«ВАСЬКА»

Александръ Дунаенко ВАСЬКА

Рассказы о животных

ПЕГАС

Пегас отвязался. Вертушка ошейника у него соединяется с цепью простой верёвочкой. Периодически она протирается, и тогда Пегас автоматически получает увольнительную. На этот раз увольнительная совпала с самым благодатным временем - с весной и с апрелем! Солнце, лужи, а, главное - красавицы-сучки на каждом углу. Ну, Пегас первым делом каждый угол пометил, чтобы все в округе знали, что появился он, Пегас, симпатичный кобель-четырёхлетка, практически овчарка, если не заглядывать в паспорт, которого у Пегаса всё равно нет.

Полторы недели наш милый пёсик предавался откровенному блуду на глазах у всего населения посёлка, включая стариков, женщин и детей. Год воздержания - это вам не недельку перед Пасхой попоститься. Жена всё говорила - привяжи его, да привяжи! А у меня что? - нет сердца, что ли? - Пусть кобелёк гуляет, когда ещё ему такая радость выпадет… Как мужчина я его понимал. А у Пегаса в эти дни ещё и со слухом что-то случилось: зовёшь его, зовёшь, а он ни ухом, ни даже кончиком хвоста не шевельнёт. И смотрит совершенно в другую сторону, а если и в мою, то как-то сквозь, будто через пустое место. И так - около двух недель.

Потом пришёл. Голова виновато опущена, глаза прячет, хвостом повиливает, но как-то неуверенно. Чего, Пегасик, - спрашиваю? А он и говорит: - Дядя Саша, а вы от меня не отказались?.. - Что? - я, естественно, переспросил. Вопрос был несколько неожиданным. - Дядя Саша, повторил мой славный пёсик, - а я у вас ещё работаю?..

А!.. Вот оно в чём дело. Если бы я гонялся за Пегасом, если бы я его уговаривал вернуться домой, то всё бы для него выглядело нормальным. Хозяин должен беспокоиться, бегать за собакой, если она отвязалась. А я вдруг предоставил своему псине ничем не ограниченную свободу и, если уж он оторвался, то пусть отрывается по полной. Это-то его и встревожило. Пегас решил, что его услуги больше не нужны, а с работой у нас в посёлке паршиво. Вон - мужики всю зиму в отпусках без содержания на печках провалялись. Кого не устраивает - тех могли и вовсе уволить. Пегаса от таких мыслей даже в дрожь бросило. Он даже с Пальмы соскочил, хотя обещал ей показать небо в алмазах, и опрометью побежал домой.

Проверить страшные подозрения можно было только, если напрямую поговорить с хозяином, дядей Сашей. Увидел его, несмело, бочком, подковылял. Хвост подключил, чтобы уважение к дяде Саше издалека было видно. Хотел начать со вступления - мол, нынче на бескунак, на казахский праздник, что-то дождя не было, лето будет сухое, - да сбился. И так, напрямую и брякнул: - дядя Саша, а вы от меня не отказались? Я ещё у вас работаю?

Ну, что я ему, шельмецу этакому, мог ответить? Ну, засмеялся. Погладил: - Да ладно… коллега… Никто от тебя не отказался… Ты нам очень нужен!..

И я пошёл к собачьей будке. Пегас, естественно, следом. Потом даже меня обогнал, подбежал к ошейнику и лёг рядом, голову покорно положил на передние лапы: привязывайте, мол, меня, дядя Саша. Даже добавил: - Каюсь, виноват, больше не буду…

А потом, когда я надел на него ошейник, Пегас вскочил, приосанился, как будто на него милицейскую форму надели и ещё дали кобуру от пистолета. И, зорко, бдительно оглядев по сторонам горизонты, грозно несколько раз гавкнул. И посмотрел на меня. И я ему сказал: - молодец, Пегас. Потому что он ожидал похвалы за свой наглядный профессионализм.

И ещё он ожидал положенной ему за службу каши. Которую никто не мог так мастерски запаривать и заправлять старым вонючим свиным салом, как его любимый хозяин, дядя Саша.

