщили о решении. Штаб предложил рабочим самим судить своих вчерашних мучителей. Приговор был единодушным — смерть.

Мобилизованные югославские рабочие стали партизанами. Они приняли присягу: «Клянусь за сожженные города и села, кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, насилия и мучения своего народа жестоко отомстить врагу и, не останавливаясь ни перед чем, всегда и всюду, смело, решительно и беспощадно уничтожать немецких оккупантов».

Это была присяга советских партизан, но теперь она стала и их собственной, ибо они поклялись своему народу. Из перешедших к партизанам мобилизованных рабочих была сформирована сербская рота под командованием Момчила Крклюша, но как подразделение она просуществовала только несколько дней.

Довольно скоро оказалось, что такое решение было не , совсем оправданным. В первые же дни пребывания в лагере у партизан выяснилось, что языковой барьер — весьма серьезная помеха для того, чтобы командовать ими и организовывать их боевые действия. К тому же нехватка оружия и сами формы борьбы с оккупантами требовали иной организационной структуры. Характерными для всех партизанских отрядов, в том числе и для отряда имени Суворова, формами борьбы были действия небольших боевых групп, что само по себе уже исключало использование такого многочисленного формирования, как рота.

Кроме того, говоря по совести, большое значение имели также моральные и политические факторы, что тоже свидетельствовало о необходимости отказаться от самостоятельных действий роты. Не все перешедшие к партизанам рабочие были политически зрелыми, не все даже хотели сражаться на стороне Советского Союза.

Необходимо было продолжить работу с людьми, начатую еще в дни их пребывания на принудительных работах, чтобы повысить политическую сознательность и укрепить боевой дух отдельных рабочих и групп. Организационными мерами следовало бы устранить отрицательные моменты в поведении некоторых людей, которые требовали, например, переброски роты в тыл и передачи ее в распоряжение югославского посольства в Москве, и т. п. Зачисление югославских рабочих в белорусские роты и взводы представлялось в тот момент единственно правильным решением, которое способствовало бы ускорению их боевой выучки.

Командование поддержало наши аргументы. Было решено расформировать роту, а людей распределить по партизанским отрядам. Название «сербская рота» не сохранилось. Позднее был создан один югославский взвод станковых пулеметов под командованием Момчила Крклюша.

РОЛЬ ТАМАРЫ ШАПОВАЛОВОЙ

Иван Дмитриевич Ветров был в то время командиром Полесского объединенного партизанского отряда и секретарем областного комитета КП Белоруссии. В своей книге «Братья по оружию» в главе «Под интернациональным знаменем» он описал переход 1-й роты насильно мобилизованных рабочих из Югославии к партизанам.

«В июне 1943 года, — вспоминает И. Д. Ветров, — на станцию Аврамовская немецкие фашисты привезли 150 насильно мобилизованных сербов для выполнения самых тяжелых работ. Они находились под охраной и жили как пленные. Ходили оборванные, полуголые, вечно голодные. Гитлеровцы разместили их недалеко от бункера. Среди них были люди разных профессий: рабочие, крестьяне, учителя, врачи... Мы запомнили такие имена: врач Барабаш, Момчило Крклюш, Стеван Вргович... Эту группу охраняли солдаты из гитлеровского гарнизона во главе с немецким обер-лейтенантом.

На станции сербы выполняли самые тяжелые работы: таскали бревна, железнодорожные рельсы, перевозили тачками песок. Следом за ними шли вооруженные гитлеровцы, подгоняя людей резиновыми палками, пинками и т. п.

Хойникские партизаны через своих связных и разведчиков многое узнали об этих людях и прониклись к ним сочувствием. Отряд имени Суворова установил с этими сербами контакты.

Однажды командир партизанского отряда имени Суворова Кирилл Тарасович Сацуро дал задание Шаповаловой ближе познакомиться с сербами и выяснить их настроения.

Симулируя болезнь, Шаповалова обратилась за помощью к доктору Барабашу. Он внимательно осмотрел «больную», дал ей лекарства и несколько раз навестил, чтобы проследить за течением болезни и эффективностью курса лечения. В один из визитов он сообщил Шаповаловой, что сербы готовы перейти на сторону партизан».

В ночь на 30 июля 1943 года, рассказывает дальше сама Шаповалова, партизаны-суворовцы напали на гарнизон станции Аврамовская... Сербы в гарнизоне восстали, и партизаны с их помощью очень быстро сломили сопротивление гитлеровцев. Комендант, его помощник и несколько фашистских солдат попали в плен.

Сербы помогли партизанам отвезти различные трофеи и сами, около 150 человек, пошли с отрядом.

30 июля все были в партизанском лагере. Сербы стали требовать, чтобы им выдали для суда обер-лейтенанта, его помощника и тех солдат, которые безжалостно издевались над ними.

Командование отряда было поставлено в трудное положение. Партизаны, народные мстители, идейные борцы за великое дело, не признавали самосуда над пленными. Виновные наказывались в соответствии с советскими законами.

Однако сербы, представители братского народа, немало натерпелись от гитлеровцев как в Югославии, так и здесь, вдали от родины. И командование отряда решило: они над вами издевались, берите и судите их своим судом.

Суд был суровый, но справедливый. Фашистские изверги получили по заслугам.

Уничтожая мирных и беззащитных людей или расстреливая заложников, фашисты называли такие операции возмездием. Возмездие настигло и самих гитлеровцев.

Все 150 сербских солдат и офицеров были зачислены в партизанские отряды. Из них были созданы отдельные подразделения по 30—40 человек в каждом.

УГРОЗЫ

Остальные три роты мобилизованных трудились в районном центре Хойники в терпимых условиях. Хортистскому командованию были нужны рабочие руки. Люди корчевали лес в окрестностях города, строили наблюдательные вышки и т. п. На работы их посылали большими и маленькими группами.

Однажды охранники круто изменили свое отношение к рабочим. Это случилось после того, как 1-я рота перешла к партизанам, о чем остальные роты еще не знали. Уже на следующее утро ходить в туалет разрешили лишь группами по десять человек в обязательном сопровождении охранников, которые покрикивали, угрожая штыками.

Рабочие недоумевали, поскольку еще не знали подлинной причины изменившегося отношения к ним охранников. Однако 31 июля 1943 года все стало ясно. Им приказали построиться. Командиры рот зачитали приказ, в котором, в частности, говорилось, что 1-я рота «перешла к русским» и что теперь каждому десятому грозит расстрел, а остальных направят в лагерь для военнопленных.

Теперь все понимали, почему в тот день, когда 1-я рота перешла к партизанам, три остальные роты, находившиеся на разных работах в окрестностях города, были под охраной отправлены в Хойники и помещены в бараки, окруженные высоким забором из колючей проволоки. Из бараков разрешалось выходить лишь в сопровождении охраны.

Утром следующего дня в лагерь приехал полковник хортистской армии, знавший сербский язык. Он повторил угрозу расстрелять каждого десятого после расследования перехода 1-й роты к партизанам, а с остальными обращаться так же, как с советскими военнопленными. Хортистский полковник не ограничился этим и продолжал:

— На расстрел каждого десятого и отправку в лагерь вас обрекли ваши же товарищи. Но мы не остановимся на этом. Ваши семьи будут также отправлены в лагеря, а их и ваше имущество — конфисковано.

Прошло несколько дней, а расстрелов не было. Венгерскому командованию оказалось выгоднее представить дело так, будто 1-я рота попала к партизанам в плен, а не перешла добровольно.

Обращение с рабочими трех оставшихся рот стало еще более жестоким. В лагере царил голод. Люди даже воду пили под охраной. За время пребывания в лагере в Хойниках некоторые потеряли в весе от 15 до 20 килограммов. Когда один рабочий из Србобрана сорвал яблоко, чтобы как-то утолить голод, к нему применили распространенное в хортистской армии наказание — «подвешивание». Наказуемому связывали веревкой руки сзади и подвешивали за нее таким образом, чтобы он едва мог достать пальцами ног до пола. Вися в таком положении, несчастный терял сознание. Тогда его снимали, обливали водой и снова подвешивали. Многие из рабочих подвергались этому наказанию. Среди них был и Лазар Петрович.

Наказания участились. За вину одного отвечала вся рота. Например, рабочим 4-й роты приказали лечь на спину и смотреть на солнце. В таком положении их держали очень длительное время. Один из охранников младший унтер-офицер Танцош постоянно носил с собой длинную толстую палку, которую часто пускал в дело. Позже он вооружился настоящей дубинкой. На работу теперь гоняли всей ротой под усиленным конвоем в 40—50 человек.

Все это влияло на настроение рабочих и все чаще наталкивало на мысль последовать примеру 1-й роты. Политическая агитация не прекращалась и велась по всем правилам конспирации. Отдельные рабочие действовали по собственной инициативе. Иногда некоторым из них все-таки удавалось вырваться из лагеря в город, и они тотчас же искали малейшую возможность установить связь с партизанами. Так, например, пытался сделать Лазар Петрович, который еще до установления в роте строгого режима познакомился с девушкой-фармацевтом из городской аптеки и хотел через нее установить контакт с партизанами. Однако девушка не могла доверять человеку, который свободно разгуливает по городу. Однажды Лазар увидел в аптеке немецкого офицера, с которым девушка бегло говорила по-немецки. Заметив Лазара, она быстро сообразила, что нужно делать, и дала ему какое-то лекарство. В конце августа — начале сентября 1943 года поступил приказ о передислокации трудовых рот, и эта связь прервалась. Позже Лазар был приятно удивлен, встретив свою знакомую в партизанском отряде. Оба пожалели, что им не удалось тогда установить доверительных отношений. Людмила — так звали девушку из аптеки — была подпольщицей и постоянно обеспечивала партизан медикаментами.

С приближением фронта трудовые роты были переброшены на запад. Район расположения хортистских войск занимали немцы. Отправка в глубь оккупированной территории создавала благоприятные возможности для перехода к партизанам, и многие в дальнейшем воспользовались представившимся случаем.

ПЕРЕХОД К ПАРТИЗАНАМ В ОДИНОЧКУ И ГРУППАМИ

Колонну насильно мобилизованных рабочих погнали от Хойников на север по дороге Хойники — Речица. Не успели рабочие отойти далеко от города, как утром следующего дня им приказали двигаться по лесным дорогам на запад. Отношение хортистов к ним не переменилось. Младший унтер-офицер Танцош безжалостно избивал людей. Один рабочий не выдержал, выхватил у него палку и сломал ее. «Что будет, то и будет», — решил он. Началась потасовка. Подошел командир, но вмешиваться не стал.

На ночлег останавливались в деревнях, и в каждую избу набивалось по 15 человек. Рабочие сразу же налаживали контакт с хозяевами, пытались установить через них связи с партизанами. Иногда это удавалось. Однако такие попытки были связаны с большими трудностями и риском. Усиленная охрана зорко следила за поведением каждого рабочего. Исчезновение из группы грозило опасностью, а жители сел, в основном старики и старухи, вполне естественно, не могли довериться людям, которых видели в первый раз.

Однажды большая группа рабочих, примерно 60 человек, решила пробраться к партизанам. Когда стемнело, они вышли из изб, где разместились на ночлег, и пошли садами. Однако этой группе не повезло. Где-то поблизости неожиданно послышалась стрельба, и ползком люди вернулись назад.

Однако один из них оказался настолько смелым, что решил продолжить путь. Это был Лазар Петрович, тот самый, который еще в Хойниках пытался установить связь с партизанами. Товарищи Лазара собрали его вещи и показали их во время поверки. Тем самым они скрыли его побег и спасли себя. На поверке они заявили, что Лазар сам принес свои вещи и даже позавтракал. Хортисты обыскали всю деревню и, не найдя его, решили, что он либо попал в плен к партизанам, либо заблудился.

А Лазар? Что стало с ним?

Лазар окончательно и бесповоротно решил бежать. Дорогу к партизанам ему показали ребята. Разыскивая партизан, он встретил старика, которому объяснил, как попал в Советский Союз. Старик посоветовал ему идти в деревню Люно и подсказал, какие населенные пункты нужно обходить, так как там размещались венгерские гарнизоны. Естественно, хортисты бы его расстреляли, а кроме того, пострадала бы и его семья в Мошорине.

К вечеру Лазар добрался до какой-то деревни, которую заметил по слабо освещенным окнам. Наткнувшись на группу крестьян, он сразу же, без обиняков, попросил их показать ему дорогу к партизанам. Но те молча и подозрительно смотрели на него. И ему ничего не оставалось делать как быстрее скрыться, поскольку он неожиданно увидел совсем близко от себя немецкие танки. Первой мыслью было как можно скорее достичь леса и спрятаться в его спасительной гуще. Уже начало светать, когда он вышел на поляну, на которой мирно паслись кони. «Почему они здесь?» — удивился Лазар, так как прекрасно знал, что фашистские оккупанты отбирали лошадей у местного населения.

Он забрел в какую-то избу. Там оказалась одна старая женщина. Лазар стал расспрашивать ее о партизанах, но она либо ничего не знала, либо не хотела говорить.

Несколько позже он столкнулся с деревенским старостой из ближнего села. Эта встреча очень напугала Лазара, так как он знал, что староста был представителем власти и состоял на службе у немцев. Однако на этот раз Лазару улыбнулось счастье. Оказалось, что староста во время первой мировой войны был в плену и находился в шайкашском селе Ковилье, то есть в том краю, откуда был родом Лазар. К изумлению Лазара, староста стал делиться с ним своими воспоминаниями.

Внезапно рассказчик замер на полуслове. В избу вошли люди с пятиконечными звездами на шапках. Вопреки ожиданиям Лазара староста ничуть не испугался, хотя вошедшие и оказались партизанами. Они тщательно обыскали перепуганного Лазара, а затем посадили в повозку. Так, после многих мытарств, опасностей, Лазар очутился в лагере партизанской бригады имени Кирова. Его подробно допросили, а когда поближе с ним познакомились, то приняли в партизаны. Лазар был зачислен в конницу и стал младшим командиром в партизанском отряде имени Буденного. В бригаде в то время было 648 партизан. Лазар участвовал в разведывательных операциях, в многочисленных стычках и других боевых делах. Однажды он даже взял в плен двух эсэсовских офицеров. Так Лазар доказал белорусским партизанам, что они не ошиблись в нем, приняв его в отряд.

В НОЧНОЙ ТИШИНЕ

Колонна насильно мобилизованных рабочих довольно медленно продвигалась дальше на запад по дорогам Полесья. Основные дороги были забиты гитлеровскими войсками.

2-я рота после переправы через реку Припять прибыла в деревню Слобода, западнее города Мозырь, стратегически важного по своему месторасположению населенного пункта.

Тридцать человек разместились на ночлег в доме одной женщины. Сава Андрич, Тошка Гаицки и некоторые другие рабочие решили довериться ей, поскольку ее гостеприимство было доказательством того, что она сочувствует им, понимает их бедственное положение. Хозяйка даже дала им немного поесть, хотя и сама испытывала нужду в продовольствии.

Женщина пообещала помочь им, но при этом заявила, что и ей тогда придется скрыться, так как в случае их ухода к партизанам гнев оккупантов прежде всего обрушится на нее. Однако она не стала уточнять, куда собирается уходить. По ее поведению можно было с уверенностью определить, что эта женщина поддерживает постоянную связь с партизанами.

Ночная тишина опустилась на деревню. Слышались лишь шаги патрулей. Люди тихо поднялись и садами пошли к каналу, через который предстояло бесшумно переплавиться. Но они не прошли и ста метров, как напоролись на гитлеровскую засаду. Все, кроме Гаицки, залегли в бурьяне. Гаицки хорошо знал немецкий язык и начал что-то объяснять гитлеровцам. Остальные рабочие в это время ползком вернулись в избу. Гаицки немцы задержали и освободили только утром.

Так неудачно закончилась эта попытка перейти к партизанам.

Утром ротам зачитали приказ гитлеровского и хортистского командований, согласно которому рабочим разрешалось свободное передвижение по деревне лишь в исключительных случаях, в основном в поисках провианта. Это разрешение в какой-то степени облегчало организацию побега, но уходить теперь было целесообразнее небольшими группами, поскольку в любой деревне и за ее пределами несли службу усиленные патрули.

Несколько рабочих, в том числе Сава Андрич и Север Мургашки, пошли в направлении, указанном им хозяйкой. Недалеко от канала они увидели избу. В ней жили старик, старуха и их внуки. Рабочие попытались расположить хозяев к себе и предложили им кое-что из оставшейся у них одежды. Но старик был непреклонен.

— Кто вы такие? Из какой армии? Как сюда попали? — спрашивал он.

Однако внешний вид рабочих имел мало общего с видом гитлеровских солдат. Подозрительность старика стала понемногу рассеиваться, и он рассказал им, что сын его сражается в рядах Красной Армии. В свою очередь беглецы тоже решили довериться ему и сказали, что хотят перебежать к партизанам. Услышав это, старик позвал жену, рассказал о желании незнакомцев и стал с нею советоваться. Старуха ответила:

— Покажи им дорогу. Пусть идут с богом!

Старик вывел их во двор и буквально дословно повторил то, что сказала им вчера вечером хозяйка избы, где они ночевали. Старик предупредил их, чтобы они не переходили канал через мост, охраняемый гитлеровцами. Следовало идти левее моста и выйти к временной переправе.

Так они и сделали. Однако когда начали искать переправу, то, как назло, неожиданно обнаружили недалеко от себя десяток гитлеровцев. Рабочие быстро спрятались в кустарнике. Немцы прошли мимо них на расстоянии вытянутой руки, но не заметили беглецов.

Андрич и Мургашки пошли по направлению к деревне. Они не стали больше искать переправу и решили преодолеть канал вплавь. Дружно прыгнув в воду, они вскоре были на противоположном берегу, а еще через мгновение скрылись в лесу, Здесь дождались и остальных рабочих.

Так в Мозырскую партизанскую бригаду перебежало двадцать четыре человека из 3-й и 4-й рот.

Немецкие и венгерские фашисты не раз организовывали за беглецами погоню, прочесывая окрестные леса, но всякий раз безуспешно. Так югославским рабочим удалось пробраться к партизанам.

18 ноября 1943 года был совершен еще один такой побег. Джордже Драпшин, Стеван Йойкич и Миланко Попин из Турина, воспользовавшись тем, что венгерские солдаты, охранявшие мост, ужинали, быстро переправились через канал и побежали к лесу. Гитлеровцы сразу организовали погоню, долго освещали местность ракетами, но беглецам все-таки удалось скрыться.

Рано утром, когда Драпшин и его товарищи выбрались из стога сена, перед ними встал вопрос: «Куда теперь идти?» Они решили двигаться наугад лесом, скрываясь за деревьями. Через некоторое время беглецы набрели на мальчика, пасшего корову. Заметив их, мальчишка испуганно вскрикнул и бросился бежать. Рабочие последовали за ним, надеясь таким образом выйти к какому-нибудь населенному пункту. Так оно и случилось. В конце концов наши товарищи натолкнулись на лагерь беженцев. Первыми им навстречу попались две девушки. Рабочие подарили им кусок мыла, что в то время было дороже золота, и попросили помочь связаться с партизанами. В это время к рабочим подошел партизан и отвел их в штаб. К радости беглецов, в штабе оказался один старый белорус, который в 1918 году был в Сербии и даже помнил сербскую шуточную песню о том, как «косец косит, а Марица деньги носит».

Вскоре наших товарищей из Турина приняли в партизаны и выдали им оружие. А когда в отряде узнали, что такие сербы перешли и в другие отряды Мозырской бригады, все окончательно разъяснилось.

В сентябре 1943 года три роты насильно мобилизованных югославских рабочих вместе с отступавшими фашистскими войсками вновь оказались в уже упоминавшейся раньше деревне Аврамовская. Как раз в то время партизанский отряд имени Фрунзе под командованием Морозова совершил нападение на этот опорный пункт, охранявшийся сильным гарнизоном венгерских фашистов.

Воспользовавшись поднявшейся суматохой, семь рабочих из 4-й роты пробрались в лес. До побега они заранее договорились обо всем с одной колхозницей. Это были Джордже Гардиновачки Вавуш из Вилова, Милован Отич из Джурджеве, Эмиль Чулибрк, Миленко Латас, Славко Живков Тила, Стеван Хрнячки и Стеван Влаович Джурак из Нови-Сада.

Партизаны встретили их тепло, поскольку были хорошо информированы о побеге 1-й роты. Им даже не устраивали проверку, которая обычно предшествовала приему в отряд. Всем было ясно, что представляют собой эти перебежчики и почему они пришли к партизанам.

БЕЗРАССУДСТВО

Несмотря на то что с переходом 1-й роты к партизанам режим для оставшихся в батальоне рабочих стал еще строже, они не примирились со своей судьбой и стремились использовать любую возможность для побега, В большинстве своем эти побеги происходили стихийно — без соответствующей подготовки, без установления контактов с партизанами, в расчете на удачу. Случай, о котором пойдет речь, красноречиво свидетельствует об этом. Он произошел на маленькой железнодорожной станции вблизи деревни Аврамовская, где на тяжелых физических работах были заняты пятьдесят человек из нашего батальона.

В тот день, когда 1-я рота перешла к партизанам, этих рабочих охватила тревога, что хортисты учинят над ними расправу и расстреляют каждого десятого. Два наших товарища из Србобрана — Миленко Йоцич и Грудя Дебелячки — решили не искушать судьбу. Они быстро сговорились между собой и бежали в лес, в котором, по их мнению, находились партизаны.

Это был крайне безрассудный поступок, и лишь счастливая случайность помогла им избежать беды. Проблуждав в лесу в течение двух дней, они неожиданно нарвались на пятерых вооруженных людей.

— Кто вы? — спросили те испуганных беглецов. Рабочие смекнули, что перед ними не партизаны, а вооруженные бандиты. Как выяснилось потом, это были власовцы, изменники и пособники оккупантов.

— Может быть, вы партизаны? — спрашивали их власовцы.

— Нет, — немного оправившись от страха, отвечали беглецы. — Мы из рабочего батальона и работаем у венгров.

— Если хотите бежать к партизанам, мы можем отвести вас, — пытались провоцировать их власовцы.

— Нет! Ни в коем случае!

— Ну хорошо! — ответили власовцы и погнали их по дороге, подталкивая оружием в спины. Теперь они уже не скрывали своего намерения передать пленников гитлеровцам.

Когда наши товарищи увидели вдалеке немецкую колонну, они поняли, что пришел конец. К счастью, немцы на перекрестке свернули в противоположную сторону, а власовцы направились к деревне, открыто заявив пленным, что они их там расстреляют.

Когда власовцы привели свои жертвы в деревню, она уже была объята пламенем. Горели все избы, кроме одной, у которой стоял часовой.

— Стой! Кто идет? — окликнул он приближавшихся людей.

— Свои! Свои! — завопили власовцы.

— Фрицы! — закричали выскочившие из избы партизаны. — Бросайте оружие! А вы что стоите? Берите у них винтовки и гранаты! — приказали партизаны рабочим, и те вмиг обезоружили изумленных власовцев.

— А вы кто такие? — спросил партизан наших товарищей.

— Мы сербы, насильно мобилизованные хортистами рабочие, — ответили они.

Партизаны стали подробно расспрашивать их о том, как они попали в Советский Союз, сколько таких рабочих находятся у хортистов в этом районе. Поручив рабочим охранять власовцев, партизаны отправились на какое-то задание и вернулись лишь к 11 часам вечера. Затем Йоцич и Дебелячки вместе с партизанами тронулись в путь и, пройдя около тридцати километров, прибыли в штаб 3-го отряда Мозырской бригады имени Александра Невского. Командир отряда долго беседовал с сербами и в конце спросил их:

— Хотите воевать? Хотите получить оружие?

— Да, хотим, — решительно ответили товарищи из Србобрана.

Им выдали автоматы, и они стали партизанами.

В ОТРЯДЕ ИМЕНИ СУВОРОВА

Партизанское движение в Белоруссии получило мощный размах, так как имело самые тесные связи с народом, и это обстоятельство в значительной степени помогало нашим товарищам устанавливать контакты с партизанами. К сожалению, я не располагаю точными данными, чтобы, назвать все партизанские отряды на оккупированной территории Советской Белоруссии и Украины, в которых сражались югославы, в частности жители Бачки. На основе воспоминаний отдельных лиц и некоторых документов мне удалось составить лишь довольно приблизительный список партизанских формирований: бригада «За Родину» (отряды имени Сталина и Молотова), бригада имени Боженко, Мозырская бригада имени Александра Невского, бригада имени Фрунзе, отряд «Мститель», отряд имени Дзержинского, отряд имени Буденного, отряд имени Суворова, Житомирская партизанская дивизия имени Николая Щорса, отряд имени Чапаева и Тернопольский отряд имени Сталина.

Вскоре после перехода рабочих 1-й роты, в начало августа 1943 года, отряд имени Суворова покинул свой базовый лагерь. Маршрут движения отряда был известен лишь командованию. Для белорусских партизан пробираться по глухим лесным чащам было привычным делом, но для наших людей это явилось настоящим испытанием, запомнившимся на всю жизнь. На первых порах на их настроении сказывалась также и необычность обстановки, поскольку отряду приходилось действовать в условиях вражеского окружения — партизаны могли в любую минуту встретиться с фашистскими оккупантами.

Над лесом, где продвигались партизаны, то и дело летали вражеские самолеты-разведчики, Разводить костры, чтобы приготовить пищу, было опасно, так как дым мог выдать местонахождение отряда. Запрещалось даже курить. Все блестящие предметы были надежно спрятаны. Открытые участки местности приходилось преодолевать очень быстро, но повозки обоза то и дело застревали, и их общими усилиями спешно вытаскивали из трясины.

В отряде в то время насчитывалось всего 170 человек. Позже число бойцов возросло и достигло примерно 600. Проводя боевые операции в основном на территории Хойникского района, отряд совершал нападения на местные вражеские гарнизоны, минировал железные и шоссейные дороги, разрушал инженерные сооружения. Партизаны старались действовать скрытно и внезапно, а после выполнения задания сразу же отходили и возвращались в свой лагерь. Отряд не имел ни пушек, ни минометов, ни другого тяжелого вооружения, что позволило бы ему вести борьбу с крупными вражескими подразделениями. Такое вооружение находилось в партизанских соединениях, которые были способны решать более сложные задачи: иногда даже вели фронтальные бои со значительными силами противника, освобождали целые районы и города на оккупированной территории.

ПЕРВАЯ ПОТЕРЯ

Живоин Драгин из Аде, кадровый военный хортистской армии, был переведен в 1-ю роту батальона насильно мобилизованных рабочих из-за своей политической неблагонадежности. В первые же дни пребывания в партизанском отряде он хорошо зарекомендовал себя, и командир отряда взял его к себе в штаб. Через десять дней после прихода в отряд югославских рабочих члены штаба и пулеметный взвод под командованием Момчила Крклюша приняли участие в одной из партизанских операций. Пересекая лесную поляну, партизаны обнаружили след какой-то машины. Никаких дорог здесь не было. След шел по лесной просеке, которыми гитлеровцы охотно пользовались вместо настоящих дорог, пытаясь избежать мин. Партизаны решили поставить мины и на просеке.

Группа остановилась в ожидании, пока установят мины. Партизаны издали наблюдали за действиями командира взвода минеров.

Живому, по-юношески любознательному Драгину хотелось всегда все увидеть своими глазами. И на этот раз он совсем близко подошел к минеру. Неожиданно мина взорвалась. Несколько находившихся вблизи партизан были контужены, а сам минер погиб. Сильнее всех контузило Драгина, поскольку он стоял ближе всех. После страшных мучений он скончался. Его похоронили на кладбище в деревне Рашов. Сама деревня была сожжена оккупантами, а кладбище сохранилось. На могиле Драгина товарищи соорудили деревянную пирамиду, вырезали на ней его имя и фамилию и прикрепили фотокарточку, обнаруженную в бумажнике.

После войны останки Живоина Драгина были перенесены в Хойники и захоронены на кладбище павших героев.

ДОСТАВКА ОРУЖИЯ

У партизан были свои аэродромы. Их устраивали на лесных полянах, пригодных для посадки самолетов.

Вскоре нашим товарищам удалось побывать на одном из таких аэродромов, и они даже подтолкнули самолет, помогая ему взлететь. Этот самолет стоял на краю опушки и был хорошо замаскирован.

Может быть, сам факт взлета или посадки самолета на такой аэродром и не представлял большого интереса, но в то время для партизан это событие имело особый смысл. Люди воочию убеждались в наличии прочной связи с советским тылом. Это лишний раз подтверждало, что по ту сторону фронта сражается огромная армия, что страна не забывает о тех, кто борется с врагом здесь, в болотах Полесья. Кроме того, прибытие самолета означало доставку оружия и боеприпасов, а также согревало надеждой, что среди груза окажется табак или еще лучше соль.

Однажды в сентябре 1943 года отряд ждал очередного прилета самолета. Каждую ночь на поляне вблизи лагеря дежурили несколько партизан. Одним из них был и я. В своем дневнике я сделал следующую запись:

«Мы уже давно ждем самолет. Жжем сигнальные костры, печем на углях картофель. Но самолета нет. Нет именно того, который нам нужен. Много других самолетов уже пролетело над нами, но, кто знает, чьи они. Ждать здесь не совсем безопасно. Бывалые партизаны рассказывают, что их несколько раз обстреливали из пулеметов пролетавшие мимо самолеты.

