««Нео-пелевин»»

Вадик Сено "Нео-Пелевин"

1

Я распахнул дверь и вошел в кабинет издателя. Сергеев покачивался на кресле, увлеченный телефонным разговором. Секретарша вбежала следом за мной, виновато пожимая плечами. Сергеев, никак не оценив мое присутствие, внимательно вслушивался в голос телефонной трубки. Я мельком поймал свое отражение в огромном настенном зеркале — синие потертые джинсы, мятая гавайская рубаха, недельная щетина, взъерошенные волосы и безумный взгляд. Как раз что надо. Я со всей силы швырнул черновую рукопись, которую до сих пор мял в руках, на полированный стол шефа. Из заднего кармана своих старых ливайсов я достал фляжку со спиртом, вылил содержимое на ворох бумаг на столе, вынул зажигалку и, чиркнув кремнием, наконец, привлек внимание своего редактора, который бросил трубку телефона и тупо уставился на пионерский костер, устроенный на его столе. Секретарша не спеша прошла в конец комнаты, где под подставкой с разными дешевыми призами и огромными эскизами обложек красовался яркий огнетушитель, привычным движением сорвала предохранитель и направила струю углекислой пены на догорающую рукопись. Сергеев все это время следил за действиями своей помощницы, вжавшись в кресло. После того, как источник огня был наконец уничтожен, он поднял глаза и серьезно посмотрел на меня: "Доброе утро, Ваня".

2

Как вы уже поняли, я писатель. Насколько я помню, писать меня тянуло с очень давних времен. Свое первое произведение я написал в 12 лет. Под названием "Коммунизм и молодежь в 20 веке". Согласитесь, я был очень впечатлительным ребенком. Период с 12 до 22-х лет можно официально считать моим писательским ступором — я забросил писательство и занимался менее продуктивными, повседневными вещами. Закончил школу, поступил в университет на антропологический факультет, с которого меня выгнали за организацию платных просмотров эротических фильмов в главной аудитории. За то время я нахватался жаргона и наладил знакомства с золотой творческой молодежью. Одним таким золотым мальчиком был никто иной как Жорик-Смуглик, сын известного в то время режиссера, которого обозреватели-подлизы называли новым Тарковским. Его тарковскость заключалась в том, что он снимал долгие сцены бегущей или "стоячей" (в зависимости от настроения) воды с одной позиции, а потом добавлял скучный сюжет, взятый из серии "Далласа", просмотренной и пересказанной его женой во время исполнения обязательного брачного обряда. Но у Нео-тарковского были хорошие связи на Мосфильме, да и картины его стоили очень дешево, а на безрыбье…

Однажды, нажравшись с Жориком в "Метаморфозе", заведении неформалов и просто потерянных студентов, я признался ему, что мечта всей моей жизни — написать и опубликовать свой роман. Я рассказал главную сюжетную линию этого романа, линию, которую по причине неработающей от алкогольного опьянения головы мне пришлось сочинять на ходу, и, к моему удивлению, Жорик после этого в конец уверился в моем писательском таланте и стал знакомить меня с разными значимыми людьми пост-советского кинематографа. "Вот эта девчонка", шептал он мне на ухо, "она играла шлюху в одном голливудском фильме, вместе с Хауэром". "А этот парнишка давным-давно работал клавишником у Преснякова. Сейчас он актер". Жора был такого сорта человеком, который знал всех на уровне "привет-пока", но ни с кем не был по-настоящему дружен. Поэтому вся его кинематографическая эрудиция не облегчила мою эпическую задачу взбирания на вершину писательского Парнаса.

