«Кентерберийские рассказы»

Кентерберийские рассказы (fb2) - Кентерберийские рассказы (пер. Иван Александрович Кашкин,Осип Борисович Румер,Тамара Попова,Татьяна Юрьевна Стамова,Сергей Александрович Бунтман) 5251K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джеффри Чосер

ЧОСЕР Кентерберийские рассказы

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

Geoffrey

CHAUCER

The Canterbury Tales

Джеффри

ЧОСЕР

Кентерберийские рассказы

Издание подготовили

А.Н. ГОРБУНОВ, B.C. МАКАРОВ

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»

В.Е. Багно (заместитель председателя), В.И. Васильев, А.Н. Горбунов, Р.Ю. Данилевский, Н.Я. Дьяконова, Б.Ф. Егоров (заместитель председателя), Н.Н. Казанский, Н.В. Корниенко (заместитель председателя), Г.К. Косиков, А.Б. Куделин (председатель), А.В. Лавров, И.В. Лукьянец, Ю.С. Осипов, М.А. Островский, И.Г. Птугикина, Ю.А. Рыжов, И.М. Стеблин-Каменский, Е.В. Халтрин-Халтурина (ученый секретарь), А.К Шапошников, С.О. Шмидт

Кентерберийские рассказы ПЕРВЫЙ ФРАГМЕНТ

ОБЩИЙ ПРОЛОГ

Здесь начинается книга Кентерберийских рассказов

Когда Апрель1 обильными дождями

Разрыхлил землю, взрытую ростками,

И, мартовскую жажду утоля,

От корня до зеленого стебля

5 Набухли жилки той весенней силой,

Что в каждой роще почки распустила,

А солнце юное в своем пути

Весь Овна знак успело обойти,2

И, ни на миг в ночи не засыпая,

10 Без умолку звенели птичьи стаи,

Так сердце им встревожил зов весны,

Тогда со всех концов родной страны

Паломников бессчетных вереницы

Мощам заморским снова поклониться

15 Стремились истово; но многих влек

Фома Бекет,3 святой, что им помог

В беде иль исцелил недуг старинный,4

Сам смерть прияв, как мученик безвинный.

Случилось мне в ту пору завернуть

20 В харчевню «Табард»,5 в Соуерке, свой путь

Свершая в Кентербери6 по обету;

Здесь ненароком повстречал я эту

Компанию. Их двадцать девять было.

Цель общая в пути соединила

25 Их дружбою; они — пример всем нам —

Шли поклониться праведным мощам.

Конюшен, комнат в «Табарде» немало,

И никогда в нем тесно не бывало.

Едва обильный ужин отошел,

30 Как я уже со многими нашел

Знакомых общих или подружился

И путь их разделить уговорился.

И вот, покуда скромный мой рассказ

Еще не утомил ушей и глаз,

35 Мне кажется, что было бы уместно

Вам рассказать все то, что мне известно

О спутниках моих: каков их вид,

И звание, и чем кто знаменит

Иль почему в забвенье пребывает;

40 Мой перечень пусть Рыцарь открывает.

Тот Рыцарь был достойный человек.7

С тех пор как в первый он ушел набег,

Не посрамил он рыцарского рода;

Любил он честь, учтивость и свободу;

45 Усердный был и ревностный вассал,

И редко кто в стольких краях бывал.

Крещеные и даже басурмане

Признали доблести его во брани.

Он с королем Александрию брал,8

50 На орденских пирах он восседал

Вверху стола, был гостем в замках прусских,

Ходил он на Литву, ходил на русских,9

А мало кто — тому свидетель Бог —

Из рыцарей тем похвалиться мог.

55 Им в Андалузии взят Алжезир10

И от неверных огражден Алжир.

Был под Лайасом он и Саталией

И помогал сражаться с Бельмарией.11

Не раз терпел невзгоды он и горе

60 При трудных высадках в Великом море.12

Он был в пятнадцати больших боях;

В сердца язычников вселяя страх,

Он в Тремиссене13 трижды выходил

С неверным биться, — трижды победил.

65 Он помогал сирийским христианам14

Давать отпор насильникам-османам,

И заслужил повсюду почесть он.

Хотя был знатен, все ж он был умен,

А в обхожденье мягок, как девица;

70 И во всю жизнь (тут есть чему дивиться)

Он бранью уст своих не осквернял —

Как истый рыцарь, скромность соблюдал.

А что сказать мне об его наряде?

Был конь хорош, но сам он не параден;

75 Потерт кольчугой был его камзол,

Пробит, залатан, в пятнах весь подол.

Он, возвратясь из дальнего похода,

Тотчас к мощам пошел со всем народом.

С собой повсюду сына брал отец.

80 Сквайр15 был веселый, влюбчивый юнец

Лет двадцати, кудрявый и румяный.

Хоть молод был, он видел смерть и раны:

Высок и строен, ловок, крепок, смел,

Он уж не раз ходил в чужой предел;

85 Во Фландрии, Артуа и Пикардии16

Он, несмотря на годы молодые,

Оруженосцем был и там сражался,

Чем милостей любимой добивался.17

Стараньями искусных дамских рук

90 Наряд его расшит был, словно луг,18

И весь искрился дивными цветами,

Эмблемами, заморскими зверями.

Весь день играл на флейте он и пел,

Изрядно песни складывать умел,

95 Умел читать он, рисовать, писать,

На копьях биться, ловко танцевать.

Он ярок, свеж был, как листок весенний.

Был в талию камзол, и по колени

Висели рукава. Скакал он смело

100 И гарцевал, красуясь, то и дело.

Всю ночь, томясь, он не смыкал очей

И меньше спал, чем в мае соловей.

Он был приятным, вежливым соседом:

Отцу жаркое резал за обедом.

105 Не взял с собою рыцарь лишних слуг,

Как и в походах, ехал он сам-друг.

С ним Йомен19 был, — в кафтане с капюшоном;

За кушаком, как и наряд, зеленым

Торчала связка длинных, острых стрел,

110 Чьи перья йомен сохранять умел, —

И слушалась стрела проворных рук.

С ним был его большой могучий лук,

Отполированный, как будто новый.

Был йомен кряжистый, бритоголовый,

115 Студеным ветром, солнцем опален,

Лесной охоты ведал он закон.20

Наручень пышный стягивал запястье,

А на дорогу из военной снасти

Был меч и щит и на боку кинжал;

120 На шее еле серебром мерцал,

Зеленой перевязью скрыт от взора,

Истертый лик святого Христофора.21

Висел на перевязи турий рог —

Был лесником, должно быть, тот стрелок.

Была меж ними также Аббатиса —

Страж знатных послушниц и директриса.

Смягчала хлад монашеского чина

Улыбкой робкою мать Эглантина.22

В ее устах страшнейшая хула

130 Звучала так: «Клянусь святым Элуа».23

И, вслушиваясь в разговор соседний,

Все напевала в нос она обедню;

И по-французски говорила плавно,

Как учат в Стратфорде,24 а не забавным

135 Парижским торопливым говорком.

Она держалась чинно за столом:

Не поперхнется крепкою наливкой,

Чуть окуная пальчики в подливку,25

Не оботрет их о рукав иль ворот.

140 Ни пятнышка вокруг ее прибора.

Она так часто обтирала губки,

Что жира не было следов на кубке.

С достоинством черед свой выжидала,

Без жадности кусочек выбирала.

145 Сидеть с ней рядом было всем приятно —

Так вежлива была и так опрятна.

Усвоив нрав придворных и манеры,

Она и в этом не теряла меры

И возбуждать стремилась уваженье,

150 Оказывая грешным снисхожденье.

Была так жалостлива, сердобольна,

Боялась даже мышке сделать больно

И за лесных зверей молила небо.

Кормила мясом, молоком и хлебом

155 Своих любимых маленьких собачек.26

И все нет-нет — игуменья заплачет:

Тот песик околел, того прибили —

Не все собак игуменьи любили.

Искусно сплоченное покрывало

160 Высокий, чистый лоб ей облегало.

Точеный нос, приветливые губки

И в рамке алой крохотные зубки,

Глаза прозрачны, серы, как стекло, —

Все взор в ней радовало и влекло.

165 Был ладно скроен плащ ее короткий,

А на руке коралловые четки27

Расцвечивал зеленый малахит.

На фермуаре28 золотой был щит

С короной над большою буквой «А»,

170 С девизом: «vincit omnia».29

Была черница30 с нею для услуги

И трое Капелланов; на досуге

Они вели с Монахом важным спор.

Монах был монастырский ревизор.31

175 Наездник страстный, он любил охоту

И богомолье — только не работу.

И хоть таких монахов и корят,

Но превосходный был бы он аббат:

Его конюшню вся округа знала,

180 Его уздечка пряжками бренчала,

Как колокольчики часовни той,

Доход с которой тратил он, как свой.

Он не дал бы и ломаной полушки

За жизнь без дам, без псарни, без пирушки.

185 Веселый нравом, он терпеть не мог

Монашеский томительный острог,

Устав Маврикия и Бенедикта32

И всякие прескрипты и эдикты.

А в самом деле, ведь монах-то прав,

190 И устарел суровый сей устав:

Охоту запрещает он к чему-то

И поучает нас не в меру круто:

Монах без кельи — рыба без воды.33

А я большой не вижу в том беды.

195 В конце концов монах — не рак-отшельник,

Что на спине несет свою молельню.

Он устрицы не даст за весь тот вздор,

Который проповедует приор.

Зачем корпеть средь книг иль в огороде,

200 Зачем тощать наперекор природе?

Труды, посты, лишения, молитвы —

На что они, коль есть любовь и битвы?

Пусть Августин печется о спасенье,34

А братии оставит прегрешенья.

250 Был наш монах лихой боец, охотник.

Держал борзых на псарне он две сотни:

Без травли псовой нету в жизни смысла.

Он лебедя любил с подливкой кислой.35

Был лучшей белкой плащ его подбит,

210 Богато вышит и отлично сшит.

Застежку он, как подобает франтам,

Украсил золотым «любовным бантом».

Зеркальным шаром лоснилась тонзура,36

Свисали щеки, и его фигура

215 Вся оплыла; проворные глаза

Запухли, и текла из них слеза.

Вокруг его раскормленного тела

Испарина, что облако, висела.

Ему завидовал и сам аббат —

220 Так представителен был наш прелат.

И сам лицом упитанный, румяный,

И сапожки из лучшего сафьяна,

И конь гнедой, артачливый на вид.

С ним рядом ехал прыткий Кармелит.37

225 Брат сборщик был он38 — важная особа.

Такою лестью вкрадчивою кто бы

Из братьи столько в кружку мог добыть?

Он многим девушкам успел пробить

В замужство путь, приданым одаря;39

230 Крепчайшим был столпом монастыря.

Дружил с франклинами40 он по округе,

Втирался то в нахлебники, то в други

Ко многим из градских почтенных жен;

Был правом отпущенья41 наделен

235 Не меньшим, говорил он, чем священник, —

Ведь папой скреплено то отпущенье.

С приятностью монах исповедал,

Охотно прегрешенья отпускал.

Епитимья42 его была легка,

240 Коль не скупилась грешника рука.

Ведь щедрые на церковь приношенья —

Знак, что замолены все прегрешенья,

И, покаянные дары прияв,

Поклялся б он, что грешник чист и прав.

245 «Иные, мол, не выдавят слезы

И не заставят каяться язык,

Хотя бы сердцем тайно изнывали

И прегрешений скверну сознавали.

Так, чтоб избегнуть плача и поста,

250 Давай щедрее — и душа чиста».

Он в капюшоне, для своих подружек,

Хранил булавок пачки, ниток, кружев.

Был влюбчив, говорлив и беззаботен.

Умел он петь и побренчать на роте.43

255 Никто не пел тех песен веселей.

Был телом пухл он, лилии белей.

А впрочем, был силач, драчун изрядный,

Любил пиров церемониал парадный.

Трактирщиков веселых и служанок

260 И разбитных, дебелых содержанок.

Возиться с разной вшивой беднотою?

Того они ни капельки не стоют:

Заботы много, а доходов мало,

И норову монаха не пристало

265 Водиться с нищими и бедняками,

А не с торговцами да с богачами.

Коль человек мог быть ему полезен,

Он был услужлив, ласков и любезен.

На откуп отпущения он брал,

270 К стадам своим других не подпускал.

Хоть за патент платил в казну немало,

Но сборами расходы покрывал он.

Так сладко пел он «In principio»44

Вдове разутой, что рука ее

275 Последнюю полушку отдавала,

Хотя б она с семьею голодала.

Он, как щенок, вокруг нее резвился:

Такой, да своего бы не добился!

В судах любви45 охотно он судил,

280 И приговоры брат сей выносил

Так, словно был он некий кардинал.

Он рясою своею щеголял —

Не вытертой монашеской ряднины,

А лучшего сукна, и пелерина

285 Вокруг тверда, как колокол, торчала.

Чуть шепелявил он, чтобы звучала

Речь английская слаще для ушей.

Он пел под арфу, словно соловей,

Прищурившись умильно, и лучи

290 Из глаз его искрились, что в ночи

Морозной звезды.@ Звался он Губертом.

Купец46 с ним ехал, подбоченясь фертом,

Напялив много пестрого добра.

Носил он шапку фландрского бобра47

295 И сапоги с наборным ремешком

Да бороду.48 Он толковал о том,

Как получать, как сберегать доходы.

Он требовал, чтоб охранялись воды49

В пути из Миддлбурга в Оруэлл.50

300 Он курс экю высчитывать умел

И знатно на размене наживался

И богател, а то и разорялся,

Но ото всех долги свои скрывал.

Охотно деньги в рост купец давал,51

305 Но так искусно вел свои расчеты,

Что пользовался ото всех почетом.

Не знаю, право, как его зовут.

Прервав над логикой усердный труд,52

Студент Оксфордский53 с нами рядом плелся.

310 Едва ль беднее нищий бы нашелся:

Не конь под ним, а щипаная галка,

И самого студента было жалко —

Такой он был обтрепанный, убогий,

Худой, измученный плохой дорогой.

315 Он ни прихода не сумел добыть,

Ни службы канцелярской.54 Выносить

Нужду и голод приучился стойко.

Полено клал он в изголовье койки.

Ему милее двадцать книг иметь,55

320 Чем платье дорогое, лютню, снедь.

Он негу презирал сокровищ тленных,

Но Аристотель56 — кладезь мыслей ценных

Не мог прибавить денег ни гроша,

И клерк их клянчил, грешная душа,57

325 У всех друзей и тратил на ученье

И ревностно молился о спасенье

Тех, щедрости которых был обязан.

К науке был он горячо привязан.

Но философия не помогала

330 И золота ни унца не давала.58

Он слова лишнего не говорил

И слог высокий мудрости любил —

Короткий, быстрый, искренний, правдивый;

Он сыт был жатвой с этой тучной нивы.

335 И, бедняком предпочитая жить,

Хотел учиться и других учить.59

Был с ними важный, чопорный Юрист.60

Он, как искусный, тонкий казуист,

На паперти61 был очень уважаем

340 И часто на объезды назначаем.62

Имел патент он на свои права.

И ширилась о нем в судах молва.

Наследство от казны он ограждал,

В руках семьи именье сохранял.

345 Клиенты с «мантией» к нему стекались;63

Его богатства быстро умножались.

Не видел свет стяжателя такого,

И все ж о нем не слышали дурного.

Ведь сколько б взяток ни дал виноватый —

350 Он оправдать умел любую плату.

Работник ревностный, пред светом целым —

Не столько был им, сколько слыть умел им.

Он знал законы со времен Вильяма64

И обходил — уловкой или прямо —

355 Любой из них, но были неоспорны

Его решенья. Он носил узорный

Камзол домашний с шитым пояском.

Пожалуй, хватит говорить о нем.

С ним разговаривал, шутя, Франклин.

360 Не знал он отроду, что значит сплин.

Не мог бы он на жизнь коситься хмуро —

Был в том достойным сыном Эпикура,65

Сказавшего, что счастлив только тот,

Кто, наслаждаясь, весело живет.

365 Белее маргаритки борода

Была холеная. И не вода —

Вино с утра седины обмывало,

Когда на завтрак в чашу хлеб макал он.

Франклин хозяином был хлебосольным,

370 Святым Юльяном66 слыл он сердобольным:

Всегда его столы для всех накрыты,

А повара и вина знамениты.

Жара ль стоит, иль намело сугробы —

Он стол держал для всех погод особый.

375 Был у него в пруду садок отличный

И много каплунов и кур на птичне.

И горе повару, коль соус пресен,

И мажордому, если стол чуть тесен.

На сессиях франклин держался лордом,67

380 В парламенте отстаивал он гордо

Свои права, обиды не спускал,

Не раз в палате графство представлял.68

Он выделялся дорогим нарядом:

На белом поясе висели рядом

385 Богатый нож и шитый кошелек,

А в нем заморский шелковый платок.

Он был шериф69 и пени собирал,70

Ну, словом, образцовый был вассал.

Красилыцик, плотник, шапочник и ткач,

390 Обойщик с ними71 — не пускались вскачь,

Но с важностью, с сознанием богатства,

В одежде пышной цехового братства

Могучего, молясь все время Богу,

Особняком держались всю дорогу.

395 Сукно добротное, ножи в оправе —

Не медной, а серебряной. Кто равен

Богатством, мудростью таким мужам

Совета и почтенным старшинам,

Привыкнувшим к труду, довольству, холе?

400 Они не тщетно заседать в Гилдхолле72

Надеялись — порукой был доход,

Заслуги, честность, возраст и почет.

И жены помогали в том мужьям,

Чтоб только величали их «мадам»,73

405 Давали б в церкви место повидней

И разрешали б шлейф носить длинней.

Они с собою Повара везли,74

Чтоб он цыплят варил им, беф-буйи,

И запекал им в соусе румяном

410 С корицей пудинги иль с майораном.

Умел варить, тушить он, жарить, печь;

Умел огонь как следует разжечь;

Похлебку он на славу заправлял;

Эль лондонский75 тотчас же узнавал.

415 Но в нем болезнь лихая угнездилась —

Большая язва на ноге гноилась.

Жаль, вкусные изготовлял он яства.

Был Шкипер там из западного графства.76

На кляче тощей, как умел, верхом

420 Он восседал; и до колен на нем

Висел, запачканный дорожной глиной,

Кафтан просторный грубой парусины;

Он на шнурке под мышкою кинжал

На всякий случай при себе держал.

425 Был он поистине прекрасный малый

И грузов ценных захватил немало.

Лишь попадись ему купец в пути,

Так из Бордо77 вина не довезти.

Он с совестью своею был сговорчив

430 И, праведника из себя не корча,

Всех пленников, едва кончался бой,

Вмиг по доске спроваживал домой.78

Уже весной он был покрыт загаром.

Он брался торговать любым товаром

435 И, в ремесле своем большой мастак,

Знал все течения, любой маяк

Мог различить, и отмель, и утес.

Еще ни разу с курса не отнес

Отлив его; он твердо в гавань правил

440 И лоцию79 сам для себя составил.

Корабль он вел без карт и без промера

От Готланда80 до мыса Финистера,81

Все камни знал Бретонских берегов,

Все входы бухт испанских и портов;

445 Немало бурь в пути его встречало

И выцветшую бороду трепало;

От Гулля82 и до самой Картахены83

Все знали капитана «Маделены».

Был с нами также Доктор медицины.84

450 С ним в ремесле врачебном ни единый

Врач лондонский соперничать не мог;

К тому ж он был искусный астролог;

Он, лишь когда звезда была в зените,

Лечил больного; и, связав все нити

455 Его судеб, что гороскоп дает,

Болезней он предсказывал исход, —

Выздоровления иль смерти сроки.

Прекрасно знал болезней он истоки:

Горяч иль холоден, мокр или сух

460 Больного нрав,85 а значит, и недуг.

Как только он болезнь определял,

Он тотчас же лекарство назначал,

А друг аптекарь эту рецептуру

Вмиг обращал в пилюли и микстуру.

465 Они давно тем делом занимались

И с помощью взаимной наживались.

Ученостью и знаньем был богат он.

Он Эскулапа86 знал и Гиппократа,87

Диоскорида,88 Цельса,89 Гильбертина,90

470 Знал Руфа,91 Аверройса,92 Константина,93

Дамаскина,94 Гали95 и Галиена,96

Знал Авиценну,97 также Гатисдена.98

Был осмотрителен, во всем умерен,

Раз навсегда своей диете верен:

475 Питательный, но легкий рацион.

В Писании не очень был силен.99

Носил малиновый и синий цвет,

И шелковый был плащ на нем надет.

А впрочем, тратился он неохотно,

480 Со дней чумы100 сберег мешочек плотный;

И золото — медикамент целебный101 —

Хранил, должно быть, как припас лечебный.

А с ним болтала Батская102 ткачиха,

На иноходце восседая лихо;

485 Но и развязностью не скрыть греха —

Она была порядочно глуха.

В тканье была большая мастерица —

Ткачихам гентским103 впору подивиться.104

Благотворить ей нравилось, но в храм

490 Пред ней протиснись кто-нибудь из дам,105

Вмиг забывала, в яростной гордыне,

О благодушии и благостыне.

Платков на голову могла навесить,

К обедне снаряжаясь, сразу десять,

495 И все из шелка иль из полотна;

Чулки носила красные она

И башмачки из мягкого сафьяна.

Лицом бойка, пригожа и румяна,

Жена завидная она была

500 И пятерых мужей пережила,106

Гурьбы дружков девичьих не считая

(Вокруг нее их увивалась стая).

В Булонь107 и в Бари,108 в Кельн,109 в Сантьяго,110 в Рим111

И трижды в град святой — Иерусалим112 —

505 Ходила на поклон святым мощам,

Чтобы утешиться от горя там.

Она носила чистую косынку;

Большая шляпа, формой что корзинка,

Была парадна, как и весь наряд.

510 Дорожный плащ обтягивал ей зад.

На башмачках она носила шпоры,

Любила шутки, смех и разговоры

И знала все приманки и коварства

И от любви надежные лекарства.

515 Священник ехал с нами приходской,113

Он добр был, беден, изнурен нуждой.

Его богатство — мысли и дела,

Направленные против лжи и зла.

Он человек был умный и ученый,

520 Борьбой житейской, знаньем закаленный.

Он прихожан Евангелью учил

И праведной, простою жизнью жил.

Был добродушен, кроток и прилежен

И чистою душою безмятежен.

525 Он нехотя проклятью предавал

Того, кто десятину забывал114

Внести на храм и на дела прихода.

Зато он сам из скудного дохода

Готов был неимущих наделять,

530 Хотя б пришлось при этом голодать.

Воздержан в пище был, неприхотлив,

В несчастье тверд и долготерпелив.

Пусть буря, град, любая непогода

Свирепствует, он в дальний край прихода

535 Пешком на ферму бедную идет,

Когда больной иль страждущий зовет.

Примером пастве жизнь его была:

В ней перед проповедью шли дела.

Ведь если золота коснулась ржа,

540 Как тут железо чистым удержать?

К чему вещать слова евангелиста,

Коль пастырь вшив, а овцы стада чисты?

Он не держал прихода на оброке,

Не мог овец, коснеющих в пороке,

545 Попу-стяжателю на откуп сдать,

А самому в храм лондонский сбежать:

Там панихиды петь, служить молебны,

Приход добыть себе гильдейский,115 хлебный.

Он оставался с паствою своей,

550 Чтоб не ворвался волк в овчарню к ней.

Был пастырь добрый, а не поп наемный;116

Благочестивый, ласковый и скромный,

Он грешных прихожан не презирал

И наставленье им преподавал

555 Не жесткое, надменное, пустое,

А кроткое, понятное, простое.

Благим примером направлял их в небо

И не давал им камня вместо хлеба.117

Но коль лукавил грешник закоснелый,

560 Он обличал его в глаза и смело

Епитимью на лордов налагал.

Я лучшего священника не знал.

Не ждал он почестей с наградой купно

И совестью не хвастал неподкупной;

565 Он слову Божью и святым делам

Учил, но прежде следовал им сам.118

С ним ехал Пахарь — был ему он брат.119

Терпеньем, трудолюбием богат,

За век свой вывез в поле он навоза

570 Телег немало; зноя иль мороза

Он не боялся, скромен был и тих

И заповедей слушался святых,

Будь от того хоть прибыль, хоть убыток,

Был рад соседа накормить досыта,

575 Вдовице брался землю запахать:

Он ближнему старался помогать.

И десятину нес трудом иль платой,

Хотя имел достаток небогатый.

Его штаны кругом в заплатах были.

580 На заморенной ехал он кобыле.120

И Мельник ехал с ними — ражий малый,

Костистый, узловатый и бывалый.

В кулачных схватках всех он побеждал

И приз всегда — барана — получал.121

585 Был крепок он и коренаст, плечом

Мог ставню высадить, вломиться в дом.

Лишь подзадорь — и, разъярясь, как зверь,

Сшибить он с петель мог любую дверь.

Лопатой борода его росла

590 И рыжая,122 что лисий мех, была.

А на носу, из самой середины,

На бородавке вырос пук щетины

Такого цвета, как в ушах свиньи;

Чернели ноздри, будто полыньи;

595 Дыханьем грудь натужно раздувалась,

И пасть, как устье печки, разевалась.

Он бабник, балагур был123 и вояка,

Кощун, охальник, яростный гуляка.

Он слыл отчаянным лгуном и вором:

600 В мешок муки умел подсыпать сора

И за помол тройную плату взять.

Но мельник честный — где его сыскать?124

Взял в путь он меч и щит для обороны;

В плаще был белом с синим капюшоном.

605 Он на волынке громко заиграл,125

Когда поутру город покидал.

Был рядом с ним, удачливый во всем,

Судейского подворья Эконом.126

На всех базарах был он знаменит:

610 Наличными берет он иль в кредит

Всегда так ловко бирки он сочтет,127

Что сливки снимет и свое возьмет.

Не знак ли это благости Господней,

Что сей невежда Богу был угодней

615 Ученых тех, которых опекал

И за чей счет карман свой набивал?

В его подворье тридцать клерков жили,128

И хоть меж них законоведы были,

И даже было среди них с десяток

620 Голов, достойных ограждать достаток

Знатнейшего во всей стране вельможи,

Который без долгов свой век бы прожил

Под их опекой вкрадчивой, бесшумной

(Будь только он не вовсе полоумный), —

625 Мог эконом любого околпачить,

Хоть научились люд они дурачить.

Тщедушный ехал рядом Мажордом.129

Он щеки брил, а волосы кругом

Лежали скобкою, был лоб подстрижен,

630 Как у священника, лишь чуть пониже.

Он желт и сух, и сморщен был, как мощи,130

А ноги длинные, что палки, тощи.

Так овцам счет умел вести он, акрам

И так подчистить свой амбар иль закром,

635 Что сборщики все оставались с носом.131

Он мог решать сложнейшие вопросы:

Какой погоды ждать? И в дождь иль в зной

С земли возможен урожай какой?

Хозяйский скот, коровни и овчарни,

640 Конюшни, птичник, огород, свинарни

У мажордома под началом были.

Вилланов132 сотни у него служили.

Он никогда не попадал впросак.

Пастух ли, староста, слуга ль, батрак —

645 Всех видел он насквозь, любые плутни

Мог разгадать, лентяи все и трутни

Его страшились пуще злой чумы:

За недоимки не избыть тюрьмы,

В уплату ж все имущество возьмет,

650 В своем отчете дыры тем заткнет.

Он сад развел и двор обнес свой тыном,

В усадьбе пышной жил он господином.

Милорда своего он был богаче.

Да и могло ли быть оно иначе?

655 Умел украсть, умел и поживиться,

К хозяину умильно подольститься,

И лорда деньги лорду он ссужал,

За что подарки тут же получал.133

А впрочем, ревностный он был работник

660 И в молодости преизрядный плотник.

Коня он взял за стать и резвый ход,

Конь серый в яблоках, а кличка: «Скотт».134

Жил в Норфолке почтенный мажордом,

Под Болдсуэллом,135 коль слышали о нем.

665 Хоть ржав был меч, но, как пристало тану,136

Его носил он; синюю сутану,137

Как рясу, подобрал, в седле согнулся

И до конца в хвосте у нас тянулся.

Церковного суда был Пристав c нами.138

670 Как старый Вакх, обилен телесами,

Он угреват был, глазки — словно щелки.

И валик жиру на багровой холке.

Распутен и драчлив, как воробей,139

Пугал он красной рожею детей.140

675 И весь в парше был,141 весь был шелудивый;

А с бороды его, с косматой гривы

Ни ртуть, ни щелок, ни бура, ни сера

Не выжгли бы налета грязи серой,

Не скрыли бы чесночную отрыжку

680 И не свели бы из-под носа шишку.

Чеснок и лук он заливал вином

И пьяным басом грохотал, как гром.

Напившись, он ревел в своей гордыне,

Что изъясняется-де по-латыни.

685 А фраз латинских разве три иль две

В его тупой застряли голове

Из формул тех, что много лет подряд

В суде при нем твердили и твердят

(Так имя Вальтер142 повторяет бойко

690 Хозяином обученная сойка).

А вот спроси его и, кроме дури,

Одно услышишь: «Questio quid juris?»143

Прожженный был игрок он и гуляка,

Лихой добытчик, дерзкий забияка.

695 За кварту эля он бы разрешил

Блудить пройдохе, хоть бы тот грешил

Напропалую, с простака ж он шкуру

Сдирал, чтоб рот не разевал тот сдуру.

Найдя себе приятеля по нраву,

700 Его учил церковному он праву:

Как отлучением пренебрегать,

Коль в кошельке не думаешь скрывать

Свои деньжонки. «Каждому понятно,

Что рай никто не обретет бесплатно.

705 И ты себя напрасно, друг, не мучь.

Скрыт от викариева144 рая ключ

В твоей мошне». Он в этом ошибался:

Насколько б человек ни заблуждался,

Но хоть кого на верный путь направит

Викарьев посох иль «Significavit».145

Знал молодежь во всем он диоцезе146

И грешникам бывал не раз полезен:

Им в затруднениях давал совет.

Был на челе его венок надет

715 Огромный, словно с вывески пивной.147

В руках не щит был — каравай ржаной.

С ним Продавец был индульгенций148 папских,

Он приставу давно был предан рабски.149

Чтобы его получше принимали,

720 Он взял патент от братства Ронсеваля.150

Теперь, с товаром воротясь из Рима,

Он, нежной страстью к приставу томимый.

Все распевал: «Как сладко нам вдвоем!» —

Своим козлиным, жидким тенорком,151

725 И друг его могучим вторил басом,

Мог голос зычный спорить с трубным гласом.

Льняных волос безжизненные пряди

Ложились плоско на плечи,152 а сзади

Косичками казались, капюшон

730 Из щегольства давно припрятал он

И ехал то совсем простоволосый,

То шапкой плешь прикрыв, развеяв косы

По новой моде — встречным напоказ.

В тулью был вшит Нерукотворный Спас.153

735 Он индульгенций короб, с пылу с жару,

Из Рима вез по шиллингу за пару.

Глаза его, как заячьи, блестели.

Растительности не было на теле,

А щеки гладкие желты, как мыло.

740 Казалось, мерин он или кобыла,154

И хоть как будто хвастать тут и нечем —

Об этом сам он блеял по-овечьи.

Но что касается святого дела —

Соперников не знал, скажу я смело.

745 Такой искусник был, такой был хват!

В своем мешке хранил чудесный плат

Пречистой Девы и клочок холстины

От савана преславныя кончины.

Еще был крест в цветных камнях-стекляшках,

750 Была в мешке и поросячья ляжка,155

С их помощью, обманщик и нахал,

В три дня он денег больше собирал,

Чем пастырь деревенский за полгода

Мог наскрести с голодного прихода;

755 И, если должное ему воздать, —

Умел с амвона156 петь он, поучать.

Умел и речь держать пред бедным людом,

Когда по церкви с кружкой шел иль с блюдом.

Он знал, что проповедью, поученьем

760 Народ склонить нетрудно к приношеньям.

И на амвоне, не жалея сил,

Он во всю мочь акафист голосил.

Теперь, когда я рассказал вам кратко,

Не соблюдая должного порядка,

765 Про их наряд, и званье, и причину

Того, что мы смешались не по чину,

Расположась просторно и привольно

В таверне, возле старой колокольни, —

Пора сказать, как время провели

770 Мы в этот вечер, как мы в путь пошли,

И чем досуг в дороге заполняли.

Чтоб в озорстве меня не упрекали,

Вас попрошу я не винить меня

За то, что в точности припомню я

775 Все речи вольные и прибаутки.

Я это делаю не ради шутки:

Ведь знаю я, что, взявшись рассказать

Чужой рассказ, не надо выпускать

Ни слова из того, что ты запомнил,

780 Будь те слова пространны иль нескромны, —

Иначе все неправдой извратишь,

Быль в небылицу тотчас обратишь,

И брату не давай при том пощады:

Рассказывай о всех поступках кряду.

785 Спаситель путь указывал нам верный:

Он прямо обличал,157 и нет в том скверны.

Кто сомневается, пускай прочтет,

Как говорил Платон на этот счет:

Велел он слову действиям быть братом.158

790 Коль не сумел в сем сборище богатом,

Где знать и чернь, и господа и слуги,

Всем должное воздать я по заслуге, —

Что ж, видно, было это не под силу,

Ума, уменья, значит, не хватило.

795 Трактирщик наш, приветливо их встретив,

За ужин усадил и, чтоб согреть их,

Сготовил снедь и доброе вино

На стол поставил, и текло оно

Весь вечер за веселым разговором,

800 Шутливой песней, дружелюбным спором.

Хозяин наш — осанкой молодецкой

С ним не сравнялся б виндзорский дворецкий159 —

Был статен, вежлив и во всяком деле

Сноровист, весел и речист. Блестели

805 Его глаза и речь была смела.

И только что мы все из-за стола

Успели встать и заплатить за ужин,

Как он сказал, смеясь, что хоть не нужен

Наш тост ответный, но он даст совет,

810 Который помогал от многих бед,

Первой всего от скуки: «Вас всегда,

Друзья почтенные и господа, —

Так молвил он, — я видеть рад сердечно:

Такой веселой и такой беспечной

815 Беседы я давно уж не слыхал,

И целый год мой дом не принимал

Таких веселых и простых гостей.

У радости я не хочу в хвосте

Плестись и ваши милости делить —

820 Я мысль одну хочу вам подарить.

Идете в Кентербери вы к мощам,

И благость Божия воздастся вам.

Но вижу, что — на отдыхе ль, в дороге ль —

Не будете вы чопорны и строги:

825 Свой дух рассказом будете бодрить,

Кому веселость может повредить?

Коль с рожей постной едет путник бедный,

Вот это плохо, это даже вредно.

Но вы, друзья, послушавши меня,

830 По вечерам, слезаючи с коня,

Свежи и веселы и не усталы

Пребудете, — тоски как не бывало.

Так соглашайтесь! Если ж не удастся

Мой замысел, пусть гром с небес раздастся

835 И прах отца из гроба пусть встает,

Меня ж земля пусть тотчас же пожрет».

Недолго мы и в этот раз чинились,

И выслушать его все согласились.

«Друзья, — сказал он, — мой совет примите,

840 Меня ж не очень рьяно вы хулите,

Хоть он, быть может, незамысловат,

Я думаю, что каждый был бы рад

В пути соседей сказкой позабавить,

Иль вспомнить быль, иль доблести прославить.

845 Пусть два рассказа каждый подберет,

А два других вдобавок припасет,

Чтоб рассказать их нам в пути обратном.

Кто лучше всех полезное с приятным

Соединит — того мы угостим,

850 Когда, воздав хвалу мощам святым,

Ко мне воротимся. На общий счет

Устроим пир мы. Я же в свой черед

Свою веселость с вашей разделить

Готов охотно, чтобы рассудить,

855 Кому из вас награда подобает.

Не надо платы мне. Кто ж не признает

Решенья моего, расходы тот

Поездки всей пусть на себя берет.160

Коль подчиниться моему приказу

860 Согласны вы, так говорите сразу,

И к утру я в дорогу соберусь».

Мы рады были всей затеи груз

Ему доверить, принесли присягу,

Что без него не сделаем ни шагу.

865 Его же обязали быть судьей

И предоставить дом просторный свой,

Чтоб победителя в нем угостить,

А плату самому определить.

Без возражений это порешив,

870 Опять мы выпили и, отложив

На утро сборы, улеглися спать.

А поутру, чуть стало рассветать,

Хозяин встал, и, поддавая пару,

Нас кукареканьем он сбил в отару.

875 Гурьбой, верхом, с волынкой вместо флага,

Мы поплелись чуть побыстрей, чем шагом.

Но вот хозяин придержал коня.

«Друзья, — вскричал, — послушайте меня:

Когда согласна утреня с вечерней,161

880 Тому из вас, кто слово держит верно,

Пора начать и нам служить примером,

А увильнет — тогда приму я меры.

И пусть не пить мне эля и вина,

Коль не заплатит он за все сполна!

885 Потянем жребий, на кого падет

Рассказывать, тот первый пусть начнет.

Почтенный рыцарь, тянете вы первый;

Мать аббатиса, бросьте четок перлы;

Вам, господин студент, пора забыть

890 Застенчивость и перестать зубрить.

Сюда, ко мне, пусть каждый тянет жребий».

И, видно, было суждено на небе

Иль тут судьею нашим решено,

Но только все мы дружно, заодно,

895 Судьбы разумной встретили решенье,

Чтоб рыцарь выдумку иль приключенье

По жребью первым тут же рассказал.

Когда тот жребий рыцарь увидал,

Решению судьбы он покорился

900 И рассказать нам повесть согласился:

«Коль рок велит мне, — он сказал, — начать,

То помоги мне, Пресвятая Мать.

Не будем прерывать, друзья, дорогу.

Держитесь ближе, я же понемногу

905 Рассказывать вам буду той порой».

Мы тронулись, и вот рассказ он свой

Неторопливо начал и смиренно,

С веселостью и важностью почтенной.

Здесь кончается пролог к этой книге и начинается первый рассказ, а именно рассказ Рыцаря

РАССКАЗ РЫЦАРЯ

162

lamque domos Patrias, Scithice post aspera gentis

Prelia, laurigero, etc.

(Statius. Theb. XII. 519)163

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Предания давно минувших дней

Нам говорят, что некогда Тезей164

Афинами единовластно правил,

Что он себя победами прославил,

5 Которым равных не было дотоле,

И подчинил своей могучей воле

Немало крупных и богатых стран.

Он покорил и славный женский стан,

Что Скифией165 когда-то назывался,

10 С отважной королевой обвенчался,

Прекрасной Ипполитой,166 и с сестрой

Эмилией167 повез ее домой.

Под музыку и радостные клики

В Афины герцог двинулся великий;

15 Делило с ним победы торжество

Все воинство блестящее его.

Когда б я мог без счета тратить время,

Я б рассказал с подробностями всеми,

Как амазонок победил Тезей

20 Коварством и отвагою своей,

Как разыгралось главное сраженье,

Приведшее наездниц к пораженью,

Как осажден был Ипполитин град

Афинским храбрым воинством и взят,

25 Как свадьбу их отпраздновали в храме,

Украшенном огнями и цветами.

Но это все оставлю в стороне:

Идти за плугом долго нужно мне,

А он волами тощими влечется;

30 Вам рассказать мне много остается,

Я не хотел бы помешать другим

Успеть с рассказом выступить своим.

Посмотрим, ужин ждет кого из нас!

Итак, продолжу прерванный рассказ.

35 Когда мной упомянутый герой

Стоял почти под городской стеной

В слепящем блеске торжества и славы,

Он увидал, что перед ним заставой

Вдруг вырос ряд одетых в траур дам,

40 Склонивших головы к его стопам.

Все, на коленях стоя, к паре пара,

Рыдали так отчаянно и яро,

Что можно утверждать: никто на свете

Не слышал воплей горестней, чем эти.

45 Рыдая и судьбу свою кляня,

Они схватили под уздцы коня.

«Что означает в праздничный сей миг, —

Спросил Тезей, — ваш исступленный крик?

Ужель из зависти внести отраву

50 В мою победную хотите славу?

Иль кто-нибудь нанес обиду вам?

Скажите мне, и я ему воздам.

Зачем вы в платье черное одеты?»

Тут старшая в толпе несчастной этой,

55 Издав предсмертному подобный стон,

Которым каждый был бы поражен,

Сказала: «Господин, себе по праву

Победой ты стяжал и честь и славу,

И нам нельзя завидовать тебе;

60 Но нашей горестной внемли мольбе

И смилуйся над жалкой долей нашей,

Хоть капля сострадания из чаши

Твоих щедрот на нас пусть упадет,

Ведь каждая из нас ведет свой род

65 От княжеской иль королевской крови, —

Меж тем в пыли влачим мы век свой вдовий,

Коварный рок, увы, неумолим:

Всех давит злобным колесом своим.

О господин, мы ждем тебя с войсками

70 Уж целую неделю в этом храме

Богини милосердья. Помоги нам,

Яви себя всесильным властелином.

Я, что сдержать рыданий не умею,168

Была женой владыки Капанея,169

75 Который в Фивах170 пал в проклятый час.

Проклятие да ляжет и на нас,

Рыдающих теперь перед тобою.

Мужей лишились мы во время боя,

Когда был город Фивы осажден.

80 Теперь же — горе нам! — старик Креон,171

Что ныне царствует в пределах Фив,

Исполнен гнева и несправедлив,

Тиранства ради и из жажды зла,

Чтоб обесчестить мертвые тела

85 Фиванцев, павших в лютой битве той,

Велел сложить из трупов холм большой,

И ни за что не допускает он,

Чтобы сожжен был кто иль погребен:

Всех псам обрек он мерзостным приказом».

90 И с этими словами дамы разом

Все пали ниц, издав плачевный стон:

«О, пожалей нас, безутешных жен,

Чтоб горесть наша в грудь твою вошла».

Тут знатный герцог вмиг сошел с седла,

95 Скорбя об их несчастье и позоре.

Он думал, сердце надорвется с горя,

Узнав о том, что довелось снести

Недавно жившим в славе и в чести.

Фиванок он в объятья заключил,

100 Стал тихо утешать по мере сил

И в том им дал торжественное слово,

Что всей своею мощью так сурово

Мучителю Креону отомстит,

Что в Греции народ заговорит

105 О том, как поступил Тезей с Креоном,

Достойным казни по любым законам.

И в тот же час, не мешкая ничуть,

Он, распустив свой стяг, помчался в путь —

К твердыне Фивам во главе дружины.

110 Не въехал он и не вошел в Афины,

Не отдыхал и половины дня,

Всю ночь в походе не слезал с коня,

Царицу ж Ипполиту той порой

С красой Эмилией, ее сестрой,

115 Послал в Афины жить в чести и в холе,

А сам на бранное помчался поле.

С копьем и со щитом, багряно ал,

Бог Марс на белом знамени сиял,

По складкам стяга всюду блеск свой сея,

120 А рядом трепетал флажок Тезея,

Весь златом тканный: там набит, глядите,

Тот Минотавр, что им сражен на Крите.172

Так ехал герцог, славный сын побед,

А с ним и рыцарства блестящий цвет,

125 Пока у Фив не стал он на лугу,

Где дать решил сражение врагу.

Но сокращу я повести объем.

Креона он, что в Фивах был царем,

В бою открытом поразил геройски,

130 Посеял страх и бегство в фивском войске

И приступом их град завоевал,

Разбивши стены крепкие и вал.

Несчастным вдовам возвратил он прах

Супругов их, поверженных в боях,

135 Чтоб, по обряду древних, трупы сжечь.

Но чересчур бы затянулась речь

Про скорбный плач, про вопли без числа,

Про горе дам, покуда жгли тела,

Про почести, что в милости своей

140 Сей победитель доблестный, Тезей,

При расставанье оказал тем вдовам…

Прослыть я не желаю многословом.

Победоносный вождь Тезей, сразив

В бою Креона, стал владыкой Фив.

145 Проночевал он ночь в открытом поле,

И край перед его смирился волей.

Чтоб обобрать тела убитых всех,

Чтоб с них совлечь одежду и доспех,

Трудились тати рьяно и исправно

150 На утро той победы достославной

И вот нашли средь груды бездыханной

Покрытых не одной кровавой раной

Двух рыцарей младых, лежавших рядом,

В доспехах сходных, с дорогим окладом,

155 Из коих звали одного Арситой,

Другой же Паламон173 был знаменитый.

Смерть овладела ими не вполне,

И тотчас в них герольды174 по броне

Признали августейших двух господ,

160 Ведущих от владыки Фив свой род, —

Двух сыновей от царственных сестер.

К Тезею братьев отнесли в шатер,

Отрывши из-под кучи мертвых тел.

А он тотчас отправить их велел

165 В Афины век в неволе коротать

(За них он отказался выкуп взять).175

Великий вождь, отдав приказ такой,

Со всею ратью поспешил домой,

Чело победным лавром увенчав,

170 И там со славой и среди забав

До смерти жил. (Что говорить нам доле?)

Но в тесной башне в страхе и неволе

Томился Паламон с Арситой-братом…

Не откупить их ни сребром, ни златом…

175 Так день за днем идет и год за годом,

Когда однажды в мае пред восходом

Эмилия, чей образ был милее,

Чем на стебле зеленом цвет лилеи,

Свежей, чем мая ранние цветы

180 (Ланиты с розами сравнил бы ты:

Не знаю я, которые алей),

Покорствуя привычке юных дней,

Оделась, встав до света на востоке:

Не по душе ведь маю лежебоки.176

185 Все нежные сердца тревожит май,

От сна их будит и кричит: «Вставай

И верно мне служи, расставшись с ленью».

Эмилия, исполненная рвенья

Приветить май, на луч рассвета глядя,

190 Предстала свежей в утреннем наряде.

Златые кудри, в косу сплетены,

На добрый ярд свисали вдоль спины.

Она по саду, чуть взошло светило,

Меж распускавшихся дерев бродила.

195 Срывая цвет, то розовый, то белый,

Для головы венок плела умело

И пела, словно ангел неземной.

Большая башня с толстою стеной,177

Главнейшая темница в той твердыне

200 (Где рыцари в плену томились ныне,

О коих был и дале будет сказ),

Над садом этим высилась как раз,

Где весело Эмилия бродила.

Над морем воссияло дня светило,

205 И бедный узник Паламон тогда же,

Как ежедневно, с разрешенья стражи,

Шагал по верхней горнице темницы,

Преславный город видя сквозь бойницы

И садик, где под зеленью ветвей

210 Во всей красе и свежести своей

Эмилия гуляла по дорожкам.

Так грустный Паламон перед окошком

Своей тюрьмы шагает взад-вперед

И сам с собой печально речь ведет.

215 «Зачем рожден я?» — молвит в скорби жгучей.

И вышло так, — судьба ли то иль случай? —

Что сквозь литые прутья на окне,

Подобные бревну по толщине,

Он вдруг узрел Эмилию в саду.

220 «Ах!» — крикнул он, качнувшись на ходу,

Как бы стрелой жестокою пробитый.

Проснувшийся от возгласа Арсита

Спросил его: «Что у тебя болит?

Твой лик смертельной бледностью облит!

225 Как? Плачешь ты? Кто оскорбил тебя?

Сноси в смиренье, Господа любя,

Плененья гнет мучительный: ведь он

Самой Фортуной, видно, нам сужден;

Сатурна ли враждебным положеньем178

230 Иль прочих звезд злосчастнейшим стечением

Ниспослан он, — таков, как ни борись,

Был вид небес, когда мы родились.

Итак, терпи: вот краткий мой совет».

Тут Паламон промолвил так в ответ:

235 «Мой милый брат, оставь такое мненье,

Тебе его внушило заблужденье.

Нет, не тюрьма исторгла этот стон:

Я сквозь глаза был в сердце поражен

До глубины, и в этом — смерть моя.

240 Да, прелесть дамы, что, как вижу я,

По саду там гуляет взад-вперед,

Причина слез моих и всех невзгод.

Богиня ль то иль смертная жена?

Самой Венерой мнится мне она».

245 И, в увлечении не зная меры,

Он, ниц упав, воскликнул: «О Венера,

Коль ты явилась в вертограде том

Передо мной, презренным существом,

То помоги нам выйти из тюрьмы.

250 Но если повеленьем рока мы

До смерти здесь обречены невзгодам,

То смилуйся хотя б над нашим родом,

Низверженным по прихоти злодея».

Меж тем Арсита, обозрев аллеи,

255 Где дама та бродила взад-вперед,

Ее красою дивной в свой черед

Не менее был ранен и пленен,

А может быть, сильней, чем Паламон,

И, жалостно вздохнув, он говорит:

260 «Увы, я дивной прелестью убит

Красавицы, гуляющей по саду!

И если я не вымолю отраду

Лик созерцать ее хотя порою,

Ждет смерть меня — я от тебя не скрою».

255 Когда услышал эти речи брат,

Он молвил, злобный обративши взгляд:

«Ты говоришь, должно быть, для забавы?»

А тот в ответ: «Мне не до шуток, право:

Свидетель Бог, тебе я не солгал».

270 Тут Паламон, нахмурив бровь, сказал:

«Не много чести обретешь ты в том,

Что станешь предо мною подлецом.

Я брат тебе по крови и обету.179

Мы крепкой клятвой подтвердили это, —

275 Мы поклялись, что коль нас не замучат

И смерть сама навек нас не разлучит,

В делах любви не будешь мне врагом,

Мой милый брат, как и ни в чем другом,

Меня во всем поддержишь ты, любя,

280 Как и во всем я поддержу тебя.

Так ты клялся, и так клялся я тоже.

От клятвы отрекаться нам негоже.

Ты, спора нет, советник мой и друг,

Но, как изменник, возмечтал ты вдруг

285 О той, кому служу я, полюбив,

И буду так служить, покуда жив.

Нет, злой Арсита, не бывать тому!

Я первый полюбил и своему

Наперснику и брату по обету

290 От всей души доверил тайну эту.

И ты, что клятвой рыцарскою связан,

По мере сил мне помогать обязан.

Иль ты — изменник, в том сомненья нет».

На то Арсита гордый дал ответ:

295 «О нет, изменник здесь не я, а ты;

Ты изменил, скажу без клеветы.

К ней par amour180 я первый воспылал.

А ты где был? Ведь ты тогда не знал,

Назвать ее женой или богиней!

300 Ведь у тебя — почтенье пред святыней,

А здесь — любовь к живому существу.

И сей любви в свидетели зову

Я кровного и названого брата.

Пусть первый ты, — ужели это свято?

305 Ты знаешь, древний вопрошал мудрец:

«Кто даст закон для любящих сердец?»181

Любовь сама — закон;182 она сильней,

Клянусь, чем все права земных людей.

Любое право и любой указ

310 Перед любовью ведь ничто для нас.183

Помимо воли человек влюблен;

Под страхом смерти все же служит он

Вдове ль, девице ль, мужней ли жене…

Но нет надежды ни тебе, ни мне

315 При жизни милость дамы обрести.

Ты знаешь сам: сидим мы взаперти;

Обречены мы жить в темнице сей

Без выкупа до окончанья дней.

Так спорили два пса за кость большую,

320 Дрались весь день, а вышло все впустую:

Явился коршун вдруг, у драчунов

Под носом кость стащил и был таков.

В палатах царских правило такое:

Всяк за себя, других оставь в покое!

325 Люби, коль хочешь. Я люблю ее

И буду впредь ей верен. Вот и все,

Мы здесь в тюрьме должны страдать жестоко.

Так пусть же каждый ждет веленья рока!»

В сердцах и долго спорили друзья.

330 Но повесть мне затягивать нельзя.

Вернемся к сути. Приключилось раз

(Путем кратчайшим поведу рассказ),

Что знатный герцог, славный Перитой184

(Который был Тезею друг большой

335 С младенчества и в детские года)

В Афины прибыл, чтобы, как всегда,

С приятелем покоротать досуг, —

Милее всех ему был этот друг;

А тот его любил с таким же жаром,

340 И даже (если верить книгам старым),

Когда один изведал смертный хлад,

Другой его искать спустился в ад.

Рассказывать о том охоты нет.

Тот Перитой с Арситой много лет

345 Был связан в Фивах дружбою святой.

И, по мольбам и просьбам Перитоя,

Тезей Арсите разрешил свободно

Вон из тюрьмы уйти куда угодно,

Без выкупа, с условием одним,

350 Рассказ о коем следует за сим.

Тезей с Арситой ясно меж собой

Установили уговор такой,

Что если бы Арситу кто застиг

В Тезеевой земле хотя б на миг,

355 Иль днем, иль ночью, иль в любую пору,

То пойманный герой, по уговору,

Главы своей лишится под мечом,

И нет ему спасенья нипочем.

Вот он простился и спешит домой…

360 Эй, берегись, ответишь головой!

Какую же Арсита терпит муку!

Он в сердце чует хладной смерти руку.

Он плачет, стонет, жалостно рыдает,

С собой покончить втайне помышляет.

365 «Зачем, — он думает, — родился я?

Теперь еще тесней тюрьма моя.

Я из нее вовеки не уйду:

Я не в чистилище — уже в аду.

Узнал меня на горе Перитой:

370 Мне у Тезея в башне запертой

Остаться бы в оковах, на запоре!

Там в радости текла бы жизнь, не в горе.

Лишь видом той, которой я служу

(Хоть милости вовек не заслужу),

375 Уже вполне я был бы услажден».

«Мой милый брат, — он молвит, —

Паламон! Победа — ах! — осталась за тобой!

В тюрьме сидишь ты, взысканный судьбой…

В тюрьме? О нет! Верней сказать — в раю.

380 Судьба на счастье мечет зернь твою.

Ее ты видишь, я же так далек;

А раз ты с ней и так изменчив рок

(Ведь рыцарь ты, отважен и удал),

То, может быть, и то, чего ты ждал,

385 Тебе пошлет судьба когда-нибудь.

А я изгнанник, и к блаженству путь

Мне без надежд отрезан навсегда.

Земля, огонь, и воздух, и вода,

И существа, что сделаны из них,185

390 Не утолят ужасных мук моих.

Погибну я, истерзанный тоской.

Прощайте, жизнь, и радость, и покой!

Увы, напрасно от людей так много

Поклепов слышим на судьбу и Бога,

395 Что жалуют нас лучшими благами,

Чем можем мы порой придумать сами.

Иной богатство вымолит, — оно ж

Недуг накличет иль убийцы нож.

А тот покинул, помолясь, тюрьму,

400 Но челядью убит в своем дому.

Нас караулят беды что ни шаг.

Не знаем мы, каких мы просим благ.

Мы все — как тот, кто опьянен вином.

Пьянчуга знает — есть, мол, где-то дом,186

405 Не знает только, как пройти домой,

И склизок путь под пьяною ногой.

Вот так же мы блуждаем в сей юдоли:

Мы жадно ищем путь к счастливой доле,

Но без конца плутаем, как на грех,

410 Все таковы, и сам я хуже всех.

Не я ли мнил и тешился мечтой,

Что, чуть я выйду из темницы той,

И ждут меня веселье и услады.

А ныне лучшей я лишен отрады.

415 Эмилия! Нельзя мне видеть вас!

Спасенья нет, настал мой смертный час».

Тем временем несчастный Паламон,

Узнав, что он с Арситой разлучен,

Так возрыдал, что стены бастиона

420 Тряслись от причитания и стона

И кандалы, что на ногах он нес,

Намокли от соленых горьких слез.

Он восклицал: «Арсита, брат, о горе!

Ты плод сорвешь, Бог видит, в нашем споре!

425 Свободно ты по Фивам ходишь ныне

И мало тужишь о моей кручине.

С твоим умом и мужеством, я мню,

Собрать ты можешь войско и родню

И край весь этот разорить войной.

430 По договору ль, хитростью ль иной,

Ты женишься на той прекрасной даме,

По коей здесь я изойду слезами,

Ведь если все возможности учесть, —

С тех пор как ты свободу смог обресть,

435 Ты — государь, соперник слишком сильный,

А я погибну в клетке сей могильной,

Вопя и воя до скончанья дней

От всех тягот и мук тюрьмы моей.

К тому ж любви терзанье роковое

440 Скорбь и кручину умножает вдвое».

Тут дико ревность разгорелась в нем,

Проникла в сердце, грудь сожгла огнем.

И стал похож наш узник безотрадный

На букс187 засохший иль на пепел хладный.

445 Он говорил: «Богиня, злой кумир,188

Что вечным словом сковываешь мир

И на плите из твердого алмаза189

Навек законы пишешь и указы,

Мы все, твоей подвластные короне, —

450 Толпа овец, толкущихся в загоне.

Ведь человека бьют, как скот рогатый,

Сажают в тюрьмы, башни, казематы;

Он терпит боль, несчастье и тревогу,

И часто незаслуженно, ей-Богу.

455 Скажите, где же мудрость провиденья,

Когда невинность терпит зря мученья?

Ведь человек страдает тем сильней,

Что должен по религии своей

Во имя Бога страсти побороть,

460 А скот творит, чего желает плоть.

Подохнет скот — и нет ему забот,

А человека наказанье ждет,

Хоть он и в жизни зло и скорбь терпел.

Поистине, таков его удел.

465 Пусть богослов на это даст ответ,

Одно я знаю: полон муки свет.

Увы, я вижу, вор и подлый змей,

Изведший многих праведных людей,

Свободно ходит и живет прекрасно,

470 А я — в узилище томясь всечасно,

Гоним Юноной бешеной,190 ревнивой,

Почти что обескровившею Фивы

(Хоть крепки были стены и брустверы),

Терплю к тому еще и от Венеры,

475 Боясь Арситы и к нему ревнуя».

Но тут о Паламоне речь прерву я,

Его в тюрьме оставлю и в плену

И об Арсите вновь рассказ начну.

Проходит лето, удлинились ночи,

480 Страдают вдвое горше и жесточе

И узник и влюбленный, и, ей-ей,

Не знаю я, чей жребий тяжелей.

Сказать короче: бедный Паламон

Пожизненно в темницу заключен,

485 Чтоб в ней томиться до скончанья дней;

Арсита ж изгнан из державы сей,

И никогда под страхом смерти впредь

Возлюбленной ему не лицезреть.

Кому ж теперь — влюбленные, решите! —

490 Тяжеле? Паламону иль Арсите?191

Ведь этот даму видит день за днем,

Но сам он скрыт в узилище своем,

А тот повсюду ходит без труда,

Но дамы не увидит никогда.

495 Судите сами: вам оно видней,

Я ж возвращаюсь к повести своей.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Арсита в Фивах жил и сокрушался,

Твердил: «Увы!» — и часто чувств лишался:

Он с дамою своей навек в разлуке.

500 Я вкратце вам скажу об этой муке,

Что не был и не будет так убит

Тоской никто — с тех пор как свет стоит.

Еда, питье и сон на ум нейдут,

И стал он тощ и высох, словно прут.

505 Глаза ввалились, смотрит мертвецом,

Как хладный пепел, бледен, желт лицом.

Он, как отшельник, вечно одинок,

Всю ночь рыдает, сетуя на рок,

А чуть услышит песнь иль струнный звон,

510 Безудержно и долго плачет он.

Так пал в нем дух и вместе естество

Так изменилось, что узнать его

По голосу и речи невозможно,

А вид изобличает непреложно

515 Не тот недуг, что бог Эрот дарит,

А манию, которую родит

Сок черной желчи в чаше головной,192

Седалище фантазии шальной.

Ну, словом, повернулось все вверх дном

520 В Арсите, воздыхателе больном, —

Обличье, обхождение и стать…

Что мне о том весь день повествовать?

Претерпевал бедняжка год-другой

Всю эту муку, скорбь и непокой,

525 Как сказано, в стенах родимых Фив.

Вот раз лежал он, крепко опочив;

Меркурий, бог крылатый, над постелью

Явился вдруг, зовя его к веселью.

Волшебный жезл в руке его подъят,

530 А из-под шляпы волосы блестят.193

Так он одет (Арсита видит сон),

Как в час, когда был Аргус усыплен.194

И молвил бог: «Направь стопы в Афины:

Там ждет тебя конец твоей кручины».

535 При сих словах Арсита встал от сна.

«Поистине, сколь мука ни сильна, —

Он молвил, — я тотчас помчусь в Афины,

Меня не сдержит страх лихой кончины.

Увижу ту, кому, любя, служу,

540 И голову к ее ногам сложу».

Сказавши так, он в руки взял зерцало

И видит, что с лица вся краска спала,

Что стал его неузнаваем лик.

Тут помысел в уме его возник,

545 Что если так сменилось естество

От злой болезни, мучившей его,

То он, назвав себя простолюдином,

Ходить неузнан мог бы по Афинам

И дамой тешить день за днем свой взор.

550 Не медля, он переменил убор

И, нарядившись скромным бедняком,

С одним лишь сквайром,195 что уж был знаком

С его делами всеми без изъятья,

Одетым, как и он, в простое платье,

555 Вошел в Афины по прямой дороге

И, появившись в герцогском чертоге,

Там предложил услуги у ворот

По части всяческих ручных работ.

Чтоб повесть вам моя не докучала,

560 Скажу тотчас: попал он под начало

К дворецкому Эмилии самой.

Хитро пред тем узнал он стороной

О каждом, кто служил любимой даме,

К тому ж он был могуч и юн годами,

565 Был костью крепок, преисполнен сил.

Дрова рубил он, воду приносил,

Все делал, словом, что ни повелят.

Так прослужил он года два подряд

И вот пажом приставлен был к палатам

570 Эмилии, назвавшись Филостратом.

Никто из всех людей такого чина

Так не был чтим, и даже вполовину.

Так был учтив Арситы разговор,

Что весть о нем весь облетела двор:

575 Все говорили, что по благостыне

Тезей его повысить должен в чине

И на такой его поставить путь,

Где доблестями может он блеснуть.

Так слава Филострата процвела,196

580 Хваля и речь его, и все дела,

Что милостью его взыскал Тезей

И сделал сквайром в горнице своей,

Дав золота, чтоб жил он, процветая,

К тому ж вассалы из родного края

585 Из года в год несли ему добро.

Но тратил он так скромно и хитро,

Что не дивил людей его доход.

Так прожил он в Афинах третий год

Во дни войны, в годины мира тоже,

590 Тезею ж был он всех других дороже.

Его оставлю я в такой чести,

Чтоб речь о Паламоне повести.

В ужасной, мрачной башне заключен,

Семь долгих лет страдает Паламон,

595 Надежд лишенный, от любви больной.

Кто злой кручиной отягчен двойной?

То — Паламон: боль от любовных дум

Ему едва не помутила ум;

К тому ж он узник, под ярмом невзгод

600 Стенящий век, а не один лишь год.

О, кто бы спеть в стихах английских мог

Про муки те? Не я, свидетель Бог!

Итак, рассказ я быстро поведу…

Раз, в третье мая197 на седьмом году

605 (Как говорят нам книги старых дней,

Что этот сказ передают полней)

Так учинил благоприятный рок

(Что суждено, свершится в должный срок),

Что Паламон, среди полночной тьмы,

610 Друзьями вызволенный из тюрьмы,

Из города бежал что было сил;

Тюремщика же так он напоил,

В вино, помимо пряностей, вложив

Снотворных трав и опия из Фив,198

615 Что до утра, не чуя ничего,

Тот крепко спал, как ни трясли его.

Бежал он, под собой не слыша ног.

Ночь коротка, и день уж недалек,

И надобно прибежище найти.

620 Вот в рощицу, в сторонке от пути,

Вступает робким шагом Паламон.

Сказать вам вкратце, собирался он

Весь день скрываться в роще как-нибудь,

А ночью снова продолжать свой путь

625 До града Фив и там просить свой род

Против Тезея двинуться в поход.

Он был намерен честно пасть в бою

Иль в жены взять Эмилию свою.

Вот — мысль его, ее легко понять…

630 Но я к Арсите возвращусь опять…

Не знал Арсита, как близка забота,

Пока к Фортуне не попал в тенета.

Вот жаворонок, шустрый вестник дня,

Зарю встречает, трелями звеня.

635 И так прекрасно всходит бог на небо,

Что весь восток ликует, видя Феба.199

И сушит пламенем красы своей

Серебряные капли меж ветвей.

Как я сказал, тем временем Арсита,

640 Что первым сквайром был придворной свиты,

Проснулся; светлый день его влечет;

Он хочет маю оказать почет.

И, вспомнив о своей любимой даме,

На скакуна вскочил он, что, как пламя,

645 Был резв, и поскакал по мураве

Прочь от двора на милю или две.

К дубраве той, о коей шел рассказ,

Случайно он направился как раз,

Чтоб, если ива, жимолость там есть,200

650 Из них гирлянду в честь любимой сплесть.

Он встретил солнце песнею живой:

«О светлый Май с цветами и листвой!

Привет тебе, прекрасный, свежий Май!

Мне свежих листьев для гирлянды дай!»

655 С веселою душой с коня он слез

И быстрым шагом углубился в лес.

Бродя по чаще, он пришел на тропку,

Где бедный Паламон скрывался робко

От глаз людских, таясь в густых кустах:

660 Силен был в нем безвинной смерти страх.

Он про Арситу знать всего не мог,

А знал бы, не поверил — видит Бог.

Но поговорку старую послушай:

У поля есть глаза, у леса — уши.201

665 Порой себя полезно поберечь:

Немало может быть нежданных встреч.

Что друг его оттуда недалек

И слышит все, Арсите невдомек:

Тихонько тот сидит в кустах ракиты.

670 Когда довольно погулял Арсита

И спел рондель на превеселый лад,202

Он вдруг замолк, мечтаньями объят.

Чудно порой ведет себя любовник:

То на деревья лезет, то в терновник,

675 То вверх, то вниз, как на колодце ведра,

Как пятница — то сильный дождь, то вёдро

Поистине, изменчива без меры,

Сердца людей всегда мутит Венера:

Как пятница, любимый день ее,

680 Меняет вмиг обличив свое.

Да, у нее семь пятниц на неделе.

Едва Арситы песни отзвенели,

Он наземь сел, издав протяжный стон.

«Зачем, — сказал он, — я на свет рожден?

685 Доколь от всех жестокостей Юноны

У града Фив не будет обороны?

Увы! Уже повержен, посрамлен

Ваш царский род, о Кадм203 и Амфион!204

Да, Кадм! Увы, он первый строить стал

690 Фиванский град, воздвиг вкруг града вал

И первый принял царскую корону.

Я — внук его, наследник по закону.

Природный отпрыск племени царей, —

Кто я теперь? Невольник у дверей

695 Смертельного жестокого врага.

Как бедный сквайр, служу я, как слуга.

Мне горшее велит Юнона злая:

Свое прозванье всюду я скрываю.

Арситой был я в оны времена, —

700 Теперь я — Филострат: мне грош цена.

Увы, Юнона! Лютый Марс, увы!

Все наше семя истребили вы.

Остались я и Паламон-бедняжка.

Его Тезей в тюрьме терзает тяжко.

705 А чтоб меня кончине неминучей

Предать, любовь стрелой пронзила жгучей

Мне сердце. Ах, навылет ранен я.

Меня подстерегает смерть моя.

Увы, сражен я вашими глазами,

710 Эмилия! И смерть моя — вы сами.

Все, все, что прежде душу занимало,

Поистине, я не ценю нимало,

Лишь только б мог я быть угоден вам».

Без чувств упав, лежал он долго там.

715 Придя ж в себя, шагов услышал звук:

То Паламон, почувствовавший вдруг,

Как меч холодный в грудь его проник,

Дрожа от гнева, бросил свой тайник;

Едва он брата речь уразумел,

720 Как, обезумев, бледный словно мел,

Он поднялся из-за густых ветвей:

«Арсита подлый! Подлый лиходей!

Ты пойман. Даму любишь ты мою,

Из-за которой муку я терплю.

725 Ты кровь моя, ты названый мой брат, —

Уже корил тебя я в том стократ, —

Оплел ты ложью герцога Тезея,

Чужое имя принял, не краснея.

Иль сам умру я, иль тебя убью.

730 Тебе ль любить Эмилию мою?

Один люблю я, и никто другой.

Я — Паламон, смертельный ворог твой.

Хоть чудом я избавился от пут

И хоть со мною нет оружья тут,

735 Я не боюсь тебя! Погибнешь ты

Иль бросишь об Эмилии мечты.

Так выбирай. Ты не уйдешь, злодей».

Арсита в грозной ярости своей,

Его узнав и слыша эту речь,

740 Свиреп, как лев, из ножен вынул меч.

«Клянусь, — он молвил, — Господом всевластным!

Не будь ты одержим безумьем страстным

И будь ты тут с оружием своим,

Из рощи ты бы не ушел живым,

745 А здесь погиб бы от руки моей.

Я отрекаюсь ото всех цепей,

Которыми сковали наш союз.

О нет, глупец, любовь не знает уз!

Ее люблю тебе наперекор,

750 Но так как ты ведь рыцарь, а не вор

И даму порешил добыть в бою,

То завтра же — я слово в том даю —

Тайком от всех я буду в этом месте,

Как рыцарской моей пристойно чести.

755 И лучшую тебе доставлю сбрую,

А для себя похуже отберу я.

Тебе дам на ночь пищу и питье

И для ночлега принесу белье,

И если даму ты добудешь с бою

760 И буду я в лесу убит тобою,

Она — твоя, коль нет других препон».

«Согласен я», — ответил Паламон.

И разошлись, друг другу давши слово

Сойтись в дубраве той же завтра снова.

765 О Купидон, чьи беспощадны стрелы!

О царство, где не признают раздела!

Недаром говорят: в любви и власти

Никто охотно не уступит части,

Познал Арсита это с Паламоном.

770 Арсита мчится в город быстрым гоном.

А поутру, в передрассветный час,

Две ратных сбруи тайно он припас,

Достаточных, чтобы в честном бою

На поле распрю разрешить свою.

775 Он, на коне скача тайком от всех,

Перед собой везет двойной доспех,

И скоро он на месте сговоренном.

Сошлись в лесу Арсита с Паламоном.

Вся краска вмиг сошла у них с лица,

780 Как у того фракийского ловца,

Что у теснины сторожит с копьем

И встречи ждет с медведем или львом;

Он слышит, как сквозь чащу зверь спешит,

Ломает сучья и листву крушит,

785 И думает: «Вот страшный супостат,

Один из нас уж не уйдет назад:

В теснине здесь в него всажу я дрот,

А промахнусь, так он меня убьет».

Так оба побледнели от испуга,

790 Когда в лесу увидели друг друга.

Не молвя «добрый день» иль «будь здоров»,

Тотчас же безо всяких дальних слов

Один другого одевает в латы,

Услужливо, как бы родного брата.

795 Они друг друга копьями ретиво

Спешат разить, и длится бой на диво.

Сказал бы ты, что юный Паламон

В бою, как лев, свиреп и разъярен.

Арсита ж, словно тигр, жесток и лют;

800 Как кабаны, они друг друга бьют,

Покрывшись белой пеною от злобы.

Уже в крови по щиколотку оба.

Но я в бою оставлю их сейчас

И о Тезее поведу рассказ.

805 Судьбина — управитель неизменный,205

Что волю провиденья во вселенной

Творит, как нам заране Бог присудит,

И хоть весь свет клянись, что так не будет, —

Нет, нет и нет, — Судьбина так сильна,

810 Что в некий день нам вдруг пошлет она

То, что затем в сто лет не повторится.

По правде, всем, к чему наш дух стремится, —

К любви иль мести, к миру иль войне, —

Всем этим Око правит в вышине.206

815 Пример тому Тезей могучий даст нам:

К охоте он влеком желаньем страстным;

Так лаком в мае матерой олень,

Что вождь, с зарей вставая каждый день,

Уж вмиг одет и выехать готов

820 С ловцами, рогом и со сворой псов.

Так сладостен звериный лов ему;

Вся страсть и радость в том, чтоб самому

Оленя сбить ударом мощной длани;

Как к Марсу, он привержен и к Диане.207

825 Был ясный день, как я вам говорил,

И вот Тезей, веселый, полный сил,

С Эмилией, с прекрасной Ипполитой,

В зеленое одетой, и со свитой

На лов звериный выехал с утра.

830 Он к роще, недалекой от двора,

Где был олень, как молвили Тезею,

Дорогой ближней мчит со свитой всею

И на поляну едет напрямик,

Где тот олень искать приют привык;

835 Там — чрез ручей и дальше до леска…

Желает герцог поскакать слегка

Со сворою, что под его началом,

Но, поравнявшись с тем лесочком малым,

Взглянул он против солнышка — и вот

840 Арситу с Паламоном застает.

Как два быка, ярятся в рукопашной

Противники, мечи сверкают страшно.

И мнится: бой их так свиреп и яр,

Что свалит дуб слабейший их удар.

845 Но кто они — Тезею невдомек.

Коня пришпорив, он в один скачок

Пред разъяренною возник четой

И, вынув меч свой, грозно крикнул:

«Стой! Под страхом смерти прекратить сейчас!

850 Клянусь я Марсом: если кто из вас

Ударит вновь — лишится головы.

Теперь скажите, кто такие вы,

Что бьетесь здесь, по дерзости своей,

Без маршалов,208 герольдов и судей,

855 Как будто выйдя на турнир придворный?»

И Паламон ответствовал покорно:

«О государь, скажу без долгих слов:

Лишиться оба мы должны голов.

Мы здесь два пленника, два бедняка,

860 Которым жизнь несносна и тяжка.

Как от сеньора и судьи, не надо

Нам от тебя приюта и пощады:

Сперва меня из милости убей,

Но и его потом не пожалей.

865 Хоть от тебя его прозванье скрыто,

Но он — твой злейший ворог, он — Арсита,

Под страхом смерти изгнанный тобой.

Погибели он заслужил лихой.

Он к воротам твоим пришел когда-то

870 И ложно принял имя Филострата;

Немало лет обманывал он вас

И главным щитоносцем стал сейчас.

Знай, что в Эмилью тайно он влюблен.

Но так как близок мой предсмертный стон,

875 Тебе во всем покаюсь откровенно.

Я — Паламон, пожизненный твой пленный,

Расстался самовольно я с темницей.

Я — твой смертельный враг и к светлолицей

Эмилии давно питаю страсть.

880 У ног ее готов я мертвым пасть.

Суда и смерти жду я без боязни,

Но ты его подвергни той же казни:

Мы оба стоим смерти, спора нет».

Достойный герцог тотчас дал ответ,

885 Сказавши так: «Задача тут проста.

Признаньем вашим ваши же уста

Вас осудили. Это памятуя,

От строгой пытки вас освобожу я.209

Но Марсом вам клянусь, что ждет вас плаха».

890 От состраданья нежного и страха

Рыдает королева Ипполита,

И плачут с ней Эмилия и свита.

Казалось, им безмерно тяжело,

Что без вины постигло это зло

895 Двух юношей владетельного рода,

И лишь любовь — причина их невзгоды.

Заметив раны, что зияли дико,

Вскричали все от мала до велика:

«О, ради дам не будь неумолим», —

900 И на колени пали перед ним,

Готовые припасть к его стопам.

Но наконец Тезей смягчился сам

(В высоких душах жалость — частый гость),210

Хотя сперва в нем бушевала злость,

905 Но после обозрел он в миг единый

Проступки их, а также их причину,

Хоть гнев его обоих осудил,

Но разум вмиг обоих их простил.

Он знал, что всякий человек не прочь

910 По мере сил себе в любви помочь,

А также жаждет выйти из неволи.

К тому ж Тезей не мог смотреть без боли

На дам, рыдавших в горе безысходном.

Приняв решенье в сердце благородном,

915 Он так подумал: «Стыд тому владыке,

Что жалости не знает к горемыке

И одинаково, как грозный лев,

Рычит на тех, что плачут, оробев,

И на упорного душой злодея,

920 Который зло свершает, не краснея.

Да, неразумен всякий властелин,

Который мерит на один аршин

Гордыню и смирение людей».

Когда от гнева отошел Тезей,

925 Взглянул на все он светлым оком снова

И громко молвил всем такое слово:

«О бог любви! о benedicite!211

Какую власть несешь в деснице ты!

Препоны нет, чтоб ты сломать не мог,

930 Поистине ты — чудотворный бог!

Ведь можешь ты по прихоти своей

Как хочешь изменять сердца людей.

Вот Паламон с Арситой перед нами,

Что, распростясь с тюремными стенами,

935 Могли бы в Фивах жить средь всяких благ

И знали, что я им смертельный враг

И что убить их я имею власть,

И все же поневоле эта страсть

Сюда на смерть их привела обоих.

940 Не дивное ль безумье увлекло их,

Которым лишь влюбленный заражен?

Взгляните же на них со всех сторон:

Прелестный вид, не правда ль? Все — в крови!

Так им воздал сеньор их, бог любви.

945 Вот им достойная за службу плата,

А оба мнят, что разумом богаты,

Служа любви все жарче и бойчей.

Смешней всего, что та, для чьих очей

И начато все это шутовство,

950 Ничуть не благодарна за него

И ведает о распре их не боле,

Чем та кукушка или заяц в поле.212

Но в жизни все мы испытать хотим,

Не в юности, так в старости дурим.

955 Я признаюсь, что много лет назад

Служить любви и сам бывал я рад.

И знаю я, как зло любовь нас ранит

И как жестоко род людской тиранит.

И, бывши сам не раз в тенетах тех,

960 Я вам обоим отпускаю грех

Из-за горячих слез как королевы,

Так и Эмилии, прекрасной девы.

А вы теперь же поклянитесь мне

Впредь не чинить вреда моей стране,

965 Не нападать ни ночью и ни днем,

Но быть друзьями мне всегда во всем,

Я ж вам прощаю все бесповоротно».

Тут братья поклялись ему охотно,

Прося прощенья и вассальных прав.

970 И молвил он, прощенье даровав:

«Ваш род высок и велика казна,

Вам полюбись царица иль княжна,

Достойны оба вы такого брака,

Когда настанет время. И, однако

975 (Я говорю вам о своей сестре,

Подавшей повод к ревности и пре),

Вы знаете, что, спорьте хоть до гроба,

Венчаться с ней не могут сразу оба,

А лишь один, и, прав он иль не прав,

980 Другой уйдет, не солоно хлебав.

Двоих мужей возьмет она едва ли,

Как вы б ни злились и ни ревновали.

И вот я вам даю такой урок,

Чтоб всяк из вас узнал в кратчайший срок,

985 Что рок судил. Услышьте ж уговор,

Которым я хочу решить ваш спор.

Конечную вам объявляю волю,

Чтоб возражений мне не слышать боле

(Угодно ль это вам иль неугодно).

990 Отсель пойдете оба вы свободно,

Без утесненья, выкупа иль дани.

А через год (не позже и не ране)

Возьмите по сто рыцарей оружных

Во всех доспехах, для турнира нужных.

995 Чтоб этот спор навек покончить боем.

А я ручаюсь честью вам обоим

И в том даю вам рыцарское слово,

Что, коль осилит здесь один другого, —

Сказать иначе, если ты иль он

1000 С дружиною возьмет врага в полон,

Убьет его иль сгонит за межу,213 —

Эмилией его я награжу,

Раз он так щедро одарен судьбою.

Ристалище же здесь я вам устрою.

1005 Как верно то, что Бог мне судия,

Так вам судьей бесстрастным буду я.

И спор тогда лишь будет завершен,

Коль кто падет иль будет взят в полон.

Скажите «да», коль этот мой приказ

1010 Вам по сердцу. Теперь довольно с вас:

На том конец, и ваш вопрос решен».

Кто просветлел тут ликом? Паламон.

А кто от счастья подскочил? Арсита.

Все лица были радостью залиты

1015 За двух соперников, когда Тезей

Их осчастливил милостью своей.

Все, без различья звания и пола,

В признательности сердца пали долу,

Фиванцы ж много раз и особливо.

1020 И вот с надеждою в душе счастливой

Они, простясь, отправились назад

В свой крепкостенный и старинный град.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Меня, пожалуй, люди упрекнут,

Коль щедрости Тезеевой я тут

1025 Не помяну. Он тщился всей душой

По-царски пышным сделать этот бой,

И не было подобного турнира,

Могу сказать, от сотворенья мира.

Округой в милю там была стена —

1030 Из камня вся и рвом обнесена.

Амфитеатр из многих ступеней

Был вышиною в шестьдесят пядей.214

Кто на одной ступени восседал,

Уже другому видеть не мешал.

1035 Врата из мрамора вели к востоку,

Такие ж — к западу, с другого боку.

И не найти нигде, скажу по чести,

Сокровищ столько на столь малом месте.

Обрыскан был весь край и вдоль и вширь;

1040 Кто реометром был, кто знал цифирь,

Кто был создателем картин иль статуй —

Им всем Тезей давал и стол и плату,

Стремясь арену выстроить, как надо.

Чтоб совершались жертвы и обряды,

1045 Велел он на вратах восточных в честь

Венеры,215 божества любви, возвесть

Молельню и алтарь,216 а богу битвы217

На западе для жертв и для молитвы

Другой алтарь украсил он богато,

1050 Потребовавший целой груды злата;

А с севера на башенке настенной

Из глыбы алебастра белопенной

С пурпуровым кораллом пополам

Диане чистой драгоценный храм

1055 Возвел Тезей, как лишь царю под стать.

Но я забыл еще вам описать

Красу резьбы, и фресок, и скульптур,

Обличье и значенье тех фигур,

Что дивно украшали каждый храм.

1060 В Венериной божнице по стенам

Ты увидал бы жалостные лики:

Разбитый Сон, и хладный Вздох, и Крики,218

Святые слезы, скорбный вопль Тоски

И огненных Желаний языки,

1065 Что слуг любви до смерти опаляют,

И Клятвы те, что их союз скрепляют.

Тут Мощь и Прелесть, Лесть и Хвастовство,219

И Хлопотливость тут и Мотовство,

Безудержная Роскошь и Богатство,

1070 Надежда, Страсть, Предерзость и Приятство,

И Ревность в гелиантовом венке,

С кукушкою, сидящей на руке,220

Пиры и Песни, Пляски и Наряды,

Улыбки, Похоть — словом, все услады

1075 Любви, которых не исчислить мне,

Написаны все кряду на стене;

Их больше, чем сумею передать я:

Весь Киферон,221 пожалуй, без изъятья

(Где водружен Венерин главный трон)

1080 В картинах на стене изображен

И сад ее во всем своем веселье.

Не позабыты тут: вратарь-Безделье,222

Нарцисс,223 красавец тех былых времен,

Безумствующий в страсти Соломон,224

1085 Все подвиги Геракла225 самого,

Медеи226 и Цирцеи227 волшебство,

Свирепый Турн,228 столь храбрый в ратном поле,

Богатый Крез,229 томящийся в неволе, —

Все учит нас, что ум и горы блага,

1090 Краса и хитрость, сила и отвага

Не могут разделить с Венерой трон.

Венера правит миром без препон.

Весь этот люд в ее сетях увяз.

«Увы, увы!» — твердят они не раз.

1095 Два-три примера вдосталь говорят,

Но я б набрал и тысячу подряд.

Там статуя Венеры, вся сверкая,

В обширном море плавала нагая;

Ее до чресел море облегло

1100 Волной зеленой, ясной, как стекло.

В ее деснице — лютня золотая,230

Над головой голубок реет стая,

А на кудрях, являя вид приятный,

Лежит из роз веночек ароматный.

1105 Пред ней стоит малютка Купидон,

Два крылышка на спинке носит он,

К тому ж он слеп (как всякий часто зрел),

В руке же лук для светлых острых стрел.

А почему мне не поведать вам

1110 О живописи, украшавшей храм,

Что герцог Марсу ярому обрек?

Расписан был он вдоль и поперек,

Подобно недрам страшного чертога,

Большой божницы яростного бога

1115 В краю фракийском, хладном, ледяном,

Где, как известно, Марсов главный дом.231

Там на одной стене была дубрава,

Где все деревья стары и корявы,

Где остры пни, ужасные на вид,

1120 Откуда зверь и человек бежит.

Шел по лесу немолчный гул и стук,

Как будто буря ломит каждый сук.

А под холмом, прижат к стене откосной,

Был храм, где чтился Марс Оруженосный,

1125 Из вороненой стали весь отлит;

А длинный вход являл ужасный вид.

Там слышен был столь дикий вой и рев,

Что ворота дрожали до основ.

Лишь с севера сквозь дверь струился свет:

1130 Отсутствовал окошка всякий след,

Откуда б свет мог доходить до глаза,

А дверь была из вечного алмаза,

Обита крепко вдоль, и вширь, и вкось

Железом; и чтоб зданье не тряслось,

1135 Столп каждый изумительных палат,

Сверкавший сталью, с бочку был в обхват.

Там мне предстал Измены лик ужасный,

Все Происки и Гнев багряно-красный,

Как угли раскаленные в кострах,

1140 Карманная Татьба и бледный Страх,

С ножом под епанчою Льстец проворный,

И хлев горящий, весь от дыма черный,

И подлое убийство на постели,

Открытый бой, раненья, кровь на теле,

1145 Раздор с угрозой и с кровавой сталью…

Весь храм был полон воплем и печалью.

Самоубийцу я увидел там:

Живая кровь течет по волосам

И гвоздь высоко меж волос торчит;

1150 Там настежь хладной Смерти зев раскрыт;

Средь храма там стоит Недоли трон,

Чей лик унылой скорбью омрачен;

Там слышал я Безумья хохот дикий,

Лихую Ругань, Жалобы и Крики;

1155 Там искаженный труп лежит в кустах;

Там тьма поверженных кинжалом в прах;

Добычу там тиран подъял на щит;

Там град, который до основы срыт;

Там флот сожженный пляшет средь зыбей;

1160 Хрипит охотник в лапах медведей;

Младенца в зыбке пожирает хряк;

Ошпарен повар, в чьих руках черпак.

Марс не забыл во злобе ни о ком:

Раздавлен возчик собственным возком,

1165 Под колесом лежит он на земле.

Клевреты Марса там — в большом числе:

Там оружейник, лучник и коваль,232

Что в кузне для мечей готовит сталь.

А выше всех — Победа в бастионе

1170 Сидит с великой почестью на троне;

Преострый меч у ней над головой

Висит на тонкой ниточке одной.233

Как пал Антоний,234 как Нерон235 великий,

Как Юлий236 пал, изображали лики.

1175 Их не было еще в те времена,

Но их судьба там наперед видна,

Как Марсова угроза. Те фигуры

Все отражали точно, как с натуры.

Ведь в вышних сферах Судьбы начертали,

1180 Кто от любви умрет, а кто от стали.

Довольно сих примеров. Много есть

Их в старых книгах, всех не перечесть.

На колеснице — Марсов грозный лик;

Он весь в оружье, взор безумен, дик.

1185 И две звезды над ним горят, сверкая,

Одна — Пуэлла, Рубеус — другая:237

Им в книгах эти имена даны.

Так был написан грозный бог войны:

Кровавоглазый волк у ног лежал

1190 И человечье мясо пожирал.

Все тонкой кистью выведено строго

С почтеньем к славе ратоборца-бога.

Теперь Дианы-девственницы храм

Как можно кратче опишу я вам.

1195 Как по стенам от пола до вершины

Написаны различные картины

Лесной охоты девственницы чистой.

Я видел там, как бедная Каллисто238

Под тяжестью Дианиного гнева

1200 Медведицею сделалась из девы,

А вслед за тем — Полярною звездой

(Так понято все это было мной),

А сын ее был превращен в светило.

Там Дафну239 страсть во древо обратила

1205 (Здесь мыслится не божество Диана,

А дочь Пенея, по прозванью Дана).

Вот Актеон,240 в оленя превращенный

За то, что зрел Диану обнаженной.

Там псы его (так видел я воочью),

1210 Не опознавши, растерзали в клочья.

А поодаль картина там видна,

Где Аталанта241 гонит кабана,

И Мелеагр,242 и множество других,

За что Диана поразила их.

1215 И не одно еще я видел чудо,

О коем вам рассказывать не буду.

Богиня, на олене восседая,

У ног своих щенят держала стаю,

А под ногами — полная луна

1220 Взошла и скоро побледнеть должна.

Хоть весел плащ зеленый на Диане,

И лук в руке, и туча стрел в колчане,

Но взор богини долу обращен,

Где в мрачном царстве властвует Плутон,

1225 Пред ней лежала женщина, стеная:

Ее терзала схватка родовая,

И так взывала бедная к Люцине:243

«О, помоги! Ты всех сильней, богиня!»

Был мастером создатель сих картин,

1230 Извел на краски не один флорин.

Построили арену, и Тезей,

С большим расходом для казны своей

Воздвигший и ристалище и храм,

Доволен делом был по всем статьям.

1235 Но про Тезея слушать подождите:

Вернусь я к Паламону и Арсите.

Уже подходит близко день возврата,

Чтоб, с сотнями явившись, оба брата,

Как я сказал, свой разрешили спор.

1240 И вот к Афинам, помня уговор,

Противники ведут по сто бойцов:

В оружье — все, и каждый в бой готов.

Поклясться мог бы всякий человек,

Что с той поры, как создан мир, вовек

1245 (Поскольку дело доблести касалось)

На море иль на суше не сбиралось

Героев столько на столь малом месте:

Всяк, кто привержен был к военной чести

И кто себя хотел прославить в мире,

1250 Просился быть участником в турнире.

И рад был тот, кто избран был в тот час:

Случись хоть завтра это все у нас,

То ль в Англии, то ли в стране иной, —

Как вам известно, паладин любой,

1255 Что любит par amour и полон сил,

С охотою бы в этот бой вступил.

За даму биться каждый рыцарь рад:

Такой турнир — отрада из отрад.

Не менее удачлив Паламон:

1260 Бойцы к нему идут со всех сторон.

Один приехал на лихом коне,

В кафтане боевом или в броне;

Другой в двойной кирасе в бой спешит,244

Держа иль круглый, или прусский щит;245

1265 Гордится третий поножей красою;

Секирою иль палицей стальною:

Все то, что ново, старина знавала.

Так всякий был, как я сказал сначала,

По вкусу своему вооружен.

1270 Смотрите: вот с Ликургом246 Паламон.

Ликург, кого фракийский чтит народ, —

Воинственен лицом, чернобород,

Горят во лбу очей его орбиты,

Багряно-желтым пламенем залиты.

1275 Глядит он, грифа грозного страшней,247

Из-под густых расчесанных бровей.

Он крупен телом, крепок и высок,

Отменно длиннорук, в плечах широк.

Он, по обычаю своей земли,

1280 Стоял на колеснице, что везли

Волы четверкой, все белее мела.

Взамен камзола сверх брони висела

Медвежья шкура, угольев черней,

Горя, как златом, желтизной когтей.

1285 Его власы спадают вдоль спины;

Как ворона крыло, они черны.

Венец тяжелый, в руку толщиной,

На волосах горит, весь золотой,

Алмазами, рубинами блистая.

1290 Вкруг колесницы — белых гончих стая,

Бычков по росту, двадцать штук — не мене,

Чтоб натравить на льва их иль оленя.

На псах, что все в наморднике тугом,

Златой ошейник с кольцами кругом.

1295 Вассалов сотню царь ведет с собой

Свирепых, ярых, снаряженных в бой.

С Арситой ехал (книги говорят)

Индийский царь Эметрий248 в стольный град.

Гнедой скакун, весь в стали вороненой,

1300 Покрыт расшитой золотом попоной.

Сам царь подобен богу воинств Марсу.

Камзол с гербом — чистейший шелк из Тарса,249

На нем же — жемчуг белый, крупный, скатный.

Седло обито золотом презнатно.

1305 А с плеч его свисает епанча,

Горя в рубинах, алых, как свеча,

И волосы, все в кольца завитые,

Блестят на солнце, словно золотые;

Глаза — лимонно-желты, нос — высок,

1310 Округлы губы, свеж румянец щек.

Слегка веснушки лик его пестрят,

Как исчерна-шафранных пятен ряд.

Взор, как у льва свирепого, горит;

Лет двадцать пять царю ты дашь на вид.

1315 Уж в бороде его густеет волос,

Как трубный грохот, громыхает голос,

Венок лавровый вкруг его главы

Пленяет свежей зеленью листвы.

А на деснице держит он для лова

1320 Орла лилейно-белого ручного.250

Сто рыцарей владыке служат свитой;

Все — в латах, но с главою непокрытой.

Все пышностью похвастаться могли:

Ведь графы, герцоги и короли

1325 Сошлись, чтоб защищать любовь и честь

И рыцарство на высоту вознесть.

Ручные львы и барсы там и тут

Во множестве вслед за царем бегут.

Так весь синклит владетельных господ

1330 В воскресный день сошелся у ворот

И на заре вступает в город сей.

Достойный герцог и герой Тезей,

Введя их всех в свой стольный град Афины

И посадивши каждого по чину,

1335 Всех угощал и не жалел хлопот,

Чтоб всем достойный оказать почет.

И было мненье общее гостей,

Что мир не знал хозяина щедрей.

О музыке, об услуженье в залах,

1340 О всех подарках для больших и малых,

О пышности Тезеевых хором,

О том, как разместились за столом,

Какая дама всех красой затмила

Иль пеньем, пляской, или говорила

1345 Про жар любви чувствительнее всех,

И сколько было соколиных вех,

И сколько псов лежало под столом, —

Ни слова вам я не скажу о том.

Я к самой сути перейти спешу

1350 И вашего внимания прошу.

Под воскресенье ночью Паламон

Услышал ранний жаворонка звон;

Хоть до зари еще был час-другой,

Но жаворонок пел, и наш герой

1355 С благоговеньем в сердце, духом бодр,

Для богомолий покинув одр,

Пошел к богине, что царит в Кифере,

Сказать иначе, к благостной Венере.

В час, посвященный ей,251 герой пошел

1360 К арене, где стоял ее престол,

И, в скорби сердца ставши на колени,

Излил поток смиреннейших молений:

«Краса красот, владычица всех стран,

Юпитерова дщерь, чей муж — Вулкан!

1365 Ты радуешь вершины Киферона!

О, ради давней нежности к Адону,252

На горький плач мой с жалостью взгляни,

К смиренной просьбе слух свой преклони.

Увы! я слов достойных не найду,

1370 Чтоб описать тебе свою беду.

Ах, сердце мук моих не выдает,

Я так смятен, что слов недостает.

Пресветлая, меня ты пожалей!

Ты знаешь злую скорбь души моей.

1375 Все мудро взвесь и помоги, богиня!

Тебе клянусь, что я готов отныне

Всей силою служить одной тебе

И с девственностью в вечной жить борьбе,

Я в том клянусь, но помоги сперва.

1380 Я взял оружье не для хвастовства

И не прошу на завтра ни победы,

Ни почестей, ни славы-непоседы,

Что вверх и вниз колеблется волной, —

Владеть хочу Эмилией одной,

1385 До самой смерти только ей служа.

К ней путь мне укажи, о госпожа!

Мне все равно, как мы закончим прю:

Они меня иль я их поборю,

1390 Лишь деву мне бы сжать в тисках объятий!

Ведь сколь ни властен Марс, водитель ратей,

Но в небе ты владеешь большей силой:

Коль ты захочешь — завладею милой,

Век буду чтить я храм твой за победу;

Куда я ни пойду и ни поеду,

1395 Тебя не поминать я не смогу.

Но если ты благоволишь к врагу,

Молю, чтоб завтра погрузил копье

Арсита в сердце бедное мое.

Мне все равно, пусть я паду убитый,

1400 Раз под венец она пойдет с Арситой.

Не отвергай моленья моего,

Дай мне Эмилию, о божество!»

Свою молитву кончил Паламон,

И вслед за тем богине жертву он

1405 Принес, прежалостно верша обряды,

О коих мне повествовать не надо.

И вдруг… качнулась статуя богини

И знак дала, что в силу благостыни

Услышан голос был его в сей раз.

1410 Хоть знак отсрочивал блаженства час,

Но знал он: вняло божество мольбе,

И радостный вернулся он к себе.

Неравных три часа минуло там

С тех пор, как он пошел в Венерин храм.

1415 Тут встало солнце, и Эмилья встала

И дев своих с собою в путь собрала.

Во храм Дианы шествуют девицы,

Неся огонь зажженный для божницы

И разные куренья и покров

1420 Для принесенья жертвенных даров,

И мед в рогах — и все, что только надо

По правилам старинного обряда.

Дымится убранный роскошно храм…

Благочестивая Эмилья там

1425 В воде проточной тело искупала…

Не смея выдать тайну ритуала,

О нем лишь краткий сделаю отчет,

Хотя подробностей тут каждый ждет;

В них нет для благомыслящих вреда,

1430 Но сдержанным быть лучше иногда.

Волос блестящих расчесав поток,

Дубовый зеленеющий венок253

На них она надела, а потом

Два пламени зажгла над алтарем

1435 И все обряды в том свершила виде,

Как описал их Стаций254 в «Фиваиде».

Смиренья бесконечного полна,

Диане так промолвила она:

«О ты, богиня зелени лесной,

1440 Ты видишь море, твердь и круг земной,

С Плутоном правишь в мрачной глубине,

Все мысли, все желания во мне

Ты знаешь уж давно, богиня дев!

Не дай познать мне месть твою и гнев,

1445 Которыми, богиня, Актеона

Ты покарала зло во время оно.

Хочу я девой круг свершить земной,

Не быть ничьей любезной иль женой:

В твоей я свите (знаешь хорошо ты)

1450 Люблю свершать веселую охоту;

Меня влечет бродить в лесной чащобе,

А не детей вынашивать в утробе,

И не ищу я близости к мужчине.

Ведь ты сильна, так помоги ж мне ныне

1455 Во имя сущности твоей трехликой!

Вот Паламон, что полн любви великой,

И вот Арсита, что зачах, любя.

По милости им дай, молю тебя,

Покой и дружбу снова обрести,

1460 Сердца их от меня ты отврати.

Неугомонность мук и пыл страстей,

Желанье их и жар, как дым, рассей

Иль обрати их на другой предмет.

Но коль в тебе благоволенья нет

1465 И неугодный рок меня принудит

Взять одного из них, пусть это будет

Тот, кто меня желает горячей.

Взгляни, богиня чистоты: ручей

Горючих слез бежит с моих ланит!

1470 Ты — чистая, ты — страж, что нас хранит!

Ты честь мою спаси и сохрани!

Служа тебе, да кончу девой дни».

Сияли два огня на алтаре.

Пока молилась дева на заре.

1475 И вдруг узрел ее смущенный глаз

Чудесный знак: один огонь погас

И ожил вновь; затем другой из двух

Затрепетал и вдруг совсем потух,

Но, угасая, прошипел сперва.

1480 Как в очаге намокшие дрова,

А из концов поленьев вновь и вновь,

За каплей капля, засочилась кровь.

Эмилию объял столь грозный страх,

Что, чуть не помешавшись, вся в слезах

1485 Она глядела на чудесный знак

И от испуга растерялась так,

Что страшным воплем огласила храм.

И вдруг Диана появилась там:

Охотницей она предстала с луком

1490 И молвила: «Не предавайся мукам!

Среди богов небесных решено,

Записано и клятвой скреплено:

Ты одному из тех дана в удел,

Кто зло и муку за тебя терпел.

1495 Которому из двух, я не скажу.

Теперь прощай. Отселе ухожу.

Огни, что мне ты засветила в храме,

Перед твоим уходом скажут сами,

Что уготовлено тебе отныне».

1500 При сих словах в колчане у богини

Издали стрелы громкий звон и стук…

И вот она из глаз исчезла вдруг.

Эмилия, в смятении лихом,

Воскликнула: «Увы, что пользы в том?

1505 Вверяю я себя твоей охране;

Во всем теперь подвластна я Диане».

Затем она пошла к себе домой,

А я рассказ сейчас продолжу мой.

В ближайший час, что Марсу посвящен,

1510 Пришел Арсита к богу на поклон,

К свирепому, чтоб принести, как надо,

Ему дары по отчему обряду,

И с тяжким сердцем к Марсу, богу битвы,

Благочестивые восслал молитвы:

1515 «О мощный бог, что средь студеных стран

Фракийских и возвышен и венчан,

В любом краю, в любой земной державе

Ты ведаешь войной, ведущей к славе,

По прихоти даря успех в бою!

1520 Прими ты жертву скромную мою.

И если я, хотя и юный воин,

Величью твоему служить достоин

И числиться подвижником твоим,

Не будь к моей тоске неумолим.

1525 О, вспомни муки, вспомни те огни,

Что жгли тебя желаньем в оны дни,

Когда Венерой услаждался ты,

Во цвете свежей, светлой красоты

Твоим объятьям отданной в неволю.

1530 Ведь сам тогда познал ты злую долю,

Когда, застав с женой своей, Вулкан

Тебя поймал в тенета, как в капкан.255

Во имя этих мук души твоей

Меня в страданьях тяжких пожалей.

1535 Ты ведаешь: я юн и несмышлен

И, мню, сильней любовью уязвлен,

Чем все живые существа на свете.

Той, для кого терплю я муки эти,

И горя нет, тону я иль плыву.

1540 Я знаю: тщетно к ней я воззову,

Покуда силой не добуду в поле.

Я знаю: от твоей зависит воли,

Добуду ль я любимую мою.

Так помоги же завтра мне в бою,

1545 Огонь, тебя сжигавший, памятуя

И тот огонь, в котором здесь горю я.

О, дай мне завтра над врагом управу.

Мой будет труд, твоя да будет слава.

Твой главный храм сильнее чтить я буду,

1550 Чем храмы все; тебе в угоду всюду,

Всегда блистая в мастерстве твоем, —

Повешу у тебя пред алтарем

Свой стяг и все оружие дружины,

И никогда до дня моей кончины

1555 Перед тобою не угаснет свет.

А на себя я наложу обет:

И бороду и кудри, что доселе

Еще вовек обиды не терпели

От бритв и ножниц, я тебе отдам,256

1560 Твоим слугой до гроба буду сам.

Услышь молитву твоего раба,

В твоих руках теперь моя судьба».

Умолкла речь могучего Арситы.

Тут кольца те, что в двери были вбиты,

1565 И сами двери загремели вдруг.

На миг Арситу обуял испуг.

Огни, что он на алтаре возжег,

Сияньем озаряли весь чертог,

И сладкий аромат струился там.

1570 Арсита поднял длань и, фимиам

В огонь подбросив, всех обрядов круг

До самого конца свершил. И вдруг

Кольчугой идол загремел, и глухо

Сквозь гул, как шепот, донеслось до слуха:

1575 «Победа», — и Арсита воздал честь

Владыке сеч за радостную весть.

Надежды полон, с радостной душой

Арсита полетел на свой постой,

Как птах, что свету солнечному рад.

1580 Но в небесах пошел такой разлад,

Так за своих боролись подопечных

Венера, божество страстей сердечных,

И грозный Марс, оруженосный бог,

Что сам Юпитер их унять не мог.

1585 Но вот Сатурн, холодный, бледный царь,257

Что много знал случившегося встарь,

Сноровкою и опытом силен,

Нашел исход для спорящих сторон.

Недаром старость, говорят, сильней,

1590 Чем юность, зрелой мудростью своей:

Юнца всегда перемудрит старик.

Сатурн, чтобы утишить шум и крик

(Хоть мир противен был его натуре),

Нашел благое средство против бури.

1595 «О дочь моя, — промолвил он Венере, —

Мой бег, вращаясь по обширной сфере,258

Мощней, чем мыслит слабый ум людской:

Я корабли топлю в волне морской,

Я в темной келье узника сушу,

1600 Я вешаю за шею и душу.

Мне служат распря, грубая расправа,

Крамола, ропот, тайная отрава;

Я мщу, казню, нещадно кровь лия,

Когда в созвездье Льва вступаю я.259

1605 Я — разрушитель царственных палат;

Мигну, и трупы плотников лежат

Под башней иль стеною сокрушенной.

Я схоронил Самсона260 под колонной.

Я — повелитель недугов холодных,

1610 Предательств темных, козней подколодных,

Я насылаю взором злым чуму.261

Итак, не плачь! Все меры я приму,

И будет твой ревнитель Паламон,

Как ты сказала, девой награжден.

1615 Хоть Марсом защищен второй боец,

Но все же мир наступит наконец,

Хоть столь у вас двоих различен норов,

Что не проходит дня без свар и споров,

Но я, твой дед, готов тебе помочь,

1620 Твое желанье я исполню, дочь».

Теперь оставлю я богов верховных,

И Марса, и богиню мук любовных,

И изложу — сколь можно, без прикрас —

Конец того, о чем я начал сказ.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1625 Великий праздник зашумел по граду,

К тому же месяц май дарил отраду

Сердцам людей, и вот за часом час

Шли в понедельник игрища и пляс,

И там Венере все служили рьяно.

1630 Но так как все же надлежало рано

Заутра встать, чтоб видеть грозный бой,

Все к ночи удалились на покой.

А поутру, едва лишь день блеснул,

От скакунов и сбруи громкий гул

1635 Загромыхал по всем дворам подряд,

К дворцу помчалось много кавалькад

Из знатных лиц на скакунах проворных.

Там много сбруй сверкало — светлых, черных,

Сработанных роскошно и богато,

1640 Стальных, расшитых, кованных из злата.

Сверкают щит, кольчуга, пышный стяг,

С златой насечкой шлем, камзол, чепрак.

На скакунах — нарядные вельможи.

Здесь ратный муж (с ним щитоносец тоже)

1645 Вбивает гвоздь в копье иль чистит щит,

Подвязывает шлем, копье крепит,

У всех работа, все про лень забыли:

Грызет узду златую конь, весь в мыле;

Проворный мастер оружейных дел

1650 С напилком, с молотком везде поспел;

Все граждане и йомены пешком

Валят толпой, и каждый с посошком.

Гудки, литавры, трубы и рожки,

Чей клич кровавый так бодрит полки.

1655 Дворец набит народом до отказа;

Здесь трое, десять там, гадают сразу,

Кто выйдет победителем из боя.

Одни твердит одно, другой — другое.

Одним чернобородый витязь мил,

1660 Других кудрявый юноша пленил:

Он, молвят, лют и сильный даст отпор:

Ведь в двадцать фунтов у него топор.

Толпа шумела громко и гадала,

А между тем давно уж солнце встало,

1665 И пробудился сам Тезей великий

Под этот говор, музыку и клики.

Но не расстался он с дворцом богатым,

Пока соперников к его палатам

Не проводили с почестью большой.

1670 Вот у окна сидит Тезей-герой,

Как бог на троне, пышно разодет;

Внизу ж — народ, собравшийся чуть свет

Владыке своему воздать почет

И выслушать, что им он изречет.

1675 Герольд с помоста возгласил:

«Молчанье! И все утихли сразу в ожиданье.

Когда в толпе угомонились крики,

Он огласил желание владыки:

«Наш государь по мудрости державной

1680 Решил, что было б тратой крови славной

Рубиться тут с повадкою такой,

С какой бойцы вступают в смертный бой.

И вот, чтоб им не дать погибнуть в поле,

Он прежнюю свою меняет волю.

1685 Под страхом смертной казни на турнир

Да не возьмет никто пращей, секир,

Ни самострела, лука иль ножа;

Пусть колющего малого меча

Никто из них не носит на боку;

1690 Противникам лишь раз на всем скаку

С копьем наточенным сойтись обоим

И, защищаясь, биться пешим боем.

Пусть побежденный будет взят в полон,

Но не убит, а к вехам отведен

1695 И по взаимному пусть уговору

Он там стоит до окончанья спора.

Но если вождь ваш (этот или тот)

Сам будет взят иль ворога сшибет,

Немедленно закрыто будет поле.

1700 Бог в помощь вам! Вперед! Сражайтесь вволю.

Оружье — длинный меч и с ним дубина.

Начните ж бой по воле властелина».

Тут глас народа до небес достиг,

Все радостно вскричали в тот же миг:

1705 «Благословен наш добрый воевода:

Он не желает истребленья рода».

Всем возвещает струн и труб игра,

Что поспешить к ристалищу пора.

Широких улиц проезжают ряд;

1710 Роскошною парчой увешан град.

Величественно едет герцог сам,

А два фиванца рядом по бокам;

Вослед за ним с сестрою Ипполита,

А позади — вся остальная свита:

1715 Все по двое по должности и чину.

И так они спешат через Афины

И на арену прибывают к сроку:

Светило не ушло еще с востока.

Высоко, пышно восседал Тезей,

1720 Супруга же его с сестрой своей

И с дамами уселись все по сходам.

А скамьи все кишмя кишат народом.

С закатных врат под Марсовой защитой

Въезжает сотня, что пришла с Арситой.

1725 Под алым стягом выступает он.

И в тот же миг с востока Паламон

Вступает в круг с лицом и видом смелым —

Венерин паладин под стягом белым.

Хоть обыщи весь мир и вдоль и вкось,

1730 Тебе бы отыскать не удалось

Других дружин, столь сходных меж собой;

Признал бы, думаю, знаток любой,

Что были в них все качества равны:

И доблести, и возраст, и чины —

1735 Подобраны все были так, как надо.

Их всех построили тотчас в два ряда

И имена прочли, чтоб знать по чести

И без обмана, что их ровно двести.

Закрыли круг, и клич пошел вдоль строя:

1740 «Свой долг свершите, юные герои!»

Герольды уж не ездят взад-вперед,

Гремит труба, и в бой рожок зовет.

Вот в западной дружине и в восточной

Втыкаются древки в упоры прочно,

1745 Вонзился шип преострый в конский бок,

Тут видно, кто боец и кто ездок.

О толстый щит ломается копье.

Боец под грудью чует острие.

На двадцать футов бьют обломки ввысь…

1750 Вот, серебра светлей, мечи взвились,

Шишак в куски раздроблен и расшит,

Потоком красным грозно кровь бежит.

Здесь кость разбита тяжкой булавою,

А там ворвался витязь в гущу боя.

1755 Споткнулся дюжий конь, что несся вскачь.

Тот под ноги другим летит, как мяч,

А этот на врага идет с древком.

Вот рухнул конь на землю с седоком.

Один пронзен насквозь и взят в полон

1760 И, горемыка, к вехам отведен,

Чтоб ждать конца, как правила гласят;

Другой противной стороною взят.

Бой прерывал владыка не однажды

Для отдыха и утоленья жажды.

1765 Фиванцы оба в этот день нередко

Встречались там, разя друг друга метко;

С коней друг друга сбросили на поле.

Такой тигрицы нет в Галадском доле262

(Хоть у нее тигренка отнимите),

1770 Что лютостью равнялась бы Арсите,

Чье сердце распалил ревнивый гнев.

Найдется вряд ли в Бельмарии лев,

Что, голодом иль псами разъярен,

Так крови жаждал бы, как Паламон

1775 Убить врага Арситу жаждал яро.

На шлемы злые рушились удары,

Струею алой кровь текла с бойцов.

Но есть всему предел в конце концов.

Еще не село солнце на покой,

1780 Как царь Эметрий налетел стрелой

На Паламона, что с Арситой бился, —

И в тело глубоко клинок вонзился.

Вмиг двадцатью был схвачен Паламон

И силою за вехи отведен.

1785 На выручку ему Ликург спешит,

Могучий царь, но тут же наземь сбит.

Эметрий сам, хоть слыл за силача,

С коня слетает на длину меча:

То сшиб его до плена Паламон.

1790 Но все напрасно: взят герой в полон.

Ему отвага тут не пособила;

Он должен плен снести: ведь держит сила,

А также уговор первоначальный…

Страдает тяжко Паламон печальный!

1795 Уже не в силах он продолжить спор…

Едва Тезей на поле бросил взор,

Дружинам, что сражались меж собой,

Он крикнул: «Эй! Довольно! Кончен бой!

Я — беспристрастен, суд мой — справедлив.

1800 Эмилию Арсита, князь из Фив,

Получит; честно выиграл он бой».

Тут поднялся в толпе восторг такой,

Так загудел широкий круг арены,

Что вот, казалось, сокрушатся стены.

1805 А что владычица любви Венера

На это скажет? В горести без меры,

Она теперь рыдает так со зла,

Что даже цирк слезами залила.

«Посрамлена я, в том сомненья нет!»

1810 «Дочь, успокойся, — ей Сатурн в ответ. —

Марс победил, и рад его боец,

Но ты, клянусь, осилишь под конец».

Тут подняли герольды кверху трубы

И музыкой, торжественной сугубо,

1815 Хвалу воздали славному Арсите…

Но будьте-ка потише и внемлите:

Вот что внезапно там стряслось затем.

Арсита лютый отвязал свой шлем

И на коне, чтоб всем явить свой лик,

1820 Чрез всю арену скачет напрямик,

Подняв глаза к Эмилииной ложе.

Та нежным взором отвечает тоже

(Ведь вообще благоволенье дам

Всегда идет за счастьем по пятам),

1825 Уж льнет она к нему душой и взглядом…

Вдруг фурия, извергнутая адом,263

Из-под земли явилась от Плутона

По проискам Сатурна. Конь с разгона

Шарахнулся и рухнул на песок.

1830 Арсита и одуматься не мог,

Как вдруг был оземь сброшен головой,

Вот на песке лежит он чуть живой:

Лукой седельной грудь его разбита.

Кровь бросилась в лицо, и стал Арсита

1835 Вороньих перьев, угольев черней.

С арены с плачем горестным скорей

Несут его в Тезеевы палаты.

Чтоб с тела снять, пришлось разрезать латы;

Уложен он на мягкую постель —

1840 Он жив еще и в памяти досель.

Свою Эмилию зовет все время.

Тезей со свитой и гостями всеми

Немедленно отправился назад

С великой пышностью в свой стольный град.

1845 Хотя беда случилась, как на грех,

Но не желал он опечалить всех;

К тому ж все полагали, что жених

Излечится от страшных ран своих.

Еще и то им сердце веселит,

1850 Что не был там никто из них убит.

Все ранены; один лишь тяжело,

Сквозь кость грудную острие прошло.

От прочих ран, поломов рук и ног

Кому бальзам, кому колдун помог.

1855 Пьют зелия, настойки и шалфей.

Ведь жизнью кто не дорожит своей,

А знатный герцог всем им воздает

По мере сил и помощь и почет.

Всю эту ночь пропировал Тезей

1860 В кругу приехавших к нему князей,

И, кроме игр военных и турнира,

Меж них ничто не нарушало мира,

Ничто обиды не рождало жгучей:

Упасть с коня — ведь это только случай,

1865 И случай — к вехам удалиться с поля,

Когда хватают двадцать или боле

Вас одного, и нет у вас подмоги,

И держат вас за руки и за ноги,

И палкой лупят вашего коня,

1870 С арены прочь его в обоз гоня;

Для рыцаря нет посрамленья в том;

Никто его не назовет трусом.

Итак, Тезей велел кричать по граду,

Чтоб все забыли зависть и досаду,

1875 Что отличились обе стороны

И, словно сестры, в доблести равны.

Когда он роздал по чинам дары,

Три полных дня шли игры и пиры.

Царей сопроводил он за ворота

1880 На день пути для вящего почета.

И все вернулись по прямым дорогам,

Звучало только: «Добрый путь» и «С богом».

Теперь от боя мне вы разрешите

Вернуться к Паламону и Арсите.

1885 Все больше пухнет у Арситы грудь,

И язва к сердцу пролагает путь,

Свернулась кровь, всем лекарям назло,

И отравленье в глубину пошло.

Не помогают банки и ланцет,264

1890 И от целебных зелий пользы нет.

Животной силы, названной природной265

За свойство вытеснять весь груз негодный,

Не стало в нем, чтоб вон извергнуть гной.

Раздулись бронхи, на груди больной

1895 Уже не может мышечная сеть

Гниения и яда одолеть.

Слабительных и рвотных средств уж нет,

Чтоб уничтожить гноя страшный вред;

Раздроблены все раненые части.

1900 Природа тут своей лишилась власти.

А раз природа потеряла силу —

Прощай, наука! Надо рыть могилу.

Итак, Арсита должен ждать конца.

И шлет он за Эмилией гонца,

1905 А также и за братом дорогим.

Послушайте, что он промолвил им:

«Не в силах жалкий дух в груди моей

Пересказать и доли всех скорбей

Вам, госпоже над всеми дорогой;

1910 Но дух свой завещаю вам одной,

Из всех людей владейте им одна,

Раз жизнь моя закончиться должна.

Увы, о скорбь! Увы, о мука злая!

Я из-за вас давно терплю, страдая.

1915 Увы, о смерть! Эмилия, увы!

Со мной навеки расстаетесь вы!

Рок не судил нам общего удела,

Царица сердца и убийца тела!

Что жизнь? И почему к ней люди жадны?

1920 Сегодня с милой, завтра в бездне хладной!

Один как перст схожу в могилу я,

Прощай, прощай, Эмилия моя!

Сожми меня в объятьях горячо

И выслушай, что я скажу еще.

1925 Мы с Паламоном-братом с давних пор

Вели борьбу великую и спор

Из-за любви и ревности своей.

Юпитер пусть научит, как верней

Мне все поведать о служенье даме

1930 Со всеми надлежащими чертами,

А это — верность, честь и знатность рода,

Смиренье, ум и доблесть и свобода,

И сан, и все, что нужно в ратном поле.

Пускай Юпитер не получит доли

1935 В душе моей, коль есть на свете воин,

Что так, как Паламон, любви достоин.

Тебе служить он мнит венцом всех благ,

И если ты вступить захочешь в брак,

О Паламоне вспомни, честном муже…»

1940 Тут речь Арситы стала течь все хуже.

Смертельный холод поднялся от ног

К его груди, и бедный изнемог.

В его руках ослабла вслед за тем

Живая мощь и скрылась вдруг совсем.

1945 Сознание, что направляло тело

Из горестного сердца, онемело,

Когда для сердца пробил смертный час.

Потом дыханье сперлось, взор угас.

От дамы глаз не мог он отвести.

1950 Последний вздох: «Эмилия, прости!» —

И дух, сменив свой дом, помчался к краю,

Где не был я; где этот край — не знаю.

Итак, молчу; ведь я не иерей,

Которому уделы душ ясней.

1955 И не хочу я излагать все мненья

Писавших про загробные селенья.

Арситы нет. Марс, душу упокой!

К Эмилии рассказ вернется мой.

Эмилия вскричала, скорбный глас

1960 Возвысил Паламон. Тезей тотчас

Сестру без чувств унес от тела прочь.

Описывать ли мне, как день и ночь

Она скорбит, встречая плачем зори?

Ведь все супруги предаются горю,

1965 Когда мужья от них уходят вдаль:

Их всех томит великая печаль,

А многие, не выдержавши мук,

Венчают смертью тяжкий свой недуг.

Безмерна скорбь, и слез поток безбрежен

1970 У тех, кто стар, и тех, чей возраст нежен,

В Афинах всюду; все — и стар и млад —

О павшем юном рыцаре скорбят.

Ручаюсь вам, не так был страшен стон,

Когда убитый Гектор266 был внесен

1975 В троянский267 град. В Афинах скорбь царит.

Терзанье кос, царапанье ланит.

«Зачем ты умер, — жены голосят, —

Эмилией любим, казной богат!»

Никто не мог унять тоску Тезея,

1980 Опричь отца, маститого Эгея.268

Он знал всех дел земных круговорот

И видел их падение и взлет —

Грусть после смеха, после горя смех.

И притчи знал для обстоятельств всех.

1985 Он молвил так: «Из жителей могил

Любой на свете хоть немного жил,

И так же всякий, кто на свет рожден,

В свой срок покинуть мир сей принужден.

Что этот мир, как не долина тьмы,

1990 Где, словно странники, блуждаем мы?

Для отдыха нам смерть дана от Бога».

Об этом говорил еще он много, —

Все для того, чтоб вразумить людей,

Заставить их утешиться скорей.

1995 Тезея между тем томит забота,

Где сделать, для воздания почета,

Последнее Арсите торжество,

Согласное со званием его.

И наконец решенье принял он,

2000 Что в месте, где с Арситой Паламон

Из-за любви затеял бой нещадный,

В той рощице, зеленой и отрадной,

Где юноша мечты свои укрыл,

Где сетовал и охлаждал свой пыл,

2005 Свершиться должен горестный обряд:

Пусть там останки на костре сгорят.

Повелевает герцог бить-рубить

Столетние дубы и в ряд сложить

Шпалерами, чтоб их огонь зажег.

2010 Клевреты скачут иль не слыша ног

Бегут, куда послал их господин.

А он велел доставить паланкин

И весь устлать парчою золотой,

Ценнейшею из тех, что в кладовой.

2015 Арситу обрядили в те же ткани,

Надев перчатки белые на длани,

Зеленым лавром увенчав чело.

В деснице острый меч горит светло,

А лик открыт под сенью катафалка.

2020 Тезей рыдает так, что слушать жалко.

Чтоб весь народ Арситу видеть мог,

При свете дня его внесли в чертог,

Где слышен неумолчный крик и стон.

И вот фиванец скорбный Паламон,

2025 С брадой косматой, с пеплом в волосах,269

Вошел туда весь в черном и в слезах.

Коль не считать Эмилии печальной,

Он всех несчастней в свите погребальной.

Чтоб был обряд богаче и пышней,

2030 Как для вельможи высших степеней,

Тезей велел трех скакунов богатых

Вести вослед в стальных блестящих латах.

Украшенных Арситиным гербом.

На белых крупных скакунах верхом —

2035 Три всадника. Один копье держал,

Другой Арситин щит в десницу взял,

А третий вез турецкий лук270 героя

(Колчан при луке — золото литое).

Послушайте, как все происходило.

2040 Все едут к роще тихо и уныло.

Знатнейшие всей греческой земли

Носилки с телом на плечах несли.

Нетверд их шаг, суров и влажен взгляд.

Идут по главной улице чрез град,

2045 Что в черном весь до самых крыш домов,

И улицу такой же скрыл покров.

У тела справа шел старик Эгей,

А по другую руку — вождь Тезей,

Неся златые чаши пред народом

2050 С вином и кровью, молоком и медом.

Шел Паламон среди большой дружины,

За ним Эмилия, полна кручины,

Несла огонь: обычаем тех дней

Обряд сожженья был поручен ей.

2055 С большим трудом, при пышном ритуале

Священный одр Арсите воздвигали.

Главой зеленой в твердь ушел костер,

На двадцать сажен руки он простер —

Столь, значит, были ветки широки.

2060 Соломы клали целые вьюки.

Ни как костер уложен был сполна;

Ни как деревьям были имена

(Дуб, ель, береза, тополь, терн, платан,

Лавенда, ива, явор, букс, каштан,

2065 Вяз, бук, орех, тис, ясень, липа, клен);

Ни как рубили их для похорон;

Ни как засуетились божества,

Когда пришлось покинуть дерева,

Где жизнь текла их, полная отрады, —

2070 Все нимфы,271 фавны272 и гамадриады;

Ни как бежали в страхе зверь и птица,

Когда деревья начали валиться;

Ни как объял испуг чащобу эту,

Что не привыкла к солнечному свету;

2075 Ни как солому клали, слой на слой;

Ни как раскалывали лес сухой,

Затем бросали пряности и хвою

И самоцветы с тканью парчевою;

Ни как повис венков душистых ряд;

2080 Ни как струился мирры аромат;273

Ни как среди костра лежал Арсита,

Блестящим светом роскоши залитый;

Ни как, по чину древних похорон,

Рукой Эмильи был костер зажжен;

2085 Ни как она, поднесши трут, сомлела

И что-то молвила, взглянув на тело;

Ни как бросали в пламя вещи в дар,

Когда огня распламенился жар;

Ни как одни кидали щит, копье,

2090 Другие — одеяние свое,

Мед, молоко или вино из чаши

В костер, что полыхал все выше, краше;

Ни как большой толпой во весь опор

Три раза слева обскакав костер,

2095 Три раза греки вскрикнули в печали,

Три раза копья с грохотом подъяли

И трижды жены подымали вой;

Ни как везли Эмилию домой,

И хладным пеплом стал Арситы прах,

2100 Ни как всю ночь стояли на часах,

А после к играм обратились снова, —

Об этом всем я не скажу ни слова,

Как и о том, кто там, борясь нагим

2105 И намащенным, был непобедим,

И как затем, окончивши игру,

Вернулись все в Афины поутру…

Я к самой сути возвращусь сейчас,

Чтобы закончить длинный свой рассказ.

Когда прошло довольно много лет,

2110 Стал грекам вновь желанен солнца свет.

По общему меж ними уговору,

В Афинах, мнится, был совет в ту пору,

Что обсуждал различные дела,

И, между прочим, речь о том зашла,

2115 Чтоб, разные союзы заключив,

Добиться полной верности от Фив.

И вот великий властелин Тезей

За славным Паламоном шлет людей,

И тот, не зная цели и причины,

2120 Весь в черном платье, полон злой кручины,

На зов вождя великого спешит,

А тот призвать Эмилию велит.

Уселись все, и стих гудевший зал;

Тезей сперва немного переждал,

2125 Не в силах слово из груди извлечь,

Потом повел к собранью тихо речь.

Вздохнув слегка, со взором, полным боли,

Он августейшую поведал волю:

«Великий Перводвигатель274 небесный,

2130 Создав впервые цепь любви прелестной

С высокой целью, с действием благим,

Причину знал и смысл делам своим:

Любви прелестной цепью Он сковал

Персть, воздух и огонь и моря вал,

2135 Чтобы вовек не разошлись они.

И тот же Двигатель в седые дни

Установил своей святою волей

Известный срок — вот столько и не боле, —

Для всякого, кто женщиной рожден,

2140 И этот срок не может быть прейден;

Порою может он лишь сокращаться.

Ни на кого не буду я ссылаться:

То опытом доказано давно.

Мной будет только следствие дано.

2145 Поняв порядок сей, мы заключим,

Что Двигатель вовек несокрушим.

Часть целым обусловлена: кому

Неведомо об этом, враг уму.

Вселенная, быв хаосом сперва,

2150 Не из обломков вышла вещества,

А из основы вечной, совершенной

И, только вниз спустившись, стала бренной.

А провиденье в мудрости благой

Столь благолепный учредило строй,

2155 Что виды и движенья всех вещей

Должны всегда сменяться в жизни сей;

Они не вечны — это непреложно.

Увидеть это даже глазом можно.

Дуб, например: растет он долгий срок,

2160 С тех пор как из земли пустил росток;

Вы видите, как долго он живет;

Но все же ствол в конце концов сгниет.

Взгляните вы на камень при дороге,

Который трут и топчут наши ноги:

2165 И он когда-нибудь свой кончит век.

Как часто сохнут русла мощных рек!

Как пышные мертвеют города!

Всему предел имеется всегда.

Мы то же зрим у женщин и мужчин:

2170 Из двух житейских возрастов в один

(Иль в старости, иль в цвете юных лет)

Король и паж — все покидают свет.

Кто на кровати, кто на дне морском,

Кто в поле (сами знаете о том).

2175 Спасенья нет: всех ждет последний путь,

Всяк должен умереть когда-нибудь.

Кто всем вершит? Юпитер-властелин;

Он царь всего, причина всех причин.

Юпитеровой воле все подвластно,

2180 Что из него рождается всечасно,

И ни одно живое существо

В борьбе не может одолеть его.

Не в том ли вся премудрость, Бог свидетель,

Чтоб из нужды нам сделать добродетель,

2185 Приемля неизбежную беду,

Как рок, что всем написан на роду?

А тот, кто ропщет, — разуменьем слаб

И супротив Творца мятежный раб.

Поистине, прекрасней чести нет,

2190 Чем доблестно скончаться в цвете лет.

Уверенным, что оказал услугу

Ты славою своей себе и другу.

Приятней вдвое для твоих друзей,

Коль испустил ты дух во славе всей,

2195 Чем если ты поблек от дряхлых лет

И, всеми позабыт, покинул свет.

Всего почетней пред молвой людской

В расцвете славы обрести покой.

Упрямец только будет спорить с этим.

2200 Чего ж мы ропщем? С гордостью отметим,

Что наш Арсита, ратоборцев цвет,

Исполнив долг, покинул с честью свет

И этой жизни грязный каземат.

Зачем, любя его, жена и брат

2205 Его счастливую судьбу хулят?

Он благодарен им? О нет, навряд.

И душу друга и себя позоря,

Они досель унять не могут горя.

Из длинной речи что же извлеку?

2210 Одно: пусть радость сменит им тоску.

За милость мы Юпитера восславим

И, прежде чем сии места оставим,

Мгновенно сделаем из двух скорбей

Одно блаженство до скончанья дней.

2215 Смотрите ж: где всего сильней страданье,

Оттуда и начну я врачеванье.

Сестра, мое решенье таково:

С согласия совета моего,

Пусть Паламон, ваш рыцарь, что примерно

2220 Вам сердцем всем и силой служит верно

И так служил с тех пор, как знает вас,

Любовью вашей взыщется в сей час.

Отныне муж вам юноша прекрасный.

Мне дайте руку в том, что вы согласны.

2225 По-женски будьте кротки, а не строги:

Ведь он — племянник царский, видят боги

Но если бы простой вассал он был,

Ведь то, что столько лет он вам служил

И столько ради вас терпел тягот,

2230 Вы, верьте мне, должны принять в расчет.

Не знает милость никаких препон».

А рыцарю он молвил: «Паламон,

Вам увещанья надобны едва ли,

Чтобы на это вы согласье дали.

2235 Приблизьтесь и подайте руку даме.

Согласие моих баронов с вами».

Тут узами, которым имя брак,

Связали их; для жизни, полной благ,

С веселием под нежных лютней звон

2240 С Эмильей повенчался Паламон.

О, если б Бог-Зиждитель так дарил

Любовь всем тем, кто так ее купил!

Наш Паламон, блажен своей любовью,

Живет в богатстве, радости, здоровье.

2245 Эмилией любим он столь же нежно

И служит ей по-рыцарски прилежно,

И нет меж ними ни худого слова,

Ни ревности, ни спора никакого.

О Паламоне кончен мой рассказ,

2250 И да хранит Господь Всевышний нас!

Здесь кончается рассказ Рыцаря

ПРОЛОГ МЕЛЬНИКА

Следуют слова, коими обменялись Трактирщик и Мельник

Когда закончил рыцарь свой рассказ,

И юные и старые средь нас

Одобрили все выдумку его

За благородство и за мастерство.

5 Рассказ его, мол, каждому занятен,

А особливо тем из нас, кто знатен.

Но тут трактирщик всех прервал божбой:

«Ах, черт! А ведь пошло! Очаг я свой

Разжег на славу. Вертел знай крути!

10 Теперь историей нас угости

Ты, сэр монах. Начни и тут же, разом,

Его ты переплюнь своим рассказом».

Но мельник яростно разбушевался,

Он пьян был вдрызг; как он в седле держался,

15 В толк не возьму. Да и вообще нахал

Он был, буян и шапки не ломал

Ни перед кем, а тут как разорался —

Без удержу клялся он и ругался.

«Мне слово дай, и слов я наскребу

20 И рыцарев рассказ перешибу.

Ты не гляди, что я мужлан негодный, —

Я вам припас рассказец благородный».

Трактирщик молвил, видя, что он пьян:

Послушай, Робин, ты хоть и буян,

25 А все держись-ка, знаешь, поскромнее,

Не то получишь тумака по шее».

«А! В крест и в душу! — мельник завопил. —

Ты хочешь, чтоб тебя я проучил?»

«Идет, рассказывай, будь ты неладен.

30 Ты думаешь, что мы с тобой не сладим?»

«Так слушайте же, — мельник заорал, —

Готов брехать, лишь бы монах не врал.

Не дуйтесь так. Хоть я, конечно, пьян,

Но пьяница все лучше, чем болван.

35 Коль ляпну что, — виной тому не хмель,

А твой, хозяин, препаршивый эль,

И если слов я всех не позабуду,

Про плотника и про жену здесь буду

Рассказывать и как ее студент

40 Увел и обольстил в один момент».

«Ну, ну, не очень-то ты чертыхайся

И сквернословием не увлекайся, —

Его одернул желчный мажордом. —

Ведь этот пьяница, когда захочет,

45 Он каждого ругнет иль опорочит.

Ну, что тебе марать всех женщин честь?

Ведь, право ж, и другие темы есть».

На это мельник возопил в ответ:

«Дражайший брат мой Освальд, нет и нет.

50 Ты прав лишь в том, что тот, кто не женат,

Тот, следственно, не может быть рогат.

Но ведь женат ты, — значит, кто же прав?

А я уж знаю женский слабый нрав.

Из жен верна на тысячу одна.

55 Но на кой бес такая мне жена?

Ты знаешь сам, на что уж ты святоша,

Как тяжела такого брака ноша.

Чего ты взъелся так на мой рассказ?

Я сам женат и был женат не раз.

60 Да ведь как будто бы и ты женат?

Так вот. Быть может, трижды я рогат

И ты рогат не раз. Беда какая!

В таких делах — покуда мы не знаем

Всего наверно — нечего спешить:

65 Рога всегда успеешь нацепить.

Попы твердят, что велика, мол, тайна, —

Так без нужды не испытуй без крайней

Господню тайну и тайник жены,

Беды в том нет, что утечет избыток

70 Воды из пруда, — это не корыто,

И он опять с краями натечет.

А как? Уж это как Господь пошлет».

И тут плотину мельника размыло,

И нас потоком буйным захватило,

75 И удержать его никто не мог.

Едва ли мне удастся сей поток

В русло ввести пристойными словами, —

Я в том винюсь смиренно перед вами.

Но что мне делать: правду передать

80 Иль все с начала лживо сочинять?

Поэтому кого из вас коробит

Скоромное, пусть важной той особе

Не кажется, что озорству я рад.

Переверни страницу, — дивный сад

85 Откроется, и в нем, как будто в вазах,

Старинных былей, благородных сказок,

Святых преданий драгоценный клад.

Сам выбирай, а я не виноват,

Что мельник мелет вздор, что мажордом,

90 Ему назло, не уступает в том.

Не ступит шагу без божбы и брани.

Я вас хочу предупредить заране:

Добра скоромного здесь целый воз;

Но шуток тех — не принимай всерьез.

Здесь кончается пролог Мельника

РАССКАЗ МЕЛЬНИКА

Здесь начинает Мельник свой рассказ

95 Однажды жил в Оксфорде некий плотник

По дереву он знатный был работник.

Но, хоть достаток был его не мал,

Он в дом к себе нахлебников пускал.

Жил у него один школяр смышленый,

100 Ученьем неустанным изможденный.

Бывало, сутки он не пьет, не ест,

До дыр читает ветхий Альмагест.275

Он всем семи искусствам обучился276

И в астрономию весь погрузился.

105 Посредством уравнений, теорем

Он уйму всяких разрешал проблем:

И засуху предсказывал, и ливни.

Поистине, его познанья дивны

Казалися в ту пору для всех нас.

110 А звали клерка — Душка Николас.

Он знал ловушки всякие, секреты

Любви сокрытой, знал ее приметы,

Но, все ее уловки изучив,

Как девушка, был скромен и стыдлив.

115 Он поселился в горнице особой.

Следил прилежно за своей особой.

Душился крепко и благоухал.

Как с корнем валерьяновым фиал.

И горница, сияя чистотою,

120 Пропахла вся душистою травою.

Он полки примостил у изголовья,

И там, расставленные им с любовью,

В ряду с деяньями святых отцов

Стояли книги древних мудрецов.

125 Необходимы для его работы,

Там были астролябия277 и счеты.

Комод был красным полотном покрыт,

И лютня — друг, что сердце веселит, —

Над ним в чехле на гвоздике висела.

130 И «Angelus ad virginem»278 с ней пел он,

И песни светские. Так проводил

Школяр тот время и беспечно жил.

Когда же денег из дому не слали,

Провизией друзья его снабжали.

135 А вдовый плотник сызнова женился.

Как никогда в жену свою влюбился.

Когда ей восемнадцать лет минуло.

При сватовстве он щедр был на посулы,

Теперь ее он страстно ревновал

140 И в комнатах безвыходно держал.

Она была юна и своенравна,

А он старик, и этот брак неравный

Ему сулил, он знал и сам, рога.

Не допустить старался он врага

145 К жене своей. Простак не знал Катона,279

Который написал во время оно:

«Жениться следует ровне с ровней,

И однолеткам в паре быть одной».

Попав, однако, в старую ловушку,

150 Он не пролить старался счастья кружку.

Она была стройна, гибка, красива,

Бойка, что белка, и, что вьюн, игрива.

На ней был пояс, вышитый шелками,

И фартук стан ей облегал волнами

155 Как кипень белыми. А безрукавка

В узорах пестрых. На сорочке вставки

Нарядные и спереди и сзади.

Коса черна, что ворон на ограде.

Завязки чепчика того же цвета;

160 И лента шелковая, в нем продета,

На лбу придерживала волоса;

Волной кудрявою вилась коса.

Глаза ее живым огнем сияли;

Чтоб брови глаз дугою огибали,

165 Она выщипывала волоски,

И вот, как ниточки, они узки

И круты стали. Так была нарядна,

Что было на нее смотреть отрадно.

Нежна, что пух, прозрачна на свету,

170 Что яблоня весенняя в цвету.

У пояса, украшена кругом

Шелками и точеным янтарем,

Висела сумка. Не было другой

Во всем Оксфорде девушки такой.

175 Монетой новой чистого металла

Она, смеясь, искрилась и блистала.

Был голосок ее так свеж и звонок,

Что ей из клетки отвечал щегленок.

Дыханье сладко было, словно мед

180 Иль запах яблок редкостных пород.

Как необъезженная кобылица,

Шалить она любила и резвиться.

Пряма, что мачта, и гибка, что трость,

Была она. Не щит — резная кость

185 Огромной брошки ей была защита.

Была высоко, туго перевита

Завязками нарядных башмачков

Лодыжка тонкая. Для знатоков

Она прелакомый была кусочек,

190 Могла б затмить легко баронских дочек,

Позора ложе с лордом разделить,

Могла б она женой примерной быть

Какого-нибудь йомена, который

По возрасту пришелся бы ей впору.

195 И вот, друзья, случилось как-то раз,

Завел возню с ней Душка Николас

(Весь день тот был супруг ее в отлучке).

Сначала приложился Душка к ручке,

Но дальше — больше, волю дал рукам

200 (Умел он ублажать девиц и дам):

«О, утоли любви моей томленье,

Непереносны от тебя мученья!»

Вздохнул и обнял клерк ее за талью;

«О милая, я изойду печалью!»

205 Но, как кобыла, что, ярмо почуя,

Брыкнет, взовьется разом, негодуя,

И, отбежав, оцепенеет вдруг,

Она рванулась у него из рук.

«Нет, нет, тебе не дам я поцелуя.

210 Пусти меня сейчас же! Закричу я!

Прочь руки, говорю тебе, и встань!»

Тут Николас свою отдернул длань,

Но так умильно начал он ласкаться

И убеждать, просить и извиняться,

215 Что под конец, склонясь к его мольбам,

Стенаниям, и смеху, и слезам,

Она любую милость обещала,

Но не сейчас. «Супруг мой, — объясняла

Она при этом, — бешено ревнив.

220 И надо, нетерпенье победив,

Ждать случая, не то меня убьет,

Коль ненароком вместе нас найдет!»

А он в ответ: «На что школяр годится,

Коль плотника надуть не изловчится?»

225 Но все-таки на том и порешили,

Что надо ждать, немного поостыли,

И на прощанье снова Николас,

Обняв ее за талью, много раз

В уста поцеловал, потом, взяв лютню,

230 Стал воспевать вино, любовь и плутни.

Вот снова наступило воскресенье,

И, получив от мужа позволенье,

Пошла она, нарядна и чиста,

К обедне — славить Господа Христа,

235 Ведь каждый раз, как хлопоты кончала,

Она до блеска шею оттирала

И в церковь шла, сияя, словно день,

Стряхнув забот и огорчений тень.

А там с амвона возглашал псалом

240 Причетник молодой, Авессалом280

Кудрей льняных сияющая грива

Ему ложилась на плечи красиво,

И чист был ровный и прямой пробор,

А серых глаз неотразим был взор,

245 И рядом с ними меркли свечи, тухли.

Носил всегда он вырезные туфли.

Что так нарядны были и мягки;

Предпочитал он красные чулки.

Любил наряд изысканный и чистый:

250 Подрясник синевато-серебристый

И густо изукрашенный шнуром,

Стихарь с нашитым на него крестом.

Весь белоснежный, как бутон на ветке.

Он весельчак был и красавец редкий,

255 Умел он кровь пустить, постричь, побрить,

Составить просьбу, опись учинить,

Знал он всех танцев сложные фигуры,

Поклоны, выверты и позитуры.

Как их в Оксфорде принято плясать;

260 На скрипке мог он песенку сыграть,

Пел дискантом, пуская громко трели,

И посещал таверны и бордели.

Он, не смутясь, входил в веселый дом,

Но был конфузлив кое в чем ином:

265 Не выпускал он ветра на простор,

Не ввязывался в вольный разговор.

С кадилом шел он в церкви по рядам,

Испепеляя взором многих дам,

Но видел он лишь плотника жену,

270 Любил ее, хотел ее одну.

Глядеть, и то какая сердцу радость,

Побыть же с ней — немыслимая сладость!

Ему она казалася Венерой;

Будь он котом, она же мышью серой, —

275 Расправился бы с нею он тотчас,

Но превосходство укрощает нас.

Носил он в сердце к ней любовь такую,

Что и взглянуть не мог бы на другую:

Хотя б сама ему навстречу шла,

280 Она б одно презренье в нем нашла.

Лишь поднялась на небосвод луна, —

Не находя ни отдыха, ни сна,

С гитарой вышел он,281 в надежде смутной

Расшевелить в красавице минутный

285 Порыв сочувствия, коль не любви;

И, подавляя полымя в крови,

Приблизился он к Плотникову дому,

Он всю любовь и всю свою истому,

Все обожание и тягу к ней

290 Вложил в куплеты песенки своей.

Лишь только замолчали петухи,

Как голосом, от робости глухим,

Запел он первые свои куплеты.

Подобные слагали все поэты:

295 «К моей любви, миледи, снизойдите

И жалостью своею подарите».

И струны он слегка перебирал,

Проснулся плотник, песню услыхал

И прошептал жене: «Эй, Алисон!

300 Ты слышишь, как мяучит Абсолон,

И, кажется, у нашего забора?»

«Ну, этакого не страшусь я вора», —

Так, не смущаясь, не боясь нимало,

Ему жена сердито отвечала.

305 И вот пошло день ото дня все хуже,

Авессалом увяз, как боров в луже.

Так рьяно он любимой домогался,

Что все забыл, бедняк, всего чуждался.

Не спал ни часа он ни днем, ни ночью,

310 Волос вычесывал гребенкой клочья,

А все чесал их, все-то наряжался,

Он через своден к милой обращался.

Он трели выводил, как соловей;

Быть скромным пажем обещался ей;

315 Он посылал ей пряное вино,

Чтоб кровь ей будоражило оно.

И пряники, и вафли, и конфеты,

И золотые звонкие монеты —

Приманку для ее ушей и ока.

320 Он знал: чтобы увлечь на путь порока,

Пригодны разнородные пути:

Любого можно лестью обойти,

Смирить ударами, склонить смиреньем.

И он старался с неослабным рвеньем

325 Всем угождать красавице своей.

Роль Ирода не раз он перед ней

Играл в мираклях,282 — все не помогало

И отклика у милой не встречало:

Так нравился ей Душка Николас.

330 Авессалом остался в этот раз

С предлинным носом. Так ему и надо.

На все старания — в ответ досада;

Все рвение — одна забава ей.

Его игрушкою считать своей

335 Она привыкла. Говорит присловье:

«Далекому не одолеть в любови,

Когда сосед-искусник завелся».

И как псаломщик к милой ни рвался,

А Николас был ей стократ милее.

340 Что ж, Николас, гляди же веселее!

И вот однажды, в самую субботу,

Когда супруг отправился работать,

Договорилась милая с дружком,

И порешили, наконец, на том,

345 Что Николас супруга одурачит

И что тогда же, в случае удачи,

Они в постели вечер проведут.

И стал готовиться к проделке плут:

Отнес тайком к себе наверх в светлицу

350 Запас еды, которым прокормиться

Дня два он мог, и Алисон сказал,

Чтобы никто решительно не знал

Об этом в доме, что недуг, мол, гложет

Его жестокий, что никто не может

355 Докликаться его, все нет ответа,

И что становится ей странно это;

Весь день в субботу он не выходил

И в воскресенье дверь не отворил,

Лежал в своей постели, пил и ел

360 И про себя тихонько песни пел.

И растревожился миляга плотник:

«Как, он не выходил весь день субботний?

Наверняка, клянусь святым Томасом,

Недоброе случилось с Николасом!

365 А вдруг пожрал его огонь геенны?

Во всем, глядишь, такие перемены.

Гроб отнесли сегодня на погост.

А мы с покойником рубили мост

Еще в четверг. — И приказал мальчишке: —

370 Иди, пострел, к светлице, там, на вышке,

Кричи, стучи, хоть камнем, хоть ногою,

Тогда жилец, наверное, откроет,

Коль жив еще, ну, а коль умер он…»

И тут такой раздался стук и звон,

375 Что и в гробу проснулся бы покойный.

А в горнице все тихо и спокойно,

И все сильней дубасил озорник:

«Да напились вы, что ли, мистер Ник?

Ну можно ль спать без перерыва сутки?

380 Хозяин сердится на эти шутки».

Опять молчание, ну как в гробу.

Он приналег, тряхнул рукой скобу, —

Не поддается. Тут нашел лазейку

Кошачью он. Но поглядеть посмей-ка!

385 Все ж, наконец, мальчишка осмелел.

Прилег на брюхо, в дырку поглядел

И видит: Николас сидит в кровати,

Он в колпаке и в вышитом халате,

И вверх глазеет он, разиня рот.

390 На гребень крыши, где мяучит кот

И месяц новый рогом зацепился

За край трубы и набок покосился.

Все рассказать сбежал мальчишка вниз,

И плотник с горя тут совсем раскис

395 И принялся и ахать, и дивиться,

И уверять: он знал, что так случится.

«Спаси его, святая Фридесвида!283

Такой был скромный и пригожий с вида,

Вот астрономия к чему приводит:

400 Всегда с ума она безумцев сводит.

Нет доступа нам к Божиим секретам.

Благословен, кто не мечтал об этом,

Кто входит с верою в Господень дом.

Вот и другой когда-то астроном

405 Ходил вот этак ночью, в небо пялясь,284

И хвастал, что, мол, тайны раскрывались

Ему небесные. Ходил, ходил,

Да в темноте в овраг и угодил.

Туда же, тайны раскрывать хотел он,

410 А ямы-то как раз недоглядел он!

Но видит Бог и пресвятой Томас,

Меня печалит бедный Николас.

Пойду скажу, что это лжеученье

Его лишит надежды на спасенье.

415 Скорее, Робин, и тащи-ка шест,

Ведь он, бедняга, там не пьет, не ест».

И Николас им снова не ответил;

Шестом подперли дверь они, и с петель

Дверь сорвалась и рухнула в покой.

420 А Николас в кровати, как немой,

Сидел недвижно и глядел на небо.

Его напрасно пичкал мясом, хлебом

Добряга плотник: нем и недвижим

Студент сидел, как статуя, пред ним.

425 И за плечи старик его схватил,

Затряс его и в ухо завопил:

«Очнись! Меня послушай, Николас!

Не пяль ты в небо неразумных глаз,

И что это тебе, бедняк, заметило?@

430 Чур, чур тебя, и сгинь, лихая сила!»

Он все углы подряд перекрестил,

Три раза плюнул и окно открыл

И произнес вечернее заклятье,285

Которое всегда читают братья:

435 «О Христос Пречистый! Бенедикт-угодник!286

Дом наш сохраните ото зла сегодня!

Отче наш, спаси нас нынче до утра,

Утром осени нас, преславная сестра».287

И Николас сказал тогда со страхом:

440 «Ужель весь мир пойдет так скоро прахом?»

Тут вздрогнул он и глухо застонал,

И плотник с ужасом ему внимал.

«Брось ты дурить! Побойся, милый, Бога!» —

Сказал ему старик довольно строго.

445 «Дай мне воды! — несчастный попросил. —

Мне надо подкрепиться, нету сил

Тебе поведать, другу дорогому,

Чего я не поведал бы другому».

Спустился плотник и, принесши пива,

450 Стал тормошить юнца нетерпеливо.

Вот Николас полкварты враз отмерил,

Пришел в себя, приладил снова двери

И старику стал на ухо шептать:

«Тебе лишь, Джон, хочу я рассказать,

455 Но поклянись, что не нарушишь тайны,

Которая открылась мне случайно.

Страшнее этой тайны в свете нет!

Коль разболтаешь важный сей секрет,

Ты в наказание ума лишишься.

Клянись сейчас же, если не страшишься».

460 «Клянусь Христовой кровию! — простак

Ему ответил. — Но к чему ты так?

К чему все эти клятвы и условья?

Когда ты слышал, чтоб я празднословил?

465 Свидетель мне Христос, Кем попран ад!»

«Ты знаешь, Джон, я сам теперь не рад.

Я ход ночного проследил светила,

И астрология беду открыла.

Ты думаешь, чудак я и бездельник,

470 Мне ж звезды говорят, что в понедельник,

В тот час, когда потухнет месяц хилый,

Такой свирепой и безумной силы

Польется ливень, что поглотит нас.

Для всех людей придет последний час,

475 Никто не сможет даже помолиться.

Все это в одночасье совершится».

Взмолился плотник: «Как? Ну, а жена?

Ужель погибнуть Алисон должна?

Ужели нет спасенья никакого?»

480 «Внемли велениям Господня слова, —

Ответил Николас, — и будешь цел,

Как некогда в ковчеге уцелел

Отец наш Ной. Но не надейся, друже,

Спастись от бед и дом спасти к тому же.

485 Что говорил об этом Соломон?

Какой наказ всем нам оставил он?

«Внемли советам — и не пожалеешь».

Прочти сам в Притчах,288 коль читать умеешь.

Но если ты послушаешь меня,

490 То, жизнь свою от ливня сохраня,

С женою вместе будешь мной спасен

И выше всех людей превознесен,

Как новый Ной, которого Всевышний

Сберег от кары, для него излишней».

495 «Что ж делать надо?» — плотник возопил.

«А ты не слышал, — Николас спросил, —

Что весь ковчег пойти бы мог ко дну,

Так трудно было Ноеву жену

В него втащить?289 И Ной, наш праотец,

500 Последних отдал бы своих овец,

Чтоб для нее иметь ковчег особый,

Тогда б без драки уцелели оба.

Поэтому теперь же должен ты,

Без промедления, без суеты

505 (В серьезном деле вредно это крайне),

Пророчество храня в глубокой тайне,

И в однодневный срок, никак не дольше,

Достать в пекарне три квашни побольше

Иль три бродильных чана поновей,

510 Чтоб в них могли мы, как в ладье своей,

Лишь сутки над волнами продержаться:

Потоп не может дольше продолжаться.

И запаси в квашнях ты провиант,

Я ж захвачу с собой в ладью секстант.290

515 Но никому, прошу тебя, ни слова!

Спасти нельзя мне никого другого,

Ни Робина, как ни люблю его,

Ни Джиль, служанку. Спросишь — отчего?

Ответить не могу. Запрет Господень.

520 Воздай хвалу, что Богу ты угоден.

Запретной только не нарушь черты,

Иль обезумеешь сейчас же ты.

Теперь иди и заготовь бадьи те,

И вместе с Алисон их укрепите

525 На чердаке, но так, чтобы про то

Не догадался из друзей никто.

И про еду запомни уговор.

И каждому ты заготовь топор,

Чтобы веревку нам перерубить

530 И беспрепятственно на волю всплыть

Через отверстия, что надо в крыше

Заранее устроить, да повыше.

И лучше прорубить их над амбаром,

Чтоб новой крыши нам не портить даром.

535 Тогда всплывем мы без помехи в сад.

И вот, когда все люди завопят

От смертной муки, в лодочке своей

Ты поплывешь и не утонешь в ней.

За селезнями утицей пригожей

540 Всплывет и Алисон в бадейке тоже.

И крикну я: «Эй, Алисон! Эй, Джон!

Потоп прошел, нас не поглотит он».

И ты ответишь: «Отче Николае,

Ты прав, я вижу, что вода сбывает».

545 И будем мы владыками земли,

Какими не были и короли.

И будем править миром мы с тобою,

Как правил миром старый Ной с женою.

Еще хочу тебя предупредить:

550 В тот вечер постарайся не забыть,

Что лишь войдем в ладьи — конец, ни слова,

Ни шепота, ни знака никакого.

Молитвою займи греховный разум,

Так Божьим мне поведено наказом.

555 Бадью свою подальше от жены

Повесишь ты, чтоб козни сатаны

Вас не склонили мыслью или делом

К греху, что порожден несытым телом.

Жене ни взгляда, так гласит наказ.

560 Ну, кажется, и все на этот раз.

Беги! Спеши! И завтра поздно ночью

Увидишь, друг мой, чудеса воочью.

Как все уснут, усядемся в бадьи

565 И будем ждать. И грозный бич Судьи

Не тронет нас, и вознесем хвалу мы,

Что не причислены Судьей ко злу мы.

Но ни к чему тебе и назиданье:

«Послу разумному наказ — молчанье», —

Сказал пророк. Тебя ли мне учить?

570 Но поспеши, иль нам в живых не быть».

Едва держась на гнущихся ногах

И под нос бормоча «увы» и «ах»,

Спустился плотник и тотчас жене

Все рассказал, лишь умолчав о дне.

575 Она же, зная, что все это значит,

Как закричит притворно, как заплачет!

Мол, до смерти ее он напугал.

«Беги скорей, ведь раз он обещал,

Спасемся мы. И ты спасешь нас, милый,

580 От ранней, незаслуженной могилы.

Иди, иди и делай, что велел он».

И за бадьями тут же полетел он.

Подумать только, что воображенье

Такое может вызвать потрясенье.

585 От выдумки ведь можно умереть,

И плотника нам надо пожалеть.

Он представлял себе Господень суд,

Как Алисон, голубку, унесут

Потопа волны. Плакал он, дрожал

590 И горестные вопли испускал.

Кой-как купил он чан, квашню, бадью

И в мастерскую приволок свою.

Когда же ночь соседей усыпила,

Бадьи подвесил рядом на стропила

595 На чердаке и укрепил стремянки

Подъемные; водой наполнил банки

И кувшины, разлил в бутылки эль,

Нарезал хлеб и сыр, принес постель,

Чтоб не было жене в бадейке жестко.

600 Он в Лондон отослал слугу-подростка,

И женину спровадил он служанку,

Все это сделал плотник спозаранку,

Чтобы соседи им не помешали

И как-нибудь про ливень не узнали.

605 А в понедельник, еле солнце село,

Тотчас же принялись они за дело:

Закрыли окна, крепко заперлись

И на чердак все трое поднялись,

А там в бадьях, как куры на насесте,

610 В молчании потопа ждали вместе.

Молчали долго, и шепнул студент:

«Теперь решительный настал момент,

Молчите! Тс! И про себя прочтите

Вы «Отче наш» и трижды повторите».

615 «Тс!» — Джон сказал. «Тс!» — Алисон сказала,

И плотника волненье обуяло.

Сидел он тихо, «Отче наш» читал

И наступления потопа ждал.

И скоро сон сковал его глубокий.

620 Он позабыл запреты все и сроки

И стал браниться, плакать и вздыхать

И, вздрагивая, чан свой колыхать.

Тогда тихонько шалуны спустились

И до утра в кровати веселились,

625 В той самой, где трудился ночью плотник,

Хоть нерадивый часто был работник.

И к утрене давно уж зазвонили,

Псалмы монахи в церкви забубнили.

И замерцали свечи алтаря,

630 И на небе забрезжила заря.

Но не смолкали в спальне поцелуи,

И время провели они ликуя.

А между тем бедняк Авессалом,

Измученный томленьем, не трудом,

635 В харчевне Оссенейской освежался,291

Где по секрету он осведомлялся,

Когда подрядом занят плотник Джон.

И от монаха вдруг услышал он,

Что не был Джон ни нынче, ни в субботу.

640 «Наверное, он взял еще работу,

За дранью посылал его аббат,

А с нею он воротится назад

Дня через два иль три, никак не раньше.

Иль, может быть, сидит он дома. Дрань же

645 Готовит Робин. А наверняка

Сказать вам не могу про старика».

Авессалом обрадовался очень,

И счастье попытать решил он ночью.

«С утра, — сказал он, — в доме никого.

650 Должно быть, Робин попросил его

На месте показать, как дрань готовят,

И, значит, муженек меня не словит.

Я ночью постучусь в окно их спальной,

И повесть о моей любви печальной

655 Я милой расскажу. Меня, как знать,

Умилостивится поцеловать.

Хоть это получу я в утешенье.

Недаром у меня в губах свербенье, —

Ведь это поцелуя верный знак.

660 Потом под утро, то есть натощак,

Меня во сне обедом угощали.

Пойду усну, пока не помешали.

Раз я собрался бодрствовать всю ночь».

Когда петух, стремясь заре помочь,

665 Лишь первый раз под утро кукарекнул

И рог луны еще на небе меркнул,

Авессалом проснулся, приоделся

И в зеркальце еще раз погляделся.

Он волосы прилежно расчесал,

670 Корицы, кардамона пожевал,

«Листок любовный»292 сунул под язык

(Он верить в снадобье сие привык)

И, добредя до Плотникова дома,

Прильнул к ее окошечку резному

675 Так, что ему косяк вдавился в грудь,

Откашлялся, чтобы передохнуть,

И начал так: «Сладчайшая богиня,

К моей мольбе склонися ты хоть ныне,

Дыханье уст твоих мне что корица.

680 Души моей пресветлая денница,

Скажи хоть слово другу своему,

И мысленно тебя я обойму.

Жестокая! Ведь нет тебе заботы,

Что я ослаб не от ночной работы,

685 Что от тоски меня бросает в пот,

Что стражду я уж скоро целый год.

Я — что теля, от вымени отъято,

Что голубок, любовию объятый.

Мне внутренность сжигает огневица,

690 И ем я мало, словно я девица».

«Пойди ты прочь, напыщенный осел! —

Она ответила. — Зачем сюда пришел?

Выклянчивать улыбки, поцелуя,

Ты знаешь сам, что не тебя люблю я.

695 Ступай же прочь и не мешай мне спать,

Не то тебя сумею наказать».

«Увы! О, горе мне! — заохал он. —

Бывал ли так поклонник награжден?

Ну поцелуй меня хоть раз, голубка,

700 Узнать хочу, твои сколь сладки губки».

«Тогда уйдешь?» — спросила тут она.

«Фиал печали изопью до дна,

Но все ж послушаюсь». — «Так обожди же,

Ну, подойди к окошку, и поближе».

705 Авессалом к стеклу совсем приникнул,

И Николас с досады чуть не крикнул.

Но Алисон его слегка толкнула

И тихо на ухо ему шепнула:

«Тс! Тише! Будешь ты, мой друг, доволен,

710 И посмеемся мы с тобою вволю».

А у окна Авессалом стонал,

Но в глубине души он ликовал:

«Вот наконец предел моих желаний.

Сей поцелуй — залог ночных лобзаний.

715 Приди, любовь моя! Мой добрый гений!»

И встал перед окном он на колени.

«Скорей! — она ему. — Ко мне нагнись,

Пока соседи все не поднялись».

Запекшиеся облизнул он губы,

720 От нетерпенья застучали зубы

И забурчало громко в животе;

Руками он зашарил в темноте.

Тут Алисон окно как распахнет

И высунулась задом наперед.

725 И ничего простак не разбирая,

Припал к ней страстно, задницу лобзая.

Но тотчас же отпрянул он назад,

Почувствовав, что рот сей волосат.

Невзвидел света от такой беды:

730 У женщины ведь нету бороды.

«Фу! Что за черт! Ошибся я немножко».

«Ошибся? Да!» — и хлоп его окошком.

И повалился на землю простак.

«Ох, не могу. Ошибся он! Дурак! —

735 Покатывался Николас в светлице. —

Да от такого впору удавиться».

И это слышал все Авессалом

И понял, что забрался кто-то в дом.

«Ну ладно, смейтесь», — он ворчал сквозь зубы.

740 Кто трет, кто оттирает рот и губы

Песком, листвой, соломой, тряпкой, пальцем?

Авессалом. Не будем над страдальцем

Смеяться мы и жалобам мешать:

«Я душу сатане готов продать,

745 Чтоб он помог мне с ними расквитаться.

Глупец! Глупец! Не мог я догадаться

И пакостное место оплевать!»

Тут начала любовь его сбывать

И ненавистью вскоре обратилась,

750 Когда представил он, что с ним случилось.

Вмиг исцелясь от своего недуга,

Неверную он клял, и клял он друга.

Как выдранный мальчишка, плакал он

При мысли, сколь позорно посрамлен.

755 И тошно стало тут ему до рези,

И вспомнил он о кузнеце Жервезе.

Кузнец в ту пору сошники293 ковал,

А ученик горнило раздувал.

Авессалом позвал его: «Жервез!»

760 А тот в ответ: «Кто это там прилез?»

«Да это я». — «Кто я?» — «Авессалом».

«Чего ж ты ломишься в семейный дом

В такую пору? Прямо от красотки?

Иль обалдел ты от любви и водки?

765 И, что за спех? Иль ты не можешь лечь

И надо что-нибудь тебе прижечь?»

Авессалому было не до шуток,

Он весь дрожал, растрепан был и жуток.

«Друг дорогой, — сказал он тут Жервезу,

770 Сошник горячий нужен до зарезу

Тебе его сейчас же возвращу,

А днем в харчевне пивом угощу».

Жервез в ответ: «Хотя бы расплавлял

Я золото, а не простой металл,

775 И то бы другу не было отказу.

Опять затеял ты, малец, проказу.

Какую же? А ну-ка расскажи».

«Потом, мой друг. Сошник ты одолжи

Мне раскаленный». Натянув перчатку,

780 Он ухватил сошник за рукоятку

И поскорее побежал к окну.

А шалунов клонило уж ко сну,

Когда в стекло опять он постучал

И, горло прочищая, заперхал.

785 «Кто там стучит? Чей слышу разговор?

Смотри, поплатишься ты, мерзкий вор».

«Да это я, мой свет, — ответил он, —

К тебе пришел опять твой Абсолон.

Тебе принес в стихах я письмецо,

790 В нем золотое матери кольцо,

Прощального я жажду поцелуя.

Еще один! Кольцо тебе вручу я».

Приспичило Никласу помочиться

И вздумалось в черед свой порезвиться.

795 Он поднял руку и, потехе рад,

Наружу выставил свой голый зад.

Авессалом проворковал ехидно:

«Где ты, мой свет? Мне ничего не видно».

И, увлеченный на стезю проказ,

800 Тут разошелся Душка Николас

И выдохнул из заднего прохода

Руладу исключительного рода,

Столь громкую, что, услыхав сей гром,

Чуть устоял пред ним Авессалом.

805 Но, мстить стремясь за смерть своей любови,

Сошник держа все время наготове,

Не отступил ни шага он назад

И припечатал Николасов зад.

И кожа слезла, зашипело мясо,

810 И ужас обессилил Николаса.

Боль нестерпимая пронзила тело,

И голосом истошным заревел он:

«Воды! Воды! На помощь мне! Воды!»

Но не избыть водой такой беды.

815 От вопля страшного проснулся Джон.

Он разобрал: «Вода!» — и, потрясен,

«Пришел потоп», — подумал он в испуге,

Схватил топор и, крякнув от натуги,

Перерубил канат и рухнул вниз,

820 Вспугнув всех кур, и петухов и крыс.

И, докатившись вплоть до самой двери,

Там в обморок упал. Он был уверен,

Что ум его объяла смерти тьма,

Что в наказанье он сошел с ума.

825 Тут Алисон и бедный Николас,

Любовный пыл которого погас,

На улицу метнулись, где соседи,

Торговцы, няньки, слуги, лорды, леди,

Чей странный вид еще скрывала ночь,

830 Сбежалися, чтоб старику помочь.

А он лежал весь бледный, без сознанья,

Со сломанной рукою, и стенанья

Его ужасны были… До сих пор

Переживает он былой позор.

835 Ведь только что он выговорил слово,

Как Алисон и Николас сурово

Его одернули, сказав, что он

Болтает вздор, что он ума лишен,

Что он, страшась какого-то потопа,

840 Все блоки мастерил и ладил стропы,

Купил квашню, бадью, бродильный чан,

И, умоисступленьем обуян,

Подвесил их под самые стропила;

Вчера же со слезами умолил он

845 Жену и друга, чтоб всю ночь они

В бадьях сидели с ним «pour compagnie».294

Все хохотали, полуправду слыша,

Глазели на бадьи, на блок, на крышу,

Пробитую им ровно в трех местах.

И все его несчастия и страх —

850 Все обратилось в шутовство и шутку;

Что б ни сказал — в ответ лишь прибаутку

Всегда он слышал. Старым дураком

Его считали в городе потом.

855 Школяр не выдаст друга, без сомненья:

«Сошел с ума старик наш, к сожаленью».

Один шепнет, другой еще добавит, —

Кого угодно школяры ославят.

Так плотника красивая жена

860 Была студентом сим соблазнена;

Так был красавчик юный Абсолон

В своей назойливости посрамлен:

Во тьме облобызал ее «глазок»,

А Николасу задницу прижег.

865 Вам избежать такой судьбы желаю

И с Божьей помощью рассказ кончаю.

Тут кончает Мельник свой рассказ

ПРОЛОГ МАЖОРДОМА

Здесь начинается пролог к рассказу Мажордома

Мы все над тем шутили и смеялись,

Как Абсолон и Николас сквитались.

Свое сужденье каждый произнес,

Но, в общем, хохотали все до слез.

5 Один лишь Освальд, желчный мажордом,

Все недовольнее смотрел кругом.

Он сам, как помните, был раньше плотник

И плотников хулить был не охотник.

«Что ж, я б тебе мог тем же отплатить,

10 Когда б хотел похабником прослыть.

Но я уж стар и не хожу в ночное.

Я сеном сыт, мечтаю о покое.

Уже не веселит стакан вина,

Когда проглянет плешь иль седина.

15 Вы знаете, должно быть, мушмулу:

Чуть перезрела — лишь на корм ослу

Да на подстилку только и годится.

Чего нам возрастом своим кичиться?

Чуть перезрел — ложись, приятель, в гроб,

20 Чуть позабылся — смерть тотчас же хлоп!

А как не заплясать тут по старинке,

Когда заплачут, запоют волынки?

Ведь вот порей — старик упорный, ловкий:

Все зелен стебель при седой головке.

25 Хотя бывалой силы не вернуть,

А хочется той силой прихвастнуть.

В костре потухшем, средь золы, все тлеют

Четыре угля; жгут они все злее:

Ложь, хвастовство, придирчивость и скупость —

30 Вот угли те, их раздувает глупость.

Хоть тело наше немощей полно,

А похоть старая твердит одно.

И я, на что уж стал я слаб и скуп,

И то сберег свой жеребячий зуб.

35 Хотя с рожденья живоносный кран

Природой мне в употребленье дан,

Давно уж смерть его нашла, открыла,

И хоть в бочонке жизни много было,

Осталось мало. Высох ли? Ослаб ли

40 Тот кран? Но из него не выжмешь капли.

Осталось хвастовство, пустые бредни,

Как старых скучных дней удел последний».

Трактирщик, выслушав сию слезницу,

Не стал корить его, не стал браниться.

45 Высокомерно он ему сказал:

«Кто сей премудрости из нас не знал?

Нам эта песенка самим знакома.

Лишь сатана скроить из мажордома

Мог бы рассказчика и ездока,

50 А из сапожника хоть моряка.

Кто не читал из нас Екклезиаста?

Наплакался теперь ты вволю? Баста!

Смотри, уж Детфорд близко — полпути

До Гринвича осталось нам пройти.

55 Не мешкай, Освальд, если свой рассказ

Поведать нам ты хочешь в этот раз.

«Так вот, друзья, меня вы не корите,

Коль мельника в рассказе том узрите

В обличии не слишком-то честном.

60 С огнем бороться буду я огнем.

Сей пьяный враль здесь плотников порочил

И плел про то, как плотника морочил

Студент, — не потому ль, что плотник я?

Вы больше не услышите нытья.

65 В моем глазу соринку он заметил,

Его ж бревно у всех нас на примете.

С мольбой к Создателю я обращаюсь:

Пусть сдохнет враг, — я плюну, не раскаюсь».

РАССКАЗ МАЖОРДОМА

Здесь начинается рассказ Мажордома295

Под Кембриджем, в селенье Трэмпингтон,296

70 Стояла мельница, со всех сторон

Ветлой, кустарником от глаз укрыта.

Была она ничем не знаменита.

И жил в ней мельник, как павлин, чванлив,

Со всеми груб, надменен и сварлив.

75 Он похвалялся, что в ничьей услуге,

Мол, не нуждается, умел на круге

Гончарном чашку иль горшок слепить,

Умел рыбачить, неводы чинить,

Боролся ловко и стрелял из лука,

80 Играл на дудке, коль томила скука,

И мог любого спорщика допечь.

Носил он на боку широкий меч;

На поясе ж нарядный был кинжал,

И кортик из-за пазухи торчал.

85 И ни один драчун иль плут прожженный

Не смел задеть его. Клинок каленый

Держал он для удобства за чулком,

Чем хвастался, когда был под хмельком.

Был он курносый, круглый и румяный,

90 Залысиной похож на обезьяну.

На рынках он ворюгою прослыл,

В мешках муки немало сору сбыл.

Но, вор искусный, избегал поимки.

Его прозвали все — Задира Симкин.297

95 Он дочь священника в супруги взял.

Отец посуды медной много дал

В приданое: хотел, чтоб породнился

С ним мельник и на дочери женился.

Отец растил в монастыре девицу,

100 И Симкину такую голубицу

Хотелось в жены, чтоб она блюла

Цвет целомудрия и не лгала.

В науке монастырской мало прока:

Жена была болтлива, как сорока.

105 Их надо было видеть в воскресенье, —

На них глазело с завистью селенье:

Нарядный Симкин важно выступал,

Колпак свой длинный он чалмой свивал;

За ним жена в пурпуровой накидке.

110 И если кто-нибудь, не в меру прыткий,

Ее улыбкой, взглядом задевал,

Проститься с жизнью мог такой нахал:

Ее тотчас готовился пресечь

Кинжал иль кортик, ножик или меч.

115 Ревнивый муж, ведь он подобен зверю,

Иль слыть он хочет им, по крайней мере,

Хотя бы только для своей жены.

Так вот, по наущенью сатаны

Ей не давал покою брак неравный,

120 И все заносчивей и своенравней,

Все неприглядней становилась — хуже,

Чем застоялая вода из лужи.

Из страха звали все ее «мадам»,

Но чудилась всегда ее ушам

125 Насмешка в этом: ей, мол, подобало

Почтение, она ведь много знала

И, вышколенная в монастыре,

Блеснуть могла бы даже при дворе.

Давно уже постель они делили

130 И двух детей за те года прижили.

Дочь старшая была лет двадцати,

А сын-наследник — месяцев шести.

Мальчишка был горласт, румян, смешлив

И в колыбели буен и брыклив.

135 Дочь не болела отроду ни разу;

Кругла была, курноса, светлоглаза,

Широкобедра и высокогруда.

Давно уж ей жилось в девицах худо.

Прельстить могла в ней разве что коса,

140 Но не смущала никого краса

Ее девичья: мельника боялись,

А матери надменной все чурались.

Священник-дед любимицу свою

Хотел бы выдать в знатную семью,

145 Из старого дворянства, не иначе.

Тогда б в приданое он ей назначил

Все, что принес ему его приход.

Священник думал, что духовный род

Родниться должен с древними родами,

150 А не с безродными, пусть богачами.

Он кровь духовную хотел прославить,

Хотя б пришлось при этом поубавить

Сокровища, что церковь накопила:

Ведь в ризнице немало денег было.

155 Зерном с помола много наживал

Задира Симкин и подряды брал

Молоть зерно со всей своей округи.

«Повадки знаем этого ворюги,

Но где ж молоть? Честней его ведь нет же»,

160 Так рассудили в Кембриджском колледже298 —

И Симкину достался их подряд,

И он молол им много лет подряд.

Случилось раз, лихой весенней стужей,

Их эконом смертельно занедужил,

165 А мельник, случаю такому рад,

Стал воровать наглее во сто крат.

Бывало, он отсыплет втихомолку,

Теперь же в тайне он не видел толку.

И сколько бы декан ни возмущался,299

170 Наш мельник пренахально отпирался,

И, хвастая, как ловко их провел,

Он, не смущаясь, знай себе молол.

Училось в Кембридже студентов двое;

Не оставляли никого в покое

175 Буяны шалые, но много раз

Прощали им неслыханных проказ

Лихое озорство за незлобивость,

И нрав открытый, и за их ретивость.

И вот они декана попросили,

180 Чтоб их с зерном на мельницу пустили;

Побиться, мол, готовы об заклад,

Что полной мерой привезут назад

Муку с помола; мельник не посмеет

Ее коснуться, хоть он и умеет

185 Уловками иль силой оттягать

Себе сверх следуемого раз в пять.

Декан прочел тут кстати поученье,

Но, поразмыслив, дал им разрешенье, —

И школяры в дорогу собрались.

190 Их звали Джон и Алан, родились

На севере,300 но места их рожденья

Я в точности не знаю, к сожаленью.

Джон в кладовой мешок зерна добыл,

На мерина его кой-как взвалил,

195 И Алан, прихвативши меч и щит,

За ним бегом на мельницу спешит.

У насыпа они зерно сгрузили.

«Здорово, Симон. Нас тут попросили, —

Так начал Алан, — этот вот мешок

200 К тебе свезти. Ну, как живешь, дружок?»

«А, здравствуй, Алан! — мельник закричал. —

И Джон с тобой? Давненько не видал

Я вас, друзья. Как будто бы с весны?

Что, разве слуги тоже все больны?»

205 «Да, знаешь, Симон, голод ведь не тетка,

А у птенцов прожорливая глотка.

И учат нас, что, если нет слуги,

Ты сам себе посильно помоги.

Наш эконом уже в преддверье ада,

210 Чему мы все в колледже очень рады.

Но нам-то надо что-нибудь жевать.

Ну, и взялись мы с Аланом слетать

К тебе на мельницу с мешком вот этим.

Мели скорей, чтоб засветло согреть им

215 Пустые животы наш пекарь смог».

«Ах, бедные, чтоб я да не помог?

Ссыпай зерно. Я жернов загружу».

«Давай-ка, Симон, я здесь погляжу,

Как насып наполняешь ты зерном.

220 Ведь, говорят, он ходит ходуном.

Мне это трудно даже и представить».

Второй сказал: «Ты будешь при поставе?

Тогда внизу я постою пока

И погляжу, как сыплется мука.

225 Когда еще на мельнице случится

Нам мельничному делу подучиться?

В нем нет у нас покуда что сноровки».

Но мельник мигом понял их уловки.

«Вам хочется, птенцы, меня словить, —

230 Подумал он, — так нет, тому не быть.

Напрасно лезете, глупцы, из кожи,

Премудрость ваша делу не поможет:

Пущу в глаза со всех поставов пыль,

В мешки подсыплю вам труху и гниль —

235 И угостит вас эконом ваш новый

Крупитчатою булкой из половы.

На опыте поймете, наконец,

Что «грамотей не то же, что мудрец».

Ведь с волка спеси половину сбыло,

240 Когда его лягнула в лоб кобыла»@кав.301

Удобную минуту улучив,

Когда от пыли Джона пронял чих,

Он выскользнул украдкою из двери,

Пошел туда, где ждал студентов мерин,

245 Уздечку потихоньку отвязал,

И конь на луг тотчас же поскакал

С внезапно вспыхнувшим, но тщетным пылом

Сквозь заросли, к резвившимся кобылам.

А мельник воротился к жерновам,

250 Откуда он покрикивал друзьям.

И не стихал его скрипучий голос,

Пока зерно на славу не смололось.

Когда мешок увязан крепко был,

Джон вышел в дверь и вдруг заголосил:

255 «На помощь! Чертова скотина! Эй!

Скорее, друг! Беги сюда скорей!

Ах, черт! ушел-таки треклятый мерин.

Что делать нам, коль будет он потерян?»

И Алан, позабыв про все на свете,

260 Мешок оставил в Мельниковой клети.

Спешит, крича: «Держи его, держи!

И к изгороди крепче привяжи».

Он с мельничихой в воротах столкнулся.

Она ему: «Ваш конь в табун метнулся.

265 Теперь его и в сутки не разыщешь,

Пока болот и рощ всех не обрыщешь.

Должно быть, укусил лошадку овод.

Вязать покрепче надо было повод».

А Джон кричит: «Брось там и щит и меч,

270 Ему дорогу надо пересечь,

Пока еще он не ушел за речку.

Ты что ж, дурак, не закрепил уздечку?

В конюшню надо бы замкнуть одра:

Там простоял бы он хоть до утра».

275 И вот они спешат, не чуя ног,

К мосту на перекрестке трех дорог.

Лишь только скрыл студентов сумрак серый,

Отсыпал мельник из мешка полмеры,

Взамен муки прибавил отрубей

280 И хлеб жене велел испечь скорей

Из краденой муки в укромном месте.

«Молокосос! Меня хотел провесть он.

Да я сто раз такому ротозею

И волосы и бороду обрею,

285 Пока меня хоть раз обманет он.

Задаст теперь учитель им трезвон!

Со мной тягаться захотел, дурак.

Пускай теперь поскачет до утра».

А бедные студенты по болоту

290 Набегалися до седьмого поту.

«Лови!» — «Постой!» — «Да слушай, Бога ради!

Его пугну, а ты останься сзади».

Стемнело, а потом спустилась ночь,

Они ж беде все не могли помочь:

295 От них коварный мерин уходил,

Пока в потемках в ров не угодил.

Студенты, словно под дождем коровы,

Запарились. А меринок соловый

Послушно плелся, и заохал Джон:

300 «Так никогда я не был посрамлен.

Все потому, что поступили наспех.

Мешок хоть брось. Ведь нас подымут на смех

Декан и клерки все. Вот чертов мельник!

Поддел он нас и осрамил, бездельник».

305 Он всю дорогу шел и причитал,

А взнузданный Баярд за ним шагал.

У очага сидел, их поджидая,

Ворюга Симкин, радость не скрывая.

Уж поздно было в Кембридж ворочаться:

310 На мельнице пришлося им остаться

И со слезами Симкина просить

Хоть где-нибудь их на ночь приютить

И просушить намокнувшее платье, —

За угощенье, мол, сполна заплатят.

315 «Да было б чем, а угощать я рад,

Особенно коль гость мой тороват.

Мой скуден стол, и дом мой очень тесен,

Но разум ваш на выдумки чудесен.

Пустите в ход ученые приемы302

320 И обратите клеть мою в хоромы.

Так как же мы — в клетушке потеснимся

Иль к вашим заклинаньям обратимся?»

«Шутник ты, Симон!303 Будет с нас и чарки,

А голод, что искуснее кухарки,

325 Нам сдобрит снедь. Ведь надо, по присловью,

Чтоб всяк вкушал на доброе здоровье

Одно из двух: что на столе нашел

Иль то, с чем в дом к хозяину пришел.

Так вот, прошу, добудь еды, питья нам

330 И позабавь. Хоть ты слывешь смутьяном,

Но шутника такого не сыскать.

За все наличными с нас можешь брать,

И серебра кошель с тобой размелем».

Тут мельник дочь послал за хлебом, элем,

335 Зажарил гуся, лошадь напоил

И до утра в конюшне затворил.

В своей каморке постелил постели,

Где дочь спала и где у колыбели

Он сам с женой в одной кровати спал.

340 И вправду дом его был очень мал,

Чуланами наполовину занят,

И всякому теперь понятно станет,

Что иначе не мог двоих гостей

Он уложить на мельнице своей.

345 Поужинали плотно, пошутили,

Бочонок элю впятером распили,

И в полночь завалились на покой

Юнцы и мельник с дочкой и с женой.

А мельник здорово в тот раз упился

350 И на кровать свою, как сноп, свалился.

Он бледен был, ворочался, икал

И вслух свои проделки вспоминал.

С ним улеглася вскоре и жена.

Хлебнула элю также и она

355 И, весела, болтлива, словно сойка,

С гостями перешучивалась бойко,

А колыбель поставила в ногах,

Чтоб ей дитя не уронить впотьмах,

Коль ночью грудь ему придется дать

360 Или спросонья зыбку покачать.

Когда на дне не видно стало элю,

Тогда лишь улеглись в свои постели

Дочь мельника и Алан с Джоном тож.

Студентам слушать стало невтерпеж,

365 Как спящий мельник храпом оглашал

Всю комнату и ветры испускал.

Жена ему подсвистывала тонко,

На четверть мили слышен храп был звонкий,

И дочь храпела с ней «pour compagnie».

370 Студентов сон нарушили они,

И Алан, в бок толкнув свирепо Джона,

Сказал ему: «Не слышишь ты трезвона?

Давно звонят они втроем к вечерне.

Чтоб им погрязнуть всем в греховной скверне!

375 Геенны пламя пусть их всех пожрет!

Не спать теперь всю ночь мне напролет.

Переварить не может он добычи.

Клянусь, он горе на себя накличет.

Разодолжу я Симкина-милягу

380 И к дочери его сейчас прилягу.

И почему бы нет? Ведь есть закон,

Что если кто обидой ущемлен,

Искать обиде может возмещенья.

Украл муку, в том нет для нас сомненья,

385 И целый день украл, старик отвратный,

Зерно и время сгибли безвозвратно.

Теперь он ночью не дает нам спать, —

Ну можно ли его не наказать?

Он сам учил, как олухов дурачить.

390 Так я и сделаю, а не иначе».

А Джон ему: «Смотри, будь осторожней

И не сложи башки пустопорожней.

Ведь если только мельника разбудишь,

Злодеем Симкиным зарезан будешь».

395 Присвистнул Алан: слышал, мол, и знаю.

И откатился к дальнему он краю,

Где на спине дочь мельника спала,

И овладел ей так, что не смогла

Она ни вскрикнуть, ни позвать подмогу.

400 Так Алан Джону указал дорогу.

А тот с минуту пролежал спокойно,

К возне прислушиваясь непристойной.

Но вот лежать ему не стало сил

И про себя он горько возопил:

405 «Опередил меня, наглец негодный.

За огорчения и за невзгоды

Получит он с полтины четвертак,

Мне ж ничего. Лежи тут как дурак!

Он утешает Мельникову дочку,

410 Уже он снял, должно быть, и сорочку,

А я один здесь, словно куль мякины,

И некому утешить дурачину.

Да то ли будет! Завтра изведут

Товарищи, разиней назовут;

415 И Алан первый станет издеваться:

Нет счастья трусу. Надо отыграться».

И, ухватясь за ножку колыбели,

Он потянул дитя к своей постели.

От рези мельничиха пробудилась,

420 Прошла во двор и вскоре воротилась.

Постельки сына не найдя на месте,

Зашарила во тьме, куда же лезть ей.

«Уж не студента ль здесь стоит кровать?

Да сохранит меня Святая Мать.

425 Вот было б скверно! — шепчет, ковыляя.

— Да где ж он? Фу-ты, темнота какая».

Вот колыбель она с трудом нашла,

Дитя укутала, в постель легла

И только что заснуть уже хотела —

430 Был Джон на ней и принялся за дело.

Давно уж мельник так не ублажал

Свою жену, как ловкий сей нахал.

И так резвилися без лишних слов

Студенты вплоть до третьих петухов.

435 Ослаб наш Алан только на рассвете,

Когда восток уж становился светел.

«Прощай, мой друг, — девице он сказал,

Тебя бы я без счету целовал,

Но скоро день, нам надобно расстаться,

440 Позволь твоим любимым называться».

«Прощай, мой милый. Приходи опять.

Найдешь у двери то, что своровать

Велел отец мне: хлеба каравай, —

Его спекли вчера мы, так и знай,

445 Из той муки, что утром вы мололи.

Иди, любимый. Будь Господня воля».

И, чувствуя, что ей сдавило грудь,

Шмыгнула носом, чтобы не всплакнуть.

Поднялся Алан и пошел искать

450 Впотьмах покинутую им кровать.

На колыбель он по пути наткнулся

И про себя в досаде чертыхнулся.

«Ну, счастливо отделался испугом.

А голова пошла, как видно, кругом.

455 Должно быть, ночью я переборщил.

Я к мельнику чуть-чуть не угодил».

Пошел он дальше; бес его попутал,

И мельника он с Джоном перепутал.

Он, наклонясь, тряхнул его легонько

460 И на ухо шепнул ему тихонько:

«Проснись! Вставай, дубина! Поросенок!

Да не визжи, не хрюкай ты спросонок.

Пока ты тут храпел, болван, и дрых,

Я поработал знатно за двоих,

465 И мельника проклятого ославил,

А дочку дурня трижды позабавил».

Проснулся мельник, и как услыхал он,

Что говорит и хвастает чем Алан,

Он разъярился, как стоялый бык,

470 И поднял вой отчаянный и крик:

«А, чтоб тебе ни выдоха, ни вдоха.

Ах, чертов сын, развратник и пройдоха.

И что за наглость этакая в хаме!

Заплатишь ты своими потрохами.

475 Да знаешь ли, чернильная ты муть,

На чью ты кровь решился посягнуть?»

И, чтобы отомстить скорей злодею,

Он Алану вцепился прямо в шею

И кулаком ему расквасил нос,

480 А тот ему в ответ скулу разнес,

И сок кровавый из него закапал.

И покатилися с кровати на пол,

Барахтаясь, как две свиньи в мешке,

Дубася и в живот и по башке.

485 Поднялся мельник, Алан снова ухнул,

И на жену с размаха мельник рухнул.

А та, усталая, чуть задремала

В объятьях Джона и не понимала,

Под тяжестью двойной погребена,

490 Что с ней случилось. Взвизгнула она:

«Ой, шишка у меня на лбу раздулась,

Спаси меня Христос.304 In manus tuas.305

Проснись же, Симон. Навалился враг!

Один на голове, другой в ногах.

495 Скорее, Симкин, прогони же беса.

А, вот ты кто, негодный? Ах, повеса!»

Тут Джон вскочил и шарить стал дубину,

Она за ним, поняв наполовину,

Где враг, где друг: рванула впопыхах

500 И оказалась с палкою в руках.

Луна едва в окошечко светила,

И белое пятно ей видно было.

И вверх и вниз то прыгало пятно.

У ней в глазах маячило оно.

505 Его приняв за Аланов колпак,

Она ударила наотмашь. «Крак!» —

По комнате раздалось. Мельник сел

И от удара вовсе осовел.

Пришлась ему по лысине дубина.

510 И в обморок упала половина

Его дражайшая, поняв свой грех.

Студентов разобрал тут дикий смех.

В постель они обоих уложили,

Мешок с мукой и хлеб свой прихватили

515 И тотчас же отправилися в путь,

Чтоб поскорей удачей прихвастнуть.

Так гордый мельник натерпелся зол:

Не получил он платы за помол,

А заплатил за эль, и хлеб, и гуся

520 И, в глубине души пред всеми труся,

Не стал вести он счета тумакам,

Не стал и взыскивать за горший срам:

Позор жены и дочери бесчестье

Он утаил, не думая о мести.

525 И с этих пор он тих и смирен был.

Не жди добра, кто злое сотворил.

Обманщик будет в свой черед обманут,

И все над ним еще смеяться станут,

Не взыщет Бог с тех, кто над ним смеялся.

530 Ну вот я с мельником и расквитался.

Здесь кончается рассказ Мажордома

ПРОЛОГ ПОВАРА

Пролог к рассказу повара

А повар, слушая рассказ, кивал

И мажордома по спине трепал,

«Хо-хо, вот это славная потеха,

А мельнику, должно быть, не до смеха!

5 Таких ночлежников к себе пустить, —

Да это надо полоумным быть.

Сам Соломон в своих сказал нам притчах:

«Не каждого в свой дом пускай».306 А прытче

Студентов никого в таких делах

10 На свете нет. Остался в дураках

Заносчивый наглец, пройдоха мельник.

Пускай его почешется, бездельник.

Но нам на этом застревать негоже,

И я хочу, господь мне да поможет,

15 Вам рассказать один забавный случай

И закрутить ту басенку покруче».

«Что ж, Роджер, хоть незнатного ты чина,

Рассказывай, пожалуй, старичина.

Но моего послушайся совета:

20 Остывших дважды, дважды подогретых

Немало подавал ты пирогов.307

Смотри, чтоб не был твой рассказ таков,

Тобой накормленные на пирушке

Гусиным салом, луком и петрушкой,

25 Рыгали долго, боже их прости,

Не раз паломники и по пути

Бранились, что, мол, ты их оскоромил,

Что в тесто, кроме патоки и кроме

Корицы, мух порядочно запек

30 И что мясным ты сделал свой пирог.

Не говори, что я зажарил утку,

Иной раз правду скажешь даже в шутку».

«Хоть это, правда, и не раз бывало,

Но чтоб шутить, одной лишь правды мало:

35 «Правдива шутка, значит, не смешна»,

Как говорят фламандцы,308 и верна

Та мысль их. Значит, так-то, Гарри Бэйли!

Мою стряпню ты слушай, ешь ли, пей ли,

А только на меня ты не ворчи.

40 Про поваров же лучше помолчи,

Не то трактирщиков я осмею.

Но не сейчас побасенку свою

Поведаю. Придет пора расстаться,

Тогда с тобой попробую сквитаться».

45 И он со смехом начал свой рассказ,

Не про трактирщика на этот раз.

Так кончается пролог к рассказу Повара

РАССКАЗ ПОВАРА

Здесь начинается рассказ Повара

Жил подмастерье в городе удалый,

Задира, озорник и затевало.

Певун и щеголь, что в лесу щегол.

50 Помадил он упрямый свой хохол,

И в локоны завить его хотел он:

Не у прилавка стоя, загорел он,

А на гулянках; знатный был танцор

Гуляка Перкин, даже до сих пор

55 Ту кличку помнят вдовы и девицы;

И медом сладким лести поживиться

Охотниц глупых вдоволь находилось,

И много женщин в Перкина влюбилось.

Где свадьба, там он пел и танцевал.

60 Таверну лавке он предпочитал.

Устроит Чипсайд309 празднество, и он

Наверное туда уж приглашен;

И до тех пор как праздновать не кончат,

Всех веселей он пляшет и всех звонче

65 Поет, и не заманишь за прилавок

Его во мрак подвалов, складов, лавок.

Себе компанию он подобрал

И в карты резался и пировал,

Ходил к подружкам ежедневно в гости,

70 Чтоб петь и пьянствовать, играть там в кости,

А в кости обыграть или в очко

Хмельного шулеру совсем легко.

Так, в целом городе его никто бы

Не разыскал в тех щелях и трущобах,

75 Куда лишь Перкин находил пути,

Чтоб денежки скорей порастрясти

Хозяйские. Подозревал не раз

Его хозяин: то исчез запас

Товара ценного и гол пустой

80 Прилавок, то во всех делах застой.

Но Перкин-плут увертывался ловко,

И с помощью какой-нибудь плутовки

Всегда деньжонок в долг он добывал

И временно растрату покрывал.

85 Коль завелся такой приказчик в лавке,

Хозяину не то что на булавки

Своей любезной, и на хлеб не хватит —

Он за приказчичьи проказы платит.

Кутеж и кража — дети той же плутни,

90 Хотя б грабитель и играл на лютне.

С хозяином веселый подмастерье

Так горевал о порче, иль потере,

Или просчете, что законный срок

Он ученичества пройти бы мог,310

95 Хотя не раз в Ньюгетскую тюрьму311

С компанией бродяг пришлось ему

Наведаться и до тех пор там быть,

Пока друзья прощение купить

Не успевали взяткой иль подарком.

100 Когда же, наконец, он в споре жарком

Хозяина стал горько упрекать,

Что тот свидетельства312 не хочет дать,

Хозяин вспомнил старое присловье:

«Гнилую грушу срежь, чтобы с любовью

105 Свой сад от гнили лучше уберечь».

Был дан расчет, обуза пала с плеч.

«Иди не подобру, не поздорову

И к моему не приближайся крову,

Не то спущу я на тебя собак,

110 Другой слуга впредь не посмеет так

Меня обманывать и так морочить».

И вот наш подмастерье дни и ночи

Мог пьянствовать, кутить и бушевать

И жизнь свою в беспутстве прожигать.

115 А раз всегда друзей найдется шайка,

Чтоб вора приютить и попрошайку,

И вместе с ним кутить и пировать,

И наворованное им сбывать, —

То Перкин-плут, на все худое прыткий,

120 Связал тотчас же в узел все пожитки

И свез к приятелю. Его жена,

Хотя была торговкою она,

Но в городе о ней ходили слухи

Как о доносчице и потаскухе…

125 ………….

………………….

Здесь обрывается не законченный Чосером рассказ Повара

ВТОРОЙ ФРАГМЕНТ

ПРОЛОГ ЮРИСТА

Слова Трактирщика ко всей компании

Трактирщик наш увидел, что пройти

Успело больше четверти пути

На небе солнце. Был ему неведом

Углов расчет,313 однако же с обедом

5 Еще ни разу он не опоздал

И время с точностью определял.

Что восемнадцатый был день апреля,

Трактирщик знал (лучи в то утро грели

По-майскому). Дерев равнялась тень

10 Их росту, следовательно, в тот день

И в этой широте — пробило десять;

И это правда, если здраво взвесить:

Ведь ясно и без точного промера,

Что сорок пять делений угломера

15 Прошло светило с наступленья дня.

И вот трактирщик придержал коня.

«Друзья, — сказал он, — утро на исходе,

И я скажу при всем честном народе,

Что времени не следует терять,

20 Оно имеет свойство уплывать,

И в час ночной, когда мы сладко спим,

И днем, когда не знаем, как нам с ним

Управиться. Оно ручью подобно,

Что с гор течет, дробясь о камни злобно,

25 И вверх его на кручи не поднять.

Сенеке довелось не раз писать,

Что времени потеря горше смерти,314

А этому философу вы верьте.

Ведь, разорясь, вновь злато наживешь,

30 А времени, увы, уж не вернешь,

Как девства… Утеряв его беспечно,

Девчонке315 не вернуть его, конечно.

Что ж, сэр юрист, наш крепок уговор,

Вы не вступайте в бесполезный спор,

35 Коль добровольно приняли решенье

Быть у меня сегодня в подчиненье.

Так вот извольте тотчас начинать

И наш порядок строго соблюдать».

«Что ж, depardieu,316 — сказал юрист, — согласен,

40 Что я в долгу, и смысл закона ясен.

Долги всегда оплате подлежат,

И не напрасно люди говорят:

«Кто для других законы составляет,

Пусть те законы первым соблюдает».

45 Рассказывать готов я, господа,

Но что рассказывать, вот в чем беда.

Хотел бы я, чтоб был рассказ прекрасен,

Да нету подходящего в запасе.

Вот Чосер, он хоть мало понимает

50 В различных метрах и стихи слагает

Нескладно очень, но по мере сил

По-английски как мог переложил

Рассказов много о несчастных дамах.317

Не там, так здесь, но о любовных драмах

55 Он в каждой книге без конца твердил.

Пример Овидия его прельстил.318

Не стоит мне те сказки повторять,

Которые успел он рассказать.

Ведь с юности привержен Аполлону,319

60 Встарь Кейка он воспел и Альциону,320

А также многих достославных дам.

Лишь для примера приведу я вам

Весь сонм святых угодниц Купидона:321

Как закололась от любви Дидона,322

65 Когда покинул бедную Эней;

Как Филлис323 смерть нашла среди ветвей;

Как Ариадна,324 или Гипсипилла325

Свои стенанья к небу возносила;

Мечом пронзенные, как умирали

70 Лукреция326 и Фисба,327 мы читали

В его стихах, как мучилась Елена328

Вдали от родины в годину плена

И как Леандр в пучине утопал

И Геро, умирая, призывал;329

75 Как Лаодамия330 и Брисеида331

Оплакивали пленников Аида;

Как победителя героев мира

Невольно погубила Деянира;332

Как королева злобная Медея

80 Детей своих повесила за шею,

Чтоб наказать изменника Ясона;333

И то, как вопияла Гермиона;334

Особо воспевал он Ипермнестру335

И Пенелопу,336 выше ж всех Альцесту.

85 Но, вспоминая дам несчастных тех,

Не рассказал про Канацеи грех,337

Что к брату страсть греховную питала

(Таких историй хоть бы не бывало!),

Ниже про Аполлония из Тира

90 Не рассказала Чосерова лира,

Как тот от скорби тяжкой изнемог,

Когда король проклятый Антиох,338

Объятый похотью и жаждой мести,

Дочь Аполлониеву обесчестил,

95 И горше всех в той повести строка мне,

Как девушку злодей швырнул на камни.

Нет, Чосер никогда таких страстей

Не допускал. Ужасных повестей

Не любит он, уродств и извращенья —

100 И в том он прав, без всякого сомненья.

Так что же, братья, рассказать мне вам?

Вы помните несносную богам

Кичливость дев, что Пиерид339 прозванье

Носили встарь и были в наказанье

105 В сорок обращены. Так вот боюсь,

Что с сущею безделицей явлюсь.

Но все ж, друзья, откину ложный страх,

Я прозой говорю, а он — в стихах».340

И начал он рассказ неторопливо,

110 И все ему внимали терпеливо.

ПРОЛОГ К РАССКАЗУ ЮРИСТА

О бедность, мать бесчисленных обид!

Тебе, морозом, голодом томимой,341

Взывать о помощи мешает стыд.

Но так твои страданья нестерпимы,

115 Что ты всегда принуждена, помимо

Желания, взаймы у ближних брать,

Иль попрошайничать, иль воровать.

Христа ты осуждаешь, негодуя,

Что правды нет в распределенье благ.

120 И сердцем злобствуешь напропалую,

Коль твой сосед не нищ, как ты, и наг.

«Вот погоди, — сжимая свой кулак,

Ты говоришь, — тебя поджарят черти

За то, что скрягою ты был до смерти».

125 Недаром мудрецы нам говорят,

Что смерть куда желанней нищей доли.342

Того лишь уважают, кто богат,

А бедняка-соседа поневоле

Всего лишь терпят кое-как, не боле.

130 И правы мудрецы, что человек

Несчастен, если нищим прожил век.

Кто беден, ненавистен даже брату,

И от него, увы, друзья бегут.

Искусные купцы с сумой богатой,

135 Как правильно вы действуете тут!

Приносит вам ваш благородный труд

Лишь крупные очки, не единицы, —

В сочельник можете повеселиться.

Вы рыщете по волнам всех морей,

140 Вы посещаете края чужбины,

И вам, отцы вестей и новостей,

Краев земных все ведомы судьбины.

Я прославляю вас не без причины:

Ведь от купца услышал я рассказ,

145 Которым нынче позабавлю вас.

РАССКАЗ ЮРИСТА

Здесь начинает Юрист свой рассказ

343

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В далекой Сирии344 жила когда-то

Компания купцов, державших склад

Шелков и тканей с вышивкой из злата

И всяких пряностей. И стар и млад

150 В чужих краях вести был с ними рад

Продажу-куплю, — знали повсеместно

Товары их и нрав отменно честный.

И вот однажды, — то ль чтоб отдохнуть,

155 То ль по делам торговым, я не знаю, —

Сирийцев наших часть решила путь

Направить в Рим, туда не высылая

Гонцов заране из родного края.

Себе роскошный снявши в Риме дом,

160 Они все вместе поселились в нем.

Дни потекли чредой неутомимой,

И доносилась до купцов хвала

Констанце, дочери владыки Рима,345 —

165 Хвала, что на устах у всех была.

Ее красу и добрые дела

Все граждане превозносили дружно;

Об этом рассказать подробней нужно.

170 Все говорили: «Дочь родил на свет

Наш добрый император, — многи лета

Дай Бог ему! — которой ровни нет

И не было от сотворенья света.

Так добродетельна принцесса эта

175 И хороша собой, что впору ей

Владычицею стать Европы всей.

В ней красота не связана с гордыней,

В ней юность легкомыслию чужда,

180 К участливой готова благостыне

Прелестная рука ее всегда.

Хоть молоды еще ее года,

Душа ее уже святою стала,

Всех добродетелей она зерцало».

185 Народный голос, видит Бог, был прав.

Теперь опять к рассказу перейду я.

Вновь погрузив суда и повидав

Прекрасную принцессу молодую,

190 Купцы вернулись в Сирию родную,

Чтоб снова приступить к своим делам.

Подробности не интересны вам.

Султан сирийский очень благосклонно

195 Всегда тех славных принимал купцов,

Расспрашивал про берег отдаленный,

Про нравы и дела чужих краев.

Их угостить всегда он был готов,

Чтоб разузнать за чашей браги пенной

200 О чудесах неведомых вселенной.

В повествованье их на этот раз

Констанца много места занимала,

И про принцессу дивную рассказ

205 Султану душу взволновал немало.

Она ему такой желанной стала,

Что он хотел бы до скончанья дней

Любить ее и думать лишь о ней.

210 А в необъятной книге, той, что нами

Зовется небом,346 рок султана злой

Был звездными начертан письменами:

Смерть от любви. В огромной книге той

Начертано невидимой рукой, —

215 Ясней стекла для тех, кто понимает, —

Какая смерть любого ожидает.

До их рожденья был начертан рок

Помпея,347 Юлия348 и Ахиллеса,

220 Определен войны фиванской срок,

Предсказана кончина Геркулеса,

Сократа, Турна.349 Но лежит завеса

На нашем зренье, — к звездным письменам

Мы слепы, их язык невнятен нам.

225 На заседанье тайного совета

О замысле своем сказал султан,

Прибавив (сообщить спешу вам это),

Что он погибнет от сердечных ран,

230 Коль знак любви ему не будет дан.

Должна Констанца стать его женою,

Дотоль он не найдет себе покоя.

Разнообразных мнений ряд потом

235 Был высказан при этом обсужденье;

Не позабыли вспомнить и о том,

Что надо опасаться наважденья,

Все споры прекративши, в заключенье

Совета члены порешили так:

240 Единственный хороший выход — брак.

Но овладело членами совета

Сомнение. Принцесса и султан

Различной веры, — не преграда ль это?

245 Захочет ли владыка христиан

Дочь отпустить в ему враждебный стан,

Чтоб стал ее супругом некрещеный.

Закону Магомета подчиненный?

250 «Мне от Констанцы отказаться? Нет, —

Ответил он, — скорей приму крещенье;

Без этой женщины не мил мне свет.

Поэтому оставьте возраженья

И помогите мне обресть спасенье.

255 Лишь в ней оно, — душе моей покой

Даст лишь Констанца, став моей женой».

Обмен посольствами, переговоры,

Содействие святейшего отца,

260 И рыцарства, и церкви, для которой

Сбылась мечта@ неверье до конца

Сразить во славу вящую Творца,

К трактату привели, чье содержанье

Я предлагаю вашему вниманью.

265 Султан сирийский должен быть крещен

С баронами и всей дружиной ленной;

Тогда в супруги получает он

Констанцу с суммой золота отменной

270 И обещанье помощи военной.

Трактат скреплен был клятвою двойной.

Констанца, в путь! С тобою Всеблагой.

Подробного рассказа вы не ждите

275 О брачном поезде, о тех, кто был

К ее блистательной причислен свите,

Которую отец ей снарядил.

Нет у меня ни времени, ни сил

Для описания столь славной свиты,

280 Составленной из знати именитой.

Лишь кратко сообщить могу я вам:

В нее вошли епископы, вассалы

И много видных рыцарей и дам.

285 Народу власть молиться приказала

В церквах о том, чтоб небо ниспослало

Младой чете во всех делах успех

И чтоб их путь свершился без помех.

И наступил отплытья день тревожный,

290 Отплытья день забрезжил роковой.

Охвачены горячкою дорожной,

Все стали собираться в путь морской.

Томима безотчетною тоской,

Констанца встала, бледная, с постели

295 И попросила, чтоб ее одели.

Как было слез не лить горячих ей,

Властителя заморского невесте?

Вдали от родины и всех друзей

Ей предстояло в незнакомом месте

300 Всю жизнь прожить с супругом чуждым вместе.

Лишь между близкими удачен брак, —

Всегда и всюду это было так.

«Отец, тобой взлелеянное чадо, —

Шептали бледные ее уста, —

305 Благослови! О мать, моя отрада

(Нежней люблю лишь одного Христа),

Прости навек! Родимые места

Я покидаю, вашей ласки милой

Я больше не увижу до могилы.

310 Я уезжаю к варварам от вас,350

Покорно вашу исполняя волю.

Мне Тот, Кто умер на кресте за нас,

Поможет с горькою смириться долей,

Хотя б томилась я от тяжкой боли.

315 Мы, женщины, для рабства рождены

И слушаться мужей своих должны».

Когда твердыня Илиона351 пала,

Когда разрушил Фивы супостат,

Когда теснили рати Ганнибала352

320 Им трижды побежденный вечный град, —

Звучали стоны горестней навряд,

Чем при прощанье девы безутешной,

Все ж надо было в путь сбираться спешно.

О твердь жестокая, чей бег дневной

325 Все увлекает к западу с востока

И твари всей, живой и неживой,

Велит покорствовать веленью рока!

Ты, при отплытье, в небесах высоко

Расположила хор созвездий так,353

330 Что было ясно: Марс расстроит брак.

Извилистый восход, бедой чреватый,

С чьего пути в темнейший входит дом

Владыка часа, немощью объятый!

О Марс, о Атизар354 в стеченье том!

335 Луна, ты по небу скользишь тайком

Оттоль, где пребывала ты в покое,

Туда, где дверь закрыта пред тобою.

Ужели, император, ты не мог

Найти философа355 в своей столице,

340 Который бы вам день избрать помог?

Должны бы быть благоразумней, мнится,

Столь выдающегося сана лица.

Ведь гороскоп Констанцы знали вы.

Глуп смертный и невежествен, увы!

345 Принцессу, полную немой печали,

Торжественно на палубу внесли;

Ее уста чуть внятно прошептали:

«Христос вам дни счастливые пошли!»

И вот корабль отчалил от земли.

350 Прощай, Констанца! К своему рассказу,

С тобой расставшись, возвращаюсь сразу.

Султана мать, всех подлых гадин злей,

Узнав, что сын, наперекор обетам,

От веры отрекается своей,

355 Тотчас послала за своим советом.

Они пришли, и на собранье этом,

Когда уселись все вокруг стола,

Она к ним речь такую повела:

«Известно вам намеренье султана?

360 Пренебрегая верою отцов,

Отречься от закона Алькорана,

Нам данного пророком, он готов.

Но я, на ветер не бросая слов,

Скажу одно: не соглашусь на это, —

365 Милей, чем жизнь, мне вера Магомета,

От новой веры нам не ждать добра!

Всех нас она поработит жестоко,

И мы в аду, когда придет пора,

Сгорим за отреченье от пророка.

370 Но если буду я не одинока

В горячем рвенье защитить ислам,

Вас всех спасти я обещаю вам!»

Все поклялись ей помогать всемерно,

Во всех ее делах при ней стоять

375 Дружиной крепкой и до гроба верной

И тьму сообщников завербовать.

Их клятву выслушав, султана мать

Свершить намеренье решила злое.

И с речью обратилась к ним такою:

380 «Притворно примем веру христиан, —

Что стоит окунуться, в самом деле? —

И пир такой задам я, что султан

Не заподозрит нашей тайной цели.

Его жена — хотя бы из купели

385 Овечкой вышла чистою она —

С себя не смоет алого пятна».

Султанша мерзкая, исчадье ада,

Семирамида356 новая, змея,

Таящая в себе источник яда!

390 Притворство — внешность женская твоя.

В твоей груди безбожная семья

Порочных и зловредных сил гнездится,

Готовых с добродетелью сразиться.

О сатана завистливый, с тех пор

395 Как изгнан ты из нашего предела,357

Чрез женщину, Творцу наперекор,358

Свое проклятое творишь ты дело.

Спокон веков душа ее и тело —

Твои орудья. Этот брак святой

400 Решил ты раздавить своей пятой.

Султанша, эта подлая гадюка,

Свой тайный тут же распустив совет

(Подробности вам были бы в докуку)

И во дворец придя за этим вслед,

405 Сказала сыну, что уж много лет

К язычеству питает отвращенье,

Одну мечту хранит — принять крещенье.

Она лишь просит, чтобы ей султан

Дал разрешенье пир устроить знатный,

410 Чтоб угостить на славу христиан;

Султан, которому была приятна

Такая просьба, с радостью понятной

Согласье дал. Поцеловав его,

Она пошла готовить празднество.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

415 И вот под гром народных восклицаний

В сирийский край с великим торжеством

На кораблях явились христиане.

И вестника послал султан о том.

Что, мол, грядет к нему супруга в дом;

420 Пусть мать и все ее достойно встретят

И этим Сирии любовь отметят.

Сверкающей нарядами толпой

Сирийцы с моря шли с гостями вместе,

И матерью султана был такой

425 Прием оказан молодой невесте,

Какой лишь дочери пристал по чести;

В ближайший город, под приветствий гром,

Бок о бок прибыли они верхом.

Я думаю, что менее прекрасен

430 Был Юлия триумф, что нам Лукан359

Представил сказочнее всяких басен,

Чем этот двойственный чудесный стан,

Когда бы не султанши злой обман.

Змея гремучая,360 она скрывала

435 Смертельное под речью льстивой жало.

Великолепной свитой окружен,

Явился вскоре и властитель края

К своей невесте юной на поклон,

В сей ликованья час их оставляя,

440 Про дня конец вам только сообщаю:

Когда умолк веселой встречи гул,

Все спать легли, и стан двойной уснул.

День наступил, когда султаншей злою

Был пир устроен, роскошью богат.

445 И вкруг столов нарядною толпою

Уселись христиане — стар и млад.

Был бесконечен блюд отменных ряд,

Но дорого им стали эти блюда

Пред тем, как пробил час уйти оттуда.

450 Тут, на земле, блаженства каждый час

Бедой венчается, — счастливой доли

Всегда мучителен конец для нас.

Нет под луною радости без боли.

Свое доверье к року побороли

455 Лишь те, кто помнит в миг счастливый свой,

Что будет этот миг сменен бедой.361

Чтоб лишних слов не тратить, вам скажу я,

Что римская дружина и султан

Убиты были, за столом пируя.

460 Констанце лишь — одной из христиан —

Спастись от гибели был случай дан.

Султаншей, власти жаждавшей, заране

Знак подан был к кровавой этой бане.

Убиты были также наповал

465 Сирийцы все, принявшие крещенье.

Из них никто не смог покинуть зал.

Констанцу же — о злое преступленье! —

Морскому предоставили теченью

В ладье, руля лишенной, чтобы в ней

470 Она плыла к Италии своей.

Ей положили, должен вам сказать я,

Немалый продовольствия запас,

А также деньги все ее и платья,

И по волнам, исчезнувши из глаз,

475 Ладья Констанцы быстро понеслась.

Моя принцесса, за твое смиренье

Тебе пусть кормчим будет провиденье!

Перекрестившись трепетной рукой,

Она взмолилась ко кресту Христову.

480 «О ствол животворящий и святой,

От крови Агнца павшего багровый!362

Ты, мир омывший от греха лихого,

Мне от когтей врага защитой будь,

Когда в пучине стану я тонуть.

485 О дивный ствол, достойнейшим сочтенный

Того, чтоб на тебе в ночи и днем

Небесный Царь страдал, окровавленный,

Невинный Агнец, проткнутый копьем!

Не страшен сатана тому, на ком

490 Покоятся твои святые члены!

Мне дай Христу быть верной без измены».

Скиталась так она из года в год,

Покуда к марокканскому проливу363

Не приплыла по воле бурных вод.

495 Не раз, обед вкушая сиротливый,

Она молила, чтобы рок счастливый

Послал ей смерть, но, нет, ее волной

В конце концов прибило в край чужой.

Вы спросите: как во дворцовом зале

500 Она от общей гибели спаслась?

Хочу, чтоб вы ответ мне прежде дали:

Кто Даниила из пещеры спас,364

Где лев свирепый пожирал тотчас

Любого — и раба и господина?

505 Хранимый в сердце Бог — оплот единый.

На нем всю мощь своих деяний нам

Явил Всевышний, наш Отец Небесный;

Христос, для человечьих ран бальзам,365

Порой — как это мудрецам известно —

510 Дела творит, чей тайный смысл чудесный

Нам недоступен, ибо ум людской

Неисцелимой болен слепотой.

Ей, на пиру от гибели спасенной,

Кто не дал утонуть в пучине вод?

515 А к Ниневии кто примчал Иону,366

Пророка в рыбий поместив живот?

Мы знаем все, что это сделал Тот,

Кто избранному дал пройти народу

По яростной пучине, как по броду.367

520 Кто приказал всем четырем ветрам,

Которые, друг с другом вечно споря,

Моря и сушу режут пополам,

Не трогать суши, и лесов, и моря?368

Кто, как не Тот, кто на морском просторе

525 Хранил Констанцу и в ночи и днем

От бурь, несущих молнию и гром?

По чьей чудесной длился благостыне

Три года пищи и питья запас?

А кто в пещере и в глухой пустыне

530 От голода святую деву спас?369

Христос, который уж насытил раз

Пятью хлебами множество народа,370

Поил, кормил Констанцу все три года.

В наш океан Констанцы утлый челн

535 К Нортумберландии371 приплыл далекой,

Где замок высился у самых волн

(В его названье много ли вам прока?).372

В песок зарылся челн, да так глубоко,

Что никакой отлив его не брал:

540 Ей эту пристань сам Христос избрал.

Дворецкий поспешил спуститься к морю,

Чтоб посмотреть, что принесла волна,

И увидал: в ладье с тоской во взоре

Сидит, казну держа в руках, жена.

545 Его с мольбою горестной она

Пресечь ей дни тотчас же попросила,

Освободить от жизни, ей постылой.

Он понял речь ее, хотя она

Испорченной латынью объяснялась,373

550 И снял ее с разбитого челна,

К ней ощутив почтение и жалость,

Себя назвать Констанца отказалась

И к Господу, колени преклонив,

В слезах горячий вознесла призыв.

555 Потом сказала, что от мук скитанья

Давно лишилась памяти она.

Дворецкий слушал, полон состраданья,

Растрогалась до слез его жена.

Констанца рвения была полна

560 Всем угодить, всем оказать услугу,

И нрав ее очаровал округу.

Дворецкий, как весь край в то время, был

Язычником, жена Гермгильда тоже;

Но добрую язычницу пленил

565 Нрав чужестранки тихой и пригожей.

И вот Констанца, этот ангел Божий,

Гермгильде вымолила благодать,

И та решила христианкой стать.

На Севере в то время участь злая

570 Над головой повисла христиан;

Язычники, закон свой утверждая,

Их изгоняли из подвластных стран.

В Уэльс бежал крещеный бриттов стан,374

И там себе пристанище на время

575 Нашло гонимое судьбою племя.

Но втайне кое-кто из христиан

Христово исповедовал ученье

И лишь вводил язычников в обман.

Из трех таких, под самой замка сенью

580 Ютившихся, один лишен был зренья;

Но зрение духовное ему

Давало видеть сквозь густую тьму.

В день солнечный и жаркий это было,

Дворецкий вместе со своей женой

585 В сопровождении Констанцы милой

На берег вышли побродить морской,

И повстречался им старик слепой,

Который шел походкою нескорой,

Закрыв зрачки невидящего взора.

590 «Гермгильда, именем Христовым вас, —

Внезапно старец крикнул, — заклинаю,

Верните свет моих потухших глаз!»

Гермгильду испугала речь такая;

Она остановилась, ожидая

595 От мужа кары. Но Констанца ей

Внушила долг исполнить свой скорей.

Дворецкий, чудеса увидев эти,

«Что это значит?» — крикнул, и в ответ

Ему Констанца молвила: «Из сети

600 Нечистого Христов спасает свет».

О вере истинной за этим вслед

Она ему сказала поученье,

И к вечеру он воспринял крещенье.

Дворецким управлялся много зим

605 Тот замок, близ которого пристала

Ладья Констанцы, обладал же им

Король страны Нортумберландской Алла,375

Он мудрым был, и длань его держала

Шотландцев в трепете, как слышал я.

610 Меня, однако, повесть ждет моя.

Нечистый дух, который постоянно

Стремится чистых соблазнять людей,

Теперь решил Констанцу, окаянный,

Мишенью сделать подлости своей.

615 Им юный рыцарь избран был и к ней

Безумной страстью разожжен такою,

Что от желанья он не знал покою.

Но тщетно он искал ее любви:

Была греху Констанца недоступна.

620 Тогда обиду утопить в крови

Задумал он и начал неотступно

Преследовать свой замысел преступный.

Когда дворецкий к ночи раз ушел,

Он тихо в спальню женскую вошел.

625 Констанца и Гермгильда, долгим бденьем

Утомлены, сладчайшим спали сном,

И рыцарь, сатанинским наущеньем

К постели Гермегильдиной ведом,

Ей горло перерезал, а потом

630 Констанце в руку нож вложил кровавый, —

Казни его за это, Боже правый!

Дворецкий, вскоре возвратясь домой

Совместно с Аллою, владыкой края,

Увидел труп супруги дорогой

635 И зарыдал, персты свои ломая.

С Констанцей рядом он — о участь злая!

Нашел кровавый нож. Как было ей

Невинность доказать руки своей?

И королю подробно рассказали,

640 Когда и где и как разбитый челн

С Констанцей из морской прибило дали

К Нортумберландии игрою волн.

Король был чувства состраданья полн,

Когда узнал, какие испытанья

645 Постигли это чистое созданье.

Как агнец, что к закланью приведен,

Пред королем невинная стояла,

А подлый рыцарь утверждал, что он

Ее вину докажет перед Аллой.

650 Но было шепота кругом немало

О том, что совершить такое зло

Столь чистое созданье не могло.

Была отлично всем известна в доме

Ее к убитой госпоже любовь;

655 Я повторяю, всем известна, кроме

Преступника, который пролил кровь.

Король внимал ему, нахмурив бровь, —

Он усомнился в правде показанья

И углубить решил свое дознанье.

660 Кто выступит, Констанца, за тебя?

А ты сама — увы! — молчать должна ты.

Коль Тот, кто, род наш грешный возлюбя,

Господнего низвергнул супостата

(Он в прахе и теперь лежит, проклятый!) —

665 Коль сам Христос тебя не защитит,

Тебе, невинной, гибель предстоит.

Колени преклонив, к Владыке света

Взмолилась бедная: «О ты, что спас

Невинную Сусанну от навета,376

670 И ты, Мария, что туда взнеслась,

Где ангельский тебя восславил глас, —

Коль я чиста, то будьте мне защитой

В моей беде, — не то мне быть убитой!»

Случалось ли из вас кому-нибудь

675 В лицо тому, кого за преступленье

Среди толпы на казнь ведут, взглянуть?

Оно покрыто страшной смертной тенью,

И выделяется из окруженья

Несметных лиц. Так вот, с таким лицом

680 Стоит Констанца перед королем.

О вы, благополучные царицы,

Принцессы, дамы все! Пускай у вас

От жалости слезою взор затмится.

Дочь императора стоит сейчас

685 Одна, в тоске, поднять не смея глаз?

Над этим августейшим сжальтесь чадом.

В ее нужде нет близких сердцу рядом.

Король был благороден; он приток

Почувствовал такого состраданья,

690 Что удержать невольных слез не мог.

Он книгу приказал внести в собранье:

«Пускай под клятвой рыцарь показанье

Свое повторит, — молвил он, — и суд

Мы нарядим тогда, не медля, тут».

695 Поклялся рыцарь над британской книгой, —

Господний в ней записан был закон, —

В том, что не лжет, но не прошло и мига,

Как наземь, словно камень, рухнул он,

Рукою тайной в темя поражен,

700 С глазами вне орбит, и сразу люди

Узрели Божью кару в этом чуде.

Внезапно глас раздался: «Клеветой

Пред августейшим властелином края

Дочь очернил ты церкви пресвятой,

705 Твоя нашла возмездье воля злая».

И вся толпа, от ужаса стоная,

Ждала возмездья знаков огневых;

Лишь дух Констанцы ясен был и тих.

Страх и раскаянье на тех напали,

710 Кто на Констанцу без ее вины

Смел подозренье высказать вначале.

Все были чудом так поражены,

Что при содействии святой жены

У многих совершилось обращенье,

715 И сам король подверг себя крещенью.

Клятвопреступный рыцарь был казнен

По приказанью короля поспешно;

Констанцей все же был оплакан он

За то, что ад грозил ему кромешный.

720 И скоро в брак с принцессою безгрешной

Вступил король, — Христова благодать

Дала Констанце королевой стать.

Мать короля, что Донегильдой звали,

Одна лишь проклинала этот брак.

725 (Другую душу женскую едва ли

Окутывал столь беспросветный мрак.)

Казалось ей, что, поступивши так,

Сын опозорился: она считала,

Что странную избрал супругу Алла.

730 Не столь о плевелах, сколь о зерне

Рассказывать я собираюсь дале.

Что толку останавливаться мне

На том, какие блюда подавали

Иль как рога и трубы как звучали.

735 Ведь так любой кончается рассказ.

Там были яства, брага, песни, пляс.

В опочивальню со своей женою

Король отправился. Любой из жен,

Какой бы ни была она святою,

740 Ночь уделить одну велит закон

Той радости, которой брак силен.

Велит он святость отложить на время

И быть супругой наравне со всеми.

В ту ночь Констанца сына зачала.

745 Когда же короля, к ее печали,

Как раз в те дни военные дела

В далекую Шотландию призвали,377

Над ней, беременной, опеку взяли

Епископ и дворецкий. День за днем

750 Сидит она, беседуя с Христом.

И в срок родился сын, что при крещенье

Был наречен Маврикием. С гонцом

Тотчас послал дворецкий извещенье

Родителю в Шотландию о том,

755 Как все произошло. И вот с письмом,

В котором было много и другого,

Гонец помчался, в путь давно готовый.

Но он решил, что королеву-мать

Ему полезно известить сначала.

760 Явившись к ней, он молвил:

«Исполать Вам, госпожа моя, и дому Аллы!

Узнайте: наша королева стала

Сегодня матерью. В покоях там

Рожден наследник на отраду нам.

765 Я королю в посланье при печати

Везу об этом радостную весть;

От вас, что вам угодно будет, кстати

Могу я, государыня, отвезть».

«У нас еще подумать время есть, —

770 На это Донегильда отвечала. —

Ты у меня переночуй сначала».

Напился элем и вином гонец,

И выкрали письмо ночной порою,

Когда он, как свинья, храпел, подлец,

775 А в сумку было вложено другое

С поддельною дворецкого рукою,

Где было сказано на этот раз

То, что вы все услышите сейчас.

В нем сообщалось вот что: королева

780 Чудовище на свет произвела;

Из адского как будто выйдя чрева,

Похож ребенок на исчадье зла.

Должно быть, мать от эльфов к нам пришла

И колдовские применяет чары.

785 Все эту ведьму ненавидят яро.

Прочтя письмо, король загоревал,

Но, никому об этом ни полслова

Не сообщив, домой ответ послал:

«Дар принимаю от Христа благого,

790 Моя душа всегда к тому готова,

Чтоб перед волею Его святой

Склониться ниц покорной головой.

Дитя храните и супругу тоже,

Покуда не вернуся я домой;

795 Я верю, — даст наследника пригожей,

Коль пожелает, мне Спаситель мой».

Смочив письмо обильною слезой,

Его вручил гонцу король печальный,

И вот гонец пустился в путь свой дальний.

800 Негодный, пьянству преданный гонец!

Ты на седле не держишься от хмеля,

Без умолку болтая, как скворец,

Все тайны выдаешь ты, пустомеля!

Себя не помня, мыслишь еле-еле.

805 Вино — плохой советчик: от него

Хорошего не ждите ничего.

О Донегильда, слов я не найду,

Чтоб подлость описать твою лихую.

Пускай же тот, кто царствует в аду,

810 О ней расскажет, с торжеством ликуя.

О женщина проклятая, — нет, лгу я,

Не женщина… Ты, утверждаю вслух,

Под женскою личиной — адский дух.

Когда гонец обратно возвратился,

815 У королевы-матери опять

С дороги прямо он остановился.

Так угостила королева-мать,

Что он, напившись, завалился спать

И прохрапел до самого рассвета, —

820 Был он великим мастером на это.

Письмо, которое король послал,

Подделкой заменили вновь, в которой

Король дворецкому повелевал

Под страхом смертной казни и позора

825 В три дня и три часа без разговора

Констанцу удалить из края вон:

Он требовал, чтоб срок был соблюден.

Пусть поместят Констанцу с сыном рядом

В ее прибитый к нам когда-то челн,

830 И этот челн с Констанцею и чадом

Пусть оттолкнут назад в пучину волн.

Твой сон, Констанца, был, должно быть, полн

Видений страшных в час, когда чертила

Рука преступная приказ постылый.

835 Когда настало утро, во дворец

Тотчас же королевское посланье

Вручить дворецкому пошел гонец.

Письма безжалостное содержанье

Исторгло у дворецкого стенанье.

840 «Благой Христос, — вскричал он, — в мире сем

Как много душ, исполненных грехом!

Как допускаешь ты, о Царь Небесный

И Праведный Судья, чтоб под луной

Царил и благоденствовал бесчестный,

845 Держа невинность под своей пятой?

Увы, Констанца, страшный жребий мой

Велит мне, чтоб избегнуть наказанья,

Тебя подвергнуть злому истязанью».

Проклятого посланья письмена

850 Слез вызвали во всей стране немало.

В четвертый день, бледнее полотна,

Констанца у ладьи своей стояла.

Однако волю Божью принимала

Она смиренно и, душой чиста,

855 Надежду возлагала на Христа.

«Кто спас меня от гнусного навета,

Который на меня воздвигнул враг,

Тот и теперь из влажной бездны этой

Меня спасет, хоть я не знаю как.

860 Благим Он был ко мне и будет благ.

На Богоматерь также уповаю —

Она мой парус и звезда морская».378

Ребенок плакал на ее груди.

Она к нему склонилась и шепнула:

865 «Сыночек бедный, плакать погоди!»

Потом его в платок свой завернула

И под глухой напев морского гула

Укачивать малютку принялась,

Не отводя от неба скорбных глаз.

870 «Мария, — молвила она, — о свет небесный!

Был женщиной погублен род людской,

И за грехи его на подвиг крестный

Пошел Спаситель, Сын единый твой.

Он кровью истекал перед тобой.

875 В страдании сравниться никакая

Не может мать с тобою, Всеблагая.

Ты слышала предсмертный Сына стон,

А мой ребенок жив. Тебя, царица,

Кому несчастные, со всех сторон

880 Неся любовь, не устают молиться,

Тебя, убежище, тебя, денница,

Молю я: сжалься над судьбой моей

И моего ребенка пожалей.

Дитя мое, какое преступленье

885 Свершило ты? За что своим отцом

Преследуешься ты без сожаленья?

Дворецкий милый, жалостью ведом,

Дитя мое к себе возьми ты в дом,

А ежели боишься наказанья,

890 Хоть поцелуй малютку на прощанье».

Взглянув в последний раз на край чужой

И прошептав: «Прощай, супруг жестокий!»

Она к воде, окружена толпой,

Стопы направила, покорна року,

895 Дитя баюкая, в свой одинокий

Спустилась челн, перекрестилась раз

И на Христову волю отдалась.

Ей дали продовольствия в дорогу

Запас большой — и всяческих вещей,

900 Что ей могли бы пригодиться, много.

Теперь, Господь, будь милосерден к ней,

Храни ее от ветров и зыбей

И дай причалить к родине далекой.

Ее ладья — над бездною глубокой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

905 Когда король, в свой замок возвратясь,

Стал о жене допрашивать и сыне,

Ему дворецкий рассказал тотчас

Все то, что вам уже известно ныне.

Не умолчал он также о причине,

910 Заставившей изгнать с ребенком мать,

И, предъявив посланье и печать,

Промолвил: «Государь, приказ, который

Был вами прислан, выполнен». Тогда

Гонца призвали, и под пыткой скоро

915 Признался он, где ночевал, когда.

Расспросов хитроумных череда

Позволила составить представленье

О том, как совершилось преступленье.

Рука, писавшая письмо, была

920 Опознана благодаря дознанью,

Распутано сплетенье лжи и зла.

И пробил мести час и наказанья:

Жизнь матери король за поруганье

Закона ленного мечом пресек.

925 Так кончился злой Донегильды век.

О том, как сутки напролет о милых

Жене и сыне Алла горевал,

Слова людские рассказать не в силах.

Меж тем Констанцу с чадом пенный вал

930 Над пропастью соленою кидал.

Пять лет и больше длился путь унылый,

Покуда лодку к суше не прибило.

Там замок высился на берегу

Языческий, чье имя, к сожаленью,

935 В источниках найти я не могу.

Констанца, в это страшное мгновенье

Храни тебя святое провиденье!

Я собираюсь рассказать сейчас,

Как ты от рук языческих спаслась.

940 Из замка многие глядеть ходили

На бедную Констанцу. В поздний час,

Когда уж звезды на небе светили,

Спустился управитель замка раз,

Отступник, что в язычестве погряз,

945 И негодяй. Один оставшись с нею,

Он предложил ей связь, — позор злодею!

Констанца крик ужасный издала,

И с ней дитя. Но Матерь Всеблагая

В который раз бедняжке помогла.

950 Борясь искусно, грудью наступая,

Ей удалось отбросить негодяя.

Он из ладьи упал и утонул.

Христос Констанцу в чистоте соблюл.

Вот похоти конец обыкновенный!

955 Не только душу, но и тело нам

Она увечит слабостью презренной.

Один конец у любострастья — срам.

Не часто ль видеть приходилось вам,

Что небо за одно лишь вожделенье

960 Людей карает, как за преступленье?

Как этой слабой женщиной был дан

Отпор насильнику? Но вспомнить нужно,

Что Голиаф, безмерный великан,

Давиду сдался,379 словно бы недужный.

965 Как мог юнец, почти что безоружный,

Взглянуть в ужасный Голиафа лик?

Тут благодати бил живой родник.

Кто дал Юдифи380 мужество убить

Своей рукой злодея Олоферна

970 И этим свой народ освободить

От нечестивца? Так же достоверно,

Как то, что этих силой беспримерной

Бог наградил, Констанце дал Господь

Лихого негодяя побороть.

975 Из узкого пролива Джебальтара

И Септы381 вдаль несет ладью поток,

Туда-сюда кидает ветер ярый,

На юг и север, запад и восток.

Но вот исполнился скитанью срок,

980 И волей Богоматери святою

Констанца радость обрела покоя.

Теперь мы от Констанцы перейдем

К владыке Рима. Получил он вести

Из отдаленной Сирии о том,

985 Что стан его весь перебит на месте,

А дочь Констанца извергом без чести

Оскорблена. Вам о султанше злой

Я говорю, пролившей кровь рекой.

Тут в Сирию отправил император

990 Сенатора и воинов не счесть,

Которых взял с собой в поход сенатор,

Чтоб учинить заслуженную месть.

Кровавую расправу кончив, сесть

На корабли спешило войско Рима,

995 Чтоб плыть обратно к родине любимой.

И вот когда с победной славой в Рим

Сенатор плыл, вдруг на морской равнине

Возникла утлая ладья пред ним

С Констанцей, предающейся кручине.

1000 Ни кто она, ни по какой причине

Она на волю моря отдана.

Он не узнал, — была нема она.

Он в Рим ее привез и попеченью

Жены вручил с младенцем вместе. Там

1005 Констанца стала жить в уединенье,

Вся отдаваясь набожным делам.

Ее судьба показывает нам,

Как чудно Богоматерь помогает

Тому, кто к ней с молитвой прибегает.

1010 Хотя была сенатора жена

Констанце теткой, все же не признала

В ней юную племянницу она.

Теперь вам сообщу, что сделал Алла,

Который плакал и стенал сначала,

1015 Констанцу же оставлю под крылом

Сенатора и к ней вернусь потом.

Король, убивший мать, пронзен однажды

Был горестным раскаяньем таким,

Что, истомленный покаянья жаждой,

1020 Решил отправиться в далекий Рим,

Чтоб там свой грех пред папою святым

Излить в слезах и вымолить прощенье

Себе от всеблагого провиденья.

Молву о том, что из чужой земли

1025 Паломник прибывает именитый,

Гонцы по стогнам Рима разнесли,

И наш сенатор, славою повитый,

Навстречу выехал с роскошной свитой,

Чтоб гостя августейшего принять,

1030 А также, чтобы блеск свой показать.

Друг друга чествовать тотчас же стали

Сенатор и король, — наперебой

Они пиры друг другу задавали,

И вот однажды, — через день-другой, —

1035 На королевский идя пир, с собой

Сынка Констанцы взял сенатор славный, —

Об этом я осведомлен исправно.

По мненью многих, мальчик приведен

Был по желанью матери. Не знаю,

1040 Присутствовал, так иль иначе, он, —

Все прочее я мелочью считаю,

Но вот что верно: сына отпуская,

Она велела между блюд свой взор

Ему на Аллу направлять в упор.

1045 Взор этот встретив, Алла изумленно

Спросил сенатора: «Скажите, чей

Ребенок это?» И в ответ смущенно

Промолвил тот: «Не ведаю, ей-ей!

Живет он в Риме с матерью своей,

1050 Отца же нет». Но через миг, не дале,

Все обстоятельства поведал Алле.

«Я должен вам сказать, — прибавил он, —

Что женщины я не видал доселе —

Среди девиц, и вдов, и мужних жен —

1055 Столь чистой в разговоре и на деле;

Она бы предпочла, чтобы горели

Ее стопы на медленном огне,

Чем на соблазн пойти, поверьте мне».

Жила Констанца в памяти супруга,

1060 А были схожи так дитя и мать,

Как мало кто похожи друг на друга.

Король невольно начал размышлять.

«У них одно лицо и та же стать.

Возможно ли?» В сомнениях без края

1065 Тотчас из-за стола он встал, вздыхая.

«Клянусь Творцом, — он думал, — это бред.

Ведь если дело обсудить в покое,

Уже давно в живых Констанцы нет».

Но через миг он думать стал иное:

1070 «Что, ежели Христос рукой святою

Послал ко мне Констанцу и сейчас,

Как он послал ее к нам в первый раз?»

Чтоб посмотреть, что дальше будет,

Аллу Сенатор пригласил к себе домой

1075 И, пир ему устроив небывалый,

Констанцу попросил войти в покой.

Ах, танцевать охоты никакой

Не вызвало в ней это приглашенье!

Она едва стояла от волненья.

1080 Жену увидев, Алла перед ней

Склонился низко. В этой юной даме

Не мог он не признать жены своей

И залился горючими слезами.

Констанца же стояла, словно камень:

1085 Ей причиненного супругом зла

Она забыть доселе не могла.

Теряла дважды бедная сознанье,

А он доказывал, что нет причин

Его винить за все ее страданья.

1090 «Тому свидетель весь небесный чин!

Я так же чист пред вами, как мой сын

Маврикий, столь на вас лицом похожий.

Коль я солгал, срази меня, о Боже».

И долго лился горьких слез поток,

1095 Но души их спокойнее не стали.

Никто без жалости глядеть не мог,

Как муки их от плача возрастали.

Но я устал о горе и печали

Повествовать. Скажу лишь в двух словах:

1100 Заря застала их еще в слезах.

Но наконец, когда ей стало ясно,

Что Алла перед ней не виноват,

Сменил стенанья поцелуй согласный

И повторенный сотни раз подряд.

1105 Блаженством большим только райский сад

Их мог бы наделить. Счастливей пары

Не видел, не увидит мир наш старый.

Констанца попросила, чтоб супруг,

Вновь ею обретенный, в облегченье

1110 Ее столь долгих и жестоких мук

Не отказал ей ныне в одолженье:

Чтоб от ее отца соизволенье

Пожаловать к обеду получил,

Ни слова чтоб о ней не проронил.

1115 Передают, что к римскому владыке

Был послан с пригласительным письмом

Не кто иной, как маленький Маврикий;

Но я, признаться, сомневаюсь в том:

Ведь Алла вовсе не был простаком

1120 И знал, что это было б неприлично.

Он, верно, с мальчиком явился лично.

Свое согласье император дал.

На мальчика при этом, вероятно,

Упорный взор не раз он устремлял

1125 И думал о Констанце безвозвратной.

Король же поспешил к себе обратно,

Чтоб подготовить праздничный обед,

Принять достойно христианства цвет.

Назавтра Алла в пышном одеянье

1130 Навстречу императору верхом,

Исполнен радостного ликованья,

С женой своей отправился вдвоем.

Отца увидев, перед ним ничком

Упала дочь. «Отец, — она вскричала, —

1135 Констанцу, верно, помните вы мало.

Я — ваша дочь Констанца. Верьте мне:

Я — та, что вы когда-то в край неверный

Послали, та, что по морской волне

В ладье носилась, мучась беспримерно.

1140 Теперь ко мне вы будьте милосердны,

К язычникам не посылайте вновь.

Вот мой супруг, — он заслужил любовь».

Кто в мире радость описать сумеет,

Которой предались они втроем?

1145 Я мой рассказ кончаю, — вечереет,

И на ночлег уж скоро мы придем.

Веселую беседу за столом

Они всю ночь вели, не уставая,

В блаженстве этом их я оставляю.

1150 Маврикий после папой на престол

Был возведен,382 и в нем оплот великий

Себе весь христианский мир нашел.

Но от рассказа в стороне Маврикий.

Прочесть о жизни этого владыки

1155 В «Деяньях римских»383 может всяк из вас.

Я посвятил Констанце свой рассказ.

Король страны Нортумберландской вскоре

С возлюбленной супругою святой

В Британию вернулся через море,

1160 Где ждали их довольство и покой.

Но скоро счастье их затмилось мглой.

Царит над нами рок бесчеловечный, —

Все радости земные быстротечны.

Увы, прожить сумел ли кто-нибудь

1165 Хоть день один, не омраченный тенью,

Не злобясь, не завидуя ничуть,

Не поддаваясь чувству раздраженья?

Я привожу вам это изреченье,

Чтобы сказать, что мрак чрез краткий срок

1170 На счастье Аллы и Констанцы лег.

Еще не больше года миновало,

А смерть уже безжалостной рукой

Навеки вырвала из жизни Аллу.

Господь его на небе упокой!

1175 Он горячо оплакан был женой;

Констанца же — мы тут рассказ кончаем —

Вернулась в Рим, с чужим простившись краем.

Родных и близких всех она нашла

Во здравии, и после всех мучений

1180 Под отчим кровом отдохнуть смогла

От истомивших душу приключений.

Перед отцом упавши на колени,

Она — рыдая, но душой светла —

Христу хвалу стократно воздала.

1185 Семьею набожной и Богу милой

Все вместе прожили остаток дней,

Покуда смерть их всех не разлучила.

Тут окончанье повести моей.

Иисус Христос, что в благости Своей

1190 Сменяет людям радостью мученья,

Да не оставит вас без попеченья.

Здесь кончается рассказ Юриста

ЭПИЛОГ К РАССКАЗУ ЮРИСТА

384

Хозяин наш в седле своем привстал.

«Друзья, послушайте меня, — сказал. —

История и вправду неплоха.

1195 Теперь пусть пастор, не боясь греха,

Поведает историю свою.

Я чай, живет он все же не в раю.

Законник наш осведомлен о том».

Священник сразу взвился:385 «Что за тон?

1200 Быть может, я ослышался? На что же

Вы намекаете, помилуй, Боже?»

«Не понял он, иль вправду тугоух?

Здесь лолларда я ощущаю дух,386 —

Хозяин молвил. — Что ж он нам припас?

1205 Быть может, проповедь прочтет сейчас?»

Тут корабельщик отозвался: «Нет!

Он здесь не будет толковать Завет.

Уж коль на то пошло, мы все живем

Под Богом. Сеет он, мы только жнем.

1210 Но плевел, правда, много средь пшеницы.

Хозяин, я готов здесь поделиться

Своим рассказом — все ж повеселей,

Чем проповедь, он будет, ей же ей,

И, разных прибауток полон весь,

Разбудит тех, что задремали здесь.

Учености не будет там в помине

И, уж клянусь, ни слова на латыни».

ТРЕТИЙ ФРАГМЕНТ

ПРОЛОГ БАТСКОЙ ТКАЧИХИ

387

Пролог к рассказу Батской ткачихи

Чтоб рассказать и горесть и напасти

Моей судьбы, не надо мне, к несчастью,

Ни на кого ссылаться: пять ведь раз

На паперти я верной быть клялась.388

5 В двенадцать лет уж обвенчалась я.

Поумирали все мои мужья.

А видит Бог, я их любила очень.

Но для завистников ведь всяк порочен;

Они твердят, что если только раз

10 (Как утверждает Библии рассказ)

Спаситель посетил обряд венчанья,389

Так это было людям в назиданье —

И, значит, лишь однажды в брак вступать

Мне надлежало. Но и то сказать,

15 Самаритянку укоряя, ей

Христос сказал:390 «Ты пятерых мужей

Имела. Тот, с кем ты живешь, не муж

Тебе, и брак греховный свой нарушь».391

Быть может, это и сказал Спаситель,

20 Но только смысл сих слов мне объясните.

Коль пятый не был муж, то кто ж последним

Ей мужем был? Я отстою обедню

За здравие того, кто объяснит:

О чем сей текст Господень говорит

25 И как понять евангельское слово?

Я ж не встречала мудреца такого.

Господь сказал: «Плодитесь, размножайтесь»392

Вот этот текст вы как ни искажайте,

Но знаю, что зовет он нас к труду.

30 Я и для мужа заповедь найду:

Чтоб от родителей он удалился,

К жене душой и телом прилепился.393

А вот насчет того — два, пять иль восемь,

Иль десять раз жениться надо, спросим

35 Хоть у кого хотите, и в ответ

Вам скажут, что такого текста нет.

Смотрите, вот премудрый Соломон;

Вы помните, имел он много жен.394

Подай мне, Боже, хоть бы половину

40 Таких роскошеств, прежде чем покину

Сей бренный мир. Из нынешних мужчин

С ним не сравнится, право, ни один.

Он каждой ночью с новою женой

Утеху новую имел, водой

45 Кропя живою лозы вертограда.

Хвала Христу, мне послана отрада

Пяти мужьям женою верной быть.

От каждого пыталась получить

Я лучшее: мошну или сундук

50 Опустошать старалась я не вдруг

И всех сокровищ даром не растратить, —

Я не мотовка, нет, с какой же стати.

Чтоб быть ученым, надо разных школ

Пройти науку; чтобы сделать стол,

55 Лесник и лесоруб потребен, плотник

И лакировщик иль иной работник.

Пяти мужей науку я прошла.

Шестого я покуда не нашла.

Гряди, жених полуночный, к невесте,395

60 И продолжать науку будем вместе.

На что мне целомудрие хранить,

Когда нам всем велел Господь любить.

А в браке не было и нет греха,

Лишь только б пара не была плоха.

65 Жениться лучше, чем в грехе коснеть396

И в адском пламени за то гореть.

«За двоеженство осужден был Ламех»,397 —

Мне говорят; но посудите сами:

Ведь Авраам святой был человек,

70 Иакова398 мы чтим который век, —

А скольких жен они в шатре держали!

Им праведники в том же подражали.

Когда и где, в какие времена

Женитьба Библией запрещена?

75 Или когда нам девственность хранить

Предписано и род наш умертвить?399

А вот апостол, это знаю твердо,

Он женщине не заповедал гордо

Быть девственной. Он просто умолчал,400

80 А волю Божию наверно знал.

Советовать нам могут воздержанье,

Но ведь совет не то, что приказанье.

Могу его послушать или нет,

И уж сама несу за то ответ.

85 Когда бы девство всем Господь судил,

Тогда б и брак он девам запретил.

Но если нету поля для посева,

Откуда б нарождались сами девы?401

Не мудрено, что сам апостол Павел

90 Запрета против брака не оставил.

В соревнованье девам лишь почет,

А приз — еще посмотрим, кто возьмет.

Не каждому быть девственным дано:

Лишь тем, кому Всевышним суждено.

95 Апостол Павел — девственник, конечно,

Но сам он, проповедуя нам, грешным,

И заповедав нам, что девство есть

Великий подвиг и большая честь, —

Он женскую не изменил природу

100 И предоставил полную свободу

Мне быть женой и мужа ублажать;

Коль муж умрет, другого мне искать

Не запретил он,402 и за двоемужье

Считать того нельзя: ведь не могу ж я

105 Нарушить заповедь, которой нет.

Иль воздержанья мною дан обет?

Коснуться женщины, сказал он, грех,

Однако не всегда и не для всех.

Грешно сквернить супружеское ложе,

110 Девицу обмануть совсем негоже.

Вы знаете, когда огонь и трут

В неопытных руках, они сожгут

Себя и все вокруг; и это значит,

Что лучше блуда, а греха тем паче,

115 Конечно, девственность; творят же блуд

Те люди, что неправедно живут, —

В супружестве иль в девстве, все едино.

Быть праведным нельзя наполовину.

Конечно, понимаю я того,

120 Кто девство ценит более всего.

Пусть хвалится своим он чистым телом, —

Я жизнь свою оправдываю делом.

Хозяин добрый утварь золотую

Не выставит, мне кажется, впустую:

125 На каждый день, для службы постоянной,

Достаточно посуды деревянной.403

Неодинаков и к спасенью путь.

Бог каждому дарует что-нибудь.

Но нам, смиренным и греховным слугам,

130 Спасения не по своим заслугам —

По милости Господней надо чаять.

Вот девственность — ее все величают

Как признак совершенства, но Спаситель,

Источник совершенства, Искупитель

135 Всех прегрешений, Он не всех призвал.

Вы помните, Христос нам приказал404

Имущество последнее продать,

Все деньги беднякам тотчас раздать

И следовать за Ним. Кто совершенным

140 Достоин быть, да будет и блаженным,

Но те слова, конечно, не ко мне.

Ну, как не радоваться нам весне?

И я цвет жизни радостно отдам

Утехам брака и его плодам.

145 Ну, для чего, скажите, части тела,

Которые природа повелела

Для размножения употребить,

Чтоб нам и в детях наших вечно жить?

Кто скажет, что Создатель понапрасну

150 Их сотворил? Их назначенье ясно,

Хотя иные скажут толмачи,

Что лишь для отделения мочи

Их создал Бог405 и только для отличья

Мужчин от женщин наши два различья

155 Им созданы. Не чушь, не чепуха ли?

По опыту отлично вы узнали,

Что это небылица все иль бред.

А если спросите — вот мой ответ:

Для размножения и для утех

160 Бог создал их — конечно, лишь для тех,

Кого законно церковь сочетала.

Иначе в книгах почему б стояло:

«Муж да воздаст свой долг жене».406

Но чем? Итак, те части создал Бог зачем?

165 Не ясно ль, что для мочеотделенья

Ничуть не боле, чем для размноженья.

Но никого не надо принуждать

Сии орудья Божьи в ход пускать.

Ведь девственность не губит человека:

170 Христос был девственник, но не калека.

Святые хоть и всем наделены,

Что надлежит, но тот не знал жены,

Та мужа во всю жизнь не принимала —

А святости их то не умаляло.

175 Я не желаю девственность хулить,

С пшеничным хлебом деву я сравнить

Хотела бы, а жен с ячменным хлебом.

Но и ячмень растет под тем же небом.

Апостол Марк в Евангелье вещал:407

180 «Ячменным хлебом, рыбой насыщал

Христос на берегу народ голодный».

Какою было Господу угодно

Меня создать, такой и остаюсь;

Прослыть же совершенной я не тщусь.

185 Что мне моим Создателем дано,

То будет мною употреблено.

И горе мне, коль буду я скупиться

И откажусь с супругом поделиться.

А он хоть ночью, хоть и на рассвете

190 Свой долг сполна пусть платит мне, и этим

Возрадуем мы Господа. Мой муж

Слугой быть должен, должником к тому ж.

И дань с него, женою полноправной,

Взимать должна я честно и исправно.

195 Над телом мужа власть имею я,

То признавали все мои мужья.

Ведь мне апостол власть ту заповедал.408

Мужьям сказал он, чтобы муж не предал

Забвению свой долг перед женой.

200 Известен ли, друзья, вам текст такой?

А мне, когда томлюсь любовной жаждой,

Любезен он и весь, и буквой каждой.

Вскричал тут индульгенций продавец:

«Да сохранит вас Пресвятой Отец,

205 Сударыня! Прекрасный проповедник

Из вас бы вышел, и, клянусь обедней,

Вы убедили, кажется, меня.

Я, до сих пор невинность сохраня,

Решил на днях, что следует жениться.

210 Но коль за то придется так платиться,

Тогда, о нет! Слуга покорный, нет!

Я погожу давать такой обет».

«Постой-ка, мой рассказ еще не начат.

Его услышав, запоешь иначе.

215 В той бочке погорчее будет эль,

Чем все, что рассказала я досель.

Ох, знаю я, едва ль кто лучше знает,

Каким бичом супружество взимает

Свои налоги, — я сама тот бич.

220 И осторожность ты к себе покличь,

И посоветуйся, потом решайся

Пригубить рог. И уж затем не кайся,

Что эль супружества не больно сладок;

Примеры приведу я, как он гадок.

225 И кто, упорствуя, не даст им веры,

Тот сам послужит для других примером.

Так в Альмагесте учит Птолемей».409

«Сударыня — сказал в ответ он ей, —

Вы речь свою, прошу, не прерывайте,

230 Супружеской науке поучайте».

«Охотно, сэры, только я боюсь,

Что далеко я слишком уклонюсь,

Но этого прошу в вину не ставить.

Я не учить хочу, а позабавить.

235 Так вот. На чем, бишь, я остановилась?

Да. О мужьях. Так пусть бы приключилась

Со мной напасть, пусть эля и вина

Не пить мне больше, если не сполна

Всю правду о мужьях своих открою:

240 Хороших было три, а скверных двое.

Хорошие — все были старики

И богачи. Так были велики

Старанья их, что им скорей обузой

Супружества обязанность и узы

245 Казалися. Вы знаете, о чем

Я говорю. И я была бичом.

Чтобы кровать как следует согреть,

Что ночь — им приходилось попотеть.

И смех и грех! Но и сейчас, как вспомню,

250 Не совестно нисколько, а смешно мне.

Спешили дом и деньги мне отдать

В надежде, что их стану ублажать.

Глупцы! К чему оказывать почтенье

Тому, чьи деньги держишь иль именье?

255 И чем они меня любили крепче,

Тем презирать мне было их все легче.

Разумной женщине и самой честной

Любовь внушать мужчинам очень лестно.

Но раз в жену и так уж влюблены,

260 К чему тогда старания жены?

Понравиться супругу? Нет расчета.

Своих мужей впрягала я в работу

Такую, что всю ночь они кряхтят,

Наутро же «О, горе мне!» твердят.

265 Дэнмауский окорок410 не им был сужен,

А мне, по правде, он совсем не нужен.

Хоть и ворчали, ими управлять

Так научилась я, что почитать

За счастье мог супруг, когда подарки —

270 Литой браслет, иль шелк заморский яркий,

Иль шарф узорчатый — я принимала

И тем подарком их не попрекала.

Так слушайте, о женщины, коль разум

С невинностью не потеряли разом.

275 Я научу вас шашни все скрывать,

Водить всех за нос, клясться, улещать.

Ведь не сравнится ни один мужчина

В притворстве с нами даже вполовину.

И к честным женам обращаюсь тоже:

280 Бывает, что и честность не поможет.

Попавшись, надо во мгновенье ока

Всех убедить: болтает, мол, сорока;

В свидетели слугу иль няньку взять,

Чтоб муж не смел напрасно обижать.

285 Послушайте, как речь свою веду:411

«Ах, старый хрыч, с тобою — что в аду.