ВАСЬКА

Они росли в сарае вместе, два симпатичных котёнка - Васька и Чернушка. Но Васька, как и все мальчики в детстве, был слабее своей сестрёнки, часто хворал. Чернушка же росла быстро и хорошела с каждым днём. Шубка из поблёскивающего волосками чёрного меха на голое тело, на всех четырёх лапках - белые шерстяные носочки. Хвост всегда пистолетом, свечкой, трубой, морковкой - что указывало на прекрасное Чернушкино настроение.

Когда наступила в их жизни первая зима, худенькому Ваське, конечно, было холоднее, и он всё время жался к пушистой сестрёнке.

У кошек на селе аптеки и санатории открываются только весной. Главное - если со здоровьем проблемы - зиму продержаться. Чернушка с Васькой коротали долгие зимние ночи в курином гнезде, тесно друг к другу прижавшись. Разговаривали между собой на своём мурлыкском языке, а, ввиду того, что кошкам весьма приятно доброе слово, то обменивались они исключительно комплиментами.

Ну и ничего - весна, наконец, наступила. С первыми тёплыми лучиками солнца Васька стал убегать в дол, принимать БАДы. Заедал живыми мышами - всё по инструкции. И пошёл на поправку. Стал таким красавцем - хоть на обложку журнала по бодибилдингу. В плечах косая сажень, костюм из густого серого меха. Когда Ваську гладили, под костюмом ощущалась плотная мышечная масса. Тренировался ежедневно - лазил по деревьям, дрался с соседскими котами. Стал на нашей улице чемпионом по боям без правил. Чему в немалой степени способствовал солидный Васькин вес: за лето из котёнка-заморыша вырос крупный котище размером с небольшую собаку. Когда Васька в порыве нежных чувств неожиданно запрыгивал ко мне на плечо, то трудно было удержать равновесие. А Васька крутился на плече, тёрся о мою голову, шею, мурлыкал и намекал, что он совсем не против, если его погладят. Говорят, что на кошках полно всякой инфекции, что лучше к ним не прикасаться. А как тут не дотронешься, как не прижмёшь к себе эту пушистую, исполненную к тебе самой искренней, самой бескорыстной любви, зверушку?..

И всё будто бы складывалось замечательно. Когда наступила новая зима, главным в сарае был уже Васька. Он следил, чтобы никакие там крысы и мыши нигде не заводились, не портили мешков, не воровали корм, который для них никто не покупал. И уже сама Чернушка искала у повзрослевшего брата защиты от холода, а с ней прижимался к Ваське в курином гнезде и Чернушкин сын, Аксель.

Почему Васька стал есть кур? Всё лето у него на глазах вырастали цыплята, и Васька был их защитником: не подпускал ворон, гонял воробьёв. А тут, когда уже прошла осень, и мы уже пересчитали всех цыплят.

И радовались, что ни один за лето не погиб.

И молодые курочки уже начали нести яички.

И тут как-то поутру застаю я нашего Василия за кровавой трапезой: по всему сараю куриные перья, посреди - разорванная птичья тушка. Васька, с урчанием, её жрёт. И помогают ему в этом красавица-Чернушка и сопляк Аксель.

Что делать?

Жена каждого цыплёнка кормила из ложечки, утром выносила в клетку, на воздух. Вечером - в сарай, чтобы не замёрзли. Витамины, пищевые добавки. Ни один не пропал! И тут… Как такое могло произойти?.. Васька… Васька…

Неужели уж до такого изголодался, что перешагнул черту, не утерпел? Может, случайность? И - только раз, только одну курочку? Может, она его спровоцировала? Хотела, чтобы Васька за ней погонялся, как петушок, а он подумал, что этого бегущего зверя нужно завалить?

И куда его, Ваську? Выгнать из сарая на улицу? На дворе мороза тридцать градусов с ветром.

И я его оставил ночевать в сарае. Две ночи было тихо. На третью всё повторилось: перья по всему сараю и мои кошки во главе с Василием уплетают разорванную на куски курицу.