— Слушайте! Этот самолет возвращается! — вдруг в один голос закричали несколько человек.

К тому времени стало совсем темно. Что делать? Отойти от костров или, наоборот, больше подложить в них дров, чтобы сигнал был заметнее?..

С самолета выпустили ракету. В первый момент показалось, будто сбросили бомбу. Самолет начал кружить, а затем вдруг вынырнул над нашими головами и, ослепив нас мощными прожекторами, полетел низко, почти касаясь верхушек деревьев. Мы обрадовались. Это был большой транспортный самолет.

— Парашюты! Парашюты! — раздались возгласы.

На парашютах спускались тюки с драгоценным грузом. Одни из нас бросились подбирать приземлившиеся грузы, другие помчались в лагерь за подмогой.

Внезапно откуда-то с дерева послышались ругательства. Какой-то человек просил помочь ему освободиться от строп и спуститься на землю. Это вернулся из госпиталя один из наших партизан.

Мы недосчитались нескольких тюков. Нам по радио сообщили, сколько должно быть груза. Поиски в темноте ничего не дали, и партизаны, погасив костры, отправились спать. Решили искать утром.

На следующий день, разделившись на несколько групп, партизаны прочесали все окрестности лагеря. Выйдя на опушку леса, они, к своему удивлению, увидели шедшую навстречу им вооруженную группу людей. В этом районе действовало несколько партизанских отрядов, и поэтому все предположили, что это партизаны одного из этих отрядов, которые, по всей вероятности, тоже разыскивали что-то. Никому даже не показалось подозрительным, что эти люди были одеты в немецкую форму, поскольку ее носили многие партизаны.

Когда до встречной группы оставалось примерно метров пятьдесят, партизаны вдруг поняли, что это гитлеровцы.

— Фашисты! — крикнул кто-то. — В лес!

Завязалась перестрелка, после которой и гитлеровцы, и партизаны беспорядочно отступили в лес.

Милан Лезечев, сапожник из Нови-Сада, потерял в грязи ботинок, а пальто Живка Гаича оказалось в нескольких местах простреленным. Но в самом худшем положении оказался один белорусский парень, который потерял свою винтовку. Утерю оружия считали в отряде самым тяжким проступком, и виновный за это строго наказывался, его могли даже расстрелять. По возвращении в лагерь этому партизану приказали найти оружие до захода солнца, иначе ему грозил суд. Парень вернулся с винтовкой. Его никто не спрашивал, свою ли винтовку он нашел. Главное, что он пришел с оружием,

Гитлеровцы скрылись.

Остальные тюки с грузом и парашюты так и не удалось разыскать. Не исключено, что их нашли партизаны из какого-нибудь другого отряда...»

БУНКЕР В ИЗБЫНЕ

Командование партизанских отрядов в основном состояло из коммунистов, которые вели большую политическую работу. Регулярно проходили политинформации и собрания личного состава с обсуждением важных военно-политических вопросов и поставленных задач. Партийное руководство занималось агитационно-пропагандистской работой среди местного населения. Советских людей, находившихся на оккупированной территории, постоянно информировали о положении на фронтах, об успехах Красной Армии, о совершенных фашистами преступлениях. Связь по радио с Москвой, с Центральным штабом партизанского движения, позволяла ежедневно узнавать самые последние новости.

В районе действий нашего отряда постепенно начала проводиться агитационно-пропагандистская работа и среди солдат противника, особенно среди хортистских войск. В этой работе участвовали и югославы. Вот одна из листовок, в которой давался обзор боевых действий на советско-германском фронте, сообщалось об успехах Красной Армии, об освобождении советскими войсками обширных территорий и о приближении фронта к Белоруссии. В заключение в ней говорилось:

«...Венгры!

Вы являетесь слепым оружием в руках немецких фашистов. Они бросают вас, как пушечное мясо, на самые опасные места, а сами прячутся за вашей спиной, оставляют вас одних. Поверните оружие против немецких фашистов, врагов всех свободолюбивых народов Европы, в том числе и венгерского народа! Пока еще не поздно, переходите с оружием в руках к партизанам и вместе с ними бейте проклятых гитлеровцев! Это даст вам возможность искупить свою вину перед Родиной и народом. Смерть немецким оккупантам!»

Устная и письменная пропаганда среди противника приносила свои плоды. К партизанам группами и целыми подразделениями стали переходить хортистские солдаты и офицеры.

Вот что рассказывает учительница Тамара Шаповалова из деревни Аврамовская:

«В мае или июне 1943 года в Хойникский район для охраны коммуникаций прибыли венгерские части. Они расположились вдоль железной дороги между станциями Василевичи и Аврамовская. Ближайшими от нас гарнизонами были аврамовский, избыньский, макановический. Они были сильно укреплены, а солдаты имели хорошее вооружение.

Однажды к нам в дом зашли трое венгерских солдат из избыньского гарнизона. Они приказали нам собираться и идти на работу. Мы пожаловались венграм, что оба больны, а голодные дети пошли в соседнюю деревню достать что-нибудь из еды. Муж прикинулся больным, а я и в самом деле была больна, так как перед этим ходила на связь с партизанами, наткнулась на карателей и больше трех часов пролежала в болоте. Наши жалобы так растрогали одного из хортистских солдат, что он заплакал. И никто нас больше не беспокоил.

На другой день через связную партизанку Марию Хорошко я сообщила в отряд о хорошем отношении венгерских солдат из избыньского гарнизона не только лично к нам, но и ко многим жителям поселка.

Через несколько дней я и муж встретились с командиром отряда имени Суворова Кириллом Тарасовичем Сацуро и комиссаром Николаем Федоровичем Снигирем и посоветовались, как использовать в наших интересах такое настроение венгерских солдат.

Выслушав нас, Кирилл Тарасович и Николай Федорович предложили моему мужу поработать некоторое время на железной дороге, чтобы изучить настроение солдат избыньского гарнизона, познакомиться с ними поближе, проникнуть в расположение гарнизона и узнать о численности солдат и их вооружении.

Ракито, мой муж, так и сделал. Ему удалось побывать на месте расположения венгров. Он насчитал там 35 солдат. Ими командовал офицер словак Михаил Шуха.

Однажды мы разговорились с ним о войне, и Шуха Достал записную книжку. В ней на первой странице был портрет Ленина, а на одной из страниц оказался список солдат и офицеров, которые издевались над мирными жителями.

Мы решили немедленно сообщить об этом партизанам. Наш сын Виктор пошел на связь, отыскал Марию Хорошко и передал, чтобы Сацуро на другой день пришел в условленное место для встречи с нами.

Мы встретились с Кириллом Тарасовичем в лесу и договорились о наших дальнейших действиях. Было также решено немедленно написать и распространить- обращение к венгерским солдатам.

Назавтра обращение на венгерском языке было уже готово. Под диктовку Сацуро обращение написал Живоин Драгин. Я спрятала это обращение на забинтованной груди и благополучно вернулась домой. На третий день к нам опять зашли венгры. Их было трое. Двое из них вскоре ушли, а третий, тот самый, который так сочувственно отнесся к нам в прошлый раз, остался. Звали его Ивушка (возможно, это не совсем точное имя, но так мы его стали называть).

Этот венгр внушал доверие, и я тут же вручила ему обращение, объяснив, будто ходила в лес по грибы и нашла какое-то не по-русски написанное письмо.

— Может, вы прочитаете его? — Спросила я Ивушку.

Он внимательно изучал листовку, а я ждала, что будет. И очень испугалась, когда увидела выражение его глаз. Венгр поцеловал письмо и внезапно крикнул:

— Отлично! Это же красные партизаны!..»

В дальнейшем Тамаре Шаповаловой удалось договориться о встрече командира отряда имени Суворова с венгерскими солдатами, на которую пришел и комендант бункера Джула Киш[4]. Во время переговоров было решено, что на сторону партизан перейдет весь местный гарнизон.

В полночь партизаны приблизились к бункеру. Участвовавший в переговорах с венграми Момчило Крклюш и серб Еврем Бошняк шли впереди. Остальные партизаны держались несколько позади, следя за тем, чтобы не попасть в ловушку. Но вокруг было спокойно, солдаты уже спали. Бодрствовали лишь Михаил Шуха и его единомышленники.

Целый взвод во главе с Джулой Кишем и Михаилом Шухой отправился к партизанам. Испугался только один солдат и, воспользовавшись темнотой, удрал.

Уходя, партизаны подожгли бункер, чтобы противник считал, будто здесь произошел бой, и колонна с новыми бойцами направилась далеким кружным путем в лагерь.

На другой день фашисты организовали погоню. По всей дороге от Василевич до Хойников гитлеровцы искали виновных в нападении на избыньский бункер № 273, а также пропавших солдат из 19-го венгерского пехотного полка.

Это произошло 25 сентября 1943 года.

В тот же день в лагере состоялся митинг, на котором 27 новых партизан-венгров приняли присягу. В отряде была сформирована интернациональная рота.

ОКРУЖЕНИЕ

По мере приближения линии фронта все чаще происходили столкновения партизан с фашистскими разведчиками, карателями и даже с крупными воинскими подразделениями. В это время перед отрядом имени Суворова возникла угроза вражеского окружения, но партизаны, превосходно знавшие местность, искусно маневрировали и уходили от противника. Однако избежать столкновений с сильным врагом не всегда удавалось. Мне вспоминается один из таких боев, в котором успех в значительной степени был обеспечен благодаря умелым действиям моих югославских товарищей.

На подступах к лагерю партизаны, как правило, выставляли усиленное боевое охранение. Так было и на этот раз. На один из сторожевых постов, который состоял из трех человек, был назначен и югославский партизан из Бачки. Только успели эти товарищи приступить к выполнению поставленной задачи, как неожиданно к ним прибежал один из местных жителей и рассказал, что в лес вошли крупные силы гитлеровцев и двигаются по направлению к партизанскому лагерю. Партизаны усилили наблюдение и приготовились к бою. Вскоре показалось несколько конных фашистских разведчиков. Они остановились так близко от партизан, что те отчетливо слышали каждое их слово. Гитлеровцы спешились, сели на поваленный ствол дерева и, вытащив из ранцев пищу, принялись есть.

Старший сторожевого поста послал югославского партизана доложить командиру об обнаруженном противнике и получить необходимые указания. Прибежав в лагерь, югославский товарищ застал партизан уже на ногах. Тот местный житель уже успел прибыть в лагерь и оповестить командира. Отряд готовился принять круговую оборону.

Выслушав посыльного югослава, командир приказал ему немедленно возвращаться к своим товарищам и продолжать вести наблюдение за противником. Однако когда этот посыльный вернулся, то никого там не обнаружил. Его товарищи будто провалились сквозь землю. «А может, их захватили в плен?» — забеспокоился он, но в это время раздался сигнал старшего и партизаны незаметно появились из-за деревьев. Посыльный сразу воспрянул духом. Они сообщили ему, что гитлеровцы были здесь недолго, а затем повернули обратно, вероятно, чтобы доложить о результатах своей разведки.

Вскоре гитлеровцам все-таки удалось обнаружить партизанский лагерь, и отряду пришлось принять бой. В центре обороняемого участка находились штаб, руководство партизанского движения района, женщины и дети. В завязавшейся перестрелке гитлеровцы все время пытались нащупать слабые места в обороне партизан. Наконец, после сильного обстрела, немцы пошли в атаку. Гитлеровцы сумели настолько близко подойти к оборонявшимся, что те уже отчетливо видели их лица. И в этот момент положение спас партизан из Бачки Момчило Крклюш со своим пулеметным расчетом.

Еще при захвате бункера в Избыне партизанам в качестве трофея достался станковый пулемет «шварцлозе». Этот пулемет находился на вооружении со времен первой мировой войны и обладал неплохими боевыми качествами. Поскольку Крклюш до войны обучался в школе офицеров запаса и хорошо знал пулеметное дело, он сумел быстро научить этому и расчет.

Когда начался бой, пулеметчики Крклюша постоянно меняли свои огневые позиции и тем самым вводили противника в заблуждение. А когда немцы пошли в атаку, пулеметчики находились на фланге своей обороны и своевременно открыли губительный огонь по фашистам. На какое-то мгновение враг приостановился, а затем бросился в панике бежать. Многие вражеские солдаты были убиты и ранены.

Партизаны с воодушевлением приветствовали наших пулеметчиков и их командира возгласами:

— Момчило герой!

А вот как об этом рассказал сам Крклюш:

«Кто не попадал под огонь разрывных пуль, тому, вероятно, трудно себе представить то состояние, которое испытывает человек. К разрыву снарядов, гранат, к свисту обычных пуль невольно привыкаешь, но к разрывным пулям с их характерным звуком «дум-дум» привыкнуть тяжело; они всякий раз словно парализуют волю бойцов. Именно в таком положении оказались наши пулеметчики. А тут еще, как назло, высокая трава ограничивала обзор, и приходилось под вражеским огнем менять позицию. Мысль о том, что белорусские партизаны могут посчитать нас за трусов, заставляла действовать быстро. Когда я занял новую огневую позицию и увидел на идеальном для стрельбы расстоянии цепь гитлеровцев, страх у меня как рукой сняло. Я мгновенно передал наводчику необходимые данные для стрельбы, но он никак не реагировал. А ведь это был отличный и хорошо обученный воин.

— Ничего не вижу, — ответил мой боец, хотя глядел широко открытыми глазами прямо на немцев. (Позже он признался мне, что находился в состоянии оцепенения.)

Тогда я сам лег за пулемет и стал устанавливать прицел. Вскоре мой наводчик пришел в себя и воскликнул:

— Ой! Теперь вижу!..

Длинная очередь с расстояния не более 300—400 метров сделала свое дело».

За эти действия в бою Крклюшу объявили благодарность перед строем всех партизан и представили к награждению медалью «Партизану Великой Отечественной войны».

НЕУМОЛИМЫЕ ЗАКОНЫ ВОЙНЫ

Во второй половине ноября 1943 года к нам неожиданно прибыли красноармейцы. Командование фронта, войска которого наступали в направлении района действий нашего отряда, прислало роту автоматчиков для выполнения вместе с партизанами особо важных заданий. Это подразделение численностью 73 человека состояло в основном из молодых солдат. Вначале наши партизаны сомневались в их боеспособности, но позже убедились, что эти молодые воины, совсем юноши, были очень дисциплинированными и в бою не раз показывали пример героизма. Каждый день они уходили на боевое задание вместе с партизанами или одни.

Однажды утром в той части лагеря, где размещались автоматчики, партизаны издалека услышали, как командир роты резко отчитывал стоявшего перед строем бойца. Оказалось, накануне, во время нападения на фашистский гарнизон, этот красноармеец испугался яростной контратаки гитлеровцев и, увидев, что рядом с ним убило одного партизана, самовольно оставил свою позицию. Командир приказал расстрелять его за это. Солдат стал умолять ротного о прощении, пытался объяснить ему что-то, но тот оставался непреклонным и велел выйти из строя четверым красноармейцам для приведения приговора в исполнение.

Все тяжело переживали происходящее. Хотя в военное время и можно было оправдать суровость такого приговора, каждый из нас в душе все-таки сочувствовал этому парню. Некоторым из нас даже казалось, что его проступок не был таким уж серьезным. Другие склонялись к мысли, что это был не самовольный уход с позиции, а просто ее смена, вызванная боевой обстановкой. Но на войне нет места сентиментальностям! Что было бы, если б каждый боец по своему усмотрению занимал ту позицию, которую считал лучшей?..

Во время наступившей паузы замполит вплотную подошел к командиру и начал о чем-то с ним говорить. Напряжение достигло апогея. Пока шел этот разговор, молодой боец со слезами на глазах просил дать ему другое наказание. Наконец, ко всеобщей радости, командир роты заявил, что исполнение приговора временно откладывается и что боец может искупить свою вину, если к утру доставит «языка».

Но не так уж просто было захватить «языка». В то время гитлеровцы вели себя очень осторожно на оккупированной территории и ходили, как правило, группами. Их часовые и патрули никого близко не подпускали к себе и уже издали открывали огонь по подозрительным лицам.

Однако ранним утром, когда весь лагерь еще спал, перед землянкой командира уже стоял этот молодой боец, как положено по уставу, с автоматом на груди, а у ног его лежал связанный молодой гитлеровец. Где боец достал «языка», как взял его в плен, никто об этом так и не узнал.

МУКУ ВСЕ-ТАКИ ПРИВЕЗЛИ

На территории, где действовал наш отряд, гитлеровцы сожгли почти все деревни, и партизанам приходилось самим молоть имевшееся у них зерно. Эта работа шла медленно, да и мука получалась плохого качества.

В августе 1943 года штаб отряда направил шесть подвод с зерном в дальнюю деревню Барсук, в которой, как было известно, сохранилась мельница. Для сопровождения этого обоза выделялась рота партизан во главе с комиссаром отряда Снигирем и ротным командиром Карпом Шлегой.

С этим обозом пошли две девушки. Одна из них, красавица Анюта, уже давно находилась в отряде, и в нее были влюблены многие партизаны. Другая же девушка пришла к нам совсем недавно.

В то время когда партизаны мололи зерно, над деревней появился вражеский самолет-разведчик и, сделав над ней несколько кругов, быстро улетел. Стало ясно, что гитлеровцы пронюхали о том, что в деревне находятся наши товарищи. Нужно было во что бы то ни стало вернуться в лагерь в тот же вечер, иначе утром могли нагрянуть каратели. Местные жители также забеспокоились, опасаясь, что немцы сожгут деревню и уничтожат население.

Наконец работу удалось закончить, и, погрузив муку, партизаны тронулись в обратный путь. Впереди в охранении двигался взвод под командованием Петука, хорошо известного среди партизан своей храбростью и отвагой.

Наша новенькая, выполнявшая обязанности повара на партизанской кухне, шла с охранением, Дорога пролегала через лес, и идти приходилось в темноте. Из-за опасения наткнуться на засаду нервы у всех были напряжены до предела. Этой девушке, впервые оказавшейся в такой сложной обстановке, вдруг померещились фашисты, и она от испуга вскрикнула.

Бойцы остановились как вкопанные, и тотчас послышалась команда Петука:

— К бою!

Партизаны залегли у дороги, ожидая вражеского нападения, но вокруг было тихо и спокойно.

К девушке на коне подъехал командир роты Карп Шлега и резко спросил:

— Почему кричали? Хотите, чтобы вас расстреляли как паникера?..

В темноте командирский конь случайно наступил девушке на ногу, и повариха заплакала от боли. Юную партизанку уложили на повозку.

Колонна подошла к сожженной гитлеровцами деревне Омельковчины. На подходе к этой деревне охранение остановилось. Посреди лесной дороги бойцы увидели кучу земли. Это был сигнал опасности. Местные жители, которые укрывались от гитлеровцев в окрестных лесах, предупреждали партизан.

Держа оружие на изготовку, партизаны двинулись в обход. Их повел командир одного из взводов, который до войны работал председателем местного совета в Омельковчинах. Соблюдалась полная тишина, и лишь предательски поскрипывали колеса телег.

В центре деревни было заметно какое-то движение людей. Не готовится ли противник устроить засаду? А может, там просто расположилась на ночлег какая-нибудь часть гитлеровцев? Однако ввязываться в бой никто не имел права: прежде всего нужно было спасти муку и довезти ее в целости и сохранности до лагеря. Но все-таки оставалось неясным, почему немцы не нападали на нас — ведь колонна проходила в непосредственной близости от них...

Позже, когда партизаны уничтожили бункеры, охранявшиеся хортистами, и захватили нескольких пленных, выяснилось, что в деревне Омельковчины противник действительно организовал засаду, причем выделил для этого большие силы. Однако, услышав шум приближавшейся колонны, хортистские солдаты растерялись и не знали, что делать — нападать или обороняться. Кроме того, они не смогли быстро развернуться в боевой порядок. А главное — они просто не хотели рисковать жизнью, понимая, что конец войны уже не за горами.

В результате мука благополучно была доставлена в лагерь.

В МОЗЫРСКОЙ БРИГАДЕ

Одна из первых серьезных операций Мозырской бригады, в которой участвовали югославы из Бачки, заключалась в том, чтобы парализовать движение на железной дороге Овруч — Мозырь. Это была крупная по своим масштабам операция. Ее провели в 1943 году.

Партизанам предстояло разрушить около тридцати километров железнодорожного пути. Бригаду разделили на несколько групп, каждая из которых получила задание уничтожить по пятьсот метров железнодорожного полотна. На этой ветке партизаны неоднократно останавливали движение, но гитлеровцы постоянно возобновляли его, поскольку этот путь имел первостепенное значение для снабжения фронта. Правда, мосты и другие железнодорожные сооружения возводились уже не металлические и бетонные, а деревянные, однако и такая дорога вполне устраивала гитлеровское командование. По ней непрерывно двигались составы с живой силой, боеприпасами, военной техникой и продовольствием.

Теперь перед бригадой стояла задача вывести из строя эту дорогу на длительное время. Операция, несмотря на действия вражеской авиации, прошла успешно. Гитлеровцам потребовалось целых восемь дней, чтобы восстановить движение железнодорожного транспорта на этой дороге.

Однажды два югослава из Бачки Сава Андрич и Север Мургашки вместе с четырьмя белорусскими партизанами были посланы за мукой для отряда, которая хранилась на одной из партизанских баз. Уже выпал снег, и партизаны отправились на санях. База находилась довольно далеко от лагеря. Выпавший снег изменил окружающую местность, и партизаны тревожились, смогут ли они разыскать склад, но все обошлось благополучно. Быстро погрузив муку, они тронулись в обратный путь. Чтобы сократить расстояние, наши товарищи поехали по замерзшему болоту. На опушке леса они увидели несколько домишек. Там поселились жители ближайшей деревни, сожженной гитлеровцами.

Внезапно бойцы услышали крики о помощи. Разведчики, посланные к этим строениям, которые находились на открытом со всех сторон участке примерно в пятистах метрах от партизан, доложили, что гитлеровские солдаты какого-то кавалерийского эскадрона отбирают у населения скот, хватают парней и девушек, вяжут им руки и, по всей вероятности, намереваются угнать с собой.

Долго не раздумывая, командир партизанской группы решил внезапно напасть на гитлеровцев. Смелые действия наших бойцов буквально ошеломили фашистов, и они, полагая, что их атаковали крупные силы партизан, в панике бросились бежать.

Однажды произошел и такой удивительный случай. Партизанские разведчики, как ни пытались, долго не могли захватить «языка». И вдруг, ко всеобщему удивлению, несколько гитлеровцев сами въехали на мотоциклах в расположение отряда. И как их только пропустило охранение! Захваченные в плен мотоциклисты рассказали, что они представляют головной дозор двигающейся с продовольствием вражеской колонны.

В результате устроенной засады наш отряд уничтожил семь гитлеровцев и столько же взял в плен. Партизанам достались богатые трофеи. Особенно все обрадовались сигаретам. Теперь на некоторое время отпала необходимость курить махорку, смешанную с дубовыми листьями.

Разумеется, подобные случаи были редкими, и нашему отряду, как правило, приходилось вести ожесточенные бои, постоянно выходить из окружения. В последнее время гитлеровское командование привлекало для карательных операций крупные силы, стремясь любой ценой очистить свой тыл от партизан. Однажды отряду пришлось в течение двадцати дней вести бои в условиях полного окружения. Но бойцы стойко переносили все тяготы: и декабрьский холод, и нехватку продовольствия, и болезни.

«ТРУБКА МИРА»

Вдоль реки Припять и ее притоков партизаны впервые начали вести позиционные оборонительные действия против гитлеровцев. Зима 1943/44 г. была суровой — настоящая русская зима. Особенно тяжело переносили ее товарищи из Бачки. Ведь не так просто было выдержать в окопах тридцатиградусный мороз. Правда, рядом с окопами находились землянки, где можно было иногда обогреться и испечь картофель. На огневых позициях постоянно дежурили расчеты станковых пулеметов. Из-за сильных морозов их смена происходила через каждый час. Ночью становилось еще холоднее, но зато спокойнее. Все чаще над немецкими позициями появлялись советские самолеты, бомбардируя и обстреливая их.

В одну из декабрьских ночей 1943 года произошла необыкновенная встреча. Ее хорошо запомнил Сава Андрич. Немного левее их землянки стоял полуразрушенный дом. Командир отделения приказал Андричу и одному советскому партизану пойти туда и принести дров для печки.

Разбирая стену дома, они заметили, что тем же самым занимаются немцы с противоположной стороны. Ни те, ни другие не имели никакого оружия, кроме топоров. Что делать? Напасть на немцев или отступить? Немцы сами предложили выход из затруднительного положения, пригласив партизан перекурить. Партизаны приняли приглашение. Конечно, до настоящей «трубки мира» было еще далеко, но партизаны и немцы спокойно покурили, а затем, взвалив на плечо по бревну, отправились к своим.

Даже сейчас, когда прошло столько лет, этот случай кажется невероятным. Трудно сказать, было ли это следствием того морального состояния, в котором находился противник, его усталости от постоянных изнурительных боев... или эти немцы просто симпатизировали партизанам, понимая всю бесперспективность развязанной ими войны...

ПОДРЫВ МОСТА

Группа из пяти человек, в которую вошли Стеван Васич и Джока Коларский из Нови-Сада, получила задание взорвать железнодорожный мост. Этот мост партизаны уже неоднократно взрывали, но гитлеровцы каждый раз его восстанавливали и усиливали охрану.

На этот раз успех также сопутствовал нашим товарищам. Под покровом ночи они сумели незаметно пробраться под самый мост. Наверху, прямо над их головами, спокойно расхаживал ничего не подозревавший часовой. Вскоре послышались шаги разводящего со сменой. Гитлеровский солдат с радостью поспешил им навстречу. «Наконец я смогу отогреться и немного поспать», — вероятно, думал он, А в этот момент два белорусских партизана быстро и ловко вскарабкались на мост и в мгновение ока заминировали рельсы. Пока вновь заступивший на пост часовой шел к своей будке, партизаны уже снова были под мостом. Затем они осторожно отошли к лесу и стали поджидать поезд. Вскоре он показался. Машинист вел свой состав уверенно, поскольку знал, что мост охраняется. Но не прошло и минуты, как в ночной тьме раздался сильный взрыв. Паровоз и шесть передних вагонов свалились в реку. Довольные успехом, партизаны направились в лагерь.

ЗАСТИГЛИ ВРАСПЛОХ

Разведчики Мозырской бригады в те зимние дни не сидели сложа руки. Поддерживая тесные контакты с местным населением, они регулярно получали информацию о передвижении гитлеровских войск. При необходимости партизаны смело вступали в бой с врагом.

Однажды в штабе стало известно, что в одной деревне, находившейся километрах в пятидесяти от партизанского лагеря, расположилось около шестидесяти гитлеровцев. Выступившая ускоренным маршем небольшая группа партизан подошла к этой деревне в четыре часа утра. Фашисты спали, уверенные, что партизаны далеко и что никто не может угрожать их безопасности. Уверившись в этом, они выставили лишь одного часового. Внезапность нападения обеспечила партизанам полный успех. Трое гитлеровцев были убиты, сорок — захвачены в плен, а остальным удалось бежать.

Командир партизанской группы понимал, что немцы вскоре направят сюда крупные силы карателей. Было решено отходить вместе с жителями деревни. Быстро погрузив на повозки все необходимое и согнав в одно стадо коров и овец, люди двинулись в путь. Колонна получилась очень длинной, почти в четыре километра, и двигалась очень медленно.

Партизанам предстояло пересечь железную дорогу Коростень — Киев, которая на всем протяжении усиленно охранялась гитлеровцами. Чтобы благополучно пересечь ее, наши бойцы прибегли к хитрости. Они завязали бой с вражеским охранным подразделением довольно далеко от того места, где основная часть колонны должна была пересекать железнодорожное полотно. Хитрость партизан удалась, и мирные жители были спасены.

НАГЛЫЙ ГИТЛЕРОВСКИЙ МАЙОР

Партизаны, действовавшие в том или ином районе, получали продовольствие от населения окрестных деревень. Люди охотно делились с ними своими скромными запасами.

В декабре 1943 года небольшая группа из нашего отряда отправилась на нескольких повозках за картофелем. Товарищи прибыли к старосте, который поддерживал связь с партизанами. Когда, они погрузили картофель и собирались возвращаться в лагерь, неожиданно в дом вбежал мальчик и сообщил, что с противоположной стороны к деревне подъезжает какая-то легковая машина.

Действительно, вскоре партизаны увидели, как машина остановилась возле дома местного учителя и из нее вышел фашистский офицер в звании майора инженерных войск. Оказалось, это тот самый офицер, с которым по заданию партизан учитель поддерживал «дружеские» отношения, чтобы получать от него кое-какие сведения.

Майор вошел в дом, снял ремень, а пистолет положил на стол. Затем, обратившись к жене учителя, он потребовал молока. Женщина, ободренная присутствием партизан, ответила отрицательно.

— Молоко должно быть обязательно! — возмутился гитлеровец.

Не успел он произнести эти слова, как в комнату ворвался один из партизан и мгновенно схватил со стола пистолет. Офицер выхватил нож, однако к нему сзади подскочил Стеван Васич и скрутил гитлеровцу руки.

Так вместе с картофелем партизаны привезли в лагерь и ценного «языка». Сначала его допросили в штабе отряда, а затем передали командованию советских войск.

