«Пираты Флибусты 2»

Корабль – не просто дом. Корабль – хрупкий, нуждающийся в постоянной защите и заботе дом.

Какая-нибудь клёпка вылетела, канат перетёрся, рассохлись доски или неправильно принайтован груз – и конец всему. Со сладострастным стоном глотает пучина хрупкую скорлупку, с воем устремляются в ад пиратские души. И спрашивает апостол Пётр Капитана: как же не уберёг ты корабль, как допустил? И пинком отправляет его вслед за командой на раскалённую сковороду с прогорклым оливковым маслом…

Потому Капитан строго следит, чтобы команда была одной семьёй, по-отечески награждает непутёвых детишек своих любовью и заботой и наказывает овец, отбившихся от стада.

А пираты – они же те же подростки. Тестостерон из ушей льётся, подвигов требует. Вот и держит на случай нарушения дисциплины наготове Капитан канатный ящик, на солнце раскалённый. И нарушителя в тот ящик сажает, приказав поливать водой, чтобы не запёкся как пудинг. Пираты прозвали наказание это русским словом banja, и крепко его побаивались.

Но природа своё берёт. И ссоры чаще, и за ножи хватаются…До смертоубийства дело доходит. Тут о Чтеце и вспомнили. Пусть, мол, Чтец книжку найдёт, где и дуэль настоящая, и чтобы без крови, и к обоюдному удовлетворению.

Покопался Чтец в своём безразмерном мешке для награбленного и три вечера читал пиратам книжку какого-то испанца Хосе Фармера, про приключения лорда Грандрита и его друга-соперника Калибана.

Плевались пираты от подробностей физиологических, морщились, кое-кто даже по-русски материться стал (по-английски ведь так точно об услышанном не скажешь, там всё фекалиями ограничивается)…

А Чтец книжку закрыл и говорит: «Думаю, та дуэль, о которой Капитан говорил, здесь во всех подробностях описана. И без крови, и без убийства, и к обоюдному удовлетворению».

Так и порешили. И стали дуэли по Фармеру проводить. Заберутся поссорившиеся пираты на леера, да друг друга как лорд Грандрит и Калибан в океан сталкивают. К обоюдному удовлетворению.

А кто упал первым, тот и проиграл. Ему в кабаке за всех и платить…Да и помылся заодно. В океане.

***

Из записок Чтеца:

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЧТЕЦА, НАВЕЯННЫЕ ЕМУ МАСТЕРСКИМ ИСПОЛНЕНИЕМ МУЗЫКИ А. ВИВАЛЬДИ ОРКЕСТРОМ ПИРАТОВ, ОРГАНИЗОВАННЫМ НАДУДЕИИГРЕЦОМ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ПОДРУЧНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ, ИМЕЮЩИХСЯ НА КАМБУЗЕ

СКРИПАЧ

Взмахнул – и перхоть поднялась

Метелью мотыльков-Цекропий.

Играй, скрипач! Ты не в Европе!

Здесь ты и князь, и ипостась!

Смычок – частичка жеребца.

Он ржёт, и тают кобылицы.

И масками застыли лица,

Как в ожидании конца.

Рыдай, скрипач! Ты – волонтёр,

Ты – инвалид в французском смысле!

На штык накалывает мысли

Слепое Время – билетёр…

***

Как-то раз пираты проникли через Босфор и Дарданеллы в Чёрное море. Брать там было особенно нечего: шаланды с греками не в счёт. Чулки да презервативы – вот и весь груз. Чулки шерстяные вязаные ещё сбыть можно было шотландским горцам. Чтобы ноги под юбкой не мёрзли. А презервативы из прямой кишки египетского буйвола?

Спасибо коку. Он половину на колбасу использовал, а вторую дальнему родственнику графу Цеппелину продал, на аэростаты.

Собственно, кроме двух разбитных девиц-славянок и гонореи, которой переболела вся команда, за исключением Капитана и Чтеца, ничего хорошего в Чёрном море не нашлось. И то потому лишь, что на мостик женщин не пускали, а Чтец, как мы знаем, ничем, кроме чтения не интересовался.

