«Двести тысяч золотом»

3802

Описание

Имя Василия Владимировича Веденеева давно и хорошо известно всем любителям историко-приключенческой литературы. Он — автор таких остросюжетных романов, как «Бальзам Авиценны» и «Дикое поле», изданных многотысячными тиражами и снискавших заслуженную популярность у читателей разных поколений. Роман «Двести тысяч золотом» рассказывает о необыкновенной судьбе двух русских офицеров в 1920-х годах в Китае, охваченном междоусобной войной.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Двести тысяч золотом (fb2) - Двести тысяч золотом [litres] 1444K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Василий Владимирович Веденеев

Василий Веденеев Двести тысяч золотом

Об авторе

Так уж случилось, что Василий Владимирович Веденеев ушел из жизни на пороге известности, когда его книги становились все более и более популярными. В свое время Веденеев был одним из лучших сыщиков Москвы, преподавал в академии МВД. А в Чечне командовал сводным отрядом милиции. Именно о таких говорят: настоящий русский офицер. И при этом искал себя в литературе. Но вот, на взлете, случилось непоправимое — сердце не выдержало непомерной нагрузки, накопленной за годы тяжелой работы. Но осталось письмо, которое Василий Владимирович написал незадолго до смерти. Оно адресовано тем, кто придет в литературу после него — молодым и талантливым, уверенно смотрящим в будущее.

«Родился первого марта 1947 года в Москве, в старом знаменитом районе — на Таганке, где и прошло раннее детство в уютных московских двориках.

Считаю, что всем, чего мне удалось добиться в жизни, обязан родителям — их необъятно большой любви, воспитанию, заботе. Папа и мама были людьми широкой души и высокой культуры, прекрасного воспитания, имевшие то, что сейчас давно забыто и втоптано в грязь, — понятие о Чести и Совести.

По окончании школы пошел работать, сменил несколько незначительных должностей и, наконец, устроился лаборантом на кафедру общей и аналитической химии биолого-химического факультета МГПИ имени Ленина. Фактически одновременно поступил учиться на вечернее отделение химического факультета того же института. Хотел стать ученым-химиком и заниматься проблемами коррозии металлов, но судьба распорядилась иначе.

Летом 1968 года по рекомендации партийно-комсомольских вождей пошел на работу в органы милиции. Уже в период работы в органах закончил химфак МГПИ, затем Калининскую школу усовершенствования начсостава милиции, а в конце 1970-х годов поступил в очную адъюнктуру Академии МВД СССР, которую успешно закончил, и защитил диссертацию. Кандидат юридических наук, автор ряда учебных и методических пособий по закрытой проблематике, а также статей на специальные темы.

Работал в легендарном Московском уголовном розыске, служил в Центральном аппарате МВД СССР и МВД России на различных, в том числе руководящих, должностях. Полковник милиции.

Писать начал в середине 70-х годов XX века. Хотелось рассказать, как все происходит „на самом деле“, а не в страшно далеких от жизни сериалах — „Ментах“ и „Каменских“!

Довольно скоро понял, что правду написать невозможно в силу слишком многих причин, но можно попробовать сделать что-то хотя бы ближе к ней. Нельзя раскрывать методы и обучать публику, как действовать, но о том, как в жизни все горько и часто несправедливо на оперативной работе, какого она требует напряжения нервов, сил, какой чистоты морали, чтобы самому не скатиться в болото, мне, кажется, кое-что сказать удалось. По крайней мере, я попытался это сделать.

Сюжеты для своих произведений беру из собственной практики и практики своих коллег. Время работы над произведением диктует материал, но хороший роман нельзя написать за пару-тройку месяцев. Над одним из своих романов я работал семь лет. Другой — выдержавший шесть изданий, имеющий объем 25 авторских листов, — написал за семь месяцев. Но это редкий случай. Обычно на создание книги, если готов весь материал, нужно около года, как минимум.

Считаю, что писать нужно только от руки — так написаны все великие произведения…»

Избранная библиография Василия Веденеева

«После третьего звонка» (1983).

«Самум — ветер пустыни» (1985).

«Премьера без репетиций» (1986).

«Ушла из дома и не вернулась» (1987).

«Волос ангела» (1987).

«Частный сыск есаула Сарычева» (1992).

«Ключ святого Петра» (1993).

«Двести тысяч золотом» («Лабиринт») (1994).

«Дикое поле» (1995).

«Бальзам Авиценны» (1995).

Человеческий калейдоскоп многоцветен и многообразен: счастливчики и горемыки, благородные рыцари и авантюристы, бродяги и домоседы, преступники и стражи закона, подвижники и закоренелые злодеи, влюбленные и жаждущие любви… Ветер странствий и превратности судьбы срывают людей с места, швыряют из одного конца света в другой и гонят, гонят по неторным тропам. Так было, есть и будет…

Глава 1

Ранним весенним утром 192… года в ворота одного из городов китайской провинции Шаньдун вошел молодой европеец. Сдвинув на затылок помятую серую шляпу и поглубже засунув руки в карманы потертой кожаной куртки, прозванной «Правь, Британия», он на секунду задержался, окинул взглядом городскую стену, помост над воротами, где расхаживали вооруженные допотопными берданками часовые, и решительно зашагал дальше.

Город оказался очень грязным, оглушительно шумным и пестрым до боли в глазах. На узких улочках теснились лавчонки, небольшие магазинчики, ярко размалеванные ларьки. Разношерстная толпа непрерывно двигалась, колыхалась, катилась куда-то. Кричали предлагавшие свои услуги рикши. Расчищая себе дорогу, сыпали отборной руганью потные носильщики паланкинов. Разносчики, завлекая покупателей, стучали в деревянные колотушки, били в маленькие гонги, дули в медные рожки. Заунывно гнусавили нищие, резко выкрикивали название товаров зазывалы. На одном из перекрестков показалась странная процессия. Впереди шли музыканты-духовики в поношенных с сине-красными эполетами французских мундирах прошлого века. Следом за ними пара заморенных лошадей, тяжело переставляя ноги, тащила повозку под балдахином.

«Похороны», — равнодушно вслушиваясь в тоскливую мелодию, подумал европеец. Из соседнего переулка наплывали соблазнительные запахи съестного. Отмахнувшись от назойливых призывов тибетского лекаря, расположившегося прямо на земле с деревянным ящичком-аптекой, он подошел к уличному торговцу, на все лады расхваливавшему рис, лепешки и соус.

— Чи фань! Чи фань! — высоким тонким голосом кричал пожилой китаец, стараясь перекрыть уличный шум.

Проглотив голодную слюну, европеец выгреб из кармана горсть медяков: да, на харчевню, где можно насладиться восточной кухней, явно не хватает, а есть хочется немилосердно.

— Чи фань! Кушать. Подходи, капитана! — безошибочно угадав в нем русского, еще громче закричал торговец. Его коричневое от загара лицо сморщилось в улыбке. — Кушать, недорого! Подходи!

Положив в протянутую ладонь китайца несколько монет, молодой человек получил тонкую лепешку и чашку риса, приправленного черным соевым соусом. Взял деревянные палочки и жадно начал есть, стараясь не уронить ни зернышка риса, ни крошки хлеба.

— Кушай, кушай, капитана, — ласково приговаривал китаец, показывая в улыбке остатки гнилых зубов.

Русский вытер чашку последним кусочком лепешки и напоследок посмаковал впитавший острый соус мякиш. Вернув посудину торговцу, он вынул из кармана полосатых брюк кисет, свернул самокрутку и блаженно задымил.

— Чьи войска в городе? — хрипловатым баском спросил молодой человек. — Генерала У Пейфу?

— Нет, он там. — Торговец махнул рукой куда-то в сторону и засмеялся. — Война, капитана. Наши воюют, ваши воюют.

— У нас вроде закончили, — буркнул русский. На шанхайском наречии[1] он говорил свободно, но с заметным акцентом. — Года три, как отвоевались. А кто же в городе? Дуань Цижуй?

— Нет, его солдаты дальше, вон там. — Торговец вновь махнул костлявой рукой и улыбнулся еще шире, словно сообщил радостную весть.

Молодой человек глубоко затянулся и задумался. Черт их разберет, этих китайцев, — который год лупят друг друга почем зря. Генералов развелось как собак нерезаных, чуть ли не каждый день появляются новые. Сегодня один, завтра другой. Местный или пришлый. Да и народу здесь хватает: есть кого поставить под ружье, есть кому сеять и кому грабить урожай.

Кто же все-таки правит бал в городе? У Пейфу со своим штабом ориентируется на американцев и англичан, но его здесь нет. Дуань Цижуй придерживается прояпонской ориентации, но и его солдат тут не видать. Чан Кайши и армия Гоминьдана на юге, далеко отсюда. А не мешало бы знать, кто из генералов владеет городом и чьи интересы защищает этот азиатский Бонапарт.

— Чжан Цзолинь?

— Нет. — Улыбка сбежала с морщинистого лица старика. — Ты что, с неба упал? Здесь уже давно генерал Чжу Пей.

— Чжу Пей? А за кого он воюет?

— Гоу-юй! — быстро оглядевшись по сторонам, бросил торговец. — Собака-рыба! Понял?

«Угораздило», — мрачно подумал русский. В городе, оказывается, обыкновенная банда. Дела…

Он кивнул старику на прощание и побрел по улице, досасывая самокрутку. По телу растекалось приятное тепло сытости, но на душе было тревожно. Гоу-юй, или «собаки-рыбы», — как называют китайцы бандитских главарей, громко именующих себя генералами, — это очень плохо. Бандиты даже своих не щадят, а с бродягой-эмигрантом из далекой России и подавно не станут церемониться. «Засидевшийся гость, потерявший свой дом» — так говорят здесь про таких, как он. Надо поскорее выбираться из города и идти на север, к Харбину. Выбираться… Но не так-то просто ориентироваться в лабиринте улочек. Куда же теперь свернуть? Лучше всего в тот проулок, который привел его к торговцу. Но идти туда не хотелось: возвращаться — дурная примета.

Навстречу попадались китайцы с коромыслами на плечах, в надвинутых на глаза конусообразных соломенных шляпах. Они несли корзины с овощами, черноглазых детей и мелкий домашний скарб. Под ногами вертелись шелудивые лохматые собаки. По узкой канавке вдоль глиняного забора текли мутные нечистоты, распространяя зловоние по всей округе. Солнце поднялось выше и начало припекать. После риса с острым соусом хотелось пить. Почувствовав запах дыма, русский приподнялся на цыпочки и глянул через забор.

Во дворе фанзы, около небольшого костра, возились седобородый старик в темном халате и неопрятная старуха. Они разламывали на части большого воздушного змея и бросали куски промасленной бумаги и тонкие рейки в огонь. Упавший на огород змей может служить пристанищем злому духу, а огонь, как известно, уничтожает всякую нечисть. Оглянувшись, старик увидел европейца и вежливо поздоровался, спросив по древнему народному обычаю:

— Ел ли ты сегодня, сяо?

Старуха выпрямилась и тоже поглядела на «бок-гуя» — белого дьявола, неведомыми ветрами занесенного сюда с далекого севера или из-за моря. Муж назвал его «сяо», как принято обращаться к младшим по возрасту, но понял ли это белый?

— Мэю, нет, — ответил русский, внутренне проклиная себя за ложь. И повторил, добавив вежливое обращение к старшим: — Нет, лао.

Впрочем, велик ли обман? Что для здорового мужчины, едва перешагнувшего четвертьвековой рубеж, чашка риса и тонкая лепешка из отрубей? Так, на один зубок, как когда-то говаривала нянюшка.

Хозяин сокрушенно покачал головой и начал сбивчиво объяснять, что им, к сожалению, нечем угостить нежданного гостя. Но если тот не побрезгует и войдет в фанзу…

— Продайте немного хлеба и риса, лао, — попросил старика русский, выгребая из кармана оставшиеся медяки: дорога предстоит неблизкая, хорошо бы запастись провизией хоть на первое время.

Услышав звон монет, старуха оживилась, шустро юркнула в фанзу и выскочила с небольшим мешочком риса в одной руке и парой лепешек в другой. Получив медяки, она тут же спрятала их и вернулась к костру. А любопытный хозяин подошел поближе к изгороди и начал расспрашивать: давно ли молодой человек не видел родного дома, здоровы ли его родители и не желает ли он еще что-нибудь купить у бедных людей?

Отделавшись несколькими ничего не значащими фразами, русский спросил:

— Где тут самый короткий путь к городским воротам?

— Как тебя зовут? — неожиданно поинтересовался старик.

— Александр, Саша.

— Саса? — радостно заулыбался хозяин. Какая удача! Бок-туй уйдет из города, и вслед за ним полетят злые демоны, притаившиеся в упавшем змее. Надо только шептать над костром это чудное имя «Саса». Демоны услышат и, свиваясь в ленты дыма, устремятся за своим белым братом. Ведь не зря говорится, что дьявол дьяволу всегда родня.

— Саса, — причмокивая, повторил китаец. — По этому переулку ты выйдешь на площадь, пересечешь ее и повернешь направо, а там и ворота рядом.

Издалека донеслись мерные удары в большой барабан и гомон толпы. Старик прислушался и забеспокоился:

— Не задерживайся! Слышишь? Скоро на главной площади будут казнить преступников и ворота могут закрыть, чтобы никто не убежал. Иди, Саса, иди скорее!

Русский быстро зашагал по переулку, с нарастающей тревогой прислушиваясь к ударам барабана. Запрут ворота, и тогда «счастье будет полным».

Ага, вот и площадь: ларьки, лотки, легкие переносные лавки, снующая толпа. Настоящий человеческий муравейник, над которым волнами перекатывается неумолчный гул голосов.

Пробираясь сквозь толпу, Александр вдруг почувствовал, что его схватили цепкие пальцы.

— Продаешь? — Молодой китаец с наглыми глазами мял рукав Сашиной кожаной куртки.

— Нет. — Русский отодвинул с дороги нахала, но второй китаец, присев на корточки, начал ощупывать его сапоги. Справа и слева выросли еще двое.

— Дай померить. — Первый парень рванул куртку. — Снимай!

— Уйди добром. — Александр отпихнул жадные руки и увидел, что вокруг быстро образуется свободное пространство: чувствуя назревающую драку, толпа отхлынула — кому охота вмешиваться?

— Снимай, снимай. — Его снова дернули за рукав. — Не замерзнешь, на улице жарко.

«Влип, — подумал Саша. — Надо выбираться».

Крутнувшись волчком, он коротко, без замаха, врезал одному из китайцев по скуле. Тот рухнул, сбитый с ног сильным ударом. Второго пришлось пнуть сапогом.

— Ша! Бей! — заорали китайцы. Толпа отхлынула еще дальше, и русский вдруг оказался в кольце врагов. У двух или трех в руках блеснули ножи.

Метнувшись к ближайшему ларьку, Александр одним рывком выдернул из земли бамбуковый шест, поддерживавший навес над прилавком. Товар рассыпался, истошно завопил торговец. Ну, теперь им его не взять!

Искусству борьбы на палках — силамбаме — его научил один тамил, служивший некогда в индийской полиции. Маленький, сухощавый, похожий на подростка, он буквально преображался, стоило ему начать демонстрировать боевые приемы. Бамбуковый шест в его руках летал и вился, как тонкая шелковая лента. Мгновенная смена ритма, и вот уже кажется, что боец окружен деревянным кольцом, вращающимся с непостижимой, почти недоступной человеческому глазу быстротой. Потом палка превращалась в непробиваемый щит, предохраняющий грудь. И все эти метаморфозы сопровождались прыжками, кульбитами, уклонами, приседаниями — словно тамил исполнял древний, замысловатый, но очень грозный военный танец. Александр, бывало, смотрел на него как зачарованный.

— Воин должен в совершенстве владеть мечом, копьем, кинжалом, — объяснял тамил. — Нет оружия, бери в руки шест! Если он сломался, сражайся обломком, поясом, голыми руками, наконец… Понимаешь, на моей родине такой климат, такая жара и влажная духота, что человек просто не вынесет длительного физического напряжения. Поэтому веками вырабатывались наиболее эффективные приемы. Хочешь научиться всему?..

Вращая перед собой шест, со свистом рассекавший воздух, Саша шагнул к противникам. Те попятились.

Внезапно один из китайцев тоже вырвал бамбуковую жердь, схватил ее за один конец и начал вращать, надвигаясь на европейца, вздумавшего оказать сопротивление хозяевам рынка. Его дружки приободрились, загалдели:

— Эй ты, вонючий бок-гуй, покажи свою удаль! Что — слабо? Сейчас твоя башка треснет, как гнилая тыква… Пойдешь на тот свет без сапог и куртки!..

Приближаться к разъяренному противнику было страшно, но еще страшнее — дрогнуть и отступить. Тогда гибель неминуема. Александр поудобнее перехватил палку и шагнул вперед.

Раздался трест бамбука: русский ударил сверху, использовав старый тамильский прием «орел падает на добычу», и одновременно продвинулся еще на один шаг. Защищаясь, китаец успел поставить блок, но Саша не отдернул жерди, а резким скользящим движением опустил ее вдоль гладкой, чуть ребристой жерди противника, угодив ему по пальцам. Тот взвыл от жуткой боли, выронил свое оружие и тут же получил крепкий удар по голове.

Дальше было проще: шест в руках Александра заработал как цеп на обмолоте, опускаясь на головы, плечи, спины и руки бандитов. Удары ногами тоже делали своедело. Путь преградил парень с дубинкой, но Саша изо всех сил ткнул его концом палки в солнечное сплетение — словно сделал выпад штыком, как когда-то учили в армии. Китаец охнул и осел в пыль.

Широко размахнувшись, Саша заставил противников разорвать кольцо и отступить, а сам кинулся прочь. Позади шумела толпа на рыночной площади, где-то по-прежнему монотонно ухал барабан, прохожие со страхом смотрели на бешено мчавшегося вооруженного бамбуковым шестом европейца. Ах, если бы улица была пуста, но разве такое бывает в китайском городе?

Ага, судя по истошным воплям и топоту, враги пустились в погоню! Жаждут реванша? Ну уж нет, такого удовольствия он им не доставит! Самое время исчезнуть. Бросив шест, Александр свернул за угол и огляделся в поисках укрытия. Спрятаться бы в какую-нибудь щель и переждать. Если не собьешь бандитов со следа, они загонят его в центр, где собралась жаждущая зрелища казни толпа, а оттуда уж точно не вырваться. Еще хуже, если народ согнали принудительно и выставили караул. Встречаться со сбродом самозваного генерала крайне нежелательно.

Вот, кажется, именно то, что нужно: большая лавка, или, точнее, магазин в европейском стиле. Скорее туда. Толкнув дверь, он очутился в длинном мрачноватом помещении. Сзади звякнул колокольчик, извещая хозяина о приходе покупателя. Саша осмотрелся.

Под потолком висел искусно вырезанный из дерева и раскрашенный яркими лаковыми красками крокодил, вдоль стен стояли темные шкафы с матовыми стеклами в узких дверцах, на полках выстроились медные и фарфоровые ступки, склянки, флакончики, замысловатые весы. Похоже, он попал в аптеку.

Колыхнулась занавеска, скрывающая внутренние помещения, и появился высокий худой китаец в черном европейском костюме и очках с сильными линзами. Поклонившись посетителю, он молча указал на застекленные шкафы.

В этот момент с улицы донесся шум, грохнули выстрелы, оконное стекло треснуло, в сети трещин появилась маленькая дырочка, в деревянную панель над головой аптекаря вошла пуля. Дверь тут же распахнулась, и в помещение ввалилось несколько человек. Шедший впереди поднял маузер, выстрелил в потолок и заорал:

— Ложись на пол!

Китаец мгновенно сложился пополам, аккуратно поддернул узкие брюки, лег лицом вниз и вытянул вперед руки. Решив не искушать судьбу, Александр последовал его примеру.

Один из ворвавшихся кинулся во внутреннее помещение, загремел там посудой, через несколько секунд вернулся и что-то шепнул вооруженному маузером начальнику.

Тот недовольно дернул плечом и подошел к аптекарю.

— Ты кто? — пнув его сапогом в бок, гаркнул начальник патруля.

— Провизор, господин, — едва слышно пролепетал очкарик.

— А ты? — подошел он к русскому. — Кто такой?

— Прохожий, зашел купить хины от лихорадки.

— Документы есть?

Перевернувшись на спину, Александр достал из кармана куртки потрепанный китайский паспорт и подал его начальнику. Тот начал разглядывать документ, напряженно морща лоб и беззвучно шевеля губами.

«Да он неграмотный, — понял Саша, — но не хочет „потерять лицо“ перед подчиненными».

— Вставай, — небрежно сунув паспорт в карман, приказал начальник патруля. — Пойдешь с нами.

— Куда?

— В штаб, там разберутся, кто ты такой.

Пришлось подчиниться и выйти под конвоем двух низкорослых, вооруженных пиками солдат. Оставшиеся начали распахивать шкафы и швырять на пол их содержимое. Как видно, искали спирт. Напоследок Александр оглянулся: один из бандитов сдирал пиджак с насмерть перепуганного провизора…

Штаб размещался в новом двухэтажном доме, украшенном по фасаду веселыми бумажными фонариками, видимо, оставшимися после какого-то праздника. У дверей прохаживались часовые. Потрепанная одежда, матерчатые тапочки на босу ногу, но оружие хорошее — японские карабины. Русского провели внутрь и усадили на скамью рядом с другими задержанными. В комнате находилось еще несколько человек, и среди них Саша, к своему ужасу, увидел одного из бандитов, с которыми дрался на рынке. Китаец тоже узнал своего недавнего противника и, встретившись с ним взглядом, по-волчьи оскалился. Дело принимало дурной оборот.

Что же делать, как выкручиваться? Этот парень на арестованного не похож: держался свободно, халат перепоясан офицерским ремнем, тяжело оттянутым кобурой с наганом. Интересно, какова его роль в этом бандитском логове?.. Бежать бы… Да разве убежишь? У дверей часовые, если и удастся прорваться, все равно поймают — европеец слишком приметная фигура в китайском городе.

Вошли вооруженные солдаты и увели сидевшего рядом с Сашей китайца. Видимо, разбирательство проходило очень быстро, поскольку через две-три минуты увели второго, потом третьего, и, наконец, очередь дошла до русского.

Пройдя с конвоирами через несколько комнат, Александр очутился в небольшом зале. Против входа стояло резное позолоченное кресло, а в нем развалился пузатый человек в офицерском кителе, защитных галифе и желтых сапогах с огромными шпорами. Голова толстяка была наголо обрита и с одной стороны залеплена пластырем. На коленях лежала немецкая сабля в никелированных ножнах. У ног, прямо на полу, выстроились в ряд несколько полевых телефонов.

«Неужели сам Чжу Пей?» — подумал Саша.

Бандит с рынка тенью скользнул за спинами окружавших кресло военных, приблизился к генералу и что-то шепнул в большое, оттопыренное ухо Пея, поглядывая на русского. Генерал дернул щекой и дал знак начинать.

— Что ты делал в городе?

— Я направляюсь в Харбин, — стараясь сохранить спокойствие, ответил Александр. — Хотел выйти к железной дороге, чтобы сесть в поезд. У меня есть документы, их отобрали солдаты.

— А что тебе понадобилось в городе? — листая паспорт задержанного, лениво поинтересовался военный. — Как правильно твое имя?

— Александр Руднев. Я вошел в город, чтобы купить хинин.

— По закону эмигрант, не имеющий паспорта, должен быть осужден как преступник, — ехидно улыбаясь, бросил бандит с рынка. — Сегодня бежал один из тех, кто покушался на жизнь господина генерала. — Палец бандита показал на залепленную пластырем голову Чжу Пея. — Ты его пособник или сообщник!

— Неправда! — возразил Руднев. — У меня есть документы. Господин генерал, вероятно, не знает, что произошло сегодня на рыночной площади. Может быть, вы ему расскажете о нашей встрече?

Бандит схватился за кобуру, но Пей остановил его:

— Не горячись, Фын. Где эта бумажка?

Военный услужливо подал генералу паспорт. Даже не взглянув на документ, Чжу Пей разорвал его и бросил клочки на пол:

— У тебя нет паспорта, значит, ты — преступник!

Окружавшие кресло одобрительно засмеялись, выражая восхищение «мудрым решением».

— Отправить его на работы, — зевнул Чжу Пей. — Думаю, Фын не откажется пригнать стадо двуногих к надсмотрщикам?

Руднев рванулся, но конвоиры успели повиснуть на нем, а в ноги бросился прятавшийся за портьерой охранник. Тут же подскочил Фын и, выхватив наган, ударил Александра рукоятью по голове…

Придя в себя, русский с трудом поднял налитые свинцовой тяжестью веки. Вместе с другими задержанными он сидел во дворе штаба у стены сарая. Руки крепко стянуты веревкой. Кожаная куртка исчезла, босые ступни холодил легкий ветерок. Руднев грустно усмехнулся: все-таки Фын добился своего — ни сапог, ни куртки. Купленная у стариков провизия и нательный крест тоже исчезли. Угораздило же попасть в переплет!

Вскоре во дворе появились несколько солдат и Фын, ведущий в поводу кривую низкорослую кобылу под самодельным седлом. Тщедушный солдатик — ростом от силы до пупка Рудневу — пинками начал поднимать связанных и сгонять их в кучу. Фын вскочил в седло и выехал со двора. Следом два солдата погнали пленников.

Саша уже пришел в себя и шагал легко, но тоска навалилась отчаянная. Только бы проклятый Фын не вздумал учинить расправу в дороге. Дойти бы до места назначения, а там посмотрим, что делать. Впрочем, вряд ли удастся вырваться на свободу… Что стоит здесь человеческая жизнь? Она дешевле пыли под ногами.

Миновав несколько улиц, вышли через ворота за городскую стену, и Руднев мрачно усмехнулся — выбрался наконец из города, только не так, как хотелось.

Пыльная дорога. Однообразный пейзаж: редкие, чахлые деревья, маленькие клочки старательно возделанных полей и кругом камни, камни. Через час или два дорога пошла в гору. Нещадно пекло солнце, болела ушибленная голова, во рту пересохло, мокрое от пота лицо облепили мухи.

Фын придержал кобылу и, подождав, пока русский с ним поравняется, поехал рядом.

— Ну что, бок-гуй? Приятная прогулка? Я же говорил, что сегодня тепло! — издевательски ухмыльнулся бандит. — Дурак, не надо было упрямиться. Шагал бы сейчас без куртки, зато свободный.

Руднев молчал, не желая ввязываться в разговор: Фын небось только и ждет случая придраться. Ответь ему, он снова нальется злостью, а там и до расправы недалеко.

— Молчишь? — усмехнулся китаец. — Молись своим богам. Вон видишь горку? — Он показал плетью вперед. — Пока не дойдем до нее, можешь молиться, а потом я займусь тобой. Выбирай, бок-гуй: легкая и быстрая смерть за горой или долгие мучения через пару часов. Но тогда уж не взыщи — придется с тобой повозиться!

Руднев упорно молчал. Эх, если бы не связанные руки!..

Врезал бы он этой сволочи, стащил бы с лошади, отобрал наган… А там бы перестрелял солдат и в седло… Скакать, скакать, пока у старой клячи хватит сил…

Александр зло скрипнул зубами — размечтался, дурак! Действительность была горькой: слова Фына не пустые угрозы. Такие, как он, любят покуражиться над побежденным противником.

Бандит засмеялся и огрел русского плетью.

— Получи задаток, проклятая черепаха!

Саша знал, что «черепаха» у китайцев ругательное слово, но в его положении придется стерпеть. Ударить обидчика ногой? Глупо, потом изобьют так, что не сможешь идти, или вообще пристрелят. Надо тянуть время: вдруг все же представится возможность бежать?

Другие пленники шагали покорно, словно стадо, гонимое на убой. Фын меж тем вошел в раж и начал раздавать удары плетью направо и налево, кривя в ухмылке тонкие губы. Китайцы испуганно втягивали головы в плечи, но ни один не вскрикнул от боли.

Внезапно впереди послышался непонятный стрекочущий звук, тревожный, таящий неясную угрозу. Фын перестал размахивать плетью и привстал на стременах. Звук нарастал, и вскоре в небе показался биплан. Покружив над горой, он спикировал, раздалась частая дробь пулемета.

Руднев до рези в глазах вглядывался в самолет — чей он, есть ли на нем опознавательные знаки?

Между тем «этажерка», набирая высоту, задрала нос, завалилась на правое крыло и сделала разворот. Новое пике и вновь — трескучая дробь пулемета.

«Кого он обстреливает? — недоумевал Александр. — Вокруг — ни жилья, ни войсковых соединений. Или обнаружил части противника на марше и решил атаковать? Чей же это биплан?.. Японский, что ли?.. Ведь у китайцев только пехота, даже конницы нет, а уж про авиацию и говорить нечего. Впрочем, у некоторых генералов в регулярных частях, кажется, есть самолеты…»

Маленькая колонна остановилась. Все, задрав головы, смотрели в яркое, безоблачное небо, где носился биплан. Но вот он повернул и полетел над дорогой, с каждой секундой приближаясь и увеличиваясь в размерах. Рудневу даже показалось, что сквозь серебристый круг бешено вращающегося пропеллера и защитный козырек из плексиглаза он видит сидящего в кабине летчика в больших очках-«консервах», закрывающих половину лица.

Поняв, что сейчас произойдет, он метнулся в сторону и скатился в неглубокий кювет. Фын соскочил с лошади и бросился к кустам на обочине, петляя, как уходящий от разъяренных гончих заяц. Рокот мотора усилился, черная тень на мгновение закрыла солнце, и по дороге хлестнула пулеметная очередь.

Руднев вжался в раскаленные пыльные камни. Слиться бы с ними, стать маленьким, незаметным!.. Ухо напряженно ловило доносившиеся сверху звуки: где биплан?.. Удаляется?.. Возвращается?.. Господи, спаси и помилуй!

Самолет возвращался. Судя по натужному реву мотора, он летел совсем низко — наверное, летчик решил добить оставшихся в живых или полюбоваться результатами обстрела. У Александра свело лопатки — сейчас он получит порцию свинца, и тогда… Тень «этажерки» вновь закрыла солнце, но пулемет молчал. Приподнявшись, Руднев посмотрел вслед воздушному разбойнику. Слегка покачивая крыльями и набирая высоту, самолет уходил в сторону гор. Что же произошло? Патроны кончились? Или, увидев, что горючее на исходе, летчик решил не рисковать и отвернул к своему аэродрому?.. Кто знает?..

Тишина. Солнце. Распростертые на пыльной дороге люди. Неужели никого не осталось в живых? Тогда он спасен — разрезать штыком путы, взять оружие… Но тут один из конвоиров зашевелился и сел, подтянув поближе винтовку, а из кустов выскочил Фын. Осклабился, увидев невредимого русского.

— Ага, ты еще не сдох, черепаха?.. Поднимайтесь, пошли! — Он начал пинать ногами лежавших на дороге.

Однако подняться смогли не все. Пулеметной очередью скосило второго конвоира и троих пленных, а одного ранило в ногу. Фын его тут же пристрелил. Трупы закапывать не стали — так и бросили посреди дороги. Фын взял винтовку убитого солдата и взгромоздился на кривую кобылу, чудом уцелевшую при налете. Маленькая колонна вновь поплелась, поднимая облачка тонкой, как пудра, красноватой пыли.

Руднев шагал тяжело. Одолевали мрачные мысли: куда их ведут, долго ли еще тащиться под палящим солнцем и, главное, что их ждет впереди?..

Постепенно поднялись в гору, подошли к перевалу. Отсюда дорога вела вниз, в тесную долину. И тут стало ясно, кого обстреливал самолет: в долине стояло несколько крытых повозок, рядом лежали убитые люди и лошади. Около одной из телег суетился человек в синем халате. Заметив появившийся на пригорке отряд, он кинулся прочь — встреча с незнакомцами таила опасность.

— Стой! — поспешно срывая с плеча винтовку, заорал Фын. — Стой!

Бухнул выстрел. Но — то ли бандит был плохим стрелком, то ли кляча не вовремя дернулась под ним, то ли расстояние оказалось великовато — пуля прошла стороной. Человек успел юркнуть под повозку и ящерицей пополз к большим камням.

Сыпля проклятиями, Фын ударил каблуками лошадь, и она перешла на рысь. Подгоняемые солдатом пленники поспешили следом.

Около каравана Фын быстро спешился и ножом располосовал полог первой повозки. Издав торжествующий крик, он начал вытаскивать товары. На землю полетели рулоны ткани и тюки выделанных кож. Солдат, закинув винтовку за спину, немедленно присоединился к нему. Тем временем пленные опустились на корточки и застыли, словно происходящее их не касалось.

Руднев подошел к той повозке, где минуту назад суетился неизвестный в синем халате, и устало сел, привалившись спиной к грязному колесу. Быть может, пока конвоиры заняты грабежом каравана, ему удастся незаметно перетереть стягивающую запястья веревку? Только бы освободить руки, а там уж как повезет. Надо действовать, а не ждать, пока Фын вспомнит о нем и осуществит угрозы!

И вдруг Саша услышал слабый стон.

— Кто здесь? — донеслось из повозки.

Спрашивал мужчина. По-китайски, но с заметным акцентом. Моментально вскочив, Руднев заглянул под полог — европеец!.. Сквозь полумрак проступило бледное, покрытое бисеринками пота лицо. Волосы — длинные, с сильной проседью — слиплись от крови. На голубой рубахе расплылось большое бурое пятно. «Пуля в груди, и голову задело», — наметанным глазом определил Саша.

— Христианин? — увидев белого, по-английски свистящим шепотом спросил раненый.

— Да, но я вряд ли смогу вам помочь, — ответил Руднев, тоже по-английски.

— На этом свете мне уже никто не поможет, — скривил губы незнакомец. Закрыв глаза, он часто и тяжело задышал. Его испачканные кровью пальцы беспокойно шевелились.

— Ты еще здесь? — не открывая глаз, спросил умирающий. Саша не сомневался, что душа его вскоре покинет бренное тело: в свое время он достаточно насмотрелся на раненых.

— Здесь.

— Обещай выполнить мою просьбу… Последнюю… Похорони меня по христианскому обычаю, прочитай заупокойную молитву и поставь на могиле крест… Я грешник, большой грешник… Помолись за меня, слышишь?.. Быть может, Всевышний тогда смилостивится.

— Обещаю, — сказал Саша, не желая расстраивать умирающего. — Все сделаю, как вы хотите.

— А я за это оставлю тебе наследство. — Раненый открыл воспаленные глаза и впился взглядом в лицо русского. — Ты получишь двести тысяч баксов золотом, не считая всяких бумажек. Слышишь? Двести тысяч долларов золотом.

«Бредит», — подумал Руднев, сожалея, что у него связаны руки и он ничем не может облегчить страдания умирающего.

— Чего это тут болтают про золото?

Александр обернулся. За его спиной стоял неслышно подкравшийся Фын с револьвером в руке. Отстранив русского, бандит заглянул в повозку.

— Какое золото? Не вздумай темнить, я малость кумекаю по-английски.

— Похорони меня, — просипел раненый. — Мое имя Джон Аллен… Несколько лет назад я взял банк в Калгане…

— Калган? — оживился Фын. — Это Чжанцзякоу. Что он говорит про этот город? Там спрятано его золото? Ну, переводи! Давай! Давай!

Пританцовывая от нетерпения, бандит больно ткнул Руднева стволом нагана под ребра. Золото, где оно? Умирающий не станет лгать, зачем ему теперь золото? В могилу его с собой не унесешь. Но где оно, где?

— Полиция висела у нас на хвосте, но я ушел… И баксы унес… — медленно ронял слова Аллен. — Мешки с золотыми двадцатидолларовиками и бумажки… Все твоим будет!..

Александр переводил, а Фына все больше и больше охватывало возбуждение: он кусал губы, сопел, беспокойно поглядывал то на раненого, то на русского, словно пытаясь уличить последнего в неточности перевода. Но Руднев уже понял: бандит не настолько хорошо владеет английским, чтобы все понимать. К тому же Аллен, судя по выговору, американец из южных штатов — растягивает гласные, употребляет жаргонные словечки. Где уж Фыну разобраться в заокеанском сленге!

— Где золото? Где? Не тяни, спрашивай, пока он не откинул копыта! — Фын снова ткнул русского стволом револьвера.

— Золото спрятано в заброшенном городе пещер, в горах Белые Облака. Найди в Шанхае старого Вока — он покажет дорогу… Пить!..

— Воды просит, иначе не сможет говорить, — сказал Руднев.

Бандит чертыхнулся и побежал к своей кобыле за притороченной к седлу большой кожаной флягой.

— Слушай меня, — с трудом приподнял голову Аллен. — В Шанхае, Вок Вай, старик…

Теряя последние силы, он вновь уронил голову и что-то зашептал.

Саша наклонился, приблизив ухо к губам умирающего.

— Город на воде… Возьми мой тумор, покажи Воку… Старик и капуцин… В пещере колодец… Убитый укажет путь… Воку денег да…

Раненый захрипел и, закатив глаза, дернулся в конвульсиях. На его губах выступила кровавая пена.

— Вот вода! — подбежал запыхавшийся Фын.

— Уже не нужно, — мрачно ответил Руднев.

— Как это?.. Чего он там? — Фын затормошил недвижно лежавшего американца. — Что он еще говорил? — Оставив покойника, бандит подскочил к русскому и приставил револьвер к его виску. — Отвечай, или я вышибу тебе мозги!

— Ты веришь в бред умирающего? — отшатнулся Саша. — Господи, что делает с людьми жажда золота!

— Говори, сволочь! Я всю кровь из тебя по капле выпущу! Отрежу яйца и запихну в твою паршивую глотку, — распалился Фын. — Ну что он еще сказал?

— Не трогай его!

Бандит недоуменно оглянулся. Сзади стоял солдат. Ствол его винтовки был направлен на Фына.

— Я спрятался за повозкой и все слышал, — держа начальника под прицелом, сказал он. — Понял? Все слышал и хочу получить свою долю.

— Хорошо, — облизав губы, неожиданно согласился бандит. — Но сначала пусть бок-гуй скажет нам, что еще он узнал от раненого.

— Убери револьвер! Если ты его убьешь, он уже ничего не скажет, — усмехнулся солдат.

— А чего говорить-то? — вдруг рассмеялся Фын. — Чего? И так известно, где спрятаны деньги, кто покажет к ним дорогу.

— Но дорогу тебе покажут только к заброшенному городу пещер, — уточнил Руднев.

Пришла пора вступить в игру за свою жизнь. Есть на самом деле золото или нет — никто не знает, а как-то выкручиваться нужно.

— Значит, он открыл тебе еще одну тайну? — вскинулся Фын.

— Да, — подтвердил Саша. — Без меня вам не добраться до золота. Предлагаю отправиться за ним вместе. Но прежде похороним американца.

— Я пойду с вами, — не опуская винтовки, сказал солдат.

— Конечно, конечно, — быстро согласился Фын, не сводя глаз с его пальца, лежавшего на спусковом крючке. — Опусти ружье, я не собираюсь тебя обманывать.

— Как бы не так, — осклабился тот, показав редкие крупные зубы. — Сначала брось револьвер, чтобы он случайно не выстрелил мне в спину.

— И тогда ты разделаешься со мной? — криво усмехнулся Фын. — Нам надо поладить. Если мы будем держать друг друга на мушке, то никогда никуда не доберемся. Здесь осталось несколько лошадей. Давай запряжем их в повозку и нагрузим ее самым дорогим товаром. Лучше ехать, чем идти пешком. Согласен?

— Потом все равно придется сесть в поезд: до Шанхая слишком далеко, — возразил солдат. Было видно, что он колеблется, все еще не решаясь поверить в искренность слов бандита и раздумывая, не спустить ли курок.

— Правильно! На лошадях доедем до железной дороги, а там перегрузим товар в вагон или выгодно продадим, — жарко убеждал Фын. — Пусть это быдло немного поработает, — он кивнул в сторону пленных, — а мы приглядим за ним.

— Развяжите мне руки, — попросил Руднев, — я должен выполнить последнюю волю умирающего и похоронить его.

— Хочешь убежать? — быстро обернулся к нему Фын. — Не выйдет! Я ни на шаг тебя не отпущу, пока не доберемся до клада.

— Бок-гуй прав, — неожиданно поддержал Сашу солдат. — Мертвого надо похоронить, чтобы его душа не мешала нам взять золото.