НЕМЕЦ ИЗ ГАЙДОБРЕ

Все партизанские отряды старались тесно взаимодействовать и с этой целью через связных часто обменивались необходимой информацией.

Однажды Стеван Васич с белорусским партизаном были посланы на встречу со связными соседнего отряда. Придя на условное место несколько раньше, они хорошо укрылись и стали наблюдать за окружающей местностью. Вскоре наши связные увидели двух людей, двигавшихся в их направлении. Существовала договоренность, чтобы связные одного партизанского отряда не заходили на территорию, где действовал другой отряд, но все же такое случалось, и поэтому Васича и его товарища это ничуть не обеспокоило. Приближавшиеся люди были одеты в немецкую форму, но и в этом наши связные не увидели ничего сверхъестественного, поскольку немецкую форму носили и партизаны, прикалывая на шапки пятиконечную звезду. «Свои», — решили наши связные.

Дело происходило ночью, но лунный свет и белый снег создавали хорошую видимость. На всякий случай Васич и его товарищ сняли оружие с предохранителей.

Двое подошедших оказались гитлеровцами, вооруженными автоматами.

— Стой! Руки вверх! — крикнули партизаны по-немецки.

Немцы послушно подняли руки. Партизаны быстро обезоружили их и привели в лагерь. При допросе один из пленных сказал, что он из Нови-Сада. Тут же позвали Васича. Он подошел к пленному и спросил его что-то по-сербски. Пленный ответил на плохом сербском языке, утверждая, что он действительно из Нови-Сада.

— Врешь! Я жил в Нови-Саде и должен был бы знать тебя!

— Я из Гайдобре, — ответил тот.

Васич объяснил партизанам, что так называется село немецких колонистов в окрестностях города Нови-Сад.

Оба немца выразили желание остаться у партизан. Стремясь сохранить себе жизнь, многие гитлеровцы, захваченные в плен, просили об этом, но не все из них были до конца искренними. И все же командование отряда приняло этих людей в партизаны. Дней через двадцать им выдали оружие, и они стали участвовать в борьбе.

ПОДВИГ ЖИВЫ САЗДАНИЧА

В Мозырской бригаде сражался Жива Сазданич из Гардиновца. Однажды он отличился в борьбе с танками.

В феврале 1944 года один из отрядов этой бригады участвовал в важной операции. Неожиданно на марше он столкнулся с немецкой танковой колонной. Это был целый танковый полк. Перед такой силой партизанам ничего не оставалось, как отойти к лесу. Но Жива не слышал команды и, продолжая оставаться на позиции, открыл огонь из противотанкового ружья. С первого же выстрела он сумел поджечь один танк. Стрелять было очень неудобно, поскольку Жива лежал на льду и никак не мог приноровиться к отдаче своего оружия. Если бы подобное происходило в другое время, то нельзя было бы без смеха наблюдать, как после каждого выстрела ружье отбрасывало Живу на несколько метров. Но он не прекращал огня. Ему уже удалось подбить три танка.

Гитлеровцы пришли в замешательство. Воспользовавшись этим, Жива благополучно скрылся в лесу. От радости партизаны стали обнимать и целовать Живу. Командование отряда представило его к правительственной награде.

БОЙ С ТАНКАМИ У ДЕРЕВНИ ЗВИШНЯ

Примерно в то же время бойцы Мозырской бригады получили еще одно трудное задание. Им сообщили, что в деревне Звишня находятся 25 гитлеровских танков. Приказ был кратким: «Уничтожить!»

Принимая во внимание сложность поставленной задачи и учитывая то, что где-то неподалеку от этих танков обязательно располагается пехота, командование решило выделить для этой операции 240 партизан.

К деревне партизанам удалось приблизиться незаметно, и они сразу же атаковали гитлеровцев. Завязался ожесточенный бой. Этот партизанский отряд смог бы полностью уничтожить вражеские танки, если бы бой не принял затяжного характера и если бы на помощь успели подойти партизанская конница и противотанковые орудия. Однако этого не произошло. Израсходовав все боеприпасы и понеся тяжелые потери, наши товарищи вынуждены были отступить.

Джордже Драпшин из Турина, которого все звали Гришей, вспоминает, что вскоре после этого боя к месту расположения бригады неожиданно вышла какая-то кавалерийская часть противника, занимавшаяся прочесыванием леса.

По словам Джордже, немцы, укрываясь за деревьями, подобрались совсем близко и пошли в атаку, когда партизаны получали пищу. Услышав сигнал боевой тревоги, бойцы начали отбиваться от наседавших гитлеровцев.

Драпшин работал на кухне и не успел взять свое оружие. Спрятавшись за деревом, он вдруг увидел, что рядом, за соседним деревом, стоит гитлеровский солдат с автоматом. Драпшин мысленно простился с жизнью. Тем временем гитлеровцы усилили натиск. Наш товарищ был убежден, что немец заметил его. Но почему тот не выстрелил? Может, боялся вызвать ответный огонь на себя? Немец не знал, что его враг был безоружным.

Бой продолжался недолго. Бригаде удалось оторваться от противника.

В апреле 1944 года регулярные части Красной Армии совместно с партизанами полностью освободили Мозырский район.

После этих боев всех югославов из Бачки направили в тыл. В Мозыре остался лишь один югославский партизан Петер Малешев, портной из Кача. Он стал работать па местном швейном комбинате и вернулся в Югославию только летом 1945 года. Остальные же югославские партизаны продолжили борьбу с фашистами уже на территории Югославии.

Некоторое время два наших партизана из Србобрана служили в Красной Армии, пока не пришел приказ об их переводе в югославскую бригаду, где они стали связистами. В дальнейшем их вместе с другими товарищами перебросили в Италию, а затем — на остров Вис.

БРИГАДА ИМЕНИ БОЖЕНКО

В этой прославленной бригаде вместе с украинцами сражалось сорок два югослава.

В июле 1943 года, когда югославские рабочие из трудового батальона вступили в партизанский отряд имени Суворова, бригада имени Боженко под командованием своего славного командира М. А. Рудича находилась в том же районе, Штаб бригады тоже решил принять в семью партизан перешедших к ним югославов.

В дальнейшем бригада имени Боженко действовала в северо-восточной части Житомирской области, затем переместилась на запад, в Ровненскую область, и дошла до Бреста. В январе 1944 года бригада вела боевые действия в восточных районах Волынской области, а в феврале того же года после встречи с Красной Армией ее разделили на два самостоятельных партизанских отряда.

ПЕРВЫЕ БОИ

Уже через несколько дней после перехода к партизанам югославы получили боевое крещение. Первым их боевым заданием было минирование семикилометрового участка железной дороги. Джура Бикич из Турина, Жарко Майеров из Мошорина и Йоца Коларов из Ковиля служили раньше в технических войсках старой югославской армии, так что их знания и опыт пригодились.

Ответные действия фашистов заставили партизан временно отказаться от проведения больших операций, и партизаны совершали налеты на казармы, бункеры, караульные помещения гитлеровцев.

Осенью 1943 года во время подготовки нападения на казарму гитлеровцев разведчики должны были собрать как можно больше сведений об этом объекте, чтобы обеспечить полный успех операции. Им предстояло выяснить, как организована охрана казармы, сколько людей в ней размещено, чем они вооружены, изучить все подступы к ней и т. д. После получения необходимых данных для этой операции была создана специальная группа в составе тридцати бойцов под командованием Валентина Кузнецова. В нее вошли и два партизана из Бачки — Йоца Брзак из Чинея, что находится под Нови-Садом, и Йоца Йоцич из Турина.

В намеченное для нападения время разразилась настоящая буря. Полил дождь, от сильного ветра чуть ли не до земли гнулись деревья. Ненастная погода благоприятствовала партизанам.

Мост возле деревни охранялся часовыми. Брзак и Йоцич смело пошли к мосту. В случае необходимости их выручила бы венгерская форма и знание венгерского языка. Югославам предстояло приблизиться к часовым и ликвидировать их.

Но часовых не оказалось. Они попрятались от ненастья, уверенные в том, что в такую погоду никто и носа не высунет на улицу.

Воспользовавшись этим, партизаны без помех проникли в деревню. Возле казармы, в которую фашисты превратили бывшее здание кинотеатра, стоял венгерский часовой. Заметив в темноте Брзака и Йоцича, он приказал им остановиться. Те объяснили ему, что они венгры, и часовой разрешил им подойти ближе.

Пока они разговаривали с часовым, сзади подкрались остальные партизаны. Бесстрашный Науменко подскочил к часовому и бесшумно ликвидировал его. Теперь дорога в казарму была свободна.

Партизаны в этой операции захватили в качестве трофеев несколько орудий и минометов.

ВСТРЕЧА С КОВПАКОМ

Однажды серьезно заболели Алекс Будошан из Нови-Сада, Жарко Летич из Србобрана и один старый украинский партизан. Всех троих нужно было отправить в тыловой госпиталь. Расположенный у польской границы полевой аэродром находился примерно в 150 километрах. Когда наши товарищи после утомительной дороги прибыли на аэродром, им пришлось долго ждать самолета, В это время напали гитлеровцы, и охранявшие аэродром польские партизаны под натиском превосходящих сил противника были вынуждены отступить.

Что было делать? Молодой партизан, сопровождавший больных, куда-то пропал. Как найти теперь свой отряд, который постоянно находился в движении? Однако другого выхода не было, и наши товарищи тронулись в обратный путь, двигаясь без карты и компаса по территории, оккупированной врагом.

В один из дней они наткнулись на засаду. Алекс и Жарко, увидев, что их окружили люди в форме хортистских солдат, сильно перепугались. Ведь они хорошо знали, что им угрожает. Всех троих повели в штаб. Только по дороге они поняли, что эти люди не хортисты, поскольку у некоторых из них на головных уборах были красные ленточки, которые наши бойцы не сразу заметили.

А когда больные пришли в штаб, их лица засияли от радости. Они попали в штаб дважды Героя Советского Союза генерала С. А. Ковпака. Ему доложили о задержанных. Он тотчас же велел привести их к себе и с большим интересом стал расспрашивать о Югославии.

Генерал Ковпак, один из прославленных героев партизанского движения на Украине, командовал очень крупным соединением, достигавшим временами численности до десяти тысяч человек. Оно совершало смелые рейды по тылам противника; нарушая коммуникации и уничтожая вражеские укрепления. О мужестве этого командира и боевых делах его товарищей рассказывали настоящие легенды.

Генерал Ковпак был небольшого роста, очень подвижный человек. Он был талантливый и в то же время скромный военачальник, его партизанское соединение совершало великие ратные подвиги, вызывая панику в тылу у гитлеровцев. Во время празднования годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в 1943 году генерал Ковпак выступил с речью, а затем вместе с партизанами пел песни и плясал украинский народный танец гопак.

После четырех дней пребывания в соединении Ковпака наши бойцы попросили генерала разрешить им вернуться в свой отряд. Генерал согласился и сам определил их маршрут: старая советско-польская граница, село Вишнево севернее Львова. По его данным, там должна была находиться в это время партизанская бригада имени Боженко. Он приказал двум своим партизанам помочь нашим товарищам пробраться по территории, где хозяйничали не только оккупанты, но и польские предатели.

В пути произошла удивительная встреча. В селе, где они заночевали, выяснилось, что хозяин дома по национальности югослав, родом из области Баната, из Меленци. Здесь он остался жить после первой мировой войны. Хозяин на славу угостил своих земляков.

Через восемь дней пути они наконец прибыли в свою бригаду. Командование, узнав об их мытарствах, сразу же отдало приказ об аресте сопровождающего, который бросил больных товарищей.

ПОД ГУСЕНИЦАМИ ТАНКОВ

В начале 1944 года после успешно проведенной крупной операции против гитлеровцев бригада имени Боженко прибыла в село Яворов на кратковременный отдых. Правда, некоторые ее отряды продолжали работать на расчистке дорог, забитых искореженной немецкой техникой.

Неподалеку отряды польских и чехословацких партизан вели тяжелые бои с гитлеровцами. Командир бригады Рудич приказал своим партизанам оказать им помощь. Вскоре у села Яворов произошел кровопролитный бой с гитлеровцами.

В ту ночь Алекс Будошан дежурил по штабу. Обходя часовых около деревни, он все время прислушивался. По звуку артиллерийской канонады и перестрелки он определил, что бой приближается к деревне. Алекс решил, что вскоре придется отходить, и начал паковать и грузить на подводу все необходимое. К четырем часам утра все было готово. Алекс разбудил командира, который страшно рассердился на него за то, что тот не поднял его раньше.

Тем временем гитлеровцы уже приблизились к Яворову. Около семи часов утра их танки появились в центре села у церкви. В самом селе и округе завязался бой. Гитлеровцы вели огонь из орудий и минометов.

Штабу необходимо было передислоцироваться в лес, до которого было недалеко — всего двести — триста метров. Однако сделать это в подобной обстановке оказалось невозможно: открытое пространство перед лесом усиленно простреливалось гитлеровцами. Командир приказал противотанковой артиллерии прикрыть отход штабной колонны. В это время над селом появилась гитлеровская авиация. Снизившись, вражеские самолеты открыли пулеметный огонь.

И все же партизанам удалось отступить к лесу. Алекс оставался со штабным обозом и остался жив благодаря поддержке артиллеристов.

Подразделения партизан, первыми вступившие в бой с гитлеровцами, понесли тяжелые потери. В этом кровопролитном бою погибло около трехсот партизан. По рассказам очевидцев, югославы не дрогнули в бою. Они сражались в первых рядах и стойко сдерживали натиск врага. Ворвавшись в Яворов, гитлеровцы все предавали огню и убивали всех подряд.

В селе вместе с медицинской сестрой Шурой осталось десять партизан, заболевших тифом. Среди этих людей был и Мита Бранков из Футога, портной по прозвищу Лачов. У него было воспаление суставов. Шура спрятала больных в стоге сена, но гитлеровцы обнаружили их. Наши товарищи погибли страшной смертью. Проклиная фашистов и свою беспомощность, Мита первым вышел навстречу врагу и погиб под гусеницами танка.

В бою у села Яворов погибло пять югославов из Бачки.

Возле украинского города Сарны партизаны бригады имени Боженко также понесли тяжелые потери. Им пришлось вступить в бой с фронтовыми частями гитлеровцев. Чтобы оторваться от противника, нужно было переправиться на другой берег речки. Однако форсирование затруднил партизанский обоз.

Как назло, налетели немецкие самолеты и стали обстреливать из пулеметов партизан, укрывшихся в молодой рощице. Больше всех пострадал обоз. Участвовавший в его спасении Душан Богоевац из Деспотоваца плохо видел и не заметил приближающиеся вражеские танки. Гитлеровцы схватили его и втащили в танк, а через некоторое время выбросили его труп.

В этом бою был тяжело ранен Зоран Проданович из села Клисы под Нови-Садом. Он скончался в госпитале.

После расформирования бригады имени Боженко большинство партизан из Бачки направили в совхоз — в село Здолбунов под Ровно. Они там некоторое время работали, но это не могло удовлетворить их. Югославы хотели продолжать борьбу с фашистами и просили отправить их в Югославию. Вскоре многие из них были отправлены на родину.

Двое наших товарищей погибли в совхозе при бомбежке. Фронт находился недалеко от села, и немецкая авиация активно действовала. Однажды, когда все терпеливо дожидались конца бомбежки, Бранко Веселинович из Ченея и Йоце Йоцич из Турина покинули убежище, хотя товарищи предупредили их об опасности. Они не вняли советам, а через минуту там, где они стояли, взорвалась авиационная бомба...

Из югославов из Бачки, которые в составе бригады имени Боженко сражались плечом к плечу вместе с украинскими партизанами против общего врага, погибло десять человек.

ОРДЕН ЗА МИНИРОВАНИЕ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ

Бригада «За Родину» действовала на территории между городами Лоев, Хойники, Речица и Калинковичи, однако отважные минеры вели свои боевые операции не только в этом районе. Часто они переправлялись через Днепр и минировали полотно железной дороги Чернигов — Гомель.

Во второй половине 1943 года по указанию ЦК Компартии Белоруссии партизаны начали так называемую «рельсовую войну» против оккупантов. Ее считали ответственной и важной, и в ней приняли участие многие партизанские отряды. Все они действовали весьма успешно. В стратегическом плане успех «рельсовой войны» приравнивался к крупному выигранному сражению.

Уничтожение партизанами железнодорожных составов гитлеровцев имело очень большое значение, поскольку это в известной мере помогало Красной Армии громить врага.

Минирование железной дороги и уничтожение эшелонов с боевой техникой, живой силой и продовольствием было непростым и нелегким делом. Враг принимал все меры для защиты своих коммуникаций, и только ценой огромных усилий ему удавалось обеспечивать перевозки на фронт. На каждой железнодорожной станции размещались гитлеровские гарнизоны, в обязанность которым вменялось обеспечение безопасности движения на охраняемых ими участках дороги. Фашисты вырубали лес но обеим сторонам железнодорожного пути на глубину до ста метров. Ширина вырубленного участка зависела от рельефа местности. Благодаря этому железная дорога хорошо просматривалась охраной. Как правило, в темное время суток движение транспорта прекращалось, а по утрам специальный наряд тщательно осматривал железнодорожное полотно.

Бранко Хрнячки, рабочий из Нови-Сада, участвовал в трех крупных операциях по уничтожению железнодорожных эшелонов противника и за свои смелые действия был награжден боевым орденом. Он и Бранко Станкович, каменщик из Нови-Сада, входили в состав группы минеров, действовавшей в течение восемнадцати дней на железнодорожной линии Чернигов — Гомель. Этой группе партизан удалось с помощью специальной мины взорвать небольшую станцию около Чернигова, а затем заминировать стометровый участок дороги и полностью уничтожить вражеский железнодорожный состав.

Хрнячки также участвовал в операции, когда был пущен под откос фашистский эшелон на железной дороге Василевичи — Речица.

ТЕЛЕФОННЫЙ КАБЕЛЬ КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВО...

Отряд имени Молотова однажды получил очень ответственное задание — уничтожить телефонный узел немецкой дивизии, оборонявшейся против наступавших частей Красной Армии в районе действий этого партизанского отряда.

На задание командование послало семь человек. Среди них были Бранко Хрнячки, Бранко Станкович и Джурица Гргар, портной из Нови-Сада. Как доказательство, что поставленная задача выполнена, партизаны должны были принести с собой кусок телефонного кабеля.

Партизаны скрытно подошли к телефонному узлу. Двое бойцов под прикрытием своих товарищей осторожно пробрались в палатку и, действуя в темноте на ощупь, вывели из строя телефонную аппаратуру. При этом партизаны несколько раз наталкивались в темноте на спящих гитлеровцев, которые ругали их спросонья, полагая, что им мешают спать сменившиеся с постов часовые.

Возвращаясь с задания, партизаны заметили группу людей. В темноте было трудно разобраться, что это за люди. Вступать в бой они не имели права, так как нужно было без промедления вернуться в лагерь и доложить командованию о выполнении поставленной перед ними боевой задачи. Операция прошла успешно, и они несли с собой в доказательство метров двадцать телефонного кабеля.

Хрнячки добровольно отправился в разведку. И хорошо сделал. Иначе дело могло бы кончиться боем. Эти люди оказались партизанами из соседнего отряда. Их послали на выполнение того же самого задания на тот случай, если бы группе из отряда имени Молотова не удалось выполнить его.

Вскоре Совинформбюро сообщило, что эта операция партизан очень помогла наступающим войскам Красной Армии разгромить противника и взять в плен четыре тысячи немецких солдат и офицеров.

Это произошло в 1943 году.

НАПАДЕНИЕ НА НЕМЕЦКИЙ АВТОБУС

Несколько раз партизаны отряда имени Молотова пытались освободить военнопленных из лагеря, расположенного под городом Лоев. Последняя попытка, трудно сказать, какая по счету, увенчалась успехом. При активной помощи отряда, действовавшего в районе города Речица, партизанам удалось не только освободить советских военнопленных, но и взять в плен нескольких гитлеровцев и власовцев.

Возвращаясь в лагерь, окрыленные успехом партизаны решили устроить засаду на шоссейной дороге. Вскоре показался автобус. Партизаны заранее распределили, кто куда будет стрелять. Когда автобус приблизился, они открыли огонь. Было убито тридцать гитлеровских солдат и офицеров. Партизаны захватили трофеи. Джурица Гргар, например, обнаружил винтовку, сделанную на заводе в городе Крагуевац в Югославии. Она была почти новая. Партизаны забрали с собой и радиостанцию.

Позже командование отряда объявило благодарность участникам этой операции, в которой особенно отличились Бранко Станкович, Бранко Хрнячки и Джурица Гргар.

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА НА ДОНУ

В 1941—1942 годах гитлеровцы оккупировали большую территорию Советского Союза. Как союзник фашистский Германии, хортистская Венгрия была вынуждена вносить все больший вклад в войну, доказывая тем самым свою верность этому союзу.

Одни только репрессии против коммунистов, членов Союза коммунистической молодежи Югославии и других патриотов, проводимые хортистами, уже не служили доказательством верности немецкому фашизму. Даже та разнообразная помощь, которую оказывала вермахту хортистская Венгрия, тоже стала недостаточной. Гитлеровцы начали требовать большего: хортистской Венгрии предписывалось отправить на фронт и на временно оккупированную территорию свои войска.

В начале весны 1942 года на Восточный фронт была направлена 2-я венгерская армия. Гитлеровцы отвели ей участок на Дону под Воронежем. В армии насчитывалось двести тысяч специально отобранных и хорошо обученных солдат и офицеров, прекрасно вооруженных и снаряженных.

Венгерские части были направлены также на оккупированную территорию Украины и Белоруссии. Перед ними поставили задачу навести порядок в тылу гитлеровских войск, что означало трудную борьбу с многочисленными партизанскими отрядами. А бороться с партизанами было не так просто. В этом хортисты довольно скоро убедились.

На огромном пространстве от венгерской границы до Дона располагались тысячи сел и городов, много железных и шоссейных дорог, столь необходимых для снабжения фронта. Сюда на помощь своим союзникам пришли хортисты. Стараясь ни в чем не уступать гитлеровцам, хортисты с первых же дней своего пребывания показали себя настоящими оккупантами по отношению к населению временно оккупированной территории Советского Союза.

Бесспорно, самой сложной для них задачей оказалось обеспечение безопасности движения по дорогам, которые партизаны регулярно разрушали. Но еще труднее было вести постоянную борьбу с многочисленными партизанскими отрядами, которые не только умело использовали хорошее знание родных мест и другие условия, но и пользовались активной и всесторонней поддержкой населения.

Венгерские войска занимали полосу обороны протяженностью двести километров, она проходила южнее Воронежа до большой излучины Дона, которую хортисты прозвали «излучиной смерти». В этом месте Красная Армия позже прорвала фронт.

Линия фронта тянулась по реке Дон, который был естественной преградой. Севернее венгров находились гитлеровцы, южнее — итальянцы, за ними — румыны. На северном участке фронта, который занимал 3-й венгерский корпус, находилось и несколько немецко-фашистских дивизий. Крупные силы немцев были также размещены непосредственно за венгерскими войсками на юге.

До самого конца 1942 года на участке 2-й армии было сравнительно тихо: ни та, ни другая сторона не предпринимали никаких крупных операций.

НА ТРУДНОЙ И ОПАСНОЙ РАБОТЕ

На фронт, почти на передний край, хортисты отправили сто двадцать ремесленников, в основном из Бачки, и девятьсот политических заключенных, согнанных из всех венгерских тюрем. Из заключенных сформировали пять специальных рабочих рот.

Первыми на место прибыли ремесленники.

Еще в апреле 1942 года, некоторое время спустя после карательной операции «Рация», проведенной венгерскими фашистами в Южной Бачке, на принудительные работы было мобилизовано около ста двадцати ремесленников. Им первым венгерские оккупационные власти вручили повестки на принудительные работы. Ремесленников собрали на сборном пункте в городе Сомбор. Через четыре дня их погрузили в товарные вагоны и под охраной отправили в село под Будапештом. Там их «одели»: они получили лишь обувь, нарукавные повязки красно-бело-зеленого цвета и вещевые мешки. Остальная одежда осталась такой, в какой они прибыли на сборный пункт.

В селе их продержали столько, сколько понадобилось на подготовку в дальнюю дорогу. Естественно, слухи о том, будто они должны строить где-то здесь больницу, оказались беспочвенными.

Эшелон двигался на восток. Около пятнадцати дней они находились под Гомелем. Теперь всем стало ясно, что их везут на фронт. Их перебросили сначала к Курску, затем в Воронежскую область — в город Острогожск. Это произошло в начале августа 1943 года.

На фронте их постоянно использовали на тяжелых и опасных работах. Они рыли окопы, рвы и устанавливали различные заграждения. С наступлением зимы копать промерзшую, твердую как камень землю стало почти невозможно. Хортисты относились к ним все хуже и хуже. Любая заминка во время работы каралась смертью.

Несмотря на это, ремесленники стойко выносили свалившиеся на них испытания. В начале января 1943 года в результате наступления Красной Армии 2-я венгерская армия была полностью разгромлена. Во время отступления вместе с частями разбитой 2-й венгерской армии большинство ремесленников погибло. Уцелели лишь немногие из них, в основном те, кто с помощью местного населения смог укрыться и дождаться прихода Красной Армии. Но это было связано с большим риском. Хортисты создавали специальные заслоны, беспощадно расправляясь со всеми, кто пытался отстать от основных сил.

Одна небольшая группа ремесленников, в которой был и столяр из Нови-Сада Тош Крстоношич, отходила вместе с еврейскими рабочими ротами до самого Житомира. Здесь их отделили от евреев и передали в румынские рабочие роты, где оказалось несколько молодых югославов из Бачки. Раньше эти молодые люди служили в венгерской армии, но хортисты выгнали их и направили в трудовые батальоны. Вскоре немногих оставшихся в живых ремесленников отправили в Венгрию, в то же самое село около Будапешта, откуда их послали на фронт, а затем их, больных и измученных, распустили по домам. Домой удалось вернуться также Милану Летичу, Саве Стойковичу и еще нескольким товарищам. Те из ремесленников, кто попал в расположение советских войск, были позднее переведены в 1-ю югославскую бригаду, сформированную в СССР.

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ТРУДОВЫЕ БАТАЛЬОНЫ

Многие коммунисты, а также члены Союза коммунистической молодежи Югославии и другие патриоты из оккупированных районов Бачки, Барани и Междумурья, а также из самой Венгрии, арестованные летом и осенью 1941 года и весной и летом 1942 года, были приговорены к каторжным работам. Для отбытия наказания их направили в тюрьмы, разбросанные по всей территории Венгрии. Единственная такая тюрьма на оккупированной территории Бачки находилась в Суботице. Самые известные мужские тюрьмы были в городах Вац, Будапешт, Калоч. Страшной репутацией по своему режиму и отношению к заключенным пользовалась тюрьма «Чилаг» в Сегеде.

Политических заключенных систематически обыскивали, избивали, мучили, ежедневно подвергали различным издевательствам. Братская солидарность узников была их единственным, но грозным оружием. Все, что они иногда получали из дому, распределяли поровну, а ослабевшим и больным выделяли бо́льшую долю.

Политзаключенные по возможности постоянно общались друг с другом: передавали записки, перестукивались, шепотом обменивались новостями, подбадривали тех, кто пал духом. Была выработана и тактика борьбы. В общих камерах интенсивно проводилась политработа, не прекращалась партийная жизнь. Любыми способами подкупали охранников, которые за это приносили газеты, лекарство и другие необходимые вещи.

В середине 1942 года во всех венгерских тюрьмах стало известно, будто часть заключенных готовят направить в качестве рабочей силы на Восточный фронт. Мнения заключенных разделились. Одни стояли за отправку на фронт, другие выступали против. Тех, кто хотел на фронт, оказалось большинство, поскольку это создавало шансы, хотя и незначительные, для перехода на сторону Красной Армии.

По мере роста движения Сопротивления хортистские власти усиливали репрессии против населения своей страны и оккупированных территорий. Тюрьмы были уже переполнены и не могли вместить новые партии арестованных. Стремясь любым путем избавиться от опасных для себя людей, хортисты решили отправить их на фронт в составе рабочих рот.

Созданные на скорую руку медицинские комиссии своими обязанностями практически не занимались. По тюрьмам было отобрано девятьсот человек, в основном молодежь. Около 70 процентов из них были югославы.

Закованных в цепи заключенных согнали на сборные пункты и сформировали из них пять специальных рабочих рот. Люди остались в своей гражданской одежде, малопригодной для суровой зимы 1942 года. Заключенных распределили по 150 человек в каждую из пяти рот, имевших следующие номера: 403, 407, 451, 452 и 453. Их сопровождали свыше 30 охранников из венгерских резервистов.

Рабочие подразделения формировались в четырех городах: 403-я рота — в Будапеште, 407-я — в Ваце, 451-я — в Кишкёрёше из узников тюрем в Калоче, Суботице и Сегеде, а 452-я и 453-я — в Сегеде.

Обычно перед их отправкой на железнодорожных станциях собирались группами жители. Они относились к заключенным по-разному. Одни, узнав, что это коммунисты, угрожали и ругались, другие выражали им свою симпатию и украдкой от охранников поднимали над головой сжатые кулаки, махали руками.

Среди хортистских охранников многие были из уголовников, которым обещали снять наказание, если они будут ревностно выполнять свои обязанности.