Зачем соседова жена ни в чем

Отказа не слыхала, каждый дом

Ее с почетом принимает, я же

290 В лохмотьях, нищенки убогой гаже,

Сижу безвыходно, ну как в темнице.

А ты ухаживаешь за девицей

Соседовой. Ты что ж, в нее влюблен?

По улице идет о том трезвон.

295 О чем ты шепчешься с пронырой сводней?

Ты что затеял, старый греховодник?

А стоит мне знакомство завести,

С знакомцем поболтать иль навестить

Его, как ты вверх дном все поднимаешь,

300 Меня бранишь, колотишь, проклинаешь.

А то придешь домой вина пьяней,

Коришь, что по моей, мол, пьян вине;

Что, мол, несчастье нищая жена,

Что мужнин хлеб задаром ест она;

305 А будь она знатна или богата,

Так ты бы клял отца ее иль брата

За спесь иль что сама она горда

И дуется и фыркает всегда.

Ах, старый плут! Коль хороша собою —

310 Ворчишь, что от поклонников отбою

Ей нет нигде, что как ей устоять,

Коль примутся всем скопом осаждать,

Иные видя, что осаде рада,

Иные за красу или наряды,

315 Иные за осанку, ловкость, голос

Или за то, что шелков тонкий волос,

Что ручка узкая нежна, бела.

Тебе поверить, всё — источник зла,

Подвержено соблазну, уязвимо,

320 И впрямь падение неустранимо

Пред искушением со всех сторон.

А ежели дурна — другой резон:

Что будто бы кидается на шею

Любому встречному, хотя б за нею

325 Он не ухаживал. И то сказать —

Той утицы на свете не сыскать,

Что селезня себе б не залучила.

Ведь, в самом деле, мудрено хранить

Господень дар, который разделить,

330 Чтобы умножить, всяк скорей стремится.

Ты вот бурчишь, когда в постель ложиться

Пора придет, что только, мол, глупец,

Презревший райский праведных венец,

Жениться может. Молния и гром

335 Да поразят тебя своим огнем —

Заслужена тобою кара свыше.

Сварливая жена, худая крыша,

Очаг дымящий — вот, мол, отчего

Мужья бегут из дома. Да его

340 Послушать только! Домосед какой!

Ему дай волю — хвост сейчас трубой.

А то бубнишь, что, лошадь покупая,

Иль платье у портного примеряя,

Иль выбирая сковороду, стол,

345 Ухваты, табуретки, нож, котел, —

Всегда испробовать покупку можно

И надо с женами, мол, неотложно

Такой порядок — пробу — завести.

Паскудник старый, Господи прости!

350 Да разве можно обнажать так рано

Пред женихом все тайные изъяны?

Меня коришь, что будто заставляю

Хвалить мою красу, от лести тая,

Что вынужден глядеть ты мне в лицо,

355 Как собачонка, не снимать кольцо,

И величать меня всегда «мадам»,

И денег не сорить по сторонам;

Меня же холить, пышно одевать

И честь мою так рьяно ограждать,

360 Чтобы родню мою все величали

И даже горничную уважали.

Короче, — что не можешь ты так жить.

Ах ты, гнилой мешок проросшей ржи!

Чуть подмастерье Дженикин кудрявый

365 (Кудряшек золотых сквозной оправой

Лицо его и впрямь окаймлено)

Под вечер постучал ко мне в окно,

Чтоб проводить на праздник ежегодный,

Уж ты ревнуешь, увалень негодный.

370 Да сдохни ты! Не надо мне его.

Но вот скажи мне прямо: отчего

Ключи от сундука ты вдруг запрятал?

Что хорониться от жены так, зря-то?

Твое добро — оно ведь и мое.

375 Я от скупца оберегу свое

Добро заветное. Небось не дура.

Хотя неволить трудно мне натуру, —

Но посидишь над полным сундуком

Без ласк моих, противный скопидом.

380 Одно из двух сокровищ выбирай.

Обоих не получишь, так и знай.

Зачем за мной следишь ты и шпионишь?

В сундук меня, не думай, не загонишь.

Тебе б сказать: «Поди-ка развлекися,

385 Я кумушек не слушаю, Алиса,

И знаю, ты мне верная жена».

Такому мужу я была б верна.

Да постыдился б ты хотя народа:

Всем нравится хоть мнимая свобода.

390 Любезен мне премудрый Птолемей.

Он в Альмагесте, средь других речей,

Такое изреченье приберег:

«Кто мудр поистине, тот пренебрег

Вопросом праздным — кто ж владычит миром,

395 Жена иль муж?» Живи, покойся с миром

И не завидуй радостям других,

Негодник немощный. Тебе ль моих

Постельных милостей недоставало?

Да разве я хоть разик отказала?

400 Но тот дурак, кто от своей свечи

Из жадности соседей отлучит;

Сосед фонарь зажжет и уберется;

Что за беда, ведь свет-то остается.

Ты говоришь, что пышные уборы

405 Нас до греха доводят очень скоро,

И в подтвержденье этих глупых слов

Приводишь текст, и этот текст таков:

«Стыдом и скромностью горда жена.412

Убор простой должна носить она:

410 Пусть ожерелия и кольца сбросит

И золота да не вплетает в косы».

И самый текст, и толкованье глупы

И по сердцу лишь тем мужьям, что скупы.

Ты говоришь, что я, мол, словно кошка,

415 Что стоит сжечь моих волос немножко,

И никогда уж не покину дом.

Дурак! дурак! Не знаешь ты о том,

Что, коль бедова и красива Мурка

И коль ее мягка, пушиста шкурка,

420 Она и дня с тобой не проведет,

Махнет хвостом, мяукнет и уйдет.

Спали тогда волос ее хоть горстку,

А все пушистой и блестящей шерсткой

Пойдет она по крышам красоваться,

425 Чтоб песни петь, с котами бесноваться.

Будь я наряднее, сквалыга старый,

И я бы хвастала своим товаром.

Седой глупец, забудь свои наказы,

Пусть сторожит сам Аргус413 сотнеглазый,

430 Коль захочу я душу отвести, —

Как и тебя, сумею оплести

Любого сторожа, любого мужа.

Пусть сторожит, да не было бы хуже.

Любовь жены приравниваешь к аду:

435 Мол, греческий огонь,414 что жжет преграды

И чем бушует жарче, тем сильней, —

Ничто пред похотью ужасной в ней;

И, как песок, она не держит воду;

Как червь, что точит твердую породу,415

440 Так жизнь супругу пакостит жена, —

Кто был женат, тому-де мысль ясна.

Три злых напасти в жизни нашей есть,

Ты говоришь, четвертой же не снесть.

Ты ненавистную жену посмел

445 (Да сократится дней твоих предел)

Считать одной из трех земных напастей.

Как будто нету горшего несчастья,

Чем неповинная твоя жена,

Которая всегда терпеть должна».

450 Так я мужей отчитывала рьяно,

Они казнились, что сболтнули спьяну.

Хоть все напраслина — всегда свидетель

Найдется, что страдает добродетель:

Племянница, иль Дженкин, иль соседки

455 (Кто-кто, а лжесвидетели нередки).

Мужей я допекала небылицей

И, словно бешеная кобылица,

Лягалась, ржала и кусалась так,

Что всех отпугивала, а впросак

460 Попавши, огрызалась каждый раз.

Без этого, наверное, тотчас

Меня б мужья в проделках уличали,

А так моих грехов не замечали.

«Кто первым хлеб сожнет, тот первым смелет».416

465 Я первой нападала, билась смело,

С налету я выигрывала бой,

Они же каялись передо мной

В таких грехах, которыми с рожденья

Не согрешили даже в помышленье.

470 Мой муж, бывало, от болезней чах,

А я его во плотских всех грехах,

В гульбе, в разврате гнусном упрекала.

И вот старик бывал польщен немало,

Воображая, что, любя, ревную

475 (Как раз любить развалину такую!).

Когда ж я ночью покидала дом,

Чтоб позабавиться с своим дружком,

И приходила утром спозаранку,

Мужей я уверяла, что служанку

480 Выслеживаю я и сторожу,

Что для того и мужа не бужу.

Эх, позабавилась я в жизни вволю!

У нас, у женщин, уж такая доля.

Мы слабы, правда, но Господь взамен

485 Нам даровал коварство для измен,

Обман и слезы. Мы оружьем этим

Мужскую силу оплетем, как сетью.

И если хвастать, так одним могу

Похвастаться что другу, что врагу:

490 Во всяком деле хитростью иль силой

Всего добьюсь, что мне угодно было.

Все исполнять старались муженьки.

Из них веревки, словно из пеньки,

Могла я вить; брюзжаньем, воркотнёю

495 Я допекала их порой ночною,

Отказывая в милостях, пока

Не открывали тут же сундука,

И лишь тогда, за малую толику,

Ложилась я, к их радости великой.

500 Вам говорю, так исстари ведется:

«Купи, коль можешь, — все ведь продается»,

И сокола приманишь на вабило.

Взяв верх, лгала, что мне их ласки милы,

Лишь для того, чтоб похоть их продлить,

505 Но жажды невозможно утолить

Копченым окороком из Дэнмау.417

Мне было старичков, конечно, мало.

И хоть сам папа будь за их столом,

Еще посмотрим, их ли это дом;

510 Им слово за слово платить могу,

И не останусь я ни в чем в долгу.

Когда же завещанье составлять

Наступит день, долгов мне завещать

Уж не придется, каждое словечко

515 Их оплатила я, и, как овечка,

Притихнув, муж, бывало, уступал

Иль за упорство на себя пенял.

Пусть рьяный муж свирепей будет льва —

Сумею ущемить его права,

520 Потом скажу: «Оставим споры наши,

Смотри, как смирен Вилкин, наш барашек.

Поди сюда, мой милый муженек,

И поцелуй меня еще разок.

Тебе бы тоже тихим быть и смирным,

525 И заживем с тобой куда как мирно.

Ты Иова не раз долготерпенье

В пример мне ставил и его смиренье —

Смирись же сам и потерпи хоть малость.

Прости причуды, воркотню иль шалость —

530 Увидишь, как приятно угождать

Жене и тем любовь ее снискать.

Из нас двоих кому-нибудь да надо

Уступку делать, чтоб сломить преграды.

И раз мужчина женщины разумней,

535 Уступчивости укажи стезю мне.

Чего тебе брюзжать, ворчать и ныть?

Ни с кем не хочешь ты меня делить?

Ну, так бери же всю и без остатка,

Но и расплачивайся, если сладко.

540 От ma belle chose, ее пусти лишь в торг,

Все покупатели пришли б в восторг.

Ее храню, Господь меня прости,

Лишь для тебя. Смотри, не упусти».

Троих мужей таким смирила сортом,

545 Теперь поведаю вам о четвертом.

Четвертый муж был пьяница, гуляка,

Имел любовницу, знал девок всяких,

А я была красива, молода,

Крепка, упряма и смела тогда.

550 Как соловей, умела петь под арфу

И танцевала жигу с пестрым шарфом,418

Особенно когда хлебну винца.

Вот, говорят, Метеллий, от венца

Едва вернувшись,419 грубая скотина.

555 Жену свою толстенною дубиной

Избил до смерти за глоток вина.

Ну, выпила. Так где же тут вина?

Попробовал бы он меня отвадить

От рюмки. Нет, со мной ему б не сладить.

560 А от вина к Венере мысль течет;

И как морозы порождают лед, —

Вино склоняет на любовный труд;

Не только с губ тут слюнки потекут,

От пьяной женщины не жди отказу,420

565 Распутники тем пользуются сразу.

Но, видит Бог, как вспомню я про это —

И осенью как будто снова лето.

Как в юности, все сердце обомрет,

И сладко мне, что был и мой черед,

570 Что жизнь свою недаром прожила я.

Теперь я что? Матрона пожилая.

Украло время красоту, и силу,

И все, что встарь ко мне мужчин манило.

Прошла пора, а кровь, знай, колобродит.

575 Ко мне теперь муку молоть не ходят.

Что ж, отруби я стану продавать,

Еще мне рано вовсе унывать.

Так вот, четвертый муж мой был гуляка;

Меня любил он, негодяй, однако.

580 Несносно было мужа разделять

С наложницей, и стала я гулять.

Вы не подумайте чего худого,

А только с мужем я своим ни слова,

С подружками затеяла возню,

585 Пирушки, пляски, игры, болтовню.

Мой муж от ревности в своем же сале

Как ростбиф жарился. Милее стали

Внимание и милости мои.

Земным чистилищем он звал своим

590 Меня в ту пору.421 Может быть, чрез это

Душа его теперь в предвечном свете.

Ведь сколько раз, бывало, он поет,

Хотя ревнивца, как мозоль, гнетет

И мучит мысль: ужели изменила?

595 Свидетель Бог и мужнина могила

Тому, как я гуляку допекла

И, может быть, до смерти довела.

Он умер в год, как от Святого гроба

Вернулась я и мы смирились оба.

600 С гробницей Дария нельзя сравнить422

Могилу мужа; все ж похоронить

Мне удалось его близ алтаря,

Где свечи поминальные горят.

Я мужнина добра не расточала,

605 Его могилу я не украшала,

Ведь не украсит гроб его судьбу,

Он и в тесовом полежит гробу.

Теперь о пятом рассказать вам надо.

Душа его да не узнает ада,

610 Хоть был он изо всех пяти мужей

Несносней всех, сварливей всех и злей

(Ах, до сих пор болят и ноют ребра), —

А поцелует — сразу станет добрый.

И уж в постели так был свеж и весел,

615 Что сколько бы ударов ни отвесил,

Хотя б кругом наставил синяков, —

Я не считала слез и тумаков.

Сдается мне, что я его любила

Тем крепче, чем ему любовь постылей

620 Со мной казалася. Порой чудачки

Мы, женщины: милее нам подачки

Любовников, чем щедрые дары

Мужей. От мужа требуем икры

Заморской иль мехов, шелков и кружев,

625 А перстенек от милого закружит

Нам голову, как крепкое вино.

Нам то милее, что запрещено.

Преследуй нас, а мы, знай, ускользаем,

Но подразни — и двери открываем.

630 Коль спрос велик — так дороги товары,

А то, что дешево, дадут и даром, —

Известно это женщине любой.

Мой пятый муж — Господь да упокой

Его в земле! — был вовсе не богат.

635 Он просто по любви был мною взят.

В Оксфорде он когда-то поучился,

Но после бросил, к нам переселился

И жил у Элинор, моей подруги.

Я верила лишь ей во всей округе:

640 Хотя б мой муж на стенку помочился

Или от судей тайно схоронился,

Про все, бывало, по секрету ей

Скажу, куме и крестнице моей;

Как муж ни злись, а мне и горя мало.

645 Я часто в краску муженька вгоняла,

А он, бесясь, не раз себя же клял,

Что мне свои секреты поверял.

Так повелось, что каждый год постом

Великим423 я, гостя, из дома в дом

650 Переходила до начала лета,

Чтоб сплетен понаслушаться при этом

И позабавиться; так вот втроем мы:

Студентик, кумушка и я к знакомым,

Что за городом жили, собрались,

655 Там погулять и по лугам пройтись.

Тогдашний муж мой в Лондоне, в отлучке

В ту пору был, а на небе ни тучки,

Весна, досуг и полная свобода!

Всегда в гостях, всегда среди народа!

660 И где найдешь, а где и потеряешь,

В такое время никогда не знаешь.

И я ходила к утрене, к вечерне,

На празднества, процессии для черни,

На свадьбы, представления, обеды,

665 Миракли, проповеди и беседы.

Я в красных платьях лучших красовалась,

И моль еще тех платьев не касалась,

Все потому, что был раскрыт сундук,

И я весной не покладая рук

670 Что день, то новые все доставала,

На танцах их что ночь перетряхала.

Так вот, втроем мы лугом мирно шли

И со студентом разговор вели.

И скоро так мы с ним развеселились

675 И откровенно так разговорились,

Что я ему, играючи, сказала,

Мол, овдовев, другого б не желала

Себе в мужья, а только бы его.

А это я сказала оттого,

680 Что в брачном деле, как во всяком деле,

Лишь тот умен как следует и делен,

Кто все предвидит, зная наперед,

Какой удел его наутро ждет.

По-моему, той мыши грош цена,

685 Которая, хоть трижды будь умна,

Себе грызет единственную норку —

Заткнут ее, тогда сухую корку

И ту ей будет некуда снести.

Нет, сети надо загодя плести.

690 Ему сказала я, что пленена.

Что ночи целые лежу без сна,

Ни на минуту глаз, мол, не смыкаю,

Его кляня, тоскую, призываю.

Иль что, поражена его мечом,

695 Лежу я навзничь и что кровь кругом,

И будто бы любимым я убита,

Но вовсе на убийцу не сердита,

Нисколько не виню его за это:

В кровати кровь — к богатству, мол, примета;

700 И все неправда, все сочинено,

Все матерью мне было внушено

Наперекор девической природе.

Вот вспомнила о чем при всем народе!

Пожалуй, вам и слушать-то не след.

705 И оказался вскоре на столе

Мой муж четвертый; плакала, стонала

Я, на лицо накинув покрывало,

Но горевать старалась не чрезмерно,

Что умер мой четвертый благоверный,

710 Ведь мужа пятого я припасла.

И он стоял тут, рядом, у стола.

Наутро в церковь отнесли мы мужа.

Я целую наплакала там лужу.

Мой Дженикин шел с нами, по-соседски.

715 Он выступал за гробом молодецки.

Таких давно я не видала ног,

Точеных, стройных, крепких. Кто бы мог

Пред ними устоять? Не я, сознаюсь.

И в этом я ни капельки не каюсь.

720 Ему лет двадцать только миновало,

Мне ж было за сорок, но я нимало

Не колебалась, сохранив весь пыл,

Который и с годами не остыл.

Господь прости, была я похотлива,

725 И молода еще, и говорлива,

Бойка, умна, красива, редкозуба

(То, знаете, Венерин знак сугубый)».

Что та belle chose соперниц не имеет —

Свидетели мужья мои. Кто смеет

730 Оспаривать свидетелей таких?

Я крестницей была ведь у двоих:

Дух боевой мне Марсом был отмерен,

Чувствительность — был щедрый дар Венерин.

Венера мне дала в любви покорство,

735 А Марс — в любви и крепость и упорство.

Мой прадед — Минотавр, и предок — Марс мой.

Зачем любовь грехом сильна, коварством?

Звезда моя велит неугомонно

Не подавлять того, к чему мы склонны,

740 И гостя доброго всегда с охотой

Пускаю я в Венерины ворота.

Ни одного не пропущу я мимо.

От Марса на лице моем решимость.

Другое место нужно ль называть,

745 Что укрепила Марсова печать?

Не признаю любви я робкой, скрытой,

А голод утоляю я досыта.424

Богат иль беден, черен или бел, —

Мне все равно, лишь бы любить умел.

750 И хоть по мужу благородной стань я,

Все ж не побрезгую и низким званьем.

И вот всего лишь месяц миновал,

Как Дженикин со мною в храм попал.

Венчанье мы отпраздновали пышно,

755 По всей округе свадьбу было слышно.

И я ему, дуреха, отдала —

И сколько раз потом себя кляла —

Дом и владенье, все мной нажитое,

А он того ни капельки не стоил.

760 Всегда бранил, во всем-то мне перечил

И раз меня чуть-чуть не изувечил:

Мне в ухо дал, да со всего размаха,

Чуть не оглохла я тогда от страха,

А все за три ничтожные листка.

765 И, в свой черед, упорна и жестка,

Я с мужем стала что ни день браниться,

А укротить, пожалуй, легче львицу,

Чем в ярости меня. Из дома в дом

Ходила я, хоть упрекал он в том

770 Меня, корил и приводил примеры

Все про язычников иль иноверов:

Что вот, мол, римлянин Симплиций Галл

С женой развелся,425 из дому прогнал

За то, что в воротах, без покрывала,

775 Она простоволосая стояла.

Другая, мол, наказана была

За то, что на ристалище пошла,

У мужа не спросясь, — жены той имя

Забыла я со многими другими.

780 А то твердил мне муженек мой часто

Заветы строгие Екклезиаста,426

Чтоб муж из дома никогда жену

Не отпускал, особенно одну.

А то отыщет книгу и читает:427

785 «Кто из лозины дом свой воздвигает,

Кто клячу старую в соху впрягает,

На богомолье кто жену пускает —

Тот сам себе, простак, петлю свивает».

Читает он, а мне все нипочем.

790 Мне — да смириться под его кнутом?

Чтоб все мои пороки обличал он?

Нет, никогда такого не бывало,

Да и не будет ни с одной из нас.

И чем сильней бесился он подчас,

795 Тем я его сильнее допекала.

Но до сих пор я вам не рассказала,

Зачем из книги вырвала листок

И почему мой муж был так жесток,

Что на всю жизнь лишил меня он слуха.

800 Ее читая, сам был тугоух он

И каждой строчке в этой книге верил.

Ее названье — «Теофраст Валерий».428

Он нипочем бы с ней не разлучился.

Читая, он от хохота давился;

805 Она всегда и ночевала с ним.

Какой-то кардинал Иероним429

В ней обличал слова Иовиниана.

В ней были сочиненья Тертульяна,430

Хризиппа,431 Тротулы432 и Хэловисы,433

810 Француженки какой-то, аббатисы,

Овидия «Наука о любви»434

И притчи Соломона — сотни три

Стишков и басен всяких и историй.

И книга эта — я узнала вскоре —

815 Его всегдашний спутник; ночью ль, днем

Он помышлял всегда лишь об одном:

От дел и радостей мирских забыться

И в эту книгу с головой зарыться.

И было в ней развратниц, женщин злых

820 Не менее, чем в Библии святых

И праведниц. Ведь книжный червь не может

Нас, женщин, оценить, хоть все нас гложет.

«А кем, скажите, нарисован лев?»435

Да если бы мы, женщины, свой гнев,

825 Свое презренье к мужу собирали

И книгу про мужчину написали, —

Мужчин, бы мы сумели обвинить

В таких грехах, которых не сравнить

С грехами нашими ни в коей мере.

830 Ведь сын Меркурия и дочь Венеры —

Они совсем не схожи и ни в чем.

Да вот судите сами вы о том:

Меркурий — это мудрость, накопленье,

Венера — вся порыв и расточенье;

835 Их склонностей извечная борьба

Неотвратима, как сама судьба.

Когда в созвездье Рыб Меркурий тонет,

Встает Венера в ясном небосклоне.

Когда ж Венера утром догорит,

840 Вечерней дожидается зари

Тогда Меркурий. Так идет от века.

И ни один ученейший калека

Не станет женщин от души хвалить.

Да иначе оно не может быть!

845 Как от учености он одряхлеет,

Венере подать он платить не смеет,

Да и зачем дырявый ей башмак!

И вот тогда начнет он так и сяк

На женщин шамкать злую клевету,

850 Что будто бы мы любим суету

И не способны верными быть клятвам.

Еще не то налгать на нас он рад вам.

И все-таки я вам не рассказала,

Как я за книгу эту пострадала.

855 Раз поздно вечером мой муж не спал

И, как всегда, свой фолиант читал,

Сперва про Еву, как с ее душой

Чуть не погиб навеки род людской

(Чтоб искупить греховную любовь,

860 Потом свою пролил Спаситель кровь).

Мой муж хотел, чтоб с ним я затвердила,

Что землю женщина чуть не сгубила.

Потом прочел он, как во сне Самсон436

Острижен был, а после ослеплен

865 И как, всему виновница, Далила

Своим коварством сокрушила силу.

Как из-за Деяниры Геркулес437

Непобежденный на костер полез.

Не пропустил мучений он Сократа,

870 Которыми так жизнь его богата.

Муж злой жены — сколь жребий сей жесток!

Ведь вот Ксантиппа438 свой ночной горшок

Ему на голову перевернула,

И спину лишь покорнее согнул он,

875 Обтерся и промолвил, идиот:

«Чуть отгремело, и уж дождь идет».

Потом прочел про королеву Крита,439

Которая распутством знаменита;

Хоть всех такая похоть ужаснет,

880 Но восхищался ею мой урод.

Про Клитемнестру440 (это сущий демон,

Мужеубийца) прочитал затем он

И от нее опять пришел в восторг.

Затем прочел он про преступный торг

885 Эрифилы,441 что за браслет иль пряжку

Противу мужа согрешила тяжко

И грекам выдала, где скрылся он,

И в Фивах был Амфиаракс казнен.

Преступных женщин фолиант был полон.

890 Про Люцию442 и Ливию443 прочел он

(Обеих руки в мужниной крови,

Причина ж в ненависти иль в любви).

Как Ливия, исполнена враждою,

Поила мужа гибельной водою,

895 Как Люция, томясь любовной жаждой,

Чтоб муж ее стремился мыслью каждой

Ей угождать, любовное питье

Сготовила и как супруг ее

Наутро умер. Вот они, напасти

900 На всех мужей от лютой женской страсти!

Прочел он, как Латумий горевал,444

Как другу Арию он рассказал,

Что, мол, его женитьба беспокоит.

Что дерево растет, мол, роковое

905 В его саду, и три его жены,

Любовию и ревностью полны,

На нем повесились. «Благословенно

То дерево, и я прошу смиренно

Тебя, Латумий, дай мне черенок,

910 Чтоб у себя его взрастить я мог

В своем саду», — вот что ответил Арий.

Насобирал он в книгу этих тварей

Со всех народов и со всех времен.

Читал еще он про каких-то жен,

915 Которые, мужей убив в постели,

С любовниками до утра храпели,

Меж тем как труп у ног их холодел.

Других мужей и горше был удел:

Им мозг иголкой жены протыкали

920 Во сне, питье их зельем отравляли.

И столько в этой книге было зла,

Что им и я отравлена была.

К тому же уйму знал он поговорок.

Их было столько, сколько в поле норок

925 Или травинок на большом лугу.

Вот слушайте, что вспомнить я смогу:

«Селись с драконом лучше иль со львом,

Но только женщин не пускай в свой дом».

«Не лучше ли сидеть под самой крышей,445

930 Чем в доме от жены попреки слышать?

Ей с мужем только бы затеять спор,

Ему во всем идти наперекор».

«Поверь, что женщина, чуть платье скинет,

Как нету и стыдливости в помине».

935 «Что в нос свинье продетая серьга446 —

Жена, в свой дом впустившая врага».

Какою яростью, какой печалью

Его слова мне сердце наполняли

С тех пор, как я пришла из-под венца.

940 И в этот раз поняв, что нет конца

Проклятой книге и что до рассвета

Он собирается читать мне это, —

Рванула я из книги три страницы,

И, прежде чем успел он защититься,

945 Пощечину отвесила я так,

Что навзничь повалился он в очаг.

Когда ж пришла в себя, то увидала,

Что на полу я замертво лежала

С разбитой в кровь щекой и головой

950 И в страхе муж склонялся надо мной.

Он был готов уж скрыться без оглядки,

Как застонала я: «Убийца гадкий.

Мои богатства думаешь прибрать?

Сюда! Хочу тебя поцеловать

955 Я перед смертью». Он тотчас смирился

И на колени тут же опустился,

Мне говоря: «Сестрица Алисон,

Забудь про все, ведь это скверный сон,

Навеянный той книгою проклятой;

960 В сегодняшнем сама ты виновата,

Но ты прости, что волю дал руке».

Ему в ответ я тотчас по щеке:

«Прочь, негодяй, презреньем отвечаю!

Язык немеет… Ах, я умираю!»

965 Но все ж по малости заботой, лаской,

А то, когда придется, новой таской

Был восстановлен мир, и вот с тех пор

Такой мы положили уговор,

Что передаст узду в мои он руки,

970 А я его от всяческой докуки

Освобожу и огражу притом.

Дела и помыслы, земля и дом —

Над всем я власть свою установила.

А чтобы той проклятой книги сила

975 Нас не поссорила, ее сожгла

И лишь тогда покой найти смогла.

Мой муж признал, что мастерским ударом

Он побежден, и не ярился даром.

«Дражайшая и верная жена,

980 Теперь хозяйкой будешь ты одна.

В твоих руках и жизнь моя и кров,

Храни же честь свою, мое добро!»

Мы с той поры не ссорились ни разу,

И, если доверяете рассказу,

985 От Дании до Индии не сыщешь

Такой жены, хотя весь свет обыщешь.

И муж мне верен был, да упокоит

Его Господь в раю, — того он стоит.

Теперь, коль я не утомила вас,

990 С Господней помощью начну рассказ.

Слушайте слова, коими обменялись Пристав и Кармелит

Тут, рассмеявшись громко, кармелит

«Сударыня, — с улыбкой говорит, —

Да ниспошлет господь вам утешенье,

Такой длины я не слыхал вступленья».

995 А пристав, только это услыхал,

Громовым басом в голос закричал:

«Клянусь Спасителя распятым телом,

Монахов с осами сравню я смело.447

Ведь, в самом деле, муха и монах,

1000 Что в кушаньях, что в винах, что в делах, —

Повсюду липнут и суют свой нос.

Чего ты это о вступленье нес?

Длинно иль коротко, но нам по нраву,

И мой совет: не портить нам забаву».

1005 «Советуйте, советуйте, сэр пристав,

Пусть будет яростен ваш гнев, неистов,

О приставах такое расскажу,

Что вам, мой друг, наверно, удружу».

«Свою побереги, приятель, кожу.

1010 И ты, монах, мне можешь плюнуть в рожу,

Когда о братьях истины позорной

Всем не раскрою я до Сиденборна.448

Тебя, монах, порядком я позлю

Той правдой, прямо в сердце уязвлю».

1015 «Цыц, петухи, — стал разнимать хозяин, —

Чего вы напустились целой стаей

И доброй женщине рассказ начать

Вы не даете. Будет вам кричать,

Опомнитесь и людям не мешайте.

1020 Хозяюшка, рассказ свой начинайте».

«Охотно, сударь, коль святой отец

Меня благословит». Тут наконец

Утихли оба, молвил кармелит:

«Исполни, женщина, что долг велит,

1025 И Бог тебе воздаст за послушанье,

А мы послушаем повествованье».

Здесь заканчивает Батская ткачиха свой пролог

РАССКАЗ БАТСКОЙ ТКАЧИХИ

Здесь начинается рассказ Батской ткачихи

Когда-то, много лет тому назад,

В дни короля Артура449 (говорят

О нем и ныне бритты с уваженьем),

1030 По всей стране звучало эльфов пенье;

Фей королева со своею свитой,

Венками и гирляндами увитой,

В лесах водила эльфов хоровод

(По крайней мере, верил так народ).

1035 Чрез сотни лет теперь совсем не то,

И эльфов не увидит уж никто.

Монахи-сборщики повсюду рыщут

(Их в день иной перевидаешь тыщу,

Их что пылинок в солнечных лучах).

1040 Они кропят и крестят все сплеча:

Дома и замки, горницы и башни,

Амбары, стойла, луговины, пашни,

И лес кругом, и ручеечек малый, —

Вот оттого и фей у нас не стало,

1045 И где они справляли хоровод,

Теперь там сборщик поутру идет

Иль, дань собрав с благочестивой черни,

Вспять возвращается порой вечерней,

Гнуся обедню под нос иль псалмы.

1050 Теперь и женщины с приходом тьмы

Без страха ночью по дорогам ходят:

Не инкубы450 — монахи в рощах бродят,

А если вас монах и обижает,

Он все благословеньем прикрывает.

1055 Был при дворе Артура рыцарь-хват.

Он позабавиться всегда был рад.

Раз на пути девицу он увидел

И честь девическую вмиг обидел.

Такое поднялось тут возмущенье

1060 И так взывали все об отомщенье,

Что сам король Артур его судил

И к обезглавленью приговорил.

Но королева и другие дамы,

Не видя в этом для девицы срама,

1065 Артура умолили не казнить

Виновного и вновь его судить.

И вот король, уж не питая гнева,

Сказал, чтобы решала королева.

Но, к милосердью короля склонив

1070 И за доверье поблагодарив,

Она виновному сказала строго:

«Хвалу воздайте ныне, рыцарь, Богу,

Но жить останетесь на белом свете.

Лишь если сможете вы мне ответить —

1075 Что женщина всему предпочитает?

А не сумеете — вас ожидает

Смерть неизбежная. Так берегите

Вы голову от топора. Идите.

Двенадцать месяцев и день даю

1080 На то, чтобы обдумать вы мою

Могли загадку. Честью поручитесь,

Что вы поступите как смелый витязь

И дать ответ придете через год».

Что делать рыцарю? Пришел черед —

1085 И женщине он должен покориться

И через год с ответом к ней явиться.

И вот отправился он в дальний путь,

Чтоб раздобыть ответ хоть где-нибудь.

Он каждый город посещал и дом

1090 И всюду всех расспрашивал о том,

Что женщины всему предпочитают.

Но если даже женщины и знают,

Чего хотят, двоих на свете нет,

Чтоб на одном сошелся их ответ.

1095 Те назовут богатство и наряды,

Те почести, те угожденью рады,

Тем лишь в постели можно угодить,

Тем бы вдоветь да замуж выходить.

Тем сердце лесть всего сильней щекочет,

1100 А та сознаться в слабости не хочет,

Но ей хвала сокровищ всех милей.

Ведь льстивым словом нас всего верней

Или услугой самою ничтожной

И покорить и усмирить возможно.

1105 А те свободу почитают главным,

И чтобы с мужем были равноправны,

И чтоб никто не смел их укорять,

Коль на своем затеют настоять.

И то сказать — какая же из нас

1110 Супруга не лягала всякий раз,

Когда ее заденет за живое

Или о ней он правду всю раскроет.

Попробуйте — и в этом убедитесь,

Как убедился тот злосчастный витязь.

1115 Все мы хотим, будь даже мы порочны,

Чтобы никто ни прямо, ни заочно

О нас дурного людям не сказал,

Но чтоб в пример нас женам называл.

А есть такие, что хотят доверье

1120 Завоевать хотя бы лицемерьем.

Советницей и другом мужу быть,

Секреты мужа от людей хранить.

Цена их притязаниям — полушка.

Поверьте, женщина всегда болтушка.

1125 Хранить секреты — это не для нас.

Вот был на свете некий царь Мидас,451

И говорит о нем поэт Овидий.

Что рок его безжалостно обидел

И у царя под шапкою кудрей

1130 Ослиных пара выросла ушей.

Он ото всех скрывал свое уродство,

Но, в женское поверив благородство,

Секрет жене любимой рассказал,

Причем молчать об этом слово взял.

1135 И поклялась она: «Секрет не выдам.

Подумать, ведь позор какой и стыд нам.

Тебя предать на посмеянье всех —

Да это было б преступленье, грех».

Но день прошел, и поняла — гнетет

1140 Ее молчанье, и она умрет,

Когда от бремени не разрешится

И от секрета не освободится.

И вот, страшась злокозненных ушей,

Туда, где из болотца тек ручей,

1145 Она без памяти, в слезах, сбежала,

Легла плашмя там, где струя журчала,

И, как в трясину выкликает выпь,

Она шепнула в водяную зыбь:

«Меня не выдай, милая вода,

1150 Не выдай никому и никогда.

У мужа моего, царя, послушай,

Ослиные растут, о горе, уши.

Теперь на сердце легче, ведь скрывать

Ту тайну не могла я и молчать».

1155 Конец рассказывать — напрасный труд,

Пусть у Овидия его прочтут.

Когда увидел рыцарь, что надежды

Нет никакой — сильнее он, чем прежде,

Отчаялся и крепко приуныл;

1160 А срок его уж на исходе был,

И надо было в замок возвращаться

И с головой своей опять прощаться.

Вдруг на пути он видит много дам,

Они кружились в танце по лугам,

1165 Их двадцать пять, а то и больше было.

И рыцарь к ним направился уныло

Задать постылый тот же все вопрос.

Но на лугу кустарник редкий рос,

И хоровода словно не бывало,

1170 А на пеньке преважно восседала

Невзрачная, противная старушка.

Дряхла на вид, ну, словно та гнилушка,

С которой через силу поднялась.

«Сэр, — говорит ему, — я знаю вас,

1175 И если вам никто помочь не может,

Я помогу вам, рыцарь мой пригожий:

Ведь к старости мы много узнаем».

«Любезная, скажи мне лишь о том,

Что женщина всему предпочитает.

1180 Меня палач и плаха ожидают,

И если ложен будет мой ответ,

От смерти лютой мне спасенья нет».

«Так дай мне слово первое желанье

Мое исполнить, и за послушанье

1185 Скажу тебе я, что тебя спасет».

«Даю я слово. Черт пусть унесет

И ввергнет в ад мою навеки душу,

Коль я с тобой наш договор нарушу».

«Так ты спасен от царственного гнева:

1190 Со мной согласна будет королева.

Хотела б видеть, кто из этих дам

Ответ оспорит, что тебе я дам.

Скорее слушай, навсегда запомни».

И что шепнула — неизвестно то мне,

1195 Но только рыцарь сразу просиял.

И срок его еще не миновал,

Как со старушкой в замок он явился.

Весь двор решимости его дивился.

И собралися дамы и девицы,

1200 А также и почтенные вдовицы

(Умнее нас на свете женщин нет),

Чтобы послушать рыцаря ответ

И королевы мудрое решенье.

И ждали все в великом нетерпенье,

1205 Вокруг него сдвигаясь все тесней,

Узнал ли он, чего всего сильней

Желает женщина. Он, не смущаясь

И к королеве смело обращаясь,

Уверенно и громко начал речь:

1210 «О госпожа! Палач пусть снимет с плеч

Мне голову, когда я ошибаюсь,

Но утверждать пред всеми я решаюсь,

Что женщине всего дороже власть

Над мужем, что она согласна пасть,

1215 Чтоб над любимым обрести господство.

На ваше полагаюсь благородство.

Вот, госпожа, все, что придумать мог.

Теперь казните! Я у ваших ног!»

И не нашлось ни дамы, ни девицы,

1220 Ни опытной в таких делах вдовицы,

Которая б решилась отрицать,

Что большего не может пожелать.

И королевин суд провозгласил,

Что рыцарь жизнь еще раз сохранил.

1225 Ворча, кряхтя и причитая глухо,

Заговорила дряхлая старуха:

«Пока еще, о госпожа, я тут,

Пускай рассудит нас твой правый суд.

Я рыцаря ответу научила,

1230 За это — обещанье получила,

Что просьбу первую мою тотчас

Исполнит он, и, умоляю вас,

Пускай он сделает, что обещал:

Прошу, чтобы женой меня назвал.

1235 А если жизнь его я не спасла,

Пускай здесь скажет, в чем я солгала».

Ответил рыцарь: «Я поклялся в этом,

И в самом деле связан я обетом.

Но для чего тебе супруга надо?

1240 Иную выбери себе награду».

«Ну, нет, — ему ответила старуха,

И неприятен голос был для слуха. —

Пусть я уродлива, стара, бедна,

Но мной награда определена,

1245 Я от нее никак не откажусь

И за все золото не соглашусь.

Что под землей еще лежит незримо,

Не стать женой твоей, твоей любимой».

«Любимой! — он вскричал. — Скорей в аду

1250 Согласен быть. Во всем моем роду

Еще никто так не бывал унижен».

Но все напрасно, и, судьбой обижен,

Он с нею тотчас же помолвлен был

И как невесте перстень свой вручил.

1255 Не думайте, что я жалею слов,

Чтоб описать весь шум и блеск пиров

И то веселье, что на свадьбе было:

Ведь что за пир, коль мужу все постыло?

Нет, не было ни празднеств, ни веселья,

1260 Когда от алтаря на новоселье

Украдкой молодую он провел

И так был опечален, мрачен, зол,

Что целый день, как филин, укрывался

И всех вокруг стыдился и чурался.

1265 И, удрученный, лег он с ней в постель

И, расшвыряв в сердцах цветы и хмель,

Ворочался, от горя ошалелый,

И на него с улыбкою глядела

Постылая уродина жена.

1270 Так ночь текла в мучениях без сна,

И наконец жена ему сказала:

«Мой милый муж, того ль я ожидала?

Хоть не сказала б я, чтоб ты был груб,

Но ты на ласку, друг мой, слишком скуп.

1275 Ужель такая у тебя натура?

Иль при дворе у короля Артура

Вас учат так вести себя с женой?

Что ты — безумный или же больной?

Я жизнь тебе спасла, ты это знаешь,

1280 И все ж меня так сильно обижаешь.

Скажи, могу ли чем-нибудь помочь,

А то уж на исходе наша ночь».

«Помочь! Какая мне поможет сила,

Помочь мне может разве что могила.

1285 Ты так уродлива и так стара.

Я рыцарь королевского двора,

А ты безродная, так что ж дивиться,

Что ночь идет, а ты еще девица

И что я места не могу найти.

1290 Меня лишь смерть одна могла б спасти».

«И это все, что так тебя тревожит?»

«Свести с ума и половина может

Того, что я сегодня пережил».

«Когда б меня как следует любил,

1295 Тебе бы я помочь в беде сумела

И ночи в три исправила б все дело.

Но ты твердишь — твои богаты предки

И ты, мол, родовит. Объедки

Догладывая, будет ли кто сыт?

1300 Кто славою заемной знаменит?

Тот благороден, в ком есть благородство,

А родовитость без него — уродство.452

Спаситель образцом смиренья был

И в этом следовать за Ним учил.

1305 Ведь предок наш, богатства завещая,

Не может передать нам, умирая,

Тех подвигов или тех добрых дел,

Которыми украситься сумел.

Вот Данте, из Флоренции поэт,

1310 Мудрей которого на свете нет,

Писал о том, что редко от корней

Доходит добрый сок до всех ветвей453

И благородство не в самой природе,

Оно от Бога на людей нисходит.

1315 Наследье предков — преходящий дар.

Он портится, как хлеб или товар,

Когда коснется гниль его людская.

Тебе понятна ль истина такая?

Когда бы благородство сохранялось454

1320 Из рода в род, оно бы проявлялось

В поступках добрых, и не мог бы тать

Себя потомком лордов называть.

Возьми огонь и в горнице без света,

Темней которой не было и нету

1325 Отсюда до вершин Кавказских гор,

Зажги очаг, и станут до тех пор

Гореть дрова, покуда не погаснут,

И пламя будет так же чисто, ясно,

Как на свету. Оно всегда все то ж.

1330 А знатный род с огнем в одном лишь схож:

Он, вспыхнув ярко, тускло догорает.

Состав огня ничто не изменяет,

А лорда сын, едва он примет власть,

Так низко может и бесчестно пасть,

1335 Что благородство все свое утратит.

Кичиться предками совсем некстати,

Что добродетелей они полны,

Когда вы сами предкам не равны.

И если герцог, лорд или барон

1340 Поступит низко, то подобен он

Презреннейшему из презренной черни,

Хотя б исправно и ходил к вечерне.

А благородство, взятое взаймы

У знатных предков, презираем мы,

1345 Когда напялено оно на плечи

Тому, кому и похвалиться нечем.

Знай, благородство — это Божий дар.

Его как милость может млад и стар

Снискать за добрые дела в награду.

1350 Не каждому оно дается кряду,

А завещать его нельзя никак,

И это сделать может лишь дурак.

Смотри, как благороден стал Гостилий,455

А бедные родители растили

1355 Его, как то Валерий описал.

Прочти, что Сенека о том сказал

Или Боэций:456 тот лишь благороден,

Кто за дела таким прослыл в народе.

И видишь ли, мой милый, вот в чем дело

1360 Хотя я знатных предков не имела,

Но если бы меня сподобил Бог,

Который милостив, хотя и строг,

Прожить безгрешно, — стану благородна,

Коль это будет Господу угодно.

1365 Вот в бедности меня ты обвинил,

Но сам Христос когда-то беден был,

А Он не вел бы жизни недостойной.

Ведь было б, кажется, Ему спокойней

В обличье царском грешных нас учить.

1370 А благодушно в бедности прожить

Достойно всякого, кто благороден.

Тот в бедности богат и тот свободен,

Кто не смущен и нищетой своей.

Скупой завистник нищего бедней:

1375 Его алчбы ничто не утоляет.

А тот бедняк, что денег не желает,

Богаче тех, кто на мешках сидит

И за сокровища свои дрожит.

Кто нищ, тот по природе щедр и весел,

1380 И Ювенал, свое он слово взвесил,

Сказав: «С ворами хоть бедняк идет —

Он беззаботно пляшет и поет».457

Ах, людям бедность горько хороша,458

Скольких забот лишится с ней душа.

1385 И для того, кому богатств не жалко, —

В ее горниле лучшая закалка;

Пусть с нищего лоскут последний снимут,

При нем добро, что воры не отнимут.

Кто нищету с покорностью несет,

1390 Себя и Господа тот познает.

Ведь нищета — очки: чрез них верней

Распознаешь отзывчивых друзей.

И потому, супруг мой, так и знай,

За нищету меня не упрекай.

1395 Меня еще за старость ты корил,

Но кто тебе злокозненно внушил,

Что старость грех? Ведь все вы, джентльмены,

Толкуете, что старики почтенны,

И старика зовете вы «отец».

1400 Еще упрек ты сделал под конец.

Да, безобразна я, но в том залог:

Тебя минует еще горший рок —

Стать рогоносцем, ибо седина,

Уродство и горбатая спина —

1405 Вот верности испытанные стражи.

Но, верная, тебе еще я гаже.

И чтоб меня ты не затеял клясть,

Ну что ж, давай твою насыщу страсть.

Сам выбирай, хотя не угадаешь,

1410 Где невзначай найдешь, где потеряешь:459

Стара, уродлива, но и скромна.

И до могилы преданна, верна

Могу я быть, могу и красотою

И юностью блистать перед тобою,

1415 Поклонников толпу в твой дом привлечь

И на тебя позор иль смерть навлечь.

Вот выбирай. И толком рассуди».

У рыцаря заныло тут в груди.

Вздохнул он тяжко и жене ответил:

1420 «Миледи и любовь моя, уж светел

Стал небосклон, мне, видно, не решить,

Что дальше делать и как дальше жить.

Решай сама, как мудрая жена,

Какая нам с тобою суждена

1425 Судьба и жизнь; тебе я доверяю.

Что хочешь ты, того и я желаю».

«Так, значит, над тобой взяла я верх.

К моим ногам гордыню ты поверг?»

«Ты верх взяла, тебе и выбирать».

1430 «Приди же, друг, меня поцеловать,

Ты это заслужил своим ответом,

Получишь верность и красу при этом.

Пусть поразит безумие меня,

Коль изменю, а ты при свете дня

1435 Увидишь, что прекрасней королевы

И обольстительней всех внучек Евы

Тебе явлюсь. Ко мне скорей приди,

Откинь тот занавес и погляди.

И если не зажгу в тебе я страсти,

1440 То смерть моя в твоей, супруг мой, власти».

Когда увидел рыцарь, что жена

Приветлива, красива и юна,

Тут, вне себя от этой благодати,

Он заключил ее в свои объятья.

1445 Ему и сотни поцелуев мало,

Она ж ему покорно уступала

Во всем, лишь бы порадовать его.

Не стану я рассказывать того,

Как, сохранив любовь свою до гроба,

1450 Они в довольстве, в счастье жили оба.

Пошли, Господь, и нам таких мужей,

А то еще покорней и свежей

И яростней в супружеской постели.

Еще, Господь, того бы мы хотели,

1455 Чтоб нам супругов наших пережить

И с новыми пятью-шестью пожить.

Коль муж строптив, неласков и сердит,

Ему Господь пусть век укоротит

За то, что он жену не почитает;

1460 Ну, а скупца, что денежки считает,

Жалеет дома пенса на расход,

Того пускай чума иль черт возьмет.

Здесь кончается рассказ Батской ткачихи

ПРОЛОГ КАРМЕЛИТА

460

Здесь начинается пролог к рассказу Кармелита

Достойный сборщик наш, почтенный брат,

Всегда унизить пристава бы рад,

Но до сих пор из страха иль приличья

Ни слова не сказал; свое обличье

5 Пристойное он важно сохранял.

Теперь же он ткачихе так сказал:

«Пошли вам Боже радость и утеху,

Сударыня. Не только нам потеху

Доставили, затронули вопрос

10 Преважный вы, который бы принес

Нам пользу всем, найди он разрешенье.

Но раз уж все мы ищем развлеченья,

То предоставим это богослову,

Я ж приберег для случая такого, —

15 Коль соизволите вы, господа, —

Про пристава церковного суда

Историю, а знаете вы сами:

Что доброго быть может с приставами?

И хоть ничьих я не хотел ушей

20 Тем оскорблять, но лишь прелюбодей,

Ведомый приставом для наказанья,

Вот приставу достойная компанья».

Ему хозяин: «Вас учить не стану,

Что вашему не подобают сану

25 Слова такие. Вам ли задирать?

Рассказ вы свой извольте начинать».

А пристав буркнул: «Пусть монахи брешут,

Что им угодно, в свой черед утешу

Я кармелита так, что он поймет,

30 Какая честь и воздаянье ждет

Всех хвастунов монахов после смерти.

Уж я его пройму, вы мне поверьте».

Ему хозяин: «Будет вам бубнить,

Не прерывайте вы рассказа нить».

Здесь заканчивается пролог Кармелита

РАССКАЗ КАРМЕЛИТА

Здесь начинается рассказ Кармелита

35 Так слушайте, что расскажу вам, други:

Викарий461 некий жил в моей округе.

Он строгостью своею был известен —

Даров не брал, не поддавался лести,

Сжег на своем веку колдуний много,

40 Карал развратников и своден строго,

Судил священников и их подружек,

Опустошителей церковных кружек,

Обета нарушителей и клятвы:

Коль осквернили чем-нибудь обряд вы,

45 Коль вы не выполнили завещанья, —

Епитимьей карал он в наказанье.

Гроза ростовщиков и святокупцев,

Бескровных, но мерзейших душегубцев, —

Всего он строже был к прелюбодею,

50 И в этом укорять его не смею.

Того, кто добродетель нарушал,

Всего суровей пеней он карал.

Кто не платил налога с поля, с гари,462

Тот скоро узнавал, как строг викарий;

55 Кто в церкви был на приношенья скуп,

На тех всегда точил викарий зуб.

На них он вел с десяток черных списков,

Чтоб посохом их уловлял епископ.463

Но мог и сам он налагать взысканье;

60 Для этого имел на содержанье

Он пристава, лихого молодца:

По всей стране такого хитреца

Вам не сыскать со сворою ищеек.

Виновных он тащил из всех лазеек.

65 Он с них изрядный получал доход.

Иной ему заткнет подачкой рот,

Иной ему невинного укажет.

Не видывал я человека гаже.

Но все-таки о нем я расскажу —

70 За приставами я всегда слежу.

Они же тронуть пальцем нас не смеют,

Зане над нами власти не имеют.464

Вмешался пристав: «А еще, мой друг,

Мы не имеем права трогать шлюх».

75 На то хозяин: «Ты черед свой знай!

Рассказывает он, ты не мешай.

Вы ж приставов, отец мой, не щадите

И на его гримасы не глядите».

И продолжал рассказ свой кармелит:

80 «На воре шапка, вижу я, горит.

Так вот, у пристава того на службе

Все сводни были и ему по дружбе

Своих клиентов помогали стричь.

Как соколы заклеванную дичь

85 Охотнику несут за кров и пищу,

Они ему развратника отыщут,

Он обдерет его, а сам патрон

Не знает часто, как плутует он.

Тянул он в суд разинь и простаков,

90 Что рады были горстью медяков

Иль выпивкой в таверне откупиться.

За стерлинг он готов был удавиться

И, как Иуда, в кошелек особый

Ссыпал все золото, а скверной пробы

95 Истертые монеты, барахло

Домашнее его патрону шло

В уплату штрафов или десятины.

Так жил, в своих пороках триединый,

Равно презренный пристав, сводник, вор.

100 К знакомой шлюхе он ходил во двор,

А та шепнет ему, что, мол, сэр Хью

Забыл у ней свой посох и скуфью,

А что сэр Ральф465 запачкал, мол, сутану

(Всех пакостей перечислять не стану).

105 Тут пристав их схватить грозится разом.

Размахивает папским он приказом,

Всегда все тем же, и волочит в суд,

Где их возьмут да вмиг и обстригут.

Когда ж руна лишалися бараны,

110 Он речью льстивой заживлял их раны:

«Не бойтесь, друг, я вас из черных списков

Уж вычеркнул, и не найдет епископ

О том проступке никаких следов,

Поверьте, что служить я вам готов».

115 Да, вымогательств всяческого рода

Не перечислить мне в четыре года.

Был нюх его на этот счет утончен,

Как у борзой собаки иль у гончей.

Оленя им быстрее не загнать,

120 Чем он прелюбодея мог поймать

С супругой чьей-нибудь или девицей,

Тогда проворству нечего дивиться,

Когда оно приносит нам доход.

И вот случилось, в дальний он приход

125 Отправился за легкою добычей —

Таков уж был у пристава обычай.

Хотел вдову-старушку припугнуть

И, вызвав в суд, содрать хоть что-нибудь.

И вот в лесочке йомена он встретил

130 И на приветствие его ответил.

Был йомен тот наряден: весь в зеленом,466

Верхом он ехал на коне холеном;

С ним лук и стрелы, шапка на макушке

Зеленая с коричневой опушкой.

135 «Привет вам, сэр, — его окликнул пристав, —

Дай Бог прожить вам в здравии лет триста».

«Спасибо, друг, и вам того желаю.

Вас первого сегодня я встречаю.

Путь держите куда и далеко ль

140 И направляетесь туда отколь?»

«Да тут поблизости, взыскать налоги

Меня направил господин мой строгий».

«Так, стало быть, приятель, вы бэйлиф?»467

«Вот именно», — сказал наш пристав, скрыв,

145 Что при суде церковном находился.

Церковным приставом он постыдился

Себя назвать. Презренно это имя.

«А depardieu, так значит, ты сродни мне.

И я бэйлиф, но редко здесь бываю,

150 В округе этой никого не знаю.

Давай же подружимся мы с тобой.

Знай, полный кошелек всегда со мной.

А если вздумаешь нас посетить,

Готов с тобой и дом свой разделить».

155 Не разобрав, что дело тут нечисто:

«A gra’merci»,468 — ему ответил пристав.

И вот решили: надо им дружить,

Почаще время вместе проводить.

Был пристав говорлив и любопытен,

160 В своих расспросах скор и ненасытен:

«Где вы живете, дорогой мой брат?

К вам в гости завернуть я был бы рад».

«Живу я, друг, на севере далеко,469

Но раз мы повстречались волей рока,

165 Наверное, по мне ты затоскуешь

И моего жилища не минуешь».

«Хотел бы с вами чаще я встречаться,

Чтоб можно было опытом меняться.

По ремеслу вы пристав, как и я,

170 К тому ж отныне с вами мы друзья.

Вы мне расскажете свои приемы.

Они мне, может статься, незнакомы.

Коль есть в них грех, на это не глядите.

Мои грехи покрыть мне помогите».

175 «Да нет, мой друг, мне не к чему таиться,

Но только нечем мне с тобой делиться.

Совсем ничтожен личный мой доход:

Что соберу — хозяину идет,

А у меня хозяин очень строгий.

180 И вот всю жизнь бью по дорогам ноги.

Я вымогательством одним кормлюсь,

Из года в год я так и этак бьюсь,

Лишь бы с людей хоть что-нибудь содрать.

Вот все, мой друг, что я могу сказать».

185 «Вот именно, так поступать и надо, —

Воскликнул пристав, — друг мой, сердце радо

Об этом слышать. Я их не щажу,

Коль попадутся — петлей пригрожу

И обираю их дома до нитки,

190 Как ни были б они в уловках прытки.

Да в самом деле, коль не вымогать,

Пришлось бы мне с семьею голодать.

И нечего о том в исповедальне

Нам каяться; в чужой опочивальне

195 Сам исповедник побывал не раз,

Так грех ему винить облыжно нас,

Что мы кошель у грешников срезаем, —

Мы тем вертеп разврата очищаем.

Теперь открыть свое должны вы имя,

200 Чтоб вас назвать приятелем своим я

Пред всеми мог». Качнулся, словно в зыбке,

В седле высоком йомен, тень улыбки

Коснулась уст его, и он сказал:

«Мой добрый друг, я вовсе не скрывал,

205 Что родом бес я, что пришел из ада,

Что мне туда вернуться вскоре надо,

Все недоимки на земле собрав.

Ты в основном был совершенно прав:

И мне доход дают грехи людские,

210 Опять же прав ты — все равно какие.

И я готов на край земли скакать,

Чтоб тот оброк любой ценой взыскать».

«Не может быть! — тут пристав закричал.

А я-то вас за йомена считал.

215 Да, но каков ваш облик и наряд,

Когда к себе вернетесь вы назад?»

«В аду определенной нету формы,

А на земле — тут с некоторых пор мы

Какой угодно принимаем вид.

220 И, судя по тому, кто как глядит,

Он человека, обезьяну видит

Иль даже ангела (пусть не обидит

Тебя тот облик, мой дражайший друг).

И фокусник одним проворством рук

225 Вам чудеса показывает; что же,

Так с черта можно спрашивать и строже».

«А почему столь разные обличья

Вы принимаете?470 Из страха? Для приличья?»

А черт ему: «Затем, чтоб нам верней

230 Настичь добычу, подружиться с ней».

«Да, но к чему вам хлопоты такие?»

«Причины есть, мой друг, кое-какие.

О них сейчас рассказывать мне лень.

Да и к тому ж я потерял весь день;

235 За утро ничего не перепало.

Хвалиться мне добычей не пристало.

Ловить ее — вот думаю о чем,

А как ловить, не спрашивай о том.

Ты не поймешь иных моих уловок,

240 Хотя, как пристав, ты и очень ловок.

Но ежели ты очень хочешь знать,

Никто как Бог велит нам хлопотать.

Случается, в своем бесовском рвенье

Мы исполняем Божьи повеленья;

245 Хотим ли этого иль не хотим, —

Бессильны мы на деле перед Ним,

И иногда орудьем избирает

Он нас своим и мучить позволяет

Не душу грешника, одно лишь тело.

250 Так с Иовом, коль помнишь, было дело.471

А иногда мы получаем власть

И плоть и душу заодно украсть.

И иногда поручено тревожить

Нам только душу, отравляя ложью

255 Ее покой; но если устоит

Тот человек и веру сохранит —

Спасет он душу, хоть бы для геенны

Его костяк предназначался тленный.

А то по воле Божьей и слугой

260 Нам быть приходится; иной святой,

Как, например, святой Дунстан,472 епископ,

Распоряжался бесами. Столь низко

Не падал я, но раз на юге жил

И там гонцом апостолам служил».

265 «И что ж, из тех же самых элементов,

Которые мы знаем от студентов,

Готовите свои обличья вы?»

И бес ему: «Ах, нет у нас дратвы,

Что их скрепляла бы. Мы чаще просто

270 Лишь притворяемся. Иль, скрав с погоста

Несгнивший труп, в нем начинаем жить,

Его устами смертным говорить.

Так некогда пророк ваш Самуил

Устами Пифониссы говорил,473

275 Хоть сомневаются иные в этом;

Разгадку предоставим мы поэтам

И богословам, нам в том нет нужды.

Но, вижу я, разгадки хочешь ты.

Так надо в ад тебе со мной спуститься,

280 На опыте там сможешь обучиться

И с кафедры о бесах прорицать.

Тогда их облик будешь лучше знать,

Чем Данте Алигьери иль Вергилий,474

Которые у нас в аду не жили,

285 Пока не умерли они, конечно.

Но надо поспешать нам, друг сердечный.

Ведь раньше, чем придется нам расстаться,

Успеешь вволю ты наудивляться».

«Ну, этому так скоро не бывать.

290 Зачем мне нашу клятву нарушать?

Пускай ты бес иль даже сатана,

Пребудет в силе навсегда она.

И верен дружбе я с названым братом,

Пусть этой дружбе даже и не рад он.

295 И на работе дружбу мы скрепим —

Бери свое, — доволен я своим.

Но если посчастливится нажить

Богатство нам — давай его делить».

«Ага, — промолвил бес, — ну что ж, идет».

300 И снова двинулись они вперед.

Когда они добрались до селенья,

Которое наметил к разграбленью

Церковный пристав, повстречался им

Груженный сеном воз, а рядом с ним

305 Хозяин хлопотал, стараясь сдвинуть

Упряжку с места. Но глубоко в глину

Колеса врезались, и воз стоял.

Возница бешено коней хлестал,

Вопя на них: «Ну, Скотт! Живее, Брук!475

310 Какому черту вас спихнуть бы с рук,

Поганых образин; и надо ж было,

Чтоб разродилась лучшая кобыла

Такою парой хилой и ленивой.

Да чтоб вас черт побрал с хвостом и гривой,

315 А заодно и весь дурацкий воз».

И пристав бесу задал тут вопрос:

«А не поймать ли на слове мужлана?

Давай проучим вместе грубияна.

Ты слышишь, подарил тебе он воз,

320 Коней и сено, и при этом нес

Он богомерзкие, ты слышал, речи.476

Теперь ему отговориться нечем.

Хватай коней, его ж я в суд сведу».

«Он неподсуден адскому суду.

325 И, видит Бог, сбрехнувши тут про черта,

Он мыслей не имел такого сорта.

Спроси его иль погоди-ка малость».

Хозяина же обуяла жалость.

Он потрепал исхлестанные спины,

330 И кони налегли, и вот из глины

Воз сдвинулся. «Еще, ребятки, но! —

Вскричал хозяин. — Знаю я давно,

Что славные вы оба животины,

И не видать позорной вам кончины,

335 Вас не сведет на бойню живодер.

Но, Серый, но! Берись дружней, одер!

Да наградит Господь вас за работу.

Не буду я вас больше гнать до поту».

«Ну что, — промолвил бес, — иль я не прав?

340 Отлично знаю их несносный нрав.

Нет, милый друг, оставь его в покое,

Кричит одно он — думает другое.

И лучше нам с тобою удалиться,

Уверен я, здесь нечем поживиться».

345 По улице проехал пристав молча,

Негодование мешая с желчью,

Но вот опять он бесу зашептал:

«Мой милый брат, недавно я узнал:

Здесь проживает некая старуха.

350 Скупа она, скорей лишится слуха

Последнего, чем пенни из богатства

Отдаст. И покажу пример я братства.

Прокорм нам будет нелегко добыть

У здешнего народа. Так и быть.

355 Смотри же, как с ним надо управляться.

Старуха будет, знаю, упираться,

И знаю, что за нею нет греха.

Но как бы ни была она глуха,

А вызов в суд она небось расслышит,

360 И коль у ней не сгрызли денег мыши,

Двенадцать пенсов я с нее сдеру.

Я лишнего с клиентов не беру».

И пристав постучался к ней в ворота:

«Эй, вылезай из своего болота.

365 Иль, запершись в вертепе сем проклятом,

Лежишь с каким-нибудь попом иль братом?»

«Благословенье Божие на вас,

Сейчас я отомкну вам дверь, сейчас, —

На стук его откликнулась вдова. —

370 Я что-то не пойму, что за слова

Произнесли вы, сэр, и что хотите?»

«Сударыня, напрасно вы юлите.

Ты знаешь ли, презренная карга,

Благословляла ты сейчас врага

375 Господня. Вот приказ; и завтра в суд

Тебя, негодница, поволокут.

А там и не за то еще ответишь».

«Честной отец, мне кажется, ты бредишь.

Спаси меня Пречистой Девы имя!

380 Как можешь думать ты, чтоб я такими

Грехами стала душу осквернять.

Больна я, отче, надо мне лежать.

Едва хожу я, верь ты мне, не верь ты.

Но ехать в суд? Мне это горше смерти.

385 А если в чем меня в суде винят,

Так запиши в бумажке, милый брат,

А я уж попрошу пойти юриста.

Мне-то зачем, мое ведь дело чисто».

«Ну, черт с тобой. Но много ты потратишь

390 В суде кормов. Так лучше мне заплатишь

Двенадцать пенсов. Я ж приказ порву.

Плати скорей, — я, видит Бог, не вру:

Мне пенс перепадет из этих денег.

Викарий наш корыстлив и скупенек».

395 «Двенадцать пенсов! — охнула она. —

Да где ж их взять? Честная пелена

Христова гроба! Ни полушки нету,

Последнее внесла я по обету.

Кору с деревьев ем я и траву.

400 Не обижай ты бедную вдову».

«Эк невидаль, старухина хвороба.

Пусть черт возьмет тебя. Хотя из гроба —

Но деньги мне должна ты заплатить».

«Но, видит Бог, мне негде их добыть».

405 «Плати, карга. Не то я сам найду,

Что взять. Давай вон ту сковороду.

Ты мне должна еще с тех пор, как мужа

Ты оброгатила и я, дурак, был нужен,

Чтоб грех покрыть и от суда спасти».

410 «Ну, как не стыдно, Господи прости?

Тебя в глаза я в жизни не видала

Да и в судах ни разу не бывала.

Была чиста я перед мужем телом,

Не согрешила помыслом иль делом,

415 Иди ты в ад с моей сковородой,

Пусть сатана подавится тобой».

За ним старуха, плача, поползла

И, как умела, вора прокляла.

А бес спросил: «Так, значит, в самом деле

420 Его отправить в ад бы вы хотели?

Вас, матушка, быть может, я не понял?»

И пристав так старушку эту пронял,

Что крикнула: «Пусть черт его возьмет,

Коль сковороду мне он не вернет».

425 «Ну, нет, карга! Что мне попало в когти,

То уж мое. Зови, чтоб черт помог те,

А я уж кстати платье прихвачу».

«Постой-ка, друг, сказать тебе хочу,

Придется это или нет по нраву,

430 Что сковородкой и тобой по праву

Теперь владею я, — так бес сказал, —

Хочу, чтоб в ад скорее ты попал,

Узнаешь там, верь дьяволову слову,

Такое, что не снилось богослову».

435 И с тем проворно к приставу он скок

И в ад его с собою уволок,

Где мытарям местечко всем готово,

Как то свидетельствует Божье слово.

Будь этот пристав более пристоен

440 И вашего внимания достоин,

Я по Писанию б вам рассказал,

В какие он мучения попал,

Тогда бы сердце ваше содрогнулось.

Но даже если б сотня лет минулась,

445 Не мог бы я те муки передать.

Молитесь, чтоб Господня благодать

Вас защитила от таких мучений,

От козней дьявола и искушений.

Лев, рыкающий в логове, не дремлет.477

450 И тот, кто гласу моему не внемлет,

Добычей зверя может вскоре пасть.

Но не бескрайна адских козней власть,

Коль не нарушите Господня слова,

Вас оградит любовь и кровь Христова.

455 Помолимся ж о грешных приставах,

Страдающих у дьявола в когтях.

Здесь кончается рассказ Кармелита

ПРОЛОГ ПРИСТАВА ЦЕРКОВНОГО СУДА

478

Пролог к рассказу Пристава

Церковный пристав, выслушав рассказ,

В седле привстал; на брата разъярясь,

Он, как листок осины, задрожал.

«Молю вас слезно, господа! — вскричал. —

5 Коль вам пустые бредни не претят,

Которые наплел здесь этот брат,

Позвольте мне поведать кой о чем.

Хвалился он, что ад ему знаком:

Коль братья с бесами одной породы,

10 Ну как бесовской им не знать природы?

Ведь, черт возьми, слыхали мы стократ,

Как брат один попал однажды в ад.

В виденье ангел с братом вознеслись,

И ангел вверх водил его и вниз,

15 Чтоб все мученья ада брат познал,

Но тот нигде монахов не сыскал, —

Одни миряне наполняли ад.

И ангела так вопрошает брат:

«О сударь! Неужель мы столь блаженны,

20 Что не для нас мучения геенны?»

«Нет, — молвил ангел, — здесь вас очень много».

И к Сатане пустилися в дорогу.

И видит брат, дойдя: у Сатаны

Хвост протянулся с парус ширины.479

25 «Приподыми свой хвост, о Сатана! —

Промолвил ангел, — покажи до дна

Узилище, монахи где казнимы».

И полуверстной вереницей мимо,

Как пчелы, коим стал несносен улей,

30 Тыщ двадцать братьев вылетело пулей

Из дьяволова зада и в облет

Омчали роем ада темный свод.

Потом, поспешно прилетев назад,

Вползли на место, в сатанинский зад,

35 И дьявол хвост поджал и замер снова.

Увидев ада горшие оковы,

Покинул брат загробные пределы,

И дух его вновь возвратился в тело

По Божьей милости, и он проснулся,

40 И, вспомнив сон свой, въяве ужаснулся,

Зад Сатаны вообразив себе,

И плакал горько о своей судьбе.

Нас Бог спаси, обманщиков карая,

Такой мольбой рассказ свой начинаю».

Здесь заканчивается пролог к рассказу Пристава церковного суда

РАССКАЗ ПРИСТАВА ЦЕРКОВНОГО СУДА

Здесь начинает Пристав свой рассказ

45 В Йоркшире есть болотистая местность —

То Холдернесс480 и вся его окрестность.

У сборщика была на откупу

Округа эта; он взимал крупу

С нее, муку, сыры, соленья

50 В награду за благое поученье.

Бывало, так он с кафедры вещал:481

«Молю, чтобы никто не забывал,

Что без даяний дом Господень пуст,

Что мертвым надобен сорокоуст482

55 И надо поручать его монахам,

А не бездельникам попам, неряхам,

Которые то утреню проспят,

То не помянут, то не покадят,

И не заевшимся монастырям,

60 А братьям сборщикам по их трудам.

Сорокоуст избавит от мучений

Усопших души, коль без промедлений

Его служить, а не по мессе в день,

Как делают попы, которым лень.

65 Ведь это же лгуны и тунеядцы!

Не стыдно им на мессах наживаться.

Освободите души из узилищ,483

Пока они мучений не вкусили.

Ведь каково им там: пилой, клещами

70 И раскаленными сковородами484

Там истязают и на углях жгут,

Они ж напрасно избавленья ждут.

Так поспешите, братья, их избавить

И щедрыми дарами в рай направить».

75 Когда же красноречье истощалось

И прихожан мошна опустошалась,

Сказав «аминь», он шел в другой приход,

Там обирать доверчивый народ.

И, рясу подоткнув, взяв сумку, посох,

80 Не разбирая, сыты или босы

Хозяева, стучался в каждый дом,

Выпрашивал обед, сыр, эль и ром.

Другой монах нес посох и таблички485

Слоновой кости; он имел привычку

85 Записывать дары и всех людей,

Что заслужили щедростью своей

Его молитвы. Восклицал он громко:

«О братия! Пуста еще котомка!

Пшеницы бушель, рис, зеленый лук,

90 Пирог, иль окорок, иль сыра круг —

Все примем мы, и по цене, по весу, —

За пенни — свечку и за шиллинг — мессу

Получите взамен. Драгие леди!

Коль нету под рукой монет иль снеди,

95 Мы примем шерсти куль или моток,

Иль полотно, иль вязаный платок.

Сестра драгая, вписываю имя,

Не умаляйтесь вы перед другими».

И на спине широкой, богатырской

100 Нес здоровенный служка монастырский486

Пустой мешок и наполнял его

Добычею патрона своего.

И только что из двери выходили,

Как имена, начертанные стилем,

105 Монах проворно затирал ножом

И в следующий направлялся дом.

«Ложь, пристав, ложь!» — брат сборщик завопил.

Хозяин сборщика остановил:

«Спокойно, друг, ну что за восклицанья!

110 Не трусь, монах, не обращай вниманья».

«Так я и сделаю, — тот отвечал

И, не смущаясь, тут же продолжал.

И вот пришел сей недостойный брат

В дом, где его радушней во сто крат,

115 Чем у других хозяев, привечали.

Но в этот раз хозяин был печален.

К одру болезни он прикован был.

«Hic Deus,487 — брат умильно возгласил. —

Друг Томас, мир тебе! Давно ль ты болен?

120 Уж так-то я всегда тобой доволен!

Всласть попили за этим мы столом!»

И с лавки он кота смахнул перстом,

Жезл положил, и шляпу, и мешок

И занял сам привычный уголок;

125 А спутников послал вперед он в город,

Чтоб продали там снеди полный короб

И заказали ужин и ночлег.

Больной лежал не подымая век,

Но гостю все ж с почтеньем прошептал он,

130 Что, да простит отец, сидеть устал он,

Но рад его послушать и принять.

И начал сборщик, как всегда, вещать:

«Свидетель Бог, о вашем я спасенье

Не оставляю, друг мой, попеченья.

135 Не счесть акафистов, молитв и свечек,

Которых я, как жертвенных овечек,

Принес за вас к святому алтарю.

A ex cathedra488 как я говорю,

Я текстами ваш слух не утруждаю,

140 Их толкованием сопровождаю,

А толкование — тяжелый труд,

Слова иные прямо насмерть бьют.489

И вот внушаю, чтобы не скупились

И чтоб даянья братии дарились.

145 Но где ж хозяйка? Что ее не видно?»

«Да во дворе замешкалася, видно.

Сейчас придет». И точно, появилась

В дверях хозяйка и чуть-чуть смутилась.

«Святой отец, да где ж вы пропадали?

150 Полгода, как вы нас не навещали».

Хозяйку, толстощекую, что репка,

Монах галантный тут же обнял крепко,

Поцеловал и, обращаясь к ней,

Защебетал, как юркий воробей:490

155 «Сударыня, когда бы мог, поверьте,

Не покидал бы вас до самой смерти.

И где бы ни была моя нога,

Повсюду я покорный ваш слуга.

Я обошел по всей округе храмы,

160 Но не видал нигде прелестней дамы».

Она в ответ: «Ну что вы, нет, не надо!

А гостем вас всегда я видеть рада».

«О, grand merci! Я рад услышать это.

Во мне душа любовию согрета.

165 Но если будет ваше позволенье,

Я Томасу благое наставленье

Хотел бы преподать. Ведь духовенство

Приходское и всякое священство

Лениво очень; на свой риск и страх

170 Я поступаю в Божиих делах.

Вещаю я Петра и Павла слово,491

Ищу повсюду я себе улова.

Но и Христу идет с того процент,

Пред Ним оправдываю свой патент».

175 «Да, да, отец, вы мужа побраните

И к благодушию его склоните.

Уж, кажется, хожу за ним, ей-ей,

А он колюч, что рыжий муравей.

Ночей не сплю и телом согреваю,

180 Ногой его иль грудью прикрываю,

Но уж такой угрюмый, видно, норов

У муженька, что хрюкнет, словно боров, —

Таков на все единственный ответ,

И никакой другой утехи нет».

185 «Ах, Томас! Je vous dis.492 Ах, Томас, Томас!

То беса козни — не Господень промысл.

Гнев Господом строжайше запрещен.

Гневливый будет адом укрощен».

Хозяйка гостю: «Отче, мне скажите,

190 Что за обедом кушать вы хотите?»

«Мадам, — он отвечал, — лишь ломтик хлеба

(Неприхотлив я в пище, видит небо),

Да каплуна печенку и пупок,

Да жареной баранины кусок.

195 Но всякое убийство мне претит,

И вы испортите мне аппетит,

Коль для меня каплун заколот будет,

Пускай меня за алчность не осудят —

Не яства высшая моя награда:

200 Евангелье — души моей услада.

А плоть моя иссушена постом,

Молитвою и ревностным трудом,

И не варит желудок истощенный,

Вы не сердитесь, если я, смущенный

205 Заботой вашей, это говорю,

Лишь вас таким доверием дарю».

«А знаете ли, сэр, какое горе

Нас посетило. Сын мой умер вскоре

После того, как были вы у нас».

210 Брат отвечал: «Лишь только он угас

(Тогда в своей я находился келье),

Я ощутил духовное веселье

И видел, как душа его неслась

Во славе в рай, и слышал трубный глас.

215 И два тогда со мною бывших брата

(За милостыней им без провожатых,

Как знак доверья, с некоторых пор

Ходить повсюду разрешил приор)493 —

Так вот, брат ризник и больничный брат494

220 (Всегда я наставлениям их рад)

То знаменье увидели со мною.

И слезы покатилися, не скрою.

Мы слышали не погребальный звон

И не души усопшей скорбный стон, —

225 Был слышен звук чарующей свирели,

И мы «Те Deum»495 хором все запели,

А я вознес Создателю хвалу

И Вельзевулу возгласил хулу.

И верьте мне, почтенный сэр и леди,

230 Молитвы наши крепче ярой меди,

И тайн Господних видим больше мы,

Чем люди светские, будь дети тьмы

Хоть королями, хоть временщиками.

Мы истончили плоть свою постами

235 И воздержаньем; а они живут

В богатстве, в праздности, и вина пьют,

И яства ненасытно поглощают —

Зато и откровения не знают.

Соблазны мира — для монаха тлен.

240 Богач и Лазарь сей юдоли плен496

Несли по-разному, и воздаянье

Им было разное. Пусть воздержанье

Хранит монах, посты пусть соблюдает,

Пусть кормит душу, тело ж изнуряет.

245 Не надо нам богатого жилища,

Лишь вретище, ночлег, немного пищи —

Вот что потребно нам в скитаньях наших,

И в этом сила всех молитв монашьих.

На высоте Синайской Моисей

250 Постился строго долгих сорок дней.497

С пустым желудком, выбившись из сил,

Молился он, и Бог ему вручил

Скрижаль закона;498 а Илья-пророк

На высоте Хоребской изнемог,499

255 Постясь пред тем, как говорить с Всевышним.

Арон-первосвященник в платье пышном

Входил во храм,500 но с животом пустым.

Пред этим сам он да и все, кто с ним,

Служили Богу, ничего не пили,

260 Чтоб разум им напитки не темнили,

Под страхом смерти трезвость соблюдали,

С пустым желудком Богу предстояли.

Тому, кто сей запрет нарушит, — горе!

Он примет смерть, пребудет он в позоре.

265 Об этом хватит. Но везде в Писанье

Найдем примеры мы для подражанья.

Блаженны нищенствующие братья,501

Для нас Христос раскрыл Свои объятья.

Дал целомудрие взамен жены.

270 Мы с бедностию им обручены

И с милосердьем, щедростью, смиреньем,

Слезами и сердечным умиленьем

И воздержанием. Скажу я вам,

Что внемлет Бог предстательству, мольбам

275 Смиренной братьи, не молитве вашей

Пред трапезой, с которой гонят взашей

Монаха нищего. Так ты и знай,

Через обжорство был потерян рай.

Там человек невинным пребывал,

280 Но, плод вкусив, блаженство потерял.

Еще одно тебе, мой друг, открою, —

Хотя и нету текста под рукою,

Но я на глоссу некую сошлюсь,

Что наш Господь, сладчайший Иисус,

285 Имел в виду, конечно, нас, смиренных,

Сказав, что духом нищие блаженны.

Так и везде в Писании. Суди же,

Кто к духу, да и к букве много ближе —

Мы или те, кто блага наживает

290 И в пышности, как в луже, погрязает?

Тьфу на их пышность и на их разврат!

Пускай в геенне все они сгорят.

Они, как видно, с Йовиньяном схожи,502

Как он, брюхасты, наглы, краснорожи,

295 Жирны, что кит, и тяжелы, что гуси,

И налиты вином так, что боюсь я,

Не лопнули б, как тонкая бутыль,

Которую расперла снеди гниль.

Не благолепны, друг мой, их моленья,

300 Как загнусят Давида песнопенья.503

И не они Всевышнего прославят,

Как изрыгнут: «Cor meum eructavit».504

Равно как в древности, так и сегодня

Кто, кроме нас, идет путем Господним?

305 Ведь мы, вершители Господня слова,

Не только слушать — исполнять готовы.505

Наш голос сладок для Господня слуха,

Он нам внимает, верь мне, в оба уха.

Как сокол, что взмывает в облака,

310 Так и молитва наша высока,

Доходчива до Божия престола.

Ах, Томас, Томас! Нашего глагола

Столь велика пред Богом благодать,

Что не могу тебе и рассказать.

315 Молитвой нашей только и живешь ты,

Хотя того не ценишь даже в грош ты.

И день и ночь возносим мы моленья,

Чтоб дал тебе Всевышний исцеленье

И каждым членом вновь ты мог владеть».

320 «Свидетель Бог, старался я радеть

За эти годы целой своре братьев.

Что им скормил, того не смог содрать я

Со всех клиентов, разорился в пух.

Но легче на волос не стал недуг.

325 А денежки прощай. Они уплыли».

«Все потому, что неразумно были

Обращены. К чему сменять так часто

Молельщиков? С одним водись, и баста.

Не исцелит цирюльник иль аптекарь,

330 К чему они, коль лечит лучший лекарь?

Тебя непостоянство, Томас, губит.

Ну кто тебя, как мы, жалеет, любит?

Тебе ль молитвы нашей недостало?

Нет, дело в том, что ты даешь нам мало:

335 «Даруй в обитель эту порося;

В обитель ту пошли, жена, гуся;

Дай брату грош, пускай его не злится».

Нет, Томас, нет, куда это годится?

Разбей ты фартинг506 на двенадцать долек —

340 Получишь даже и не ноль, а нолик.

Вещь в целом — сила, пусть под спудом скрыта,

Но силы нет, коль на куски разбита.

Я не хочу обманывать и льстить,

Молитву хочешь даром получить,

345 Но Бог не раз вещал, вещал стократы,

Что труженик своей достоин платы.

Твоих сокровищ, Томас, не хочу я,

Но их охотно Господу вручу я.

И братия помолится охотно,

350 Да обратится дар твой доброхотный

На церковь Божью. Если хочешь знать,

Сколь велика в том деле благодать,

Я на угодника Фому507 сошлюся,

Что строил храм для короля-индуса.

355 Ты вот лежишь, бесовской полон злобой,

Всецело занятый своей особой.

Жену свою, страдалицу, бранишь

И кроткую овечку жесточишь.

Поверь мне, Томас, Бог тебя осудит,

360 Не ссорься с нею, много лучше будет,

Ведь пожалеешь сам ты наконец.

Об этом вот что говорит мудрец:508

«Не будь ты дома аки лютый лев;

Не обращай на ближних ярый гнев,

365 Тебя в беде друзья да не покинут».

Страшись, о Томас! Мерзкую скотину

Ты выкормил в утробе: то змея,

Что средь цветов ползет, свой хвост вия,

И насмерть вдруг украдкою нас жалит.

370 Ее укус кого угодно свалит.

Ведь жизни тысячи людей лишились

Лишь оттого, что с женами бранились

Или с наложницами. Ты ж, мой друг,

Такой пленительной жены супруг,

375 Зачем с ней ссориться тебе напрасно?

Скажу тебе, что нет змеи ужасной,

Которая б опаснее была,

Чем женщины,509 когда ты их до зла

Доводишь сам придирками своими.

380 О мести мысль овладевает ими.

Гневливость — грех, один из тех семи,

Которые бушуют меж людьми

И губят тех, кто их не подавляет.

И каждый пастырь это твердо знает,

385 Любой из них тебе бы мог сказать,

Как гнев нас побуждает убивать.

Гнев — исполнитель дьявольских велений.

О гневе мог бы я нравоучений

До самого утра не прерывать.

390 Вот почему молю Святую Мать,

Да не вручит гневливцу царской власти.

Не может горшей быть для всех напасти,

Чем на престоле лютый властелин.

Вот в древности жил некогда один

395 Такой гневливец. Говорил Сенека,510

Гневливее не знал он человека.

Два рыцаря уехали при нем

Куда-то утром, а вернулся днем

Один из них, другой не появлялся

400 Довольно долго. И тотчас раздался

Владыки приговор над виноватым:

«Ты учинил недоброе над братом,

За то твой друг тебя сейчас казнит».

И третьему он рыцарю велит:

405 «Возьми его и умертви тотчас».

Но не пришлось казнить его в сей раз.

Уж к месту казни оба приближались,

Как с рыцарем пропавшим повстречались.

Тут ими овладел восторг великий.

410 Все возвратились к лютому владыке

И говорят: «Тот рыцарь не убит,

Вот пред тобой он невредим стоит».

Владыка рек: «Умрете вы, скоты,

Все трое разом — ты, и ты, и ты».

415 И первому: «Раз ты приговорен,

Ты должен умереть». Второму он:

«Ты стал причиной смерти для другого».

«И ты умрешь. Ты ж не исполнил слова», —

Сказал он третьему и всех казнил.

420 Камбиз511 гневливый выпивку любил,

Иной он не искал себе утехи,

Но не сносил ни от кого помехи.

Один придворный, из больших ханжей,

Его корил, чванливый дуралей:

425 «Владыке гибель на стезе порока,

И в пьянстве никогда не будет прока

Ни для кого, не токмо для царя.

Чего в глаза царям не говорят,

То во сто глаз за ними примечают,

430 Когда цари и не подозревают.

Вина поменьше пей ты, ради Бога,

Ведь от него слабеют понемногу

И разум человека, и все члены».

«Наоборот, — сказал Камбиз надменный,

435 Я это докажу тебе сейчас.

Вино не расслабляет рук иль глаз,

У разума не отнимает силы,

И в этом убедишься ты, мой милый».

Тут он еще сильней стал пить, чем прежде,

440 И вот что пьяному взбрело невежде:

Придворному велит, чтобы привел

Он сына своего, и тот пришел.

Тут лежа царь опер свой лук о брюхо,

А тетиву отвел назад, за ухо,

445 И наповал убил стрелой ребенка.

«Ну как? С вином не вся ушла силенка,

И разум мой, и меткость рук и глаза?»

Ответ отца не завершит рассказа.

Был сын убит — так что ж тут отвечать?

450 А случай сей нам всем потребно знать,

И наипаче всех — придворной клике.

«Ходить ты должен пред лицом владыки».

Да и тебе таков же мой совет.

Когда бедняк, что в рубище одет,

455 В каком-нибудь грехе погряз глубоко,

Ты обличай его во всех пороках,

Царей же наставлять остерегись,

Хотя б в аду они потом спеклись.

Иль Кир512 еще, персидский царь гневливый, —

460 За то, что утонул в реке бурливой

Любимый конь, когда на Вавилон

Царь шел войной, поток был отведен,

Река наказана, и все без броду

Виновную переходили воду.

465 Внемли словам владыки-остроумца:513

«С гневливцем не ходи путем безумца,

Да не раскаешься». Что тут прибавить?

И лучше, Томас, гнев тебе оставить.

Слова мои, как половица, прямы,

470 Со мной не будь ты хоть теперь упрямым,

Бесовский нож от сердца отврати

И разум исповедью освяти».

«Ну нет. Зачем мне брату открываться?

Сподобился я утром причащаться

475 И перед Богом душу облегчил.

Вновь исповедоваться нету сил».

«Тогда даруй на монастырь хоть злато.

Обитель наша очень небогата,

И, собираясь строить Божий дом,

480 Одни ракушки ели мы сырьем,

Когда другие сласти уплетали, —

Мы стены храма купно воздвигали.

Но до сих пор стоят те стены голы,

И в кельях нет ни потолка, ни пола.

485 И я клянусь, ни чуточки не лгу, —

За камень мы досель еще в долгу.

Сними с нас тяжкие долгов вериги,

Не то за долг продать придется книги.

А нашего лишившись поученья,

490 Весь свет, глядишь, дойдет до разоренья.

Ну, если б нас, монахов, вдруг не стало?

Да лучше б тьма небесный свет объяла,

Чем вам хоть день прожить в грехе без нас.

Кто б стал молиться и страдать за вас?

495 И этот крест на нас лежит от века:

Напутствуем больного человека

Мы со времен пророка Илии.514

Так неужели деньги ты свои

В то милосердное не вложишь дело?»

500 И затряслось в рыданьях громких тело,

И на колени пал он пред кроватью,

Вымаливая денежки на братью.

Больной от ярости чуть не задохся,

Хотел бы он, чтоб брат в геенне спекся

505 За наглое притворство и нытье.

«Хочу тебе имущество свое

Оставить, брат мой. Я ведь брат, не так ли?»515

Монашьи губы тут совсем размякли.

«Брат, разумеется, — он говорит, —

510 Письмо с печатью братство нам дарит,

И я его супруге отдал вашей».

«Ах так? — сказал больной сквозь хрип и кашель. —

Хочу избавиться от вечной муки,

И дар мой тотчас же получишь в руки,

515 Но при одном-единственном условье,

В котором мне не надо прекословить

(И без того меня ты нынче мучишь):

Клянусь, что злато лишь тогда получишь,

Коль дар тобою будет донесен

520 И ни один из братьи обделен

Во всей обители тобой не будет».

«Клянусь, — вскричал монах, — и пусть осудит

Меня на казнь Предвечный Судия,

Коль клятвы этой не исполню я».

525 «Так вот, просунь же за спину мне руку

(Почто терплю я, Боже, эту муку?),

Пониже шарь, там в сокровенном месте

Найдешь подарок с завещаньем вместе».

«Ну, все мое!» — возликовал монах

530 И бросился к постели впопыхах:

«Благословен и ныне ты и присно!»

Под ягодицы руку он протиснул

И получил в ладонь горячий вздох

(Мощнее дунуть, думаю, б не смог

535 Конь ломовой, надувшийся с надсады).

Опешил брат от злости и досады,

Потом вскочил, как разъяренный лев,

Не в силах скрыть его объявший гнев.

«Ах ты, обманщик! Олух ты! Мужлан!

540 Ты мне еще заплатишь за обман,

За все твои притворства, ахи, охи

И за такие, как сейчас вот, вздохи».

Подсматривали слуги при дверях

И, видя, как беснуется монах,

545 В опочивальню мигом прибежали,

С позором брата из дому прогнали.

И он пошел, весь скрюченный от злости,

В харчевню, где уже играли в кости

С подручным служка на вчерашний сбор.

550 Им не хотел он открывать позор,

И, весь взъерошась, словно дикобраз,

И зубы стиснув, все сильней ярясь

И распалившись лютой жаждой мести,

Шаги направил в ближнее поместье;

555 Хозяин был его духовный сын

И той деревни лорд и господин.

Сеньор достойный со своею свитой

Сидел за трапезой, когда сердитый

Ввалился брат и, яростью горя,

560 Пыхтел со злости, еле говоря.

Все ж наконец: «Спаси вас Бог», — сказал он,

И никогда еще не представал он

Перед сеньором в облике таком.

«Всегда тебя приветствует мой дом, —

565 Сказал сеньор. — Я вижу, ты расстроен.

Что, иль разбойниками удостоен

Вниманием? Иль кем-нибудь обижен?

Садись же, отче. Вот сюда, поближе.

И, видит Бог, тебе я помогу».

570 «Меня, монаха, Божьего слугу,

Вассал твой оскорбил в деревне этой,

Безбожник он и грубиян отпетый.

Но что печалит более всего,

Чего не ждал я в жизни от него,

575 Седого дурня, это богомерзкой

Хулы на монастырь наш. Олух дерзкий

Осмелился обитель оскорблять».

«Учитель, ты нам должен рассказать…»

«Нет, не учитель, а служитель Божий —

580 Хотя и степень получил я тоже

В духовной школе, не велит Писанье,516

Всем гордецам и дурням в назиданье,

Чтоб званьем «рабби» нас вы называли, —

Будь то на торжище иль в пышном зале…»

585 «Ну, все равно, поведай нам обиду».

«Хотя я в суд с обидчиком не вниду,

Но, видит Бог, такое поруганье

Монаха, a per consequens517 и званья

Монашьего, и церкви всей преславной…

590 Я не видал тому обиды равной».

«Отец, надеюсь, исправимо дело.

Спокойней будь. Клянусь Господним телом.

Ты соль земли, ты исповедник мой;

Так поделись же ты своей бедой».

595 И рассказал монах про все, что было,

И ничего от них в сердцах не скрыл он.

Не отвратив спокойного лица,

Хозяйка выслушала до конца

Его рассказ и молвила: «О Боже!

600 Ты все сказал, монах? А дальше что же?»

«Об этом как вы мыслите, миледи?»

«А что ж мне думать? Он, должно быть, бредил.

Застлало голову ему туманом.

Мужлан он, так и вел себя мужланом.

605 Пусть Бог его недуги исцелит

И прегрешения ему простит».

«Ну нет, сударыня, ему иначе

Я отплачу, и он еще заплачет.

Я никогда обиды не забуду,

610 Его ославлю богохульцем всюду,

Что мне дерзнул такое подарить,

Чего никто не сможет разделить,

Да еще поровну. Ах, плут прожженный!»

Сидел хозяин, в думу погруженный;

615 Он мысленно рассказ сей обсуждал:

«А ведь какой пронырливый нахал!

Какую задал брату он задачу!

То дьявольские козни, не иначе,

И в задометрии ответа нет,

620 Как разделить возможно сей букет

Из звука, запаха и сотрясенья.

А он не глуп, сей олух, без сомненья».

«Нет, в самом деле, — продолжал он вслух,

В том старике сидит нечистый дух.

625 Так поровну, ты говоришь? Забавно.

И подшутил он над тобою славно.

Ты в дураках. Ведь что и говорить,

Как вздох такой на части разделить,

Раз это только воздуха трясенье?

630 Раскатится и стихнет в отдаленье.

Pardi.518 Еще напасти не бывало —

Послали черти умного вассала.

Вот исповедника он как провел!

Но будет думать! Сядемте за стол,

635 Пускай заботы пролетают мимо.

А олух тот — конечно, одержимый.

Пускай его проваливает в ад —

Сам сатана ему там будет рад».

Следуют слова лордова оруженосца и кравчего о способе разделить вздох на двенадцать частей

А за спиной у лорда сквайр стоял,

640 Ему на блюде мясо разрезал

И вслушивался в эти разговоры.

«Милорд, — сказал он, — нелегко, без спору,

Вздох разделить, но если бы купил

Мне плащ монах, я б тотчас научил

645 Его, как вздох меж братьев разделить

И никого при том не пропустить».

«Ну говори. Плащ я тебе дарю.

Ах, плут! Я нетерпением горю

Скорей узнать, что ты, злодей, придумал, —

650 И возвратимся снова все к столу мы».

И начал сквайр: «В день, когда воздух тих,

Когда в нем нет течений никаких,

Принесть велите в этот самый зал

От воза колесо,519 — так он сказал, —

655 И колесо на стойках укрепите

И хорошенько вы уж присмотрите

(В таких делах заботливым хвала),

Чтоб ступица его с дырой была.

Двенадцать спиц у колеса бывает.

660 И пусть двенадцать братьев созывает

Монах. А почему? Узнать хотите ль?

Тринадцать братьев — полная обитель.520

А исповедник ваш свой долг исполнит —

Число тринадцать он собой дополнит.

665 Потом пускай без лишних промедлений

Под колесом все станут на колени,

И против каждого меж спиц просвета

Пусть будет нос монашеский при этом.

Брат исповедник — коновод игры —

670 Пусть держит нос насупротив дыры,

А тот мужлан, в чьем пузе ветр и грозы,

Пускай придет и сам иль под угрозой

(Чего не сделаешь, коль повелят?)

К дыре приставит оголенный зад

675 И вздох испустит, напружась ужасно.

И вам, милорд, теперь должно быть ясно,

Что звук и вонь, из зада устремясь

И поровну меж спиц распределясь,

Не обделят ни одного из братьи,

680 А сей монах, отец духовный знати, —

Не выделить такого брата грех, —

Получит вдесятеро против всех.

Такой обычай у монахов всюду:

Достойнейшему — первый доступ к блюду.

685 А он награду нынче заслужил,

Когда с амвона утром говорил.

Когда на то моя была бы воля,

Не только вздох, а вздоха три иль боле

Он первым бы у ступицы вкусил;

690 Никто б из братии не возразил —

Ведь проповедник лучший он и спорщик».

Сеньор, хозяйка, гости, но не сборщик

Сошлись на том, что Дженкин разрешил

Задачу и что плащ он заслужил.

695 Ведь ни Эвклид, ни даже Птолемей521

Решить бы не смогли ее умней,

Ясней облечь ее в свои понятья.

Монах сидел, давясь, жуя проклятья.

Про старика ж был общий приговор,

700 Что очень ловкий брату дан отпор,

Что не дурак он и не одержимый.

И поднялся тут смех неудержимый.

Рассказ мой кончен, кланяюсь вам низко

Я за вниманье. Э, да город близко.

Здесь кончается рассказ Пристава церковного суда

ЧЕТВЕРТЫЙ ФРАГМЕНТ

ПРОЛОГ СТУДЕНТА

Здесь следует пролог к рассказу Студента из Оксфорда

«Да что вы спите, что ли, сэр студент? —

Сказал хозяин. — Вам фату и лент —

И в точности вы были бы невеста

За свадебным столом. «Всему есть место

5 И время»,522 — вот как Соломон сказал.

А я ни слова нынче не слыхал

Из ваших уст. Софизмов мудрых бремя,523

Должно быть, занимало вас все время.

Во славу Божью! Будьте веселей,

10 Чтобы потом зубрить, учиться злей.

Игру коль начал — надобно играть

И правила игры не нарушать.

Рассказ веселый вы нам расскажите.

Чур, проповедь святую не бубните,

15 Как те монахи, что лишь о грехах524

Гнусить умеют, навевая страх.

И чтоб не одолел нас сладкий сон,

Веселый подымите нам трезвон.

Метафоры, фигуры и прикрасы

20 Поберегите вы пока в запасе,

Чтобы в высоком стиле королям

Хвалу воспеть иль славить нежных дам.

Для нас попроще надо речь держать,

Чтоб все могли рассказ простой понять».

25 Достойный клерк ему в ответ учтиво:

«Хозяин, каждый должен принести вам

Свой вклад посильный. Слов своих назад

Я не беру, повиноваться рад.

Поскольку разумение позволит;

30 А ваш наказ меня не приневолит.

Вам в точности хочу пересказать

Один рассказ, который услыхать

Случилось в Падуе, где муж ученый

Его сложил,525 Гризельдой увлеченный.

35 Теперь он мертв, огонь его потушен.

Господь ему да упокоит душу.

Петрарка — лавром венчанный поэт,526

То звание ему дарует свет.

Стихов его сладкоголосых сила

40 Страну его родную озарила

Поэзией, как мудростью и знаньем —

Ум Джона из Линьяно.527 И молчаньем

Могильным смерть исполнила уста

Творцов, не дав от жизни им устать.

45 Пожрала смерть обоих. Так и нас

Настигнет скоро неизбежный час.

Так вот, сей муж достойный восхваленья

Ломбардьи и Пьемонта528 во вступленье

К рассказу горестному поместил.

50 Он Апеннинских гор изобразил

Вершины и особо Монте-Визо,529

А также горы вплоть до самой Пизы;

Его перо искусно описало

Места, где По берет свое начало,

55 И то, как он, водою переполнен,

Вперед набухнувшие катит волны,

К Венеции свой длинный путь стремя.

Но это все казалось для меня

Не самым главным, главное вам ныне

60 Перевести попробую с латыни».

РАССКАЗ СТУДЕНТА

530

Здесь начинается рассказ Студента из Оксфорда

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На Западе Италии, у ската

Холодного Весула,531 край лежит.

Плодами пашен и садов богатый.

Он городами древними покрыт,

65 И путника его цветущий вид

Всечасно приглашает оглянуться.

Названье края этого — Салуццо.532

Маркграфу чудный край принадлежал,

Как до него отцу его и дедам.

70 Ему послушен каждый был вассал.

Не враждовал он ни с одним соседом.

Гром треволнений был ему неведом,

К нему безмерно рок благоволил,

Всем подданным своим маркграф был мил.

75 Никто в Ломбардии происхожденья

Знатнее, чем маркграф тот, не имел.

Он молод был, могучего сложенья,

Прекрасен ликом, рыцарствен и смел,

К тому ж пригоден для державных дел.

80 О небольшом его изъяне дале

Скажу я. Вальтером маркграфа звали.533

В нем порицаю недостаток тот,

Что он себе не отдавал отчета,

Как жизнь свою в дальнейшем поведет.

85 Его прельщали игры и охота,

А всякая о будущем забота

Была душе его совсем чужда.

О браке он не думал никогда.

Не по душе народу было это,

90 И вот однажды все дворяне в дом

К нему пришли, и вышел муж совета

(То ль был маркграфу ближе он знаком,

То ль лучше прочих разбирался в том,

Как надо говорить) и речь такую

95 К нему повел, — ее вам приведу я.

«О государь, мы вашей добротой

Приучены к вам все свои сомненья

Всегда нести с доверчивой душой.

От вас и нынче ждем благоволенья.

100 Мы просим выслушать без раздраженья

Ту жалобу, которую сейчас

Народ желает довести до вас.

Хотя затронут я ничуть не боле

Вопросом этим, чем из нас любой,

105 Недаром я — глашатай общей воли:

К кому еще с такою теплотой

Вы относились, о властитель мой?

Не отвергайте жалобу сурово,

И нам законом будет ваше слово.

110 В восторге мы от вас и ваших дел,

Правленье ваше мы благословляем.

Блажен всех ваших подданных удел,

Его сравнить мы можем только с раем.

Лишь об одном мы все еще мечтаем:

115 Чтоб вы ввели себе супругу в дом.

Тогда покой мы полный обретем.

Склоните шею под ярмо покорно,

Которое не к рабству вас ведет,

А к власти самой сладостной, бесспорно.

120 Ведь наших дней неудержим полет,

За годом быстро исчезает год,

И как бы время мы ни проводили, —

Живя, мы приближаемся к могиле.

Прекрасной вашей молодости цвет,

120 Увы, не вечен, — ждет его старенье;

От смерти никому пощады нет,

Она стоит пред нами грозной тенью,

Но если от нее нам нет спасенья,

То все же дня не знаем точно мы,

130 Когда пробьет година вечной тьмы.

Не отвергайте ж нашего совета;

Поверьте, государь: он прям и благ.

Вступите, если не претит вам это,

С какой-нибудь дворянкой знатной в брак.

135 И несомненно: поступивши так,

Свершите вы поступок благородный,

Равно и нам и Господу угодный.

Утешьте же и успокойте нас,

Вступивши в брак с супругою, вам равной.

140 Ведь если б — упаси Господь! — погас

С кончиной вашей род ваш достославный,

То властью тут облекся бы державной,

На горе нам, какой-нибудь чужак.

Поэтому скорей вступите в брак».

145 Их скромной и почтительной мольбою

Растроган, Вальтер им сказал в ответ:

«Не помышлял доселе я, не скрою,

Отречься от себя во цвете лет.

Свободою, которой в браке нет,

150 Я дорожил, своей был счастлив долей, —

И вот мне надобно идти в неволю.

Но допускаю, что совет ваш благ, —

Привык я уважать все ваши мненья.

Поэтому вступить скорее в брак

155 Я принимаю твердое решенье.

Однако же прошу мне предложенья

О выборе жены не повторять, —

Позвольте мне об этом лучше знать.

В своем потомстве часто, как известно,

160 Родители себя не узнают.

Ведь добродетель — это дар небесный,

А кровь значенья не имеет тут.534

Я полагаюсь на Господний суд:

Для выбора супруги мне подмога

165 Нужна не от людей, а лишь от Бога.

Себе супругу выберу я сам,

Чтоб с нею жить в довольстве и покое,

Но тут же с просьбой обращаюсь к вам:

Мне поклянитесь вашей головою,

170 Что будет уважение такое

Ей век от вас, как если бы она

Была императрицей рождена.

Клянитесь также от лица народа

Мой выбор не поставить мне в вину.

175 Для вас я жертвую своей свободой

И вольность требую себе одну:

Мне дайте выбрать по сердцу жену.

А если вы на это не согласны,

То знайте: ваши все мольбы напрасны».

180 От всей души собравшейся толпой

Дано маркграфу было обещанье;

Однако прежде, чем пойти домой,

Все высказать решили пожеланье,

Чтоб установлен им был день венчанья.

185 Боялся в глубине души народ,

Что на попятную маркграф пойдет.

Он день назвал, в который непременно,

Он знает, брак им будет заключен,

И на коленях стали все смиренно

190 Его благодарить за то, что он

Решил исполнить Божеский закон.

Все разошлись потом, добившись цели,

Достичь которой так они хотели.

Тогда, служителей своих призвав

195 И членов челяди своей придворной,

Пир подготовить им велел маркграф,

Его обставив роскошью отборной.

Все принялись охотно и проворно

Для свадьбы господина своего

200 Примерное готовить торжество.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Неподалеку от дворца, в котором

Приготовления к дню свадьбы шли,

Село лежало, что окинуть взором

Приятно было. От даров земли

205 Питались люди там, — их дни текли,

Трудом заполненные: ведь от неба

Зависел их кусок сухого хлеба.

Средь этих бедняков давно осев,

Жил человек, других беднее много.

210 Но знаем мы, что даже и на хлев

Порой исходит благодать от Бога.535

С Яниколою536 в хижине убогой

Жила Гризельда-дочь, красой своей

Пленявшая мужчин округи всей.

215 А прелестью неслыханною нрава

Она была всех девушек милей.

Ее душе чужда была отрава

Греховных помыслов, и жажду ей

Тушил не жбан в подвале, а ручей.

220 Желая быть примерною девицей,

Она старалась целый день трудиться.

Хотя по возрасту еще юна,

Горячею наполненное кровью

Имела сердце зрелое она.

225 Ходила за отцом своим с любовью

И преданностью, чуждой суесловья;

Пряла, своих овец гнала на луг, —

Работала не покладая рук.

С работы к ночи возвращаясь, травы

230 Она с собою приносила в дом;

Их нарубив, похлебку без приправы

Себе варила и свою потом

Стелила жесткую постель. Во всем

Отцу старалась угодить и мало

235 О собственной особе помышляла.

На этой бедной девушке свой взор

Не раз маркграф покоил с восхищеньем,

Когда охотиться в зеленый бор

Он проезжал, соседящий с селеньем.

240 И взор его не грязным вожделеньем,

Не похотью тогда горел, — о нет!

Он нежностью был подлинной согрет.

Его пленяла женственность движений

И не по возрасту серьезный взгляд,

245 Где суетности не было и тени.

Хоть добродетель у людей навряд

В чести, маркграф с ней встретиться был рад

И думал: «Коль придется мне жениться,

То лишь на этой я женюсь девице».

250 День свадьбы наступил, но невдомек

Всем было, кто невеста и супруга;

Никто недоуменья скрыть не мог.

И стали все тайком шептать друг другу:

«Ужели так-таки себе подругу

255 Маркграф не выбрал? Неужели нас

Дурачил он, да и себя зараз?»

Однако ж драгоценные каменья

Оправить в золото был дан приказ

Маркграфом, чтобы сделать подношенье

260 Гризельде милой в обрученья час:

По девушке, что станом с ней как раз

Была равна, велел он сшить наряды

И приготовить все, что к свадьбе надо.

Торжественного дня зардел рассвет,

265 И весь дворец красой сверкал богатой,

Какой не видывал дотоле свет.

Все горницы его и все палаты

Склад роскоши являли непочатый.

Все было там в избытке, чем красна

270 Была Италия в те времена.

Маркграф и вместе с ним его дворяне

С супругами, — все те, которых он

На этот праздник пригласил заране, —

В путь двинулись. Маркграф был окружен

275 Блестящей свитой, и под лютней звон

Повел он всех в селение, где нищий

Яникола имел свое жилище.

Что для нее устроен блеск такой,

Гризельда и понятья не имела.

Она пошла к колодцу за водой,

280 Чтоб в этот день свободной быть от дела,

Пораньше, чем всегда. Она хотела

Полюбоваться зрелищем, узнав,

Что свадьбу празднует в тот день маркграф.

285 «Сегодня мне б управиться скорее

С моим хозяйством, — думала она. —

Тогда с подругами взглянуть успею

На маркграфиню дома из окна.

Оттуда ведь дорога вся видна,

290 К дворцу ведущая, и поезд знатный

По ней пройдет сегодня, вероятно».

Когда она ступила на порог,

Маркграф к ней подошел; тотчас же в сени

Поставивши с водою котелок,537

295 Она пред ним упала на колени

И слов его ждала; при этом тени

Предчувствий не было у ней о том,

Что совершилось через миг потом.

Улыбкою Гризельду ободряя,

300 Маркграф с вопросом обратился к ней:

«Где ваш отец, Гризельда дорогая?»

На что она, не вознося очей,

Как только можно тише и скромней

Ответила: «Он дома, не премину

305 Его привесть тотчас же к господину».

И в дом войдя, с отцом вернулась вмиг.

Маркграф, его приветив и отдельно

От прочих ставши с ним, сказал: «Старик,

Моей душой владеет безраздельно

310 Одна мечта, бороться с ней бесцельно:

Я полон к дочери твоей любви;

Ты нас на брак святой благослови!

Меня ты любишь и мне служишь честно, —

Давно я это знаю, с юных лет.

315 И с юных лет мне хорошо известно,

Что между нами разногласий нет.

Поэтому прошу, мне дай ответ

На мой вопрос и мне скажи по чести:

В тебе приветствовать могу ли тестя?»

320 Такая неожиданная речь

Повергла бедняка в оцепененье;

Весь задрожав, он еле мог извлечь

Слова из уст: «Мое повиновенье

Вам обеспечено, и то решенье,

325 Которое угодно вам принять,

Законом буду для себя считать».

«Теперь, — сказал маркграф с улыбкой ясной, —

Пойдемте в вашу горницу втроем;

А для чего, тебе должно быть ясно:

330 Желаю я в присутствии твоем

От дочери твоей узнать о том,

Согласна ли она мне стать женою

И послушанье соблюдать благое».

Пока меж ними там беседа шла, —

335 Сейчас вам расскажу, как это было, —

Сбежались жители всего села

Под окна их, и каждого дивило,

Как ласково Гризельда и как мило

С отцом держалась. Больше всех она,

340 Однако же, была изумлена.

Не мудрено, что трепет и смущенье

Напали на Гризельду: до сих пор

Высокого такого посещенья

Ее не удостаивался двор.

345 Бледна как полотно и долу взор

Потупивши, она теперь сидела.

И тут маркграф, чтобы продвинуть дело,

К прелестной деве обратился так:

«Гризельда, ваш отец сказал мне ясно,

350 Что по сердцу ему наш с вами брак.

Надеюсь, на него и вы согласны?

Но торопить вас было бы напрасно:

Коль боязно вам сразу дать ответ,

Подумайте, — к тому помехи нет.

355 Но знайте, что должны вы быть готовы

Повиноваться мне во всем всегда

И не роптать, хотя бы и сурово

Я с вами обращался иногда,

Не отвечать мне “нет”, скажи я “да”,

360 Все исполнять, не поведя и бровью,

И я вам верной отплачу любовью».

От страха, вся дрожа, ему в ответ

Гризельда молвила: «Мне, бесталанной,

К лицу ли честь, которой равной нет?

365 Но то, что любо вам, и мне желанно.

Даю обет вам ныне — постоянно

Послушной быть и в мыслях и в делах,

Отбросив даже перед смертью страх».

«Обету вашему, Гризельда, верю», —

370 Сказал маркграф, душой развеселясь,

И сразу же пошел с ней вместе к двери

И так сказал толпе, что собралась:

«Есть государыня теперь у вас:

Мою жену, Гризельду дорогую,

375 Всегда любить и жаловать прошу я».

Маркграф решил, что все свое тряпье

Гризельде сбросить пред отъездом надо,

И приказал, чтоб женщины ее,

Раздев, одели в новые наряды.

380 Тряпья касаться были те не рады,

Но поспешили выполнить приказ,

И засверкала дева, как алмаз.

Ей расчесавши волосы прилежно,

Они нашли уместным ей венок

385 На темя возложить рукою нежной.

Никто Гризельду и узнать не мог,

Она сияла с головы до ног.

Длить описание ее наряда

Не буду я, да это и не надо.

390 Маркграф кольцо надел на палец ей,

Нарочно принесенное из дома,

И на коне, что снега был белей,

Гризельду перевез в свои хоромы.

По всей дороге, радостью влекомый,

395 Бежал народ. Весь день гудел дворец,

Пока не село солнце наконец.

Рассказ продолжу. Юной маркграфине

Такая прелесть дивная дана

Была с рожденья Божьей благостыней,

400 Что трудно было верить, что она

В крестьянском бедном доме рождена

И выросла среди домашних тварей,

А не в палатах пышных государя.

Любовь она снискала и почет

405 У всех кругом. Ее односельчане,

С которыми она из года в год

Встречалась и беседовала ране

На улице, в дубраве, на поляне,

Готовы были клясться, что не дочь

410 Она Яниколы, как день не ночь.

Хоть добродетели была отменной

Она всегда, но ныне добротой

Вдруг засияла необыкновенной

Душа ее, а все слова такой

415 Приобрели красноречивый строй,

Что вызывала чувство восхищенья

Она у всех людей без исключенья.

Не только в городе Салуццо, — нет,

По всей стране о ней гремела слава,

420 Все говорили, что от века свет

Очаровательней не видел нрава.

В Салуццо шли толпой тысячеглавой

Мужчины, женщины — и стар и млад. —

Чтоб только на Гризельду бросить взгляд.

425 Брак заключив, — как будто недостойный,

На деле ж королевский, — жил маркграф

С женой своей счастливо и спокойно.

Да и народ хвалил ее, поняв,

Что был он в выборе супруги прав.

430 Все славили его за ум отменный,

А это ведь не так обыкновенно.

Не только по хозяйству все дела

В руках Гризельды спорились отлично,

И в управленье краем, коль была

435 В том надобность, она входила лично.

Все споры подданных своих обычно

Она умела быстро разрешать,

В сердца враждебные елей вливать.

В отъезде ли был государь иль дома, —

440 Все тяжбы меж баронами она,

Непогрешимой чуткостью ведома,

Кончала миром, — так была умна,

Так в обращении с людьми ровна,

Что ангелом они ее считали,

445 Ниспосланным их утолить печали.

Когда еще не минул первый год,

Дочь родила Гризельда молодая.

Хотя мечтал о мальчике народ,

А также и маркграф, владыка края, —

450 Довольны были все, предполагая,

Что им наследника не долго ждать,

Раз не бесплодной оказалась мать.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Немного погодя, — еще кормила

Гризельда грудью девочку, — сполна

455 Маркграфа мысль одна заполонила:

Проверить, подлинно ль ему верна

И всей душою предана жена.

Задумал он — сказать могу я смело —

Не в добрый час худое это дело.

460 Испытывал Гризельдину любовь

Уже не раз он, и супругой верной

Она оказывалась вновь и вновь.

Зачем же снова муке беспримерной

Ее подвергнуть вздумал он? Наверно.

465 За мудрость это многие сочтут,

Я ж недомыслие лишь вижу тут.

Вот как маркграф свой замысел безбожный

Осуществил. В ночи войдя к жене

И взор на ней остановив тревожный,

470 «Гризельда, — молвил он, — скажите мне:

Вы помните, я думаю, о дне,

Когда вы сняли ваш наряд убогий

И я вас ввел женой в свои чертоги?

Надеюсь я, Гризельда, что сейчас,

475 Когда столь дивной стала ваша доля,

Вы не забыли, что извлек я вас

Из нищеты, которую дотоле

С отцом вы разделяли поневоле.

Я вас прошу внимать усердно мне, —

480 Мы с вами говорим наедине.

Вы знаете, как в здешние покои

Явились вы, и вам я до сих пор,

Гризельда, предан телом и душою.

Но иначе, увы, настроен двор:

485 Они считают, что для них позор

Быть подданными женщины безродной,

Служить тебе дворянам не угодно.

С тех пор, как дочь ты родила, сильней

И громче стали эти разговоры.

490 Но я желаю до скончанья дней

С моими верными прожить без ссоры.

Мне надоело слушать их укоры,

И дочь твою им в жертву принести

Придется мне, — иного нет пути.

495 Прискорбно это мне, Бог видит; все же

Я не желаю действовать тайком.

Скажите, что и тут согласны тоже

Вы мне подмогой быть, как и во всем.

Припомните, как вы клялись мне в том,

500 Что ваша верность будет вечно в силе.

То было в день, когда мы в брак вступили».

Услышав эту речь, она ничем

Не выдала душевного волненья,

Ее лицо не дрогнуло совсем.

505 «Мы в вашем, государь, распоряженье, —

Она промолвила, — повиновенье

Закон для нас, и он неколебим.

Мы с дочерью лишь вам принадлежим.

То, что вам по сердцу, и мне отрада,

510 В моей душе своих желаний нет;

Что, кроме вас, мне в этой жизни надо?

Лишь через вас мне дорог белый свет.

Так было, есть и до скончанья лет

Останется: любовь мою, поверьте,

515 Не истребить ни времени, ни смерти».

Ответу этому маркграф был рад,

Но, не подав и виду, так же строго

Он на жену глядел и мрачный взгляд

В последний раз к ней обратил с порога.

520 Свое намеренье спустя немного

Слуге он сообщил наедине

И поручил ему пойти к жене.

Служил дворецким тот и всей душою

Маркграфу предан, для него готов

525 Он был любое дело, хоть бы злое

Свершить немедленно без дальних слов.

Откликнулся и ныне он на зов:

Маркграфа волю выслушав, он сразу

Пошел к Гризельде по его приказу

530 И ей сказал: «Сударыня, у вас

Прошу заране для себя прощенья,

Но государев выполнить приказ

Я должен точно и без промедленья,

Хотя б он и внушал мне огорченье.

535 Приказ владыки для меня закон,

И выполнить его я принужден.

Ребенка вашего мне взять велели».

И, матери не дав задать вопрос,

Он выхватил дитя из колыбели

540 И сделал вид, что нож над ним занес.

Гризельда с мукой в сердце, но без слез

Овечкою несчастною сидела,

Пока ужасное творилось дело.

Ей подозрителен был суток час,

545 И человек, и речь его, и взоры

Его холодных, непреклонных глаз.

«Ах, неужели дочка, от которой

Так много счастья, будет мертвой скоро?»

Так думала Гризельда, но, полна

550 Смирения, не плакала она.

В конце концов к дворецкому в волненье

С нижайшей просьбой обратилась мать

(Был человек он добрый от рожденья),

Чтоб подождал дитя он убивать,

555 Пред смертью дал его поцеловать.

Дочурку взяв, она благословила

И поцелуями ее покрыла.

Потом шепнула нежным голоском:

«Прощай навек, мой ангелок прелестный!

Я осенила грудь твою крестом,

560 Чтоб взял тебя к себе отец небесный,

Который изнемог от муки крестной.

Твою вручаю душу я ему, —

Сегодня в вечную ты канешь тьму».

565 Я думаю, и нянька не могла бы

Без ужаса на это все взирать

И стон бы издала, хотя бы слабый.

Так как же тут должна была б кричать

И корчиться от мук родная мать!

570 Но нет, без слез дворецкому вручила

Гризельда дочь и так проговорила:

«Исполните же данный вам приказ.

Лишь об одном, коль нет на то запрета

От государя, умоляю вас:

575 Предайте погребенью тельце это,

Чтоб уберечь от псов и птиц». Ответа

Дворецкий не дал, — он без лишних слов

Ребенка подхватил и был таков.

Явившись к государю, он подробно

580 Все то, что было ночью, описал:

Слова Гризельды, взор ее беззлобный,

Потом ему ребенка в руки дал.

Маркграф смутился, но менять не стал

Своих намерений: владыкам мало

585 Свои намеренья менять пристало.

Он приказал дворецкому тайком, —

Ребенка спеленав и осторожно

Вложив в корзину, — государев дом

Покинуть с этой ношей неотложно;

590 Потом, под страхом смерти непреложной,

Ему велел от любопытных глаз

Себя оберегать на этот раз.

К сестре в Болонью, жившей там графине

Да Панико,538 дворецкому приказ

595 Дал государь доставить дочь в корзине,

С тем чтоб графиня добрая тотчас

За воспитанье девочки взялась,

Ни перед кем не открывая тайны

Своей питомицы необычайной.

600 Все выполнил дворецкий в краткий срок.

Но мы к маркграфу возвратимся снова.

Он за женой следил, как только мог,

Не выдаст ли движенье, взор иль слово

В ее душе чего-нибудь дурного.

605 Следил напрасно, — как досель, она

Была смиренья кроткого полна.

Все так же по хозяйству хлопотала.

Была в беседах с мужем весела,

И никакая тень не омрачала

610 Ее всегда спокойного чела:

Такою же осталась, как была.

О дочери — как будто и забыла,

Как имя ей, — она не говорила.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Прошло четыре года, и опять

615 Гризельда родила маркграфу чадо.

На этот раз им Божья благодать

Послала мальчика, очей усладу, —

И населенье края было радо

Наследнику не менее отца;

620 Все благодарно славили Творца.

Когда ребенок под дворцовым кровом

Подрос и грудь сосать уж перестал,

Жену подвергнуть испытаньям новым

Маркграф жестокосердный пожелал.

625 Ах, не довольно ль он ее пытал?

Но таковы мужья: к жене смиренной

Они безжалостны обыкновенно.

«Жена! — сказал он, — что наш брак, увы,

Не по душе народу, вам известно;

630 С тех пор как сыном разрешились вы,

Народный ропот слышен повсеместно.

Он тяготит меня, признаюсь честно.

Когда я слышу, как шумит народ,

Порой отчаянье меня берет.

635 Все говорят: «Когда настанет время

Маркграфу умереть, взойдет на трон

Мужицкое Яниколино семя.

Других потомков не оставил он»,

Я этим ропотом весьма смущен,

640 И, хоть в глаза мне говорят иное,

Что толку? Нет душе моей покоя.

Но я хочу с народом жить в ладу,

Поэтому решение такое

Мной принято: мальца я уведу

645 И поступлю с ним, как с его сестрою.

Решил я также, что от вас не скрою

Свой замысел, а подготовлю вас.

Прошу послушной быть и в этот раз».

Гризельда, выслушав, проговорила:

650 «Всегда и ныне мой ответ один:

Что вам угодно, мне тем самым мило.

Пускай умрут и дочь моя, и сын

По вашему приказу, господин;

Роптать не буду, лишь скажу, что дети

655 Скорбь принесли мне, горшую на свете.

Распоряжайтесь вашею рабой.

Ах, не советовать, должна молчать я!

В тот день, как взяли вы меня с собой,

Я дома сбросила не только платье,

660 Но и свободу. Вся я без изъятья

Принадлежу лишь вам. Любой приказ,

Любой запрет всегда приму от вас.

Когда бы ваша воля мне заране

Была известна, я навстречу ей

665 Пошла б, не ожидая приказаний.

Ее теперь я знаю, и — ей-ей! —

Лишь послушание в душе моей.

Коль смерть моя была бы вам полезна,

Она была б мила мне и любезна.

670 Что смерть? В сравненье не идет она

С любовью к вам».539 Маркграфа столь покорный

Ответ смутил. Он видел, что жена

К нему полна любовью непритворной,

И очи опустил. Хотя бесспорно

675 Он был растроган, все ж он вышел вон,

Вид сделав, что тоскою омрачен.

И вот дворецкий, — тот, что так безбожно

Когда-то у Гризельды отнял дочь, —

Еще наглей, коль быть наглей возможно,

680 Теперь унес красавца сына прочь.

Бедняжка мать безропотно, точь-в-точь

Как и тогда, дитя благословила

И нежно поцелуями покрыла.

О том лишь попросила, чтобы труп

685 Ее сыночка в землю схоронили,

Дабы ни птичий клюв, ни песий зуб

Не тронули укрытого в могиле.

Не дав ответа и еще унылей

Взглянув на мать, дворецкий вышел вон.

690 И был в Болонью мальчик отвезен.

Терпение Гризельды изумляло

Все больше мужа. Если б он не знал,

Какую страстную любовь питала

Гризельда к детям, то бы думать стал,

695 Что крови дух ее давно алкал

И что ей служат маской лицемерной

Повадки и слова супруги верной.

Но он отлично знал, что лишь он сам,

Лишь он один дороже ей, чем дети.

700 И вот спросить хотел бы я у дам:

Что дать могли ему все пытки эти?

Какой еще суровый муж на свете

Испытывать мог хуже женин нрав?

Но на своем стоять решил маркграф.

705 Он был одним из тех людей, которым

Отречься от своих решений — яд;

Им это худшим кажется позором,

И на своем они всегда стоят,

Как будто разум их в тиски зажат.

710 Решив жену подвергнуть испытанью,

Все дальше шел маркграф без колебанья.

Он за женой следил во все глаза,

Не выдаст ли в ней слово, иль движенье,

Иль тайно оброненная слеза

715 По отношенью к мужу раздраженья.

Но все напрасно, — то же выраженье

Любви сияло на лице у ней,

Как на заре ее счастливых дней.

У них в душе единая царила,

720 Казалось, воля. То, чему был рад

Ее супруг, и ей желанно было.

И жизнь их наполняли мир и лад.

Гризельда доказала, что преград

Не ведает любовь супруги верной,

725 Всегда послушной, преданной безмерно.

Жестокость государя всю страну

Весьма смущала. Люди говорили,

Что, взяв себе безродную жену,

Ее детей он сам обрек могиле.

730 Не удивляюсь, что везде ходили

Такие слухи: всяк был убежден,

Что дочь и сын вкушают вечный сон.

Народ, любивший Вальтера доселе,

Его душой возненавидел всей.

735 Да может ли убийца, в самом деле,

Кому-нибудь быть дорог из людей?

Но от затеи не хотел своей

Маркграф отречься, как бы ни роптали, —

Жену испытывать решил он дале.

740 Когда исполнилось двенадцать лет

Их дочери, он, с помощью обмана

И заметя своих деяний след,

Добился грамоты от Ватикана,

Для замысла его весьма желанной:

745 В ней разрешен ему был новый брак.

А с грамотою дело было так,

Что булла папская по наущенью

Гонца была подделана; и вот

Маркграф имел от Рима разрешенье

750 Произвести с женой своей развод.

Чтобы с собою примирить народ.

И эта булла ложная повсюду

Была прочитана простому люду.

Все верили, что так оно и есть, —

755 Всех убедила подлая бумажка.

Когда ж дошла и до Гризельды весть,

Ей, полагаю, стало очень тяжко.

Однако скрыла скорбь свою бедняжка;

Она решила, как досель, и впредь

760 Безропотно страданья все терпеть,

Всегда сообразуясь только с волей

Того, кому и телом и душой

Она принадлежит в земной юдоли.

Чтобы скорей рассказ продвинуть свой,

765 Скажу, что Вальтер собственной рукой

Письмо поспешно написал в Болонью

С ужасной просьбой, полной беззаконья

Он графа Панико, что там женат

Был на сестре его все годы эти,

770 Просил прислать детей своих назад,

Но так, чтоб не узнал никто на свете

Никоим образом, чьи это дети.

Однако же прибыть они должны

Блестящей свитою окружены,

775 А девочка объявлена невестой

Салуццкого владыки. Граф тотчас

Для сбора время объявил и место,

И в тот же день, в румяный утра час,

Блестящая вся свита собралась.

780 Сверкала девочка своим нарядом,

А брат ее верхом скакал с ней рядом.

Все за невестой двинулись вперед.

На ней сияли ярко самоцветы;

Роскошно был и брат ее одет,

785 Хотя он жил всего восьмое лето.

И вся толпа ликующая эта

В Салуццо-город скачет день за днем.

А мы теперь к маркграфу перейдем.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Ужаснее всех прочих испытанье

790 Маркграф измыслил для жены своей,

Чтобы узнать, не вызвали ль страданья

Тень озлобления в душе у ней,

Не стала ли любовь ее слабей.

И вот однажды к ней такое слово

795 Он обратил, принявши вид суровый:

«Я признаю, Гризельда: много лет

Вы были мне супругою примерной;

Хоть нищенкой вы родились на свет,

Я нрав ценил ваш, ласковый и верный.

800 Но государям рок немилосердный

Порой о чувствах забывать велит:

В высоком сане рабский жребий скрыт.

Мне не дано как пахарю простому

Жизнь провести свою. Кричит народ,

805 Чтоб я жену другую ввел в хоромы,

И папа разрешенье мне дает

На то, чтоб с вами учинить развод.

А потому вам, не таясь, скажу я:

Решил я взять себе жену другую.

810 Прошу безропотно ей место дать,

А что вы принесли сюда с собою,

То разрешаю вам обратно взять.

На дом отца дворцовые покои

Должны сменить вы. В жизни никакое

815 Не вечно благоденствие, увы!

Послушной будете, надеюсь, вы».

В ответ Гризельда, полная смиренья,

Сказала так: «Считала я всегда,

Что между мной и вами нет сравненья.

Мой повелитель! Эти все года,

820 Поверьте, я не мнила никогда,

Что вам достойна быть простой прислугой,

Не только что законною супругой.

Свидетель мне Предвечный Судия,

825 Что в вашем доме с самого начала

Себя отнюдь не госпожою я,

А лишь служанкой скромной ощущала.

И — много ль мне осталось жить иль мало —

Мне на роду написано судьбой

830 Быть до могилы вашею рабой.

За то, что мне, безродной и убогой,

В чести прожить вы дали столько лет,

Я на коленях умоляю Бога:

Да охранит он вас от всяких бед!

835 Вот все, что вам могу сказать в ответ.

К отцу вернусь я с радостью — с ним вместе

До смерти проживу в родимом месте…

Где я впервые взор открыла свой,

Там жизнь окончу и сойду в могилу

840 Душой и телом чистою вдовой.

Вам девственность свою я посвятила,

Вам верность, будучи женой, хранила,

И потому избави Бог, чтоб вас

Я предала и с кем-нибудь сошлась.

845 Пошли вам небо от супруги новой

Дни счастья и покоя без числа!

Освободить ей место я готова,

Где столько лет в блаженстве прожила.

Коль вы хотите, чтобы я ушла

850 От вас, мой господин, моя отрада,

Желанье ваше я исполнить рада.

Вы мне велите взять добро свое.

Но как приказ ваш мне исполнить честно?

Я принесла с собою лишь тряпье.

855 И где оно теперь, мне неизвестно.

О Боже мой! Как нежно, как чудесно

Звучала ваша речь, сиял ваш взгляд,

Когда венчальный нас вязал обряд!

Не лжет, увы, народное присловье —

860 Его правдивость горько на себе

Я испытала: с новою любовью

Соперничать, любовь, нельзя тебе.

Но не скорблю я о своей судьбе.

Я б лучше умерла, чем пожалела,

865 Что вам и душу отдала и тело.

Вы знаете: наряд презренный мой

Сменили вы на пышный и богатый,

Когда невестой увели с собой.

Лишь наготу и верность к вам в палаты,

870 Мой господин, я принесла когда-то.

Все, что на мне, с кольцом венчальным вам

Я, недостойная, сейчас отдам.

Все драгоценности и все каменья

Я в горнице оставила у вас.

875 Раздетая ушла я из селенья,

Раздетою вернусь туда сейчас:540

Хочу исполнить точно ваш приказ.

Но чтоб никто не мог меня ославить,

Прошу одну рубашку мне оставить.

880 Вы не допустите, мой господин,

Чтобы то тело женское, в котором

Зачаты были ваши дочь и сын,

Нагим, как червь, предстало перед взором

Толпы сбежавшейся. Таким позором

885 Казнить жену не захотите вы,

Хотя и недостойную, увы!

За девственность мою, что вам когда-то

Я принесла и ныне взять с собой

Уж не могу, прошу мне дать в отплату

890 Одну рубашку, чтоб я тело той

Прикрыть могла, что вам была женой.

Итак, прощайте, мой супруг любимый,

Расстаться с вами навсегда должны мы».

«Рубашку можешь не снимать», — в ответ

895 Сказал маркграф, потом застыл в молчанье.

В его глазах вдруг помутился свет

От жалости и чувства состраданья,

И он ушел. С себя все одеянье

Сняла Гризельда и пошла босой,

900 В одной рубашке лишь, к отцу домой.

Толпа, кляня Гризельдин рок суровый,

За нею с горькими слезами шла.

Она в пути не проронила слова,

И глаз ее не замутила мгла.

905 Когда же до Яниколы дошла

Весть об ее печальном возвращенье,

Он проклял день и час ее рожденья.

Всегда питал в душе своей старик

В благополучье дочери сомненье;

910 Все годы ждал он, что наступит миг,

Когда маркграф, насытив вожделенье,

Почувствует невольно огорченье,

Что в жены взял безродную, и с ней

Расстаться постарается скорей.

915 Дочь встретить поспешил отец (шумела

Толпа людская пред его избой),

И, старым платьем ей накрывши тело,

Он слезы горькие стал лить рекой.

Но грубая дерюга ей плохой

920 Была защитою: вся ветхой стала

И новых дыр приобрела немало.

Так стала жить Гризельда у отца,

Цвет верности и женского смиренья,

Ни словом, ни движением лица —

925 То ль при народе, то ль в уединенье —

Не проявляя чувства оскорбленья

И позабыв как будто, что за сан

Ей в годы прошлые судьбой был дан.

Не удивляйтесь! В бытность маркграфиней

930 Была Гризельда скромности полна,

Чужда была ей всякая гордыня,

И не ценила роскоши она.

Но, мужу верная всегда жена,

Дни проводила тихо за работой

935 И не искала у людей почета.

Об Иове нам много говорят,

Его смирение хвалою лестной

Возносит до небес ученых ряд.

Но жен хвалить ученым, как известно,

940 Не по душе. Однако если честно

Нам рассудить, то вряд ли из мужчин

Тут с женщиной сравнится хоть один.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Молва в ломбардской разнеслась равнине,

Что прибыл из Болоньи граф, а с ним

945 Совместно молодая маркграфиня

И что их поезд окружен таким

Великолепным блеском неземным,

Какого обыватели доселе

В своем краю еще не лицезрели.

950 Все это подготовивший маркграф

Гризельду привести велел заране,

И та явилась, боль свою поправ,

Наперекор своей сердечной ране,

Готовая любым из приказаний

955 Покорствовать. Колени преклонив,

Она благодарила за призыв.

«Гризельда, — молвил он, — моей невесте

Что завтра будет здесь, хочу прием

Я оказать заслуженный по чести.

960 К нему быть должен подготовлен дом

Так, чтобы всем гостям достались в нем

Места достойные и непременно

Чтоб были все обслужены отменно.

Но у меня нет женщины такой,

965 Которая б могла блюсти палаты.

Хочу поэтому, чтобы тобой

Бразды правленья были в доме взяты.

Ведь в нем хозяйничала ты когда-то

И знаешь все. Хоть жалок твой наряд,

970 Я, если мне поможешь, буду рад».

«О господин, — Гризельда отвечала, —

Я полагаю высшей из отрад

Всю жизнь служить вам верно, как, бывало,

Служила раньше — столько лет подряд.

975 Мне никаких не надобно наград,

Прошу лишь разрешить мне с той же силой

Любить вас, господин мой, до могилы».

И, так промолвивши, она тотчас

Приготовлять столы, стелить постели

980 И украшать палаты принялась;

Прислугу собрала для этой цели

И торопила всех, чтобы успели

Пыль подмести повсюду без помех,

Сама работала прилежней всех.

985 Часу в девятом прибыли со свитой

Граф и детей державная чета.

Народ глазел на поезд именитый,

Чьи дивны были блеск и красота.

И шепот тут пошел из уст в уста:

990 «Хулить маркграфа было бы зазорно, —

На смене жен он выгадал бесспорно.

Красивей первой новая жена

Во много раз да, кстати, и моложе;

Детей прекрасных народит она,

995 Маркграфского она достойней ложа».

Брат девушки очаровал всех тоже.

В конце концов народ решил, что прав

Был в поведении своем маркграф.

«О ветреная чернь! Душой неверной

1000 Ты мечешься, предательства полна!

К тому, что ново, ты падка безмерно, —

Свое лицо меняешь, как луна.

Твоим суждениям лишь грош цена.

Глуп иль безумен человек, который

1005 В них вздумал бы искать себе опоры».

Так говорили те, кто поумней,

А чернь стоять, глазея, продолжала

И новой государыне своей

Восторг свой громогласно выражала.

1010 Но до толпы теперь мне дела мало, —

Пора к Гризельде перейти опять

И об ее работе рассказать.

Все, что для пира надобно, на славу

Гризельда подготовила вперед;

1015 Своей одежды грубой и дырявой

Нисколько не стесняясь, у ворот

Она невесту встретила и вот

С улыбкой ласковой своей и милой

Обратно в дом к работе поспешила.

С таким приветливым лицом гостей

1020 У входа в зал Гризельда принимала,

Что в знании учтивости у ней

Никто ошибки не нашел и малой.

Наоборот, всех очень поражало,

1025 Что под нарядом, чей так жалок вид,

Столь светлый и достойный дух сокрыт.

Невесту юную введя в покои

(С ней рядом шел ее прелестный брат),

Гризельда им внимание такое

1030 Сумела оказать, что всякий рад

Был посмотреть. Когда же все подряд

Уселись гости, Вальтер чрез минутку

За ней велел сходить и словно в шутку

Ее спросил: «Тебе моя жена

1035 Как нравится? Скажи мне откровенно».

«Мой господин, — ответила она, —

Клянусь, красавицы столь совершенной

Досель никто не видел во вселенной.

Успеха всякого желаю ей.

1040 Пошли вам Бог счастливых много дней!

Лишь об одном прошу вас: испытанью

Жестокому ее не подвергать.

Она такое нежное созданье,

И, полагаю я, отец и мать

1045 Ее взрастили так, что не под стать

Страданье ей, с которым может сжиться

Воспитанная в нищете девица».

Когда маркграф увидел, как полна

Она несокрушимого смиренья,

1050 Взглянул в глаза, прозрачные до дна,

Не омраченные притворства тенью,

И вспомнил, как она все униженья

Безропотно сносила день за днем,

К ней сострадание проснулось в нем.

1055 «Моя Гризельда, — молвил он, — довольно!

Ты чашу горя выпила до дна.

Достаточно тебя терзал я больно;

Подобных мук из женщин ни одна

Не испытала. Милая жена!

1060 Какой ты клад, отныне буду знать я».

И он Гризельду заключил в объятья.

Она, еще не отойдя от мук,

Стояла, слов его не понимая,

Как будто ото сна восстала вдруг,

1065 Объята изумлением без края.

«Клянусь Христом, Гризельда дорогая, —

Сказал маркграф, — супруга ты моя;

Свидетель Бог, другой не знаю я.

Вот дочь твоя, — считала ты напрасно

1070 Ее моей невестой и женой.

А этот мальчик, юный и прекрасный, —

Твой сын, Гризельда, и наследник мой.

Поверь мне, оба рождены тобой.

Я их взрастил в Болонье, у графини

1075 Да Панико. Прими обоих ныне.

Пускай меня не обвиняют в том,

Что поступал я дико и жестоко.

Нет, не жестокостью я был ведом,

А лишь стремлением познать глубоко,

Каков твой нрав и нет ли в нем порока.

1080 Детей не умертвил я, а, любя,

Их воспитал, Гризельда, для тебя».

Она, услышав это, вдруг упала

Без чувств, от радости почти больна.

1085 Потом, придя в себя, детей призвала

И целовать их бросилась она.

Из глаз ее соленая волна

Слез материнских полилась без края,

Любимым детям лица орошая.

1090 Кто б мог свое волненье побороть,

Внимая горькие рыданья эти?

«О господин, воздай же вам Господь, —

Она промолвила, — за то, что дети

Опять со мной. Теперь ничто на свете

1095 Не страшно мне. Раз вновь я вам мила,

То даже в смерти я не вижу зла.

О дорогие дети! Ваша мать

Считала, что гниете вы в могиле.

Неправда это! Божья благодать

1100 И ваш отец вам жизни сохранили».

Но тут ей снова силы изменили,

Опять отхлынула от сердца кровь,

И бедная без чувств упала вновь.

Своих детей она с такою силой,

1105 На землю падая, прижала вдруг,

Что вырвать их едва возможно было

Из пораженных судорогой рук.

Придворные, стоявшие вокруг,

От состраданья плакали, не смея

1100 К ней подойти, лицо склонить над нею.

Словами, ласки полными, супруг

Ее старался исцелить от горя,

Да и другие все к забвенью мук

Ее нудили, государю вторя.

1115 И вот в себя пришла Гризельда вскоре.

Отрадно было видеть, как маркграф

К ней нежен был, опять ей мужем став.

Когда нашли, что им вмешаться надо,

Ее в покои дамы увели

1120 И, снявши там с нее тряпье, в наряды,

Сверкающие златом, облекли.

С короною и в платье до земли

Гризельда в зал вернулась, вся сияя,

И поклонилась ей толпа людская.

1125 Дня тягостного светел был исход.

Все пировали в честь Гризельды милой

До той поры, покуда небосвод

Ночные не украсили светила.

По мненью всех, торжественнее было

1130 На этом празднике и веселей,

Чем в день, когда маркграф венчался с ней.

В согласье добром и любя друг друга

Годов немало прожили они

И дочери своей нашли супруга,

1135 Чей род в краю был славен искони.

К себе маркграф, чтобы в покое дни

Дожил старик, переселил и тестя,

И прожил тот до смерти с ними вместе.

Когда маркграф скончался, на престол

1140 Взошел их сын, который в браке тоже

Был счастлив (по стопам отца не шел

И не пытал свою жену он все же).

Мы в век живем, на старый не похожий, —

Слабей огонь в сердцах теперь горит,

1145 И потому мой автор говорит:

Не для того, чтоб жены подражали

Моей Гризельде, дан о ней рассказ.

В смиренье с ней сравнится ль кто? Едва ли.

Нет, для того, чтобы любой из нас

1150 Был столь же стоек в испытанья час,

Как и Гризельда, рассказал так ярко

И так возвышенно о ней Петрарка.

Коль было столь велико у жены

К супругу смертному долготерпенье,

1155 То Богу мы тем более должны

Всегда показывать свое смиренье.

Лишь испытаниям, не искушенью

Он подвергает нас,541 — об этом сам

Иаков пресвятой глаголет нам.

1160 Владыка вечный с целью испытанья

Стегает нас бичами грозных бед

И шлет нам часто тяжкие страданья.

Узнать он хочет нашу волю? Нет,

Он слабость нашу знал, когда на свет

1165 Еще не появились мы. Чудесны

Деяния твои, Отец Небесный!

Еще одно словечко, господа!

Мы женщину, сравнимую по праву

С Гризельдой, не отыщем никогда.

1170 Дней наших женщины — иного сплава;

Немало меди к золоту их нрава

Примешано.542 Ах, у таких монет

Уменья гнуться, не ломаясь, нет.

Поэтому, а также ради честной

1175 Ткачихи батской и подобных ей

(Пошли успехов им Отец Небесный!)

Мне разрешите песенкой своей

Потешить вас. Дела минувших дней

Серьезные оставим. На прощанье

1180 Я песней вас развеселю. Вниманье!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЧОСЕРА

Гризельда умерла, и вместе с ней

В могильный мрак сошло ее смиренье.

Предупреждаю громко всех мужей:

1185 Не испытуйте ваших жен терпенье.

Никто Гризельды не найдет второй

В своей супруге, — в этом нет сомненья.

О жены благородные, смелей

Свое отстаивайте положенье.

1190 Чтоб ни один ученый грамотей

Не наболтал о вашем поведенье,

Вас уравняв с Гризельдой, и чтоб злой

Чичваче543 не попасть вам на съеденье.

Вам нимфа Эхо544 — образец: у ней

1195 Всегда на все готово возраженье.

Невинностью не думайте своей

Оправдывать любое униженье.

Совет даю вам: смелою рукой

На благо всем хватать бразды правленья.

1200 Вы, жены, что верблюдов посильней,545

Не допускайте, чтобы оскорбленья

Вам наносить решался муж-злодей.

А вы, о жены, слабые в сраженье,

Как львицы, будьте яры,546 день-деньской

1205 Язык, как жернов, приводя в движенье.

Бояться мужа — глупого глупей:

Будь он в кольчужные закован звенья,

Стрелами острыми своих речей

Пронзишь ты и стальное облаченье.

1210 Вяжи его и ревностью порой, —

И станет за тобой ходить он тенью.

Коль ты красива, на глазах людей

Цвети и надевай все украшенья,

А коль дурна, расходов не жалей,

1215 Чтоб приобресть друзей для услуженья.

Будь весела, как листья лип весной,

А мужу предоставь плач, вой, мученья.

Здесь кончает Студент из Оксфорда свой рассказ

ПРОЛОГ КУПЦА

Пролог к рассказу Купца

«Плач и стенанья, горе и заботы

Мне отравляют отдых и работу, —

Сказал купец, — с тех пор, как я женат.

Хотел бы видеть, кто женитьбе рад?

5 Не я, во всяком случае: жена мне

Такая подвернулась, — как из камня.

Когда б ее сам дьявол в жены взял,

И он, наверно б, зубы поломал.

Противно вспоминать ее проделки,

10 Коварства полные и злобы мелкой.

Строптивая злодейка — не жена!

О, горе мне! Сколь разница ясна

Между Гризельды благостным смиреньем

И жен сварливых неуемным рвеньем,

15 Когда над ними демон верх возьмет.

Освободись я — уж не завлечет

Меня в ловушку сила никакая.

Теперь уж не сваляю дурака я.

Ведь мы, женатые, — мы все рабы.

20 Испробуйте-ка сладость сей судьбы.

Святой Фома Индийский в том порука:547

Жена для большинства из нас — докука,

Хотя, конечно, к счастью, не для всех.

И клеветать на брак — великий грех.

25 Но вот два месяца, как я женат,

А умереть, ей-богу, был бы рад.

Клянусь, никто, хотя бы поносил

Его весь свет, на сердце б не скопил

Той горести и горечи отравной,

30 Что я обрел себе в жене злонравной».

«Спаси тебя Господь, несчастный друг!

Сказал хозяин, — но частицу мук

На наши плечи скинь, их нам поведай».

«Я расскажу вам про чужие беды.

35 Забыть хотел бы гнет своих оков,

О них смолчу, хоть горе велико».

РАССКАЗ КУПЦА

548

Здесь начинается рассказ Купца

В стране ломбардской рыцарь жил когда-то,

Павийский549 уроженец. Пребогато

Он дожил до шестидесяти лет,

40 А в брак вступить и не подумал, нет.

Он жизнью наслаждался без помехи,

Ценя одни лишь плотские утехи, —

Ведь путь мирян бывает редко свят.

Когда ж ему минуло шестьдесят,550

45 Он — то ль по глупости, то ль потому,

Что мысль о Боге вдруг пришла ему, —

Решил вступить в законный брак и вот

Жену искать стал сутки напролет

И небеса молить, чтобы они

50 Блаженные ему судили дни,

Чтоб он изведал счастье жить с женой,

В союз вступив нетленный и святой,

Которым мужа и жену Господь

В единую связал когда-то плоть.551

55 «Жизнь брачная одна лишь хороша;

Иная же не стоит и гроша.

Блаженство брачный лишь дает венец», —

Вот так-то думал старый сей мудрец.

И разве это, в сущности, не так?

60 Что в жизни привлекательней, чем брак?

Особенно когда ты стар и сед,

Сокровища ценней супруги нет.

Твоя жена должна быть молода,

И народите с нею вы тогда

65 Наследника: жизнь будет вам сладка.

А посмотри на жизнь холостяка:

На скуку часто жалуется он,

Любовной суетою утомлен.

И справедливо, чтобы холостяк

70 Вел жизнь, лишенную отрад и благ.

Он строит на песке,552 и потому

Лишь неудача суждена ему.

Живет свободно он, как дичь лесная,

О принужденье ничего не зная.

75 Женатый человек, наоборот,

Всегда размеренную жизнь ведет,

Привязан крепко к брачному ярму,

И жизнь сладка и радостна ему

80 Кто может быть нежнее, чем жена?

Кто с большим прилежаньем, чем она,

Когда ты болен, ходит за тобою?

Она готова верною рабою

Тебе служить, хотя б ты слег в кровать

С тем, чтоб до смерти больше не вставать.

85 Иначе думает ученых ряд,

В числе их Теофраст.553 Пусть невпопад

Он поучает, — что мне, право, в том?

«Коль хочешь ты держать в порядке дом, —

Так учит он, — жениться не спеши,

90 Для этого и слуги хороши.

Перед слугою верным что жена?

Ведь полдобра себе берет она.

А если, заболев, ты сляжешь вдруг,

К себе участье у друзей и слуг

95 Скорей найдешь, чем у жены своей:

Твое добро всего милее ей».

Такие изречения нам часто

Встречаются в писаньях Теофраста.

Будь проклят он! К чему он нужен вам?

100 Стократ умней — внимать моим словам.

Поистине, жена есть дар небес;

Все блага прочие — луга, и лес,

И пастбища, и вкруг усадьбы нивы —

Дары случайные судьбы счастливой:

105 Они подобны тени на стене.554

Супруга же, напротив,555 — верьте мне, —

Надолго входит в дом, на дольший срок,

Чем ты, пожалуй, пожелать бы мог.

Брак — таинство великое, и тот,

110 Кто не женат, беспомощно живет,

И все его надежды скоротечны

(Я о мужчинах говорю, конечно).

А почему? Да потому, что Богу

Угодно было женщину в подмогу

115 Нам сотворить. Когда Им был Адам

Из глины вылеплен, Создатель сам,

Увидев, как он наг и одинок,

Его в душе не пожалеть не мог556

И дал ему поддержку в виде Евы.

120 Отсюда ясно, — согласитесь все вы, —

Что женщина на радость нам дана

И в помощь; рай земной она

С душой своей, привязчивой и нежной.

Жизнь с нею — счастья океан безбрежный.

125 Единой плотью став, жена и муж

До гроба скреплены союзом душ.

Жена! Возможно ль, чтоб того беда

Постигла, кто женат? Нет, никогда.

Клянусь тобой, о Дева Пресвятая!

130 Между супругами — любовь такая,

Что выразить ее нельзя никак.

Жена тебе подательница благ

И бескорыстная хозяйка дома;

Она, со своевольем незнакома,

135 Всегда смиренный подает ответ;

Ты «да» сказал — она не скажет «нет».

Жизнь брачная! Ты, как эдемский сад,

Полна и благолепья и услад;

Все воздают тебе такую честь,

140 Что каждый, в ком хоть капля смысла есть,

До гроба должен, если он женат,

Благодарить Творца все дни подряд.

А если холост, то молиться Богу,

Чтоб он ему жену послал в подмогу.

145 Вступивши в брак, себя он оградит

От всякого обмана и обид.

Кто следует жене в своем пути,

Тот может смело голову нести, —

Так мудрости полны ее советы.

150 Коль преуспеть ты хочешь в жизни этой,

Словам жены не забывай внимать.

Ведь вот же посоветовала мать

Иакову, чтоб в козьей шкуре он

Явился к Исааку на поклон,557 —

155 И дал ему отец благословенье.

Спас избранный народ от истребленья

Юдифи558 ум, когда тирану с плеч

Снес голову ее бесстрашный меч.

Навала жизнь на волоске висела,559

160 И все ж ее спасти жена сумела

Своим умом. Есфирью от невзгод

Спасен был богоизбранный народ,560

За что и преклонился перед ней

Сановник Агасфера, Мардохей.

165 Сенека говорит:561 во всей вселенной

Нет существа ценней жены смиренной.

Катон велит послушным быть жене.

Ей подчинись, — тогда она вдвойне

Свое смиренье пред тобой проявит.

170 Жена хозяйством нашим мудро правит.

Особенно хворающим жена,

Чтоб дом в упадок не пришел, нужна.

Что церковь для Христа, тем для тебя

Жена пусть будет.562 Мудрость возлюбя,

175 Жену считай за высшее из благ.

Ведь плоти собственной никто не враг,

Поэтому жену свою лелей:

Обречь блаженство можно только с ней.

Муж и жена — я не шучу ничуть —

180 Спокойно жизненный проходят путь,

Союзу их угрозы не страшны,

Особенно со стороны жены,

Вот почему постиг на склоне лет

И Януарий мой, что в жизни нет

185 Блаженства для того, кто не женат,

Кто брака чистых не познал услад.

И вот однажды, сидя средь друзей,

Мечтою поделился он своей.

С лицом печальным он сказал им: «Я,

190 Как видите, и стар и сед, друзья,

Уже стою я близко от могилы, —

Пора подумать о душе. Я силы

Телесные безумно расточал,

Но вот господь опомниться мне дал,

195 И я хочу вступить в законный брак,

Притом возможно поскорей. Итак,

Я вас прошу красивую девицу

Мне подыскать немедленно: жениться

Желаю я в кратчайший срок, друзья.

200 Невесту подходящую и я

Себе везде подыскивать намерен,

Но так как много вас, то я уверен,

Что вам скорей удастся подыскать

Девицу, что женой мне может стать.

205 Но я предупреждаю вас, друзья:

Старуху всякую отвергну я.

Не больше двадцати пусть будет ей, —

Лишь рыба чем старее, тем ценней.

Милее окунь мне, чем окунек,

210 Но предпочту телятины кусок

Куску говядины. Да, смака нет

В той женщине, которой двадцать лет

Уж стукнуло. От всяких старых вдов

Куда угодно я бежать готов.

215 Они обычно прихотей полны, —

Бог упаси от этакой жены.

Кто много школ прошел, учен безмерно.

С женой свяжись — и скажешь: это верно.

А девушка в твоих руках — как воск:

220 И сердце свеже у нее и мозг.

Так знайте же заранее, друзья:

Не поведу к венцу старуху я.

Ведь если б сделал так злосчастный рок,

Чтоб с нею наслаждаться я не мог,

225 На стороне я б стал искать усладу

И тем себя навек обрек бы аду,

Да и бездетным был бы этот брак.

А мне милей быть сворою собак

Разорванным, чем чтобы чужакам

230 Досталось то, что накопил я сам.

Я не болтаю, как пустой дурак;

Я знаю, для чего вступаю в брак,

И знаю также, что людей немало

О браке часто судят как попало,

235 Не больше смысля в нем, чем мой слуга.

Кому небес награда дорога,

А целомудрие невыносимо,

Пусть женится, чтоб с женщиной любимой

Производить во славу Божью чад,

240 А не для плотских лишь одних услад.

Умеренно к ним надо прибегать, —

Лишь для того, чтоб долг свой исполнять.

Берут себе еще затем супругу,

Чтоб помогать, как брат с сестрой, друг другу

245 И соблюдать с ней чистоты закон.

Но это не по мне. Еще силен

Я, слава Богу, кровь играет в жилах,

Не чую дряхлости следов постылых.

На что способен зрелый муж, и я

250 На то способен, — верьте мне, друзья.

Хоть я и сед, себя я ощущаю

Как дерево в цвету в начале мая.

Ткань дерева такого не мертва,

И у меня седа лишь голова,

255 А члены все и сердце неизменно

Цветут, как лавр зеленый и нетленный.

Я изложил свое решенье вам;

Теперь, друзья, всем высказаться дам».

Тут начали все говорить про брак, —

260 Тот высказался так, а этот — сяк.

Один хвалил его, другой хулил,

И вот — частенько ведь внезапный пыл

Беседу дружную приводит к ссоре —

Горячий спор меж двух возникнул вскоре

265 И лишь к концу собрания затих.

Плацебо563 звали одного из них,

Другого же из них Юстином звали.

«О Януарий, мы тебе едва ли, —

Сказал Плацебо, — можем дать совет:

270 Ведь никого умней тебя тут нет.

Но ты в благоразумии своем

Не забываешь, господин, о том,

Что говорит премудрый Соломон,

А вот чему всех смертных учит он:

275 «Не действуй без совета никогда,564

И не впадешь в раскаянье тогда».

Так, правда, учит нас Давидов сын,

Но думаю, о друг и господин,

Что принято тобою, без сомненья,

280 Из лучших наилучшее решенье,

И вот на чем основываюсь я.

Доселе проходила жизнь моя

В служенье разным знатным господам,

И каждый мне, — за что, не знаю сам, —

285 Свое доверие дарил всегда.

И никому из них и никогда

Не возражал, — я был уверен в том,

Что мне его не превзойти умом,

Что господин сказал, то непреложно,

290 Лишь повторять им сказанное можно.

Глупцом советника считаю я,

Который, в услуженье состоя

Особы знатной, полагать дерзает,

Что больше, чем она, он понимает.

295 Из нас глупцом не будет ни один.

Ведь то, что ты сказал нам, господин,

Так мудро, благородно и прекрасно,

Что лучше и не скажешь — это ясно.

С тобой во всем согласен я вполне.

300 Ни в Павии, ни в нашей всей стране

Нет человека, кто б сказал мудрее.

Христос одобрил бы твою идею,

Твою отвагу весь признает свет:

Не шутка ведь — вступить на склоне лет

305 В брак с юной девушкой. Как видно, сердце

Еще немало сохранило перца.

Так поступи, как ты решил, — умней

Никто решенья не найдет, ей-ей!»

Юстин прослушал эту речь и вдруг,

310 Поднявшись, произнес: «Милейший друг,

Ты высказался, так имей терпенье

Теперь мое послушать возраженье.

Сенека где-то мудро говорит,

Что осторожность нам глядеть велит,

315 Кому добро иль землю мы даем;

Но если нужно о добре своем

Заботу нам иметь, то неужели

Мы не должны заботиться о теле,

Его даря? Оно ценней добра.

320 Да разве ж это детская игра —

Вступить без всяких обсуждений в брак?

Нет, надобно — я полагаю так —

Узнать, глупа ль невеста иль умна,

Скромна ли иль охоча до вина,

325 Бедна ли иль богата. Лишь дурак

Без этого вступить решится в брак.

Конечно, совершенства в мире нет;

Все, что рождается на божий свет, —

Зверь, человек, — увы, несовершенно.

330 Но позволительно считать отменной

Жену, в которой ни один порок

Достоинств разных заслонить не мог.

Потребно время, чтоб разнюхать это.

Вот я — свидетель мне Создатель света —

335 Немало пролил слез в тиши ночной,

С тех пор как обвенчались мы с женой.

Хвали, кто хочет, брак, — за эти годы

Я лишь заботы видел и расходы.

Меж тем соседи все и особливо

340 Соседки славили мой рок счастливый;

Мне говорили, что моя жена

Быть образцовой признана должна.

Но я-то знаю, где мне жмет башмак.

Что ж, поступай, как хочешь, — брак так брак!

345 Но помни, ты уже в летах, мой друг:

Себе невесту не подыщешь вдруг,

Особенно красотку молодую.

Свидетелем Владыку приведу я

Земли и неба: младший тут из нас

350 С жены своей спускать не должен глаз,

Чтоб лишь ему она принадлежала.

Тебе — не сомневаюсь я нимало —

Трех лет спокойно не прожить с женой.

Ты знаешь, нрав у женщин озорной.

355 Я не в обиду прямо все сказал».

«Ты кончил? — Януарий тут вскричал. —

На прописи Сенеки я плюю

И за премудрость школьную твою

Гроша не дам. Иначе говорят —

360 Сам слышал ты — те, что умней стократ.

А ты какого мненья, брат Плацебо?»

«Пускай, — ответил тот, — накажет небо

Всех тех, кто брачному союзу враг».

Тут встали все и порешили так:

365 Пусть Януарий, часу не теряя,

Невесту ищет средь красавиц края.

И настоятельно искать путей

К осуществлению мечты своей565

Он сразу стал. Красивые девицы

370 В снах беспокойных длинной вереницей

Носились перед ним из ночи в ночь,

Лишь только он смежал глаза, — точь-в-точь

Как если б кто, взяв зеркало с собой,

Пришел на площадь, полную толпой,

375 И в зеркале бы видел отраженье

Все новых лиц. Ночные сновиденья

Томили Януария чредой

Знакомых девушек. Но выбор свой

Он все откладывал. Красива эта,

380 Но к той благоприятней мненье света,

За ласковый и тихий нрав народ

Единодушно ей хвалы поет.

У тех богатство, но дурная слава.

Однако наконец — не знаю, право,

385 Насколько это было лишь игрой, —

Свои мечты направил он к одной.

Любовь слепа, как всем давно известно;

Весь день-деньской о девушке прелестной

Он думал, а когда ложился спать,

390 Ему опять все снились и опять, —

И красота ее, и возраст нежный,

И лик задумчивый и белоснежный,

И гибкий стан, и благородный нрав,

Бегущий легкомысленных забав.

395 Избранницей своею восхищен,

Все поиски решил окончить он.

Ему казалось, выбор так хорош,

Что лучше девушки и не найдешь.

Такой на свете нет, и потому

400 Никто не станет возражать ему.

И Януарий всех своих друзей

К нему явиться попросил скорей.

Ему хотелось облегчить им труд.

Пусть поисков, мол, больше не ведут,

405 Уж избрана невеста им самим,

И было бы бесплодно спорить с ним.

Когда Плацебо с остальными вместе

К нему пришел, он о своей невесте

Им рассказал, предупредив сначала,

410 Что обсуждать не хочет он нимало

Свой выбор: Господом одобрен он,

Блаженный век ему с женой сужден.

«Девица в нашем городе живет, —

Сказал он, — что красавицей слывет.

415 Хоть род ее и не высок, пленила

Она меня своей повадкой милой,

Ее решил себе я в жены взять,

Мы обретем с ней вместе благодать;

Я убежден, что будет мне она

420 Отличная и верная жена».

Затем он попросил своих друзей

Помочь скорее обвенчаться с ней.

«Когда женюсь, я обрету покой,

Откроется блаженство предо мной.

425 Одно меня тревожит, — с вами я

Тревогой этой поделюсь, друзья.

Я, — продолжал он, — слышал уж давно,

Что человеку дважды не дано

Познать блаженство,566 — тут и в небесах.

430 Будь неповинен он в семи грехах,

Будь вообще он чужд духовной скверны,

Жизнь брачная полна такой безмерной

И дивной лепоты, что страх берет

При мысли, что теперь из года в год

435 Жизнь безмятежная мне предстоит —

Без горестей, без кривды, без обид,

И небо на земле я обрету.

Но только за земную маету

Дается смертному венец небесный,

440 И, значит, после жизни столь чудесной

Не будет мне позволено стяжать,

Когда умру, Христову благодать.

Вот эта мысль мне не дает покоя.

Рассейте же мое сомненье злое».

445 Сочтя, что эта речь — безумца бред,

Юстин насмешливо сказал в ответ,

От ссылок и цитат на этот раз,

Чтоб кратко высказаться, воздержась:

«Поверь мне, ежели других преград

450 Для брака не находишь, милый брат,

То будь спокоен — Бог пошлет тебе,

В благой заботе о твоей судьбе,

Вослед за свадьбой поводов немало

Проклясть удел свой, дивный небывало.

455 Не думай, что особо холостяк

Мил Господу; Господь, напротив, благ

К тому гораздо больше, кто женат.

Свое решенье не бери назад.

Смелее будь! Возможно ведь вполне,

460 Что ты чистилище найдешь в жене.567

Она бичом Господним может стать, —

Тогда душе твоей не долго ждать,

Чтобы взлететь на небеса стрелой.

Не беспокойся же, дружище мой,

465 И мне поверь: в конце концов не так

Блаженства и отрады полон брак,

Что может он закрыть к спасенью путь.

Одно скажу: благоразумен будь,

Ласкай жену умеренно, к ней страсть

470 Держи в узде, — смотри, чтобы не впасть

И в прочие грехи. Я все сказал, —

Мой разум ограничен, слаб и мал.

Знай, что твои все опасенья — вздор.

Итак, закончим этот разговор.

475 О браке батская вдова недавно

Всю правду нам поведала, на славный

Рассказ свой не потратив лишних слов.

Храни тебя всевышний, будь здоров!»

Сказавши так, собрание тотчас

480 Юстин покинул, с рыцарем простясь.

Поняв, что брак предотвратить нельзя,

Все способы пустили в ход друзья,

Чтоб избранную убедить девицу,

Чье имя было Мая,568 согласиться

485 Стать Януарию женой скорее.

Вас утомлять рассказом я не смею

Об актах всех, что ленное владенье

Ей передали на его именье,569

И об ее наряде дорогом.

490 День наступил, когда они вдвоем

Отправились венчаться в Божий храм

И воспринять дары святые там.

Поп, выйдя к ним в церковном облаченье,

О Сарре и Ревекке в поученье

495 Напомнил570 и велел, как те, вести

Жизнь мудрую и свято брак блюсти;

Потом с молитвой их перекрестил

И узы брачные навек скрепил.

Закончил свадьбу шумный пир горой,

500 И Януарий со своей женой

Сидел, гостями окружен. Палаты

Весельем были праздничным объяты,

И блюд, что подавали там, вкусней

В Италии ты не нашел бы всей.

505 А лютни издавали чудный звон,

Какого ни фиванский Амфион,571

Ни сам Орфей572 вовек не извлекали;

Под пенье их там блюда подавали.

Да, Иоав573 и Феодам,574 что Фив

510 Штурм возвестил, прегромко затрубив,

Затмить то пенье были бы бессильны.

Сам Вакх вино всем в чаши лил обильно.

Венера улыбалась всем вокруг

(Ведь ей наш новоявленный супруг

515 Хотел отдать оставшиеся годы,

Как отдал дни своей златой свободы)

И с факелом в руке пред молодой

Плясала легкою своей стопой.

Я не солгу, сказав, что Гименей,575

520 Бог брака, в жизни не видал своей

Столь радостного жениха. Заметь,

О Марциан,576 что этот брак воспеть

Не мог бы ты, хоть рассказал удачно,

Как Филология вступила в брачный

525 Союз с Меркурием под пенье муз.

Чтоб юности и старости союз

Изобразить, нужны другие силы.

Ни у кого б из вас их не хватило, —

Я в этом убежден, мои друзья.

530 Проверьте сами, говорю ли я

Вам правду или нет. Младая Мая

Сидела, взором ласковым сияя

И красотою сказочной своей.

Есфирь577 проникновенней и нежней

535 На Агасфера взгляд не направляла.

Не описать красы столь небывалой!

Скажу лишь, что на майский день она

Была похожа, вся озарена

Волшебной прелестью неизъяснимой.

540 Наш Януарий от лица любимой

Взор оторвать не мог и про себя

Так думал: «Ночью обниму тебя

Сильней, чем обнимал Парис Елену».578

Но этой сладостной мечте на смену

545 Возникло огорченье, что жена

Сегодня ночью пострадать должна,

И стал он думать: «Нежное созданье,

На Бога возлагаю упованье,

Что ты перенесешь мой страстный пыл, —

550 Ведь я необычайных полон сил.

Нет, сдерживать свои я буду силы…

Скорей бы ночь, о Боже, наступила

И вечность бы царила напролет!

Ах, разошелся бы скорей народ!»

555 Тут всевозможные уловки он

Стал в ход пускать, чтоб выпроводить вон

Своих гостей, проститься с ними всеми.

Вот наконец-то наступило время

Из-за стола подняться. Сразу в пляс

560 Пустились все, вина хлебнув не раз.

Веселием и хмелем были пьяны

Все гости, кроме сквайра Дамиана,

Что рыцарю давно служил. Был он

Так госпожой своею восхищен,

565 Что сам не свой стоял, без чувств упасть

Готов, — такую породила страсть

Венера в нем, когда она, танцуя,

Его задела факелом. К нему я

Потом вернусь, — лишь сообщу, что он

570 К себе поторопился, удручен.

И лег в постель. Пусть дни влачит, стеная,

Пока его не пожалеет Мая.

Огонь проклятый, тлеющий в соломе

Постели! Враг, живущий в нашем доме!

575 Слуга-предатель, к нам змеею в грудь

Вползающий! От вас оградой будь

Всевышний нам. Хоть ты от счастья пьян,

О Януарий, глянь: твой Дамиан,

Оруженосец твой, что столько лет

580 Жил у тебя, шел за тобою вслед,

Против тебя предательство кует —

Пусть в руки Бог тебе его пошлет!

Домашний враг опаснее чумы,

Ведь с ним бок о бок жизнь проводим мы.

585 Светило дня, закончивши свой путь,

Под горизонт спустилось отдохнуть,

Невидимым для всей округи стало,

И ночь свое густое покрывало

Накинула на светлый небосвод.

590 Простившись с Януарием, народ

Покинул пышные его хоромы

И восвояси двинулся, чтоб дома

Заняться на досуге чем-нибудь

И в подходящий час потом заснуть.

595 Наш Януарий, отпустив гостей,

Торопится на ложе сна скорей.

Чтобы разжечь себя, пьет разогретый

И полный пряностей стакан кларета,579

Мальвазию580 хлебает, ипокрас581

600 И многое, о чем в недобрый час

В творении «De coitu» писал Мних

Константин,582 чтоб черт его побрал.

Своим друзьям сказал он: «Ради Бога,

Всех вежливо спровадьте из чертога».

605 Те, сделав это, занавес спустили.

Потом, хотя мужчины рядом пили,

Невесту бледную взвели на ложе.

И вот когда постель служитель Божий

Благословил, обоих молодых

610 Друзья тотчас оставили одних.

Тут Януарий крепко обнял Маю.

Свою жену, свой рай; весь полыхая,

Со страстью целовал ее такой,

Что ей щетинистой своей щекой,

615 На рыбью чешую весьма похожей583

(Так хорошо свою побрил он рожу!),

Натер лицо прелестное, шепча.

«Простите, если боль вам сгоряча

Я причиню, супруга дорогая,

620 Но вы должны, возлюбленная Мая,

Иметь в виду, что в ремесле любом

Таких ведь мастеров мы не найдем,

Что хорошо работают и скоро.

Досуг нам нужен, в этом нет позора,

625 Кто запретит нам до утра играть?

Ведь нас связала Божья благодать.

Любое обхождение друг с другом

Дозволено повенчанным супругам.

Как может согрешить с женою муж,

630 Себя своим ножом порезать? Чушь!

Супруги мы, играть нам нет запрета».

Так пропыхтев до самого рассвета,

Хлебнул кларета он и, на кровать

Усевшись, стал супругу целовать

635 И громко петь с гримасою влюбленной.

Казалось, жеребец разгоряченный

Сидел в нем рядом с глупою сорокой,

Болтающей без отдыха и срока.

Все громче пел он, хрипло голося,

640 А шея ходуном ходила вся.

Бог ведает, что ощущала Мая,

Его в одной сорочке созерцая

И в колпаке ночном. Я убежден,

Что ей не по душе пришелся он.

645 В конце концов он заявил: «Игра

Меня сморила, отдохнуть пора», —

И, вмиг заснув, до десяти проспал,

Потом, при свете дня, с постели встал.

А что касается прелестной Маи,

650 Она, обычай женский соблюдая,584

Из горницы своей четыре дня

Не выходила вон, покой храня.

Нужны в любой работе перерывы:

Сменяя труд и отдых, твари живы —

655 Все: люди, скот и даже рыбы, птицы.

Пора мне к Дамиану возвратиться.

Который страждет, мукой обуян.

Я так ему скажу: «О Дамиан,

Ужели ты надеешься, несчастный.

660 Что сможешь госпоже своей прекрасной

Поведать скорбь души? Сомненья нет,

Что отповедь получишь ты в ответ.

Еще предаст она тебя, пожалуй.

Бог помоги тебе, мой бедный малый!»

665 Горит в огне Венеры Дамиан

И смерти жаждет, исходя от ран.

Ему нашептывает злой недуг

Любой ценой отделаться от мук.

Достав бумагу и перо, он пишет

670 Письмо, что к милой Мае страстью дышит,

И стихотворной жалобой своей

О пытках сердца сообщает ей.

В шелк обернув письмо, его хранит

За пазухою он, тоской убит.

675 Со свадьбы Маи на небе луна,

Пройдя десятую ступень Овна,585

Успела соскользнуть в созвездье Рака,

А Мая, верная законам брака,

Пережидала в горнице своей,

680 Чтоб меньше трех не миновало дней

До возвращения ее к супругу;

Светило дня четвертый раз по кругу

Свой путь свершило, и в полдневный час,

Когда обедня отошла как раз,

685 Сидела в зале рядом с мужем Мая,

Красою дня весеннего сияя.

Вдруг Януарий, вспомнив невзначай

О Дамиане, молвил: «Что-то, чай,

С ним приключилось, Боже милосердный!

690 Куда девался он, мой паж усердный!

Не захворал ли часом Дамиан?»

Ему ответ единогласный дан

Пажами был, что Дамиан хворает

И лишь болезнь ему прийти мешает;

695 Он был бы тут, когда бы был здоров.

«Да, это правда, Дамиан таков, —

Заметил Януарий, — я безмерно

Тужил бы, если б умер этот верный

Служитель мой. Он сдержанней, умней

700 Всех сверстников своих среди пажей,

Притом он так отважен и прилежен,

Что путь ему к успехам неизбежен.

Как только мы окончим наш обед,

Жена проведает его, я вслед

705 За ней приду, — помочь больному надо».

За это обещание наградой

Достойной Януарию была

Всеобщая горячая хвала:

Забота о больном слуге прекрасна.

710 «Жена! — воскликнул Януарий властно. —

Когда обед окончится, тотчас

Вы с дамами, покинув в зале нас,

К милейшему отправьтесь Дамиану

Его утешить. Я, как только встану

715 От сна послеобеденного, тоже

К нему зайду. Спешите, вас на ложе

Я буду ждать через часок-другой.

Вернувшись, лягте рядышком со мной».

Сказавши это, сквайра он призвал,

720 Которому подведомствен был зал,

И сделал разные распоряженья.

А Мая с дамами без промедленья

Пажа больного навестить пошла

И, у постели севши, завела

725 Беседу с ним, развлечь его стремясь.

Тут Дамиан поняв, что пробил час,

Свое письмо вложил ей тайно в руку,

В котором страсть свою излил и муку,

При этом он не произнес ни слова.

730 А лишь вздохнул; потом, вздохнувши снова,

Ей тихим голосом шепнул: «Мерси!

Но я погиб, коль, Боже упаси,

Не захотите вы хранить молчанье».

Что ж Мая? Спрятав на груди посланье,

735 К себе домой отправилась она.

Там Януарий, в предвкушенье сна,

Сидел спокойно на краю кровати.

Свою супругу тысячью объятий

Намучивши, он лег и захрапел,

740 А Мая вышла, словно бы для дел,

Которых, несмотря на все желанье,

Не избежишь, и, прочитав посланье,

Его разорвала в клочки. Затем

Их бросила — куда, понятно всем.

745 Как на душе теперь у Маи милой,

Когда с ней рядом муж храпит постылый?

Вдруг кашлем прерван мужа сладкий сон.

Глаза продравши, Маю просит он

Все снять с себя. «С тобой вкусить утеху

750 Желаю, — молвит, — платье мне помеха».

Что было делать ей? Лишь покориться.

Но тут остановлюсь, — ханжам сердиться

Дать повод не хочу, молчу о том,

Чем были заняты они потом, —

755 И в рай ли, в пекло ли попала Мая,

Вечерний звон их поднял… Я не знаю,

Судьба ль тому виной была, иль случай

Природы ли воздействие могучей,

Иль, может быть, стечение светил,

760 Особенных исполненное сил,

В чьей власти нежный пол сводить с ума

При помощи любовного письма

(Ведь все на свете свой имеет срок),

Лишь Бог нам это разъяснить бы мог,

765 Которому открыты все причины, —

Мне в эти нечего влезать глубины, —

Но верно то, что в этот день покоя

Лишилась Мая, жалостью такою

Проникшись к Дамиану, что о нем

770 Забыть была не в силах и о том

Мечтала лишь, чтоб излечить больного.

«Пускай меня осудят все сурово. —

Так думала она, — мне дела нет!

Ах, он дороже мне, чем солнца свет,

775 Его люблю, хотя б он нищим был».

Вовек всесилен состраданья пыл

Над благородным сердцем. Надо честно,

Однако же, признать, что повсеместно

Есть женщины, — их встретишь каждый день,

780 Чья грудь таит не сердце, а кремень.

Они погибнуть дали б Дамиану,

Ему елея не пролив на рану,

И этим бы на весь гордились свет,

Себя убийцами не сознавая, нет.

785 Больному Дамиану сострадая,

Письмо наутро написала Мая,

В котором изложила, не таясь,

Свои все чувства, про свиданья час

И место не сказавши ни полслова

790 Ему отдаться, мол, всегда готова.

И вскоре, улучивши миг желанный,

Она пошла проведать Дамиана

И под подушку сунула ему

Свое письмо. Не видно никому

795 Потом больному руку крепко сжала,

Поправиться скорее пожелала

И поспешила прочь уйти тотчас, —

За ней супруг ее прислал как раз.

Наутро встал с постели Дамиан,

800 Вдруг исцеленный от сердечных ран,

И быстро нарядился в пух и прах,

Чтоб отличиться в Маиных глазах.

Явившись к Януарию, поклон

Смиреннейший ему отвесил он

805 И всем улыбки расточал так мило

(Учтивость хитрая — большая сила!),

Что молодого всяк хвалил пажа

И милостью дарила госпожа.

Теперь от Дамиана перейду

810 К той повести, которую веду.

Высказывают некоторые мненье,

Что содержанье счастья — наслажденье,

И впрямь, старался Януарий мой

Наладить так своей всей жизни строй,

815 Чтоб полон был услады каждый миг:

По-королевски этот жил старик.

Все в доме было так заведено,

Чтоб наслажденье доставлять одно.

К усладам, коими он был богат,

820 Причислить надобно роскошный сад

С оградой каменной. Я б так сказал:

Тот, кто «Роман о Розе»586 написал,

Такой красы не описал бы. Слаб

Тут оказался бы и сам Приап,587

825 Хоть божеством садов его зовут,

Так был роскошен сад и дивен пруд,588

Над чьей водою лавр стоял, склонен.

Нередко Прозерпина и Плутон,589

Толпою легких фей окружены,

830 Плясали на краю его волны

И чудно пели, люди говорят.

Наш рыцарь Януарий этот сад

Облюбовал как место развлеченья,

И строго было всем без исключенья

835 Запрещено туда ходить; лишь он

Ключом, который был посеребрен,

В него калитку открывал порою.

Когда себя в долгу перед женою

Он чувствовал, тогда они одни

840 Там в летние прогуливались дни.

И доводил он до желанной цели

То, что доделать не успел в постели.

Так дни за днями весело текли,

Но кратко длятся радости земли

845 Для всех живущих под луною тварей, —

Узнал об этом скоро Януарий.

Непостоянный рок! Ты наделен

Не меньшей лживостью, чем скорпион:

Чаруешь нас блестящей головой,

850 Меж тем как жало хвост готовит твой.

Утеха плотская, коварный яд,

Чудовище, чей так приветлив взгляд,

А помыслы полны такою скверной!

Всех надуваешь ты немилосердно.

855 Тобой обласкан Януарий был,

Но вдруг удар твой бедного сразил:

На оба глаза он ослеп и с горя

Стал смерть молить за ним явиться вскоре.

Увы, в разгар любви и наслажденья

860 Утратил рыцарь Януарий зренье,

Причем стряслось несчастье это вмиг.

Свою судьбу оплакивал старик,

И вместе с тем ревнивый страх, что вдруг

Свою жену он выпустит из рук,

865 Так жег его, что был бы рад на месте

Он умерщвленным быть с женою вместе.

Его пугало, что она найдет,

Пока он дышит иль когда умрет,

Любовника иль мужа — он хотел

870 Навек ей вдовий навязать удел.

Но месяц миновал, потом другой,

И Януарий стал со слепотой

Своею примиряться беспросветной,

Понявши, что все жалобы тут тщетны.

875 Зато к жене глухая ревность в нем

Росла с неделей каждой, с каждым днем;

И до того дошел он, что жену

Не соглашался никуда одну

Теперь пускать, хотя бы даже в зал.

880 Повсюду он ее сопровождал,

При этом ни на шаг не отступая.

Немало это огорчало Маю,

Которая мечтала лишь о том,

Чтоб Дамиану угодить во всем, —

885 С такой она его любила силой.

И дни ее текли в тоске унылой.

С другой же стороны, и Дамиан,

Горюя, таял от сердечных ран:

Ему судьба не позволяла злая

890 Хотя б словечко молвить милой Мае

Об остроте своих любовных мук

Так, чтоб его не услыхал супруг,

Всегда присутствовавший тут же близко.

Друг с другом все же тайной перепиской

895 Они снеслись, — и стало ясно им,

Какими каждый чувствами томим.

О Януарий, было б мало прока,

Когда бы взор твой мог бежать далеко,

Как корабли. Трудней ли обмануть

900 Того, кто видит, чем слепца? Ничуть.

Вот Аргус,590 например. Вся сотня глаз,

Которыми он мог глядеть зараз,

Ведь не спасла его от ослепленья.

Таких людей немало, без сомненья,

905 Хотя им это часто невдомек.

С ключа, которым открывал замок

В калитке муж, войти в свой сад желая,

Сняла на теплом воске снимок Мая

И снимок этот отдала пажу,

910 И тот, поняв отлично госпожу,

К калитке новый ключ подделал тайно.

Как этот ключ помог необычайно

Влюбленным, вы узнаете сейчас,

Коль вам угодно слушать мой рассказ.

915 Что правильней Овидиевых слов;

На этом свете нет таких оков,

Которых бы любовь не разорвала?

Тому примеров мы найдем немало,

Хоть Фисба и Пирам591 за днями дни

920 Томились врозь в темнице, все ж они

Сквозь стену шепотом снеслись друг с другом.

Но я вернусь опять к моим супругам.

Однажды — это было в день восьмой

Июля месяца — вдруг рыцарь мой

925 Почувствовал такое вожделенье

К своей жене, что тотчас же решенье

Им было принято пойти с ней в сад.

«Вставай, жена, мой драгоценный клад! —

Ей крикнул он. — Нас горлица зовет.592

930 Ушла зима с чредою непогод.

Жена, мне грудь твоя вина милей.

Свой голубиный взор яви скорей!

Со всех сторон наш огорожен сад.

К тебе я страстью пламенной объят.

935 Ты ранила меня, мой ангел нежный,

Своею чистотою белоснежной.

В наш милый сад вдвоем направим путь, —

Мне утешеньем и отрадой будь!»

Так похотливый бормотал старик,

940 А Мая Дамиану в тот же миг

Знак подала вперед проникнуть в сад.

Исполнить это Дамиан был рад:

Открыв калитку собственным ключом,

Он в сад вошел и скрылся под кустом.

945 Как сада он переступил порог,

Никто ни видеть, ни слыхать не мог.

Немного погодя пришел с женой

И Януарий, как скала слепой.

Захлопнувши калитку, он тотчас

950 Жене сказал: «В саду тут, кроме нас,

Нет никого. Супруга дорогая,

Моя любовь к тебе не знает края.

Свидетель мне на небесах Господь.

Которому подвластны дух и плоть,

955 Что лучше мне погибнуть от ножа,

Чем чуть тебя обидеть, госпожа.

Прошу тебя не забывать о том,

Что я женился на тебе, влеком

Любовью, не порывом вожделенья.

960 Хоть я не молод и лишился зренья,

Будь мне верна. Зачем, скажу сейчас,

Трех благ достигнешь этим ты зараз:

Любви Христа, своей отменной славы

И от меня по смерти всей державы.

965 В дар все добро мое принять прошу;593

Об этом в завещанье напишу

Я завтра утром. А теперь, молю я,

Не откажи мне в нежном поцелуе.

В вину не ставь мне то, что я ревнив.

970 Навек твой образ в сердце сохранив,

Я понимаю, что с твоей красой

Согласовать преклонный возраст мой

Не так легко. Поэтому тебя

Всегда держу я при себе. Любя

975 Я это делаю, жена, поверь.

Покрепче поцелуй меня теперь».

Такой ответ на мужнины слова

Она дала, пролив слезу сперва:

«Я озабочена не меньше вас.

980 Честь берегу свою превыше глаз,

А также женственности нежный цвет,

Вам посвященный до скончанья лет

С того мгновения, когда вдвоем

Мы с вами стали перед алтарем.

985 Поэтому вам так, о господин,

Отвечу я. Горчайшей из кончин

Пусть жизнь мою Создатель пресечет,

Пусть он как грешницу меня убьет,

Коль опорочу я когда-нибудь

990 Свой пол предательством и обмануть

Осмелюсь вас. А если обману,

В мешке меня, негодную жену,

Вы бросьте в воду. Уверяю вас,

Я женщиною честной родилась.

995 Зачем вы говорите так со мной?

Вы все, мужчины, неверны душой,

А нас в неверности корите вечно,

Хотя б себя вели мы безупречно».

Тут Мая, к Дамиану обратясь,

1000 В предупрежденье кашлянула раз

И пальцем подала тотчас же знак,

Чтоб он на грушу влез.594 Он сделал так,

Как милая ему велела Мая,

Ее все знаки лучше понимая,

1005 Чем Януарий, ни на миг из рук

Жену не выпускающий супруг.

О том, что делать, ряд предуказаний

Она ему в письме дала заране.

Итак, на груше он сидит, а Мая

1010 С супругом развлекаются, гуляя.

Был ясный день, лучи златые Феба

Лились потоком с голубого неба,

И с радостью купались в них цветы.

Феб в Близнецах стоял, близ высоты,

1015 Которая названье носит Рака,595

Близ мощного Юпитерова знака.

И в это утро, полное услады,

В одном из уголков далеких сада

Владыка сказочных краев Плутон,

1020 Толпою фей прекрасных окружен,

Сидел с женой своею Прозерпиной,

Им взятой с сицилийской луговины,

Когда она цветы сбирала там.

(О том, как он ее похитил, нам

1025 Рассказано подробно Клавдианом.)596

На свежем дерне сидя перед станом

Прекрасных фей, к жене своей Плутон

Вдруг обратился так: «Я убежден:

Никто не будет отрицать всечасной

1030 Измены жен своим мужьям. Прекрасный

Тому свидетель не один рассказ,

Что обличает как изменниц вас

И обвиняет в похоти проклятой.

О Соломон, премудрый, пребогатый

1035 И славою затмивший всех царей!

Бесспорны для разумных всех людей

Твои слова о разнице большой

Между породой женской и мужской.

«Средь тысячи мужчин один хорош,597

1040 А женщины хорошей не найдешь», —

Так говорит он, подлость вашу зная.

Не лучше думает, я полагаю,

О женщинах Иисус, Сирахов сын.598

За то, что вы терзаете мужчин,

1045 Пускай пожрут вас пламя и чума!

Там рыцаря, достойного весьма,

Вы видите? Он зренье потерял

И стар уже. Так вот его ж вассал

Ему рога сейчас наставит, — там,

1050 На дереве, сидит, подлец! Но вам

Своим величеством клянусь, что зренье

Супругу возвращу я в то мгновенье,

Когда жена его затеет блуд;

Воочию он убедится тут,

1055 Как низок и развратен женский нрав».

Фей королева, это услыхав,

Воскликнула: «Пусть будет так, по мне!

Но знайте, что внушу его жене

И впредь всем женщинам ответов кучу.

1060 Им никакой не будет страшен случай.

Хотя б их грех был выведен на свет,

Найдет любая правильный ответ;

За ним нам не придется лезть в карман,

Хоть ясен будет мужу наш обман,

1065 Мы с наглым видом будем отрекаться,

Рев подымать, слезами заливаться,

И будет муж стоять, как глупый гусь.

Ученых ваших ссылок не боюсь.

Что Соломон? Пусть мудрый сей еврей

1070 И вправду в жизни не встречал своей

Достойных женщин — их зато немало

Ведь множество других людей встречало.

Не так уж беден ими белый свет.

О мученицах забывать не след,

1075 Чья добродетель — всем нам назиданье.

О добрых женах «Римские деянья»599

Упоминают тоже ведь не раз.

Не гневайтесь, прошу об этом вас!

Хотя бы даже прав был Соломон,

1080 Что не видал хороших женщин, — он

Хотел сказать, что совершенен Бог,

А смертный без различья пола плох.

Клянусь вам, не могу понять никак,

За что вы Соломона чтите так.

1085 За то, что Богу он построил храм?600

За то, что был богат? Но ведь богам

Языческим он тоже храм поставил601

И тем себя навеки обесславил.

Нет, если говорить тут без прикрас,

1090 В распутстве он и в ереси погряз,602

А в старости о Господе забыл.

Когда б его Всевышний не щадил

Из-за отца покойного,603 то, право,

Давно б Он учинил над ним расправу.

1095 Наветы все его на женщин — ложь!

Я утверждаю, что цена им грош.

Как женщина, я не могу молчать, —

Чтоб успокоиться, должна кричать.

Покуда на моей макушке волос

1100 Еще не выпал, буду в полный голос

До хрипоты того разоблачать,

Кто нас трещотками посмел назвать».

«Сударыня, — сказал Плутон в ответ, —

Вам уступаю. Но я дал обет

1105 Вернуть почтенному супругу зренье.

И приведен он будет в исполненье.

Король я, — лгать не дело королей».

«А я, мой сударь, королева фей, —

Ответила на это Прозерпина. —

1110 Жену снабдить ответом не премину».

«Пусть будет так», — сказал в ответ Плутон.

Теперь мы к рыцарю вернемся. Он

Все продолжал бродить с прелестной Маей

И напевать не хуже попугая:

1115 «Люблю тебя, ты жизни мне милей!»

И вот они одною из аллей

К той самой груше подошли обратно,

Где на ветвях с надеждою приятной

Сидел средь свежих листьев Дамиан.

1120 Тут Мая вдруг свой изогнула стан

И начала стонать, как бы от боли:

«О господин, всего на свете боле

Желательно мне груш поесть сейчас,

Не то умру я, уверяю вас.

1125 Ах, ради Пресвятой Марии-Девы,

Вас умоляю, помогите мне вы.

Ведь к зелени подобный аппетит

Беременных нередко так мутит,

Что отказать им было бы опасно».

1130 На это Януарий: «Ах, напрасно

Слугу не взял я из дому с собой!

Сам не могу помочь, — ведь я слепой!»

«Большой беды тут нет, — сказала Мая. —

Ствол только обхватите (я ведь знаю,

1135 Что нет ко мне доверия у вас),

И влезу я на дерево тотчас, —

Мне только бы на вас поставить ногу».

«Пожалуйста! — ответил муж. — Ей-Богу,

Согласен я и кровь пролить за вас».

1140 Он наклонился, Мая оперлась

И, сук схвативши, поднялась на грушу

(Простите, дамы, если я нарушу

Приличья, — безыскусствен мой язык);

Рубашку поднял Дамиан и вмиг

1145 Проник, — куда, вам всем, небось, известно.

Поступок этот увидав бесчестный,

Плутон супруга сделал зрячим вдруг,

И тот, глазами обведя вокруг,

Почувствовал в душе блаженство рая,

1150 Но скоро мысль ему пришла о Мае.

Он устремил на дерево свой взор

И вдруг увидел: так ее припер

Там Дамиан, что молвить неприлично.

Он издал крик отчаяния зычный,

1155 Как мать кричит, чей сын навек уснул:

«Сюда, сюда, на помощь, караул!

Ты что там делаешь, я знать желаю!

Да что же это, Дева Пресвятая?»

На это Мая молвила в ответ:

1160 «Сэр, выдержки у вас, я вижу, нет.

Мне рассказали, — я не лгу, ей-ей! —

Что, коль хочу вернуть вам свет очей,

На дереве вступить в борьбу мне надо

С мужчиною, и я была так рада,

1165 Что мне устроить это удалось».

«Ты вздор молоть, — ответил рыцарь, — брось!

Ведь собственными видел я глазами,

Какая шла борьба там между вами.

Позор вам!» Мая же ему в ответ:

1170 «Так, значит, в этом средстве прока нет,

Увы, вполне мне ясно, в самом деле,

Что вы, о господин мой, не прозрели.

Густая мгла вам застилает взор».

«Да нет же, — крикнул Януарий, — вздор!

1175 Вполне прозрел я и, тебе на срам,

Заметил, чем вы занимались там».

На это Мая: «Сударь, вы больны.

Не знаю за собой иной вины,

Опричь желанья возвратить вам зренье».

1180 «Прости, — ответил муж, придя в смущенье, —

Коль я тебя обидел чем-нибудь.

Спустись ко мне и обо всем забудь.

Но мне казалось, что я вижу ясно,

Как Дамиан к груди твоей прекрасной

1185 Склонился, вверх задрав рубашку». — «Ах, —

Вздохнула Мая, — мгла у вас в глазах.

Как человек, проснувшийся недавно,

Предметы видит не совсем исправно, —

Всегда пройти какой-то должен срок,

1190 Чтоб он отчетливо их видеть мог. —

Так точно и слепой, который зренье

Обрел внезапно, в первое мгновенье

Предметы видит как бы сквозь туман,

Ему еще грозит самообман;

1195 Не раньше он, как через день-другой,

Проститься может с прежней слепотой.

Не забывайте, сударь, ради Бога,

Что на земле таких людей премного,

Которым кажется не то, что есть.

1200 Им в заблужденье долго ли забресть?»

Развесил старый Януарий уши,

И только соскочила Мая с груши,

Он стал ее с восторгом целовать.

Живот ей гладить, всячески ласкать;

1205 Потом пошел с ней вместе во дворец.

Тут длинной повести моей конец.

Здоровья и веселья вам желаю, —

Храни нас Бог и Дева Пресвятая.

Здесь кончается рассказ Купца о Януарии

ЭПИЛОГ К РАССКАЗУ КУПЦА

«Спаси нас Боже от такой жены! —

1210 Вскричал трактирщик. — Женщины полны

Обмана, лжи и всяческих уловок.

Ведь как бы ни был муж злосчастный ловок,

Они, как пчелы, трудятся весь день,

Мед собирая; ты ж стоишь, как пень,

1215 Опорой улья и глядишь печально,

Как лакомится медом гость нахальный.

Иль вот: верна, как сталь,604 моя жена,

Но не похвалится умом она.

Придирчива, горласта и сварлива,

1220 Она не даст мне выпить кружки пива

С приятелем. Да что и говорить.

Всегда найдешь, за что жену бранить.

И, знаете, скажу вам по секрету,

Скорблю нередко, что обузу эту

1225 Взвалил я на плечи, себя связал,

Когда жену свою я в жены взял.

Но, видит Бог, какой дурак я был бы,

Когда жены злонравие хулил бы.

Скажу по опыту — про то б узнала,

1230 И крику было бы тогда немало;

А передал бы кто-нибудь из вас, —

Кто именно, неважно (всякий раз

Кого-нибудь найдет, кто б рассказал ей).

Поэтому молчу. Я слово дал ей

1235 Молчать про то, что деется у нас.

Вот, стало быть, друзья, и весь мой сказ».

ПЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

605

ПРОЛОГ СКВАЙРА

«Сэр сквайр, — сказал трактирщик, — надлежало б

Теперь, когда стенаний столько, жалоб

Мы слышали, чтоб первый ваш рассказ

Был о любви, порадовал бы нас,

5 Заставив позабыть про все напасти».

«Поверьте, сэр, что я почту за счастье,

Коль мой рассказ по вкусу будет вам

И всем достопочтенным господам».

РАССКАЗ СКВАЙРА

Здесь начинается рассказ Сквайра

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В татарском граде Сарра606 проживал

10 Царь, что нередко с Русью воевал,

Губя в ожесточенных этих войнах

Немало юных витязей достойных.

Он звался Камбусканом,607 и полна

Молвой о нем была в те времена

15 Вселенная, — везде народ привык

В нем видеть лучшего из всех владык.

Хотя в язычестве он был рожден,

Но свято чтил им принятый закон;608

К тому же был отважен, мудр, богат,

20 Всегда помочь в беде любому рад,

Был крепко верен слову своему

И волю подчинять умел уму.

Красив и молод, он превосходил

Всех юных родичей избытком сил.

25 Во всем его сопровождал успех,

И роскошью, что чаровала всех,

Любил он украшать свой царский сан.

Двух от жены Эльфаны609 Камбускан

Имел сынов, и Альгарсифа имя

30 Носил их первенец, а младший ими

Был прозван Камбало. И дочка тоже

Была у них, тех двух детей моложе,

По имени Канака.610 Рассказать

Про красоту ее мне не под стать,

35 Задача эта слишком высока

Для моего простого языка;

Тут нужен ритор опытный, — лишь он,

В искусство красноречья посвящен,

Сумел бы описать такое диво

40 Внушительно и вместе с тем правдиво.

Такого у меня таланта нет.

Так вот, когда минуло двадцать лет

С тех пор, как начал Камбускан правление,

Он приказал в день своего рожденья,

45 Как повелось уже из года в год,

Созвать на праздник верный свой народ.

Вновь иды мартовские наступили.611

Феб в эти дни в своей был полной силе, —

На Марса глядя, весело сверкал

50 И по лазури путь свой направлял

В жилище зной несущего Овна.

Погода сладости была полна,

И в солнечных лучах сверкали птицы;

Из глоток их не уставала литься

55 Песнь благодарности за свежий луг

И за спасение от тяжких мук

Зимы, в чьей длани острый, хладный меч.

Царь Камбускан, о коем шла уж речь,

В роскошной мантии, в златой короне,

60 Средь приближенных восседал на троне

И задавал такой богатый пир,

Какого не видал дотоле мир.

Дня летнего мне б не хватило, верно,

На описанье роскоши безмерной

65 Разнообразных и несчетных блюд.

Считаю я за бесполезный труд

Вам говорить о цаплях, лебедях

И необычных рыбах на столах;

Премногое, что не в чести у нас,

70 У них считалось лакомством как раз.612

Не мог бы, думаю, никто на свете

Подробно описать все блюда эти.

Напрасно утомлять не стану вас —

Тем более что уж не ранний час —

75 Подробностями лишними и сразу,

Не медля, к своему вернусь рассказу.

Так вот, когда уж третье блюдо съели

И Камбускан игрою менестрелей

Пленительною слух свой услаждал,

80 Какой-то рыцарь у преддверья в зал

На медном скакуне вдруг появился.

На пальце перстень золотой светился,

В руке держал он зеркало высоко,

И обнаженный меч висел у бока.

85 К столу подъехал этот рыцарь вдруг,

И воцарилась тишина вокруг.

Все, кто присутствовал, — и стар и млад,

В него вперили изумленный взгляд.

А незнакомый рыцарь на коне,

90 Весь, кроме головы одной, в броне,

Поклон царю отвесил, а затем

Его супруге и дворянам всем

С таким изяществом и знаньем правил,

Что сам Гавейн613 его бы не поправил,

95 Когда б вернуться снова к жизни мог

Сей рыцарских обычаев знаток

Из царства полусказочных преданий.

И вслед за тем, свой взор на Камбускане

Остановив, на языке родном

100 Он громко сообщил ему о том,

С каким к нему явился порученьем.

Блестящим поразив произношеньем

И всех своих движений красотой,

Он показал, что мастер он большой

105 В искусстве трудном выступать с речами.614

За ним угнаться, вы поймете сами,

Не в силах я; то, что сказал он, вам

Я безыскусной речью передам.

Насколько помню, рыцарь так сказал:

110 «Я государя славного вассал,

Которому Аравия подвластна,

А также Индия. В сей день прекрасный

Он вас приветствует через меня

И просит медного принять коня,615

115 Который подо мною. Конь за сутки,

Легко и не просрочив ни минутки,

Куда угодно вас перенесет.

Будь день погожим иль, наоборот,

Пусть дождь холодный хлещет неустанно,

120 Вас этот конь доставит невозбранно

В любое место, выбранное вами,

А если, как орел, над облаками

Вы захотите совершить полет,

Он, не пугаясь никаких высот,

125 По воздуху домчит вас, верьте мне

(Хотя б вы спали на его спине).

Когда в обратный захотите путь,

Вам стоит лишь иголку повернуть.

Усердно изучался ход светил

130 Тем, кто коня такого сотворил,

И разных тайных чар он знал немало.

А в это, что держу в руке, зерцало

Лишь взглянете, — узнаете тотчас,

Когда несчастье ждет ваш край иль вас,

135 И кто вам друг, и кто вас ненавидит.

Еще в нем дева чистая увидит,

Коль в человека подлого она

Всем сердцем беззаветно влюблена,

Какой он совершает грех пред нею,

140 И образ той, которую своею

Отрадой ныне называет он.

Сюда, под этот вешний небосклон,

Я прислан зеркало и перстень сей

Вручить Канаке, госпоже моей

145 И вашей дочери, отменно милой.

А в перстне этом вот какая сила:

На пальце он сверкай у госпожи

Иль в кошелек она его вложи,

Язык понятен станет ей всех птах,

150 Летающих над лугом и в кустах;

Она проникнет в тайну их бесед,

По-птичьи сможет им давать ответ;

И дар познанья трав ей будет дан,

Она сумеет каждую из ран

155 Излечивать особою травой.

На обнаженный меч взгляните мой,

Висящий тут. Любой рукой взнесен,

Броню крепчайшую разрубит он,

Хотя б она была, как дуб, толста.

160 И тела пораженные места

Одним лишь средством можно излечить —

Клинок плашмя на раны положить;

Когда клинок плашмя ударит вновь

По тем местам, откуда брызжет кровь,

165 Тотчас закроется любая рана.

Я сообщаю правду без изъяна, —

Послужит вам на пользу этот меч».

Когда свою закончил рыцарь речь,

Он зал покинул и сошел с коня.

170 Сверкая ярко, как светило дня,

Среди двора недвижно конь стоял,

А рыцарь все свои доспехи снял

И в предназначенный покой ушел,

Где для него уже накрыт был стол.

175 Его подарки — зеркало с мечом —

Отрядом слуг отнесены потом

На самый верх высокой башни были.

А перстень чудодейственный вручили

Еще сидевшей на пиру Канаке.

180 Меж тем — и это правда, а не враки —

Конь медный словно бы к земле прирос.

Как ни пытались, все ж не удалось

Громаду сдвинуть хоть бы на вершок, —

От лома и колодок мал был прок.

Никто не знал, как завести его,

185 И он до часа простоял того,

Когда им рыцарь рассказал, как надо

Пустить в движенье медную громаду.

Перед конем толпился стар и млад,

190 В него вперивши восхищенный взгляд.

Так был высок он, длинен и широк,

Так дивно строен с головы до ног,

Что на ломбардских походил коней,

А взор его был жарче и живей,

195 Чем у пулийских скакунов,616 и люди

Считали, что природа в этом чуде

Исправить не могла бы ничего,

Что этот конь — искусства торжество.

Но высшее будило изумленье

200 То, что способен приходить в движенье

Лишенный жизни медный истукан.

Казалось, это — сказка дальних стран.

Всяк с домыслом особым выступал,

И, словно шумный улей, двор жужжал.

205 В умах носился рой воспоминаний

Из старых поэтических преданий:

Пегаса617 называли, в небосвод

На крыльях совершавшего полет,

И пресловутого коня Синона,618

210 Который погубил во время оно,

Как знаем мы из книг, троянский град.

«Боюсь, — сказал один, — что в нем отряд

Вооруженных воинов сокрыт,

Который нам погибелью грозит.

215 Быть начеку должны мы!» А другой

Шепнул соседу: «Разговор пустой!

Скорее это чар волшебных плод,

Подобный тем, которыми народ

Жонглеры619 тешат в праздничные дни».

220 И так предолго спорили они,

Как спорить неучам всегда привычно

О том, что для ума их необычно:

Они не разбираются в вещах,

Их домыслами руководит страх.

225 Дивились также многие немало

Еще не унесенному зерцалу,

В котором столько можно увидать.

И вот один пустился объяснять,

Что дело тут не боле и не мене,

230 Как в угловой системе отражений,

Что в Риме зеркало такое есть

И что об этом могут все прочесть

У Альгасена620@ и Вителлиона,

Что знал зеркал и перспектив законы,

235 И говорил о них уж Стагирит.621

С не меньшим изумлением глядит

Народ на дивный всерубящий меч.

И о Телефе622 тут заходит речь

И об Ахилле, что своим копьем

240 Мог поражать и исцелять потом,

Как всякий тем мечом, с которым вас

Недавно познакомил мой рассказ.

И вот о том, как раны исцелять,623

Как и когда металлы закалять,

245 Беседа завязалась вдруг живая.

Я в этом ничего не понимаю.

Затем возник о перстне разговор,

И все признались в том, что до сих пор

О невидали этакой слыхали

250 Одно, а именно, что толк в ней знали

Лишь Моисей и Соломон-мудрец.624

Все стали расходиться наконец,

И тут один сказал, что для стекла

Весьма пригодна ото мха зола.625

255 Хотя стекло и мох ничуть не схожи,

Все согласились, ибо знали тоже

Об этом кое-что. Так гром, туман,

Прибой, сеть паутинок средь полян

Нас лишь тогда ввергают в изумленье

260 Когда не знаем мы причин явленья.

Пока меж них беседа эта шла,

Поднялся Камбускан из-за стола.

Полдневный угол Феб уже покинул.

И с Альдираном626 Лев бесшумно двинул

265 Свои стопы на горний перевал,

Когда из-за стола владыка встал

И, окружен толпою менестрелей,

Которые под инструменты пели,

Прошествовал в приемный свой покой.

270 Я полагаю, музыкой такой

Слух услаждается на том лишь свете.

И в пляс Венерины пустились дети:627

Их госпожа в созвездье Рыб вошла628

И вниз глядела — ласкова, светла.

275 Царь Камбускан на троне восседал,

И незнакомый рыцарь сразу в зал

Был приглашен, чтоб танцевать с Канакой.

Великолепье празднества, однако,

Кто в состоянье описать? Лишь тот,

280 Чье сердце, словно юный май, цветет

И кто в делах любовных искушен.

Кто описал бы нежных лютней звон,

И танцы, и роскошные наряды.

И юных дев прельстительные взгляды,

285 И полные лукавства взоры дам,

Ревнивым нестерпимые мужьям?

Лишь Ланселот,629 но он лежит в могиле.

Поэтому, не тратя зря усилий,

Скажу одно: дотоле длился пляс,

290 Покуда к ужину не пробил час.

Вино и пряности630 дворецкий в зал

Принесть под звуки лютней приказал.

Прислуга бросилась к дверям проворно

И через миг в приемный зал просторный

295 Внесла вино и пряности. Потом,

Поев, попив, пошли все в Божий дом,

А после службы вновь к столу присели.

Подробности нужны ли, в самом деле?

Известно каждому, что у владык

300 Запас всего роскошен и велик.

Чтоб яства все назвать, день целый нужен.

Как только был закончен царский ужин,

На двор отправился с толпой дворян

И знатных дам преславный Камбускан

305 На медного коня взглянуть. Со дня,

Когда дивились так же на коня

Троянцы осажденные, едва ли

Какие-либо кони вызывали

Такое изумленье у людей.

310 Царь попросил, чтоб рыцарь поскорей,

Как заводить коня, дал объясненье.

Конь заплясал на месте в то мгновенье,

Как рыцарь под уздцы его схватил.

И тут же рыцарь вот что сообщил:

315 «Чтоб, государь, на нем пуститься в путь,

Иглу тут в ухе надо повернуть

(Ее вам с глазу на глаз покажу я),

А вслед за тем назвать страну, в какую

Попасть желаете, и конь тотчас

320 В желанную страну доставит вас.

Тогда необходимо повернуть

Иглу другую (в этом-то вся суть),

И остановится скакун мгновенно.

Уже никто тогда во всей вселенной

325 Его не сможет сдвинуть, — будет он

Стоять на месте, словно пригвожден.

А если скрыть его вы захотите

От глаз людских, — то эту поверните

Иглу, и он, исчезнув, словно дым,

330 До той поры останется незрим,

Пока его не позовете снова

(Я нужное для этой цели слово

Потом вам с глазу на глаз передам).

Все о коне теперь известно вам».

335 Когда царю все части скакуна

И все приемы объяснил сполна

Приезжий рыцарь, царь, отменно рад

И светел духом, к трапезе назад

Вернуться поспешил, в свой круг домашний.

340 В сокровищницу царскую, да башню,

Уздечку слуги отнесли тотчас,

А конь — не знаю как — исчез из глаз.

О нем я больше говорить не стану,

А только пожелаю Камбускану

345 Пропировать средь рыцарей двора

Ночь напролет, до самого утра.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Пищеварения помощник сон,631

К ним близко подойдя, сказал, что он

Советует передохнуть часок:

350 Веселью, как работе, отдых впрок.

Потом он всех поцеловал, зевая,

И так промолвил: «Власть теперь большая

У крови, — да не будет ей препон».

Зевая, все благодарили сон,

355 Потом отправились на боковую,

Покоя безмятежного взыскуя.

Не буду вам описывать их снов:

Ведь сновидения хмельных голов

Всегда бессмысленны и бестолковы.

360 Проспали все до той поры, как новый

День воссиял. Среди ночного мрака

Прекрасная лишь не спала Канака.

Как только вечер наступил, она,

Благоразумья женского полна,

365 С отцом простилась и ушла, чтоб очи

Не замутились от бессонной ночи.

Заснувши вмиг, она проснулась скоро.

Ее духовному предстали взору

Два образа — зерцала и кольца.

370 Сто раз менялся цвет ее лица.

Еще во сне чудесное зерцало

Ее покой виденьем взволновало.

Пред тем как на небо взошло светило,

Она свою служанку разбудила

375 И заявила, что желает встать.

Принцессу принялась увещевать

Старуха умная, сказав в ответ:

«Куда вы, государыня, чуть свет?

Все спят еще глубоким сном». Однако

380 Стояла твердо на своем Канака:

«Я выспалась, мне хочется пройтись».

И скоро перед нею собрались

Прислужницы все остальные — то ли

Их десять было, то ль немного боле.

385 Канака встала, свежести полна,

Подобно солнышку, что в глубь Овна

Свершить успело лишь десятый шаг,632

И вышла из дому, одевшись так,

Как для весенней надобно поры, —

390 Удобно для прогулки и игры.

Пять-шесть девиц ее сопровождало,

И прямо в парк дорога их лежала.

Хоть поднимавшийся от почвы пар

Закутал в мглу багровый солнца шар,

395 Природа так была прелестна все же,

Что сердце в сладкой трепетало дрожи

От утра вешнего и пенья птах

В одетых свежей зеленью кустах.

Канака понимала их язык,

400 Ей внятен был и щебет их и крик.

Коль туго развивается рассказ

И те, что слушают уж целый час,

К его охладевают содержанью, —

Рассказ свое теряет обаянье.

405 Многоречивость докучает нам,

Поэтому я понимаю сам,

Что нужно мне продолжить свой рассказ,

Не утомляя мелочами вас.

Бродя по просекам густого леса,

410 Вдруг набрела на дерево принцесса,

Совсем сухое, наподобье мела.

Там самка сокола633 вверху сидела,

Лес оглашая жалобной мольбой,

И крыльями обоими с такой

415 В грудь била силою, что вновь и вновь

Бежала по стволу на землю кровь.

Терзая клювом собственное тело,

Она стонала громко то и дело,

И, право, прослезился бы над ней

420 Любой из кровожаднейших зверей.

Когда бы слезы лить он только мог.

Тот, кто в делах сокольничьих знаток,

Признаться должен был бы без сомненья,

Что стана лучшего и оперенья

425 У сокола не видел он доселе.

Породы иноземной, в самом деле,

Казалась птица эта. Каждый миг,

Пред тем как жалобный издать свой крик,

Она без чувств упасть была готова.

430 Канаке перстень рыцаря чужого,

Сверкавший ярко на ее руке,

Все делал ясным в птичьем языке.

Стал говор всякой птицы ей знаком,

И отвечать могла она на нем.

435 Услышав стоны бедной соколицы,

Она, готова плачем разразиться

От состраданья и в душе своей

Участье нежное питая к ней,

К стволу сухому быстро подошла

440 И на бедняжку взор свой возвела.

Потом подол подставила, чтоб птице

Кровоточащей насмерть не убиться,

Упав на землю. Так ждала она,

Невыразимой жалости полна,

445 И наконец решила обратиться

С такою речью к бедной соколице:

«Скажите, если можете сказать,

Что заставляет вас так зло страдать?

Смерть друга иль любовная кручина?

450 Они одни — жестокая причина

Страшнейших наших горестей и бед,

Других причин, пожалуй что, и нет.

Вы столь безжалостны к себе самой,

Что, верно, ревность или страх лихой

455 Вас принуждают разъяряться так.

Я, право же, не вижу, кто вам враг.

Ах, вы к себе не будьте так жестоки!

Мне ни на западе, ни на востоке

Такого зверя встретить не дал рок,

460 Который был бы так к себе жесток.

Скажите мне, чем можно вам помочь?

Страданья ваши видеть мне невмочь,

В моей груди к вам жалости так много.

Скорей спуститесь наземь, ради Бога,

465 И я, татарского владыки дочь,

Пока еще не наступила ночь,

Вас излечу от вашей злой кручины.

Не утаите лишь ее причины.

Я верю, что поможет мне Господь,

470 Найду и травы я, что вашу плоть,

Истерзанную быстро исцелят».

Тут птица дважды вскрикнула подряд

И камнем наземь рухнула. Однако

Ее с земли подобрала Канака,

475 И та, очнувшись в ласковой руке,

Промолвила на птичьем языке:

«Что благородная душа к несчастью

И горю ближнего полна участья,

Мы это видим в жизни каждый миг

480 И знаем не один пример из книг@

Присуща жалость душам благородным.

Я вижу, о принцесса, что природным

Вы свойством доброты одарены

И что ко мне вы жалости полны.

485 Вам расскажу я про свою беду

Не потому, что облегченья жду,

Но идя вашей доброте навстречу.

Еще затем подробно вам отвечу,

Чтоб оградить других от лишних слез

490 (Как льва предупредил когда-то пес).634

Послушайте же исповедь мою,

Покуда жизнь в себе еще таю».

Пред тем, как птица начала рассказ,

Канака так слезами залилась,

495 Что попросила та пресечь рыданья

И приступила так к повествованью:

«В пещере мраморной, где родилась

На белый свет я в злополучный час,

Жизнь ясно улыбалась мне вначале;

500 Не знала я ни горя, ни печали,

Пока не воспарила к небесам.

Недалеко от нас жил сокол635 там,

Который мне казался благородным,

Хотя на деле был лжецом негодным.

505 С таким искусством этот подлый тать

Умел свой нрав предательский скрывать,

Такое мне оказывал вниманье,

Что избежать его очарованья

Никто б не мог. Как змей из-под цветов

510 Подстерегает, укусить готов,

Так этот обольститель лицемерный,

Личиной вежливости беспримерной

И послушания всегда покрыт,

Хранил обманный благородства вид.

515 С красивым гробом был он схож,636 в котором

Смердящий труп лежит, не зримый взорам.

Его вся внешность так всегда полна

Была притворства, что лишь сатана

Проникнуть мог бы в смысл его речей,

520 Понять, что в нем скрывается злодей.

Столь долго якобы в меня влюблен,

Мне плакался и жаловался он,

Что пожалела я его за муки

И, опасаясь, что наложит руки

525 Он на себя, решила уступить

Обманщику лихому, наградить

Его своею верною любовью

На веки вечные, при том условье,

Чтобы при людях и наедине

530 Всегда почет оказывал он мне.

Я сердцем отдалась ему в полон

(Тому свидетели — Господь и он)

И думала, что он мне предан тоже.

Но, говорят недаром, что не схожи

535 Своими помыслами подлый вор

И тот, кто чист душой. Когда мой взор

Ему сказал, что мною он любим,

Что мы сердцами обменялись с ним,637

Что для него, как я уже сказала,

540 Жертв никаких я не страшусь нимало.

Жестокий этот тигр и лицедей

О преданности говорить своей

Мне на коленях стал в припадке дрожи,

Столь с трепетом любовной страсти схожей,

545 Что ни Парис троянский, ни Ясон,638

Никто другой на свете с тех времен,

Как Лемех639 возлюбил двоих впервые,

О чем преданья говорят седые,

Никто с тех пор, как создан этот свет,

550 Искуснее не мог бы страстный бред

Изобразить, обман в душе тая.

Никто не мог бы, повторяю я,

В притворстве с ним сравниться отдаленно.

Ко мне свой взор направив восхищенный,

555 Меня благодарил с такою страстью,

Что в этот миг быть мной почла б за счастье

Любая и умнейшая из жен.

Представился таким покорным он,

И я с такой неколебимой верой

560 Внимала лживым клятвам лицемера,

Что умерла б охотно, — лишь бы он

Душой спокоен был и огражден

От неприятности, пусть самой малой.

И очень скоро я послушным стала

565 Орудием в его руках, — один

Мне стал он безграничный властелин.

Хочу сказать, что я своею волей

Располагать уже не смела боле,

Поскольку то совместно с честью было.

570 Так никого я в жизни не любила,

И полюбить мне не придется, нет!

Со мной он прожил около двух лет,

Не вызывая у меня упрека,

Но вот в конце указанного срока

575 Собрался он лететь куда-то вдаль,

О том, какая горькая печаль

Мной овладела, говорить не стану, —

Сердечную ведь не опишешь рану.

Скажу одно: тогда я поняла,

580 Что значит смерть — так несказанно зла

И нетерпима мнилась мне разлука.

Прощаясь с ним, я думала, что мука

Его терзает также, — так уныл

И взор, слезою замутненный, был,

585 И звук любого сказанною слова.

Я ничего не чуяла дурного.

Себе я говорила, что домой

Вернется скоро ненаглядный мой,

Чтобы зажить опять со мною вместе,

590 И что отлет его есть дело чести.

Так, сделав добродетель из нужды,

Я не роптала против злой беды.

Скрыть от него тоску стараясь, я

Ему сказала: «Видишь, я твоя,

595 Тому свидетель Иоанн святой.640

Будь верен мне и ты, желанный мой!»

Что он ответил, повторять не буду:

Шептал он сладко, поступил же худо.

Он обласкал меня и прочь пошел.

600 Да, с длинной ложкою садись за стол,

Коль хочешь супа с сатаной хлебнуть.641

Итак, в далекий он пустился путь

И там, на новом месте, очень скоро

Почувствовал, что к вору тянет вора,

605 Что каждый быть среди подобных рад

(Ведь так как будто люди говорят).

Разнообразье люди любят тоже,

Они весьма, весьма на птиц похожи,

Которых в клетках держат у себя.

610 Пекись о птице день и ночь, любя,

Ей устилай хотя бы шелком клетку,

Давай ей мед и сахар на заедку,

Но лишь открылась дверца — и тотчас,

Ногами чашку сбросивши, от вас

615 Она умчится в лес искать червей.

Нужна, как воздух, перемена ей.

Птиц даже самой благородной крови

Манит и радует лишь то, что внове.

Мой сокол точно так же поступил;

620 Хоть он высок был родом, юн и мил

И обольстителен чертою каждой,

Но самку коршуна ему однажды

Случилось встретить на своем пути,

И голову он потерял почти, —

625 Влюбился так, что все забыл на свете

И крест поставил на своем обете.

Погибла я в тот злополучный миг».

Тут соколица, вдруг издавши крик,

На грудь Канаки жалобно упала,

630 И та со свитою своей немало

Слез пролила над ней, не находя

Утешных слов. Немного погодя,

Принцесса птицу отнесла домой

И наложила нежною рукой

635 Примочки и припарки ей на раны;

Потом пошла в леса и на поляны

Искать разнообразных трав целебных,

Для заживленья ран ее потребных.

Она о бедной день и ночь пеклась,

640 Ее не покидая ни на час.

Воздвигла клетку ей она засим,

Всю бархатом устлавши голубым642

В знак верности супруги этой редкой.

Зеленою была снаружи клетка

645 С фигурами пернатых всех лжецов —

Чижей и соколов, сычей и сов.643

Чтоб делать им визгливые попреки,

Написаны тут были и сороки.

Канаку покидаю я сейчас

650 До той поры, как поведу рассказ

Про горькое раскаянье и стыд,

Велевшие — преданье говорит —

Вернуться соколу к своей супруге,

Что было также и плодом услуги

655 Знакомого нам принца Камбало.

Теперь как раз мне время подошло

К боям кровавым перейти, к сраженьям

И к разным небывалым приключеньям.

Сперва остановлюсь на Камбускане

660 С его успехами на поле брани,

Потом пойдет об Альгарсифе речь,

Кому жену булатный добыл меч, —

О том, как принца этого к победе

Сквозь бедствия привел скакун из меди;

665 И наконец, вам расскажу о том,

Как за Канаку Камбало копьем

Сразил обоих братьев. Мой рассказ

К событьям этим перейдет сейчас.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ644

Так Аполлон взвился на колеснице,

Что хитрого Меркурия границы Владений…645

………….

ЭПИЛОГ К РАССКАЗУ СКВАЙРА

Следуют слова Франклина Сквайру и слова Трактирщика Франклину

675 «Ну, что ж! Ты, Сквайр, нам рассказал на славу

И джентльменом ты слывешь по праву, —

Сказал Франклин. — Хоть молод ты, а все ж

Разумника такого не найдешь

Средь юношей; не можем пренебречь мы

680 Такою памятью и красноречьем.

Будь счастлив, Сквайр, но только во все дни

Свою ты скромность, друг мой, сохрани.

Родил я сына и скажу вам прямо:

Такой дурашливый он и упрямый,

685 Что лучшей пахоты своей кусок

Я уступил бы, лишь бы мой щенок

Был скромностью такою наделен.

Мой сын — дурак. Уверен я, что он

Мое богатство без ума растратит.

690 А умному своих сокровищ хватит,

Хотя б не получил он ничего

В наследство. Часто я браню его,

Что к добродетели он не привержен.

Все в кости бы играть да ставить верши, —

695 Не рыб, красоток разных уловлять.

Так жизнь свою он хочет провождать,

С пажами болтовню затеять рад,

Хотя полезней было б во сто крат

Вращаться среди знатных кавалеров,

700 Чтоб перенять язык их и манеры».

«К чертям манеры знатные и знать!

Вы, сэр Франклин, должны бы сами знать,

Что ждут от каждого из нас рассказа,

Потом другого, — по второму разу.

705 А вы…» — «Сэр, погодите, не сердитесь,

Так усладил мой слух сей юный витязь,

Что я не мог не высказать того…»

«Да начинай, и больше ничего!»

«Охотно, сэр Хозяин, не перечу

710 Я вашей воле, вам же я отвечу

Одним лишь словом: Бога я прошу

Меня наставить; если угожу —

Я буду знать, что мой рассказ хорош,

А если нет, цена рассказу — грош».

ПРОЛОГ ФРАНКЛИНА

Пролог к рассказу Франклина

Бретонцы славные в былые дни

Слагали песни. Песни те они

Прозвали лэ646 по складу и напеву

Старинному. Их складывали девы

5 Бретонские, и распевал их бард.

И хоть я сам еще не очень стар,

А помню их, но только не взыщите,

Коль что забуду, и меня простите.

Я неученый человек, простой

10 И не люблю красивости пустой.

Риторике, наукам не обучен,

Но постараюсь рассказать получше.

Не изучал речей я Цицерона,647

И не бывал я на парнасских склонах.648

15 Я красноречия цветов не знаю,

Лишь на полях цветы я различаю

Иль на узорных тканях и парчах,

И нет учености в моих речах.

Цветы риторики мне непривычны,

20 И к пению негоден голос зычный,

Но хоть не мастер я в сем трудном деле,

Рассказ начну, коль вы того хотели.

РАССКАЗ ФРАНКЛИНА

649

Здесь начинается рассказ Франклина

В Арморике,650 года тому назад,

Жил некий рыцарь, книги говорят,

Который щедро лил в сраженьях кровь,

25 Чтоб заслужить вниманье и любовь

Прекрасной госпожи, чей дивный лик

Бессилен описать людской язык.

К тому ж и род ее был так высок,

30 Что рыцарь наш осмелиться не мог

В мечте признаться, коей был объят.

Но, наконец, его душевный склад

И преданность, которой чужд расчет

В ней состраданье вызвали, и вот

35 Она решила повенчаться с ним,

Владыкой сделавши его своим

(Поскольку в браке верх имеет муж).

Чтоб укрепить союз их тел и душ,

Поклялся рыцарь в том, что никогда

40 Не будет он в грядущие года

Над нею власть супруга проявлять,

Ей ревностью обидной досаждать:

Нет, как любовник госпожи своей,

Намерен он служить покорно ей,

45 Владыкой называясь лишь для виду,

Чтоб от людей не потерпеть обиду.

Она ему промолвила в ответ:

«Я благодарна вам за ваш обет

Быть, как досель, почтительным ко мне.

50 Даю вам слово: по моей вине

Меж нами ссор не будет никогда.

Женою верной буду вам всегда,

Пока дышу». И жизнь их потекла

Спокойно, радостно, не зная зла.

55 Скажите мне, какое в том сомненье,

Что к дружбе ключ — взаимоподчиненье.

Друзья должны в согласье полном жить, —

Насилье может дружбу задушить.

Его не терпит бог любви: тотчас,

60 Его почуяв, покидает нас.

Как все духовное, любовь вольна,

И всякая достойная жена

Свободной хочет быть, а не рабыней.

Мила свобода ей, как и мужчине.

65 Быть снисходительным велит любовь,

Себе не портить раздраженьем кровь,

Высокой добродетелью, по мненью

Людей ученых, надо счесть терпенье:

Оно сильнее строгости стократ.

70 Кто слово каждое поставить рад

Другому в строку, счастья недостоин.

Ты должен в обращенье быть спокоен.

Найдется ли на свете человек,

Который не споткнулся бы вовек?

75 Недомоганье, гнев, планет стеченье,

Хмель, плотского состава измененье

Ошибку нам внушают не одну;

Нельзя же все их ставить нам в вину.

Кто властвовать желает над собой,

80 Тот должен чувства сдерживать порой.

Чтоб не нанесть взаимной дружбе вред,

Наш рыцарь госпоже свой дал обет,

И та супругу с самого начала

Примерной быть женою обещала.

85 Вот образец содружества для нас!

Стал господином и слугой зараз

Достойный рыцарь, — господином в браке,

Слугой в любви. Но понимает всякий,

Что он по существу владыкой стал,

90 Раз госпожи любовь завоевал.

Хотя и госпожа ему она,

Но вместе с тем, однако, и жена.

И вот, счастливый, с молодой женой,

Наш рыцарь в путь отправился домой.

95 Вблизи от Пенмарка он зажил с ней,

И потекла чреда блаженных дней.

Сказать сумеет ли, кто не женат,

Какой полна отрадой из отрад

Супружеская жизнь? Блаженный год

100 Мелькнул, как сон прекраснейший, и вот

Наш рыцарь (Арвирага из Кайрруда651

Носил он имя) вздумал, что не худо

Ему бы в Англию на год-другой

Отправиться за славой боевой

105 (Он этой славой дорожил всемерно).

Мой автор сообщает, что примерно

Два года прожито там было им.

Теперь от Арвирага поспешим

К его жене, прекрасной Доригене.652

110 Любя супруга своего не мене,

Чем жизнь свою, о нем и день и ночь,

Своей тоски не в силах превозмочь,

Она рыдает и клянет разлуку,

Доставившую ей такую муку,

115 Что белый свет ей кажется не мил.

Друзья бедняжки, не жалея сил,

Стараются развлечь ее, утешить,

Советуют ей голову не вешать,

Твердят о том, что оснований нет

120 Ей жизнь свою губить в расцвете лет.

Чтоб излечить ее от злой тоски,

Им все усилья кажутся легки.

Мы знаем, что настойчивым трудом

И с камнем можно совладать, на нем

125 Глубоко образ начертав иль знак.

Слова друзей подействовали так,

Что в душу Доригены утешенье

Проникло наконец, и облегченье

Ее больная ощутила грудь;

Могла от тяжкой муки отдохнуть.

130 Да и супруг писал, что он здоров

И двинуться в обратный путь готов.

Когда б не эти письма Арвирага,

Она бы умереть сочла за благо.

135 Друзья, лишь отошла она немного,

Просить тотчас же стали, ради Бога,

Прогулку вместе с ними предпринять,

Чтоб мрачные все мысли разогнать.

Она сочла, что возражать не след,

140 И приняла в конце концов совет.

Над самым морем замок их стоял,

И Доригена вдоль прибрежных скал

В кругу друзей бродила взад-вперед,

Глядя на то, как над пучиной вод

145 Под парусами плыли корабли, —

Одни к земле, другие от земли.

И вот суда, что бороздили море,

В ней бередили боль. «О горе, горе! —

Она вздыхала — Где же мой супруг?

150 Излечит сердце он один от мук».

Порою же, в раздумье погрузясь

И с волн вспененных не спуская глаз,

Она сидела. Вид опасных скал

Ее внезапно страхом потрясал;

155 Мутился ум у бедной, над травой

Она бессильно никла головой

И с ужасом шептала, мутный взор

Вперив в обманчивый морской простор:

«О Вечный Боже, — Ты, что над вселенной653

160 Царишь извечно волей неизменной,

Ты создал лишь благое, говорят.

Но этих черных скал унылый ряд,

Что кажется зловещим привиденьем,

А не благого Господа твореньем,

165 Тобою создан, Господи, к чему

Наперекор и сердцу и уму?

Ни человек, ни зверь от века тут

Найти прокорм не могут и приют.

К чему нужны, о Боже, скалы эти?

170 Они лишь зло плодят на белом свете.

Людских немало сотен тысяч тел

Их острый гребень погубить успел,

Меж тем не человек ли, о Творец,

Прекраснейший творения венец,

175 И должен был бы Ты его любить

Превыше всех. Так чем же объяснить,

Что Ты, к погибели людей стремясь,

Такие средства создал против нас?

Ах, знаю я, — ученые найдут

180 Тьму доказательств, что на свете тут

Отлично все. Я с ними не согласна.

Тебя, благой Господь, молю я страстно:

Ты, ветрам указующий пути,

Мне моего супруга возврати.

185 Ученые свое пусть говорят, —

Ты, Боже, сделай так, чтоб черный ад

Все эти скалы поглотил навеки».

И льются слез ее горячих реки.

Тут поняли друзья, что берег моря

190 В ней только раны бередит от горя,

И стали уводить ее к ручьям,

К источникам, с ней появляться там,

Где пляской забавлялись иль игрой

За шахматной или другой доской.654

195 Однажды утром в близлежащий сад

Они пошли, куда заране взят

Яств и напитков разных был запас,

С тем чтоб домой вернуться в поздний час,

Наполнив день веселою игрой.

200 А было это в мая день шестой,

И юный май раскрасил нежно сад655

Своим дождем, несущим аромат.

Людскими же руками так прелестно

Сад разукрашен был, что на небесный

205 Он походил своею красотой.

С ним не сравнился б ни один земной.

Так свеж он был и так благоухал,

Что у любого, кто в него вступал,

На сердце легче делалось мгновенно.

210 Коль не был он подавлен совершенно

Тоской, которой исцеленья нет.

И вот, когда окончился обед,

Все танцевать под звуки песен стали;

Лишь Доригена, полная печали,

215 Одна блуждала взорами вокруг

И думала: «Где милый мой супруг?»

Но ей, смирившись, надо было ждать

И боль души надеждой облегчать.

Среди танцующих пред ней мужчин

220 Был юный паж, красивый дворянин,656

Что, яркой платья пестротой блистая,

Затмил, сказал бы ты, все краски мая.

Он так отлично пел и танцевал,

Что тут соперников себе не знал.

225 И вообще, коль правду вам сказать, —

Из наилучших лучшим был под стать.

Отважен, доблестен, богат, умен —

Любовью общей пользовался он.

Вам нужно знать еще, что сей юнец,

230 Венеры преданный слуга и жрец,

По имени Аврелий,657 к Доригене —

Она не ведала его мучений —

Любовью года два уже пылал,

Но тщательно любовь свою скрывал.

235 Он не решался высказаться ей

И пил из кубка яд тоски своей.

Отчаяньем томимый, но немой,

Он только в песнях выдавал порой

Свою тоску, — в них говорил, что им

240 Бесчувственный предмет любви любим.

И этой темой наполнял Аврелий

Ряд песенок, элегий и ронделей;658

Скрывать, мол, должен он свою беду

И мучиться, как фурия в аду;659

245 Как Эхо,660 что свою таила страсть,

Он принужден под грузом тайны пасть.

Таким лишь способом решался он

Сказать, как безнадежно он влюблен.

Во время танцев лишь, когда девицы

250 Имеют случай втайне порезвиться,

Он ей в лицо заглядывал порой

С безмолвной и загадочной мольбой,

Которую она не понимала.

И вот теперь, когда смеркаться стало,

255 Меж ними завязался разговор.

С ним будучи знакома с давних пор,

Его привыкла уважать она,

Была к нему доверия полна.

И разговор их так повел Аврелий,

260 Чтоб подойти к своей заветной цели.

«Сударыня, — сказал он, — если б вас

Порадовало это, в день и час,

Когда отплыл отсюда Арвираг,

Отплыл бы на чужбину я, и так,

265 Чтоб не вернуться никогда домой.

Напрасен, вижу, пыл душевный мой.

Одна лишь мука за любовь мне плата.

О, смилуйтесь! Как лезвием булата,

Меня убить вы властны иль спасти.

270 О, если бы при вас мне в гроб сойти!

Не буду больше тратить лишних слов,

Ваш приговор я выслушать готов».

Она его спросила: «Неужели

У вас такие помыслы, Аврелий?

275 Я этого не знала никогда,

Теперь все стало ясно мне, — о да!

Но Господом клянусь, Творцом вселенной,

Что никогда блудницею презренной

Не сделаюсь. Останусь я верна

280 Тому до гроба, с кем обручена.

Вот окончательный мой вам ответ».

Но тут, за этими словами вслед,

Сказала в шутку: «Если в самом деле

Вы так по мне страдаете, Аврелий,

285 Навстречу вам я, может быть, пойду.

Мне удалите этих скал гряду,

Что высится вдоль берега Бретани,

Грозя судам, блуждающим в тумане,

И в тот же день, как скроются из глаз

290 Утесы эти, обещаю вас

Я полюбить, Аврелий, всей душой.

Клянусь вам: я обет исполню свой.

Но на успех у вас надежды нет,

Поэтому любовный бросьте бред.

295 Какая радость, объясните мне,

Пылать любовью к мужниной жене?

Другому ведь она принадлежит».

Аврелий, огорчением убит,

Спросил: «От вас другого не дождусь?»

300 «Нет, — молвила она, — творцом клянусь».

Услышав это, издал стон Аврелий

И прошептал: «Сударыня, велели

Мне сделать сверхъестественное вы, —

Лишь умереть осталось мне, увы!»

305 Сказавши так, он отошел тотчас.

И подоспели тут друзья как раз

И увлекли ее бродить в аллеи

(Понятья о беседе не имея).

Вновь игры, танцы начались, пока

310 На небе не померкли облака

И с горизонта свет не скрылся прочь, —

Покуда, проще, не настала ночь.

Все двинулись, веселые, домой;

Аврелий лишь, снедаемый тоской,

315 С лицом унылым вышел вон из сада.

О смерти мысль — одна его отрада,

На сердце у него как будто лед.

Воздевши к небу руки, он бредет

И падает внезапно на колени

320 Под тяжестью неслыханных мучений.

Следя безумным взором за луной,

Молитву к ней возносит, сам не свой,661

Сперва призвав богини брата, Феба.

«Владыка, — молвит он, — земли и неба,

325 Животворишь на этом свете ты

Все травы, все деревья и цветы;

По небосводу свой свершая бег,

Им всем даруешь ты цветенья век,

Зависимый от твоего вращенья.

330 Взгляни, владыка, на мои мученья.

Пришел конец моих печальных дней!

Из уст жестоких госпожи моей

Услышал я свой смертный приговор.

Ко мне направь твой милостивый взор!

335 Ведь, кроме госпожи моей, лишь ты

Меня бы мог спасти от маеты.

О, разреши мне указать тебе,

Как можешь ты помочь моей судьбе.

Твоей сестры, божественной Люцины,662

340 Власть признают морские все глубины;

Хотя Нептун их божество, но он

Ее верховной власти подчинен.

Ты знаешь, Феб, что так же, как она,

Желая быть тобой озарена,

345 Всегда стремится за тобой вослед

И убегающий твой ловит свет,

Так все моря бегут вослед за ней,

Верховною владычицей своей.

Услышь, владыка, крик моей души,

350 Мне во спасенье чудо соверши:

В свиданья вашего ближайший час —

Оно случится в знаке Льва как раз663 —

Уговори сестру поднять такой

У берега Арморики прибой,

355 Чтоб самая высокая скала

Два года скрыта под водой была.

Тогда скажу я госпоже: «Обет

Исполни свой, — гляди: утесов нет».

Уговори сестру, владыка дня,

360 Тебя не обгонять. Из-за меня

Заставь ее держать с тобою шаг664

И двигаться два целых года так.

Тогда, сильна своею полнотой,

Она сумеет удержать прибой.

365 А если не угодно будет ей

Над тяжкой мукой сжалиться моей,

То этих черных скал унылый ряд

Пусть погрузит она в свой мрачный ад,665

Где царствует Плутон. Иначе — ах! —

370 Моя мечта развеется, как прах.

Босой пойду я в твой дельфийский храм,666

О Феб! Гляди, как по моим щекам

Струятся слезы. Сжалься надо мной!»

И с этими словами, сам не свой

375 От муки, вдруг упал без чувств Аврелий.

Потом, больной, метался он в постели,

Куда был братом отнесен (тот знал,

Как он безмерно от любви страдал).

Аврелия оставлю я в бреду

380 И вам рассказ свой дальше поведу.

Здоров и славой рыцарской богат,

Вернулся юный Арвираг назад,

С ним вместе рыцарей отважных цвет.

Предела счастью Доригены нет:

385 В ее объятьях — славою венчанный

Супруг возлюбленный и долгожданный,

Которому она милей, чем свет.

У Арвирага даже мысли нет,

Что кто-нибудь за эти годы с ней

390 Смел о любви беседовать своей.

Душой спокоен, он проводит дни

В турнирах, в танцах. Пусть теперь они

Блаженству предаются и веселью,

А я вернусь к несчастному Аврелью.

395 Два года с лишним он лежал больной,

Томимый неизбывною тоской,

Прикованный и день и ночь к кровати;

Он утешенье находил лишь в брате,

Который ведал тайну братних мук

400 И, кстати, сведущ был насчет наук.

Да, поверял Аврелий лишь ему

Свои страданья, больше никому, —

Памфила молчаливей и скромнее,667

Пылавшего к прекрасной Галатее.

405 Была снаружи грудь его цела,

Но в ней засела глубоко стрела,

А раны нет, как всем известно, хуже,

Чем та, что подлечил ты лишь снаружи,

Стрелы же смертоносной не извлек.

410 Брат плакал, но ничем помочь не мог.

И вдруг ему одно воспоминанье

Пришло на ум: то было в Орлеане,668

Где он учился и всегда готов

Был, по примеру прочих школяров,

415 Увлечься всем, что странно, незнакомо,

Как, например, волшебных чар приемы.

Он вспомнил, что однажды там зашел

К товарищу и, посмотрев на стол,

Тотчас увидел, что на нем, раскрыт,

420 Учебник белой магии669 лежит.

(Товарищ книгу эту, знать, читал,

Хоть вообще он право изучал.)

В ней автор объяснял луны значенье,

К ней двадцати восьми жилищ влеченье,670

425 И мало ли еще что было там,

Что кажется лишь болтовнею нам:

Святая вера ограждает нас

От наважденья и обмана глаз.

Когда об этой книге вспомнил он,

430 В нем дух взыграл, надеждой окрылен,

И он подумал: «К брату исцеленье

Теперь придет, — не может быть сомненья,

Что с помощью таинственных наук

Возможно зренье одурачить вдруг,

435 Как делают волшебники.671 Слыхал

На праздниках нередко я, что в зал

Они обильно воду напускали,

И, как по озеру, в обширном зале

Скользили лодки тихо взад-вперед.

440 Иль вдруг казалось, грозный лев идет,

Иль расцветает благовонный сад,

Иль со стены свисает виноград,

Иль замок высится, как исполин, —

И вдруг все исчезает в миг один.

445 Так был искусен зрения обман.

Отправиться нам надо в Орлеан,

Где школяра, быть может, мы найдем,

Что с лунными жилищами знаком

И сведущ в магии. Он, безусловно,

450 Избавит брата от тоски любовной.

Уверен я, что может волшебство

Утесы эти, все до одного,

От зрения людского отвести

И все преграды кораблям смести.

455 Коль берег будет чистым год-другой,

То брат от мук своих найдет покой.

Придется ей исполнить свой обет

Иль срам принять, — пути другого нет».

Что много говорить, — к постели брата

460 Он поспешил, надеждою объятый,

И тот, послушавши его рассказ,

Вскочил с постели и решил тотчас

Отправиться в далекий Орлеан

Искать лекарство от любовных ран.

465 Когда пред городом они уж были, —

До стен осталось меньше трети мили, —

Школяр им повстречался средних лет.

К ним по-латыни обратив привет,

Он вдруг сказал: «Я знаю, господа,

470 Причину, вас приведшую сюда».

И тут же им на месте показал,

Что и беду их и надежды знал.

Бретонец про товарищей спросил,

С которыми когда-то он дружил,

475 И тот сказал, что все уже в могиле;

Бретонца эти вести огорчили.

С коня Аврелий слез, и все втроем

К всеведущему орлеанцу в дом

Отправились, где этот чудодей

480 Их принял, как любимейших друзей.

Все в преизбытке там они имели;

Дивился этой роскоши Аврелий.

Пред тем как ужин подан был на стол,

Хозяин пред глазами их возвел

485 Чудесный парк, где под зеленой сенью

Паслись рогатые стада оленьи;

От псов охотничьих и острых стрел

Немало полегло оленьих тел.

Когда же дичь убитую убрали,

490 На берегу прелестном — там, подале, —

Затравлен кречетами аист был.

Потом турнир им зрение пленил.

И наконец, всем зрелищам на смену,

На луг волшебник вывел Доригену

495 Танцующей с Аврелием. И вдруг

В ладони хлопнул он, и все вокруг

Вмиг побледнело и совсем пропало,

Всей роскоши как будто не бывало.

Меж тем они не покидали дом

500 И точно так же и теперь втроем

Сидели, как и прежде, в кабинете,

Покуда зрелища сменялись эти.

Хозяин пажу своему сказал:

«А как же с ужином? Я приказал

505 Его подать уж час тому назад.

Час целый эти господа сидят

Со мною тут за письменным столом.

Когда ж мы к ужину их поведем?»

«Когда угодно вам, — ответил паж, —

510 Все подано, приказ исполнен ваш».

«Пойдемте же, — воскликнул он любезно, —

Влюбленным людям отдохнуть полезно».

Когда убрали со стола приборы,

Тотчас пошли о мзде переговоры

515 За то, чтоб маг гряду бретонских скал

От устья Сены до Гаронны снял.672

Он дорожился, ссылкою на Бога,

Что тысячу за это взять немного;

За тысячу и то охоты нет.

520 Аврелий радостно ему в ответ

Сказал: «Что тысяча? Весь шар земной,

Будь он моим, — клянусь вам головой, —

Охотно отдал бы тотчас же я.

Готова сделка. Вот рука моя

525 В том, что я честно оплачу ваш труд.

Но вы нас не задерживайте тут,

На родину нам надо поскорей».

«С зарею в путь», — ответил чародей.

Аврелий, приготовившись в поход,

530 Проспал спокойно ночь всю напролет.

Усталость вместе с милою надеждой

Ему смыкали до рассвета вежды.

Свет на востоке лишь успел блеснуть,

Тотчас в Бретань направили свой путь

535 Аврелий с чародеем, по ночам

Привалы делая то там, то сям.

Из книг я вычитал, что шли они

В морозные рождественские дни.

Бог Феб, который летнею порой

540 Сверкал на небе чашей золотой,

Стал ныне стар и головой поник;

Светился, как латунь, увядший лик.

Стоял он низко в знаке Козерога,

И наземь посылал лучей немного.

545 Дождями смыло зелень всю долой,

И Янус,673 бог с двойною бородой,

Близ очага из рога тянет хмель,

Закусывая ветчиной.674 «Ноэль!»675 —

Веселый по округе клич идет.

550 Аврелий уваженье и почет

Оказывал волшебнику все время

И умолял с него мучений бремя

Скорее снять, иль он себя убьет.

И жалостью такой проникся тот,

555 Что день и ночь спешил, как только мог,

Своих искусных чар приблизить срок —

Путем отвода глаз иль наважденья

(Астрологические выраженья

Мне незнакомы) сделать поскорей,

560 Чтоб всем казалось, в том числе и ей,

Что убрана прибрежная гряда

Бретонских скал иль, может быть, вода

Ее своей покрыла пеленой.

В конце концов он выбрал час такой,

565 Когда, решил он, применить возможно

Все изощренье мудрости безбожной.

Исправленных таблиц толедских676 том,

Как и всегда, был и теперь при нем.

Там, расположены в столбцы, стояли

570 Года,677 их суммы, корни и так дале;

Затем пропорции к его услугам

Там были вычислены к центрам, дугам,

Чтоб сразу уравненья составлять.

Чрез восемь сфер678 умел он рассчитать,

575 Как далеко Альнат679 удалена

От головы подвижного Овна,

В девятой расположенного сфере,680 —

Искусен в этом был он в высшей мере.

Путем пропорций все дома луны

580 По первому им были найдены;

Потом разведал он луны восход,

В каком квадрате то произойдет,

И вот узнал он, как свою задачу

Так выполнить, чтобы иметь удачу.

585 Ему отлично были ведь знакомы

Все колдовства ухватки и приемы,

Что были приняты у басурман.

И вот однажды, в ход пустив обман,

Он сделал так, что вдруг весь берег стал

590 Как будто бы очищенным от скал.

Надежду потеряв себе помочь,

В мучениях Аврелий день и ночь

Все ждал, когда же совершится чудо!

И вот, когда он увидал, что груда

595 Унылых скал исчезла вдруг из глаз,

Он, низко пред волшебником склонясь,

Воскликнул: «Вас и чудную богиню

Любви благодарю за благостыню.

Своею жизнью я обязан вам».

600 И с этими словами прямо в храм

Направился, чтоб свидеться с любимой.

Там к госпоже своей неумолимой

Он со смятенной подошел душой

И с речью обратился к ней такой:

605 «Сударыня, я чту вас так высоко

И вас люблю так нежно и глубоко,

Что огорчить вас — мука для меня.

Когда б не страсть, которой болен я,

Которая мне душу отравила,

610 Пред вами я молчал бы до могилы.

Чтоб не погибнуть, должен я стонать.

Мне без вины доколе же страдать?

Пусть жалости ко мне у вас и нет,

Но вспомните про данный мне обет.

615 Не обрекайте вы меня на ад,

Единственно в любви я виноват.

Вы помните, как мне сказали раз, —

Я ничего потребовать от вас

Не смею, милости лишь вашей жду, —

620 Вы мне сказали, помните, в саду,

Что разделить любовь мою готовы,

И в этом честное мне дали слово.

Хоть этого достоин я едва ли, —

Свидетель Бог, тогда вы так сказали.

625 Я вам клянусь: мне ваша честь важней,

Чем исцеление души моей.

Сударыня, — исполнен ваш приказ, —

Проверить это приглашаю вас.

Мою судьбу я в руки вам отдам, —

630 Жив или мертв, вас буду ждать я там.

От вас теперь зависит жребий мой,

Но нет скалы там больше ни одной».

Из храма вышел он. Меж тем она,

Вдруг сделавшись бледнее полотна,

635 Подумала: «Не приходила мне

Тень мысли о подобной западне;

Считала я, что не было и нет

Таких чудес, пока стоит наш свет.

Нарушен этим ведь природы ход».

640 И горестно домой она бредет,

От страха голову неся едва.

Так день проплакала она иль два,

Упасть все время в обморок готова,

Но не сказала никому ни слова

645 О том, что приключилось, — Арвираг

В отъезде был. Наедине же так,

Уставивши в пространство взор усталый,

Она свои мученья изливала:

«Увы, о рок, в ужасные тиски

650 Меня ты взял. Мне от твоей руки

Спасенья где искать? Ах, знаю я:

Смерть иль позор отныне ждут меня.

Меж них должна я выбрать. Но клянусь:

Я лучше с милой жизнью разлучусь,

655 Чем тело дам свое на оскверненье

Иль соглашусь на клятвопреступленье.

Пусть будет смертью рок преодолен.

Немало благородных дев и жен

Себя ударом умерщвляли смелым,

660 Чтоб согрешить не довелось им телом.

Примеров много от седых времен.681

Когда в Афинах был убит Фидон

В покоях, где шумело празднество,

Тираны злые682 дочерей его

665 Велели привести совсем нагими,

Чтоб любострастно насладиться ими.

В крови отца плясать несчастных дев

Заставили, — срази их Божий гнев!

Но те, страшась бесчестье перенесть,

670 Свою девичью охраняя честь,

В пруд бросились и утонули там.

Об этом книги сообщают нам.

Пытались и мессенцы683 пятьдесят

Спартанских дев схватить и на разврат

675 Обречь тела их чистые, — с собой

Тогда покончили все до одной,

Предпочитая раннюю кончину

Покорству перед похотью мужчины.

И сохранили девственность свою.

680 Пред страхом смерти я ль не устою?

А что о Стимфалиде684 говорит Преданье?

В ночь, когда отец убит

Был по приказу гнусного тирана,

Она спастись бежала в храм Дианы;

685 Прильнувши к образу богини, так

В него впилась, что оторвать никак

Ее от образа не в силах были.

Так бедную на месте и убили.

Коль защищались девушки с такой

690 Отвагою от похоти мужской,

Тем более замужняя жена

Смерть оскверненью предпочесть должна.

Примеров тьма: супруга Газдрубала,685

Когда про взятье города узнала,

В костер метнула всех своих детей

695 И смерть прияла от руки своей.

Милее вечное ей было тленье,

Чем жадных римских рук прикосновенье,

А разве не покончила с собой

700 Лукреция,686 позор смывая свой?

Ту плоть, что осквернить дерзнул Тарквиний,

Она отважно обрекла кончине.

Семь дев милетских687 тоже смерть избрали,

Чтоб галлы, что на город их напали,

705 Девичью их не осквернили честь.

Примеров мужества не перечесть,

Которые тут можно привести.

Когда убит был Абрадат,688 прости

Последнее жена ему сказала

710 И с кровью мужниной свою смешала,

Шепнувши: «Верная тебе жена,

Никем не буду я осквернена».

Примеры множить надо ли? Когда

Столь многие в цветущие года

715 Предпочитали жизнь свою пресечь,

Чем плоть на поругание обречь,

Прикончить жизнь свою и я должна.

Коль не могу супругу быть верна,

Себя убью я, как во время оно,

720 Бежа позора, дочь Демотиона689

Себя убила. Грустен, о Седаз,690

Про бедных дочерей твоих рассказ.

При случае таком же все они

Свои пресекли молодые дни.

725 А девушка-фиванка, смерть которой,

Прията ею из-за Никанора,691

Бедняжку от бесчестия спасла?

И та, другая, что на смерть пошла692

Затем, что честь ее была распята

730 На ложе македонского солдата?

Супруга Никерата,693 ты себя

Убила тоже, честь свою любя.

Любимой девушке Алкивиада694

Смерть добровольная была отрадой,

735 Чтоб не видать, как, бездыханный, он

Лежит, в святой земле не схоронен.

Альцеста,695 Пенелопа!696 Нам не надо

Вам славу петь, — вас знает вся Эллада.

Когда под Троей пал Протесилай,

740 С собой покончила, в загробный край

За ним решив уйти, Лаодамия.697

Так поступили многие другие.

Брут Порцией698 так нежно был любим,

Что в гроб она сошла бок о бок с ним.

745 Все знают Артемизию,699 — она

Повсюду в варварских краях славна.

Царица Тейта700 чистотой своей

Пример для верных жен вселенной всей».

Так Доригена день, другой стонала

750 И мысль о смерти без конца ласкала.

На третью ночь вернулся Арвираг;

Заметив, что она печальна так,

Ее спросил он, в чем тому причина,

И воплем прорвалась ее кручина:

755 «Будь проклят моего рожденья час!

Я так и так — о горе! — поклялась».

И рассказала мужу то, о чем

Слыхали вы. Итак, вперед пойдем.

С улыбкой ласковой и ясной так

760 Жену спросил прекрасный Арвираг:

«Все, Доригена, рассказали вы?»

«Да, Арвираг, но этого, увы,

Достаточно!» Тогда сказал он ей:

«Не плачьте! Утро ночи мудреней.

765 Быть может, недалек счастливый час;

Но слову верной быть прошу я вас.