— Ладно, — зло сплюнул Фын, — уговорили. Я пригляжу за русским, а ты грузи товары и запрягай лошадей. Пошевеливайся — солнце уже высоко.

Он сунул наган за пояс и, достав нож, шагнул к Рудневу. Тот протянул стянутые веревкой руки, но бандит, неожиданно крутанувшись, метнул клинок в солдата. Острое лезвие вошло ему в грудь почти по самую рукоять.

Грохнул выстрел: падая, солдат успел нажать на спусковой крючок, но пуля только выбила щебень из-под ног Фына. Пленные разом повернули головы на звук выстрела. Не обращая на них внимания, бандит подошел к убитому и выдернул нож. Потом снял с него патронташ, взял винтовку и кинул все в повозку. Вслед за тем выволок за ноги тело американца и опустил его на землю.

— Как его класть-то? В какую сторону головой? — Фын глянул на Руднева. Тот показал, недоумевая: неужели он сам будет копать могилу?

Меж тем китаец сбегал к другой повозке, вернулся с заступом и начал долбить каменистую землю, смахивая со лба пот и грязно ругаясь сквозь зубы.

— Давай помогу, — на всякий случай предложил Саша, уже не надеясь, что его развяжут.

— Сиди! — огрызнулся Фын.

Прикинув, достаточно ли глубока яма, он решил, что копать хватит, и занялся куда более привычным для него делом — начал ловко обыскивать убитого. Прежде всего был извлечен бумажник. Увидев американские доллары, бандит удовлетворенно хмыкнул. Небольшой револьвер ему тоже очень понравился. Постепенно из карманов американца в сумку Фына перекочевали щипцы для ногтей, позолоченная зажигалка и портсигар, искусно выточенный из панциря черепахи. Наконец, Фын снял с шеи покойника тумор — висевший на тонком шнурке памирский амулет в виде маленького плоского железного бочонка с вставленным в него кусочком голубоватого горного хрусталя.

Руднев замер: сейчас тумор исчезнет в казавшейся бездонной сумке бандита… А без амулета к этому самому старику в Шанхае не подступишься. Впрочем, существуют ли на самом деле золотые доллары, спрятанные в затерянном среди гор древнем пещерном городе? Существует ли знающий туда дорогу старый Вок?.. А вдруг все это правда?

Попросить у Фына тумор на память об Аллене? Нет, наверняка это вызовет подозрение у недоверчивого бандита. Подскочить к нему и ударить ногой в голову? Не успеешь: Фын вооружен и всадит в тебя пулю при первой попытке нападения. Но что же делать, что?..

Тем временем бандит рассматривал амулет, подбрасывая его на ладони и раздумывая — выбросить или все-таки взять? Победила жадность, и тумор полетел в сумку. Закрыв ее, Фын опустил тело американца в яму, забросал землей и положил сверху несколько камней.

— Надо поставить крест — полагается по обычаю, — подал голос Руднев.

— И так сойдет, — вытирая рукавом потный лоб, буркнул Фын. — Давай молись, а я пока нагружу повозку и запрягу лошадей.

Подойдя к могиле, Саша опустился на колени. Кем был умерший американец — католиком, протестантом? Или атеистом, не верящим ни в Бога, ни в дьявола?.. Какая разница — он просил прочитать над ним заупокойную молитву, и надо выполнить его последнюю просьбу.

— Господь Всемогущий, — зашептал Руднев, — прими с миром душу грешного раба твоего…

Продолжая читать молитву, он через плечо поглядывал на Фына. Тот метался между повозками, перегружая в свою самые ценные товары. Его сумка лежала буквально в двух шагах от могильного холмика. В ней амулет, и главное — револьвер! Если удастся его вытащить, появится реальный шанс взять с бою свободу. К счастью, руки связаны спереди, значит, можно изловчиться и выстрелить, когда бандит подойдет. Не поднимаясь с колен, Руднев начал очень осторожно двигаться к сумке. Вот она! Наконец-то! Онемевшие пальцы слушались плохо, но он все же открыл ее, вытащил револьвер и чуть не завыл от отчаяния — разряжен! Проклятый Фын!.. Ладно, надо достать тумор. Где же он?.. Ага, нащупал — шероховатая поверхность, холодок хрусталя… Саша взял амулет и закрыл сумку, чтобы подозрительный китаец ничего не заметил.

Но куда же его спрятать? В карман брюк? Связанными руками не дотянешься. Надеть на шею? Фын сразу увидит. Куда же?.. Ну конечно же в маленький часовой кармашек у пояса! Настороженно оглянувшись, он оторвал зубами пропахший чужим потом, пропитавшийся кровью шнурок, поспешно засунул тумор в кармашек и поднялся с колен. Шнурок затоптал, отбросил ногой подальше. Меж тем китаец уже запряг пару лошадей и сейчас ладил петлю на конце крепкой веревки.

Руднев едва успел подумать: «Зачем?», как Фын ловко накинул на него веревку. Легкое движение — и петля скользнула вниз, крепко стянув ноги у щиколоток. Рывок — и Саша кулем повалился на бок.

— Ты слишком резвый. — Скаля зубы, Фын опутал веревкой все тело пленника и закрепил узел. — Полежишь пока в телеге, а когда отъедем подальше, поговорим о тайнах, которые ты успел узнать.

— Чего уж, давай прямо сейчас, — прохрипел Руднев.

— Тут нас опять могут подслушать, — резонно возразил китаец и, покряхтывая от натуги, поволок связанного к повозке. Поставив Сашу на ноги, он перевалил его через низкий задний бортик, положил поверх кучи товара, а сам уселся на передок.

— Небось думаешь: зачем глупый Фын все сам делал, и яму копал, и товары грузил, — разбирая вожжи, продолжал разглагольствовать бандит. — А Фын не дурак. Фын тебя насквозь видит. Такому, как ты, только развяжи руки!

Повозка тронулась.

— А как же остальные? — спросил Руднев.

— Жалко на них патронов, — хлестнув лошадей, отмахнулся Фын. — Лучше о себе думай: если сразу скажешь все, получишь пулю в лоб, и все дела, а если будешь упорствовать…

— Что тогда?

— Тогда нынешняя ночь покажется тебе слишком долгой, — ухмыльнулся бандит. — У тебя есть время для размышлений — до вечера еще далеко.

Они выехали на старую узкую дорогу. Лошади тянули споро, стучали по камням ободья колес, колыхался пробитый пулями, выбеленный ветрами, ливнями и безжалостным солнцем тент повозки, пахло прогретой пылью и горькими придорожными травами. Фын закурил маленькую трубочку с длинным мундшуком, изредка подбадривая лошадей гортанными выкриками и щелканьем кнута. Рудневу, лежавшему на тюках с товаром, было видно, как уменьшались в размерах оставшиеся в лощине фигурки пленных китайцев, все так же безучастно сидевших на корточках у разбитых телег. Вдалеке сгущались тучи, заволакивая горизонт мутной пеленой…

Глава 2

Когда на пригорке появились вооруженный всадник и группа пеших, Ай Цин сразу понял: надо уносить ноги. Словно в подтверждение его мыслей, послышался окрик и грохнул выстрел. Хвала богам — пуля тонко пискнула в стороне, распоров полог повозки и, не причинив Цину вреда, но второго выстрела он ждать не стал: стоит ли искушать капризную судьбу?

Ай Цин юркнул под повозку, в которой лежал раненый американец, и ящерицей пополз к камням, ощущая, как от страха противно сводит лопатки: а ну как сейчас забухают новые выстрелы и маленький острый кусочек раскаленного свинца вопьется в позвоночник? Однако, на его счастье, больше не стреляли. Ему удалось найти удобное место, где, оставаясь незамеченным, он мог наблюдать за происходящим в лощине.

Вытащив револьвер, Цин проверил, есть ли в барабане патроны, и взвел курок. Нет, вступать в бой он не собирался, но нельзя, чтобы его застигли врасплох. Мало ли, вдруг неожиданно появившимся людям взбредет в голову проверить, куда он подевался. Тогда револьвер пригодится.

Как и следовало ожидать, начался грабеж каравана. Вскоре Цин установил, что вооруженных грабителей только двое — очевидно, конвоиры, а остальные — группа пленных, а не отряд пехотинцев, как ему показалось. Какая досада! Если бы он затаился под повозкой, то вполне мог сначала пристрелить сидевшего на лошади молодого парня, а потом тщедушного солдатика. Впрочем, никогда не следует жалеть о том, что уже сделано: оставшись около каравана, он подверг бы себя немалому риску. Сейчас выходить из укрытия опасно, незамеченным к врагам не подберешься. Значит, придется наблюдать и терпеливо ждать, пока стервятники разграбят товары и уберутся.

Самое ужасное — в повозке остался раненый американец, порученный заботам Ай Цина. Еще бы несколько минут — и он успел бы вытащить Аллена или перезапрячь лошадей, но…

Около телеги, где лежал Аллен, остановился мужчина, выделявшийся среди прочих высоким ростом и светлыми волосами. «Европеец», — понял Цин. Но как он здесь оказался?..

Меж тем события разворачивались. Европеец — кстати, руки у него были связаны — несколько раз заглядывал под полог. Потом к нему подошел конвоир, раньше ехавший на лошади, и ткнул его в бок стволом револьвера — видно, приказывал ему что-то. До Цина долетали лишь отдельные возгласы, но вскоре он все понял: они разговаривают с Алленом! В это время с противоположной стороны к повозке подкрался солдат с винтовкой. Неужели судьба смилостивится над несчастным Цином и враги перестреляют друг друга?

Забыв, что его могут заметить, он приподнялся, стараясь не пропустить момента развязки: солдат уже направил винтовку на парня, стоявшего рядом со связанным европейцем. Что там у них происходит?.. Что? Если бы услышать, о чем они спорят… Но проклятый ветер относит слова в сторону. Ну, стреляй, солдатик, стреляй! Уложи этого молодчика, а после Цин найдет способ отправить тебя вслед за ним на небеса или в ад.

Однако солдат не выстрелил. Обманутый кажущимся миролюбием противника, он попался на его уловку и в результате получил нож в грудь. Какая разница, кто из них отдал концы? Два вооруженных врага всегда хуже, чем один.

Цин потихоньку пополз вперед, часто останавливаясь и прикидывая, с какого расстояния бить наверняка. Промахнуться нельзя — все должен решить один меткий выстрел. Тогда он вновь станет хозяином положения. Как там раненый Аллен, жив еще?

Внезапно Цин застыл на месте, не сводя глаз с происходившего около повозки. Китаец вытащил за ноги американца и начал его обыскивать. Великие боги, да ведь он же мертв! Скончался от ран, никто его не добивал… Неужели этот долгомолчальник заговорил, чувствуя, что вот-вот перейдет в мир иной, где деньги ему уже не понадобятся? Но тогда получается, что…

Ай Цин начал осторожно пятиться, забыв о недавнем намерении разделаться с врагом. Теперь понятно, почему убили солдата — тот стал нежелательным свидетелем рассказа умирающего. Значит, тайна Аллена перешла как бы по наследству к молодому китайцу и светловолосому европейцу… Кому открылся Аллен и полностью ли открылся?.. Быть может, каждый из них владеет лишь частью тайны?.. Убьешь одного — ничего толком не узнаешь. Надо быть полным идиотом, чтобы сейчас нашпиговать этих парней свинцом. Пока они живы — жива и тайна. Вскоре они обменяют ее на легкую смерть. Языки им развяжут быстро. У нас такие мастера найдутся. Главное — не упустить этих парней!

Затаив дыхание Цин смотрел, как хоронили американца. Ничто не укрылось от его внимательных глаз. Ишь, какой ловкач европеец: тайком залез в сумку конвоира и достал револьвер. Неужели сейчас выстрелит?.. Однако ничего не произошло, и Цин с облегчением вздохнул: два языка надежнее! Только бы китаец не убил европейца… нет, обошлось…

Светловолосому связали ноги и бросили в повозку. Конвоир перепряг лошадей и погнал их по старой дороге, оставив пленных на произвол судьбы. Действительно, зачем они ему, если впереди маячит несметное богатство?

Итак, надо действовать, не теряя драгоценного времени. Аллен лежит в земле, повозка, вздымая пыль, катит все дальше и дальше.

Поднявшись, Цин отряхнул халат, засунул револьвер за пояс и побежал за скалу, где паслась заранее спрятанная лошадь. Забравшись ей на спину, он уцепился за жесткую гриву и стукнул каблуками по грязным бокам. Лошадь нехотя пошла, поматывая головой и явно намереваясь при первом же удобном случае скинуть надоедливого седока. Но как же медленно она тащится!

Выхватив револьвер, Цин начал бить кобылу рукояткой по крупу, вкладывая в каждый удар злость на ленивое животное и все больше распаляясь от терзавшего его нетерпения. Ну, пошла же, пошла, проклятая!

Взбрыкивая от боли, кобыла затрусила рысцой. Как только она замедляла бег, Ай Цин вновь начинал остервенело колотить ее, заставляя не снижать темпа. Он спешил подняться на гору, откуда прекрасно видна дорога: надо убедиться, что повозка не свернула на развилке.

Наконец, оступаясь и выбрасывая из-под копыт мелкие камешки, лошадь тяжело взобралась по крутой тропе на вершину горы. Цин вгляделся в облачко пыли: свернут или нет? Несколько минут томительного ожидания, и его губы растянулись в довольной ухмылке. Не свернули!

Взбадривая кобылу испытанным способом, он погнал ее вниз и поскакал по еле заметной стежке, петлявшей среди камней. Примерно через час показалось небольшое селение, около которого его встретила группа пестро одетых вооруженных людей.

— Жао здесь? — первым делом спросил у них Ай Цин.

— Здесь, — ответили ему, беря лошадь под уздцы. Спешившись, Цин устало поплелся к фанзе с часовым у дверей.

Жао — сорокалетний, плотный и широколицый — был один. Поджав ноги, он сидел на кане[2] и ел приправленное острым соусом мясо. Палочки в его руке так и мелькали, вылавливая лакомые кусочки из синей фарфоровой миски. Подняв глаза на вошедшего, он в первый момент застыл от удивления, но тут же встрепенулся и хрипло спросил:

— Ты?! Что произошло?

Не отвечая, Цин выхватил у него из рук миску с остатками мяса и начал жадно есть, мыча от удовольствия. Жао поправил лежавшую на коленях деревянную кобуру маузера и некоторое время наблюдал за ним с кривой ухмылкой.

— Кончай жрать, — наконец не выдержал он. — Что случилось?

— Аллен умер, — не переставая жевать, пробормотал Цин.

Резко вскочив, Жао метнулся к нему и мускулистой рукой так сдавил его горло, что Ай Цин выпучил глаза и поперхнулся.

— Ты убил его? — встряхнув Цина, как тряпичную куклу, прошипел Жао. — Отвечай! Где золото?

Несчастный в ответ только сипел, пытаясь оторвать от горла железные пальцы Жао, не зря прозванного Быстроруким. Наконец хватка немного ослабла, и Ай Цин натужно закашлялся. Получив тяжелой ладонью крепкий удар по спине, он выплюнул непроглоченный кусок, всхлипнул и часто задышал.

Привлеченный шумом, в фанзу заглянул телохранитель Чжоу, но хозяин махнул рукой, и он тут же исчез, сморщив в улыбке лошадиное лицо.

— Ну?! — Жао остановился над бессильно опустившимся на пол Цином.

— Караван обстрелял самолет, — растирая онемевшую шею, прошептал Ай Цин. — В американца попали три пули, а я чудом уцелел. Он скончался, и его похоронили на моих глазах.

— Где золото? — наклонившись к нему и заглядывая в глаза, тихо спросил Жао. — Ты узнал, где спрятано золото?

— Кажется, он открыл перед смертью тайну, — на всякий случай отползая назад, зачастил Цин. — Не мне, нет! Ее узнали трое, но один из них уже убит, а двое других едут в повозке по старой дороге. Я поспешил сюда, чтобы предупредить тебя.

На скулах Жао заходили желваки — верный признак приближающейся вспышки ярости. В такие моменты Быстрорукий, прекрасно владевший приемами древнего боевого искусства, мог покалечить, а то и убить, поэтому Ай Цин не стал медлить. По-собачьи глядя ему в глаза, он монотонным, слабым еще голосом рассказал, как погиб американец и что произошло после этого в лощине, где остановился разбитый караван. Постепенно Жао успокоился.

Выслушав Цина до конца, он уселся рядом с ним на пол и, угостив сигаретой, задумался.

Ситуация непростая, но разве бывает когда-нибудь простым путь к большому богатству? Может, у кого другого такое и случается, но только не у него, которому все приходится добывать потом и кровью.

Несколько лет назад Жао работал в криминальной полиции Шанхая. Вместе с ним работал и Цин — его дальний родственник, многим обязанный семье Быстрорукого. Хотя бы уж тем, что именно Жао пристроил его на теплое местечко. Именно тогда банда появившихся из дальних краев гангстеров совершила дерзкое ограбление банка в Чжанцзякоу, взяв двести тысяч золотом и мешок бумажных денег. Банк серьезно пострадал: доллары-то были американские, а не китайские или мексиканские.

Однако гангстеров с самого начала преследовали неудачи: пришлось вступить в перестрелку с охранниками, а потом полиция гналась за ними по пятам, убивая одного за другим. Все погибшие были белыми и — надо отдать им должное — до последней минуты дрались как дьяволы. Лишь двоим удалось оторваться от погони и унести награбленное. С тех пор их след потерялся, а мертвые, как известно, молчат. Но украденное золото нигде не всплывало, и Жао решил, что оставшиеся в живых бандиты терпеливо ждут, пока про них забудут, а потом без помех воспользуются добычей, припрятанной в надежном месте.

Мысль об огромной сумме в двести тысяч золотом не давала Жао покоя ни днем, ни ночью, и он начал вести самостоятельное расследование. Спустя год ему удалось установить имена оставшихся в живых гангстеров и выйти на след одного из них — американца Аллена. Кропотливо, буквально по крохам собирая информацию, Жао узнал, что Джон Аллен убил приятеля и стал единоличным владельцем похищенного. Но где оно спрятано? Об этом знал только сам янки.

Цин как мог помогал родственнику. Они готовились захватить Аллена и развязать ему язык — разумеется, в тайне от начальства и в собственных интересах, но тут все смешалось. Началась смута, разразилась междуусобная война, охватившая всю страну, и след американца вновь затерялся на несколько лет.

Тем не менее Жао не оставлял надежды, терпеливо продолжая поиски. Из полиции он давно ушел. Ветер войны кидал его из одного лагеря в другой, переносил на крыльях победы и мутных волнах поражения из провинции в провинцию, и в конце концов Быстрорукий организовал собственный отряд головорезов, формально подчинявшийся одному из генералов. Как известно, кто ищет, тот найдет. Удача вновь улыбнулась Жао — отыскался след, казалось, безвестно пропавшего янки. Заслуживающий доверия осведомитель донес, что Аллен примкнул к богатому купеческому каравану, отправлявшемуся на северо-запад. Поразмыслив, Быстрорукий рассудил: прошло несколько лет, об ограблении банка успели забыть, а золото лежит себе где-то и не ржавеет, на то оно и золото! Американцу сейчас самое время взять его и махнуть домой, навсегда распрощавшись с Поднебесной империей Хань, то бишь с Китаем. Иначе зачем он вдруг вылез из темного угла, где так долго хоронился от чужих глаз, и подался к купцам? Все ясно: решил вместе с караваном добраться до клада, не привлекая к себе ненужного внимания.

Ай Цину было приказано не спускать с Аллена глаз, повсюду следуя за ним тенью, а как только запахнет золотыми долларами, немедленно сообщить об этом Жао через надежного человека, который тоже примкнул к каравану. Естественно, «надежный человек» ничего не знал об истинной причине путешествия Аллена и Цина в компании купцов.

Сейчас Аллен лежит в могиле, «надежный человек» убит при обстреле каравана с самолета, купцы тоже погибли, а Цин сидит здесь, в фанзе… Не верить его рассказу? Но зачем Цину лгать? Он же знает, какова расплата за обман, и побоится плести небылицы.

Жао хлопнул в ладоши, его телохранитель Чжоу внес поднос с чайниками, полными вина.

— Проследи, чтобы нас не беспокоили, — велел Быстрорукий.

Подав один чайник Цину, бывший полицейский припал губами к носику другого и сделал добрый глоток. Отличное вино. Теперь закурить сигарету. Теплая волна, поднимаясь от желудка, растекается по телу, а табачный дым будоражит мозг, помогая отыскать единственно верное решение.

— Ты думаешь, Аллен открыл им тайну? — потягивая из чайника вино, нарушил молчание Жао.

— Видимо, да, — откликнулся Цин.

— Эти двое едут по старой дороге?

— Да. Им теперь некуда свернуть. Я хорошо знаю здешние места. К вечеру они достигнут ущелья Желтых скал и наверняка останутся там до утра: сейчас неспокойно вокруг.

— Интересно, почему европейца везут связанным? — пуская кольца дыма, протянул Жао. — Впрочем, мы скороэто узнаем. Собирайся, поедем за ними.

— Боишься, что они сумеют скрыться? — вскочил Цин.

— Куда им деваться! — усмехнулся Быстрорукий. — Вокруг мои люди, а за ущельем Желтых скал выставлен дозор: я не люблю, когда меня застают врасплох. Понимаешь, мне не терпится взглянуть на парней, решивших заграбастать наследство Аллена, не имея на такую милость судьбы никаких прав.

— Конвоир вооружен, — напомнил Цин.

— Ерунда! — отмахнулся Жао.

— Но они ведь нужны тебе живыми.

— Что ты предлагаешь? — обернулся к нему бывший полицейский.

— Дождаться ночи, — почтительно поклонился Ай Цин.

— Мое нетерпение сильнее осторожности. Я хочу идти за ними по пятам, как тигр за добычей. — Жао приоткрыл дверь и крикнул: — Чжоу, вели седлать лошадей!

Когда начало смеркаться, Фын решил устроить привал. Кони устали, взмокли и сейчас едва тащились, тяжело поводя боками. Остановив повозку, китаец выпряг их, стреножил и пустил пастись на чахлой траве, кустиками росшей у подножия скал. Потом он выволок Руднева и, привалив его к грязному колесу, отправился за топливом для костра.

Лежа на боку, Саша осмотрелся. Ночевать предстояло в длинном узком ущелье, зажатом между высокими желтоватыми скалами, зубчатые вершины которых четко вырисовывались на фоне неба. Мрачноватое место, неуютное какое-то, навевающее тоску и смутную тревогу. Около нагретых за день палящим солнцем камней стайками вилась мелкая мошкара, высоко над головой робко мерцала первая звезда, порывами налетал шальной ветер, скручивал в маленькие смерчи сор и пыль, гнал их в глубину ущелья и возвращался, чтобы вновь улететь прочь.

Пришел Фын, бросил возле небольшого валуна кучу нарубленных ножом корявых веток, сорвал пук сухой травы и высек огонь. Вскоре запылал маленький костер.

Китаец вытащил из повозки треножник, котелок и мешочки с припасами. Налил в котелок воды и, пристроив его на треножнике над костром, отмерил немного риса.

— Тебя кормить не буду, — помешивая щепкой закипавшую воду, ухмыльнулся Фын. — Нечего зря добро переводить.

— Корми не корми, все равно я ничего не скажу, — буркнул Руднев.

— Скажешь, куда денешься. — Бандит высыпал в котелок рис и отряхнул ладони. — Заставить упрямого говорить совсем нетрудно. Есть много способов. Огонь, например. Больно он жжет, ох, и больно! Потерпишь, пока сил хватит, а там все и выложишь — лишь бы перестали пытать. Не ты первый, не ты последний. Так что не сомневайся — скажешь.

— А если нечего?

— Что нечего? — недоуменно оглянулся Фын.

— Да сказать нечего.

— Как это нечего? — непритворно удивился бандит. — Ты же сам сболтнул, что без тебя золота не найти. Неужели надеялся, что я возьму тебя в долю? Это же надо быть таким идиотом! Зачем делиться, если я могу получить все? Целое всегда больше половины.

Выкурив трубку, Фын принялся есть. Саша глотал тягучую голодную слюну, с трудом ворочая языком. Мучительно хотелось пить, руки и ноги затекли и уже не чувствовали впившейся в них веревки. Плохи дела: вряд ли удастся освободиться от пут, а если вдруг и появится такой шанс, то нарушенное кровообращение долго не восстановится. Да нет, ничего у него не получится. Фын вооружен и является полновластным хозяином положения: в этом безлюдном месте может делать со связанным пленником все, что захочет. Видно, судьба такая выпала — умереть на чужой земле от руки бандита… Спасти может только чудо… Однако за время странствий Руднев чудес что-то не видел. Люди попадались всякие: хорошие и не очень, добрые и злые, щедрые и жадные, разных рас и вероисповеданий, с разным цветом кожи и глаз, но среди них не было чудотворцев. Где они, чудеса?.. Разве что в сказках…

Кончив есть, Фын подбросил веток в огонь и снова вытащил трубку. Неспешно набив ее табаком, прикурил от уголька.

— Ну, время раздумий подходит к концу, — выпуская кольца дыма, сказал бандит. — Видишь, на небе зажглись первые звезды, близится ночь, за долгий день мы оба смертельно устали и надо хорошо отдохнуть. Скажи все и с легкой душой отправляйся на вечный покой, а я лягу спать. Высплюсь и утром проснусь с надеждой на богатство. Неплохо, верно?.. Ну, что решил — будешь говорить или тебе охота помучиться?

Руднев молчал. К чему слова? Что они для Фына? Сейчас бандит куражится, распаляя себя и стараясь запугать и подчинить своей воле пленника. Быть может, сказать ему?.. Иного выхода вроде бы не предвидится…

— Странные люди эти белые, — продолжал разглагольствовать китаец. — Нет бы спокойно переселиться к предкам! А они хотят перед смертью помучиться. И ты такой же. Ведь молчи не молчи, а до зари все равно не доживешь.

Не дождавшись ответа, он выбил из трубки пепел, подошел к костру и, достав нож, сунул лезвие в огонь.

— Полежи, бок-гуй. Придется немного подождать, пока железо раскалится докрасна. Выбирай, с чего мы начнем — с глаз, что ли? Или сначала займемся пальцами ног? Кстати, соски на груди очень чувствительны не только у женщин. Можно и что-нибудь другое придумать. Знаешь, сколько таких мест на человеческом теле? Прикоснешься к ним раскаленным железом и вмиг узнаешь самые сокровенные тайны.

Незаметно в ущелье сгустилась темнота, разрываемая лишь слабым, колеблющимся светом костерка. На лицо склонившегося над огнем Фына падали красноватые отблески, и от этого оно казалось жутковатой ритуальной маской, раскрашенной в зловещие черно-багровые цвета. Бандит выхватил из костра нож и показал сжавшемуся от ужаса Рудневу ярко рдеющую точку на конце клинка.

— Здесь никто не услышит, как ты завоешь от боли, — медленно приближаясь к связанному пленнику, усмехнулся Фын. — Последний раз спрашиваю: что ты выбираешь?

Наклонившись над Сашей, китаец провел кончиком ножа около его губ, заставив почувствовать нестерпимый жар и запах раскаленного металла.

— Говори, говори, — словно заклиная, шептал он, все ближе поднося нож к щеке замершего пленника.

Внезапно Фын выпрямился и обернулся. Руднев не поверил своим глазам: в кругу света, отбрасываемого костром, стоял китаец в темной куртке и широких шароварах, заправленных в мягкие сапоги. Он пристально смотрел на Фына, потерявшего от изумления дар речи. Откуда взялся этот человек, как сумел неслышно подобраться? Вероятно, занятый смертельной игрой бандит и его скованный ужасом пленник не услышали крадущихся шагов.

Фын поудобнее перехватил рукоять ножа, на клинке заплясал багровый отблеск, но стоявший по ту сторону костра человек не шелохнулся. Тогда бандит чуть подвинулся вперед и цепким взглядом окинул фигуру незнакомца, пытаясь уловить и предупредить любое его движение. Этот человек несомненно враг — кто еще мог появиться ночью в глухом ущелье?

В темноте тревожно заржала лошадь, и Фын слегка повернул голову, желая убедиться, что с той стороны ему не грозит новая опасность. И в тот же миг незнакомец прыгнул и нанес ему ногой сильный удар в грудь.

Фын без звука осел. Звякнул выпавший из его рук нож. Из темноты появились какие-то люди, ведущие под уздцы лошадей. Незнакомец быстро обыскал бандита и связал ему за спиной руки.

— Жив? — Около затухающего костра появился широколицый китаец средних лет, державшийся надменно и властно.

— Пока доедем, придет в себя, — легко взвалив Фына на плечо, ответил первый.

— Запрягайте, — распорядился начальник.

Саша почувствовал, как его поднимают и кладут на тюки с товаром рядом со связанным Фыном.

Что произошло? Кто эти внезапно появившиеся спасители? Но почему его не развязали? Или пленник для них всего лишь новая добыча?.. Не попасть бы из огня да в полымя…

Один из неизвестных сел на козлы и стегнул кнутом лошадей. Заскрипели колеса, послышался топот копыт — следом ехали верховые. Очухавшийся Фын тихонько застонал и начал вертеться, пытаясь хоть немного ослабить узлы на веревках, стягивавших руки и щиколотки, но «ночные работнички» вязали умело и крепко.

Вскоре повозка выбралась из тесного ущелья на торную дорогу. Из-за рваных туч выплыла неправдоподобно огромная луна, мертвенно-зеленым светом залив окрестность. На пологе повозки заколыхалась огромная черная тень скакавшего рядом всадника. Изловчившись, Фын подкатился поближе к Саше и шепнул:

— Разгрызи веревку у меня на руках. Потом я освобожу тебя и убежим. Клянусь, все поделим пополам.

— Дурак, — отодвинулся от него русский. Куда бежать, если рядом верховые? И потом, разве можно верить такой сволочи?

Фын зашипел и впился зубами в плечо Руднева. Невольно вскрикнув от боли, Саша отпихнул его коленом и резко боднул головой. Бандит разразился грубой бранью. Возница оглянулся. Свистнул бич, и на пленников посыпались жестокие удары.

— Не дергаться! Лежать смирно!

Сзади к повозке приблизился один из верховых и предупредил:

— Будете шуметь — поведем с веревкой на шее!

Фын затих. Усталые лошади шли медленно, дорога была каменистой, и повозка то и дело подпрыгивала, но Саша уже не чувствовал боли в совершенно онемевших руках и ногах. Только саднило прокушенное Фыном плечо да горели рубцы, оставленные бичом. Один удар краем задел щеку, и теперь она припухла, словно от укуса злой черной пчелы. Голова кружилась, нарастала слабость, и Руднев в конце концов потерял сознание.

Когда он очнулся, уже светало. Повозка въезжала в какое-то селение. Судя по домам, видневшимся из-за плеча возницы, это был небольшой городишко — грязный, пыльный, с узкими улочками. Вывески убогих лавок, бедно одетые прохожие, запах нечистот — все как в любом подобном месте.

Фын лежал на боку, спиной к Рудневу. Посиневшие пальцы его связанных рук беспокойно шевелились: он не оставлял надежды ослабить веревку и освободиться. Но тщетно.

Вскоре повозка свернула и въехала во двор большого двухэтажного каменного дома, обнесенного глинобитной стеной. Кони встали. Верховые спешились и, разминая затекшие после долгой дороги ноги, оживленно переговаривались с толпившимися во дворе вооруженными людьми. Пленников опустили на землю и посадили к стене дома. Поигрывая плетью, подошел начальник отряда. За ним следовали тощий человек в синем халате и тот, в черной куртке, ловко сваливший Фына у костра.

— Увести! — ткнув плетью в сторону пленных, распорядился начальник.

— Кого куда? — зевнув, спросил китаец в темной куртке.

— Этого посадишь отдельно, — начальник кивнул на Фына, — а второго накормить и к белому. Пусть пока отдохнет немного — нужен свеженьким.

Он повернулся и направился к двери. К Рудневу подскочили два молодых парня с длинными косами, разрезали веревку, подняли. Но ноги не слушались, и Саша со стоном повис на руках конвоиров. Тогда они опустили его на землю и принялись растирать запястья и массировать икры. Русский застонал от боли. Один из парней удовлетворенно засмеялся:

— Шанго! Хорошо!

Второй принес пиалу и начал кормить Сашу, как ребенка. Сидевший рядом связанный Фын бормотал под нос ругательства, требуя, чтобы его тоже освободили и накормили, но парни не обращали на него внимания.

Глотая рис, Руднев поглядывал по сторонам. К его удивлению, во дворе стояли повозки вчерашнего каравана. Быть может, он попал к шантуаням — «бумажным тиграм», как называли купеческих наемников, охранявших караван, склады и магазины? Или здесь штаб-квартира миньтуаней — деревенской милиции, отрядов самообороны? Впрочем, разницы никакой: и те и другие были грабителями и насильниками, мало чем отличавшимися от банд гоу-юй.

Саше сунули в рот тонкую лепешку и приказали подняться. Но идти он не мог — ноги слушались плохо, подкашивались и заплетались. Тогда конвоиры подхватили его под руки и, подбадривая пинками, поволокли в дальний угол двора. Там, устроившись прямо на земле, четверо парней в поношенных солдатских мундирах резались в карты. Их карабины валялись рядом.

— Где большой бок-гуй? — спросил один из конвоиров.

— Там. — Не оборачиваясь, солдат мотнул головой в сторону воткнутого в землю шеста с грязной тряпкой на конце.

Шест возвышался, над деревянной, сколоченной из толстых брусьев решеткой. Под ней чернело отверстие глубокой ямы. Руднев похолодел: подземная тюрьма! Боже, куда его занесло!

Он попытался вырваться, но сил не было, да и парни не думали шутить. Получив сильный удар в живот, Саша рухнул на колени. Не теряя времени, конвоиры подняли решетку и спихнули пленника в яму. От резкого удара о земляной пол ступни словно кипятком обожгло. В нос шибануло смрадом, таким густым, что его хоть ломтями режь. Пискнув, из-под ног выскочила крыса — рыжая, кажется, в сумраке было не разглядеть — и моментально скрылась. Руднев поднял голову. Вверху, сквозь решетку, виднелись ухмыляющиеся рожи конвоиров. Потом они исчезли.

Саша осмотрелся. Яма походила на громадный кувшин с запечатанным решеткой горлом. Внизу пространство расширялось, можно было стоять, пригнувшись. В углу зашевелилась какая-то темная масса, и хриплый бас недовольно пробурчал на родном русском языке:

— Осторожнее, вы чуть не задавили Мольтке!

— Кто тут?

— Ага, проклятые ходи[3] приволокли соотечественника!

Раскидывая прелую солому и ворочаясь шумно, словно медведь в берлоге, от стены отделился огромный человек. Выпрямиться он не мог — слишком был велик — и приблизился к Саше на четвереньках. Его изуродованное шрамом лицо густо заросло щетиной, борода торчала клочьями, а единственный глаз глядел на «вновь прибывшего» с явным интересом.

— Позвольте представиться. Капитан Лобанов, Юрий Петрович.

— Руднев, Александр Иванович, — назвался Саша, усаживаясь на пол. — А вы случайно не князь Лобанов-Ростовский?

— Нет, к князьям Ростовским отношения не имею, — засмеялся гигант, устраиваясь рядом. — У меня тут есть маленький приятель. Я его зову Мольтке, поскольку он рыжий, как пруссак. Сейчас познакомитесь.

Юрий Петрович тоненько засвистел, послышался шорох, и Руднев увидел, как из норки высунулась крысиная мордочка. Грызун некоторое время принюхивался, шевеля усами, а потом исчез.

— Стесняется, — усмехнулся Лобанов. — Ничего, привыкнет. Единственное развлечение, поверьте. Надолго в наши палестины?

Единственный глаз Юрия Петровича озорно подмигнул, и Саша вдруг не без страха подумал, что его сосед тронулся умом от одиночества. Судя по бороде, он здесь уже давно.

— Думаете, у меня мозги набекрень? — заржал гигант, фамильярно хлопнув Руднева по спине тяжеленной лапой. — Нет, милейший, я в здравом уме и твердой памяти. И даже еще не созрел для каннибализма, хотя кормит господин Жао отвратительно и крайне нерегулярно. Сами убедитесь.

— Жао? Кто это?

— Главарь банды, которая нас тут держит, — зло сплюнул Лобанов. — Закурить у вас… случаем… не найдется? Простите великодушно, но озверел без папирос — почти месяц сижу.

— Нет, табак отобрали еще вчера, — сокрушенно развел руками Руднев. — А за что вас?

— Имел несчастье попасть в плен. — Юрий Петрович улегся на спину, закинул могучие руки за голову. Саша наконец разглядел, что его товарищ по несчастью одет только в грязное исподнее белье.

— Воевали?

— Это моя профессия, — гордо ответил гигант. — Воевал с немцами, потом с красными, а здесь сколотили офицерский батальон и подались в наемники к одному китайскому генералу. Игрушечная война! Но платили нормально. Жить-то на что-то надо? Кому нужен бывший командир команды охотников?

— Значит, вы были разведчиком? — уточнил Саша.

— Какая теперь разница? Все мы кем-то были… Мне напоследок не повезло: легкая контузия, а очнулся уже в плену. Через пару дней меня продали, как скотину, этому прохиндею Жао. А он считает, что за меня можно взять выкуп. Но кто заплатит, если никому даже не известно, где я нахожусь?

— А если написать?

— Куда? На деревню дедушке? Бросьте, Александр Иванович, пустые фантазии. Некому за меня платить. Извините за нескромность, но хотелось бы узнать, с кем имею честь разделить пристанище?

Саша задумался. Как в нескольких словах рассказать свою одиссею? Иногда кажется, что только вчера оставил родительский дом, а оглянешься на прожитое, и дух захватывает от чудовищного нагромождения событий. Да и стоит ли изливать душу этому одноглазому гиганту? Нет, от мысли, что Лобанов специально подсажен в яму, Руднев был далек, но береженого и Бог бережет…

— История заурядная, — медленно начал он, — не знаю, покажется ли она вам интересной? Учился в Хабаровском кадетском корпусе, потом попал в окопы, получил «Георгия» и чин прапорщика, в лихолетье очутился в Харбине. С детства немного говорил по-китайски, вернее, на шанхайском наречии. Подался на заработки, был шофером, охранником в банке, а потом устроился бодигаром, то есть телохранителем, к местному купцу-миллионеру. Поехали с ним по торговым делам в южные провинции, да случилось непоправимое: хозяина убили.

— Ай-яй-яй, не повезло! — искренне посочувствовал Юрий Петрович. — Как же это случилось? Не углядели?

— Хунхузы, — горько усмехнулся Руднев. — Банда. Мне чудом удалось отбиться, и подался я пешком прямо на север, поближе к своим, поскольку в кармане ни гроша. Вчера попался людишкам генерала Чжу Пея, а ночью из их плена угодил в другой. Вот и все.

— Значит, тоже покормили вшей на фронте? Поздравляю, батенька! Должны иметь боевой опыт.

— Хотите предложить вступить в офицерский батальон? — засмеялся Саша. — Шутник вы, Лобанов! Посмотрите, что вокруг делается.

— Знаете, как развлекается господин Жао? — Капитан рывком сел и уставился единственным глазом на Руднева. — Слышали про «золотой кирпич»?

При слове «золотой» Александр насторожился, но не подал виду. Куда клонит Юрий Петрович? Неужели судьба свела его с еще одним искателем сокровищ, готовым продать за них душу дьяволу?

— Человека ставят в согнутом положении и кладут на спину груз, — продолжал Лобанов. — Господин Жао и его телохранитель Чжоу обожают делать это на солнцепеке. Когда простоишь так несколько часов, небо с овчинку покажется. Такой вот «золотой кирпич»… Или еще одно любимое развлечение: двоих зарывают по пояс в землю друг против друга и дают им в руки палки. Хочешь жить — забей насмерть противника! Насмотрелся, хватит. Предлагаю бежать, пока не поздно. Сам Бог послал мне вас: неужели два русских офицера не найдут способа вырваться из земляной темницы? У меня и планчик есть, нашлось время подумать. Соглашайтесь, Руднев, все одно — погибать!

В сумраке раздался шорох и писк, промелькнула рыжая крыса. Похоже, Мольтке освоился? Наверху резались в карты караульные, до узников доносились их азартные возгласы. Где-то ржала лошадь, слышался визгливый голос торговца, пытавшегося выгодно сбыть залежалый товар.

