«Чеченское танго»

Бизянов Рустем Ринатович Чеченское танго

Глава 1

"Поручить Правительству РФ в соответствии с пунктом «д» и «е» статьи 114 Конституции РФ использовать все имеющиеся у государства средства…."

 Из указа Президента РФ Б. Ельцина от 20 декабря 1994 г.

Третий день дороги, сплошные марши: перегоны, перегрузки, перекуры, перекусы, недосыпы и снова дорога. Сегодня очередной перевалочный пункт, мы, гремя сапогами по трапу, выбегаем из самолета и выгружаем ящики. На траве у взлетной полосы уже скопился огромный штабель.

Три дня назад меня, как и весь наш взвод подняли по тревоге и перебросили в соседнюю дивизию. Сказали на крупные учения. Как выяснилось, впоследствии, не очень-то учения, но очень крупные.

Прогнали через мобилизационный пункт, сформировали сводный мотострелковый батальон из солдат, согнанных со всей дивизии и вперед: — марш, ребятки марш, — напутствовал нас старенький прапор, выдававший новенькую форму.

И вот я Марат Забиров дед, разжалованный сержант, спокойно ожидавший дембеля в своем полку выброшен на какой-то аэродром. Сижу на ящике курю в кулак «астру». Бойцы моего батальона, такие же залетчики как и я, работают без особого восторга. Мы еще даже не успели толком познакомиться друг с другом — в дороге нас постоянно перетасовывали. Оно и понятно, больше половины моих новых сослуживцев бывшие банщики, повара, химбатовцы и еще хрен знает кто. А посему начальство и пыталось в дороге определить кого в гранатаметчики, кого в пулеметчики, а кому «снайперку» вручить. Но толка в этих перетасовках не было, какая разница, на какую должность вписывать солдата, если он и оружия в руках не держал.

"Женька! хорош, зависать!" — это нашего взводного лейтенанта Маслова, зовет лейтенант Бобров, знать куда-то пойдем. Я затоптал окурок, и подтянув ремень гранатомета встал в строй.

"Строй людей и веди во-о-он туда", — показал Бобров на горящие огни в стороне от взлетки, — "там увидишь часть, какая то стоит, начальник гарнизона приказал всех разместить там, утром, говорит, разберемся".

Лейтенанты распределили между нами ношу: часть солдат понесла ящики, остальные их вещи. Раздалась команда: "Направо!". Батальон двинулся на ночлег.

Совсем стемнело, снег растаял, на плитах аэродрома остались лужи, все вокруг превратилось в осеннюю слякоть.

"Эх, занесло же" — думал я, шагая в толпе, таких же уставших и злых солдат, — И куда идем? Прем, все на себе, как ослы, хорошо хоть ящики не пришлось тащить".

Я закрыл глаза, все равно из толпы никуда не денешься, а так, кажется легче переставлять ноги.

Мне всегда казалось, что человек умеющий танцевать выделяется из толпы. Умение красиво двигаться по паркету или выделываться под музыку я считал даром, который дается не каждому. Помню, в первый раз я испытал настоящее откровение, увидев танец в клубе нашего городка.

Мальчик в паре с девочкой вальсировал, это было на каком-то пионерском концерте. С тех пор запало мне что-то в душу, захотелось тоже так же вот…

Ноша действительно была тяжела и непривычна. Жарко в зимних бушлатах, ватных брюках и бронежилетах. Вещмешок, спальный мешок, оружие, противогаз, запасные сапоги, валенки, чулки от ОЗК, каску — в общем военное барахло — нести все это одновременно тяжело и неудобно. Из-за этого строй вскоре нарушился, солдаты стали отставать друг от друга. Некоторые от усталости валились прямо на бетонку, немного отдохнув, снова вставали и шли.

Я тоже шел с привалами, жарко, все тело пропотело, как в бане и все зудит, но почесаться нет никакой возможности — на мне «броник» и бушлат. Ремень гранатомета, перекинутый через плечо, натирал шею с одной стороны, с другой душила лямка противогазной сумки. Спальный мешок тянул назад, приходилось идти, сильно наклонившись вперед. Руки заняты автоматом и вещмешком. Ноги, непривыкшие к такой нагрузке, через некоторое время заболели.

С бетонки, перешли на грязную дорогу, глина сразу налипла на сапоги огромными комками и сделала путь бесконечным. Наконец дошли до расположения какой-то воинской части..

Перед входом в первую казарму стоял Маслов, он выкликивал фамилию из списка и впускал солдат по одному,

Я подошел к строю стоявшиму перед казармой.

— Пацаны, Забирова не вызывали?.

— Да нет вроде, ты с какого взвода?

— Из гранатометного.

— Гранатометчики уже все зашли.

— А это какая рота?

— Первая.

— А где вторая?

— Вон они стоят — показал на вторую казарму один из бойцов.

У второй казармы стоял уже один Бобров, и что-то отмечал в своей тетради, светя себе карманным фонариком.

— Товарищ лейтенант!

— Фамилия? — прервал Бобров.

— Забиров.

— Бегом в казарму, придурок! — заорал лейтенант, — понабрали уродов. Услышал я вслед.

— Сука, — Вошел в казарму, дверь на первый этаж закрыта, пришлось тащиться по грязной лестнице на второй.

Прямо перед дверью в расположение стоит обшарпанная тумбочка со старым магнитофоном, из которого звучат афганские песни. Рядом с тумбочкой, кивая головой в такт музыке, сидит парень в камуфляже, на коленях автомат с примкнутым рожком и штык ножом. Он отрешенно смотрел в какую-то точку перед собой и курил "Беломор".

Я прошел мимо него в «располагу», где уже устраивалась рота. Прямо на полу раскладывались спальные мешки, вещмешок под голову, броник под ноги. Тут же валяются стволы — оружие, новенькое, пахнущее железом и смазкой.

Я нашел на полу свободное место и стал устраиваться на ночлег. Скинул с себя всю одежду до нательной рубахи, отправился в умывальник.

Санузел был забит людьми, поэтому обстановка напоминала грязный прокуренный вокзальный туалет. Возле урны столпилась кучка курящих, обступивших местного солдата, который с видом бывалого ветерана отвечал на вопросы новоприбывших.

— Слышь, братан, откуда родом?

— Из Красноярска, есть оттуда кто?

Наступила пауза, земляк не сыскался.

— В Грозном был?просил кто-то.

— Нет, мы аэродром пасем.

— А на вас нападали?

— Нет, по ночам постреливали только.

— "Броник" то от пули спасет?

— Смотря какой, титановый не спасет, а текстолитовый автомат выдержит, а снайперку или пулемет нет.

— Васильев, чё зашифровался что ли? — заорал на весь туалет, вошедший сержант.

— Чё орешь, видишь, с пацанами разговариваю, покури маленько, ответил Васильев.

Сержант подошел к курившим.

— Закуривай, братишка, — из толпы протянули сигарету. Сержант, не спеша, прикурил, затянулся и продолжил разговор, им прерванный, видимо он слышал последние слова.

— Вчера у нас «спецназовцы» ночевали, вот у них смачные "броники", — заявил сержант.

— А чё в них такого?

— Их даже НСВТ не берет.

— Чё за НСВТ?

— Пулемет танковый, вас-то надолго сюда занесло?

— Да нет, переночуем, сказали, да свалим. Правда, в Твери говорили, мол, здесь сперва, учения проведем, а потом туда, в Грозный.

— Нужны вы здесь кому, больше одних суток здесь никто не задерживается, ночь переночевали и вперед.

— Погибших тоже на аэродром везут?

— Сегодня наши, три КАМАЗа с трупами в "черный тюльпан" грузили, — ответил сержант и вышел вместе с Васильевым из туалета.

— Да-а пацаны, залетели! — подытожил кто-то разговор.

— Ладно, хорош порожняки гонять, — решительно сказал крепкий парень со шрамом на лице. Он потушил сигарету и подошел к освободившемуся умывальнику, остальные тоже докурили и разошлись.

Лежа в спальном мешке, укрывшись бушлатом, я попытался заснуть под аккомпанемент афганских песен. Страшно и родителям ничего не написал сбежать что-ли?

Огромный сверкающий огнями танцевальный зал. На мне ослепительно белая рубашка, ну и бабочка само собой, я лихо делаю танго с девушкой. И какая разница как ее зовут, главное красивый танец и ноги сами летят по паркету, и девушка глазами полными веселых искорок загадочно улыбается и заглядывает мне в глаза так нежно и доверчиво.

Глава 2

На трехверстке протянулись роты

И передвигается флажок

И передвигается по кругу

Взвод за взводом…..

Э. Багрицкий

— По-о-одъем! Через пятнадцать минут всех вижу на улице, — кричал Бобров, — живее трупы, — пинками поднимал он еще не проснувшихся. — Строится перед казармой, уроды, давай-давай, шевели поршнями, — вытолкнул Бобров к выходу очередного едва успевшего одеться солдата.

Наконец наша рота стоит на улице, все молча заправляются и закуривают, чтобы согреться. В утреннем свете вид части, в которой мы ночевали непривычен.

"Шагом марш!", — скомандовали где-то впереди, батальон выдвинулся на аэродром.

Дорога, казавшаяся вчера ночью бесконечной, оказалась не такой уж длинной, поэтому до аэродрома дошли гораздо быстрее и организованнее, чем накануне.

На небольшой бетонной площадке по соседству с боевым вертолетом, уже разложены ящики. Бобров с Масловым выдавали патроны и гранаты солдатам, выстроившимся в очередь к ним. Получившие свою долю тут же набивали патронами рожки и примыкали их к автоматам, обладатели пулеметов деловито заряжали ленты, снайперы приделывали прицелы. Гранатометчики и их помощники, кряхтя и матерясь, прилаживали гранатные сумки с только что полученными выстрелами.

После выдачи боеприпасов, всем раздали по плитке шоколада, по пачке сигарет и суточную норму сухпая.

Я прикинул, сколько у меня вещей и выкинул противогаз, остальное, решил пока не трогать. Сел на спальник и, от нечего делать, стал разглядывать колонны, подразделений проходивших мимо — их только что выгрузил очередной воздушный транспортник. Мои товарищи время не теряли — в кювет у края бетонки летели валенки, сапоги, куски мыла, чулки от ОЗК, нательные рубахи, кальсоны, полотенца. Нижнее белье и полотенца перед отправкой были выданы тройными нормами, из-за этого их и выкидывали, оставив одну пару на всякий случай. Бобров и Маслов пытались помешать этому, но за всеми не уследишь.

Вновь прибывшие колонны солдат шли к технике стоявшей на траве, там, где аэродром заканчивался. Здесь стояли армейские УРАЛы и КАМАЗы, тут же несколько танков и БМП, везде стоял удушливый запах машинных выхлопов. В машины, деловито и без промедления загружались только что прибывшие роты, их командиры без суеты и крика по-фамильно сажали своих бойцов.

Мы равнодушно взирали на эту погрузку. Наши лейтенанты вертелись возле командиров прибывших подразделений. Вскоре они о чем-то договорились и подошли к нам.

— Так быстро шапки выкинуть, надеть маски, примкнуть рожки, патрон в патронник не досылать, — выдал приказы Бобров.

Маслов тем временем быстро, не сверяя со списком, отсчитывал солдат по двадцать человек и отводил их к выделенным машинам.

Грузились в машины долго, сначала передавали в кузов вещмешки и спальники, а потом тяжело и неуклюже забирались сами.

Я залез в одну из машин, в кузове было тесно, из-за разбросанных как попало вещей, да и мы сами мешали друг другу, стараясь усесться поудобнее. Потом достал банку перловой каши и открыл ее штык ножом. Прислушался к разговору соседей.

— Чё — то мне все это не нравится, — тяжело вздохнул один из моих попутчиков.

— Чё — ты сопли распустил, рожденного утонуть не застрелят, — заметил парень со сломанным носом, фамилии его я не помнил, все называли его «фиксой» из-за золотых коронок сверкавших у него во рту, — вот у меня брательник в Афгане служил, вернулся подраненным, но живым, а через год после дембеля разбился на мотоцикле.

— А зачем нас сюда отправляют, чё здесь случилось? — спросил солдат со снайперской винтовкой.

— Чего?

— Наверное, что-нибудь вроде Карабаха или Приднестровья? — попытался я ответить снайперу.

— Наверное, — вздохнул он в ответ. Мне сразу захотелось курить. Достал сигареты — ко мне потянулись руки я вытащил губами одну, остальное раздал.

— Дай прикурить. — обратился я к соседу. Он протянул мне руки с зажатой в них зажигалке. Пламя зажигалки осветило небольшую наколку между указательным и большим пальцем: буква А в окружении лучей.

В это время машина, заурчала — завелась, вся техника пришла в движение. В голову формирующейся колонны начали выстраиваться танки и БМП, за ними УРАЛы и КАМАЗы с солдатами, замыкал колонну БРДМ, еще несколько БРДМов устроились между УРАЛами. С аэродрома поднялись два вертолета, они с ревом, свистя турбинами, пролетели над машинами вперед, обеспечивать прикрытие с воздуха. За вертолетами потянулся головной танк, за ним тронулась остальная техника, выстреливая в воздух целые облака выхлопов.

Серое зимнее небо потихоньку стало темнеть. Аэродром опустел, только на том месте, где батальон получал оружие, и боеприпасы остались пустые раскрытые ящики из-под гранат, цинки из-под патронов, сапоги, валенки, шапки и куча кокард, которые белыми пятнами выделялись на грязном бетоне.

Заморосил дождик. Четыре человека в летных комбезах, неторопливо шли к самолету, который недавно привез солдат. Они остановились возле брошенных вещей, один нагнулся и поднял валенки.

— Хорошие валенки, — заметил пилот.

— Здесь много чего можно найти, — заявил штурман, — сегодня они что-то поторопились, под вечер идут.

— А зачем бойцы кокарды выбрасывают?

— Говорят поним снайперыхорошо целятся.

— Пошли нам тоже скоро лететь

Колонна, под урчание дизелей и свист турбин, медленно как змея уползала за горизонт.

В кузове УРАЛа нас потихоньку сморило.

Глава 3

Пред вами со смертью на челе

Он постепенно костенеет

Когда он глух и молчалив

На ваш отчаянный призыв.

Пушкин А. С.

Когда, меня забирали в армию, у военкомата девушка меня не провожала, как многих моих товарищей. После школы пошел в железнодорожное ПТУ, там учились одни пацаны, ну и как говориться не до баб было. Сугубо мужские развлечения после учебы — разборки на заднем дворе «куска», так мы называли между собой наше училище, карты и водка по ночам в общаге. Тогда о танцах я, конечно, не вспоминал, чмошником можно было прослыть, а я естественно этого не хотел. Служба в армии в нашей среде считалась обязанностью "нормального пацана". О патриотизме здесь не было речи, наверное просто это было частью мужского имиджа. Да и в душе каждый из нас завидовал «старшакам» — выпускникам нашего куска, призванным в армию. Когда они приходили в отпуск или на дембель, то обязательно заходили в училище в форме расшитой аксельбантами и увешанной всевозможными значками. Так что когда пришла пора служить, я не стал косить.