Клянусь Творцом! За вас, моя любовь,

Скорей пролью я всю до капли кровь,

Чем допущу, чтобы покрыло тенью

770 Ваш светлый образ клятвопреступленье.

Быть верным слову — высший нам закон».

И вдруг, заплакав, так продолжил он:

«Под страхом смерти запрещаю вам

Кому б то ни было, хотя б друзьям,

775 Об этой сообщать беде. А я

Жить попытаюсь, боль в душе тая.

Еще одно: пускай не выдаст вас

Ни складка губ, ни выраженье глаз».

Затем служанку с пажем он позвал.

780 «Супругу отведите, — им сказал, —

Туда, куда она укажет вам».

И те, покорствуя его словам,

Пошли, — куда, не ведая нимало,

Им госпожа ни слова не сказала.

785 И вот Аврелий молодой, тот самый,

Который так пленен был этой дамой,

Ее случайно встретил на пути,

Когда по людной улице пройти

Она в условленный спешила сад.

790 Он шел туда же. Уж с утра свой взгляд

Не отрывал он от ее окна

И все следил, не выйдет ли она.

Случайностью была ль их встреча эта

Иль рок, — но, радостно слова привета

795 К ней обратив, спросил Аврелий так:

«Куда вы направляете свой шаг?»

Она ответила, как бы в бреду:

«По приказанью мужа в сад иду,

Чтоб выполнить — о горе! — свой обет».

800 Аврелий, услыхав ее ответ,

Был изумлен, и чувство состраданья

В нем вызвали она, ее стенанья

И муж ее, достойный Арвираг,

Жену пославший в сад, — столь ярый враг

805 Он был измене клятвенному слову.

И вот Аврелий, — выхода иного

Найти не в силах, кроме одного, —

Решил от вожделенья своего

Отречься, чтобы рыцарский закон

810 Поступком подлым не был оскорблен.

Он обратился к Доригене так:

«Сударыня, я вижу: каждый шаг,

Что делаете вы, для вас постыл,

И столько благородства проявил

815 Ваш муж, которому страшней укор

Жене во лжи, чем собственный позор,

Что я готов страдать всю жизнь до гроба,

Чтоб только вы в согласье жили оба.

Все обязательства, что я от вас

820 В какой бы ни было год, день и час

Доселе получил, — вам, дорогая

Сударыня, я ныне возвращаю.701

О вашем обещании клянусь

Навек забыть и с этим удалюсь

825 Из вашей жизни. Я жены честней

И лучше в жизни не знавал своей.

О, если бы все жены поступали

Подобно вам и слово бы держали!

Тогда бы повод для красивых дел,

830 Достойных рыцаря, и паж имел».

К его ногам она в слезах упала,

Потом пошла домой и рассказала

Все мужу, что сказал Аврелий ей.

Я затрудняюсь описать, ей-ей,

835 Как счастлив Арвираг был. Что же дале

Скажу про них? Как прежде, продолжали

В согласии взаимном жить они;

Блаженно, радостно текли их дни.

В их браке места не было ни гневу,

840 Ни ревности, — ее, как королеву,

Он чтил, она была ему верна.

Все этим сказано про них сполна.

Аврелий, потерявший деньги даром,

Жизнь предавал свою проклятьям ярым:

845 «Зачем философу в недобрый час

Я столько фунтов уплатить зараз

Пообещал? Продать я принужден

И вотчину. Увы, я разорен,

И предстоит мне, край покинув свой,

850 Чтоб не срамить родню, пойти с сумой.

Коль не удастся мне добиться льгот,

Рассрочить попытаюсь я расчет.

Философ согласится, может быть,

Свой гонорар частями получить.

855 Я, благодарность чувствуя глубоко,

В годах не пропущу ни разу срока».

Он к сундуку пошел, давясь от слез,

И золото философу отнес —

Всей суммы половину, остальное

860 Рассрочить попросив. К нему с такою

Он обратился речью: «Господин,

Людей спросите, — скажут, как один,

Что никогда не нарушал я слова.

Как мне ни трудно, выхода иного

865 Нет для меня, как долг отдать вам свой,

Хотя б я по миру пошел с сумой.

Но если года на три долг рассрочен

Мне будет под залог, — меня вы очень

Обяжете, иначе — не таю —

870 Я должен вотчину продать свою».

Философ, обратив спокойный взор

К Аврелию, спросил: «Наш договор

Не выполнил я разве?» Тот в ответ:

«Он выполнен отлично, спора нет».

875 «Добился ты своей заветной цели?»

«О нет!» — вздохнувши, прошептал

Аврелий. «Да почему же? Право, не пойму».

Тогда Аврелий рассказал ему

Подробно все, что вам уже известно

880 И повторять как будто неуместно.

Он рассказал, что Арвираг скорей

Готов был мучиться остаток дней,

Чем допустить, чтобы жена измену

Свершила клятве, и про Доригену

885 Он рассказал, что мужу изменить

Ей было хуже, чем себя убить.

Она не знала об отводе глаз

И по неведенью лишь поклялась.

«Так жаль их стало мне, что я от мужа

890 Ее приняв, нетронутой к нему же

Тотчас послал, велев идти домой,

И это — все; рассказ окончен мой».

Философ так ответил: «Милый брат,

Поступки ваши громко говорят

895 О благородстве. Рыцарь он, ты — паж.

Но упаси Отец Небесный наш,

Чтоб муж науки не был в состоянье

Вступить в подобное соревнованье.

Свой долг считай отпущенным, Аврелий.

900 Мы словно бы не виделись доселе

И в первый раз встречаемся с тобой, —

Я от тебя полушки ни одной

Взять не хочу за весь мой сложный труд.

С меня довольно, что оплачен тут

905 Мой стол. Прощай!» И после этих слов

Он на коня вскочил и был таков.

Вам, господа, вопрос один задам:

Скажите, самым благородным вам

Кто показался?702 Повесть же моя

910 Пришла к концу, поставил точку я.

Здесь кончается рассказ Франклина

ШЕСТОЙ ФРАГМЕНТ

РАССКАЗ ВРАЧА

703

Здесь следует рассказ Врача

Тит Ливий704 повествует, что когда-то

Жил в Риме рыцарь, знатный и богатый,

По имени Виргиний,705 у друзей

Любовь снискавший щедростью своей.

5 Был дочерью единственною он

С женой своей от неба награжден.

Красою несравненной дева эта

Превосходила все созданья света.

Природа создала ее с таким

10 Искусством бесподобным, неземным,

Как будто чтоб сказать: «Глядите, люди!

Какой творец мечтать о большем чуде

Дерзнул бы? Может быть, Пигмалион?706

Как ни лепил бы, ни чеканил он,

15 Со мной сравняться был бы тщетен труд.

Зевксис и Апеллес707 не превзойдут

Меня в искусстве украшать созданья.

Меня Творец Великий мирозданья

Поставил заместителем своим,708

20 Чтоб облик существам давать земным

И всячески приукрашать их. Мною

Содержится все то, чем под луною

Ущерб и рост владеют вместе тут.

Я мзды не жду за свой бессменный труд.

25 С моим Владыкою всегда согласна,

Все новым тварям жизнь даю всечасно,

В различную их облекая плоть.

Красой сей девушки почтен Господь», —

Так, думаю, могла б сказать природа.

30 Уж на порог пятнадцатого года

Вступила девушка, красой своей

Пленившая природу с первых дней.

Багрянцем роз и белизною лилий

Украшены ее ланиты были;

35 Как ива, гибок был прелестный стан,

А лес кудрей златистых осиян

Лучами полыхающего Феба,

Глядящего с полуденного неба.

Но внешности, отрады из отрад,

40 Был нрав ее прекраснее стократ.

Все качества соединились в ней,

Которые мы ценим у людей.

Душой и телом далека от зла,

Она цветеньем девственным цвела,709

45 Во всем воздержана, всегда смиренна

И долготерпелива неизменно,

В нарядах, в поведении скромна,

В ответах же учтивости полна.

Она, хотя умом не уступала

50 Самой Палладе,710 говорила мало.

Пустопорожних слов ее уста

На ветер не кидали никогда;

Нет, речь ее звучала благородно,

Проникнутая прелестью природной.

55 Присущи были ей девичий стыд

И рвение, которое бежит

Губительного для души безделья.

В рот не брала она хмельного зелья,

Чтобы Венерин жар не разжигать,

60 Чтоб масла к пламени не подливать.

Блюсти ей было любо строгий нрав;

Не раз от легкомысленных забав

Она, больной сказавшись, убегала;

Пирушки, пляски, смех под звон бокала

65 Ее к себе нисколько не влекли,

Она от них держалася вдали.

Тот прав, кто думает, что вредно детям

Забавам праздным предаваться этим:

До времени не надо созревать,

70 Ведь девочка успеет взрослой стать

И смелое усвоить поведенье.

Вам не в обиду это поученье,

Наставницы господских дочерей,711

Приставленные к ним на склоне дней!

75 Подумайте, какое основанье

Давать их было вам на воспитанье:

Иль то, что чистоту вы соблюли,

Иль то, что пред соблазнами земли

Не устояли и теперь до гроба

80 От света отреклись. Глядите ж в оба

За нравами воспитанниц своих,

Стезею чистоты ведите их.

Охотник-вор, что от былых утех

Своих отрекся, может лучше всех

85 Лес охранить. Вы с вашею задачей

Отлично справитесь, — вас ждет удача.

Не поощряйте никогда порок,

Чтоб дьявол вами овладеть не мог.

От снисхожденья к поощренью — шаг.

90 Невинности предатель — злейший враг

Людского рода, — потому-то мы

Его боимся больше, чем чумы.

Отцы и матери, вам тоже надо —

Растите ль вы единственное чадо

95 Иль несколько — не отпускать их с глаз,

Пока зависит их судьба от вас.

Остерегайтесь гнусным поведеньем,

А паче неуместным снисхожденьем

Детей своих губить.712 Кто портит чадо,

100 Тому не миновать, поверьте, ада.

Коль нерадив пастух, какой в нем толк?

При нем ягнят спокойно тащит волк.

Примерами не утомляя вас,

Продолжу я мой прерванный рассказ.

105 Не нужно дочери Виргинья было

Наставниц, — нет, она руководила

Собой сама; ведь жизнь ее была —

Как все слова ее, так и дела —

Примером, по которому учиться

110 Могли бы добродетелям девицы.

И потому в стране гремела слава

О красоте ее и жизни правой.

Все осыпали девушку хвалой, —

Все, кроме злобной зависти одной,

115 Которой горести чужие милы,

А радости, наоборот, постылы.

Свою продолжил повесть доктор так:713

Однажды в храм направила свой шаг

Виргинья дочь; ее сопровождала

120 Родная мать, как девушке пристало.

А в ту пору как раз одним судьей

Тот округ управлялся городской;

И вот, когда она входила в храм,

Судья, случайно оказавшись там,

125 Ее увидел и в единый миг

Запечатлел в душе прекрасный лик.

Ее красой невиданной пленен,

Тотчас же про себя подумал он:

«Она моею сделаться должна!»

130 И тут в него вселился сатана

И научил бессовестным советом,

Как преуспеть коварством в деле этом.

Он понимал, что золотом иль силой

Пути он не проложит к деве милой.

135 Она имела множество друзей,

И чистота души давала ей

Способность оказать сопротивленье

Любому натиску и вожделенью.

Все это взвесив, парня он призвал,

140 Которого за негодяя знал,

И все подробно рассказал ему,

Прибавив, чтобы тайны никому,

Коль жизнь ему мила, не выдал он.

Когда был подлый сговор заключен,

145 Судья на славу парня угостил

И наперед прещедро одарил.

Подробно обсудив с судьею план,

Как дать ему, пустивши в ход обман,

Возможность похоть утолить свою

150 (От вас их замысла не утаю),

Отправился домой проклятый Клавдий,714 —

Так парня звали, — а судья, враг правде,

Что звался Аппием715 (заметьте, я

Не сказкой развлекаю вас, друзья,

155 А то, что вправду было, повествую), —

Судья, уже заранее ликуя,

Стал предвкушать услады плотской час.

И вот чрез день, другой, когда как раз

В своем судилище он восседал

160 И тяжбы, как обычно, разбирал,

Вошел его сообщник, твердо шаг

Держа к столу, и громко молвил так:

«Свое пришел я право защищать

И на Виргинья жалобу подать,

165 Который мне нанес огромный вред.

А скажет он, что это лишь навет, —

Я привести свидетелей могу;

Они вам подтвердят, что я не лгу».

«В отсутствие ответчика нельзя

170 Решенье вынести, — сказал судья. —

Пускай предстанет он перед судом,

И мы по правде тяжбу разберем».

Явился тот, и жалобу истца

Суд огласил с начала до конца,

175 А содержанье было в ней такое:

«Я, недостойный Клавдий, пред тобою,

Почтенный Аппий, утверждаю тут,

Что некий рыцарь, коего зовут

Виргиньем, праву вопреки, поныне

180 Мою служанку держит и рабыню,

В младых летах украденную в ночь

И уведенную насильно прочь.

Есть у меня свидетель не один,

Прошу их выслушать, о господин.

185 Он скажет вам, что дочь она ему,

Но это будет ложь, и потому

Рабыню мне вернуть прошу покорно».

Вот содержанье жалобы позорной.

В упор взглянул Виргиний на истца

190 И собрался навету подлеца

Достойный дать и рыцарский ответ,

Всем доказать, что тени правды нет

В его словах, что в них сплошная ложь.

Судье, однако, было невтерпеж,

195 И он изрек: «Пора прикончить спор!

Такой я объявляю приговор:

Истец свою рабыню может взять;

Отныне у себя ее держать

Не вправе ты. Пусть явится сюда

200 И под охраной состоит суда».

Услышав этот гнусный приговор,

Велевший дочь родную на позор

Отдать судье, пошел домой Виргиний,

Душою утопая в злой кручине.

205 Вернувшись, в комнате своей он сел

И тотчас дочь позвать к себе велел.

Когда она вошла и села рядом,

Он на нее взглянул потухшим взглядом.

Хоть жалость сердце отчее и жгла,

210 В решении был тверд он, как скала.716

«Виргиния, дитя, — сказал он ей, —

Перед тобой один из двух путей:

Смерть иль позор. Зачем родился я,

Раз мне дожить пришлось, о дочь моя,

215 До дня, когда тебе, моя отрада,

От острого меча погибнуть надо?

Превыше света Божьего любя,

Как ласково лелеял я тебя,

О дочь, последнее мое мученье,

220 Последнее в сей жизни утешенье!

Жемчужина небесной чистоты,

Свой горький рок прими смиренно ты,

Тебя убьет не ненависть — любовь.

Моей рукой твоя прольется кровь.

225 Ты повстречалась Аппию на горе, —

Сказалось это в подлом приговоре».

И все ей рассказал он, — вам опять

Излишне это было б повторять.

«Отец родной, я так еще юна,

230 Я жить хочу, — воскликнула она.

Ему руками шею обвивая

(Привычка у нее была такая),

И слезы брызнули из чудных глаз. —

Ужель, отец, пришел мой смертный час?»

235 «Увы, — ответил он, — исхода нет».

«Тогда, — промолвила она в ответ, —

Оплакать жизнь мою, отец, мне дай!

Позволил выплакаться Иевфай717

Пред смертью дочери своей когда-то,

240 А в чем была бедняжка виновата?

В том, что отца, свершившего поход,

Хотела первой встретить у ворот».

Сказавши так, она без чувств упала,

А через миг, в себя пришедши, встала

245 И молвила: «Благодарю Творца,

Что девственной останусь до конца.

Позору смерть предпочитаю я.

Отец, готова к смерти дочь твоя».

И стала тут она просить о том,

250 Чтоб он ударил бережно мечом,

И снова потеряла вдруг сознанье.

Виргиний, полный жгучего страданья,

Отсек ей голову и дар кровавый

Понес в палату, где судья неправый

255 Еще сидел и тяжбы разбирал.

Судья, гласит преданье, приказал

Его схватить и умертвить тотчас.

Но тут народ ворвался в суд и спас

Виргиния; ведь было всем известно,

260 Что приговор был вынесен бесчестно.

Еще когда истец явился в суд,

Подозревали многие, что тут

Замешан Аппий, чей блудливый нрав

Был всем знаком. Теперь, злодея взяв,

265 Его в темницу бросили, и там

С собою скоро он покончил сам.

А Клавдий, Аппия сообщник мерзкий,

Истец неправедный, преступник дерзкий,

К повешенью был тут же присужден.

270 По просьбе рыцаря, однако он

Был только изгнан. Если б не Виргиний,

Ему висеть пришлось бы на осине.

Всех остальных, замешанных в злом деле,718

На виселицу без пощады вздели.

275 Вы видите, не безнаказан грех,

Но час небесной кары скрыт от всех.

Тебе неведомо, когда и как

Зашевелится совести червяк,

Хоть о твоем не знает преступленье

280 Никто, — лишь ты один и провиденье,

Ученому и неучу равно

Расплаты час предвидеть не дано.

Грех из души гоните же скорей,

Покуда он не укрепился в ней.

Здесь кончается рассказ Врача

ЭПИЛОГ К РАССКАЗУ ВРАЧА

Следует обращение Трактирщика к Врачу и Продавцу индульгенций

285 Тут наш хозяин, словно полоумный,

Браниться принялся с божбою шумной:

«А, кровь и крест Того, Кто пригвожден был!

Судья тот справедливо осужден был.

Да чтоб они позорною кончиной,

290 Те стряпчие и судьи, как единый,

Все сгинули! Но ей-то не помочь!

Мне эта девушка как будто дочь.

Ах, дорогой ценою заплатила

За красоту она. Какая сила

295 Того спасет, кого природа, счастье

Так одарили? Горькие напасти

Их ждут и смерть. Ах, бедная моя!

Такие случаи знавал и я.

Ее краса ее ж и погубила.

300 Какую гибель ей судьба сулила!

Природы, счастья не хочу даров,

В них проку нет, а зла? Не хватит слов

О нем сказать. Да, дорогой мой доктор.

Но в жалости какой, скажите, прок-то?

305 Давайте позабудем мы о ней,

И дай-то Бог, чтоб было веселей

Тебе, твоим урыльникам, горшкам,

Настойкам, банкам,719 мазям, порошкам

И всем твоим пилюлям и микстурам,

310 Хоть их не признает моя натура.

Коль Дева осенит своим покровом,

Так всякий будет и без них здоровым.

Но ты, по мне, достойный человек.

Живи себе мафусаилов век.720

315 Что? Хорошо ведь сказано? Не спорю,

Не доктор я, чтоб болестям и горю

Помочь советом. Ты ж мне причинил

Такую боль, что я собакой взвыл.

Христовы кости!721 Надо мне настойки,

320 Иль пива кружку у себя за стойкой,

Или рассказ веселый как лекарство,

Иначе лопнет сердце и знахарство

Твое меня не сможет исцелить,

К бедняжке состраданье утолить.

325 Ну, mon ami,722 ведь, кроме отпущений,

Другие есть в запасе угощенья.

Нам что-нибудь веселенькое, а?»

«Готов я позабавить вас, друзья,

Но прежде надобно мне подкрепиться.

330 Вон в той харчевне можно поживиться», —

Так индульгенций продавец ответил.

Его ответ отпор нежданный встретил.

Все благородные так закричали:

«Достаточно мы пакостей слыхали,

335 Хотим послушать слово назиданья».

«Ну, что ж, пожалуй, только в ожиданье

Я выпью все-таки. Обдумать надо

Благое слово там, в тени ограды».

ПРОЛОГ ПРОДАВЦА ИНДУЛЬГЕНЦИЙ

723

Здесь начинается пролог Продавца индульгенций

Radix malorem est cupiditas: ad Thimotheum, sexto724

Когда я отпущенья продаю,

5 Как можно громче в церкви говорю,

Я проповедь вызваниваю гордо,

Ее на память всю я знаю твердо,

И неизменен текст мой всякий раз:

Radix malorum est cupiditas.

Сказав сперва, откуда я взялся,

Патенты все выкладываю я,

Сначала от владетелей мирских —

10 Защитою печать мне служит их,

Чтобы не смел никто мне помешать

Святые отпущенья продавать.

Затем раскладываю булл немало,725

Что дали папы мне, да кардиналы,

15 Да патриархи всех земных концов;726

Прибавлю несколько латинских слов

И проповедь я ими подслащу,

К усердью слушателей обращу.

Затем их взор прельщаю я ларцами,

20 Набитыми костьми да лоскутами —

Что всем мощами кажутся на вид.

А в особливом ларчике лежит

От Авраамовой овцы плечо.727

«Внемлите, — восклицаю горячо, —

25 Коль эту кость опустите в родник,

То, захворай у вас овца иль бык,

Укушены собакой иль змеей,

Язык омойте ключевой водой —

И здравы будут. — Дале молвлю я:

30 От оспы, парши, гною, лишая

Излечится водою этой скот.

Внимай словам моим, честной народ.

Пускай владелец тех овец, быков

Встает что день с зарей, до петухов,

35 И каждый раз из родника напьется, —

И с Авраамовых времен ведется,

Что приумножится добро и скот.

От той воды и ревность пропадет:

Коль муженек ревнив, несносен, груб,

40 Из родника воды прибавьте в суп —

И ревности его как не бывало,

Хотя б жена при нем же изменяла,

Хотя бы путалась с тремя попами.

А вот еще перчатка728 перед вами:

45 Сию перчатку кто наденет, тот

Неслыханную жатву соберет

Ржи, ячменя, овса или пшеницы.

Лишь только бы не вздумал он скупиться.

Но слушайте, что я скажу сейчас:

50 Коль в церкви этой ныне среди нас

Есть человек, что отягчен грехом

И все ж покаяться не хочет он,

Иль если есть тут грешная жена

И мужа оброгатила она —

55 Ни благости, ни права да не имут

Вносить свой вклад, зане их дар не примут;

Но кто свободен от греха такого —

Пускай дарит он, по Господню слову.

И будет отпущение дано,

60 Как буллой этой мне разрешено».

Так каждый год на хитрой этой ловле

Я марок сто сбираю сей торговлей.729

На кафедре стою я поп попом,

Простой народ рассядется кругом —

65 И вот я с ним преважно говорю

И неподобнейшую чушь порю.

Вытягиваю шею что есть силы,

По сторонам раскланиваюсь мило,

Как голубок, сидящий на сарае;

70 Руками я и языком болтаю

Так быстро, что и поглядеть-то любо.

Им скупость, черствость я браню сугубо,

Лишь только б их мошну растормошить

И мне их денежки заполучить.

75 Мне дела нет, пускай, когда схоронят,

Душа иль плоть в мученьях адских стонет.

Стремлюсь к тому, чтоб прибыль получать,

А не к тому, чтоб грешным помогать.

Что говорить, иные поученья

80 Исходят от дурного побужденья, —

Чтоб к грешнику вернее подольститься.

Успеха лицемерием добиться, —

Иль из тщеславия, иль из вражды.

Но если враг мои шатнет труды,

85 Его я проповедью уязвлю

Так, что назвать не сможет речь мою

Он клеветой — достойная расплата,

Коль оскорбил меня ль, другого ль брата.

Я имени его не называю,

90 Но всяк поймет, кого я обличаю,

По описанью, — я уж постараюсь,

С любым врагом мгновенно расквитаюсь.

Я для народа праведен на вид:

Мой яд под видом святости сокрыт.

95 Я мысль свою вам вкратце изложу:

Стяжанья ради проповедь твержу,

И неизменен текст мой всякий раз:

Radix malorum est cupiditas.

Да, алчность — мой испытанный конек

100 И, кстати, мой единственный порок.

Но если в алчности повинен я,

Ее врачует проповедь моя,

И слушатели горько слезы льют.

Вы спросите, зачем морочу люд?

105 Ответствую: затем, чтобы стяжать.

Достаточно об этом рассуждать.

Так вот, я им рассказываю ряд

Историй, бывших много лет назад;730

Такие россказни простой народ

110 И слушает и сам передает.

Я даром проповеди наделен,

К стяжанию привержен и смышлен —

Мне что ж, по-вашему, жить бедняком?

Им никогда не стану, нипочем,

115 И, проповедуя по всем краям,

Рукам своим работать я не дам.

Корзины плесть и тем существовать?

Нет. Я умею деньги собирать.

К чему мне пост, Евангелья заветы,

120 Покуда есть вино, еда, монеты?

Пусть прибыль мне от бедняка идет,

Пусть мне вдова последний грош несет,

Хоть дети впроголодь сидят давно, —

Я буду пить заморское вино,

125 Любовниц в каждом заведу селенье.

Вот что скажу, о други, в заключенье:

Хотели слышать вы рассказ правдивый,

Так вот, когда напьюсь я вдосталь пива,

Вам расскажу историю на славу,

130 Которая придется всем по нраву.

Пускай я сам развратен и порочен,

Но проповедовать люблю я очень,

Ведь этим я и деньги собираю.

Прошу вниманья. Повесть начинаю.

РАССКАЗ ПРОДАВЦА ИНДУЛЬГЕНЦИЙ

731

Здесь начинается рассказ Продавца индульгенций

135 Так вот: в Брабанте732 некогда жила

Компания повес; тенета зла

Их всех опутали, они в борделе

Иль в кабаке за ночью ночь сидели.

Тимпаны, лютни, арфы и кифары733

140 Их горячили, и сплетались пары

В греховной пляске. Всю-то ночь игра,

Еда и винопийство до утра.

Так тешили маммона в виде свинском734

И в капище скакали сатанинском.735

145 От их божбы власы вставали дыбом,

Они распять Спасителя могли бы,

Когда бы не был Он за нас распят.

Был нечестив и самый их наряд.

И с ними были юные блудницы,

150 Цветочницы, нагие танцовщицы,

Певцы, кондитеры,736 коты и сводни,

Которые как встарь, так и сегодня

Слугами дьявольскими состоят.

Огонь разжегши, в нем они горят,

155 И похотью костер тот разжигают,

И боль вином напрасно заливают.

В свидетели Писание возьму,

Что винопийство погружает в тьму

Порока и греха. Как Лот грешил?737

160 Упившись, с дочерьми своими жил.

А мерзкий Ирод,738 опьянен вином

И обезумев, за своим столом

Крестителя решился обезглавить.

Сенеку можно нам за то прославить,739

165 Что он сужденье здравое изрек.

Он говорит, что пьяный человек

Ума немногим больше сохраняет,

Чем полоумный. Хворь усугубляет

Затмение ума и длится дольше,

170 Но пьянство — грех неизмеримо больший.

Чревоугодие! Тягчайший грех!

Источник бед! Родник пороков всех!

Через тебя, в тебе грехопаденье,

И от тебя спасло нас искупленье,

175 Ведь не напрасно восклицает клир:

Чревоугодием погублен мир.

Адам, отец наш, изгнан был из рая.740

А почему его судьба такая

Постигла с Евою? Пока постился,

180 Душой в раю он к Богу возносился,

Но лишь плода запретного вкусил,

Его за грех блаженства Бог лишил.

Обжорливость! О, бездна ненасытна!

Когда б вы знали, чем она грозит нам

185 (За всякое излишество — недуг),741

Тогда бы вас остановил испуг.

Не стали бы вы мясом обжираться,

Увы, приходится нам сокрушаться,

Что правит всем обжорливое чрево,

190 Что сластолюбия гнилое древо

Весь мир корнями ныне оплело.

Чревоугодие — большое зло.

Его рабы на Севере, на Юге,

Под сенью пальм, в гиперборейской вьюге

195 Алкают яств, а вместе с тем объятий.

Апостол Павел говорит: «О братья,

Червя едите, вас же червь изгложет,

И тленья избежать никто не может».742

Нам это горько слышать, но, увы,

200 Еще печальнее картину вы

Увидите, когда глупец, упившись

И без ума на яства навалившись,

Давясь, сопя, их жадно поглощает

И в свалочное место обращает

205 Дарованный нам Господом сосуд.

Апостолы в смятенье нам рекут:

«Вам горе, пьяницы и сластолюбцы,

Спасителя враги и душегубцы.

Ах, кубков стук заполонил вам ухо,

210 Взамен креста для вас святыня — брюхо».743

О брюхо, скопище нечистых вод,

Зловонием ты отравляешь рот,

И мерзок звук твой и противен запах.

Лишь очутись в твоих несытых лапах —

215 Твоим рабом останешься до гроба,

Чтобы кормить растущую утробу.

И повара ну печь, толочь, крошить,

Чтоб вещество природное лишить

Обычных свойств и аппетит капризный

220 Вновь пробудить то пряной головизной,

То блюдом соловьиных язычков.

И чем они не тешат алчных ртов:

Шафраном, луком, перцем и корицей,

Все сдабривают уксусом, горчицей.

225 Кора и корень, лист, орех, цветок,

Сок из надрезов, тертый порошок —

Все на потребу, в соус все пригодно.

Лишь заглушить бы яства вкус природный,

Лишь бы сокрыть его природный вид

230 И тем разжечь уснувший аппетит.

Но кто излишествами насладится,

В том дух живой тотчас же умертвится.744

Кто пьет вино, тот стал на путь разврата.

В обличье пьяном не узнаешь брата.

235 О пьяница! Твои штаны обвисли,

От бороды несет отрыжкой кислой,

И в храпе, сотрясающем твой сон,

Ноздрей высвистываешь ты: Самсон.

(А видит Бог, Самсон не пил вина,745

240 В другом тяжелая его вина.)

Увязшим боровом лежишь ты в луже,

Сопишь без слов, ведь пьяному не нужен

Язык. Коль пьяница откроет рот,

Так до добра язык не доведет:

245 Как пьянице не выболтать секрета?

И вот, друзья, в уме держа все это,

Воздерживайтесь впредь вкушать вино,

Откуда б ни было привезено,

Особенно же белое из Лепе,746

250 Я не встречал еще вина нелепей.

Его лоза, легко совокупляясь,

С другими лозами перевиваясь,

Столь ядовитый создает букет,

Что от него спасенья вовсе нет.

255 От трех глотков ты потеряешь зренье,

И, в некое восхищен отдаленье,

Из Чипсайда вином перенесен747

Не в Лa-Рошель,748@ Бордо иль Лиссабон,

А в Лепе, будешь там «Сам-сон, Сам-сон»

260 Ноздрей высвистывать. Теперь внемлите,

Друзья почтенные. Кто победитель

Бывал в борьбе? Мы, Ветхий взяв завет,

Отыщем там единственный ответ:

Кто укрепил молитвой и постом

265 Свой дух, благоволение на том

Всегда почиет, всех он победит.

Возьмем Аттилу;749 был он знаменит,

А умер смертью жалкою, позорной.

Расквасив нос, своей он кровью черной

270 В тяжелом сне до смерти изошел.

Для полководца горшее из зол —

Затменье пьяное. Кто в нем пребудет,

Тот указанье Божье позабудет,

Которым свыше осчастливлен был

275 Царь некий, нареченный Лемуил750

(Нет, не ошибся я, не Самуил,

А Лемуил). Вы сами посмотрите

В Писании, коль верить не хотите,

Что Господом ему запрещено

280 Судью поить, в суде хранить вино.

Простите мне, увлекся я невольно,

Но, видит Бог, за грешников мне больно.

К чревоугодникам держал я речь,

Но игроков равно предостеречь

285 Мне долг велит. Игра — мать всех обманов,

Источник бед, чума тугих карманов;

Она божбу, и лень, и винопийство

В вас породит и склонит на убийство,

Все деньги ваши, время все пожрет,

290 Разрушит уваженье и почет, —

Ведь игрока все втайне презирают.

И чем кто выше званье занимает,

Тем ниже этот вопиющий грех

Его поставить может в мненье всех.

295 И если принц какой-нибудь — игрок,

Ему помехой станет сей порок,

Чтобы в высоком царском положенье

Снискать у подданных своих почтенье.

В Коринф Стилбона Спарта посылала,

300 Когда союз с Коринфом заключала.

Но, убедившись, что они в игре

Весь день проводят и что этот грех

Всеобщим стал вплоть до самих старейшин,

Стилбон решеньем счел наимудрейшим

305 Коринф покинуть. В Спарту возвратясь,

Он речь держал: «Скажу я, не таясь,

Что я не мог покрыть себя позором.

Союз тот вечным для меня укором

Остался бы. Вы можете послать

310 Туда другого, но хочу сказать,

Что мало чести игроку быть другом.

Меня наказывайте по заслугам,

Но тот союз не буду заключать,

Пусть смертью мне пришлось бы отвечать».

315 Иль царь Деметрий,751 пребывая гостем

Царя Парфянского, одни лишь кости

Игральные в подарок получил,

Зане он игроком известным был

И осужден парфянами был строго.

320 Поверьте мне, что развлечений много

Царям пригоднее могу назвать.

Еще два слова должен вам сказать

О ложных клятвах, также о божбе.

Ее я приравняю к ворожбе

325 И к заклинаниям. Греховна клятва,

Тем паче ложная. Дорогу в ад вам

Она укажет. Клясться запретил

Спаситель,752 и апостол подтвердил.

В Писаниях пророка Иеремии

330 Находим мы речения такие:

«Клянись по чести, клятвы не наруши,753

Клянись, чтоб не постыдно было слушать».

Вы клятвой праздной лишь гневите Бога,

И за нее он вас накажет строго.

335 Я вам напомню заповедь такую:

«Не поминай Господне имя всуе».754

И в заповедях это запрещает

Бог ранее убийства. Это знает

Любой, кто заповеди затвердит.

340 И утверждаю я, что поразит

Господня кара всякого,755 кто смеет

Греховно клясться, наглость кто имеет

Так изрекать: «Клянусь крестом Господним

И кровью Хэйлскою!756 Чтоб в преисподней

345 Мне очутиться, если я солгал!

Ты кости налитые подобрал,

Сфальшивил ты, клянусь Христовым телом,

И докажу тебе я это делом.

Вот мой кинжал, его проглотишь ты!»

350 И это ягодки, а не плоды.

Потом пойдут проклятья, ссора, свары,

Кинжалами смертельные удары.

Я заклинаю вас Христовой кровью,

Божбу оставьте; с миром и любовью

355 Вы речь держите. А теперь рассказ

Могу начать, чтоб позабавить вас.

Кутили раз три друга — всё повесы,

И рано утром, до начала мессы,

Вдруг колокольчика протяжный звон757

360 Они услышали — знак похорон.

Один из них тотчас же посылает

Слугу узнать, кто это совершает

В такую рань к могиле скорбный путь.

«Иди скорей. Смотри не позабудь,

365 Не переври фамилию иль имя,

Не то костьми поплатишься своими».

Слуга ему: «Мне незачем бежать,

Я сразу все могу вам рассказать:

Как говорят, он ваш был собутыльник.

370 Внезапно ночью был его светильник

Погашен смертью, навзничь на скамью

Свалился он, осиротив семью.

Прокрался вор, что смертью именуем

(Его рукой весь край наш наказуем),

375 И, сердце поразив своим копьем,

Он прочь пошел незнаемым путем.

Чума758 его к нам в гости пригласила

И тысячи невинных умертвила.

Пока еще здесь вор сей незамечен.

380 Но надобно готовиться к той встрече,

Как мне вчера наказывала мать,

А более мне нечего сказать».

«Мальчишка прав, — гостям сказал хозяин, —

Поселок есть вблизи градских окраин —

385 Чума его так зло опустошает,

Что, кажется, в нем ныне обитает,

И надо жить нам очень осторожно:

Чума перешагнет и к нам, возможно».

«Христовы длани! — закричал буян. —

390 Когда бы только был к Чуме я зван,

Уж я бы ей пересчитал все кости.

Идем, друзья, и назовемся в гости.

Отыщем смерть, убьем мы кровопийцу,

Невинных душ гнуснейшую убийцу.

395 Идем же, братья, пусть дарует нам

Победу Бог, не то святым мощам

Я поклоняться вовсе перестану,

Коль нечего нам верить в их охрану».

Подняв стакан, он в исступленье пьяном

400 Клянется двум товарищам-буянам,

Что не покинет их до самой смерти:

«Клянусь, друзья, — кричит он, — мне поверьте!»

Те поклялись, и под руку, втроем

Они покинули веселый дом

И поплелися с песней по проселку

По направленью к чумному поселку.

Чуму бранили, смерть нещадно кляли,

Божбой Господне тело раздирали

И похвалялись: смерти, мол, капут

410 Да и чуму попутно изведут.

Пройдя немногим боле полумили,

Бродягу дряхлого759 они словили

И стали спрашивать, куда идти,

Чтоб смерть скорее и верней найти.

415 Старик в ответ стал бормотать невнятно.

Меньшой буян вскричал, что непонятно,

Как можно жить до дряхлости такой760

И заедать напрасно век чужой.

Тогда старик повесам так ответил:

420 «Отсюда и до Индии не встретил

Я юноши, который бы сменил

Расцвет сияющий весенних сил

На мой декабрьский возраст беспросветный.

И потому с терпеньем безответным

425 Свой крест несу и ожидаю дня,

Когда Господь освободит меня.

Увы, я даже смерти не угоден.

И вот бреду, отверженец Господень,761

Все дальше, дальше. Нет конца дороге.

430 Стучу клюкой на гробовом пороге,

Но места нет мне и в земле сырой,

И обращаюсь я к тебе с мольбой:

«Благая мать! Зачем ко мне ты строже,

Чем к остальным? Иссохли кости, кожа,

435 И кровь моя давно уж холодна.

Я в этой жизни испытал сполна

Все то, что испытать нам можно в мире.

Когда же плоть моя почиет в мире?

Внемли же, смерть! Я радостно б сменил

440 Тот гроб, что в келии своей хранил,

На твой покров, на саван погребальный!»

Но нет ответа на призыв печальный;

И вот брожу я, бледный и худой.

Тебе ж скажу, безумец молодой,

445 Что старика негоже бы корить вам,

Пока ничем он не мешает жить вам.

Слова Писанья в память ты вруби:

«Седому место, юный, уступи».762

Не хочешь в старости хлебнуть худого —

450 Обидного не обращай ты слова

К тому, кто старостью обременен.

Так вот, — свои слова закончил он, —

Вам добрый путь, а я своей дорогой

Вновь побреду, отверженец убогий».

455 «Постой, старик, — тут закричал второй, —

Я, кажется, разделаюсь с тобой.

Кто мать твоя? Кого ты звал уныло?

То не она ль друзей моих сгубила?

Не отпирайся, старый негодяй.

460 Скажи, где смерть сыскать. Но так и знай,

Убийца юношей, злой соглядатай,

За ложь жестокой ожидай расплаты».

«Ну, если смерть не терпится вам встретить,

Тогда смогу, пожалуй, вам ответить.

465 И если вы действительно не робки,

Смерть повстречаете на этой тропке.

Лежит она под деревом в кустах,

И на нее нагнать не могут страх

Угрозы ваши. А теперь прощайте

470 И всуе Господа не поминайте».

И охватила радость тут повес.

Бегом они пустились через лес

И вот под деревом в кустах нашли

Не смерть, а золото. Со всей земли

475 Монеты звонкие,763 экю и кроны,

Флорины, франки, шиллинги, дублоны —

Всего червонцев звонких восемь мер.

Тотчас забыв, что собирались смерть

Сыскать, они у золота присели

480 Да так над кучей и окаменели.

Потом сказал негоднейший из них:

«Друзья, сей клад разделим мы одни.764

Нам послано огромное богатство,

Оно скрепит собою наше братство:

485 Легко доставшись, шумно утечет

И к нам любовь и радость привлечет.

Неслыханная выпала удача!

Но как нам быть? Нелегкая задача.

Ведь золото нам надо унести

490 И от разбойников укрыть в пути.

А то еще за шайку воровскую

Сочтут. Петля по нам давно тоскует.765

А речь свою я вот к чему веду:

С ним днем идти — нарвешься на беду.

495 Так я, друзья, вам вот что предлагаю:

Пускай я жизнь в пирушках прожигаю,

Но и в хмелю мне служит голова.

Прошу вас обсудить мои слова:

Нам золото нести отсюда ночью,

500 Тайком придется, а компанью прочью

Нам незачем в то дело посвящать.

Я предлагаю жребием решать,

Кому из нас в таверну воротиться,

Купить вина и хлеба, подкрепиться

505 Там самому и нам запас принесть.

И до ночи его на этом месте,

Скрыв золото в кустах, мы подождем,

А за ночь клад отсюда унесем

Ко мне ль, к другому ль, и тогда не страшен

510 Грабитель нам, и злато будет наше».

Ну, жребий кинули, и выпал он

Меньшому бражнику, но так силен

Магнит был золота, что с неохотой

Меньшой ушел. И тотчас же работой

515 Оставшиеся жадно занялись

И разбирать монеты принялись.

Но только что меньшой товарищ скрылся,

Как старший с речью к другу обратился:

«Ты знаешь, друг, я твой названый брат,

520 И о тебе заботиться я рад.

Делить сей клад теперь должно нас трое,

А на двоих, считай, почти что вдвое

Пришлось бы золота; так если б я

Того общипанного воробья

525 Со счета при разделе клада скинул,

Ужели, друг, меня бы ты покинул?»

«Эх, милый мой, что говорить пустое,

Ведь все-таки по-прежнему нас трое.

Всем скажет он, его-де обобрали

530 При дележе и часть его мы взяли.

Как мы права свои тогда докажем?

Да и ему, ну, что ему мы скажем?»

«А ничего не надо говорить.

Послушай, что хочу я предложить, —

535 Но никому об этом ты ни слова».

«Клянусь, что в тайну никого другого

До самой смерти я не посвящу».

«Смотри, измены я ведь не прощу.

Теперь прикинь: ты знаешь, что мы двое

540 Сильней его не менее чем втрое.

Он в жертву нам самой судьбой намечен;

Он молод, слаб еще, смешлив, беспечен.

Когда вернется, рассмеши его,

Затей дурашливое баловство.

545 Ты обхвати его, борясь, покрепче

Да придержи на миг как можно цепче, —

И прямо в сердце я ему кинжал

Всажу тем временем, чтоб не мешал

Нам разделить сокровище с тобою:

550 И золото к нам потечет рекою».

Они покончить с братом столковались

И, сидя возле клада, дожидались.

А младший бражник думал по пути:

«Эх, одному б мне золото найти».

555 Его червонцев красота прельстила.

«В них все — любовь, веселие и сила.

Кто б на земле счастливей был меня?»

Он в город шел, товарищей кляня,

И в помыслах был на дороге к аду,

560 И бес ему шепнул, что склянкой яду

Он мог бы горю своему помочь,

Что сделать это надо в ту же ночь,

Пока никто про клад еще не знает

И злодеянию не помешает.

565 И он пошел к аптекарю просить

Немного яду, чтобы отравить

Несносных крыс, что скребушат в норе,

К тому же де завелся на дворе

Какой-то хищник — ласка иль хорек.

570 Ему аптекарь продал пузырек,

Сказав тихонько: «Видит Бог, не лгу я,

Что этот яд таит в себе такую

Неслыханную силу, что его

Достаточно глоточка одного,

575 И зверь любой в мученьях умирает,

Хоть вкуса яда и не замечает».

И, обуян греховной мыслью сей,

К виноторговцу побежал злодей

И у него купил три плоских фляги,

580 В них нацедил кларету и малаги

И поскорей обратно побежал.

И по дороге яду подмешал

Он в две бутыли, третью ж про запас

Нетронутую для себя припас:

585 «Придется с золотом всю ночь возиться,

Вином приятно будет подкрепиться».

А дальше не к чему рассказ тянуть.

Злодею младшему проткнули грудь,

Лишь только воротился он обратно.

590 И вот, не смыв пролитой крови братней,

«Попробуем, что за вино такое,

А подкрепившись, в землю труп зароем», —

Старшой сказал и отпил из бутыли.

Вино вдвоем они, смеясь, распили,

595 И действовать в желудках начал яд.

И все втроем они попали в ад.

Уверен я, что даже Авиценна766

В своем «Каноне» смерти той презренной

Страшней, мучительней не описал.

600 Вот и конец. Я все вам рассказал.

О, страшный грех! О, бездна преступленья

О, мерзостное братоистребленье!

О, блуд, кутеж и грех чревоугодья!

О, богохульное сие отродье,

605 Что божье имя клятвой оскорбляет!

Неблагодарные, что забывают,

С каким смирением, с какой любовью

Грех искупил Христос своею кровью.

Он испустил за вас последний вздох,

610 Чтоб смертные грехи простил вам Бог.

Но помните, что скупость также грех.

Святою силой исцелю я всех.

Лишь стерлинги и нобли767 мне несите

И вклад свой обещаньем подкрепите.

615 Главу склоняя перед этой буллой,

Пусть не скупятся жены на посулы.

Их в свиток жертвователей внесу

И душу их на небо вознесу.

Властью, мне данной, от грехов очищу

620 Тех, кто дарует мне покров и пищу,

И станут так чисты и непорочны,

Как при рожденье. Но хотя и прочны

Те индульгенции, пускай Спаситель

Допустит Сам в небесную обитель;

625 Оно верней, обманывать не стану,

Ведь грош цена бесстыдному обману.

Хочу еще, друзья, напомнить вам,

Что в сей корзинке не дорожный хлам, —

О нет! — реликвии и отпущенья.

630 Собственноручного благословенья

Я удостоен папой, и теперь

Будь щедрым, грешник, и в прощенье верь, —

А я с молитвой руки наложу,

От бремени грехов освобожу.

635 Все грешники, колени преклоните,

А то с коня и вовсе не сходите, —

И отпущенье с неба снизойдет,

Коль звонкою монетою расчет

Без промедления произведете.

640 Обмана не терплю в своей работе,

И вам, сказать по правде, повезло.

Какое бы несчастье или зло

Вас ни постигли на пути со мной,

Могу загладить я ваш грех любой.

645 Подумайте, какая вам удача,

Коль доступ в рай заранее оплачен

И рядом с вами, за проводника,

С готовым отпущением рука.

С таким попутчиком идите смело:

650 Когда б душа ни разлучалась с телом,

Очистит он и знатных и простых.

Вот вам, хозяин, — вам мощей святых

Облобызать реликвии бы надо,

Их испытать и силу и отраду

655 Всего за грош. Раскройте ж кошелек».

«Нет! Чтоб тебя сам дьявол уволок!

Пускай уж лучше отправляться к черту,

Чем задницу штанов твоих протертых

Мне целовать, хоть поклянись ты трижды,

660 Что дед Адам носил штаны те. Вишь ты,

Какой затейник! Лучше потроха

Свои отрежь, ведь ты же без греха.

Я, так и быть, вкрутую их сварю,

За здравие твое их водворю

665 В свинячьем брюхе, и скопцом, мощой

Ходить ты будешь, праведник святой».

А продавец молчал, краснел и дулся,

От злости он словами поперхнулся.

«Ну, что с тобою толковать, с уродом?

670 Хозяин молвил. — Грех с таким народом!»

Когда услышал рыцарь, как хохочут

Над ними, он сказал: «Никто не хочет

Меж нами ссор, и вы, сэр продавец,

Не дуйтесь так. А вы, сэр удалец,

675 Любезный нам, вы больше не бушуйте,

Рассказчика вы крепко расцелуйте,

Повеселеет он, и мы опять

Ваш слух рассказом станем занимать».

Друг друга спорщики облобызали,

680 И мы в согласье путь наш продолжали.

Здесь кончается рассказ Продавца индульгенций

СЕДЬМОЙ ФРАГМЕНТ

РАССКАЗ ШКИПЕРА

768

Здесь начинается рассказ Шкипера

Купец один в совсем недавни дни

Жил в городе французском Сен-Дени.769

Он был богат, и потому считали

Все умником его и почитали.

5 Жена его была собой красива,

Общительна и весела на диво.

А этакую женщину одеть

Дороже много, чем вздыхать и млеть

И нежно преклоняться перед ней;

10 Мелькнут, как тени на пустой стене,

Подарки, восхищенья, взгляды, вздохи,

И утром на столе одни лишь крохи:

И за веселье вечно платит муж;

Он кормит, одевает нас770 к тому ж,

15 И хорошо, когда за честь считает

Нас ублажать; наряды покупает,

Устраивает пышные пиры, —

Когда ж он беден, иль от той игры

Устал порядком, или скуповат он

20 И почитает лишнею затратой

Нам на уборы денежки мотать, —

Тогда другой нас должен содержать

Иль в долг давать, что иногда опасно.

Купец был щедр, жена его прекрасна,

25 В их пышный дом толпой стекались гости

Равно как белой, так и черной кости.

И среди них — прошу к нему вниманья —

Монах бывал: когда — для назиданья,

Когда — и просто время провести.

30 Был от роду монах лет тридцати,

Собой красив, учен, неглуп, не робок;

Детьми они росли с купцом бок о бок

Да и родились в городе одном.771

И вот в воспоминание о том

35 Монах купца считал как бы кузеном,772

И тот был рад, в своем тщеславье тленном,

Иметь в родстве духовное лицо.

Он провожал монаха на крыльцо,

Встречал его, как дорогого брата,

40 И говорил, что все, чем сам богат он,

Мог почитать кузен как бы своим.

А братец Жан твердил, что деньги дым.

Он в дом подарки приносил им часто

И развлекал гостей порой ненастной

45 Рассказом, притчею у камелька.

Была ко всем щедра его рука.

Не забывал он наделить подарком

Не только друга иль жену, — кухарку,

Поденщика, любого из гостей

50 Не забывал он в щедрости своей.

И каждому, согласно гостя званью,

Свое преподносил он назиданье.

Как птицы наступления зари,

Его все ждали. Хватит говорить

55 О нем, пожалуй. Как-то раз собрался

Купец тот в Брюгге,773 где намеревался

Товаров закупить, и, как обычно,

Слугу в Париж отправил, чтоб тот лично

Звал гостем в дом к нему кузена Жана.

60 Другие гости не были им званы:

С кузеном и с женой купец втроем

Хотел побыть пред длительным путем.

А брата Жана отпускал без страха

Аббат повсюду: был среди монахов

65 Всех осторожнее и всех хитрей

Наш братец Жан. Гроза монастырей,

Он собирал для ордена доходы774

Иль выяснял причину недорода.

Он в Сен-Дени приехал утром рано.

70 Встречали с радостью милорда Жана,

Любезного кузена и дружка.

Привез монах два полных бурдюка

(Один с мальвазией, другой с вернейским)775

И дичи к ним, — монах был компанейский.

75 И на два дня пошел тут пир горой.

На третье утро, хмель стряхнувши свой,

Чем свет, весь в предвкушении дороги,

Купец затеял подводить итоги,

Подсчитывать доходы, и расход,

80 И барыши за весь минувший год.

Вот разложил он на большой конторке

Счета, и книги, и мешочков горки

С дукатами, с разменным серебром, —

И столько он скопил своим трудом,

85 Что, запершись, чтоб счету не мешали,

Он все считал, когда уже все встали,

А все была наличность неясна.

Брат Жан меж тем, поднявшись ото сна,

В пустом саду рассеянно бродил

90 И втихомолку утреню твердил.776

Спустилась в сад хозяина супруга

И, повстречав учителя и друга,

С ним поздоровалась, речь завела.

Воспитанница-девочка была

95 С ней вместе, но, ее послушна воле,

Немой игрушкою была, не боле.

«Кузен и друг, — она спросила Жана, —

Почто вам вздумалось вставать так рано?»

«Пяти часов достаточно для сна, —

100 Он отвечал, — и голова ясна.

Лишь немощью расслабленные люди

Или мужья, пусть их Господь рассудит,

Как заяц, что залег в своей норе,

Валяются еще о той поре,

105 Когда высоко солнце поднялось.

Но что бледна ты, дочь моя? Пришлось

Тебе, как видно, ночью потрудиться,

Пред тем как утром с мужем распроститься.

И не спала ты и пяти часов?»

110 Сам засмеялся он от этих слов,

Побагровев от мысли озорной.

Она же покачала головой.

«Нет, нет, кузен, клянусь предвечным Богом,

Мне спальня ныне кажется острогом,

115 И нет во Франции жены другой,

Которая б той тягостной игрой

С тоскою горшей ночью занималась.

Хоть никому я в том не признавалась,

Но не мила мне жизнь моя; не раз

120 С собой покончить я в слезах клялась

Иль убежать от страха пред расплатой,

Столь чувствую себя я виноватой».

Прислушавшись с великим интересом

К ее словам, он так сказал ей с весом:

«О дочь моя, храни тебя Христос,

125 Не помышляй отнюдь обитель слез

Покинуть ты, но не стыдись открыться;

Совет благой, быть может, пригодится.

О дочь моя, свою открой мне душу,

130 И тайны я до гроба не нарушу.

Я в том тебе Евангельем клянусь!»

«И вам, милорд, я в том же поручусь;

Пусть мне грозят жестокие мученья,

Не выдам слова я из поученья.

135 То сделаю не из родства по крови,

А лишь из преданности и любови».

Поклявшись так, они облобызались,

И языки у них поразвязались.

«Не место здесь, брат дорогой, не время

140 С плеч скидывать напастей тяжких бремя,

А то бы я вам много рассказала

О тех мучениях, что испытала

С тех пор, как замужем (хоть вам и брат

Злодей негодный, что на мне женат…)».

145 «Нет, дочь моя. Клянусь святым Мартином,777

Не брат он мне, а лишь духовным сыном

Приходится, хоть братом называю.

А в доме вашем часто я бываю

Лишь ради вас, которую люблю.

150 Которую всечасно я хвалю.

Скорей поведайте мне ваше горе,

А то проснется муж и выйдет вскоре».

«Любимый мой, — она в ответ, — брат милый,

Таить в себе страданья нету силы.

155 Меня постиг, невинную, злой рок:

Мой муж ко мне небрежен и жесток.

Не по душе мне, позабыв обеты,

Супружеские выдавать секреты.

Но нет супруга скаредней его;

160 Во всем он видит только баловство.

О муже, знаю, надо бы с почтеньем

Мне говорить, но больше нет терпенья,

И вам, кузен, я не стыжусь сказать:

Постыла с мужем, холодна кровать.

165 Быть может, добр и честен он, бедняга,

Но вы же знаете, он просто скряга.

А от подруг слыхала я не раз —

Шесть качеств в муже дороги для нас:

Умен он должен быть в веденье дел,

170 Богат и щедр, и смел в любой беде,

К жене доверчив и в постели страстен.

А мне Господь послал одни напасти.

Вы знаете, вокруг все говорят:

Богат ваш муж, но мне на мой наряд

175 И сотни франков778 негде наскрести,

А если я, Господь меня прости,

Не расплачусь на этой же неделе,

Меня ославит лавочник, бездельник.

Сказать о том супругу не могу.

180 Скорей простит он злейшему врагу,

Чем для меня порастрясет карман.

Ссудите же, любезный братец Жан,

Мне эту сотню, и, клянусь, должницей

Я щедрой буду, отплачу сторицей.

185 Коль обману, Бог покарай мне лоно

И накажи суровей Ганелона».779

Монах в ответ: «Прекрасная миледи,

Хоть ваш кузен и не богат, а беден,

Но так жалеет он и любит вас,

190 Что лишь уедет муж, как он тотчас

Вам облегчит несносную заботу

И сотню франков даст вам за работу».

И тут монах ее проворно сгреб

И стал лобзать в уста, в глаза и лоб.

195 «Теперь, — сказал он, — с миром в дом грядите.

Обед скорей готовить прикажите.

Ведь полдень скоро на моих часах,780

И я от голода совсем зачах».

«К столу накроют, братец, ровно к сроку».

200 И прочь взвилась вертлявою сорокой,

Чтобы стряпух своих поторопить

И братцу Жану мигом угодить.

Потом и к мужу в двери постучалась.

«Кто там?»781 — он ей, она же отозвалась:

205 «Да я, мой друг.782 Не будет ли поститься?

Давно пора в столовую спуститься,

Из печи завтрак поварами вынут,

И на столе все кушанья застынут.

Тебя корыстью дьявол обольстил.

210 Что ж, мало, что ли, денег накопил?

Крутить устали поварята вертел,

И нас извел ты всех до полусмерти.

Не стыдно ль? Голодом моришь ты гостя.

Скорей мешки свои и книги брось ты,

215 И, сотворив молитву, за столом

Мы день последний вместе проведем».

«Жена, — сказал купец, — тебе ль понять

Наш трудный промысел? Ведь торговать

Из десяти один едва сумеет

220 С Господней помощью; и то созреет783

К торговле дар лишь к пожилым летам.

Вот я иной раз дураку продам

И то, чего, по правде, не имею;

Доверие внушаю ротозею

225 И до могилы сохраняю тайну

О капитале, что скопил случайно

Иль промотал; когда же приключится

В делах рискованных мне оступиться, —

На поклонение к святым мощам

230 Отправлюсь я, чтобы на время там

От глаз злорадных скрыться в тишине.

Уловка та всю жизнь служила мне.

Быть постоянно надо начеку,

Чтобы не стать подобным дураку,

235 Который добрый случай упускает

Или в капкан, разиня, попадает.

Я рано утром завтра отправляюсь

Во Фландрию, откуда постараюсь

Скорей вернуться. И до этих пор

240 Тебе вручаю дом мой, лавку, двор.

Их бережно храни и будь любезной

Со всеми; если ж человек полезный,

То привечай особенно его.

И если не впадешь ты в мотовство,

245 Не заживешь одна широко слишком,

То мной оставленного хватит с лишком:

Нарядов, пищи, денег на расход

И матерьяла для любых работ».

И с этим дверь каморки запирает.

250 Тем временем столы уж накрывают.

Молитву быстро за столом творят,

Обед нести скорей на стол велят,

И накормил купец монаха знатно,

И время провели они приятно.

255 К концу обеда вечер подошел.

Тут в сторону монах купца отвел

И молвил другу: «Значит, завтра в путь?

Не забывай в дороге помянуть

С молитвою святого Августина,784

260 И здравы будут люди и скотина.

Будь осторожен, тать повсюду рыщет,

Будь осмотрителен в питье и пище,785

Особенно при этакой жаре.

А коль с тобою приключится грех,

265 Ты знай, что здесь мы за тебя молиться

С кумою будем. Что ж, пора проститься.

Мне кажется, не надо тратить слов:

Да сохранит тебя святой покров.

А если нужно что, — и днем и ночью,

270 Всем рвением своим и всею мочью

Готов тебя во всем я замещать,

Добро твое всемерно защищать.

Но окажи и ты, кузен, услугу,

Как названому брату и как другу:

275 Ссуди мне сотню франков, — приобресть

Скотину некую; тут случай есть

Мне сторговать ее куда как сходно.

И если будет господу угодно

И торг свершу, то будет и твоей

280 Скотина та, со всей казной моей.

И денежки не задержу ни дня я,

Ведь сотня франков! Невидаль какая!

Все дело в том, чтоб их тотчас сыскать,

Товар в чужие руки не отдать.

285 Но только никому о том ни слова —

Не упустить бы случая такого.

Итак, прощай, кузен, за все merci,786

А деньги незаметно принеси».

Купец достойный отвечал с охотой:

290 «Брат дорогой! Что приобрел работой

Иль сметкой я, ты все считай своим,

Ведь ты мне друг и давний побратим.

Не токмо что ничтожную услугу,

Которой просишь, — рад отдать я другу

295 Товар свой, золото — все, что захочешь

Но знаешь, друг, когда весь день хлопочешь

Ты о делах, не мудрено забыть

О дружеских услугах. Заплатить

Тот долг ничтожный сам уже ты вспомни

300 И золотом верни иль серебром мне.

Они в торговле нашей словно плуг;

Коль им пропашешь — станет полем луг

И золотой пшеницы принесет,

Ведь золото, — оно кредит дает».

305 И тотчас сотню франков он достал,

Чтоб передать монаху, и не знал

О займе том никто; так продолжали

Они беседу и попировали

До самой ночи. В полночь брата Жана

310 Все проводили. А поутру рано

В далекий путь отправился купец.

С ним рядом ехал дюжий молодец,

Его приказчик. В Брюгге добрались

Они в свой срок и рьяно занялись

315 Различными торговыми делами,

Покупками, продажами, счетами

И пересчетами своих долгов:

Нет времени у них для лишних слов —

Не то чтоб выпить иль повеселиться.

320 Но в Сен-Дени хочу я воротиться.

А там, едва настало воскресенье,

Молебствует о здравье и спасенье

Душ путешествующих братец Жан.

И, как всегда, кузен к обеду зван.

325 Подбрил монах тонзуру787 и бородку.

Он пробует вино и тянет водку.

И в доме все монаху очень рады.

Хозяйка — ей мерещились наряды —

От щедрости его пришла в восторг.

330 Ну, словом, был свершен меж ними торг:

Что, мол, за сотню франков покачает

Монаха до утра, и не узнает

О том никто. Ударив по рукам

(Жена была ученей многих дам),

335 Свой уговор они осуществили:

Друг друга оба до утра будили.

Позавтракав и всех благословив,

Монах уехал, весел и учтив.

Ни в ком не заронило подозренья

340 Обычное кузена посещенье:

Сегодня здесь ночует, завтра там.

Но братец Жан пока не нужен нам.

И вскорости, лишь брюггский торг закрылся,

Купец домой с товаром воротился,

345 Попировал с женой денек-другой

И снова собрался. Вишь, дорогой

Товар ему попался. Тысяч двадцать

Набрал он в долг,788 так надо отдуваться,

Купцам ломбардским789 денежки платить.

350 Вот и поехал денег он добыть

В Париж к родне столичной и друзьям,

А заодно пройтись по должникам.

И первым долгом он зашел к кузену, —

Не за деньгами, нет. В какую цену

355 Приятность дружбы с Жаном оценить?

Пришел он запросто его склонить

К пирушке братской, чтобы за стаканом

Всласть поболтать с дружком своим румяным,

Спросить, как он живет, и рассказать,

360 Как сам умеет ловко торговать

И брать взаймы не сотнями, а сразу

Держать на риск десяток тысяч мазу.

И как теперь, лишь денег бы достать,

А он сумеет куш большой сорвать.

365 Брат Жан ему: «Я радуюсь, мой милый,

Что в сей юдоли не напрасно силы

Свои расходуешь. Будь я богат,

Тебя ссудить всегда я был бы рад;

Ввек не забуду я, клянусь обедней,

370 Как ты помог по-братски мне намедни.

Твою услугу так я оценил,

Что вскоре долг свой братский уплатил

Твоей жене, почтенной и прелестной;

И все монетой самой полновесной.

375 И в доказательство, что было это,

Могу назвать известные приметы…

Но, знаешь, друг, я вечером едва ли

Свободен буду, нынче вызывали

Меня к аббату. Надо ехать с ним.

380 И как ни хочется побыть с моим

Названым братом, надо послушанье

Нести покорно. Словом, до свиданья.

Жене своей ты передай привет,

И здравы будьте оба много лет.

385 А я спешу, весь мой багаж уложен».

Был осмотрителен и осторожен

Купец почтенный. Он имел кредит,

И скоро был мешок его набит

Дублонами; ломбардцам отдал долг он,

390 Запасся на остаток денег шелком

И тотчас же отправился домой,

Чтоб поделиться радостью с женой.

Ведь выходило, по его расчетам,

395 Что заработал он дорожным потом

И хитростью тысчонку с лишним франков.

Тем временем жена, встав спозаранку,

Его до ночи у ворот ждала

И с радостью в объятья приняла.

И во всю ночь они не засыпали

400 И отдыха друг другу не давали.

А поутру, забыв про все заботы,

Проснулся он и снова поработал,

Уж не боясь, что тем ее разбудит.

Она взмолилась: «Ну довольно! Будет!»

405 И все тянулась муженька обнять.

Но тут ему взбрело на ум сказать:

«А знаешь ли, жена, ведь я обижен

(Нет, нет, подвинься-ка сюда поближе).

Обижен тем, что ты мне не сказала,

410 Что без меня тут деньги получала.

С кузеном ты могла меня поссорить.

Его спросить я мог бы в разговоре

О сотне той, что он тебе отдал,

И в знак того залог какой-то взял.

415 И недоволен братец Жан был крайне,

Когда при нем я говорил о займе —

Нет, не о сотне, не о тех деньгах,

А о своих коммерческих делах.

Так знаешь ли, дружок, уговоримся,

420 Когда мы впредь надолго разлучимся,

При возвращенье, чур, мне говорить,

Кто долг вернул, а то меня корить

Не стали бы, что дважды я стараюсь

Свой долг взимать. Пойми, что обижаюсь

425 Я на забывчивость твою, не боле,

А так, ты знаешь, я тобой доволен».

Жена купца ни капли не смутилась

И на монаха рьяно напустилась:

«Ах, гадкий лгун! Ах, выдумщик негодный,

430 Хоть говоришь, что он кузен мой сводный,

Он про какие там приметы врал?

Ну да! Он деньги, точно, мне давал.

И что-то хрюкало монашье рыло.

Я полагала, то подарок было.

435 Ведь он всегда был гостем в нашем доме,

А всякий гость, когда он вежлив, скромен,

Чтобы хозяина не обделить,

Его жену стремится одарить.

И раз уже зашла об этом речь,

440 Вы честь мою обязаны беречь.

Есть должники намного своенравней,

Я ж долг супружеский плачу исправно.

А задолжаю — так поставьте в счет,790

И заплачу сторицей в свой черед.

445 На деньги те я платьев заказала;

Купить их вам, конечно, подобало.

За скупость вас могла бы я бранить,

Меж тем меня вы смеете корить.

Тебе платить хочу я лишь в постели.

450 Ты только вспомни о покорном теле, —

Едва ль иной ты предпочтешь залог.

Ну, обними ж покрепче, муженек!»

Купец, увидев, что пропали франки,

Не затевал напрасной перебранки.

455 «Ну, что ж, жена, — промолвил кисло он, —

На этот раз прощаю свой урон,

Но впредь веди себя ты осторожно,

А то и разориться этак можно».

Вот и конец. Хозяин, жребий кинь,

460 Кому теперь рассказывать. Аминь.

Здесь кончается рассказ Шкипера

ЭПИЛОГ К РАССКАЗУ ШКИПЕРА

Слушайте веселые слова Трактирщика Шкиперу и матери Игуменье

«Хорош рассказ, — трактирщик нам, — клянусь

Пречистым Телом, corpus dominus,

Что свой корабль ты превосходно вел.

Пусть тот монах натерпится всех зол.

465 Страшитесь, други, вы монашьих козней.

Чуть-чуть не удалось монаху розни

Посеять злоехидным языком.

Монаха не вводи к себе ты в дом.

Ну, а теперь кому пришел черед

470 Рассказывать и слово кто берет?»

Учтивость напустив, нам всем на диво,

К игуменье он обратился льстиво:

«Хоть просьбы наши не имеют веса,

Быть может, вы, миледи приоресса,

475 Мою мольбу изволите принять

И что-нибудь возьметесь рассказать?»

«Извольте», — отозвалась та учтиво

И начала рассказ неторопливо.

ПРОЛОГ АББАТИСЫ

791

Domine dominus noster792

Господь и Бог наш,793 Ты, чье имя столь

Велико в мире, — молвила она, —

Не только сильные сию юдоль

Твоею полнят славой; но хвала

5 Из уст младенцев, благости полна,

Порой исходит; у сосущих грудь

Сокровищ веры можно почерпнуть.

Тебе во славу и во славу той,

Что Белой Лилии цветком зовут,794 —

10 Тебя родив, все той же чистотой

Она сияет, — предприму я труд

Сказать стихи; они уместны тут,

Хоть как прибавишь славы той, что есть

Само блаженство, праведность и честь!

15 О Матерь-Дева! Девственная Мать!

Неопалимый куст,795 что Моисей

Горящим зрел! От Бога благодать —

Тот дух, который с благостию всей

В тебя вошел; и плод великий сей

20 Для нас премудрость воплотил Отца!

Дай довести рассказ мой до конца!

Владычица! О сколь твой свет велик,

И кротость вся твоя, и доброта,796

Которую не выразит язык!

25 Ибо молящему порой уста

Открыть лишь стоит — и услышит та,

Что всех добрей; и к грешному нисходит

И в Царство Сына своего приводит.

Царица благодатная! Я так

30 Слаба, и знания мои некстати;

Нести сей груз я не могу никак;

Но вроде годовалого дитяти,

Которое едва лепечет: «Мати!» —

Вот так и я — стихи сказать спешу

35 И в этом помощи твоей прошу.

РАССКАЗ АББАТИСЫ

797

Здесь начинается рассказ Аббатисы

В одном из азиатских городов798

Меж христианских был квартал еврейский;

Правитель в тех краях ростовщиков

Не трогал ради выгоды житейской,

40 Хоть Господу они мерзки и дерзки;

А улицу, что шла через квартал,

Как проходную каждый житель знал.

И вот на этой улице в конце

Стояла школа; в ней учили строго

45 Детишек христианских; об

Отце Небесном им рассказывали много,

Как в школах принято; и, славя Бога,

Они там петь учились и читали —

Так исстари детишек обучали.

50 Средь школьников799 был сын одной вдовы

Лет от роду семи;800 без принужденья

Любить Христову Матерь он привык;

Такое он питал к ней уваженье,

Что, увидав ее изображенье,

55 Он перед ним колени преклонял

И многократно Ave801 повторял.

Так сына своего вдова учила

Чтить Пресвятую Деву глубоко;

Благоговеть пред нею приучила —

60 «Хороший мальчик учится легко»802 —

Подобия искать недалеко:

Как думаю об этом, вспоминаю

Младенчество святого Николая.803

Однажды в школе он букварь804 читал;

65 Другие петь учились антифоны.805

Он Alma Redemptoris806 услыхал

И, песнопеньем дивным увлеченный,

Приближась, слушал как завороженный,

И первый стих — и голос, и слова —

70 Он выучил, прослушав раза два.

Но он совсем не понимал латыни —

Учить ее поздней они начнут —

И стал просить дружка, чтоб тот уж ныне

Истолковать сей гимн ему взял труд

75 И объяснить, зачем его поют.

И так узнать об этом он стремился,

Что даже на колени становился.

Его товарищ старше был, чем он,

И отвечал: «Сей гимн, могу представить,

80 Владычице небесной посвящен;

Святую Деву научает славить,

Когда умрем, нас просит не оставить;

А больше не скажу, как ни желаю:

Грамматики ведь я еще не знаю».

85 «Так эта песнь посвящена блаженной

Христовой Матери? Тогда слова

И ноты, — мальчик молвил, — совершенно

Я выучу еще до Рождества!

Пускай букварь я буду знать едва,

90 Пусть высекут меня без сожаленья —

Я разучу святое песнопенье!»

Его товарищ по пути домой

День изо дня учил его; прилежно

Наш мальчик вытвердил напев святой

95 И пел его так правильно и нежно

Два раза в день — не мог ведь он небрежно

Петь песнопенье, что посвящено

Марии-Деве, чтимой им давно!

Как я уже сказала, проходил

100 Через квартал еврейский мальчик в школу

И гимн Марии пел что было сил;

И разносился голосок веселый;

А если ученик наш шел из школы,

То удержаться и не петь не мог,

105 Покуда не ступал на свой порог.

Но сатана, гнездо от века вьет

В сердцах евреев; он сказал: «Увы!

Народ Израиля! Ваш удел не мед.

Так неужели разрешите вы,

110 Чтобы мальчишка этот, сын вдовы,

Так оскорблял, без страха и без меры,

Священные устои нашей веры?!»

Тут меж евреев было решено

Со света сжить вдовицыного сына;

115 Убийца нанятый, когда темно

И поздно стало, ни души единой

Не видно было в улице пустынной, —

Его схватил, скрутил на месте прямо,

И, горло перерезав, бросил в яму.

120 Я говорю, что выбросил он тело

В дыру, куда сливали нечистоты.

О, Иродов новейших злое дело!

Народ, Всевышним проклятый! На что ты

Рассчитывал? Дурны твои расчеты —

125 Ведь к небу вопиет такая кровь,807

А Божья честь восторжествует вновь!

О мученик! О девственник невинный!

В небесный хор отныне ты избран.@

Как написал на Патмосе в пустыне808

130 Святой Христов апостол Иоанн,

Пред агнцем белоснежным будет зван

Петь гимны тот, кто женщин не познает:

Лишь девственникам это подобает.

А бедная вдова всю ночь ждала

135 Дитя свое, а мальчик все не шел;

И потому, когда заря взошла,

Бледна лицом в предчувствии всех зол,

Она пошла, куда Господь повел;

И люди ей не в добрый час сказали,

140 Где мальчика в последний раз видали.

С любовью материнскою в груди

Пошла она, почти теряя разум,

Осматривая на своем пути

Знакомые места унылым глазом;

145 Христову Матерь жарче с каждым разом

На помощь призывала крест содеяв;

И вот она пришла в квартал евреев.

Она молила и просила всех

Евреев, кто там жил, чтоб ей сказали,

150 Кто видел ее мальчика; у тех

Один ответ был — «нет»; она едва ли

Его нашла бы, но Господь чуть дале

Ей путь к ужасной яме указал,

В которой мальчик брошенный лежал.

155 Великий Боже, Ты во всем творенье

Свою являешь славу — так гляди!

Сей веры изумруд, сей ангел рвенья,

Брильянт сей — без дыхания в груди

Лежал; но чудо было впереди:

160 Он Alma Reclemptoris вдруг запел,

Да так, что каждый камень зазвенел!

Кто мимо проходил из христиан —

Все подошли взглянуть на это диво;

Послали за шерифом,809 кто избран,

165 Чтобы блюлись законы справедливо.

Шериф явился сразу и правдиво

Восславил Приснодеву, свет людей;

Евреев же велел схватить скорей.

В слезах соседи подняли дитя;

170 А он все пел, презревши смерти жало.

Как в монастырь ближайший чуть спустя

Повозка с убиенным заезжала,

Мать замертво в ногах его лежала

И, поднятая, упадала в пыль,

175 И плакала, как новая Рахиль.810

К евреям грозно пытки применив,

Шериф в их преступленье стал уверен,

И всех, к нему причастных, был шериф

Оставить без расплаты не намерен:

180 «Да будет зло тому, кто злонамерен!»

Их к виселице дикий конь тащил,

И по закону их палач казнил.

На смертном ложе мученик лежал

Пред главным алтарем, пока шла служба;

185 Аббат со всею братией считал,

Что схоронить его быстрее нужно;

Но, окроплен святой водой811 — неложно! —

Заговорил он, окроплен водой,

И вновь запел он антифон святой.

190 Аббат — а человек он был святой,

Как все монахи (или как монахи

Должны бы быть) со всею добротой

Стал вопрошать: «Дитя мое, я в страхе

Господнем; я глазами шарю в прахе —

195 Скажи, как чудо объяснить сие?

Ведь горло перерезано твое!»

«Прорезано до самых позвонков, —

Ответил мальчик, — но Господней волей

Законы естества переборов, —

200 Как в ваших книгах сказано, — доколе

Угодно Господу — живу я доле.

За то, что я Пречистую любил,

Христос мне петь О Alma разрешил.

Источник благодати, Мать Христову,

205 Я почитал всю жизнь со всею силой;

Когда был предан смерти я сурово,

Ко мне она пришла и петь просила

Гимн Alma Redemptoris, столь мне милый;

И зернышко,812 помнилось, в этот миг

210 Она мне положила на язык.

Вот отчего пою и петь я буду

Христову Мать в небесной вышине,

То зернышко не уберут покуда;

А после так она сказала мне:

215 «Мой маленький, возьму тебя к себе;

Как зернышко от уст твоих отринут,

Не бойся: ты не будешь мной покинут».

Святой аббат богобоязнен был

И с языка он зернышко убрал,

220 И тихо дух умерший испустил;

Кто чудо видел — на колени пал,

Аббат неудержимо зарыдал

Солеными обильными слезами

И ниц простерся, и лежал как камень.

225 Вся братия простерлась также ниц,

Пречистую безмерно прославляя.

В одну из беломраморных гробниц

Затем малютку отнесли, рыдая;

В ней похоронен был достойный рая

230 И там лежит, нашед свой вечный дом.

Дозволь с ним, Боже, свидеться потом!

О юный Хью из Линкольна,813 убитый

Евреями, отверженными Богом,

Как этот мальчик! Помяни в молитве

235 Нас, сирых, слабых, согрешивших многим!

О Господи Христе! Сойди к убогим

И даждь нам чистой милости елей

За почитанье Матери Твоей!

Аминь.

Здесь кончается рассказ Аббатисы

ПРОЛОГ К РАССКАЗУ О СЭРЕ ТОПАСЕ

Слушайте веселые слова Трактирщика Чосеру

Закончила Игуменья рассказ.

И все примолкли, думая о нем;

Но тут хозяин, словно в первый раз

Меня увидев, крикнул со смешком:

5 «Ты что за человек и здесь при ком?

Зачем на всех глядишь, приятель, косо

И едешь так, уставясь в землю носом?814

Держись поближе. Будь повеселей.

Вы ж потеснитесь. Честь ему и место.

10 Хотя немногим он меня стройней,

Но не из нашего простого теста;

Обнять такого поспешит невеста.

Но он, чудак, иль вовсе глух и нем,

Что словом не обмолвился ни с кем?

15 Других мы слушали, и твой черед,

Рассказец за тобой, — и поскоромней».

«Пусть слово кто-нибудь другой берет,

Поверь, хозяин, не по силам то мне.

Вот разве что стишок один я вспомню».

20 «Стихи? Ну, что ж. Хоть, судя по всему,

Веселого не рассказать ему».

РАССКАЗ О СЭРЕ ТОПАСЕ

815

Здесь начинается рассказ Чосера о сэре Топасе

Внемлите, судари! Сейчас

Я вам поведаю рассказ

Веселый и забавный.

25 Жил-был на свете сэр Топас,

В турнирах и боях не раз

Участник самый славный.

В приходе Попринге816 был он,

В заморской Фландрии рожден,

30 Как это мне известно;

Его отцу был подчинен

Весь край кругом, — он был силен

По милости небесной.

И быстро сэр Топас подрос.

35 Был рот его алее роз,

Белей пшена — ланиты.

А спросите, какой был нос, —

Отвечу смело на вопрос:

Красою знаменитый.

40 Была до пояса длинна

Волос шафрановых волна;

Камзола золотого817

Была неведома цена;

Штаны из брюггского сукна,818

45 А обувь — из Кордовы.819

Он за оленями скакал

И в небо соколов пускал

За водяною птицей;

Был как никто в стрельбе удал,

50 В борьбе всегда барана брал,820

С любым готов схватиться.

Немало девушек тайком,

В ночи не зная сна, по нем

Томилось и вздыхало;

55 Но он, с пороком не знаком,

Был чист, с терновым схож кустом,821

Чьи ягоды так алы.

И вот однажды сэр Топас —

Я повествую без прикрас —

60 На вороной кобыле,

Мечом, копьем822 вооружась,

Собрался в путь — и вмиг из глаз

Исчез за тучей пыли.

Дубраву вдоль и поперек

65 Обрыскал он, трубя в свой рог,

Гоняя зайцев, ланей;

Скакал на север и восток

И вдруг почувствовал приток

Прельстительных мечтаний.

70 Там рос пахучих зелий стан823 —

Гвоздика, нежный балдриан

И тот орех мускатный,

Что в эля старого стакан

Иль в ларь кладут, чтобы им дан

75 Был запах ароматный.

Там раздавался птичий гам,

И попугай и ястреб там824

Все звонче, чище пели;

Дрозд прыгал резво по ветвям

80 И вторил диким голубям

Как будто на свирели.

У рыцаря стал влажен взор,

В нем вызвал этот птичий хор

Любовное томленье;

85 В коня шипы вонзая шпор,

Помчался он во весь опор

В каком-то исступленье.

Но вот, коня сбивая с ног,

От скачки рыцарь изнемог,

90 И посреди дубравы

Он на поляне свежей лег,

Где конь его усталый мог

Щипать густые травы.

«Любовь царит в душе моей.

95 Мне, Мать Пречистая, ей-ей,

Час от часу тяжеле.

Мне снилось, что царица фей —

Жена моя и будто с ней

Мы спим в одной постели.

100 По ней тоскую я душой,

Я не хочу жены другой,

Меня достойной нет

Девицы;@

Я в поисках объезжу свет,

105 Чтоб наконец напасть на след

Приснившейся царицы».

Наш рыцарь снова поскакал

По долам и по склонам скал,

И поздно, перед ночью,

110 Край фей, который он искал,

Среди глуши лесной предстал

Пред рыцарем воочью.

Он смотрит, отирая пот

И широко открывши рот, —

115 Места пустынны эти:

Как будто вымер весь народ,

Никто навстречу не идет,

Ни женщины, ни дети.

Но вот ужасный великан825 —

120 А был он Олифантом826 зван —

Вдруг выбежал навстречу,

Крича: «Ни с места, мальчуган,

Не то — свидетель Термаган827 —

Коня я изувечу828

125 Дубиной.

Средь арф и флейт царица фей

Живет в стране чудесной сей

Владычицей единой».

Ответил сэр Топас: «Постой,

130 Сразимся завтра мы с тобой,

Я за оружьем съезжу;

Ужо — могу поклясться я —

Вот этим острием копья

Попотчую невежу.

135 Я смело@

Твой мерзкий проколю живот,

И, только солнышко взойдет,

Дух вышибу из тела».

Тут рыцарь обратился вспять,

140 А великан в него метать

Стал из пращи829 каменья:

Но избежал их сэр Топас,

Его Господь от смерти спас

За храбрость поведенья.

145 Внемлите повести моей, —

Она гораздо веселей,

Чем щекот соловьиный.

Я расскажу вам, как домой

Примчался рыцарь удалой

150 Чрез горы и долины.

Он челядь всю свою созвал

И песни петь ей приказал:830

«В сражении кровавом

Иду иль победить, иль пасть;

155 Велит мне биться к даме страсть

С чудовищем трехглавым.831

Покуда воинский убор

Я надеваю, разговор

Ведите меж собою

160 Про королей, про папский двор,

Про то, как у влюбленных взор

Туманится слезою».

Тут слуги, бывшие при нем,

Поставили бокал с вином

165 Пред юным господином.

Он выпил все одним глотком

И пряника вкусил потом,

Обсыпанного тмином.

На тело белое свое

170 Надев исподнее белье832

Из ткани полотняной,833

Сорочку он покрыл броней,834

Чтоб сердце, идя в смертный бой.

Предохранить от раны.

175 Затем облек себя вокруг

Щитками лат835 — издельем рук

Искусного еврея,

Поверх всего надел камзол,836

Который белизною цвел,

180 Как чистая лилея.

С кабаньей головою щит

Имел отменно грозный вид;

Над элем и над хлебом837

Поклялся рыцарь, что убит

185 Им будет великан, — сулит

Пусть что угодно небо.

Огнем латунный шлем838 сверкал,

В кости слоновой меч лежал.839

Сапог из мягкой кожи840

190 На каждой был ноге надет,

Поводья испускали свет,

На лунный блеск похожий.

И кипарисовым копьем

С каленым тонким острием

195 Наш рыцарь красовался.

Конь вороной играл под ним,

Он был в пути неутомим,

Нигде не спотыкался.

Рассказу

200 Тут перерыв — конец главы.

Хотите дальше слушать вы?

Что ж, я продолжу сразу.

О рыцари и дамы, вас

Прошу не прерывать рассказ,

205 Который поведу я.

Пойдет в рассказе этом речь

Про радости любовных встреч,

Про схватку боевую.

Прославлены сэр Ипотис,

210 Ги, Плендамур, Либо, Бевис,

Все знают имя Горна.841

Но сэр Топас затмил их всех:

Был им одержанный успех

Прекраснейшим бесспорно.

215 Сев на горячего коня,

Он, словно искра из огня,

Помчался к чаще бора.

Воткнуть успел он в шлем цветок,842

Храни его Господь и рок

220 От смерти и позора!

Был рыцарь странствующий он

И потому вкушал свой сон

Под боевым нарядом;

Подушкой шлем ему служил,

225 Конь от него не отходил

И пасся тут же рядом.

Лишь из ручьев он воду пил,

Как Парсиваль,843 который был

Так строен и наряден.

230 И вот внезапно…

Здесь Трактирщик прерывает Чосеров рассказ о сэре Топасе

ПРОЛОГ К РАССКАЗУ О МЕЛИБЕЕ

«Клянусь крестом, довольно! Нету сил! —

Трактирщик во весь голос возопил, —

От болтовни твоей завяли уши.

Глупей еще не слыхивал я чуши.

5 А люди те, должно быть, угорели,

Кому по вкусу эти доггерели».844

«Не прерывал, однако, ты других, —

Я возразил, — а это стих как стих.

Претензий я твоих не понимаю

10 И лучшего стиха найти не чаю».

«Ну, если уж по правде говорить,

Так стих такой не стоит и бранить,

И нечего напрасно время тратить».

(Тут он ввернул еще проклятье кстати.)

15 «И прямо, сэр, в глаза я вам скажу,

Пока всем делом я руковожу,

Не дам задаром рифмами бренчать,

И коль рассказ взялись вы рассказать,

Так вот его и расскажите нам.

20 Вам слово, так и быть, вторично дам.

Пусть тот рассказ в стихах иль в прозе будет,

Но пусть он мысль и радость в сердце будит».

«Одну безделку в прозе я слыхал,

И за нее я ваших жду похвал,

25 Иль вы и в самом деле очень строги.

Ее я слышал уж не раз от многих».845

Вот вам нравоучительный рассказ,

Другими он рассказан был не раз.

Четыре есть Евангелья Христова;

30 Когда мы их сравним за словом слово —

Между собою совпадут навряд,

Но все четыре правду говорят

И, в общем, одинаковы по сути,

Хотя и разный прочертили путь ей.

35 А больше ль, меньше слов и мыслей новых

Мы встретим в книгах о страстях Христовых

Луки, Матфея, Марка, Иоанна —

Все разница меж ними невозбранна.

Поэтому прошу вас, господа,

40 Не видеть в отступлениях вреда

От одного старинного преданья,

Составленного людям в назиданье.

Собрали в этот небольшой трактат

Высказываний славных целый рад;

45 Их все и взял я на вооруженье

И чуточку добавил — в украшенье.

Хоть я и отступал от образца —

Извольте всё дослушать до конца.

Суть притчи дорога мне, а не имя;

50 А чтоб словами говорить чужими —

Об этом не особенно тужу.

Послушайте-ка, что я расскажу».

РАССКАЗ О МЕЛИБЕЕ

846

Здесь начинается рассказ Чосера о Мелибее

Молодой человек по имени Мелибей, богатый и знатный, имел от жены своей по имени Разумница847 дочь по имени София.848 Случилось так, что однажды, желая развлечься, отправился он в поля, чтобы там погулять в свое удовольствие. Жену свою и дочь оставил он дома; двери же были крепко заперты. И вот три его заклятых врага, сие проведав, подставили лестницы к стенам его дома и, вошедши через окна, избили его жену и поразили дочь его пятью смертельными ранами в пять различных частей тела, то есть в ступни, в ладони, в уши, в нос и в уста и, посчитав умершею, оставили ее и удалились.

Когда же Мелибей вернулся в дом свой и увидел сие злодеяние, он, подобно человеку безумному, стал раздирать на себе одежды, раскричался и расплакался. Супруга же его Разумница, насколько смела, потщилась рыдания его прервать. Однако вскоре снова зарыдал он, и чем далее, тем безутешней.

Жена же благородная Разумница вспомнила здесь изречение Овидия849 из книги, называемой «Лекарство от любви», где он говорит: «Тот глупец, кто мешает матери плакать об умершем ребенке, пока не выплачет она свое горе; а тогда должно постараться любезными словами ее утешить и умолить от плача воздержаться». По этой причине благородная жена Разумница предоставила мужу рыдать и плакать; но, выждав некое время, обратилась она к нему, говоря так: «Увы, господин мой, — молвила она, — почему совершаете вы дела и поступки, подобающие только глупцам? Ибо недостойно мудреца так предаваться печали. Дочь ваша с Божьей помощью поправится и будет здорова. Да и будь она мертва, не следует из-за этого так крушиться и убиваться. Сенека говорит:850 «Мудрого не удручает утрата детей или друзей: он с тем же спокойствием переносит их смерть, с каким ждет своей, и как своей смерти он не боится, так о смерти близких не горюет».

На это Мелибей сразу ответствовал, говоря: «Какой человек удержался бы от рыданий, имей он такую для них причину? Сам Господь наш Иисус Христос плакал о смерти Лазаря, друга Своего».851 Она же отвечала: «Разумеется, и мне ведомо, что умеренный плач не возбраняется тому, у кого горе, или среди людей горюющих; скорее предписывается тогда плакать. Апостол Павел в Послании своем к Римлянам пишет: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими».852 Но хоть плач умеренный и предписывается, неумеренный же плач несомненно возбраняется. Мера должна соблюдаться в плаче, согласно учению Христа и как учит Сенека853: «Если умер друг твой, не позволяй глазам своим ни увлажняться чрезмерно, ни чрезмерно быть сухими; не давай скатиться слезам, что выступили на глазах твоих. И когда переживешь своего друга, потщись завести нового; в этом более мудрости, нежели в том, чтобы оплакивать друга, коего ты потерял, ибо нет в этом блага». Итак, ежели хочешь следовать велениям мудрости, удали горе от сердца своего. Вспомни слова Иисуса, сына Сирахова: «Веселье сердца — жизнь человека, и радость мужа — долгоденствие».854 И еще он сказал, что печаль многих убила.855 Соломон же говорит, что «как моль одежде и червь дереву, так печаль вредит сердцу человека».856 А посему подобает нам как в смерти детей наших, так и при потере бренного нашего имущества проявлять терпение. Вспомни многострадального Иова, как потерял он детей своих и все имущество и телом испытал множество скорбей, но говорил так: «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!»857 На все сии слова отвечал Мелибей жене своей Разумнице: «Все сии слова правдивы, — молвил он, — и потому полезны, но воистину сердце мое так преисполнено скорби, что и не знаю, что мне делать». — «Тогда не позвать ли нам, — молвила Разумница, — верных твоих друзей и родных, которые и верностью, и мудростью отличаются; расскажи им о своих горестях и послушай, что они скажут, и поступи по совету их. Соломон говорит: «Делай все посоветовавшись, и не узнаешь утрат».858

Тогда, по совету жены своей Разумницы, велел Мелибей созвать большое собрание всякого народа, и врачей и лекарей, и старых и молодых, и некоторых из прежних врагов своих, кои уже вернули ему (если судить по их виду) свою дружбу и благоволение; а сверх того пришли некоторые соседи, что оказывали ему почтение более из страха, нежели по любви, как часто бывает. Пришло также великое множество ловких льстецов, и многомудрых и многоопытных законников. И когда люди сии собрались все вместе, Мелибей горестно рассказал им о своем деле; и по всему было видно, что в сердце своем носит он страшный гнев и готов отомстить недругам своим, и горит желанием идти на них войной; и все же попросил он совета. Один лекарь с позволения и согласия тех из присутствующих, что были мудры, встал и говорил к Мелибею, как вы сейчас узнаете.

«Сударь, — молвил он, — мнится нам, врачам, что мы каждому, к кому нас призовут, делаем столько добра, сколько сможем, и не приносим больным нашим никакого зла, притом бывает весьма часто и встречается почти всегда, что ежели двое ранили друг друга, то один и тот же лекарь исцеляет обоих; отсюда следует, что ремесло наше не побуждает к военным действиям и не позволяет поддерживать какую-либо одну из сторон, что в них участвуют. Однако что касается состояния дочери вашей, то без сомнения, будь она даже и опасно ранена, должны мы столь прилежно врачевать ее и лечить день и ночь, что, с Божьей помощью, будет она жива и здорова так скоро, как только возможно». Почти так же отвечали и другие лекаря, только добавили, что подобно как болезнь излечивается своею противоположностью, так вражда излечивается отмщением. Мелибеевы завистливые соседи, ложные друзья его, которые по видимости лишь с ним примирились, и льстецы его притворились горюющими, и потакали ему, и подпевали ему, и превозносили Мелибеево могущество, и знатность, и богатство, и друзей его и ниспровергали его противников; и открыто говорили, что надобно ему сокрушить врагов своих, начав войну немедля.

Тогда поднялся один мудрый законник по решению и с согласия других людей мудрых и сказал: «Господа, мы собрались тут по делу весьма горестному и важному, и значительному; ибо сделано было великое зло и совершено ужасное злодеяние, и по причине ущерба, который всё сие в будущем может нанести и также по причине великого богатства и знатности обеих сторон, — по этим причинам было бы весьма опасно в подобном деле ошибиться. А посему, Мелибей, таково наше решение: мы советуем вам прежде всего другого, прямо сейчас приложить старание, чтобы сами вы были в безопасности и не надо было вам за этим постоянно ни следить, ни наблюдать. После же того мы советуем вам расположить в доме своем достаточно войска, чтобы можно было защитить и вас, и дом ваш. Но, разумеется, ни о начатии войны, ни об осуществлении скорой мести не можем мы рассудить за столь короткое время так, чтобы было сие к наибольшей выгоде. А посему просим мы досуга и времени, дабы иметь возможность все обсудить и рассудить и вывести заключение по этому делу, ибо известная пословица гласит: кто быстро решается, быстро и раскается. Также говорят люди, что тот судья мудр, кто скоро дело разумеет, да нескоро судит. И хотя всякая медлительность из терпения выводит, однако не в упрек она ни когда решение принимается, ни когда отмщение осуществляется, ежели есть для нее все причины. Всё сие подтверждает своим примером Господь наш Иисус Христос, ибо когда привели к нему женщину,859 взятую в прелюбодеянии, чтобы узнать, что следует с нею делать, то хотя сам он и знал, что ответит, но не стал сразу отвечать, но счел за благо сперва обо всем рассудить и на земле дважды записать. По сим двум причинам мы просим времени на размышление; тогда мы, с Божьей помощью, рассудим к наибольшей пользе». Тут сразу вскочили на ноги люди молодые, и большая их часть стала насмехаться над мудрецами лет преклонных; начали они шуметь и говорили: «Как железо надо ковать, пока горячо, так следует отмщать обиды свои, пока они свежи», — и громкими голосами восклицали: «Война, война!»

Встал тогда один из мудрых почтенных людей и рукою сделал знак, чтобы люди соблюдали тишину и послушали, что он скажет. «Господа, — молвил он, — среди тех, кто сейчас кричит “война, война”, весьма немногие знают, что это такое. Вступить в войну легко, ибо столь широк у нее вход, что каждый войдет, когда пожелает, и без труда войну найдет; но какой этому будет конец, узнать не столь просто. Ибо воистину, когда война уже началась, многим, кто еще и не родился, предстоит в раннем возрасте погибнуть от голода, и все из-за войны; или же прожить в горести и умереть в нищете; посему, прежде чем начать войну, подобает людям как следует поразмыслить и посоветоваться». И когда сей преклонных лет человек стал подкреплять сказанное различными доводами, то чуть ли не все сразу возмутились и постарались прервать его и призывали его речь свою сократить. Ибо воистину, если кто проповедует тем, кто не желает слова его слушать, то проповедью им только докучает. И говорит же Иисус, сын Сирахов, что не вовремя рассказ860 — то же, что музыка во время печали. Сие означает, что столь же не подобает говорить перед людьми, коих речь твоя раздражает, как и петь перед теми, кто плачет. И когда сей мудрый человек увидел, что не желают его слушать, опустился он со всею кротостию снова на место свое. Ибо говорит Соломон: «Не размножай разговора и безвременно не мудрствуй».861 «Вижу я, — молвил сей мудрый человек, — что справедлива пословица, что, когда нужен совет, — тогда его и нет». Было, однако, у Мелибея в совете и много таких, что тайно советовали ему на ухо одно, а во всеуслышание заявляли совсем другое.

Когда же Мелибей услыхал, что большая часть его совета согласна между собою, что следует начать войну, сразу он с этим мнением согласился и решение сие поддержал. Тогда госпожа Разумница, увидевши, что муж ее решил отомстить врагам и начать войну, самым кротким образом и выждав подходящее время, сказала ему такие слова: «Господин мой, — молвила она, — я умоляю вас всей душой и всем сердцем, не торопитесь и не спешите, а ради всех благ выслушайте меня. Ибо Петр Альфонси862 говорит: “Не спеши удалиться от сделавшего тебе добро или зло; ибо от этого друг твой дольше пребудет с тобою, а враг твой дольше проживет в страхе”. А пословица говорит: поспешишь — людей насмешишь, и что тише едешь — дальше будешь». Мелибей же так ответил жене своей Разумнице: «Не стану я, — молвил он, — слушать твоего совета, и по многим причинам и резонам: ибо воистину сочтет меня каждый глупцом, если я по твоему совету изменю решение, столь многоразлично подкрепленное. Во-вторых, я утверждаю, что все женщины плохи и нет среди них хорошей ни одной. Ибо говорит Соломон: «Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел».863 Также верно и то, что если бы я последовал твоему совету, означало бы сие, что я в твоей власти, а этого не дай Бог. Ибо велит Иисус, сын Сирахов, не давать жене власти.864 И Соломон говорит: «Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти над тобою при жизни твоей, ибо лучше, чтобы дети просили у тебя, нежели тебе смотреть в руки сыновей своих».865 Да к тому же, если бы я твоему совету последовал, то сие надобно было бы хранить в тайне до наступления подходящего времени; сего же быть не может».

Когда госпожа Разумница со всем почтением и со всем терпением выслушала все, что муж ее хотел сказать, тогда попросила и она у него разрешения говорить и сказала так: «Господин мой, — молвила она, — что до вашего первого довода, — то его опровергнуть весьма легко; ибо скажу я, что нет никакой глупости в том, чтобы изменить решение с переменой обстоятельств или когда окажется, что обстоятельства не таковы, какими казались. И более того скажу, что хотя вы поклялись и пообещали выполнить свое намерение, и тем не менее, ежели вы уклонитесь от выполнения его по справедливой причине, то не следует говорить, что вы солгали или предали; ибо книга говорит, что не лукавит мудрый,866 обращая пыл свой к более достойной цели. И будь даже так, что решение принято и поддержано множеством людей, то ведь и тогда еще ничего не решено, пока вы сами не решили; ибо истину и пользу скорее найдут немногие люди мудрые и рассудительные, нежели великое множество людей, где всякий кричит и шумит, как ему заблагорассудится; воистину нет в них правды. Что же до второго довода, где вы говорите, что все женщины дурны: помилуй вас Бог презирать так всех женщин, ибо, как говорит книга, кто всех осуждает, тот всех обижает.867 И Сенека говорит: «Кто ищет мудрости, тот не должен никого осуждать, но учить всех, чему он может, без предубеждения и гордыни; а чего не знает, тому пусть не стыдится выучиться даже и у людей ниже себя».868 Также, сударь, легко доказать, что много было и женщин хороших. Ибо нет сомнения, сударь, что Господь наш Иисус Христос никогда бы не унизился869 до рождения от женщины, если бы все женщины были дурными. Да и после, ради великого блага, в женщинах заключающегося, Господь наш, когда воскрес, явился сперва женщинам, а лишь потом ученикам своим. И хотя говорит Соломон, что не нашел он женщины доброй, из этого не следует, что все женщины дурны; ибо если он не нашел, то другие-то мужчины находили много женщин добрых и верных. А возможно, Соломон хотел сказать, что не нашел ни одной женщины совершенной, то есть, что нет на свете никого совершенного,870 кроме единого Бога, как сам Он в Евангелии указал. Ибо нет создания, способного поспорить совершенством с Господом, Создателем своим. Третий ваш довод таков: ежели вы послушаетесь моего совета, то этим как бы признаете мою над собою власть. Помилуй вас Бог, сударь! это не так, ибо ежели людям советоваться только с теми, кто имеет над ними власть и главенство, не так-то часто удавалось бы им получить совет. Ибо, воистину, тот человек, который совета по какому-нибудь делу просит, всегда волен выбирать, следовать сему совету или же нет. Что до вашего четвертого довода, то вы говорите, что болтливость женщин позволяет им скрывать только то, чего они не знают. Однако, сударь, слова эти относятся лишь к женщинам дурным и болтливым; о таких женщинах говорят, что три вещи выгоняют мужчину из собственного дома, именно, дым, дырявая крыша и дурная жена. О таких женах говорит Соломон, что лучше жить в земле пустынной,871 нежели с женою сварливою и сердитою. И позвольте заметить, сударь, что я не такова; ибо часто подвергали вы испытанию мое молчание и мое терпение, и как умею я скрывать и хранить то, что в тайне держать следует. Что же до вашего пятого довода,872 где вы говорите, что в дурном суждении побеждает жена мужа, то видит Бог, что такой довод здесь совсем неуместен; ибо представьте сейчас, что вы просите совета в дурном деле; и, ежели вы хотите сделать дурное, а жена ваша удержит вас от такого дела и переубедит добрыми советами и вескими доводами, то ведь ясно, что заслуживает она скорее похвалы, нежели порицания. Так следует понимать философа, который говорит, что в дурном рассуждении побеждают жены мужей. И, как вы обвиняете всех жен и презираете их разум, я вам докажу на многих примерах, что множество было жен добрых, — также и сейчас они есть, — и советы их были добрыми и полезными. Также и многие мужчины говорят, что женские советы либо уж очень дороги, либо слишком дешевы. Но если множество есть женщин дурных и советы их гнусны и нестоющи, то ведь нашли мужчины также много женщин весьма добрых и советы от них получали разумные и благие. Вспомните Иакова, который по совету матери своей Ревекки873 получил благословение отца своего Исаака и право первородства. Юдифь874 благим своим разумом спасла город Ветилую, где она жила, от руки Олоферна, который осадил его и хотел разрушить. Авигея875 спасла Навала, мужа своего, от царя Давида, который искал убить его, и смирила гнев царский умом своим и добрыми советами. Также и Эсфирь876 добрыми советами возвысила народ Божий в царствование Артаксеркса-царя. И такое же благо было во многих советах добрых жен, как об этом рассказывают. И более того, когда создал Господь Адама, праотца нашего, то так сказал ему: «Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему».877 Отсюда понятно, что если бы женщина не была хороша, а советы ее добры и полезны, то Господь Бог наш не создал бы ее и не назвал бы ее помощницей мужа, а скорее уж ему помехой. И как сказал в стихах один ученый человек: «Что лучше золота? — Яшма. — А что лучше яшмы? — Мудрость. — А что лучше мудрости? — Женщина. — А что лучше хорошей женщины? — Ничего». Так, сударь, и много можно еще рассказать о том, как бывают женщины добры и разумны, а советы их полезны и хороши. А посему, если вы доверитесь моему суждению, то будет ваша дочь жива и здорова; и также я сделаю, что вся честь в деле вашем достанется вам». Когда выслушал Мелибей эти слова жены своей Разумницы, то сказал он так: «Вижу я, что прав был царь Соломон, ибо сказал он, что речь, сказанная почтительно и кстати — «сотовый мед: сладка для души и целебна для костей».878 И теперь, жена, ради твоих слов, а также оттого, что испытал я и мудрость твою, и верность, последую я во всем твоему совету».

«Теперь, сударь, — молвила госпожа Разумница, — как вы согласились последовать моим советам, сообщу я вам, как следует вести себя, когда вы принимаете решение. Прежде всех ваших дел обратитесь кротко к Отцу Небесному, чтобы Он вас вразумил и наставил, и изготовьтесь принять Его наставление и утешение, как учил Товит своего сына.879 В это время надобно благословить имя Господне и просить Его направить твой путь, и вверить ему навсегда разум свой. Ибо говорит апостол Иаков:880 «Если же у кого из вас недостанет мудрости, да просит у Бога». После этого посоветуйтесь с собою самим и хорошенько обдумайте, как сделать все наилучшим для вас образом. Тут надобно вам изгнать из своего сердца три вещи, которые препятствуют хорошим решениям, а именно, гнев, алчность и поспешность. Во-первых, кто размышляет сам с собою, не должен быть в гневе, и причин этому много. Первая такова: кто имеет в душе ярость и гнев, всегда желает делать то, что ему не положено. Вторая — человек гневный не может хорошо рассуждать; кто же не может хорошо рассуждать, не примет и правильного решения. Третья же такова: тот, кто гневен, по словам Сенеки, говорит только обидные речи881 и обидными своими речами пробуждает в других гнев и ярость. Также, сударь, должны вы изгнать из сердца своего и алчность. Ибо апостол говорит,882 что корень всех зол есть сребролюбие. И поверьте мне, что человек алчный не может ни судить, ни думать, но лишь стремится насытить свою жадность, а это недостижимо, ибо чем более богатства он приобретает, тем большего жаждет. И также, сударь, следует изгнать вам из сердца поспешность; ибо не станете же вы считать лучшей ту мысль, что внезапно в сердце у вас зародилась, но обдумаете ее как следует. Ибо как вы уже слыхали, пословица говорит: кто быстро решается, тот быстро и раскается. Также, сударь, не всегда одинаково ваше расположение духа: ибо нечто, казавшееся вам когда-то хорошим, в другой раз покажется дурным. Когда же вы посоветовались с собою и тщательно рассудили, что будет для вас лучше всего, то посоветую вам держать сие в секрете. Не доверяйте решения вашего ни одной душе, но только при твердом убеждении, что доверие сие обернется к вашей выгоде. Ибо говорит Иисус, сын Сирахов: «Ни другу, ни недругу не рассказывай, и, если это тебе не грех, не открывай; ибо он выслушает тебя и будет остерегаться тебя, и по времени возненавидит тебя».883 Другой ученый человек говорит, что трудно найти человека,884 который умел бы хранить тайны. Сказано в книге: тайна в сердце твоем — как в крепкой темнице; а доверишь ее — попадешь в капкан. А посему лучше скрыть мнение в сердце своем, чем умолять того, кому ты его доверишь, чтобы он сохранил тайну. Ибо говорит Сенека: «Если сам ты не умеешь сохранить своей тайны, то как будешь требовать этого от других?»885 Однако, ежели твердо уверен, что, открывши тайну, ты положение свое упрочишь, то должен ты открыть ее следующим образом. Сначала не подавай даже виду, что тебе наиболее угодно — война или мир, то или же другое, не показывай сему человеку ни желаний своих, ни намерений. Поверь мне, что советчики обычно льстивы, когда говорят с большими господами; ибо те поощряют их говорить любезные слова в оправдание своих пристрастий, а не слова правдивые и полезные. Поэтому и говорится, что богатому трудно получить хороший совет, разве что от самого себя. Потом должен ты поразмыслить о своих друзьях и врагах. Что же касается друзей, должен ты рассудить, какой из них более других мудр, стар и в советах испытан; у таких-то и надо спросить совета, когда потребуется.

Во-первых, должен ты созвать на совет друзей истинных. Ибо говорит Соломон: «Масть@ и курение радуют сердце, так сладок всякому друг сердечным приветом своим».886 Также говорит он, что «верному другу нет цены и нет меры доброте его».887 Также говорит он, что «верный друг — крепкая защита: кто нашел его — нашел сокровище».888 Затем должен ты рассудить, разумны ли твои друзья и мудры ли они, ибо в книге сказано: проси совета у того, кто мудр. И по той же причине следует звать для совета тех из друзей, кто в летах преклонных, кои много повидали и научились многому и в советах испытаны. Ибо в книге сказано, что «в старцах мудрость, а в долголетии — разум».889 А Туллий говорит, что великие дела совершаются890 не силой и не могуществом телесным, но добрым советом, и опытом людским, и знанием; ибо эти дары с возрастом не слабеют, но несомненно день ото дня возрастают и укрепляются. И вот что надо взять за правило. Сперва позови на совет лишь нескольких испытанных друзей. Ибо говорит Соломон: «Живущих с тобою в мире да будет много, а советником твоим — один из тысячи».891 Пусть же будет так, что сначала посоветуешься ты с немногими, потом, если будет надобность, и других позовешь. Но следи всегда, чтобы советчики твои имели те три свойства, что я уже назвала, именно, чтобы были они верными, в летах преклонных и с опытом большим. И не надобно ограничиваться всегда единственным советником, в иных случаях должно посоветоваться со многими. Ибо Соломон говорит: «Успех будет при множестве совещаний».892

Теперь, когда сказала я, с кем подобает советоваться, должна я также сказать и о том, каких советов слушать не следует. Во-первых, следует избегать совета глупцов, ибо говорит Соломон: «Не советуйся с глупым, ибо советы его — по страсти и похоти его». Сказано в книге, что свойство глупого — думать о других дурно, а о себе хорошо.893 И также следует тебе избегать советоваться с людьми льстивыми, что стараются всегда превозносить тебя всяко, а не говорить тебе истину. На это Туллий говорит, что среди зол, которые несет дружба, главнейшее — лесть.894 А посему надо избегать льстецов как никого другого. Сказано ведь в книге: беги сладких слов льстеца,895 а не горьких слов друга, говорящего тебе истину. Соломон говорит: «Слова льстеца — капкан для неразумного». Также говорит он: «Человек, льстящий другу своему, расстилает сеть под ногами его».896 И поэтому говорит Туллий: «Не преклоняй ухо свое к льстецу и не действуй по его словам».897 И Катон говорит: «Поразмысли хорошо, а не слушай слов сладких и приятных». И посему должен ты избегать советов старых врагов, примирившихся с тобою. Сказано в книге, что никто не может быть уверен, что вернул себе благоволение врагов. Эзоп говорит: «Не верь тем, с кем ты воевал или враждовал, и не доверяй им своих мыслей». А Сенека говорит: «Не может такого быть, чтобы там, где долго горел большой огонь, не осталось ни жара, ни дыма».898 И посему говорит Соломон: «Не верь никогда старому врагу. Хоть и примиришься с ним, и примет он вид кроткий и выказывать будет тебе почтение, не верь ему; ибо это не от любви к тебе, а для своей выгоды; ибо надеется он победить тебя таким притворством, как не победил силой».899 И Петр Альфонси говорит: «Не ищи общества старых врагов, ибо если и сделаешь им благо, извратят они его во зло».900 Также избегай советоваться с бывшими у тебя в услужении и привыкшими тебе подчиняться; ибо возможно, что будут они советовать за страх, а не за совесть. Поэтому сказал один философ: «Невозможно быть верным тому, кого боишься». И Туллий говорит: «Для сохранения и удержания власти самое подходящее из всех средств — быть любимым; самое несообразное — внушать к себе страх».901 Также избегай советоваться с людьми, приверженными питию, ибо они не могут хранить тайны. И Соломон говорит: «В пьянстве тайне нет места».902 Также надо остерегаться советов таких людей, которые наедине говорят тебе одно, а на людях — другое. Ибо Кассиодор говорит: «Великая хитрость — остановить того, кто открыто делает одно, а тайно — ему противоположное».903 Избегай также советоваться с дурными людьми, ибо в книге сказано: «Замыслы нечестивых — коварство».904 И Давид говорит: «Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых».905 Также избегай советов людей молодых, ибо их рассуждения незрелы.

Теперь, сударь, когда я показала вам, у кого вам следует просить совета и чьих советов следует избегать, теперь научу я вас обдумывать свои решения, согласно учению Туллия.906 Когда обращаешься за советом, нужно многое принимать во внимание. Прежде всего обдумай, чтобы то, о чем ты хочешь попросить совета, было рассказано верно и правдиво, ибо тому, кто говорит неправду, не дадут правильного совета в деле, о котором он солгал. А после этого рассуди обо всем сообразно той цели, с которой ты совета просишь, и разумно ли это, и хватит ли у тебя на это сил, и согласны ли с этим лучшие из твоих советников. Затем надобно подумать, что последует из этого решения, именно: ненависть, мир, война, благо, польза или же вред, или еще что другое; и изо всего выбери лучшее, а остальное отбрось. Затем следует обдумать, от какого корня идет твое дело и какой может произвести плод. Также следует разобраться, от каких причин все произошло. И когда ты обдумал свое решение, как я уже сказала, и обдумал, что выгоднее и лучше, и одобрено сие людьми пожилыми и опытными, тогда подобает размыслить, сможешь ли ты его выполнить и довести до благополучного конца. Ибо важнее не начать дело, а выполнить его и довести до конца; никто не должен брать на себя такое бремя, которое не в силах нести. Ибо, по пословице, кто много схватит, мало унесет. И Катон907 говорит: «Не принимайся за дело, которого не в силах исполнить, ибо от тягости вынужден будешь оставить начатое». А если случится тебе быть в сомнении, следует ли начинать дело или подождать, то лучше подожди. И Петр Альфонси говорит: «Если собираешься сделать то, в чем потом раскаешься, лучше не делай»;908 а это значит, что лучше придержать язык, чем сказать лишнее. И еще можно привести доказательства, что если в сделанном тобою потом раскаешься, то лучше стерпеть и того не делать. И правы те, кто прямо запрещает приниматься за дело, в котором сомневаешься. А после того, как решение ваше обдумано, как я говорила, и хорошо вы знаете, что оно осуществимо, то строго его придерживайтесь, пока не доведете все дело до конца.

Теперь пришло время сказать вам, когда и как вправе вы изменить свое решение. Воистину, вправе человек изменить свою цель и решение свое, если причины его уничтожились или если возникли новые причины. Ибо закон говорит, что во вновь возникшем деле подобает и решать все заново. И Сенека говорит: «Если решение твое дошло до ушей врага, измени его». Допустимо также изменить решение, если обнаружится, что от ошибки или чего другого может приключиться ущерб или вред. Также измени свое решение, если оно бесчестно; ибо и законы говорят, что никакие обязательства, если они бесчестны, не имеют силы; а также если решение выполнить невозможно, или нельзя его выполнить хорошо. Сие да будет общим правилом, что любое решение, которое столь крепко, что ни при каких обстоятельствах измениться не может, — такое решение дурно.

Когда Мелибей выслушал поучение жены своей Разумницы, то ответил ей так: «Сударыня, — молвил он, — сейчас вы научили меня общим правилам, как следует вести себя при выборе решения и при изменении его; теперь бы я охотно послушал, ежели бы вы соблаговолили мне сказать о случае частном: что вы думаете о наших теперешних советчиках, которых мы выбрали в нашем бедственном деле, и как они вам нравятся».

«Сударь, — молвила она, — прошу вас со всею покорностью, чтобы не отвечали вы сгоряча на мои доводы и не сердились, ежели скажу я что-нибудь не столь уж приятное; ибо свидетель Бог, я вам желаю только добра и забочусь о вашей чести и вашей выгоде; воистину уповаю, что соблаговолите вы подарить мои слова терпением. Ибо поверьте, — молвила она, — что собрание, вами собранное в этом случае, не может, говоря по чести, называться советом, но прибежищем глупости; принимая сие решение, ошиблись вы многократно и разнообразно. Самое первое — не следовало собирать сразу столько советчиков; сначала надо было бы позвать всего несколько человек. Но вы в спешке позвали на совет множество народа, коих слушать тяжко и затруднительно. И то было ошибкою, что следовало собрать истинных ваших друзей, умудренных летами и опытом; вы же призвали недостаточно знакомых, молодых льстецов и обманщиков, да бывших врагов ваших, да еще тех, кто оказывает видимость почтения, но вас не любит. И также ошибкою было принести на совет в сердце своем гнев, алчность и поспешность, ибо сии суть три врага решений полезных и честных; вы же их не побороли ни в себе, ни в советчиках ваших, как следовало. Ошибкою также было показать собравшимся склонность вашу начать войну и совершить месть скорую и дать им по вашим словам понять, чего вы желаете; посему и советовали вам согласно с вашей склонностью, а не с пользой. Также ошиблись вы, решивши, по-видимому, ограничиться советами только этих людей, сами же почти не размышляли; в то время как в таком большом и важном деле требуется больше советоваться и больше размышлять, чтобы исполнить задуманное. Также ошиблись вы, не поделивши своих советников, а именно, не отделивши друзей ваших от людей фальшивых, и не узнали вы мнения своих друзей, умудренных летами и опытом, но смешали их слова со словами других и склонились сердцем к тем, кто был более числом и составлял большую часть; а так как вы сами знаете, что среди людей всегда найдется больше глупых, нежели умных, то посему во всех собраниях, где сходится множество людей и где больше считаются с числом их, чем с разумом, — вам ясно, что в подобных советах верховодят глупцы».

Мелибей снова ответил и сказал: «Признаю, что я ошибался, но как ты мне уже ранее говорила, что есть случаи, когда не зазорно менять советчиков по причинам важным, то готов я поменять советчиков на таких, каких ты предложишь. Ибо люди говорят, что грешить свойственно человеку, но упорствовать в грехе — от дьявола».

На это госпожа Разумница сразу ответила, говоря: «Рассмотрим, — она молвила, — совет, собранный вами, и посмотрим, кто из них говорил наиболее разумно и советы вам давал наилучшие. А для начала давайте рассудим о врачах и лекарях, которые говорили первыми. И полагаю, что врачи и лекари говорили с вами подобающим образом, как и следует, и в речи своей вполне разумно заключили, что в их обязанности входит заботиться о чести и о пользе каждого и никому не вредить, но в меру сил и возможности прилагать все старания для излечения тех, кого им доверили. И так как ответили они разумно и пристойно, предлагаю я также, сударь, наградить их щедро за столь благородную речь и для того, чтобы они как можно лучше лечили вашу дорогую дочь. Ибо ежели они вам друзья, то не должны вы терпеть такого, чтобы услуги их оставались без воздаяния, но следует их наградить и проявить щедрость. Что же касается того их утверждения, что при лечении одна противоположность излечивается другой, то хотелось бы мне узнать, что это за текст и как они его понимают и каково ваше о нем мнение». — «Разумеется, — сказал Мелибей, — понимать его следует так, что если мне причинили горе, то и я должен сотворить зло, — как они мне, так и я им, — и тогда можно сказать, что я исцелил болезнь ее противоположностью». — «Погляди-ка, — молвила госпожа Разумница, — как легко склоняются мужчины к тому, что им любезно и желанно! Безусловно, — молвила она, — слова лекарей никоим образом нельзя так понимать, ибо зло не противоположно злу, месть мести, вражда вражде, но они подобны друг другу; а посему месть не лечится местью, а зло — другим злом, но одно отягчает и усиливает другое. Но несомненно слова лекарей следует понимать так, ибо добро и зло суть противоположности, и война и мир, месть и терпение, раздор и согласие и многое другое, что, несомненно, зло лечится добром, раздор — согласием, война — миром и так далее. Посему повторяет святой апостол Павел во многих местах:909 не воздавайте злом за зло и речью злою за речь злую, но делайте добро творящему зло и говорящего злое благословляйте. И во многих других местах прославляет он мир и согласие. Ну а теперь скажу о совете, который дали вам юристы и умные люди, и старики, которые в один голос сказали, и вы это слышали, что прежде всех дел надобно вам позаботиться о собственной безопасности и укрепить ваш дом, и сказали также, что действовать вам следует со всею рассудительностью и с осмотрительностью великой. Что же касается, сударь, первого, то есть личной вашей безопасности, то следует вам понять, что враждующий с кем-либо должен еще истовей и смиренней молиться, прежде всего, чтобы Иисус Христос даровал ему милость и защиту и помощь рабу своему в трудный час; ибо в мире сем никто не получит ни совета, ни защиты, кроме как от Господа. С сим утверждением согласен и пророк Давид, говорящий: «Если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж».910 Теперь, сударь, следует вам поручить свою защиту вашим верным друзьям, испытанным и давним; и у них нужно просить помощи, чтобы они вас защищали. Ибо Катон говорит:911 «Если нужна тебе помощь, спроси ее у своих друзей, ибо нет лучшего врача в несчастье, чем истинный друг». А затем, следует избегать всяких людей чужих и лживых и всегда быть с ними настороже. Ибо Петр Альфонси говорит: «Не бери себе в попутчики чужого человека, но лишь того, кого давно уже знаешь; а если случайно окажешься в обществе такого, то выведай со всею ловкостию, что он говорит и как живет, и не открывай, куда держишь путь, но скажи, что собрался туда, куда на самом деле не собираешься; и если он носит копье, держись от него справа, а если меч — слева».912 И вот после этого станете вы мудро остерегаться всех таких людей и избегать их общества и их советов. А после этого будете вы держаться так, чтобы показать, что, несмотря на веру в свои силы, вы не настолько презираете врага, чтобы отказаться самоуверенно от личной охраны, ибо разумному подобает врага опасаться. И Соломон говорит: «Блажен человек, который всегда пребывает в трепете; а кто ожесточает сердце свое, тот попадет в беду».913 Затем следует взять меры против засад и всяческого шпионства. Ибо Сенека говорит, что мудрый опасается зла, и избегает зла, и уклоняется от опасности; от такого и опасность бежит. И будь даже так, что по всему кажется, что вы в безопасном месте; все равно следует позаботиться об охране. Так что не будьте беззаботны не только по отношению к сильнейшим из врагов ваших, но и к врагам самым незначительным. Сенека говорит: «Разумный опасается и самого последнего из своих врагов». Овидий говорит: «Маленькая куница губит и огромного быка, и дикого оленя».914 А в книге сказано, что от малой колючки и королю больно, а небольшая собака хватает дикого кабана. Но, тем не менее, не призываю я сделаться таким трусом, чтобы и там трястись, где бояться нечего. В книге сказано, что «нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрения дают право быть вероломным».915 Однако яда следует опасаться. Избегай также общества глумливых, ибо сказано в книге: «С глумливыми не водись, но убегай от них и от слов их, как от отравы».916

Теперь что касается второго утверждения ваших советчиков — что вы должны укрепить дом свой со всей тщательностью и вооружиться. Желала бы я знать, как вы поняли сии слова и каково ваше решение. Мелибей на это ответил: «Конечно, понял я это таким образом, что я должен надстроить дом башнями, как бывает у крепостей и других подобных сооружений, и обзавестись броней и орудиями, и таким образом смогу я себя и дом свой защитить и обезопасить, так что враги мои и приблизиться побоятся».

На что госпожа Разумница отвечала: «Укрепления, — молвила она, — высокие башни и мощные стены цену имеют большую и труда берут много; когда же построены, то и гроша не стоят, если их не защищают верные люди, друзья старые и разумные. Поймите же, что главная сила всех военных укреплений, какие может завести человек богатый для своей защиты — это заслуженная любовь подданных и соседей. Ибо вот как говорит Туллий: «Одно есть войско непобедимое и необоримое — любовь к государю его приближенных и народа».917

Теперь о третьем утверждении, где ваши старые и мудрые советники сказали, что не следует вам действовать сгоряча и поспешно, но готовиться и собираться с большим тщанием и рассудительностью; воистину сказали они слово мудрое и правдивое. Ибо Туллий говорит: «Во всех делах, прежде чем к ним приступить, нужна тщательная подготовка».918 Вот я и говорю, чтобы готовили вы месть, войну, битву, укрепление дома с великой рассудительностью. Ибо Туллий говорит, что долгая подготовка к битве дает скорую победу. И Кассиодор говорит, что войско сильнее, если заранее готово.

Ну а теперь скажем о совете ваших соседей, которые почитают вас, вас же не любя, старых врагов, с которыми вы примирились, льстецов, кои по секрету давали вам одни советы, а вслух — другие, а также молодых людей, что вам советовали немедленно начать войну и отомстить врагам. Сударь, я уже говорила, что вы жестоко ошиблись, пригласив подобных людей на совет, что и подтверждается. Но теперь поговорим о самом деле. Приступить к нему лучше согласно учению Туллия.919 «Правду» в этом деле искать не придется, ибо вам известно, кто вам нанес оскорбление и ущерб, и сколько их было, и как они учинили все это бесчинство и зло. После же этого рассудим о том, что Туллий упоминает вторым и называет это «согласие» или «соответствие», а именно, кто были те, и сколько их было, что согласились с этим решением и с вашим желанием скорой мести. И давайте также рассмотрим, кто были те, и сколько их было, что согласились с вашими противниками. Ведь превосходно известно, кто согласился с вашим первым желанием. И несомненно, что те, кто советовал вам внезапно начать войну, вам не друзья. Давайте поглядим, кто же вам друг; ибо хотя вы богаты и знатны, вы одиноки; ибо нет у вас детей, кроме одной только дочери, ни братьев, ни кузенов, ни других близких родственников, дабы страх перед ними сдерживал ваших врагов. Также вам ведомо, что богатство ваше будет разделено между многими; когда же каждый свою часть получит, вряд ли кто-нибудь захочет отомстить за вашу смерть. А врагов ваших трое, и множество у них детей, братьев, кузенов и других близких родственников, и случись даже вам убить двоих или троих, всё в живых останется достаточно, чтобы отомстить за их смерть и убить вас. Да если бы и были ваши родственники сильнее и надежнее, чем родня ваших противников, все же ваши с вами лишь в отдаленном родстве, а у противников родственники близкие. Конечно, в этом отношении положение у них лучше вашего. Теперь давайте поразмыслим, обоснован ли совет тех, кто советовал вам совершить месть скорую. Конечно же нет; ибо и по праву, и по разуму никто не может наказывать, кроме судьи, в чьи обязанности сие входит; и никак не иначе, чем по закону ему полагается, должен он осуществлять месть — поспешно или по зрелом размышлении. И еще сообразно с тем, что Туллий именует «согласие» или «соответствие», надобно вам рассудить, соответствует ли ваша сила и власть желаниям вашим и советчиков. Конечно же нет; ибо несомненно, если уж об этом заговорили, что сделать по праву можем мы только одно-единственное: не мстить самим и своею властью. Итак, вам ясно, что силы ваши не годны и не соответствуют тому, чего вы хотите.

Теперь поразмыслим о третьем, о том, что Туллий называет «последовательностью». Следует понять, что отмщение, к которому вы стремитесь, будет иметь последствия: из него последует другая месть, опасность, война и прочее зло без конца и края, чего мы себе сейчас и представить не можем. А что касается четвертого, того, что Туллий называет «порождением», следует вам размыслить, что зло, которое вам сделали, породила ненависть ваших врагов, и от предпринятой мести произойдет новая месть, и много горя, и погибель имущества, как я сказала. Теперь, сударь, коснемся того, что Туллий называет «причиной» и что у него является последним. Вы должны понять, что зло, которое вам сделали, имеет определенные причины, которые люди ученые называют oriens, efficiens, causa longinqua и causa propinqua,920 то есть отдаленная причина и ближайшая причина. Ибо отдаленная причина — это всемогущий Бог, который есть причина всего; а ближайшая причина — в троих ваших врагах; причиной акцидентальной была месть, причиной материальной — пять ран вашей дочери, формальная причина — то, как враги ваши действовали, когда принесли лестницы и вошли в окна; причиной конечной было убить вашу дочь, и здесь они сделали все от них зависящее. Если же говорить о причине отдаленной, то есть к чему они в конце концов придут, или что с ними будет, то знать я этого не знаю, но по догадке и предположительно могу представить, что ждет их злой конец, ибо сказано в книге указов:921 «Редко, и то с большим трудом, удается привести к хорошему концу дело, которое плохо началось».

Теперь, сударь, ежели бы меня спросили, как Господь потерпел, что вам причинили такое зло и такое горе, то не могу я ответить точно и с уверенностью. Ибо говорит апостол, что мудрость и ведение Бога Всемогущего — бездна и богатство премудрости и уму человеческому непостижимы и не-исследимы@.922 Однако, гадательно и по предположению, думаю, что Господь, который всеведущ и праведен, попустил тому случиться по причине важной и справедливой. Имя твое — Мелибей — означает «пьющий мед».923 Слишком много вкусил ты медовой сладости богатства бренного, радостей и почестей сего мира, так что ты пьян ими и почти забыл Иисуса Христа, Создателя твоего; ты не почитал Его так, как следовало бы, и не поступал по словам Овидия,924 что под медом, услаждающим твой вкус, скрыт яд, убивающий душу. И Соломон говорит: «Нашел ты мед — ешь, сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться им и не изблевать его».925 И, возможно, Христос презрел тебя и отвернул от тебя лицо Свое, и слух Свой закрыл для слов милосердия, и также попустил Он, чтобы ты понес наказание, подобающее твоему проступку. Ты согрешил против Господа нашего Иисуса Христа, ибо есть у человека три врага, а именно, плоть, дьявол и мир сей, и ты их добровольно впустил в свое сердце через окно твоего тела, и не защитился от их нападения и не избег искушения, так что ранили они твою душу пятью ранами, а именно смертными грехами, которые вошли тебе в сердце путем пяти чувств, подобно тому, как Господь пожелал и попустил троим твоим врагам войти через окна в дом твой и нанести такие же раны твоей дочери.

«Конечно, — молвил Мелибей, — я вижу ясно, что словами своими пытаешься ты убедить меня, чтобы я не мстил врагам, и показываешь опасность и зло, которые могут произойти из-за мести. Но ежели бы раздумывал каждый, какие опасности и несчастья могут произойти при мщении, никто никогда бы и не мстил, а сие было бы злом; ибо наказание уничтожает зло и удаляет людей дурных от людей добрых. И те, у кого есть воля ко злу, сдерживают себя в своих дурных замыслах, когда видят воздаяние и кары, постигшие преступных».926

«И более того скажу: как человеку грешно мстить, так же и судье грешно не воздать преступнику по заслугам. Ибо Сенека говорит:927 «Тот хозяин хорош, что способствует исправлению нерадивых». И Кассиодор говорит: «Человек боится сделать опрометчивый поступок, когда знает, что это не понравится судьям и властям предержащим». А другой говорит:928 «Судья, боящийся судить праведно, плодит беззаконных». И святой апостол Павел пишет в своем Послании к Римлянам:929 «Судья же не бери меч свой без нужды, но для наказания бунтовщиков и злодеев и для защиты людей добрых». Если хочешь расправиться с врагами, то пойди и обратись к судьям, что имеют право их судить, и судья накажет их, как в законе требуется и предусматривается». — «Нет! — молвил Мелибей, — такое отмщение совсем мне не по душе. Я размышляю сейчас и рассуждаю так, что удача не оставляла меня с самого детства и провела меня через множество узких мест; теперь попрошу я, чтобы она с Божьей помощью помогла мне отомстить за мой позор».

— Сударь, — молвила Разумница, — если вы послушаете моего совета, то ни в коем случае не станете злоупотреблять удачей и не вверите ей свой лук, по слову Сенеки;930 ибо от того, что делается неразумно или из расчета на удачу, никогда не ждите добра. И тот же Сенека говорит, что чем ярче блестит и сияет удача, тем быстрей и непреложней ее закат. Так что не верьте ей, ибо нет в ней ни надежности, ни постоянства; и когда ждешь и надеешься на ее помощь, предаст она и обманет. И раз уж баловала она вас, как вы говорите, с самого детства, то я бы сказала, тем более следует отбросить веру в нее и в ее мудрость. Ибо Сенека говорит: «Если Удача человека балует, лишает она его разума». Теперь: если уж так вы жаждете и желаете мести, а месть по закону и по суду вам неугодна, а месть в надежде на удачу неверна и опасна, то нет для вас иного средства, как обратиться к Высшему Судии, который карает всякий проступок и всякое зло; и Он отомстит за вас, в чем сам Он свидетель, когда говорит: «Мне отмщение, и Аз воздам».931 Мелибей отвечал: «Если не отомщу я тем, кто сотворил мне это злодеяние, то тем самым побужу я их и призову я их, как и всех других, творить мне злодеяния новые. Ибо написано: «Если не отомстил за старое зло, то этим призываешь ты врага сделать новое».932 И тогда, терпения моего ради, столько мне люди сделают зла, что его уже невозможно будет вынести и придется прибегнуть к помощи закона. Ибо люди говорят, что от долготерпения падет на тебя столько страданий, что и не вынести». — «Верно, — молвила Разумница, — я соглашусь с вами, что слишком многое терпеть дурно; но не следует же из этого, что каждый, кому сделали зло, должен мстить. Ибо только судьям полагается и подобает карать ущерб и злодеяние; и под властями, которых вы упомянули, должно понимать только судей; ибо если они оставляют без наказания зло и беззаконие, то этим не призывают, а прямо приказывают творить новое зло. Также говорит мудрец:933 «Не исправляющий грешника сим приказывает ему грешить дальше». А ежели судьи и правители какой-нибудь страны будут попустительствовать злодеям и беззаконникам, то с течением времени попустительство это приведет к тому, что те вытеснят судей и правителей с их мест и в конце концов лишат всякой власти. Но положим, что вам дозволено мстить, и вот говорю я, что нет у вас сейчас ни власти, ни силы для этого; ибо если сравните вы свои силы с силами ваших противников, то во многих отношениях, как я вам уже показала, найдете вы их положение предпочтительнее вашего; а посему и говорю я, что в настоящий момент следует вам терпеть и сдерживаться.

Более того, как хорошо вам известно, по пословице,934 бороться с тем, кто сильнее тебя и знатнее — безумно, бороться с равным себе — опасно, а бороться со слабейшим — глупо; посему всякой борьбы следует избегать. Ибо говорит Соломон:935 «Честь для человека — отстать от ссоры». А ежели произойдет и случится, что причинит тебе горе человек более знатный и сильный, то старайся и заботься, как бы помочь этому горю, а не как бы отомстить. Ибо Сенека говорит:936 «Большой опасности подвергается тот, кто борется с сильнейшим». А Катон говорит:937 «Если человек более знатный и высокопоставленный или более сильный, чем ты, обидит тебя, стерпи; ибо тот, кто однажды тебя обидел, может в другой раз помочь и защитить тебя».

Вот представила я дело так, что у вас есть и сила, и право мстить, и говорю, что очень и очень многое должно удержать вас от мщения и склонить к тому, чтобы стерпеть зло, вам причиненное. Первое, вспомните недостатки, присущие вам самому, те, за которые Господь и послал вам сие бедствие, как я уже говорила. Ибо говорит поэт: «Нам следует терпеливо сносить бедствия, нас постигающие, как подумаем, что мы их заслужили». И святой Григорий говорит, что если человек подумает, сколько у него недостатков и сколько грехов, то страдания и превратности судьбы покажутся ему легче. И насколько горше и тяжелее покажутся ему собственные грехи, тем легче и мягче покажется ему его страдание. И также подобает склонять и нудить свое сердце перенять терпение Господа нашего, как говорит в своих посланиях апостол Петр:938 «Христос, — говорит он, — пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его: Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах его; будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал». Великое терпение, которое проявили святые, кои теперь в раю, в бедствиях, которые они выносили безвинно и незаслуженно, также должны подвигнуть вас к терпению. Более того, вы должны принудить себя терпеть, помышляя о том, что беды мирские придут и уйдут, а радость, которую заслужит человек своим терпением, вечная; как говорит апостол в своем Послании,939 радость Господня, говорит он, вечная, то есть никогда не кончается. Также помните и никогда не забывайте, что тот, кто ни сам терпения не имеет, ни в других его не ценит, несомненно, человек неученый и невоспитанный. Ибо говорит Соломон, что и ученость, и разум человека познается по терпеливости.940 А в другом месте он говорит: «Тот, у кого есть терпение, весьма разумен». И тот же Соломон говорит, что «вспыльчивый человек возбуждает раздор, а терпеливый утишает распрю».941 Также говорит он: «Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города».942 И потому говорит святой Иаков в своем Послании:943 «Терпение — великая добродетель и совершенство».

«Разумеется, — молвил Мелибей, — согласен я с вами, госпожа Разумница, что терпение — великая добродетель и совершенство; но не у всех людей есть то достоинство, которого ты ищешь, и я не из числа совершенных; ибо не узнает мое сердце покоя, покуда не отомщу. Пусть было опасно врагам моим совершать злодеянье и мстить мне; но не посмотрели они на опасность и исполнили свое злое намерение, а посему, как мне кажется, нельзя меня упрекнуть, что я подвергну себя небольшой опасности и отомщу за себя, хоть и пойду я на такую крайность, дабы одним безрассудством отомстить за другое».

— Ах, — молвила госпожа Разумница, — вы всё говорите о том, чего вам хочется и желается; но ни в коем случае не следует делать ни крайностей, ни безрассудств ради мести. Ибо Кассиодор говорит,944 что тот, кто свершает безрассудство в отместку, делает такое же зло, как и тот, кто совершил безрассудство первым. Посему карать обидчика надо по праву, то есть по закону, а не в пылу безрассудства. А ежели вы хотите отомстить за безрассудный поступок своих противников как-то иначе, то это грех. И поэтому говорит Сенека,945 что никогда никому не удается покарать за беззаконие беззаконием. А если вы скажете, что прав человек, отвечающий на насилие насилием и на удар ударом, то, разумеется, речь ваша справедлива, ежели отвечают сразу на месте, без промедления и задержки, и сие не месть, а самозащита. Но подобает человеку и при самозащите проявлять сдержанность, чтобы не дать повода для упреков в чрезмерной пылкости и безрассудстве. Свидетель Бог! вы же сами знаете, что сейчас-то вы собираетесь не защищаться, а мстить; и, по-видимому, не собираетесь вы делать это разумно; посему, думается мне, побольше терпения вам бы не помешало. Ибо говорит Соломон: «Гневливый пусть терпит наказание».946 «Разумеется, — молвил Мелибей, — я согласен с вами, что если человек нетерпелив и гневен по причине, к нему не относящейся и его не касающейся, то и не диво, что сие ему во вред. Ибо и закон говорит, что тот виновен, кто вмешивается и встревает в дела, к нему не относящиеся». И Соломон говорит: «Хватает чужого пса за уши, кто, проходя мимо, вмешивается в чужую ссору»,947 ибо как укусит чужой пес того, кто берет его за уши, то столь же заслуженно поплатится тот, кто по несдержанности вмешивается во вражду других людей, когда сие его не касается. Но вам ведь известно, что дело сие, то есть мое злосчастие и моя печаль, касаются меня весьма близко. А посему не диво, что я в гневе; и (будь на то воля Господня) не вижу я, какой бы из этого вышел для меня вред, ежели бы я отомстил; ибо я богаче и могущественнее моих врагов; а всем ведомо, что деньгами и богатством все в мире управляется. И Соломон говорит, что «за все отвечает серебро».948

Когда услыхала Разумница, как муж ее хвалится имуществом своим и богатством и хулит силу своих противников, заговорила она и сказала так: «Разумеется, сударь, согласна я, что вы богаты и могущественны, и что богатство впрок тому, кто честно его добыл и умеет им хорошо распорядиться. Ибо как тело человеческое не живет без души, так и сам человек не может жить без бренных сокровищ, и богатством можно приобрести много друзей. И посему говорит Памфил: «Если дочь пастуха, — говорит он, — богата, то может она выбирать себе мужа из тысячи; ибо из тысячи лишь один не отвергнет ее и не покинет».949 И также Памфил говорит: «Когда ты счастлив, то есть богат, то найдешь ты бессчетно друзей и товарищей; а если изменит тебе счастье и станешь ты беден, то прощай, дружба, ибо останешься одиноким и заброшенным, и общества тебе не будет, кроме общества бедняков».950 И более того говорит Памфил: что того, кто по происхождению раб951 или холоп, богатство делает знатным и благородным. И подобно тому как богатство приносит много всяческих благ, так с бедностью приходит много различных зол; ибо крайняя бедность принуждает человека ко многим беззакониям. И посему называет Кассиодор бедность матерью развалин,952 — то есть матерью распада и разложения. И потому говорит Петр Альфонси: «Одна из величайших превратностей этого мира — когда человека по рождению свободного принудит бедность питаться милостыней его врагов».953 И то же говорит Иннокентий в одной из своих книг: что горька и зла участь нищего, ибо если не просит он, то умирает от голода, а если просит — то от стыда; и все же нужда заставляет его просить.954 А посему говорит Соломон, что «лучше смерть, нежели горестная жизнь».955 И о том же говорит Соломон, что лучше умереть смертью лютою, чем просить милостыню».956

Все сии доводы, которые я сейчас вам привела, и еще многие, которые я могла бы привести, несомненно, показывают, что богатство — благо для тех, кто честно его приобрел, и для тех, кто разумно им пользуется; а посему покажу я вам, как следует вести себя, приобретая богатство, и как его использовать. Первое, не следует его сильно желать, но приобретать его постепенно и не слишком поспешно, ибо человек, слишком сильно жаждущий богатства, может предаться воровству, да и всем другим порокам. А посему говорит Соломон: «А кто спешит разбогатеть, не останется праведен».957 Также говорит он, что богатство, которое быстро пришло к человеку, быстро истощается, а богатство, собираемое понемногу, растет и умножается.958 И подобает, сударь, приобретать богатство разумом и трудом к своей выгоде и не причиняя никому ни зла, ни ущерба. Ибо закон говорит, что не сделаешься богатым в ущерб другому, то есть, что ни по природе, ни по праву не позволено одним богатеть за счет других. Туллий говорит,959 что ни горе, ни страх смерти и ничто другое, что с человеком может случиться, не так противно природе, как получение выгоды за чужой счет. Пусть людям большим и знатным достается богатство куда как легко; ты же не уменьшай своих доходов ни ленью, ни медлительностью, и сложа руки отнюдь не сиди. Ибо говорит Соломон, что «праздность научила многому худому».960 И тот же Соломон говорит,961 что тот, кто возделывает землю свою,962 будет есть хлеб, а праздный, не имеющий ни работы, ни занятия, впадет в бедность и умрет от голода. И тот, кто ленив и празден, не найдет времени даже для того, чтобы получить доход. Ибо один стихотворец говорит, что ленивый зимой оправдывается тем, что холодно, а летом тем, что жарко. И по этой причине говорит Катон: «Не дремли и не спи много, ибо отдых порождает и вскармливает много пороков».963 И потому говорит святой Иероним:964 «Творите добро, чтобы диавол, враг наш, не нашел вас праздными; ибо нелегко диаволу привлечь того, кто занят добрыми делами, к делам злым». Так что в приобретении богатства следует избегать праздности. А после должно использовать богатство, приобретенное собственным умом и трудом, таким образом, чтобы не прослыть у людей ни скрягою, ни мотом, то есть глупо тратящим деньги. Ибо как осуждают люди скупого человека за его жадность и скаредность, так же осуждают и того, кто тратит слишком много. И посему говорит Катон: «Используй богатство свое, какое приобрел, так, чтобы люди не имели повода называть тебя ни нищим, ни скаредом; ибо великий срам для человека иметь при богатом кошельке скаредное сердце».965 Он также сказал: «Имущество, которое ты приобрел, используй размеренно, то есть трать его в меру; ибо кто расточит и промотает добро свое, когда ничего у него не останется, норовит отнять у другого». Итак, призываю вас избегать скупости, но использовать свое богатство так, чтобы люди не говорили, что вы закопали его в землю, но что вы им владеете и распоряжаетесь. Ибо мудрый упрекает скупого, говоря сии два стиха: «Куда и зачем хоронит человек богатство по великой скупости, и зная, что умрет, ибо таков конец всех человеков? И для какой причины прилипает он к нему и прикипает так прочно, что весь его разум бессилен оторвать его от богатства, хотя знает, или должен знать, что, когда умрет, ничего не унесет с собою?» А потому говорит святой Августин, что алчный подобен аду, ибо чем больше пожирает, тем больше жаждет пожрать и проглотить. И подобно тому, как будете вы избегать славы алчного или скаредного, также должны вы держаться и вести себя таким образом, чтобы не называли вас и неразумным транжиром. Посему говорит Туллий: «Имущество не надо запирать так крепко, чтобы доброта не могла открыть его»,966 то есть надо, чтобы те, кто в большой нужде, могли получить помощь, «и нельзя держать его настолько на виду, чтобы оно было доступно всем».

К тому же, и собирая богатство, и используя его, следует всегда держать в сердце своем сих трех, именно, Господа, совесть и доброе имя. Во-первых, надобно иметь Бога в сердце и ни за какое богатство не делать того, что может Ему не понравиться, ибо Он творец твой и создатель. Ибо, по слову Соломона, лучше иметь мало имущества967 и любовь Божию, чем иметь много добра и сокровищ, а любовь Господа потерять. И пророк говорит: «Малое у праведника лучше богатств многих нечестивых».968 И более скажу, что всегда, домогаясь приобрести богатство, должно приобретать его с чистой совестью. И апостол говорит, что нет в мире выше награды, чем когда совесть наша хорошо свидетельствует о нас.969 И мудрец говорит: «Человек хорош, если нет греха у него на совести». Далее, приобретая богатство и используя его, всегда надо стараться и следить, чтобы сберечь свое доброе имя. Ибо Соломон говорит: «Доброе имя лучше большого богатства».970 А посему он и в другом месте говорит: «Ревнуй более всего, — говорит Соломон, — о том, чтобы сохранить друга и доброе имя, ибо они пребудут с тобой дольше, чем любое сокровище, каким бы драгоценным оно ни было».971 И ведомо, что нельзя называть порядочным человеком, кто после Бога и совести прежде всего остального не ревнует об имени своем. И Кассиодор говорит, что сие есть признак человека доброго и порядочного, или сердца благородного, если любо ему и желанно иметь доброе имя. А посему говорит святой Августин, что существуют две вещи необходимые: сии суть чистая совесть и добрая слава; то есть чистая совесть для себя, а добрая слава у твоих соседей — для других. А тот, кто так высоко ценит чистую совесть, что презирает и ни во что не ставит честь и доброе имя и о доброй славе не заботится — он всего лишь грубый невежа.

Теперь, сударь, поведала я вам, что вы должны делать, приобретая богатство и как вы должны его использовать; вижу я, что в расчете на свое богатство рветесь вы в бой. Советую я вам не начинать войны в расчете на ваше богатство, ибо его на войну недостанет. А посему говорит философ: «Желающий войны любой ценой никогда не будет знать достатка; ибо чем он богаче, тем больше ему придется потратить, чтобы доставить себе честь и победу». И Соломон говорит: «Умножается имущество, умножаются и потребляющие его».972 И, сударь мой, будь даже так, что за свое богатство сможете вы выставить большое войско, — все равно не подобает и не следует начинать войну, когда и живя в мире можно иметь и почет, и доход; ибо победа в битвах в мире сем зависит не от числа и количества войска, не от мужества людского, но находится в руках всемогущего Бога. И Иуда Маккавей, который был рыцарь Господень, когда пришлось ему биться с врагами, у которых войско было больше числом и силою превосходило войско Маккавеево, воодушевил свой маленький народ, говоря: «Легко и многим попасть в руки немногих, и у Бога Небесного нет различия, многими ли спасти, или немногими; ибо не от множества войск бывает победа на войне, но с неба приходит сила».973 Также, сударь, поскольку никто не может быть уверен,974 что он достоин победы, по слову Соломона, посему каждый человек должен весьма опасаться начать войну. И поскольку в бою случается множество непредвиденного и опасного — а иной раз и великого человека убивают так же, как и малого; и, как написано во II Книге Царств,975 дела войны опасны и нет в них ничего верного, «ибо меч поядает иногда того, иногда сего»; и поскольку война весьма опасна, — следует избегать ее, насколько это пристойно. Ибо правду говорит Соломон: «Кто любит опасность, тот впадает в нее».976

После того, как госпожа Разумница все сие сказала, ответил ей Мелибей, говоря: «Вижу я, сударыня, по прекрасным вашим словам и доводам, которые вы привели, что война вам совершенно не по нраву; но не услышал я еще от вас совета, как же мне в таком случае быть!» — «Разумеется, — молвила она, — что советую я вам примириться с вашими противниками и заключить с ними мир. Ибо святой Иаков говорит в своих посланиях, что «согласием поднимается и малое государство, раздором рушится и самое великое».977 И вы тоже прекрасно знаете, что одно из величайших благ на свете — единство и мир. А посему говорит Господь наш Иисус Христос ученикам Своим так: «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божьими нарекутся».978 — «А! — молвил Мелибей, — теперь мне понятно, что не дорога вам ни честь моя, ни добрая слава! Ибо ведь прекрасно вы знаете, что противники мои начали этот разбой и раздор своей наглостью, и превосходно вам известно, что не просят они меня ни о мире, ни о примирении; так не думаете ли вы, что я сам смиренно запрошу у них пощады?! Воистину, это не принесло бы мне чести; ибо верно люди говорят, что как великая гордость вызывает презрение, так и излишняя кротость и смирение непомерное». Тогда начала дама Разумница выказывать признаки гнева и сказала: «Бог вам судья, сударь! Конечно же мне дорога и ваша честь, и ваша выгода, как мои собственные, и всегда были дороги, и не можете вы это отрицать; и уж если я сказала, что вам следует стремиться к миру и примирению, то не так уж и ошибаюсь, и слова мои сказаны кстати. Ибо говорит мудрец: «Раздор начинается с другого, но примирение начинается с тебя самого».979 И пророк говорит: «Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним».980 Но не говорит он, что скорее вы должны искать у врагов своих мира, чем они у вас; ибо прекрасно я знаю, что вы столь жестокосерды, что ради меня ничего не сделаете; а Соломон говорит: «Кто ожесточает сердце свое, тот попадет в беду».981

Когда увидел Мелибей, что госпожа Разумница выказала признаки гнева, то ответил так: «Сударыня, молю вас не быть столь немилосердной к тому, что я говорю, ибо вам ведомо, что сердит я и разгневан, и что сие не диво; а в гневе человек толком не знает, ни что он делает, ни что говорит. Посему говорит пророк, что гнев застилает глаза. Но прошу вас говорить со мною и давать мне те советы, какие сочтете нужным, ибо я готов сделать точно так, как вы пожелаете. И если вы упрекаете меня в неразумии, то я еще более склонен любить вас и восхвалять. Ибо Соломон говорит, что «обличающий человека найдет потом большую приязнь, нежели тот, кто льстит языком».982 Тогда ответила госпожа Разумница: «Решилась я выказать неодобрение только для вящей вашей пользы. Ибо Соломон говорит,983 что более достойно упрекать и обличать неразумного, выказывая гнев, чем восхвалять его проступки и втайне смеяться над глупостью его. И после тот же Соломон говорит, что глядя на лицо опечаленное, то есть, видя горестное лица выражение, глупец изменяется и исправляется». Тогда сказал Мелибей: «Нет у меня возражений на все те прекрасные доводы, какие вы мне представляете и приводите; выразите же кратко свою волю и советы ваши; я готов все выполнить».

Тогда госпожа Разумница открыла ему свою волю и советов своих не утаила. «Я советую вам, молвила она, — превыше всего, чтобы вы примирились с Богом и заключили мир с милосердием Господним; ибо как я вам уже сказала, Бог попустил вам испытать сии превратности и ранил чувства ваши; и ежели вы сделаете по-моему, Бог пришлет к вам ваших противников и заставит пасть вам в ноги и с готовностью выполнить волю вашу и ваши повеления. Ибо говорит Соломон: «Когда человек Богу угоден и любезен, то меняет Он сердца врагов его и вынуждает их искать у него мира и благоволения.984 И молю вас разрешить мне тайно поговорить с вашими врагами, ибо им не следует знать, что вы на это согласились и этого хотите, когда же я узнаю их намерения и желанья, то буду давать вам советы с большей уверенностью».

«Сударыня, — молвил Мелибей, — делайте все, как вы находите и считаете нужным, ибо я полностью предаюсь вашей воле и попечению». Тогда госпожа Разумница, увидевши добрую волю своего мужа, поразмыслила и посовещалась сама с собою, как бы привести это дело к хорошему заключению и к благому концу. И когда настало подходящее время, то послала она за этими врагами, чтобы пришли они встретиться с нею в тайном месте; там она мудро им показала, какое благо дает мир и какие опасности и вред приносит война; и сказала им, в манере красноречивой и пристойной, как следует им глубоко раскаяться в том зле и ущербе, что причинили они Мелибею, ее господину, ей самой и дочери ее. И когда выслушали те сии достойные слова госпожи Разумницы, то столь были поражены и обрадованы, так возликовали, что дивно рассказать. «О сударыня, — молвили они, — вы дали нам «благословение благости»,985 по слову пророка Давида, ибо примирение, которого мы никоим образом не заслуживаем, но должны добиваться с великим раскаянием и смирением, вы нам по неизреченной доброте своей даруете. Теперь видим мы, что воистину мудр Соломон, ибо он говорит, что «сладкие уста умножат друзей, и доброречивый язык умножит приязнь».986 Разумеется, — молвили они, — поручаем мы дела наши и пути наши всецело вашей благой воле и готовы слушаться слов и повелений господина Мелибея. А посему, милостивая государыня, просим вас и умоляем, со всем смирением, ежели возможно, воплотить в дело прекрасные ваши слова. Ибо знаем мы и помним, что нанесли мы господину Мелибею оскорбление и обиду неразумные и безмерные, так что не в нашей власти их возместить; и посему обязуемся и обещаемся мы, равно как и друзья наши, выполнять его повеления и его волю. Но, вероятно, его гнев и горе из-за нашего злодеяния столь велики, что назначит он нам наказание, которого мы ни снести, ни стерпеть не в силах, а посему, благородная госпожа, взываем мы к женственной вашей жалости, и просим рассудить это дело так, чтобы ни нас, ни друзей наших не погубили последствия нашего безрассудства». — «Разумеется, — сказала госпожа Разумница, — весьма тягостно и опасно вверяться как правосудию, так и врагу. Ибо Соломон говорит: «Послушайте меня, князья народа, и внимайте, начальники собрания: ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти над тобою при жизни твоей».987 А теперь, так как он утверждает, что нельзя давать над собой власти ни брату, ни другу, то еще важнее не давать над собою власти своим врагам. И тем не менее, советую вам не опасаться моего господина, ибо знаю хорошо и ведаю истинно, что он милосерд и кроток, щедр, благороден и совсем не скуп и не алчен; ибо ничто ему в мире не дорого, кроме чести и уважения. И более того, знаю я и вас уверяю, что в этом тягостном деле ничего он не предпримет, не посоветовавшись со мною; я же буду действовать так, что, по милости Господней, мы с вами примиримся». Тогда сказали они в один голос: «Честная госпожа! Отдаем себя и добро свое полностью в ваше распоряжение и на ваше усмотрение, и готовы явиться в любой день, какой вы, благородная госпожа, назначите, чтобы заключить договор и взять на себя обязательства, какие вам заблагорассудится и будет угодно, дабы выполнить волю вашу и господина Мелйбея». И когда госпожа Разумница услыхала ответы сих людей, просила она их столь же тайно удалиться, а сама возвратилась к господину своему Мелибею и поведала ему, что нашла его врагов искренне раскаявшимися и смиренно осознавшими всю низость грехов своих и преступлений, и как они готовы все снести и молят и просят его о снисхождении и пощаде.

Сказал тогда Мелибей: «Тот достоин снисхождения и прощения своим грехам, кто не ищет им оправдания, а признает их и раскаивается, прося милосердия. Ибо Сенека говорит: «Там отпущение и прощение, где признание, ибо признание соседствует с невинностью»,988 и в другом месте он говорит: «Тот, кто стыдится своего греха, тем самым признается в нем». И посему соглашаюсь я и подтверждаю, что хочу мира, но хорошо бы сделать это не без ведома и согласия наших друзей». Тогда Разумница весьма возвеселилась и обрадовалась, и сказала: «Разумеется, сударь; вы хорошо и верно рассудили; ибо как с совета и согласия друзей решились вы на месть и войну, так же без совещания с ними не должны вы соглашаться на мир с вашими врагами. Ибо закон говорит: «Лучше всего когда кто связал обетом, тот от него и разрешит».989 И тогда госпожа Разумница, без задержки и отсрочки, послала сразу за теми родственниками и друзьями, которые были верными и мудрыми, и рассказала им по порядку, в присутствии Мелйбея, все это дело, как выше сообщалось и указывалось; и просила их, чтобы решили они и посоветовали, что в таком случае лучше всего предпринять. И когда Мелибеевы друзья порассудили и поразмыслили об этом деле, и разобрались в нем со всей тщательностью, то вынесли свое решение и дали такой совет, чтобы стремиться к миру и спокойствию и что Мелибей от чистого сердца может врагов своих простить и помиловать.

И когда госпожа Разумница услыхала, что и господин ее Мелибей, и решения друзей его согласны с ее волею и намерениями, она дивно возрадовалась сердцем и сказала: «Есть такая старая пословица, которая говорит, что если можешь сделать доброе дело сегодня, то на завтра не откладывай; а посему советую вам послать к противникам вашим гонцов, чтобы они разумно и пристойно от вашего имени им сказали, что ежели они хотят договора о мире и согласии, то чтоб собрались без задержки и промедления предстать перед нами». Что и было сделано; и когда сии беззаконники, раскаивающиеся в своей глупости, то есть враги Мелибея, услыхали, что сказали им гонцы, то весьма возвеселились и возрадовались, и ответили смиренно и благостно, благодаря и славя господина Мелибея и его близких, и без промедления собрались вместе с гонцами, послушные повелению господина Мелибея. И сразу же пустились они в путь ко двору Мелибееву и взяли с собой некоторых верных своих друзей, дабы те за них постояли и поручились. И когда предстали они пред Мелибеем, он сказал им такие слова: «Дело обстоит так, — молвил Мелибей, — и такова истина, что вы без причины и без повода, безрассудно и бестолково, причинили великое зло и вред мне, жене моей Разумнице и дочери моей, ибо беззаконно проникли в мой дом и сотворили такое бесчинство, что всякий согласится, что повинны вы смерти; а посему хочу я у вас узнать и проведать, оставляете ли вы кару, и наказание, и отмщение сего бесчинства на волю мою и жены моей госпожи Разумницы, или же нет». Тогда мудрейший из троих ответил от имени всех и сказал: «Сударь, — молвил он, — нам ведомо, что недостойны мы явиться ко двору такого знатного господина и человека почтенного, как вы, ибо мы совершили столь ужасную ошибку и нанесли такую обиду и оскорбление вашей милости, что воистину повинны смерти. Но зная великое ваше милосердие и благость, известные всему миру, мы отдаемся на милость вашего сиятельства и надеемся на ваше, милостивый государь, благоволение, и готовы исполнять все повеления ваши, дабы вы убедились, что от вашего милосердия укрепились мы в своем глубоком раскаянии и полном смирении, и даровали нам прощение за наш проступок, беззаконие наше и обиду. Ибо ведомо нам, что щедрость, милость ваша и милосердие простираются до такой доброты, которая перекрывает и покрывает ту порочность, до какой доходят все наши проступки и злодеяния; хотя провинились мы ужасно и непоправимо перед вашей светлостью». Тут Мелибей поднял их и весьма благосклонно принял их обязательства и клятвы и поручительства их друзей; и назначил им день, когда вновь прибыть ко двору его, дабы выслушать и принять, что Мелибей в этом деле решит и постановит; когда же сие было сделано, все вернулись по домам. И когда госпожа Разумница увидела, что время настало, то обратилась она к господину своему Мелибею и спросила, как хочет он покарать своих обидчиков. На что Мелибей ответил и сказал: «Разумеется, — молвил он, — что думаю и полагаю лишить их полностью имущества и навечно изгнать».

— Несомненно, — молвила госпожа Разумница, — это было бы приговором весьма жестоким и безрассудным. Ибо вы достаточно богаты и чужого добра вам не надобно; и легко можете вы приобрести славу человека алчного, а сего зла должен избегать каждый, ибо, по слову апостольскому, «корень всех зол есть сребролюбие». И потому лучше было бы для вас потерять столько своего имущества, сколько вы надеетесь подобным образом приобрести. Ибо лучше лишиться имущества, но с почетом, чем приобрести его позором и подлостью. А каждый должен в делах печься об имени своем. И не только беречь должен он свою добрую славу, но умножать и укреплять ее новыми заслугами, ибо писано, что старая слава стирается и проходит быстро, ежели не возобновляется и не поддерживается. Что же касается вашего решения изгнать своих врагов, то кажется мне это весьма безрассудным и суровым непомерно: подумайте, что ведь они дали вам полную власть казнить их и миловать. А ведь писано, что достоин потерять право тот, кто им злоупотребляет.990 Ежели бы вы наложили на них пеню по закону (хоть я и не думаю, что это следует сделать), то и тогда, возможно, осуществить сие не удалось бы, и привело бы это к войне, как раньше было. А посему, ежели хотите, чтобы люди вам подчинялись, то следует судить их более милостиво, то есть вынести более легкий приговор и решение более мягкое. Ибо писано: «Кто милостиво повелевает, тому охотнее подчиняются».991 И посему молю вас, при такой нужде и необходимости, укротить сердце свое. Ибо Сенека говорит, что кто победит себя, победит дважды.992 И Туллий говорит: «Качество, самое похвальное, самое достойное великого и прославленного мужа — способность смягчаться и милосердие».993 И я умоляю вас, чтобы вы сейчас воздержались от мести, с тем чтобы добрая слава ваша возросла и укрепилась, а у людей был бы предлог и повод превозносить вашу снисходительность и милосердие, а у вас не было бы причины о содеянном пожалеть. Ибо Сенека говорит: «Тот победил позорно, кто о победе своей сожалеет».994 Посему молю вас впустить милосердие в сердце свое, потому и с тем, чтобы Господь всемогущий даровал вам прощение и пощаду на Страшном суде. Ибо святой Иаков говорит в своем послании: «Суд без милости не оказавшему милость».995

Когда Мелибей услыхал сии доводы и рассуждения госпожи Разумницы и узнал мудрое ее учение, сердце его склонилось к тому, чего желала жена, и, рассудив, что намерения ее истинны, укрепился он в своем мнении и согласился с ее советами и решениями, и возблагодарил Бога, от Коего исходит всякое благо, что тот послал ему столь разумную жену. И когда настал день и враги его перед ним предстали, то говорил он с ними со всею добротой и сказал так: «Несмотря на то, что по гордыне вашей, по самомнению и безрассудству, и по неосмотрительности и невежеству, совершили вы проступок и нанесли мне обиду, однако, поскольку вижу я и покорность вашу и то, что раскаиваетесь вы и сокрушаетесь о своей вине, то подвигнуло меня сие проявить к вам милость и милосердие. Посему дарую вам пощаду, и прощаю вам полностью и безоговорочно все обиды и весь вред, и все зло, что причинили вы мне и моим близким, уповая, что Господь в Своей неизреченной милости простит нам, когда умрем, всё, чем согрешили мы против Него в бедственном сем мире; ибо нет сомнения, что сожалеем мы и раскаиваемся в своих прегрешениях, кои совершили пред очами Господа нашего, а Он столь щедр и милосерд, что простит нам прегрешенья и дарует нам благость вечную и бесконечную». Аминь.

Здесь кончается рассказ о Мелибее и даме Разумнице

ПРОЛОГ МОНАХА

Веселые слова Трактирщика Монаху

Когда простил врагов мой Мелибей

Стараньями Разумницы своей,

Тут наш хозяин в горести признался:

«От бочки эля я бы отказался,996

5 Лишь бы жене моей997 послушать вас.

Авось бы вразумил ее рассказ

Об этаком смирении примерном.

Христовы кости! Вот он, всем пример нам.

Коль поварятам надо взбучку дать,

10 Ей только и забот, что мне совать

Дубину в руки, в голос причитая:

«Лупи их крепче! Ой, напасть какая!

Бей насмерть! Не жалей дрянных щенят».

А то косой золовка кинет взгляд

15 Иль в церкви место не тотчас уступит,998 —

Опять меня жена за это лупит.

В лицо мне вцепится и ну кричать:

«О подлый трус! Не смеешь наказать

Обидчицу. Садись тогда за прялку,

20 А нож дай мне, чтоб заколоть нахалку».

И так с утра до вечера вопит,

И в доме коромыслом дым стоит:

«Ой, горе мне! Мой муж чурбан и тряпка.

Терплю обиды, как простая стряпка,

25 А он жену не может защитить».

В аду таком приходится мне жить, —

То ль драться каждый день со всей округой,

То ль из дому уйти, то ль слушать ругань.

И ждет жена, чтоб, распалив свой гнев,

30 Я зарычал, как африканский лев;

Надеется, что недруга зарежу,

Чтоб ей сбежать, сказав, что ночью брежу

Убийствами, что тайный я злодей

(Хоть никогда я не противлюсь ей,

35 Чтоб оплеухами не пообедать), —

Всяк мог бы мощь руки ее изведать,

Осмелься он… Ну, да к чему мечтать.

Что ж, сэр Монах, вам время начинать,

Но только, чур, смотрите веселее,

40 Тогда и солнце будет нам милее.

Рочестер999 скоро, вон за тем холмом.

Не нарушайте нам игры нытьем.

Не знаю только, как мне кликать вас:

Сэр Джон, мессир Альбан иль сэр Томас,

45 Не знаю точно родословной вашей,

Ни звания, ни должности монашьей.

Наверное, вы келарь или ризник:

Ведь щек таких не видывал я в жизни.

А ваше пастбище, должно быть, тучно,

50 И вам пастись на нем, видать, сподручно.

На постника вы вовсе не похожи;

Не нагулять, постясь, подобной рожи.

Вам должное воздать я был бы рад:

В монастыре, конечно, вы аббат,

55 Не послушник, а мудрый управитель,

Которым похваляется обитель.

Клянусь, нет человека в мире целом,

Кто б станом был вам равен или телом.

Ах, черт! И этакого молодца

60 Лишить насильно брачного венца!

Бог покарай из братии церковной

Того, кто вас склонил к стезе духовной.

Каким ты был бы славным петухом,

Будь долгом то, что кажется грехом:

65 Ведь, разрешив себе совокупленье,

Какие ты зачал бы поколенья!

Увы! Почто, монах, надел ты рясу?

Как будто в льве убьешь привычку к мясу?

Будь папой я, поверь ты мне, монах,

70 Монахи все ходили бы в штанах,

Коль не слаба мужская их натура,

Будь велика или мала тонзура,

И жен имели бы. Страдает мир:

Ведь семя лучшее бесплодит клир.

75 Побеги хилы от мирских корней,

И род людской все плоше, все хилей.

Супружеской в мирянах мало силы.

Вы женам нашим почему так милы?

Вы лучше нас умеете любить,

80 Венере подать можете платить

Монетой крупной, полноценной, веской,

А не чеканки люксембургской1000 мерзкой.

Вы не сердитесь, сэр, что так шучу, —

Я в шутке правду высказать хочу».

85 Монах его дослушал и в ответ:

«Я выполню, хозяин, свой обет

И расскажу вам два иль три рассказа

Впоследствии; для первого же раза

Хотел бы, коль не скучно вам сие,

90 Днесь Эдварда святого житие1001

Поведать или лучше, для начала,

Трагедию из тех, что я немало,

Числом до сотни, в келье сочинил.

Трагедию бы я определил

95 Как житие людей, кто в славе, в силе

Все дни свои счастливо проводили

И вдруг, низвергнуты в кромешный мрак

Нужды и бедствий, завершили так

Свой славный век бесславною кончиной.

100 Как враг людской бессчетные личины

Принять готов, так для трагедий сих

Берут размером разнородный стих;

Обычный же размер для них — гексаметр,1002

Длиною он в шесть стоп… Хотя вы сами

105 Трагедий строй легко определите,

Коль вслушаетесь в них. Итак, внемлите.

Но прежде чем рассказывать начну,

Заметить надобно, что не одну

Из былей тех о славных королях,

110 О папах, императорах, царях

Вы, может быть, не раз уже слыхали, —

Так чтоб меня потом не упрекали

За то, что их кой-как расположу

И что придет на ум, то расскажу

115 Вперед, а что запамятую — после.

Мысль в них одна, их слушай вместе, врозь ли».

РАССКАЗ МОНАХА

1003

Здесь начинается рассказ Монаха о несчастиях знаменитых мужей

Хочу воспеть в трагической манере

Стоявших в этом мире выше всех,

А после испытавших в полной мере

120 Крушение надежд и неуспех;

Кого разлюбит счастие,1004 — от тех

Уже не отвести судьбы удары.

Да! Счастье не бывает без помех:

Тому примеры истинны и стары.

ЛЮЦИФЕР1005

125 Трагедии начну я с Люцифера,1006

Хоть не был он одним из смертных чад.

Средь ангелов другого нет примера

Столь жалкой гибели. За грех был снят

Он с высоты своей и ввергнут в ад.

130 О Люцифер, светлейший ангел! Ныне

Ты — сатана; тебе пути назад

Заказаны к Господней благостыне.

АДАМ*

А вот Адам,1007 что создан дланью Божьей

Вблизи Дамаска1008 был, а не зачат

135 От мужа женщиной на грязном ложе.

Без древа одного весь райский сад

Ему принадлежал, — он был богат,

Как из людей никто во всей вселенной.

Но, провинившись перед Богом, в ад

140 Он послан был сквозь муки жизни бренной.

САМСОН1009

Приход Самсона в мир благовещен

Был ангелом задолго до рожденья,

И, посвященный Богу, правил он

Израилем, покуда было зренье.

145 Не ведал равных, в этом нет сомненья,

Ни в силе он, ни в мужестве в борьбе,

Но женам доверял без размышленья

И умер, сам нашедши смерть себе.

Самсон, великий, гордый и могучий,

150 Льва надвое руками разорвал

Без всякого оружия; сей случай,

Когда на свадьбу шел он среди скал,

Произошел; жене он рассказал,

За лесть и сласть, как было, все до слова;

155 Она, предав врагам, что муж скрывал,

Его покинув, вышла за другого.

Самсон же в гневе взял лисиц три сотни,

Попарно их хвостами съединил,

А после, как известно и сегодня,

160 К хвосту он каждой факел прицепил

И на врагов пустил; и так спалил

Им всю пшеницу, виноград, маслины,

И филистимлян тысячу убил

Одной сухою челюстью ослиной.

165 Когда сие он выполнил, его

Хоть впору умереть, стомила жажда.

Самсон, призвавши Бога своего,

Взмолился о подмоге, ибо страждал.

Тогда, как в Книге Судей видел каждый,

170 Из челюсти ослиной ключ забил —

И жажду утолил герой отважный.

Такое чудо Бог наш сотворил!

Однажды в Газе городских ворот

На месте не нашли — их внес на гору

175 Самсон, взвалив на спину; город тот

Хранили филистимские дозоры —

И вот какого дождались позора!

Самсон любезный! Если, жен любя,

Ты клал бы на уста себе запоры

180 Куда б другим героям до тебя!

Самсон не пил сикера и вина,

Его главы ни бритва не касалась,

Ни ножницы: от ангела он знал,

Что в волосах вся сила заключалась.

185 И двадцать лет и зим — сие не малость —

Он тяготы правленья бодро нес,

Но только в дело женщина вмешалась —

Отведал он стыда и горьких слез!

Сказал своей любовнице Далиле,

190 Что в волосах его — источник силы;

Та донесла врагам; враги решили,

Пока он спал на лоне у Далилы,

Остричь Самсона; ослабели жилы,

И стал силач мужам подобен прочим;

195 Враги же, увидав, что стал он хилым,

Ему, связавши, выкололи очи.

Никто ничем не мог его связать,

Пока волос не трогали Самсона;

Теперь в темнице должен он страдать,

200 Как раб, зерно молоть под крик и стоны.

О доблестный Самсон! Во время оно

И сам имел рабов ты в услуженье;

Глазницами пустыми плачь бессонно:

Теперь ты впал в позор и униженье!

205 А вот какой конец нашел Самсон:

Его враги однажды пировали,

А он их веселить был приведен —

Плясать, как шут, в великолепном зале.

Но учинил он тут чего не ждали:

210 Исполнившись могуществом былым,

Тряхнул колонны — и хоромы пали,

И сам погиб, и все погибли с ним.

Погибли филистимляне-князья,

Три тысячи народу вместе с ними,

215 Когда храмина рухнула сия;

Вот все о нем. Самсона славно имя;

Он доказал, что с женами любыми —

Уместно здесь прибегнуть к укоризне —

Нельзя делиться тайнами своими

Касательно здоровья или жизни.

ГЕРКУЛЕС1010

О Геркулесе, славном силаче,

Поет веками не один народ.

Соперников не ведал он вообще:

Со льва содрал он шкуру без хлопот,

225 К покорности привел кентавров род,1011

Плоды златые утащил из сада

Драконова; убивши, в свой черед,

Всех гарпий,1012 вывел Цербера из ада,

Коням, что ели мясо человечье,

230 Владельца их Бузириса1013 скормил;

Им Как1014 убит в пещере; в жаркой сече

Все головы он змею отрубил,

И Ахелою1015 рог один сломил;

Убит им и Антей,1016 силач чудесный,

235 И вепря злого Геркулес убил,

И удержал на шее свод небесный.1017

Освободить от стольких чудищ землю

Никто с начала мира не сумел;

О доблести его рассказам внемля,

240 Весь круг земной герою славу пел.

Все царства он прошел, все осмотрел.

Кто силою своей мог с ним сравниться?

В конце земли он, как писал Трофей,1018

Столбы поставил на манер границы.

245 Любовь его звалася Деянира —

Свежа как май, прелестна как весна.

Она ему рубашку подарила.

Увы! Она отравлена была!

И, как до нас наука донесла,

250 Полдня был Геркулес в рубашке этой —

И плоть с костей могучего сошла,

И от мучений он невзвидел света!

Но книжники1019 вину с жены снимают:

Рубашку отравил, как пишут, Несс.1020

255 Ну что ж: и здесь ее не обвиняют.

Рубашка такова была, что весь

От яда почернел наш Геркулес;

Когда же боль надежду погасила,

Костер сложил и в пламени исчез,

260 Поняв, что яд убить его не в силах.

Так умер благородный Геркулес.

Ну кто в удачу после будет верить?!

Когда идешь сквозь жизни темный лес,

Возможно ли превратности умерить?

265 «Познай себя»1021 — вот мудрость; лицемерить —

Обычай счастья; вот его урок:

Все ждет оно, чтоб век тебе отмерить,

В тот миг, когда тебе и невдомек!

НАВУХОДОНОСОР1022

Державный посох, царственный престол,

270 Сокровищ груды, властный взор, каким

Гордился царь Навуходоносор,

Не описать всем языкам земным.

Два раза брал он Иерусалим,

Где в храме драгоценные сосуды

275 В добычу взял; а Вавилон своим

Любимым городом считал и чудом.

Цвет отроков израильских к владыке

Могучему однажды привели.

Их, оскопив, служить взял царь великий.

280 Средь них был Даниил;1023 о нем рекли,

Что он мудрей всех мудрецов земли:

Он сны отлично толковал царевы,

Когда халдеи-маги не смогли

Понять и разгадать из них ни слова.

285 Сей гордый царь златого истукана

Отлить велел. Шестидесьти локтей

Был в высоту, семи — окружность стана;

И всем, от стариков и до детей,

Велел он поклоняться кукле сей:

290 Сожжен любой ослушавшийся будет.

Но двух из Данииловых друзей1024

И самого его не смог принудить.

Так этот царь надменен был и горд,

Что отвергал он истинного Бога, —

295 Весь мир, считал, пред ним лишь распростерт.

Но обошлась судьба с надменным строго:

Вдруг затемнился ум его; из стога

С быками сено ел тиран жестокий

И зверем сам себя считал убого,

300 Покуда не исполнились все сроки.1025

И волосы — как перья у орла,

А ногти — словно когти стали птичьи.

Но вот решил Господь: пришла пора,

И разум возвратил царю; обличье

305 Тот принял человека но обычай

Свой изменил: от мерзости отстал

И Божье милосердье и величье

До смерти со слезами прославлял.

ВАЛТАСАР1026

Его наследник, гордый Валтасар,

310 Что за отцом взошел на царский трон,

Историю отца прекрасно знал,

Урока же ее не понял он

И поклонялся идолам притом,

Надменен видом был и тяжек нравом;

315 Но счастье повернулось колесом —

И пал он, осужден судьею правым.

Однажды он созвал придворных всех

На праздник и приказывает слугам:

«Подайте чаши славные из тех

320 Что взял отец, владыка, сильный духом,

В Ерусалимском храме, по заслугам

Когда-то одержав свои победы;

Вином наполним чаши, пустим кругом,

Восславим всех богов, как наши деды!»

325 Придворные, наложницы и жены —

Все пили вдоволь разных вин немало.

Вдруг царь взглянул на стену — пораженный,

Застыл: рука без тела там писала

Огнем. Вся челядь царская привстала,

330 Сам царь затрясся, в это чудо вперясь;

Три слова написав, рука пропала;

А написала: мене, текел, перес.

Из мудрецов и магов ни один

Сии слова истолковать не смог.

335 Но молвил Валтасару Даниил:

«Царь, славу твоему отцу дал Бог,

Почет, доходы, власть, но все не впрок, —

Отец твой гордый Бога не боялся,

И покарал Всевышний сей порок:

340 Царь много лет в безумии скитался,

Был изгнан из компании людской,

С ослами и быками спал и ел,

В жару и хлад питался он травой,

Пока познать он Господа сумел,

345 Который властен положить предел

Всем и всему, что ни охватишь глазом;

Тогда его Всевышний пожалел

И возвратил ему престол и разум.

Сын царственный надменного отца,

350 Ты в гордости ему не уступаешь;

Хоть все о нем, с начала до конца,

Ты ведаешь, — от Бога отступаешь,

Вином своих наложниц угощаешь

В священных чашах из Господня храма,

355 Богов, о царь, ты ложных почитаешь —

Бог истинный воздаст тебе, упрямый!

Возвещены тебе слова его:

«Срок царства твоего определен;

Ты взвешен и не весишь ничего;

360 Престол твой нынче ж будет разделен

Между мидян и персов», — молвил он.

Пал в ту же ночь владыка нечестивый,

И Дарий занял Валтасаров трон,

Хоть незаконно и несправедливо.

365 Вот, господа, еще один пример:

Любая власть в сем мире ненадежна;

От перемен судьбы не примешь мер,

Богатство, слава, блеск — все это ложно;

Остановить Фортуну невозможно;

370 Пословица верна и всем известна:1027

Врагом в несчастье станет непреложно,

Кто в счастье другом стал тебе нечестно.

ЗЕНОБИЯ1028

Зенобия, царившая в Пальмире,

По слову всех персидских грамотеев,

375 Средь жен была единственная в мире:

На свете не было ее смелее,

Отважней, благородней и сильнее.

Царей персидских род1029 гордиться может:

Прекрасней всех назвать ее не смею,

380 Но что исправить — не найду в ней тоже.

Она и в детстве, дочь отцов великих,

В лес от занятий женских убегала,

Преследовала там оленей диких,

Из лука стрелы в зверя посылала

385 Столь на ногу легка, что догоняла

Их сразу; а в лета войдя с годами,

Львов, леопардов, тигров укрощала,

Им шеи гнула голыми руками.

Пробегать по горам могла всю ночь,

390 Ища зверей берлоги при звездах,

И на земле спала; сомненья прочь —

Бороться не боялась никогда,

Поскольку побеждала без труда

Всех юношей, сколь ни было в них силы,

395 И девственность свою блюла всегда —

Себя достойным никого не мнила.

Но замуж выдали в конце концов

Ее друзья за принца Оденака.1030

Он родом был из этих же краев.

400 Невеста всех помучила; однако

Их вкусы были сходны и до брака,

Но не во всем буквально совпадали;

Они, хотя бывает в жизни всяко,

Любезны и милы друг другу стали.

405 Одно на редкость было в их союзе:

К тому, чтоб с мужем лечь под одеяло,

Царица относилась как к обузе

Затем царя на ложе допускала,

Что род людской умножить полагала;

410 И только ощутив себя порожней,

Свой долг супруги снова исполняла,

И то лишь раз, закона непреложней.

Когда ж она беременна была,

От родов сорок дней считал по дням

415 Царь, чтоб царица снова с ним легла;

Иначе, сколько б ни был он упрям,

Хоть он ходи за нею по пятам, —

Не получал желанного в постели:

«Для жен, — она твердила, — стыд и срам

420 С мужчиною играть без этой цели».

Двух сыновей родил с ней Оденак.

Ученость с добродетелью в чести

Была у них: мать воспитала так.

Но нам пора к рассказу перейти.

425 Жены столь дивной больше не найти;

Нет совершеннее; способной нет

Труды столь бодро ратные нести,

Хоть обыщите вы весь белый свет!

Еще добавлю к сказанному прежде:

430 Всей роскоши ее не описать —

Ходила в раззолоченной одежде

С камнями драгоценными под стать;

И разные языки изучать,1031

Любя охоту, все ж была досужа

435 Читать и добродетель познавать

Она стремилась, мудрецов не хуже.

Короче говоря, она сама

И муж ее так доблестно сражались,

Что на восток, на царские дома,

440 Все дальше их владенья простирались,

И города прекрасные сдавались,

Что были под рукой могучей Рима;

Враги сопротивляться не пытались,

Пока жил Оденак, судьбой хранимый.

445 Кто хочет о Зенобии узнать —

Пусть о царе Сапоре1032 прочитает,

И что еще смогла завоевать,

Какой за это титул подобает;

Затем — как ею счастие сыграет:

450 В осаде быв, сдалась она невольно;

Учитель мой Петрарка1033 это знает

И написал на сей предмет довольно.

Когда же умер Оденак, она

Взяла бразды своей рукою твердо,

455 Врагам супруга воздала сполна,

И не было в стране царя иль лорда,

Кто не возликовал бы, мысля гордо,

Что с ним она не станет воевать.

Все покорились царственной, и бодро

460 Она могла страной повелевать.

Ни Клавдий,1034 гордый Рима властелин,

Ни Галлиен,1035 что правил до него,

Из египтян,1036 сирийцев ни один

Ей не посмел бы сделать ничего.

465 Царица не боялась никого:

Или убьет врага своей рукою,

Или пошлет войска на торжество

И за собой оставит поле боя.

Достойны были рода своего

470 Сыны в наряде царственном. Их было

Звать Германно и Тималао1037@ —

Преданье имена их сохранило

Персидское. Но желчь в меду отбила

Медовый вкус — царицу всех цариц

475 Судьба лишила царства и забыла

В несчастии без мер и без границ.

Аврелиан,1038 когда он принял власть

Над Римом, взял ее двумя руками.

Зенобии отмстить жила в нем страсть,

480 И легионы он призвал под знамя

И выставил. Короче, скажем прямо, —

Врага разбил и воинством своим

Взял в плен царицу с юными сынами,

Страну — на щит и возвратился в Рим.

485 Среди добычи, взятой на войне,

Была Зенобиина колесница

Из золота и дорогих камней.

В триумфе императора царица

Шла так, что впору было подивиться:

490 Тяжки златые цепи на плечах,

В короне шла она и в багрянице,

Вся в золоте и дорогих камнях.

Увы, судьба! Зенобия, которой

И имя для соседей было страшно, —

495 Взгляните на нее! Рукою скорой

Брала с налета крепости и башни!

На той, что ясный шлем носила раньше,

Колпак надет дурацкий из стекла:1039

Сидит теперь за прялкою домашней

500 Та, что короной венчана была!

ПЕДРО ИСПАНСКИЙ*1040

Ты, Педро, лучший цвет испанской славы,

Был милостями рока так богат!

Те, что теперь тебя жалеют, — правы.

Тебя из края выгнал кровный брат,

505 Потом, подвергнув злейшей из осад,

К себе в палатку заманил обманом

И заколол своей рукою, кат,

Чтоб завладеть добром твоим и саном.

На сук багровый пойманный орел,1041

510 Чернеющий на белоснежном поле, —

Вот кто владыку к гибели привел.

«Гнездовье зла»1042 в его повинно доле.

Не Карло Оливер,1043 умом и волей

Примерный муж, а Оливер другой,

515 Что с подлым Ганелоном1044 сходен боле,

Бретонский Оливер всему виной.

ПЕТРО КИПРСКИЙ*1045

О славный Петро, Кипра властелин,

Под чьим мечом Александрия пала!1046

Тем, что сразил ты столько сарацин,

520 Ты приобрел завистников немало.

За доблесть ратную твои ж вассалы1047

Сон утренний прервали твой навек.

Изменчив рок, и может от кинжала

Счастливейший погибнуть человек.

ВАРНАВА ЛОМБАРДСКИЙ*1048

525 Милана славный государь,

Варнава Висконти, бог разгула без препон

И бич страны! Кончиною кровавой

Твой бег к вершине власти завершен.

Двойным сородичем (тебе ведь он

530 Был и племянником и зятем вместе)

В узилище ты тайно умерщвлен, —

Как и зачем, не знаю я, по чести.

УГОЛИНО, ГРАФ ПИЗАНСКИЙ*1049

Рассказ о бедном графе Уголино

У каждого исторгнет плач и стон,

535 Так жалостна была его кончина;

Он был близ Пизы в башню заключен

С тремя детьми, — год пятый завершен

Был лишь недавно старшим из малюток.

Как птица в клетке, в башне без окон

540 Они томились. Их удел был жуток.

Епископ Роджер1050 злобной клеветой

Достиг того, что, в башню заточенный,

Несчастный граф там век окончить свой

Был обречен толпою возмущенной.

545 И дни его текли в тоске бездонной

Средь мрачных стен, как я уже сказал…

Заплесневелый хлеб с водой зловонной

В обед злосчастный узник получал.

И вот однажды, в час, когда обычно

550 Ему обед тюремщик приносил,

У двери звук раздался непривычный:

Тюремщик наглухо ее забил.

Граф понял все и в ужасе застыл.

«Голодной смерти призрак перед нами, —

555 Подумал он, — сколь жребий мой постыл!»

И залился обильными слезами.

Тут младший сын, трехлетний мальчуган,

Спросил отца: «Что плачешь ты? Скорее

Обед бы нам тюремщиком был дан!

560 От голода, смотри, я коченею;

Дай мне лепешку, и засну я с нею.

О, если бы навек уснуть я мог,

Чтоб голода не знать! Всего милее

Мне хлеба, хоть бы черствого, кусок».

565 Так он томился день-другой, стеная,

Потом на грудь отцовскую прилег.

Сказал: «Прощай, отец, я умираю!»

И дух свой испустил чрез краткий срок.

Граф это зрелище стерпеть не мог;

570 В отчаянье себе кусая руки,

Он закричал: «Тебя, проклятый рок,

Виню за все мои страстные муки».

А дети, думая, что он себе

Кусает руки, голодом нудимый,

575 Воскликнули: «Мы плоть свою тебе

Отдать готовы, наш отец родимый, —

О, если б накормить тебя могли мы!»

Их слушая, он плакал без конца,

А через день, в тоске невыразимой,

580 Они скончались на руках отца.

Сам Уголино тоже там скончался,

Навек покинув этот бренный свет,

Где некогда он славой красовался, —

Подробностей в трагедии сей нет;

585 Всем любознательным даю совет

К поэме обратиться бесподобной,1051

В которой Дант, Италии поэт,

Все это рассказал весьма подробно.

НЕРОН1052

Хотя Нерон настолько мерзок был,

590 Что лишь в аду подобие возможно,

Однако, как Светоний говорил,1053

В повиновенье мир держал надежно:

Восток и Запад, Север, Юг неложно;

Сапфиры, белый жемчуг, алый лал

595 На платье нашивал, где только можно:

Каменья император обожал.

Изысканней, роскошнее в одежде,

Надменней в мире не было владыки.

Наряд, какой хоть раз надел он прежде,

600 Уже и видеть не хотел — поди-ка!

Сеть золотая ценности великой

Была — рыбачить в Тибре для досуга,

Законом всем — каприз, хоть самый дикий,

Удача его слушалась, как друга.

605 Он Рим поджег, в том видя наслажденье,1054

Сенаторов почтенных перебил,

Желая любоваться на мученья;

Убил он брата и с сестрой блудил;

И матери конец не лучше был:

610 Ей чрево сын рассек,1055 чтобы увидеть,

Где был зачат. О, что за злобный пыл!

Как можно мать свою так ненавидеть!

Из глаз тирана ни одной слезы

При этом не скатилось, лишь сказал:

615 Мол, женщина была большой красы.

Странней для мертвой не найти похвал!

Затем вина подать он приказал

И выпил; не было поминок суше.

Жестокости подобной мир не знал:

620 Яд власти и порока выжег душу.

Учитель у Нерона в детстве был:1056

Учил его наукам и морали,

Всех добродетелью превосходил

В то время, если книги не солгали.

625 При нем в ученике не расцветали

Ни страсти, ни злодейство, ни порок.

Года с времен ученья пробежали —

И показал Нерон, сколь он жесток.

Тот Сенека, кого Нерон боялся,

630 И я к нему затем привлек вниманье, —

Искоренить пороки в нем старался

И действовал всегда увещеваньем:

«Сэр, — говорил он, — должно в вашем званье

Творить добро, тиранства избегать» —

635 И получил приказ: вскрыть вены в ванне

И, кровью истекая, смерти ждать.

Учителя Нерону с детских лет

Приветствовать вставаньем приходилось,

А он сие считал страшней всех бед,

640 И месть ему мерещилась и снилась.

Чтоб умереть под пыткой не случилось, —

А Сенека, конечно, мудрым был, —

Смерть в ванне предпочел он, точно милость:

Вот так Нерон учителя убил.

645 Удаче опротивело лелеять

Неронову безнравственность и спесь;

Пусть он силен был, но она сильнее,

И думает: «За что такая честь

Тому, кто из пороков соткан весь?

650 За что он императором поставлен?

Ей-богу, я должна его низвесть;

Когда не ждет, и будет он раздавлен».

Восстали на него однажды в ночь.1057

Когда он это понял, он бежал

655 Один, ища, кто б мог ему помочь,

Но чем он звал отчаянней, кричал,

И чем сильнее в двери он стучал, —

Тем крепче запирались люди в полночь;

И осознал он все, что потерял,

660 И прочь пошел, не смея звать на помощь.

Он видел, как бежали, слышал звон

Оружия и различил слова:

«Где сей тиран двуличный, где Нерон?»

От страха закружилась голова;

665 К богам воззвал он, говорит молва,

Но милости они не оказали;

От ужаса не умер он едва,

В сад выбежал и спрятался подалей.

А там он встретил двух простолюдинов,

670 Сидевших у огромного костра,

И умолял их, меч из ножен вынув,

Его прикончить, голову забрав,

Чтоб ей народ не тешился с утра;

Осталось лишь одно ему на долю:

675 Убить себя. Так кончилась игра

Удачи, наигравшейся им вволю.

ОЛОФЕРН*1058

Военачальника тогдашний свет

Не знал удачливей, смелей, грознее,

Чем Олоферн. В теченье многих лет

680 Крушил народы он, и все, бледнея,

Внимали имя этого злодея.

Судьба ему давала торжество,

Он был обласкан, зацелован ею, —

И вдруг слетела голова его.

685 Не только достоянье и свободу

Он отнимал у всех, палач и вор;

Он каждому повелевал народу

Считать, что бог — Навуходоносор.

Все области на этот шли позор,

690 Забыв о вере, ужасом томимы;

Лишь Ветилуя,1059 та дала отпор,

Приняв совет жреца Элиакима.

Послушайте, как кончил век злодей.

Напившись допьяна, средь ночи темной

695 В палатке он покоился своей.

Но, несмотря на рост его огромный,

Рука Юдифи, горожанки скромной,

С плеч голову его отсекла прочь;

И с головой в руках, тропой укромной,

700 Юдифь к своим вернулась в ту же ночь.

ЗНАМЕНИТЫЙ ЦАРЬ АНТИОХ1060

Как лучше рассказать про царский чин,

Про славу и гордыню? Антиох —

Такой во всей вселенной был один.

Вы в Книге Маккавейской,1061 что он мог,

705 Прочтите: что он в гордости изрек,

И что с ним сталось, как приспело время,

И почему от голода иссох

Высоко на горе, покинут всеми.

Ему внушило счастье дух такой:

710 Царь верил, что до звезд рукой достанет

И что сровняет горы он с землей,

И что теченье в море перестанет

Стремиться к цели, если он заставит;

И к божьему народу он питал

715 Злость, не боясь, что Бог его оставит,

И множество до смерти запытал.

Когда же Никанор и Тимофей1062

Терпели от евреев пораженья,

Евреев ненавидя, царь-злодей

720 Весь загорелся жаждою сраженья;

Чтоб отомстить такое униженье,

Схватив повозку, в Иерусалим

Он полетел, и с ним все окруженье;

Но нет удачи замыслам таким.

725 Господь его за злобу поразил

Неисцелимой раною незримо

И так утробу самую пронзил,

Что боль ее была невыносима.

Так Антиоху следует; вестимо, —

730 Утробе стольких боль он причинил,

Но от захвата Иерусалима

Господень гнев его не отвратил.

Он снова изготовился к войне,

Но тут Господь без всякой предпосылки

735 Его гордыню сокрушил вполне:

Низвергся с колесницы воин пылкий

И больше, как ни бился на подстилке,

Не мог он ни пешком и ни верхом

Передвигаться — все нужны носилки:

740 Так был изломан и избит кругом.

И так Господень гнев ужасен был,1063

Что заживо царя глодали черви;

И столь тяжелый запах исходил

От плоти Антиоха, что из черни

745 Царевой ни последний и ни первый

Не мог стоять поблизости; в боренье

Рыдал и сокрушался царь безмерно

И так познал Творца всего творенья.

Ни сам он, ни прислужники его

750 Невыносимой вони царской плоти

Терпеть не в силах были; никого

Носить носилки не нашлось средь сотен.

Заставивший рыдать народ Господень,

Вкусил убийца и грабитель ныне,

755 В горах скончавшись в муке безысходной,

Награду, что наследует гордыне.

АЛЕКСАНДР1064

Об Александре писано не раз.

Любой, кто хоть немного образован,

Читал или слыхал о нем рассказ.

760 Весь мир огромный1065 был им завоеван;

Великой доблести и силе новой

Был счастлив покориться в мире тленном

И человек, и зверь — поверьте слову;

И он добрался до конца вселенной.

765 Из полководцев мира ни один

Сравниться с Александром не достоин.

Всех трепетать заставил исполин —

Прославленный был рыцарь, храбрый воин

И милостей Фортуны удостоен;

770 От битвы — кроме жен и влаги винной1066 —

Ничем не отвести его — пустое! —

Так полон был герой отваги львиной.

Какую же еще хвалу воздать?

Он Дария был славный победитель,

775 Царей и принцев всех рассеял рать,

Князей и графов смелый покоритель;

Куда бы человек ни шел — смотрите! —

Весь мир был Александров; но пристало

И повторить об этом — не корите:

780 Ведь как ни прославляй его — все мало.

Как в Книге Маккавейской говорят,

Двенадцать лет правленье продолжалось

Героя Македонского. Навряд

Ему подобный сыщется. О жалость!

785 Местами туз с шестеркой поменялись

На жребии Фортуны; отравила

Героя свита1067 — верная, казалось;

Фортуна же слезы не уронила!

Кто даст мне слез оплакать дерзновенье

790 Того, кто смог народы покорить,

Всю землю захватить в свое владенье, —

Но нечем было удовлетворить

Жар подвига и славы? Претворить

Не смог он замысел высокий; втуне

795 Остался тот. Кого же укорить —

Яд злобы или честь отдать Фортуне?

ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ

Своей отвагой, мудростью, трудом

От ложа скромного на царский трон

Поднялся Юлий.1068 От него потом

800 Восток воспринял право и закон.

Всех Риму подчинил, всесильный, он,

Завоевав иль заключив союзы,

Был императором провозглашен,

Покуда счастию не стал обузой.

805 Войну в Фессалии сей Цезарь вел

С войсками тестя своего Помпея,1069

Который весь восток войной прошел

До дальних мест, где солнце, пламенея,

Восходит. Перебил он, не жалея,

810 Всех, лишь немногим рок бежать назначил

И скрыться, под водительством Помпея.

Восток вострепетал. Хвала удаче!

Но дайте мне оплакать и того,

Кто Римом правил славно. О Помпей!

815 Он уцелел в той битве, но его

Солдат один, предатель и злодей,

В стан Цезаря перебежал скорей

С подарком — головою принципала.

Востока покоритель, о Помпей!

820 К какому рок тебя привел финалу!

А Цезарь возвратился снова в Рим,

Увенчан лавром; и триумф прошел.

Но Брутус Кассий,1070 завистью томим,

Ему на гибель заговор завел,

825 И дело в полной тайности провел —

Враг отличался ловкостью отменной

И место подходящее нашел,

Где б умер тот, кинжалами пронзенный.

Вот в Капитолий1071 Цезарь поднялся,

830 Как он обычно делал; но едва

Вошел он в зал, как за кинжал взялся

Сей Брутус и другие; и прервал

Век Цезаря ударов целый шквал;

Ран множество; конец его был страшен,

Но вскрикнул он всего лишь раз иль два,1072

Когда рассказ о нем не приукрашен.

Так чести был он предан безраздельно,

Бесчестья же так рьяно избегал,

Что, несмотря на боль от ран смертельных,

840 Он плащ вкруг бедер туго обмотал,

Чтоб срам его никто не увидал, —

Ведь даже и в предсмертном забытьи

И в самой смерти Юлий соблюдал

Приличье, честь, достоинство свои!

845 Советую вам также прочитать

Светония, Валерия, Лукана:1073

Они предмет умели излагать

С начала до конца и без изъяна.

Всем полководцам поздно или рано

850 Фортуна изменяла; так не верьте

И вы ей, воплощению обмана,

Послушавши о жизни их и смерти!

КРЕЗ*1074

Лидийским царством правил Крез богатый;

Был мощью даже Киру страшен он.

855 Но, наконец, в полон врагами взятый,

Был на костер спесивец возведен.

Вдруг полил дождь, гася со всех сторон

Огонь костра, и царь спасен был роком,

Но был ему конец определен:

860 В петле повиснуть на столбе высоком.

Когда он спасся, тотчас же в поход

Он вновь отправился в том убежденье,

Что рядом с ним Фортуна в бой пойдет,

Которой он спасен был от сожженья;

865 Считал он невозможным пораженье, —

Недаром ведь ему приснился сон,

Питавший гордость в нем и самомненье.

Он всей душой был к мести устремлен.

Ему приснилось, что в листве древесной

870 Ему Юпитер моет плечи, грудь

И полотенце с высоты небесной

Бог Феб спешит, склонившись, протянуть.

Крез, сновиденья не поняв ничуть,

Спросил у дочери своей ученой,

875 В чем вещего его виденья суть,

И услыхал ответ определенный:

«На виселице ты свой кончишь век —

В том сомневаться было бы напрасно.

Юпитер означает дождь и снег,

880 Феб с полотенцем — солнца жар ужасный!..

Им предстоит твой труп томить всечасно,

Чтоб то он высыхал, то снова мок».

Так дочь Фания рассказала ясно,

Какой удел отцу готовит рок.

885 И был повешен Крез, тиран спесивый,

Ему престол роскошный не помог.

Где б для трагедии была пожива,

Для плача где б она нашла предлог,

Когда б земные царства грозный рок

890 Не рушил, что ни день, рукой могучей?

К уверенным в своей звезде он строг,

От них свой лик скрывает он за тучей.

Здесь прерывает Рыцарь рассказ Монаха

ПРОЛОГ МОНАСТЫРСКОГО КАПЕЛЛАНА

Пролог к рассказу Монастырского капеллана

«Сэр, — рыцарь тут воскликнул, — пощадите!

Трагедиями нас не бремените!

Гнетет нас этих бедствий страшный груз.

К примеру, я хоть на себя сошлюсь:

5 Мне тяжко слышать, что глубоко пал

Герой, который в славе пребывал,

И с облегченьем, с радостью я внемлю

Тому, как наполняют славой землю,

Как низкий званьем славен и велик

10 Стал и пребыл. Его победный клик

Бодрит мне душу и дает отраду.

Об этом и рассказывать бы надо».

Трактирщик тож: «Клянусь колоколами

Святого Павла.1075 Ишь как перед нами

15 Он раззвонился: «Туча, мол, сокрыла

От них злой рок». И что еще там было

В «трагедиях» его. Да просто срам

Так плакаться и сокрушаться нам

Над тем, что уж невесть когда случилось.

20 И прав сэр Рыцарь, сердце омрачилось,

Вас слушая. Увольте, сэр Монах,

Уныние нагнали вы и страх

На всю компанию. Побойтесь Бога,

Что портить вашим спутникам дорогу!

25 В рассказах этих нету ни красы,

Ни радости. Хотел бы попросить

Вас, сэр Монах, иль как вас там, сэр Питер,

Быть веселей, как весел ваш арбитр.

Ведь если б не бренчали бубенцы

30 Уздечки вашей, прежде чем концы

Сведете вы трагедии с концами,

Клянусь Фомы преславными мощами,1076

Заснул бы я и носом прямо в грязь

Свалился бы, чего я отродясь

35 Не позволял себе. А для чего

Тогда рассказчику и мастерство?

Клянусь я небом, правы мудрецы те,

Что заповедали нам: «Братья, бдите:

Кто не обрел внимающих ушей,

40 Не соберет плодов своих речей».

А я, — недаром стреляный я волк, —

В историях уж я-то знаю толк.

Что ж, сэр Монах, потешьте доброхота

И расскажите вы нам про охоту».

45 «Ну нет, — сказал монах, — пускай другой

Вас тешит, я ж рассказ окончил свой».

Хозяин наш ругнул его в сердцах,

Крест помянул и прах его отца

И к капеллану1077 с речью обратился:

50 «Друг, сделай так, чтоб дух наш ободрился.

А ну-ка, сэра Питера позли

И всю компанию развесели.

Не унывай, что под тобою кляча,

А что уродлива она — тем паче.

55 Везет тебя кобыла — ну и ладно,

Лишь было б только на сердце отрадно».

«Согласен, сэр, — тут капеллан сказал. —

Изволь, хозяин, чтоб ты не скучал,

Припомню сказку, но коль скучно будет,

60 Ты не бранись, —другие нас рассудят».

И с этим за рассказ принялся он,

Наш простодушный, добрый наш сэр Джон.1078

РАССКАЗ МОНАСТЫРСКОГО КАПЕЛЛАНА

1079

Здесь начинается рассказ Монастырского капеллана о петухе и курочке — Шантиклэре и Пертелот

Близ топкой рощи, на краю лощины,

В лачуге ветхой, вместе со скотиной

65 Жила вдова; ей было лет немало.

Она с тех пор, как мужа потеряла,

Без ропота на горе и невзгоды

Двух дочерей растила долги годы.

Какой в хозяйстве у вдовы доход?

70 С детьми жила она чем Бог пошлет.

Себя она к лишеньям приучила,

И за работой время проходило

До ужина иной раз натощак.

Гуляли две свиньи у ней и хряк,

75 Две телки с матерью паслись на воле

И козочка, любимица всех, Молли.

Был продымлен, весь в саже, дом курной,1080

Но пуст очаг был, и ломоть сухой

Ей запивать водою приходилось —

80 Ведь разносолов в доме не водилось.

Равно как пища, скуден был наряд.

От объеденья животы болят —

Она ж постом здоровье укрепила,

Работой постоянной закалила

85 Себя от хвори: в праздник поплясать

Подагра не могла ей помешать.

И устали в труде она не знала.

Ей апоплексия не угрожала:

Стаканчика не выпила она

90 Ни белого, ни красного вина.

А стол вдовы был часто впору нищим,

Лишь черное да белое шло в пищу:

Все грубый хлеб да молоко, а сала

Иль хоть яиц не часто ей хватало.

95 Коровницей та женщина была

И, не печалясь, с дочерьми жила.

Плетнем свой двор она огородила,

Плетень сухой канавой окружила,

А по двору, как гордый кавалер,

100 Ходил петух — красавец Шантиклэр.1081

И поутру он кукарекал рано

Звончей и громогласнее органа,

Что только в праздник голос подавал.

Соперников петух себе не знал.

105 Его стараньем были все довольны;

Часы на монастырской колокольне1082

Запаздывали против петуха.

Вдова, на что уже была глуха,

Но каждый час она его слыхала.

110 Его чутьем природа управляла:

Когда пятнадцать градусов пройдет

В подъеме солнце — Шантиклэр поет.

Зубцам подобен крепостного вала,

Роскошный гребень был красней коралла,

115 А клюв его был черен, что гагат;1083

Лазоревый на лапах был наряд,

А епанча — с отливом золотистым,

А когти крепкие белы и чисты.

Чтобы от праздности не заскучал он,

120 Семь кур во всем супругу угождало;

И, золотистой свитой окружен,

Ходил он меж сестер своих и жен,

А та из них, чьи перышки всех ярче,

Кого из жен супруг любил всех жарче,

125 Была прекрасная мадам Пертлот.1084

Свободная от всяческих забот,

Общительна, учтива, добродушна,

С супругом ласкова, мила, послушна —

Она так крепко мужа оплела,

130 Что для него единственной была.

Хвалить ее — вот в чем ему отрада,

И солнцем лишь окрасится ограда,

Уж он поет: «Где ты, моя девица?»1085

(В те времена, по-видимому, птица

135 По-человечьи говорить могла.)

В час утренний, когда редела мгла,

Спал Шантиклэр, и с ним подруги вместе

В каморке на засиженной насести.

А рядом с ним сидела Пертелот.

140 Вдруг Шантиклэр спросонья как икнет

И от виденья заклохтал дурного.1086

Она ж толкнула мужа дорогого

И говорит: «О мой супруг, проснись!

И лучше уж со мной ты побранись,

145 Чем так клохтать». А он в ответ:

«Мадам! Не пожелаю я того врагам,

Что мне приснилось. Вы умерьте страх:

Ведь это сон. Но впредь в своих мольбах

Просите Бога, въявь бы не случилось

150 Того, что только что мне вдруг приснилось.

А снилось мне, что будто по двору,

Где я гулял (ни чуточки не вру),

Зверь крадется, чтоб на меня напасть,

Похожий на собаку, только масть

155 Мне незнакомая. Но видел ясно

Я мех пушистый, длинный, желто-красный;

Конец хвоста и кончики ушей

Противу шкурки были потемней.

А морда острая, глаза колючи —

160 Они грозили смертью неминучей.

Вот отчего, должно быть, я стонал».

«И ты от этого так духом пал?

Прочь от меня! Стыдись, о малодушный,

Такому трусу быть во всем послушной,

165 Терпеть, чтоб мужа так пугали сны, —

Какой позор и горе для жены!

Ведь мы хотим, чтобы супруг был смел,

Надежен, мудр,1087 скупиться бы не смел,

Чтоб не был хвастуном, глупцом, растяпой,

170 Чтоб испугать его когтистой лапой

Не мог бы кот или рычаньем пес.

Какую ты нелепицу понес!

Подумать только! Ты своей любимой

Признался в трусости неодолимой.

175 О, стыд какой! Махрами бороды

Цыплячье сердце прикрываешь ты!

Так испугаться мог ты снов каких-то!

И вздумал ими, трус, пугать других ты!

Все эти сны — один пустой обман:

180 Обжорством порождается дурман,1088

Или излишком градусов в напитке,

Иль испарениями, что в избытке

Накапливает в животе завал.

Тебе любой расскажет коновал,

185 Что сон твой просто от прилива желчи,1089

Но сны такие надо видеть молча.

От этой желчи то ль еще увидишь!

Приснятся стрелы или в ад ты снидешь,

В багровый пламень, там багряный зверь

190 Тебя укусит, распахнется дверь

И грызться станут малые, большие

Собаки с волком. Ужасы иные

От черной желчи угнетают нас:

Тебе приснится черный дикобраз,

195 И черный бык, и черные медведи,

И черти черные, из темной меди

Весь закоптелый сатанинский чан

И что ты черным бесом обуян.

Могла бы я и прочих испарений

200 Приметы рассказать и сновидений

Пример привесть, но будет и того,

Что ты услышал. Вот Катон!1090 Его

Считают мудрецом, а что сказал он:

«Не верьте снам». Иль и Катона мало?

205 С насести нашей, о супруг, спорхни,

Слабительного поскорей глотни1091 —

И, выгнав желчь зловредную из крови,

Без недугов ты будешь жить, как внове.

Для этого не нужен и аптекарь,

210 Сама тебе я лучший буду лекарь:

Траву поносную я укажу,

А также рвотную, и освежу

Я кровь твою прочисткой в два конца.

Трава растет у самого крыльца,

215 Искать ее далеко не придется.

Но не забудь, что желчь в тебе мятется:

Смотри, чтобы горячих испарений,

Как зелья вредоносного курений,

В тебе не разогрело солнце. Пар

220 Ударит в голову, и тотчас жар

Тебя тогда охватит и горячка.1092

И сядет на язык тебе болячка,

И ты смертельно можешь захворать.

Два дня не нужно ничего вкушать, —

225 Одних червей,1093 как самой легкой пищи.

Тебя тогда еще сильней просвищет

От этих трав. Лишь только страх откинь

И у ворот у нас поклюй полынь,1094

А к ней прибавишь стебель чистотела,

230 Чтоб испарения изгнать из тела,

А также мяты и ромашки цвет:

От ветров, рези — лучше средства нет;

Запор излечат ягоды крушины,

И перестанешь бредить без причины.

235 Хоть неказист и едок молочай,

Но и его нарви и принимай.

И, наконец, испробуй ты кизил,

Чтобы во сне поменьше голосил».

Тут бороду когтем он почесал

240 И с важностью жене своей сказал:

«Мадам, благодарю вас за советы,

Но что касается Катона, в этом

Я с вами не согласен. Знаменит,

В том спору нет, Катон, но говорит

245 О снах превратно. Чтя святых отцов

И древности преславных мудрецов,

Которые не менее Катона

Себя прославили во время оно,

На них сошлюсь, что сны полны значенья

250 И нам сулят то радость, то мученья.

О вещих снах не стану спорить зря,

О них рассказов сотни говорят.

Вот, например, великий Цицерон.

В одной из книг рассказывает он:1095

255 Два друга собралися в путь-дорогу,

Обет свершая, данный ими Богу,

И в городе, где надо б ночевать,

Ночлега не могли они сыскать

Такого, чтоб расположиться вместе:

260 Стеснилися, как мы тут на насести,

Паломники со всех концов земли.

Друзья с трудом себе приют нашли.

Один, что был к удобствам равнодушней,

Устроился в заброшенной конюшне.

265 Бок о бок с парой упряжных волов.

Другой нашел себе постель и кров

В гостинице. Судьба того хотела.

А ведь судьба всегда решает дело.

Сквозь сон услышал тот, кто в доме спал,

270 Что будто бы его другой позвал

И говорит: «Увы, в хлеву воловьем,

В навоз уткнувшись вместо изголовья,

Сегодня мертвым буду я лежать.

Покинь скорее теплую кровать —

275 Или в живых меня ты не застанешь».

Но, и проснувшись, иногда не встанешь;

Друг, в страхе пробудясь, уснул опять:

Он сны привык безделицей считать.

И дважды этот сон ему приснился.

280 И в третий раз приятель появился

И голосом знакомым говорит:

«Все кончено, о друг мой, я убит.

Смотри, как глубоки и страшны раны,

И если встанешь ты поутру рано,

285 У западных ворот увидишь воз, —

В нем, раскопав солому и навоз,

Мой труп найдешь, и тут же можешь смело

Рассказывать о том, как было дело.

Всему виною золото мое».

290 И, бледное лицо склонив свое,

О том, как был зарезан, рассказал он.

И, кончив свой рассказ, как тень, пропал он.

И вот, едва лишь стало рассветать,

Второй паломник принялся искать

295 Приятеля, но стойло было пусто,

А сам хозяин, покрасневши густо,

Сказал, что постоялец, мол, чем свет

Собрался в путь. Услыша сей ответ

И в oпасеньях горших утвержденный,

300 Он видит воз, соломой нагруженный,

Как друг сказал, — у западных ворот.

И начал громко он скликать народ,

Кляня убийц и призывая к мщенью:

«Мой спутник умерщвлен без сожаленья!

305 Вот тут, в навозе, труп его лежит.

Взываю к тем, кому здесь надлежит

Блюсти закон и охранять порядок».

А далее рассказ мой будет краток.

Действительно, в навозе труп нашли

310 И вскорости достойно погребли.

Убийство не осталося под спудом:

С возницей чуть не кончив самосудом,

Толпа его передала властям,

И так досталось ребрам и костям

315 Под пыткою, что пред судьбой смирился

Возница и в убийстве повинился.

Тут и хозяин скрыть не смог вины,

И были оба смертью казнены.

И так всегда. Ведь рано или поздно

320 Убийц Господень суд настигнет грозный,

Хотя б они и год и два таились

И от суда людского хоронились.

Отсюда видите, сколь сны зловещи.

Еще читал я, помню, в той же вещи,

325 Немного ниже приведенных строк

(А если лгу, меня накажет Бог),

О двух друзьях, которые собрались

Плыть за море и вместе задержались

В порту одном, пережидая, чтоб

330 Не дул им ветер неустанный в лоб.

И к вечеру погода изменилась,

И ветер стих, и море усмирилось,

И, радуясь, легли они в кровать,

Решив с рассветом путь свой продолжать.

335 Но одному приснился сон чудесный:

Во сне явился отрок неизвестный,

Который не велел ему спешить.

«А если вздумаешь ты завтра плыть,

Потонешь, говорит, и весь тут сказ».

340 Но друг, услышав странный сей наказ,

В ответ на просьбу отложить отплытье,

Смеяться стал, что, мол, приятель — нытик,

О вещих снах плетет какой-то вздор:

«Не стыдно ли тебе? Какой позор!

345 Чтоб изменил в делах своих решенье

Из-за какого-то я сновиденья!

Бывает, совы снятся, обезьяны.1096

И нечисть всякая, и смерть, и раны,

И что тебя убили или судят,

350 Чего и не было, да и не будет.

Все эти сны — иль вымысел, иль бред,

В них правды истинной ни капли нет.

Но ты, я вижу, до смерти напуган,

И, позабыв про дело и про друга,

355 Здесь в праздности решил ты пребывать.

Мне остается только пожелать,

Чтоб ты одумался не слишком поздно».

И разошлись друзей дороги розно.

И в то же утро смелый друг отплыл,

360 Но далеко еще от цели был,

Когда, не знаю, по какой причине,

Дал течь корабль, сломался посредине,

И на глазах у прочих кораблей

Разверзлось море, поглотив людей.

365 Краса Пертлот, дражайшая супруга,

Пускай пример насмешливого друга

Тебе покажет, что нельзя шутить

Над снами вещими и говорить

Так опрометчиво о предсказаньях.

370 Совсем недавно я прочел в деяньях

Блаженного Кенельма1097 (он был сын

Кенульфа-короля) про сон один.

Наследовав отцу, младенец кроткий,

Он, перед тем как был зарезан теткой,

375 Свое убийство увидал во сне.

А были с ним лишь нянюшки одне.

Кормилица дитя остерегала.

Но что мог сделать несмышленыш малый?

Был от роду всего семи он лет,

380 И не помог кормилицы совет.

Я отдал бы последнюю рубашку,

Лишь бы прочли вы про дитя-бедняжку.

Иль вот Макробиев «Сон Сципиона»,1098

Он говорит: у снов свои законы.

385 Они предвестие того, что будет.

И пусть неверы вкривь о них не судят.

Вот хоть бы Ветхий посмотреть завет.

Что Даниил?1099 Он верил снам иль нет?

Иль вот Иосиф?1100 Словом, часто сны —

390 Хоть не всегда — значения полны.

Король египетский, сэр фараон,

Он хорошо узнал, что значит сон;

И хлебодар и виночерпий тоже

С владыкой в этом были очень схожи.

395 И кто анналы древних разберет,

О снах свидетельств много в них найдет.

Вот, например, король лидийский Крез1101

Во сне увидел, что на ветку влез.

И сон был в руку: верно — был повешен.

400 Иной раз сон гласит: не будь поспешен.

Вот Андромаха1102 — Гектора жена,

В ночь перед боем видела она,

Что жизни Гектор поутру лишится,

Когда с Ахиллом бой вести решится,

405 И осторожней быть его молила.

Упрямого исправит лишь могила:

И Гектор в битву тотчас же вступил,

И зарубил мечом его Ахилл.

Ночь напролет рассказывать про это —

410 И то всего не скажешь до рассвета.

Итак, кончаю. Вывод мой таков:

Нам ждать беды от этих вещих снов.

И про слабительные знаю только,

Что не помогут против снов нисколько —

415 Ведь яд они, и злейшему врагу

Их не дал бы: терпеть их не могу.

Об этом хватит, есть приятней темы.

Хоть в радости мы слишком часто немы,

Но ваше лишь увижу я лицо,

420 Вокруг очей багряное кольцо,

Пою ниспосланную Богом милость

И забываю страхи, хворь и хилость.

Ведь так же верно, как «In principio»1103

Mulier est hominis confusio,1104

425 А это означает по-латыни,

Что женщина — небесный дар мужчине.

Когда же ночью мягкий ваш пушок

Зазябнувший мне согревает бок,

Любимая, мне, право, очень жалко,

430 Что наш насест коротенькая палка,

Что не могу вас ночью потоптать:

Ведь в жердочку одну у нас кровать;

Вас так люблю и вами так горжусь,

Что снов и знамений я не боюсь».

435 Тут соскочил петух с своей насести,

И все супруги с ним спорхнули вместе,

Их, чтоб не разбредались далеко,

Он начал звать хрипучим ко-ко-ко…

Он выступал с осанкой горделивой,

440 Звал Пертелот к себе нетерпеливо,

И в шею ласково ее клевал,

И раз до двадцати пяти топтал.

Топорщил гриву, что свирепый лев,1105

И кукарекал, надрывая зев.

445 И, пыжась, он ходил лишь на когтях,

Чтоб пяток не коснулись грязь и прах.

И кокококал он, найдя зерно,

И доставалось Пертелот оно,

Хоть все супруги тотчас отзывались

450 И опрометью на призыв бросались.

Так он ходил, как царь в своей палате.

На этот раз о нем, пожалуй, хватит.

Поздней я расскажу, что с ним стряслось.

Со дней, когда творенье началось1106

455 (Что было в марте), тридцать дней прошло.

И майских два вдобавок, и взошло

На сорок с лишним градусов светило,

И во всю мочь в глаза оно светило,

Когда петух в кругу прекрасных жен

460 Шел по двору, гордыней упоен.

Но вот на солнце зоркий глаз скосил он,

И во весь голос миру возгласил он

(Не разумом то ведал, а чутьем),

Что солнце в градусе двадцать втором1107

465 Созвездия Тельца и значит это,

Что скоро девять и обедня спета:

«Мадам Пертлот, звезда моих очей!

И птицы нынче нам поют звончей,

И травы мягче, и цветы душистей,

470 И сам я веселей и голосистей».

Но тут пришла, как водится, беда —

Она за радостью бредет всегда,

А радость, всякий знает, мимолетна,

Будь летописец я, о том охотно

475 Подробнее я вам бы рассказал

И все как следует растолковал.

Скажу я тем, не верит кто поэтам,

Что поручусь: во всем рассказе этом

Ни слова лжи вы так же не найдете,

480 Как и в истории о Ланселоте1108 —

Излюбленной истории всех дам.

Но к были не пора ль вернуться нам?

Жил красно-бурый лис,1109 злой и лукавый,

В овраге за болотистой дубравой.

485 И, верно, Бог терпел его грехам:

Уже три года он скрывался там.

А в эту ночь он подкопал забор

И незаметно пробрался во двор,

Где Шантиклэр, петух наш знаменитый,

490 Разгуливал со всей пернатой свитой.

В траве густой залег в засаду лис

И ждал; когда ж хозяйки собрались

Коров доить, пополз он к Шантиклэру:

Усвоил он злодейскую манеру

495 Тех душегубцев, что исподтишка

Разить стремятся. И, увы, тяжка

Судьба твоя, о Шантиклэр несчастный!

Зачем спорхнул ты в этот двор опасный!

Иуда новый! Новый Ганелон1110

500 И погубитель Трои, грек Синон!1111

Ты всех коварней лис и всех хитрее.

Но, Шантиклэр, ты о его затее

Предупрежден был тем зловещим сном.

И до сих пор не кончен спор о том:1112

505 Все ль предопределил Господь от века

Или свободна воля человека…

На этот счет большие есть сомненья

И средь ученых в корне расхожденье.

Народы, страны в спор вовлечены

510 И яростной враждой омрачены.

До корня не могу я докопаться

И в сложности вопроса разобраться,

Как сделал то блаженный Августин,1113@

Или Боэций, или Бродвардин,1114

515 Чтобы решить, предвиденье Господне

Предуказует ли нам и сегодня

Свершить, что им предопределено,

Иль человеку все ж разрешено

И не свершать того, что Божий разум

520 Предусмотрел, но не скрепил наказом;

Или причинная необходимость,

А не извечная неотвратимость —

Вот в чем предвиденье и промысл Бога,

Но, кажется, отвлекся я немного.

525 Ведь речь о петухе, который сдуру

Свою надменную послушал куру

И во дворе пустом стал красоваться,

Хоть следовало снов ему бояться.

Капризы женские приносят зло,

530 Капризом женским в мир оно пришло

И выжило Адама вон из рая,

Где жил он без греха, забот не зная.

Пожалуй, будет кто-нибудь задет,

Что женщин опорочил я. Но нет!

535 Ведь это все я в шутку говорил.

Найдите, как о том мудрец судил;

Здесь петуховы, не мои сомненья,

А я о женщинах иного мненья.

Меж тем Пертлот, чтоб лучше обобраться,

540 Пошла в пыли с подругами купаться

На солнечном припеке, а петух

Клевал зерно, ловил козявок, мух

И распевал приятней той сирены,

Что завлекает нас, явясь из пены,

545 О ней же утверждает «Бестиарий»,1115

Что в мире нет сладкоголосей твари.

Но вот, склонясь над жирным мотыльком,

Увидел Шантиклэр, что под кустом

Таится лис. Он в страхе изнемог

550 И не запел, а произнес: «Ко-кок», —

И задрожал, что и с людьми бывает,

Когда их смертный страх одолевает.

Хоть всякий зверь стремится убежать,

Когда врага придется повстречать,

555 Хотя б тот враг был вовсе неизвестен,

Но Шантиклэр так и застыл на месте,

Когда к нему вдруг обратился лис:

«Почтенный сэр! Куда вы собрались?

Ведь я ваш друг. Вам нечего бояться,

560 Я б не посмел и вовсе к вам являться

И нарушать ваш утренний покой,

Но справиться я не могу с собой.

Не терпится ваш голос услыхать,

Могу его лишь с ангельским сравнять.

565 Какая глубина! Какое чувство!

Боэций так не ощущал искусство!1116

Милорд ваш батюшка (достойный сэр!)

И матушка прелестная (в пример

Ее всем ставлю) часто приглашали

570 Меня к себе и пеньем услаждали,

А в этом деле я большой знаток.

И пусть застрянет первый же глоток

В моей гортани, если вам солгу я!

Ведь никого на свете не сравню я

575 С таким певцом, каким был ваш отец:

Вот это настоящий был певец!

От всей души он пел, и, чтоб сильнее

Звучала песня, он дышал ровнее,

Глаза еще плотнее закрывал,

580 Напрягшись весь, на цыпочки вставал

И, шею вытянув, так кукарекал,

Что не было на свете человека,

Который в этом с ним сравниться б мог,

Хоть он тянись под самый потолок…

585 И мудростью отец ваш был богат.

Мне помнится, что много лет назад

Я в книжице «Сэр Лопоух-Осел»1117

Историю про петуха прочел:

Как сын священника переломил

590 Крыло ему и как он отомстил.

Все ждал сынок, что петел запоет,

Да и проспал наследственный приход.

Конечно, это я не для сравненья

(Как мудрость сравнивать и ухищренья?) —

595 Вы ж, если петь как следует начнете,

Наверное, отца перепоете».

Тут Шантиклэр взмахнул, забил крылами.

Как человек, обманутый льстецами,

Он был в восторге от таких похвал.

600 Увы! Скольких льстецов и прихлебал,1118

Что ложью слово правды заглушают,

К себе владыки часто приближают,

И лесть им слаще горькой правды часто.

Прочтите же слова Екклезиаста:

605 «Страшись, владыка, приближать льстецов!».1119

А Шантиклэр был к пению готов,

Привстав на цыпочки, глаза прикрыл

И, шею вытянув, что было сил

Закукарекал громко и протяжно.

610 Сэр Патрикей, хитрец и плут присяжный.

Приблизился, мгновенье улучил —

За шею хвать — и на спину взвалил.

Никто тут Шантиклэру не помог,

И лис его к оврагу поволок.

615 Судьба! Сурова ты и неизбежна!

На горе Шантиклэр пел безмятежно!

На горе Пертелот над сном шутила!

На горе в пятницу все это было!..

Венера! О богиня наслажденья!

620 Ведь Шантиклэр не ради размноженья,

А наслаждаяся, тебе служил

И ревностно и не жалея сил.

Ужель в твой день1120 погибнуть должен он!

О Джеффри,1121 славный мэтр былых времен,

625 Что Ричарда, сраженного стрелою,

Воспел в стихах со слезной похвалою!

Когда бы мне красот твоих хоть часть,

Чтоб пятницу вослед тебе проклясть

(Ведь в пятницу пал Ричард, наш король),

630 Тогда б оплакал я и страх, и боль,

И муки безнадежных содроганий.

Такого плача и таких стенаний

Не вознеслось, так не визжали дамы,

Когда свирепый Пирр царя Приама,1122

635 Схватив за бороду, пронзил мечом, —

Какой поднялся между кур содом,

Когда был Шантиклэр от них восхищен.

Сколь грозен лис увидев и сколь хищен,

Мадам Пертлот плачевней закричала,

640 Чем некогда супруга Газдрубала,1123

Когда он к римлянам попался в плен

И был сожжен, а с ним и Карфаген.

Ведь, бедная, в отчаянье и горе

Сама скакнула в огненное море.

645 Супруга дорогого лишены,

Вопили куры, горести полны.

Так римских пэров завывали жены,

Когда пылал Нероном Рим сожженный

И под стенания, и стон, и плач

650 Мужей безвинных умерщвлял палач,

Жестокому покорствуя приказу.1124

Однако я вернусь опять к рассказу.

Услыша во дворе переполох,

Спешит туда вдова, не чуя ног,

655 И, чтоб беде неведомой помочь,

Бежать скорей она торопит дочь.

А та лису с добычей увидала.

«Лиса! На помощь! — громко закричала. —

Ату ее! Вон убегает в лес!»

660 И через луг спешит наперерез.

За нею с палками бежит народ,

И пес Герлен, и Колли, и Тальбот,1125

Бежит корова, а за ней телята

И вспугнутые лаем поросята,

665 Соседка Молкин1126 с прялкою в руке

И старый дед с клюкою, в колпаке, —

Бегут, запыхавшись до полусмерти,

И все вопят, как в преисподней черти.

И кряхчут утки, копошатся мыши,

670 Перелетают гуси через крыши,

От шума пчелы покидают ульи.

Но передать тревогу ту могу ль я?

Джек Стро,1127 наверно, так не голосил,

Когда фламандцев в Лондоне громил.

675 И не шумней была его орава,

Чем эта многолюдная облава.

Кто рог схватил, а кто пастушью дудку,

Трубил, дудел всерьез, а то и в шутку,

И поднялся у них такой содом,

680 Как будто бы земля пошла вверх дном.

Но слушайте, друзья, что было дале,

Такого ожидаете едва ли.

Судьба! Она, глядишь, разочарует,

Победу побежденному дарует.1128

685 Вися бессильно на загривке лисьем

И видя, как на помощь поднялися,

Петух испуг свой смертный подавил.

«Когда бы я на вашем месте был,

Почтенный сэр, — сказал он, — я бы в пику

690 Угрозам их, и похвальбе, и крику

Одно словечко только им сказал —

Что, мол, случалось, не таких видал.

Напрасны и капканы и ловушки!

Смотрите, я достиг лесной опушки

695 И петуха, клянусь, назло вам всем,

Я в нору затащу к себе и съем».

«Так я и сделаю», — ответил лис.

Но только лишь слова те сорвались,

Как высвободился из лисьей пасти

700 Петух и, чтобы от лихой напасти

Верней спастись, вспорхнул на старый дуб.

А лис улыбкою оскалил зуб:

«Мой милый Шантиклэр, вы мне поверьте,

Хоть испугал я вас до полусмерти

705 И шею вам намял. Но видит Бог,

Что иначе я поступить не мог.

Спорхните вниз, я все вам расскажу

И правоту свою вмиг докажу».

«Ну нет, сэр лис, пусть проклят буду я,

710 Когда вперед послушаюсь тебя!

С закрытыми глазами нипочем

Не стану петь ни пред каким льстецом.

И справедливо Бог того карает,

Кто безрассудно очи закрывает».

715 «Нет, — молвил лис, — Господь того карает,

Кто невпопад, не вовремя болтает,

Когда ему пристало бы молчать!»

И надлежит, друзья, вам вот что знать:

Опасно так беспечно доверяться,

720 А льстивыми словами обольщаться,

Поверьте мне, еще того опасней.

Ты ж, для кого рассказ мой только басня

Про петуха, про курицу, про лиса,

Ты на себя возьми да оглянися…

725 Апостол Павел дал нам наставленье:1129

Во всем написанном зри поученье,

Зерно храни, а шелуху откинь.

И да исправит нас Господь. Аминь!

Здесь кончается рассказ Монастырского капеллана

ЭПИЛОГ К РАССКАЗУ МОНАСТЫРСКОГО КАПЕЛЛАНА

«Сэр капеллан, — тут возопил хозяин. —

730 Пусть благодать святых и благость тайн

Пребудут и благословят штаны

И все, что облекать они должны!

Вот это был рассказ! Помехой ряса,

А то бы от тебя никто не спасся.

735 Да из тебя такой бы вышел кочет!

Ведь ежели да он всерьез захочет

Пустить в ход силу! Сколько надо кур

Ему в супруги! Ах ты, бедокур!

Не меньше, чем семнадцатию семь,

740 И, я не я, управится со всеми.

Какие плечи и какой затылок!

И ладен как и спереди и с тыла.

И как у ястреба зрачок канальский.

Индийской краской1130 или португальской1131

745 Не надо красить перышки и хвост,

Хорош и так ты, капеллан, хоть прост».

Хозяин наш совсем развеселился

И к доктору со смехом обратился.

ВОСЬМОЙ ФРАГМЕНТ

РАССКАЗ ВТОРОЙ МОНАХИНИ

1132

Пролог к рассказу Второй монахини

Пестунья всех грехов — ее народ

То называет Праздностью, то Ленью1133 —

Всех смертных к адовым вратам ведет;

Лишь тот окажет ей сопротивленье,

5 Кто в силах ей противоставить рвенье.

И к этому стремиться мы должны,

Чтоб избежать засады сатаны.

Опутать нас он может постоянно

Бесчисленными тысячами пут;

10 Предайся праздности — и окаянный

Уж подстерег тебя, он тут как тут.

Тебя за ворот он — жесток и лют —

Хватает, и дрожат твои колени.

Не предавайся ж праздности и лени.

15 Хоть нас угрозы смерти не страшат,

Однако разум говорит нам ясно,

Что праздностью рождается разврат,

Всех мерзостей источник преопасный.

Кто власти подчинен ее ужасной,

20 Весь день лишь есть, и пить, и спать готов,

И пожирать плоды чужих трудов.

Чтоб оградить себя от этой власти,

Которая нас к гибели ведет,

Решил я житие твое и страсти1134

25 Пересказать, дав близкий перевод.

Речь о тебе, Цецилия,1135 идет,

Святая мученица, что к могиле

Пришла с венком из дивных роз и лилий.1136

Inuocacio ad Mariam1137

30 Тебя, всех дев наичистейший цвет,1138

О ком святой Бернард писал так чудно

И без кого нам утешенья нет,

Прошу я просветить мой разум скудный

И мне про путь поведать многотрудный

Той, что снискала рая благодать,

35 О чем в легенде можно прочитать.

О Дева-Мать, рожденная от Сына,1139

Что грех нам помогаешь побороть,

Всех милостей источник и причина,

В чьем лоне воплотился Сам Господь!

40 Так взнесена тобой людская плоть,

Что Сына Своего Творец вселенной

В нее облек для этой жизни бренной.

В твоей утробе вечная любовь

Обличие приобрела людское;

45 Она, одета в нашу плоть и кровь,

Царит над морем, небом и землею,

Что ей хвалу поют без перебоя;

Девичьей не утратив чистоты,

Творца всех тварей породила ты.

50 Величие в себе соединила

Ты, Дева дев, с такою добротой,

Что — совершенства дивное светило —

Взор благодатный обращаешь свой

Не только к тем, кто с жаркою мольбой

55 Лежит у ног твоих, — ты милосердна

К тем даже, чьи уста замкнула скверна.

Так помоги же, чудо естества,

Мне, твари, брошенной в юдоль печали!

Припомни хананеянки слова:1140

60 «Щенки себе все крохи подобрали,

Что со стола Господнего упали».

Хоть грешен я, меня не оттолкни,1141

Мне в доблесть веру жаркую вмени.

Без дела вера не мертва ль, однако?1142

65 Даруй мне силу труд исполнить мой,

Чтоб мог я вырваться из царства мрака,

О доброты источник неземной!

Будь мне, молю, заступницей святой

Там, где Творца все славит неустанно,

70 О мать Христа, о дочь блаженной Анны!1143

Твой свет небесный в душу мне пролей, —

Она лежит больной в темнице тела,1144

Придавленная тяжестью страстей,

Томясь в тенетах плотского удела,

75 К тебе, благая, прибегаю смело:

Ты для страдальцев — пристань и приют,

Благослови меня начать мой труд.

У вас, читатели, прошу прощенья

За то, что неискусен мой рассказ,

80 Что он не вызывает восхищенья

Разнообразием своих прикрас.

Но я его пересказал для вас,

Легенде следуя, ее словами.

Коль плох мой труд, его исправьте сами.

Interpretatio nomimis Ceciliae, quam ponit frater Iacobus Ianuensis in Legenda Aurea1145

85 Смысл имени Цецилии святой1146

Истолковать сначала тут уместно.

Перевести на наш язык родной

Его мы можем «лилией небесной».

Душою целомудренной и честной

90 И чистотой, прозрачною до дна,

Не заслужила ли его она?

А можно в этом имени «Дорога

Для тех, кто слеп», пожалуй, прочитать,

Ведь многим помогла она у Бога

95 Снискать себе навеки благодать.

Позволено еще предполагать,

Что рядом с небом названа здесь Лия1147 —

Стремленье совершать дела благие.

Отсутствие душевной слепоты,

100 Быть может, это имя означает:

Что взор ее был полон остроты

И мудрости, об этом кто не знает?

Да нет же, имя дивное включает

Словечко Леос,1148 и не зря народ

105 Святую небом всех людей зовет.

С народом равнозначно слово это,

И как нам с неба солнце, и луна,

И хор созвездий льют потоки света,

Так, бесконечной святости полна,

110 Всем людям в душу свет лила она

Своею мудростью, своею верой

И добротой, не ведающей меры.

Как наделяет мудрецов чреда

Свод неба быстротою и гореньем,

115 Так и Цецилия в делах всегда,

Сердечно каждым дорожа мгновеньем,

Неутомимым отличалась рвеньем

И пламенной горела добротой.

Вот объясненье имени святой.

Здесь начинается рассказ Второй монахини о жизни святой Цецилии

120 В семействе благородном,1149 в граде Риме,

Цецилия узрела Божий свет;

Евангелья лучами неземными

Был в колыбели дух ее согрет.

Богобоязненная с юных лет,

125 Она молила небо неустанно

Оставить девственность ее сохранной.

Когда година в брак вступить пришла

И в храм она, на радость прихожанам,

Венчаться с женихом своим пошла,1150 —

130 Он молод был и звался Валерьяном,1151 —

Она, охваченная пылом рьяным,

Под белым платьем с золотой каймой

Во власяницу стан одела свой.

Внимая пенью музыки органной,1152

135 Цецилия молилась Богу так:

«Остаться чистой дай, чтоб окаянный

Не мог мной овладеть навеки враг».

Дабы Распятому любви дать знак,

Пред свадьбой через день она постилась

140 И горячо Всевышнему молилась.

Когда же новобрачные для сна

В опочивальню удалились вместе,

Шепнула мужу на ухо она:

«О милый мой, внемли своей невесте!

145 Я тайну некую тебе по чести

Должна поведать, но прошу тебя

Ее не разглашать, меня любя».

Поклялся Валерьян, что тайны этой

Он никогда не выдаст никому,

150 Нигде, ни за какие блага света,

И молвила тогда она ему:

«И днем, и сквозь густую ночи тьму

С собою ангела я чую рядом

С пылающим любовью горней взглядом.

155 Заметь он, что тебя ко мне влечет

Нечистое, земное вожделенье,

Чтоб защитить меня, он пресечет

Младую жизнь твою без сожаленья.

Но если чистое в тебе горенье

160 Увидит он, то, как и я, любим

За чистоту души ты будешь им».

В ответ, руководим Господней волей,

Воскликнул Валерьян: «Твоим словам

Я не могу довериться, доколе

165 Лик ангела я не увижу сам.

Узрев его, я тайны не предам,

Но если мил тебе другой мужчина,

Вас ждет обоих горькая кончина».

Цецилия промолвила в ответ:

170 «Его увидишь, и Христовой славы

Прольется на тебя небесный свет.

Дорогой Аппиевой1153 от заставы

Пройдя три мили, в хижине дырявой

Ты бедняков найдешь. Поведай там

175 То, что сейчас тебе я передам.

Скажи, что к ним затем ты послан мною,

Чтобы святой Урбан1154 тебе помог

Найти стезю к душевному покою,

И только переступит он порог,

180 Все расскажи ему в кратчайший срок.

Когда очистит он тебя от скверны,

Тебе предстанет ангел, страж мой верный».

И Валерьян в дорогу поспешил,

Как только свет забрезжил, утром рано,

185 И за заставой средь святых могил,

Нашел святого старика Урбана.

Тот, выслушав признанье Валерьяна,

Весь просиял, и руки вверх простер,

И увлажненный поднял к небу взор.

190 «Исусе, — он воскликнул, — Боже правый

Всех страждущих опора и оплот,

Бессмертной веры сеятель и славы,

Прими из рук моих созревший плод1155

Посева, что в Цецилии живет.

195 Подобна рвением пчеле примерной,

Она тебе рабыней служит верной.

Ее супруг, что словно гордый зверь,

Готов был прежде драться с миром целым,

Явился от нее сюда теперь,

200 Как агнец, мирен и душой и телом».

Тут некий старец1156 вдруг в наряде белом

Вошел и рядом с Валерьяном стал;

В руках он книгу дивную держал.

У Валерьяна помутилось зренье,

205 И он упал, а тот, подняв его,

Из досточтимой книги начал чтенье:

«Един Господь, создавший естество,1157

Един завет и Пастырь у всего,

Что в мире этом, бездной зла объятом».

210 Начертаны слова те были златом.

Прочтя их, старец вопросил:

«Сему Ты веришь или нет, — я жду ответа».

И Валерьян ответствовал ему:

«Да, верю, ибо правды выше этой

215 На свете нет и нет за гранью света».

И старец вдруг исчез, как некий сон,

И Валерьян Урбаном был крещен.

Домой вернувшись в полдня час пригожий,

Жену застал он в комнате своей,

220 И два венка прекрасных1158 ангел Божий

Пред ней держал — из роз и из лилей.

И вот один венок он подал ей,

Другой же юному ее супругу;

Потом обоих их подвел друг к другу.

225 «Венки храните эти, — молвил он, —

Ни тел своих, ни душ не оскверняя.

Не страшен увядания закон

Цветам, что я принес для вас из рая.

Им смертью не грозит зима седая.

230 Но зримы лишь для тех они, чей дух

Пороку враг, к земным соблазнам глух.

Ты, Валерьян, за то, что назиданью

Святому не противился, открой,

Какое в сердце ты таишь желанье».

235 «Есть у меня, — тот молвил, — брат родной,

Которого люблю я всей душой.

Я буду счастлив, если и на брате

Почиет дух небесной благодати».

И ангел рек: «Войдете в райский сад

240 Вы оба; вам, за муки в небо взятым,

Там предстоит отрада из отрад».

Тут брат Тибурций1159 вдруг предстал пред братом,

Чудесным пораженный ароматом1160

Лилей и роз, дивился в сердце он

245 Благоуханию со всех сторон.

«Откуда, молвил, в это время года

Такое благовоние лилей

И роз могла еще найти природа?

Когда б я их держал в руке своей,

250 Их благовонье не было б сильней.

Я в сердце благовонье это чую, —

Оно в меня вдыхает жизнь иную».

«У нас венки, — услышал он в ответ, —

Из алых роз и белоснежных лилий;

255 От глаз твоих сокрыт их нежный цвет,

Хоть запахом они тебя пленили.

Но если ты, не пожалев усилий,

Отыщешь путь, ведущий к небесам,

Ты будешь видеть их, подобно нам».

260 Тибурций молвил: «Наяву ль, во сне ли

Твои слова я слышу, брат родной?»

«Во сне, — ответил Валерьян, — доселе

Мы жили, голос истины живой

Теперь нас пробудил». — «О брат, открой,

265 Вскричал Тибурций, — слов твоих значенье».

И тот в ответ: «Внемли же объясненью.

Мне ангелом указан к правде путь;

Отринув идолов душою честной,

Ты тоже можешь на него свернуть».

270 Венки созданием любви небесной

Считал святой Амвросий,1161 как известно.

Вот как учитель благородный сей

О нем глаголет в повести своей.

Чтоб заслужить страстной венец нетленный,

275 Цецилия, Всевышнему верна,

Отринула соблазны плоти бренной;

В признаньях и Тибурций и она

Нам подтвердили это все сполна.

С небес тогда Создатель всеблагой им

280 Чрез ангела послал венки обоим.

Был обращен супруг и брат его

Младою девственницей для начала.

Вот чистоты святое торжество!

Тибурцию Цецилья доказала,

285 Что идолы глухие стоят мало,

Что им живое слово не дано

И бросить их пора уже давно.

«Кто думает иначе, — тот ничуть, —

Ответил юноша, — не лучше зверя».

290 Она его поцеловала в грудь

И молвила: «Мне братом будь по вере!

Перед тобой открыты в небо двери».

Потом, к нему приблизившись на шаг,

Она ему еще сказала так:

295 «Как мне стать брата твоего супругой

Велел закон Христовой доброты,

Так я в тебе нашла сегодня друга,

Когда от идолов отрекся ты.

Себя смирив обетом чистоты,

300 Прими крещенье — и прозревшим взглядом

Увидишь ангела с собою рядом».

Тибурций молвил: «Дорогой мой брат,

Куда пойду я, перед кем предстану?»

А тот в ответ: «Спокоен будь и рад,

305 Я к папе поведу тебя Урбану».

Тибурций, подошедши к Валерьяну,

Воскликнул: «Странны мне твои слова,

И верю я ушам своим едва.

Ты не о том ли говоришь Урбане,

310 Что, к смерти осужденный столько раз,

Живет в норах, — подобно дикой лани,

От человеческих скрываясь глаз?

Его бы на костре сожгли тотчас,

Когда б могли найти, и в это пламя

315 Мы, как сообщники, попали б сами.

Покуда, в небеса вперяя взор,

В глуби мы ищем истинного Бога,

Тут, на земле, поглотит нас костер».

Цецилия его прервала строго:

320 «Поверь, тогда лишь стоила бы много

Земная жизнь, исполненная зла,

Когда б она единственной была.

Но есть иная жизнь в ином пределе,

Которая не ведает конца.

325 Нам к этой жизни, как к блаженной цели,

Путь кажет Сын Небесного Отца,

Благого Вседержителя-Творца,

Чей Дух Святой бессмертною душою

От века наделяет все земное.

330 Благая и торжественная весть

Принесена на землю Божьим Сыном,

Что, кроме этой, жизнь иная есть».

«Сестра, — вскричал Тибурций, — ты единым

Не назвала ли Бога властелином?

335 Я понял, что один над нами Бог, —

А ты мне говоришь теперь о трех».

Она на это: «Слушай разъясненье:

Как состоит разумный дух людской

Из памяти, ума, воображенья,1162

340 Так может быть присущ состав тройной

И Божеству, Тибурций дорогой».

Затем ему Цецилья в поученье

Про жизнь Христа, про все его мученья

Поведала, про гибель на кресте:

345 О том сказала, как людскому роду,

Погрязшему в грехе и суете,

Сын Божий вечную предрек свободу.

И вот Тибурций, что впервые сроду

О сыне Божьем услыхал рассказ,

350 К Урбану с братом двинулся тотчас.

Урбан, вознесши Господу молитву,

Крестил его и рыцарем дал стать,1163

Всегда готовым на святую битву.

На юношу такая благодать

355 Тогда сошла, что мог он созерцать

Всечасно ангела; ни на мгновенье

Его не покидало провиденье.

Всех знамений, что дал им свет Христов,

Не перечислить, — было их немало.

360 Но день пришел, когда в конце концов1164

Их городская стража разыскала.

Префект Алмахий,1165 допросив сначала,

Их к статуе Юпитера послал

И слово им в напутствие сказал:

365 «С тех головы долой, кто богу Рима

Не пожелает жертву принести».

Потом, корникулярия1166 Максима

Призвав, ему велел их отвести;

Святых на их страдальческом пути

370 Сопровождая, тот душой умильной

Им сострадал и слезы лил обильно.

Когда он слово услыхал святых,

От них велел он катам отступиться,

Затем позвал к себе он на дом их.

375 И не успело солнце закатиться,

Как светом веры озарились лица

У катов и Максима, — их сердца

Очистили святые до конца.

Цецилья позже, под ночным покровом,

380 Священников к Максиму привела

И вновь крещенным именем Христовым

Промолвила, душою весела:

«Оставьте ваши темные дела,

Оружьем света препояшьтесь ныне,1167

385 О рыцари небесной благостыни!

Вы можете гордиться, о друзья,

Одержанной победою отменной.

Вам в небе справедливый Судия,

Все видящий из глуби сокровенной,

390 Венец готовит радости нетленной».1168

Как только голос девственницы стих,

На площадь братьев повели святых.

На площади они ни воскурений,

Ни жертвы идолу не вознесли;

395 Благочестиво преклонив колени,

Они беседу с Господом вели,

Далекие от помыслов земли,

И отсекла их головы секира,

И души их взнеслись к Владыке мира.

400 Потом Максим, присутствовавший там,

В слезах сказал, что видел, как вспарили

Бессмертные их души к небесам

Под сенью светлых ангельских воскрылий.

И те слова премногих обратили.

405 Префектом к бичеванью присужден,

Под плетью отдал Богу душу он.

Цецилия его похоронила

Под камнем, где покоился супруг

И где Тибурция была могила.

410 А вслед за тем велел Алмахий вдруг

Отряду воинов своих и слуг

Цецилью привести для воскуренья

Пред идолом и жертвоприношенья.

Но воины и слуги, как один,

415 Уверовали все в ее ученье

И, плача, восклицали: «Божий Сын —

Бог истинный, и только в нем спасенье.

В него мы верим, раз он в услуженье

Таких рабынь имеет, как она;

420 Отныне пытка нам уж не страшна».

Префект потребовал, чтобы святая

Пред ним тотчас предстала, и едва

Она вошла, он, голос возвышая:

«Ты что за женщина?» — спросил сперва.

425 «Патрицианка родом и вдова», —

С достоинством Цецилья отвечала.

«Да нет же, веру назови сначала!»

«Зачем же ты вопрос поставил так,

Чтоб им предполагалось два ответа?

430 Так задает вопросы лишь простак».

Префект Алмахий, в гордости задетый,

Спросил ее: «Откуда резкость эта?»

«Откуда? — молвила Цецилья. — Внушена

Мне совестью и верою она».

435 «А не страшит тебя, — спросил Алмахий, —

Префекта власть?» Она ж ему в ответ:

«Земная власть держать не может в страхе1169

Того, кому открылся правды свет.

Ведь ничего в ней, кроме спеси, нет,

440 Как в пузыре: проткни его иглою —

И сморщенный комок перед тобою».

«Ты на плохом пути стоишь сейчас, —

Он молвил, — и упорствуешь напрасно;

Про августейший слышала приказ?

445 Смерть христианам! — говорит он ясно.

В том только случае, коль ты согласна

Немедленно отречься от Христа,

Жизнь у тебя не будет отнята».

«И государи могут в заблужденье

450 Впасть, как и все, — ответила она. —

Несправедливы ваши обвиненья.

Скажи, в чем наша состоит вина?

Не в том ли, что душа у нас полна

Любви к Христу, что мы всегда готовы

455 Святое имя защищать Христово?

Дороже жизни имя это нам».

Префект ответил, помолчав немного:

«Иль нашим жертву принести богам,

Или от вашего отречься Бога

460 Должна ты, — вот к спасению дорога»,

С улыбкой, осветившей ей уста,

Ответила любимица Христа:

«Судья мой, принуждая к отреченью

От горней чистоты, меня ты сам

465 На тяжкое толкаешь преступленье.

Лукавит он, — ужель не ясно вам?

Ведь это видно по его глазам».

«Молчи! — вскричал префект, — ни слова боле!

Про власть мою ты не слыхала, что ли?

470 Что воле ты подчинена моей,

Тебе — скажи! — ужели неизвестно?

В моих руках и жизнь и смерть людей.

Гордыню брось, — гордыня неуместна».

Она в ответ: «Я говорила честно,

475 Не гордо, — ибо гордости порок

Нам ненавистен и от нас далек.

Коль не боишься правды, то скажу я

Тебе во всеуслышанье, судья:

Сейчас изрек ты похвальбу пустую,

480 Сказав: «И жизнь и смерть дарую я».

Не так уж безгранична власть твоя.

Что жизнь отнять ты можешь, я согласна,

Но в остальном ты хвастаешь напрасно.

Скажи, что смерть в руках своих несешь,

485 И прав ты будешь; все же остальное —

Лишь похвальба бесстыдная и ложь».

Префект сказал: «Смирись передо мною

И жертву принеси! Глаза закрою

На то, что ты со мной груба была;

490 Закон философа — не помнить зла.

Но не стерплю, чтоб ты мне поносила

Богов, которыми гордится Рим».

Она ответила: «Судья немилый,

За время, что с тобой мы говорим,

495 Ты каждым словом убеждал своим,

Что как чиновник ты годишься мало

И быть тебе судьею не пристало.

Поражены, должно быть, слепотой

Твои глаза. Тому, кто видит, — ясно,

500 Что это камень, камень лишь простой, —

Беспомощный, недвижный и безгласный,

А для тебя он божество, несчастный!

Слепец, к нему рукою прикоснись

И в том, что это камень, убедись.

505 Смеются над тобою повсеместно,

Ах, не позор ли это и не стыд?

Ведь даже простолюдину известно,

Что в небе Бог от взора смертных скрыт.

А идол, что на площади стоит, —

510 Он и себе и людям бесполезен

И лишь безумцу может быть любезен».

Разгневала префекта эта речь,

И он тотчас же отдал приказанье

Домой святую отвести и сжечь

515 Ее в натопленной отменно бане.

И в пекло, раскаленное заране,

Была Цецилия заключена,

Чтоб задохнулась там в чаду она.

Однако ночь прошла и день за нею.

520 А страшный банный жар бессилен был

Осуществить преступную затею;

На лбу ее и пот не проступил.

Но все же рок ей в бане смерть судил:

Убийцу подослал Алмахий злобный,

525 Чтоб тот ее отправил в мир загробный.

Ей шею трижды полоснув, рассечь

Ее не смог он — не хватило силы

Снять голову мечом кровавым с плеч.

А власть в те дни подавно запретила

530 Удар четвертый, если пощадила

Три раза смерть, и потому злодей

Из страха не дерзнул покончить с ней.

Цецилию, всю залитую кровью,

Оставил он и удалился прочь,

535 А христиане, движимы любовью,

В платки сбирали кровь ее всю ночь.

Три дня ей удавалось превозмочь

Боль страшную; собой пренебрегая.

Любить Христа учила их святая.

540 Она им отдала добро свое

И молвила, их приведя к Урбану:

«Услышал Бог моление мое,

Дал мне три дня сносить тройную рану,

И, прежде чем дышать я перестану,

545 Их души в руки я тебе отдам:

Мой дом да будет превращен во храм».

Ее Урбан и причт похоронили,1170

Когда спустилась ночь на землю, там,

Где прах других святых лежит в могиле.

550 Cтал дом ее — святой Цецильи храм,

Где и поныне, как известно нам,

Христу и всем святым его усердно

Молитвы люд возносит правоверный.