Товарные вагоны для рабочих рот были поданы сразу, однако отправили их почему-то в разное время: одни роты уехали в октябре, а другие — в ноябре 1942 года. Но маршрут был один.

Эшелоны состояли из товарных и пассажирских вагонов: в товарных размещались заключенные, по сорок человек в каждом вагоне, а в пассажирских — охрана. Двери вагонов с заключенными пломбировались.

Путь был долгим. Составы подолгу стояли на станциях, пропуская воинские эшелоны. Наконец они прибыли на Украину. Заключенные через решетчатые окна вагонов видели голодных детей, которые приходили к эшелонам в надежде раздобыть что-нибудь съестное. Югославы бросали им куски полученного на дорогу хлеба, никто из них тогда не представлял себе, что очень скоро сам окажется в таком же положении.

Партийное руководство еще раньше приняло решение, запрещающее одиночные самовольные побеги. И хотя условия жизни и работы заставляли заключенных постоянно думать об этом, крепкая партийная дисциплина удерживала их от необдуманных поступков.

По железной дороге заключенных довезли до Белгорода, а оттуда направили пешком по глубокому снегу под сильной охраной дальше на восток. Когда лошади уставали и не могли больше двигаться, в повозки впрягались заключенные. По дороге на фронт они прошли через Новый и Старый Оскол. Самый трудный участок дороги оказался возле деревни Михайловка. Началась метель, мороз стоял такой, что замерзал хлеб в походных ранцах.

Идти по снегу становилось все тяжелее. Измученные тюремным режимом люди все же находили в себе силы помогать тем, кто не мог двигаться дальше. Для некоторых из них разрешили сделать деревянные сани. Заключенные старались делать все для того, чтобы спасти выбившихся из сил товарищей, иначе охрана пристрелила бы их.

Передовая проходила примерно в четырехстах метрах от Дона. Мобилизованных разместили в землянках, только одна рота жила в бараках и колхозных сараях.

Сильные морозы затрудняли строительство оборонительных сооружений. Свист пуль постоянно напоминал о необходимости проявлять осторожность. Правда, это не всегда удавалось. В ротах появились жертвы. В первый же день погиб украинец Цвета Гаинов из Стапара, был ранен Миливое Ковачевич из Кулы. Это произошло в 401-й роте. Она прибыла на фронт из Юдинова 1 января 1943 года. Мороз доходил до 30 градусов. Вскоре стало невозможно вести земляные работы, которые производились исключительно по ночам.

А ТАМ, ЗА ДОНОМ, — КРАСНАЯ АРМИЯ

Положение мобилизованных с каждым днем становилось все тяжелее. И всего лишь несколько сот метров отделяли их от Красной Армии. О Советском Союзе эти рабочие хорошо знали — постоянно изучали все, что касалось первой страны социализма. Они были коммунистами, и за это их судили. Они мечтали увидеть эту страну, страну своих идеалов, но никогда не думали, что попадут сюда таким образом.

451-я рота прибыла в Гремячье в ноябре 1942 года. Их фактически заставляли делать бесполезную работу. Земля настолько затвердела, что ее невозможно было копать. Люди все больше убеждались в том, что их привезли сюда на верную гибель.

Однажды Роберта Ваймана из Суботицы и Шаника Манхайма из Нови-Сада послали перенести заграждения и установить их на передовой. Сделанные из толстых бревен и колючей проволоки заграждения весили примерно по сто килограммов. Этот груз был достаточно тяжелым даже для здоровых, сильных мужчин, не говоря уж об изголодавшихся, исстрадавшихся от холода людях. Сопровождал их охранник Риго, который давно уже присматривался к шубе Манхайма. Риго был опасным уголовником, в свое время осужденным на пожизненное заключение за убийство своих родителей.

Заключенные два раза сходили на передовую, неся тяжелые заграждения. У Манхайма не было сил, и он устало опустился на снег:

— Не могу больше.

Но это было чревато опасностью. Охранники открыто заявляли: кто не может больше работать, будет расстрелян. И Риго нацелил ствол винтовки на измученного Шаника. Не было никаких сомнений, что он вот-вот выстрелит.

— Встань, Шани! — крикнул Вайман. — Отдохнешь на обратном пути.

Однако того охватило полное безразличие от усталости. Он, вероятно, решил — лучше умереть, чем так мучиться.

— Пойдем, Шани! Осталось еще немного! Мы прошли уже полдороги, — уговаривал его Вайман.

— Не могу, — чуть слышно прошептал несчастный Шани, потрескавшимися губами и сел возле заграждения.

Риго, казалось, только этого и ждал. Он отвел Шани немного в сторону и приказал:

— Вперед!

Не успел тот пройти и трех метров, как раздался выстрел. Риго сказал:

— Он пытался бежать.

Пытался бежать, когда едва переставлял ноги?!.

Риго снял с Шаника шубу и, грозя оружием, приказал Вайману нести ее вместе с проволочным заграждением.

К счастью, в этот момент появился Бела Гамбош из Бачки-Тополы. Будучи по профессии парикмахером, он находился на привилегированном положении в роте и, по всей вероятности, уже успел окончательно переметнуться на сторону врага.

— Бела! Помоги мне, прошу тебя! — в отчаянии обратился к нему Вайман.

— Я? Что это тебе пришло в голову?

Бела не хотел показывать перед Риго своего сочувствия к заключенным, так как его уже считали охранником и даже выдали ему винтовку.

Вайман со страхом ждал, что и его ждет участь Манхайма, но вдруг его осенило:

— Бела! У меня в ранце есть много табаку. Если поможешь мне, получишь весь!

Гамбош замялся: табак на фронте был большой ценностью.

Наконец он решился помочь Вайману отнести заграждение на берег. Жизнь Ваймана была спасена, но ее легко было потерять, если не сегодня, то завтра, Точно так же погибли Шандор Гринберг и многие другие.

РАССТРЕЛ КАЖДОГО ДЕСЯТОГО

Условия для организованной работы среди политзаключенных становились все тяжелее, но старый уговор о коллективном побеге оставался в силе. Однако для этого не было благоприятного случая.

И все же одной группе заключенных удалось совершить побег. Их было около десяти. Среди них находились Мирко Катич из Нови-Сада, Имре Хан, Витомир Попович Ватраль из Бачки-Паланки и другие. Они не стали дожидаться благоприятной обстановки для побега всех заключенных.

Случаи исчезновения отдельных заключенных происходили и раньше, но никто не знал достоверно, был ли это действительно побег или заключенных убивали охранники. После побега этой группы заключенных охватило волнение, а руководитель партийной организации Иосип Шинкович был возмущен этим самовольством.

Поручик, командир этой штрафной роты, поехал с докладом в Старый Оскол. По его возвращении заключенных тотчас заперли в бараках, откуда никому не разрешалось выходить. Объясняли это тем, будто получен приказ о перемещении заключенных и необходимо, мол, все подготовить.

Затем перед штабным бараком вырыли яму длиной около шести метров и глубиной три. Такие «приготовления» внушали страх. Все догадывались, в чем дело, но никто не хотел сказать об этом вслух. В бараках стояла мертвая тишина, и никто не осмеливался нарушить ее даже шепотом. А тем временем начальство и охранники решали, кого расстрелять. К смерти приговорили всех тех, у кого имелись какие-нибудь ценные вещи или кого охранники по какой-либо причине ненавидели.

Перед бараками выставили охрану. Напряжение достигло предела. Каждого мучила мысль, занесен ли он в список для расстрела. Число заключенных в роте сократилось к этому времени на двадцать человек. Некоторые из них бежали, а другие были зверски замучены охранниками.

Наконец стали называть фамилии. Первым в списке оказался Славко Лепоев, парикмахер из Сивца, затем — Йеце Зарич из Сомбора.

Все замерли, кровь будто застыла в жилах...

И так в каждом бараке. К расстрелу приговорили семнадцать человек. После их расстрела заключенных выпустили из бараков.

Один из старших охранников, некий Нул, освещал расстрелянных фонариком и спрашивал:

— Все здесь мертвые?

Что может быть страшнее подобной иронии? Один из несчастных крикнул из ямы:

— Я еще жив!

Бедняга, наверное, хотел прекратить свои мучения.

— Подними руку, чтобы я тебя видел! — крикнул ему Нул.

И бедняга поднял руку. Нул осветил его фонариком и приказал охраннику прикончить несчастного.

Риго стоял возле ямы, наблюдая, как охранники снимали с мертвых одежду.

— На правой руке... (Риго назвал имя одного из расстрелянных) — перстень. Дай-ка его мне! — крикнул он.

Остальные охранники тоже стали кричать, что кому нужно взять. Так охранники разграбили личные вещи расстрелянных, оставив их в одном белье. Потом трупы засыпали тонким слоем земли.

ПРОРЫВ ФРОНТА И РАЗГРОМ 2-Й ВЕНГЕРСКОЙ АРМИИ

Наступил январь 1943 года. На фронт прибыли новые рабочие. Как раз в это время стали поговаривать о готовящемся наступлении Красной Армии. Об этом свидетельствовали многочисленные факты.

Южнее участка фронта, где находились хортисты, в конце ноября 1943 года боевые действия, особенно в связи с развитием Сталинградской операции по окружению гитлеровцев, оживились. И хотя на венгерском участке было в то время относительно спокойно, ход событий на юге заставлял сделать вывод о том, что Красная Армия готовится к наступлению и здесь. И это произошло ночью 12 января. В первый день своего наступления советские войска на большую глубину прорвали в нескольких местах вражескую оборону, а затем советское командование начало осуществлять операции по окружению войск противника.

Гитлеровцы стремились не допустить отступления и настаивали на том, чтобы хортисты боролись до последнего солдата. Однако 17 января фронт практически распался, и 2-я венгерская армия была рассеяна. Большинство венгерских солдат либо погибли, либо попали в плен, либо пропали без вести в снежных просторах.

Сопротивлялся лишь 3-й корпус, которому гитлеровцы не дали возможности отступить, выставив его в качестве заслона. Однако и его в конце концов окружили и полностью уничтожили.

Все попытки командующего армией генерал-полковника Яня и его офицеров навести порядок и восстановить дисциплину, чтобы организовать оборону на новых позициях и остановить наступление Красной Армии, оказались тщетными. Армия рассыпалась и в панике отступала. Все, кто мог, бежали без оглядки, стараясь подальше уйти от этого ада и любой ценой спасти свою жизнь. Уже никакая сила не могла остановить этих обезумевших людей.

О положении, в котором оказались хортистские войска, красноречиво свидетельствует приказ их командующего, отданный 24 января 1943 года. В нем говорилось:

«Всем должно быть ясно, что я не выпущу отсюда ни одного солдата, даже если он ранен, болен или обморожен. В местах сбора, предназначенных для реорганизации армии, каждый солдат будет находиться до тех пор, пока не выздоровеет или умрет.

Порядок и дисциплина должны быть восстановлены любой ценой, вплоть до расстрела».

Приказ выполнялся самым строжайшим образом. Первое, что сделал командующий армией генерал-полковник Яня, было формирование специальных офицерских рот, которые беспощадно убивали всех, кто пытался выбраться из окружения и спастись.

Некоторые коменданты и командиры наказывали своих солдат розгами, применяли «подвешивание», сокращали дневной рацион питания и даже расстреливали. Однако все это мало действовало на деморализованных людей, которые уже не были способны к какой-либо организации. Для солдат и офицеров самым главным было теперь спасти свои жизни и вернуться домой. Некоторые офицеры срывали с себя знаки различия и бросали своих солдат, лишь бы только снова не идти в бой.

Ценой огромных усилий и чрезвычайных мер хортистскому командованию все-таки удалось навести какой-то порядок в венгерских войсках.

В своем приказе генерал Яня открыто признавал, что его армия находится в состоянии полного развала и в ней полностью отсутствует дисциплина. По дорогам бредут отставшие солдаты, некоторые из них в гражданской одежде. Одних везут на санках, другие идут, опираясь на палки, высоко подняв грязные воротники, чего, как требовал этот генерал, нельзя позволять себе даже в такую суровую зиму.

Констатировав это, командующий венгерской армией приказал следующее:

«1. В местах ночевок хождение разрешать лишь в расположении части. Исключение составляют только связные, которые должны иметь нарукавную повязку.

2. Отставшим пищу не выдавать!

3. Из строя на марше можно выходить лишь во время привала. Командиры и коменданты должны смотреть за солдатами. Тех, кто попытается отстать от колонны, полевая жандармерия должна загонять обратно и в случае необходимости применять дубинки.

4. Перед маршем врачи должны осматривать всех, кто не может двигаться, и определять их действительное состояние. В любом случае больные направляются в колонну — в распоряжение санитаров.

5. Место ночлега должно охраняться. Одиночных солдат без соответствующих документов следует арестовывать и передавать в ближайший военный трибунал, считая их дезертирами.

6. Если в районе движения какой-нибудь дивизии партизаны разрушат железную дорогу или нанесут какой-либо другой ущерб, следует отдавать под трибунал всех виновных, начиная с командира и кончая последним солдатом. В случае необходимости расстреливать каждого десятого.

7. Запрещается носить меховые шапки, ходить с палкой и поднимать воротники. Нарушителей необходимо сдать в комендатуру и применить к ним наказание «подвешивание».

8. Форма должна быть чистой, и каждого, кто появляется в грязном виде, наказывать «подвешиванием».

9. Одеяло должно быть правильно сложено, как и другие вещи. Ранцы, вещевые мешки запрещается носить на плече. Нарушителей привлекать к ответственности.

10. Комендатуры в населенных пунктах должны следить за тем, чтобы отдельные военнослужащие не покидали место ночлега без соответствующего разрешения. Против тех лиц, которые не предъявят письменного распоряжения или не остановятся по приказу патрулей, следует применять оружие.

11. На санях и повозках разрешается сидеть лишь возчикам. Командир батальона или полка может сесть на повозку лишь в том случае, если у него нет верховой лошади.

12. Офицеров и унтер-офицеров, нарушивших какое-либо требование этого приказа, отдавать под суд, при этом их звание не принимать во внимание.

13. Каждого, кто покинет колонну или место ночлега, считать дезертиром и поступать с ним по законам военного времени. Это касается как офицеров, так и солдат.

14. Тех, у кого партизаны или кто-либо другой отберет оружие, расстреливать на месте как трусов...»

О северного участка фронта хортистские войска отступали по двум направлениям. Одна группа двигалась на Тим, Курск, Льгов и Сумы, где она встречалась с группой, отступавшей от Старого Оскола. От Сум они отступали также по двум направлениям: одни шли к Нежину и Киеву, а другие — к Конотопу, Чернигову и Овручу.

Немцы не раз пытались задержать отступавшую венгерскую армию и бросить ее снова в бой, но безрезультатно. Когда венгры отступали вместе с гитлеровцами, те отбирали у них грузовики и выбрасывали на снег раненых, чтобы как можно быстрее и легче двигаться.

2-я венгерская армия во время боев и отступления потеряла 75 процентов своего состава и 80 процентов вооружения.

Тибор Селеш в книге «Хорти — отец европейского фашизма» в виде воспоминаний майора Керна описал отдельные эпизоды этого отступления. Вот что рассказывал Керн:

«2 февраля 1943 года. Повсюду валялись уничтоженные транспортные средства, боевая техника, множество трупов людей и животных. Объезд их отнимал много времени. Мы переживали ужасные вещи. Не все это выдерживали. Так, один крайне истощенный солдат, находясь в бредовом состоянии, завернул свой мундир и шинель, будто собираясь ложиться спать, крикнул: «Я пошел спать, мамочка!» — и зашагал по снежному полю. Никому не удалось его остановить.

Другой солдат, указав на один из домов, спросил:

— Это Девечер?

Бедняга, видимо, решил, что уже находится в Венгрии. Конечно, он тоже не добрался до Старого Оскола, где было место сбора. Оставшаяся часть пути потребовала сверхчеловеческих усилий.

Когда же мы наконец добрели до Старого Оскола, нас остановил немецкий жандарм и приказал следовать в город Тим. Гитлеровец повернул нашу колонну на север, не позволив ей даже войти в город.

4 февраля 1943 года. Утром мы узнали, что русские атаковали немецкую колонну. Гитлеровцы страшно нервничали и долго не разрешали нам подойти к дороге. Когда нам наконец удалось до нее добраться, они заставили нас сойти с нее. Все бежали, как крысы с тонущего корабля. Шагая по трупам других, каждый пытался спасти собственную шкуру...»

Из группы майора Керна, насчитывавшей 22 января 1600 человек, прибыло в феврале в город Сумы только 130 человек. Остальные отстали по дороге, замерзли или попали в плен...

СМЕРТЬ ПОДСТЕРЕГАЛА...

Так отступали хортистские солдаты, и так к ним относились гитлеровцы. Не трудно себе представить, как в этой обстановке они относились к политзаключенным, евреям и другим рабочим из трудовых рот. Судьба многих из них оказалась трагичной.

Рабочие в еврейских ротах были похожи на скелеты. Этих людей лишали всего самого необходимого. Рабочие одной из таких рот, проявив исключительное мужество, вопреки всему не падали духом. Тогда всех их объявили тифозными, загнали в дом и подожгли его.

В создавшейся обстановке югославам из рабочих рот стало ясно, что спасти их может только побег, переход на сторону советских войск. Но это не так просто было сделать. Они постоянно ощущали у себя за спиной холод штыков. Их жизнь ничего не стоила. Любого из них в каждую минуту мог прикончить охранник или кто-либо другой.

Когда же началось январское наступление Красной Армии, рабочие поняли, что для них пробил долгожданный час. Рискуя жизнью, многие политзаключенные сумели спрятаться в деревнях и дождаться прихода советских войск.

Отступление было тяжелым испытанием для хортистской армии. Вместе с солдатами все невзгоды переносили оставшиеся в живых политзаключенные и ремесленники. Стояли лютые морозы. Иногда столбик термометра опускался ниже 40 градусов.

Больные и обмороженные рабочие едва держались на ногах, но старались не отставать, ибо это грозило верной смертью. В них теплилась надежда с помощью местного населения связаться с партизанами или получить убежище и дождаться советских частей. Больные шли вместе со всеми. Для них не нашлось мест в полевых госпиталях.

Северная колонна отступавших венгерских войск двигалась к Чернигову, а южная — к Киеву. Там хортисты наконец смогли принять меры по реорганизации рабочих рот. Из их остатков были созданы новые рабочие подразделения.

ПЕРВЫЙ ПОБЕГ К ПАРТИЗАНАМ

В результате отступления хортистской армии югославские рабочие оказались в расположенном недалеко от Радомышля и Коростеня селе Радохоща, откуда вскоре многие из них в одиночку и группами бежали к партизанам.

Несмотря на грозившую опасность, советские люди охотно помогали югославским рабочим устанавливать контакты с партизанским командованием, участвовали в подготовке их побегов. Позже наши товарищи были просто поражены, узнав о тех тесных связях, которые существовали между населением и партизанами. Крестьяне, рабочие, служащие и даже дети не только симпатизировали партизанам, но и активно помогали им. Так, советские люди организовали побег Павла Николича и Ференца Ковача. Инициатором этого побега был Павло Николич.

Сначала несколько слов о нем самом. В тюрьме «Чилаг» города Суботица среди многих осужденных коммунистов, комсомольцев и других патриотов оказался и молодой Николич, секретарь комсомольской организации IV района в Бечее. Он, как и большинство осужденных из этого города, попал в 453-ю специальную рабочую роту, которая в конце 1942 года была направлена на Восточный фронт. Во время январского наступления Красной Армии под Воронежем в 1943 году эта рота использовалась для подвозки артиллерийских боеприпасов на передовую и очень сильно пострадала.

Николичу повезло. Он недолго находился на переднем крае, так как столяр Небойша Чиплич, делавший для хортистов сани, с разрешения охранников взял его в помощники.

Когда началось отступление, Павло Николич и еще несколько рабочих из Бечея, двигаясь на переформирование из Острогожска в село Радохоща, попытались установить связь с партизанами, но безуспешно. Прибыв на место, они продолжали эту работу. Николич действовал решительнее других. Так он познакомился с учителем Иваном Стижуком, но тот сделал вид, будто ничего не знает о партизанах. Тогда Николич, договорившись со своим другом Ференцем Ковачем, решает вместе с ним идти в лес и там попытать счастья. Однако они ни с кем не встретились, и им пришлось вернуться.

Наконец Павло Николич познакомился с молодой женщиной по имени Надя, которая согласилась помочь ему. Как потом он узнал, Надя была женой советского летчика.

В один из дней после обеда Надя повела Павла Николича и Ференца Ковача в лес, который находился в семи километрах от села.

Остановившись на одной поляне, она показала на видневшиеся вдали несколько домов и сказала:

— Идите туда! В крайнем доме вы найдете партизан.

Надя попрощалась и пошла домой, а наши товарищи двинулись в указанном направлении. Это был леспромхоз «Коммунарка». Как ни странно, но, несмотря на оккупацию, он сохранил свое старое название. Они подошли к указанному дому. На все их вопросы о партизанах хозяева, словно сговорившись, отвечали, что ничего не знают, и посоветовали обратиться к старосте.

«Здесь дело нечисто, — подумал Павло. — Ведь староста фашистский ставленник!» Но не могла же Надя их обмануть! Что предпринять?

С этими мыслями они направились в находившийся неподалеку от леспромхоза лес. Там Николич и Ковач остановились и прислушались. Где-то поблизости пилили дрова. Они побежали в том направлении и увидели старика с девушкой. Югославы стали расспрашивать старика о партизанах, но тот довольно резко ответил, что ничего не знает о них. Пока старик продолжал еще что-то бормотать, девушка подмигнула им. Это было обнадеживающим сигналом.

Вместе с девушкой наши товарищи вернулись в леспромхоз. По пути она сообщила им, что партизаны располагаются здесь неподалеку и каждый вечер приходят к ним.

Усталые, они вошли в дом. Теперь и хозяева заговорили о партизанах. Николич и Ковач присели на лавку возле окна и задремали. Внезапно раздалось:

— Руки вверх!

В дверях стояли вооруженные партизаны. Они повели Николича и Ковача в лес. Там югославов допросили командир роты А. И. Богомолов и командир взвода В. И. Шлыков.

После допроса югославов отвели в комнату, где находилось много бойцов. Многие из них носили полицейскую форму, но на головных уборах у всех горели пятиконечные звездочки.

Николич и Ковач очень сильно устали от всего пережитого и, когда их угостили самогонкой, тут же уснули. Через некоторое время их разбудили и пригласили в соседнюю комнату. Там они увидели какого-то человека. Он строго смотрел на них. Это был Скоблинов, командир 5-й роты специального назначения. В нее для проверки включали всех тех, кто приходил к партизанам.

Партизанский отряд «За победу», в котором оказались югославы, входил в объединенную бригаду генерала Маликова. 5-я рота, куда с 13 мая 1943 года зачислили Николича и Ковача, через месяц стала обычным боевым подразделением. Оно насчитывало около сотни бойцов и даже имело на вооружении несколько легких и крупнокалиберных пулеметов. Однако не все бойцы еще располагали личным оружием.

Район боевых действий объединенной бригады генерала Маликова находился северо-западнее городов Житомира и Коростеня, где стояли сильные вражеские гарнизоны. Бригада имела большие силы, что позволяло ей проводить крупные операции.

Николич и Ковач участвовали сначала в выполнении небольших боевых заданий. Так, вместе с партизанами они выводили из строя тракторы, комбайны и другие сельскохозяйственные орудия, чтобы тем самым помешать гитлеровцам собрать урожай с плодородных украинских земель.

В конце 1943 года партизаны этой бригады оказались в очень тяжелом положении. Фронт стремительно приближался, и у фашистского командования все большую тревогу вызывали активные действия партизан. На борьбу с ними оно выделило крупные силы. Партизанским отрядам генерала Маликова приходилось отражать яростные атаки гитлеровцев.

Однако в этой сложной обстановке партизаны не растерялись и умело проводили крупные ответные операции, нанося врагу ощутимый урон.

Так, партизаны совершили нападение на важную в военном отношении железнодорожную станцию Игнатполь, а перед этим разрушили мост под Овручем.

Небольшой населенный пункт Игнатполь, находящийся на реке Случь, недалеко от города Сарны, оборонялся крупным хортистским. Гарнизоном.

Со всех сторон Игнатполь опоясывала густая сеть проволочных заграждений, и без помощи артиллерии его весьма трудно было взять. Весь расчет был на внезапность. Однако уже на подступах к этому пункту партизаны нарвались на вражескую засаду, и под сильным огнем им пришлось залечь. Яркие ракеты осветили атакующих. Тогда партизаны пошли на хитрость. Ференц Ковач, который действовал в составе группы, пытавшейся обойти вражеский дот, крикнул, обращаясь к противнику, что они — спасающиеся от партизан венгры. Хортисты поверили и на некоторое время прекратили огонь. И этого было достаточно. Партизаны быстро переправились через речку, подошли к доту и забросали его гранатами. В результате успех боя был обеспечен. Партизаны временно захватили Игнатполь и взорвали железнодорожный мост, по которому гитлеровцы перевозили на фронт живую силу и боевую технику.

Постоянно отбивая атаки гитлеровцев, бригада генерала Маликова полностью взяла под свой контроль железную дорогу Коростень — Овруч.

И так из боя в бой. Николич и Ковач завоевывали все большее уважение среди партизан. Позже Николича перевели в роту автоматчиков, дали ему автомат и коня политрука. Это был знак полного доверия и признания его храбрости. После расформирования отряда его направили на курсы разведчиков. Окончив их, Николич сражался в Чехословакии плечом к плечу со словацкими партизанами.

Ференц Ковач, сопровождая командира отряда, погиб от взрыва немецкой мины.

НА АВОСЬ

13 июля 1943 года, спустя семь месяцев после отправки на фронт, удалось перебежать к партизанам еще троим заключенным из 453-й роты. Это были Миленко Дожич из Нови-Сада и Милош (Милорад) Томич и Любомир Блажич из Бечея.

Отходя с отступавшими от Дона войсками, Дожич одним из первых политзаключенных добрался до села Радохоща. Разместили его в доме на краю села у одинокой старой женщины.

Постепенно в село стали прибывать и его друзья. Пришла также группа рабочих из Бечея: Милош Томич, Небойша Чиплич, Любомир Блажич и другие.

С марта по июнь 1943 года Дожич близко познакомился со многими прибывшими рабочими, вместе с ними стал обдумывать план побега. Рота тогда находилась в селе Моисеевка, в восьми километрах от села Радохоща.

Первая попытка побега окончилась неудачно. Их поймали венгерские патрули. На допросе они заявили, будто ходили менять свои вещи на молоко. На счастье, им поверили. К новому побегу они готовились уже тщательнее.

Из оставшихся в живых политзаключенных хортисты сформировали новый трудовой батальон и направили его на строительство деревянного моста на дороге Киев — Житомир. Днем наши товарищи работали, а ночью их отводили на отдых в здание школы. Хорошо просматривая все подходы к ней, часовые внимательно следили за тем, чтобы никто из рабочих не попытался бежать. Однако искушение было слишком велико: лес от школы находился всего в 150 метрах и, как говорили, тянулся почти до самых западных областей Украины.

13 июня 1943 года наши товарищи снова договорились бежать. Ползком перебрались через картофельное поле. К счастью, ботва была уже достаточно высокой и густой, чтобы скрыть беглецов. Дожич, Блажич и Томич благополучно добрались до леса. Отдышавшись, стали решать, куда направиться дальше. В это время за деревом они заметили мужчину в гражданской одежде. Они подошли к нему, и Томич сразу же объяснил, что они убежали от гитлеровцев и ищут партизан. Однако незнакомец пробормотал что-то неопределенное и скрылся.

На всякий случай наши товарищи решили как можно быстрее уходить от этого места. К вечеру они подошли к селу Ставища и на ближайшем к нему лугу увидели людей, косивших траву. Все они были вооружены винтовками и автоматами. На некоторых была потертая гражданская одежда, другие были в венгерской и немецкой форме. По всем признакам это были партизаны. Когда наши товарищи стали приближаться к ним, внезапно раздался резкий окрик:

— Стой!

Неожиданно перед ними с решительным видом появилась невысокая женщина (позже они узнали, что ее зовут Стасей).

— Кто вы? Откуда?

— Мы югославы, — спокойно ответили они, не оробев перед этим строгим часовым. Однако винтовка в руках женщины не опустилась.

— Руки вверх!

Увидев, что дело принимает серьезный оборот, они подняли руки. К ним подошел один из мужчин. Обыскав их, он задал несколько вопросов и сказал:

— Порядок.

Это были партизаны. Югославов отвели в село. Там их допросил командир батальона. Они рассказали, что их, югославских комсомольцев, приговорили к принудительным работам. Командир тоже сказал «Порядок!» и спросил, есть ли у них оружие. Получив отрицательный ответ, он отвел их на квартиру учительницы, где находился партизанский штаб. Возле дома стоял часовой. Югославов пригласили войти.

В комнате сидел крупный человек в форме офицера с золотыми погонами на плечах, а рядом с ним было двое гражданских.

Командир батальона обратился к военному, назвав его «товарищ генерал». Тот внимательно его выслушал. Как быстро все изменилось! Всего несколько часов назад югославов сторожили хортистские охранники, а теперь они стояли перед советским генералом. Он их подробно обо всем расспрашивал. Узнав, что они из Югославии, он улыбнулся и спросил:

— А из каких мест Югославии? Из Срема, Бачки, Баната?