Недавно нанятый в гамбургском порту лекарь, без диплома, но с большой практикой, бывший санитар гамбургской лечебницы для жертв квартала красных фонарей, Исаак Фрейд, взялся за дело с огоньком, то есть предложил болящим прижечь в корабельной кузне поражённые члены, дабы остановить нагноение, которое, по его учёному мнению, долженствовало привести всенепременно к гангрене поражённого органа и его усекновению.

С предложением согласились лишь Капитан и Чтец, остальные же глухо взроптали и прислали Санитару Фрейду чёрную метку, на которой было написано: «Бей моэля!».

Про моэля команде рассказал корабельный кок Ганс Мордехай Штиль, утверждавший, что по вине оного моэля утратил пять шестых своей мужественности, а десять дюймов моэль оставил лишь для того, чтобы поиздеваться над несчастным.

Атмосфера на корабле сгустилась, да так, что Штиль вешал в ней свой секач для рубки мяса, а близнецы-испанцы, Хулио и Хуренито, вынесли всех святых. На всякий случай.

И тут Чтец вычитал в старинной лоции, что на побережье маленькой черноморской страны есть болотистые заливы-лиманы, в которых добывают целебную грязь – рапу. Правда, местные её практически всю используют для чистки зубов, отчего зубы у них белые, но многие мрут. Средство так и назвали – «Поморин»…

Если же этой рапой, не принимая её внутрь, обмазать поражённую болезнью часть тела, то болезнь бесследно проходит, а здоровый член становится ещё здоровее…

Однако, в лоции не было сказано, как и на какое время обмазывать, и все обратили взоры на Санитара Фрейда.

Тот, понимая, что мелкие черноморские акулы-катраны его сразу не съедят, и мучиться придётся долго, рубанул сплеча: «Обмазываться полностью и до тех пор, пока корка сама не отпадёт!»

Первый опыт, со словами «врачу, исцелися сам!», провели на Санитаре, окунув его неоднократно и с удовольствием в рапу. Выложили на солнышко, подождали, пока обсохнет, посмотрели – жив, и стали обмазывать друг друга.

Вскоре корабль превратился в подобие египетской усыпальницы, а ногах остались только Капитан и Чтец.

Чтец предложил Капитану выпить за выздоровление команды «по чуть-чуть», и через пару недель, когда корочка стала отваливаться с первых тел моряков, корабль оказался пришвартован к каменистому острову, усеянному каменными же истуканами.

Первым из кокона выбрался кок. Поражённые аборигены и аборигенки вперили изумлённые взгляды в то, что было когда-то обрезано, а теперь вернуло себе исходный вид. Кок, ещё не понявший, чем все удивлены, стряхивал с себя остатки рапы и смущённый откровенным вниманием, бормотал: «Ну, рапа же… Рапа… Ну и?»…

Потрясённые аборигены каждый день приходили любоваться пиратами, а в момент отплытия провожали корабль аплодисментами и плакатами: «Остров Пасхи – Рапа нуи!»

Вышедшие из лечебных саркофагов пираты отнесли в каюты Капитана и Чтеца и направили корабль обратно в Европу. Там кок принял христианство, а Санитар сбежал ночью с корабля и, поменяв имя на Зигмунд, стал проповедовать псевдонауку психоанализ, сдирая с клиентов большие деньги и делая упор на процесс их дефекации.

Что не удивительно: вытерпеть несколько недель и не зациклиться на процессе дефекации мог бы только Чтец.

Но он ещё не протрезвел…

***

Из записок Чтеца:

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЧТЕЦА ПО ПРОЧТЕНИИ ПОВЕСТИ А.П. ГАЙДАРА «ВОЕННАЯ ТАЙНА» И ЗАПИСОК ЕГО ВНУКА Е.Т. ГАЙДАРА О ПРОЦЕССЕ ПОСТРОЕНИЯ РАЗВИТОГО КАПИТАЛИЗМА НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (ОБЕ КНИГИ УКРАДЕНЫ ЧТЕЦОМ В БИБЛИОТЕКЕ ГОРОДА КЫШТЫМА, ГДЕ ЧТЕЦ ПРОХОДИЛ КУРСЫ ПО ПЕРЕПОДГОТОВКЕ КОРАБЕЛЬНЫХ ЧТЕЦОВ С ВРУЧЕНИЕМ УДОСТОВЕРЕНИЯ О ПРИСВОЕНИИ ЕМУ КВАЛИФИКАЦИИ «ПИРАТ ВЫСШЕЙ КАТЕГОРИИ»)

Мимо памятника Мальчишу, у подножия высокой горы, шла странная процессия. Пионеры и пионерки несли на закорках пенсионеров.