Уже поздно ночью колонна прибыла в селение Толстой-юрт, где находилась база. Я проснулся от того, что машина остановилась. Спать было слишком холодно, от долгого сидения в одной позе затекли ноги. Кругом темнота — в проеме тента машины черный квадрат. Остальные тоже зашевелились, тихо в полголоса спрашивали о причинах остановки. Я снова закрыл глаза и постарался поудобнее угнездиться на своем месте, но услышал шаги. Кто-то шел к машине, чавканье сапогов по грязи как-то неестественно нарушало тишину. В машине, сразу все замерли, кто-то тихонько снял автомат с предохранителя.

— Эй, в машине, — прозвучал голос Маслова, — никому из машины не выходить, спите там. Завтра разберемся, что к чему, — приказал лейтенант и пошел к следующей машине.

Поспать так и не удалось из-за зверского холода. От неудобной позы затекли ноги, и болела спина. Ночь длилась, наверное, вечность. Как только рассвело, я постарался встать, чтобы размяться. Но тут же услышал чье-то ворчание.

— Полегче, на ногу наступил, — пробурчал недовольный голос из-под спальных мешков.

— Хорош массу давить, подъем, — стал расталкивать дремавших Фикса, — вон с соседних машин пацаны уже вылезли со всем своим барахлом, значит и нам пора, — заявил он и с размаху вышвырнул за борт свой вещмешок прямо в грязь. Вслед за ним полетел спальник, а после него и Фикса выпрыгнул.

За бортом Урала уже занялся день. Я выглянул за борт.

Да-а-а более тоскливого пейзажа не придумаешь. Под серым свинцовым небом, меж двух холмов, раскинулся полевой лагерь. На склонах холмов в капонирах приткнулись танки и БМП, в долине, грязные палатки с полевыми кухнями и машинами, и везде раскатанная до сметанообразного состояния грязь. Где-то за холмом деловито стучит «Шилка». И что удивительно этот звук не режет слух — война уже рядом.

Я с трудом вылез из машины и отошел к оврагу метрах в пятнадцати от машины. Начал скидывать с себя бронежилет и бушлат, за ночь приспичило, а в «бронике» и бушлате чувствуешь себя как черепаха под панцирем. Над оврагом поднялся пар, вдоль него выстроился ряд солдат.

Здесь в голове у меня перегорел еще какой-то контакт: выкинул вещи, которые не решался выбросить на аэродроме. В овраг полетели валенки, мыло и прочее вещевое довольствие.

Едва мы успели заправиться, как прозвучала команда, строиться. Маслов и Бобров что-то хотели сообщить. Минут через пятнадцать, все собрались толпой возле стоявших на возвышении Маслова и Боброва.

Маслов стал громко называть фамилии солдат, а Бобров вручал им военные билеты, отобранные еще в родных воинских частях. Как только раздача «военников» была закончена, лейтенанты, щедро раздавая пинки и затрещины, приправляя их отборным армейским матом, создали подобие строя.

Осмотрев строй безразличным невидящим взглядом, Маслов что-то сказал Боброву и ушел куда-то. Бобров достал сигарету, закурил ее и глубоко затянулся, выпустив дым через нос, и заговорил.

— Ребята, игры закончились, — он сделал паузу, — мы едем на войну, настоящую войну, где убивают, режут, жгут. Бобров докурил сигарету, выбросил ее и железным голосом, четко выговаривая слова, выдал приказ.

— А теперь слушайте боевой приказ, дослать патрон в патронник и поставить на предохранитель, мы едем в Грозный, а там нужно быть готовым ко всему.

Как только Бобров закончил, раздались звуки щелкающих затворов, и вдруг воздух прорвал выстрел.

Толпа отхлынула к машинам, на поляне остался труп. Меня почему-то это происшествие не удивило и даже не испугало, больше того я даже не пожалел этого беднягу.

Мы быстро вскарабкались в свои машины. Лицо бедолаги мне почему-то запомнилось надолго — в широко открытых глазах его застыло удивление. Он лежал ничком, только голова была повернута к нам в сторону машин, под телом растекалась лужа густо бордовой крови, струившаяся из огромной раны на шее.

Подошли два санитара в грязных халатахповерх формы и стали укладывать груз двести на носилки.

Выводы после ЧП все же были сделаны, оружие теперь держали стволами строго вверх. За малейшую оплошность в обращении с ним виновный получал пару затрещин, подкрепленных солдатским матом.

Я еще раз проверил предохрантель своего АКСУ и устроился в кузове машины поближе к кабине, напротив отдушины в тенте.

Решил в случае нападения стрелять через нее, а пока понаблюдаю, что там делается снаружи. Остальные тоже устраивались так, чтобы быть готовыми к бою. У второй отдушины сел Фикса, а у заднего борта расположили пулемет, для него сдели из вещмешков и спальников что-то наподобие пулеметного гнезда.

Тем временем технику стали сформировывать в колонну. Я со своего места увидел как вперед, мимо нас, прогрохотал Т-72. Машины один за другим стали подтягиваться вслед за танком. Наш УРАЛ все еще стоял, ожидая момент, когда тронется борт, за которым мы должны идти.

— Откуда вы пацаны? — к нам подбежал грязный бородатый «контрабас» в черной шерстяной шапочке.

— С Твери.

— Держите, — кинул боец в машину несколько коробок, — это «промедол», если ранят, вколете рядом с раной, мне уже, слава богу, не понадобится.

— Спасибо братан, — ответил шустрый солдат сидевший у заднего борта.

— Отомстите гадам, мочите их пацаны.

— А много ваших положили?

— Шесть человек со всей роты осталось, — кричал уже вслед отправляющейся машине бородач, — дай бог вам вернуться домой!

Глава 4

Белый снег, серый лед,

На растрескавшейся земле,

Одеялом лоскутным на ней,

Город в дорожной петле.

В. Цой

Машины, урча двигателями и разбрызгивая грязь, тянулись в Грозный, где шли бои за президентский дворец. Обо всем этом мы еще не знали. А пока я из своего окна смотрел на хмурый кавказский пейзаж, проплывающий мимо: остовы сгоревших танков и БТРов ржавеющих по обочинам дорог. Проехали через

селение, дома заколочены, от некоторых осталось только пепелище. Во дворах грязь, мусор, разбросана сельхозтехника.

Вот перед домом на лавке сидит старик в папахе с белой бородой и посохом. Я уставился на него, все-таки первая местная живая душа, старик сидел прямо, голова гордо поднята. Каким-то образом наши взгляды встретились, мне стало не по себе. "Не дай бог попасть к нему в руки", — подумалось.

Вскоре меня утрясло, и я задремал.

Служить я всегда мечтал в морской пехоте, откуда это желание появилось, не знаю. Вокруг все мечтали попасть в ВДВ, тельняшки, голубые береты, парашюты и так далее. А меня привлекала черная гвардия или черная смерть, как называли морпехов немцы в великую отечественную войну. Видимо, сказались книги, которые мне в детстве читал отец об обороне Севастополя. Правда, судьба не уготовила мне черный берет, хотя в областном военкомате меня зачислили в команду, отправлявшуюся в Калининградскую область, где как я знал, базируется Балтийский флот. А значит, имелся шанс попасть в местную часть морской пехоты.

Три дня весь эшелон, загруженный призывниками, ехал в самую западную часть страны, и три дня мы безбожно бухали. В вагоны, в которых не было света и воды, нас загрузили под завязку. Плацкарты были забиты вплоть до третьих полок. В нашем вагоне сопровождающим офицером был лейтенант морпех и это грело мою душу. Всю дорогу мы пили то водку, то спирт.

Как только залезли в купе, тут же перезнакомились. Я залез на третью полку и все что я запомнил в дороге — кружку со спиртным, периодически ее кто-то протягивал ко мне наверх вместе с куском какой-нибудь домашней снеди.

Залпом замахнув пойло и закусив, я подавал вниз кружку и сверху участвовал в разговорах своих попутчиков. Почему-то мы долго не пьянели, орали дембельские песни, рассказывали анекдоты и, естественно, страшные истории о дедовщине процветавшей в армии. На остановках открывали окно и шутили над девушками, стоявшими на перроне:

— Девушка, вашей матери нужен зять?

— Бабы в кучу я вас вздрючу!

— Девушка, а как вас зовут? А меня Вальдемар!

Девчонки, увидев нас, в испуге шарахались в сторону. А проводник в это время бежал за водкой для нас, перед остановкой мы отправляли к нему гонца с деньгами, нас ведь из поезда не выпускали.

В Калининграде на перрон я вышел одуревший и с сорванным горлом, за дорогу наорался и набухался до такой степени, что перенапряг голосовые связки. Так что когда на перекличке называли мою фамилию:

— Забиров! — я шипел и хрипел вместо «Я» что похожее на «Х-р-х-р-а-а». Ребята ржали надо мной как кони. Офицер, проводивший перекличку, мой скрежет естественно не слышал, и снова орал:

— За-абиров-ов!

— Здеся — снова шипел я, — тот опять не слышит, ребята уже падают от смеха. Наконец кто-нибудь за меня кричал "Я-а-а".

— Капля от струя, — орал в ответ взбешенный офицер, — понабрали уродов, Блядь.

Наш эшелон был разделен на две части, одна из которых была направлена на флот, а другая в сухопутные войска. Я, конечно, попал в пехоту, но не в морскую, а в обычную. Один из мотострелковых полков получил пополнение в сорок человек, среди которых числился и Марат Забиров, то есть я. Собственно, я не удивился, потому что всегда считал что мне по жизни не везло.

Когда я открыл глаза, увидел, что наша колонна едет по дороге обсаженной по краям кипарисами. Четыре «Тунгуски», с обочины короткими очередями бьют в высотки виднеющиеся вдали. «Грозный» — прочел я надпись на помятом и пробитом пулями дорожном знаке. Мозг почему-то стал все воспринимать как клип. Страх паутиной обтянул сердце. Картины стали сменять друг друга с невероятной быстротой. Вот горит БТР, возле которого лежат трупы наших солдат. Собаки грызут мертвечину, дома как в учебниках по черчению — в поперечном разрезе, видна мебель внутри.

Проехали частный сектор. Горят одноэтажные дома, развалины, огневые точки.

Вокруг послышался скрежет распарывавшегося брезента. Тент машины взрезали штык-ножами — ребята выставили стволы наружу. Грузовики стали похожи на ежей.

Я заметил, что бронетехника куда-то пропала, а количество машин значительно сократилось, видимо пока спал, колонну переформировали.

Тем временем колонна въехала в центр, где стояли многоэтажные дома. Здесь откуда-то сверху начал стучать пулемет. Мы начали стрелять на ходу, правда, никто не знал, куда нужно целиться. Понять откуда ведется огонь, было невозможно. Колонна разделилась, передняя часть, увеличив скорость, пошла вперед подальше от опасного места. Вторая часть завернула куда-то во двор, и там, развернувшись, поехала обратно.

Как потом нам рассказали, наша часть колонны вернулась на консервный завод, где находился штаб объединенной группировки Российских войск.

Грузовики остановились во дворе предприятия, где нашим глазам предстали одноэтажные промышленные здания с трубами и разнообразными железными конструкциями. На крыше одного из домов виднелось пулеметное гнездо с пулеметом ДШК. За открытыми воротами, в которые мы въехали, стояли два БРДМа с не заглушенными двигателями, на бортах эмблемы внутренних войск. На броне одного сидел боец в сером камуфляже со снайперской винтовкой.

Мы ждали, когда придет Бобров, он ушел куда-то пол часа назад. Затянувшееся ожидание действовало всем на нервы. Сигареты уже выкурены, оружие перезаряжено. Мне хотелось стрелять и орать во все горло.

Наконец появился Бобров, он подошел к машине с ненавистью посмотрел на нее, на Ввшника сидевшего на БРДМе и вскочил в машину, дверца громко захлопнулась. Тотчас же грузовики тронулись.

Мы проехали кокой-то парк, по всем признакам здесь недавно шел бой и, судя по звукам, доносившимся откуда-то спереди, он продолжался уже там. На черном фоне деревьев, земли, дыма и гари белели пятна развороченной пулями древесины. Мне казалось, что рваные белые раны на изломанных деревьях причиняют им такую боль, что они кричат, и извиваются, но кто-то отключил этот звук. Под деревьями лежали убитые солдаты, тоже рваные.

Около пролома паркового забора догорал танк, пролом явно проделал он, но дальше проехать ему уже не удалось: ствол пушки уткнулся в землю, гусеницы скатились с катков.

Грузовики, проехав парк, остановились — дорогу перекрыл стоявший поперек БМП. Справа и слева стояли дома с выбитыми окнами и проломами в стенах, внутри одного пылал огонь.

Как только УРАЛ остановился, из кабины выскочил лейтенант Бобров. Офицер заорал: "К бою!" — и побежал к дому, до которого еще не добрался огонь. Мы ринулись вслед за лейтенантом. Расположились у окон здания. Стволы автоматов, нацеленные на пустую улицу замерли в ожидании противника. Командир, однако, повел себя странно: он приказал всем ждать, после чего в сопровождении команды из десяти человек, в число которых попал и я куда-то побежал.

Бежать было трудно: мы двигались цепочкой друг, за другом петляя между домами и техникой, разбросанной между ними.

Казалось, что я попал на съемочную площадку фильма о великой отечественной войне. Город, превращенный в руины, расстрелянный танками и пушками, разбомбленный бомбами, ракетами и установками «Град» напоминал Сталинград во время немецкого наступления. Мы двигались как шаманы в каком-то ритуальном танце — впереди меня маячит спина Фиксы, я уставился на спинной карман его бронежилета, а мои ноги старались не отстать от него и послушно повторяли повороты за ним. Время от времени, на поворотах глазам представали батальные сцены: вот экипаж самоходки латает гусеницу своей машины, вот лежит солдат, вот разбитое окно в осколках которого играет пламя.

Когда наш маленький отряд отправился на разведку, день уже близился к концу. Начинало темнеть. Отчаявшийся Бобров пытался найти какое-нибудь начальство, кто бы принял его с подразделением. Пока все, к кому он обращался, ничего вразумительного сказать не смогли. Он знал, что где-то в этом районе находятся штурмовые отряды, осаждающие президентский дворец.

Наконец он вывел нас к огневой точке находящейся у полуразрушенного кирпичного забора. Два солдата деловито и спокойно стреляли один из автомата, другой из пулемета. Возле каждого из них сидело на коленях еще по одному человеку — перезаряжали отстрелянные магазины и пулеметные ленты. За их спинами на оружейном ящике сидел рослый боец без каски в черной вязаной шапочке. Он деловито забрасывал в ствол небольшого миномета снаряды. Труба с громкими хлопками отправляла их невидимому отсюда противнику. Вокруг минометчика валялись ящики, некоторые уже опустошенные, а некоторые еще запломбированные. Из ящиков солдат в танковом шлемофоне, без «броника», в одном драном замасленном комбезе доставал боеприпасы и подавал их минометчику.

Бобров подбежал к минометчику и стал у него что-то спрашивать, а мы повалились на землю, истекая потом. Но передышка была не долгой. Минометчик, что-то объяснил лейтенанту, и мы снова побежали.

Лейтенант остановился лишь, когда привел нас во двор П-образного дома, перед которым был все тот же кирпичный забор.

Я присел на трубу отопления — ее проложили как раз вдоль забора. Прямо напротив меня, на ступенях парадного крыльца укрепленного колоннадой сидело человек двадцать пехоты, окруживших небольшой костерок, разложенный прямо на ступенях. Один из них пел, бренча на гитаре.