То ли он действительно хорошо знал Югославию, то ли таким образом хотел проверить правдивость их рассказа.

Они ответили, что Блажич и Томич — из Бечея, а Дожич — из Нови-Сада. Затем они подробно рассказали, биографии. Генерал беседовал с ними два часа, а потом о чем-то тихо переговорил с командиром батальона.

Это был дважды Герой Советского Союза генерал Наумов — командир объединенного партизанского отряда.

В конце беседы он сказал им:

— Хорошо, товарищи! Мы берем вас. Несколько дней вы будете без оружия. Предупреждаю: пока вы будете под наблюдением, и очень строгим. Мы с вами находимся на войне. Мы должны вас проверить. Так что все в ваших руках. От вас самих зависит, как мы будем относиться к вам.

После этого генерал предложил им выпить. Дожичу налили первому. Когда он выпил, ему показалось, будто он проглотил огонь.

Подозвав к себе командира батальона, генерал Наумов спросил:

— Кто возьмет к себе новых товарищей?

Все присутствующие изъявили готовность взять югославов к себе, но генерал распорядился зачислить их в отряд, охранявший штаб.

Позже югославы узнали, что объединенный отряд генерала Наумова насчитывал около трех тысяч кавалеристов и действовал в то время в районе города Родомышль.

Томич был энергичным, толковым человеком, и вскоре его стали брать в разведку.

Партизаны постоянно совершали рейды по Киевской и Житомирской областям, нападая на вражеские обозы и опорные пункты.

Однажды Томич вернулся из разведки с трофейным автоматом, а на фуражке у него красовалась звездочка. Вскоре ему дали и коня. Блажич и Дожич гордились своим товарищем и даже немного завидовали ему.

Как-то, обращаясь к югославам, командир сказал:

— Вот что, товарищи! Большой Миша (высокого Томича партизаны прозвали Большим Мишей, а Дожича — Маленьким Мишей) хорошо зарекомендовал себя. Проявите и вы себя. Думаю, что вы, как и он, сумеете достать для себя оружие.

Одним словом, он советовал проявить партизанскую находчивость и в бою добыть оружие.

Через несколько дней у Дожича появилось оружие. Это было какое-то старое ружье, и он совсем не знал, как с ним обращаться, поскольку до этого никогда не служил в армии. Однако с помощью партизан Дожич быстро освоил его.

В партизанском отряде Дожич и его друзья встретились с хорватом Иваном Рейгером из Междумурья. Он пришел к партизанам из регулярной хортистской армии и к этому времени стал уже опытным пулеметчиком.

В ходе борьбы с фашистскими захватчиками таких встреч было немало. Они приносили большую радость и поднимали настроение.

В ДРУГОМ ОБЪЕДИНЕННОМ ОТРЯДЕ

Партизаны генерала Наумова находились в постоянном движении. Подо Львовом обстановка вынудила их оставить коней и совершать форсированные марши в пешем строю. Бойцы, увешанные оружием и боеприпасами, передвигались с большим трудом. Стало сложнее с продовольствием. Отрядам, совершавшим глубокие рейды, приходилось действовать на незнакомой местности, и организовать их снабжение было нелегко.

За ночь партизаны проходили по тридцать — сорок километров, а днем, выставив охрану, отдыхали. Не привыкшему к таким длительным переходам Дожичу очень не повезло. Он сильно растер ноги и уже не мог идти дальше.

В один из дней в ожидании переправы через реку измученный Дожич незаметно для себя крепко заснул. Проснулся он уже затемно и с ужасом обнаружил, что все ушли. «Как быть? — подумал он. — Ведь, не зная местности, можно попасть в большую беду...» И все же он решил идти вперед вдоль лесной дороги, прячась за деревьями.

Вскоре он вышел к бревенчатой сторожке лесника.

— Есть ли у вас гитлеровцы? — спросил Дожич у лесника.

— Нет, — ответил тот. — Только один ваш партизан. «Кто бы это мог быть?» — подумал Дожич. Войдя в сторожку, он увидел человека в немецкой форме без знаков различия. Незнакомец спокойно сидел и ел. Его винтовка стояла рядом у стены.

— Руки вверх! — приказал Дожич.

Человек обернулся и на ломаном русском языке сказал Дожичу:

— Успокойся товарищ. Я из соседнего отряда.

«Да, да! Это же тот грузин...» — припомнил Дожич и поинтересовался, почему тот отстал. Грузин ответил, что заболел и не смог выдержать форсированного марша.

Через несколько дней Дожич и грузин выздоровели и стали думать о том, как попасть к своим. Грузин высказал сомнение, что вряд ли им удастся догнать свой отряд, и предложил присоединиться к действовавшим здесь местным партизанам.

Отправившись на поиски партизанского отряда, они через некоторое время пришли в село, которое Дожичу показалось знакомым. Это было то самое село, куда его привели партизаны после побега из рабочей роты. Они вошли в дом учительницы. Она сразу узнала Дожича и с тревогой спросила:

— Откуда ты? Где остальные?

Дожич подробно рассказал ей о всех своих приключениях. Учительница обещала помочь.

Через два дня в сторожку пришла группа партизан из местного отряда. Выслушав объяснения Дожича и грузина, они взяли их к себе.

Больше месяца Дожич пробыл в объединенном партизанском отряде генерала Маликова и участвовал во многих боевых операциях.

Однажды Дожич узнал, что партизаны генерала Наумова находятся неподалеку, всего в двадцати километрах. Это заставило его подумать о возвращении к своим товарищам, но теперь это уже не так легко было сделать. К этому времени Дожич стал командиром отделения. Помог случай. Однажды к ним нагрянули наумовцы, которых послали за продовольствием. Какая радостная встреча! Они стали звать его к себе. Поколебавшись, Дожич решил вернуться.

Так он снова встретился с Блажичем и Томичем. Последний был теперь уже командиром взвода.

Когда Дожич рассказал генералу Наумову о своих приключениях, тот сказал:

— Все это так. Но почему ты не доложил своим командирам, что у тебя больные ноги? Они бы поместили тебя на подводу. Хорошо, что не попал в плен! Можешь остаться с нами.

Дожич был рад, что все обошлось благополучно.

БОЙ С БРОНЕПОЕЗДОМ

Дожич снова оказался в своем отряде. Неустанно продвигаясь вперед, этот отряд вышел в западные области Украины. Здесь партизаны генерала Наумова попали в очень трудное положение. При пересечении железнодорожной магистрали они встретили сильное сопротивление гитлеровцев. Избежать боя не удалось. Противник вызвал авиацию, которая своими действиями нанесла большой урон партизанам. Жестокий бой продолжался до самого вечера. Объединенный отряд Наумова оказался разобщенным. Пересечь железнодорожную магистраль и оторваться от противника удалось только двум отрядам, а остальные силы вынуждены были вести бой. Все с нетерпением ждали наступления темноты, когда гитлеровцы не могли бы эффективно использовать авиацию. Однако ей на смену фашисты послали бронепоезд. Искусно маневрируя, он своим огнем сдерживал партизан и не давал им возможности соединиться.

Партизаны решили подорвать железнодорожное полотно. Это был единственный способ вывести бронепоезд из строя. Первая попытка окончилась неудачей. Посланная группа минеров почти вся погибла. Вражеский бронепоезд продолжал контролировать дорогу и вел губительный огонь по партизанам. Была послана вторая группа подрывников. Улучив момент, когда бронепоезд отошел, партизаны взорвали железнодорожное полотно и таким образом лишили бронепоезд возможности маневрировать.

Сломив сопротивление гитлеровцев, объединенный отряд двинулся дальше. Теперь он направился на север, Блажич находился при штабе и был в курсе всех событий. Он сообщил товарищам, что их отряд уже действует всего в шестидесяти километрах от Варшавы.

После выполнения поставленной задачи в апреле 1944 года этот отряд был расформирован.

Блажича, Дожича и еще нескольких югославов направили на специальные курсы, после окончания которых им предстояло сражаться в тылу врага. Дожич позже участвовал в боях за освобождение Чехословакии.

482-Я РОТА

В июле 1942 года в городе Шарошпатак, на севере Венгрии, была сформирована 482-я рабочая рота из неблагонадежных и политических заключенных. В ней оказались граждане Венгрии, Румынии, Чехословакии и Югославии.

На оккупированную территорию Советского Союза 482-я рота была переброшена примерно 12 января 1943 года. В пути ее присоединили к заслону, в котором везли 500 насильно мобилизованных рабочих из Междумурья и Прекомурья. Среди них было много евреев. В начале хортисты намеревались направить этот большой эшелон под Воронеж, но затем после поражения и развала 2-й венгерской армии передумали и послали его в Белоруссию.

В дороге из-за повреждения путей состав подолгу простаивал на станциях. Наконец рабочие прибыли в Оршу, важный железнодорожный узел, где их передали гитлеровскому командованию. Позже основную часть рабочих гитлеровцы повезли в Витебск, а оставшихся 40 человек — в Киев.

Обращение с рабочими, особенно с евреями, было очень плохое. Последних фактически морили голодом. На день они получали 150 граммов хлеба, 350 граммов картофеля и 80 граммов сырой конины, а работа у них была очень тяжелой: им приходилось из замерзших болот добывать торф для теплоэлектростанции.

От голода и тяжелого изнурительного труда люди начали гибнуть. Меньше чем за три месяца от голода умерло около пятидесяти человек.

Для предотвращения побегов бараки обнесли колючей проволокой, а на возвышенных местах установили пулеметы. Гитлеровцы гоняли людей на работу под усиленным конвоем, и штыки охранников упирались заключенным в спины.

Однажды на охрану одной группы заключенных, работавших на лесозаготовках, напали партизаны. Перебив гитлеровцев, они предложили сорока рабочим этой группы присоединиться к ним, но те отказались, опасаясь за судьбу своих семей. Этот случай красноречиво свидетельствовал о том, что среди рабочих не велась никакая политическая работа, а сами они находились в подавленном состоянии.

В одну из таких групп входил Никола Энглер из Суботицы. Его с женой арестовали еще в 1941 году. Затем освободили, но они оставались под надзором и должны были каждый день отмечаться в полицейском участке. В июле 1942 года Николу Энглера направили в Шарошпатак, а в январе следующего года — в Белоруссию.

Весной 1943 года Энглер работал при офицерском доме отдыха гитлеровцев. Здесь Энглер познакомился с русским врачом-военнопленным, которому немцы разрешили лечить местное население, так как опасались, что в случае эпидемий могут пострадать и офицеры. А у гитлеровцев в то время на счету был каждый человек, поскольку готовилась операция «Цитадель» на Курском выступе.

Энглер не раз помогал врачу медикаментами, доставая их у своих товарищей. Врач доверился ему, рассказал, что помогает партизанам.

Узнав о его связях с партизанами, рабочие, у которых Энглер брал медикаменты, сразу же запретили ему делать это, угрожая выдать гитлеровцам.

Энглер немедленно сообщил все русскому врачу и попросил организовать его побег к партизанам.

— Хорошо! Когда твоя очередь работать на огороде? — спросил врач.

— Шестого мая, — ответил Никола.

— После работы в этот день ты не пойдешь в лагерь, а вместе со мной отправишься к одному крестьянину, который живет на краю деревни, и останешься там. Ночью за тобой придут партизаны.

Однако этот план рухнул 5 мая 1943 года, буквально накануне побега: рабочих передали в распоряжение хортистов. Те погрузили их в вагоны и отправили на юг, в город Коростень. Там всех выгрузили и погнали пешком в уже хорошо известное многим югославам село Радохоща.

Придя в село, Энглер свалился от усталости и заснул.

Утром его разбудил хорват из Прекомурья Винко Часар, прибывший сюда из Орши.

— Слушай! — сказал он. — Мы договорились завтра бежать к партизанам. Хочешь с нами?

— Хочу, — сразу же согласился Энглер.

К побегу готовилось шестнадцать человек. Они уже давно находились в Радохоще и сумели установить здесь связь с партизанами через перебежавшего к ним товарища. В этой группе были также политзаключенные из западных областей Украины.

Наступила суббота 14 мая 1943 года. Шестнадцать рабочих осторожно пробрались мимо часовых и скрылись в лесу. Один из рабочих — Степан Сегетац из Брани-Врха — достал даже винтовку. Правда, у него было всего лишь два патрона.

Беглецы быстро двинулись по лесной дороге, им предстояло пройти тридцать километров. Неожиданно навстречу им выехала повозка. Они сразу же сошли с дороги и спрятались за деревьями. А когда вновь отправились в путь, то обнаружили, что их только пятнадцать. Пропал словак. Поиски ничего не дали, и они пошли дальше. Через некоторое время рабочие благополучно прибыли в партизанский отряд имени Дзержинского, действовавший в Олевском районе. Безграничное чувство радости охватило всех.

Однако вскоре настроение у наших товарищей изменилось. Прошло уже четырнадцать дней, а им все не выдавали никакого оружия. Происходило что-то непонятное. Вскоре все выяснилось. Оказывается, в лагерь приходил командир соседнего отряда с неприятным известием: его партизаны поймали того, пропавшего, словака и обнаружили у него неотправленное письмо на родину с просьбой походатайствовать перед гитлеровскими властями о его освобождении и возвращении домой.

Наконец все разрешилось, и рабочие стали полноправными бойцами партизанского отряда имени Дзержинского. Этот отряд позже вошел в состав дивизии имени Николая Щорса.

Кроме Часара и Энглера к партизанам ушли Андраш Фараго из Бачки-Петров-Села, Степан Сегетац и Бранко Маркович из Брани-Врха, Стефан Смодиш и Джура Вихор из Мурско-Соботы, а в июле того же года к ним присоединился Стефан Заложник из Оплотицы (Словения).

Югослав из Бечея Небойша Чиплич, политический заключенный, находившийся в трудовой роте, не раз искал подходящего случая перебежать к партизанам. Он связался с Часаром. В одну из августовских ночей Часар и Бранко Маркович, ставшие уже опытными партизанами, помогли Чипличу и Милошу Бугарскому бежать из роты. Перед побегом они разоружили охрану, нагрузили на подводу почти всю одежду, боеприпасы и продовольствие, которые хранились на складе, и благополучно прибыли в отряд.

ИЗ ДНЕВНИКА НИКОЛЫ ЭНГЛЕРА

Очень интересные записи сделал в своем дневнике Никола Энглер. Он вел его с 14 июля 1943 года по октябрь того же года. Вот некоторые из них:

«17 июля 1943 года. В селе Михайловка мы запаслись продовольствием. Шел сильный дождь. Рано утром покинули село и направились в лесную сторожку. Там позавтракали, а затем поспали до четырех часов дня. Разведчики отправились вперед в соседнее село, а мы остались в лесу. Сильный дождь заставил нас укрыться в доме и там переночевать. Днем мы узнали радостную весть: советские войска заняли Прилуки (в 200 километрах от Киева). Еще раньше стало известно, что освобождены Харьков, Чернигов и Полтава. Подчас даже не верится, что все это на самом деле. Очень хочется собственными глазами прочитать в газетах об этих радостных новостях. Хозяин дома рассказал нам, что немцы в соседнем городе Городница распродают картофель, подковывают лошадей, упаковывают вещи. Словом, готовятся к отступлению. Говорят, будто за килограмм земляники они дают два кило соли и полкило сахара. Немцы никогда не стали бы разбазаривать соль и сахар, которые до сих пор были такими дефицитными товарами.

20 июля 1943 года. Во второй половине дня мы отдыхали в том же доме. Утром я с двумя партизанами ходил в разведку в соседнее село. Нам ничего не удалось установить. К вечеру командир отряда направил в разведку четырех партизан в села Медвежье и Емильчино. Им предстояло выяснить, есть ли там немцы и, если есть, чем занимаются. Мы отошли в лес, недалеко от дома, где отдыхали, и стали ждать их возвращения. Вечером я опять ходил в село, на этот раз за провиантом. И днем и ночью с запада доносится артиллерийская канонада, пулеметная стрельба. Никто не знает, кто кого обстреливает. Жителей волнует, что будет с урожаем. Через два-три дня надо начинать уборку.

21 июля 1943 года (среда). Спали в лесу. Нас разбудила далекая артиллерийская канонада, доносившаяся теперь с юго-запада. Позже лесник рассказал, что днем одна женщина была в селе Потчубы, что неподалеку от районного центра Емильчино, и видела, как гитлеровские солдаты копали рвы и строили небольшие оборонительные сооружения из дерева. По-моему, эти укрепления предназначаются для защиты Емильчино от партизан. Не исключено, что они предназначены и для прикрытия отступления гитлеровцев на запад, по дороге, которая проходит рядом с Емильчино. Конечно, неплохо бы все узнать поточнее.

Вечером вернулись разведчики. Они подтвердили, что немцы действительно строят оборонительную линию для защиты Емильчино.

Разведчики подтвердили радостную весть об освобождении Полтавы. Мы узнали также о том, что партизанский отряд «Житовский» вступил в открытый бой с гитлеровцами под Городницами. В этом бою партизаны использовали и орудия. Немцы понесли ощутимый урон в технике и живой силе. Партизаны отобрали у врага полторы тонны зерна.

Вечером три партизана — Кот, Аврамелко и Янчелко пошли в соседний партизанский отряд узнать новости.

Я дежурил до 12 часов ночи, но они к этому времени еще не вернулись.

22 июля 1943 года (четверг). День начался хорошо. Кот слышал по радио сообщение о том, что русские окружили под Белгородом огромную немецкую армию, гораздо большую, чем под Сталинградом. Бои по уничтожению этой группировки продолжаются. Думая о том, какое стратегическое значение имеет Белгород, этот «выступ», как в свое время писали гитлеровские газеты, невольно вспоминаешь приказ Верховного Главнокомандующего от 1 мая 1943 года, где он отметил, что по немцам достаточно нанести еще два-три таких удара, как под Сталинградом, и война будет победоносно закончена. Первое тяжелое поражение гитлеровцы потерпели в Африке, а поражение под Белгородом положит конец стремлениям маньяка стать властелином земного шара. Вечером я разговаривал с одним человеком, который формирует новый партизанский отряд. Он рассказал, что все партизанские отряды получили приказ вовлекать в свои ряды местное население из окрестных сел и вооружать их. Кроме того, из Курской области пришли крупные партизанские силы для подкрепления местных отрядов. Все партизаны отлично вооружены и якобы имеют даже двенадцать самолетов. Значит, предстоит решающая борьба за урожай. Его уборка начнется через несколько дней.

25 июля 1943 года (воскресенье). Утром я получил сводку — официальное сообщение Советского информбюро от 21.7 1943 года. На фронте советские войска наступают и ежедневно продвигаются вперед на 10—15 километров. Сообщение подтверждает слухи об окружении немецких войск под Белгородом. Об освобождении каких-либо городов в этой сводке ничего не говорится.

Около 18 часов нам сообщили, что в ближайшее село Малые Глумчи приехали гитлеровцы на семи автомашинах. Мы покинули нашу базу и отошли в глубь леса. Из лагеря вернулись наши партизаны. Командир отряда разрешил нам остаться здесь и установить контроль за ближайшими дорогами с целью уничтожения гитлеровских автомашин.

30 июля 1943 года (пятница). Васильчик разбудил меня и сказал, что немцы оставили село Потчубы, где они строили оборонительную линию, и якобы отошли в направлении на Брест. Эти данные еще не подтверждены, но если это так, то, по всей вероятности, немцы не могут дожидаться уборки урожая. Они постепенно отходят к железнодорожным и автомобильным дорогам, по которым можно быстро покинуть Украину... Около 12 часов было получено подтверждение об уходе немцев из села Потчубы. Они ушли по направлению к Киеву. В настоящее время в радиусе 40—50 километров не осталось немецких гарнизонов. Что это означает, не знаю. Может, они отступают, чтобы сконцентрировать силы в больших городах? Сегодняшний день был достаточно тревожным. Товарищи привели шпиона, помогавшего фашистам разыскивать в лесу партизан. Его расстреляли.

2 августа 1943 года (понедельник). Ночью, когда я находился в дозоре, пришли три партизана из нашего отряда, а позже — и помощник начальника штаба нашего отряда. Сводку они не принесли, но сообщили отличные вести с фронта. Теперь я несколько успокоился. Все это заставляет поверить в скорое окончание войны. Я читал и немецкую фронтовую информацию от 23 и 24 июня с. г. Немцы подтверждают, что русские большими силами наступают по всему фронту. Конечно, гитлеровцы пишут, что они отбивают все атаки русских. Как бы там ни было, а русские постоянно продвигаются вперед. В первой половине дня семь немецких автомашин появились на дороге вблизи нашего лагеря. Немцы проехали до ближайшего села Большие Глумчи и вернулись назад. Пока мы добирались до дороги, чтобы преградить им путь, они уже ретировались. С какой целью они прикатили сюда? Вчера в селе Хутор нам рассказали, что немцы в ближайших окрестностях сожгли посевы. Ночью я сам видел отблески далекого пожара.

3 августа 1943 года (вторник). Мы опять вернулись в лес. Вчера вечером нам в конце концов удалось сделать что-то стоящее. Мы сожгли несколько мостов, чтобы по ним не могли проехать немецкие грузовики.

8—9 августа 1943 года (воскресенье, понедельник). Сейчас есть время подробнее написать о событиях этих дней. Мы находимся в районе больших болот. Очень часто в эти дни раздается команда: «Воздух!»

День рождения моей дочери! Уже несколько дней я готовлюсь по-своему отметить твой день рождения, моя милая дочурка! Мне хотелось бы хорошо пробриться, надеть чистое белье и хотя бы мысленно побыть с тобой и твоей матерью. Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Вчера я писал дневник в селе Потчубы. Наш командир приказал мне и еще троим партизанам остаться там, а сам с группой поехал на грузовике для выполнения задания в соседнее село. Мне было немножко обидно, что я не поехал с ними. И знаешь, моя дорогая, единственная, ты, кажется, волею судьбы получила в подарок к своему шестилетию жизнь своего отца. Когда командир с группой партизан подъехали к этому селу, гитлеровцы, предупрежденные своими осведомителями о том, что мы там часто бываем, открыли из засады огонь из пулеметов и минометов по нашей машине. На базу вернулись пять наших товарищей, остальные, наверное, погибли. Это случилось около трех часов ночи. Мы ждали их возвращения до восхода солнца а затем вдевятером пошли назад, в лагерь нашего отряда, до которого было примерно 25—30 километров. Недалеко от села Бари сделали привал. Здесь нас на лошадях догнали два партизана из разведки. Они привезли нашего раненого товарища Загляду. Он был весь в крови. Пуля попала ему в лопатку. Я перевязал его. Рана оказалась неопасной, но он потерял много крови. Разведчики поскакали в село Бари за подводой для раненого, но быстро вернулись. Там хозяйничали немцы. Путь к лагерю был отрезан. Нам ничего не оставалось как отступить к болоту и дожидаться, когда немцы уйдут. Целый день мы слышали выстрелы и взрывы авиационных бомб. Мы узнали, что немцы приехали в село на 70 автомашинах. С какой целью они пожаловали? Немцы арестовывали семьи партизан и сжигали их дома.

11 августа 1943 года (среда). Мы отошли еще глубже в лес. Гитлеровцы дали жителям трехдневный срок на сборы в связи с предстоящей эвакуацией населения не только села Бари, но и всего района. По истечении этого срока гитлеровцы грозятся прочесать лес, и любой, кто попадется им, будет расстрелян на месте. Мои хозяева (со мной были три семьи — Вишинские, Бродовские и Шафраны) ни за что не хотели возвращаться в село и решили пойти с нами в лес. Под вечер несколько женщин вышли из леса и накопали в поле картофеля. Так что у нас было что поесть: вареная картошка и молоко. А вообще, мы целыми днями сидим очень тихо, чтобы немцы не раскрыли нашего убежища.

12 августа 1943 года (четверг). День прошел без перемен. Наши нервы напряжены до предела. Мы не знаем, что происходит на свете. Мы слышим лишь частую стрельбу. Люди рассказывают, будто партизаны напали на немцев, что у фашистов много раненых, которых перевозили на грузовиках в Городницы. Немцы в селах забирают свиней и коров, воруют одежду, косы и топоры — одним словом, все, что попадается под руку, — и на грузовиках увозят на запад...

30 августа — 3 сентября 1943 года. Я не писал четыре дня. Ходил на задание вместе с командиром отряда в район железнодорожной магистрали Киев — Варшава. Эту дорогу немцы бдительно охраняют. Наш штаб был в Белоруссии, теперь он возвращался, и мы должны были обеспечить ему переход через дорогу. За истекшие четыре дня следует отметить два факта. Во-первых, в течение двух суток, пока мы находились в непосредственной близости от этой важной железнодорожной магистрали, по ней не проследовал ни один состав. (Два месяца назад, когда я тоже был здесь, почти каждые десять минут проходил эшелон.) Таким образом партизаны полностью парализовали движение по этому самому короткому пути из Киева в Германию. Во-вторых, в немецких частях, охранявших эту дорогу, служили четыре югослава. Они поставили в известность нашего связного из ближайшего села Коростино о своем желании перейти к партизанам, но опасались, как бы партизаны их не расстреляли. Командир велел мне от своего имени написать югославам письмо. Наш человек передаст им. Результата еще не знаю, так как мне приказано было вернуться. Любопытно, кто это мог быть?

По дороге я видел много партизан. Целые вооруженные полки на оккупированной территории Украины! В тот день через железную дорогу перешел лишь один отряд на 200 повозках. Немцы открыли огонь из минометов и пулеметов, но наш штаб благополучно перебрался через магистрали.

10 сентября 1943 года (пятница). Сегодня наконец прибыла моя группа, и я вновь увиделся с Винко Часаром и Бранко Марковичем. Расстались мы два месяца назад. Это была радостная встреча. Однако радость быстро сменилась грустью: друзья сказали, что сегодня же должны идти в отряд, который находился по другую сторону железнодорожной магистрали Киев — Варшава. Всего несколько часов мы были вместе.

Время пролетело очень быстро. Винко поделился своими переживаниями, я — своими. Естественно, разговор шел о войне, о нашей Родине. Мы условились, что если не придется встретиться здесь до освобождения, то увидимся в Москве.

Вечером, около шести часов, они ушли. Нас осталось пятнадцать человек. Кроме меня и Небойши Чиплича из Старого Бечея было еще два югослава. Чиплич — хороший человек, моих лет, коренной житель Бечея. Мы стали добрыми друзьями. С нами был и один венгр по имени Чепи. Теперь началась наша ночная жизнь.

13 сентября 1943 года (понедельник). Сегодня знаменательный день. Мы узнали, что Италия объявила войну Германии. Сообщение еще не подтверждено. Если это правда, то сделаем большой шаг к окончанию войны.

22 сентября 1943 года (среда). Получил боевое задание. Мы отправляемся в Емильчино, где в брошенном большом бункере установлена пушка. Бункер расположен примерно в 500 метрах от немецкой казармы. Орудие нужно демонтировать.

23 сентября 1943 года (четверг). Рано утром мы пошли дальше и около двух часов дня сделали привал в десяти километрах от Емильчино, вблизи лесной сторожки и железнодорожной станции. Здесь мы отдохнули, а затем нам, девятерым партизанам, дали задание разведать, находится ли орудие еще в бункере, и выяснить, как его можно демонтировать.

25 сентября 1943 года (суббота). Минувшая ночь была самой тревожной в моей жизни, мы демонтировали орудие и перевозили его в лагерь. Огромная пушка весила около тонны. Вот как это было. Уже наступила ночь, когда мы прибыли в село Рудинское, в трех километрах от Емильчино. Первыми вошли в село наши разведчики, а затем и мы. По селу двигались очень тихо и сразу же направились по дороге в Емильчино. Вел нас командир батальона. Мы ехали примерно час, затем слезли с повозок и стали осторожно подбираться к бункеру. Ночь была темной. Совсем близко раздавалась пулеметная стрельба. Немцы то и дело ракетами освещали подступы к Емильчино. Медленно в полной тишине мы подходили к бункеру. Остановились. Командир батальона распределил обязанности. Мы вчетвером должны были войти в бункер и демонтировать пушку. Один партизан стоял у входа в бункер и был связным между нами и охранением, выставленным перед бункером. Мы пошли вперед. Слышно было, как бьются наши сердца. Опасаясь, что немцы заминировали бункер, продвигались осторожно, каждую минуту ожидая взрыва. Так мы дошли до подземного каземата. Там мы зажгли свечи, и я был поражен, увидев огромную пушку. В первое мгновение мне даже показалось, что мы вчетвером не сможем разобрать ее и перевезти.

Специалисты внимательно осмотрели ее. Командир решил тотчас же приступить к делу и сегодня же перевезти орудие. Мы работали в полном молчании, стараясь как можно меньше шуметь, однако все равно трудно было обойтись без молотка. Ударив им, мы, затаив дыхание, несколько секунд ожидали, не раздадутся ли снаружи условные сигналы нашей охраны, предупреждающие о том, что нас обнаружили немцы. Так мы работали несколько часов. Нас то окрылял успех, то охватывало отчаяние. Предстояло отвернуть большие винты, а у нас не было французского ключа. Мы уже стали думать, что вся наша работа пойдет насмарку, так как без такого ключа нельзя было окончить демонтаж. За работой мы не сразу заметили, что командир батальона куда-то исчез. Через полчаса он вернулся с ключами. Как оказалось, он один, без оружия, обманув бдительность немецкой охраны, сходил в Емильчино и там взял ключи у знакомого кузнеца. Мы принялись за работу и после шести часов упорного труда, в конце концов, справились с пушкой. В лес мы вернулись на рассвете и без приключений прибыли в лагерь.