- Куда несёте пенсионеров, юные ленинцы? – спрашивали пролетавшие мимо военлёты и проплывавшие мимо военморы.

- На склон горы Фудзи. У нас новый предмет в школе появился – японоведение. Изучаем на практике народные японские обычаи, - отвечали звонкими голосами пионеры.

Пенсионеры вяло сопротивлялись, но понимали, что их время прошло.

- Здравствуй, племя младое, незнакомое! – шептал бронзовыми губами памятник А.С. Пушкину. – Не я увижу твой могучий поздний возраст, когда перерастешь моих знакомцев и старую главу их заслонишь от глаз прохожего…

Мелким бесом вокруг горы вился агрессивный наступающий капитализм…

  ***

На горизонте замаячили берега Тортуги. Пора было организовывать встречу по всей форме, со стрельбой из носовой пушки и кормовой мортиры, парадным строем пиратов в абордажных костюмах, музыкальным попурри в исполнении Надудеигреца и поднятием на мачту Весёлого Роджера.

Эта трудоёмкая и опасная операция, тем не менее, была необходима. Пиратские власти острова Тортуга должны были, увидев Весёлого Роджера на мачте, понять, что на корабле всё в штатном режиме: нет ни эпидемий, ни помутившихся рассудком пиратов, ни какого-никакого вольнодумства, а пиратский Кодекс чтим Чтецом и слушаем пиратами.

Самым трудным было выманить Роджера из каюты, где он беспробудно писал пасквили на британскую королеву, русского царя и китайского императора, а также сочинял прочувствованные подмётные письма к женщинам всего мира с требованием при входе в храмы обнажать щиколотку и непристойно выражаться в уме.

За то, что Весёлый Роджер всё время писал, некоторые, особенно - молодые пираты, звали его Писец, в противоположность Чтецу. Веселья в нём было немного. И прозвище "весёлый" (не имеющее никакого отношения к новомодному английскому словечку "gay", означающее неприветствуемых и нерукопожатных недопиратов) получил он только в противоположность слову "грустный": ну какой пират будет гордиться тем, что на мачте его корабля висит Грустный Роджер!

Вынув его из каюты, пираты с помощью талей начали подъём, шустрые юнги помчались по леерам, марсовый приготовился принайтовить поднятого.

- Эх, дубинушка, ухнем! - запевал Чтец.

Пираты подхватывали:

- Дёрнем! Дёрнем! Добавим!

В бухте, прочитав сигналы, уже выстраивалась кильватерная колонна украшенных цветами и креолками лодок для торжественной встречи...

***

Из записок Чтеца:

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЧТЕЦА НАД КАРТОЙ ПОГОДЫ, ИЗОБРАЖАЮЩЕЙ РАЙОН ГРУМАНТА, КОТОРАЯ БЫЛА ЕМУ ПЕРЕДАНА КАПИТАНОМ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВЕРОЯТНОСТИ ШТОРМОВ В ПРОЛИВЕ БОСФОР

Снежинке скучно падать сверху на,

Снежинка хочет танцевать всю зиму.

Снежинка – ледяная, мяч – резинов,

Но зависти бессмертная полна.

Она мячу завидует, она…

Она мечтает прыгать и лететь,

Подруг срывая с места и с покоя.

Что делать ей? Бессмертной быть такою,

Что даже не захочется хотеть?

О, ветер, на вопрос немой ответь…

Метеоролог, в шубе и в дохе,

Медведем лёг средь снежных декораций.

Он диссертант. О принципе сальтаций…

(Зачем писать об этой чепухе?)

Но, право, так велит ему чучхе…

Снежинке скучно падать невпопад,

Снежинка танца хочет, не покоя…

Ресниц коснулась, затмевая взгляд.

Метеоролог стёр её рукою

И выдохнул похмельный ацетат.

***

Когда Чтец впервые попал на пиратский корабль, там царила анархия. Команда только-только отпочковалась от основного состава пиратской флотилии, все были возбуждены воздухом свободы и иллюзией независимости, а потому на корабле правили бал иногда весьма странные фигуры, проникшие в гущу пиратского братства со своими, тайными и часто непонятными непосвящённым целями и ожиданиями.