Уже стемнело, и я не различал лиц сидевших на крыльце, слабый костерок не давал такой возможности.

По обрывкам разговоров донесшихся до меня я понял, что эти пацаны, уже познали все прелести войны:

— ну че завтра в прикрытии или опять на штурм?

— Хер знает, спроси у косого он жопой чует, гы-гы-гы, Слышь Косой, че молчишь.

— Да пошел ты, х…ево мне, в бронник два раза попали.

Я почувствовал, что все мое тело истомилось по отдыху, ноги болели, к тому же все чесалось от пота. Я поудобнее уселся на трубах — блаженная дремота подступила на кошачьих лапах. Сквозь дремоту послышалось, как к крыльцу кто-то подошел, и приказал сидевшим на нем следовать за ним. Прогремела очередь, я встрепенулся — это офицер пальнул из пулемета вверх, чтобы взбодрить своих бойцов. Они быстро собрались и ушли.

После их ухода я как-то остро почувствовал себя одиноким, хотя рядом были мои спутники.

Бобров, исчезнувший, после того как мы сюда прибежали, так и не появлялся. Тем временем окончательно стемнело. Где то вдалеке идет вялая перестрелка.

Я побродил возле труб и попросил у соседа сигарету, чтобы согреться. Сигарета успокаивающе подействовала на нервы, захотелось расслабиться и просто посидеть и покурить, и ни о чем не думать.

Но покурить не удалось, из темноты кто-то закричал:

"Урод прикрой огонек, а то снайпер мозги тебе выбьет".

— Я потушил сигарету, подошедший тем временем продолжил: "вы кто такие?" — спросил он. Все замялись, не зная, что и ответить на этот простой вопрос, по той причине, что мы не были солдатами одного отделения, чтобы бойко отрапортовать, мол, такое-то отделение такой-то роты. Даже старшего Бобров перед своим уходом никого не назначил. Паузу, возникшую после заданного вопроса, прервал Фикса:

— Мы из Н-ской бригады.

— Откуда? — в голосе почувствовалось удивление.

— Из Твери.

— Здесь то вы как оказались и где ваш командир?

— Командир наш лейтенант Бобров, только он куда-то ушел, мы с ним на разведку пришли, там у нас еще ребята остались.

— Где там?

— Ну, возле дома, какого то горящего, там еще БМПуха рядом стояла.

— Провести сможете?

— Я смогу, — сказал Фикса.

— Тогда вместе со мной пойдешь, ты пароль не знаешь, а то свои где-нибудь завалят, а вы — обратился он остальным, — идите в дом, только не через крыльцо, идите вдоль стены дома налево, там еще одна дверь будет, туда и зайдете, где сможете там и устроитесь.

Незнакомец ушел вместе с Фиксой. А мы пошли туда, куда нам указали.

Выщербина, ровно, снова прореха от упавшей штукатурки — моя рука скользит по стене — мы на ощупь пробираемся до входа в здание.

Дверь, до которой мы дошли, была двустворчатой, одна створка сорвана и лежит на улице, по ней я вслед за остальными вошел во внутрь.

Это был подъезд, прямо перед нами лестница на второй этаж, направо две двери, и налево за лестницу небольшой коридорчик, заканчивающийся черным выходом, в котором был оборудован пост. В коридорчике прямо на полу на спальных мешках и тряпье в обнимку с оружием спали солдаты. Я попытался открыть двери справа, но они не поддавались. На шум проснулся кто-то на полу: "чё ломитесь, там и так куча народу, ложитесь на лестнице", — проворчал проснувшийся.

— Пацаны, пошли на второй этаж, — предложил солдат с пулеметом, шедший впереди и уже поднимавшийся по лестнице.

— Эй, куда прешь! — снова заорали, — туда нельзя там заминировано и там пост не нашего полка!

Пришлось ложиться на лестнице, несколько человек устроилось на лестничной площадке, остальным пришлось ложиться на ступеньки.

Мне досталось место на ступеньках. Сел на одну и лег спиной на следующую, благодаря бронежилету получилось, что лег на доску в наклонном положении, голова пришлась на третью ступеньку. Поднял воротник бушлата руки под бронник, кажется, начал согреваться. Для гранатомета и сумки с гранатами нашлось место на решетке перил, а автомат… лучше буду держать на груди.

Все бы ничего, только ногам холодно, да на лицо падает снег, летящий с разбитого окна на лестничной площадке.

Глава 5

Недавно его встретил я,

Он мне родня по юности

Ю. Шевчук

Проснулся я от того, что кто-то меня растолкал. Вставать было тяжело, мышцы затекли от неудобной позы и холода, да и выспаться не удалось. Взвалив на себя гранатомет и сумку с гранатами, мысленно прокляв их, отправился на улицу. Правда, выйти по-человечески не получилось прямо за дверью я споткнулся и упал.

Это были ноги в камуфлированных брюках, обутые в армейские ботинки. Вдоль, стены лежал покойник. Я взглянул в лицо бедняги.

Голова запрокинута назад, растрепанные волосы в крови, с правой стороны лба, там, где уже начинались волосы, зияла рана. Мальчишеское лицо, на красно-синем фоне лица белеют только глаза, зубы, и осколки костей.

Пока я разглядывал убитого подъехал микроавтобус УАЗ. Выскочили два огромных бородатых парня, больше похожие на боевиков, чем на наших, и в такой же грязной камуфлированной форме, что и убитый. Они подошли к телу завернули его в блестящую фольгу, погрузили в УАЗик и тут же уехали.

"Интересно почему на борту Уазика красный крест? Ему ведь уже не поможешь" — Я проводил взглядам машину и осмотрелся.

Весь двор напоминал свалку, здесь валялись тумбочки, видимо выброшенные из здания, холодильник с оторванной дверцей, тряпье, осколки стекол, консервные банки, котелки, фляжки, противогазы. Справа, вдоль забора были устроены посты и огневые точки. Пространство между забором и левым крылом дома было забаррикадировано кирпичами, здесь был первый пост, — два солдата вели наблюдение за тем, что происходило за забором. Дальше, вдоль забора была устроена хижина из дверей и ящиков, одной стеной у нее был забор. За хижиной метра через два приткнулась боевая машина пехоты. Пространство между ней и хижиной было чем-то заполнено и прикрыто одеялом. Дальше за БМП располагались огневые точки. Пространство между правым крылом дома и забором было свободным, но, что там я не видел из-за толпы солдат, слонявшихся по двору. Это были мои товарищи — сводный батальон.

Среди грязных, потрепанных боями, голодом, холодом и непосильными физическими и моральными нагрузками, бойцов находившихся в Грозном целую неделю, мы выглядели странно, как белые вороны на черном снегу. У нас чистые бушлаты и «броники», более новое снаряжение и вид — дети, заблудившиеся в чужом городе.

Хотелось есть, а вокруг, судя по всему, съестным и не пахло, пожалуй, придется поголодать, но надо хоть попробовать что-то найти, у кого-нибудь еще должен остаться сухпай выданный в Моздоке.

"Марат!" — донеслось из толпы у дверей. Я обернулся.

— Тебя чё тоже сюда замели? — улыбался во все свое круглое узкоглазое лицо Сергей — мой старый армейский товарищ.

— Как видишь, — от вида улыбающегося друга мне тоже захотелось улыбнуться, вообще Серега Кулов был веселым, разбитным малым, не унывающим в любой ситуации.

— Пошли к нам, с нами будешь держаться, — предложил Сергей.

Познакомился я с ним еще во время КМБ. Но после карантина мы попали в разные подразделения и редко встречались, от случая к случаю. Кулов — казах из Оренбурга, все звали его Серегой, хотя настоящее его имя звучало по-другому.

Из хижины вышел офицер — худощавый человек среднего роста, такой же грязный, как и весь его отряд. Из-под черной шерстяной шапочки на голове командира виднелись светлые волосы, на подбородке щетина такого же цвета. Взгляд его светло синих глаз, казалось, мог убить того, на кого он обращен.

"Строиться повзводно" — скомандовал он. Мы пристроились в один из взводов. Команда, по всей видимости, относилась только к новоприбывшим, потому что остальные продолжали заниматься своими делами. Строились как обычно долго, кто как хотел, друзья старались держаться вместе и сейчас построились скорее по этому признаку.

Возникла пауза, построивший бойцов человек медленно обошел строй по фронту, разглядывая солдат. Осмотрев, солдат он заговорил.

— Где ваши отцы командиры мы не знаем, наверно дезертировали, поэтому с этого момента вы будете числиться здесь в первом батальоне N-ского мотострелкового полка, — он замолчал, словно ожидал услышать какие-нибудь возражения по поводу сказанного. Но ничего в ответ не последовало, солдаты молча ждали, что последует за этим, и он продолжил.

— Я командир второй роты капитан Колосков, временно вы будете под моим началом, но потом часть из вас поступит в другие подразделения.

Пока Колосков говорил, из хижины вышел еще один человек. В отличие от Колоскова этот был коренастый и плотный мужик похожий на дородного казака царских времен и держался он также — этакий ухарь-купец удалой молодец. Только вместо кафтана и поддевки — «броник» весь в пятнах, с оторванным нагрудным карманом. Под ним — Х\Б, подворотничок стойко черного цвета и торчит над вырезом «броника» как накрахмаленный. На штанах у одной брючины накладной карман оторван, второй набит рожками к автомату. Обут в огромные стоптанные «кирзачи». На огромной голове лихо заломлена спортивная шапочка «Петушок», из-под которой торчит русый чуб. Через плечо на грудь этого казака перекинут автомат со складным прикладом и подствольным гранатометом, на нем привычно лежат руки в перчатках с обрезанными пальцами. Он подошел к Колоскову как раз, когда тот представлялся, Колосков же продолжил свою речь.

— Сейчас по одному будете подходить ко мне, и я запишу ваши фамилии, вы, — показал он на солдат стоявших впереди, — будете командирами отделений, остальные — стоящая за вами колонна, ваше отделение.

В строю солдаты опять потихоньку стали перестраиваться. Я стоял рядом с Сергеем, поэтому осторожно переместился за него, чтобы быть с ним в одном отделении.

Колосков на эти передвижения не обратил внимания. Он заявил, что эти назначения временны и потом, когда разберутся, кто в каком звании, и на какой должности служил, укомплектуют подразделения в соответствии с этими данными. Самое главное, никому не покидать этот двор и дом, здесь резерв штурмовых бригад. Когда Колосков закончил, он представил подошедшего офицера. Казак оказался старшим лейтенантом Романенко, по штату он числился командиром третьего взвода. Представив Романенко Колосков, сходил в хижину за бумагой и, присев на ящик, стал записывать фамилии солдат. Пока командир оформлял пополнение, Романенко выволок из десантного отсека БМП бойца в танковом шлемофоне похожего на негра — до того он был чёрен. Негр протер глаза, выслушал взводного и подошел к таинственному штабелю между БМП и хижиной, он откинул одеяло достал ящик с консервами и мешок с хлебом. Романенко подозвал к себе первое отделение и по количеству солдат выдал продукты. Вслед за ними получили провиант и остальные.

Мы с Сергеем получили по банке рисовой каши и пошли в дом. Расположились в одной из комнат. На полу устроили небольшой костерок — очаг для него соорудили из кирпичей. Сверху решетка от холодильника, а уже на ней угнездились банки с сухпаем. Сами мы натаскали матрасы, спальники и расположились вокруг костра.

Комната раньше была складским помещением, одну стену занимал огромный шкаф, сделанный по типу этажерки — он высился до самого потолка и на его полках как на многоярусных нарах устроились некоторые бойцы. Вдоль стены напротив пылилось несколько тумбочек, в дальнем от окна углу входная дверь рядом с ней и горел костерок. Единственное окно было забаррикадировано кирпичами в виде бойницы, только верхняя часть завешена одеялом.

Мы с Сергеем взяли по банке горячей рисовой каши и по куску хлеба. Жирная похлебка не вызвала аппетит, несмотря на сильный голод. Хотелось пить, но воды не было, во флягах у всех было пусто. Пересиливая отвращение, я съел кашу, понимая что, если не дать организму пищи, он ослабеет. Облизал ложку спрятал ее за пазуху и лег на своей полке отдыхать, не хотелось никуда идти. Какая то апатия овладела сознанием.

Остальные, пообедав, занялись своими делами: кто-то принялся разглядывать свое оружие, кто-то перематывал портянки или сушил их над еще не потухшим костром. Обстановка как в обычной казарме после ужина, когда у солдат появляется полчаса свободного времени.

Кулов посидел некоторое время и решил пройтись по дому. Его любопытная деятельная душа жаждала какой-нибудь деятельности, все равно какой, лишь бы не сидеть. Но одному идти не хотелось, поэтому он растолкал меня.

Поломавшись немного, я согласился. Мы покурили, взяли автоматы и направились к выходу. Гранатомет и гранатную сумку я оставил в углу, там же было свалено оружие остальных.

— Слышь Братуха, — обратился Кулов к бойцу, назначенному командиром отделения, — мы тут прогуляемся немного, если чё какие построения скажешь по нужде пошли, лады?

— Вали, — кивнул сержант.

Мы пошли по коридору. Здесь так же располагалась пехота, везде привычный уже бардак. Нам пришлось протискиваться через наваленные тумбочки и кровати, на которых спали люди, к дверям, замыкавшим коридор. Кулов разбил прикладом стекло — дверь была наполовину стелянной и перебрался в этот проем, мне пришлось следовать за ним.

Очутились в другом коридоре он в отличие от предыдущего был пуст, а в остальном — те же окна вдоль одной стены, те же двери вдоль другой. Открыли одну из них.

— Тут по ходу дела больница была или поликлиника, — заметил Кулов

— Наверно, — я осмотрелся, действительно комната была явно больничной: белые тумбочки, кушетка, стеклянная этажерка с лекарствами — все говорило об этом.

— Знаешь, Серый, меня действительно по большому приспичило, — сообщил я другу, почувствовав боль в животе.

— За чем же дело стало? Вперед, — скомандовал Сергей, — вон, подсобка, — он показал на дверь, которую я сначала не заметил. — Я пока посторожу, а потом ты, у меня тоже чё то в пузе шумит от этой жратвы.

Провозился довольно таки долго, бронник все-таки не очень способствует.

— С облегчением! — поприветствовал Сергей Марата.

— Да какое тут облегчение, чуть на изнанку не вывернулся.

Пока Кулов возился в подсобке, я решил посмотреть, что в тумбочках.

Одна была пустой, во второй нашел банку маринованных огурцов. "Отлично, — подумал, — только откуда в больнице жратва, может здесь еще что-нибудь есть, надо здесь все обыскать".

Кулов застал меня за осматриванием лекарств, стоявших на стеклянной этажерке.

— Марат ты чё спирт ищешь?.

— Смотри, чё я нашел! — показал банку.

— Ого, живем! — обрадовался Кулов.

— Как думаешь, откуда она здесь могла взяться?

— Пацаны рассказывали, что больницу ВВ-шники штурмовали, от них наверно осталось, сообщил Кулов, присматриваясь к шерстяному покрывалу, лежавшему на кушетке, — они тоже спирт искали. Сергей стал резать штык ножом покрывало на портянки и продолжал рассказывать. — А потом нажрались спирта, да постреляли друг друга маленько.

Намотав портянки из покрывала, Сергей притопнул сапогами — проверил хорошо ли они накрутились. Оставшийся кусок покрывала забрал я, выкрою себе потом тоже "русские носки".