Как часто бывает, мой взлет произошел неожиданно. Однажды Жорик прибежал ко мне часа в три ночи, разбудив моих родителей, чьей добротой я пользовался по причине отсутствия возможностей самостоятельного заработка, вбежал ко мне в комнату, разбудил меня яростным ударом подушки по голове и просунул мне под нос дискету. "Вот она!". Я еще плохо понимал происходящее и вообще был поражен тем фактом, что мои родители пустили его на порог. От Жорика несло дешевым бренди и сигаретным дымом, он еле держался на ногах, а его брюки были измазаны чем-то, подозрительно похожим на блевотину. "Вот она!", повторил Жорик и еще раз поднес дискету к моему носу. Я встал с постели и отправил Жорика в ванную, вымыть лицо и замочить брюки. Когда он вернулся, каждое его движение, каждое подергивание и поверчивание было наполнено энтузиазмом. Он всунул дискету в мой старый компьютер и на мои резонные вопросы о причине его вторжения лишь злорадно, по-мефистофелевски, ухмылялся. Наконец, Жора открыл документ на дискете и повернул монитор, так чтобы я мог видеть:

"ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ"

худ. фильм. студии "НТВ-Профит"

сценарий: Борис Коржаков

И тут Жору расперло. "Ты понимаешь! Это твой первый большой проект. Представь, сценарий: Борис Коржаков и Иван Криго! Коржаков, кстати, это тот мужик, кто написал сценарий для "Три мушкетера: 200 лет спустя". Очень большой человек. Так вот. Я сегодня был на презентации нового фильма Михалкова — отец не мог пойти. И там значит я сижу у барной стойки и подходит ко мне мужик. Я смотрю — Коржаков! Предлагает мне выпить. У него там любовница ушла или что, он такой плаксивый был, хотел с кем поговорить. Так вот, распили мы с Коржем бутыль водки на двоих, а он мне и стал говорить про то, какой он крутой сценарист и как он считает себя очень модным, молодежным мужиком. Ну, тут я ему и говорю, что у меня, мол, есть друг, который очень известный писатель в узком молодежном кругу — это ты — который тоже, кстати, пишет сценарии, в общем тут я почти не соврал, желание равно действию. Тогда он мне и говорит, что было бы прикольно поработать с молодым поколением, так сказать научить их, то есть тебя, уму-разуму. Я ему говорю, что нет проблем, ты будешь очень рад, собственно, поработать с закадровой звездой счастливого экрана. Он значит достает из жилетки дискетку — Жора еще раз подсунул дискету мне под нос — и говорит, что, мол, если он так хорош, ты то бишь, может он, то есть ты, сможет типа подлечить сценарий его нового фильма. Потому что хотя он, великий Коржаков, и сам все сможет сделать, но хочется посмотреть на что способна молодежь. В общем, понятно, что этот Коржаков не может отличить Сартра от Воннегута, но дело не в этом. Дело в том, что ты получил свою первую работу… только я обещал, что я ему принесу готовую версию через — Жорик посмотрел на часы — ух ты! через четыре часа".

Четыре часа на редакцию сценария, который ты не разу не читал, да еще в три часа ночи? Это круто! Я распечатал две копии сценария и мы с Жорой стали читать. Тупее сценария я еще не видел (я просто не смотрю пост-совковые фильмы). Огромные дыры в сюжете, плоские персонажи, искусственный диалог, натянутые эротические сцены, пресный и сладкий (одновременно!) счастливый конец… Если вам интересно, вкратце перескажу: Афганец, последний из получивших Героя Советского Союза, посажен за решетку за ночную работу вышибалой в подпольном заведении (публичном доме). Посажен злыми ментами, которым он не понравился. Менты, конечно же, все как один — старые клиенты публичного дома. В общем, афганец убегает и начинает резню, перерезав с полсотни плохих ментов разными творческими методами, он в конце находит любовь с одной несовершеннолетней шлюхой, Таней, которая, как оказалось, всегда любила нашего героя, но боялась сказать.

АФГАНЕЦ подходит к ТАНЕ и обнимает ее. ТАНЯ медленно снимает его пропитанную кровью рубашку и увлекает за собой на белоснежную постель. АФГАНЕЦ внимательно всматривается в лицо девушки и потом крепко обнимает ее, целуя в губы. Играет композиция Мадонны "Like a Virgin". КОНЕЦ.