Так, например, в трюме поселился бывший лорд, бежавший от гнева королевы, так как решил, будучи колдуном и некромантом, стать властителем мира, для чего, с помощью масонов, принял нехристианское вероисповедание и отметился в публичном превращении золота в неблагородные металлы. За что на родине ему грозило усекновение главы и публичное сожжение останков.

В своих опытах по трансмутации он дошел почти до того, что смог повторить опыт Бен-Бецалеля, правда, с оговоркой: никто его Голема не видел, зато всюду обнаруживались огромные кучи отходов его, Голема, жизнедеятельности…

Оный Лорд (а так звали его пираты, так как длинное английское имя скоро забылось, а на иврите его выговорить никто не мог), как и говорилось, поселился в трюме, где свил уютное гнёздышко из паутины, крысиной шерсти и табачной пыли, которую он наскрёб с гаванских сигар. Сигары он скрёб исключительно с целью получить эманации креолок, кои креолки помянутые сигары скручивают на внутренней стороне бедра, обильно при этом потея от напряжения, жары и удовольствия…

Сидя в гнезде, Лорд настолько обленился, что наверх, за продуктами и спичками, посылал свежеиспечённых кадавров-клонов, с каждым разом всё более похожих на реальных пиратов и даже обладавших божественным даром – свободой воли.

Временами команда на три четверти состояла из клонов Лорда, причём прогрессирующая душевная болезнь их создателя (что не удивительно при постоянном сидении в трюме в гнезде из паутины и табачной пыли, пахнущей потными креолками) заставляла его кадавров-клонов ссориться с друг другом и даже убивать собратьев.

Иногда из ниоткуда появлялись на корабле то дамы полусвета, то портовые шлюхи, то какие-то полуженщины-полуживотные (в основном – полукошки)…Так продолжалось до тех пор, пока Капитан, наводя относительный порядок, эти диковинные существа не приказал выбрасывать за борт…

Итак, именно в этот трудный момент тут и появился Чтец. Пираты, убедившись в его странности и непохожести на остальное братство, чаще всего не умевшее написать ничего, кроме солёного боцманского ругательства на борту шлюпки или пожелания коку «убиться апстену», а эмоции привыкшие выражать аббревиатурами, бормоча на общем совете всякие имхо, сугс и суря, Чтеца заподозрили. Явный же кадавр!

И решили его утопить, но Капитан заменил утопление килеванием и последующим питьём забортной воды.

Чтец, до пиратства некоторое время занимавшийся йогой, решил перед килеванием задержать дыхание и триумфально вынырнуть из-под киля. Однако грустный от невозможности переслать русскому царю свои многотомные пасквили Роджер шепнул, что в этом случае его точно утопят: проплыть под килем и не наглотаться водички мог только, по убеждению пиратов, клон Лорда-из-трюма.

Выдержав испытание и наглотавшись воды в меру, Чтец был принят, но долгое время оставался на подозрении. Поэтому старый боцман его назначал то на чистку гальюна, то на другие грязные работы, например, на уборку продуктов жизнедеятельности лордова Голема, регулярно появлявшихся на орудийной палубе…

  ***

Из записок Чтеца:

ПОХМЕЛЬНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД УЧЕБНИКОМ АЛГЕБРЫ, СЛУЧАЙНО ОКАЗАВШЕМСЯ В РУНДУКЕ МАГРИБСКОГО ПИРАТА И ВЫИГРАННОГО ЧТЕЦОМ У ОНОГО ПИРАТА В КОСТИ

То ли снится мне,

То ли мнится мне,

Но иллюзия здесь и тлен:

По земле бредёт,

Лезет по стране

Страшный монстр - квадратный трёхчлен.

Он идёт-бредёт,

Порожденье Тьмы,

Жестью тела рождая гром.

Корни ног его

(Их ни сжечь, не смыть)

Жадно всасывают чернозём.

Нам теперь назад

Нет уже пути.

Отступать уже не с руки.

И по грудь в крови

(Нам уж не уйти)

Члены рубим мы на кружки.

Нависает он,

Чтобы всё пожрать,

Всё трёхчленами населив.

Но клокочет гнев,

Мы кричим: "Нас - рать!"

И в кровавый идём прилив.