Выглянул в окно. Возле УРАЛ-а с оборванным тентом суетились солдаты — выгружали из кузова какие-то ящики. Их бросали тут же во дворе, как попало. Как только машина разгрузилась, шофер, не глушивший двигатель, воткнул передачу и грузовик, гремя гнутыми стойками тента, уполз со двора.

— Строиться! — раздалась команда Клоскова.

Глава 6

То было грозное молчанье,

Не долго длилося оно,

Но в этом страшном ожиданье,

Забилось сердце не одно.

Лермонтов.

Колосков безучастно смотрел, как строится пополнение, неожиданно свалившееся ему на голову. Сейчас нужно было выделить двадцать человек в штурмовую бригаду, за ними пришел замполит полка. За две недели этой войны Капитан, потерял убитыми и раненными всю свою роту, за исключением старшего лейтенанта Романенко и механика-водителя Варенникова.

Между тем замполит, уже седой подполковник, заметил, что Колосков задумался, поэтому сам выбрал себе два десятка бойцов: гранатометчиков и пулеметчиков. Им вместе с расчетами станковых гранатометов и минометов предстояло создавать огневой вал перед штурмовыми подразделениями. Утром намечалась очередная атака президентского дворца, значит вечером придется опять просить пополнение. Подполковник тяжело вздохнул, ему еще нужно было поговорить с солдатами штурмовой бригады, некоторые уже заявили, что больше в бой не пойдут.

Попавшим в эту двадцатку, выдали сухпай и по литровой банке сока из Н\З, после чего команда замполита скрылась в развалинах.

Когда я увидел сок, пожалел, что не отправился вместе с ними, язык от сухости прилип к гортани. После ухода замполита мы под руководством Романенко стали складывать боеприпасы возле крыльца больницы.

Мы с Сергеем, взмокли от работы в «брониках» и бушлатах. День клонился к вечеру, уже начинало темнеть, по всему двору и больнице тушили костры, на которых грели обеды.

Мы присели отдохнуть. Сергей стал ловко прикручивал резиновым медицинским жгутом индивидуальный марлевый пакет к складному прикладу своего автомата. Пакеты и жгуты выдали всем, вместе с сухпаем, и некоторые прикручивали их к прикладам своих автоматов. Я подозревал, что Серега не знает, для чего это делается, но он любил пофорсить, и к таким проявлениям солдатской изобретательности был всегда внимателен. Закончив с прикладом, Сергей достал изоленту, и стал ею приматывать два рожка друг к другу.

— Ну, ты даешь, — не выдержал я, — ты, где изоленту достал?

— Ха, места знать надо! — произнес важным тоном Сергей, довольный тем, что ему удалось удивить.

Я подумал, что автомат станет тяжелее от того, что два рожка будут слеплены вместе, да и стрелять, наверное, будет неудобно. Индпакет и жгут рассовал по нарукавным карманам своего бушлата.

После подгонки оружия, мы оправились спать в комнату своего отделения.

Наше пополнение для обескровленного корпуса считалось многочисленным, хотя даже с его учетом количество штыков едва достигало половины штатной численности.

Колосков заменил новичками часть солдат боевого охранения, остальным разрешил спать, но быть готовыми к бою. Но в этих обстоятельствах мы были готовы к бою всегда. Спали прямо в «брониках» и сапогах, а оружие держали либо рядом с собой, либо в руках.

Через год службы, когда наш призыв перешел уже в разряд черпаков, мою роту пригласили на вечер в местное педагогическое училище. Это был канун 8 марта, а в педе основной контингент одни девушки. Руководство заведения обратилось к командованию нашего полка с просьбой прислать роту солдат, чтобы девчонкам не было скучно без мужского общества. Для нас известие об этом стало настоящим чудом. Еще бы целый год без женской ласки.

За день до заветного увольнения в город в казарме начался ажиотаж. «Парадки» наглаживались, ботинки начищались, а в курилках велись досужие разговоры.

— Ну пацаны, наконец то оторвемся, а то у меня уже яйца опухли, — говорил Санек, рябой щуплый парень низкого роста. Он был призван из Марий Эл и отличался крайне шустрым характером.

— Ха-хаха, да скажут они нам, ну че пацаны приперлись! — отвечал пермяк Рома.

— Не скажут им же тоже наверное без мужиков скучно, вот наши интересы и совпадут.

— А где ты будешь интересы эти соединять?

— Найду, не переживай!

Перед выходом в училище ротный нас построил и сказал:

— Товарищи солдаты на вечере, вы должны себя вести пристойно, и поддерживать честь мундира, в общем водку не пьянствовать, дисциплину не хулиганить! И самое главное — никакого секса, помните наша область по СПИДу на первом месте в России.

Замполит, который должен был нас сопровождать, был более благосклонен:

— Нет ну уж если очень хочется одевайте презерватив, сверху намотайте изоленту, потом еще один презерватив и обмотать скотчем, и главное при этом никакого секса, тогда все будет в порядке!

В актовом зале училища нас встретила толпа красавиц, правда и мы и они поначалу жались по углам. Однако, ведущая быстро взяла дело в свои руки, под громкий хохот выбрали трех парней и трех девушек. Между ними устроили некий конкурс по типу телевизионного шоу "Любовь с первого взгляда". Ну а потом пошла дискотека. Замполит куда-то вышел. На танцполе начали творить невероятное — мы приглашали девушек на парные танцы. И здесь все выделывались как могли, кто изображал танго, кто вальс, а некоторые пары просто переминались с ноги на ногу.

Я выбрал себе в партнерши маленькую крашеную блондиночку, мы долго топтались на месте, хотя она пыталась закружиться в вальсе. Но я не успевал за ней. Наконец она сказала:

— Стой ты, медведь, ты совсем не умеешь двигаться!

Я страшно огорчился, первый раз в жизни я танцую, можно сказать исполнилась моя мечта, а тут такой конфуз. Но я решил во чтобы-то ни стало научиться танцевать:

— Ну ты объясни как копыта-то переставлять, я вроде не тупой, научусь.

— Ну ладно не обижайся, — улыбнулась моя наставница, кстати, я Катя.

— А я Марат.

Мы отошли в угол и Катя преподала мне первый в жизни урок танцев:

— Правую руку сюда, левую сюда, — Она сама поставила мои руки, так как положено. Мои ладони сразу вспотели, сквозь ткань Катиной блузки я почувствовал ее лифчик. Тем временем девушка продолжала:

— сперва шаг на меня и чуть в сторону, приподнимаясь при этом на носки, понятно? Второй шаг уже на себя еще чуть в сторону вот так. Да ты на ноги то не смотри, да не на меня, а в сторону, — объясняла она.

Я послушно прорепетировал вальсирующие движения, а потом мы начали танцевать. Это было волшебное ощущение, мы с Катей улыбаясь неуклюже вальсировали, мы знали об этом, но нам было все равно. Я наслаждался всем: тонкий стан девушки приятный на ощупь, через который я чувствовал бюстгальтер, чуть слышный аромат духов, тоненькая прохладная ручка в моей грубой ладони, музыка. Ну конечно же я влюбился в нее. После этого вечера мне часто снился этот танец.

Темно, я проснулся, не могу понять от чего. Толчок в бок от Сергея:

— Вставай Марат, тут чечены атаковать собираются, всем приказано усилить посты!

Я вскочил, схватил автомат, гранатомет и сумки с выстрелами и помчался на лестничную площадку между этажами занять оборону у находившегося там окна вместе с Куловым.

Осторожно выглянул в окно: дорога на другой стороне небольшой сад, перепаханный снарядами и огороженный разбитым забором. Луна довольно хорошо все освещала, но кроме нее свет давали постоянно взлетавшие осветительные ракеты.

Ни на дороге, ни в садике никого не было. Опустился на колени перед сумкой с гранатами, стал свинчивать гранату с вышибным зарядом.

"Блядь, руки дрожат", — отметил про себя. Глубоко вдохнул воздух, затолкал выстрел в ствол гранатомета и убедился, что выступ на гранате совпал с выемкой в стволе, осталось только взвести курок спускового механизма… Проделав это, снова выглянул в окно, уже с гранатометом, готовым к стрельбе.

Ни на дороге, ни в садике никого. И только сейчас я заметил, что не поставил прицел на гранатомет.

— Сука! — принялся судорожно доставать из подсумка прицел и приделывать его к гранатомету. "Не успею!" билась в голове одна мысль, мне казалось, что тишина обманчива, что сейчас вот-вот и начнется. Приготовления к бою Кулова отразились лишь в щелчке планкой предохранителя «калаша» — звук прозвучал как то неестественно громко. Молча стали ждать, нам обоим было страшно, но мы не говорили об этом. Так прошло тридцать минут все это время мое сердце билось как зверь в клетке. С нижней лестничной площадки крикнули: "Пацаны, отбой!"

Спотыкаясь в темноте, мы добрались до своих мест и тут же завалились спать.

Глава 7

За кулисой ждут войска

с деревянными мечами,

Вождь с прибитыми лучами

чешет дулом у виска…

Ю. Шевчук

.

Поспали мы, наверное, две минуты, во всяком случае, мне так показалось. Ткнул ногой спящему на полу Кулову в бок: "Вставай, утро уже". Сергей засопел: "Ты че с утра ударился что ли? Спи, пока спится".

В дверь просунулась голова: "Пацаны, кто тут у вас старший? Пусть идет сухпай получать".

Я дотянулся до тела спящего сержанта, толкнул его прикладом автомата. Тот поднял голову:

- — В чем дело?

- — Жратву велели идти получать.

— А че сам не сходишь?

— Сержантам велели явиться.

— Ладно, блядь — кряхтя и матерясь в полголоса, сержант встал и, перешагивая через тела спящих солдат, направился к выходу. Я решил помочь ему.

На улице все та же сырая промозглая погода, наводившая уныние. Получили положенную пайку, состоявшую из пары буханок черного хлеба и сока. В комнате сержант начал пинками будить всех:

— Подъем Блядь, жрать надо готовить, ты греешь кашу, ты костер разжигаешь, че ебальник разинул? Шевели поршнями!

Мы с Куловым вызвались идти за водой. У ребят, успевших облазить окрестности, выяснили, что воду можно найти за больницей.

Быстро пересекли двор, чтобы не попасться на глаза Колоскову или Романенко. Через пролом в заборе выбрались за территорию комплекса. Оказались на дороге с глубокими колеями.

Гремя провисшими гусеницами, проползла грязная, побитая самоходка, вся увешанная какими-то ящиками, позади башни приторочены два сорокалитровых бидона. Гибрид танка и пушки, выпуская целые облака выхлопных газов, проехал вдоль стены больницы и повернул за угол. При повороте край бронированного корпуса задел стену, огромный кусок штукатурки отвалился, пыль поднялась столбом.

Мы последовали за самоходкой, прямо по колее, правда, выбрались из нее уже с трудом.

За больницей располагался небольшой пустырь когда-то бывший парком, сейчас он был заставлен боевой техникой. Здесь стояли, как попало самоходки и танки, кругом валялись пустые баки, запчасти, промасленные тряпки, вездесущие ящики и консервные банки. Люки машин открыты. Экипажи кто спит под своей машиной, кто занимается ремонтом, кто греется у импровизированной печки сделанной из бака. Все черны, как негры только глаза и зубы выделяются на черных от сажи и копоти лицах.

Наконец показалась огромная яма. На дне виднелась прорванная труба, вокруг маленькое болото. Но в этой трясине был небольшой островок — ящик, на котором человек в камуфляже лопатой расчищал место вокруг трубы, чтобы можно было взять воду. Вокруг столпились бойцы с самой разнообразной посудой.

Донеслись, чьи то ругательства. У ямы, мы увидели человека с двумя автоматами через плечо и бушлатом подмышкой. Он ругал стоявших вокруг него солдат: "Майор работает, а вы уроды стоите — тащитесь, — подкрепляя свою речь матом, ругался офицер, — вам же самим вода нужна, ублюдки".

Стоявшим вокруг было наплевать на эти слова. Майор если уж взялся пусть копает, раз он не может заставить работать солдат. Майор закончил работу, заполнил водой поданные напарником ведра, выбрался из ямы, и ушел. Ругавшийся офицер последовал за ним.

Как только они скрылись, толпа оживилась. Один танкист спрыгнул на ящик, остальные стали подавать ему емкости, которые тот наполнял и передавал обратно. Народу было много поэтому дело шло медленно. Я занял очередь, а Сергей тем временем куда-то отлучился.

За водой шли отовсюду, водоснабжение в городе нарушено, а в Сунже — местной речке, говорили что вода отравлена, поэтому каждый источник на вес золота. Здесь собирались солдаты самых разных частей и родов войск, здесь делились новостями, находили старых друзей.

— Лом, братан!

— А-а-а, Зуб, дружище жив еще!

— Да, слышал че вчера ночью было на пятом блок-посту?

— А че?

— Ночью весь блок-пост вырезали, они стояли на соседней улице, а мы ни че не слышали, прикинь.

Наконец дошла очередь до меня, я наполнил ведро и чайник, и отошел в сторону, дожидаться Кулова. Сергей, тем временем, успел поговорить с танкистом, у которого попросил огоньку. По дороге назад Кулов поделился новостями: эти два дня было спокойно из-за того, что с чеченцами заключено перемирие, которое продлиться еще несколько дней.

Когда мы явились в комнату, все уже поели, поэтому мы с Куловым сели есть оставленную для нас разогретую кашу. Ребята же занялись приготовлением чая. Пили индийский напиток прямо из консервных банок, вместе с остатками каши плавающей в чае.

День прошел спокойно, а за ним еще несколько. За это время мы стали привыкать к этому монотонному ожиданию. Наше пополнение таяло и таяло — укомплектовывались другие подразделения.

Глава 8

Чтобы изгнать демона,

Необходимо совершить резкий

Переход от ожидания

К мгновенному просветлению,

Или вспышкой пистолетного ствола

Моментально убить детство или невинность.

Д. Моррисон

Наступило очередное хмурое утро.

Лопата с хрустом вгрызается в грунт, зачерпнув немного земли пополам с щебенкой и гильзами вываливаю ее на край неглубокой ямы. С самого утра капитан заставил нас копать блиндаж. Тупо рою, ночью поспал всего четыре часа — остальное время стоял в боевом охранении, в глаза хоть спички вставляй. Посмотерел в сторону двора, Колоскова нет. Лопата полетела в сторону, вернулся в комнату и забрался на самую верхнюю полку, чтоб при случае не попасться под горячую руку капитана.

Задремал сквозь сон услышал как в комнату ввалились остальные ребята. Кулов стащил меня с полки.

— Вставай Марат! Все вешалка началась!

— Да в чем дело то? — Я схватил автомат, гранатомет повесил через плечо..

— Нас из минометов обстреливают, там, где мы блиндаж копали, мина рванула, на, смотри, — Сергей протянул Марату крупный кусок черного рваного железа. Разглядывать осколок я не стал.

На улице во дворе уже начали рваться мины, все кто был на улице помчались в больницу. Через минуту все здание было забито мотострелками.

Колосков решил выводить людей в более безопасное место. Баррикаду, устроенную возле черного входа, разобрали, и солдаты, по одному, вслед за капитаном короткими перебежками стали покидать здание больницы.