Здесь кончается рассказ Второй монахини

ПРОЛОГ СЛУГИ КАНОНИКА

Пролог к рассказу Слуги Каноника

Когда святой Цецильи житие

Пришло к концу (случилось же сие,

Когда от Боутон-андер-Блийн1171 пройти

Успели мы не больше миль пяти),

5 Стал нагонять нас спутник. Весь был взмылен

Конь серый в яблоках; его три мили,

Должно быть, гнал хозяин, и бока

Ходили ходуном. Стан седока

Сутана черная1172 совсем скрывала,

10 Лишь стихаря белел кусочек малый.1173

А конь слуги был пеною покрыт,

И заморен, и плеткою избит,

И весь от пены был он белобокий, —

Расцветка, что идет одной сороке.

15 Вся в белых клочьях сбруя обвисала,

А переметные сумы болтало.

Одежду я не сразу распознал

И долго бы, наверное, гадал,

Когда б того случайно не заметил,

20 Как сшит был капюшон; по той примете

Вмиг, что каноник1174 он, я догадался.

И правда, он Каноник оказался.

Болталась на шнурочке за плечом

Большая шляпа.1175 Толстым лопухом

25 Прикрыл он темя, капюшон надвинул

Так, что накрыл и голову и спину,

И под двойной защитой их потел он,

Как перегонный куб,1176 что чистотелом1177

Иль стенницей лекарственной набит

30 И сок целебный, словно пот, струит.

Коня пришпорил он, нас нагоняя,

И на скаку кричал: «Да охраняет

Вас крест Христов; я вас хотел догнать,

Чтоб в Кентербери путь свой продолжать

35 В приятном общество совместно с вами».

Его слуга был также вежлив с нами:

«Лишь только поутру я увидал,

Что собрались вы, тотчас я сказал

Хозяину, что надо вас догнать бы,1178 —

40 И скуки, сэр, во всю дорогу знать вы

Не будете, — а он скучать не любит».

«Да, верно. Скука хоть кого погубит, —

Сказал трактирщик. — Ты же, друг мой, прав,

Такой совет разумный преподав.

45 Твой господин, видать, веселый малый,

И если человек к тому ж бывалый,

Быть может, нас рассказом позабавит?»

«Кто, сэр? Хозяин мой? Да он заставит

Кого угодно праздность позабыть.

50 Коль привелось бы вам с ним год прожить,

Вы б убедились: мастер на все руки

Хозяин мой. С ним не узнаешь скуки.

Он над своей ретортой ночь не спит,

Поесть забудет — знай все мастерит.

55 Он много дел таких теперь задумал,

Что вы лишь рот разинете: к чему, мол,

Такое деется? Вы не глядите,

Что он так прост; знакомство заведите,

И я готов хоть об заклад побиться,

60 Что предпочтете золота лишиться,

Чем дружбы с ним. Вот видите каков?

О нем рассказывать — не хватит слов».

«Вот как, — сказал трактирщик, — расскажи же,

Кто господин твой? Выше нас иль ниже, —

65 Но он, должно быть, человек ученый,

К тому ж священным саном облеченный».

«Он больше, чем ученый; в двух словах

Не рассказать вам о его делах.

В таких премудростях он преуспел,

70 Что, если бы я даже захотел

Вам их поведать, не нашел бы слов

(Хоть я свидетель всех его трудов).

Когда бы пожелал, он всю дорогу

До Кентербери вашего, ей-Богу,

75 Устлать бы мог чистейшим серебром

Иль золотом. Не верите? Пусть гром

Меня настигнет, пусть накажет небо,

Пусть не вкушать мне ни вина, ни хлеба!»

«Хвала Христу, — трактирщик тут сказал, —

80 Но если господин твой путь узнал

К премудрости такой, к богатству, силе,

Что ж о себе, друзья, вы позабыли?

Грязна его одежда и ветха.

Конечно, может быть, и нет греха

85 В таком смирении, но все ж скупиться

Всесильному как будто не годится.

Что ж, он неряха, что ли, твой ученый,

Раз он дорогой, серебром мощенной,

Чуть ли не в рубище готов скакать?

90 Того причину нам прошу сказать».

«Увы, не спрашивайте вы меня!

Хотя бы вся прославила земля

Хозяина, богатым он не станет,

Коль мудрствовать и впредь не перестанет;

95 Лишь вам скажу, и строго по секрету,

Что ненавижу я всю мудрость эту.

Переборщишь — не выйдет ничего,

Сказал мудрец, милорда ж моего

Не убедишь; упрется на своем он,

100 Когда и я, на что уж темный йомен,

По смыслу здравому подвох пойму.

Но как мне это втолковать ему?

Пошли Господь хозяину прозренье,

Одна надежда в том, одно спасенье.

105 Мне тяжело об этом говорить».

«Ну, полно, друг, скорбь надо разделить.

Уж если знаешь ты премудрость эту,

Так преступления большого нету,

Коль нам о ней поведаешь. Как знать,

110 Быть может, кто-нибудь из нас понять

Хозяину поможет заблужденье.

Скажи, живете где, в каком селенье?»

«В предместьях городских или в трущобах

Живем, как воры, как бродяги, оба.

115 Мы днем не смеем носу показать.

Вот как живем, коль правду вам сказать».

«Зачем ты словно вымочен весь в синьке,

Зачем в лице твоем нет ни кровинки?»

«Всю выжгло кровь, и сам я весь зачах,

120 Плавильный разжигаючи очаг;

А в зеркало мне некогда смотреться, —

Слежу весь день, чтоб горн мог разгореться

И сплавил нам неоценимый сплав.

В огне сжигаю жизнь свою дотла.

125 Вотще! Не думаю достигнуть цели,

Хотя бы без остатка мы сгорели.

И скольких соблазняем мы мечтой;

Тут крону мы займем,1179 там золотой,

А то и сразу фунтов десять, двадцать.

130 И заставляем дурней дожидаться,

Покуда фунт не обратим мы в два.

У нас самих кружится голова:

Их обманув, себя надеждой тешим,

Свои ошибки повторяем те же.

135 Опять, как прежде, ускользает цель.

Похмелье тяжкое сменяет хмель.

А завтра простаков мы снова маним,

Пока и сами нищими не станем».

Рассказ слуги каноник услыхал,

140 Подъехал ближе; всех подозревал

В злом умысле он и всего боялся,

Поэтому и тут перепугался.

Катон сказал,1180 что тот, кто виноват,

Все на свой счет принять готов; но рад

145 Свалить на ближнего свою вину.

Слуге каноник крикнул: «Прокляну!

Молчи, ни слова больше, плут коварный!

Меня порочишь ты, неблагодарный.

Кричишь о том, что должен был скрывать.

150 Смотри, заставлю я тебя молчать».

«Да что он в самом деле кипятится? —

Спросил трактирщик. — Пусть его позлится.

А ты, дружок, без страха продолжай».

«Да я и не боюсь его; пускай

155 Грозится он», — сказал слуга, и сразу

Каноник понял, что его рассказу

Ничем теперь не сможет помешать,

И со стыда пустился прочь бежать.

«А, вот ты как! — вскричал слуга. — Трусишка!

160 Тогда я обо всех твоих делишках

Всю правду выложу. Будь проклят час,

Когда судьба свела с тобою нас!

Клянусь, теперь уж больше не заставишь

Служить себе. Угрозой, что отравишь,

165 Меня пугаешь ты. Ну, нет, шалишь.

Ведь сколько раз, бывало, говоришь:

Уйду от черта! А уйти нет силы,

Хоть он тащил меня с собой в могилу.

Пускай Господь меня бы вразумил

170 И рассказать о чарах научил.

Таиться нечего. Мне все равно,

Ведь душу погубил я с ним давно».

Здесь кончается пролог к рассказу Слуги каноника.

РАССКАЗ СЛУГИ КАНОНИКА

1181

Здесь Слуга каноника начинает свой рассказ

Почти семь лет с каноником я прожил,

А чтоб ума я нажил — непохоже.

175 Все, что имел я, — потерял напрасно,

И сколькие той участи ужасной

Со мной подверглись. Прежде свой наряд

Я в чистоте держал, и, говорят,

Видней меня средь слуг и не видали.

180 Теперь чулок, случалось, надевали

Мы с ним на голову; румянец щек,

Свинцом отравленных,1182 совсем поблек.

Кто в том погряз, хлебнет, бедняк, он горя,

Увы, хоть я и понял это вскоре,

185 Но мне застлал глаза как бы туман —

Мультиплицирования1183 дурман.

А скользки выгоды такой науки

И не даются человеку в руки.

И вот в кармане нет и медяков,

190 А за спиною всяческих долгов

Такая ноша, что до самой смерти

Нам с ними не разделаться, поверьте.

Моя судьба — неопытным урок.

Начать лишь стоит, а потом игрок

195 За ставкой ставку без конца теряет,

Пока дотла всего не проиграет.

Ничто ему не восстановит разум,

Теряет кошелек и ум свой разом.

И не подняться уж ему вовек,

200 И конченый совсем он человек.

Когда ж свое богатство промотает,

К тому же и других он подстрекает,

Ведь злому человеку в утешенье

Чужие горести и разоренье.

205 Мне так один ученый объяснил,

И вот на что я жизнь свою убил!

К дурацкому занятью приступая,

Мы мудрецами кажемся, блистая

Ученейшими терминами; печь

210 Я раздуваю так, как будто сжечь

Себя самих в ней думаем. Напрасно

Вам объяснять все то, что все ж неясно

Останется: пропорции, и дозы,

И вещества, которых под угрозой

215 Жестокой мести не могу назвать.

Пять или шесть частей вам лучше брать

В сплав серебра,1184 иль олова, иль ртути;

Какой осадок будет вязкой мути,

Как надо опермент,1185 кость и опилки

220 Стирать в мельчайший порошок, в бутылке

Настаивать определенный срок,

Потом ссыпать все в глиняный горшок,

Солить и перчить и листом стеклянным

Прикрыть, полив раствором окаянным.

225 Перевязать горшок кишкой ослиной

И наглухо кругом обмазать глиной,

Чтоб воздух доступа не находил

И чтоб горшка огонь не раскалил

Нагревом длительным и постепенным.

230 И вот трясешься над горшком бесценным,

А там до одуренья кальцинируй,1186

Выпаривай,1187 цеди, амальгамируй

Меркурий, в просторечье он же ртуть,1188

А дело не сдвигается ничуть.

235 Берем мы тот меркурий со свинцом1189

И в ступке трем порфировым пестом,1190

Примешиваем серу и мышьяк,

Отвешиваем части так и сяк —

И все напрасно, ни к чему наш труд.

240 Какие б газы ни вмещал сосуд,

Как ни сгущай на дне его осадок,

А результат по-прежнему не сладок.

И снова черт какой-то нам назло

Подстроит так, чтоб прахом все пошло:

245 И труд, и время, и затраты наши.

Да, смерть и то такой надежды краше.

Как на себя не наложил я рук!

Жаль, не силен я в тонкостях наук

И не умею толком объяснять,

250 Не то я мог бы много рассказать

Того, что вам вовеки не измыслить.

Попробую так просто перечислить

То, что само собой на ум придет,

А тот, кто ведает, пусть разберет.

255 Цветные земли, сера и зола,1191

Сосуды из графита1192 и стекла,

Реторты, колбы, тигли1193 и фиалы,

Сублиматории1194 и уриналы,1195

Куб перегонный, волоски к весам

260 И прочий никому не нужный хлам.

Орех красильный, мочевой пузырь,1196

Мышьяк и сера, ртуть и нашатырь,1197

Четыре элемента свойств летучих,1198

Непознанных, коварных и могучих.

265 А разных трав, так тех не перечесть,

Когда бы захотел я все привесть.

Но валерьян, репей1199 и лунный корень

Упомяну — они смягчают горе.

Калим мы тигель день и ночь, реторту,

270 А там, глядишь, опять наш сплав ни к черту.

И вот опять до света кальцинируй,

Подцвечивай,1200 цеди и дистиллируй

Сквозь глину, мел, а то и сквозь белок,1201

Сквозь соль, буру, поташ,1202 золу, песок,

275 Сквозь реальгар,1203 вощеную холстину

И с волосами смешанную глину,

Сквозь разный уголь, воск, сухой навоз;

Подмешивай селитру, купорос,1204

Сурьму и сурик, серу и мышьяк,

280 Иль винный камень,1205 бурый железняк,

Иль сплавы всякие, коагуляты,1206

Которые металлами богаты.

Как будто дело и к концу подходит,

Смесь зашипит, забулькает, забродит —

285 Тогда мешай, болтай и цементируй,1207

И серебром составы цитринируй.1208

А выплавишь, испробуешь — и вот

В итоге новый припиши расход.

Еще скажу, что существуют в мире

290 Семь твердых тел, летучих же четыре.1209

Хозяин мой так часто их твердил,

Что наконец и я их заучил.

Летучие — мышьяк, ртуть, также сера

И нашатырь. Иная твердых мера

295 И знак иной: у злата — солнца зрак,

У серебра — луны ущербной знак;

Железо — Марс, Меркурий — это ртуть

(Он и в металле хочет обмануть),1210

Сатурн — свинец, а олово — Юпитер,

300 И медь — Венера. Сотни колб я вытер,

И хоть бы зернышко одно на дне,

Хоть отблеск солнечный увидеть мне.

И кто ввязался в наше ремесло,

Тому конец. С собою унесло

305 Оно богатств и жизней очень много.

В нем к разоренью верная дорога.

И кто безумство хочет проявить,

Пускай начнет он золото варить.

Кого к себе обогащенье манит,

310 Пускай философом несчастный станет.1211

По-вашему, нетрудно изучить

Искусство это? Нет! И можно быть

Каноником начитанным иль братом,

Священником, иль клерком, иль прелатом,

315 А этого искусства не постичь —

Такая в нем нелепица и дичь.

А неученому так и подавно

Ввек не понять науки своенравной.

Но будь он книжник или будь невежда,

320 Добиться цели — тщетная надежда.

Исход трудов, увы, сравняет всех.

Недостижим в алхимии успех.

Забыл еще сказать я о бутылках,

О едких водах,1212 кислоте, опилках.

325 О растворении сгущенных тел1213

И о сгущенье,1214 коль осадок сел,

О разных маслах,1215 о заморской вате, —

Все рассказать, так Библии не хватит

И самой толстой; эти имена

330 Забыть хотел бы. Всем одна цена.

Об этом всем я зря разговорился,

От этих дел и черт бы сам взбесился.

Ну, дьявол с ним! Еще хочу сказать,

Что философский камень1216 добывать

335 Стремимся все, а этот эликсир

Помог бы нам перевернуть весь мир.1217

Но дело в том, что, сколько мы ни бьемся

(Иной раз кажется, что надорвемся),

А эликсира в колбах нет следа.

340 Но нас не покидает никогда

Надежда, что на дне он заблестит

И все расходы наши возместит;

А не надейся мы, наш труд и горе

С ума свели бы нас, несчастных, вскоре.

345 И, на беду, надежда та крепка,

До самой смерти манит дурака.

И ремесло свое он не клянет:

Он сладость в горечи его найдет.

Алхимиков уж таковы замашки, —

350 Они постель заложат и рубашку

И плащ последний лучше продадут,

Чем скрытые мечтанья предадут.

Скорей они кого-нибудь задушат,

Чем хоть на сутки печь свою затушат.1218

355 Не успокоятся, пока до нитки

Их не обчистит поставщик их прыткий.

Узнать легко их: щеки впалы, серы,

Всегда от них исходит запах серы,

Они грязны, вонючи, что козел;1219

360 Хотя бы за версту любой прошел —

И то зловонием вам в нос ударит

От копоти, кислот и всякой гари.

По запаху, по нищенской одежде

Узнаете алхимика вы прежде,

365 Чем слово молвит.

Если же их спросят,

Зачем они такие тряпки носят,

Они тотчас вам на ухо зашепчут,

Что так секрет они сокроют крепче

И что, мол, если б их подстерегли,

370 Они б и жизни не уберегли.

Так и дурачат разных простаков.

Эх, вспомнить тошно, что и сам таков!

Но свой рассказ хочу в русло направить.

Пред тем как на огонь горшок поставить

375 С известной порцией цветных металлов1220

Иль жидкостей, а иногда кристаллов,

Хозяин смесь ту составляет сам,

И — должное хозяину воздам, —

Чтобы обязанность исполнить эту,

380 Искуснее его на свете нету.

Но хоть о том уже молва идет,

А каждый раз в беду он попадет.

И знаете, как это с ним бывает?

Вот он сосуд как следует взболтает

385 И в печь поставит, а тот трах — и вдрызг

Расплещется на миллионы брызг.

В металлах тех такая скрыта сила,

Что лишь стена бы их остановила,

И то из камня, на крутом растворе.

390 Ту силу нам не удержать в затворе.

Насквозь стена и настежь потолок, —

И эликсира драгоценный сок

Разбрызнут по полу, впитался в щели,

А твердые частицы улетели

395 В проломы стен иль облепили свод.

Таков обычный опытов исход.

Хоть сатана и не являлся нам,

Но думаю, что пребывает сам

Он в это время где-нибудь в соседстве.

400 Где сатана, там жди греха и бедствий.

В аду, где он хозяин и владыка,

Не больше муки, и тоски великой,

И гнева, и попреков, и раздоров,

И бесконечных бесполезных споров.

405 Чуть разорвется на огне горшок,

Бранятся все, хотя какой в том прок?

Одни твердят, что виноваты печь

И тот, кто не сумел ее разжечь

Как следует, другой винит меха,

410 Меня винит, что я не без греха

(Оно, конечно, — я ведь раздуваю):

«Бездельники! Я вас предупреждаю

Который раз, что надо смесь мешать

Особым образом и не держать

415 Ее на медленном огне сверх меры».

Кричит нам третий: «Дурни! Маловеры!»

Вопит четвертый: «Это все слова.

Всему виной сосновые дрова.

За дело, сэры, не жалейте рук.

420 Но надо жечь в печи один лишь бук».1221

Ну, споров всех мне ввек не передать,

Но только не кончали бушевать

Они всю ночь, и прекращал тот спор

Хозяин мой словами: «Уговор

425 Припомните. Не вышло? Вновь за дело!

По твердости не то попалось тело.

И нам на будущее всем урок.

Но главное — был с трещиной горшок.

Друзья мои, за дело поскорее.

430 Пол вымести, и будьте пободрее!»

Мы сор сгребали с пола на холстину,

Ссыпали через сита и в корзину,

И долго ковырялись, чтоб найти

Зерно желанное или спасти

435 Хоть часть затраченного матерьяла.

«Вот видите, не все у нас пропало.

Пусть не удался опыт в этот раз,

Но сберегли мы смеси про запас.

Рискнем и плавку проведем другую.

440 Купец ведь тоже кое-чем рискует,

Не каждый год кончает с барышом;

То жертвует своим он кораблем,

Погибшим в море, то сгоревшим складом,

Но относиться к неудачам надо

445 Спокойней, — убеждает мой патрон. —

Как бы серьезен ни был наш урон,

Но ничего не делайте без спроса.

Теперь иной испробую я способ.

А не удастся, весь ответ на мне.

450 Ошибку понял я». И, как во сне,

Мы принимаемся за дело снова.

И спрашивает вновь один другого:

«Не слишком ли огонь в печи был слаб?»

Силен иль слаб, но только не могла б

455 Удачно завершиться та затея.

Теперь об этом говорить я смею,

А много лет и я был бесноват.

Готов напялить мудрости наряд

Любой из нас, тягаясь с Соломоном,1222

460 Но и теперь, как и во время оно,

Мысль мудрого об этом так гласит:

«Не злато многое, хоть и блестит».

И что б ни говорил вам идиот,

Невкусен часто и красивый плод,

465 Так и средь нас: на вид дурак умен,

Правдив обманщик, немощный силен.

И прежде чем окончу повесть эту,

Поймете вы, что в том сомнений нету.

Был среди нас один каноник в рясе.1223

470 Он в гнусности своей был так ужасен,

Что погубить он мог бы Ниневию,

Афины, Трою, Рим, Александрию, —

Семерку всю великих городов,1224

И нрав коварный был его таков,

475 Что и в сто лет проделок не опишешь.

И лжи такой на свете не услышишь,

Какой каноник обольщал людей.

Лукавой лестью, хитростью своей

Он собеседника так одурачит,

480 Что лишь тогда поймешь, что это значит,

Когда от злых его заплачешь дел;

Не перечтешь, скольких он так поддел.

И продолжать он будет тем же сортом,

Пока не встретит похитрее черта.

485 Все ж вкруг него ученики теснились

И за советом все к нему стремились

Верхом, пешком из разных городов, —

На свете много всяких простаков!

Почтенные каноники, на вас

490 Не бросит тени этот мой рассказ.

И среди вас греховный брат найдется,

Но орден весь незыблем остается,

И не хочу я никого порочить,

Мне добродетель хочется упрочить.

495 Среди апостолов Иуда был:

Его пример других не соблазнил,

Один из всех он поступил так худо.

Зато в ответе был один Иуда.

Но если есть Иуда среди вас,

500 Его не потерпите и тотчас

Исторгните, чтоб он не портил поля

Своими плевелами. Божья воля

Так повелела людям поступать.

Теперь рассказ свой буду продолжать.

505 Жил в Лондоне на службе панихидной1225

Один священник, нравом безобидный.

Он так услужлив был и так приятен

И за столом так весел и опрятен,

Что ни гроша хозяйка не брала;1226

510 К тому ж одежда от хозяйки шла,

В деньгах карманных не было отказа.

Отвлекся я, не в этом смысл рассказа

О том, как плут священника провел.

Каноник некий как-то раз пришел

515 К священнику и попросил учтиво

Взаймы дать марку.1227 Говорил он льстиво:

«Через три дня я вам верну свой долг,

Я дружбой дорожу и в людях толк

Отлично знаю. Дней же через десять

520 За шею можете меня повесить,

Коль этот долг не будет возвращен».

Священник просьбой этой был польщен

И тотчас вынес золотую марку.

Его благодарил каноник жарко

525 И с тем ушел, и в точности в свой срок

Он деньги воротил сполна. Не мог

Священник гостем честным нахвалиться.

«С таким всегда готов я поделиться.

Не страшно нобль-другой1228 тому мне дать,

530 Кто срок умеет точно соблюдать».

«Помилуйте! Я не пойму, что значат

Слова такие. Разве мог иначе

Брат поступить? А я, по крайней мере,

Раз слово дал, — всегда я слову верен.

535 Вы ж так учтивы, так щедры и милы,

Что благодарен буду до могилы

И вам хочу секрет один открыть,

Как можно денег множество добыть.

Я философии не зря учился,

540 Мне тайный смысл вещей сполна открылся.

Я мастерство свое вам покажу

И вас, наверно, этим поражу».

«Нет, в самом деле, сэр? Готов я слушать,

Но не хотите ли со мной откушать?»

545 «Нет, слушайте, коль слушать вы хотите,

Но никому о том не говорите».

Так мастерски каноник тот, злодей,

Обхаживал доверчивых людей.

Но только правду мудрый говорит,

550 Что злое дело издали смердит,

И вы увидите тому пример.

Каноник этот, мерзкий изувер,

По наущенью сатанинской злобы

Старался всячески нашкодить, чтобы

555 Ввести людей в соблазн и в тяжкий грех.

Избави Бог от злобы той нас всех.

Не знал священник, с кем имеет дело,

Секрет каноника узнать хотел он.

Глупец! Глупец! Корыстливый простак!

560 Кто б обмануть себя позволил так?

Слеп ко всему, не ведая беды,

Сам в пасть лисицы напросился ты.

Ты лестью усыплен, скорей проснись,

Чтоб от когтей лисы тебе спастись.

565 Но нет, напрасно, их не избежать.

И надо мне рассказ мой продолжать

О безрассудстве, слепоте твоей,

О том, как обманул тебя злодей.

Вам может показаться, мой патрон

570 Каноником был тем? Да нет, не он.

Он во сто крат искусней и хитрее,

В обманах опытней и в мести злее.

О нем мне просто тошно говорить.

Лишь вспомню, и меня начнет душить,

575 И от стыда желчь ударяет в щеки,

Не кровь: она иссохла. Но уроки

Не зря прошли: меня не обмануть.

«Для наших опытов нужна нам ртуть,

Сказал каноник. — Вы слугу пошлите

580 И ртути унца три приобретите.

Лишь только ртуть слуга нам принесет,

Как вещь чудесная произойдет».

Ртуть получив, он попросил углей,

Чтоб опыты начать ему скорей.

585 Когда слуга и уголь им добыл,

Каноник ящик небольшой открыл,

И, вынув тигель, начал объяснять он,

Хотя язык его был непонятен

И не касался он при этом сути.

590 «Возьми сосуд и положи унц ртути.

Все сделай сам, и Божья благодать

Тебе философом поможет стать.

Немногим я свой дар открыть решаюсь,

Но, кажется, в тебе не ошибаюсь.

595 Один состав1229 я в тигель опущу

И в серебро всю ртуть я обращу,

Ничуть не худшее, чем у торговки

В ее мошне. Металл добудем ковкий,

Без примеси, а нет — так, значит, лгал

600 Тебе я все и мерзкий я нахал.

Всей силою я порошку обязан,

Но за услугу так к тебе привязан,

Что силу эту показать готов, —

Хоть и боюсь досужих глаз и ртов».

605 И слуг они тотчас же отпустили,

Прикрыли ставни, двери затворили.

В каморке темной крепко заперлись

И за работу тотчас принялись.

Усвоив тут же уйму всяких правил,

610 Священник тигель на очаг поставил;

Раздул огонь, над ним захлопотал,

А друг его свой порошок достал.

Не знаю точно я его состава,

Но в ящике любого костоправа

615 Подобным зельям хитрым несть числа:

Не то истертый мел, не то зола.

Коль мнение мое узнать хотите, —

Ни фартинга не стоят порошки те,

Но вам скажу, довольно было крошки

620 Или какой-нибудь ничтожной мошки,

Чтоб жаждущего чуда ослепить.

Потом каноник стал его учить,

Как обращаться надобно с жаровней:

«Смотри, чтоб угли покрывали ровно

625 Весь тигель твой, и убедишься сам,

Какой секрет тебе я в руки дам».

«Ах, grand merci», — хозяин отвечал

И все старательней мехи качал.

Без памяти подарку был он рад.

630 Тем временем каноник (злобный гад,

Не знал он жалости к врагу ли, к другу ль)

Достал из ящичка древесный уголь,1230

В котором углубленье просверлил

И серебра немного положил

635 (Не больше унца там опилок1231 было);

Дыру надежно воском залепил он.1232

А чтобы не попасться в том обмане,

Он серебро припрятал там заране,

Что втайне от священника припас.

640 Все в свой черед откроет мой рассказ.

Он свой обман давно уже замыслил

И каждый шаг свой наперед расчислил.

От замысла не мог он отступить.

(Об этом тошно мне и говорить.

645 Когда б я мог, я б отплатил злодею.

Но я его настигнуть не умею:

Лишь только нападу на вражий след, —

Глядишь, а там его помину нет.)

Но слушайте, что было дальше, сэры.

650 Запрятав уголь за обшлаг свой серый,

Он к очагу вплотную подошел

И много всяких промахов нашел.

«Так все испортить, друг мой, вы могли!

Смотрите, как вы уголь загребли.

655 Мне жалко вас, и я вас не оставлю,

Постойте-ка, сейчас я все исправлю.

С вас так и льет, вы слишком суетитесь.

Вот вам платок, — возьмите, оботритесь».

Пока священник пот с лица стирал,

660 Каноник мой — чтоб черт его побрал! —

Свой уголь положил как раз над тиглем

И, чтоб его за этим не застигли,

Как будто для того, чтобы помочь,

Огонь раздул мехами во всю мочь.

665 «Ну, а теперь, мой друг, нам выпить надо.

Вино нам будет за труды наградой.

В порядке все, но лучше обождать

Из очага наш тигель вынимать».

Меж тем с начинкой уголь прогорел,

670 И серебро, по свойству твердых тел,

Хоть и расплавясь, в тигель все ж упало.

Как будто бы обмана не бывало,

Каноник пил, хозяин же не знал,

Какой с ним плут, и с нетерпеньем ждал.

675 Когда алхимик увидал — пора:

Не видно больше в угле серебра, —

Сказал он весело: «Сэр, поднимайтесь,

Кончать работу с Богом принимайтесь.

У вас, я вижу, формы нужной нет,

680 Но это не беда, и мой совет:

Кусок известняка1233 вы принесите

И чан с водой немедля припасите.

Слеплю я форму: сплав в нее мы выльем,

И нашим тут придет конец усильям.

А чтоб меня ни в чем подозревать

685 Вы не могли, я вас сопровождать

Пойду повсюду». Так и порешили.

Дверь на замок, а ставни все закрыли,

Все принесли и заперлись опять —

690 Готовый сплав из тигля выливать.

Весь мел столкли, с водою замесили

И форму нужную потом слепили.

Чтобы рассказ не затянуть до ночи,

Как можно постараюсь быть короче,

695 Коль подберу пригодные слова.

Но как тайком достал из рукава

Листок серебряный1234 каноник снова,

Как смял его по форме мелового

Вместилища, как снова не заметил

700 Того священник, — чтоб я не отметил?

Ну нет! Каноника не пощажу,

О всех его проделках расскажу.

А он листок в рукав запрятал снова,

Снял тигель с пламени, сказал: «Готово!»

705 Слил в форму сплав и погрузил все в чан.

И никому не ведом был обман.

«Смотри, мой друг, рукою сам попробуй,

Не надо ждать, пока другою пробой

Определят, что это серебро.

710 Пусть даже это сплав, и то добро.1235

От примеси его потом очистим

Да из него монету сами тиснем».

Когда в воде остыл тяжелый сплав,

Каноник в воду обмакнул рукав,

715 Спустил пластинку и опять достал.

«Хвала Христу, — священник закричал. —

И слава вам, каноник благородный!

Пусть буду вечно проклят я, негодный,

Когда, познания усвоив эти,

720 О них скажу кому-нибудь на свете».

«Так что ж, мы опыт повторим сейчас,

Чтобы наглядней способ был для вас,

Чтоб без меня могли бы добывать

Металлы благородные и стать

725 Алхимиком. Добавьте эту ртуть.

Пожарче надо нам огонь раздуть.

И сызнова мы повторим урок.

Как видно, вам пошла наука впрок».

Не чуя ног, священник заметался:

730 Вот наконец богатства он дождался.

Очаг раздул и добыл ртути снова,

Каноник же, не говоря ни слова,

С вниманием великим наблюдал.

Потом он палочку свою достал,

735 А палочка та полая была,

Унц серебра в себе она несла,

И тщательно залеплен был кругом

Конец ее с сокрытым серебром.

Когда священник выбился из сил,

740 Ему каноник снова подсобил.

Он в тигель высыпал свой порошок

И угли палочкой своей загреб,

И воск от пламени тотчас растаял.

Уловка эта удалась простая,

745 И в тигель серебро скользнуло так,

Что не заметил ничего простак.

Не знаю, как и рассказать вам, сэры,

Но он обрадован был свыше меры,

Когда его и в этот раз опять

750 Каноник обманул. Он стал кричать,

Что весь его, и телом и душою.

«Что ж, — отвечал каноник, — я не скрою,

Что хоть и беден, но искусен я,

Но вы еще не знаете меня.

755 Скажите, нет ли в доме этом меди,

А нет, так, может быть, дадут соседи».

«Да нет, зачем, в кладовку я пойду

И медное там что-нибудь найду».

Принес он меди; ровно унц отвесил

760 Каноник тотчас, говорлив и весел.

(Его грехи устал я вспоминать:

Язык мой слаб — не может передать

То возмущенье, что меня волнует,

Но пусть со мною всякий негодует.

765 Я, может быть, смогу предостеречь

Несчастных тех, которых, тщась завлечь,

Каноник лестью подло обольщает

И мастерством коварным завлекает.)

Каноник медь в свой тигель положил,

770 Сосуд по горло в угольки зарыл,

Засыпал порошок и вылил ртуть1236

И приказал огонь сильней раздуть.

Каноника искусны были руки.

И всякие проделывал он штуки:

775 Который раз священник в дураках

Оказывался. Вот и тут монах

Сплав вылил в форму, опустил все в воду

И замутил ее, насыпав соду.

Потом, с молитвою над чаном встав,

780 Он засучил широкий свой рукав

И, руку опустив на дно сосуда,

Достал пластинку медную оттуда

И незаметно спрятал, а туда,

Пока мутна была вокруг вода,

785 Из рукава серебряную плашку

Вмиг опустил. Потом, схватив бедняжку

Священника, как бы шутя, за грудь:

«Да что же вы? Помочь хоть чем-нибудь

Вам не мешало б. Руку опустите

790 И, что на дне там, сами поглядите».

Вздохнул священник от волненья тяжко

И вытащил серебряную плашку.

Сказал каноник: «Вы скорей меня

Орудуете. С этими тремя

795 Пластинками мы к ювелиру сходим,

И серебро, как месяц на восходе,

В огне калильном лик свой обнажит.

И пусть душа моя в аду горит,

Коль тот металл не чист, не полновесен».

800 От радости весь мир казался тесен

Священнику, он был на все готов,

И оба, не теряя лишних слов,

Пошли испытывать металл добытый,

Еще от гари ими не отмытый.

805 У ювелира он испытан был

Огнем и молотом, и подтвердил

Им ювелир: товар вполне добротный.

Он купит серебро у них охотно.

Не описать мне радость дуралея.

810 Так пел, болтал он, глотки не жалея,

Как не встречают птицы дня приход,

Как соловей весною не поет,

Как не щебечут у камина леди,

Когда придут на огонек соседи,

815 О красоте, турнирах, о любви,

О страсти, полыхающей в крови.

Так рыцарь не упорствует в борьбе,

Чтоб дамы милости снискать себе, —

Как мой священник в мысли утвердился,

820 Что благородному искусству научился,

И стал просить он напоследок гостя:

«Пусть нас хранят от зла Христовы кости!

В алхимии великий вы адепт.1237

Ну что вам стоит мне продать рецепт

825 Тех порошков, которыми все это

Вы сделали? Не выдам я секрета».

«Секрет не дешев. В Англии лишь двое

Владеют им. Но вам его открою».

«Так в чем же дело? Говорите — сколько?

830 Напрасно время мы теряем только».

«Я не забыл, мой друг, услуги вашей,

И, верьте совести моей монашьей,

Я лишнего от друга не хочу,

И если сорок фунтов получу,

835 То лишь издержки я свои покрою,

А я ведь беден, этого не скрою».

Священник отдал сорок фунтов плуту

(Описывать я сделку не могу ту,

А лишь скажу: то был сплошной обман).

840 Каноник, деньги положив в карман,

Сказал хозяину: «Похвал не надо,

Молчанье будет лучшая награда.

Когда узнают про такой секрет,

Поверьте, друг, тогда спасенья нет.

845 Преследовать они меня начнут.

А то, не дай Бог, вовсе изведут».

«Да что вы, сэр? Ни слова никому.

Чтоб навредил я другу своему?

Да лучше я с деньгами распрощусь

850 Иль даже головою поплачусь!»

«За доброе желание — успех

Пошли Господь вам, — подавляя смех,

Сказал каноник. — А теперь прощайте,

И лихом вы меня не поминайте».

855 Ушел каноник, след его простыл.

И вскорости священник приуныл:

Как он ни бился, от утра до света,

Ни серебра, ни золота все нету.

Был одурачен поделом дурак.

А плут других доверчивых зевак

860 Пошел дурачить, стричь и разорять.

Что мне еще осталось вам сказать?

Вот золото, что нас манит все боле.

С людьми борьбу ведет оно, доколе

865 Людей в борьбе совсем не побеждает,

Само ж от нас бесследно исчезает.

Мультиплицированьем нас слепят,

И так темно адепты говорят

О мастерстве своем, что обучиться

870 Тому немыслимо. Когда ж случится

Поговорить им — заболтают вдруг,

Как будто дятлы поднимают стук

Иль как сороки вперебой стрекочут, —

Знай термины и так и эдак точат.

875 Но цели не достигнуть им никак.

Зато легко обучится дурак,

Мультиплицируя, добро терять.

Себя и близких быстро разорять.

Вот он, алхимии гнилой барыш!

880 На ней всего вернее прогоришь,

И радость в злость и в слезы обратится,

Никто взаймы дать денег не решится,

А давший деньги трижды проклянет.

Когда же наконец простак поймет:

885 Обжегшись, на воду нам лучше дуть,

Чем дать себя на том же обмануть.

И кто из вас ввязался в это дело,

Тем мой совет: кончать, пока не съело

Оно последнего у вас гроша.

890 Пословица куда как хороша:

Чем никогда — так лучше хоть бы поздно.

Ах, «никогда», как это слово грозно.

А вам, забившимся в подвал, в потемки,

Вам не исполнить обещаний громких,

895 Вам никогда успеха не достичь,

А «никогда» — страшнее есть ли бич?

Упорны вы! Кобыла так слепая

Бредет вперед,1238 и не подозревая,

Где смерть ее. Что в храбрости такой?

900 На камень прет с разбега конь слепой,

И так же храбро он его обходит,

Ведь он всю жизнь свою в потемках бродит.

Так и алхимики. Уж если глаз

Вам изменил и соблазняет вас —

905 Пусть разума не засыпает око.1239

Но как бы разум ни глядел далеко,

Вам не придется, верьте, сохранить,

Что удалось награбить и нажить.

Огонь залейте, если ж разгорится —

910 Он против вас же грозно разъярится.

Бросайте ремесло свое скорей,

Чтоб не проклясть его самим поздней.

А вот как о своем проклятом деле

Философы иные разумели:

915 Вот, например, Арнольда Виллановы1240

Смотри Розарий — «Химии основы»:

«Не обратить меркурия вам в злато

Без помощи его родного брата».

То первым молвил первый алхимист

920 Гермес, а по прозванью Трисмегист.1241

«И не умрет, не пропадет дракон,1242

Пока не будет братом умерщвлен».

Меркурий разумел он под драконом,

А серный камень брат ему законный.

925 Все порождают, сами ж рождены:

От солнца — сера, ртуть же от луны.1243

Кто терминов не знает и секретов

Искусства нашего, тот пусть совета

Послушает и с миром отойдет.

930 Иначе он погибель в том найдет.

Кто ж все постигает, тот всему хозяин:

В науке той — тайнейшая из тайн.1244

Иль вот еще пример: во время оно

Раз ученик так вопросил Платона:1245

935 «Скажи, учитель, имя Эликсира?»

«Титан — вот вещество и корень мира».

«Что есть Титан?» — «Магнезия иначе».1246

«Учитель, но ведь ты же обозначил

«Ignotum per ignotius»1247 — «Ну, да».

940 «Но суть ее?» — «То некая вода,

Слиянье элементов четырех».1248

«Ты так скажи, учитель, чтоб я мог

Понять и изучить то вещество».1249

«Нет, нет, — сказал Платон, —

945 Его останется навеки тайной.

И мы, философы, без нужды крайней

Открыть не можем тайну никому.

Она известна Богу одному.

Лишь избранным Он тайну открывает,

950 А чаще доступ к тайне преграждает».

Вот чем я кончу: если Бог всесильный,

На милости и на дары обильный,

Философам не хочет разрешить

Нас добыванью камня научить, —

955 Так, значит, думаю я, так и надо.

И кто поддастся наущенью ада

И против воли Господа пойдет,1250 —

Тот в ад и сам, наверно, попадет.

Пускай до смерти будет волхвовать он,

960 Не сможет никогда счастливым стать он.

Хоть не сухим я вышел из воды,

Но Бог меня избавил от беды

Еще лютейшей. Отягчен грехами,

В спасенье не отчаиваюсь. Amen.

Здесь кончается рассказ Слуги каноника

ДЕВЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

ПРОЛОГ ЭКОНОМА

Здесь следует пролог к рассказу Эконома

От леса Блийн1251 проехали мы прямо

Через селенье «Горбыли да ямы»1252

(Так Горблдаун паломники зовут).

И расшутился наш трактирщик тут:

5 «А ну, друзья, потянем дружно репку,1253

Она в грязи, видать, застряла крепко.

Да разбудите же того лентяя,

Того пропойцу, олуха, слюнтяя,

Его любой сумеет вор украсть,

10 Когда поспать задумает он всласть.

Смотрите, как клюет наш повар носом,

Смотрите, как в седле сидит он косо.

И это повар лондонский? Позор!

Толкните в бок его. Какой бы вздор

15 Он нам ни рассказал, черед его.

Нам повара известно мастерство:

Рыгали мы не раз, обед откушав.

Эй, повар! Стыдно, друг. Проснись!

Послушай! Не рано ли с полудня отдыхать?

20 Иль ночью блохи не давали спать?

Иль с потаскушками ты колобродил?

Иль, может, пьян ты? При честном народе

Ты подбодрись, нельзя ж так раскисать».

Весь бледный, повар стал тут бормотать:

25 «Ох, сэр хозяин! — мямлил он, икая, —

Такая малость… вот напасть какая…

Еще соснуть бы… не хочу вина…

И без того башка моя пьяна…»

«Плоха надежда, — молвил эконом, —

30 Куда ему теперь! Лишь об одном

Он думать может, так давайте вам

Рассказывать сейчас я буду сам.

Смотрите-ка, лицом белей он мела

И выпучил глаза, как угорелый.

35 Потухли очи, еле дышит он,

И вкруг него весь воздух заражен

Зловоньем тяжким, это знак болезни.

Тебя жалеть? Ну нет! Да хоть ты тресни

От перепою, пьяница, чурбан!

40 Пусть лопнет твой луженный водкой жбан.

Чего зеваешь, рот вовсю разиня,

Закрой скорее пасть свою, разиня,

Не то влетит тебе в утробу бес.

Сиди ты смирно! Ну, куда полез?

45 Мутит тебя небось, вонючий боров,

И от вина, и от моих укоров.

Вы посмотрите на него, друзья,

Вот цель для лука или для копья.1254

Его вспороть, как чучело с трухою,

50 Занятно было бы. Увы, с какою

Дубиною судьба связала нас!

Ну, что, дурак, с меня не сводишь глаз?

Ну хоть напился б ты «до обезьяны»,

А то ты, как баран иль боров пьяный».1255

55 Хоть повар ярости не мог сдержать,

Но не способен был он отвечать.

Не в силах выбраниться, с перепою

Он замотал тяжелою башкою.

Потом, как куль, с седла свалился в грязь.

60 Его встряхнули, со смеху давясь:

«Эх, повар! Всадником быть захотел.

Сидел бы в кухне, в очаге вертел

И жарил дичь, а то полез туда же».

Весь вымазанный, был свиньи он гаже,

65 Когда с трудом назад его в седло

Старанье общее приволокло.

И поднялись тут аханья да охи,

Ехидный смех и сожаленья вздохи.

«Его, видать, упорно держит хмель! —

70 Сказал хозяин эконому. — Эль1256

Ему попался крепкий или слаб он,

Но только весь блевотиной закапан,

Перхает, кашляет, бормочет в нос,

А то еще проймет его понос.

75 Ему как будто стало много хуже,

Как бы ему не выкупаться в луже,

Тогда опять тащить придется нам

Его из грязи. Как гиппопотам,

Он грузен и тяжел. Пусть протрезвится.

80 С него рассказом нам не поживиться.

Ну, что ж. Рассказывай. Но чересчур уж

Ты строг к нему. Как сам набедокуришь

И счетец на провизию подашь

С надбавкой, что тогда? Обычай ваш

85 Я хорошо, мой друг, прекрасно знаю.

Так не пришлось тогда бы краснобаю

И повара подачкой подкупать,

Чтоб он обид не вздумал вспоминать».

«Ну мыслимо ль злопамятство такое? —

90 Тут эконом сказал. — Да, коль не скроет

Моих уловок повар, я впросак

Могу попасть. Хотя он и дурак,

Я бы готов деньжат ему добавить,

Когда бы этим мог себя избавить

95 От неприятностей. Ведь я бранил

Его по-дружески. Я с ним шутил.

Да разве я такого молодца

Мог выбранить? Купил я тут винца

Хорошего и крепкого баклажку.

100 Вы видите, бедняге очень тяжко,

Со мной он не откажет разделить

Баклажку ту и мир восстановить.

Вы все свидетели, что мировую

Мы выпьем с ним, чтоб не браниться всуе».

105 И впрямь к баклажке повар приложился,

Но он не в первый раз опохмелился

Уже в то утро, и вино не впрок

Ему пошло; испивши сколько мог,

Он благодарность промычал по-бычьи,

110 Тем примиренья выполнив обычай.

Тут с хохотом трактирщик закричал:

«Смотрите, а ведь только что рычал,

Теперь я знаю, как мирить буянов,

Как врачевать любой обиды раны.

115 С собой в дорогу бочку буду брать —

Вином вражду и ссоры заливать.

Великий Бахус!1257 Вот кому хвала!

Вот с кем ни скуки нет и нету зла.

Печаль и скорбь в веселье обращает

120 Врагов мирит и жажду утоляет.

Но будет нам о пустяках болтать,

Сэр эконом, извольте начинать».

Здесь кончается пролог Эконома

РАССКАЗ ЭКОНОМА

1258

Здесь начинается рассказ Эконома о вороне

Жил Феб когда-то на земле средь нас,

Об этом в книгах старых есть рассказ.

125 Он был красавец рыцарь, весельчак.

Его стрелы боялся злобный враг.

Убил Питона1259 он, когда тот змей

На солнце выполз из норы своей.

И много подвигов и славных дел

130 Он луком страшным1260 совершить успел.

Умел играть на лютне он, на лире,1261

И голоса во всем подлунном мире

Такого звонкого не услыхать.

Вот Амфион,1262 царь Фивский, ограждать

135 Умел свой город сладкогласным пеньем,

Но Феб пел лучше, звонче, без сомненья,

И был к тому же строен он, пригож.

Нет в мире никого, кто с ним бы схож

По вежеству и красоте считался,

140 А в благородстве с ним бы не сравнялся

Славнейший рыцарь всех времен и стран.

И в знак того, что змей им был попран,

Носил в руке он лук свой смертоносный,

Благоуханный, словно ладан росный.

145 Так вот держал тот Феб ворону в доме,

И в самой лучшей Фебовой хороме

Стояла клетка. В ней же много лет

Ворона та жила. Таких уж нет.

Вся белоснежна, словно лебедь белый,

150 Она не хуже соловья свистела

И щелкала, а Феб ее любил,

По-человечьи говорить учил,

Как говорят иной раз и сороки.

И уж не знаю я, в какие сроки,

155 Но научилась птица говорить

И речь людей могла передразнить.

Еще жила жена1263 у Феба в доме,

Все в той же самой расписной хороме.

Любил ее супруг и баловал

160 И сутки круглые ей угождал,

Но только, если правду вам сказать,

Затеял он супругу ревновать.

Держал ее, бедняжку, под замком

И никогда гостей не звал он в дом,

165 Страшась, что ими может быть обманут.

Хоть ревновать мужья не перестанут,

Но им скажу: друзья, напрасный труд.

Вас все равно супруги проведут,

Как бы ни заперли вы клетку прочно.

170 Когда в делах и мыслях непорочна

Жена, зачем ее вам запирать?

Развратницу ж не тщитесь охранять,

Всегда найдется для нее лазейка.

А там поди-ка укори, посмей-ка.1264

175 Чем жен стеречь… да лучше прямо в ад!

Вам это все преданья подтвердят.

Но я вернусь к тому, с чего я начал.

Достойный Феб, о том весь свет судачил,

Любил без памяти свою жену.

180 Из всех страстей он знал лишь страсть одну

Ей угождать до самой до могилы.

И не жалел своей мужской он силы,

Лишь бы с супругою в приятстве жить

И навсегда единственным пребыть.

185 Но ничего снискать не удается,

Когда природа в чем-нибудь упрется.

К упрямству склонна вся живая тварь

Теперь не меньше, чем когда-то встарь.

Из коршуна не сделаешь наседку.

190 Возьмите птицу и заприте в клетку,1265

Ее кормите золотым пшеном,

Поите не водой, а хоть вином

И содержите в чистоте и холе —

Но захиреет пленница в неволе.

195 Стократ дороже клетки золотой

Простор полей или шатер лесной,

Где в скудости, в опасности и в страхе

Жить доводилось этой бедной птахе,

Где в пищу ей лишь червяки, да гады,

200 Да нечисть всякая. А птицы рады,

Когда из клетки могут упорхнуть,

Опять свободно крыльями взмахнуть.

Возьмите кошку, молоком поите

Иль мясом, рыбой вы ее кормите,

205 А под вечер укладывайте спать

С собою рядом в теплую кровать —

Но пусть услышит мышь она в норе

Или увидит птицу на дворе,

Вмиг позабудет сливки, молоко,

210 Глаза свои раскроет широко

И на охоту тотчас побежит,

Такой у ней к охоте аппетит.

Коль угнездилась от природы страсть,

Ее ничем непобедима власть.

215 А то еще смотрите: вот волчица,

Когда придет пора совокупиться,

Своею похотью ослеплена,

Самца такого выберет она,

Что, поглядеть, нет хуже, — и довольна.

220 Но, кажется, примеров уж довольно.

Я о мужчинах только говорю,

А к женщинам почтением горю.

А вот мужчины, верно, похотливы,

Непритязательны, нетерпеливы,

225 Готов мужчина похоть утолить,

Хотя б жену пришлося оскорбить

Уж самым выбором подруги низкой,

Которую он сам не пустит близко

К жене красивой, ласковой и верной.

230 Ах, плоть сильна, и только пламень серный

Искоренит в нас любострастья грех.

Да, новизна так привлекает всех,1266

Что в добродетели и постоянстве,

Как в повседневном тягостном убранстве,

235 Никто из нас не может долго жить.

И нечего об этом говорить.

Был Феб, измены не подозревая

И от жены беды себе не чая,

Обманут легкомысленной женой.

240 Всю страсть свою, весь пыл любовный свой,

Не устрашась и не стыдясь нимало,

Она другому втайне отдавала,1267 —

Он с Фебом рядом так же стать достоин,

Как живодер с вонючих скотобоен.

245 Себе получше выбрать не могла;

Но от худого только больше зла.

Феб надолго однажды отлучился,

И вмиг с женою хахаль1268 очутился.

Неблагозвучно, подло это слово —

250 Сказал его я, не желая злого.

Платон-мудрец так написал однажды:1269

«Со словом в лад верши поступок каждый».

И если точным словом говорить,

То слово с делом так должны дружить,

255 Чтоб не было меж ними расхожденья.

Я грубый человек, и, к сожаленью,

Я грубо говорю. Но в самом деле, —

Когда миледи согрешит в постели,

Меж ней и девкой1270 разница в одном:

260 Ее любовника зовут «дружком»,

Когда прознают, самое же «милой»,

А девка с хахалем сойдут в могилу

Позоримы прозванием своим.

Не лучше ль словом грубым и одним

265 Равно обеих грешниц называть

И в слове том поступок их сравнять?

Так точно и короны узурпатор,

Тиран воинственный иль император

С разбойником, как брат родимый, схож,

270 Ведь нрав у них по существу все то ж.

Раз Александр от мудреца услышал,1271

Что если, мол, тиран всех прочих выше

И может он законом пренебречь

И целый город для забавы сжечь

275 Или стереть с лица земли народец, —

Тогда он, значит, вождь и полководец;

Лишь от разбойника поменьше зла, —

Ведь шайка у разбойника мала, —

Но Каина на нем лежит печать:1272

280 Он для людей — отверженец и тать.

Мне книжная ученость не пристала,

Я не хочу, чтоб речь моя блистала

Цитатами, вернусь скорее вспять,

Чтоб попросту рассказ мой продолжать.

285 Ну, Фебова жена дружка позвала

И долго страсть в постели утоляла.

Ворона в клетке видела все это

И, Фебу верная, была задета.

Когда вернулся Феб к себе домой,

290 Он изумлен был песенкой такой;

Она закаркала: «У-крал! У-крал! У-крал!»1273

«Я от тебя такого не слыхал, —

Феб удивился. — Ты ж умела петь.

Так отчего ж ты стала так хрипеть?

295 Ведь прежде ты певала так приятно.

Что значит этот возглас троекратный?»

И Фебу тут ворона так сказала:

«Не зря я столь зловеще распевала.

О Феб! Твоей не ценят красоты,

300 Учтивости, душевной чистоты,

Твоих забот и твоего таланта,

Того, что ты бесценней адаманта.1274

Мерзавец низкий честь твою украл

И в грязь ее кощунственно втоптал.

305 Он, этот червь в сравнении с тобою,

Бесчестил ложе здесь с твоей женою».

Чего ж вам больше? Фебу все сказала

И грубыми словами описала

Все в точности, как совершалось зло

310 И от кого оно произошло.

И отшатнулся Феб, и помертвел он,

И боль ужасная пронзила тело,

И в приступе невыразимых мук

Он взял стрелу, согнул могучий лук

315 И наповал жену свою убил,

Которую без памяти любил.

Так сделал он. Ну, что еще сказать?

Червь сожалений стал его глодать,

Кифару, лютню, арфу, псалтирьон1275

320 Разбив, свой лук сломал и стрелы он.

Потом, к своей вороне обратясь,

Сказал с презрением: «Послушай, мразь,

В твоих речах змеиный яд разлит.1276

Убита не жена, а я убит.

325 Увы! Что сделал я? И нет возврата.

За тяжкий грех тягчайшая расплата.

Подруга верная тяжелых дней,

Жена моя, жемчужина ночей,

Что мне всегда так сладостно светила,

330 Не может быть, чтоб ты мне изменила!

Теперь лежишь бескровна, холодна,

Злосчастная, невинная жена.

Рука проклятая, как ты решилась?

Как мысль в мозгу змеею угнездилась?

335 Поспешный гнев, разящий наповал!

О, подозрений горестных финал!

Едва его доверчиво испил я,

Как существо чистейшее убил я.

Где был рассудок и сужденье где?

340 Когда клевещет мстительный злодей,

Возможно ль без улики непреложной

Вине поверить явно невозможной?

Да не разит виновного стрела,

Коль не докажут достоверность зла.

345 И зло великое ты совершаешь,

Когда с возмездием столь поспешаешь,

Как я, злосчастный, ныне поспешил.

Слепящий гнев, скольких он погубил.

Увы! Что жизнь теперь мне? Умираю!»

350 И, обратясь к вороне: «Знаю, знаю,

Чем наказать тебя за клевету,

Была бела ты, как жасмин в цвету,

И пела ты всех соловьев звончей,

И речь твоя журчала, как ручей.

355 Отныне ты всего навек лишилась:1277

В последний раз в словах твоих струилась

Отрава, коей корень сатана.

Как сажа, будешь ты теперь черна,

Нахохлившись, людское сердце хмуря,

360 Ты каркать будешь, если дождь1278 иль буря

Приблизится. Ты и твое потомство

Поплатитесь навек за вероломство».

И он схватил завистливую птицу,

Вмиг перья ощипал, и, как черницу,

365 Он в рясу черную ее одел,

И отнял речи дар, и повелел,

Чтобы не пела никогда отныне,

Кичась пред птицами в своей гордыне.

И вышвырнул ревнивицу за дверь,

370 Чтоб презирал ворону всякий зверь,

Как верную служанку сатаны.

Вот почему вороны все черны.

Друзья мои. Из этого примера

Вы видите: во всем потребна мера.

375 И будьте осмотрительны в словах.1279

Не говорите мужу о грехах

Его жены, хотя б вы их и знали,

Чтоб ненавидеть вас мужья не стали.

Царь Соломон, как говорит преданье,1280

380 Оставил нам в наследство назиданье —

Язык держать покрепче под замком,

Но я уже вам говорил о том,

Что книжной мудростью не мне блистать.

Меня когда-то поучала мать:1281

385 «Мой сын, вороны ты не позабудь

И берегись, чтоб словом как-нибудь

Друзей не подвести, а там, как знать,

Болтливостью их всех не разогнать.

Язык болтливый — это бес, злой враг,

390 И пусть его искореняет всяк.

Мой сын! Господь, во благости Своей,

Язык огородил у всех людей

Забором плотным из зубов и губ,

Чтоб человек, как бы он ни был глуп,

395 Пред тем, как говорить, мог поразмыслить

И беды всевозможные исчислить,

Которые болтливость навлекла.

Но не приносит ни беды, ни зла1282

Речь осмотрительная и скупая.

400 Запомни, сын мой, в жизнь свою вступая:

Обуздывай язык, пускай узда

Его не держит только лишь тогда,

Когда ты Господа поешь и славишь.

И если хоть во что-нибудь ты ставишь

405 Советы матери — будь скуп в словах

И то ж воспитывай в своих сынах,

Во всем потомстве, коль оно послушно.

Когда немного слов для дела нужно,

Губительно без устали болтать».

410 Еще сказала мне тогда же мать:

«Многоглаголанье — источник зла.1283

Один пример привесть бы я могла:

Топор, он долго сучья отсекает,

Потом, хвать, руку напрочь отрубает,

415 И падает рука к твоим ногам.

Язык так разрубает пополам1284

И дружбу многолетнюю, и узы,

Связующие давние союзы.

Клеветники все Богу неугодны.1285

420 Про это говорит и глас народный,

И Соломон, и древности мудрец —

Сенека, и любой святой отец.

Прочтите хоть псалмы царя Давида.

Коль слышал что, не подавай ты вида,

425 Что разобрал, а если при тебе

Предался кто-нибудь лихой божбе,

Речам опасным, — притворись глухим.

Сказал народ фламандский и я с ним:

«Где мало слов, там мир и больше склада».

430 Коль ты смолчал, бояться слов не надо,

Которые ты мог не так сказать.

А кто сболтнул — тому уж не поймать

Спорхнувшей мысли. Коль сказал ты слово,

То, что сказал, — сказал. Словечка злого,

435 Хотя б оно и стало ненавистно,

Нельзя исправить. Помни днесь и присно,

Что при враге не надобно болтать.

Ты раб того, кто сможет передать

Слова твои. Будь в жизни незаметен,

440 Страшись всегда и новостей и сплетен.

Равно — правдивы ли они иль ложны;

Запомни, в этом ошибиться можно.

Скуп на слова и с равными ты будь

И с высшими. Вороны не забудь.

Здесь кончается рассказ Эконома о вороне

ДЕСЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

ПРОЛОГ СВЯЩЕННИКА

Здесь следует пролог к рассказу Священника

Когда рассказ закончил эконом,

Уж не палило солнце так, как днем,

А в градусе двадцать девятом было,1286

И пятый час, наверное, пробило.

5 Сужу я по тому, что тень от нас

При росте шестифутовом в тот час

Равнялася одиннадцати футам

(Ее измерил я примерно прутом).

Сатурн уже поднялся в знак Весов,

10 И слышен был трезвон колоколов.

Хозяин наш, как первый в хороводе,

И в этот раз в своем обычном роде

Сказал нам речь: «Друзья мои, еще

Один рассказ — и мы закроем счет,

15 Мое исполним этим повеленье

И наше общее о том решенье:

Мы слышали людей различных званий,

И Господа молю о том заране,

Чтоб он настроил на веселый лад

20 Того, кто заключит наш длинный ряд.

Ты, что плетешься на кобыле карей,

Быть может, сэр, прелат ты, иль викарий,1287

Иль попросту священник приходской,

Но только до сих пор рассказ ты свой

25 Таил от нас. А что ты обещал?

Из всех теперь один ты задолжал.

Так вот — суму скорее развяжи

И басню нам сейчас же расскажи.

Я по лицу веселому сужу,

30 Что басней этой всех разодолжу.

Уж больно скромен ты, Христовы кости!

Застенчивость излишнюю отбрось ты».

И отвечал священник: «Погоди

И вымыслов ты от меня не жди.

35 Нарушить назидание не смею,

Которое преподал Тимофею1288

Апостол Павел, он же порицает

Того, кто правдою пренебрегает,

Чтоб пустяки и басни сочинять.

40 К чему же плевелы мне рассевать,1289

Когда пшеницу я могу посеять?

Веселость вашу не хочу развеять,

Но если есть у вас, друзья, терпенье,

Прослушать днесь благое поученье,1290

45 Извольте; преподать его готов,

И смысл моих приятен будет слов

Для тех, кто слово праведное чтит,

Кому и добродетель не претит.

Южанин я, и очень сожалею,

50 Что рэм, рам, руф низать я не умею,1291

По буквам звонкий складывая стих.1292

Я рифмы сладость тоже не постиг.

Так слух я ваш не буду щекотать,

И в прозе мне позвольте рассказать.

55 Быть может, ты хотел рассказа звонче,

Чтоб пиршество сегодня им закончить,

Но выслушай смиренный мой рассказ —

В нем с Божьей помощью хочу я вас

Провесть по ступеням того пути,

60 Которым в град небесный1293 привести

Господь сулит нам. Не судите строго,

Коль приведу примеров слишком много.

И если буду в текстах я неточен,

Меня поправить я прошу вас очень.

65 Я не начитан, в букве не силен,

Держусь я смысла, был бы верен он,

И с книжниками я не соревнуюсь,

Но внять поправкам вашим обязуюсь».

И тотчас же мы все на том сошлись,

70 Что раз на богомолье собрались,

Свой путь пристойной речью завершить

Уместно нам; и стали мы просить

Священника начать благое слово.

И, увидав, что выбора иного

75 Нет у него, хозяин наш сказал:

«Ну, сэр священник, так, как ты желал,

Пусть будет. Слушать мы тебя готовы».

Потом, смягчив слегка свой тон суровый:

«Что ж, начинай, пожалуй, наставленье.

80 Но солнце скоро сядет, к сожаленью.

Пускай Господь тебе укажет путь, —

Будь поучителен, но краток будь».

Кончается пролог

РАССКАЗ СВЯЩЕННИКА

State super vias et videte et interrogate de semitis antiquis quae sit via bona, et ambulate in ea, et invenientis refrigerium animabus vestris etc.

Jer. VI. 16

1294

Здесь начинается рассказ Священника

Господь наш, Царь Небесный, который ни единому человеку не желает погибели, но хочет, чтобы мы все пришли к нему и к блаженной жизни вечной, взывает к нам чрез пророка Иеремию, который говорит так: «Остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних», то есть о старом учении, — расспросите, «где путь добрый, и идите по нему и найдете покой душам вашим» и проч. Много есть путей духовных, ведущих людей к Господу нашему Иисусу Христу и в царство славы; и есть среди этих путей один особенно благородный и достойный, по которому кто б ни прошел — хоть мужчина, хоть женщина, — пройдет не зря, хотя бы они и заблудились из-за грехов по дороге к небесному Иерусалиму, — и путь сей зовется покаяние. Про этот путь следует слушать всем сердцем и расспрашивать с радостью, чтобы узнать, что есть покаяние, и отчего оно так называется,1295 и каким образом осуществляется, и сколько есть разновидностей покаянных дел и трудов, и сколько видов покаяния, и что ему помогает и способствует, а что препятствует.

Святой Амвросий говорит, что покаяние есть оплакивание человеком вины, которой он виноват, и стремление никогда более не делать того, что следует оплакивать. Как говорит один ученый человек, покаяние есть жалобы человека, сокрушающегося о своем грехе и горюющего о своем проступке. Покаяние в определенных обстоятельствах есть искреннее раскаяние человека, глубоко скорбящего и горюющего из-за вины своей, и, дабы искренне раскаяться, должен он сначала оплакать грехи, какие сделал, и твердо в сердце своем решить исповедаться и искупить их, и никогда более не делать ничего такого, в чем придется виниться и каяться, и делать добрые дела, а иначе покаяние тщетно. Ибо, как говорит святой Исидор, болтун и насмешник, а не искренне кающийся, тот, кто снова делает то, в чем ему следует каяться. Ежели плакать, а потом опять грешить — толку не добьешься. Однако надо всегда надеяться, что сколько бы раз человек ни пал, покаянием сможет подняться, ежели будет на то воля Божья; но, безусловно, и усомниться в этом допустимо. Ибо, как говорит святой Григорий, едва ли восстанет от грехов тот, кто отягчен грузом греховных привычек. А посему, что касается покаявшихся и от греха отвратившихся раньше, чем грех отвратился от них, — то тут святая Церковь в их спасении уверена. А о том, кто грешит, но в конце концов искренне раскается, — святая Церковь все-таки надеется на его спасение по милости неизреченной Господа нашего, но лучше держаться пути прямого и несомненного.

А теперь, когда я объяснил, что за вещь покаяние, следует вам узнать, что есть три случая, когда покаяние требуется. Первое — если человек примет крещение после того, как согрешил. Святой Августин говорит, что если не раскаешься в своей прежней грешной жизни, то и новую чистую жизнь начать не сможешь. Ибо, разумеется, если кто окрестится, а в старых грехах не раскается, то получит он только печать крещения, а не благодать и не отпущение грехов, пока искренно не покается. Другой проступок — если человек совершил грех смертный, уже будучи крещен. Третий — если после крещения изо дня в день творят грехи простительные. Об этом говорит святой Августин, что покаяние людей добрых и людей смиренных есть покаяние каждодневное.

Видов покаяния три. Первое — публичное, второе — общее, а третье — частное. Публичного есть два рода: как, например, великим постом выгоняют из церкви, если кто заспит@ ребенка или еще что-нибудь в этом роде. Второе — когда человек согрешил в открытую и по всей стране об этом идет молва; тогда святая Церковь своим судом может принудить его к публичному покаянию. Общее же покаяние предписывается священниками нескольким людям сразу в некоторых случаях — например, пойти в паломничество без одежды1296 или босиком. Частное же покаяние — за повседневные грехи наши, в чем мы исповедуемся каждый в отдельности, и налагают за это личную епитимью.

Далее, следует уразуметь, что необходимо и подобает покаяние искреннее и полное, а оно состоит в трех вещах: раскаяние, или сокрушение сердечное, устное признание и искупление. О чем говорит святой Иоанн Златоуст, что раскаяние вынуждает человека с радостью принять любой труд, какой оно влечет, — и сокрушение сердечное, и исповедь, и искупление, и все дела смирения. И сие есть плодотворное искупление тех трех прегрешений, коими гневим мы Господа нашего, сии же суть мысленная похоть, неосмотрительность в речах и дурные поступки. Для избавления от сих пороков существует покаяние, которое можно уподобить дереву.

Корень сего древа — сокрушение, которое скрывается в сердце искренне кающегося, как корень древесный скрывается в земле. Из корня сокрушения растет ствол, который несет на себе ветви и листья исповеди и признания грехов и плоды искупления. О чем Христос говорит в Евангелии: «Сотворите же достойный плод покаяния»,1297 ибо по плоду узнается дерево, а не по ветвям и листьям исповеди. А посему Господь наш Иисус Христос говорит так: «По плодам их узнаете их».1298 От этого корня также происходит семя благодати, каковое семя есть мать уверенности в спасении, а семя сие есть страшное и жгучее. Даруется семя сие Богом, через напоминание о Страшном суде и адских муках. Об этом Соломон говорит: «Страх Господень отводит от зла».1299 Жар же сего семени — вожделение к Богу и жажда радости вечной. Сей жар влечет сердце человеческое к Богу и заставляет ненавидеть свои грехи. Ибо воистину, ничто так не насыщает ребенка, как молоко кормилицы, и ничего нет отвратительней, чем смешать его с другой пищей. И точно так же грешнику, любящему свой грех, он кажется всего на свете слаще; но как только полюбит он сильно Господа Иисуса и пожелает жизни вечной — нет для него ничего греха отвратительней. Ибо воистину закон Божий — любовь к Богу. О чем Давид говорит: «В сердце своем сокрыл я слово твое, чтобы не грешить перед тобою; уставами твоими утешаюсь, не забываю слова твоего».1300 То же дерево предстало духовному взору пророка Даниила в видении Навуходоносора,1301 когда он дал тому совет покаяться. Покаяние есть древо жизни для тех, кто его примет, а кто искренно кается — блажен, по слову Соломонову.

Что касается раскаяния, или покаяния, надо знать четыре вещи, а именно, что есть покаяние, и какими причинами человек к нему подвигается, и как следует его выполнять, и чем оно душе полезно. Итак, раскаяние есть искренняя скорбь, что рождается в сердце у человека от его грехов, и твердое намерение исповедаться, покаяться и никогда впредь не грешить. И скорбь сия должна быть такой, как говорит святой Бернард: тяжкой и горестной, острой и жгучей для сердца, ибо человек провинился перед Господом своим и Создателем; и еще сильней должно жечься, ибо провинился ты пред Отцом своим Небесным; и все же еще сильней жечься, ибо того ты разгневал и провинился перед тем, кто искупил тебя своей пречистой кровью и разрешил нас от уз греха, и от злобы дьявольской, и от адских мук.

Причин, по которым человек должен обратиться к покаянию, шесть. Во-первых, надо напоминать себе о своих грехах. Но смотри, чтобы воспоминание это не было никоим образом в наслаждение, но в великий стыд и скорбь о своей вине. Ибо Иов говорит: «К Богу должно говорить:1302 я потерпел, больше не буду грешить». И потому говорит Езекия: «Тихо буду проводить все годы жизни моей, помня горесть души моей».1303 И Бог говорит в Апокалипсисе: «Итак, вспомни, откуда ты ниспал»:1304 ибо до того, как вы согрешили, были вы дети Божьи и члены Царства Небесного; а грех сделал вас рабами и отбросами, членами тела дьявола, ангелов ненавистью, святой церкви поношением, добычей лживого змея, вечной пищей адского пламени, только еще гаже и отвратительней, ибо грешите многократно, как пес возвращается к своей блевотине;1305 но вы еще хуже, ибо грешите давно и закоснели в грехе и от греха все сгнили, как пес в своем дерьме. Такого рода мысли заставляют человека видеть в грехе своем срам, а не наслаждение; и Господь говорит чрез пророка Иезекииля: «Вспомните о путях ваших и обо всех делах ваших, какими вы осквернили себя, и возгнушайтесь сами собою».1306 Воистину, грех — тот путь, что ведет в преисподнюю.

Вторая причина, что отвращает человека от греха — то, что, как говорит святой Петр: «Всякий, делающий грех, есть раб греха»;1307 грех ввергает человека в ужасное рабство. И посему говорит пророк Иезекииль: ощутил я скорбь и собой возгнушался. Разумеется, должен, должен тут человек отвратиться от греха и от рабства и низости, в которые грех повергает. И послушайте, что говорит об этом Сенека. А говорит он так: хоть бы я и знал, что ни Бог, ни человек никогда об этом не узнают, все же и тогда не снизошел бы до греха. И тот же Сенека говорит: я рожден для лучшего, чем быть в рабстве у своего тела или отдать тело свое в рабство. А не может быть худшего рабства ни для тела мужского, ни для тела женского, чем рабство греха. И будь ты хоть самым распоследним из всех живущих, хоть рабом или рабыней без роду и племени, все же грех сделает тебя еще того ниже и недостойней. И чем с большей высоты человек падает, тем больший он раб и тем он гнусней и отвратительней и Богу, и людям. Господь вседобрый! Должен, должен человек отвращаться от того, что из свободного делает его рабом! А посему говорит святой Августин: если презираешь ты слугу своего за провинность или грех, презирай и себя, когда сам ты грешишь. Посмотри-ка на себя: как бы и тобой брезговать не стали! Увы! Как же должен человек отвращаться от греха и ни в рабы ему не попадать, ни в пленники, и как гореть от стыда, ежели Господь в бесконечной своей доброте дал нам или знатность, или же ум, силу телесную, здоровье, красоту, или же богатство, и сам выкупил нас у смерти кровью сердца своего, а мы, чудовища противоестественные, отвернулись от него и души свои собственные погубили! Великий Боже! А вы, красавицы, вспомните-ка притчу Соломонову, где он говорит: «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и — безрассудная»,1308 ибо так же, как свинья роется в каждой куче грязи, так и вы гваздаетесь с красотой своей вместе в вонючей мерзости греха.

Третья причина, долженствующая подвигнуть человека к раскаянию, есть страх перед днем судным и ужасными муками ада. Ибо, как говорит святой Иероним, всякий раз, как вспомню я о страшном суде, я трепещу; ем ли, пью ли, — что бы я ни делал, все чудится мне трубный глас и звучит в ушах: Восстаньте, мертвые и приидите на суд. Господи! сколь же сильно должен человек бояться этого суда, на котором все мы предстанем, как говорит апостол Павел,1309 пред престолом Христовым, где все верующие соберутся и уклонившихся не будет, ибо не подействуют никакие претексты и отговорки; и не только все проступки наши будут судимы, но и вообще все дела наши откроются. И, как говорит святой Бернард, не помогут уже ни плач, ни злословие; и дадим мы тут ответ за каждое праздное слово. Там будет у нас судья, которого нельзя ни обмануть, ни подкупить; а почему? Потому, что ему, безусловно, все наши мысли открыты, и ни медом, ни мольбой его не задобришь. А посему говорит Соломон, что гнев Господень никого не пощадит, и не отвратить его ни мольбой, ни подарком. А посему нет надежды избежать наказания в день судный. Ибо там, как говорит святой Ансельм, грешникам будет тогда великий ужас; и воссядет в вышине судья гневный и правый, а под ним разверзнется страшная пасть адова, где исчезнет всякий, кто грехи свои не признает, каковые будут полностью изобличены перед Богом и всем твореньем; с левой же стороны — столько бесов, что и представить трудно, готовы будут схватить и утащить грешников на адские муки; и в каждом сердце проснутся жгучие угрызения совести, а снаружи весь мир заполыхает огнем. Так куда же бежать несчастному грешнику и где скрыться? Разумеется, невозможно ему будет спрятаться, но обязательно он себя выдаст и среди других выделится. Ибо, несомненно, как говорит святой Иероним, и земля его отвергнет, и море, и воздух, который весь будет наполнен громами и молниями. И воистину, кто хорошо запомнил все эти слова, того, думаю, собственные грехи уж не приведут в восторг; но в великое сокрушение и содрогание перед муками ада. А посему говорит Иов Господу: «Не малы ли дни мои? Оставь, отступись от меня, чтобы я немного ободрился прежде, нежели отойду — и уже не возвращусь — в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма».1310 Вглядитесь — и увидите вы, что Иов молил отсрочки, дабы сокрушаться и оплакивать свои прегрешения, ибо тут и один день дороже всех сокровищ мира. И поскольку человек в мире сем может перед Господом оправдаться лишь покаянием, а не подношением, постольку должен он молиться о даровании отсрочки, дабы раскаяться и прегрешения свои оплакать. Ибо, безусловно, все горести, какие пали на человека с начала мира, по сравнению с адскими муками — сущая малость. Причина же, по которой Иов называл преисподнюю страной тьмы, — учтите, что называет он ее страной или землей, ибо крепок ад и никто его не минует, — а страной тьмы — ибо сущие в аду лишены естественного света; ибо, безусловно, темный свет, идущий от огня неугасимого, только усугубит грешнику адские муки, ибо в этом-то свете и разглядят его бесы и растерзают. А «страна мрака» — то есть сущий в аду будет лишен возможности лицезреть Господа, то есть жизни вечной. А «сень смертная» суть грехи, содеянные несчастным, каковые и не дают ему узреть лик Господень, совсем как темная туча между нами и солнцем. И еще: страна мрака, ибо лишены там люди трех вещей, какие у них есть в этой жизни, именно, почета, удовольствия и богатства. Вместо почета в аду имеется стыд и позор; ибо ведь вам известно, что почетом называются знаки уважения, оказываемые одним человеком другому, но в аду нет ни почета, ни уважения, ибо не более почета там оказывается королю, нежели смерду, ибо как сказал Господь чрез пророка Иеремию: «Да облекутся противники мои бесчестьем».1311 Почетом также называется высокое положение. Но там никто не будет прислуживать другому ничем, кроме пыток и мук. Почет также означает большую важность и великое достоинство; но в аду они сокрушены будут диаволами. А Господь говорит, что ужасные бесы падут на головы проклятым; а сие означает, что чем выше стояли они в этой жизни, тем более они будут в аду обездолены и унижены. Вместо богатств этого мира будут они нести тяготы бедности, а выражаться сия бедность будет четырьмя лишениями: так, лишены они будут сокровищ, о которых царь Давид сказал:1312 богачи, что радуют и тешат сердце свое сокровищами сего мира, заснут сном смертным, и ничего из всех их сокровищ в руках у них не останется. И еще одно из адских мучений состоит в отсутствии еды и питья. Ибо Господь говорит Моисею так: «Будут истощены голодом; и пошлю на них зубы зверей и яд ползающих по земле; вино их яд драконов и гибельная отрава аспидов».1313 И, далее, так же тягостно будет отсутствие одежды, ибо они будут наги телом, то есть ничем не прикрыты, кроме огня, их сжигающего, и других мерзостей; и наги они будут душой, то есть без всяких добродетелей, каковые есть одежда души. Куда денутся их пестрые платья, и мягкие ткани, и тонкие рубашки? Слушайте, что говорит пророк Исайя: «Под тобою подстилается червь, и черви — покров твой».1314 И дальше — больше, будут они лишены и друзей, ибо тот не нищ, у кого есть хорошие друзья; но здесь нет друга, ибо ни Бог, ни одно из его созданий им не друг; и каждый из них возненавидит другого смертельной ненавистью. Сыновья и дочери будут бунтовать против отца и матери, и родичи против родичей, и каждый будет попрекать другого и им гнушаться и днем, и ночью. Как сказал Господь через пророка Михея,1315 что и любящие, некогда так любившие друг друга, будут стремиться один другого пожрать. Ибо как же им любить друг друга среди адских мук, когда ненавидели они один другого в благополучии жизни сей? Ибо поверьте, что плотская их любовь была смертельной ненавистью, как говорит пророк Давид: кто любит порок, тот ненавидит душу свою, а кто ненавидит свою душу — ясно, что не может он любить никоим образом никого другого. А посему нет в аду ни утешителя, ни друга; но чем ближе по плоти люди, в аду сущие, тем больше упреков и проклятий, и тем смертельней между ними ненависть. Далее, будут они лишены всех удовольствий, ибо удовольствия есть вожделения твоих пяти чувств, то есть зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Но в аду взор будет застлан тьмой и дымом, и посему глаза полны слез, а слух наполнится стонами и скрежетом зубовным,1316 как говорит Иисус Христос; а ноздри заполнятся вонючей вонью, как говорит пророк Исайя, а вкус их будет ощущать только горечь желчи; а кожа вся станет добычей огня неугасающего1317 и червя неумирающего, как говорит Бог устами Исайи. И поскольку они не посмеют надеяться, что умрут от боли и тем мук избегнут, то поймут они слова Иова, когда он говорил, что вступит в страну мрака и тени смертной.1318 Разумеется, тень похожа на то, чего она тень, но не вполне; также и адские муки — они походят на смерть, ибо столь же невыносимо мучительны; а почему? ибо каждое мгновенье — такая мука, словно вот-вот умрешь; но, несомненно, они не умрут. Ибо, как говорит святой Григорий, отверженным дана будет смерть без смерти и конец без конца, и в лишениях не будет недостатка, ибо смерть здесь будет жить вечно, а конец всегда только начинаться, а лишений на всех хватит.1319 И потому говорит апостол Иоанн: «В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них».1320 И также Иов говорит, что в аду нет ни порядка, ни устройства.1321 И хоть Господь творил все по порядку, а без порядка не сотворил ничего, но все на свете устроил и исчислил, и тем не менее в тех, кто проклят, и в самих нет порядка, и им места в мироздании нет. Ибо земля таким плодов не даст (как сказал пророк Давид: «Обратит Господь землю плодородную — в солончатую, за нечестие живущих на ней»1322); и вода их не смочит, и воздух не обвеет, и огонь не осветит. Ибо, как говорит Василий Великий, огонь мира сего даст Господь в аду отверженным, но свет и ясность даст он детям своим на небесах; как и добрые люди дают мясо детям, а кости — псам.1323 И так как нет у них надежды на избавление, говорит Иов в самом конце, будет там ужас без конца и страх смертельный. Ужас сей есть страх будущего несчастья, и он пребудет вечно в сердцах отверженных Богом. А посему нет у них никакой надежды по семи причинам. Во-первых, потому что Бог, который их судья, будет к ним безжалостен, и они не смогут смягчить ни самого его, ни его святых; и выкупить им себя нечем; и голоса у них не будет, чтобы с Ним заговорить; и от боли им не спрятаться; и ничего доброго, за что можно было бы получить спасение, в них не найдется. А потому говорит Соломон, что «со смертью человека нечестивого исчезает надежда, и ожидание беззаконных погибает».1324 Всякий, кто поразмыслит хорошенько об этих муках и поймет, что заслужил их своими грехами, разумеется, должен воздыхать тяжко и проливать слезы, а не петь и веселиться. Ибо, говорит Соломон, кто довольно учен, дабы познать муки, что за грехи установлены и назначены, должен предаться скорби.1325 Подобное знание, говорит блаженный Августин, заставляет человека сокрушаться сердцем.

Четвертая причина, которая должна подвигнуть человека к покаянию, есть печальная память о том добре, которое он мог бы на земле сделать, но не сделал, или которое сделал, но впустую. А добрые дела, которые ему бесполезны, это те, что он сделал либо до того, как впал в смертный грех, либо уже впав в грех. Так вот, добрые дела, сделанные до грехопадения, пропадут, сгладятся и затмятся частыми прегрешениями, а те добрые дела, какие он сотворит, греша смертно, — совершенно мертвы для жизни вечной в Царстве Небесном.

И вот такие добрые дела, погубленные частыми прегрешениями, но сотворенные в состоянии любви, никак не удастся оживить без истинного покаяния. И на это сказал Господь устами Иезекииля: «И праведник, если он отступит от правды своей и будет поступать неправедно, будет делать все те мерзости, какие делает беззаконник, будет ли он жив? все добрые дела его, какие он делал, не припомнятся; за беззаконие свое, какое делает, и за грехи свои, в каких грешен, он умрет».1326 И на соборе говорил святой Григорий так, что мы должны понять прежде всего, что, когда мы сотворили грех смертный, тщетно повторять или вспоминать о добрых делах, что мы сделали раньше; ибо, разумеется, после смертного греха нет уже доверия к добрым делам, сделанным раньше, и не надейтесь за них получить жизнь вечную. Но тем не менее добрые дела оживают и являются, и помогают и споспешествуют достижению жизни вечной, если мы сотворим покаяние; но, воистину, добрые дела, которые люди делают, пребывая в смертном грехе, настолько, насколько они были сделаны в грехе, никогда не оживут снова. Ибо, поистине, что никогда не жило, никогда и не оживет; но, хоть и не способствуют они достижению жизни вечной, однако способствуют уменьшению мук ада; или получению мирских благ; или Бог скорее пожелает просветить и облегчить сердце такого грешника, дабы он раскаялся; и также приучают они человека творить добро, чтобы враг имел меньше власти над его душой. Итак, благовоспитанный и учтивый Господь наш не хочет, чтобы хоть одно доброе дело пропало, ибо для чего-нибудь оно да полезно. И поскольку добрые дела, которые человек сделал, пока жил праведно, уничтожаются последующим грехом, и также все добрые дела, какие сделал человек, пребывая в грехе смертном, умирают безвозвратно для жизни вечной, то вполне может тот, кто сейчас не делает добра, петь новую французскую песенку «J’ai tout perdu mon temps et mon labour».1327 Ибо несомненно, что грех лишает человека как мирских благ, так и благодати. Воистину, благодать Святого Духа подобна огню, который не терпит праздности, ибо как только успокоится, так сразу и погаснет; и точно так же, когда исчезнет благодать, то сразу грешник остается без той славы, что подобает только добрым людям, которые работают и трудятся. Ох и пожалеет же тот, кто Господу обязан жизнью своей, сколько бы он ни прожил и сколько бы еще ни предстояло ему прожить, что нет у него добрых дел, чтобы отдать долг Господу, которому ведь он обязан жизнью; ибо, поверьте, даст он полный отчет, как говорит святой Бернар, обо всяком благе, что было дано ему в жизни сей, и как он им распорядился; и не пропадет ни один волос с его головы, ни одно мгновенье не пропадет из его времени, чтобы не дал он в них отчета.

Пятый способ раскаяния, который к этому подвигает человека, есть воспоминание о страстях, которые Господь наш Иисус Христос претерпел за нас и за грехи наши. Ибо, как говорит святой Бернар, покуда я живу, буду я помнить страсти, какие Господь наш претерпел за нас: его молитвы, его от тяжких трудов усталость, его искушения, когда он постился, и долгие бдения, когда молился, его слезы, когда жалел он добрых людей, и горе, и стыд, и брань, и злословие, и как плевали позорно ему в лицо, и как били палками и мерзкие строили рожи; и попреки, которые он терпел от людей; и гвозди, которыми пригвоздили его к кресту, и все остальные его страсти, каковые претерпел он за мои прегрешения, а не за свою вину. И знайте, что в грехе человеческом всякий чин искажен и весь порядок перевернут. Ибо воистину установлено так, что Господь, а также разум, чувство и тело человеческие должны находиться в отношениях подчинения и господства таким образом: Господь главенствует над разумом, а разум над чувствами, а чувства над телом человека.1328 И воистину, когда человек грешит, весь этот чин или порядок переворачивается; и тогда, постольку, поскольку разум человека не хочет быть ни подданным Господа, ни послушным Тому, Кто по праву его сеньор, так теряет и сам господство над чувствами, а также над телом, а отчего? оттого, что чувства тогда восстают против разума; и вот таким образом теряет разум господство над чувствами и над телом. Ибо совершенно так же, как разум восстает против Бога, так же и чувства восстают против разума; и так же тело. И, несомненно, сие бесчинство и сей бунт искупил наш Господь Своим пречистым телом драгоценным; послушайте, каким образом. Поскольку разум восстает против Бога, постольку заслуживает человек скорбей и смерти. Сие претерпел Господь наш Иисус Христос ради человека, будучи предан своим учеником, и схвачен, и связан, так что кровь брызнула у него из-под каждого ногтя, как говорит блаженный Августин. И далее, поскольку разум человека не приводит, когда следует, чувства к покорности, то достоин человек позора; и это претерпел Господь за человека, когда плевали Ему в лицо. Затем, далее: как рабское тело человека бунтует и против разума, и против чувства, то заслуживает оно смерти; и ее претерпел Господь за нас на кресте, и не осталось ни одной частички Его пречистого тела, которая не перенесла бы великой боли и жесточайших мук. И все это претерпел Господь наш, никогда не нарушавший закона; и так Он сказал: много терплю Я за дела, которых не совершал; и много бесчестили Меня за то бесчестье, которого достоин человек. А потому вполне может грешник сказать, как говорил святой Бернар: да будет проклята горечь грехов моих, ибо за них пришлось испытать столько горечи. Ибо ясно, что в соответствии с различными несообразностями, вызванными порочностью, в природе нашей, различны были и страсти, пережитые Господом Иисусом; и вот как сие было. Несомненно, у грешников душа предается дьяволу через вожделение к бренным сокровищам и впадает в презренное состояние, идя путем обмана, когда предпочтет она плотские радости, и к тому же терпит она пытку нетерпением и превратностями, и оплевана и обесчещена низостью и рабской греху приверженностью; и в конце концов погибает окончательно. За сии несообразности человека грешного был Иисус Христос сначала предан, а затем связан — Тот, Кто пришел разрешить нас от уз греха и мук. Затем был унижаем и бесчестим Тот, Кому всегда и во всем должны только почести воздаваться. Затем лик Его, к лицезрению которого весь род людской должен стремиться (и на который жаждут взглянуть сами ангелы), злодейски был оплеван. Затем был Он высечен, Тот, Кто ни в чем не виновен, и, наконец, был Он распят и убит. Так исполнилось слово пророка Исайи: «Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши».1329 Далее, так как Христос взял на себя такие муки за нашу порочность, сильно должны грешники рыдать и сокрушаться, что пришлось из-за них Сыну Божию все сие перенести.

Шестое, что должно подвигнуть человека к раскаянию, есть троякая надежда, именно, на прощение грехов, на дар благодати и на Царство Небесное, которым Господь наградит человека за благие дела. И поскольку дает нам Христос дары сии по своей щедрости и милости неизреченной, постольку зовут его Jhesu Nasarenus rex Iudaeorum.1330 Иисус значит спаситель или спасение,1331 от которого мы надеемся получить отпущение грехов, каковое по сути есть спасение от грехов. И потому сказал ангел Иосифу: «Наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей своих от грехов их».1332 И на это сказал святой Петр, что «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись»,1333 но только Иисус. Назорей1334 же значит то же самое, что расцвет; и да надеется человек, что тот, кто дарует ему отпущение грехов, ниспошлет и благодать. Ибо в цветке заключается надежда на будущий плод, а в прощении грехов — на благодатную участь. «Се, стою у двери сердца твоего, — говорит Иисус, — и прошусь войти; кто отворит Мне, получит отпущение грехов; Я войду к нему с благодатью и преломлю с ним хлеб добрых дел, какие он должен был сделать, ибо сии дела — пища для Господа; и он преломит хлеб со Мною в великой радости, которую Я ему пошлю».1335 Так надлежит человеку надеяться, что за труд покаяния дарует ему Господь Царство Свое, как Он в Евангелии обещает.

Теперь следует разобраться, каким образом происходить должно наше покаяние. Говорю вам, что надлежит ему быть полным и охватывать все, то есть должен человек раскаяться во всех своих грехах, какие сотворил он с мысленным наслаждением, ибо наслаждение весьма опасно. Ведь путь к греху двоякий: один зовется путем попустительства или сознательного на грех согласия, то есть когда человек склоняется к греху и долго с наслаждением о нем думает; и разум его прекрасно понимает, что сие есть грех против закона Божия; и всё же разум не хочет сдержать гнусного вожделения и похоти, хотя и видит прекрасно, что это против Бога; хотя разум и не допускает согрешить делом, но говорят некоторые ученые люди, что слишком длительное наслаждение опасно, сколь ни будь оно само по себе незначительно. И еще должен скорбеть человек, особенно о том, что были у него желания, противные уставам Божьим, при полном согласии сердца с разумом; ибо нет сомнения, что в этом согласии грех смертный. Ибо, безусловно, нет смертельного греха, что не был бы сначала человеческой мыслью, потом наслаждением и так далее — к попустительству разума и делам греховным. Потому я и говорю, что многие люди никогда не раскаиваются в таких мыслях и наслаждениях и никогда в них не исповедуются, но только в грехах, уже совершенных. Потому я и говорю, что сии греховные восторги и греховные мысли суть искусные совратители тех, кому суждено проклятие. Более того, человек должен скорбеть о своих дурных словах так же, как и о дурных делах, ибо, разумеется, если покаяться в одном каком-нибудь грехе, а в остальных не раскаяться, или раскаяться во всех грехах, а в одном каком-нибудь не раскаяться, то нет от этого толку. Ибо, несомненно, Бог всемогущий вседобр, и потому всё простит, — или же совсем ничего. И потому говорит блаженный Августин: я верно знаю, что Бог — враг всякого грешника; так что же — тот, кто замечает один грех, простит все остальные? Нет. И далее: каяться надо с такой скорбью и мукой, чтобы даровал Господь полное прощение. И потому, лишь когда вся душа во мне мучилась, — тогда только молитва моя до Бога доходила. И далее, раскаяние должно быть постоянным, и постоянно надлежит человеку стремиться к исповеди и к исправлению. Поистине, покуда есть раскаяние, может человек и на прощение надеяться. А от сего происходит ненависть к греху, что уничтожает грех как в самом человеке, так и в тех, кто ему подчинен. А посему говорит Давид: «Любящие Господа, ненавидьте зло!»1336 Ибо, поверьте, любить Господа значит любить, что он любит, и ненавидеть, что он ненавидит.

И последнее, что о раскаянии следует знать, — а какая от него польза? Говорю вам, что порой раскаяние избавляет человека от греха, о чем Давид говорит: «Но я открыл тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал: «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего».1337 И так же, как раскаяние не даст плодов, если не решишься признаться и раскаяться по возможности во всех грехах, столь же малого стоят исповедь и искупление грехов без раскаяния. И более того, раскаяние сокрушает темницу преисподней и обессиливает бесов; с ним вновь обретают люди дар Духа Святого и всех добродетелей; оно очищает душу от греха и спасает ее от адских мук, от общества дьявола, от греховного рабства, и дарует ей восприимчивость к дарам духовным и приводит в общество святой Церкви. И далее, того, кто был сыном гнева, делает сыном благодати; и все сие подтверждается Святым Писанием. Так что весьма мудро было бы всем сердцем этой цели предаться. Ибо, воистину, тогда человек во всю свою жизнь не осмелится согрешить, но отдаст свое тело и все сердце свое на служение Христу, и таким образом окажет ему надлежащее почтение и честь воздаст.1338 Ибо, несомненно, милый Господь наш Иисус Христос столь снисходителен к нашим глупостям, что ежели б не имел Он жалости к человеческой душе, — уж тут бы мы совсем по-другому запели.

Explicit prima pars penitentiae; et incipit secunda pars ejusque1339

Вторая часть покаяния есть исповедь, то есть зримый признак раскаяния. Теперь нужно вам объяснить, что такое исповедь; и необходима она или же нет; и чему полагается быть в настоящей исповеди. Во-первых, следует понять, что исповедь есть правдивое открытие грехов своих священнику,1340 то есть нужно показать и открыть ему все условия, кои сопутствуют твоим грехам, столь полно, как только возможно; все нужно сказать и ничего не скрывать, не смягчать и не оправдывать, и добрыми делами своими отнюдь не хвалиться. И более того, необходимо понять, откуда грехи происходят, и как они возникают, и каковы они есть.

О возникновении грехов говорит апостол Павел таким образом: «Одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили».1341 Человек тот был Адам, через которого грех вошел в мир, когда он нарушил Божье повеление. А посему тот, кому исходно дано было столько сил, чтобы жить вечно, сделался таким, что обязательно умирает, хочет он того или нет; и все его потомство в этом мире умирает, если подобным образом согрешит. Посмотрите, ведь когда нагие Адам и Ева были в раю1342 и не стыдились наготы своей, ибо пребывали в неведении и невинности, тогда змей, который был хитрей всех других зверей, сотворенных Господом, сказал женщине: почему Бог повелел вам, чтобы вы ели не от всякого древа в раю? Женщина же ответила: плодами, молвила она, кормимся мы ото всех деревьев рая, но, воистину, плоды от дерева, что стоит в середине рая, Бог запретил нам есть, даже трогать, ибо можем мы умереть. Змей же ответил женщине: нет, нет; смертию вы не умрете; ибо воистину знает Бог, что в тот день, когда вы от него вкусите, откроются глаза ваши и станете вы как боги, и познаете добро и зло. И увидела женщина, что дерево хорошо для пищи, и приятно для глаз, и восхитительно для зрения; и взяла она плод от древа и съела его, и дала своему мужу, и он ел его, и тут же открылись у них обоих глаза; и увидели они, что наги, и сшили фиговые листья на манер штанов, чтобы скрыть члены свои. Здесь видите вы, что грех смертный начинается с предложения врага рода человеческого, в данном случае, змея; а после идет плотское наслаждение, как здесь показывает пример Евы; а потом овладевает и разумом, как видно на примере Адама. Ибо поверьте, что хотя враг искушал одну Еву, то есть плоть, и именно плоть получила наслаждение от красоты запретного плода, однако, несомненно, пока разум, то есть Адам, не согласился съесть плод, пребывал он в состоянии невинности. От Адама унаследовали мы сей первородный грех; ибо по плоти все мы происходим от него и от всякой падшей и испорченной материи; и в тот момент, когда душа входит в наше тело, совершается первородный грех, а то, что раньше было всего лишь мукой вожделения, становится и мукой, и грехом; потому все мы с рождения были бы детьми гнева и вечного проклятия, ежели бы не крещение, что смывает всякую вину. Но, воистину, мука искушения всегда с нами, и мука эта называется вожделением.1343 Вожделение, если вовремя его не обуздать, будит в человеке желание плотского греха, — когда глядят глаза его на земные блага, — а также стремление возвыситься, по гордыне сердца.

Теперь, если говорить о первом из этих желаний, то есть о вожделении тела нашего, созданного по закону и рассуждению Божьему, скажу, что насколько человек не повинуется Богу, Который его господин, настолько плоть не повинуется ему самому из-за вожделения, именуемого пищей греха и его причиною. Посему, покамест человек в муках вожделения, невозможно ему порой не искуситься и плотью к греху не подвигнуться. И, пока он жив, иначе не будет. Сие можно ослабить и пересилить крещением и уничтожить благодатью при покаянии, но вполне это никогда не прекратится, ибо порой человек сам собою на то подвигнется, если не лишит его силы болезнь, чародейство или прохладительное питье. Ибо что говорит апостол Павел? «плоть желает противного духу, а дух противного плоти»:1344 они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы. Тот же святой Павел, после того, как принес покаяние на море и на суше,1345 на море — днем и ночью, в опасности великой, на суше — в голоде и в жажде, в холоде и в наготе, будучи однажды чуть не до смерти камнями забит, — и все же сказал он: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти»?1346 А святой Иероним, когда жил он долго в пустыне,1347 где не было ему другой компании, кроме диких зверей, другой пищи, кроме травы, и вода была ему питьем, а постелью — голая земля, отчего стала плоть его темной, как у эфиопа, от жары, а от холода он едва не погиб; и однако говорил он, что жар похоти кипел во всем его теле. Вот откуда я точно знаю, что те обманываются, кто говорит, что не знают искушения плоти. Свидетель святой апостол Иаков, говорящий, что «каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью»,1348 то есть каждому из нас придется претерпеть искушение от греха, живущего в нашей плоти. А потому сказал евангелист Иоанн, что «если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас».1349

Теперь следует объяснить, каким образом зарождается в человеке грех. Во-первых, существует кормилица греха, о которой я раньше говорил, — та самая похоть;1350 потом следует искушение, то есть дьяволовы мехи, которыми он раздувает в человеке огонь плотского вожделения; после этого человек думает, поддаться искушению или же нет. А тогда, если человек сей не поддастся и отметет самые первые вражьи соблазны, то это не грех, а ежели поддастся, то сразу почувствует жар наслаждения, и тогда надлежит ему бодрствовать и себя хорошенько стеречь; или же он будет себе попустительствовать и согрешит, если будет время, место и возможность. И по этому поводу говорит Моисей о дьяволе1351 таким манером: «Я, — говорит враг, — буду преследовать и осаждать человека порочными внушениями, и охвачу его побуждениями греховными; и поделю свою добычу, как мне заблагорассудится, и мое вожделение в наслаждение обратится; попустительством выну я свой меч» (ибо, безусловно, как меч рассекает надвое, так попустительство отсекает человека от Бога); «а затем в грехах найдет он смерть от моей руки». Так говорит враг; ибо, конечно, тогда человек душой умирает; вот так грех совершается: искушением, наслаждением и попустительством; тогда грех считается совершенным.

Воистину грех бывает двоякий: или простительный, или смертный. Воистину, если человек любит кого-нибудь больше, чем Христа, Создателя нашего, то это грех смертный; а простительный — если человек любит Христа меньше, чем следует. Поистине, и простительный сей грех весьма опасен, ибо уменьшает любовь, которую люди должны иметь к Богу. И когда человек и дальше отягощает себя такими грехами, то, безусловно, если не очистится он исповедью, очень легко они потушат в нем всякую любовь к Христу и станет грех простительный грехом смертным. Ибо, разумеется, чем больше тяготеет на душе грехов простительных, тем более склонен человек впасть в грех смертный. Так не будем пренебрегать избавлением от грехов простительных! Ибо пословица говорит, что из многих малых выходит одно большое. Послушайте — вот вам пример: большая волна в море порой накатывает с такой силой, что тонет корабль; но также и маленькие капли воды, когда они через крохотные трещины в днище корабля проникают в трюм, а люди вовремя не примут мер.1352 Посему, хоть и будет в причинах разница, корабль-то все равно утонет. Так же происходит порой с простительными грехами: они могут так размножиться, что все мирское, через что человек грешит, станет ему дороже Бога. Посему любить то, что не есть Бог и не совершается преимущественно ради Бога, хотя бы человек и любил это меньше, чем Бога, есть грех, хотя и простительный, а смертный грех — если какая-нибудь любовь равна любви к Богу или даже ее превосходит. Смертный грех, как говорит святой Августин, когда сердце человеческое отвернется от Господа, который есть истинное средоточие всякого блага, которое не исчезает и не меняется, и предастся оно чему-нибудь, что может измениться или исчезнуть, а, несомненно, сие есть все, кроме Господа Бога. Ибо, воистину, если человек любовь, которой все его сердце должно любить Творца, отдаст творению, — то ведь сколько любви он уделит сему творению, столько отнимет у Господа; и посему это грех: ибо должник Господень не отдает ему долга, то есть не любит его всем сердцем.

Теперь, если вы в общем поняли, что такое грех простительный, кстати будет рассказать особо о грехах, которые многие люди и за грехи-то не считают и не исповедуются в них, а, тем не менее, сие суть грехи, как правдиво пишут ученые люди; то есть всякий раз, когда человек ест или пьет больше, чем надо для поддержания сил, то несомненно он грешит; и когда неблагосклонно выслушивает жалобы бедных; и когда он здоров, а не желает поститься, когда другие люди постятся, без достаточных причин; и когда спит больше, чем надо; и когда из-за этого опаздывает в храм или на другое благое дело; и когда лежит с женой, не имея намерения умножить людской род во славу Божию, и потому исполнить долг супружеский; и когда может, но не хочет посетить больного или заключенного; или когда любит женщину, или ребенка, или еще какое создание больше, чем позволяет разум; также если он льстит и прислуживается больше, чем требует крайняя необходимость; также если урезает милостыню или вообще не подает; или готовит излишне роскошную и вкусную пищу, или ест ее слишком поспешно, в жажде наслаждения; если в храме говорит о суетном, или во время службы, или вообще имеет обыкновение произносить слова праздные и непристойные, ибо даст он за них ответ в день судный; и когда обещает и обязуется сделать то, чего сделать не может; и когда по легкомыслию или глупости клевещет или злословит своего соседа; или если дурно о чем-то думает, ничего об этом толком не зная; — все сие и бесчисленное множество сему подобного есть грех, как говорит святой Августин. Теперь учтите, что хотя ни один человек на земле и не может избежать грехов простительных, но может он удержаться от них, если имеет пламенную любовь к Господу нашему Иисусу Христу и творит молитвы, и исповедуется и делает иные благие дела, так что вреда от грехов будет немного. Ибо, как говорит святой Августин, если все, что человек делает, воистину делается из любви к Богу и ею проникнуто, ибо горит он любовью к Господу, то, взгляните, подобно как капля воды, которая падает в горящее пламя, причиняет ему ничтожный вред, столь же мало вредят простительные грехи тому, кто в любви к Христу совершенен.1353 Можно также удержаться от греха, причастившись пречистого тела Христова; и от святой воды; и творя милостыню; на общей исповеди, читая в церкви Confiteor;1354 и у обедни, и у заутрени, и у вечерни; и благословением епископов и священников; и иными благими поступками.

Теперь надлежит сказать, какие грехи — смертные, то есть цари и предводители всех грехов, ибо всем им цена одна, но между собою они различны. Итак, называются они царями и предводителями грехов, поскольку они есть грехи главные и все остальные от них происходят. Корень же этих семи грехов есть гордость, грех всеобщий и корень всех зол. Ибо от этого корня происходят крупные ветви, как-то: гнев, зависть, праздность, или лень, алчность, или, как ее обычно называют, жадность, чревоугодие и блуд; и у каждого греха есть ветви крупные и мелкие, как будет сказано в последующих главах.

De superbia1355

И хотя ни один человек не может перечислить все ветви гордости и описать весь вред, какой от нее происходит, но частию я это покажу, как вы увидите. Сии суть: ослушание, превозношение, лицемерие, дерзость, самомнение, бесстыдство, злорадство, глумливость, высокомерие, нетерпение, победительство, непокорность, наглость, неучтивость, упрямство, тщеславие и множество других ветвей и отростков, которые не смогу ни описать, ни перечислить. Ослушник есть тот, кто по своей злой воле не повинуется Божьим заповедям, своему господину и своему отцу духовному. Превозносящийся есть тот, кто хвалится злом или добром, которое он сделал. Лицемер есть тот, кто скрывает, каков он есть, и старается показать себя в ложном свете. Дерзкий тот, кто ни во что не ставит ближнего, то есть собрата-христианина, и терпеть не может делать то, что ему положено. Самомнительный есть тот, кто считает, что имеет достоинства, каких на самом деле не имеет, или считает, что заслуживает их иметь; или имеет о себе превратное представление. Наглый — тот, кто по гордости не стыдится своих грехов. Злорадство — это когда человек радуется вреду, который он причинил. Глумливый есть тот, кто в суждениях своих выражает презрение всем людям и людским достоинствам, и способностям, и речам, и манерам. Высокомерный тот, кто не терпит ни над собою господина, ни себе товарища. Нетерпеливый невежа — кто не желает ни учиться, ни осознавать свои грехи, но кладет все свои силы и весь ум на то, чтобы ловко бороться с правдой и защищать свою глупость. Непокорный — кто всегда в раздражении против любого авторитета и власти тех, кто выше него поставлен. Наглость — когда человек предпринимает и старается совершить то, что ему делать не полагается, и это называется также самомнением. Неучтивость — когда человек не выказывает уважение другим, когда следует, а ждет знаков уважения от них. Упрямство — когда человек защищает свою глупость и слишком полагается на свой ум. Тщеславие — это желание блистать и наслаждаться бренным величием и прославиться знатностью и положением в мире сем. Болтливым называется тот, кто слишком много говорит при людях, трещит как трещотка, не заботясь о том, что говорит.

И есть еще разновидность — тайная гордыня: когда человек ждет, чтобы с ним поздоровались первыми, хоть он, бывает, и ниже того, кто с ним здоровается; и также ждет и желает сидеть на более почетном месте, или идти в передних рядах, или подойти к кресту или к святой воде раньше ближнего,1356 и тому подобное; хоть и нарушает он свой долг, но так ему хочется и сердце его только того и жаждет, чтобы перед людьми повеличаться.

Итак, есть два рода гордости: один — гордыня в сердце человеческом, другой — наружное высокомерие. То, что я уже сказал, относится к гордости в сердце человека; другие же виды гордости — внешние; но, тем не менее, одного без другого не бывает, и гордость внешняя свидетельствует о внутренней, совсем как веселое зеленое дерево перед кабаком говорит о винах, что хранятся в подвале. И так во всем: в речах, во взгляде и в выражении лица, и в вызывающем наряде. Ибо, разумеется, если бы в нарядах не было греха, то Христос не заметил бы и не сказал в Евангелии об одежде богача.1357 И святой Григорий говорит, что роскошные одежды дурны и тем, что дороги, и тем, что коротки, и что странны и вычурны; и что либо их на человеке слишком много, или же слишком мало; увы! многие в наши дни сами видели, что греховные роскошные одежды или избыточны, или скупы до похабства.

Что касается первого греха, то есть избыточности, то делают одежду столь дорогой во вред людям не только цена вышивки, фасона, геральдических знаков — зубчатых краев, вырезных полос прямых, кривых и волнистых, идущих и сверху вниз, и справа налево, и с угла на угол, и подобный перевод тканей на суету; но к тому же опушены их одежды дорогим мехом, собраны фестонами и складками,1358 в клочки изрезаны или до дыр исколоты; хвосты у них волочатся по земле и попадают то в болото, то в навоз — хоть у пешего, хоть у конного, хоть у мужчины, хоть у женщины; хвосты сии портятся и треплются, и гниют от навоза, вместо того, чтобы одеть неимущих и к великому для бедных вреду; и вред сей многообразен: чем больше ткани изводится, тем из-за нехватки больше она стоит людям; а ежели б и захотели отдать изрезанную и исколотую сию одежду нищим, то она им не годится: ни тела не прикроет, ни под холодным небом не согреет. С другой стороны — непристойная в одежде скудость: ведь каждый день мы видим сии подрезанные камзольчики и кафтанчики, что и срама не закрывают. Увы! у многих на виду члены раздутые и опухшие, как бы пораженные грыжей, и обтянутые узкими штанами; а ягодицы как у обезьяны в период течки. И более того, когда затянуты они по моде в штаны с одной стороны красные, а с другой белые, кажется, что у них один бок воспаленный, один прокаженный; при других же цветах, скажем, белый с синим, белый с черным или черный с красным, кажется, что полтела у них поражено либо антоновым огнем, либо раком, либо еще каким недугом. А заднюю их часть видеть совершенно невыносимо, ибо ту часть тела, из которой выходят вонючие экскременты, гнусное сие место, показывают они с гордостью людям, назло всем приличиям; а приличия и Христос, и все Его близкие неукоснительно в жизни соблюдали. Теперь, что до вызывающих женских одежд, видит Бог, хоть на первый взгляд они порой целомудренны и изящны, но изобличают сии наряды распутство и гордыню. Я не говорю, конечно, что всякая красивая одежда неприлична; но избыток ее или непристойная скудость заслуживают осуждения. Так же греховны и украшения, и узоры во всем, что связано с верховой ездой: непомерное количество прекрасных лошадей, которых держат для удовольствия, просто за красоту, за то, что они такие холеные и дорогие. И в том, что ради них содержатся толпы мерзавцев-слуг; и во всяческой удивительной сбруе, когда и седла, и уздечки, и хомуты, и буквально каждый ремешок серебром и золотом обложен! О чем Господь говорит через Захарию-пророка: «Посрамлю Я всадников на конях».1359 Забыли эти люди, как ехал верхом Сын Божий и какая у него была сбруя; а ехал он на осле, и кроме верхнего платья бедных его учеников никакой сбруи не было. И никто никогда не читал, чтобы Господь хоть раз ездил иначе или на другом животном. Но, конечно, я говорю о греховных излишествах; а пристойности и изящества ни один разумный человек не осудит. Далее, гордыня, несомненно, выражается и в том, что человек содержит многочисленную челядь, когда это не приносит выгоды, напротив, вводит в убытки, особенно если эта челядь нерадива и буйна, и наглостью своей и заносчивостью опасна народу, а службой — господам; ибо такие господа уступают власть черту, которые потакают порочности своей дворни. Или еще, когда простолюдины, например, трактирщики, покрывают воровство своих слуг и всякий обман; такие подобны мухам, на мед летящим, и псам, несущимся за куском мяса. Сии люди бесчестят свое место и духовно себя губят, и о таких пророк Давид сказал: «Да найдет на них смерть; да сойдут они живыми в ад, ибо злодейство в жилищах их, посреди их».1360 И если они сего не искупят, то, как Иаков с Божьей помощью принес благословение Лавану, а через Иосифа — фараону,1361 точно так же Бог проклянет тех господ, что потакают порокам своих слуг, если, конечно, они сего греха не искупят.

Гордыня в застолье встречается весьма часто; ибо, без сомнения, зовут на празднества богатых, а людей бедных отгоняют; также греховны излишества в еде и питье, особенно обилие всякого мяса печеного и мясных блюд, которые то огнем горят, то ярко раскрашены, то разукрашены бумажными узорами и другим мусором, так что и думать стыдно о таком мотовстве. Также грех — посуда слишком дорогая и вычурная, и певцы и менестрели, песня которых зовет сердце к чувственным усладам; а если сердце человеческое удаляется от Господа, несомненно, сие есть грех, и без сомнения, тут наслаждение столь велико, что не трудно впасть в грех смертный. Те разновидности греха, что происходят от гордости, если они происходят по обдуманной злобе, или с рассчитанным намерением, или по привычке, — сие есть грехи, без сомнения, смертные. А когда они происходят по слабости, без размышления, внезапно, и так же внезапно проходят, — то сие хоть и огорчительные грехи, но, я думаю, не смертные. Теперь можно спросить, а откуда сама гордость берется и происходит? Я вам скажу, что порой происходит она от даров природных,1362 иногда от даров судьбы, а иногда и от даров благодати. Природные дары состоят, разумеется, или в телесной одаренности, или в душевной. Дары телесные суть здоровье, сила, проворство, красота, знатность, благородное происхождение; дары душевные суть ум, сообразительность, врожденные способности, природная доблесть, хорошая память; дары судьбы — богатство, высокие должности, мирская слава; дары же благодати суть ученость, способности к труду духовному, благоволение к людям, благородная созерцательность, умение противиться искушению и тому подобное; и, несомненно, всем этим гордиться весьма глупо. Теперь, ежели говорить о дарах природных, видит Бог, что порой они приносят нам столько же вреда, сколько пользы. Скажем, что касается здоровья — оно исчезает весьма легко, а часто служит и причиной неблагополучия душевного. Ибо, видит Бог, плоть есть душе великий враг; а посему, чем здоровее наше тело, тем более грозит нам падение. Также безрассудно гордиться телесной силой, ибо, без сомнения, устремления плоти противны устремлениям духа; и всегда чем плоть сильнее, тем для души горестнее; и вообще телесная сила и проворство в этом мире часто доводят до опасности и несчастья. Также гордиться породой и знатностью весьма глупо; ибо часто благородное происхождение мешает душевному благородству; к тому же ведь все мы происходим от одного отца и одной матери, и все мы по природе грешники, как богатые, так и бедные. Ибо, воистину, благородно и всякой похвалы достойно только такое происхождение, когда человек происходит от сочетания доблести с нравственной добродетелью, и посему он истинный сын Христов; и поверьте, что если грех завладел человеком, то, в каком бы ни состоял он сословии и от кого бы ни происходил, он — презренный смерд и раб греха.

А вот по каким признакам узнается благородное происхождение: если у человека не найти порочности и непристойности ни в словах, ни в делах, ни в лице; если во всем он соблюдает добродетель, учтивость и чистоту; если у него широкая натура, то есть он щедр в разумных пределах, ибо все, что сверх меры, — глупость и грех. А еще — если он помнит добро, которое ему сделали. И еще — если благосклонен он к своим добрым подданным, причем, как говорит Сенека,1363 нет ничего более подобающего человеку знатному, чем благоволение и жалость; и оттого насекомые, которых зовем мы пчелами, когда берут себе царицу, то выбирают такую пчелу, у которой нет жала, чтобы она их ужалить не могла. Еще признак сердца благородного и усердного — сосредоточенность на возвышенной добродетели. Разумеется, и тот, кто гордится дарами благодати, — тоже глупец невероятный; ибо те дары благодати, которыми он должен служить добру и приносить людям исцеление, обращают его ко злу, бесчинству, и делают, как говорит святой Григорий, ядом для людей.1364 Также несомненно, что тот, кто превозносится дарами судьбы, тоже глуп свыше всякой меры; ибо часто случается, что тот, кто с утра был большим господином, к вечеру попадает в полон и рабство; часто богатство человека — причиною его смерти, а удовольствия — тяжкой болезни, от которой он умирает. Несомненно, бывает мирская слава груба и неправдива, и доверять ей нельзя — сегодня хвалят, завтра бранить будут. И, видит Бог, жажда мирской славы многих непосед до смерти довела.

Remedium contra superbiam1365

Теперь, когда вы узнали, что есть гордость и каковы ее виды, и откуда она происходит и где зарождается, то теперь следует разобраться, какие от нее есть средства; а средство сие — смирение, или кротость; сие есть добродетель, чрез которую человек истинно познает самого себя, причем себя не хвалит, не превозносит и собою не любуется, даже и своими заслугами, постоянно помня о своих слабостях. Смирение же бывает троякое: смирение сердца, а другое — смирение уст, а третье — дел. Смирения сердца бывают четырех родов: первый — когда человек считает себя недостойным перед Господом Богом; другой — когда не гнушается ни одним человеком на свете, третий — когда не беспокоится, если им кто гнушается; четвертый — когда собственное скромное положение его не удручает. Также и смирение уст бывает четырех родов: умеренность речи; кротость речи; и когда человек говорит людям о себе то же, что и самому себе в глубине души; а еще — когда он превозносит добродетель другого человека без всякой задней мысли. Смирение в делах также четверояко. Первое — когда человек уступает место другому; второе — когда выбирает для себя место самое последнее; третье — с радостью следует доброму совету; четвертое — с радостью сохраняет верность своему сюзерену или еще кому-нибудь из вышестоящих; ибо сие есть признак смирения великого.

De invidia1366

После гордыни хочу я поговорить о гнусном грехе зависти, которая, по словам философа, есть горе от преуспеяния ближнего, а по слову святого Августина — это горе от счастья других и радость от их несчастья.1367 Мерзкий сей грех направлен прямо против Духа Святого. И хоть каждый грех — против Духа Святого, тем не менее, так как всякое благо восходит к Святому Духу, а зависть происходит непосредственно от злобы, то и выходит, что она направлена прямо против благости Святого Духа.1368 Итак, злоба имеет две разновидности, то есть ожесточение сердца в пороках, или же когда плоть человека настолько слепа, что он либо не понимает, что живет в грехе, или ему это безразлично; а это уже ожесточение бесовское. Другой род зависти — когда человек ополчается на правду, зная, что это правда, и ополчается также против благодати, которую Господь послал его ближнему; и всё сие от зависти. Несомненно, зависть — гнуснейший из всех грехов, какие только есть: ведь все остальные наши грехи противостоят каждый только какой-нибудь одной-единственной добродетели; а зависть, без всякого сомнения, — против всех добродетелей и всякого блага; ибо ненавидит она все добро, выпавшее на долю ближнего; этим-то она и отличается ото всех других грехов, ибо едва ли еще грех найдется, чтобы от него не было хоть сколько-нибудь наслаждения, — за исключением одной только зависти, которая не несет ничего, кроме горя и муки. Виды же зависти таковы. Во-первых, это горе от блага и благоденствия ближнего, а по законам естества благоденствие — источник радости; посему зависть — грех противоестественный. Второй вид — радость от чужих несчастий; это уж совсем по-сатанински, ибо тот всегда рад несчастьям рода человеческого. От этих двух происходит привычка за глаза клеветать и злословить; и сей грех имеет свои разновидности: некоторые с гнуснейшими намерениями хвалят своего ближнего, ибо на конце своей гладкой похвалы всегда завяжут они злокозненный узел: вечно в конце добавят такое, что выйдет, что человек более заслуживает хулы, чем славы.

Второй род — если когда человек хороший скажет что-то с добрым намерением, а клеветник перевернет все и извратит для своих гнусных целей. Третье — преуменьшить достоинства ближнего. Четвертое — когда о ком-нибудь хорошо говорят, а клеветник скажет: «Разумеется, но такой-то гораздо его лучше», и осудит того, кого хвалят. Пятое — легко соглашаться и с радостью слушать, когда о ком-то говорят дурное. Это грех великий, и еще его усугубляет гнусное намерение клеветника. После заглазной клеветы и злословия идут брань и недовольство; они порой происходят от раздражения против Бога, а иногда — против человека. Против Бога это направлено, когда человек сердит на адские муки, или на свою бедность, или утрату имущества, либо на дождь или бурю; или сердит, что беззаконники процветают, а хорошим людям тяжело приходится; всё сие следует выносить терпеливо, ибо весьма многое совершается по праведному суду и приговору Господнему. Иногда раздражение вызывается жадностью, как Иуда негодовал на Магдалину, когда она умастила главу Господа нашего драгоценным миром.1369 Сие то же самое, как когда человек недоволен добром, которое сам себе делает или которое другие люди себе делают. Иногда раздражение происходит от гордости, как Симон Фарисей негодовал на Магдалину, как подошла та к Иисусу и плакала у ног его о грехах своих;1370 а порой происходит оно от зависти, когда вдруг разузнают другие о каком-нибудь скрытом недостатке человека или ложно его в чем-нибудь обвинят. Часто бывает раздражение среди слуг, которые недовольны, если хозяева просят их сделать что-то, что им делать и полагается, и, не смея открыто выступить против приказаний господ, начинают злословить, браниться и ворчать между собой с искренней злобой; такие слова называют бесовский Отче наш,1371 хотя у дьявола, разумеется, никакого Отче наш быть не может, но бесстыжие люди так это называют. Иногда это происходит от тайной ненависти, которая питает в сердце вражду, как я покажу в дальнейшем. Затем приходит ожесточение сердца, из-за какового ожесточения каждое доброе дело ближнего кажется человеку невыносимым и ненавистным. А потом является вражда, которая все узы дружбы разрубает. Затем начинается неуважение к ближнему, сколь бы он ни был хорош. Затем приходит склока, когда ищут, чем бы досадить ближнему, а это уж совсем чертово ремесло, ведь дьявол день и ночь только и ищет, как бы нас всех обвиноватить.1372 Затем — злобность, когда человек вредит потихоньку своему ближнему при любой возможности, а если и возможности нет, все равно чем-нибудь да подгадит — то дом ему подожжет, то самого его отравит или тайком убьет его собаку и прочее в том же роде.

Remedium contra invidiam1373

Теперь скажу о средствах против этих мерзостей и гнусного сего греха — зависти. Первое — любовь к Богу и любовь к ближнему, как к самому себе; ибо, воистину, одной без другой нет. И, поверьте, ближнего следует считать своим братом, ибо один у нас отец во плоти — Адам и одна мать — Ева; и также один отец в духе — Господь Бог небесный. Ближнего своего надо любить и желать ему добра, а потому говорит Господь: «Люби ближнего твоего, как самого себя»;1374 сие необходимо и для спасения жизни, и для спасения души. Более того: люби его и на словах; любя, увещевай, и исправляй, и утешай его в скорбях, и молись за него от всего сердца. И на деле люби его так, чтобы оказывать ему благодеяния, как бы ты сделал для себя самого; и посему не вреди ему ни дурным словом, ни телу его, ни имуществу его, ни его душе, подавая дурной пример. И не пожелай ни жены его и никакого имения. Запомни, что под ближним твоим подразумевается также твой враг; несомненно, по Божьей заповеди, следует любить врагов; а уж друзей и подавно. Я сказал: люби врага своего ради Бога и по заповеди Его; ибо если бы справедливо было ненавидеть врагов, то Господь бы нас не принял и не возлюбил, ибо мы были бы Ему врагами. За троякое зло, какое творят враги, следует и воздавать трояко, а именно: за ненависть и вражду в сердце надо сердцем их полюбить; за брань и попреки — надо молиться за них; за зло, какое они тебе причинят, надо делать им добро. Ибо Христос говорит: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».1375 Внемлите: так заповедал нам Господь наш обходиться с врагами; ибо природа заставляет нас любить друзей наших, а, ей-богу, враги нуждаются в любви еще больше, чем друзья. Ибо, конечно, давать надо тем, кто больше нуждается, и именно таким следует делать добро. И, безусловно, совершаем мы такие дела в память о любви Христовой, Который умер за своих врагов. И чем труднее этого достичь, тем вернее средство и больше заслуга, — и любовь к врагам обезвредит яд дьявольской злобы, ибо если кротостью дьявол побеждается, то любовь к врагу разит его наповал. Итак, безусловно, любовь — то лекарство, которое изгоняет яд зависти из сердца человеческого. И в дальнейших главах сие будет разъяснено более подробно.

De ira1376

После зависти опишу я грех гневливости; ибо, поистине, тот, кто завидует ближнему, тут же заодно найдет повод и причину для гнева, и в словах и в деле, на того, кому завидует. Также происходит гнев от гордыни, как и от зависти; ибо и гордый, и завистливый легко гневу поддаются. Сей грех гневливости, по описанию святого Августина, есть злая воля к отмщению словом или делом.1377 Гнев, по словам философа, есть воспаленная кровь человека, которая возбуждает его сердце, отчего желает он зла тому, кого ненавидит;1378 ибо, несомненно, сердце человеческое от приливов и отливов крови делается столь беспокойно, что никакие доводы разума не действуют. Но учтите, что гнев бывает двух видов, причем один из них добрый, а другой — дурной. Добрый гнев происходит от ревности к добру; через это человек рассержен на порок и против порока. А посему мудрец говорит, что лучше гнев, чем веселье.1379 Сей гнев исполнен благости и ожесточения в нем нет; это гнев не на человека, а на дурные его дела; как говорит пророк Давид: «гневаясь, не согрешайте»1380 и проч. Теперь учтите, что гнев дурной бывает двоякий, а именно, внезапный или поспешный гнев без размышления и попущения разума; сие значит и из сего следует, что разум человека не участвует во внезапном гневе, а потому сие простительно. Другой же гнев очень дурен, тот, что происходит от нерадивости сердца, обдуманный и заранее подготовленный, со злой волей к отмщению, и разум этому попустительствует; и это, воистину, грех смертный. Сей грех столь мерзок Господу, что колеблет дом Его и изгоняет Дух Святой из души человеческой, и уничтожает образ и подобие Божье, то есть добродетель в человеческой душе, и вкладывает в нее образ дьявольский, и уводит человека от Бога, Который законный его господин. Гнев этот тешит дьявола, ибо он есть чертова кузня, зажигаемая от адского огня; и подобно тому, как огонь разрушает все земное куда быстрей, чем другие элементы,1381 так гнев уничтожает все духовное. Взгляните на угли, тлеющие под пеплом: они почти погасли, но как только попадет на них сера — сразу оживут они и разгорятся; точно так же разгорается гнев, когда коснется его гордость, скрытая в сердце. Ибо, воистину, неоткуда взяться огню, если его там по природе нет; и из кремня так огонь высекается кресалом. И если гордость порождает гнев, то вражда его вскармливает и сберегает. Есть такое дерево,1382 говорит святой Исидор, что если его зажечь и покрыть угли пеплом, то, неложно, огонь сохранится и год, и более; точно так же происходит с враждой, когда она проникла в сердце человека; без всякого сомнения, проживет она от Пасхи до Пасхи и более.1383 Но, конечно, такой человек весьма далек от милосердия Господня.

В этой дьявольской кузнице, о которой я говорил, орудуют три беззаконника: гордость, каковая всегда поддувает, и поддает, и раздувает пламя попреками и злобными словами; затем зависть, которая держит на сердце человеческом раскаленное железо огромными клещами вражды; затем грех оскорбления и бесчестья — и ковы кует, и поддает жару злостными попреками. И, разумеется, губит сей проклятый грех и самого человека, и его ближнего. Ибо почти весь вред, какой люди делают своему ближнему, происходит от гнева. И, несомненно, несдержанный гнев таков, как будто дьявол им управляет; ибо не останавливается он ни перед Господом Иисусом, ни перед Его Блаженной Матерью; и в гневе несдержанном, увы! сколь многие питают недобрые чувства к Христу и к святым Его! Как же не назвать сие проклятым грехом, гнусным пороком? Конечно! Отнимает он у человека ум, и разум, и всю благую духовную жизнь, которая должна охранять душу. И, несомненно, лишает он и Господа Его имущества (то есть человеческой души), а ближнего — любви; все время воюет с истиной; и лишается покоя сердечного и губит и сердце свое, и душу.

От гнева же происходят сии мерзкие порождения: во-первых, ненависть, каковая есть застарелый гнев; вражда, из-за которой разлучается человек с другом, которого давно любил; а затем является война, а с нею все зло, какое возможно причинить человеку и имуществу его. От сего же гнусного греха гневливости происходит и человекоубийство. И, обратите внимание, убийства бывают различные. Есть убийство духовное, и есть убийство телесное. Убийство духовное бывает шести видов. Во-первых, ненавистью, как говорит ап. Иоанн: «Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца».1384 Убить можно и клеветою, как говорит Соломон: «Что молот и меч и острая стрела, то человек, произносящий ложное свидетельство против ближнего своего».1385 Убийство также, когда дают плохой и лживый совет, или советуют ввести порочные и вредные обычаи и тяжкие подати, о которых Соломон говорит: «Как рыкающий лев и голодный медведь, так нечестивый властелин над бедным народом»,1386 и те господа, что задерживают и урезают мзду, то есть плату или жалованье своим слугам, или ростовщичествуют, или не подают милостыни. О том же мудрец говорит: «Корми того, кто умирает с голоду»,1387 ибо если не накормишь, ты его убийца. И все сии — грехи смертные. Убить тело также можно языком, но иначе; к примеру, когда ты приказываешь убить человека или даешь такой совет. Убийство же на деле бывает четырех родов. Одно — по закону, как суд присуждает виновного к смерти; но пусть судья будет уверен, что он делает это по праву; не ради удовольствия пролить кровь, но для поддержания справедливости. Другой вид убийства — по необходимости, когда человек убивает другого, чтобы защитить себя, если иначе не может избежать собственной смерти; но, конечно, если он может ее избежать, не убивая противника, а убьет, то он грешит и должен принести покаяние, как за грех смертный. Также если кто случайно или по стечению обстоятельств пошлет стрелу или бросит камень и убьет человека, то он убийца. Также если женщина по небреженью заспит ребенка, то сие есть убийство и грех смертный. Также если препятствуют зачатию ребенка и делают женщину бесплодной посредством питья из ядовитых трав, чтобы она не зачинала, или вытравляют плод подобным питьем, или что-нибудь вкладывают в ее тайные органы, чтобы убить плод, или еще какой-нибудь грех против естества совершается, которым мужчина или женщина вредят своей природе, чтобы воспрепятствовать зачатию ребенка, или если женщина зачала, а потом ранила себя и убила ребенка, то сие есть убийство. Что же мы скажем о женщинах, которые убивают своих детей из страха суда мирского? Несомненно, сие есть ужасное убийство. Также если мужчина приближается к женщине с непотребным желанием, и от этого погибает ребенок; или сознательно ударит женщину так, чтобы ребенок в ней погиб — все это убийство и ужасный смертный грех. Но от гнева происходит еще множество грехов, как на словах, так и на деле и в мыслях; как у того, кто приписывает Богу свои пороки и обвиняет Его в том, в чем сам виноват; или непочтительно говорит о Боге и Его святых, как делают в разных странах эти проклятые смутьяны. Совершают они сей мерзкий грех, когда в сердце своем ненавидят Бога и святых Его. Также, когда не признают святости алтаря; сей грех столь велик, что едва ли может быть отпущен, лишь по милосердию Господню, которое превосходит все дела и столь велико и благостно. Затем, от гневливости происходит крайняя злоба, когда человека настоятельно на исповеди уговаривают оставить грех, а он сердится и весьма пренебрежительно отвечает, защищая себя и извиняя грехи свои непостоянством собственной плоти; или что он это сделал за компанию; или, говорит, враг его попутал; или он это сделал по молодости; или что он столь пылок, что никак не мог стерпеть; или что на роду так написано, как он говорит, в его возрасте; или говорит, всё оттого, что он столь благородного происхождения и тому подобное. Все подобного рода люди так закосневают в грехах, что сами себя спасти уже не хотят. Ибо, поистине, никто, ежели он только и делает, что оправдывает свои грехи, не сможет от грехов спастись, пока их смиренно не осознает. После этого идут клятвы и проклятия, что, несомненно, против заповедей, но часто случается в сердцах и в гневе. Господь говорит: не поминай имени Бога своего всуе.1388 Также, Господь наш Иисус Христос говорит словом евангелиста Матфея: «Не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх того, то от лукавого».1389 Так говорит Христос. Ради Христа, не клянитесь членами тела Христова, ибо это грешно; ни душой его, ни сердцем, ни костями, ни телом, ибо уже кажется, что Богом отверженные евреи недостаточно надругались над пречистым телом Христовым, и вы ругаетесь над ним снова. А случись так, что надо тебе будет поклясться перед законом, то поступай, как повелевает Господь на тот случай, как у Иеремии: «И будешь ты клясться в истине, суде и правде».1390 То есть: ты должен клясться по правде, ибо любая ложь против Христа; ибо Христос есть истина. И еще хорошенько запомни, что все, кто много клянутся, не будучи к тому принуждаемы, — не отойдет от дома их разорение, пока они столь безрассудно клянутся. Клянись также в суде, где судья следит, чтобы ты сказал правду. И не клянись ни от зависти, ни из любезности, ни по нужде, но только по правде, к вящей славе Божией и в помощь собратьям-христианам. А посему каждый человек, поминающий имя Господа всуе, или лжесвидетельствуя, или прикрываясь именем Христовым и названием христианина, живет противно Христу и Его учению, — все они поминают имя Божие всуе. Посмотрите также, что говорит святой Петр; Act. iv.: non est aliquid nomen sub coelo…; «ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы вам спастись»,1391 то есть только именем Иисуса Христа. Обратите внимание, как драгоценно имя Христово, как говорит святой Павел, Ad Philippenses ij: In nomine Ihesu etc, то есть «дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних»,1392 ибо столь оно возвышенно и чудесно, что проклятый враг в преисподней должен трепетать, слыша его. И так кажется, что тот, кто столь ужасно клянется благословенным сим именем, пренебрегает им более бесстыдно, чем Богом отверженные евреи или чем дьявол, который трепещет, слыша имя сие.

Теперь, безусловно, так как и клятвы (кроме тех случаев, когда даются в суде), так строго запрещаются, гораздо хуже лжесвидетельство, и к тому же бесполезно.

Что скажем мы о тех, кто получает наслажденье от проклятий, и считает, что они пристали мужчине и человеку благородному, сии ужасные проклятия? А что о тех, кто по привычке не переставая клянутся страшными клятвами, хотя дело выеденного яйца не стоит? Безусловно, сие есть грех великий. Если кто вдруг выругается без раздумья, это тоже великий грех. Но перейдем теперь к ужасным проклятиям, заклинаниям и заговорам, какие знают лживые колдуны и некроманты: на сосудах с водой, или на блестящем мече, или на круге, или в огне, или на овечьей лопатке; только и можно сказать, что сие занятие проклятое и отреченное, против веры Христовой и святой церкви.

Что же сказать о тех, кто верит в знамения и в гадания, в полет или крик птичий или звериный, или в жребий, или в геомансию,1393 или в сны, в скрип дверей или треск стен, в крысиный погрыз или в прочее подобное убожество? Безусловно, сие отвратительно Богу и святой Церкви, которая предает таких людей проклятию, пока они не исправятся и не осознают, в какую же дрянь они верили. Заговоры же от ран и болезней людских и скотских, если они чему-то и помогают, то, вероятно, по Божьему попущению, дабы сильнее люди верили и почитали имя Его.

Теперь хочу я сказать о лжи, что вообще означает фальшивые слова и речи с целью обмануть своих собратьев-христиан. Порой бывает ложь, от которой нет никому никакой выгоды; а некоторая ложь обращается к удобству и выгоде одного человека и ко вреду другого. Другая ложь — во спасение жизни и имущества. Еще другая ложь происходит от любви ко лжи, когда с наслаждением сочиняют длинный рассказ и разукрашивают его множеством подробностей, а суть-то его ложна. Иногда прилгнут, чтобы дать своим словам больше веса. Иногда лгут по легкомыслию без преднамеренности и тому подобное.

Теперь давайте коснемся порока лести, когда льстят не с радостью, а из страха или страсти. Лесть же вообще есть лживая хвала. Лесть есть кормилица у дьявола, питающая его детей молоком лжи. Истинно сказал Соломон, что лесть хуже злословия;1394 ибо злословие иногда делает высокомерного человека более кротким, ибо он злословия опасается; но, безусловно, лесть делает и сердце человека, и лицо его еще надменнее; льстецы суть бесы-чародеи, ибо из-за них человек считает себя не таким, каков он есть. Подобны они Иуде, что предал Бога: льстецы предают человека врагу рода человеческого, то есть дьяволу. Льстецы — дьяволовы певчие, что всегда поют Placebo.1395

Я отношу лесть к пороку гневливости; ибо часто, когда один человек сердит на другого, будет он льстить третьему, чтобы тот взял его сторону в ссоре.

Поговорим теперь о таких проклятиях, которые идут от гневного сердца. Проклятие — зло, как на него ни погляди, и лишает человека Царства Божия, как говорит святой Павел.1396 И часто оборачивается проклятие против того, кто его произнес, как птица возвращается в свое гнездо.1397 Прежде и превыше всего следует избегать проклинать своих собственных детей, то есть по своей воле отдавать дьяволу свое потомство; сие, конечно, огромная опасность и великий грех.

Теперь давайте поговорим об упреках и пенях, которые наносят ужасные раны сердцу человеческому; ибо вырывают они из сердца семена дружбы; ибо, безусловно, едва ли будет человек в добром согласии с тем, кто его в открытую попрекал и бесчестил; это грех ужасный, как говорит Христос в Евангелии. И будьте осторожны, попрекающие ближнего уродством или увечьем или болезнью, которой тот болен, например, проказой, или обзывают горбатым чертом, — или каким-нибудь его прегрешением. Итак, если попрекают какой-нибудь болью или мученьем, то этот упрек обращается к Иисусу Христу; ибо муки посылаются справедливо от Бога и с Его попущения, будь то проказа, или какая другая болезнь; а если немилосердно попрекают грехом, например, «ты разбойник, потаскун, пьяное рыло» и тому подобное, то это все — к радости дьявола, — он всегда радуется, когда человек грешит. И, безусловно, попреки идут только от низости сердца, ибо «от избытка сердца уста глаголют».1398 И усвойте, и следите, чтобы когда человек хочет исправить другого, чтобы не было при этом попреков и брани; ибо, воистину, и не заметишь, как разожжешь огонь гнева и злобы, который как раз и хотел загасить, и случайно можешь погубить того, кого добротой бы исправил. Ибо, как говорит Соломон, «кроткий язык — древо жизни»,1399 имеется в виду, жизни духовной. И, воистину, неучтивый и несдержанный язык убивает духовно и бранящего, и того, кого он бранит. Смотрите, что говорит святой Августин: никто так не похож на дьяволово отродье, как часто бранящийся. Святой Павел также говорит: «Рабу же Господа не должно ссориться».1400 И хотя брань гнусна, от кого бы она ни исходила, но, несомненно, она тем более недопустима между мужем и женой; ибо тогда уж распростись с покоем и о мире забудь. И потому говорит Соломон: «Непрестанная капель в дождливый день и сварливая жена — равны».1401 Человек в доме, где крыша течет во многих местах, хоть убежит от капели в одном месте, так в другом на него польет; так происходит и со сварливой женой: не в том, так в другом замучает попреками. И потому «лучше кусок сухого хлеба, и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, с раздором»,1402 говорит Соломон. Святой Павел говорит: «Жены, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе. Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы».1403

А теперь давайте поговорим о неучтивости, а это свойство гнусное и греховное, а особенно, когда человека унижают за его добрые дела, ибо, поистине, сии невежи — совсем как гнусные жабы, что не выносят сладостного запаха цветущей виноградной лозы.1404 Сии невежи — дьяволу товарищи, ибо их радует, когда он побеждает, и печалит, когда он побежден. И они — враги Христу, ибо им ненавистно то, что Ему столь дорого, а именно, спасение души.

Поговорим теперь о дурных советах, ибо тот, кто дает плохой совет, — предатель, так как обманывает доверившегося, как Ахитофел Авессалома.1405 Но, тем не менее, прежде всего дурной совет оборачивается против самого советчика. Ибо, как говорит мудрый человек, каждый обманщик сам себе наказание, ибо тот, кто вредит другому, прежде всего вредит себе.1406 И не следует просить совета у людей фальшивых, ни у гневливых, ни у мрачных, кто не знает радости, ни у тех, кто слишком печется о своей выгоде, ни у тех, кто слишком привержен земному, — особенно в делах, касающихся души человека.

Теперь о грехе тех, кто сеет и раздувает вражду между людьми, сие есть грех, который Христу крайне мерзок; и не диво, ведь Господь наш умер, чтобы принести в мир согласие. И больше позорят они Христа, чем те, кто Его распял. Ибо Господу дороже мир и согласие меж людей, чем собственное тело, которое Он за это и отдал. Итак, сии уподобляются дьяволу, который вечно ищет посеять раздор.

Теперь идет грех двуличия, когда в глаза говорят хорошее, а за глаза — плохое; или когда притворяются, что говорят с добрым намерением или в шутку, играючи, а сами замыслили дурное.

Теперь идет разглашение тайны, отчего происходит бесчестие человеку; безусловно, едва ли подобный ущерб поправим. Теперь — угрозы, что есть глупость явная: тот, кто часто угрожает, обещает сделать зла больше, чем может. Теперь идет празднословие, то есть слова, от которых нет толку ни тому, кто говорит, ни тому, кто слушает; или же слова праздные — никому не нужные и сказанные без всякой цели. И хотя зачастую празднословие — грех простительный, но надо быть настороже, ибо в каждом слове дадим мы отчет Богу. Теперь идет болтливость, ибо болтать, конечно, грешно, и, как говорит Соломон, «голос глупого познается при множестве слов».1407 И посему сказал философ, когда у него спросили, как сделать человеку приятное, и он ответил: делай добра побольше и поменьше болтай. Затем идет грех насмешки; те, кто им грешит — обезьяны бесовские, ибо люди смеются их шуткам и штукам, как обезьяньим уловкам; такие шутки запрещает святой Павел.1408 Взгляните, как добродетельные и святые слова утешают тех, которые трудятся на ниве Христовой; так же утешают гнусные слова и непристойные шутки тех, кто трудится на ниве дьявола. Это всё — грехи, происходящие от гнева, и много их есть еще.

Remedium contra iram1409

Средством от гнева является добродетель, называемая благовоспитанность или благожелательность, и также другая добродетель, которую называют выдержкой и терпением. Благовоспитанность отводит и сдерживает горячую кровь в сердце человеческом таким образом, что не образуется в нем ни злобы, ни гнева. Терпение с улыбкой переносит все неприятности и зло, какие человек в мире делает человеку. Святой Иероним так говорит о благожелательности: что она не делает зла никому и зла не говорит; и ни за какое зло, какое люди скажут или сделают, ничем неразумным не отплатит.1410 Порой сия добродетель бывает от природы, ибо, как говорит философ, человек по натуре умен, учтив и к добру восприимчив; но, когда воспитанность проистекает от благодати, она ценнее.1411 Терпение — другое средство от гнева; сие есть добродетель, коей любезно всякое добро и благо, и которая не гневается ни на какое зло, которое человеку причинят. Философ говорит, что терпение — такая добродетель, которая благожелательно выносит все вспышки вражды и любое злое слово. Добродетель сия уподобляет человека Богу, делает его сыном Божьим, как говорит Христос.1412 Сей добродетелью победишь ты своего недруга. И посему говорит мудрый человек: если хочешь победить врага, учись терпеть.1413 И следует усвоить, что человек выносит четыре вида горестей внешних, против которых он должен вооружиться четырьмя видами терпения. Первое горе — гнусная брань. Сие перенес Иисус Христос без жалоб, терпеливо весьма, как евреи столько над Ним измывались да издевались. Посему, все выноси с терпением; ибо мудрый человек говорит — если ты бранишься с глупцом, то хоть ты сердись, хоть смейся — покоя тебе не будет.1414 Другое горе — утрата имущества. И здесь Христос вынес терпеливо, когда отобрали все, что у Него было, а была-то у него лишь одежда. Третье горе — повреждения телесные. Сие претерпевал Христос с кротостию во все время страстей своих. Четвертое горе — это чрезмерный и непосильный труд; на что я скажу, что если заставляют слуг работать слишком тяжкую работу, или в неурочное время, или в праздники, — воистину люди сии тяжко грешат. И здесь Христос страдал терпеливо и учил терпению нас, когда на пречистых своих плечах вынес крест, на котором впоследствии претерпел бесчестную смерть. Вот где учиться терпению; ибо безусловно, не только христиане терпеливы из любви к Христу и за бесценную награду жизни вечной; но и древние язычники, которые никогда крещены не были, владели сей добродетелью — терпением — и в жизни ее применяли. Однажды один философ, что хотел побить ученика за серьезный проступок,1415 очень его рассердивший, и принес палку, чтобы ребенка высечь; и когда ребенок ее увидел, он сказал учителю: «Что вы собираетесь делать?» — «Я хочу тебя побить, — молвил учитель, — чтобы ты исправился». — «Вот уж, воистину, — молвил ребенок, — сначала исправьтесь сами, вы, что потеряли всякое терпение от детской шалости!» «Воистину, — молвил учитель, залившись слезами, — ты сказал правду: бери палку, сынок, и исправь меня, нетерпеливого». От терпения идет послушание; так, делается человек послушен Христу и всем, кому по законам Христовым он должен подчиняться. И хорошенько запомните, что послушание тогда совершенно, когда человек скоро, и с удовольствием, и с радостью в сердце выполняет все свои обязанности. Послушание есть выполнение заповедей Господних и требований тех, кто над тобой поставлен, кому ты должен подчиняться по закону.

De accidia1416

После зависти и гнева буду я теперь говорить о грехе лености, ибо зависть ослепляет сердце человеческое, гнев распаляет, а леность делает неповоротливым, капризным и сварливым. Зависть и гнев озлобляют сердце, а озлобленность есть мать лени и отнимает любовь к добру; так что леность есть страдание беспокойного сердца. Как говорит святой Августин, сие есть раздражение: раздражение от добра и раздражение от зла. Безусловно, это мерзкий грех, вредящий делу Христову, ибо из-за него мы не служим Господу со всем прилежанием, как говорит Соломон;1417 но леность прилежания не терпит. Она всё делает с раздражением, капризами и недобросовестно; и с уловками, и с увертками и с неохотой, — о чем в книге сказано: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно».1418 Затем, леность — враг человеку в любом состоянии. Ибо состояние у человека бывает троякое: либо это невинность, каково было состояние Адама до грехопадения; в этом состоянии, как полагают, он только служил Богу, хвалил Его и славословил. Другое состояние есть состояние греховности, в котором, как полагают, человек должен молитвенно трудиться, чтобы свои грехи замолить, дабы Господь даровал ему отпущение. Еще другое состояние — молитвенное, когда человек занят трудом покаяния, и, разумеется, во всем этом леность — противник и враг, ибо ей всякий труд претит. Безусловно также, что сей мерзкий грех — леность — великий враг и нужд повседневных, ибо не дает их обеспечить, а, напротив, разрушает, гноит и теряет по беззаботности все мирские блага.

Далее: лентяй подобен тому, кто уже вкушает адские муки, из-за своей лени и неповоротливости; ибо те, кто проклят, не могут никогда ни делать ничего хорошо, ни думать хорошо. От лености прежде всего идет, что человеку в досаду великую и тягость делать добро, и поэтому ненавидит Бог такую леность, как говорит святой Иоанн.1419

Теперь о лени, которая не может выносить ни труда, ни покаяния; ибо воистину столь лень изнежена и избалована, как говорит Соломон, что не терпит ни труда, ни покаяния, и потому все портит, за что ни возьмется.1420 Против сего гнилодушного греха должны люди настойчиво стараться делать добро, и, вооружась доблестью и мужеством, стремиться к добродетели, помня, что Господь наш Иисус Христос замечает каждое доброе дело, сколь бы малым оно ни было. Трудиться всего важнее; ибо труд, как говорит святой Бернард, делает руки работника сильными, а жилы крепкими; а лень, напротив, делает человека хилым и расслабленным.1421 Еще бывает страх начать доброе дело; ибо, разумеется, тому, кто склоняется к греху, кажется доброе дело огромным и трудным предприятием, и он решает в глубине души, что условия добродетели слишком тяжелы и слишком многого требуют, чтобы их можно было вынести, и не смеет делать добрые дела, как говорит святой Григорий.

Теперь об унынии, то есть об отчаянии в милосердии Господнем, что иногда происходит от слишком большого и тяжкого горя, иногда же от слишком сильного страха, когда воображают, что совершен такой грех, что не удастся, как ни кайся, его замолить, и чрез это отчаяние и страх сердце предается всевозможным грехам, как говорит святой Августин.1422 Сей проклятый грех, если продлится до конца жизни, называется грехом против Святого Духа. Сей ужасный грех столь опасен, что отчаявшийся не боится уже никакого греха и никакого преступления, как показал пример Иуды.1423 Несомненно, что сей грех мерзок Христу более всех других и наиболее враждебен. Поистине, отчаявшийся подобен трусу, сдавшемуся без боя.1424 Увы! увы! напрасно, не борясь, он сдался; напрасно, не трудясь, отчаялся! Ибо милосердие Господне всегда ждет раскаявшегося и все его дела превосходит. Увы! отчего бы не поразмыслить над святым Евангелием от Луки, где Христос говорит, что «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии»?1425 Посмотрите дальше в том же Евангелии про радость и пир доброго человека, потерявшего сына, когда сын раскаялся и возвратился к отцу. Отчего бы не вспомнить, как говорит тот же святой Лука, как разбойник, сораспятый Христу,1426 сказал ему: «Помяни мя, Боже, како приидешь в Царствие Твое»? Ибо истинно сказал ему Христос: «Ныне же будешь со Мною в раю». Безусловно, нет такого страшного греха человеческого, которого нельзя искупить покаянием, благодаря страстям и смерти Христовой. Увы! как же смеет человек отчаиваться, когда милость столь велика и доступна? Проси — и получишь. Затем упомяну сонливость, то есть ленивую дрему, что делает человека неповоротливым и неуклюжим и телом, и душой; и сей грех происходит от лености; и, разумеется, есть такое время, то есть утро, когда разумному человеку спать не положено, если нет на то уважительных причин. Ибо утреннее время наиболее подходяще для молитв и размышлений о Боге, и для прославления Бога и для раздачи милостыни бедным, что есть первое из всего, что творится именем Христовым. Вот что сказал Соломон:

«Кто встанет утром и будет искать меня, тот найдет».1427 Затем о пренебрежении обязанностями, которое ни о чем не заботится. И ежели невежество — мать всего зла, то, разумеется, кормилица его — небрежение. Небрежение все делает кое-как — хоть хорошее, хоть дурное.

Что касается средства от этих двух грехов — как говорит мудрый человек: кто боится Бога, никогда не отлынивает от дел; и тот, кто любит Бога, будет радеть о том, чтобы его порадовать своими делами, и вменит себе в обязанность изо всех сил творить добро. Затем о праздности, той двери, через которую входит всякое зло. Праздный человек подобен дому без стен: бесы могут входить с любой стороны и со всех сторон обстреливать его стрелами искушений. Сия праздность есть грязный сосуд для всех порочных мыслей, и мерзких и ненужных слов, и всяческих отбросов. Разумеется, небеса достанутся труждающимся, а не праздным. Также Давид говорит о них: «на работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвергаются ударам»,1428 то есть в чистилище. Разумеется, остается лишь предположить, что будут их мучить в аду с дьяволами, ежели только они не покаются. Затем следует грех, который называется tarditas;1429 это когда человек столь тяжел на подъем, что медлит обратиться к Богу; сие, разумеется, большая глупость. Он подобен упавшему в канаву, который не хочет подняться. Сей порок идет от ложной надежды, что человек долго проживет; но часто надежда сия не оправдывается.

Затем идет нерадивость, именно, когда кто начнет доброе дело, то сразу его прервет и оставит, как те, кто призван управлять другими, а не заботится о них, когда у них случится трудность или кто их обидит. Таковы новые пастыри, которые видят, как овцы их бегут прямо в пасть волку или в колючий терновник, и никак не употребляют данную им власть. Из этого происходят нищета и разорение как духовные, так и материальные. Затем начнется своего рода охлаждение ко всему, которое замораживает сердце человеческое. Потом исчезает набожность, отчего человек теряет всякое понятие и, как говорит святой Бернард, в душе у него такая расслабленность, что нет сил ни петь, ни читать в святом храме, ни слушать, ни думать о божественном, ни руками делать какое-либо хорошее дело; все ему не то и не так.1430 Затем станет он сонным и ленивым, и скорым только на гнев и зависть. Затем является грех, называемый печаль мирская или tristitia, каковая, по слову апостола Павла, производит смерть человеку.1431 Ибо, несомненно, такая печаль ведет к погибели души и также тела, ибо от нее происходит, что человек недоволен своей собственной жизнью; каковая печаль очень часто жизнь укорачивает и приближает срок человека против природного.

Remedium contra accidiam1432

Против сего ужасного греха лености и всех его ответвлений существует добродетель, называемая fortitudo, то есть крепость или сила; именно, такое качество души, что позволяет человеку презирать все волнения житейские.

Сия добродетель столь сильна и могуча, что умеет противостоять дьяволу и мудро избегать опасностей порока и отражает дьявольские козни; ибо она душу бодрит и укрепляет, точно так же как лень ее расслабляет и изнуряет; ибо крепость душевная помогает выносить долго и терпеливо труды, человеку подобающие. Сия добродетель имеет много разновидностей; первая называется великодушием, то есть великой храбростью. Ибо несомненно, что против лености надлежит иметь храбрость великую, дабы не дать скорби душу проглотить, а унынию — разрушить. Эта добродетель побуждает людей по своей воле тяжелые и тягостные работы выполнять радостно и толково. И, поскольку дьявол борется с человеком более изобретательностью и хитростью, чем силой, то человек должен ему противопоставить ум, разум и рассудительность. Затем есть добродетель веры и надежды на Господа и на святых Его, дабы осуществить и завершить добрые дела, когда человек решительно собрался в этом духе и дальше продолжать. Затем есть твердость, или уверенность; это когда человека не страшит никакой грядущий труд в делах добра, которые он начал. Есть также душевная щедрость, когда человек совершает великое множество добрых дел, потому что считает, что люди должны делать добрые дела. Ибо в том, чтобы творить великое добро, — великая награда. Затем существует постоянство, то есть неизменная храбрость, каковая должна быть в сердце при неизменной же вере, и сказываться и в словах, и в манерах, и в приветствиях, и в делах. Также есть и много других средств от лености, — в делах многоразличных, и в размышлениях об адских муках и о радостях рая, и в вере в великую благодать Духа Святого, что дает силы исполнять свои благие намерения.

De avaritia1433

После лени буду я говорить о жадности или об алчности; о том же говорит святой Павел, что корень всех зол есть сребролюбие.1434 Ибо, поистине, когда сердце человеческое смущено и с толку сбито, а душа потеряла утешение благодати Господней, то тогда ищет человек тщетного утешения в мирском. Жадность, по описанию святого Августина, есть похоть сердца к мирским благам.1435 Некоторые же говорят, что жадность есть вот что: приобрести множество благ земных и ничего не уделить тем, у кого в них нужда. И учтите, что жадность состоит не обязательно в жажде земли и имущества, но порой и в жажде или учености, или славы, да и любая чрезмерность в желаниях есть жадность или алчность. А разница между жадностью и алчностью следующая: алчность — когда хочешь того, чего у тебя нет, а жадность — когда, разуму вопреки, жалеешь и не тратишь то, что у тебя есть. Поистине, жадность греховна, и грех сей гнусный; Святое Писание его проклинает и против него пишет, ибо порок сей творит несправедливость по отношению к Христу, лишая Его любви, которую к нему должен питать человек, и, вопреки разуму, отвращает от Бога, ибо жадный возлагает больше надежды на свое имущество, чем на Христа, и больше старается о своем добре, чем об угождении Богу. И потому говорит святой Павел в Послании к Ефесянам, что алчный человек — идолопоклонник.1436

Да и есть ли разница между идолопоклонником и скупцом, разве что у идолопоклонника один-два махмета,1437 а у скупого — множество? Ибо, разумеется, каждый флорин1438 у него в сундуке для него идол. И, безусловно, грех идолопоклонства есть первый, который Господь запретил в десяти заповедях, как свидетельствует книга Исход, глава XX: «да не будет у тебя других богов перед лицом Моим. Не сотвори себе кумира и никакого изображения».1439 Итак, кто любит сокровища больше, чем Бога, есть скупец и идолопоклонник. От сего мерзкого греха рождаются те ужасные господа, что губят людей податями, налогами, десятинами, — больше, чем им по справедливости полагается; и также еще берут они со своих крепостных пошлины и деньги за охрану, которые правильнее назвать вымогательствами. Об этих поборах с крестьян некоторые управители говорят, что они справедливы, ибо у простолюдина нет собственности в этом мире, которая бы не принадлежала его господину, — так они говорят. Но нет сомнения, что сии господа творят зло, отнимая у крестьян то, чего они им никогда не давали. Augustinus de Civitate Dei, Libro IX.1440 Воистину, рабство всегда есть следствие греха. Gen. V.1441

Итак, вы видите, что причиной рабства вина, а не природа. А посему не должны господа сии слишком величаться своими титулами, ибо вовсе не по природе они господа над своими крестьянами, а послано рабство в мир грехов ради. И более того, что касается сказанного в законе, что всё, чем на земле владеют люди подневольные, принадлежит их господам, — более того, императору, — то это для того, чтобы защищать их права, а не грабить и не обездоливать. И потому говорит Сенека: твоя добропорядочность должна жить в мире с твоими подневольными людьми.1442 Те, кого мы называем крепостными, — народ Божий, ибо простые люди — друзья Христовы, они вечно с ним пребывают. Подумайте также, что из того же семени, из какого происходят простые люди, происходят и лорды; и спасен может быть как лорд, так и крепостной. И смерть, хватающая простолюдина, — та же самая смерть и господина хватает.

По поводу чего я говорю: поступай со слугой своим так, как бы ты хотел, чтобы твой господин поступил с тобой, будь ты на его месте. Каждый грешник — смерд греха. Истинно говорю тебе, знатный господин: ты должен вести себя с твоими крестьянами так, чтобы лучше они любили тебя, чем боялись. Знаю прекрасно — люди по знатности различны, так же, как по разуму и мастерству, и что люди должны оказывать вышестоящим знаки уважения; но, безусловно, проклятия заслуживают вымогательства и презрение к нижестоящим.

И, кроме того, учтите, что завоеватели и тираны весьма часто делают рабами тех, кто по рождению — королевской крови, ничуть не ниже тех, кто их завоевал. И слова-то такого — рабство — не было, пока Ной не сказал, что сын его Ханаан должен быть за грехи рабом своих братьев.1443 Что же тогда сказать о тех, кто отбирает и вымогает имущество святой Церкви? Безусловно, меч, который дают рыцарю сразу после посвящения, означает веру и то, что он должен защищать святую Церковь, а не обирать ее и не грабить; а тот, кто этого не соблюдает, предает Христа. И, как говорит святой Августин, — дьяволовы волки суть те, кто режет овец Христовых, и еще хуже волков; ибо, и вправду, когда волк набьет себе брюхо, то больше овец не душит, но обиралы и грабители Церкви святой никогда не перестают. Теперь, как я уже сказал, раз грех есть первая причина рабства, то всё то время, пока мир лежал в грехе, весь этот мир был в плену и в рабстве; но, несомненно, когда настало время благодати, Господь устроил так, чтобы некоторые люди были выше по положению и по знатности, а другие ниже, и что каждому определена своя служба в его положении и должности. И потому в иных странах, где были рабы, то когда их обращают в веру, то отпускают на волю. И, несомненно, у лорда долг перед крепостным, как и у крепостного перед лордом. Папа называет себя рабом рабов Божьих.1444 Но нельзя было бы сохранить ни святой Церкви, ни общественного блага, ни мира, ни покоя на земле, если бы Бог не поставил одних над другими, потому сеньорам и господам было сказано хранить и защищать своих вассалов и подчиненных по законному праву, насколько это в их силах, а не губить их и не разорять.

И вот я говорю, что те господа, кто подобен волкам, кои пожирают имущество и собственность бедных незаконно, немилостиво и безмерно, — они получат той же мерой милость Христову, если не искупят греха. Теперь об обмане среди купцов. Запомните, что торговля есть двух видов, одна — материальная, другая — духовная, и одна — честная и законная, другая же бесчестная и беззаконная. Та торговля материальная, которая честна и законна, — так как Бог повелел, что если правящие в стране имеют достаточно, то честно и законно от избытка сей страны помогать другой, которая в этом нуждается; и посему должны быть купцы, которые бы возили товары из одной страны в другую. Другая же торговля, которая обильна подделками, предательством и обманом, лганьем, божбой и ложными клятвами, мерзка и Богом проклята. Духовная же торговля, собственно, симония, то есть намеренное желание купить блага духовные, то есть относящиеся к святыне и к спасению души. Сие желание, если человек тщится его исполнить, то хоть бы это и не удалось, это все равно грех смертный; и если он рукоположен, то теряет благодать. Симония получила название от Симона-волхва,1445 который хотел купить за мирские блага те дары, которые Господь дал святому Петру и апостолам через Духа Святого; итак, запомните, что кто продает и кто покупает дары духовные — впал в грех симонии, хоть бы он пытался приобрести их за имущество, или ловкостью, или просьбами друзей, — друзей по плоти или по духу, по плоти — двух видов: по родству или еще как-нибудь. Поистине, если просят за того, кто недостоин и неспособен, и он получает бенефиций, то это симония; а если он достоин и способен, то нет. Другой вид — когда мужчина или женщина просят для кого-нибудь продвижения только из-за порочной плотской страсти, которую питают к тому, за кого просят; это мерзкая симония. И, конечно, там, где люди доверяют дух свой служащим, служба должна быть честной и не иначе; и торговаться при этом нельзя, и служащий должен знать свое дело. Ибо, как говорит святой Дамасий,1446 все грехи сего мира по сравнению с этим — ничто, ибо сей есть величайший грех после Люцифера и Антихриста; ибо из-за такого греха Бог покидает и церковь и душу, кои выкупил он своей пречистой кровью; из-за тех, кто отдает церковь недостойным, ибо они вводят туда воров, что воруют души у Иисуса Христа и губят Его наследие. Из-за таких-то недостойных церковников люди невежественные перестали уважать святость Церкви; такие торговцы изгоняют из храма чад Христовых и вводят туда собственных сынов — дьявольское отродье; они продают души (а сии суть агнцы, коих они должны пасти) волку, что их режет и давит; и посему никогда не ступить им на пажити сих агнцев, то есть не вкусить блаженства в Царстве Небесном.

Теперь, азартные игры и всё, что до них относится — зернь, и шахматы, и карты, отчего происходят обман, божба, брань и всякое мошенничество, богохульство и ненависть к ближнему, порча добра и трата времени, а порой и до убийства доходит. Безусловно, игрок никак не может не быть великим грешником, если занятие сие не бросит. От алчности также проистекают ложь, воровство, лжесвидетельство и живые клятвы. И запомните, что все это весьма грешно и направлено против заповедей Божьих, как я уже говорил. Лжесвидетельство бывает как словом, так и делом; словом — дабы лишить ближнего доброго имени, или отобрать у него имущество или наследство, когда от гнева, или ради награды, или из зависти ложно свидетельствуешь или его обвиняешь, или оправдываешь его ложно, или себя ложно оправдываешь. Бдите, судьи и законники! Из-за лжесвидетельства испытала Сусанна много скорби и горя,1447 и также другие — без числа. Грех воровства также против Божьих установлений, и также бывает материальный и духовный; материальный — это захватить чужое добро против воли хозяина, хоть силой, хоть хитростью, хоть без меры, хоть в меру, хоть распуская о нем клевету, хоть беря в долг, а отдавать не собираясь и тому подобное. Духовное же воровство есть святотатство, то есть повреждение священных предметов или того, что посвящено Христу. Святотатство бывает двоякое: первое, по причине святости места, к примеру, в церкви или на кладбище; посему любой грех мерзкий, что делают в таком месте, можно назвать святотатством, и также любое насилие в подобных местах; другое — лишать нечестно святую церковь прав и доходов; вообще же святотатство есть незаконное изъятие святой вещи из святого места, или несвятой вещи из святого места, или святой вещи из несвятого места.

Remedium contra avaritiam1448

Теперь скажу вам, что для излечения от алчности и скупости необходимо принимать милосердие и жалость в огромных дозах. Возможно спросить, чем же они помогают от жадности, ведь жадный не выказывает к нуждающемуся ни милосердия, ни жалости. Ибо его радуют собственные сокровища, а не спасение и облегчение собратьев-христиан. Посему сначала скажу я о жалости. Итак, жалость, как говорит философ, есть добродетель, которая побуждает человека сочувствовать тому, кому тяжело приходится. За сей жалостью следует милосердие, то есть благотворительность, помощь и утешение несчастных. И, безусловно, сие приближает человека к милосердию Христову, что предал себя за вины наши и из жалости претерпел смерть; Он искупил наш первородный грех, сим избавив нас от мук ада, и муки чистилища покаянием умерил, и даровал нам благодатную возможность творить добро, а в конце — небесную радость. Разновидности милосердия суть: любить, давать, и также прощать и разрешать и иметь жалость в сердце и сочувствовать несчастьям своих собратьев-христиан, и также исправлять их, будь в этом нужда. Другого рода средство от жадности — разумная щедрость; воистину здесь следует поразмышлять и о милости Христовой, и о бренном имуществе, и также о благе вечном, какое дал нам Христос; и также о смерти, которая всех нас ждет, не вем @же ни дня, ни часа; и что потеряешь всё, кроме добра, которое сотворил.

Но, поскольку многие неразумны, надлежит избегать расточительности, что люди называют транжирством. Ибо воистину расточитель не раздаст свое добро, а растеряет. То, когда он раздает из тщеславия, например, менестрелям, или тем, кто славу о нем разнесет по всему свету, — он творит грех, а не милостыню; безусловно, по-дурацки теряет свое имущество тот, кто не ищет взамен ничего, кроме греха. Он подобен коню, который лучше будет пить взбаламученную воду и сам ее мутить, чем пить из колодца, где вода чистая. И, как ко всем, раздающим то, чего раздавать не должны, приложимо к ним проклятие, каким проклянет их Христос на Страшном суде.

De gula1449

После скупости идет чревоугодие, которое также очевидно против заповедей Господних. Чревоугодие есть безрассудное и вредное желание есть и пить, или когда удовлетворяют безмерные и вредоносные голод и жажду. Сей-то грех и развратил мир, как ясно видно из истории Адама и Евы. Также смотрите, что святой Павел говорит о чревоугодниках: «Ибо многие, о которых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают как враги креста Христова; их конец — погибель, их бог — чрево, и слава их — в сраме, они мыслят о земном».1450 Тот, кто втянулся в грех чревоугодия, не может больше противиться ни одному греху, но пребывает у всех грехов в плену; ибо прибежище его — логово дьявола. Грех сей многоразличен. Первое — пьянство, то есть ужасная могила разума человеческого, ибо когда человек напьется, то теряет разум; сие есть грех смертный. Вкратце: если человек не привык к крепким напиткам, или не знает крепости напитка, или у него слабая голова, или он много потрудился, отчего выпил больше обычного и внезапно опьянел, — то тут грех не смертный, а простительный. Вторая разновидность чревоугодия, когда дух человеческий весь распален пьянством и человек лишился и разума, и пристойности. Третья разновидность — когда человек пожирает свою пищу, не умея есть пристойно. Четвертая — когда от избытка пищи соки в теле у человека испортились. Пятая — потеря памяти от пьянства, когда порой утром не может человек вспомнить, что делал накануне вечером.

По-другому считал виды чревоугодия святой Григорий.1451 Первый — есть или пить до времени. Второй — есть или пить слишком изысканно. Третий — есть и пить сверх меры. Четвертый — слишком сильная озабоченность приготовлением пищи и ее украшением. Пятый — есть с жадностью. Сии суть пять пальцев дьявольской руки, которой он хватает людей и втягивает в грех.

Remedium contra gulam1452

Против чревоугодия, как говорит Гален,1453 существует воздержанность; но я не вижу в ней заслуги, если воздерживаются только ради телесного здравия. Святой Августин считает, что воздержанность надлежит приобретать как добродетель и с терпением.1454 Воздержанность, говорит он, мало стоит, если человек не предается ей по доброй воле, которая подкрепляется терпением и любовью, и не делает это ради Господа и в надежде на небесное блаженство. Товарищем воздержности приходится умеренность, которая во всем держится середины; также стыд, который бежит бесчестья; довольство, которое не ищет блюд ни богатых, ни изысканных и не тратит сил на их разукрашивание; также чувство меры, которое с помощью разума укрощает невоспитанный аппетит; также трезвость, которая сдерживает безмерную жажду; также бережливость, которая не дает слишком долго с удовольствием и мягко сидеть за столом; ибо многие люди не могут справиться с аппетитом, а бережливость оставляет им для его удовлетворения меньше времени.

De luxuria1455

Итак, после чревоугодия следует похоть, ибо сии два греха в столь близком родстве, что часто и расстаться не хотят. У апостола Павла, К Ефесянам: и не упивайтесь вином, от которого бывает распутство и проч.1456 Видит Бог, сколь грех сей мерзок, ибо Господь сам сказал: не прелюбодействуй.1457 И потому назначил Он за грех сей суровое наказание.1458 Ибо, по Ветхому Завету, если рабыню застанут в грехе сем, то надлежит ее палками забить до смерти; а если это женщина благородная, то надлежит ее побить камнями; а если она дочь первосвященника, то сжечь. И более того, за грех похоти Господь залил весь мир водами потопа, а после того сжег пять городов грозовым разрядом и обрушил в ад.

Теперь давайте поговорим о сем омерзительном грехе похоти, который называют прелюбодеянием у людей женатых, то есть если женщина, или мужчина, или оба они состоят в браке. Святой Иоанн говорит, что прелюбодеи будут в преисподней кипеть в пруду из огня и серы,1459 в огне за разврат, в сере — за мерзость похабного своего греха. Безусловно, попирать таинство брака — ужасный грех; ибо Господь сам установил его в раю и подтвердил Христос, по свидетельству евангелиста Матфея: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и да будут два одною плотью».1460 Сие таинство символизирует соединение Христа со святою церковью. И Бог запретил не только дела блудные, но не велел даже желать жены ближнего своего. И в этой заповеди, говорит святой Августин, запрещается всякое желание совершить блуд.1461 Послушайте, что говорит в Евангелии святой Матфей, «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».1462 Здесь видно вам, что не только дела греховные запрещены, но и само желание совершить их запретно. Сей мерзкий грех сильно вредит тем, кто в нем закоснел: во-первых, их душе, ибо он предает ее греху и мукам вечной смерти; и телу он вредит страшно, ибо сушит, и тратит, и бесчестит его, а из крови уготовляет жертву дьяволу; и губит и имущество, и его самого. И, безусловно, если отвратительно тратить имущество свое на женщин, то еще гнуснее, когда в грязной похоти женщины тратят на мужчин и имущество, и себя самое. Сей грех, как говорит пророк, лишает и мужчин, и женщин и чести, и доброй славы; и дьяволу весьма любезен, ибо сим собирает он в мире самую богатую жатву. И точно так же, как купец радуется более той сделке, что сулит более выгоды, так и враг радуется сей мерзости.

Сие есть вторая рука дьявола, с пятью пальцами, дабы уловлять людей для своих дел подлых. Первый палец — похотливые взгляды женщины распутной и распутного мужчины, которые убивают, как взгляд василиска;1463 ибо похоть взгляда следует за похотью сердца. Второй палец — похотливые прикосновения. А посему говорит Соломон: кто касается женщины, подобен тому, кто касается скорпиона, который жалит и убивает на месте своим ядом, или тому, кто хватает кипящую смолу и обжигает пальцы.1464 Третий палец — нечистые слова, которые подобны огню, что сразу же зажигает сердце. Четвертый — поцелуи; и, поистине, каким дураком был бы тот, кто задумал бы поцеловать устье горячей печки или горна; но еще глупее те, что целуют порочные уста, ибо сии суть уста адовы; и особенно эти слюнявые дураки, развратные старикашки, которые всё норовят сорвать то, чего и схватить-то не могут. Похожи они, разумеется, на псов; ибо когда пес подходит к розовому кусту, или к какому другому, то хоть ему ссать и не хочется, а все равно задерет ногу и притворится, что ссыт. А что до того, что многие думают, что не грех то, что ты делаешь со своею женой, то, разумеется, мнение сие ошибочно, ибо, видит Бог, можно зарезаться собственным ножом и упиться из своей бочки. Безусловно, если ты любишь женщину, или ребенка, или еще кого в этом мире больше Бога, то это — кумир твой, а ты идолопоклонник. Жену следует любить пристойно, терпеливо и умеренно, как если бы она была твоя сестра. Пятый же палец чертовой руки — сам вонючий грех блудный. Несомненно, пять пальцев чревоугодия погрузил дьявол в утробу человека; а пятью пальцами разврата хватает он его сразу под уздцы, чтобы обрушить прямо в адское жерло, где будет огонь неугасающий и червь неумирающий, плач и рыдание, голод и жажда, и ужастенные бесы, которые будут его терзать без срока и отдыха. От блуда, как я уже говорил, происходят различные его разновидности, например, прелюбодеяние, если мужчина и женщина не женаты; сие грех смертный и противоестественный. Все, что естеству враждебно и разрушительно, то противоестественно. Ей-Богу, разум говорит человеку, что это — смертный грех, поскольку Господь запретил блуд. И святой Павел дает им лишь такое царство,1465 какое причитается совершившим грех смертный. Другой блудный грех есть лишить деву девственности; ибо тот, кто это делает, низводит деву из высшего состояния, какое есть в этой жизни, и лишает ее столь драгоценного плода, что он в книге называется плодом стократным,1466 — не знаю, как это лучше назвать по-английски, но по-латыни он называется centesimus fructus1467 (у Иеронима, Contra Jovinianum1468). Тот, кто это делает, совершает черное дело и приносит такой вред, что человеку и вообразить трудно; точно так же, как иногда он сам виной ущербу, который скот причиняет полю, если он проломил изгородь и поломал кусты вокруг него, разрушив то, что не восстановишь; ибо столь невозможно вернуть девственность, сколь и руку, отрубленную от тела, заставить прирасти; дева сия может надеяться на прощение, если покается, но никогда уже не будет такой, как до совращения. И хотя я уже говорил о супружеской неверности, все же полезно сказать еще об опасностях, которые с нею связаны, дабы не впадать в сей мерзкий грех. Неверность, по-латыни advoutrie,1469 значит осквернение чужого ложа, через что два человека, бывшие единой плотью, предают тело свое другим людям. Из этого греха, как говорит мудрый человек, проистекает много зол;1470 первое, потеря веры, а, безусловно, вера есть ключ к христианскому миру; и если вера порушена и погибла, то и мир христианский пропал — стоит он праздно и бесплодно. Грех сей — то же воровство, ибо воровство есть лишение человека его имущества против его воли. И, несомненно, сие есть кража самая мерзостная, какая только может быть, когда женщина крадет свое тело у мужа и отдает его негодяю, себе на позор; и крадет душу свою у Христа и отдает ее дьяволу. Такая кража гнусней, чем взломать церковь и украсть утварь церковную; ибо прелюбодеи духовно взламывают храм Господень и крадут сосуд благодати, то есть тело и душу; за что Христос их покарает, как говорит святой Павел.1471 Разумеется, сего греха весьма устрашился Иосиф, когда жена его господина просила его о гнусном деле,1472 а он сказал: «Вот, господин мой не знает при мне ничего в доме, и все, что имеет, отдал в мои руки; нет больше меня в доме сем, и он не запретил мне ничего, кроме тебя, потому что ты жена ему; как же сделаю я сие великое зло и согрешу перед Богом?» Увы! редко теперь встретишь такую верность. Вред третий состоит в том, что гнусно нарушается Божья заповедь и попирается сотворивший их брак, то есть Христос. Ибо, несомненно, таинство брака исполнено благородства и достоинства; тем больший грех нарушить его; ибо Господь установил брак в раю, когда человек был невинен, дабы умножать род людской во славу Божию; и посему нарушение его тем более прискорбно, и от этого часто происходят самозваные наследники, нечестно наследство получающие; и посему лишит их Господь Царства Небесного, которое должны наследовать добрые люди. Из-за попрания брака порой происходит так, что люди по неведению сочетаются и грешат с родственниками; особенно же те развратники, что ходят в притоны дурных женщин, которых можно сравнить с общим отхожим местом, куда люди валят всю грязь, какая в брюхе скопилась. А что сказать о сводниках, то есть живущих за счет этого страшного греха, принуждая женщин, причем порой свою собственную жену или дочь, как сии сводники делают, дабы от торговли телом получить прибыль? Поистине, отвратителен сей грех и мерзок. Учтите также, что прелюбодеяние не зря стоит в заповедях между убийством и кражей, ибо оно есть величайшая из возможных краж, то есть кража души и тела; и подобно оно человекоубийству, ибо рассекает надвое то, что должно быть единой плотью. А посему по ветхозаветному закону виновных следует убить,1473 и, однако, по закону Христову, который есть закон милосердия, — когда Он сказал женщине, схваченной в прелюбодеянии и ожидавшей, что ее побьют камнями по закону еврейскому, как по их закону полагается: «Ступай, — молвил ей Христос, — и больше не греши»,1474 — отмщение за блуд есть адские муки, если покаяние от них не избавит. Есть и еще разновидности гнуснейшего сего греха, как, например, когда один или оба посвятили себя Богу или даже приняли сан, к примеру, диакона, или священника, или госпитальера;1475 и чем выше сан их, тем тяжче грех. А что этот грех еще больше отягчает, так это нарушение обета целомудрия, который они дали; и более того, рукоположение есть первое из сокровищ Господних, и само по себе есть знак и символ целомудрия, дабы показать, что все они целомудрию обручены и что из путей жизни сей путь всех предпочтительней. Также все принявшие сан получают от Бога особый титул и становятся ближайшими из Его слуг; и если кто из них совершит смертный грех, то предаст прямо Бога и народ Божий, ибо народ их кормит, дабы они за него молились; а если они — предатели, то от их молитв нет никакой пользы. Священники по достоинству сана и таинству рукоположения подобны ангелам; но истинно говорит святой Павел, что и сатана принимает вид ангела света.1476 Поистине, священника, грешащего грехом смертным, можно уподобить ангелу тьмы, принявшему вид ангела света; кажется он ангелом света, а сам-то — ангел тьмы. Такие священники суть сыновья Илии, как показано в Книге Царств, что они были сыновья Велиала, то есть диавола.1477 «Велиал» значит «не знающий ярма», и так у них и есть; они себя мнят свободными и не признают закона, как тот бык, на котором не пашут, и который берет любую корову в своем селенье. Так и у них: ибо как одного нерабочего быка на все селение хватает, так и развратный священник развращает весь приход, а то и всю страну. Те, как сказано в книге,1478 не знали долга священников в отношении к народу и Господа не знали; не удовлетворялись, как в той же книге говорится, вареным мясом, которое им подносили, но вилкой брали мясо сырое. Разумеется, сии беззаконники не удовлетворяются мясом жареным и вареным, каким народ их кормит в знак уважения, но жаждут живой плоти его жен и дочерей. И, безусловно, те женщины, что поддаются на их развратные домогательства, больно обижают и Христа, и святую Церковь, и всех святых, и все души, ибо отнимают тех, кто должен почитать Христа и Церковь и за христианские души молиться. И потому лежит на сих священниках и их милашках, что согласились на такой разврат, проклятие всего мира христианского, покуда они греха не искупят. Третий вид блуда порой случается меж мужем и женой; это случается, когда они бывают вместе без всякой цели, кроме плотского наслаждения, как говорит святой Иероним;1479 и считают, что раз они женаты, то и должны быть вместе и ни о чем не думать. Но в таких людей дьявол вселяется, как сказал архангел Рафаил Товии;1480 ибо в совокуплении своем изгнали они из сердца Иисуса Христа и предались всякой скверне. Четвертая разновидность — соединение тех, кто состоит в родстве или свойстве, или с теми, с кем у их отцов или родных была незаконная связь; сей грех уподобляет псам, которые родства не считают. И, разумеется, родство считается и духовное, и плотское. Духовное — если речь идет о крестном или крестнике; ибо как тот, кто рождает ребенка, отец ему по плоти, так же крестный отец — отец по духу; посему женщина не может соединиться с родственником духовным, не согрешив столь же тяжко, как если бы совокупилась с отцом родным или братом. Пятая разновидность — грех столь отвратительный, что о нем ни говорить, ни писать нельзя, хотя в Святом Писании он обсуждается открыто.1481 Но, хотя Святое Писание и пишет о мерзком сем грехе, его это, разумеется, не оскверняет, как не оскверняется солнце, освещая навозную кучу. Другой грех, относящийся к блуду, происходит во сне, и часто случается с девственниками и также с людьми уже падшими; называют его поллюцией, которая бывает от четырех причин. Иногда она происходит от избытка влаги в теле, ибо у мужчины в теле жидкостей с избытком и они густые; иногда от нездоровья, по недостатку сдерживающей силы, как врачи это называют; иногда от обильной еды и питья; порой от скверных мыслей, что были у человека, когда он засыпал, что, конечно, грешно, и сего надо избегать, а то впадешь в тяжкий грех.

Remedium contra luxuriam1482

Теперь о средствах от похоти, а сии суть целомудрие — от порочности и воздержание, что обуздывает все беспорядочные желания, от плотских побуждений происходящие; и всегда больше заслуга того, кто больше всех себя от греха удерживает, а сие бывает двояко: как целомудрие в браке и целомудрие во вдовстве. Теперь смотрите: брак есть законное соединение мужчины и женщины, кои при совершении таинства приобретают связь, которая, пока они живы, не может быть расторгнута, то есть пока они оба живы. Сия тайна, как говорит книга, велика есть: Бог установил брак1483 (как я уже говорил) в раю и сам родился в браке; и, дабы освятить брак, побывал на свадьбе,1484 где превратил воду в вино, и сие было первое чудо, какое сотворил он на земле перед учениками своими. Честный брак покрывает внебрачную связь и одаривает святую Церковь добрым потомством, ибо сие есть цель брака, и делает смертный грех грехом простительным меж теми, кто женат, и делает из двух сердец одно, и также из двух тел. Сие есть брак истинный, на который пришлось первое Господне благословенье, прежде грехопадения, когда в раю естественный закон справедливо соблюдался; и положено было, чтобы мужчина брал только одну женщину, а женщина — одного мужчину, как говорит святой Августин,1485 и по многим причинам. Во-первых, ибо брак символизирует брак между Христом и Церковью Христовой; во-вторых, ибо голова жене — муж1486 (по крайней мере, по закону Церкви должно быть так); так что ежели бы женщина имела больше одного мужа, то и голов ей следовало бы иметь больше одной, а это мерзость перед Господом; и также не удалось бы ей всем одновременно угодить; и никогда бы не было между ними мира и покоя, ибо каждый просил бы о своем. И, далее, ни один мужчина не знал бы ни своего потомства, ни кому наследство оставить; а женщину меньше бы любили, будь она связана со многими мужчинами.

Теперь — как мужчина должен вести себя с женой, а особенно в двух отношениях, то есть в отношении терпения и почтения, и сие показал Христос, когда сотворил первую женщину. Ибо Он не сотворил ее из головы Адама, дабы не полагалась ей слишком большая власть, ибо когда верховодит женщина, то от нее большой беспорядок, — тому и примеров не надо, достаточно нашего житейского опыта. Столь же несомненно, что Господь создал женщину не из ноги Адама, дабы не быть ей слишком униженной, ибо она не умеет страдать терпеливо. Но создал ее Господь из ребра Адамова, дабы была женщина помощницей мужа. Муж должен относиться к жене с верой, верностью и любовью; как говорит святой Павел: муж должен любить жену, как Христос любил святую Церковь,1487 ибо Он любил ее столь сильно, что умер за нее; так же должен умереть и муж за свою жену, если понадобится.

Теперь — как женщина должна слушаться своего мужа; как говорит святой Петр, прежде всего она обязана ему повиноваться.1488 И также, как в законе сказано, женщина, если она замужем и пока она замужем, то не может ни клясться, ни свидетельствовать, но только с разрешения мужа, который есть ее господин; по крайней мере, так должно быть. Ей полагается служить ему верно и пристойно и соблюдать скромность в одежде. Разумеется, должна она угождать мужу, но не нарядами. Святой Иероним говорит, что жены, облачающиеся в шелк и в пурпур, не смеют облачаться в Христа.1489 Взгляните, что говорит святой Иоанн по тому же поводу.1490 Святой Григорий также говорит, что никто не стремится одеться в драгоценные одежды, если не хочет перед людьми тщеславно повеличаться.1491 Глупо весьма, если женщина старается красиво одеться, а душою гнусна. Жена должна быть скромной и в том, как глядит, и в том, как держится, и как смеется, и благопристойна во всех словах и во всех поступках, и прежде всего мирского должна любить всем сердцем своего мужа и телом быть ему верна; также должен и муж быть верен своей жене, ибо раз тело ее принадлежит мужу, то также и сердце; а иначе между ними совершенного брака не получится. Затем запомните, что плотское соединение жены и мужа возможно ради трех целей. Первое — родить детей во славу Божию, ибо сие есть конечная цель брака. Вторая причина — когда они хотят исполнить супружеский долг; ибо ни один из супругов над собственным телом не властен. Третья — чтобы избежать разврата и гнусности. Четвертая же, воистину, грех смертный. Что касается первого — сие похвально; второе тоже, ибо, как в законе сказано, что та приобретает заслугу целомудрия, которая исполняет супружеский долг, хотя бы ей это было не по нраву и не по сердцу. Третья — грех простительный; да и, говоря по правде, вряд ли хоть одно из этих трех обойдется без греха, развращенности и наслаждения ради. Четвертое же, поймите, когда соединяются они только ради любострастной любви, а не какой-нибудь из вышеупомянутых целей; но получать сие наслаждение жгучее, и столько, сколько заблагорассудится, — воистину, грех смертный; и все же, сколь ни печально, многие люди добиваются того, что муки, коих они заслужили, намного превзойдут полученное ими наслаждение.

Второй вид целомудрия — хранить чистоту, будучи вдовой, и избегать мужских объятий, но желать объятий Иисуса Христа. Сии суть жены, пережившие своих мужей, а также женщины, совершившие прелюбодеяние, но покаянием исправленные. И, разумеется, если бы жена могла соблюдать целомудрие с разрешения мужа и не давать ему для греха повода, было бы сие ей в большую заслугу. Подобные женщины, что соблюдают целомудрие, должны быть чисты и сердцем, и телом, и мыслью, и скромны в одежде и в игре лица, в еде и питье, в речи и в поступках, и тогда такая женщина — сосуд благодати или ларец благословенной Магдалины,1492 что благоуханьем наполняет святой храм. Третий вид целомудрия — девство; такой подобает иметь святость в сердце и чистоту телесную, тогда она — супруга Христова и живет ангелам подобно;1493 она — слава мира; и равна великомученикам; есть в ней то, чего не выразить языком. Девственности держался Господь наш Иисус Христос, и сам был девственником.

Еще другое средство от блуда — нарочно удаляться от того, что побуждает к сей гнусности, как-то: развлечений, обильной пищи и пития; ибо, несомненно, если горшок слишком сильно кипит, лучше его с огня составить. Долго и сладко спать — также значит разжигать похоть.

Другое средство от блуда — это когда мужчина или женщина избегают общества тех, кто, им кажется, может их ввести в искушение; ибо, хоть и до дела не дойдет, а соблазн велик. Ведь и вправду, белая стена, хоть и не сгорит, если прилепить к ней свечку, но будет на ней черное пятно от копоти. И часто случалось мне читать: не надейся, человече, на свое совершенство, разве что ты сильней Самсона, святей Давида и мудрей Соломона.

Теперь, когда объяснил я вам, как умел, семь смертных грехов и некоторые их разновидности и порождения, и средства от них, поистине, если бы я мог, я рассказал бы и о десяти заповедях, но учение столь высокое оставлю я лицам духовным. Но, тем не менее, надеюсь, что Господь дал мне в сем трактатце коснуться каждой из них.

De confessione1494

Теперь, поскольку вторая часть покаяния состоит в признании устном, как я уже начал говорить в первой главе, скажу, что святой Августин пишет, что грех есть любое слово и дело, и все, чего человек хочет вразрез с законом Христовым;1495 и сие значит согрешить сердцем, устами, делом, пятью твоими чувствами, именно: зрением, слухом, обонянием, вкусом и ощущением, или осязанием. Теперь хорошо бы узнать, какие обстоятельства грех отягчают. Следует учесть, грешник, кто ты есть: мужчина или женщина, стар или молод, благородный или простой, господин или слуга, здоровый или больной, одинокий или женатый, рукоположенный в сан или нет, умный или глупый, клирик или мирянин, ученый или неученый; а она из твоего рода, плотски или духовно, или же нет; грешил с ней кто-нибудь из твоей родни или нет; и многое другое.

Другое обстоятельство — было сие просто разврат или супружеская измена, кровосмешение или нет, с девственницей или нет, с человекоубийством или нет; великий грех или малый, и сколько времени ты в грехе прожил. Третье обстоятельство — место, где ты грешил: в чужом доме или в своем, в поле, в церкви, на погосте, в освященном месте или же нет. Ибо, если церковь освящена, а мужчина или женщина излили на сем месте свое естество, греша или будучи искушаемы, то место сие нечисто, пока его не освятит епископ; священник же за такую мерзость должен быть отставлен от службы на всю жизнь, и никогда более не сметь служить обедню; а если отслужит, то совершит смертный грех всякий раз, как обедню служит. Четвертое обстоятельство — это через чье посредство: через гонцов, или поддавшись уговорам, или согласившись разделить компанию и войти в сообщество; ибо многие бедняги за компанию пойдут хоть к черту в зубы. Ибо те, кто подстрекает на грех или ему попустительствует, — причастны в полной мере и греху, и за грех проклятию. Пятое обстоятельство — сколько раз человек согрешил мысленно и сколько раз пал. Ибо тот, кто часто грешит, презирает милосердие Господне и усугубляет свой грех и Христа не любит, и противится греху все слабее, грешит все легче и раскаивается все позже, и все более уклоняется от исповеди у своего духовника. Из-за этого те люди, когда возвращаются к старым своим глупостям, либо совсем не посещают своего исповедника, или пытаются исповедоваться в разных местах; но, воистину, за такую раздернутую исповедь Господь прощения не пошлет. Шестое обстоятельство — почему человек грешит, от какого искушения; и сам ли он себя соблазняет или соблазняется от других; и грешит ли он с женщиной насильно или с ее согласия; или если женщину принудили, как она ни старалась сего избежать, то ей надлежит рассказать об этом; и было ли это от похоти или от бедности, и было ли это ее рук дело или же нет, и все такое прочее. Седьмое обстоятельство — каким образом он согрешил, или как она потерпела, чтобы с нею такое сделалось. Это следует рассказать полностью и весьма подробно; и согрешил ли с потаскухой или нет, и в святой праздник или нет, постом или нет, перед исповедью или же после того, как последний раз был на духу; или нарушил этим покаяние, на него наложенное; и с чьей помощью и с чьего совета; и колдовством или другой силой, — все это надо рассказать. Всё это, значению пропорционально, отягчает совесть человеческую, если это скрыть; и также священник с большей осведомленностью будет тебя судить и налагать епитимью,1496 когда ты раскаешься. Ибо, учтите, когда человек осквернил благодать крещения грехом, если хочет спастись, нет другого пути, кроме покаяния и исповеди, и искупления; особенно два первых, если есть духовник, коему можно исповедаться, а третье — если не умрешь раньше, чем выполнишь.

Затем следует рассмотреть и рассудить, что если хочешь сотворить покаяние истинное и полное, надобно соблюдать четыре условия. Во-первых, надобно совершать его в горьком сокрушении сердечном; как сказал Господу царь Езекия: «Тихо буду проводить все годы жизни моей, помня горесть души моей».1497 Сия горесть выражается в пяти признаках: первое — исповедуйся скромно и пристыженно; не для того, чтобы оправдаться или грех скрыть, а потому, что виноват перед Господом и душу свою осквернил. А посему говорит святой Августин: трепещет сердце от стыда за грех, и лишь скромностью великой снискивается милость Божья.1498 Таково было покаяние мытаря,1499 который не смел поднять глаз на небо, ибо оскорбил Бога Небесного; за каковую скромность сразу же получил благословение Христово. А посему говорит святой Августин, что пристыженность с прощением и отпущением граничит.1500 Второй признак — смиренность исповеди, о чем святой Петр говорит: смиритесь под крепкую руку Божью, и отпустит он грехи ваши, ибо он один имеет власть отпущения.1501 Смирение сие должно быть и в сердце, и в наружности; ибо как смирил ты сердце перед Господом, так и тело смири перед священником, сидящим на Божьем месте. Посему никоим образом, ибо Христос есть надо всеми Царь, а священник — предстатель и посредник между Христом и грешником, а грешник, по рассужденьи, еще меньше, — поэтому не следует исповеднику садиться столь же низко, что и грешник; но грешник должен стоять перед ним на коленях или у ног простереться, если болезнь сему не препятствует; ибо почтение надлежит оказывать не тому, кто сидит, а тому, на чьем он сидит месте. Ведь человек, провинившийся перед своим господином и пришедший испросить прощенья и заключить мир, если он усядется перед господином, то сочтут его невежей и прощенья недостойным. Третий признак — исповедь должна быть слезной, если способен человек плакать; а если не может он плакать телесными очами, пусть плачет сердцем своим. Таково было покаяние святого Петра; ибо после того, как отрекся он от Христа, пошел он и заплакал горько.1502 Четвертое — чтобы не бросить от стыда исповедь, и не скрыть того, в чем должен признаться. Такова была исповедь Магдалины, которая, хоть и стыдилась собравшихся на праздник, но подошла к Господу нашему и призналась ему в своих грехах.1503 Пятое — человек с покорностью должен принять наказание, на него налагаемое. Ибо несомненно, что Иисус Христос был покорен до конца,1504 принимая наказание за грехи наши.

Другое условие истинного покаяния — что его надо приносить безотлагательно; ибо, несомненно, ежели б человек получил смертельную рану, то чем дольше бы он медлил с лечением, тем сильнее бы она загнивала и приближала бы его к смерти; и ее становилось бы трудней вылечить. Так и с грехом, если человек его долго скрывает. Разумеется, человек должен скоро открываться в своих грехах по многим причинам, и из страха смерти, что придет внезапно; и ведь не знает он, когда ее встретит и где; и также муки одного греха притягивают другой; так что чем дольше он промедлит, тем дальше он от Бога. И ежели дотерпит до последнего, вряд ли успеет он исповедаться и вспомнить все свои грехи и покаяться, когда будет на смертном одре лежать. И поскольку никогда он в своей жизни не внимал Христу, когда Тот говорил, то будет он кричать к нему в свой последний час, но вряд ли Христос его услышит. И учтите, что должна она иметь четыре свойства. Первое — к исповеди надо хорошо подготовиться и все обдумать; ибо дурная спешка ни к чему хорошему не приводит; и что можно исповедаться во всех грехах, будь то гордость или зависть и все прочие разновидности и при всех обстоятельствах; и чтобы человек осознал тяжесть своих грехов и дал себе отчет в числе их и продолжительности; и что он раскаивается в них и поставил себе (с Божьей помощью) нерушимую цель никогда впредь не грешить; и также что он бережется и за собою следит, и станет избегать любых возможностей совершить грех, к которому имеет склонность. И также надлежит каяться во всех грехах одному и тому же священнику, а не так, что немного — одному, немного — другому; учтите, что такое разделение грехов, хоть страха, хоть стыда ради, для души губительно. Ибо, разумеется, Христос совершенно благ и нет в Нем несовершенства; а посему прощает Он либо все, либо ничего. Я не говорю, что если на тебя за какой грех наложено покаяние, то обязательно рассказывать и об остальных грехах, которые ты уже искупил и в которых исповедался, разве что смирению твоему сие в радость; это разделением греха не считается. Также не говорю я, что ты разделил исповедь, ежели есть у тебя разрешение от духовника исповедаться честному и порядочному священнику, или что ты не должен исповедаться ему во всех грехах; напротив, расскажи обо всем, что только вспомнишь. А когда будешь исповедоваться своему духовнику, то расскажи обо всех грехах, какие ты сотворил со времени последней исповеди. Ни злого умысла, ни разделения исповеди здесь нет.

Также для истинной исповеди надлежит соблюдать такие правила. Во-первых, должна она быть по твоей доброй воле, без всякого принуждения, не от стыда перед людьми, не от болезни или чего подобного; ибо по всему следует, что кто по своей воле закон нарушит, по своей воле и сознаться в этом должен; и никто другой, как он сам, должен о сем грехе рассказать; и не должен грешник ни отрицать свою вину, ни отнекиваться, и на священника за увещевание не сердиться. Второе правило — чтобы исповедь была по закону, именно, чтобы и ты, исповедующийся, и исповедник твой истинно придерживались веры святой нашей Церкви, а не отчаивались в милости Христовой как Каин или Иуда. И также может человек себя обвинить только в своей вине и ни в какой другой; знать и нести должен он бремя своего греха, и никакого другого. Но, тем не менее, ежели кто-то был причиной твоего греха или на грех тебя подвигнул, или же на человеке сан, прегрешения отягчающий, или если не может он рассказать о грехе, не рассказав, с кем грешил, то может он сие рассказать, ибо тут цель не оклеветать, но исповедаться подобающим образом.

Также не следует лгать из смирения, скажем, брать на себя то, в чем ты не виноват ни сном ни духом; как говорит святой Августин, если ты из смирения на себя наклеплешь, то коли раньше у тебя грехов и не было, теперь из-за лжи твоей появились.1505 Также должна исповедь исходить из собственных твоих уст, если ты не онемел, — писать ее не следует; ибо за грех надлежит претерпеть стыд признания. И не следует уснащать свою исповедь изысканными выражениями, дабы грех приукрасить, — этим ты себя обманешь, а не священника; говорить надо все прямо, сколь бы грязными и ужасными ни казались тебе твои дела. Должно каяться священнику, который достойно хранит тайну исповеди; и не должен ты исповедоваться ни из тщеславия, ни из лицемерия, ни по какой другой причине, но только из чувства долга перед Христом и ради душевного здравия. Так же не надо ни с того ни с сего бежать к священнику и так о своем грехе рассказывать, как будто это сказка, да к тому ж потешная; но идти по размышлении и с глубокой верой; и надлежит исповедоваться часто; если часто ты падаешь, то частой исповедью и подымешься. И если дважды в каком грехе покаешься, тем больше тебе заслуга; и, как говорит святой Августин, тем больше от Бога благодати и тем легче избавленье, как от грехов, так и от мук. И, разумеется, хоть раз в год надо причаститься; ибо раз в год обновляется вся земля.1506

Explicit secunda pars Penitencie, et sequitur tertia pars eisdem de Satisfaccione1507

Вот я рассказал об истинной исповеди, которая есть вторая часть покаяния. Третья часть покаяния есть искупление, и она состоит обычно в делах милосердия и телесном труде. Итак, есть три вида милостыни: сокрушение сердечное, когда человек жертвует собой Богу; второе — жалеть ближнего в несчастье; третье — давать добрые советы и поддержку духовную и материальную тем, кому в том нужда, особенно в пропитании для поддержания жизни. И хорошенько запомните, что всегда есть у человека потребность в пище, в одежде, в жилище, и в добром совете, и надо посетить его, когда он в заключении и когда болен, а когда умрет, похоронить. Ежели сам не можешь прийти к нуждающемуся, пусть за тебя это сделает письмо твое и подарок. Сие есть обычная милостыня или благотворительность для тех, кто на земле имуществом или разумом богат. Об этих трудах услышишь ты в день судный.

Милостыню должен ты подавать из своего собственного имения и без промедленья, и, если возможно, тайно; но если тайну не соблюсти, все равно надобно подавать, хоть и на глазах у людей, чтобы это было не ради людской молвы, а ради Христа. Ибо, как свидетельствует святой Матфей: «Не может скрыться город, стоящий на вершине горы, и, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме, так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного».1508

Теперь, что касается трудов телесных, то они состоят в молитве, бдении, посте и в обучении добродетели. О молитве надобно знать, что молитва или моление есть благоговейное движение сердца, которое воссоединяет его с Богом, а внешне выражается словами, дабы избавиться от зла и получить дары духовные и вечные, а иногда и бренные мирские. Среди прочих молитв, безусловно, самое главное заключил Господь наш Иисус Христос в молитву Pater noster.1509 С несомненностью имеет она перед прочими молитвами тройное преимущество и в трех отношениях их превосходит: во-первых, составил ее сам Христос; она коротка, а посему легко учится и запоминается без труда, и ее можно чаще читать, ибо от этого не устанешь; и нельзя найти оправдание тому, кто ее не выучит, ибо она столь проста и коротка; и, наконец, объединяет она собою все молитвы. Толкование сих святых слов, столь великолепных и превосходных, оставлю я ученым теологам, и только одно скажу: когда молишься, чтобы Господь оставил тебе долги твои, как и ты оставляешь своим должникам, то непременно вспомни, что ты и сам должен быть милосердным. Сия святая молитва также уменьшает бремя простительных грехов,1510 а посему при покаянии особенно полезна.

Сию молитву надлежит читать правильно и с истинной верой, и молиться Господу, набожно следуя чину и благопристойности, и всегда подчинять свою волю воле Господней. И также сию молитву надо читать с кротостью, чистотою и чистосердечием и так, чтобы ни одному человеку ею не досаждать. Затем должна следовать благотворительность. Также помогает она от душевных пороков; ибо, как говорит святой Иероним, постом исправляются пороки тела, а молитвой — души.1511

Затем надобно усвоить, что труды телесные заключаются в бодрствовании. Ибо Христос говорит: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение».1512 Также запомните, что пост состоит в сих трех: в воздержании телесном от еды и питья, в воздержании от мирских развлечений и в воздержании от мирского греха; то есть всячески воздерживаться от греха смертного.

И также запомни, что Господь велел поститься, а к этому относятся следующие четыре: щедрость к бедным, духовная радость сердца: кто постится, тот не сердится, не раздражается и не ворчит; и есть следует в определенные часы и в меру, что значит не есть когда попало и не сидеть долго за столом, ибо ты постишься.

Еще надлежит помнить, что труд телесный состоит в учении, то есть в обучении словом устным и писаным или же примером. Также в ношении власяницы или сурового полотна или рубашки железной на голое тело Христа ради, и тому подобное; но следи хорошенько, чтобы от этого сердце не озлоблялось, не раздражалось и не сердилось; ибо лучше власяницу выбросить, чем выбросить из сердца благой образ Христов. А посему говорит святой Павел: «Облекитесь, как избранники Божии, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение»1513 и подобные одежды, которые радуют Христа более, чем власяницы и железы.

Также есть биение в грудь, бичевание, коленопреклонение, страдание, терпение во зле, какое тебе причинят, и в болезни, или при потере бренного имущества, жены, ребенка или друга.

Теперь запомните, что мешает покаянию, а таких вещей четыре: страх, стыд, надежда и уныние, или отчаяние. Первое, если коснуться страха, когда человек боится, что не вынесет покаяния, то средство от этого — подумать, что ведь телесное покаяние кратко и легко в сравнении с адскими муками, кои жестоки и длятся вечно.

Ну а против стыда, который человек испытывает на исповеди, а особенно те лицемеры, что выставляют себя столь совершенными, что им, вроде, и исповедоваться не в чем, — так вот, средство тут такое: надлежит подумать, что если ты не постыдился сделать дурное, то стыдиться хороших дел тем более нечего, а исповедь — дело хорошее. Также подумай, что Господь знает все мысли твои и все дела; от Него же ничего не скрыть и не спрятать. И надобно вспомнить, как стыдно будет тем, кто в жизни сей не исповедался и не покаялся, в день судный; ибо и на небе, и на земле, и в аду каждый ясно увидит все, что было скрыто в сем мире.

Теперь скажем о тех, кто пренебрегал и медлил с исповедью; это бывает двояко. Одно — когда надеются прожить долго и приобрести много богатства и им насладиться, а потом уж покаяться, и, как такой человек говорит, сумеет он, как ему кажется, вовремя исповедаться; второе — когда он слишком уверен в милосердии Христовом. Против первого порока следует почаще думать, что в жизни нашей нет ничего постоянного и что все богатства мира сего неверны и проходят как тень на стене; и, как говорит святой Григорий, что в сем заключается великая правота Господня, что муки тех, кто не отстал от греха по доброй воле, но вечно грешат, никогда не прекратятся; ибо за желание вечное грешить подобают и вечные мучения.1514

Уныние бывает двух родов. Первое — когда отчаются в милосердии Христовом, второе — когда не надеются, что смогут удержаться на стезе добродетели. Первое происходит, когда человек счел свой грех столь чрезмерным, ибо грешил он тяжко, часто и долгое время, что потерял надежду на спасение. Как средство от сего мерзкого уныния должен он помыслить, что страсти Христовы гораздо сильнее и смогут разрешить узы, завязанные его грехом. А против второго вида уныния должен он постоянно помнить, что сколько бы раз он ни пал, покаянием всегда подымется; и сколь бы ни закоснел в грехе, Христово милосердие всегда его принять готово. А против того мнения, что он долго на стезе добродетели не удержится, то ему не следует забывать, что ничего эти недомерки — бесы — человеку не сделают, коли он сам того не допустит, и что Божья помощь придает силу, да и святая Церковь и ангелы-хранители, ежели угодно.

Затем следует знать, каков есть плод покаяния, а, по словам Христа, сие есть бесконечное блаженство на небесах, где к радости не примешивается ни горе, ни раскаяние, ни скорбь; где все беды мирские окончились; где ты в полной безопасности от адских мук; где в обществе блаженных все радуются вечно радостью друг друга; где тело человеческое, бывшее когда-то темным и грязным, — становится светлее солнца; бывшее больным и хрупким, слабым и смертным, — становится бессмертным и столь сильным и здоровым, что все ему нипочем; и нет там ни холода, ни голода, ни жажды, но каждая душа насыщается созерцанием полноты божественного знания. Сие блаженное Царство добывают нищетой духовной; славу — унижением, полноту радости — голодом и жаждой, отдохновение — тяжкими трудами, жизнь — смертью и умерщвлением грехов; к такой жизни Тот нас привел, Кто искупил нас своей кровью пречистой. Аминь.

PRECES DE CHAUSERES1515

Теперь прошу я вас всех, кто сей трактатец слушает или читает,1516 если вам в нем хоть что-нибудь понравилось, то за это надо благодарить Господа нашего Иисуса Христа, от Коего исходит всякая умственность и все благо; а ежели что не понравилось, то прошу сие отнести за счет моей неучености, но не моей воли, ибо желал бы я изложить все гораздо лучше, ежели бы сумел; ибо в книге сказано, что все, что писано прежде,1517 написано нам в наставление; к тому же и я стремился. Посему покорно вас прошу ради милосердия Господня помолиться обо мне, дабы Господь меня помиловал и простил мне мои вины, а в особенности мои переводы и воспевание суеты житейской, которые я сейчас на прощание вспоминаю, как-то: Книга о Троиле,1518 также Книга о Славе, Книга о Двадцати Пяти Дамах, Книга Герцогини, Книга о Валентиновом дне и Птичьем Парламенте, Кентерберийские рассказы, все те, что греха полны, Книга о Льве и многие другие книги, какие бы я смог и сумел вспомнить, и множество песенок и похотливых лэ,1519 грех которых да простит мне Христос в неизреченной своей милости. Но за перевод De consolatione1520 Боэция и за другие утешительные книги, и за легенды о жизни святых и о набожности, и за гомилии,1521 и за моралитэ1522 — благодарю я Господа нашего Иисуса Христа и Его матерь и всех святых на небе, умоляя их, чтобы они с этого самого мгновенья и до конца моей жизни даровали мне оплакивать прегрешения мои и стремиться к спасению души, и ниспослали бы мне время для истинного раскаяния, исповеди, покаяния и искупления в этой жизни, по великой милости Того, Кто есть Царь царей и Первосвященник первосвященников,1523 что искупил нас пречистой кровью сердца своего, так что должен, должен я быть среди спасенных в день судный: qui cum Patre et Spirito Sancto vivis et regnas Deus per omnia secula. Amen1524.

Здесь кончается книга Кентерберийских рассказов, составленная Джеффри Чосером, и да помилует Господь Иисус Христос его душу

Дополнения

ЛИРИКА ЧОСЕРА@

АЛФАВИТ

1525

Архангелов и ангелов царица,

Владычица, к которой целый свет

С надеждою и верою стремится,

И я Тебе, благоуханный цвет,

5 Молюсь (и знаю, будет мне ответ):

Приди, приди на помощь, Преблагая.

Опричь Тебя мне заступленья нет,

И враг мой рад, меня одолевая.

Благая Мати, помощь мне подай.

10 Кто милосерднее тебя, добрей?

Кто, как не ты, врата откроет в рай?

Кто, как не ты, избавит от скорбей?

Ты упование вселенной всей,

И Небом Милости Тебя зову.

15 Семь татей ждут погибели моей,1526

Но Ты корабль мой держишь наплаву.

В Тебе одной обрящу утешенье.

О призри на меня — я жил в грехах

И заслужил и скорбь, и униженье,

20 И мрак отчаянья, и смертный страх.

Не оправдаться мне в моих делах.

Уже давно во мрак небытия

Вернулся бы, поверженный во прах,

Когда б не милость чудная Твоя.

25 Господь наш Бог посредницей поставил1527

Тебя навек меж нами и Собой

И гнев Свой праведный на нас убавил,

Ведь ежели бы гнев Его святой1528

Нас поражал с исконной прямотой,

30 То никому бы не было спасенья.

Ты милости Господней ключ живой,

И чрез Тебя дается нам прощенье.

Днесь прибегаю вновь под Твой покров.

Как буря вкруг меня бушуют страсти.

35 Не презри мя из-за моих грехов

И помоги в жестокой сей напасти.

У зверя алчна изыми из пасти,

Хоть, признаюсь, и сам я хуже зверя

Жил до поры сей у греха во власти.

40 Но ты сильнее всех врагов, я верю.

Есть у меня еще надежда, есть,

Ведь Ты не раз уже меня спасала.

И милостей Твоих на мне не счесть,

О лишь бы только Ты не премолчала,

45 Когда сойдутся Власти и Начала,

И день настанет Страшного Суда. —

Благих плодов принес я в жизни мало,

Но Ты вступись за грешника тогда.

Жен всех преславнейшая, матерь-дева,

50 Ты на земле и в море нас хранишь.

Покрой меня Ты от Господня гнева,

Смиренную мольбу мою услышь.

Смягчается, когда Ты говоришь,

Отец наш. Я же перед Ним немею.

55 Коль Ты сама меня не отстоишь,

То участи моей не будет злее.

Захарии Ты древле представлялась

Источником святым, от всех грехов,

Нас омывающим. Такой осталась

60 И ныне Ты, и до конца веков

Пребудешь — матерь всех своих сынов.

Храни же нас. — В каком бы из обличий

Нам не явился злейший из врагов,

С Тобой не станем мы его добычей.

65 И кто б из нас в какой бы грех не впал,

Сколь тяжким не предстало б искушенье —

Лишь только б верил он и уповал —

В Тебе найдет поддержку, утешенье,

И с Господом благое примиренье,

70 И исправленье всех своих путей.

Любовь Твоя не знает умаленья,

И нет предела милости Твоей.

Календарю дружиться век с Тобою,

И дни красны,1529 те, что Тобой святятся.

75 Кто положил идти стезей прямою,

Тому ль, спрошу я, хромоты бояться?

В напастях всех привык я обращаться

К Тебе, моя целительница. — Враг

И так и эдак может подступаться,

80 И ранит, и язвит, а все — никак.

Любовь Твоя пылала при Кресте1530

И не погашена вселенской тьмою,

Чтоб враг наш, ради крестных тех страстей,

Днесь не глумился над моей душою

85 И, куплену столь дорогой ценою,

Не внес ее в свой список послужной.

Тебя Необоримою Стеною

Зову не зря. О Мати, будь со мной!

Мария, не замедли, дай совет,

90 Как Богу следовать во всем примерно.

Веди меня, мой путеводный свет,

Чтоб не сбивался я с дороги верной.

Тобою да избавимся от скверны

И, жизни восприяв благой итог,

95 Войдем, по милости Твоей безмерной,

Вратами правды в горний Твой чертог.

Неопалимой купиною Ты

Явилась нам однажды.1531 Моисей

Зрел куст пылавший дивной красоты,

100 Что не утратил свежести своей.

Так пламеней же присно, пламеней.

Свят твой огонь — от Духа зачала.1532

А нас от адских сохрани огней,

Тобою да избавимся от зла.

105 О Всецарица, славнейшая всех,

Ты нам едина в горестях отрада.

Каких еще дерзну искать утех?

Ты песнь моя, блаженство и услада.

И долго звать и долго ждать не надо,

110 И мзды большой не требуешь платить.

Молитва грешника — Твоя награда,

И всем по вере рада Ты служить.

Пою Тебя — очей ослепших свет,

Беспомощных покров и заступленье,

115 Благая весть среди скорбей и бед.

Ты Богородицею за смиренье

Соделалась и с радостью служенье

Свое несла, и неба и земли

Царицей стала, вознесясь в успенье,

120 Чтоб мы Тебя навеки обрели.

Рек Гавриил: «В женах благословенна…»1533

Подумает иной: Зачем смущал

Тебя и нас? Затем, чтобы смиренно

«Да будет…» голос девы отвечал;

125 Чтоб каждый, кто искуплен, понимал:

Была погибель наша от гордыни,

И сам смирением себя спасал,

В благую память о Тебе и Сыне.

Сколь тяжко я, безумный, оскорбил

130 Тебя и Сына Твоего делами

И душу тем едва не погубил.

Что ежели покинут буду вами?

Куда пойду с толикими грехами?

Кто за меня заступится, когда

135 Предстану перед Отчими очами?

Предстательствуй, иначе мне — беда.

Терпеть Отцовы суд и наказанье

Мне, право, не под силу. Ты сама

Поправь меня, наставь на покаянье,

140 Пошли мне прибавление ума.

Ты свет мой, и Тебя боится тьма.

Суди и милуй, как Тебе угодно.

И пусть крепка еще моя тюрьма —

Пока Ты рядом, я дышу свободно.

145 У Бога правых нет — все виноваты.

Но чистая пред Ним Ты голубица.

И никому б не миновать расплаты.

Тебе же стоит только поручиться —

И грех любой изгладится, простится,

150 И, отшумев, стихает Отчий гнев.

Сам Бог Тебя, Небесная Царица,

Возвел на трон, чистейшую из дев.

Христа нам рождшая, Тебя в Раю

Воочью с Сыном созерцать мечтаю.

155 Пока же душу бедную мою

Иссохшую в грехах Тебе вручаю.

Волчцы и терние всю жизнь вкушаю,1534

Извечное проклятие земли.

И, горечи испив, к Тебе взываю,

160 Ключ живоносный, жажду утоли.

Чистейший Агнец в жертву принесен.

Страданье принял Сын Твой ради нас,

Чтоб римский воин сам был уязвлен1535

И сердцем всем уверовал тот час,

165 Как кровь с водой из раны излилась,

А я о ней чуть не забыл меж тем,

Когда в греховной мерзости погряз.

Тобою только спасся — как не вем.

Юдоль земную посетив, распятье

170 По доброй воле принял наш Господь;

Так род людской избавил от проклятья

И смерть ее оружьем обороть

Сумел, смирив бунтующую плоть.

И Ты за нас не уставай молиться,

175 Чтоб вере нашей грех перемолоть

И хлебом жизни вечной насладиться.

Явив во всем покорность Отчей воле,

Он шел на крест, как древле Исаак,1536

Что к алтарю склонял главу, доколе

180 Не отменился приговор. Итак,

Мы Сыном спасены. Рассеян мрак.

О, будь к сынам Адама благосклонна,

Дабы к Отцу, подателю всех благ,

Тобой ведомы, шли мы неуклонно. Аминь.

К МИЛОСТИ

1537

С тяжелым сердцем и больной душой

Я милости искал по белу свету,

Чтоб поделиться с ней своей тоской

И горем, коего страшнее нету,

5 И, отыскав, спросить ее совета —

Как мне с безжалостной любовью быть,

Что вознамерилась меня сгубить.

И много раз, измученный вконец,

Я весь в слезах молил об этой встрече,

10 Но сколько не исследовал сердец,

Лишь с черствостью столкнулся человечьей.

Остались втуне все мольбы и речи,

Все приготовленные мной слова.

Я догадался: милость днесь мертва.

15 Когда ж ее узрел я бездыханной,

То сам без чувств едва ли не упал —

Столь неподвижным этот лик желанный

И равнодушным столь очам предстал.

Я хладный лоб ее поцеловал,

20 Хотел молитву вспомнить — безуспешно.

Стоял без слов и плакал безутешно.

Как мне не пасть и как в живых остаться.

Погиб и я, коль милость умерла.

И сердцу в горести куда податься,

25 Когда жестокость на престол взошла,

Безжалостно верша свои дела;

Когда от бед ничем не исцелиться

И некому за смертных заступиться.

Но, может, думал я, не знает свет

30 Еще о гибели ее. Хоть многим

Она была знакома с давних лет —

И брошенным, и сирым, и убогим,

Но умерла в безвестности, а строгим

И неприветным мир и прежде был

35 И уж давно о милости забыл.

Стоят толпою у ее одра,

Не опечалясь, кажется, немало,

Забота, старшая ее сестра,

Что ей прислуживать давно устала;

40 И Радость, вырядившись, как для бала,

И Юность с Красотой, и Долг, и Честь,

И Мудрость с Благородством — всех не счесть.

И я с прошением стоял моим,

Написанным в часы душевной муки,

45 Чтоб к жалости ходатайствовать с ним,

Но сих господ узнав, зевавших в скуке,

Смолчал, за спину заложивши руки,

Ведь нет теперь в том пользы никакой —

Здесь жалобы мои как звук пустой.

50 И вот, оставивши толпу зевак

По-прежнему злорадствовать у гроба

(Нет милости, и я для них как враг

Стал, поелику в них вселилась злоба),

Я перечел свое прошенье, чтобы,

55 К усопшей обратившись, как к живой,

Излиться дать моей душе больной.

Прошение к милости

1538

О милость, цвет любви благоуханный,

Смиреннейшая сердцем, преклоненья

Достойнейшая, раб твой окаянный,

60 У ног твоих молюсь о заступленье.

Внемли, увидишь ты: в моем прошенье

Я озабочен также и другим —

Что станет с добрым именем твоим.

Жестокость, вечная твоя врагиня,

65 Приняв обличье женской красоты,

Объединилась тайно с благостыней,

И знатностью, и честью; их черты

Присвоила коварно, чтобы ты

Свое ей верховенство уступила,

70 И ныне трон твой дерзко захватила.

Меж тем, тебе по праву надлежит

Быть с добротой и бескорыстьем вместе,

И правда без тебя не устоит,

И без тебя нет красоты и чести,

75 Но, если верить сей безумной вести,

И страшная произошла подмена,

То должен мир погибнуть непременно.

И благородство, и высокий сан

Пигмеи без тебя. Скажи, доколе

80 Жестокость будет править, как тиран?

Ужель ее ты подчинишься воле?

Тогда для сердца нет плачевней доли,

Что на тебя привыкло уповать.

Ужель способна ты его предать?

85 Когда такое будешь ты терпеть

И предпочтешь сносить все молчаливо,

То о тебе никто не вспомнит впредь,

Иль вспомнит и поморщится брезгливо;

Жестокость же, надменна и глумлива,

90 Раз воцаряясь, уж не оставит трон

И подданных твоих возьмет в полон.

Царица, приклони свой светлый взор

К рабу, тебя искавшему упорно,

Кто, знаешь ты, всегда, и до сих пор,

95 Тебе одной готов служить покорно.

И верь, моя молитва непритворна,

Хоть безыскусна. Выслушай, изволь,

Лишь ты понять способна эту боль:

Вот в двух словах: чего желаю страстно,

100 То не дается в руки мне никак.

Любовь меня терзает ежечасно,

И сам себе я сделался как враг.

Зато любая дрянь, любой пустяк,

Что удлинить способны список бед,

105 Цепляются ко мне. — Лишь смерти нет.

В подробности вдаваться я не стану

И жаловаться ни на что не смею.

Ложусь ли спать иль на рассвете встану,

Один и тот же страшный сон имею.

110 Уж никакой надежды не лелею.

И все ж в тебя я веру сохраню

И не отдам ни ночи и ни дню.

Позволь остаться мне рабом твоим.

Хоть не нашел я у тебя защиты,

115 Но дух с тобой уже не разлучим.

Пусть очи навсегда твои закрыты,

Ликует враг, надежды все разбиты,

Но можно, можно плакать над тобой

С тяжелым сердцем и больной душой.

ПРОШЕНИЕ К СВОЕЙ ГОСПОЖЕ

1539

I

Ночами длинными, когда все твари,

Чтоб жизнь свою продлить и скоротать

Поближе быть к своей мечтают паре,

Мне мысль приходит в голову опять:

5 Как мог я сильно так от всех отстать,

Что мне ничто помочь уже не может,

Лишь смерть, что все страданья уничтожит.

И мысли сей хватает до зари,

И от зари до самого заката

10 И не с кем поделиться, хоть умри,

Но тягостной тоской душа объята,

И одиночество — одна расплата

За бесконечные мои мечтанья,

И ежечасно жжет меня страданье.

II

15 И ежечасно жжет меня страданье:

Любовь, виновница сего злосчастья,

Отвергла сходу все мои желанья.

Ни капли жалости, ниже участья

Я не нашел в ней. Горестное сердце

20 В груди назло мне бьется часто-часто.

Чем больше я люблю, тем больше перца

Любовь подкладывает в угощенье

И никуда от смерти мне не деться.

III

Как звать ее, скажу без промедленья.

25 Ей имя женственность и красота,

И юность вечная без самомненья.

И все же непременная черта

Жестокость в ней, ибо любви в ответ

Она смеется лишь и неспроста.

30 Ее любить я буду столько лет,

Сколько прожить смогу. И во сто раз

Сильней, чем самого себя, ведь нет

Прекраснее ее веселых глаз.

Неужто мне назначено любить

35 Бессменно ту, что мне дала отказ?

Такую парка1540 вытянула нить,

И мне по нраву мой прекрасный враг,

Которому я счел за честь служить

И уклониться не могу никак.

IV

40 Так много в преданной душе моей

Тоски, а радости так мало в ней,

Что белый свет почти уж ей не мил.

То, что на свете мне всего милей,

То не дано мне. До скончанья дней

45 Страдать и мучиться мне Бог сулил.

И даже душу некому излить,

Ведь та, что выручить меня могла бы,

Не снизойдет до бед моих, хотя бы

Я на коленях стал ее просить.

50 Не знаю я, что на дворе весна,

Когда все спят, мне, право, не до сна,

Когда танцуют, мне не до веселья.

И жизнь моя превратностей полна.

Тебе же невдомек, что сел на мель я.

55 Ты жизнь моя, души моей царица,

Но ошибусь, мне кажется, едва ли,

Сказав, что сердце у тебя из стали

И никогда уже не размягчится.

Душа моя, любимейший мой враг,

60 Зачем меня ты донимаешь так?

И чем тебе я в жизни досадил?

Ведь для меня все это не пустяк.

С тобой расстаться мне нельзя никак.

Я буду раб твой, сколько бы не жил.

65 И странно было бы, когда из всех

Рабов твоих, хороших иль плохих,

Того, кто недостойнее других,

Ты выбрала бы точно как на грех.

И все ж скажу тебе без самомненья:

70 Хоть, может быть, сноровки и уменья

Мне не хватает, преданнее нет

Слуги, чем я, чтоб каждое движенье

Твое предупреждал и нес служенье

Без устали и до скончанья лет.

75 Будь силы у меня, сколь есть желанья,

Постичь загадку сердца твоего!

Ведь, правда, нет на свете никого,

Кто лучше б исполнял твои мечтанья.

Как я привык тебя боготворить,

80 Боясь единым вздохом оскорбить,

Так вряд ли кто-нибудь тебя полюбит.

Но я не смею об ином просить,

Чтоб ты позволила тебе служить —

Об этом лишь. Отказ меня погубит.

85 О том же, чтобы ты меня любила,

Я и во сне не стану помышлять.

Тому вовек, я знаю, не бывать.

Я тень твоя, а ты, ты всех затмила.

Да, ты достойнейшая из людей.

90 Мне славы никогда не знать твоей.

Однако ты, меня не хуже, знаешь,

Что сколько б мне не выпало скорбей,

Служить тебе я буду лишь верней,

Знать, потому меня не прогоняешь.

95 И, как бы мир сей ни погряз во зле,

Как ни была бы ты ко мне жестока,

Моя любовь к тебе окрепнет только,

Сильней ее не сыщешь на земле.

Но чем сильнее я тебя люблю,

100 Тем чаще взгляд скучающий ловлю,

Тем равнодушней ты при каждой встрече,

И чем сильней о жалости молю,

Тем больше колкостей твоих терплю,

Ведь знаешь ты: на них я не отвечу.

105 И, предан будучи тебе всецело,

Служить готов я век и неоплатно.

Тебе ж, я мню, губить меня приятно,

Хоть и неприбыльное это дело.

Причины же сего не знаю я,

110 Но вот о чем хочу просить тебя.

Если однажды на земле найдешь

Того, кто будет преданней меня,

Тогда, не медля ни едина дня,

Убей меня, прогнав. Но если все ж

115 Такого не сумеешь ты найти,

Тогда терзай меня и мучь, доколе

Я не умру, твоей послушен воле.

Что ж, если верность нынче не в чести,

Быть верным иль неверным — все равно.

120 Я ж, милая, скажу тебе одно:

Как хочешь, так со мной и поступай.

Знать, мне любя, погибнуть суждено.

Коль для тебя все, что скажу, смешно,

Я замолчать хочу, лишь время дай.

125 Хоть ненадолго сжалься надо мной,

Пошли мне от щедрот своих надежды,

Чтоб, когда смерть придет смежить мне вежды,

Я в сердце сладкий ощутил покой.

ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ МАРСА

1541

ПРЕЛЮДИЯ

Гоните, птицы, прочь ночную тень,

Венера, восходи в лучах рассвета!

Вы, новые цветы, встречайте день.

Сим солнцем ваша красота согрета,

5 Но вы, любовники, бегите света

Ревнивого, им сорван ваш покров.

Бегите от злорадных языков.

Заступником вам будет Иоанн,1542

И пролитые пред разлукой слезы

10 Вам высушит, и от любовных ран

Сердца избавит. Пусть ночные грезы

Спешит разрушить утро. Снова розы

Готовит всем влюбленным Валентин.1543

О том пропел мне соловей один.

15 Он пел, тот соловей: — Вставать пора!

И те, кто до сих пор ходил без пары,

И те, кто наслаждался до утра,

Кто юны, молоды, еще не стары,

Все испытать должны любовны чары.

20 И пусть они, начавшись от венца,

Продлятся, не слабея, до конца.

И ради праздника сего святого

Сегодня я на птичьем языке

Вам повторю, пускай не слово в слово,

25 Как сокрушался Марс, когда в тоске

Венеру провожал, а Феб, в руке

Сжимая красный факел, разгонял,

Влюбленных пар полночный карнавал.

ПОВЕСТВОВАНИЕ

Однажды, сердца следуя влеченью

30 И ходу изначальному светил,

Бог неба третьего1544 в одно мгновенье

Самой Венеры сердце покорил,

И от нее наказ он получил,

Чтоб, ей всегда служа покорно сам,

35 Не ревновал ее к другим богам,

Чтоб ни тираном не был, ни нахалом,

Чтобы жестокость навсегда забыл,

Ни ворчуном угрюмым, ни бахвалом

И, как себя, ее одну любил,

40 И жизнь свою навеки ей вручил,

И Марс, послушен взгляду этих глаз,

Готов исполнить каждый их приказ.

Кто царствует теперь, как не Венера,

Такого рыцаря на службу взяв?

45 Кто счастлив, как не Марс, кто рад без меры,

Венере сердце навсегда отдав

И королевою своей признав?

Она ему клянется верной быть,

Коль сам он будет их союз хранить.

50 И вот по обоюдному согласью,

Друг с друга не сводя влюбленных глаз,

Они, горя нетерпеливой страстью,

Спешат свидания назначить час.

Марс в новый дом придет поторопясь

55 И там Венеру будет дожидаться.

Моля ее в пути не задержаться,

Так говорит он: «О, моя отрада,

В том доме будет мне не по себе,

Там подвигов неведома услада,

60 Но, думая все время о тебе,

Не пожалею о своей судьбе,

И только снова лик увижу твой,

Я в пылком сердце обрету покой».

Венера же, размыслив, сколь его

65 Томительным там будет пребыванье —

В том доме не найдется никого,

Кто мог бы скрасить это ожиданье —

Спешит, уже предчувствуя свиданье,

И, дух в пути переводя едва,

70 Проходит за день сколько Марс за два.

И вот встречаются они: нет слов,

Чтоб радость их обоих описать,

Когда, обнявшись, входят в свой альков,

Где вместе их оставлю почивать.

75 Марс доблестный там будет целовать

Цвет красоты, Венеру, и она

Как будто для него лишь создана.

Недолго Марс в том доме пребывал,

Недолго, наслаждаясь этим небом,

80 Очей с Венеры милой не спускал.

Здесь в бой вступить с врагом готов он не был,

Но встретиться ему с ревнивым Фебом

Фортуной жадной суждено: он вот,

Как молния, уже у их ворот.

85 Здесь белоснежный вол украсил свод.1545

В палате сей, окаменев, лежит

Венера: солнцем озарился вход,

И жгут лучи. Богиня вся дрожит

И со слезами Марсу говорит:

90 «Мой друг, боюсь я, нам с тобой не жить:

Сей свет пришел влюбленных разлучить».

Услышав эти жалобные речи,

Застывшие на пламенных устах,

Марс встал во весь свой рост, расправив плечи;

95 Ему с рождения не ведом страх;

Лишь гневный огнь блеснул в его очах;

Горя желаньем защитить подругу,

Берет с земли тяжелую кольчугу,

И меч свой верный, и высокий шлем,

100 Копье могучее сжимает в длани,

Едва ль не преломив его совсем.

Бежать не может он, но может в брани

Честь отстоять свою и в испытанье

Себя перед Венерой показать

105 И дать ей время скрыться и бежать.

Несчастный Марс, что скажешь ты сейчас,

Оставшись без единственной на свете,

На волосок от смерти и как раз,

Когда любовь твоя была в расцвете,

110 Та, за которую ты был в ответе,

Прошла уже полвзгляда твоего,

А ты не можешь сделать ничего.

В предел Меркурия вошла она,

Спасаясь от мучительного света.

115 Здесь пустота кругом и тишина

И не найдя ни от кого привета,

А Марса позади оставив где-то,

Она, поблизости приметив грот,

Тотчас же под его вбегает свод.

120 В пещере той, где мрак царит и смрад,

Ее оставить должен я на сутки

В двух ярдах от Меркуриевых врат.

И в этом кратком должен промежутке

Вернуться к Марсу, что едва в рассудке

125 Не повредился, с милой разлучен.

Охотней с жизнью бы расстался он.

От горя и от ярости едва ли

Он не лишился чувств. И за два дня

Один лишь ярд1546 прошел, хоть о привале

130 Не помышлял — тяжелая броня

Тому виной. Бежал не от огня,

Но чтобы встретиться скорее с той,

Что стала навсегда его мечтой.

Пройдя отрезок сей, он возгласил:

135 Увы, душа моя, увы, Венера.

Зачем тебя я только отпустил?

Была б моя чуть-чуть пошире сфера!

Когда сиим страданьям будет мера?

Двенадцатый апреля день,1547 и я

140 Здесь без тебя томлюсь, любовь моя.

Венера бедная скорбит одна,

И надо было ведь тому случиться,

Что между тем, как в скорбь погружена

Она вздыхает, слезы льет, томится,

145 Меркурий, проезжая в колеснице,

Ее завидев, сразу узнает

И погостить в чертог к себе зовет.

Марс, видевший отъезд своей подруги,

Всю душу в песни жалобной излил.

150 Слова ее припомнив без натуги,

Я повторю их здесь по мере сил,

Чтоб передать и скорбь его и пыл.

Ты ж в это утро, полное любви,

Господь, всех любящих благослови.

ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ МАРСА

155 Есть правило: чтоб внятной быть другим

И скучною не показаться им,

Песнь жалобная, сердца откровенье,

Должна правдивой быть, иначе сим

Творением мы не вознаградим

160 Читателей своих за их терпенье.

И, чтоб избегнуть недоразуменья,

По собственному я хочу почину

Сей жалобы здесь изложить причину.

I

Когда Господь, властитель всех начал,1548

165 Создатель мой, сюда меня прислал,

Где быть мне предначертано судьбой.

Я встретил ту, которую искал,

И жизнь свою ей навсегда отдал,

Ей, кто превыше всех на свете, той,

170 Кто может навсегда отнять покой

И, если глянет на кого с укором,

Способна погубить единым взором.

В истории моей обмана нет.

Я говорю о той, в которой свет

175 Зрит красоту, свободу, негу, радость.

Кто краше всех, скромнее всех одет?

Но разве в этом лишь ее секрет?

Доверчивая в ней пленяет младость.

Она любовь, восторг любви и сладость,

180 И, добродетелью одарена,

Всех остальных затмила вмиг она.

И верьте, мне не свойственно вранье:

Так радостно быть в рабстве у нее,

Что в нем винить я никого не стану.

185 Венере сердце отдано мое

И быть вернейшим рыцарем ее

Теперь до самой смерти не престану.

В речах моих не может быть обману.

Сегодня с жизнью я могу расстаться

190 И никогда уж с ней не увидаться.

II

Кому теперь я душу изолью?

Кто сможет облегчить печаль мою?

Подумать о любимой я не смею

И боль сердечную от всех таю.

195 Она, чью красоту я здесь пою,

Час неровен, достанется злодею,

И я помочь никак ей не сумею.

Случалось ли когда, чтоб в одночасье

Любви такое выпало злосчастье?

200 А, впрочем, как бы ни была крепка,

Я не видал такой любви пока,

Чтоб ей не выпадали испытанья.

Рука судьбы всегда ей нелегка.

То ревность задает ей трепака,

205 То от зловонного молвы дыханья

Погибнет все ее очарованье.

Но слишком проповедь моя длинна,

А, может быть, здесь вовсе не нужна,

Рассказ свой бросил я на полдороге.

210 Моя отрада, где теперь она?

Злым роком от меня удалена,

И не у кого ей просить помоги.

Душа моя, любовь моя, тревоги

И мысли я не ведаю иной,

215 Как только о тебе, тебе одной.

III

Зачем Господь своим назначил чадам

Тех, кто однажды оказался рядом,

Любить почти помимо нашей воли?

Чтобы в одно мгновение усладам

Нам обернуться настоящим адом,

220 Неслыханным, невиданным дотоле?

Зачем расписаны так жестко роли?

Зачем должны мы так к любви стремиться,

Когда ей здесь не суждено продлиться?

225 Нас одарив любовью и такой,

Что кажется нетленной и святой,

Он сам ей шлет такие испытанья,

Что нас бегут и радость и покой.

Зачем Владыка собственной рукой

230 Наказывает так свои созданья

И все благие наши упованья,

Как дым, вдали рассеивает где-то

Быстрее, чем зима сменяет лето?

И, кажется, к влюбленным он питает

235 Извечную вражду, и наживляет

На свой крючок приманку понежней.

Но только кто из них ее глотает,

Тотчас же страсть его одолевает

И беды обступают все тесней,

240 Не оставляя до скончанья дней.

И даже если леска оборвется,

Спастись, увы, немногим удается.

IV

Фиванска брошь из яхонта и лала,1549

Даров востока, взоры привлекала

245 Так, что любой ее увидев раз —

Такой она красою обладала —

Мечтал, чтобы его навеки стала,

И не спускал с нее влюбленных глаз,

А завладев сим чудом, тот же час

250 Уж начинал сходить с ума, чтоб впредь

Никто не мог сей красотой владеть.

Когда же, пусть не по своей вине,

Он упускал сокровище, вдвойне

Страдал — так тяжела была утрата,

255 Хотя, страдая, сознавал вполне,

Что вещь почти здесь ни при чем, зане

Она в его беде не виновата,

Но тот, кто создавал ее когда-то

Такой, чтоб всякий, чрез нее смущался,

260 И сам он, ибо на соблазн поддался.

Так с любящими всеми, так со мной:

Пленившись этой дивной красотой,

С ума сходил из-за нее я тоже.

Но не она была тому виной,

265 А тот, кто сотворил ее такой,

Что стала мне она всего дороже.

Но одного творца винить негоже. —

За дерзость я свою наказан ныне

И умираю за любовь к богине.

V

270 Вы, рыцари, что шли со всех сторон

Ко мне перед сраженьем на поклон,

Признайте: я причастен к вашей славе,

Как покровитель ваш и ваш патрон.

А между тем терплю теперь урон

275 И равнодушными вы быть не вправе.

Любовной кто не отдал дань отраве?

Я, в брани помогавший вам не раз,

Теперь сочувствия прошу у вас.

Вы, дамы, добродетели полны,

280 Вы с пониманьем отнестись должны

К тому, кто страждет от любви несчастной.

Пусть будут слезы как ручьи весны.

О плачьте: та, которой нет цены,

Царица ваша, что, как день, прекрасна, —

285 В пределе чуждом ныне — и напрасно

Ее зову — откликнется едва ли

И до сих пор не ведаю, жива ли.

Вы, любящие, к небу возгласите

За ту, что к вам, ее всегдашней свите,

290 Была так благосклонна и добра.

Красу и добродетель помяните.

Вы, Красота, Свобода, Честь, зовите

Ту, что зерцалом вашим лишь вчера

Была при вас, а ныне всем пора,

295 За госпожу вступившись и подругу,

Ей оказать услугой за услугу.

ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ ВЕНЕРЫ

1550

I

Когда я ощущаю утомленье

От неурядиц и дневных сует,

Нет лучше для души отдохновенья,

Чем перед сном воспомнить напослед

5 Того, кто мужества прекрасный цвет,

В ком сочетанье доброты и силы,

Кому верна я буду до могилы,

Ведь рыцаря прекрасней в мире нет.

В нем рыцарское я ценю служенье,

10 С ним я не знала ни забот, ни бед.

Он доблести прямое воплощенье,

И мудрость есть среди его примет.

Он музами самими был воспет,

И Честь его за подвиги почтила,

15 Природа же так щедро наградила,

Что рыцаря прекрасней в мире нет.

При том он спеси чужд и самомненья,

В нем скромности сияет тихий свет.

И жизнь он отдал бы без сожаленья,

20 Чтоб вызволить меня из всех тенет.

Вот в нескольких словах его портрет.

И я судьбу не раз благодарила,

За то, что нас она соединила,

Ведь рыцаря прекрасней в мире нет.

II

25 Как дорого приходится платить

Нам за любовь, не знаем мы вначале.

Но мед придется горечью запить,

И все, что мы за радость принимали,

Злой рок, срывая маски и вуали,

30 Однажды может превратить в мученье.

Обиды, слезы, горькие сомненья —

Вот сторона обратная медали.

Убийцу-ревность как саму убить?

Ее мы до конца теперь познали.

35 Подозревать, подглядывать, следить,

Коль начала, то прекратит едва ли.

Немало от любви мы получали

Даров, но при ближайшем рассмотренье

Отчаянье, разлад и отчужденье —

40 Вот сторона обратная медали.

Хотели век одной любви служить,

Но оказались у нее в опале.

А ревность так себя сумела скрыть,

Что многие в капкан ее попали.

45 И множатся невзгоды и печали.

На смену радости и упоенью

Тяжелое приходит отрезвленье —

Вот сторона обратная медали.

III

Любовь, не думай, что мечту лелею

50 Освободиться от твоих тенет.

Я к ним привыкла: будет лишь сильнее

Моя привязанность из года в год.

И ревности уже не страшен гнет.

И если я смогу хоть иногда

55 С любимым видеться, то никогда

Я о любви своей не пожалею.

Я жаловаться на судьбу не смею,

И сколько б мне ни выпало невзгод,

Надежней всех, и лучше, и вернее

60 Твоя стезя, любовь, меня ведет.

И сердце пусть любить не устает,

Какого б то ни стоило труда.

И сколько б лет ни минуло тогда,

Я о любви своей не пожалею.

65 Душа, тебе, чем дальше, тем яснее,

Что избранный тобой однажды, тот,

Кто всех достойней, лучше и милее,

Самим был небом послан в свой черед.

И не ищи себе иных щедрот,

70 Чтоб не страшиться Божьего суда.

Какая б ни случилась нам беда,

Я о любви своей не пожалею.

Посылка

Принцесса, эту песнь мою прочтите,

Но только слишком строго не судите.

75 Надеюсь я на Ваше снисхожденье.

Оригинала прелесть не ищите.

Достоинств много в нем, но, уж простите,

Куда бедней сие переложенье.

И выразить хочу здесь сожаленье,

80 Что рифма в Англии бедна. Примите

Сие в расчет, прошу, и оцените

Грансона несравненное творенье.

РОЗАМУНДЕ

1551

Мадам, вы красоты храните клад,

Как мир таит неведомые страны, —

Алмазной чистоты победный взгляд

И пламенный рубин щеки румяной.

5 На празднике, во пляске неустанной

Вы так прекрасны, юны, полны света,

Что проливаете бальзам на раны,

И пусть вовек ни ласки, ни привета.

И хоть я плачу день и ночь подряд,

10 Не может сердце горевать пространно:

Скажите слово, даже невпопад,

И вновь душа не убежит обмана.

Так я живу, склоненный покаянно,

Как рыцарь нерушимого обета —

15 Любить вас, Розамунда, непрестанно,

И пусть вовек ни ласки, ни привета.

Сильнее я любовию объят,

Чем окунь жареный объят сметаной;1552

И все о том приметы говорят,

20 Что я другая ипостась Тристана.1553

Моя любовь прочна и постоянна,

Душа сладчайшим пламенем согрета;

Что ни случись, душе не знать изъяна,

И пусть вовек ни ласки, ни привета.

ПОХВАЛА ЖЕНЩИНЕ

Баллада Чосера

Как живы в памяти моей черты

Твоей неповторимой красоты —

И кроткий нрав, и нежный голос твой.

К тебе стремятся все мои мечты.

5 Так юностью своей пленяешь ты,

Что быть тебе навеки молодой.

И сколько бы век не продлился мой,

Сей образ средь невзгод и суеты

Пребудет неизменный и святой.

10 Желания мои теперь просты:

Искать тебя как луч средь темноты,

Всю жизнь покорным быть тебе слугой.

Коль на меня ты призришь с высоты,

Душа избавится от тяготы.

15 И я молю, владей моей судьбой.

Я жребий от тебя приму любой

И буду до последней чтить черты

Тот день, когда мы встретились с тобой.

Без мысли о тебе все дни пусты.

20 Без милости твоей и доброты

Ходить я буду вечно сам не свой.

В тебе я славлю чудо чистоты

И верю: зла не пожелаешь ты

Тому, кто служит лишь тебе одной,

25 И будешь мне родник воды живой,

Близ коего, устав от маяты,

Я отдохну измученной душой.

Посылка

В тебе достоинства и простоты

Нашел я несравненный образец

30 И женственности чудные цветы,

И я, сих безыскусных строк творец,

До смерти в сердце сохраню черты

Твоей неповторимой красоты.

ПОСЛАНИЕ АДАМУ, ЛИЧНОМУ ПЕРЕПИСЧИКУ

Когда, мой Адам, ты приемлешь труд

Перебелить Боэция, «Троила»,1554

Ты будто бы испытываешь зуд,1555

Но чисто все, коль я потрачу силы.

5 Я день и ночь скребу твои чернила,1556

Стираю, правлю до изнеможенья —

Твое сему причиной нераденье.

ДЕТСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

1557

1558 Блаженны были жители земли

И жизнь безбедную вели сначала.

Вокруг сады прекрасные цвели,

Сама земля их щедро угощала.

5 Ни бороны не знали, ни орала,

И никакой нужды, ниже избытка.

Вода ручьев их жажду утоляла,

И слаще не было того напитка.

Земля хоть и не пахана была,

10 Но тучный клас на ней всходил, не сеян.

Зерно вручную терли и бела

Мука была без жерновов и мелен.

Огонь, сам вспыхнув, затухал, развеян,

И виноградники повсюду зрели,

15 Хоть не возделаны, и виноделен

Не знали, соком исходя без цели.

Еще ни кошенилью, ни шафраном1559

Красильщики не красили руна.

Стрелой, копьем, мечом и ятаганом

20 Плоть не была еще уязвлена.

И ни одна не началась война,

И не звенела в кошельках монета.

О корабле не ведала волна,

Дорога в камень не была одета.

25 Чего же ради было воевать,

Ведь не нажил никто еще богатства.

Потом металлы стали добывать,

Во мрак земли все глубже погружаться

И перлы, обнаружив их приятство,1560

Себе выуживать из недр морских.

30 (Отсель пошли и жадность, и злорадство,

И зависть — бед источники людских).

Тиранам было как-то невдомек

За пустошь и лесные дебри драться,

Где жителям, как Диоген изрек,1561

35 Подножным кормом свойственно питаться.

(На города, где люди запасаться

Деньгами начали на черный день

И куш изрядный норовил достаться,

40 Ходить войной им было бы не лень).

Не строили ни хижин, ни палат,

В пещерах и лесах спокойно спали.

Ни стен, ни башен, ни замков, ни врат,

Ни страхов, ни забот еще не знали.

45 И без перин на травах отдыхали,

И пребывали в здравии и силе,

Зла и коварства в сердце не держали,

Друг другу верность до конца хранили.

Еще доспехов не было в помине.

50 Пандоры ларь1562 был заперт на замок.

Грехи не мучили людей как ныне,

Тиран не налагал на них оброк.

Ни зависть, ни гордыня, ни порок

Еще не поселились в их сердцах,

55 Но мир и благость — счастия залог —

И потому им был не ведом страх.

Покуда не пришел еще в сей мир

Юпитер, жадный до вина и брашен.1563

Жестокий и заносчивый кумир,

60 Нимрод еще своих не строил башен.1564

Что ж ныне видим? — Человек стал страшен.

И мир, где поселились плач и страх,

На лицемерии и лжи заквашен:

Порок, отрава, смерть во всех вещах.1565

ФОРТУНА

Баллада без масок1566

I

Нам жизни ведомы коловращенья:

То свет, то мрак, то милость, то опала.

И всем без смысла и без рассужденья

Фортуна заправляет как попало.1567

5 Однако до нее мне дела мало,

И я привык своим путем идти.

Умру, но не скажу, что все пропало.

Фортуна, прочь с дороги и прости.

И у меня хватает разуменья,

10 Чтоб, только заглянув в твое зерцало,

Врага от друга отличить в мгновенье.

Ты маски с нас внезапно посрывала,

А перед тем все точно рассчитала,

На карте все нарисовав пути.

15 Но у меня, пойми, свое лекало.

Не обессудь, Фортуна, и прости.

Сократ,1568 твое известно отношенье

К той, что тебя, как прочих всех, пытала.

Ты в бедствиях к ней сохранял презренье,

20 Любовь ее тебя не волновала.

Ее повадки лживые, бывало,

Ты обличал. У мудрых не в чести

Лжецы — водиться с ними не престало.

Не обессудь, Фортуна, и прости.

II. ОТВЕТ ФОРТУНЫ

25 Несчастен, кто себя несчастным мнит.

Владеть собой — ужель не достоянье?

Зачем жестокость ставишь мне на вид,

Коль на меня не обратишь вниманье?

А как же все мои благодеянья?1569

30 Небось ведь не ходил еще с сумой

И не просил у встречных подаянья,

И лучший друг твой все еще с тобой.1570

Гиены желчь1571 врачует и целит

Глаза, которым застит свет страданье.

35 Твой взгляд и так при встрече различит,

Где вправду друг, а где одно названье. —

Тебе сама дала я это знанье.

Ему доверясь, бросишь якорь свой1572

Там, где щедрот и щедрости слиянье

40 И лучший друг твой все еще с тобой.

Я знала, многих в свете удивит

Мое сугубое к тебе вниманье.

Чтоб та, кого весь мир царицей чтит

Твои лишь стала исполнять желанья!

Нет, мой закон изменчив.1573 В назиданье

45 Скажу: не он унынию виной,

Скорей нытье твое и причитанья.

А лучший друг твой все еще с тобой.

ОТВЕТ ЖАЛОБЩИКА ФОРТУНЕ

Фортуна злая, твой закон — коварство.

50 За что же чтить его прикажешь мне?

Твоих друзей противно фамильярство.

От них мне быть угодно в стороне.

И скупость скопидомствует вдвойне —

Твой аппетит ей ведом без сомненья,

55 А сытой не бываешь ты вполне,

И правилу сему нет исключенья.

ОТВЕТ ФОРТУНЫ ЖАЛОБЩИКУ

Я не пойму, зачем твое бунтарство,

Коль не иссяк запас в твоей мошне.

Зачем же на мое восстал ты царство —

60 Едва ли не готовишься к войне?

Ведь не прикажешь не играть волне,

Воды небесной не уймешь теченья.

Строптива я не по своей вине,

И правилу сему нет исключенья.

65 От Бога все — и радость, и мытарства1574 —

На землю посылается, зане

Он есть Творец. Но глупость и дикарство

За беды все пенять привыкли мне.

Кто нынче в завтрашнем уверен дне?

70 И я свое закончу попеченье,

Когда забудешься в последнем сне,

И правилу сему нет исключенья.

Посылка Фортуны

Высочества, прошу вас, помогите1575

(Я вам взамен согласна помогать) —

75 Нытье и жалобы его уймите,

Чтоб он меня раздумал донимать.

Вдвоем, втроем (извольте оказать

Ему и мне услугу) умолите

Величество участье в нем принять

80 И благодарность от меня примите.

ИСТИНА

1576

Баллада о добром совете

Беги толпы и с правдою дружи,

Доволен малым будь, нужды не зная.

Толпа привыкла к зависти и лжи.

Богатство губит, душу ослепляя.

5 Владей собой, других не притесняя.

И знаньем Богу дорожи угодным.

И истина тебя соделает свободным.1577

В несчастии смирись и не тужи,

Фортуне ничего не возражая.

10 Заботы все до срока отложи,

И насладись покоем отдыхая.

И на рожон не лезь,1578 его пиная.

И не томись желанием бесплодным.

И истина тебя соделает свободным.

15 Мгновеньем каждым в жизни дорожи,

Все со смиреньем должным принимая.

Но, странник, знай, в иные рубежи

Уводит нас отсель тропа крутая.1579

Вперед же, друже, Бога прославляя.

20 Ведом Его будь светом путеводным.

И истина тебя соделает свободным.

Посылка

Ваш,1580 суетному миру не служи,

Унынью властвовать не позволяя.

Служи лишь Богу, песнь Ему сложи.

25 Ему, Жизнеподателю, внимая,

Молись за всех, себя не забывая.

Мир перестанет быть тогда холодным,

И истина тебя соделает свободным.

БЛАГОРОДСТВО

1581

Кто благородным в мире хочет слыть,1582

Тот сыну уподобится родному —

Отцу во всем стараясь угодить,

Заботливому, доброму, благому,

5 Чтоб пользу принести ему и дому;

Тот понести готов любое бремя,

Будь в митре он, венце иль диадеме.1583

Кто на отца решился походить,

Тот гонит чувств изнеженность и дрему

10 И рад всем сердцем истину любить,

Обычаю не потакая злому.

Ведь честь по чести воздают любому.

А нечестивый презираем всеми,

Будь в митре он, венце иль диадеме.

15 Грех может унаследованным быть,

Но не удастся мужу никакому

С потомком честь и славу разделить.

И тот лишь благ, кто служит Всеблагому,

А кто завидовал добру чужому,

20 Того отвергнет праведников племя,

Будь в митре он, венце иль диадеме.

НЕПОСТОЯНСТВО

1584

Был верным мир, а стал непостоянным.

В нем было слово данное — закон,

А ныне стало лживым и обманным

И с делом разошлось. Отсель — урон

5 Во всем. И все за деньги продается.

И постоянство глупостью зовется.

Здесь каждый поражен недугом странным:

Всяк занят лишь собой, в себя влюблен,

И гость любой становится незваным,

10 Сосед соседом тяжко притеснен,

И пожалеть нам только остается,

Что постоянство глупостью зовется.

И самый мудрый здесь слывет болваном,

А истина забыта, словно сон.

15 И милосердный стал скупым и чванным,

И Божий дар корыстью побежден.

И ложь над правдой без конца смеется,

И постоянство глупостью зовется.

Королю Ричарду

Ты ж верен будь заветам Богом данным,

20 Чтоб не был мир безверьем побежден.

