«Рассказы»

Гянджа. Январь 90-го

Рассказ написан на основе

реальных событий.

Все имена и фамилии вымышлены.

— Как так, майор? Две минометные мины похищены, лейтенант Чуйков с тремя проникающими ножевыми ранениями в госпитале! Что за бардак?! — громко кричал полковник на стоящего перед ним майора.

— Товарищ полковник, я только выполнял приказ.

— Какой приказ?! Вы должны были обеспечить разгрузку вагонов, и разгруженные боеприпасы доставить сюда, на склад боеприпасов!

— Я это и сделал. Вот они, — майор указал рукой на стоящие возле склада армейские «УРАЛы».

— Почему лейтенант в госпитале и где две мины?! — все также с надрывом кричал полковник.

— Лейтенант получил ранение при выполнении служебных обязанностей, а мины были похищены во время неразберихи на железнодорожном вокзале.

— Ни хрена не понимаешь ты, майор! Где сейчас мины?!

— Не знаю.

— Зато я знаю! Час назад одна из них взорвалась в центре города, б… Пять раненых!

Майор удивленно и несколько испуганно посмотрел на стоящего рядом с полковником майора милиции:

— Как взорвалась? Диверсия?

— Нет, не расстраивайтесь сильно. Взорвались те, кто похитил мины. Скорее всего, взрыв произошел от неумелого обращения с боеприпасами, — ответил милиционер.

— Но вы сильно не расслабляйтесь, товарищ майор. По этому вопросу будет проведено расследование, — добавил полковник.

— Есть! — ответил майор.

— Сейчас идите разгружайте машины и сдавайте привезенные боеприпасы на склад, а после этого напишите объяснительную записку о происшествии, — уже несколько успокоившись добавил полковник.

— Есть!

— А для начала, не отрываясь от сдачи боеприпасов, поговорите вот с майором милиции Набиевым, — сказав это, полковник развернулся и пошел в сторону казарм.

— Давайте познакомимся? — предложил милиционер, и добавил: — Меня Адыр зовут. Можно просто Эдик.

— Майор Косицын. Валентин, — пожимая протянутую руку, представился майор. Затем, усмехнувшись, добавил: — Можно просто Валик.

— Валик, расскажи, что там произошло?

— Подожди, Эдик. Я сначала своим бойцам задачу по разгрузке поставлю, а потом поговорим. Хорошо?

— А, конечно-конечно! — ответил Набиев.

Майор Косицын пошел в сторону склада боеприпасов, а майор милиции Набиев, закурив, остался его ждать. Склад боеприпасов — это охраняемый военный объект, и посторонним там быть не положено. И пусть даже у тебя на погонах большие и красивые генеральские звезды, но нет допуска на определенный военный объект, тебя туда не пустят. По крайней мере, не должны пускать.

Подойдя к «УРАЛам» Косицын увидел, что его подчиненные уже приступили к разгрузке.

— Александр Петрович, как тут у тебя? — спросил он у старшего прапорщика из своей команды.

— Нормально все, товарищ майор!

— Ты как тут, без меня справишься? Ну, в смысле, чтобы разгрузить и сдать?

— Все сделаем! — ответил старший прапорщик, и добавил: — Смотрю, вас там уже мент ждет?

— Да уж!

— Это по поводу лейтенанта нашего?

— Думаю, не так по лейтенанту, как по поводу мин. Кстати, Александр Петрович, будь готов рассказать, как пропажу обнаружил.

— Да что рассказывать, я уже здесь, в части, когда на кузовах тенты проверять начал, то и увидел, что один тент не зачехлен. А когда в кузов заглянул, один вскрытый ящик в глаза бросился. Ну, я и открыл крышку, а там двух мин не хватает, будь они не ладны…

— Не доглядел ты, Александр Петрович.

— Да как за всем углядишь? Вы же помните, что на вокзале творилось? Стреляют, кричат, камни кидают, лейтенанта вон подрезали… Уезжать оттуда быстро нужно было…

— Помню-помню, Александр Петрович. Сам там был.

— Ну вот. А вы говорите, недоглядел.

— Ладно. Заканчивай здесь. Оформляй бумаги, и бойцов в казарму отправляй. А я пошел.

— Удачи, товарищ майор!

— Спасибо! — ответил майор Косицын, и пошел в сторону ожидавшего его милиционера.

Набиев издалека заметил приближающегося майора, и когда тот подошел достаточно близко, спросил:

— Ну что, Валик, поговорим?

— Поговорим.

— Расскажи, что произошло.

— Произошло… — задумчиво произнес Косицын, и потом добавил: — Все началось с… Знаешь, наверное, только в армии такая ерунда. Ну, вот смотри, пришли на железнодорожную станцию вагоны с боеприпасами для нашей дивизии. А сегодня суббота, выходной день. Железнодорожная станция находится не здесь, в Гяндже, а в Зазалы. Значит, из этих вагонов нужно перегрузить ящики с боеприпасами на машины и перевезти в расположение дивизии. Ящиков много, на одном грузовике не увезешь, поэтому за ними отправилась целая колонна. Прибыли мы на станцию Зазалы, перегрузили боеприпасы в машины. А потом какие-то придурки стали обстреливать нас из охотничьих ружей. Потом стрельба прекратилась, и на вокзал прибежала целая толпа народа, блокируя выезд с вокзала. По нам стали бросать камни и палки. Какая-то сволочь три раза пырнула ножом одного моего лейтенанта, б… В этой суматохе и украли из «УРАЛа» мины.

— Валик, а оружие у вас было?

— Ну, блин, конечно было. Мы же не за навозом поехали, а за боеприпасами.

— Тогда я не совсем понимаю, почему вы не оборонялись?

Косицын посмотрел на милиционера, улыбнулся и произнес:

— Смешной ты мужик, Эдик. Приказ у нас такой: «Огонь не открывать и на провокации не отвечать!»

— Вай! Как это?

— Да вот так! Я же говорю, только у нас в армии такое может быть. Ну, а с другой стороны, если бы мы открыли огонь, то нас обвинили бы в каком-нибудь терроре или организованном расстреле местного населения… Ваши же азербайджанские руководители, и ваши же газеты и обвинили бы… Хотя, знаешь, все уже шло к тому. Я уже был готов отдать приказ открыть огонь, когда лейтенанта Чуйкова подрезали.

— А что сдержало тебя?

— А сдержало меня то, что в последний момент на вокзал приехали ваши джигиты из Народного Фронта. Они были вооружены. Вот они и разогнали эту толпу. А потом помогли нашей колонне выехать с вокзала, и сами лейтенанта моего в госпиталь отвезли, — майор на несколько секунд умолк, а потом задумчиво произнес:

— Только я вот не пойму: зачем нужно было бойцам вашего Народного Фронта помогать нам?

— Значит, были причины, — уклончиво ответил Набиев.

— Честно говоря, Эдик, я даже не подозреваю, что у моего командования сейчас на уме. Ну, в отношении утраты мин.

— Думаю я, что все обойдется. Иди пиши свою объяснительную, а я тебя подожду.

— Зачем?

— Поговорим еще.

— Давай сейчас.

— Нет. Ты иди. Тебя, наверное, уже ждут. Иди пиши объяснительную, а я подожду.

— Ладно. Жди.

Майор Косицын зашел в штаб. Минут двадцать ему понадобилось, чтобы написать объяснительную записку и передать ее начальнику штаба. Затем он сдал пистолет дежурному по части и вышел.

Около двери штаба, уже подняв воротник форменной милицейской куртки, и пританцовывая от холода, его ждал майор милиции Набиев:

— Валик, в помещении теплее, чем тут. Все-таки не май месяц.

— Ну, извини, как управился… — пожал плечами Косицын.

Набиев достал из кармана пачку сигарет, вытащил из нее две штуки и одну протянул Косицыну. Закурили.

— Валик, если ты поступал правильно, по приказу, то почему полковник так кричал?

— Что сказать тебе… — выпуская изо рта дым, проговорил майор, и после добавил: — Уже десять дней, то офицера или солдата в городе изобьют, то по военным машинам камни бросают… А два дня назад служебный «УАЗик» этого полковника местные хулиганы превратили в большой кусок металлолома. Так что полковник сам пока не знает, как правильно реагировать на сложившуюся ситуацию. Вот придут указания сверху, тогда все станет на свои места. А пока он просто перестраховывается.

— Да, трудное время сейчас. Неделю назад у нас тоже погибли четыре милиционера, а двое в больнице с огнестрельными ранениями лежат.

— Да ну? — удивился Косицын.

— Да, Валик. Капитан в голову ранен, а старший лейтенант в спину.

— Жаль мужиков.

— Конечно, жаль. Капитана залечат, а вот старший лейтенант так и останется в инвалидном кресле.

Майор Косицын выбросил в урну окурок.

Майор милиции Набиев сделал еще одну затяжку, тоже отправил свой окурок в урну, а затем продолжил:

— Знаешь, Валик, эти двое рассказывали, что стреляли по ним люди, одетые в форму солдат Советской Армии.

Косицын удивленно посмотрел на милиционера:

— Уточни. Стреляли солдаты или просто люди одетые в военную форму?

Набиев прикурил еще одну сигарету, и ответил:

— Это боевики. Подготовку они проходят в Горисском районе Армении, где-то у поселков Корнидзор и Тех. А потом в военной форме приходят в азербайджанские села, убивают людей и устраивают пожары.

— Это для того, чтобы Армию во всем обвинить?

— Да. И еще для того, чтобы спровоцировать нападения азербайджанцев на военных. Ну, как сегодня на вокзале…

— Подожди. В таком случае, Народный Фронт…

— А Народный Фронт Азербайджана сегодня это сделать не позволил, — перебил милиционер.

— Так ты хочешь сказать, что Народный Фронт Азербайджана друг Советской Армии?

— На это предположение Набиев ухмыльнулся:

— Им тоже оружие нужно.

— Что ты имеешь в виду?

— Им нужно оружие, чтобы с армянами воевать. И они оружие понемногу себе добывают.

— Ну, — выказал свое нетерпение Косицын, на секунду умолкшему, милиционеру.

— Если бы сегодня разворовали твою колонну с боеприпасами, то уже к вечеру по всему городу и вы, и мы устроили бы шмон. И тогда больше всего пострадал бы Народный Фронт…

— Потому что у НФА где-то в городе спрятано оружие, — закончил фразу Косицын.

— Да.

— Но все-таки, две мины украдены, и лейтенант ранен, — констатировал майор.

— Это толпа, Валик. Лейтенанта твоего жалко. Но он, дай бог, поправится. А мины… Одна уже нашлась…

— Взорвалась, — уточнил Косицын.

— Да, взорвалась. А значит, искать ее уже не надо. А скоро, я думаю, и вторая найдется.

— Тоже взорвется?

— Найдется! — утвердительно ответил Набиев.

— Косицын тяжело вздохнул.

— Все будет у тебя хорошо, Валик, — поддержал майора милиционер.

— Спасибо на добром слове.

— До свидания, Валик, — Набиев протянул руку.

— Бывай, Эдик!

Майор милиции Набиев вышел через КПП на улицу, и отправился по своим делам.

Майор Косицын выкурил в одиночестве сигарету, и тоже вышел с территории части.

Сильный порыв холодного январского ветра дунул в лицо. Майор поднял воротник в бушлате, и быстро пошел в сторону военного жилого городка.

Сразу в жилой городок ему попасть не удалось потому, что тот был оцеплен вооруженными дубинками десантниками.

— Вы куда? — спросил его капитан-десантник.

— Домой, — ответил Косицын.

— Вы из дивизии? — кивнул головой в сторону КПП капитан.

— Да. А здесь живу.

— Пожалуйста, подождите немного тут.

— А что случилось?

— Да толпа местных джигитов ворвалась в жилой городок, и стала бить окна. Даже пытались заложников брать.

— Б… — сказал все, что смог сказать, Косицын.

— Не волнуйтесь. Мы своевременно сюда примчались, толпу разогнали и порядок навели.

— Много их было?

— Джигитов? Да человек триста.

— А сейчас что?

— А сейчас загрузим в «УРАЛы» тех, кого задержали. Потом передадим городок под охрану вашей пехоте, и отвалим.

— Ясно.

Десантники оперативно грузили задержанных в машины. Одним помогали забраться в кузов, а других, тех, кто упирался и не хотел делать это самостоятельно, брали одновременно за руки и ноги, и забрасывали через борт. Задержанных было немного, человек двадцать, поэтому погрузка закончилась быстро.

Потом приехали пехотинцы, и приняли жилой городок под свою охрану…

Майор Косицын стоял и думал о том, когда же закончатся эти беспорядки. Может уже все? Может уже завтра?

Но на следующий день спокойней не стало. Может, только происшествий с военными было меньше. Всего одно. Солдат отправился на Главпочтамт за письмами и газетами для части. По дороге его встретили четверо местных джигитов и стали бить… Солдат защищался… Как мог защищался. Оружия у него не было. Не положено носить оружие в мирное время. Поэтому защищался он голыми руками… В процессе драки его несколько раз ударили ножом… Он выжил… Бронежилет спас…

Как и говорил майор милиции Набиев, майор Косицын отделался «легким испугом». Написал с десяток объяснительных в разные инстанции, и со временем офицера оставили в покое.

В одном ошибся Набиев. Вторая мина не нашлась, и не взорвалась. Хотя, скорее всего, взорвалась, но позже, и не в Гяндже, а в каком-нибудь армянском, а может быть азербайджанском населенном пункте.

Сам же майор милиции Набиев погиб в одном из азербайджанских сел при отражении нападения боевиков — лже-солдат Советской Армии.

Ноябрь 2002 г.

Хаос

Рассказ написан на основе воспоминаний Игоря Водопьянова, офицера служившего в 1981-90 гг. в школе младших авиационных специалистов в Азербайджанской ССР, город Кусары.

В течении восьми с половиной лет довелось мне служить в Закавказском военном округе, в 51-ой ВАШМ. ВАШМ — это военная авиационная школа механиков. Готовили мы там механиков — солдат и сержантов. Пройдя курс обучения, бойцы разъезжались по воинским частям. А нам опять присылали призывников, и мы их обучали. Ну что сказать — просто учебка. Находилась она в Азербайджане в городе Кусары.

Любопытно то, что в азербайджанском языке буквы «К» и «Г» в некоторых моментах произносятся одинаково. И город Кусары на азербайджанском звучит, как Гусары. Вот нас в шутку и начали называть гусарами. Хотя, какие мы гусары?! Мы шампанское по утрам не пьём… Да и они никогда не сталкивались с Советской преступной бесхозяйственностью. Их генералы за спинами чужими не прятались и от ответственности не уходили, а если и поступали так, то на дуэли — пулю в лоб… Наши же генералы, как правило, предпочитают отмолчаться. Пусть другие решения принимают, а они, генералы в сторонке подождут. Кто решение принял — тот ответственность и несёт. А генерал в стороне… Конечно, из этого правила есть и исключения, но настоящие боевые генералы, способные самостоятельно принимать разумные решения, в Советской Армии были в меньшинстве…

Осенью 1989 года пришёл приказ из вышестоящего штаба о расформировании нашей части. Приказ этот был не просто так отдан, всему было объяснение. В Закавказье было неспокойно. То тут, то там происходили нападения на воинские части, захват оружия и техники, массовые беспорядки в Сумгаите, Ереване, Кировабаде (Гяндже), Нахичевани, Баку. В Карабахе уже периодически велись перестрелки между азербайджанцами и армянами, иногда и военным доставалось.

Здесь, в Кусары основным населением были лезгины. Пока открыто они ещё ни против кого не выступали, но всё равно, подстрекаемые азербайджанцами, старались при любом удобном случае завладеть каким-либо оружием. Одним словом, опасность нападения на часть аборигенами была.

Не знаю, только ли этими доводами обходилось вышестоящее командование или были ещё причины, но приказ поступил конкретный и однозначный: 51-ю ВАШМ — расформировать!

Согласно этого приказу всё стрелковое оружие: автоматы и пистолеты, мы должны были передать на склады в Тбилиси, а имеющиеся в наличии патроны уничтожить. Уничтожить — значит расстрелять.

Из Тбилиси стали прилетать вертолёты. Мы грузили в них ящики с оружием, и «вертушки» улетали. Причём, что интересно, садились «вертушки» на стадионе части, так как ни аэродрома, ни своей взлётной полосы у нас не было.

Однажды вызвал меня подполковник — командир части, и приказал возглавить группу по уничтожению боеприпасов. На выполнение задачи было отведено три дня. В группу эту входили три капитана: я и ещё двое. У одного офицера была своя легковая машина. Вот на ней мы и ездили за пределы города в горы выполнять приказ. Грузили в багажник цинки с патронами, магазины и восемь АКМ, а один снаряженный автомат во время поездки был у меня в руках. Всё это делалось с целью безопасности.

Ну, во-первых, посылать на такое задание военную машину — значит, с самого начала привлекать к этому мероприятию внимание местного населения. А реакция местных лезгин и азербайджанцев могла бы стать для нас катастрофической. А, во-вторых, даже если аборигены всё-таки попытаются нас остановить, то у меня в руках автомат, и не всё для них будет так просто… Но риск, конечно, был сильный.

Отъезжали мы от города примерно на шесть километров, и там, в горах расстилали на земле плащ-палатки, чтоб отстрелянные гильзы в них падали, и начинали стрельбу. И вот так, в течении четырёх — четырёх с половиной часов мы выстреливали всё, что привозили с собой. Каждый АКМ без проблем, не останавливаясь, отстреливал два магазина патронов, а на третьем начинал «плеваться», и пули, вылетевшие из его ствола, падали всего лишь в десятке метров. Конечно, АКМ — автомат хороший, но мы фактически «насиловали» его, выстреливая каждый магазин одной длинной непрекращающейся очередью. Ствол АКМа нагревался, поэтому, отстреляв два магазина, мы откладывали автомат в сторону, и брали другой, а затем — третий… И так по кругу, с недолгими перерывами, ну для того, чтобы магазины патронами снарядить.

Отстреляв все боеприпасы, что привезли с собой, мы связывали плащ-палатки с гильзами, складывали их вместе с автоматами в багажник машины, и уезжали в часть.

Стрельба в горах непрерывными очередями, сопровождающаяся многоголосым эхом, это вам не на стрельбище по три патрона выстреливать. После первого же дня было такое ощущение, будто я оглох. И вечером, вернувшись домой, я смотрел на свою жену, видел как она шевелит губами, но не слышал ни единого слова. В ушах сплошной гул…

На второй день перед началом стрельбы мы засунули в уши вату…

Короче говоря, мы выполнили приказ командира, и к концу третьего дня все стрелковые боеприпасы в части были израсходованы.

Через несколько дней на очередной «вертушке» была отправлена последняя партия оружия. После этого убыли в другие части сержанты и солдаты срочной службы. Все офицеры получили на руки предписания к новым местам службы, и постепенно начали разъезжаться.

Всё было — бы ничего, только не решался вопрос с самолётами, которые в части были. Да, взлётной полосы в части не было — это факт. А самолёты были. Стояли они на учебной площадке. Самолётов было не очень много, и не все они были готовы в любую секунду выполнять боевую задачу, но всё-таки это были неплохие самолёты. Судите сами: Л-29, Л-29 «Дельфин», Л-39 «Альбатрос», Су-15, Су-15-ТМ, МиГ-19, МиГ-21, МиГ-25. И каждого наименования по две — три штуки.

Ещё начиная с августа 1989 года, когда стало известно о расформировании нашей части, командир «висел» на телефоне, неоднократно ездил в Тбилиси, пытаясь добиться какого-нибудь решения от вышестоящего начальства. Но «полководцы» молчали. Решение по этому вопросу никто не хотел принимать.

Время шло. Офицеры из части разъезжались к новым местам службы. Осталось нас в части человек пятнадцать офицеров. А прапорщики не в счёт, потому что все прапорщики были местные: лезгины и азербайджанцы. В этот период единственное, чем успешно занимались прапорщики, так это тем, что ежедневно разворовывали жилищно-казарменный фонд части. Воровали всё: стулья, столы, оконные рамы, двери… А как было этот процесс остановить, ведь стрелкового оружия в части нет? Приказы и уговоры не действовали.

В этом хаосе дошло до того, что дежурный по части заступал на дежурство с охотничьим ружьём! И это ещё хорошо, что три наших офицера были заядлыми охотниками и ружья имели…

Наступил ноябрь… А начальство молчало. Уже несколько раз аборигены стреляли из автоматического оружия в воздух около КПП части. В этой ситуации всё могло произойти, и произойти в любую минуту. Нет ничего страшнее опасности, которую ты не видишь, но чувствуешь её приближение…

И в конце ноября командир части, на свой страх и риск, принял решение.

Решение заключалось в следующем. Для того чтобы самолёты не достались местным бандитам, их нужно было привести в полную негодность. Как это сделать? Элементарно!

При помощи тягачей и грузовых машин мы подтаскивали самолёты к обрыву у реки Кусар-Чай, и сбрасывали их вниз. Падая с обрыва, самолёты разбивались. Высокий был обрыв.

Местное население растаскивало обломки самолёта за два дня. Кому-то топливный насос под собственный колодец был необходим, а другому топливный бак под летний душ… В общем бандформированиям наши самолёты не достались.

Как-то в декабре на территорию части въехал грузовик, в кузове которого сидели вооружённые джигиты с зелёными повязками на головах. Они только рассмеялись, увидев капитана — дежурного по части с охотничьим ружьём, а потом уехали. А что у нас взять? Нет у нас ничего, ни оружия, ни самолётов. Есть только штаб, да казармы без окон и дверей.

Не знаю, что было дальше. В январе 1990 года я уехал к новому месту службы.

Март 2002 г.

ГШ-23

Рассказ написан на основе воспоминаний Сергея Бублика, офицера служившего

в 1991-92 гг. в Гянджинском (Кировабадском) полку военно-транспортной авиации.

Ну, все! Вывод войск. Дождались! Так и хочется прокричать троекратное ура!.. Нет, совсем нет, не буду утверждать, что служить в Закавказье плохо. Воздух отличный, без особых химических добавок. Природа и архитектура как в старинной восточной сказке. Да и народ, в принципе, гостеприимный. Вот только каким-то дебилам не хочется спокойно жить. Берут эти «гоблины» в руки оружие и все силы тратят на поиски поводов пострелять.

А началось-то все с чего? Когда-то, кто-то кого-то обидел, то ли армянин азербайджанца, то ли азербайджанец армянина. А тот, кого обидели, начал мстить, но мстить немного больше, чем обидели его самого. А бывший обидчик возмутился и тоже принялся мстить бывшему обиженному, а нынче уже своему обидчику. Ну, и пошло поехало… С применением различного оружия…

Советский Союз уже год, как развалился. На всей его бывшей территории уже делится все, что можно поделить, а мы продолжаем служить Родине.

Родине служить нужно! Но хочется на родине служить. А наша родина не здесь, в Гяндже, а совсем даже за пределами Закавказья.

Ну, ладно уже, хватит софистики. Нужно готовить «борты» к выводу в Россию.

Но как ни крути, а тревожные воспоминания в голову лезут.

Помнится, был такой случай. Собрались как-то мы с двумя такими же как я молодыми лейтенантами позвонить домой. Ну а как же, родители дома находятся в постоянном волнении за своих сыновей. Родителей нужно успокоить, сказать, что все у нас хорошо и мирно. Пусть лучше думают так…

С этой вот целью мы и отправились на переговорный пункт. Заняли очередь, стоим, ждем… Вдруг в помещение вваливается толпа местных аборигенов, человек так пятнадцать. Посмотрели по сторонам, а увидев нас, не задумываясь подошли.

Мы были без оружия. А какое оружие, день — мир…

Так вот, подошли они, и начали растаскивать нас по разным углам. У некоторых из этих дебилов в руках ножи появились. Мы уже драться приготовились. А они что-то кричат на своем языке…

И тут на переговорный пункт входят три десантника. Один старший лейтенант и два солдата с ним. Аборигены, увидев десантников, немного замешкались…

Старлей что-то шепнул на ухо одному солдату, и тот выбежал из помещения на улицу. Местные начали саркастически улыбаться и опять схватились за ножи. В дальнем углу уже начали бить одного нашего лейтенанта. Он пытался отмахиваться…

И тут, выломав входную дверь, ворвались в переговорный пункт человек двадцать десантников. Что там началось!.. Этим местным мусульманским «героям» сразу стало очень стыдно за содеянное. Но раскаиваться они стали позже, одевая гипсовые повязки на различные части тела, и вытирая от крови расквашенные носы…

Как потом выяснилось, десантники ехали на машине ЗИЛ-131 к себе в часть, но двоим бойцам нужно было позвонить домой. Они попросили об этом своего командира, и старлей согласился дать им возможность позвонить. Они подъехали к переговорному пункту. А дальше вы уже знаете…

Счастливая случайность!..

А вот еще один случай.

В Гяндже был целый район, где проживали армяне. Азербайджанцам это не нравилось. Причем, думается, им не нравились не столько сами армяне, сколько то, что они занимают целый район в городе. Ведь армян можно выселить, а самим поселиться в их домах. А для того, чтобы армяне уехали, нужно создать им невыносимые для дальнейшей жизни условия. А как это сделать? Проще всего устроить погром…

Ну и вот нас из части стали посылать в этот район для патрулирования. Причем, оружие не давали, а были в руках только дубинки.

Однажды и я заступил на такое дежурство. В патруле нас трое — два лейтенанта и один солдат. Ходим, патрулируем, охраняем армян. Вдруг из-за угла выбегают человек сто азербайджанцев, и как спринтеры несутся на нас… Куда там охранять порядок, тут и слово сказать не успеешь, как эта толпа просто раздавит к чертовой матери… Что делать?.. Ну, встали мы под стеночку дома, пусть пробегут марафонцы… Стоим, смотрим… А они несутся, не обращая на нас никакого внимания как будто у всех задницы скипидаром облиты. Мы стоим и только удивляемся, куда это можно так спешить? А потом поняли, что они бегут не куда, а от кого…

За этой толпой бежала рота десантников с саперными лопатками в руках. Да, видно сильно достали эти «гоблины» десантников. А десантники — народ своеобразный, их лучше не дразнить. Тем более что эта дивизия в Гянджу из Афганистана прибыла…

Время проходит, и отдельные детали забываются, а события воспринимаются совсем по-другому…

Кстати, о событиях. Средства массовой информации меня просто поражали в то время. Когда вокруг творились безобразия, они молчали, а когда журналисту разрешали что-то сказать, то он «высасывал» сенсацию просто из ниоткуда.

Как-то вечером сидим мы в офицерском общежитии, коньяк попиваем. О! Коньяк в Азербайджане был практически везде, недорогой и довольно-таки неплохой. Сидим, значит, выпиваем и телевизор смотрим. И тут по телевизору на всю страну сообщают, что в Гяндже идут бои, и не где-нибудь, а в жилом городке нашего авиационного полка. Здорово! Бои идут, а мы выстрелов не слышим. Может мы совсем… оглохли от этого коньяка?

Вышли из общежития. Посмотрели по сторонам. Нет, все тихо…

Да уж, трепаться — не мешки ворочать… Журналисты тоже кушать хотят, ну, пусть поговорят… Хотя лучше бы обращали внимание на то, как армия разворовывается.

Помнится, случай такой был.

Стоял как-то на регламенте один наш самолет. Регламент, чтоб понятней было, это техническое обслуживание, которое непосредственно в части производится. Так вот, стоял он там несколько дней, а потом в один прекрасный день исчезла с него пушка ГШ-23.

Около месяца ее искали, но найти так и не смогли. И вот что интересно, крепится эта пушка особым способом, также и снимается. Снять ее и вывезти за пределы части за пару часов посторонний не смог бы. Значит, это сделал кто-то свой. Местных прапорщиков, азербайджанцев, в полку много. Подозрение, конечно, в первую очередь пало на них, но доказать ничего не удалось. Поэтому был просто уволен из рядов Вооруженных Сил капитан, начальник группы регламента.

А через несколько месяцев рассказывали, что азербайджанские боевики прикрепили пушку в кузове грузового автомобиля и так возили ее, периодически обстреливая армянские села.

Да, много всего было…

Наш ИЛ-76 оторвался от земли… Все! В Россию!

А на аэродроме остались десантники со своими БМД, прикрывая вывод нашего полка.

Июнь 2001 г.

Трибунал!

Закавказье 1992-й год.

Очень трудно понять человека, если он пытается объяснить вам то, в чём сам практически ничего не понимает, но, делая умное выражение лица, старается внушить вам, что вы дилетант. Особенно остро воспринимается это, когда перед вами ваш начальник. По армейским законам: начальник всегда прав! Следовательно, он умней и опытнее любого своего подчинённого. Но всегда — ли это так?

Полковник — проверяющий сидел за столом в кабинете командира части и, высокомерно смотря на стоящего перед ним капитана, проговорил:

— Почему, товарищ капитан, из вашего подразделения дезертировали солдаты?

— Случилось так, товарищ полковник.

— Это не ответ, капитан! — повысив голос, проговорил полковник.

— Но ведь… — начал было отвечать капитан, но полковник его перебил:

— Что, но ведь? Что вы мямлите, как мальчишка? Отвечайте!

— Товарищ полковник, здесь у нас в Карабахе — «горячая точка», так сказать. Вот некоторые бойцы и не выдержали, домой убежали.

— Что вы тут передо мной дурака валяете? Знаю я, что здесь происходит. Вы ответьте, почему ваши солдаты убегают? Какие меры принимаете вы лично?

— Товарищ полковник, солдаты сбежали позавчера. Вчера мы всех троих отловили и доставили в часть.

— Отловили? Вы что охотник? — саркастически произнёс проверяющий.

— Возможно, я не совсем правильно выразился, но суть в том, что все солдаты моего подразделения находятся на территории части.

— Это хорошо! Но это не освобождает вас от ответственности! — привстав со стула, прокричал полковник.

Затем, успокоившись, проверяющий сев обратно на стул, проговорил:

— Мы будем рассматривать вопрос о вашем соответствии занимаемой должности командира роты. А лично я думаю, что вам не место в Вооружённых Силах. Что молчите?

— Есть! — ответил капитан.

— Что, есть? — переспросил полковник.

— Не понял ваш вопрос, — удивился капитан.

Полковник выдвинул вперёд нижнюю челюсть и громко произнёс:

— Вы плохой офицер, раз не можете удержать в части своих солдат!

Капитан набрал в лёгкие воздух и тяжело выдохнул.

— Что вздыхаете, капитан?

— Товарищ полковник, мои солдаты действительно предприняли попытку дезертировать, но сейчас они на месте, в казарме. А вы знаете, что сейчас творится? Советский Союз распадается на куски! И я думаю, что солдаты будут бежать к себе на родину. Внутренние войска уже ушли отсюда. А мы тут торчим, как не знаю кто и зачем. Никаких приказов определённых нам не дают. Что мы тут делаем? Вы сами, хоть знаете?

— Вы провокатор, капитан! — грозно прокричал полковник.

— Да, не провокатор я. Я просто понять хочу!

— Закройте рот и молчите, капитан! — прокричал проверяющий.

В их разговор вмешался, до этого молча сидевший в углу кабинета, подполковник — командир части:

— Знаете, товарищ полковник, капитан во многом прав. Нет, конечно, очень плохо, что солдаты пытаются дезертировать. Но что мы тут делаем вообще?

— У вас есть приказ, товарищ подполковник, вот и выполняйте! — ответил проверяющий.

— В том — то и дело, что приказов нет вообще никаких, — спокойно проговорил командир части.

— Значит, будут! — парировал проверяющий.

— Дату не уточните? — спросил подполковник.

— Не валяйте дурака, подполковник!

— По вашему мнению, мы тут все дурака валяем?

— Да вы что? Совсем охренели здесь? — истерически прокричал проверяющий.

— Возможно, в вашем понимании мы тут действительно охренели. А как не охренеть, когда в нашу сторону местное население бросает камни, когда через день обстреливают наши караулы? А мы при этом не имеем права открывать ответный огонь! А если и открываем его в целях обороны охраняемых объектов, то отчитываемся перед армейским начальством за каждый произведённый выстрел! И вот вы приехали из Москвы. Мы сначала обрадовались вашему приезду, думая, что вот-вот что-то определиться. А получилось что? Конкретных приказов вы не привезли, а какие-то «разборы полётов» учиняете, унижая моих боевых офицеров. Я не побоюсь этого слова — боевых офицеров! — на одном дыхании проговорил командир части.

— Ну, всё, подполковник, стройте на плацу личный состав части! — приказал проверяющий.

Когда через двадцать минут был построен весь, не находящийся на боевом дежурстве, личный состав части, полковник — проверяющий произнёс речь:

— Товарищи сержанты и солдаты! Проходя службу в Вооружённых Силах Союза Советских Социалистических Республик, вы выполняете почётную обязанность и свой конституционный долг! Поэтому, любой из вас, кто самовольно покинет территорию части, автоматически считается дезертиром. Каждый дезертир подлежит суду Военного Трибунала! Я вам это обещаю! Всем всё ясно?

Строй дружно ответил:

— Так точно!!!

После построения командир части подошёл к проверяющему:

— Думаю, зря вы, товарищ полковник, пригрозили бойцам трибуналом.

— Почему?! Они присягу принимали, значит, и отвечать за дезертирство перед трибуналом будут!

— Они присягу СССР давали, а такого государства уже нет. А если кто-то и убежит, то найти беглеца в независимой Молдове, Узбекистане или Таджикистане будет просто невозможно.

— Ничего, всех достанем! — самоуверенно произнёс полковник.

— Хм! — улыбнулся командир части.

Проверяющий, злобно взглянув на подполковника, сказал:

— Мне пора ехать. Пришлите к штабу мою машину!

Командир отдал соответствующее распоряжение прапорщику — дежурному по автопарку, и пошёл следом за полковником к штабу воинской части. Подойдя к штабу, они стояли молча, думая каждый о своём.

Через пятнадцать минут к ним подошёл дежурный по автопарку и доложил, что ни УАЗика проверяющего, ни солдата-водителя нет, ни в автопарке, ни вообще в части.

— Как нет? — удивился полковник.

— Он, товарищ полковник, заправил машину горючим, — ответил прапорщик и, смотря полковнику в глаза, добавил: — Ну, по вашему приказу…

— Да-да, не заостряйте внимание, — перебил его проверяющий.

— Ну, и выехал из части через разрушенный участок ограждения в то время, когда на плацу построение было, — закончил прапорщик.

— Это что за дыра в заборе? — уже на повышенных тонах поинтересовался полковник у командира части.

— Вчера вечером кто-то из местных произвёл подрыв участка внешнего ограждения.

— Почему не восстанавливаете?

— Восстанавливаем, товарищ полковник. Сегодня, как раз, там солдаты работали, но по вашему приказу было построение всего личного состава на плацу. Там же, на построении была и эта ремонтная команда, — ответил командир.

— Ладно, приедет мой водитель. Может, за сигаретами поехал, — задумчиво произнёс полковник.

— Товарищ полковник, а кто ваш водитель по национальности? — спросил подполковник — командир части.

— Азербайджанец, — ответил проверяющий.

— Ну, тогда, думаю, не стоит его ждать!

— Почему?!

— Дома он уже.

— Как дома?!

— Он азербайджанец, а Азербайджан его родина. Вот, попав на родину, он и дезертировал, — ответил командир части.

— Что вы, подполковник, такое говорите? Этот азербайджанец хороший солдат, и сам напросился со мной в командировку!

— Для чего?

Лицо полковника постепенно стало приобретать серый оттенок, глаза округлились, и первое, что он злобно прокричал, было:

— Трибунал!!!

Апрель 2002 г.

Проверка

Рассказ написан на основе воспоминаний Виктора Мончаковского,

офицера служившего в 1991-92 гг. на складе инженерных боеприпасов

в Закавказском Военном округе, город Сагареджо.

В Закавказском Военном округе довелось мне служить недолго — около года. Прибыл я в свою часть — окружной склад инженерных боеприпасов, который располагался недалеко от Тбилиси в грузинском городе Сагареджо, в начале августа 1991-го года. Через неделю после моего прибытия в части, впрочем, как и во всём Закавказском округе, было введено чрезвычайное положение. Происходило это в тот период, когда в Москве был образован Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению. В Советском Союзе было принято любое название сокращать до аббревиатуры. Вот в свете такой традиции и этот комитет стали называть ГКЧП.

ГКЧП просуществовал три дня. А потом Президент СССР объявил его вне Закона. Но чрезвычайное положение в Закавказье — хоть вводи его, хоть отменяй — все равно оставалось. В нашей части периодически вводили повышенную боевую готовность, а через некоторое время отменяли, для того чтобы спустя некоторое время вновь ввести. Вот мы и ходили то с оружием, то без него.

У нас, в Сагареджо было спокойно. Местное население не предпринимало против нас каких-либо враждебных действий. Но этого нельзя было сказать о Закавказье в целом. В Карабахе шло открытое вооружённое противостояние между армянами и азербайджанцами, периодически совершались нападения на воинские части на территориях Азербайджана и Армении, совершались диверсии, брались заложники… В Южной Осетии грузины периодически стреляли в осетин, и осетины отвечали им тем же…

Такое положение продолжалось до конца 91-го года. А с началом 1992 года участились случаи захвата воинских частей 4-й Общевойсковой армии, расположенной в Азербайджане. Захват части — это, соответственно, захват всего оружия и имущества находящегося в части. Иногда это происходило не без людских потерь.

Вот тогда было принято решение о выводе всех воинских частей 23-й мотострелковой дивизии, которые дислоцировались в НКР и прилегающих к республике районах Азербайджана в Гянджу, где находился штаб этой дивизии.

В марте 1992-го года меня вызвали в Тбилиси в инженерное управление округа и приказали немедленно вылетать в Гянджу для проверки наличия инженерного имущества 23-й МСД.

В этот же день я и ещё один капитан сели в вертолёт. И Ми-8 прямо из Тбилиси полетел в Гянджу…

К тому времени все воинские части 23-й дивизии «разбросанные» по всему Азербайджану уже были собраны в Гяндже. Каждая воинская часть, прибывшая из места своей постоянной дислокации, будь то полк или отдельный батальон, составляла акты на списание инженерного имущества и отправляла их в штаб Закавказского Военного округа. Акты же, присланные в штаб округа, порой, были составлены не правильно, и списывалось по ним имущества больше того, чем должно было быть списано. Тут был ещё один любопытный момент — некоторые акты носили название: «Акт списания имущества утраченного при захвате». Но согласно соответствующим приказам, такое название приемлемо лишь для актов тех воинских частей, которые официально считаются захваченными. И даже если в каком-нибудь полку действительно было захвачено определённое имущество, пусть даже с боем, но этот полк официально не считается захваченным, то списание утраченного имущества на основании таких актов будет считаться незаконным. Конечно, списать такое имущество можно, но на основании совсем других актов. Нюансы, нюансы… Бюрократия? Согласен!.. Но вот такие моменты мы и ехали проверять. Нет-нет, не наказывать и делать определённые оргвыводы, не доросли мы капитаны до этого, а просто проверять наличие числящегося имущества и сверять количество списанного с тем, что должно быть списано.

…Ми-8 приземлился на военном аэродроме 104-й Воздушно-десантной дивизии, и оттуда мы добрались в штаб 23-й МСД. В принципе это не далеко…

У входа в штаб стояло несколько офицеров, но я чётко знал к кому обратиться. Я подошёл к подполковнику — НИС (начальнику инженерной службы) дивизии, и чётко доложил:

— Здравия желаю, товарищ комбат! Командир сапёрного взвода, старший лейтенант Мончаковский!

— Витя! — заулыбался НИС дивизии, и крепко пожал мне руку.

— Да, Юрий Григорьевич, я!

— Живой чёрт! — всё также улыбаясь, проговорил НИС.

— А куда мы денемся?! — улыбнулся я в ответ.

— Да и не старший лейтенант ты, а капитан!

— Время идёт. Уж четыре года прошло, как мы в последний раз виделись.

— Слушай, а чего ты здесь? — спросил мой бывший комбат.

— С проверкой я, Юрий Григорьевич.

— Хорошо. Ну, тогда пошли, — подмигнув, проговорил НИС.

— Приказ ясен, товарищ комбат! Только сначала вашему комдиву я должен о прибытии доложить.

— Генерал знает, Витя, о вашем приезде, но сейчас здесь нет его. Выехал из территории.

— Но, всё-таки…

— Не переживай. Он мне поручил встретить вас. Так что, за мной! — перебил меня НИС.

— Есть! Только я не один.

— А кто ещё?

— А вот капитан, — указал я на прибывшего со мной офицера.

— Знаешь его?

— Не совсем.

НИС внимательно посмотрел на курящего метрах в десяти капитана, и произнёс:

— Забирай его и пошли!

— Ясно.

Мы втроём направились в направлении штаба. По дороге НИС подхватил под руку какого-то подполковника, и так уже вчетвером мы вошли в штаб. Дойдя по недлинному коридору к двери с надписью: «Начальник инженерной службы», НИС достал из кармана связку с ключами и открыл дверь.

— Входите! — громко сказал он.

Мы вошли в его кабинет.

— Что стоите, как лейтенанты перед первой звиздюлиной? Проходите и садитесь!

— Присаживайтесь хлопчики, поужинаем, — сказал, уже сидевший за столом второй подполковник.

Пока мы рассаживались, Юрий Григорьевич открыл настенный сейф, вынул оттуда две литровые пластиковые бутылки с коньяком, четыре солдатские эмалированные кружки, закуску и разложил всё это на столе.

Мы выпили за встречу, потом за удачу. Третью кружку пили стоя и молча. Третий — это святой тост. Он о тех, кого с нами нет и уже не будет, о людях до конца выполнивших свой долг, о тех, кто погиб и больше не увидит свет солнца, о тех… Третий тост очень объёмен и поэтому его пьют молча.

У нас с Юрием Григорьевичем было, кого и что вспомнить. Подполковник Григорьев Ю.Г. был моим первым комбатом в Афганистане.

Потом мы пили за наш сапёрный батальон в Кундузе. Потом пили, рассказывая о своей службе после Афганистана. После того, как закончился коньяк в этих двух бутылках, Григорьев достал из сейфа третью, такую же литровую бутылку. «Приговорили» и её…

Утром все, вместе похмелившись, ну чтоб голова не болела, мы принялись за работу. Причём, когда ещё похмелялись, я заметил:

— Юрий Григорьевич, вчера ты все пустые пластиковые бутылки в сейф положил. Сейф при мне на ключ запер, а кабинет свой закрыл и опечатал. И сегодня мы вместе в кабинет входили, а бутылки уже опять коньяком наполнены. Ты как факир!

— Кто как умеет, Витя! — весело проговорил НИС дивизии, и добавил: — Кстати, как коньячок?

— Весьма приличный.

— Ну, тогда вечером повторим.

— Вопросов нет!

Мы приступили к работе. Проверяли книги учёта воинских частей, акты на списание и наличие имущества…

Вечером мы опять и с тем же успехом ужинали в кабинете Григорьева… Утром «восстанавливали силы» и опять работа… И опять ужин… И так несколько дней.

Работали мы быстро и согласованно, и в конечном итоге проверили во всех прибывших в дивизию частях всё инженерное имущество. Выходило следующее. Всё числящееся имущество было в наличии, а на то что недоставало — были акты списания. Оставался, неясен только один вопрос, возможно из того, что было списано, что-то было украдено должностными лицами и продано. Но заниматься этим, мы не имеем полномочий. Это работа для особистов.

При проверке актов списания меня больше всего удивили акты 366-го мотострелкового полка. В этих актах на списание было включено практически всё инженерное имущество части. Да, я знал, что полк этот дислоцировался раньше в Степанакерте. Я знал также, что полк был блокирован боевиками в горах Карабаха, и что вывести его удалось только при помощи десантников из 104-й ВДД. Но я никак не мог понять, каким образом было списано всё инженерное имущество полка, в том числе и несколько приспособлений для подводного плавания, акваланги и прочее водолазное снаряжение.

На мои вопросы Юрий Григорьевич отвечал:

— Да, я и сам, Витя, толком не пойму. Хотя, знаешь, из трёхсот пятидесяти имеющихся в наличии человек выведены были только сто восемьдесят, а остальные остались служить в Карабахе в Освободительной Армии Арцаха. Говорят, платят им там хорошо. Но я это только слышал, а точно не знаю. Ну, а с другой стороны, знаешь, что там было ещё пару месяцев назад?

— Слышал. Стреляли по ним. Трудно им там было.

— Не совсем так, Витя.

Я удивлённо посмотрел на Григорьева, а он продолжал:

— Нет, конечно, им было нелегко сначала. И караулы обстреливали, и прочее… Но потом некоторые засранцы: офицеры, прапорщики и солдаты, стали по ночам выезжать за пределы полка, и азербайджанские сёла обстреливать.

— Во, блин! А зачем им это?

— Деньги, Витя, деньги. Им армяне деньги платили.

— Неплохо, — уже без особого энтузиазма сказал я, поняв, что тут, в повсеместно творящемся бардаке, всего можно ожидать

— Знаешь, что они делали? — спросил подполковник и, не дождавшись моего ответа, добавил: — Они на танках и БМП номера закрашивали.

— Совсем? А как же танк без бортового номера в части? Его, ведь, сразу заметно.

— Вот смотри, на танке нет номера, и он смело выезжает ночью по селу пострелять. А когда возвращается в часть, на него наносят номер, но наносят номер не краской, а мелом. Ночью номер смывают водой, и опять «в бой». Улавливаешь?

— Лихо!

— А по поводу списания имущества думаю так: оно разграблено, частично утеряно. Но этим пусть компетентные органы занимаются.

— Согласен!

Так разговаривая, мы дошли до открытой площадки с техникой, на которой стояло несколько танков и с десяток БМП.

— Вот всё, что осталось от 366-го полка, — сказал Григорьев, показывая на технику рукой.

— Не густо.

— Вот в этом всё и дело…

На следующий день мы с капитаном отправились на автовокзал для того, чтобы уехать маршрутным автобусом назад в Тбилиси. Особых проблем с билетами не было. Мы их взяли. И ожидая автобуса, разговорились с одним стариком азербайджанцем. Весь разговор я не помню. Запомнилась только одна фраза:

— Мы учили своих детей, чтобы они в армии старались устроиться каптёрами или поварами в столовой, а армяне сыновьям внушали, чтоб они младшими командирами становились. И теперь пришла война, а у нас на танках ездить некому!

Апрель 2002 г.

Комендантский час

Рассказ написан на основе реальных событий.

Фамилии действующих лиц вымышлены.

Лейтенант сидел на стуле в одной из комнат сельсовета, и слушал радиоприёмник стоящий на столе. На столе рядом с радио лежал его автомат с пристёгнутым магазином. Из мебели в этой комнате, помимо стола и двух стульев, было пять кроватей. На двух из них спали бойцы. За окнами ночь…

В динамике радиоприёмника звучала тихая медленная музыка. Лейтенант закрыл глаза, и в его голове сами собой понеслись воспоминания о том, как полгода назад, летом 1989 года он окончил училище. Выпуск в военном училище… Звон мелких монет об асфальт, дружно подброшенных в воздух при прохождении парадным маршем их строя — «коробки» новоиспечённых лейтенантов, мимо трибуны с начальником училища. Красивая традиция! Вообще-то, запрещали это делать, но никогда не наказывали. Потом, месяц отпуска на море «в золотых погонах». Хорошо! Затем, прибытие к первому месту службы, в полк внутренних войск… Знакомство с личным составом своего взвода, приём техники взвода: три БТР-70. Хорошая машина! Повседневная служба, наряды, караулы… В новогоднюю ночь — начальник караула. А что делать? «Молодым — везде у нас дорога…» — и это правильно! В следующем году уже другой лейтенант заступит на дежурство… 3-го января погрузка полка в транспортные самолёты…, и в Карабах… Здесь, в селе Ахуллу, он с пятью бойцами уже неделю. Задача, которую определил командир роты, простая, и заключается она в поддержании в селе комендантского часа. Всё тихо и спокойно… Красота!..

Раздумья лейтенанта прервал топот шагов по коридору сельсовета. Лейтенант открыл глаза и взял в руки автомат.

Дверь открылась, и в комнату в спешке вошёл младший сержант — один из бойцов лейтенанта.

— Ну, и…? — спросил лейтенант.

— Товарищ лейтенант, по селу проехали три грузовика, и остановились возле сараев, ну возле этих, сельских складов! — доложил младший сержант.

— Ясно, Сапронов. Пошли посмотрим, — проговорил лейтенант, вставая со стула.

Младший сержант вышел из комнаты, а лейтенант, дойдя до двери, громко сказал:

— Сержант Лагута! Эй, Лагута!!!

— Я! — с одной из двух занятых кроватей привстал боец, потирая руками глаза.

— Остаешься за меня!

— Есть! — ответил сержант, и стал натягивать сапоги.

Лейтенант вышел из здания, и приблизившись к стоящим у входа, младшему сержанту Сапронову и ещё одному солдату, произнёс:

— Так, Никонов, остаешься здесь. А мы с Сапроновым пойдём посмотрим что там!

— Есть! — ответил солдат.

— Да, Никонов, проверь как там наш водила в БТРе!

— Всё в порядке, товарищ лейтенант, я минут десять назад с ним разговаривал, — сказал Сапронов.

— Не спит? — с иронией в голосе спросил лейтенант.

— Никак нет. Бдит.

— Бдит — ха-ха! Хорошее слово! — весело сказал лейтенант, направляясь в сторону сельских складов.

До амбаров-складов было недалеко, метров четыреста. И поэтому лейтенант решил не ехать на БТР, а пройти это расстояние пешком. Идти было не очень легко. Накануне прошёл мокрый снег, и грунтовая сельская дорога представляла собой не совсем приятное зрелище. Но лейтенант решение принял, значит нужно идти, да и не возвращаться же за БТРом, в конце — концов…

Вот так, хлюпая по лужам и чавкая по грязи, потеряв какое-то время, они и дошли к сторожке у сельских складов. У сторожки стоял один грузовик. А непосредственно у складов стояли ещё два грузовика, и какие-то гражданские люди сгружали с них ящики.

В сторожке горел свет, и через окно лейтенант увидел в ней милиционеров и людей в гражданской одежде.

— О! Да тут милиция, — сказал лейтенант.

— Значит, всё в порядке? — спросил младший сержант Сапронов.

— Пошли уточним, — произнёс лейтенант, входя в сторожку.

Сапронов последовал за ним.

Зайдя в помещение, они увидели трёх милиционеров — старшину и двух старших сержантов, и двух гражданских. Все были азербайджанцами.

— Что тут у вас? Может чем помочь? — спросил лейтенант, обращаясь к милиционеру-старшине.

— Иди лейтенант своей дорогой, сами разберёмся! — ответил не очень приветливо старшина.

— Не понял?!

— Что не понял? Иди отсюда! — злобно ответил милиционер.

— Э, мужик сейчас комендантский час. Покажи свои документы! — сказал лейтенант, смотря милиционеру в глаза.

— Х… тебе, а не документы! — прокричал один из милиционеров-старших сержантов, и выстрелил из пистолета в грудь лейтенанту.

Сапронов схватился, было, за автомат, но тут же, получив от другого милиционера пистолетом по голове, потерял сознание…

Рядовой Никонов, оставленный лейтенантом и куривший у входа в сельсовет, услышал какой-то непонятный звук, то — ли негромкий одиночный выстрел, то — ли упало что-то.

«Выстрел?» — подумал он. И тут же, продолжая курить, сам себе ответил: «Да не может быть. С чего бы это, вдруг стрелять?» Но, докурив сигарету, он всё-таки пошёл и сообщил об услышанном им непонятном звуке сержанту Лагуте.

— Так выстрел или хлопок? — уточнил сержант, выслушав сообщение Никонова.

— Точно не знаю. Я толком не понял.

— Во, блин, воин! Ну, даёшь!

— Я и хлопок этот еле расслышал, — как бы виновато произнёс боец, и добавил: — Может, проверим?

— Конечно, проверим. Иди скажи водиле, пусть заводит «тарантас»!

Минут через десять сержант Лагута с тремя солдатами подъехал на БТР к сельскому амбару-складу. К тому моменту аборигенов у склада уже не было, они в спешке побросали ящики в кузова машин, прихватили с собой автоматы лейтенанта и сержанта, и покинули село.

— Странно. Где же лейтенант с Сапроновым? — удивился Лагута, сидя на броне и осматривая при помощи фары-искателя неосвещённое здание склада.

— Товарищ сержант, они точно сюда, к складу пошли! — подтвердил Никонов.

— Ясно! Водила, блин, глуши мотор! — прокричал сержант.

Когда умолк двигатель БТРа и наступила полная ночная тишина, бойцы спрыгнули с брони, и принялись тщательно обыскивать территорию около амбара-склада.

Через некоторое время раздался голос рядового Никонова:

— Здесь они!!!

На его голос сбежались все бойцы.

В тёмной неосвещённой сторожке на полу лежали лейтенант с младшим сержантом. Сапронов был без сознания, а лейтенант негромко стонал, держась рукой за окровавленную грудь.

— Включите свет! — громко сказал сержант Лагута.

— Б…, лампочка разбита! — ответил один из солдат.

— Ну, суки!!!..

…Младший сержант Сапронов пришёл в сознание, и ему была оказана необходимая медицинская помощь… Лейтенант был доставлен в районную больницу в городе Мартуни, где ему была сделана первичная операция. А затем, на вертолёте его отправили в Тбилиси.

Что это были за ящики, и зачем их разгружали в селе Ахуллу лейтенант так никогда и не узнал. Потому, что ему было уже всё — равно… Он скончался на операционном столе в Тбилисском военном госпитале.

Апрель 2002 г.

Здесь всё бывает…

Дороги Карабаха 1990-й год.

— Слышишь, воин, а почему ты лычки ефрейторские не носишь?

— Да ну, товарищ лейтенант, у нас никто их не носит.

— Ну, а всё-таки?

Боец-водитель объехал стоящую у обочины дороги разбитую грузовую машину ГАЗ-53, и ответил сидящему рядом в кабине лейтенанту:

— Товарищ лейтенант, а вы знаете поговорку?

— Ты имеешь в виду: «лучше иметь дочь — проститутку, чем сына — ефрейтора»?

— Ха! Можно и так. Только в роте у нас по-другому говорят.

— Как же?

— «Ефрейтор — это перетраханный солдат, но недоделанный сержант!»

Лейтенант улыбнулся.

— Товарищ лейтенант, а вы обратили внимание на этот «ГАЗон» у дороги?

— Конечно. А как не заметить?

— А знаете, откуда он здесь взялся?

— Нет.

— Случилось это два месяца назад. Вы тогда ещё не служили в нашей части.

— Ну, ты даёшь! Я ведь только неделю здесь, — сказал лейтенант, доставая из пачки сигарету.

— Не угостите? — спросил боец.

— «Кури, Степан!», — громко произнёс лейтенант, пародируя Сан Саныча из известного фильма «Спортлото-82», и протянул сигарету водителю.