Вечером мы вновь пошли в Емильчино за орудийным лафетом. Нас вел подпольщик из Емильчино. Он знал точно, где находился лафет. Немцы стреляли из пулеметов, пускали ракеты, а мы пробирались в непосредственной близости от них на другой край села, где лежал лафет.

Наш проводник из Емильчино показал нам дом предателя, сотрудничавшего с гестапо. Мы схватили изменника. С восходом солнца мы возвращались домой, ведя с собой арестованного осведомителя. Он плакал и обещал свою помощь, если мы сохраним ему жизнь. Я сказал ему, что его судьбу будет решать командование.

28 сентября 1943 года (вторник). Интересный день. Наши товарищи заминировали дорогу и из засады напали на гитлеровцев, возвращавшихся на груженых автомашинах в Емильчино. Подробностей не знаю, слышал только, что от взрыва трех наших мин погибли восемь полицейских и три немца, а ранено еще больше. Убито три лошади. Наши вернулись целыми и невредимыми».

В дневнике Энглера отражены лишь несколько эпизодов той ожесточенной борьбы, которую вели на огромной территории партизаны объединенного отряда генерала Маликова. В этих тяжелых боях участвовали и югославы. Многие из них погибли или были ранены.

ГИБЕЛЬ ПУЛЕМЕТЧИКА МИЛОША

В советских партизанских отрядах сражалось и несколько югославов из Барани.

Венгерские фашисты, как в Баране, так и в Бачке, жестоко расправлялись с людьми, не желавшими смириться с оккупацией. Многие из них, кто попал в Советский Союз в качестве насильно мобилизованных рабочих или в составе хортистской армии, искали любую благоприятную возможность для перехода к партизанам.

Так, в июне 1943 года в объединенном отряде генерала Маликова, а точнее, в отряде имени Дзержинского, оказались Степан Сегетац и Бранко Маркович из села Брани-Врх в Баране.

С первых же дней своего пребывания в партизанском отряде Сегетац и Маркович стали настойчиво просить комиссара Николая Чипоренко послать их на боевое задание.

— Хорошо, — согласился комиссар отряда. — Сейчас мне сообщил один крестьянин из Веселовки, что гитлеровский гарнизон этой деревни состоит всего лишь из сорока человек. Неплохо было бы их уничтожить и захватить хорошие трофеи.

Вечером того же дня на задание отправился весь отряд. Когда партизаны подошли к дому крестьянина в Веселовке, они не застали хозяина. Пока они, поджидая его возвращения, разговаривали с домочадцами, один молодой партизан проверял свою винтовку. Неожиданно винтовка выстрелила. По странному совпадению в тот же самый момент загорелся немецкий гараж с двумя грузовиками. Гитлеровцы сразу же открыли сильный пулеметный и минометный огонь. Завязался жестокий бой, хотя партизаны хотели избежать этого, рассчитывая застать противника врасплох.

Отряд сразу потерял двух человек убитыми. Девять бойцов были ранены. Сегетац и Джура Вихор из Междумурья на устроенных из винтовок носилках отнесли раненых на пятьсот метров в сторону. Но здесь тоже было опасно находиться. Вокруг свистели пули и падали мины, поражая своими осколками все вокруг. Раненых пришлось нести дальше, в овраг. Укрыв их, Сегетац и Вихор вернулись назад.

Неожиданно внимание югославов привлек вражеский пулеметчик. Ведя огонь с прекрасно оборудованной позиции, он длинными очередями из своего тяжелого пулемета буквально прижал партизан к земле. Из своего укрытия Сегетац хорошо видел голову пулеметчика. Меткими выстрелами югослав несколько раз заставлял замолчать гитлеровский пулемет.

Бой становился все жарче, и кто знает, сколько бы он продолжался, если бы разведка не донесла, что из Коростеня подходит вражеский бронепоезд. Поступил приказ отходить. Наш земляк из Бечея, бывший политзаключенный Милош Бугарски, как обычно стоя, продолжал стрелять по фашистским пулеметчикам, прикрывая отход товарищей. Командир, старый Филипп, крикнул ему, чтобы он лег на землю, но сделать этого Милош не успел. Брошенная гитлеровцами граната попала ему в плечо и, отлетев немного в сторону, с оглушительным треском разорвалась.

27 февраля 1944 года, став уже красноармейцем 161-го полка Красной Армии, Сегетац вновь попал в эти места. Он попросил у своего командира разрешения отлучиться в село Веселовка. Сегетац разыскал секретаря местного Совета и спросил его, помнит ли он июнь 1943 года, когда дзержинцы напали на немецкий гарнизон.

Секретарь все прекрасно помнил. Он рассказал, что смертельно раненного Милоша Бугарского схватили гитлеровцы и стали допрашивать на немецком и венгерском языках, откуда он и как сюда попал. Но Милош молчал. Потом к нему подошел немец из Воеводины и задал тот же вопрос на сербском языке. Милош ответил, что он из Югославии, но отказался сообщить, как сюда попал. Истекая кровью, Милош все-таки нашел в себе силы бросить фашистам:

— А вы что здесь делаете? Эта земля никогда не будет вашей!

НАПАДЕНИЕ НА НЕМЕЦКИЙ ЭШЕЛОН

В июле 1943 года 3-я рота отряда имени Дзержинского получила задание подорвать эшелон гитлеровцев на железной дороге около деревни Аврамовская.

Партизаны вместе со своим командиром Филиппом добирались до места двое суток. По данным разведки, эшелон должен был проследовать ровно в 11 часов дня. Все бойцы роты были разделены на несколько самостоятельных групп вооруженных автоматическим оружием. Кроме того, в роте имелось одно орудие, которое партизаны сняли с подбитого советского танка еще во время отступления в 1941 году. Они привезли орудие с собой и установили в лесу около пакгауза, примерно в 250 метрах от станционного здания. Основные же силы роты заняли позиции немного правее.

Винко Часар, Бранко Маркович, Сегетац, Энглер и пятеро советских партизан были посланы в разведку. Часар и Маркович шли первыми. По лесопосадке Сегетац почти вплотную подобрался к железнодорожному полотну. Пожилой усатый гитлеровец, стоя на путях, курил трубку. У Сегетаца сразу же зачесались руки — выбить автоматной очередью трубку изо рта этого фашиста. Югослав поднял автомат и стал тщательно прицеливаться. Но в этот момент к нему подскочил автоматчик Коля и запретил стрелять. Действительно, Сегетац чуть было не совершил необдуманный поступок. Ведь враг мог узнать о присутствии партизан раньше, чем те смогли бы приступить к выполнению основного задания.

— Ты что, забыл? Ведь наш командир Филипп приказал действовать бесшумно! — возмутился Коля.

Выяснив обстановку, разведчики благополучно прибыли в роту. Вскоре послышался шум приближавшегося состава, а затем раздались выстрелы из орудия. Первыми же снарядами партизаны взорвали второй паровоз, и эшелон остановился. Вся рота сразу же открыла огонь по вагонам. Зная, что гитлеровцы в этом случае ложатся на пол, бойцы брали соответствующую точку прицеливания. Застигнутый врасплох противник не мог даже отстреливаться, зато гитлеровский гарнизон на станции обрушил на партизан убийственный огонь. Стрельба велась трассирующими и разрывными пулями. Однако толстые стволы деревьев служили надежной защитой. Бой продолжался недолго и закончился весьма успешно для партизан.

Когда Сегетац вновь попал в эти места в феврале 1944 года, он побеседовал с жителями деревни Аврамовская. Ему рассказали, что после ухода партизан фашисты, как обычно, хотели уничтожить всех жителей. Людей спас староста. Ему удалось убедить немцев, что его односельчане никакого отношения не имеют к этому нападению. Жители также сообщили, что в этом бою было ранено и убито около 800 гитлеровцев.

В августе 1943 года 2-я рота под командованием Медведева после выполнения задания возвращалась в лагерь. Неожиданно они наткнулись на колонну немцев. У гитлеровцев было несколько орудий. Медведев приказал партизанам укрыться за стволами деревьев и приготовиться к бою. Когда же колонна приблизилась к засаде, Медведев выскочил на дорогу с автоматом в руках и крикнул:

— Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!

И произошло невероятное. Немцы сдались. Эта неожиданно успешная операция принесла партизанам богатые трофеи. Они захватили несколько автоматических орудий разного калибра, девять подвод, запряженных парой лошадей каждая, семь строевых коней с полным снаряжением, одиннадцать телефонных аппаратов, три радиостанции и большое количество гранат.

Когда немцы сложили оружие, Медведев объявил им, что они могут или идти с партизанами, или продолжать свой путь. И немцы отправились восвояси.

НЕПОЛНЫЙ СПИСОК ГЕРОЕВ

О том, что партизанским отрядам приходилось вести тяжелую борьбу с оккупантами, можно судить и по числу погибших югославов. Но как бы мы ни старались составить список павших героев, он все-таки будет неполным. Слишком много уже прошло времени и слишком необычно складывалась судьба этих людей из разных районов нашей страны.

Бывший политзаключенный Винко Часар, учитель из Прекомурья, был отличным товарищем и храбрым бойцом. В отряде имени Дзержинского он стал командиром взвода. Из югославов, находившихся в отряде, Часар зарекомендовал себя лучше всех. После соединения дзержинцев с регулярными частями Красной Армии в одной из атак вблизи города Ровно 5 января 1944 года он погиб смертью храбрых.

Ференц Ковач из Бечея, член Союза коммунистической молодежи, венгр по национальности, попал в тюрьму города Сегеда и подвергся жестоким репрессиям со стороны хортистов за свои политические убеждения. Став партизаном, он отличался необыкновенной храбростью и пользовался доверием у командиров. В конце 1943 года или в начале 1944 года Ковач сопровождал своего командира И. Ф. Патржинского при переходе линии фронта для встречи с командованием Красной Армии. Иван Федотович был очень доволен своим помощником. На обратном пути Ференц Ковач (Ферик), храбрый венгр из Югославии, случайно наступил на немецкую мину в лесу и погиб.

Александр Перш был из Прекомурья. Однажды старый Филипп повел своих бойцов на задание в город Коростень. Как рассказывает Небойша Чиплич, участник этих событий, гитлеровцам удалось окружить партизан Филиппа. Бой был очень тяжелым и продолжался четыре часа. Но силы оказались неравными. Из 40 партизан в живых осталось только 18, а остальные пали на поле боя. Вражеской автоматной очередью был сражен и Александр Перш. Это случилось в октябре 1943 года.

СНОВА В ТЫЛУ ВРАГА

После соединения с регулярными частями Красной Армии объединенный отряд был реорганизован. Три батальона продолжили партизанскую борьбу, а остальных партизан направили в регулярные части Красной Армии. Сам командир отряда Маликов был отозван на работу в тыл.

Вначале планировалось двинуть новый партизанский отряд на запад к Бресту, но затем его отправили в Ровно и 12 апреля 1944 года расформировали. Большинство югославов направили на специальные курсы, после окончания которых их группы забросили в тыл противника, находившийся тогда уже за пределами советской границы.

С одной такой группой Небойша Чиплич попал в Чехословакию для проведения операций по дезорганизации тыла гитлеровских войск. Туда же направили и группу Павла Николича. Ее забросили 18 августа 1944 года в село Кунчица Френштатского района Северо-Моравской области. Через несколько дней после выброски эта группа была разбита, и в сентябре ее остатки присоединились к одному партизанскому отряду численностью до ста человек. В кровопролитных боях с фашистскими захватчиками погибли все товарищи Николича, а двое из них пропали без вести. Сам Николич чудом остался жив и был награжден советской медалью «За победу над фашистской Германией», югославской медалью «За заслуги перед народом» и чехословацкой медалью «За храбрость».

Группа Николы Энглера и Димитрие Стеича, в которой первый был комиссаром, а второй — командиром, готовилась, по предложению Энглера, к выброске в районе Суботицы. Однако события в Югославии развивались так стремительно, что вскоре необходимость в этом отпала. Вслед за Белградом была освобождена и вся Бачка. Энглер и Стеич вернулись в Югославию в составе 2-й танковой бригады.

ГЕНЕРАЛ МАЛИКОВ О ЮГОСЛАВАХ

В 1967 году я посетил генерала С. Ф. Маликова в Киеве. В то время он был заместителем министра торговли Украины.

На мой вопрос о югославах, с которыми ему довелось воевать, он ответил:

— Это были храбрые воины, никто из них не изменил нашей общей борьбе. Они знали, что в Югославии тоже развернулось движение Сопротивления, и участие в боевых действиях советских партизан расценивали как свой вклад в совместную борьбу наших народов против фашизма. На Украине они воевали так, будто сражались за свою родину. Наши люди их очень любили. Русский язык они выучили довольно быстро.

Они могут гордиться своей борьбой в нашем объединенном отряде, который насчитывал в то время около семи тысяч человек. За успешные боевые действия наш отряд наградили орденом Ленина.

МОБИЛИЗАЦИЯ В ХОРТИСТСКУЮ АРМИЮ

В нарушение Гаагской конвенции хортистское правительство Венгрии в июле 1941 года опубликовало указ о призыве на военную службу молодежи 1920—1922 годов рождения, проживающей на оккупированной территории. Уже в сентябре этих людей насильно призвали в армию. С апреля по октябрь 1942 года фашисты мобилизовали и остальное население призывного возраста. Мобилизация проходила также в феврале, марте, июне, сентябре и октябре 1943 года и в январе, марте, июне, августе и сентябре 1944 года.

В мае 1942 года на трехмесячную подготовку забрали всех военнослужащих запаса и некоторых офицеров бывшей югославской армии. После переподготовки хортисты потребовали от офицеров запаса и бывших кадровых офицеров старой королевской армии подать заявления с просьбой принять их в венгерскую армию. В случае подачи такого заявления им сразу же предоставлялись все права венгерского офицера. Однако большинство офицеров не пожелало сделать это, и тогда их насильно забрали в армию рядовыми. В соответствии с указом их, как и остальных призывников, отправляли на фронт или на оккупированную территорию Белоруссии и Украины.

Насильно мобилизованные югославы не собирались служить фашистским захватчикам и любыми путями — в одиночку или группами — стремились перейти на сторону Красной Армии или присоединиться к советским партизанам.

В начале марта 1943 года молодые люди из Бачки и Междумурья 1921-го года рождения получили повестки о призыве в хортистскую армию. Сербов и хорват из Междумурья направили в специальные части. В Ясберене, на севере Венгрии, они прошли подготовку. Уже там многие из них начали договариваться о том, как избавиться от мерзких господ. Особенно активно стала действовать группа молодежи во главе с Мито Бошковым. Фактически, это было началом политической работы, подготовкой к тому, чтобы в благоприятный момент, когда эти молодые югославы окажутся на оккупированной территории Украины и Белоруссии, организовать их побег к советским партизанам.

Тем временем хортисты распространили слух, будто призванная в армию югославская молодежь скоро будет распущена по домам. В августе 1943 года жители Бачки, и Междумурья в своих письмах к родным даже просили прислать гражданскую одежду. В действительности же это был чудовищный обман. Молодых людей не отпустили домой. Их направили в другие венгерские города, а оттуда вскоре — в Белоруссию для охраны двух железных дорог: Брест — Береза и Брест — Кобрин — Антополь — Пинск.

В БЕЛОРУССИИ

Попав в Белоруссию, югославы сразу же приступили к организации побега. Очень смелым и изобретательным в поисках контактов с партизанами оказался Милорад Чонкич из Нови-Сада. Он вскоре познакомился с одним поляком и договорился с ним о побеге. Однако по неизвестной причине попытка окончилась неудачно. Как и договорились, югославы пришли в назначенное время на условное место в пяти километрах от Кобрина. Они долго подавали условные сигналы, но все было напрасно. Никто не отозвался, и они были вынуждены вернуться назад.

Потом их перевели в местечко Старые Пяски, где они стали работать на ликеро-водочном заводе. Теперь появилась возможность устанавливать связи с населением через рабочих. И вновь большую изобретательность проявил Чонкич. Он постепенно сблизился с электриком Николаем Сеняком. Как обычно, все началось с чувства взаимной симпатии, а затем они подружились. Чонкич не ошибся: Николай действительно помогал партизанам. Дружба с Николаем стала еще крепче, когда Чонкич начал информировать его обо всем, что происходило в хортистской части и что могло представлять интерес для партизан.

В период с ноября 1943 года по 18 мая 1944 года Сеняк помог Чонкичу организовать побег к партизанам нескольких югославов. Среди них были Ненад Башич, Панта Живич, Пера Милич-Кечански, Стеван Пашчан, Илия Протич и Йован Топалов. Из части, охранявшей железную дорогу, бежали Озрен Рацков и Мирко Дуркулович. Последний ухитрился притащить к партизанам два пулемета. Было организовано еще несколько побегов.

Побеги особенно участились ранней весной 1944 года. В хортистском гарнизоне создалась тревожная обстановка. Подозрение в организации побегов пало на Чонкича. Его дружба с Николаем Сеняком и авторитет, которым он пользовался у товарищей, навели хортистов на мысль, что именно он является организатором побегов. Когда ему стала угрожать опасность ареста, Чонкич, по совету Николая, решил бежать к партизанам.

ИЗ ПАРТИЗАНСКОГО ДНЕВНИКА ЧОНКИЧА

Милорад Чонкич попал в армию из Нови-Сада. Родился он в Жабле. В 1941 году был студентом. Летом 1942 года его мобилизовали, и до осени того же года он находился на переподготовке. Затем ему предложили учиться на младшего командира хортистской армии. Когда он отказался, его ждала такая же участь, какую разделили югославы, не пожелавшие стать офицерами и унтер-офицерами хортистской армии.

Вначале его отпустили домой, но уже 1 марта 1943 года он опять оказался в армии. Вместе с другими сербами и хорватами из Бачки, Барани и Междумурья его отправили в венгерский город Ясберень. В августе того же года они были уже на Восточном фронте в местечке Старые Пяски.

О том, как он попал к партизанам, о боях, в которых ему довелось участвовать, Чонкич написал в своем дневнике. Позже по совету командира отряда он перестал вести записи, опасаясь, что дневник может попасть в руки врага.

Вот что писал в своем дневнике Чонкич.

«15 мая 1944 года. Мне удалось выбраться из сарая около деревни Старые Пяски, которую оккупанты превратили в опорный пункт, и пробраться к домам. У околицы меня должен был ждать Коля. Да, он ждал меня. Мы вместе пошли в лес. Я был до крайности взволнован. Что-то ждет меня впереди? Что бы там ни было, я буду свободен...

После часовой ходьбы подошли к партизанской заставе. Обменялись паролями с часовыми. Обнялись. Я угостил их сигаретами. Потом простились и вновь углубились в лес. Шли труднопроходимыми тропками по болотам и наконец глубокой ночью приблизились к партизанским оборонительным сооружениям на берегу канала, прорытого через болото. Так мы попали на территорию, защищаемую народными мстителями.

Позже мне рассказывали, что фашисты не раз пытались проникнуть сюда, но их танки не могли пройти по болотам. Ничего не могла поделать и гитлеровская тяжелая артиллерия. Что еще мог предпринять противник против партизан? Всякая попытка уничтожить партизан оказывалась безуспешной. Фашисты каждый раз получали отпор и возвращались несолоно хлебавши.

Итак, отшагав пешком километров двадцать в сопровождении проводника, хорошо знавшего незаминированные тропинки, мы оказались в лагере партизанского отряда имени Калинина. В лагере были построены десятки временных деревянных домиков, в каждом из которых жили по пятнадцать партизан. В этом небольшом отряде были и женщины.

Партизаны имели полевую кухню, кузницу и, что меня особенно приятно удивило, баню, хотя это сооружение внешне и не походило на баню. Здесь же, в лагере, размещались штаб отряда и медицинский пункт. Я познакомился с командиром отряда. Коля заранее информировал командование отряда обо мне, и потому командир знал обо мне буквально все и встретил по-дружески. Мы долго беседовали.

Командиром отряда был Флор Корнеевич Ляпичев. Партизаны звали его Николаем Кузьмичом или просто Колей. Комиссар отряда — Федор Александрович Беляев, врач — Михаил Владимирович Мукеесич, армянин; медсестра — Хеля Лайнеман, а интендант — Антон Яковлевич Бирюков.

Отряд состоял из нескольких отделений, по десять бойцов в каждом. Отделения объединялись в четыре взвода. Партизаны имели на вооружении крупнокалиберные пулеметы, двадцать автоматов и скорострельные десятизарядные винтовки.

Моим командиром был украинец Саша по прозвищу Золотая Украина. Ему было 27 лет. Саша был простым человеком, хорошим товарищем. Блондин, высокого роста, он обладал сильным красивым басом, чем сразу привлекал к себе внимание. Перед войной командовал взводом в Красной Армии. В 1942 году попал в плен к немцам в несколько страшных месяцев пробыл в лагере для военнопленных. Потом ему удалось бежать. Среди партизан пользовался славой бесстрашного бойца-героя. Вскоре мы с ним подружились. Когда предстояло выполнить какое-нибудь сложное задание, командиром группы обычно назначали Сашу, и я тогда добровольно вызывался идти с ним.

Многим партизанам было не больше двадцати пяти лет. Среди партизан пожилого возраста заметно выделялся храбрый и опытный подрывник по прозвищу Сибиряк. Большинство партизан были уроженцами Белоруссии, главным образом это были жители из окрестных деревень. Они пришли в партизаны, чтобы уничтожать, оккупантов, злодейски грабивших их страну. Среди партизан были также грузины, абхазцы, азербайджанцы, бурят-монголы, бойцы из советских среднеазиатских республик. Все они, как и Саша, сбежали из фашистского плена.

Меня приятно удивило, что партизаны имели приемник и радиостанцию, которые находились в домике командира. Отряд был создан в начале 1943 года и насчитывал около 200 бойцов. В лагере хранились большие запасы продовольствия. Партизаны имели примерно тридцать коров, которых пасли на болоте. На ужин мы всегда получали парное молоко.

Отряд входил в состав бригады имени Дзержинского. В этой болотистой местности было сосредоточено не меньше 20 тысяч партизан. Рядом с лагерем находилось партизанское кладбище. За могилами павших партизаны заботливо ухаживали.

Для меня началась жизнь, полная впечатлений и тревоги. Она таила в себе и неизвестность, и опасность.

После трехдневного отдыха и знакомства с жизнью отряда я отправился на свое первое боевое задание, в первый бой.

21 мая 1944 года. Пятьдесят партизан, и я в их числе, пробирались по лесу. Предстояло с небольшими привалами преодолеть около 60 километров до шоссейной дороги Войтешин — Береза и организовать нападение на гитлеровское кавалерийское подразделение.

Двое суток мы питались одними сухарями, пили воду из луж в лесу, спали на мокрой земле, после дождя сушились возле костров, разведенных в глубине леса, и шли дальше по непроходимым болотам. Все это мы выдержали как настоящие мужчины. У меня было чудесное настроение, мне хотелось поскорее встретиться с врагом. Несмотря на все лишения, у меня пока не было ни кашля, ни простуды.

На третий день нашего пути вместо ожидаемой конницы на нашу засаду напоролась немецкая колонна. Замаскировавшись в густом придорожном кустарнике, мы открыли сильный огонь, и гитлеровцы в панике бежали, не оказав никакого сопротивления. Мы атаковали противника, уничтожили 15 гитлеровцев и взяли в плен 126 раненых. У нас погибли два партизана. В качестве трофеев мы взяли несколько пулеметов, много винтовок и револьверов и, самое главное, — обувь.

Мы зашли в одну деревню. Немцы оставили ее. Крестьяне охотно снабдили нас продовольствием. Ночью мы ушли из деревни и пробрались мимо противника. На пятый день мы вернулись в лагерь...

27 мая 1944 года. Я отдохнул и на лодке направился по каналу в штаб объединенного отряда, находившегося в двадцати километрах от нашего лагеря. Там меня принял командир всех партизанских отрядов Брестской области — Сергей Иванович Сикорский.

Я поведал ему о преступлениях оккупантов в Бачке, а он в свою очередь рассказал мне о борьбе югославских партизан во главе с товарищем Тито. Сикорский поинтересовался, не хотел бы я на самолете отправиться в тыл в офицерскую школу. Я ответил отрицательно, так как мечтал остаться с партизанами и мстить фашистам. Сикорский дружески кивнул мне, и я вернулся в отряд.

4 июня 1944 года. Вместе с Сашей и двадцатью партизанами я ходил на выполнение задания. Нам предстояло из засады у дороги уничтожить немецкую автоколонну. За двое суток мы прошли 50 километров. Примерно 11 километров пробирались босиком по болоту, увязая в грязи. На третьи сутки мы расположились на опушке леса в придорожном кустарнике. Просидели в засаде десять часов. Наконец, около шести часов вечера, на нас неожиданно напоролся конный отряд немцев. Ни мы, ни они не ожидали подобной встречи. По нашим подсчетам, в отряде противника было примерно 300 человек. Значит, шесть на одного! И тогда послышался разъяренный бас Саши:

— Огонь по врагам!

Понимая, что только мощный огонь может заставить гитлеровцев отступить, мы открыли ураганную стрельбу. Наши хорошо замаскированные четыре пулемета, выдвинутые немного вперед, начали косить растерявшегося врага. В его рядах возникла паника. Лошади вставали на дыбы и грохались о землю вместе с всадниками. Враг стал отступать, но все еще оказывал сильное сопротивление. Разгорелся страшный бой.

Мы уничтожили около 120 фашистов и много лошадей, однако и у нас были убитые и раненые. Два наших пулемета оказались подбиты огнем минометов.

Тогда Саша приказал отходить. Противник к этому времени пришел в себя и начал контратаковать.

Мы остановились и, прячась за деревьями, забросали гитлеровцев гранатами. В конце концов мы заставили фашистов отступить.

Ко мне подполз обессиленный восемнадцатилетний паренек Коля. Изо рта у него шла кровь. Он был ранен в грудь и ждал от меня помощи. Я взял его под руки. Конечно, оказывая помощь раненому, я, наверняка, мог отстать от своих товарищей. Но меня больше всего беспокоило то, что у меня не было больше боеприпасов: остался только один патрон в пистолете и одна граната, И все же мы с Колей благополучно добрались до канала, а затем и до леса, где в избе нашли остальных.

Фашисты наугад обстреливали лес из минометов. Группа партизан прикрывала наше отступление. Мы погрузили раненых и убитых на повозки. Отступили дальше в болото и медленно двинулись в лагерь. Нужно было отдохнуть, вылечить раненых и похоронить погибших товарищей.

Так проходил день за днем. Мы совершали длительные походы, сидели в засадах, минировали железные и шоссейные дороги, взрывали мосты — в общем, вели беспощадную партизанскую войну. В сражениях и лишениях текли боевые партизанские будни, а вместе с ними приходили и боевой опыт, и успехи. Несли мы и потери. Но мы закалялись в борьбе против фашистов, сражаясь под лозунгом: «Смерть немецким захватчикам!»

Мы боролись с надеждой в сердце, с верой в окончательную победу. Конечно, мы все тосковали по дому и мечтали вернуться на родину, освобожденную от оккупантов. Во имя этого мы и боролись...»

В конце дневника Чонкич записал:

«19 июня 1944 года. Брестские партизаны двинулись на соединение с Красной Армией, которая выполняла свою освободительную миссию. Партизаны перешли к общему минированию и уничтожению дорог, и прежде всего таких основных магистралей, как Брест — Минск, чтобы помешать отступлению вражеских армий.

В ночной атаке на станцию Нихачево, которую оборонял вооруженный до зубов гарнизон оккупантов, я был тяжело ранен на минном поле перед вражеским дотом, опоясанным колючей проволокой. Меня ранило в ногу. Верный друг Озрен Рацков вместе с девушкой-партизанкой вытащили меня из-под огня. На рассвете прямо на земле, на шинели, мне сделали операцию: ампутировали ногу ниже колена. Мне потом рассказывали, что ночью в бреду я сорвал повязку. Началась гангрена, и только благодаря своевременному вмешательству бригадного хирурга, которому на маленьком двухместном самолете удалось благополучно приземлиться на болоте, жизнь моя была спасена. Теперь пришлось ампутировать ногу выше колена. Трудно описать, что я пережил в те дни.

Через несколько дней Красная Армия освободила район, где находился наш отряд. Партизаны перенесли меня через болото и передали в подвижной полевой госпиталь Красной Армии. Оттуда меня отправили далеко в тыл, в город Тамбов, а затем в военный госпиталь в Москву, который находился на Бауманской площади...»

После госпиталя Чонкич находился при югославской военной миссии в Москве. Там он встретился с Велько Влаховичем[5] и вскоре стал диктором югославской редакции московского радио. Не раз мы слышали его голос по радио: «Говорит Москва! Говорит Москва!»

«РЕЛЬСОВАЯ ВОЙНА»

Перейдя к партизанам, молодые югославские патриоты сразу же стали принимать участие в боевых операциях. Их переход к партизанам совпал по времени с так называемой «рельсовой войной». Партизаны систематически совершали налеты на магистраль Брест — Минск, которой гитлеровцы придавали важное значение. В первые же дни пребывания у партизан югославы из Бачки показали себя храбрыми бойцами.