Всех радуй попеченьем неустанным.

Чти правду и неправде ставь заслон.

Пусть честь и верность каждому зачтется

И постоянство долгом наречется.

ПОСЛАНИЕ ЧОСЕРА К СКОГАНУ

1585

Ты видишь, неба потемнела синь,

И боги замерли в немом укоре.

И вот семь ослепительных богинь1586

Стенают, слезы льют в глубоком горе.

5 Причина, полагаю я, в раздоре,

Произошедшем ныне на Земле,

Где смертные привыкли жить во зле.

Ну слыхано ль, чтоб хоть одна слеза

Когда либо упала с пятой сферы?1587

10 И чьи такое видели глаза,

Чтоб, как девчонка, плакала Венера,

Да в три ручья. — Скоган, твоя афера!

Как надо было постараться, чтоб

На нас навлечь ужасный сей потоп!1588

15 Не ты ль из безрассудства иль гордыни

Богинь сих в лучших чувствах оскорбил

И в миг один, поправ любви святыни,

(Свидетель — сам Архангел Михаил),1589

Любовь свою навеки отпустил.

20 Кто знает, был ты трезв тогда иль пьян,

Но твой язык подвел тебя, Скоган.

И Купидон, слыхавший те слова

Из уст твоих, с обидой отшатнулся.

И хоть еще не стерлась тетива,

25 И лук его еще не разогнулся,

Теперь, боюсь, от нас он отвернулся.

И ни бальзама от него, ни ран,

Ждать не приходится уже, Скоган.

Прискорбно видеть друга в тяготе.

30 А вдруг из-за тебя сей бог сердит

На всех, кто сед и склонен к полноте1590

И к любящим всегда благоволит?

Тогда наш труд нам меду не сулит.

Но скажешь ты на это, я уверен:

35 «Он рифм и меду хочет, сивый мерин».

О нет, ты ошибаешься, мой друг,

Я с музой резвою решил расстаться,

И лиру расчехлять мне не досуг,

И рифмой я успел набаловаться,

40 Ведь то, что может в юности казаться

Нам вечным, будь хоть в прозе, хоть в стихах

Восславлено, должно вернуться в прах.

Посылка

Ты ныне у истока сей реки,

Скоган, у принца молишь снисхожденья,

45 А я в конце ее1591 здесь от тоски

Чуть не подох в своем уединенье.

Но Туллий добр,1592 и ты в своем прошенье

О старом друге не забудь, прощай,

И впредь, смотри, Любви не отвергай.

СОВЕТ БАКТОНУ ОТНОСИТЕЛЬНО ЖЕНИТЬБЫ

1593

Мой мастер Бактон,1594 некогда Христос

Был вопрошен, что истинно, что ложно.

Ответа не дал Он на сей вопрос1595

(Иль «Всяк да судит сам», сказал, возможно.)

5 Но коль поведать просишь неотложно

О зле и горе брачного союза,

Я умолчу о том, что в нем ничтожно,

Но вновь, увы, восславлю эти узы.

Я их не уподоблю тем цепям,

10 Что Сатану сковали мукой вечной,

Но так скажу: «Он в том повинен сам,

Что был прикован, а не жил беспечно».

Когда же человек, умом увечный,

Охотно снова сам идет в тюрьму,

15 Молись он Богу, плачь он бесконечно,

Никто не посочувствует ему.

И все же, сделай глупость и женись:

Тем самым ты избегнешь худшей доли.1596

Но с плотью, с жизнию своей простись,

20 Как раб жены во мрачной сгинь юдоли.

Коль мудрые слова не побороли

Твоих сомнений, опытом проверь:

Спасет тебя от брака страх неволи,

Иль снова попадет в ловушку зверь.1597

25 Свое писанье, притчу или сказку:

Я шлю тебе; обдумай мой совет:

Тот неумен, кто не приемлет ласку.

Уверен ты, сомнений больше нет.

Но, давши окончательный ответ,

30 Ты Батской прочитай рассказ ткачихи

И знай: Нет крепче шелковых тенет.

О благе помня, не забудь о лихе.

ПРОШЕНИЕ ЧОСЕРА К ЕГО СУМЕ

1598

К тебе, моя сума, к тебе одной,1599

Взываю я, души в тебе не чая.

Как не к лицу тебе ходить пустой!

О, если б ты, меня не отвергая,

5 Вновь понесла, округлость обретая! —

В отчаянье к тебе я днесь воззвал.

Отяжелей, иначе я пропал.1600

Когда услышу звонкий голос твой,

Чтоб сразу ощутить блаженство рая?

10 Когда мелькнет мне взгляд твой золотой,

Так солнца луч нас веселит, играя?

Ты жизнь моя, звезда моя благая,

О, госпожа, достойная похвал,

Отяжелей, иначе я пропал.

15 Нам об руку всегда ходить с тобой.

Будь светом мне и, тени прогоняя,

К свободе путь, прошу тебя, открой.

Я в нищете своей дошел до края —

Уже бедней церковной мыши стал.

20 Отяжелей, иначе я пропал.

Посылка Чосера

О, ты, завоеватель Альбиона,1601

По роду и избранию корона

Кому дана, я эту песню шлю

Тебе, заботливому королю

25 (Надеюсь, что ответишь благосклонно).

Приложения А.Н. Горбунов «ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ» ДЖЕФФРИ ЧОСЕРА

«Здесь Господне изобилие»

Джон Драйден

Время наградило Джеффри Чосера (ок. 1340 — 1400) по заслугам. Мы знаем его не только как «отца английской литературы», заложившего ее фундамент на много веков вперед, но и как лучшего, наряду с Данте, поэта позднего Средневековья, художника слова, которого по масштабу дарования часто ставят рядом с Шекспиром, а в рамках мировой литературы — с Сервантесом и Толстым.1602 Такой славе Чосер во многом обязан своему самому позднему творению — «Кентерберийским рассказам», хотя и его более ранние вещи, и прежде всего совершеннейшая в художественном отношении поэма «Троил и Крессида», безусловно являются жемчужинами английской словесности. И все же мир знает Чосера сегодня главным образом как автора «Кентерберийских рассказов».

Прежде чем начать эту книгу, над которой он вплотную работал последние полтора десятилетия своей жизни, Чосер прошел большую школу — много что увидел, много понял и многому научился. Сын богатого виноторговца и придворного поставщика, он уже в юности попал ко двору, который был тогда главным культурным центром страны, хотя, как доказало творчество анонимного автора «Сэра Гавейна и зеленого рыцаря» и феномен «аллитерационного возрождения», расположенные на Севере замки владетельных вельмож порой вступали тогда с Лондоном в культурное соревнование. С королевским двором и сильными мира сего Чосер при всех поворотах судьбы оставался связан почти всю жизнь. Лондон он ненадолго покинул лишь в середине 80-х годов при очередном витке Колеса Фортуны, чтобы вернуться обратно через четыре года. При дворе юный Чосер сначала стал пажом, а затем и оруженосцем, приняв участие в военной кампании против Франции и даже ненадолго попав в плен, откуда его выкупил сам король Эдуард III. Затем, возможно, хотя абсолютно точных сведений об этом до нас не дошло, Чосер учился в лондонской высшей юридической школе, где он изучал не только юриспруденцию, но и классику, патристику и схоластику.1603 Увлекался он и «новыми» французскими поэтами XIII-XIV веков. (Французский язык наряду с английским для него, как и для большинства обеспеченных жителей Лондона, был родным.) Очевидно, в это время он перевел знаменитый «Роман о Розе» Гильома де Лорриса и Жана де Мена на английский язык. Тогда же под влиянием французской поэзии он начал сочинять и собственные стихи, часть из которых до нас не дошла.

В дальнейшем, повзрослев и вернувшись на службу ко двору, поэт в качестве посланника короля не раз ездил за границу — во Францию, Фландрию и в Италию, которою он посетил дважды (в 1372-1373 и 1378 гг.). Там он воспринял из первых рук плоды богатой и сильно отличавшейся от английской культуры Италии XIV в., познакомившись, в частности, с творчеством Данте, Петрарки и Боккаччо, у которых он впоследствии многому научился. Недаром же второй период его творчества, в отличие от более раннего, французского, часто называют итальянским.

Вернувшись из первой поездки в Италию в 1374 г., Чосер получил доходное место таможенного смотрителя (контролера) лондонского порта по шерсти, коже и мехам. Эта служба отнимала у поэта почти все время и позволяла ему сочинять стихи лишь в свободную минуту, по большей части ночью, о чем он сам так рассказал в поэме «Дом Славы»:

Лишь только, подведя итог, Ты свой дневной закончишь труд, Не развлечения зовут Тебя тогда и не покой, — Нет, возвратясь к себе домой, Глух ко всему, садишься ты Читать до полуслепоты Другую книгу при свечах… (Перевод И.А. Кашкина)

Но зато на службе таможенного смотрителя поэт познакомился с новой для себя средой делового Лондона, миром олдерменов, купцов, чиновников, разного рода ремесленников, что необычайно расширило его кругозор. А еще позже, уже в 1386 г., Чосер, уехав на время из Лондона, был избран в Парламент от Кентского графства, где он за год до этого получил должность мирового судьи и на практике столкнулся с самыми широкими слоями населения — от беднейших до самых богатых. Все эти годы Чосер продолжал сочинять и учиться искусству поэзии, постоянно совершенствуя свое мастерство. Так что к созданию «Кентерберийских рассказов» он приступил, будучи уже совершенно зрелым, сложившимся художником с богатым жизненным опытом, без которого книга бы не получилась такой, какой мы ее знаем сейчас.

Очень трудно сказать, когда именно у Чосера возник замысел «Кентерберийских рассказов». Очевидно, однако, что к концу 80-х годов поэт уже погрузился в работу, которая с некоторыми перерывами продолжалась, скорее всего, до его смерти. При этом Чосер не только сочинял новые рассказы, но иногда использовал и написанные им ранее произведения, вставляя их в общую канву повествования. Это прежде всего относится к «Рассказу Рыцаря» и «Рассказу Второй Монахини»; возможно, и некоторые другие рассказы были также написаны раньше и впоследствии отредактированы поэтом.

В конце XIX в. известный английский медиевист и издатель Уолтер Скит выдвинул гипотезу о том, что Чосер описал реальное путешествие из Лондона в Кентербери, которое произошло в апреле 1387 г., в нем якобы принял участие и сам поэт.1604 Однако ученые уже давно отвергли гипотезу Скита, доказав, что описанное Чосером паломничество не может быть точно привязано к какой-либо конкретной дате, хотя сам контекст книги прочно связывает ее с событиями конца XIV в. Так, например, Чосер упоминает лоллардов и ссылается на крестьянское восстание 1381 г., свидетелем которого, возможно, ему пришлось стать самому. Впрочем, таких реалий в «Кентерберийских рассказах» весьма мало. — В отличие от своего друга поэта Джона Гауэра (1330-1408), посвятившего крестьянскому восстанию целую сатирическую поэму «Глас вопиющего», Чосер словно нарочно не стремился касаться событий бурной и кровавой истории Англии того времени, уходя от текущей политики к решению нравственных проблем, как всеобщих, так и частных, порой обусловленных все той же политикой. И тем не менее современность смотрит на нас буквально с каждой страницы книги, превращая ее в свидетельство, не менее значимое, чем многие документы конца XIV в.

Чосер не закончил «Кентерберийские рассказы». Он даже не успел отредактировать некоторые из помещенных там историй. Авторская версия текста до нас не дошла. Мы располагаем лишь рукописями XV в., сделанными уже после смерти автора. Всего их 55 и некоторые из них сильно повреждены. Есть еще и фрагменты отдельных частей книги. Среди этих рукописей существует множество разночтений; не совпадает в них и расположение отдельных частей. Однако при всем своем разнообразии все они обязательно начинаются с «Общего Пролога» и кончаются «Рассказом Священника» и «Отречением» автора. Таким образом, по крайней мере, ясно, с чего Чосер предполагал начать книгу и как он хотел ее закончить. Самыми надежными среди рукописей считаются хранящийся в Национальной библиотеке Уэльса манускрипт Хенгурта (Hengwrt) @и находящийся в Хантингтонской библиотеке города Сан Марино, США, и великолепно иллюминированный Элзмирский (Ellesmere) манускрипт. Но и они тоже не свободны от некоторых недостатков.1605

В целом сохранившийся в этих рукописях текст книги делится на десять фрагментов:

I — Общий Пролог, Рассказы Рыцаря, Мельника, Мажордома и Повара.

II — Рассказ Юриста.

III — Рассказы Батской Ткачихи, Кармелита и Пристава церковного суда.

IV — Рассказы Студента и Купца.

V — Рассказы Сквайра и Франклина.

VI — Рассказы Врача и Продавца индульгенций.

VII — Рассказы Шкипера, Аббатисы, о Сэре Топазе, о Мелибее, Монаха и Монастырского Капеллана.

VIII — Рассказы Второй Монахини и Слуги Каноника.

IX — Рассказ Эконома.

X — Рассказ Священника и Отречение Автора.

Подобное расположение фрагментов считается в настоящее время наиболее правильным и принято в большинстве современных изданий, в том числе у Робинсона,1606 которому следует лучшее на сегодняшний день полное однотомное собрание произведений поэта «Риверсайд Чосер».1607 Следуем ему и мы в данной книге. Однако в некоторых изданиях фрагмент VIII поставлен перед фрагментом VI, а фрагменты IV и V порой просто разделены на отдельные независимые друг от друга рассказы. Внутри каждого фрагмента входящие в него истории совершенно явно связаны между собой как благодаря повествовательным интерлюдиям — своеобразным сюжетным стыкам, прологам и эпилогам рассказчиков, — так и тематически, часто по принципу сходства или, наоборот, различия. Взятые же вместе все фрагменты образуют сложную мозаику книги.

Как и Шекспир, Чосер не придумывал собственных историй, но обычно брал для своих рассказов чужие сюжеты, делая их своими и при этом часто радикально меняя их. В духе Средневековья поэт не часто и весьма не точно ссылался на источники, что дало исследователям богатую почву для поиска, полем которой стала почти вся античная и средневековая литература. Аналогий здесь действительно великое множество.1608 Их, пожалуй, даже слишком много. И потому сам собой напрашивается вполне закономерный вопрос: мог ли Чосер, постоянно занятый при дворе и на ответственной гражданской службе, прочесть все эти книги, даже если он проводил за этим занятием все ночи, читая «до полуслепоты».1609 Ведь ему надо было когда-то еще и сочинять.

У Чосера имелась весьма большая по тем временам библиотека, но и она насчитывала только несколько десятков книг. Рукописи были тогда крайне дороги, и некоторые из предполагаемых источников были совершенно явно недоступны Чосеру. Скорее всего, по крайней мере, часть этих источников он знал по широко распространенным в период позднего Средневековья антологиям, содержавшим отрывки из знаменитых книг. Что-то, может быть, даже и многое (разного рода пословицы и изречения) в эпоху преобладания устной традиции над письменной, каким был XIV век, было у него, несомненно, на слуху. В любом случае исследователи могут строить по этому поводу лишь более или менее правдоподобные гипотезы. Знать точно мы сейчас ничего не можем, хотя и отказаться от анализа источников в серьезном исследовании тоже нельзя, тем более, когда эти источники достаточно очевидны, как, например, в «Рассказе Рыцаря» или «Рассказе Врача».

Жанр книги Чосера был для XIV в. новаторским. Позднее Средневековье с его тенденцией к систематизации и циклизации породило множество сводов рассказов, весьма разнообразных по содержанию. Это могли быть книги как религиозные (чудеса Богородицы, жития святых, назидательные примеры и т.д.), так и светские (типа лэ Марии Французской, сборников фаблио и т.д.). Авторы обычно предпосылали этим сборникам некий пролог, объясняющий, почему эти рассказы объединены в одну книгу. Сам Чосер тоже пробовал силы, сочиняя подобные вещи. Вспомним его «Легенду о славных женщинах», где рассказывались истории о женщинах, сохранивших верность в любви, и «Рассказ монаха», повествующий о превратностях судьбы сильных мира сего. Чосер, возможно, написал его раньше, а потом включил в «Кентерберийские рассказы». Знаменательно, что оба эти произведения не были завершены поэтом — возможно также и потому, что такой способ скрепления рассказов в единое целое не удовлетворил его.

От всех книг подобного рода «Кентерберийские рассказы» отличались наличием так называемой рамочной конструкции — определенным сюжетом, скрепляющим рассказы воедино. Разумеется, и обрамляющая рамочная конструкция существовала в литературе до Чосера — достаточно вспомнить хотя бы «Тысячу и одну ночь», где Шехеразада прерывала свои истории на самом интересном месте в течение многих ночей, чтобы отсрочить казнь. Правда, в Европе тогда были известны лишь отдельные сказки «Тысячи и одной ночи», заинтересовавшие новеллистов Ренессанса, а не весь их свод. Но были и другие книги, содержащие рамочную конструкцию, которые Чосер знал или мог знать. Речь прежде всего идет об «Исповеди влюбленного» (первая редакция 1390 г.), весьма популярной тогда поэме Джона Гауэра, и «Декамероне» Джованни Боккаччо. (Бытовавшее в первой половине XX в. мнение о том, что Чосер был знаком с «Новеллами» Джованни Серкамби, где описано якобы состоявшееся в 1374 г. путешествие, во время которого персонажи рассказывали свои истории, сейчас отвергнуто современными исследователями, считающими, что книга Серкамби появилась только в начале XV столетия).

Нет сомнения в том, что Чосер хорошо знал поэму Гауэра. Ведь он использовал некоторые сюжеты «Исповеди влюбленного» в «Кентерберийских рассказах», а в «Прологе к Рассказу Юриста» устами этого персонажа даже упрекнул Гауэра, впрочем, не назвав его имени, за обращение к теме инцеста:

Но, вспоминая дам несчастных тех, Не рассказал про Канацеи грех, Что к брату страсть греховную питала (Таких историй хоть бы не бывало!), Ниже про Апполония из Тира Не рассказала Чосерова лира… (Все переводы «Кентерберийских рассказов» цитируются по данному изданию без указания имени переводчиков)

Интересно, что спустя два столетия именно этот рассказ «про Апполония из Тира» привлек к себе внимание менее придирчивого Шекспира, который использовал его в своей поздней драме «Перикл».

Как можно догадаться по названию поэмы Гауэра, рамочный сюжет, скрепляющий вошедшие в нее истории, — это исповедь. Безответно влюбленный герой исповедуется Гению, жрецу Венеры, в своих грехах, а тот постоянно наставляет его на путь истины. В длинные диалоги духовника и влюбленного вкраплено множество историй, с помощью которых Гений поучает героя. Все они написаны единым гладким размером, и во всех них звучит тот же самый голос рассказчика, что придает известную монотонность повествованию, хотя великое разнообразие историй, вошедших в «Исповедь влюбленного», сделало поэму очень популярной в XV и XVI вв.

Рамочная конструкция «Декамерона» гораздо сложнее и интересней, чем у Гауэра. Десять молодых людей (семь девушек и три юноши) бегут из Флоренции, где свирепствует чума, за город, и там в идиллически-пасторальной обстановке развлекаются, рассказывая друг другу занимательные истории в течение десяти дней. В «Декамероне» обрамляющая рамка не является уже более или менее формальной данью жанровым законам сборника, но представляет собой важнейшую часть замысла автора, которая скрепляет все многообразие вошедших в книгу историй воедино. Исследователи не раз отмечали, что отдельные рассказчики «Декамерона», за исключением озорного шутника Дионео, мало индивидуализированы. Все молодые люди, собравшиеся в загородной вилле, принадлежат к высшему сословию. У них сходные привычки и интересы, потому они легко понимают друг друга. Но они не только похожи друг на друга по образу мысли, как заметили критики, они похожи и на автора книги, гуманиста Джованни Боккаччо.1610 Собравшись вместе, они образовали некое маленькое гуманистическое содружество умов, противостоящее хаосу зачумленной Флоренции, а процесс рассказывания превратили в интеллектуальную игру. Божественное начало, столь важное для средневекового человека, для них не исчезло, но оно отошло как бы на второй план, уравнявшись с земным и отдав авансцену «матери и устроительнице всего сущего» — природе и активно ищущему свое место в мире человеку. В эту перспективу и вписаны все рассказанные героями «Декамерона» истории, где «старые» средневековые сюжеты подчинены новому характерному уже для Ренессанса взгляду на мир.

Такая перспектива, однако, совсем не характерна для Чосера. Автор «Кентерберийских рассказов» — целиком средневековый человек, чуждый ренессансному гуманизму, который появится в Англии лишь в XVI в. Ученые до сих пор не решили, читал ли Чосер «Декамерон» целиком, или только отдельные из вошедших туда рассказов, или, может быть, просто слышал об этой книге. Чосер ни разу не упоминает имени Боккаччо, хотя и ссылается на Данте и Петрарку. Но, если он и читал «Декамерон» полностью, что представляется вполне правдоподобным, то рамочная конструкция Боккаччо, как и рамочная конструкция Гауэра, подсказали ему лишь общую идею, которую он осмыслил на свой лад.

В качестве обрамления Чосер придумал блестящий сюжетный ход — паломничество к раке с мощами Томаса (Фомы) Беккета в Кентербери. Этот ход позволил поэту собрать вместе самых разных по социальному происхождению и взглядам на жизнь людей, которые только и могли войти в близкий контакт между собой именно в таком путешествии. Каждый из этих персонажей имеет собственный индивидуальный голос, чего не было ни у Гауэра, ни у Боккаччо, и свой наиболее подходящий ему по его статусу литературный жанр. Более того, отношения между паломниками получают дальнейшее развитие в сюжетных интерлюдиях, что тоже влияет на их рассказы. Но, словно и этого мало, неугомонный трактирщик Гарри Бейли, вызвавшийся служить проводником в Кентербери, превращает сам процесс рассказывания в веселое соревнование, назначив самого себя его судьей и режиссером. Разного рода поэтические турниры были частью жизни позднего Средневековья. Их в том числе устраивали и лондонские купцы, из среды которых Чосер происходил по материнской линии. На своих собраниях купцы выбирали «князя», который судил соревнование, а победителя угощали бесплатным обедом.1611 Знаменательно, что согласно принятым в начале книги условиям, паломники в Кентербери тоже должны будут угостить предполагаемого победителя таким обедом по возвращении в Лондон. Однако и эту традицию поэтических турниров Чосер тоже повернул в новое русло, подчинив общему замыслу «Кентерберийских рассказов» и сделав ее одним из элементов структуры книги. В целом же подобная обрамляющая рамка была замечательным открытием, благодаря которому обыденная жизнь с ее перипетиями и взятые из ее гущи характеры впервые в истории английской литературы стали предметом изображения в крупном художественном произведении.

ПЕРВЫЙ ФРАГМЕНТ:

Зачин и Общий Пролог

Средневековые произведения было принято начинать с пролога. Чосер не отступил от этой традиции, обыграв ее в своих целях. Он начал «Кентерберийские рассказы» с развернутого «Общего Пролога», дающего завязку действия, объясняющего, как возникли вошедшие в книгу рассказы, и знакомящего читателя с их авторами-паломниками. Это важнейшая часть «Кентерберийских рассказов», тот твердый фундамент, на котором держится все недостроенное здание книги вместе с его крышей — «Рассказом Священника» и «Отречением» автора. Без этой прочной опоры здание тут же развалилось бы на отдельные куски, которые никто не смог бы собрать воедино.

«Общий Пролог» начинается знаменитым зачином, который еще в середине XX в., пока в школах и университетах преподавали среднеанглийский язык,1612 все английские школьники знали наизусть и который на родине Чосера по популярности и сейчас вполне сопоставим с гамлетовским «Быть или не быть»:

Когда Апрель обильными дождями Разрыхлил землю, взрытую ростками, И, мартовскую жажду утоля, От корня до зеленого стебля Набухли жилки той весенней силой, Что в каждой роще почки распустила, А солнце юное в своем пути Весь Овна знак сумело обойти, И, ни на миг в ночи не засыпая, Без умолку звенели птичьи стаи, Так сердце им встревожил зов весны, — Тогда со всех концов родной страны Паломников бессчетных вереницы Мощам заморским снова поклониться Стремились истово; но многих влек Фома Бекет, святой, что им помог В беде иль исцелил недуг старинный, Сам смерть приняв, как мученик безвинный.

Мастерство, с которым Чосер описал проснувшуюся от зимней спячки весеннюю природу, начинающую новую жизнь, сразу же захватывает внимание читателей. Особенно тех, кто может прочесть этот отрывок в подлиннике и оценить пропавшие в переводе мелкие детали и образы, вроде упомянутых там птичек, спящих всю ночь с открытыми глазами (That slepen al the nyhgt @with open ye) или текущего по венам растений весеннего сока, рождающего цветки (And bathed every veyne in swich licour / Of which vertu engendred is the flour).

Однако сама эта картина весенней природы на самом деле опиралась на богатую традицию античной и средневековой литературы. Тут не было ничего необычного. Средневековые читатели ценили в литературе не новое и оригинальное (так вопрос не ставился вообще), но знакомое и узнаваемое, как бы вновь открытое для них автором. Апрель с его теплыми дождями, питающими землю, мягкий западный ветер (Zephirus), «юное» солнце (the yonge sonne), вошедшее в знак Овна — все эти образы были уже тогда хорошо знакомы. Как показали исследователи, средневековые поэты пользовались ими как в любовной, так и в религиозной лирике, а также в разного рода аллегориях и даже сатирах.1613 В прологе жанра видений они давно стали общим местом. Чосер же связал весну в «Кентерберийских рассказах» с паломничеством, с людским стремлением «поклониться мощам».

Такое сопряжение земного, природного, и горнего, религиозного, начал сразу же наметило важнейшую перспективу всей книги, два ее главных полюса. Для средневекового человека весна и, в частности, апрель были не только временем возрождения природы. Это было также и время духовного обновления, связанного с покаянными днями Великого Поста и «праздником праздников» Пасхой, когда люди получали шанс очиститься от греха и начать новую духовную жизнь, исцелиться не только от телесных болезней, но и духовных недугов. Очень популярные в XIV в. паломничества как раз и служили этой цели, хотя и тогда уже встречались паломники, отправлявшиеся в путешествие исключительно в поисках развлечений. Сама жизнь представлялась людям той поры, считавшим себя лишь пришельцами в здешнем мире, кратким земным странствием в поисках небесного града Иерусалима. Этот град Божий был для них не благочестивой метафорой, но явью, по-своему не менее реальной, чем Лондон или Кентербери.1614 Таким образом, весна представлена Чосером в зачине книги не только как время торжества земной любви, рождающей цветы и заставляющей птичек спать с открытыми глазами, но и как время поиска любви небесной, влекущей человека в горний мир. В «Кентерберийских рассказах» эти два полюса при всей их сложной диалектике неразрывно сопряжены друг с другом. Паломничество для поэта — одно из проявлений бурного потока жизни, но сам этот поток подчинен силе, которую воплощают мощи, влекущие к себе паломников.1615

Наметив эту двойственную перспективу, Чосер в следующих строках сразу же сузил ее, перейдя от общего и вселенского к частному и конкретному — к расположенной на окраине Лондона гостинице Табард, где собралась пестрая и веселая компания паломников, едущих в Кентербери к мощам Томаса Беккета. И тут на передний план выступает уже сам поток жизни во всем ее многообразии, привлекая внимание читателей к тому, что происходит здесь и сейчас. Подспудно это проецируется и на сам идеал паломничества, открывая и его «обратную» сторону. Речь идет о вошедшем в моду в конце XIV в. забвении духовных целей таких поездок, том самом поиске светских развлечений, который так громко обличали лолларды. Многих тогда также отпугивало знакомое каждому путешественнику тех лет ужасающее бездорожье и вполне реальные опасности, связанные с поездками. Недаром же большая часть паломников-мужчин, выведенных в «Общем Прологе», в том числе даже и Монах, имеют при себе оружие. Да и вообще чего стоит религиозная процессия, во главе которой едет громко играющий на волынке «вдрызг пьяный» Мельник?

Длинная «портретная галерея», где описан каждый из будущих рассказчиков — «их двадцать девять было», — дает развернутую экспозицию, завершая «Общий Пролог».

В социальной иерархии паломников, встреченных Чосером в гостинице «Табард», Рыцарь занимает верхнюю строчку, и, очевидно, потому поэт и начинает «галерею» с его портрета:

Тот Рыцарь был достойный человек. С тех пор как в первый он ушел набег, Не посрамил он рыцарского рода; Любил он честь, учтивость и свободу…

Уже в IX в. средневековое общество стали делить на три сословия — на тех, кто сражается (bellatores), кто молится (oratores) и кто работает (laboratores). С XII в., когда появились промежуточные социальные прослойки врачей, купцов, юристов и т.д., такое деление оказалось в значительной мере условным, но им продолжали пользоваться и в XIV в., во времена Чосера. Рыцарь явно принадлежит к первому из этих сословий, к сражающимся, чьей задачей было охранять молящихся и трудящихся.

Как отмечают историки, к концу XIV в. по мере превращения многих рыцарей в платных наемников, не гнушавшихся мародерством и насилием, их престиж сильно упал. Но люди все еще продолжали верить в сам идеал рыцарства как сообщества воинов без страха и упрека, благородных защитников веры и отечества, покровителей вдов и сирот, борцов за правду и справедливость, даже если их и трудно было найти в реальной жизни. Появляющийся в «Общем Прологе» Рыцарь, очевидно, олицетворяет этот идеал — недаром же Чосер называет его «истинно совершенным благородным рыцарем» (a verray, parfit gentil knight), любящим отвагу, верность и честь, великодушие и куртуазную учтивость (chivalrie, trouthe and honour, fredom and curtesie). Его одежда, как и подобает паломнику, скромна, а обхождение мягко, как у девушки. Его репутация безупречна: «И заслужил повсюду почесть он».

В подтверждение воинской доблести Рыцаря Чосер привел довольно длинный перечень военных кампаний, в которых участвовал этот персонаж, — тут и сражения с маврами в Испании, и битвы с неверными в Африке, и походы в Литву и на Русь. Знаменательным образом сражения Столетней войны между Англией и Францией, где Англия одержала блестящие победы, здесь отсутствуют. Это означало только одно — Рыцарь был крестоносцем, сражавшимся на чужбине за христианские идеалы. Однако крестоносцы вошли в историю не только как бескомпромиссные защитники христианской веры. Хорошо известно, что их военные походы, особенно в эпоху позднего Средневековья, с современной точки зрения выглядели весьма непривлекательно в нравственном отношении: многие из них часто мало отличались от разбойных нападений. Все это напрямую связано и с кампаниями, в которых якобы участвовал чосеровский Рыцарь. И тут у современных исследователей возникли вопросы. Изучив этот материал, английский историк и кинорежиссер Терри Джоунс в увлекательно написанной книге даже пришел к парадоксальному выводу, что рыцарь является не кем иным, как «лишенным всяких принципов и пообтрепавшимся в походах наемником, типичным продуктом века, превратившего войну в бизнес».1616 Джоунс решил, что похвалы, которые Чосер воздает Рыцарю, ироничны, а сам он является объектом авторской сатиры. Никто из серьезных ученых, однако, не принял столь крайней оценки Джоунса, отметив неисторичность его подхода. С помощью сохранившихся источников специалисты показали, что люди позднего Средневековья, по крайней мере в Западной Европе, все еще относились к крестоносцам с большим уважением.1617 Упомянутые же в тексте военные походы, часть из которых, по-видимому, придумал сам автор, нужны были Чосеру не для того, чтобы нарисовать исторически достоверный портрет, но чтобы сделать похвалу доблести его благородного героя поэтически правдоподобной.1618 И все же некоторые сомнения, по-видимому, остались, поскольку спустя более двух десятилетий после выхода книги Джоунса английская исследовательница Хелен Бар снова высказала их, поинтересовавшись, мог ли Чосер в момент, когда лолларды и не только они одни ожесточенно критиковали Крестовые походы, да и сам институт войны, сделать своего Рыцаря идеальным героем. Нет ли в отношении поэта к нему столь присущей автору «Кентерберийских рассказов» всепроникающей иронии.1619 Кто знает — может быть. Однако Чосер в лучшем случае лишь задавал вопросы и никоим образом не стремился поколебать принятые ценности — едкой сатиры в портрете Рыцаря явно нет.

Рыцаря сопровождает маленькая свита. В паломничество вместе с ним отправился его сын, юный Сквайр (Squier). В языке того времени сквайрами часто именовали оруженосцев. Однако чосеровский Сквайр уже имеет рыцарское посвящение; поэт называет его bachelor, т.е. рыцарем, недавно принявшим посвящение, но еще не имеющим право быть знаменосцем и вести войско в атаку. Сквайр уже сражался за пределами Англии:

Во Фландрии, Артуа и Пикардии Он, несмотря на годы молодые, Оруженосцем был и там сражался, Чем милостей любимой добивался.

В отличие от отца, он воплощает другую сторону рыцарского идеала. Сквайр — не суровый боец за христианские идеалы, но юный влюбленный, стремящийся добиться расположения дамы воинскими подвигами. Отсюда его модная одежда, его куртуазные манеры — умение петь, танцевать, слагать стихи и рисовать, отсюда и его участие в рыцарских турнирах. Отсюда, возможно, и мягкая ирония, окрашивающая весь этот портрет и сквозящая в авторских комментариях, вроде следующего:

Всю ночь, томясь, он не смыкал очей И меньше спал, чем в мае соловей.

Рядом с сыном Рыцаря едет Йомен, одетый в зеленое платье лесничий, который занимал в социальной иерархии гораздо более высокое место, чем простой лесник, лишь на одну ступень уступая сквайру.1620 Недаром же, помимо лука и стрел, он везет с собой еще и меч со щитом, очевидно, принадлежащие его господину, а на шее у него висит дорогой серебряный образок Святого Христофора. К сожалению, Чосер не успел написать для Йомена рассказ, и после «Общего Пролога» читатели уже не встречаются с ним.

Следующий персонаж — Аббатиса (Prioress), настоятельница женского монастыря, тоже, как и Рыцарь, путешествующая со своей свитой — монахиней-секретаршей (chapeleyne) и тремя священниками (в русском переводе монастырскими капелланами), играющими роль ее телохранителей. Западное монашество в Средние века было одним из важнейших социальных институтов, и часто имело мало общего с духовным призванием насельников монастырей. Активной общественной деятельностью монашествующие тогда не занимались, проводя все свое время в стенах обители. Даже паломничество, как в случае с Аббатисой, было в то время чем-то исключительным, выходящим за рамки общих правил. Высшее церковное начальство в XIV в. не раз достаточно резко выступало против таких поездок, но эти запреты оказывали мало воздействия. Тем более что монахини, подобные Аббатисе, обладали примерно теми же привилегиями, что и жившие по соседству с монастырями владетельные лорды.1621 В этом не было ничего удивительного, поскольку богатые феодалы любили покровительствовать монастырям и часто ставили их настоятелями и настоятельницами своих ближайших родственников. Весьма вероятно, что мадам Эглантина и заняла место Аббатисы подобным образом.

Портрет Аббатисы сочетает в себе черты сатиры с мягким юмором, показывая, по меткому выражению Джона Ливингстона Лоуэса, «обаятельно несовершенное подчинение женского начала церковному».1622 Имя Аббатисы — Эглантина взято из рыцарских романов, типа «Прекрасная Эглантина и король Генрих». Да и сама ее внешность напоминает внешность героини подобных романов:

Высокий, чистый лоб… Точеный нос, приветливые губки И в рамке алой крохотные зубки, Глаза прозрачны, серы, как стекло, — Все взор в ней радовало и влекло.

Она хорошо воспитана и в меру образована, щеголяя французским языком страдфордского разлива и не подозревая об истинном французском, на котором говорят во Франции. «Хлад монашеского чина» она смягчает робкой улыбкой, и всем приятно сидеть с ней рядом за столом — «так вежлива и так опрятна». Но манеры ее опять-таки не столько монашеские, сколько куртуазные:

Усвоив нрав придворных и манеры, Она и в этом не теряла меры.

Аббатиса чисто по-женски чувствительна и сентиментальна. Она любит животных, держит свору собак, которых кормит очень дорогой по тем временам пищей, и горько плачет о побитой собачке или о мышке, попавшей в мышеловку.

Одежды аббатисы также являются неким компромиссом между духовным и светским началами. Она, разумеется, носит монашеское облачение, но оно на ней выглядит очень элегантно (ful fetys), а «искусно сплоенное покрывало» вместо того, чтобы скрыть ее лицо, наперекор монашескому обычаю открывает высокий чистый лоб. Ее коралловые четки с вкрапленными зелеными камешками (grene — в переводе малахитами, но, скорее, изумрудами) и сверкающая золотом брошь с выгравированным на ней девизом тоже мало подобают оставившей мир насельнице монастыря. Да и сам латинский девиз на ее броши, взятый из десятой эклоги Вергилия, звучит весьма двусмысленно: Amor vincit omnia, т.е. «Любовь побеждает все». Какого рода эта любовь? Земная, куртуазная, как в рыцарских романах, или, как, наверное, предполагает сама Аббатиса, монашеская, небесная? Обыгрывав эти несовместимые противоположности, Чосер намеренно не дал ответа, хотя он и бросил тень сомнения на суть благочестия Аббатисы, постоянно напевающей обедню гнусавым голосом. Все в портрете держится на полутонах и намеках. О сатирической инвективе здесь нет и речи. Поэт лишь с мягко иронической улыбкой наблюдает за Аббатисой, вовсе не обличая ее.

Чосер не оставил нам портреты членов свиты мадам Эглантины, хотя вторая монахиня и монастырский капеллан расскажут впоследствии свои истории, и рассказ монастырского капеллана станет одним из самых лучших в книге.

Под стать Аббатисе и следующий паломник — дородный Монах, занимающий в монашеской иерархии довольно высокое место. Он возглавляет маленький монастырь, который подчинен большому монастырю. Кроме того, он наделен полномочиями вести дела за пределами монастыря. (По-английски эта должность называлась outridere). Монах — большой жизнелюб. Он прекрасный наездник. Главная страсть его жизни — охота, ради которой он обзавелся конюшней с множеством породистых лошадей — звон колокольчиков, прикрепленных к их уздечкам, звучит так же громко, как и церковные колокола. Есть у него и своя псарня. Ему нравится модная одежда (рукава его рясы подшиты дорогим беличьим мехом), и он совсем не стремится к монашескому труду. Не чужд Монах и чревоугодию, он любит такие изысканные блюда, как жареный лебедь, а если верить двусмысленному намеку, содержащемуся в слове venerie (охота, но и, может быть также, сексуальная доблесть), и компанию веселых дам. (Прямо в подлиннике об этом ничего не сказано.)

Однако Чосер-рассказчик вовсе не осуждает монаха, но даже как будто становится на его сторону, вместе с ним порицая излишние строгости монастырского устава:

А в самом деле, ведь Монах-то прав, И устарел суровый сей устав: Охоту запрещает он к чему-то И поучает нас не в меру круто: Монах без кельи — рыба без воды. А я большой не вижу в том беды. В конце концов, монах — не рак-отшельник, Что на спине несет свою молельню. Он устрицы не даст за весь тот вздор, Который проповедует приор. Зачем корпеть средь книг иль в огороде, Зачем тощать наперекор природе?.. Пусть Августин печется о спасенье, А братии оставит прегрешенья.

Читая эти строки, мы как бы слышим голос самого Монаха. Благодаря подобному приему его портрет обретает особую ироническую объемность, которая выводит этот персонаж за ходульные рамки не хранящего свои обеты монаха, каких было много в сатирической литературе эпохи, уподобляя его полному собственного достоинства владетельному лорду и наделяя его неким бесшабашным обаянием.

По-своему обаятелен, хотя и не столь импозантен, и следующий персонаж процессии — веселый и общительный брат Губерт. Он принадлежит к числу нищенствующей братии и, по мнению рассказчика, является лучшим представителем всех четырех орденов таких монахов. В отличие от насельников монастырей, у них, по крайней мере, изначально не было постоянного пристанища. Их главной задачей являлось не спасение собственной души за монастырской стеной, но спасение других, активное общественное служение миру и прежде всего забота о бедных и больных, равно как и проповедь. Следуя примеру Франциска Ассизского, основавшего один из этих орденов — францисканский, — они давали обет добровольной бедности. Их и называли нищенствующей братией, поскольку многие из них были вынуждены просить милостыню, отдавая лишние деньги в казну своего ордена.

Все четыре ордена, упомянутые Чосером (ordres foure), появились в Англии в XIII в. Это были доминиканцы, которых из-за цвета их облачения называли черными братьями, францисканцы, известные как серые братья или минориты, кармелиты или белые братья, и августинцы. Чосер не говорит, к какому именно ордену принадлежит брат Губерт, рисуя собирательный портрет (в русском переводе И.А. Кашкина он назван кармелитом, хотя вполне мог бы быть и миноритом, как предлагал А.К. Дживилегов).1623 У Чосера он просто Брат (Friar).

В XIII в. нищенствующие братья сыграли весьма важную роль в интеллектуальной жизни Европы, подчинив себе ряд университетов, в том числе Парижский и Оксфордский, и дав миру крупнейших богословов, типа доминиканца Фомы Аквинского или францисканца Бонавентуры, чьи системы довольно сильно отличались друг от друга. Однако в XIV в. разница между этими четырьмя монашескими орденами, пришедшими к тому времени в упадок, практически исчезла — почти все они на деле, хоть и не на словах, оставили бескорыстное служение ближнему, увлеклись мирскими заботами и стали мишенью резкой критики всех, кто сам не принадлежал к числу братии.1624 В Англии их, в частности, разоблачали Уиклиф, Ленгленд и Гауер.

Портрет брата Губерта, как и потрет Монаха, тоже имеет ярко выраженный иронический подтекст. По мнению исследователей, этимология его имени Губерт (Huberd) восходит к словам яркий, живой, веселый.1625 И, на самом деле, Брат — человек легкий в обращении и очень общительный. С сильными мира сего и их женами он на дружеской ноге. Он запросто общается с помещиками и является завсегдатаем разного рода трактиров, где его хорошо знают трактирщики и служанки. Губерт носит дорогое платье и держит себя с достоинством, хотя, когда нужно, может быть вкрадчивым и услужливым. Он хороший музыкант: прекрасно играет на музыкальных инструментах и поет популярные баллады. А после пения «лучи / Из глаз его искрились, что в ночи / Морозной звезды».@ Очевидно, трудно не поддаться его обаянию.

Однако это обаяние «работает» исключительно в его пользу, и он с помощью вкрадчивого красноречия может выманить последние деньги даже у самых бедных:

Так сладко пел он «In principio» Вдове разутой, что рука ее Последнюю полушку отдавала, Хотя б она с семьею голодала.

Главное в жизни для брата Губерта — это деньги. Ради «покаянных даров» он с легкостью отпустит любой грех состоятельных прихожан:

С приятностью монах исповедал, Охотно прегрешенья отпускал. Епитимья его была легка, Коль не скупилась грешника рука.

Ну а если денег нет, то тогда увольте — веселый и общительный Брат, тут же забыв о своих обетах, не станет лишний раз беспокоить себя:

Возиться с разной вшивой беднотою? Того они не капельки не стоят: Заботы много, а доходов мало, И норову монаха не пристало Водиться с нищими и бедняками, А не с торговцами и богачами.

В целом брат Губерт ведет себя как хитрый лицемер. Недаром же его образ многим обязан аллегорической фигуре Лицемера (Faux-Semblant) из «Романа о Розе». Но ироничный Чосер не обличает Губерта прямо и откровенно, рисуя только забавный портрет красноречивого и обаятельного плута, ловко прикрывающего свое плутовство священным саном. Такова жизнь и таковы обстоятельства жизни нищенствующей братии, как бы говорит нам поэт.

Следующий портрет в галерее паломников — носящий дорогую бобровую шапку чопорный Купец, озабоченный доходами от своей торговли. Купцы в Англии в эпоху позднего Средневековья обрели в обществе особый вес и заняли положение, часто вполне сопоставимое, а иногда на практике более важное, чем иные дворяне. Их силу чувствовал даже сам король, постоянно нуждавшийся в деньгах для ведения Столетней войны. Чосеровский персонаж, очевидно, занимает видное место среди своих собратьев. Что же касается того, насколько честно он ведет свои дела, то об этом можно только догадываться по намекам автора на его занятие ростовщичеством и другие сделки не вполне законного по тем временам свойства. Все скрыто за важными манерами Купца — он так ловок и умен, что никто не знает, есть ли у этого «достойного человека» долги (Ther wiste no wight that he was in dette). He знают об этом и читатели «Кентерберийских рассказов».

Оксфордский Студент (Clerk), едущий вслед за Купцом, сильно отличается от остальных персонажей. Он весьма худ и одет в дырявое платье, а у его коня от голода торчат ребра. Он совершенно явно не стремится к благам мира сего. Студент целиком поглощен своими занятиями и как будто бы не интересуется ничем больше. Этот образ молодого ученого, полностью погрузившегося в книги, был, очевидно, близок автору, который и сам читал книги «до полуслепоты» и старался собрать библиотеку любимых авторов. Таким любимым автором для Студента, тратящего все деньги на книги, является, конечно же, Аристотель, которого тогда очень подробно изучали во всех университетах.

Хотя Студент уже давно занимается логикой (unto logyk hadde longe ygo), он еще не получил церковной должности; возможно, он пока и не хочет этого. Само слово clerk в языке того времени означало не только студент, но и клирик, который имел тонзуру, дававшую ему известные церковные привилегии. Такие клирики могли в дальнейшем полностью посвятить себя науке и не принимать рукоположение, вступив в брак. (Примером тому служит Уильям Ленгленд.) Но большинство из них все же стремилось принять духовный сан и надеялось занять подходящую должность. Как считают специалисты, ожидающий места Студент должен был иметь хотя бы самое низшее церковное посвящение.1626

Тот факт, что он давно занимается логикой, означает, скорее всего, что он уже закончил низший этап обучения, бакалавриат, где в течение четырех лет изучали так называемый тривиум: грамматику, риторику и логику, и учится в магистратуре, программа которой (квадривиум) включала в себя занятия музыкой, арифметикой, геометрией и астрономией, а также философией. На этот курс требовалось еще три или четыре года. Лишь окончив его, студенты приступали к занятиям богословием. Согласно принятой тогда практике, студенты старших курсов занимались с младшими, за что те платили им деньги, которых хватало на пропитание. Денежные пожертвования, которые, помимо этого, получает Студент, он, по всей видимости, тратит на очень дорогие тогда рукописные книги.

Как считают исследователи, Чосер рисует идеализированный образ «вечного студента» — такие люди, видимо, достаточно редко встречались в жизни.1627 Студентов, живущих другими, более мирскими интересами, поэт вскоре покажет в рассказах Мельника и Мажордома.

Следующий персонаж — осмотрительный и мудрый (war and wys) Юрист. Он вовсе не простой адвокат, каких было много вокруг. В адвокатской коллегии он занимает очень высокое место: Чосер называет его Sergeant of the Law. Людей, имевших подобный титул, в Англии тех лет было не больше двадцати. Они пользовались таким уважением, что имели право не снимать головной убор в присутствии самого короля, а король, в отличие от других государственных служащих, которым он говорил ты, обращался к ним на вы.1628 Все они, разумеется, были очень состоятельными людьми — таков и паломник Чосера, видимо, берущий большие гонорары за свои услуги и ловко нажившийся на продаже земель. Впрочем, Чосер, как и в случае с Монахом и Братом Губертом, как будто даже любуется его профессиональной сноровкой и знаниями, давая читателям понять, что он собой представляет, лишь намеками. Но намеки эти вполне откровенны и не оставляют сомнения в корыстолюбии Юриста. Чего стоит хотя бы знаменитое двустишие, которым поэт характеризует этого персонажа:

Работник ревностный, пред светом целым — Не столько был им, сколько слыть умел им.1629

Стоит заметить, что впоследствии в сюжетных интерлюдиях незаконченной Чосером книги появится другой Юрист — обычный адвокат (не Sergeant, но просто Man of Law), который и расскажет свою историю.

Рядом с Юристом, в его компании, едет Франклин, богатый помещик, служивший шерифом, аудитором и не раз заседавший в Парламенте. Франклин, «достойный сын Эпикура», — хлебосольный хозяин, любящий изысканные блюда, всегда держащий накрытый стол в своем доме и терроризирующий поваров своими придирками. Рисуя этот портрет, Чосер как бы намеренно не дает ответа на вопрос, является ли эпикурейство Франклина пороком, достойным осуждения, или достаточно безобидным проявлением его сангвинического нрава.

Следом за Юристом и Франклином появляются пять членов «цехового братства», недавно разбогатевшие бюргеры-ремесленники, которые, имея разные профессии, очевидно, входили в одну из приходских гильдий, каких тогда было только в Лондоне несколько десятков. Все они весьма высокого мнения о себе, считая себя достойными должности олдермена. И, как и их жены, требующие, чтобы их величали «мадам», они всячески подчеркивают свое высокое общественное положение. Для пущей помпы они везут с собой Повара, большого специалиста в своем деле, который может приготовить любое лакомое блюдо. Не питаться же им, в самом деле, в случайно попадающихся на дороге харчевнях! Из очень краткого портрета Повара читатель узнает не только о чудесах его кулинарного искусства, но и о том, что у него на лодыжке гноится язва, что, согласно поверьям эпохи, могло указывать на его беспорядочную жизнь.1630 В дальнейшем читатели больше не встретят важных и самодовольных бюргеров-ремесленников, но Повар расскажет свою историю, хотя и не до конца.

Вслед за бюргерами и их Поваром в портретной галерее «Общего Пролога» появляется Шкипер (Shipman), опытный мореход, «в ремесле своем большой мастак», прекрасно знающий все течения, бухты, отмели и морские порты. Чосер иронически называет его «отличным парнем» (good fellawe), что в языке того времени могло значить также и «законченный мерзавец». В середине XIV в. Англия уже начала славиться как владычица морей, которую знали и уважали все европейские соседи. Морская торговля тогда была сопряжена с большими опасностями, поскольку торговые суда постоянно подвергались нападениям пиратов. Как писал известный английский историк Джордж Тревельян, жизнь в море в ту эпоху была школой дерзости и отваги, имевшей мало общего с тонкостями морали.1631 «Отличный парень» Шкипер прошел эту школу, закалившись и огрубев в ней. По сути дела, перед нами лишенный нравственных устоев пират, не гнушающийся как мелкой и крупной кражей груза на вверенном ему судне, так и убийством команды захваченных им кораблей, которую он без малейших колебаний сбрасывал за борт («отправлял домой в любую страну водным путем»). Таких «отличных парней», очевидно, было много в Англии XIV в. — недаром же критики предложили столько кандидатур в качестве прототипа Шкипера.

Врач (Доктор медицины — Doctor of Physic), появляющийся в «Общем Прологе» после Шкипера, — еще один сатирический персонаж, попавший в поле зрения Чосера. Уже самая первая фраза, с помощью которой поэт описывает его, звучит весьма двусмысленно: «In al this world ne was ther noon hym lik, To speke of phisik and of surgeye…» (Никто во всем мире лучше него не говорил о медицине и хирургии).

Значит ли это, что он был самый лучший знаток медицины или что лучше всех в мире болтал о ней?1632 Возможны оба варианта. Врач действительно долго и упорно изучал медицину и астрологию, которая по законам эпохи тоже была необходима для лечения больных. Но как он пользуется знаниями? Для лечения больных или на пользу себе и в ущерб своим пациентам? Нет ли сговора между ним и аптекарем, чтобы выманить побольше денег у больных? Длинный список средневековых медицинских авторитетов, знакомых Врачу, вызывает уважение, но еще больше впечатляет его особая любовь к золоту.

Батская Ткачиха (Женщина из Бата — Wife of Bath) — безусловно, самый известный персонаж «Кентерберийских рассказов». Ее характер полностью раскроется только в знаменитом Прологе к ее рассказу. Однако и в «Общем Прологе» она сразу же выделяется среди других паломников своими неожиданно пестрыми одеждами — чего стоят хотя бы ее вызывающе красные чулки, изящные сапожки со шпорами и надетая на платок широкополая шляпа. В отличие от других персонажей, для Чосера ее профессия играет не главную роль. Она прежде всего женщина (Wife), а потом уже ткачиха из Бата, пусть и «большая мастерица». Отсюда и некоторые черты ее характера, восходящие к типичной для Средних веков анти-феминистской сатире и к образу Старухи (La Vieille) из «Романа о Розе». Преуспев в своем ткацком ремесле, Женщина из Бата очень хорошо знает себе цену и не даст никому опередить себя в храме. Она большая путешественница, побывавшая с паломничеством в самых разных местах Европы и трижды в Иерусалиме. Но все эти поездки были продиктованы скорее поиском развлечений, чем ее набожностью. Ткачиха весьма любвеобильна. У нее было пять законных мужей, которых она успела похоронить. Это число, впрочем, скорее всего, не должно было показаться первым читателям таким уж из ряда вон выходящим. Как утверждают специалисты, продолжительность жизни в XIV в. была крайне недолгой, и состоятельные женщины редко оставались вдовами,1633 особенно те, кто, подобно Ткачихе, знали толк в любви и не стремились к одиночеству. В «Общем Прологе» Чосер пока лишь бегло наметил увлекательную сложность натуры Женщины из Бата и строптивость ее нрава, хотя и этот краткий портрет исподволь готовит читателя к необычному монологу героини, который поэт поместил в одном из более поздних фрагментов книги.

Следующий паломник — бедный Священник, служащий в приходе маленького городка или, может быть, даже — по современным меркам — деревни (Persoun of a Toun). Это идеальный пастырь, сильно отличающийся от других духовных особ, которых мы встречаем в «Общем Прологе». Он очень беден, но «Его богатства — мысли и дела, / Направленные против лжи и зла». Священник, как и подобает истинному пастырю, добр, трудолюбив и терпелив. Но он еще и хорошо образован и, по-видимому, имеет университетскую подготовку. (Чосер называет его, как и Студента, clerk.) Слово Божие он с радостью несет прихожанам, не делая различия между бедными и богатыми. У него для всех одна мерка. Он не стремится покинуть свой приход в поисках хлебного места в столице, но в любую погоду, взяв посох в руки, идет по бездорожью, чтобы навестить больных и страждущих. Видя бедность некоторых прихожан, он не отлучает их от причастия за неуплату положенной им по закону десятины и старается помочь нуждающимся своими деньгами. И — главное — он учит христианской жизни своим собственным примером:

Примером пастве жизнь его была: В ней перед проповедью шли дела. Ведь если золота коснулась ржа, Как тут железо чистым удержать? К чему вещать слова евангелиста, Коль пастырь вшив, а овцы стада чисты?

В портрете Священника совсем нет столь обычной для Чосера иронии — все здесь совершенно серьезно. Сатира же тут присутствует как бы подспудно, при неминуемом для первых читателей сравнении чосеровского доброго пастыря с хорошо знакомыми им по жизни многочисленными «наемниками», не радеющими о вверенном им стаде. В отличие от Священника, они часто бывали недобрыми и ленивыми, плохо образованными, ищущими личной выгоды и не помнящими о бедных и больных. Критика подобных «наемников» очень громко звучала в Англии в конце XIV в. Особенно усердствовали лолларды, постоянно клеймившие таких «наемников» в своих проповедях. Все это навело исследователей на мысль о том, не является ли и сам Священник лоллардом. Ведь в этом его обвиняет и Гарри Бейли, якобы «узнающий лолларда по запаху», в «Прологе Шкипера». Ученые ссылаются и на тот факт, что Чосер был хорошо знаком с некоторыми видными лоллардами и не мог не знать их учения. Однако поэт в данном случае, как и обычно, не захотел прямо сослаться на злободневные темы и оставил этот вопрос открытым. Образ доброго пастыря, нарисованный им в «Общем Прологе», имеет явно обобщенный характер, а «Рассказ Священника», помещенный в конце книги, тоже не содержит никаких моментов, специфически присущих идеологии лоллардов.

Вместе со Священником едет его брат Пахарь, на свой лад не менее идеальный персонаж, чем его родственник — добрый пастырь. Ученые предполагают, что этот образ мог возникнуть не без влияния очень популярной тогда поэмы Ленгленда «Видение о Петре Пахаре», где бесхитростный крестьянин Петр изображен как единственный человек, знающий, где искать правду. Пахарь у Чосера принадлежит к обеспеченной части крестьян, поскольку лишь немногие из них могли тогда купить плуг, значительно облегчавший работу земледельца. Не чуждающийся тяжкого труда Пахарь живет с миром в душе и в любви к ближнему Он на практике осуществляет евангельские заповеди Христа: он любит Бога от всего сердца и ближнего как самого себя. Родственные связи между Священником и Пахарем символичны: они как бы воплощают идеал гармонических отношений молящихся и трудящихся, на котором, по крайней мере теоретически, должно было держаться средневековое общество.

Портреты остальных паломников, появляющихся после Священника и Пахаря, вновь явно ироничны. Здоровенный Мельник с бородой в форме лопаты и бородавкой на носу, «откуда вырос пук щетины», принадлежит к классу зажиточных крестьян. В эпоху Средневековья мельники, имевшие своеобразную монополию на помол зерна, обычно славились жадностью и мошенничеством. Чосеровский Мельник — не исключение. Он ворует зерно и, не стесняясь, берет тройную плату за помол. Он буян и балагур, любящий рассказывать грязные истории. Перед его силой не устоит ни одна дверь: он с легкостью снимет ее с петель или выбьет головой. У него рыжие волосы, считавшиеся тогда, согласно поверьям эпохи, знаком обмана и предательства, и бородавка на носу, свидетельствующая о буйном нраве и похоти.1634 Громко играя на волынке, он едет впереди всей процессии, двинувшейся по направлению к Кентербери.

Бегло обрисованный Эконом (Manciple) вполне под стать Мельнику. Чосер называет его Manciple of a Temple, т.е. экономом одной из лондонских юридических школ, где он отвечает за поставки продовольствия. Поэт недвусмысленно дает понять, что Эконом — ловкий жулик, искусно подделывающий счета и способный «любого околпачить», каким бы ученым и сведущим тот ни был.

Третий в этой группе плутов — худой и вспыльчивый Мажордом. Собственно говоря, Чосер называет его Reeve, что значит Управляющий Имением, в чьи функции входило наблюдение за лесными и пахотными угодьями, хозяйскими амбарами, сбором урожая, помолом зерна и уходом за барским скотом. Соответственно в его руках находились все господские счета, которые он в нужное время представлял хозяину и проверявшим его аудиторам. По средневековым меркам это был очень важный пост, который чосеровский Управляющий, в молодости работавший простым плотником, занял благодаря своей ловкости и умению. За такими управляющими очень строго следили как аудиторы, так и «боявшиеся его пуще смерти» подчиненные, с которых он взимал пошлины в пользу хозяина. Нужно было обладать действительно недюжинными способностями, чтобы, подобно чосеровскому персонажу, путем хитрого обмана подняться из низов и суметь сколотить себе неплохое состояние, построив «красивый дом на лугу». Одетый в длинное полумонашеское платье, он едет на «сером в яблоках коне» последним, замыкая процессию паломников.

В портретах следующей пары персонажей откровенно доминируют сатирические черты. Это и неудивительно, поскольку теперь Чосер выводит на сцену двух явных «паразитов» на теле католической церкви — Пристава (Экзекутора) Церковного Суда и Продавца Индульгенций, которые в Англии XIV в. стали мишенью всеобщей критики и раздражения в обществе.

Пристав Церковного Суда (Summoner) не имел духовного сана, но занимал место мелкого должностного лица при церковных судах. Он должен был доставлять вызовы на судебные заседания. Но в эпоху Чосера он часто также играл еще и роль осведомителя при епископе или архидиаконе, которые вели эти заседания, сообщая, кого нужно или можно было предать суду. За такую информацию ему платили часть штрафа, взимаемого с ответчиков. Все это давало церковному приставу широкое поле для вымогательства, поскольку отлучению от церкви и штрафу можно было подвергнуть за самые разнообразные нарушения, как, например, неуплата десятины, богохульство, клевета, супружеская измена, ересь, подлог, колдовство и т.д. Как свидетельствуют архивы, ответчиками обычно становились бедняки, у которых не было средств откупиться.1635

Первое, что бросается в глаза при знакомстве с Приставом, — это его пугающая маленьких детей внешность. Он, пожалуй, самый непривлекательный из всех паломников. У него ярко-красное лицо, покрытое прыщами, и распухшие веки, отслаивающиеся брови и жидкая бороденка. Совершенно очевидно, что он болен какой-то кожной болезнью, которая, по средневековым поверьям, свидетельствует о его неразборчивых сексуальных связях (скорее всего, это ранняя стадия проказы, но, может быть, как считают некоторые комментаторы, — это последствия сифилиса). Пристав любит острые блюда, вроде лука или чеснока, которые только усиливают его болезнь, и пьет крепкое вино, а напившись, выкрикивает латинские фразы, смысл которых плохо понимает. Он вспыльчив и похотлив, «как воробей». Внешнее уродство отражает и внутреннюю суть Пристава. Главный критерий его служебной деятельности — не справедливое правосудие, но деньги. За бутылку вина он позволит любому доброму молодцу сожительствовать с любовницей хоть целый год — он и сам втайне поступает так же. Он учит таких молодцев, как за мзду избежать отлучения от церкви, и держит в страхе всех девиц и юных дам в округе, чьи секреты ему хорошо известны.

Рядом с Приставом Церковного Суда едет его близкий друг Продавец Индульгенций (Pardoner), только что вернувшийся из Рима. После Женщины из Бата это самый известный персонаж книги, и, как и в ее случае, его характер полностью открывается в длинном прологе к его рассказу. Но и того, что сказано в «Общем Прологе», уже достаточно, чтобы составить о нем представление. Продавец «получил патент» на торговлю индульгенциями из ставшего в конце XIV в. скандально известным благодаря финансовым махинациям лондонского филиала ордена Святой Марии Ронсевальской. Сама торговля индульгенциями, т.е. особыми грамотами об отпущении грехов, выдававшимися католической церковью от имени римского папы, весьма широко распространилась в эпоху позднего Средневековья. Но и тогда уже в Англии слышалась громкая критика этой торговли. Особенно усердствовали многочисленные сатирики, а лолларды вообще требовали ее отмены.

В задачи торговца индульгенциями входила как их продажа, так и торговля мощами. Он также имел право проповедовать. Всем этим и занимается чосеровский Продавец Индульгенций. Судя по тому, что он поет в церкви во время евхаристического канона, а после проповедует, у него есть духовный сан, хотя мы не знаем, какой именно.

У читателя не остается никакого сомнения в том, что перед ним ловкий мошенник, равного которому нет во всей Англии. У него в запасе, помимо сумки, полной индульгенций, есть еще и «подлинная» вуаль Богородицы, и кусок паруса с корабля апостола Петра, и сосуд со свиными костями, которые он, дурача простых людей, выдает за мощи святых. Неудивительно, что за день этот «благородный священнослужитель» (noble ecclesiaste) зарабатывает больше денег, чем обычный священник за два месяца.

Его внешность, как и внешность Пристава, сразу же привлекает к себе внимание, хотя и по совсем другой причине. Его длинные редкие волосы льняного цвета по тогдашней моде неприбранными прядями свободно свисают до плеч; у него не растет борода, и ему не нужно бриться, а его высокий голос напоминает козлиное блеяние. Сам Чосер дает ему такую характеристику: «I trowe he were a gelding or a mare» (Я полагаю, что он был мерином или кобылой).

Комментаторы расшифровывают эту фразу следующим образом: я полагаю, что он был евнухом или гомосексуалистом.1636 Так кем же именно? Мнения критиков по этому поводу разделились. В конце XIX и начале XX в. было принято считать Продавца Индульгенций евнухом от рождения (eunuchus ex nativitate) и этим объяснять все особенности его поведения.1637 Согласно такому взгляду, Продавец Индульгенций как духовное лицо представляет собой тип духовного кастрата, лишенного добрых дел, неспособного никого привести в церковь, не имеющего органов, которые нужны для «рождения духовного потомства и духовного плодородия».1638

Однако с середины XX в. возобладало другое мнение. Ученые, в частности, указали, что, согласно канонам церкви, Продавец Индульгенций, будучи евнухом от рождения, не смог бы стать духовным лицом и что его женственная внешность является, скорее всего, признаком его сексуальной ориентации.1639 Именно это якобы и объясняет его странности. Так сейчас считает большинство исследователей. Подобные пристрастия лежат и в основе его близкой дружбы с Приставом Церковного Суда, а припев популярной песни, которую они поют дуэтом, — «Приди сюда, любовь, ко мне!» (Com hider, love, to me!), — явно имеет двойной подтекст. Если это так, то сами их отношения символическим образом извращают важнейшие принципы церковной этики — союза справедливости (за нее отвечает Пристав) и любви и прощения (они в ведении Продавца Индульгенций).

Заметим, однако, что при всей едкости сатиры этого места книги Чосер все же не смыкается с лоллардами, требовавшими отмены индульгенций. Он лишь принимает вещи такими, как они есть, трезво видя недостатки, но, не ожидая радикальных перемен. Острота его критики церковных недостатков вовсе не выводит его, как, впрочем, и его современника Ленгленда, за рамки церкви. Ведь есть же в книге и идеальный Священник, чью проповедь читатели услышат в конце «Кентерберийских рассказов». Именно он и подобные ему и воплощают для Чосера те духовные идеалы, которые вопреки всем порокам, неизбежным в мире, «лежащем во зле», по-прежнему живы и действенны.

Пристав Церковного Суда и Продавец Индульгенций — последние персонажи, которых Чосер представил в портретной галерее «Общего Пролога». Однако не все действующие лица «Кентерберийских рассказов» попали туда. Помимо Слуги Каноника, который появится в книге много позже, только чтобы рассказать свою историю, здесь нет веселого балагура Гарри Бейли, статного и обходительного хозяина гостиницы, где собрались паломники. А ведь именно он возглавит процессию паломников, играя роль некоего церемониймейстера, или лучше сказать режиссера, и будет судить со своей колокольни их истории. Хотя Гарри Бейли предлагает паломникам соединить в их рассказах «полезное с приятным» (Tales of best sentence and solaas), ясно, что его гораздо больше интересует приятное, т. е. забавное, развлекательное зерно историй, чем их «полезное», назидательное начало. Он явно неравнодушен к высокому общественному положению таких своих гостей, как Рыцарь, Аббатиса или даже Брат Губерт, который, возможно, происходил из дворянской семьи, оказывает им всяческие знаки внимания, позволяя себе порой пренебрежительно обращаться с гостями более низкого социального ранга. Заинтересован он и в выгоде от ужина, который паломники должны устроить по возвращении из Кентербери. Сами же истории паломников он судит с позиции мало искушенного в литературе и немного наивного слушателя.

И, наконец, тут нет и главного рассказчика, Чосера-паломника, о котором прямо в книге не сказано ничего конкретного, и судить приходится лишь по косвенным сведениям. Их, впрочем, не так уж и мало даже в «Общем Прологе», что дало повод для различных, порой противоположных оценок исследователей.

Чосера-паломника называли то исключительно едким сатириком, то — более аргументированно — поэтом, надевшим комическую маску наивного наблюдателя, этакого «среднего человека» типа Лемюэля Гулливера.1640 Однако более точным нам представляется мнение ученых, услышавших в «Общем Прологе» несколько авторских голосов, каждый из которых высказывает свой взгляд на задачи поэзии.1641

Первый из этих голосов звучит в зачине. Это голос ученого и философа, ищущего космические причины вещей, как в весенней природе, так и в человеческой жизни. Но вскоре раздается другой голос — паломника, случайно, по стечению обстоятельств оказавшегося в гостинице и живущего по законам исторического времени, по обычаям падшего, постоянно меняющегося мира. Его отношение к персонажам, которых он описывает, — отношение историка, который видит ограниченность своей перспективы зрения, говоря: «Му wit is short» (Ума, уменья, значит, не хватило). Но именно ограниченность перспективы и помогает ему вглядеться подробнее в печальную и вместе с тем комическую картину человеческой жизни здесь и сейчас. Сам он так определяет свои намерения:

Ведь знаю я, что, взявшись рассказать Чужой рассказ, не надо выпускать Ни слова из того, что ты запомнил, Будь те слова пространны иль нескромны, — Иначе все неправдой извратишь, Быль в небылицу обратишь… Спаситель путь указывал нам верный: Он прямо обличал, и нет в том скверны. Кто сомневается, пускай прочтет, Как говорил Платон на этот счет: Велел он слову действиям быть брату.

Комически извращая рассуждения Платона об отношении слова к трансцендентным истинам, паломник пытается этим оправдать свой взгляд историка-бытописателя на текущий момент.1642 Но при этом он хорошо понимает ограниченность такого взгляда и признает существование трансцендентных истин: «Му wit is short» (Моего разумения не хватает). Эти истины вновь подчинят себе «Рассказ Священника» и финал книги.

Третий голос — это прагматическое мнение Гарри Бейли, полностью игнорирующее космический план бытия. Рассказывание для него — только веселая забава, приятное развлечение, чтобы скрасить тяготы пути.

На диалектическом столкновении, постоянном споре этих трех голосов и держится повествование всей книги.

Среди паломников в «Общем Прологе» нет самых богатых и влиятельных. Их там и не могло быть. Члены королевской семьи и крупные феодалы, как правило, ездили в паломничество самостоятельно со своей свитой. Так же поступали и «князья церкви». Нет в «Общем Прологе» и самых бедных — беднейших крестьян и простых подмастерьев. Им такое путешествие с ночлегом в дорогой гостинице было бы не по карману. Но за исключением самых богатых и самых бедных социальный срез английского общества конца XIV в. представлен в рамочной конструкции «Общего Пролога» весьма полно и точно. Недаром же историки английского Средневековья столь часто ссылаются на «Кентерберийские рассказы», как, впрочем, и на столь отличное от них аллегорическое «Видение о Петре Пахаре» Ленгленда. Здесь безусловная заслуга Чосера. Однако чтобы лучше понять его намерения, особое своеобразие историзма его книги, нужно оценить этот историзм не только с современной, но прежде всего со средневековой точки зрения.

Как показали современные исследователи,1643 портреты «Общего Пролога» восходят к популярному тогда жанру сословной сатиры, авторов которой интересовали не индивидуальность тех или иных персонажей, но обобщенные типы различных представителей общества — рыцарей, монахов, врачей, юристов и т.д.

Но и такого «правдоподобия» было достаточно, чтобы поэт сумел создать в «Общем Прологе» характерное для всей книги особое диалектическое напряжение общего и индивидуального начал. Оно позволило Чосеру-наблюдателю иронически оценить многообразие жизни, совмещающей трагические и комические моменты, и, отказавшись от прямолинейной дидактики, совместить и обыграть разные точки зрения. Именно на таком совмещении и обыгрывании разных взглядов и держится композиционная структура большинства дошедших до нас фрагментов книги.

ПЕРВЫЙ ФРАГМЕНТ: РАССКАЗЫ РЫЦАРЯ, МЕЛЬНИКА, МАЖОРДОМА И ПОВАРА

Отправляясь в путь, паломники тянут жребий, чтобы решить, кто откроет состязание рассказчиков. Случайно или по велению судьбы (by aventure, or sort, or cas) первым оказался Рыцарь. Так боэцианская тема судьбы и случая, столь важная для «Рассказа Рыцаря», исподволь вторгается уже в «Общий Пролог», готовя читателей к самому рассказу. Некоторые критики, впрочем, считают, что случай здесь — дело рук Гарри Бейли, жаждущего соблюсти социальную иерархию и угодить Рыцарю. Но будь то случай, в котором видна закономерность, или следствие ловких махинаций трактирщика, результат вполне оправдал себя. «Рассказ Рыцаря» поставил очень высокую планку для всех остальных участников состязания.

На самом деле, история, рассказанная Рыцарем, была написана Чосером раньше, еще до того, как у него возник план «Кентерберийских рассказов», предположительно, где-то в самом начале 80-х годов, примерно в одно время с «Троилом и Крессидой». Включив ее позже в книгу, поэт лишь слегка отредактировал ее — он добавил буквально несколько строк в начале (889-892) и две в самом конце:

О Паламоне кончен мой рассказ, И да хранит Господь Всевышний вас!

И все. Другие изменения Чосеру, очевидно, не понадобились. Картина рыцарских нравов, равно как и сами рыцарские идеалы, о которых заходит речь по ходу повествования, в общем и целом хорошо подходили рассказчику. Однако говорить о более точном и психологически убедительном соответствии идеализированного «характера» Рыцаря, появившегося в «Общем Прологе», и его рассказа было бы явной натяжкой.

Основой сюжета «Рассказа Рыцаря» послужила поэма Джованни Боккаччо «Тезеида» (1340-1341), рукопись которой Чосер, скорее всего, приобрел во время своей второй поездки в Италию (1378). «Тезеида», очевидно, очень понравилась Чосеру, поскольку он несколько раз обращался к ней в своих произведениях, — например, в «Птичьем Парламенте» и «Троиле и Крессиде». Но если там поэт заимствовал лишь отдельные мотивы «Тезеиды», то в «Рассказе Рыцаря» он использовал всю поэму Боккаччо целиком.

Боккаччо задумал «Тезеиду» как эпопею, славящую ратные подвиги на современном итальянском («народном») языке. Сочиняя ее, Боккаччо на ренессансный манер вступил в соревнование с эпическими поэтами древности Вергилием и Стацием, о чем говорит и само название поэмы — «Тезеида», т.е. поэма о подвигах Тезея, по аналогии с «Энеидой» Вергилия и «Фиваидой» Стация. В «Тезеиде» даже почти столько же строк, как в «Энеиде» (9896). Однако полное название поэмы Боккаччо «Teseida delle Nozze d’Emilia» («Тезеида о свадьбе Эмилии») указывает на то, что поэта, помимо ратных подвигов героев, интересовала и история их любви.

Довольно длинная поэма Боккаччо состоит из двенадцати книг. Ее содержание вкратце сводится к следующему. Легендарный мифологический герой «афинский герцог» Тезей, отправившись в поход в Скифию, вступает в битву с амазонками, побеждает их и женится на их царице Ипполите (книга I). Вернувшись в Афины вместе с женой и ее молодой сестрой Эмилией, он по просьбе безутешных вдов, мужей которых Креон, правитель Фив, отказался предать земле, тут же вновь едет в поход, теперь уже в Фивы. Войско Креона разгромлено, и на поле боя среди погибших случайно находят двух знатных фиванцев, двоюродных братьев Палемоне и Арчиту, которые сильно ранены, но все еще живы. Тезей забирает их в качестве пленников в Афины (книга II). Выздоровев, заключенные в темницу братья видят из окна своей башни прекрасную Эмилию и влюбляются в нее. Благодаря заступничеству Перитоя, друга Тезея, Арчиту освобождают из плена, и он уезжает в Афины (книга III). После долгих странствий внешне сильно изменившийся от горя Арчита возвращается в Афины и никем не узнанный поступает на службу к Тезею под именем Пентео (книга IV). Палемоне узнает об этом и бежит из темницы. Он находит Арчиту в роще, где тот жалуется на судьбу. Братья вступают в поединок, но их останавливает случайно обнаруживший их во время охоты Тезей. Он приказывает им вернуться в Афины через год вместе с сотней рыцарей каждый и тогда вновь вступить в поединок за руку Эмилии (книга V). По прошествии года братья возвращаются вместе с сопровождающими их рыцарями (книга VI). Братья и Эмилия молятся каждый своему богу — Марсу, Венере и Диане (книга VII). Начинается битва, в которой побеждает Арчита (книга VIII). Арчита получает случайное ранение, но все же женится на Эмилии (книга IX). Арчита умирает (книга X). Его хоронят с большими почестями (книга XI). Тезей предлагает Палемоне и Эмилии вступить в брак, и они празднуют свадьбу (книга XII).

Обратившись к «Тезеиде», Чосер существенно переработал оригинал.1644 «Рассказ Рыцаря» гораздо короче — он насчитывает не около 10 000 строк, как у Боккаччо, а только 2500. Из них лишь менее ста являются прямым переводом «Тезеиды» и еще четыреста опираются на текст итальянского оригинала, хотя часто и звучат в другом контексте. Сохранив основные параметры сюжета Боккаччо, все остальное Чосер придумал сам. Сокращая довольно рыхлое повествование «Тезеиды», Чосер придал «Рассказу Рыцаря» композиционную четкость и художественную завершенность. Английский поэт сократил или убрал вовсе многочисленные батальные сцены, сведя героический план сюжета к абсолютному минимуму. Таким образом, любовная линия рассказа выступила на передний план. Ей Чосер придал особую глубину, совсем не характерную для Боккаччо, благодаря размышлениям о смысле жизни и человеческого страдания, Провидении и судьбе смертных.

Во всех этих размышлениях Чосер опирался на «Утешение философией», знаменитую книгу «последнего римлянина и первого христианского философа» Боэция, которую поэт незадолго до того перевел на английский язык. «Утешение философией», написанное в форме свободной беседы автора с госпожой Философией, учившей заточенного в темницу Боэция искать благо на путях добра, обретая истинную свободу в жизни по законам Провидения, оказало очень большое влияние на Чосера, превратив его из придворного автора популярных тогда поэм-видений в самостоятельного мыслителя. Для «Рассказа Рыцаря», действие которого разворачивается в языческой Греции, «Утешение философией» подходило как нельзя лучше, поскольку исповедовавший христианство Боэций в этой своей книге при всем ее теоцентризме ни разу не упоминает Христа, ища ответы на свои вопросы не у религии, но у философии. Христианский Бог-Троица присутствует здесь лишь подспудно, скрытно. Скрыт Он и от языческих героев «Рассказа Рыцаря», которых волнуют вопросы, уже заданные Боэцием в его книге.

И в «Рассказе Рыцаря», как и в «Троиле и Крессиде», Чосер, обратившись к сюжету Боккаччо, тоже «медиевизировал» его. Если Чосер с кем-либо и соревнуется в «Рассказе Рыцаря», то уж никак не с классиками античности, но со своими современниками — средневековыми поэтами, и, по-видимому, в первую очередь с анонимным автором аллитерационного рыцарского романа «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». Прямых свидетельств о том, что Чосер знал этот роман, у нас нет, но в тексте «Кентерберийских рассказов» есть несколько намеков, которые убедили исследователей в знакомстве поэта с этим произведением. Это прежде всего относится к постоянно цитируемым всеми учеными строкам из «Пролога Священника»:

But trusteth wel, I am a southern man, I can not geste, run, ram, ruf… (Однако, поверьте мне, я южанин, Я не могу писать стихи, складывая их из слов run, rum, ruf)

Сами по себе эти строки свидетельствуют лишь о том, что Священник (а вместе с ним и Чосер) говорит на южном, лондонском диалекте английского языка и о том, что ему не нравится аллитерационный метод стихосложения. Но вместе с тем они указывают и на знакомство Чосера с вновь вошедшей в моду аллитерационной поэзией его времени и, как думают ученые, намекают на «Сэра Гавейна». Ведь эта поэма, в отличие от «Видения о Петре Пахаре» Ленгленда, также предпочитавшего лондонский диалект, была написана на северном наречии. Кроме того, употребленный здесь глагол geste (писать стихи) ассоциируется с эпическими жанрами, которые якобы не может или — вернее — не хочет сочинять Чосер — не с видениями, а, скорее всего, с все еще очень популярным в Англии конца XIV в. рыцарским романом. Созданный как раз в это время «Сэр Гавейн» был и до сих пор остается лучшим образцом этого жанра на английском языке. И уж если и стоило с кем-то соревноваться на этом поле, то именно с его анонимным автором.

Другое такое место — не менее часто цитируемые строки из «Рассказа Сквайра»:

А незнакомый рыцарь на коне… Поклон царю отвесил, а затем Его супруге и дворянам всем С таким изяществом и знаньем правил, Что сам Гавейн его бы не поправил, Когда б вернуться снова к жизни мог Сей рыцарских обычаев знаток Из царства полусказочных преданий.

Как считают ученые, этот иронический пассаж вполне может относиться не к Гавейну, герою многочисленных рыцарских романов на французском языке, но к герою «Сэра Гавейна и Зеленого Рыцаря».1645

Некоторые исследователи даже предполагают, что Чосер мог знать автора «Сэра Гавейна» лично, поскольку, по их мнению, этот поэт был связан с двором Джона Гонта, покровителя Чосера.1646

Как бы там ни было, самым существенным для нас является очевидное сходство очень точно продуманной композиции «Сэра Гавейна» и «Рассказа Рыцаря», на что уже давно обратили внимание критики.1647 Оба произведения имеют симметрическую кольцеобразную структуру, где важнейшие события конца и начала повествования как бы окаймляют три ключевые эпизода в середине. В «Гавейне» — это открывающий и завершающий роман пир в Камелоте, обрамляющий три испытания героя в замке Бертилака. В «Рассказе Рыцаря» — открывающие историю смерть фиванцев и свадьба Тезея и завершающие рассказ смерть Арситы и свадьба Паламона и Эмилии, которые обрамляют строительство трех храмов накануне поединка героев и решающие их судьбу молитвы к Венере, Марсу и Диане. Чосер словно говорит автору «Гавейна»: и я могу писать так же, но не это для меня самое главное.

Вообще же говоря, принцип симметрии крайне важен в неспешно и величаво движущемся повествовании «Рассказа Рыцаря», где описание часто подчиняет себе действие. С помощью симметрической структуры Чосер воссоздает столь нужную ему здесь атмосферу рыцарственного церемониала и куртуазной любви.1648 Если у Боккаччо главным героем был Арчита, а Палемоне играл явно второстепенную роль, то у Чосера Арсита и Паламон — фигуры равновеликие и мало отличающиеся друг от друга. По ходу сюжета два схожих меж собой юных рыцаря влюбляются в одну и ту же девушку, и судьбу всех трех решает наделенный верховной властью Тезей. Аналогична ситуация и в небесных сферах, где спор божественных покровителей героев решает Сатурн. Каждого из соперников на турнире сопровождает свита из ста рыцарей; каждую из них возглавляют цари — фракийский Ликург и индийский Эметрий. Симметрично убранство трех храмов, построенных специально для поединка героев. Все главные события рассказа происходят в мае: в мае герои видят Эмилию из окна темницы, в мае они встречаются после бегства Паламона из тюрьмы, в мае они вступают в поединок за руку героини. Все основные события разворачиваются в Афинах или поблизости от них и т.д.

Подобная симметрия — характерная черта не только «Гавейна», но и многих рыцарских романов, где часто встречается и пышный декор, и красочная праздничность атмосферы. Все это есть и у Чосера. Намечен здесь, хотя и в основном подспудно, и нравственный идеал подлинного рыцарского «вежества» с его неотъемлемым благородством, справедливостью, доблестью и бескорыстной добротой.

Однако «Рассказ Рыцаря» — все-таки не рыцарский роман. У Чосера нет ни типичного для классического рыцарского романа поиска героя, ни его подвига (авантюры), ни фантастической составляющей сюжета. Нет здесь и обычного в таких романах счастливого конца — счастье Паламона добыто ценой смерти Арситы, чья судьба следует законам средневековой трагедии как произведения, рассказывающего, по определению самого Чосера, «о длящемся некоторое время счастье, которое оканчивается бедой».1649

Подобное совмещение диаметрально противоположных сюжетных линий двух главных героев было бы совсем неуместно в классическом рыцарском романе. А ведь именно на этом и строится история Рыцаря, где подспудно шевелящийся хаос постоянно угрожает порядку, той самой столь искусно воссозданной симметрии и красочному рыцарскому церемониалу, которые сразу бросаются в глаза читателям.1650 И на фоне столкновения созидательных и разрушительных сил, действующих в рассказе, совсем не легко решить, почему судьба благоволит к одному герою, а другого, как будто бы не менее достойного, обрекает на смерть. Зато такое переплетение комического и трагического начал дает Чосеру блестящую возможность для боэцианских размышлений о судьбе, случайности и свободной воле в мире, где нет не только христианского Бога-Троицы, но неизвестен даже и единый Бог ветхозаветного откровения. Поэтому жанр «Рассказа Рыцаря» точнее всего было бы определить как философскую поэму о смысле жизни и превратностях судьбы.

Движимое, казалось бы, изменчивыми прихотями Фортуны столкновение созидательных и разрушительных сил намечено уже в самом начале рассказа, где пышной свадьбе Тезея, вознесшегося на вершину славы, противостоит горестная жалоба вдовы Капанея, не погребенного владыки Фив, — ее в этот самый момент «коварный рок» «давит злобным колесом своим». Как приговор враждебной судьбы изначально воспринимает свою участь и попавший в темницу Арсита, который, утешая Паламона, говорит, что «плененья гнет мучительный»

Самой Фортуной, видно, нам сужден; Сатурна ли враждебным положеньем Иль прочих звезд злосчастнейшим стеченьем Ниспослан он, — таков, как ни борись, Был вид небес, когда мы родились. Итак, терпи: вот краткий мой совет.

Однако мысли Арситы идут скорее от ума, чем от сердца, и потому стоическое самоотречение сразу же покидает его после того, как он вслед за Паламоном увидел Эмилию из окна тюрьмы и влюбился в нее.

У Боккаччо Эмилия была кокетливой девушкой, игравшей вполне самостоятельную роль в развитии действия. Она хорошо знала, что пленники наблюдают за ней из своей башни, и с удовольствием приходила в сад, чтобы покрасоваться перед ними. Она с сочувствием прощалась с Арчитой перед его отъездом из Афин и узнавала его, когда он возвращался обратно. Ей было неприятно кровопролитие на турнире за ее руку, и она отдавала предпочтение Арчите.

У Чосера все это решительным образом изменено. «Медиевизируя» героиню, поэт намеренно сделал ее фигуру гораздо более условной, лишил ее индивидуальных черт и приблизил к типу куртуазной дамы позднего Средневековья. Ее внешность далекой и неприступной красавицы целиком соответствует куртуазному стереотипу. Она прекрасней недавно распустившейся лилии, свежее майских цветов, оттенок ее румянца ничем не уступает розе, у нее золотые волосы, заплетенные в длинную косу, а ее голос подобен ангельскому пению. Да и само ее первое появление заставляет вспомнить хорошо знакомые читателям конца XIV в. традиции куртуазной литературы и, в частности, начало «Романа о Розе», где любовь обычно начиналась весенним майским днем в момент возрождения природы после зимней спячки. Так происходит и у Чосера. Ясным майским утром Эмилия гуляет в саду рядом с темницей, распевая ангельским голосом и срывая цветы, «белые и красные», чтобы сплести себе венок. Она и не подозревает, что пленники могут увидеть ее. Да и потом на протяжении всей поэмы Эмилия остается целиком пассивной. Она вообще ничего не знает ни о любви героев, ни о происходящих событиях, а когда, наконец, узнает о чувствах Арситы и Паламона, то молится не Венере, но покровительнице дев Диане, мечтая избежать брака. Однако решением Тезея, которого совсем не интересуют намерения героини, она становится наградой достойнейшему из влюбленных в нее рыцарей.

На первый взгляд, чувство Арситы и Паламона как будто бы полностью подчинено законам куртуазного кодекса. Подобная внезапной болезни любовь настигает их неожиданно, с первого взгляда, и Эмилия сразу же становится дамой их сердца. Не имея надежды не только на взаимность, но и даже на знакомство с девушкой, они клянутся сохранить ей верность, служа ей до самого конца своих дней. Им достаточно лишь изредка видеть ее из окна башни. Казалось бы, как положено по куртуазному этикету, такая любовь должна возвысить героев, стимулируя их рыцарскую доблесть. Ведь именно так случилось с чосеровским Троилом, который, влюбившись в Крессиду, из юноши превратился в отважного воина. Но в «Рассказе Рыцаря» происходит нечто иное — чувство Арситы и Паламона рушит их братскую дружбу, разделяя героев, отныне ставших непримиримыми соперниками. Недаром же Арсита восклицает:

«Кто даст закон для любящих сердец?» Любовь сама — закон; она сильней, Клянусь, чем все права земных людей. Любое право и любой указ Перед любовью ведь ничто для нас… В палатах царских правило такое: Всяк за себя, других оставь в покое!

Какое уж тут рыцарское «вежество» с его бескорыстным благородством и справедливостью! По словам самого Арситы, влюбленные уподобились двум псам, дерущимся из-за кости, которую у них из-под носа отнимет коршун. Впоследствии же Тезей назовет рыцарей, вступивших в поединок из-за девушки, которая и не подозревает об их существовании, глупцами. Неминуемо возникает вопрос, в какой мере любовь героев соответствует куртуазному кодексу. Отвечая на него, Дерек Пирсал, один из лучших американских знатоков Чосера, пришел к выводу, что любовь якобы вообще не является предметом поэмы, но служит лишь движущей пружиной развития ее действия.1651 Вряд ли с этим можно согласиться. Здесь скорее произошло нечто другое. К концу XIV в. куртуазные и рыцарские идеалы уже стали постепенно отходить в прошлое. В «Рассказе Рыцаря» Чосер не столько поставил их под сомнение или совсем отказался от них, сколько иронически дистанцировался от них, как он уже сделал это в «Троиле и Крессиде». Но без этой дистанции весь рассказ и в особенности его финал потеряли бы свою глубину.

Вскоре вслед за тем коварная Фортуна подвергает героев новому испытанию. Благодаря заступничеству «герцога» Перитоя Арситу выпускают из тюрьмы и под страхом смерти навсегда изгоняют из Афин; Паламон же остается в темнице без всякой надежды на освобождение. Прощаясь друг с другом, оба героя горько жалуются на свою судьбу, и оба считают себя проигравшими. Проклиная день своего рождения, Арсита рассматривает свое освобождение из тюрьмы, благо, о котором он раньше не смел даже и мечтать, как великое несчастье, поскольку он больше не сможет видеть даму своего сердца:

Погибну я, истерзанный тоской. Прощайте, жизнь, и радость, и покой! Увы, напрасно от людей так много Поклепов слышим на судьбу и бога, Что жалуют нас лучшими благами, Чем можем мы порой придумать сами.

Иными словами, счастье и несчастье зависят не только от поворотов судьбы, но и от того, как человек воспринимает эти повороты. Именно так и учила Боэция госпожа Философия: «Кто обладает счастьем, столь полным, чтобы не выражать недовольства своим положением или хотя бы какой-нибудь его стороной?.. И ничто не является несчастьем, если ты не считаешь его таковым».1652 Вслед за госпожой Философией Арсита уподобляет человека, ищущего счастье, пьянице, который блуждает по скользкому пути, не зная, как пройти домой:

Мы все — как тот, кто опьянен вином. Пьянчуга знает — есть, мол, где-то дом, Не знает только, как пройти домой, И склизок путь под пьяною ногой. Вот так же мы блуждаем в сей юдоли: Мы жадно ищем путь к счастливой доле, Но без конца плутаем…

Эти строки Чосера являются почти дословным переводом слов Боэция: «Ибо души людей, несмотря на затемнение памяти, снова стремятся возвратиться к своему благу, но, подобно опьяневшим, не знают, по какому пути добраться до его обители».1653 С той только разницей, что госпожа Философия критикует людскую слепоту с позиции отрешенной от земных благ мудрости; Арсита же говорит как человек, страстно ищущий и не могущий обрести земное счастье.1654

Вынужденный остаться в темнице Паламон, отталкиваясь от других слов Боэция, осуждает несправедливость самого миропорядка, ставя под сомнение «мудрость Провиденья». Еще не просвещенный госпожой Философией Боэций вопрошал:

Почему перемены несет Нам судьба, угнетая невинных, А преступников кара бежит? Злые нравы зачем остаются На высоких местах, и зачем Выю гнут людям честным злодеи? Добродетель таится в тени, — Свет во тьме, — кару честный несет За злодея вину? Почему?!

Вторя Боэцию, Паламон обвиняет Фортуну:

Богиня, злой кумир, Что вечным словом сковываешь мир И на плите из твердого алмаза Навек законы пишешь и указы, Мы все, твоей подвластные короне, — Толпа овец, толкущихся в загоне. Ведь человека бьют, как скот рогатый, Сажают в тюрьмы, башни, казематы; Он терпит боль, несчастье и тревогу, И часто незаслуженно, ей-Богу. Скажите, где же мудрость провиденья, Когда невинность терпит зря мученья?

Так устами Паламона Чосер ставит важнейший для «Рассказа Рыцаря» вопрос теодицеи, который веками волновал и продолжает волновать лучшие умы человечества — вопрос о причине зла и страданиях невинных людей и о соотношении этого зла и страданий с благостью установленного свыше миропорядка. Заданный еще в «Книге Иова» и повторенный Боэцием, этот вопрос после Чосера вновь озвучили Шекспир в «Короле Лире» и Достоевский в «Братьях Карамазовых». На жалобу Иова о том, что Бог «губит и непорочного и виновного. Если этого Он поражает бичом вдруг; то пытке невинных посмеивается», шекспировский Глостер откликается знаменитыми стихами: «Мы для богов — что мухи для мальчишек: / Им наша смерть — забава», а Иван Карамазов — горьким размышлением о «всем мире познания», который не стоит «слезок ребеночка к Боженьке».

Каждый из названных художников давал свой ответ на эти вопросы, и ответы их были разными в зависимости от эпохи и взглядов каждого из них. Однако их произведения прославились не столько ответами, сколько прежде всего остротой поставленных там вопросов, не потерявших своей актуальности и сегодня. В своем видении мира Чосер в «Рассказе Рыцаря», пожалуй, стоит ближе всего к Шекспиру, поскольку его языческие герои, как и Лир, не знают утешения верой. Правда, накануне решительного поединка и Паламон, и Арсита, и Эмилия обращаются с молитвой к языческим божествам. Но сами эти божества в сравнении со стилизованными в духе античности богами Боккаччо у более средневекового Чосера ассоциируются скорее с соответствующими им планетами и их астрологическим влиянием на судьбы людей.1655 В любом случае, все эти божества явно враждебны человеку.

О такой враждебности свидетельствуют росписи на стенах молелен, встроенных в здание арены, которую специально соорудили для поединка за руку Эмилии по распоряжению Тезея.

В Венериной божнице по стенам Ты увидал бы жалостные лики: Разбитый Сон, и Хладный Вздох, и Крики, Святые слезы, скорбный вопль Тоски И огненных Желаний языки, Что слуг любви до смерти опаляют, И Клятвы те, что их союз скрепляют.

Здесь изображены и жертвы любовной страсти — Нарцисс и царь Соломон, преданный женой Геракл и свирепый Турн, Медея и Цирцея. Все они «увязли в сетях» Венеры.

Аналогичным образом росписи на стенах молельни в честь «яростного бога» Марса изображают коварные козни Измены, пылающий, подобно раскаленным углям, лик Гнева, Карманную Кражу и бледный Страх, улыбчивого Льстеца с ножом под платьем, горящие конюшни и «подлое убийство на постели».

В молельне в честь девственной охотницы Дианы нарисованы ставшие ее жертвами Каллисто и Актеон; взор же богини «долу обращен», «где в мрачном царстве властвует Плутон». А Сатурн, сильнейший из этих богов, который решает спор между Венерой и Марсом о судьбе рыцарей, так говорит о себе:

Я корабли топлю в волне морской, Я в темной келье узника сушу, Я вешаю за шею и душу. Мне служат распря, грубая расправа, Крамола, ропот, тайная отрава; Я мщу, казню, нещадно кровь лия…

Согласно условию Тезея, Эмилия должна стать женой победившего на турнире, и потому Арсита и молится Марсу о победе, получая согласие в ответ на свою просьбу. Паламон же молится Венере об успехе в любви, тоже получая согласие богини. Ошибка Арситы в том, что, сам не понимая этого, он просил о меньшем благе. Это вовсе не значит, что он менее достоин любви героини — просто так распорядился случай, которым и воспользовался Сатурн. Решая спор богов, каждый из которых обещал помочь обратившемуся к нему рыцарю, Сатурн позволяет Арсите добиться победы, но затем, послав фурию, «извергнутую адом», подстраивает его падение с коня и смерть. Перед кончиной, горько сетуя на свою судьбу, Арсита восклицает:

Что жизнь? И почему к ней люди жадны? Сегодня с милой, завтра в бездне хладной! Один как перст схожу в могилу я…

Посмертная доля Арситы скрыта от автора-христианина. Ясно, что как язычник, не знающий Христа, герой не может попасть в рай. У Боккаччо душа Арситы вознеслась в восьмую сферу небес. Использовав такой сюжетный ход в «Троиле», Чосер здесь предоставляет решить этот вопрос священникам, утверждая, что не знает, где находится душа героя, поскольку может судить лишь о земных делах, к которым он и возвращается в своем рассказе.

Утешая расстроенного неожиданной гибелью Арситы Тезея, его старый отец Эгей, который «знал всех дел земных круговорот», говорит:

Из жителей могил Любой на свете хоть немного жил, И так же всякий, кто на свет рожден, В свой срок покинуть мир сей принужден. Что этот свет, как не долина тьмы, Где, словно странники, блуждаем мы?

Казалось бы, шекспировский Глостер прав. Живущие в жестоком мире, где нет никакой свободы и все твердо регламентировано судьбой, люди для богов подобны мухам в руках мальчишек. Их смерть — для них забава.

Однако на самом деле это вовсе не вся правда, и «этот свет» — не только безрадостная «долина тьмы», где люди бесцельно блуждают туда и сюда (passynge to and fro), подобно странникам, не знающим пути. Этому совершенно явно противоречит предсмертная речь Арситы, в которой он вопреки враждебным обстоятельствам все же делает самостоятельный выбор и тем побеждает судьбу, поднимаясь над ее превратностями. Скорбя о неминуемой кончине, герой находит в себе силы помириться с Паламоном и предлагает Эмилии, коль на то будет ее воля, вступить с ним в брак, ибо он «любви достоин». Так жизненные испытания, смягчив сердце Арситы, вернули его к истинным рыцарским ценностям с их идеалом бескорыстного благородства, подлинной справедливости и самозабвенного служения ближним. Именно в этом преодолении себя и есть настоящая рыцарская победа героя, о котором неподдельно скорбят все действующие лица поэмы.

В своем финальном монологе Тезей пытается дать философское объяснение событиям рассказа, вновь обращаясь к Боэцию. Вторя римскому философу, Тезей говорит о мудром и справедливом правителе мира — Великом Перводвигателе небесном (The Firste Moevere of the cause above), который, укротив хаос, установил порядок во вселенной и связал все ее элементы благой цепью любви. Боэций так рассказал об этом:

Связью единой скрепляет Все лишь любовь в этом мире, Правит землею и морем, И даже небом высоким.1656

Чосер же, оттолкнувшись от «Утешения философией», вложил в уста Тезея следующие слова:

Великий Перводвигатель небесный, Создав впервые цепь любви прелестной С высокой целью, с действием благим, Причину знал и смысл делам своим: Любви прелестной цепью он сковал Персть, воздух и огонь и моря вал, Чтобы вовек не разошлись они.

Переосмысленное на христианский лад и связанное с Богом-Троицей это учение Боэция было хорошо известно всем образованным современникам Чосера. Практически все средневековые мыслители именно так трактовали этот отрывок Боэция. А незадолго до Чосера к нему обратился и сам Данте, писавший о Фортуне, которая «держит счастье всех племен» «в когтях своих победных»:

Тот, чья премудрость правит изначала, Воздвигнув тверди, создал им вождей, Чтоб каждой части часть своя сияла, Распространяя ровный свет своих лучей. Мирской же блеск Он предал в полновластье Правительнице судеб, чтобы ей Перемещать, в свой час, пустое счастье Из рода в род и из краев в края, В том смертной воле возбранив участье. (Ад, VII, 73-81, перевод М.Л. Лозинского)

Чосер, внимательно изучивший текст «Божественной Комедии», разумеется, знал и учитывал подобное толкование. Однако герои-язычники его поэмы видят христианские истины в лучшем случае лишь сквозь «тусклое стекло». Соответственно Тезей отождествляет Великий Перводвигатель с властелином языческих богов Юпитером, превращая его в некого тирана, чьей «воле все подвластно», и при этом существенно искажая мысль Боэция. (Вспомним, что «реальный» Юпитер в поэме — фигура малоэффективная, он даже не смог примирить Венеру и Марса.) По сути дела, Тезей в своем монологе уравнивает Юпитера с Фортуной, правительницей судеб, перемещающей «пустое счастье из рода в род», совершенно не учитывая роли божественного Провидения как блага, к которому, по учению Боэция, и следует стремиться человеку. Если Боэций учил преодолевать судьбу как цепь случайностей, стремясь к добру и делая самостоятельный выбор, как и поступил Арсита, то Тезей предлагает лишь подчиниться велениям судьбы, «чтоб из нужды нам сделать добродетель». Причем возникшая «из нужды добродетель» имеет для Тезея еще и политическую выгоду — ведь брак Паламона и Эмилии покончит с враждой между Афинами и Фивами.

Однако, на наш взгляд, все-таки вряд ли стоит делать из Тезея этакого макиавеллиста, родившегося задолго до Макиавелли.1657 Даже если допустить некоторую ироническую дистанцию между Чосером и порой непоследовательно ведущим себя Тезеем, все же нужно учитывать весь контекст поэмы в целом, где с самого начала хаос противостоит порядку, и, выражаясь словами Боэция, «Только любовь и способна / Смертных в союзе сплотить всех».1658 Ведь согласно учению римского философа, благая цепь любви связывала не только землю и море, и высокое небо, но и гражданские институты, устанавливая гармоническую связь между государствами, не говоря уже о брачном союзе отдельных смертных. О торжестве такой любви и ратует Тезей. Потому в финале поэмы хаос смерти, унесший Арситу, неминуемо побеждает возрождающая новую жизнь любовь Паламона и Эмилии, которым отныне предстоит век взаимного безмятежного счастья. Именно так первые читатели Чосера и воспринимали волю всеблагого Бога, обращающую все ко благу и действующую, хоть и в скрытой форме, и в языческой древности. Как писал Боэций,

Таинство брака чистейших Свяжет влюбленных навеки, Верным диктуя законы. Счастливы люди, любовь коль Царствует в душах. Любовь та Правит одна небесами.1659

Здесь, как нам кажется, между Боэцием и Чосером в «Рассказе Рыцаря» нет расхождений.

«Рассказ Мельника», следующий за «Рассказом Рыцаря», связан с ним сюжетной интерлюдией, продолжающей рамочную конструкцию «Общего Пролога» и вводящей новые эпизоды паломничества. Чосер будет пользоваться такими интерлюдиями и в дальнейшем. Читатель не найдет в них каких-либо важных подробностей самого путешествия — точного указания мест или событий, позволяющих восстановить маршрут. Но он сможет иногда ближе познакомиться с самими паломниками, представляющими на суд Гарри Бейли свои рассказы. Первая из этих интерлюдий названа «Пролог Мельника», но на самом деле она представляет собой одновременно эпилог к «Рассказу Рыцаря» и пролог к следующему за ним «Рассказу Мельника». Высоко оценив «Рассказ Рыцаря», Гарри Бейли предлагает Монаху как, по его мнению, наиболее знатному (после Рыцаря) паломнику продолжить соревнование и рассказать свою историю. Но тут неожиданно вмешивается едва держащийся в седле пьяный Мельник и, поспорив с Управляющим (Мажордомом), берет инициативу в свои руки. Громким голосом кричащего со сцены Пилата, чью роль он, очевидно, играл в цеховых мистериях, Мельник заявляет, что в начавшемся соревновании его «благородная история» (noble tale) сможет поспорить на равных (quite) с рассказом Рыцаря. По утверждению Мельника, это «легенда» о плотнике и его молодой жене, повествующая о том, как школяр одурачил старика. По словам рассказчика, мораль его «легенды» сводится к следующему:

Так без нужды не испытуй без крайней Господню тайну и тайник жены…

Против испытания «тайников» жен и выступает Мажордом. Но Гарри Бейли вынужден сдаться и уступить неукротимому напору Мельника. Так столь важный для общего замысла книги поток жизни и ее воплощенная пьяным Мельником карнавальная стихия взрывают умозрительные схемы и привычную социальную иерархию, а перебранка Мельника и Мажордома подготавливает третью историю, которая последует за историей Мельника.

Сам Чосер, шутливо извиняясь за «непристойность» (harlotry) «Рассказа Мельника», называет этот рассказ историей мужлана-простолюдина (cherles tale) и предлагает читателю, которого может «покоробить скоромное», перевернуть страницу:

Переверни страницу, — дивный сад Откроется, и в нем, как будто в вазах, Старинных былей, благородных сказок, Святых преданий драгоценный клад. Сам выбирай, а я не виноват.

Указывающее на жанровое многообразие книги извинение автора явно несерьезно. «Рассказ Мельника» — один из самых лучших и художественно совершенных во всей коллекции, и пьяный мужлан никогда не смог бы сочинить ничего подобного.

Но — самое главное — с помощью такого извинения Чосер дает читателям понять, что он должен рассказать все истории, какими бы они ни были, не скрывая «низких истин». Иначе он исказит правду своего рассказа (falsen som of my mateere). Ведь в потоке жизни, который поэт высвечивает в «Кентерберийских рассказах», высокое часто переплетается с низким, серьезное со смешным, и Чосера как автора в равной мере интересуют оба эти полюса.

Такова природа движимого свыше потока жизни, а кому не нравится, может не читать — «я не виноват»!

Источник «Рассказа Мельника» точно не установлен. Как предполагают ученые, Чосер, скорее всего, опирался на некое потерянное сейчас французское фаблио. Однако некоторые сюжетные мотивы рассказа хорошо известны по ряду средневековых произведений, где они могли существовать самостоятельно или иногда сочетаться вместе. Это история человека, который боялся повторения всемирного потопа, а также истории о «направленном не туда» (misplaced) поцелуе и раскаленной кочерге. Кроме того, Чосер совершенно явно отталкивался от «Рассказа Рыцаря» и предвосхитил «Рассказ Мажордома», обыгрывая сходные сюжетные ситуации и даже отдельные фразы, что указывает на довольно позднюю дату создания рассказа, который, по всей видимости, был написан специально для задуманной поэтом книги о паломниках в Кентербери.

Во втором рассказе книги мы словно погружаемся в совсем другой мир. Здесь в отличие от «Рассказа Рыцаря» с его высокими идеалами рыцарства и куртуазной любви, господствуют законы уже не философской поэмы, но низкого жанра фаблио с его интересом к быту, вниманием к факту и физиологии, пристрастием к пародии и сатире и полным отсутствием дидактики и морализаторства. Хорошо известно, что авторов фаблио в человеческой жизни занимали не столько зло и добро, сколько людская хитрость и глупость. Тут все как бы перевернуто и смещено вниз, в мир телесного и чувственного, где смех с его клоунадой и шутовством ломает привычные нормы поведения, и для героев как будто бы нет ничего важнее, чем удовлетворить свои животные аппетиты. Смеховая культура, о которой в свое время писал М.М. Бахтин, целиком пропитала жанр фаблио, проникнув не только в городскую, но и в аристократическую среду, поскольку в замках увлекались этим жанром ничуть не меньше, чем в среде ремесленников и купцов, а, может быть, даже больше.1660

На чисто сюжетном уровне в «Рассказе Мельника» сохранена примерно та же расстановка сил, что и в «Рассказе Рыцаря». Два юноши влюблены в одну и ту же девушку, судьбой которой, по крайней мере, формально управляет третий человек. В поэме, как мы помним, этот расклад сил дублировался еще и в небесной сфере, где действовали покровители героев Венера, Марс и Диана, а исход спора решал Сатурн. В «Рассказе Мельника» все это из героической и небесной сферы перемещено в обыденный, заземленный план, а действие из далекого мифического прошлого перенесено в современный, хорошо знакомый первым читателям книги Оксфорд. Вместо «герцога» Тезея, двух несчастных рыцарей и недоступной героини читатели встречаются в «Рассказе Мельника» с пожилым плотником, его юной женой Алисон и двумя влюбленными в нее молодыми школярами Николасом и Абсалоном. Однако при всей точности некоторых деталей оксфордского быта все же не стоит искать здесь правдивого изображения нравов эпохи. На свой лад герои «Рассказа Мельника» не менее условны, чем персонажи «Рассказа Рыцаря». Только условность эта другая — она соответствует теперь традициям не высокого, а низкого жанра.

Ни один из школяров не похож не только на страждущих от любви рыцарей из предыдущего рассказа, но и на худого и изможденного учением Студента из Общего Пролога. Живущий в особой горнице в доме сдающего жилье богатого плотника Николас занимается по университетской программе, изучая тривиум и квадривиум. Но его больше интересует астрология, и он с удовольствием предсказывает «и засуху и ливни». Еще сильнее он увлечен «секретами / Любви сокрытой», отменным знатоком которой он является. О тайной любви к недоступной даме часто писали трубадуры, и первые читатели книги должны были это хорошо помнить. Однако в контексте «Рассказа Мельника» это словосочетание приобретает иной смысл. Знание секретов скрытой любви здесь скорее означает умение Николаса ловко обманывать доверчивых мужей. Чосер называет своего героя «душкой» (hende), повторяя это слово одиннадцать раз. Прилагательное hende имело тогда несколько значений: воспитанный, обходительный, милый, ласковый, нежный, ловкий, умелый и, наконец, находящийся рядом. Как указали ученые, само это слово было тогда расхожим эпитетом в английской куртуазной поэзии.1661 Однако юному школяру, казалось бы, скромному и тихому, как девица, больше всего подходит значение ловкий и находящийся рядом. Употребляя этот эпитет в таком значении, Чосер намеренно снижает, девальвирует его куртуазную составляющую.

Не чуждый куртуазным претензиям, которые он понимает на свой лад, душка Николас очень следит за своей внешностью. Он «душился крепко и благоухал», а в своей чисто убранной горнице вместе с книгами хранил и лютню, на которой он вечерами играл, распевая духовные и светские песнопения. Но претензии претензиями, а ведет себя Николас вовсе не как томный воздыхатель из куртуазного романа. Прекрасно знающий «секреты скрытой любви» школяр, как и подобает ловкому плуту из фаблио, весьма напорист и очень изобретателен на разного рода уловки, нужные ему, чтобы добиться расположения его милой. При этом его поведением движет совсем не высокая идеальная любовь, но обычное в юном возрасте стремление к чисто плотским удовольствиям.

Предмет нежных чувств Николаса — его молодая хозяйка Алисон, восемнадцатилетняя жена плотника, которую тот «любит больше жизни», безумно ревнуя и постоянно держа взаперти. На первый взгляд соответствующий канонам куртуазного романа портрет героини на самом деле взрывает эти каноны. По таким канонам, как мы помним, строилось описание внешности Эмилии, которая возбуждала у читателей привычные для куртуазной поэзии ассоциации с весенней природой, лилиями и розами, майским утром и ангельским пением. С весенней природой ассоциируется и внешность Алисон, но сравнения здесь совсем иного плана. На героиню приятнее смотреть, чем на рано поспевшую грушу, и на ощупь она мягче, чем шерсть ягненка. Ее дыхание слаще меда или яблок на сене. Ее лицо блещет ярче недавно отчеканенных монет, а ее голос звучит громче, чем у ласточки, сидящей на амбаре. Она игрива, как маленький ягненок, и ее нежное и стройное тело напоминает грациозного, но хищного зверька ласку (в русском переводе — белку). Ее одежды с огромной безвкусной костяной брошью соответствуют последней городской моде Оксфорда. Иными словами, она совсем не дама, но обычная простая девушка (wenche), которая являет собой прямую противоположность далекой куртуазной возлюбленной. Она чувственна и вполне доступна и могла бы стать отличной наложницей «любому лорду» и хорошей женой подходящему ей йомену (For any lord to leggen in his bedde, / Or yet for any good yeman to wedde). Как видим, куртуазные стереотипы здесь, как и в случае с Николасом, комически снижены и вывернуты наизнанку.

С озорным весельем Чосер пародирует и саму куртуазную парадигму отношений влюбленных. Затеяв возню с Алисон и дав волю рукам, Николас обращается к ней на языке куртуазной поэзии и просит утолить его томленье, иначе он умрет.1662 Оба прекрасно понимают, о каком томлении идет речь, и не делают из этого никакого секрета. Взбрыкнув, «как кобыла», Алисон потом быстро соглашается на настойчивые просьбы школяра — нужен лишь подходящий момент, ибо плотник «бешено ревнив».

Юный причетник Абсалон, второй влюбленный герой «Рассказа Мельника», — гораздо более претенциозен, чем школяр. Чосер несколько раз называет его jolif, что значит миловидный, хорошенький, привлекательный, может быть, немного женственный. Абсалон — отъявленный щеголь, следующий велениям местной оксфордской моды. Он очень гордится своих «кудрей льняных сияющею гривой», за которыми тщательно следит, постоянно расчесывая их. Не менее внимателен он и к своему наряду, подрясникам и стихарям, вплоть до особых весьма модных резных туфель. Знает он и всех танцев «сложные фигуры», как их «в Оксфорде принято плясать», умеет и играть на лютне и скрипке, распевая песни под их аккомпанемент. Не страдая ложной скромностью, он конфузлив лишь в одном:

Не выпускал он ветра на простор, Не ввязывался в вольный разговор.

Абсолон тоже томится от любви. Его любовные похождения до встречи с Алисон, очевидно, ограничивались лишь служанками из харчевен, на фоне которых юная героиня выглядит великосветской дамой. Как за куртуазной дамой он и пытается ухаживать за ней, прося о снисхождении к его любовной муке, от которой он потерял аппетит и не знает сна по ночам. Но и его чувства к Алисон тоже вовсе не платонического свойства:

Будь он котом, она же мышью серой, — Расправился бы с нею он тотчас…

Напыщенная серенада, которую Абсолон поет под окнами дома Алисон, звучит как виртуозная пародия на популярные в куртуазной лирике жалобы влюбленных:

Сладчайшая богиня, К моей мольбе склонися ты хоть ныне, Дыханье уст твоих мне что корица. Души моей пресветлая денница, Скажи хоть слово другу своему, И мысленно тебя я обойму. Жестокая! Ведь нет тебе заботы, Что я ослаб не от ночной работы, Что от тоски меня бросает в пот, Что стражду я уж скоро целый год. Я — что теля, от вымени отъято, Что голубок, любовию объятый. Мне внутренность сжигает огневица, И ем я мало, словно я девица.

Как показали исследователи, веселая пародия Чосера держится здесь на несоответствии ставших тогда уже приевшимися штампов куртуазной лирики с образами, взятыми из народной поэзии (типа lemman, ore, swete brid) или из сельского быта («теля, от вымени отъято»).1663 Кроме того, в нелепой серенаде Абсолона пародируется и любовная лексика библейской «Песни Песней» — «Нард и шафран, аир и корица со всякими благовонными деревами, мирра и алой со всякими лучшими ароматами» (4:14). В целом ирония тут настолько разрушительна, что ее сразу же чувствует даже малообразованная и вряд ли знакомая с куртуазной поэзией, а тем более с Библией героиня — недаром же, услышав жалобную серенаду, Алисон называет Абсолона полным идиотом (Jakke fool). Тем не менее, ирония эта не упраздняет куртуазные идеалы, воспетые в «Рассказе Рыцаря», но в общей игре-соревновании «Кентерберийских рассказов» лишь заставляет взглянуть на них с другой перспективы.

Однако Алисон любит Душку Николаса, и тот с присущей героям фаблио ловкостью устраивает их свидание в спальне самого плотника. Согласно канонам этого жанра, главная ошибка старого и богатого плотника состоит в том, что он, забыв о своем возрасте, женился на молоденькой девушке и теперь держит ее взаперти и мучает своей ревностью. Как и положено в фаблио, плотник наказан по законам веселого фарса. Николас с легкостью убеждает глупого и доверчивого старика, который знает о всемирном потопе лишь из виденных им в юности мистерий, что в ближайшие дни потоп повторится. Школяр якобы вычислил его по движению светил. Единственный способ спастись для него, его молодой жены и самого школяра — залезть в привешенные на веревках к потолку бочки и там ждать прихода вод. Когда же вода затопит все вокруг, они перережут веревки и поплывут, став владыками земли:

И будем править миром мы с тобою, Как правил миром старый Ной с женою.

Они залезают в бочки, и, когда плотник засыпает, Николас с Алисон отправляются в его постель, где до утра веселятся под храп обманутого старика.

А дальше появляется Абсолон с его нелепой серенадой и просьбой подарить ему поцелуй. Чтобы наказать надоедливого ухажера,

Алисон окно как распахнет И высунулась задом наперед. И ничего простак не разбирая, Припал к ней страстно, задницу лобзая.

Поняв свою ошибку и замыслив отомстить, Абсолон вскоре возвращается назад с раскаленной кочергой в руках и вновь просит о поцелуе. На этот раз из окна высовывается уже Николас, которому и достается ожог, предназначенный для Алисон. Бедный школяр громко кричит: «Воды! Воды!» и будит плотника. Тот, решив, что потоп уже наступил, режет веревки и, падая вниз, ломает себе руку. Алисон и Николас говорят разбуженным соседям, что старик сошел с ума, и все хохочут, «полуправду слыша». Мельник кончает свой рассказ следующими словами:

Так плотника красивая жена Была студентом сим соблазнена; Так был красавчик юный Абсолон В своей назойливости посрамлен: Во тьме облобызал ее «глазок», А Николасу задницу прижег.

Как и подобает в подобных рассказах, все, и плуты, и глупцы, получили по заслугам. Старый плотник наказан за женитьбу на молоденькой девочке и за «бешеную ревность»; Абсолон — за назойливую претенциозность, а Николас — за самонадеянность и самоуверенность. Лишь одна Алисон избегла всякого наказания. Ученые много размышляли, почему «поэтическое правосудие» пощадило только ее одну. Скорее всего, правы те из них, кто ссылаются на выше цитированный портрет героини, где доминируют взятые из мира природы образы. Вспомним: Алисон — подобна дикой и грациозной ласке или (в другом месте) — необъезженной кобылице. А в мире животных, как известно, нравственные законы не имеют силы.

Стоит, однако, вспомнить, что читатели позднего Средневековья обычно соотносили образы животных с популярными тогда бестиариями, где животные наделялись определенными чертами характера: лиса — хитростью, заяц — трусостью и т.д. Как показали исследователи, у ласки таких черт не было. Но зато ей приписывали особый способ зачатия и рождения детенышей.1664 Согласно одной версии, ласка зачинала через уши и рождала детенышей через рот. Согласно другой, она зачинала через рот и рождала самцов через правое ухо, а самочек — через левое. Ясности здесь не было, и сама ласка в бестиариях была существом таинственным, немного неопределенным, привлекающим к себе внимание своим особенным женским естеством.

Нам представляется, что эта таинственность и неопределенность в «Рассказе Мельника» распространяется и на Алисон. Ведь недаром же в начале рассказа Мельник предупреждает, что не нужно испытывать «Господню тайну и тайник жены». В подлиннике эта фраза звучит следующим образом: Of Goddes pryvetee and of his wyf. Ho wyf значило не только жена, но и женщина. Так в «Общем Прологе» Чосер назвал свою самую знаменитую героиню — Женщину из Бата. Видимо, не случайно у Батской Ткачихи то же самое имя, что и у героини «Рассказа Мельника» — Алисон. Обе они своим таинственным женским естеством ломают традиционные представления о нравственности, в том числе и религиозные, и не подлежат «поэтическому правосудию», а тем более наказанию.

Но Мельник не советует испытывать и «Господню тайну». Значит ли это, как полагают некоторые критики, что божественный план бытия в этом рассказе, в отличие от «Рассказа Рыцаря», отсутствует вообще. Думается, что это не так. Ведь Чосер не раз ссылается на библейские события. Так, например, Николас, играя на лютне, поет благовещенское песнопение Angelus ad Virginem («Ангел вопияше Благодатной»). Мельник верит в повторение потопа, а Абсолон в своей серенаде пользуется образами, взятыми из «Песни Песней». Разумеется, все эти аллюзии пародийны. Но и в этой форме они отсылают читателей к божественному плану бытия. Действительно, Господни тайны скрыты от героев рассказа, и они, как бы следуя совету Мельника, не пытаются проникнуть в них или просто даже не задумываются над этим вопросом. Но существование этих тайн очевидно и для них самих, и для рассказчика. Иначе бы он не начал рассказ с предупреждения не пытаться проникнуть в них. Здесь, в отличие от «Рассказа Рыцаря», снова другой взгляд на судьбу и божественное Провидение, открывающий для читателей иные перспективы для раздумья. И это только начало игры.

Саму же игру продолжает Управляющий (Мажордом), который воспринял «Рассказ Мельника» как личный выпад в свой адрес. Вражду между Мельником и Управляющим легко объяснить их профессиональными отношениями — Управляющий должен был следить за тем, чтобы Мельник не жульничал, обманывая помещика, хотя он и сам, как мы помним из Общего Пролога, с большим успехом занимался тем же самым. Кроме того, Управляющий в прошлом был плотником, о чем прекрасно знал Мельник. Поэтому понятно, почему Управляющий хочет поспорить с Мельником его же оружием, рассказав свою историю мужлана-простолюдина, свой вариант cherles tale, т.е. с помощью того же фаблио, где на этот раз не плотник, но мельник предстанет в смешном свете.

«Рассказу Мажордома» предшествует Пролог, который принадлежит к небольшому числу так называемых «исповедальных» прологов книги, какими Чосер наделил Купца, Батскую Ткачиху и Продавца индульгенций. Во всех них эти персонажи открываются с новой для читателя стороны, дополняя портреты, данные в «Общем Прологе». Что касается Мажордома, то мы узнаем теперь, что он не только худ, вспыльчив и жуликоват, но еще и стар и слаб, а его физические силы на исходе. Однако жизненная мудрость, которую он сумел стяжать, — вовсе не духовного свойства. Она мрачна и безрадостна — жизнь он сравнивает с бочкой, в которой уже с момента рождения человека открыт кран, забирающий его силы:

Хотя с рожденья живоносный кран Природой мне в употребленье дан, Давно уж смерть его нашла, открыла, И хоть в бочонке жизни много было — Осталось мало. Высох ли? Ослаб ли Тот кран? Но из него не выжмешь капли.

В этой мрачной картине доминируют сугубо земные, физические аспекты бытия. И потому, хотя силы состарившегося Мажордома почти иссякли, его по-прежнему одолевают страсти: хвастовство, ложь, гнев и зависть; в немощном теле не утихла и похоть. Мрачный пессимизм Мажордома, его желчность проецируются и на его историю, которую он рассказывает с тем, чтобы свести счеты с Мельником. В отличие от многих других историй, тесная связь Пролога и «Рассказа Мажордома» в данном случае очевидна — Чосер сочинил рассказ явно в расчете на его исполнителя.

Как показали ученые, основным источником сюжета «Рассказа Мажордома» послужило французское фаблио «Мельник и два студента», которое Чосер существенно переработал, соотнеся свою историю с «Рассказом Мельника», добавив новые эпизоды и переосмыслив характеры фаблио.1665 При этом фабула осталась почти той же. Два бедных студента везут зерно для помола на мельницу. Хитрый мельник отвязывает их коня, а пока они пытаются поймать его, крадет их зерно. Вынужденные после долгих поисков заночевать на мельнице студенты решают наказать мельника. Один из них ложится в кровать к его дочери, а другой, потихоньку передвинув колыбель с младенцем, когда жена мельника вышла из комнаты, заставляет ее лечь вместе с собой. Затем первый студент, покинув дочку и спутав постели, ложится в кровать к мельнику и хвастается там своей победой. Начинается драка, мельник зажигает свет и видит жену в постели со вторым студентом. Во всеобщей потасовке студенты избивают мельника, забирают зерно и уезжают на другую мельницу. У Чосера, однако, дочка мельника дарит студентам испеченный из их муки хлеб, а жена во время драки по ошибке наносит ему удар по голове, от которого тот теряет сознание.

Всю эту историю Чосер наполнил новым смыслом. По аналогии с «Рассказом Мельника» поэт начал с придуманных им самим портретов основных персонажей. Главный из них «заносчивый» (deynous) мельник Симкин внешне очень похож на Мельника из «Общего Пролога», с которым Мажордом хочет «поквитаться» своей историей. Симкин — тоже курносый силач и забияка, который носит при себе оружие и любит играть на волынке. Неравнодушен он и к спиртному. Но — главное — он ловкий проходимец, без зазрения совести ворующий зерно, которое привозят к нему на мельницу.

Под стать Симкину и его надменная жена, гордящаяся своим «благородным происхождением». Воспитанная в монастыре, она на самом деле является незаконнорожденной дочерью приходского священника, за которую тот дал в приданное «много медной посуды». (Как известно, католические священники, связанные обетом безбрачия, не должны были иметь общения с женщинами, а тем более детей). Хорошее приданное священник назначил и для своей внучки, курносой и малопривлекательной дочери Симкина, в надежде выдать ее за «благородного» мужа. У Симкина и его жены к тому же еще и абсолютно нелепые претензии на знатность рода, который они возводят все к тому же священнику. Подобно придворным, они в праздничные дни носят платье красного цвета, а, узнав о «приключении» дочери с одним из студентов, мельник не находит ничего лучше, чем воскликнуть: «Кто посмел столь нагло обесчестить / Мою дочь, в которой течет такая благородная кровь?»

Как и в «Рассказе Мельника», здесь тоже появляются два школяра — Джон и Алан. Однако они учатся не в Оксфорде, но в соперничающем с ним Кембридже. При этом им обоим весьма далеко до щегольства Николаса, а тем более Абсолона. Это два приехавших с севера Англии деревенских увальня, которых трудно отличить друг от друга. Они своенравны и упрямы, и их очень мало интересуют науки. В своей самонадеянности они убеждают декана, что не дадут мельнику обмануть себя, и, взяв университетского коня, отправляются на мельницу. Но не тут-то было. Хитрый мельник отлично знает, что «грамотей не то же, что мудрец», и с легкостью дурачит школяров, потихоньку отвязав их коня, который тут же помчался в соседний табун к кобылицам. Поймав его лишь поздно вечером, измученные студенты просят приютить их на ночь и обещают заплатить за ужин. Истинным мудрецом нигде не учившийся мельник, разумеется, считает самого себя. Но, как известно, на всякого мудреца довольно простоты, что и подтверждает финал рассказа.

Его события развиваются стремительно в духе грубого фарса. Ни о каких чувствах, пусть даже и далеких от куртуазного кодекса, как в «Рассказе Мельника», здесь уже нет речи. Школярами движет лишь ущемленная гордость: «Если кто обидой ущемлен, / Искать обиде может возмещенье». Такова логика их поведения. Соответственно грубый секс становится для них оружием мести, и ведут они себя подобно животным, которых интересует лишь сам акт совокупления. Радости плотской любви, знакомые Николасу и Алисон, чувственная музыка, звучащая в их спальне, для Джона и Алана просто не существуют. А слова, которые Алан говорит дочке мельника при расставании на рассвете, звучат как откровенная и циничная пародия на хорошо знакомую первым читателям Чосера куртуазную альбу:

Прощай, мой друг, — девице он сказал, — Тебя бы я без счету целовал, Но скоро день, нам надобно расстаться, Позволь твоим любимым называться.

Идеалы высокой любви, воспетые в «Рассказе Рыцаря» и весело спародированные в «Рассказе Мельника», здесь снижены до животного уровня. Неслучайно Чосер так часто употребляет в «Рассказе Мажордома» взятые из мира животных образы. Так было и в предыдущем рассказе. Но тут уже нет ни свободной и таинственной ласки, ни необъезженной лошади. Появляющиеся здесь животные стоят ниже в иерархии животного мира и имеют в бестиариях отрицательные коннотации. Поэт сравнивает мельника с павлином и обезьяной, его жену — с сорокой. Имя дочки Malyne (в другой форме Malkin) тоже значимо — так часто называли девушек легкого поведения.1666 Недаром она «почти» плачет, расставаясь с Аланом. И это «почти» говорит само за себя. Образ же коня, сбежавшего от хозяина, традиционно являлся символом похоти, разгула неуправляемых страстей, которые и движут школярами.

В мире этого рассказа нет ни особой радости, ни боли, ни каких-либо угрызений совести. В результате все, кроме мельника, избегают наказания. Симкин же награжден по заслугам:

Не жди добра, кто злое сотворил. Обманщик будет в свой черед обманут, И все над ним еще смеяться станут…

Не только духовные, но и обычные нравственные критерии здесь как будто бы отсутствуют. В контексте предыдущих историй «Рассказ Мажордома» опускает читателей вниз, к безрадостным сугубо физическим фактам бытия. Очевидно, в потоке жизни, описанном в книге, должно быть место и такому взгляду на мир, тем более что он уравновешивается и преодолевается в других рассказах, как предшествующих, так и последующих. Да ведь и сам рассказчик, желчный Мажордом, возможно, тоже хочет вырваться из плена подобных идей — иначе зачем бы он отправился в паломничество, предполагающее покаяние и очищение. Во всяком случае, текст Чосера дает возможность и такого прочтения, оставляя этот вопрос открытым.

А дальше вслед за Мажордомом по сложившейся в первом фрагменте схеме в состязание включается Повар. Ему единственному из всех паломников понравился «Рассказ Мажордома», и у него тоже плохие отношения на этот раз уже с Гарри Бейли, которые также можно объяснить профессиональной враждой трактирщиков и поваров. И он в свою очередь хочет «поквитаться» с Гарри Бейли, но позже. История, которую он начинает рассказывать, — о другом.

О чем же? На такой вопрос ответить весьма трудно, поскольку, начав ее, Чосер вскоре же и остановился. До нас дошел лишь очень маленький фрагмент. Быть может, Чосер, написав ее полностью, разочаровался и решил выкинуть из книги. А может быть, он остановился, решив продолжить ее позже, но не успел закончить. Может быть, наконец, переписчик просто потерял эти листы рукописи или кто-то еще вырвал их, сочтя историю слишком грубой или даже непристойной. В любом случае, судить о ней сегодня мы можем только по ее началу, по дошедшим до нас пятидесяти семи строкам.

Скорее всего, она должна была представлять собой еще одно фаблио. На этот раз действие разворачивалось бы в Лондоне, на самом дне общества, а героем рассказа был юный подмастерье «Гуляка» Перкин. Разбитной и веселый парень, он любит разного рода азартные игры, женщин, кутежи и не прочь обворовать своего хозяина, за что тот и выгоняет его. Забрав вещи, Перкин отправляется в некий притон к своему приятелю, жена которого подрабатывает проституцией. На этом действие и обрывается.

Ученые высказали предположение, что темы, затронутые в предыдущих рассказах, здесь должны были получить новую трактовку, теперь уже в духе дна столичного общества, а предметом спора двух главных персонажей Перкина и его бывшего хозяина могла стать проститутка.1667 Но это только предположение, доказать которое невозможно. Если оно верно, то Чосеру просто могла надоесть такая игра — хорошего понемногу, и он вовремя остановился, закончив недописанным «Рассказом Повара» первый фрагмент своей книги.1668

ВТОРОЙ ФРАГМЕНТ

Второй фрагмент «Кентерберийских рассказов» содержит только одну историю вместе с двумя прологами, предшествующими ей. Это «Рассказ Юриста», который, хотя и печатается отдельно, однако, как и все остальные рассказы книги, отталкивается от предыдущих историй и предвосхищает следующие после.

Первый пролог, который в русском переводе назван «Пролог Юриста» (в Элзмирской рукописи он именуется Proem), имеет подзаголовок «Слова Трактирщика ко всей компании». Второй пролог — это уже непосредственно «Пролог к Рассказу Юриста». Они мало похожи друг на друга и породили в критике много споров и предположений.

«Пролог Юриста» действительно начинается словами Трактирщика, который, неожиданно установив точное время действия — десять часов утра восемнадцатого апреля,1669 — переходит к типично средневековому рассуждению о быстротечности времени, которое нельзя терять:

Ведь, разорясь, вновь злато наживешь, А времени, увы, уж не вернешь, Как девства… Утеряв его беспечно, Девчонке не вернуть его, конечно.

В подлиннике две последние строки, содержащие упоминание имени Малкин, дочери мельника из «Рассказа Мажордома», потерявшей «девство» с одним из студентов, как бы перебрасывают мостик к первому фрагменту книги, давая читателю ясно понять, что «Рассказ Юриста» возник не на пустом месте, но непосредственно связан с предшествующими ему историями.1670

Но это сам рассказ. В первом же прологе Юрист, которому предстоит продолжить состязание, как бы забыв о своей профессии, заводит речь о том, что и как рассказывать, и неожиданно дает оценку творчества Чосера как автора недавно написанной «Легенды о славных женщинах». Юрист хвалит Чосера за должным образом выбранные истории, где он, в отличие от Гауэра, не касается темы инцеста. (Это замечание, по мнению ученых, было не столько упреком знаменитому современнику, сколько, скорее всего, дружеской шуткой в его адрес.) При этом, однако, Юрист как бы незаметно ставит Чосера в один ряд с такими поэтами, как Овидий и Гауэр.

Но, одобрив содержание поэмы, Юрист не принимает поэтическую манеру Чосера:

Вот Чосер, он хоть мало понимает В различных метрах и стихи слагает Нескладно очень…

Теперь это уже, очевидно, и шутка поэта над самим собой. Под конец же Юрист объявляет, что он, в отличие от неумелого Чосера, расскажет свою историю прозой.

Допустив возможность авторской самоиронии, — на самом деле, Чосер разочаровался не в манере, но, наоборот, в однообразном содержании «Легенды о славных женщинах» и потому не завершил ее, — ученые бьются над загадкой последних строк «Пролога Юриста». Ведь следующий за двумя прологами «Рассказ Юриста» написан стихами, а не прозой. Большинство исследователей полагает, что Чосер первоначально написал для Юриста какую-то другую историю в прозе, возможно даже «Мелибея», однако потом поменял свое решение и отдал «Рассказ о Мелибее» самому себе, но не успел отредактировать окончательный вариант рукописи.

Второй пролог содержит поэтический пересказ отрывка из трактата римского папы Иннокентия III «О нищете человеческого существования», откуда Чосер взял материал для ряда отступлений о непостоянстве земных радостей. Во второй пролог также добавлена, — скорее всего, в последнюю минуту — похвала купцам, от которых Юрист и узнал рассказываемую им историю. Подобный пролог был бы гораздо более уместен, если бы Чосер отдал сделанный им ранее, но сейчас утерянный перевод трактата папы Иннокентия III Юристу в качестве его истории в прозе. Может быть, именно таков и был первоначальный план поэта. Видимо, и здесь редактура не была доведена до конца. Это, в частности, проявилось в том, что «Рассказ Юриста» имеет весьма далекое отношение к профессии его рассказчика и к тому важному и чопорному персонажу, который появлялся в Общем Прологе. Одной лишь сентенциозности и приподнятости тона повествования явно мало.

В отличие от большинства других историй, где поэт в основном пользовался введенным им в английскую поэзию пятистопным ямбом с рифмованными двустишиями, и второй пролог, и сам рассказ написаны так называемой королевской строфой, состоящей из семи строк и рифмующейся по схеме ababbcc. Чосер ранее уже опробовал эту строфу в «Птичьем Парламенте» и «Троиле и Крессиде». В «Кентерберийских рассказах» он использует ее только четыре раза, в историях, которые критики называют религиозными, где королевская строфа как бы подчеркивает серьезность и важность описанных там событий. Это, помимо «Рассказа Юриста», — рассказы Аббатисы, Второй Монахини и Студента.

Источником «Рассказа Юриста» стала написанная в начале XIV в. англонорманская хроника («история мира») Николаса Тревета, которую он посвятил дочери Эдуарда I Марии, ставшей монахиней. В этой хронике Чосер нашел невероятную историю приключений дочери римского императора Констанцы, которые якобы произошли в первые века христианства.

Отец выдал Констанцу замуж за сирийского султана, согласившегося принять христианство. Но, когда девушка приехала в Сирию, коварная мать султана приказала убить сына и всех его гостей на брачном пире, а Констанцу посадили в лодку и отдали на милость морской стихии. Через несколько лет лодку Констанцы прибило течением к берегам Англии, где она стала проповедовать христианство, и вышла замуж за местного короля Аллу, обратила его ко Христу и родила ему сына. Но мать Аллы, которая возненавидела юную королеву, воспользовавшись отсутствием сына, оклеветала ее и вновь посадила в лодку вместе с маленьким ребенком, отправив в плавание по волнам. После ряда злоключений Констанца вернулась в родной Рим, где затем жила не узнанная никем в доме у одного вельможи. Со временем Алла, раскрывший козни матери и велевший ее казнить, приехал с покаянием в Рим, где он встретил жену и сына. Только тогда Констанца открылась отцу, и супруги уехали в Англию. Все жили счастливо, пока Алла не отдал Богу душу, после чего героиня вернулась в Рим.

Эту назидательную историю Чосер несколько сократил, убрав лишние подробности, но добавив при этом ряд отступлений и авторских размышлений, которых нет ни в хронике, ни у Гауэра, тоже обратившегося к этому сюжету в «Исповеди Влюбленного». Хотя точную хронологию сейчас невозможно установить, большинство исследователей все же считают, что Чосер написал свой рассказ после Гауэра, на которого он в шутливой форме и сослался в первом прологе.

Введенные поэтом в повествование авторские отступления и размышления составляют идейный стержень «Рассказа Юриста». Чосер здесь вновь обратился к знакомой по «Рассказу Рыцаря» проблеме теодицеи, вопросу о соотношении зла и страданий с благостью установленного свыше миропорядка, рассмотрев теперь этот вопрос с другой позиции, а заодно и косвенно поспорив с мрачным пессимизмом истории Мажордома.

Поначалу может показаться, что и тут, как и в «Рассказе Рыцаря», звезды управляют судьбой героев, руша счастье Констанцы и сирийского султана:

О, твердь жестокая, чей бег дневной Все увлекает к западу с востока И твари всей, живой и неживой, Велит покорствовать веленьям рока! Ты, при отплытье, в небесах высоко Расположила хор созвездий так, Что было ясно: Марс расстроит брак.

В подлиннике в первой строке упомянут тот самый Небесный Перводвигатель (firste moevyng), о котором говорил Тезей в своем финальном монологе в «Рассказе Рыцаря». Но время язычества позади, и Констанца живет уже в христианском мире и подчиняется не звездам, но воле христианского Бога. Чосер постоянно подчеркивает это в своих пространных комментариях, касающихся, казалось бы, самых невероятных и неправдоподобных поворотов сюжета. Как Констанца могла спастись во время бойни на свадебном пиру? Как она выжила, путешествуя в ладье по морским волнам в течение трех лет? Ответ для него ясен:

Вы спросите: как во дворцовом зале Она от общей гибели спаслась? Хочу, чтоб вы ответ мне прежде дали: Кто Даниила из пещеры спас, Где лев свирепый пожирал тотчас Любого — и раба и господина? Хранимый в сердце Бог — оплот единый. На нем всю мощь своих деяний нам Явил Всевышний, наш Отец Небесный; Христос, для человечьих ран бальзам, Порой — как это мудрецам известно — Дела творит, чей тайный смысл чудесный Нам недоступен, ибо ум людской Неисцелимо болен слепотой… Кто приказал всем четырем ветрам, Которые, друг с другом вечно споря, Моря и сушу режут пополам, Не трогать суши, и лесов, и моря? Кто, как не Тот, Кто на морском просторе Хранил Констанцу и в ночи и днем От бурь, несущих молнию и гром?

Знаменательно, что разговор о делах Христа, «чей тайный смысл чудесный / Нам недоступен», возвращает читателей к «Господней тайне» из «Рассказа Мельника» и божественному плану бытия, который по контрасту лишь подразумевался в той истории. В «Рассказе Юриста» он, наоборот, самый главный, подчиняющий себе все остальные. Являя пример необычайной стойкости и твердой веры в Божий Промысел, Констанца неизменно преодолевает все испытания судьбы и выходит победительницей в «истомивших душу приключениях». Недаром же рассказчик, вверяя ее судьбу Богу, пишет:

Моя принцесса, за твое смиренье Тебе пусть будет кормчим Провиденье!

В отличие от Арситы, научившегося побеждать испытания силой духа, Констанце не нужно ничему учиться. Она героиня абсолютно пассивная, которая не борется за свое счастье, но во всем целиком полагается на волю Бога, за что Он по Своей благодати, в конце концов, и вознаграждает ее за муки. Соответственно, задача рассказчика, как считают исследователи, состоит в том, чтобы вызвать у средневекового читателя удивление и жалость к героине, которые должны смениться облегчением и радостью в финале истории.1671

Такой взгляд на задачи повествования потребовал от автора особого поэтического жанра. «Рассказ Юриста» — поэма, совмещающая черты народной сказки, средневекового романа и религиозного назидательного примера (exemplum). С фольклором ее связывают мотивы «оклеветанной жены», жестокой свекрови и плавания в лодке по волнам (вспомним «Сказку о Царе Салтане»), равно как и повторы сюжетных ходов (два плавания героини, две жестокие свекрови и т.д.) и неожиданные повороты действия.1672 Такие же внезапные повороты и обязательный после долгих злоключений счастливый финал роднят «Рассказ Юриста» со средневековыми романами. Религиозная же мотивировка героической стойкости Констанцы, ее постоянство и верность идеалам (отсюда и само ее имя) сближают историю с жанром назидательного примера, но не с жанром жития, поскольку Констанца — все-таки не святая, которой дарована особая благодать, а обычный, хотя и очень стойкий в испытаниях человек. По меткому замечанию Пирсала, Констанца становится героиней по воле обстоятельств и вопреки своему желанию; истинный же герой истории — Сам испытующий ее Бог.1673

ТРЕТИЙ ФРАГМЕНТ

Третий фрагмент «Кентерберийских рассказов», открывающийся знаменитым «Прологом Женщины из Бата», на первый взгляд представляет собой совершенно самостоятельную часть книги, казалось бы, абсолютно не связанную с историями двух предыдущих фрагментов. Но это только на первый взгляд. На самом деле, такое мнение не совсем верно. Разумеется, мы не можем сейчас с точностью утверждать, что Чосер хотел, чтобы «Пролог» и «Рассказ Батской ткачихи» обязательно следовали за «Рассказом Юриста», но в большинстве рукописей фрагменты книги расположены именно так, что не может не заставить исследователей задуматься над этим вопросом. Весьма возможно, что твердое убеждение героини «Рассказа Юриста» в том, что «Мы, женщины, для рабства рождены / И слушаться мужей своих должны», спровоцировало Женщину из Бата, вставшую на защиту диаметрально противоположных взглядов, поделиться своим опытом и рассказать свою историю.

В любом случае, «Пролог» и «Рассказ Батской ткачихи»1674 выдвигают на передний план женскую тему, которую Чосер разовьет затем еще в нескольких историях, которые расскажут в четвертом фрагменте Студент и Купец, а в пятом — Франклин. Критики назвали эту группу рассказов «брачной» (marriage group), сочтя, что другие рассказы, вклинивающиеся между этими историями, представляют собой нечто вроде интерлюдий.1675 Мнение по поводу интерлюдий спорно. Что же касается самих женских историй, то, наверное, было бы точнее сказать, что эти рассказы посвящены не столько браку и отношениям между супругами, хотя это и очень важно для Чосера, сколько роли и месту женщины в средневековом обществе. Если принять такую точку зрения, то количество историй, затрагивающих эту тему, можно увеличить, добавив сюда и «Рассказ Юриста», и «Рассказ Второй Монахини», и ряд других рассказов, где женская тема играет второстепенную, но все же важную роль.

Все критики единодушно сошлись во мнении, что характер Женщины из Бата восходит к образу Старухи из «Романа о Розе». Как и Старуха, Алисон из Бата тоже весьма разговорчива, если не сказать — болтлива, и по временам теряет нить своих рассуждений. Она тоже бывает то веселой, то печальной, а отстаивая свою точку зрения, пользуется как наступательной, так и оборонительной тактикой.

Вспоминая похождения своей юности, Старуха вздыхает:

Признаться, Приятно в мыслях снова возвращаться Мне в те прошедшие года, Исчезнувшие навсегда. Когда о прошлом вспоминаю, — То молодеть я начинаю: И на душе моей светлей, И тело будто бы сильней. Хоть и обманута была я, — Прекрасна жизнь была младая: Коль дама весело живет, То не напрасно жизнь идет! (Перевод И.Б. Смирновой)

Алисон из Бата вторит Старухе такими словами:

Но, видит Бог, как вспомню я про это — И осенью как будто снова лето. Как в юности, все сердце обомрет, И сладко мне, что был и мой черед, Что жизнь свою недаром прожила я.

Эхо «Романа о Розе» постоянно слышится в «Прологе Женщины из Бата».

Однако между героинями Жана де Мена и Чосера есть очень существенная разница. «Циничная» Старуха — достигшая преклонных лет и сильно потрепанная жизнью дама легкого поведения, которая, вспоминая прошлое, делится хитростями своей профессии. Алисон же — еще полная сил вдова, которая пережила пять мужей и мечтает о шестом. Все ее мысли сосредоточены именно на браке. В отличие от Старухи, она, по крайней мере чисто внешне, старается соблюсти приличия и всячески оправдать себя, помня, что есть такое понятие как грех. Собственно говоря, весь ее длинный монолог и призван стать подобным оправданием. Соответственно для Чосера она не просто женщина, но прежде всего жена по выбору и призванию. И как жену — хочется сказать «профессиональную» жену — читатели и судят ее.

Парадоксальным образом Алисон — одна из самых образованных героинь книги. Количество источников, на которые она ссылается в «Прологе», сопоставимо разве только с числом источников, которыми пользуется благочестивая и рассудительная госпожа Разумница в «Рассказе о Мелибее». Другое дело, что все эти источники, в том числе и Священное Писание, Алисон постоянно перевирает или искажает в свою пользу — но такова ее природа и такова природа веселой поэтической игры, которую ведет с читателями автор.

Сами эти источники заимствованы поэтом из богатейшей антифеминистской литературы Средневековья, с которой Чосер был знаком либо в оригинале, либо через посредство «Романа о Розе». Логику антифеминистской доктрины, видевшей в женщине лишь «сосуд греха» и допускавшей супружеские отношения только как средство для продолжения рода, Алисон, отстаивая свое право на земные радости, все время выворачивает наизнанку и тем самым сатирически снижает.

Почти весь «Пролог» к «Рассказу Женщины из Бата» написан в форме огромного монолога героини, которая, хотя и перескакивает с мысли на мысль, все же неуклонно движется в своих рассуждениях от общего к частному и даже сугубо личному.1676 Критики обычно называют этот монолог «исповедальным». Но к исповеди и покаянию в христианском смысле он не имеет никакого отношения: рассказывая о своей судьбе, Женщина из Бата лишь пытается оправдать себя и до конца остается уверенной в своей полной правоте.

В первых словах монолога, отдав предпочтение не чьим-либо авторитетам, но личному опыту и вспомнив о горестях супружеской жизни (woe that is in marriage), Алисон сразу же переходит к яростной защите брака, который традиционно считался ниже девства или вдовства, а повторные браки в теории, хотя и не на практике, вообще допускались крайне неохотно. (У Алисон их было пять.) Для изложения мыслей героини, по форме сильно напоминающих проповедь, Чосер воспользовался широко популярным тогда полемическим трактатом блаженного Иеронима о целомудрии «Против Иовиниана», богослова, который уравнял освященный церковью брак с девством, за что Иероним назвал его «Эпикуром среди христиан». Логика рассуждений Алисон движется, разумеется, в противоположном Иерониму русле. Женщина из Бата прямо и откровенно заявляет:

Когда и где, в какие времена Женитьба Библией запрещена? Или когда нам девственность хранить Предписано и род наш умертвить?

Отстаивая свою точку зрения, Алисон сразу же отважно вступает в полемику с общепринятым тогда толкованием эпизода из Евангелия от Иоанна, в котором рассказывается о браке в Кане Галилейской:

Но для завистников ведь всяк порочен; Они твердят, что если только раз (Как утверждает Библии рассказ) Спаситель посетил обряд венчанья, Так это было людям в назиданье — И, значит, лишь однажды в брак вступать Мне надлежало.

Евангельский отрывок о браке в Кане Галилейской, равно как и его толкование, были хорошо знакомы верующим в Средние века. Этот отрывок обычно читался во время венчания, указывая, что таинство брака, установленное Самим Иисусом Христом, символически прообразует союз Христа и Церкви, которому должны соответствовать отношения супругов. Знаменательно, что Томас Рингстед, известный английский богослов XIV в., отвечая на вопрос, почему второй брак менее благодатен, чем первый, ссылался на духовный аспект таинства и давал следующее объяснение: поскольку есть только один Христос и одна Церковь, то и муж для жены должен быть только один.1677 Точно так же думали тогда и другие богословы.

Но для Алисон, похоронившей пять мужей, подобного духовного объяснения явно не достаточно. Принятое тогда аллегорическое толкование беседы Христа с самарянкой, пять мужей которой символизировали пять чувств падшей природы человека, тоже мало занимает ее, а повеление Творца «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Бытие, 2:27) не имеющая детей Женщина из Бата воспринимает как приглашение к плотским радостям:

Господь сказал: «Плодитесь, размножайтесь». Вот этот текст вы как ни искажайте, Но знаю, что зовет он нас к труду.

Библейским примером такого «труда» для Алисон служит царь Соломон, который в старости имел семьсот жен и триста наложниц; а тот факт, что «во время старости Соломона жены его склонили сердце его к другим богам» (3 Царств, 11:4), совершенно не беспокоит ее. Отстаивая свое право на повторные браки, Женщина из Бата искажает и слова апостола Павла, учившего Тимофея чистоте жизни: «А в большом доме есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные; и одни в почетном, а другие в низком употреблении» (2 Тимофею, 2:20). Себя саму Алисон считает деревянным сосудом, который годен «на каждый день, для службы постоянной», не только забыв, что это сосуд для «низкого употребления», но и полностью проигнорировав повеление апостола отвращаться от нечистоты, чтобы стать «сосудом в чести, освященным и благопотребным» (2 Тимофею, 2:21). Что же касается долга мужа по отношению к жене, то и этот долг Алисон также понимает на свой лад:

«Муж да воздаст свой долг жене». Но чем? Итак, те части создал Бог зачем? Не ясно ль, что для мочеотделенья Ничуть не боле, чем для размноженья.

Подобным пародийным образом Алисон переосмысляет и многие другие места Библии и высказывания отцов церкви, приходя под конец к своей собственной трактовке семейной жизни, где не муж, но жена призвана играть главную роль:

Мой муж Слугой быть должен, должником к тому ж. И дань с него женою полноправной Взимать должна я честно и исправно. Над телом мужа власть имею я, То признавали все мои мужья.

Совершенно очевидно, что сатира Чосера в «Прологе» к «Рассказу Батской Ткачихи» имеет сразу же несколько адресов. Поэт откровенно посмеивается над упрямой и своевольной Алисон, которая с позиции заземленного здравого смысла порой очень даже остроумно трактует доступные ей источники. Чосер, очевидно, смеется и над самими антифеминистскими текстами, которые подчас доводили свое отрицательное отношение к женщине до абсурда. Чтобы показать это и убедить читателя, поэт как бы переписывает их с женской точки зрения, воздавая женоненавистникам-мужчинам по заслугам:1678

Да если бы мы, женщины, свой гнев, Свое презренье к мужу собирали И про мужчину книгу написали…

Заодно достается и все еще популярному тогда, если судить по поэмам Ленгленда и анонимного автора «Жемчужины», но уже начавшему давать ощутимые трещины аллегорическому восприятию мира и тропологическому толкованию Библии. Под пристальным взглядом Алисон это восприятие рушится вдребезги на наших глазах.

Однако над всем этим сложным и тесно сплетенным клубком тем и идей возвышается, отодвигая все остальное на второй план, сама Женщина из Бата, наделенная дурным нравом, упрямая, сварливая, абсурдная в своих претензиях и вместе с тем такая энергичная, смело идущая напролом, никогда не унывающая и на свой лад неотразимо обаятельная Алисон, устоять перед которой не может ни один читатель. Что уж тут говорить о ее умерших пяти мужьях и потенциальном шестом, которого она отправилась искать во время паломничества в Кентербери. Вместе с Алисон в книгу с победой возвращается и карнавальная стихия, которая сыграла столь важную роль в «Рассказе Мельника», а затем была потеснена желчным пессимизмом Мажордома и напрочь исчезла в «Рассказе Юриста».

Перейдя от абстрактных рассуждений к конкретному, к своей собственной жизни, Алисон начинает рассказ о своих пяти мужьях во второй части монолога, после того, как ее на момент прервал Продавец Индульгенций. Первых трех из них, «богатых и старых», она держала полностью под каблуком, твердо взяв инициативу в свои руки. Укрощая их, она присвоила себе тирады Ревнивого Мужа из «Романа о Розе» и тем снова вывернула ситуацию наизнанку, заставив стариков замолчать:

Я первой нападала, билась смело, С налету я выигрывала бой, Они же каялись передо мной В таких грехах, которыми с рожденья Не согрешали даже в помышленье.

С четвертым мужем, гулякой и пьяницей, который завел себе любовницу на стороне, сложилась немного иная ситуация. Но и его Женщина из Бата, в конце концов, подчинила своей воле, заставив ревновать себя. Труднее всего Алисон пришлось с ее пятым мужем, оксфордским студентом Дженкиным, во многом похожим на душку Николаса из «Рассказа Мельника». Но этого упрямого юнца она и любила гораздо больше всех остальных, хоть «он того ни капельки не стоил»:

Таких давно я не видала ног, Точеных, стройных, крепких. Кто бы мог Пред ними устоять? Не я, сознаюсь. И в этом я ни капельки не каюсь. Ему лет двадцать только миновало, Мне ж было за сорок, но я нимало Не колебалась, сохранив весь пыл, Который и с годами не остыл.

Дженкин никак не хотел подчиниться и постоянно попрекал Алисон, читая истории из любимой им латинской книги «Теофраста Валерия»,1679 представлявшей собой нечто вроде популярной антифеминистской антологии, куда вошли рассказы о злобных и непокорных женах. Постепенно нараставший конфликт супругов закончился чисто фарсовой ситуацией. Однажды раздосадованная этим назидательным чтением Алисон, поняв, что нет конца

Проклятой книге и что до рассвета Он собирается читать мне это, — Рванула я из книги три страницы, И, прежде чем успел он защититься, Пощечину отвесила я так, Что навзничь повалился он в очаг. Когда ж пришла в себя, то увидала, Что на полу я замертво лежала С разбитой в кровь щекой и головой И в страхе муж склонялся надо мной.

Однако в целом «Пролог Батской Ткачихи» выходит далеко за рамки непритязательного фарса. По точному наблюдению Чарльза Маскетайна, в контексте всего происходящего читатели видят в финальной сцене не только верную своей природе и удивительно естественную женщину, которая отважно вступила в потасовку в защиту своих прав. Неукротимая Алисон также воплощает собой жизненный опыт, побеждающий запечатленные на страницах книги Дженкина схоластические авторитеты, и воинственный феминизм, нанесший заслуженный удар мужской власти и самодовольству.1680

Как бы там ни было, но после этой драки Дженкин полностью подчинился Алисон, отдав в ее руки свою «жизнь и кров», а она стала примерной женой, какую «от Дании до Индии не сыщешь». Подобный счастливый финал готовит почву для «Рассказа Женщины из Бата», следующего сразу после него.

В качестве источника сюжета этого рассказа Чосер взял широко известную народную сказку об уродливой женщине (старухе) — прекрасной принцессе, превращенной во внешне отвратительное существо, расколдовать которую можно лишь с помощью поцелуя (нечто вроде знакомой нам всем истории царевны-лягушки). Этот сюжет привлек к себе и авторов средневековых баллад и романов, приспособивших его к рыцарским нравам. До нас дошли написанные на английском языке баллада «Свадьба сэра Гавейна» и роман «Свадьба сэра Гавейна и леди Рэгнел». Роман, впрочем, появился, возможно, уже в XV в., после Чосера. Неизвестно, был ли Чосер знаком с балладой о свадьбе Гавейна, но он наверняка хорошо знал основанный на том же сюжете «Рассказ о Флоренте» из «Исповеди влюбленного» Джона Гауэра. Различия между Чосером и Гауэром сразу же бросаются в глаза и помогают понять, как автор «Кентерберийских рассказов» обработал источники.

Действие всех историй происходит при дворе короля Артура. В балладе и романе сэр Гавейн соглашается жениться на уродливой старухе добровольно, чтобы спасти короля Артура и его королевство. У Гауэра Флорент — благородный рыцарь, который в честном поединке убивает своего противника. Отец убитого, к которому Флорент попадает в плен, по законам куртуазного «вежества» не может казнить его. Но по наущению коварной тещи он задает рыцарю труднейшую загадку — узнать, что женщины любят больше всего на свете. Если же Флорент не разгадает загадку в течение года, ему грозит неминуемая смерть. Странствуя по свету, Флорент встречает уродливую старуху, которая сразу же говорит ему, что ей нужно взамен правильного ответа. После колебаний Флорент принимает условия и отправляется в путь, дав старухе обещание вернуться обратно.

Чосер (или Алисон) решительным образом меняет мотивировку поступков главных действующих лиц. «Рассказ Батской Ткачихи» представляет собой нечто вроде истории воспитания поначалу весьма малопривлекательного героя. Ему грозит смерть не в силу колдовства, чьих-то интриг или стечения обстоятельств. Юный рыцарь, забыв о законах куртуазности, совершил низкое преступление. Он изнасиловал случайно встреченную им в лесу девушку, за что король Артур и велел казнить его. Рыцаря спасло лишь заступничество королевы и придворных дам, которые уговорили короля смягчить приговор, загадав преступнику ту же загадку, что и Флоренту. Так в рассказ входит столь важная для Алисон и Чосера женская тема. Рыцарь, совершивший преступление против женщины, обязан женщинам своей жизнью.

Когда герой встречает безобразную старуху, она не сообщает ему, что потребует взамен — он просто должен будет исполнить ее желание. Затем она отправляется вместе с ним ко двору Артура, и здесь в присутствии королевы и ее дам, после того, как рыцарь успешно ответил на вопрос, предлагает ему жениться на ней. У не научившегося еще истинному благородству рыцаря просто нет выбора.

Сам же ответ, который подсказала старуха, тоже вполне в духе феминистских взглядов Алисон и женской темы Пролога к ее рассказу:

О, госпожа! Палач пусть снимет с плеч Мне голову, когда я ошибаюсь, Но утверждать пред всеми я решаюсь, Что женщине всего дороже власть Над мужем, что она согласна пасть, Чтоб над любимым обрести господство.

(В дословном переводе: Женщины хотят иметь господство / Над мужем и над любимым, / И обладать полной властью (maistrie) над ним). Такой ответ, разумеется, безоговорочно принят всеми дамами.

А после свадьбы, в первую брачную ночь старуха продолжает воспитание рыцаря, уча его истинному благородству, которое заключено не в знатности рода, не в богатстве и не в красоте:

Знай, благородство — это Божий дар. Его как милость может млад и стар Снискать за добрые дела в награду.

Лишь после того, как рыцарь начинает понимать это, старуха предлагает ему выбрать, какой он хочет видеть ее — старой и уродливой, но преданной женой или молодой и прекрасной, но неверной супружеским обетам ветреницей. И тут смиривший свою гордыню и научившийся благородству рыцарь полностью сдается на милость жены, предоставив выбор ей самой. В награду старуха дарит мужу и «верность, и красу».

Когда увидел рыцарь, что жена Приветлива, красива и юна, Тут вне себя от этой благодати, Он заключил ее в свои объятья. Ему и сотни поцелуев мало, Она ж ему покорно уступала Во всем, лишь бы порадовать его.

Таким образом, в финале рассказа изменились оба героя — и рыцарь, узнавший суть благородства, и старуха, получившая власть над мужем и ставшая и верной, и прекрасной. Однако смысл этой семейной гармонии для читателя остается не совсем ясным. То ли супружеское счастье рыцаря и старухи отныне будет поистине гармоничным, таким, когда и муж, и жена, забыв о разногласиях, живут единой жизнью и стараются во всем угождать друг другу, то ли слова «покорно уступала» означают лишь постоянное согласие жены на супружеские ласки мужа.1681 Если последнее верно, то тогда счастье молодоженов основано все-таки на власти (maistrie), на полном подчинении мужа жене, как, наверное, и хотелось бы Алисон. И в финале Чосер по-прежнему продолжает свою веселую игру с читателями.

Вслед за Женщиной из Бата в третьем фрагменте в соревнование вступает общительный и веселый брат Губерт (Кармелит), снисходительно похваливший Алисон за ее рассказ, в котором она коснулась ученых богословских вопросов. Сам же он собирается рассказать историю совсем иного рода. Представляющий собой очередную сюжетную интерлюдию Пролог Губерта отсылает читателя к последним строкам Пролога Алисон, где Пристав Церковного Суда и Губерт «обменялись словами», и каждый из них обещал рассказать историю, порочащую профессию другого. Соответственно Губерт «приберег для случая такого» рассказ о приставе церковного суда

А знаете вы сами: Что доброго быть может с приставами?

Неприязнь нищенствующих монахов и приставов церковного суда была тогда обычным делом, поскольку их интересы часто сталкивались — и те, и другие пытались обобрать одних и тех же людей. Кроме того, монашеские ордены имели автономию и не зависели от церковных властей в лице епископа, которым подчинялись приставы, и соответственно могли полностью игнорировать эти власти, и это лишь подливало масло в огонь. (Парадоксальным образом официально разрешенные тогда публичные дома также не попадали под юрисдикцию церковного суда, что дало повод Приставу для издевки над Губертом.) Возможно, как полагают некоторые комментаторы, брат Губерт и Пристав уже были знакомы раньше, и их вражда имела длительную историю. Но это только предположение — Чосер ничего не говорит по этому поводу, сообщая нам лишь об их вражде. И этого вполне достаточно, чтобы понять рассказанные ими истории.

Ученые не нашли единого литературного источника рассказа брата Губерта, но похожие по сюжету истории, где бессовестные вымогатели становились сообщниками дьявола, который потом забирал их в ад, были тогда широко известны по всей Европе. Подобные сюжеты часто встречались как в фольклоре, так и в пособиях для проповедей, и Чосер, как и его читатели, хорошо знал их. По мнению большинства исследователей, рассказ Губерта, опирающийся на эти источники, написан в жанре фаблио.1682 Но есть и другая точка зрения. Ученые отметили, что здесь нет характерного для жанра любовного треугольника и полностью отсутствует столь важная для фаблио эротическая мотивация действий персонажей. Скорее правы те специалисты, кто видит в рассказе образец назидательного примера1683 с элементами фаблио и ярко выраженной сатирической подоплекой.

В экспозиции к рассказу Губерт знакомит читателей с его героем. Как легко догадаться, это пристав церковного суда, «мошенник, хитрее которого не сыщешь во всей Англии». Формально он находится в подчинении у ведающего церковным судом жестокого и жадного архидиакона, наместника епископа (в русском переводе викария), которому он должен докладывать обо всех правонарушениях и вручать собранные им штрафы. Во всем ищущий собственную выгоду пристав со своей стороны управляет целым штатом осведомителей, помогающих ему найти очередную жертву и вынудить ее дать ему взятку, чтобы дело не попало в суд. Свою работу он выполняет виртуозно, таща «виновных изо всех лазеек» и получая с них «изрядный доход»:

Да, вымогательств всяческого рода Не перечислить мне в четыре года. Был нюх его на этот счет утончен, Как у борзой собаки иль у гончей.

Всю выручку от подобных сделок пристав кладет себе в карман, делясь с викарием лишь малой частью этого «изрядного дохода».

Сам рассказ брата Губерта не содержит никаких отступлений и целиком сконцентрирован на быстро движущемся к неминуемой развязке действии. Однажды, отправившись к бедной вдове, у которой он надеялся обманом выманить хоть немного денег, пристав встретил одетого в зеленое платье йомена и вступил с ним в беседу. Оказалось, что они занимаются одним делом — незнакомец назвал себя бейлифом и предложил приставу дружбу. Ирония ситуации в том, что хитрый плут пристав, привыкший ловить других, не понимает, что на этот раз он сам попал в ловушку. Однако незнакомец ведет более честную игру и на вопросы дотошного пристава отвечает прямо:

Мой добрый друг, я вовсе не скрывал, Что родом бес я, что пришел из ада, Что мне туда вернуться вскоре надо, Все недоимки на земле собрав. Ты в основном был совершенно прав: И мне дают доход грехи людские, Опять же прав ты — все равно какие. И я готов на край земли скакать, Чтоб тот оброк любой ценой взыскать.

Но и тогда пристав не заподозрил ничего дурного для себя и продолжил расспросы своего «названного брата». Так он узнал, что, в отличие от приставов, обманывающих начальство, бесы не имеют собственной власти и выполняют только «Божьи повеленья». Обманывать бесы могут только грешников и только на земле. Таково было мнение католической церкви, которое пристав должен был бы знать и сам. Тем не менее, он не перестал задавать вопросы. В конце концов, по-прежнему не видя никакой опасности, пристав поклялся незнакомцу в верности и предложил делить доходы пополам. Отныне в поисках очередной жертвы глупый и жадный пристав и его «названный брат» едут уже вместе.

Приехав на окраину городка, где жила вдова, они увидели крестьянина, чьи лошади, везущие сено, увязли в грязи. С досады крестьянин обругал лошадей:

Да чтоб вас черт побрал с хвостом и гривой, А заодно и весь дурацкий воз.

Пристав тут же предложил поймать крестьянина на слове и забрать лошадей и воз, но бес не согласился, зная, что тот сказал это лишь в сердцах, не думая так на самом деле — его истинные намерения (entente) были совсем иными: «Кричит одно он — думает другое». И действительно, через минуту крестьянин уже благодарил лошадок за работу, благословив их именем Христа.

Иное дело бедная вдова, у которой пристав за неимением денег решил отнять сковородку. Она кричит и думает одно и то же:

Иди ты в ад с моей сковородой, Пусть сатана подавится тобой.

И все же вдова дает ему последний шанс покаяться, но жадный пристав, требуя свое, не хочет и слышать о покаянии.1684 И тогда, дождавшись своей минуты, в игру вступает бес, который тут же уносит пристава в ад, где, по мнению Губерта, таким, как он, и место.

В третьем фрагменте, как и в первом, рассказы явно связаны между собой. Дело здесь не только в словесной перепалке Губерта и Пристава, вклинившейся в конец «Пролога Женщины из Бата», или в ее пренебрежительном отзыве о нищенствующей братии в начале ее истории, хотя эти отступления композиционно скрепляют фрагмент воедино. Но тут есть также и тематические связи. Это особое внимание к обещанию, к клятве, к силе сказанного слова, которое играет столь важную роль как для рыцаря в истории Алисон, так и для пристава в истории Губерта. Однажды данного слова нельзя вернуть назад, в чем и убеждаются герои на собственном опыте. Если рыцарь встретил меняющую свой облик старуху, то пристав познакомился с «названным братом», принимающим на земле «какой угодно вид». Некоторые критики видят здесь попытку поквитаться, своеобразный ответ Губерта на презрительные слова Алисон о нищенствующей братии. У нее — уродливая старуха, ставшая красавицей, у него — мерзкий бес, до поры до времени скрывающий свое безобразие. И, наконец, если рыцарь сумел понять свои ошибки и исправиться, то пристав по контрасту неисправим, за что и получил по заслугам.1685 И, конечно же, рассказ Губерта готовит почву для следующего за ним рассказа Пристава о нищенствующих братьях, где сатира заземляется в гораздо более откровенной степени.

Такая приземленность отчетливо видна уже в Прологе разъяренного Губертом Пристава, написанном в жанре весьма популярной в эпоху Средних веков сакральной пародии, которая, по словам М.М. Бахтина, «была освящена традицией и в какой-то мере терпелась церковью».1686 Пристав вывернул наизнанку благочестивую легенду, которую привел Цезарий Гейстербахский в широко известной тогда книге «Диалоги о чудесах» (XIII век). У Цезария монах-цистерцианец, попав на небо, не смог найти там своих собратьев, пока Дева Мария не подняла свой покров, которым она охраняла цистерцианцев. У Пристава все ровным счетом наоборот. Некий монах, попав в ад, не может найти там нищенствующих братьев до тех пор, пока сатана не приподнял свой широкий, подобный парусу хвост:

И полуверстной вереницей мимо, Как пчелы, коим стал несносен улей, Тыщ двадцать братьев вылетело пулей Из дьяволова зада и в облет Омчали роем темный свод.

Перед нами яркий пример характерной для средневековой карнавальной культуры логики «обратности», разнообразных пародий и травестий, профанаций, шутовских увенчаний и развенчаний, описанных М.М. Бахтиным. Эта логика, равно как и обращение к телесному низу, наилучшим образом готовит читателей к главному сюжетному повороту рассказа Пристава.

Точного источника этого рассказа критики не нашли. Наиболее близким по сюжету считается фаблио Жака де Бэзье «История мочевого пузыря священника» (начало XIV в.), где добродетельный священник, устав от домогательств нищенствующих братьев, завещал им «сокровище», которое он слишком ценит, чтобы расстаться с ним при жизни. После смерти священника открылось, что это его мочевой пузырь, из которого он предложил братьям сделать перечницу. Скорее всего, Чосер придумал финальный поворот сюжета сам, хотя не исключено, что нечто подобное могло быть в голландских источниках, которыми якобы пользовался Бэзье. Что же касается жанра, то все исследователи сошлись во мнении, что «Рассказ Пристава» представляет собой фаблио, хотя и здесь, как и в «Рассказе брата Губерта», тоже нет эротической мотивации действия персонажей. (Явно не монашеский поцелуй, которым герой награждает жену Томаса, тут не в счет.)

Как легко догадаться, главный герой рассказа — нищенствующий монах брат Джон, сильно напоминающий брата Губерта. Читатель сразу же видит героя в действии. Ловкий пройдоха и попрошайка Джон искусно пользуется своим красноречием, проповедуя и собирая подаяние одновременно:

Когда же красноречье истощалось И прихожан мошна опустошалась, Сказав «аминь», он шел в другой приход…

Лицемерие и жадность брата Джона как бы выворачивают духовные ценности наизнанку. Его призывы к милосердной любви скрывают хищный эгоизм, добровольно принятая бедность — ненасытную алчность, а псевдо-ученое толкование Писания — поиск собственной выгоды.

При этом Джон — вовсе не аллегорический персонаж, олицетворяющий жадность и лицемерие, типа Лицемера из «Романа о Розе». Он ведет себя достаточно правдоподобно и психологически убедительно. Зайдя в очередной раз в дом зажиточного крестьянина Томаса, где его всегда радушно принимали, брат привычным жестом сгоняет с лавки кошку и, удобно устроившись на ее месте, начинает свою проповедь. Его не смущает, что Томас тяжело болен и даже не может встать с постели, чтобы приветствовать гостя. Заказав у жены Томаса изысканный обед, брат Джон тут же заводит разговор о благе монашеского поста и воздержания. Лихо перетолковывая Нагорную проповедь Христа в свою пользу, он утверждает, что нищие духом — это, конечно же, монахи.

Равно как в древности, так и сегодня, Кто, кроме нас, идет путем Господним? Ведь мы, вершители Господня слова, Не только слушать — исполнять готовы. Наш голос сладок для Господня слуха, Он нам внимает, верь мне, в оба уха.

Но все блестящее красноречие брата Джона направлено только к одной цели — выманить у Томаса деньги:

Я не хочу обманывать и льстить, Молитву хочешь даром получить, Но Бог не раз вещал, вещал стократы, Что труженик своей достоин платы.

Речь брата льется плавно и дальше с большим числом назидательных примеров, с тем же красноречием и, в конечном счете, с той же корыстной целью. Постепенно терпение Томаса истощается, и он обещает Джону дар, беря с него клятву, что он донесет его до своей обители и там разделит его со своими двенадцатью братьями поровну. Джон, разумеется, согласен и охотно дает клятву. И тогда Томас приказывает ему:

Так вот, просунь же за спину мне руку (Почто терплю я, Боже, эту муку?) Пониже шарь, там в сокровенном месте Найдешь подарок с завещаньем вместе.

Брат Джон повинуется Томасу:

Под ягодицы руку он просунул И получил в ладонь горячий вздох (Мощнее дунуть, думаю, б не смог Конь ломовой, надувшийся с надсады).

Разъяренный брат Джон, который только что проповедовал воздержание от гнева, бежит с жалобой на Томаса в дом к местному помещику, где злую шутку крестьянина оценили по достоинству. Но что делать с клятвой монаха, обещавшего разделить «дар» Томаса со своими братьями? Казалось бы, неразрешимую задачу «задометрии» (ars-metrike) остроумно неожиданно решает малообразованный оруженосец Дженкин, предложив поместить братьев у колеса с двенадцатью спицами и заставить Томаса повторить свою шутку:

И вам, милорд, теперь должно быть ясно, Что звук и вонь, из зада устремясь, И поровну меж спиц распределясь, Не обделят ни одного из братьев…

Таким образом, брат Джон получил по заслугам. Его посрамили дважды — Томас и Дженкин. Веселая логика «обратности» и поэтика низа полностью торжествуют в «Рассказе Пристава», ставя точку в его споре с братом Губертом. Как и в «Рассказе Мажордома» в первом фрагменте, в веселой комедии Пристава темы «Рассказа Губерта» заземлены и вывернуты наизнанку. Нищенствующие братья унижены окончательно, получив воздаяние не за гробом, как пристав, но здесь, в этом мире; данное братом обещание, столь важное для всех трех рассказчиков третьего фрагмента, сведено к абсурду, а его елейное красноречие, сама сила его ученого слова проповедника-пройдохи оборачивается лишь пустым и гнусным звуком и запахом. Дальше идти как будто бы уже некуда.

ЧЕТВЕРТЫЙ ФРАГМЕНТ

Четвертый фрагмент книги открывается «Прологом Студента», в котором Гарри Бейли просит его позабавить паломников «веселым рассказом» и тот соглашается внести «свой вклад посильный», поведав грустную историю, услышанную им в Падуе. Автор истории — «лавром венчанный» поэт Франческо Петрарка. В отличие от других интерлюдий, этот пролог сюжетно никак не связан с предыдущими рассказами и представляет собой как бы новое начало повествования. Однако сам рассказ Студента очень хорошо вписывается в общую канву книги, дополняя другие истории и тематически перекликаясь с ними.

Рассказанная Студентом история о терпеливой Гризельде, которую муж подверг тяжким испытаниям, чтобы проверить ее любовь и преданность, была в Средние века хорошо известна в Западной Европе. Ученые считают, что ее сюжет восходит к фольклору, к мифу об Амуре и Психее или, может быть, к сказке под названием «К востоку от солнца и к западу от луны», или какой-нибудь другой сказке, где некий сверхъестественный персонаж испытывает простого смертного.1687 Первая литературная обработка истории о Гризельде была, по всей видимости, сделана Боккаччо в «Декамероне» (десятая новелла десятого дня). Увлекшийся этой историей Петрарка существенно переделал новеллу Боккаччо, наполнив ее аллегорическим смыслом и превратив в латинскую «Притчу о послушании и верности жены».

Чосер, возможно, знал новеллу Боккаччо, но, сочиняя историю Студента, он прежде всего опирался на версию Петрарки и на ее французский перевод — анонимную «Книгу о Гризельде», дав ряд собственных комментариев и добавлений. Так Чосер в большей мере подчеркнул свое сочувствие к героине, несколько раз откровенно осудил поведение ее мужа и усилил некоторые библейские параллели. Как и у Петрарки, жанр «Рассказа Студента» — назидательный пример, который здесь, однако, включает в себя черты средневекового романа с его благополучным концом после долгих испытаний героев и черты философско-религиозной поэмы. Эти черты играют настолько важную роль, что они сильно трансформируют или даже, может быть, взрывают сам жанр примера.

Написанный королевской строфой Пролог, как и написанный тем же размером «Рассказ Студента», сразу же настраивают читателей на серьезный лад, который возвращает книгу после веселого озорства фаблио к философскому дискурсу рассказов Рыцаря и Юриста и противопоставляет сакральную пародию и поэтику телесного низа размышлениям о смысле страданий и стойкости человеческого духа.

«Рассказ Студента», — пожалуй, самая амбициозная по замыслу и вместе с тем самая спорная из всех религиозных историй книги. Чосер уделил особое внимание композиции рассказа, разделив его на шесть частей (во французской «Книге о Гризельде» их только пять). Такое деление помогло поэту постепенно подвести сюжет к кульминации и подготовить читателей к счастливой развязке. В отличие от тематически схожего «Рассказа Юриста», где на наших глазах разворачивалось множество событий, появлялись самые разные персонажи, а место действия постоянно менялось, здесь все лишнее отсечено, и действие сосредоточено целиком на внутренней жизни главной героини.

В первой части рассказа Чосер знакомит читателей со своенравным героем итальянским маркизом (в русском переводе маркграфом) Вальтером, который по настоянию подданных соглашается вступить в брак, ставя при этом условие, что супругу он выберет сам:

Ведь добродетель — это дар небесный, А кровь значенья не имеет тут. Я полагаюсь на Господний суд: Для выбора супруги мне подмога Нужна не от людей, а лишь от Бога.

Так божественный план бытия, как бы отодвинутый в сторону и играющий подчиненную роль в фаблио, сразу же властно вторгается в рассказ, во многом определяя логику всего повествования.

Во второй части рассказа Вальтер, наконец, объявляет имя невесты в день самой свадьбы. Его избранница — бедная крестьянская девушка Гризельда, пленившая маркграфа своей красотой и скромностью. При этом он берет с девушки клятву повиноваться ему «во всем всегда», и Гризельда охотно дает такую клятву:

Мне, бесталанной, К лицу ли честь, которой равной нет? Но то, что любо вам, и мне желанно. Даю обет вам ныне — постоянно Послушной быть и в мыслях и в делах, Отбросив даже перед смертью страх.

Таким образом, с самого начала героиня воспринимает послушание мужу как некий религиозный долг, который отодвигает все иные ценности на второй план, побеждая самый страх смерти. Недаром же некоторые критики даже усматривают в реплике Гризельды скрытую аллюзию на слова Девы Марии, обращенные к Архангелу Гавриилу: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лука, 1: 38).1688

После свадьбы Гризельда становится идеальной женой, которую любят и почитают все подданные края, а через год у нее рождается дочь. Только после этого, уже в третьей части, Вальтер начинает жестоко испытывать жену. Сославшись на мнимое недовольство придворных низким происхождением Гризельды, Вальтер отбирает у нее дочь, которую он якобы обрекает на смерть. Подавив душевное волнение, Гризельда беспрекословно подчиняется мужу. В момент прощания с дочерью она вручает ее душу Христу:

Прощай навек, мой ангелок прелестный! Я осенила грудь твою крестом, Чтоб взял тебя к себе Отец небесный, Который изнемог от муки крестной. Твою вручаю душу я Ему — Сегодня в вечную ты канешь тьму.

Вспомним, что и Констанца в «Рассказе Юриста» подобным образом молилась Богу. Однако Гризельда молится здесь не за себя, но за свою дочь, и ее молитва, как указали исследователи, на этот раз как бы повторяет слова Богородицы из народных стихотворений, где Она пела колыбельную Своему новорожденному Сыну, в то же время скорбя о Его грядущих страстях.1689 Такого рода аллюзии будут возникать и дальше. Они придают особую остроту страданиям героини рассказа, но при этом, однако, не превращают сам рассказ в религиозную аллегорию и не дают никакого повода отождествить Гризельду с Девой Марией или добровольно принявшим страдания Христом.

Однако Вальтеру первого испытания мало. В следующей, четвертой части рассказа он забирает у Гризельды ее новорожденного сына, и она снова покорно подчиняется воле мужа. И, наконец, в пятой части Вальтер, якобы добившийся развода у римского папы, изгоняет героиню из дворца, объявив ей, что собирается взять другую жену. Гризельда снова беспрекословно выполняет и этот приказ. А затем в шестой части Вальтер возвращает героиню обратно, велев ей подготовить все для свадебного торжества. И лишь в последний момент он открывает Гризельде, что его мнимая невеста — ее собственная дочь, которую тайно воспитала сестра маркграфа.

«Моя Гризельда, — молвил он, — довольно! Ты чашу горя выпила до дна. Достаточно тебя терзал я больно; Подобных мук из женщин ни одна Не испытала. Милая жена! Какой ты клад, отныне буду знать я». И он Гризельду заключил в объятья.

Такой счастливый конец вызвал сомнение у многих критиков XX столетия. Уж слишком бесчеловечными и незаслуженными были жертвы, на которые Вальтер обрек жену, и слишком терпеливым, по крайней мере, с современной точки зрения было и ее отношение, где преданность и беспрекословное подчинение мужу перевесили любовь к детям. Однако читатели XIV в., возможно, воспринимали все это по-другому. Пытаясь объяснить их реакцию и разрешить возникшие сомнения, исследователи предложили несколько вариантов трактовки рассказа.

В середине прошлого века наиболее популярной была интерпретация, обоснованная Китреджем, согласно которой «Рассказ Студента» был своеобразным ответом женщине из Бата, органично вписываясь в развернувшуюся среди паломников дискуссию о браке. Если строптивая Алисон всячески стремилась подчинить мужей своей власти, то Гризельда являла собой обратный пример абсолютной покорности воле мужа, что в гораздо большей мере соответствовало средневековым взглядам на семейные отношения. Но уже сам Студент в конце своей истории отверг такую интерпретацию, сказав:

Не для того, чтоб жены подражали Моей Гризельде, дан о ней рассказ. В смиренье с ней сравнится ль кто? Едва ли. Нет, для того, чтобы любой из нас Был столь же стоек в испытанья час, Как и Гризельда, рассказал так ярко И так возвышенно о ней Петрарка.

Действительно, для Петрарки Гризельда была наглядным образцом стойкости в испытаниях. Для Чосера это тоже очень важно, но вместе с тем созданный им образ, — гораздо сложнее и многогранней, чем у Петрарки. Недаром же каждая школа критиков пытается присвоить Гризельду себе в свое исключительное пользование. Так, например, марксисты видят в ее истории отражение или, может быть, даже критику феодального права, требовавшего абсолютного подчинения воле сеньора, которая часто оборачивалась произволом, а гендерная школа — воспроизведение средневековых семейных отношений, державшихся на полном подчинении жены мужу, имевшему над ней абсолютную власть и легко могущему стать тираном. Оба этих толкования возможны. Заметим, однако, что Гризельда как бы выворачивает обе эти ситуации наизнанку, несгибаемой силой духа побеждая своего мужа и сеньора и наглядно подтверждая библейскую истину о том, что сила Божья в немощи совершается (2 Коринфянам, 12:9).

Такая сила духа свидетельствует также и об истинном благородстве (gentillesse) героини, которому ей, в отличие от Арситы или рыцаря из рассказа Женщины из Бата, не нужно учиться. Оно присуще ей, бедной крестьянке, от рождения. Она одинаково проявляет его и в бедной хижине своего отца, и в роскошном дворце Вальтера, где благодаря ее мудрости и доброте воцаряется мир и справедливость, за что ей воздают должное подданные маркграфа. Этим Гризельда выгодного отличается от своего знатного мужа, которому такого благородства и мудрости явно не хватает.

Критики часто называют Гризельду своего рода «секулярной святой» (secular saint),1690 тем самым подчеркивая тяжесть испытаний, которые она стойко выдержала и в которых закалился ее характер. И здесь на передний план вновь выступает знакомая по рассказам Рыцаря и Юриста проблема теодицеи, вопрос о причинах зла и страданий невинных людей. В «Рассказе Студента» эта проблема приобретает новое звучание.

Непомерным для обычного человека страданиям ни в чем не повинную Гризельду подверг ее муж. Но зачем и какую роль он играет в повествовании? Отвечая на этот вопрос, некоторые ученые пришли к выводу, что Вальтер является фигурой символической, берущей на себя роль Бога или Сатаны. Недаром же параллели с историей Иова возникают в тексте в конце пятой части, где Студент воздает должное женскому терпению. Вряд ли, однако, эти сопоставления справедливы. Вальтер слишком непоследователен и мелок, чтобы олицетворять Бога, и слишком добр, по крайней мере, в конце рассказа, чтобы быть Сатаной. Скорее он лишь является орудием в руках испытующего Гризельду Бога. Очевидно, именно так его и воспринимает героиня, которая сохраняет к нему любовь и веру в правоту его действий до самого конца. Сила этой непоколебимой веры такова, что приводит на память знаменитое изречение Тертуллиана, противопоставившего веру знанию: credo quia absurdum est — верую, потому что абсурдно.

К концу XIV в., когда гармония веры и разума, обоснованная Фомой Аквинским столетием раньше, утратила свое значение, это изречение Тертуллиана вновь обрело особую актуальность. В эпоху Чосера оксфордские философы-номиналисты Дунс Скот и Уильям Оккам разделили религию и философию, открыв путь разного рода мистическим учениям и одновременно спровоцировав новый интерес к изучению материального мира и эмпирическому опыту. В этой ситуации возникла неминуемая пропасть между Богом, как Он есть или представляется людям, и Его действиями, доступными человеческому наблюдению. Соответственно, Бог как бы целиком отступил в сферу трансцендентного, а людям достались лишь более или менее случайные, непредсказуемые и часто непонятные послания, которые Он направляет в сотворенный Им мир.1691 Иными словами, воля Бога оказалась непознаваемой, и человеку просто ничего не осталось, как принять ее и смириться с ней. Именно так и поступает Гризельда, которая, в отличие от Констанцы из «Рассказа Юриста», в гораздо большей мере наделена свободой воли и может руководствоваться собственным выбором. За правильность такого выбора и, в конечном счете, за верность Его воле Бог и награждает Гризельду в конце рассказа. С этим согласуются и выводы, которые делает Студент из истории своей героини:

Владыка вечный с целью испытанья Стегает нас бичами грозных бед И шлет нам часто тяжкие страданья. Узнать Он хочет нашу волю? Нет, Он слабость нашу знал, когда на свет Еще не появились мы. Чудесны Деяния Твои, Отец Небесный!

Однако самому Чосеру такого вывода, по-видимому, мало. Ведь в пестром разнообразии книги «Рассказ Студента» — лишь одна из составляющих. В конце рассказа поэт поместил «веселую песню» Студента, с помощью которой тот на прощание после грустной истории Гризельды пытается поднять настроение паломников. Написанная иным размером — шестистрочной строфой, напоминающей сдвоенную терцину со сквозной рифмой, — эта песня (в некоторых изданиях она названа «Заключение Чосера») в характерной для поэта манере выворачивает весь смысл рассказа наизнанку, иронически прославляя непокорных жен и готовя почву для следующего сразу же вслед «Рассказа Купца». Соревнование рассказчиков в четвертом фрагменте продолжается.

Как видно из «Пролога Купца», он воспринял историю Гризельды буквально и соотнес ее со своей недавней женитьбой и неудачно начавшейся семейной жизнью. Однако сам его рассказ — о «чужих бедах», и лишь косвенно соотносится с «гнетом» его собственных «оков». Тем не менее, многие исследователи усмотрели здесь связь между личными неудачами Купца и довольно мрачным, порой сардоническим тоном его рассказа, содержащим многочисленные выпады против женщин. Но есть и другое мнение. В свое время Джон Мэнли предположил, что этот рассказ первоначально предназначался не для Купца, но для Монаха и был своеобразным ответом на «Рассказ Шкипера», который Чосер хотел отдать Женщине из Бата, но потом изменил свое решение, поменяв рассказчиков.1692 В любом случае, «Пролог Купца» был, по-видимому, написан позже, чем сам рассказ, в котором ощущается дистанцирование рассказчика от светского сословия (folk in seculer estaat) и характерное для монашествующих неприятие брака.

Совершенно очевидно, однако, что «Рассказ Купца» тесно связан с предшествующим ему «Рассказом Студента» по принципу схожести и контраста. Чосер, скорее всего, намеренно соединил их в одном фрагменте, поскольку оба рассказа как бы взаимно дополняют друг друга, высказывая при этом совершенно разные воззрения на природу брака и супружеских отношений. Действие и того и другого происходит в Ломбардии, оба героя (и Вальтер и старый рыцарь Януарий) выбирают себе жен по своему усмотрению, которые много ниже их по общественному положению, и Януарий даже повторяет слова Вальтера о том, что его будущая жена не скажет «нет», когда он скажет «да». Но трактовка сюжетов обеих историй и сам тон повествования диаметрально противоположны, как противоположны их героини — терпеливая Гризельда и легкомысленная Мая.

Различны и жанры обоих рассказов. Если «Рассказ Студента» представляет собой назидательный пример, который трансформируется под воздействием элементов средневекового романа и религиозно-философской поэмы, то «Рассказ Купца» основан на фаблио, которое видоизменяется под влиянием пародийного панегирика и развернутой дискуссии о природе брака. Как и положено в фаблио, в рассказе действуют старый муж, его молоденькая и находчивая жена и влюбленный в нее юный сквайр Дамиан. С помощью хитрого трюка Мае и Дамиану удается, забравшись на грушевое дерево, наставить Януарию рога, а затем и вывернуться из щекотливого положения. Однако стиль рассказа напоминает не столько фаблио, сколько куртуазный роман,1693 традицию которого Чосер как бы выворачивает наизнанку, пародируя при этом «Рассказ Рыцаря», где тоже есть и прекрасная возлюбленная, и сад, и языческие божества, вмешивающиеся в ход действия.

«Рассказ Купца» довольно четко делится на три части. Первая из них — панегирик и дискуссия о браке, вторая — свадьба Януария и последовавшие за ней события, а третья — финальный эпизод в саду героя. Источниками первой части во многом послужили уже знакомые по «Прологу Женщины из Бата» антифеминистские произведения, к которым здесь добавились ссылки на книги итальянского юриста Альбертано из Брешиа (XIII век). Точный источник эпизода на груше не установлен, хотя поэт мог знать множество фаблио со сходным сюжетом, в том числе и рассказ из «Декамерона» (7, 9), где, однако, жена обманывает старого, но не слепого мужа.

В начале рассказа Чосер знакомит читателей с его главным героем богатым рыцарем Януарием, который, дожив до шестидесяти лет и вдоволь насладившись холостяцкой свободой, решил, наконец, найти себе жену:

«Жизнь брачная одна лишь хороша; Иная же не стоит и гроша. Блаженство брачный лишь дает венец», — Вот так-то думал старый сей мудрец.

Далее следует пространная похвала браку, где парадоксальным образом сочетаются возвышенные и скептические воззрения на природу семейных отношений. Цель этого вопиюще несуразного сочетания — показать комическое заблуждение Януария, чей взгляд на брак противоречит как законам природы, так и воле Бога.1694

Развивая мысли «старого мудреца» Януария, рассказчик говорит:

Что в жизни привлекательней, чем брак? Особенно, когда ты стар и сед, Сокровища ценней супруги нет. Твоя жена должна быть молода, И народите с нею вы тогда Наследника: жизнь будет вам сладка.

Согласно принятому в Средние века и эпоху Возрождения мнению, человеческая жизнь делилась на семь этапов, каждый из которых соотносился с определенным временем года (вспомним знаменитый монолог Жака из комедии Шекспира «Как вам это понравится»). Любовь и рождение детей соответствовали весне и лету, а старость (зима) была временем отказа от чувственных удовольствий и сосредоточения на духовной жизни, готовящей человека к смерти. В рассказе Чосера духовная жизнь вовсе не интересует старого рыцаря, хотя он и говорит, что пришла «пора подумать о душе». Януарий, забыв о своем возрасте и полностью исказив религиозный смысл брака, ищет в женитьбе лишь удовлетворения своих чувственных аппетитов. Своим друзьям он заявляет:

Хоть я и сед, себя я ощущаю Как дерево в цвету в начале мая.

Следуя такой логике, он решает выбрать для себя молодую жену — девушку, которой еще нет и двадцати лет. Женщины старше ему не подходят:

Но я предупреждаю вас, друзья: Старуху всякую отвергну я. Не больше двадцати пусть будет ей, — Лишь рыба, чем старее, тем ценней. Милее окунь мне, чем окунек, Но предпочту телятины кусок Куску говядины.

Все рассуждения Януария о браке, который он представляет себе исключительно в розово-оптимистических тонах, основаны на самообмане и свидетельствуют о том, что он не понимает, что такое семейная жизнь. Истинное и ложное, благочестие и старческие заблуждения (hoolynesse or dotage) комически смешались в его голове, а многочисленные ссылки на Библию и церковные тексты обеспечили тот критерий, по которому читатели могут судить об их искажении в речах героя и рассказчика. Так, например, ссылаясь на Книгу Бытия, рассказчик заявляет:

Брак — таинство великое, и тот, Кто не женат, беспомощно живет, И все его надежды скоротечны (Я о мужчинах говорю, конечно). А почему? Да потому, что Богу Угодно было женщину в подмогу Нам сотворить. Когда им был Адам Из глины вылеплен, Создатель сам, Увидев, как он наг и одинок, Его в душе не пожалеть не мог И дал ему поддержку в виде Евы. Отсюда ясно, — согласитесь все вы, — Что женщина на радость нам дана И в помощь; рай земной она С душой своей, привязчивой и нежной. Жизнь с нею — счастья океан безбрежный.

Никто из образованных читателей Чосера не стал бы спорить с тем, что брак — великое таинство. Но предложенное в тексте толкование библейской истории о сотворения Евы должно было, по всей видимости, вызвать у них некоторые сомнения. В «Книге Бытия» сказано только: «но для человека не нашлось помощника, подобного ему» (2: 20). У Чосера же Бог, с жалостью поглядев на одинокого и голого Адама (And sawgh@ him alone, belly-naked), решает дать этому несчастному «поддержку в виде Евы». Как утверждают исследователи, мотивация действий Бога здесь — не любовь к созданной Им твари, как в Библии, но скорее немного циничная жалость, а само выражение belly-naked звучит в данном контексте достаточно вульгарно, что комически приземляет весь этот отрывок.1695 Вывод же о том, что жена является «земным раем и утехой» (paradys terrestre and his disport) для мужа, вообще противоречит Библии. Ведь как часто повторялось в хорошо известных первым читателям Чосера средневековых антифеминистких сочинениях, именно благодаря жене Адам и был изгнан из рая. Но Януарий не хочет и слышать о подобных сочинениях, посылая проклятия на голову знакомого нам по «Прологу Женщины из Бата» Теофраста. (Кстати говоря, вездесущая Алисон из Бата в этом рассказе проникла в Италию — на нее ссылается Юстин, утверждая, что она поведала о браке «всю правду».) В целом, «Рассказ Купца» — самая ученая из всех комических историй книги, но, как и в Прологе Алисон, большинство ссылок и цитат здесь «работают наоборот» благодаря снижающему их ситуационному контексту и время от времени вторгающимся в текст желчным ремаркам рассказчика.

Главный вывод, который можно сделать из этого длинного, совмещающего благочестие со старческими завихрениями панегирика браку, где все комически перевернуто с ног на голову, состоит в том, что Януарий духовно слеп и не понимает ни самого себя, ни окружающего его мира.

Как духовно слепой герой рассказа ведет себя и во время следующей далее дискуссии о браке, где один из его друзей Плацебо полностью поддерживает его, а другой, разочарованный в семейной жизни Юстин, пытается образумить. Но старый рыцарь отвергает все предостережения и вскоре находит себе юную невесту, с родителями которой, если не с ней самой, видимо, удалось легко договориться, передав ей «ленное владенье» на его собственность. Януария терзает лишь одно сомнение — как бы «небо на земле», которое он собирается обрести, вступив в брак, не лишило его небесного блаженства в будущей жизни. Отвечая рыцарю, Юстин предупреждает его, что в жене он скорее обретет чистилище, чем рай, и что она вполне может стать для старого мужа бичом Господним. Но все напрасно.

И вот приходит первая брачная ночь, и Януарий, подкрепившись снадобьями, усиливающими мужскую силу, отправляется вместе с юной невестой в спальню, о чем Чосер рассказал в пародийной эпиталаме, которую многие исследователи причисляют к лучшим комическим страницам «Кентерберийских рассказов»:

И вот когда постель служитель Божий Благословил, обоих молодых Друзья тотчас оставили одних. Тут Януарий крепко обнял Маю, Свою жену, свой рай; весь полыхая, Со страстью целовал ее такой, Что ей щетинистой своей щекой, На рыбью чешую весьма похожей (Так хорошо свою побрил он рожу!), Натер лицо прелестное, шепча: «Простите, если боль вам сгоряча Я причиню, супруга дорогая, Но вы должны, возлюбленная Мая, Иметь в виду, что в ремесле любом Таких ведь мастеров мы не найдем, Что хорошо работают и скоро. Досуг нам нужен, в этом нет позора. Кто запретит нам до утра играть? Ведь нас связала Божья благодать. Любое обхождение друг с другом Дозволено повенчанным супругам. Как может согрешить с женою муж, Себя своим ножом порезать? Чушь! Супруги мы, играть нам нет запрета». Так пропыхтев до самого рассвета, Хлебнул кларета он и, на кровать Усевшись, стал супругу целовать И громко петь с гримасою влюбленной. Казалось, жеребец разгоряченный Сидел в нем рядом с глупою сорокой, Болтающей без отдыха и срока. Все громче пел он, хрипло голося, А шея ходуном ходила вся. Бог ведает, что ощущала Мая, Его в одной сорочке созерцая И в колпаке ночном. Я убежден, Что ей не по душе пришелся он. В конце концов, он заявил: «Игра Меня сморила, отдохнуть пора», — И, вмиг заснув, до десяти проспал, Потом, при свете дня, с постели встал.

Традиция эпиталамы с ее похвалой новобрачным здесь целиком вывернута наизнанку, а мотив прощания с девичеством и вольные свадебные шутки обрели совершенно неожиданный поворот. Ярко выписанные детали физического свойства (щетинистые щеки старого жениха, его ходуном ходящая шея, хриплый пьяный голос и «пыхтение» в кровати) делают читателей соучастниками неприглядной комедии, развернувшейся в спальне рыцаря. Полное неумение Януария увидеть себя со стороны и оценить свое поведение вызывают презрительно-снисходительный смех, смешанный с известной долей отвращения. По словам Дерека Пирсала, возникает впечатление, как будто бы человек, начавший рассказывать грязный анекдот, остановился на всех неприглядных подробностях, которые его слушатели обычно домысливают.1696

Ну а что же купленная дорогой ценой на рынке брачных услуг Мая? Поначалу у читателей может возникнуть жалость к бедной новобрачной, которая не произносит во время этой сцены ни одного слова. Однако Чосер в конце эпиталамы все же открывает нам ее мысли. Оказывается, что за «игру» рыцаря она не дала бы и фасолины (She preyseth nat his pleyyng worth a bene). И этот холодно сардонический комментарий, готовящий читателей к ее собственной хитрой «игре» в дальнейшем, заставляет нас испытать даже нечто вроде жалости к ее старому глупому мужу. Во всяком случае, молодожены вполне стоят друг друга.

В «Рассказе Купца» Чосер продолжил обыгрывать куртуазную традицию. Если в «Рассказе Мельника» он высмеял куртуазные претензии героев низкого происхождения, то здесь речь идет уже об аристократах. Став женой рыцаря, Мая заняла общественное положение, которое дало ей все возможности сыграть роль далекой и неприступной дамы, типа Эмилии из «Рассказа Рыцаря». Тем более, что сразу же возникла и подходящая ситуация: сквайр Дамиан, как и подобает куртуазному влюбленному, тут же тяжко занемог от неразделенного чувства к героине. Когда Мая пришла навестить его, он потихоньку передал ей любовное письмо, умоляя хранить молчание, а она спрятала его у себя на груди. А дальше в супружеской спальне происходит нечто совершенно немыслимое в куртуазной литературе. Желая прочитать письмо Дамиана,

Мая вышла, словно бы для дел, Которых несмотря на все желанье, Не избежишь, и, прочитав посланье, Его разорвала в клочки. Затем Их бросила — куда, понятно всем.

Так из области высоких куртуазных чувств читатели сразу попадают в повседневный и приземленный мир фаблио, традиции которого выходят теперь на передний план.

Здесь больше нет музыки чувственной страсти, соединившей влюбленных в «Рассказе Мельника». Молодыми героями целиком владеют сугубо плотские желания. Лежа рядом с храпящим мужем, Мая сразу же решает пожалеть влюбленного сквайра. Рассказывая об этом, Чосер употребил те же слова, что и в отношении благородного Тезея, пожалевшего Паламона и Арситу в «Рассказе Рыцаря»: pitee renneth soon in gentle herte (т.е. благородное сердце быстро проникается жалостью). При этом поэт не только намеренно заземлил весь куртуазный контекст, но и цинически обыграл сам критерий благородства, столь важный для героев в рассказах Рыцаря и Студента. Ни у кого из героев «Рассказа Купца» нет ни жалости, ни благородства, и они не имеют никакого представления об этом.

Наутро Мая пишет Дамиану ответное письмо,

В котором изложила, не таясь, Свои все чувства, про свиданья час И место не сказавши ни полслова: Ему отдаться, мол, всегда готова.

И дальше сюжет начинает быстро двигаться к развязке по законам низкого жанра фаблио, трансформированного Чосером в этом рассказе. Мы узнаем, что живущий исключительно ради собственного удовольствия Януарий построил роскошный сад, оградив его каменной стеной. Это сад плотских наслаждений, где нередко пляшут уподобившиеся эльфам языческие божества Прозерпина и Плутон, окруженные толпой фей и явно предвосхищающие Оберона и Титанию с их свитой из шекспировского «Сна в летнюю ночь». Открыть дверь в этот сад может только сам старый рыцарь, хранящий у себя посеребренный ключ. Сюда он часто приводит Маю, чтобы «доделать» то, «что не успел в постели». Для Януария этот сад чувственных удовольствий и есть тот «земной рай», о котором он мечтал в начале поэмы. Для читателей же огороженный каменной стеной роскошный сад имеет и еще два смысла. С одной стороны, он является пародией hortus conclusus, того характерного для куртуазной традиции весеннего сада, в котором герой «Романа о Розе» заметил нераспустившийся бутон, а Паламон и Арсита впервые увидели Эмилию и сразу же влюбились в нее. С другой, — и это не менее важно — сакральной пародией библейского сада «в Едеме на востоке», где Бог поместил первых людей Адама и Еву (Бытие, 2:8). Этот второй смысл Чосер тонко обыгрывает на протяжении всей последней части рассказа.

Однажды «в разгар любви и наслажденья / Утратил рыцарь Януарий зренье». Окончательно потеряв голову от горя и страха, он больше не отпускает Маю от себя. Но изобретательная героиня быстро находит способ встретиться с Дамианом. Когда-то Януарий, мечтая о молодой жене, говорил, что она в его руках будет подобна воску, из которого он слепит все, что ему нужно. Теперь же Мая, как бы выворачивая всю эту ситуацию наизнанку, ловко крадет у мужа заветный ключ и на растопленном воске делает его оттиск, а затем, отдав его Дамиану, чтобы тот сделал дубликат ключа, приказывает, проникнув в сад, дожидаться ее с мужем.

Перед тем, как отправиться с женой в сад, старый рыцарь обращается к ней со следующими словами:

Вставай, жена, мой драгоценный клад! — Ей крикнул он. — Нас горлица зовет, Ушла зима с чредою непогод. Жена, мне грудь твоя вина милей. Свой голубиный взор яви скорей! Со всех сторон наш огорожен сад. К тебе я страстью пламенной объят. Ты ранила меня, мой ангел нежный, Своею чистотою белоснежной, В наш милый сад вдвоем направим путь, — Мне утешеньем и отрадой будь!

Каждый из образованных читателей Чосера с легкостью мог обнаружить в этом монологе несколько аллюзий на библейскую «Книгу Песни Песней Соломона»: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные» (1: 14); «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей» (2: 10-12); «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе. Со мною с Ливана, невеста! Со мною иди с Ливана! Спеши с вершины Амана, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста; пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста; о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник» (4: 7-12).

Хорошо известно, что «Книга Песни Песней», куда вошли подвергшиеся изысканной литературной обработке древнееврейские фольклорные свадебные напевы, в Библии получила сугубо аллегорическое толкование. Она сохранила для нас, быть может, лучшие образцы той сакральной эротической мистики, которую можно не раз встретить на страницах Ветхого Завета. В эпоху Средних веков в этой книге было принято видеть символическое изображение мистического союза Христа и Церкви или любовного союза Христа и души человека, а иногда даже и непорочной чистоты Богородицы. Вложить цитаты из этой книги в уста старого развратника, обращающегося к жене, которая хочет наставить ему рога, означало не просто спародировать этот столь знаменитый текст (у Чосера есть и другие примеры сакральной пародии), но придать всей этой ситуации рассказа явно отталкивающий, едко сардонический смысл.

Следующие за монологом строки желчного комментария автора ставят все точки над i:

Так похотливый бормотал старик, А Мая Дамиану в тот же миг Знак подала вперед проникнуть в сад.

В саду чувственных удовольствий у Януария растет и дерево, вкушение плодов которого должно дать Мае удобный случай, чтобы совершить грехопадение. Это груша, которая в Средние века часто воспринималась как фаллический символ.1697 На нее по приказу Маи уже забрался Дамиан. А вслед за ним лезет и она, сославшись на свое желание беременной женщины немедленно съесть грушу и попросив слепого мужа подставить ей спину.

Он наклонился, Мая оперлась И, сук схвативши, поднялась на грушу (Простите дамы, если я нарушу Приличья, — безыскусен мой язык); Рубашку поднял Дамиан и вмиг Проник, — куда, вам всем, небось, известно.

(Заметим, что глагол, с помощью которого Чосер в подлиннике описал действия Дамиана, звучит крайне вульгарно: and in her throng, но «подлый язык» — именно то, что нужно поэту в данной ситуации).

Тут в действие вмешиваются наблюдавшие за случившимся и поспорившие между собой Плутон и Прозерпина. Плутон, уверенный, что «средь тысячи мужчин один хорош, а женщины хорошей не найдешь», возвращает Януарию зрение, и тот видит, что происходит на груше. Но солидарная с женщинами Прозерпина тут же внушает Мае ответ, заставивший старика не поверить своим глазам и извиниться перед женой — ведь на дерево она влезла вместе с Дамианом якобы только ради его собственной пользы, чтобы возвратить ему зрение, а все остальное ему лишь привиделось.

Развесил старый Януарий уши, И только соскочила Мая с груши, Он стал ее с восторгом целовать…

На этом сюжет рассказа завершается к всеобщему удовольствию всех действующих лиц. Мая и Дамиан добились, чего хотели, а Януарий так и не узнал правды, поверив своей жене. Его физическая слепота стала символом его духовного ослепления и абсолютного непонимания семейных отношений и женской природы, которые он выказал с самого начала. Поэтому он и не разглядел вторжения зла в свой «земной рай» и «грехопадения» своей жены. Прозрев же, он окончательно утратил и само чувство опасности, которое мучило его, пока он был слеп.1698

Поистине любовь слепа. Получивший по заслугам, глупый и похотливый Януарий под конец рассказа даже может вызвать у читателей некое чувство гротескной жалости, сочетающееся с презрением. Сложнее дело с его женой, сыгравшей роль Евы в «земном раю» своего мужа. Тот факт, что Маю купили на рынке брачных услуг, отдав за старого и нелюбимого мужа, объясняет, но не оправдывает ее поступки, а постоянные библейские параллели не дают возможности свести рассказ к обычному незатейливому фарсу. Христианские ценности, отодвинутые в других фаблио на задний план, здесь выходят на авансцену, определяя сатирический контекст повествования, где комические повороты действия теперь дают повод для обличения греха и падения нравов.1699 Поведение Маи как бы подтверждает цитируемые Плутоном слова Екклесиаста: «Чего еще искала душа моя, и я не нашел? Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел» (7:28). Так было, есть и будет, как будто говорит нам рассказчик, срывая все маски и обнажая неприглядную правду животных инстинктов, управляющих человеком. Цинически-желчный взгляд на мир властно вторгается здесь в свойственную фаблио веселую комедию положений, окрашивая ее смех горьким привкусом. Но в мире, где Бог рушащейся схоластики отступил в сферу трансцендентного, такая реакция могла быть вполне закономерна как нисхождение вниз, в сферу приземленного быта и грубой физиологии, и как необходимый противовес высокому идеализму истории Гризельды. По-видимому, тут и нужно искать секрет композиции четвертого фрагмента книги, где «Рассказ Студента» и «Рассказ Купца» объединены по принципу контраста.

ПЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

В пятый фрагмент также вошли две истории — «Рассказ Сквайра» и «Рассказ Франклина». На самом деле, по мнению большинства исследователей, «Эпилог к Рассказу Купца», где Гарри Бейли жалуется на свою сварливую жену, и краткий «Пролог к Рассказу Сквайра», где трактирщик просит юного Сквайра рассказать свою историю, представляют собой единое целое — законченную сцену, которую редакторы искусственно разделили на две части.1700 Как единое целое они и печатаются во многих современных изданиях. (Однако в некоторых менее надежных рукописях «Рассказ Сквайра» следует за «Рассказом Юриста», а вслед за ним идет или «Рассказ Купца» или «Пролог Батской ткачихи».) Но, хотя «Эпилог Купца» и «Пролог Сквайра» и связаны между собой, у нас нет никаких данных, чтобы говорить о том, что четвертый и пятый фрагменты представляют собой единую группу рассказов.

«Рассказ Сквайра» написан в жанре рыцарского романа, той его поздней модификации, которая получила название полифонической.1701 Ее особенностью было совмещение нескольких совершенно различных сюжетных линий. Эпизоды, относящиеся к разным, часто не связанным между собой героям, которые редко встречались друг с другом, а могли и не встречаться вовсе, следовали здесь, сочетаясь по принципу плетения кружев или по схеме музыкальных голосов в фуге. Именно так и происходит в «Рассказе Сквайра», состоящем из двух абсолютно несхожих в сюжетном отношении частей. В первой части Сквайр знакомит читателей с главными героями — татарским царем Камбусканом, его двумя сыновьями и дочерью Канакой — и рассказывает о богатом пире при дворе Камбускана, куда приезжает таинственный рыцарь с необыкновенными дарами. Это фантастический медный конь, который «куда угодно вас перенесет», зеркало, посмотрев в которое можно узнать о надвигающейся опасности, сказочный перстень, помогающий понять язык птиц, и «всерубящий» меч, одновременно поражающий врагов и залечивающий раны. Вторая часть почти целиком представляет собой жалобу покинутой возлюбленным самки сокола, которую пытается утешить Канака. В конце этой части Сквайр обещает сообщить о том, что произошло дальше, перейдя к «боям кровавым» и «к сраженьям и к разным небывалым приключеньям». На этих обещаниях рукопись рассказа и обрывается.

Точные источники сюжета первой части рассказа не установлены, хотя ученые обнаружили множество параллелей, как восточных, так и европейских. Что же касается второй части, то здесь исследователи усматривают ближайшую параллель в «Птичьем Парламенте», ранней поэме самого Чосера, где тоже действуют говорящие пернатые.

Обе эти столь несхожие между собой части скрепляет уже знакомая ранее тема рыцарского благородства — gentilesse, которая в первой трактуется в аспекте рыцарского ритуала, а во второй — в психологическом плане как нарушение законов этого благородства. В целом, по справедливому мнению Хелен Купер, возникает несколько странное ощущение, что Чосер как будто бы соединил главу из романа Жюля Верна с главой из книги Генри Джеймса.1702

Как заметили многие комментаторы, жанр рыцарского романа очень хорошо подходит Сквайру как рассказчику. И его, как и его отца Рыцаря, тоже интересует рыцарский церемониал и куртуазное вежество, но в отличие от Рыцаря, внимание Сквайра, насколько можно судить по началу его рассказа, сосредоточено не на морально-философском смысле повествования, а на его сказочно-фантастическом компоненте. Такая смена акцентов была в духе времени, поскольку фантастика тогда все больше проникала в рыцарский роман, готовя почву для появления в следующих столетиях ренессансных поэм, типа «Влюбленного Роланда» Боярдо, «Неистового Роланда» Ариосто или «Королевы фей» Спенсера. Однако в отличие от Сквайра, сам Чосер, судя по его комментарию, воспринимает сказочно-фантастические детали рассказа с присущей ему долей скептической иронии:

Так гром, туман, Прибой, сеть паутинок средь полян Нас лишь тогда ввергают в изумленье, Когда не знаем мы причин явленья.

В «Рассказе Сквайра» Чосер уделил гораздо больше внимания, чем во многих других историях, процессу сочинительства. Сквайр здесь постоянно останавливается на том, как он рассказывает свою историю. То он говорит о своем неумении описать событие должным образом, то ссылается либо на недостаток мастерства, либо на невозможность превзойти уже умерших поэтов:

Тут нужен ритор опытный, — лишь он, В искусство красноречья посвящен, Сумел бы описать такое диво Внушительно и вместе с тем правдиво. Такого у меня таланта нет.

Сторонники драматической интерпретации книги, читающие рассказы как монологи соответствующих персонажей, видят здесь бесспорную связь с «Общим Прологом», где Сквайр, единственный из всех паломников, изображен как начинающий поэт, который умеет «изрядно складывать» песни. Отсюда следует, что как поэт Сквайр и должен был особенно тщательно заботиться о манере изложения своей истории. Но есть и другая точка зрения. Ее сторонники утверждают, что в тексте рассказа уж слишком много таких отступлений, да и сам рассказ явно проигрывает в художественном отношении по сравнению с большинством других историй книги. Возможно, однако, что этот «проигрыш» входил в намерение Чосера, который таким образом спародировал риторику популярных рыцарских романов, а заодно и посмеялся над неумелым рассказчиком. Если это так, то тогда поэт мог намеренно оборвать сюжет там, где он кончается в рукописях — сказанного, мол, достаточно и писать продолжение не имеет смысла.1703

Ответить на эти гипотезы что-либо определенное трудно. Нам просто не на что опереться. Может, однако, показаться, что звучащая в эпилоге высокая похвала Франклина только что услышанному рассказу, сказанная то ли всерьез, то ли из вежливости, чтобы остановить Сквайра, не обидев его, слышится вовремя. Но это, разумеется, сугубо современный взгляд — в прошлом «Рассказ Сквайра» не раз привлекал к себе известных писателей именно своей незавершенностью. Среди поэтов, пытавшихся его закончить, был даже сам Эдмунд Спенсер.

Тема благородства, осмысленная Сквайром чисто внешне, в декоративном плане рыцарского ритуала, — главная и в «Рассказе Франклина», где, однако, она повернута в психологическом ракурсе, определив собой поведение героев и предрешив счастливую развязку. Некоторые исследователи середины XX в. объясняли особое внимание Франклина к вопросам куртуазного этикета его низким социальным положением — глядя на далекую от него жизнь аристократов со стороны, он якобы стремится подобным образом приобщиться к ней.1704 Это не совсем так, поскольку франклины в XIV в. принадлежали к низшим слоям аристократии и знали о ее жизни из первых рук, что, возможно, делало их особо чувствительными к разного рода социальным градациям и тонкостям поведения в высшем обществе.

Сам Франклин очень точно определил жанр своего рассказа. Это бретонское лэ, т.е. относительно небольшой рассказ в стихах, сюжет которого обычно опирался на бретонские (кельтские) предания и мог совпадать с сюжетными ходами рыцарских романов «бретонского цикла». Недаром же ученые иногда называют лэ мини-романом. Для возникших во Франции и имевших хождение в Англии в XII-XIII вв. лэ был характерен интерес к рыцарским нравам, тонко разработанной любовной коллизии, которая могла включать в себя куртуазные отношения, внимание к внутренней жизни персонажей и к чудесному, в том числе колдовству.

Источник сюжета «Рассказа Франклина» восходит к хорошо известному в фольклоре мотиву об «опрометчивом обещании». Боккаччо одним из первых придал этому сюжету литературную обработку. Он дважды обращался к нему — в своем романе в прозе «Филоколо» и в «Декамероне» (пятая новелла десятого дня). Как считают ученые, Чосер, по-видимому, был знаком с обоими вариантами, предложенными итальянским писателем, и учитывал их, когда сочинял свой рассказ, который довольно сильно отличается от версий Боккаччо. В обеих этих версиях появляются рыцарь, его жена и другой рыцарь, страстно влюбленный в нее. Желая отделаться от влюбленного в нее рыцаря, который постоянно докучает ей, дама ставит перед ним, казалось бы, невыполнимую задачу. Если он сумеет сделать так, чтобы сад зацвел в январе, она уступит ему. Обратившись за помощью к магу, влюбленный заставляет сад расцвести. В ужасе дама рассказывает обо всем мужу, и тот велит ей исполнить свое опрометчивое обещание. Свое решение в разных версиях он обосновывает по-разному. В «Филоколо» — потому что влюбленный заслужил награду; в «Декамероне» — потому что мотив, побудивший жену дать обещание, был чистым и из страха перед колдовскими силами мага. Однако в обеих версиях влюбленный рыцарь, поразившись благородству мужа, отказывается от дамы, а маг — от оплаты своих трудов.

С легкой руки Китреджа «Рассказ Франклина» долгое время рассматривали как завершающий в «брачной дискуссии», начатой Алисон из Бата и продолженной Студентом и Купцом, каждый из которых описал свою модель семейных отношений. Отвечая всем этим рассказчикам, Франклин якобы предложил свой идеал брака, который держится на взаимной любви, доверии и уважении супругов, так что вопрос о главенстве в семейной жизни решается сам собой.1705 На самом деле, «Рассказ Франклина» — гораздо сложнее, чем простой ответ Алисон, Студенту и Купцу, и не поддается столь однозначной расшифровке.

Ученые не пришли к единому выводу о времени действия рассказа. Судя по тому, что влюбленный сквайр Аврелий молится Фебу о помощи, а помогающий сквайру волшебник пользуется языческой «мудростью безбожной», время действия отнесено к дохристианской эре. С другой стороны, в поисках волшебника Аврелий вместе с братом из Бретани отправляется во французский город Орлеан, славный своим университетом, и возвращаются они обратно в Арморик «в морозные рождественские дни». Скорее всего, как и в некоторых поздних пьесах Шекспира, язычество здесь мирно уживается с христианством. Во всяком случае, идеал брака, изображенный в рассказе, совершенно непонятен без контекста христианских ценностей, которые тут неожиданно сочетаются с, казалось бы, противоречащим им куртуазным этикетом.

Согласно имевшим хождение в Англии латинским католическим требникам XIV в., жених во время венчания давал невесте обет «любить ее, поддерживать, почитать и заботиться о ней в здравии и болезни», пока их не разлучит смерть. Невеста же, со своей стороны, обещала жениху «слушаться его, служить ему, любить, почитать и заботиться о нем в здравии и болезни», пока их не разлучит смерть.1706 Таким образом, столь важное для всей «брачной дискуссии» обещание «слушаться и служить» (obedire et servire) давала только невеста. И если Женщина из Бата восставала против этого обета, а Гризельда буквально следовала ему, то герои «Рассказа Франклина» нашли для себя своеобразный компромисс.

Поначалу отношения рыцаря Арвирага и его дамы сердца Доригены строятся целиком по куртуазному образцу служения недоступной красавице. Арвираг «щедро лил в сраженьях кровь, / Чтоб заслужить вниманье и любовь» своей госпожи. Под конец его преданность, послушание и муки сердца вызвали жалость и сострадание у Доригены, и она решила вступить с ним в брак, «владыкой сделавши его своим». Иными словами, с момента вступления в брак в отношениях Арвирага и Доригены христианская модель поведения (obedire et servire) как будто бы заменила собой куртуазную — «Поскольку в браке верх имеет муж». Однако Арвираг, помимо брачных обетов, дает своей жене еще одну клятву:

Чтоб укрепить союз их тел и душ, Поклялся рыцарь в том, что никогда Не будет он в грядущие года Над нею власть супруга проявлять, Ей ревностью обидной досаждать; Нет, как любовник госпожи своей, Намерен он служить покорно ей, Владыкой называясь лишь для виду, Чтоб от людей не потерпеть обиду.

Доригена, отвечая Арвирагу, благодарит его за щедрое благородство, которое предоставило ей столь большую свободу (of youre gentillesse / Ye profre me to have so large a reyne), и обещает быть покорной и верной (humble trewe) женой. Как видим, послушание и служение в этом браке взаимно, поскольку, по словам Франклина, бог любви не терпит главенства (maistrie) никого из супругов.

Как все духовное, любовь вольна, И всякая достойная жена Свободной хочет быть, а не рабыней. Мила свобода ей, как и мужчине.

Насколько крепок и жизнеспособен такой союз в непрочном и нестабильном мире, где Бог отдалился от человека, должно проверить время и посланные судьбой испытания.

Рассказывая об этих испытаниях, Чосер придумал поворот действия, которого нет ни в одном из его источников. Арвираг и Доригена жили счастливо, пока Арвираг как и подобает истинному рыцарю не отправился в Англию «за славой боевой», оставив Доригену одну почти на два года. Любящая мужа героиня сильно тосковала в его отсутствие. Неожиданно символом опасностей, грозящих не только Арвирагу сейчас во время его похода, но и всегда подстерегающих человека на его жизненном пути, для нее стали расположенные рядом с их замком прибрежные скалы, на которые она не могла глядеть без страха и душевной боли. Тоска ослепила героиню, и она попала под власть иллюзии, не поняв, что скалы, вообще-то, нейтральны и лишь ее воображение сделало их символом зла. Сам же образ «опасных скал» дал Чосеру возможность вновь вернуться к теме теодицеи, вписав «Рассказ Франлина» в общий религиозно-философский контекст книги. Размышляя о своей судьбе, Доригена вопрошает:

О, вечный Боже, — Ты, что над вселенной Царишь извечно волей неизменной, Ты создал лишь благое, говорят. Но этих черных скал унылый ряд, Что кажется зловещим привиденьем, А не благого Господа твореньем, Тобою создан, Господи, к чему, Наперекор и сердцу и уму? Ни человек, ни зверь от века тут Найти прокорм не могут и приют. К чему нужны, о Боже, скалы эти? Они лишь зло плодят на белом свете. Людских немало сотен тысяч тел Их острый гребень погубить успел, Меж тем не человек ли, о Творец, Прекраснейший творения венец, И должен был бы Ты его любить Превыше всех. Так чем же объяснить, Что Ты, к погибели людей стремясь, Такие средства создал против нас?

Как видим, этот монолог героини как бы вторит монологу Паламона, где тот высказал сомнение в мудрости Провидения перед лицом страданий ни в чем не повинных людей. Однако в отличие от героев рассказов Рыцаря, Юриста или Студента, Доригена не хочет принять мир, таким, как он есть, со всеми его несовершенствами, и смириться с волей Бога. Впав в отчаяние, героиня «Рассказа Франклина» просит Бога о чуде, которое должно нарушить законы природы, хотя в глубине души она и не верит в возможность его свершения:

Ты, Боже, сделай так, чтоб черный ад Все эти скалы поглотил навеки.

Такая раздвоенность сознания и загоняет Доригену в ловушку, которую она сама приготовила для себя. Если у Боккаччо героиня ставила влюбленному в нее рыцарю невыполнимое условие, чтобы отвязаться от его ухаживаний, то мотивы поведения Доригены иные. Связанные со скалами страхи перед полным таинственных опасностей миром не покидают ее, став чем-то вроде наваждения. Поэтому, отказав страждущему от любви Аврелию, она под конец в шутку (in pley) все же обещает ему взаимность, если он заставит скалы исчезнуть. Доригена, еще недавно молившаяся о чуде, забыв об этом, теперь целиком полагается на от века нерушимые законы природы и не верит в успех Аврелия, советуя ему бросить «любовный бред». Тогда юный сквайр, со своей стороны, тоже обращается с молитвой убрать скалы, но не к «Вечному Богу» (Eterne God), как Доригена, а к Фебу, и тоже не слышит ответа. Законы природы, как будто бы, торжествуют.

Но мир действительно таит непредсказуемые опасности, а чудеса бывают разного рода. Скалы не погружаются в морскую пучину, как о том молились героиня и сквайр, но с помощью искусного чародея Аврелий заставляет их на время скрыться из виду. Так для несчастной Доригены одна иллюзия уступает место другой, в реальности гораздо более опасной, чем первая. Ведь теперь под угрозу поставлено само ее семейное счастье. Что же касается Аврелия, который до сих пор вел себя как истинный куртуазный влюбленный, то, став участником обмана и потребовав от Доригены выполнить данное в шутку обещание, он не только нарушил все куртуазные нормы поведения, но и попрал столь важные в этом рассказе ценности благородства и верности.

Сюжет рассказа, казалось бы, движется к неминуемой трагической развязке. Это подтверждает и длинный монолог Доригены, где она, вспоминая героинь древности, размышляет о самоубийстве:

Увы, о рок, в ужасные тиски Меня ты взял. Мне от твоей руки Спасенья где искать? Ах, знаю я: Смерть иль позор отныне ждут меня. Меж них должна я выбрать. Но клянусь: Я лучше с милой жизнью разлучусь, Чем тело дам свое на оскверненье Иль соглашусь на клятвопреступленье…

Но вместе с тем, как точно подметили критики,1707 очень большая по числу строк жалоба героини, которая выдержана в лучших риторических традициях эпохи, как бы отстраняет читателей от происходящего, возвращая их к условностям жанра лэ с его благополучным финалом. Тем не менее, этот финал носит несколько двусмысленный характер, ставя под сомнение утопию счастливого брака главных героев.

Доригена обо всем рассказала уже давно вернувшемуся из похода мужу, и тот велел ей выполнить данное Аврелию обещание и отправиться к нему на свидание. Приняв такое решение, Арвираг нарушил хрупкое равновесие христианского и куртуазного начал, на котором держится его брак. Распорядившись судьбой Доригены против ее воли, он поступил как наделенный властью глава семьи. Но при этом, как указали ученые, он явно забыл, что, согласно церковному каноническому праву, муж, потворствующий прелюбодеянию собственной жены, навсегда лишается причастия.1708 Однако в финале рассказа доминируют другие ценности. Для Арвирага важнее данное, пусть и в шутку, слово, та самая trouthe, верность слову и честность, которые неотделимы от рыцарской чести и благородства. Потому он и говорит жене:

Клянусь Творцом! За вас, моя любовь, Скорей пролью я всю до капли кровь, Чем допущу, чтобы покрыло тенью Вам светлый образ клятвопреступленье. Быть верным слову — высший нам закон.

В результате рыцарские ценности неожиданно побеждают. Устыженный благородством Арвирага Аврелий и сам проявляет щедрость души и отказывается от Доригены, а волшебник, пораженный великодушием сквайра, освобождает его от платы за свой труд. Ведь благородство не чуждо и «мужам науки». Все возвращается на круги своя, и Арвираг и Доригена продолжают счастливую семейную жизнь:

Блаженно радостно текли их дни. В их браке места не было ни гневу, Ни ревности, — ее как королеву, Он чтил, она ему была верна. Все этим сказано про них сполна.

В конце рассказа Франклин спрашивает, кто самый великодушный (mooste fre1709) из действующих лиц. Великодушны все, и все как будто бы достойны похвалы. Однако вопросы о природе зла, заданные Доригеной в момент разлуки с мужем, так и остаются без ответа, хотя рыцарское благородство в последнюю минуту и спасло брак героев. Потому благополучный финал рассказа подобен развязке проблемных пьес Шекспира, типа «Конец — делу венец» или «Мера за меру», где радость счастливого конца окрашена горьковатым сомнением.

ШЕСТОЙ ФРАГМЕНТ

Шестой фрагмент, куда вошли рассказы Врача и Продавца Индульгенций, занимает в книге самостоятельное положение. Здесь нет пролога, связывающего эти рассказы с предыдущими, или эпилога, соединяющего их с последующими историями. В изданиях XX в., опирающихся на Элзмирскую рукопись, этот фрагмент обычно помещают после рассказа Франклина и перед рассказом Шкипера, который открывает седьмой фрагмент. Однако в некоторых других рукописях вслед за рассказом Франклина идет рассказ Второй Монахини и Слуги Каноника и лишь после них шестой фрагмент. В рукописи Хенгурта истории расположены совсем по-другому: Рассказ Франклина, Второй Монахини, Студента, Врача, Продавца Индульгенций и Шкипера. Сопоставив все эти сведения, Хелен Купер предположила, что Чосер, сочинив шестой фрагмент, вообще не успел принять окончательное решение, где его поместить, хотя история Врача как бы перекликается с примерами из жалобы Доригены в рассказе Франклина.1710 Но связь эта, на наш взгляд, все-таки слишком отдаленная и косвенная. Недаром же ученые называют шестой фрагмент «плавающим», не имеющим четкого и определенного места в структуре книги.1711

По мнению почти всех ученых, в художественном отношении «Рассказ Врача» не очень удался Чосеру.1712 Точно определить его жанр достаточно трудно. Скорее всего, он представляет собой нечто среднее между рассказом о случившемся в далеком прошлом событии (historial thyng notable) и назидательным примером, где все-таки доминируют черты исторического повествования. Источник сюжета заимствован у Тита Ливия, на которого Чосер и ссылается в первых строках рассказа («Тит Ливий повествует…»). Тем не менее, большинство исследователей считает, что, сочиняя историю Врача, поэт пользовался не книгой римского историка, но отрывком из «Романа о Розе», где Жан де Мен пересказал Ливия, опустив ряд важных, но не нужных в его версии подробностей.

В своей книге, названной «От основания города», Тит Ливий описал столкновение, возникшее между занимавшим пост судьи патрицием Аппием и другим патрицием Виргинием, дочь которого (Виргиния) заинтересовала неправедного судью. Стремясь овладеть девушкой, Аппий нанял лжесвидетеля, который объявил Виргинию украденной у него много лет назад рабыней. Аппий распорядился вернуть девушку лжесвидетелю, но Виргиний, поняв, какая судьба уготована его дочери, тут же в суде отсек ей голову и отдал ее Аппию. Судья приказал арестовать Виргиния, однако народ встал на его защиту и сверг Аппия, который затем покончил с собой в тюрьме. Для Тита Ливия жестокий по современным меркам поступок Виргиния был актом доблести, позволившим ему возглавить народное сопротивление и свергнуть ненавистного тирана.

Темы утраты доблести римского народа, коррупции власти и откровенного попрания закона, волновавшие патриотически настроенного Ливия, книге которого был присущ высокий нравственный пафос, гораздо меньше интересовали Жана да Мена, увидевшего в истории Виргинии типично средневековый пример того, насколько истинная справедливость необходима в падшем мире, откуда ушла любовь. Соответственно политический и социальный контекст рассказанной Ливием истории в «Романе о Розе» приглушен, и многие второстепенные персонажи, в том числе жених Виргинии, исчезли из повествования.

Обратившись к истории Виргинии, Чосер внес в нее собственные изменения. Если у Тита Ливия и Жана де Мена главными действующими лицами были Аппий и Виргиний, а героиня играла, в общем-то, пассивную роль, то Чосер выдвинул ее на передний план. Дав развернутый портрет Виргинии, блиставшей красотой, умом и кротостью нрава, поэт как бы поставил ее в один ряд с другими идеальными героинями книги, типа Костанцы и Гризельды, которые прошли через тяжкие испытания. Знакомство с Виргинией в свою очередь готовило читателей к центральной сцене рассказа, которую придумал сам Чосер. В «Рассказе Врача» Виргиний из суда отправляется домой и там объявляет ничего не подозревающей дочери о принятом им решении:

Виргиния, дитя, — сказал он ей, — Перед тобой один из двух путей: Смерть иль позор. Зачем родился я, Раз мне пришлось дожить, о, дочь моя, До дня, когда тебе, моя отрада, От острого меча погибнуть надо?

Поняв, что другого выхода нет, Виргиния оплакивает свою раннюю кончину, а затем смело идет навстречу уготованной ей судьбе:

Благодарю Творца, Что девственной останусь до конца. Позору смерть предпочитаю я. Отец, готова к смерти дочь твоя.

Как подметили почти все критики, Чосер в этой сцене смешал языческие и христианские ценности. Хотя действие рассказа происходит в языческом Риме, Виргиния молится Творцу и вспоминает дочь библейского судьи Иеффая, которую тот был вынужден отдать на заклание, ибо он дал обет принести в жертву первое, что увидит, вернувшись домой после победы над врагами. Первой он и увидел собственную дочь, которая вышла за городские стены встретить отца. Соответственно представление о римской доблести, согласно которому потеря чести была хуже смерти (пример тому Лукреция), и христианская концепция целомудрия, возвеличивавшая девственность, но запрещавшая самоубийство, здесь сплелись воедино. В свете такого совмещения ценностей поведение Виргиния, казнившего дочь, как он утверждает, не из-за ненависти, но ради любви к ней (for love, and nat for hate), кажется, по крайней мере, с современной точки зрения, не таким уж похвальным. Тем более что Виргиний сделал это не в суде в чрезвычайных обстоятельствах, как у Тита Ливия и Жана де Мена, но дома, спокойно и тихо.

Эта не до конца разрешенная двойственность сохраняется и в финале рассказа, где Врач говорит о том, что грехи не могут остаться не наказанными:

Вы видите, не безнаказан грех, Но час небесной кары скрыт от всех.

Но если с Аппием, получившим по заслугам, все понятно, то мы так и не получаем ясного ответа на вопрос, совершил ли грех Виргиний, убив свою дочь.

В Эпилоге рассказа Трактирщик выражает примерно то же сомнение, сетуя на горькую судьбу Виргинии, а затем предлагает Продавцу Индульгенций рассказать «что-нибудь веселенькое» (som myrthe or japes). Но по желанию «всех благородных», кому надоели грубые шутки, тот соглашается поведать им «слово назиданья», выпив предварительно глоток эля.

«Рассказ Продавца Индульгенций» связан с «Рассказом Врача» по принципу сходства и противоположности. Предметом повествования обоих является грех, но если в «Рассказе Врача» грешников наказывают другие люди публично, то в «Рассказе Продавца Индульгенций» сами грешники втайне от других наказаны своим грехом.1713

«Рассказу Продавца Индульгенций» предшествует достаточно длинный Пролог, хотя и связанный с рассказом Продавца, но представляющий собой самостоятельную часть шестого фрагмента. По своей известности этот пролог уступает разве только «Прологу Женщины из Бата». Оба они написаны в так называемой «исповедальной» форме, обнажающей мысли героя.

Продавец Индульгенций откровенно делится секретами своей профессии — виртуозное красноречие и ловкие трюки помогают ему безнаказанно дурачить людей и наживаться на их легковерии, продавая фальшивые мощи и индульгенции, в искупительную силу которых он сам не верит. Продавец — великолепный мастер своего дела, и сила его слова такова, что бедная вдова охотно несет ему последние деньги, оставляя своих детей голодными. Но Продавца это нисколько не заботит. Главное для него — заработать побольше денег:

Я мысль свою вам вкратце изложу: Стяжанья ради проповедь твержу, И неизменен текст мой всякий раз: Radix malorum est cupiditas.1714 Да, алчность — мой испытанный конек И, кстати, мой единственный порок. Но если в алчности повинен я, Ее врачует проповедь моя, И слушатели горько слезы льют. Вы спросите, зачем морочу люд? Ответствую: затем, чтобы стяжать. Достаточно об этом рассуждать.

Ряд критиков прошлого столетия усмотрели в этой откровенности Продавца сходство с монологами Ричарда III или Яго, которые тоже открывали перед зрителями свою душу и делились тайными замыслами. Так, например, Глостер в самом начале трагедии говорил:

Я недоделан, Такой убогий и хромой, что псы, Когда пред ними ковыляю, лают. Чем в мирное, расслабленное время Мне наслаждаться? Разве что глядеть На тень мою, что солнце удлиняет, Да распевать мне о своем уродстве? С тех пор, как знаю я, что в эти дни Хваленые любовником не быть мне, — Решился стать я подлецом и проклял Ленивые забавы мирных дней. (I, 1. Перевод А. Радловой)

Однако сходство это во многом обманчиво. Открывая свои коварные замыслы, Глостер обращается к зрителям, а другие персонажи пьесы о них ничего не подозревают, что придает психологическую убедительность его дальнейшим поступкам. Иное дело Продавец. Он, нисколько не стесняясь, посвящает едущих вместе с ним паломников в тайны своей профессии, а затем, казалось бы, вопреки всякой логике все равно предлагает им свои фальшивые мощи и индульгенции. Но это логика литературы его эпохи. Монологу Продавца по времени гораздо ближе не речи сложных и многомерных шекспировских персонажей, но откровения Порока из многочисленных моралите или рассуждения рядящегося в монашеские одежды Лицемера (Faux Semblant — в переводе И.Б. Смирновой получившего имя «Личины») из «Романа о Розе», на который Чосер явно ориентировался, сочиняя данный пролог:

Работа для меня скучна И мне для жизни не нужна. Каким же глупым надо быть, Чтоб труд какой-нибудь любить! Уж лучше буду я ханжою: Церковным платьем ложь прикрою… Добычей денег озабочен, Обогащаюсь ловко очень: Под дудку пляшут все мою, Я ж — удовольствие ловлю. Я ложью деньги вымогаю — И так все средства добываю.

Но и здесь сходство вовсе не полное. Ведь Порок в моралите и Лицемер в «Романе о Розе» — персонажи аллегорические, а Продавец — фигура, пусть и близкая к типу, но все же имеющая индивидуальные черты, хотя и не столь объемная и многогранная, как шекспировские герои. Он двумерен и, как считают ученые, напоминает химеры, гротескные существа на карнизах готических соборов, или чудовищ и грешников, изображенных на полях некоторых средневековых часословов и псалтирей.1715 Он часть низовой культуры Средних веков, того завораживающего воображение мира низкого и уродливого, инфернального мира гротеска и зла, который потом проник в картины Босха и Брейгеля.

Мы помним, что, описывая его внешность в «Общем Прологе», Чосер лишь намекнул на его физическую странность, не дав прямого ответа, кто же он на самом деле — скопец от рождения или гомосексуалист, которого в ту эпоху могли подвергнуть жестокому преследованию. Но это и не важно, поскольку странности его внешности и поведения, которые он пытается компенсировать наглой бравадой, лишь отражают его нравственное состояние. Ведь Продавец Индульгенций — совсем не простой мошенник, типа желчного Управляющего (Мажордома), который ловко дурачит своего хозяина-помещика. Продавец мошенничает в духовной сфере, торгуя индульгенциями, которые дают отпущение грехов и надежду грешнику попасть в Царство Небесное. Однако в пестрой мозаике книги, где есть место для идеальных героинь, типа Гризельды или святой Цецилии («Рассказ Второй Монахини»), должны быть и подобные ему заблудшие души. Он как бы попал сюда из ада Данте. Дурача наивных людей, он, как и подобает злу, согласно учению Тертуллиана и Фомы Аквинского, паразитирует на добре. И этот духовный обман влечет за собой и особое наказание — полную атрофию нравственного чувства и как следствие — духовную смерть. Его откровения одновременно привлекают и отталкивают слушателей, а темой его рассказа закономерно становится не только жадность (сребролюбие), но и сама смерть.

«Рассказ Продавца Индульгенций», как, может быть, ни один другой в книге, неразрывно связан с его Прологом. Он как бы показывает нам Продавца в действии, с увлечением вещающего одну из своих поучительных историй, с помощью которых он зарабатывает себе на жизнь. Соответственно рассказ представляет собой очень искусную проповедь (Продавец — прекрасный мастер своего дела), в которой можно выделить краткий зачин, саму проповедь и весьма длинный назидательный пример. По сути дела, этот пример и является главной частью рассказа.

В зачине Продавец знакомит слушателей с «компанией повес», не названных по имени молодых людей, которые целиком погрязли в так называемых «кабацких грехах» (tavern sins). К числу подобных грехов в Средние века обычно относили блуд, обжорство и пьянство. Они часто сопровождались также азартными играми (в данном случае в кости) и сквернословием, и, в конечном счете, могли привести людей к гневу, лжи и убийству.

В веселой компании повес Продавец особо выделяет трех, которых он в дальнейшем именует старший, младший и худший, таким образом как бы уподобляя свой рассказ притче. Сами же «кабацкие грехи» дают Продавцу повод для искусно составленной проповеди, уснащенной множеством ученых примеров, обличающих эти грехи.

Знаменательно, что большинство таких грехов в проповеди Продавца влекут за собой смерть. Так, чревоугодие послужило причиной грехопадения первых людей в раю и впустило смерть в падший мир. Обжорство же в этом падшем мире ведет к духовной смерти:

Но кто излишествами насладится, В том дух живой тотчас же умертвится.

Столь красочно описанные Продавцом пьяницы

(О, пьяница! Твои штаны обвисли, От бороды несет отрыжкой кислой, И в храпе, сотрясающем твой сон, Ноздрей высвистываешь ты: Самсон.)

тоже стали жертвами смерти. Он напоминает о судьбе Аттилы, умершего в пьяном виде «смертью жалкою, позорной». Равным образом сквернословие и богохульство влекут за собой «проклятья, ссоры, свары, // Кинжалами смертельные удары».

Давая наглядный пример ораторского искусства Продавца, его проповедь в то же время исподволь готовит следующий сразу вслед за ней рассказ, который должен воочию показать слушателям вредность «кабацких грехов» и пагубность сребролюбия, являющегося «корнем всех зол». Как мы уже сказали, главная тема рассказа — смерть.

Точный источник сюжета рассказа не установлен. По единодушному мнению всех ученых, он восходит к фольклору, где есть множество историй о трех «буянах» или прожигателях жизни (у Чосера — rioters), которые, найдя богатство, убивают друг друга из жадности. К фольклору же восходит и прием повествования, обыгрывающий двойное значение слова смерть, которое ясно читателям, но скрыто от героев. Из фольклора заимствована и встреча героев с таинственным незнакомцем, который указывает им, где найти клад. Но, как и в большинстве других случаев, Чосер кардинально переосмыслил все эти источники, создав совершенно оригинальное произведение, считающееся одним из самых удачных из всех рассказов книги.

Рассказ открывается сценой кутежа трех пьяных друзей, пирующих в каком-то притоне. Погрязнув в «кабацких грехах», живя лишь плотскими утехами, они уже мертвы в духовном смысле и как бы олицетворяют собой хорошо известное всем церковным прихожанам той поры изречение апостола Павла: «Ибо если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете» (Римлянам, 8: 13).

Услышав звуки погребального колокола, друзья узнают, что рядом свирепствует чума (ее тогда называли «черной смертью»), унесшая уже многие жизни. Узнав эту новость, один из них в пьяном угаре восклицает:

Христовы длани! — закричал буян. — Когда бы только был к Чуме я зван, Уж я бы ей пересчитал все кости. Идем, друзья, отыщем кровопийцу, Невинных душ гнуснейшую убийцу.

Приняв вызов и поклявшись в вечной дружбе, трое подвыпивших молодчиков отправляются на поиски смерти. А по дороге они

Чуму бранили, смерть нещадно кляли, Божбой Господне тело раздирали И похвалялись: смерти, мол, капут Да и чуму попутно изведут.

Клятва друзей убить смерть («смерть умрет» — Deeth shall be deed) звучит явным эхом другого не менее известного в ту пору каждому прихожанину библейского изречения: «От власти зла Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Осия, 13: 14). Эти слова ветхозаветного пророка Осии обычно читаются на пасхальной службе и в сознании многих поколений христиан ассоциируются с искупительной жертвой Христа, которая не упразднила смерть, но избавила людей от первородного греха и тем открыла им путь к вечной жизни в Царстве Небесном, вырвав у смерти ее жало.

Однако пьяной компании недоступны подобные ассоциации. В смерти они видят лишь некое вполне реальное существо, которое, как им кажется, можно убить, и которое они пытаются с этой целью отыскать. В притчеобразной структуре повествования этого рассказа такое заблуждение возможно, а в культурологическом контексте эпохи и легко объяснимо. Ведь в средневековом фольклоре и средневековой живописи смерть часто персонифицировали, изображая ее то как старуху с косой, то как дряхлого старика или каким-нибудь иным аналогичным образом. Смерть в таком обличье не появляется в рассказе, но она как бы отбрасывает свою тень на все его действие.

Пройдя около полумили, молодые люди встречают таинственного незнакомца, «бедного старика» (an oolde man and a povre), и спрашивают у него, где найти смерть. Этот старик — один из самых загадочных персонажей книги. Вот что он говорит о себе в ставших хрестоматийными строках:

Увы, я даже смерти не угоден. И вот бреду, отверженец Господень, Все дальше, дальше. Нет конца дороге. Стучу клюкой на гробовом пороге, Но места нет мне и в земле сырой, И обращаюсь я к тебе с мольбой: «Благая мать! Зачем ко мне ты строже, Чем к остальным? Иссохли кости, кожа, И кровь моя давно уж холодна. Я в этой жизни испытал сполна Все то, что испытать нам должно в мире. Когда же плоть моя почиет в мире? Внемли же, смерть! Я радостно б сменил Тот гроб, что в келии своей хранил, На твой покров, на саван погребальный!» Но нет ответа на призыв печальный; И вот брожу я, бледный и худой.

Кто же этот «дряхлый бродяга»? Внешне он как будто бы напоминает проклятого за убийство брата и осужденного на вечные скитания Каина и подвергшегося той же участи за богохульство Агасфера, или Вечного Жида. Но, может быть, он воплощает Старость или дьявола, или волю Бога, или грех, или саму смерть?1716 Четкого ответа на все эти вопросы Чосер не дает. Сила этого образа, словно предвосхищающего Старого Морехода из знаменитой баллады Кольриджа, именно в его многозначности, допускающей разные толкования и придающей ему особую глубину и загадочность.

Ясно одно: таинственный старик устал от долгой жизни, которая стала для него чем-то вроде ссылки или даже тюрьмы, где он чувствует себя «мятущимся пленником» (Thus walke I, lyk a restelees kaityf).1717 В данной строке Чосер тонко обыграл две библейские аллюзии, бывшие у его читателей на слуху: «Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного,1718 находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Римлянам, 7: 23-24). Эти слова апостола Павла перекликаются здесь со строкой из «Откровения святого Иоанна Богослова»: «В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них» (Откровение, 9: 6). Именно так и происходит со стариком. Он как «мятущийся пленник» ищет смерти, она же бежит от него, и мать сыра земля по какой-то неизвестной нам причине не хочет принять его.

Тоска «мятущегося пленника», близкое безнадежному отчаянию душевное беспокойство таинственного старика — очень важная черта этого загадочного образа. Ряд критиков усмотрели здесь аналогию с внутренним состоянием Продавца Индульгенций, который, по их мнению, как бы помимо своей воли проецирует на старика собственное ощущение «пленника закона греховного», сделавшего его изгоем общества.1719 Привыкший отпускать грехи других людей, Продавец якобы сам не может покаяться, хотя и чувствует свое духовное омертвение. Подобно старику, он знает, где правда (в рассказе — смерть), но не может воспользоваться ей. И потому он тоже осужден на полную отчаяния, лишенную надежды на духовное перерождение «Жизнь — и — в — Смерти».@1720

Не все исследователи согласны с таким толкованием. Но, как бы там ни было, именно старик указывает трем прожигателям жизни, где искать смерть:

Ну, если смерть не терпится вам встретить, Тогда смогу, пожалуй, вам ответить. Смерть повстречаете на этой тропке. Лежит она под деревом в кустах, И на нее нагнать не смогут страх Угрозы ваши.

Возвращаясь к главной теме рассказа, старик в иносказательной манере предупреждает молодых людей, что деньги («корень всех зол сребролюбие») и есть смерть. Ведь под деревом в кустах они находят клад золотых монет, который, тут же забыв о цели путешествия, пьяная компания решает поделить между собой. Здесь снова возникает столь важная для рассказа Продавца библейская символика — на этот раз дерева, чей образ отсылает читателей к древу познания добра и зла, плоды которого, как известно, принесли в мир грех и смерть. Знаменательно, что и найденное тремя буянами сокровище (худший из них называет его so fair a grace — такой чистой благодатью) в данном контексте имеет оттенок сакральной пародии. По мнению ученых, само слово сокровище сатирически обыгрывает тут католическую доктрину об infinitum thesaurum, т.е. учение о сокровищнице сверхдолжных добрых дел, якобы поступавших в пользу церкви и позволявших распределять их среди мирян с помощью индульгенций.1721 Если это так, то в устах Продавца такой намек звучит особенно цинично.

А дальше сюжет целиком повторяет источники. Молодые люди уже духовно мертвы, и потому найти физическую смерть для них не составляет труда. Вынести сокровище из леса можно только ночью, и двое старших остаются до вечера на месте, отослав младшего в город за провизией. Там он подмешивает крысиный яд в их вино, думая, что сокровище достанется ему одному. Но двое старших, также надеясь завладеть кладом, убивают его, а затем, выпив отравленное вино, и сами находят смерть. «И все втроем они попали в ад».

Продавец кончает свой рассказ надлежащей моралью, осуждающей грех и трех грешников, которые получили заслуженное наказание. Однако вслед за тем, как бы забывшись и продолжив свою привычную игру, он неожиданно предлагает паломникам купить свои индульгенции и мощи, которые помогут им очиститься от грехов.

Первым может стать Гарри Бейли, ибо, по мнению Продавца, он больше других нуждается в отпущении грехов. Но не тут-то было — Продавец выбрал совсем не того клиента. Отвечая ему, Гарри Бейли саркастически заявляет, что тот может предложить ему поцеловать «задницу штанов своих протертых», заставив поверить, что это мощи святого. Такое утверждение носит явно провокационный характер. Ведь в Кентербери, куда ехали паломники, как раз и были выставлены на поклонение старые штаны (власяница) Томаса Беккета, которые он, умерщвляя плоть, носил несколько лет подряд.1722 Анти-католическая сатира здесь доведена до возможного по тем временам предела. Под сомнение поставлена сама столь важная для католиков связь между духовным содержанием и его внешней чувственной формой. Дальше пойдут лишь лолларды. В этом отношении «Пролог» и «Рассказ Продавца Индульгенций», — возможно, самая радикально-критическая часть книги, которая, впрочем, уравновешивается рассказами о святых, помещенными в других фрагментах.

Но ссора этим не закончилась. Трактирщик, явно намекая на сексуальные отклонения Продавца, угрожает кастрировать его, сделав из его обмазанных свиным калом coillons очередные фальшивые мощи. Так под конец уже в гротескном виде вновь возникает тема духовного бесплодия Продавца, паразитирующего на добре, извратившего смысл исповеди и не могущего покаяться и найти облегчение для себя самого. Удар как будто бы попал в цель. Слова Трактирщика лишили разгневанного Продавца его главного оружия, дара слова, и лишь вмешательство Рыцаря как самого авторитетного из всех присутствующих прекращает ссору и водворяет мир среди паломников, которые едут дальше к своей цели. Соревнование рассказчиков продолжается.

СЕДЬМОЙ ФРАГМЕНТ

Седьмой фрагмент — самый длинный в книге. В него вошло целых шесть рассказов, весьма разнообразных по темам и жанрам. Собрав вместе вошедшие сюда истории, большая часть из которых была, скорее всего, написана раньше, Чосер, очевидно, не успел должным образом отредактировать этот фрагмент, который, тем не менее, ярко свидетельствует о широте и многообразии его писательских интересов. Недаром же исследователи называют эти рассказы «литературной группой».1723 Их стих весьма разнообразен, каждая из историй имеет свой жанр, а «полезное» и «приятное» здесь постоянно противопоставляется и обыгрывается.

Фрагмент открывает «Рассказ Шкипера». В прологе к нему Трактирщик предлагает Священнику рассказать свою историю, назвав его при этом в ответ на упрек за божбу лоллардом, которого он якобы «узнал по запаху». Но в дело вмешивается Шкипер, берущий инициативу в свои руки.