— А чего же вы раньше?.. — вглядываясь в лицо Лобанова, спросил Саша. «Бежать… Быть может, капитан действительно тронулся на почве фантастической идеи побега?»

— Да решетку-то эту проклятую не открыть в одиночку, — вздохнул Юрий Петрович. — Допрыгну, уцеплюсь, а собственный вес мешает, не дает сдвинуть с места. Вот если бы вдвоем! Караульная служба у ходей поставлена из рук вон плохо: пьют, шляются где попало, дрыхнут. Правда, пару раз заметили, как я цепляюсь за решетку, и досталось мне по пальцам прикладом.

— Надо знать, куда бежать, — возразил Руднев.

— К железной дороге, — придвинувшись ближе, жарко зашептал капитан. — Направление я запомнил, когда меня сюда везли. К утру доберемся. Жао туда не сунется.

— Откуда вы знаете?

— От нечего делать слушаю, о чем болтают наверху, — усмехнулся Лобанов. — Попытаемся, а? Уж лучше от пули умереть, чем сгнить здесь ни за понюх табаку.

— Ну хорошо, положим, я соглашусь. Что мы будем делать?

— Для начала придется довериться мне. Я встану вам на плечи, открою решетку, вылезу и вытащу вас. А там — как повезет.

— Почему не наоборот? — недоверчиво поглядел на него Саша.

— Вам решетку не открыть, — вздохнул Юрий Петрович. — И вытянуть меня сил не хватит. Я хоть и отощал, но пудов семь во мне будет. Ну как, по рукам?

Поразмыслив, Руднев протянул капитану руку. Тот сжал ее в своей огромной ладони и единственным глазом пристально посмотрел Саше в лицо.

— Сегодня ночью!..

Разговор иссяк. Предусмотрительный Лобанов предложил лечь спать, чтобы набраться сил и, показывая пример, завалился на трухлявую солому. Руднев тоже прикорнул в другом углу ямы. Казалось, уснуть не удастся, но, едва закрыв глаза, он провалился в небытие. Очнулся от стука, доносившегося сверху.

Открыв глаза, Саша увидел, что капитан стоит посреди ямы, задрав голову. Решетку откинули и на тонкой веревке спустили вниз кувшин с водой и две лепешки с завернутыми в них вареными овощами.

— Обед и ужин! — торжественно провозгласил гигант, отвязывая кувшин. — Эй, ходи! Не пора ли увеличить порцию?

…Наверху выругались, и решетка захлопнулась. По стенкам колодца зашуршала осыпающаяся земля, мелькнула тень охранника, и все стихло.

— Угощайтесь. — Лобанов протянул Саше лепешку. — От щедрот господина Жао, чтоб ему… Утром они придут за кувшином, а птички — фьють!

— Что вы так кричите? Они же могут понимать по-русски.

— Ни бельмеса они не понимают, — впиваясь в лепешку острыми белыми зубами, засмеялся Лобанов, и Саша подумал, что его товарищу, наверное, не так много лет, как кажется. — Проверено. Есть тут один, может ругаться матом, но не более того. Ешьте. Кстати, естественную нужду приходится справлять прямо здесь, не обессудьте, не «Савой». Да, а где Мольтке? Ну-ка, иди, получи свою пайку, бродяга!

Руднев едва успел брезгливо поджать босые ступни, как мимо них шмыгнула рыжая крыса и, схватив брошенный ей капитаном кусок лепешки, исчезла в норе.

— Бедняга! Как он тут без меня будет? — глотнув из кувшина, вздохнул Юрий Петрович.

— Жалеете? — усмехнулся Саша. Юрий Петрович в ответ только пожал широченными плечами и протянул ему кувшин с остатками воды…

Темноты ждали долго. Казалось, день никогда не кончится. Время томительно тянулось. Капитан несколько раз подходил к колодцу и подпрыгивал, надеясь увидеть, что творится наверху. Однако хвататься руками за брусья решетки не решался, чтобы не настораживать охрану.

Рудневым тоже овладело чувство беспокойного нетерпения. Скорее бы стемнело! Не терпится начать действовать. До чего мучительно ожидание? Конечно, план Лобанова безрассудно смел, рассчитан на везение и неизбывное русское «авось», но если есть хоть один шанс из тысячи, стоит рискнуть. Не зря же древние говорили: непроявленная доблесть постыднее проявленной трусости!

Наконец Юрий Петрович знаком поманил Сашу.

— Готовы? Пожалуй, пора! Наверху угомонились. Расставьте ноги пошире и упритесь руками в стенки. Я подпрыгну, уцеплюсь за решетку и встану вам на плечи.

Несколько раз глубоко присев, он рывком бросил тело вверх и повис, уцепившись за брусья решетки. Не теряя драгоценных секунд, Руднев подскочил, поймал огромные босые ступни капитана и поставил их себе на плечи. Сразу навалилась жуткая тяжесть, мелькнула мысль: что же будет, когда Лобанов начнет открывать решетку и весь многопудовый груз его тела ляжет на стоящего внизу? Но раздумывать было некогда. Саша раскинул руки и изо всех сил уперся ладонями в стенки колодца, покряхтывая от напряжения и чувствуя, как на лбу вздуваются набухающие кровью жилы. Колени дрожали и подгибались, позвоночник, казалось, вот-вот треснет и сломается, в ушах появился противный гул, сердце молотом стучало в грудную клетку.

Наверху полушепотом зло матерился Лобанов. Его ступни нещадно мяли плечи Руднева, но Саша крепился и терпел, понимая, что огромная сила и рост Юрия Петровича просто подарок судьбы. Два обычных человека, даже встав на плечи друг другу, не смогли бы сдвинуть решетку.

Нет, больше не выдержать… Сейчас он лишится чувств и рухнет на дно ямы… Но тут решетка скрипнула, грязные ступни Лобанова мелькнули перед лицом Руднева и исчезли в темноте. Потом по земле проволокли что-то тяжелое, и вскоре послышался свистящий шепот капитана:

— Давайте руку! Прыгайте, я поймаю.

Саша подпрыгнул, вытянув обе руки над головой, но Юрий Петрович промахнулся. Пришлось повторить попытку. Наконец пальцы Лобанова намертво сомкнулись на запястье правой руки Руднева и потянули его наверх. И тут до них донесся душераздирающий вопль…

Глава 3

Отправив узников в яму, Жао, довольный удачно завершенной операцией, плотно поел и лег отдыхать. Во второй половине дня он осмотрел товары, найденные на месте гибели каравана и перевезенные во двор его штаба. К сожалению, остававшиеся в лощине пленные сумели избавиться от пут и часть добра растащили. Впрочем, двоих поймали и примерно наказали. Вернувшись в дом, Быстрорукий выпотрошил сумку Фына, в которую тот сложил вещи погибшего американца.

Взяв черепаховый, оправленный в позолоченное серебро портсигар, Жао подкинул его на ладони и лукаво прищурился.

— Цин, белый курит?

— Не знаю, — откликнулся сидевший в углу комнаты Ай Цин.

— А второй?

— Да, сосет трубку. Это я видел.

— Трубку, значит… — протянул Жао и открыл портсигар. Увидев сигареты, он хмыкнул и, захлопнув крышку, задумчиво побарабанил по ней пальцами: — Приятная вещица. Умели раньше делать. Так и ласкает глаз.

— Прекрасная работа, — поддакнул Чжоу. — А вот и револьвер.

— Это Аллена, — пояснил Цин. — Он всегда носил его с собой. Чего ты ждешь, Быстрорукий? Пора узнать, что рассказал перед смертью американец.

— Не спеши, — улыбнулся Жао. — Эти парни теперь никуда от нас не денутся.

Бывший полицейский медленно прошелся по комнате, улыбаясь своим тайным мыслям и мурлыча старую мелодию. Иногда он останавливался за спиной Чжоу и разглядывал какую-нибудь вещь из сумки Фына, но больше ни к одной не притронулся. Наконец он спрятал портсигар в карман и сказал:

— Надо пообедать.

— Я распоряжусь? — обернулся Чжоу.

— Обед должен состоять из нескольких блюд, — усевшись рядом с Цином, объяснил Жао. — Есть будем не спеша, обсудим достоинства пищи, похвалим великое искусство повара. А пленного посадим у двери: пусть смотрит и ждет, пока мы насытимся. Голод и ожидание наказания помогают созреть для полной откровенности.

Ай Цин угодливо хихикнул и принялся льстиво превозносить изобретательный ум родственника, но его прервал более практичный Чжоу:

— Кого привести? Белого?

— Нет, — хитро усмехнувшись, покачал головой Жао. — Белые — грубые люди, им не оценить подобных тонкостей: воображения не хватит…

Когда Фына ввели в комнату, за столом уже устроилась компания из трех человек, среди которых бандит сразу узнал того, кто прошлой ночью вырубил его старым испытанным приемом. Знал бы этот, в темной куртке, что его спасли буквально какие-нибудь доли секунды. Если бы тогда не заржала лошадь, лежать бы ему с ножом в груди. Но теперь Фын вынужден подчиниться обстоятельствам. Ничего, судьба капризна, воля небес скрыта от смертных, и никто не ведает, как и когда наступит отмщение.

Фына усадили у двери, на запястье левой руки защелкнули браслет наручников, а второй закрепили на вбитой в стену железной скобе. Бандит не на шутку встревожился: обычно в подобных случаях обходятся сыромятными ремнями или веревками. На худой конец заковывают пленных в тяжелые деревянные колодки, стискивающие шею или ноги. А тут вдруг изобретение проклятых белых — стальные браслеты… Что происходит? Кто эти люди? Зачем его притащили сюда? Чтобы он смотрел, как они пьют вино из чайников и жрут ароматное мясо, слушая их плоские шутки, глотая тягучую голодную слюну и мечтая о щепотке риса? Видимо, решили подвергнуть его пытке голодом. Но почему? Чего они хотят? Чего добиваются?

Фын присел на корточки, привалился спиной к стене. Браслет больно сдавил запястье вытянутой вверх левой руки, но стоять было еще хуже. Когда станет совсем невмоготу, он чуть-чуть подвинется. Хорошо еще, рядом не поставили охранника, который не давал бы ему шелохнуться, чтобы пленник мучился в самой неудобной, причиняющей страдания позе.

Время тянулось медленно, сидевшие за столом пили, ели, смеялись, не обращая на Фына внимания. Он успел хорошенько разглядеть каждого, определив, что широкоплечий явно начальник, а двое других — его подручные или телохранители. Пожалуй, на роль телохранителя больше подходит тот, в темной куртке, а второй, в синем халате, жидковат. Но, быть может, этот хлипкий на вид малый превосходный стрелок, не знающий себе равных в поражении целей на слух, в темноте или в стрельбе по быстро движущейся мишени?.. Но что им все-таки нужно от несчастного Фына? И куда они дели русского? Скорее всего, бок-гуй сидит в яме во дворе. Его ни в коем случае нельзя упустить, без него до золота не добраться.

Потом мысли Фына перескочили на другое: может быть, он поторопился, решив сразу вырвать у русского тайну? Порой надо действовать не силой, а хитростью. Пообещал бы он этому парню честно разделить клад, и все было бы в порядке. А потом — пуля в голову, нож в спину или удар ребром ладони по горлу… Да, он поторопился и теперь расплачивается. Впрочем, что толку казнить себя? Это сделают другие, а ты сиди почетным гостем на празднике собственной глупости.

Закатное солнце бросило в окно красный луч, пронизавший пласты висевшего в комнате табачного дыма. Неслышно ступая в туфлях на войлочной подошве, вошел слуга и начал убирать со стола грязную посуду.

Сейчас начнется, понял Фын и внутренне сжался от страха. Долго же кушали эти господа, готовясь к допросу.

— Как тебя зовут? — ковыряя в зубах, небрежно спросил широколицый.

— Фу, — не моргнув глазом солгал Фын.

Сидевшие у стола загоготали: «Фу» — значит «богач», а вид прикованного к стене человека очень уж не вязался с названным именем.

— Чем же ты богат? — поинтересовался тощий в синем халате, заговорщически подмигнув широколицему. — Вшами?

Фын молчал, выгадывая время. Никого из этих людей он раньше не встречал, это точно. Следовательно, и они его знать не могут, поэтому сойдет любая ложь. Проверить ее невозможно. Но лгать нужно умело, достаточно правдоподобно, не то начнут бить палкой по пяткам.

— Что ты делал в ущелье ночью? — оборвав смех, широколицый впился пристальным взглядом в лицо Фына.

— Устроил привал, лошади притомились. Костер разжег, ну а потом вам все известно и без меня.

— Почему ты собирался пытать белого?

— Мы с ним серьезно повздорили днем, и я хотел отомстить, — опустив голову, ответил Фын.

— А почему ты бросил пленных и взял с собой только европейца? — подозрительно поглядел на него Чжоу. — Наши люди были на месте гибели каравана. Лучше рассказывай все как было, не то придется отведать вот этого!

Он вытащил из-за спины тонкую бамбуковую палку и взмахнул ею, со свистом разрезая воздух. Бандит боязливо поежился: в руках такого громилы бамбук рассечет тело до костей.

— Я же говорю истинную правду, — зачастил Фын, шаря глазами по лицам допрашивающих. — Да, я обокрал разбитый караван, но все так делают. Война! И для чего мне таскать за собой пленных, если есть дорогой товар?

— Почему ты убил солдата?

— Солдата?.. Какого солдата?.. — предательски дрогнувшим голосом переспросил бандит. Великое небо, не чернокнижники же эти люди, чтобы знать скрытое от их глаз временем и расстоянием!

— Ты лжешь! — Длинный палец Цина погрозил Фыну и исчез в широком рукаве синего халата. — Ладно, как тебя зовут, нам наплевать, хотя, я уверен, ты и здесь солгал. Расскажи, что случилось около повозки, в которой лежал умирающий.

Убежать бы, удрать от этих страшных людей! Фын инстинктивно дернулся, но стальной браслет, охватывающий запястье, рванул его назад, заставив застонать от боли и отчаяния. И это, конечно, не ускользнуло от внимания Жао.

— Не валяй дурака, парень. Ты ведь понимаешь, что с тобой сделают, если не скажешь правды? — вкрадчиво заговорил он. — Белый может упрямиться — он не знаком с нашими пытками. Ну, так что ты хотел узнать у бок-гуя и что знаешь сам?

— Ничего не знаю, — обливаясь холодным потом, пробормотал Фын. — Клянусь вам, ничего! Не видел я никаких умирающих! Я только товары украл!

— Не только, — усмехнулся Цин. — Ты украл принадлежащую нам тайну.

— Какую тайну? — Бандит выпучил глаза. — Не знаю никаких тайн.

— Опять лжешь? — сокрушенно покачал головой Цин. — В повозке лежал раненый американец, а я стоял рядом. Ты же стрелял в меня. Неужели забыл?

Фын похолодел от ужаса: этого он никак не ожидал. Неужели им тоже известно о золотых долларах? Как теперь вывернуться? Валить все на русского? Тогда они прикажут привести его сюда и начнут выколачивать признание, а завладев тайной, убьют их обоих. Что же делать?

О, как хорошо тем, кто владеет искусством древней магии и умеет читать чужие мысли! Кабы знать, что им известно, сразу стало бы легче отбрехиваться и водить их за нос. Нет, они не проговорятся, не дураки ведь? Эти люди охотники, а он — дичь. Спешить им некуда, и его будут гнать хоть всю ночь напролет, гнать и гнать, пока он не попадет в западню, откуда не выбраться.

Жао встал, зажег керосиновую лампу, прошелся по комнате и остановился против бандита. Фын сжался, втянул голову в плечи, ожидая, что его начнут бить ногами. Но Жао сунул руку в карман и медленно вынул портсигар из черепахового панциря. Словно любуясь, повертел его в пальцах, а потом резким движением сунул под нос пленнику.

— Знаешь чей?

— Мэю, нет, — ответил Фын.

— Знаешь, — усмехнулся Жао. — Знаешь, у кого ты его взял. Давай поговорим по-хорошему, а?..

— Я… Я согласен, — проглотив застрявший с горле ком, кивнул Фын.

— Молодец, — ласково улыбаясь, Жао открыл портсигар и протянул его бандиту. — Угощайся! Покурим и поговорим как добрые друзья. Ну, бери, не стесняйся.

Другой рукой он достал зажигалку. Поколебавшись, Фын потянулся за сигаретой, в любую секунду ожидая удара, но широколицый не ударил.

Как только пальцы бандита оказались между окантованными металлом створками, Жао резко захлопнул их и сильно сдавил. Фын побледнел от страшной боли и прикусил губу, чтобы не закричать.

— Говори, что ты узнал от Аллена? — прошипел он, откинув крышку зажигалки и чиркнув колесиком по кремню. Выскочила искра, на фитиле заплясал синеватый язычок пламени.

— Говори! — сильнее сдавливая створки портсигара и поднося зажигалку к лицу Фына, повторил Жао. — Или я сломаю тебе пальцы и выжгу глаза. И это будет только началом!

— Ничего не знаю! — прохрипел бандит. — Клянусь, ничего!

Боль в пальцах стала невыносимой. Перед глазами мелькнул огонек зажигалки и скользнул под потный подбородок. Зрачки Жао сузились, он чаще задышал и придавил сапогом грудь пленника, чтобы тот не мог отвернуться.

— Говори! — Медленно водя горящей зажигалкой, бывший полицейский все ближе подносил огонь к мокрой от пота коже Фына и вдруг резко прижег ее.

Фын дернулся, стукнулся затылком о стену, но спрятаться от пламени было некуда.

— А-о-у!.. — во весь голос дико завыл бандит…

Лобанов рывком вытянул Руднева из колодца, бросил рядом с собой на землю и крепко прижал к ней — замри, не дыши и не шевелись!

После кромешной тьмы ямы ночь показалась Саше удивительно светлой. Вдалеке, над входной дверью, покачивался фонарь, желто светились окна. Из дома доносился душераздирающий вой, словно с кого-то живьем сдирали кожу. От лежавшего рядом Юрия Петровича воняло потом и давно сопревшим бельем. В подземной духоте этот запах как-то растворялся и не ударял в ноздри, но тут, на свежем воздухе, казался нестерпимым. Руднев вдруг испугался, что стража учует специфический «аромат» забывшего про баню узника. Тогда прощай, свобода!

Осторожно приподняв голову, Саша огляделся. В дальнем углу двора, около составленных в круг повозок, устроились на ворохе соломы несколько солдат. Светляком вспыхивал огонек сигареты, тускло светился огарок свечи, прикрытый от ветра колпачком из промасленной бумаги, по всей вероятности, там продолжалась азартная карточная игра. Никто из солдат не обращал внимания на крики в доме. Привыкли?.. Или знают, что там происходит?..

Часовой у крыльца тоже не проявлял признаков беспокойства: небрежно зажав карабин под мышкой, он мерно прохаживался туда-сюда. Ворота были полуоткрыты. По небу бежали низкие лохматые тучи, скрывавшие луну.

Внезапно вой в доме оборвался, и наступила тишина. Почувствовав легкий толчок в бок, Руднев повернул голову и услышал шепот Лобанова:

— Сзади стена. Надо через нее. Другого пути нет.

Юрий Петрович бесшумно пополз к ограде. Саша последовал за ним, боясь услышать окрик и лязг передернутого затвора. Воистину Лобанов родился в рубашке — как ему только удалось снять с ямы решетку, не насторожив охрану? Впрочем, лучше об этом не думать, чтобы не сглазить удачу.

У стены капитан дождался, пока подползет Руднев, и, притянув его к себе, зашептал в самое ухо:

— Через забор сигаем махом, задерживаться наверху нельзя — заметят. Сможешь или подсадить?

Саша легонько похлопал его по руке, давая понять: с препятствием он справится. Знать бы, что ждет их на той стороне? Но выбирать не приходится. Секундная задержка может иметь роковые последствия. Если их вновь бросят в яму — это далеко не самое худшее.

— С Богом! — Лобанов отодвинулся.

Руднев вскочил и, подпрыгнув, уцепился за гребень стены. Срывая ногти, подтянулся, лег на нее животом, перевернулся и спрыгнул. Мелькнула мысль: если внизу битое стекло или какие-нибудь железки, то с израненными босыми ногами далеко не уйдешь. Однако обошлось.

Через секунду рядом по-кошачьи мягко приземлился капитан и, схватив Сашу за руку, потянул его в темноту длинной, безлюдной в этот поздний час улицы. Из-за туч выглянул краешек луны, посеребрив пыль на мостовой. Где-то истошным лаем зашлась собака, ей ответила другая, и Юрий Петрович чертыхнулся:

— Проклятые шавки! Всех поднимут на ноги!

Стараясь держаться в тени домов, прячась за выступами стен, беглецы добрались до перекрестка, слабо освещенного тусклым фонарем. Устав брехать, собаки угомонились. Стало слышно, как нестройно поют пьяные в расположенной поблизости харчевне и поскрипывает неплотно прикрытая калитка в ограде одного из домов. Вблизи раздался женский смех, и русские поспешно спрятались за кучей мусора, наваленного у обочины. Мимо прошли двое молодых китайцев, держа под руки нетрезвую девицу в длинном платье.

— Опасное место, — дождавшись, пока стихнет звук их шагов, сказал Лобанов и тыльной стороной ладони отер выступившую на лбу испарину. — Нам туда.

Он указал на противоположную сторону, где находилась харчевня. Ночной ветер раскачивал полотнище вывески, на дороге лежали красноватые пятна света, падавшего из окон.

— Вы уверены? — с сомнением спросил Саша.

— Я прекрасно запомнил, как меня везли, — настороженно вглядываясь единственным глазом в сумрак, откликнулся капитан. — Пошли, пока нас не хватились.

Они перебежали через улицу, стремясь поскорее раствориться в спасительной темноте. Но как назло, громко хлопнула дверь кабака, и появился высокий мужчина в темном халате. За плечом у него висела винтовка, на боку болталась сумка. Лобанов моментально метнулся к стене и замер. Рядом застыл Руднев.

Мужчина спустился с крыльца и вытащил из кармана трубку. На пьяного он похож не был: движения уверенные, не шатается. Почувствовав, что поблизости кто-то есть, китаец остановился. Подслеповато щуря узкие глаза, огляделся и наконец различил две тени около стены дома.

— Эй, нет ли у вас огонька?

— Мэю, нет, — привычно ответил Саша.

— Чего вы там стоите? Ну-ка, идите сюда! — Мужчина сунул трубку в рот и скинул с плеча винтовку.

Неожиданно капитан рванулся вперед, одним гигантским прыжком преодолев расстояние, отделявшее его от китайца. Тот хотел ударить нападавшего прикладом, но Лобанов ловко увернулся и сбил противника с ног. Подобрав оружие, он легко вскинул бесчувственное тело на плечо и быстро побежал прочь от харчевни. Руднев бросился за ним.

— Сопляк, — скинув свою ношу в темном переулке, презрительно сплюнул Юрий Петрович. — Куда им против нашей рукопашной!

Сорвав с китайца сумку, он отдал ее Саше и начал стаскивать халат и брюки, вертя бесчувственное тело как куклу. Потом снял тапочки, почти новые, на кожаной подошве.

— Может, тебе подойдут? Мне малы.

Китаец слабо застонал, но, получив от Лобанова кулаком по голове, снова потерял сознание.

— Бежим! — Подхватив винтовку, Юрий Петрович сунул Саше ворох одежды. — Потом разберемся.

Спихнув китайца в канаву, капитан рванул вперед. Руднев старался не отставать.

— Теперь просто так не дадимся, — повернув к нему разгоряченное лицо, засмеялся Лобанов, подбрасывая винтовку. — Давай живее!

Они неслись, не чувствуя под собой ног, только босые пятки выбивали глухую дробь по пыльной дороге. Перелезли через какую-то изгородь, потоптали огородные грядки, скользя на влажной, заботливо политой хозяином земле, выскочили в темный проулок и вдруг поняли, что городишко кончился, улицы остались позади, а впереди раскинулось поле и над ним — высокий купол черного неба с редкими точками ярких звезд.

— Слава тебе, Господи! — истово перекрестился капитан. — Теперь им искать нас как ветра в поле…

Саша примерил трофейные тапочки. Почти впору, только немного широковаты. Надел халат. В плечах хорошо, но рукава пришлось подвернуть. Лобанов скинул сопревшие грязные кальсоны и натянул шаровары китайца. Они с трудом сошлись у него на талии, а внизу не доставали до щиколоток, туго обтягивая могучие икры. Присев, он проверил, не лопнут ли швы, и довольно рассмеялся.

— Нормально! Еще бы рубаху, но, как говорится, за неимением гербовой пишут на простой. Пошли!

Не успели они сделать несколько шагов, как позади, в городке, треснул винтовочный выстрел, приглушенный расстоянием. Потом второй…

— По наши души? — встревоженно спросил Руднев.

— Возможно, — буркнул капитан. — Кто знает? До железной дороги еще верст двадцать, не меньше, добежать не успеем. Надо искать, где укрыться.

— Почему вы думаете, что нас начнут искать именно здесь?

— А тут бежать больше некуда. — торопясь убраться подальше от города, ответил Лобанов. — Жао тоже не дурак, понимает, куда мы направимся.

Вскоре им попалась неглубокая лощинка, и беглецы спустились в нее. Внезапно Юрий Петрович остановился и прислушался:

— Похоже, скачут?

Цепляясь за жесткие пучки росшей по склону травы, они выбрались на край овражка и осторожно выглянули. По дороге неслись несколько всадников, освещая путь факелами. Проскакав с полверсты, верховые приостановились и начали кружить, вглядываясь в дорожную пыль. Потом снова хлестнули лошадей.

— Заберем правее, — предложил Лобанов, — там кукурузное поле.

— А если подпалят? — возразил Саша.

— Хотите ждать, пока они вернутся? — Лобанов решительно вылез из овражка и побежал по стерне.

«Пропадем, как пить дать пропадем, — пытаясь угнаться за ним, подумал Руднев. — Поджарят нас на этом проклятом поле, как куропаток».

С шумом врезавшись в заросли кукурузы, капитан начал продираться сквозь них. Сворачивал то в одну сторону, то в другую, чтобы не оставлять явного следа. Саше казалось, что треск ломающихся стеблей разносится далеко окрест и неминуемо привлечет погоню, но он не решался сказать об этом Лобанову, боясь потерять время на споры и пререкания: не расставаться же им сейчас, самостоятельно выбирая дорогу к спасению? Поодиночке скорее пропадешь и станешь добычей бандитов. Уж коли связала их судьба одной веревочкой, то сама и развяжет.

Наконец кукуруза кончилась. Юрий Петрович остановился и, тяжело переводя дыхание, попросил:

— Саша, послушайте землю.

Руднев послушно лег, прижавшись ухом к еще хранившей тепло угасшего дня пыльной земле.

— Тихо.

— Бог даст, утечем, — улыбнулся капитан. — Запутаем ходей. Не вешайте носа, прапорщик! Вперед!

Они снова побежали, все чаще спотыкаясь и переходя на шаг. Ноги налились свинцовой усталостью. Сердце билось в груди тревожно, мучила жажда, хотелось рухнуть на землю и полежать хоть чуть-чуть, дав отдых измученному телу. Достигнув небольшой рощицы, Лобанов первым сел и положил на колени винтовку.

— Привал! Можем себе позволить, как думаете?

— В яме было спокойнее, — устраиваясь рядом, мрачно пошутил Саша.

— Смотрите! — Схватив его за руку, Юрий Петрович показал назад.

Над кукурузным полем плясали языки пламени и клубами валил розоватый дым. Поднимаясь, он темнел, сливался с ночным небом и исчезал. Запахло гарью.

— Опоздали, голубчики, — усмехнулся капитан. — Сейчас они потеряют время, окружая поле, а мы двинем дальше.

— Так и будем скакать, как зайцы? — массируя ноги, спросил Руднев. — Загонят!

— Азарт пропадет. — Опершись на винтовку, Лобанов встал. — Поверьте, я в этом деле толк знаю, не впервой. Как только найдем подходящее местечко, сразу заляжем и до рассвета — ни гу-гу. Порыскают и бросят. Пошли.

Натыкаясь в темноте на стволы деревьев, беглецы пробрались сквозь рощу и вновь вышли в поле, полого поднимавшееся в гору. Вскоре они наткнулись на аккуратно сложенную из камней пирамиду, потом на вторую, третью: крестьяне собирали попадавшиеся во вспаханной земле мелкие валуны.

— Отлично, — повеселел капитан. — Впереди скалы.

Саша поправил висевшую на плече сумку и прибавил шагу. Похоже, Лобанов не зря хвастался, что знает толк в погонях и способах спрятаться от них. Если им удастся скрыться в скалах раньше, чем появится разъезд бандитов, они спасены. Камни не подожжешь, а искать беглецов среди нагромождения горных пород хунхузы вряд ли станут. Горы и днем место небезопасное, а уж ночью и подавно. Зря рисковать бандиты не любят — им больше по душе легкая добыча, которую можно взять голыми руками. Однако не останутся ли преследователи до утра? Как быть тогда?..

Ударившись босой ногой о камень, Лобанов выругался и, прихрамывая, поплелся по узкой тропинке, уходившей в расщелину между скалами. Постанывая, он упрямо карабкался, пока не нашел закрытую со всех сторон нишу.

— Сил больше нет, ослаб в яме, — привалившись спиной к камню, нехотя признался Юрий Петрович. — Пожалуй, останемся здесь.

Улегшись спиной к спине, беглецы прижались друг к другу и задремали, вздрагивая от каждого шороха и с тревогой ожидая рассвета.

Фын орал так, что у Жао заложило уши. Ударом ноги в живот он оборвал его крик и убрал зажигалку. Разомкнув створки портсигара, отбросил посиневшую руку своей жертвы и сделал знак Чжоу. Тот плеснул водой в лицо потерявшего сознание пленника. Фын застонал и открыл помутневшие глаза.

— Вспомнил? — наклонившись к нему, вкрадчиво спросил Быстрорукий. — Или желаешь еще освежить память? Неужели она так слаба, что не держит даже вчерашний день?

Фын замотал головой. Казалось, боль пронизывает его всего, от кончиков искалеченных пальцев до обожженного подбородка. Какой же он глупец: ввязался в дело, которое пахнет большой кровью! Но золото… Неужели упустить такое огромное богатство?! Упустить и прозябать всю жизнь в нищете, а в старости сдохнуть под забором, как собака? Нищета еще никому не прибавила здоровья… Но сейчас-то что делать? Как выкрутиться?

— Ждешь продолжения? — зло усмехнулся Жао.

Телохранитель снял стекло с керосиновой лампы и подал ее широколицему. Фын похолодел: хватит ли сил терпеть, не выдав тайны? О том, как он сам собирался пытать русского, бандит не вспоминал. Сейчас его занимала собственная участь.

— Высуши ему глаза, — захихикал насосавшийся вина Цин. — Видишь, бедняжка плачет.

Жао вывернул фитиль и показал Фыну длинный чадящий язык пламени.

— Слепым больше подают, верно? Что? Страшно? Не бойся, я не стану выжигать тебе глаза. Они должны видеть, во что превращается твое тело из-за глупой головы.

— Я вспомнил, — не в силах отвести взгляда от лампы, вдруг сказал Фын и сам удивился, как легко слетели с его губ слова признания.

— Рассказывай, — бросил Чжоу, поигрывая бамбуковой тростью.

— Да, мы внимательно слушаем, — наклонил голову Жао. — Только не вздумай плести небылицы.

— В одной повозке лежал раненый чужестранец, — зачастил Фын. — Он умирал и хотел, чтобы его похоронили по обряду белых. Я плохо понимаю английский, поэтому с ним говорил русский, которого вы взяли вместе со мной в ущелье…

— Так, и что же сказал вам умирающий? — перебил его Жао.

— Он признался, что ограбил банк, а золото спрятал.

— Где? — Не выдержав, Цин вскочил и подбежал к пленному. — Где спрятано золото? Аллен намеревался его взять, да?

— Не знаю, — сжался Фын и, боясь, что сейчас снова начнут пытать, быстро добавил: — Я не знаю, ехал ли он за золотом. Он говорил о долларах, обещал оставить их в наследство тому, кто его похоронит!

Жао удовлетворенно улыбнулся и надел на лампу стекло. Взяв из портсигара покойного американца сигарету, он прикурил ее и сунул в рот узнику.

— На, затянись. Говори дальше!

— Умирающий назвал горы Белые Облака. Там спрятано золото.

Старавшиеся не пропустить ни слова Жао, Цин и Чжоу переглянулись. Вот оно! Неужели кончается многолетняя гонка за сокровищами и скоро они будут пересчитывать монеты, радуясь небывалой удаче?

— А не врешь? — недоверчиво прищурился Чжоу.

— Зачем мне лгать? — опустил глаза Фын.

— Погодите, — поднял руку Жао. — Горы очень большие, там множество пещер, долин и ущелий, которые не обшарить и за тысячу человеческих жизней. Где именно спрятано золото? Как добраться до тайника?

— Об этом знает старый Вок из Шанхая, — страдая от собственной беспомощности, пробормотал Фын. Но, как ни странно, на душе вдруг стало легче, словно с нее упал непомерный груз. Неужели тайна столь тяжела? Или страх пыток еще тяжелее?..

— Понятно, — протянул Жао. — Остается узнать, как отыскать Вока и что сказать ему, чтобы он отвел к тайнику. Ну?

— Этого я не знаю, — обреченно выдохнул Фын.

— Лжешь! — заорал Чжоу. — Не верьте ему! Я вырву лживый язык у ехидны! Разрежу на куски, но он скажет!

— Не знаю я, не знаю! — завопил бандит. — Не знаю! Он говорил об этом без меня!

Быстрорукий отпихнул разъяренного телохранителя, приказав ему не подходить к пленному, пока не позовут. Костолом только испортит дело. Узник заговорил, и лишняя боль сейчас ни к чему, она не прибавит правдивости, зато может замкнуть открывшийся рот.

— Где же ты был? — Жао дал глотнуть Фыну вина из чайника.

— Побежал за водой, — объяснил пленный. — Умирающий попросил пить. С ним остался русский.

— Ну наконец-то, — хлопнул в ладоши Цин. — Теперь понятно, почему ты хотел выпотрошить его в ущелье.

— Чжоу, притащи русского сюда, — не оборачиваясь, велел Быстрорукий.

Похоже, игра приближается к концу. Остается развязать язык второму пленнику, и тайна украденного в банке золота будет полностью принадлежать тем, кто охотился за ней долгие годы. Эти двое, случайно прикоснувшиеся к ней, не в счет: им осталось жить не дольше, чем продлится допрос русского.

Подойдя к столу, Жао жадно выпил вина — в горле пересохло от напряжения. Чего там возится телохранитель? Неужели не понимает, что хозяин не может ждать?

Обернувшись на звук открывшейся двери, Жао с удивлением увидел, что Чжоу один.

— В чем дело?

— Они бежали.

Страшные в своей простоте слова раскатились, как камешки по жести, — по крайней мере так почудилось Быстрорукому, не сумевшему осознать смысл сказанного. И вдруг наступила тишина.

Предводитель отряда замотал головой, словно пытаясь вытрясти из ушей пробки, мешающие слышать Чжоу. Он смотрел на него, видел, как шевелятся его губы, но… где же звуки?

— Что ты сказал? — не узнавая собственного голоса, переспросил Жао.

— Они бежали, — прислонившись плечом к косяку, повторил телохранитель. Неужели хозяин не расслышал?

— Как?!

— Большой бок-гуй, сидевший в одной яме с русским, сумел сдвинуть решетку. Наверное, один встал на плечи другому… Ну а потом они выбрались наружу, перелезли через стену и удрали.

Странный звук, похожий на всхлипывания, вернул обалдевшего Жао к действительности. Он резко обернулся. Прикованный к стене пленный корчился, заходясь в истерическом смехе. По его изуродованному ожогом лицу градом катились слезы, а рот искривился в гримасе, как у древней ритуальной маски.

— Ха-а-а, ха-ха! — конвульсивно дергался Фын, не в силах остановиться.

Метнувшись к топчану, Жао схватил лежавший там карабин и, подскочив к бандиту, резко двинул его прикладом в живот. Фын утробно икнул и обмяк, потеряв сознание.

— Скорее! — отпихнув стоявшего на дороге Чжоу, Жао выскочил во двор.

Вскинув карабин, он выстрелил в воздух. Рванул рукоятку затвора, выбросил теплую, пахнущую пороховым дымком гильзу и выстрелил еще раз.

— Тревога! Обыскать весь город! Конных на дорогу! Найти! Брать только живыми! Живыми!

Все пришло в движение. Ржали кони, суетились люди с фонарями и факелами, скрипели открываемые ворота. Быстрорукий тоже хотел вскочить в седло, мчаться в ночь, искать, ловить, и Чжоу стоило огромного труда оторвать от уздечки руки обезумевшего от ярости хозяина и втащить его обратно в дом, увещевая, как ребенка, не броситься очертя голову в погоню.

Внезапная вспышка сумасшедшей ярости прошла, и Жао покорно дал увести себя. Вернувшись в комнату, он наткнулся на бледного Цина, смотревшего на него с немой надеждой.

— Их поймают, — убеждая и его и себя, сказал Жао, — они не могли далеко уйти.

Сев к столу, он дрожащими руками вынул из портсигара сигарету и закурил.

— Сторожей, упустивших пленных, посадить в яму. Завтра ими займемся. Когда привезут русских, набить им колодки на шею и сразу ко мне!

Стряхнув пепел с кончика сигареты, Жао поглядел на прикованного к стене пленника. Фын уже пришел в себя, его глаза горели злобой, но под тяжелым взглядом Быстрорукого он съежился и опустил голову. С каким удовольствием Жао прибил бы его, но ничтожная жизнь этого проходимца после побега русских вдруг приобрела огромную ценность: сейчас пленник остался единственной ниточкой, держась за которую можно добраться до старого Вока из Шанхая, знающего дорогу к тайнику в горах, где спрятано золото.

— Ночь темна, — тихим голосом, осторожно подбирая слова, чтобы не вызвать новой вспышки ярости у Быстрорукого, напомнил о себе Цин. — У беглецов одна дорога, а у погони — тысяча. Легко прятаться, когда в небе нет солнца. Что будем делать, если их не найдут?

Жао бросил окурок в пепельницу из морской раковины и допил оставшееся в чайнике вино. Конечно, Цин прав: беглецов могут не поймать.

— Если погоня вернется ни с чем, на рассвете пойдем к железной дороге. — Жао энергично растер ладонями лицо. — Устроим засаду и начнем останавливать все поезда, идущие на восток и запад. Солдатам достанется добыча — это их воодушевит. А наша добыча — беглецы. Чжоу поднимет отряд на заре.

— Поздно, — возразил телохранитель. — К рассвету надо быть уже на месте, иначе рискуем опоздать.

— Хорошо, — согласился Быстрорукий. — Разделимся. Ты поведешь своих людей к мосту, а я перекрою путь на запад. Цин останется здесь караулить этого.

Он показал на Фына, настороженно прислушивавшегося к разговору. Похоже, смерть ему пока не грозит? И то благо. Если ты жив и еще сохраняешь способность двигаться, всегда найдется какой-нибудь выход. Не может же судьба издеваться над ним до бесконечности, то маня тайной двухсот тысяч золотых долларов, то отнимая последнюю надежду! Или высшая мудрость небес как раз в том и заключается, что человека швыряет как букашку, уцепившуюся лапками в бешено раскачивающийся маятник: кажется, потерял все, а тебя уже несет в другую сторону, и дух захватывает от головокружительной высоты…

— Бросить его в яму? — зевнул Чжоу.

— Пусть остается в доме, — быстро решил Жао. — Мы прикуем его к Цину. Так надежнее.

— Зачем? — запротестовал тот. — Пусть сидит у стены.

— Куда вы вдвоем денетесь? — засмеялся Быстрорукий. — Ключ от наручников я возьму с собой, а дверь запру. У дома выставлю охрану. Сидите и ждите, пока притащим его дружка. По крайней мере я буду уверен, что ты не спустишь глаз с пленника.

Он похлопал Цина по плечу, и тот нехотя смирился, понимая: спорить бесполезно. Жао решил подстраховаться, и теперь никто и ничто его не переубедит.