Как-то партизаны устроили гитлеровцам засаду. Оккупанты ехали на повозках, которыми правили крестьяне, мобилизованные на лесозаготовки. Гитлеровцев было шестнадцать человек. В засаде находился взвод партизан.

По команде бойцы открыли беглый огонь. Чонкич решил захватить «языка» и крикнул немцам, что сопротивление бесполезно. Трое гитлеровцев подняли руки, двое бросились наутек, остальные же остались лежать неподвижно.

Однажды, когда партизаны отправились за продовольствием в ближайшее село, четверо югославских партизан чуть было серьезно не пострадали. Им не терпелось хоть чем-то досадить гитлеровцам, и югославы решили нарушить связь, срубив телеграфный столб. Но он оказался заминированным! К счастью, все четверо отделались легкими ранениями.

В другой раз отряд получил одно очень важное задание: требовалось заминировать участок железнодорожной магистрали Брест — Минск. К выполнению, этой задачи привлекались 60 партизан из Пинского объединенного отряда. До участка железной дороги, где предстояло установить мины, было примерно 15 километров. Партизаны вышли из лагеря вечером. Вместе с ними отправились в путь и санитары. Командование отряда приказало не оставлять ни убитых, ни раненых. Начальник штаба отряда показывал партизанам путь через болота и водные преграды. Примерно за сто метров до места партизаны развернулись в цепь и начали подползать к доту. Неожиданно хортисты, охранявшие железную дорогу, выпустили ракету. Партизаны прижались к земле. Ракета погасла, и вновь наступила темнота. Партизаны поползли вперед. Но в следующий момент в воздух взвилась красная ракета, и сразу же после этого противник открыл огонь из всех видов пехотного оружия.

Начался жестокий бой. Партизаны потеснили хортистов, несмотря на то что дот противника был защищен колючей проволокой и минным полем. Башич увидел, как бесстрашный Чонкич перескочил через заграждение, стремясь быстрее подавить эту огневую точку, но, к несчастью, попал на мину.

Времени оставалось мало. Минеры работали быстро. Уничтожив около десятка километров железнодорожного полотна, партизаны отошли в лес.

Вскоре Красная Армия освободила этот район. Сначала всех югославских партизан послали в запасной полк под Минском, а потом их направили в тыл, в формировавшуюся на территории Советского Союза 2-ю танковую бригаду, которая затем участвовала в завершающих боях за освобождение Югославии. Ее боевой путь закончился в Триесте.

УКРАИНСКИЙ ПАРТИЗАН ДИМИТРИЕ СТЕИЧ

Димитрие Стеич из Врбаса был также на курсах военной переподготовки. Он, как и другие двенадцать сербов из Бачки, не захотел стать хортистским офицером. Тогда их мобилизовали и направили солдатами на оккупированную советскую территорию в 3-й охранный полк.

Югославов высадили в Нежине и распределили по гарнизонам на железнодорожных станциях. Они должны были охранять железные дороги от партизан.

Позже они попали в Бахмач. Их разместили в бывшей школе. Там же жил школьный учитель Василий Иванович Бей. Стеич часто беседовал с ним, рассказывал о себе и своих товарищах, объяснял ему, кто они такие, и просил помочь установить связь с партизанами. Учитель сочувствовал ему, но вел себя настороженно и разговоров о партизанах избегал. И все же однажды он спросил Стеича:

— Вы серьезно хотите связаться с партизанами?

— Да, конечно, — ответил тот.

— Хорошо. Тогда идите за мной.

Стеич вошел в комнату учителя и увидел там двух мужчин средних лет. Один из них, как он позже узнал, был Шумейко — командир местного партизанского отряда, входившего в состав объединенного отряда Федора Чернышевского.

Науменко сказал Стеичу, что охотно взял бы его в отряд, но Стеич больше бы принес пользы их борьбе, если бы остался здесь и выполнял задания партизан и подпольщиков. Стеич сразу же согласился. С тех пор он стал сообщать партизанам о движении эшелонов, грузах, охране и о многом другом. Стеич хорошо говорил по-немецки и пользовался доверием у гитлеровских железнодорожников. Его информация была очень ценной, поскольку он получал ее из первоисточника.

Когда фронт приблизился к Черниговщине, хортистский охранный полк стал отходить. Гарнизоны со всех железнодорожных станций были направлены в город Бобровицы, находящийся на расстоянии около 70 километров северо-восточнее Киева. Стеич после отъезда из Бахмача потерял связь с партизанами и, чтобы восстановить ее, стал склонять к побегу некоторых своих товарищей, но они отказались, надеясь, что наступление Красной Армии и так принесет им освобождение.

Тогда Стеич решил действовать на свой страх и риск. Однажды он зашел в один крестьянский дом. Испуганной хозяйке сказал, что его не нужно бояться, хотя на нем и хортистская форма. Стеич хорошо говорил по-украински, и это сыграло немаловажную роль, чтобы хозяйка почувствовала к нему доверие. До войны он работал в местечке Руски-Крстур, где жили в основном украинцы, и выучил их язык.

Стеич попросил хозяйку спрятать его, пока не уйдут хортисты. Хозяйка на все просьбы связать его с партизанами отвечала, что ничего не знает о них, но ее шестнадцатилетняя дочь оказалась более доверчивой и согласилась помочь ему.

А пока Стеич прятался на чердаке. Как-то он встретился с одной женщиной. Стеич уже знал, что она активно помогает партизанам, и решился ей довериться. Женщина ничего не обещала, но внимательно, с участием выслушала его.

Вечером следующего дня в дом пришли двое незнакомцев в гражданской одежде. Они назвали его по имени и фамилии и сказали, что узнали о его подпольной работе для Науменко в Бахмаче и поэтому пришли за ним.

Так Стеич стал партизаном отряда имени Николая Щорса.

Свой боевой путь у партизан Стеич начал рядовым бойцом. Около двух месяцев он ходил на боевые задания по дезорганизации тыла противника.

В январе 1944 года группа партизан получила задачу — заминировать мост на одной реке недалеко от Днепра, в сорока километрах от лагеря. Как разыскать этот мост и добраться до него? Попросив карту и компас, Стеич вызвался довести товарищей до места. Многие партизаны отлично освоили методы борьбы, но не имели военного образования. Вот тогда-то Стеич им рассказал, что он был югославским офицером в запасе, а хортисты сделали его солдатом, поскольку он отказался служить офицером в их армии.

Стеич вывел группу из десяти человек точно к мосту. Теперь предстояло снять часового. Кто это сделает?

Необходимо было действовать быстро. Поблизости находилось караульное помещение, а неподалеку — казармы охранного полка.

Вызвался Стеич. Он бесшумно перебрался через насыпь с противоположной от спрятавшихся партизан стороны. Те в свою очередь, пытаясь помочь ему, решили отвлечь внимание часового. Им это удалось. Часовой стал внимательно смотреть в ту сторону, откуда раздавался подозрительный шум. Стеич в это время подползал все ближе и ближе. Убрать часового нужно было бесшумно, чтобы не вызвать тревоги у другого, находившегося на противоположном конце моста, в метрах восьми — десяти.

Стеич подполз вплотную к часовому, быстро вскочил на ноги и ударил его ножом. Часовой рухнул как подкошенный, не издав ни единого звука.

Партизаны быстро установили мины, подожгли шнур и отползли. Спрятавшись подальше от моста, стали ждать взрыва. Мост был уничтожен. Охрана открыла по лесу огонь, но это был лишь шаг отчаяния.

Вскоре Стеича назначили начальником штаба отряда. Это было своеобразным признанием его военных знаний и мужества в борьбе с фашистскими захватчиками. Он был первым из иностранцев, кого назначили на такую высокую должность.

По мере приближения фронта отряд уходил дальше на запад. Находясь на территории Польши, Стеич сумел организовать быструю переправу через реку около 150 бойцов со всем их снаряжением и оружием и тем самым обеспечил успешное выполнение поставленной задачи. За проявленное мужество и умелое руководство действиями отряда Указом Верховного Совета СССР от 15 октября 1944 года Стеич был награжден орденом Красной Звезды.

После освобождения Красной Армией территории, на которой действовал отряд Стеича, его направили на специальные курсы. В дальнейшем предполагалось забросить его с парашютом в район Суботицы. Однако вскоре северо-восточные области Югославии были освобождены, и надобность в этом отпала. Стеича направили в Тулу, в Югославскую танковую бригаду. Там его назначили помощником начальника штаба, а затем вместе с бригадой перебросили в Югославию, где он принял участие в завершающих боях за освобождение Родины.

МЛАДЕН ИЗ БАЧКИ-ПАЛАНКИ

Младен Гайдобрански жил в Бачке-Паланке. Его, как и многих сверстников, мобилизовали в 1943 году и направили в Ясберень, а оттуда в качестве солдата хортистской армии послали на оккупированную территорию Советского Союза, в город Антополь. Его части была поручена охрана железной дороги и военных складов.

Вот как в газете «Заря» рассказал о побеге Младена Гайдобранского к партизанам профессор М. Н. Ляшко.

«14 октября 1943 года. Уже несколько часов продолжается бой с гитлеровцами, засевшими в деревне Мазури. В сумраке партизаны перешли в решительное наступление. Первыми поднялись политрук Вася Ломако и пулеметчик Жорж Говинчик. Пулемет Жоржа безжалостно сеял смерть.

Но что это? Из рядов вражеских солдат в зеленых шинелях вдруг встал во весь рост один и ринулся прямо в огненное пекло.

— Прекратить огонь! — крикнул политрук пулеметчику.

— Партизаны! — кричал солдат. — Не стреляйте! Я ваш, я серб, я хочу воевать против Гитлера!

— Как тебя зовут? — спросил его Вася Ломако.

— Младен! Младен! — запыхавшись от бега, ответил перебежчик.

— Отведите его в тыл, — приказал командир стоявшему рядом с ним бойцу.

Партизаны, продолжая атаковать врага, ворвались в деревню. За первым домом их ждал еще один серб, Винко Имбреуш. Свое оружие он прислонил к стене.

Гайдобрански, которого позже ласково прозвали Владек, и Имбреуш, которого стали называть Вицеком, рассказали партизанам, кто они такие, откуда и как попали в хортистскую армию.

Они объяснили, что шесть месяцев назад их мобилизовали и вот уже две недели, как они прибыли в белорусский город Антополь. Они сразу же начали искать связь с партизанами. Одна девушка из соседнего села посоветовала им идти на север, в лес. И они пошли, но в пути их встретили эсэсовцы и заставили идти в бой. Югославы также сообщили, что в хортистских частях, охранявших железную дорогу Брест — Пинск, многие их земляки тоже хотели бы уйти к партизанам.

Затем их отвели в штаб отряда. Там с ними беседовали командир отряда Сергей Иванович Сикорский и комиссар Федор Дмитриевич Ром, которые поручили им написать письма своим землякам, призывая их переходить к партизанам.

Югославы сразу же сделали это. Письма адресатам были переданы подпольщиками».

ОТЗЫВ

В последние дни 1943 года из своих частей к партизанам перебежали и двое хорватов из Междумурья — Михаил Голеня, прозванный Мишкой Хорватом, и Лавро Гудлин. Они явились вместе с личным оружием и гранатами. Пришли, прочитав письмо Гайдобранского и Имбреуша.

Позже к партизанам перешли Радомир Маливук (Володя) и Душан Йованович из Лалича, Негован Матич из Раткова, Алойз Новак из Междумурья, Андрей из Чехословакии, Мига Керавица из Пивницы и др.

Драгомир Мишкович из Станишича тоже получил письмо от своих земляков, перешедших к партизанам, Драгомир решил организовать массовый побег к партизанам. Однако кто-то его предал, и Драгомир был схвачен фашистами. Его ожидала виселица,

После пыток Мишковича привязали к кровати и поставили часового для охраны. Этот солдат оказался из Междумурья. Несмотря на грозившую ему опасность, он развязал Драгомира и предложил ему бежать. Мишкович незамедлительно воспользовался этим, а часовой инсценировал побег и открыл вдогонку огонь.

Мишкович побежал к железнодорожной станции, которую охраняли хортистские солдаты. Прячась за вагонами, он старался выйти к каналу, но неожиданно нарвался на гитлеровцев. Они включили прожекторы и открыли по беглецу стрельбу. К счастью, на другой стороне канала оказались партизаны из отряда имени Кирова. Решив, что немцы открыли огонь по ним, они в свою очередь тоже обстреляли противника. Переправившись через канал, Драгомир встретился с партизанами.

Все пережитое настолько подорвало силы Мишковича, что он продолжительное время не мог участвовать в боевых операциях. Его лечил врач из Антополя.

Радомир Маливук и Душан Йованович принимали активное участие в народно-освободительном движении в своем родном селе Ламке.

Маливук был членом комсомольской тройки, которая добывала оружие и другое военное снаряжение. Он вместе с товарищами уже готовился переправиться через Дунай, чтобы присоединиться к партизанам на Фрушка-Горе. Однако в начале 1943 года его призвали на принудительные работы, а затем мобилизовали в хортистскую армию и зимой 1943 года направили в Брестскую область.

Оказавшись на станции Иваново, Маливук познакомился с двумя железнодорожниками, поддерживавшими связь с партизанами. Одному из них Маливук передал связку гранат. Когда же его часть стали переводить в другое место, он и несколько его товарищей решили бежать. Проплутав трое суток по незнакомой местности, они наконец встретили партизан в деревне Турне, недалеко от Кобрина.

Душан Йованович, Димитрие Керавица и Иван из Междумурья попали в партизанский отряд со станции Городец.

Югославы очень быстро освоились в отряде. Партизаны полюбили их за дисциплинированность, храбрость в бою, за веселый нрав.

Командиру роты узбеку Лукашу Уракову югославы нравились находчивостью и умелыми действиями в бою. Так, однажды шесть грузовиков с гитлеровцами неожиданно ворвались в расположение лагеря. По приказу командира роты югославы открыли такой мощный и меткий огонь, что гитлеровцы пришли в полное замешательство. В бою было захвачено несколько станковых и ручных пулеметов и взято в плен несколько человек.

После боя Ураков построил роту и, объявив благодарность югославским бойцам за стойкость и мужество в бою, наградил их трофейным пулеметом.

Командир не ошибся: новые пулеметчики оправдали доверие.

— Когда гитлеровцы начали жечь шалаши в Новой Темре, — говорит политрук Вася Ломако, — пулеметчики показали, на что они способны. Помню, мы только что подъехали на подводах и не успели еще приготовиться к бою, как на нас напали гитлеровцы. Мы оказались в очень опасном положении. Выручили нас Лавро Гудлин, Младен Гайдобрански, Михайло Голеня, Винко Имбреуш и чех Андрей. Метким огнем из пулемета им удалось задержать врага. Это решило исход боя. Рота развернулась в цепь и перешла в наступление. Фашисты в панике бежали.

В марте 1944 года основные силы Брестского объединенного отряда были блокированы в Споровских лесах. Партизаны столкнулись с большими трудностями. Противник бросил против них значительные силы. Вражеские самолеты постоянно бомбили позиции партизан. Продовольствие кончилось. Партизаны теряли силы. Начались болезни. Тяжело заболел и умер чех Андрей.

А бои шли беспрерывно, нужно было постоянно минировать железную дорогу. На задания одна за другой уходили группы подрывников. Ими командовали Матвей Птухия, Алексей Антончик и другие.

— Это были трудные дни, — вспоминает Младен Гайдобрански. — Пробиться сквозь кольцо окружения врага и добраться до хорошо охранявшейся железной дороги было нелегко. Но все равно наши мины взрывались — вражеские эшелоны летели под откос.

Позже Лавро Гудлин и Михаил Голеня были приняты в комсомол.

В июне 1944 года отряд имени Кирова, уже в составе Красной Армии, провел последний бой против фашистских захватчиков. Затем отряд был расформирован. Из двенадцати югославских партизан отряда имени Кирова погиб всего один человек.

Радомир Маливук и Иван Междумурац попросили зачислить их в Красную Армию. В составе 28-й армии они дошли до самого Берлина. Остальных югославов в декабре 1944 года направили в Москву, а оттуда — в Югославию, в Воеводину и Хорватию.

НЕ БОЙСЯ! Я ТОЖЕ ПАРТИЗАН!

Судьба Негована Матича во многом напоминает судьбы других насильно мобилизованных в хортистскую армию югославов, которые оказались на оккупированной советской территории.

Прибыв в местечко Янов под Пинском, Матич сразу же сблизился с железнодорожным рабочим Иваном. Через несколько дней тот познакомил его со своим другом Васей. Со временем рабочие стали настолько доверять Матичу, что просили у него гранаты и мины для партизан. Через этих рабочих Матич и его товарищ Радомир Маливук передали партизанам 150 гранат.

Югославы договорились о побеге к партизанам, но неожиданно их часть перебросили в другое место, и связь прервалась.

Матич и Маливук попали в город Антополь. Через несколько дней унтер-офицер Ласло Терек вызвал Матича в канцелярию и сказал, что для него есть письмо из Янова от какого-то русского Ивана. Матич обомлел и сразу же решил, что это провокация. А может, узнали о его связях с партизанами? Матич быстро протянул руку к штыку, лежавшему на столе, но венгр оказался проворнее. Унтер-офицер выхватил пистолет и наставил его на Матича. «Конец!» — подумал Матич, однако его ожидал сюрприз.

— Не бойся! Я тоже партизан, — сказал вдруг унтер-офицер и протянул ему письмо. И тут же неожиданно крикнул: — Вон!

Это было своего рода предупреждением, так как в комнату вошел поручик. Матич пулей вылетел из канцелярии.

Он разыскал Радомира Маливука. Они распечатали письмо и прочитали. Его нужно было отнести по указанному адресу, куда друзья и отправились на следующее утро. Однако по дороге они заметили, что за ними следят двое, и потому прошли мимо нужного дома. Слежка помешала им восстановить связь с партизанами.

8 декабря 1943 года стало известно, что в ближайшее время их отправят на фронт. Через два дня Матич и Маливук решили попытаться самостоятельно разыскать партизан. В случае неудачи договорились бежать куда глаза глядят, лишь бы не попасть на фронт. Ночью они бежали, прихватив с собой две винтовки со 120 патронами и 10 гранат. На окраине города нарвались на хортистскую охрану.

— Кто идет?! — раздался окрик.

— Свои! — ответили югославы.

Один из охранников приказал им подойти ближе. Нужно было срочно решать, что делать. Ведь если их схватят, им грозит верная смерть.

И тогда они почти в упор выстрелили из винтовок и бросили гранату. Послышались крики и стоны. Солдаты замешкались, а беглецы, воспользовавшись этим, помчались во весь дух. Они находились уже на порядочном расстоянии от города, когда в небе вспыхнула красная ракета — сигнал тревоги. Со всех сторон началась стрельба.

На рассвете беглецов заметил усиленный гитлеровский патруль из двенадцати солдат и открыл по ним огонь из автоматов. Пришлось принять бой. К счастью, от немцев их отделял широкий канал, и это спасло наших товарищей.

Матич и Маливук забирались все глубже в лес по болоту. Шли по колено в холодной воде. Однако партизан нигде не было.

Наконец на опушке леса они увидели мирных жителей.

— Есть здесь партизаны? — спросили они одного из них.

— Нет, — ответил тот. — Здесь только немцы и венгры.

Они провели в лесу еще одну тяжелую бессонную ночь. Со всех сторон местность освещали ракеты, которые гитлеровцы пускали из своих опорных пунктов.

12 сентября около шести часов утра, когда беглецы снова вышли на опушку леса, они увидели грузовики. Матич и Маливук быстро спрятались за деревьями и стали размышлять, что делать дальше. Вскоре послышалась немецкая речь. Это гитлеровцы гнали на лесозаготовки группу насильно мобилизованных еврейских рабочих — примерно тридцать человек. Спустя час трое рабочих неожиданно побежали к лесу. Немцы открыли огонь, и двое беглецов как подкошенные упали на землю, а третьему все-таки удалось скрыться. Вскоре фашисты прекратили погоню и вернулись назад. Взбесившиеся охранники набросились на остальных рабочих. Один гитлеровец выпустил по ним автоматную очередь. В лесу раздались крики и стоны раненых.

Матич и Маливук забрались подальше в лес. И тут, примерно в двухстах метрах от себя, на ровной поляне они увидели хортистский блиндаж. Часовой с наблюдательной вышки заметил их и выпустил ракету. Из нескольких блиндажей открыли огонь. Спрятавшись за пни, беглецы несколько раз выстрелили по наблюдательной вышке. Хортисты на какое-то время прекратили стрельбу, и, воспользовавшись этим, беглецы скрылись в лесной чаще.

После двухчасовой ходьбы они оказались на опушке леса. Неподалеку увидели два шалаша. В одном из них находились мужчина, женщина и трое детей. Югославы поздоровались с ними и стали расспрашивать о партизанах. Те ответили, что, кроме немцев и венгров, поблизости никого нет.

— Мы сербы, югославы. Мы крестимся так же, как и вы, — пытались завоевать доверие беглецы.

Однако на расспросы о партизанах они так и не получили ответа. От топившейся печки исходило тепло, голод и усталость делали свое дело. Но отдыхать не пришлось. По дороге вдруг промчались хортистские конники, стреляя неизвестно в кого. Югославы вскочили и схватились за оружие, но хортисты проскочили мимо.

Хозяева стали просить их уйти, так как опасались расправы гитлеровцев. Но куда идти? Как разыскать партизан?

Однако, чтобы не подвергать опасности жизни невинных людей, Матич и Маливук скрылись в лесу. Они твердо решили, что если завтра не встретят партизан, то начнут бороться одни, пока хватит сил.

На ночь расположились в стоге сена недалеко от шалаша. Мимо прошли какие-то люди, они говорили по-русски. Югославы решили не обращаться к ним, опасаясь, что те могут оказаться предателями. На всякий случай они приготовили гранаты и стали ждать. Люди спокойно миновали шалаш, и снова наступила тишина.

Утром югославы опять заглянули в шалаш. Мужчины там не было. Его жена сказала, что он ушел на работу. Но в этот момент хозяин появился у входа и что-то шепнул жене. Подумав, что их предали, югославы стали угрожать хозяевам оружием. Женщина заплакала. Они пообещали никого не трогать, если им покажут дорогу к партизанам. Наконец хозяин согласился выполнить их просьбу.

Тем временем женщина приготовила кашу, и беглецы с жадностью набросились на еду. Пока они ели, хозяин куда-то вышел. Жена его сказала, что он пошел посмотреть корову. Через несколько минут хозяин вернулся в сопровождении двух молодых людей в полушубках. Вошедшие поздоровались и сказали, что могут отвести их к партизанам. Матич и Маливук поверили им, но на всякий случай спрятали в карманах гранаты.

Деревня, куда они направились, находилась в четырех километрах. Прибыв туда, они остановились в каком-то доме; когда стемнело, к ним пришли шесть человек с автоматами на груди. Один из них, постарше, сказал:

— Здравствуйте, сербы! Мы отведем вас в отряд имени Чапаева.

Матич и Маливук, все еще сомневаясь, спросили их, почему на их шапках нет красных звездочек? Русские сделали вид, что не поняли вопроса, и предложили им следовать за собой, но, когда увидели, что югославы приготовили гранаты, сели на скамейку и начали совещаться. (Позже беглецы узнали, что в этот момент партизаны серьезно их заподозрили.) Двое партизан встали и куда-то вышли.

Через полчаса они, запыхавшись, ворвались в дом с криками:

— Хортисты!

Послышалась стрельба. Все схватили оружие и выбежали на улицу, чтобы принять бой. Однако звуки перестрелки переместились в соседнюю деревню и постепенно затихли. Партизаны вернулись в дом. С ними пришли еще несколько человек с автоматами. Они поздоровались и предложили югославам собираться.

Пройдя большой путь, остановились на ночлег в землянке. Матич и Маливук проснулись, когда солнце уже высоко стояло в небе. Вокруг землянки толпилось около шестидесяти вооруженных людей. У всех на шапках были красные звездочки с серпом и молотом. Югославы почувствовали облегчение — наконец-то они попали к партизанам. Им крепко жали руки, обнимали. Вскоре был получен приказ двигаться дальше. Партизаны отправились в одну сторону, а Матич и Маливук в другую, в штаб.

Несколько часов шли пешком и под вечер оказались в лесной деревушке Одренка. Беглецы сменили промокшую одежду и, поужинав, пошли в штаб, который располагался в хорошо замаскированном блиндаже. Здесь их встретил командир бригады С. Т. Шиш. Он попросил югославов рассказать о себе. Так они стали партизанами. В бригаде Матич и Маливук встретили двух братьев-югославов по фамилии Марковичи. Они жили в России со времени первой мировой войны. Обоим было уже за шестьдесят.

Через несколько дней наши товарищи приняли участие в бою под деревней Крушевля. Партизаны взяли в плен несколько вражеских солдат и захватили четыре пулемета, один из которых был вручен Матичу, поскольку он умел хорошо обращаться с ним.

Негован Матич воевал в бригаде имени Чапаева до 1 марта 1944 года, а затем его направили в отряд имени Кирова и назначили командиром отделения автоматчиков. Со своими бойцами он выполнял различные задания. Так, например, в апреле они минировали железнодорожные пути и шоссе под Кобрином, Городцом, Верхней и Нижней Каминой. Вместе с другими партизанскими отрядами они взрывали железнодорожную магистраль Брест — Минск на участке около двухсот километров.

НАПАДЕНИЕ НА АЭРОДРОМ

В мае 1944 года командир взвода Владимир (его фамилию мне не удалось установить) и Негован Матич получили задачу — с двумя взводами уничтожить два блиндажа, прикрывавших подступы к аэродрому вблизи города Кобрин. Это было, пожалуй, одно из самых трудных заданий. Матич знал немецкий язык и пошел вместе с разведчиками, переодетыми в немецкую форму. Под вечер они подобрались к дороге, ведущей к аэродрому.

Стемнело, и пошел дождь. Разведчики незаметно приблизились к противнику и, ловко сняв часового, ворвались в первый блиндаж. Гитлеровцы продолжали спокойно играть в карты и в первый момент приняли партизан за своих, но, когда те заговорили по-русски, как по команде подняли руки вверх. Немцев вывели наружу и приказали построиться. Тем временем остальные партизаны заняли траншею перед дорогой и приготовились в случае необходимости прикрыть отход своих товарищей. Все это партизаны проделали настолько бесшумно, что в соседнем блиндаже ничего не слышали.

Вместе с гитлеровцами попали в плен несколько власовцев со своим офицером. Командир партизанской группы пообещал сохранить им жизнь, если они помогут ликвидировать противника в другом блиндаже. Власовцы согласились. Часовой был мгновенно уничтожен, а все находившиеся в этом блиндаже немцы сдались без сопротивления.

Дорога к аэродрому была открыта, и партизаны приступили к выполнению главной задачи — уничтожению аэродрома. Заняв позиции, они открыли мощный огонь по самолетам и аэродромным постройкам. Сразу же загорелось несколько самолетов. Нанеся большой урон противнику, бойцы этой группы благополучно вернулись в свой лагерь.

Вскоре отряд имени Кирова стал ежедневно вести бои с отступавшими фашистскими войсками. И вот наконец пришел долгожданный день встречи с Красной Армией. Под Крушевлем многие югославы вступили в регулярные советские части. Среди них был и Матич. Югославы участвовали в освобождении городов Янов, Пинск, Городец, Антополь, Кобрин, Брест. Во время переправы через реку Буг Матича ранило, и его отправили в госпиталь в Антополь. После выздоровления он был послан в тыл, где принимал участие в ликвидации остатков войск оккупантов.

В декабре 1944 года Матич вернулся в Югославию. На родине ему предложили работать на флоте.

В ПИНСКИХ БОЛОТАХ

Михайло Голеня, как и многих других югославов, сначала призвали в трудовой батальон, находившийся на севере Венгрии. Однажды, вместо обещанной им отправки домой, их переодели в хортистскую форму и послали на Восточный фронт для охраны железной дороги Антополь — Пинск. Среди них был скоевец Лавро Гудлин из Дони-Кралеваца в Междумурье. По профессии он был учителем.

Получив повестки, Голеня и Гудлин решили не являться на призывной пункт, а попытались переправиться к партизанам через реку Драва. Однако этот замысел осуществить не удалось: хортисты стали бдительно охранять границу, и связь с партизанами нарушилась.

Отец Лавро Гудлина ездил в Будапешт с прошением освободить сына от воинской повинности, но ему там заявили, что молодежь мобилизована на работу, а не на фронт. По пути в Венгрию двое молодых людей все-таки сбежали из эшелона, но, не найдя нигде укрытия, вынуждены были приехать в свой батальон в Ясберене.

Вскоре всех насильно мобилизованных югославов одели в военную форму и отправили в район Белоруссии, между Брестом и Пинском. Попав на оккупированную советскую территорию, Голеня и Гудлин сразу же стали пытаться через местных жителей установить контакты с партизанами, которые, по убеждению югославов, находились где-то поблизости, поскольку каждую ночь в районе расположения фашистских гарнизонов вспыхивала перестрелка.

Как-то раз один местный житель направил наших товарищей к фотографу в Антополе, но тот, разумеется, не поверил им. Ведь время тогда было очень тревожное и опасное, кругом было полно шпионов, и фотограф не мог вот так сразу довериться людям, носившим форму оккупантов.