Я дал Ваське ещё один шанс исправиться, и он прикончил ещё одну.

Ну, что тут делать? А наступит лето? Своих переест, пойдёт по соседям…

Есть у собако- и котовладельцев гуманный способ избавляться от своих любимцев. Сажают животное в машину, вывозят куда подальше и бросают. Посёлок наш расположен на автомобильной трассе, поэтому периодически появляется на окраине какая-нибудь незнакомая собачонка. Бегает, побирается по дворам, пока не убьют.

Тут своих девать некуда…

Что же и Ваську - отвезти куда-нибудь? Вот ездил недавно к брату в Абдулино за семьсот километров - можно было бы оставить по дороге… Может прийти обратно. Недавно по радио рассказали - Переехал один тип в Америке из Огайо в Оклахому, а кота с собой не взял. Так кот его потом нашёл. Вот так - завезу я своего Ваську, а он вернётся. Как я потом ему в глаза смотреть буду? Лучше уж сделать всё сразу, сейчас. Самому.

Пошёл в сарай, взял мешок. Подозвал Ваську. Он тут же подбежал, замурлыкал. Я засунул его в мешок. Васька и там продолжал мурчанием выказывать своё удовольствие и расположение ко мне. Я взял мешок на руки и, поглаживая, понёс к деревянным шпалам, что лежали у гаража. Я на них всегда рубил кур. Там же лежал и топор. Положил мешок на шпалу, ещё раз его погладил, взял топор и, размахнувшись, резко по мягкому бугорку - хрясь! Потом ещё, ещё, ещё…

Порубленный мешок дёргался, наливался кровью. Васька… Васька…

Нет, что это я… Совсем уже стал с ума сходить, что ли?

И как я потом со всем этим буду жить?

Я стоял в сарае, среди перьев, а Васька тёрся о мои валенки, и, чувствуя, что я чего-то очень глубоко переживаю, пытался заглянуть ко мне в глаза. Я взял его на руки: - Дорогой ты мой! Что же мне с тобой делать?

Что, Василий, однозначно - в сарае тебе не место. А там посмотрим.

Неделя выдалась жутко морозная.

Васька поселился в гараже. Ветра нет. Полно всяких тряпок, где можно спрятаться от холода. Потом - и своя шубка у Васьки замечательная. Это я так себя успокаивал. Хотя, конечно, жалко было кота. И кур было жалко. Если бы их съел я, то мне бы их жалко не было. Но, когда Васька - тут было какое-то нарушение правил.

Ведь я же не ем его мышей, крыс, воробьёв…

А потом я нашёл в сарае ещё одну загрызенную курицу. А через день, когда в гараж переселились уже и Чернушка и Аксель, через день я принёс домой из сарая сразу трёх куриц с перегрызенными глотками.

Оказывается, в сарае завёлся хорёк.

А Васька был ни при чём. И Чернушка с Акселем тоже. Они только доедали то, что оставалось от хорьковых преступлений.

Почему-то мне от этого на душе стало легче. Будто камень свалился.

Но проблема всё-таки оставалась. Это теперь что же - перегрызёт-таки у меня всех кур этот проклятый хорёк?

Норку его я нашёл. Вот если бы каким-нибудь газом… Засунуть туда шланг, открыть вентиль и - порядочек… (Подумалось: мыслю-то как творчески, как советский разведчик. Может, я всю жизнь не тем занимался?) Только вот газ какой? Тот, что на кухне, опасно - случайная искорка и вместе с хорьком весь сарай может на куски разнести.

Того бы газу, что на «Норд-осте» коллеги-разведчики испытывали… Да, где его сейчас найдёшь! После такой рекламы его наверняка теперь за хорошие бабки все дружественные нам страны расхватали.