Я выбрался в коридор, осторожно выглянул в окно: во дворе рвались мины. Кругом трупы, а на земле прямо на середине двора лежит солдат с оторванными ногами. Жирная бордовая кровь огромной лужей растекалась под телом. Парень еще живой, огромными от ужаса и нестерпимой боли глазами смотрел на дверь больницы, до которой не успел добежать. Черные руки скребут по земле, но броник черепашьим панцирем прижал к земле.

Мы в подъезде стояли, оцепенев кто от ужаса, кто от страха, вдруг один сорвался с места и ринулся к тому месту, где лежал раненный.

Я затаил дыхание — на верную смерть пошел, мины продолжали падать во двор. С необыкновенным проворством смельчак подбежал к раненному схватил за руки и волоком потащил его в подъезд. Едва он добрался до двери, как одна мина угодила в сложенные около парадного крыльца боеприпасы. Мы подхватили раненного: стянули жгутами обрубки ног, положили на плащ палатку и стали выносить через черный вход.

Я стиснул край брезента одной рукой, в другой автомат, и потащил тело бедолаги. Волокли ношу вчетвером, страх не давал нам медлить. Но мне казалось что мы передвигаемся слишком медленно. Раненный, уже бледный начал синеть и стонать:

— А-а-а, ноги, ноги, ноги выкиньте ноги, ноги, ноги, ноги.

Глаза закатились, бедолага не чувствовал, что из штанин у него уже торчит две уродливых культи, перетянутых жгутами.

Притащили раненного в сад, укрыли за забором, здесь мины почти не падали. Фикса отправился на поиски полевого госпиталя. Потянулись долгие минуты ожидания, остался я, Кулов и Снайпер.

На счастье госпиталь оказался в подвале следующего больничного корпуса. Потащили раненного туда. В подземелье на грязном бетонном полу рядами лежали тела: одни судорожно дергались и тряслись, другие — застыли в неподвижных позах. На грязной форме белели бинты, а под сводами низкого потолка разносились стоны раненых и мат санитаров. Наш безногий пополнил ряд искалеченных тел. Как я ни устал, но этот адов предбанник поспешил оставить — тошнотворный запах немытых тел, грязи и гниющего мяса ударил прямо в мозг.

На улице в саду, мины стали падать чаще, видимо, обстрел переносили в этот квадрат. Сразу из подвала наш маленький отряд забежал в здание. На первом этаже, судя по установленному оборудованию была фотолаборатория.

Вломившись, в эту лабораторию мы упали на пол, несколько мин ударило в здание, вылетели уцелевшие до сих пор стекла из окон, на нам головы посыпалась штукатурка.

От грохота и поднявшейся пыли я долго приходил в себя. Лежал я как отпускник на пляж: раскинув руки, с той лишь разницей что в руках гранатомет и сумка с зарядами к нему. Серега заполз под огромный лабораторный стол, а снайпер прижался к стене под окном, весь осыпанный осколками стекла. Наконец, мозг выдал информацию, где мы и как сюда попали.

— Серега, а где остальные? — спросил я, вставая и отряхиваясь.

— Выскочили, как только наверху долбануло, — Сергей тоже осторожно встал.

— Я знаю, куда они побежали, — подал голос снайпер, он уже отполз от окна.

— Тогда и нам надо за ними, — предложил я.

— Надо, не сидеть же здесь вечно, — поддержал его Кулов и подошел к двери, украшенной дюжиной отверстий от осколков.

— Постойте, подождем, пусть обстрел поутихнет, че зря башку подставлять, — предложил снайпер.

Мы с Сергеем согласились. Решили пока обследовать помещение.

Лаборатория представляла собой большую комнату, вдоль стен, которой стояли столы с оборудованием и шкафы с реактивами и архивами. Не найдя ничего стоящего мы принялись крушить все что можно было сломать.

Разломав последний увеличитель об стену, я выглянул в окно:

— Пацаны, вроде тише стало, — взрывы стали слышны не так часто, обстрел перенесли в другой квадрат.

— Тогда пора, — снайпер подошел к двери и ударил в нее ногой, от чего створка слетела с петель. Он пригнулся и выбежал на улицу. Кулов выждав несколько минут, побежал за ним. Я остался один, отчего в эту же минуту стало жутко. Долго ждать не стал и почти сразу же побежал за другом. Домчались до полуразрушенного забора отделявшего сад от дороги, здесь остановились, перевести дух.

— Надо вон в тот красный дом ломиться, — указал на большой красивый дом в трехстах метрах от нас снайпер.

Передохнув, снайпер побежал вдоль улицы. Мы с Куловым дождались, пока он скроется в воротах и друг за другом, припустили вслед за ним.

Из-за гранатомета и сумки, я отстал от Сергея. На полдороги споткнулся и растянулся прямо в луже образовавшейся посреди улицы. Взрыв, раздавшийся в саду в этот момент словно включил в голове какую-то кнопку, собрав последние силы я рванулся к дому.

Я ворвался во двор, и рухнул на землю рядом с Куловым. Здесь же сидели остальные ребята отделения, все молчали.

Особняк, по всей видимости, принадлежал большому начальству. Стены выложены цветными плитками, потолки украшены лепными украшениями, полы устелены коврами, мебель из ценных пород дерева.

Комната, куда мы забрались, очевидно, была холлом. Здесь стояли диваны, кресла, стенка и телевизор. Через несколько минут стенка была разломана, телевизор выбросили в окно, так что вместе с ним вылетела и рама. У окон и дверей расставили часовых.

Здесь кроме солдат находились и офицеры: Колосков, Романенко и еще двое более старших по званию. Среди них был и командир батальона. Решался вопрос, что делать дальше. Посовещавшись решили отправить Романенко к комполка, чтобы сообщить, где они находятся и получить у него инструкцию, что делать дальше. Романенко, взял с собой четверых солдат и ушел.

На мины, падавшие где-то рядом, внимания никто не обращал, только одна упала на крышу пристроя и разворотила кровлю.

Но вот пришел какой-то человек — судя по возрасту, офицер. В бронежилете одетом поверх мешковатого свитера несколько отверстий от пуль.

Он решительно направился к комбату и стал ему что-то докладывать. Командир, выслушал его и кивнул Колоскову. Капитан громко объявил, что требуются добровольцы для зачистки квартала, в котором они находятся.

Никто не тронулся с места. Тогда капитан приказал идти на зачистку первому отделению, в его составе были и мы с Сергеем. Мы молча встали, как все наше отделение, что собственно удивило меня самого, я ожидал, что кто-нибудь откажется идти.

— Временно поступаете в его распоряжение, — показал Колосков на человека в шерстяном свитере. Наш временный командир пока это происходило набивал патронами рожки, один из которых примкнул к автомату, после этого зарядил подствольный гранатомет, вытащил пару ручных гранат.

Закончив эти приготовления, он построил отделение:

— Так ребята, сейчас идем на дело, сделайте свои «калаши» как у меня, — автомат у него висел на груди, на ремне, перекинутом через голову на левое плечо, — автоматы снять с предохранителя, патрон — в патронник. Сейчас зачистим дома в этом квартале, «чеченов» там вроде нет, но если увидите хоть что-нибудь подозрительное кидаете гранату и стреляете, вопросы есть?

— Есть! У нас гранат нету! — сказал сержант.

— Хорошо гранаты будут, — всем выдали по две гранаты.

В колонну по одному группа вышла на улицу и перешла на другую сторону.

Здесь были расположены одноэтажные частные дома, только одна «пятиэтажка» высилась над кварталом. Весь сектор от больничного комплекса до этого ориентира представлял собой выгоревшие руины. С другой стороны пятиэтажки дома стояли целые.

К тому времени как мы вышли на зачистку этого квартала, минометный обстрел закончился. Кроме нас вышло еще несколько подразделений, каждое должно было осмотреть свой район.

Наша группа разделилось на три части: две по четыре человека и одна по три. Каждая команда осматривала по одному дому, в случае опасности для одной, две другие должны были оказать помощь, поэтому все держались в поле зрения друг друга.

Мне было страшно, но вместе с тем интересно, разгорелся охотничий, азарт. Частный сектор осмотерли быстро, подошли к пятиэтажке.

Уперев приклад, в плечо, готовый к выстрелу сержант подошел к двери, за ним, держа автоматы стволами вверх, стояли я и Кузя, справа и слева двери замер Кулов и снайпер.

Ждали, пока командир с остальными осмотрит две квартиры, за нашими спинами. Наконец послшался крик: "приступайте!".

Сержант вслух сосчитал: "раз, два" — на три он пинком вышиб дверь, и ворвался в квартиру. Он пошел прямо по коридору в зал, помещение осматривалось через прицел автомата. Мы с Кузей двинулись следом, но из коридора завернули в другие комнаты, а Кулов и снайпер шли последними медленнее, внимательно осматривая помещения.

В комнатах мы осматривали все места, где мог спрятаться человек, второпях ломали шкафы и опрокидывали диваны и столы. Закончив с осмотром этой квартиры, перешли к другой, и так этаж за этажом весь подъезд был зачищен. Во многих квартирах до нас уже успели побывать мародеры, поэтому двери у них были уже открыты, а вещи в беспорядке разбросаны. После зачистки все помещения стали одинаковыми.

Когда мы вышли из здания, увидели вторую группу под командой капитана Колоскова, закончившую зачистку другого подъезда. К этому времени начало темнеть, отдали приказ прекратить зачистку и расположиться блокпостами вокруг дома.

Проклиная и матеря всех командиров и начальников, первое отделение покинуло двор «пятиэтажки» и снова вышло в частный сектор. Нам приказали устроить два поста: один в полуразрушенном доме, а второй через дорогу почти на голом месте. Здесь полуразрушенный кирпичный фундамент забора, возвышающийся над землей сантиметров на пятьдесят, служил единственным укрытием. На оборудование поста дали полтора часа. Мне с Сергеем досталось место у забора.

Глава 9

Мертвый город хоронит свои голоса,

Потерялись и бродят между стен небеса

… Ю. Шевчук

Очередная черная холодная ночь нависла над мертвым городом, только осветительные ракеты, как и прежде взлетавшие время от времени, освещали пустынные улицы.

Я, сидел на ржавом ведре и взирал на перекресток, сейчас была моя очередь нести службу. Мы впятером вырыли неглубокую яму, так, чтобы можно было в ней укрыться сидя. Распределили между собой, когда кому дежурить и завалились спать. Часов ни у кого не было, поэтому договорились с соседями с поста напротив, что они будут оповещать нас о времени смены.

Грется пришлось как обычно при помощи сигареты, огонек уже привычно прятался в кулаке. "Жрать хочется, с утра ничего не ели, хоть бы сухпай выдали, суки!" — мысли как всегда полезли в голову, нет времени более подходящего для этого чем ночь, — "пост еще этот вонючий, я и пароль то не запомнил, ну и хер с ним, пристрелю, кого увижу, свои все равно в это время ходить не будут.

Затянулся, сигарета не грела. Уже не страшно..

"Нервы что ли закалились? трупов столько видел и хоть бы хны, на гражданке давно облевался бы и жрать неделю не смог бы, а сейчас вон, в кустах «жмурик» лежит, а мне ни приведения, ни духи не мерещатся".

Наконец час, который я должен был отдежурить прошел. С поста напротив послышался голос часового:

— Эй, братан, не спишь?

— Нет.

— Сменяйтесь.

— Наконец-то, спасибо дружбан! — Я растолкал Кузю. Поднял воротник бушлата и свернулся калачиком, между Куловым и снайпером. Кузя, покряхтев, уселся на ведро.

Приснилась Катя. После того вечера мы пытались встречаться. Но где солдату проводить время с девушкой?

Мы просто сидели в парке и вместе мечтали о том как после дембеля мы с ней будем танцевать. Катя, как и все девушки очень любила танцевать, она очень удивилась моей мечте, но согласилась стать моей партнершей в этом деле. Так что первая проблема стоявшая на пути к моим грезам была решена. Она смеялась моим шуткам, и веселые искорки в ее глазах дразнили во мне древние инстинкты. Но между нами ничего такого не было, кроме неумелых поцелуев.

— Иди в свой дурацкий полк, — сказала она в последнюю нашу встречу и помахала мне рукой. Я перепрыгнул через забор и стал смотреть сквозь решетку ограды на ее удаляющуюся фигурку. Мы договорились встретиться через неделю в очередное увольнение. Но как-то ночью нас по тревоге подняли и перебросили в соседний полк. Больше в родную часть мы не возвращались — впереди был Грозный. А Катя, наверное на меня с тех пор сильно обиделась ведь мы с ней не успели попрощаться, а адрес ее я не успел узнать.

Проснулся я оттого, что меня растолкал Кулов: "вставай, жрать будем".

Как всегда с трудом встал и осмотрелся.

Все вокруг покрыто тонким слоем снега. Сочетание яркого искристого белого снега с черными руинами домов и пожарищ создало рождественский мотив. Около костра разведенного в саду сидели ребята и грелись, смотрели, как в ведре подвешенным над огнем закипает вода. В глубине сада стоял УРАЛ весь помятый с изорванным тентом, чудом, державшимся на гнутых стойках.

Я вдохнул полной грудью и выпустил облако пара — морозное утро. Подошел к костру, и присел к друзьям, протянул над огнем руки — черные, мозолистые, пропахшие дымом и порохом.

— Где воду достали?

— Снег растопили, — ответил Кузя и подкинул в костер обломки оконной рамы.

Вода закипела, Сергей достал из ведра стоявшего рядом с ним пачку заварки и высыпал полпачки в кипяток, затем оттуда же была вынута сгущенка. Пока Сергей штык ножом открывал банку, я заглянул в ведро. На дне лежали две буханки белого хлеба, несколько банок тушенки и сгущенки.

— Где надыбал? — удивился я.

— Когда за жратвой ходил в одну хату заглянул за посудой, заодно и заварку нашел.

— А сгущенку где взял?

— На кухне выдали, — Сергей вылил содержимое банки в чай. Подождали немного пока сгущенка растворится в чае.

Из хлеба и тушенки сделали бутерброды. Не евшие со вчерашнего дня солдаты быстро их слопали и теперь пили чай, растягивая удовольствие.

Пока они ели из УРАЛа, вышли два солдата — они ночевали в кабине. Водитель стал осматривать машину, а второй отошел от машины и закурил. Шофер тем временем обошел машину попинал одно колесо и, удовлетворенный произведенным осмотром, подошел к своему товарищу прикурил у него сигарету.

Кулов махнул им рукой. Они подошли.

— Присаживайся, братва — пригласил их Сергей.

— Пейте чай, — протянул им по кружке Кузя. Бойцы присели и стали пить горячий напиток. Сергей, любивший братанские солдатские беседы, принялся расспрашивать гостей.

Такие разговоры всегда начинаются с вопросов, откуда родом, сколько и где прослужил. Каждый надеялся найти своего земляка и, если такое случалось, то разговоры велись бесконечно долго, пока есть возможность.

Вот и сейчас Кулов начал беседу с этих вопросов. Оба бойца оказались родом из Самары, и, так же как и они были дедами, а приехали сюда в составе одного из самарских мотострелковых полков.

Пока они разговаривали, появился офицер. Увидев, его самарцы, поблагодарили за чай и ушли. Все трое сели в кабину УРАЛа. Грузовик медленно выполз из сада на дорогу и уехал, гремя гнутыми стойками, с которых сыпался снег.

— Знаете, чё, в машине было? — Спросил Сергей, когда машина уехала.