Услышав на дворе топот копыт и возбужденные голоса, Быстрорукий выскочил из комнаты. Чжоу поспешил следом, сделав Цину знак остаться.

Вернулись они быстро. Увидев их мрачные, хмурые лица, Цин понял: русских не поймали.

— Как сквозь землю провалились, — проверяя маузер, сердито объяснил бывший полицейский. — Обыскали все дороги, сожгли заросли кукурузы, но их нигде нет.

— Ты хочешь отправиться к железной дороге прямо сейчас?

— Да. Зачем терять время? Два десятка ли[4] — расстояние немалое, а лошадей у нас на всех не хватит. Многим придется идти пешком. Да еще надо найти подходящее место для засады. До рассвета едва управимся.

— Посади на каждую лошадь по два человека, — посоветовал Цин.

— Это ничего не даст, — отмахнулся Жао. — Кроме того, я хочу, чтобы кони были свежими на непредвиденный случай.

«Если они у железной дороги наткнутся на контрзасаду и дело обернется худо, он просто бросит отряд, — понял Цин, — но обязательно вернется сюда за пленным. Что ж, по крайней мере мне не придется сидеть здесь до бесконечности и томиться неизвестностью…»

Бывший полицейский достал ключ и разомкнул кольцо стального браслета, прикрепленного к вбитой в стену скобе.

— Иди сюда, — позвал он Цина и, когда тот подошел, защелкнул браслет на его запястье. — Вот так! Правая клешня у нашего друга немного помята, поэтому можешь ничего не опасаться. Жди нас.

Вошел Чжоу, собрал оставшееся в комнате оружие и вытащил из-за пояса Цина револьвер.

— Он тебе не понадобится.

Хлопнула дверь, щелкнул закрывшийся замок. А Цин обреченно вздохнул и потянул за собой Фына к топчану: не торчать же у порога? Ночь такая долгая, не мешает вздремнуть. Но… Как улечься спать, если к нему прикован узник? Проклятый Жао, только в его мозгу могла родиться такая коварная идея — не дать караульному ни минуты покоя до своего возвращения. Вот почему он сковал их одной цепью! Опасаясь бандита, Цин ни на миг не сомкнет глаз и волей-неволей превратится в недремлющего стража!

Фын вздохнул покорно и уселся рядом со своим охранником, радуясь передышке. Вскоре он уронил голову на грудь и задремал, посапывая и нервно вздрагивая во сне. Измученный Цин уставился невидящим взглядом на огонек керосиновой лампы. Казалось, стальной браслет с каждой минутой все сильнее и сильнее давил на запястье. Впереди долгие часы до рассвета и мучительное, выматывающее душу ожидание возвращения Жао.

Хорошо, если удастся поймать беглецов, а если нет? Что делать тогда? Ехать в Шанхай искать старого Вока? Но как искать? Не станешь же бегать по огромному городу и спрашивать у каждого встречного… Впрочем, об этом пусть болит голова у Быстрорукого.

Усталость и выпитое вино незаметно взяли свое: Цин тоже заснул. Ему показалось, что он закрыл глаза всего на несколько секунд, но, когда открыл их, за окном уже разлился серый рассветный сумрак, а керосиновая лампа чадила и мигала, готовая вот-вот потухнуть. Испуганно обернувшись к пленнику, он с облегчением удостоверился, что тот все еще спит, приоткрыв спекшиеся губы и привалившись спиной к стене. Забыв про сковывавшую их цепь, Цин потянулся за сигаретами и спичками. Разбуженный резкой болью в запястье, Фын проснулся, зашелся натужным кашлем, а потом робко попросил:

— Дай закурить.

Ай Цин дал ему сигарету и поднес зажженную спичку. Морщась и кривя рот, бандит прикурил, затянулся. К потолку поплыла сизая струйка дыма.

— Уже утро, — пробормотал он, поглядев на посветлевшее окно.

Ай Цин не ответил. Зачем вступать в разговоры с пленником? Но тут ему в голову пришла мысль: а если его подопечный попросится по нужде? Или сам захочешь? Что же тогда — загадить комнату или найти пустую посудину?.. Выйти нельзя — они заперты снаружи, и даже часовой, которого Жао поставил около дома, не откроет двери, поскольку у него нет ключа.

— Дай воды! — немного осмелев, неожиданно потребовал Фын. — В глотке пересохло. И поесть бы чего-нибудь, не то помру с голода.

Немного поколебавшись, Цин решил: пожалуй, можно и перекусить. Кто знает, когда вернется Жао, а пустой желудок настоятельно требует пищи. К счастью, от вчерашнего ужина кое-что осталось. Погасив лампу, он дал Фыну глиняную миску с остатками риса, а себе взял тарелку с кусками остывшего жареного мяса. Кажется, в одном из чайников еще плещется вино? Отлично!

— А есть как? — свободной рукой неуклюже прижимая к груди миску, недовольно буркнул бандит. — Не могу же я как собака!

— На! — Цин сунул в миску деревянные палочки, не заметив, как жарко блеснули глаза пленника.

Поставив миску на колени, Фын начал медленно есть, искоса поглядывая на уплетавшего мясо сторожа и стараясь не мешать ему. Доев, он зажал палочки между указательным и большим пальцами таким образом, что их толстые концы упирались в ладонь. Когда Цин повернулся, чтобы забрать пустую посудину, Фын неожиданно рванулся вперед и с силой вонзил палочки в его глаза.

Тот даже не успел закричать от страшной боли — бандит навалился на него, все глубже проталкивая палочки. Он не обращал внимания на кровь, на судорожные конвульсии Цина, терявшего последние силы, и давил до тех пор, пока его жертва окончательно не затихла.

Скатившись с обмякшего тела, Фын несколько минут лежал, жадно хватая ртом воздух. Безумный порыв к свободе, толкнувший его на убийство, прошел, и теперь наступило отрезвление, подобное глухому похмелью.

Цин мертв. В любую секунду могут вернуться отправившиеся к железной дороге командир отряда и его телохранитель. Гадать о том, что они сделают, увидев убитого, не приходится. Надо немедленно бежать отсюда. Но как, если прикован к мертвецу, а ключа от браслетов нет? Выходит, сам загнал себя из одной западни в другую, еще более страшную?

Бандит попробовал освободиться от наручников, однако сработанные на совесть стальные браслеты не желали поддаваться. Тогда он попытался стянуть стальное кольцо с запястья трупа, безжалостно выворачивая кисть уже начинавшего холодеть Цина: сейчас не до брезгливости, нужно спасаться! Но ничего не вышло.

Затравленно оглянувшись, Фын схватил столовый нож и начал остервенело кромсать руку мертвого тюремщика. Если браслет нельзя снять, то надо отсечь мясо и кость, на которых он держится. Весь измазавшись в крови, вздрагивая от каждого звука, раздававшегося под окнами, он наконец отрубил кисть Цина. Свободен! Правда, не совсем, поскольку на его запястье все еще болтаются наручники, но это ерунда. Главное — можно двигаться.

Обшарив комнату в поисках оружия, Фын зло сплюнул: кроме столового ножа, ничего нет. Быстро допив оставшееся в чайнике вино, он метнулся к двери. Кажется, тихо. Как же отсюда выйти? Ломать замок нельзя — это лишний шум, в окно тоже не выскочишь: увидят — поймают и заставят пожалеть, что родился на свет. Какую же придумать хитрость?

Дверь была высокая, двустворчатая, украшенная рисунками и медными гвоздиками с фигурными головками. Наверное, раньше дом принадлежал богатому торговцу или помещику средней руки. Как слепой водя ладонями по филенкам, Фын готов был разрыдаться от отчаяния. Сейчас бы взять в руки топор или хотя бы лопату, и тогда разукрашенная дверь быстро поддалась бы, но у него есть только столовый нож, с закругленным на конце лезвием, не слишком острый, не способный заменить ни плотничьего инструмента, ни оружия. И все же Фын предпринял попытку отжать ригель замка. Одновременно он потихоньку тянул створки двери на себя, просовывая нож в образовавшуюся щель все глубже и глубже.

Только бы не вернулись уехавшие, только бы никто не подошел к дверям с той стороны, только бы…

Когда створки, чуть скрипнув, распахнулись, Фын сначала не поверил в удачу. Сжав рукоять ножа, он приоткрыл одну створку пошире и выглянул в смежную комнату, готовый немедленно вступить в схватку, с любым, кто попробует преградить дорогу. Но, на его счастье, комната была пуста. Никого.

Тихо ступая на цыпочках, бандит прокрался в коридор: надо поскорее добраться до окна, выходящего на противоположную сторону дома, а там посмотрим. Если бы особняк стоял фасадом на улицу, вообще не было бы проблем, но…

В коридоре Фын почувствовал сквозняк — тянуло свежим ветерком, особенно ощутимым после долгих часов, проведенных в душной, насквозь прокуренной комнате. Окно, открытое окно! Забыв об осторожности, он бросился к нему и, одним прыжком перемахнув через подоконник, выскочил на улицу.

Сегодня капризная фортуна явно сменила гнев на милость и повернулась к нему лицом, щедро одарив благосклонностью: он очутился на заднем дворе, среди хозяйственных построек. За углом мелькнула фигура солдата, но Фын проворно юркнул в щель между сараями. Вытирая спиной стену, бочком дошел до забора, огораживавшего усадьбу, перелез через него и спрыгнул в густые заросли бурьяна. Сунув за пазуху руку с браслетом наручников и спрятав в рукаве нож, он быстро пошел по переулку. Надо поскорее убраться подальше от страшного дома Жао…

Глава 4

Настало утро, серенькое, блеклое. В лощинах разлилось сырое молоко легкого тумана. По небу ползли низкие, лохматые тучи, грозя вымочить землю мелко моросящим нудным дождем. За ночь беглецы изрядно продрогли, словно камни потихоньку высосали из них животворное тепло, жадно забирая его впрок, до зимы.

Проснувшись, Саша увидел, что Юрий Петрович уже поднялся и делает гимнастику, пытаясь согреться. Энергично размахивая руками, он приседал и подпрыгивал, будто исполняя замысловатый танец. Приглядевшись, Руднев понял: Лобанов имитирует схватку с противником — какие там танцы, если капитан наносит удары ногами, кувыркается, бьет кулаками и головой, резко поворачиваясь в разные стороны.

Но что это за борьба? Не похоже ни на английский бокс, ни на восточные единоборства. Неужели Руднев видит разминку бойца легендарного «русского стиля», приемам которого обучали войсковых разведчиков и солдат ударных частей? На фронте не раз приходилось слышать о подвигах мастеров рукопашной — особенно славились казаки-пластуны, с детства владевшие боевым искусством.

В одиночку они вырезали в окопах целые взводы немцев и австрийцев и благополучно возвращались к своим.

— Поднимайтесь, — оглянувшись, весело предложил Юрий Петрович. — Желаете размяться? Я, признаться, засиделся в тесной яме, да еще ночь такая холодная. Защищайтесь!

Саша едва успел увернуться от прямого удара — спасибо тамилу, открывшему секреты древнего индийского искусства обороны и нападения. Если бы поединок был настоящим, лежать бы ему сейчас на земле с переломанными ребрами.

Казалось, капитан не знает усталости: ровно дыша и удивительно легко двигаясь, он буквально порхал вокруг Руднева, едва успевавшего блокировать удары.

— Молодцом, молодцом! Вы держитесь лучше, чем я думал. А вот этого вы не знаете!

Мгновение — и Саша грохнулся на землю. Откатившись в сторону, он моментально вскочил, но тут же снова упал, сбитый с ног.

— Этого вы тоже не знаете, — весело гоготал Лобанов. — А вот так?

Рудневу показалось, что у Юрия Петровича вдруг выросли еще две пары рук и ног — не успеешь отбить один удар, как пропускаешь два или три, а капитан оказывается то спереди, то сзади, то сбоку. И бьет, бьет, бьет — кулаком, пяткой, ребром ладони, локтями, коленями. В очередной раз бросив Сашу на землю, Лобанов победно поднял руки.

— Все, хватит!

— Лихо, — с восхищением признал Руднев. — Научите?

— Посмотрим, — усевшись на камень, капитан открыл трофейную сумку. — Если хотите научиться, придется изрядно попотеть. Наши славянские предки овладели приемами рукопашной в незапамятные времена и постоянно совершенствовались от войны к войне.

— Русский рукопашный бой?

— Да. Была «медвежья борьба», искусство биться на саблях, рубиться топорами, потом добавился штыковой бой, рукопашная с оружием и без него, защита от одного врага и от нескольких сразу, приемы против конных и пеших. На фронте очень помогало, да и после не раз пригодилось… Но вы тоже ничего, можете постоять за себя. Кстати, я проверил — вокруг ни единой живой души. Мы вчера заснули как сурки, а надо было караулить по очереди.

— Честно признаться, я забыл об этом. — Саша уселся рядом и заглянул в сумку, нет ли там чего съестного.

— На этот раз нам просто повезло, — усмехнулся Юрий Петрович, — но впредь побережемся. На войне как на войне. Так, чего тут?

В сумке нашлись винтовочные патроны россыпью, тридцать китайских долларов, аккуратно завязанных в тряпицу, достаточно большой лоскут пестрой ткани, жестянка с оружейным маслом, набор игральных костей, обшитая сукном армейская фляжка с ханшином — дешевой водкой из проса, костяной гребень, комок желтоватой соли в баночке с завинчивающейся крышкой, огниво и маленький полотняный мешочек с рисом.

— Не густо, — разочарованно хмыкнул Лобанов. — Жаль, пожевать нечего.

— Есть рис, — возразил Саша. — Его можно приготовить и без посуды — отыскать бы только воду. Намочим, положим на ткань и подержим над огнем.

— Отставить, — отрывая от лоскута длинную полосу, шутливо приказал капитан. — Огня нам разводить нельзя, да и терять время на поиски воды и дров не стоит. Надо быстрее двигать к железной дороге.

Полосой ткани он прикрыл пустую глазницу и крепко затянул узел на затылке. Ну, прямо-таки пират из старинного романа! Складывая трофейное имущество в сумку, Лобанов рассуждал:

— Нам еще верст десять идти, и не по торной дороге, а по тропочкам, не то обязательно влипнем по собственной глупости. И на станцию в таком виде не заявишься. Впрочем, вы еще сойдете за бродягу, а на меня точно обратят внимание. Придется купить одежонку и билеты. Вот и пригодятся доллары. Винтовку с собой не возьмешь, поэтому обменяем ее на еду или одежду. Поэтому не будем терять зря драгоценного времени. А солнышко между тем поднимается все выше. Кстати, Александр Иванович, ежели нам удастся дойти до железной дороги, куда вы собираетесь ехать?

— А вы? — Для себя Руднев уже решил, что поедет в Шанхай, а вот куда отправится капитан?

— В Шанхай. — Лобанов поднялся и взял винтовку. — У меня там родня. Нам по пути? Вместе, знаете ли, веселее. Решайтесь, прапорщик. Райских кущ не обещаю, но кров над головой будет.

— Давайте сначала дойдем до станции, — пробираясь следом за капитаном среди камней, уклонился от прямого ответа Саша.

«Бесшабашная голова, — стараясь не оступиться, думал он, — уже строит планы на будущее, когда неизвестно, что ждет нас через час. И как в нем только уживаются два столь разных человека? Один — опытный, осторожный воин, умеющий перехитрить врага, другой — ни дать ни взять беззаботный гимназист, удравший с уроков под носом строгого инспектора».

Спустившись в долину, беглецы двинулись к железной дороге, настороженно поглядывая по сторонам. Но поля лежали в запустении. Все вокруг словно вымерло — не видно ни крестьян, ни упряжек тощих волов, уныло тянущих деревянный плуг. Видимо, долгая кровопролитная война подкосила здешних хозяев.

Конечно, добираться до станции по дороге не в пример удобнее, чем пробираться среди валунов, но по дорогам сейчас свободно гуляла только смерть: свистнет неведомо откуда прилетевшей пулей, налетит верховыми на горячих конях, взмахнет клинком или взвизгнет острым осколком гранаты — и нет тебя. Древние латиняне говаривали: самое определенное в жизни — это смерть, и самое неопределенное — ее час. Именно в силу ее неопределенности человек должен быть готов к смерти всегда, особенно на войне. Но и там каждый хочет выжить, пытается объегорить безносую, чтобы встретить новый рассвет и дождаться заката. Иначе жизнь на земле давно бы уже кончилась, а такое противоестественно природе. Поэтому беглецы крались, готовые при первом признаке опасности спрятаться среди нагромождения скал.

— Такое ощущение, словно плутаешь во мраке, — признался Юрий Петрович, проверяя по солнцу, не сбились ли они с пути. — Все вокруг чужое, неприятное, и не знаешь, чего ждать.

— Да, приятного в нашем положении мало, — согласился Саша.

— Зато свобода! — прибавив шагу, засмеялся Лобанов.

Разглядев его хорошенько при дневном свете, Руднев решил, что капитану не более тридцати лет. Просто грязь, страшная рана на лице и спутанная борода старили его, а на самом деле Лобанов еще молодой, полный сил мужчина. Впрочем, сам Саша вряд ли выглядит лучше в китайском халате с чужого плеча и тапочках на босу ногу. Заросшее щетиной лицо с голодным блеском в воспаленных глазах — просто чудом вырвавшийся на волю беглый каторжник. Только не хватает кровавых мозолей от спиленных кандалов. Но уж этого не приведи Господь!

Примерно через час они увидели впереди излучину реки и ниточку моста над ней.

— Ну вот, осталось немного, — приободрился Юрий. — Станция слева от моста, верстах в четырех. К полудню доберемся.

— Там что, только разъезд?

— Нет, есть и городишко. Вшивый, маленький, но с гарнизоном. Поэтому Жао туда не сунется. Поезда, к сожалению, ходят крайне редко и нерегулярно. Можем до завтра прождать, а то и дольше.

— Не страшно, — улыбнулся Саша, — подождем.

Отыскав тропинку, они почти побежали. Голод и желание оказаться в безопасности подхлестывали, заставляя забыть усталость, припекавшее солнце и ломоту в ногах. Рудневу бежать было легче: тапочки хоть как-то защищали ноги, а Лобанов в кровь изранил босые ступни о камни.

Когда показались стена из дикого камня, ворота и домишки за ними, капитан размашисто перекрестился.

— Слава Создателю! Дошли!

— Рискнете отправиться в город в этаком виде? — покосился на него Саша.

— Плевать, — небрежно отмахнулся Лобанов, — у первого же старьевщика найдем амуницию. Подумаешь, светский раут, — хмыкнул он и убил комара на широченной голой груди, — перетерпят китаезы.

— А винтовка?

— Пусть только попробуют отнять!

Наверное, вид вооруженного полуголого одноглазого белого гиганта произвел на китайского солдата, охранявшего ворота, сильное впечатление, и он беспрепятственно пропустил русских в город. Зато на улицах на них оглядывались прохожие, нищие изумленно разевали беззубые рты, а бродячие собаки заливались истошным лаем. Увидев вывеску дешевой лавочки готового платья, Руднев потянул капитана туда.

Навстречу им вышел хозяин — пожилой тучный китаец с короткой толстой косой, лежавшей на воротнике засаленного халата. Когда Саша объяснил, что им нужно, он согласно закивал, заулыбался и несколько раз мелкими шажками обошел вокруг Лобанова, осторожно прикладывая к нему деревянный аршин.

— Большой, очень большой, — сокрушенно вздохнув, хозяин засеменил в угол и начал перебирать кучу одежды. — Найдем, найдем! — обернувшись, остановил он собравшихся уйти европейцев. — Обязательно найдем! За деньги все будет. Есть деньги?

— Есть, — успокоил его капитан. — Давай живей.

Порывшись, китаец подал ему старую нижнюю рубаху с завязками у воротника, широкие черные сатиновые шаровары и аккуратно залатанный двубортный пиджак в полоску.

— Вот, только у меня есть такой размер.

— Как насчет обуви? — примеряя пиджак, спросил Юрий Петрович.

— Туфли? — сладко улыбнулся старьевщик. — Сейчас посмотрим.

Надо хорошо знать китайских торговцев, чтобы безошибочно угадывать, что кроется за их поклонами и улыбками.

«Наверняка у старьевщика подходящей обуви нет, а если найдет что-нибудь, то обдерет нас как липку, — решил Саша. Заломит за барахло такую астрономическую цену, как за шикарный костюм. Но куда деваться? Не ехать же Лобанову голым? Да вот только после расчета со старьевщиком останутся ли деньги на билеты?»

Скрывшись в примыкавшей к лавке каморке, китаец вынес огромные солдатские ботинки.

— Только для вас, всего десять долларов. За одежду двенадцать. Могу дать носки, если добавите еще три доллара.

— Заплатите, Александр Иванович, — примерив ботинки, вздохнул капитан. — Кажется, годятся.

— У нас останется всего пять долларов, и то китайских, — негромко напомнил ему Саша.

— А вы продайте ружье. — У хозяина лавки оказался тонкий слух.

— Сколько дашь? — поднял голову Лобанов.

— Если есть к нему пули, пятьдесят долларов. — Китаец выжидательно уставился на капитана хитрыми узкими глазками. — Можем поменяться. На револьвер. Тогда доплачу двадцать долларов.

— Идет! Тащи, посмотрим.

Хозяин принес старый смит-вессон, положил рядом с ним девять патронов. Юрий Петрович взял оружие, пощелкал курком, покрутил барабан.

— Опробовать нужно.

— Патрон за ваш счет, — немедленно отреагировал старьевщик. — Стрелять можете здесь, вон туда.

Он показал на заваленный хламом угол лавки. Капитан вставил в камору барабана патрон и спустил курок. Грохнул выстрел, заложило уши, потянуло кисловатой пороховой гарью.

— Беру, — засовывая револьвер за пояс шаровар, решительно заявил Лобанов. — Давай рассчитываться.

Из лавки старьевщика капитан вышел одетым в сатиновые шаровары, застиранную рубаху и поношенный пиджак, едва сходившийся на могучей груди. Теперь он чувствовал себя куда увереннее, чем прежде. Руднев нес сумку. В ней лежали фляга и двадцать долларов, полученные в доплату за винтовку. Побродив по городку, они купили табаку, перекусили в харчевне, а потом отправились на станцию.

— Ну, что вы решили? — поинтересовался Юрий Петрович, мрачно разглядывая толпу китайцев, рассевшихся вдоль путей в ожидании поезда.

— Пожалуй, приму ваше предложение, — сказал Саша.

— Отлично. — Лобанов сразу повеселел и, взяв деньги, побежал за билетами.

Вернулся он скоро. От прежней веселости не осталось и следа. Показав Рудневу билеты в третий класс, капитан с кислой миной сообщил:

— Расписания нет, когда придет поезд — неизвестно. Классность вагонов — полная фикция. Судя по тому, как лихо здесь продают билеты всем желающим, брать места придется с бою, не то поедем на крыше. Если вообще сядем.

— Зато в толчее никто не станет проверять документы. Нет худа без добра, — пожал плечами Саша. — Не перекусить ли нам еще раз? И неплохо бы купить провизии на дорогу.

Поели около станции. У бродячего торговца купили риса, тушеной свинины, вяленого мяса и несколько лепешек. Покурили, полежали в тени станционного здания на пыльной траве. Время ожидания тянулось медленно.

Прошел состав на запад — старые теплушки и открытые платформы, облепленные людьми, как патока мухами. Потом пропыхтел товарняк. Некоторые смельчаки, рискуя попасть под колеса, на ходу цеплялись за вагоны, забирались на крыши. Наконец толпа зашевелилась, подтягиваясь ближе к путям. Где-то неподалеку прогудел паровоз, и на станцию медленно вполз поезд из четырех теплушек. Китайцы с диким ревом ринулись к ним, сбивая с ног слабых, безжалостно топча упавших. Сразу возникла давка, а машинист уже дал свисток отправления.

— Давай за мной! — ринувшись в орущую толпу, осаждавшую поезд, крикнул Лобанов. Саша побежал следом.

Работая плечами, ногами и руками, капитан протиснулся к двери теплушки, влез в нее и втащил Руднева. Состав медленно тронулся, поплыли назад станционные постройки и домики городка. Не успевщие сесть кричали, лезли в вагоны, цепляясь друг за друга. Но вот станция осталась позади.

Удалось кое-как устроиться рядом с пожилым крестьянином, испуганно прижимавшим к груди тощий мешок. Угостив его куревом, Руднев поинтересовался, сколько ехать до Шанхая.

— Кто знает? — поблагодарив за табак, меланхолично ответил старик. — Один торговец дал машинисту девять американских долларов, чтобы тот не останавливался на станции, а другой купец дал пятнадцать, чтобы остановился. А впереди, говорят, ограбили товарняк.

— Как это? — заинтересовался Лобанов.

— Теперь все просто, — усмехнулся китаец. — Напали, перебили охрану и ограбили. Видно, знали, что среди товаров есть то, что им нужно.

— Кому им? — не отставал капитан.

— Бандитам, — понизил голос крестьянин, — их тут теперь много, целыми шайками орудуют, никого не боятся. Да и кого им бояться? Кругом война, твердой власти нет…

Поезд тащился как черепаха. Подрагивал, пересчитывая колесами стыки рельс. Маленький, дряхлый локомотив натужно пыхтел, окутываясь отработанным паром, но упрямо тянул вагоны к мосту через широкую реку. На том берегу в небо поднимался столб густого дыма.

— Вон, — показал на дым крестьянин. — Наверное, товарняк горит. Если бандиты еще не ушли, могут и нас остановить.

Беглецы переглянулись: не дай бог вновь попасть в руки хунхузов. Старый револьвер, купленный у китайца-старьевщика — плохое оружие против многочисленных врагов, вооруженных винтовками. Оставалось только уповать на удачу и надеяться, что бандиты, ограбив товарный состав, уже убрались восвояси.

Высунувшись в оконце, Саша попытался разглядеть, что делается впереди, но увидел только медленно приближающиеся ржавые фермы моста, быструю желтоватую воду реки и гроздья человеческих тел, облепивших вагоны.

Неожиданно послышалась трескучая дробь пулемета, паровоз тревожно загудел и начал замедлять ход, в теплушках заголосили, на крыше кто-то истошно завопил, видимо поймав шальную пулю. Словно перекликаясь с пулеметом, позади состава захлопали винтовочные выстрелы.

— Засада! — дернув Руднева назад, крикнул Лобанов.

И тут же невесть откуда залетевшая пуля выбила щепку из стенки теплушки — как раз там, где только что стоял Саша.

— Во черт! — ошарашенно пробормотал тот.

Старик крестьянин втянул голову в плечи и так вцепился в свой мешок, что у него побелели пальцы. Несколько человек забились под заменявшие полки грубые нары, ехавшие на крыше горохом сыпались вниз и пытались втиснуться в вагон. Поезд вполз на мост и замер. Впереди опять послышались выстрелы.

— Проклятье! — Капитан уцепился за скобу и одним махом очутился на крыше, но тут же спрыгнул и схватил Руднева за руку. — Надо бежать! Там Чжоу!

— Кто? — не понял Саша, оглушенный стрельбой и воплями насмерть перепуганных пассажиров. — Кто там?

— Чжоу! — гаркнул ему в ухо Лобанов. — Телохранитель Жао! Попробуем прорваться назад по мосту.

— Телохранитель Жао? Откуда он тут взялся?

— Откуда я знаю… Они уже у паровоза. — Юрий Петрович соскочил на настил моста. — Скорее, черт побери! Не копайтесь!

Больше не раздумывая, Руднев последовал за ним. Над головой тут же щелкнула пуля, с глухим стуком ударив в дощатую обшивку теплушки. Капитан присел и выхватил из-за пояса револьвер.

— Поздно! Они перекрыли мост с той стороны.

Несколько раз выстрелив по бегущим к хвосту состава бандитам, он метнулся к перилам моста.

— Прыгайте! Иначе не уйдем!

Перемахнув через ограждение, он полетел вниз и с шумным всплеском врезался в воду, сразу уйдя в глубину, как большая рыбина. Саша поглядел сквозь щели настила: до реки не меньше десяти сажен. Видны осклизлые, покрытые водорослями опоры моста и светло-желтое пятно взбаламученной Лобановым воды. В стороне от него появилась на поверхности голова Юрия Петровича. Выплыл!

С обеих концов моста к поезду бежали вооруженные люди, торопливо передергивая затворы винтовок. В теплушках в голос завыли женщины, около паровоза хлопнуло несколько револьверных выстрелов, из зарослей на другом берегу на рысях вымахали конные и наметом погнали к насыпи. Несколько китайцев, видимо имевших причины не встречаться с хунхузами, последовали примеру капитана и прыгнули в реку, оставив свой скарб на поживу грабителям. Тянуть дольше не имело смысла, если только Руднев не желал вновь очутиться в страшной земляной яме в компании с рыжей крысой.

Вскочив на перила, Саша шагнул в пустоту. Его резко рванул ветер, потом ударила вода. Ударила и потянула вниз, в холодную сумрачную глубину. По руке скользнуло что-то липкое — не то рыба, не успевшая вильнуть в сторону, не то пучок водорослей. Ступни на мгновение коснулись топкого илистого дна, грудь тяжело сдавило, перед глазами поплыли радужные круги, и Руднев, оттолкнувшись, бешено заработал руками и ногами, стремясь скорее наверх, глотнуть воздуха, увидеть небо над головой. На секунду показалось, что он не выдержит напряжения и грязная вода хлынет через нос и рот, быстро заполняя и раздирая легкие, празднуя победу над отчаявшимся спастись смельчаком, но он сделал последнее усилие, и его выбросило на поверхность.

Отплевываясь и жадно хватая воздух, он увидел почти рядом Лобанова.

— Туда! — крикнул Юрий Петрович, показав на густо заросший кустами ивняка берег.

На стремнине, среди невысоких волн, черными мячиками мелькали головы плывущих китайцев. С моста по ним несколько раз выстрелили, и пули, поднимая маленькие фонтанчики, зарылись в воду. Лобанов нырнул и вскоре выплыл рядом с китайцами.

Руднев начал отмахивать саженками, но плыть было тяжело, халат намок и тянул вниз, как вериги, мешая двигаться. Жаль, не догадался его скинуть перед тем, как сигануть с моста.

Стрельба прекратилась. Оглянувшись, Саша увидел на берегу быстро скакавших конных, спешивших перехватить пловцов, когда те выйдут из воды.

Течение оказалось достаточно сильным и несло пловцов все дальше и дальше, помогая преодолевать расстояние, но в то же время не давая повернуть к берегу. Один из китайцев не вынес страшной гонки со смертью и скрылся под волнами — без вскрика, без призыва на помощь. Просто исчез в пучине — и все.

Стиснув зубы, Руднев плыл, стараясь не потерять из виду капитана. Тот ритмично работал руками, делая мощные гребки. Еще немного, и они достигнут спасительных зарослей.

Лобанов встал и по грудь в воде направился к берегу. Китайцы, поднимая тучи брызг, начали обгонять его и первыми нырнули в кусты.

Почувствовав под ногами твердое дно, Саша побрел следом.

— Сюда! — услышал он голос Юрия Петровича. Капитан стоял по колено в воде в тени раскидистого ивового куста. — Живей, мон шер!

Он протянул руку, помог Рудневу выбраться на мелководье и, прячась под нависшими ветвями, потащил его за собой вдоль кромки берега.

— Куда вы? — попытался остановиться Саша, но Лобанов, упрямо мотнув головой, потянул его дальше.

— Там же мост!

— Вот и хорошо, — обернулся Юрий Петрович. — Нас начнут искать ниже по течению, а мы спрячемся у них под носом. Пусть теряют время, гоняясь за разбежавшимися китайцами.

Кажется, хитрость капитана удалась: беглецы услышали, как мимо них по берегу пронеслись конные, подгонявшие лошадей гортанными криками. Когда стих бешеный стук копыт, они отправились дальше, отыскивая, где укрыться. Вскоре попалась тихая заводь с песчаным дном, окруженная зарослями камыша. У самой воды росла огромная старая верба. Под ее корнями оказалась достаточно сухая берлога, со всех сторон скрытая зеленью.

— Тут и переждем. — Выйдя на сушу, Лобанов начал стаскивать с себя мокрую одежду.

— А где револьвер? — вздрагивая под свежим ветерком, холодившим голое тело, спросил Саша. Халат и брюки он расстелил на песке, чтобы хоть немного просохли.

— Утопил, — засмеялся Юрий Петрович. — Кстати, не хотите ли перейти на «ты»?

— Согласен! — Руднев пожал ему руку, и на мгновение задержал ее в своей. — Что мы будем делать, если бандиты вернутся? Вдруг они найдут лодку и начнут осматривать берег с воды?

— Не дай бог! Я вообще не ожидал такой прыти от Жао, — признался Лобанов. — Не могу понять, отчего он так упорно нас ищет? Или наша новая встреча с ним просто совпала с нападением на железную дорогу?

— Не знаю, — выпустив его руку, Саша отвел глаза. — Кстати, кто этот Чжоу, почему ты так хорошо его знаешь?

— Я же у них целый месяц просидел, — усмехнулся гигант. — Поневоле познакомишься. Чжоу большой мастер рукопашной и личный телохранитель Жао. Однажды мне пришлось стать свидетелем, как они вдвоем избивали десятка полтора крестьян: наказывали за какие-то провинности. Люди падали под ударами, как колосья, срезанные серпом. Когда я увидел Чжоу у паровоза, то не испытал ни малейшего желания вновь оказаться в гостях у этой банды: нам бы все ребра пересчитали и потом отправили в яму. А то и в могилу. М-да… Что же мы действительно будем делать, если ходи раздобудут лодку?

— Камыш! — Руднев вошел в воду и сломал высохшую камышину. Отгрыз зубами концы, потом дунул в нее. — Видишь, получается трубка. Берем один конец в рот, ныряем, а другой конец должен чуть-чуть выступать над водой.

— Долго не продержимся, — с сомнением покачал головой капитан, — но иного выхода нет.

Забравшись под корни вербы, беглецы затаились, прислушиваясь к доносившимся до них звукам. Первым уловил плеск весел Саша.

— Слышишь?

Лобанов вскочил и начал натягивать мокрую одежду. И тут грохнул выстрел.

— Плохо дело, — помрачнел Юрий Петрович. — В воду палят. Звук с такой силой ударяет в уши, что не выдержишь и вылетишь как пробка.

— Уши надо заткнуть. — Руднев сорвал несколько листьев и скатал из них шарики.

— Мало поможет, — поморщился капитан, забираясь в камыши. — Кажется, сейчас будут здесь.

Саша, стараясь не поднимать брызг, поспешил за товарищем. Едва они успели скрыться в плавнях, как появился плот, на котором сидели несколько бандитов с винтовками. Беглецы нырнули, выставив над водой концы полых трубок камыша.

Бум-м-м! Казалось, барабанные перепонки сейчас лопнут, как мыльный пузырь, проткнутый пальцем. К черту, все к черту! Только бы поскорее избавиться от жуткой боли в ушах, а там будь что будет! Руднев хотел распрямиться и вынырнуть, но почувствовал, что Лобанов крепко его держит, вцепившись мертвой хваткой.

Бум-м-м! Нет сил терпеть, это просто невыносимо! Наверное, Юрий Петрович сошел с ума. Он хочет, чтобы они оба оглохли или утонули в потоке грязной воды, так не похожем на тихие, ласковые русские речки. Голова буквально раскалывается от боли. Наверх, скорее!

Бум-м-м… Уже слабее, и еще раз — бум-м-м… Еле слышно. Или это успела наступить глухота — и теперь все звуки уйдут, словно растворившись в толще желтоватой мути? За что он должен терпеть такие мучения, за что? Зачем одним людям непременно нужно, чтобы мучились другие? Зачем одни отнимают жизнь у других — убивают, отнимая редкий и прекрасный дар? Неповторимый и оттого еще более ценный, не сравнимый ни с чем, ни с какими сокровищами в мире.

Внезапно руки Лобанова разжались, и Руднев немедленно вынырнул. Жадно хватая широко открытым ртом воздух, Саша выковыривал из ушей размякшие листья. Будет он слышать или нет?

Рядом появился капитан. Его единственный глаз налился кровью, лицо посинело, губы беззвучно шевелились.

Саша похолодел: оглох! Не слышу, что он говорит…

Но тут грохнул очередной выстрел, показавшийся ему подобным раскатам грома. Плот уже отплыл на добрый десяток саженей от заводи, скрывшись из виду за поворотом. И только по звуку выстрелов можно было определить, где находятся бандиты.

— Пиявки, мать их… — Злой шепот капитана прозвучал лучше самой прекрасной музыки. — Придется ждать до темноты, — брезгливо сбивая щелчками присосавшихся пиявок, посетовал Лобанов. — Жаль, револьвер утонул, а то бы сейчас заполучили и плот и винтовки.

— У нас теперь ни денег, ни оружия, ни провизии, — вздохнул Саша. — Ну ладно, дождемся темноты, а куда дальше подаваться?

— Как куда? В Шанхай, — засмеялся Юрий Петрович. — Кажется, мы договорились? Главное — мы живы и невредимы, а остальное приложится…

До Шанхая добирались почти два месяца. Поденщиной зарабатывали на пропитание. Частенько ехали «зайцами», вскакивая на ходу в медленно ползущие поезда, а то двигались пешком, привычно меряя шагами чужую землю.

Дорога сдружила скитальцев, даже сроднила, научив понимать друг друга с полуслова. А сколько было долгих разговоров по душам, столь милых русскому человеку, волею судеб заброшенному на чужбину и неожиданно встретившему соотечественника, с которым к тому же успел вместе и горюшка хлебнуть по самые ноздри.

Саша ежедневно брал у капитана уроки рукопашного боя, понимая, что судьба послала ему в лице Юрия Петровича большого мастера, готового поделиться с другом секретами столь необходимого в их трудной жизни искусства. Поблажек Лобанов не давал, гонял до седьмого пота. Но, как ни старался Руднев, до капитана ему было еще ой как далеко, несмотря на имевшийся ранее опыт.

Так и шли. Ночевали где придется, питались чем Бог пошлет, радовались любому заработку. Мокли под дождями, обсыхали на жарком солнце. Однажды едва унесли ноги от хунхузов, в другой раз чуть не угодили в лапы полиции, вылавливавшей на станции беспаспортных бродяг. Но шли и радовались, что Шанхай, прозванный «азиатским Вавилоном», с каждым шагом становится все ближе и ближе.

Через неделю-другую Саше уже казалось, что он знает Юрия Петровича всю жизнь, чуть ли не с детства. Все случившееся до их совместного путешествия — плен, разбитый караван, жадный и злой Фын, собиравшийся пытать Руднева в мрачном ущелье, земляная тюрьма, побег от головорезов Жао, головокружительный прыжок с моста в мутную бурную реку, приключения в плавнях — словно стушевалось в памяти, стало забываться как кошмарный сон.

Наконец на исходе шестой недели скитаний путники вошли в пригород Шанхая. Вокруг теснились фанзы бедного китайского квартала, где жили кули, поденщики, разносчики овощей, рикши. Их убогие домишки походили друг на друга: дырявые крыши, земляной пол, на котором спали вповалку всей семьей, занавески вместо дверей. На ночь вход загораживали досками и кусками фанеры, чтобы хоть как-то защититься от воров и бродяг, которых всегда полно в крупном портовом городе. Впрочем, брать в этих лачугах все равно было нечего.

Постепенно улицы становились просторнее. Появились островки зелени, заколыхались на ветру полотняные вывески маленьких магазинчиков и лавок, навстречу попался купец, щеголявший, несмотря на жару, в длинном шелковом халате на меху. Толпа стала гуще, вдалеке на набережной показалось высокое здание с большими часами — английская таможня.

Из-за угла, дребезжа звонком, вывернул трамвай Французской компании. Попыхивая синеватым бензиновым дымком, проехал роскошный «паккард». Позади шофера, на обтянутом кожей сиденье, развалился мужчина в белом костюме.

— Англичанин, — мельком глянув на номер автомобиля, определил Лобанов. — Цивилизация. Дошли, слава Богу. Теперь — по набережной, мимо пристани и на другой конец города.

— Хочешь прогуляться мимо банков и отелей? — невесело усмехнулся Саша. — Там полно полиции. В нашем рванье ничего не стоит загреметь в участок, а мы без паспортов.

— Ерунда, — отмахнулся возбужденный капитан. — Сойдем за нищих.