Может, наскрести где-нибудь совочком полонию двести десятого?.. И туда, прямо в норку и сыпануть. Кранты придут этому хорьку, уж это точно. Облезет весь, и умирать будет долго и мучительно. За всех моих кур. За Ваську…

А про полоний я тут не случайно вспомнил. На-днях по нашей трассе прошли три фуры. В сопровождении эскорта из броневиков и мотоциклистов. На каждой фуре большими буквами было написано: BEREZOVSKI. Свернули в овраг, за посёлком. Потом оттуда уехали. И с того момента над оврагом появилось северное сияние.

Я так думаю, что это полоний. Сбросили излишки после операции.

Хотя я могу, конечно, и ошибаться.

Нет. Газ, полоний… Это всё несерьёзно.

Пробовал ставить капкан. Утром находил его захлопнутым и без приманки. Потом хорёк просто стал обходить стороной опасную железяку. Капкан я убрал и, наконец, разрешил кошкам жить снова в сарае. Сосед Кеншилик посоветовал не выключать на ночь свет, и на время резня в курятнике прекратилась.

…Ещё когда я подходил к сараю, я услышал, как испуганно кудахчут в сарае куры. - Ну, - думаю, - опять…

Открываю дверь: куры орут, корова стоит, вытаращив глаза, а на полу дёргается какой-то кровавый клубок. Подбегаю - это Васька мёртвой хваткой вцепился в горло хорьку. Оба в крови, в соломе. Хорёк ещё пару раз дёрнулся и затих. Не шевелился и Васька. Я разгрёб солому. Васька истекал кровью и смотрел на меня. На шее у него была глубокая рваная рана. Он замком стиснул зубы на горле куроубийцы и уже не мог их разжать. Я взял пальцами кота за уголки рта, сдавил, а другой рукой потянул хорька за шиворот. Васька расслабил зубы, и я отбросил хорька в сторону.

А теперь Васька умирал. Кровь, пульсируя, вытекала из него на сарайный мусор, а я не мог её остановить, не знал, как… Васька уже на меня не смотрел. Он закрывал глаза, как будто устал, и ему очень хотелось спать. Нужно бы зажать какой-то сосуд. А где он? Ветеринара бы… У нас тут к человеку скорая только на другой день приезжает… Стоп!.. Гурьевна! Как я сразу о ней не подумал! Через три дома Гурьевна живёт. Она и зубную боль заговаривает, и кровь останавливает, и баб лечит от бесплодия. Но - у людей. А тут - зверушка обыкновенная.

Но раздумывать было некогда. Схватил я Ваську на руки, рану, как мог, рукой зажал, и - к Гурьевне.

Старушка нас будто бы уже поджидала: - Заходите, заходите, Александр Иванович. Да, не разувайтесь, я как раз прибирать собралась. Как ваше здоровье, как Мария Павловна, как мама?..

– Да, ничего, ничего, нормально всё у нас, вот - Васька… Господи! - Вырвалось у старушки. - Это кто же его так? Да вы кладите его, кладите сюда, прямо на лавку.

Чудес не бывает. Чудо - это когда не веришь, а что-то хорошее происходит вопреки. А, когда веришь и переставляются горы, когда от этого зацветает бесплодная смоковница - то в этом нет ничего чудесного. Потому что так должно быть.

Почему-то я верил, что у Гурьевны получится.

Бабушка присела на лавку возле Васьки, положила на него руки и стала читать молитвы. Я краем уха слышал - молитвы наши, человеческие. А и действительно, какие же ещё? Ведь Бог у всех у нас один. И у меня. И у Васьки. И у любой букашки.

Гурьевна перестала шептать. Кровотечение остановилась. Но не потому, что из Васьки она вся вытекла. Он дышал. И чуть шевелил кончиком хвоста.

Целительница промыла рану марганцовкой, сделала перевязку: - Всё, забирайте своего Ваську.

И Васька поправился. Живуч оказался, как кошка и всё на нём зажило, как на собаке.

В один прекрасный день я сказал жене: - Мария! А давай устроим нашему Ваське праздник. Зарежу-ка я самого жирного нашего петушка, покромсаю на куски, и пусть котик покушает! Ведь, если бы не он - погибло бы всё наше куриное поголовье.