Большинство исследователей считают, что «Рассказ Шкипера» был написан раньше, чем Чосер обратился к созданию седьмого фрагмента, и предназначался совсем для другого персонажа. В самом начале истории звучат строки, которые явно принадлежат женщине:

И за веселье платит муж; Он кормит, одевает нас к тому ж, И хорошо, когда за честь считает Нас ублажать…

Но кто же женщина, говорящая такие слова? Критики полагают, что это должна была быть Алисон из Бата, которая согласно первоначальному замыслу рассказывала эту историю в ответ на историю Купца, рассказанную в первой редакции Монахом. Изменив впоследствии свои намерения и отдав Алисон и Купцу другие рассказы, Чосер якобы не успел внести в историю Шкипера необходимые изменения.

Возможно, что так и было, хотя мы и не можем что-либо утверждать с достаточной степенью определенности. В нашем распоряжении просто нет никаких достоверных фактов. Но возможна и другая гипотеза. Эти строки могли являть собой образец средневекового Свободного Косвенного Стиля (Free Indirect Style), наделявшего определенные отрывки повествования точкой зрения одного из персонажей, в данном случае жены купца.1724

В любом случае, рассказ лишь очень условно связан с появившимся в «Общем Прологе» Шкипером, «отличным парнем», без лишних колебаний совести сбрасывавшим своих пассажиров за борт. Его, как и персонажей рассказа, объединяет только любовь к выгоде. Но сребролюбие, как мы помним, характерно и для Продавца Индульгенций, чья история в большинстве рукописей предшествует седьмому фрагменту.

«Рассказ Шкипера» — еще одно фаблио, сюжет которого восходит к фольклору, где он известен как «обмен выигрышами» или «возвращение подарка возлюбленного». В ранней латинской версии эта история разворачивалась следующим образом. Жена некоего рыцаря, прельстившись красивым плащом монаха, отдалась ему, чтобы получить этот плащ. Проведя с ней ночь, монах потихоньку взял себе перцемолку, чтобы на следующий день вернуть ее обратно в присутствии мужа. При этом монах сказал женщине: «верни мне мой плащ, как я возвращаю тебе перцемолку». Тогда жена, обращаясь к мужу, в свою очередь ответила: «я возвращаю плащ, но он (монах) больше не будет молоть на нашей перцемолке».

Чосер, скорее всего, был знаком с обработкой этого сюжета в «Декамероне» Боккаччо (первая история восьмого дня). Там немецкий наемник Гульфардо влюбляется в жену одного купца. Она соглашается отдаться ему в обмен на полную тайну и двести флоринов. Возмущенный таким условием Гульфардо занимает деньги у ее мужа и отдает их даме в присутствии свидетелей, сказав, что это его долг ее мужу. Добившись своего, Гульфардо говорит купцу, что деньги не понадобились ему и просит женщину вернуть их мужу. Скрепя сердце, ей приходится подчиниться.

Чосер существенно переосмыслил сюжет о «возвращении подарка возлюбленного», как обычно, приспособив его для собственных целей. Под его пером «Рассказ Шкипера» превратился в довольно едкую сатиру нравов нарождающегося буржуазного общества, в котором сугубо материальные интересы являются основной ценностью. Ни о каких серьезных чувствах героев рассказа здесь нет и речи. Отношения трех главных действующих лиц (богатого купца из французского города Сен-Дени, его красавицы жены и выросшего вместе с купцом в одном поселке ученого и обходительного монаха) строятся целиком на взаимной выгоде, где деньги отождествляются с сексом. При этом Чосер весьма далек от открытого осуждения своих героев. Его Шкипер спокойно, без лишних комментариев и эмоций рассказывает о случившемся. Сатира здесь держится на мелких нюансах поведения действующих лиц, ироническом подтексте и многочисленных недоговоренностях и двусмысленностях, которыми так богата эта история.

Весьма показательна уже первая сцена рассказа. Приехав в гости к купцу и вдоволь насладившись радушным приемом своего «названного брата», монах ранним утром выходит прогуляться и почитать молитвенное правило в саду. Купец тем временем подсчитывает доходы у себя в кабинете, а его жена вслед за монахом тоже отправляется в сад. Увидев ее, монах делает первый пробный ход. Он говорит:

Но что бледна ты, дочь моя? Пришлось Тебе, как видно, ночью потрудиться, Пред тем как утром с мужем распроститься.

Сказав эти слова, монах краснеет от смущения, но удар уже попал в цель. В ответ прекрасная хозяйка дома сразу же начинает жаловаться на свою семейную жизнь, которая якобы столь тяжела, что она даже помышляет о самоубийстве. Монах просит ее объяснить, в чем дело, но женщина притворно колеблется, ссылаясь на «родство» мужа со своим гостем. Тогда монах, точно оценив обстановку, делает следующий ход. Он говорит:

Нет, дочь моя. Клянусь святым Мартином, Не брат он мне, а лишь духовным сыном Приходится, хоть братом называю. А в доме вашем часто я бываю Лишь ради вас, которую люблю, Которую всечасно я хвалю.

Тогда хозяйка, которой больше нечего бояться, открывает монаху свои горести. Она сообщает, что ее муж очень скареден, явно намекая не только на его скупость, но и на свою «холодную постель». По ее словам, ее супруг «во всех отношениях не стоит и дохлой мухи» (he is noght worth at al / In no degree the value of a flye). А между тем ей срочно нужно достать сотню франков, чтобы расплатиться за новые наряды:

Ссудите же, любезный братец Жан, Мне эту сотню, и, клянусь, должницей Я щедрой буду, отплачу сторицей.

Теперь уже все предельно ясно, хотя ничего не сказано прямо, и все внешние приличия соблюдены. Сделка слажена — монах и жена купца прекрасно поняли друг друга. После отъезда мужа монах обещает достать деньги в обмен на предложенную, но не названную вслух плату и на прощание уже смело обнимает и целует красавицу-хозяйку.

Отличие от других фаблио книги с аналогичной сюжетной ситуацией, типа «Рассказа Мельника» и «Рассказа Купца», здесь сразу же бросается в глаза. В «Рассказе Шкипера» нет положенного по законам жанра старого мужа. Купец и монах — ровесники; им около тридцати лет. Жалобы на скупость купца — явная неправда, хотя он, видимо, и не одобряет расточительства жены. Если судить по финальной сцене, то и как мужчина он, скорее всего, тоже не так уж плох. Да и жене своей он предоставляет гораздо большую свободу, чем старый плотник или Януарий.

Между женой купца и монахом нет взаимной страсти, как между Алисон и Николасом, нет и любовного томления, которое испытывает Дамиан к Мае. Между ними вообще нет никаких чувств. Ей нужны только деньги, а он не прочь развлечься в обществе неожиданно оказавшейся легко доступной красавицы.

Однако и купец тоже — вовсе не такой уж идеальный персонаж. Он целиком занят финансовыми махинациями, ловко проворачивая свое дельце и наживая солидную сумму на разнице в курсе валют. Такого рода деятельность во времена Чосера если и не приравнивалась к осуждаемому церковью ростовщичеству, то считалась чем-то вроде блуда. Поэтому и измена его жены с «названным братом» могла пониматься первыми читателями как заслуженное возмездие.

Сюжет «Рассказа Шкипера» движется дальше почти в полном соответствии с источниками. Монах занимает деньги у купца, а тот отправляется в деловую поездку в Брюгге. Вернувшись обратно в дом купца, монах вручает деньги его жене, и они вместе проводят ночь. На обратном пути из Голландии довольный своими деловыми успехами купец заезжает к монаху и напоминает ему о долге, а тот утверждает, что вернул деньги его жене.

Чосер изменил лишь самый конец истории. Приехав домой, купец провел ночь в объятиях жены и лишь утром упрекнул ее, что она не рассказала ему о возвращенном монахом долге. Но красавица, нисколько не растерявшись, отвечает, что она решила, будто это был подарок монаха, и потратила деньги на новые платья. Да и вообще, по ее словам, долг и плата между супругами имеют совсем иной смысл:

Есть должники намного своенравней, Я ж долг супружеский плачу исправно. А задолжаю — так поставьте в счет, И заплачу сторицей в свой черед.

В подлиннике в словах жены скрыт непристойный каламбур: score it upon my taille (запиши это на мой счет), где слово taille, помимо бухгалтерского счета, означает также и женские гениталии. На такой аргумент купец не находит должного ответа. Он только говорит:

Ну что ж, жена, — промолвил кисло он, — На этот раз прощаю свой урон, Но впредь веди себя ты осторожно, А то и разориться этак можно.

Таким образом, все вернулось на круги своя, и жена вышла победительницей. Все довольны, и коммерческое начало, отождествившее деньги и секс, в этом, быть может, самом циничном из всех рассказов книги, как и следовало ожидать, полностью восторжествовало.

«Рассказ Аббатисы», следующий сразу за «Рассказом Шкипера», связан с ним по принципу контраста, где «полезное» (sentence) противостоит «приятному» (solaas) и высокий идеализм уравновешивает беззаботный и немного желчный цинизм. Правда, качество этого идеализма таково, что не может не вызвать у современных читателей ряд серьезных вопросов. Недаром же критики XX в. потратили столько времени и бумаги, чтобы объяснить эту на первый взгляд, казалось бы, столь простую и однозначную историю.1725

«Рассказ Аббатисы», как и предшествующий ему Пролог, написаны королевской строфой, что сразу же настраивает читателя на серьезный лад. Легко льющийся стих Чосера с переплетающимися рифмами и заключительным двустишием придает интонации поэта особый молитвенный характер. «Пролог Аббатисы» и представляет собой состоящую из пяти строф молитву, обращенную ко Христу и Богородице и содержащую просьбу о помощи «сказать стихи» во славу Пресвятой Девы.

Подобные преамбулы в форме молитвы часто встречались в религиозной лирике Средних веков и были чем-то вроде общего места. Однако Чосер внес в свой Пролог литургические мотивы, превратив его в, может быть, лучший образец религиозной поэзии в книге. Уже первые строки Пролога содержат реминисценцию из 8-го псалма, хорошо знакомого всем образованным читателям того времени: «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле! Слава Твоя простирается превыше небес! Из уст младенцев и грудных Ты устроил хвалу»:

Господь и Бог наш, Ты, Чье имя столь Велико в мире, — молвила она, — Не только сильные сию юдоль Твоею полнят славой; но хвала Из уст младенцев, благости полна, Порой исходит; у сосущих грудь Сокровищ веры можно почерпнуть.

Ученые указали, что 8-й псалом читается у католиков во время вечерней службы в честь Богородицы и во время мессы в память младенцев, убиенных Иродом.1726 Аллюзии на эти службы возникнут затем и в «Рассказе Аббатисы». Появляющиеся в Прологе образы лилии и горящего куста (неопалимой купины) традиционно считались символами Девы Марии, а вся четвертая строфа вообще была парафразом стихов из «Рая» Данте (XXXIII, 16-21).1727

Однако обилие подобных аллюзий вовсе не перегружает текст Пролога, но придает ему органичность, свойственную религиозному гимну. Его полный благоговения тон хорошо воспроизводит типичное в таких случаях чувство недостоинства говорящего (Аббатисы), взявшего на себя смелость сложить стихи в честь Пресвятой Девы:

Царица благодатная! Я так Слаба, и знания мои некстати; Нести сей груз я не могу никак; Но вроде годовалого дитяти, Которое едва лепечет: «Мати!» — Вот так и я — стихи сказать спешу И в этом помощи Твоей прошу.

Вместе с тем Пролог вводит важнейшие для «Рассказа Аббатисы» темы недостаточности слов для выражения сути богословских доктрин троичности и высокого предназначения материнства, образцом которого и была Дева Мария. Само же упоминание «годовалого дитяти» в то же время передает и свойственный рассказу дух сентиментального благочестия, которое стало весьма популярным в Англии конца XIV в., когда резко усилились мистические настроения, вызванные кризисом схоластики. В этом сентиментальном благочестии чувство намного перевешивало разум и было главным критерием в мире религиозных ценностей верующих. Как мы помним, Чосер специально отметил сентиментальность Аббатисы еще в «Общем Прологе», рассказав, как она «боялась даже мышке сделать больно» и плакала над своими любимыми собачками.

«Рассказ Аббатисы» написан в жанре богородичного миракля. Истории, повествующие о чудесах, сотворенных Девой Марией, получили очень широкое распространение в эпоху позднего Средневековья, когда в Западной Европе окончательно оформился культ почитания Богородицы. Подобные истории тогда часто объединяли в специальные сборники (mariales), которые дошли до нас как на латыни, так и на французском и среднеанглийском языках. В большинстве этих мираклей Дева Мария чудесным образом спасала людей, попавших в, казалось бы, безвыходное положение, избавляя их от смертельной болезни или опасности и проявляя жалость к злостным должникам, разбойникам, а порой и убийцам и другим закоренелым грешникам.

Выбранный Чосером, или его Аббатисой, сюжет богородичного миракля, повествующего о том, как Дева Мария взяла под покровительство убитого евреями мальчика, который пел гимн в ее честь, был хорошо известен в XIV в. В большинстве из его версий Богородица оживляла мальчика, а евреи, покаявшись в содеянном, принимали крещение.

Как указали исследователи, антисемитизм часто встречался в средневековых мираклях о Деве Марии, авторы которых как будто бы напрочь забыли, что по своему рождению Богородица была еврейкой.1728 Причиной такой враждебности к евреям стала возникшая в эпоху крестовых походов неприязнь ко всем иноверцам (сюда входили, например, и сарацины, что проявилось в «Рассказе Юриста»). Свою роль здесь также сыграло и скептическое отношение иудаистских богословов к доктрине непорочного зачатия и рожденные на этой почве легенды о том, что евреи якобы пытались осквернить гробницу Девы Марии.

Отвергнув версии миракля с благополучным концом, Чосер взял для «Рассказа Аббатисы» наиболее жесткий вариант сюжета, в котором убийц подвергали пыткам и казни. На специфику такого выбора, скорее всего, повлияли события, случившиеся в Англии в XIII в., когда власти развернули жестокие гонения на евреев, приведшие, в конечном счете, к их изгнанию из страны (1290). Но уже за несколько десятилетий до этого изгнания, в 1255 г., против евреев в Англии было выдвинуто обвинение в ритуальном убийстве. Дело обстояло следующим образом. Живший в Линкольне мальчик по имени Хью, пытаясь поймать мяч, упал в выгребную яму на еврейской территории. Никто не заметил этого. Там его тело пролежало в течение 26 дней, пока его случайно не обнаружили гости, в большом количестве собравшиеся на пышную еврейскую свадьбу. Испугавшись, они пытались перепрятать тело мальчика, но его вскоре нашли. Поднялось волнение, начались погромы, и в результате около ста евреев было казнено. Мальчика же католическая церковь поспешила причислить к лику святых.

«Рассказ Аббатисы», написанный примерно через сто лет после изгнания евреев из Англии, строится на этом культурно-историческом фундаменте. Сам Чосер не мог видеть ни одного еврея у себя на родине, и, очевидно, поэтому он перенес действие рассказа за границу. Но хотя история Аббатисы повествует о совсем другом мальчике, убитом где-то в Азии, она сильно напоминает историю Хью из Линкольна, чье имя упомянуто в тексте. Аббатиса молится ему, прося о помощи.

Чосер внес ряд важных изменений в сюжет, вероятно, уже достаточно хорошо знакомый его читателям. Прежде всего он уменьшил возраст убитого школьника: во всех источниках ему не менее десяти лет, у Чосера — только семь. Мальчик еще не знает латынь, но пораженный красотой латинского гимна в честь Богородицы Alma Redemptoris Mater он просит своего старшего товарища объяснить смысл стихов, которые поют как антифон во время богослужения. Подобный сюжетный ход полностью соответствует сентиментальному благочестию рассказчицы.

Только у Чосера Богородица кладет на язык мальчика «зерно», которое позволяет ему петь гимн в ее честь и с перерезанным горлом, пока священник не убирает это «зерно» — и тогда Дева Мария тотчас берет мальчика «к Себе».

И, наконец, поэт добавил в рассказ, как, впрочем, и в Пролог, целый ряд литургических аллюзий. Так, например, мать убитого мальчика уподобляется Рахили, упомянутой в евангельском повествовании об убиении младенцев (Матфей, 2: 13-18). Цитируемый Матфеем отрывок из пророка Иеремии «Глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться; ибо их нет» (Иеремия, 31: 15) звучал и во время литургии в честь убиенных младенцев. Чосер же называет мать мальчика «новой Рахилью» (this newe Rachel), мальчика сравнивает с этими младенцами, а убивших его евреев — с Иродом:

О, Иродов новейших злое дело!

(В оригинале еще резче: О cursed folk of Herodes al newe, т.е. «О проклятый народ новых Иродов»).

Как и в тексте церковной службы, зернышко, положенное Богородицей на язык мальчика, напоминает о душе, которая, разлучившись с телом, «прорастет» на небе. Подобные примеры легко умножить.

Сам же рассказ, как и положено в миракле, целиком держится на чуде о силе Божьей, явленной «в немощи». Убитый семилетний мальчик и после смерти продолжает петь гимн в честь Богородицы Alma Redemptoris Mater (Благодатная Искупителя Мать). Слабость и беззащитность маленького мальчика здесь как бы противостоит стойкости и силе его наивной и безыскусной веры, а безутешное горе его матери, «новой Рахили», — всепобеждающей любви Богородицы, прообразу всех матерей, забравшей душу мальчика в рай. Эмоциональный элемент основанного на этих контрастах повествования крайне искусно обыгран поэтом — недаром же «Рассказ Аббатисы» получил тогда широкое самостоятельное хождение в рукописях. По всей видимости, его главными читателями были женщины.

Однако именно эта самая повышенная эмоциональность, свойственная сентиментальному благочестию эпохи, как раз и смущает современных читателей и критиков.

С одной стороны, возвышенно поэтический тон рассказа плохо сочетается с рядом его натуралистических подробностей. Они касаются, например, выгребной ямы (отхожего места), куда был брошен мальчик, и где он продолжал петь гимн в честь Богородицы. Противоречие показалось некоторым критикам столь разительным, что они даже усмотрели тут авторскую пародию на сам жанр миракля.1729 Вряд ли такое мнение справедливо. Во всяком случае, идея пародии никак не соответствует ни поэтичнейшему прологу, ни бросающемуся в глаза обилию литургических аллюзий, подтверждающих серьезность намерения автора, внутри рассказа, ни, наконец, характеру рассказчицы. Вернее всего предположить, что подобные несоответствия не смущали читателей позднего Средневековья.

Гораздо больше вопросов вызывает откровенный антисемитизм рассказа, который как бы служит обратной стороной сентиментального благочестия миракля Аббатисы. Евреи в рассказе изображены как существа совсем другого порядка, чем христиане. По меркам современной фантастики они подобны злобным пришельцам-инопланетянам, вторгшимся в земное пространство. Евреи резко отличаются от христиан по трем основным признакам — пространственному (они живут в обособленном мире гетто), психологическому (они крайне озлоблены) и духовному (у них другая, ложная вера). По словам Аббатисы, они все — отъявленные пособники Сатаны. (Our firste foo, the serpent Sathanas, / That hath in Jues herte his wasps nest, т.е. Наш первый враг змий сатана, который свил себе осиное гнездо в сердцах евреев, — говорит рассказчица). Очевидно, что с ее точки зрения жестокие пытки и страшная казнь, которой подвергли евреев, — вполне заслужены. Недаром же вершащий правосудие шериф, вынося приговор, объявляет:

Да будет зло тому, кто злонамерен! (Yvele shall have that yvele wol desrve!)

Но думает ли так и сам Чосер? Ученые по-разному отвечают на этот вопрос, и не все эти ответы кажутся убедительными.

Вряд ли можно согласиться с утверждением, что Чосер просто запечатлел в своем рассказе предрассудки, свойственные его эпохе, как бы выразив общее мнение по поводу евреев, которого придерживались все его современники. Как показали исследователи, многие современники Чосера, как светские, так и духовные, не принимали узколобого фанатизма и ксенофобии и видели в евреях народ, открывший миру единобожие и отличающийся высокой нравственностью, который следует не преследовать и уничтожать, но стараться привести ко Христу.1730 Так, например, Уильям Ленгленд в «Видении о Петре Пахаре», поэме, которую Чосер должен был наверняка знать, отозвался о нравственности евреев и их любви к ближнему как об образце, достойном подражания среди христиан (В. IX. 83-7, В. XV. 383). Видимо, Чосер, или его мадам Эглантина, не разделяли такие воззрения.

Трудно согласиться и с приведенным выше мнением о «Рассказе Аббатисы» как о пародии или сатире на жанр миракля. Большего внимания, однако, заслуживает точка зрения многих ученых XX в., которые увидели в рассказе сатиру или, по крайней мере, иронию, связанную с рассказчицей мадам Эглантиной. Подобная гипотеза отсылает нас прямо к портрету Аббатисы в «Общем Прологе» с его «обаятельно несовершенным подчинением женского начала церковному».

Двусмысленно звучащий девиз на брошке мадам Эглантины «Любовь побеждает все» в рассказе как бы «работает наоборот». Первые слова богородичного гимна Alma Redemptoris, напоминающие о милосердной любви Девы Марии к людям, впавшим в грех, несколько раз повторяются в тексте, служа своеобразным контрапунктом всего повествования.1731 Однако рассказчица словно не слышит этой мелодии. Ее собственная любовь — крайне избирательна. Аббатиса, разумеется, жалеет азиатского мальчика и его несчастную мать. Но дальше этого ее любовь к ближнему не простирается. Как было сказано, она выбрала самый жесткий вариант сюжета, где виновные наказаны согласно ветхозаветному закону равномерного воздаяния — око за око и зуб за зуб. Но ведь Иисус Христос упразднил этот закон в Нагорной проповеди, сказав: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говоря вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Матфей, 5: 38-39). Похоже, что сентиментальная Аббатиса, плачущая о мышках и собачках, забыла этот завет Христа. Ни о какой милосердной любви, «все покрывающей и никогда не перестающей», тут нет и речи. Вопреки сентиментальному благочестию Аббатисы, жесткий иудейский закон, а не христианская благодать парадоксальным образом определяет движение данной сюжетной линии ее рассказа. А это, согласно такому толкованию, ставит под сомнение и само ее благочестие, да и весь рассказ в целом.1732

Весьма интересно предположение тех исследователей, которые считают, что рассказ был написан по специальному заказу в 1387 г., а затем уже в середине 90-х годов в отредактированном виде включен в книгу. Известно, что местом особого почитания якобы убиенного евреями и причисленного к лику святых мальчика Хью был собор в Линкольне, к общине которого принадлежал влиятельный герцог Ланкастерский. В 1387 г. Ричард II должен был посетить этот собор. Чтобы отметить королевский визит, герцог Ланкастерский вполне мог заказать Чосеру специальную поэму через его жену Филиппу, которая в то время находилась в услужении у семьи герцога.1733 Не все исследователи согласны с подобной гипотезой. Но если она верна, то антисемитизм рассказа можно объяснить, сославшись на исторические реалии момента. Однако сама жесткость постановки этой проблемы все равно оставляет сомнения у большинства современных читателей.

Вслед за паузой, которая наступила после грустного «Рассказа Аббатисы», затеявший соревнование трактирщик, решив поменять настроение компании, снисходительно обращается к Чосеру-паломнику и просит его рассказать веселую историю (a tale of myrthe). Держащийся особняком и глядящий «в землю носом», Чосер-паломник, явно смутившись, говорит, что помнит лишь одну старинную поэму подобного рода, которую он тут же и начинает:

Внемлите, судари! Сейчас Я вам поведаю рассказ Веселый и забавный. Жил-был на свете сэр Топас, В турнирах и боях не раз Участник самый славный.

Уже из этой первой строфы «Рассказа о сэре Топасе» ясно, какой жанр избрал рассказчик — это рыцарский роман. Сразу же видно также, что перед нами не высокий образец жанра, весьма популярного тогда в основном благодаря французским авторам, типа Кретьена де Труа. В Англии лучшим образцом данной высокой ветви рыцарского романа стал «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь», эхо которого мы слышали в «Рассказе Рыцаря» и в «Рассказе Сквайра». Но на этот раз перед нами низовая разновидность рыцарского романа, более близкая английскому фольклору или народным балладам, и не менее популярная тогда благодаря бродячим менестрелям. До нас дошло множество рукописей подобных среднеанглийских романов, которые Чосер наверняка хорошо знал с детства. Можно назвать среди них, например, такие анонимные произведения, как «Гай из Варвика», «Бевис из Хэмптона», «Сэр Лаунфол», «Томас из Эрлседуна», «Сэр Тристрам» и ряд других, помещенных в специальном разделе книги, содержащей «Источники и аналоги Кентерберийских рассказов».1734 Ни одно из названных произведений не послужило источником сюжета «Рассказа о сэре Топасе», но все они, вместе взятые, создали тот фон, на котором держится повествование Чосера, весело обыгрывающее условности этого низкого жанра.

Как и многие такие романы, «Рассказ о сэре Топасе» написан особым стихом — доггерелем (doggerel). В данном случае это ямбы, порой очень близкие дольнику, с неравностопной строфой (здесь есть четырехстопные, трехстопные и даже одностопные строки) и с так называемыми хвостовыми рифмами (tail-rhymes), которые обычно использовались в шуточных жанрах. (По аналогии доггерелем стали также называть всякий ковыляющий, плохой стих).1735

Большинство таких рыцарских романов имело строфы, насчитывающие двенадцать строк. У Чосера их только шесть, как в первой части «Бевиса из Хэмптона». Первые строфы «Рассказа о сэре Топасе» рифмуются по схеме aabaab или aabccb и состоят из четырех и трехстопных строк. В конце рассказа поэт использует также и одностопные строки, как в «Сэре Тристраме», в четырех случаях добавляя лишние три строки с разными рифмами. Как полагают исследователи, такое метрическое разнообразие в рассказе пародирует бесцельные, никак не оправданные смыслом повествования эксперименты с метром в некоторых из народных романов.1736

Как правило, искусно находящий рифмы Чосер здесь в подражание таким романам нарочно пользуется неряшливой рифмовкой, допуская повторение одного и того же слова, опуская конечное е и прибегая к избитым фразам, типа it is no nay. Лексика «Рассказа о сэре Топасе» также имитирует народную поэзию, позволяя поэту употреблять слова и их формы, которых больше не встретишь на страницах его книги — child в значении рыцарь, downe в значении холм, listeth в значении listen и т.д.

Все это намеренно делает начало рассказа о подвигах сэра Топаса комически-несуразным. Аналогичным образом Чосер обыгрывает и привычные для рыцарского романа элементы сюжета — описание внешности героя, его облачение в рыцарские доспехи, его влюбленность в прекрасную даму, его странствие и подвиги. Все это комически снижено и перевернуто с ног на голову.

Уже само имя юного рыцаря Топас (видимо, происходящее от слова топаз, драгоценный камень) скорее подобает прекрасной героине, чем отважному рыцарю. Вызывает сомнение и место рождения сэра Топаса — Фландрия, в представлении большинства англичан того времени, вовсе не героическая страна лавочников. Внешность юного рыцаря более женственна, чем мужественна, и в целом достаточно абсурдна. Белый цвет его лица подобен сдобной булочке (payndemayn), губы красны, как лепестки розы; у него «красою знаменитый» нос, а шафрановая борода свисает до пояса. Под стать внешности и одежда сэра Топаса — туфли из кордовской кожи, коричневые чулки из Брюгге и дорогой шелковый камзол, больше подобающие купцу, чем рыцарю.

Когда под конец рассказа Чосер описывает ритуал облачения героя, то он вопреки рыцарской традиции начинает с детали туалета, невозможной в высоком жанре и мало уместной даже в низком, — подштанников из тонкой ткани:

На тело белое свое Надев исподнее белье Из ткани полотняной…

Затем поэт сообщает, что Топас надевает белую рубашку, предназначенную для ношения герба (surcoat), который почему-то отсутствует, пристегивает пустые ножны из слоновой кости и берет в руки мягкий и тяжелый золотой щит, явно неспособный отразить нападение врага. Точность деталей тут совмещается с их комической абсурдностью.1737 Облачившись, сэр Топас забыл взять меч и надеть шпоры. Они, впрочем, и не нужны его идущей иноходью, смирной, серой в яблоках лошадке.

Как и положено юному воину, Топас увлекается спортом. Но это совсем не аристократические, а скорее буржуазные виды спорта — борьба (вспомним Мельника, который считался чемпионом) и стрельба из лука, что, очевидно, призвано напомнить читателю о «низком», фламандском происхождении героя. Топас томится любовной страстью, но он влюблен в фею, о которой только где-то слышал, но никогда не видел. Доехав по лесу до царства фей, он встречает грозного великана, от которого быстро ретируется, обещая, впрочем, вернуться обратно. Это как бы подвиг «наоборот», и ситуация Давид — Голиаф здесь откровенно вывернута наизнанку. Топас бежит от великана, а тот бросает ему вдогонку камни, но, к счастью, не попадающие в цель. И так далее в том же роде. Все условности жанра тут соблюдены, и все доведены до абсурда.

Понятно, почему Гарри Бейли прерывает Чосера-паломника, в сердцах восклицая:

Клянусь крестом, довольно! Нету сил! — Трактирщик во весь голос завопил, — От болтовни твоей завяли уши. Глупей еще не слыхивал я чуши.

Возможно, и другие паломники думают так же. Иное дело читатели или слушатели, которые наверняка сразу же оценили озорную и изобретательную пародию Чосера, напомнившую современным критикам пьесу о Пираме и Фисбе из «Сна в летнюю ночь». Поэт смеется здесь и над незадачливым Чосером-паломником, якобы не умеющим рассказывать истории, и над всем хорошо известной с раннего детства народной поэзией, на которой он сам вырос и традиции которой сумел впитать и преодолеть. Но смех не исключает любви. Смеясь над штампами такой поэзии, выворачивая их наизнанку, Чосер в то же время как бы и объясняется ей в любви. Ведь без ее фундамента не было бы и его собственных стихов. Все это в свою очередь приводит поэта к важнейшим для него вопросам о месте и роли автора в его творении и о сути сочинительства, которые он будет ставить и дальше в своих поздних рассказах вплоть до финального «Отречения». В данном же рассказе Чосер-автор и Чосер-паломник, которому якобы не хватает «ума и уменья», не только противостоят друг другу, но и объединяются в веселой игре, объектом которой становится в том числе и недалекий трактирщик, думающий, что он управляет другими и может правильно судить их рассказы.

Тем не менее Гарри Бейли, грубо оборвав Чосера-паломника, все же дает ему второй шанс попробовать свои силы:

Пусть тот рассказ в стихах иль в прозе будет, Но пусть он мысль и радость в сердце будит.

В подлиннике трактирщик вновь возвращается к своему критерию приятного и полезного: som murthe or som doctryne. Пытаясь реабилитировать себя, Чосер-паломник на этот раз выбирает «нравоучительный рассказ», который он именует «безделкой в прозе» (litel thyng in prose — т.е. маленькой вещичкой в прозе) и «забавной историей» (a murye tale). Теперь это будет рассказ, который многие могли слышать в «разной форме от разных людей» (in sondry wyse / Of sondry folk). Продолжая игру, Чосер-паломник в роли неумелого рассказчика предлагает слушателям почти дословный перевод знакомой им истории, как бы снимая с себя ответственность за ее содержание и манеру изложения. За все, мол, отвечает автор оригинала.

На самом деле «Рассказ о Мелибее» — весьма длинный и совсем не такой уж забавный. Старясь объяснить это, казалось бы, вопиющее противоречие, некоторые исследователи усмотрели здесь шутку или даже месть Чосера-паломника трактирщику как самопровозглашенному литературному критику, которого он заставляет теперь выслушать длинную и, на вкус людей XX в., скучнейшую историю.1738 Однако большинство ученых не приняли такую трактовку, указав, что «Рассказ о Мелибее» слишком длинный, чтобы быть шуткой над трактирщиком или самим неумелым рассказчиком или чтобы его можно было считать пародией на жанр нравоучительной повести.1739 Да и современникам Чосера этот рассказ, судя по количеству дошедших до нас рукописей, где он представлен самостоятельно, без других историй книги, вовсе не казался скучным или малоудачным в художественном отношении.

По жанру «Рассказ о Мелибее» представляет собой нравоучительный трактат и является переводом французского сочинения доминиканского монаха Рейно из Лувена под названием «Книга о Мелибее и даме Разумнице», вышедшего в свет вскоре после 1336 г. и быстро ставшего весьма популярным среди читателей как во Франции, так и в Англии. Само же это сочинение было свободным переводом латинской «Книги утешения и советов» итальянского судьи Альбертано из Брешии, написанной в 1246 г. (Поэт уже опирался на его трактаты в «Рассказе Купца».) Как считают текстологи, Чосер вряд ли был знаком с латинским оригиналом и пользовался лишь французским переводом.

Версия Чосера достаточно близка «Книге о Мелибее и даме Разумнице», хотя поэт и внес в свой текст некоторые изменения. Так, он сократил следующую фразу: «Несчастна страна, которой управляет ребенок». В Англии конца XIV в. подобное утверждение могло бы показаться крайне неуместным, если не сказать опасным. Ведь уже в 1372 г. стало ясно, что главный наследник престола Черный Принц опасно болен и его место займет маленький Ричард, ставший впоследствии Ричардом II. Но и после того, как тот достиг совершеннолетия, эта фраза все равно могла вызвать неудовольствие сильных мира сего. Особенно, если принять во внимание довольно распространенную гипотезу о том, что Чосер написал историю о Мелибее сначала в жанре совета государю и лишь потом, слегка изменив ее, включил в книгу. Подобную гипотезу косвенно подтверждает и другое изменение, которое поэт внес в свой перевод французского оригинала, — он значительно усилил раздел о важности милосердия для правителя, что тоже могло быть воспринято как совет юному королю. Кроме того, некоторые ученые предположили, что в начале работы над книгой Чосер хотел отдать этот рассказ Юристу, который обещал рассказать историю в прозе, но затем отказался от этой идеи. Однако все эти гипотезы, какими бы правдоподобными они ни казались, остаются только гипотезами, и мы имеем дело с текстом, вошедшим в книгу и отданным Чосеру-паломнику.

Итак, перед нами длинный нравоучительный трактат в прозе, написанный в форме диалога в подражание «Утешению философией» Боэция. Как и у римского философа, женщина, обладающая несомненным интеллектуальным превосходством, в данном случае жена героя, путем тонко аргументированных доводов помогает ему увидеть истинное благо и справиться с постигшим его несчастьем.

Вернувшись однажды после приятной прогулки в полях, Мелибей, к своему ужасу, обнаружил, что во время его отсутствия враги пробрались к нему в дом и избили его жену и опасно ранили дочь. Придя в ярость, Мелибей клянется отомстить, но жена уговаривает его проявить терпение и не делать ничего сгоряча, предлагая собрать друзей и спросить у них, нужно ли ему начинать войну. Друзья дают противоречивые советы, а Мелибей по-прежнему жаждет мести. Тогда жена, успевшая уже отчасти охладить его пыл, с его согласия тайно встречается с обидчиками мужа и убеждает их в преимуществе мира и покаяния. Обидчики вручают свою судьбу в ее руки. В конце концов, Мелибей принимает их извинения и по совету жены прощает их.

Вся эта история имеет и аллегорический подтекст. Имя главного героя Мелибей означает «пьющий мед», т.е. в переносном смысле человек, живущий чувствами и страстями мира сего. Именно поэтому три его главных врага «плоть, дьявол и мир сей» наносят пять ран, соответствующих пяти чувствам, его дочери по имени София (Мудрость). Недаром жена Мелибея госпожа Разумница (Prudence), олицетворяющая разум, который должен господствовать над чувствами, пытаясь наставить мужа на путь истины, говорит ему:

«Слишком много вкусил ты медовой сладости богатства бренного, радостей и почестей сего мира, так что ты пьян ими и почти забыл Иисуса Христа, Создателя твоего; ты не почитал Его так, как следовало бы, и не поступал по словам Овидия, говорившего, что под медом, услаждающим твой вкус, скрыт яд, убивающий душу. И Соломон говорит: “Нашел ты мед — ешь, сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться и не изблевать его”. И, возможно, Христос презрел тебя и отвернул от тебя лицо свое, и слух свой закрыл для слов милосердия, и также попустил Он, чтобы ты понес наказание, подобающее твоему проступку».

Однако Мелибей оказывается способным также пить и мед мудрых слов жены и потому, в конечном счете, справляется со своими несчастьями, вняв доводам разума. Ибо, как говорит госпожа Разумница, ссылаясь на послание апостола Иакова: «Суд без милости не оказавшему милость». Мудрость же самой Разумницы имеет явно выраженный религиозный характер, поскольку для нее источником разума, как и всех истинных благ, является Бог. Чосер-паломник постоянно подчеркивает этот трансцендентный аспект мудрости на протяжении всей истории, тем самым сближая ее с другими религиозными рассказами книги, особенно с «Рассказом Священника».

Интересно, однако, что форма изложения этой мудрости в «Рассказе о Мелибее» ничуть не менее, а может быть, даже и более важна, чем ее суть. Вся речь госпожи Разумницы полна нравоучительных сентенций, взятых либо из Библии, либо из творений известных мыслителей, высказывавшихся по данному поводу. Такие бесконечные отсылки к авторитетам вполне в духе средневековых трактатов, где, как было принято считать, они не замедляли, но украшали движение мысли.

Не менее важен и тот факт, что здесь их произносит женщина. Отстаивая свое право на мудрость, госпожа Разумница включается в развернутый на страницах книги дискурс о роли и месте женщины. Парадоксальным образом некоторые аргументы жены Мелибея подозрительно напоминают рассуждения Женщины из Бата. Чего стоят хотя бы эти слова Разумницы:

«Отсюда понятно, что если бы женщина не была хороша, а советы ее добры и полезны, то Господь Бог наш не создал бы ее и не назвал бы ее помощницей мужа, а скорее ему помехой. И как сказал в стихах один ученый человек: “Что лучше золота? — Яшма. — А что лучше яшмы? — Мудрость. А что лучше мудрости? — Женщина. — А что лучше хорошей женщины? — Ничего”».

Но вместе с тем Разумница и противостоит сумасбродной Алисон, являя собой образец терпения и самообладания. И это уже напрямую связано с другим аспектом средневекового дискурса о роли женщины, противостоящим антифеминистким тенденциям и не менее сильным и влиятельным, чем они. Его богато иллюстрирует средневековая иконография, изображавшая Мудрость, Богословие и Философию в женском обличии, и многочисленные жития, наделявшие женщину самыми высокими достоинствами, примером чему служили святые жены и девы и, конечно же, Сама Богородица. Чуткий слух Чосера воспринял и эту тенденцию, дав ей место в книге. И тут Разумница встает в один ряд с такими героинями книги, как Констанца, Гризельда и святая Цецилия.

Именно так воспринял «Рассказ о Мелибее» трактирщик, который, едва дождавшись его конца, сразу же стал жаловаться на собственную жену, совсем не похожую на кроткую Разумницу. Супруге Гарри вовсе не интересна мудрость, а мира в их семейной жизни нет и следа. Судя по словам трактирщика, они с женой как бы поменялись ролями. Она крайне агрессивна и жаждет мести, постоянно провоцируя его, а он лишь пробует образумить ее. Но все тщетно:

«О подлый трус! Не смеешь наказать Обидчицу. Садись тогда за прялку, А нож мне дай, чтоб заколоть нахалку». И так с утра до вечера вопит, И в доме коромыслом дым стоит…

А затем Гарри обращается к Монаху. Шутливо обыгрывая знакомые нам по «Общему Прологу» немонашеские черты внешности и характера этого персонажа, трактирщик просит его рассказать следующую историю. Монах, терпеливо и снисходительно проигнорировав не очень тактичные шутки Гарри — не опускаться же ему до уровня простого трактирщика, — дает согласие поведать паломникам ряд «трагедий», особых нравоучительных историй, которых у него в кельи записано не менее сотни.

Для Монаха, как и для его средневековых слушателей, незнакомых с «Поэтикой» Аристотеля, трагедия была особым нарративным жанром, никак не связанным с театром. Само такое понимание трагедии, очевидно, восходит к известным строкам «Утешения философией», где госпожа Философия говорит: «И что иное оплакивает трагедия, как не безжалостные удары Фортуны, внезапно сокрушающей счастливые царствования?» (II, проза 2).1740 Чосер в глоссарии к собственному переводу этих строк Боэция так откомментировал их: «Трагедия — это поэтическое произведение о длящемся некоторое время счастье, которое оканчивается бедой».1741 Очевидно, однако, что акцент у поэта смещен с судьбы государств на судьбы отдельных людей, хотя то и другое очень часто связано. На основании такого понимания этого жанра Чосер и назвал свою поэму «Троил и Крессида» трагедией.

А вот как Монах раскрыл суть жанра в конце пролога к своему рассказу:

Трагедию бы я определил Как житие людей, кто в славе, в силе Все дни свои счастливо проводили И вдруг, низвергнуты в кромешный мрак Нужды и бедствий, завершили так Свой славный век бесславною кончиной.

Открывающие же «Рассказ Монаха» строки еще раз подчеркивают личный аспект его историй:

Хочу воспеть в трагической манере Стоявших в этом мире выше всех, А после испытавших в полной мере Крушение надежд и неуспех; Кого разлюбит счастие, — от тех Уже не отвести судьбы удары.

Соответственно, «Рассказ Монаха» представляет собой целую коллекцию подобных трагедий, написанных римской октавой со сложной рифмовкой по схеме ababbcbc и насчитывающих от одной до шестнадцати строф. С дородным и жизнелюбивым Монахом из «Общего Пролога», увлекающимся охотой и любящим изысканную кухню, они связаны лишь самым косвенным образом — многие монахи того времени записывали в своих кельях разного рода нравоучительные истории. И как будто бы не больше того, если не считать чисто светского пафоса рассказа.

Источники сюжетов вошедших в рассказ историй весьма многообразны. Среди них можно назвать и Библию, и апокрифы, и Овидия, и Боэция, и Данте, и «Роман о Розе», и любимого пятым мужем Алисон из Бата «Теофраста Валерия», и даже ряд событий недавнего прошлого, о которых Чосер узнал во время своих путешествий в Италию. Это истории Педро Испанского, Петро Кипрского и Варнавы Ломбардского. Возможным же образцом для всей коллекции послужила написанная на латыни книга Боккаччо «О несчастиях знаменитых людей».

В качестве примера таких трагедий приведем историю Петро Кипрского, убитого совсем недавно, в 1369 г.:

О славный Петро, Кипра властелин, Под чьим мечом Александрия пала! Тем, что сразил ты столько сарацин, Ты приобрел завистников немало. За доблесть ратную твои ж вассалы Сон утренний прервали твой навек. Изменчив рок, и может от кинжала Счастливейший погибнуть человек.

Король Кипра Петр (Пьер де Лузиньян), в армии которого служило много английских наемников, был хорошо известен в Англии, поскольку Эдвард III оказал ему теплый прием в 1363 г. Комментаторы, однако, указали, что он был убит вовсе не «за доблесть ратную», но за свой жестокий и деспотический нрав.1742 Тем не менее, возможно, что для Чосера он все же оставался образцом рыцарства, каким его изображали современники.

Но если источники сюжета историй Монаха сильно разнятся между собой, то сами истории, в общем-то, очень похожи друг на друга. Героями Монаха стали как плохие (Нерон, Антиох Епифан и т.д.), так и хорошие (Геркулес, Александр Македонский и т.д.) люди, чье падение произошло по самым разным причинам — порой заслуженно, а порой и нет. Но для Монаха все они в равной мере жертвы прихотливой и непредсказуемой Фортуны. Однако в его размышлениях об их трагедии присущее Боэцию и проявившее себя в «Рассказе Рыцаря» христианское осмысление судьбы как цепи случайностей, над которой нужно подняться силой духа и веры, сведено к минимуму или полностью отсутствует. Все внимание рассказчика вопреки его духовному званию целиком обращено к «лежащему во зле» миру сему, где нет стабильности и невозможно счастье.

Более того. Рассказу в силу схожести вошедших в него историй, присущ привкус монотонности. Неизбежная в подобного рода однотипных сборниках, эта монотонность как бы намеренно противостоит богатому сюжетному и стилистическому разнообразию всей книги в целом. Она и объясняет, почему Рыцарь, иначе осмысливший повороты колеса Фортуны, прерывает Монаха, который мог бы без особого труда поведать все сто хранящихся в его келье историй, усыпив компанию паломников. Но хорошего понемногу. Рыцарю надоели рассказы с плохим концом, он хочет услышать счастливую историю о повороте Колеса Фортуны вверх, о том, «как низкий званьем славен и велик / Стал и пребыл».

Это мнение Рыцаря активно поддерживает и самопровозглашенный арбитр состязания Гарри Бейли, порицающий Монаха за уныние и страх, которые он «нагнал… на всю компанию». После того как Монах отказывается рассказать еще одну историю про свой излюбленный вид спорта охоту, трактирщик обращается к Монастырскому Капеллану, прося его развеселить компанию, и тот сразу же дает согласие.

Монастырский Капеллан, один из трех священников женского монастыря, сопровождающих Аббатису, — быть может, самый загадочный и дразнящий воображение персонаж книги. О нем практически ничего не сказано в «Общем Прологе», да и из сюжетных интерлюдий между рассказами мы тоже узнаем крайне мало. Но именно эта скудность информации и дала критикам возможность самим придумать его образ. Согласно одной такой гипотезе, он якобы является веселым, энергичным, розовощеким молодым человеком, какой и нужен Аббатисе в качестве ее телохранителя.1743 Согласно другой, он робкий и болезненный человек средних лет, к которому трактирщик обращается свысока на «ты», чего он не позволяет себе в отношениях с Монахом. Капеллан якобы находится под каблуком у Аббатисы, и его явно раздражает гораздо более удачливый и довольный собой Монах.1744

Хочется заметить, что все эти гипотезы находятся лишь на уровне домыслов и говорят нам больше о выдвинувших их критиках и их подходе к литературе, чем о самом Капеллане. Но у нас есть текст его рассказа, который все исследователи единогласно считают одним из лучших, если не самым лучшим в книге.

У «Рассказа Монастырского Капеллана» свой особый жанр. Это басня с чертами животного эпоса и ироикомической поэмы, которые, если не полностью взрывают сам жанр басни, то весьма сильно трансформируют его, помогая Чосеру создать очень занимательный, веселый и вместе с тем сложный рассказ, обыгрывающий темы многих предшествующих историй книги.

Сюжет рассказа достаточно прост. На скотном дворе у бедной вдовы, едва сводящей концы с концами, живет красавец петух Шантиклэр в компании со своими семью женами, любимую из которых зовут Пертелот. Как-то ночью Шантиклэру приснился страшный сон — он увидел во дворе их дома опасного желто-красного зверя, похожего на собаку, который хотел напасть на него, грозя ему «смертью неминучей». Шантиклэр счел этот сон вещим, но Пертелот увидела в нем лишь результат обжорства и несварения желудка. В развернувшейся между супругами дискуссии о смысле и значении снов Шантиклэр одерживает верх, но из любви к жене он все же отправляется во двор, где, притаившись под кустом, его ждет коварный лис. Хитрой лестью лис заманивает петуха в ловушку, заставив его закрыть глаза, а затем хватает его за шею и пытается унести в лес к себе в нору. Крики Пертелот и остальных жен Шантиклэра поднимают на ноги всех обитателей дома, которые бросаются на его выручку в погоню за лисом. Но петушок сам находит выход. Он убеждает лиса открыть рот, чтобы сказать преследователям: «Случалось, не таких видал». Лис слушает его, а Шантиклэр, вырвавшись из его пасти, взлетает на дерево, откуда его уже нельзя достать. Лис хитростью вновь пытается заманить его в ловушку, но петух стал умнее и больше не поддается на лесть.

Как считают исследователи, источник сюжета о приключениях хитрого лиса и падкого на лесть петуха восходит к знаменитой басне Эзопа о вороне и лисице. Двойной же поворот сюжета, согласно которому лис уговаривает свою жертву закрыть глаза, а та убеждает его открыть рот, можно найти в латинском сборнике басен XI в., а в XII в. жертвой лиса уже становится не ворона, но петух.1745 Чосер, скорее всего, прочел эту басню в переложении, сделанном Марией Французской (XII в.), хотя к XIV в. уже существовали и английские варианты басни. Однако самой по себе небольшой басни было для Чосера мало. В качестве второго основного источника сюжета рассказа поэт взял широко известный тогда французский «Роман о Лисе», написанный в жанре животного эпоса, главным героем которого был находчивый и изворотливый лис Ренар (XII-XIII в.). Именно оттуда Чосер заимствовал идею об огороженном дворе, где живут куры, образ любимой жены петуха и его вещий сон.

Тем не менее сама история лиса и петуха занимает в «Рассказе Монастырского Капеллана» как будто бы непропорционально маленькое место — примерно одну десятую текста. Остальное пространство повествования отведено разного рода дискуссиям и отступлениям, материалы которых восходят к многочисленным источникам, начиная от Библии и античной литературы вплоть до современной Чосеру философии и теологии. Все эти дискуссии и многочисленные отступления, содержащие подчас собственные маленькие истории, постоянно вторгаются в рассказ, прерывая его и как бы ненамеренно замедляя его действие. Однако это комическое неумение рассказчика справиться с темой блестяще обыгрывает авторский замысел, воплощенный с виртуозностью художника, достигшего вершин мастерства. Рассказу присуща сложная, многослойная композиция, где один пласт повествования накладывается на другой или возникает внутри третьего, и все они действуют подобно системе отражающих изображение друг друга зеркал. Такая композиция дала поэту замечательную возможность запечатлеть не только свое многозначное видение комедии человеческой жизни, но и коснуться занимавших его религиозных, философских, социальных и литературных проблем. Недаром же многие исследователи называют «Рассказ Монастырского Капеллана» миниатюрным подобием всей книги в целом.

Рассказ открывается описанием «лачуги ветхой», где в убогой бедности, но «без ропота на горе и невзгоды» вместе с двумя дочерьми живет трудолюбивая подобно пчелке вдова.

Равно как пища скуден был наряд. От объеденья животы болят — Она ж постом здоровье укрепила, Работой постоянной закалила Себя от хвори: в праздник поплясать Подагра не могла ей помешать. И устали в труде она не знала. Ей апоплексия не угрожала…

Эта честная и вопреки всем невзгодам довольная своей судьбой труженица вместе со своими соседями-бедняками вновь появится лишь в конце рассказа в сцене погони за лисом. Но ее присутствие создает тот фундамент, на котором держится повествование, и вместе с тем является его первым пластом, готовящим появление следующих.

А следующий пласт после низкого речевого регистра, вполне уместного и, наверное, единственно возможного при описании живущей в бедности, но не в обиде вдовы, поражает читателя намеренным контрастом. Заземляя и в то же время парадоксальным образом комически возвышая перспективу зрения, Чосер теперь обращается к огороженному плетнем двору, своеобразному пасторальному оазису рассказа, и от людей переходит к главным героям истории — животным.

Тут-то и появляется главный герой рассказа — «не знающий себе равных» красавец-петух Шантиклэр, чей голос поутру звучит «звончей и громогласнее органа, / Что только в праздник голос подавал». Заговорив о петухе, поэт сразу же поднимает регистр речи и тем как бы возвышает Шантиклэра над простыми смертными:

Зубцам подобен крепостного вала, Роскошный гребень был красней коралла, А клюв его был черен как гагат; Лазоревый на лапах был наряд, А епанча — с отливом золотистым, И когти крепкие белы и чисты.

Как указали комментаторы, образ башенных зубцов (в подлиннике стены замка — castel-wal) резко меняет перспективу зрения читателей, заставляя их взглянуть на петуха, подобно цыплятам, снизу вверх.1746 Увиденный в таком ракурсе царственный петух вполне может стать достойным героем как рыцарского романа (или пародии на него), так и ироикомической эпопеи.

Любопытно, что в свое время известный литературовед Лесли Хотсон обратил внимание на схожесть окраски перьев Шантиклэра с цветами герба Генриха Болинброка, украшавшими рыцарские одежды, которые тот надел, чтобы вступить в поединок с герцогом Норфольским Мобри в 1398 г. (Шекспир описал этот несостоявшийся поединок в хронике «Ричард II».) Действительно, цвета герба Болинброка — те же, что и у петуха: золотой, красный и голубой с черным.1747 Подобное сходство вызывает соблазн отождествить Шантиклэра с Генрихом, тем более, что судьба последнего, как и судьба петуха, воспроизвела движение Колеса Фортуны вниз, чтобы затем вновь взлететь вверх. В 1398 г. король Ричард II изгнал Болинброка из Англии, но тот вскоре вернулся обратно и, узурпировав власть, стал королем Генрихом IV. Думается все-таки, что весьма осторожный и мудрый придворный, каким был Чосер, вряд ли бы отважился искушать судьбу, изобразив короля в виде петуха, — ведь Генрих принял и обласкал его. В лучшем случае, — здесь лишь намек, дразнящий воображение и не допускающий однозначной расшифровки.

Интересна и другая ассоциация, связанная с великолепной внешностью Шантиклэра и отсылающая нас к библейской «Книге Иова». И эта ассоциация, которая вполне могла возникнуть у первых читателей, тоже далеко не однозначна. В библейском тексте сказано: «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» (Иов, 39: 13). Здесь Бог, отвечая Иову из бури, показывает ему непостижимые человеческому разуму красоту и величие вселенной, которая населена свободными и живущими по собственным законам Божьими тварями. Среди них рядом с могущественным бегемотом и таинственным левиафаном, есть и неповторимые в своей индивидуальности павлин и страус. И они тоже могут вызвать восхищение своей красотой и способностью с высоты полета «посмеиваться коню и всаднику его».

В «Рассказе Монастырского Капеллана» таким удивительным существом по аналогии как будто бы является Шантиклэр. Выведенный здесь петух, несомненно, поражает красотой и великолепием, ученостью и блестящим даром речи. Куда уж больше! Казалось бы, и он тоже воплощает неподвластное разуму чудо природы. Так, наверное, и было бы, если бы не жанровые законы басни. Ведь очеловеченный Монастырским Капелланом Шантиклэр вовсе не живет свободной и независимой жизнью природы. В курятнике действуют нормы человеческого общества, а удивительный петух слишком хорошо знает себе цену. На поверку оказывается, что красота и великолепие, ученость и дар речи питают его гордыню и дают ему повод к тщеславию, провоцируя его падение и чуть не лишая его жизни. Как часто бывает в ироикомическом жанре, Шантиклэр — одновременно герой и антигерой, блестяще образованный царственный красавец, подобно султану владеющий целым гаремом, и забавная, по-своему недалекая, но очень милая говорящая птица.

С по басенному очеловеченным петухом связана и еще одна библейская ассоциация, возникающая в тексте рассказа. Согласно ей, огороженный плетнем курятник уподобляется райскому саду, а сам Шантиклэр — Адаму. Многие средневековые толкователи объясняли грехопадение Адама тем, что он, отвергнув доводы собственного разума, поддался голосу чувства и послушался Еву, вкусив запретный плод. Именно так и поступил Шантиклэр, проигнорировав предупреждение своего вещего сна и согласившись с Пертелот:

Капризы женские приносят зло, Капризом женским в мир оно пришло И выжило Адама вон из рая, Где жил он без греха, забот не зная.

Но и эта ассоциация, от которой рассказчик тут же и отказывается, тоже возникает, чтобы подразнить читателя и разбиться о текст рассказа. Ведь речь все-таки идет о курах и курятнике, куда Шантиклэр, обхитрив лиса, благополучно возвращается, чтобы продолжить радостную и беззаботную жизнь со своими семью женами. Рассказ не поддается аллегорической расшифровке, и было бы крайне наивно видеть в чудесном спасении героя аналогию с воскресением.

Среди семи жен петуха есть одна, которую Шантиклэр любит «всех жарче», — прекрасная Пертелот, которая наделена достоинствами куртуазной дамы. Она «куртуазна, учтива, обходительна и общительна» (Curteys she was, discreet, and debonair, / And compaignable). Оказывается, рыцарские нравы проникли и в курятник. Беседы живущих тут супругов явно пародируют куртуазную риторику не только средневековых романов, но и — в контексте книги — «Рассказа Рыцаря». Чего стоит хотя бы перевод широко известного тогда латинского изречения, означавшего «От женщины соблазн мужчине», которое ученый и галантный Шантиклэр намеренно искажает в угоду любимой супруге:

Ведь так же верно, как «In principio» Mulier est hominis confusio, А это означает по-латыни, Что женщина — небесный дар мужчине.

В подлиннике последняя строка звучит так: Womman is mannes joye and al his blis, т.е. женщина — источник радости мужчины и все его блаженство. Впрочем, как указали исследователи, на редкость эрудированный петух не так уж и не прав, и одно не противоречит другому. Ведь если бы женщина не была радостью и блаженством для мужчины, она никогда не смогла бы стать его соблазном.1748 На подобной тонкой и веселой игре нюансами и комическими несуразностями держится весь рассказ.

Комической несуразностью кажется уже помещенная в начале рассказа дискуссия о снах, которая занимает в несколько раз больше места, чем сама история о лисе и петухе. В построенном по законам средневековых университетских дебатов споре ученые куры со всей серьезностью, ссылаясь на множество примеров из литературы, обсуждают значение снов, которые, согласно принятым тогда взглядам, делились на обычные, естественные, вызванные дисбалансом «юморов» в организме, и вещие, содержащие предсказание будущего.

Пертелот — ярая сторонница первой точки зрения. Узнав, что приснилось ее мужу, она поднимает его на смех, обвиняя в трусости:

Махрами бороды Цыплячье сердце прикрываешь ты!

Неожиданно идеал смелого, щедрого и рассудительного супруга, который рисует куртуазная Пертелот, воспитывая мужа, смыкается с вовсе некуртуазными рассуждениями Алисон из Бата. В речи курочки ученая риторика забавным образом смешана с домашней руганью и ворчаньем.

Что же касается сна Шантиклэра, то Пертелот уверена:

Все эти сны — один пустой обман: Обжорством порождается дурман… Тебе любой расскажет коновал, Что сон твой просто от прилива желчи, Что сны такие надо видеть молча.

В подтверждение своей точки зрения ученая курица ссылается на стихи из весьма популярных тогда нравоучительных латинских изречений, приписываемых древнеримскому прозаику Марку Порцию Катону, и требует, чтобы Шантиклэр принял слабительное, которое она сама ему и выберет.

Смех Чосера здесь бьет сразу по нескольким целям. Поэт вместе с читателями смеется и над ученой курицей в роли куртуазной дамы, и над самой куртуазной традицией, сниженной до уровня курятника, и над нравоучительными трюизмами, которые изрекает Пертелот, и над ее попытками в духе Алисон из Бата подчинить себе мужа, играя главную роль в полигамной семье.

В ответ на доводы супруги Шантиклэр вежливым и в то же время слегка снисходительным тоном опровергает точку зрения Пертелот, ссылаясь в свою очередь, на несколько ученых примеров, которые, по его мнению, гораздо более убедительны. Два из этих примеров разрастаются до размера самостоятельного рассказа внутри рассказа. В первом петух, ссылаясь на Цицерона, излагает историю двух друзей-паломников, которые из-за наплыва народа заночевали в разных местах. Тот из них, кто остановился в гостинице, увидел вещий сон и узнал из него, как убили его друга и где нужно искать его труп. Во втором Шантиклэр рассказывает еще о двух путешественниках, из которых один, увидев вещий сон, остался на берегу, а другой, не поверив сну, отправился в плавание и утонул. Остальные примеры, взятые из самых разнообразных источников — от Макробия до Библии, — короче, но все они повествуют об убийствах, несчастном стечении обстоятельств или преступлениях, которые предвещали пророческие сны. По ходу их изложения Шантиклэр так увлекается духом полемики, что почти забывает о ее цели, сводя все свои рассуждения под конец к отказу от слабительного:

А про слабительные знаю только, Что не помогут против снов нисколько, — Ведь яд они, и злейшему врагу Их не дал бы; терпеть их не могу.

Ученые рассуждения петуха, откровенно гордящегося своими обширными познаниями, при всей мрачности приведенных им примеров, производят, в общем-то, комическое впечатление и служат своеобразной пародией на популярные тогда схоластические дебаты. Ведь Пертелот и Шантиклэр обсуждают проблемы, волновавшие многих мыслителей конца XIV в. — божественного предопределения и свободы воли человека.1749 При этом ученая курица разделяет восходящие к Уильяму Оккаму взгляды номиналистов, которым был присущ эмпирический уклон в земных вопросах, уравновешенный, правда, фидеизмом в области божественного бытия. Шантиклэр же отстаивает противоположную, сугубо детерминистическую точку зрения, восходящую к Августину и Боэцию и поддержанную в недавнем времени Томасом Брадвардином, чье имя упомянуто в тексте рассказа. Однако какими бы ожесточенными ни были споры по этому поводу между философами и богословами XIV в., в устах ученых кур сама полемика обретает явно сниженный, комический поворот. Что же касается самого Монастырского Капеллана, то и он тоже, как вскоре выяснится, не может решить эти вопросы — ему просто не хватает знаний:

До корня не могу я докопаться И в сложности вопроса разобраться…

Но никто и не ждет от него ответа на вопросы, благодаря которым «народы, страны в спор вовлечены / и яростной враждой омрачены». В подобной истории это было бы просто неуместно.

Элемент пародии, присущий всему рассказу в целом, в споре кур усилен явными или косвенными ироническими отсылками к другим историям книги. Труп паломника, обнаруженный в повозке с навозом, равно как и упоминание мученика Кенельма (IX в.), убитого по приказу тетки в семилетнем возрасте, отсылает нас к «Рассказу Аббатисы». Фраза о том, что «убийство не осталося под спудом» (mordre wol out) прямо повторяет строки этой истории. Сказанные же в вещем сне слова «Всему виною золото мое» кажутся взятыми из «Рассказа Продавца Индульгенций». Крушение корабля во втором примере заставляет нас вспомнить «Рассказ Юриста». Куртуазные отношения кур и размышления о божественном предопределении отсылают читателей к «Рассказу Рыцаря» и другим историям, где возникают эти темы. Спор между супругами напоминает «Пролог Батской Ткачихи», а сами мрачные примеры петуха — трагедии Монаха. Согласие же Шантиклэра последовать совету жены проецируется на «Рассказ о Мелибее». Как считают исследователи, «Рассказ Монастырского Капеллана» пародирует почти все темы, так или иначе затронутые в книге. Но пародии эти — добавим от себя — не преследуют сатирических целей, и им чужда гневная инвектива. Все здесь держится на лукавом юморе, озорном веселье, позволяющем взглянуть на уже знакомое с новой перспективы. Да и можно ли воспринимать всерьез то, что происходит в курятнике?

Во всяком случае, спор между учеными курами решается, казалось бы, совсем неожиданным образом. Взглянув на супругу, Шантиклэр неожиданно заявляет:

Когда же ночью мягкий ваш пушок Зазябнувший мне согревает бок, Любимая, мне, право, очень жалко, Что наш насест коротенькая палка, Что не могу вас ночью потоптать; Ведь в жердочку одну у нас кровать; Вас так люблю и вами так горжусь, Что снов и знамений я не боюсь.

Страх снов и знамений погашен вспыхнувшей страстью, красота победила доводы рассудка, а чувство — разум. Слетев с насеста, петух со своим гаремом отправляется во двор, где, притаившись, его уже поджидает лис.

А дальше в басенном сюжете о лисе и петухе радости сменяются бедой, и традиции ироикомического жанра выступают на передний план. Представляя читателям красно-бурого лиса, Монастырский Капеллан говорит:

Иуда новый! Новый Ганелон И погубитель Трои, грек Синон! Ты всех коварней лис и всех хитрее.

В дальнейшем, прерывая повествование, Капеллан обращается с риторическими апострофами к судьбе, Венере, которой бескорыстно служил петух, и знаменитому средневековому поэту и автору популярной поэтики Джеффри де Винсофу, написавшему плач на смерть Ричарда Львиное Сердце. Живописуя же переполох, который начался в курятнике после того, как лис схватил петуха, рассказчик заявляет:

Такого плача и таких стенаний Не вознеслось, так не визжали дамы, Когда свирепый Пирр царя Приама, Схватив за бороду, пронзил мечом, — Какой поднялся среди кур содом, Когда был Шантиклэр от них восхищен. Сколь грозен лис увидев и сколь хищен, Мадам Пертлот плачевней закричала, Чем некогда супруга Газдрубала, Когда он к римлянам попался в плен И был сожжен, а с ним и Карфаген.

Так драма в курятнике обретает ироикомические масштабы вселенской трагедии, а скотный двор уподобляется Трое, Карфагену и Риму.

Особенно интересна единственная в книге прямая аллюзия на недавние политические события в Англии. Рассказывая о шуме погони за лисом, в которую включились как люди, так и все животные, принадлежащие вдове, Капеллан упоминает одного из зачинщиков крестьянского восстания 1381 г. Джека Стро, под чьим предводительством лондонские ремесленники учинили погром фламандским купцам:

Джек Стро, наверно, так не голосил, Когда фламандцев в Лондоне громил. И не шумней была его орава, Чем эта многолюдная облава.

Никто точно не знает, находился ли Чосер в Лондоне во время этих событий. Но, скорее всего, он по долгу службы на таможне был там и видел, как восставшие вошли в столицу сквозь ворота рядом с его домом, а затем сожгли дворец его покровителя Джона Гонта. Он мог также видеть, как они обезглавили Саймона Садбери, архиепископа Кентерберийского и расправу над знакомыми ему купцами-виноделами, не говоря уже о груде трупов фламандцев, валявшихся на улицах возле Темзы.

Друг поэта Джон Гауэр откликнулся на эти события, сочинив латинскую сатирическую поэму «Глас вопиющего», где он резко осудил восставших, изобразив их в виде разного рода домашних животных, которые оставили службу человеку и стали дикими хищниками, несущими смерть. Ослы уподобились львам, быки — драконам, свиньи — волкам, петухи — соколам, а гуси — коршунам.

Считается, что Гауэр написал «Глас вопиющего» вскоре после восстания, а затем отредактировал поэму. Чосер, по-видимому, хорошо знал «Глас вопиющего» и отозвался на поэму Гауэра по-своему. Поэт обратился к тем же событиям много позже, когда все страхи были уже забыты. По мнению текстологов, «Рассказ Монастырского Капеллана» написан в самые последние годы жизни Чосера. В отличие от желчно апокалипсической сатиры Гауэра, взгляд автора «Кентерберийских рассказов» гораздо мягче. Как видно из приведенной выше цитаты, он упоминает крестьянское восстание скорее с юмором, хотя вовсе и не идеализирует его. Для него погром и убийство остаются погромом и убийством, которые он не склонен оправдывать ни при каких обстоятельствах.

Однако акцент здесь смещен на другое. За исключением петуха, все домашние животные в хозяйстве вдовы знают свое место, и лишь Шантиклэр в своей гордыне на время забывает его, за что и получает горький урок. Очевидно, примером для подражания в этой истории служит вдова, которая, с одной стороны, поднимается над животными благодаря своему человеческому облику и положению хозяйки скотного двора, а с другой, — знает свое место в обществе людей, терпеливо снося невзгоды и не пытаясь изменить отведенную ей участь.

Прочитанный так «Рассказ Монастырского Капеллана» представляет собой своеобразную притчу о недопустимости нарушения социальной стабильности. Но в том-то все и дело, что это тоже одна из ассоциаций, возникающих по ходу чтения и дразнящих воображение. Ведь рассказ — все-таки не притча, которую можно однозначно расшифровать. Об этом в свое время очень хорошо сказал Чарльз Маскетайн, заметивший, что в отличие от притчи, данный рассказ не столько излагает какие-либо истинные и важные суждения о жизни, сколько проверяет истины и подвергает сомнению их важность.1750

Капеллан кончает рассказ следующими словами:

Апостол Павел дал нам наставленье: Во всем написанном зри поученье, Зерно храни, а шелуху откинь.

Но где здесь зерно, а где шелуха? Наверное, было бы очень наивно свести всю историю к выводу о том, что нужно смотреть в оба и держать язык за зубами. Скорее всего, так думают лишь петух и лис. Возможно ли, как полагают критики, что заявление Капеллана о том, что рассказ больше, чем «только басня / про петуха, про курицу, про лиса», — еще одна шутка среди многих в тексте, полном шуточных отсылок к другим рассказам книги?1751 Веселая игра нюансами и множество комических несуразностей повествования об ученых курах мешают дать твердый ответ на этот вопрос. Сам автор дает много ответов, бросая дразнящие нас намеки. Все они в силу басенного ироикомического характера истории серьезны и комически абсурдны в одно и то же время. В подобной многозначности нам видится замечательная победа Чосера-художника.

ВОСЬМОЙ ФРАГМЕНТ

Восьмой фрагмент, как и шестой, тоже иногда называют «плавающим», поскольку в некоторых манускриптах он оказался между рассказами Франклина и Врача. Но в наиболее надежных рукописях он помещен ближе к концу книги после «Рассказа Монастырского Капеллана». Большинство ученых признают такое расположение фрагмента в книге единственно верным. Это, как будто бы, подтверждает и содержащееся в тексте рассказа упоминание Боутон-андер-Блийн, местечка, расположенного всего в нескольких милях от Кентербери, хотя, как известно, все географические ссылки в книге на маршрут паломничества не очень надежны.

В восьмой фрагмент вошли две истории — «Рассказ Второй Монахини» и «Рассказ Слуги Каноника». Долгое время считалось, что оба эти рассказа были написаны раньше, а потом в последнюю минуту Чосер включил их в книгу, и они случайно оказались рядом. Однако сейчас критики пересмотрели подобную точку зрения, обнаружив важную смысловую связь между историями. Больше того. По мнению такого авторитетного исследователя, как Дональд Хауэрд, эти рассказы, равно как и включенный в девятый фрагмент «Рассказ Эконома», возвращаясь к уже знакомым темам и открывая новые перспективы, постепенно готовят читателей к финалу книги.1752

Вторая Монахиня, как и Монастырский Капеллан, лишь упомянута в Общем Прологе, где сказано, что у Аббатисы была «черница для услуг». И все. В сюжетных интерлюдиях она, в отличие от Капеллана, не появляется вовсе, оставаясь самым «безликим» из всех рассказчиков. Единственно, что можно о ней сказать, так это то, что религиозное содержание ее истории соответствует ее духовному званию.

Судя по всему, текст «Рассказа Второй Монахини» в том или ином его варианте был сочинен раньше, поскольку Чосер упомянул свое уже якобы написанное «Житие святой Цецилии» в прологе к «Легенде о славных женщинах». Возможно, поначалу поэт хотел отдать историю какому-то другому персонажу. На это как будто бы указывают строки, где рассказчик называет себя «недостойным сыном Евы» (unworthy sone of Eve). Однако текстологи обратили внимание на то, что это выражение восходит к антифону известного католического гимна в честь Богородицы «Радуйся, Царица» (Salve Regina): «Радуйся, Царица, Мать милосердия, наша отрада и наша надежда, радуйся! К Тебе мы взываем, изгнанные из рая сыны Евы».1753 В этом смысле «сынами Евы» могли быть как мужчины, так и женщины, и потому авторство «черницы для услуг» вполне возможно.

История Второй Монахини написана в жанре жития святых, которому предшествуют три пролога — строфы о праздности, «пестуньи всех грехов», обращение к Деве Марии и «объяснение» имени Цецилии. Как в прологах, так и в самом рассказе Чосер пользуется королевской строфой, что сразу же настраивает читателей на серьезный лад. Ученые XX в. пришли к единодушному выводу о том, что по своему художественному уровню «Рассказ Второй Монахини» — самое лучшее житие на среднеанглийском языке.

Первый пролог, содержащий строфы о праздности, восходит к французскому переводу жития святой Цецилии, которое в свою очередь было заимствовано из латинского агиографического сборника под названием «Золотая Легенда», принадлежащего перу Иакова Ворачинского, архиепископа Генуи (XIII в.). Такого рода вступления были традиционны в житийном жанре, авторами которого, как правило, являлись монахи. Соответственно, подобное вступление хорошо сочетается с характером «черницы для услуг». Главное же в том, что в этих строфах возникают важные для всей истории в целом темы и образы. Это прежде всего противостоящее праздности «рвенье» (bisynesse), активное, деятельное начало, присущее характеру героини. Недаром же в дальнейшем Монахиня уподобит Цецилию Лии, жене библейского патриарха Иакова, которую средневековые экзегеты считали воплощением активной жизни (vita activa), в противовес его второй жене Рахили, олицетворяющей созерцание (vita contemplativa). Здесь же появляется и венок «из дивных роз и лилий», также традиционный для житийной литературы образ, где розы символизируют алую кровь мученика, а лилии — чистоту девственности.

Второй пролог, написанный в форме обращения к Деве Марии, каких тоже было не мало в житийной литературе (вспомним Пролог Аббатисы), опирается на знаменитую молитву Бернара Клервоского из последней песни «Рая» Данте:

О Дева-Мать, Дочь Своего же Сына, Смиренней и возвышенней всего, Предызбранная Промыслом вершина, В Тебе явилось наше естество Столь благородным, что его Творящий Не пренебрег твореньем стать его. В Твоей утробе стала вновь горящей Любовь, чьим жаром райский сад возник, Раскрывшийся в тени непреходящей. Здесь Ты для нас — любви полдневный миг; А в дольнем мире, смертных напояя, Ты — упования живой родник. (перевод М.Л. Лозинского)

Вторя Данте, Чосер пишет:

О Дева-Мать, рожденная от Сына, Что грех нам помогаешь побороть, Всех милостей источник и причина, В чьем лоне воплотился Сам Господь! Так взнесена Тобой людская плоть, Что Сына Своего Творец вселенной В нее облек для этой жизни бренной. В Твоей утробе Вечная Любовь Обличие приобрела людское; Она, одета в нашу плоть и кровь, Царит над морем и землею, Что ей хвалу поют без перебоя; Девичьей не утратив чистоты, Творца всех тварей породила Ты.

Как видно даже в русском переводе, Чосер чувствует себя в этой парафразе Данте легко и свободно. Его точно рифмованный и вместе с тем полный аллитераций стих льется плавно и гладко. Интонация речи, в которой нет и следа сентиментального благочестия и экзальтации, присущей Аббатисе, приподнята и вместе с тем внешне спокойна и объективна, что в точности соответствует жанру жития. Сам же язык рассказа, его отдельные фразы и слова, по мнению ученых, как бы трансформируются, обретая, помимо буквального, некий мистический смысл. За обычными значениями словно бы проглядывают «истины божественного откровения».1754 Сложные доктрины троичности Бога, воплощения Христа и роли Богородицы становятся органичной частью образности второго пролога, единого по стилю и интонации с самим рассказом Монахини.

Третий же пролог, дающий «объяснение» имени Цецилия и опирающийся на «Золотую Легенду», в духе средневековой экзегетики предлагает читателю разного рода фантастические этимологии имени героини. Цецилия якобы означает небесную лилию, символизируя целомудрие и чистоту героини. Кроме того, это имя значит «дорога для слепых», указывая на миссионерскую деятельность героини, благодаря которой многие нашли Христа. А еще оно будто бы восходит к библейской Лии как символу «рвения» и содержит в себе греческое слово «Хао9›@, т. е. — народ, отражая небесный свет, который святая изливает «всем людям» и те добродетели, которые они могут теперь воочию увидеть. Подобные аллегорические этимологии имени Цецилии не только дают характеристику героини, готовя ее появление в основной части рассказа. Они как бы магически раздвигают границы языка поэмы, который, согласно средневековым представлениям, был способен открыть иную высшую реальность.

Следующий далее рассказ Второй Монахини о жизни святой Цецилии тоже восходит к «Золотой Легенде», хотя и не является дословным переводом латинского текста. Как и всегда, Чосер сделал чужое своим. Уже первое появление героини, одевшей на свадьбу расшитое золотом платье, под которым она скрыла власяницу, в образной форме вводит важнейшую тему рассказа — контраст бренного, преходящего мира сего и единственно истинной реальности «горней чистоты». Комментируя этот контраст, принявший крещение муж Цецилии скажет потом своему брату:

Во сне, — ответил Валерьян, — доселе Мы жили; голос истины живой Теперь нас пробудил.

Сама же героиня говорит об этом так:

Поверь, тогда лишь стоила бы много Земная жизнь, исполненная зла, Когда б она единственной была. Но есть иная жизнь в ином пределе, Которая не ведает конца. Нам к этой жизни, как к блаженной цели, Путь кажет Сын Небесного Отца, Благого Вседержителя-Творца…

Этой «иной жизни в ином пределе» как «блаженной цели» и подчинена судьба героев рассказа.

Как подметили многие исследователи, сюжет истории последовательно иллюстрирует аллегорические толкования имени героини. Это прежде всего символизируемое белой лилией целомудрие, которое Цецилия сберегает, вступив в брак и убедив своего мужа, юного и пылкого Валерьяна, хранить чистоту. Целомудрие героини вскоре же приносит и «созревший плод посева». Крещение один за другим принимают ее муж, его брат Тибурций и корникулярий Максим. Такая деятельность Цецилии соответствует второму толкованию ее имени — «дорога для слепых». Символизируемое же Лией «рвение», с самого начала свойственное героине, окончательно торжествует в ее диспуте с языческим префектом Алмахием, считающим себя философом, но не видящим света истины. Отказываясь поклониться статуе Юпитера, Цецилия восклицает:

Поражены, должно быть, слепотой Твои глаза. Тому, кто видит, — ясно, Что это камень, камень лишь простой, — Беспомощный, недвижный и безгласный, А для тебя он божество, несчастный! Слепец, к нему рукою прикоснись И в том, что это камень, убедись.

Финал же рассказа, повествующий об обратившей многих предсмертной проповеди Цецилии, чей дом вскоре стал сохранившимся «и поныне» храмом, где люди продолжают молиться Богу, соответствует еще одной аллегорической этимологии — «небо народа».

Вопреки всем земным законам природы Цецилия остается невредимой в огне раскаленной бани, и меч палача не убивает ее — она живет еще три дня, истекая кровью, но продолжая проповедь. Это завершающее историю чудо как бы окончательно подтверждает истинную реальность мира «горней чистоты», которому героиня отдала всю себя с самого начала.

«Рассказ Второй Монахини» — последняя история, в центре которой стоит женщина. Он как бы подводит итог женской темы книги, соотнося Цецилию с героинями уже знакомых читателю историй. Подобно Эмилии из «Рассказа Рыцаря», Цецилия — чиста и целомудренна, что в обоих случаях символизирует цветок лилии. Обе девушки, повинуясь авторитету старших, соглашаются вступить в брак, но только Цецилия сохраняет чистоту и после свадьбы. Как Констанца и Гризельда, Цецилия — тоже сильная личность, которая сохраняет присутствие духа в момент тяжких испытаний, но в отличие от них, она вовсе не является пассивной жертвой обстоятельств. Кроме того, она еще и прекрасный оратор, наделенный даром проповедника. Как и Алисон из Бата, она отважный полемист, бесстрашно доказывающий свою правоту, хотя суть диспутов, который ведут обе героини, не имеет ничего общего между собой, и Цецилии нет нужды применять силу. Ее слово само по себе имеет силу и власть. Как и Разумница, она убеждает мужа последовать своему совету, сразу же обнаруживая свое «главенство» в семье. Однако, в отличие от предыдущих рассказов, все эти свойства героини подчинены характерному для жития религиозному началу. А оно в свою очередь трансформирует и представление о браке и семейных отношениях, как бы ставя точку в «брачной» дискуссии книги. Цецилия являет свое «главенство» лишь в начале истории, до того, как Валерьян принял крещение. В дальнейшем же этот вопрос отпадает сам собой, поскольку оба супруга подчиняют свою волю воле Бога. Он для них и есть единственный безусловный авторитет, направляющий не только их семейные отношения, но и руководящий всей их жизнью.

Чосер, разумеется, прекрасно понимал, что путь монашеского целомудрия, а тем более мученичества за веру — не для всех. Об этом, как мы помним, говорила еще Алисон из Бата. Но по мере приближения к концу книги и к конечной точке паломничества — мощам Фомы Беккета — духовный план бытия постепенно начал занимать все более важное место в книге, как бы исподволь готовя «Рассказ Священника» и финальное «Отречение» автора.

«Рассказ Слуги Каноника», следующий сразу же за «Рассказом Второй Монахини», связан с ним по принципу контраста. Каноник и его Слуга совершенно неожиданно присоединяются к паломникам — ни того, ни другого не было в «Общем Прологе». Они ничего не знают о соревновании рассказчиков и своим вторжением, казалось бы, нарушают игру, затеянную Трактирщиком. Однако длинный «исповедальный» пролог Слуги и его история прекрасно вписываются в общую схему повествования, сатирически обыгрывая взгляды, противоположные высокому идеализму Монахини.

Сам рассказ делится на три части. Это «Пролог», где появляются скачущие на взмыленных лошадях Каноник, который, судя по его одежде, принадлежит к ордену августинианцев, и его разговорчивый Слуга. Здесь происходит завязка действия. Слуга, в начале хвастающийся, что его ученый хозяин благодаря искусству алхимии может «устлать» всю дорогу до Кентербери «чистейшим золотом иль серебром», затем под натиском вопросов Трактирщика признает, что Каноник — всего лишь неудачник, который соблазняет «дурней» легкой наживой, но на самом деле не может добиться желаемой цели:

У нас самих кружится голова: Их обманув, себя надеждой тешим, Свои ошибки повторяем те же. Опять, как прежде, ускользает цель. Похмелье тяжкое сменяет хмель. А завтра простаков мы снова маним, Пока и сами нищими не станем.

Услышав такое разоблачение, Каноник в гневе уезжает, а Слуга решает «выложить всю правду» о его «делишках». В первой части рассказа Слуга выкладывает эту «правду» во всех ее неприглядных подробностях, а во второй излагает свою историю о каком-то другом канонике, тоже горе-алхимике, который ловко одурачил приходского священника, выманив у него сорок фунтов за свои секреты и тут же скрывшись с денежками в кармане.

Если первая часть рассказа напоминает «исповедальные» прологи Алисон из Бата и Продавца Индульгенций, с той разницей, что возникающий из ниоткуда Слуга не имеет литературных прототипов и никак не связан с «Романом о Розе», то жанр основной истории не поддается точному определению. Больше всего эта история напоминает фаблио, где хитрый плут дурачит глупца, хотя здесь и отсутствует привычный для жанра любовный компонент интриги. Многие исследователи полагают, что сама эта история была написана раньше, а потом уже включена в книгу. Даже если это так, она очень хорошо вписалась в восьмой фрагмент, составив единое целое с «Прологом» Слуги и первой частью его рассказа, которые совершенно очевидно были сочинены специально для этого фрагмента. Каких-либо определенных источников истории ученым установить не удалось, хотя рассказ выдает неплохие познания автора в области алхимии, которая вошла в жизнь Западной Европы благодаря латинским переводам арабских источников в XII в. и стала очень популярной к концу Средневековья вопреки отрицательному отношению к ней католической церкви.

«Рассказ Слуги Каноника» и «Рассказ Второй Монахини» объединяет общая тема трансформации, увиденная с двух противоположных точек зрения.

У Монахини речь идет о духовном преображении людей ради «иной жизни в ином пределе». У Слуги же — это алхимическая трансформация металлов, преследующая сугубо корыстные цели легкого обогащения. (Вспомним эпиграф к «Рассказу Продавца Индульгенций» о корыстолюбии как корне всех зол.) Таким образом, если «Рассказ Второй Монахини» целиком устремлен вверх, в горний мир, к «блаженной цели», то «Рассказ Слуги Каноника» отсылает читателей вниз, к недрам земли и абсолютно земным заботам.

Этот контраст сразу же дает о себе знать в образности обеих историй. Так, если в момент пытки в раскаленной бане у Цецилии «на лбу… и пот не проступил», то Каноник ведет себя в самой обычной обстановке противоположным образом:

Толстым лопухом Прикрыл он темя, капюшон надвинул Так, что накрыл и голову и спину, И под двойной защитой их потел он, Как перегонный куб, что чистотелом Иль стенницей лекарственной набит И сок целебный, словно пот, струит.

«Исповедь» Слуги Каноника производит двойственное впечатление. С одной стороны, стараясь предостеречь слушателей от грозящей им опасности, он признается в своем невежестве в области алхимии, а, с другой, он с явным удовольствием сыплет специальными терминами направо и налево, заявляя, однако, что все это пустая трата времени:

Забыл еще сказать я о бутылках, О едких водах, кислоте, опилках, О растворении сгущенных тел И о сгущенье, коль осадок сел, О разных маслах, о заморской вате, — Все рассказать, так Библии не хватит И самой толстой; эти имена Забыть хотел бы. Всем одна цена.

Создается впечатление, что Слуга вопреки всем своим уверениям и вопреки самому здравому смыслу все же до конца не освободился от своего пагубного пристрастия, которое стало для него чем-то вроде наркотической зависимости. И у него, как и у большинства других алхимиков, в глубине души все же теплится еще безумная надежда добыть философский камень, хотя разумом он и понимает всю ее тщетность:

И, на беду, надежда та крепка, До самой смерти манит дурака. И ремесло свое он не клянет: Он сладость в горечи его найдет.

В контексте повествования такая зависимость вполне объяснима. Ведь сама идея философского камня связана для Слуги с запретным демоническим знанием. Если в «Рассказе Второй Монахини» незримо для не принявших крещение героев присутствует ангел, открывающий им путь к небу, то здесь его место занял сатана, «хозяин и владыка» преисподней:

Хоть сатана и не являлся нам, Но думаю, что пребывает сам Он в это время где-нибудь в соседстве. Где сатана, там жди греха и бедствий. В аду, где он хозяин и владыка, Не больше муки, и тоски великой, И гнева, и попреков, и раздоров, И бесконечных бесполезных споров.

Но если сатана незримо присутствует в «исповедальном» монологе Слуги, то в его рассказе он, по мнению критиков, уже выходит на авансцену, принимая облик хитрого плута-каноника.1755 Не все согласны с таким выводом. Однако ясно, что у каноника из истории Слуги нет свойственной другим алхимикам «надежды». Он просто циничный жулик, ловкими трюками беззастенчиво дурачащий наивных и жадных до денег простаков, типа приходского священника, который «поделом» наказан за свою глупость.

Виртуозное мошенничество плута-каноника как будто возвращает нас к «Прологу Продавца Индульгенций». Но вместе с тем оно заостряет и столь важную для последних рассказов книги тему силы и власти слова. Если в предыдущей истории язык рассказчика пытался, раздвинув границы возможного, приблизиться к иной, высшей реальности, то здесь язык, служа средством откровенного обмана и сохраняя при этом свою силу и власть, совершенно явно девальвирует слово и открывает его противоположное, демоническое начало.

Даже если плут-каноник и не является воплощением дьявола, то отсылающее читателей к недрам земли демоническое начало алхимии, несомненно, присуще данному персонажу. Это вполне закономерно. Все дело в двойственной природе алхимии, о чем Слуга и рассказывает в конце истории.

Действительно, как признают ученые нашего времени, алхимия сыграла двойственную роль в истории науки, поскольку в поисках философского камня ее адепты значительно расширили известные тогда представления о химии и других точных науках. Однако Чосер из глубины Средневековья воспринимал эту двойственность совсем иначе. Поэт не отрицал существования философского камня, но считал это тайной, неким запретным знанием, доступным только Богу. Недаром же многие алхимики XIV века в своих экспериментах пользовались оккультными приемами, за что их и осуждала церковь. Именно поэтому Слуга напоследок заявляет:

Вот чем я кончу: если Бог всесильный, На милости и на дары обильный, Философам не хочет разрешить Нас добыванью камня научить, — Так, значит, думаю я, так и надо. И кто поддастся наущенью ада И против воли Господа пойдет, — Тот в ад и сам, наверно, попадет.

С помощью такого заключения горний мир, столь важный в «Рассказе Второй Монахини», вновь громко заявляет о себе в конце и этой истории.

ДЕВЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

В девятый фрагмент вошла только одна предпоследняя история — «Рассказ Эконома». Во многих рукописях она вместе с «Рассказом Священника» является частью единого заключительного фрагмента книги. Такое объединение, казалось бы, подтверждает география прологов к этим рассказам: «лес Блийн», упомянутый в «Прологе Эконома», расположен поблизости от Кентербери, и Священнику теперь самое время поведать последнюю историю книги, пока паломники не достигли цели своего путешествия. Между историями Эконома и Священника, как мы увидим, есть и тематическая связь. Однако редакторы разделили их на два отдельных фрагмента, указав, что Эконом рассказывает свою историю утром, а Священник — ближе к вечеру, и у паломников будто бы было еще время послушать каких-то других рассказчиков. Возможно, однако, что Чосер просто не успел устранить это несоответствие, которое бы исчезло при окончательной редактуре книги.

В «Прологе Эконома» Трактирщик неожиданно обращается к Повару, прося того рассказать очередную историю. Многие исследователи видят здесь еще одно несоответствие или авторскую недоработку, которую Чосер не успел исправить. Ведь Повар уже рассказал или начал рассказывать историю в первом фрагменте. Как бы там ни было, но Повар сейчас слишком пьян, и его место рассказчика предлагает занять Эконом. Грубо посмеявшись над пьяным Поваром, он в последнюю минуту спохватывается и обращает все в шутку, угощая злополучного пьяницу своим запасом вина, чтобы окончательно заткнуть ему рот. Как подметил Трактирщик, Повар хорошо знает о плутнях нечистого на руку Эконома и может навредить ему, наболтав лишнего. Свой рассказ Эконом и посвящает вреду лишних разговоров.

По жанру «Рассказ Эконома» представляет собой характерную для мифологии и фольклора «отчего и почему» историю, где излагается происхождение тех или иных явлений — отчего, например, трава зеленая, а море синее. Эконом же объясняет, почему у вороны черное оперение и хриплый голос. Источником сюжета рассказа послужили «Метаморфозы» Овидия, а также разнообразные средневековые переработки этой книги.

У Овидия история ворона (а не вороны, как у Чосера) является небольшой частью рассказа о Корониде, возлюбленной Феба, которая изменила ему с другим. Преданный слуга Феба «ворон речивый», чьи крылья были «снега белее», поспешил сообщить хозяину об измене. Разгневавшись, Феб поразил неверную своей стрелой, но тут же и раскаялся, хотя уже не смог вернуть Корониду к жизни. Ему удалось лишь спасти их еще не родившегося сына Асклепия. Ворона же бог наказал, навсегда лишив белого оперенья:

Ворону он воспретил, ожидавшему тщетно награды За откровенную речь, меж белых птиц оставаться. (2: 632-633. Перевод С.В. Шервинского)

У Чосера языческий бог Аполлон превратился в благородного и куртуазного «красавца рыцаря» (the mooste lusty bachiler), а главной героиней рассказа стала ворона, живущая, не зная забот, в хоромах Феба:

Вся белоснежна, словно лебедь белый, Она не хуже соловья свистела И щелкала, а Феб ее любил, По-человечьи говорить учил, Как говорят иной раз и сороки.

Появляющаяся после вороны и даже не названная по имени Коронида стала в «Рассказе Эконома» просто женой Феба, которую тот очень любит, но и сильно ревнует, держа под замком. Но все тщетно.

Ах, плоть сильна, и только пламень серный Искоренит в нас любострастья грех.

Беременность Корониды, столь важная для Овидия, вовсе не упомянута Чосером. И если в «Метаморфозах» Феб не сомневается в истинности слов ворона, то в «Рассказе Эконома», раскаявшись в убийстве жены, герой объявляет слова вороны заведомой ложью. Меняется и наказание птицы. Ее оперенье не только становится черным, но она лишается дара речи, а ее голос, звучавший слаще, чем трели соловья, превращается в хриплое карканье:

И он схватил завистливую птицу, Вмиг перья ощипал, и, как черницу, Он в рясу черную ее одел, И отнял речи дар, и повелел, Чтобы не пела никогда отныне, Кичась пред птицами в своей гордыне.

«Рассказ Эконома» завершается заимствованными из разных популярных тогда источников пространными назиданиями матери Эконома, которая учила его держать язык за зубами, дабы не попасть в беду:

Ты раб того, кто сможет передать Слова твои. Будь в жизни незаметен, Страшись всегда и новостей и сплетен. Равно — правдивы ли они иль ложны; Запомни в этом ошибиться можно. Скуп на слова и с равными ты будь И с высшими. Вороны не забудь.

Благодаря этим изменениям история, заимствованная из «Метаморфоз» Овидия, у Чосера превратилась в некое подобие басни, где финальные выводы о вреде болтливого языка имеют несколько смыслов.

В словах матери Эконома об осторожности в общении с равными и высшими критики усмотрели ссылку на личные обстоятельства жизни и судьбы самого поэта.1756 Согласно такой точке зрения, трудное положение живущей в клетке вороны, которая поет слаще соловья, но целиком зависит от воли хозяина, как бы воплощает судьбу придворного поэта Средних веков, который должен угождать сильным мира сего, но не может говорить все, что он на самом деле думает. В противном случае ему грозит суровая опала, которая лишит его самой возможности продолжать творчество.

На такую интерпретацию якобы указывает отступление о тиранах, где Эконом, в частности, касается цены слова в придворной политике:

Раз Александр от мудреца услышал, Что если, мол, тиран всех прочих выше И может он законом пренебречь И целый город для забавы сжечь Или стереть с лица земли народец, — Тогда он, значит, вождь и полководец; Лишь от разбойника поменьше зла, — Ведь шайка у разбойника мала, — Но Каина на нем лежит печать: Он для людей — отверженец и тать.

Очень хорошо известны и другие строки аналогичного свойства из этого же отступления Эконома, где он косвенно затрагивает придворные нравы:

Но в самом деле, — Когда миледи согрешит в постели, Меж ней и девкой разница в одном: Ее любовника зовут «дружком», Когда прознают, самое же «милой», А девка с хахалем сойдут в могилу Позоримы в прозвании своем. Не лучше ль словом грубым и одним Равно обеих грешниц называть И в слове том поступок их сравнять?

(В подлиннике поэт обыгрывает здесь различие между куртуазной манерой слога, где возлюбленную называют дамой (lady), и низким простонародным стилем речи, где ее же именуют девкой (wenche) или lemman, как душка Николас звал Алисон в «Рассказе Мельника»).

Итак, между греховными деяниями полководца и разбойника, дамы и девки нет разницы с точки зрения морали. Вся разница в словах, которые могут прикрыть грех, но не могут его загладить.

Но Эконом — не Чосер, а вымышленный персонаж, сетующий на отсутствие «книжной учености». И если в его речи и есть какие-то личные чувства, присущие самому поэту, то они тщательно зашифрованы. Кто же станет слушать какого-то там нечистого на руку эконома? На самом деле, мы даже не знаем, сталкивался ли Чосер-поэт когда-нибудь с каким-либо недовольством сильных мира сего. Таких сведений до нас не дошло. Скорее всего, таких инцидентов и не было. Пройдя длительную школу придворной службы, он с юности научился осторожности и умению обходить или, по крайней мере, сглаживать острые углы. Примером тому служит сам текст «Кентерберийских рассказов», где Чосер крайне редко ссылается на события из современной жизни и никогда не говорит ничего лишнего от себя.

В контексте «Рассказа Эконома» размышления о цене слова — лишь составная часть вышедшей на передний план в последних историях темы роли языка в жизни человека, силы и власти его слова. Если в «Рассказе Второй Монахини» слово могло открыть доступ в мир высшей реальности, а в «Рассказе Слуги Монастырского Капеллана» оно смыкалось с преисподней, то здесь рушится связь между словом и истиной. Феб наказывает ворону за то, что она сказала правду, в которую он сгоряча поверил, а затем счел ложью. Тем самым Эконом ставит под сомнение саму ценность слова. В его истории идеалы добродетели попраны женой Феба, искренне преданная хозяину ворона наказана за то, что открыла правду, а сам Феб ломает свои лук и стрелы и разбивает музыкальные инструменты, которые сделали его лучшим певцом в мире. Язык как будто бы исчерпал свои ресурсы.

Но в мире, где нарушена связь слова и истины, и язык исчерпал ресурсы, нет места и поэзии. Ни Феб, ни ворона больше не будут услаждать слух своими песнями. Единственным исключением в такой ситуации может быть лишь религиозная поэзия. Об этом и говорит мать Эконома в конце рассказа:

Запомни, сын мой, в жизнь свою вступая: Обуздывай язык, пускай узда Его не держит лишь тогда, Когда ты Господа поешь и славишь.

Как видим, вывод весьма радикальный, ставящий под сомнение все соревнование паломников, среди которых в силу принятых условий никто вовсе не стремился «обуздать язык». Но именно такой вывод и необходим, чтобы подготовить читателей к следующему тут же, последнему в книге «Рассказу Священника».

ДЕСЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

В последний, десятый фрагмент вошел только один «Рассказ Священника» вместе с завершающим книгу кратким «Отречением» автора, которые во всех самых надежных рукописях составляют единое целое с «Рассказом Эконома». Об этом недвусмысленно говорят и первые строки «Пролога Священника»:

Когда рассказ закончил эконом, Уж не палило солнце так, как днем…

Эконом начал свой рассказ утром, а сейчас дело близится к вечеру. Очевидно, паломники уже давно проехали расположенный неподалеку от Кентербери «лес Блийн» и должны были приблизиться к самому городу. Но Чосер лишь упоминает, что они достигли «конца деревушки» (thorpes ende). Поэт не говорит нам, что это за деревушка и где она находится. Возможно, на окраине Кентербери, и тогда паломники уже видят издали шпиль Кентерберийского собора, где покоятся мощи Томаса Беккета,@@ ради которых все они и отправились в путешествие. Но это лишь предположение, хотя и наиболее правдоподобное в данной ситуации.

Каковы бы ни были намерения Чосера, когда он начал сочинять «Кентерберийские рассказы», у читателя, достигшего десятого фрагмента, складывается довольно твердое впечатление, что именно этим фрагментом он теперь решил завершить книгу. Настроение надвигающегося конца появляется уже в «Прологе Священника». Солнце здесь близится к закату, как бы напоминая нам о конце краткого земного пути человеческой жизни.1757 О том же говорят и возникающие в стихах образы конца дня, «тени» Чосера-рассказчика и въезд процессии в «конец деревушки». Неизвестно, заметили ли паломники шпиль Кентерберийского собора, знаменующий цель их путешествия, но финал состязания рассказчиков уже виден. Об этом во всеуслышание заявляет сам организатор и судья этого состязания Гарри Бейли:

Друзья мои, еще Один рассказ — и мы закроем счет, Мое исполним этим повеленье И наше общее о том решенье…

Священник, который по выбору Гарри Бейли должен завершить соревнование, неожиданно взрывает его условия. Ни «полезное», ни «приятное» в равной мере не интересуют его. Он вообще отказывается от вымышленных историй (fables), «пустяков» и «басен». Ссылаясь на слова апостола Павла, который учил Тимофея: «негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии» (Тимофею, 4:7), Священник предлагает слушателям «благое поученье».

Более того. Если в «Рассказе Эконома» еще допускалось существование религиозной поэзии, то теперь Священник отказывается даже и от нее, говоря, что не станет сочинять стихи ни в ставшей уже тогда привычной манере, со «сладкими» рифмами, ни в старой аллитерационной традиции.

Что же ему остается? Облеченная в прозу истина о главном в жизни человека, о смысле его земного странствия, о выборе между добром и злом, который он совершает по ходу этого странствия, и о предрешенной таким выбором посмертной судьбе каждого пришедшего в мир. Священник говорит:

Но выслушай смиренный мой рассказ — В нем с Божьей помощью хочу я вас Провесть по ступеням того пути, Которым в град небесный привести Господь сулит нам.

В подлиннике: «показать вам путь в этом странствии к тому истинному и славному паломничеству, которое зовется небесный Иерусалим» (То shewe yow the wey, in this viage, / Of thilke parfit glorious pilgrimage / That highte Jerusalem celestial).

Но «город золотой» небесный Иерусалим, как все знают, существует лишь «над небом голубым». Отказавшись от «негодных и бабьих басен», отрекшись от вымысла и порвав с поэзией, Священник, отсылает читателей в реальный земной мир, а через него и в более важный для него духовный план бытия. Поэтому понятно, почему вместо привычного для паломников рассказа Священник предлагает своим слушателям религиозный трактат. Выбор, который кажется странным лишь на первый, поверхностный взгляд. Ведь на самом деле, только такой финал и мог достойным образом разрешить сложную диалектику земного и религиозного начал, на которой строится вся книга. Другой выбор истории, завершающей книгу, скорее всего, показался бы средневековым читателям неуместным.

Итак, Священник вместо обычной истории излагает паломникам написанный в прозе достаточно длинный религиозный трактат о покаянии. Подобных трактатов в XIV в. появилось великое множество. Их целью было помочь простым людям подготовиться к исповеди, что стало весьма актуальным после того, как католическая церковь на Латеранском соборе 1215 г. постановила, что каждый верующий должен исповедоваться как минимум один раз в год. Создавая «Рассказ Священника», Чосер, по всей видимости, опирался на несколько таких сочинений — прежде всего на «Сумму о покаянии» доминиканца Раймонда из Пеннафорте (1220) и на «Сумму грехов» другого доминиканца Гильома Пералдуса (1236). Обе эти суммы были впоследствии отредактированы и значительно сокращены в Англии. Чосер, предположительно, использовал один из таких сокращенных вариантов, хотя возможно также, что он в свободной форме перевел не дошедшую до нас французскую версию, где обе суммы были объединены. Кроме того, поэт мог также опираться и на анонимную «Сумму добродетелей и лекарств для души», когда он разбирал «средства» исцеления от каждого из семи смертных грехов.

Свой рассказ Священник начинает следующими словами:

«Господь наш, Царь Небесный, который ни единому человеку не желает погибели, но хочет, чтобы мы все пришли к нему и к блаженной жизни вечной, взывает к нам чрез пророка Иеремию, который говорит так: “Остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, то есть о старом учении, — расспросите, где путь добрый, и идите по нему и найдете покой душам вашим” и проч. Много есть путей духовных, ведущих людей к Господу нашему Иисусу Христу и в царство славы; и есть среди этих путей особенно благородный и достойный, по которому кто б ни прошел — хоть мужчина, хоть женщина, — пройдет не зря, хотя бы они и заблудились из-за грехов по дороге к небесному Иерусалиму, — путь сей зовется покаяние. Про сей путь следует слушать всем сердцем и расспрашивать с радостью, чтобы узнать, что есть покаяние, и отчего оно так называется, и каким образом осуществляется, и сколько есть разновидностей покаянных дел и трудов, и сколько видов покаяния, и что ему помогает и способствует, а что препятствует».

О таком «особенно благородном и достойном» пути к небесному Иерусалиму Священник и говорит на протяжении всего своего рассказа, подробно разбирая три этапа покаяния: раскаяние, или сокрушение сердечное, устное признание, или исповедь в церкви, и искупление. При этом он уподобляет само покаяние дереву, корнем которого является раскаяние, стволом с ветвями и листьями — совершаемое на исповеди признание грехов, а плодами — плоды искупления, открывающие врата небесного Иерусалима. Впрочем, в соответствии с характером покаянной литературы «средствам» искупления Священник уделяет гораздо меньше внимания, чем самим грехам, которые он разбирает очень подробно, особо останавливаясь на семи смертных грехах в разделе об исповеди — гордыне, зависти, гневе, лености, алчности, чревоугодии и похоти. Принесшим же достойные плоды покаяния Священник в конце рассказа обещает бесконечное блаженство на небесах, где к радости не примешивается ни горе, ни раскаяние, ни скорбь.

Как считают исследователи, открывающая рассказ цитата из пророка Иеремии о «путях ваших» и поиске «доброго пути» в образной форме соотносит следующий сразу затем трактат о покаянии со всеми предшествующими историями книги. Каждый из паломников, рассказывая свою историю, как бы искал свою дорогу, но так и не смог найти «добрый путь». И вот теперь Священник показывает, где и как его можно отыскать.1758 Панорама же семи смертных грехов так или иначе проецируется на рассказчиков и их истории. (Вспомним хотя бы Продавца Индульгенций и его историю, где сребролюбие было изображено как корень всех зол, или появляющегося в «Общем Прологе» Франклина с его как будто бы невинным чревоугодием, которое так резко осуждает Священник.) Многие темы, поднятые в рассказах, такие, как, например, главенство одного из супругов в семье или суть истинного благородства, находят здесь решение в духе строгой церковной доктрины, не допускающей никаких поблажек или либеральных интерпретаций, которые уже имели место в XIV столетии.

Однако к подобному толкованию рассказа, как нам кажется, нужно все-таки подходить с известной долей осторожности. Ведь, как хорошо знали первые читатели книги, с момента грехопадения человеческая природа поражена грехом, и панорама семи смертных грехов затрагивает всех людей, все общество, как, впрочем, и сама книга «Кентерберийских рассказов».1759 Соответственно, и параллели между трактатом Священника и предшествующими историями вполне могли быть случайными, непреднамеренными со стороны автора. Главное же в том, что Священник радикальным образом изменил дискурс повествования и из литературной сферы перешел в богословскую, ведя речь не о событиях, составляющих поток жизни, но о судьбе человеческих душ. И здесь все категории неминуемо абсолютны, а различие между добром и злом безусловно.

Неизвестно, как паломники восприняли «Рассказ Священника». Но зато мы знаем, как на него отреагировал сам поэт, высказавшийся по этому поводу в написанном в прозе «Отречении», завершающем книгу. В большинстве рукописей оно имеет особый подзаголовок: «Здесь автор этой книги прощается» (Here taketh the makere of this book his leve). Некоторые ученые считают такой подзаголовок вставкой переписчиков, но он есть в самых надежных рукописях, и очень хорошо передает смысл следующего далее текста. Там Чосер «покорно» просит помолиться за него «ради милосердия Господня», чтобы Бог простил ему его грехи, а в особенности «воспевание суеты житейской». Далее поэт перечисляет большинство своих произведений, где он воспел эту суету, и в том числе «Кентерберийские рассказы», «все те, что греха полны», и благодарит Господа за «перевод De consalotione Боэция и за другие утешительные книги, и за легенды о жизни святых и о набожности, и за гомилии, и за моралитэ». Чосер заканчивает «Отречение» молитвой Иисусу Христу, Богородице и всем святым, где он просит их, чтобы они «с этого самого мгновенья и до конца моей жизни даровали мне оплакивать прегрешения мои и стремиться к спасению души, и ниспослали бы мне время для истинного раскаяния, исповеди, покаяния и искупления в этой жизни».

Уже с середины XV в. с легкой руки Томаса Гаскойна утвердилось мнение о том, что Чосер написал «Отречение» на смертном одре. Если это действительно так, то «Отречение» полностью соответствует всем требованиям популярных тогда трактатов об ars moriendi, т.е. об «искусстве умирания», требовавших от читателя, который готовился принять смерть, переосмыслить прожитую им жизнь и с помощью покаяния и молитвы без страха достойно принять неизбежный конец. Очевидно, что в свете такого бескомпромиссного выбора «воспевание суеты житейской» должно было показаться жившему в эпоху позднего Средневековья поэту грехом, требующим покаяния. И потому Чосер отверг поэзию как часть преходящего бренного мира в пользу абсолютных ценностей мира, в котором нет тления и перемен, того мира, где царствует «жизнь бесконечная».

Однако ученые XX в. взглянули на «Отречение» с иной перспективы, установив связь этого заключительного отрывка книги с литературной традицией. Они, в частности, указали, что и другие видные писатели до Чосера и после него (от Августина вплоть до Толстого) не раз отвергали или пересматривали созданные ими ранее произведения. Так, например, незадолго до Чосера поступил Боккаччо, в старости прекративший занятия поэзией и даже намеревавшийся сжечь «Декамерон», от чего, как известно, его отговорил Петрарка. Подобное отречение, приписываемое Жану де Мену, хотя, возможно, и не принадлежавшее его перу, венчало собой и знакомые Чосеру рукописи «Романа о Розе». Не говоря уже о том, что само слово отречение, употребленное в английском тексте во множественном числе (retracciouns), Чосер, по-видимому, заимствовал у Августина, употребившего латинскую форму Retractationes («Пересмотры») в качестве названия одного из своих поздних трактатов, где он попытался переоценить созданные им ранее произведения.

Более того. В эпилогах многих средневековых произведений их авторы часто выражали сожаление по поводу написанных ими светских творений и вместе с тем перечисляли их по имени, тем самым закрепляя свое авторство.1760 Кто знает, может быть, Чосер именно ради этого и написал «Отречение»?

Думается, что правда лежит где-то посередине между подобными крайними взглядами ученых или, скорее, правы обе точки зрения. «Отречение» завершает не только «Рассказ Священника», но и всю книгу. В нем с читателями говорит уже не Чосер-паломник, но сам автор. Совершенно очевидно, что строгое покаяние, отказ от «воспевания суеты житейской» и венчающая все молитва как нельзя лучше соответствуют финалу произведения о паломничестве, целью которого и должно быть покаяние и сосредоточенная на ценностях иного мира молитва. И тут нет различия между Чосером-паломником и Чосером-автором.

Но вместе с тем Чосер, как показывает включенный сюда перечень его произведений, все же не чужд этой суеты. Объясняя свое отношение к творчеству, поэт ссылается на апостола Павла: «Ибо в книге сказано, что все, что написано прежде, написано нам в наставление; к этому я и стремился».

Но, на самом деле, апостол Павел и Чосер имеют в виду разные вещи. Для апостола единственным критерием истины является Библия, к которой он и отсылал своих первых читателей в цитируемых поэтом строках: «А все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Римлянам, 15:4). Однако к концу XIV в. фраза «все, что написано прежде, написано нам в наставление», на которую Чосер несколько раз ссылается в «Кентерберийских рассказах», получила в литературе весьма широкое светское толкование. Она часто означала любое написанное ранее произведение, из которого можно было извлечь духовную пользу, хотя бы и путем его аллегорического прочтения, как, например, поступил анонимный автор широко популярного тогда «Морализованного Овидия», где текст римского поэта перетолковывался на христианский лад. Чосер же этой фразой оправдывал «Рассказ Монастырского Капеллана» о петухе и курочке. Но если с помощью этой цитаты, можно оправдать такую историю, то с ее помощью можно оправдать абсолютно «все, что написано прежде».1761

В «Отречении» Чосер просит у читателей прощение за все те из «Кентерберийских рассказов», «что греха полны», не давая названия ни одного из этих рассказов. Какие же из них поэт имеет в виду? Очевидно, ответить на этот вопрос читатели должны сами. Ответ не будет простым и легким. Возможно, что у каждого читателя будет свой выбор и свои любимые истории. В любом случае, нужно вновь вернуться к книге и поразмыслить над ней.1762

Таким образом, в финале книги Чосер в последний раз отсылает читателя к вечным истинам трансцендентного мира и вместе с тем вновь возвращает его к запечатленному в повествовании потоку жизни, подчиненному этим истинам. Но с такого сопряжения ценностей и начался знаменитый зачин «Кентерберийских рассказов». Намеченная там двойственная перспектива повествования здесь обрывается, чтобы дать читателю возможность остановиться и рассмотреть все недостроенное здание книги в целом.

ГОТИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

У каждого, кто хоть немного знаком со средневековым искусством Западной Европы, текст «Кентерберийских рассказов», взятый в целом, вызывает неминуемые ассоциации с незавершенным готическим собором, каких было много в XIV в. Рассчитанные на столетия и стоящие по сей день, они порой и строились столетиями. (Миланский и Кельнский соборы, например, были закончены лишь в XIX в.). Подобные ассоциации вполне закономерны. Ведь, как хорошо известно, готический стиль проявил себя не только в изобразительном искусстве высокого и позднего Средневековья, произведя революцию в архитектуре, скульптуре и живописи. Он подчинил себе также музыку и литературу эпохи, дав миру среди прочих своих великих открытий рыцарский роман, куртуазную поэзию, циклы мистерий и «Божественную Комедию» Данте. К числу таких открытий, на наш взгляд, принадлежат и «Кентерберийские рассказы».

Возвращаясь к сравнению книги Чосера с готической архитектурой эпохи, заметим, что у «Кентерберийских рассказов» есть твердый фундамент («Общий Пролог»), венчающие здание купол и шпиль («Рассказ Священника» и «Отречение»). Есть здесь и прочно стоящие стены (дошедшие до нас фрагменты), в которых, может быть, не хватает некоторых витражей, а внутренне убранство еще не приведено в порядок (не все запланированные изначально рассказы написаны, а написанные окончательно не отредактированы). Но созданного поэтом вполне достаточно, чтобы ощутить законы готики, которые действуют в книге.

В «Кентерберийских рассказах», как и в готических соборах, по принципу гармонической иерархии совмещаются два плана бытия — горний и дольний, или, выражаясь языком того времени, мир благодати и мир природы. Как не раз писали ученые, молящиеся, заходя в собор, сразу же замечали, что его нижняя часть погружена в полусумрак, где царит будничное освещение и видны мелкие детали и строгая логика их композиции. Все здесь соразмерно человеческой фигуре. Это мир природы. Но стоило им поднять взор кверху, как пропорции резко менялись, и они попадали в иной мир, сразу же замечая, что сверху, через витражи, льется особый свет, который заполняет все здание и заставляет трепетать всю атмосферу. По словам искусствоведов, два мира как бы слились тут «в единстве художественного образа. Такого архитектурного замысла не встречается ни в какой другой эпохе».1763 Эта оптическая игра, полусумрак нижней части здания и льющийся сверху ясный и ровный свет, как бы исходящий от самого горнего Иерусалима, была крайней важна для проектировщиков и строителей готических церквей, поскольку понятие Бога ассоциировалось для них с животворным светом, проникавшим и оживлявшим своим сиянием весь дольний мир, все тварное естество.

Замысел Чосера, совмещающий, как мы не раз отмечали, двойственную перспективу зрения и воспроизводящий управляемый сверху поток жизни, во многом аналогичен архитектурному замыслу готических соборов. Концепция жизни как странничества с его «добрым» путем в небесный Иерусалим и «реальное» паломничество героев в Кентербери с его состязанием рассказчиков дали автору прекрасную возможность воссоздать диалектику светского и духовного, горнего и дольнего, типичную для готического искусства. В поле напряжения между этими двумя полюсами и расположены рассказы паломников, которые закономерно венчает история Священника и авторское «Отречение». И если некоторые рассказы, типа фаблио, сейчас нам кажутся более яркими и запоминающимися, чем отдельные религиозные истории, то в этом современники Чосера, если бы возник такой вопрос, наверное, усмотрели бы своеобразие искусства падшего мира, где грех изобразить гораздо легче, чем добродетель. (Ведь и у Милтона в «Потерянном Рае» ад получился более ярким и художественно убедительным, чем рай.) В любом случае, нужно помнить, что книга не закончена и автор не успел или не захотел сказать свое последнее слово, хотя под конец он и привел читателей к «доброму» пути в небесный Иерусалим, откуда, как из витражей, должен литься нетварный свет, освещающий запечатленный в рассказах дольний мир.

На наш взгляд, с готическим искусством напрямую связан и так называемый реализм Чосера, о котором так часто писали критики прошлого. Еще в конце XIX в. известный американский исследователь Джордж Китредж назвал «Кентерберийские рассказы» человеческой комедией. При этом он сравнивал книгу Чосера не столько с «Божественной Комедией» Данте, что в культурно историческом контексте было бы вполне закономерно, сколько со знаменитым циклом романов Бальзака, который давал развернутую картину французского общества XIX в., «анализ его язв и обсуждение его основ», где кругам Дантова ада противостояли круги социальной жизни. В такой интерпретации действующие лица «Кентерберийских рассказов» стали подобны героям Бальзака или, может быть, персонажам викторианского романа, как бы взятым из самой гущи жизни и имеющим свою ярко выраженную социальную психологию и свой психологически достоверный характер. Иными словами, как бы нечто «типическое в типических обстоятельствах».

Вслед за Китреджем пошли другие ученые, видевшие в персонажах книги жизненно убедительные характеры и даже, подобно Джону Мэнли, искавшие их прототипы в Англии конца XIV в.1764 Так отыскался некий трактирщик Генри (а не Гарри) Бейли и ряд других возможных кандидатов на роль того или иного из чосеровских персонажей. У нас эта точка зрения оказала известное воздействие на И.А. Кашкина, первого переводчика и комментатора Чосера, который в своей много раз переиздававшейся и весьма содержательной статье, в частности, писал: «Когда за столом таверны “Табард” собрались рыцарь, йомен, сквайр, купец и шкипер — они казались живым воплощением Столетней войны».1765

Важнейшим достижением Чосера, по мнению Китреджа, стала драматургическая основа книги, выразившаяся в тесной связи между каждым персонажем и его историей. Каждая такая история отражает характер данного персонажа. Китредж утверждал, что истории — это лишь длинные речи отдельных персонажей, которые можно сравнить с монологами Гамлета, Яго или Макбета.1766 Эту теорию Китреджа затем развили многие критики первой половины XX в. и, в частности, P.M. Лумянский, считавший, что истории паломников не только открывают нам их внутренний мир, но и изображают их такими, как они были на самом деле в жизни.1767

В наше время эта теория больше не популярна. Ученые пришли к выводу, что портретная галерея персонажей книги важна не столько тем, что она рисует убедительную картину английской жизни конца XIV в., хотя она и содержит такой материал, и совсем не потому, что она выводит на сцену психологически достоверные характеры. Эта галерея интересна прежде всего потому что при всем своем искусном разнообразии и динамизме она в соответствии с нормами средневековой поэтики изображает скорее социальные типы, чем индивидуальные психологически убедительные личности.1768

Как показала в своей богато документированной монографии Джил Манн, на книгу которой мы уже неоднократно ссылались, портреты «Общего Пролога» восходят к популярному тогда жанру сословной сатиры, о чем, например, говорят и имена паломников — просто Рыцарь, Эконом, Мельник и т.д.1769 Ведь, за исключением Аббатисы и Брата Губерта, мы даже не знаем, как зовут остальных персонажей. (Некоторые имена, но далеко не все откроются позже, в сюжетных интермедиях.) Ни один рыцарь конца XIV в. не смог бы участвовать во всех походах, в которых принял участие чосеровский герой, а Монах или Брат Губерт воплощают не отдельные недостатки, но полный набор всех пороков монастырского духовенства и нищенствующей братии.1770 Это наблюдение справедливо и по отношению ко всему тексту «Кентерберийских рассказов». Именно как универсальные типы, а не конкретные личности воспринимали персонажей книги Джон Драйден и Уильям Блейк, по времени гораздо более близкие Чосеру. Сделавший прекрасные гравюры к «Кентерберийским рассказам», Блейк, в частности, писал: «Некоторые имена и звания поменялись с течением времени, но сами характеры остались неизменными навсегда, воплощая лики и очертания жизни всех людей, за пределы которой Природа никогда не переступает».1771

Скорее всего, однако, правда лежит где-то посередине. Персонажи «Кентерберийских рассказов», воплощая общие, присущие сословной сатире черты личности героев, в то же время наделены и индивидуальным обликом. Иными словами, общее и индивидуальное довольно тесно сочетаются в портретах чосеровских персонажей. Это признала и сама Джил Манн, указав, что в «Общем Прологе» поэт искусно создает иллюзию встречи читателей не с отвлеченными сатирическими типами, но с настоящими людьми, воспроизводя характерные для них одних детали внешности, особенности их поведения, их оценки происходящего и даже своеобразие их речи.1772 Но, как нам представляется, эта «индивидуальность» персонажей книги все же достаточно условна и ничем не похожа на индивидуальность «трехмерных» героев Бальзака или Диккенса, как бы взятых из самой гущи жизни XIX в. Действующие лица «Общего Пролога» далеки и от поэтически многогранных героев шекспировского театра.

Персонажи Чосера — при всем их внешнем правдоподобии все-таки двумерны. В духе своего времени они напоминают не героев возникшего через несколько столетий реалистического романа XIX в., но скорее миниатюры позднесредневековых готических иллюминированных рукописей. Подобная живопись с ее удлиненными линиями и точнее выписанными деталями фигур казалась гораздо более «реалистичной» в сравнении с несколько абстрактным искусством романского периода. Но в ней все-таки еще не было линейной перспективы, а изображенные на рисунках фигуры почти не взаимодействовали друг с другом. Так что при всем их изяществе и утонченности подобные фигуры на фоне искусства Ренессанса выглядели достаточно условными. Общее, символическое было тут еще тесно связано с индивидуальным, хотя в позднеготических миниатюрах, в период начавшегося кризиса стиля, индивидуальное могло быть столь ярким, что, как и в книге Чосера, порой почти полностью вытесняло общее.

Как точно подметили ученые, наиболее «реалистической», т.е. близкой к воспроизведению реальной жизни частью «Кентерберийских рассказов» является повествовательная рамка книги — «Общий Пролог» и сюжетные интерлюдии, вставленные между отдельными рассказами.1773 Эта рамка не только придает видимость достоверности происходящему, но и прочно вписывает вымышленное паломничество в исторический контекст Англии конца XIV в. С помощью такого приема Чосер во многом и добивается ощущения яркости и обстоятельности описания происходящего в книге, хотя, как мы знаем, приведенные там сведения часто случайны и не дают возможности установить точный маршрут путешествия и его время. В любом случае, однако, повествовательная рамка нужна в книге, прежде всего, чтобы ввести в нее столь разнообразные и так сильно отличающиеся друг от друга рассказы паломников.

Что же касается самих этих рассказов, то их сюжеты, как правило, условны и малоправдоподобны. Реальная жизнь Англии конца XIV в. вторгается в них благодаря отдельным деталям быта и нравов, диалогам и некоторым характеристикам тех или иных персонажей, хотя такие детали и есть далеко не во всех историях. Разумеется, подобные реалии дорогого стоят, и их внимательно изучают не только литературоведы, но и историки.

Однако в целом то, что мы находим в книге, это все-таки условное правдоподобие и условный реализм, который сродни позднеготическому искусству и далек от ренессансной шекспировской полнокровности изображения характеров и обстоятельств. Если же понимать реализм в более широком смысле — как отражение жизненной правды и как средство познания человеком себя и окружающего мира, то такой реализм, конечно же, есть в «Кентерберийских рассказах», как он есть в любом крупном художественном произведении любой эпохи. Но тогда это уже реализм «без берегов», в котором размыты все границы самого этого понятия.

Многие, хотя и не все, рассказы книги, как мы отмечали, так или иначе связаны с их рассказчиками и повествовательной рамкой. Но, пожалуй, еще более важна связь между ними самими, которая осуществляется по принципу сходства и контраста, а также в силу общей темы, постоянно находящей новые и неожиданные повороты. Вспомним, что ситуация двух молодых людей, влюбленных в одну девушку, развернутая в «Рассказе Рыцаря», последовательно пародируется затем в «Рассказе Мельника» и «Рассказе Мажордома», а тема судьбы и божественного предопределения, также возникшая в «Рассказе Рыцаря», потом вновь появляется уже во втором фрагменте в «Рассказе Юриста». В третьем фрагменте Чосер в «Прологе» и «Рассказе Батской Ткачихи» выдвигает на передний план женскую тему, уже отчасти намеченную и раньше, и возвращается к теме истинного благородства, а потом Брат Губерт и Пристав Церковного Суда, вступая в соревнование, рассказывают истории, разоблачающие приставов и странствующую братию. И так далее вплоть до последних историй, исподволь готовящих «Рассказ Священника» и «Отречение» автора. Так возникает сложное и многоплановое соотношение рассказов внутри книги, которое мы пытались проследить при разговоре об отдельных фрагментах. Критикам подобная композиция напомнила полифоническую структуру поздних рыцарских романов, где разные эпизоды, связанные с разными героями, также чередовались аналогичным образом. А Дональд Хауэрд, один из самых тонких ценителей творчества Чосера, сравнил развернутую таким образом композицию книги с лабиринтами, выложенными в качестве мозаики на полу готических соборов. Такие лабиринты якобы служили своеобразной заменой паломничества для людей, которые не могли отправиться в странствие. Верующий должен был проползти на коленях по их кругам, пока он не попадал в центр, который назывался Иерусалим. По аналогии и сами эти лабиринты во Франции именовали chemins de Jerusalem, т.е. дорогами в Иерусалим.1774 Как и рассказы в книге Чосера, круги таких лабиринтов знаменовали собой мир с его «кривыми», окольными путями, которые, в конечном счете, все-таки должны были открыть верующим дорогу к заветной цели.

Историки искусства уже довольно давно обратили внимание на связь между высокой готикой и высокой схоластикой. Они обе возникли в XII столетии и достигли своего расцвета в следующем XIII в.1775 В богословии это было время синтеза, попытки систематизации знаний, которая началась еще с появления известного сочинения Абеляра «Да и Нет», где он собрал противоречащие друг другу библейские цитаты и богословские суждения. Но особой популярностью в XII столетии стали пользоваться «Сентенции» Петра Ломбардского (ок. 1095 — 1160), в которых он, цитируя разнообразных мыслителей, пробовал примирить казавшиеся несовместимыми утверждения и сделать надлежащие теологические выводы.1776 XIII же век стал эпохой создания грандиозных систем или сумм, которые стремились дать всеобъемлющий охват самых разных областей знания. Знаменитая «Сумма богословия» Фомы Аквинского — лишь одно из многих произведений подобного рода. Аналогичные тенденции видны и в архитектуре периода высокой готики. Соборы этого периода, по словам историков искусства, также пытались «воплотить все христианское знание — теологическое, естественнонаучное и историческое, где все элементы должны находиться каждый на своем месте, а все то, что еще не нашло своего определенного места, подавляется».1777

В XIV в. время синтеза и систематизации отошло в прошлое, как в богословии, так и в архитектуре. Но эти тенденции все еще сохранились в литературе, примером чему и являются «Кентерберийские рассказы», которые вместе с «Божественной Комедией» Данте венчают собой развитие средневековой словесности.

Книга Чосера буквально поражает тем «Господним изобилием», которое в ней увидел проницательный Драйден. Уже придуманная поэтом форма стиха, которой написано большинство рассказов — пятистопный ямб с рифмованными двустишиями по схеме аа, bb, сс, dd и т.д., где возможны любые повторы, — как бы открывает возможность бесконечного расширения и развития. Широта интересов Чосера, охватывающая практически все стороны интеллектуальной жизни позднего Средневековья, придает книге энциклопедический характер, превращая ее в своеобразный компендиум, позволяющий судить о менталитете эпохи. Сами же рассказы с их ошеломляющим многообразием формы и авторской свободой видения мира содержат почти все известные тогда литературные жанры — философская поэма, рыцарский роман, лэ, фаблио, басня, животный эпос, назидательный пример, житие святых, проповедь и т.д.

Герои книги, как мы уже отметили, представляют все слои общества. Во всех рукописях книга всегда начинается с «Рассказа Рыцаря» и завершается «Рассказом Священника». Согласно средневековой иерархии, долгом рыцаря было защищать отечество, а долгом священника — учить людей побеждать духовных врагов. Расположенные в символическом пространстве между властью земной и властью небесной, остальные паломники как бы воплощают собой все человечество с его грехами и добродетелями, весь мир, на который Чосер глядит с доброй, слегка лукавой и всепонимающей улыбкой.

В Средние века слово комедия понималось очень широко. Данте назвал свою поэму комедией, потому что она завершается радостным концом, указывая людям путь к счастью и спасению. Но это «Божественная Комедия». Чосер написал нечто другое. Он не спустился в ад, не поднялся на гору в чистилище и не проник в рай. Поэт остался на земле, куда лишь сверху отраженными лучами проникает свет небесного Иерусалима. Но зато Чосер создал первый образец «человеческой комедии», который, синтезировав все лучшие литературные достижения позднего Средневековья, не только заложил основу английской литературы на много веков вперед, но и в своей неповторимости остается непревзойденным и по сей день. И сегодня, как и семь столетий назад, «Кентерберийские рассказы» по-прежнему трогают, смешат, волнуют и заставляют думать своих читателей. Тут с Чосером среди английских поэтов может поспорить лишь один Шекспир.

А.Н. Горбунов «РИФМА В АНГЛИИ БЕДНА» — ЛИРИКА ЧОСЕРА

Дошедшая до нас лирика Джеффри Чосера гораздо менее известна и гораздо хуже изучена, чем его крупные по размеру произведения, в особенности «Троил и Крессида» и «Кентерберийские рассказы». Это и понятно, поскольку, хотя она и представляет самостоятельный интерес благодаря своему новаторству и разнообразию жанров, по своему художественному уровню она все-таки уступает этим произведениям. Тем не менее без нее трудно представить себе творчество поэта в целом и понять, с чего он начинал, и как дальше развивалась его поэзия.

Считается, что Чосер писал небольшие стихотворения всю свою жизнь, хотя сейчас мы даже не можем установить их точную датировку и число, поскольку многие из них, по всей видимости, не сохранились. В «Отречении», завершающем «Кентерберийские рассказы», поэт кается в том, что он был автором «множества песенок и похотливых лэ». В Прологе же к «Легенде о славных женщинах» Альцеста, пытаясь защитить Чосера, также утверждает, что он сочинил «в честь празднеств любви (for [Love’s] halydayes) множество гимнов, которые зовутся баллады, рондо, вирелэ». Но до нас дошли только два рондо, и мы не знаем ни одного вирелэ и ни одной песенки Чосера. Все его стихотворения рассчитаны на чтение вслух, а не на пение, как, например, у его французского современника старшего поколения Гильома де Машо. И вообще ни о каком «множестве» стихотворений поэта говорить не приходится. В современных изданиях, где авторство Чосера строго проверено, их насчитывается около двадцати. Возможно, поэт, упомянув «множество» подобных стихотворений, намеренно преувеличил их число, но, скорее всего, они действительно не сохранились до наших дней.

Само название жанров стихотворений, на которые ссылается поэт, ясно определяет круг интересов молодого Чосера. Посвященные любви песни, баллады, рондо и вирелэ были типичными жанрами французской куртуазной лирики, весьма популярной при английском королевском дворе середины XIV в. Чосер и начал свою деятельность как придворный поэт, писавший для узкого и избранного круга читателей.

Ситуация двуязычия (родной английский и англо-нормандский вариант французского, постепенно все больше удалявшийся от континентального образца) существовала в Англии со времен нормандского завоевания в 1066 г. Но в XIV столетии, особенно ближе к его концу, в ней наметились важные сдвиги. В предыдущем XIII в. на англо-нормандском диалекте, отличавшемся по ряду моментов от французского, известного парижанам той эпохи, говорили и писали люди высшего и среднего сословия, в то время как английский был уделом низших слоев общества. Соответственно, каждый образованный англичанин знал тогда французский и писал на нем, а литература, написанная по-английски, включала в себя лишь низкую ветвь рыцарских романов и народную поэзию, прежде всего баллады, популярные среди простого люда, равно как и предназначенную для них же назидательную прозу. Однако к началу XIV в. английский разговорный язык постепенно начал вытеснять французский и в среде высших и средних слоев общества, хотя судопроизводство и деловая переписка по-прежнему велись по-французски. В середине века король Эдуард III обращался к войскам по-английски и говорил со своей женой и придворными по-французски. При дворе Ричарда II придворные уже говорили по-английски, хотя все они прекрасно знали также и французский, а королева предпочитала его.

Молодость Чосера прошла при дворе Эдуарда III, где все еще господствовал французский язык и, была модна французская куртуазная поэзия. По-английски такую поэзию тогда никто не писал. Весьма вероятно, что Чосер сочинил свои первые стихотворения по-французски. В одной дошедшей до нас английской рукописи XIV в., где помещены произведения таких известных тогда французских поэтов, как Отон де Грансон, Гильом де Машо и Эсташ Дешан, есть и пятнадцать французских стихотворений, подписанных инициалом Ч (Ch или по-французски Ш). Мы не можем с полной определенностью утверждать, что их автором был Чосер, но вероятность его авторства не исключена. Все они написаны в стиле куртуазной традиции и имеют явно подражательный, ученический характер. Такое начало вполне в духе первого французского периода творчества поэта. Однако если Чосер действительно сочинил эти стихотворения, то они были лишь экспериментом юного поэта, первой пробой его пера. В дальнейшем все свои произведения он писал только по-английски.

Обратившись к лондонскому диалекту родного языка, Чосер сделал единственно правильный, хотя и очень трудный на тот момент выбор. Ведь ему пришлось начинать буквально с нуля, закладывая фундамент английской поэзии на много веков вперед. Правда, в Англии XIV столетия уже существовала довольно богатая традиция аллитерационной поэзии, представленная, в частности, такими крупными поэтами, как анонимный автор «Сэра Гавейна и Зеленого Рыцаря» и Уильям Ленгленд. Но все эти поэты ориентировались на древнеанглийскую аллитерационную систему стихосложения, которая не имела будущего. Чосер, видимо, сразу же хорошо понял это. Опираясь на опыт современных ему французов, он стал отважно внедрять силлаботонику в английский стих. Иначе, скорее всего, в его положении и быть не могло. Ведь от придворного пажа и оруженосца, каким он был в юности, и требовалось умение слагать куртуазные стихи. Почувствовав меняющуюся лингвистическую ситуацию, он начал писать их на родном английском языке, следуя французским образцам, а порой в силу своего таланта и даже превосходя их.

Уже с самого начала, заимствуя чужое, Чосер делал его своим. А заимствовать тогда было нужно очень и очень много. Поэт вводил в английскую лирику не только непривычные доселе темы и образы, но иногда брал и тексты целых стихотворений, адаптируя их к новому контексту, и множество новых слов, заимствуя их из французского и латыни и тем обогащая родной язык. И, словно этого было мало, Чосер ввел в английскую поэзию и новые формы стиха.

Как показали ученые,1778 Чосер первым обратился к французской форме баллады, которая обычно состояла из трех строф по восьми строк, рифмующихся по схеме ababbcbc, где c являлось рефреном. Такие баллады обычно заканчивались кратким заключением. Чосер точно соблюдает эту форму в стихотворении «Розамунде», где, однако, нет заключения. В «Похвале Женщине» поэт несколько изменил схему рифмовки, оставив только две рифмы и тем значительно усложнив свою задачу. В некоторых балладах Чосер употребил королевскую строфу (ababbcc), которую анонимные английские поэты уже опробовали до него, но которая, как считают исследователи, привлекла к себе внимание Чосера благодаря сходству с римской октавой у Боккаччо — ababbcbc. Если это так, то Чосер просто сократил седьмую строку. И во всех своих балладах Чосер, в отличие от французских образцов, использовал не четырехстопный, но пятистопный ямб, а в «Прошении к своей госпоже» ввел в английский стих дантовские терцины.

Особое предпочтение Чосер отдавал жалобе (Complaint),1779 которую он заимствовал из французской поэзии и понимал весьма широко, то придавая ей форму баллады, то отдельного маленького стихотворения, то вставляя ее внутрь большой поэмы («Троил и Крессида»). Понятая так жалоба, по сути дела, взрывала узкие рамки жанра, превращаясь в особый вид дискурса, особый тип выражения эмоций. Темой таких жалоб по большей части было чувство неразделенной любви или какая-нибудь иная ситуация, присущая куртуазной литературе, хотя герой мог также жаловаться и на горечь постигшей его утраты или несправедливость. Чосер писал и шутливо пародийные жалобы, в которых сетовал на нехватку денег или ошибки переписчиков его сочинений.

Большинство исследователей считают «Алфавит» («Аn АВС») одним из самых ранних произведений Чосера, ссылаясь при этом на его несколько подражательный характер. Долгое время считалось, что стихотворение было написано по заказу Бланш, герцогини Ланкастерской, первой жены влиятельного вельможи Джона Гонта, одного из сыновей Эдуарда III. Известно, что Бланш умерла в 1368 г. Соответственно, Чосер должен был сочинить стихотворение раньше этого срока. Такая датировка спорна. Что же касается подражательности стихотворения, то «Алфавит», во многих рукописях имевший подзаголовок «Молитва к Богородице», действительно является виртуозным, хотя местами и довольно свободным переводом молитвы, вставленной в очень популярную тогда аллегорическую поэму Гильома де Дегильвиля «Странствие человеческой жизни» (первая редакция 1331 г.), где каждая строфа начиналась со следующей буквы алфавита. Чосер с легкостью справился с поставленной задачей, сочинив единственное в своей лирике религиозное стихотворение, которое предвосхитило появившиеся много лет спустя прологи к историям Аббатисы и Второй Монахини в «Кентерберийских рассказах». «Алфавит» написан в форме гимна к Богородице и содержит мольбу о Ее заступничестве. Дева Мария предстает здесь в разных, но всегда традиционных для религиозной литературы эпохи обличиях. Отношение автора-просителя к Богородице напоминают отношение взволнованного ребенка к терпеливой матери, беглеца, ищущего надежного пристанища, странника, стремящегося достигнуть рая, моряка, чей корабль ищет гавань, больного, ждущего исцеления, и преступника, надеющегося, что заслуженное им наказание будет смягчено. Сам же автор-проситель олицетворяет собой не только конкретную личность поэта, но всякого грешника, испытывающего нужду в покаянии.1780

Как ясно из английского названия следующего стихотворения — «К милости» («The Complaint unto Pity»), — оно представляет собой жалобу. Однако это жалоба не только на неразделенную любовь, которая на куртуазный манер «вознамерилась… сгубить» поэта, но и на горестное состояние мира, где милость (жалость) умерла. Как считают ученые, подобное сопряжение частного и общего было вполне уместным в иерархическом обществе XIV в., где неудачи и разочарования в социальной сфере были, по крайней мере, внешне сопоставимы с неудачами и разочарованиями в любви.1781 «К милости», — пожалуй, самое аллегорическое из всех стихотворений Чосера, где упомянуты олицетворенные Забота, Радость, Юность с Красотой и т.д. Оно состоит из авторского вступления, вводящего читателей в безнадежно-горестную ситуацию, и собственно жалобы, или «Прошения к милости», построенной по законам юриспруденции и содержащей обращение, изложение жалобы и просьбу о защите. Подобные ситуации и прошения достаточно часто встречались в литературе той эпохи, хотя точный источник текста, если он вообще существовал, не установлен учеными. Однако теории критиков XIX в., искавших тут и в некоторых других лирических стихотворениях Чосера личные, исповедальные мотивы, малоубедительны. Основная тема полного юридических терминов стихотворения — эмоциональный тупик, в котором оказался автор-проситель. Он вынужден замолчать прежде начала речи, и его прошение высказано не даме сердца, которую подчинила себе аллегорическая Жестокость, но читателям. Для просителя нет выхода, и потому стихотворение как бы описывает символический круг, кончаясь той же строкой, с какой оно и началось: «С тяжелым сердцем и больной душой».

Интересна и форма стиха, поскольку здесь поэт, возможно, в первый раз использует королевскую строфу, что дало основание исследователям отнести стихотворение ко второму, итальянскому периоду творчества поэта, когда он уже познакомился с поэзией Боккаччо и римской октавой, которую тот использовал в своих больших поэмах. Однако и эта гипотеза тоже не очень надежна, так как аналогичная королевской строфе форма стиха существовала и во французской литературе, не говоря уже о родной Чосеру английской лирике.

По всей видимости, незаконченное «Прошение к своей госпоже» («Complaint to His Lady») продолжает тему предыдущего стихотворения. Эта состоящая из четырех частей жалоба на жестокость дамы, чье имя Безжалостная Красота («Faire Ruthless»), является расхожим в куртуазной и петраркисткой поэзии образом. Для влюбленного в жестокую красавицу героя, которого «ежечасно жжет… страданье», нет никакого выхода. Дама сердца, названная поэтом на куртуазный манер «прекрасным врагом», обрекла его мучиться и страдать до самой смерти, но он не может отказаться от любви и просит госпожу, не надеясь на взаимность, разрешить ему остаться ее преданным рабом:

Причины же сего не знаю я, Но вот о чем хочу просить тебя. Если однажды на земле найдешь Того, кто будет преданней меня, Тогда, не медля ни едина дня, Убей меня, прогнав. Но если все ж Такого не сумеешь ты найти, Тогда терзай меня и мучь, доколе Я не умру, твоей послушен воле. (Перевод Т.Ю. Стамовой)

Подобное настроение героя и образы стихотворения были хорошо известны первым читателям Чосера по французской куртуазной лирике, где они уже стали общим местом. Возможно, и сам Чосер понял это, не завершив стихотворение, но в дальнейшем использовав некоторые его фразы в других произведениях. Зато форма «Прошения к своей госпоже» была новаторской. Первая часть стихотворения написана королевской строфой, во второй и третьей Чосер первым в истории английской поэзии ввел дантовские терцины, строки, рифмующиеся по схеме aba bcb и т.д., а в четвертой также впервые в английской поэзии — десятистрочные строфы, рифмующиеся по схеме aabaabcddc (исключение — вторая строфа).

«Жалобная песнь Марса» («The Complaint of Mars») — одно из самых сложных и наиболее удачных в художественном отношении стихотворений Чосера. Оно состоит из трех неравных между собой по длине частей: прелюдии (proem), повествования (story) и самой жалобы. Как предполагают исследователи, возможно, повествование и жалоба были написаны в разное время, а затем поэт соединил их вместе, добавив прелюдию.1782 Проверить эту гипотезу сейчас нельзя, хотя повествование и жалоба действительно, по крайней мере чисто внешне, не очень тесно связаны между собой.

Положение небесных светил (Марса, Венеры, Солнца и Меркурия), описанное в стихотворении, совершенно определенно отсылает нас к концу марта — началу апреля 1385 г. Долгое время считалось, что Чосер намекнул здесь в зашифрованном виде на один из придворных скандалов, случившихся тогда, — на связь между Изабеллой Йоркской, дочерью Джона Гонта, и Джоном Холландом, герцогом Эксетерским. На этот скандал якобы сослался и один из переписчиков стихотворения. Однако современные исследователи опровергли это мнение. Они указали, что слова переписчика «made by my Lady York…and my lord of Huntingdon» в данном контексте нужно понимать не как намек на их связь (т.е. будто бы «касающиеся леди Йорк и лорда Хантингдона»). Они якобы означают, что стихотворение «было заказано» или, может быть, «прочитано при дворе» Изабеллой Йоркской и Джоном Холландом.1783

В прелюдии Чосер, приветствуя наступление весны и устанавливая время рассказа — рассвет в день святого Валентина,1784 знакомит читателей с рассказчиком. Это птица, приветствующая приход весны как времени любви и выбора своей пары. Но влюбленные люди живут по другим законам, и для них весеннее утро — это грустное время расставания. Вводя этот традиционный для средневековой альбы мотив, поэт искусно создает двойственную, слегка ироническую перспективу следующего далее повествования, в котором законы возрождающейся после зимней спячки природы противостоят условностям куртуазной любви.

Сюжет повествования восходит к эпизоду из «Метаморфоз» Овидия, где римский поэт описал, как Феб на рассвете заметил спящих вместе Марса и Венеру и рассказал об этом Вулкану, мужу Венеры. Тогда ревнивый Вулкан сделал сеть, приковавшую влюбленных к ложу, и выставил их на всеобщее осмеяние олимпийских богов. Переосмыслив этот сюжет, Чосер убрал из своего стихотворения Вулкана и его сеть, оставив лишь страх влюбленных перед появлением Феба как напоминание о «Метаморфозах» и античной составляющей сюжета.

Однако действующие лица стихотворения — не олимпийские боги, но переосмысленные на средневековый лад небесные светила. Поэтому Марс у Чосера завоевывает благосклонность Венеры благодаря траектории движения небесных светил, равно как и в силу своих рыцарских достоинств. Венера же движется в два раза быстрее Марса, и он после их встречи уже не может ее догнать, а появление Феба (солнца), так пугающее влюбленных, означает надвигающуюся перемену положения небесных светил, которая должна разлучить их. Светила при этом наделены и чисто человеческими чувствами, заставляющими их страдать на куртуазный манер. Но каковы бы ни были их чувства, боги-планеты подчинены строго размеренному и изначально предопределенному курсу движения, противиться которому они не могут. Поэтому Марсу ничего не остается, как изливать свое горе в жалобной песне, а веселой птичке-рассказчице славить «утро, полное любви».

В «Жалобе Марса» ироническое измерение исчезает, о чем свидетельствует и изменившаяся форма стиха. Вместо королевской строфы, которой были написаны прелюдия и повествование, Чосер теперь обращается к девятистрочной строфе. Поданные с полной серьезностью куртуазные мотивы выходят тут на передний план. Марс говорит о верном служении своей даме, жалуясь на ее жестокость. Герой задает и вопросы, на которые нет ответа:

Зачем Господь своим назначил чадам Тех, кто однажды оказался рядом, Любить почти помимо нашей воли? Чтобы в одно мгновение усладам Нам обернуться настоящим адом, Неслыханным, невиданным дотоле? Зачем расписаны так жестко роли? Зачем должны мы так к любви стремиться, Если ей здесь не суждено продлиться? ……….. Зачем Владыка собственной рукой Наказывает так свои созданья И все благие наши упованья, Как дым, вдали рассеивает где-то Быстрее, чем зима сменяет лето? (Перевод Т.Ю. Стамовой)

Для Марса любовь оказывается безумством, которое почти невозможно избежать. Обращаясь в конце стихотворения к рыцарям и дамам, Марс просит лишь о жалости и сострадании. Только это и может ему хоть немного помочь, ибо никакого другого выхода в его ситуации нет.

Как отметили большинство критиков, поставленные так вопросы Марса затрагивают, пусть и кратко, проблемы свободы воли и природы любви, явно предвосхищая зрелые произведения Чосера — «Троила и Крессиду» и историю Рыцаря из «Кентерберийских рассказов».

Долгое время считалось, что «Жалобная песнь Венеры» («The Complaint of Venus») является своеобразным продолжением «Жалобной песни Марса», где на этот раз речь ведет Венера. Так думали уже первые переписчики, поместившие ее в ряде рукописей сразу же за этим стихотворением. Тем не менее, современные исследователи считают, что у нас все-таки нет достаточных оснований считать «Жалобу Венеры» непосредственным продолжением «Жалобы Марса». Оба стихотворения мало связаны между собой, и никаких астрономических или мифологических аллюзий на античных богов во втором из них нет. На самом деле «Жалоба Венеры» является переводом, порой весьма свободным, пяти баллад Отона де Грансона, французского современника Чосера, с которым он был лично довольно хорошо знаком. Чосер, изменив пол рассказчика (женщина вместо мужчины), превратил стихотворения Грансона в балладу, состоящую из трех восьмистрочных частей с десятистрочным заключением в конце. Тема баллады — поданные в куртуазном ключе радости и горести любви. В первой части дама-рассказчица вспоминает достоинства своего благородного возлюбленного, во второй останавливается на горестях, которые принесло их чувство, а в третьей вновь возвращается к воспоминаниям о былом счастье. В заключении же автор сетует на трудности перевода, жалуясь на бедность рифм в английском языке. Чосер, однако, виртуозно справился со сложной рифмовкой стихотворения. Ученые полагают, что, возможно, эти его сетования на поэтические трудности задачи, которую он поставил перед собой, были всего лишь типичным для позднесредневековых поэтов топосом «ложной скромности» (affected modesty), желанием привлечь внимание читателей к своему отточенному мастерству.1785 Если это так, то Чосер к моменту создания «Жалобы Венеры» уже имел на это право.

Отточенное мастерство видно и в полной изящества и легкой иронии балладе, названной «Розамунде» («То Rosemounde»). Теперь это уже не жалоба, но привычная для придворной поэзии похвала возлюбленной. С одной стороны, Чосер здесь как будто бы сполна отдает дань куртуазной традиции. Он изображает недоступную красавицу, чьи глаза похожи на кристаллы, а щеки на рубины. Герой стихотворения ранен любовью, пылает от страсти, но готов страдать всю жизнь от безответного чувства. И вместе с тем поэт смеется над этой традицией, показывая ее абсурдность. Взаимность герою вовсе даже и не нужна, хотя его слезы способны наполнить целую бочку, а себя самого он самым неожиданным образом сравнивает с вареной щукой в желейном соусе (рук @walwed in galauntyne). Благодаря таким образам чувства героя и сам способ их выражения иронически вывернуты наизнанку и поставлены под сомнение. Само же двойственное восприятие куртуазной традиции совершенно явно предвосхищает «Троила и Крессиду».

Как ясно из русского названия еще одного стихотворения «Похвала женщине» («Womanly Noblesse» — дословно «Женское благородство»), оно также написано в форме куртуазного комплимента даме, обыгрывающего привычные для придворной лирики образы. Авторское отношение здесь вполне серьезно, и ирония, присущая «Розамунде», отсутствует. Стихотворение во многих рукописях имеет подзаголовок баллада и действительно заканчивается традиционным для жанра заключением. Однако по форме это все-таки не совсем традиционная баллада, так как «Похвала женщине» состоит из трех девятистрочных строф без рефрена с двумя повторяющимися рифмами в каждой из строф, причем одна из этих рифм повторяется и в заключении. Подобная рифмовка потребовала от автора незаурядного искусства, которое, по крайней мере чисто внешне, далось ему без всяких трудностей. Поэтому его извинение за отсутствие должного мастерства (myn ignoraunce) в заключении, видимо, как и в «Жалобе Венеры», также было данью топосу «ложной скромности», заставляющей читателей обратить внимание на виртуозность стиха.

Состоящее из одной королевской строфы «Послание Адаму, личному переписчику» («Chaucer’s Words unto Adam, His Owne Scriveyn») поворачивает сам жанр послания в непривычном ракурсе, как бы объединяя его с жалобой. Только теперь это не привычная для куртуазной лирики жалоба на жестокость неприступной красавицы, но шутливое сетование на ошибки переписчика важных для Чосера текстов, таких, как его перевод Боэция и «Троил и Крессида». До изобретения книгопечатания, да и после по отношению к нерадивым наборщикам подобные жалобы часто звучали в литературе. Как считают исследователи, их недавними образцами для Чосера могли послужить стихи провансальских трубадуров или письмо Петрарки к Боккаччо, где он обвинял переписчиков в невежестве, лени и высокомерии.1786 Чосер менее суров, чем Петрарка, но за шутливостью его тона скрывается убеждение в безусловной значимости его сочинений, которые он хочет донести до своих читателей в целости и сохранности. Топос «ложной скромности» в этом стихотворении больше неуместен, и забота творца о своих творениях очевидна.

«Детство человечества» («The Former Age») — одна из пяти баллад, которые критики объединили вместе, назвав их «боэцианскими». Написанные в разное время и по разному поводу, эти стихотворения содержат размышления философского и нравственного порядка, которые так или иначе связаны с «Утешением философией» Боэция, книгой, перевод которой оказал очень большое влияние на Чосера, превратив его, по общему признанию, из придворного поэта в поэта-философа.

В «Детстве человечества» Чосер вслед за Боэцием, опиравшимся на богатую античную традицию, противопоставил «золотой век» человечества, время, когда люди вели простой и здоровый образ жизни, следуя законам природы, современности с ее войнами и пороками. Люди «золотого века», незнакомые с излишествами сегодняшнего дня, не знали ни войн, ни предательства, ни тирании:

Покуда не пришел еще в сей мир Юпитер, жадный до вина и брашен, Жестокий и заносчивый кумир, Нимрод еще своих не строил башен. Что ж ныне видим? — Человек стал страшен. И мир, где поселились плач и страх, На лицемерии и лжи заквашен: Порок, отрава, смерть во всех вещах. (Перевод Т.Ю. Стамовой)

Некоторые ученые считают, что Чосер запечатлел в этих строках последние годы правления Ричарда II (1397-1399), когда он особенно явно проявил деспотичность своего нрава. Стоит, однако, вспомнить, сколь осторожно и с какой опаской Чосер высказывал политические суждения на протяжении всей своей жизни. Думается, что это, быть может, самое мрачное из всех стихотворений Чосера имеет скорее более широкий контекст. Оно отражает взгляд поэта на жизнь и события последних десятилетий XIV в. в целом и не привязано к каким-либо конкретным событиям этого времени.

«Фортуна» («Fortune») состоит из трех баллад и написанного королевской строфой заключения. Стихотворение представляет собой диалог между жалобщиком и Фортуной. В рукописи оно имеет французский подзаголовок «Ballades de Visage sanz Peinture», т.е. баллады о лице без прикрас. Подобный подзаголовок, скорее всего, означает, что Фортуна является жалобщику, как и в «Утешении философией» Боэция, в своем истинном обличии. Некоторые ученые, однако, считают, что французский текст нужно читать ballades а deux visages — именно так Машо назвал некоторые свои стихотворения, указав на их диалогическую форму.

Как бы там ни было, влияние Боэция, использовавшего диалог задолго до Машо, совершенно очевидно в стихотворении Чосера. Жалуясь на непостоянство Фортуны, лирический герой ищет утешение в истинной дружбе, которая открылась ему в его несчастьях, в стоическом самоограничении и надежде на очередной поворот Колеса Фортуны. Богиня учит жалобщика стойкости и терпению, а когда он не соглашается с ней, напоминает, что она лишь инструмент в руках Бога. Здесь стихотворение во многом перекликается с историей Рыцаря из «Кентерберийских рассказов». В посылке же Фортуна неожиданно заступается за жалобщика и просит «вдвоем, втроем» помочь ему. Комментаторы увидели в этих словах намек на постановление Тайного Совета (1390), ограничивавшее расточительность Ричарда II. Согласно этому постановлению, король не мог распоряжаться денежными грантами без согласия трех герцогов — Ланкастерского, Глостерского и Йоркского или хотя бы двух из них. Не все согласны с подобным толкованием. Ясно лишь одно. Поскольку заключение есть только в одной из рукописей, оно могло быть написано отдельно и добавлено к балладе позже в связи с каким-то точно неизвестным нам сейчас событием.

Судя по количеству дошедших до нас рукописей, «Истина» («Truth») — самое популярное из всех стихотворений Чосера. Оно тоже имеет французский подзаголовок «Ballade de Bon Conseyl» — Баллада о добром совете. Как считают комментаторы, стихотворение адресовано другу поэта Филиппу де ла Вашу, который в период с 1386 по 1389 г. оказался в опале. Опираясь на восходящую к античности традицию, Чосер пытается утешить друга. Поэт советует ему бежать толпы (придворной жизни со всеми ее пороками) и, овладев собой, «довольствоваться малым». Однако стоическое самоограничение, к которому в свое время призывал еще Гораций в своих эпистолах, Чосер здесь преподносит в христианском ключе. Постоянным рефреном всех трех строф баллады звучат слегка перефразированные слова Иоанна Богослова: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (8: 32). Но истина для евангелиста — это Сам Бог, Который познается через Иисуса Христа. Только такое знание и может сделать человека свободным. А «добрый совет» Чосера звучит так:

Служи лишь Богу, песнь Ему сложи. Ему, Жизнеподателю, внимая, Молись за всех, себя не забывая. Мир перестанет быть тогда холодным, И истина тебя соделает свободным. (Перевод Т.Ю. Стамовой)

Написанное королевской строфой «Благородство» («Gentilesse») развивает знакомое по рассказу Женщины из Бата учение о том, что истинное благородство является свойством характера человека и полностью зависит от его поступков, а не от происхождения и богатства. Кратко, емко и убедительно излагая эти, в общем-то, хорошо известные тогда идеи, Чосер опирался на Боэция, Данте и Жана де Мена. Вместе с тем «Благородство» совершенно явно имело вполне определенный социальный контекст. Было бы явной натяжкой искать здесь следы радикализма Чосера или усматривать какую-либо связь с лозунгом Джона Болла, вождя крестьянского восстания 1381 г., который в своих речах ссылался на народную пословицу: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был джентльменом?». По утверждению биографов поэта, его отношение к крестьянскому восстанию, зверства которого он, скорее всего, видел собственными глазами, было однозначно негативным.1787 В любом случае стихотворение Чосера представляет собой совет аристократам быть достойными того общественного положения, которое им дал Бог. Недаром же впоследствии Генри Скоган, служивший воспитателем сыновей Генриха IV, процитировал его полностью в балладе, адресованной принцам, а некоторые исследователи читают его и как обращение поэта к Ричарду II,1788 хотя не все согласны с такой интерпретацией.

В отношении «Непостоянства» («Lak of Stedfastnesse») подобных споров нет. Как ясно из посылки, стихотворение адресовано непосредственно Ричарду II. Оно развивает мрачное настроение «Детства человечества», сравнивая прошлое, когда «был верным мир», с неприглядным настоящим, где «ложь над правдой без конца смеется, / И постоянство глупостью зовется». В посылке же Чосер просит короля быть верным «заветам Богом данным» и отстоять свои права (suffre nothing that may be reprievable / To thyn estate). Как считают комментаторы, эти слова помогают нам установить предположительную дату написания стихотворения. Скорее всего, это был 1386 год, когда Парламент на время ограничил права короля, хотя есть и другая датировка — конец 90-х годов. Возможно также, что стихотворение было сочинено раньше, а заключение в связи с тем или иным событием добавлено позже.

Написанное королевской строфой с заключительной посылкой «Послание Чосера к Скогану» («Lenvoy de Chaucer a Scogan») вводит в английскую лирику новый жанр, который впоследствии, в эпоху Ренессанса, стал необычайно популярным. Это горацианское послание с его свободной разговорной структурой, допускающей возможность разного рода отступлений. Недаром же сам Гораций называл свои послания «беседами». Чосер пользуется и привычными для жанра приемами, называя имя адресата и прощаясь с ним в конце. Все стихотворение Чосера проникнуто веселой иронией, объектом которой становится и адресат, и сам автор. Поэт объясняет проливные дожди, обрушившиеся в тот момент на Англию, тем, что Скоган оскорбил языческих богов своим пренебрежительным отношением к любви. И вот теперь Венера плачет «в три ручья». Обиделся и Купидон, который может утратить всякий интерес и к Скогану, и к его пожилому располневшему другу Чосеру, очень похожему на своего тезку-паломника из «Кентерберийских рассказов». Впрочем, Чосер-автор и сам разочаровался в любви и в сочинении стихов. Но оставить любовь — не значит забыть о друзьях. В посылке поэт неожиданно просит у Скогана, близкого к королевскому двору, заступничества во имя их давней дружбы. И шутливое здесь уже перемежается с серьезным. Ученые не пришли к единодушному выводу ни о том, в чем заключалась просьба о заступничестве, ни о точной дате, когда Чосер сочинил это послание, хотя новаторский характер «просительного письма» очевиден для большинства из них.

В том же жанре горацианской эпистолы с его свободной разговорной структурой написан и «Совет Бактону» («Lenvoy a Bukton»). Как и в предыдущем стихотворении здесь есть и обращение к адресату и заключение. Послание посвящено предстоящей женитьбе некоего Бактона (Питера или, может быть, Роберта), который вознамерился связать себя узами брака во второй раз. Соответственно преимущества и недостатки брака — его главная тема. Вся эпистола целиком выдержана в шутливом тоне и полна ссылок как на библейские тексты, так и на народные пословицы и поэзию самого Чосера. Пытаясь отговорить Бактона от женитьбы, которую он уподобляет рабству, поэт с комически серьезным видом взвешивает разного рода мнения по поводу брака и в посылке даже советует своему адресату прочесть высказывания Женщины из Бата. Вряд ли на основании этого шуточного стихотворения стоит пытаться сделать какие-либо выводы об истинном отношении Чосера к женщинам и браку. Но упоминание Алисон из Бата дает нам возможность представить себе, какой популярностью пользовались ее пролог и история уже при жизни автора.

«Прошение Чосера к его суме» («The Complaint of Chaucer to his Purse») — еще одно шутливое стихотворение Чосера, где он как бы пародирует жанр любовной жалобы. Вместо жестокой красавицы поэт обращается к своему кошельку, упрашивая его «отяжелеть». При этом Чосер обыгрывает и привычную семантику слов куртуазной лирики. В подлиннике рефрен звучит следующим образом: Beth hevy ageyn. Прилагательное hevy в любовном контексте означавшее печальный, здесь обретает иной смысл и понимается как тяжелый, набитый деньгами. Заключение, даже если оно и написано позже, обращено непосредственно к только что взошедшему на престол королю Генриху IV, который после короткого перерыва возобновил выплату денежного пособия, назначенного Чосеру Ричардом II. Эта выплата была произведена в 1400 г., что делает «Прошение», возможно, самым поздним из стихотворений поэта.

В «Жалобной песне Венеры» Чосер откровенно сетовал, что «рифма в Англии бедна». Такие жалобы в середине XIV в. были совершенно справедливы. Действительно, Англии было трудно соперничать с Францией, чья отличавшаяся весьма высокой степенью совершенства формы поэзия считалась тогда эталоном для всей средневековой Европы. Но в дошедших до нас немногих стихотворениях Чосер доказал, что и английский стих способен справиться с труднейшими техническими задачами и может поспорить с французской поэзией. И дело было не только в форме как таковой. В свои стихотворения Чосер ввел новые и разнообразные темы и жанры, чрезвычайно расширив границы поэтического эксперимента, да и самого поэтического видения мира. Благодаря подобным достижениям английская лирика конца XIV в. встала вровень с французской, а в области крупной формы и намного превзошла ее. (В этом, разумеется, была заслуга не только одного Чосера, хотя он и был первым среди равных, но также Уильяма Ленгленда, анонимного автора «Сэра Гавейна и Зеленого рыцаря» и Джона Гауэра.) Во всяком случае, английские поэты-лирики XV в., как правило, подражавшие Чосеру, на бедность рифм в Англии больше не жаловались. Им было у кого учиться и у себя на родине.

А.Н. Горбунов ОТРЕЧЕНИЯ: ЧОСЕР И ТОЛСТОЙ

Исследователи часто ставят Чосера и Толстого в один ряд великих художников слова, не объясняя, однако, причины подобного сопоставления.1789 Правомерно ли оно вообще? Нет ли здесь заведомой натяжки? Ведь чтобы сравнивать их, мало только масштаба дарования обоих писателей, который никто не ставит под сомнение.

Чосера и Толстого разделяют пять столетий, радикально изменивших мир и литературу. Чосер (ок. 1340 — 1400) жил в XIV в., в эпоху позднего Средневековья, а Толстой (1828-1910) стал свидетелем событий второй половины XIX и первого десятилетия XX в. Это дистанция огромного размера, когда далекое прошлое часто становится плохо видным из настоящего.

Скажем сразу, что само представление Толстого о культуре и искусстве Средневековья, сформированное во многом благодаря взглядам романтиков и напоминавшее утопию, вряд ли было бы понятно насквозь средневековому Чосеру, который собственными глазами видел закат этой эпохи, ее столь богатую плодами «осень». Как можно себе представить, характеристика, данная Средним векам в знаменитом трактате Толстого «Что такое искусство?» (1898), наверное, озадачила бы английского поэта: «Художники средних веков, живя той же основой чувств, религией, как и масса народа, передавая испытываемые ими чувства и настроения в архитектуре, скульптуре, живописи, музыке, поэзии, драме, были истинными художниками, и деятельность их, основываясь на высшем, доступном тому времени и разделяемом всем народом понимании, была хотя и низким для нашего времени, но все-таки истинным и общим всему народу искусством».1790

Разумеется, нет сомнения в том, что христианская вера играла важнейшую роль в культуре высокого и позднего Средневековья, и речь об этом в связи с Чосером пойдет ниже. Но вряд ли его творчество, и даже «Кентерберийские рассказы», имевшие более широкую аудиторию, чем ранние куртуазные поэмы-видения, но тоже написанные для достаточно узкого и избранного по меркам той эпохи круга читателей, было «низким для нашего времени (т.е. XIX в. — А.Г.), но все-таки… общим всему народу искусством». Тесно связанный с придворной поэзией Чосер просто не укладывается в рамки «общего всему народу искусства», а само его творчество совсем не является «низким для нашего времени», будь то XIX или XXI век. Как известно, литература не знает прогресса во времени, и еще никто из драматургов более поздних эпох не смог превзойти Шекспира. Да и мало кто из английских поэтов более позднего периода может соперничать с Чосером.

И, наконец, Толстой при всей его огромной эрудиции, скорее всего, просто не читал Чосера. Во всяком случае, в индексе имен 90-томного собрания сочинений Толстого нет ссылок на автора «Кентерберийских рассказов». Причина тому, возможно, заключена в языковых трудностях. Среднеанглийский язык, на котором писал Чосер, уже в шекспировскую пору стал мало доступен даже для образованных англичан, что уж говорить о XIX веке и о Толстом, для которого английский язык не был родным, а русского перевода произведений Чосера в те времена еще не было. Он появился лишь в середине следующего XX столетия.

И все же сопоставление Чосера и Толстого — не пустая игра ума. Оно может быть плодотворным, поскольку способно открыть новые грани уже знакомого и, казалось бы, хорошо известного в творчестве обоих писателей.

Есть, по крайней мере, один сразу же бросающийся в глаза момент, который роднит Чосера и Толстого. Оба они в определенный период своей жизни попытались пересмотреть созданные ранее произведения и отказаться от них.

Так, Чосер в написанном прозой «Отречении автора», заключающем «Кентерберийские рассказы» и имеющем красноречивый подзаголовок: «Здесь автор этой книги прощается», просит читателей помолиться за него «ради милосердия Господня». Поэт хочет, чтобы Бог простил его грехи и особенно «воспевание суеты житейской». А затем он перечисляет те из своих «греховных» произведений, которые приходят ему на ум «на прощание». Помимо переводов (очевидно, «Романа о Розе»), это «Книга о Троиле, Книга о Славе, Книга о Двадцати Пяти Дамах, Книга Герцогини, Книга о Валентиновом Дне и Птичьем Парламенте, Кентерберийские рассказы, все те, что греха полны, Книга о Льве и многие другие книги, какие бы я смог и сумел вспомнить, и множество песенок и похотливых лэ, грех которых да простит мне Христос в неизреченной своей милости».1791 По сути дела, Чосер назвал здесь все те свои произведения, благодаря которым мы знаем и ценим его сейчас. Исключение он сделал лишь для перевода «Утешения философией» Боэция, а также для легенд о жизни святых и о набожности, для гомилий и моралитэ, т.е. произведений сугубо религиозного свойства.

Сходным образом поступил и Толстой. Пережив в конце 1870-х годов религиозный кризис, когда жизнь на время потеряла для него смысл, а затем найдя свою собственную веру, он в «Исповеди» (1879) каялся в прожитом, которое казалось ему полным самых ужасных грехов: «Без ужаса, омерзения и боли не могу вспоминать об этих годах. Я убивал людей на войне, вызывал на дуэли, чтоб убить; проигрывал в карты, проедал труды мужиков; казнил их, блудил, обманывал. Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство… Не было преступления, которого я бы не совершал»,1792 — каялся Толстой.

По мнению писателя, таким преступлением было и его творчество, поскольку написанные им произведения были лицемерными и, как и у Чосера, «греха полны»: «В это же время я стал писать из тщеславия, корыстолюбия и гордости. В писаниях своих я делал то же самое, что и в жизни. Для того чтобы иметь славу и деньги, для которых я писал, надо было скрывать хорошее и выказывать дурное».1793 И дальше: «Искусство, поэзия?.. Долго под влиянием успеха похвалы людской я уверял себя, что это — дело, которое можно делать, несмотря на то, что придет смерть, которая уничтожит все — и мои дела, и память о них; но скоро я увидел, что и это обман. Мне было ясно, что искусство есть украшение жизни, заманка к жизни. Но жизнь потеряла для меня всякую заманчивость, как же я могу заманивать других».1794 А в написанном много позже «Исповеди» трактате «Что такое искусство» Толстой прямо сказал, что причисляет свои художественные произведения, за исключением рассказа «Бог правду видит» и «Кавказского пленника», к области «дурного искусства».1795 Таким образом, и автобиографическая трилогия, и «Казаки», и «Война и мир», и «Анна Каренина», и другие произведения, которые сейчас знает весь мир, оказались «дурным искусством». Как это похоже на «Отречение» Чосера! То же раскаяние в воспевании «суеты житейской» и тот же отказ от лучшего в своем творчестве.

Но стоит вглядеться в мотивы этой радикальной переоценки ценностей у обоих писателей, чтобы увидеть и принципиальную разницу между ними.

Долгое время в критике с легкой руки Томаса Гаскойна (XV век) господствовало мнение, что Чосер написал «Отречение» на смертном одре. Если это действительно так, то «Отречение» достаточно точно соответствует критериям популярных тогда трактатов об ars moriendi, (т.е. об «искусстве умирания»), учивших читателей, готовившихся принять смерть, переосмыслить всю прожитую жизнь и с помощью покаяния и молитвы без страха достойно принять неизбежный конец. Очевидно, что в свете таких обстоятельств «воспевание суеты житейской» должно было показаться жившему в эпоху позднего Средневековья поэту грехом, обязательно требующим покаяния. И потому якобы Чосер отверг поэзию как часть здешнего преходящего бренного мира в пользу абсолютных ценностей мира иного, где нет тления и перемен. Соответственно поэт чистосердечно скорбел о своих «греховных» творениях и искренне просил у Бога прощение за них.

Такое толкование, казалось бы, подтверждает и «Рассказ Священника», финалом которого с чисто формальной точки зрения и было само «Отречение». Как хорошо известно, этот рассказ представляет собой длинный религиозный трактат о покаянии как об «особенно благородном и достойном» пути к небесному Иерусалиму. Излагая свои мысли, Священник подробно разбирает три этапа покаяния: раскаяние, или сокрушение сердечное, устное признание, или исповедь в церкви, и искупление. В конце же рассказа Священник обещает всем истинно покаявшимся блаженство в горнем мире, где нет ни скорбей, ни болезней, но «жизнь бесконечная». Таким образом, Чосер как бы услышал призыв Священника и откликнулся на него в своем «Отречении».

И все же, однако, возникает вопрос, насколько чистосердечным было покаяние Чосера в «воспевании суеты житейской»? Ведь само понятие искренности автора возникло в словесности через несколько столетий после Чосера в творчестве Руссо и романтиков, и Средние века, где господствовали иные литературные традиции, его не знали.

Напомним, что «Отречение» не только завершает собой «Рассказ Священника», но и всю книгу, являясь также и ее эпилогом. Ученые XX в. обратили внимание на то, что имевшие широкое хождение в XIV в. прологи и эпилоги, которыми Чосер не раз пользовался в «Кентерберийских рассказах» и других своих произведениях, имели свою достаточно прочную традицию и обычно строились по заданным схемам. Исследователи, в частности установили, что для средневековых эпилогов были характерны следующие черты: краткое повторение сюжета и подчеркивание его нравственной доминанты; предупреждение грешникам, чтобы они не теряли бдительности; молитвы и просьбы о заступничестве; упоминание имени автора и названия его творений, чтобы они не изладились в памяти потомков. Религиозные мотивы, которые могли отсутствовать в прологах, как правило, обязательно возникали даже в эпилогах чисто светских произведений.1796

Как видим, «Отречение» Чосера соответствует большинству этих критериев. Так, может быть, оно и было написано целиком в соответствии с нормами средневековой поэтики, и содержащееся в нем покаяние автора имело лишь чисто условный характер?

Скорее всего, правда лежит где-то посередине между подобными крайними взглядами ученых. В «Отречении», завершающем книгу, к читателям обращается не надевший комическую маску наблюдателя Чосер-паломник, но сам автор. Потому отказ от «воспевания суеты житейской» и венчающая все молитва о заступничестве как нельзя лучше соответствуют финалу произведения о паломничестве, целью которого и должно быть покаяние и обращение к религиозным ценностям.

Но вместе с тем Чосер, как показывает вошедший сюда перечень его произведений, все же не чужд этой суеты. Поэт просит у читателей прощение за все те из «Кентерберийских рассказов», «что греха полны», не давая названия ни одного из них. Какие же именно из них он имеет в виду? Ответить на этот вопрос читатели должны сами. Наверное, у каждого читателя будет свой выбор и свои любимые истории. В любом случае, нужно вновь обратиться к книге и поразмыслить над ней.1797 А для этого читатель должен, не забывая вечных истин, вновь вернуться на землю к потоку жизни, запечатленному в книге и подчиненному эти истинам. Таким образом, типичная для всей книги двойственность перспективы, сочетающая горнее и дольнее, характерна и для «Отречения», завершающего «Кентерберийские рассказы».

«Исповедь» Толстого — это совсем не краткий эпилог, помещенный в конце большого, пусть и незаконченного произведения, но самостоятельная книга, подробно рассказывающая о духовной драме ее автора. Искренность Толстого, в отличие от Чосера, не вызывает никаких сомнений. Мы верим абсолютно каждому его слову, когда он пишет о своем душевном кризисе: «Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать, и не мог не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным. Если я желал чего, я вперед знал, что удовлетворю или не удовлетворю мое желание, из этого ничего не выйдет… Даже узнать истину я не мог желать, потому что я догадывался, в чем она состоит. Истина была та, что жизнь есть бессмыслица. Я как будто жил-жил, шел и пришел к пропасти, я ясно увидел, что впереди ничего нет, кроме погибели. И остановиться нельзя, и назад нельзя, закрыть глаза нельзя, чтобы не видеть, что ничего нет впереди, кроме страданий и настоящей смерти — полного уничтожения.

Со мной сделалось то, что я, здоровый, счастливый человек, почувствовал, что я не могу более жить, — какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от жизни».1798

И дальше: «Все это так давно известно всем. Не нынче — завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся — раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего хлопотать?».1799

Такие настроения действительно давно известны — их задолго до Толстого описали подвижники и самые разные религиозные мыслители прошлого. Бунин в замечательной книге «Освобождение Толстого» приводит ряд их имен, среди которых названы, например, Алексей, человек Божий, Юлиан Милостивый и Франциск Ассизский. Каждый из них пережил религиозный кризис, заставивший его радикально изменить жизнь. Но особенно интересны в этом списке два имени — принц Гаутама, впоследствии ставший Буддой, и Екклесиаст, потому что сам Толстой упоминает их в «Исповеди».

Узнав о существовании старости, болезни и — главное — смерти, двадцатидевятилетний принц Гаутама навсегда оставил отчий дом и стал странствующим монахом. Толстой повторяет слова Будды: «Жить с сознанием неизбежности страданий, старости и смерти нельзя, — надо освободить себя от жизни, от всякой возможности жизни».1800 И заявляет дальше уже от себя: «Обманывать себя нечего. Все — суета. Счастлив, кто не родился, — смерть лучше жизни; надо от нее избавиться».1801 Согласно «Исповеди», в определенный момент жизни Толстой действительно был на грани самоубийства.

А вот что говорит Екклесиаст, размышляя об этой самой суете сует: «И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость: ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано? И увидел я, что преимущество мудрости пред глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою. У мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме. Но узнал я, что одна участь постигнет их всех. И сказал я в сердце моем: «и меня постигнет та же участь, что и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?» И сказал я в сердце моем, что и это суета; Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым. И возненавидел я жизнь: потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все — суета и томление духа! (Екклесиаст, 2: 11-17).

Как видим, слова почти те же, что и в «Исповеди» Толстого.

Однако оба они, и принц Гаутама, и Екклесиаст, которого Толстой согласно богословской традиции того времени ошибочно отождествлял с царем Соломоном, сумели — каждый по-своему — преодолеть кризис.

После долгих духовных поисков и испытаний Гаутама, наконец, поборол страх смерти и ему открылся путь к бессмертию. Принц понял, что пока человек связан с бренным материальным миром телесным существованием, им будут владеть печали и болезни, разрушение и смерть. Нужно разорвать эту связь: «Отверзите уши ваши: освобождение (спасение, избавление) от смерти найдено!.. Освобождение — в разоблачении духа от его материального одеяния».1802

На всех горьковато скептических размышлениях Екклесиаста также лежит отпечаток страха смерти. В то время, когда была написана эта книга, иудеи еще не знали учения о воскресении мертвых, и смерть была для них абсолютным пределом. Души умерших, согласно их верованиям, отправлялись в шеол, место, подобное огромной зияющей яме, где смерть уравнивала всех, и праведников, и грешников, и где они вели лишь призрачное существование теней, не помня о Боге и не имея надежды. Но и Екклесиаст, подобно принцу Гаутаме, тоже, в конце концов, нашел выход, позволивший победить страх: «Выслушай сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека» (12:13). Скорее всего, именно благодаря этим заключительным строкам книга и вошла в библейский канон.

Как мы узнаем из «Исповеди», аналогичную победу, в конце концов, одержал и Толстой. После длительной борьбы с самим собой ему открылась вера, и он признал существование Бога. Он понял: «Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит. Если бы он не верил, что для чего-нибудь надо жить, то он бы не жил. Если он не видит и не понимает призрачности конечного, он верит в это конечное; если он понимает призрачность конечного, он должен верить в бесконечное. Без веры жить нельзя».1803 Сам Толстой увидел и уверовал в бесконечное, и это наполнило его жизнь смыслом, который он так долго искал: “Он (Бог. — А.Г.) есть”, — говорил я себе. И стоило мне на мгновение признать это, как тотчас же жизнь поднималась во мне, и я чувствовал и возможность, и радость бытия».1804 В душе Толстого произошел переворот, и отныне для него началась новая жизнь.

Здесь снова возникает параллель с Чосером, но не с его «Отречением», а с предшествующим ему «Рассказом Священника». Тема обоих произведений, как «Рассказа», так и «Исповеди» — покаяние. И оба они имеют присущую трактатам о покаянии трехчастную структуру. Сам Чосер устами Священника уподобляет подобную структуру ветвистому дереву, корнем которого служит непременное в таких случаях раскаяние, стволом с ветвями и листьями — устное признание грехов на исповеди, а плодами — плоды искупления, открывающие врата в небесный Иерусалим. Священник объясняет:

«Корень сего дерева — сокрушение, которое скрывается в сердце искренне кающегося, как корень древесный скрывается в земле. Из корня сокрушения растет ствол, который несет на себе ветви и листья исповеди и признания грехов и плоды искупления. О чем Христос говорит в Евангелии: «“Сотворите же достойный плод покаяния”, ибо по плоду узнается дерево, а не по ветвям и листьям исповеди. А посему Господь наш Иисус Христос говорит так: “По плодам их узнаете их”. От этого корня также происходит семя благодати, каковое семя есть мать уверенности в спасении, а семя сие есть страшное и жгучее… Жар же сего семени — вожделение к Богу и жажда радости вечной. Сей жар влечет сердце человеческое к Богу и заставляет ненавидеть свои грехи».1805

При этом в соответствии с традицией подобных произведений Священник уделяет сравнительно мало места плодам покаяния, тому самому «семени благодати», но зато подробно останавливается на семи смертных грехах в разделе об исповеди и признании грехов.

Нечто аналогичное происходит и в «Исповеди» Толстого. Как показали исследователи, и она тоже состоит из трех частей, правда, немного отличающихся от жесткой схемы Чосера, но все же близких ей. Это прегрешение, наказание и прозрение.1806 Если первую из этих частей (прегрешение) можно соотнести со второй у Чосера (признание грехов, правда, не на церковной, но на устной, всенародной исповеди), то вторая (наказание) соответствует как первой, так и второй у Чосера. А третья (прозрение или плоды) у обоих писателей совпадает по теме, хотя и разнится по содержанию. В соответствии с традицией, как у Чосера, так и у Толстого это самая краткая часть. Впрочем, Толстой затем подробно развил ее в написанных впоследствии памфлетах, где он рассказал о сути найденной им веры.

Заметим, кстати, что с давно установившейся словесной традицией покаяния связано и поразившее современников и многими воспринятое буквально «самобичевание» Толстого. Вспомним еще раз, что говорил о себе писатель: «Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство… Не было преступления, которого бы я не совершил».

Но ведь и в принятых православной Церковью молитвах ко Святому Причащению, которые Толстой, наверняка, знал с детства, сказано: «Душею сокрушенною, ныне бо к Тебе приходя, вем, Спасе, яко иный, якоже аз, не прегреши Тебе, ниже содея деяния, яже аз содеях». А в молитве после десятой кафизмы Псалтири мы читаем: «Кий бо вид греха не соделах? Кое дело демонское не содеях? Кое деяние студное и блудное не с преимуществом и тщанием соверших?.. Аз бо един, Владыко, ярость Твою прогневах, аз един гнев Твой на мя разжегох, аз един лукавое пред Тобою сотворих, превзошел и препобедих вся от века грешники, несравненно погрешивый и непрощенно».

Однако Бунину все же пришлось защищать «великого сладострастника» в глазах потомков: «Великий сладострастник», «по великим грехам вашим…». Да, откуда все это? Великая страстность натуры Толстого неоспорима, величайшая острота его чувствования всяческой земной плоти — тоже; но «сладострастник», если понимать это слово в обычном смысле? И где можно найти в жизни Толстого фактическое доказательство его «великой сладострастности»?1807

Духовный кризис писателя и обретение веры требовали переосмысления привычного образа жизни, и не только личной, в том числе семейной, но и нового отношения к тому, что до этого момента было главной целью — сочинительству. Отсюда пересмотр написанного прежде и отказ от него, отсюда и знаменитое опрощение Толстого. Софья Андреевна, так и не сумевшая принять эту переоценку ценностей, горько жаловалась на мужа: «Такие умственные силы пропадают в пиленье дров, в ставлении самоваров и в шитье сапог. Если счастливый человек вдруг увидит в жизни, как Левочка, только ужасное, а на хорошее закрыл глаза, то это от нездоровья».1808

Софья Андреевна была не права, хотя ее можно понять: жить рядом с великим человеком — очень трудная задача для его близких. Но вряд ли кто-нибудь станет всерьез говорить о душевном расстройстве ее мужа. Да, Толстой, имевший большой штат прислуги, теперь действительно сам пилил дрова, ставил самовары и шил сапоги. Но он и продолжал писать чуть не до самого последнего дня жизни. Правда, большую часть написанного составляла публицистика, где Толстой пытался изложить открывшееся ему понимание Бога, учил нравственности и откликался на главные события времени, нелицеприятно срывая «все и всяческие маски». Однако он продолжал и сочинять художественные произведения. В последние десятилетия жизни из-под его пера вышли произведения, которые, если и отличались от более ранних неким аскетизмом видения мира и усилившейся дидактикой, то все же составили гордость русской литературы конца XIX в. Назовем среди них хотя бы «Смерть Ивана Ильича», «Холстомера», «Воскресение» и «Хаджи-Мурата».

Касаясь их, хочется заметить, казалось бы, очевидное, хотя и ясное далеко не всем. Не было, как это казалось многим исследователям, гениального художника и плохого мыслителя Толстого, который якобы выступил на передний план, подчинив себе художника, в последний период его жизни. Его натура всегда была крайне цельной, и обе эти ипостаси его личности всегда оставались неразделимы, как в раннем, так и в позднем художественном творчестве. Ими обусловлены все его победы. Иное дело публицистика, где голос художника звучал слабо или был совсем не слышен. Здесь уже были возможны самые разные повороты.

Разумеется, цельность не исключала внутренних антиномий, о которых в свое время сказал еще А.С. Волжский: «И не знаешь, что более приковывает внимание наше, то ли могучая земляная сила, с какой приник он к источникам жизни, глубокая, все понимающая, любвеобильная мудрость большой души, любовно благословляющее, благословенное проникновение в существо земного бытия, или, напротив, богатырское борение с жизнью, противоборство земному естеству, напряженность вулканических взрывов и кудеснически упрямое вызывание нездешних сил, чудесных чар».1809 С.Н. Булгаков (еще до принятия сана священника) иначе, может быть, более точно сформулировал ту же мысль, увидев в Толстом великого гения, который все свои силы отдал исканию религиозного смысла жизни, и одновременно почувствовав в нем стихию нигилистическую и анархическую, наследие степного кочевья и вольницы.1810 Но в творчестве эти антиномии всегда были сцементированы единством видения мира и единством религиозно-философского поиска.

Пытаясь сблизиться с простым народом в поисках истинной веры, Толстой вовсе не принял полностью его взгляды и не стал выразителем крестьянских чаяний, а тем более, пусть и вопреки самому себе, «зеркалом» первой русской революции. Подобное мнение нам кажется социологичным и далеким от правды. Благодаря неустанному религиозному поиску, который он вел всю свою жизнь, писатель создал свою собственную сугубо толстовскую идеологию, которой не было аналогов ни в его время, ни после. Да, некоторые вещи, вошедшие, скажем, в «Азбуку», и после, он писал в расчете на понимание крестьянской аудитории. Но вряд ли какой-либо крестьянин смог бы понять и оценить его лучшие поздние произведения, такие, как выше названные «Смерть Ивана Ильича», «Холстомер», «Воскресение» и даже написанного в гораздо более простой манере «Хаджи-Мурата». В них, как, впрочем, и в его ранних вещах, есть множество загадок, которые каждое поколение исследователей и читателей открывает для себя и, верится, еще долго будет открывать заново.

При всей безусловной искренности отречения Толстого от своего раннего творчества в «Исповеди» само это отречение, равно как и отречение Чосера за пять веков до того, парадоксальным образом возвращает нас к его ранним вещам, заставляя глубже вглядеться в них. Ведь в жизни Толстого, помимо духовного кризиса, о котором он рассказал в «Исповеди», были и другие кризисы, пережитые им ранее. Кризисы преодолевали и созданные его воображением герои — Оленин в «Казаках», князь Андрей и Пьер в «Войне и мире»,

Левин в «Анне Карениной», а потом уже после «Исповеди» и Нехлюдов в «Воскресении». Таким образом, радикальная переоценка ценностей готовилась как бы исподволь, и вера, об обретении которой Толстой рассказал в «Исповеди», на самом деле не была абсолютно новой для него, но постепенно выкристаллизовывалась всем ходом его религиозных поисков.

Приведем лишь один сразу же бросающийся в глаза, почти хрестоматийный пример — размышления писателя и его героев о бессмертии.

В момент духовного кризиса Дмитрий Оленин, герой «Казаков», отправляется в горы на то место, где он накануне спугнул оленя. «И вдруг на него нашло такое странное чувство беспричинного счастья и любви ко всему, что он, по старой детской привычке, стал креститься и благодарить кого-то. Ему вдруг с особой ясностью пришло в голову, что вот я, Дмитрий Оленин, такое особенное ото всех существо, лежу теперь один, Бог знает где, в том месте, где жил олень, старый олень, красивый, никогда, может быть, не видавший человека… Около меня, пролетая между листьями, которые кажутся им огромными островами, стоят в воздухе и жужжат комары: один, два, три, четыре, сто, тысяча, миллион комаров, и каждый из них такой же особенный от всех Дмитрий Оленин, как и я сам… И ему стало ясно, что он нисколько не русский дворянин, член московского общества, друг и родня того-то и того-то, а просто такой же комар или такой олень, которые живут теперь вокруг него. “Так же, как они, как дядя Ерошка, поживу и умру. И правду он говорит: только трава вырастет”. — “Да что же, что трава вырастет? — думал он дальше. — Все-таки надо жить, надо быть счастливым… Все равно, что бы я ни был: такой же зверь, как и все, на котором трава вырастет и больше ничего, или я рамка, в которой вставилась часть единого божества, все-таки надо жить наилучшим образом. Как же надо жить, чтобы быть счастливым, и отчего я не был счастлив прежде?” И он стал вспоминать свою прошедшую жизнь, и ему стало гадко на самого себя… И вдруг ему как бы открылся новый свет. “Счастье, вот что, — сказал он себе, — счастье в том, чтобы жить для других… в человеке вложена потребность счастья; стало быть, оно законно. Удовлетворяя его эгоистически, то есть отыскивая для себя богатства, славы, удобства жизни, любви, может случиться, что обстоятельства так сложатся, что невозможно будет удовлетворить этому желанию. Следовательно, эти желания незаконны, а не потребность счастья незаконна. Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!” Он так обрадовался и взволновался, открыв эту, как ему казалось, новую истину, что вскочил и в нетерпении стал искать, для кого бы ему поскорее пожертвовать собой, кому бы сделать добро, кого бы любить…»

Истина, неожиданно открытая для себя Олениным, хоть и кажется ему самому новой, но на самом деле не является такой. Молодой Толстой уже знает ее. Вслед за ним Оленин осознает свою причастность мирозданию и свою смертность, такую же, как у комаров и оленей: «Так же, как они, как дядя Ерошка, поживу и умру». Здесь нет и речи об индивидуальном бессмертии христианской веры, хотя Оленин и понимает, что является «рамкой, в которой вставилась часть единого божества». Образ этого божества, разлитого в природе и, очевидно, не совпадающего с Богом христианского откровения, пока не ясен ему. Но зато он узнает рецепт счастья, состоящий в том, чтобы жить для других: «Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!».

Герои «Войны и мира» развивают эти идеи дальше.

Получив тяжкое ранение в битве при Аустерлице, истекая кровью, князь Андрей, как и Оленин до него, неожиданно осознает свою причастность мирозданию, которое открылось ему в виде неизмеримо высоко неба с тихо ползущими по нему серыми облаками: «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал… не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, — совсем не так ползут облака по этому высокому, бесконечному небу. Как же я не видел прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу».

Смысл любви и бессмертия откроется ему много позже. Накануне собственной смерти князь Андрей поймет: «Любовь? Что такое любовь?.. Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть Бог, и умереть — значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику».

И опять-таки здесь снова нет никакой речи об индивидуальном бессмертии, но есть представление о человеке как о частице любви, т.е. Бога, которая должна «вернуться к общему и вечному источнику». По справедливому наблюдению Р.Ф. Густафсона, изображение смерти князя Андрея — первая попытка писателя показать смерть как момент наиболее полного, окончательного раскрытия человеческого «я», истинного предназначения человека. Как и у Оленина, такое понимание смерти становится возможным только через переживание «свободной, вечной любви». Страх смерти исчезает, потому что смерть для князя Андрея преображается в настоящее бытие, а земная жизнь становится сном, от которого просыпаются.1811

Те же самые истины открываются и Пьеру Безухову. После смерти Платона Каратаева Пьер во сне тоже приобщается мирозданию и понимает смысл смерти, любви и бессмертия:

«Жизнь есть всё. Жизнь есть Бог. Все перемещается и движется, и это движение есть Бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания Божества. Любить жизнь, любить Бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий.

— «Каратаев!», — вспомнилось Пьеру.

И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал географию. «Постой», — сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.

«Вот жизнь», — сказал старичок учитель.

«Как это просто и ясно, — подумал Пьер. — Как я мог не знать этого прежде».

«В середине Бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать Его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез».

Во сне вселенная предстает Пьеру в виде живого, покрытого каплями, колеблющегося шара, в центре которого находится Бог, а каждая капля стремится отразить Его. Люди-капли, познав любовь, подобно Каратаеву, разливаются и исчезают в этом шаре. Смерти в привычном христианском понимании просто нет, но есть растворение в Боге, Который и является истинной жизнью.

Этому, по сути дела, пантеистическому образу Бога, не имеющему личных свойств и разлитому во вселенной, было суждено стать важнейшей частью религиозной философии позднего Толстого и определить собой его отношение к бессмертию человека.

Рассказ «Смерть Ивана Ильича» (1886), написанный уже после «Исповеди» и вдохновленный идеалами вновь обретенной писателем веры, завершает цепь уже знакомых нам рассуждений о смерти и бессмертии из более ранних произведений, не внося в религиозную философию Толстого ничего принципиально нового. Проживший пустую жизнь и долго мучившийся от безнадежной болезни герой рассказа в последние мгновения сумел преодолеть страх, увидев свет и испытав освобождение при переходе в вечность. Приобщившись любви, испытав жалость к сыну и жене, Иван Ильич пролезает сквозь черную дыру к свету:

«И вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило, что вдруг все выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон. Жалко их, надо сделать, чтобы им не больно было. Избавить их и самому избавиться от этих страданий. “Как хорошо и как просто, — подумал он. — А боль? — спросил он себя. — Ее куда? Ну-ка, где ты, боль?”

Он стал прислушиваться.

“Да, вот она. Ну что ж, пускай боль”.

“А смерть? Где она?”

Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.

Вместо смерти был свет.

— Так вот что! — вдруг вслух проговорил он. — Какая радость!..

— Кончено! — сказал кто-то над ним.

Он услыхал эти слова и повторил их в своей душе. “Кончена смерть, — сказал он себе. — Ее нет больше”».

Эта знаменитая сцена подготовлена и предвосхищена религиозным поиском Оленина, князя Андрея и Пьера Безухова, и без этого поиска она не могла бы возникнуть. Тот же самый пантеистический Бог и то же самое отсутствие личного бессмертия. А накануне своей смерти, уже в Астапово, писатель продиктовал своей дочери Александре следующие слова: «Бог есть то неограниченное Все, чего человек осознает себя ограниченной частью». Как видим, позднее в творчестве Толстого становится понятным в свете раннего, и одно невозможно без другого.

«Живи, отыскивая Бога, и тогда не будет жизни без Бога. И сильнее чем когда-нибудь все осветилось во мне и вокруг меня, и свет этот уже не покидал меня», — пишет Толстой в «Исповеди».1812

«Исповедь» заканчивается обретением веры, которая решительно изменила жизнь Толстого. Если коснуться сути этой новой веры, то можно нащупать еще одну параллель с Чосером, на самом деле подчеркивающую принципиальное отличие обоих писателей. Иначе и быть не могло. Уж слишком далеки они друг от друга по времени. И тем не менее их обоих часто связывали с религиозным реформаторством.

Многие ученые прошлого усмотрели в произведениях Чосера влияние видного английского богослова второй половины XIV в. Джона Уиклифа (ок. 1330 — 1384), основного идеолога Предреформации в Англии и главы религиозного движения лоллардов, которые подхватили и распространили его идеи среди самых широких слоев общества. Уиклиф прославился своей жесткой и бескомпромиссной критикой католической церкви. Он учил, что власть дана людям непосредственно от Бога, и когда они согрешили, эта власть становится недействительной. Именно так, по его мнению, и произошло с католической церковью, и потому он требовал, чтобы церковь отказалась от своих богатств и вернулась к бедности апостольского века. Уиклиф с пылом нападал на погрязших в меркантильных интересах пап, кардиналов, монахов и так называемой нищенствующей братии. Очень важной для Уиклифа была идея предопределения и церкви избранных, противостоящей римской курии. Он сомневался в истинности пресуществления святых даров и в действенности индивидуальной исповеди перед священником. Он также считал, что Библия должна быть переведена на английский язык, чтобы стать доступной каждому грамотному человеку, и особо подчеркивал важность проповеди слова Божья, ратуя за создание ордена бедных проповедников.

Католическая церковь не раз выступала против Уиклифа, но его влияние было настолько сильным, а его покровители при дворе столь влиятельными, что репрессии не коснулись его, и он спокойно умер. Зато лоллардов после его смерти начали жестоко преследовать, и многие из них были объявлены еретиками, а некоторые и сгорели на костре инквизиции. Еретиком посмертно был объявлен и Уиклиф. В основном, однако, эти гонения развернулись уже в XV в., когда и Чосера тоже не было в живых.

Главным покровителем Уиклифа был влиятельнейший вельможа Джон Гонт, младший сын Эдуарда III и отец будущего короля Генриха IV, который использовал идеи богослова в своих политических целях. Но Гонт был также и покровителем Чосера. Уиклифу симпатизировал и друг писателя Ральф Строуд, которому посвящена знаменитая поэма «Троил и Крессида». Да и сам Чосер, если и не был знаком с Уиклифом лично (таких сведений до нас не дошло), то вполне мог слышать его проповеди в лондонских церквях, которые тот часто посещал, уча столичных прихожан с амвона. Чосер нигде не упоминает имени Уиклифа, но совершенно ясно, что идеи богослова были ему хорошо известны.

Однако можно ли говорить об их влиянии на творчество Чосера?

Начиная с XVI в. и вплоть до последней трети XX столетия ученые, усмотрев в Чосере выразителя идеологии Предреформации, отвечали на этот вопрос утвердительно. И, действительно, определенное сходство, казалось бы, налицо. Достаточно вспомнить хотя бы сатирические портреты представителей католического духовенства в «Общем Прологе» к «Кентерберийским рассказам», как будто бы наглядно подтверждающие в художественной форме то, о чем Уиклиф и его последователи говорили с амвона или писали в своих трудах. Это и дородный жизнелюб Монах с его страстью к охоте, модной одежде и неприятием излишней, по его мнению, строгости монашеского устава. Это и обаятельный брат Губерт, готовый ради «покаянных даров» отпустить любой грех. Это и уродливый и корыстолюбивый Пристав Церковного Суда. Это и его близкий друг ловкий мошенник Продавец Индульгенций. Это, наконец, и пытающаяся совместить духовные и куртуазные идеалы не в меру чувствительная Аббатиса. Всем им противостоит сельский Священник, который представляет собой образ некоего идеального пастыря. Он беден и не стремится к наживе; он добр и трудолюбив, а его жизнь и бескорыстное служение ближним являются наилучшим примером его пастве. Как точно подметили исследователи, если бы Уиклиф захотел изложить свой идеал священника в стихах, он вряд ли что-либо изменил в тексте Чосера.1813 Недаром же в эпилоге к «Рассказу Юриста» трактирщик Гарри Бейли «по запаху» узнает в Священнике лолларда. Что, казалось бы, может быть больше?

Это, однако, не вся правда. Стоит вспомнить, с какой яростью почти все лолларды конца XIV в. критиковали паломничества, видя в них лишь повод для пустых светских развлечений, чтобы понять, что, будь он лоллардом, Священник просто бы никогда не поехал в Кентербери к раке с мощами Томаса (Фомы) Беккета. Да и в устах трактирщика само слово лоллард звучит почти как ругательство.

Или еще один пример. Чосер очень интересовался близкими Уиклифу идеями предопределения, случая и судьбы, уделив им много места как в «Троиле и Крессиде», так и в «Рассказе Рыцаря». Но в «Рассказе Монастырского Капеллана» поэт весело посмеялся над ними, сделав их предметом спора между ученым петухом и его любимой курочкой.

Что же касается наиболее радикальных сторон учения Уиклифа, таких, как критика папства, отрицание монашеского образа жизни, сомнения в пресуществлении святых даров (физическое естество хлеба и вина якобы остаются и после евхаристических молитв) и необходимости устной исповеди священнику, то мы не найдем и их следа в творчестве Чосера.

Католическую церковь и ее отдельных представителей критиковали задолго до лоллардов, о чем говорит само наличие жанра сословной сатиры, на который Чосер опирался, сочиняя «Общий Пролог». Сама такая критика была общим местом интеллектуальной обстановки конца XIV в., в которую прекрасно вписываются «Кентерберийские рассказы». В целом же, осторожному и осмотрительному Чосеру было не по пути с радикальными реформаторами, как бы к ним ни относились его друзья и покровители. Для Чосера авторитет католической церкви все еще оставался незыблемым, и потому он мог спокойно критиковать ее недостатки, не посягая на само ее существование. Тут Чосер полностью разделяет взгляды так называемых pusilli fideles, т.е., согласно принятой тогда классификации, светских людей, которые, в отличие от церковнослужителей, не считались совершенными (perfecti), но зато могли свободнее высказывать свое мнение по вопросам веры.1814

Если Чосер оказался чужд крайностям нарождавшегося тогда реформаторства, то Толстой в своем религиозном поиске, наоборот, довел эти крайности до максимального предела, по сути дела, разрушив саму идеологию реформ. Ведь в своих писаниях он призывал не улучшить церковь, тем или иным образом реформировав ее, но вообще отверг ее, сочтя ее извращением истинного христианства, которое он открыл для себя незадолго до написания «Исповеди» и страстным проповедником которого он стал в поздний период своей жизни. На самом же деле это истинное христианство Толстого порвало не только с церковью, но и вообще с христианством в привычном для всех смысле этого слова.

И здесь тоже, как и в случае с личным бессмертием, «Исповедь» отсылает нас к раннему Толстому, еще в 1855 г. написавшему в дневнике: «Разговор о божестве и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, — религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле. Привести эту мысль в исполнение, я понимаю, что могут только поколения, сознательно работающие к этой цели. Одно поколение будет завещать эту мысль следующему, и когда-нибудь фанатизм или разум приведут ее в исполнение. Действовать сознательно к соединению людей религией, вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечет меня» (5. III. 1855).

Мысль эта действительно очень сильно увлекла Толстого, который постоянно обращался к ней в поздней публицистике, развивая и уточняя свои взгляды по поводу новой религии. Но суть их в целом оставалась все той же. Критика традиционного церковного христианства, озвученная Толстым в статье «Что такое религия и в чем сущность ее» (1902), является логическим продолжением записи из дневника 1855 г.: «И действительно, никогда ни одна религия не проповедовала таких явно несогласных с разумом и с современными знаниями людей и таких безнравственных положений, как те, которые проповедует церковное христианство. Не говоря уже о всех нелепостях Ветхого завета вроде сотворения света прежде солнца, сотворения мира 6000 лет тому назад, помещения всех животных в ковчег и о разных безнравственных гадостях вроде предписания убиения детей и целых населений по приказанию Бога, не говоря и о том нелепом таинстве, про которое Вольтер еще говорил, что были и есть всякие нелепые религиозные учения, но никогда еще не было такого, в котором главный религиозный акт состоял бы в том, чтобы есть своего Бога, — что может быть бессмысленнее того, что богородица — и мать, и дева, что небо открылось и оттуда послышался голос, что Христос улетел на небо и сидит там где-то одесную отца, или что Бог один и три, и не три Бога, как Брама, Вишну и Шива, а один и вместе с тем три».1815

Да, нужно сразу же признать во избежание всякого рода недоразумений, что Толстой, помимо церковных таинств, отвергает главные для христиан догматы троичности Бога и Боговоплощения Христа, остающегося для него всего лишь великим человеком, гениальным учителем нравственности, равно как и доктрину непорочного зачатия, и учение о воскресении мертвых. Не принимает он и запечатленное в Евангелиях предание церкви о воскресении Христа и творимых Им чудесах. Метафизика и мистика христианства оказываются совершенно чужды Толстому. Для писателя не существует личного Бога иудео-христианского откровения. Толстой не зря ссылается на Вольтера, поскольку его собственная новая вера тесно связана с исканиями просветителей, деизмом и пантеизмом, и прежде всего Руссо и его «естественной религией», которая допускала единую веру для всех и свободное от обрядности служение Богу в сердце.

В поисках своего религиозного пути и своего Бога Толстой на самом деле сам отторгнул себя от церкви, что он, очевидно, прекрасно понимал. Как рассказывают биографы, он воспринял знаменитое Определение Священного Синода (1901), по крайней мере вначале, внешне совершенно спокойно — узнав о нем из газет, он просто надел шапку и пошел на утреннюю прогулку. Однако никто, разумеется, не знает, что происходило в душе писателя тогда и после, и почему все-таки, убежав в последний путь из Ясной Поляны, он отправился в цитадель православия Оптину Пустынь, а оттуда в Шамордино, где жила его сестра-монахиня. Здесь скрыта загадка, которую он унес в могилу.

За новую веру Толстого не раз убедительно критиковали видные церковные деятели, священнослужители (будущий митрополит Антоний Храповицкий, С.Н. Булгаков еще до принятия сана, о. Александр Мень) и религиозные философы серебряного века, типа Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, Л.И. Шестова и Ф.А. Степуна. Все они указали на несовместимость этой новой веры с традиционным христианством. «Христианство было для него одним из учений, — писал, например, о. А. Мень, — ценность которого лишь в тех этических принципах, которые роднят его с другими религиями. Поэтому-то и личность Христа оказывалась в его глазах чем-то второстепенным».1816 А И.А. Ильин говорил о христианстве Толстого так: «Христианство становится у него моралью тотальной любви, а сама эта мораль — абсолютным критерием добра и зла, единственной опорой в разрешении социальных проблем».1817

Толстой вошел в историю как «великий писатель земли русской». Великого реформатора, основателя новой религии, или второго Будды, из Толстого не вышло. Его немногочисленные последователи организовали нечто вроде секты, приземлив и исказив идеи учителя. Но Толстой важен другим. Как точно заметил С.Н. Булгаков, «Толстой есть религиозный искатель, который всецело поглощен интересами религии и заражает ими всех, попадающих в сферу его влияния».1818

В своих дневниках уже под конец жизни Толстой писал: «Всю ночь не спал. Сердце болит не переставая… Помоги, Отец! — Вчера шел и встретил 80-летнего Акима пашущим, Яремичеву бабу, у которой во дворе нет шубы и один кафтан, потом Марью, у которой муж замерз, и некому рожь свозить, и морит ребенка; и Трофим и Халявка, и муж, и жена, и дети их. А мы Бетховена разбираем. И молился, чтоб Он избавил меня от этой жизни. И опять молюсь, кричу от боли».1819

Как всегда, Толстой абсолютно искренен. Этот непрестанный религиозный поиск и эта неумолкающая боль постоянно слышны со страниц его поздней публицистики. Накануне катастрофы, постигшей Россию в начале XX в., возможно, предчувствуя ее, Толстой всеми своими силами, всем своим авторитетом великого писателя, признанного и почитаемого во всем мире, пытался разбудить заснувшую совесть людей, сказав им мучительную правду о них самих, разрушить их косность и равнодушие к религиозным вопросам, вернуть их к высокому идеалу евангельской нравственности, пусть и понятой им на свой лад. Жить без веры нельзя, — громко взывал он. Названия его статей «Одумайтесь!» и «Не могу молчать» очень точно выражают суть его настроений в поздний период жизни. В том, что он не был услышан, заключена не только его личная трагедия, но и трагедия всего общества той поры.

И, наконец, еще одна параллель между Чосером и Толстым, также выявляющая их кардинальное отличие. Оба писателя очень интересовались Библией как словом Божьим, и оба пытались на свой лад осмыслить и перевести Священное Писание.

Ни одна книга в Средние века не пользовалась таким авторитетом, как Библия. Однако в Западной Европе она была доступна лишь немногим избранным. Дело заключалось не только в том, что понять ее могли лишь люди, владеющие латынью, т.е. относительно небольшая прослойка образованного населения. Большинство же европейских жителей судили о ней понаслышке, не понимая латинских церковных служб, где ее постоянно читали, и обычно составляя представление о ней по проповедям или, скажем, по мистериям, как это сделал чосеровский плотник в «Рассказе Мельника», поверивший в наступление второго потопа. Дело было также и в недоступности самих библейских текстов, которые тогда специально переписывались на пергаменте и снабжались роскошными иллюстрациями. Такие книги часто составляли несколько объемистых томов, куда могли входить также перечень литургических чтений и разного рода предисловия и комментарии, в том числе и постраничные глоссы. Помимо церквей, монастырей и университетов, где готовили будущих священнослужителей, иметь их могли лишь самые богатые и влиятельные вельможи.

Однако в период позднего Средневековья и в XIV в., в частности, ситуация существенно изменилась. С конца XIII в. благодаря созданию очень тонких, почти прозрачных пергаментных листов и внедрению мелкого готического шрифта, придуманного изначально для глоссариев, стали появляться и однотомные издания Библии. Они стоили гораздо дешевле и были необходимы для нищенствующей братии и студентов в университетах. Но их также покупали и многие образованные миряне. Скорее всего, у Чосера была именно такая Библия. Во второй половине XIV в. стали продавать и однотомные Библии несколько большего формата (фолио). Тогда же появились и очень популярные евангельские синопсисы, или гармонии, представлявшие собой свод евангельских текстов, а также сборники тематически подобранных библейских цитат и разного рода алфавитные конкордансы. Все они тоже были доступны, и Чосер, как считают исследователи, помимо текста самой латинской Библии, который он хорошо знал, как он знал и глоссарии, не раз пользовался этими источниками, сочиняя «Кентерберийские рассказы».1820

В своих произведениях Чосер иногда цитировал библейские тексты по-латыни. Вспомним, например, In principio (В начале было Слово), пролог к четвертому Евангелию от Иоанна Богослова, который так сладко пел брат Губерт, или звучащую в прологе Продавца Индульгенций строку из послания апостола Павла к Тимофею Radix malorum est cupiditas (Корень всех зол есть сребролюбие, 1Тимофею, 6:10). Но таких мест очень мало. В основном же Чосер цитирует Библию по-английски.

О том, чтобы сделать слово Божье доступным каждому грамотному англичанину, в XIV в. постоянно говорили Уиклиф и лолларды. По инициативе Уиклифа работа над таким переводом была начата еще при жизни богослова, но закончили ее его ученики около 1395 г., когда Чосер сочинил уже многие из историй, вошедших в «Кентерберийские рассказы», где он постоянно ссылается на Библию, давая множество прямых и косвенных цитат. Сравнение с текстом Библии Уиклифа показало, что поэт работал совершенно самостоятельно. Особенно много библейских цитат и парафразов в написанных прозой «Рассказе о Мелибее» и «Рассказе Священника», что объясняется ярко выраженным дидактическим характером этих произведений. Но библейские цитаты и парафразы есть и во всех остальных историях книги, даже самых веселых и далеких от дидактики, таких, например, как «Рассказ Монастырского Капеллана» или «Рассказ Мельника», не говоря уже о религиозных историях, вроде «Рассказа Аббатисы» или «Рассказа Второй Монахини». Эти цитаты и парафразы, как правило, достаточно точны и выявляют хорошее знание самой Библии и ее комментариев. Впрочем, если это нужно по контексту, Чосер может и весело обыграть их или даже намеренно исказить, как в случае с Алисон из Бата или Продавцом Индульгенций, которые пользуются этими цитатами и парафразами в своих целях.

Что касается толкования Библии, то и здесь тоже Чосер занял самостоятельную позицию. Большинство интерпретаторов Библии той поры традиционно искали в ней четыре уровня понимания — буквальный, аллегорический, нравственный и анагогический. Однако Уиклиф и его последователи поставили под сомнение многие из таких толкований, которые подчас бывали крайне произвольными, призвав вернуться к тексту и уразуметь истинный смысл слова Божья. Тем не менее, в предисловии к выполненному ими переводу существование этих четырех уровней все же допускалось.

Чосер, разумеется, не принимал никакого участия в этой научной полемике. Но зато в ней приняла участие его самая образованная героиня Алисон из Бата, которая, полностью пренебрегая всякого рода духовными толкованиями, всячески старалась заземлить библейские тексты в собственных целях. Свой личный весьма богатый житейский опыт она смело противопоставила авторитетам. Защищая повторные браки, она восклицала:

Господь сказал: «Плодитесь, размножайтесь». Вот этот текст вы как ни искажайте, Но знаю, что зовет он нас к труду.

Наглядным образцом такого «труда» для нее служит царь Соломон, имевший в старости семьсот жен и триста наложниц. Тот факт, что эти жены склонили сердце Соломона «к другим богам» (3 Царств, 11:4), ее нисколько не беспокоит.

Подобные примеры легко умножить. Чосер смеется здесь и над неутомимой Алисон, и над принятыми толкованиями Библии, и над читателями одновременно. Его позиция в ученом споре, очевидно, близка лоллардам, но кто же станет придираться к Алисон, даже если за ней прячется автор?

В целом же, библейские переводы и парафразы Чосера сыграли важную роль в истории английской литературы. Ведь сделанный по инициативе Уиклифа перевод был быстро запрещен, и английские читатели, не знающие латыни, вплоть до середины XVI в. судили о Библии по таким переводам, какие сделал Чосер и другие писатели его времени. Иных источников у них просто не было.

Под влиянием найденной им новой веры Толстой, как и некогда Чосер, закономерным образом обратился к тщательному изучению Библии, а затем отважился сделать и собственный перевод Четвероевангелия. К работе над переводом, или точнее сказать своей версии слова Божья, писатель готовился очень тщательно. Чтобы познакомиться с Библией в подлиннике, он специально в достаточно короткий срок изучил древние языки; стараясь быть во всеоружии, он прочитал также разного рода библейские комментарии и множество современных ему работ по библейской критике. Весь этот материал он оценил с позиций своей новой веры, многое (в том числе весь Ветхий Завет) отвергнув, а многое переосмыслив.

Объясняя поставленную себе задачу, Толстой писал: «Вероучения разделились, а основа их одна; стало быть, в том, что лежит в основе всех вер, есть одна истина. Вот эту-то истину я и хочу узнать теперь. Истина веры должна находиться не в отдельных толкованиях откровения Христа, — тех самых толкованиях, которые разделили христиан на тысячи сект, а должна находиться в самом первом откровении самого Христа. Это самое первое откровение — слова самого Христа — находится в Евангелиях».1821

Так возник сделанный Толстым свод, состоящий из отрывков всех четырех Евангелий, которые писатель перевел, отобрав и отредактировав в соответствии со своим представлением о христианстве, понимаемом им не как божественное откровение, не как историческое явление, но как учение, дающее «смысл жизни».1822 По мнению Толстого, это учение «было так высоко и дорого людям, что проповедника этого учения люди признали и признают Богом».1823

Далекий от ортодоксального православия Бердяев, размышляя о христианстве Толстого, неожиданно пришел к парадоксальному выводу: «Мироощущение и миросознание Льва Толстого вполне внехристианское и дохристианское во все периоды его жизни. Это нужно решительно сказать, не считаясь ни с какими утилитарными соображениями. Великий гений прежде всего требует, чтобы о нем была сказана правда по существу. Л. Толстой весь в Ветхом Завете, в язычестве, в Отчей Ипостаси. Религия Толстого — не новое христианство, это — ветхозаветная, дохристианская религия, предшествующая христианскому Откровению о личности, Откровению второй, Сыновней Ипостаси. Л. Толстому так чуждо самосознание личности, как могло быть чуждо лишь человеку дохристианской эпохи… Для Толстого существует не Христос, а лишь учение Христа, заповеди Христа… Лик Христа заслоняется для Л. Толстого чем-то безличным, стихийным, общим. Он слышит заповеди Христа и не слышит Самого Христа. Он не в силах понять, что единственно важен Сам Христос, что спасает лишь Его таинственная и близкая нам Личность. Ему чуждо, инородно христианское откровение о Личности Христа и о всякой личности. Он принимает христианство безлико, отвлеченно, без Христа, без всякого лика».1824

Учитывая пантеистически окрашенную философию Толстого, можно спорить с формулировкой Бердяева о ветхозаветном мироощущении автора Четвероевангелия, но мысль философа о том, что для писателя существует не Христос-Богочеловек, а лишь учение Христа, заповеди Христа, кажется вполне точной. Раскрытию этого учения Толстой и подчинил свое Четвероевангелие. Признавая полное право Толстого на свободный религиозный поиск, хочется все-таки отметить, что, упразднив метафизическое и мистическое измерения христианства, писатель в своем Четвероевангелии сильно обеднил мысль оригинала. Вернее же сказать, он написал собственное Евангелие от Толстого, которое нужно судить по иным внецерковно-христианским критериям, нежели оригинал.

Людей, исповедующих традиционное христианство любой конфессии, может смутить как форма, так и суть Четвероевангелия. Стремясь сделать книгу доступной простым и необразованным людям, Толстой намеренно упростил и заземлил ее лексику, которая и без того была достаточно простой и доступной в оригинале, по крайней мере, у синоптиков. Отсюда фразы, вроде следующей: «Рождение Иисуса Христа вот как было: мать его Мария была обручена Иосифу. Но прежде чем они стали жить, как муж с женою, оказалась Мария брюхата». Такие примеры легко умножить.

В пылу полемики с официальной церковью писатель порой намеренно искажал оригинал, превратив, скажем, Божественный Логос, вторую Ипостась Троицы, в простое человеческое «разумение жизни», фарисеев — в православных, а саддукеев — в старообрядцев: «И православные и старообрядцы пришли тоже к Иоанну, но тайно. Он узнал их и сказал: вы, змеиная порода, или почуяли и вы, что не отбыть вам воли Божьей, так одумайтесь и перемените же свою веру». В отличие от Чосера, хотя и критиковавшего церковь, но прочно внедренного в ее лоно, Толстой окончательно и бесповоротно порвал с ней. В этом была не только его личная трагедия, но и трагедия самой церкви.

С.Н. Булгаков написал об этой трагедии так: «Но вместе с тем остается все-таки и нашей виной, нашим грехом, что мы не могли удержать в своей среде Толстого. Можем ли мы уверенно утверждать, что в нем проявился бы его антицерковный фанатизм, если бы вся церковная жизнь была иной? И если Толстого мало разбирающегося в церковных вопросах называют иногда истинным христианином, имея в виду его практические стремления, то это смешение понятий имеет свои основания. И потому не раздражение или озлобление, но покаяние и сознание всей своей виновности пред Церковью должно вызывать в нас то, что Толстой умер в отчуждении от Нее. Толстой оттолкнулся не только от Церкви, но и от нецерковности нашей жизни, которой мы закрываем свет церковной истины».1825 Лучше, наверное, не скажешь.

Итак, Иисус Христос Четвероевангелия Толстого был не Богочеловеком и даже не человекобогом, но обычным человеком, открывшим людям непреложные нравственные истины, то самое учение, которое, по словам писателя, «дает жизнь». Такой Иисус Христос не воскресал после смерти и даже не творил никаких чудес. Он просто был великим проповедником и учил людей новому видению жизни.

Подобный взгляд превратил Четвероевангелие в некий аналог несторианского апокрифа, где Христос изображен как великий учитель нравственности, который направил человечество на путь небывалого этического прогресса. Нужно только правильно понять Его заповеди и следовать им. Свою беседу с учениками на Тайной Вечере Христос у Толстого кончает следующими словами, обращенными к Богу: «Отче праведный! Мир тебя не познал, но я познал тебя, и они познали через меня. И я объяснил им, что ты такое. Ты то, чтобы любовь, которую ты полюбил меня, была бы в них. Я научил их познать это и любить тебя так, чтобы любовь твоя к ним от них возвращалась к тебе».

И здесь тоже со страниц своего произвольного толкования Четвероевангелия Толстой по-прежнему говорит о вере и любви. Это для него и есть «единое на потребу», все остальное для него не важно.

А.Н. Горбунов КРИВЫЕ ДОРОГИ: ЧОСЕР И ГОГОЛЬ

«В дорогу! в дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий сумрак лица! Разом и вдруг окунемся в жизнь со всей ее беззвучной трескотней и бубенчиками…», — пишет Гоголь в одном из лирических отступлений, которыми так богаты «Мертвые души».1826 Хорошо известно, что образ дороги, постоянно возникающий на страницах поэмы, крайне важен для писателя. Закономерно, что и исследователи тоже не обошли его своим вниманием.

Ю.М. Лотман в статье, специально написанной по этому поводу, следующим образом разграничил понятия «дорога» и «путь» в «Мертвых душах»: «Дорога» — некоторый тип художественного пространства, «путь» — движение литературного персонажа в этом пространстве. «Путь» есть реализация (полная или неполная) или нереализация «дороги».1827 Такое разграничение прекрасно «работает» в тексте поэмы, хотя ввиду синонимичности понятий «дорога» и «путь»1828 можно также использовать и другую близкую, но не тождественную по смыслу формулу, не менее точно передающую особенности пространственной динамики текста «Мертвых душ», — горизонтальное и вертикальное движение.

Замечательный новатор, Гоголь, однако, не был первым, кто ввел подобную динамику в свой текст. В западноевропейской литературе у автора «Мертвых душ» были великие предшественники, от опыта которых он отталкивался в своей поэме. Это прежде всего Данте, Сервантес и Филдинг. (Некоторые исследователи также ссылаются и на плутовской роман, о чем позже.) Всех их Гоголь знал и ценил. По нашему мнению, однако, в этой цепи не хватает важного звена, без которого она не является полной. Это звено — Чосер и его «Кентерберийские рассказы». С большой степенью достоверности можно предположить, что Гоголь не читал книги Чосера и, скорее всего, даже и не слышал о ней. Во всяком случае, никаких сведений об этом до нас не дошло. Тем не менее, речь можно и, наверное, даже нужно вести о типологическом родстве «Кентерберийских рассказов» и «Мертвых душ». Как писал в свое время Ремизов, сравнивая Чичикова с Дон Кихотом, «Перекличка не заимствование, а общее восприятие, Гоголь и Сервантес: Дон Кихот и Чичиков».1829 То же самое справедливо и в отношении «Кентерберийских рассказов» и «Мертвых душ».

В «Божественной Комедии» Данте пространственная динамика сугубо вертикальна, и дорога и путь как будто бы совпадают. Герой Данте, спускаясь вниз по кругам Ада, а затем, поднимаясь вверх на гору в Чистилище и после этого еще выше в Рай, обретает знание и меняется. Такое изображение динамики пространства полностью соответствует средневековому взгляду на мир. А.Я. Гуревич писал об этом так: «Привидевшаяся библейскому Иакову лествица, по которой с небес на землю и обратно снуют ангелы, — такова динамика средневекового пространства. С необычайной силой эта идея восхождения и нисхождения выражена у Данте. Не только устройство потустороннего мира, в котором материя и зло концентрируются в нижних пластах ада, а дух и добро венчают райские высоты, но и всякое движение, изображаемое в “Комедии”, вертикализировано: кручи и провалы адской бездны, падение тел, влекомых тяжестью грехов, жесты и взгляды, самый словарь Данте — все привлекает к категориям “верха” и “низа”, к полярным переходам от возвышенного к низменному. Это поистине определяющие координаты средневековой картины мира».1830

Однако в средневековой литературе еще до появления «Божественной Комедии» Данте возник жанр, в котором горизонтальное и вертикальное движение стали размыкаться. Речь идет о рыцарском романе, где горизонталь авантюры странствующего героя с фантастической составляющей сюжета (битвы с великанами или чудовищами и т.д.) и счастливым концом могли не совпадать с вертикалью его духовного подвига (например, поиском чаши Грааля). Но и в рыцарском романе религиозно-нравственные координаты видения мира обычно лишали пространственные отношения какой-либо определенности и придавали географии размытый, порой сугубо символический смысл.

Чосер первым нарушил эту традицию. Оставаясь всецело средневековым поэтом, он наделил пространство рамочной конструкции «Кентерберийских рассказов» наглядным правдоподобием, прочно связав его с реалиями английской жизни конца XIV в. и вместе с тем придав единство горизонтальной и вертикальной линиям сюжета.

Чосер достиг такого единства благодаря блестяще придуманному им сюжетному ходу, который явился основой обрамляющей рамки повествования — паломничеству главных персонажей книги из Лондона к раке с мощами Томаса Беккета в Кентербери. Разного рода религиозные паломничества, в том числе и в далекий Иерусалим (Алисон из Бата трижды побывала там) были крайне популярны в католической Европе XIV в. Преследуя религиозные цели, они уже тогда могли стать и поводом для развлечения, что, разумеется, строго осуждала церковь. Чосеру же этот сюжетный ход позволил собрать вместе самых разных по социальному происхождению и взглядам на жизнь людей, которые только и могли войти в близкий контакт между собой именно в таком путешествии.

По дороге в Кентербери каждый из персонажей должен был рассказать свою историю (по первоначальному замыслу несколько историй), чтобы развлечь всю компанию путешественников. Соответственно каждый из чосеровских паломников имеет свой собственный индивидуальный голос и свой наиболее подходящий ему по статусу литературный жанр. Более того, отношения между паломниками получают дальнейшее развитие в сюжетных интерлюдиях, что тоже влияет на их рассказы. А веселый и энергичный трактирщик Гарри Бейли, вызвавшийся служить им проводником, превращает сам процесс рассказывания в соревнование, назначив самого себя его судьей. Согласно принятому всеми условию, паломники должны будут угостить предполагаемого победителя обедом по возвращении в харчевню Табард.

Так возникли два главных полюса повествования, которые сопрягают земное, природное и горнее, религиозное начала текста — символизирующий горизонтальную перспективу обед в Табарде и вертикальный план, паломничество к раке с мощами в Кентербери, олицетворяющее духовные устремления путешественников. Поездка веселой компании — одно из проявлений бурного потока жизни, но сам этот поток подчинен высшей силе, которую воплощают мощи, влекущие паломников к себе. Мощи и обед, казалось бы, противостоят друг другу, но вместе с тем дорога и путь, горизонтальное и вертикальное движение неразрывно связаны между собой в пространстве текста книги.

Сервантес, автор «Дон Кихота», пошел по пути, уже проложенному Чосером. По мере странствий Дон Кихота по Испании пространство романа постепенно расширяется; меняется, проходя «земное, мирское мученичество»1831 и обретая все большую твердость и мудрость, и сам герой, особенно заметно во втором томе. Томас Манн очень тонко и точно охарактеризовал эти перемены в статье «Путешествие по морю с Дон Кихотом»: «Дон Кихот безрассуден, но отнюдь не безумен, в чем, правда, сам автор первоначально не отдавал себе отчета. Его уважение к личности, созданной его собственным комическим вымыслом, непрерывно возрастает в течение всего повествования, и, быть может, процесс этого роста — самое захватывающее во всем романе, едва ли даже не самодовлеющий роман; притом он тождественен росту уважения автора к своему произведению, задуманному непритязательно, как некая грубоватая сатирическая шутка, без представления о том, какой символической вершины человечности герою суждено будет достичь. Следствием этого оптического перемещения является тесная солидарность автора со своим героем, стремление поднять его до своего собственного духовного уровня, сделать его рупором своих взглядов и воззрений и восполнить нравственной стойкостью и высокой образованностью то подлинно рыцарское изящество, которое безрассудная идея Дон Кихота придает ему, несмотря на всю плачевность его обличья».1832

Спустя почти полтора столетия после Дон Кихота на большую дорогу вышел изгнанный из родного гнезда Том Джонс, герой романа Генри Филдинга «История Тома Джонса, найденыша». Писатель намеренно выбрал эпиграфом к своему роману латинское изречение mores hominum multorum vidit — видел нравы многих людей. «История Тома Джонса, найденыша» — быть может, самый «густонаселенный» английский роман XVIII в. Отправив Тома в странствие по всей стране, Филдинг познакомил его с великим множеством людей из всех слоев общества, каждый из которых живет своей собственной судьбой, со своими радостями и печалями. Так перед читателями открылась широкая, одновременно веселая и слегка грустная панорама нравов Англии середины XVIII в.

В своем горизонтальном движении разные сюжетные линии соединены в романе с великолепной точностью, напоминающей точность сложных заводных часов или замысловатых игрушек той эпохи. Но все эти сюжетные линии, скрепленные церемонной и многословной фигурой резонера-рассказчика, движутся вокруг фигуры главного героя, который растет и меняется по ходу сюжета, своей судьбой воплощая вертикаль действия. Как и другие английские просветители, Филдинг в своей комической эпопее ставит эксперимент над природой человека, где герой является неким подопытным существом. Способный совершать ошибки в силу молодости и горячности нрава юный Том наделен бескорыстным и добрым сердцем. Пройдя сквозь испытания и возмужав, став, наконец, достойным своей любимой девушки со значащим именем София (мудрость), герой в конце романа возвращается вместе с ней в поместье, где он провел детство и где он теперь находит свое счастье. У этого поместья тоже значащее имя — Paradise Hall, т.е. Райская обитель. Так Филдинг строит свою просветительскую утопию гармонии разума и чувства, предвосхищающую Диккенса утопию добрых чувств и душевного тепла, которая и венчает собой роман.

У Гоголя, автора «Мертвых душ», были и другие предшественники, в том числе и в западноевропейской литературе. Но если говорить о пространственной динамике книги, то Данте, Чосер, Сервантес и Филдинг были главными.

Так в чем же тогда состоит, выражаясь словами Ремизова, «перекличка» Чосера и Гоголя? В чем их «общее восприятие» вертикально-горизонтальной динамики повествования?

Многие исследователи обратили внимание на своеобразную манеру путешествия чосеровских паломников, которая не согласуется с принятыми в те времена обычаями. В XIV в. все такого рода паломничества было принято начинать с общей молитвы, но Чосер ничего не сообщает об этом, и по дороге такая молитва тоже не совершается, хотя такой обычай и был тоже широко распространен. В поездке паломники, как правило, носили особого рода одежды, отличавшие их от других путешественников. Но и эта деталь опущена Чосером — его паломники носят свое обыденное платье, описание которого часто помогает читателям понять их характер. Чего стоят, например, хотя бы брошь Аббатисы с латинской надписью Amor vincit omnia и ее четки с драгоценными камнями или знаменитые вызывающе красные чулки Алисон из Бата. Путь от Лондона до Кентербери обычно занимал около четырех суток, во время которых паломники несколько раз останавливались на ночлег в больших городах и прерывали путешествие, чтобы пообедать или поужинать. Чосер умалчивает и о таких остановках и трапезах. Но главная странность, поражающая ищущего «реалистического» правдоподобия читателя, — это дороги, которые выбрали паломники.

Паломничества в ту пору, как правило, имели своей отправной точкой Лондон, куда со всей Англии стекались люди, желавшие принять в них участие. У Чосера же вся компания собирается в Соуерке (Southwark), который тогда находился за городом, а само соревнование рассказчиков начинается, когда они достигают ручья, носившего имя Уотеринг оф Сейнт Томас (Watering of Saint Thomas) в нескольких милях от Лондона. Как указали ученые, оба этих места имели крайне дурную репутацию. В Соуерке находились дешевые харчевни сомнительного толка и публичные дома, а рядом с ручьем обычно казнили преступников, выставляя тела повешенных на всеобщее обозрение.1833 Да и вообще пригороды в Англии считались тогда очень опасными, как мы теперь сказали бы, криминогенными районами, поскольку именно там обитали так называемые подонки общества, воры, разбойники и проститутки, так что порядочные и законопослушные граждане, какими и были персонажи «Кентерберийских рассказов», всячески старались избегать их.

Тем не менее, веселая компания как будто нарочно выбирает именно их. Во время дальнейшего путешествия поэт очень редко упоминает города, которые паломники видят как бы издалека. Так, например, в «Прологе Мажордома» Трактирщик восклицает:

Смотри, уж Детфорд близко — полпути До Гринвича осталось нам пройти.

Или много позже в «Прологе Монаха»:

Рочестер скоро, вон за тем холмом.

Даже и таких топографических деталей в тексте книги крайне мало. Да и дороги, которыми едет компания, тоже как будто бы лежат вдали от главных магистралей. Но как раз здесь на путников нападали вовсе не отличавшиеся благородством Робина Гуда разбойники, которых тогда было очень много в Англии. Недаром же у большинства чосеровских паломников мужского пола, даже у священнослужителей, есть холодное оружие.

Иными словами, паломники в «Кентерберийских рассказах» едут какими-то необычными, кривыми дорогами. Лежащее на поверхности объяснение этой кривизны состоит в том, что Чосер, не сумевший закончить книгу, просто не успел внести в нее дополнительную редактуру, которая бы устранила подобную кривизну. Такого объяснения явно мало. Здесь, очевидно, скрыт замысел автора.

В «Мертвых душах» Чичиков тоже едет какими-то странными, кривыми дорогами. Но именно такого рода путешествие также отвечало намерениям Гоголя. Вот что пишет по этому поводу А. Белый: «Соедините боковые подъезды тройки с боковым ходом Чичикова и дорожными неудачами (не туда попал), и вы удивитесь цельности приема: ехал в Заманиловку, попал — в Маниловку; ехал к Собакевичу, попал к Коробочке; от Коробочки — к Собакевичу вновь не попал, а к трактиру и к Ноздреву; от Ноздрева сцепился с экипажем губернаторской дочки, из-за которой позднее поднялся скандал (де хотел увезти); бричка ломается, когда надо на ней улепетывать; та ж околесина во втором томе: ехал к Кошкареву, попал — к Петуху, и т.д.».1834

Раскрыть замысел обоих писателей можно, лишь разобравшись в пространственной динамике повествования, соединившей горизонтальные и вертикальные векторы движения.

В Средние века жизнь человека обычно представляли себе как краткое, исполненное горестей земное странствие, ведущее в вечность, которую часто изображали в виде небесного Иерусалима. Этот восходящий к Библии образ земного пути каждый тогда знал с детства — вспомним, например, слова апостола Павла: «Все сии… говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле» (Евреям, 11:13) или «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евреям, 13:14). Прекрасно знал его и Чосер, не раз пользовавшийся им. Так, в «Рассказе Рыцаря» Эгей говорит, утешая сына:

Что этот мир, как не долина тьмы, Где, словно странники, блуждаем мы?

А в «Прологе Священника» мы читаем:

Но выслушай смиренный мой рассказ — В нем с Божьей помощью хочу я вас Провесть по ступеням того пути, Которым в град небесный привести Господь сулит нам.

В подлиннике же этот град назван прямо по имени — небесный Иерусалим (Jerusalem celestial). Знаменательно, что последняя проповедь уже предчувствовавшего близкую смерть Томаса Беккета, к мощам которого и едут паломники, как раз и толковала вышеприведенную цитату из послания апостола Павла о поисках будущего града.1835

Небесный Иерусалим как духовная цель паломничества и определяет собой вертикаль повествования Чосера. О пути в этот «город золотой» подробно говорит Священник в последнем из рассказов книги, написанном в форме трактата о покаянии:

«Много есть путей, ведущих людей к Господу нашему Иисусу Христу и в царство славы; и есть среди этих путей один особенно благородный и достойный, по которому кто б ни прошел — хоть мужчина, хоть женщина, — пройдет не зря, хотя бы они и заблудились из-за грехов по дороге к небесному Иерусалиму, — и путь сей зовется покаяние».

Чем дальше движется путешествие чосеровских паломников, чем ближе Кентербери, тем больше вертикальный вектор дает о себе знать, а в последних трех фрагментах он становится доминирующим. Из «Пролога Слуги каноника», включенного в восьмой фрагмент, читатели узнают, что паломники достигли расположенного поблизости от Кентербери «леса Блийн» (Boughtoun under Blee — местечко в пяти милях от Кентербери), а затем и этот «лес» остался позади. Скорее всего, в последнем, десятом фрагменте, содержащим только один рассказ Священника, компания уже находится рядом с городом. Но Чосер лишь упоминает, что они достигли «конца деревушки». Что это за деревушка, мы не знаем. Если она расположена на окраине Кентербери, что вполне вероятно, то паломники уже видят шпиль собора, где хранятся мощи Томаса Беккета.

К этому моменту горизонтальная цель путешествия — обед по возвращении назад в харчевню Табард — кажется полностью забытой. Совершенно очевидно, что именно этим фрагментом Чосер намеревался завершить книгу. Настроение близящегося конца пронизывает собой весь «Пролог Священника». Солнце склоняется к закату, как бы напоминая о конце краткого земного пути человеческой жизни.1836 О том же говорят и возникающие в стихах образы конца дня, «тени» Чосера-рассказчика и въезд процессии в «конец деревушки». Неизвестно, заметили ли паломники шпиль Кентерберийского собора, знаменующий цель их путешествия, но финал состязания рассказчиков налицо. Об этом говорит сам организатор и судья этого состязания Гарри Бейли:

Друзья мои, еще Один рассказ — и мы закроем счет, Мое исполним этим повеленье И наше общее о том решенье…

Священник же, который по выбору трактирщика должен завершить соревнование, неожиданно «взрывает» его условия. В отличие от своих предшественников, он отказывается от вымышленных историй и предлагает слушателям написанный в прозе религиозный трактат о главном в жизни человека — о смысле его земного странствия, о выборе между добром и злом, которое он совершает по ходу этого странствия, и о предрешенной таким выбором посмертной судьбе каждого пришедшего в мир.

Только такой финал и мог достойно разрешить диалектику земного и религиозного начал, на которой строится вся книга. Другая история, завершающая «Кентерберийские рассказы», скорее всего, показалась бы средневековым читателям неуместной. В результате конечного выдвижения вертикального вектора на передний план детали горизонтального пласта постепенно теряли значимость и меркли, а более не имеющая самостоятельного значения кривизна дорог не столько выпрямлялась, сколько забывалась. Для современников Чосера тут не было ничего удивительного. Подобная композиция вполне закономерна для искусства позднего Средневековья. Она как бы повторяет структуру готических соборов, где горний и дольний планы бытия совмещались в гармонической иерархии, и полусумрак нижней части здания, воспроизводящей мир природы, освещался льющимся сверху ясным и ровным светом, как бы исходящим с неба, из горнего Иерусалима, и оживотворявшим все дольнее естество.

Топос дороги как краткого земного пути, ведущего человека в вечность, был очень важен и для Гоголя, не раз обращавшегося к нему на протяжении своей жизни. Еще шестнадцатилетним юношей он писал матери: «Зачем предаваться горестным мечтаниям? Зачем раскрывать грозную завесу будущности?.. Будем надеяться на Всевышнего, в руке Которого находится судьба наша. Что касается до меня, то я совершу свой путь в сем мире и ежели не так, как предназначено всякому человеку, по крайней мере, буду стараться быть таковым» (М.И. Гоголь, 10 июня 1825 г., Нежин).1837

Много позже, уже в зрелые годы, в письме к другу детства А.С. Данилевскому он так изложил свои мысли по этому поводу:

«Мы оба в одно время вступили на ту дорогу, по которой идут все люди. По обеим сторонам этой дороги много прекрасных видов, и ты и я, оба умели наслаждаться ими и чувствовать красоту их, но небесной милостью дано мне было в удел слышать раньше, что все это еще не в силах удовлетворить человека, что вид по сторонам еще не цель и что дорога непременно должна вести куда-то. Ты более был склонен верить, что дорога эта дана нам просто для прекрасной прогулки. Я любовался видами дороги, но не хотел для них собственно сворачивать с большого пути, чувствуя, что ждущее нас впереди и лучше и неизменней, иначе не было бы такой широкой и прекрасной дороги, и что неразумно предаваться всей душей земному и тому, что может изменить нам и дается на срок… Обоих нас застали годы, когда человек не может тем увлекаться, чем увлекается юноша. И ты и я, мы охладели оба и почувствовали равно, что уже не удовлетворяют нас окрестные виды. Но тебя эти годы застали в окрестностях, меня все на той же дороге. Ты очутился даже в неведении, в каком расстоянии находишься от этой дороги с непонятной пустотой в душе, с нежеланием идти вперед. Мое внутренне зрение взамен того прояснивается более и более: я вижу понемногу яснее то, что вдали, бодрей продолжаю путь свой, и радостнее становится взор мой по мере того, как гляжу более вперед, и не променяю минут этой радости ни даже на юность, ни даже на свежесть первых впечатлений… Я уверен, что мы встретимся вновь, и встреча эта будет радостней всяких встреч юности. Я… уверен, что не только встретятся со мною все те, которые, подобно тебе, наделены прекрасными дарами, но даже и все те, которые их имеют гораздо меньше. Все сойдемся на одной дороге. Дорога эта слишком положена в основу нашей жизни, слишком широка и заметна для того, чтобы не попасть на нее. В конце дороги этой Бог; а Бог есть весь истина; а истина тем и глубока, что она всем понятна, и мудрейшему и младенцу»1838 (20 июня 1843 г., Эмс).

В седьмой главе «Мертвых душ» Гоголь просто назвал жизнь — «наша земная, подчас горькая и скучная дорога».1839 А в десятой главе первого тома, задолго до А. Белого и Лотмана, у самого Гоголя уже появилось религиозно окрашенное противопоставление кривых дорог мира сего прямому пути, ведущему в вечность: «Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему в царские чертоги! Всех других путей шире и роскошнее он, озаренный солнцем и освященный всю ночь огнями; но мимо его, в глухой темноте, текли люди. И сколько раз, уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: “Где выход, где дорога?” Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отвсюду устремлен пронзительный перст, на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки».1840

Чтобы представить себе подчиненный топосу такого «прямого пути» вертикальный вектор «Мертвых душ», необходимо связать его с общим замыслом всей книги, которую Гоголь, как и Чосер свою, не сумел закончить. Сам писатель, как известно, придавал этому замыслу огромное значение, утверждая, что его книга станет до конца понятной, лишь когда он ее завершит. «Не спрашивай, зачем первая часть должна быть вся пошлость и зачем в ней все лица до единого должны быть пошлы: на это тебе дадут ответ другие томы, — вот и все!», — говорил он, например, в «Четырех письмах к разным лицам по поводу «Мертвых душ», включенных в «Выбранные места из переписки с друзьями».1841 На это же он намекал и в тексте самой поэмы.

Свой замысел Гоголь дерзновенно соотнес с планом «Божественной комедии» Данте.1842 Как и «Комедия», «Мертвые души» должны были состоять из трех томов. Первый из них Гоголь опубликовал, второй, вероятно, сжег накануне смерти (то ли случайно, то ли намеренно), оставив лишь черновики, а третий не успел даже начать. В грубом приближении первый том поэмы с его «пошлыми» характерами, почти целиком являющими собой «мертвые души», не способные изменить свою жизнь, как бы соответствовал «Аду» Данте. Как известно, Герцен первым заметил символичность названия поэмы вскоре после выхода в свет ее первого тома, записав у себя в дневнике: «Это заглавие само носит в себе что-то наводящее ужас. И иначе он не мог назвать; не ревизские — мертвые души, а все эти Ноздревы, Маниловы и tutti quanti — вот мертвые души, и мы встречаем их на каждом шагу» (29 июня 1842 г.).1843 Сам Гоголь сделал исключение только для Плюшкина, который по его замыслу должен был возродиться в последнем томе.

Согласно этой схеме второй том с выведенными там несколькими положительными героями (крепким хозяином Костанжогло и благородным «миллионщиком» Муразовым, а также Тентетниковым и Платоновым, которым предстояло начать новую жизнь) соответствовал «Чистилищу». Возможно, правы те критики,1844 которые считают, что Гоголь предполагал показать тут уже не мертвые, но спящие души, которых можно разбудить с помощью проповеди, хотя на основании дошедших до нас фрагментов трудно сделать окончательные выводы. Рассказы же друзей писателя, слышавших чтение несохранившихся глав, не всегда надежны. В любом случае, персонажи Чистилища требовали иной манеры изображения — уже не гротеска, как в первом томе, но более объемной и многосторонней психологической характеристики. Насколько она удалась Гоголю, также не совсем ясно ввиду незавершенности тома. Третий же том, о котором мы вообще почти ничего не знаем, в этой схеме соответствовал «Раю», где, по-видимому, все герои, в том числе и Чичиков, должны были пережить окончательное нравственное преображение. Можно, конечно, забыв о втором и третьем томах, рассматривать первый как самодостаточное произведение — так иногда делают и с «Адом» Данте, — однако это не только противоречит намерениям автора, но и лишает поэму должной перспективы.

Если все остальные герои Гоголя статичны, то Чичиков-странник путешествует на протяжении обеих частей поэмы, и потому прежде всего с ним и связана вертикаль «Мертвых душ». Учитывая потенциальное возрождение Чичикова в ненаписанном третьем томе, придуманное Ремизовым сравнение героя Гоголя с Дон Кихотом обретает определенный смысл. Если уж писатель решил показать нравственное преображение Плюшкина, этой «прорехи на человечестве», то такой путь тоже вполне мог открыться и для «подлеца» Чичикова.

Но это только нереализованная возможность. В действительности же приключения Чичикова очень мало похожи на «земное, мирское мученичество» Рыцаря Печального Образа, да и сочетание безрассудства с высокой мудростью совершенно чуждо гоголевскому персонажу. Нет у Чичикова и все искупающей доброты, бескорыстия и душевной щедрости Тома Джонса. Героя Гоголя часто сравнивают с пикаро из плутовского романа. Но и это сравнение не совсем точно. Конечно, Чичиков постоянно плутует и ловко изворачивается, но при этом он держит себя вовсе не как униженный пикаро, старающийся всеми способами выбиться из низов общества. Он дворянин, коллежский советник, и потому помещики и городские чиновники воспринимают его на равных и оказывают ему всяческое уважение. Точнее, наверное, было бы сравнить его с предприимчивым и неутомимым Робинзоном Крузо, героем знаменитого романа Даниэля Дефо.

Дефо, опубликовавший «Робинзона Крузо» в 1719 г., отодвинул его действие чуть не на целый век назад, вглубь XVII в. Читатель очень быстро узнает, что Робинзоном с детства владеет одна заветная мечта — отправиться в путешествие, уйти в море. Желание это было вполне понятным для той эпохи великих географических открытий, славных путешествий и отважных пиратов-аристократов, которые называли себя «капитанами удачи» и беззастенчиво грабили и топили испанские и португальские корабли с золотом и пряностями. Англия может похвастать целым списком имен таких «капитанов удачи». Назовем, хотя бы, отважного капитана Кида или сэра Уолтера Рэли, знаменитого поэта и придворного времен Елизаветы I. Все они вошли в историю и были впоследствии романтизированы литературой более позднего времени.

Однако герой Дефо вовсе не похож на подобных джентльменов удачи XVI-XVII вв., и хотя Робинзон живет в XVII в., он уже типичный герой следующего, XVIII столетия. Его мечта уйти в море связана не с романтикой морских открытий или отважным пиратством, но с банальным стремлением к обогащению. Он прежде всего, предприниматель и ищет удачи именно на этом поприще. (Жизнь на необитаемом острове — лишь относительно краткий, хотя и емкий, яркий эпизод в череде приключений неутомимого героя, рассказ о которых занимает целых три тома.)

Робинзон — не аристократ, но типичный буржуа, воспитанный в духе новых тогда буржуазных ценностей. Его отец с детства внушает ему: «Среднее положение в обществе наиболее благоприятствует расцвету всех добродетелей и всех радостей бытия, мир и довольство — слуги его; умеренность, воздержанность, здоровье, спокойствие духа, общительность, всевозможные приятные развлечения, всевозможные удовольствия — его благословенные спутники».1845

Но для этих «всевозможных приятных развлечений» нужен презренный металл, и Робинзон, проходя череду своих приключений, постоянно проявляет недюжинную деловую хватку в его добывании.

Чичиков — тоже отнюдь не скупой рыцарь, любующийся златом. Гоголь пишет о своем герое: «Но в нем не было привязанности собственно к деньгам для денег; им не владели скряжничество и скупость. Нет, не они двигали им, ему мерещилась впереди жизнь во всех довольствах, со всякими достатками, экипажи, дом, отлично устроенный, вкусные обеды, вот что беспрерывно носилось в голове его. Чтобы наконец, потом, со временем, вкусить непременно все это, вот для чего береглась копейка».1846 Иными словами, копейка тоже нужна Чичикову для «всевозможных приятных развлечений, всевозможных удовольствий». Ради такой жизни Чичиков и проворачивает все свои сомнительные аферы.

По сути дела, оба они — и Робинзон, и Чичиков — движутся вперед по горизонтали, падая и вновь поднимаясь, но, упрямо не сдаваясь, в поисках этой самой копейки. Оба наделены неуемной энергией, и оба при всех своих поражениях чувствуют себя хозяевами жизни. Однако авторское отношение к героям различно. Если Дефо восхищен деловой хваткой Робинзона, то Гоголь при всей его иронической отстраненности явно осуждает своего героя-«подлеца».

Знаменательно, что с Робинзоном на необитаемом острове происходит и духовная трансформация. Проведя там долгое время, он обнаружил на разбившемся корабле Библию, и ее чтение привело его к Богу. Благочестивый пуританин Дефо изображает обращение героя как уготованное Божьим Промыслом чудо — потеряв 25 лет греховной жизни, герой, наконец, нашел «единое на потребу».

Возможно, Гоголь задумал нечто вроде этого чуда и для Чичикова. Спустившись вниз и пройдя все круги Ада, он должен был воскреснуть для новой жизни в соответствии со словами Христа: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную; и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Иоанн, 5:24). Ведь по-другому, без чуда, очень трудно представить себе духовное возрождение гоголевского персонажа.

В первом томе и дошедших до нас фрагментах второго Чичиков движется по вертикали вниз. Кривизна его дорог символизирует их неправедность (от слова кривда). Это те самые «искривленные, глухие, узкие, заносящие далеко в сторону дороги», о которых Гоголь размышлял в десятой главе поэмы. Как и герой «Ада» Данте, Чичиков, идя своими кругами, как бы спускается все ниже и ниже, пока не попадает уже во втором томе в тюрьму. Здесь на время у него как будто бы просыпается совесть, но духовного возрождения, движения по вертикали вверх пока еще нет, поскольку раскаяние героя носит явно поверхностный характер. Выйдя на свободу благодаря заступничеству Муразова, он остается на распутье. Перед тем, как покинуть тюрьму, в ответ на увещание Муразова забыть о мертвых душах и подумать о «своей живой душе» Чичиков говорит себе: «Муразов прав… пора на другую дорогу». Но, оказавшись на свободе, он решает: «И зачем было предаваться так сильно сокрушению? А рвать волос не следовало бы и подавно».1847

Пока еще дальнейший путь Чичикова не ясен ему самому. Гоголь расстается с ним со следующими словами: «Это был не прежний Чичиков. Это была какая-то развалина прежнего Чичикова. Можно было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, которое разобрано с тем, чтобы строить из него новое; а новое еще не начиналось, потому что не пришел от архитектора определительный план, и работники остались в недоуменье».1848

Тем не менее, путь для Чичикова открыт. Он может вновь пойти кривыми дорогами, но может и начать подъем по вертикали вверх. Об этом читатели должны были узнать в третьем томе, а может быть, и в сожженных главах второго. Здесь же явно стоит многоточие, а не точка.

Читатели, не верящие чудесам, усмотрели натяжку и даже художественную фальшь в самой возможности духовного возрождения Чичикова и его движения вверх. Среди этих читателей был и Владимир Набоков, который сказал по этому поводу следующее: «Если Гоголь в самом деле написал часть об искуплении, где «положительный священник» (с католическим налетом) спасает душу Чичикова в глубине Сибири… и если Чичикову было суждено окончить свои дни в качестве изможденного монаха в дальнем монастыре, то неудивительно, что последнее озарение, последняя вспышка художественной правды заставила писателя уничтожить конец «Мертвых душ».1849 Позволим себе не согласиться. Художника такого масштаба, как Гоголь, нужно судить не по намерениям, а по их воплощению. Насколько автору «Мертвых душ» удался такой, как бы ждущий пера Достоевского поворот сюжета, если он вообще имел место, не знает никто. Рукописи все-таки горят!..

Как подметили многие специалисты, в знаменитом венчающем первый том лирическом отступлении Гоголь обыграл тройственную символику чисел. Бричку, на которой Чичиков бежит из города, везут три коня, из которых Чубарый отличается особенно непокладистым нравом.1850 В бричке едут три путешественника — Чичиков, его кучер Селифан и лакей Петрушка. Но вместе с ними также путешествуют и автор-повествователь, и безбрежная Русь, которая в представлении Гоголя подобна «бойкой необгонимой тройке».

Очевидно, что кони и ездоки в бричке движутся в том направлении, которое им задал Чичиков. Что же касается автора-повествователя, то у него свой путь, поднимающий его над происходящим. Гоголь пишет об этом пути так: «Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений».1851

Легко представить себе, что «чудные замыслы», волнующие автора-повествователя, прежде всего связаны со вторым томом поэмы, к которому он, закончив первый, должен был приступить. Это как бы обязательное и неизбежное движение по горизонтали. Иначе вроде бы и быть не могло. Но сам Гоголь в свете произошедшего с ним в тот период духовного переворота, несомненно, видел в этом движении и путь вверх к новому осмыслению и изображению жизни. Писатель был уверен, что именно теперь, после долгих блужданий и колебаний он, выражаясь его собственными словами из письма к Данилевскому, нашел тот путь, в конце которого стоит Бог.

Свои мысли по поводу такого пути Гоголь, как известно, сформулировал в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Книга вызвала резкую и отчасти справедливую отповедь со стороны как правых (С.Т. Аксаков), так и левых (Белинский). Не остались в стороне даже и священнослужители, в их числе о. Матфей Константиновский. Крайне болезненно восприняв критику и раскаявшись в несвоевременной публикации книги, Гоголь, однако, все же остался верен ее главным идеям вплоть до конца своей жизни.