Как же такое переделать? Сюжетную линию менять нельзя, иначе Коржаков обидится. Решили мы с Жорой добавить поверхностных финтифлюшек. Во-первых саундтрэк. Fatboy Slim, Van Helden, Chemical Brothers. Во-вторых, добавили крепких словечек. "Бля". "Мудак". "Сука". "Ублюдок". В-третьих, я немножко подправил диалог и вставил "молодежный" жаргон с пост-птючевским уклоном. Через три часа все было готово. Вместо "АФГАНЕЦ: Когда ты будешь умирать, ты будешь помнить ее глаза" получилось "АФГАНЕЦ, швыряет пустую банку Спрайта в умирающего мента: Имидж ничто, сука!". Коржаков, как и предполагалось, долго смеялся над нашим любительским подходом к написанию сценариев, но решил ничего не менять. Когда фильм наконец вышел, он имел достаточно большой успех. Коржакова называли Нео-тарантино, а режиссера Нео-линчем. Наши с Жорой имена не упоминались, но все знали, что лучшие куски фильма были написаны нами. Таким образом я превратился в скрипт-доктора. Мне приносили сценарии для того, чтобы "сделать фильм более понятным для молодежи". Все сценаристы, как один, вертели носом от моих изменений, но обычно ничего не изменяли. Все, как один, говорили про деградацию молодежи, про падение высокого искусства и про глобальную бесталанность. С каждым новым сценарием я позволял себе изменять все больше и больше, часто переписывая больше половины всего сюжета, добавляя новых персонажей, новые сцены, новые реквизиты.

3

Как-то раз я решил, что наступило время попробовать написать свой собственный сценарий. От начала и до конца. Я начал было писать его, но потом вспомнил, что моя мечта — опубликовать свой роман. Тогда, пораскинув мозгами, я решил, что вместо сценария мне стоит написать именно роман. У меня в голове уже долгое время вертелась история, с которой, как я думал, можно было бы достойно дебютировать на консервативном рынке русской прозы. Я достал блокнотный лист и большими буквами вывел: "Простая История". Это будет название моего романа. Это будет мыльная опера для атрофированной молодежи, напичканная псевдо-философией и коррозийной поп-культурой, в ней будет много структурализма и анархизма, в ней будет много жестокости и любви, зла и людей. В ней будет юмор и сарказм. Поиск смысла жизни, смерть, вопросы и ответы. Множество естественных персонажей, каждого из которых можно и нельзя понять, каждого из которых можно и нельзя жалеть. Я вскрою фасады этих красивых белых домов и аккуратно стриженых газонов, я покажу неустойчивость и красоту жизни. У романа не будет ни конца ни начала, потому что мыльная опера показывает лишь мгновение жизни. Я буду включать камеру в то время, когда обычные мыльные оперы их выключают. Домогательства грязных мужиков и мастурбации возбужденных девушек, держащих фотографии своих отцов влажными руками. Одиночество денег и старости. Я покажу все, впервые, как заправский хирург, я срежу внешнюю оболочку с человеческой жизни и представлю вашим изумленным, запыленным глазам анатомию мышц и скелета.

ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ

день 20,312

Желтый снег медленно опускался на стареющий город. Мрачные люди шли вперед, прикрывая свои лица руками, спасаясь от смертельного холода. Ветер, как разумное существо, несущее зло и разрушение на забытый цивилизацией город, проникал в самые укромные места прохожих, посвистывая жестокую зимнюю песенку. Неповоротливые машины, как огромные снеговики, медленно плыли по течению, превращая желтеющий снег в комы тошнотворной грязи. Галогеновые фонари жужжали монотонным звуком, нагоняя ритмичную тоску на своих создателей. Зима. Сколько художников, фотографов, писателей и поэтов пыталось представить это время года как нечто особенное, нечто светлое и свежее. Как старались они не замечать желтизны снега и грязь дорог, как старались они бороться с биологическими часами, заставляя бодрствовать спящее тело. Но их попытки были тщетными. Зима навсегда останется самым гадким, самым скучным, самым холодным, самым смертельным временем. Наташа достала маленький сверток и осторожно развернула его. На аккуратно запакованной пачке бритв был изображен улыбающийся мужчина, смотрящий своим гладковыбритым взглядом на яркое летнее солнце. Наташа посмотрела на небо, тщетно пытаясь сквозь тучи и ночь разглядеть звезду жизни. Она сняла перчатку и быстро высунула лезвие из пачки. Сжав лезвие ледяными пальцами, она обнажила свое запястье и с твердостью, которую может дать только нерешительность, вонзила лезвие глубоко в руку. Хлынула кровь, добавляя эротичной пикантности одинокому желтому снегу. Лезвие выпало из рук девушки и исчезло в сугробе мочи. Последнее, что Наташа видела перед тем, как потеряла сознание была надпись на лезвии: "Сделано в Тайване".

4

Обычно, когда известного писателя спрашивают о том, сколько времени ему потребовалось для написания романа, он вальяжно заявляет, что "роман был написан в течение десяти дней, в то время, как я работал в две смены грузчиком — я приходил домой в час ночи, садился за печатную машинку и писал, пока не засыпал от усталости, только для того, чтобы через три часа опять пойти на работу, грузить заводные апельсины". А сколько раз вы исправляли свой текст? "Я никогда не исправляю свой текст. Первые идеи — самые ценные, самые оригинальные. Поэтому я никогда не исправляю свои тексты и не разрешаю это делать издателю".

Как неопытный, впечатлительный, начинающий писатель, я твердо решил никогда не редактировать свои тексты. И вот, четыре месяца спустя мой роман под названием "Простая История", длиной в триста страниц, был готов для публикации. Я направил рукопись во все хорошие издательства и приготовился ждать деловых приглашений к сотрудничеству.

5

Прошло три месяца. Российский бизнес имеет свои национальные особенности, и самая большая — наплевательское отношение к потенциальным клиентам. Вопрос: Сколько издательств ответило мне? Ответ: Нисколько. Весь наш бизнес построен на знакомстве, пускай хоть случайном, барном. Личные вкусы, знакомства, интересы и прибамбасы шефа — все что необходимо для успеха. Наступило время действовать. Я схватил телефон и стал набирать Жорин номер.

6

Ах, Знакомства! Через некоторое время прямого жополизства и косвенного подхалимажа я наконец наладил кое-какие контакты с нужными людьми. Я чувствовал себя как герой какой-то средневековой трагикомедии. Расставляя ловушки, делая подарки, даря комплименты, улыбаясь секретаршам и женам, целуя ручки и раздавая почтивые поклоны я добился успеха: мою рукопись обещался почитать господин Сергеев, редактор издательства "Студия". Из брошюрки я узнал, что "Студия" выпускает популярную литературу, детективы, переводные пляжные романы… Что не совсем вяжется с моим романом, но все же лучше чем ничего.

Сергеев оказался приятным человеком, но сразу же сказал, что он не заинтересован в моей скучной прозе. "Мне нужен сюжет. Хороший сюжет, с сильными героями и приятными героинями. Если в двух словах, то это должен быть детектив, про афганца или на худой конец про хорошего милиционера-следователя. А твои, эгм, простые истории… никакого смысла, никакого сюжета, одна чернуха. И странные обороты, грамматически неправильные предложения и… чернуха, одна чернуха!". "Но, господин Сергеев, неужели людям не надоели детективы? Неужели они читают только для того, чтобы проверить грамматическую правильность романа, неужели им не надоедают все хорошие-как-Иисус-милиционеры и любящие-навечно-как-преданные-собаки жены? Неужели они не могут догадаться о том, кто будет убийцей через десять минут после того, как они начали читать? Не хочется им попробовать выключить аналитическую часть мозга и наслаждаться картинами, наслаждаться пейзажами и красками?". "Нет". (Вот и поговорили).