Жена оказалась не против. Только посоветовала петушка того всё-таки сварить, чтобы не развивать далее в нашем спасителе каннибальских привычек.

Сказано - сделано. Отварил я в большой кастрюле петушка, переложил его на противень и выставил в таком виде на крыльцо, где Васька уже сидел. Да не один. А с ним, конечно, и Чернушка, и Аксель.

Василий подошёл, обнюхал курятину, удовлетворительно муркнул и сел рядом: - Навались, - мол, - ребята! Я сегодня угощаю!

И ребята не заставили себя ждать. Аксель с Чернушкой так накинулись на ещё тёплое мясное блюдо, как будто у них во рту недели две маковой росинки не было.

А, когда они устали есть, присоединился к ним и Василий. Хватило всем.

Да, конечно же, не так всё было. Приукрасил я слегка действительность. Где это видано, чтобы кошки за столом друг другу место уступали!

Набросилась вся стая на курятину безо всяких приличий. Только урчание и хруст костей вместо: - Ах! Пожалуйте, я после Вас. Или: - Я не ем белого мяса, окажите любезность, подайте мне крылышко!

Нет. Ели всё подряд, с костями, а, где попадалось - так и с перьями. И Васькина морда первой оказывалась в самых мясных местах и сдвинуть его оттуда Чернушка с Акселем не смогли бы, даже если бы напряглись вместе.

В общем-то, герои - они все в чём-то одинаковы. Они и должны быть такими. Иначе как им всё время оказываться в первых рядах?

И всё бы ничего. Хорошо кончилось то, что хорошо кончилось.

Только по ночам стал меня мучить, стал преследовать жуткий сон. От которого испуганно колотится сердце, и тело покрывается холодным потом.

И я никак не могу отключить эту опцию.

Мне снится, что я несу закутанного в мешок Ваську, укладываю на шпалу и рублю наотмашь топором.

А потом держу руками вздрагивающую кровавую массу. Они, руки, с боков и сверху заливаются кровью.

Держу, будто хочу успокоить, и даже, кажется, шепчу: - Васька… Васька… Вася…

20.12.06

УБИЙСТВО

А мама меня и спрашивает: - Когда кошка у вас приносит котят, вы что с ними делаете?

Маме за 80. Досуг неограниченный. Хочется иногда с нами, детьми, пообщаться. Тему находит, как ребёнок, интуитивно - ту, которая может задеть, встряхнуть. Вопрос в отношении котят мама уже задавала. Мне удавалось заметить в этот момент, что закипел чайник, уронить на пол кастрюлю, перевести разговор на другую тему. Но рано или поздно должен был наступить момент, когда все уловки оказываются исчерпанными, и возникает та самая пауза, которую - хочешь, не хочешь - а надо заполнять ответом по существу. Иначе через день-другой мама снова, как будто в первый раз, утречком, размешивая в чае ложечкой кипячёное молочко с пенкой, спросит: - Саша, а что вы делаете с котятами, когда…

И я ответил: - Убиваю, мама, убиваю!..

Мама приходит в ужас: - Да ты что?! Молчит минуту-другую, размачивая в чае печенку и кушая потом вначале печенку, а потом чай. - А вот у нас, когда была кошечка, - говорит мама, с укоризной глядя на своего сына-убийцу, - когда наша кошечка приносила котят, то я брала ведёрко с водой, клала туда соломки и их, ещё слепеньких, туда кидала. Они же ещё ничего не понимают…

У меня две коровы - Фёкла и Яночка. А также куры и сарайная кошка - Чернушка. Мне кажется, что население сарая знает меня лучше, чем самые близкие люди. Когда я сажусь доить Фёклу, я её глажу, похлопываю по бокам и говорю ей: - Ах ты, моя маленькая, моя красивая! И она верит. Я воспитал её с младенчества. Фёкла верит, что она красивая и до сих пор думает, что она маленькая. Хотя уже три раза телилась. Но кто может сказать ей о возрасте? Зеркало? Боли в суставах? Нет у Фёклы на морде пока ни одной морщинки и, стоит её выпустить за ворота, как начинает она резвиться и скакать, как глупый двухнедельный телёночек.