Здесь не место для детального и всестороннего анализа «Выбранных мест из переписки с друзьями». Заметим лишь, что сейчас, по прошествии полутора столетия, отчетливее видны как достоинства, так и промахи писателя. Как справедливо заметил о. В. Зеньковский, важнейшим достоинством книги было обращение Гоголя к темам возвращения культуры к Церкви, вхождения христианства в мир через преображенную личность человека и построения нового церковного мировоззрения. Данные темы вслед за автором «Выбранных мест» впоследствии на свой лад продолжили и развили Достоевский, Толстой, Вл. Соловьев и другие крупнейшие русские художники и мыслители второй половины XIX — начала XX в. При этом, однако, Гоголь «думал о новом типе жизни в пределах старых ее форм»,1852 что привело его к созданию своеобразной консервативно романтической утопии, как бы сакрализующей status quo николаевской России. Именно это вкупе с безапелляционно наставительным тоном автора оттолкнуло и покоробило многих читателей-современников. Гоголя даже назвали Тартюфом Васильевичем, что было крайне несправедливо, поскольку во всех его глубоко выстраданных и пропущенных через себя размышлениях не было и тени лицемерия. Порой заблуждаясь и откровенно упрощая, он абсолютно искренне верил в то, чему учил, вплотную подойдя к важнейшему, озвученному вскоре Достоевским выводу о том, что все виноваты за всех, и выдвинув в качестве главного критерия «всемирность человеколюбивого закона Христова».

Насколько можно судить по дошедшим до нас фрагментам и рассказам друзей писателя, которым он читал сожженные впоследствии главы, во втором томе «Мертвых душ» Гоголь пытался выразить в художественной форме свое новое видение мира, или, иными словами, свое движение вверх по вертикали. Видимо, при всем стремлении автора показать Русь точнее и шире, чем в первом томе, второй должен был представлять собой нечто вроде утопии, но уже не просветительской, как в «Томе Джонсе» Филдинга, а консервативно романтической в духе «Выбранных мест из переписки с друзьями». Легко увидеть, что в сохранившихся отрывках идеализированный характер Костанжогло восходит к программной статье «Русский помещик», а образ Улиньки, если верить рассказам друзей писателя о ее судьбе в замужестве за Тентетниковым — к статье под названием «Чем может быть жена в простом домашнем быту, при нынешнем порядке вещей в России». Благочестивый же «миллионщик» Муразов как бы на деле воплощает социально-экономическую идиллию позднего Гоголя.

Скорее всего, трудности написания второго тома «Мертвых душ», над которым писатель работал не один год и так и остался недовольным написанным, в значительной мере объясняются жесткой идеологической схемой утопических построений Гоголя, которые он пытался опрокинуть на свою книгу. Очень сложно сказать, насколько ему это удалось — сохранившихся черновых фрагментов книги явно мало, чтобы вынести окончательный приговор.

Вверх по вертикали летит и Россия, принявшая облик бойкой необгонимой птицы-тройки, которую несут движимые неведомой силой чудо-кони. «Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все остается и остается позади. Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не дрогнув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится, вся вдохновенная Богом!..».1853

«Созерцатель» не знает, куда мчится птица-тройка, а Русь «не дает ответа»; зато «постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». Однако в свете «Выбранных мест из переписки с друзьями» ответ ясен. Современная николаевская Россия с ее «мертвыми душами», которые вызвали такую грусть у Пушкина, здесь неожиданно взлетает вверх, чтобы духовно преобразиться и стать Святою Русью.1854 Подобная «молнии, сброшенной с неба», она как бы превращается в своеобразный аналог небесного Иерусалима, того града Божья, о котором в свое время писал Чосер. Только у Гоголя речь теперь идет уже не о паломничестве отдельного человека в вечность, но о «прямом пути» целой страны, «наводящей ужас [своим] движением». Совершенно очевидно, что такое вознесение и преображение (минуя Чистилище, отсутствующее в православной догматике, прямо в Рай) возможно лишь с помощью «Божьего чуда», которое должно преодолеть законы падшего тварного естества. Без чуда такой путь закрыт. Из всех вертикалей «Мертвых душ» эта, безусловно, самая высокая, мессиански апокалиптическая, но и самая болезненно важная для позднего Гоголя.

А.Н. Горбунов ЛИЦЕМЕР И ЕГО ЖЕРТВА: ТРАГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ СЮЖЕТА (ОТ «КЕНТЕРБЕРИЙСКИХ РАССКАЗОВ» К «СЕЛУ СТЕПАНЧИКОВО»)

В «Романе о Розе» Гийома де Дорриса и Жана де Мена (XIII век) аллегорический персонаж по имени Личина (в подлиннике Faux-Semblant — т.е. Притворщик, Лицемер) говорит:

В какие б я ни шел края, — Одна задача у меня: Всех ложным видом обмануть И болтовней своей надуть. Как кот Тибер мышей всех ловит, — Личина всем обман готовит. В одеждах разных я хожу, Компаньи разные вожу, И по вещам не догадаться, Где буду ловко я скрываться… Живу я с теми, кто творит Не то, что людям говорит. Хоть не откроет вам наряд, Что это — лжец и супостат, Будь то священник, мирянин, Хоть женщина, а хоть мужчина, — Живу с людьми любого чина… Но трудно людям угадать, В чем мне угодно их предать. Не одного я погубил, Но никому не виден был; И погублю не одного, Кто не заметит ничего. (Перевод И.Б. Смирновой)

Возникшая в Средние века фигура хищника-лицемера, который прикрывает свою волчью сущность показной набожностью и фальшивым благочестием, обманывая окружающих и наживаясь за их счет, с тех пор много раз появлялась в художественной литературе. Ученые часто писали о наиболее знаменитых из подобных персонажей, разбирая характер каждого из них в отдельности. Однако отношения лицемера и его жертвы, как и сами жертвы хитрого обмана, реже привлекали к себе внимание исследователей. Попробуем посмотреть, как развивались эти отношения на примере некоторых широко известных произведений, начиная со Средних веков — от Чосера вплоть до Достоевского, который, оттолкнувшись от уже сложившейся к тому времени традиции, создал новую модель таких отношений.

Все, кто читал «Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера, наверняка запомнили весьма яркие образы выведенных там лицемеров. Как не раз отмечали критики, эти персонажи весьма многим обязаны Личине из «Романа о Розе» — недаром же Чосер в молодости перевел весь роман целиком на среднеанглийский язык. Однако в отличие от Личины персонажи Чосера, попав в пеструю и шумную компанию паломников, едущих к мощам Томаса Беккета, утратили аллегорическое измерение. У каждого из них своя броская индивидуальность, хотя в духе породившего их Средневековья они и являются еще как бы двумерными фигурами, близкими к типажам модной тогда сословной сатиры.1855

В «Общем Прологе» к «Кентерберийским рассказам» появляются два таких персонажа. Оба они принадлежат к церковному сословию. Первый из них брат Губерт, который в переводе И.А. Кашкина назван «прытким Кармелитом». У Чосера же он просто Брат (Friar), т.е. монах, принадлежащий к странствующей братии, который, по ироническому мнению рассказчика, является лучшим представителем всех четырех орденов таких монахов (доминиканцев, францисканцев, кармелитов и августинианцев). В отличие от насельников монастырей, основной задачей странствующей братии было активное служение миру, забота о бедных и проповедь. Их также называли нищенствующей братией, поскольку многие из них, не имея постоянного пристанища, были вынуждены просить милостыню, отдавая лишние деньги в казну ордена.

Если в XIII в. нищенствующие братья, подчинив себе ряд университетов, сыграли важную роль в интеллектуальной жизни Европы, то к концу XIV в., когда Чосер писал свою книгу, эти монашеские ордена пришли в упадок. Почти все братья тогда на деле, хоть и не словах, оставили бескорыстное служение ближнему, увлеклись мирскими заботами и стали мишенью для резкой критики. В Англии их, в частности, разоблачали Уиклиф, Ленгленд и Гауэр. То же самое, хоть и на свой иронический лад, делает и Чосер.

Изображенный в «Общем Прологе» брат Губерт — человек легкий в обращении и очень общительный. С сильными мира сего и их женами он, конечно же, на дружеской ноге. Брат носит дорогое платье и держит себя с достоинством, но, когда нужно, может быть вкрадчивым и услужливым. Губерт — хороший музыкант: он прекрасно играет на разных музыкальных инструментах и поет популярные тогда баллады. Очевидно, трудно не поддаться его обаянию.

Но это обаяние «работает» исключительно в его собственную пользу, и он с помощью вкрадчивого красноречия может выманить деньги даже у самых бедных:

Так сладко пел он «In principio» Вдове разутой, что рука ее Последнюю полушку отдавала, Хотя б она с семьею голодала. (Здесь и далее перевод И.А. Кашкина)

Главное в жизни Брата — деньги. Ради «покаянных даров» он с легкостью отпустит любой грех состоятельным прихожанам. А когда денег нет, то увольте — веселый и общительный Губерт, тут же забыв об обетах своего ордена, не станет лишний раз беспокоить себя:

Возиться с разной вшивой беднотою? Того они ни капельки не стоят: Заботы много, а доходов мало, И норову монаха не пристало Водиться с нищими и бедняками, А не с торговцами и богачами.

Однако если характер хищного и лицемерного брата Губерта совершенно ясен из строк «Общего Пролога», то жертвы его обмана здесь лишь названы, но не представлены.

Иное дело написанный в жанре фаблио «Рассказ Пристава церковного суда», где на сцену выведен другой нищенствующий монах брат Джон, который лицемерием и жадностью ничуть не уступает Губерту. И ведет он себя точно так же. Зайдя в очередной раз в дом богатого крестьянина Томаса, где его всегда радушно принимали, брат сразу же начинает свои поучения. Его нисколько не смущает, что Томас тяжело болен и не может даже встать с постели, чтобы приветствовать гостя. Заказав у жены Томаса обильный и изысканный обед, брат Джон тут же заводит разговор о благе монашеского поста и воздержания. Лихо перетолковывая Нагорную проповедь Христа в свою пользу, он утверждает, что нищие духом — это, разумеется, монахи. Но все блестящее красноречие брата Джона направлено только к одной цели — выманить у Томаса деньги:

Я не хочу обманывать и льстить, Молитву даром хочешь получить, Но Бог вещал, вещал стократы, Что труженик своей достоин платы.

Речь брата Джона льется плавно и дальше с большим числом назидательных примеров, с тем же красноречием и, в конечном счете, с той же корыстной целью. Однако Томаса не так-то легко одурачить. Постепенно его терпение истощается, и он обещает Джону дар, беря с него клятву, что он донесет его до своей обители и там разделит его со своими двенадцатью братьями поровну. Джон охотно дает клятву. И тогда Томас приказывает ему:

Так вот, просунь же за спину мне руку (Почто терплю я, Боже, эту муку?) Пониже шарь, там в сокровенном месте Найдешь подарок с завещанье вместе.

Брат Джон повинуется Томасу:

Под ягодицы руку он просунул И получил в ладонь горячий вздох (Мощнее дунуть, думаю, б не смог Конь ломовой, надувшийся с надсады).

Таким образом, потенциальная жертва перехитрила ловкого лицемера. Брат Джон посрамлен по комическим законам фаблио. Данное им обещание сведено к абсурду, а его елейное красноречие, сила его ученого слова проповедника-пройдохи нашли отклик лишь в виде пустого и гнусного звука и запаха.

Второй жулик-лицемер, появляющийся на страницах «Общего Пролога» — Продавец индульгенций. Торговля индульгенциями, т.е. особыми грамотами об отпущении грехов, выдававшимися католической церковью от лица римского папы, весьма широко распространилась в эпоху позднего Средневековья. Но уже и тогда в Англии слышалась громкая критика этой торговли. Особенно усердствовали многочисленные сатирики, а лолларды вообще требовали ее отмены.

В задачи торговца индульгенциями входила как их продажа, так и торговля мощами. Он также имел право проповедовать. Всем этим и занимается чосеровский герой. Судя по тому, что он поет в церкви во время евхаристического канона, а после проповедует, у него есть духовный сан, хотя неизвестно, какой именно.

Чосер не оставляет читателям никакого сомнения в том, что перед ними ловкий мошенник, равного которому нет во всей Англии. У него в запасе, помимо сумки, полной индульгенций, есть еще и «подлинная» вуаль Богородицы, и кусок паруса с корабля апостола Павла, и сосуд со свиными костями, которые он, дурача простых людей, выдает за мощи святых. Неудивительно, что за день этот «благородный священнослужитель» (noble ecclesiaste) зарабатывает больше денег, чем обычный священник за два месяца.

Еще ближе читатели знакомятся с Продавцом в знаменитом Прологе к его рассказу, написанном в так называемой «исповедальной» форме, обнажающей мысли героя. Здесь Продавец индульгенций откровенно делится секретами своей профессии — виртуозное красноречие и ловкие трюки помогают ему безнаказанно дурачить людей и наживаться на их легковерии, продавая фальшивые мощи и индульгенции, в искупительную силу которых он сам не верит. Продавец — великолепный мастер своего дела, и сила его слова такова, что бедная вдова охотно несет ему последние деньги, оставляя своих детей голодными. Но Продавца это нисколько не заботит. Главное для него — заработать побольше денег:

Я мысль свою вам вкратце изложу: Стяжанья ради проповедь твержу. И неизменен текст мой всякий раз: Radix malorum est cupiditas.1856 Да, алчность — мой испытанный конек И, кстати, мой единственный порок. Но если в алчности повинен я, Ее врачует проповедь моя, И слушатели горько слезы льют. Вы спросите, зачем морочу люд? Ответствую: затем, чтобы стяжать. Достаточно об этом рассуждать.

Подобные откровения походят на монологи Порока из многочисленных моралите или на рассуждения рядящейся в монашеские одежды Личины из «Романа о Розе». Сам же Продавец, как считают ученые, напоминает химеры, гротескные существа на карнизах готических соборов, или чудовищ и грешников, изображенных на полях некоторых средневековых часословов и псалтирей.1857 Он — часть низовой культуры Средних веков, того завораживающего воображение мира низкого и уродливого, инфернального мира гротеска и зла, который потом проник в живопись Босха и Брейгеля.

Неудивительно, что после подобных откровений Продавцу индульгенций не удается одурачить едущих вместе с ним паломников и они отказываются от его товара. Однако, судя по его блестяще написанному рассказу, выдержанному в форме назидательного примера, не будь в книге «исповедального» Пролога Продавца, многие из паломников, наверное, не устояли бы перед его красноречием и вполне могли бы стать жертвами его обмана.

Если отношения лицемера и его жертвы, как и сами жертвы, не очень сильно занимают Чосера, то у Шекспира в его «мрачной» комедии, а точнее сказать трагикомедии «Мера за меру» (1604) они выступают на передний план. Это одна из сложнейших пьес Шекспира, породившая, подобно незадолго до нее написанному «Гамлету», множество противоречивых толкований.

Хорошо известно, что Шекспир заимствовал название пьесы из Нагорной проповеди Христа, где сказано: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Матфей, 7:2). Взятое вне евангельского контекста всей проповеди в целом, это изречение как будто бы отсылает нас к ветхозаветному lex talionis, т.е. закону равномерного воздаяния — «око за око» (Исход, 21:24), что постоянно обыгрывается по ходу развития сюжета. Однако несколько ранее в той же Нагорной проповеди, содержащей подробное изложение нравственного учения Христа, Он безоговорочно отверг этот закон (Матфей, 5:38-39). Да и сам ближайший контекст цитированной Шекспиром фразы заставляет прочесть ее в ином свете: «Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: дай, я выну сучок из глаза твоего, а вот в твоем глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Матфей, 7:1-6). Как видим, речь здесь идет о праведном суде ближнего, таящем в себе постоянный соблазн впасть в лицемерие. А это в свою очередь отсылает нас к другому знаменитому новозаветному изречению: «Ибо суд без милости не оказавшему милости; милость превозносится над судом» (Иакову, 2:13). Соответственно, тема суда и милости, мертвящей буквы и животворящего духа закона — главная в этой насыщенной евангельскими цитатами и реминисценциями пьесе Шекспира.

Согласно сюжету трагикомедии, герцог Винченцио, верховный правитель католической Вены, решив восстановить действие «упущенных им из виду» по мягкости душевной законов, передает правление своему наместнику графу Анджело с тем, чтобы тот вершил более строгий суд, а сам тайно скрывается под видом странствующего монаха, чтобы со стороны увидеть, как пройдет эксперимент. Характеризуя Анджело, герцог говорит:

Граф Анджело и строг и безупречен, Почти не признается он, что в жилах Кровь у него течет и что ему От голода приятней все же хлеб, Чем камень. Но когда достигнет власти — Как знать? Увидим, как себя явит Тот, кто безгрешным кажется на вид. (I, 3. Здесь и далее перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник)

Анджело, получив в руки «и смерть и милость в Вене», решает действовать согласно строгой букве закона в его ветхозаветном сугубо юридическом понимании. Суров закон, но он закон, а милости здесь не может быть никакого места! По крайней мере, на словах Анджело не делает исключения и для самого себя. Приговорив благородного дворянина Клавдио, свою первую жертву, к смертной казни за разврат, Анджело заявляет:

…скорей скажите, Что если я, судья его, свершу Такое преступленье, пусть тогда Мой приговор послужит образцом: Меня приговорите к смерти! Без жалости! (II, 1)

Столь категоричное заявление в скором времени обернется против него самого. Оно станет ловушкой, куда и попадет Анджело. И тут ему воздастся «мерой за меру» в его узко юридическом толковании закона. Ведь Анджело плохо знает себя и игнорирует хорошо знакомые тогда каждому школьнику слова апостола Павла о том, что «законом никто не оправдывается пред Богом» (Галатам, 3:11).

Изабелла, сестра приговоренного к смерти Клавдио, приходит к Анджело просить о милости к брату. Анджело неумолим, но речи готовящейся принять монашеский постриг девушки и ее красота неожиданно пробуждают в его дотоле столь холодном сердце неодолимую страсть. И, вот, он уже забыл о своем долге беспристрастного судьи и предлагает Изабелле пощадить брата взамен за ночь любви, на самом деле вовсе не собираясь отменять казни. На возражения Изабеллы о греховности подобного поступка он лицемерно заявляет:

При чем душа тут? Вынужденный грех Сочтется — не причтется. (II,4)

А в ответ на угрозы девушки, что она прилюдно обличит его, Анджело цинично говорит, что ей никто не поверит, добавляя при этом:

Красоту свою Отдай на волю мне. Иначе он Не просто кончит жизнь на плахе, Но в страшных пытках будет умирать Из-за упрямства твоего. Ответ Ты дашь мне завтра. Иль, клянусь я страстью, Во мне кипящей, я сумею стать Тираном! Говори, что хочешь, Но ложь моя — знай это наперед — Над правдою твоею верх возьмет.

Так лицемер, сняв маску, превращается в тирана, а действие достигает трагического накала.

В принявшем трагический оборот конфликте пьесы Анджело противостоят его жертвы — Клавдио и Изабелла. Собственно говоря, проступок Клавдио по елизаветинским меркам не считался таким уж тяжким. Юноша вступил в связь со своей невестой Джульеттой до свадьбы по взаимной любви и был готов жениться на ней в любое время, сделав законнорожденным ребенка, которого ждет его любимая. Разумеется, добрачные отношения между женихом и невестой не одобрялись церковью, но они никак не заслуживали столь строгого наказания. А между тем Клавдио приговорен к смертной казни, тогда как циничный сводник Помпей отпущен тем же судом (правда, без участия Анджело) на свободу.

Только начавший жить юный Клавдио подавлен безжалостным приговором. Он совсем не готов к смерти, все в нем восстает против нее, и потому, когда Изабелла рассказывает ему о низкой сделке, предложенной ей Анджело, он даже просит сестру купить ему жизнь ценой позора:

Но умереть… уйти — куда, не знаешь… Лежать и гнить в недвижности холодной… Чтоб то, что было теплым и живым, Вдруг превратилось в ком сырой земли… Милая сестра! Дай, дай мне жить! Грех во спасенье брата Природа не сочтет за преступленье, А в добродетель обратит! (III, 1)

Так Клавдио, позабыв обо всем на свете, в пылу парализовавшего его разум и волю страха в отчаянии повторяет те же доводы, которые ранее уже привел коварный Анджело. Явно, что юноша зашел в тупик.

В тупик попадает и Изабелла, вторая жертва Анджело. Стремящаяся к аскетическим подвигам монашеской жизни, она парадоксальным образом поначалу близка к законнической позиции своего мучителя. Встретив Анджело в первый раз, она говорит ему:

Есть грех… Он больших всех мне ненавистен. Строжайшей кары больше всех достоин. Я за него не стала бы просить — И вот должна просить… и не должна бы… Но борются во мне мое желанье И нежеланье… О! справедлив закон, Но строг. (II, 2)

Логика, по сути дела, та же, что и у Анджело. В Изабелле борются чувства чести, традиционно считавшейся главной добродетелью женщины, и любви к брату, но честь все-таки оказывается важнее для нее. Вполне понятно, что при такой двойственности ее просьба к Анджело сделать исключение для брата, явив милость, остается без ответа, своей горячностью лишь разжигая страсть непреклонного судьи к невинной и беззащитной девушке.

А потом в тюрьме в ответ на мольбы брата спасти его жизнь, согласившись на сделку с Анджело, она в ярости кричит:

О, зверь! О, низкий трус, бесчестный, жалкий трус! Моим грехом ты хочешь жизнь купить? Не хуже ль это, чем кровосмешенье?.. Умри! Погибни! Знай, что если б только Мне наклониться стоило б, чтоб гибель Твою предотвратить, — не наклонюсь! Я тысячи молитв твердить готова, Чтоб умер ты. Но чтоб спасти тебя — Ни слова не скажу я! (III, 1)

Отказ Изабеллы пойти на сделку понятен и, вероятно, с позиций елизаветинской этики даже справедлив. Ведь не может же Изабелла вести себя как Сонечка Мармеладова. Но ее ярость по отношению к брату, которого она теперь уже сама осуждает на смерть, вновь заставляет вспомнить не знающего милосердия Анджело. Дальше, казалось бы, идти уже некуда. Трагический накал пьесы достиг своего предела.

Однако «Мера за меру» — все-таки не трагедия, а трагикомедия, где должен быть счастливый финал. И тут в действие вступает переодетый монахом Герцог, который и распутывает все туго завязанные узлы сюжета.

Критики прошлого столетия не раз сравнивали Герцога с Богом.1858 Нам все же ближе взгляд тех исследователей, которые видят в Герцоге правителя и воспитателя, в чем-то напоминающего идеал совмещавшего в себе светскую и духовную власть короля, каким его видел недавно вступивший на престол Иаков I,1859 хотя плоды этого правления и воспитания в пьесе и могут вызвать ряд вопросов.

Представившись братом Людовиком, Герцог в знаменитом монологе учит Клавдио не бояться смерти. В своих рассуждениях переодетый монах опирается на очень популярные тогда трактаты об ars moriendi, т.е. об умении достойно встретить смерть, каких в то время печаталось довольно много. Все их подчас весьма сложные построения обычно отталкивались от слов апостола Павла: «Ибо живущие по плоти о плотском и помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир; потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (Римлянам, 8: 5-8). Поучая Клавдио, Герцог говорит:

Готовься к смерти, а тогда и смерть И жизнь — чтоб ни было — приятней будет. А жизни вот как должен ты сказать: «Тебя утратив, я утрачу то, Что ценят лишь глупцы. Ты — вздох пустой, Подвластный всем воздушным переменам, Которое твое жилище могут Разрушить вмиг. Ты только шут для смерти, Ты от нее бежишь, а попадаешь Ей прямо в руки. Ты не благородна: Все то, что делает тебя приятной, — Плод низких чувств! (III, 1)

В монологе Герцога явно усилена светская сторона рассуждения за счет духовной,1860 но именно такие слова оказывают должное воздействие на юношу. Отвечая переодетому монаху, он неожиданно для себя вторит евангелисту Матфею: «Сберегший душу [жизнь]1861 свою потеряет ее, а потерявший душу [жизнь] свою ради Меня сбережет ее» (10: 39). Клавдио же говорит:

Благодарю смиренно. Я все понял… В стремленье к смерти нахожу я жизнь, Ища же смерти — жизнь обрящу. Пусть же Приходит смерть!

Как видим, страх побежден и юноша обрел духовное мужество. Правда, в разговоре с сестрой Клавдио на время теряет его, но потом под влиянием того же «брата Людовика» вновь находит, помирившись с Изабеллой в ожидании казни, которую его воспитателю в дальнейшем удастся предотвратить. По распоряжению Герцога, направившего «хитрость против зла» (III, 2), наместнику вместо отрубленной головы Клавдио пошлют голову умершего в тюрьме в тот же день пирата.

Что же касается Изабеллы, второй жертвы произвола Анджело, то здесь Герцог, продолжив ту же игру, прибег к хорошо известному по многочисленным фаблио трюку с подменой в постели. Вместо Изабеллы на ночное свидание с наместником идет Марианна, бывшая невеста Анджело, которую он бросил, когда она лишилась денег. Она все еще любит его и потому согласна подменить Изабеллу. Такой взятый из фаблио поворот сюжета резко снижает трагический накал пьесы и в то же время возвращает нас к ее названию. Вступив в связь со своей невестой (пусть и бывшей), Анджело совершает тот же проступок, что и Клавдио, а следовательно, по его собственным узко юридическим меркам достоин того же наказания. «Какою мерой мерите, такою и вам будут мерить»!

Свою задачу воспитателя Герцог завершает в финальной сцене суда. Коварство и лицемерие Анджело теперь раскрыты. Наместнику ничего больше не остается, как признать свою вину. Обращаясь к Герцогу, он говорит:

Государь! Не длите же позора моего. Примите за допрос мое признанье: Судите и приговорите к смерти. Вот милость, о которой я прошу. (V, 1)

Вопреки публичному покаянию, позиция Анджело на самом деле осталась той же самой, сугубо юридической. Он лишь просит наказать его по закону, а милость для него равна суровому суду. Вряд ли его сердце сумело измениться.

Иное дело Изабелла. Не зная, что ее брат жив, она понимает, что «милость превозносится над судом», и являет истинное милосердие, когда вслед за Марианной просит Герцога простить Анджело. Сердце девушки растаяло, и милосердие победило законничество. Игра Герцога в этой сюжетной линии блестяще удалась. Духовный рост героини налицо, и процесс ее воспитания закончен. Герцогу в образе монаха здесь больше нечего делать. Вместе с тем просьба-заступничество Изабеллы готовит благополучный финал. Тиран-лицемер разоблачен и более ни для кого не опасен, а его жертвы пожинают плоды своей победы.

Пьеса завершается сразу четырьмя свадьбами, устроенными по приказу Герцога. Однако лишь одна из них может быть названа по-настоящему счастливой. Это свадьба Клавдио и Джульетты, к которой они стремились еще до начала пьесы, хотя и отложили ее из-за боязни лишиться приданного невесты. Клавдио теперь женится и без этого приданного. Остальные же браки могут вызвать сомнение. Женитьба развязного болтуна Луцио на «гулящей девке», некогда соблазненной им и родившей от него ребенка, для него «хуже смерти, порки, виселицы» (V, 1). Это в первую очередь «кара» за «хулу на государя». Да и Анджело уже давно не любит Марианну и вряд ли будет с ней счастлив, но вынужден подчиниться. Этим браком он искупает ночь любви, проведенную с неузнанной им девушкой, и восстанавливает ее попранную честь. На предложение Герцога выйти за него замуж Изабелла, еще столь недавно стремившаяся принять монашеский постриг, отвечает молчанием. Современные режиссеры по-разному трактуют это молчание, видя в нем то неизбежное при данных обстоятельствах подчинение воле Герцога, то стремление восстановить честь, на которую благодаря домогательствам Анджело могло пасть подозрение, то возмущенный отказ от предложения правителя Вены, то проснувшееся чувство. Шекспир оставляет нам все эти возможности интерпретации, не ставя точек над i. Сам же вопрос о действиях Герцога, в приказном порядке устроившего всеобщего счастье, в финале пьесы остается открытым. Очевидно, что «вывихнутое» время, ощущение кризиса ценностей и зыбкости бытия, столь характерные для после-гамлетовского периода творчества Шекспира, наложили свой отпечаток на эту кончающуюся свадьбами пьесу драматурга.

В первой редакции знаменитая комедия Мольера, изобразившая лицемера, чье имя стало нарицательным, так и называлась «Тартюф, или Лицемер» (Le Tartuffe, ou L’hypocrite) (1664). Современное название пьесы «Тартюф, или Обманщик» (Le Tartuffe, ou L’imposteur) появилось позже в следующих редакциях, из которых до нас дошла лишь третья, в конце концов, после долгой борьбы разрешенная к печати (1669). Рассказывая об этой борьбе, Мольер в авторском предисловии писал: «Вот комедия, о которой много шумели, которую долгое время преследовали; и люди, которые в ней выведены, ясно показали, что во Франции они помогущественнее всех тех, кого я до сих пор выводил. Маркизы, Модницы, Рогоносцы и Врачи кротко сносили, что их представляют, и делали вид, будто написанные с них портреты забавляют их не меньше, чем остальных; но Лицемеры насмешек не потерпели; они сразу же всполошились и нашли невероятным, что я осмелился изобразить их ужимки и пожелал опорочить ремесло, которым промышляет столько почтенных людей. Такого преступления они не могли мне простить; и все они с ужасающей яростью ополчились на мою комедию».1862

Действительно, образ главного героя пьесы получился настолько ярким и убедительным, настолько жизненным и правдоподобным, что тут же начался поиск его прототипов. Их находили как в среде членов Общества Святых Даров, тайно действовавших тогда в Париже и потихоньку следивших за «неблагочестивыми» с их точки зрения домами, так и среди иезуитов или янсенистов. Назывались и конкретные имена тех или иных влиятельных особ. Но это был поиск в ложном направлении, который не принес, да и, наверное, не мог принести никаких реальных результатов. Ведь Мольер, следуя эстетике классицизма, создал собирательный образ, сатирический тип хищника-лицемера, одновременно плута и ханжи. Само имя героя комедии Тартюф восходит к старофранцузскому слову truffe или truffle, что и означает плутня или обман. Отсюда, видимо, и то название пьесы, под которым мы и знаем ее сегодня.

По сюжету комедии обедневший дворянин Тартюф хитростью проникает в дом состоятельного буржуа Оргона и полностью подчиняет себе самого Оргона и его мать госпожу Пернель. Они почитают Тартюфа за святого, а его авторитет настолько непререкаем для них, что они во всем готовы следовать его наставлениям, считая, что его устами глаголет само небо. Воспитавшая детей Оргона после смерти его первой жены нянька Дорина, которую трудно провести, весьма трезво оценивает поведение своего хозяина:

Но только он совсем как будто одурел С тех пор, как в голову ему Тартюф засел; Тот для него — что брат, милее всех на свете, Стократ любезнее, чем мать, жена и дети. Он учинил его наперсником своим, Во всех делах он им руководим; Его лелеет он, целует, и едва ли Такими ласками красавиц увивали… Он, словом, бредит им; Тартюф — герой, кумир; Его достоинствам дивиться должен мир; Его малейшие деяния — чудесны, И что ни скажет он, есть приговор небесный. А тот, увидевши такого простеца, Его своей игрой морочит без конца; Святоша отыскал вседневный ключ наживы И нас готовится учить, пока мы живы. (I, 2. Здесь и далее перевод M.Л. Лозинского)

Дело доходит до того, что Оргон выгоняет из дома собственного сына Дамиса, якобы оклеветавшего Тартюфа, и решает выдать замуж за приживала уже просватанную за другого дочь Марианну, доверив ловкому пройдохе владение всем своим имуществом. Обращаясь к Тартюфу в порыве благоговейного обожания, Оргон восклицает:

Но мало этого: я не страшусь молвы И не хочу других наследников, чем вы. И я сегодня же, притом без промедленья, Снабжу вас дарственной на все мои именья. Правдивый, честный друг, мной избранный в зятья, Мне ближе, чем жена, и сын, и вся семья. (III, 7)

Только Эльмире, жене Оргона, удается открыть его глаза. Прибегая к чисто фарсовому трюку, столь характерному для театра Мольера, она прячет мужа под стол. Из этого укрытия Оргон и слышит, как почитаемый им за святого «правдивый, честный друг» пытается наставить ему рога, обольщая его жену. На возражения Эльмиры о том, что их может покарать небо, Тартюф, лишь недавно скорбевший, что пожилая уже Дорина носит слишком открытое платье, которое внушает «пагубные волнения», теперь лицемерно отвечает:

Ах, то, сударыня, пустые опасенья! Я знаю верный путь, чтоб устранить сомненья. Есть запрещенные утехи, это да; Но с небом человек устроится всегда; Для разных случаев имеются приемы, Чтоб нашей совести растягивать объемы И обезвреживать поступок несвятой Благих намерений безгрешной чистотой. Я эти способы охотно вам открою; Вы только дайте мне руководить собою. Не бойтесь ничего, доверьтесь мне вполне: За все в ответе я, и этот грех на мне. (IV, 5)

А потом раскрывает подходящий для данного случая способ «растянуть объем совести»:

Итак, я говорю, вы смущены напрасно: Здесь вы ограждены молчанием моим, А зло бывает там, где мы о нем шумим; Кто вводит мир в соблазн, конечно, согрешает, Но кто грешит в тиши, греха не совершает.

Услышав подобные речи собственными ушами, Оргон, наконец-то, понимает, с кем имеет дело. Он тут же указывает Тартюфу на дверь. Но поздно. Ведь хитрый ханжа уже сам согласно дарственной Оргона является хозяином всего имущества своей жертвы, и теперь он в свою очередь приказывает Оргону и его семье убираться на улицу. К тому же хищный пройдоха завладел и ларцом с компрометирующими Оргона документами, которые он быстренько и передал куда следует, чтобы посадить своего благодетеля в тюрьму.

Выхода, казалось бы, нет никакого, и Тартюф может праздновать победу. Но Мольер все же писал комедию и потому подарил зрителям похожий на сказку счастливый финал. Неожиданно в действие вмешивается сам король Людовик XIV. В отличие от Герцога из «Меры за меру», действия короля-солнца не могут вызвать и тени сомнений. Он вершит высшее правосудие, отправляя Тартюфа в тюрьму, и прощает Оргона за его былые заслуги, возвращая ему его имущество. Таким почти сказочным образом зло в комедии все-таки наказано, коварный лицемер повержен, а его жертвы восстановлены в своих правах. К иному результату вмешательство короля в пьесе, предназначенной к постановке при его собственном дворе, привести и не могло, хотя столь неожиданно благополучный финал комедии и мог оставить у зрителей горьковатый привкус.

Сатира Мольера получилась настолько острой и емкой, что все ханжи и лицемеры, появлявшиеся в литературе в более позднее время, невольно соотносились с образом Тартюфа. Однако ученые до сих пор ведут спор о том, каков адрес этой сатиры или, иными словами, насколько радикальными были выпады Мольера против религии в этой комедии и можно ли считать ее автора завзятым атеистом. Ведь именно так думал некий Пьер Руле, доктор богословия из Сорбонны, откликнувшийся на первую постановку «Тартюфа» специальным памфлетом, где он назвал Мольера «демоном в телесной оболочке». Безбожником-атеистом почитал драматурга и видный католический писатель XX в. Франсуа Мориак, не говоря уже о наших советских литературоведах, даже таких образованных, как С.С. Мокульский, которые в соответствии с модой времени ставили этот атеизм в заслугу писателю.

Нам представляется, однако, что подобные взгляды нуждаются в существенном уточнении. В зрелые годы жизни, когда и был написан «Тартюф», Мольер был близок к позиции христианского стоицизма, смягченного и просветленного неистребимой любовью к жизни. Создавая комедию, драматург вмешался в не умолкавший на протяжении всего XVII в. спор об истинной вере и ее искажении. (Его отголоски слышны и у Милтона, и у Расина.) Мольер подошел к этому вопросу по-своему.

Вера для Тартюфа — это маска, скрывающая его истинную природу плута и хищника. Однако Тартюф при всей своей изворотливости может все-таки одурачить лишь Оргона и его мать, а все остальные члены его семьи видят его насквозь и прекрасно понимают, что вся его демагогия не имеет ничего общего с истинной верой. Наоборот, она лишь искажает ее. Сразу же понимают это и зрители.

Весьма важно, что гениальный актер-комик и великий реформатор сцены Мольер, который всегда писал пьесы и ставил спектакли в расчете на свою творческую индивидуальность, играл в этом спектакле вовсе не Тартюфа, хотя прекрасно мог бы справиться с этой ролью. Мольер играл Оргона, и это нам говорит об очень многом. Видимо, он считал Оргона не менее, а быть может, и более важным персонажем, чем Тартюф. Ведь Оргон по-своему даже опаснее, чем Тартюф, ибо его вера — это слепая вера фанатика, позволяющая ему безнаказанно тиранить своих ближних. Это уже не вера-маска, но вера-мания, не столько скрывающая, сколько искажающая природу человека. Понятие природы и в том числе человеческой природы очень важно для Мольера. Он взирает на нее с доброй и мудрой улыбкой, видя ее благотворную силу, но, не обожествляя ее, и понимая в духе философии XVII в., что она нуждается в руководстве разума.

Симпатии Мольера в «Тартюфе» целиком на стороне резонера Клеанта, проповедующего доктрину именно такой здоровой и благой природы (la juste nature). Отстаивая свой идеал «истового праведника», Клеант говорит о таких людях:

При всех достоинствах они не хвастуны, И в чванстве их никто не обвинит, конечно; Их благочестие терпимо, человечно; Они своим судом не судят наших дел, Блюдя смирению положенный предел, И, гордые слова оставив лицемерам, Нас научают жить делами и примером. Душа их не кипит пред кажущимся злом, Они всегда склонны найти добро в другом. (III, 6)

Еще большую симпатию у драматурга вызывает нянька Дорина, устами которой глаголет чуждая всякому лицемерию народная крестьянская мудрость. У нее острый язык и доброе любящее сердце. Ее не обманешь, и она прекрасно знает, что нужно для счастья всех ставших для нее родными членов семьи Оргона.

Разумеется, ни доктрина здоровой и благой природы, ни крестьянская мудрость, накопленная поколениями тружеников, не отрицает веры в Бога, но истинную веру и Клеант, и Дорина проверяют этими критериями, и все, что им не соответствует, рассматривается как ее искажение. Именно такова вера Тартюфа, и такова вера Оргона. В обоих случаях это своего рода болезнь, отклонение от нормы, которые и достойны осмеяния.

Генри Филдинг в своем лучшем романе «История Тома Джонса, найденыша» (1749), как и большинство других английских романистов эпохи Просвещения (Дефо, Свифт, Ричардсон), провел своеобразный эксперимент над природой человека. Чтобы понять суть взглядов писателя, разбросанных в виде рассеянных в тексте отдельных замечаний автора в его многочисленных отступлениях, но также и воплощенных в поведении героев книги, нужно внимательно вдуматься в то, что происходит в романе.

«Том Джонс» — один из самых сложных и вместе с тем самых совершенных по композиции произведений в истории английской литературы. Здесь все очень точно продумано и все взаимосвязано, все «работает», подобно столь популярным тогда часовым механизмам с их множеством колесиков, которые заставляли часы играть заданную мелодию в нужное время, а фигурки — двигаться под эту мелодию. Все эти колесики сюжета соотнесены друг с другом настолько точно и безупречно, что многие даже упрекали Филдинга в слишком большой механистичности, заданности, запрограммированности сюжета. Так, мол, в жизни не бывает. Такой упрек, возможно, имел бы основания, если бы писатель не ввел в книгу условной фигуры рассказчика, от лица которого ведется повествование и который комментирует все события. Фигура рассказчика создала необходимую дистанцию между событиями и читателем. Она помогла читателю поверить в условности происходящего в романе и наполнила книгу неповторимой авторской иронией, дав возможность Филдингу высказать свои взгляды не только по поводу происходящего, но и на природу человека вообще, а заодно и поразмыслить об искусстве романиста как творца жанра, который тогда только креп и набирал силы.

По сути дела, в этом романе-опыте над человеческой природой — каждый из основных персонажей книги, оставаясь самоценным и ярким характером, в то же время воплощал определенное видение мира, определенную философскую позицию, а замысел автора постепенно прояснялся по мере столкновения этих персонажей и их позиций.

Среди этих персонажей есть свой лицемер и есть его жертвы. Лицемер здесь — Блайфил, племянник и наследник благородного сквайра Олверти, который из милосердия пригрел подкидыша Тома Джонса и воспитал его вместе с Блайфилом, даже не подозревая, что Том единоутробный брат Блайфила. Но Блайфил знает эту тайну и вовсе не намерен делиться с братом, тоже имеющим право на наследство. Свои интересы хищника, свой волчий эгоизм Блайфил прикрывает благочестивым ханжеством. Размышляя по поводу этого порока, Филдинг писал: «Вероломный друг — самый опасный враг, и я смело скажу, что лицемеры обесславили религию и добродетель больше, чем остроумные хулители и безбожники. Больше того: если добродетель и религия, в их чистом виде, справедливо называются скрепами гражданского общества и являются действительно благословеннейшими дарами, то, отравленные и оскверненные обманом, притворством и лицемерием, они сделались его злейшими проклятиями и толкали людей на самые черные преступления по отношению к их ближним».1863

Однако, изобразив Блайфила, Филдинг вывел на осмеяние не только определенный тип человека, как сделал Мольер в «Тартюфе», но и наделил этот персонаж соответствующими его поведению философскими взглядами. Позиция Блайфила совершенно очевидно восходит к учению Томаса Гоббса, который еще в XVII в. высказал мысль о том, что «человек человеку волк», ибо в обществе кипит непримиримая «война всех против всех», где постоянно сталкиваются эгоистические интересы людей. По словам Гоббса, человек «является более хищным и жестоким зверем, чем волки, медведи и змеи»,1864 ибо ради своей выгоды он готов на все. Именно так и ведет себя Блайфил. Он без всякого зазрения совести предает своего брата Тома, организуя его изгнание по ложному доносу из поместья Олверти, а затем и подстраивая его заключение в тюрьму в Лондоне и даже грозящую ему казнь. И все ради наследства, ради денег. Такую позицию Филдинг, безусловно, осуждает, как становится ясно не только из иронических комментариев рассказчика, но и по ходу сюжета, когда в конце романа Блайфил получает вполне заслуженное им наказание.

Том Джонс, главная жертва своего брата Блайфила, — по характеру полная ему противоположность. Он юноша открытый, бесхитростный и неспособный на притворство. У него очень доброе сердце, и он всегда готов придти на помощь нуждающимся, поделившись с ними всем, что имеет сам. Объясняя мистеру Олверти, почему он продал лошадь, подаренную ему его благодетелем, Том говорит: «— Ах, сэр!.. Ваш несчастный полевой сторож погибает со своей семьей от голода и холода с тех пор, как вы его прогнали. Для меня было невыносимо видеть этих бедняг, раздетых, без куска хлеба…».1865 Вместе с тем Том — человек порывистый и страстный, в нем играет юная кровь, и потому чувство у него часто побеждает разум, что в первую очередь вредит ему самому. Но врожденная доброта никогда не покидает его. Именно поэтому Том с легкостью попадается во все ловушки, расставленные ему Блайфилом, даже не подозревая, откуда исходит опасность.

Другой жертвой Блайфила является сам благородный сквайр Олверти, который тоже с легкостью попадает во все ловушки племянника. Имя сквайра по-английски читается как Allworthy, т.е. Вседостойный. Действительно, Олверти наделен всевозможными достоинствами и прежде всего высокими и бескомпромиссными моральными принципами, которые он всецело подчинил разуму, часто в ущерб сердцу. Опираясь на эти высокие принципы, Олверти постоянно впадает в заблуждения то по отношению к своей сестре, то мнимым родителям найденыша, то, наконец, самого Тома, и эти ошибки очень дорого обходятся юному герою.

Обе жертвы Блайфила в чем-то схожи, хотя и противоположны по своим недостаткам. Если Том слишком полагается на чувства, недооценивая силу столь важного для просветителей разума, то Олверти, наоборот, слишком доверяет разуму, забыв о чувстве.

Идеал писателя в этой книге, написанной в жанре популярного в XVIII в. романа воспитания, который прослеживает историю взросления молодого героя, предполагает равновесие между чувством и разумом, где разум управляет сердцем. Именно так и случается с Томом, который, пройдя череду жизненных испытаний, повзрослел и стал достойным любимой им девушки Софьи (мудрости), соединившись с ней в браке. Их счастливая семейная жизнь и реализует на практике хрупкую просветительскую утопию Филдинга, гармонично сочетающую разум и чувство. Разумеется, для таких, как Блайфил, здесь нет и не может быть места. Коварный лицемер разоблачен и изгнан из родного поместья, но все же наказан не слишком уж строго — доброе сердце Тома и прирожденная доброта Олверти, осознавшего свои ошибки, не могут допустить суровой кары. Отныне Блайфил живет отдельно, но Олверти назначил ему неплохое содержание, а Том добавил и свои средства. Так что теперь, накопив денег, Блайфил может даже баллотироваться в Парламент, где таким демагогам, возможно, и самое место. Кто знает, может быть, там он, в конце концов, и найдет свою судьбу. Но это уже совсем другая история, которую Филдинг не стал писать.

Чарльз Диккенс очень любил Филдинга и многому у него научился, особенно в молодости. Диккенс тоже писал романы воспитания, обычно рассказывающие о жизни молодого человека, начиная с его детства, и вплоть до счастливой женитьбы. («Большие ожидания» — явное исключение из этого правила, особенно первый вариант книги, где Пип и Эстела навсегда теряли друг друга).

В жанре романа воспитания написана и «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» (1849-1850). Сам писатель так отзывался об этом романе: «Из всех моих книг я больше всего люблю эту. Мне легко поверят, если я скажу, что отношусь, как нежный отец, ко всем детям моей фантазии и что никто и никогда не любил эту семью, как люблю ее я. Но есть один ребенок, который мне особенно дорог, и, подобно многим нежным отцам, я лелею его в глубочайших тайниках моего сердца. Его имя — “Дэвид Копперфилд”».1866

Но как сильно отличается «Дэвид Копперфилд» от написанного за сто лет до него «Тома Джонса». Здесь нет скрепляющей повествование фигуры рассказчика, и даже нет, как в сочиненных ранее романах Диккенса всеведущего автора, комментирующего происходящее. Возможно, не без влияния «Джейн Эйр» (1847) Шарлоты Бронте, «Дэвид Копперфилд» написан от первого лица. В отличие от других романов воспитания, вышедших из-под пера Диккенса, это не просто история молодого человека, вступающего в жизнь, но и «портрет художника в молодости», поскольку главный герой в конце повествования становится, подобно автору, известным писателем. По форме роман представляет собой воспоминания, которые всплывают в голове Дэвида, и этим книга Диккенса предвосхищает эпопею «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста. (Известный английский писатель прошлого века Энгус Уилсон считал даже, что «с художественной точки зрения» «Дэвид Копперфилд» равен роману Пруста — «настолько бережно и легко распутывается ткань воспоминаний, настолько она осязаема»).1867 Кроме того, это еще и полуавтобиографический роман. (Может быть, поэтому он был так близок автору и столь любим им.) Сочиняя книгу, Диккенс обратился к эпизодам своего детства и юности — работа на фабрике ваксы, визиты к сидящему в долговой тюрьме отцу и т.д. Однако все это почти до неузнаваемости преображено фантазией писателя, которого в Англии принято называть Неповторимым (The Inimitable).

Все герои романа, за возможным исключением мистера Микобера, отчасти напоминающего веселого и беззаботного отца писателя, за долги которого расплачивался его сын, равно как и самого героя, подобно молодому Диккенсу работавшего журналистом, а потом ставшего писателем, являются плодом воображения автора. А сколько здесь характеров, которые вошли в золотой фонд английской словесности. Это и только что названный прекраснодушный и велеречивый мистер Микобер, чья голова полна разных фантастических проектов, из которых он не может осуществить ни одного. (По его поводу Соммерсет Моэм сказал: «Если Фальстаф — самый великий комический характер в литературе, то мистер Микобер занимает следующее по порядку место».1868) Это и «добрая фея» с упрямым характером — бабушка героя мисс Бетси Тротвуд. Это и живущий при ней блаженный чудак мистер Дик. Это и отчим Дэвида жестокосердный мистер Мэрдстоун и его не менее жестокосердная сестра, своим поведением воплощающие неприемлемую для Диккенса кальвинистскую доктрину. Это и неотразимо обаятельный и вместе с тем глубоко безнравственный и эгоистичный старший друг героя Джеймс Стирфорт, который, по мнению исследователей, предвосхитил Ставрогина. Это и мисс Роза Дартл, судя по намекам, разбросанным в тексте, соблазненная и брошенная Стирфортом, одновременно любящая и ненавидящая его. Мастерство Диккенса таково, что все они, словно живые, предстают перед нами на страницах романа.

В этой галерее хищный лицемер Урия Хип, готовый на любые преступления ради своих корыстных целей, занимает особое место. Если зло, которое интересовало Диккенса в данном романе не столько как социальная, сколько как нравственная и метафизическая категория, в образе Стирфорта наделено по-байронически притягательным ореолом, то в образе Урии Хипа оно сразу же проецируется на неприглядную внешность этого персонажа. При первом знакомстве Дэвид замечает, что его лицо «походило на лицо мертвеца… его коротко подстриженные волосы напоминали жнивье; бровей у него почти не было, ресниц не было вовсе, а карие глаза с красноватым оттенком, казалось, были совсем лишены век и, помню, я задал себе вопрос, как это он может спать».1869 И дальше: «Возвратившись домой, я увидел, как Урия Хип запирает контору. Чувствуя дружеское расположение ко всем и каждому, я сказал ему несколько слов и на прощание протянул руку. Ох, какая это была липкая рука! Рука призрака — и на ощупь и на взгляд! Потом я тер свою руку, чтобы ее согреть и стереть его прикосновение! Это была такая противная рука, что, вернувшись в свою комнату, я все еще ощущал ее, влажную и холодную».1870

Урия — это имя, взятое из Ветхого Завета. Подобные библейские имена были распространены среди пуритан, чья жесткая кальвинистская доктрина в XIX в. часто ассоциировалась с мрачными учением о предопределении, разного рода запретами и показной набожностью. Но с понятым так пуританством Урия связан лишь лицемерной маской показного смирения и самоуничижения, которую он обычно носит на своем лице. На самом же деле, Хип — скорее одержимый бурлящей ненавистью романтический злодей, быть может, не столь страшный, как инфернальный, как бы сошедший со страниц готической прозы карлик Квилп из «Лавки древностей» (1840-1841), но все же весьма опасный.

Хитрым обманом Урия втерся в доверие к адвокату Уикфилду, а затем, систематически спаивая его, получил доверенность на ведение дел, взял власть в свои руки и попытался разорить своего благодетеля, подделав счета, а заодно разорить и других людей, которые полагались на Уикфилда как на доверенного, в том числе и бабушку Дэвида. Эти планы вполне могли бы осуществиться, если бы не вмешательство неожиданно проявившего недюжинное мужество Микобера, служившего секретарем Урии и оказавшегося в курсе его грязных махинаций.

Трэдлс, друг Дэвида, так характеризует поведение Хипа: «Но если вы проследите, Копперфилд, его путь, вы убедитесь, что деньги никогда не отвратят такого человека от зла. Он воплощенное лицемерие и к любой цели будет идти кривой дорогой. Это его единственное вознаграждение за то, что внешне он вынужден себя обуздывать. К любой цели он ползет, пресмыкаясь, и каждое препятствие кажется ему огромным. Потому он и ненавидит всякого, кто, без какого бы то ни было злого умысла, оказывается между ним и его целью. И в любой момент, даже без малейшего на то основания, может избрать еще более кривой путь».1871

В момент разоблачения Урия, сбросив маску, открывает свое истинное лицо. Дэвид вспоминает: «Я знал, что раболепие его фальшиво, а все его поведение — гнусное притворство, но все же до того момента, когда с него слетела маска, я не представлял себе в полной мере, насколько он лицемерен. Быстрота, с которой он сбросил ее, почувствовав, что она для него бесполезна, злоба, наглость и ненависть, которые в нем обнаружились, скрытая радость от содеянного им зла — даже теперь, когда он метался в поисках выхода из тупика, не зная, как от нас отделаться, — все это, правда, соответствовало моему мнению о нем, но в первый момент поразило даже меня, который так давно его знал и питал к нему искренне отвращение».1872

Диккенс не был бы Диккенсом, если бы зло в его романе выиграло «битву жизни». Г.К. Честертон, один из лучших знатоков творчества Неповторимого, сказал, что писателю было присуще особое «литературное гостеприимство».1873 По меткому определению Честертона, Диккенс обращался со своими героями подобно гостеприимному хозяину, который усаживает их у горящего камина и кормит вкусным обедом, стремясь к тому, чтобы они чувствовали себя как дома. Возможно, как считает критик, не во всех случаях такое «гостеприимство» оказалось художественно убедительным. Но за ним всегда стояла твердая, по сути дела, религиозная вера писателя в ценность жизни и в обязательную победу добра и добродетели, его стремление воздать достойным уже здесь, в этом мире.

В викторианской идиллии, которой обычно заканчиваются романы Диккенса, злу просто нет места. Романтическая утопия семейного очага, добрых чувств, тихой радости и спокойствия, которая воцаряется здесь после разного рода поворотов судьбы, порой весьма трагических, просто не совместима со злом. Так происходит и в «Дэвиде Копперфилде», где герои, пострадавшие от происков Урии Хипа, в конце концов, находят свое счастье. Их материальное благополучие восстановлено, а их душам Урия повредить не смог и даже не пытался. Такой задачи он себе просто не ставил. Самого же Хипа Дэвид, ставший известным писателем, под конец неожиданно встречает во время визита в тюрьму, где тот отбывает пожизненное заключение за очередную серию грязных афер. И в тюрьме Урия остается тем же самым, что и прежде — лицемерным и полным бурлящей в нем ненависти. Таким образом, зло изгнано из пределов идиллии, изолировано, но не побеждено. В других обличьях оно снова появится в романах Диккенса, написанных после «Дэвида Копперфилда».

Вслед за Диккенсом к теме лицемера и его жертвы обратился Ф.М. Достоевский, посвятив их отношениям свой ранний, на наш взгляд, несправедливо мало оцененный критикой роман «Село Степанчиково и его обитатели» (1859). Писатель работал над книгой долго и упорно и считал ее лучшим из всего созданного им к тому времени. «Тут положил я мою душу, мою плоть и кровь»,1874 — писал Достоевский брату по поводу «Села Степанчиково». Писатель не лукавил — так оно и было в действительности. Этот роман, безусловно, имеющий большую и вполне самостоятельную художественную ценность, в то же время предвосхитил более поздние и более известные творения Достоевского, явившись важным этапом становления его новых, начавших постепенно формироваться на каторге и в ссылке взглядов, которые окончательно определились позже, в момент создания его романов-трагедий.

Достоевский, по-видимому, не плохо знал сложившуюся к тому времени литературную традицию изображения лицемера и его жертвы. Из всех книг, упомянутых в данной статье, он, скорее всего, не читал лишь «Кентерберийские рассказы» Чосера. Связь же «Села Степанчикова» с Мольером и Диккенсом уже давно стала объектом пристального внимания исследователей.1875 Нас, однако, интересуют не столько элементы сходства романа Достоевского с книгами его предшественников, вопросы заимствования и литературного влияния, сколько, наоборот, выделяющееся на фоне этого сходства своеобразие «Села Степанчикова», или, иными словами, оригинальность и новаторство русского писателя в трактовке уже знакомой темы и знакомых характеров.

В центре романа Достоевского два героя. Это, с одной стороны, живущий в поместье «Степанчиково» со своей семьей отставной полковник Егор Ильич Ростанев. А с другой, — хитрый и зловещий Фома Фомич Опискин, «приживальщик из хлеба», который взял полную власть в доме Ростанева. Жертва и лицемер.

Автор ведет повествование от лица Сергея Александровича, племянника Ростанева, который заменил молодому человеку отца. Прервав занятия в Петербурге, Сергей по просьбе дяди приезжает к нему в гости и становится невольным свидетелем происходящих там событий. Такой рассказчик, единственный из всех персонажей романа, хотя и не остается вне разразившегося в семье Ростанева скандала, все же может судить о семейной драме дяди более или менее объективно.

Заинтересовавшись Фомой Опискиным, рассказчик выяснил, что в прошлом тот где-то когда-то служил и пострадал, несомненно, «за правду». Фома пробовал добиться славы на литературном поприще, но, как свидетельствует его «говорящая» фамилия, писал плохо, был человеком совершенно невежественным и никакой славы, конечно же, не добился. Кончилось тем, что генерал Крахоткин, второй муж матери Ростанева, взял Фому к себе в дом из милости как «приживальщика» и постоянно всячески издевался над ним, держа его при себе в качестве шута. Зато на дамской половине дома Фома сумел отыграться. Там все, начиная с генеральши, матери Ростанева, почитали его за святого и безоговорочно во всем доверяли ему. Генеральша, «слышала его ушами, смотрела его глазами».1876 После смерти генерала она, взяв с собой приживалок, мосек и, разумеется, Опискина, переехала на жительство в поместье к сыну.

Сергей Александрович, знакомя читателей с Фомой, так говорит о нем: «Представьте себе человечка, самого ничтожного, самого малодушного, выкидыша из общества, никому ненужного, совершенно бесполезного, совершенно гаденького, но необъятно самолюбивого и вдобавок не одаренного решительно ничем, чем бы мог он хоть сколько-нибудь оправдать свое болезненно раздраженное самолюбие. Предупреждаю заранее: Фома Фомич есть олицетворение самолюбия самого безграничного, но вместе с тем самолюбия особенного, именно: случающегося при самом полном ничтожестве, и, как обыкновенно бывает в таком случае, самолюбия оскорбленного, подавленного тяжкими прежними неудачами, загноившегося давно-давно, и с тех пор выдавливающего из себя зависть и яд при каждой встрече, при каждой чужой удаче. Нечего и говорить, что все это приправлено самою безобразною обидчивостью, самою сумасшедшею мнительностью».1877

А затем, пытаясь объяснить, как Опискин сумел превратиться в тирана в семье дяди, рассказчик продолжает: «Теперь представьте же себе, что может сделаться из Фомы, во всю жизнь угнетенного и забитого и даже, может быть, и в самом деле битого, из Фомы втайне сластолюбивого и самолюбивого, из Фомы — огорченного литератора, из Фомы — шута из насущного хлеба, из Фомы в душе деспота, несмотря на все предыдущее ничтожество и бессилие, из Фомы-хвастуна, а при удаче нахала, из этого Фомы, вдруг попавшего в честь и в славу, возлелеянного и захваленного благодаря идиотке-покровительнице и обольщенному, на все согласному покровителю, в дом которого он попал, наконец, после долгих странствований?.. Низкая душа, выйдя из-под гнета, сама гнетет. Фому угнетали — и он тотчас же ощутил потребность сам угнетать; над ним ломались — и он сам стал над другими ломаться. Он был шутом, и тотчас ощутил потребность завести и своих шутов. Хвастался он до нелепости, ломался до невозможности, требовал птичьего молока, тиранствовал без меры…»1878

После знаменитой статьи Ю.Н. Тынянова «Достоевский и Гоголь: к теории пародии»1879 многие исследователи стали видеть в образе Фомы Опискина скрытый и достаточно злой шарж на Гоголя. Думается, что это вряд ли это соответствует истине. Действительно, в ряде сентенций Фомы в романе слышно эхо высказываний Гоголя из «Выбранных мест из переписки с друзьями» (1847). Как продемонстрировал Ю.Н. Тынянов, тирады Фомы перед уходом из усадьбы Ростанева воспроизводят отдельные моменты из статьи Гоголя «Русский помещик», включенной в «Выбранные места», а рассуждения Опискина о литературе пародируют другую помещенную там же статью «Предметы для лирического поэта». И, наконец, крик души Фомы: «О, не ставьте мне монумента!..В сердцах своих воздвигнете мне монумент…» читается как явная аллюзия на слова Гоголя из той же книги: «Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина не достойном. Кому же из близких моих я был действительно дорог, тот воздвигнет мне памятник иначе: воздвигнет он его в самом себе…»1880

Заметим, однако, что «Выбранные места» — книга, вызвавшая разочарование не одного Достоевского, но и многих современников. После того, как она вышла из печати, ее критиковали столь разные по взглядам люди, как В.Г. Белинский и С.Т. Аксаков, отец Матфей (Константиновский) и епископ Игнатий (Брянчанинов). Возможно, правы те исследователи, которые увидели в этих пародийных репликах Фомы своеобразное прощание писателя с идеалами молодости, которая прошла под знаком увлечения Гоголем, Белинским и натуральной школой с ее социальным детерминизмом и взглядом на героя как на «продукт среды».1881 Социальная проблематика, безусловно, остается и в более позднем творчестве Достоевского в качестве важной составляющей его прозы. Но на передний план теперь выходит нравственно-психологическая и религиозно-метафизическая проблематика. Начало этого сложного процесса переоценки ценностей очевидно в «Селе Степанчикове». Однако «Выбранные места» — это далеко не весь Гоголь. Да и Гоголь-публицист, хотя и тесно связан с Гоголем-художником, но вовсе не равнозначен ему. И если Достоевский и пародировал некоторые пассажи из «Выбранных мест», то Гоголь-художник остался с ним на всю жизнь и в его сатире, и в его фантастике, и теме маленького человека, и теме поруганной красоты и во многом, многом другом, что требует отдельного и обстоятельного разговора.

Да и сложный, новаторский по замыслу образ Фомы никак не умещается в прокрустово ложе простого шаржа на кого бы то ни было. В связи с этим хочется поспорить и еще с одним расхожим представлением, бытующим в критике. Согласно ему, Фома Опискин — «русский Тартюф». Думается, что дело обстоит не так просто. Между Фомой Фомичом и его литературными предшественниками есть важное отличие. Все они, за исключением Анджело из «Меры за меру», желали получить материальные блага, презренный желтый металл. У Фомы другие интересы, потому он и отказывается от денег, предложенных Ростаневым. Главное для Фомы — это власть, которая важнее всяких денег. Анджело у Шекспира также получил власть, но он к ней вовсе не стремился и не смог выдержать ее искуса. Фома же, наоборот, этой власти упорно добивался и ни за что не согласился бы ее потерять. Власть деспота-самодура, поработившего окружающих, для него — слаще любых денег. Собственно говоря, при такой власти и деньги не нужны — у него и так будет все, что можно за них купить. А, кроме того, будет и постоянная возможность тешить свое «давно-давно загноившееся самолюбие». Фома — бездарный писатель, но, получив власти, он может больше, чем просто сочинять книги; он может сочинять судьбы покорившихся ему людей. Для человека, подобного ему, нет и не может быть большего наслаждения.

Егор Ильич Ростанев, главная жертва Фомы Опискина, — человек открытый и простодушный. «Наружности он был богатырской, — пишет его племянник, — высокий и стройный, с румяными щеками, с белыми, как слоновая кость, зубами, с длинным темнорусым усом, с голосом громким, звонким и с откровенным, раскатистым смехом».1882 «Мало того, что дядя был добр до крайности — это был человек утонченной деликатности, несмотря на несколько грубую наружность, высочайшего благородства, мужества испытанного. Я смело говорю “мужества”: он не остановился бы перед обязанностью, перед долгом и в этом случае не побоялся бы никаких преград. Душою он был чист как ребенок. Это был действительно ребенок в сорок лет, экспансивный в высшей степени, всегда веселый, предполагавший всех людей ангелами, обвинявший себя в чужих недостатках и преувеличивавший добрые качества других до крайности, даже предполагавший их там, где их и быть не могло. Это был один из тех благороднейших и целомудренных сердцем людей, которые даже стыдятся предположить в другом человеке дурное, торопливо наряжают своих ближних во все добродетели, радуются чужому успеху, живут таким образом постоянно в идеальном мире, а при неудачах прежде всего обвиняют себя. Жертвовать собою интересам других — их призвание. Иной бы назвал его и малодушным, и бесхарактерным, и слабым. Конечно, он был слаб и даже уж слишком мягок характером, но не от недостатка твердости, а из боязни оскорбить, поступить жестоко, из излишнего уважения к другим и к человеку вообще. Впрочем, бесхарактерен и малодушен он был единственно, когда дело шло о его собственных выгодах, которыми он пренебрегал в высшей степени, за что всю жизнь подвергался насмешкам, и даже нередко от тех, для кого жертвовал этими выгодами… Нечего и говорить, что он готов был подчиниться всякому благородному влиянию. Мало того, ловкий подлец мог совершенно им овладеть и даже сманить на дурное дело, разумеется, замаскировав это дурное дело в благородное. Дядя чрезвычайно легко вверялся другим и в этом случае был далеко не без ошибок. Когда же, после многих страданий он решался, наконец, увериться, что обманувший его человек бесчестен, то прежде всего обвинял себя, а нередко и одного себя».1883

Как видим, Сергей Александрович, беззаветно преданный своему дяде, рисует нам образ почти идеального героя, человека в высшей степени доброго и благородного, совершенно бескорыстного и по-детски наивного и чистого. Недаром же его так любят его дети, их воспитательница юная Настенька, да и, по сути дела, все окружающие, за исключением Фомы, полностью подчинившейся тирану-самодуру генеральши и ее приживалок. Интересно, что великий актер и реформатор сцены рубежа XIX-XX вв. К.С. Станиславский, подобно Мольеру до него, тоже играл в инсценировке «Села Степанчиково» не лицемера, но жертву, полковника Ростанева, изображая его как «гения доброго сердца» и не видя в нем недостатков. Станиславский писал по этому поводу: «Когда мне говорили, что он наивный, недалекий человек, что он суетится зря, я этого не находил. По-моему, все, что волнует дядюшку, чрезвычайно важно с точки зрения человеческого благородства».1884

Станиславский не был единственным, кто так прочел этот образ. Некоторые исследователи даже увидели в Ростаневе первый эскиз «положительно прекрасного человека», которого Достоевский впоследствии пытался изобразить на примере князя Мышкина, Алеши Карамазова и старца Зосимы. По нашему мнению, подобное представление о Ростаневе нуждается в уточнении.

Если сравнить полковника с князем Мышкиным, то сразу же бросится в глаза общая для них обоих доброта, благородство и по-детски наивный взгляд на мир с разлитым в нем злом. Обретя семейное счастье в конце романа, Ростанев с наивным прекраснодушием вопрошает: «Господи! Почему это зол человек? почему и я так часто бываю зол, когда так хорошо, так прекрасно быть добрым?»1885 В его устах это чисто риторический вопрос, и ответа на него у полковника нет никакого. Однако именно впервые поставленный здесь писателем вопрос о природе зла отныне станет предметом его пристального раздумья на протяжении всего последующего творчества.1886

Тем не менее, сходство между Ростаневым и князем Мышкиным, на наш взгляд, скрывает, отодвигая на второй план, различие этих двух характеров. В полковнике нет присущего князю отблеска небесного света, который манит к себе, но не спасает живущих «во тьме и сени смертной» героев «Идиота». Христианское начало, столь важное для Мышкина, а тем более для Алеши Карамазова и старца Зосимы, в образе полковника выражено весьма слабо. Да, Ростанев — смиренный и самоотверженный человек, всегда готовый пожертвовать собой ради счастья и спокойствия ближних. Но он, скорее, «естественный христианин», или даже, может быть, один из тех благочестивых язычников, о которых апостол Павел писал: «они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их» (Римлянам, 2:14). Такие люди, не соотносящие свое поведение с Нагорной Проповедью и далекие от догматических и мистических аспектов христианства, но носящие закон Христов в своем сердце, порой бывают в нравственном отношении много выше некоторых христиан, трубящих о своей вере на каждом углу. Видимо, таков Ростанев. Однако, как показал Достоевский, подобная позиция таит в себе большие опасности. У полковника нет четких христианских критериев различения добра и зла, и потому он легко становится безропотным пленником зла, что никогда не могло бы произойти ни с князем Мышкиным, ни с Алешей или старцем Зосимой. Ростанев же полностью подчиняется Фоме, начиная, подобно своей матери, «слышать его ушами и смотреть его глазами». Это ли не достойная награда «положительно прекрасного человека»?

В критике уже давно укоренилось мнение о «Селе Степанчикове» как о комедии. И сам Достоевский в выше цитированном письме к брату сказал, что в романе «есть сцены высокого комизма». Он был, безусловно, прав. Такие сцены здесь есть, как есть и комические персонажи — несчастный Фалалей, который постоянно видит сон о белом быке, или отдаленно предвосхитивший Смердякова «ученый» лакей-сочинитель Видоплясов. Комична и сюжетная линия Татьяны Ивановны с ее восходящим к Диккенсу побегом из поместья.1887 Да и в Опискине М.М. Бахтин тоже увидел комический персонаж. По мнению ученого, Фома Фомич — не что иное, как «карнавальный король», который вывернул жизнь всех окружающих наизнанку, а потому «все действие этой повести — непрерывный ряд скандалов, эксцентрических выходок, мистификаций, развенчаний и увенчаний».1888

Хотелось бы, однако, внимательнее вчитаться в конец романа с его финальным «увенчанием» Фомы. Вышвырнутый Ростаневым из дома за недостойные инсинуации по поводу его с Настенькой отношений, Опискин делает ход конем. Он возвращается, чтобы благословить брак полковника с любимой девушкой — иного выхода вернуться у него, очевидно, нет. Соответствующая глава романа так и называется «Фома Фомич создает всеобщее счастье». Но какова цена этого счастья?

У всех предшественников Достоевского, начиная с Чосера и кончая Диккенсом, зло всегда бывало раскрыто, а лицемер получал наказание. Достоевский нарушил эту традицию. В его романе зло торжествует, а лицемер «увенчан» лаврами святого. Как нам представляется, подобный финал «Села Степанчиково» обозначил собой вовсе не комический, но скорее трагический поворот сюжета. От идиллии, воцарившейся в доме Ростанева, пахнет мертвечиной, ибо обитатели поместья, где безраздельно властвует устроивший их счастье Фома Фомич, духовно мертвы. Такова судьба не только благородного и прекраснодушного Ростанева, но и ранее все понимавшей Настеньки, ставшей женой полковника, да и всех остальных обитателей его дома. Единственное исключение — рассказчик Сергей Александрович, но он человек из другого мира, глядящий на все со стороны и в финале в этот другой мир уезжающий.

Вероятно, правы те исследователи, кто видит в Фоме первый эскиз образа Великого Инквизитора.1889 Однако здесь есть и важное различие. Великий Инквизитор только мечтал построить царство абсолютной несвободы, где слабые люди поклонились бы чужому авторитету, но на его пути встал Иисус Христос с его идеей основанного на свободе единения людей. И вся логика столь красноречивых рассуждений Инквизитора рухнула перед молчанием Христа, на прощание поцеловавшего девяностолетнего старца в его иссохшие уста. Воплощенная любовь сильнее снисходительного презрения, и Инквизитор, очевидно, отдает себе в этом отчет, когда он просит Христа больше никогда не возвращаться на землю. Отворяя дверь темницы, Инквизитор, на сердце которого «горит» поцелуй Христа, хотя старец и не изменил своих взглядов, говорит: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!» Ведь только без Христа он сможет попробовать привести свои планы в исполнение.

Фоме Фомичу же удалось на практике построить такое царство сладкого рабства, тот самый человеческий муравейник, образ которого вскоре возникнет в «Записках из подполья», где все радуются, отказавшись от собственной воли и вверив свою судьбу невежественному тирану-самодуру. Так в творчестве Достоевского впервые уже в этом раннем произведении возник гениально предугаданный писателем прообраз тоталитарного режима, где ставшие рабами люди, обожествляя своего вождя, почитают себя счастливейшими из смертных. Ничего похожего литературная традиция изображения лицемера и его жертвы до тех пор не знала. В финале «Села Степанчиково» отчетливо слышны трагические ноты, взрывающие комическую оболочку книги и превращающие ее, по крайней мере, с позиций начала XXI в. в роман-предсказание и предупреждение. Читающий да разумеет! Так повернуть казавшийся привычным сюжет в XIX в. мог только Достоевский.

Иллюстрации

Портрет Чосера (XV век)

Четыре молодых человека добиваются милости дамы (гобелен XV века)

Трактир XIV века (иллюстрация из рукописи XIV века)

Иллюстрация к «Рассказу Рыцаря» из рукописи, хранящейся в Австрийской национальной библиотеке в Вене (Паламон и Арсита видят Эмилию из окна темницы)

Богородица с Младенцем (витраж XIV века)

Сцены из семейной жизни (из календаря Шарля Ангулемского — XV век)

Сцена средневековой охоты (иллюстрация из рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке в Венеции)

Чосер читает придворным «Троила и Крессиду» (XV век)

ПРИМЕЧАНИЯ

При составлении данных примечаний использовались следующие издания «Кентерберийских рассказов» и текстов Чосера:

Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. М.: Грант, 1996.

Чосер Дж. Троил и Крессида. М.: Грант, 1997.

The Riverside Chaucer. New Edition. Oxford University Press, 1989.

The Complete Works of Geoffrey Chaucer / Ed. by W. Skeat. Second edition. Vols. 1, 4, 5. Oxford University Press, 1963.

Цитаты из Оксфордского словаря английского языка приводятся по: OED — Oxford English Dictionary. Полное электронное издание:

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ДЖЕФФРИ ЧОСЕРА

1342? — У виноторговца Джона Чосера и его жены Агнес в Лондоне рождается сын Джеффри Чосер не позднее первой половины 1343 г.

1349-1350 — По мнению ряда биографов, в эти годы юный Джеффри начал учиться в лондонской школе при соборе Св. Павла, хотя точных сведений об этом до нас не дошло и многие ученые считают, что поэт получил начальное образование дома.

1357 — Чосер поступает на службу в качестве пажа к Лайонелу, графу Ольстерскому, второму сыну короля Эдварда III, и его жене графине Элизабет.

1359-1360 — Чосер принимает участие в военных действиях на территории Франции и попадает в плен к французам. Из плена поэта выкупает король Эдуард III.

1360-1368 — Чосер сочиняет свои первые стихотворения, большая часть которых, как считают ученые, до нас не дошла.

1366 — Чосера посылают в Испанию с дипломатической миссией. Умирает отец Чосера. Поэт женится на Филиппе Роэт, которая находилась в услужении у графини Элизабет Ольстерской.

1366-1367 — Чосер в качестве оруженосца переходит на службу к королю Эдварду III. В сентябре умирает герцогиня Бланш, жена Джона Гонта, третьего сына Эдварда III.

Конец 1360-х годов — Чосер переводит «Роман о Розе».

1368-1372 — примерно в эти годы Чосер сочиняет «Книгу о герцогине».

1370 — Чосер отправляется с дипломатической миссией на континент.

1372-1373 — Чосер совершает первую поездку в Италию, где знакомится с поэзией Данте, Петрарки и Боккаччо.

1374 — Чосера назначают на пост таможенного смотрителя лондонского порта по шерсти, коже и мехам. Король жалует поэту кувшин вина ежедневно до конца его жизни. Джон Гонт назначает ему пенсию в десять фунтов ежегодно. Чосер начинает сочинять «Дом славы».

1376-1377 — Чосер несколько раз ездит на континент с дипломатической миссией.

1378 — Чосер отправляется во вторую поездку в Италию.

1380 — Чосер переводит «Утешение Философией» Боэция и сочиняет «Птичий парламент» и поэму «Паламон и Арсита», впоследствии ставшую «Рассказом Рыцаря».

1381-1386 — Чосер работает над «Троилом и Крессидой».

1385 — Чосера назначают на пост мирового судьи в Кенте.

1386 — Поэт начинает работу над «Легендой о славных женах», оставляет работу на таможне и на несколько лет переезжает в Кент.

Первые наброски «Кентерберийских рассказов».

1387 — Умирает Филиппа, жена Чосера.

1389 — Король Ричард II назначает Чосера на пост секретаря, ответственного за королевские строительные работы.

1391 — Чосера назначают на пост королевского лесничего.

1391-1400 — Чосер продолжает работу над «Кентерберийскими рассказами».

1399 — На престол восходит Генрих IV, который возобновляет выплату пенсии Чосеру.

1400 — 25 октября Чосер умирает. Его хоронят в Вестминстерском Аббатстве.

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Джеффри Чосер (фронтиспис)

ИЛЛЮСТРАЦИИ НА ВКЛЕЙКЕ Портрет Чосера (XV в.)

Четыре молодых человека добиваются милости дамы (гобелен XV в.)

Трактир XIV в. (иллюстрация из рукописи XIV в.)

Иллюстрация к «Рассказу Рыцаря» из рукописи, хранящейся в Австрийской национальной библиотеке в Вене (Паламон и Арсита видят Эмилию из окна темницы)

Богородица с Младенцем (XIV в.)

Сцены из семейной жизни (из календаря Шарля Ангулемского — XV в.)

Сцена средневековой охоты (иллюстрация из рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке в Венеции)

Чосер читает придворным «Троила и Крессиду» (XV в.)

В оформлении книги и суперобложки использованы декоративные элементы из рукописи «Кентерберийских рассказов» начала XV в., хранящейся в Хантингтонской библиотеке (Калифорния, США).

Предлагаемая книга является первым в России полным академическим изданием «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера, одного из самых известных и важных памятников английской литературы позднего средневековья (XIV в.). Чосер не успел завершить «Кентерберийские рассказы», до нас они дошли лишь частично. Книга содержит перевод всех десяти сохранившихся фрагментов памятника, расположенных в том же порядке, что и в наиболее авторитетных рукописях. В разделе «Дополнения» дана лирика Чосера. В «Приложениях» читателю предлагаются статьи о творческом пути Чосера, о литературных параллелях данного памятника с творчеством русских писателей: Гоголя, Толстого, Достоевского.

Для широкого круга читателей.

1

1 Когда Апрель… — Описание весны стилистически близко к вступлению латинского эпоса сицилийского писателя Гвидо делла Колонны (XIII в.) «История разрушения Трои» («Historia destructionis Troiae»).

(обратно)

2

7-8 …А солнце юное в своем пути / Весь Овна знак успело обойти… — Действие «Рассказов» Чосер привязывает ко времени после Пасхи, к окончанию поста. Солнце называется «юным», так как Овен — первый знак Зодиака, открывающий солнечный год после весеннего равноденствия. Агнец — символ закланного и воскресшего Христа, жертвы и искупления первородного греха, что подчеркивается гимническим воспеванием обновленной природы. Чосер вслед Данте неоднократно использует астрологическую атрибутику определения времени (рассказ Рыцаря, пролог Юриста, рассказ Капеллана; Троил и Крессида. 1:55-158). Известно, что Дж. Чосер написал для сына «Трактат об астролябии», где проявил незаурядные познания в астрономии. По его подсчетам, солнце выходит из знака Овна после 11 апреля. Возможность точной датировки вызывает споры. Путь пешком от Лондона до Кентербери занимал 3-5 дней.

(обратно)

3

16 Фома (Томас) Бекет — (ок. 1118 — 1170), родился в Лондоне (Чипсайд), отец был крупным торговцем родом из Нормандии (похоронен в соборе Св. Павла). Друг отца, богатый землевладелец Р. де Легль приобщил Томаса к дворянскому воспитанию и рыцарским развлечениям. С десяти лет Т. Бекет обучался каноническому и гражданскому праву (в Мертонском аббатстве в Англии, затем в Париже, Болонье и Осере). По возвращении в Англию поступил на службу к архиепископу Теобальду и затем был назначен архидьяконом. В 1155 г. архиепископ Теобальд рекомендовал его Генриху II в качестве лорда-канцлера Англии. Генрих II надеялся, что Томас Бекет поможет ему ограничить привилегии церкви. И вначале ожидания короля были оправданы: лорд-канцлер фактически исполнял административные обязанности короля в связи с большим размером владений Плантагенетов (от Пиренееев до Шотландской границы) и обострением военно-политических отношений с Французской короной и ее вассалами, кроме того, резиденция короля находилась в Нормандии. После смерти Теобальда в 1162 г. Генрих II назначил его архиепископом Кентерберийским и стал готовить Кларендонские конституции, где предлагалось Английской церкви максимально ослабить связи с Римом, отказаться от прерогативы отлучения от церкви, интердикта (запрет богослужений), от приоритета церковного суда над светским. Бекет в новой должности отказался подписать этот документ и, наоборот, встал на сторону интересов Римско-католической церкви и отстаивал ее доминирование и автономию в Англии на политическом, экономическом и юридическом уровнях. В связи с угрозой обвинения в государственной измене последующие шесть лет Бекет провел во Франции под защитой короля Людовика VII. В 1170 г. после обещания Папы Александра III наложить на Англию интердикт, Генрих II был вынужден разрешить Бекету вернуться. Согласно хронистам, разъяренный король произнес знаменитую фразу: «Кто отомстит за оскорбление, которое я вынес от низкородного священника?», — которая и позволила четырем баронам 29 декабря 1170 г. убить Бекета в Кентерберийском соборе около лестницы на хоры. В 1173 г. Томас был канонизирован. В 1174 г. бароны со старшим сыном короля восстали, активизировались политические враги, и над Генрихом II нависла угроза отлучения от церкви, что заставило короля 14 июля 1174 г., совершить акт публичного покаяния в смерти Бекета. Тем не менее, прямая вина короля так и не была доказана, поскольку он мог послать баронов только для вызова Бекета на заседание Королевского совета. В 1220 г. была сооружена часовня св. Троицы, где мощи Бекета пребывали до 1538 г., затем Генрих VIII приказал часовню снести и уничтожить мощи, что являлось частью антиримской политики короля-реформатора.

(обратно)

4

17 …исцелил недуг старинный… — Среди чудес св. Томаса особое место занимали исцеления, рядом с часовней находился колодец со святой водой. Сохранилась легенда, что по молитве Людовика VII, совершившего паломничество в Кентербери, был исцелен его сын, будущий Филипп II Август.

(обратно)

5

20 Табард — свободная верхняя одежда без рукавов, которую носили солдаты-пехотинцы, монахи и низшие сословия (впервые упоминается в 1300 г. (OED tabard 1-4)). Подобную одежду, расшитую гербами, носили поверх доспехов рыцари и герольды. Вывеска таверны Гарри Бэйли в Саутворке, пригороде Лондона, была в форме табарда. Здание таверны просуществовало с 1307 по 1676 г. по дороге в Кентербери (55 миль/88,5 км), которая проходит через Дептфорд, Гринвич и Рочестер, упоминающиеся у Чосера.

(обратно)

6

21 Кентербери — Кентерберийский собор (XI-XV вв.) — одна из самых древних церквей Англии, кафедральный собор архиепископа Кентерберийского (примаса англиканской церкви), с 1988 г. — объект Всемирного наследия ЮНЕСКО.

(обратно)

7

41 Тот Рыцарь был достойный человек. — Первым фигурирует Рыцарь — представитель высшего сословия, военно-политической элиты Средневековья. Чосер уделяет внимание только его походам против мусульман и еретиков, подчеркивая служение католической церкви в качестве волонтера.

(обратно)

8

49 Он с королем Александрию брал… — Согласно англо-бургундскому хронисту Фруассару, король Кипра, Киликии и Иерусалима Петр I Лузиньян (1328-1369) освободил в 1361 г. от арабов-мусульман Саталию (ныне Анталия, Турция), Александрия Египетская была взята им в 1365 г., а в 1367 г. Лайас (ныне Айас, Турция) и некоторые города в Сирии. В 1363 г. он посетил Лондон в связи с планом нового крестового похода, который обсуждался на совете пяти королей. Несмотря на властный и жестокий характер (его убили трое собственных вассалов), считался образцом рыцарства.

(обратно)

9

51-52 …был гостем в замках прусских, / Ходил он на Литву, ходил на русских… — Во второй половине XIV в. Тевтонский орден, где сражались и английские наемники, находился на вершине могущества, контролировал Балтийское побережье от Пруссии до Эстонии. В 1337 г. император Священной Римской империи Людовик IV дал Тевтонскому ордену право на завоевание Литвы и Руси. Он неоднократно объявлял крестовые походы против славян и балтийских племен с целью их обращения в католичество. В 1360-1380 гг. крупные походы на Литву совершались каждое лето. Был разрушен Каунас (1362) и Вильнюс (1365), в 1370 г. полностью разбито войско великого князя Ольгерда. Известны также осады Изборска (1368), Пскова (1369), в 1370-1377 гг. шла борьба с Псковом за Новый Городок (Гурьевск, ныне Калининградская область). В 1390 г. в осаде Вильнюса принимал участие Генрих Болингброк граф Норхемптон, будущий Генрих IV. Поскольку в 1392-1393 гг. он совершал путешествие в Иерусалим, некоторые исследователи считали его прототипом чосеровского рыцаря, хотя он был на поколение моложе изображенного персонажа.

(обратно)

10

55 Алжезир — (ныне Алгесирас, Испания) порт в Гранаде, был захвачен Альфонсом XI Кастильским у мавров в 1344 г., в осаде участвовали английские рыцари, графы Дарби и Солсбери. В 1368 г. был отвоеван и разрушен султаном Гранады Мухамадом V. Из текста неясно, в какой именно осаде участвовал Рыцарь. Вероятно, он посвятил воинскому делу около двадцати пяти лет.

(обратно)

11

58 Бельмария (от «Бани-Мерин») — маринидская династия марокканских правителей — берберов, пытались захватить христианскую Андалусию, но в 1340 г. были разбиты союзными войсками Кастилии-Арагона в битве при Рио Саладо. Это было последнее крупное арабское вторжение из Африки на Пиренеи. По версии комментатора Ф. Робинсона, Алмерия — это город или провинция в Испании.

(обратно)

12

60 Великое море — Так в средние века по библейской традиции (Чис. 34: 6, 7; Иез. 47: 10, 15, 20) называли Средиземное море.

(обратно)

13

63 Тремиссен (ныне Тлемсэн, Алжир) — центр Зийянидского королевства, которое в 1340-е годы находилось в состоянии войны с маринидами.

(обратно)

14

65 Он помогал сирийским христианам.… — В оригинале упоминается независимый турецкий эмират Палат/Балат, воевавший вместе с христианами-генуэзцами Смирны в 1340-х годах против османов за портовый замок св. Петра.

(обратно)

15

80 Сквайр — низшая ступень рыцарства, молодой человек из благородной семьи, прислуживающий рыцарь (OED, squire la), позднее — «оруженосец». В оригинале более точная характеристика «bacheler» — молодой рыцарь, не имеющий собственного знамени и вассалов, т.е. он не мог предводительствовать в бою.

(обратно)

16

85 Фландрия, Артуа и Пикардия — вассальные графства короля Франции, где происходили основные сражения Столетней войны между Англией и Францией. В 1369 г. возобновилась Столетняя война: Карл V стремился отвоевать захваченные территории, изматывая противника мелкими рейдами. Кроме того, союзники англичан — бургундцы (тоже вассалы французской короны) — контролировали Артуа и Фландрию, а в 1384 г. Бургундия, Фландрия и Артуа объединились формально. Примечательно, что молодой рыцарь, в отличие от отца, получил военный опыт в политических сражениях между христианскими правителями, пребывая при Бургундском дворе.

(обратно)

17

88 …Чем милостей любимой добивался. — Образ молодого рыцаря написан в соответствии с куртуазными представлениями аллегорического «Романа о Розе» (см. примеч. к Рассказу Купца, 822) и образа Ланселота Озерного.

(обратно)

18

90 … Наряд его расшит был, словно луг… — Мода на расшитую мужскую одежду описана в «Романе о Розе» (строки 231-280).

(обратно)

19

107 Йомен — лично свободный слуга или лицо на службе дворянина, рангом ниже сквайра (OED yeoman, I. 1) и выше пажа или лакея.

(обратно)

20

116 …Лесной охоты ведал он закон. — В оригинале «егерь», слуга, занимавшийся организацией охоты, охраной и воспроизводством фауны, следовательно, данный йомен не мог быть фермером-хлебопашцем. В оригинале его стрелы оснащены павлиньими перьями, которые были дорогими и придавали полету дальность и хорошую балансировку.

(обратно)

21

122 …лик святого Христофора — Считалось, что св. Христофор покровительствовал путешественникам и лучникам, оберегал от чумы, внезапной смерти и скрытой опасности, что было особенно актуально на войне, охоте и охране лесных угодий от браконьеров.

(обратно)

22

128 Эглантина — название вида цветущего кустарника — «шиповник ржавчинный» (rosa eglanteria). Имя известно из французского рыцарского романа «Король Бланшардин и королева Эглантина».

(обратно)

23

130 …«Клянусь святым Элуа». — Св. Элигий (ок. 588/90 — 659/60), католический святой, покровитель золотых дел мастеров, часовщиков, ремесленников по металлу, епископ Нойонский, советник франкского короля Дагобера. Существовала легенда, что Элигий отказался клясться на святых мощах, как его просил король. Кроме того, в житии Элигия упоминается, что он явился аббатисе св. Аурее для утешения в ее предсмертный час.

(обратно)

24

134 …Как учат в Стратфорде… — В Стратфорде-отте-Боу (ныне часть лондонского района Тауэр Хамлет) находился большой женский бенедиктинский монастырь св. Леонарда, где могла получить образование Эглантина. Чосер иронически отмечает, что привитый там аббатисе англо-нормандский вариант французского языка уже вышел из моды.

(обратно)

25

138 …Чуть окуная пальчики в подливку… — Ср. этикет дамы за столом в «Романе о Розе» (строки 13408-32)@.

(обратно)

26

155 …Своих любимых маленьких собачек. — Согласно уставу бенедиктинцев, в монастырях не рекомендовалось держать животных, кроме кошек. Чосер иронизирует над стремлением аббатисы подражать знатным богатым дамам, которые держали комнатных собачек. В оригинале аббатиса кормит любимиц хлебом из лучшей муки (wastel bread), которым животных никогда не кормили.

(обратно)

27

166. …коралловые четки… — Коралл считался амулетом любви и оберегом от Сатаны, коралл и малахит — необычный для этого времени материал для монашеских четок.

(обратно)

28

168 На фермуаре… — В оригинале — «булавка, закалывающая плащ на груди». Этот повседневный атрибут плаща был слишком изыскан для монахини, что можно рассматривать как косвенное нарушение запрета на украшения.

(обратно)

29

Любовь все покорит (лат.).

169-170 Amor vincit omnia — (Любовь побеждает все) — строка из 69-го стиха X эклоги Вергилия. Девиз обладал двойным смыслом, речь могла идти как о куртуазной любви, так и любви к ближнему — вариация евангельского текста «Omnia vincit amor» — «Превыше всего любовь» (1 Кор., 13: 13).

(обратно)

30

171 Черница — в оригинале «chapeleyne» — монахиня, которая в бенедиктинских монастырях осуществляла функции помощницы и секретаря аббатисы.

(обратно)

31

174 Монах был монастырский ревизор. — В оригинале «outrider» — в монастыре должностное лицо, занимавшееся нецерковными сторонами управления аббатством (напр., земельными вопросами).

(обратно)

32

187 …Устав Маврикия и Бенедикта… — Самый древний монастырский католический устав был составлен в VI в. св. Бенедиктом Нурсийским, основателем ордена бенедиктинцев. Мавр — ученик Бенедикта Нурсийского — принес монашество во Францию.

(обратно)

33

193 …Монах без кельи — рыба без воды. — Аллюзия на «Декреталии» («Decretum») — компилятивный сборник постановлений канонического права, составленный итальянским юристом-канонистом Грацианом (XII в.): «Sicut piscis sine aqua caret vita, ita sine monasterio monachus» — «рыба так же без воды не может жить, как монах без монастыря» (Декреталии, II, 16, 8). Популярная сентенция в средние века. Ср. в поэме «Видение о Петре Пахаре» У. Лэнгленда: «как рыбы, когда после водополья не станет воды, погибают от жажды, лежа на сухом берегу, и духовные лица гниют и издыхают, когда хотят жить вне своих обителей и монастырей».

(обратно)

34

203 Пусть Августин печется о спасенье… — Речь об «Августинском каноне» — монашеском уставе, формализованном ок. 1243 г., взявшем за основу практику, восходящую к обетам бедности и посвящения себя Богу в монашеской общине Тагасты под руководством великого раннехристианского богослова и философа Аврелия Августина, епископа Гиппонского (354-430). Августин, не составив формального устава, был автором трудов по аскетике, таких, как «О деяниях монахов».

(обратно)

35

208 Он лебедя любил с подливкой кислой. — Лебедь стоил 7 шиллингов, а цыпленок 2,5 пенса.

(обратно)

36

213 Тонзура — выбритое место на макушке у католических духовных лиц, символ отречения от мирских интересов (OED, crown III, 10а).

(обратно)

37

224 Кармелит — См. статью «Человеческая комедия» Джеффри Чосера. В оригинале «брат нищенствующего ордена», представителям этих орденов запрещалось трудиться и иметь любую личную собственность, они могли жить только на подаяния.

(обратно)

38

225 Брат сборщик был он… — В оригинале «limitour» — брат, которому орденом была назначена ограниченная территория для сбора подаяний во избежание конкуренции с другими сборщиками.

(обратно)

39

228-229 Он многим девушкам успел пробить / В замужство путь, приданым одаря… — Возможно, речь о любовницах монаха, поскольку на их содержание и приданое он тратит «собственные» деньги.

(обратно)

40

231 Франклин — в XII-XIII вв. свободный землевладелец, занимавший социальную нишу между мелкими дворянами (gentry) и зависимыми крестьянами. Позднее франклинами стали называть зажиточных землевладельцев, не имевших дворянского титула.

(обратно)

41

234 Отпущенье — право принимать отпущение грехов осуществлялось братьями-священниками только по лицензии епископа. Булла Папы Бонифация VIII (1300) предлагала орденам самим выбирать исповедников.

(обратно)

42

239 Епитимья (от греч. «наказание») — добровольное исполнение исповедавшимися назначенных духовником благочестивых дел (продолжительная молитва, паломничество, усиленный пост, милостыня и т.п.) с целью духовного врачевания.

(обратно)

43

254 Рота — средневековый музыкальный струнный инструмент наподобие скрипки.

(обратно)

44

«В начале бе (слово) — Евангелие от Иоанна.

273 In principio — Ин.: 1,1. Читалось на заказ для избавления от демонов.

(обратно)

45

279 Суды любви или «love days» — дни, когда можно было разрешить споры с помощью третейского судьи, минуя официальные суды. Тем не менее от третейского судьи требовалась образованность, и на эту роль часто приглашали духовных особ. Средневековый поэт У. Лэнгленд осуждает данную практику в «Видении о Петре Пахаре».

(обратно)

46

292 Купец — в чосеровской Англии так называли людей, занимавшихся только торговлей шерстью, тканями и винами, но не их производством.

(обратно)

47

294 Носил он шапку фландрского бобра… — высокая шапка, сделанная из бобровой шкуры, похожая на конус со срезанной верхушкой.

(обратно)

48

296 …Да бороду. — В оригинале «раздвоенная борода»: модный в XIV в. среди франклинов и горожан фасон, расценивавшийся как англо-саксонский стиль.

(обратно)

49

298 Он требовал, чтоб охранялись воды… — Грозой английской торговли с континентальной Европой были пираты, атаковавшие торговые суда в Ла-Манше и особенно в Северном море. С началом Столетней войны в 1340-е годы их число особенно возросло. Военно-торговая конфедерация Пяти Портов (Гастингс, Ромни, Хайз, Дувр и Сэндвич) в обмен на освобождение от королевских налогов обязана была содержать военный флот для охраны торговых путей (к началу Столетней войны вместе с королевскими судами ок. 700 кораблей). Кроме того, в 1359 г. был введен так называемый «флотский сбор» — 6 пенсов с фунта перевозимых на кораблях товаров. Таким образом, торговцы финансировали ускоренное строительство флота.

(обратно)

50

299 …В пути из Миддлбурга в Оруэлл. — Мидделбург — порт и крупный торговый центр экспорта английской шерсти в Голландии на о. Вальхерен, столица провинции Зеландия. Оруэлл — река на юго-востоке Англии, графство Саффолк. В месте слияния рек Оруэлл и Стур существовал порт, ныне города Гарвич и Феликсстоу.

(обратно)

51

304 Охотно деньги в рост купец давал… — В оригинале употребляется слово «chevisance» («изыскание и сбор средств»), в XIV-XVI вв. это слово часто употреблялось как эвфемизм ростовщичества (OED, 8), которое было запрещено статутами церкви, поскольку считалось, что ростовщики торгуют временем (проценты со ссуженной суммы, взимаемые за определенный срок), принадлежащим только Богу.

(обратно)

52

308 Прервав над логикой усердный труд… — См. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера».

(обратно)

53

309 Студент оксфордский — В оригинале — «clerk» в значении «грамотный, образованный человек, способный читать и писать».

(обратно)

54

315-316 Он ни прихода не сумел добыть, / Ни службы канцелярской. — По получении степени бакалавра студенты могли принять сан и получить должность приходского священника либо клерка. Должность приходского священника была легко доступна, но непопулярна.

(обратно)

55

319 Ему милее двадцать книг иметь… — Поскольку рукописные пергаментные книги были очень дороги, то на эту сумму студент мог позволить себе хорошую одежду, еду и квартиру в течение нескольких лет. Библиотека самого Чосера, по его собственным словам («Легенда о славных женщинах»), насчитывала шестьдесят книг.

(обратно)

56

322 Аристотель — Латинские переводы Аристотеля были основой средневекового спекулятивного схоластического университетского образования.

(обратно)

57

324 …И клерк их клянчил, грешная душа… — Парламентским указом 1388 г. студентам разрешалось просить милостыню с особого позволения университета. Эта практика была распространена во всей Европе.

(обратно)

58

329-330 Но философия не помогала / И золота ни унца не давала. — Аллюзия на занятия алхимией: в средние века алхимиков тоже называли философами. Здесь — автор иронизирует над студентом, который не мог добыть философского камня и превращать неблагородные металлы в золото.

(обратно)

59

336 …Хотел учиться и других учить. — Парафраз выражения, приписываемого Сенеке: «Я радуюсь, учась, чтобы учить других».

(обратно)

60

337 Юрист — В оригинале «Sergeant of Law» — член высшей юридической корпорации Order of the Coif, которая имела привилегии вести дела в суде по гражданским делам (Court of Common Pleas). Из членов этой корпорации набирались и судьи королевского суда (King’s Bench). Чтобы попасть в эту корпорацию, надо было иметь не менее 16 лет судебной практики.

(обратно)

61

339 На паперти — Собор св. Павла в Лондоне — самый большой средневековый храм в Англии, третий по длине в Европе, строился с 1256 по 1300 г. Галерея собора св. Павла служила местом для рабочих встреч членов корпорации Order of the Coif и консультаций с клиентами.

(обратно)

62

340 …И часто на объезды назначаем. — В оригинале «ассизы» — выездные сессии судов, проводившиеся четыре раза в год по сложным уголовным делам и земельным тяжбам, где члены корпорации Order of the Coif выступали в качестве председателей судов и подбирали состав присяжных.

(обратно)

63

345 Клиенты с «мантией» к нему стекались… — В оригинале речь о судейской мантии, которую Юрист ежегодно получал от короля вместе с жалованием 20 фунтов.

(обратно)

64

353 Он знал законы со времен Вильяма… — То есть действующее англо-норманнское законодательство со времен Вильгельма Завоевателя (1066-1090).

(обратно)

65

362 …Был в том достойным сыном Эпикура… — Эпикур (342/41 — 271/70) — древнегреческий философ, считавший, что цель человеческой жизни — удовольствия, чувственное наслаждение, избавление от физической боли, беспокойства души, страданий, страха смерти и принуждения. Был сторонником жизни в тесном дружеском круге, неучастия в государственной жизни.

(обратно)

66

370 Святой Юльян (Юлиан Странноприимец) — легендарный католический святой. По преданию, случайно убил разыскивавших его родителей и потратил доставшееся ему состояние на строительство и содержание странноприимных домов, был патроном путников, перевозчиков, содержателей таверн. К нему обращались убийцы за помощью в прощении грехов.

(обратно)

67

379 На сессиях франклин держался лордом… — Франклин был мировым судьей, возможно, всего графства. Сам Чосер занимал должность мирового судьи графства Кент в 1386-1389 гг.

(обратно)

68

382 …Не раз в палате графство представлял. — То есть был избранным членом (обязательный ценз — сорок фунтов годового дохода) Палаты общин. Чосер в 1386 г. представлял в парламенте графство Кент в качестве «рыцаря графства».

(обратно)

69

387 Шериф — назначаемое королем административное лицо графства или города (в крупном городе — избираемая должность), в обязанности которого входил контроль за соблюдением законов и поддержание порядка, имел право председательствовать в судах графства по некоторым делам, т.е. выполнял полицейско-судебные функции на местном уровне.

(обратно)

70

387 …пени собирал… — В оригинале «countour» — чиновник, королевский аудитор, назначаемый для проверки финансового состояния графства и сбора выплат в королевскую казну.

(обратно)

71

389-390 Красильщик, Плотник, Шапочник и Ткач / Обойщик с ними… — старшины соответствующих ремесленных гильдий — профессиональных ассоциаций, образованных с целью юридической и экономической защиты ремесленников, например, рынков сбыта, поставщиков, условий исполнения заказов и т.п. Возможно, что они входили не в городскую, а приходскую гильдию, поэтому среди ремесленников, занимающихся обработкой ткани, путешествует Плотник.

(обратно)

72

400 …заседать в Гилдхолле… — В оригинале написано, что они достойны быть олдерменами, постоянными членами самоуправления лондонского Сити, которые избирались пожизненно и возглавляли городские округа. Олдерменом мог стать очень богатый и влиятельный горожанин. Имея статус старшин цеха, чосеровские персонажи входили в городской Совет вместе с олдерменами, причем старшины избирались только на год. Заседания лондонского городского Совета проходили в Гилдхолле — гильдейском доме и ратуше.

(обратно)

73

404 …Чтоб только величали их «мадам»… — Обращение к женам олдерменов, которые приравнивались по статусу к баронам. Жестким социальным маркером в средние века также служило место, которое занимали прихожане во время церковной службы, порядок подхода под благословение, а также фасон, ткань и цвет одежды. Согласно «Законам о роскоши» (1363), обычные ремесленники, в отличие от старшин цехов, не имели права носить серебряную оправу ножен. Законы были призваны уменьшить импорт качественного иностранного текстиля, чтобы уменьшить конкуренцию для местных производителей и одновременно ограничить социальные притязания низших сословий, что было способно их разорить.

(обратно)

74

407 Они с собою Повара везли… — Описание умений Повара соответствует распространенным в средневековой Англии насмешкам над французской континентальной пищей, что иронично характеризует и амбиции самих ремесленников.

(обратно)

75

414 Эль лондонский — Самый крепкий и дорогой сорт эля, тяжелого темного пива сладковатого вкуса из ячменного солода с быстрой ферментацией при высокой температуре.

(обратно)

76

418 Был Шкипер там из западного графства. — Капитан и владелец судна. В оригинале указан глубоководный порт Дартмут в графстве Девоншир (ныне Дэвон) — основная военно-морская база Столетней войны и одновременно пиратская база.

(обратно)

77

428 Бордо — находилось под английским контролем в XII-XV вв., после того как король Генрих II Плантагенет женился на Элеоноре Аквитанской. Один из крупнейших центров экспорта вина.

(обратно)

78

431-432 Всех пленников, едва кончался бой, / В миг по доске спроваживал домой. — Поскольку пиратство каралось смертью, то свидетелей и ограбленных владельцев захваченнных товаров пираты выбрасывали за борт.

(обратно)

79

440 Лоция — руководство для судоплавания, содержащее описание водных бассейнов, характеристику рельефа дна, опасностей на водных путях, береговой полосы, гидрологические и метеорологические данные.

(обратно)

80

442 Готланд — остров у побережья Швеции.

(обратно)

81

442 Мыс Финистера — мыс на побережье Испании, считающийся самой западной точкой Пиренеев.

(обратно)

82

447 Гулль — Халл, порт на севере Англии.

(обратно)

83

447 Картахена — порт в Испании, крупный торговый центр.

(обратно)

84

449 Доктор медицины — подчеркивается ученая университетская степень.

(обратно)

85

459-460 …Горяч иль холоден, мокр или сух / Больного нрав… — Болезни диагностировали по характеру выделений организма: пот, моча, рвота, слезы. Гиппократ и вслед за ним средневековые медики-астрологи считали, что тело человека содержит в себе четыре «гумора» — «кровь, слизь и желчь (желтую и черную); из них состоит природа тела (…)@ Бывает оно здоровым наиболее тогда, когда эти части соблюдают соразмерность во взаимном смешении в отношении силы и количества и когда они наилучше перемешаны». (О природе человека, 4). Эти части соответствовали четырем элементам в природе и определяли темперамент человека. Природа флегматика соединяла мокрое и холодное (флегму или слизь); сангвиника — горячее и мокрое (кровь); холерика — горячее и сухое (желтую желчь); меланхолика — холодное и сухое (черную желчь). Способы лечения зависели от времени года, месяца, недели и часа и от положения звезды, под покровительством которой находился больной.

(обратно)

86

468 Эскулап — греческий бог, которому приписывалось изобретение искусства врачевания. В оригинале Чосер далее в хронологическом порядке перечисляет известных античных и средневековых медиков. В оригинале нет Цельса, но указаны Бернар из Монпелье (XIII-XIV вв.) — профессор медицины, первый прописавший очки, и ар-Рази абу Бакр (865-925) — персидский философ, главный врач Багдадской больницы и алхимик, разработавший понятие аллергии, описал черную оспу, автор многочисленных медицинских трудов.

(обратно)

87

468 Гиппократ (ок. 460 — 370 гг. до н.э.) — древнегреческий «отец медицины», построивший детерминированную теорию медицины в отличие от магической. Ему приписывается корпус из шестидесяти врачебных трудов.

(обратно)

88

469 Диоскорид (ок. 40 — ок. 90) — древнегреческий врач, ботаник и формаколог из Киликии, автор пятитомного труда «Materia medica» (О медицинской материи), где описаны фармакологические свойства более 500 растений.

(обратно)

89

469 Цельс (Авл Корнелий) — римский писатель и медик I в. до н.э., автор энциклопедии античной медицины «De Medicina», в которой изложены достижения александрийской школы медиков.

(обратно)

90

469 Гильбертин — Гильберт Английский (сер. XIII в.) — врач, автор трактата «Медицинский компендиум».

(обратно)

91

470 Руф (Эфесский) (кон. I в. н.э.) — врач, последователь Гиппократа, автор трактатов по анатомии и диетологии.

(обратно)

92

470 Аверройс — Ибн Рушд (1126-1198), исламский философ, математик, астроном, комментатор Аристотеля и врач, жил в Испании и Марокко. Автор медицинских трудов, наиболее известна его «Система».

(обратно)

93

470 Константин — Константин Африканский (XI в.) — переводчик на латинский греческих и арабских медицинских трудов. В 1065 г. был приглашен в качестве переводчика в Салернскую медицинскую школу при бенедиктинском монастыре в Монте Кассино, которая возродила европейскую медицину.

(обратно)

94

471 Дамаскин — Имя Иоанна Дамаскина (VII-VIII вв. н.э.) часто ставилось на трудах так называемого Серапиона Старшего — арабского врача Ибн Сарафиуна, видимо, также происходившего из Дамаска.

(обратно)

95

471 Гали — вероятно, Али Аббас (ум. 994) — персидский врач и психолог, автор популярной средневековой энциклопедии «Королевская книга» или «Полная книга медицинского искусства». Известен также Али ибн Ридван — египетский комментатор Галена (XI в.).

(обратно)

96

471 Галиен — Гален, Клавдий (120-210) — греческий медик из Пергама, врач Марка Аврелия, сохранилось около двухсот его работ.

(обратно)

97

472 Авиценна — Ибн Сина (ок. 980 — 1037), универсальный персидский ученый (астроном, математик, философ, логик, теолог, поэт, медик и государственный деятель), автор 40 трудов по медицине. Наиболее известна популярная в Средневековье его энциклопедия врачебных знаний — «Канон медицины».

(обратно)

98

472 Гатисден — Джон Геддесден (ум. 1349), оксфордский профессор, придворный врач Эдуарда II, автор медицинского трактата «Rosa Anglica».

(обратно)

99

476 В Писании не очень был силен. — В средние века были распространены жалобы на безбожие врачей, поскольку они вмешивались в прерогативу Бога, наказывавшего человечество болезнями за грехи (моральная медицина). Ирония над паломничеством Доктора медицины заключается в том, что он сам прибегает к помощи святого.

(обратно)

100

480 …Со дней чумы… — Великая чума 1348-1349 гг. была привезена генуэзцами из Феодосии. Поразив континентальную Европу, впервые добралась до Англии, где умерло около трети населения страны. Эпидемии возвращались в 1361-1362, 1376 и 1379 гг., унося много жизней, в том числе многих покровителей Чосера.

(обратно)

101

481 …И золото —медикамент целебный… — см.: Роберт Бертон. Анатомия меланхолии. II.4.1.4. Золото считали во времена Чосера незаменимым лекарством при лечении ряда болезней, так что каламбур Чосера имел и реальные основания.

(обратно)

102

483 Бат — город на юго-западе Англии графство Сомерсет (с 1987 г. — объект Всемирного наследия ЮНЕСКО). С античных времен знаменит лечебными термальными источниками и римскими купальнями. В оригинале ткачиха живет «вблизи Бата». Запад Англии — традиционный центр ткацкого ремесла. В XIV в. Англия переживала свою первую промышленную революцию, из-за Столетней войны стал невозможен экспорт шерсти во Фландрию (Гент), находившуюся под контролем враждебной Франции, и начало развиваться свое ткацкое и валяльное производство. Для валяльных гидравлических машин были необходимы быстротекущие реки, этим потребностям удовлетворяли юго-западные реки Англии, например, Эйвон, на которой и стоял Бат.

(обратно)

103

488 Гент — крупнейший центр ткачества во Фландрии на слиянии рек Шельды и Лиз, один из самых густонаселенных (в XIII в. — 65 тыс. жителей) и богатых городов средневековой Европы, первый индустриальный центр Европы.

(обратно)

104

487-488 В тканье была большая мастерица — / Ткачихам гентским впору подивиться. — Похвала Чосера, скорее всего, иронична, поскольку батское сукно уступало по качеству и репутации гентскому. Эдуард III приглашал гентских мастеров переселяться в Англию. В ремесленные цеха ткачей входили и женщины, являясь основной рабочей силой (прядильщицы, чесальщицы, валяльщицы), но они редко возглавляли бизнес, т.е. становились мастерами.

(обратно)

105

489-490 …но в храм / Пред ней протиснись кто-нибудь из дам… — В оригинале аллюзия на ритуал «подношения даров» (добровольное пожертвование в пользу церкви), дарители в порядке очереди должны были оставлять пожертвования. Эта очередность воспринималась как символ социального статуса.

(обратно)

106

500 …И пятерых мужей пережила… — Возможно, пятикратное замужество Батской ткачихи было продиктовано необходимостью обеспечить ее бизнесу формального главу с целью конкурентоспособности. Поскольку закон разрешал вдове продолжать бизнес мужа, ее очередное замужество могло быть формой слияния или поглощения.

(обратно)

107

503 Булонь-сюр-Мер — город на севере Франции, центр паломничества к собору Девы Марии, где находилась ее светящаяся статуя, по легенде, приплывшая в лодке.

(обратно)

108

503 Бари — город на юго-востоке Италии, с 1087 г. место пребывания мощей св. Николая, насильственно увезенных моряками г. Бари из Мирр Ликийских (ныне Турция).

(обратно)

109

503 Кельн — Кельнский собор с 1164 г. место пребывания мощей трех Царей-Волхвов (Каспара, Мельхиора и Бальтасара) после того, как император Фридрих Барбаросса увез их из Милана. Там же находятся мощи св. мученицы Урсулы и средневекового теолога св. Альберта Великого.

(обратно)

110

503 Сантьяго (де Компостела) — город в Испании, место погребения св. апостола Иакова (брата св. Иоанна Богослова). По легенде, он проповедовал на Пиренеях, мертвым приплыл в лодке без руля, парусов и весел в Сантьяго. По степени важности для католических паломников был и остается одним из трех главных городов наряду с Иерусалимом и Римом. Считался покровителем в освобождении Испании от мавров.

(обратно)

111

503 Рим — Via Francigena — с X в. дорога паломников из Франции в Рим.

(обратно)

112

504 Иерусалим — Маршрут паломников в Иерусалим был следующим: Рим — Бари — Иерусалим.

(обратно)

113

515 Священник… приходской — Традиционно считается чосеровским представлением об идеальном пастыре (см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.).

(обратно)

114

525-526 Он нехотя проклятью предавал / Того, кто десятину забывал… — Общее название для разных налогов в пользу церкви: большая десятина — на урожай зерновых, малая десятина — на фрукты, овощи, травы. Существовали мясная, сенная и т.п. десятины — в зависимости от особенностей региона. Она собиралась натуральным образом на содержание храма и священника. Различные формы десятины упоминаются в Ветхом и Новом Заветах (1 Цар. 8:15,7; Втор. 26:1-15; Числ. 18:26-28; Лев. 27: 30-31; 1 Тим. 5:18; 1 Кор. 9:13; Мат. 23:23). Согласно «Ламбетской конституции» (1281) священник четыре раза в год был обязан выносить решение об отлучении от церкви, в том числе и за неуплату десятины.

(обратно)

115

546-548 …А самому в храм лондонский бежать… / Приход добыть себе гильдейский… — В бедных приходах были частыми жалобы на абсентеизм: священники уезжали с приходов в город зарабатывать требами: в оригинале упоминаются заупокойные молебны. Для таких священников в лондонском соборе Св. Павла было отведено 35 приделов, где находилось более 50 таких священников. Подобных пастырей часто нанимали цеховые гильдии, чтобы они непрестанно служили заупокойные молебны за старшин или основателей.

(обратно)

116

551 Был пастырь добрый, а не поп наемный… — Ср. Ин. 10:12.

(обратно)

117

558 И не давал им камня вместо хлеба. — Мф. 7:9; Лк. 11:11.

(обратно)

118

566 …Учил, но прежде следовал им сам. — Деян. 1:1.

(обратно)

119

567 С ним ехал Пахарь — был ему он брат. — В оригинале: крестьянин, имеющий свой собственный плуг, т.е. обладавший средним достатком.

(обратно)

120

580 На заморенной ехал он кобыле — В оригинале нет фраз про «небогатый достаток», «заморенную» кобылу и «заплаты». На кобыле он едет, возможно потому, что она более смирная, чем жеребец.

(обратно)

121

584 …И приз всегда — барана — получал. — На соревнованиях по народной борьбе баран был традиционным призом (ср. примеч. к Рассказу о сэре Топасе, 50).

(обратно)

122

590 …И рыжая… — О физиономической символике Мельника см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

123

597 Он бабник, балагур был… — В оригинале: «болтун» (рассказчик историй) и «голиард» — автор и исполнитель сатирических или непристойных песен. Чосер специально подчеркивает, что Мельник пел только похабные.

(обратно)

124

602 Но мельник честный — где его сыскать? — В оригинале аллюзия на поговорку: «У хорошего мельника золотой большой палец», что может означать способность мельника определять качество зерна и помола. Мельникам официально было разрешено помимо платы забирать от 1/20 до 1/25 части помола в зависимости от скорости помола и типа зерна.

(обратно)

125

605 Он на волынке громко заиграл… — любимый сельский английский музыкальный инструмент. В так называемых «Показаниях Вильяма Торпа» — лолларда (см. примеч. к Эпилогу Юриста, 1203), допрошенного лично архиепископом Кентерберийским, засвидетельствованы жалобы на паломников, которые поют непристойные песни, играют на волынках, беспокоят горожан звоном конских колокольчиков и лаем собак, от них шума больше, чем от королевского кортежа.

(обратно)

126

608 …Судейского подворья Эконом. — В оригинале — должностное лицо, которое занималось закупкой провизии для монастыря, университетского колледжа или другой организации. Чосеровский Эконом служил в одной из лондонских юридических корпораций, в Иннер-Темпле или Мидл-Темпле. Возможно, в первом из них учился сам Чосер.

(обратно)

127

611 …бирки он сочтет… — «ТаШе»@ — деревянная палочка, просверленная или нарезанная в нескольких местах, при совершении кредитной сделки раскалывалась вдоль, и части оставались у кредитора и должника. Наличие такой палочки документально подтверждало совершение сделки и сумму.

(обратно)

128

617 В его подворье тридцать клерков жили… — профессора и студенты. Ирония Чосера в том, что Эконом умел обмануть 30 юристов, которые сами отличались умением выжать из клиента максимальную плату за услуги или оспорить огромные долги знатных особ.

(обратно)

129

627 Мажордом — В оригинале служащий, нанятый землевладельцем для надзора за полями, недвижимостью, работниками и арендаторами (OED reeve, 2а).

(обратно)

130

631 Он желт и сух, и сморщен был как мощи… — В оригинале назван холериком и описан соответственно гумору: едкий злобный ум, импульсивность, непредсказуемость, склочность.

(обратно)

131

635… Что сборщики все оставались с носом. — В оригинале аудиторы, нанятые землевладельцем для проверки финансового состояния поместья, управляемого мажордомом.

(обратно)

132

642 Виллан — наиболее распространенный тип зависимого крестьянина в средневековом земельном хозяйстве, они арендовали земли у владельца в обмен на обработку его полей и дополнительные денежные или натуральные выплаты. Вилланы были более выгодными работниками в отличие от неимущих батраков, не имевших стимула к труду.

(обратно)

133

658 …За что подарки тут же получал. — Помимо жалованья мажордом получал бесплатное жилье и одежду.

(обратно)

134

662 «Скотт» — популярная в Норфолке (графство в Восточной Англии) кличка лошади.

(обратно)

135

664 Болдсуэлл — ныне Бодсуэлл, деревня в Норфолке. Упоминание этого поселения говорит о хорошем знании Чосером Восточной Англии, где он был на королевской службе.

(обратно)

136

665 Тан — В оригинале это слово не употребляется. Примечание переводчика: англосаксонский термин, обозначавший мелкого беспоместного дворянина в северных графствах Англии, получившего личное дворянство службой у сеньора.

(обратно)

137

666 Сутана — В оригинале surcoat — длинная верхняя одежда из плотного дорогого материала без рукавов. У Мажордома — персидского, темно-голубого цвета, бывшего в моде у благородных сословий.

(обратно)

138

669 Церковного суда был Пристав с нами. — Официальное лицо, отвечавшее за доставку повесток в церковный суд архидьякона по делам, связанным с нарушением общественной морали. Эта должность открывала широкие возможности для вымогательства и шантажа, так как пристав мог выступать в качестве информатора.

(обратно)

139

673 Распутен и драчлив как воробей… — В античности воробей считался священной птицей Венеры. Птицу и ее яйца употребляли в пищу в качестве афродизиака — средства, усиливающего возбуждение и улучшающего потенцию. Отсюда средневековая репутация воробья как распутной птицы, уменьшающей свою жизнь до минимума — один год, по Плинию (Естественная история, X, 36) из-за расхода жизненной энергии на размножение и драки с другими птицами.

(обратно)

140

674 …Пугал он красной рожею детей. — В оригинале «огненно-красное лицо Херувима», второго из девяти ангельских чинов. В Библии Херувимы — охраняющие трон Господень огненные ангелы (Иезек. 10:1-22), поэтому в иконографии их изображали с красными лицами. Также книга Бытия упоминает херувима с огненным мечом, сторожащего Эдем (Быт. 3:24).

(обратно)

141

675 И весь в парше был… — Симптомы заболевания Пристава указывают на несколько болезней: очаговая алопеция (очаговое облысение) или розацея, с характерым покраснением и шелушением кожи лица. Питание и образ жизни, который ведет Пристав, лишь усугубляет заболевание.

(обратно)

142

689 Вальтер — Уот — популярное имя домашних птиц.

(обратно)

143

А что говорит закон? (лат.)

692 «Questio quid juris?» («А что говорит закон?») — фраза, с которой начинается обвинение после изложения дела.

(обратно)

144

706 Викарий — здесь используется как синоним архидьякона.

(обратно)

145

«Указал (нам досточтимый отец) (лат.).

710 Significavit (nobis venerabilis pater) — («Указал нам досточтимый отец») — первые слова судебного постановления, которое приказывало заключить в тюрьму лицо, не покаявшееся в течение сорока дней после отлучения от церкви на основании решения епископа. С XIII по XV в. сохранилось 10 тыс. подобных решений, основной причиной была неуплата десятины.

(обратно)

146

711 Диоцез — епископский округ, епархия.

(обратно)

147

714-715 …венок надет… словно с вывески пивной. — Английские средневековые таверны обсаживались плющом, который переползал и на горизонтальный шест перед зданием, что и служило опознавательным знаком подобных заведений. На конце шеста разросшийся плющ могли свивать в гирлянды.

(обратно)

148

717 Индульгенция — полное или частичное освобождение от земного наказания за прощенные грехи, могла быть выдана только после того, как грешник раскаялся и исповедовал свой грех. Понятие «индульгенции» основано на учении о сокровищнице добрых дел, которая пополняется всеми верующими и в первую очередь святыми, но находится она в распоряжении церкви (епископов и Папы). Покупая индульгенцию, грешник берет своего рода беспроцентный займ «добрых дел», на основании которых его душа искупит грехи. Финансовая выгода для церкви и злоупотребление индульгенциями уже в XII в. привело к протестам против этой практики.

(обратно)

149

718 …Он приставу был предан рабски. — Об отношениях между Приставом и Продавцом индульгенций см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

150

720 Ронсеваль — Госпиталь св. Марии Ронсевальской, Чаринг-Кросс — филиал августинского монастыря с госпиталем в Ронсевальском ущелье (Испания, Наварра). Монастырь был известен активной торговлей индульгенциями с целью строительства монастырского комплекса. Это породило множество самозванцев, якобы работающих на этот монастырь.

(обратно)

151

724 …Своим козлинным жидким тенорком… — Коза и заяц (см. далее по тексту) — символы сексуальной неумеренности и похотливости.

(обратно)

152

727-728 …Пряди / Ложились плоско на плечи… — Духовное лицо не имело права носить длинные волосы.

(обратно)

153

734 Нерукотворный Спас — В оригинале «vemicle» (от имени Вероника) — значок с изображением Нерукотворного Спаса — образа Иисуса Христа, который, согласно легенде, появился на полотенце после того, как Христос утер им лицо. Вероника преподнесла его взмокшему от пота Иисусу, несшему крест на Голгофу. По другой версии, плат прислала уверовавшая в Христа Береника, жена тяжело больного царя Авгаря. Этот значок часто носили паломники.

(обратно)

154

740 …мерин он или кобыла… — См. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

155

750 …поросячья ляжка… — В оригинале «старые свиные кости», кости свиней внешне сходны с человеческими.

(обратно)

156

756 Амвон — предалтарное возвышение в церкви, с которого священник обращается к пастве.

(обратно)

157

785 Спаситель путь указывал нам верный: / Он прямо обличал… — Ср. Мф. 18:15-18.

(обратно)

158

788 …Как говорил Платон на этот счет: / Велел он слову действиям быть братом. — Сохранился перевод Чосером Боэция, в оригинале сказано, что «слово должно быть кузеном вещи, о которой оно говорит». См. Боэций Утешение Философией (III, проз. 12): «…поскольку ты учился у тех, кто следовал за установлением Платона, из которых вытекает, что сказанное должно соответствовать существу вещей» (Боэций. Утешение Философией и другие трактаты. М.: Наука, 1996. С. 201-202). Далее текст цитируется по этому изданию с указанием страницы.

(обратно)

159

802 …виндзорский дворецкий… — В оригинале «marshal of the hall» — церемониймейстер, «распорядитель увеселений и банкетов» в королевском дворце или домах аристократии (OED, 4). Виндзорский замок — официальная королевская резиденция с XI в. в графстве Беркшир, ныне самый большой жилой замок в мире.

(обратно)

160

856-858 Не надо платы мне. Кто ж не признает / Решенья моего, расходы тот / Поездки на себя берет. — Ритуально-карнавальное соглашение с избранным на должность «распорядителя увеселений» традиционно включало договор об исполнении всеми участниками всех его шутовских распоряжений, за уклонение от которых полагалось веселое наказание либо денежный штраф, который шел на уплату расходов на застолья и т.п. Например, несколькими строками выше он требует от паломников быть веселыми, тогда как они в молитве и посте должны были готовиться ко встрече со святыней.

(обратно)

161

879 …Когда согласна утреня с вечерней… — поговорка, означающая: «если вы не передумали с прошлого вечера».

(обратно)

162

О влиянии эпической поэмы «Тезеида» Дж. Боккаччо на Рассказ Рыцаря см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

163

К отчему дому теперь, в Скифии кончив суровой, // Лавром венчанный, бой… (Стаций. Фиваида) (лат).

(обратно)

164

2 Тезей (Тесей) — легендарный царь Афин, объединивший Аттику, строитель Акрополя. Данте первым назвал Тезея герцогом, а за ним — Боккаччо и Чосер, так как в средние века после завоевания Константинополя крестоносцами было основано герцогство Афинское (1205-1458).

(обратно)

165

9 Скифия — мифическая страна амазонок, женщин-воительнниц, по мнению Исидора Севильского, находилась между Европой и Азией в районе Балкан рядом с классической Скифией на северном побережье Черного моря.

(обратно)

166

11 Ипполита — дочь бога войны Ареса, царица амазонок, обладательница волшебного пояса, которым завладел Геракл.

(обратно)

167

12 Эмилия — от древнелатинского «красноречивый» или «соперники», в зависимости от того, какую версию происхождения древнеримского знатного рода Эмилиев предпочесть. Имя заимствовано из «Тезеиды» Боккаччо.

(обратно)

168

73 Я, что сдержать рыданий не умею… — Эвадна, жена Капанея, бросившаяся в погребальный костер мужа (Вергилий. Энеида, VI: 447).

(обратно)

169

74 Капаней — в фиванском цикле древнегреческой мифологии царь Аргоса, один из участников похода семерых против Фив, воин, обладавший огромной силой. Согласно Эсхилу, убит молнией Зевса на лестнице крепостной стены за похвальбу, что возьмет Фивы вопреки воле Зевса. Данте помещает Капанея в седьмом круге Ада среди богохульников (Ад, XIV), где он лежит на горящем песке, а сверху льется огненный дождь.

(обратно)

170

75 Фивы — крупнейший город в Беотии, основан примерно в 1400 г. до н.э., славился крупными землевладельцами, поскольку его окружали плодородные долины. Объединение Беотии в VI в. до н.э. вокруг Фив привело к военному конфликту с Афинами.

(обратно)

171

80 Креон — фиванский царь, родственник царя Эдипа. Вернулся на трон после гибели детей Эдипа в междоусобной войне с Семерыми. Запретил хоронить трупы воинов, за что боги покарали его смертью племянницы, сына и жены, и он был вынужден разрешить похороны.

(обратно)

172

122 …Тот Минотавр, что им сражен на Крите. — Чудовище с головой быка и телом человека, рожденное царицей Крита Пасифаей от ритуального быка. Минос, ее супруг, спрятал свой позор в лабиринт, спроектированный Дедалом. В жертву Минотавру царь Крита Минос требовал от Афин прекрасных юношей и девушек. Тезей освободил город от позорной дани, убив чудовище в Критском лабиринте при помощи Ариадны, дочери Миноса.

(обратно)

173

155-156 Арсита, Паламон — имена героев, заимствованные из «Тезеиды» Боккаччо.

(обратно)

174

158 Герольд — должностное лицо, в чьи обязанности входит от имени короля или лорда публично объявлять о чем-либо, доставлять официальные послания, распоряжаться шествиями, похоронами, рыцарскими турнирами (вызывать на бой, передавать вызовы, объявлять победителя и т.п.) и прочими официальными церемониями на высшем уровне (OED, 1). Кроме того, герольды были ответственными за регистрацию гербов и соблюдение геральдического регламента.

(обратно)

175

166 …За них он отказался выкуп взять. — Практика выкупа пленных была распространена в Средневековье, сам Чосер во время Столетней войны был выкуплен (король Эдуард III внес за него 16 фунтов). Остается открытым вопрос, почему Тезей отказывается принять за воинов выкуп.

(обратно)

176

184 …Не по душе ведь маю лежебоки. — Традиционный английский праздник, Майский День, где исполнялись традиционные танцы (моррис), выбиралась королева Мая, зажигались костры и исполнялись ритуалы плодородия. Чтобы добыть себе счастье, необходимо было встать с рассветом.

(обратно)

177

198 Большая башня с толстою стеной… — Донжон — основная башня рыцарского замка в центре крепости. Там была резиденция графа, пищевые, оружейные склады. Подвалы и верхние этажи использовались в качестве тюрьмы.

(обратно)

178

224-229 Твой лик смертельной бледностью облит! / …Сатурна ли враждебным положеньем… — Арсита по внешним признакам определяет, что Паламон сражен меланхолией, которая, по мнению средневековых врачей, была связана с опасным влиянием Сатурна. И он оказался прав, так как брата сразила любовная меланхолия, о которой Паламон еще не подозревает. В начале второй части Рассказа Рыцаря симптомы любовной меланхолии описаны и у Арситы.

(обратно)

179

273 Я брат тебе по крови и обету. — В классических античных эпосах и трагедиях герои часто клялись быть названными братьями, что означало оказывать военную помощь и мстить за смерть друг друга. Например, Ахилл и Патрокл, Орест и Пилад, Тезей и Пирифой (здесь Перитой). Как правило, эти союзы были неравновесными, один из «братьев» мог превосходить партнера в силе, возрасте, знатности, вероятно, эта практика была частью мужских фратрий. Но в античных произведениях не получил развития мотив соперничества из-за женщины, как это происходит в рыцарских романах и рассказе Рыцаря.

(обратно)

180

* Любовью (фр.).

(обратно)

181

306 …Кто даст закон для любящих сердец? — см. Боэций. «Утешение Философией» (III, стих. 12).

(обратно)

182

307 Любовь сама — закон… — Аллюзия на концепцию любви в «Божественной Комедии» Данте Алигьери (Ад, I, 37-40).

(обратно)

183

309-310 Любое право и любой указ / Перед любовью ведь ничто для нас. — Противопоставляется юридическое право естественному, что противоречит схоластической традиции, но часто встречается в куртуазной литературе.

(обратно)

184

333 Перитой (Пирифой) — король лапифов в Фессалии, друг и названный брат Тезея, участник боя лапифов с кентаврами, похищения Елены, неудачного похищения Персефоны, в результате которого он навсегда остался в Аиде.

(обратно)

185

388-389 Земля, огонь, и воздух, и вода, / И существа, что сделаны из них… — Учение Эмпедокла (V в. до н.э.) о стихиях наследовал Платон, назвавший их первоэлементами, так как считал, что все существующее на Земле создано из их комбинаций.

(обратно)

186

404 Пьянчуга знает — есть, мол, где-то дом… — См. платоническую метафору «душа, заблудший пьяница» у Боэция: «Утешение Философией» (III, проз. 2).

(обратно)

187

444 Букс — вечнозеленое дерево породы самшитовых, обладает исключительно твердой, тяжелой и прочной древесиной желтого цвета.

(обратно)

188

445 «Богиня, злой кумир…» — в оригинале «злые боги», их атрибуция неясна.

(обратно)

189

447 …И на плите из твердого алмаза… — в оригинале «на табличках из адаманта», мифического минерала, сочетавшего твердость алмаза и качества магнита.

(обратно)

190

471 … Гоним Юноной бешеной… — Гера, ревнивая супруга Зевса (Юпитера). Является олицетворением ревности.

(обратно)

191

489-490 Кому ж теперь — влюбленные, решите! — / Тяжеле? Паламону иль Арсите? — Аллюзия на традиционный куртуазный жанр «demande d’amour» (любовный вопрос), который был основой многих придворных игр наподобие куртуазных Судов Любви — состязаний в ответах на сложные вопросы придворного любовного этикета.

(обратно)

192

516-517 …А манию, которую родит / Сок черной желчи в чаше головной… — Описан вид любовного сумасшествия, которое поражает часть мозга, отвечающего за воображение. Симптомы и причины любовной меланхолии см. у Р. Бертона в «Анатомии меланхолии» (Раздел III).

(обратно)

193

527-530 Меркурий, бог крылатый… волосы блестят. — Гермес, вестник богов, изображался в золотых сандалиях с крылышками, в шляпе с крылышками, в руке был жезл Кадуцей, обвитый двумя змеями, набалдашник тоже был сделан в виде крыльев. Гермес традиционно по-древнегречески приветствовал Арситу: «Радуйся»!

(обратно)

194

532 …Как в час, когда был Аргус усыплен. — Гигант с сотней глаз, которого Гера приставила охранять Ио, спрятанную от Зевса. Чтобы Зевс не узнал Ио, она превратила соперницу в белую телку и привязала ее к священной оливе. Аргус был усыплен и убит хитроумным Гермесом.

(обратно)

195

552 Сквайр — См. примеч. к Общему прологу, 80.

(обратно)

196

579 Так слава Филострата процвела… — Имя Филострат заимствовано из поэмы Дж. Боккаччо «Филострато», причем итальянец считал, что оно означает в переводе с греч. и лат. «повергнутый любовью», а не с древнегреч. «любящий армию».

(обратно)

197

604 Раз, в третье мая… — У Боккаччо в «Тезеиде» нет этой даты, она принадлежит Чосеру. По легенде, в этот день Афина сбросила статую Афродиты, поэтому он считается неблагоприятным для любви. У католиков — праздник Креста, что тоже было плохим знаком.

(обратно)

198

614 …Снотворных трав и опия из Фив… — Опий, произведенный в Египетских Фивах, был хорошего качества, поскольку его издревле культивировали для врачебных целей и мумификации.

(обратно)

199

636 Феб — латинское имя бога солнца Аполлона.

(обратно)

200

649 …жимолость там есть… — символ любви, так как ползучий кустарник цепляется за соседние деревья. В оригинале упоминается и «дерево-боярышник» (боярышник обычный), поскольку он цветет в мае, был символом Майского дня (праздника плодородия).

(обратно)

201

664 … У поля есть глаза, у леса — уши. — Распространенная у европейских народов пословица.

(обратно)

202

671 …И спел рондель на превеселый лад… — вариант рондо: твердая стихотворная форма итал. rondo, фр. rondeau, от rond — круг) выкристаллизовалась во французской поэзии конца XIV в. и состояла из 14 строк в 3 строфах с рифмовкой ABba, abAB, abbaAB.

(обратно)

203

688 Кадм — легендарный основатель беотийских Фив, отец Семелы, матери Диониса. Все цари Фив происходят из рода Кадма. Построил Кадмею, фиванский акрополь (верхний город, где располагались храмовые комплексы и общественные здания).

(обратно)

204

688 Амфион — сын Зевса и Антиопы, вместе с братом-близнецом Зетом построил непробиваемые мощные стены Фив. Камни сами укладывались друг на друга, повинуясь магическим звукам волшебной кифары, которую Амфиону подарил Гермес.

(обратно)

205

805 Судьбина — управитель неизменный… — Судьба считалась инструментом Провидения Господня, по мнению Боэция, она «упорядочивает движением отдельное, распределяя и наделяя местом и формой» (Утешение Философией, IV, проз. 6).

(обратно)

206

814 …Всем этим Око правит в вышине. — В христианской символике возможно наложение нескольких коннотаций. «Солнце» и «око» выступают в качестве метафорического обозначения некоторых атрибутов Бога (жизнь, милость, свет, истина, познание): Пс. 31:8; Зах. 9:1. Метафора встречается у Овидия применительно к богу солнца, Гелиосу: «Я — тот самый, — сказал, — кто длящийся год измеряет, / Зрящий все и которым земля становится зряча, / Око мира» (Метаморфозы, 225-229).

(обратно)

207

824 Диана — греч. Артемида, трехликая дочь Зевса и Лето (Латоны), сестра-близнец Аполлона, богиня-девственница, покровительница диких зверей, деревьев и охоты, богиня луны (Селена), плодородия и деторождения (Персефона). Культовыми животными были лань и медведь.

(обратно)

208

854 Маршал — лицо, ответственное за подготовку и проведение турнира.

(обратно)

209

888… От строгой пытки вас освобожу я. — Необходимость в пытке отпала, поскольку Паламон и Арсита уже признались, кто они и почему вступили в поединок.

(обратно)

210

903 …В высоких душах жалость — частый гость… — любимая характеристика благородного сословия и королей у Чосера (см. Рассказ Юриста, Рассказ Сквайра, Легенду о славных женщинах), вероятно, заимствована у Данте (Божественная Комедия, Ад, V:100) или Овидия (Скорбные элегии, III, 5:31-32).

(обратно)

211

Благословенный (лат.).

927 О benedicite! — восклицание «О, благослови (Боже)!», иногда употреблялось в качестве божбы.

(обратно)

212

952 …Чем та кукушка или заяц в поле. — Неясное место, в манускриптах существуют разночтения. Предполагается, что традиционно кукушка глупа, а заяц — сумасшедший или распутный.

(обратно)

213

1001 …Убьет его иль сгонит за межу… — граница турнирного поля в виде невысокой ограды. При Ричарде II она делалась размером 60x40 шагов с двумя воротами на запад и восток.

(обратно)

214

1031-1032 Амфитеатр из многих ступеней / Был вышиною в шестьдесят пядей. — В оригинале высота измеряется шестьюдесятью шагами. Колоссальные размеры арены турнира заимствованы у Боккаччо («Тезеида»), и она напоминает Колизей. В отличие от «Тезеиды» Боккаччо все постройки сооружаются специально для турнира в течение года.

(обратно)

215

1046 Венера — древнегреч. Афродита — златоволосая богиня красоты и любви, олицетворение вечной юности, покровительница мореплавания. Родилась около острова Кифера из крови оскопленного Кроносом Урана, которая, попав в море, образовала белоснежную пену. Жена Гефеста (римск. Вулкана) или Ареса. Не подвластны ее могуществу только Афина, Гестия и Артемида. Афродите были посвящены мирт, роза, мак и яблоко; как богине плодородия — воробей и голубь; как морской богине — дельфин.

(обратно)

216

1047 …Молельню и алтарь… — В оригинале «oratory» — маленькая комнатка или часовня для индивидуальной молитвы.

(обратно)

217

1047 …Богу битвы… — кровожадному Аресу (Марсу), чей культ не был популярен в Греции, в отличие от Рима. В мифах фигурирует как ревнивый и мстительный муж/любовник Афродиты (Венеры).

(обратно)

218

1062 …Разбитый Сон, и хладный Вздох, и Крики… — аллегорические фигуры из куртуазного эпоса.

(обратно)

219

1067 Тут Мощь и Прелесть, Лесть и Хвастовство… — аллегорические персонажи, наиболее часто встречающиеся в жанре средневекового моралите, где были представлены поучительные сцены из жизни грешников.

(обратно)

220

1071-1072 …И Ревность в гелиантовом венке, / С кукушкою, сидящей на руке… — В оригинале в венке из календулы, желтый цвет которой символизирует ревность, а кукушка — обманутого мужа: слово рогоносец происходит от «кукушка» (cuckold от cuckoo).

(обратно)

221

1078 Киферон (ныне Ливадостро или Элатиас) — лесистый горный массив на границе Мегариды и Аттики, часто сцена древнегреческих охотничьих и пастушеских сказаний. На самой высокой вершине находилось святилище киферонского Зевса, где растут сосны и ели. Вероятно, имелась в виду Китира (также Кифера, Цериго) — остров в Эгейском море, входит в число Ионических островов, считается одним из главных культовых центров Афродиты, по названию острова образовано одно из прозвищ Афродиты — Киферея.

(обратно)

222

1082 Не позабыты тут: вратарь-Безделье… — У Боккаччо в «Тезеиде» Безделье охраняет вход в сад Венеры.

(обратно)

223

1083 Нарцисс — в древнегреческой мифологии прекрасный, но гордый сын речного бога Кефиса и нимфы Лаврионы, отвергнув любовь нимфы Эхо, он был наказан Афродитой. Во время охоты он увидел в реке свое отражение, полюбив его, не смог с ним расстаться и умер от голода и страдания. Когда пришли за его телом, на его месте вырос цветок нарцисс.

(обратно)

224

1084 Соломон — третий правитель Израильско-Иудейского царства в 965-928 гг. до н. э. в период наивысшего его расцвета (3 Цар.: 3-11). Сын царя Давида и Вирсавии (Бат-Шевы). Считается автором Книги Екклесиаста, Песни песней Соломона, Книги притчей Соломоновых, некоторых псалмов. Во время правления Соломона в Иерусалиме был построен Иерусалимский храм — главная святыня иудаизма. Соломон был награжден Богом величайшей мудростью (3 Цар. 2:35), но вместе с тем он отличался любовью к женщинам, которая отвратила его сердце от Господа и сделала его в старости язычником (3 Цар. 11:1-11), за что был наказан и покаялся.

(обратно)

225

1085 Геракл (Геркулес) — герой, сын бога Зевса и Алкмены (жены фиванского царя Амфитриона). Ревнивая Гера наслала на Геракла безумие: он убил свою жену Мегару и детей, за что на него было наслано проклятие, которое он должен был искупить двенадцатью подвигами на службе у микенского царя Еврисфея. В награду ему было обещано бессмертие.

(обратно)

226

1086 Медея (греч. «храбрость») — дочь колхидского царя Ээта и океаниды Идии, внучка Гелиоса, племянница Цирцеи, жрица (или дочь) Гекаты. Полюбив Ясона, она с помощью волшебного зелья помогла ему завладеть золотым руном и выдержать испытания, которым его подверг ее отец. Брошенная Ясоном в Коринфе, Медея пропитала волшебными травами роскошный пеплос и послала отравленный подарок сопернице, который вспыхнул, когда та надела его. Образ Медеи привлекает Чосера и в «Легендах о славных женщинах».

(обратно)

227

1086 Цирцея (греч. Кирка) — дочь Гелиоса и Океаниды Персы, богиня луны, жила на острове Ээе, куда попал Одиссей. Когда часть его спутников была обращена Цирцеей в свиней, Одиссей с помощью данного ему Гермесом чудесного растения победил чары богини, которая предложила ему остаться с ней на острове и разделить ее любовь. Прожив год на острове, Одиссей был отпущен Цирцеей. Известны сказания о безнадежной любви Цирцеи к морскому богу Главку, чью возлюбленную Скиллу она обратила в чудовище, и к царю Авзонии, сыну Сатурна Пику, который был превращен в дятла.

(обратно)

228

1087 Турн — В римской мифологии царь рутулов. По Вергилию, Эней, покинув горящую Трою, окончил свои скитания в Италии. Он получил от царя Латина землю для постройки города и обещание руки своей дочери Лавинии, которая ранее была обещана царю рутулов Турну. Так как Энею покровительствовали Афродита и Аполлон, он в поединке сразил Турна и женился на Лавинии.

(обратно)

229

1088 Крез (595 — 546 до н. э.) — последний царь Лидии из рода Мермнадов. Расширил территорию Лидийского царства, подчинил греческие малоазийские города (Эфес, Милет) и захватил почти всю западную часть Малой Азии. Богатство и щедрость Креза вошли в поговорку. Когда столица Лидии Сарды была захвачена персидским царем Киром II, Крез был взят в плен. По версии Геродота, он был приговорен к сожжению, но помилован Киром. Так сбылось предостережение мудреца Солона, сказавшего царю, что нельзя считать себя счастливым, пока не прожил жизнь.

(обратно)

230

1101 В ее деснице — лютня золотая… — традиционный атрибут Венеры, конх, крупную морскую раковину вытянутой формы, Чосер заменил на более куртуазную лютню. Десница — правая рука.

(обратно)

231

1115-1116 В краю фракийском, хладном, ледяном, / Где, как известно, Марсов главный дом. — Фракия — историческая область на востоке Балкан (ныне разделена между Грецией, Болгарией и Турцией). Территория исторической Фракии (самого северного региона древней Эллады) охватывала бассейны Мраморного, Эгейского и Черного морей. Фракийцы прославились своей воинственностью: многочисленные и постоянно воюющие между собой племена создали на некоторое время государство (Одрисское царство, в римское время Дакию).

(обратно)

232

1167…Там оружейник, лучник и коваль… — В оригинале хирург или цирюльник, мясник и кузнец.

(обратно)

233

1171-1179 …Преострый меч у ней над головой / Висит на тонкой ниточке одной. — Аллюзия на меч, подвешенный на конском волосе сиракузским тираном Дионисием над головой его завистливого фаворита Дамокла, когда тот сел на место тирана за праздничным столом.

(обратно)

234

1173 Антоний (Марк) (83 до н.э. — 30 до н.э.) — римский политик-цезарианец и военачальник. После смерти Юлия Цезаря считал себя его единственным преемником и вступил в соперничество с Октавианом. В 31 г. до н. э. Октавиан вторгся в Египет, и Антоний бросился на свой меч после поражения своей пехоты, измены конницы и египетского флота под Александрией. Перед самоубийством Марк Антоний обратился к Клеопатре со словами: «Не оплакивай меня, я был самым прославленным и могущественным человеком в мире, римлянин я был, был побежден римлянином». В средневековой литературе Антоний — часто символ слабого мужчины, терпящего военные и политические неудачи из-за любви к Клеопатре.

(обратно)

235

1173 Нерон — Нерон Клавдий Цезарь Германик (37-68), древнеримский император. За годы своего правления приказал убить свою властную мать (Агриппину Младшую), сводного брата (Британника), казнил жену Октавию, чиновников и аристократов. Когда началось восстание на западе империи, и приближенные не поддержали императора, он бросился на меч со словами: «Какой великий актер умирает… Поздно… Вот она — верность…».

(обратно)

236

1174 Юлий — Гай Юлий Цезарь (100-44 до н.э.), римский политический деятель, военный диктатор Рима, убит заговорщиками во главе с Кассием и Брутом в здании Сената. Цезарю они нанесли 23 раны. В оригинале речь о «бойне Юлия».

(обратно)

237

1186 …Одна — Пуэлла, Рубеус — другая… — фигуры в геомантии, древнем искусстве гадания по беспорядочным отметкам на земле или бумаге. Известно в Европе с XII в. Чосер путает 2 знака: Пуэлла (девочка) и Пуэр (мальчик), планета — Марс, знак — весы, элемент — воздух, гумор — сангвиник, предсказание очень плохое. Рубеус (красный): планета — Марс, знак — близнецы, элемент — огонь, гумор — холерик, предсказание тоже очень плохое.

(обратно)

238

1198 Каллисто — аркадянка, дочь Ликаона, спутница Артемиды-охотницы. Была ею обращена в медведицу за то, что не сохранила девственность и родила Аркада и Пана. По другой версии была превращена в зверя Зевсом, пытавшимся скрыть ее от ревности Геры. Когда Аркад, не знавший ее и воспитанный Майей или Гермесом, хотел ее убить, Зевс перенес обоих на небо созвездиями: Каллисто — Большой Медведицей, Аркада — Арктофилаком (Хранитель медведиц, ныне Волопас) или звездой Арктур в этом созвездии.

(обратно)

239

1204 Дафна — дочь речного бога Пенея. Настигнутая добивавшимся ее любви Аполлоном, взмолилась к отцу за помощью, и была превращена им в лавровое дерево. Аполлон сплел из ее веток венок и надел на голову в знак скорби. Лавр — священное древо Аполлона.

(обратно)

240

1207 Актеон — сын Аристея, во время охоты случайно подошел к реке, где Артемида купалась с нимфами, и стал наблюдать за ними. Заметив охотника, богиня превратила его в оленя, который попытался убежать, но был настигнут и разорван своими собаками. Собаки Актеона были помещены на небесный свод в виде созвездия Большого и Малого Пса.

(обратно)

241

1212 Аталанта — дочь Яза и Климены. Была брошена своим отцом, желавшим сына, на гору Парфенион и вскормлена медведицей. Искусная в стрельбе из лука охотница принимала участие в походе аргонавтов и охоте на калидонского вепря, Аталанте удалось поразить его стрелой, а затем обессиленного вепря добил своим копьем Мелеагр. Недоступная была побеждена терпеливой любовью Меланиона.

(обратно)

242

1213 Мелеагр — этолийский герой, сын калидонского царя Ойнея и Алфеи, участник похода аргонавтов и Калидонской охоты. Алфее было предсказано, что сын умрет, как только догорит полено в очаге; Алфея выхватила его и спрятала в сундук. В праздник урожая Ойней забыл принести жертву Артемиде, за что богиня наслала на Калидон чудовищного вепря, который губил урожай, выворачивал с корнем деревья, убивал скот и людей. Мелеагр в споре с аргонавтами из-за шкуры зверя присудил трофей Аталанте, но у девушки отнял его дядя Мелеагра, за что был убит. Алфея в отместку бросила полено в огонь и умертвила сына.

(обратно)

243

1227 …И так взывала бедная к Люцине… — римская богиня родовспоможения, или ипостась Юноны (Геры) либо Дианы (Артемиды). Женщины, молящиеся Люцине, должны были развязать все узлы на одежде и расплести волосы. Впоследствии культ Люцины оказал влияние на почитание св. Люции.

(обратно)

244

1263 …Другой в двойной кирасе в бой спешит… — Боевые доспехи из двух соединенных металлических листов, расположенных на спине и груди.

(обратно)

245

1264 …прусский щит… — вытянутый боевой щит с пустотелой выпуклостью посредине.

(обратно)

246

1270 Ликург — Чосер контаминирует нескольких античных персонажей: 1) Ликург Немейский оказывал военную помощь Семерым, наступавшим на Фивы; 2) Ликург Фракийский не признал Диониса, за что был ослеплен, сделан безумным и разорван собственными гражданами, так как Дионис наслал на Фракию засуху.

(обратно)

247

1275 Глядит он, грифа грозного страшней… — В оригинале «грифон» — крылатое фантастическое существо с телом льва и головой орла, геральдический символ мужества.

(обратно)

248

1298 …Индийский царь Эметрий.… — У Боккаччо и Стация этого персонажа нет. Возможно, переосмысление имени одного из трех царей Бактрии, носивших имя Деметрий (III-I вв. до н.э.).

(обратно)

249

1302 Тарс — Тарсус (совр. Турция), расположен на реке Тарсус-чай (в древности Кидн). Был столицей Киликии; основан ассирийским царем Сеннахерибом (705-681 до н.э.). С 607 г. был резиденцией царей, позднее находившихся в вассальной зависимости от Персии. Стоял на Великом шелковом пути, а с 500 г. в городе было шелковое производство. Славы и богатства он достиг в правление Селевкидов, когда в нем поселилось много греков, которые вели обширную торговлю. Имел важное стратегическое значение во время войн римлян с парфянами. Сохранял свое значение при арабах; позднее его благосостояние слабеет. Тарс — родина апостола Павла.

(обратно)

250

1320 …Орла лилейно-белого ручного. — Марко Поло писал, что в Индии водятся белые орлы (Путешествия, 3,19).

(обратно)

251

1359 В час, посвященный ей… — В средневековой астрономии существовала система так называемых «планетных часов», неравномерных по длине. Второй час до рассвета в воскресенье — час Венеры (молится Паламон); в понедельник первый час — луны (Эмилия), четвертый час — Марса (Арсита).

(обратно)

252

1366 Адон (Адонис) — финикийское и сирийское божество растительности и плодородия. Сын Кинира от его собственной дочери Мирры, славился своей красотой, и в него влюбилась богиня любви Афродита, из ревности был убит на охоте Аресом (богом войны и любовником Афродиты), превратившимся в вепря. Адонис обратился в цветок. Разделение года на лето и зиму объяснялось тем, что Афродита и Персефона поделили молодого прекрасного бога между собой. Женщины выращивали «садики Адониса» с быстро увядавшими цветами (Овидий. Метаморфозы).

(обратно)

253

1432 …Дубовый зеленеющий венок… — Дуб — священное дерево Дианы (Артемиды).

(обратно)

254

1436 Стаций (Публий Паппиний) (ок. 40 — 96) — римский поэт и педагог, победитель многочисленных поэтических состязаний. Прославился эпосом «Фиваида» в двенадцати книгах, где, подражая Вергилию, описал поход Семерых против Фив. Произведения Стация пользовались особой популярностью в Средневековье и были объектом подражания.

(обратно)

255

1531-1532 …К огда, застав с женой своей, Вулкан / Тебя поймал в тенета, как в капкан. — Миф, излагаемый Гомером (Одиссея, VIII, 300). Гефест, муж Афродиты, сплел золотую сеть и в разгар свидания жены с Аресом (Марсом) накинул ее на любовников и обездвижил их. Затем позвал всех богов, которые посмеялись над Аресом. Опозоренный любовник убежал во Фракию.

(обратно)

256

1557-1559 …И бороду и кудри, что доселе / Еще вовек обиды не терпели / От бритв и ножниц, я тебе отдам… — В Древнем Риме существовал обычай посвящения первой бороды разным богам, как знак служения. Например, Нерон, после того как первый раз побрился, отнес бороду в храм Юпитера.

(обратно)

257

1585 Но вот Сатурн, холодный, бледный царь… — В астрологии ему приписываются свойства холода и сухости. Под его неумеренным влиянием развиваются различные виды меланхолии (см. примеч. к Общему прологу, 224).

(обратно)

258

1596 …Мой бег, вращаясь по обширной сфере… — Сатурн — самая дальняя из известных тогда планет, следовательно, считалось, что обладает самой длинной траекторией движения периодом в 30 лет.

(обратно)

259

1604 …Когда в созвездье Льва вступаю я. — Птолемей считал, что наиболее губительным является сочетание Льва и Сатурна (см. «Книгу герметических афоризмов», 66).

(обратно)

260

1608 Самсон — библейский герой из Данова колена, прославившийся подвигами в борьбе с филистимлянами. Приняв аскетический обет назорея, не пил спиртного и не стриг волос. Страстно полюбил Далилу, которая коварно остригла его волосы, из-за чего он потерял необыкновенную физическую силу. Филистимляне ослепили его и, уведя в плен, заставили вертеть мельничный жернов. Самсон раскаялся и умер под развалинами филистимского капища, которое он разрушил: здание рухнуло на героя вместе с ликовавшими на крыше филистимлянами (Суд. 13-16).

(обратно)

261

1611 …Я насылаю взором злым чуму. — Астрологи считали (Парижский консилиум — 49 докторов Парижского университета), что черная чума 1347 г. была вызвана соединением Сатурна, Марса и Юпитера в созвездии Водолея в 1345 г., ссылаясь на мнение Аристотеля, что это соединение приносит беду из-за сочетания горячего и влажного (высокая температура и гниющие, мокнущие чумные бубоны).

(обратно)

262

1768 Такой тигрицы нет в Галадском доле… — искажение лат. «Гаргафия» — долина с одноименным священным источником в Беотии (Овидий. Метаморфозы, III, 138), где погиб Актеон (см. примеч. к стиху 1207 Рассказа Рыцаря). В Средневековье часто путали тигра со львом.

(обратно)

263

1826 Вдруг фурия, извергнутая адом… — (греч. Эринии) богини мщения, преследовали нарушивших законы естественного права, обитали в Аиде, подземном царстве.

(обратно)

264

1889 Не помогают банки и ланцет… — Кровопусканием лечили воспаления и опухоли, чтобы выпустить скопившуюся дурную кровь.

(обратно)

265

1891 Животной силы, названной природной… — Аристотель, Фома Аквинский считали, что душа равномерно распределена по всему телу при помощи крови. Но были мнения, что душа обитает в голове, сердце, печени. Аристотель в трактатах «Физиология», «О душе» выделил три типа души: растительную, животную и разумную, которые отличаются способностями.

(обратно)

266

1974 Гектор — храбрейший вождь троянского войска, сын царя Приама и Гекубы, муж Андромахи. Гектор убил Патрокла, и его друг Ахилл отомстил за него: несколько раз протащил тело Гектора за своей колесницей вокруг стен Трои и затем за выкуп выдал Приаму.

(обратно)

267

1975 Троя (Илион) — мифический город, местоположение которого до сих пор спорно. Предположительно, древнее укрепленное поселение в Малой Азии, у побережья Эгейского моря, недалеко от пролива Дарданеллы. Троянская война, описанная Гомером в «Илиаде», возможно, относится к крито-микенской эпохе. Ее мифической причиной послужил спор между Афиной, Афродитой и Герой за право назваться красивейшей. Троянский принц Парис присудил это имя Афродите, за что она помогла ему похитить Елену Прекрасную, жену спартанского царя Менелая. Троянцы в древнегреческих источниках также именуется тевкрами. В «Илиаде» речь идет о 51-м дне десятого года осады Трои объединенными древнегреческими племенами.

(обратно)

268

1980 Эгей — легендарный царь Афин, отец Тезея. Перед отплытием Тезея на Крит условился с ним, что по возвращении в знак победы над Минотавром (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 122), он поднимет белый флаг. По ошибке был поднят черный, и Эгей с горя бросился в море.

(обратно)

269

2025 …С брадой косматой, с пеплом в волосах… — Древние греки в знак скорби по умершему посыпали голову пеплом с погребального костра и рвали на себе волосы.

(обратно)

270

2037 турецкий лук — Отличался изогнутой формой, легкостью и дальнобойностью.

(обратно)

271

2070 Нимфы — низшие природные божества, жили в рощах, у источников, в тенистых горных ущельях, спутницы Пана, Артемиды и Диониса. Нимфы лесов и деревьев назывались дриадами и гамадриадами, жили и умирали с деревом; человек, ухаживающий за деревом, пользовался их покровительством. Изображались красивыми молодыми девушками с распущенными волосами, в венках, с обнаженными ногами и руками, иногда в позе танцующих.

(обратно)

272

2070 Фавн — в римской мифологии низшее божество — дух леса и диких мест. Изображался с козлиными ногами и небольшими рожками, ассоциировался с греческими сатирами. В дальнейшем его имя стало синонимом «лесного духа», преследующего и домогающегося нимф и женщин.

(обратно)

273

2080 …Ни как струился мирры аромат… — Мирра — очень дорогая смола дерева вида Commithora из Южной Аравии. Со 2-го тысячелетия до н.э. использовалась в Египте и на Древнем Востоке для ароматических курений. Позже обычай пришел в Древнюю Грецию и Рим. Количеством сожженных на похоронах мирры и ладана определялись их роскошность и социальный статус.

(обратно)

274

2129 Перводвигатель — Согласно античной космогонии (Аристотель, Птолемей), небесные тела расположены на идеальных сферах, которые вращает внешняя сфера-перводвигатель. Истоки речи Тезея см. Боэций. Утешение Философией, IV, проз. 6; III, проз. 10.

(обратно)

275

102 Альмагест — «Величайшая книга» (лат.), арабское название астрономического трактата Птолемея, написанного ок. 150 г. до н.э. Оригинальный греческий текст не сохранился, латинский перевод известен с XII в.

(обратно)

276

103 Он всем семи искусствам обучился… — Т.е. окончил или кончал подготовительный курс в виде «семи свободных искусств». Марциан Капелла относил к ним грамматику, риторику и диалектику (тривиум), арифметику, геометрию, музыку, астрономию (см. примеч. к Рассказу Купца, 522).

(обратно)

277

126 Астролябия — Описана в Альмагесте Птолемея. Дорогой астрономический инструмент, при помощи которого определяли широту, координаты небесных светил и аномалии в движении Солнца, Луны и планет.

(обратно)

278

Ангел к пречистой (лат.).

130 «Angelus ad virginem» («Ангел к Пречистой») — популярное духовное песнопение на сюжет Благовещенья, известное с XIV в., возможно, привезено в Англию монахами-францисканцами.

(обратно)

279

145 Простак не знал Катона… — Имеются в виду популярные в Средневековье и эпоху Ренессанса «Катоновские двустишия» или «Двустишия о нравах», составленные Дионисием Катоном в III-IV вв. Состояли из 300 высказываний на моральные темы, использовались для обучения латыни в школах.

(обратно)

280

240 …Причетник молодой, Авессалом… — В оригинале «parish clerk» — приходской клерк, церковная должность, занимавший ее помогал священнику вести службу. Далее он именуется Абсолон — сокращенный народный вариант.

(обратно)

281

283 …С гитарой вышел он… — В оригинале «gittem» — цитра, старинный музыкальный инструмент, похожий на лютню, на котором играли при помощи плектра (специальной пластинки).

(обратно)

282

326 Роль Ирода не раз он перед ней / Играл в мираклях… — В оригинале не указан жанр средневекового представления, скорее всего, он участвовал в мистерии на сюжет Рождества (Поклонение Волхвов, Мистерия Пастухов, Рождество и т.п.). Возможно, роль Ирода привлекала Абсолона из-за богатых одежд и царского статуса.

(обратно)

283

397 Св. Фридесвида (ок. 650 — 727) — основательница и настоятельница женского монастыря в Оксфорде, саксонская принцесса, покровительница города и университета Оксфорд, который тогда находился на пути между Мерсией и Уэссексом. В юности решила уйти в монастырь. После того как король Мерсии Алгар (Элфгар) посватался к ней и родители дали согласие на брак, сбежала и укрылась в монастыре. Алгар осадил монастырь. По молитве Фридесвиды его поразила в лицо молния, и он ослеп, по ее же молитве прозрел. Предание приписывает ей исцеление прокаженного и сумасшедших. Была погребена в церкви, позднее получившей ее имя. В 1002 г. аббатство, основанное св. Фридесвидой, сгорело дотла, ныне на его месте находится церковь Христа (Christ Church). К 1066 г. в Оксфорде имелась обитель каноников под ее покровительством, которая в XII в. была восстановлена как обитель каноников-августинцев. Рака с мощами святой во времена Средневековья была популярным объектом паломничества. Настоятельница изображалась в короне рядом с быком.

(обратно)

284

404-405 …астроном / Ходил вот этак ночью, в небо пялясь… — Популярный античный анекдот, рассказанный Платоном в диалоге «Теэтет», о греческом философе и астрономе Фалесе, который ничего не видит у себя под ногами. Астрономы часто наблюдали звезды из пустых колодцев, пещер и т.п., что иногда позволяло видеть звезды днем во время затмения.

(обратно)

285

433 …И произнес вечернее заклятье… — В оригинале «ночное заклятье» — специальная молитва, отпугивающая демонов. В Средневековье и позже были популярны медальоны с изображением св. Бенедикта, где были стихотворные молитвы: «Сатана пускай отыдет, Древний Змей да сгинет злой», — так как святой прославился своими чудесами в борьбе с нечистью.

(обратно)

286

435 Св. Бенедикт (ок. 480-547) — родился в Нурсе (Италия), родоначальник западного монашеского движения. Юношей был отправлен в Рим на учебу, но, не закончив обучения, в 20 лет стал отшельником. Основал монастырь Монте-Кассино, что положило начало ордену бенедиктинцев. Ок. 540 г. Бенедикт составил устав, который стал фундаментом западного монашества. В устав входили следующие положения: не предаваться блуду, помнить о Судном дне, страшиться ада, каждый день в молитве со слезами исповедовать Богу прошедшие прегрешения и впредь от них исправляться, никогда не отчаиваться в милосердии Божием.

(обратно)

287

438 …Утром осени нас, преславная сестра. — Св. мученица Петронилла, сестра или дочь апостола Петра, отличалась красотой. Отказалась выйти замуж за богатого жениха-язычника, за что ее заморили голодом. Считалось, что молитвы, обращенные к ней, помогали больным перемежающейся лихорадкой.

(обратно)

288

488 Прочти сам в Притчах — Притч. 32:24.

(обратно)

289

498-499 …Так трудно было Ноеву жену / В него втащить? — В мистериях Честерского и Йоркского цикла о потопе есть вставной комический эпизод: Ной-плотник уговаривает свою сварливую жену войти в ковчег, а когда она не соглашается, насильно с сыновьями пытается затащить ее внутрь, и начинается комическая драка.

(обратно)

290

514 Секстант — не упоминается в оригинале. Навигационный прибор, изобретенный в конце XVI в.

(обратно)

291

635 …В харчевне Оссенейской освежался… — Осни — район на западе города Оксфорда, расположен на острове посреди Темзы, рядом с ним находилось августинское оснийское аббатство.

(обратно)

292

671 «Листок любовный» — триллиум прямостоячий, растение семейства лилейных, ягоды ядовиты. Называлось любовным узлом из-за расположения листьев.

(обратно)

293

757 Сошник — режущая часть плуга.

(обратно)

294

3а компанию (фр.).

(обратно)

295

В рассказе разработан популярный сюжет фабльо (Декамерон, IX, 6; «О Гомберте и двух студентах» («De Gombert et des Deux Clercs») Жана де Бове). Позднее к такому сюжету обратился французский баснописец Ж. де Лафонтен.

(обратно)

296

69 Под Кембриджем, в селенье Трэмпингтон… — ныне существующий пригород Кембриджа на месте древнеримского поселения на реке Кэм. Рассказ мажордома топографически точен.

(обратно)

297

94 Его прозвали все — Задира Симкин. — Уменьшительное от Саймон или Симонд.

(обратно)

298

160 Кембриджский колледж — административная единица английских университетов, корпорация студентов и преподавателей, обладавшая юридической и экономической самостоятельностью. В оригинале упоминается колледж Solar Hall (Kings Hall), основанный в 1317 и 1337 гг. Ныне входит в состав Тринити-колледжа.

(обратно)

299

169 И сколько бы декан не возмущался… — В оригинале «warden» — глава самоуправления колледжа либо настоятель крупной церкви.

(обратно)

300

190-191 Их звали Джон и Алан, родились / На севере… — Далее представлена одна из первых попыток имитации диалекта в английской литературе.

(обратно)

301

240 …Когда его лягнула в лоб кобыла — Аллюзия на 91-ю новеллу сборника «Сто новелл древности»: ослица сказала волку, что ее имя написано у нее на копыте. Когда волк попытался его прочесть, лягнула его в лоб, а свидетельница-лиса изрекла сентенцию про грамотея и мудреца.

(обратно)

302

319 Пустите в ход ученые приемы… — Шутки над чудесными способностями студентов были популярными в фольклоре. Представляли собой реакцию на алхимические старания добыть Философский камень (см. примеч. к Общему прологу, 329 и Рассказу слуги каноника). В данном случае предлагается наколдовать еды, а не золота.

(обратно)

303

323 Шутник ты, Симон! — В оригинале клянется бородой св. Катберта (634-687), епископа Нортумбрийского, покровителя севера Англии. Согласно житию, всем посетителям его кельи он омывал ноги.

(обратно)

304

492 …Спаси меня Христос. — В оригинале взывает к св. Кресту Бромхольмскому. В 1206 г. в бедное аббатство Бромхолм (графство Норфолк) был доставлен небольшой крест, якобы сделанный из креста, на котором был распят Христос, после чего там сразу начались чудесные исцеления и даже воскрешения. Возможно, Чосер иронизирует над народным суеверием.

(обратно)

305

В руки твои (предаю дух мой) (лат.).

492 In manus tuas. — В руки твои (предаю дух мой) — популярная предсмертная фраза, поскольку ее произнес умирающий Иисус на Кресте (Лк. 23:46).

(обратно)

306

8 Не каждого в свой дом пускай — Еккл. 11:31.

(обратно)

307

20-21 …Остывших дважды, дважды подогретых / Немало подавал ты пирогов. — В оригинале — «Jack of Dover», блюдо, которое готовилось по специальной технологии: в определенной последовательности остужалось и подогревалось.

(обратно)

308

36 …Как говорят фламандцы… — В оригинале пародируется акцент, с которым говорят по-английски фламандцы. В средневековом Лондоне существовала небольшая община фламандских купцов и ремесленников (ткачей и гончаров). Эдуард III заявлял в прокламации (1337), что все фламандские ткачи, переселившиеся в Англию, будут пользоваться королевской защитой и покровительством. Лондонские ремесленники ненавидели конкурентов.

(обратно)

309

61 Чипсайд (староангл. — рынок). — Улица в лондонском Сити около собора Св. Павла. Поскольку была очень широкой, на ней располагались торговые ряды, проходили шествия и устраивались празднества. В этом районе Лондона Чосер провел детство.

(обратно)

310

93-94 …что законный срок / Он ученичества пройти бы мог… — В подмастерья брали в 14 лет на семилетний срок обучения, причем они не получали жалованья, работали за одежду и стол, им было запрещено жениться. Существовала особая субкультура подмастерий, близкая студентам.

(обратно)

311

95 Ньюгетская тюрьма — надвратное здание городских ворот Ньюгейт на западе Лондона в средние века использовалось в качестве тюрьмы. Улица, ведущая от Ньюгейта на восток, приводила к Чипсайду.

(обратно)

312

102 Свидетельство. — В оригинале просто «документ», возможно, книга расходов и доходов, либо документальное подтверждение найма подмастерья.

(обратно)

313

3-4 Был ему неведом / углов расчет… — Определение времени дня по углу отбрасываемой тени с помощью астролябии (см. примеч. к Рассказу Мельника, 126). В качестве справочника Чосер мог использовать «Календариум» Николая Линнского (2-я пол. XIV в.), английского монаха-кармелита и астронома. Опубликованный в 1386 г., «Календариум» был одним из наиболее полных для своего времени справочником астрономических таблиц для вычисления времени.

(обратно)

314

26-27 Сенеке довелось не раз писать, / Что времени потеря горше смерти… — Сенека Луций Анней (Младший) (ок. 4 — 65 гг. н.э.) — римский философ, драматург воспитатель и советник римского императора Нерона (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1173), покончил самоубийством по приказу Нерона. Оказал влияние на античный христианский стоицизм. Похожая цитата есть в «Нравственных письмах к Луцилию» (Письмо 1).

(обратно)

315

32 Девчонка — см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст кн.

(обратно)

316

Клянусь Богом (фр.).

(обратно)

317

53 …Рассказов много о несчастных дамах. — «Легенда о славных женщинах» («Легенда о добрых женах») Дж. Чосера — поэма, написанная в жанре видения. В Прологе мифологическая героиня Альцеста требует от Чосера отчета, почему он в «Троиле и Крессиде» изобразил женщин неверными и слабыми. В ответ Чосер рассказывает историю десяти добродетельных женщин: Клеопатры, Фисбы, Дидоны, Гипсипилы, Медеи, Лукреции, Ариадны, Филомелы, Филлиды, Гипермнестры. Остальные женщины лишь упоминаются в Прологе, неизвестно, сколько историй хотел написать Чосер. Прототипом Альцесты, возможно, была патронесса Чосера, будущая королева Анна Богемская. В греческом мифе Альцеста — дочь царя Пелия, вышла замуж за царя Фессалии Адмета. Адмет, которому было суждено умереть молодым, просил родителей предложить Аиду свою жизнь вместо жизни сына. Родители отказались, тогда Альцеста добровольно вызвалась умереть, но ее жертва не была принята Персефоной. В награду Альцеста и Адмет прожили долгую жизнь, а Альцеста стала образцом жертвенной и добродетельной супруги.

(обратно)

318

56 Пример Овидия его прельстил. — Чосер имеет в виду «Героиды» и «Метаморфозы» Овидия. Также источником «Легенд» стала поэма Вергилия «Энеида».

(обратно)

319

59 Аполлон — сын Зевса и Латоны, брат-близнец Артемиды. Бог солнечного света, гармонии и искусства, обладал даром предвиденья, исцеления. Изображался с лирой в руках и в лавровом венке.

(обратно)

320

60 …Кейка он воспел и Альциону… — Кейк — царь города Трахины в Фессалии, супруг Алкеоны, погиб в море, жена покончила с собой, и боги превратили их в зимородков (Овидий. Метаморфозы, кн. XI). История об Альционе открывает «Книгу Герцогини» Чосера (1368).

(обратно)

321

63 …Весь сонм святых угодниц Купидона… — Юрист не упоминает о Клеопатре и Филомеле.

(обратно)

322

64 Дидона (семит. Элисса) — дочь тирского царя Бела. Когда брат Дидоны Пигмалион из алчности убил ее супруга, она бежала в Африку, где основала Карфаген. Чтобы избежать настойчивых домогательств сватов царя Ярба и храня верность своему убитому супругу, она приняла смерть на костре. По версии Вергилия, Дидона, оставленная Энеем, заколола себя его мечом на дровах для костра. Упоминается Данте Алигьери («Божественная комедия», Рай, IX: 92-94).

(обратно)

323

66 Филлис — Филлида (др.-греч. — молодой листок) — легендарная фракийская принцесса, жившая возле Родопских гор, которая повесилась, когда ее жених, афинский царевич Демофонт отлучился на родину и долго не возвращался. Упоминается у Данте (Божественная комедия, Рай, IX: 96-97).

(обратно)

324

67 Ариадна — дочь критского царя Миноса и Пасифаи, сестра Федры. Влюбившись в Тезея (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 2, 122), дала ему клубок ниток для того, чтобы он смог выбраться из лабиринта. Тезей увез Ариадну, пообещав взять в жены, но на о. Наксос покинул ее спящей. Дионис взял ее в жены, и она получила в дар свадебный венец, помещенный впоследствии на звездном небе (созвездие Северной Короны).

(обратно)

325

67 Гипсипилла (Гипсипила) — дочь царя Фоанта на острове Лемнос. Когда женщины этого острова, сговорившись, убили всех мужчин, Гипсипила спасла своего отца и стала царицей женского государства. Когда была раскрыта тайна спасения отца, Гипсипила была вынуждена покинуть остров. В качестве рабыни она попала к Ликургу из Немей и стала кормилицей его сына Офельта.

(обратно)

326

70 Лукреция (ок. 500 г. до н.э.) — жена римского патриция Коллатина и дочь консула Спурия Лукреция Триципитина. Как писал Тит Ливий, сын царя Рима Тарквиния Гордого Секст Тарквиний пленился красотой Лукреции и, угрожая ей оружием, изнасиловал. Лукреция рассказала обо всем своему мужу и заколола себя на его глазах. Это событие послужило началом бунта, поднятого Луцием Юнием Брутом и привело к свержению царской власти в Риме и к установлению республики.

(обратно)

327

70 Фисба (и Пирам) — мифические влюбленные, жившие в Вавилоне. Фисба, пришедшая на ночное свидание первой, увидев львицу, обронила накидку. Пирам решил, что возлюбленная растерзана, и заколол себя. Возвратившаяся Фисба, обнаружив умирающего Пирама, бросилась на его меч. (Овидий. Метаморфозы, IV:55-166).

(обратно)

328

71 Елена Троянская (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1975) — прекраснейшая из женщин, дочь Зевса и Леды, сестра Диоскуров и Клитемнестры. Тезей и Пирифой похитили 13-летнюю Елену, но Диоскуры освободили ее. По совету Одиссея, одного из женихов, сватавшиеся к ней дали клятву признать ее выбор и всегда защищать ее. Елена стала женой спартанского царя Менелая и родила Гермиону. После того, как Афродита помогла троянскому принцу Парису похитить Елену, верные своей клятве, все греческие герои приняли участие в 10-летней Троянской войне. После победы греков она вернулась в Спарту.

(обратно)

329

73-74 Леандр… Геро — Влюбленные, жившие на противоположных берегах Дарданелл. Леандр из Абидоса каждую ночь переплывал пролив. Он утонул, когда лампа-маяк, зажигаемая Герой из Сеста, прекрасной жрицей Афродиты, потухла из-за бури. Геро бросилась с башни (Овидий. Героиды, 18-19).

(обратно)

330

75 Лаодамия — супруга греческого героя Протесилая, который первым вступил на землю Трои и первым погиб. По просьбе Лаодамии он ненадолго вернулся из Аида, затем она покончила с собой и последовала за мужем в подземное царство.

(обратно)

331

75 Брисеида (Гипподамия) — италийская вдова, похищенная Ахиллом после смерти ее мужа и трех братьев, возлюбленная Ахилла. Предводитель греков Агамемнон, отдавший свою пленницу Хрисеиду ее отцу, отнял у Ахилла Брисеиду. Это привело к «великому гневу Ахилла», отказавшемуся участвовать в осаде Трои, и конфликту вождей. В «Героидах» Овидия она умоляет Ахилла повернуть свои корабли обратно к Трое, так как греки терпят поражение, и просит взять ее к себе, поскольку Агамемнон обещал ее вернуть возлюбленному, если Ахилл опять примет участие в сражении.

(обратно)

332

78 Деянира — дочь калидонского царя Ойнея и Алфеи, жена Геракла, родила ему Гераклидов. Геракл пришел с женой к реке Эвен, где ее попытался похитить кентавр Несс, который на спине за плату перевозил путников на другой берег. Стрелой, смоченной в яде лирнейской гидры (2-й подвиг), Геракл убил его. Умирающий Несс обманул Деяниру, сказав, что его кровь поможет сохранить любовь Геракла. Узнав, что Геракл собрался жениться на захваченной им в Эхалии Иоле, ревнивая Деянира посылает мужу одежду, смоченную отравленной кровью Несса. В мучениях Геракл бросился в огонь, а Деянира закололась мечом. Геракл вознесся на небо, где был принят в число богов, и Гера выдала за него замуж свою дочь Гебу, богиню вечной юности.

(обратно)

333

81 Ясон — сын царя Эсона из Иолка, брат отнял у него престол и послал своего племянника Ясона за Золотым Руном в Колхиду на гибель. Ясон с аргонавтами выполнили задание при помощи волшебницы Медеи. Обманувшая отца Медея стала женой Ясона, изгнанные из Иолка они переселились в Коринф, где Ясон полюбил Главку и бросил разгневанную жену, которая отомстила им (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1086).

(обратно)

334

82 Гермиона — дочь Менелая и Елены. Была выдана отцом Елены Тиндареем за Ореста, сына Агамемнона и Клитемнестры. Под Троей Менелай пообещал ее Пирру (Неоптолему), сыну Ахилла. И Гермиона была отнята у Ореста, который затем по ее просьбе (Овидий, Героиды) убил Пирра.

(обратно)

335

83 Ипермнестра (Гипермнестра) — одна из 50 дочерей свергнутого братом Эгиптом царя Даная, сына Зевса и Ио. В отличие от своих сестер, ослушалась приказа отца убить своих мужей — двоюродных братьев, сыновей Эгипта, за которых их выдали насильно. Была заточена в темницу, откуда в письме просила о помощи мужа-брата Линкея (Овидий, Героиды). Поступок Гипермнестры расценивался как благочестивый.

(обратно)

336

84 Пенелопа — жена Одиссея, мать Телемаха, символ супружеского постоянства и верности, ждала Одиссея 20 лет. Многочисленным женихам обещала избрать себе мужа, когда выткет погребальный саван свекру, но по ночам тайком распускала сделанное за день. Когда обман был раскрыт, обещала выйти за того, кто натянет лук Одиссея. Это сделал сам вернувшийся муж. В «Героидах» Пенелопа упрекает мужа за медлительность и сетует на то, что он может не увидеть своего старого отца, найдет ее немолодой, а сын Телемак еще слишком юн для правления.

(обратно)

337

86 …Не рассказал про Канацеи грех… — См. примеч. к Рассказу Сквайра, 33.

(обратно)

338

92 Антиох — герой не сохранившегося античного романа «Аполлоний Тирский», известного по многочисленным средневековым пересказам (напр., «Исповедь влюбленного» Дж. Гауэра). Антиох, царь Антиохийский, изнасиловал собственную дочь, а женихов заставил отгадывать загадку об инцесте, Аполлоний отгадал загадку, за что был выгнан, а затем подвергался преследованиям царя. В оригинале нет речи об «Аполлониевой дочери».

(обратно)

339

103 Пиериды — девять дочерей царя Пиера из Эмафии вызвали Муз на соревнование, которое проиграли, и за самонадеянность были обращены в сорок (Овидий, Метаморфозы, V: 294-335). Самих Муз также называют «пиеридами».

(обратно)

340

108 …Я прозой говорю, а он — в стихах. — См. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

341

Строки 111-130 представляют собой сокращенный перевод избранных глав из трактата папы Иннокентия III (Лотарио де Конти ди Сегни, ок. 1161 — 1216) «О жалком жребии человеческом» («De miseria condicionis humane»). Однако в трактате нет резкого перехода от рассуждения о бедности к восхвалению мудрости богатых купцов.

(обратно)

342

126 …Что смерть куда желанней нищей доли. — Сирах. 40:29.

(обратно)

343

Второй пролог и рассказ написаны «королевской строфой» (см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.). Сюжет рассказа Юриста заимствован из англо-нормандской хроники Николая Триве (или Треве, ок. 1257 — ок. 1334), основанной на популярных античных и средневековых мотивах изгнанной принцессы и таинственного рождения. Треве помещает сюжет в рамку римской истории. Чосер опускает пространные исторические экскурсы хроники Треве, акцентируя внимание только на основном сюжете.

(обратно)

344

146 Сирия — В хронике Треве фигурирует «страна сарацин», у Гауэра — «Барбария». Чосеровское уточнение объясняется значительной ролью сирийских земель в ближневосточной торговле с Азией и Европой.

(обратно)

345

164 …Констанце, дочери владыки Рима… — В хронике Треве Констанца идентифицируется как дочь византийского императора Тиберия II (Флавия Тиберия Константина Августа, ок. 520 — 582), известного войнами в Северной Африке и киликийской Армении. Правление Тиберия II продолжалось всего четыре года. Чосер опускает имя императора, многие географические названия и собственные имена из книги Треве. Исторический Тиберий II действительно имел дочь Константину (ум. 605), ставшую женой императора Маврикия.

(обратно)

346

210-211 А в необъятной книге, той, что нами / Зовется небом… — Как указывает латинская глосса на полях одной из рукописей, источником данного фрагмента является «Мегакосмос» (также известен под названием «Космография») — трактат средневекового философа-платоника Бернарда Сильвестра (XII в.). Из Бернарда большей частью заимствован и перечень героев античности, ставших жертвой рока.

(обратно)

347

219 Помпей — Гней Помпей Великий (106-48 до н.э.) — римский полководец и государственный деятель. Соратник, а впоследствии политический противник Юлия Цезаря. Вероломно убит в Египте, где искал убежища во время войны с Цезарем.

(обратно)

348

219 Юлий — Цезарь, Гай Юлий (100-44 до н.э.) — См. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1174.

(обратно)

349

221 Геркулес (Геракл) — См. примеч. к Прологу к Рассказу Юриста, 78. Философ Сократ покончил самоубийством (на дружеском прощальном пире выпил яд цикуты) по приговору афинского суда. О Турне см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1087.

(обратно)

350

310 Я уезжаю к варварам от вас… — Помимо традиционного античного словоупотребления слова «варвар» как антонима «окультуренного населения», в данном случае Чосер также имеет в виду более конкретное значение «варварийских/барбарийских/берберийских земель» арабской Северной Африки. «Варварство» и вероломство арабов, а впоследствии англосаксов-варваров противостоит в рассказе Юриста честности и добродетели христианского мира, олицетворяемого Констанцей.

(обратно)

351

317 Илион — Троя, см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1975.

(обратно)

352

319 Ганнибал (247 — ок. 183 г. до н.э.) — карфагенский полководец эпохи Пунических войн. Во время Второй Пунической войны трижды одержал победу над Римским войском в битвах при Треббии (218 г. до н.э.), Фрасимендском озере (217 г. до н.э.) и Каннах (215 г. до н.э.)

(обратно)

353

328-329 Ты, При отплытъе, в небесах высоко / Расположила хор созвездий так… — Согласно «Альмагесту» античного математика Птолемея (I, 8), движение небесных сфер двояко. Движимая Перводвигателем сфера неподвижных звезд неизменно и стабильно вращается с запада на восток и увлекает за собой нижние сферы, на которых помещены Луна и планеты. Однако у нижних сфер есть свои дополнительные траектории обращения, изменяющие их положение относительно звезд и делающие их видимый путь по небу «извилистым»: «Солнце, Луна, и другие блуждающие светила совершают некоторые разнообразные и неодинаковые движения, направленные, однако, относительно общего движения мира к востоку, как бы отставая от звезд, сохраняющих свои взаимные расстояния…» (Клавдий Птолемей. Альмагест, или Математическое сочинение в тринадцати книгах. М.: Наука, 1998. С. 14).

(обратно)

354

Атизар — (правильнее атазир, от арабского al-tazir — «влияние») — редко встречающийся термин средневековой астрономии и астрологии, означавший влияние планеты на движение других планет или судьбу человека. Вероятно, Чосер намекает на то, что Луна и Марс находились в противостоянии в гороскопе Констанции, что предвещало несчастливый брак.

(обратно)

355

339 …Найти философа… — В средние века термин «философ» часто применялся к специалисту, глубоко изучившему какую-либо науку, чаще всего астрономию или астрологию. «Философом» называли Аристотеля.

(обратно)

356

388 Семирамида — легендарная царица Ассирии, в средние века имела репутацию распутной и гневливой властительницы. Согласно «Исторической библиотеке» Диодора, после смерти мужа обманом захватила трон в обход прав собственного сына. Данте помещает Семирамиду во втором круге Ада среди распутников.

(обратно)

357

394-395 О сатана завистливый, с тех пор / Как изгнан ты из нашего предела… — Ср. библейское предание о низвержении падших ангелов: 2 Пет 2:4, Иуд. 1:6, Откр. 20:1-2.

(обратно)

358

396 …Чрез женщину, Творцу наперекор… — аллюзия на грехопадение Адама. См. Быт. 3:1-19.

(обратно)

359

430 Лукан (Марк Анней) — римский поэт (39-65), автор поэмы «Фарсалия» на сюжет о гражданской войне в Риме. Однако, согласно Лукану, после победы над Помпеем Цезарь не праздновал триумф — торжественный вход победоносного полководца в Рим («Фарсалия» III:73-79), так как за победу в гражданских войнах триумфа не удостаивались. Тем не менее Лукан говорит о мечтах Цезаря о пышном триумфе («Фарсалия» IV:358-362), возможно, это и имеет в виду Чосер.

(обратно)

360

434 Змея гремучая… — В оригинале «скорпион», традиционный средневековый символ коварства.

(обратно)

361

450-456 Тут на земле, блаженства каждый час… сменен бедой. — Парафраз фрагмента из трактата Иннокентия III «О презрении к миру». Ср. также Притч. 14:12-13.

(обратно)

362

480-481 О ствол животворящий и святой, / От крови агнца павшего багровый! — Традиционный образ католической гимнографии, впервые появляется в гимнах латинского христианского поэта Венанция Фортуната (VI в.). Гимны Венанция стали основой для текста мессы праздника Воздвижения Креста и Страстной Пятницы.

(обратно)

363

493… к марокканскому проливу… — вероятно, имеется в виду Гибралтарский пролив. В оригинале героиня перед этим пересекает «Греческое море».

(обратно)

364

502 …Кто Даниила из пещеры спас… — См. Дан. 6:16-24.

(обратно)

365

508 …Христос, для человечьих ран бальзам… — Бальзам — распространенное понятие средневековой медицины. Парацельс в трактате «О философском камне» писал, что во всем живом содержится Balsamum perfectum, источник жизненных сил и универсальное лекарство. Истощение бальзама ведет к болезням и смерти.

(обратно)

366

515 А к Ниневии кто примчал Иону… — См. Иона 2:11.

(обратно)

367

518-519 …Кто избранному дал пройти народу / По яростной пучине, как по броду. — Аллюзия на переход евреев через Красное море во время исхода из Египта. См. Исх.14:21-23.

(обратно)

368

520-524 Кто приказал всем четырем ветрам…Не трогать суши, и лесов, и моря? — См. Откр. 7:1-3.

(обратно)

369

530 …От голода святую деву спас… — Имеется в виду св. Мария Египетская (IV-VI вв.), прожившая, по преданию, сорок семь лет в пустыне за Иорданом. Уходя из Иерусалима, она взяла с собой три хлеба, и с тех пор питалась только тем, что находила в пустыне.

(обратно)

370

532 …Пятью хлебами множество народа… — одно из наиболее известных евангельских чудес. См. Мф. 14:14-21, Мк. 6:30-44, Лк. 9:10-17, Ин. 6:1-13.

(обратно)

371

535 Нортумберландия (Нортумбрия) — историческое королевство на севере Англии, на границе с Шотландией, частично совпадающее территориально с нынешним графством Нортамберленд. Сложилось после объединения королевств Берниция и Дейра.

(обратно)

372

537 …В его названье много ли вам прока? — В легенде Треве местоположение замка указано более точно — устье реки Хамбер. Возможно, Чосер стремился избежать нежелательной ассоциации с северной резиденцией своего покровителя Джона Гонта — замком Понтефракт (Помфрет). Джон Гонт — первый герцог Ланкастерский (1340-1399), третий сын короля Ричарда III и основатель Ланкастерской ветви династии Плантагенетов. Любовница и впоследствии третья жена герцога Кэтрин Суинфорд была сестрой жены Чосера Филиппы.

(обратно)

373

549 …Испорченной латынью объяснялась… — У Треве Констанца говорит на англосаксонском. Что именно имел в виду Чосер под «испорченной латынью», неясно, скорее всего, некий средневековый вариант lingua franca, состоящий из общепонятных латинских слов.

(обратно)

374

573 В Уэльс бежал крещеный бриттов стан… — По легендам, часть кельтского населения Британии, спасаясь от набегов и завоеваний англосаксов, бежала на запад, в Уэльс.

(обратно)

375

607 …Король страны Нортумберландской Алла… — Элла (Элле) был первым королем Дейры после завоевания Северной Англии англами (правил с 560 г., ум. 588). Такая датировка анахронична, поскольку исламской Сирии в это время еще не могло существовать, но для Треве и Чосера это несущественно. Существовал еще один король Нортумбрии по имени Элла, правивший в 862-867 гг., однако это было уже после принятия христианства, во время войн с викингами.

(обратно)

376

668-669 спас / Невинную Сусанну от навета… — Сусанна была ложно обвинена двумя старейшинами, безуспешно добивавшимися ее. Пророк Даниил доказал ложность обвинения (Дан. 13:1-64).

(обратно)

377

746-747 военные дела / В далекую Шотландию призвали… — Короли Нортумбрии VII-VIII вв. стремились распространить свою власть на всю близлежащую равнинную Шотландию, завоевав кельтские королевства Регед и Стратклайд. Эпитет «далекая» в оригинале отсутствует.

(обратно)

378

862 …звезда морская. — Одно из традиционных обращений к Деве Марии. Встречается в гимне, исполняемом во время вечерни, «Радуйся, звезда морская» (Ave, maris Stella). Гимн известен с VIII в., авторство часто приписывают Венанцию Фортунату.

(обратно)

379

963-964 …Что Голиаф, безмерный великан, / Давиду сдался… — 1 Цар 17: 4-51.

(обратно)

380

968 Юдифь — библейская героиня, убившая вражеского ассирийского военачальника Олоферна, осаждавшего ее родной город Ветилую. См. Иудифь 13:1-20.

(обратно)

381

975-976 Джебальтар и Септа — Гибралтар и Сеута, древние сторожевые посты и укрепления на севере и юге Гибралтарского пролива. По одной из версий античной легенды, именно на этих холмах Геракл установил два столпа, означавших крайнюю западную точку обитаемого мира. Название «Септа» иногда относят к гряде из семи холмов около Сеуты.

(обратно)

382

1150-1151 Маврикий после папой на престол / Был возведен… — Имеется в виду Маврикий (539-602), византийский император, военачальник, усыновленный по римскому обычаю Тиберием II Константином. Однако дочь Тиберия, Константина, была не матерью, а женой Маврикия. Правление Маврикия ознаменовалось успешными войнами против славян и аваров, а также успешной обороной византийских владений в Италии от лангобардов. Правивший с 582 г. Маврикий был свергнут и убит в 602 г., а Константина была заточена в монастырь и впоследствии казнена.

(обратно)

383

1155 «Деянья римские» — точнее «Деяния римлян» («Gesta Romanorum»), латинский сборник популярных сюжетов из римской истории. Скомпилирован из различных источников в Германии или Франции неизвестным автором в конце XIII или начале XIV в. Кроме Чосера, сюжеты «Деяний» использовали Дж. Гауэр, Дж. Боккаччо и др. Сюжеты сборника моралистичны и, видимо, предназначались для использования проповедниками.

(обратно)

384

Присутствует лишь в 35 рукописных вариантах «Кентерберийских рассказов», причем отсутствует в таких ключевых манускриптах, как Хенгуртский и Элзмирский. Часто составляет переход от Рассказа Юриста к Рассказу Сквайра или Рассказу Шкипера. Исследователи видят в таком разноположении текстов следы работы Чосера над текстом, когда рассказы могли меняться местами или передаваться от одного персонажа другому.

(обратно)

385

1199 Священник сразу взвился… — В оригинале недовольство Священника вызвано тем, что предложение рассказать историю Хозяин завершил божбой «by Goddes dignite». Божба как призывание имени Бога всуе запрещалась еще десятью заповедями (Исход 20:7), но тем не менее была широко распространена в средние века.

(обратно)

386

1203 Здесь лолларда я ощущаю дух… — Лолларды — децентрализованное религиозно-политическое движение в Англии периода Протореформации (конец XIV — XV в.). Лолларды считали, что священство основано не на церковном таинстве, а на внутренней святости. В петициях парламенту они отвергали таинства причастия, исповеди, поклонение мощам, кресту, образам, молитву за умерших, паломничество, светскую власть церкви, так как это отвлекает священника от помощи бедным и проповеди слова Божьего. Под влиянием идей богослова-реформатора Джона Уиклифа (сер. 1320-х — 1384) лолларды требовали доступности Библии на национальных языках Европы. В проповедях лоллардов часто встречались порицания божбы как оскорбления Бога. Однако и ортодоксальные католические священники относились к божбе так же. Чосеровский Священник не может быть лоллардом потому, что лолларды крайне отрицательно относились к паломничествам. В «12 предложениях лоллардов» — анонимном тексте, прибитом в 1395 г. к дверям Вестминстерского аббатства и собора Св. Павла, восьмое предложение доказывает, что обманутые паломники скорее занимаются идолопоклонством, чем творят дела милосердия, поклоняясь камню и дереву и нарушая вторую и третью заповеди (Исх. 20:2-6). В предложении саркастически замечается, что если бы удалось обрести губы Иуды, которыми он целовал Христа, они бы вполне могли стать священной реликвией.

(обратно)

387

О генезисе образа Батской ткачихи, связи его с антифеминистской полемикой Средневековья и характере использования Ткачихой цитируемых ей источников см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

388

4 …На паперти я верной быть клялась. — Средневековый ритуал брака, особенно в средних и низших слоях общества, не обязательно включал в себя таинство венчания. Для того, чтобы брак считался законным, достаточно было взаимно обменяться признанием партнера в качестве супруга/супруги и поклясться в верности в присутствии свидетелей. Такой обряд, пережиток дохристианских церемоний брака, сохранился до Нового времени. Согласно постановлениям Четвертого Латеранского собора (1215), любая форма брака должна совершаться в присутствии священника, благословляющего пару. Примерно в то же время возник обычай произносить брачные обеты на церковном крыльце (паперти).

(обратно)

389

9-11… Они твердят, что если только раз… / Спаситель посетил обряд венчанья… — Логика аргументации заимствована из трудов Иеронима (ок. 347 — 420) — раннехристианского богослова, автора множества апологетических сочинений, переводчика Библии на латинский язык («Вульгата»). Трактат «Против Иовиниана» (ок. 393) написан Иеронимом как возражения на несохранившийся труд противника аскетизма Иовиниана (ум. ок. 405), о котором известно крайне мало. Он также был противником постов и отрицал приснодевство Марии. В своей книге Иовиниан так обращался к девам: «Я не хочу тебе зла, дева… ты решила освятиться телом и духом, но не гордись: ты состоишь в той же Церкви, что и твои замужние сестры… Жизнь ангельская не требуется от нас, а лишь рекомендуется нам… Там, где дан совет, человек способен свободно принести послушание, а там, где дан приказ, человек — лишенный свободы раб». Аргумент о посещении Спасителем свадьбы в Кане Галилейской (Ин. 2:1) подробно приведен Иеронимом в первой главе трактата (1:14).

(обратно)

390

15-16 …Самаритянку укоряя, ей / Христос сказал… — Ин. 4:6-18.

(обратно)

391

18 …и брак греховный свой нарушь. — Этих слов в Евангелии и в оригинале Чосера нет.

(обратно)

392

27 Господь сказал: «Плодитесь, размножайтесь»… — Быт. 1:28.

(обратно)

393

31-32 … Чтоб от родителей он удалился, / К жене душой и телом прилепился. — Еф. 5:31.

(обратно)

394

38 …Вы помните, имел он много жен… — согласно Библии, Соломон имел семьсот жен и триста наложниц (3 Цар. 11, 1-3).

(обратно)

395

59 Гряди, жених полуночный, к невесте… — ироническая аллюзия на притчу о десяти девах (Мф. 25: 1-12).

(обратно)

396

65 Жениться лучше, чем в грехе коснеть… — ср. 1 Кор. 7:8-9.

(обратно)

397

67 Ламех — Иероним называет Ламеха первым двоеженцем, цитируя Быт., 4:19-23.

(обратно)

398

69-70 Авраам и Иаков — библейские патриархи, имевшие соответственно трех и четырех жен.

(обратно)

399

75-76 Или когда нам девственность хранить / Предписано и род наш умертвить? — Один из аргументов Иовиниана, опровергаемый Иеронимом (Против Иовиниана, 1:12).

(обратно)

400

78-79 …Он женщине не заповедал гордо / Быть девственной. Он просто умолчал… — аллюзия на слова ап. Павла (1 Кор. 7:25).

(обратно)

401

87-88 Но если нету поля для посева, / Откуда б нарождались сами девы? — еще один аргумент Иовиниана (Против Иовиниана, 1:12).

(обратно)

402

102-103 …Коль муж умрет, другого мне искать / Не запретил он… — Ср. 1 Кор. 7:8. Батская ткачиха продолжает следовать иовиниановскому различию между запретом и рекомендацией.

(обратно)

403

125-126 «На каждый день, для службы постоянной, / Достаточно посуды деревянной. — о том, как Ткачиха переосмысляет евангельскую цитату, см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. изд.

(обратно)

404

136 Вы помните, Христос нам приказал… — Мф. 19:21.

(обратно)

405

152-153 Что лишь для отделения мочи / Их создал Бог… — Отвечая на подобный аргумент, Иероним переводит вопрос в этическую плоскость. Признавая, что мужчину и женщину со всеми их различиями создал Бог, предаваться греху распутства — значит оставить пост христианского воина (Против Иовиниана, 1:36).

(обратно)

406

163 …«Муж да воздаст свой долг жене»… — аллюзия на 1 Кор. 7:3. В русском синодальном переводе слово «благорасположение» соответствует латинскому «долг» (debitum) Вульгаты. Богословское обоснование супружеского долга см., напр., у Фомы Аквинского (Сумма богословия, III, 64, 1).

(обратно)

407

179-180 Апостол Марк в Евангелье вещал… — В Евангелии от Марка не упоминается о ячменном хлебе, Ткачиха имеет в виду текст Ин. 6:9, 13.

(обратно)

408

197 Ведь мне апостол власть ту заповедал. — 1 Кор. 7:4.

(обратно)

409

227 Так в Альмагесте учит Птолемей. — В «Альмагесте» такой цитаты нет, как и приводимой в строках 393-395. Вероятно, они обе взяты из рукописных сборников афоризмов, которые часто присоединяли к «Альмагесту».

(обратно)

410

265 Дэнмауский окорок… — от названия города Большой Данмау (Great Dunmow, графство Эссекс). Начиная со средних веков раз в четыре года там проводится карнавальный ритуал Flitch Trials, когда жюри из шести холостяков и шести незамужних девушек выслушивает супружеские пары, стремящиеся доказать, что за прошедший год ни разу не пожалели, что состоят в браке. Победившая чета получает приз — свиной окорок.

(обратно)

411

285 Послушайте, как речь свою веду… — Логика и аргументы речи Батской ткачихи к мужу заимствованы из несохранившегося трактата «О браке», приписываемого греческому ученому Феофрасту (372-287 до н.э.). Иероним пересказывает трактат Феофраста в тексте «Против Иовиниана» (1:47).

(обратно)

412

408 …Стыдом и скромностью горда жена. — 1 Тим. 2:9-10.

(обратно)

413

429 Аргус — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 531.

(обратно)

414

435 …греческий огонь… — жидкая легковоспламеняющаяся субстанция, используемая с VI в. н.э. в Византии и на Ближнем Востоке как оружие. Точный состав греческого огня неизвестен, вероятнее всего, в нем присутствовали нефтесодержащие продукты и селитра. Его нельзя было потушить водой.

(обратно)

415

439 …Как червь, что точит твердую породу… — Иероним, у которого Чосер заимствовал это сравнение, основывал свой текст на Притч. 25:20. Ср. Притч. 12:4.

(обратно)

416

464 «Кто первым хлеб сожнет, тот первым смелет» — средневековая пословица, известная на разных языках.

(обратно)

417

506 …Копченым окороком из Дэнмау. — В оригинале речь о беконе, однако контекстное сравнение со стр. 265 данного рассказа (см. соотв. примеч.) дает основание предположить, что имеется в виду тот же обычай.

(обратно)

418

551… .И танцевала жигу с пестрым шарфом… — джига — популярный быстрый танец ирландского происхождения. В оригинале не упоминается, в Англии известен с XVI в.

(обратно)

419

553-554 …Метеллий, от венца / Едва вернувшись… — Этот сюжет упоминается у римского писателя I в. н.э. Валерия Максима в сборнике коротких рассказов и исторических анекдотов «О примечательных случаях и высказываниях» («Factorum et dictorum memorabilium», VI:3), а также в «Естественной истории» естествоиспытателя и ученого Плиния Старшего (23-79). Обе книги были очень популярны в Средние века.

(обратно)

420

564 …От пьяной женщины не жди отказу… — Ср. Сир. 26:10.

(обратно)

421

589-590 …Земным чистилищем он звал своим / Меня в ту пору. — Представление о браке как «чистилище на земле» неоднократно встречается в средневековой литературе. Возможно, Чосер заимствовал его из поэмы «Жалобы» французского поэта XIII в. Маттиола (Матье) Булонского.

(обратно)

422

600 С гробницей Дария нельзя сравнить… — Легенду о том, как Александр Македонский повелел построить роскошную гробницу для побежденного им Дария, Чосер берет из поэмы XII в. «Александреида», написанной Готье Шатильонским.

(обратно)

423

648-649 каждый год постом / Великим… — В оригинале употребляется слово «Lent», которое могло использоваться как в более позднем значении «Великий пост» (OED 2), так и в более раннем — «весна» (OED 1).

(обратно)

424

747 …А голод утоляю я досыта. — Ср. Притч. 30:20.

(обратно)

425

772-773 …римлянин Симплиций Галл / С женой развелся… — этот и следующий пример взяты из Валерия Максима (О примечательных случаях…, VI:3).

(обратно)

426

781 …Заветы строгие Екклезиаста… — Латинская глосса на полях Эджертоновского манускрипта «Кентерберийских рассказов» дает ссылку на Сир. 25:28-29. Возможно, Чосер основывался также на текстах о вреде прелюбодеяния в книге Притч, гл. 6-7. Книга Притч входила в состав книги Дженникина, которую Ткачиха называет «Книгой о злых женах».

(обратно)

427

784 А то отыщет книгу и читает… — источник этих строк неизвестен.

(обратно)

428

802 Теофраст Валерий — Ткачиха контаминирует имена Валерия Максима и Феофраста. «Книга о злых женах» Дженникина очень напоминает средневековые сборники нравоучительных рассказов о греховности женщин, в которые действительно входили труды перечисленных ниже авторов.

(обратно)

429

806 …кардинал Иероним… — Иероним, живший в IV-V вв., не мог при жизни быть кардиналом, поскольку этот церковный чин появился не ранее X в. Однако, как Доктор Церкви, Иероним часто изображался в кардинальской красной шляпе.

(обратно)

430

808 …сочиненья Тертульяна… — Тертуллиан — раннехристианский богослов II в., в его наследии есть несколько сочинений, которые могли бы войти в «Книгу о злых женах»: «О женском убранстве», «О моногамии».

(обратно)

431

809 Хризипп — точно неизвестно, какого автора Чосер имеет в виду, вероятно, заимствовав его имя из трактата «Против Иовиниана» (1:48). Возможно, это философ-стоик Хрисипп (281-207 до н.э.), которому, по свидетельствам римских комментаторов, принадлежал трактат о браке.

(обратно)

432

Тротула — вероятно, Тротула Салернская (XI-XII вв.) — легендарная женщина-врач, автор нескольких медицинских трудов, в том числе «О женских болезнях», где утверждала, что вследствие греха Евы женщины более подвержены болезням и поэтому нуждаются в более тщательном лечении.

(обратно)

433

Хэловиса — Элоиза (1101-1164), дочь парижского каноника Фулберта, ученица, возлюбленная и жена французского философа и теолога Пьера Абеляра (1079-1142), впоследствии аббатиса монастыря Параклета в Аржантее. Элоиза, по свидетельству Абеляра, обладала большими способностями к наукам. В письмах Элоизы к Абеляру есть высказывания, осуждающие брак, принесший Элоизе и Абеляру только беды.

(обратно)

434

811 …Овидия «Наука о любви»… — «Наука о любви» («Ars Amatoria», ок. 2 г. до н.э.) — поэма римского поэта Публия Овидия Назона. Иронические советы Овидия о том, как соблазнить и удержать при себе партнера, были очень популярны в античности и Средневековье.

(обратно)

435

823 «А кем, скажите, нарисован лев?» — аллюзия на известную басню Эзопа, в которой совместно путешествующие человек и лев заспорили, кто из них сильнее. В доказательство своей правоты человек указал льву на статую героя, убивающего льва: скульптор всегда изображает человека, побеждающим льва. На что лев ответил, что если бы среди львов были скульпторы, то статуи выглядели бы по-другому.

(обратно)

436

863 Самсон — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1608.

(обратно)

437

867 Деянира и Геркулес — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1085 и Рассказу Юриста, 78.

(обратно)

438

872 Ксантиппа — жена философа Сократа, легендарный образец сварливой и жестокой жены. Сюжет о ночном горшке приводит Иероним в «Против Иовиниана», 1:48.

(обратно)

439

877 Потом прочел про королеву Крита… — Пасифая, дочь Гелиоса, жена царя Крита Миноса, мать Ариадны и Федры. Полюбила подосланного Посейдоном быка и попросила Дедала сделать корову, в теле которой она могла бы поместиться. В результате этой любовной связи у нее родился Минотавр (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 122).

(обратно)

440

881 Клитемнестра — дочь Тиндарея и Леды, сестра Елены и Диоскуров, жена Агамемнона, мать Ифигении, Электры и Ореста. Была убита своим сыном за то, что убила своего мужа.

(обратно)

441

885 Эрифила — супруга героя Амфиарая. Полиник (сын Эдипа и Иокасты) подкупил ее при помощи ожерелья Гармонии (см. примеч. к «Жалобе Марса», 243), и она уговорила мужа принять участие в походе Семерых против Фив (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1436). Хотя Амфиарай согласился, но, будучи предсказателем, знал о своей гибели и, уезжая, обязал своего сына Алкмеона отомстить матери за его гибель, что сын и выполнил.

(обратно)

442

890 Люция — Люцилла, мифическая жена поэта Лукреция. Обе упомянутые в этой строке женщины описываются в «Совете Валерия Руфину философу не вступать в брак» («Epistola Valerii ad Rufinum de non ducenda uxoris»). Этот текст был хорошо известен в средневековой Англии, так как придворный и писатель Уолтер Мэп (1140 — ок. 1210) включил его в четвертую часть своего собрания анекдотов, сатирических и забавных историй «Придворные безделицы» («De nugis curialium»).

(обратно)

443

Ливия — Ливия Юлия (Ливилла) (ок. 13 г. до н.э. — 31 г. н.э.) — жена Друза Младшего, сына императора Тиберия. Согласно античным историкам (Тацит, Светоний) по наущению Сеяна, фаворита Тиберия, отравила своего мужа Друза. В наказание была уморена голодом.

(обратно)

444

901 Прочел он, как Латумий горевал… — История о дереве приводится в «Деяниях римлян», 33.

(обратно)

445

929 Не лучше ли сидеть под самой крышей… — Ср. Притч. 21:9.

(обратно)

446

935 Что в нос свинье продетая серьга… — Ср. Притч. 11:22.

(обратно)

447

998 …Монахов с осами сравню я смело. — Еще в XVIII в. ученый и издатель Чосера Томас Тирит (Тируит, Tyrwhitt, 1730-1786) писал, что вражда между монахами нищенствующих орденов и обычных монастырей широко отражена в литературе XIV-XV вв. Неудивительно, что Пристав церковного суда, занимающий невысокое место в церковной иерархии, склонен искать вокруг врагов.

(обратно)

448

1012 Сиденборн — Ситтингборн, город в графстве Кент, одно из мест, где паломники обычно останавливались на ночлег.

(обратно)

449

1028 В дни короля Артура… — Артур — легендарный король бриттов, возможно, историческое лицо — кельтско-римский полководец, сражавшийся с англосаксами в V-VI вв. Начиная с XII в. в «Истории бриттов» валлийского церковного писателя Гальфрида Монмутского (ок. 1100 — ок. 1155) и в произведениях французского поэта Кретьена де Труа (кон. XII в.) стал складываться мифологизированный образ идеального короля, оказавший огромное влияние на развитие жанра рыцарского романа.

(обратно)

450

1052 Инкубы — согласно средневековой демонологии — демоны, атакующие и насилующие спящих женщин, чтобы лишить их жизненной энергии.

(обратно)

451

1126 Мидас — царь Пессины во Фригии. Овидий рассказывает о нем в «Метаморфозах» (XI: 174-193). В версии Чосера царь доверяет тайну не цирюльнику, а жене. Аполлон наделил Мидаса ослиными ушами за то, что тот, будучи судьей на музыкальном состязании Аполлона (играл на кифаре) и Пана (играл на флейте), присудил победу Пану. Мидас прятал уши под фригийским колпаком.

(обратно)

452

1301-1302 Тот благороден, в ком есть благородство, / А родовитость без него — уродство… — См. примеч. к стих. «Благородство».

(обратно)

453

1311-1312 …редко от корней / Доходит добрый сок до всех ветвей… — довольно точный парафраз Данте: Божественная Комедия, Чистилище, VII: 121-123.

(обратно)

454

1319 Когда бы благородство сохранялось… — парафраз рассуждения Данте в трактате «Пир» V, 15:19-38.

(обратно)

455

1353 Гостилий — Туллий Гостилий (VII в. до н.э.) — легендарный царь Рима, завоеватель латинских племен. По легенде, убит молнией за оскорбление богов. Валерий Максим рассказывает о Гостилии в «О примечательных случаях…» (III, 4).

(обратно)

456

1356-1357 Прочти, что Сенека о том сказал / Или Боэций… — См. Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 44:2-5.

(обратно)

457

1381-1382 «С ворами хоть бедняк идет — / Он беззаботно пляшет и поет». — Ювенал. Сатиры, X, 22.

(обратно)

458

1383 Ах, людям бедность горько хороша… — Подобную фразу произносит философ Секунд в труде доминиканского монаха, хрониста, энциклопедиста Винсента де Бове (ок. 1190 — 1264?) «Зеркало Истории» («Speculum Historicale», I, 10, 71).

(обратно)

459

1409-1410 Сам выбирай, хотя не угадаешь, / Где невзначай найдешь, где потеряешь… — Несовместимость супружеской верности и красоты — традиционный топос эротической поэзии. Ср., напр., Овидий, Любовные элегии, III, 4:41-42.

(обратно)

460

О параллелизме рассказов Кармелита и Пристава (мотивы «священной пародии», исповеди см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.).

(обратно)

461

36 Викарий — в оригинале «архидьякон» (erchedeken) — представитель епископа, надзирающий за епархией и приходскими священниками, а также осуществлявший цензурные функции и председательствовавший в церковных судах низшей инстанции.

(обратно)

462

53 Кто не платил налога с поля, с гари… — О десятине см. примеч. к Общему прологу, 525.

(обратно)

463

58 …Чтоб посохом их уловлял епископ. — Имеется в виду традиционный епископский посох (crozier), выполненный в виде пастушеского, с спиралевидным крюком наверху. Кроме посоха Доброго Пастыря, он также символизирует Аааронов жезл. Обычно считается, что заостренная нижняя часть посоха означает обязанность епископа подталкивать к пути спасения ленивых и малодушных, а верх изогнут, чтобы подтягивать души к пути истины.

(обратно)

464

72 …Зане над нами власти не имеют… — Братия нищенствующих орденов подлежала суду орденского капитула, а не обычным церковным судам.

(обратно)

465

101-103 Сэр Хью… Сэр Ральф — Обращение «Сэр» в XIII-XVI вв. часто использовалось по отношению к священникам (OED Sir, 4), а также к лицам, имеющим степень бакалавра, что часто совпадало.

(обратно)

466

131 Был йомен тот наряден: весь в зеленом… — Исследователи указывают, что в кельтских фольклорных традициях злые духи являются на земле в зеленом облачении. Кроме того, в одном из трудов монаха-доминиканца и энциклопедиста Пьера Берсюира (ок. 1290 — 1362) встречается сравнение охотника, одевающегося в зеленое, чтобы замаскироваться и обмануть дичь, с дьяволом, который хитростью уловляет души.

(обратно)

467

143 Бэйлиф — пристав гражданского суда, ответственный за доставку ордеров, уведомлений, арест и привод обвиняемого в суд (OED bailiff, 2).

(обратно)

468

Большое спасибо (фр.).

(обратно)

469

163 Живу я, друг, на севере далеко… — Согласно древнегерманской мифологии, вход в подземное царство мрака и холода находился на севере. Пристав, вероятно, понимает эту фразу как намек на богатые графства севера Англии — Йорк и Нортамберленд.

(обратно)

470

227-228 А почему столь разные обличья / Вы принимаете… — В средневековом богословии существовали разногласия по поводу того, могут ли демоны ввести человека в заблуждение. Чосер, по-видимому, принимает более рациональное объяснение Фомы Аквинского, что демон показывает вводимому в соблазн то, что его «ум и знания» объяснить не могут и создает видимость чуда (см. Сумма богословия, I, 114, 4).

(обратно)

471

250 Так с Иовом, коль помнишь, было дело… — Ср. Иов 1: 6-12.

(обратно)

472

261 …святой Дунстан… — епископ Лондонский, впоследствии архиепископ Кентерберийский (ок. 909 — 988). Согласно его житию, когда Дунстан был аббатом монастыря в Гластонбери, ок. 934 г., ему явился дьявол. Святой победил искусителя, ухватив его кузнечными клещами за морду. Клещи — традиционный атрибут иконографии святого. Жития также содержат другие рассказы о власти святого над демонами.

(обратно)

473

273-274 Так некогда пророк ваш Самуил / Устами Пифониссы говорил… — В 1-й книге Царств описывается посещение царем Саулом Аэндорской волшебницы, которая вызвала дух пророка Самуила, предсказавшего Саулу низвержение и смерть (1 Цар 28:7-25). Имя Пифонисса или Фитонисса дано волшебнице в Вульгате по аналогии с греческой Пифией, жрицей-прорицательницей Дельфийского оракула.

(обратно)

474

283 …Чем Данте Алигьери иль Вергилий… — Вергилий был проводником Данте по Аду и Чистилищу в «Божественной Комедии».

(обратно)

475

309 …Вопя на них: «Ну, Скотт! Живее, Брук! — о кличке Скотт см. примеч. к Общему прологу, 662. Кличка «Брук» означала «барсук» и применялась, по-видимому, к животным серого цвета.

(обратно)

476

320-321…При этом нес / Он богомерзкие, ты слышал, речи. — Согласно средневековому праву, ругань как вид кощунства могла быть предметом разбирательства в церковном суде, с последующим наказанием в виде публичного покаяния и штрафа.

(обратно)

477

449 Лев, рыкающий в логове, не дремлет. — Традиционная метафора дьявола. Ср. Иов 4:10-11.

(обратно)

478

О пародировании Приставом видения монаха в «Диалогах о чудесах» Цезария Гейстербахского (ок. 1180 — ок. 1240) см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

479

24 …Хвост протянулся с парус ширины. — Ср. описание крыльев Люцифера в «Божественной Комедии» Данте (Ад, XXXIV:46-51). Описание душ грешников, кружащих роем перед Адом в безвыходном полете — также дантовский мотив.

(обратно)

480

46 Холдернесс — Холдернесс — болотистая местность на востоке в графстве Йоркшир, близ побережья Северного моря, на север от реки Хамбер. В Средние века постепенно осушалась, и земли занимались под пашню. Значительная часть этих земель принадлежала церкви: Даремской епархии и Йоркской архиепископии. Возможно, во времена Чосера действительно существовал спор между ними и нищенствующими орденами о праве сбора подаяний в Холдернессе.

(обратно)

481

51 Бывало, так он с кафедры вещал… — Проповедь «с кафедры», т.е. в приходской церкви, монахи нищенствующих орденов могли произносить только при наличии специальной лицензии за подписью епископа.

(обратно)

482

54 Сорокоуст — в оригинале «trental» — последовательность из тридцати заупокойных месс (requiem), прочитанных в один день или за какой-то период (OED trental 1).

(обратно)

483

67 Освободите души из узилищ… — Считалось, что быстро прочитанный «trental» поможет ускорить срок очищения души от земных грехов в чистилище. Приходские священники просто не имели времени прочитывать тридцать заупокойных служб за один день, чем пользовались монахи нищенствующих орденов.

(обратно)

484

69-70. …пилой, клещами / И раскаленными сковородами… — Традиционные католические представления о муках чистилища включали прежде всего мучение в очистительном огне.

(обратно)

485

Таблички — набор складных пластинок из слоновой кости с нанесенным на них слоем воска. На таблички можно было наносить записи острой палочкой — стилом и заглаживать написанное обратным тупым концом стила.

(обратно)

486

100 …Нес здоровенный служка монастырский… — По монастырским правилам (основанным на Лк. 10:4 и Мф. 10:9-10) монахам запрещалось носить сумки и мешки. Стр. 79-80 в оригинале также указывают, что мешок за сборщиком нес служка.

(обратно)

487

Бог да пребудет с <вами> (лат.).

118 Hic Deus! — предписанное монахам-францисканцам обращение перед входом в чей-либо дом (ср. Мф. 10:12).

(обратно)

488

С амвона (лат.).

(обратно)

489

142 …Слова иные прямо насмерть бьют. — Ср. 2 Кор. 3:6.

(обратно)

490

154 Воробей — см. примеч. к Общему прологу, 673.

(обратно)

491

171 Вещаю я Петра и Павла слово… — Доказывая, что только монахи нищенствующих орденов — истинные последователи апостолов, брат сборщик резко противопоставляет им «коррумпированное» приходское духовенство.

(обратно)

492

Я вам говорю (фр.).

(обратно)

493

216-218 …За милостыней им без провожатых… / Ходить повсюду разрешил приор… — Братья нищенствующих орденов обычно ходили по двое в память завета Христа апостолам: Лк. 10:1. Право ходить в одиночку принадлежало более старшим и опытным монахам.

(обратно)

494

219 …брат ризник и больничный брат… — в оригинале «sextein» (полная форма «sacrist(an)») — брат, ответственный за хранение и сбережение чаш для причастия, реликвариев, риз, и «fermerere» — монах, управляющий монастырским лазаретом.

(обратно)

495

Тебе Бога <хвалим> (лат.).

226 Те Deum — «Тебе Бога хвалим», древний христианский хвалебный гимн, приписываемый св. Амвросию Медиоланскому (IV в.).

(обратно)

496

240 Богач и Лазарь сей юдоли плен… — см. притчу о богаче и Лазаре, Лк. 16:19-31.

(обратно)

497

249-250 На высоте Синайской Моисей / Постился строго долгих сорок дней. — Исх. 34:28.

(обратно)

498

253 Скрижаль закона — каменные скрижали с текстом десяти заповедей. См. Исх. 24:12,31:18, 32:15-16.

(обратно)

499

253-254 …Илья-пророк / На высоте Хоребской изнемог… — 3 Цар. 19:8.

(обратно)

500

256-257 Арон-первосвященник в платье пышном / Входил во храм… — Ср. Лев. 10:8-9.

(обратно)

501

267 Блаженны нищенствующие братья… — брат сборщик основывается на словах Христа из заповедей блаженств: Мф. 5:3.

(обратно)

502

293 …с Йовиньяном схожи… — Об Иовиниане см. примеч. к Рассказу Батской ткачихи, 9.

(обратно)

503

300 Давида песнопенья — Псалмы.

(обратно)

504

«Излилось из сердца моего <слово благое>» (лат.).

302 …Cor meum eructavit… — игра слов: данная латинская цитата открывает 44-й псалом, однако «изливать» и «отрыгивать» на латыни — одно слово.

(обратно)

505

306 …Не только слушать — исполнять готовы. — Иак. 1:22.

(обратно)

506

339 Фартинг — мелкая английская монета, равная четверти пенса.

(обратно)

507

353 Угодник Фома — Апостол Фома (I в.), согласно преданию, изложенному в апокрифических «Деяниях Фомы» и «Золотой легенде» Иакова Воррагинского — самом популярном средневековом сборнике житийных легенд, — отправился на проповедь христианства в Индию. Прибыв во владения короля Гондофора (Виндафарна, исторический индо-парфянский король, прав. ок. 21 — ок. 50) как искусный плотник, получил от короля деньги на постройку храма, но раздал их нищим. Разъяренный король заключил Фому под стражу. Умерший брат короля неожиданно воскрес и описал Гондофору, как ангелы показали ему великолепный золотой дворец на небесах. Гондофор выпустил Фому и убедился, что деньги апостол пожертвовал на созидание мистического небесного храма Вселенской Церкви.

(обратно)

508

362 Об этом вот что говорит мудрец… — Сир. 4:34.

(обратно)

509

376-378 нет змеи ужасной, / …чем жещины… — контаминация мотивов Овидия (Искусство любви, 2:376-378), Вергилия (Энеида, V:6) и Сенеки (Медея, 579-582).

(обратно)

510

395 Говорил Сенека… — История о гневливом владыке приводится Сенекой в трактате «О гневе» (I, 16). Анекдоты о Камбизе (с. 420-458) и Кире (с. 459-464) взяты оттуда же.

(обратно)

511

420 Камбиз — Камбиз II (ум. 522 до н.э) — царь Персии, сын Кира. Гневливость и надменность Камбиза отмечали все историки, начиная с Геродота. Погиб во время похода в Египет.

(обратно)

512

459 Кир — Кир Великий (590/576 — 529/30 до н.э.) — основатель и царь Персидской империи. Завоевание Вавилона и падение последнего Вавилонского царя Валтасара Набонида произошло в 539 г. до н.э.

(обратно)

513

465 Внемли словам владыки-остроумца… — Притч. 22:24-25.

(обратно)

514

497 …Мы со времен пророка Илии. — Около 1190 г. небольшая община монахов собралась на горе Кармель в Палестине, провозгласив себя продолжателями аскетической практики пророка Илии, удалившегося в пещеру на горе Кармель (3 Цар. 18:42). Это положило начало ордену кармелитов.

(обратно)

515

507 Я ведь брат, не так ли? — Томас и его жена состояли в светском религиозном братстве под патронажем нищенствующего ордена. Члены братства получали от ордена специальные письма, подтверждающие их статус. В 1389 г. Ричард II потребовал регистрации всех братств, которых насчитывалось 507. Часто братства создавались небольшими общинами монахов с целью не столько способствовать покаянию и духовному совершенствованию членов, сколько собрать средства для общины.

(обратно)

516

580-581 хотя и степень получил я тоже / В духовной школе, не велит Писанье… — Брат Джон обучался в университете и получил степень магистра, но строго следует уставам нищенских орденов, запрещавших называть братьев Master (учитель). Этот запрет основывался на речи Христа против фарисеев (Мф. 23:4-11).

(обратно)

517

Следовательно (лат.).

(обратно)

518

Ей-Богу (фр.).

(обратно)

519

654 …От воза колесо… — По мнению некоторых исследователей, эта сцена пародирует иконографию праздника Сошествия Св. Духа на апостолов, где над головой каждого из двенадцати изображается язык пламени.

(обратно)

520

662 Тринадцать братьев — полная обитель. — По монастырским уставам, обитель нищенствующего ордена состояла из двенадцати монахов, по числу апостолов, с тринадцатым монахом (приором) во главе.

(обратно)

521

695 …Эвклид, Птолемей… — величайшие математики античности. Скатологический характер шутки резко оттеняется наукообразностью ее изложения, со ссылками на теорию распространения звука, заимствованную Чосером из «Книги о чувстве и чувствовании» философа Альберта Великого (1193/1206 — 1280).

(обратно)

522

4-5 «Всему есть место / И время»… — Экклез. 3:1.

(обратно)

523

7 Софизмов мудрых бремя… — В практике средневековых университетов термин «софизм» означал упражнение в аргументации, когда студенту предлагалось обосновать заведомо недоказуемое положение (OED sophism, la, lb)

(обратно)

524

15 …Как те монахи, что лишь о грехах… — В оригинале упоминаются freres — монахи нищенствующих орденов, что связывает Пролог Студента с рассказами Третьего фрагмента. Враждебность Хозяина к монахам последовательно проявляется во многих его фразах.

(обратно)

525

33-34 …в Падуе, где муж ученый / Его сложил… — После 1368 г. великий итальянский поэт Франческо Петрарка (1304-1374) переселился в Падую, где провел последние годы жизни в загородном доме в двух милях от города. Некоторые исследователи полагают, что во время пребывания в Генуе с дипломатической миссией в 1373 г. Чосер мог лично встретиться с Петраркой.

(обратно)

526

37 Петрарка — лавром венчанный поэт… — В 1340 г. Сенат Рима предложил Петрарке почетное звание поэта-лауреата в память об античной традиции увенчивать поэтов венком из листьев лавра — священного дерева Аполлона. В 1341 г. эта церемония была проведена в Риме.

(обратно)

527

42 Джон из Линьяно — Джованни де Линьяно (ок. 1310 — 1383) — итальянский юрист, профессор церковного права в Болонском университете. Во время «великого раскола» папства, когда Григорий XI вновь перенес резиденцию пап из Авиньона в Рим, и началось параллельное существование двух папских престолов (1378-1417), де Линьяно был наиболее активным защитником идеи возвращения пап в Рим и оказывал значительную поддержку преемнику Григория XI Урбану V.

(обратно)

528

48 Ломбардия и Пьемонт — исторические провинции на северо-западе Италии.

(обратно)

529

51 Монте-Визо (лат. Весул) — гора в итальянских Альпах около границы с Францией, высотой 3841 м. На северном склоне Монте-Визо — истоки реки По.

(обратно)

530

О литературной первооснове рассказа — новелле Боккаччо (Декамерон, X, 10) и латинского ее переложения Петрарки — см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн. В 1373 г. Петрарка включил переложение истории Гризельды в свою последнюю книгу — «Старческие письма» (XVII, 3), в 1374 г. текст был переработан. Именно этот последний вариант и стал известен Чосеру наряду с его французским переводом — «Книгой о Гризельде».

(обратно)

531

62 Холодного Весула… — вершина Монте-Визо покрыта вечными снегами.

(обратно)

532

67 Салуццо — город в итальянской провинции Пьемонт, с 1175 по 1549 г. управлялся маркграфами (маркизами), вассалами Священной Римской империи. В XIV-XV вв. маркграфы вели войны с герцогством Савойским и с Францией.

(обратно)

533

81 Вальтером маркграфа звали. — Среди исторических маркграфов такое имя не встречается.

(обратно)

534

161-162 Ведь добродетель — это дар небесный, / А кровь значенья не имеет тут. — См. примеч. к стих. «Благородство».

(обратно)

535

210-211 даже и на хлев / Порой исходит благодать от Бога. — Аллюзия на сюжет Рождества: Лк. 2:7-16. См. также Ис. 1:3. Об особенности использования библейских аллюзий в отношении Гризельды см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

536

212 С Яниколою… — имя отца Гризельды Чосер также заимствует у Петрарки (Ianicole).

(обратно)

537

293-294 тотчас же в сени / Поставивши с водою котелок… — возможно, аллюзия на встречу Иакова с Ревеккой у источника (Быт. 24:13-27). Изображение Девы Марии с кувшином, полным воды, нередко встречается в иконографии Благовещения.

(обратно)

538

594 Да Панико — титул заимствован Чосером у Боккаччо и Петрарки. Возможно, имеется в виду замок Панико, находившийся неподалеку от Болоньи.

(обратно)

539

Что смерть? В сравненье не идет она / С любовью к вам. — Ср. Песн. 8:6.

(обратно)

540

875-876 Раздетая ушла я из селенья, / Раздетою вернусь туда сейчас… — Ср. Иов 1:21.

(обратно)

541

1157-1158 Лишь испытаниям, не искушенью / Он подвергает нас… — Иак. 1:13-14.

(обратно)

542

1171 Немало меди к золоту их нрава / Примешано. — Подделка золотых монет была одной из наиболее значительных проблем европейской финансовой системы Средних веков. Поскольку право чеканить монету имели также городские коммуны и некоторые феодальные владения, отличить подделку могли только специалисты — менялы. Возможно, Чосер также имеет в виду легенду о веках человечества, где медный (бронзовый) век идет после золотого.

(обратно)

543

1193 Чичвача — (фр. Chichevache, Шишваш — «тощая корова»). В старофранцузском и английском фольклоре существовала история о чудовищно тощей корове, которая питалась верными и послушными женами, и корове Бикорн (Bicorne/Bygorne), которая питалась терпеливыми мужьями и была очень упитанной. История дошла до нас в нескольких поэтических переработках, в частности, поэта Джона Лидгейта (ок. 1370 — ок. 1451) «Бигорн и Шишваш».

(обратно)

544

1194 …нимфа Эхо — ореада, горная нимфа в греческой мифологии. Согласно Овидию (Метаморфозы, I, 3) она отвлекала беспрестанными разговорами внимание Юноны-Геры от любовных похождений Юпитера-Зевса. Разгадав хитрость Эхо, Гера лишила ее дара речи, сохранив только способность повторять услышанные чужие слова. Эхо умерла от тоски по отвергшему ее любовь Нарциссу, после смерти превратилась в скалу, эхом откликающуюся на доносящиеся голоса.

(обратно)

545

1200 …что верблюдов посильней… — Смысл строки не полностью ясен, вероятно, имеются в виду античные представления о необычной силе верблюдов как вьючных животных (см., напр., Плиний, Естественная История, VIII, 26). Плиний также отмечал, что лишенные выхода сексуальной энергии верблюды становятся очень яростными.

(обратно)

546

1204 …Как львицы, будьте яры… — В оригинале упоминаются «индийские тигрицы» (a tygre yond in Ynde). Сравнение удачно контрастирует с предыдущим.

(обратно)

547

21 Святой Фома Индийский в том порука…. — О св. Фоме см. примеч. к Рассказу Пристава, 353. Каким образом Фома связан с нижеприведенным высказыванием, неясно. Возможно, имеется в виду эпизод в житии св. Фомы (Иаков Воррагинский, Золотая легенда, кн. II), когда святой проповедовал христианство жене индийского царя и обратил ее. Царь велел привести схваченного Фому и заставить его убедить жену подчиняться мужу, Фома ответил, что если царь не хочет признать истину, то жена его права и обязана не подчиниться.

(обратно)

548

Рассуждения Януария о браке заимствованы главным образом из «Зерцала брачного» («Miroir de mariage») французского поэта Эсташа Дешана (1306-1406). Дешан был знаком с Чосером и хвалебно отозвался о нем в одной из баллад. Кроме того, многие аргументы взяты из трактатов итальянского юриста Альбертана из Брешии (Альбертано ди Брешиа, ок. 1195 — ок. 1251) «Liber consolationis» («Книга Утешения») и «Liber di Amore et Dilectatione Dei» («Книга Любви и Почитания Бога»).

(обратно)

549

38 Павия — город в юго-западной части провинции Ломбардия. Как и вся провинция, была крупным торговым центром Северной Италии.

(обратно)

550

44 Когда ж ему минуло шестьдесят… — 60 лет — традиционное для средневековой медицины определение начала старости. О «семи возрастах человека» см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

551

54 …В единую связал когда-то плоть. — Мк. 10:8.

(обратно)

552

71 Он строит на песке… — характерный для размышлений Януария прием изъятия библейской цитаты из контекста. В Мф. 7:26-27 говорится о доме, построенном на песке, как о жизни не по заветам Бога, а не о холостой жизни.

(обратно)

553

86 Теофраст — см. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 285.

(обратно)

554

105 …Они подобны тени на стене. — Еще один пример библейской цитаты вне контекста: см. 1 Пар. 29:15, Еккл. 6:12, 8:13.

(обратно)

555

106 Супруга же, напротив… — Альбертан из Брешии в «Книге Любви» говорит о женщине как истинном даре от Бога.

(обратно)

556

118…Его в душе не пожалеть не мог… — См. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

557

153-154 …Иакову, чтоб в козьей шкуре он / Явился к Исааку на поклон… — Быт. 27:1-29.

(обратно)

558

157 Юдифь — см. примеч. к Рассказу Юриста, 968.

(обратно)

559

159 Навала жизнь на волоске висела… — Будущий царь Давид обратился за помощью к богатому скотоводу Навалу, чьи земли люди Давида охраняли от разбойников. Неблагодарный Навал отказал, но его жена Авигея собрала дары и отвезла их Давиду, успев предотвратить кровопролитие. Узнав о поступке жены и о том, какая опасность им угрожала, Навал умер через неделю (1 Цар. 25:1-38). Авигея стала женой Давида.

(обратно)

560

161-162 Есфирью от невзгод / Спасен был богоизбранный народ… — Есфирь — героиня одноименной библейской книги, спасшая своего дядю и воспитателя Мардохея и всех евреев Персидской империи от истребления. Под Агасфером имеется в виду персидский царь Артаксеркс, чьей женой стала Эсфирь.

(обратно)

561

165 Сенека говорит… — На самом деле цитата принадлежит позднеантичному грамматику и ритору Флавию Фульгенцию (кон. V — нач. VI в.) из «Книги мифологий».

(обратно)

562

173-174 Что церковь для Христа, тем для тебя / Жена пусть будет… — Еф. 5:22-28,33.

(обратно)

563

266 Плацебо — лат. «placebo» — «я понравлюсь», тип ложного друга, соглашающегося ради собственной выгоды.

(обратно)

564

275 …Не действуй без совета никогда… — Возможно, аллюзия на Притч. 12:15 или 19:20. Интересно сопоставить позицию Януария с призывом Иисуса сына Сирахова быть осторожным, когда спрашиваешь совета, так как прежде всего нужно слушать глас Бога в своей душе: Сир. 37:7-20.

(обратно)

565

368 …К осуществлению мечты своей… — В оригинале используется термин «fantasye», употреблявшийся в средневековой науке в значении «мысленное представление предмета, возникшее в результате его восприятия органами чувств» (OED fantasy, 1). Интересно сопоставление с Боэцием: «…ничего не способен / Разум постичь, коль выводит / Все из своих лишь движений /…Он отражать лишь умеет / Образ пустой, как в зерцале» (Утешение Философией, V, стих. 4. С. 230-231). Таким образом, Януарий обманут логическими ошибками собственного разума, из-за его неспособности адекватно воспринимать мир.

(обратно)

566

428-429 Что человеку дважды не дано / Познать блаженство… — Для Януария земное счастье и небесное блаженство — явления одного порядка, они оба статичны и максимально интенсивны. Жена для него становится лишь инструментом достижения блаженства.

(обратно)

567

460 …Что ты чистилище найдешь в жене. — См. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 589-590.

(обратно)

568

484 Мая — в оригинале Mayus, имя с окончанием мужского рода, как в названии месяца, что подчеркивает календарный символизм рассказа. Возможно, прием заимствован из баллады Эсташа Дешана «Против неравных браков», где описывается история брака Января и Апреля. Помимо традиционных коннотаций, Январь как месяц Козерога связан с меланхолией и болезнью, а Май как месяц Тельца — с оживлением витальной энергии, помогающей излечить недуги.

(обратно)

569

487-488 …Об актах всех, что ленное владенье / Ей передали на его именье… — В оригинале «every scrit and bond / By which that she was feffed in his lond». Чосер использует многозначный глагол «enfeoff» — «давать права на владение землей». Речь идет о закреплении за Маей части земель для получения доходов в пожизненное пользование. После ее смерти большая часть земель должна была перейти во владение их детей или других наследников, указанных Януарием в завещании.

(обратно)

570

494-495 О Сарре и Ревекке в поученье / Напомнил… — В тексте католической службы при совершении венчания Сара и Ревекка являются образцами верной и мудрой замужней женщины.

(обратно)

571

506 Амфион — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 688.

(обратно)

572

507 Орфей — мифический певец и музыкант, сын речного бога Эагра (по другим вариантам, Аполлона). Его музыка была наделена волшебной силой: могла зачаровывать людей, успокаивать животных, ей внимали боги и даже неживая природа.

(обратно)

573

509 Иоав — библейский полководец, племянник и соратник царя Давида. См. Цар. 2:28, 18:16, 20:22.

(обратно)

574

Феодам — согласно «Фиваиде» римского поэта Стация, авгур (жрец-прорицатель). После его моления к богам начался штурм Фив (Фиваида, VIII:275-347, X:160-553).

(обратно)

575

519 Гименей — греческий бог брака, сын Аполлона и Музы, изображался в виде юноши с факелом и венком. Гименеем также называлась древняя свадебная песнь. В эпоху эллинизма сложился канон эпиталамы, включавшей в себя гимн Гименею, песни перед домом невесты, во время шествия перед домом жениха, перед порогом брачного покоя (эпиталамий в узком смысле слова). В эпоху Возрождения жанр получил распространение в неолатинской и национальной поэзии. Чосер пародирует некоторые традиционные сюжеты античной эпиталамы.

(обратно)

576

522 Марциан — Марциан Капелла (вторая половина V в.), автор сочинения «О бракосочетании Филологии и Меркурия» («De Nuptiis Philologiae et Mercurii») — философско-дидактического трактата о стремлении разума (Меркурия) к познанию земной мудрости (Филология). Аллегория брачного пира должна была передать совершенство интеллектуального наслаждения истиной. Трактат, где впервые появилась идея «свободных искусств», оказал большое влияние на формирование европейских университетов и идентичность средневековых философов.

(обратно)

577

534 Есфирь — см. примеч. к стихам 161-162 данного рассказа. См. Есф. 1:15-19.

(обратно)

578

543 Парис и Елена — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1975.

(обратно)

579

598 Кларет — вино, смешанное с медом и пряностями (OED claret 1, приводится определение из перевода Джоном Тревиза трактата Варфоломея Английского «О свойствах вещей»).

(обратно)

580

599 Мальвазия — в оригинале «vemage» — сладкое и крепкое белое итальянское вино.

(обратно)

581

599 Ипокрас (hippocras, ypocras) — вино, смешанное с пряностями, считавшееся полезным сердечным средством. Название происходит от имени великого античного медика Гиппократа. Все три вида вина изобилуют пряностями, которые должны были придать жар и влажность стареющему организму Януария с его переизбытком холода и сухости, а также укрепить сердце и усилить потенцию.

(обратно)

582

602 Мних Константин — см. примеч. к Общему прологу; 470. Его трактат «О сношении» («De coitu») описывает способы улучшения потенции и влияние на нее различных блюд и напитков.

(обратно)

583

615…На рыбью чешую весьма похожей… — В оригинале имеется в виду морская собака (houndsfysshe) — небольшая акула с очень грубой шкурой, которую средневековые плотники использовали вместо наждачной бумаги. Януарий бреется, чтобы казаться молодым, поскольку мужчины среднего и старшего возраста традиционно отпускали бороду.

(обратно)

584

650 …обычай женский соблюдая… — Вероятно, одно из многочисленных суеверий, связанных с необходимостью беречь молодую супругу от сглаза либо способствовать наиболее удачному зачатию. Как видно из стихов 683-684, время считалось благоприятным, начиная с полудня, — традиционного времени совершения свадеб.

(обратно)

585

676 …десятую ступень Овна… — в оригинале «Tawrus», Тельца.

(обратно)

586

822 «Роман о Розе» («Le Roman de la Rose») — средневековый французский роман в стихах. Первая часть, написанная Гильомом де Доррисом (ок. 4000 строк), представляет собой описание сна героя. Герой попадает в чудесный сад, в котором обитают аллегорические персонажи, и находит там прекрасную Розу. Когда герой смотрит на нее, Амур стреляет в него пятью стрелами, после чего тот становится его вассалом. Герой стремится поцеловать Розу и достигает цели, но об этом узнает Злоязычие, и на голову героя обрушиваются несчастья. Первая часть романа обрывается на жалобах влюбленного. Вторая часть романа, более философская, написана Жаном де Меном в 1270-е годы (около 18 000 строк). Произведение заканчивается тем, что армия Амура берет замок приступом, герой срывает Розу и просыпается. Роман был очень популярен в XIV-XVI вв. Чосеру принадлежит частичный прозаический перевод романа.

(обратно)

587

824 Приап — в античной мифологии фаллическое божество производительных сил природы, сын Диониса (Зевса) и Афродиты. В римскую эпоху — божество плодородия, страж садов, следящий за чистотой родников и правильным межеванием земли, покровитель рыбаков и матросов, проституток, развратников и евнухов, сводник и гомосексуалист. Атрибуты Приапа: рог изобилия, тирс, факел, маска, кошель, садовый инвентарь и музыкальные инструменты (главным образом двойная флейта).

(обратно)

588

826 …Так был роскошен сад и дивен пруд… — Образ сада вписывается в идущую от античности традицию пасторального locus amoenus — ограниченной небольшим пространством утопии. В Средние века к ней добавилась традиция «запечатленного сада» — hortus conclusus, иконографически связанного с символикой Девы Марии и Церкви — сад, колодец, девственное лоно природы (Ср. Песнь, 4:12). Иронически переосмысляя топос сада, Чосер вводит в него приземленно-эротические мотивы (серебряный ключ Януария), а также собственнические инстинкты контроля над женщиной (в последующей слепоте Януария больше всего беспокоит именно высвобождение Маи из-под постоянного надзора).

(обратно)

589

828 …Прозерпина и Плутон… — Персефона (Прозерпина) — богиня царства мертвых. Дочь Зевса и Деметры, супруга Аида (Плутона), который с разрешения Зевса похитил ее. Горевавшая Деметра наслала на землю засуху и неурожай. Аид отправил Персефону к матери, но дал ей зернышко граната, чтобы Персефона снова вернулась к нему. В средневековой литературе под влиянием кельтской мифологии Прозерпина и Плутон были интерпретированы как король и королева фей — невысокие волшебные создания, жившие внутри зеленых холмов и заманивавших туда путников. Возможно, Чосер заимствовал это переосмысление из анонимной поэмы «Сэр Орфео» или воспользовался аналогией между царством эльфов и Луной-Дианой-Прозерпиной.

(обратно)

590

901 Аргус — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 531.

(обратно)

591

911 …Фисба и Пирам… — см. примеч. к Прологу Юриста, 70. См. также Овидий, Метаморфозы, 4:55-166.

(обратно)

592

929. …Нас горлица зовет… — Этот монолог Януария — контаминация нескольких цитат из Песни Песней (1:14, 2:10-12, 4:1-12). Эгоистичная собственическая любовь Януария резко контрастирует с библейской книгой.

(обратно)

593

965 …В дар все добро мое принять прошу… — В оригинале «heritage» — собственность (обычно недвижимость), которая отведена непосредственно наследнику и не может отчуждаться в чью-либо пользу, в том числе и в распоряжение душеприказчиков (OED heritage la и возможно b). Януарий комически усиливает эффект, говоря, что завещает Мае всю свою недвижимость «tower and town» — это выражение обычно означало всю населенную часть области или региона (OED tower, III 9). Януарий решил поступиться даже интересами возможных будущих наследников, завещая все жене и предлагая ей договор: верность в обмен на все имущество. Сам он употребляет в оригинале слово «covenant», означавшее торжественный нерушимый союз, а не просто обещание (OED covenant 1) или юридически оформленный договор (OED covenant, 4). Возможна также ирония Чосера: «covenant» также означал завет между Богом и людьми (OED covenant, 7).

(обратно)

594

1002 …Чтоб он на грушу влез… — В средневековой литературе груша была распространенным эротическим символов, видимо, из-за своей формы. Грушевое дерево в подобном контексте встречается также в «Декамероне» (VII, 9).

(обратно)

595

1014-1015 Феб в близнецах стоял, близ высоты, / Которая названье носит Рака… — Солнце находится в знаке Близнецов, что бывает в мае-июне, постепенно начиная переходить в знак Рака, где проходит точку летнего солнцестояния.

(обратно)

596

1025 Клавдиан — Клавдий Клавдиан (кон. IV — нач. V вв.) — римский поэт, придворный императора Гонория. Автор эпической поэмы «Похищение Прозерпины» («De raptu Proserpinae», сохранилось три книги).

(обратно)

597

1039 Средь тысячи мужчин один хорош… — Ср. Екклез. 7:28-29.

(обратно)

598

1042-1043 Не лучше думает, я полагаю, / О женщинах Иисус, Сирахов сын. — В книге Иисуса сына Сирахова много выпадов против неверности и переменчивости женщин, см., напр., Сир. 9:1-13, 26:5-15, 42:9-14.

(обратно)

599

1076 «Римские деянья» — см. примеч. к Рассказу Юриста, 1155.

(обратно)

600

1085 За то, что Богу он построил храм? — строительство первого храма подробно описывается в 3-й книге Царств (гл. 6-8).

(обратно)

601

1086-1087 …богам / Языческим он тоже храм поставил… — 3 Цар. 11: 4-6.

(обратно)

602

1090 …В распутстве он и в ереси погряз… — см. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 38.

(обратно)

603

1093 …Из-за отца покойного… — царя Давида. См. 3 Цар. 11:12.

(обратно)

604

1217 …верна, как сталь — пословица, известная с начала XIV в. (OED steel, 2b).

(обратно)

605

Точного источника для этого рассказа не обнаружено. Некоторые детали ханского двора Чосер мог позаимствовать из сочинений Джованни де Плано Карпини и других миссионеров, посетивших Орду, а также «Путешествий» сэра Джона Мандевиля и, возможно, книги Марко Поло. Волшебные дары — традиционный мотив многих рыцарских романов конца XIII — XIV в.

(обратно)

606

9 Сарра — Сарай, Сарай-Бату — столица Золотой Орды в Нижнем Поволжье, в 120 км к северу от Астрахани, один из крупнейших городов средневекового мира. Основан ханом Батыем (Бату) ок. 1242 г.

(обратно)

607

13 Камбускан — вероятнее всего, латинизированная форма имени Чингизхан. Однако исторический Чингизхан никогда не воевал с Русью и жил до основания Сарая. Скорее всего, контаминация доступной Чосеру информации о нескольких ханах — Бату, завоевателе Руси; Хубилая, чей двор в Китае посетил Марко Поло; Узбека (см. ниже).

(обратно)

608

18 …свято чтил им принятый закон… — возможно, аллюзия на принятие ханом Узбеком (прав. 1313-1341) мусульманства в качестве официальной религии Золотой Орды. В 1327 г. совершил поход на Русь, где с помощью московских войск жестоко подавил восстание в Твери.

(обратно)

609

28 Двух от жены Эльфаны… — Существует несколько объяснений имен жены и детей Камбускана: названия звезд в созвездии Северной Короны и Ориона, географические названия в Китае (Канбалык, столица хана Хубилая) и Крыму (Кембало — генуэзское название Балаклавы). Хан Узбек действительно имел двух сыновей и дочь от первой жены.

(обратно)

610

33 Канака (Сапасее)@ — в отличие от других имен в рассказе, встречается в греческих мифах — дочь царя Эола, вступившая в кровосмесительную связь с родным братом, персонаж Овидия (Героиды, XI) и «Исповеди влюбленного» Дж. Гауэра. Неизвестно, имел ли Чосер в виду написать историю об инцесте. Строки 666-667 рассказа можно толковать неоднозначно.

(обратно)

611

47 …иды мартовские наступили… — 15 марта по древнеримскому календарю, Солнце после весеннего равноденствия вступает в знак Овна.

(обратно)

612

69-70 Премногое, что не в чести у нас, / У них считалось лакомством как раз… — По словам Плано Карпини, монголы не едят ни хлеба, ни овощей, зато много мяса любых животных и птиц и пьют не только коровье, но и кобылье, козье, овечье и верблюжье молоко, а также не употребляют вина и меда.

(обратно)

613

94 Гавейн — герой многочисленных романов Артуровского цикла, племянник короля Артура. В большинстве французских и английских романов, таких, как анонимный «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», Гавейн — не только отважный рыцарь, но и знаток придворного этикета и преданный королю вассал.

(обратно)

614

104-105 мастер он большой / В искусстве трудном выступать с речами. — В классическом античном наставлении по риторике Квинтилиана декламации подготовленной речи (pronuntiatio — произношение, actio — искусство интонации и использование жестов) уделяется большое внимание. Настоящий оратор должен отличаться грациозным благородством движений и плавными переходами интонации.

(обратно)

615

114 …медного принять коня… — Возможность создания автоматов (automata) — управляемых машин была, по средневековым представлениям, вполне реальной. Сохранились античные манускрипты с работами Герона Александрийского, где были описаны принципы работы и спроектированы подобные машины: автоматы для раздачи воды, открывающиеся ворота, автоматический кукольный театр и проч. Для освоения технологии полета, с такой точки зрения, было необходимо полное знание астрономии и влияния звезд на движущиеся объекты. Остальные дары рыцаря носят более волшебный характер.

(обратно)

616

195 Пулийские скакуны — имеется в виду Апулийская (Неаполитанская) порода лошадей, известная в Европе XIV-XVI вв. как лучшая для транспортировки тяжеловооруженного рыцаря. Отличалась гордой посадкой головы. Вероятно, положившие начало породе лошади были привезены итальянскими купцами с Ближнего Востока.

(обратно)

617

207 Пегас — волшебный крылатый конь в греческой мифологии, служивший герою Беллерофону, а впоследствии музам и богине зари Эос.

(обратно)

618

209 …пресловутого коня Синона… — Троянского коня, с помощью которого греческие воины смогли проникнуть в Трою. Под «книгами» может иметься в виду «Энеида» Вергилия (11:259). У Вергилия и большинства античных авторов конь деревянный, но в «Истории разрушения Трои» Гвидо делла Колонны он бронзовый. Синон — греческий воин, сын Автолика, внук Сизифа (двух наиболее известных обманщиков в мифологии). Остался около коня, чтобы убедить захвативших брошенный греческий лагерь троянцев, что греки ушли и оставили коня, дабы умилостивить богов. См. Энеида 11:77.

(обратно)

619

219 Жонглеры — здесь в значении «фокусники», выполняющие трюки с исчезновением или превращением предметов (OED juggler, 2).

(обратно)

620

233 Альгасен (Абу Али аль-Хасан аль-Гайтам, 965-1039) — арабский математик, медик, физик, считается отцом оптики и современной интромиссионной теории зрения. В «Книге оптики» описал свои эксперименты с линзами и зеркалами. Вителлион (Витело, Эразм Чолек, ок. 1230 — после 1280) — польский монах, теолог, физик, автор труда по оптике «Перспектива».

(обратно)

621

235 Стагирит — прозвище великого философа и ученого Аристотеля (384-322 до н.э.), уроженца Стагира в Македонии. Аристотель был автором не сохранившегося трактата «Оптика». По позднейшим упоминаниям, в трактате рассматривалась теория перспективы на примере камеры-обскуры и наблюдения за отражением теней Солнца и Луны.

(обратно)

622

238 Телеф — сын Геракла, царь Мизии, во время междоусобицы перед началом Троянской войны был ранен мечом Ахилла. Предложил ахейцам быть их проводником до Трои в обмен на излечение от раны. Был исцелен ржавчиной с ранившего его меча. См.: Овидий. Метаморфозы. XII: 112, XIII: 171-72.