Закинув свои "эгм, простые истории" на шкаф, я принялся писать свой второй-первый роман. Про милиционера, красивого и доброго, про шлюху, с христианским сердцем, про намалеванных злых злодеев, снаружи и изнутри. Про новых русских, пытающихся захватить власть с целью открытия своих деловых офисов в Кремле, потому что им больше всего в жизни хочется иметь адрес — "Кремль, Москва". В общем, сам того не замечая, я начал писать пародию на детектив. Я высмеивал своих мультяшных персонажей, подчеркивая их тупость, бестолковость, картонизм и скудность. Я работал таким великим марионетом-иронизатором, умным над-системщиком, ставящим себя выше своих литературных героев. Тяжело было, но через пару недель я закончил. Сергеев взял мой "Пятый фронт: новое вторжение мутирующих новых русских" и недоверчиво пролистнул пару страниц.

Милиционер Сидор, получивший три ордена за то, что закрыл Ельцина от снайперской пули во время путча, сидел в нерешительности. Елена, красивая стройная девушка, кокетливо улыбнулась и предложила милиционеру дамскую сигаретку. Сидор сурово отмахнулся. "Я пришел по делу", буркнул он, не в силах оторвать взгляда от глубокого декольте на ее вечернем платье. Это была любовь. И Сидор знал это.

Сергеев поперхнулся. "Что это такое?". "Роман. Про злых новых русских, доброго милиционера и красивую девушку легкого поведения, с эротическими сценами и настоящей любовью, как и заказывали".

Сергеев отложил рукопись и потер виски, зажмурив глаза. "Послушай, приходи через неделю. Я посмотрю и скажу что где нужно подправить, где что добавить. Так что… иди-ка домой". Через неделю я пришел и забрал свой роман. Вся рукопись была исписана красными чернилами, что напомнило мне мои годы в школе, когда учительница по литературе оспаривала каждое мое предложение и злилась на отсутствие "настоящего правильного (?) сюжета". Сергеев действительно постарался. Половина текста была яростно вычеркнута, на полях сплошные комментарии. "Сидор — плохое имя… переход к любовной сцене слишком внезапен… добавь романтики… они же не хомячки, в самом деле… слишком ненатурально… сюжет несколько навязчив… нет описаний быта Сидора… нет… нет… нет".

Вот так. Еще один провал. А теперь мы возвращаемся в то место, откуда я начал свою мрачную историю. Итак, для тех, кто уже совсем подзабыл, что произошло, содержание первой серии: я ворвался в кабинет Сергеева и устроил там представление. Я встал в позу. У меня не было желания менять рукопись, и я был уверен в ее адекватности для тех людей, которые читают детективы про добрых милиционеров. Через какое-то время Сергеев поостыл и начал разговор. "Ты думаешь, что ты такой умный, Ваня? Что ты можешь писать лучше всех, про те вещи, которые никто не знает? Ты вставишь куски из научной работы Фуко и у всех члены от этого встанут? — Сергеев швырнул мне какую-то книжку, Марининой, — думаешь, что Маринину все читают из-за того, что не могут найти кого получше? Думаешь сколько книг приходится печатать Марининой для того, чтобы заработать себе на жизнь? Ей приходится конкурировать с этим, — Сергеев кинул книжку Кинга, — и с этим, — он швырнул Желязны, — и с этими, — одну за другой он швырнул Кунца, Пратчета, еще какую-то фэнтэзи, — ты думаешь, что ей много платят? Ты думаешь тебе много заплатят за твое произведение, — он показал на золу на столе, — ты думаешь, что купишь себе Роллс-Ройс и станешь жить как Майкл Крайтон? Ты знаешь, сколько тебе придется писать для того, чтобы обеспечить свою жизнь, жизнь своих детей? Одну книгу в месяц. Один роман в месяц! А если хочешь заработать больше, то придется писать под несколькими псевдонимами. Да еще и так, чтобы с хорошими героями, интересным сюжетом. Ты посмотри на улицу. Та женщина, которая работает в магазине и с ужасом смотрит на происходящие перед ее глазами перемены… ей в квадрате плевать на твоего Фуко, она покупает книжку для того, чтобы предаться счастью, она оказывается в том мире, в котором добро побеждает, а зло всегда горит в аду. Вот, что нужно народу".