Вышли на набережную, смешались с толпой прохожих, торопившихся по своим делам. На углу Нанкин-роуд возвышался десятиэтажный «Катэй-отель». Напротив — «Палас-отель», сверкавший огнями рекламы и зеркальными витринами магазинов дорогих китайских сувениров. По реке плыли джонки под косыми парусами, сновали прогулочные катера.

— «Hopс Чайна дейли ньюс»! Самые свежие новости, свежие новости!.. — кричали мальчишки — разносчики газет. Почти насильно всучив очередному прохожему пахнувшие типографской краской листы, они на лету ловили монету и бежали дальше, звонко выкрикивая: — Драка матросов на «кровавой аллее»! Вновь открыт дансинг «Фаррен»! Бои на юге с армией Чан Кайши! Гоминьдан переходит в наступление! Похороны в Пекине!

На перекрестке прохаживался чернобородый индус-полицейский в желтой чалме и синем мундире. Почувствовав его пристальный взгляд, приятели поспешили от греха подальше свернуть в переулок.

— Вылупился как баран на новые ворота, — шагая по узким тихим улочкам, бурчал Лобанов. — Там короче было, а теперь придется обходить.

— Ничего, лучше обойти, чем париться в полиции, — ухмыльнулся Руднев.

— Ну да, конечно, — согласился Юрий Петрович. — Мы для господ полицейских люди без национальности, беспаспортные эмигранты. Как только появятся деньги, надо будет немедленно добыть паспорта.

— Какие? — улыбнулся Саша.

— Да любые, — сплюнул капитан. — Британские или американские дороги, а вот португальские или мексиканские вполне можно сторговать по сходной цене. Станем гражданами Бразилии, Чили или какой-нибудь Колумбии. Не все ли равно? Главное — иметь надежный документ.

Купив у уличного торговца китайских сигарет, самых дешевых, Лобанов бережно спрятал их в карман и подмигнул.

— Смоем грязь, поедим и всласть покурим.

— Далеко еще? — поинтересовался Руднев, окинув взглядом доходные дома, выстроившиеся вдоль улицы. Как-то незаметно они удалились от богатого центра и очутились среди дешевых пансионов, третьеразрядных гостиниц и чахлых сквериков.

— Уже пришли. Только бы Ольга оказалась дома.

Капитан направился к многоэтажному серому дому. Миновав захламленный двор, они вошли в подъезд и поднялись по темноватой, узкой лестнице под самую крышу. У двери одной из квартир Юрий Петрович остановился, крутанул вертушку механического звонка.

Саша вдруг почувствовал, что сердце у него забилось быстрее, а кровь внезапно прилила к щекам. В его голове сумбурным вихрем пронесся целый рой мыслей, опережая одна другую: хорошо ли, что он пришел сюда с Лобановым? Ужасно неловко вторгаться в чужой дом, не стеснит ли он своим присутствием совершенно незнакомую ему девушку? И вообще, он даже не знает, чем занимается сестра Юрия, замужем она или нет, есть ли в семье дети? А тут заявляются двое грязных, голодных, оборванных мужчин, да еще без гроша в кармане. Надо было раньше расспросить капитана… Но тут за дверью послышались легкие шаги.

— Кто там?

— Оленька! Открывай, это я! — Загорелое, обветренное лицо одноглазого гиганта расплылось в блаженной улыбке.

— Боже мой! Юрий!

Дверь распахнулась. На пороге стояла миловидная светловолосая девушка. Темное платье с белым кружевным воротничком делало ее похожей на гимназистку.

Капитан схватил сестру огромными ручищами, легко поднял ее и закружил, осыпая поцелуями лицо, волосы, руки. Радостно смеясь, он подбрасывал девушку, как ребенка.

— Ольгунька! Сестренка! Малышка моя!

— Юра! Живой!

Тонкие пальчики Ольги нежно взъерошили львиную гриву гиганта, погладили заросшие щетиной щеки, осторожно коснувшись пересекавшего пустую глазницу страшного рубца.

Наконец Лобанов бережно опустил сестру на пол и обернулся.

— Позволь представить. Мой друг — георгиевский кавалер прапорщик Руднев. Мы вместе бежали от хунхузов. Лихое было дело!

— Александр. — Смутившись, что стал невольным свидетелем этой нежной встречи, Саша сдержанно поклонился.

— Проходите, — пригласила Ольга, впуская их в крошечную переднюю.

Квартирка оказалась чистенькой, скудно обставленной, с единственной комнаткой, выходившей окнами во двор-колодец. Ольга сразу кинулась накрывать на стол, а Юрий Петрович поставил на плиту ведро воды и достал большой жестяной таз.

— Сейчас перекусим, а потом помоемся на кухне, — весело сообщил он Саше, скромно присевшему на краешек стула.

— Мне, право, неудобно стеснять вас. — Руднев уже понял, что разместиться троим в этой квартирке практически невозможно. Она и так мала, а огромный Лобанов, казалось, заполнял собой все свободное пространство. Беззлобно поругивая тесноту и весело скаля зубы, он задевал то покрытый вышитой салфеткой комод, то шкаф с мутноватым зеркалом, натыкался на стулья и единственную кровать.

— А куда ты пойдешь? — Капитан уставился на приятеля единственным глазом. — Брось, Саша, в тесноте, да не в обиде. Ляжем на полу, валетиком.

Поняв, что спорить бесполезно, Руднев примолк и начал украдкой наблюдать за хлопотавшей у стола Ольгой.

Она сразу очень понравилась ему, и Саша с каким-то особенным удовольствием смотрел, как девушка расставляет чашки, тарелки, кладет приборы, заваривает чай в маленьком фарфоровом чайничке, разрисованном синими, причудливо извивающимися драконами. Боже, каким далеким, милым, родным, но навсегда потерянным веет от ее фигурки, какую сладкую боль воспоминаний навевают плавные движения ее рук.

Да, а платьишко на ней давно не новое, аккуратно заштопанное у манжетика, но идеально чистое и тщательно отутюженное. И воротничок она наверняка сделала сама, а не купила кружева в модном магазине. Бедные никогда не признаются в нищете, скрывая ее, как дурную болезнь. Только богатство может позволить себе рядиться в лохмотья, эксцентрично шокируя общество, прекрасно осведомленное, какой банковский счет скрывается за поношенным тряпьем.

«Надо поскорее найти работу, чтобы не стать для них обузой», — подумал Саша, садясь к столу.

Выпили красного вина — в кухонном буфете у Ольги нашлась приберегаемая к торжественному случаю бутылка, закусили, почаевничали. Лобанов красочно, со всеми подробностями, рассказал о выпавших на их долю приключениях. Ольга, переводя взгляд с брата на Сашу, внимательно слушала, всплескивала руками и часто по-русски охала.

Согрелась в ведре вода, и Юрий повел Сашу на кухню мыться. Ольга дала ему на смену белье покойного отца, вынула из шкафа костюм: старомодный, оказавшийся великоватым, но еще вполне приличный.

Снимая брюки, Руднев нащупал в часовом кармашке что-то твердое. Тумор Джона Аллена!

— Что это? — поднял голову наливавший в таз воду капитан.

— Так, безделушка. — Повертев амулет, Саша положил его на стопку белья. — Память об одном давнем приключении. Удивительно, как такая маленькая вещичка сохранилась за время одиссеи.

— Э-э… Удивительно другое: как мы сохранили свои головы, — усмехнулся Юрий. — Слушай, я хочу, чтобы между нами была полная ясность.

— Ты о чем? — насторожился Руднев.

— Не о чем, а о ком, — прищурил единственный глаз Лобанов. — Очень прошу, не засматривайся на Ольгу. Я ее за миллионера замуж выдам.

— Уже подыскал? — встав в таз, ехидно спросил Саша.

— Еще нет. Не обижайся. Я хочу ей счастья. Из всей некогда большой семьи нас осталось только двое. Понимаешь?

— Понимаю. Я вообще остался один. Наверное, мне придется стать миллионером.

— Молодец! — захохотал капитан, хлопнув приятеля по спине так крепко, что тот чуть не упал. — За это и люблю!..

Поздно вечером, лежа на кухонном полу рядом с мирно посапывающим Юрием, Саша прислушивался к доносившимся из-за тонкой стены шорохам — Ольга тоже ложилась спать… Тумор висел у него на шее, рядом с нательным крестом. Руднев коснулся его кончиком пальца. Чего только не случилось за последнее время… Словно из тумана, выплыло перекошенное яростью лицо Фына, потом — другое, бледное, покрытое бисеринками пота. Лицо умирающего американца… Горы Белые Облака… Старый Вок… Город на воде… Капуцин… Двести тысяч золотом…

Бред, конечно, бред! Какие тайны, какое золото? Как хорошо, что все позади и, даст Бог, он никогда больше не увидит Фына и даже не услышит о нем. Пройдет время, прошлое забудется, стушуется в памяти земляная тюрьма, дерзкий побег, скитания, голод, опасности. Жизнь скоро войдет в нормальную колею, и надо ли строить несбыточные планы? Да и существует ли на самом деле этот затерянный в горах пещерный город? Реальность властно требует денег на жилье, одежду, обувь, пропитание. Завтра начнется новый день и стоит подумать о насущном, навсегда забыв призрачные сказки.

Глаза у Руднева слипались, он улыбнулся при мысли, что утром снова увидит Ольгу, и заснул…

Глава 5

Сюе Вей сидел в своей лавке, наблюдал за приказчиками и, страдая от парной духоты, обмахивался веером. Проклятая жара, нет от нее никакого спасения. Даже широкое полотнище, двигавшееся на блоках под потолком, не давало прохлады, а лишь слегка разгоняло застоявшийся запах мануфактуры. Подтянув повыше широкие рукава длинного шелкового халата со стоячим воротником, Вей поправил темную шапочку и постучал сложенным веером по ладони. Из-за занавески, скрывавшей проход во внутренние помещения, немедленно появился мальчишка-посыльный с чашечкой чая на черном лакированном подносе.

Обливавшиеся потом приказчики маялись еще больше хозяина — их замучила пожилая капризная клиентка, брезгливо перебиравшая разложенные на прилавках ткани.

Звякнул дверной колокольчик. Сюе мельком взглянул на вошедшего и снова занялся чаем: всего-навсего грязный нищий, каких множество в этом городе. Шляются, клянчат, живут жалкими подачками, а то, бывает, сбиваются в шайки, грабящие запоздалых прохожих. Нищий остановился в нескольких шагах от прилавка и принялся греметь висевшими на шее, похожими на ключи от амбарных замков железками. Видя, что на него не обращают внимания, он громыхал все громче и громче, пока наконец к его ногам не упала мелкая монета. Быстро подняв ее, оборванец взялся за бамбуковые дощечки, болтавшиеся на шнурке у пояса засаленного халата, и защелкал ими, как кастаньетами. Немилосердно терзая слух всех находившихся в лавке, он требовал новой подачки.

Вей недовольно вскинул голову: совсем обнаглел мерзавец! Сейчас ему как следует намнут бока и вышвырнут за дверь. Он уже открыл рот, чтобы отдать приказание, но, встретившись взглядом с нищим, так и застыл. Не может быть! Неужели пожаловал старый знакомый? Жив, значит, не сгинул в водовороте смутного времени. Но почему он явился в таком жалком обличье?

— Дайте ему доллар, — распорядился Вей и шепнул нищему, чтобы тот подошел к задней двери магазина.

Один из приказчиков швырнул на пол китайский доллар, и нищий немедленно убрался.

Мелкими глотками отпивая ароматный чай, купец старался успокоиться и оценить ситуацию: что таит в себе неожиданный визит? Отказываться от разговора с этим человеком не стоит — он опасен и мстителен, а кроме того, никогда не знаешь, какую выгоду можно извлечь из нежданной встречи. Поднявшись, Вей неторопливо прошел за занавеску. Движением пальца отослал мальчишку и, приоткрыв заднюю дверь лавки, осторожно выглянул во двор. Нищий был уже там.

Купец впустил его и провел в свою каморку. Молча указав гостю на топчан, достал из настенного шкафчика чайник с вином, положил на низкий столик пачку сигарет и уселся напротив.

— Угощайся, Фын. Давно ты не появлялся.

— Давно, — жадно припав губами к носику чайника, эхом откликнулся бандит.

От внимательного взгляда купца не укрылось, что запястье Фына замотано несвежей тряпкой. Неужели скрывает след от наручников? На пальцах — еще не зажившие кровоподтеки и ссадины, словно ему ломали суставы. Нет, с Фыном надо держать ухо востро. Кто знает, зачем он сюда пожаловал? Но на Востоке не принято проявлять любопытство, и хозяин ждал, пока гость сам начнет разговор.

— Я еще не ел сегодня, — отставив чайник, заметил бандит.

Сюе медленно встал, принес из соседней каморки пиалу с вареным рисом и креветками, покрытую тонкой лепешкой из белой пшеничной муки. Подал гостю маленькую глиняную бутылочку с темным соевым соусом. Радушно улыбнулся.

— Кушай, кушай на здоровье!

Фын порылся в складках драного халата и вытащил палочки для еды. Купец быстро отвел глаза: железные! В руках гостя они могут быть страшным оружием. Несколько лет назад одного парня убили именно такой палочкой: точно рассчитанным сильным щелчком послали ее по полированному столику прямо в живот несчастного и насадили его, как жука на булавку.

Зачем пожаловал Фын? Может, лучше сразу пристрелить его, а потом заявить полиции, что он хотел ограбить лавку? Самое время выхватить револьвер и всадить пулю в жадно пожирающего угощение гостя, пока он сам не задумал взять твою жизнь. В конце концов можно обойтись и без полиции — спрятать тело — пара пустяков.

— Не дергайся, — с набитым ртом пробурчал Фын, — я по делу пришел.

— Понимаю, понимаю, — масленно улыбаясь, закивал купец. — Кушай. Хочешь еще?

— Нет. — К немалому облегчению хозяина гость вытер и спрятал страшные палочки. — Как ты тут поживаешь?

— Торгую, — пожал жирными плечами Вей.

— У тебя остались старые связи?

— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил купец. Куда клонит знакомый, что у него на уме?

В свое время они состояли в одной шайке, но Фын тут же проматывал добытое, спуская его в кабаках и борделях, а Вей копил, складывая денежки, пока не завел собственное дело, купив мануфактурную лавку. Конечно, он не порвал с бывшими дружками, многие из которых теперь тоже выбились в люди, но зачем об этом знать гостю? Надо больше слушать и меньше говорить — не зря же мудрые боги дали человеку два уха и всего один язык.

— Не юли, — зло прошипел Фын. — Я же сказал: есть дело. Могу взять в долю, если будешь нем как рыба.

— Всегда готов помочь, — угодливо заверил купец, прикидывая, какое дело может быть у Фына. Говорили, он подался к бандам гоу-юй, орудовавшим в провинции Шаньдун, и неплохо там поживился. Возможно, теперь тоже хочет открыть, лавку? Все рано или поздно пускают награбленные деньги в оборот. Приятно стать хозяином и командовать другими.

— Мне нужно найти одного человека, — прислушиваясь к голосам, едва слышно доносившимся из торгового зала, шепнул Фын. — Ты многих знаешь, а я долго отсутствовал. Есть у тебя знакомые в кланах земляков?

Вей задумался. Конечно, все хань — китайцы, носящие одну фамилию, — издревле считаются родственниками и входят в кланы землячеств, подчиняясь «старшему рода», совсем не обязательно отличающемуся мудростью и почтенным возрастом. Обычно кланы контролируются тайными преступными сообществами, и входящие в них пополняют ряды гангстеров, медленно продвигаясь по иерархической лестнице, пока не отправятся на небо или не займут положение, позволяющее приказывать отправлять туда других. Однако землячества не всегда вовлекают своих членов в преступную деятельность, но помогают им, получая от них «благодарность» деньгами, услугами, сведениями. Но зачем это Фыну? Кого он хочет найти и с какой целью? Как бы это узнать?

— Конечно, конечно, — закивал купец, думая о своем. Хорошо бы как-нибудь заставить гостя разговориться. Пусть болтает. Вдруг, ненароком, среди пустых фраз проскочат истинные мысли скрытного и осторожного Фына. Вне сомнений, он будет много лгать, но даже его ложь весьма интересна. О чем и как он лжет? За ложью для умного человека тоже может приоткрыться истина.

Вей долил в чайник вина и подвинул его ближе к Фыну: лакай, не жалко, только язык развяжи! Но бандит не притронулся к спиртному.

— У меня мало времени. — Он закурил сигарету и указал на поднимавшуюся к низкому потолку струйку синеватого дыма. — Оно тает как дым, а человека нужно найти быстро.

— За все придется платить, — немедленно откликнулся Вей.

— Естественно, — тут же согласился Фын. — Ты и заплатишь. У тебя лавка, полная товара, услужливые, ласковые приказчики…

— Ласковые? — поджал губы купец. — Где ты сейчас таких видел? Эти, что ли? — Он мотнул головой в сторону торгового зала. — Век пошел: руки прячешь в рукава халата, чтобы пальцы не отгрызли! А ты говоришь «ласковые». А власти? Только и знают, что душить торгового человека налогами и поборами. Того и гляди пойдешь по миру.

— Власти меняются, а деньги остаются, — усмехнулся бандит. — Сейчас их у тебя значительно больше, чем у меня. Не жадничай, я же обещал взять тебя в долю. Не прогадаешь.

— Сколько? — прямо спросил Вей.

— Десять тысяч тебя устроит?

— Десять тысяч чего?

— Американских долларов.

Сюе засопел, переваривая информацию. Десять тысяч американских долларов — большая сумма. Но что стоит за поисками этого неназванного еще человека? Вдруг Фын хочет кого-то ограбить, начать шантажировать или… Стоит ли рисковать, да еще вкладывая свои кровные денежки?

— Когда ты расплатишься за помощь? — наконец прервал он молчание.

— Сам понимаешь, подписать вексель я не могу, — ощерил прокуренные зубы бандит, — но долг отдам не позже, чем через месяц с того дня, как ты мне назовешь адрес нужного человека.

— Долг и десять тысяч, — подняв палец с длинным острым ногтем, уточнил купец.

— Да, — подтвердил Фын, не желая попусту спорить. — Но не вздумай обмануть или трепаться. Иначе…

— Перестань, — брезгливо поморщился Вей, — мы же не дети. Говори, кого тебе надо разыскать и зачем.

— Мне нужен старый Вок. Он где-то здесь, в Шанхае, но где именно, я не знаю. Если тебе назовут несколько Воков, покупай сведения обо всех, я потом разберусь.

— Хорошо, хорошо, так и сделаю, будь спокоен. Но зачем он тебе? Что, этот Вок очень богат?

— Не знаю. — Фын привалился спиной к стене. — И тебе не советую проявлять любопытство. Когда зайти за ответом? Три дня хватит?

Купец глотнул вина из чайника и полуприкрыл глаза, изображая напряженное раздумье. Имя наконец названо, но как много осталось недосказанного! Черти бы разодрали этого Фына, вечно он темнит, слова лишнего из него не вытянешь, даже после двух чайников вина. Но десять тысяч!

Стоит самому поинтересоваться старичком, если удастся его отыскать. А еще лучше продать информацию. Десять тысяч — пока только призрак денег, пустые обещания, а сейчас можешь получить реальные доллары.

— Три дня мало. Скажи, где тебя найти. Если что-то выяснится раньше, я сообщу.

— Нет, я зайду сам, — покачал головой бандит. — Самое позднее, через неделю. Я же сказал: у меня мало времени.

О русском, знающем тайну спрятанных в горах сокровищ, Фын умолчал. Да и жив ли еще этот парень? Самый короткий путь к золоту — старый Вок, с него и надо начинать. А посвящать во все подробности такую лису, как Вей, не стоит.

— Через неделю, — повторил он и поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Одолжи мне немного денег, я верну.

Купец достал кошелек и сунул в ладонь Фына несколько купюр. Потом, проверив, нет ли кого-нибудь во дворе, выпустил гостя.

Вернувшись в каморку, Вей задумался. Да, Фын умеет загадывать загадки. Скользкий как рыба, его не ухватишь, а нажмешь посильнее — станет опаснее разъяренной кобры. Сейчас он, видимо, успел разнюхать нечто такое, что должно принести немалый барыш. Как бы тут соблюсти собственную выгоду? Какой придумать план? Погадать, что ли, — будет ли удача?.. Взяв колоду, Вей перетасовал ее и стал вынимать — наугад — одну карту за другой. Тьфу! Мелочь… мелочь… Опять мелочь! Вот так же и его планы — чепуха, ни одного дельного. Швырнув на столик истерзанную колоду, он вернулся в лавку и провел там еще часа два.

Наконец Сюе встал и важно прошествовал на улицу. Мальчишка-посыльный подозвал рикшу и помог хозяину сесть в коляску. Повинуясь приказу седока, рикша побежал в богатый китайский квартал. Было жарко, по его лицу катился обильный пот, и он то и дело вытирал его болтавшейся на шее тряпкой. Вскоре рикша остановился у здания театра. Велев ему ждать, Вей подобрал полы халата, вылез из коляски и направился к служебному входу. Через несколько минут он уже сидел в кабинете администратора, сухощавого человека средних лег.

На стенах висели яркие плакаты с изображением традиционных персонажей классических китайских опер и стилизованные под старину маски. Под потолком, разливая прохладу, тихо жужжал вентилятор, но купцу было жарко и маетно. Обменявшись приветствиями с администратором, он раскрыл веер и начал обмахиваться, чтобы скрыть волнение.

— Что привело вас в неурочный час? — предложив сигареты, улыбнулся администратор.

— Новости, свежие новости, — прикуривая, подмигнул купец.

— Надеюсь, приятные?

— Любопытные, — играя веером, с достоинством ответил Сюе. — Я готов продать их или обменять.

— Посмотрим. — Хозяин кабинета откинулся на спинку кресла. — Кстати, есть партия хорошего товара. И недорого.

— Контрабанда? — облизав губы, уточнил торговец.

— Как всегда, — усмехнулся администратор. — Но бумаги надежные, никто не придерется. Так какие у вас новости?

— В городе появился некий Фын из банды «Черные монахи».

— Фын? Да, кажется, был такой. Но их общество давно распалось. Он хочет воссоздать его? Напрасно.

— Это опасный человек, — доверительно понизил голос Вей. — Фын недавно вернулся из провинции Шаньдун и работает сейчас на собственный страх и риск. Его интересует старый Вок.

— Никогда не слышал. — Брови администратора поднялись вверх. — Кто это?

— Не знаю, — сокрушенно вздохнул купец. — Фын весьма скрытен. Просил меня помочь разыскать старика, обещав прилично заплатить за услугу. Видимо, затевает крупное дело.

— Пожалуй, вы можете пойти ему навстречу, — протянул хозяин. — Подберем несколько подходящих старичков, пусть развлекается, пока мы ищем настоящего. А там поглядим. Полагаю, ваша новость стоит только трети обещанной партии товара. Но и этого достаточно. У вас все?

Вей встал и рассыпался в благодарностях, в душе проклиная себя, что продешевил. Конечно, лучше получить всю партию контрабандной шерсти, но и треть неплохо. Надо было по дороге придумать про Фына еще что-нибудь и выдавать маленькими порциями. Глядишь, тогда бы и… Хотя, когда имеешь дело с людьми из тайного общества «Золотые вороны», прибравшими к рукам чуть ли не половину города, стоит поостеречься с враньем. Не ровен час, правда выйдет наружу, и тогда никто, даже самая искусная гадалка, не сможет предсказать, как развернутся события. Нет уж, лучше довольствоваться тем, что тебе дали, и уберечь шею от бритвы или удавки…

Выйдя из театра, купец грузно плюхнулся в коляску рикши и приказал везти себя обратно, в лавку. До вечера еще далеко, торговля идет полным ходом, надо присматривать за приказчиками — не то вмиг облапошат…

В китайских кварталах неистребимо пахло чесноком и бобовым маслом, под навесами из циновок чадили переносные жаровни, валил пар от лапши и риса, громко кричали бродячие цирюльники, заманивали доверчивых клиентов астрологи и гадатели, глотали огонь фокусники, гнусаво просили подаяния нищие. Беспрестанно хлопали двери магазинов и харчевен, колыхались на ветру длинные полотнища вывесок. Путаясь под ногами, повсюду сновали чумазые полуголые дети. Больные или обессилевшие от жары ложились прямо на тротуар. Прохожие равнодушно через них перешагивали и шли дальше.

В стороне, собрав небольшую группу зрителей, давал представление теневой театр. Устройство нехитрое — бамбуковая ширма с натянутой на нее промасленной бумагой. Вырезанные из кожи фигурки были раскрашены в традиционные цвета масок пекинской оперы. Каждый цвет имел свое значение: красный — отвага и доброта, черный — честность (не потому ли купцы так любят черные халаты?). Белый говорил зрителю, что здесь таятся хитрость и обман, зеленый и голубой — традиционно обозначали демонов и духов, а золотой и серебряный — бессмертие. Негромкая музыка флейты сопровождала волшебные приключения героев новелл Пу Сунлина «Записки о странном» — бедных студентов и коварных демонов, недалеких богатеев, странствующих поэтов и красавиц с миндалевидными глазами.

Заинтересовавшись, Руднев остановился поглазеть на кукол и немного передохнуть от беготни по городу в поисках работы. Изо дня в день повторялось одно и то же: утром он уходил из маленькой квартирки Лобановых и бродил до темноты в надежде на случайный заработок. Вечером возвращался ни с чем и, проклиная себя, принимал поданную Ольгой чашку чая. А рука сама тянулась к бутербродам — голод мучил просто немилосердно. Потом долго, до глубокой ночи, шептались с Юрием на кухне, подбадривая и уверяя друг друга, что завтра, ну самое позднее, послезавтра им непременно повезет и они смогут поймать за хвост жар-птицу удачи.

Иногда удавалось подработать в порту. Но там тоже было далеко не сладко. Ломать хребет приходилось от зари до зари, с нетерпением ожидая, когда багровый солнечный диск опустится в желто-коричневую воду и хозяин сунет тебе в ладонь несколько мятых бумажек. Артели грузчиков враждовали и право на работу нередко отстаивали кулаками. Были и другие конкуренты — вокруг сколько хочешь голодных китайцев, за горсть медяков готовых хоть сутки напролет бегать с мешками на спине по шатким сходням.

Да, дела с работой обстояли плохо. На все сезонные и подсобные работы предпочитали брать китайцев, потому что платили им меньше, чем европейцам. В сомнительные заведения и соваться не стоило — там были нужны свои, проверенные люди. А чтобы устроиться на приличное место, требовались документы и рекомендации. Паспорт, конечно, можно купить, но где взять деньги? Получался заколдованный круг: деньги — паспорт, паспорт — деньги. Хоть плачь или иди воровать.

Как ни смешно, но, поддавшись местному суеверию, Саша сходил к солидному зданию Гонконг-Шанхайского банка и потрогал кончик хвоста одного из бронзовых львов, лежавших у входа: китайцы утверждали, что это помогает разбогатеть…

…Представление закончилось, и молодой актер начал обходить зрителей, собирая монеты в жестяную банку. Кучка зрителей стала таять на глазах. Кому охота отдавать деньги? Руднев тоже хотел уйти, но незнакомый пожилой китаец в летнем европейском костюме придержал его за локоть.

— Я заплачу, — сказал он на плохом английском и бросил в банку пару медяков.

— Я не смогу вернуть вам деньги.

— Пустяки. Понравилось представление?

— Достаточно любопытно, — сдержанно отозвался Руднев.

— Знаете, по преданию, теневой театр родился почти две тысячи лет назад. Император Уди очень горевал, когда умерла его любимая наложница. Придворный астролог, желая утешить его, вызвал дух покойной, и сын неба увидел тень женщины на шелковой ширме.

Поправив очки, незнакомец испытующе посмотрел на русского.

— Вы понимали актеров? Я наблюдал за вашей реакцией… Может быть, перейдем на китайский? — добавил он на шанхайском наречии.

— Да, — буркнул Руднев, придумывая, как бы отвязаться от этого настырного типа. Что ему надо? В китайских кварталах опасно заводить случайные знакомства. Никогда не знаешь, на кого наткнешься: вроде бы все вежливенькие, улыбаются, готовы услужить, особенно если у тебя есть деньги. Но это чужой, живущий по собственным законам мир, совершенно непонятный европейцам.

— Вы русский? — снова улыбнулся китаец. — Можно узнать по акценту. Ищете работу?

— А вы можете ее предложить? — вопросом на вопрос ответил Саша.

— Если владеете французским, то могу. Открылся новый ресторан, нужны официанты-европейцы.

— У меня нет паспорта, — признался Руднев.

— Тогда половина жалованья, а потом посмотрим, — быстро решил китаец. — Согласны?

Вечером Руднев летел домой как на крыльях. Пусть ресторан оказался обыкновенной харчевней, пусть хозяин порядочный жмот, а рабочий день длится целых двенадцать часов — сейчас это кусок хлеба и возможность накопить немного денег, чтобы приобрести хоть какие-то документы. За взятку в китайской полиции можно купить все, вплоть до свидетельства о принадлежности к императорской фамилии. Другой вопрос, сколько за это придется отвалить.

Брата и сестру он застал удрученными. Оказалось, Ольга потеряла работу: издательство, временно взявшее ее в штат, прекратило существование. Ольге Петровне Лобановой дали жалованье за месяц вперед и самые лестные рекомендации.

— Все конторы забиты, — вытирая мокрые глаза кончиком кружевного платочка, жаловалась девушка, — даже в газетах не нужны пишбарышни.

«Вот так всегда, — подумал Саша. — Один находит, другой теряет».

Утешая Ольгу, он кратко рассказал о своих успехах и положил на край стола полученные от хозяина харчевни деньги.

— Вот — задаток. Не расстраивайтесь, ради Бога, как-нибудь проживем.

— Как-нибудь не хочется, — скорчил кислую мину Юрий. — Я сегодня гонял по городу, как бездомный пес, и наткнулся на объявление о наборе во французскую вспомогательную полицию. Ну, пошел. Русских берут, я даже наврал, что монархист, лишь бы им понравиться.

— И что? — заинтересовалась Ольга.

— А ничего. Не взяли. — Капитан показал на пустую глазницу, прикрытую черной повязкой. — Сидят там, суслики!

— Ладно, не расстраивайся, что-нибудь да подвернется, — попытался успокоить его Саша.

— Непременно подвернется, — поддержала его Ольга.

— Спелись, — приминая в пепельнице окурок, криво усмехнулся Юрий. — Давайте лучше спать: электричество тоже денег стоит…

Потянулись однообразные дни. Опять двое из жильцов тесной квартирки мыкались по городу в поисках работы, уходя рано утром и возвращаясь поздно вечером. А один трудился за троих, стараясь поддержать друзей, как раньше они поддерживали его. Иногда Лобанову удавалось подработать, и он ненадолго веселел, но потом вновь шла полоса неудач, и капитан мрачнел.

— Черт знает что! — жаловался он ночами на кухне приятелю. — Воевать с одним глазом — пожалуйста, а работать — фигу! Если бы не дал слова Ольге не лезть больше в местные авантюры, ей-богу, опять подался бы к косоглазым генералам. Эти возьмут, у них каждый русский штык на вес золота.

Наконец Ольге улыбнулось счастье: устроилась в магазин богатого китайца — торговать граммофонными пластинками. Вечером отметили это событие, купив сладостей и бутылку дешевого вина.

— Жаль, что хозяин не европеец, — вздохнула Ольга. — Не нравятся мне местные нувориши.

— Какая тебе разница? — рассмеялся Юрий. — Деньги не пахнут, как сказал римский император Веспасиан. Платит ходя сколько положено, а остальное ерунда. Я хоть к папуасу или зулусу наймусь.

Саша пил чай, помалкивал и любовался Ольгой. Для него было счастьем сидеть с девушкой за одним столом, видеть ее каждый день, говорить «доброе утро» и знать, что, вернувшись после долгого, маетного дня в ресторане в уютную квартирку, сможешь сказать «добрый вечер». А как приятно в выходной вместе выбраться в синематограф или просто погулять в центральном парке.

Теперь он не мыслил себе жизни без Ольги: без ее улыбки, ласковых шуток, ненавязчивой, неприметной, но каждодневной заботы о двух мужчинах, с которыми она делила кров и стол. Иногда его удивляло, как в тонкой, получившей хорошее воспитание девушке могут уживаться романтичность, трогательная чистота и сугубый практицизм. Она умела буквально из ничего приготовить изумительно вкусные блюда и все успевала по дому: постирать, погладить. Выстояв день за прилавком, целый вечер колдовала у плиты, украшала квартирку вышивками и кружевами, штопала и латала изношенную одежду и белье, поднимала петли на чулках, прилагая немыслимые усилия, чтобы хоть как-то следовать моде. А еще умудрялась выкраивать деньги на подарки ему и брату, исправно вносить плату за жилье, и многое, многое другое. В общем, делать все то, на что обрекают эмигранта нелегкая жизнь и мизерные заработки.

О, как бы он хотел признаться ей в своих чувствах. По многим признакам, безошибочно угадываемым любящим сердцем, Саша знал, что смеет рассчитывать на взаимность, но… Что он предложит ей? Руку и сердце? Конечно, крепкая, надежная рука и верное, любящее сердце не так мало, однако и не так много для девушки, заслуживающей лучшей доли, чем стать женой беспаспортного официанта.

Временами ему казалось, что Ольга терпеливо ждет, пока он решится начать серьезный разговор, иногда даже старается помочь ему сделать первый шаг — об этом говорили ее глаза, улыбки, легкие, мимолетные прикосновения руки: понятный каждому влюбленному разговор без слов. Но Рудневу отчего-то вдруг становилось страшно, он замыкался и молчал, в душе проклиная себя за робость.

Юрий более никогда не возвращался к разговору о будущем сестры, и Саша был ему за это бесконечно благодарен. Естественно, капитан не мог не видеть, как между молодыми людьми, живущими к тому же под одной крышей, возникает и крепнет чувство взаимной симпатии, но делал вид, что ни о чем не догадывается, наверное решив предоставить провидению решить судьбы дорогих ему людей.

Через несколько дней и Лобанову удалось найти работу: он устроился маркером в один из многочисленных бильярдных залов, расположенных неподалеку от печально знаменитой улицы Чунаосан, прозванной шанхайцами «кровавой аллеей» — улицей матросских низкопробных притонов, дешевых борделей и дансингов, где ни один вечер не обходился без пьяных драк и поножовщины. Тем не менее жить стало полегче, появились деньги, и Юрий, потирая руки, подсчитывал, сколько еще нужно отложить, чтобы наконец купить проклятые документы и не дрожать при встречах с полицией, не жаловавшей беспаспортных эмигрантов. У капитана появились связи с темными дельцами, обещавшими ему помочь. Что же, Саше оставалось только верить и надеяться.

Как ни странно, дельцы не обманули. В один прекрасный вечер Руднев получил от Лобанова паспорт гражданина Боливии, а сам Юрий оказался подданным португальской короны.

— Как это тебе удалось? — недоверчиво вертя в руках новенький документ и пытаясь найти в нем явные признаки фальшивки, поинтересовался Саша. Неужели паспорт настоящий? В Шанхае гуляли любые подделки, начиная от фальшивых денег всех стран и кончая «самыми достоверными» сведениями.

— Приятельские отношения с нужными людьми плюс взятка, — самодовольно усмехнулся капитан. — Не бойся, бланк настоящий, их покупают в консульстве, представляющем здесь интересы Боливии, потом оформляют и, опять же за взятку, ставят настоящие печати и подписи. С такой штукой можно спокойно ехать за границу, проверено.

— Кем? — не удержавшись, съязвил Руднев.

— Знакомыми, — не моргнув глазом ответил Лобанов. — Не забывай: моя бильярдная рядом с портом.

Казалось, капризная фортуна смилостивилась и решила повернуться к ним лицом: есть работа, появились деньги, добыли вожделенные документы. Юрию купили не слишком дорогой, но вполне приличный костюм и туфли, Ольге — новое платье и теплый жакет, а Саша щеголял в модной шляпе и летнем чесучовом костюме. Сумели немного отложить на черный день, а получение документов отпраздновали в дешевом ресторанчике.

Руднев начал покупать газеты и просматривать объявления: с боливийским паспортом в кармане можно подыскать более приличную работу, чем в харчевне старого китайца. Он даже дал себе слово, как только устроится, объясниться с Ольгой, но тут случилась беда.

Однажды в самый разгар работы в харчевне вдруг появился Лобанов и сделал Саше знак, чтобы тот вышел на улицу.

— Что стряслось? — увидев мрачное лицо капитана, заволновался Руднев.

— Ты можешь отпроситься? — покусывая ус, спросил Юрий.

— Не знаю, сейчас наплыв клиентов, мы просто с ног сбились… А в чем дело?

— Надо выручать Ольгу.

— Господи, что с ней?

— Да повадился в магазин какой-то прохвост, из местных, привязался к ней и не отстает. Вчера приглашал в ресторан за город, она едва сумела отвертеться, а сегодня караулит у служебного выхода с машиной. Ты же знаешь, после работы парадные двери универмага закрываются, и девушки выходят через служебное помещение. Оля отлучилась на минутку и позвонила ко мне в бильярдную из конторы. Дело в том, что китаец там не один.

— Подожди, я мигом, — снимая белый фартучек и черную бабочку официанта, заторопился Саша. — Только предупрежу хозяина.

Через несколько минут они спешили к магазину, где работала Ольга. Смеркалось, ярко светились огни витрин, по улицам текла пестрая толпа.

— В драку без нужды не лезть, — по дороге наставлял приятеля Юрий. — Подождем ее и пойдем вместе. А если все-таки этот наглец привяжется, попробуем решить дело миром. Ну а уж коль не поймет, объясним по-иному!

Капитан показал поросший жесткими рыжеватыми волосками кулак — со средний арбуз величиной. Да, тому, на чью голову он опустится, явно не поздоровится.

— Ясно, — буркнул Руднев.

Впереди показалась вывеска универмага, выходившего фасадом на оживленную магистраль. Со стороны служебного выхода была узкая улочка, тонувшая в сумраке, кое-где разорванном светом редких фонарей.

Свернув за угол, друзья пошли медленнее: до закрытия магазина еще оставалось некоторое время и стоило осмотреться. Через несколько шагов Лобанов шепнул:

— Вон, по-моему, они.

Саша и сам успел заметить темную машину у края тротуара, почти напротив служебного выхода из универмага. Рядом с ней прохаживались несколько китайцев, одетых по моде обитателей ночных кварталов. Несколько поодаль стоял другой автомобиль, закрывавший выезд из узкой улицы. Похоже, у этих молодчиков все продумано и рассчитано, чтобы строптивая продавщица не ускользнула. Юра зря надеется обойтись без неприятностей.

— Пошли к подъезду. Когда Ольга выйдет, ты иди с ней, а я прикрою сзади, — решил Лобанов.

— Может быть, лучше наоборот?

— У меня есть опыт встреч с подобной публикой, — усмехнулся капитан, — эти сволочи обычно нападают с тыла. Главное, выводи Ольгу на освещенную улицу, а за меня не беспокойтесь, догоню.

Из служебного подъезда выпорхнула стайка продавщиц, и китайцы немедленно подтянулись ближе. На углу, появились еще трое и растянулись цепочкой поперек тротуара. Девушек они не останавливали, но внимательно вглядывались в их лица. Саше это очень не понравилось. Чье же внимание привлекла Ольга?

Стараясь подавить нервное возбуждение, Руднев прислонился плечом к стене. Прикинул, как вывести Ольгу из западни. На ярко освещенной улице, где в эти часы полно прохожих, на виду у прогуливающихся мимо витрин полицейских молодчики вряд ли решатся затеять драку. Они постараются все решить здесь, в темном переулке, поэтому действовать нужно быстро, не теряя ни секунды.

Вот и Ольга. Руднев тут же подхватил ее под руку и быстро повел прочь от подъезда, успев заметить, что она сегодня очень бледна. Сзади, в двух шагах от них, немедленно пристроился Лобанов.

— Не волнуйся, все будет нормально. — Саша чуть сжал вздрагивающий локоть девушки. За себя он не боялся. Пугало другое: если не удастся прорваться, последствия окажутся непредсказуемыми.

И тут Руднев увидел, что с другой стороны улочки наперерез спешат два китайских молодца в светлых костюмах, а перекрывавшая тротуар троица двинулась навстречу. Очевидно, они даже в полумраке безошибочно опознали заранее указанную жертву. Бандиты приближались уверенно, быстро, стремясь встретиться с молодыми людьми подальше от шумной, ярко освещенной автострады. Впереди шел парень в надвинутой до бровей широкополой шляпе, двое других следовали за ним.