Когда я говорю Фёкле, что она у меня маленькая и красивая, то она мне верит. А летом я должен её продать. Или зарезать. Эта мысль свербит у меня в голове всегда, я чувствую своё лицемерие. Когда я сдаиваю молоко, сжимаю Фёклины соски, я вспоминаю, как позапрошлым летом резаки купили у нас норовистую Зорьку. Зарезали тут же, за забором. Мясо увезли, а вымя и ноги оставили. Вкусное было вымя у Зорьки.

Слышит ли Фёкла мои мысли?

Её сын, Педрито, уже лежит у нас в морозильнике. Погиб мужчиной. Его не кастрировали, и Педрито сделался первым парнем на деревне, как только чуть подрос и встал на задние ноги. А когда он ещё подрос, и наступили первые заморозки, за ним пришли два молодых парня из нашего посёлка - резаки. Педрито всегда отличался кротостью нрава, миролюбием, но тут он заподозрил неладное. Перемахнул через ограду и отбежал от убийц на приличное расстояние.

И вот они, убийцы, мне и говорят: «Дядя Саша, возьмите верёвку, пойдите, накиньте ему на рога… Ведь он вас знает…».

Нет, я всё понимаю. Педрито должен стать мясом. Для этого его и держали. И я сам этих резаков позвал. Убьют, порежут на куски - скажу большое спасибо.

Но вот это… Да, Педрито меня знает. Я его всегда чесал за ушком, делал ему уколы, когда он стал покашливать. Когда Педрито был маленьким, я приучал его пить из ведра молоко, и он доверчиво сосал мой палец.

Теперь я должен взять верёвку и, сладенько улыбаясь, подойти к животному, которое мне доверяет, и заарканить его для убийства. Вот такое вот чистоплюйство. Сам позвал убийц, и сам же отворачиваюсь, как будто не имею к этому делу никакого отношения.

В общем, замялся я. И ребята поймали бычка сами. Но они бы никогда его не поймали. Потому что Педро очень их боялся и убежать мог очень далеко. И он уже собрался далеко убежать, как на пути ему попалась группа симпатичных тёлок. Педрито замедлил ход, жадно потянул, зашевелил ноздрями. Остановился у самой стройной, с белым пушистым хвостиком. Потянулся к хвостику носом и зажмурил глаза от предвкушения счастья.

Тут его и повязали.

С кошкой Чернушкой у меня отношения. Причём, инициатива с её стороны. Стоит мне в сарае замешкаться, бросить вилы, задуматься о чём-то, опершись о стенку деревянной клетки, как Чернушка тут как тут - трётся обо всё, до чего у меня дотянется, чёрной блескучей своей шубкой, мурлычет, пытается что-то прошептать мне на ухо. Ей всегда хочется со мной целоваться. Холодным мокрым носиком она касается моей щеки, бороды. И - в общем-то, ладно, я не против. Но чувства переполняют мою чёрную красавицу, и она неожиданно кусает меня. Иногда до крови. Ведёт себя, как настоящая женщина. Но я не люблю, когда мне делают больно. Не люблю этих ремней, плёток, цепей, кожаных фуражек. И тогда я беру Чернушку за шкирку и скидываю на пол - мол, милая, тут нам не по пути - мы из разных клубов.

Но потом всё как-то забывается, Чернушка снова где-нибудь подкарауливает меня и снова осторожно пристаёт ко мне со своими ласками, мурлычет на ухо всякие глупости и потом старается заглянуть мне в глаза: услышал ли я? Понял ли?