В это время, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, я изучал орнамент ковра на полу.

"А, я знаю, ты здесь не из-за денег! Ты хочешь, чтобы тебя читали интеллектуалы. Ты — новое культовое слово, глагол акультуры! Ты знаешь, сколько ко мне приходят интеллектуалов, сколько людей думают, что они первыми придумали использовать идеи Дерриды в своем тексте? Вот тебе книжка — он швырнул мрачную книженцию — написана Дилезом, во Франции была бест-селлером. Какой тираж? Три тыщи. Три тыщи на всю Россию! И это Дилез, а не Ваня хер-знает-кто. А Барроуза думаешь много людей читает? Каким тиражом издали "Билет, который лопнул"? Ты в курсе?".

Тут я решил встрять, хотя конечно зря… ведь видно было, что Сергеева прет.

"А что насчет Пелевина? Он ведь пишет про философию и все такое?". "Пелевин? Поколение Пппээ! — Сергеев хотел было плюнуть на пол, но потом передумал. — В том-то и дело, что никакое не "П", а самое настоящее Поколение "Пелевин". Да они же ничего другого и не читают. Этот новый читатель, он как муравей — все кинулись читать Кастанеду, а Леви-Стросса никто даже не знает. Сейчас все читают Пелевина. Все. Понимаешь?".

Я не понимал. Но на всякий случай кивнул головой.

"И если ты хочешь чего-то добиться в этом бизнесе, ты должен писать не то, что нравится тебе, не то, что ты хочешь рассказать, а то, что понравится им. Им. Они правят тобой, а не ты ими. Вот самое главное, что ты должен понять".

7

Сергеев конечно дело говорил, читателя никак нельзя недооценивать. Кто-то однажды сказал, что писатель работает как лакмусовая бумажка — он является индикатором вкусов населения. Красота и талант — понятия социальные, без общества ни того ни другого нет. Еще я заметил, что люди любят мыслить ярлыками. Новый Пелевин, будут они орать, когда выйдет в свет новая книжка нового писателя нового реализма. Новый Барроуз, орали они почитывая Баяна Ширянова. Наступит еще, а возможно уже наступило, время русского Тарантино и пост-индустриального Маркеса. И как бы кто не сопротивлялся, ярлыки будут развешаны и ярлыковая мода заставит потребителя покупать глянцевые книжки псевдо-новых авторов. Вот такие были у меня мысли. И вдруг, как откровение посланное святым духом, прозрела славная идейка. Я посмотрел Сергееву в лицо и с неуверенной надеждой в голосе заявил: "А что, если я буду нео-Пелевиным?". Сергеев закрыл глаза и потер виски. Молчание длилось долго, но вот Сергеев наконец решился вернуться на грешную землю. "А что, это не плохая иде! Где там твои простые истории?".

Но я уже забыл про "Простую Историю". В моей голове созрел новый роман, лучший из всего, что я до этого придумывал. Это будет роман про новый мир, про философию азов общества, про политику и политиков, про паранойю и иллюзорную реальность. Про будущее и "Звездные Войны", про клонирование и квантовую механику. Про теорию правды и релятивизм. Там будет и фантастика и фэнтэзи. Волшебные миры и космические полеты. Реализм и импрессионизм. Стиль и содержание. Я назову его "Космические Приключения".

©1999

Оглавление