«Бить будут, — понял Саша. — Переговоры отменяются. Им приказано засунуть Ольгу в машину, и они выполняют привычную работу. Как там Юрий? Но оглядываться нельзя. Сейчас только вперед».

Парень в широкополой шляпе сунул руку под пиджак, вытащил нунчаки и, ухмыляясь, показал их Рудневу, как бы предлагая европейцу убраться пока не поздно, если он не хочет стать калекой или трупом. Обычный прием уголовников, старающихся сразу же подавить противника, нагнать на него страху и потом легко расправиться. Нет, ребята, мы еще не таких видали! Только бы Ольга не испугалась, не ударилась в панику, потеряв голову: ведь нет возможности объяснить ей, что и как нужно делать. Остается надеяться, что у капитана достойная сестра.

Резко толкнув Ольгу в сторону, Саша шагнул вперед и очутился сбоку от парня в широкополой шляпе. Мгновение, и тот осел на тротуар, получив удар по почкам. Звякнули выпавшие из его руки нунчаки, а Руднев уже растянулся в прыжке, боднул головой в лицо второго бандита и ногой достал третьего, оставив на его лбу багровый отпечаток каблука.

Не медля ни секунды, Саша схватил девушку за руку, и они помчались к перекрестку, надеясь, что капитан успел перехватить тех двоих, что спешили с другой стороны. Впрочем, судя по шуму и выкрикам, Лобанов уже вступил в бой и сейчас безжалостно расправлялся с нападавшими.

На углу Руднев оглянулся: двое торопливых молодчиков уже валялись на мостовой, а Юрий, прижавшись спиной к стене, отмахивался от наседавших на него четырех или пяти бандитов, словно медведь от собак, на свою беду вздумавших поднять грозного лесного хозяина из берлоги.

Вот Лобанов сделал быстрый выпад, и один из китайцев согнулся. Схватившись за живот, он попытался выбраться из свалки, но упал. Наверное, капитан лишь слегка задел его, но и этого оказалось достаточно: горе безумцу, угодившему под могучий кулак, способный играючи раздробить камень.

Через секунду рухнул еще один, а остальные бросились врассыпную, не желая больше рисковать. Черная машина резко взяла с места и, не зажигая огней, умчалась в темноту. Юрий в несколько прыжков догнал китайца в клетчатом пиджаке, схватил его за воротник и оторвал от земли. Беспомощно болтая ногами, тот заверещал и бросил цепь с гирькой на конце.

Небрежно отшвырнув ее ногой, Лобанов встряхнул китайца и что-то сказал ему, угрожающе покачивая огромными растопыренными пальцами перед носом клетчатого. Потом дал бандиту крепкий пинок и пошел к ожидавшим на углу молодым людям.

— Ну-ну, — обнимая дрожавшую от пережитого ужаса сестру, улыбнулся гигант. — Все! Пошли отсюда, пока не заявились храбрые блюстители порядка.

Облизав ободранные костяшки пальцев, он повернулся к Саше:

— Ты сегодня молодцом! Думаю, они больше не сунутся.

— Господи, я вся заледенела от страха, — призналась Ольга.

— Как выглядел ухажер? — наклонившись к ее уху, тихо спросил Саша.

— Косоглазый, — через силу улыбнулась девушка.

— Я серьезно.

— Обыкновенный. — Она передернула плечами. — Трудно сразу определить возраст китайца, но, наверное, лет сорока. Вежливый, одет по-европейски, костюм модный, дорогой… Ой, Саша, мне так неприятно говорить об этом типе. Извини, пожалуйста.

— Хорошо, оставим его в покое. Теперь мы по очереди будем встречать тебя по вечерам…

Дома, за столом, они старательно избегали разговоров о случившемся, словно не сговариваясь наложили на беспокоившую их тему некое табу. Но от молчания не становилось легче. Сославшись на головную боль, Ольга сказала, что хочет пораньше лечь, и мужчины тут же отправились на кухню.

— Не нравится мне все это, — растянувшись на тощем матрасике, шепотом сказал Лобанов.

— Боишься повторения? — откликнулся Саша.

— Кто их знает? Азиаты они и есть азиаты. Свой мир, свои понятия и принципы. Могут снова прийти, а могут устроить какую-нибудь другую пакость. По большому счету, они тут хозяева. Парни явно из местных уголовников. Револьвер, что ли, купить?

— Думаешь, так серьезно обернется? Не лучше ли подыскать Ольге другую работу и сменить квартиру?

— На все нужны деньги, — зевнул Юрий. — А у нас их не густо. Давай спать.

Руднев повернулся на бок и закрыл глаза. И тут же в памяти всплыли темная улочка, парень в надвинутой на брови широкополой шляпе, нунчаки в его руках, дрожащая от страха Ольга, большая темная машина и Лобанов, держащий за шиворот китайца в клетчатом пиджачке.

— Юра, что он тебе сказал? — не открывая глаз, спросил Саша.

— Он сам толком ничего не знает, — шепотом ответил капитан, сразу поняв, о ком речь. — Их наняли в притонах «кровавой аллеи», а несколько парней приехали с хозяином.

— Кто он?

— Наверное, главарь шайки контрабандистов или содержатель борделя. Черт их маму разберет, — сквозь зубы выругался Лобанов. — Ладно, давай спать.

Саша натянул простыню до подбородка: капитан прав, надо постараться заснуть, поскольку завтра вновь предстоит полный хлопот день. Но заснуть не удавалось, ночь, как всегда, была душная, не приносящая облегчения от выматывающей, влажной жары. За тонкой перегородкой беспокойно ворочалась Ольга, за окном сияла неправдоподобно яркая луна, на бархатно-черном небе мерцали звезды, образующие рисунки чужих, южных созвездий. А под ними жил своей жизнью огромный город, не замиравший ни на минуту ни днем ни ночью. И в нем происходили новые события, готовые круто повернуть судьбы трех русских людей, собравшихся под крышей многоэтажного доходного дома вдалеке от родины…

Глава 6

Вернувшись после безуспешных поисков сбежавших русских, Быстрорукий узнал о случившемся с Цином несчастье. Осмотрев место трагедии, он легко восстановил картину происшествия: бывшему полицейскому, немало повидавшему в портовых притонах, борделях и игорных домах, не составило особого труда понять, как Фын сумел обмануть своего сторожа и жестоко расправиться с ним. Удалось также выяснить, как он выбрался из дома, перелез через ограду и скрылся в городе. Да что в этом толку, когда беглеца и след простыл? Где теперь искать проклятого Фына и русских?

Ответ напрашивался сам собой — в Шанхае! Каждый из прикоснувшихся к тайне золотого клада будет стремиться именно туда, в надежде найти старого Вока и узнать у него дорогу в пещерный город, затерянный в горах Белые Облака. Иного пути к вожделенному богатству нет, и все нити судьбы сходятся сейчас в руках неизвестного старика.

Возможно, Вок тоже знает только часть страшной тайны, доверенной ему погибшим американцем. Еще хуже, если этого Вока вообще не существует. Кто поручится, что коварный Аллен не солгал даже на смертном одре? Или этот старик все же существует, но живет совсем не в Шанхае. Ослабевший от потери крови, помутившийся рассудком от терзавшей его боли американец мог все перепутать. Может быть и так, что Вок действительно жил в Шанхае, но, не дождавшись посланца Аллена, взял да и помер от болезни, голода или старости? Все люди смертны…

Ничего не предугадаешь заранее, впереди тысяча дорог, ведущих в разные стороны, но выбирать нужно одну: в Шанхай! Только там можно выяснить, существует ли старик по имени Вок, от которого тянется путеводная нить к спрятанным сокровищам. А если все это окажется блефом, придется стиснуть зубы и упрямо продолжить поиски, наперекор всему.

Время решало многое, и Жао не стал ждать похорон Цина: ему уже ничем не поможешь — бедняга пал жертвой азартной погони за золотом. Не первая жертва и, надо думать, не последняя. Прощай, Цин! Медлить нельзя, в Шанхай, в Шанхай!

Пока Быстрорукий торопливо отдавал приказания, как действовать отряду в его отсутствие, Чжоу собирал вещи. Набив два вместительных чемодана, он отыскал хозяина и молча тронул его за локоть, давая понять, что все готово и можно отправляться.

На железнодорожную станцию они не поехали. Жао решил спуститься вниз по реке на плоту и лишь потом сесть в поезд. Конечно, неизбежна потеря драгоценного времени, но это лучше, чем неожиданные опасные встречи: любой из многочисленных вооруженных отрядов, рыскавших по округе, мог выйти к путям, остановить поезд, ограбить и взять в плен пассажиров. А чем ближе к крупному городу, тем меньше риск.

Дорога отняла несколько дней. Добравшись до Шанхая, бывший полицейский и его телохранитель сняли номер в недорогом, но приличном отеле, расположенном в китайском квартале, и начали поиски.

Жао съедало нетерпение: он боялся опоздать, но понимал, что торопливость плохой советчик. Он старался сдерживаться, опасаясь сделать неверный шаг, способный погубить и свести на нет усилия долгих лет, отданных охоте за сокровищами. Как ни тяжело накидывать на себя узду, приходилось смириться — двести тысяч золотых долларов стоили того, чтобы помучиться. И он с особой тщательностью разработал собственный план розысков Вока.

Приобретя кое-какие необходимые в городе вещи, бывший полицейский заперся вместе со своим телохранителем в номере. Он жадно курил одну сигарету за другой, пил холодное пиво и напряженно раздумывал, наблюдая, как Чжоу чистит и заряжает привезенные с собой маузеры, браунинг и револьверы, разложив их на старых газетах. Что же, пуля — последний аргумент, да и то, если ты успел выпустить ее первым, точно попав в цель. Но мертвые молчат. Проглотив кусочек горячего свинца, человек уже никогда ничего не скажет, а узнать нужно очень многое. Поэтому лучше напрячь мозги, чтобы действовать наверняка, нигде не подставиться и не дать осечки.

Искать старого Вока? Отлично! Это должно быть главной, но не единственной задачей. Существуют еще сбежавшие русские. Один из них человек особенно приметный: гигант, к тому же одноглазый. Конечно, нет уверенности, что второй пленник поделился с ним тайной, после чего белый гигант отправился в Шанхай. Тем не менее такую версию нужно проверить: если он здесь, его могли увидеть и запомнить торговцы, рикши, разносчики зелени, попрошайки, мальчишки-газетчики и прочая публика, с утра до ночи, а то и сутки напролет болтающаяся по улицам. У Жао еще сохранились кое-какие связи среди представителей городского дна. Их-то и надо порасспросить о русском. Если удастся его найти, он скажет, куда подевался сидевший с ним в одной яме приятель — ведь бежали они вместе. А способов получить нужную информацию множество, начиная с оплаты интересующих сведений деньгами или услугами до похищения и пытки.

Большая удача, если русские не разлучались и вместе прибыли в Шанхай: тогда задача упрощается. Но пока нужно найти верзилу, поскольку искать второго значительно труднее — он не так заметен, а для большинства китайцев все европейцы кажутся похожими, как братья-близнецы, и расспрашивать о человеке другой расы, не имеющем особых примет, гиблое занятие и пустая трата денег.

Нельзя забывать и об убийце родственника, проклятом Фыне. Теперь известно его имя, правда, к сожалению, поздновато. Пленника опознал один из людей Жао, перебежавший к нему от Чжу Пея.

Итак, не забывать о проклятом Фыне. Он знает о тайне золотого клада и наверняка примчится сюда.

Бывший полицейский считал, что тайна золота не даст покоя ни днем ни ночью любому из посвященных. А раз так, то каждый из них начнет разыскивать старого Вока и, возможно, сделает за Жао часть черновой работы. Почему бы этим не воспользоваться? Нащупав конкурентов, оставаясь для них невидимым, вцепиться репьем, незаметно сесть на шею и ехать в нужную сторону — разве не истинная мудрость?

Значит, начинаем розыски старого Вока, двух русских и Фына? Где-нибудь да улыбнется капризное счастье: чем мельче ячейки заброшенного невода, тем больший улов достается рыбаку. Пожалуй, Чжоу надо поручить розыски Фына — убийца не станет искать пристанища в богатых кварталах или европейских сеттльментах, а скроется в трущобах, где телохранитель рано или поздно сумеет его обнаружить. На себя Жао решил взять более сложную часть работы — розыски русских и старика.

Утром отправились в город. Чжоу — в поношенном дешевеньком костюме — поплелся в азиатские кварталы, изображая безработного бездельника. Жао поехал на трамвае в центр, намереваясь отработать отели и рестораны, а затем, по мере необходимости, расширить круг поиска. Уходило драгоценное время, но что поделать? Кому довериться в столь деликатном вопросе, кого привлечь в помощь, кроме верного Чжоу? Может быть, все же удастся найти помощников? Но для этого нужно побродить по городу, поговорить с людьми, узнать, кто из старых знакомых остался здесь, подумать, чем они могут быть полезны и как их использовать «втемную», тщательно скрыв истинную причину собственных интересов. Иначе, пронюхав о золоте, тебе всадят нож в спину или выпустят пулю в затылок.

Увидев из окна трамвая вывеску магазина сувениров «Девять драконов», Жао сошел на ближайшей остановке. Где-то внутри возникло знакомое ощущение близкой удачи. Бывает же, когда вдруг ни с того ни с сего появляется предчувствие выигрыша, ты тянешь лотерейный билет из ящичка уличного торговца — и точно, самый крупный приз твой! Еще работая в полиции, Быстрорукий научился четко ловить момент возникновения этого предчувствия, помогавшего ловко распутывать сложные дела. Вдруг и сейчас? Помимо всего прочего, девять — счастливое число!

Из-за стекла витрин на прохожих таращили глаза мифические чудовища. Они обвивали фальшивые колонны, золотыми волнами перекатывались по лазури прессованного картона, имитировавшего поделочный камень, причудливо изгибали чешуйчатые тела на вазах, впечатались в узор каминных решеток и застыли на марках. Можно было подумать, что наступил пятнадцатый день первого лунного месяца, когда люди выходят на улицы в одежде, расшитой изображениями драконов, и с фонариками-«драконами» в руках. Или ожил почивший почти две тысячи лет назад император Лю Бан, объявивший себя «сыном дракона» и повелевший подданным всячески почитать образ чудовища.

Полюбовавшись выставленными в витрине товарами, Жао вошел в магазин. Постоял у одного прилавка, у другого, потом взял копию старинной книги «Эр Я И» и начал с видимым интересом ее перелистывать. При этом он время от времени поглядывал на продавца, обслуживавшего чету пожилых европейцев.

Предчувствие не обмануло: удача! Лицо продавца очень знакомо, но имя напрочь вылетело из головы. Впрочем, это не столь важно.

Закончив с европейцами, шумно обсуждавшими сделанные покупки, молодой человек подошел к Жао.

— Господин не ошибся, это чудесная книга. Она несомненно станет украшением вашей библиотеки. Обратите внимание, трактат написан тысячи лет назад, но уже тогда существовали канонические правила изображения драконов: извивающееся змеиное тело, покрытое чешуей, как у карпа. Голова — верблюжья, но с оленьими рогами и коровьими ушами. Лапы — тигриные, но с ястребиными когтями. Последний штрих: горящие как угли, демонические глаза.

— Рисовать черта легко, рисовать тигра трудно! — многозначительно поглядев на него, ответил пословицей бывший полицейский. Заметив, что продавец чуть вздрогнул, он удовлетворенно усмехнулся. — Не так ли? Черта как ни изобразишь, никто не скажет, что непохож, поскольку сам его не видел. А тигра видели многие. Так и дракон. Кто его видел?

— Господин Жао? — неуверенно произнес продавец, растянув губы в заискивающей улыбке. — Извините, не сразу узнал вас.

— Давно ты тут обосновался? — небрежно облокотившись о прилавок, поинтересовался бывший полицейский.

— Уже два года, господин Жао, два года. Давно мы не виделись…

— Давно. — Жао мучительно напрягал память, пытаясь вспомнить имя продавца. Да черт с ним, важно другое: этот парень когда-то был замешан в делах, связанных с выкупом за жизнь уголовников.

Работая в полиции, Жао негласно ввел новую статью поборов с преступников: они должны были давать ему взятки за сохранение жизни при возможном задержании — иначе всегда мог найтись предлог пристрелить задержанного. И этот малый тоже приносил деньги. Совершенно точно!

— Ты мне нужен. — Ухватив продавца за галстук, бывший полицейский резко притянул его к себе. — Придешь вечером в «Глаз павлина», там поговорим.

— Конечно, обязательно, вы можете не сомневаться, — просипел парень, не решаясь освободиться, пока Жао сам не выпустил галстук.

— До встречи! — Ухмыльнувшись, Быстрорукий вышел на улицу.

Вряд ли этот молодчик потерял связи с уголовным миром. Значит, вечером он либо придет в бар «Глаз павлина», чтобы выведать, чего хочет Жао, либо заранее предупредит дружков, среди которых могут оказаться полезные люди. Не исключено, что он встретится с ними после переговоров, но тогда за ним неслышной тенью будет следовать Чжоу. А сейчас Жао сам последит за продавцом.

Бывший полицейский свернул в подворотню и начал наблюдать за магазином. Минут через двадцать его терпение было вознаграждено: продавец выскочил на улицу и сел в коляску рикши. Жао тоже нанял рикшу и приказал ему гнать следом. Лицо он спрятал за соломенным зонтиком, словно прикрываясь от палящих лучей солнца. Жаль, что рядом нет Чжоу, впрочем, он и сам справится — не впервой. Потянем за звено — вытянем всю цепочку. Только бы не потерять из виду коляску…

Похоже, преследуемый даже не подозревал, что за ним следят. Правда, он оглянулся несколько раз, но что увидишь в толчее, среди пешеходов, рикш, автомобилей и повозок?.. Ехали они довольно долго. Мелькали вывески, яркие витрины магазинов, зеленые, манящие прохладой скверы, отели, универмаги, синематографы.

Наконец коляска продавца остановилась у дешевого бара. Седок соскочил на тротуар и юркнул в дверь. Жао приказал своему рикше проехать немного вперед.

— Жди здесь, — бросив ему монету, буркнул он. Рикша сунул деньги за щеку и устало опустился на корточки.

Подойдя к открытому окну бара, бывший полицейский заглянул в него. Продавец разговаривал с красивой девушкой в ярко-красном платье. Две или три девушки, одетые точно так же, сновали между столиками. Понятно — это официантки. Бар, называвшийся «Старый очаг», оказался просторным, с длинным и широким залом, своим убранством напоминавшим деревенскую харчевню.

Быстрорукий едва успел отскочить от окна, когда продавец неожиданно обернулся. Решив напрасно не рисковать, Жао перешел на другую сторону улицы. Он чувствовал себя словно гончая, взявшая свежий след подранка: не зря, значит, вошел в тот магазин, не зря заговорил с этим парнем. Молодчик засуетился и, как видно, кинулся доложить о неожиданном визите. Стоит посмотреть, что за люди стоят за ним, и потом решить, как использовать полученную информацию в собственных интересах.

Ага, продавец вышел из бара. Неужели собирается еще куда-то ехать? Или он уже все сказал смазливой официантке и теперь вернется в магазин? Ах, как не хватает Чжоу! Что же делать? Отправиться следом за продавцом или заняться девчонкой?

Выбрав второе, Жао еще некоторое время понаблюдал за парнем. Тот нанял рикшу и уехал. Вроде бы в ту сторону, откуда прибыл. Позже надо снова наведаться в магазин и проверить, там ли он. А пока займемся милашкой в красном: вдруг она приведет еще куда-нибудь?

Сменив позицию, Быстрорукий перешел к афишной тумбе, потоптался около нее и совсем было собрался войти в бар — надо попробовать познакомиться с этой девицей, а там действовать по обстоятельствам, — как вдруг она сама появилась на улице. Если бы не прежний опыт, Жао вряд ли узнал бы ее в другой одежде: легком европейском платье, соломенной шляпке с кокетливой вуалеткой и туфлях на высоких каблуках. Но он не зря ел хлеб в криминальной полиции и сразу уцепился взглядом за стройную фигурку. Девочка что надо, ничего не скажешь, неплохо бы провести с ней вечерок, однако дело прежде всего.

Когда она села в коляску, Быстрорукий успел добежать до своего рикши и снова пустился в погоню. Он кусал губы от едва сдерживаемого нетерпения: во что бы то ни стало тянуть за появившуюся ниточку, узнать, с кем связаны эти двое, использовать полученные сведения в собственных интересах. Как это лучше сделать, увидим после: сейчас главное — не упустить девчонку!

Вскоре они миновали деловую часть города и свернули на тихую улочку, застроенную доходными домами. Около одного из них коляска с девушкой остановилась. Она расплатилась с рикшей и вошла во двор.

Жао кинул своему рикше вторую монету и поспешил за мелькнувшим в подворотне платьем. Куда она идет, к кому? Что сказал ей продавец, почему они так засуетились после его визита?

Девушка вошла в подъезд многоэтажного дома. Выждав немного, Быстрорукий быстро пересек двор и последовал за ней.

После яркого света на улице в парадном показалось темновато. Жао осторожно шагнул вперед, но тут сзади на шею ему обрушилось что-то тяжелое, разом сбив с ног. Упав на четвереньки, бывший полицейский почувствовал, как его мозги начал заволакивать туман беспамятства, но новый взрыв боли привел его в себя: кто-то жестоко врезал ему ногой по ребрам.

Дыхание перехватило, грудная клетка затрещала, а с другой стороны ударили снова, целясь носком ботинка в висок. Буквально чудом успев убрать голову, Жао нырнул вперед, пытаясь вырваться, перекатиться и выхватить спрятанный под пиджаком револьвер, но наткнулся лицом на чужое колено. Боли уже не было, только тупой толчок и онемение, как под анестезией у дантиста. Сзади его схватили за плечи, рванув вверх.

Поддавшись, Быстрорукий использовал силу противника и нанес ответный удар затылком. В глазах плясали огненные круги, легкие разрывались от нестерпимой боли, но он рубанул ребром правой ладони туда, где напряженно сопел еще один враг.

Не дать им добить себя! Любой ценой вырваться из западни, в которую заманили продавец и проклятая девка! Пощады ждать нечего — люди трущоб не знают жалости!

Резко присев, Жао увернулся от нового удара, нацеленного в голову. Упал на бок и резко выбросил навстречу нападавшему ногу, угостив его старым приемом, отбивавшим внутренности. Только бы не потерять сознания! Отбиваться, отбиваться, отбиваться!..

Изворачиваясь как уж, нанося удары куда попало, Быстрорукий стремился хоть на мгновение выбраться из свалки, чтобы воспользоваться оружием. Однако взявшие его в оборот не собирались упускать жертву: удар в живот, и Жао согнулся пополам. Его схватили за руки и с размаху приложили спиной о чугунные перила лестницы. Бывший полицейский слабо охнул, сполз на грязный, заплеванный пол и закатил глаза.

Один из нападавших нагнулся и вытащил из-под его пиджака револьвер. Потом вывернул карманы, забрал часы и бумажник. Бросив обмякшее тело под лестницу, бандиты вышли из подъезда. Двое вели под руки третьего, морщившегося от боли при каждом шаге — удар бывшего полицейского почти достиг цели…

Когда Жао пришел в себя, вокруг было темно. Страшно болела спина, внутренности буквально разрывались от спазм, голова казалась чужой, словно ее приставили к телу после того, как долго пинали ногами, безжалостно гоняя из угла в угол.

Жао попытался подняться, но застонал и рухнул на пол: руки и ноги не хотели слушаться. Неужели поврежден позвоночник?

Нет, не может быть, иначе он и пошевелиться не смог бы. Но где он, что с ним произошло? В памяти остались лишь обрывки воспоминаний: магазин с драконами, поездка на рикше, смазливая девка в ярко-красном платье, а потом как отрубило: черный провал с багровыми всплесками боли.

Стиснув зубы, чтобы не выдать себя стоном, — вдруг враги еще рядом и готовы добить его? — Быстрорукий перевернулся на бок и увидел в темноте вертикальную светлую полоску. И оттуда тянуло прохладой!

«Щель… дверь неплотно прикрыта…» — понял Жао. Он попробовал ползти, стараясь подчинить своей воле непослушное тело. Одолев несколько метров, Жао обессилел и ткнулся лицом в плитки пола, чувствуя, как тело покрывается липкой, холодной испариной. Кажется, когда он попал в передрягу, ярко светило солнце, а сейчас темно, значит, уже наступил вечер или ночь… Наверное, бандиты посчитали, что переломили ему хребет, и ушли, оставив подыхать. Если он сумеет выбраться, они дорого заплатят за это, но сначала надо хотя бы выползти за порог.

Неожиданно дверь распахнулась, и кто-то вскрикнул от испуга, наткнувшись на лежавшего окровавленного человека. Потом чиркнула спичка, и в неверном свете маленького пламени Жао различил очертания женской фигуры.

— Господин, что с вами?

— Помогите, — едва ворочая языком, простонал Жао. — Я заплачу.

— Надо сообщить полиции. — Женщина распахнула дверь пошире. Он наконец разглядел ее — полная немолодая китаянка.

— Не стоит. Дайте руку, я попробую встать.

С ее помощью бывший полицейский поднялся на ноги и, замирая от приступов головокружения, шагнул за порог. Ночная прохлада немного взбодрила его, и он сумел доплестись до коляски рикши.

— Где вы живете? — разглядывая при свете уличных фонарей грязный костюм Жао и его разбитое лицо, спросила женщина.

— «Континенталь».

— Поехали, — усаживаясь рядом с ним на сиденье, сказала китаянка. — Не забудьте, господин, вы обещали заплатить…

Почти две недели Жао провалялся в номере. Чжоу нашел хорошего европейского врача. Тот, осматривая избитого пациента, только удивленно качал головой, недоумевая, как ему удалось остаться в живых и даже не получить переломов. Исправно принимая выписанные им лекарства, Быстрорукий пригласил и китайских лекарей, врачевавших его веками испытанными средствами: мазями из трав, иглоукалыванием, массажем. Как бы то ни было, но силы постепенно возвращались.

Потеря бумажника и револьвера не слишком беспокоила бывшего полицейского, волновало другое.

Тщательно восстановив в памяти все события трагического дня, он напряженно размышлял: где и как случилось оступиться, угодив в западню? А главное — время, время! Уходят впустую драгоценные дни. Чжоу вынужден ухаживать за ним и не может заняться розысками проклятого Фына. Драка в подъезде выбила из колеи, поломала планы и лишила необходимого темпа в действиях.

Следуя указаниям хозяина, Чжоу несколько раз посетил магазин «Девять драконов», но не обнаружил там молодого продавца. Потом он отыскал заведение «Старый очаг», но девки, завлекшей Быстрорукого в западню, среди официанток не было. И она и продавец словно сквозь землю провалились. Это не понравилось бывшему полицейскому. Если его считают погибшим, почему исчезли эти люди? И еще одна загадка: почему его хотели не припугнуть, а искалечить или лишить жизни?

Выкуривая одну сигарету за другой, Жао часами искал ответа и не находил его. Предположений множество, но все они подобны переменчивым облакам: дунет ветер, и меняется их форма, цвет, направление движения. А надо знать точно, поскольку в этом приключении, чуть было не окончившемся весьма плачевно, есть некий скрытый смысл.

— Тут что-то не так, — твердил он растиравшему его спину Чжоу. — Этих мерзавцев надо обязательно найти и вытрясти из них душу.

Наконец Быстрорукий окончательно выздоровел. Можно вновь заняться делами, но отныне он решил действовать только совместно с верным телохранителем. По мнению Жао, они имели несомненное преимущество: враги наверняка считают его выбывшим из игры. Даже добивать не стали, уверенные, что сломали позвоночник. А с перебитым хребтом еще никто не бегал. Но зачем они убрали продавца и девку, что за этим кроется? Парень из магазина узнал Жао — значит появление бывшего полицейского кого-то испугало и подтолкнуло к решительным действиям? Кто этот человек или кто эти люди? Чего они боятся и чем занимаются в огромном преступном мире Шанхая? Кому подчиняются и платят дань, с кем враждуют? Не пора ли получить ответы на все вопросы?..

— Завтра все начнем заново, — сказал он однажды вечером Чжоу. — И будем действовать безжалостно, хитро, предельно быстро, не давая противнику опомниться.

Телохранитель понимающе усмехнулся и пошел готовить арсенал к бою. Похоже, хозяин полностью пришел в себя, и сейчас не позавидуешь тем, кто решит встать у него на пути к золоту.

Утром начали с магазина «Девять драконов», поскольку он послужил отправной точкой для недавнего, чуть не закончившегося трагически приключения. В резерве оставался бар «Старый очаг», где работала официанткой некая очаровашка, но туда Жао решил наведаться только при неудаче в сувенирной лавке.

Заранее изучивший обстановку Чжоу показал, где припаркована машина хозяина магазина. Она была не слишком роскошной и дорогой — так, пробежавшая немало миль подержанная колымага, но само ее наличие свидетельствовало о доходах владельца: не многие лавочники могли позволить себе разъезжать по Шанхаю на собственном автомобиле.

Засаду устроили во дворе, куда выходил черный ход магазина. Увидев купца, появившегося в сопровождении рослого охранника, Жао подал Чжоу условный знак, и тот не спеша пошел навстречу ничего не подозревавшим жертвам. Поравнявшись с охранником, он неожиданно подпрыгнул, ударив его носком ботинка в висок. Парень рухнул как подкошенный. Выскочивший из-за угла Жао выхватил револьвер и ткнул стволом в живот купца.

— Молчать! Иди к машине!

Хозяин магазина — тощенький, с щеголеватой бородкой, в которой уже начала пробиваться седина, — испуганно втянул голову в плечи и послушно направился к автомобилю. Сзади тенью следовал Чжоу.

Забрав у купца ключи, он открыл дверцу, впихнул пленника на заднее сиденье, а сам плюхнулся рядом. Жао сел за руль и быстро погнал машину к заброшенным докам у пристани Ди-кей-кей: там есть тихое местечко, словно нарочно созданное для выяснения отношений.

— Я готов заплатить выкуп. — Побледневший хозяин магазина безропотно позволил Чжоу обыскать себя. — Назовите сумму. Сколько вы хотите?

Бывший полицейский не ответил. Автомобиль, резко взвизгнув покрышками, свернул на набережную, помчался мимо длинных причалов, потом затрясся на разбитой, ведущей к докам дороге и, наконец, остановился почти у самой воды, скрытый от посторонних взглядов полуразрушенными строениями. Плескались грязные волны, пронзительно кричали чайки, жадно хватая плававшие на поверхности отбросы, медленно оседала поднятая колесами пыль.

— Мне нужен парень, который работал у тебя продавцом. — Выключив мотор, Жао обернулся к пленнику.

— Кто именно вас интересует? — нервно облизал пересохшие губы хозяин магазина.

— Не помню имени. Молодой, носит пестрые галстуки. Недавно ушел или его убрали из твоей лавки. Понимаешь, о ком речь?

— Кажется, да. Но я ничего о нем не знаю. Честное слово!

Чжоу быстро сжал запястье купца одной рукой, а другой ухватил мизинец и переломил его как спичку. Пленник дико взвыл, но, получив жестокий тычок под ребра, оборвал крик и протяжно застонал. Из глаз его покатились крупные слезы, лицо еще больше побледнело.

— Осталось девять пальцев, — закуривая, бросил Жао. — Это на руках. А еще есть ноги, глаза, уши, зубы…

— Пожалуйста, не нужно, — прерывисто дыша, униженно попросил торговец.

— Тогда выкладывай! — ухмыльнулся Чжоу.

— Мне иногда поставляют контрабандный товар, — едва слышно начал купец. — Потом велели взять парня на работу. Я маленький человек и не могу ссориться с сильными людьми, иначе начнутся крупные неприятности.

— Тебя ждут еще большие неприятности, если будешь вилять, — пообещал Жао. — Кончай крутить! С кем он связан и где сейчас находится?

Баюкая искалеченную руку, купец закрыл глаза, мелко вздрагивая всем телом. Сердито засопев, Чжоу снова схватил его запястье, сдавив как клещами.

— Нет! — взвизгнул хозяин магазина. — Не надо! Я скажу!

— Говори, говори, — поторопил бывший полицейский.

— Он связан с людьми из общества «Золотые вороны». Сначала я только платил им за охрану магазина, а потом меня заставили торговать контрабандой и взять на работу их человека.

— Этого парня? — уточнил Чжоу.

— Да, его зовут Мун. Дней десять назад он зашел в мой кабинет и сказал, что ему нужно срочно позвонить. Я вышел, но оставил дверь неплотно прикрытой и слышал, как он говорил кому-то, что появился старый знакомый, и упоминал монахов.

— Монахов? Ты не ошибся? — заинтересовался Жао.

— Нет. Именно монахов. После телефонного разговора он ушел, а на другой день мне во время обеда позвонил незнакомый мужчина и сообщил, что Мун больше не будет работать в магазине и на его место пришлют нового продавца. Но пока так и не прислали. Вот и все. Поверьте, более мне ничего не известно.

— Охранника тебе дали «вороны»?

— Да, он начал работать у меня раньше, чем Мун.

— Если будешь откровенным, с тобой не случится ничего плохого, — усмехнулся Жао, знаком приказав Чжоу дать пленнику сигарету. — Что ты знаешь о заведении «Старый очаг»?

— Ничего. — Жадно затянувшись, купец отрицательно мотнул головой.

— Ладно, а кто приходил к Муну? Кого ты можешь назвать из его знакомых или приятелей?

— Трудно уследить за всеми посетителями, разные люди заходят в лавку. Никогда не знаешь, покупатель это или нет. Скажите, кто конкретно вас интересует?

— Приходила к нему смазливая девка лет двадцати? — Жао описал приметы официантки из «Старого очага».

Похоже, торговец действительно не слишком осведомлен: его просто регулярно доили, как многих купцов в городе, волей-неволей вынужденных платить дань бандитам и оказывать им разные услуги.

В полицию никто из них не сообщал — это было равносильно смертному приговору. Наверное, стоило захватить живым и охранника, но не хотелось зря рисковать и привлекать внимание, если вдруг завяжется перестрелка. А теперь, как только обнаружат в подворотне его тело, забеспокоятся не только полицейские, но и люди «Золотых воронов». Об этой организации Жао знал давно: во время работы в полиции ему приходилось сталкиваться с ее членами. У многих из них на внутренней стороне предплечья, ближе к подмышке, был вытатуирован стилизованный значок солнца — символа покровителя «Золотых воронов». Этой группировке преступников противостояло могущественное тайное общество «Тайбо» — «Драконов золотой звезды».

— Кажется, ее зовут Мэй, — наконец вспомнил купец. — Я видел ее несколько раз в магазине и в городе.

— В городе? Где именно? — чуть не подпрыгнул на сиденье бывший полицейский.

— Случайно встретил в европейском заведении «Гранд», в западной части города. Она сидела в баре в обществе двух английских моряков и еще одной девицы. Вторую не знаю, — добавил торговец, поняв, что сейчас последует новый вопрос. — Англичане были с торгового судна, но не простые матросы.

— Значит, она подрабатывает проституцией? — усмехнулся Чжоу.

— Что ты еще можешь сказать? — поглядев на часы, спросил Жао.

— Больше ничего не знаю. Вы отпустите меня?

— Позже, приятель, чуточку позже. Наберись терпения. Пока придется немного поскучать здесь, чтобы ты не успел предупредить своих дружков, а вечером отправишься домой. И держи язык за зубами, если хочешь остаться в живых! — пригрозил бывший полицейский.

— Да, да, вы можете не сомневаться! — горячо заверил хозяин магазина.

— Устрой его отдохнуть, — велел Жао телохранителю, — а я пока разверну машину.

— Пошли. — Чжоу открыл дверцу, вытащил купца из салона и подтолкнул к полуразрушенному сараю.

— Вы обещали!

— Конечно, конечно, — увлекая за собой упирающегося торговца, кивнул телохранитель, — не задерживайся…

Жао лихо развернул автомобиль и остановился напротив сарая. Через минуту в темном проеме показался Чжоу. Поддернув брюки, он сел рядом с Быстроруким, и тот тронул с места.

— Там его долго не найдут, — закуривая, сказал телохранитель. — Давай спустим машину в реку — и все концы в воду.

— Пока не стоит. Нам сегодня придется много мотаться по городу, поэтому нужен транспорт, — следя за дорогой, откликнулся Жао. — Надеюсь, удастся выиграть время: «вороны» сначала наверняка заподозрят торговца, а полиция пойдет по следам местных уголовников. До вечера мы должны отыскать либо Муна, либо Мэй. Тогда и бросим авто где-нибудь. Ты понял, что он говорил о монахах?

— Нет, а что?

— Несколько лет назад здесь действовала банда «Черные монахи». Этот Мун шился с ними.

— Понятно, а сейчас куда гоним, в «Гранд»? Боюсь, что девчонка оказалась там случайно.

— Возможно, — протянул Жао. — Но мы знаем ее имя. Это облегчит поиски.

— Хочешь отомстить? — Чжоу открыл бумажник, отобранный у купца, и пересчитал деньги. — А если нет, то зачем нам она? Или Мун?

— Чтобы знать, кто доил купца и отчего Мун так переполошился, когда меня увидел. Думаю, за всем этим кроется нечто весьма любопытное. Опять же, может быть, удастся узнать, кто отдает приказы людям «Золотых воронов» и «Тайбо».

— Дело твое: ты голова, я — руки, — засмеялся Чжоу, почесывая костяшки кулака, которым он несколько минут назад нанес смертельный удар хозяину сувенирной лавки…

Вскоре Жао остановил машину неподалеку от «Старого очага». Они заняли столик в углу, заказали вино и легкую закуску. Посетителей было мало, только несколько парней толклись у стойки, шумно обсуждая результаты последних собачьих бегов. Когда миловидная официантка принесла заказанное, бывший полицейский поймал ее за локоть.

— Выпей с нами. Надеюсь, ты не откажешься от угощения?

— За ваш счет, — засмеялась девушка.

— Давно здесь работаешь? — Жао налил ей вина.

— Достаточно, но мы не даем сведений о постоянных клиентах.

— Клиенты меня не интересуют, — заверил Быстрорукий, положив на стол крупную купюру, извлеченную из кошелька убитого купца. Девица ловко схватила ее, но Жао оказался проворнее: он успел накрыть руку официантки своей тяжелой ладонью и прижал к столешнице.

— Деньги твои, если скажешь, где найти Мэй.

— А я вам не по нраву? — кокетливо улыбнулась девица, настороженно стрельнув глазами по сторонам. — Как будто других нет, всем подавай только Мэй. Колдунья она, честное слово, колдунья! Стольких мужчин приворожила. Пустите, я не знаю, где она.

Чжоу незаметно наступил под столом ей на ногу и своими железными пальцами сжал второе запястье.

— Подумай, красотка! Но не открывай слишком широко рот, чтобы ненароком не проглотить свинец. Скажешь, получишь еще сотню. Ну? Кто ею интересовался?

— Она ушла почти две недели назад, — побледнела от страха официантка. — А недавно приходили трое, расспрашивали. Я слышала, у нее погиб какой-то знакомый. Как только она узнала об этом, ее как ветром сдуло.

— Вот видишь, мы уже нашли общий язык, — ласково улыбнулся бывший полицейский, дав знак телохранителю ослабить хватку. — Вспомни, где она чаще всего бывает? Я слышал, Мэй неравнодушна к мужчинам? Знаешь, где она живет? Долго вы вместе работали?

— Нет, она говорила, что долго нигде не любит задерживаться. Пару раз мы вместе провели время вечером, но где живет Мэй, я не знаю. Правда, не знаю… Однажды, когда мы были в «Рю-Лафайет», с ней там поздоровался один пожилой господин. Но пригодится ли это вам?

— Занятно. — Жао положил на стол еще несколько купюр и убрал ладонь с руки девушки. — Ты сообразительна, моя птичка. Скажи-ка, кого расспрашивали те трое? Случайно не тебя?

— И меня тоже. — Как только ее руки освободились, официантка с молниеносной быстротой спрятала деньги. — Но я им ничего не сказала. Они только лапали и грозили.

— А что за пожилой господин? — напомнил Чжоу.