Тогда Голеня и Гудлин решили самостоятельно любой ценой найти партизан. Бежать решили с наступлением вечера, когда на улицах еще не начиналась патрульная служба. Они запаслись едой и приготовили оружие. С собой также взяли узелки с грязным бельем: если их задержит патруль — они объяснят, что ушли из казармы разыскать прачку, Голеня и Гудлин предложили бежать еще нескольким товарищам, но те, опасаясь наказания в случае неудачи, отказались.

Им удалось добраться до леса. Проплутав около суток, они вышли к какой-то деревне. Заглянули в один из домов. Там жила одинокая женщина. Они угостили ее сахаром, которого жители этих мест не видели с самого начала войны. Югославам хотелось успокоить хозяйку и завоевать ее доверие. Женщина направила их в соседнюю деревню, утверждая, что там многие знают, как найти партизан.

По дороге они встретили подростка лет шестнадцати. Паренек сначала испугался при виде двух вооруженных хортистов. Им пришлось долго объяснять ему, кто они такие и чего хотят. Затем югославы отдали ему одну винтовку и попросили отвести их к партизанам. Это подростку показалось убедительным доказательством их подлинных намерений, и он повел их в соседнюю деревню, расположенную в трех километрах. У околицы он попросил подождать и куда-то исчез. Югославов охватила тревога. Кого приведет мальчик? Немцев или партизан?

Вскоре к ним приблизилась группа вооруженных людей. По красным лентам на шапках югославы сразу поняли, что это партизаны. На санях все поехали в следующую деревню. Там располагался отряд имени Кирова. Беседуя с югославами, командир и комиссар интересовались положением в хортистском гарнизоне в Антополе. Партизаны уже знали о судьбе многих югославов, так как у них в отряде было двое югославов — Владек и Вицек. Позже они встретились. Это произошло в ноябре 1943 года.

Через два дня Голеня и Гудлин уже участвовали в выполнении первого боевого задания, а позже их часть проводила операции по минированию железной дороги. Свое настоящее боевое крещение они получили в бою против гитлеровцев, отбиравших продовольствие у населения. Партизаны внезапно атаковали противника, но он не растерялся и оказал упорное сопротивление. Бой продолжался около часа и закончился полной победой партизан. Фашисты, потеряв несколько человек убитыми, вынуждены были отступить.

В конце 1943 года бойцы отряда имени Кирова успешно провели засаду против вражеской колонны из пяти грузовиков, двигавшейся вблизи партизанского лагеря, расположенного в лесах около Антополя. В лесу остались восемнадцать убитых гитлеровцев. В качестве трофеев были захвачены три грузовика и несколько пулеметов,

Для стабилизации положения на фронте на западе Белоруссии гитлеровскому командованию было необходимо любой ценой укрепить свои тылы. В марте 1944 года для борьбы с партизанами оно спешно перебросило с фронта несколько частей регулярных войск.

Для партизанских отрядов наступили трудные дни. Под натиском превосходящих сил фашистов им пришлось отступить в район труднопроходимых Пинских болот и вести ожесточенные оборонительные бои против наседавших со всех сторон гитлеровцев. Фашистская авиация также ни на минуту не оставляла в покое партизан. Но, несмотря на тяжелые условия, партизаны не прекращали активных боевых действий.

После освобождения территории, где действовал отряд имени Кирова, партизаны уже в составе частей Красной Армии гнали гитлеровцев до Бреста.

Голеня и Гудлин попросили отправить их в Югославию. Их просьбу удовлетворили, и в январе 1945 года они прибыли в Бачку. Голеня затем участвовал в боевых операциях речной флотилии на Сремском фронте, а потом очищал Дунай от вражеских мин.

СРЕДИ ПОДПОЛЬЩИКОВ

Небольшое село Круты располагалось возле тянувшейся на Плиски железной дороги. Село мало чем отличалось от остальных сел на оккупированной территории Украины, но железная дорога имела важное значение для гитлеровцев. Поэтому она привлекла внимание и партизан. Ведь не случайно вдоль нее разместились подразделения хортистского охранного полка, штаб которого находился в Нежине.

Павел Коруняк и Карло Ботка, словаки из Кулпина под городом Нови-Сад, были офицерами королевской армии Югославии и тоже призывались на военную переподготовку. После отказа служить в хортистской армии их насильно отправили солдатами на оккупированную территорию Советского Союза в село Круты, которое находилось недалеко от большого украинского города Бахмач.

До начала операции советских войск под Сталинградом, когда обстановка на хортистских позициях около Дона была спокойной, по этой железной дороге осуществлялось интенсивное движение воинских эшелонов с живой силой, военной техникой и продовольствием. После разгрома гитлеровских войск в начале 1943 года движение по ней резко сократилось, однако уже весной того же года оно вновь стало возрастать, поскольку фашистское командование приступило к подготовке операции «Цитадель» и спешно перебрасывало свои войска из группы армий «Юг».

Павел и Карло хотели участвовать в борьбе против фашистов. Но как присоединиться к партизанам? Как наладить с ними связь? В селе остались только женщины и старики. Как завоевать их доверие?..

Югославы заметили, что к сельскому врачу Ивану Васильевичу Помазу приходит много посетителей. Может, это не только больные? Во всяком случае, не все они походили на больных. А что, если кроме лечения доктор занимается еще чем-то? У него в доме находилась также и аптека, поэтому к нему приходили жители соседних сел.

Однажды, когда доктор Помаз у себя дома готовил для распространения листовки, раздался стук в дверь, в комнату вошел подпольщик Филоненко. Он поинтересовался, нет ли в доме посторонних. В этот момент в дом буквально влетела дочь врача Леля.

— Отец! Немцы! — крикнула она.

Доктор быстро спрятал листовки, надел белый халат и вышел из комнаты в прихожую.

— Здравствуйте, — поздоровался он.

— Добрый день! — по-немецки сказал один из двоих вошедших солдат в хортистской форме.

— Пожалуйста, входите, — проговорил доктор и пригласил их пройти в приемную: — Что с вами?

Вошедшие остановились посреди комнаты, нервно комкая в руках головные уборы.

— Что у нас болит? — сказал наконец один из них по-русски. — Нет, доктор. Мы не больные. С улицы мы увидели, что у вас много книг, и хотели бы попросить... Вы дадите нам что-нибудь почитать? У вас есть Горький, Толстой, Шолохов?

— У меня есть разные книги, — ответил доктор и, взяв с полки книгу, дал им,

— Спасибо.

Солдаты повернулись, чтобы уйти, но возле самой двери остановились. Тот солдат, который говорил по-русски, теперь обратился к доктору по-словацки:

— Мы не немцы. Мы из Югославии. Вы понимаете нас?

— Понимаю, понимаю,. — ответил доктор, хотя, по правде говоря, пока ничего не понял.

«Ну и что же, если из Югославии? — подумал он. — Кого сейчас нет на украинской земле?»

С этого дня Павел Коруняк и Карло Ботка зачастили к доктору. Они брали книги и все чаще подолгу беседовали. Они рассказывали о своих родных местах, о терроре хортистов, о насильной мобилизации в хортистскую армию.

— Зачем ты их принимаешь? — нервничала Анна Тимофеевна, жена врача. — Пусть просят книги в другом месте.

Доктор прекрасно понимал ее опасения. Солдаты в форме врага были нежелательными гостями в его доме, который служил местом явок для связных действовавшего поблизости партизанского отряда. Сюда приходили подпольщики, сюда приносили оружие, отсюда в лес переправлялись лекарства. Здесь же, в селе, действовала подпольная организация, называвшаяся «Смерть немецким оккупантам».

И все же Иван Васильевич решил не закрывать двери своего дома перед этими солдатами в хортистской форме. Если этих солдат подослал их начальник для наблюдения за его квартирой, то с ними необходимо вести себя осторожнее и быть терпеливее.

Павел и Карло приходили к нему почти каждый вечер. Однажды Павел неожиданно сказал доктору:

— Меня назначили переводчиком к начальнику станции, немцу. Сегодня вечером он звонил в Ровно и сказал, что участок дороги Бобровица — Бровары в течение последних шести месяцев партизаны минировали десятки раз. В связи с этим он просил направить в Круты карательную экспедицию. Об этом следовало бы поставить в известность партизан.

Иван Васильевич вздрогнул, но умело скрыл свои чувства и равнодушно ответил:

— Откуда мне знать, где партизаны?

А сам подумал: «Не устроило ли гестапо ловушку?..» Однако не успели солдаты отойти от дома, как доктор схватил свой саквояж и куда-то заторопился.

Павел сказал правду: в селе вскоре появился отряд эсэсовцев...

Однажды поздно вечером кто-то постучал в дверь дома доктора.

— Откройте! Откройте!. Скорее! — услышал доктор взволнованный голос Павла.

Доктор открыл ему.

— Иван Васильевич! Очень важная новость. Может произойти большое несчастье. Сегодня рано утром в Черняховку прибыл карательный отряд. Ему приказано схватить комсомольца Нещерета и его боевых товарищей. Их должны арестовать на рассвете.

Доктор онемел, но, собравшись с силами, тихо проговорил:

— А зачем вы мне это говорите? Я ведь не партизанский вожак.

Коруняк взволнованно мял в руках шапку. Ошибиться он не мог. Доктор наверняка поддерживал связь с партизанами. Кто, кроме него, мог известить партизан о прибытии карательной экспедиции? Павел повернулся и вышел. Время покажет, был ли он прав. Во всяком случае, он сделал свое дело.

Как только Павел вышел из дома, доктор быстро снял белый халат, схватил саквояж и выскочил из дома. Промедление было смерти подобно...

Все, что делали Павел и Карло, свидетельствовало о том, что они серьезно хотели помочь партизанам в борьбе против оккупантов. Вскоре в Киев был послан подпольщик Анатолий Бендесик, чтобы информировать об этом руководителя подпольной организации «Смерть немецким оккупантам». Подпольщики из Крут получили согласие принять в свои ряды двух югославов.

В то время Красная Армия уже приближалась к Киеву. Необходимо было внимательно следить за всем, что предпринимал противник, и не давать ему ни минуты покоя.

ВЗРЫВ, ПОДОБНЫЙ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЮ

Иван Васильевич подошел к широко открытому окну, жадно вдыхая предрассветный свежий воздух.

Почему нет взрыва? Неужели что-нибудь случилось?

В кустах заливался соловей.

Доктор стоял у окна и вспоминал ту ночь, когда он открыто разговаривал с Павлом и Карло. Прошло всего лишь три месяца, а сколько сделано! С той ночи Павел Коруняк и Карло Ботка стали ему родными, как сыновья.

Доктор хорошо помнил, как Павел и Карло вошли в комнату и как Павел без всяких предисловий сказал:

— Убежден, что мы пришли к друзьям. Карло и я — югославские коммунисты. Наша жизнь принадлежит теперь вам.

Павел и Карло рассказали, что в подразделении, в котором они служат, под их влиянием находится двадцать человек.

Собравшиеся подпольщики слушали их с большим интересом. Затем слово взял Василий Филоненко:

— Мы живем в такое время, когда людям нельзя на слово верить. Хотите, чтобы мы вам поверили? Идемте с нами в лес, к партизанам!

— Хоть сейчас! — согласился Карло.

Павел же отрицательно покачал головой и сказал:

— Погоди, Карло! Я знаю, да мне об этом уже говорили, что мы вам здесь будем полезнее, чем в лесу. Я в курсе всей работы железнодорожной станции и могу сообщать много важного. Я всегда знаю, когда должны пройти составы, чем нагружены. Мне часто удается узнать, что фашисты собираются предпринять против партизан. Если мы уйдем к партизанам, наше подразделение сменят. Кто тогда будет оказывать влияние на людей? Впрочем, решайте сами. Мы готовы выполнить любое ваше задание.

Всем было ясно, какое решение нужно принять. Павел и Карло остались в подразделении и продолжили прежнюю работу.

Однажды Павел сообщил:

— Передайте партизанам, что в склады для зерна на станции Плиски гитлеровцы завезли большое количество оружия, боеприпасов и военной техники. Достаточно бросить несколько гранат, чтобы все взлетело на воздух.

Павел и Карло стали активными участниками подпольной группы. С их помощью партизаны восемь раз взрывали железнодорожное полотно на участке Круты — Плиски и уничтожили несколько мостов.

Начальник железнодорожной станции и шеф гестапо решили, что информацию для партизан передает кто-то из солдат гарнизона. Был допрошен командир охраны. По иронии судьбы во время этого допроса Павел был переводчиком.

— Среди вас, венгров, есть шпион! — бесновался шеф гестапо.

Он был прав. Но если бы он знал, кто это был...

Доктор Помаз нервно взглянул на часы: 2 часа 40 минут. Почему нет взрыва? Ведь скоро по мосту должен проследовать эшелон с танками. На мосту нес караул солдат Иван Чонка, друг Павла. Пока подрывники минировали мост, он и виду не подал, что заметил их.

Наконец раздался взрыв. Страшный взрыв, подобный землетрясению. Пол закачался под ногами доктора.

— Ваня! — вскочила с постели испуганная Анна Тимофеевна.

Доктор вскинул голову и от души рассмеялся.

БОЕПРИПАСЫ В СНОПАХ НЕОБМОЛОЧЕННОГО ХЛЕБА

Павел пришел под вечер. Как всегда, па крыльце его встретила Люба Бендесик, сестра Анны Тимофеевны. Она тоже помогала партизанам. Павел изображал влюбленного, и таким образом они маскировали частые посещения Павлом дома доктора. Вряд ли бы кто упрекнул солдата в том, что он летними вечерами гуляет с девушкой!

— Пойдемте гулять.

Пока Люба прихорашивалась, он зашел в кабинет доктора.

— Важные новости, — сказал Павел. — Около станции гитлеровцы устроили склад боеприпасов, оружия и снаряжения, замаскировав его снопами необмолоченного хлеба. Там очень много оружия и боеприпасов. Хлеб косят не колхозники, а солдаты. Так фашисты надеются сохранить все в тайне.

Филоненко, который только что пришел к доктору и собирался у него переночевать, услышав это, решил срочно вернуться в лес, чтобы успеть передать по радио в штаб партизанского отряда это важное сообщение.

Вслед за Филоненко из дома вышли Павел и Люба. Пусть видят все односельчане, а главное — командование подразделения по охране участка железной дороги, зачем Павел приходит к Помазу.

Два дня спустя в небе над Бахмачом появились бомбардировщики с красными звездами на крыльях. К удивлению жителей, они начали бомбить только что убранное поле в селе Круты. Однако все стало на свои места, когда боеприпасы, спрятанные в стогах хлеба, взлетели на воздух от авиационных бомб. Гитлеровский склад был уничтожен.

Это произошло утром. А днем личному составу подразделения по охране дороги приказали немедленно отправляться в Нежин. Солдатам выдали новую форму, автоматы и патроны.

Павел собрал своих единомышленников.

— Товарищи! Настал час уходить к партизанам. Выводить будем небольшими группами, по два-три человека. Встретимся за селом, возле озера.

Когда к озеру подошли последние группы, все направились в лес. Насильно мобилизованные люди, попавшие сюда в составе вражеской армии, почувствовали себя свободными. Вел их молодой командир, чех Иван Чонка.

Это была та самая группа, о которой говорил тогда ночью Павел.

Уходя к партизанам, Павел Коруняк сердечно попрощался с доктором Помазом. Это было в сентябре 1943 года. Павел попал в отряд, действовавший в районе Ични. Вскоре Красная Армия освободила эту территорию.

Павел и Карло вернулись в Югославию и до конца войны сражались в рядах Народно-освободительной армии.

ЮГОСЛАВСКИЕ БРИГАДЫ В БОЯХ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ СТРАНЫ

В течение 1944 года Красная Армия освободила оккупированные районы Белоруссии, Украины и другие области Советского Союза, а затем все дальше и дальше продвигалась по территории Польши, Румынии, Венгрии и уже вышла к границам Югославии.

Партизанские отряды, действовавшие в тылу врага, были расформированы. Пригодных к военной службе партизан призвали в армию, а остальных отправили в тыл.

Многих югославов направили сначала в военный лагерь в Красногорске, а затем в соответствии с желанием каждого — в югославские воинские части, сформированные или формировавшиеся в Советском Союзе.

1-Я ОТДЕЛЬНАЯ ЮГОСЛАВСКАЯ ПЕХОТНАЯ БРИГАДА

В деревне Карасево, находящейся неподалеку от подмосковного города Коломна, во второй половине сентября 1943 года из югославов была сформирована 1-я отдельная югославская пехотная бригада. Личный состав бригады был весьма пестрым. В ней оказались политэмигранты, политзаключенные венгерских тюрем, насильно мобилизованные рабочие и пленные. Среди бойцов бригады были и такие, кто в составе хорватского и итальянского легионов воевал под Сталинградом и попал там в плен.

Формирование югославских частей продолжалось с осени 1943 года до весны 1944 года.

Первыми в Югославию прибыли 1-я отдельная югославская пехотная и 2-я танковая бригады. Позже были отправлены небольшие воинские подразделения и отдельные группы,

1-я отдельная югославская пехотная бригада начала свой путь на родину в конце июля — начале августа 1944 года. Она была прекрасно вооружена и экипирована. Временно ее подчинили командованию 2-го Украинского фронта.

После успешно проведенных операций по разгрому фашистских войск под Яссами и Кишиневом перед Красной Армией открылась прямая дорога на запад.

Выступая на V съезде КПЮ, товарищ И. Тито сказал: «Осенью 1944 года в своем блестящем продвижении вперед, преследуя разбитые фашистские орды, героическая Красная Армия вышла к нашей границе».

Вступление войск 2-го Украинского фронта на югославскую территорию было согласовано между Верховным Главнокомандованием Красной Армии и Верховным штабом Народно-освободительной армии и партизанских отрядов Югославии.

В связи с этим агентство ТАСС опубликовало 28 сентября 1944 года следующее сообщение: «Несколько дней тому назад советское командование, имея в виду интересы развития боевых действий против германских и венгерских войск в Венгрии, обратилось к Национальному комитету освобождения Югославии и командованию югославской Народно-освободительной армии с просьбой дать согласие на временное вступление советских войск на югославскую территорию, граничащую с Венгрией. Советское командование при этом сообщило, что советские войска по выполнении своих оперативных задач будут выведены из Югославии.

Национальный комитет и верховное командование Югославии согласились удовлетворить просьбу советского командования. Советское командование при этом приняло выдвинутое югославской стороной условие, что на территории Югославии, в районах расположения частей Красной Армии, будет действовать гражданская администрация Национального комитета освобождения Югославии».

Помещая это сообщение ТАСС, журнал «Новая Югославия» писал: «События, которые предшествовали вышеупомянутой договоренности, являются важным шагом в развитии освободительной борьбы наших народов. Две армии, которые сражались вдалеке друг от друга и принесли самые большие жертвы за свободу человечества в этой войне, встретились на территории Югославии и борются плечом к плечу за окончательное уничтожение фашистской нечисти.

Вступление советских войск на югославскую территорию происходит на основе уважения принципов равноправия народов.

Югославия не является просто оккупированной страной, ибо в Югославии создано мощное народно-освободительное движение, из которого выросла новая, укоренившаяся в народе власть. Югославия имеет свою народную армию, которая освободила большую часть ее территории. Югославский фронт был продолжительное время единственным фронтом, который оттягивал с советско-германских полей сражений значительные соединения вражеских сухопутных сил. Народно-освободительная армия Югославии... представляет собой важный фактор в военных планах антигитлеровской коалиции.

Советское командование принимает во внимание все эти факты в целом. Отношение советского командования к верховным органам нашей народной власти и армии свидетельствует об уважении к народу, который никогда не ждал, что ему подарят свободу другие, а сам героически боролся за свое освобождение и тем самым одновременно содействовал победам своих великих союзников.

Это особенно видно из того факта, что советское командование не требовало подчинить ему югославские вооруженные силы и в период проведения советских операций на территории югославского государства.

Все эти обстоятельства являются лучшей гарантией дальнейшего укрепления братства по оружию и достижения общей цели, стоящей перед армиями Советского Союза и Югославии».

По приказу верховного главнокомандующего Иосипа Броз Тито бригада 6 октября 1944 года вступила под Кладово на территорию Восточной Сербии, где была подчинена командованию 23-й ударной дивизии 14-го корпуса НОАЮ. Учитывая подготовленность бригады, командование сочло возможным немедленно использовать ее в боях с врагом.

В то время гитлеровцы начали отводить свои отборные войска из Греции, где они находились для защиты побережья от возможной высадки десанта союзников. Вооруженные до зубов немецко-фашистские части почти беспрепятственно отступали по долине реки Ибар.

В конце октября — начале ноября 1944 года 1-я югославская бригада завязала тяжелые бои с частями знаменитой фашистской дивизии «Принц Евгений». В ходе непрекращавшихся в течение трех суток боев бригаде удалось пересечь дорогу Чачак — Ужице и выйти к городу Чачак, однако ей не под силу было долго выдерживать натиск превосходящих сил противника, и ее перебросили с этого участка фронта на участок Горни-Милановац — Чачак.

За три дня непрерывных боев бойцы бригады израсходовали по два комплекта боеприпасов. Бригада понесла большие потери.

После кратковременного отдыха в только что освобожденном Белграде бригада влилась в прославленную 5-ю ударную Краюшскую дивизию и в декабре была направлена на Сремский фронт.

Весной 1945 года 5-я дивизия через Шапац и Зворник была переброшена в Боснию, где приняла участие в освобождении городов Янина и Биелина. Под городом Брчко вновь разгорелись тяжелые бои с противником. Сломив трехдневное отчаянное сопротивление фашистов, бригада, взаимодействуя с другими частями 1-й армии, двинулась в Славонию, а оттуда еще дальше на запад.

Под Славонски-Бродом бригаде также пришлось вести тяжелые бои с фашистами. Бригада с боями проходила ежедневно по сорок — пятьдесят километров и вскоре вышла к австрийской границе. Ее ряды постоянно пополнялись новыми бойцами. К концу войны в ней осталось примерно 20 процентов тех бойцов, которые первоначально входили в ее состав. Остальные погибли, были ранены или переведены в другие части. После войны бригада участвовала в ликвидации контрреволюционных банд в Драгачево, а позже в районе Окучани, Дарувар, Иванич-Град.

2-Я ТАНКОВАЯ БРИГАДА

Эта часть была сформирована под Тулой 8 марта 1945 года. В основном в нее вошли бойцы, направленные из Югославии в советскую танковую школу. В ней также находилось около 30 югославов, попавших в СССР другими путями, в том числе 20 человек, сражавшихся в рядах советских партизан.

Получив на вооружение новые танки, бригада отправилась на родину, где в апреле 1945 года участвовала в прорыве Сремского фронта и других операциях. В этих боях погибли и получили ранения несколько бойцов, которые раньше воевали в составе советских партизанских отрядов.

Наряду с формированием танковой бригады на территории СССР осуществлялось создание для НОАЮ авиационных полков. Например, в летной школе в Энгельсе было подготовлено 70 человек летного состава.

Из 1-й бригады одна рота была направлена в школу связистов, после окончания которой югославских бойцов отправили самолетом в итальянский город Бари, а оттуда пароходом — на остров Вис. Пройдя там еще один курс обучения, личный состав роты получил назначения в соединения, сражавшиеся в Далмации и Герцеговине.

Война близилась к концу. 9 мая 1945 года фашистская армия капитулировала. Однако в Югославии гитлеровцы оказывали сопротивление вплоть до 15 мая 1945 года. Наконец и в Югославии закончились военные действия и наступил мир.

В результате кровопролитной борьбы враг был разбит. В этой борьбе погибли многие тысячи людей, были уничтожены огромные материальные и культурные ценности. Вскоре в стране были ликвидированы группы местных пособников оккупантов и предателей.

Бойцам пришло время расставаться и возвращаться домой — к своим семьям и близким, к своей работе, прерванной войной. Предстояло восстановить разрушенную страну, заложить фундамент новой жизни.

Насильно мобилизованные рабочие, мобилизованная в хортистскую армию молодежь возвращались домой. Каждый горел желанием с новой энергией приняться за работу.

Одни стали обрабатывать землю, другие вернулись к своим станкам. Все они активно включились в строительство новой жизни.

1

Скоевец — член Союза Коммунистической молодежи Югославии. — Прим. ред.

(обратно)

2

Это название произошло от венгерского слова «мунка» — работа, дело. — Прим. ред.

(обратно)

3

Давай-давай! (Нем.)

(обратно)

4

Джула Киш, доктор экономических наук, в настоящее время живет и работает в Будапеште. — Прим. авт.

(обратно)

5

Велько Влахович был тогда заведующим отделом информации Исполкома Коминтерна. — Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

ВТОРЖЕНИЕ

КРОВАВЫЙ ПИР ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ

СОПРОТИВЛЕНИЕ

НА ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ РАБОТАХ

БАТАЛЬОНЫ НАСИЛЬНО МОБИЛИЗОВАННЫХ РАБОЧИХ «ГДЕ-ТО В РОССИИ»

ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ С ПАРТИЗАНАМИ

В ДЕРЕВНЕ АВРАМОВСКАЯ

НАКОНЕЦ ПАРТИЗАНЫ!

РОЛЬ ТАМАРЫ ШАПОВАЛОВОЙ

УГРОЗЫ

ПЕРЕХОД К ПАРТИЗАНАМ В ОДИНОЧКУ И ГРУППАМИ

В НОЧНОЙ ТИШИНЕ

БЕЗРАССУДСТВО

В ОТРЯДЕ ИМЕНИ СУВОРОВА

ПЕРВАЯ ПОТЕРЯ

ДОСТАВКА ОРУЖИЯ

БУНКЕР В ИЗБЫНЕ

ОКРУЖЕНИЕ

НЕУМОЛИМЫЕ ЗАКОНЫ ВОЙНЫ

МУКУ ВСЕ-ТАКИ ПРИВЕЗЛИ

В МОЗЫРСКОЙ БРИГАДЕ

«ТРУБКА МИРА»

ПОДРЫВ МОСТА

ЗАСТИГЛИ ВРАСПЛОХ

НАГЛЫЙ ГИТЛЕРОВСКИЙ МАЙОР

НЕМЕЦ ИЗ ГАЙДОБРЕ

ПОДВИГ ЖИВЫ САЗДАНИЧА

БОЙ С ТАНКАМИ У ДЕРЕВНИ ЗВИШНЯ

БРИГАДА ИМЕНИ БОЖЕНКО

ПЕРВЫЕ БОИ

ВСТРЕЧА С КОВПАКОМ

ПОД ГУСЕНИЦАМИ ТАНКОВ

ОРДЕН ЗА МИНИРОВАНИЕ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ

ТЕЛЕФОННЫЙ КАБЕЛЬ КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВО...

НАПАДЕНИЕ НА НЕМЕЦКИЙ АВТОБУС

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА НА ДОНУ

НА ТРУДНОЙ И ОПАСНОЙ РАБОТЕ

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ТРУДОВЫЕ БАТАЛЬОНЫ

А ТАМ, ЗА ДОНОМ, — КРАСНАЯ АРМИЯ

РАССТРЕЛ КАЖДОГО ДЕСЯТОГО

ПРОРЫВ ФРОНТА И РАЗГРОМ 2-Й ВЕНГЕРСКОЙ АРМИИ

СМЕРТЬ ПОДСТЕРЕГАЛА...

ПЕРВЫЙ ПОБЕГ К ПАРТИЗАНАМ

НА АВОСЬ

В ДРУГОМ ОБЪЕДИНЕННОМ ОТРЯДЕ

БОЙ С БРОНЕПОЕЗДОМ

482-Я РОТА

ИЗ ДНЕВНИКА НИКОЛЫ ЭНГЛЕРА

ГИБЕЛЬ ПУЛЕМЕТЧИКА МИЛОША

НАПАДЕНИЕ НА НЕМЕЦКИЙ ЭШЕЛОН

НЕПОЛНЫЙ СПИСОК ГЕРОЕВ

СНОВА В ТЫЛУ ВРАГА

ГЕНЕРАЛ МАЛИКОВ О ЮГОСЛАВАХ

МОБИЛИЗАЦИЯ В ХОРТИСТСКУЮ АРМИЮ

В БЕЛОРУССИИ

ИЗ ПАРТИЗАНСКОГО ДНЕВНИКА ЧОНКИЧА

«РЕЛЬСОВАЯ ВОЙНА»

УКРАИНСКИЙ ПАРТИЗАН ДИМИТРИЕ СТЕИЧ

МЛАДЕН ИЗ БАЧКИ-ПАЛАНКИ

ОТЗЫВ

НЕ БОЙСЯ! Я ТОЖЕ ПАРТИЗАН!

НАПАДЕНИЕ НА АЭРОДРОМ

В ПИНСКИХ БОЛОТАХ

СРЕДИ ПОДПОЛЬЩИКОВ

ВЗРЫВ, ПОДОБНЫЙ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЮ

БОЕПРИПАСЫ В СНОПАХ НЕОБМОЛОЧЕННОГО ХЛЕБА

ЮГОСЛАВСКИЕ БРИГАДЫ В БОЯХ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ СТРАНЫ

1-Я ОТДЕЛЬНАЯ ЮГОСЛАВСКАЯ ПЕХОТНАЯ БРИГАДА

2-Я ТАНКОВАЯ БРИГАДА . . . . .

Реклама на сайте