И вот она мне даже как-то приснилась. Естественно, не в кошачьем своём обличье. На то он и сон. Моя Чернушка оказалась красавицей-брюнеткой в прозрачном чёрном пеньюаре. Длинные, рассыпающиеся по плечам, смоляные волосы. Глаза подведены чёрным, так, что подчёркивалось кошачье происхождение искусительницы. Было на ней ещё и чёрное тонкое бельё, отделанное серебряными кружевами. Сон опускает подробности - каким это образом моя Чернушка оказалась рядом со мной уже в таком наряде, который подразумевает, даже требует от меня вполне определённых, конкретных, действий. Ну, что ж, - чего тут тянуть - время во сне ограничено. Раз уж для меня так оделись, то нужно и ответ держать. А женщина уже опередила меня: она трётся щекой о моё лицо, ищет губами губы, осторожно, прислушиваясь ко мне, расстёгивает на мне одежду. На пеньюаре нет пуговиц - только маленькая брошка вверху, он свободно распахивается.

Ну, что тут дальше рассказывать? Мужчины, особенно пятнадцатилетние, знают, чем кончаются такие сны.

Почти неделю молодая женщина-кошка не давала мне покоя. Свидания оканчивались привычным конфузом: то приходилось просыпаться в момент, когда я освобождал изнемогающую от страсти красавицу от её, рвущихся под моими руками, кружевных нарядов, то, уже освободив, я делал неверное движение… В общем - неделя ночных свиданий только измучила меня. Но однажды…

Я целовал её полноватую, мягонькую грудь, стараясь вобрать в себя не только сосок, но и как можно больше околососкового пространства, даже всю грудь целиком. На мне ничего не было. И вокруг нас валялись успешно разорванные части черных нарядов уже совершенно голой моей женщины. И всё располагало к тому, чтобы, как обычно, завершиться моим мальчишеским позором, но тут… Тут она сама пришла ко мне на помощь. Моя ночная красавица быстрым, коротким движением обхватила ладонью моего, напряженного до предела, страдальца и точно приставила туда, к себе, а потом даже слегка придвинулась к нему навстречу. Я сделал только одно движение вперёд, но - до конца, до упора - и задергался в мучительных и сладких судорогах.

Пробуждение наступило, как обычно. Тут, как говорится, комментарии излишни. Ночь ещё не закончилась. Мне ещё очень хотелось её, мою женщину-кошку. Но в жизни её не было, а сны, даже самые хорошие, особенно - хорошие - нельзя досмотреть, как любимую киноленту, опять положив голову на подушку и повернувшись на правый бочок.

Остаток ночи прошёл без волнующих сновидений, я будто куда провалился и открыл глаза уже, когда в комнате рассвело. Меня разбудило нежное мурлыканье. На коврике, возле постели, сидела моя очаровательная Чернушка и внимательно на меня смотрела. Проснулся я скорее не от мурлыканья, а от этого немигающего взгляда широко открытых зелёных глаз. Поза у Чернушки была такая, какую кошки обычно принимают на дипломатических приёмах, когда присутствуют на чьих-либо помолвках или днях рождения: она сидела, грациозно выгнув спинку, приподняв головку так, чтобы видно было белую манишку на красивой шее и прикрыв полукругом пушистым своим хвостом задние и передние лапки.

Причина для такой торжественности была весьма значительной: Чернушка принесла мне мышь. Жирненькую, ещё в конвульсиях. Чтобы я, значит, на завтрак полакомился свежатинкой.

Кофе в постель, кофе в постель… Вам утром на завтрак в постель когда-нибудь мышей подавали?..

А потом наступила весна. Для кошек самое напряжённое время года. Один день в марте - целый год воспоминаний. Оно не сказать, что в остальные месяцы года кошки себя блюдут в каком-то особенном целомудрии, но март - это для них святое.

В марте у нас во дворе завыли коты. А, нужно отметить, что воют коты не от хорошей жизни. И не от того, что их, разномастных развратников, вдруг ни с того ни с сего потянуло на клубничку. Милая моя Чернушка, взглянув на календарь, высунула на улицу мордочку и как-то по-особенному мявкнула. И тут началось! Коты серые, белые с чёрными пятнами, дымчатые, полосатые, юные и уже в летах - сбежались к моей Чернушке женихи со всего света. Даже от директора школы, от Маркина, почти приполз его старый сиамский кот Маркиз с предложением лапы и сердца - авось чего обломится.