— Старый, — пренебрежительно фыркнула девица, — лысый, похожий на черепашку. Мэй потом о нем так и сказала: «Черепаха». Пожалуй, больше мне рассказать нечего. Если щедрые господа пожелают, можно встретиться вечером. У меня есть хорошенькие подруги.

— В другой раз, милашка, сегодня мы очень заняты. — Жао ласково потрепал ее по щеке. — Не расстраивайся, я тебя запомнил, и мы непременно еще увидимся. Пока!

Немного посидев за столом и выпив по глотку вина, они расплатились и вышли на улицу. Бывший полицейский подхватил телохранителя под руку и потащил за угол.

— Мне не понравились парни у стойки.

— Сейчас проверим, — понимающе кивнул Чжоу и свернул в подворотню.

Через несколько минут во дворе появился один из парней, обсуждавший с приятелями собачьи бега. Увидев перед собой Жао, он попытался отступить, но столкнулся с возникшим у него за спиной Чжоу. Не говоря ни слова, телохранитель прижал его к стене и дал ему пару крепких пощечин.

— Кто тебя послал? — схватив за волосы соглядатая, прошипел Быстрорукий. — Что ты тут вынюхиваешь?

— Господин, я ни в чем не виноват, — начал канючить парень, но Чжоу вытащил у него из-под куртки револьвер.

— А это что? Орехи колоть?

— Ищешь Мэй? — встряхнул парня Жао. — Где она, знаешь?

— Да, то есть нет. Нам велели ждать ее или тех, кто начнет о ней расспрашивать.

— Ты один пошел за нами?

— Второй на улице.

Ощерившись, Жао резко ударил его затылком о стену. Раздался звук, похожий на треск лопнувшего арбуза.

Не оглядываясь, они поспешно вышли из подворотни. Чжоу сунул трофейный револьвер в карман и спросил:

— Как с другим?

— Уберешь, — буркнул Жао.

На улице он сразу направился к автомобилю, а телохранитель, высмотрев в толпе прохожих второго соглядатая, перебежал дорогу. Тот отвернулся, делая вид, что разглядывает выставленные в витрине товары. Поравнявшись с ним, Чжоу неуловимо быстрым движением нанес ему удар в позвоночник, и парень рухнул на тротуар. Кто-то из прохожих остановился, вскрикнула женщина, но Чжоу уже подскочил к машине и нырнул в заранее открытую хозяином дверь.

— Кажется, нашей милой птичке не придется воспользоваться деньгами, — криво усмехнулся бывший полицейский, поглядывая в зеркальце заднего обзора. Вокруг упавшего уже собиралась толпа.

— Куда теперь? — прикурив для хозяина сигарету, равнодушно спросил телохранитель.

— К Черепахе. — Жао сплюнул прилипшую к губе крошку табака. — И чем скорее, тем лучше. Когда официантку возьмут в оборот, она молчать не станет. Конечно, жалко девчонку, мы могли бы выпотрошить ее в другом месте, но время не ждет.

— Ты сказал — к Черепахе. Откуда ты знаешь этого старого черта? — удивился Чжоу.

— Встречались, — ловко лавируя по узким переулкам, хмыкнул бывший полицейский. — Любопытный старичок. Он действительно похож на черепаху, да и кличка у него такая же. Живет тем, что выискивает девочек для дорогих публичных домов и услады похотливых богачей.

Они въехали в длинный, кривой переулок. Притормозив у большого серого дома, Быстрорукий выключил мотор.

— Пошли, попробуем потолковать с Черепахой.

— Неужели за прошедшие годы он не сменил пристанища? — недоверчиво покачал головой Чжоу.

— Не в его привычках переезжать. Когда мы познакомились, он уже жил здесь лет двадцать, если не больше.

Миновав проходной подъезд и темную арку подворотни, они очутились в большом захламленном дворе. Огромные кучи мусора распространяли ужасающее зловоние. Среди отбросов сновали дети — чумазые, полуголые, горластые. В сторонке на перевернутых вверх дном старых ящиках устроились несколько бедно одетых стариков, азартно игравших в маузан — китайское домино. На веревках сушилось белье, шелудивые псы выкусывали блох.

Брезгливо сморщив нос, Жао пересек двор и уверенно вошел в следующий тоннель подворотни. Чжоу старался не отставать от хозяина. Он чувствовал себя неуютно под любопытными взглядами обитателей трущоб, как по команде повернувших головы в сторону пришельцев. Эти взгляды словно вопрошали: чего ждать от двух прилично одетых мужчин, неожиданно вторгшихся в их замкнутый, устоявшийся мирок. Но лишь только чужаки скрылись, все тут же потеряли к ним интерес и вернулись к своим делам.

Подворотня привела в другой двор, меньшего размера и не такой грязный. Тут даже росло несколько чахлых деревьев, и кое-где на утоптанной до каменной твердости земле пробивались жесткие кустики пожелтелой травы. В глубине двора стоял похожий на ковчег серый дом. Каждый его этаж опоясывали широкие галереи, на которые выходили двери квартир, а наружные лестницы вели на разные ярусы. И вся эта запутанная система кишела людьми, как муравейник. Женщины что-то варили на примусах, стирали, развешивали белье, перекликались и переругивались друг с другом, унимали орущих младенцев. Мужчины расхаживали по галереям, курили, пили дешевое пиво, играли в карты, лениво щипали и тискали женщин. Тут же носились дети, шаркали изношенными туфлями старики и облысевшие старухи. Чжоу поднял голову, разглядывая это вавилонское столпотворение.

— Ты надеешься найти нужного человека в этом бедламе?

— Не задерживайся, — потянул его за собой Жао и начал быстро подниматься по лестнице.

Миновав несколько ярусов, он нырнул в лабиринт погруженных в сумрак коридоров и отыскал внутреннюю лестницу. Там было совсем темно, подниматься пришлось чуть ли не ощупью, а когда они вновь очутились на галерее, яркий свет больно резанул глаза.

— Как он живет в таком аду? — перешагивая через тела спящих на полу людей, пробормотал Чжоу. — Тут зарежут, и даже не узнаешь кто.

— Ошибаешься, — обернулся Жао, — здесь все обо всех знают. И лучшая защита — многочисленность жильцов.

Остановившись около обшарпанной двери с грубо намалеванным иероглифом, обозначавшим свинью, Быстрорукий постучал.

— Опять к Черепахе гости, — недовольно пробурчала где-то за тонкой перегородкой женщина.

— Да, зачастили, — тут же откликнулась другая.

— А тебе завидно? — включился в разговор невидимок третий женский голос. — Лучше бы смотрела за мужем!

Прислушивавшийся к перепалке Жао поднял палец, призывая телохранителя быть настороже. Дверь с иероглифом чуть приоткрылась, и в щель глянул слезящийся старческий глаз, полуприкрытый морщинистым веком.

— Открывай. — Жао поскреб ногтем по косяку, и дверь распахнулась. Искатели сокровищ вошли.

— Ждал, ждал, — запирая за ними дверь на массивный засов, прошамкал лысый старик в теплом стеганом халате. — Идите за мной!

Пристанище Черепахи состояло из трех смежных каморок. Проводив гостей в самую дальнюю, старик молча указал им на лежавшие в углу свернутые ватные одеяла.

— Ты знал, что я в Шанхае? — Жао уселся, прислонившись спиной к висевшей на стене циновке с изображением цапли, танцующей в зарослях тростника. Чжоу тоже сел и сунул руку под пиджак, готовый в любой момент выхватить маузер.

— Люди болтливы, — хихикнул Черепаха, завешивая узкое окно еще одной циновкой, отчего в каморке стало совсем сумрачно. — А ветер разносит новости по всему городу. Надо только уметь слушать его шепот.

Старик прошаркал к настенному шкафчику, вынул из него трубку с длинным костяным мундштуком, набил ее табаком и, закурив, устроился напротив бывшего полицейского. Телохранителя он не удостоил даже взглядом.

— Я так и думал, что ты обязательно навестишь меня. — Выпустив клуб дыма, Черепаха сморщил в улыбке темное лицо. — Говори свободно, здесь тебя никто не подслушает. Ты занялся прежним ремеслом сыщика?

Жао прислушался. Жужжала муха, ударяясь о грязное стекло, тонко всхлипывал при затяжках засорившийся мундштук трубки Черепахи, напряженно посапывал Чжоу и… больше ничего. В эту каморку, как ни странно, снаружи не доносилось ни единого звука.

— Галерея кончается там, — махнул рукой старик, — а здесь угол дома. Самое тихое место, как раз для дружеских бесед.

Хитровато поглядывая на гостя, он неожиданно залился визгливым, дробным смехом, но тут же натужно закашлялся.

— Здоровье… Ты думаешь, меня зовут Черепахой только потому, что я лысый и весь в морщинах? Нет, дружок, прозвище я получил за долголетие. Много мне лет, ой как много! Но сколько бы человек ни прожил, ему все мало.

— Кто тебе досаждает посещениями? — достав сигареты, поинтересовался Жао. — Все еще ищешь красивых девчонок?

— Люди ходят, люди, — пожевал губами старик. — Разные… Одному надо то, другому это. А что привело ко мне тебя?

— Если ты умеешь слушать ветер, то, может быть, он шепнул тебе, где сейчас одна красотка? Ее зовут Мэй, она работала официанткой в «Старом очаге».

Быстрорукий решил не крутить: бесполезно состязаться с Черепахой в увиливаниях и недомолвках. В этом ему нет равных, а затеяв словесные игры, потеряешь массу времени и ничего не получишь взамен, кроме головной боли. Лучше сразу в лоб, без обиняков.

— Э-э-э… — Пальцы старика с припухшими бугорками суставов беспокойно шевельнулись. — Какая Мэй тебе нужна? Заметь, я не спрашиваю зачем.

— Однажды ты поздоровался с ней в «Рю-Лафайет», — терпеливо напомнил Жао.

— Ах эта… Да, красивая девка, очень красивая. Жемчужина! — Черепаха мечтательно полуприкрыл глаза. — Но ею интересуешься не только ты. Да, не только ты, учти!

— Знаю. — Бывший полицейский вынул из кармана бумажник убитого купца: пора покупать информацию. Привычки Черепахи давно и хорошо известны.

Приоткрыв один глаз, старик быстро взглянул на купюру в руках Жао и сделал вид, что его клонит в дрему. Быстрорукий вынул еще две купюры и начал обмахиваться ими, как веером.

— Мне тоже хочется прохлады, — немедленно открыв глаза, заявил Черепаха, — но у тебя очень маленький веер. Ветер от него не принесет нужных слов.

Жао добавил еще пять купюр и отдал их старику. Тот, нежно перебирая их скрюченными пальцами, прошамкал:

— Она прячется. Сильно боится. Хочешь ее найти? Тогда тебе нужно торопиться.

— Знаю, — кивнул Быстрорукий.

— Если ты все знаешь, зачем пришел? — обиделся хозяин. — Ведь спрашиваешь ты у меня, а не я у тебя.

— Извини, — примирительно поднял ладони Жао. — Так ты говоришь?..

— Да, я говорю, — ворчливо проскрипел старик. — Гложет нетерпение поспешить навстречу судьбе? Запомни: счастье мимолетно, только несчастье вечно. Хорошо ли тебе знакома восточная часть города?

— Да, — кивнул бывший полицейский.

— Тогда отправляйся к больнице для нищих. В конце улицы увидишь заброшенный квартал, назначенный на снос. Она там.

— Откуда тебе известно? — недоверчиво спросил Чжоу.

— Ветер принес, — не оборачиваясь, усмехнулся Черепаха. — Спешите!

— Почему нужно спешить? — склонил голову Жао. — Ты не договариваешь.

— Плохо слышу, — вытерев ладонью слюнявый рот, доверительно пожаловался старик. — Очень плохо слышу.

Быстрорукий опять полез за бумажником. Нет слов, Черепаха не зря берет деньги, но сейчас, пожалуй, все добытое у купца перейдет к хитрому старому своднику. И ведь пальцем не тронешь это чучело, потому что завтра же об этом узнает весь дом, и некие люди, постоянно нуждающиеся в его информации, обязательно найдут убийцу и расправятся с ним. Нет уж, лучше не скупиться.

Вытащив из бумажника оставшиеся купюры, Жао сунул их в руку Черепахи.

— По вечерам, когда стемнеет, со стороны набережной приходит женщина, приносит Мэй еду, — свернув деньги в трубочку, пробурчал старик. — Выследи ее, и она приведет прямо к той, кого ты хочешь видеть.

— Как я узнаю ее?

— Женщины, родившиеся на юге, ходят прямо, мелкими шагами. У них легкая походка, — засмеялся Черепаха. — И у нее будет сумка. А приходит она, когда опускаются сумерки. Всегда — со стороны набережной.

— А кто зачастил к тебе в гости? — решился подать голос телохранитель, но старик не удостоил его ответом. Растянув в улыбке беззубый рот, он перебирал полученные от Жао купюры.

Бывший полицейский встал. Чжоу тоже поднялся. И тут Черепаха поманил Жао, а когда тот наклонился, шепнул:

— Мэй ищут люди «Золотых воронов». Они уже были у меня, и сейчас я продал тебе сведения, предназначенные для них. Когда «вороны» придут снова, я скажу им то, что первым услышал ты.

— Понял, — кивнул Быстрорукий. — Когда ты их ждешь?

— Сегодня, — хихикнул старик. — После них может прийти еще кто-нибудь. А мне так нужен новый костюм! И рис нынче ужасно дорогой…

— Сколько ты сможешь молчать? — вынув уже собственный бумажник, прямо спросил Жао.

— Что ты сказал? — приложил ладонь к уху сводник.

— На, здесь костюм и рис. — Бросив на колени Черепахи деньги, бывший полицейский похлопал его по плечу. — Ну?

— Только до захода солнца.

— Ладно, и на том спасибо. Но смотри, ты обещал!

— Конечно, конечно, но они будут знать, что ты тоже был у меня. Сам рассуди, как это скрыть?

Шагая следом за Черепахой к двери, Жао подумал, что у него есть несколько часов форы. И то если старик не обманет…

Глава 7

Наскоро перекусив в первой попавшейся харчевне, они погнали автомобиль к заброшенному кварталу. Жао торопился, не надеясь на долгое молчание хитрого и жадного Черепахи, готового продать и перепродать сведения любому, кто согласен хорошо заплатить. Опять же не было уверенности, что кто-то не опередил их, — старый сводник никогда не сознается, когда, с кем и за сколько сторговался. Товары, как правило, быстро теряли ценность, и поэтому он старался поскорее сбыть его с рук.

За окном промелькнула и осталась позади больница для нищих. Две монахини католического ордена в накрахмаленных белых косынках мирно беседовали у ее подъезда. С другой стороны тянулась набережная. На воде слегка покачивались джонки со спущенными парусами. Кругом — тишина и запустение. Навстречу попались лишь несколько прохожих да усталый рикша, тяжело толкавший пустую коляску.

Свернув, Жао объехал вокруг заброшенного квартала. Обшарил глазами пустые провалы окон и заколоченные двери. Где тут прячется Мэй и почему прячется? От кого, от людей «Золотых воронов»? Удастся ли отыскать ее до того, как они сюда нагрянут?

— Давай объедем еще раз, — предложил телохранитель.

— Да нет, побережем бензин, — выискивая удобное место для стоянки, сказал Жао. — Если возникнут осложнения, нам придется побыстрее убраться, а бак почти пустой — наколесили за день.

Ему не хотелось оставлять автомобиль на видном месте, но и припарковывать его далеко от заброшенных домов тоже не имело смысла: не исключено, что Мэй придется тащить силой, и свидетели отнюдь не желательны.

Наконец он нашел понравившееся ему место и остановился. Закурил, повернулся к Чжоу.

— Сейчас разделимся и начнем обследовать квартал с разных сторон. Будь осторожен: нас может ждать засада. В чужих стреляй не раздумывая, но вообще-то постарайся действовать тихо. Нельзя спугнуть девчонку и вновь терять время на поиски. Друг друга подзываем условным свистом.

— Не хочешь подождать, пока появится женщина, приносящая ей продукты?

— Некогда, — отрезал Жао, открывая дверь автомобиля. — Начнешь со стороны набережной, а я отсюда.

Дождавшись, пока Чжоу скроется за углом, Быстрорукий огляделся: никого. Постояв пару минут, он приблизился к заброшенному дому и осторожно заглянул в проем окна: тихо, сумрачно, со стен свисают обрывки дешевых обоев, потолок облупленный — штукатурка кое-где отвалилась, обнажив решетку дранки, доски пола отодраны, видны прогнившие балки с ржавыми гвоздями, дверь сорвана с петель, пахнет пылью и запустением.

Одним прыжком перемахнув через подоконник, Жао очутился внутри. Присел, выхватил револьвер и настороженно прислушался — кажется, раздался слабый шорох в соседнем помещении? Или почудилось?

Прижимаясь спиной к стене, он пробрался к дверному проему и осторожно выглянул из-за косяка. Пискнув, в угол метнулась длиннохвостая тощая крыса, и Жао скривил губы в презрительной усмешке: кого тут встретишь, кроме Мэй, гангстеров и нищих бродяг? Только вездесущих крыс…

Переложив револьвер в другую руку, он вытер о полу пиджака вспотевшую ладонь и постарался восстановить в памяти план заброшенного квартала. Дома стоят вплотную друг к другу, образуя длинный прямоугольник. Фасады выходят на набережную. Так, так… Набережная слева от него, и оттуда в квартал проникнет Чжоу. Значит, нужно двигаться вправо. Вряд ли девчонка прячется в комнате, выходящей окнами на улицу — скорее она выберет для убежища укромное местечко где-нибудь в глубине квартала, на верхнем этаже или в подвале дома. Но есть ли здесь подвалы? И решится ли женщина проводить долгие часы под землей в обществе крыс, шастающих по темным, запутанным переходам? Нет, наверняка она заберется повыше, чтобы не воевать с мерзкими тварями, привлеченными запахом пищи. Хотя кто может предвидеть, как поведет себя Мэй, спасая жизнь? По сравнению с убийцами из тайного общества «Золотые вороны» крысы не столь великое зло.

Неслышно ступая, Жао двинулся дальше. Жаль, что в сумасшедшей спешке он не успел захватить фонарь: дело к вечеру, скоро совсем стемнеет. С другой стороны, свет фонаря его непременно выдал бы, если тут ждет засада. Ведь Черепаха, повинуясь приказу боевиков «Золотых воронов», мог специально наплести небылиц про заброшенный квартал, пустив его по ложному следу. Кто потом будет искать тела двух людей среди хлама и мусора? Для сведения счетов более удобного места не придумаешь.

Заглядывая во все закоулки, бывший полицейский добрался до лестницы и поднялся на второй этаж. По-прежнему тихо, пусто, грязно, и на слое пыли, покрывавшем доски пола, никаких следов, кроме отпечатков крысиных лап. Облупившаяся штукатурка, куски вывалившихся из стен кирпичей, мелкий сор, тонко хрустевший под подошвами ботинок, — и ничего, что могло хоть как-то указать на присутствие Мэй.

Время от времени Жао останавливался и жадно втягивал ноздрями застоявшийся воздух, пытаясь уловить запахи, выдающие спрятавшегося человека: ведь ему нужно есть, пить, курить, справлять естественные надобности. Но пахло только пылью и запустением.

На проверку первого дома квартала ушло почти сорок минут — это Быстрорукий установил, посмотрев на часы во время краткого отдыха, необходимого, чтобы не притупилось внимание. Мучительно хотелось курить, однако он терпел. Постояв немного с закрытыми глазами, бывший полицейский через пролом в стене перебрался в соседнее здание и… замер.

Буквально в трех шагах от него на полу лежал окурок! Выходит, Черепаха не солгал? В заброшенном квартале бывают люди?

Сердце забилось быстрее, а в душе вновь возникло предчувствие близкой удачи. Шагнув вперед, Жао осторожно, двумя пальцами поднял окурок и тут же разочарованно поморщился — судя по пыли и почти каменной твердости табака, сигарету выкурили очень давно, неделю или даже две назад. Пустышка, а не след. Мало ли кого могло занести сюда в надежде чем-то поживиться или найти ночлег в дождливую ночь? Скрываясь в развалинах, Мэй не станет бросать окурки где попало, к тому же неизвестно, курит она или нет.

Интересно, как дела у Чжоу? Пока условного свиста не слышно. И вообще, сюда не доносится никаких шумов, гробовая тишина, словно все вокруг вымерло. Проклятье, а не теряет ли он здесь время напрасно?

Да, время бежало неумолимо, в лабиринте пустых коридоров становилось все темнее, а поиски пока не дали никаких результатов. Что же делать? Неужели придется, забыв про еду и сон, блуждать здесь до утра, нюхая щекочущую ноздри пыль и зло ругаясь сквозь зубы? Занятие невеселое и далеко не безопасное — в темноте ничего не стоит угодить в провал или сломать шею на щербатых лестницах без перил. А бросить поиски нельзя, пока не убедишься, что девчонки здесь нет. Или пока не найдешь ее.

С досады сплюнув, Жао медленно побрел дальше, терпеливо заглядывая в каждый дверной проем, принюхиваясь, осторожно спускаясь и поднимаясь по лестницам. Наконец закончен осмотр второго здания. Чтобы попасть в следующее, придется выйти во двор.

Немного понаблюдав из окна за развалинами, бывший полицейский быстро выпрыгнул наружу и через пролом в стене проник в соседний дом. Конечно, кто-нибудь, притаившийся среди хаоса заброшенных строений, мог его увидеть, но всегда есть определенный риск, а розыски Мэй и так безумно рискованная затея. Хорошо, если риск оправдает себя, а если нет?

Снова лабиринт коридоров. Вездесущая пыль, щербатые ступеньки, крошка штукатурки, прогнившие полы, лохмотья обоев, мерзкий писк потревоженных крыс, немая пустота и противные запахи давно покинутого жилья. Однообразие поиска утомляло, притупляя все чувства, временами возникало шальное желание приложить ладони рупором ко рту и крикнуть во все горло: где ты, Мэй?! Отзовись! Но Быстрорукий только презрительно кривил губы в желчной усмешке в ответ на собственные мысли и молча продолжал поиски. Он упорно обшаривал все закоулки, методично проверял каждую нишу или щель в перекрытиях, в которую мог протиснуться человек, — нельзя уйти, пока не убедишься, что девушки здесь нет! Лишь тогда можно будет иначе поговорить с Черепахой, заставить его вывернуться наизнанку, показав трухлявое нутро. А так пустое дело — старый сводник примется твердить: ты плохо искал и сам виноват, что вернулся с пустыми руками. В конце концов, до захода солнца еще есть некоторое время и, если Черепаха не солгал, можно попробовать подловить южанку. Сейчас самое время принести провизию для Мэй. Необязательно караулить женщину на улице и красться следом. Вполне подходит вариант с засадой внутри развалин и захватом женщины при возвращении. Не останется же она здесь ночевать? А развязать ей язык и заставить показать норку пугливой мышки для Жао пара пустяков.

Вот только не опоздать бы. «Вороны» могут и опередить.

Однако усталость и нервное напряжение брали свое, — появилась резь в глазах, и Жао решил снова дать себе передышку хотя бы на пяток минут. Опустившись на корточки, он прислонился спиной к стене, достал сигарету и поднес ее к носу. Если нельзя закурить, то хоть немного подразнить обоняние в предвкушении первой затяжки после долгого, вынужденного перерыва. Как у каждого заядлого курильщика, у него давно сосало внутри — организм требовал очередной порции никотина. Закрыв глаза, он вдохнул запах табака. Но что-то не вполне осознанное не позволяло расслабиться, что-то казалось не так в уже ставшей привычной картине царившего вокруг запустения.

Бывший полицейский открыл глаза и, смяв сигарету, сунул ее в карман — что же его так насторожило? Шорох? Нет, по-прежнему тихо. Может быть, запах? Быстрорукий раздул ноздри и втянул в себя воздух, но не уловил ничего, кроме запаха пыли. Казалось, она пропитала и покрыла все, осела на стенах и потолках, густо запорошила даже паутину.

Пыль? Ну да, конечно, пыль! Наметанный глаз Жао зацепился за странные бороздки, оставшиеся на ковре пыли, — слабо различимые в полумраке, они были хорошо видны сейчас, когда на них падали косые лучи красноватого, заходящего солнца, заглянувшего в пустые оконные проемы.

Поднявшись, Жао подошел ближе и наклонился. Похоже, кто-то оставил отпечаток плетеной соломенной сандалии? След небольшой, скорее всего, — детский или женский. Уж не той ли женщины, которая снабжает Мэй водой и провизией? Не осторожная ли южанка надевает соломенные сандалии перед тем, как войти в покрытые густым слоем пыли коридоры заброшенного дома? Во многих южных провинциях распространены легкие, удобные соломенные сандалии, позволяющие двигаться почти бесшумно и не оставляющие четких следов. Почему бы женщине не использовать то, что ей хорошо знакомо с детства?

Прекрасно, но куда ведет загадочный след? Судя по отпечатку, женщина шла в том же направлении, что и Жао. Это стоило проверить, и он начал настойчиво искать другие следы. Вскоре его труды были вознаграждены: еще один слабый отпечаток соломенной сандалии был перед лестницей, ведущей на третий этаж. Затаив дыхание, Быстрорукий начал подниматься, стараясь, чтобы под ногами не хрустнула кирпичная крошка. Хоть бы не вспугнуть притаившуюся где-нибудь в углу крысу — она сорвется с места и выдаст его. Но все обошлось.

Добравшись до последней ступеньки, Жао осторожно выглянул из-за угла в длинный, полутемный коридор. Никого. Вдали зияет черный провал обвалившейся стены; по обеим сторонам, словно норы, темнеют входы в каморки бывших обитателей трущоб. С какой из них начать: осмотреть правую сторону, а потом заняться левой или перемещаться челноком от одной каморки к другой? Здесь слишком темно, чтобы различить следы сандалий, безошибочно указывающие путь к убежищу Мэй.

Шагнув в коридор, Быстрорукий вдруг с ужасом услышал, как под его тяжестью протяжно заскрипела старая, рассохшаяся половица. Казалось, звук, похожий на тоскливый стон, разнесся по всем закоулкам заброшенного квартала. Отскочив к стене, Жао прижался к ней спиной — черт бы побрал эти скрипучие полы! Страшновато, но не отступать же теперь, когда появилась надежда на удачу! Была не была! Посмотрим, не скрывается ли беглянка в ближайшей норе-каморке…

Бочком подвинувшись к дверному проему, Жао присел и заглянул внутрь. Пусто. И спрятаться здесь негде, просматривается все насквозь, виден каждый угол — каморка-то маленькая, узкая, всего с одним окном.

Не теряя времени, бывший полицейский метнулся к дверному проему напротив. Опять никого. Дальше, скорее дальше, но не забывать об осторожности! Хотя после громкого скрипа половицы есть ли смысл особо таиться? Тот, кто прячется или поджидает его, намереваясь всадить пулю или нож в спину, уже предупрежден.

Третья, четвертая, пятая каморки… На мгновение остановившись, Жао прислушался: кажется, ухо уловило шорох или опять с ним сыграли дурную шутку крысы, ставшие полновластными хозяевами заброшенного дома? Задержав дыхание и чувствуя, как в висках стучит кровь, Быстрорукий сжимал рукоять револьвера и вслушивался, вслушивался. Вроде бы вновь чуть слышный звук. Откуда он идет? Кажется, справа? Подобраться вплотную к дверному проему, броситься на пол и одновременно открыть огонь? А вдруг там Мэй? Зачем тогда долгие поиски, если получишь только ее труп? Но и неоправданно рисковать не хочется.

Что это? Похоже, кто-то тихо вздохнул и переступил с ноги на ногу? Определенно он здесь не один и шуршала совсем не крыса — шуршала одежда человека, притаившегося в одной из каморок.

Жао прокрался вдоль стены и, резко оттолкнувшись, тенью метнулся к другой стороне дверного проема. Молниеносно крутанулся на каблуках, и как раз вовремя: из черной пустоты выдвинулось — словно жало огромного насекомого — лезвие длинного, узкого ножа. Противник опоздал лишь чуть-чуть, и Быстрорукий этим воспользовался: ребром ладони рубанул по его руке.

Блеснув, нож отлетел в сторону и чиркнул острием по штукатурке. Плохо различимый в сумраке человек согнулся от боли, Жао толкнул его в каморку и уже собрался нанести рукоятью револьвера сокрушительный удар, но в последний момент понял, что противник у него всего один, и просто сбил его с ног.

К немалому удивлению бывшего полицейского, человек, распрямившись как сжатая пружина, моментально вскочил на ноги и вновь бросился в атаку.

Жао отпихнул его и… Да это же женщина! Неужели Мэй?

Разлетаясь на мелкие осколки, под ногами зазвенели черепки, последовала еще одна атака. Быстрорукий ловко поймал женщину, ощутив, как в его руках бешено извивается молодое, упругое тело. Она сражалась молча, но яростно, сопротивлялась с отчаянием обреченности, пытаясь расцарапать лицо, схватить за горло, ударить ногой по голени.

— Тихо, тихо! — прошипел Жао, привычно выворачивая женщине руки.

Завернув кисти почти к затылку, он заставил ее опуститься на колени. Быстро провел ладонью по груди и под тонкой тканью ощутил волнующую кровь упругую выпуклость. Молодая! Как видно, он нашел ту, которую искал.

Глаза уже немного привыкли к полумраку каморки, и Быстрорукий увидел в углу циновку, а рядом пустую бутылку с воткнутым в горлышко огарком свечи. Зажечь, поглядеть, какая она?

— Убей сразу, чего ты ждешь? — едва слышно простонала женщина.

— Сядь! — Жао толкнул ее на циновку, выпустив руку. — Только не шуми, я не собираюсь тебя убивать.

Поняв, что сопротивляться бесполезно, она покорно села, обхватила колени руками и опустила голову. Бывший полицейский поднял ее подбородок и заглянул в лицо.

— Мэй! Наконец-то! — спрятав револьвер, он удовлетворенно улыбнулся. — Давно ты здесь?

— Давно, — буркнула девушка. — Что тебе надо, кто ты?

— Узнаешь, — сказал Жао и, подойдя к двери, свистнул. Не надеясь, что Чжоу услышит сразу, свистнул еще раз и обернулся к пленнице. — Сейчас мы уйдем отсюда.

— Куда? — насторожилась Мэй. — Зачем я тебе?

— Потолкуем, — успокоил ее Быстрорукий. Но где же Чжоу, почему медлит?

Еще несколько минут томительного ожидания, и в конце коридора появилась знакомая фигура телохранителя. Раздался ответный условный сигнал, едва слышный, словно посвистывал выбравшийся из норы суслик.

— Живей! — поторопил Жао.

— Они сейчас будут здесь, — подбежав к нему, шепнул Чжоу. — Нашел девчонку?

— Да, она там. — Бывший полицейский мотнул головой в сторону каморки. — Что, идут люди «воронов»? Сколько их? Ты увидел или услышал?

— Пятеро. Женщину захватили у входа в развалины, я все видел сверху. У нас осталось несколько минут. Уходим?

— Поздно, — прислушавшись, бросил Жао. — Не успеем. Ты уверен, что тебя не заметили? Тогда дождемся их здесь.

Он показал Чжоу каморку напротив, а сам нырнул в убежище Мэй.

— Слушай внимательно, — наклонившись к девушке, сказал Быстрорукий. — Встань в простенок у двери и не высовывай носа, что бы ни происходило. Иначе схлопочешь пулю! — Для пущей убедительности он слегка ткнул ее в плечо стволом револьвера. — Если тебя окликнет женщина, отзовись, но не показывайся. Сюда идут те, кто хочет тебя убить, а мне ты нужна живой и здоровой.

— Да, господин, — испуганно сжалась Мэй.

Выскользнув в коридор, Жао подошел к каморке, где спрятался Чжоу. В сумраке блеснули глаза телохранителя, прижавшегося к стене с двумя револьверами в руках.

— Южанку тоже, — едва слышно приказал ему Быстрорукий. — Потом вниз и в машину. Смотри, чтобы не сбежала наша птичка. Начну я.

— Идут, — свистящим шепотом ответил Чжоу.

Бывший полицейский услышал на старой лестнице крадущиеся шаги и поспешил спрятаться. Плохо, если кто-то остался караулить внизу. Как бы он сам поступил на их месте? Впрочем, думать об этом нет времени: предательская доска выдала приближение противников. Что ж, нет худа без добра, но плохо, если они с фонарями, — тогда заметят оставленные им следы и насторожатся.

Жао взвел курок и подвинулся ближе к дверному проему: кажется, фонарей у них нет. Тогда — добро пожаловать! И пусть они не думают, что сумели всех перехитрить, поднявшись на этаж с двух сторон. Ну, подходите ближе, ближе, еще шаг…

Упав на одно колено, он открыл огонь, всаживая пули в неясные тени, метавшиеся в глубине коридора. И тут же грохнули револьверы Чжоу. Потянуло кислым пороховым запахом, темноту разорвали вспышки выстрелов, а потом внезапно наступила тишина. Осторожно выглянув, бывший полицейский увидел лежащие на полу тела, похожие на кучи тряпья. За перегородкой тонко всхлипнула перепуганная до смерти Мэй, в каморке напротив кашлянул Чжоу.

— Давай вперед, — приказал ему Жао и, войдя к девушке, взял ее за руку.

Потянув за собой, он вытащил Мэй в коридор и почти бегом преодолел расстояние до лестницы, чтобы не дать пленнице разглядеть убитых, среди которых была приносившая ей провизию женщина. Несчастная южанка лежала ничком между двумя мужчинами. Конечно, она не заслужила такого конца, но оставлять ее в живых было бы величайшей глупостью: Мэй должна исчезнуть без следа.

Чжоу ждал внизу. Жао знаком приказал ему поглядеть, все ли спокойно на улице, и телохранитель растворился в темноте.

Прислушиваясь к каждому шороху, бывший полицейский одной рукой сжимал рукоять револьвера, другой — цепко держал запястье Мэй, которую все еще била дрожь. Наконец раздался тихий условный свист, и появился Чжоу.

— За углом машина, — сообщил он.

— Сколько их? — Быстрорукий скривился от досады: все-таки «вороны» оставили на улице подкрепление. Возможно, услышав выстрелы, кто-то из их людей кинулся в лабиринты заброшенного квартала на помощь своим.

— Двое, — прошелестел телохранитель. — Один за рулем, другой курит на тротуаре. Но мы сможем уйти незамеченными, если не тянуть.

— Рискнем, — решился Жао.

Конечно, неплохо было бы разобраться с ожидавшими возвращения дружков из заброшенного квартала, но удача не гарантирована: вполне вероятно, что тебе ударят в спину выстрелы из чужих стволов, пока ты ловишь на мушку парней у машины. Нет, сейчас самое разумное поскорее вылезти из петли, забрав с собой добычу.

Выбравшись на улицу, они на цыпочках добежали до угла и во весь дух кинулись к машине. Открыв дверь, Жао впихнул девушку на заднее сиденье. Потом вместе с Чжоу они подтолкнули автомобиль и покатили его к набережной, боясь включать мотор в опасной близости от боевиков тайного общества. Наконец Жао прыгнул на водительское место и вставил ключ в замок зажигания. Сзади хлопнула дверь, и на сиденье рядом с Мэй плюхнулся телохранитель. Автомобиль рванулся вперед и через несколько минут, взвизгнув на повороте тормозами, свернул на ярко освещенную, оживленную улицу.

Поймав в зеркале взгляд Мэй, бывший полицейский ободряюще подмигнул, но она никак не прореагировала: ее лицо застыло, словно гипсовая маска. Живыми на нем были только полные страха глаза…

Ладонь Жао медленно скользнула по тонкой, нежной шее девушки и оказалась в узкой ложбинке между упругими, чуть прохладными полушариями грудей с маленькими, торчащими в разные стороны коричневатыми сосками. Мэй поймала его руку, слегка прижала к себе и тихонько сдвинула ниже, на живот, потом положила ее на бедро, крутое, с теплой кожей. Обхватив Жао, она ловко перевернула его на себя, полными, чувственными губами легко коснулась виска, уха, шеи, обещая сладостную негу не знающей никаких запретов любви…

Нетерпеливо отыскав в полумраке ее губы, Жао впился в них долгим, жадным поцелуем. Роскошные бедра Мэй обняли его, и он, казалось, целиком погрузился в них, забыв об окружающем мире: волшебство, блаженство, неземные ласки. А она шептала ему что-то нежное, и колдовские слова любви таили загадочную, фантастическую сладость, а тело дарило сверхъестественное бесстыдное наслаждение, побуждая желать ее вновь и вновь, бессчетное число раз. О, именно о такой женщине он мечтал всю жизнь и никогда уже не надеялся встретить.

— Милый, милый, — жарко шептала она, покрывая его лицо, плечи и грудь дразнящими поцелуями. — Хорошо, хорошо… Ну, еще, еще…

Глаза Мэй были блаженно полуприкрыты, словно она выпила до дна бокал самого хмельного вина и оно внезапно ударило ей в голову, заставив полностью потерять ощущение реальности. А для Жао сама женщина была хмельней любого дурмана…

Сколько продолжалось это упоительное безумие? Они оба потеряли счет времени, оказавшись в объятиях друг друга и не в силах насытиться любовью, подобно голодному, наконец обретшему хлеб, или измученному жаждой, дорвавшемуся до воды…

Вчера все удалось как нельзя лучше: расплатившись в гостинице, Жао поехал в другой конец города и быстро отыскал знакомый отель на тихой улочке. Пока телохранитель караулил пленницу, бывший полицейский погнал машину к старым речным причалам и спустил ее с разрушенного деревянного моста — пусть теперь ищут хозяина магазина сувениров и его колымагу.

Сейчас Чжоу устроился в смежной комнате за низеньким столиком. Вошла горничная. Он принял из ее рук уставленный мисочками с различной снедью поднос и, словно ненароком, похотливо погладил ее пониже спины. Девица захихикала и отстранилась, но по рукам ему не дала. Прикрывая рот ладошкой, она шепотом спросила:

— А этим подавать? — и кивнула на плотно закрытую, завешенную тяжелой портьерой дверь. — Они еще не умерли там от голода?

— Нет, моя радость, — усмехнулся телохранитель, снимая крышку с судка и втягивая носом аромат черепахового супа. — Хочешь заработать несколько долларов и получить удовольствие? Тогда приходи, как освободишься, мы тоже немножко побезумствуем.

Поймав горничную за руку, он рывком усадил ее рядом с собой на диван, прижал к себе и начал грубо тискать. Девица уперлась ему в грудь ладонями и умоляюще забормотала:

— Не сейчас, господин, прошу вас, не сейчас… Если узнает хозяин, меня могут уволить. Я приду, правда, приду.

— Ладно, — неохотно отпустил ее Чжоу. — Смотри! И не болтай там с подружками.

Подарив ему многообещающий взгляд и нарочито виляя крутыми бедрами, горничная направилась к двери. На пороге она обернулась и лукаво улыбнулась.

— Господин и вправду станет ждать, пока бедная девушка освободится? Он не забудет о своем обещании?

— Не забудет, — успокоил ее телохранитель.

Поев, он закурил, скинул туфли и бесшумно прокрался к двери смежной комнаты. Щурясь от табачного дыма, Чжоу прислушался к доносившимся оттуда приглушенным восклицаниям, звукам поцелуев и ритмичному поскрипыванию широченной деревянной кровати, похожей на огромный низкий полированный стол, заваленный маленькими, шелковыми, искусно расшитыми подушечками. Похоже, хозяин совсем потерял голову от прелестей Мэй. Уже третьи сутки они неразлучны, с того вечера, как перебрались в эту гостиницу, чем-то неуловимо напоминающую дешевенький бордель или третьеразрядный дом свиданий.

Конечно, спору нет, девка очень даже хороша, просто лакомый кусочек, но нельзя же тратить на нее столько времени, напрочь забыв, зачем приехали в Шанхай? Неужели только ради того, чтобы найти здесь смазливую развратную бабенку, рискуя собственной шкурой, вытащить ее из заброшенного квартала, а потом улечься с ней в постель? Несколько раз Жао в накинутом на голое тело халате буквально выползал из комнаты, досадливо отмахивался от недовольного Чжоу и, схватив поднос с заранее приготовленной едой, вновь исчезал за тяжелой портьерой. Телохранителю оставалось только предаваться невеселым размышлениям.