(обратно)

623

243 …как раны исцелять… — Плиний на примере Телефа описывает медицинские свойства ржавчины и использование железа для прижигания ран (Естественная история, 34:44-45).

(обратно)

624

251 ….лишь Моисей и Соломон-мудрец. — Согласно средневековым легендам, Моисей обладал кольцом памяти и кольцом забвения, а Соломон — магическим кольцом, исполняющим желания (Ср. 3 Цар. 4:29-31).

(обратно)

625

253-254 …для стекла / Весьма пригодна ото мха зола… — Ок. 1000 г. в производстве стекла в Европе произошла революция: наряду с содой, добытой из выщелоченной золы морских водорослей, для производства стекла стали использовать поташ, полученный при сжигании мха или хвойных деревьев. Получавшееся поташное стекло было более твердым, блестящим и тугоплавким.

(обратно)

626

264 Альдиран — вероятно, одно из названий звезды Регул — альфы созвездия Льва. По другим версиям, имеется в виду звезда меньшей величины — эпсилон Льва.

(обратно)

627

272 Ив пляс Венерины пустились дети… — влюбленные, которым Венера покровительствует.

(обратно)

628

273 …Их госпожа в созвездье Рыб вошла… — Прохождение Венеры через созвездие Рыб усиливает страсть влюбленных. В оригинале используется термин «возвышение» (exaltacioun) — положение планеты при прохождении через Зодиак, при котором ее влияние максимально (OED exaltation, 3).

(обратно)

629

287 Ланселот — персонаж романов Артуровского цикла, один из наиболее отважных и прославленных рыцарей Круглого стола, известный также адюльтером с королевой Гиневрой, женой Артура. Источник, в котором Ланселот был бы искусным рассказчиком, неизвестен. Однако как идеальный рыцарь Ланселот, конечно, должен был обладать навыками ритора (см. примеч. к 104-105 данного рассказа).

(обратно)

630

291 Вино и пряности… — пряности часто добавлялись в вино (см. примеч. к Рассказу Купца, 599). Возможно, Чосер имел в виду печенье с пряностями.

(обратно)

631

347 Пищеварения помощник сон… — общее место средневековой медицины. Так, в трактате «Тайное тайных» (Secretum Secretorum) (см. примеч. к Рассказу Слуги каноника, 932), утверждается, что «природный жар» («духи», витальная энергия) тела во время сна после еды расходуется только на переваривание еды и потому еда усваивается лучше. «Духи» зарождаются в крови в виде тончайшего парообразного вещества, при их помощи душа управляет телом.

(обратно)

632

…в глубь Овна / Свершить успело лишь десятый шаг… — По таблицам, который приводит Николай Линнский в «Календариуме» (см. примеч. к Прологу Юриста, 3-4), 16 марта Солнце в полдень было на 4 градуса (лат. «ступень», «шаг») в Овне. Это значит, что Канака встала между 6 и 6.30 утра.

(обратно)

633

412 …самка сокола… — в оригинале «faucon peregryn», т.е. сапсан (Falco peregrinus). Самка сапсана на 30% больше самца и весит до 1,5 кг.

(обратно)

634

490 …Как льва предупредил когда-то пес. — В Средние века для дрессировки львов использовали двух собак, которых били, если лев не выполнял приказ дрессировщика. Ср. У. Шекспир, Отелло, III, 2.

(обратно)

635

502 Сокол — здесь в оригинале «tercelet» (tercel, tiercel), самец сапсана или тетеревятника.

(обратно)

636

515 С красивым гробом был он схож… — ср. Мф. 23:27.

(обратно)

637

538 …Что мы сердцами обменялись с ним… — ср. сон Крессиды: «И вот ей снится: прилетел орел, / Крыла над нею белые раскинул, / И грудь ее когтями распорол, / Оттуда сердце бьющееся вынул, / Свое вложил ей сердце в грудь — и сгинул» (Дж. Чосер, Троил и Крессида, II, 133. М., Наука, 2001. С.80).

(обратно)

638

545 Парис — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1975. Ясон — см. примеч. к Прологу Юриста, 91.

(обратно)

639

547 Лемех (Ламех) — см. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 67.

(обратно)

640

595 …Тому свидетель Иоанн святой… — скорее всего, св. Иоанн Богослов, чей традиционный праздник — Иванов день, 21 июня во многих европейских культурах связан с ритуалами плодородия.

(обратно)

641

600-601 с длинной ложкою садись за стол, / Коль хочешь супа с сатаной хлебнуть… — это первое зафиксированное словоупотребление известнейшей английской пословицы (OED spoon, 3).

(обратно)

642

641 …бархатом устлавши голубым… — голубой цвет — традиционный геральдический и иконографический символ постоянства, неизменности, подобно цвету небес.

(обратно)

643

646 …Чижей и соколов, сычей и сов… — в оригинале «tydives, tercelettes and owles». «Tydive» (tidife, tidive) — небольшая певчая птица, скорее всего синица. Чосер упоминает ее как лживую птицу в «Легенде о славных женщинах». «Tercelet» — см. примеч. к стиху 503 данного рассказа. «Owle» — сова, из-за ночного образа жизни и особенностей полета считалась олицетворением ночи, обмана, коварства. Возможно, влияние оказал библейский запрет на мясо сов (Лев. 11:13-18). Плиний также упоминает, что совы и соколы часто охотятся вместе (Плиний, Естественная История, X, 41).

(обратно)

644

Перевод Т. Стамовой.

(обратно)

645

671-672 …Что хитрого Меркурия границы / Владений… — Аполлон (Феб) — традиционное обозначение Солнца. Имеется в виду вхождение Солнца в какой-то из знаков Зодиака, находящихся под покровительством Меркурия — Близнецы или Деву.

(обратно)

646

3 Лэ — (фр. lai, lay от кельтского слова со значением «песня») — жанр средневековой куртуазной поэзии в Англии и Франции, небольшая любовная стихотворная повесть, часто с элементами сверхъестественного. Лэ известны с XII и особенно часто XIII в., в XIV в. были очень популярны. Произошли от мифологических стихотворных сказаний, исполнявшихся кельтскими бардами.

(обратно)

647

13 Не изучал речей я Цицерона… — Цицерон (106-43 до н.э.) — римский государственный деятель, ритор и философ. Речи Цицерона (их сохранилось 58) в Средние века составляли основу хрестоматий по ораторскому искусству и учебников латыни. Цицерону приписывалось составление «Риторики для Геренния» — одного из первых сохранившихся трактатов по ораторскому искусству.

(обратно)

648

14 …на парнасских склонах. — Парнас — гора в Центральной Греции, считалась местом обитания Муз. Строка заимствована Чосером из пролога к Сатирам римского поэта Персия (ст. 1-3).

(обратно)

649

О текстуальном совпадении с новеллой «Декамерона» Боккаччо (X, 5) и с его же поэмой «Филоколо» см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

650

23 Арморика — (от кельтского выражения со знач. «у моря») — античное название полуострова Бретань, северо-западной оконечности Франции. У Плиния название распространяется на всю Западную Францию до Пиренеев (Естественная история, II, 17)

(обратно)

651

101 Арвираг из Кайрруда.… — Арвираг — имя полулегендарного кельтского вождя Британии I в. н.э. Гальфрид Монмутский в «Истории Британии» делает его сыном Цимбелина, откуда эта популярная легенда впоследствии заимствована Шекспиром. Кайрруд (Caer-rhudd, валлийск. «красный город») — место с таким названием неизвестно, возможно, любое поселение, возникшее на развалинах краснокирпичной римской виллы.

(обратно)

652

109 Доригена — Конкретных литературных источников этого кельтского имени не установлено, возможно, заимствовано Чосером из не дошедшего до нас лэ.

(обратно)

653

159 О, вечный Боже, — Ты, что над вселенной.… — о параллелизме мольбы Доригены и монолога Паламона см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

654

194 …За шахматной или другой доской. — В оригинале упоминаются «tables» (совр. Backgammon, бакгаммон) — игра наподобие нард, где каждый игрок проводит через доску 15 шашек (OED table II, 11).

(обратно)

655

201 …И юный май раскрасил нежно сад… — О майском празднике см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 182. О символике locus amoenus см. примеч. к Рассказу Купца, 826.

(обратно)

656

220 ….Был юный паж, красивый дворянин… — ср. с описанием Сквайра в Общем прологе, 89-103.

(обратно)

657

231 Аврелий — римское имя, очень популярное среди латинизированной кельтской аристократии поздней античности. Также интересна параллель с латинским названием Орлеана — Aurelianum.

(обратно)

658

242 ….Ряд песенок, элегий и ронделей… — в оригинале lays, / Songes, compleints, roundels, virelays — перечислены, наряду с лэ, популярные стихотворные жанры «жалобы» и вирелэ — форма рондо из трех строф с двумя повторяющимися рифмами. О ронделе см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 681.

(обратно)

659

244 …как фурия в аду… — ср. Данте, Божественная Комедия, Ад, IX: 37-51.

(обратно)

660

245 Эхо — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1083 и Рассказу Студента, 1194.

(обратно)

661

322 …Молитву к ней возносит, сам не свой… — О триединстве Дианы — Селены — Персефоны см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 824. Феб-Аполлон — брат Дианы.

(обратно)

662

339 Люцина — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1227.

(обратно)

663

352 …Оно случится в знаке Льва как раз… — В начале мая Солнце находится в знаке Тельца, Аврелий молит, чтобы чудо свершилось к середине июля, когда оно перейдет в знак Льва, а Луна будет в противостоянии (в оригинале opposicion) — в водном знаке Водолея. При противостоянии Солнца и Луны (полнолуние) возникают наиболее мощные приливы.

(обратно)

664

361 ….Заставь ее держать с тобою шаг… — Аврелий просит, чтобы после полнолуния скорость движения Луны синхронизировалась со скоростью движения Солнца на два года и, таким образом, приливный уровень океана сохранился бы.

(обратно)

665

368 …Пусть погрузит она в свой мрачный ад… — т.е. Диана-Луна перейдет в свою ипостась Дианы-Персефоны. См примеч. к Рассказу Рыцаря, 824.

(обратно)

666

371 …дельфийский храм… — храм Аполлона в Дельфах, местопребывание Оракула Аполлона.

(обратно)

667

403 …Памфила молчаливей и скромнее… — «Памфил и Галатея» или «Памфил о любви» — латинская поэма в диалогах XIII в. на любовный сюжет.

(обратно)

668

412 Орлеан — город в Центральной Франции, на р. Луара, основан императором Аврелианом (270-275) на месте крупного поселения и друидского святилища, разрушенного Цезарем во время Галльской войны. Университет в Орлеане основан в 1230 г., был известен своей юридической школой, а также занятиями астрологией. Его студентом был друг Чосера Эсташ Дешан (см. вступит. примеч. к Рассказу Купца). Возможно, описание Дешаном своих студенческих дней в «Зеркале брака» стало источником для рассказа Чосера.

(обратно)

669

420 …Учебник белой магии… — «природной магии», «magyk natureel», основанной на постижении скрытых сил природы. До появления в XV в. трактатов Агриппы, а в XVI в. фундаментального труда Дж. делла Порты основным источником знаний о «природной магии» считались IV-VI части «Opus Majus» Р. Бэкона (ок. 1214 — 1294).

(обратно)

670

424 …К ней двадцати восьми жилищ влеченье… — имеются в виду «лунные дни» — 1/28 лунного месяца, на каждый из которых можно составить астрологическое предсказание.

(обратно)

671

435 Волшебники — в оригинале «tregetour» — иллюзионист, чьи фокусы основаны на обмане зрения. Чосер к этому значению добавляет коннотацию «знатока натуральной магии». В XIII-XIV вв. демонстрация «чудес» наподобие указанных ниже была популярна при дворах монархов Европы. Так, в Париже 6 января 1378 г. в честь прибытия императора Карла IV было дано представление, изображавшее захват Иерусалима крестоносцами в 1099 г., где присутствовали декорации замка, луга, диких зверей.

(обратно)

672

516 …От устья Сены до Гаронны снял. — Гаронна — река на юго-западе Франции, имеется в виду практически все атлантическое побережье Франции.

(обратно)

673

546 Янус — римский бог, покровитель входов, выходов, начал и концов. Изображался с двумя лицами, повернутыми в разные стороны. Ему был посвящен римский месяц януарис, современный январь.

(обратно)

674

548 …Закусывая ветчиной. — свиную ветчину (brawn, обычно готовилась из кабаньего мяса — OED brawn 3) часто называли рождественской едой.

(обратно)

675

Ноэль — (nowell от норманно-фр. noel) — праздник Рождества, также традиционное формульное восклицание — поздравление с Рождеством.

(обратно)

676

567 Толедские таблицы — наиболее точные для своего времени астрономические таблицы эфемер — астрономических переменных: лунных фаз, взаимоположения планет, затмений, времени восхода и захода светил на широте Южной Испании. Составлены первоначально в арабской Андалусии под руководством математика и астронома Абу Исхака аль-Заркали (1028-1087). Между 1252 и 1270 гг. исправлены и улучшены по приказу короля Альфонса X Кастильского коллегией испанских и мавританских ученых. До конца XVI в. оставались наиболее популярными таблицами в европейской науке. Публиковались и другие исправленные варианты таблиц, применительно к широте Франции и Англии.

(обратно)

677

569-570 …расположены в столбцы, стояли / Года… — Положения планет в таблицах были объединены в 20-летние «периоды», что давало возможность вычислить, как будут расположены светила друг относительно друга в любой день любого года.

(обратно)

678

574 Восемь сфер — согласно классической средневековой космологии, на восьмой сфере неба находились неподвижные звезды.

(обратно)

679

575 Альнат (Хамаль) — альфа созвездия Овна, была важным ориентиром для астрономических вычислений начала астрономического года и точки весеннего равноденствия.

(обратно)

680

577 Девятая сфера — Перводвигатель, сфера, дающая импульс к движению остальным восьми.

(обратно)

681

661 Примеров много от седых времен. — Все последующие примеры заимствованы из трактата Иеронима «Против Иовиниана» (см. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 9). Чосер, однако, изменяет их расположение.

(обратно)

682

664 Тираны злые — «30 тиранов», проспартанские правители Афин (404-403 до н.э.) после поражения от Спарты в Первой Пелопоннесской войне.

(обратно)

683

673 Мессенцы — жители Мессении, области на западе полуострова Пелопоннес. В VII-IV вв. до н.э. вели почти постоянные войны с соседним царством — Спартой.

(обратно)

684

Стимфалида — легендарная жительница г. Орхомены, жертва произвола тирана Аристоклида.

(обратно)

685

693 Газдрубал — имеется в виду Газдрубал Беотарх — карфагенский полководец, проигравший римлянам Третью Пуническую войну и сдавший им Карфаген в 146 г. до н.э. О поступке его жены впервые сообщил греческий историк Полибий (История, XXXVIII, 1; XXXIX, 4).

(обратно)

686

700 Лукреция — см. примеч. к Прологу Юриста, 70.

(обратно)

687

703 Милет — античный город в Юго-Западной Анатолии (ныне вилайет Айдин, Турция). В III-I вв. до н.э. подвергался неоднократным набегам галатов — кельтских племен Малой Азии.

(обратно)

688

708 Абрадат — царь г. Сузы (V-IV вв. до н.э.). Согласно историку Ксенофону, погиб в битве с египтянами ок. 401 г. до н.э., после чего его жена Пантея покончила с собой на трупе мужа (Киропедия, VII, 1; VII, 3).

(обратно)

689

720 Дочь Демотиона — после гибели своего жениха покончила с собой, считая возможность брака с другим мужчиной изменой любви.

(обратно)

690

721 Седаз — житель деревни Левктра в Беотии. Когда спартанские воины изнасиловали его дочерей, которые немедленно покончили с собой, он отправился за правосудием в Спарту, но ничего не добившись, также совершил самоубийство.

(обратно)

691

726 Никанор — имя нескольких македонских военачальников — сподвижников Александра (IV в. до н.э.). Легенда о фиванке известна только из труда Иеронима.

(обратно)

692

728 …другая, что на смерть пошла… — убив своего насильника-солдата, затем была казнена или покончила с собой.

(обратно)

693

731 Никерат — афинский стратег после смерти Перикла (V в. до н.э.). Его жена покончила с собой, когда муж умер.

(обратно)

694

733 Алкивиад — афинский военачальник и государственный деятель (ок. 450 — 404 до н.э.). После захвата спартанским войском Афин в 404 г. до н.э. бежал с любовницей, гетерой Тимандрой, в Малую Азию, где был убит по приказу спартанского царя Лисандра. Тимандра похоронила Алкивиада, завернув труп в свои одежды (См. Плутарх. Сравнительные жизнеописания, Алкивиад, XXXIX). О самоубийстве Тимандры говорит только Иероним.

(обратно)

695

737 Альцеста — см. примеч. к Прологу Юриста, 53.

(обратно)

696

736 Пенелопа — см. примеч. к Прологу Юриста, 84.

(обратно)

697

741 Лаодамия — см. примеч. к Прологу Юриста, 75.

(обратно)

698

744 Порция (I в. до н.э.) — дочь римского государственного деятеля Марка Порция Катона Утического, жена Марка Юния Брута. Согласно историкам Диону Кассию и Валерию Максиму, после поражения мужа в битве при Филиппах и самоубийства (42 г. до н.э.) также покончила с собой. Плутарх утверждает, что Порция бросилась в огонь, страдая от неизлечимой болезни (Сравнительные жизнеописания, Брут, VI).

(обратно)

699

745 Артемизия — Артемизия II (ум. ок. 350 г. до н.э.) — сестра, жена и соправительница царя Карии Мавсола. Безутешно страдая после смерти мужа, построила в Галикарнасе мавзолей его памяти, признанный одним из чудес света. Умерла через два года после него, не выдержав одиночества.

(обратно)

700

747 Тейта (Тевта) — царица Иллирии (ок. 255 — после 225 до н.э.). После атаки иллирийских пиратов на римский торговый флот отказалась выдать римлянам виновников, что стало причиной долгой войны с Римом. Славилась строгостью и справедливостью правления.

(обратно)

701

819-822 Все обязателъства… я ныне возвращаю… — традиционная формула документа об отказе от прав на притязание, обычно при сделках с недвижимостью или отказе от обвинения.

(обратно)

702

908-909 самым благородным вам / Кто показался? — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 489.

(обратно)

703

О заимствовании фабулы рассказа из Тита Ливия и «Романа о Розе» см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

704

1 Тит Ливий — римский историк (59 г. до н.э — 17 г. н.э.), автор «Истории Рима от основания города». История Виргинии приводится в кн. III, гл. 44-53 и датируется 450/449 гг. до н.э.

(обратно)

705

3 Виргиний (Вергиний) — редкое римское родовое имя (nomen gentile) со значением «девственный». В разных версиях легенды Виргиний — либо римский консул, либо центурион плебейского происхождения. Так как у римлянок личные имена (praenomen) отсутствовали, дочь носит родовое имя отца.

(обратно)

706

13 Пигмалион — в греческой мифологии скульптор, влюбившийся в созданную им прекрасную статую — Галатею. По его мольбе Афродита оживила статую.

(обратно)

707

16 Зевксис Гераклейский — афинский художник и скульптор V в. до н.э., по легенде, птицы слетались клевать нарисованный им виноград. Согласно Цицерону (Об изобретениях, II, 1-3), считался мастером женских портретов. Апеллес Косский (IV в. до н.э.) — древнегреческий художник-портретист, античный образец таланта и трудолюбия. Согласно Плинию, постоянно наблюдал природу и тело, что отражалось в его набросках.

(обратно)

708

19 …Поставил заместителем своим… — Образ Природы как «викария», наместника Божественного творения, происходя из идеи «природы-художницы» античных стоиков и Боэция, в средние века известен прежде всего из труда Алана Лилльского (ок. 1128 — 1202) «Плач природы». Одним из основополагающих является следующее высказывание Алана: «Единым повелением произволяющей воли воздвиг Господь дивный образ мирового чертога; и по тому вселенскому чертогу распределив многовидные образы предметов, разрозненные словно некою родовою рознью, Он привел их в согласие закономерного порядка, облек законами, связал установлениями и таким-то образом самые взаимопротивные роды предметов… Вселенная оковалась тонкими узами незримых связей, и миротворный союз сплотил множественность в единство… А меня, Свою наместницу, определил Он чеканить род по роду, дабы я, налагая на все вещи свойственный им чекан, не дозволяла отчеканенному уклоняться от чекана… И я… стала запечатлевать родственность различнейших вещей, по образу образца образуя образцовое» («Плач природы» / Пер. М. Гаспарова // Памятники средневековой латинской литературы IX-XII веков. М., Наука, 1972. С. 344). Образ природы как «чекана», налагающего печать образа Божия на мир и объединяющего его, был особенно популярен в позднее Средневековье.

(обратно)

709

44 …Она цветеньем девственным цвела… — Нижеследующее перечисление добродетелей Виргинии частично основывается на трактатах «О девстве» Амвросия Медиоланского (IV в.) и «Об образовании благородных девушек» Винсента из Бове (XII — XIII вв.)

(обратно)

710

50 Паллада — одно из имен-эпитетов богини мудрости Афины.

(обратно)

711

73 …Наставницы господских дочерей… — Возможно, этот замедляющий действие рассказа фрагмент представляет собой аллюзию на какой-либо из придворных скандалов. Считалось, что таким могло быть бегство от мужа Элизабет, дочери герцога Джона Гонта (см. примеч. к Рассказу Юриста, 537). Однако это маловероятно, поскольку ее брак был официально признан недействительным ввиду отсутствия физической близости.

(обратно)

712

98-99 ….А паче неуместным снисхожденьем / Детей своих губить… — Ср. Притч. 13:25.

(обратно)

713

117 Свою продолжил повесть доктор так… — В оригинале под «доктором» имеется в виду Августин, у которого Чосер заимствовал приведенное в двух предыдущих строках определение зависти.

(обратно)

714

151 Клавдий — У Ливия — Марк Клавдий, усеченное имя Чосер заимствовал у Жана де Мена.

(обратно)

715

153 Аппий — У Ливия — Аппий Клавдий (таким образом, оба злодея принадлежат к одному роду). Ливий ассоциирует Аппия с Аппием Клавдием Крассом (V в. до н.э.), главой децемвиров — патрицианской коллегии, управлявшей Римом в 451-449 гг. В период правления децемвиров, избранных с целью реформы римских законов (воплощенной в виде так называемых «Двенадцати таблиц»), все другие институты судебной власти были приостановлены. В 449 г. децемвират, выродившийся в коррумпированную олигархию, был распущен, как утверждает Ливий, во многом под влиянием дела Виргинии.

(обратно)

716

210 …В решении был тверд он, как скала. — У Ливия Виргиний убивает дочь публично, на Форуме. О возможной мотивации Чосера, изменившего эту сцену, см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

717

238 Иевфай Галаадский — один из судей израильских, давший Богу обет принести в жертву первого вышедшего из ворот дома ему навстречу после победы над аммонитянами. Узнав свою судьбу, дочь Иевфая попросила лишь отпустить ее на два месяца в горы оплакать свое девство (Суд. 11:30-40).

(обратно)

718

273 Всех остальных, замешанных в злом деле… — Чосер тщательно лишает легенду о Виргинии в изложении Врача всякой политической подоплеки. У Ливия далее следует рассказ о волнениях плебса, недовольстве патрициев и нападении внешних врагов на Рим. Децемвиры вынуждены возвратить к власти Сенат, который после краткой войны немедленно распускает их коллегию. Таким образом, истории Виргинии и Лукреции оказываются тесно связаны с историей гражданских свобод Римской Республики. Этот мотив ярко звучит в пьесе драматурга XVI-XVII вв. Т. Хейвуда «Аппий и Виргиния». Чосер, не отрицая кровопролития после открытия правды о деле Виргиния, делает его жертвами неопределенное число «соучастников», о которых ранее ничего не говорилось.

(обратно)

719

307-308 …горшкам… /…банкам… — В оригинале перечисляются: «urinals» — стеклянные сосуды для сбора мочи, «jurdones» — круглые сосуды наподобие реторты со срезанным горлышком, также для сбора и анализа мочи (OED Jordan 1), «letuarie» (прав, «electuary») — лекарственная паста из целебного порошка, смешанного с сиропом или медом (OED electuary 1). Также упоминаются ипокрас (см. примеч. к Рассказу Купца, 599) и неясный термин «galiones». Возможно, необразованный Трактирщик в двух последних случаях имел в виду имена Гиппократа и Галена.

(обратно)

720

314 Мафусаилов век — Мафусаил — библейский патриарх, согласно книге Бытия, прожил 969 лет (Быт. 5:27)

(обратно)

721

319 Христовы кости — В оригинале речь Трактирщика отличается «малапропизмами» — контаминацией похожих слов. Так, восклицания «Тело Господне!» (Corpus Domini) и «Кости Христовы!» (Christ’s bones) у него объединяются в Corpus bones (дословно — «Кости тела»).

(обратно)

722

Дружок (фр.).

(обратно)

723

О связи образа Продавца индульгенций с жанрами моралите и проповеди см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

724

Алчность — корень всех зол: К Тимофею, гл. 6 (лат.).

Алчность — корень всех зол… — 1 Тим. 6:10. В синодальном переводе: «…ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям».

(обратно)

725

13 Затем раскладываю булл немало… — Разрешения на право проповеди и продажи индульгенций, скрепленные папской или епископской печатью (bulla) (OED bull II, 1 или 2)

(обратно)

726

15 …патриархи всех земных концов… — В католической церкви патриарх — традиционное почетное титулование некоторых епископов, например Венецианского (с XIV в.), или главы католической иерархии на территории, где большинство верующих исповедуют православие («латинский патриарх» Константинополя, Иерусалима, Александрии). После падения латинских королевств на Ближнем Востоке титул стал номинальным.

(обратно)

727

23 Авраамовой овцы плечо — В оригинале нет точного указания на имя Авраама (Hooly Jewes sheep). Кроме возможной аллюзии на жертвоприношение Исаака (Быт. 22:7-13), по мнению комментаторов, могут иметься в виду овцы Лавана (Быт. 30:31-43) или чудо Гедеона с овечьим руном (Суд. 6: 36-40), или же практика скапулимантии — гадания на лопатках после ритуального сожжения животных. Скапулимантия была известна в древних культурах Ближнего Востока.

(обратно)

728

44 Перчатка — в оригинале «miteyn», совр. англ. «mitten» — рукавица из грубой ткани (OED mitten, la).

(обратно)

729

62 …Я марок сто сбираю сей торговлей. — Марка в норманнскую эпоху — номинал, равный тринадцати шиллингам четырем пенсам, т.е. 2/3 фунта. Сто марок составляли очень большой годовой доход, примерно равный половине дохода крупного землевладельца.

(обратно)

730

108 …Историй, бывших много лет назад… — Exempla, популярный жанр коротких назидательных рассказов с историческими либо вымышленными героями. Часто включались в текст проповеди. См. вступит. примеч. к Рассказу Монаха.

(обратно)

731

Аналогичные рассказы встречаются в сборнике «100 новелл древности», LXXXII. Ряд поучений рассказа заимствован из второй книги трактата «О презрении к миру» папы Иннокентия III.

(обратно)

732

135 Брабант — историческая территория во Фландрии. Чосер указывает местом действия Фландрию в целом. Вероятно, это связано с традиционными представлениями о буйстве и нетрезвости фламандцев и голландцев.

(обратно)

733

139 …Тимпаны, лютни, арфы и кифары… — В оригинале «harpes, lutes and gytemes» — арфы, лютни и цитры. О цитре см. примеч. к Рассказу Мельника, 283.

(обратно)

734

143 Так тешили маммона в виде свинском… — В оригинале «приносили жертву дьяволу». Маммона — арамейское слово со значением «богатство» (Мф. 6:24), в средние века могло означать одного из демонов ада.

(обратно)

735

144 ….И в капище скакали сатанинском. — Сравнение таверны с «храмом дьявола», «школой греха» были общим местом проповедей и моралистических трактатов.

(обратно)

736

151 Кондитеры — в оригинале «waferers» — уличные торговцы печеньем и вафлями. Считалось, что основной доход они получают от посредничества в любовных делах.

(обратно)

737

159 Как Лот грешил? — После разрушения Содома дочери библейского патриарха Лота, боясь за будущее рода, напоили отца и зачали от него детей. См. Быт. 19:30-38.

(обратно)

738

161 А мерзкий Ирод… — Ирод Антипа (ок. 20 г. до н.э. — ок. 40 г. н.э.) — правитель Галилеи с 6 г. до н.э., сын царя Ирода Великого. Как и его отец, имел репутацию жестокого властителя. Отдал приказ о казни Иоанна Крестителя по просьбе своей коварной дочери (Мф. 14: 1-11). Легенда о пьянстве Ирода, вероятно, взята Чосером из труда Винсента де Бове. В обоих примерах, приведенных Продавцом, мужчина совершает грех по настоянию женщины.

(обратно)

739

164 Сенеку можно нам за то прославить… — Цитируются «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки (LXXXIII, 18). Похожая цитата есть у Иннокентия III (О презрении к миру, II, 17).

(обратно)

740

177 Адам, отец наш, изгнан был из рая. — Трактовка грехопадения заимствована Чосером у Иеронима (Против Иовиниана, II, 15).

(обратно)

741

185 …За всякое излишество — недуг… — Ср. Сир. 37:30-34.

(обратно)

742

198 …И тленья избежать никто не может. — Согласно глоссе на полях одной из рукописей, аллюзия на 1 Кор. 6: 13 «Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое. Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела».

(обратно)

743

210 …для вас святыня — брюхо. — Аллюзия на Фил. 3:18-19.

(обратно)

744

232 …В том дух живой тотчас же умертвится. — Ср. 1 Тим. 5: 5-6, Рим. 8:13.

(обратно)

745

239 А видит Бог, Самсон не пил вина… — См. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1608.

(обратно)

746

249 Лепе — город на юго-западе Испании, в провинции Андалузия. В средние века — центр виноделия.

(обратно)

747

257 …Из Чипсайда вином перенесен… — Ироническая аллюзия на практику разбавлять крепкое испанское вино дешевым английским очень низкого качества, хотя закон требовал содержать их в отдельных бочках. Такая сивушная смесь часто продавалась в лондонских лавках на Чипсайде и Фиш-стрит (улицы, упоминаемые в оригинале). О Чипсайде см. примеч. к Рассказу Повара, 61.

(обратно)

748

258 Ла-Рошель — город на западе Франции, до конца XIV в. принадлежал Англии и был крупным портом, через который велась большая часть виноторговли с Англией. Бордо (см. примеч. к Общему прологу, 428) — второй крупнейший порт виноэкспорта. Поскольку оба порта контролировались Англией, провозить вина контрабандой через Ла-Манш было труднее.

(обратно)

749

267 Аттила — Атилла (ок. 406 — 453) — вождь племени гуннов, предводитель похода на Европу. По версии современного ему историка Приска, умер во время пира от кровотечения, вызванного излишествами в еде и пьянстве. По мнению римского хрониста Марцеллина, убит женой в постели в первую брачную ночь.

(обратно)

750

275 Лемуил — легендарный царь, упоминается только в последней главе Притч Соломона, которая представляет собой наставление, преподанное ему матерью (Притч. 31: 1-4).

(обратно)

751

299 Рассказы о Стилбоне и Деметрии заимствованы Чосером из труда по этике и политической философии «Поликратик, или О забавах света и заветах философов» английского богослова и философа Иоанна Солсберийского (ок. 1120 — 1180 гг.). История о спартанском после известна из сборника поговорок и нравоучительных историй «Сентенции» поэта и философа-моралиста Публилия Сира (I в. до н.э.), где герой фигурирует под именем Хилон. Причина изменения имени у Чосера неизвестна. Деметрий II Никатор (ум. 125 г. до н.э.) — царь Селевкидского царства, в 139 г. до н.э. потерпел поражение в войне с царем Парфии Митридатом I, пытался бежать из плена, будучи пойман, получил в насмешку в подарок от Митридата золотые игральные кости.

(обратно)

752

327-328 Клясться запретил / Спаситель… — Мф. 5:34-37.

(обратно)

753

331 …Клянись по чести, клятвы не наруши… — Иер. 4:2.

(обратно)

754

336 …Не поминай Господне имя всуе. — Третья заповедь (Исх. 20:7) была помещена на скрижалях выше шестой («не убий»).

(обратно)

755

340-341 поразит / Господня кара всякого… — Ср. Сир. 23:11-13.

(обратно)

756

344 …кровью Хэйлскою. — Цистерцианское аббатство Хэйл (Глостершир) было основано в 1245-1246 гг. В 1270 г. получило в дар от Эдмунда, племянника короля Генриха III, фиал с каплями крови Спасителя, приобретенный в Германии. Аббатство было центром массового паломничества вплоть до роспуска монастырей во время Реформации.

(обратно)

757

359 …колокольчика протяжный звон… — Существовал обычай: во время похорон перед гробом шел церковный служка, звоня в колокольчик, призывая прохожих помолиться об усопшем.

(обратно)

758

377 Чума — См. примеч. к Общему прологу, 480.

(обратно)

759

412 ….Бродягу дряхлого… — см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

760

417 …Какможно жить до дряхлости такой… — Ср. Сир. 8:6.

(обратно)

761

428 И вот бреду, отверженец Господень… — аллюзия на апокрифическую легенду об Агасфере, еврее, который насмехался над Христом, несущим крест на Голгофу. Согласно хроникам Роджера Уэндовера и Матвея Парижского (XIII в.), он был обречен скитаться до второго пришествия Христа.

(обратно)

762

448 …Седому место, юный, уступи. — Лев. 19:32.

(обратно)

763

475 ….Монеты звонкие… — Из всех перечисленных переводчиком монет в оригинале упоминаются только флорины — вероятнее всего, гульдены, чеканившиеся во Фландрии в подражание флорентийским золотым и серебряным монетам. Такую же попытку выпустить в обращение стандартные монеты из драгоценных металлов под тем же названием «флорин» предпринял в 1344 г. король Англии Эдуард III, но безрезультатно.

(обратно)

764

482 ….Друзья, сей клад разделим мы одни. — Согласно английскому юристу и комментатору XIII в. Генри де Брактону, найденное сокровище английские законы считают собственностью короля. Неизвестно, подразумевал ли Чосер, что фландрские гуляки совершают еще и преступление сокрытия краденого.

(обратно)

765

492 Петля по нам давно тоскует. — Кража значительной суммы или воровство, отягощенное другими преступлениями, до 1829 г. каралось в Англии смертной казнью.

(обратно)

766

597 Авиценна — См. примеч. к Общему прологу, 472.

(обратно)

767

613 Стерлинг — имеется в виду «стерлинговое серебро» 925-й пробы. До введения в обращение ноблей (см. ниже) все монеты крупного номинала чеканились из такого серебра. Нобль — первая в Англии массово чеканенная золотая монета номиналом в 6 шиллингов 8 пенсов (1/3 фунта); выпускалась в обращение в 1344-1464 гг.

(обратно)

768

О времени создания рассказа и возможной реатрибуции текста см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн. Некоторые имена и географические названия в рассказе представлены во французской орфографии. Присутствие галлицизмов в оригинале наводит на мысль о несохранившемся французском фаблио как источнике для Чосера. Похожий сюжет см. у Боккаччо (Декамерон, VIII, 1).

(обратно)

769

2 Сен-Дени — северный пригород Парижа, в котором находились одноименное аббатство и усыпальница французских королей, а также проводилась крупная ярмарка, особенно известная торговлей текстилем.

(обратно)

770

14 …Он кормит, одевает нас.… — см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

771

33 …Да и родились в городе одном. — В оригинале «в деревне» («in a village»).

(обратно)

772

35. …считал как бы кузеном… — родственником, что характерно для деревенских общин, особенно с учетом того, что оба они переехали в город.

(обратно)

773

56 Брюгге — город в Бельгии, столица провинции Западная Фландрия, в средние века — крупнейший торговый центр северо-западной Европы, специализировавшийся на торговле шерстью и тканями. Вероятно, чосеровский купец, живущий в Сен-Дени и ездящий в Брюгге — торговец текстилем.

(обратно)

774

67 …Он собирал для ордена доходы… — В оригинале монах называется «officer», т.е. должностным лицом монастыря. Вероятно, он служитель келарии или сам келарь, поскольку говорится, что он ездит на «granges» — отдельно стоящие фермы, принадлежащие крупному землевладельцу или монастырю.

(обратно)

775

73 Мальвазия — дорогое белое вино, в XIV-XVI вв. производилось в южной Греции и на Крите, экспортировалось в Европу итальянскими купцами. Вернейское (vemage от названия сорта винограда Vemaccia) — дорогое белое итальянское вино, производилось в г. Сан-Гиминьяно. Данте упоминает его в «Божественной Комедии» как предмет чревоугодной страсти папы Мартина IV (Чистилище, XXIV: 24).

(обратно)

776

90 …утреню твердил. — В оригинале просто «твердил что-то» («thynges»), скорее всего, имеется в виду Розарий — последовательность молитв к Деве Марии, который был самой популярной формой католической медитативной практики.

(обратно)

777

145 Святой Мартин (IV в.) — епископ Турский, основатель первого монастыря в Галлии, один из наиболее почитаемых во Франции святых. В оригинале монах также клянется именем святого покровителя Франции мученика Дени (Дионисия, III в.), епископа Парижского, на месте погребения которого было построено аббатство Сен-Дени.

(обратно)

778

175 Франк — золотая монета, отчеканенная в 1360 г. в честь освобождения из английского плена короля Иоанна II Доброго. В 1370-1380-е годы 100 франков составляли примерно 15 английских фунтов.

(обратно)

779

186 Ганелон — один из персонажей французского героического эпоса «Песнь о Роланде», отчим Роланда, заманивший его в ловушку Ронсевальского ущелья. Имя Ганелона стало символом предательства. Данте помещает его в девятом круге ада (Божественная Комедия, Ад, XXII: 122).

(обратно)

780

197 …на моих часах… — В оригинале «chylindre» — переносные солнечные часы в виде вертикального цилиндра с коническим верхом.

(обратно)

781

204 Кто там? — в оригинале на старофранцузском: «Quy lа?»

(обратно)

782

205 …мой друг. — В оригинале негаллизированная форма имени «Peter».

(обратно)

783

220 …С Господней помощью; и то созреет… — Смысл в оригинале: «едва ли два торговца из двенадцати смогут дожить до старости, не разорившись». Кроме Бога торговец призывает в свидетели своей правоты «святого Ива», вероятнее всего, Ива из Кермартена (1253-1303), праведного судью, святого, покровителя юристов, изображавшегося с кошельком в руке в знак его благотворительных трудов.

(обратно)

784

259 …С молитвою святого Августина… — В оригинале монах советует обратиться с молитвой к Августину, чтобы путь был счастливым. Источник поверья неизвестен.

(обратно)

785

262 …Будь осмотрителен в питье и пище… — Совет избегать переедания в жару — общее место средневековых медицинских трактатов, восходит, вероятно, к «Канону» Авиценны.

(обратно)

786

Спасибо (фр.).

(обратно)

787

325 Тонзура — выбритая макушка в знак принадлежности к католическому духовенству (OED crown, III, 10а).

(обратно)

788

347-348 тысяч двадцать / Набрал он в долг.… — В оригинале «двадцать тысяч экю» (sheelds) — золотая монета, чеканилась во Франции с 1266 г., на Брюггской ярмарке сделки совершались именно в экю. Торговец вернулся домой, чтобы взять все имеющиеся у него наличные и затем набрать недостающую сумму у друзей в Париже.

(обратно)

789

349 …Купцам ломбардским… — Ломбардия — историческая область в Италии, в XIII-XIV вв. банкиры из ломбардских городов — Милана, Мантуи, Брешии, Бергамо — доминировали на европейских финансовых рынках. Торговец, набрав нужную сумму, внесет ее в парижский филиал ломбардского банка в погашение кредита, выданного брюггским филиалом того же банка.

(обратно)

790

443 А задолжаю — так поставьте в счет… — О двусмысленности употребляемого женой термина «taille» см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

791

О возможной датировке рассказа, литургических и агиографических влияниях в нем см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

792

Господи Боже наш (лат.).

(обратно)

793

1 Господь и Бог наш… — Первая строфа перелагает Пс. 8:1-2, откуда также взят эпиграф.

(обратно)

794

8-9 …той, что Белой Лилии цветком зовут.… — Уподобление Девы Марии цветку белой лилии означает ее непорочность, продекларированную в Символе Веры. Известна формула Августина: «Девой зачала, девой родила, девой осталась». В иконографии Благовещения архангел часто протягивает Марии букет лилий. В католической гимнографии Успения тело Девы также уподобляется белой лилии, по легенде, после Успения в гробнице Девы Марии был найден только букет лилий.

(обратно)

795

16 Неопалимый куст… — Исх. 3:2. Неопалимая купина также символизировала непорочное зачатие Девы Марии, принявшей в себя Бога и родившей Его без ущерба для девственности. В средневековой иконографии купина часто объединялась с розовым кустом в единый образ.

(обратно)

796

23 …И кротость вся твоя, и доброта… — Ср. Данте. Божественная Комедия, Рай, XXXIII: 6-20.

(обратно)

797

В 1290 г. евреи были официально изгнаны из Англии указом короля Эдуарда I. За 15 лет до этого был издан «Статут об иудеях» (Statute of the Jewry) с целью предотвратить переход в руки еврейской общины земли и недвижимости, которую могли закладывать у банкиров и ростовщиков обнищавшие землевладельцы. Статут подтвердил положение евреев как «особых подданных» короля, не подчинявшимся городским и церковным судам, однако ввел ряд суровых ограничений — территориальных (запрет на проживание во многих городах, запрет на проживание по соседству с христианами), экономических (освобождение должников от уплаты ростовщикам долга, особый ежегодный налог в 3 пенса с человека), и главное — полное запрещение ростовщичества. Кроме того, король как единственный судья и покровитель иудеев имел право на бесконтрольное обложение их налогами без участия парламента. Формальной причиной издания «Эдикта об изгнании» («Edict of expulsion») 18 июля 1290 г. было невыполнение еврейскими общинами условий Статута, прежде всего провалившееся предложение записываться в гильдии и брать землю в аренду для обработки. В условиях ненависти к евреям со стороны традиционных городских и крестьянских общин это было невозможно. Около 3000 евреев покинули Англию, остаться могли только обратившиеся в христианство, для них в Лондоне существовал специальный благотворительный дом.

В последующие века страх перед возвращением евреев постоянно подогревался слухами о тайных еврейских общинах в Лондоне, практикующих кровавые ритуалы. Так, в 1376 г. королю была подана жалоба на наличие скрытых иудеев среди общины ломбардских торговцев в Лондоне. Было популярным абсурдное утверждение, что еврейские кварталы в европейских городах не пострадали от чумы 1340-х годов. То, что евреев якобы не брала «черная смерть», в сочетании с их антихристианством, мифическим богатством и формальной неподсудностью вызывало в массовом сознании истерическую реакцию.

(обратно)

798

36 В одном из азиатских городов… — Существовало много вариантов данного сюжета богородичного миракля, обычно действие происходит в неназванном городе или какой-либо отдаленной стране. В некоторых вариантах сюжета герой остается жив, а его убийцы обращаются в христианство.

(обратно)

799

50 Средь школьников.… — В оригинале «clergion» — ученик церковной школы и певчий церковного хора.

(обратно)

800

51 …Лет от роду семи… — Семь лет — минимальный возраст для приема в церковную школу. Таким образом, ко времени событий рассказа мальчик едва успел проучиться одно полугодие (см. примеч. к Рассказу Аббатисы, 65).

(обратно)

801

«Благая Искупителя <мать>» (лат.).

56 Ave — первое слово латинского текста молитвы «Богородице Дево радуйся», представляющей собой слова Архангела Деве при Благовещении (Лк. 1:28, 30-33).

(обратно)

802

60 …«Хороший мальчик учится легко».… — Пословица.

(обратно)

803

63 Святой Николай (III в.) — епископ Мирликийский, один из наиболее почитаемых в Средневековье католических святых. Согласно многочисленным житиям, с младенческих лет отличался благочестием и усердием в учении.

(обратно)

804

64 Букварь — в оригинале «ргутег»,@ книга для детей, куда, кроме букваря, входили простые молитвы и детский катехизис, а иногда и тексты латинских песнопений.

(обратно)

805

65 Антифоны — гимны, своего рода диалоги между двумя полухориями церковного хора. Имеются в виду католические «антифоны Марии» — особые песнопения в честь Богородицы, исполняемые в конце мессы. Выбор антифона зависит от времени литургического года. Так, Alma Redemptoris читался от начала Рождественского поста (Advent) до Сретения (2 февраля).

(обратно)

806

«<Богородице дево> радуйся» (лат.).

66 Alma Redemptoris (Mater) — один из четырех богородичных антифонов в католическом богослужении. Создание его приписывается монаху-бенедиктинцу, ученому поэту и композитору Герману из Райхенау (1013-1054). Текст антифона включает образы из гимнов и трактатов раннехристианских богословов Фульгенция и Иринея Лионского. Русский перевод приведен в статье «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

807

125 …Ведь к небу вопиет такая кровь… — Ср. Быт. 4:10.

(обратно)

808

129 …написал на Патмосе в пустыне… — Согласно преданию, апостол Иоанн Богослов написал книгу Откровения на острове Патмос. Ср. Откр.14: 1-4.

(обратно)

809

164 Шериф — В оригинале «provost» — должностное лицо, в чьи обязанности входило задерживать преступников, доставлять к судье и исполнять наказание, ср. франц. «прево» (OED provost, II, 5а).

(обратно)

810

175 …как новая Рахиль. — См. Мф., 11:18, Иер. 31:15.

(обратно)

811

187 …окроплен святой водой… — часть католической заупокойной мессы, символизирующая исход души из бренного тела.

(обратно)

812

209 Зернышко — В других вариантах миракля Дева Мария кладет в рот мальчика лилию, драгоценный камень или просто белый камешек. Вероятно, зерно символизирует жизнь-в-смерти, прорастание истины духа из гибнущего тела. Ср. Ин. 12:24-25.

(обратно)

813

232 …юный Хью из Линкольна… (1247-1255) — святой, известен также как «маленький Хью» в отличие от другого св. Хью, епископа Линкольнского. Согласно житиям, «маленький Хью» распят евреями Линкольна и сброшен в выгребную яму. Хозяин дома, где был найден труп Хью, оговорил старейшин Линкольнской и других общин Англии как соучастников ритуального убийства, в обмен на обещание помилования. 92 обвиняемых по приказу короля Генриха III были заключены в Тауэр, 18 из них казнены и их имущество конфисковано, за остальных община внесла огромный залог. Возможно, дело было сфабриковано по указанию брата короля Ричарда графа Корнуольского, которому Генрих III продал исключительное право облагать евреев налогами.

(обратно)

814

7 …И едешь так, уставясь в землю носом… — Возможно, ироническая аллюзия на Данте (Божественная Комедия, Чистилище, XIX: 52).

(обратно)

815

О жанровых влияниях на рассказ см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

816

28 В приходе Попринге… — Попринг (Poperinge) — город в западной Фландрии, со средних веков известен как центр хмелеводства и плетения кружев. Возможно, название выбрано за его забавное звучание.

(обратно)

817

42 …Камзола золотого… — В оригинале назван «syklatoun» — вероятно, дорогая восточная шелковая ткань.

(обратно)

818

44 …Штаны из брюггского сукна… — См. примеч. к Рассказу Шкипера.

(обратно)

819

45. …А обувь — из Кордовы. — В оригинале «cordewane» — дорогая козья кожа из Испании шла на производство модной обуви.

(обратно)

820

50 …В борьбе всегда барана брал… — Барана в качестве приза часто давали на провинциальных ярмарках.

(обратно)

821

56 …с терновым схож кустом… — В оригинале «bramble» — одна из разновидностей дикорастущего шиповника, скорее всего, «роза собачья» (Rosa canina). Вероятно, сравнение носит ироничный характер.

(обратно)

822

61 …Копьем… — В оригинале «launcegay» — разновидность легкого копья, возможно, для комического эффекта соседствует в тексте с длинным и широким мечом «broadsword». Такой набор оружия делает цель «рыскания» Топаса непонятной — оно не охотничье и не турнирное.

(обратно)

823

70.…пахучих зелий стан… — В оригинале, кроме гвоздики и мускатного ореха, упоминаются «lycorice» — лакричник (Glycyrrhiza glabra); «cetewale» — растение Curcuma zedoaria, горький корень по вкусу напоминает имбирь. Все они не растут во Фландрии. Чосер использует названия пряностей, растущих в саду Любви «Романа о Розе».

(обратно)

824

77 …И попугай и ястреб там… — Крики попугаев в средние века считались образцом птичьей какофонии. Чосер вновь использует прием соединения несоединимого: «чистые голоса попугая и ястреба оттеняли громкую песнь дикого голубя».

(обратно)

825

119 …ужасный великан… — Традиционный противник героя рыцарского романа, обычно родом с востока или юга (Гай из Варвика и Амадис Галльский побеждают «великанов-сарацин»). В рассказе Чосера скорее похож на великана из народных сказок, с которым герой наподобие Джека победителя великанов вступает в ритуальный обмен оскорблениями, прежде чем хитростью победить его.

(обратно)

826

120 Олифант — комическое имя по аналогии со словом «elephant» — слон.

(обратно)

827

123 Термаган (Термагант) — мифический демон, которому якобы поклонялись мусульмане. Выражение «клянусь Термаганом» в романе «Гай из Варвика» и др. вкладывается в уста турецкого султана. Термаган также был персонажем моралите, где изображался в виде беснующегося великана в тюрбане и халате.

(обратно)

828

124 …Коня я изувечу.… — В традиционном кодексе чести героя рыцарского романа нападение на коня противника недопустимо.

(обратно)

829

141 Праща — В оригинале речь о праще, укрепленной на палке для метания тяжелых камней («staff-slinge»). Однако этим оружием великаны рыцарских романов никогда не пользовались, оно скорее ассоциировалось с победой над великаном (ср. библ. Давид и Голиаф, 1 Цар. 17:4-50).

(обратно)

830

152 …И песни петь ей приказал… — В оригинале Топас сначала призывает челядь, а затем менестрелей.

(обратно)

831

156 …С чудовищем трехглавым. — Многоголовые великаны часто встречаются в ирландских и английских сказках, но не в рыцарских романах.

(обратно)

832

170 …Надев исподнее белье… — Затянутое описание одевания Топаса, где перечисляются мельчайшие детали, также создает комический эффект.

(обратно)

833

171 …Из ткани полотняной… — В оригинале «cloth of lake» — тонкое льняное полотно (OED, lake V).

(обратно)

834

173 …покрыл броней… — В оригинале «haubergeoun» — пластинчатый доспех без рукавов, который надевался для защиты груди и живота. Под него Топас надевает «aketoun» — толстый стеганый и подбитый ватой камзол.

(обратно)

835

176 …Щитками лат… — В оригинале «hawberk» — длинная гибкая кольчужная рубашка. В одном французском стихотворном романе упоминается такая рубашка, сделанная «Исааком из Барселоны».

(обратно)

836

178 …Поверх всего надел камзол… — В оригинале «cote-armour» — обтягивающая латы богато украшенная одежда, обычно с изображением рыцарского герба. У Топаса он необычного белого цвета и без изображений.

(обратно)

837

183 …Над элем и над хлебом… — Топас имеет в виду, что не будет ни есть, ни пить, пока не победит великана.

(обратно)

838

187 …Латунный шлем… — Вероятно, шлем сверху покрыт тонкими листами латуни (OED, latten 2).

(обратно)

839

188 …В кости слоновой меч лежал… — дорогие ножны, инкрустированные слоновой костью.

(обратно)

840

189 Сапог из мягкой кожи… — В оригинале «jambeaux» — наколенники, закрывавшие бедро и голень, сделаны из кожи (cuir bouilli), нагретой в кипятке или чаще в горячем воске, для придания ей крепости и необходимой формы.

(обратно)

841

209-211 Ипотис — (испорч. Эпиктет), герой поэмы в диалогах на среднеанглийском языке, благочестивый мальчик, наставляющий римского императора Адриана в христианской вере. Ги — Гай из Варвика, герой одноименного рыцарского романа XIII-XIV вв., влюбленный в даму Фелицию (Счастье). Чтобы доказать свою рыцарственность, побеждает множество врагов, великанов и драконов. Плендамур — (фр. «полный любви») — возможно, имя придумано Чосером. Романа с таким главным героем не обнаружено. В XV в. имя встречается в «Смерти Артура» Т. Мэлори. Либо — герой романа «Прекрасный незнакомец» (искаж. фр. «Lybeaus Desconus») Генгелен, сын Гавейна, воспитанный матерью-феей в лесу. Бевис — герой романа «Бевис из Хэмптона», рыцарь, чудом спасшийся от гибели в детстве от рук отчима, много лет странствовал по свету, прежде чем вернуться и покарать убийцу своего отца. Горн — герой романа XIII в. «Король Горн», в детстве покинул родное королевство после захвата его сарацинами, совершил множество подвигов, прежде чем воссоединиться со своей возлюбленной Рименгильдой.

(обратно)

842

218 Воткнуть успел он в шлем цветок.… — Навершие шлема Топаса украшено башней, в которую он вставил цветок белой лилии в знак чистоты своих намерений.

(обратно)

843

228 Парсиваль (Персиваль) — герой легенд и романов о Граале. Наиболее ранний источник — роман Кретьена де Труа «Персиваль, или Повесть о Граале» (конец XII в.), продолженный поэтами XIII в. Известен также роман Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» (ок. 1210 г.). У Кретьена Персиваль — доблестный рыцарь, но лишен рыцарской куртуазности, из-за чего попадает в комические ситуации. Чосер почти дословно цитирует стихотворный роман «Персиваль Галльский».

(обратно)

844

6 Доггерель — неравностопная строфа с добавочными рифмами, использовалась в шуточных жанрах, в переносном смысле — неумелые стихи.

(обратно)

845

Последующие строки — перевод Т. Поповой.

(обратно)

846

Об источниках текста и аллегорическом смысле рассказа см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн. «Книга о Мелибее и Даме Разумнице» доминиканского монаха Рейно (Рено, Renaud, Reinault) из Лувена (написана ок. 1336 г.) была достаточно популярна в средние века, неоднократно включалась в сборники этических и философских трактатов, ее авторство часто приписывалось Жану де Мену. Рассказ о Мелибее почти дословно следует тексту Рейно.

(обратно)

847

1 …по имени Разумница… — В английском и французском тексте — Prudence, в латинском — Prudentia. Имя «Мелибей» (традиц. от лат. «пьющий мед», хотя историческая этимология — от названия греч. города Мелибея) также разнится между французским и латинским текстами — Melibee и Melibeus соответственно, но Чосер в Рассказе использует оба варианта.

(обратно)

848

2 …по имени София. — Во французском и латинском текстах дочь Мелибея безымянна, давая ей имя София — «мудрость», Чосер, вероятно, хочет подчеркнуть, что жажда мести ранит и ущербляет мудрость Мелибея. О символике трех врагов и пяти ран см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

849

3 …изречение Овидия… — Овидий. Лекарство от любви, 127-130. В переводе М.Л. Гаспарова: «Кто запретит, чтобы мать рыдала над прахом сыновним? / Над погребальным костром ей поученье не впрок. / Пусть изольется в слезах, пусть насытит болящую душу; / И уж тогда призови сдерживать горькую скорбь» (Овидий. Элегии и малые поэмы. М., 1973. С. 214).

(обратно)

850

4 …Сенека говорит… — Сенека. Нравственные письма к Луцилию (далее — Нравственные письма), LXXIV, 30.

(обратно)

851

5 …Христос плакал о смерти Лазаря… — Ин. 11:35.

(обратно)

852

6 Радуйтесь с радующимися… — Рим. 12:15.

(обратно)

853

7 …как учит Сенека… — Сенека. Нравственные письма, LXIII, 1 и 11. В пер. С.А. Ошерова: «Пусть при утрате друга глаза не будут сухими и не струят потоков: можно прослезиться — плакать нельзя»; «Ты схоронил, кого любил; ищи, кого полюбить! Лучше добыть нового друга, чем плакать».

(обратно)

854

8 Веселье сердца — жизнь человека… — Сир. 30:23. В оригинале цитата ошибочно контаминирована с Притч. 17:22: «Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости». Ошибка перенесена Чосером из французского текста.

(обратно)

855

9 …печаль многих убила. — Сир. 30:25.

(обратно)

856

10 …как моль одежде… — Притч. 3:26.

(обратно)

857

11 …Господь дал, Господь и взял… — Иов. 1:21.

(обратно)

858

12 Делай все посоветовавшись… — Возможно, Сир. 32:21. В синодальном переводе: «Без рассуждения не делай ничего, а когда сделаешь — не раскаивайся». Как у Рейно и Альбертана, книга Премудрости Иисуса сына Сирахова у Чосера часто отождествляется с Соломоновыми книгами Библии — книгой Премудрости Соломона, Екклесиастом и Книгой Притч.

(обратно)

859

13 …когда привели к нему женщину… — Ин. 8:3-8.

(обратно)

860

14 …не вовремя рассказ… — Сир. 22:6.

(обратно)

861

15 Не размножай разговора… — Сир. 32:6.

(обратно)

862

16 Петр Альфонси (1062-1110) — средневековый писатель, астроном, личный врач короля Кастилии Альфонсо VI. Урожденный еврей, принял христианство за четыре года до смерти. Автор многих научных и полемических трудов, в том числе книги «О церковной дисциплине» («Disciplina Clericalis») — собрания 33 нравоучительных историй, переведенных с арабского и, возможно, персидского. Нижеследующая цитата: О Церковной дисциплине, XXV, 15.

(обратно)

863

17 Мужчину одного из тысячи… — Еккл. 7:28.

(обратно)

864

18 …не давать жене власти… — Сир. 25:28-30.

(обратно)

865

19 Ни сыну, ни жене… — Сир. 33:19, 22.

(обратно)

866

20 …не лукавит мудрый… — Сенека. О благодеяниях, IV, 38, 1.

(обратно)

867

21 …кто всех осуждает — тот всех обижает. — Такая пословица известна только из латинского текста Альбертана.

(обратно)

868

22 Кто ищет мудрости. — Ошибочная атрибуция: цитата принадлежит св. Мартину Думийскому (ок. 515 — 579/580), епископу г. Брага, богослову, и взята из его трактата о четырех основных добродетелях «О формуле честной жизни» («De formula honestae vitae»), III. Цитируемые Чосером труды опубликованы в «Латинской патрологии», LXXII, 21-52.

(обратно)

869

23 …Христос никогда бы не унизился… — Ср. примеч. к Прологу Батской ткачихи, 9-11.

(обратно)

870

24 …нет на свете никого совершенного… — Ср. Мф. 19:17 и Лк. 18:19.

(обратно)

871

25 …лучше жить в земле пустынной… — Притч. 21:19, Сир. 25:16.

(обратно)

872

26 Что же до вашего пятого довода… — Один из немногих пропусков в чосеровском переводе, в латинском и французском тексте далее идет: «Ибо часто, когда мужчина готов послушать дурного совета, женщина переубеждает его».

(обратно)

873

27 …по совету… Ревекки… — Быт. 27.

(обратно)

874

28 Юдифь — См. примеч. к Рассказу Юриста, 968. См. также Иудифь 11-13.

(обратно)

875

29 Авигея — См. 2 Цар. 25.

(обратно)

876

30 Эсфирь — См. примеч. к Рассказу Купца, 121-122 и Есф. 7.

(обратно)

877

31 Не хорошо быть человеку одному… — Быт. 2:18.

(обратно)

878

32 …сотовый мед… — Притч. 16:24.

(обратно)

879

33 …как учил Товит… — Библейский праведник, герой одноименной неканонической книги Ветхого Завета. См. Тов. 4:20.

(обратно)

880

34 …говорит апостол Иаков — Иак. 1:5.

(обратно)

881

35 …говорит только обидные речи… — цитата взята из «Сентенций» Публилия Сира, 281 (см. примеч. к Рассказу Продавца индульгенций, 299).

(обратно)

882

36 Ибо апостол говорит… — 1 Тим. 6:10.

(обратно)

883

37 Ни другу, ни недругу не рассказывай… — Сир. 19:8-9.

(обратно)

884

38 …трудно найти человека… — О Церковной дисциплине, IV, 3.

(обратно)

885

39 Если сам ты не умеешь… — Цитата принадлежит Мартину Думийскому, «О нравах» («De moribus»), 16. В средние века это произведение часто приписывалось Сенеке или Цецилию Бальбу (см. примеч. 87 к данному рассказу).

(обратно)

886

40 Мазь и курение… — Притч. 27:9.

(обратно)

887

41 …верному другу нет цены… — Сир. 6:15.

(обратно)

888

42 …верный друг — крепкая защита… — Сир. 6:14.

(обратно)

889

43 …в старцах мудрость… — Иов. 12:12.

(обратно)

890

44 …великие дела совершаются… — Цицерон. О старости, VI, 17.

(обратно)

891

45 Живущих с тобою в мире… — Сир. 6:6.

(обратно)

892

46 Успех будет при множестве совещаний. — Притч. 24:6.

(обратно)

893

47 …свойство глупого — думать о других дурно, а о себе хорошо. — Ср. Притч. 12:15.

(обратно)

894

48 …среди зол, которые несет дружба, главнейшее — лесть. — Цицерон. О дружбе, XXV, 91.

(обратно)

895

49 …беги сладких слов льстеца… — Притч. 28:23. В синодальном переводе: «Обличающий человека найдет после большую приязнь, нежели тот, кто льстит языком».

(обратно)

896

50 Человек, льстящий другу… — Притч. 29:5.

(обратно)

897

51 Не преклоняй ухо… — Цицерон. Тускуланские беседы, III, 30; 73. Следующая ниже цитата взята из «Катоновских двустиший» (см. примеч. к Рассказу Юриста, 145), III, 4.

(обратно)

898

52 Не может такого быть, чтобы там, где долго горел большой огонь, не осталось ни жара, ни дыма — Публилий Сир. Сентенции, 389.

(обратно)

899

53 Не верь никогда старому врагу. — Сир. 12:10: «Не верь врагу твоему вовек».

(обратно)

900

54 Не ищи общества старых врагов… — О Церковной дисциплине, IV, 4.

(обратно)

901

55 Для сохранения и удержания власти… — Цицерон. Об обязанностях, II, VII, 23.

(обратно)

902

56 В пьянстве тайне нет места. — Притч. 31:4-5. В синодальном переводе: «Не царям, Лемуил, не царям пить вино, и не князьям — сикеру, чтобы, напившись, они не забыли закона…».

(обратно)

903

57 Кассиодор говорит… — Флавий Марк Аврелий Кассиодор (475-526), римский писатель и политический деятель, современник Боэция. Чосер цитирует «Разные послания» («Variae epistolae») X, 18. Перевод не совсем точен.

(обратно)

904

58 Замыслы нечестивых — коварство. — Притч. 12:5.

(обратно)

905

59 Блажен муж.… — Пс. 1:1.

(обратно)

906

60 …учению Туллия. — Цицерон. Об обязанностях, II, 5.

(обратно)

907

61 Катон — См. примеч. к Рассказу Мельника, 145. Двустишия, III, 15.

(обратно)

908

62 Если собираешься сделать то… — О Церковной дисциплине, VI, 12.

(обратно)

909

63 …апостол Павел во многих местах… — 1 Кор. 4:12-13; 1 Эф. 5:15; Рим. 15:17.

(обратно)

910

64 Если Господь не охранит города. — Пс. 127:1.

(обратно)

911

65 Катон — Двустишия, IV, 14.

(обратно)

912

66 Не бери себе в попутчики… — О Церковной дисциплине, XVIII, 10.

(обратно)

913

67 Блажен человек, который всегда пребывает в трепете… — Притч. 28:14. В синодальном переводе — «пребывающий в благоговении».

(обратно)

914

68 Маленькая куница — Чосер путает лат. viverra (белка, куница) и vipere (змея). См. Овидий. Лекарство от любви, 421-422.

(обратно)

915

69 …нередко учат обману тем… — Сенека. Нравственные письма, III, 3.

(обратно)

916

70 С глумливыми не водись… — Альбертано ди Брешиа. Об искусстве красноречия («De arte eloquendi»), CVIII.

(обратно)

917

71 Одно есть войско непобедимое… — Сенека. О милосердии («De dementia»), I, 19:6.

(обратно)

918

72 Во всех делах, прежде чем к ним приступить… — Об обязанностях, I, 21, 73.

(обратно)

919

73 …согласно учению Туллия… — Об обязанностях, II, 5.

(обратно)

920

74 causa longinqua — отдаленная причина; efficiens, или causapropinqua — ближайшая причина. Чосер ошибочно использует название силлогизма oriens как синоним «отдаленной причины».

(обратно)

921

75 …сказано в Книге указов.… — о «Декреталиях Градиана» см. примеч. к Общему прологу, 193.

(обратно)

922

76 Ибо говорит апостол — Рим. 11:33.

(обратно)

923

77 …«пьющий мед» — См. примеч. 1 к данному рассказу.

(обратно)

924

78 … и не поступал по словам Овидия — Любовные элегии, 1, 8:104.

(обратно)

925

79 Нашел ты мед… — Притч. 25:16.

(обратно)

926

80 …воздаяние и кары, постигшие преступных. — После этих слов пропущен фрагмент текста с началом реплики Разумницы: «Конечно, я признаю, что отмщение приносит много доброго, но право на него имеют только судьи». Возможно, этих слов не было во французской рукописи, с которой Чосер делал свой перевод.

(обратно)

927

81 Ибо Сенека говорит… — О нравах, 114.

(обратно)

928

82 А другой говорит… — Публилий Сир. Сентенции, 528.

(обратно)

929

83 …в своем Послании к Римлянам — Рим. 13:4. В синодальном переводе: «ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое».

(обратно)

930

84 …по слову Сенеки… — Обе цитаты — Публилий Сир. Сентенции, 189 и 172.

(обратно)

931

85 Мне отмщение… — Втор. 32:35, Рим. 12:19

(обратно)

932

86 Ибо написано: «Если не отомстил»… — Публилий Сир. Сентенции, 645 и 487.

(обратно)

933

87 …говорит мудрец… — Цецилий Бальб — латинский автор II-III вв. н.э, которому приписывалось составление сборника изречений «О забавах философов» («De Nugis Philosophorum»), а также «О нравах» (см. примеч. 39 к данному рассказу).

(обратно)

934

88 …по пословице… — Сенека. О гневе, II, 34, 1.

(обратно)

935

89 …говорит Соломон… — Притч. 20:3.

(обратно)

936

90 …Сенека говорит… — Публилий Сир. Сентенции, 483.

(обратно)

937

91 …Катон говорит… — Двустишия, IV, 39.

(обратно)

938

92 …как говорит в своих посланиях апостол Петр… — 1 Пет. 11:21. Приведенная выше цитата не атрибутируется по трудам ни одного из святых, носящих имя Григорий.

(обратно)

939

93 …апостол в своем Послании — 2 Кор.4:17. В синодальном переводе: «Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу».

(обратно)

940

94 …что и ученость, и разум человека… — Ср. Притч. 14:16-17.

(обратно)

941

95 …вспыльчивый человек возбуждает раздор… — Притч. 15:18.

(обратно)

942

96 Долготерпеливый лучше храброго… — Притч. 16:32.

(обратно)

943

97 Иаков в своем Послании… — Иак. 1:4. В синодальном переводе: «терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка».

(обратно)

944

98 Кассиодор говорит… — Разные послания, I, 30.

(обратно)

945

99 …говорит Сенека… — О нравах, 139.

(обратно)

946

100 Гневливый пусть терпит наказание… — Притч. 19:19

(обратно)

947

101 Хватает чужого пса… — Притч. 26:17.

(обратно)

948

102 …за все отвечает серебро. — Еккл., 10:19.

(обратно)

949

103 Памфил — См. примеч. к Рассказу Франклина, 404. В Средние века за характерный элегический юмор поэму часто приписывали Овидию. Чосер цитирует с. 53-54.

(обратно)

950

104 Когда ты счастлив, то есть богат… — Овидий. Скорбные элегии, I, 9, 5.

(обратно)

951

105 …того, кто по происхождению раб… — О церковной дисциплине, VI, 4.

(обратно)

952

106 …матерью развалин… — Кассиодор. Разные послания, II, 13. В оригинале — «мать преступлений», вероятна ошибка переписчика латинской рукописи — «mines» вместо «crimes».

(обратно)

953

107 …одна из величайших превратностей… — О церковной дисциплине, IV, 4.

(обратно)

954

108 …горька и зла участь… — Иннокентий III. О презрении к миру, I, 16.

(обратно)

955

109 …лучше смерть, нежели горестная жизнь — Сир. 30:17.

(обратно)

956

110 …лучше умереть смертью… — Сир. 40:29.

(обратно)

957

111 А кто спешит разбогатеть… — Притч. 28:20. В синодальном переводе: «А кто спешит разбогатеть, не останется ненаказанным».

(обратно)

958

112 …богатство, которое быстро пришло… — Притч. 13:11. В синодальном переводе: «Богатство от суетности истощается, а собирающий трудами умножает его».

(обратно)

959

113 Туллий говорит… — Об обязанностях, III, 5.

(обратно)

960

114 …праздность научила многому худому… — Сир. 33:28.

(обратно)

961

115 …тот же Соломон говорит… — Притч. 28:19. В синодальном переводе: «Кто возделывает землю свою, тот будет насыщаться хлебом, а кто подражает праздным, тот насытится нищетою».

(обратно)

962

116 …тот, кто возделывает землю… — Притч. 12:11. В синодальном переводе: «Кто возделывает землю свою, тот будет насыщаться хлебом; а кто идет по следам празднолюбцев, тот скудоумен».

(обратно)

963

117 Не дремли и не спи… — Дионисий Катон. Двустишия, I. 2.

(обратно)

964

118 …святой Иероним… — см. примеч. к Прологу Батской ткачихи, 9-13.

(обратно)

965

119 Используй богатство… — Эта и следующая цитаты из Дионисия Катона — Двустишия, IV, 16 и III, 22.

(обратно)

966

120 Имущество не надо запирать… — Об обязанностях, II, 15.

(обратно)

967

121 …лучше иметь мало имущества… — ср. Притч. 15:16; 16:8.

(обратно)

968

122 Малое у праведника… — Пс. 36:16.

(обратно)

969

123 …апостол говорит, что нет в мире выше награды… — 2 Кор. 1:12. В синодальном переводе: «Ибо похвала наша сия есть свидетельство совести нашей».

(обратно)

970

124 Доброе имя лучше большого богатства — Притч. 22:1.

(обратно)

971

125 Ревнуй более всего… — Сир. 40:15. В синодальном переводе: «Заботься об имени, ибо оно пребудет с тобою долее, нежели многие тысячи золота».

(обратно)

972

Умножается имущество… — Еккл. 5:10.

(обратно)

973

127 Легко и многим попасть… — 1 Мак. 3:18-19.

(обратно)

974

128 …поскольку никто не может быть уверен… — ср. Еккл. 9:1.

(обратно)

975

129 …во II Книге Царств… — 2 Цар. 11:25.

(обратно)

976

130 Кто любит опасность… — Сир. 3:25.

(обратно)

977

131 … согласием поднимается и малое… — Сенека. Нравственные письма, ХС VI, 46. Сенека цитирует римского историка Саллюстия (86-34 до н.э.), Югуртинская война, X, 6.

(обратно)

978

132 Блаженны миротворцы… — Мф. 5:9.

(обратно)

979

133 Раздор начинается с другого… — О нравах, 3.

(обратно)

980

134 Уклоняйся от зла… — Пс. 33:15.

(обратно)

981

135 Кто ожесточает… — Притч. 28:14.

(обратно)

982

136 …обличающий человека найдет потом… — Притч. 28:23.

(обратно)

983

137 Соломон говорит… — Еккл. 7:3. В синодальном переводе: «Сетование лучше смеха, потому что при печали лица сердце делается лучше».

(обратно)

984

138 Когда человек Богу угоден… — Притч. 16:7. В синодальном переводе: «Когда Господу угодны пути человека, Он и врагов его примиряет с ним».

(обратно)

985

139 …благословение благости… — Пс. 20:4.

(обратно)

986

140 …сладкие уста умножают друзей… — Сир.6:5.

(обратно)

987

141 Послушайте меня, князья народа… — Сир. 33:18-19.

(обратно)

988

142 Там отпущение и прощение… — О нравах, 94.

(обратно)

989

143 …когда кто связал обетом… — Пандекты — сборник кратких выдержек и комментариев к римским законам, составленный по приказу византийского императора Юстиниана ок. 530 г. н.э. Данная цитата: Пандекты, L, 17, 35.

(обратно)

990

144 …достоин потерять право… — Публилий Сир. Сентенции, 489.

(обратно)

991

145 Кто милостиво повелевает… — Сенека. О милосердии, I, 24, 1.

(обратно)

992

146 …кто победит себя… — Публилий Сир. Сентенции, 64.

(обратно)

993

147 Качество, самое похвальное… — Об обязанностях, I, 25:88.

(обратно)

994

148 Тот победил позорно… — Публилий Сир. Сентенции, 366.

(обратно)

995

149 Суд без милости… — Иак., 2:13.

(обратно)

996

4 …От бочки эля я бы отказался… — В оригинале еще один «малапропизм» Трактирщика — он клянется телом «святого Мадриана» (см. примеч. к Рассказу Врача, 319) — возможно, имеется в виду св. Адриан Никомедийский, почитавшийся как покровитель пивоваров, кроме того, его жена св. Наталия считалась образцом христианской супруги. Длинный монолог Трактирщика иронично оттеняет серьезность предшествующего и последующего рассказов.

(обратно)

997

5 …жене моей… — В оригинале жену Трактирщика зовут Godelief — вероятно, ироническая аллюзия на житие св. Годеливы (Годелины) (XI в.), страдавшей от притеснений жестокого мужа и его родственников.

(обратно)

998

15 ….Иль в церкви место не тотчас уступит… — Сестра мужа, живущая в его семье, имеет более низкий статус по сравнению с женой своего брата и должна уступить ей лучшее место в центре скамьи, где все члены семьи сидят во время мессы.

(обратно)

999

41 Рочестер — город в графстве Кент на пути из Лондона в Кентербери, основан римлянами на переправе через реку Медуэй, в средние века — важный торговый центр.

(обратно)

1000

82 …А не чеканки люксембургской… — В правление Эдуарда III (1327-1377) низкопробные монеты, отчеканенные в Люксембурге, считались подрывающими экономику Англии как не имеющие заявленной номиналом стоимости.

(обратно)

1001

90 …Эдварда святого житие… — св. Эдуард Исповедник (1003-1066) — король Англии, один из наиболее популярных английских святых. К нему обращались молитвы о спасении брака, возможно, Монах таким образом отвечает на монолог Трактирщика.

(обратно)

1002

103 Гексаметр — Под гексаметром, скорее всего, имеется в виду любой шестистопный стих, например, шестистопный ямб. Однако все «трагедии» монаха написаны, как и другие стихотворные рассказы, пятистопным ямбом.

(обратно)

1003

Представленный монахом жанр «трагедии» — вариант средневекового exemplum (см. примеч. к Прологу Продавца индульгенций, 108). Большинство «трагедий», кроме повествующих о современниках Чосера — Педро Жестоком, Петре Лузиньяне и Барнабо Висконти, — написано на основе «Истории знатных мужей» Боккаччо («трагедии» об Адаме, Геркулесе, Нероне и Самсоне) «Об утешении Философией» Боэция, «Романа о Розе», Библии и других источников. Вероятно, рассказ написан Чосером в 1385-1386 гг.

(обратно)

1004

121 …Кого разлюбит счастие… — о средневековых трактовках идеи Судьбы см. примеч. к стих. «Фортуна» и статью о малой лирике Чосера в наст. кн.

(обратно)

1005

Здесь и далее в рассказе Монаха знаком * отмечены переводы О. Румера.

(обратно)

1006

125 …начну я с Люцифера… — Считается, что слова из Книги пророка Исайи, 14:12: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы» — относятся к сатане (Lucifer — лат. «несущий свет»). Ср. Лк. 10:18.

(обратно)

1007

133 А вот Адам… — См. Быт.1-3.

(обратно)

1008

134 Вблизи Дамаска… — представление о том, что Эдем, где произошло творение, находился вблизи нынешнего Дамаска, основано на вольной интерпретации Быт. 2: 8-14. Чосер заимствовал его у Боккаччо.

(обратно)

1009

141 Самсон — См. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1608. О явлении ангела отцу Самсона Маною и жене его см. Суд. 13:1-24. Все упомянутые дальше события описаны в гл. 14-16 книги Судей.

(обратно)

1010

221 Геркулес — См. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1085. В первых двух строфах перечисляются некоторые из его двенадцати подвигов: удушение Немейского льва (224, 1-й подвиг); похищение золотых яблок из сада Гесперид, охраняемых драконом Ладоном (226-227, 11-й); истребление медноперых Стимфалийских птиц (227-228, 6-й), выведение из Аида пса Цербера (228, 12-й); похищение коней Диомеда (229-230, 8-й); победа над многоголовой Лернейской гидрой (231-232, 2-й); укрощение Эриманфского вепря (235, 4-й).

(обратно)

1011

…К покорности привел кентавров род… — кентавры напали на Геракла, привлеченные запахом вина, и были разбиты в короткой схватке.

(обратно)

1012

228 …Всех гарпий… — Чосер смешивает два мифа: шестой подвиг Геракла и убийство аргонавтами гарпий — безобразных полуженщин-полуптиц, осквернявших еду в доме царя Финея.

(обратно)

1013

230 Бузирис — вновь контаминация двух мифов: Бузирис, царь Египта, убивавший и приносивший в жертву всех иноземцев, смешивается с Диомедом — царем Фракии, кормившим своих свирепых кобылиц человечьим мясом. Победив Диомеда, Геракл скормил его труп кобылицам. Геродот, однако, писал, что Геракл посещал Египет по пути обратно из сада Гесперид и скрылся, разорвав толстые цепи, которыми Бузирис сковывал пленников.

(обратно)

1014

231 Как — огнедышащий великан. Во время десятого подвига Геракл, уведя у великана Гериона волшебных коров, заснул на лугу, и Как украл несколько коров и спрятал их в пещере. В схватке Геракл задушил Кака.

(обратно)

1015

233 Ахелой — бог одноименной реки, оспаривал у Геракла руку Деяниры (см. примеч. к Прологу Юриста, 78). Во время поединка Ахелой превратился в змею, а потом в быка, чей рог и отломал Геракл.

(обратно)

1016

234 Антей — ливийский великан, прикоснувшись к матери — Гее (земле) вновь обретал силу, во время 11-го подвига Геракл победил Антея, держа его на вытянутых руках во время битвы или прислонив к дереву.

(обратно)

1017

236 ….удержал на шее свод небесный. — Достигнув сада Гесперид, Геракл встретился с титаном Атласом, державшим на плечах небесный свод и уговорил его достать яблоки, пока сам Геракл подержит небо на плечах.

(обратно)

1018

243 …как писал Трофей… — неясное место. Чосер, несомненно, имеет в виду Геркулесовы столпы (см. примеч. к Рассказу Юриста, 975-976). Слово «Трофей» может быть неверным переводом греческого trophea — «мемориальный знак» или шутливым прозвищем Гвидо де ла Колонны (см. примеч. к Общему прологу, 1), так как colonna означает «столп» на итальянском.

(обратно)

1019

253 …книжники… — Возможно, Овидий в «Метаморфозах» и Боккаччо.

(обратно)

1020

254 Несс — см. примеч. к Прологу Юриста, 78.

(обратно)

1021

265 «Познай себя» — один из наиболее известных древнегреческих афоризмов, приписывался многим философам, украшал портик храма Аполлона в Дельфах. Ювенал в «Сатирах» называл его заповедью с небес (Сатиры, Х1:27).

(обратно)

1022

269 Навуходоносор II (ок. 630 — 562 до н.э.) — царь Вавилона, завоевал весь Ближний Восток, в том числе Египет и Иудею и разрушил Иерусалим. Его жизнь излагается по Книге пророка Даниила, гл. 1-4.

(обратно)

1023

280 Даниил — библейский пророк, подростком уведен в вавилонский плен и принят на службу Навуходоносору. Пророческий сон Даниила о четырех царствах см. Дан. 2:31-46.

(обратно)

1024

291 Но двух из Данииловых друзей… — троих — Седраха, Мисаха и Авденаго (Дан. 3:13-97).

(обратно)

1025

300 …Покуда не исполнились все сроки. — Обычно указывался срок в 7 лет, Дан. 4:29: «семь времен пройдут над тобою».

(обратно)

1026

309 Валтасар (ум. 539 г. до н.э.) — сын и соправитель последнего вавилонского царя Набонида. В Библии назван сыном Навуходоносора, возможно, в значении «потомок». Убит персами при взятии Вавилона. События излагаются по Дан. 5:1-31.

(обратно)

1027

370 Пословица верна и всем известна… — См. Боэций. Утешение Философией, III, проз. 5.

(обратно)

1028

373 Зенобия (240 — ок. 274) — царица так называемой «Пальмирской империи» — государства, отколовшегося от Рима в III в. н.э. и включавшего Малую Азию, Сирию, Палестину и Египет. Источник Чосера — «De mulieribus Claris» («О знаменитых женщинах») Дж. Боккаччо. В отличие от Люцифера, присутствие Зенобии среди «знаменитых мужей» никак не объяснено.

(обратно)

1029

378 Царей персидских род… — Зенобия возводила свою родословную по матери к царице Карфагенской Дидоне и египетской династии Птолемеев, а по отцу к сирийской аристократии. Боккаччо упоминает только египетское родство.

(обратно)

1030

398 …за принца Оденака. — Оденат, сирийский полководец, во время династического кризиса Римской империи 260-264 гг. н.э. защищал от персов ближневосточные провинции и де-факто объединил их под своей властью. Убит в 266 (267?) г., после его смерти Пальмирской империей правила Зенобия как регент при малолетнем сыне Вабаллате.

(обратно)

1031

443 …И разные языки изучать… — Зенобия интересовалась древнеегипетскими обычаями и пыталась перенять культы Аписа и Осириса.

(обратно)

1032

446 …о царе Сапоре… — Персидский царь Сапор (Шапур) I (241-272) из династии Сасанидов, пытался захватить Малую Азию, но был разбит Оденатом. Зенобия завершила освобождение Ливана, Палестины и Анатолии от персов в 268 и 270 гг.

(обратно)

1033

451 …Учитель мой Петрарка… — неясно, почему Чосер, излагая сюжет Боккаччо, называет имя Петрарки. Петрарка упоминает о Зенобии в поэме «Триумф славы» (II: 107-117).

(обратно)

1034

461 Клавдий — Клавдий II Готский (214-270) — римский император в 268-270 гг. Начав восстанавливать целостность империи после кризиса, он отнял у самопровозглашенной Галльской империи Испанию и часть Галлии, но не успел начать кампанию на Востоке.

(обратно)

1035

462 Галлиен (218-268) — римский император в 260-268 гг. Отражал набеги готов и аламаннов на Италию.

(обратно)

1036

463 ….Из египтян… — в 269 г. Зенобия завоевала Египет, казнила римского префекта и объявила себя царицей Египта.

(обратно)

1037

471 …Звать Германнд и Тималад… — ритм в строке сбит из-за того, что в первом имени пропущен слог. Оба имени неисторичны, возможна контаминация с именем Тимоген — римско-египетский военачальник, перешедший на сторону Зенобии.

(обратно)

1038

477 Аврелиан (215-275) — римский император (270-275), в 271-272 гг. провел успешную кампанию против Зенобии, завершившуюся взятием Пальмиры. Зенобия была доставлена в Рим, где проведена в золотых цепях по городу во время триумфа Аврелиана.

(обратно)

1039

498 …Колпак надет дурацкий из стекла… — В оригинале «vitremyte», слово неясного значения. Вероятно, произведено от vitrea — «стекло» и mitra — «высокий головной убор». У Боккаччо «шлему» противопоставляется «вуаль», возможно, Чосер просто имел в виду хрупкий по сравнению со шлемом женский головной убор. Некоторые комментаторы связывают «vitremyte» с поговоркой о стеклянной шапке, надетой на голову обманутого или с позорным колпаком на голове осужденной ведьмы.

(обратно)

1040

501 Педро Испанский (Педро Жестокий) — король Кастилии и Леона (1334-1369). В 1366-1369 гг. воевал со своим побочным братом доном Энрике Трастамара (будущим королем Энрике II), претендовавшим на корону. Дон Энрике заручился поддержкой папы, короля Франции Карла V, короля Педро IV Арагонского, а также большей части кастильской аристократии, которой не импонировала благосклонность Педро к торговцам и богатым горожанам. Не решаясь дать дону Энрике генеральное сражение, Педро отступил в Португалию, затем с помощью фактического правителя южной Франции Эдуарда принца Уэльского («Черного принца») вернул себе часть кастильских земель, но отказался платить английским солдатам и выполнять условия соглашения, после чего Эдуард покинул Кастилию, а Педро был разгромлен в битве при Монтиеле и убит доном Энрике во время переговоров в палатке французского военачальника Бертрана Дюгеклена 23 марта 1369 г. Дочь Педро, Констанца, вышла замуж за Джона Гонта герцога Ланкастерского (см. примеч. к Рассказу Юриста, 537). От имени Констанцы Гонт в 1372 г. заявил о своих правах на кастильский престол, впоследствии уступленных за большую сумму королю Хуану (сыну Энрике де Трастамара). Будущая жена Чосера Филиппа де Роэ в 1371-1372 гг. была фрейлиной Констанцы. Об обстоятельствах убийства Педро Кастильского Чосер мог узнать из разных источников: на стороне Педро сражался его друг сэр Гишар д’Англь, свидетелем убийства был дон Фернандо де Кастро, служивший в дальнейшем Джону Гонту.

(обратно)

1041

509 На сук багровый пойманный орел… — Имеются в виду бретонский рыцарь Бертран Дюгеклен (ок. 1320 — 1380). С 1354 г. вел небольшие кампании против англичан в Бретани и центральной Франции. В 1366 г. Карл V отправил его во главе отряда наемников на помощь дону Энрике, где Дюгеклен был взят в плен Черным принцем, но выкуплен Карлом. С 1370 г. — Коннетабль (высшая военно-рыцарская должность) Франции, за 10 лет вернул под контроль короля почти всю Северную и Центральную Францию. Герб Дюгеклена — черный орел на серебряном поле с красной поперечной чертой, напоминающей ветку.

(обратно)

1042

512 «Гнездовье зла» — в оригинале «wikked nest», калька фамилии Оливера де Мони (фр. Mauni), еще одного бретонского рыцаря, служившего в Кастилии под началом Дюгеклена.

(обратно)

1043

513 Карло Оливер — Оливер, вассал Карла Великого, герой «Песни о Роланде», верный и мудрый друг Роланда.

(обратно)

1044

515 Ганелон — см. примеч. к Рассказу Шкипера, 186.

(обратно)

1045

517 Петро Кипрский — См. примеч. к Общему прологу, 49.

(обратно)

1046

518 …Под чьим мечом Александрия пала! — Захват Петром Лузиньяном Александрии 10-12 октября 1365 г. был результатом спланированной военно-морской экспедиции, в которой приняли участие и английские рыцари. Стратегического значения «Александрийский крестовый поход» не имел, так как сразу после взятия и разграбления города крестоносцы отступили обратно на Родос.

(обратно)

1047

521 За доблесть ратную твои ж вассалы… — Петр Кипрский был убит 16 января 1369 г. тремя вассалами в собственной постели. После возвращения из ливано-сирийской экспедиции 1367 г. Петр правил как тиран и утратил поддержку кипрской аристократии. Версия Чосера, скорее всего, заимствована из эпической поэмы «Захват Александрии» французского поэта и композитора Гийома де Машо (ок. 1300 — 1377).

(обратно)

1048

525 Варнава Ломбардский (Барнабо Висконти, 1319-1385) — правитель Милана, в 1356-1364 гг. воевал против папы и императора, за что был отлучен от церкви. Низложен своим племянником Джангалеаццо Висконти, пользовавшимся поддержкой миланцев, недовольных непомерно высокими налогами и тиранией Барнабо. Вероятно, отравлен в тюрьме в декабре 1385 г. Чосер лично знал Барнабо — в 1378 г. король Ричард II отправил его с дипломатической миссией в Ломбардию.

(обратно)

1049

533 Уголино дела Геррардеска граф Доноратико (ок. 1220 — 1289) — пизанский аристократ и военачальник, пытавшийся, ловко маневрируя между партиями гибеллинов и гвельфов, добиться единоличной власти над Пизой.

(обратно)

1050

541 Епископ Роджер — архиепископ Руджиери дельи Убальдини, глава пизанских гибеллинов, обвинил Уголино в сговоре с Флоренцией и Лукой. Согласно Руджиери, будучи главой Пизанской республики, Уголино сдал им несколько замков. В июле 1288 г. Уголино, два его сына и два внука были заключены в тюрьму и через 9 месяцев умерли там от голода. Останки их были предположительно найдены в 2002 г., исследование их не подтвердило версию о каннибализме.

(обратно)

1051

586 …К поэме обратиться бесподобной.… — См. Данте. Божественная Комедия, Ад, XXXII: 124-139, XXXIII: 1-90.

(обратно)

1052

589 Нерон — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1173.

(обратно)

1053

591 …как Светоний говорил… — Гай Светоний Транквилл (ок. 69/75 — после 130) — римский историк, автор популярного в средние века сборника биографий императоров «Жизнь двенадцати Цезарей». Чосер также опирался на «Роман о Розе» Жана де Мёна.

(обратно)

1054

605 Он Рим поджег, в том видя наслажденье… — Ср. Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей, Нерон, 38.

(обратно)

1055

610 …Ей чрево сын рассек… — Ср. Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей, Нерон, 34.

(обратно)

1056

621 Учитель у Нерона в детстве был… — Сенека. См. примеч. к Прологу Юриста, 26.

(обратно)

1057

653 Восстали на него однажды в ночь… — Ср. Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей, Нерон, 48-49.

(обратно)

1058

679 Олоферн — об Олоферне и Иудифи см. примеч. к Рассказу Юриста, 968.

(обратно)

1059

691 Ветилуя — крепость в Иудее, долго не сдававшаяся Олоферну. См. Иудифь 13:1-20.

(обратно)

1060

702 Антиох IV Епифан (ок. 215-164 до н.э.) — царь Селевкидской империи, завоевал Египет, но под давлением Рима вынужден был отступить. В наказание иудеям за бунт против своего наместника сделал попытку ввести в Иудее культ Зевса, что привело к восстанию Маккавеев. Чосер основывается на двух ветхозаветных Книгах Маккавейских.

(обратно)

1061

704 …в Книге Маккавейской… — 1 Мак. 1:7.

(обратно)

1062

717 ….Никанор и Тимофей… — военачальники Антиоха, разбиты предводителем восстания Иудой Маккавеем. См. 2 Мак. 9:13.

(обратно)

1063

741 И так Господень гнев ужасен был… — Ср. 2 Мак. 9: 14-29.

(обратно)

1064

757 Александр III Великий (356-323 до н.э.) — царь Македонии, завоеватель Ближнего Востока и Персии.

(обратно)

1065

760 Весь мир огромный… — ойкумена, обитаемый цивилизованный мир с точки зрения греческих географов.

(обратно)

1066

770 …кроме жен и влаги винной… — античные историки сообщают о двух или трех женах Александра, которых он любил и обращался с ними гуманно. После завоевания Персии Александр, согласно историкам, часто пировал с военачальниками и придворными и, будучи сильно нетрезв, убил своего соратника и друга Клита Черного.

(обратно)

1067

786-787 отравила / Героя свита.… — По некоторым источникам, причиной смерти Александра стала невоздержанность в алкоголе. Другие историки утверждают, что он был отравлен сыновьями впавшего в немилость военачальника Антипатра.

(обратно)

1068

799 Юлий — Гай Юлий Цезарь. — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1174.

(обратно)

1069

806 …тестя своего Помпея… — см. примеч. к Рассказу Юриста, 219. Помпей был не тестем, а зятем Цезаря: он был женат на его дочери Юлии. В 65-62 гг. до н.э. Помпей завоевал для Рима Сирию, Финикию и Иудею. Война в Фессалии завершилась Фарсальской битвой 48 г. до н.э., после которой Помпей бежал в Египет, где был убит 29 сентября своими бывшими соратниками Ахиллом и Люцием Септимом. Цезарь, получив голову Помпея в корзине и его печать, расплакался и приказал казнить предателей. (Плутарх. Сравнительные жизнеописания, Помпей, 79-80).

(обратно)

1070

823 Брутус Кассий — Чосер объединяет имена двух участников заговора против Цезаря — Марка Юния Брута (85-42 до н.э.) и Гая Кассия Лонгина (86-42 до н. э.).

(обратно)

1071

829 Капитолий — храм Юпитера на Капитолийском холме Рима, в средние века (напр., у Винсента из Бове) иногда ошибочно считался местом убийства Цезаря вместо курии Помпея в Сенате.

(обратно)

1072

835 …Но вскрикнул он всего лишь раз иль два… — Сцена убийства Цезаря изложена главным образом по Светонию: Жизнь двенадцати Цезарей, Божественный Юлий, 82.

(обратно)

1073

846 Валерий (Максим) — см. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 553. Лукан — см. примеч. к Рассказу Юриста, 430.

(обратно)

1074

853 Крез — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1088. Рассказ о Крезе взят Чосером из «Романа о Розе» Жана де Мёна и «Зерцала истории» Винсента де Бове (III, 17).

(обратно)

1075

13-14 …колоколами / Святого Павла… — см. примеч. к Общему прологу, 339. Традиционно считается, что колокола собора св. Павла всегда были самыми большими в Лондоне.

(обратно)

1076

32 …Клянусь Фомы преславными мощами… — см. примеч. к Общему прологу, 16.

(обратно)

1077

49 Капеллан — в оригинале «Nunnes preest» — священник без прихода, нанятый женским монастырем для совершения треб.

(обратно)

1078

62 …добрый наш сэр Джон. — «Сэр Джон» — традиционное слегка насмешливое прозвище священника невысокого ранга (OED john, 3).

(обратно)

1079

Судя по упоминанию Джека Стро, рассказ создан не ранее 1381 г. Об альтернативной датировке в связи со сходством оперения петуха и геральдических цветов Генри Болингброка см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1080

77 …Дом курной… — В средневековой деревенской Англии трубы имелись только в домах землевладельцев и зажиточных фермеров. В XVI в., в период так называемой «великой перестройки» («great rebuilding») возникает новый тип сельского дома, обязательно с трубой. Священник и хронист У. Харрисон (1534-1593) в своем «Описании Англии» (изд. 1576 г.) пишет, что «начинают входить в употребление печи и жители испытывают неизвестное до тех пор наслаждение сидеть в теплой комнате», тогда как «в дни нашей молодости было не больше двух-трех каминов на целый город» (перевод И. Кашкина).

(обратно)

1081

100. …красавец Шантиклэр… — от старофранц. chanter — «петь» и cler/clair — «ясный» — имя петуха в «Романе о Лисе».

(обратно)

1082

106 …Часы на монастырской колокольне… — В первой половине XIV в. с изобретением регулятора хода начинают распространяться механические башенные часы с боем вместо водяных и солнечных. Слово «clock», использовавшееся в значении «колокол», начинает означать «часы» и постепенно вытесняет слово «horologe». В оригинале оба слова используются как синонимы: «а clokke or an abbey orlogge».

(обратно)

1083

115 гагат — блестящий хрупкий минералоид черно-коричневого цвета, образующийся из древесины под высоким давлением.

(обратно)

1084

125 Пертлот — До Чосера это имя не встречается, этимология спорна: возможно, от pert — «дерзкий» + уменьшительный суффикс — lot, или от французского perte — «потеря» + англ. lot — «жребий, судьба».

(обратно)

1085

133 …«Где ты, моя девица?»… — «Му life is faren in londe», популярная народная песня.

(обратно)

1086

141 …И от виденья заклохтал дурного. — Считалось, что пророческие сны обычно снятся перед рассветом.

(обратно)

1087

167-168 …смел, / Надежен, мудр… — Традиционные качества идеального мужа. Ср. Рассказ Шкипера, 168-171.

(обратно)

1088

180 …Обжорством порождается дурман… — Пертелот опирается на средневековую теорию снов, по которой сны делятся на две группы — истинно пророческие («somnium coelestis») и обусловленные физиологическими причинами («somnium naturale»), т.е. порожденные дисбалансом гуморов в теле. Испарения, порожденные поступающими в тело едой и питьем, поднимаются из желудка в мозг и при излишестве еды отравляют его.

(обратно)

1089

185 …сон твой просто от прилива желчи… — См. примеч. к Общему прологу, 459. Петух — символ холерика (горячий и сухой), соответственно, его сон вызван избытком желчи в организме.

(обратно)

1090

203 Катон — См. примеч. к Рассказу Мельника, 145. Источник цитаты: Двустишия, II, 3.

(обратно)

1091

206 …Слабительного поскорей глотни… — В соответствии с гуморальной медициной Галена, избыток желчи выводится из организма с помощью дижестивов (средств, способствующих пищеварению) и слабительных. Кроме того, необходимо не перегреваться на солнце (с. 219-220).

(обратно)

1092

221 горячка — перемежающаяся лихорадка (в оригинале «tertiary fever»), возобновляющаяся каждый третий день.

(обратно)

1093

225 …Одних червей… — греческий медик Педаний Диоскорид (ок. 40 — ок. 90 г. н.э.) в трактате «О медицинской материи» («De Materia Medica», II, 72) рекомендовал земляных червей как средство против перемежающейся лихорадки.

(обратно)

1094

228 …поклюй полынь… — в оригинале упоминаются следующие растения: law-riol (благородный лавр, lauris nobilis), centaure (золотысячник, erythrae centaurium), fumetere (дымянка лекарственная, fumaria officinalis), elle-bore (чемерица, veratrum), katapuce (молочай, euphorbia lathyris), gaitrys berries (скорее всего крушина, rhamnus cathartica) и herbe yve (плющ, hedera helix). Все их, кроме крушины и плюща, средневековая фармакопея относит к категории «горячих и жарких», все имеют свойство выводить лишний гумор из организма, особенно обычную и черную желчь. Молочай, чемерица и крушина в фармакопеях отмечаются как особенно сильные средства. Возможно, Чосер стремится к комическому эффекту, так как сочетание столь многочисленных и сильных средств может не вылечить, а убить Шантеклера.

(обратно)

1095

254 В одной из книг рассказывает он… — Эти рассказы о вещих снах заимствованы у Цицерона («О прорицании» («De Divinatione», I)) или у Валерия Максима («О примечательных случаях и высказываниях», 1:7). В оригинале просто «один из великих авторов».

(обратно)

1096

347 …совы снятся, обезьяны. — Увидеть сову в латинских источниках считалось дурной приметой, обезьяна — традиционный символ уродства и дьяволоподобия в средневековых бестиариях.

(обратно)

1097

371 Блаженный Кенельм (Кинехельм, ум. ок. 819 г.) — сын короля Мерсии Кенвульфа, наследовал королевство в 7 лет после смерти отца. По легенде, его родная сестра Кендрида подговорила любовника убить Кенельма во время охоты. Накануне Кенельму приснился сон, что он забрался на высокое красивое дерево, откуда видно все королевство, неожиданно дерево срубили, но Кенельм превратился в птицу и улетел. Когда убийцы набросились на короля, он пел церковный гимн «Тебе Бога хвалим». Над телом Кенельма стоял столб света, что и помогло найти его. О параллелях между житием Кенельма и Рассказом Аббатисы см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1098

383 …Макробиев «Сон Сципиона»… — Амброзий Макробий (ок. 400 г.) — грамматик и философ, комментатор Цицероновского «Сна Сципиона» — вставной части шестой книги трактата «О республике». Цицерон повествует о сне-видении римского военачальника и политика Публия Корнелия Сципиона Эмилиана (185-129 до н.э.), где он путешествует меж небесных сфер, рассуждая о природе души и космоса. Комментарий Макробия — важный источник астрономических представлений поздней античности. Оба текста были хорошо известны Боэцию, неоднократно им цитировались.

(обратно)

1099

388 Даниил — видения пророка Даниила см. Дан. 7-12.

(обратно)

1100

389 Иосиф — библейский патриарх, в Быт. 37 ему снится пророческий сон о возвышении его потомков, а в Быт. 40 и 41 он разгадывает сны фараона и его приближенных, хлебодара и виночерпия. Примеры Даниила и Иосифа также приводит теолог и монах-доминиканец Роберт Холкот (ок. 1290 — 1349) в «Комментарии на Книгу Премудрости Соломоновой». В Рассказе Капеллана много заимствований из «Комментария…».

(обратно)

1101

397 Крез — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1088. О сне Креза упоминает Геродот (История, I, 24, 1): царю снилось, что он стоит на большом дереве, Юпитер омывает, а Аполлон вытирает его тело. Дочь Креза толкует сон: дерево — виселица, на которой его тело будет омывать дождь и высушивать солнце. Сон, однако, сбывается странным образом: Креза не вешают, а сжигают по приказу Кира; однако, узнав историю о Крезе и Солоне, Кир взывает к богам, и страшная буря тушит костер.

(обратно)

1102

401 Андромаха — жена троянского героя Гектора, об ее сне рассказывается в латинской «Истории о разрушении Трои», приписываемой легендарному современнику Гомера, жрецу Гефеста Даресу Фригийскому (на самом деле написана ок. V в. н.э.).

(обратно)

1103

423 «Inprincipio»… — первые слова Евангелия от Иоанна и книги Бытия, в повседневной речи выражение употреблялось в значении «абсолютная правда». Ср. также примеч. к Общему прологу, 273.

(обратно)

1104

От женщины соблазн мужчине (лат.).

(обратно)

1105

443 …что свирепый лев… — Ссылаясь на неустановленный текст Галена, в средние века считали, что львы и петухи обладают избытком солнечной энергии и не испытывают посткоитального упадка сил.

(обратно)

1106

454 Со дней, когда творенье началось… — Общим местом средневековой хронологии, восходящим к Александрийской пасхалии монаха Анниана (V в.), было то, что первый день творения мира был днем весеннего равноденствия (по Анниану, 25 марта 5492 г. до н.э.).

(обратно)

1107

464 …солнце в градусе двадцать втором… — Астрономические данные Чосер взял из «Календариума» Николая Линнского (см. примеч. к Прологу Юриста, 3-4), как и для Рассказа Рыцаря и Рассказа Юриста. Использование их в Рассказе Капеллана — элемент иронической самопародии.

(обратно)

1108

480 Ланселот — см. примеч. к Рассказу Сквайра, 287.

(обратно)

1109

483 …красно-бурый лис… — В оригинале «col-fox» (совр. «brant-fox», Vulpes alopex) — вид лисы, обитающей в Скандинавии, отличается более темным цветом меха. Если ассоциировать петуха с Генри Болингброком, порода лисы напоминает имя Николаса Колфакса, сторонника Томаса де Моубри, 1-го герцога Норфолка (1366-1399), с которым Генри Болингброк должен был сойтись в судебной дуэли в 1398 г. Имя Лиса в оригинале — daun Russell — возможно, напоминает о конюшем короля Ричарда II — сэре Джоне Расселе (1340-1405).

(обратно)

1110

499 Ганелон — см. примеч. к Рассказу Шкипера, 186.

(обратно)

1111

500 Синон — см. примеч. к Рассказу Сквайра, 209.

(обратно)

1112

504 И до сих пор не кончен спор о том… — Полемика о том, распространяется ли проклятие, наложенное на Адама, на его потомство, началась с первых веков христианства. Впервые идею абсолютного предопределения высказывает Августин как реакцию на ересь пелагианства. Пелагий (IV-V вв.) учил, что человек по своей природе чист и неиспорчен, уклоняется от добра или следует добру только по своей воле, которая не может быть утрачена.

(обратно)

1113

513 блаженный Августин — см. примеч. к Общему прологу, 203. Боэций — см. примеч. к Общему прологу, 788. В «Утешении Философией» (V, проз. 6) Боэций указывает на различие между «простой необходимостью», существующей «по собственной природе» (человеческая смертность, восходящее солнце), и «условной необходимостью, творимой привходящими условиями» (идущий человек). «Условная необходимость», таким образом, находится во власти совершающего действие. В данном переводе термины представлены в виде «извечная неотвратимость» и «причинная необходимость» (строки 521-522).

(обратно)

1114

514 Бродвардин — Томас Брэдвардин (ок. 1290 — 1349) — ученый, придворный, богослов, вице-канцлер (глава) Оксфордского университета. Автор трактата «Об оправдании Бога, против Пелагия» («De Causa Dei contra Pelagium»), в котором он поддерживает учение Августина о предопределении.

(обратно)

1115

545 «Бестиарий» — «Физиолог» («Physiologus») — латинский перевод (ок. 400) греческого сборника описаний животных, птиц и фантастических существ. Качества животных, их повадки и вид получают аллегорическую трактовку, каждое описание завершается моральным примером. «Физиолог» стал образцом многочисленных средневековых сочинений о животных — бестиариев. О сиренах «Физиолог» говорит, что это полуженщина — полуптица или полурыба, поет только в шторм и заманивает сладким пением моряков на скалы. В аллегорическом смысле сирена — это голос дьявола, соблазняющего людей мирскими удовольствиями.

(обратно)

1116

566 Боэций так не ощущал искусство! — Аллюзия на трактат Боэция «De institutione musica» («Пять книг о музыке»). В трактате Боэций выделял 3 вида музыки (mundana — музыка вращения небесных сфер, humana — телесная и духовная гармония, instrumentalis — собственно музыка, исполняемая на инструментах или голосом). Вслед за философами-платониками Боэций утверждал математический характер и красоту музыкальной гармонии.

(обратно)

1117

587 …Я в книжице «Сэр Лonoyx-Осел»… — «Bumellus seu Speculum Stultorum» («Осел, или Зерцало глупцов») — латинская стихотворная сатира, написанная ок. 1190 г. кентерберийским монахом-бенедиктинцем Найджелом Вирекером. Герой сатиры — осел Бурнелл — хочет удлинить себе хвост, отправляется за помощью к медикам Салерно (где получает лекарство, но теряет его, спасаясь от своры собак) и Парижа (где его принимают в университет, но он не может запомнить даже его название). Бурнелл пытается вступить в монашеский орден, но в итоге основывает свой, откуда его с позором уводит хозяин. Аллюзия Чосера — на вставную историю о юноше Гундульфе, который кинул камнем в петуха и сломал ему ногу. Петух в отместку запел намного позже в день рукоположения Гундульфа в священники, из-за чего тот проспал службу и остался без средств к существованию.

(обратно)

1118

600 Увы! Скольких льстецов и прихлебал… — Эта и следующие строки почти полностью взяты из руководства по составлению проповедей («Communiloquium») францисканца Джона из Уэльса (ум. 1285 г.).

(обратно)

1119

605 …Страшись, владыка, приближать льстецов! — Точной цитаты в Ветхом Завете нет, возможно, имелись в виду следующие места: Пс. 5:9-10, 11:3, Притч. 26:28, 29:5, Еккл. 7:6, Сир. 12:10.

(обратно)

1120

623 Ужель в твой день… — пятница, день Венеры (лат. «dies Veneris»), традиционно считался несчастливым днем.

(обратно)

1121

624 Джеффри — Джеффри де Винсоф (ок. 1200 г.) — поэт, ритор и филолог, автор трактата «Новое стихотворчество» («Nova Poetria»), где, используя латинские риторики, описал элементы структуры поэтического текста и тропы. Чосер пародирует обращение к Венере в латинском стихотворении Винсофа на смерть Ричарда I Плантагенета, короля Англии, раненного отравленной стрелой при осаде замка Шалю-Шаброль в пятницу 26 марта 1199 г.

(обратно)

1122

634 …свирепый Пирр царя Приама.… — Пирр (в греч. источниках — Неоптолем) — сын Ахилла, во время взятия Трои, мстя за смерть отца от руки Париса, протащил царя Трои Приама за волосы по дворцу и убил мечом (Вергилий. Энеида, 11:550-558).

(обратно)

1123

640 Газдрубал — См. примеч. к Рассказу Франклина, 693. Согласно историку Павлу Орозию (ок. 385 — 420), Газдрубал сам также погиб в пламени горящего Карфагена.

(обратно)

1124

651 …Жестокому покорствуя приказу. — О Нероне см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1173. О жестокости Нерона см., напр., Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей, Нерон, 38-39.

(обратно)

1125

662 Герлен и Тальбот — такие собачьи имена упоминаются в текстах XIV-XV вв.

(обратно)

1126

665 Молкин — вариант имени Молли (уменьшительное от Мэри или Маргарет), использовалось иронически как типичное имя женщины низших сословий (OED malkin la, также в значении «неопрятная или неуклюжая женщина»).

(обратно)

1127

673 Джек Стро — один из легендарных лидеров крестьянского восстания в Англии 1381 г., в графствах Кент, Эссекс, Сассекс и Бедфорд. Возможно, кровельщик по профессии (прозвище Стро — Straw — означает «солома»). Когда восставшие захватили Лондон, ремесленники под предводительством Джека Стро разгромили лавки фламандских купцов, считавшихся виновниками обнищания лондонских мелких торговцев и ремесленников (См. примеч. к Прологу Повара, 36). После разгрома восстания Джек Стро был казнен.

(обратно)

1128

684 …Победу побежденному дарует. — Пародийный вариант трактовки идеи Фортуны и мотива поединка героев (ср. соперничество Паламона и Арситы в Рассказе Рыцаря, Авессалома и Душки Николаса в Рассказе Мельника).

(обратно)

1129

725 …Апостол Павел дал нам наставленье… — Рим. 15:4.

(обратно)

1130

744 …Индийской краской… — В оригинале «brasile» — красный краситель, получавшийся из коры дерева саппан (Caesalpinia Sappan), растущего в тропических лесах Юго-Восточной Азии (OED brazil, 1, 2).

(обратно)

1131

…Португальской… — В оригинале «greyn of Portyngale» — кермесный червец, насекомое coccus ilicis, родственное кошенили (см. примеч. к стих. Детство человечества, 17), из которого также получали ярко-алый краситель — кармин.

(обратно)

1132

О возможных датировках рассказа и тематическом единстве двух рассказов фрагмента см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн. Вероятно, рассказ основан на более раннем стихотворном житии св. Цецилии, которое Чосер упоминает в «Легенде о добрых женах». Основные элементы жития Цецилии Чосер заимствует из «Золотой легенды» — сборника житий святых, составленного ок. 1262 г. Иаковом Воррагинским (Иакопо ди Вираджо), архиепископом Генуэзским (ок. 1230-1298). Сборник, названный автором «Чтения о святых» («Legenda sanctorum»), за свою популярность получил название «Золотая легенда». Сохранилось более 1000 средневековых рукописей «Легенды», которая в 1483 г. стала одной из первых английских печатных книг. В XIV в. «Легенда» была переведена на французский Жаном де Виньи (ум. 1348).

Источниками информации для Иакова были, кроме Библии, «Зерцало» Винсента де Бове, «Этимологии» Исидора Севильского, апокрифические жития. В «Легенде» житие обычно начинается с этимологии имени святого, частично не совпадающей с традиционной, за ней следует сам текст жития, где автор делает особый акцент на чудесах, совершенных святым, в том числе посмертных, и литургических параллелях к житию.

Строфы о праздности (стр. 1-28) — близкое к тексту подражание зачину жития св. Цецилии во французском тексте «Золотой легенды». О темах «праздности» (ydelnesse) и «рвенья» (bisynesse) см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1133

2 То называет Праздностью, то Ленью… — наиболее полную богословскую интерпретацию «праздность — грех» в католической традиции см. у Фомы Аквинского (Сумма богословия, II, 35, 1-4). Аквинат определяет праздность как гнетущую печаль, происходящую из-за отпадения человека от источника блага и ввергающую грешника в состояние, когда он чувствует тщетность всего, но ничего не хочет делать. Аквинат также противопоставляет «праздность» активной христианской добродетели (caritas): праздность является смертным грехом, поскольку подчиняет себе все свойства души (включая и высшую — разум) и отдаляет ее от любви.

(обратно)

1134

24 …Решил я житие твое и страсти… — В оригинале речь о пересказе «легенды» (legende), содержащей житие и страсти (lyf and passioun) Цецилии. Собственный пересказ Чосер считает попыткой подражать «рвению» Цецилии и также называет его словом «bisynesse».

(обратно)

1135

26 Цецилия — святая мученица, пострадавшая в Риме ок. 230-240 гг. либо в Сицилии ок. 180 г. (согласно «Золотой легенде» — в 223 г.). В VI в. создан наиболее ранний известный агиографический источник — «Страдание св. Цецилии».

(обратно)

1136

28 …из дивных роз и лилий. — Два этих цветка связывают оба пролога — в «Божественной Комедии» Бернард и Данте, находясь на дне Райской Розы, лицезреют свет, исходящий от Девы Марии. Роза — символ непорочного зачатия и Божественного замысла искупления человечества. О лилии как цветке Богоматери см. примеч. к Прологу Аббатисы, 9.

(обратно)

1137

Обращение к Деве Марии (лат.).

(обратно)

1138

29 Тебя, всех дев наичистейший цвет… — парафраз молитвенного обращения Бернарда Клервоского к Деве Марии у Данте (Божественная Комедия, Рай, ХХХIII:1-39). Св. Бернард (Бернар) Клервоский (1090-1153) — католический богослов, реформатор монашества, основатель аббатства Клерво. В XX в. провозглашен «последним по времени Отцом Церкви». Развивал учение о приснодевстве Марии — Посредницы между Богом и человеком. Через Марию на человека и все творение проистекает благодать, поэтому молитвенное обращение к Марии («Звезде моря») приносит человеку помощь, «лестницу», поднимающую его от грехов. По легенде, Бернард был напитан молоком из груди Богоматери. Данте делает его проводником в Эмпирее и учителем «благочестивого созерцания» Рая. Таким образом, первый и второй пролог к Рассказу дополняют друг друга, представляя образцы благочестивого «делания» и «созерцания».

(обратно)

1139

36 О Дева-Мать, рожденная от Сына… — Ср. Божественная Комедия, Рай, XXXIII, 1. Богоматерь для Бернара — путь сошествия благодати в мир, и в этом смысле Мария — неотъемлемая часть изначального замысла Создателя.

(обратно)

1140

59 Припомни хананеянки слова… — Ср. Мф. 15:27. В Синодальном переводе: «Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их».

(обратно)

1141

62 Хоть грешен я, меня не оттолкни… — Мужской род в данной конструкции (в оригинале «я, сын Евы» — sonne of Eve), вероятно, относится к Бернарду, либо это — реминесценция антифона «Salve Regina» (см. примеч. к Рассказу Аббатисы, 65-66), где люди называются «изгнанными детьми Евы» (exsules filii Hevae — в оригинале форма мужского рода). Также возможно, что этот стих Чосер вначале не предназначал для монахини.

(обратно)

1142

64 Без дела вера не мертва ль, однако? — Ср. Иак. 2:17.

(обратно)

1143

70 …дочь блаженной Анны… — в Священном предании Анна — мать Девы Марии, ее жизнь и рождество Богоматери описывается в апокрифическом Протоевангелии Иакова. Анна, происходившая из рода первосвященника Аарона, долго оставалась бездетной, после многочисленных молитв явившийся к ней ангел возвестил о грядущем рождестве Марии. Отец Марии, Иоаким, происходил из царского рода Давида, таким образом, Христос, во исполнение ветхозаветных пророчеств — одновременно Царь и Первосвященник иудейский. Возможно, упоминание Рождества Христа и Богородицы в одной строке — аллюзия Чосера на полемику XIII-XIV вв. о непорочном зачатии Девы Марии. Известно послание Бернарда Клервоского, порицающее празднование непорочного зачатия Девы.

(обратно)

1144

74 …в темнице тела… — Неоплатоническая концепция тела как тюрьмы, гробницы («ооэца — огща»),@ в которую душа попадает, оторвавшись от Мировой души и приобретая телесные свойства во время пролета сквозь сферы планет, впервые высказана еще стоиками. Чосер, вероятнее всего, узнал о ней из «Комментария на Сон Сципиона» Макробия (см. примеч. к Рассказу Монастырского капеллана, 383). Оттуда же заимствована идея «заразы телесности» (contagioun of my body) в следующей строке оригинала.

(обратно)

1145

Объяснение имени Цецилия, как оно изложено братом Иаковом Генуэзским в книге, называемой «Золотая легенда» (лат.).

(обратно)

1146

85 Смысл имени Цецилии святой… — Все нижеперечисленные варианты этимологии имени Цецилия (caeli lilia — лилия небесная, caecis via — путь для слепых, caelum et Lya — небеса и Лия и др.) заимствованы из «Золотой легенды».

(обратно)

1147

101 Лия — старшая жена библейского патриарха Иакова, на которой он женился по настоянию ее отца Лавана, отработав у него семь лет, чтобы добиться руки ее младшей сестры Рахили. См. Быт. 29:16-35. Лия — аллегорическое воплощение активной жизни (в противоположнось созерцательной).

(обратно)

1148

108 Леос — народ (греч.).

(обратно)

1149

124 В семействе благородном… — В «Страдании св. Цецилии» она названа дочерью сенатора.

(обратно)

1150

133 …Венчаться с женихом своим пошла… — В оригинале, как и в «Золотой легенде», речь о римской языческой церемонии бракосочетания. Агиографы, объясняя, почему Цецилия не отказалась от брака с язычником, уподобляли ее брак с Валерианом союзу Церкви с душой человека, который подчинен высшему браку Церкви с Христом. Посредством Церкви душа обращенного также заключает этот высший брак. Иаков Воррагинский прямо называет брачные одежды Цецилии «золотыми и царскими».

(обратно)

1151

134 Валерьян (Валериан) — римское имя, связанное с патрицианским родом Валериев, суффикс «-ан» означает усыновленного члена рода. В III в. имя Валериан носили два римских императора.

(обратно)

1152

138 Внимая пенью музыки органной… — Автор «Золотой легенды» неточно интерпретирует фразу из «Страдания св. Цецилии» — «cantantibus organis in corde suo» (воспевшая песнь [Богу] в сердце своем). У Иакова Цецилия услышала органную мелодию и воспела песнь Богу, отсюда позднейшая традиция (XV-XVI вв.) считать Цецилию покровительницей церковной музыки и изображать ее играющей на органе.

(обратно)

1153

176 Дорогой Аппиевой… — одна из наиболее важных и древних дорог античной Италии, вела от Рима на юго-восток в Бриндизи. Постройка начата при консуле Аппии Клавдии в 312 г. до н.э.

(обратно)

1154

181 …святой Урбан… — римский папа Урбан I (222-230), один из первых пап, чей понтификат может быть точно датирован. Исторических фактов его биографии не сохранилось, кроме упоминаний в трудах церковных историков, ранее всего — у Евсевия Кесарийского (263-340). Ассоциация со св. Цецилией впервые появилась в книге жизнеописаний пап (Liber pontificalis), согласно которой Урбан погиб в царствование Диоклетиана ок. 300 г.

(обратно)

1155

197 …созревший плод… — т.е. душу Валериана, разбуженную к жизни Цецилией.

(обратно)

1156

205 …некий старец… — возможно, апостол Павел, автор цитируемого ниже послания к Ефесянам.

(обратно)

1157

211 …Един Господь, создавший естество… — парафраз Ефес. 4:5-6: «Один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас».

(обратно)

1158

224 ….два венка прекрасных… — взамен брачных венцов ангел дает Цецилии и Валериану нетленные венцы чистоты и мученичества (Ср. 1 Кор. 9:25, 2 Тим. 4:8).

(обратно)

1159

246 Тибурций — имя происходит от топонима Тибур (ныне Тиволи) — этрусский город, после завоевания Римом — популярный курорт, где располагались виллы римских аристократов.

(обратно)

1160

247 …Чудесным пораженный ароматом… — То, что Тибурций не видит венца, но чувствует его запах, для агиографа символизирует слепоту души, не очищенной крещением, но готовой принять христианскую истину.

(обратно)

1161

275 …святой Амвросий (338-397) — Амвросий, епископ Медиоланский (Миланский), раннехристианский богослов, отец Церкви, боровшийся с учением ариан, защищая богочеловечество Христа. Аллюзия Чосера — на текст гимна св. Цецилии, входящего в состав приписываемой Амвросию литургии.

(обратно)

1162

342-343 …Как состоит разумный дух людской / Из памяти, ума, воображенья… — Идея троичности души, сочетающей в себе разум, воображение и память, была широко известна в средние века.

(обратно)

1163

356 …рыцарем дал стать… — Аллюзия на евангельский образ человека как воина, непрерывно борющегося с пороками и искушениями. (См., напр., Еф. 6:10-17; 1 Фес. 59:17; 2 Тим. 2:3).

(обратно)

1164

364 Но день пришел, когда в конце концов… — Изложение заключительной части жития у Чосера не точно совпадает с текстом Иакова Воррагинского, возможно, Чосер следует также какому-то не сохранившемуся житию Цецилии. В «Золотой легенде» Тибурций и Валериан арестованы за то, что похоронили тела христианских мучеников и раздали свое имущество бедным.

(обратно)

1165

366 Префект Алмахий — в «Страдании св. Цецилии» называется именем Турций Алмахий. Префект (лат. praefectus urbi) — высшее должностное лицо в императорский период, ответственное за поддержание порядка в Риме. В его распоряжении находились «городские когорты» — римская полиция; также имел некоторые судебные функции.

(обратно)

1166

371 Корникулярий — в оригинале Максим называется «чиновником и корникулярием префекта» (an Officer Of the Prefectes, and his Comiculer). Термин «корникулярий» употреблялся редко и, скорее всего, означал заслуженного чиновника, носящего шлем с украшением в виде рожков (лат. comiculus — рожок) как знак отличия.

(обратно)

1167

388 …Оружьем света препояшьтесь ныне… — Ср. Рим. 13:12.

(обратно)

1168

394 …Венец готовит радости нетленной. — Ср. 2 Тим. 4:7-8.

(обратно)

1169

441 …Земная власть держать не может в страхе… — Ср. Ин. 19:10-11.

(обратно)

1170

551 Ее Урбан и причт похоронили… — Цецилия погребена среди других мучеников в так называемых «катакомбах Сан-Каллисто», где ее прах до VIII в. находился в особом склепе, в 821 г. папа Пасхалий I перенес его в церковь Санта-Цецилия ди Трастевере. Согласно легенде, церковь построена папой Урбаном I на месте, где находился дом святой, который она завещала христианской общине.

(обратно)

1171

3 Боутон-андер-Блийн (в оригинале Boghtoun, совр. англ. Boughton-under-Blean) — деревня в графстве Кент, в пяти милях от Кентербери. Из деревни можно было видеть лишь шпиль Кентерберийского собора. Обычно там паломники совершали последнюю ночевку перед прибытием. В оригинале каноник и слуга настигают паломников в Боутоне, после того, как те прошли около пяти миль.

(обратно)

1172

9 Сутана черная… — В оригинале просто «черная одежда» (clothes blake), вероятнее всего, черная мантия или плащ (см. примеч. к Прологу слуги Каноника, 24).

(обратно)

1173

10 …Лишь стихаря белел кусочек… — Стихарь (surplice), свободная белая одежда с широкими рукавами, не доходящими до запястья, надевается священником поверх сутаны.

(обратно)

1174

21 Каноник — католическое духовное лицо, входящее в капитул — коллегию клириков при соборе или крупной церкви. В средние века обычно разделялись на «секулярных» (canonici saeculares) и «регулярных» (canonici regulares), принимавших формальные обеты бедности, целомудрия и послушания по августинскому уставу. В отличие от секулярных, для регулярных каноников обязательным было принятие священного сана, а по решению Базельских сессий Ферраро-Флорентийского собора (1431-1438) канониками могли становиться только лица с университетским образованием и ученой степенью. Обязанности каноников, кроме заседания капитула, включали сопровождение епископа в поездках и сослужение ему. Как правило, каноники получали доход от бенефиций. Нищенские монашеские ордена относились к регулярным каноникам с иронией. Так, в «Зерцале глупцов» Найджела Вирекера (см. примеч. к Рассказу Монастырского капеллана, 587) говорится, что в отличие от бенедиктинцев и цистерцианцев каноники не знают ни суровых послушаний, ни многочасового пения в хоре, ни скудной диеты и грубой одежды, зато располагают множеством свободного времени. Фома Аквинский утверждал, что каноники сочетают в себе деятельное совершение таинств как священники и жизнь созерцательную как монахи (Сумма богословия, 11(2), 189,4). У исследователей нет единого мнения, к какому виду каноников принадлежит герой Чосера.

(обратно)

1175

24 …Большая шляпа. — Облачение регулярных каноников обычно включало черную сутану (cassock), иногда отороченную мехом (pelisse), поверх которой надевался белый стихарь (surplice), иногда с узкими рукавами и кружевным низом (rochet), а поверх него — длинный плащ или мантия (соре) с широким нависающим над плечами капюшоном (hood). Каноника было очень легко узнать по покрою капюшона, как это и происходит у Чосера. Под «шляпой», возможно, имеется в виду «биретта» — квадратная шапка с четырьмя ребристыми выступами, хотя не исключено, что это обычная дорожная шляпа (в оригинале hat — может быть, в значении «статусный головной убор» (OED hat, 3).

(обратно)

1176

28 ….Как перегонный куб.… — stillatory — дистиллятор, перегонный куб — прибор, состоящий из двух соединенных трубкой сосудов. Также известен в средние века под названием alembic — прибор из двух реторт. В первой происходит нагревание и испарение вещества, во второй — его конденсация.

(обратно)

1177

28 Чистотел — в оригинале plantain (подорожник) и paritorie (постенница аптечная, Parietaria officinalis). Экстракт из обоих растений использовался как ранозаживляющее средство.

(обратно)

1178

39 ….надо вас догнать бы… — С учетом расстояния в пять миль, на которое паломники отошли от предыдущей стоянки, каноник и слуга могли бы догнать их менее чем за час. Непонятно, зачем им надо было так гнать лошадей.

(обратно)

1179

128 …Тут крону мы займем… — английская монета достоинством в 5 шиллингов, чеканилась с 1526 г., в оригинале занимаемая сумма начинается с фунта.

(обратно)

1180

143 Катон сказал… — Катоновские двустишия, 1:17.

(обратно)

1181

Алхимия (от др.-греч. χυμος — сок, эссенция, влага, вкус, χυμα — сплав (металлов), литье; χυμευσις — смешивание) — название учений и практик, связанных с идеей «Великого Деланья», благодаря которому алхимик постигает мистическое подобие макро- и микрокосма. Душа и тело человека рассматривались как обладающие химическими и физическими свойствами субстанции, благодаря чему духовное усовершенствование (внутренняя алхимия) параллельно внешней алхимии (превращение при помощи эликсира неблагородных веществ в благородные) осуществлялась и описывалась в алхимической терминологии. Первичной целью алхимических процессов было получение идеальной первоматерии (философского камня, эликсира), посредством трансмутации (превращения) металлов — священного брака мужского и женского начал. Алхимические учения и тексты отличались эзотеричностью, зашифрованностью, метафоричностью, что нередко вызывало насмешки или делало учение притягательным. Мы не знаем, какие именно алхимические труды могли быть известны Чосеру. Некоторые элементы алхимических теорий можно найти в «Зерцале» Винсента из Бове, Чосер также мог быть знаком с трудами Арнольда из Виллановы, Альберта Великого и некоторыми переводами из арабских алхимиков.

(обратно)

1182

182 …Свинцом отравленных… — Свинец — один из семи традиционных алхимических металлов, который наиболее часто пытались превратить в золото, символически соответствовал планете Сатурн и процессу кальцинации (теплового разложения, когда вещество прокаливают на медленном огне с доступом воздуха). Источником отравления чаще всего служили пары оксида свинца. Возможна также ироническая аллюзия на стадии алхимического процесса (описанные, однако, по сохранившимся источникам, лишь в XV в.): nigredo — «черная» (разложение), albedo — «белая» (очищение), citrinitas — «желтая» (пробуждение внутреннего света), rubedo — «красная» (слияние тела и духа в новой субстанции). Цвет лица Слуги претерпевает обратную эволюцию.

(обратно)

1183

186 Мультиплицирование — В алхимии начальный процесс создания философского камня, когда вещество или вещества, смешиваясь и разлагаясь, изменяют и приумножают (отсюда название) свойства друг друга. Следующая за ней стадия — проекция, когда готовый философский камень может мгновенно превращать низшее вещество в высшее. Алхимики часто уподобляли мультиплицирование христианскому духовному совершенствованию, возможно, Чосер иронически намекает на духовную слепоту слуги и хозяина. Мультиплицирование — один из 12 основных алхимических процессов, наряду с кальцинацией, разложением, дистилляцией, сублимацией и др.

(обратно)

1184

217 Серебро — В оригинале упоминается только этот металл, символически соответствующий Луне. По мнению комментаторов, Чосер схематически, но довольно точно описывает процесс получения так называемого «цитринированного серебра»: к серебру добавляют смесь из сульфида мышьяка, костей и железных опилок (219) измельчают (220), помещают в глиняный горшок (222), добавляют соль и перец (чтобы сохранить разделение на низшие и высшие свойства, 223), присоединяют к горшку стеклянный сосуд и герметизируют агрегат глиной (225-226), затем воздействуют на субстанцию ртутью (232-234) и полученное вещество приобретает свойства, идентичные золоту. Подобный процесс описан в трактате «Философский розарий» («Rosarium Philosophorum») каталонского алхимика, астролога и врача Арнольда де Вилланова (ок. 1235 — 1311). Арнольд вслед за арабскими алхимиками так объяснял возможность превращения серебра в золото: любой металл представляет собой соединение свойств философской серы (стихии земли и огня, принцип горючести) и философской ртути (стихии воды и воздуха, принцип металличности). Золото как совершенный металл представляет собой идеальное их сочетание, медленное изменение свойств серебра при помощи сернистых соединений и нагревания высвобождает в нем «форму огня» и дает ему свойства золота.

Еще со времен Плиния, однако, был известен процесс так называемого «огненного золочения», Абу-Бакр дает такой форме цитринации более точное химическое описание. Золото измельчается, смешивается с кипящей ртутью и процеживается, затем поверхность серебряного или бронзового изделия обрабатывается раствором нитрата ртути и на нее наносится смесь ртути с золотом. Ртуть выпаривается медленным нагреванием, изделие приобретает тусклый золотой цвет. Для придания блеска его густо покрывают пастой из буры, красной охры, ярь-медянки, квасцов, купороса и других химикалий, затем изделие еще раз нагревают, пока паста не затвердеет и не отвалится. Изделие оказывается покрытым амальгамой с содержанием ртути до 20%. Абу-Бакр настаивает, что такое амальгамирование — не обман, а торжество искусства над материей, хотя его и могут с успехом использовать ремесленники.

(обратно)

1185

219 Опермент — orpyment@ (от лат. auri pigmentum) — тpиcyльфид мышьяка As2S3, высокотоксичный минерал, использовался как пигмент для золотой краски. Кость — в оригинале неясно: «brent bones». Железные опилки (в оригинале iren squeames), как и кости, могли использоваться для того, чтобы вытянуть из серебра низшие свойства материи и освободить высшие.

(обратно)

1186

231 Кальцинируй — см. примеч. 182.

(обратно)

1187

232 Выпаривай — В оригинале sublimacyon — в алхимии выпаривание вещества путем нагревания и осаждения паров в сосуде-приемнике. Сублимация — один из двенадцати основных алхимических процессов.

(обратно)

1188

233 …Меркурий, в просторечье он же ртуть… — Слуга проводит различие между Меркурием, или философской ртутью (Mercury), с одной стороны — идеальным воплощением блеска и, с другой, — гибкости металлов (наряду с философской серой, символом прочности, составлял в разных сочетаниях все металлы), и собственно металлом ртутью (quicksilver).

(обратно)

1189

235 Берем мы тот Меркурий со свинцом… — В оригинале речь о смешении трех ингредиентов — аурипигмента (см. примеч. к стр. 219), очищенной ртути и глета (моноксида свинца РbО — litharge).

(обратно)

1190

236. …порфировым пестом… — В оригинале on the porfurie — на особой плитке из египетского порфира, служащей для растирания в порошок лекарств и химикатов (OED porphyry 1).

(обратно)

1191

255 Цветные земли, сера и зола… — В оригинале boole armonyak — армянский бол, железистая известковая глина, использовалась в медицине как вяжущее средство; verdegres — ярь-медянка, голубовато-зеленая патина на меди, состоящая из смеси гидроксида и карбоната меди Cu(OH)2 + CuCO3, использовалась как зеленый пигмент для красок; boras — бура, тетраборат натрия Na2B4O7 • 10Н2O, использовался как чистящий и водосмягчающий агент. Возможно, Слуга перечисляет химикаты совершенно бессистемно, либо намекает на состав пасты для придания «цитринированному» серебру золотого блеска.

(обратно)

1192

256 …Сосуды из графита… — В оригинале керамические сосуды, «vessels made of erthe».

(обратно)

1193

257 Тигель (crucible) — огнеупорная емкость для плавки, высушивания, сжигания, нагрева различных материалов.

(обратно)

1194

258 Сублиматории — длинные сосуды для возгонки, в которых нагревался только низ, а на охлажденном верху осаждались возгоняемые пары.

(обратно)

1195

Уриналы — вытянутые стеклянные сосуды для приготовления растворов, использовались в том числе для сбора и анализа мочи, откуда и название.

(обратно)

1196

261 Орех красильный… — В оригинале «Watres rubifying» — реагенты, окрашивающие в красный цвет и/или придающие свойства серы. Возможно также, что речь об эликсире. Мочевой пузырь — в оригинале «Boles galle» — бычья желчь.

(обратно)

1197

262 Сера — В оригинале Brymstoon — сера как химическая субстанция в отличие от Sulphur — философской серы (ср. примеч. 233). Нашатырь (sal ammonyak) — хлорид аммония NH4Cl — использовался при изготовлении витражей и в ювелирном деле.

(обратно)

1198

263 …Четыре элемента свойств летучих… — В алхимическом трактате «Книга тайн» Ap-Рази Абу-Бакра (см. примеч. к Общему прологу, 468) приводится классификация минералов, где в том числе выделены «четыре летучих»: ртуть, нашатырь, сера и сульфат мышьяка (аурипигмент и реальгар).

(обратно)

1199

267 Репей — В оригинале egremoyne — репешок обыкновенный (Agrimonia eupatoria), использовался в составе травяных сборов от бессонницы. Лунный корень — lunarie, гроздовник полулунный (Botrychium Lunaria), древнейшая примитивная разновидность папоротника, использовалась для заживления ран. Считалось, что собранный в надлежащую ночь гроздовник может открыть любой замок.

(обратно)

1200

272 Подцвечивай — В оригинале «albificacioun», т.е. придание веществу белого цвета и/или свойств серебра с помощью эликсира. Все вещества, упомянутые в следующих строках, не связаны с процессом дистилляции.

(обратно)

1201

273 Глина — В оригинале «unslaked lyme» — негашеная известь. Белок — т.е. яичный белок.

(обратно)

1202

274 Поташ — В оригинале alum glas — калийные квасцы, использовались при дублении и в медицине как вяжущее и кровоостанавливающее средство.

(обратно)

1203

275 Реальгар — сульфид мышьяка As4S4, мягкий минерал красно-оранжевого цвета, использовался как пигмент, как крысиный яд и, несмотря на токсичность, в медицине.

(обратно)

1204

278 Селитра — нитрат калия KNO3, до изобретения пороха использовалась главным образом как консервант. Купорос — в оригинале vitriole — сульфат металлов, в чосеровские времена были известны голубой (медный купорос) и зеленый (сульфат железа).

(обратно)

1205

280 …винный камень… — oille of tarter — калиевая соль винной кислоты КС4Н5O6, кристаллизуется на стенках бочки при брожении виноградного сока, используется в кулинарных целях. В оригинале также упоминается аргол (argoille) — дитартрат калия К2С4Н4O6 — белый порошок, использовался как консервант.

(обратно)

1206

281 Коагулят — продукт коагуляции (застывания в сгусток) — одного из двенадцати алхимических процессов, наряду с также упоминаемой окалиной — продуктом прокаливания (combusts). Считалось, что коагулят содержит земную материю после отделения «летучей». О «богатстве металлами» в оригинале не говорится.

(обратно)

1207

285 …цементируй… — цементирование — совместное нагревание двух твердых веществ так, чтобы они, смешивась и не переходя в жидкое состояние, приобретали новые свойства (OED cementation, 2а); вид мультиплицирования.

(обратно)

1208

286 …цитринируй. — см. примеч. 217.

(обратно)

1209

290 …Семь твердых тел, летучих же четыре. — Слуга точно излагает классификацию веществ по Абу-Бакру (см. примеч. 263), с одним исключением: Слуга упоминает ртуть (меркурий) в обеих группах, в то время как Абу-Бакр — только как «летучее», в «телах» ее место занимает «харсинд» — скорее всего, неизвестный в Европе цинк. Металлы Абу-Бакру также называет «телами», так как они «растут» и «накапливаются» в недрах земли, а летучие тела — «духами». Символика семи металлов и семи небесных тел восходит еще к Древнему Египту и Вавилону и была общим местом арабской и европейской алхимии и астрологии.

(обратно)

1210

298 …Он и в металле хочет обмануть… — Меркурий как римское божество соответствовал греческому Гермесу, считавшемуся покровителем купцов, воров и обманщиков.

(обратно)

1211

310 …Пускай философом несчастный станет. — Употребление греческого «философ» в значении «алхимик» зафиксировано еще в эллинистическую эпоху, в XII-XIII вв., при переводе арабских алхимических манускриптов, такое употребление вошло в европейский научный дискурс, означая адепта какого-либо учения, овладевшего его тайнами.

(обратно)

1212

324 …О едких водах… — в оригинале «watres corosif» — вероятно, водные растворы сильных кислот.

(обратно)

1213

325 О растворении сгущенных тел… — В оригинале «of bodies mollificacioun». Смягчение, или церация — один из двенадцати алхимических процессов, длительное нагревание твердого вещества с добавлением жидкости, чтобы оно перешло в воскообразную форму.

(обратно)

1214

326 ….И о сгущенье… — В оригинале «and of hire induracion». He совсем ясно, какой из двенадцати процессов имеется в виду — «застывание» (congelation) или «фиксация» — переход летучего вещества в твердую форму, не поддающуюся тепловому разложению.

(обратно)

1215

327 …О разных маслах… — В оригинале в этой строке упоминаются масла (oilles), жидкости, очищающие твердые вещества перед трансформацией свойств (abluciouns), и металлы, пригодные для плавки (metal fusible).

(обратно)

1216

334 Философский камень — (см. вступит. примеч. к Рассказу слуги каноника). Употребление термина Чосером чрезвычайно интересно, так как для конца XIV в. это название было новым и не употреблялось в большинстве классических трудов по алхимии. Так, в переведенной с арабского «Книге о составе алхимии» (Liber de compositione alchemiae, XIII в.) употребляется просто название «камень» (или, вслед за эллинистической традицией, более полная форма — «камень, который не есть камень»), так же он называется в трактате «Тайное тайных» (см. примеч. 932). Кроме того, существовали синонимические названия «философское яйцо» и «философский огонь». В латинских трактатах XIV в., приписанных арабскому алхимику Абу Мусе Джабиру ибн Хайяну (латинизированное имя Гебер, ок. 721 — ок. 815), в частности, «Сумма совершенств, или учение о высоком искусстве облагораживания металлов» («Summa perfectionis»), впервые встречается форма «философский камень» (lapis philosophicus, lapis philosophalis, в некоторых рукописях, как у Чосера, с родительным падежом множественного числа — lapis philosophorum). Ранее термин в таком виде встречается лишь у Арнольда де Виллановы в названии трактата «De lapide philosophorum» («О философском камне»).

(обратно)

1217

355-356 этот эликсир / Помог бы нам перевернуть весь мир. — Эликсир (араб. аl iksir — чудесное [вещество], возможно от греч. xerion @— сухой), также назывался «источником жизни», «жидким золотом», «панацеей» — мистическая субстанция, восстанавливающая баланс стихий в организме и дающая ему вечную молодость. В представлении средневековых алхимиков, отождествлялся с философским камнем и представлял одну из форм его существования, по аналогии с «минеральной» формой — «излечивающей» и преобразующей неблагородные металлы в благородные. В некоторых трудах интерпретировался аллегорически, как символ Святого Духа (ср. Откр. 22:1,22:17).

(обратно)

1218

354 …Чем хоть на сутки печь свою затушат. — Аллюзия на один из двенадцати алхимических процессов — дигерирование (поглощение), когда вещество подвергается длительной термической обработке в герметичном контейнере, обычно на слабом огне в атаноре (алхимической печи) или под слоем преющего навоза.

(обратно)

1219

359 Козел — один из традиционных символов дьявола, наряду с запахом серы. Слуга хочет сказать, что одержимость алхимиков — дьявольское наваждение, ср. стр. 398-399 рассказа.

(обратно)

1220

375. …цветных металлов… — В оригинале просто «металлов», «жидкости и кристаллы» не упоминаются.

(обратно)

1221

420 …один лишь бук. — Буковые дрова считались наиболее подходящими, так как они легко колются и горят долго ровным пламенем, в отличие от смолистых сосновых дров. Алхимики использовали также просеянную буковую золу и прочные угли.

(обратно)

1222

459 Соломон — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1084.

(обратно)

1223

469. …каноник в рясе. — В оригинале «chanoun of religioun». См. примеч. к Прологу Слуги Каноника, 21. В данном случае принадлежность каноника к «регулярным» неоспорима.

(обратно)

1224

473 …Семерку всю великих городов… — Источник Чосера неизвестен. Города, которые он называет, — столицы больших царств или империй (Ниневия — ассирийской, Александрия — египетского царства Птолемеев, кроме них, в оригинале упоминаются Рим и Троя, среди остальных могли быть Афины, Вавилон, Иерусалим).

(обратно)

1225

505 Жил в Лондоне на службе панихидной… — См. примеч. к Общему прологу, 546.

(обратно)

1226

509 …Что ни гроша хозяйка не брала… — В оригинале хозяйка не берет денег за стол и одежду.

(обратно)

1227

516 Марка — см. примеч. к Прологу Продавца индульгенций, 62.

(обратно)

1228

529 Нобль — см. примеч. к Рассказу Продавца Индульгенций, 613.

(обратно)

1229

595 Один состав… — В оригинале «pouder» — порошок. С его помощью каноник обещает провести «фиксацию», или, как в оригинале, «мортификацию» ртути (см. примеч. 326) и превратить ее в серебро.

(обратно)

1230

632. …древесный уголь… — В оригинале «буковый» (beechen cole).

(обратно)

1231

635. …опилок.… — В оригинале lemaille — металлические, в данном случае серебряные опилки.

(обратно)

1232

…Дыру надежно воском залепил он. — Уловка каноника основана на том, что ртуть кипит при 357° С, а серебро плавится при 962 °С, т.е. к моменту плавления серебра ртути в тигле уже не остается, расплавленное серебро протекает в тигель.

(обратно)

1233

681 ….Кусок известняка… — Далее переводчик называет его «мелом», в оригинале «кусок мела» — «chalke stoon», у Чосера также не указано, как именно каноник делает форму; вероятнее всего, Чосер имеет в виду гипс или алебастр, из которых, как в переводе, форму можно слепить.

(обратно)

1234

697 …Листок серебряный… — В оригинале «silver teyne» — серебряный прут, который каноник использует в качестве эталона унции.

(обратно)

1235

710 Пусть даже это сплав, и то добро. — В оригинале строки 710-712 отсутствуют.

(обратно)

1236

771 …и вылил ртуть… — В оригинале ртуть в третьей уловке каноника не фигурирует.

(обратно)

1237

823 Адепт — посвященный в тайны какого-либо эзотерического учения или принятый в тайное братство. В английском это слово известно только с XVII в., в оригинале строка отсутствует.

(обратно)

1238

897-898 Кобыла так слепая / Бредет вперед… — В оригинале «Bayarde the blynde» (слепой Баярд) — волшебный гнедой конь из французского цикла эпических поэм конца XII в. «Рено де Монтобан» («Четыре сына Эмона»). Конь мог менять размер в зависимости от количества седоков, раскалывать копытом скалы, сражаться с врагами. Неизвестно, когда именно в английской традиции появилось представление о слепоте «храброго Баярда», возможно, эта деталь должна была подчеркнуть отвагу коня. В графстве Линкольншир существовала легенда неизвестной датировки о слепом коне Баярде, который был выбран героем для сражения со злой ведьмой. В английской литературе XIV-XVII вв. слепой Баярд — очень распространенный образ, само имя было популярным для рыцарского коня, так, например, зовут (зрячего) коня героя в «Троиле и Крессиде» Чосера.

(обратно)

1239

905 …Пусть разума не засыпает око. — Аллюзия на мистическое богословие теолога и философа Гуго Сен-Викторского (ок. 1078-1141). В труде «О таинствах христианской веры» («De sacramentis Christianae fidei») он говорит о трех «глазах» человека — «телесном», «разумном» (которым душа созерцает саму себя) и «ангельском» (которым поднявшийся над грехом человек может созерцать Бога, подобно тому, как Его созерцают ангелы). В дальнейшем это общее место средневекового богословия комментировалось и дополнялось в трудах Бонавентуры, Ричарда Сен-Викторского, Фомы Аквинского и др.

(обратно)

1240

915 Арнольд Вилланова — см. примеч. к Рассказу слуги Каноника, 217. Чосер англизирует его имя: «Arnold of the Newe Toun» (Арнольд из Нового города). Приведенная Слугой цитата — парафраз отрывка из трактата Арнольда «О философском камне» (глава «О секретах природы»), излагающего метафорическим языком серно-ртутную теорию металлов (см. примеч. к 217 и 233). Чтобы влажную и мягкую ртуть превратить в золото с помощью процесса фиксации, нужно добавить ей свойств серы (твердость и сухость).

(обратно)

1241

920 Гермес Трисмегист (Трижды величайший) — легендарный египетско-эллинистический маг и полубог, которому приписывалось составление так называемого «Герметического свода» (II-III вв. н.э., сохранилось 18 трактатов). В легенде о Трисмегисте сочетаются черты культа древнеегипетского бога мудрости Тота, даровавшего Египту письменность и законы, с гностическими представлениями о соответствии Макрокосма и микрокосма, восхождении разума к Мировой Душе. Несмотря на отсутствие в «Герметическом своде» алхимических трактатов, Гермес считался первооснователем их учения и философии в целом (в оригинале «philosophers fader» — отец философов). Цитата взята из приписанного Гермесу «Золотого трактата» («Tractatus Aureus»).

(обратно)

1242

921 …не пропадет дракон… — Сера и ртуть символически понимались как мужское (сера) и женское (ртуть) начала и изображались как красный король и белая королева, соединяющиеся в объятьях (так называемый «алхимический брак»), как крылатый и бескрылый драконы.

(обратно)

1243

926 …От солнца — сера, ртуть же от луны. — Соединяясь в алхимическом браке, принципы серы и ртути порождают металлы, в свою очередь черпая свойства из четырех стихий и мужского и женского начал, олицетворяемых Солнцем и Луной. Еще античный астроном и математик Птолемей называл Луну влажным женским началом, а Солнце — сухим мужским (Четверокнижие, I, 6). Постоянное смешение конкретного и абстрактного значения терминов — отличительная черта метафорического языка алхимии.

(обратно)

1244

932 …Тайнейшая из тайн. — Возможно, аллюзия на «Тайное тайных» («Secretum Secretorum») — средневековый естественнонаучный и этический трактат в форме наставления правителю (Александру Македонскому), приписываемый Аристотелю, на самом деле — перевод арабской «Книги об управлении».

(обратно)

1245

934 …Раз ученик так вопросил Платона… — диалог учителя-философа с учеником основан на отрывке из латинского перевода стихотворного трактата «Послание Солнца к Луне» арабского алхимика X в. Мухаммада ибн-Умайла. На одной из рукописных копий, сохранившихся в библиотеке кембриджского Тринити-колледжа, над предисловием к трактату стоит глосса «книга Платона». Возможно, Чосер видел подобную рукопись либо такая атрибуция была нередкой. Диалог в изложении Чосера — вольный перевод латинского текста.

(обратно)

1246

936 Титан (греч. «белая земля») — возможно, гипс или алебастр, но, скорее всего, олицетворение идеальной белизны. Магнезия (белая магнезия) — также олицетворение эликсира, придающего любому веществу свойства благородных металлов. В конкретном значении — гидрат смеси карбоната и гидроксида магния MgC03+Mg(0H)2 •?Н20, @ярко-белый порошок.

(обратно)

1247

Неизвестное неизвестнейшим (лат.).

939 Ignotum per ignotius — логическая ошибка: объяснение неизвестного через другой термин, значение которого также неизвестно; такой тип объяснения часто применялся в метафорическом дискурсе алхимии.

(обратно)

1248

941 …Слиянье элементов четырех. — Четыре первоэлемента — вода, воздух, земля, огонь. Об эликсире см. примеч. к стр. 355-356. Поскольку эликсир (философский камень) — идеальное сочетание элементов и первопринципов серы и ртути, он может, проникая в любое вещество, заменять его свойства на другие.

(обратно)

1249

943 …Понять и изучить то вещество… — В оригинале «tell me the roote» — «скажи мне, что лежит в его основе», т.е. вопрос ученика в принципе бессмыслен — те же непознаваемые эмпирически первопринципы, что и в основе любого другого вещества.

(обратно)

1250

957 …И против воли Господа пойдет… — Вопрос о богоугодности алхимии очень сложен. С одной стороны, адепты подчеркивали необходимость духовного совершенствования, открытие «глаз разума», получения «даров Святого Духа» для занятия «королевским искусством». С другой, во второй половине XIV — нач. XV в. алхимики оказались в центре ряда скандалов с подделкой монет и изготовлением фальшивого золота. Папа Иоанн XXII (1316-1334) осудил занятия клириков алхимией. В 1350 г. некий Джон де Уолден был заключен в Тауэр, получив для алхимических опытов из королевской казны 5000 золотых крон и 20 фунтов серебра и растратив их все. В 1374 г. капеллан Уильям де Брамли, осужденный за фальшивомонетничество, показал, что его научил этому каноник королевской капеллы в замке Виндзор Уильям Шучерч (Shuchirch). Возможно, отголоски этих дел звучат в Рассказе Слуги каноника. В 1403 г. был принят особый королевский статут, запрещавший «мультиплицирование золота и серебра» под угрозой уголовного преследования, однако после начала Войны Алой и Белой Розы он перестал соблюдаться. Попытка регулировать деятельность алхимиков вылилась в XV в. в практику выдачи им лицензий на «мультиплицирование».

(обратно)

1251

1 лес Блийн — в оригинале Вlее, совр. Blean — деревня около Кентербери, в XIV в. стояла в лесу.

(обратно)

1252

2 «Горбыли да ямы» — В оригинале «Bobbe up and downe», скорее всего Харблдаун — ныне пригород Кентербери, где с 1084 г. находился госпиталь св. Николая для прокаженных. Прозвище, вероятно, объясняется качеством дороги.

(обратно)

1253

5 …потянем дружно репку… — Аллюзия на старинную игру «кобыла в болоте», в которой игроки должны были перетаскивать тяжелое бревно (OED dun I, 5). «Свинство», пьянство и грязь повара, несовместимые с его профессией, приобретают и аллегорическое значение закоснелости во грехе, ср. 2 Пет. 2:22.

(обратно)

1254

48 …Вот цель для лука или для копья. — В оригинале «ffan» — опахало, крыло мельницы (OED fan I, Id). Слово употреблено как синоним «quintain» — столб со щитом, доской или чучелом для рыцарских упражнений, насаженным на подвижный горизонтальный шест, на другом конце которого был укреплен мешок с песком. Рыцарь должен был пронзить копьем или мечом чучело и ускакать быстрее, чем мешок ударит его в спину.

(обратно)

1255

54 …ты, как баран иль боров пьяный. — Согласно талмудической легенде (Midrash Tanhuma 58), сатана окропил корень посаженной Ноем виноградной лозы кровью четырех животных — овцы, льва, обезьяны и свиньи, которым поочередно уподобляется пьяница. «Хмель обезьяны» наступает тогда, когда пьющий лишается человеческого облика и не контролирует свои действия. В другой интерпретации, степени опьянения соответствовали четырем темпераментам: лев (холерик), обезьяна (сангвиник), баран (флегматик), свинья (меланхолик).

(обратно)

1256

70 Эль — см. примеч. к Общему прологу, 414.

(обратно)

1257

117 Бахус (Вакх) — другое имя греческого бога виноделия Диониса.

(обратно)

1258

Источник текста — миф о Корониде и Фебе в изложении Овидия (Метаморфозы, 11:531 — 632). О переосмыслении текста Овидия в Рассказе см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн. Комический эффект достигается Чосером за счет контраста между резким снижением статуса Феба-Аполлона (из богов в рыцари) и сохранением многих деталей его земных подвигов.

(обратно)

1259

127 Питон (Пифон) — дракон, убит Аполлоном около Дельфийской пещеры. По Овидию, Пифон порожден богиней земли Геей после потопа, когда покрытая тиной земля прогрелась под солнечными лучами. Аполлон убил Пифона тысячью стрел.

(обратно)

1260

130 …Он луком страшным… — согласно Овидию, Аполлон впервые превратил лук из орудия охоты в орудие убийства (Метаморфозы, 11:441-442).

(обратно)

1261

131 …на лютне он, на лире… — Аполлон как бог музыки и отец муз часто изображался играющим на лире. Ему приписывалось изобретение лютни.

(обратно)

1262

134 Амфион — см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 688. Миф излагается нарочито неточно (Амфион не пел, а только играл на волшебной кифаре), но сопоставление не случайно: Аполлон и его сестра Артемида покарали семью Амфиона, убив за насмешку над своей матерью, титанидой Латоной (Лето) жену Амфиона Ниобу и всех их детей.

(обратно)

1263

157 Жена — согласно Овидию, Коронида (греч. «ворон»), возлюбленная Аполлона, мать полубога-врачевателя Асклепия. Будучи беременной, влюбилась в юного Исхия. Узнав об измене Корониды от ворона, Аполлон убил Корониду. Овидий, разумеется, не называет Корониду женой Аполлона, возможно, это элемент чосеровского снижения стиля, или «wyf» здесь означает не «жена», а «женщина».

(обратно)

1264

170-174 когда в делах и мыслях… /…посмей-ка. — Парафраз отрывка из «Книги о браке» Феофраста, цитируемого Иеронимом (см. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 285).

(обратно)

1265

190 Возьмите птицу и заприте в клетку… — Пассаж о птице в неволе близко к тексту перефразирует Боэция (Утешение Философией, III, стих.2). Для Боэция стремление к свободе означает стремление к высшему благу и счастью, которое Философия называет «блаженством» и отражает естественный и неизменяемый замысел природы, обеспечивающий стабильность мира.

(обратно)

1266

232 Да, новизна так привлекает всех… — См. примеч. к стих. «Непостоянство».

(обратно)

1267

242 Она другому втайне отдавала… — Исхий, сын царя Аркадии Элата, у Овидия — безымянный возлюбленный Корониды. По разным версиям, убит самим Аполлоном или Артемидой. Эконом несколько раз называет его «безвестным» — «man of litel reputacyon», подчеркивая его более низкий социальный статус по сравнению с Фебом.

(обратно)

1268

248 Хахаль — в оригинале «lemman», от др.-англ. «возлюбленный/-ая». В медитативной лирике XIII в. могло применяться к Христу и Деве Марии. Как многие слова англосаксонского происхождения, в XIII-XIV вв. испытало значительное социально-стилистическое снижение.

(обратно)

1269

251 Платон-мудрец так написал однажды… — Фраза восходит к Платону (Тимей, 29Ь), Чосер, возможно, приблизительно цитирует ее по Боэцию: «Сказанное должно соответствовать существу вещей» (Утешение Философией, III, проз. 12).

(обратно)

1270

259 …девкой… — В оригинале противопоставление между социально-стилистически маркированными «wench» (легкомысленная девушка, преимущественно из низших слоев) и «lady» (куртуазный термин), с одной стороны, и «wyf/woman» (нейтральный неэкспрессивный термин), с другой. Эконом доказывает, что, несмотря на разницу в статусе, соблазнитель относится к женщине одинаково низко.

(обратно)

1271

271 Раз Александр от мудреца услышал… — Анекдот об Александре приводят Цицерон (О государстве, III, 2), Августин (О граде Божием, IV, 4).

(обратно)

1272

279 …Каина на нем лежит печать… — аллюзия на проклятие Каина за убийство брата (Быт. 4:11-16). В оригинале сравнение отсутствует.

(обратно)

1273

291 …У-крал… — В оригинале «cuckow» — крик кукушки, созвучно с «cuckold» — «рогоносец». Дополнительный подтекст: кукушка откладывает яйца в чужие гнезда.

(обратно)

1274

302 Адамант — название легендарного минерала исключительной твердости, в оригинале не упоминается.

(обратно)

1275

319 Псалтирьон (псалтирион, ориг. sautrie (psaltery)) — струнный щипковый музыкальный инструмент трапециевидной формы. В оригинале Аполлон ломает также арфу, цитру и лютню (ср. примеч. к Рассказу Продавца Индульгенций, 139).

(обратно)

1276

323 …В твоих речах змеиный яд разлит. — В оригинале «tounge of scorpioune» — «язык скорпиона». Скорпион в средневековых бестиариях — символ предательства, кроме того, возможна аллюзия на «Естественную историю» Плиния, где утверждается, что укус скорпиона смертелен только для женщин (XI, 30).

(обратно)

1277

355 Отныне ты всего навек лишилась… — В отличие от Овидия, где ворон наказан потерей красоты и белого оперения, у Чосера ворона лишается еще и благозвучного голоса.

(обратно)

1278

360 …Ты каркать будешь, если дождь…. — Возможно, фраза восходит к древнему поверью, о котором упоминает Вергилий (Георгики, I: 388).

(обратно)

1279

375 И будьте осмотрительны в словах. — Большая часть приведенного ниже рассуждения заимствована из трактата Альбертана из Брешии «De arte loquendi et tacendi» («Об искусстве говорить и молчать») (см. вступ. примеч. к Рассказу Купца).

(обратно)

1280

379 Царь Соломон, как говорит преданье… — См. Притч. 21:23, Пс. 33:14.

(обратно)

1281

384 Меня когда-то поучала мать… — Родительское поучение — важный элемент дидактической литературы средневековья, восходит к Книге Притч Соломоновых. См., напр., Притч. 23:15-26. Материнское наставление царю Лемуилу см. Притч. 31.

(обратно)

1282

398 Но не приносит ни беды, ни зла… — Ср. Катоновские двустишия, I: 12.

(обратно)

1283

411 …Многоглаголанье — источник зла. — Ср. Притч. 10:19.

(обратно)

1284

416 Язык так разрубает пополам… — Ср. Пс. 56:5: «…язык — острый меч». Ср. также Притч. 6:16-18.

(обратно)

1285

419 Клеветники все Богу неугодны. — Ср. Притч. 6:19, 10:18, 17:20, 26:28, Пс. 14:3, 51:4, 43:17, 72:8. Слово «дьявол» происходит от древнегреческого «клеветник», «соблазнитель».

(обратно)

1286

3 А в градусе двадцать девятом было… — Чосер снова заимствует астрономические данные для определения времени из «Календариума» Николая Линнского (см. примеч. к Прологу Юриста, 3-4). Данные соответствуют 16 и 17 апреля. См. также примеч. к Общему прологу, 7.

(обратно)

1287

22 …прелат ты, иль викарий…. — В оригинале противопоставление «vicary» — викарий, священник, замещающий на приходе официального держателя места, получающего все доходы с десятины; и «person» — собственно приходской священник.

(обратно)

1288

36 …Которое преподал Тимофею… — 1 Тим. 1:4, 4:7, 2 Тим. 4:4.

(обратно)

1289

40 К чему же плевелы мне рассевать… — аллюзия на притчу о плевелах: Мф. 13: 24-30.

(обратно)

1290

44 …благое поученье… — Выбор темы поучения понятен, так как паломники собираются готовиться к причастию и поклонению мощам. Жанр поучения или наставления не идентичен жанру проповеди, поэтому выбор источников для текста также оправдан.

(обратно)

1291

50 …рэм, рам, руф низать я не умею… — Традиция безрифменного аллитерационного стиха, в котором часто трижды повторялась одна и та же предударная согласная, доминировавшая в англосаксонский период, к XIII в. сохранилась только на севере Англии, в наименее норманизированных графствах (в этом смысл замечания священника, что он «южанин»).

(обратно)

1292

51 По буквам звонкий складывая стих… — В оригинале «гут» — рифмованный стих, характерный для средневековых эпических поэм и любовной лирики.

(обратно)

1293

60 …в град небесный… — Небесный град праведников, в который попадут души спасенных (см. Откр. 3:12, 21:2). В католическом богословии соответствует Церкви Торжествующей на небесах.

(обратно)

1294

Источники Рассказа Священника — трактат «Сумма о покаянии» («Summa de poenitentiae») св. Раймонда Пеннафорте (ок. 1175-1275) — богослова, профессора канонического права в Болонском университете, впоследствии генерала ордена доминиканцев; трактат «Сумма пороков» («Summa vitiorum») Гильома Перо (латинизир. Перальтус, ок. 1190 — 1271) — монаха-доминиканца, местоблюстителя Лионской архиепископии. По трактату Перо написаны фрагменты о грехах («О гордости» и далее). Оба этих текста были чрезвычайно популярны в XIII-XV вв. и сохранились во множестве копий со значительными разночтениями. Этим могут быть объяснены, как и в Рассказе о Мелибее, многочисленные ошибки Чосера в атрибуции цитат и библейских аллюзий. Некоторые места восходят к французскому трактату «Сумма пороков и добродетелей» (или «Сумма для короля», «Somme de Vices et de Vertus», 1279-1280) брата Лорана, исповедника французского короля Филиппа III Смелого (1270-1285).

Особенно часто в тексте цитируются труды четырех латинских Отцов Церкви — Амвросия Медиоланского (см. примеч. к Рассказу Второй монахини, 275), Августина (см. примеч. к Общему прологу, 203), Иеронима (см. примеч. к Прологу Батской ткачихи, 9), папы Григория I (ок. 540 — 604), автора «Собеседований» и комментария на Книгу Иова, известного под названием «Великие наставления» («Magna Moralia»), а также Исидора Севильского (ок. 560 — 636), автора первого средневекового фундаментального свода знаний «Этимологии» и этического трактата «Сентенции».

Согласно католической доктрине, покаяние занимает особое место среди таинств церкви, так как оно единственное является и таинством, и добродетелью (Фома Аквинский. Сумма богословия, III, 90). Частями покаяния Фома называет сердечное сокрушение в грехах («внутреннее покаяние»), словесную исповедь («внешнее покаяние») и искупление (исправление в поступках). Все они вместе дают человеку «доску, за которую он может держаться после кораблекрушения» (Сумма богословия, III, 84, 6).

(обратно)

1295

1. …отчего оно так называется… — в Рассказе об этом не упомянуто, соответствующее место есть в трактате Раймонда Пеннафорте (традиционная этимология — от лат. poena, т.е. «наказание»).

(обратно)

1296

2. …пойти в паломничество без одежды… — т.е. в одной власянице — рубашке из грубого неокрашенного полотна. По традиции в первый день Великого поста приговоренные к публичному покаянию, босые, остриженные, с посыпанной пеплом головой, собирались у дверей кафедрального собора, где епископ объявлял им об их извержении из церкви. Так начиналось их сорокадневное покаяние, по окончании которого они снова могли быть приняты в общине. Виды покаяния Чосер излагает согласно Раймонду, который, в свою очередь, заимствовал их из «Проповедей» Августина. Фома также рассматривал виды покаяния (до крещения, после крещения — в смертных и простительных грехах, «Сумма богословия», III, 84, 2). Фома выделял четыре причины, по которым некоторые виды покаяния должны быть публичными: чтобы открытый грех получил видимое всем лекарство, чтобы наказание грешника было более стыдным и памятным, чтобы позор отвращал от греха других, чтобы раскаяние кающегося уязвило совесть закоснелых в грехе (Сумма Богословия. Дополнение, 28).

(обратно)

1297

3. …Сотворите же достойный плод покаяния… — Мф. 3:8.

(обратно)

1298

4. …По плодам их… — Мф. 7:20.

(обратно)

1299

5. …Страх Господень… — Притч. 16:6.

(обратно)

1300

6. …В сердце своем сокрыл я слово твое… — Пс. 117:11,16.

(обратно)

1301

7. …в видении Навуходоносора… — Дан. 4:10-27.

(обратно)

1302

8. …К Богу должно говорить… — Иов. 34:31.

(обратно)

1303

9. …Тихо буду проводить… — Ис. 38:15.

(обратно)

1304

10. …Итак, вспомни, откуда ты ниспал… — Откр. 2:5.

(обратно)

1305

11. …как пес возвращается к своей блевотине… — Притч. 26:11, 2 Пет. 2:22.

(обратно)

1306

12. …Вспомните о путях ваших… — Иез. 20:43.

(обратно)

1307

13. …Всякий, делающий грех, есть раб греха. — Ин. 8:34; 2 Пет. 2:19.

(обратно)

1308

14. Что золотое кольцо в носу у свиньи… — Притч. 11:22. Цитата из Сенеки — Нравственные письма, LXV, 21.

(обратно)

1309

15. …как говорит апостол Павел… — Рим. 14:10. Ниже цитируется также проповедь «К священникам в собрании», приписываемая Бернарду Клервоскому (см. примеч. к Рассказу Второй монахини, 30) и «Медитация» философа и богослова Ансельма Кентерберийского (1033-1109).

(обратно)

1310

16. …Не малы ли дни мои? — Иов. 10:20-22.

(обратно)

1311

17. …Да облекутся противники мои бесчестьем. — Пс. 108:29.

(обратно)

1312

18. …о которых царь Давид сказал… — Ср. Пс. 38:7.

(обратно)

1313

19. …Будут истощены голодом… — Втор. 32:24, 33.

(обратно)

1314

20. …Под тобою подстилается червь… — Иак. 14:11.

(обратно)

1315

21. …через пророка Михея… — Ср. Мих. 7:6.

(обратно)

1316

22. …стонами и скрежетом зубовным… — Мф. 13:42, 25:30.

(обратно)

1317

23. …огня неугасающего… — Ис. 66:24.

(обратно)

1318

24. …что вступит в страну мрака… — Иов. 10:21.

(обратно)

1319

25 …отверженным дана будет смерть без смерти… — Григорий. Комментарий на Книгу Иова, IX, 66.

(обратно)

1320

26. …В те дни люди будут искать смерти… — Откр. 9:6.

(обратно)

1321

27 …в аду нет ни порядка, ни устройства. — Иов. 10:22.

(обратно)

1322

28. …Обратит Господь землю плодородную… — Пс. 106:34.

(обратно)

1323

29. …огонь мира сего даст Господь… — Василий Великий (ок. 330-379) — раннехристианский богослов, епископ Кесарийский. Цитируется его «Гомилия на Псалм 28:7».

(обратно)

1324

30. …со смертью человека нечестивого исчезает надежда, и ожидание беззаконных погибает. — Притч. 11:7.

(обратно)

1325

31. …кто довольно учен, дабы познать муки, что за грехи установлены и назначены, должен предаться скорби… — Ср. Еккл. 1:18.

(обратно)

1326

32. …И праведник, если он отступит от правды своей… — Иез. 17:24.

(обратно)

1327

«Потратил зря и время я, и труд» (фр.).

(обратно)

1328

33. …Господь главенствует над разумом… — общее место средневековой философии, основанное на подобии иерархии макрокосма и микрокосма. Как мир восходит от растительного к животному и ангельскому, так человек поднимается над хаотичной и греховной стихией чувств к разуму (ratio) — способности логически соединять причины и следствия, открывая законы природы и мироздания (поэтому разум и называется «наместником Бога»), а от него путем веры к истинному полному знанию о мире и Боге.

(обратно)

1329

34. …Он изъязвлен был за грехи наши… — Ис. 53:6.

(обратно)

1330

Иисус Назорей, царь Иудейский (лат.).

(обратно)

1331

35. …спаситель или спасение… — ветхозаветное имя Иешуа дословно означало «Яхве спасет».

(обратно)

1332

36. …Наречешь Ему имя Иисус… — Мф. 1:21.

(обратно)

1333

37. …нет другого имени под небом… — Деян. 4:12.

(обратно)

1334

38. Назорей (точнее назареянин) — житель города Назарета, где Христос родился. Не путать с аскетическим иудейским обетом назореев (см. примеч. к Рассказу Рыцаря, 1608).

(обратно)

1335

39. Се, стою у двери… — Откр. 3:20. В синодальном переводе: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним; и он со Мною».

(обратно)

1336

40. …Любящие Господа… — Пс. 96:10.

(обратно)

1337

41. …Но я открыл Тебе грех мой… — Пс. 31:5.

(обратно)

1338

42. …окажет ему надлежащее почтение и честь воздаст. — В оригинале «hommage» — оммаж, принесение вассалом присяги сеньору.

(обратно)

1339

Окончена первая часть покаяния; начинается его же часть вторая (лат.).

(обратно)

1340

43. …исповедь есть правдивое открытие грехов своих священнику.… — К XIII в. в целом завершился догматический спор о возможности исповедания грехов мирянину или непосвященному в сан клирику в случае невозможности найти священника. Фома Аквинский подчеркивал, что только исповедь священнику делает ее таинством, в противном случае она лишь внешний знак сердечного сокрушения. Пеннафорте, используя этимологию слова «исповедь» (con-fessio, «все или совместно объявлять, открывать»), говорит, что исповедуется только тот, кто говорит всю правду.

(обратно)

1341

44. …Одним человеком грех вошел в мир… — Рим. 5:12.

(обратно)

1342

45. …когда нагие Адам и Ева были в раю… — Быт. 3. Сравнение падения Евы с бунтом плоти против разума восходит к Августину (О Троице, 12).

(обратно)

1343

46. …мука эта называется вожделением. — Ссылаясь на Августина, Фома Аквинский утверждал, что вожделение — врата, которыми первородный грех входит в человека, так как он зачинается в вожделении (Сумма богословия, 11(2), 82, 3-4).

(обратно)

1344

47. …плоть желает противного духу… — Гал. 5:17.

(обратно)

1345

48. …принес покаяние на море и на суше… — См. 2 Кор. 11.

(обратно)

1346

49. …Бедный я человек! — Рим. 7:24.

(обратно)

1347

50 …Иероним, когда жил он долго в пустыне… — Иероним, переводчик Библии на латинский язык (Вульгаты), во время своего путешествия в Сирию для изучения еврейского языка ок. 374-380 гг. провел несколько месяцев в пустыне около города Халкиды.

(обратно)

1348

51. …каждый искушается… — Иак. 1:14.

(обратно)

1349

52. …если говорим, что не имеем греха… — 1 Ин. 1:8.

(обратно)

1350

53. …та самая похоть… — Ср. Иак. 1:15. Августин в комментарии на Нагорную проповедь выделяет три стадии греха — возбуждение, которое приходит к человеку через низшие свойства души (память и чувства); наслаждение, когда человек начинает испытывать радость от возбуждения; соизволение, когда в дело вступает воля и разум человека. Если воля разрешает грех, значит, она в плену у чувств.

(обратно)

1351

54 …говорит Моисей о дьяволе… — Вероятно, несколько сконтаминированных цитат из глоссы на текст Исх. 15:9: «Враг сказал: погонюсь, настигну, разделю добычу; насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя», — в трактате «Сумма о священных должностях» («Summa de officio sacerdotis») Ричарда Уэдерингсетта (или Уэдерсетта, Wetheringsett, ум. ок. 1230), богослова и церковного деятеля.

(обратно)

1352

55. …люди вовремя не примут мер. — Пример с кораблем заимствован из «Посланий» Августина (265,1), был очень известен в средние века.

(обратно)

1353

56. …кто в любви к Христу совершенен. — Августин. О свободной воле (De libero arbitrio), I, 16.

(обратно)

1354

Признаю (свой грех) (лат.).

57. Confiteor — краткая покаянная молитва с прошением о заступничестве святых, читается в начале мессы в виде диалога между священником и министрантом.

(обратно)

1355

О гордости (лат.).

(обратно)

1356

58. …подойти к кресту или к святой воде раньше ближнего… — Ср. Общий Пролог, 489-492.

(обратно)

1357

59. …в Евангелии об одежде богача. — Лк. 16:19 и далее.

(обратно)

1358

60. …собраны фестонами и складками… — В обличение, заимствованное из трактата Перо, Чосер подставляет одежду своей эпохи, например, длинные цветные накидки, надеваемые поверх платья («gownes») и короткие камзолы с вырезами («kutted sloppes or haynselyns»).

(обратно)

1359

61. …Посрамлю Я всадников на конях. — Парафраз Зах. 10:5: «И они будут, как герои, попирающие врагов на войне, как уличную грязь, и сражаться, потому что Господь с ними, и посрамят всадников на конях».

(обратно)

1360

62. …Да найдет на них смерть… — Пс. 54:16.

(обратно)

1361

63. …а через Иосифа — фараону… — См. Быт. 31 и 47:7.

(обратно)

1362

64. …происходит она от даров природных.… — О различии типов даров и добродетелей см. «Сумму богословия», 11(1), 68, 1.

(обратно)

1363

65. …как говорит Сенека… — О милосердии, 1,3,3; 1,19,2.

(обратно)

1364

66 …как говорит святой Григорий, ядом для людей. — Комментарий на книгу Иова, XXXIII: 12, 25.

(обратно)

1365

Средство от гордости (лат.).

(обратно)

1366

О зависти (лат.).

(обратно)

1367

67. …радость от их несчастья. — Эта фраза у Августина встречается неоднократно, см., напр., Проповеди, 353, 1.

(обратно)

1368

68. …против благости Святого Духа. — Ср. Мф. 12:32: «если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем».

(обратно)

1369

69. …драгоценным миром. — См. Ин. 12:1-6.

(обратно)

1370

70. …у ног его о грехах своих… — См. Лк. 7:36-39.

(обратно)

1371

71. …бесовский Отче наш… — В оригинале «devils paternoster», вероятно, изначально означало заклятие, используемое в черной магии; в приземленном значении — злобная брань и ненависть, вызывающая, согласно христианской демонологии, радость дьявола.

(обратно)

1372

72. …как бы нас всех обвиноватить. — Ср. Откр. 12:10.

(обратно)

1373

73. …Люби ближнего твоего, как самого себя. — Мф., 19:19. …любите врагов ваших… — Мф. 5:44.

(обратно)

1374

Средство от зависти (лат.).

(обратно)

1375

74. …молитесь за обижающих вас и гонящих вас. — Лк. 6:26-28.

(обратно)

1376

О гневе (лат.).

(обратно)

1377

75. …злая воля к отмщению словом или делом. — Августин. О граде Божием, XIV, 15,2.

(обратно)

1378

76. …желает он зла тому, кого ненавидит… — Аристотель. О душе, I, 1, 24.

(обратно)

1379

77. …лучше гнев, чем веселье. — Ср. Еккл. 7:4: «Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья».

(обратно)

1380

78. …гневаясь, не согрешайте… — Пс. 4:5.

(обратно)

1381

79. …огонь разрушает все земное куда быстрей, чем другие элементы… — вода, земля и воздух. См. примеч. к Рассказу Рыцаря, 389.

(обратно)

1382

80. Есть такое дерево… — можжевельник (Исидор Севильский. Этимологии, XVII, 3, 35).

(обратно)

1383

81. …от Пасхи до Пасхи и более. — Аллюзия на средневековый обычай гасить в Страстную Пятницу все огни в церкви и заново возжигать их перед пасхальной утреней (см., напр., Фрэзер Дж. Золотая ветвь. Гл. 62, §3).

(обратно)

1384

82. …всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца. — 1 Ин. 3:15.

(обратно)

1385

83. …Что молот и меч… — Притч. 25:18.

(обратно)

1386

84. …Как рыкающий лев… — Притч. 28:15.

(обратно)

1387

85. …Корми того, кто умирает с голоду… — Ср. Притч. 25:21.

(обратно)

1388

86. …не поминай имени Бога своего всуе. — Исх. 20:7.

(обратно)

1389

87. …Не клянись вовсе… — Мф. 5:34-37.

(обратно)

1390

88. …И будешь ты клясться в истине, суде и правде. — Иер. 4:2.

(обратно)

1391

89. …которым надлежало бы вам спастись… — Деян. 4:12.

(обратно)

1392

90. …всякое колено небесных, земных и преисподних… — Флп. 11:10.

(обратно)

1393

91. геомансия (геомантия) — искусство гадания по отметкам на земле (напр., прочерченным линиям или кучкам глины или грязи). См. также примеч. к Рассказу Рыцаря, 1184.

(обратно)

1394

92. …лесть хуже злословия… — ср. Притч. 28:23. Неясно, какое именно место из Библии Чосер имел в виду.

(обратно)

1395

«Угожу» (лат.).

93. Placebo — выражение «петь placebo» имело значение «льстить». См. примеч. к Рассказу Купца, 266.

(обратно)

1396

94. …как говорит святой Павел. — 1 Кор. 6:10.

(обратно)

1397

95. …как птица возвращается в свое гнездо. — Ср. Притч. 26:2: «Как воробей вспорхнет, как ласточка улетит, так незаслуженное проклятие не сбудется».

(обратно)

1398

96. …от избытка сердца уста глаголют. — Мф. 12:34.

(обратно)

1399

97. …кроткий язык — древо жизни… — Притч. 15:4.

(обратно)

1400

98. …Рабу же Господа не должно ссориться. — 2 Тим. 2:24.

(обратно)

1401

99. …Непрестанная капель в дождливый день и сварливая жена — равны. — Притч. 27:15.

(обратно)

1402

100 ….лучше кусок сухого хлеба… — Притч. 17:1.

(обратно)

1403

101. …не будьте к ним суровы. — Кол. 3:18 — 19.

(обратно)

1404

102 ….запаха цветущей виноградной лозы. — Источник поверия не установлен.

(обратно)

1405

103. …как Ахитофел Авессалома. — Авессалом — сын царя Давида, восставший против отца и погибший в битве. Ахитофел — советник Давида, перешел на сторону Авессалома, но покинул его перед решающим сражением. См. 2 Цар. 15-17. О дурном совете Ахитофела см. 2 Цар. 17:1-2.

(обратно)

1406

104. …прежде всего вредит себе. — Ср. Притч. 26:27, Сир. 27:29-30.

(обратно)

1407

105. …голос глупого познается при множестве слов. — Еккл. 5:2.

(обратно)

1408

106. …такие шутки запрещает святой Павел. — Еф. 5:4.

(обратно)

1409

Средство от гнева (лат.).

(обратно)

1410

107. …ничем неразумным не отплатит. — Источник цитаты неизвестен.

(обратно)

1411

108. …когда воспитанность проистекает от благодати, она ценнее. — Аристотель. Об интерпретации, 11.

(обратно)

1412

109. …сыном Божьим, как говорит Христос. — Мф. 5:9.

(обратно)

1413

110. …хочешь победить врага, учись терпеть. — Возможно, Дионисий Катон (см. примеч. к Рассказу Мельника, 145), но в «Двустишиях» таких строк нет.

(обратно)

1414

111. …покоя тебе не будет. — Ср. Притч. 29:9.

(обратно)

1415

112. …хотел побить ученика за серьезный проступок… — Ср. Сенека. О гневе. I, 50, 15.

(обратно)

1416

О лености (лат.).

(обратно)

1417

113. …как говорит Соломон… — Источник неясен, в тексте Перо цитируется 2 Пар. 19:7 «Итак да будет страх Господень на вас: действуйте осмотрительно…» (в Вульгате — «прилежно», cum diligentia)

(обратно)

1418

114. …Проклят, кто дело Господне делает небрежно. — Иер. 48:10.

(обратно)

1419

115. …как говорит святой Иоанн. — Возможно, аллюзия на Откр. 3:16.

(обратно)

1420

116 …все портит, за что ни возьмется. — Ср. Притч. 20:4; 21:25.

(обратно)

1421

117. …лень, напротив, делает человека хилым и расслабленным. — Цитата из «Послания братии в Монте-Деи» богослова Вильгельма из Сен-Тьерри, настоятеля бенедиктинского монастыря, друга Бернарда Клервоского. Возможно, поэтому ошибка в атрибуции.

(обратно)

1422

118. …как говорит святой Августин. — Цитаты из Августина и Григория неатрибутируемы.

(обратно)

1423

119. …как показал пример Иуды. — О самоубийстве Иуды см. Мф. 27:5.

(обратно)

1424

120. …отчаявшийся подобен трусу, сдавшемуся без боя. — В оригинале используется выражение «cry creant» — выйти из поединка на рыцарском турнире, признать себя побежденным.

(обратно)

1425

121. …об одном грешнике кающемся… — Лк. 15:7.

(обратно)

1426

122. …разбойник, сораспятый Христу… — Лк. 23:42-43.

(обратно)

1427

123. …Кто встанет утром и будет искать меня, тот найдет. — Ср. Притч. 8:17.

(обратно)

1428

124. …с прочими людьми не подвергаются ударам… — Пс. 72:5.

(обратно)

1429

Медлительность, неповоротливость, вялость (лат.).

(обратно)

1430

125. …все ему не то и не так. — Бернард Клервоский. Проповедь на Песнь Песней, 64.

(обратно)

1431

126. …tristitia, каковая…производит смерть человеку. — 2 Кор. 7:10.

(обратно)

1432

Средство от лености (лат.).

(обратно)

1433

Об алчности (лат.).

(обратно)

1434

127. …корень всех зол есть сребролюбие. — Тим. 6:10. См. также Рассказ Продавца индульгенций, эпиграф.

(обратно)

1435

128. …похоть сердца к мирским благам. — Августин. О граде Божием, XIV, 15, 2.

(обратно)

1436

129. …алчный человек — идолопоклонник. — Еф. 5:5.

(обратно)

1437

130. …один-два махмета… — В оригинале «mawmet» — идол языческого бога, слово происходит от имени Мухаммеда, так как в средневековой Европе считали, что мусульмане поклоняются ему как богу.

(обратно)

1438

131. Флорин — см. примеч. к Рассказу Продавца индульгенций, 475.

(обратно)

1439

132. Не сотвори себе кумира… — Исх. 20:3-4.

(обратно)

1440

Августин. О граде Божием, книга 9 (лат.)

(обратно)

1441

133. Gen. V. — В синодальном переводе Быт. 9:17 и далее.

(обратно)

1442

134. …в мире с твоими подневольными людьми. — Сенека. Нравственные письма, 47.

(обратно)

1443

135. …Ханаан должен быть за грехи рабом своих братьев. — Быт. 9:25-27.

(обратно)

1444

136. Папа называет себя рабом рабов Божьих. — «Servus servorum Dei» — титул папы начиная с Григория I (см. вступит, примеч. к данному рассказу). Регулярно использовался с IX в., подчеркивал смирение папы.

(обратно)

1445

137. Симония получила название от Симона-волхва… — Деян. 8:9-24. Симония — продажа должностей, прежде всего церковных, за деньги.

(обратно)

1446

138. …как говорит святой Дамасий… — Папа Дамасий I (366-384), цитата взята из трактата Перо.

(обратно)

1447

139. …испытала Сусанна много скорби и горя… — Сусанну, ложно обвиненную в прелюбодеянии, спас от смерти пророк Даниил. См. Дан. 13.

(обратно)

1448

Средство от алчности (лат.)

(обратно)

1449

О чревоугодии (лат.)

(обратно)

1450

140. …Ибо многие, о которых я часто говорил… — Флп. 3:18,19.

(обратно)

1451

141. По-другому считал виды чревоугодия святой Григорий. — «Комментарий на книгу Иова», XXX, 18, 60.

(обратно)

1452

Средство от чревоугодия (лат.).

(обратно)

1453

142. Гален — См. примеч. к Общему прологу, 471. Вероятно, цитируется какой-либо приписанный Галену средневековый трактат.

(обратно)

1454

143. …воздержанность надлежит приобретать как добродетель и с терпением. — У Перо ссылка на трактат Августина «Об истинной невинности», но в нем таких строк нет.

(обратно)

1455

О похоти (лат.)

(обратно)

1456

144. …не упивайтесь вином, от которого бывает распутство… — Ефес. 5:18.

(обратно)

1457

145. …не прелюбодействуй. — Исх. 20:14.

(обратно)

1458

146. …назначил он за грех сей суровое наказание. — Лев. 20:10-21, 21:9, Втор. 22:21.

(обратно)

1459

147. …кипеть в пруду из огня и серы… — Откр. 21:8.

(обратно)

1460

148. …да будут два одною плотью. — Мф. 19:5.

(обратно)

1461

149. …запрещается всякое желание совершить блуд. — Августин. О Нагорной проповеди, I, 36.

(обратно)

1462

150. …уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. — Мф. 5:28.

(обратно)

1463

151. Василиск — Вслед за Плинием (Естественная история, VIII, 33 и XXIX, 19) считалось, что василиск убивает человека взглядом или запахом.

(обратно)

1464

152. …кто касается женщины, подобен тому, кто касается скорпиона… — Ср. Притч. 6:26-29, Сир. 13:1.

(обратно)

1465

153 …святой Павел дает им лишь такое царство… — Вероятно, имеется в виду Гал. 5:19-21.

(обратно)

1466

154. …в книге называется плодом стократным… — Мф. 13:8.

(обратно)

1467

Стократный плод (лат.).

(обратно)

1468

«Против Иовиниана" (лат.).

155. …у Иеронима, Contra Jovinianum. — См. примеч. к Прологу Батской Ткачихи, 9.

(обратно)

1469

adulterium.

(обратно)

1470

156. …проистекает много зол… — Четыре греха жены, оставившей мужа, перечислены в Сир. 23:31-33.

(обратно)

1471

157. …как говорит святой Павел. — 1 Кор. 3:17.

(обратно)

1472

158. …когда жена его господина просила его о гнусном деле,… — Быт. 39:8-9.

(обратно)

1473

159. …виновных следует убить… — Лев. 20:10.

(обратно)

1474

160. «Ступай, — молвил ей Христос, — и больше не греши» — Ин. 8:11.

(обратно)

1475

161. Госпитальер — член какого-либо религиозного братства, давший обет ухаживать за больными в госпиталях. Наиболее крупным из таких братств был Орден Св. Иоанна Иерусалимского, в дальнейшем известный как Мальтийский.

(обратно)

1476

162. …и сатана принимает вид ангела света. — 2 Кор. 11:14.

(обратно)

1477

163. …сыновья Велиала, то есть диавола. — 1 Цар. 2:12.

(обратно)

1478

164. …как сказано в книге… — 1 Цар. 2:13-17.

(обратно)

1479

165. …как говорит святой Иероним… — Против Иовиниана, I, 49.

(обратно)

1480

166. …как сказал архангел Рафаил Товии… — Тов. 6.

(обратно)

1481

167. …в Святом Писании он обсуждается открыто. — Вероятно, имеется в виду гомосексуализм. См., напр., Рим. 1:26-27.

(обратно)

1482

Средство от похоти (лат.).

(обратно)

1483

168. …Бог установил брак… — Еф. 5:32.

(обратно)

1484

169. …дабы освятить брак, побывал на свадьбе… — О превращении воды в вино во время свадьбы в Кане Галилейской см. Ин. 2:1-11.

(обратно)

1485

170 …как говорит святой Августин… — О благе супружества (De bono coniugali), 20-21.

(обратно)

1486

171. …голова жене — муж… — 1 Кор. 11:3.

(обратно)

1487

172. …как Христос любил святую Церковь… — Еф. 5:25.

(обратно)

1488

173. …она обязана ему повиноваться. — 1 Пет. 3:1-4.

(обратно)

1489

174. …не смеют облачаться в Христа. — Цитата взята не из трудов Иеронима, а из трактата «О девах» раннехристианского богослова Киприана, епископа Карфагенского (ум. 258).

(обратно)

1490

175. …что говорит святой Иоанн по тому же поводу. — Откр. 18:16-17.

(обратно)

1491

176. …перед людьми тщеславно повеличаться… — Григорий I. Гомилии на Евангелие, II, 40, 3.

(обратно)

1492

177. …ларец благословенной Магдалины… — см. Мф. 26:7.

(обратно)

1493

178. …она — супруга Христова и живет ангелам подобно… — Ср. Августин. О священной девственности (De sancta virginitate), 24 и 54.

(обратно)

1494

Об исповеди (лат.).

(обратно)

1495

179. …вразрез с законом Христовым… — Августин. Против Фауста, XXII, 27.

(обратно)

1496

180. Епитимья — см. примеч. к Общему прологу, 239.

(обратно)

1497

181. …помня горесть души моей. — Ис. 38:15.

(обратно)

1498

182. …скромностью великой снискивается милость Божья. — Псевдо-Августин. Об истинном и ложном покаянии (De vera et falsa poenitentia), X, 25.

(обратно)

1499

183. Таково было покаяние мытаря… — Лк. 18:13.

(обратно)

1500

184. …с прощением и отпущением граничит. — Источник цитаты не установлен.

(обратно)

1501

185. …ибо он один имеет власть отпущения. — 1 Пет. 5:6.

(обратно)

1502

186. …пошел он и заплакал горько. — Мф. 26:75.

(обратно)

1503

187. …призналась ему в своих грехах. — Лк. 7:37-38.

(обратно)

1504

188 …Иисус Христос был покорен до конца… — Фил. 2:8.

(обратно)

1505

189. …коли раньше у тебя грехов и не было, теперь из-за лжи твоей появились. — Августин. Проповеди, 181,5.

(обратно)

1506

190. …раз в год обновляется вся земля. — Представление, что на Пасху вместе с Христом воскресает и обновляется вся земля, объясняет такие традиции, как зажигание пасхальных огней (см. примеч. 81 к данному рассказу). Причащение в последнюю неделю Поста было обязательным.

(обратно)

1507

Окончена вторая часть покаяния и начинается его же третья часть, об искуплении (лат.).

(обратно)

1508

191. …Не может скрыться город, стоящий на вершине горы… — Мф. 5:14-16.

(обратно)

1509

192. Pater noster — «Отче наш», основная христианская молитва. См. Мф. 6:9-13.

(обратно)

1510

193. …молитва также уменьшает бремя простительных грехов. — Августин. Руководство для Лавра, или О вере, надежде и любви (Enchiridion ad Laurentium seu de fide, spe et caritate), 71.

(обратно)

1511

194. …постом исправляются пороки тела, а молитвой — души. — Цитата заимствована из трактата Пеннафорте, в трудах Иеронима источник неизвестен.

(обратно)

1512

195. …Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение. — Мф. 26:41.

(обратно)

1513

196. …смиренномудрие, кротость, долготерпение. — Кол. 3:12.

(обратно)

1514

197 ….за желание вечное грешить подобают и вечные мучения. — Комментарий на книгу Иова, XXXIV, 19, 36.

(обратно)

1515

Отречение Чосера (фр.).

(обратно)

1516

198. …кто сей трактатец слушает или читает… — О времени создания и возможных литературных прототипах «Отречения Чосера» см. статью «“Человеческая комедия” Джеффри Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1517

199. …все, что писано прежде… — Рим. 15:4.

(обратно)

1518

200. …Книга о Троиле… — «Троил и Крессида»; «Книга о Славе» — «Дом Славы», ранняя незавершенная поэма Чосера. «Книга о Двадцати Пяти Дамах» — «Легенда о славных женщинах» (см. примеч. к Прологу Юриста, 53). Неясно, является ли число «двадцать пять» опиской переписчика или свидетельством незавершенности поэмы. Книга о Валентиновом дне и Птичьем Парламенте — «Птичий парламент» — поэма Чосера, русский перевод вместе с «Книгой о Герцогине» см. в изд. Чосер Дж. Книга о Королеве. Птичий парламент. М., 2005. Книга о Льве… — «Книга о Льве» не сохранилась, возможно, это было переложение или перевод поэмы Гийома Машо (см. примеч. к Рассказу Монаха, 521) «Песнь о Льве» или одноименной поэмы Эсташа Дешана.

(обратно)

1519

201. Лэ — см. примеч. к Рассказу Сквайра, 3.

(обратно)

1520

Об утешении (философией) (лат.).

(обратно)

1521

202. Гомилии — в оригинальном значении нравоучительная беседа проповедника (в отличие от проповеди на библейский текст), вероятно, Чосер имеет в виду поучительный рассказ, например, Рассказ о Мелибее.

(обратно)

1522

203. Моралитэ — здесь: не пьеса на аллегорический сюжет (появились только в XV в.), а короткий моралистический рассказ или афоризм.

(обратно)

1523

204. Царь царей и Первосвященник первосвященников — имена Христа (см. Откр. 17:14, 19:16). О генеалогии Христа, сочетающей происхождение от иудейских царей и первосвященников, см. примеч. к Рассказу Второй монахини, 72.

(обратно)

1524

Живи и царствуй с Отцом и Духом Святым, Боже, навеки. Аминь (лат.).

205. …per omnia secula. Amen. — традиционное формульное окончание гомилий, проповедей и некоторых литургических молитв.

(обратно)

1525

О возможной связи стихотворения с герцогиней Бланкой (Бланш) Ланкастерской см. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст, кн. В рукописях XIV-XV вв. сведений об этом нет, впервые такую версию выдвинул издатель Чосера XVI в. Т. Спет (Speght). Возможно, он пользовался текстом утерянного ныне манускрипта, принадлежавшего внуку Бланш, Хамфри герцогу Глостеру. Однако большинство современных исследователей эту версию отвергают. Переводя прототекст французского поэта Гильома де Дегильвиля, Чосер изменяет строфику, вводя свою излюбленную восьмистрочную строфу с рифмовкой АВАВВСВС.

(обратно)

1526

15 Семь татей ждут погибели моей… — семь смертных грехов.

(обратно)

1527

25 Господь наш Бог посредницей поставил… — Учение о Деве Марии как посреднице между Богом и людьми известно с раннего средневековья, так, Бернард Клервоский (1090-1153) писал: «Дева Мария — врата рая, ибо никто не может попасть в благословенное царство, как через нее». Богослов и мистик Св. Бонавентура (Джованни Фиданца, 1221-1274): «Как луна, находящаяся между солнцем и землей, передает на землю свет, получаемый от солнца, так и Мария изливает на нас в этом мире небесную благодать, которую она получает от Солнца Правды».

(обратно)

1528

28 ….Ведь ежели бы гнев Его святой… — Ср. Пс.7:12.

(обратно)

1529

74 Дни красны — т.е. отмеченные в церковном календаре красным богородичные праздники.

(обратно)

1530

81 Любовь Твоя пылала при Кресте… — Ин 16:25-27.

(обратно)

1531

97-98 Неопалимой купиною Ты / Явилась нам однажды. — Неопалимая купина — горящий куст, в котором Моисею явился образ Бога (Исх. 3:2). Впоследствии купина стала также символом Девы Марии.

(обратно)

1532

102 Свят твой огонь — от Духа зачала. — аллюзия на сюжет Благовещения (Лк. 1:26-38).

(обратно)

1533

121 Рек Гавриил: «В женах благословенна…» — Лк. 1:28.

(обратно)

1534

157 Волчцы и терние всю жизнь вкушаю… — Ср. Быт. 3:18.

(обратно)

1535

163 …Чтоб римский воин сам был уязвлен… — Имеется в виду легендарный Св. Лонгин — римский воин, пронзивший распятого Христа копьем. По средневековым легендам, он впоследствии уверовал во Христа и принял мученическую смерть. Согласно «Золотой легенде» Иакова Воррагинского, кровь Христа исцелила его от слепоты, поразившей его после удара копьем.

(обратно)

1536

169 …Он шел на крест, как древле Исаак… — Ср. Быт. 22, Евр. 11:17-19.

(обратно)

1537

Как и большинство других стихотворений, точно датировать невозможно. Одно из немногих стихотворений Чосера, написанных королевской строфой — размером его больших произведений.

(обратно)

1538

Прошение к милости разделено на три равных части по три строфы, каждая часть построена по правилам составления жалобы в суде (complainte).

(обратно)

1539

Большинство критиков не сомневаются в принадлежности текста Чосеру. Стихотворение состоит из четырех частей: двух королевских строф, восемь строк ямбических терцин, еще семнадцать строк в том же размере и девять строф со схемой рифмовки AABAABCDDC. Некоторые исследователи полагают, что это искусственно соединенные переписчиками разные стихотворения.

(обратно)

1540

36 Парка — В римской мифологии вначале была одна Парка — богиня рождения. Под влиянием древнегреческих представлений о мойрах (богинях судьбы, дочерях Зевса и Фемиды) у римлян появились три парки, определявшие срок жизни человека. Клото пряла жизненную нить, Лахесис определяла участь человека, Атропос перерезала нить.

(обратно)

1541

Сюжет основан на «Метаморфозах» Овидия (IV: 171-189). Применение этой мифологической коллизии к судьбам людей, в частности, можно найти в «Истории моих бедствий» Абеляра. О возможной связи стихотворения с придворным скандалом 1385 г. см. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1542

6 Заступником вам будет Иоанн… — См. примеч. к Рассказу Сквайра, 595.

(обратно)

1543

13 …Готовит всем влюбленным Валентин. — Легендарный католический святой, предположительно епископ, чья память отмечалась 14 февраля (до реформы католического календаря в 1969 г.). Насколько ко времени Чосера сформировалась легенда о его покровительстве влюбленным, неизвестно. Чосер подробнее говорит о Валентине в поэме «Парламент птиц» (1382 г.), где впервые в английской литературе появляется легенда о том, что в день св. Валентина птицы выбирают себе пару. Однако неизвестно, какую именно дату имеет в виду Чосер. Существует мнение (профессор Дж. Оруч), что легенда о птицах просто изобретена Чосером.

(обратно)

1544

31 …Бог неба третьего… — Согласно классической космологии Птолемея, планеты находятся на небесных сферах, вращающихся между Землей и сферой неподвижных звезд. На третьей от неподвижных звезд сфере находится Марс.

(обратно)

1545

85 Здесь белоснежный вол украсил свод. — созвездие Тельца

(обратно)

1546

129 …Один лишь ярд… — В оригинале «один градус» (о steyre). Чосер использует прием дословного перевода латинских астрологических терминов: латинское gradus — «ступень» — заменяется английским «stair» с тем же значением. Неоднократно в тексте термин «аспект» (лат. aspectus) заменяется словами «облик» или «вид».

(обратно)

1547

139 Двенадцатый апреля день… — В этот день Солнце входит в знак Тельца.

(обратно)

1548

164 …властитель всех начал… — В оригинале аллюзия на строение небесных сфер: каждую из них движет ангельская сила, которую обычно называли латинским словом intelligentia — «разум». Их приводит в действие Перводвигатель — творящая энергия Создателя.

(обратно)

1549

243 Фиванска брошь из яхонта и лала… — Римский поэт Стаций в «Фиваиде» (II: 265-305) и Овидий в «Метаморфозах» (IV:563-583) рассказывают об украшении — ожерелье, которое Вулкан сделал для Гармонии, дочери Марса и Венеры. Всем, кто владел им, оно приносило несчастье.

(обратно)

1550

По одной из версий, стихотворение также связано с Изабеллой Йоркской. В таком случае оно написано до ее смерти в 1392 г. В посылке Чосер обращается к «принцессе».

Автор переведенных Чосером баллад Отон де Грансон (ок. 1340 — 1397) и Чосер могли быть лично знакомы, так как Грансон с 1370-х по 1390-е годы находился на службе у нескольких английских крупных аристократов, в том числе у Джона Гонта, покровителя Чосера. Их имена несколько раз в 1375 г. встречаются рядом в сохранившихся бухгалтерских книгах Гонта: им выплачивается вознаграждение за услуги. В 1390-1393 гг. Грансон вместе с сыном Гонта Генри графом Дерби (будущим королем Генрихом IV) участвовал в посольстве в Пруссию и походе в Святую Землю (см. примеч. к Общему прологу, 51).

(обратно)

1551

Стихотворение пародийно переосмысляет серьезность традиционной петраркистской лирики. Неизвестно, существовал ли какой-либо реальный прототип героини. О возможной связи текста с «Троилом и Крессидой» см. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст. кн. В нескольких рукописях эти тексты помещаются рядом. В конце текста рядом с именем Чосера помещено непонятное слово tregentil — по мнению некоторых исследователей, имя переписчика или французское выражение «tres gentil».

(обратно)

1552

18 …окунь жареный объят сметаной… — В оригинале «щука в желейном соусе» (рук @walwed in galauntyne). «Желейный соус», по версии двух поваренных книг XV в., готовился из черного хлеба, уксуса, перца и соли, вероятно, щука мариновалась и застывала в охлажденном соусе.

(обратно)

1553

20 Тристан — популярный в средние века герой рыцарских романов Артуровского цикла.

(обратно)

1554

2 …Перебелить Боэция, «Троила»… — Произведения Чосера: прозаический перевод «Утешения Философией» Боэция и поэма «Троил и Крессида».

(обратно)

1555

3 …Ты будто бы испытываешь зуд… — В оригинале «scall» — кожное заболевание, при котором частички кожи отшелушиваются, вызывая постоянный зуд, скорее всего — псориаз или экзема.

(обратно)

1556

5 …скребу твои чернила… — Чтобы исправить написанное на пергаменте, нужно было сначала соскрести кончиком ножа написанное, а потом специальной тупой палочкой вновь сделать поверхность гладкой.

(обратно)

1557

О «боэцианском цикле» стихов Чосера см. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст. кн. Тема «золотого века» человечества возникла еще в античности (Гесиод. Труды и дни). На Боэция и Чосера влияние оказала трактовка «золотого века» в «Георгиках» Вергилия: «Вовсе не знали поля до Юпитера пахарей власти. // Даже значком отмечать иль межой размежевывать нивы // Не полагалось. Все сообща добывали. Земля же // Плодоносила сама, добровольно, без понужденья» (I: 125-128). Отсутствие собственности в «золотом веке» Сатурна для Вергилия и Боэция является ключевым элементом в их объяснении, почему в железный век люди пали так низко.

(обратно)

1558

1-25 Строки довольно близко пересказывают стихотворное рассуждение Боэция о первом веке (Утешение Философией, II, стих. 5). Боэций также говорит, что людям были неведомы виноделие, ткачество, судоходство и торговля.

(обратно)

1559

17 Еще ни кошенилью, ни шафраном… — кошениль — насекомое вида Dactylopius coccus, из самок которого делают красный краситель — кармин. Хотя в восточной Европе и на Кавказе родственные кошенили насекомые известны с древности, в Западной Европе кошениль применяется только с XVI в. Шафран — цветок Crocus sativus, чрезвычайно дорогая пряность и пищевой краситель. В оригинале перечисляются три красителя: «mader» (madder) — Rubia tinctorum, марена обыкновенная, из корней которой добывали красный краситель, «welde» — Reseda Luteola, дикая резеда, которая давала желтый краситель, и «woad» — Isatis tinctoria, вайда, из которой получали голубой краситель. Интересно, что все эти красители использовались в Европе с глубокой древности (не позже середины 1 тысячелетия до н.э.), о чем Чосер, вероятно, мог знать из научных книг.

(обратно)

1560

21-29 Потом металлы стали добывать, /… И перлы, обнаружив их приятство… — Боэций также связывает крушение «первого века» с открытием богатства и «драгоценных каменьев», что «предпочли бы спать вечно в недрах» (См. Боэций. Утешение Философией. М.: Наука, 1996. С. 175).

(обратно)

1561

35 …как Диоген изрек… — Цитата из Диогена заимствована у Иеронима (Против Иовиниана, 2:11) или, возможно, у Иоанна Солсберийского (Поликратик, 8:6).

(обратно)

1562

50 Пандоры ларь… — Пандора (всеодаренная, всеведающая), эпитет богини Земли, первая женщина. Чтобы наказать людей за кражу огня Прометеем Гефест, по приказанию Зевса, создал Пандору и наделил ее прелестью всех богов и послал к людям это «прекрасное зло». Эпиметей, несмотря на предупреждение своего брата Прометея, взял ее в жены. Пандора открыла принесенный с собой сосуд (ящик) и выпустила из него все заключенные в нем бедствия, кроме надежды, которая осталась на дне.

(обратно)

1563

58 …Юпитер, жадный до вина и брашен. — Характеристика Юпитера и связь его с падением Золотого века (когда царствовал его отец Крон) заимствована главным образом у Овидия (Метаморфозы, 1:113-115)

(обратно)

1564

60 …Нимрод еще своих не строил башен. — Нимрод — библейский праотец, упоминается в книге Бытия как «сильный охотник перед Богом» (Быт. 10:8-9). Его «царство» включало в себя Вавилон, вероятно, поэтому начиная с «Иудейских древностей» Иосифа Флавия возникло представление, что он построил Вавилонскую башню, хотя в Библии эти две легенды никак не связаны. В таком освещении Нимрод стал символом безмерной гордости и не сознающей себе пределов силы. Иосиф Флавий также отмечает, что Нимрод был первым тираном на земле, так как хотел заменить в подданных страх Божий на страх перед собой.

(обратно)

1565

64 …Порок, отрава, смерть во всех вещах. — Ср. Овидий. Метаморфозы, 1:144-148, 224-229.

(обратно)

1566

О смысле подзаголовка стихотворения см. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1567

1 Фортуна злая, твой закон — коварство — Ср. Боэций. Утешение Философией, II, проз. 1: «Ты полагаешь, что Фортуна переменчива лишь по отношению к тебе? Ошибаешься. Таков ее нрав, являющийся следствием присущей ей природы…» (с. 165).

(обратно)

1568

17 Сократ — В диалоге «Евфидем» утверждал, что мудрость достаточна для счастья (Фортуны). Сама мудрость и есть счастье, так как она не может ошибаться. У Сократа непредсказуемость Фортуны (Евтихии, с греч. «благая удача»), заменяется тождеством: счастье — это поиск и обретение Истины. Фортуна (Евтихия, с греч. «благая удача») переосмысляется как «благое деяние» (Евпрагия). Именно доброе деяние он считает истинным, правильным.

(обратно)

1569

29 А как же все мои благодеянья? — у Боэция Фортуна утверждает, что «была такой же, когда расточала тебе свои ласки… и соблазняла тебя приманкой счастья… У слепой богини два лица… она стала полностью ясной для тебя» (Утешение Философией, II, проз. 1, с. 165-166).

(обратно)

1570

32 …лучший друг твой все еще с тобой. — Возможно, герцог Джон Гонт, либо другой патрон Чосера.

(обратно)

1571

33 Гиены желчь… — Плиний утверждал, что желчь гиены лечит от офтальмии, для чего ее нужно приложить ко лбу (Естественная история, 28, 8).

(обратно)

1572

38 …бросишь якорь свой… — Утешение Философией, II, проз. 4.

(обратно)

1573

45 Нет, мой закон изменчив. — В оригинале аллюзия на описание Фортуной колеса, по которому возносятся и низвергаются люди: «Поднимись, если угодно, но при таком условии, что ты не сочтешь несправедливым падение, когда того потребует порядок моей игры…» (Утешение Философией, II, проз. 2, с. 167).

(обратно)

1574

65 От Бога все — и радость, и мытарства… — Боэций в «Утешении Философией», как и Чосер, переходит от изменчивой игры Фортуны к простоте «неизменного божественного разума», утверждая устами Философии, что «порядок судьбы вытекает из простоты Провидения» (Утешение Философией, IV, проз. 6, с. 216)

Аргументы Фортуны, как и в предыдущих строфах, основываются на: Боэций. Утешение Философией, II, проз. 2. См. также: Дж. Чосер. Троил и Крессида, I, 841-854.

(обратно)

1575

73 Высочества, прошу вас, помогите… — См. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1576

В этом стихотворении также сильно влияние Боэция (прежде всего Утешение Философией II, стих.4, III, стих. 11 и проз. 11, IV, проз. 6. и стих. 6). Боэций известен как один из первых «христианских стоиков», объединивших учение Сенеки и Эпиктета о довольстве малым, владении собой и победе над страстями с христианским представлением о Логосе.

(обратно)

1577

7 И истина тебя соделает свободным. — Ин. 8:32.

(обратно)

1578

12 И на рожон не лезь… — Ср. слова Христа к Савлу: Деян. 9:5.

(обратно)

1579

17-18 …в иные рубежи / Уводит нас отсель тропа крутая. — Образ добродетели, стоящей на высоком холме, появляется еще у Гесиода в «Трудах и днях»: «Но добродетель от нас отделили бессмертные боги / Тягостным потом: крута, высока и длинна к ней дорога, / И трудновата вначале. Но если достигнешь вершины, / Легкой и ровною станет дорога, тяжелая прежде» (286-289). Аллегория стала популярной уже в Античности (Ксенофан Колофонский, Лукреций), пользовалась успехом у средневековых и ренессансных авторов (Петрарка. Моя тайна, Данте. Божественная Комедия, Ад, I) и попала в книги эмблем.

(обратно)

1580

22 Ваш — о сэре Филипе де ла Ваше (ок. 1348 — 1408) известно мало. При короле Ричарде II некоторое время он был в опале, карьера пошла вверх при Генрихе IV. Возможно, Ваш участвовал в его походах в Пруссию и Палестину, а также в войне во Франции. В 1399 г. ему пожаловано высшее отличие Англии — Орден Подвязки.

(обратно)

1581

Чосер развивает боэцианскую идею: для того, чтобы соответствовать благородству предков, недостаточно факта рождения, нужно самому поддерживать этот статус (Боэций. Утешение Философией, III, проз. 6). См. также примеч. к Рассказу Батской Ткачихи, 1519.

(обратно)

1582

1 Кто благородным в мире хочет слыть… — В оригинале упоминается «first stok» — первопредок (OED Зс), под которым подразумевается Новый Адам — Христос. Чосер переосмысляет юридическое понимание первородства, перенося его в духовный план. Ср. Данте. Божественная Комедия, Чистилище, VII, 121-123.

(обратно)

1583

7 …в митре он, венце иль диадеме. — Митра — головной убор епископов и аббатов. Возможно, под венцом имеется в виду король, а под диадемой — император.

(обратно)

1584

Вслед за Платоном и Аристотелем средневековая философия выстроила сложную и неоднозначную трактовку роли изменчивости в мире. С одной стороны, она — признак несовершенства, так как изменчивая материя умирает и разрушается. С другой, Аквинат считал, что в разнообразии творения проявляется полнота благодати Создателя, заложившего в творения разную степень совершенства (Сумма против язычников, III, 97). Боэций в «Утешении Философией» суммирует взаимодействие постоянства и перемен так: «В мире с добром постоянным / Рядом живут перемены. / Вечен союз двух враждебных, / Разных вполне оснований… / Только любовь и способна / Смертных в союзе сплотить всех…» (Утешение Философией, II, стих. 8, с. 180).

Чосер, отрицательно оценивая природное и моральное непостоянство, в посылке осмысляет королевскую власть как основу для социальной стабильности, так как власть королю дана Богом. В нестабильный и распадающийся мир она может внести постоянство. О связи стихотворения с политикой Ричарда II см. статью «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» в наст. кн.

(обратно)

1585

Адресат послания — скорее всего Генри Скоган (1361-1407) — придворный королей Ричарда III и Генриха IV, учитель принцев — сыновей Генриха IV, в том числе будущего короля Генриха V. Скоган известен «Моральной балладой», нравоучительным стихотворением, обращенным к принцам. В ее текст он полностью включил «Благородство» Чосера и обратился к Чосеру как «учителю». Об отношениях Чосера и Скогана практически ничего не известно.

(обратно)

1586

3 …семь ослепительных богинь… — Семь планет. Считалось, что они имеют особое влияние на погоду.

(обратно)

1587

9 …Когда-либо упала с пятой сферы…. — На пятой сфере, если считать от неподвижных звезд, находилась Венера. Как планета, обладавшая свойством «жары и влажности», она считалась влияющей на дождь.

(обратно)

1588

14 ……ужасный сей потоп! — В 1390-е годы обильные дожди и наводнения случались часто (1390, 1391, 1393), что не дает возможности однозначной датировки.

(обратно)

1589

18 …сам Архангел Михаил… — В оригинале аллюзия на церковный праздник — день св. Михаила (Michaelmas), отмечавшийся 29 сентября.

(обратно)

1590

31 На всех, кто сед и склонен к полноте… — непонятно, к кому именно относятся эти строки: они подходят для самого Чосера, но не для Скогана, которому в это время не могло быть более 30 лет.

(обратно)

1591

43-45 …у истока сей реки… /…в конце ее… — Согласно глоссам на полях сохранившейся рукописи стихотворения, Скоган находится в Виндзоре, королевском замке на северо-запад от Лондона, а Чосер — в Гринвиче (с 1390 г. он занимал должность чиновника, надзирающего за строительством ирригационных сооружений между Вулиджем и Гринвичем). Виндзор и Гринвич стоят на реке Темзе.

(обратно)

1592

47 Но Туллий добр… — Смысл метафоры неясен. Возможно, имеется в виду римский царь Сервий Туллий (578-535 до н.э.), известный своей щедростью к бедным. По легенде, Туллий сам происходил из рабов и во время своего правления значительно улучшил положение плебса. Неизвестно, насколько это могло относиться к королю Ричарду II или Генриху IV. Также возможно, что это отсылка к какому-либо из пассажей в трудах Марка Туллия Цицерона.

(обратно)

1593

Личность адресата стихотворения точно не известна: возможно, это сэр Питер Бактон из Холдернесса (ок. 1350 — 1414) — вассал герцога Джона Гонта и придворный при его сыне Генрихе IV. Долгое время был комендантом замка Нэрсборо (Knaresborough), принадлежавшего Гонту. В 1399 г. в замке на одну ночь останавливался свергнутый король Ричард II по пути в замок Помфрет, где и вскоре умер. Другой кандидат — сэр Роберт Бактон из Гузволда в графстве Саффолк, конюший королевы Анны, жены Ричарда II, в 1390-е годы — член палаты общин. О браке Питера Бактона ничего не известно, брак Роберта Бактона был заключен до 1397 г.

(обратно)

1594

1 …мастер Бактон… — Мастер — форма вежливого обращения, хотя, возможно, указание на то, что адресат имел ученую степень магистра.

(обратно)

1595

3 Ответа не дал Он на сей вопрос… — Ин. 18:38.

(обратно)

1596

18 …Тем самым ты избегнешь худшей доли. — ср. 1 Кор. 7:9.

(обратно)

1597

24 …Иль снова попадет в ловушку зверь. — В оригинале упоминается «плен во Фризии». В августе-сентябре 1396 г. английские войска совершили поход во Фризию, где столкнулись с упорным сопротивлением местного населения, не бравшего, вопреки традиционным средневековым военным правилам, пленных. На основании этого некоторые исследователи датируют стихотворение осенью 1396 г.

(обратно)

1598

Стихотворение, вероятнее всего, написано между 30 сентября 1399 г., когда Генрих IV вступил на престол, и началом октября, когда Чосеру была назначена королем пожизненная пенсия в 40 марок, либо февралем-маем 1400 г., когда Чосеру была выплачена одноразовая компенсация за потерянные суммы. После низложения Ричарда II Чосер, как и многие другие служащие королевской администрации, в течение нескольких месяцев не получали причитавшихся им сумм. Неизвестно, насколько нуждался Чосер в последний год своей жизни.

(обратно)

1599

1 К тебе, моя сума, к тебе одной… — Исследователи отмечают, что зачин стихотворения пародирует традиционную лирику трубадуров, в частности, известное стихотворение Шатлена де Куси «К тебе, моя любовь…».

(обратно)

1600

7 Отяжелей, иначе я пропал. — Помимо указанных в статье «“Рифма в Англии бедна” — лирика Чосера» аллюзий присутствует также ироническая метафора наполнения сумы как беременности.

(обратно)

1601

21 ….завоеватель Альбиона.… — Аллюзия на краткосрочную военную кампанию Генриха IV против Ричарда II летом — осенью 1399 г. «По роду» — как сын герцога Джона Гонта и таким образом двоюродный брат Ричарда II (хотя и не будучи наследником первой очереди) — и «по избранию» — решению обеих палат Парламента, низложивших Ричарда II, — Генрих подтвердил завоеванное им право на престол. Используя древнее название Англии «Альбион», Чосер, вероятно, хочет подчеркнуть преемственность между Генрихом и Брутом — мифическим внуком (или, по Гальфриду Монмутскому, правнуком) Энея, покинувшего горящую Трою. Сын Энея Асканий основал Альба Лонгу — город-предшественник Рима. Брут, изгнанный из Рима за то, что случайно убил отца, завоевал Альбион, победил населявших его гигантов, основал Лондон и впервые установил в стране законы. Легенда о Бруте-основателе британской монархии — помогала вписать британскую историю в контекст всемирной и преодолеть культурную провинциальность Англии. Этим объясняется ее популярность на протяжении всего средневековья.

(обратно)

1602

Bloom Н. Introduction // Geoffrey Chaucer’s The General Prologue to the Canterbury Tales. N.Y., 1988. P. 1.

(обратно)

1603

Современные биографы отвергают эту гипотезу, утверждая, что Чосер получил все свое образование при дворе. См. Pearsall D. The Life of Geoffrey Chaucer. Oxford, 1992.

(обратно)

1604

The Works of Geoffrey Chaucer in seven volumes edited by W.W. Skeat. Oxford, 1894-1900. V. 3. P. 373.

(обратно)

1605

Cooper Н. The Canterbury Tales, Oxford Guides to Chaucer. Oxford, 1996. P. 7-8.

(обратно)

1606

The Works of Geoffrey Chaucer edited by F. N. Robinson. Boston and Oxford, 1957.

(обратно)

1607

The Riverside Chaucer, general editor L.D. Benson. Oxford, 1988.

(обратно)

1608

См., напр., Chaucer Source and Analogue Criticism: A Cross-Reference, compiled by L.K. Morris. N.Y. and L., 1985.

(обратно)

1609

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 11.

(обратно)

1610

Хлодовский P.M. Джованни Боккаччо // История литературы Италии. М., 2000. Т. I. С. 473.

(обратно)

1611

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 10.

(обратно)

1612

Преподавание среднеанглийского языка, а стало быть, и чтение Чосера в подлиннике в наше время не является обязательным для студентов-филологов в Англии. Они читают Чосера и других средневековых авторов в рамках курса по выбору.

(обратно)

1613

Baldwin R. The Unity of The Canterbury Tales. Copenhagen, 1955. P. 24.

(обратно)

1614

Ibid. P. 24.

(обратно)

1615

Hoffman A.W. Chaucer’s Prologue to Pilgrimage: The Two Voices // Chaucer. Modem Essays in Criticism edited by E. Wagenkneght. L., Oxford and N. Y., 1971. P. 33.

(обратно)

1616

Jones Т. Chaucer’s Knight. The Portrait of a Medieval Mercenary. Baton Rouge, 1980. P. 140.

(обратно)

1617

Lester G.A. Chaucer’s Knight and Medieval Tournament // Neophilologus. 1982. V. 66. P. 460-468; Keen M. Chaucer’s Knight, the English Aristocracy and the Crusade // English Court Culture in the Later Middle Ages. L., 1983. P. 45-61.

(обратно)

1618

Brewer D.S. Chaucer’s Knight as Hero and Machaut’s Prise d’Alexandrie // Heroes and Heroines in Medieval English Literature. Cambridge, 1994. P. 81-96.

(обратно)

1619

Barr H. Chaucer’s Knight: A Christian Killer? // The English Review. Nov. 2001. V. 12. P. 2.

(обратно)

1620

The Riverside Chaucer. P. 802.

(обратно)

1621

Bowden М. A Commentary on the General Prologue to the Canterbury Tales. N.Y., 1948. P. 93.

(обратно)

1622

Lowes J.L. Convention and Revolt in Poetry. N.Y., 1919. P. 60-61.

(обратно)

1623

Дживилегов А.К. Чосер // История английской литературы. М.; Д., 1943. T. I, вып. 1. С. 158.

(обратно)

1624

Bowden М. Op. cit. Р. 22.

(обратно)

1625

Lumiansky R.M. Of Sondry Folk. Austin, 1955. P. 132. Правда, по этому поводу есть и другие мнения. См., напр., упомянутую в предыдущей сноске книгу Бауден.

(обратно)

1626

Bowden М. Op. cit. Р. 155.

(обратно)

1627

Mann J. Chaucer and Medieval Estates Satire. Cambridge, 1973. P. 74.

(обратно)

1628

Bowden M. Op. cit. P. 165.

(обратно)

1629

В подлиннике эта фраза звучит так: Nowher so bisy a man as he ther nas, / And yet he seemed bisier than he was — Нигде не было более занятого человека, и однако он выглядел более занятым, чем был на самом деле.

(обратно)

1630

The Riverside Chaucer. P. 814.

(обратно)

1631

Trevelyan G.M. England in the Age of Wycliffe. L., 1925. P. 54.

(обратно)

1632

Cooper Н. The Canterbury Tales. Р.49.

(обратно)

1633

Bowden М. Op. cit. Р. 218.

(обратно)

1634

Bowden М. Op. cit. Р. 247.

(обратно)

1635

Ibid. Р. 267.

(обратно)

1636

The Riverside Chaucer. P. 34.

(обратно)

1637

См., напр., Curry W.D. Chaucer and the Medieval Sciences. Oxford, 1926. P. 59.

(обратно)

1638

Miller R.P. Chaucer’s Pardoner, The Scriptural Eunuch, and The Pardoner’s Tale // Speculum. Vol. 30 (1955). P. 180-199.

(обратно)

1639

The Riverside Chaucer. P. 824.

(обратно)

1640

Donaldson Т. Е. Speaking of Chaucer. L., 1970. P. 8.

(обратно)

1641

Nolan В. «А Poet Ther Was»: Chaucer’s Voices in the General Prologue to The Canterbury Tales // Geoffrey Chaucer’s The General Prologue to the Canterbury Tales. P. 133.

(обратно)

1642

Ibid. Р. 140.

(обратно)

1643

Mann J. Chaucer and Medieval Estates Satire. The Literature of Social Classes and The general Prologue to The Canterbury Tales. Cambridge, 1973.

(обратно)

1644

Pratt R.A. Chaucer's Use of the Teseida // PMLA. 1947. V. 62. P. 598-621.

(обратно)

1645

Оверченко М. В. Неидеальное приключение идеального рыцаря // Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь. М., 2003. С. 108.

(обратно)

1646

Oakden J.P. Alliterative Poetry in Middle English. L., 1968. P. 257-261.

(обратно)

1647

См., напр., Cooper H. The Structure of The Canterbury Tales. Oxford, 1983. P. 94.

(обратно)

1648

Muscatine Ch. Chaucer and the French Tradition. L., 1957, P. 178.

(обратно)

1649

The Riverside Chaucer. P. 409-410.

(обратно)

1650

Muscatine Ch. Op. cit. P. 181.

(обратно)

1651

Pearsall D. The Canterbury Tales. L. and N. Y., 1993. P. 132.

(обратно)

1652

Боэций. Утешение философией и другие трактаты. М., 1990. С. 211.

(обратно)

1653

Там же. С. 225.

(обратно)

1654

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 60.

(обратно)

1655

Curry W.C. Chaucer and the Medieval Sciences. Oxford, 1926.

(обратно)

1656

Боэций. Указ. соч. С. 222-223.

(обратно)

1657

См., напр., Aers D. Chaucer, Langland and the Creative Imagination. L., 1980.

(обратно)

1658

Боэций. Указ. соч. С. 223.

(обратно)

1659

Там же.

(обратно)

1660

Nykrog P. Courtliness and the Townspeople: The Fabliaux as a Courtly Burlesque // The Humor of the Fabliaux: A Collection of Critical Essays. Columbia: University of Missouri Press, 1974. P. 59-73. См. также Nykrog P. Les Fabliaux, Geneva, 1973.

(обратно)

1661

См., напр., Donaldson Т.Е. Speaking of Chaucer. L., 1970. P. 18.

(обратно)

1662

Некоторые исследователи видят в словах Николаса, обращенных к Алисон, непристойный каламбур: Iwys, but if ich have my wille, / For deeme love of thee, lemman, I spille. Однако не все ученые согласны с этим.

(обратно)

1663

См., напр.: Pearsall D. Op. cit. P. 176.

(обратно)

1664

Parry J.D. Interpreting female agency and responsibility in the Miller’s Tale and the Merchant’s Tale // Philological Quarterly. Spring 2001. V. 80.

(обратно)

1665

Cooper Н. The Canterbury Tales. Р. 110-111.

(обратно)

1666

Ibid. Р. 113.

(обратно)

1667

Howard R.D. The Idea of the Canterbury Tales. L. and Los Angeles, 1976. P. 245.

(обратно)

1668

Гипотеза о том, что рассказ представляет собой законченное целое, где Повар повествует о своей собственной молодости, нам представляется малоубедительной. См. Embs R. The Cook’s Tale: Maybe not a Fragment, Essays and Articles on Chaucer. Luminarium, 1998.

(обратно)

1669

Некоторые исследователи предполагают, что, согласно первоначальному замыслу Чосера, этими словами должно было начинаться состязание паломников, и, соответственно, «Рассказ Юриста» должен был его открывать. Тогда ссылка на точное время была бы на своем месте.

(обратно)

1670

Namore than wole Malkynes maydenhede, / Whan she hath lost it in hir wantownesse. Однако в критике существует также гипотеза о том, что Чосер написал поэму раньше, до возникновения плана «Кентерберийских рассказов», а потом лишь немного отредактировал ее, включив во второй фрагмент.

(обратно)

1671

Whittock Т. A Reading of The Canterbury Tales. Cambridge, 1968. P. 110.

(обратно)

1672

Pearsall D. Op. cit. P. 260.

(обратно)

1673

Ibid.

(обратно)

1674

Женщина из Бата (Wife of Bath) — более точный перевод, чем Батская ткачиха. Однако поскольку в русском обиходе благодаря переводу И.А. Кашкина этот персонаж известен под именем Батской ткачихи, мы будем пользоваться обоими вариантами.

(обратно)

1675

Это мнение с теми или иными оговорками принято очень многими критиками. См., напр.: Kittredge G.L. Chaucer’s Discussion of Marriage // Chaucer. Modem Essays in Criticism. P. 188-215, а также Hinckley H.B. The Debate on Marriage in The Canterbury Tales // Там же. P. 216-225.

(обратно)

1676

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 147.

(обратно)

1677

Robertson D. W. A Preface to Chaucer. Princeton, 1962. P. 247.

(обратно)

1678

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 149.

(обратно)

1679

В подлиннике «Валерия и Теофраста». Имеются в виду латинский трактат Уолтера Мэпа «Совет Валерия Руфину философу не вступать в брак» (ок. 1180 г.) и приписываемая Теофрасту «Золотая книга Теофраста о браке».

(обратно)

1680

Muscatine Ch. Op. cit. P. 231.

(обратно)

1681

Pearsall D. Op. cit. Р. 91.

(обратно)

1682

См., напр.: Lumiansky R.M. Op. cit. P. 136.

(обратно)

1683

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 168.

(обратно)

1684

В русском переводе это место пропало.

(обратно)

1685

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 173.

(обратно)

1686

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1975. С. 18.

(обратно)

1687

The Riverside Chaucer. P. 880.

(обратно)

1688

Nolan В. Chaucer’s Tales of Transcendence: Rhyme Royal and Christian Prayer in the Canterbury Tales // Chaucer’s Religious Tales edited by C.D. Benson and E. Robertson. Cambridge, 1990. P. 28.

(обратно)

1689

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 190.

(обратно)

1690

Phillips H. An Introduction to The Canterbury Tales. N. Y., 2000. P. 114.

(обратно)

1691

Kirk D.E. Nominalism and the Dynamics of the Clerk’s Tale: Homo Viator as Woman // Chaucer’s Religious Tales. P. 115.

(обратно)

1692

Manly J.M. (ed.) The Canterbury Tales. N.Y., 1928. P. 624.

(обратно)

1693

The Riverside Chaucer. P. 13.

(обратно)

1694

Phillips H. Op. cit. P. 125.

(обратно)

1695

Donaldson Т. Е. Speaking of Chaucer. P. 39.

(обратно)

1696

Pearsall D. Op. cit. P. 199.

(обратно)

1697

Olson P.A. Chaucer’s Merchant and January’s «Hevene in Erthe Heer» // English Literary History. 1962. V. 28. P. 203-213.

(обратно)

1698

Owen Ch.A. The Crucial Passages in Five of The Canterbury Tales: A Study in Irony and Symbol // Chaucer. Modem Essays in Criticism. P. 257.

(обратно)

1699

Benson D.C. Chaucer’s Drama of Style. Chapel Hill and L., 1986. P. 117.

(обратно)

1700

The Riverside Chaucer. P. 13.

(обратно)

1701

Vinaver Еu. The Rise of Romance. Oxford, 1971. P. 68-98.

(обратно)

1702

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 222.

(обратно)

1703

См., напр.: Haller R.S. Chaucer’s Squire and the Uses of Rhetoric // Modem Philology. 1965. № 62. P. 127-136;

(обратно)

1704

Robertson D.W. Op. cit. Р. 470-472.

(обратно)

1705

Kittredge G.L. Chaucer’s Discussion of Marriage // Chaucer: Modem Essays in Criticism. P. 215.

(обратно)

1706

Morgan G. Experience and the Judgment of Poetry: A Reconsideration of the Franklin’s Tale // Medium Aevum. Oxford, 2001. V. 70. N 2.

(обратно)

1707

Sledd J. Dorigen’s Complaint // Modem Philology. 1947-1948. V. 45. P. 36-45.

(обратно)

1708

Robertson D.W. Chaucer’s Fmklin and his Tale // Costerus: Essays in English and American Language and Literature. New Series. V. 1. Amsterdam: Rodopi, 1974. P. 1-26.

(обратно)

1709

Слово fre в языке Чосера означает великодушный, благородный, свободный.

(обратно)

1710

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 247.

(обратно)

1711

Howard D.R. Op. cit. P. 338.

(обратно)

1712

Насколько нам известно, исключением является лишь обстоятельная статья Энн Мидлтон: Middleton A. The Physician’s Tale and Love’s Martyrs: “ensaumples more than ten” as a Method in the Canterbury Tales // Chaucer Review. 1973-1974. N 8. P. 9-32. Однако аргументы Мидлтон, на наш взгляд, все же не достаточно убедительны.

(обратно)

1713

The Riverside Chaucer. P. 15.

(обратно)

1714

«Корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тимофею, 6: 10).

(обратно)

1715

Howard D.R. Op. cit. P. 341.

(обратно)

1716

Philips Н. Op. cit. Р. 154.

(обратно)

1717

Русский перевод: «И вот бреду, отверженец Господень» не очень точно передает смысл оригинала.

(обратно)

1718

В «Рассказе Священника» это место Нового Завета переведено Чосером именно как a restlees kaityf. Совпадение, как видим, дословное.

(обратно)

1719

Pearsall D. Op. cit. P. 103.

(обратно)

1720

Patterson L.W. Chaucerian Confession: Penitential Literature and the Pardoner // Medievalia et Humanistica. 7, 1976. N 7.P. 166.

(обратно)

1721

Steadman J.M. Chaucer’s Pardoner and the Thesaurus meritorium // English Literary History. 1965-1966. V.3. P. 4-7.

(обратно)

1722

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 271.

(обратно)

1723

Gaylord А. Т. Sentence and Solaas in Fragment VII of the Canterbury Tales: Harry Bailey as horseback editor // PMLA LXXXII (1967). P. 226-235.

(обратно)

1724

Philips Н. Op. cit. Р. 157.

(обратно)

1725

Обзор критической литературы по этому вопросу, появившейся в первой половине XX в., можно прочесть в следующем издании: Ridley F.H. The Prioress and her Critics // University of California Publications, English Studies. V. 30. Berkley and Los Angeles, 1965.

(обратно)

1726

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 290.

(обратно)

1727

The Riverside Chaucer. P. 914.

(обратно)

1728

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 288.

(обратно)

1729

Baum P.F. Chaucer: A Critical Appreciation. Durham, 1958. P. 75-78.

(обратно)

1730

Rex R. The Sins of Madame Eglantine and Other Essays on Chaucer. L., 1995. P. 13-26.

(обратно)

1731

Приводим текст этого гимна в русском переводе: Благодатная Искупителя Мати, отверзающая широкие врата небес, звезда моря, помоги людям, впадающим в грех и жаждущим подняться; Ты, Кто на удивление природе родила [Своего] Бога-Создателя, до Рождества и по Рождестве Дева, слышавшая приветствие архангела Гавриила «Радуйся», помилуй нас грешных.

(обратно)

1732

См., напр., Wickam V. Chaucer’s Prioress: Simple and Conscientions, or Shallow and Counterfeit? // Essays on Chaucer, published by Luminarium, 1999.

(обратно)

1733

Ferris S. Chaucer at Lincoln (1387): The Prioress’s Tale as a Political Poem // Chaucer Review. 1981. 15 (1981). P. 295-321.

(обратно)

1734

Bryan W.F. and Dempster G. (editors). Sources and Analogues of Chaucer’s Canterbury Tales. Chicago, 1941.

(обратно)

1735

Чосер Д. Кентерберийские рассказы. С. 764.

(обратно)

1736

The Riverside Chaucer. P. 917.

(обратно)

1737

Brewer D. The Arming of the Warrior in European Literature and Chaucer // Vasta E. and Thundy Z.P. (editors). Chaucerian Problems and Perspectives, Notre Dame, 1979. P. 238.

(обратно)

1738

Lumiansky R.M. Op. cit. P. 94-95.

(обратно)

1739

David A. The Strumpet Muse: Art and Morals in Chaucer’s Poetry. Bloomington, 1976. P. 220.

(обратно)

1740

Боэций. Утешение философией. С. 207.

(обратно)

1741

The Riverside Chaucer. P. 409-410.

(обратно)

1742

The Riverside Chaucer. P. 933.

(обратно)

1743

Sherbo A. Chaucer’s Nun’s Priest Again // PMLA. 1949. LXIV. P. 236-246.

(обратно)

1744

Lumiansky R.M. Op. Cit. P. 106-107.

(обратно)

1745

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 342.

(обратно)

1746

Whittock Т. Op. cit. Р. 231.

(обратно)

1747

Hotson L.J. Colfox vs. Chauntecleer // Chaucer. Modem Essays in Criticism. P. 109.

(обратно)

1748

Cooper Н. The Canterbury Tales. P. 349.

(обратно)

1749

Utz R.J. Literary Nominalism and the Theory of Rereading Medieval Texts: A New Research Paradigm // Medieval Studies. 1995. V. 5. P. 135-146.

(обратно)

1750

Muscatine С. Op. cit. Р. 242.

(обратно)

1751

The Riverside Chaucer. P. 19.

(обратно)

1752

Howard D.R. Op. cit. P. 288.

(обратно)

1753

Legouis E. Geoffrey Chaucer. L., 1913. P. 185.

(обратно)

1754

Whittock Т. Op. cit. Р. 254.

(обратно)

1755

Pearsall D. Op. cit. P. 110.

(обратно)

1756

Fradenburg L.O. The Manciple’s Servant Tongue: Politics and Poetry in the Canterbury Tales // English Literary History. P. 85-118.

(обратно)

1757

Phillips Н. Op. cit. Р. 219.

(обратно)

1758

The Riverside Chaucer. P. 21.

(обратно)

1759

Ibid. P. 22.

(обратно)

1760

Sayсе О. Chaucer’s “Retractions”: The Conclusion of the Canterbury Tales and Its Place in Literary Tradition // Medium Aevum 40 (1971). P. 230-248.

(обратно)

1761

Cooper Н. The Canterbury Tales. Р. 412.

(обратно)

1762

Koff L.M. Chaucer and the Art of Storytelling. Los Angeles and L., 1988. P. 236.

(обратно)

1763

Алпатов М.В. Всеобщая история искусств. М., Л., 1948. Т. 1. С. 333.

(обратно)

1764

Manly J.M. Some New Light on Chaucer. N.Y., 1926.

(обратно)

1765

Кашкин И. А. Джеффри Чосер II Джеффри Чосер. Кентерберийские рассказы. М., 1996. С. 818.

(обратно)

1766

Kittredge G.L. Chaucer and His Poetry, Cambridge, Mass., 1915. P. 155.

(обратно)

1767

См. Lumiansky R.M. Of Sondry Folk: The dramatic Principle of Canterbury Tales, Austin, 1955.

(обратно)

1768

Benson D.C. The Canterbury Tales: Personal Drama or Experiments in Poetic variety? // The Cambridge Chaucer Companion, L. and N. Y., 1986. P. 96.

(обратно)

1769

Mann J. Chaucer and Medieval Estates Satire. The Literature of Social Classes and The General Prologue to The Canterbury Tales, Cambridge, 1973.

(обратно)

1770

Benson D.C. Ibid.

(обратно)

1771

Chaucer: The Critical Heritage, L., 1978, V. 1. P. 251.

(обратно)

1772

Mann J. Op. cit. P. 189.

(обратно)

1773

Bloomfield M. W. Chaucerian realism // The Cambridge Chaucer Companion. P. 185.

(обратно)

1774

Howard D.R. Op. cit. Р. 327.

(обратно)

1775

Панофский Э. Готическая архитектура и схоластика // Богословие в культуре средневековья. Киев, 1992. С. 52-78.

(обратно)

1776

Коплстон Ф.Ч. История средневековой философии. М., 1997. С. 120.

(обратно)

1777

Панофский Э. Указ. соч. С. 70.

(обратно)

1778

The Riverside Chaucer. Oxford, 1988. P. 632.

(обратно)

1779

Ibid.

(обратно)

1780

Scattergood V.J. The Short Poems // Minnis A.J. with Scattergood V.J. and Smith J.J. Chaucer’s Shorter Poems. Oxford, 1995. P. 464.

(обратно)

1781

Ibid. P. 469.

(обратно)

1782

The Riverside Chaucer. P. 633.

(обратно)

1783

Ibid. P. 1079.

(обратно)

1784

Как утверждают исследователи, этот праздник тогда отмечали не в феврале, но позже, в разгар весны. Rudd G. Geoffrey Chaucer. Oxford, 2001. P. 54.

(обратно)

1785

The Riverside Chaucer. P. 634.

(обратно)

1786

Scattergood V.J. Op. cit. P. 591.

(обратно)

1787

Pearsall D. The Life of Geoffrey Chaucer. Oxford, 1994. P. 146.

(обратно)

1788

Scattergood V.J. Op. cit. P. 486.

(обратно)

1789

См., напр., Bloom Н. Introduction // Geoffrey Chaucer’s The General Prologue to the Canterbury Tales. N.Y., 1988. P. 1.

(обратно)

1790

Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 20 т. М., 1983. Т. 15. С. 85.

(обратно)

1791

Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. М., 1996. С. 739-740.

(обратно)

1792

Толстой Л.Н. Исповедь // Новые пророки. СПб., 1996. С. 206-207.

(обратно)

1793

Там же. С. 207.

(обратно)

1794

Там же. С. 221-222.

(обратно)

1795

Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 20 т. Т. 15. С. 179.

(обратно)

1796

Sayce Olive. Chaucer’s “Retractions”: The Conclusion of The Canterbury Tales and its Place in Literary Tradition // Medium Aevum. 1971. N. 233.

(обратно)

1797

Koff L. М. Chaucer and the Art of Storytelling. Los Angeles and L., 1988. P. 236.

(обратно)

1798

Толстой Л.Н. Исповедь. С. 217.

(обратно)

1799

Там же. С. 219-220.

(обратно)

1800

Там же. С. 240.

(обратно)

1801

Там же.

(обратно)

1802

Бунин И.А. Освобождение Толстого // Бунин И.А. Собр. соч. М., 1967. Т. 9. С. 50.

(обратно)

1803

Толстой Л.Н. Исповедь. С. 254.

(обратно)

1804

Там же. С. 268.

(обратно)

1805

Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. С. 647-648.

(обратно)

1806

Зверев Л.М., Туниманов В.Л. Лев Толстой. М., 2006. С. 340.

(обратно)

1807

Бунин И.А. Освобождение Толстого. С. 106.

(обратно)

1808

Там же. С. 121.

(обратно)

1809

Волжский А. С. Около чуда // Русские мыслители о Льве Толстом. Ясная Поляна, 2002. С. 415-416.

(обратно)

1810

Булгаков С.Н. Л.H. Толстой // Там же. С. 287 и 291.

(обратно)

1811

Густафсон Р.Ф. Обитатель и чужак: теология и художественное творчество Льва Толстого. СПб., 2003. С. 82.

(обратно)

1812

Толстой Л.Н. Исповедь. С. 269.

(обратно)

1813

Hudson A. The Premature Reformation: Wycliffite Texts and Lollard History. Oxford, 1988. P. 391.

(обратно)

1814

Watson N. Chaucer’s Public Christianity // Religion and Literature. Summer 2005. V. 37, N 2. P. 101.

(обратно)

1815

Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. М., 1992. С. 25.

(обратно)

1816

Мень А. «Богословие» Льва Толстого и христианство // Лев Толстой. Четвероевангелие: Соединение и перевод четырех Евангелий. М., 2006. С. 755.

(обратно)

1817

Ильин И.А. Мировоззрение Льва Толстого // Русские мыслители о Льве Толстом. С. 558.

(обратно)

1818

Булгаков С.Н. Л.Н. Толстой // Русские мыслители о Льве Толстом. С. 292.

(обратно)

1819

Русские мыслители о Льве Толстом. С. 455.

(обратно)

1820

Besserman L. Chaucer’s Biblical Poetics. Norman, 1988. P. 13.

(обратно)

1821

Толстой Л.Н. Четвероевангелие: Соединение и перевод четырех Евангелий. М., 2006. С. 6.

(обратно)

1822

Там же. С. 626.

(обратно)

1823

Там же. С. 632.

(обратно)

1824

Бердяев Н.А. Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Толстого // Русские мыслители о Льве Толстом. С. 366-368.

(обратно)

1825

Булгаков С.Н. Л.H. Толстой // Русские мыслители о Льве Толстом. С. 297-298.

(обратно)

1826

Гоголь Н.В. Мертвые души // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М.; Л., 1937-1952. Т. 6. С. 135. В дальнейшем текст поэмы цитируется по этому изданию.

(обратно)

1827

Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. С. 290.

(обратно)

1828

Вспомним Пушкина: «В путь-дорогу снарядился».

(обратно)

1829

Ремизов А.М. Огонь вещей // Ремизов А.М. Собр. соч. В 10 т. М., 2002. Т. 7. С. 143.

(обратно)

1830

Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 66.

(обратно)

1831

Балашов Н.И. Сервантес // История всемирной литературы. М., 1985. Т. 3. С. 369.

(обратно)

1832

Манн Т. Путешествие по морю с Дон Кихотом // Сервантес Мигель де Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. М., 2003. Т. 1. С. 475.

(обратно)

1833

Howard D.R. The Idea of the Canterbury Tales. L., 1976. P. 163.

(обратно)

1834

Белый А. Мастерство Гоголя. М., 1996. С. 110.

(обратно)

1835

Howard D.R. Op. cit. P. 70.

(обратно)

1836

Phillips Н. An Introduction to the Canterbury Tales: Reading, Fiction, Context. L., 2000. P. 219.

(обратно)

1837

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М., 1940. Т. 10. С. 59-60.

(обратно)

1838

Там же. Т. 12. С. 196-198.

(обратно)

1839

Там же. Т. 6. С. 134.

(обратно)

1840

Там же. С. 210-211.

(обратно)

1841

Гоголь Н. Размышления о Божественной Литургии. М., 2006. С. 90.

(обратно)

1842

Исследователи не раз сопоставляли оба произведения. См., например, интересные и точные размышления по этому поводу в книге: Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996.

(обратно)

1843

Герцен А.Н. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 220.

(обратно)

1844

См., напр.: Пискунова С.И. Роман и риторическая традиция (случай «Персилеса» и «Мертвых душ») // Доклад, прочитанный на пятом конгрессе ассоциации сервантистов в Лиссабоне. Сентябрь, 2003.

(обратно)

1845

Дефо Д. Робинзон Крузо // Дефо Д. Робинзон Крузо; Диккенс Ч. Приключения Оливера Твиста. М., 1980. С. 21-22.

(обратно)

1846

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 228.

(обратно)

1847

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 123.

(обратно)

1848

Там же.

(обратно)

1849

Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1999. С. 122-123.

(обратно)

1850

В свое время еще А. Белый обратил внимание на схожесть «способностей» Чичикова с впряженными в бричку конями. О гоголевских конях см. также Вайскопф М. Птица-тройка и колесница души: Платон и Гоголь // Вайскопф М. Птица-тройка и колесница души. М., 2003. С. 197-218.

(обратно)

1851

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 222.

(обратно)

1852

Зеньковский В. Н.В. Гоголь // Гиппиус В. Гоголь, Зеньковский В. Н.В. Гоголь. СПб., 1994. С. 277.

(обратно)

1853

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 247.

(обратно)

1854

Есаулов И.А. Рождественская и пасхальная традиция в поэтике Гоголя // Гоголь как явление мировой литературы. М., 2003. С. 60.

(обратно)

1855

Mann J. Chaucer and Medieval Estates Satire. Cambridge, 1973.

(обратно)

1856

«Корень всех зол есть корыстолюбие» (1 Тимофею, 6:10).

(обратно)

1857

Howard D.R. The Idea of the Canterbury Tales. Berkley, Los Angeles, London, 1976. P. 341.

(обратно)

1858

См., напр.: Knight W.G. Measure for measure and the Gospels // The Wheel of Fire. L., 1949. P. 73-96; или Battenhouse R. Measure for Measure and Atonement // PMLA. 1946. N 41. P. 1029-1059.

(обратно)

1859

См. об этом: Lever J.W. Introduction // Shakespeare W. Measure for Measure. L. and NY, 1988. P. XLVII-L.

(обратно)

1860

Ibid. P. LXXXVII.

(обратно)

1861

Здесь хорошо известная игра слов. Употребленное в греческом подлиннике слово ψυχή означало жизненная сила, жизнь, душа и потому на английский язык часто переводилось не как soul (душа), но как life (жизнь). Ср. также другое место из Евангелия от Матфея: «Ибо кто хочет душу [жизнь] свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу [жизнь] свою ради Меня, тот обретет ее. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (16: 25-26).

(обратно)

1862

Мольер. Собр. соч.: В 4 т. / Под редакцией А.А. Смирнова и С.С. Мокульского. М.; Д., 1932. Т. 2. С. 359.

(обратно)

1863

Филдинг Г. История Тома Джонса, найденыша. М., 1973. С. 108.

(обратно)

1864

Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. М., 1964. Т. 1. С. 234.

(обратно)

1865

Филдинг Г. История Тома Джонса, найденыша. С. 120.

(обратно)

1866

Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 т. М., 1959. Т. 15. С. 6. В дальнейшем приводятся цитаты из этого издания.

(обратно)

1867

Уилсон Э. Мир Чарльза Диккенса. М., 1975. С. 220.

(обратно)

1868

Моэм У.С. Искусство слова. М., 1989. С. 206.

(обратно)

1869

Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 т. Т. 15. С. 262.

(обратно)

1870

Там же. С. 269.

(обратно)

1871

Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 т. Т. 16. С. 397.

(обратно)

1872

Там же. С. 363.

(обратно)

1873

Chesterton G.K. Charles Dickens. L., 2007. P. 133.

(обратно)

1874

Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972-1990. Т. 1. С. 326.

(обратно)

1875

См., напр.: Алексеев М.П. О драматургических опытах Достоевского // Сб. Творчество Достоевского. Одесса, 1921, где рассмотрена связь романа Достоевского с «Тартюфом». См. также: Катарский И.М. Диккенс в России. Середина XIX века. М., 1966; Lary N.M. Dostoevsky and Dickens. A Study of Literary Influence. L. and Boston, 1973; Mac Pike L. Dostoevsky’s Dickens. A study of Literary Influence. Totowa (New Jersey), 1981.

(обратно)

1876

Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 10 т. М., 1956. Т. 2. С. 422.

(обратно)

1877

Там же. С. 423.

(обратно)

1878

Там же. С. 425-426.

(обратно)

1879

См.: Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь: к теории пародии // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

(обратно)

1880

Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 8. С. 219.

(обратно)

1881

Седов А. Ф. Культурный образец как средство создания образа-персонажа в романе Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели // Литературное произведение и культурный контекст. Балашов, 2002. С. 106-114.

(обратно)

1882

Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 10 т. Т. 2. С. 414-415.

(обратно)

1883

Там же. С 426-427.

(обратно)

1884

Станиславский К.С. Собр. соч.: В 8 т. М., 1954. Т. 1. С. 138.

(обратно)

1885

Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 10 т. Т. 2. С. 628.

(обратно)

1886

Михеева О.В. Своеобразие характера полковника Ростанева в романе Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» // Жанр и стиль литературного произведения. Йошкар-Ола, 1994. С. 27.

(обратно)

1887

Реизов Б.Г. Диккенс и Достоевский // Реизов Б.Г. Из истории европейских литератур. Л., 1970. С. 159-169.

(обратно)

1888

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М.М. Собр. соч. М., 2002. Т. 6. С. 184.

(обратно)

1889

Семыкина Р. Роман Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» как комическая антиутопия // Проблемы типологии литературного процесса. Пермь, 1992. С. 53-62.

(обратно)

Оглавление

Кентерберийские рассказы ПЕРВЫЙ ФРАГМЕНТ

ВТОРОЙ ФРАГМЕНТ

ТРЕТИЙ ФРАГМЕНТ

ЧЕТВЕРТЫЙ ФРАГМЕНТ

ПЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

ШЕСТОЙ ФРАГМЕНТ

СЕДЬМОЙ ФРАГМЕНТ

ВОСЬМОЙ ФРАГМЕНТ

ДЕВЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

ДЕСЯТЫЙ ФРАГМЕНТ

Дополнения

АЛФАВИТ

К МИЛОСТИ

ПРОШЕНИЕ К СВОЕЙ ГОСПОЖЕ

ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ МАРСА

ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ ВЕНЕРЫ

РОЗАМУНДЕ

ПОХВАЛА ЖЕНЩИНЕ

ПОСЛАНИЕ АДАМУ, ЛИЧНОМУ ПЕРЕПИСЧИКУ

ДЕТСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

ФОРТУНА

ИСТИНА

БЛАГОРОДСТВО

НЕПОСТОЯНСТВО

ПОСЛАНИЕ ЧОСЕРА К СКОГАНУ

СОВЕТ БАКТОНУ ОТНОСИТЕЛЬНО ЖЕНИТЬБЫ

ПРОШЕНИЕ ЧОСЕРА К ЕГО СУМЕ

Приложения А.Н. Горбунов «ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ» ДЖЕФФРИ ЧОСЕРА

А.Н. Горбунов «РИФМА В АНГЛИИ БЕДНА» — ЛИРИКА ЧОСЕРА

А.Н. Горбунов ОТРЕЧЕНИЯ: ЧОСЕР И ТОЛСТОЙ

А.Н. Горбунов КРИВЫЕ ДОРОГИ: ЧОСЕР И ГОГОЛЬ

А.Н. Горбунов ЛИЦЕМЕР И ЕГО ЖЕРТВА: ТРАГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ СЮЖЕТА (ОТ «КЕНТЕРБЕРИЙСКИХ РАССКАЗОВ» К «СЕЛУ СТЕПАНЧИКОВО»)

Иллюстрации

ПРИМЕЧАНИЯ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg