«Желательный репортаж»

Генрих Бёлль Желательный репортаж

Посвящается памяти Георга Веерта и Гюнтеру Вальрафу[1]

Странные вещи случаются в нашем мире, это звучит вроде банально, и тем не менее, когда они случаются, то застают нас врасплох, и, пожалуй, едва ли за последнее время какое-либо событие оказалось большей неожиданностью, чем поступок сельскохозяйственного рабочего и лесника Генриха Зольвега, который не демонстративно, а по убеждению вернул своему работодателю графу Клеро разницу в деньгах, полученных вследствие повышения заработной платы. Долгое время этот факт принимали за утку, сфабрикованную силами реакции и с ликованием подхваченную прессой, даже газеты правого толка очень робко подключились к этой истории — им она тоже показалась малоправдоподобной. Однако, оставаясь верными девизу «правда правдой останется», мы подтверждаем, что эта правдивая история, которую, как и все правдивые истории, сначала принимают за ложь, есть сущая правда.

С какой бы стороны ни въезжать в Гросс-Клеро, даже в дождливый день, нельзя не увидеть хотя бы один автобус для богомольцев, который ждет их между церковью и замком на специально оборудованном под стоянку земельном участке трактирщика Хойшнайдера. Не все эти автобусы принадлежат организации, называющей себя «Спасите Европу от материализма» (сокращенно RAM, не путать с RAF[2]!), достаточно часто какие-то из них наняты по случаю и не только сельчанами. И достаточно много любопытных приезжает отнюдь не из чисто благородных побуждений. Может быть, тот или иной богомолец действительно жаждет спасти Европу от материализма, но тем не менее и самому благочестивому богомольцу, будь он хоть идеалист из идеалистов, покажется странным рабочий, который отказывается от прибавки к зарплате только потому, что эта прибавка есть результат переговоров профсоюзов о величине тарифных ставок. Ведь вначале и непосредственным участникам, и озадаченным окружающим было довольно неприятно, что поступок Генриха Зольвега получил огласку из-за злонамеренной болтливости бухгалтера графского лесничества — противника профсоюзов. Было предпринято все возможное, чтобы сохранить этот случай в тайне, и здесь надо особо похвалить необыкновенное рвение молодой графини Клеро, испробовавшей все средства, чтобы воспрепятствовать публикации о поступке Зольвега. Но так как мы живем в свободной стране со свободной прессой и так как упомянутый бухгалтер, противник профсоюзов, тоже свободный человек, живущий в свободной стране, ничто не помогло: в печати появилось сообщение, что Генрих Зольвег после последнего тура тарифных переговоров, принесших ему увеличение заработка на 67 марок 80 пфеннигов чистыми, не только не принял их, но не задумываясь швырнул эту сумму бухгалтеру через весь стол, заявив, что не желает брать «красные деньги».

Когда Зольвега спросили, на что потратить эти деньги, он с жаром ответил, что нет уж, они принадлежат господину графу, и никому другому, и поэтому господин граф должен получить их обратно. Лично для себя? Как дополнительный доход, так сказать? Да. Они принадлежат господину графу, и он должен ими владеть. Тот, кто когда-либо имел дело с бухгалтерским учетом или был хотя бы немного с ним знаком, может себе представить, что не только моральная сторона этой истории была неприятной, но и техническая тоже. Каким образом учесть сумму? Как дар? Как дополнительный доход? Даже когда молодая графиня Клеро, которую никак нельзя заподозрить в симпатиях к левым, пояснила Зольвегу, что больше половины суммы так или иначе попадет к финансовым органам ввиду принадлежности графа к определенной группе налогоплательщиков, он продолжал упорно настаивать на возвращении денег, и после скучных устных переговоров их учли как «отказ от повышения заработной платы».

Надо еще раз подчеркнуть, что даже откровенно реакционные силы и круги, враждебные профсоюзам, к которым можно причислить и молодую графиню Клеро, отреагировали на поступок Зольвега чрезвычайно сдержанно, в то время как более или менее левая печать твердо придерживалась версии «газетная утка реакции». Неужели добропорядочный Генрих Зольвег, шестидесяти трех лет, женатый, отец двоих детей, римско-католического вероисповедания, сел между двух стульев? Ни в коем случае. Граф Клеро с невозмутимостью принял возвращенную заработную плату, положил наличные деньги в бумажник, мелочь, соответственно, в кошелек и пропустил пару бутылок доброго мозельского вина, а когда Зольвег узнал об этом (ходят слухи, что граф пригласил его посидеть за кружкой, но Зольвег, убежденный трезвенник, приглашение не принял), то нимало не подосадовал на графа, наоборот, воспринял известие с радостью и сказал: «Так должно быть, господин граф — мой хозяин, а моему хозяину все должно идти во здравие. Не мой хозяин должен мне подчиняться, а я ему, и пусть он в знак моего подчинения выпьет доброго вина на красные деньги, принадлежащие не мне, а ему». Кое-кто из читателей в эту минуту протрет себе глаза и спросит себя, не спит ли он, не попался ли он на удочку лжеца или сказочника. На этот вопрос здесь дается безусловно отрицательный ответ: история с Зольвегом — чистая правда, и хоть она — при подробном анализе — может показаться ложью, тем не менее это правда, в смысле: что было, то было. Зольвег отказался и от последующих, прошедших за это время прибавок, и если можно верить отчетности главного бухгалтера управления графских поместий и лесничества, то сумма отвергнутых прибавок достигла в настоящее время тысячи восьмисот семидесяти марок, суммы, о которой фрау Зольвег якобы сказала: «Да это же третья часть автомобиля». Дети Зольвега, двенадцатилетняя Бригитта и девятилетний Клаус Антон, якобы высказались с таким же цинизмом. Бригитте, зараженной левацкими настроениями, приписывается фраза, якобы сказанная ею в дискотеке в Клей-Клеро: «Вернуть бабки этой свинье, феодалу-кровопийце!» В то время как Клаус Антон, пока еще ученик католической начальной школы, якобы только и прохныкал: «У графа денег полно, а у меня еще нет велосипеда».

Все эти фразы, приписываемые членам семьи Зольвег, — сущие небылицы. Фрау Зольвег полностью одобряет жертву мужа, дети отрицают приписываемые им высказывания и, чтобы подправить скудные доходы семьи, продолжают собирать остающиеся после уборки колосья и картошку, ежевику и грибы, они отказались принимать деньги и подарки, которые молодая графиня при случае пытается им всучить.

Можно предположить, что семья Зольвег лицемерна и даже брюзглива: в действительности все наоборот. Они распевают веселые песни и лихо танцуют, хотя единственное настенное украшение семьи — это табличка, на которой можно прочесть: «Я служу».

В трактире Хойшнайдера, в хорошую погоду за столиками в саду, Зольвег радостно излагает перед небольшими группами богомольцев — он не желает участвовать в массовых мероприятиях — свою философию: так уж получилось, говорит он, что граф — его хозяин, собственность графа для него, Зольвега, священна, и каждый грош, который красные выуживают, уменьшает возможности хозяина, которому он добровольно и с радостью подчиняется, и, кроме того, он действительно не нуждается в деньгах; его семья и он сам вдвойне одарены Господом: скромностью и прилежанием, а скромному и прилежному на этой земле всегда неплохо. Должен же быть наконец подан знак, который положит предел материализму и зарплатному эгоизму рабочих, и он, Зольвег, хотел подать этот знак. Ни больше ни меньше, а когда после этого богомольцы, столь же смущенные, сколь тронутые, хотят внести свою скромную лепту — они не привыкли получать что-либо даром, — Зольвег отправляет их к церковной кружке в ближайшей церкви: он не принимает ничего, даже пива; если уж ему совсем влезть в печенки, то он, может быть, соблаговолит взять сигарету.

А тем временем RAM поставил историю с Зольвегом на солидную основу, пока, правда, с вербовкой последователей Зольвега дела обстоят неважно, что вызвано, как показали исследования, застенчивостью тех, которым «по душе идеи Зольвега». Среди служащих зольвегизм до сих пор не нашел никакого, даже чисто теоретического, понимания; духовенство колеблется; определенные круги клерикалов его одобряют, другие опасаются морального ригоризма. Граф Клеро никогда не высказывает своего отношения к поступку Зольвега: он по-прежнему невозмутимо принимает из рук своего бухгалтера дополнительный доход или, точнее говоря, возвращенный недорасход, как причитающийся ему непосредственно дар, который он превращает в вино. И все-таки: кое-кто в Гросс-Клеро не очень доволен этой историей. По последним сведениям, будет якобы высказано предположение, что Зольвег не слуга реакции, а наемник профсоюзов. RAM предпринял соответствующее расследование. Достоверно одно: очень уж неудобен Зольвег всем участникам, заинтересованным и задетым этой историей лицам, но, может быть, и не следует ждать от правды, чтобы она была приятной.

Примечания

1

...памяти Георга Веерта и Гюнтеру Вальрафу — Объединение двух имен в посвящении не случайно. Георг Веерт (1822—1856) — немецкий поэт и публицист социалистического направления. В 1848—1849 годах в Кёльне он входил в редакцию руководимой К. Марксом «Новой рейнской газеты», где выступал с многочисленными политическими стихами и острыми социальными очерками. Гюнтер Вальраф (р. 1942) — западногерманский журналист и писатель, автор разоблачительного сборника «Тринадцать нежелательных репортажей» (1969). «Желательный репортаж» Бёлля — пародия на методы, используемые «желтой» прессой (в частности газетой «Бильд», действия которой Вальраф позднее тоже разоблачил в своих репортажах) для раздувания сенсации из самого незначительного факта. Вот такому, «желательному», репортажу были бы рады и правящие круги, и обыватели — ведь он противоположен по духу и публикациям Веерта, и очеркам Вальрафа.

2

RAM (Rettet das Abendland vor dem Materialismus) — Спасите Запад от материализма! RAF (Rote-Armee-Fraktion) — Фракция Красная Армия.