Должен со смущением признаться, что Чернушка в своих мартовских связях однолюбкой себя не показала. Хотя коту Маркина так ничего и не попухло. Мало того, что Чернушка при всех сказала этому ветерану труда чего-то обидное, ему вслед ещё смеялись все окружающие коты - беспородная мелочь. Он таких в молодости по дюжине валил одной лапой. А тут… Ничего, и к ним придет старость. Время, когда, если перед тобой возникает выбор - кошка или блюдечко молока, то кошку уже можно оставить и на потом.

Наши отношения с Чернушкой сохранились на прежнем уровне. Она по-прежнему ко мне ласкалась, старалась носиком прикоснуться к открытым участкам тела. Мы даже молча с ней разговаривали. Сидя на заборе и глядя мне прямо в глаза, Чернушка говорила: - Знаете, дядя Саша, эти коты… у меня с ними несерьёзно…

– Да, - так же молча отвечал ей я. - Я знаю.

Нужно верить в то, что говорят женщины. А они должны верить нам. В основе у нас очень похожие тексты.

А кошек можно вообще не принимать во внимание. Мало ли чего они там наговорят!..

Чернушка окотилась в конце мая. Четверо котят - три мальчика и одна девочка. У меня уже стояло наготове ведро с водой, куда я насыпал ещё соломы. Одного котёнка, мальчика, оставил, остальных унёс в коридор и там побросал в ведро. Стараясь не смотреть, большим пучком соломы придавил сверху обречённый приплод и скорее ушёл обратно в дом.

Через дверь услышал крик, от которого заледенела кровь в жилах. Вернулся к ведру. Один котёнок выплыл и в ужасе барахтался среди соломы.

Нет, мама, вы не правы. Они всё понимают…

Я придавил котёнка сверху ещё одним пучком соломы и для верности выдержал паузу. Вот и ладненько. Тихо всё стало и спокойно.

Позже, уже ближе к вечеру, вышел с ведром в огород. Там с краю растёт молодой клён. Я выкопал ямку, опрокинул туда ведро. Хотел уже присыпать, как - случайный взгляд - я не хотел смотреть - чисто случайно глаза дёрнулись туда, в ямку. И… Там среди соломы лежали три человеческих младенца. Три трупика. Два мальчика и одна девочка. Да, два мальчика и одна девочка. Маленькие, но не зародыши - нет. Вполне сформировавшиеся человечки. Такие, как в родильном доме в самый первый день. Сморщенные, чуть похожие на старичков. Темноволосые. На личиках гримаски, как будто каждый из них вот-вот собирается заплакать. Маленькие, согнутые в коленках, ножки…

У меня на секунду всё поплыло перед глазами. Я сел прямо на землю, потом вскочил и бросился в дом, туда, к Чернушке.

Она спокойно лежала в картонном ящичке и кормила оставшегося своего детеныша. Обыкновенного полосатого котёнка. Чернушка лежала свободно, раскинув в стороны чёрные, в белых носочках, лапки, красиво приподняв голову. Когда я вошёл в комнату, она, как мне показалось, чуть напряглась. Она кошка - не человек, но она посмотрела на меня, как человек. Как женщина, которая узнала, что по отношению к ней совершено какое-то предательство. Может быть - даже преступление. Чернушка лежала, смотрела на меня, не мигая, через свои узкие вертикальные зрачки, и - то выпускала из передних лапок когти, вонзая их глубоко в мягкую подстилку, то - прятала их обратно.

Да нет же - котёнок у неё, котёнок! И те остальные… Что-то совсем у меня крыша стала ехать. Я повернулся и вышел из дома, обратно в огород, говоря себе, что всё это у меня от нервов. И даже не торопился - ведь я был абсолютно уверен, что мне померещилось, глупости - видимо, чего-то съел.

Но мне не удалось до конца себя в этом уверить. Как и убедиться в обратном: в огороде, возле опрокинутого ведра, крутились, облизываясь, две соседские собаки.

Я их прогнал.

Но ни в ямке, ни около неё уже ничего не было…

Оглавление