— Спасибо! — поблагодарил боец, беря сигарету.

Они закурили.

— Товарищ лейтенант, а вы сюда сразу после военного училища?

— Да, после училища. Но об этом я тебе потом расскажу, — лейтенант затянулся, выпустил дым и добавил: — Ты про машину ГАЗ-53 хотел рассказать.

— Хорошо. Везли на этом «ГАЗоне» из Степанакерта муку. Пятнадцать километров всего от города отъехали, и вот здесь машину обстреляли бандиты. Армянина-водителя убили, и муку забрали. А потом пришли азербайджанцы из соседнего села и поснимали с машины всё, что можно было снять.

— Так значит это дело рук азербайджанцев?

— Может азербайджанцев, — ответил боец, и добавил: — А может армян. Здесь всё бывает!

— Но, подожди! Зачем армянам своих обстреливать?

— Не знаю. Может, им мука нужна была, а может, просто машину перепутали, — хладнокровно произнёс боец.

— Как перепутали? — не понял лейтенант.

— Может, другую машину ждали, а по этой ошибочно пальнули.

— Ну, ты даёшь! — ухмыльнулся лейтенант.

Дорога делала небольшой поворот вправо, а с обеих сторон показались двадцатиметровые скалы.

— Этот участок надо побыстрее проскочить. Здесь обстрелять могут! — сказал боец и прибавил скорость.

Лейтенант инстинктивно пригнул голову. Боец-водитель умело вырулил между скалами, и машина стала удаляться от них.

— Пронесло! — констатировал боец.

— Тебя уже здесь обстреливали? — спросил лейтенант.

— Меня — нет, а ребятам доставалось! Один сержант из нашей роты три раза на обстрел нарывался. А мой командир отделения, младший сержант вёз зампотеха на ГАЗ-69, так их так здесь со скал обстреляли, что тент кабины весь изорванный в клочья был. А зампотеху пуля фуражку пробила!

— Кого-нибудь зацепило? — спросил лейтенант.

— Нет-нет! Все живы! А зампотех фуражку свою сейчас на КТП держит. Как талисман она у него там! — улыбнувшись, сказал боец.

— Но кто же это обстрелы устраивает? — спросил лейтенант.

— Бандиты!

— Армяне или азербайджанцы?

Боец-водитель задумчиво посмотрел на лейтенанта, улыбнулся и произнёс:

— Расскажите про ваше училище…

Январь 2002 г.

Оранжевый «борт»

Рассказ написан на основе реальных событий.

Все имена и фамилии вымышлены.

Тревога!!!

— Командир! Что, опять?

— Да, Петрович! Давай скорей наряд в «вертушку»!

— Понял! — перекрикивая рёв работающего двигателя, стоящего недалеко Ми-8 ответил прапорщик, после чего добавил вполголоса: — Как уже достали эти «оранжевые»…

Шесть солдат, одетых в бронежилеты и каски, быстро заскочили в вертолёт. Последними в него влезли прапорщик и старший лейтенант, после чего Ми-8 поднялся в воздух.

— Что на этот раз, командир? — спросил прапорщик у старшего наряда.

— «Оранжевый» приземлился в районе села Манашид. Летим туда! — ответил старший лейтенант.

— Понял! Может на этот раз повезёт?!

— Что, Петрович, не терпится?

— Надоело за ними гоняться! — ответил прапорщик, и в сердцах махнул рукой…

Закавказье 1990-й год. Регион тяжёлый. Армяне и азербайджанцы устроили настоящую междоусобную резню в Нагорном Карабахе. Азербайджанцев депортируют с территории Армении, а армян с территории Азербайджана. Происходит захват заложников, убийства мирных жителей, подрывы мостов и горных дорог, не частые, но все же нападения на отделы милиции, военкоматы с целью захвата оружия. Нет, не подумайте неправильно, занимается этим, не всё население Армении и Азербайджана, а пока только боевики. Одними группами боевиков кто-то руководит, организовывает их действия. Другие же, действуют спонтанно. Во многих городах происходят массовые митинги, забастовки, беспорядки. Страдают и гибнут мирные люди… В Ханларском районе Азербайджана стали летать выкрашенные в оранжевый цвет вертолёты без номеров и опознавательных знаков. Летают с нарушением всяких инструкций, и не отвечают на запросы диспетчерских служб. Прилетают они из-за гор. Обстреливают с воздуха азербайджанские сёла. Иногда совершают посадки на окраинах сёл, и бородатые боевики, выскочив из вертолётов, обстреливают и поджигают дома.

Подразделения Советской Армии и внутренних войск неоднократно пытались застать врасплох этих боевиков, но пока эти оранжевые вертолёты успевали вовремя скрыться…

— Старлей, мы на месте! Будем садиться?! — прокричал из кабины пилот.

— Будем! А зачем спрашивать?!

— Нет «оранжевого»! Уже улетел! Там только милиция!

— Садись!

— Опять ушли гады! — с сожалением сказал прапорщик.

— Ладно, увидим! — ответил ему старший лейтенант.

Ми-8 плавно приземлился рядом со стоящими на мокрой и скользкой земле возле милицейского УАЗа тремя милиционерами. Старший лейтенант и прапорщик спрыгнули с вертолёта, и подошли к ним. Поздоровавшись, старший лейтенант спросил:

— Что было? Рассказывайте.

— Один из местных жителей видел, как тут рядом приземлился оранжевый вертолёт. Потом из него вылезло человек пятнадцать вооружённых людей. А вертолёт улетел за гору.

— Ясно. В какую сторону отправились боевики?

— В сторону села, — ответил один из местных азербайджанцев-милиционеров.

— Ну, что, Петрович, двигаемся в село? — спросил старший лейтенант, посмотрев на прапорщика.

— Двигаем, командир! — ответил прапорщик, плотнее натягивая на голову краповый берет.

Они опять залезли в вертолёт, и тот полетел в направлении села… Подлетев поближе к селу Манашид, пилот предупредил:

— В селе горит несколько домов! И знаешь, что, старлей, по нам уже стрелять начали! Расстояние пока безопасное, но если ближе — будем брюхом пули ловить! И всё-таки, кажется мне, одну уже поймали!

— Я понял, капитан! Садись!

Вертолёт пошёл на посадку. После приземления, старший лейтенант со своими бойцами выпрыгнул из Ми-8, и, разбившись на две группы, наряд стал приближаться к селу.

Прапорщик и сержант Левченко стали незаметно обходить село справа, а старший лейтенант с остальными бойцами, под пулями, медленно, от камня — к камню и по-пластунски, периодически отвечая короткими очередями на выстрелы боевиков, стали продвигаться прямо в сторону села.

Продолжалось это минут десять. А когда, благодаря слаженным действиям бойцов из группы старшего лейтенанта, двое боевиков были убиты и несколько ранены, — бандиты потеряли уверенность в своих силах, и стали отходить из села. Вот именно там, на выходе их уже встретили автоматным огнём из-за укрытия прапорщик с сержантом.

Оставшиеся в живых боевики в спешке покинули село, скрывшись в горах.

— Как дела, Петрович?

— Нормально командир! Штук шесть гавнюков все ж ушли в горы, — ответил прапорщик, и, посмотрев на солдата, которому двое его товарищей бинтом перевязывали левую руку, добавил: — А у тебя как?

— Стрельцов ранен в предплечье. Ранен легко. Нормально. Петрович, посмотри на «басурманов», может, кто жив? Всех, кто жив в «вертушку»!

— Понял! А с трупами что делать?

— Ими пусть милиция занимается. Вон едут уже, — сказал старший лейтенант, кивнув головой в сторону приближающегося милицейского УАЗика.

— Ясно, — ответил прапорщик и, повернувшись к бойцам, сказал: Левченко, за мной!

Прапорщик с сержантом Левченко ушли осматривать лежащих на земле боевиков, а старший лейтенант с солдатами отправились к вертолёту.

— Как дела, старлей?

— Один легко ранен, капитан, — ответил старший лейтенант.

— Понял, — сказал пилот, после чего связался по радиостанции с базой, передав информацию.

— У тебя как, капитан?

— Норма. Ну, что взлетаем?

— Подожди, вон наши ещё идут, — ответил старший лейтенант.

— И с собой тащат кого-то, — добавил рядовой Антонович.

Приближавшиеся к вертолёту прапорщик с сержантом действительно кого-то вели с собой. Сержант шёл последним и стволом автомата подталкивал в спину бородатого джигита.

— Ну, что Петрович, нашёл одного?

— Как видишь, командир! Живой, здоровый и, даже не ранен. Он, засранец, чтобы его не нашли, под одного своего убитого подлез и спрятался. Но от Левченко хрен спрячешься. Молодец сержант!

— Служу Советскому Союзу! — бодро ответил сержант.

— Так, ладно. Давай «басурмана» на борт! И руки ему свяжи! — приказал старший лейтенант.

— Есть! — ответил сержант, и стал стволом автомата подталкивать боевика в дверь вертолёта.

После того, как все влезли в вертолёт, сержант при помощи бойцов связал задержанному руки. Ми-8 взлетел в воздух, и направился к месту дислокации части.

— Ну что, б…, говори — чьих будешь?! — прапорщик задал конкретный вопрос бородатому «пассажиру», одновременно пнув кулаком в бок.

Боевик наклонил голову, но ответа не последовало.

— Смотри, командир, он ещё и брыкается! — смотря на старшего лейтенанта, с ухмылкой сказал прапорщик.

— Не молчи, — хуже будет! — пристально посмотрев в глаза боевику, сказал старший лейтенант.

— Гиждаллах, — сквозь зубы процедил «пассажир».

После произнесённого слова у прапорщика округлились глаза, и он удивлённо сказал:

— Командир, так ведь он по-азербайджански ругается!

— Как?!

— А вот так. Он послал тебя по-азербайджански! Не по-армянски, командир, а по-азербайджански!

Старший лейтенант схватил джигита за воротник куртки, и прокричал:

— Ты кто по национальности?!

Ответа не последовало.

— Да, не хрен возиться с ним, командир! Открываем люк и сбрасываем его, к едрене фене!!! — громко прокричал прапорщик и, повернувшись к сержанту, добавил: — Левченко открывай дверь!

— Есть, товарищ прапорщик! — ответил сержант, и повернулся к двери.

— Нет!!! Всё скажу! Всё скажу! — визгливо прокричал джигит.

— Всё ты следователю расскажешь! А нам ответь, — с тобой все азербайджанцы были? — спросил старший лейтенант.

— Да, все.

— Ну, я совсем балдею! — присвистнул прапорщик.

— Объясни, почему ты, азербайджанец, у своих же азербайджанцев дома поджигаешь? — недоуменно спросил старший лейтенант.

— Они не азербайджанцы, — ответил джигит.

— Как так?

— Они не азербайджанцы! — повторил боевик, и добавил: — Они еразы!

— Что значит еразы? — не понял старший лейтенант.

— Они ереванские азербайджанцы. Они из Армении приехали, а должны были оставаться на месте и там с армянами воевать!

— Значит, по-твоему, еразы не имеют права здесь жить? — уточнил прапорщик.

— Они предатели!

После этих слов, на какое-то время в разговоре наступила пауза. Паузу нарушил голос старшего лейтенанта:

— Ладно, всё! Пусть им занимаются те, кому положено.

И опять наступила тишина. Слышен был только гул вертолётных двигателей… Бойцы думали о том, что вот и закончен ещё один день этого «дурдома». А завтра…

А завтра будет новый день.

Сентябрь 2002 г.

Игла-А

Кому как, а мне летом в голову лезут оригинально-своеобразные мысли. То хочется уйти куда-нибудь в поход на несколько суток. Причём уйти так, чтобы никто ни при каких обстоятельствах найти не смог. То хочется заплыть на какой-нибудь одинокий остров, где искать просто не станут. Потому что для нормального человека искать там нет ни малейшего смысла. По логике нормального человека, там вообще нечего делать. В этом смысле я, скорее всего, человек ненормальный. Хотя, что такое норма? Кто её определяет, и самое главное — зачем?

Так вот мысли меня такие посещают летом. Почему летом? Ну, думаю, во-первых, бродить несколько суток одному где-нибудь по полям или горам под морозным шквальным ветром гораздо менее приятно, чем под тёплым летним солнышком. Да и на одинокий мифический остров вряд ли доплывёшь в ледяной воде. Хотя, конечно, можно и по льду добраться… Это при условии, что таковой вообще есть в данном месте. Но если предпринять подобное действие, то можно, случайно оступиться и под лёд провалиться… Короче — зимой риска больше!

Ну, а во-вторых, мысли — «затеряться» меня только в летнее время и посещают.

Но, как правило, подобные мысли так и остаются только мыслями. Постоянно что-то мешает «раствориться» в нигде…

Вот опять уже весна. И снова что-то начинает «ковыряться» в голове… Пока ещё не очень сильно, но уже куда-то тянет.

Естественно, я осознаю, что вряд ли из подобной затеи что-то получится. Обыденные заботы просто не позволят оставить их на продолжительное время без внимания. Но в мыслях я каждую весну куда-то начинаю собираться, чтобы к лету быть готовым… А потом воображение включается в полную силу, и мечты… Мечты…

Работа моя однообразна и скучна. Работаю я в охране одной коммерческой фирмы. И по ночам, когда последний сотрудник покидает офис, и я остаюсь один, самое главное — найти длинную сигарету. Ведь, образно говоря, чем длинней сигарета, тем короче ночь.

Вот и сегодня обычная весенняя ночь. Уже тепло, но всё-таки курить в три часа утра во дворе у входа в здание офиса как-то зябко. Я как можно быстрее докурил и, бросив окурок в урну, зашёл в помещение. Закрыл входную дверь на замок и, взяв книгу, уселся на диван.

Книга была интересная. Конечно, у каждого свой вкус, но лично я увлекаюсь историей. История, вообще, штука весьма познавательная. Бывает, узнаёшь из книг такие вещи, о которых не то что даже не представлял, а просто понятия не имел, что что-то подобное вообще могло происходить.

Я думаю, если бы наши государственные лидеры с большим вниманием относились к словам государственных лидеров прошлого, то от руководителей нынешних толку было бы больше.

Примеры? Примеров множество!

Более всех уважаемый мной из российских императоров — Александр Второй — как-то сказал: «Мой папа был гений, поэтому мог позволить себе окружить трон остолопами. А я не гений — мне нужны умные люди!»

Стоит ли что-то добавить? Стоит просто задуматься…

Сегодня мне попалась в руки книга о царском генерале от артиллерии Василии Фёдоровиче Белом. Генерал как генерал. В 1904-м году принимал участие в обороне Порт-Артура. Да, дела давно минувшие. С тех пор уже целый век прошёл…

Но есть факт один любопытный! Когда Порт-Артур был сдан японцам, Белый не воспользовался правом вернуться в Россию, а отправился в плен, надеясь быть полезным там своим офицерам и нижним чинам. В плену он пробыл одиннадцать месяцев, и что говорить, действительно оказывал помощь нуждающимся.

А вот интересно, нынешние наши генералы смогут так? Или плен — это всё-таки далеко от генеральской дачи?

Вообще-то, сравнивать генералов прошлого с нынешними просто не корректно. Потому, что у них разное понимание самой значимости генеральских погон. Генерал прошлого гордился своей верой и воинскими подвигами. Для генерала нынешнего самым главным является процесс накопления собственных материальных благ. Впрочем, бывают и исключения…

Мои мысли прервал настойчивый зуммер дверного звонка.

Я отложил книгу и с удивлением посмотрел на часы. Они показывали три часа тридцать три минуты.

— Кого это могло сюда принести? — проговорил я вслух, и подошёл к двери. Посмотрел в «глазок», и на освещённой площадке у входа увидел совершенно незнакомого невысокого роста мужичка в больших роговых очках.

— Слушаю вас! — громко произнёс я через закрытую дверь.

— Мне нужен Юрий… — и он чётко и уверенно назвал мою фамилию.

— Ну… это я! — несколько смутился я. Вообще-то, приход кого-то из сотрудников фирмы или к кому-нибудь из них предположить можно. В этом случае я, как и положено по инструкции, попросил бы прийти завтра. Но этот мужичок пришёл ко мне. В половине четвёртого утра! Странно всё это…

— Открывай! — донеслось из-за двери.

— Эй, мужик, приходи утром! Тогда поговорим! — ответил я.

— Утром нельзя! Надо сейчас!

— Мужик, я тебя не знаю! Давай утром! — парировал я, и, отходя от двери, отключил звонок.

Кто это — я не знаю. Может пьяница какой-то, а может специально подослали «недорослика», чтоб я дверь бронированную открыл. А когда дверь открою, то в неё и ворвутся те, кто подослал этого очкарика… Офис под охраной, а охранник я. Нужны мне неприятности? Нет. В моей работе самое главное — осторожность!

«Звони, милок, в рельсу!» — мысленно усмехнулся я, опять садясь на диван.

Через некоторое время раздался стук в дверь.

«Ничего-ничего, «поскребись» немного и успокойся до утра. А утром поговорим», — пронеслось в голове.

Но стука в дверь больше не последовало. Я выждал ещё несколько минут и, решив, что ночной посетитель уже ушёл, опять принялся за чтение.

Вдруг раздался хлопок! И возле меня непонятно каким образом появился этот невысокий ночной «гость».

— Не понял?! — совершенно ошалело произнёс я.

— Успокойся, всё в порядке, — абсолютно спокойно сказал «гость».

— Какой порядок?! — с напором прокричал я, быстро соображая: «Может, окно какое-то осталось открытым?

— Нет, всё закрыто. К тебе сюда совершенно попасть невозможно, — невозмутимо произнёс очкарик.

— Невозможно, говоришь! Но ты ведь, здесь! — сказал я. А потом до меня дошло: — Ты, что, мысли мои читаешь?

— Ну да… — пожал плечами «гость».

— Как это? — спросил я, вставая с дивана.

— Успокойся, Юрий! Я всё объясню, — скороговоркой ответил очкарик, наблюдая испуганными округлившимися глазами, как я сжимаю кулаки.

Я действительно был готов применить силу, потому что был при исполнении служебных обязанностей. И этот мужичок, появившийся из ниоткуда, несколько раздражал.

— Давай присядем на диван, и я всё спокойно объясню, — предложил «гость».

— Ну, давай, — ответил я, ни на миг не расслабляясь, в готовности в любой момент оказать сопротивление.

Мы сели на диван и повернулись лицом друг к другу. Мужичок снял очки, достал из бокового кармана пиджака носовой платок, и стал протирать им запотевшие стёкла.

— Говори, — выразил я своё нетерпение.

— Да-да, конечно, — ответил он, пряча платок в карман, и надевая очки. Линзы в его очках были такими большими и толстыми, что скорее напоминали стёкла телескопа. Я ухмыльнулся этой мысли.

— Так вот, Юрий, — начал «гость»: — Я прибыл сюда…

— Стоп! Давай начнём с того, как ты сюда пробрался, — перебил я.

— Ну… — на какое-то мгновенье призадумался он, а потом ответил: — Попасть сюда, в офис, обычным путём невозможно. Дверь бронированная, окна закрыты, на окнах решётки…

— Ну, и как тебе это удалось?

— Видишь ли, если иметь приспособление, которое лежит у меня в кармане, то переместиться в пространстве совершенно не сложно. При помощи этого прибора пространство можно «проколоть» в любом месте. Так что любые барьеры, преграды, стены — это не проблема.

— Мужик, ты, что фантастики начитался? — с сарказмом спросил я.

— Юрий, ты не прав. Не всякая фантастика является чистым вымыслом. Кое-что там описано правдиво, — ответил он.

— Короче, мужик, «не лей мне чай на спину», и «не вешай на уши лапшу». Не хочешь отвечать — вставай и уходи!

— Но я, ведь, правду говорю.

— Не правда это, а ерунда мистическая.

— Это не мистика… — начал было говорить очкарик.

— А фантастика! — перебил его я и, встав с дивана, добавил: — Иди отсюда! И быстрее!

— Не имею права. У меня задание, — скороговоркой затараторил он, засовывая руку во внутренний карман пиджака.

«Оружие!» — пронеслось в моей голове.

Я попытался схватить его за руку, чтобы не дать возможности вытащить пистолет, но…

Хлопок!!! И моя рука ушла в пустоту… Я еле удержался на ногах.

Хлопок!!! И незваный гость материализовался в шести метрах от меня.

— Что за «фигня»?! — не понял я.

— Это прибор в действии, — несколько возбуждённо, ответил очкарик.

Я набрал полные лёгкие воздуха, и громко выдохнул.

— Продолжим разговор? — спросил «гость».

— Давай попробуем, — ответил я, опять присаживаясь на диван.

Мужичок придвинул поближе к дивану стул, и уселся на него, со словами:

— Я надеюсь, ты уже успокоился?

— Не тяни, — ответил я.

— Хорошо. Тянуть не буду. Но пообещай, что больше не будешь на меня нападать. Я ведь ничего плохого тебе делать не собираюсь. И для начала позволь мне спокойно вытащить из кармана прибор.

— Хорошо, — согласился я.

Мужичок медленно достал из внутреннего кармана пиджака какую-то небольшую блестящую коробочку.

— Вот, посмотри. Только, пока на кнопки не нажимай, — он протянул мне блестящий предмет.

— Что это? — спросил я.

— Бери. Я сейчас объясню.

Я пристально посмотрел ему в глаза.

— Возьми. Этот прибор не опасен, — широко улыбнувшись, произнёс он.

Я несколько секунд колебался, но потом всё-таки взял предмет в руки.

— Можешь рассмотреть его. Но ещё раз напоминаю: на кнопки не нажимай!

Я кивнул в ответ, и стал рассматривать коробочку. Размером она была с пачку сигарет, хотя если быть точным, то немного больше. На одной из сторон выделялись две кнопки. И всё. Она была монолитом. Точнее говоря, складывалось впечатление, что она как бы вылита из металла. Никаких шурупов, болтов и прочих скреплений не было.

— Ну… — рассмотрев предмет, поднял я глаза на «гостя».

— Этот прибор называется «Игла-А». Название такое имеет потому, что, как я уже говорил, «прокалывает» пространство с последующим перемещением пользователя и повторным «проколом» пространства.

Я несколько секунд «переваривал» в голове его слова, а затем ответил:

— Так. Я понял. А дальше?

— Неужели всё понял? — удивлённо спросил «гость».

— Конечно, понял! Я же не совсем дурак. Ты засунул руку в карман, нажал на кнопку и переместился в сторону, ну тогда, когда… — на мгновение я задумался, чтобы красивей сформулировать те свои враждебные действия.

— Когда почувствовал опасность, — закончил фразу «гость».

— Да.

— Всё верно. Есть, правда, ещё ряд нюансов.

Я с интересом посмотрел на собеседника:

— Ну, и как он действует?

Мужичок почесал за ухом, и ответил:

— Если ты имеешь в виду сам механизм, то я ответить не могу, потому что сам только пользователь. Ну, а процесс происходит следующим образом: просто мысленно представляешь себе место, куда хочешь перенестись, и жмёшь на кнопку. Вот и всё.

— Да, но тут две кнопки. На какую жать?

— На любую. Вторая — просто дублёр.

— Понятно.

«Гость» снял очки и, протирая их платком, спросил:

— Ну, как, Юрий, попробовать хочешь?

— Наливай! — ухмыльнулся я.

— Что наливать? — удивился он.

— Ещё спроси: куда и сколько?

Мужичок надел очки, и удивлённо уставился на меня:

— Я тебя не понял?!

Я всегда считал отсутствие у человека чувства юмора некоторой разновидностью инвалидности. Бывало, скажешь что-то юморное, какой-нибудь каламбур. А твой собеседник уткнётся в тебя взглядом, и просто не понимает, что ты хотел сказать ему. А вокруг всем смешно!!! А он не понял… Вроде бы и парень не глупый, а понимает только прямолинейные, чётко сформулированные фразы. А всевозможные каламбуры, афоризмы — это для него не просто игра слов, а совершенно непереводимый бред. Похоже, что и мой ночной «гость» из той же компании.

— Ладно, проехали… — ответил я.

Его глаза ещё больше расширились.

— Хм… Я просто пошутил, — улыбаясь, сказал я, чтобы избавить себя от совершенно не нужных объяснений.

— А… Юмор, — совершенно серьёзно произнёс он.

— Да, — убрал я улыбку с лица.

— Понятно. А как насчёт моего предложения?

— Да без проблем! Только ответь: кто ты такой и что тебе нужно?

Он на долю секунды отвёл взгляд в сторону, а потом, уставившись на меня, ответил:

— Я курьер. Задача моя: передать тебе «Иглу» и научить пользоваться ею.

— Для начала неплохо. Но твоё объяснение, практически ничего не объясняет. Продолжай, или тебе придётся взять свою «Иглу» и уйти, не выполнив задание. Мне ведь ровным счётом все равно!

— Тебе не всё равно. Тебя уже заинтересовал мой приход.

— Да, если быть честным, то заинтересовал. Но, если ты и дальше мне ничего не объяснишь, то нам придется расстаться.

— Пойми, я не всё имею права говорить. Но, что смогу, то сейчас объясню, — с некоторым волнением произнёс он.

— Хорошо. Пусть будет так, — согласился я.

Он поправил очки и начал:

— Я не просто так, сам по себе, пришёл к тебе. У меня есть начальство, которое определило мне задание: передать тебе прибор.

— Это я уже понял. Давай конкретнее.

— А что конкретнее? Прибор весьма полезный, но возможно, необходимо его как-то доработать. Вот я его и принёс, чтобы ты попробовал, и сказал своё мнение.

— Ты хочешь меня использовать как подопытного кролика?

— Не как кролика, а как испытателя! — гордо произнёс он.

— Это все равно.

— Нет-нет, не всё равно! Кролик молчит, чтобы с ним не делали. А мне нужно знать твоё мнение.

— Вот, блин! А почему именно моё?! — возмущённо, произнёс я.

— Потому, что тебя избрали для этого, — невозмутимо ответил «гость».

— Кто?! — с напором, спросил я.

— Моё начальство.

Я набрал полные лёгкие воздуха, и громко выдохнув, сказал:

— В общем, так, мужик, иди туда, откуда пришёл!

— Испытай прибор, и я уйду.

«Ну, наглец!» — пронеслось в моей голове. — «Сейчас как дам в ухо, ведь прибор у меня! Не уйдёшь!»

— Не надо этого делать! — чётко и громко сказал мужичок.

Я пристально посмотрел в его глаза, точнее, в очки-«телескопы» и, вспомнил:

— А… Так ты же, мысли мои читаешь!

— Не надо этого делать! — повторил он, и что-то, доставая из бокового кармана пиджака, добавил: — Все равно, не успеешь! У меня ещё одна «Игла» есть.

И он показал только что вынутый из кармана прибор.

— И сколько их у тебя? — уже спокойно спросил я, понимая, что момент внезапности уже утерял, и в любой миг этот мужик опять куда-то переместится.

— Ну, это моя «Игла», — он немного приподнял руку с прибором. — А та, что у тебя, твоя. Зачем больше?

— Что значит — моя?

— Это значит, что я свою миссию выполнил… — он на мгновенье замолк, но тут же продолжил: — Почти выполнил. Осталось только тебе сделать пробный «прокол».

— Ты так в себе уверен? Или, точнее сказать, во мне?

— Нет, что ты! Просто пойми — это очень интересно. Ты никогда с подобным не встречался, и думаю, тебе будет очень любопытно попробовать переместиться в пространстве.

— Блин… Достал ты меня уже…

— Вот, смотри, — перебил он. — Я представляю себе вон тот стул, — кивнул мужичок в сторону стула, стоящего в конце коридора.

— И жмёшь на кнопку, — закончил фразу я.

— Да, — с этими словами он действительно нажал на кнопку своей «Иглы».

Хлопок!!! И «гость» исчез…

Хлопок!!! И он уже сидел на стуле.

— Вот видишь, всё очень просто, — сказал он.

— Да, уж!

— Ну, попробуй! Представь и жми!

— Что представить?

— Да что хочешь! Место какое-нибудь!

— Ну, ладно, — всё-таки с некоторым сомнением, согласился я.

— Давай!!! — подзадорил он.

Я совершенно машинально посмотрел на большой аквариум, стоящий на полу метрах в четырёх от себя. Подумал: «Ну, где-то, здесь…», и нажал на кнопку.

Хлопок!!! На долю секунды в глазах потемнело. Создалось впечатление, что я просто моргнул.

Хлопок!!! И я совершенно непонятным и неописуемым образом оказался возле аквариума. Точнее, одна моя нога твёрдо стояла на полу, а вторая была в самом аквариуме.

— Вот, блин! — проговорил я, вытаскивая левую ногу из воды.

— Ничего. Для первого раза неплохо. Но место, куда хочешь переместиться, нужно чётче себе представлять.

— Надоел ты мне со своими нотациями! — с раздражением сказал я.

— Юрий, не горячись. Это просто инструкции, которые помогут тебе правильно использовать «Иглу», — невозмутимо ответил он.

— Зачем мне это? — спросил я, совершенно бесполезно пытаясь стряхнуть воду с, промокшей до нитки, штанины.

— Поверь, пройдёт совсем немного времени и у тебя даже мысли не будет, чтобы задать подобный вопрос.

Тем временем вода стекала со штанины на пол, и под ногами стала образовываться лужа. Явление совершенно неприятное, и можно сказать, даже комическое.

— Так не пойдёт, — произнёс я. И, положив прибор на пол, стал снимать брюки.

— Это зачем? — удивлённо посмотрел на мои движения очкарик.

— Носить мокрые портки — приятного мало! — с ухмылкой ответил я.

— Хорошо! Тренируйся! Ещё увидимся! — с этими словами он нажал на кнопку своей «Иглы».

Хлопок!!! И я в помещении офиса остался один.

— Эй, мужик! Ты куда?! — прокричал я.

Но ответа не последовало. Мужичок исчез, как и появился, неожиданно и как-то несвоевременно, оставив после себя много непонятного.

Зачем он, собственно, приходил? Ну, на этот вопрос ответить ещё можно. Он принёс мне «Иглу». Вот она «милая» на полу лежит.

Почему он пришёл именно ко мне? На это ответа пока нет.

И, вообще, на вопросы, начинающиеся со слова: «почему?» ответить практически невозможно. Эту истину я ещё в армии усвоил.

Ну, к примеру:

— Почему, товарищ сержант, вы опоздали в строй?

— Чистил сапоги, товарищ прапорщик!

— Почему они у вас были грязные?

— Выполнял задачу, поставленную командиром батальона!

— Почему своевременно не доложили о приказе командира батальона?

— Не было возможности!

— Почему?

— Задача была поставлена не плановая и авральная!

— Почему вам поставили задачу, товарищ сержант?

— Потому, что у склада ГСМ я находился один!

— Почему?

— Потому, что там больше никого не было!

— Почему вы там находились?

— По приказу командира роты относил заявку на получение масла!

— Ясно! Но, почему вы, товарищ сержант, опоздали в строй?

— Чистил сапоги, товарищ прапорщик…

Я зашёл в туалет и выжал в раковину умывальника воду из мокрой штанины. Затем, встряхнув брюки, надел их на себя.

«Ничего, через час высохнет», — подумал я, и, выключив свет в туалете, пошёл по коридору в сторону входной двери. У аквариума на полу лежал, оставленный мной, прибор.

«Вообще-то, интересная штука!» — я поднял с пола прибор, и ещё раз рассмотрев, положил в карман.

…В девять утра пришёл мой сменщик. И я, сдав дежурство, отправился домой. Субботнее утро. Хорошо! Приду домой, посплю пару часов, потом пойдём с женой по соседнему парку пройдёмся. Красота!

Минут через сорок я вышел из троллейбуса на остановке у своего дома. Несколько секунд подумав, зашёл в ближайший магазин и купил хлеб. Жена моя человек очень хозяйственный, но, как правило, хлеб покупать забывает.

…Уложил тёплый батон в свою «рабочую» сумку, ну, в смысле, с которой на работу хожу, вышел из магазина, и, вдыхая полной грудью свежий весенний воздух, отправился домой.

У подъезда на скамейке, смачно пыхтя «беломориной», сидел мой сосед Михаил.

Мишаня, как называли его все, был нормальным среднестатистическим пьяницей. Периодически он устраивал скандалы или всевозможные «разборки» своим родственникам, соседям и просто прохожим людям. Иногда эти «публичные выступления» заканчивались для него вызовом милиции, и ночёвкой в отделении. Совсем не часто Мишаня пытался где-то как-то заработать денег, что-нибудь разгрузить, перекопать…. Но пьян был всегда! Это было правило! Исключение же из этого правила состояло только в том, что именно было «принято на грудь», и в количестве принятого.

— Здравствуй, Мишаня! — приветствовал я соседа, подходя к двери подъезда.

— Привет, Юра! — ответил он, посмотрев на меня уже с утра «залитыми» глазами.

— Ты, никак, Вовчика ждёшь? — улыбнувшись, спросил я.

— Да. Вовчик друг, и я его жду!

Мишанин друг Вовчик был таким же…, ну, среднестатистическим… Но жил не в нашем доме. Собственно, я и не знал, где он жил, и даже никогда не интересовался. Просто сорокапятилетний Мишаня, как правило, ежедневно общался, употреблял спиртные напитки, подзарабатывал деньжат и хулиганил вместе с пятидесятилетним Вовчиком. Они были друзьями. Если же подобрать более точное определение их отношений, то правильнее было бы назвать их собутыльниками. Но слово это, с моей точки зрения, какое-то поносное, осуждающее. А осуждать других не в моих правилах. Я могу иметь к чему-либо своё негативное мнение, но осуждать — нет! Поэтому Мишаню и Вовчика я называл друзьями. «Друзьями», но с саркастическим подтекстом…

— А ты, Юра, никак с вахты? — спросил Мишаня, затягиваясь папиросным дымом.

— Хм, с дежурства, — уточнил я.

В своё время, Мишаня проходил срочную службу во флоте, и своеобразная морская терминология периодически проскакивала в его словах. Казалось бы, уже прошло много лет с момента демобилизации, но он до сих пор называл табурет — банкой, галстук — гюйсом, а на дождь вообще не обращал внимания, говоря о нём презрительно: «для матроса — это пыль!».

— Садись — покурим, — предложил Мишаня, двигаясь на край скамейки.

— Ну, давай, — ответил я, засунув руку в карман, чтобы достать пачку сигарет. Присаживаясь на скамейку, я машинально вытащил из кармана «Иглу», и хотел уже положить обратно, но удивлённый Мишанин голос предупредил моё действие:

— Это чё, портсигар такой?

— Нет, — улыбнулся я, и добавил: — подарок.

— А для чего эта штука?

— Хороший вопрос…

— Для чего?

— Не доставай, Мишаня! Сели покурить — давай курить, — ответил я, и добавил: — А что это за штука, я и сам пока точно ещё не разобрался.

— Украл, что ли? — хитро прищурился Мишаня.

— Да, я не по этим делам, дорогой! Если тебе это в порядке вещей, то это совсем не для меня!

— Ты чё, обиделся?! — удивился Мишаня.

— Что мне на тебя обижаться? Просто ты сказал глупость, и прошу — больше её не повторяй! — пряча в назад «Иглу», сказал я.

— Ладно, — пожал плечами Мишаня.

Я достал сигарету и закурил. Мишаня выбросил окурок «беломорины», и попросил у меня сигарету.

— Бери, конечно, — протянул я ему пачку «Бонда», и добавил: — А у тебя ни с какого места никотин не закапает?

— Фигня всё это, Юра! Я с десяти лет курю, и ничего! — ответил он, вытаскивая сигарету.

Я ещё раз чиркнул зажигалкой, и дал Мишане подкурить. Он, затянувшись дымом, и отдавая назад пачку сигарет, произнёс:

— Детские у тебя сигареты, слабенькие.

— Ну, так по сравнению с твоим тридцатипятилетним стажем курения, я совсем ещё дилетант.

Мишаня хмыкнул, и громко засмеялся, выставив на показ свои жёлтые обезьяноподобные зубы.

— Как говориться — курение медленная смерть, а мы никуда не торопимся! — продолжая усмехаться, проговорил он.

— И продолжи — пьянству не бой, а перемирие! — парировал я.

— Юра, надо жить в удовольствие. А если не пить и не курить, то жить зачем?

— Ну, блин, Мишаня, у тебя и философия! Можно, ведь и чем-то другим заняться в своё удовольствие.

— Это ты про баб, чё ли?

— Хм…, - я ухмыльнулся.

— Бабы водке не помеха! — загоготал Мишаня.

— Вообще то, я не об этом.

— А о чём?! — совершенно искренне удивился Мишаня.

— Ну, занялся бы, чем ни будь одновременно полезным и здоровью и карману.

— Ты чё?! — удивлённо уставился на меня Мишаня.

— Понял. Разговор на эту тему неуместен. Насколько я понял, твой принцип: «работа наш друг, а мы друзей не трогаем!»

— Ясен пень! — Мишаня опять загоготал.

— Ладно, надо пойти домой, и поспать, — сказал я, выбрасывая в урну окурок.

— Устал на вахте?

— Да, есть немного, — ответил я, вставая со скамейки.

— Ну, тогда «держи краба»! — протянул мне руку Мишаня.

— Счастливо! — ответил я, пожимая его руку.

Я зашёл в подъезд, поднялся на третий этаж, и открыл дверь квартиры. В прихожей меня встречала жена. Мы обнялись, она нежно поцеловала меня в щёку, и сказала:

— Юра, еда стоит в кухне на столе, но…, - она замялась на несколько секунд, а потом вполголоса проговорила: — А ты, случайно, хлеб не купил?

— Случайно — нет, а хлеб купил, — улыбнувшись, ответил я.

— Я знала! Ты ведь у меня молодец!

— Угу…, - я крепко обнял её, ведь люблю, и пятнадцать лет совместной жизни — это вам не «сацки-пецки».

— Ну, всё-всё! Иди, мой руки, на кухне еда остывает.

— Иду! — ответил я, снимая туфли, и отправился в ванную комнату.

Позавтракав, я решил пойти покурить. Знаю, вредно так делать, но это уже выработанная годами привычка. Иногда приходят в голову мысли вообще бросить курить, но… как-нибудь в другой раз.

Взяв сигарету и зажигалку, я вышел на балкон. Подкурив, и выпустив тонкую струйку дыма, я ещё раз отметил, что день сегодняшний просто великолепный. И было бы просто непростительно провести его дома.

Вдруг внизу, перед домом, раздался удивлённый крик:

— Мишаня!!! Ты куда?!

Я посмотрел вниз, и увидел совершенно ошарашенного Витька, Мишаниного друга. Он стоял возле скамейки у подъезда, с волнением оглядывался по сторонам, и что-то жестикулировал руками.

— Витёк, что случилось?! — спросил я.

Витёк поднял голову, посмотрел на меня, и произнёс, куда-то показывая руками:

— А…, у…, бл…, Мишаня!!!

— Что? — не понял я.

— У…, у-ё…!!! — Витёк, то поднимал, то опускал руки, пытаясь что-то сказать, но у него не получалось что-либо внятно произнести.

— Подожди, я сейчас спущусь вниз!

— Да! — Витёк интенсивно закивал головой.

Я затушил в пепельнице сигарету, и зашёл в комнату. Жена сидела в кресле и смотрела телевизор, где какой-то очередной кандидат в народные депутаты рассказывал о том, что он, и только он самый необходимый человек в парламенте, и что только он не просто обещает сделать, но и сделает лучше для всех без ограничений. Но, для того, чтоб он сдвинул с места нерешённые вопросы, необходим маленький пустячок, чтоб его выбрали депутатом.

— Ну, как? Этот много обещает? — спросил я, кивая в сторону телевизора.

— Как обычно, — улыбнувшись, ответила жена. В этой улыбке было практически всё отношение к очередным выборам. Причём, отношение не только её, а многих и многих избирателей.

Канцлер Германии Отто Бисмарк как-то сказал: «Если бы квота жалования бюрократов колебалась вверх-вниз в зависимости от уровня жизни народа, тогда бы эти дураки меньше писали законов, а больше бы думали». Мысль просто великолепная, жаль только, что к ней никто так и не прислушался.

— Слушай, я на пару минут вниз спущусь, — сказал я, выйдя в коридор, и надевая кроссовки и куртку.

— А что там?

— Не переживай, я быстро.

— Хорошо. Не задерживайся долго.

— Договорились! — бодро ответил я, выходя на лестничную площадку.

Выйдя из подъезда, увидел Вовчика. Его округлившиеся глаза говорили о неспособности осмыслить то, что произошло.

— Что случилось, Вовчик? Что ты так кричишь?

— Я это… Юра… Мишаня исчез! — только и смог сказать он.

— Вот, блин, проблема! Наверное, ушёл куда-то. Подожди немного, и появится твой друг.

— Не… Я это… Он не ушёл. Он исчез!

— Ну, ты даёшь! Выкрали его, что ли? — улыбнулся я.

— Не… не выкрали. Я это… Мы сидели на скамейке, а потом — бац…, и он исчез!

— На какой скамейке?

— На этой, — Вовчик показал на скамейку у подъезда.

— Когда это было? — спросил я, и какая-то, не совсем ещё сформировавшаяся мысль, промелькнула в моей голове.

— Ну… Я это… только что.

Я ощупал все карманы своей куртки, и, не найдя «Иглы», произнёс:

— Так. Вот гад!

— Кто, я? — спросил Вовчик.

— Да, ты тут причём? Дружок твой, Мишаня, по моим карманам полазил.

Вовчик удивлённо посмотрел на меня.

— Перед тем, как исчезнуть, что он держал в руках?

— Ну… Я это… не помню.

— Так…, - проговорил я, соображая, что делать дальше.

— Значит, ты мне веришь? — прищуривая глаза, спросил Вовчик.

— Верю-верю! — ответил я.

— А то, я это… подумал, что уже «белочка» пришла, — облегчённо вздохнул он.

— С вашей пьянкой вас точно когда-нибудь белая горячка прихватит. Но сейчас я тебе верю! Но только сейчас расслабляться не время.

Вовчик смотрел на меня и внимательно слушал.

— О чём вы говорили, когда исчез Мишаня?

— Мы говорили? Ну, это…

— Соображай быстрее! — перебил я, пытаясь ускорить ход его неторопливой мысли.

— Я это… Мы хотели к Верке пойти.

— К какой Верке?

— Ну, это… в киоск.

— Какой киоск?

— Ну, в магазин, чтоб водки купить.

— В какой именно магазин?

— Ну, это… я и говорю, к Верке.

— Да, блин, где эта Верка?! Что за магазин?! — уже начинал я злиться.

— Ну, это… гастроном. Ну… за углом этого дома.

— Ясно. Пошли! — сказал я, направляясь в гастроном.

— Куда? — не понял Вовчик.

— Иди за мной! Потом всё узнаешь! — бросил я на ходу.

Вовчик засеменил за мной, быстро перебирая короткими ногами. Роста он был невысокого, и чтобы догнать меня, ему приходилось делать некоторые усилия.

— Куда мы так спешим? — с одышкой спросил он.

— Друга твоего выручать! Вот выручим, а потом я ему морду набью!

— За что?

— Чтоб, знал, как по чужим карманам лазить!

Вовчик больше не говорил ничего, шёл молча рядом. Знал, наверняка знал, что Мишаня вполне способен что-либо украсть. Впрочем, наверное, как и сам Вовчик.

Мы обошли дом, завернули за угол, и подошли к гастроному.

— Здесь? — спросил я, кивая головой в сторону магазина.

— Что? — удивлённо посмотрел на меня Вовчик.

— Верка работает здесь?

Вовчик посмотрел на меня, загадочно улыбнулся, и спросил с издёвкой:

— А зачем тебе Верка?

— Не надо ухмыляться! Отвечай — Верка здесь работает?

— Ну, здесь.

— Тогда заходи в магазин! — я указал на входную дверь.

— Зачем?

— Иди! — я слегка подтолкнул его в спину.

Вовчик вошёл в открытую дверь. Я последовал за ним.

Гастроном был построен ещё в советские времена, но это совсем не говорит, что он был плохим. Магазин, как магазин. Правда, внутренний зал был маловат, но зато купить самое необходимое было можно. Тут сразу, как-то вспоминаются восьмидесятые годы, когда у народа деньги, все-таки, были, а купить было нечего. Сейчас же, вроде бы, и изобилие на прилавках, но не на всё и не всегда хватает денег. Парадокс? Нет, скорее это стимул жизни.

В небольшом зале гастронома, у прилавка было людское столпотворение. Все одновременно что-то говорили, и при этом, никто никого не слушал.

— Наверное, нам туда, — показал я Вовчику на толпу.

— Зачем? — удивился он.

— Иди! — я опять его слегка подтолкнул.

Мы протиснулись сквозь толпу, и увидели примерно то, что я и ожидал увидеть. За прилавком происходила битва. А точнее, женщина весьма приличных размеров, в синей униформе продавца, колотила пластиковой двухлитровой бутылкой «пепси-колы» перепуганного Мишаню, вереща:

— Ух-ты, алкоголик чёртов!!!

Мишаня не сопротивлялся, а только недоуменно смотрел на стоящих у прилавка людей, и громко причитал:

— Как это!? Что это!?

Из толпы периодически раздавались смех и возгласы: «Мочи его, Зинка!», «Так его!», «Бей гада!»

И на этом фоне, какая-то хрупкая женщина, весьма неуверенно лепетала, обращаясь к Зинке:

— Не надо его бить! Ему же больно!

А толпа не унималась: «Поддай ему!», «Поддай!»…

И тут Мишаня, собравшись с силами и выйдя из оцепенения, прокричал:

— Да, вы что, караси, охренели?!

Он схватил одной рукой Зинку за руку с занесённой над Мишаниной головой бутылкой, а другой — вырвал бутылку «пепси-колы», и с силой поставил на прилавок. От сильного удара бутылка лопнула, и уже прилично встряхнутая газированная жидкость через трещины фонтаном брызнула на толпу.

— Освежитесь, сухопутные!!! — со смехом громко сказал Мишаня.

Народ, как по команде, отпрянул от прилавка, и, ругаясь ещё сильнее, стал машинально стряхивать с себя воду. Больше всех досталось той маленькой женщине, которая пыталась заступаться за Мишаню.

— Зачем вы так!? — возмутилась она.

— Заткнись, вобла! — гаркнул Мишаня в ответ.

— Отпусти мою руку! — заверещала Зинка, пытаясь вырваться.

— А ты, акула драная, зачем меня била?!

Зинка, не отвечая на вопрос, старательно пыталась выдернуть свою руку из цепких Мишаниных пальцев.

— Куда?! — Мишаня подтянул её к себе.

Мне показалось, что драка сейчас начнётся по новой, только последствия её окажутся более плачевными.

— Пошли, — сказал я Витьку, и, продвигаясь сквозь толпу вперёд, громко и уверенно проговорил: — Граждане, пропустите!

Народ стал постепенно расступаться, а мы с Витьком пробираться вперёд.

— Что у вас тут? — спросил я, подойдя почти вплотную к прилавку, и предварительно придав лицу торжественно-невозмутимое выражение, какое бывает у сотрудников милиции, когда их мозг в поиске чего-либо, что можно положить безболезненно в карман.

Возможно, моё «перевоплощение» и привело бы к желаемому успеху. Зинка посмотрела на меня, и её лицо стало расплываться в совершенно невинной улыбке, как у продавца при неожиданном появлении ревизора. Но всё впечатление испортил Мишаня. Увидев меня, он сказал:

— О! Юра, привет!

— Виделись, — ответил я.

— Ах, Юра-а-а?! — проверещала Зинка, и принялась бить Мишаню свободной рукой, причитая: — Ещё один дружок-пьяница!!!

После таких слов оправдываться я не стал. И объяснить что-то Зинке было уже невозможно, да, собственно, и не нужно. Знал я только одно: Мишаню надо вытаскивать, а дальше сами разберёмся. Вытаскивать, но как?

Вдруг, с криком: «Всем оставаться на своих местах!», в магазин ворвалось два милиционера с резиновыми дубинками — «демократизаторами» в руках. Они ловко пробрались к прилавку. Пару раз для профилактики съездили дубинками Мишане по спине, и выволокли его из магазина.

Зинка приняла победную стойку, расправила грудь и гордо подняла голову, в ожидании давать показания представителям правоохранительных органов. Народ толпился в магазине кто, ожидая продолжения, а кто просто выполнял команду — «оставаться на своих местах». Ну, народ пока у нас такой: сказали стоять — стоит.

Милиционеры назад всё никак не возвращались, и я, слегка подтолкнув Витька, сказал:

— Пошли!

— Куда? — тупо спросил он.

— Туда! — копируя его голос и интонацию, я указал на входную дверь.

— Я это… нельзя! — он испуганно расширил глаза.

— Пошли! — я двинулся к выходу.

Витёк засеменил за мной. Мы вышли из гастронома. Солнце светило ярко, даже в первый момент слегка ослепив глаза. Я огляделся по сторонам, но нигде так и не увидел ни Мишани, ни милиции.

— О! — удивился Витёк: — Ни ментов, ни «ментовоза».

— Что? — не понял я.

— Я это… мусора уехали, — ответил Витёк.

— Да, уехали. Но что-то не так…

— Что? — перебил меня Витёк.

— Странно это. Друга твоего забрали и уехали, ничего не выяснив при этом.

— Я это… да!

Я ещё раз огляделся вокруг, но милиции так и не увидел. В глаза бросилось только одно, как, предварительно осторожно выглядывая из двери гастронома, стали расходиться люди.

— Слушай, Витёк, что делать будем?

— Я это… ну… по сто грамм? — неуверенно спросил он.

— Блин, у тебя одно на уме! Мишаню где искать?

Витёк неопределённо пожал плечами.

— Ладно. Пойдём людей расспросим, что же тут произошло?

Витёк смотрел на меня и ничего не говорил.

— Идём, — я кивнул головой в сторону, гастронома.

— Я это…

— Молодой человек! — не обращая внимания на глубокую мысль Витька, я окликнул, примерно двадцатилетнего парня, только что вышедшего из дверей магазина.

— Да, — парень остановился и посмотрел на меня.

— Слушай, что там, в магазине произошло?

— Ха! Я видел тебя в гастрономе! — улыбнулся парень.

— Ну, да-да, мы были там, — указал я рукой на стоящего сзади Вовчика.

— О! И его я видел!

— Да, конечно. Но расскажи, что там произошло, мы позже подошли и не видели начала.

— Значит, стою я у прилавка. А передо мной тётка какая-то рассчитывается с этой толстой продавщицей. И тут, что-то как хлопнет, а потом этот, ваш друг в тельняшке, на толстую продавщицу как навалился, и они там, за прилавком вместе упали на пол.

— А потом?

— Потом она как заорёт, с пола вскочила, схватила бутылку «пепси-колы», и давай его дубасить!

— Ну, это мы уже видели. А откуда он взялся?

— Да, не знаю я. Всё так быстро случилось, — пожал плечами парень.

— Смешно, — ухмыльнулся я.

— Ага! — тоже заулыбался парень, и добавил: — А этот матрос, как я понял, сам в шоке. Что-то бормочет себе под нос, причитает… А баба его колотит!

— А потом он осмелел, пришёл в себя, — продолжил я рассказ.

— Ну, да. Потом вы появились, — кивнул парень на нас.

— А потом менты прикатили, — подытожил Вовчик.

— Всё верно, — ответил парень.

— Теперь картина проясняется. Спасибо! — поблагодарил я парня.

— Да, не за что! Сейчас пойду домой, и домашним своим расскажу. Пусть потешатся! — ответил парень и, улыбнувшись, ушёл.

Мы пару минут простояли с Вовчиком молча. Я ума не мог приложить, где искать Мишаню, и как отобрать у него «Иглу». О чём думал Вовчик, сказать трудно.

— Интересно, а о чём это Мишаня думал, когда на кнопку нажимал, — усмехнулся я вслух.

— А? — Витёк непонятливо посмотрел на меня.

— Ладно, пошли по домам, — сказал я.

— Я это… а Мишаня как?

— Как-как? Никак. Его всё равно, думаю, в милиции долго держать не будут, и если ты первым его увидишь, то скажи, чтоб ко мне зашёл.

— Хорошо, — согласился Вовчик.

— Ладно, давай! — махнул я рукой на прощание, и пошёл домой.

День прошёл, почти так, как я и планировал. Мы прогулялись с женой по соседнему парку. Потом, посмотрели телевизор. А вечером, когда уже собирались ложиться в постель, раздался звонок в дверь.

Я подошёл к двери и спросил:

— Кто там?

— Открой, Юра! — раздался Мишанин голос.

«Появился гадёныш!» — пронеслось в моей голове. Я открыл дверь. На лестничной площадке стоял взволнованный Мишаня. Признаться, я никогда его таким не видел, если, конечно не считать сегодняшний случай в магазине.

— Юра, извини! Я тут сегодня утром у тебя эту вещицу чёртову украл. Из-за неё одни неприятности. До сих пор в голове штормит.

— Будешь, гад знать, как чужие вещи трогать!

— Извини б…! — Мишаня стал усиленно стучать кулаком себя в грудь.

— Ладно, проехали! Давай прибор!

— Юра, его у меня менты забрали, — понизив голос, произнёс Мишаня.

— Как?

— Юра, они меня завезли в какой-то подвал, отобрали эту твою штуку, и целый день допрашивали: где её взял, сколько раз на кнопку нажимал, кому давал.

— Ну, а потом?

— Потом, завязали глаза, привезли на машине к дому, и велели тебе записку передать.

— Мне? — удивился я.

— Ну, тебе. Я ведь рассказал, что у тебя железяку эту одолжил.

— Украл, — уточнил я.

— Извини, Юра, — Мишаня виновато посмотрел на меня.

— Давай записку, — уже как бы несколько успокоившись, произнёс я.

— Вот, — Мишаня протянул мне запечатанный конверт.

— Э, блин, Мишаня, это не записка, а письмо, — сказал я, беря в руки послание.

Я вскрыл конверт, и вынул из него аккуратно сложенный листок бумаги. На нём был следующий текст:

«Юрий! Знания, не подкрепленные умением, бесполезны и даже опасны. Я только теоретически объяснил тебе, для чего необходима «Игла», и как ею управлять. Ты, видимо, не понял значимости этого прибора. В результате твоей беспечности мы чуть не потеряли его. Вероятно, ты ещё пожалеешь о потере такой эксклюзивной вещи, но, что сделано — то сделано. Тот, кто слеп по своей воле, не заслуживает права видеть… Курьер».

Я прочёл записку и понял, что «Иглу» потерял навсегда. Собственно, я ещё и не успел к ней привыкнуть. Но, если разобраться, то вещица могла бы быть очень полезной. Но, если что-то не успел оценить своевременно, то позже просто нечего будет оценивать… Недаром говорят: «всему — своё время!»

2003–2004 гг.

Оглавление

Гянджа. Январь 90-го

Хаос

ГШ-23

Трибунал!

Проверка

Комендантский час

Здесь всё бывает…

Оранжевый «борт»

Игла-А

Реклама на сайте