— Ну и чё, — спросил снайпер.

— Снаряды.

— Вот ништяк, если бы туда ночью мина е…ула, нас бы как в песне поется, нашли километров за шесть, частями, ха — ха — ха, — сострил снайпер и засмеялся своей шутки.

Костер потух, мы сидели уже вокруг остывающих углей. Тишину время от времени нарушали взрывы — это артиллерия продолжала бомбить президентский дворец. В воздухе начал барражироват вертолет. Из могучих динамиков установленных на винтокрылой машине доносились призывы боевикам: "Командование объединенной группировки российских войск, предлагает всем незаконно вооруженным формированиям сдаться и сдать оружие, в противном случае все будут уничтожены!"

— Счаз, побегут они сдаваться! — ехидно воскликнул Кузя.

— Мочить их козлов надо! — зло проговорил снайпер.

— В натуре, чё у нас градов, что ли нету? — поддержал его Леха.

— Ну и чё вы здесь расселись? — прервал разговор крик капитана Колоскова, на которого никто не обратил внимания, когда он подходил. Все встали и молча уставились на капитана.

Колосков был взбешен тем, что, во-первых, его никто не остановил, а во вторых, тем, что, когда он подошел, никто ему не сделал доклад. Колосков обматерил всех и дал пинка снайперу стоявшему ближе всех.

— Почему никто не стоит на посту? — заорал он.

— Мы все стоим, — ответил за всех Кулов.

— Почему же я к вам подошел незамеченным?

— Так вы же наш командир, сейчас уже светло и видно кто идет, — вставил Кузя, и тут же был свален с ног ударом приклада в грудь.

— Балбесы! Всем во двор и остальных уродов позовите! Процедил Колосков, — Ну чё встали бего-о-ом! — проорал он и зашагал во двор пятиэтажки.

Остальных звать было не нужно, услышав крики капитана, они сообразили, что лучше побыстрее явиться во двор.

Через несколько минут все подвластные Колоскову бойцы стояли во дворе, где их поджидал Романенко.

Там уже обживались тыловые службы. Несколько солдат копали капонир под полевую кухню, другие пытались сложить поаккуратнее продукты, сваленные в кучи прямо на землю. На действия Романенко никто не обращал внимания.

Старлей пересчитал своих солдат, построившихся перед ним в две шеренги — всего двадцать человек. Остальные были либо убиты, либо пропали без вести или просто заблудились и попали в другие подразделения.

Сейчас Романенко нужно было организовать блокпост в другом месте, ожидался прорыв из президентского дворца, нужен был заслон на одном из возможных путей отхода боевиков.

— Так ребята, мы переходим на другие позиции, — начал Романенко с дела, — как только я укажу вам места расположения постов, вы приступаете к рытью блиндажей. Мы слишком близко к президентскому дворцу, его будут обстреливать из УРАГАНов. Вчера нас накрыли наши же минометчики, а УРАГАН покруче миномета будет. Поэтому чем глубже вы закопаетесь, тем больше шансов спасти ваши тупые черепушки!"

Романенко не стал говорить, что ожидается прорыв чеченцев, решил пока не накалять обстановку. "За мной!" — приказал старший лейтенант и повел взвод на новое место.

Миновали перекресток, который охраняли прошлой ночью и прошли еще несколько домов, пока не дошли до следующего Т-образного перекрестка.

Улица здесь упиралась в большой одноэтажный дом. По углам перекрестка стояли гараж и сгоревшее здание без крыши.

Романенко распределил четверых в гараж, шестерых в сгоревший дом, остальных в одноэтажный дом.

Обгоревший дом достался нашему отделению, нас усилили еще одним парнем по фамилии Бармаков.

Кроме взвода капитана Колоскова на этой улице устраивалось еще несколько подразделений, оснащенных БТРами и БМП. На помощь окапывающимся вызвали экскаватор и тягач-бульдозер из инженерно-саперной роты. Тягач сделал капониры под боевые машины, а экскаватор принялся за блиндаж. Саперы со своей работой управились быстро — за какой-то час три окопа под бронетехнику украсили улицу.

Нам под блиндаж тоже вырыли яму. Осталось сделать только крышу. В соседнем дворе мы нашли трубы и перекрыли ими яму, сверху положили гаражные ворота. На эту кровлю еще накидали земли. Конечно, это сооружение никак не подходило под определение «блиндаж», но проверять качество вряд ли будут.

Все блиндажи и окопы расположили по краям дороги, поэтому теперь проехать по ней могла лишь одна машина.

После работы мы с Куловым, решили сходить в больничный комплекс за матрасами и спальными мешками. Кузя и снайпер отправились за продуктами во двор пятиэтжки, снайпер и Бармаков остались на посту.

Мы с автоматами наготове, внимательно осматриваясь, отправились в больничный комплекс. Шли по дороге усеянной воронками по ней не так давно драпали из больницы.

Наконец дошли: на выезде поперек дороги стоит БРДМ уже подернутый ржавчиной. Обошли железный труп и через пролом в заборе забрались во двор больницы. Кулов полез в здание осматривать комнату, а я остался во дворе.

Ноги сами повели меня по пустынному двору. Сейчас он напоминал кладбище. Ко всему мусору, валявшемуся на земле, добавились куски черного металла и окровавленные куски мяса еще не растащенные бродячими собаками.

Вдруг я со всего размаху шлепнулся лицом в грязь. Встал и посмотрел обо что споткнулся: оторванная по плечо почерневшая и окоченевшая рука. Из оторванного рукава бушлата виднелась с одной стороны ладонь со скрюченными пальцами, а с другой торчала кость, окруженная лохмотьями мяса и ваты. Между укзательным и большим пальцами виднелась наколка: буква А в окружении лучей. Я с трудом сглотнул подкативший к горлу комок, рванул бегом в здание больницы.

— Ну и видок у тебя, — удивился Кулов.

— Там рука лежит, — хрипло сообщил я. — Пацан с нами ехал, я его по наколке узнал, а лица вот не помню.

Заглянул в комнату, из которой Кулов уже вышел. На полу куча штукатурки, из неё торчали куски обугленного дерева, в потолке зияла огромная дыра.

— Марат валим отсюда, — позвал Кулов, — а то стемнеет скоро.

Пошли обратно к посту. Возвращаться решили по другой улице, чтобы

заглянуть в какой-нибудь дом и взять там матрасы. Перешли на параллельную улицу. Дома здесь были все пятиэтажные.

Мы шли друг за другом и разговаривали в поголоса.

— Слушай Марат, позвал — Кулов.

— Чё? — я повернул голову к Кулову, и в этот миг почувствовал, как что-то просвистело рядом с ухом. В этот момент мы проходили мимо пятиэтажки.

Я инстинктивно повалился на землю и открыл огонь из автомата по окнам верхнего этажа дома. Кулов тоже стал стрелять, присев на одно колено. В начале он хотел подбежать к стене дома, чтобы выйти из сектора обстрела, однако потом решил остаться рядом.

За несколько минут мы оба отстреляли по четыре рожка — все снаряженные обоймы. Как только автоматы замолчали, замерли. Тишину, наступившую после оглушительной стрельбы и звона разбитых стекол, нарушил только один звук, заставивший вздрогнуть обоих. Глухо звякнул металл.

Из окна на четвертом этаже вывалилась снайперская винтовка без оптического прицела и упала на асфальт. В проеме окна виднелся человек сидевший в неестественной позе на подоконнике. Не сговариваясь, одновременно мы направились в подъезд дома. Здесь перезарядили рожки. На четвертом этаже осторожно осмотрели все квартиры. В одной из них, в комнате выходящей окнами на улицу, увидели мальчишку сидевшего на подоконнике. Он сидел, подогнув ноги под себя, привалившись телом на раму. Кулов потянул за кожанку, одетую на убитого, и тот рухнул к его ногам.

— Лет четырнадцать наверно, — сказал Сергей, рассматривая лицо мальчика, залитое кровью, пуля попала ему прямо в переносицу.

— Интересно, кто из нас, его грохнул, — сказал я в ответ, подошел к окну, — мы слишком близко шли к дому, ему пришлось встать на подоконник, чтобы стрелять в нас.

— Нам повезло, что это сопляк, он успел сделать всего один выстрел.

— Да профессионал положил бы обоих.

— Ладно, пошли отсюда, — предложил Кулов.

— Стой матрасы, возьмем, я не собираюсь мерзнуть из-за этого урода, — возразил я. Какая-то ярость овладела мной: дал очередь в телевизор стоявший в углу, потом схватил торшер и с размаху разбил его об стену. Кулов в это время расстреливал хрустальную посуду стоявшую в серванте.

Отвели душу, снова перезарядили обоймы и ушли забрав с собой по два матраса. На улице я подобрал винтвку взял ее за ствол и с рахмаху стал бить об стену, то тех пор пока деревянные части не отвалились, потом вытащил затвор и выкинул ставшее бесполезным оружие в канаву. До блокпоста уже пришлось бежать.

Там нас уже ждали, Кузя со Снайпером притащили с собой ведро с супом, сваренным тыловиками на походной кухне, хлеб и сигареты. Ждали только нас с Куловым.

— Ну, пацаны, надо согреться, — сказал Кузя и достал алюминиевую канистру.

— Чё пойло приволок, — оживились мотострелки.

— Ну, мы вот со Снайпером в один подвал заглянули, там всякие соленья были и вот это, — Кузя приподнял канистру.

— Ну-ка, — схватил канистру Бармаков, он отвернул крышку и налил в пиалу подставленную Куловым красную жидкость. Кулов понюхал жидкость и резюмировал:

— Вино кажется.

— Ну, давай не тяни, — Кулову протянули соленый огурец из банки, которую заодно с канистрой притащил Кузя.

Кулов выпил, закусил огурцом и стал хлебать суп прямо из ведра.

После ужина разделились на две смены. Каждой выпадало по четыре часа дежурства. Первая смена осталась в доме, а вторая спустилась в блиндаж. На пост заступили Кулов, Бармаков и я.

Расположились у окон, каждый у отдельной стены, за четвертой глухой стеной без окон стояла командно-штабная машина. Пока мы ходили за матрасами Бармаков получил у Романенко ящик гранат и два цинка с патронами. Каждый взял по одной гранате, остальные положили в окопчик, специально вырытый под боеприпасы.

Ночь тем временем вступила в свои права. Новогодняя ночь по старому календарю.

Я устроился у окна, выходящем на дорогу. На другой стороне дороги виднелся гараж — в нем расположился соседний пост. Блиндажи обоих постов были расположены так же напротив друг друга.

Занялся чисткой своего автомата, благо ночь выдалась светлая. Вместо оружейной смазки пришлось использовать смесь солярки с машинным маслом, которую выпросил у механика командно-штабной машины. Кулов с Бармаковым осторожно курили, пряча огонек сигареты в кулак, и разговаривали в полголоса. Я слушал их разговор и шуровал шомполом в стволе "калашника"

— Слушай Леха, — так звали Бармакова, — ты знаешь, какая ночь сегодня? — спросил Кулов.

— Не-а, — вяло промычал тот в ответ.

— Старый новый год.

— Ну и че, — так же вяло спросил Леха.

— Чё — чё, через плечо, в новый год че было забыл?!

— А-а-а, думаешь, и сегодня так будет?

— Не знаю, но надо ко всему быть готовым.

Я собрал свой автомат и тоже закурил. Все было спокойно сегодня нам приказали прежде чем стрелять спрашивать пароль. Мы не всегда это делали, знали: чеченцам зачастую известны все коды, акцент не выдавал боевиков из-за того, что в их рядах появились русскоязычные наемники. Чтобы разогнать сон начинавший одолевать я вышел на дорогу и натянул через нее проволоку. Довольный своей придумкой, вернулся на свое место.

— Надо все-таки отметить старый новый год, — подал голос Бармаков.

— Как, хором спросили Кулов и Марат.

— Ракетами сигнальными, у меня две штуки есть.

Предложение Бармакова было принято с одобрением, среди ракет постоянно взлетавших то там, то тут, эти не вызвали бы подозрений. Как только часы Бармакова показали полночь, все трое выпили вина, после чего запустили ракеты. Опасения были напрасны: со всех постов вверх взвились ракеты, поднялась стрельба из всех видов оружия, трассеры огненными стрелами перерезали небо. На всех постах стали орать. Кулов с Бармаковым поддержали эту какофонию криками и стрельбой. Только я не стал стрелять, не хотелось еще раз чистить автомат.

— Блядь! Че это такое?

Донеслись проклятия, подкрепленные трехэтажным матом: кто-то споткнулся о проволоку перетянутую через дорогу. Я увидел офицера, вдрызг пьяного, с трудом поднявшегося после падения.

Это был начальник тыловых служб, я не знал на какой он должности, но ему подчинялись все тыловики, которых я видел. В отличие от других офицеров он не скрывал знаков различия, на его погонах красовались майорские звезды. Он всегда пренебрежительно относился к своей безопасности и своих людей, но ему все время везло, а ведь он участвовал в этой авантюре с самого начала при этом умудрялся сохранять ухоженный вид и чистоту.

По всей видимости бравый майор шел к капитану Колоскову, с собой у него было две бутылки водки. Ни автомата, ни бронежилета у него не было. Я преградил ему путь:

— Стой пароль!

— Какой пароль военный, зенки протри, не видишь, кто идет! — пробурчал майор и, не обращая больше никакого внимания на меня, пошел дальше.

Бармаков сообразил, что лучше майора отвести самим, поэтому пошел его провожать. А я вернулся в дом. Как только Бармаков вернулся, заступила на пост вторая смена.

Глава 10

А я им пел рок-н-ролльные песни,

Говорил: "все будет нормально",

И я кричал, им, что мы все вместе, Да как-то слышалось

это как-то банально.

Ю. Шевчук

Как мы попали в плен я так и не понял. В комнате полуразрушенного дома нас было около десяти человек. Черные прокопченные лица, грязные бушлаты, испуганные глаза.

Мы сидели и прислушивались к гортанным голосам доносившимся из-за стены. Где-то вдалеке слышались редкие выстрелы и короткие очереди. Я встал и на плохо слушавшихся ногах подошел к разбитому окну. На улице никого не было. "Здесь мне не жить" — запульсировала в голове мысль, вспомнились рассказы солдат побывавших в плену и чудом вырвавшихся из лап боевиков. Я медленно выбрался в окно, мои товарищи даже не обратили на это внимание, они сидели и отрешенно смотрели на противоположную стену.

Я медленно, шатаясь, пошел по незнакомой улице куда глаза глядят. "Раз, два, три, раз, два, три" — тупо повторял я про себя и шел, шел, шел. Я ждал, что вот вот и крикнут: "эй куда пошел русская собака!". Но все пока тихо. Вот послышался странный звук, похожий на писк шенка.

Подошел к полуразрушенному саманному домишке без крыши и заглянул в пролом. На куске ковра лежал маленький годовалый ребенок. Когда, я подошел малыш замолчал и посмотрел на меня черными глазенками.

— Ах, ты горемыка, — зашептал я и подполз к ребенку на карачках. Трясущимися руками я стал заворачивать маленькое тельце в одеяло, которое он раскрыл, когда дрыгал ручками и ножками.

— Что ж я дурак делаю, — пронеслось в голове, — это же наверняка чеченец, — тем временем малыш совершенно успокоился и стал засыпать у меня на руках.

