«Субботняя ночь в городе»

Хантер С. Томпсон Субботняя ночь в городе

Я высадил Марию перед тату-салоном перед самой полуночью. На улице места для парковки нигде не было, поэтому я заслал ее внутрь, а сам отыскал пятачок на тротуаре перед совершенно неосвещенным зданием.

Почему бы и нет, рассудил я. Черная машина, темный тротуар, на улице – ни души, если не считать свихнувшихся китайских подростков… а репортаж нам, на самом деле, ой как нужен. Неделя оказалась слишком длинной и быстрой, чтобы позволить себе роскошь мудрого и взвешенного осмысления. Я читал лекции что-то вроде 166 часов без перерыва – о морали, хороших манерах и политике, это помимо наркотиков и насилия. Я слишком долго бодрствовал.

Мы засекли тату-салон «Машина Картинок» по Желтым Страницам лишь за час до его закрытия. Пора было сдавать репортаж.

К счастью, находился он в каких-то нескольких кварталах от отеля, на углу Третьей и Гири, в одном одиноком парадном с корпорацией «Предотвращение Самоубийств, Инк.» Весь фасад здания облекали толстые стальные гармошки заградительных щитов – как в Бейруте.

Клиника самоубийств была закрыта, однако, Мария позвонила в колокольчик тату-салона и исчезла внутри.

К тому времени, как туда добрался я, она уже страдальчески разглядывала маленькую белую карточку Дерматологической Клиники Кея и Кона. Та гласила: «Удаление Татуировок Посредством Лазерной Хирургии», расценки и стоимость услуг по требованию.

На другой карточке, которую ей вручил татуировщик, говорилось: «НЕ СДИРАЙТЕ СТРУПЬЯ… В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ БУДУ НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ НИ ЗА ОДНУ ТАТУИРОВКУ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ВЫ ПОКИНЕТЕ ПОМЕЩЕНИЕ МОЕГО САЛОНА. СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ.»

Владельцем был громадный швейцарец по имени Марк, руки и плечи которого напоминали кого-то из мультика про Фантастических Мохнатых Братьев-Отморозков. Там у него имелись и кинжалы, и змеи, и скорпионы, и черепа, наполненные лозунгами Ангелов Ада: Живи Побыстрее, Сдохни Покруче… Живу, Чтобы Ездить, Езжу, Чтобы Убивать… Еще Вчера Надо Было Тебя Грохнуть… Пусть Лучше Моя Сеструха Окажется В Борделе, Чем Мой Братан На Ипонском Моцыке…

Предлагалось и множество других вариантов, размещенных для лучшего обзора на стенах включавших в себя весь ассортимент – от изысканных цветочных композиций в четыре краски до монструозных фресок на все тело, изображающих сцены вроде Нанкинского Погрома или шестиногих Горгон, пожирающих пламя и глодающих черепа своих противников.

– Орлы и пантеры, – сказал он. – Они до сих пор самые популярные… Но, видите ли, дамы больше предпочитают цветочки и всякое такое. Это парни хотят орлов с пантерами.

Казалось, мужик нервничал. Он хотел закрыться до полуночи, но теперь в жизни его сгустились тени. Не очень хорошенькое дельце – в темном конце бульвара Гири за две минуты до полуночи в субботу развлекать двух совершенно незнакомых людей с блеском в глазах и без явной мотивации.

– Нам нужно что-нибудь побыстрее, – сказал я. – Срок у меня выходит завтра в полдень. Сколько займет положить татуировку вот на эту женщину?

Он осторожно меня оглядел, затем цепко осмотрел Марию.

– Куда вы ее хотите? – спросил он.

– Какая разница? – заорал я. – Скажем, на спину. – Я отсканировал стены в поисках подходящего дизайна, но большая часть хороших требовала слишком кропотливой работы. Некоторые заняли бы две-три минуты, другим же нужно было восемь-десять часов.

– Как насчет вот этой пантеры? – наконец, решился я, тыча пальцем в ревущую черную тварь размером с волейбольный мяч. Крупна, но рисунок несложный. Главным образом – черная тушь и кровь из жала отвратительной на вид иглы.

Мария растянулась на лежаке, и я задрал на ней свитер, обнажив лопатки. Несчастный швейцарец долго прочищал свою высоковольтную электроиголку в мисочке со спиртом и эфиром. Та гудела и визжала, как огромная бормашина, а затем он погрузил ее в плоть Марии.

На Бульваре Гири воскресным утром спокойно. Единственное живое существо на горизонте – гигантское оранжевое табло, на котором написано СКЛАД. За ним – только проспекты, унылая панорама тонущих в тумане пещер до самого побережья. В переулках – одни странные фургоны, да гигантские мотоциклы, прикованные к пожарным кранам.

Я понимаю Проспекты. Я знаю их как жилы на собственной шее. Я могу гнать на полной скорости до самого кафе «Пляжный Мальчик» в таком густом тумане, что даже трамваи в нем не ходят.

Бывали ночи в старину, когда мы рассекали на больших мотоциклах сплоченными стаями по парку, будто грохочущее стадо диких свиней. Мы орали, хлестали виски и подкуривали косяки от зажигалок Зиппо, крысами несясь сквозь тьму, полоумно вписываясь в плавные изгибы дорог вокруг озер и футбольного поля… просто банда приятных парней и спортсменов, выехавших прокатиться по хорошей погоде.

Теперь же все по-другому. Я живу в роскошных апартаментах на крыше Мияко, опоясанных сквозными террасами, с глубокой ванной-гиндзу, рассматриваю в длинный черный бинокль проходные дворы и крыши Джапантауна. Лакей по утрам вносит мне рулеты с яйцом, а на стоянке отеля меня дожидается новый черный «камаро».

Меня тут знают. Когда я вернулся прошлой ночью, швейцар стоял на проезжей части Пост-Стрит в скользком черном кимоно и тупо грозил пальцем шедшим на него машинам… поэтому я нажал на газ и обогнул его слева, только чтобы проверить его основные рефлексы.

Он отскочил и выматерил меня, а я уже подмахивал к стоянке отеля. Мария быстренько вбежала вовнутрь, прихватив мешок с выдриным мехом, пластинками и вещдоками с нашего недавнего суда по делу об ограблении со взломом.

– Повеселились? – спросил меня швейцар, открывая мне дверцу.

– Ты спятил? – ответил я. – Мне к сроку надо серьезный материал сдать. Мы всю ночь провели в тату-салоне. По-другому не получалось.

– Что? – спросил он. – Вы сделали себе татуировку?

– О, нет, – ответил я. – Не я. – Я кивнул в сторону Марии, которая уже значительно углубилась в фойе. – Татуировали ее, – сказал я. – Огромная черно-красная пантера прямо между лопаток.

Он медленно кивнул, но я видел, что все лицо у него напряглось.

– То есть, вы хотите сказать… – начал он, – …что заставили бедную девушку сделать себе татуировку? Ради статьи в газету?

– Это был верный поступок, – сказал я. – Выбора у нас не было. Мы же, в конце концов, профессионалы.