Я растерялся, — бросить? Зажмурился, передо мной возникли темные глаза малыша. Нет, я не смогу жить и видеть каждую ночь эти глаза.

— А кто тебе сказал, что ты выживешь? — спросил внутренний голос.

— Но он же маленький, — возразил я.

— А ты что же, большой? — с ехидцей возразил мой собеседник, — брось гаденыша спасайся сам!

— Не могу я. Почему мне попался этот малыш?

Борясь с самим собой я поднял ребенка и снова пошел по улице. Он на удивление был тих и спокоен у меня на руках он заснул так как будто был на руках отца.

Ладно, убьют так пусть нас вдвоем убивают, решил я. А если спасусь, значит и ему судьба такая же.

Вдруг меня окликнули: "Эй парень!". Я мгновенно покрылся холодной испариной. Голос был женский, но это еще ничего не значило, чеченские женщины как мне рассказывали в пытках пленных бывали зачастую еще изощренней мужчин.

"Ну че встал как баран!" снова окликнули меня, я повернулся всем телом и увидел не молодую уже женщину в платке. Она сурово смотрела на меня, однако, увидев, что у меня в руках, запричитала что-то по своему.

Женщина стояла в проеме калитки, за ее спиной виднелся полуразрушенный домик.

Она поманила меня рукой и я как под гипнозом пошел за ней.

В доме она поставила на стол тарелку с какой-то снедью, которую я тут же обжигаясь и не разбирая вкус съел. Женщина тем временем, ловко перепеленала ребенка и покормила его какой-то снедью. Малыш опять заснул.

Жнещина, молча вручила сверток мне.

— Куда, мне его? Я же солдат!

— Аллах поможет, иди.

Она вытолкала меня на улицу и я снова побрел куда глаза глядят. Но на улице по прежнему никого нет. На негнущихся ногах я шел и шел. Пока наконец не добрался до какой-то площади. На краю стоял УАЗик, рядом копошились люди в форме. Я направился к ним они заметили появление незнакомого бойца, но почему то не удивились. И тут раздалась стрельба.

Я проснулся — Кузя разбудил всех стрельбой.

— Ты чё, — поднял голову Бармаков.

— Вставайте жрать.

Днем службу было нести легче, нападений, как правило, не было. По улице ходили солдаты, гражданское население здесь почти не появлялось — слишком близко от президентского дворца.

Я просто смотрел на дорогу, по которой время от времени проходили солдаты или проезжала бронетехника.

— Слышь, Марат, глянь-ка, — позвал Кулов.

Подошел к Сергею и заглянул в окно, через которое тот вел наблюдение.

Мы увидели, как прямо по середине улицы шел человек одетый в камуфляж на голове черная шерстяная шапочка. Он нес на плече большой черный футляр от гитары. Лицо его показалось мне знакомым. На вид ему было лет тридцать, лицо, окаймленное черной щетиной, а круглые очки придавали ему добродушный вид. За ним шли еще какие-то люди, один из которых нес на плече видеокамеру и видимо вел съемку. Их сопровождали здоровые парни в спецназовской форме и бронежилетах. Когда группа миновала дом, где был расположен наш пост, из гаража с соседнего поста выскочил солдат. Он подбежал к Кулову и закричал:

— Вы знаете, кто щас прошел?

— Кто? — спросили заинтригованные его возбужденным состоянием бойцы.

— Шевчук!

— Какой Шевчук?

— Какой, какой — из ДДТ! — воскликнул солдат.

— Точно, а я смотрю, рожа у него знакомая, — пробормотал я.

— Интересно че он здесь делает, — поинтересовался Бармаков.

— Концерты дает.

— Вот бы послушать, — мечтательно сказал Кулов.

— Обломитесь ребята.

— Че он не поет что ли, — возмутились мы.

— Петь то он поет, да кто вас к нему пустит, я вот вчера в гости ходил к одному дружбану, они штаб полка охраняют, ну и задержался там, а тут какой-то офицер привел туда Шевчука, к нам сразу толпа стал ломиться, но больше никого не пустили.

— Кто?

— Офицеры, самих-то их знаешь, сколько было!

— "Осень" пел?

— И «Осень» и «Родину», я вот у него автограф взял, — солдат показал свой блокнот.

— Везет, — с завистью произнесли мы.

Пока разговаривали я взглянул в сторону больничного комплекса, за

которым располагался президентский дворец, и заметил как что-то пролетело по небу по параболической траектории и упало в направлении президентского дворца. В тот же момент по небу прошла радуга, и качнулись верхушки деревьев, торчавших над домами, и только после этого донесся звук взрыва.

— Пацаны в укрытие, — закричал я. Все ринулись в блиндаж.

Обстрел, вопреки ожиданиям, прошел спокойно. Выждали некоторое время и покинули укрытия — приступили к охране. Опять засели в доме.

Потянулись серые будни. Однажды Кулов, не унывающий ни в каких ситуациях, предложил пострелять, потренироваться. На глухую стену повесили календарь, найденный в соседнем доме, с изображением китайской девушки. Расстояние, правда, не большое, но это решили компенсировать тем, что будем стрелять по ее глазам. Каждый сделал по выстрелу, и плакат превратился в решето. Это развлечение скоро наскучило, поэтому принялись соревноваться, кто быстрее набьет патронами рожок или разберет и соберет автомат.

Так и проходил день за днем.

Как то утром всех собрали во дворе дома, где жили Романенко и Колосков, на постах осталось по одному человеку.

Солдаты построились в две шеренги перед своими командирами: Романенко стоял перед строем, а Колосков сидел на табурете за его спиной. Лицо его как обычно ничего не выражало.

По лицу Романенко наоборот можно было прочитать как по книге, что он сейчас в ярости.

Взвод притих, предчувствуя бурю. Сержант как положено по уставу дал команду «смирно» подошел к Романенко и доложил. Командир в таких случаях принимает доклад, здоровается с солдатами и отдает команду «вольно», после чего следуют сообщения или приказы, которые командиру нужно довести личному составу. Сержант обычно оставался рядом с командиром.

Сейчас Романенко принял доклад и приказал встать в строй сержанту.

— Чё расслабились, уроды, — спросил он вместо приветствия, — Вы чё не въехали до сих пор, где вы находитесь? — Заорал побагровевший Романенко.

— Почему службу не несете, как положено, обезьяны? — уже чуть спокойнее продолжал старший лейтенант, — Сегодня ночью ранило в голову младшего сержанта Голубева осколком гранаты, и никто не знает, откуда брошена граната, — сообщил Романенко.

Голубев находился в составе постов охранявших командирский дом. Ночью он заступил на пост находящийся во дворе у ворот. Неожиданно через забор упала граната. Мотострелки осмотрели все пространство за забором, но ни кого не нашли. Голубева отправили в госпиталь, а капитан Колосков после этого обошел, все посты на некоторых останавливали лишь, когда он подходил вплотную к посту, это его убедило, что посты не охраняются.

— Вам что жить надоело? — не унимался Романенко.

— Подумайте о своих товарищах, или наплевать на все?

— Ну че ж вы языки в жопы втянули, я не слышу, — уже спокойно говорил старший лейтенант, он вытащил гранату и подошел к первому стоявшему в строю. Гранатой в кулаке, он ткнул бойца в грудь и спросил: — ну кому жить надоело? Вперед, вот граната, — он подошел к другому солдату и тоже ударил его в грудь.

— Ну что же ты молчишь, — спросил Романенко бойца, — тот опустил голову и смотрел себе под ноги. — Может, стесняешься, так мы отойдем, а? Ну, хочешь.

— Нет, — промямлил боец.

— Может ты, — перешел к другому солдату Романенко.

— Не бойся, напишу в рапорте, мол, погиб смертью храбрых, достоин ордена и звания героя, бумага все стерпит, — стукнул ему в грудь гранатой старший лейтенант.

— Я не хочу, — последовал ответ.

— Ага, вот у нас кто крутой, — ехидно сказал Романенко, увидев на

следующем кожаную куртку. Это был парень с поста расположенного в гараже, где он эту куртку и нашел. — Романенко въехал ему в челюсть, солдат упал на своего товарища, стоявшего за ним, но тот подхватил его.

— Чтоб я не видел больше этого говна, — отчеканил Романенко.

— Так если с этого дня, если я подхожу к посту незамеченным я сам брошу туда гранату — подвел итог Романенко.

— Всё, пошли все на хуй.

Прошло еще несколько похожих друг на друга сырых, грязных, пасмурных дней. По ночам все та же стрельба, днем солдаты шастают, по окрестным домам. Я, так же как и все ночью охранял пост, а днем ходил по домам. Искали варенья и соленья, запасы которых можно было найти в некоторых подвалах и хоть какой-нибудь радиоприемник, чтоб послушать внешний мир. Во время одного из таких походов я чуть не подорвался на мине, у нее не сработала растяжка.

Но не всем везло, разведбат, расположенный рядом с блокпостом капитана Колоскова потерял за эти дни пятерых бойцов — чеченский снайпер сработал.

Солдаты начали вшиветь. Появились всевозможные кожные заболевания, добавившиеся к уже свирепствующим болезням желудочно-кишечного тракта.

Взвод Капитана Колоскова не стал исключением, — я заметил, что у меня на ногах появились огромные язвы, наполненные гноем. Точно такие же появились у Кулова, но уже на теле. Кузя жаловался на то, что у него опухли ноги, и он теперь с трудом передвигался. Снайпер как, подозревали ребята, подхватил воспаление лёгких — сильный кашель у него не прекращался. И у всех был понос.

Вскоре, как выражался Кулов, «расслабуха» кончилась: блокпост капитана Колоскова опять переводили на другое место.

В очередное слякотное утро приехал помятый УРАЛ, взвод погрузился на него и в сопровождении БМП уехал на новое место.

Глава 11

Страну рвало,

она, согнувшись пополам,

искала помощи,

А помощь танком по лоткам

давила овощи…

Ю. Шевчук.

Новое место нам определили в большом девятиэтажном доме, расположенном на границе между двумя кварталами современной постройки и частным сектором. Сверху девятиэтажки прекрасно просматривался весь квартал, к тому же по улице, служившей своеобразной границей проходила дорога, имевшая важное стратегическое значение. По этой трассе к центру, где шли бои, доставлялись пополнение, боеприпасы и все что нужно войскам, а в обратном направлении вывозили раненных. Вдоль всего пути распологались блокпосты для его охраны.

Девятиэтажка имела Г образный вид, при этом основная часть дома образующая ножку буквы была параллельна улице, а вторая часть располагалась почти перпендикулярно. Блокпост расположили в этой части дома.

Перед подъездом находилась обширная площадка, часть которой занимал мини-рынок, огороженный железным забором. Внутри ограды расположились прилавки с навесами из железа и деревянные скамейки. Все это вместе с оградой было выкрашено в ярко-желтый цвет. На площадке между домом и рынком находился капонир, с другой стороны — свободный проход на соседнюю улицу.

"Урал" выгрузив своих пассажиров, уехал, БМП въехал в капонир. Мы уже умудренные опытом без проволочек разделились на две группы и под прикрытием друг друга, осмотрели место, которое предстояло охранять, после чего зачистили подъезд девятиэтажки и все квартиры этого подъезда.

Из избушки напротив через дорогу вышла женщина. Она долго смотрела на нас. Ее заметили, однако, что с ней делать никто не сообразил, вроде не боевк, а с другой стороны, вроде и не наш человек.

Капитан Колосков стал распределять посты. Перед подъездом он решил устроить первый пост, на лестничной площадке второй и еще два у выходящих во двор окон. На первый пост назначили меня Кулова, Кузю и Бармакова, Снайпер, и Фонарь — получивший это прозвище за то, что все время таскал с собой электрический фонарик, Под жилье мы заняли комнату в одной из квартир на четвертом этаже. Остальные устроились на первом и втором этажах. Третий этаж для жилья не годился — весь выгорел. Перед подъездом солдаты первого поста соорудили подобие баррикады. В ход пошли холодильники из квартир их наполняли битым кирпичом, сверху мешки, наполненные землей. Получилось подковообразное сооружение с четырьмя бойницами: по одной для обстрела флангов и две бойницы по фронту. Все эти работы заняли весь световой день. С наступлением темноты работу прекратили. На первом посту остались Снайпер и Фонарь, остальные поднялись на четвертый этаж в комнату, где была устроена берлога.

Комната находилась в «двушке», в одной комнате устроили спальню, там как раз имелась огромная двуспальная кровать свободно вмещавшая четверых человек. Здесь же поставили небольшую железную печку, найденную в обгоревших развалинах одного частного дома. В другой комнате — побольше и с балконом устроили очаг, разложили его прямо на полу, с которого предварительно был содран линолеум. Чтоб дым от костра уходил в дверь балкона, все двери в квартире сняли, получился сквозняк создававший тягу на улицу. Двери тут же разломали на дрова.

Поужинали как обычно сухпаем. В этот раз его удалось пополнить соленьями, вареньями и компотами найденными при осмотре квартиры, кроме того, обнаружили несколько флаконов одеколона. Спиртное решили пить для обогрева перед тем как заступать на пост.

Я после еды завалился на кровать, достал сигарету и закурил, наслаждаясь отдыхом. Кулов уселся на небольшой табуретке около печки, он тоже курил и смотрел, задумавшись на огонь пляшущий в печке, над ней он развесил свои портянки. Кузя налаживал светильник — это нехитрое устройство состояло из консервной банки наполненной соляркой и фитиля погруженного в эту солярку. Светильник чадил нещадно, но давал свет. Леха лег спать.

Я докурил сигарету, полез в тумбочку, стоявшую подле кровати и обнаружил в ней несколько книг. Взял одну наугад — "Приключения Тартарена из Тараскона" Альфонса Доде. Устроился поудобнее возле светильника, принялся за чтение, пока не уснул.

— Ма-а-рат, — почувствовал толчок в бок.

— Чего? — не открывая глаз, сонно спросил.

— Не спи-и, а то замерзнешь, — сказал Кулов.

— Не замерзну, — пробурчал Мара.

— По-ошли на по-ост, — тянул свое Кулов.

— Сука, вечно обломишь на самом интересном месте, — я встал и уронил на пол книгу, из которой что-то выпало. Поднял — оказалась фотография. На ней изображена группа юношей и девушек: парни в костюмах и белых рубашках с галстуками, а девушки, в летних платьях, — судя по лицам некоторые, были кавказцами, а другие славянами. На обороте аббревиатура, очевидно, какого-то ВУЗа и надпись "выпуск 1990 года".

— Жили же, как нормальные люди? — удивился я, — чего им не хватало?

— Ну-ка дай, — схватил фотографию Кулов, — Это же уроды, козлы, пули им не хватало, — Сергей разорвал фото и вышел из комнаты.

Я схватил свой АКСУ, напялил каску и, спотыкаясь в темноте, на ощупь пошел не пост. Холод улицы окончательно согнал сон. Кулов уже сидел в баррикаде и смотрел в бойницу. Я обошел баррикаду, вокруг ничего подозрительного не было, справил нужду и присоединился к Сереже.

Улица время от времени освещалась осветительными ракетами, шипевшими и рассыпавшимися в небе. Белый холодный свет от них, на пустынных улицах мертвого города создавал причудливые движущиеся, то растущие, то уменьшающиеся тени.

— Слушай, Серега ты кино американское видел "Миры Стивена Кинга" — так вроде называется, точно не помню.

— Не знаю.

— Там что-то вроде мировой катастрофы случилось, все города порушены, люди почти все убиты.

— Ну и что.

— Так вот все что я здесь видел, мне напоминает тот фильм, и герои фильма мне напоминает нас.

— Как это?

— А вот так все в том фильме не нормальные вроде нас.

— Это точно, — Кулов тоже о чем-то задумался.

Я замерз на ветру, вспомнил об одеколоне, один флакон у меня был с собой.

— Серега, хочешь согреться?

— Хочу.

— Ну, давай, — передал Кулову флакон. Кулов взял пузырек зашел в подъезд зажег спичку и при ее свете определил, сколько в ней жидкости — половина.

— Сафари, — прочитал вслух название Кулов. Отвинтил крышку, держа флакон в вытянутой руке, чтоб запах не донесся, он вздохнул, и резко опрокинул емкость в рот, после нескольких судорожных глотков, он шумно выдохнул. Я тут же принял у него флакон и похлопал друга по спине, он еще несколько раз вздохнул и выдохнул, широко открывая рот.

— Ништяк, — прохрипел, наконец, Сергей.

— Ну, ништяк так ништяк, — я, также вздохнув, сделал несколько глотков — огненная жидкость, ободрала наждаком горло и стрелой воткнулась в желудок, комок подступивший к горлу я проглотил с трудом и задышал как собака. Мы достали сигареты и дружно задымили, пока одеколон не сделал свое дело: тепло умиротворяюще растеклось по жилам.

— Слушай Марат, знаешь, о чем я мечтаю? — прервал наступившее молчание Кулов.

— О чем?

— Я хочу, чтобы рядом с нами здесь находились сыновья Грачева и Ельцина.

— По-моему, у Ельцина дочура — сказал я.

— Тогда пусть дочка здесь с нами воюет, — заявил Кулов, — вон у чеченов бабы снайперами работают, значит и она сможет.

— Идея конечно, не плохая, только, если бы она здесь была, то наш взвод сейчас сидел бы где-нибудь в тылу.

— Да это все пожелания, сейчас Ельцин наверно выслушивает доклад Паши. Дескать одним то десантным полком не получается воевать, солдатики-то у нас хреновые.

— Точно, а Ельцин ему: ничего, Пашенька, не горюй Россия большая, бабы нарожают нам бойцов. А пока вот выпей-ка со мной за победу русского оружия.

Наступило молчание. Кулов тяжело вздохнул и сказал:

— Знаешь, мне страшно я боюсь умирать.

Мне тоже было страшно, но этот страх ушел куда-то в подсознание и сидел там как бы постоянно говоря: "Сейчас. Нет не сейчас, чуть попозже, но обязательно". Но я решил не говорить об этом другу.

— Да, ладно, не ссы, дембельнемся. на гражданке погуляем.

— Нет, я чувствую!

— Дурак, что ты можешь сейчас чувствовать. Не расслабляйся, расслабишься, словишь пулю. Такие мысли только притягивают смерть.

— Сам ты дурак. — Кулов отвернулся.

Я почувствовал себя виноватым. А ведь когда-то сам хотел попасть на войну. Теперь понял что это мальчишество, здесь это сразу понимаешь. Я попытался неуклюже загладить свои слова:

— Серый, плюнь. Все рано или поздно умрем, может быть, смерть с автоматом даже лучше такой жизни.

— Какой жизни?

— А такой, придешь на гражданку, ты думаешь, там тебя ждут с распростертыми объятиями. Хер, на рыло, всем на тебя плевать. Устроишься на работу на какой-нибудь завод. Будешь работать, после работы пить водку, стучать себе в грудь, дескать, я воевал. В ответ скажут: "налейте ему ребята еще". Поживешь так лет пяток и на стенку полезешь. Или женишься с бабой будешь воевать, а потом повесишься от тоски и хуевой жизни!

— …х-м.

Ш-ш-ш-ш — зашипела освтительная ракета. Тени быстро выросли и изчезли пробежав по земле до стен и пометавшись на них вдоволь. Мы просидели до конца смены, глядя на эти безумные танцы света и тьмы.

— Ладно, пойду смену будить, — Кулов зашел в подъезд. Я дождался, пока спустится замена, отдал ребятам флакон с одеколоном и отправился наверх.

На следующий день Кулов отправился в дом, где жила женщина, которую мы видели у избушки. Вернулся оттуда довольный, женщина оказалась русской и когда-то, еще в той жизни, была медсестрой. Она обработала язвы Кулова и сказала ему, что к ней можно ходить лечиться. Узнав об этом, к ней явилась половина всех бойцов.

Медсестра заплакала, когда увидела нас, но оказала помощь как могла.

Я смотрел как морщинистые умелые руки медсестры обрабатывают язвы Кузи. Женщина при этом причитала в пол голоса скорее разговаривая с собой:

"Господи еще дети совсем! Что же у них мужиков что-ли нет?"

Она рассказала, что в их квартале остались одни старики и старухи, что все чеченцы ушли воевать, что жизнь здесь тяжела и ничего не стоит. Иногда ночами приходят боевики, и тут уж держись, — попробуй не угодить, разговор короткий — Аллах-акбар и в расход. А сколько народу полегло при обстрелах, от шальных пуль, от мин, от болезней и просто от голода.

Почему все так по идиотски происходит, наверно все-таки воюем, чтобы защитить этих людей, а на деле получается они самые беззащитные здесь — думал я, дожидаясь своей очереди. Под моими ногами стояло ведро солярки две буханки хлеба и банка тушенки — все это мы оставили нашей матери Терезе.

После процедур мы вышли на улицу и пошли к себе на блок-пост. На душе было мерзко и противно: мы пришли получили помощь, а сами в ответ ничего сделать не можем, а может завтра ее убьют.

В тот же день на пост стали приходить люди — остатки мирного населения. За время своего дежурства на посту солдаты роздали весь свой хлеб и почти все консервы. Нам за это сообщили, где можно достать чистой воды, но чаще просто благодарили.

Я решил, что здесь боев уже давно не было, раз мирные жители стали появляться. Вообще мной овладела какая-то тоска, хотя узнал хорошую новость: Капитан Колосков сообщал, что президентский дворец наконец-то взяли, после того, как туда была сброшена особенная бомба. Теперь боевиков предстояло выбить боевиков из чернореченского района.

В мрачном настроении я сидел на посту и смотрел дорогу, по которой проезжали тягачи, тянувшие за собой обгоревшие ржавые остовы боевых машин. Их вывозили из центра, а в обратном направлении проезжали еще непомятые, необстрелянные БТРы и БМП, на броне сидели солдаты в чистых бушлатах и бронежилетах, они сжимали в руках новые автоматы и пулеметы.

Я невольно сравнил себя с ними: мой броник был весь в пятнах и порван в некоторых местах, ватные штаны из песчаных превратились в коричневые и стояли колом, кирзовые сапоги без должного ухода и постоянного пребывания в сырости разбухли и стоптались. Бушлат был в лучшем состоянии из-за того, что он был одет под Броник. О том, в каком виде лицо только догадывался — последний раз смотрелся в зеркало в казарме в Моздоке.

Поскольку днем службу можно было нести по одному я, стоял один, дожидаясь смены.

Через улицу мимо БМП шли два солдата. Два огромных бойца в камуфляже.

Подождал, пока они подойдут ближе, и остановил их окриком: — Стой пароль!

Спецназовцы повернули ко мне и остановились. Я вышел из-за баррикады, держа наготове калашник.

— Чего тебе, военный? — с усмешкой спросил один из солдат.

— Пароль.

— Какой пароль, малыш, пошел на х…й — с издевкой произнес второй. Оба повернулись и пошли дальше. Кровь ударила мне в голову и захлестнула бешеная ярость.

— Стоять, уроды, — заорал я, что есть мочи, передергивая затвор.

Реакция была мгновенной: один развернулся и ловким ударом ноги выбил автомат из моих рук. Я выхватил штык-нож, но второй прикладом ударил мне в лицо. Я упал, и потерял сознание, что было дальше мне рассказал потом Кузя.

Спецназовец хотел было еще раз приложиться прикладом, но из подъезда на шум выскочили наши. Спецназовцы сообразили, что пора уносить ноги, побежали. Но шестеро мотострелков быстро догнали их и сбили с ног. Вв-шники, хорошо владевшие приемами рукопашного боя, сумели подняться и стали отбиваться. Но силы были не равны — обоих уложили опять и стали пинать. И, наверное, забили бы до смерти, если бы не подоспел капитан Колосков. Он подбежал к озверевшим мотострелкам и дал очередь из автомата в воздух. Солдаты остановились.

— Хватит пинать ублюдков, — приказал капитан, — всем вернуться на посты!

Бойцы нехотя повиновались.

— А вы бегом отсюда на хуй — обратился капитан к избитым.

Спецназовцы медленно поднялись из грязи и ушли нетвердой походкой. Колосков подождал, пока они скроются, и вернулся в дом.

Солдаты ждали его в баррикаде. Все ждали, что командир будет на них кричать и бить. Но Колосков спокойно сказал:

— Ничего мужики бывает, приведите его в чувство.

Солдаты разошлись, остались Леха и Кузя.

— Вот суки весь ебальник разворотили!

— Ничего лишь бы кости целы были.

Из подъезда вынесли чайник с водой:

— Пацаны возьмите, может, очухается.

Кузя взял чайник, оторвал у себя подворотничок и, смочив его водой, осторожно стал смывать кровь с моего лица.

Я открыл глаза, меня подняли и подвели к костру, разведенный во дворе.

Сел на табурет и уставился на огонь. Все тело болело, лицо опухло, в сломанном носу булькало, грудь как будто стянули железными обручами. Где то вдалеке протрещала очередь.

Глава 12

Умирали пацаны страшно,

Умирали пацаны просто,

И не каждый был снаружи прекрасен,

И не все были высокого роста…

Ю. Шевчук.

— Подъем! — я вскочил, машинально схватив автомат, и принялся натягивать сапоги.

В комнате стоял грохот Леха стоял у окна и стрелял из автомата. Мы вместе с Куловым выскочили в соседнюю комнату и подбежали к окну. На улице не было не видно ничего: темно-синее небо и чернота, и в этой темноте вспыхивали огоньки, из которых в дом летели трассеры. Наши в ответ по огонькам вели беспорядочный огонь.

Я откинул приклад автомата и открыл стрельбу с плеча, стараясь целиться по вспышкам. Голова ничего не соображала, как машина: руки стреляли, отстегивали магазин, пристегивали другой и снова стреляли. Кулов, у второго окна, делал то же самое. Как только мы начали огонь, как по нашему — четвертому этажу откуда-то ударил пулемет. Зазвенели осколки стекол, пули зацокали по стене комнаты. Я тут же пригнулся, Кулов тоже присел и стал набивать патронами освободившиеся рожки. Сердце бешено, заколотилось в груди, как только послышались щелчки пуль о штукатурку.

Тем временем со двора в дом полыхнул огнемет по второму этажу, там работал крупнокалиберный пулемет. Я услышал крик, от которого подскочил и опять принялся стрелять. К запаху пороха добавился запах пластика от огня, занявшегося на втором этаже.

Кулов заметив, что я опять стреляю, последовал моему примеру. Как только мы возобновили пальбу, как по нашему окну снова открыли огонь. Мы снова присели.

Со двора работали профессионально. Несколько пулеметов подавляли стрелков, вроде нас, а гранатометчик под таким прикрытием отстреливал гранаты по бойницам дома. Из огнемета он уже поразил пулеметчика, окно на втором этаже уже полыхало вовсю. При этом и чеченский пулеметчик, и гранатометчик все время меняли свои позиции.

Я, жалел о том, что у меня нет зарядов к гранатомету, и все время то пригибался, то опять привставал, чтобы выпустить очередь из автомата. Вдруг в комнате раздался взрыв — по всей комнате разлетелись осколки, поднялась пыль. Я упал под окно, закрыл голову руками. Стало трудно дышать от пыли, в голове шумело, ничего не соображая, пополз к Кулову. Ползти в бронике было трудно, но, наконец, нащупал плечо своего напарника и стал его трясти.

— Серега. Никакого ответа.

Страшное подозрение как молния ударила в мозг, я вскочил на колени и закричал: Се-е-е-рега! — стал его опять тормошить. Замер, стянул с друга каску и ощупал голову. Что-то теплое и липкое залило лицо Кулова. Я поднес дрожащие руки к лицу: запах крови, тупо уставился на свои ладони ничего не соображая — в темноте не было видно, в чем они испачканы.

Тем временем стрельба утихла. Наступила небольшая передышка.

— Всем вниз! — раздалось снизу. Я попытался встать, но ноги почему то не слушались. Пощупал, ниже колена — обе ноги посечены осколками, еще кровь, подумал я и точно кирзачи наполнились кровью! Моей! Собственной! Вот и потанцевал промелькнула мысль.

Начали стрелять, по стенке застучали пули, в голове опять зашумело. Перед глазами поплыли пары танцоров, они красиво кружились — девушки и парни изящно двигались, извивались и изгибались плавно в такт музыке танго. А на них сверху почему то сыпалась штукатурка.

После боя Кузя поднялся на четвертый этаж — капитан Колосков приказал проверить. В свете падающих осветительных ракет он увидел Марата и Сергея. Кулов лежал на полу без каски. Рядом сидел Марат, вытянув ноги, в руках автомат. Глаза его закатились, в пол голоса он считал: "Раз, два, три — раз, два, три — раз, два, три" ноги подергивались в такт счета.

Раз, два, три — раз, два, три — раз, два, три — Доносилось из открытого окна, на плацу, прямо под окнами кремля рота солдат почетного караула чеканила шаг под команды сержанта. Он любил смотреть на это каждое утро, вот четкий отлаженный механизм, почему в этой стране нельзя всем вот так выполнять свою работу?

Зазвонил телефон он поднял трубку, и бросил в не раздраженно: — да!

— Товарищ верховный главнокомандующий докладываю обстановку на семь ноль ноль, мы овладели большей частью города, остался только чернореченский район.

— Почему?

— Бойцов не хватает, товарищ верховный главнокомандующий.

— Мозгов тебе не хватает! Даю тебе три дня, выполняй.

— Есть!

Рустем Бизянов

Словарь:

АКСУ — автомат калашникова складной укороченный (АКС 74 — у официальная маркировка).

"Броник" — бронежилет, весит в зависимости от модели от 10, до 12 килограмм.

БМП — боевая машина пехоты, легко бронированная гусеничная машина для транспортировки пехоты и огневой поддержки.

БРДМ — боевая разведывательно-дозорная машина, легкая бронированная колесная машина, для транспортировки пехоты и проведения разведывательных операций.

"Военник" — военный билет.

Вв-шник — военнослужащий внутренних войск.

"калашник" — автомат калашникова (АК — 74 — официальная маркировка).

"кирзач" — кирзовый сапог.

Комбез — комбинезон.

Морпех — морской пехотинец.

Подствольный гранатомет — легкий гранатомет для стрельбы осколочными гранатами, который пристегивается к автомату (ГП — 25 — официальная маркировка).

"Промедол" — обезболивающее лекарство.

Сунжа — река, протекающая по городу Грозный.

"Ураган" — ракетно-артиллерийский комплекс.

Оглавление

Бизянов Рустем Ринатович Чеченское танго

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Словарь:

Реклама на сайте