Из комнаты ненасытных любовников донесся какой-то новый звук — вроде бы по циновке зашлепали босые ноги… Чжоу моментально очутился в другом конце номера и встретил появившегося хозяина иронической улыбочкой.

— Дай чего-нибудь выпить, — растирая ладонями помятое лицо, тихо попросил бывший полицейский.

Телохранитель налил ему водки и подал пиалу с острой капустой. Быстрорукий выпил, бросил в рот щепоть закуски и начал меланхолично жевать, уставившись водну точку. Чжоу уселся напротив, лениво разглядывая багрово-синеватый засос на шее хозяина.

— Мун — ее сводный брат, — полуприкрыв глаза, сообщил Жао. — Раньше он входил в банду «Черные монахи», а потом стал работать на «Золотых воронов».

Уловив предостерегающий жест телохранителя в сторону чуть приоткрытой двери смежной комнаты, бывший полицейский усмехнулся.

— Она спит как убитая… Я не зря с ней возился. Любовные игры отнимают много сил.

— Неужели? — саркастически хмыкнул Чжоу.

— Не перебивай, — недовольно поморщился Жао, — я тоже смертельно устал. Слушай, что говорю, до завтра тебе предстоит многое сделать.

— Я весь внимание, — подобрался телохранитель. Похоже, хозяин действительно не только развлекался?

— Некоторое время назад в магазине, где работал Мун, появился человек, тоже когда-то входивший в банду «монахов». Тогда они были с Муном приятелями, и сейчас он доверился ему, рассказал, что попал в плен и сумел бежать, убив охранника. Этот парень ищет старика Вока и просил Муна помочь.

— Неужели наш?.. — задохнулся от волнения Чжоу.

— Возможно, — кивнул бывший полицейский, вытаскивая из лежавшей на столе пачки сигарету. Прикурив, он блаженно выпустил струю дыма и откинулся на подушки. — К сожалению, Мэй не видела этого человека и знает только то, что рассказал брат. Якобы он отправил давнего знакомого к купцу Вею, который держит лавку мануфактурных товаров и тоже раньше был связан с «монахами».

— Зачем ему старый Вок, парень не говорил? — подался вперед телохранитель, впившись взглядом в осунувшееся лицо хозяина.

— Нет, она об этом ничего не знает, но думает, что тот уже побывал у Вея. Потом в магазине появился я. Наверное, Мун запаниковал и обо всем рассказал «воронам». Видимо, бедняга решил, что я иду по старым следам, и решил подстраховаться. Кто теперь скажет, как все было на самом деле?

Налив себе еще водки, Жао медленно выцедил ее мелкими глотками и жадно затянулся сигаретой.

— Ему велели использовать сестру и заманить меня в западню. Дальше ты знаешь. Надо думать, «вороны» очень не любят, когда от них хоть что-то скрывают, поэтому они решили убрать Муна и девчонку, но ей удалось ускользнуть от расправы и спрятаться.

— А если Вей настучал на Муна? — задумчиво протянул Чжоу.

— Мог, — равнодушно зевнул Жао. — Муна уже нет в живых, а Мэй теперь у нас и станет послушной, как собака. Хотя бы ради того, чтобы я не отдал ее «воронам», — поймав недоверчивый взгляд телохранителя, уточнил Быстрорукий. — Сегодня же найди лавку Вея! Думаю, наш беглец опять придет туда.

— Сколько в Шанхае купцов по имени Вей? — досадливо дернул плечом Чжоу.

— Его зовут Сюе Вей, и он торгует мануфактурой, — уточнил Жао, стараясь побороть одолевавшую его дремоту. — Ищи, мы должны знать о нем все, каждый его шаг, каждый вздох. И разузнай, где находится ресторан «Розовый лотос».

— Это значительно проще, — потер подбородок телохранитель, — наверняка в справочной книге есть адрес.

— Найди. — Бывший полицейский примял в пепельнице окурок и кончиками пальцев начал осторожно массировать виски. — И сходи туда сегодня вечером. Расскажешь потом во всех подробностях: что, где и как. Но не вздумай встревать там в передряги: «Лотос» принадлежит людям «Тайбо»!

— Так сказала Мэй?

— «Вороны» начнут искать, кто пришил их парней, — словно не услышав вопроса, едва слышно проговорил Жао. — Поэтому нам надо опереться на кого-то не менее сильного, чем они.

«Не хочет потерять девчонку, — понял Чжоу, — но ни за что в этом не сознается и потащит меня за собой, начав лавировать между враждующими кланами повелителей городского дна. Хорошо, если мы выскочим из этой передряги, не ободрав бока до крови. Впрочем, он прав: иной выход сейчас найти трудно».

— Сегодня ресторан, а лавка Вея завтра. — Телохранитель показал на окно: на улицы уже опускались синеватые сумерки.

— Хорошо, пусть так. — Поднявшись, бывший полицейский поплелся в смежную комнату. — Утром доложишь.

Чжоу хотел спросить, сколько он может потратить денег в кабаке и кем была женщина, приносившая Мэй провизию, но за Быстроруким уже плотно закрылась дверь. Ну и ладно: южанка получила пулю, и какая теперь разница, кем она была, а деньги тратить придется по обстоятельствам, но осторожно, ничем не выделяясь среди других посетителей.

В дверь тихонько поскреблись. Телохранитель схватился за оружие, но тут же расплылся в улыбке.

— Это ты, моя прелесть!

Танцующей походкой в номер вошла по-европейски одетая горничная. Остановившись в двух шагах от Чжоу, она подбоченилась и выставила вперед стройную ногу, туго обтянутую тонким чулком.

— Господин помнит свои обещания?

— Можешь не сомневаться! — заверил ее Чжоу, не отрывая глаз от груди девушки, словно напоказ открытой смелым декольте. И тут ему в голову пришла мысль: а что, если эту дуру взять с собой?

— Хочешь поужинать в ресторане?

— О! — Ее темные глаза на умело подмазанном, казавшемся фарфоровым личике влажно заблестели. — В каком?

— «Розовый лотос», — небрежно бросил телохранитель.

— Господин необычайно щедр, — залепетала смущенная девица, сделав еще один шаг. — Мы едем прямо сейчас?

— Да, — увлекая ее к тахте, пробормотал Чжоу, — но сначала немного позабавимся…

В «Розовый лотос» Жао поехал вечером следующего дня, предварительно хорошенько выспавшись и приведя себя в порядок. Мэй осталась под охраной телохранителя, во всех подробностях рассказавшего хозяину о посетителях и владельцах ресторана, качестве кухни и ценах. Расплатившись с рикшей, бывший полицейский поднялся по каменным ступеням и важно прошествовал мимо двух рослых швейцаров в храм чревоугодия, построенный в стиле древнего дворца.

Чжоу не отличался особым красноречием, но зато всегда был предельно точен в описаниях увиденного. Поэтому Жао сразу же узнал первый зал с огромными старинными напольными вазами и светло-синими стенами, роспись которых повторяла замысловатый рисунок, украшавший вазы.

Неслышно появился благообразный пожилой служитель в традиционном национальном костюме и с низким поклоном пригласил гостя следовать за собой. Спрятав руки в широкие рукава длинного темного халата, он провел Быстрорукого на увитую плющом открытую веранду и предложил занять место за столиком в углу.

Внизу, меж позеленевших свай, тихо плескались воды небольшого продолговатого озера. Из зарослей желтоватого тростника вынырнули две утки и поплыли, оставляя за собой быстро исчезающие усы длинных, гладких волн. Легко качнулись листья лотосов, подернулось рябью отражение разноцветных фонариков, гирляндами висевших на резных золоченых столбах, поддерживавших высокую кровлю веранды.

Посетителей оказалось немного: в противоположном углу сидела небольшая компания молодых людей, наслаждавшихся изысканными блюдами, да за столиком у входа покуривали два старика, что-то обсуждавшие тихими голосами. Должно быть, встретились родственники или компаньоны из богатых купцов, чтобы договориться о взаимных кредитах или крупной сделке.

Вышколенный официант поставил перед Жао традиционные закуски и почтительно склонился, ожидая, что еще пожелает заказать уважаемый гость. Сюда ходили только те, кто имеет много денег, поэтому любой посетитель смело мог рассчитывать на удовлетворение всех своих желаний.

— Принеси подогретого шаосинского вина, — глядя поверх головы официанта, процедил бывший полицейский, — и пригласи за мой столик господина Бо Гу.

Не выразив никакого удивления, что гость пожелал видеть хозяина ресторана, официант, подражая японским слугам, в знак уважения втянул в себя воздух через стиснутые зубы и немедленно удалился. Вернувшись, он торжественно поставил перед Жао тонкий фарфоровый чайник с вином и зажег «москитные свечи» — зеленоватые спирали, разложенные на блюдах. Их дымок должен был отогнать надоедливых насекомых.

Сияя золотозубой улыбкой и приветливо кивая гостям, на веранду выплыл сам Бо Гу. Подобрав полы дорогого темно-красного халата, богато расшитого золотыми и синими драконами, он важно уселся напротив Жао.

— Выпьем за встречу? — предложил бывший полицейский.

— Желание гостя — закон, — чуть наклонил голову Бо Гу, то ли пряча глаза, то ли скрывая ехидную усмешку. — Я рад, что ты вернулся.

«Скользкий, дьявол, — выругался про себя Жао, — однако делать нечего, надо побеседовать с ним: вдруг удастся приобрести могущественного союзника».

— Дела заставили приехать, — испытующе взглянул он на ресторатора, но лицо Бо Гу по-прежнему хранило невозмутимо-приветливое выражение. Выпив вино, он достал длинный мундштук из слоновой кости и вставил в него сигарету, всем своим видом показывая, что готов слушать.

— Не совсем приятные дела, — уточнил Жао.

Ресторатор, склонив голову набок, прикурил сигарету и ласково улыбнулся, но Быстрорукому показалось, что во рту Бо Гу не золотые коронки, а острые клыки стального капкана.

— Мне нужна твоя помощь, — наконец решился бывший полицейский.

Бо Гу зажал в кулаке мундштук и звонко щелкнул пальцами свободной руки. Официант тут же принес хрустальные бокалы и завернутую в крахмальную салфетку бутылку шампанского.

— Сегодня ты мой гость, — пригубив бокал, сказал хозяин ресторана. Его черные маленькие глазки так и сверлили Жао. — Пей, я угощаю! Это хорошее французское вино: от него веселится душа, но не мутится разум. Какой помощи ты ищешь? Разве есть нечто, чего Быстрорукий не может сам сделать в Шанхае? И почему ты не хочешь обратиться к старым приятелям в полиции?

— У меня возникли некоторые осложнения с людьми «Золотых воронов».

— Серьезные? — небрежно поинтересовался Бо Гу.

— Сначала они пытались убить меня, потом я убрал несколько их парней.

— Ну да, конечно, — засмеялся ресторатор. — Стрелять друг в друга — одно из модных развлечений в этом городе. Неужели ты мог отказаться от такого удовольствия? Сейчас они идут по следу или уже ждут на улице? Извини, но здесь отсидеться не удастся, мы свято блюдем репутацию заведения, а покойникам помощь не нужна.

— Пока я на несколько шагов впереди, — успокоил его Быстрорукий. — Хочу найти кое-кого и тут же уеду в провинцию.

— Кого ты ищешь и зачем? Мне ясно, отчего тебе не с руки обращаться в полицию, но я тоже не играю с завязанными глазами. Чего ты не поделил с «воронами»?

— Старые долги, — туманно объяснил Жао.

— Месть или деньги? — не отставал Бо Гу. — Ты прекрасно знаешь: ничто не делается даром, за все приходится платить.

— Сколько?

— А кого искать? — хитро заулыбался хозяин ресторана.

— Троих, — немного подумав, сообщил Жао. — Одного китайца и двух европейцев.

— Англичане, американцы, французы?

— Русские бродяги, — усмехнулся бывший полицейский. — Один из них очень приметный, ни с кем не спутаешь. А с «воронами» я не поделил китайца. Поможешь?

О старом Воке он благоразумно решил умолчать: пусть Бо Гу считает, что Жао намерен посчитаться с личными врагами, это, пожалуй, не вызовет у него излишнего любопытства. Лишь бы помог найти Фына и русских!..

Через полчаса соглашение было достигнуто, и хозяин ресторана сам проводил гостя до выхода. Вернувшись к себе, Бо Гу переоделся в черный халат и отправился в город.

На одной из шумных улиц он расплатился с рикшей и, дождавшись, пока тот скроется в толпе, юркнул в переулок. Отыскав знакомый дом, позвонил у калитки высоких глухих ворот. Вскоре открылось маленькое окошечко, и в лицо Бо Гу ударил яркий свет фонаря. Видимо, хозяина ресторана здесь отлично знали: калитка распахнулась. Шепнув несколько слов привратнику, Бо Гу пошел следом за ним к дому, стоявшему в глубине сада.

В прихожей сидел рослый китаец в синей куртке и брюках, заправленных в мягкие сапоги без каблуков. Молча показав на столик, он подождал, пока Бо Гу положит на него револьвер, потом тщательно обыскал визитера и буркнул:

— Не мог дождаться утра?

— Не мог, — огрызнулся хозяин ресторана. — Где?

— Там, — усмехнувшись, неопределенно мотнул головой охранник. — Ему делают массаж, и он будет недоволен, если прервут процедуру.

— Ничего. — Бо Гу направился во внутренние покои особняка.

— Учти, тебя предупредили! — вслед ему бросил телохранитель, но ресторатор только досадливо дернул плечом.

Пройдя через несколько комнат, Бо Гу очутился перед низкой дверью, покрытой затейливой резьбой. Из полумрака ниши, находившейся рядом с дверью, выдвинулась темная фигура, но, узнав гостя, телохранитель беспрепятственно пропустил его в длинную низкую комнату без окон.

Войдя, Бо Гу немедленно склонился в глубоком поклоне и так стоял, пока не услышал скрипучий голос:

— Подойди!

Луч Звезды — один из ближайших помощников «Великого дракона золотой звезды», главы тайного общества «Тайбо», — обнаженным возлежал на стоявшей посреди комнаты скамье. В углу несколько девушек играли на маленьких флейтах и барабанах, но при появлении незваного гостя музыка смолкла. Вокруг расплывшейся, словно тесто, туши хлопотали еще несколько девушек, обнаженных, крепкогрудых, ловко втиравших целебные снадобья в мощные складки жирной спины повелителя.

На каждом шагу кланяясь почти до пола, Бо Гу медленно приблизился. Девушка подала маленький табурет, и ресторатор сел у изголовья хозяина.

— Говори, — проскрипел Луч, дав знак продолжать музицировать и растирать спину. Глухо зарокотали барабаны, полилась нежная, щемящая мелодия флейт, снова пришли в движение руки женщин, массируя больную поясницу.

Почтительно склонившись к уху Луча, Бо Гу зашептал, поглядывая на пальцы повелителя — если шевельнется хоть один, надо мгновенно умолкнуть.

— Подробнее, — потребовал толстяк, выслушав сообщение ресторатора. Ободренный вниманием, Бо Гу снова начал жарко шептать.

— Убытки, — недовольно прокряхтел Луч и, тяжело перевернувшись, отдал во власть мягких женских рук пухлую грудь и огромный живот. — Сплошные убытки. То бастуют текстильщики на японских фабриках, то демонстрации рабочих. Трудно держать всех в узде… Ладно, ты послал кого-нибудь проследить за ним? Нет? Правильно, не стоит настораживать раньше времени, если понадобится, мы отыщем его, где бы он ни прятался. Хорошо, иди, тебе скажут, что дальше делать.

Почти не чувствуя затекших ног, Бо Гу поднялся, согнулся в поклоне и попятился к двери. Только закрыв ее за собой, он позволил себе распрямиться и облегченно вздохнуть…

Полежав после ухода ресторатора еще несколько минут, повелитель прекрасных целительниц приказал заканчивать массаж. Девушки помогли ему подняться со скамьи и накинули на тучные плечи длинный шелковый халат. Поддерживая под руки, повели к дверям. Шагнув за порог, он повернул голову в сторону ниши, где притаился телохранитель.

— Одеваться… Машину! Быстро!

Через четверть часа ворота особняка распахнулись, выпустив сиявший темным лаком автомобиль, на заднем сиденье которого развалился Луч Звезды. Его путь лежал в западную часть Шанхая — зеленую, тихую, с дорогими виллами посреди роскошных садов…

Едва дождавшись, пока автомобиль остановится, толстяк выскочил из него и с неожиданной для его комплекции резвостью взбежал по ступеням крыльца большой виллы. Дверь перед ним предупредительно открылась, и он оказался в вестибюле. Один слуга принял у него трость и шляпу, другой проводил в приемную, где на полированном столике стояла инкрустированная перламутром лаковая шкатулка для подношений. В такие шкатулки в богатых домах гости по китайскому обычаю складывали визитные карточки, мелкие подарки и разного рода благопожелания для хозяина. Бросив в нее визитку, толстяк опустился на стул — конечно, высокочтимому хозяину уже известно о прибытии гостя, но нельзя нарушать этикета.

Колыхнулась портьера, появился еще один слуга и унес шкатулку, бережно держа ее на вытянутых руках. Потянулись минуты ожидания.

Наконец портьеры, скрывавшие дверь в кабинет, раздвинулись, и Луч Звезды встал: сейчас он получит аудиенцию у главы тайного общества «Тайбо», носящего громкий титул Великого Дракона Золотой Звезды.

Настоящее имя Великого Дракона было весьма прозаическим — Ян Си, но знал его только самый узкий круг приближенных. В начале века шанхайской гангстерской организацией правил легендарный Чень Цимэй, но его прямые наследники — племянники Чень Лифу и Чень Гофу — больше интересовались политикой. Они возглавили одно из направлений Гоминьдана, опираясь на средства и связи дядюшки. Воспользовавшись этим, хитрый и безжалостный Ян Си сумел подмять под себя значительную часть бандитов Шанхая и его пригородов, с кровью вырвав власть из рук других главарей, враждовавших друг с другом в надежде занять трон преступной подпольной империи. Решительно покончив с непокорными и усмирив междуусобицы, Ян Си ввел жесткую дисциплину и беспрекословное послушание старшим, опутал весь город сетью осведомителей, подкупил полицию, суды, городские власти, взял под контроль игорный бизнес и проституцию, кабаки и развлечения, порт и железную дорогу, добычу опиума и торговлю им. Выгодно вкладывая средства — Ян был еще и прирожденным дельцом, отважно пускавшимся в рискованные финансовые авантюры, — он быстро сделался очень богатым, уважаемым человеком. Только тайное общество «Золотые вороны» постоянно причиняло ему немалое беспокойство: война за полное и безраздельное господство в городе шла с ним не на жизнь, а на смерть. И удача попеременно сопутствовала то одной, то другой стороне.

Войдя, Луч Звезды низко поклонился сидевшему за огромным письменным столом худощавому, стриженному бобриком пожилому человеку в золотых очках. Тонкие губы Великого Дракона дрогнули, изображая приветливую улыбку. Он отложил кисть, которой рисовал иероглифы на шелковом свитке.

— Присаживайтесь. — Хозяин указал на кресло у стола. — Я собрался сделать каллиграфический список с великого Ду My:

Прогулка в горах, По горной тропе поднимаясь На каменистые склоны…

Толстяк замер, слушая стихотворную строфу, потом громко зашипел в знак восхищения:

— Воистину сказано: знание — сокровище, которое повсюду следует за тем, кто им обладает. Ваши мудрость и знания безграничны.

— Присаживайтесь, — усмехнувшись, повторил хозяин. — Все мы вместе с нашим обществом часть великой, бессмертной триады, олицетворяющей единение человека, земли и неба. А поэзия помогает познанию тайн бытия. Но давайте к делу. Что привело вас в столь поздний час?

— В «Розовом лотосе» побывал бывший инспектор криминальной полиции Жао, по кличке Быстрорукий, — опустившись в кресло, сообщил Луч.

— Он, кажется, последнее время жил в провинции, где собрал отряд? — мизинцем почесав лоб, уточнил Ян Си, любивший при случае щегольнуть феноменальной памятью. — Зачем он вернулся в Шанхай? Надо полагать, причиной вашего визита послужило не только посещение им ресторана?

— Вы, как всегда, правы, — привстав, почтительно поклонился толстяк. — «Розовый лотос» — последний мазок в картине, сложившейся из сведений, собранных нашими людьми по всему городу. Поэтому я решился побеспокоить вас.

— Что же это за картина? — нервно дернул плечом Великий Дракон.

Гость сжато рассказал о некогда орудовавшей в Шанхае банде «Черные монахи», судьбе Фына и продавца Муна, приключениях Жао и его телохранителя Чжоу, вырвавших у людей «Золотых воронов» красотку Мэй. Отдельно он остановился на русских: по его сведениям, бывший полицейский намеревался отыскать как раз тех, кто осмелился дать отпор группе гангстеров, контролировавших универсальный магазин и подчинявшихся «воронам».

— Один из русских был телохранителем купца-миллионера, а другой, одноглазый верзила, служил в батальоне наемников. Жао хочет найти их и Фына, а Фын ищет какого-то старого Вока. Он обращался за помощью к своим давним знакомым по банде «монахов», которые сейчас работают на «воронов».

— Занятный клубок, — усмехнулся Ян Си. — Все ищут друг друга. Но зачем?

— Русские пока никого не ищут, — осмелился уточнить толстяк.

— Вот именно, пока! — значительно поднял тонкий палец Великий Дракон. — Жао очень хитер и наверняка не открыл всей правды Бо Гу. Где и как пересеклись пути бывшего полицейского с Фыном и русскими? Зачем Фыну старик Вок? Зачем Жао нужен Фын и русские? Может быть, хитрому Жао не нужны ни Фын, ни русские, а нужен старик? Но он не знает о нем ничего и хочет заполучить его, выследив русских или Фына? Кто этот старый Вок?

— Этого мы тоже еще не знаем, — виновато опустил голову Луч.

— Не знаем, — эхом откликнулся Ян Си. — А надо знать, тем более если в дело успели ввязаться наши враги. Значит, им известно больше нашего?

— Маловероятно, — поспешил оправдаться толстяк, чувствуя, как прилипает рубаха к покрывшейся холодным потом спине. От страха и нервного напряжения снова заныла больная поясница: гнев Великого Дракона в любой момент может обрушиться на голову нерадивого помощника, и тогда за его жизнь никто не даст и зернышка риса.

— Как только Жао появился в городе и столкнулся с «воронами», мы обратили на него внимание, — продолжил Луч, не решаясь взглянуть в глаза Ян Си, спрятанные за поблескивавшими стеклами очков. — Проверили через осведомителей в полиции, какими делами он раньше занимался, надеясь выяснить причину его внезапного возвращения в Шанхай.

— И что?

— Жао очень интересовался делом об ограблении бандой белых гангстеров банка в Чжанцзякоу.

— Вот как? — оживился Великий Дракон. — Двести тысяч золотом, похищенные из банка, так и не нашлись, хотя белых перестреляли. Честно говоря, я полагал, что деньги давно уплыли в Америку.

— Погибли не все, а золото, возможно, до сих пор остается на нашей земле, — несколько приободрился толстяк. — Полиция не нашла двух белых гангстеров, и до сего дня о них ничего не известно, так же как и о деньгах.

Ян Си задумался, играя кисточкой. Втянув голову в плечи, он рисовал на свитке плотного шелка непонятные узоры, совсем забыв, что собирался сделать на нем каллиграфический список со стихов бессмертного Ду My. Луч затаил дыхание, боясь нарушить ход размышлений Великого Дракона.

Где-то в глубине дома глухо пробили часы, мерно отсчитав двенадцать ударов. Полночь.

— Нам тоже ничего не известно, — наконец нарушил затянувшееся молчание Ян Си. — Надо постараться, чтобы все встало на свои места. Если Жао ищет золото, оно должно принадлежать «Тайбо»! Примите меры: пусть люди «Золотых воронов» не путаются у нас под ногами. Я не терплю конкуренции! Русских пока не трогайте, но приглядите за ними и заставьте проявить активность. Пусть покажут, чего они хотят и что знают! Следите за Жао, его телохранителем и девкой. Бывший полицейский опасный зверь, не стоит его дразнить раньше времени. Обещайте ему помощь, поддержку, но не спускайте с него глаз. Подумайте, как привлечь на нашу сторону пригретую им проститутку. Ищите старого Вока, соберите о нем сведения, но предельно осторожно! Что же касается этого Фына, то с ним не стоит церемониться: поймать и выпотрошить! Он расскажет, что тут вынюхивает и зачем связался с «воронами»…

Глава 8

Вчера Ольга была весела, за традиционным вечерним чаем увлеченно развивала свои теории эмансипации, осуждая, однако, всеобщее модное увлечение обильной косметикой и «бесполыми» подростковыми фигурами, как у танцовщиц-близнецов «Долли-систер».

— Косметика, — пренебрежительно фыркал Юрий. — Ну и что тут плохого?

— А то! — кипятилась раскрасневшаяся сестра. — Яркий грим свидетельствует не только о дурном вкусе, но и о чрезмерной свободе поведения. Да, да, не смейся! Большинство мужчин воспринимают это именно так. Где уважение? Где рыцарское поклонение? А современные танцы: тустеп, чарльстон? Кавалер уже не припадает на колено, как в мазурке, и не ведет даму, как в вальсе.

— То ли еще будет, — смеялся Лобанов. — Прогресс! Аэропланы, автомобили, бешеные скорости, вечная нехватка денег и времени. Разве тут до расшаркиваний и книксенов?

— Надеюсь, и в наш сумасбродный век Оля сумеет сохранить очаровательную женственность, — улыбнувшись, попытался примирить их Руднев.

Но все это было вчера: смех, шутливые споры допоздна. А сегодня Ольга вернулась домой раньше обычного с покрасневшими, полными слез глазами — ее уволили из магазина. Хозяин-китаец заявил, что его универмаг не нуждается в вечерней рекламе с мордобоем, а сам он не желает иметь неприятности ни с полицией, ни с гангстерами. Пусть девушка поищет себе другое место, если она не умеет ладить с покупателями. Рекомендательных писем он не даст, поскольку не хочет впоследствии получать претензии от новых работодателей.

Юрий в сердцах обозвал хозяина магазина «желтой мартышкой» и ушел курить на кухню, а Саша долго утешал Ольгу, убеждая ее, что все непременно наладится.

Однако скоро и Рудневу пришлось загрустить — ему тоже отказали от места, даже не объяснив причин. Опять начался затяжной кошмар поисков работы. Ежевечернее подведение итогов было далеко не радостным — потерянное время и сбитые каблуки. А ведь обувь надо чинить и платить за это деньги. Пока что жили работой Юрия и кое-какими накоплениями, но они таяли, как снег под жарким солнцем: не пo дням, а по часам.

Саша иногда заходил за Лобановым в бильярдную и, дождавшись конца работы, вместе с ним отправлялся домой. В один из таких вечеров Руднев решился серьезно поговорить с Юрием.

К предложению обсудить планы дальнейшей жизни капитан отнесся без энтузиазма, но приглашение немного посидеть в дешевой русской забегаловке принял. Устроились за столиком, покрытым несвежей скатертью. Официант, одетый на манер полового из старых трактиров, принес заказанный Сашей «дуплет»: селедку и селедочную же икру в стеклянной вазочке. К ним присовокупили маленький графинчик ханшина — самой дешевой водки из проса.

— Разве это «дуплет», — выпив рюмку, Лобанов подцепил вилкой кусочек селедки и повертел его, брезгливо разглядывая со всех сторон. — Настоящий «дуплет» состоит из паюсной икорочки и залома. И водочка должна быть от Смирнова или Попова.

— Зачем травить душу воспоминаниями? — невесело усмехнулся Руднев. — На икорку у нас денежек нет, да и вряд ли она водится в этом заведении.

— Саша, не верти хвостом, как лис. — Закурив, Юрий Петрович откинулся на спинку стула, жалобно скрипнувшего под его могучим телом. — Что у тебя на уме? Давай, выкладывай как на духу. Но если хочешь просить руки Ольги, предупреждаю, лучше на эту тему разговора не заводи.

— Да нет, я о другом, — нерешительно начал Руднев, не зная, с чего начать и как вообще отнесется Лобанов к тому, что он собирается рассказать.

В конце концов, решительно отбросив мучившие его сомнения, он поведал Юрию о своих приключениях, случившихся до того, как они встретились в яме земляной тюрьмы. Лобанов слушал не перебивая, только курил одну сигарету за другой. Когда Руднев закончил, капитан разлил остатки водки по рюмкам.

— За нового Конан Дойла!

— Я же серьезно, — обиделся Саша, отставив недопитую рюмку.

— Сказки, — отрубил Лобанов. — Ты в газеты писать не пробовал? Попробуй, может, возьмут? Все же приработок в нашем положении.

— Ты мне не веришь?

— Почему не верю? Вполне правдоподобная история. Я сам не раз слышал байки о сокровищах древних императоров, зарытых кладах, золотых россыпях в горах, алмазных копях и прочей ерунде. Во времена великих потрясений непременно вылезают на свет разные прорицатели и «святые» вроде Гришки Распутина и начинают ходить из уст в уста леденящие душу «правдивые» рассказы о несметных сокровищах. Предприимчивые людишки даже подробную карту предложат за сходную цену. Знаешь, в эмигрантской среде особо популярны рассказы об оставшихся в России фамильных бриллиантах…

Домой возвращались в унылом настроении, недовольные друг другом. Честно говоря, подобной реакции Руднев от Юрия не ожидал. Предложение вместе заняться розысками спрятанного в горах золота Лобанов категорически отверг, заявив, что он не имеет намерения зря тратить время на проверку мифов. Обидевшись, Саша всю дорогу молчал, а капитан ухмылялся и насвистывал марши, вышагивая, как на плацу.

— Какая кошка между вами пробежала? — поинтересовалась Ольга, наливая им чаю.

— Да так, — неопределенно ответил Юрий, а надувшийся Руднев молча уставился в свою чашку.

— Поссорились? Из-за чего? — улыбнулась девушка.

— Я же сказал, так, ерунда, — лениво отмахнулся Лобанов, но Ольга не отставала, явно намереваясь помирить приятелей.

— Хотите, я стану третейским судьей?

— Тоже мне, миротворец, — фыркнул Юрий, и тут Саша не выдержал.

— Почему бы нет? — запальчиво возразил он. — Действительно, пусть Ольга нас рассудит. Она тоже…

— Что тоже? — Капитан бросил на друга предостерегающий взгляд, призывая не втягивать сестру в их спор. Но заметив, что она недовольно хмурится, неожиданно изменил тон. — Впрочем, как знаешь.

— Говори, Саша, — попросила Ольга, и Руднев начал второй раз за сегодняшний вечер рассказывать историю похищенных сокровищ.

В отличие от брата девушка восприняла услышанное вполне серьезно, и, когда Юрий опять начал посмеиваться, она поддержала не его, а Руднева:

— Хотите, попробуем проверить, правда это или нет?

— Конечно, правда. — Саша вышел на кухню, порылся в своих вещах и, вернувшись, протянул Ольге на раскрытой ладони амулет погибшего американца. — Вот, он принадлежал Джону Аллену.

— Любопытная вещица. — Девушка осторожно взяла двумя пальцами тумор и поднесла ближе к свету.

— Амулет еще не доказательство, — не унимался Лобанов. — Ну и как же вы хотите проверить, правдива эта история или нет? Отправимся в горы? Прикажете подать салон-вагон или полетим на аэроплане?

— На чердаке лежат кипы старых газет, — не обратив внимания на его тон, сказала Ольга. — Давайте поглядим, было ли в них сообщение об ограблении банка.

— Читать китайские газеты? — раздраженно дернул плечом брат. — Мы же не разберем ни черта в иероглифах!

— А вот тут ты ошибаешься, — возразила ему сестра. — Там английская «Hopс Чайна дейли ньюс». Ну, кто со мной на чердак?

Юрий отказался, и разбирать пыльный хлам отправились Ольга с Рудневым. Вскоре они вернулись с несколькими пачками пожелтевших газет и принялись просматривать их. Лобанов наблюдал за ними с ироничной усмешкой, но, когда сестра молча подала ему старый номер «Hopс Чайна», выражение его лица изменилось.

— Кто бы мог подумать? — прочитав заметку, ошарашенно пробормотал он. — Мы в это время сидели в окопах…

— Вот видишь! — мягко укорил его Руднев.

— Ну и что? — не сдавался Юрий. — Банк в Чжанцзякоу действительно ограбили, но это еще не доказательство, что похищенные сокровища спрятаны в горах.

— Но почему бы нам не попробовать найти старого Вока и не спросить у него? — парировала выпад брата Ольга. — Старик должен жить в Шанхае, так?

— Да, — подтвердил Саша. — Аллен говорил о городе на воде и упоминал капуцина. Наверное, Вок монах или был им раньше. Ему надо показать амулет американца как пароль.

Лобанов свернул пожелтевшую газету и положил ее на край стола, прижав широкой ладонью. Помолчав, он глухо спросил:

— Не боитесь соваться в это дело?

— Бояться? — недоуменно подняла тонкие брови Ольга. — Почему мы должны чего-то бояться? Ведь никто больше не знает о сокровищах, а бандит-китаец, который хотел вырвать у Саши тайну старого Вока, погиб.

— Кто подтвердит, что его нет в живых? — не согласился Юрий. — О пропавшем золоте, вне всякого сомнения, известно полиции, а значит, и гангстерам, которых в Шанхае как собак нерезаных. У нас нет денег, оружия, транспорта, снаряжения, чтобы отправиться в горы. И кто даст гарантию, что, начав розыски Вока, мы не угодим в западню, устроенную теми, кто тоже охотится за золотом? Ведь придется общаться с разными людьми, расспрашивать их, чем-то расплачиваться за услуги.

— Проявим предельную осторожность, десять раз отмерим, прежде чем решаться на какой-то шаг, — предложил Руднев, которому уже не хотелось расставаться с мыслью о возможном богатстве. Опять же, если удастся найти золото, то судьба его и Ольги…

— Осторожность, — горько рассмеялся Лобанов. — Пускаться в авантюру в чужой стране, в чужом городе? Брось, Саша, или ты не успел узнать китайцев? Стоит нам случайно наткнуться на кого-нибудь из клана гангстеров, как наши головы не будут стоить и полушки! Убьют, незатейливо, простенько, я бы даже сказал, похабно. Сделают элементарный, но хорошо отработанный трюк, на который попадаются и самые осторожные, и самые предусмотрительные. Попадемся и мы. Бандиты все узнают, а мы ничего не будем подозревать до самого конца и, возможно, так и умрем с выражением крайнего удивления на лице. Я не трус, но рисковать понапрасну нет никакого резона. Складывать головы за красивую легенду? Увольте…

Проговорили до поздней ночи, споря до хрипоты и строя фантастические планы, отметавшиеся один за другим: большинство предложений Ольги и Руднева разбивались о неколебимый холодный скептицизм Юрия. Наконец решили все же попробовать поискать старого Вока, объединив усилия, поскольку в одиночку никому не удастся достичь успеха. На том и отправились спать.

Уже погасив на кухне свет, Лобанов долго не мог угомониться, покашливал, ворочался, вздыхал. Потом позвал шепотом:

— Саш, ты не спишь?

— Нет, думаю, — откликнулся Руднев.

— Вот и я думаю. Наверное, зря ты рассказал нам волшебную сказку о сокровищах.

— Еще не поздно отказаться.

— Поздно, — в темноте послышался легкий смех Юрия. — Уже зацепило. В конце концов лучше такая цель, чем вообще никакой. Только давай договоримся: Ольгу по возможности не втягивать.

— Хорошо, — согласился Саша.

— Ну и чудесно. Завтра поговорю кое с кем в бильярдной насчет Вока. Есть там у меня некоторые знакомства…

Чжоу несколько дней безрезультатно проболтался около лавки Вея, поджидая — не придет ли Фын? Но тот не торопился вновь навестить старого дружка. Телохранитель начал терять терпение и сомневаться в достоверности сведений, полученных Жао от Мэй: разве можно верить словам женщины, да еще проститутки, когда она говорит их в постели? Наверняка ловкая девка обвела Быстрорукого вокруг пальца, а он, одурманенный жаркими ласками, совсем рехнулся и верит всему, что она плетет. И теперь он, Чжоу, нарядившись в лохмотья и наложив на лицо грим, вынужден сидеть как последний идиот с утра до вечера возле этой паршивой лавки.

Скользя взглядом по лицам прохожих, телохранитель вспоминал ночи, подаренные ему горничной. Хотя можно ли говорить о подарке, если он расплатился с ней не только любовью, но и деньгами? Девица оказалась похотливой и жадной до удовольствий. Чжоу даже губами причмокнул, предвкушая новую встречу. День клонится к вечеру, тени стали длиннее, Фын вряд ли появится. Остается дождаться, пока закроют магазин, вернуться к себе, вымыться, переодеться и опять предаться любовным утехам — чем он хуже Жао?

Какой-то прохожий бросил ему мелкую монету. Телохранитель потянулся за подаянием — раз уж он изображает нищего, то вести себя надо соответственно, чтобы не вызвать подозрений, — а когда распрямился, успел зацепить глазом темную фигуру, тенью скользнувшую к задним дверям мануфактурной лавки. К Вею пожаловал гость, не пожелавший воспользоваться входом с улицы. Неужели долгожданный Фын?

Потянулись томительные минуты ожидания. С того места, где устроился Чжоу, были прекрасно видны оба выхода лавки Сюе Вея, поэтому лженищий не боялся случайно пропустить Фына, если, конечно, именно он вошел внутрь. Других выходов из лавки не было: это телохранитель проверил в первый же день.

Ах, если бы услышать, о чем говорят сейчас Фын и Сюе, как пытаются обмануть друг друга, чтобы ненароком не упустить своей выгоды и не остаться в дураках… Впрочем, Жао скромно оценивал возможности лавочника, считая, что он вряд ли сможет помочь в розысках старика, поэтому все внимание велел сосредоточить на Фыне. Чжоу должен выследить его и взять. Быстрорукий жаждет закончить прерванный разговор, а потом сполна расплатиться за смерть родственника.

Человек, проникший в лавку с черного хода, не появлялся долго. Наконец, когда тени сделались совсем длинными и на город вот-вот должны были опуститься сумерки, незнакомец в черном потрепанном халате показался во дворе.

Чжоу весь подобрался и впился в него — Фын или нет? Трудно определить сразу, да еще на расстоянии. Хорошо, если он пройдет мимо и удастся заглянуть ему в лицо, но если перелезет через забор и отправится закоулками, задача чрезвычайно усложнится.

Постояв немного, незнакомец выбрал путь по улице. Ссутулившись и втянув голову в плечи, он неспешной, шаркающей походкой двинулся к трущобным кварталам. Сердце Чжоу радостно забилось: Фын, нет никаких сомнений! Теперь главное — не потерять его в толпе. Медленно поднявшись, Чжоу свернул грязную циновку, на которой сидел под стеной харчевни, и лениво поплелся следом за Фыном, отпустив его на полсотни шагов вперед: пусть не чувствует чужого взгляда на затылке.

Вскоре выяснилось, что спокойствие и безмятежность Фына только кажущиеся — он то исчезал в подворотнях, то ускорял шаг, то внезапно останавливался и оглядывался, всматриваясь в лица прохожих. Несколько раз он переходил на другую сторону улицы, резко сворачивал за угол и, выждав, двигался назад. Но вовремя разгадав эти маневры, телохранитель упрямо следовал за ним, словно их связывала невидимая эластичная нить, и, как ни старался бандит запутать следы, он крепко сидел на крючке; Чжоу ни разу не потерял его из виду и твердо решил сегодня же покончить с порученным ему делом.

Пометавшись по грязным улицам, Фын добрался наконец до пригорода, сплошь застроенного жалкими хибарами, и вошел в покосившуюся фанзу неподалеку от реки. Вскоре в ее окошке замерцал тусклый огонек.

Чжоу довольно усмехнулся: вот оно, пристанище беглеца! Привел-таки, как ни крутился. Вокруг безлюдно. Прокравшись к фанзе, он осторожно обошел ее, чтобы посмотреть, нет ли второго выхода. Похоже, враг сам загнал себя в западню: хлипкий щит из жердей и кусков фанеры, приспособленный вместо входной двери, просто смешное препятствие для нападающего, а оконце, затянутое промасленной бумагой, слишком узко, и Фын в него не выскочит. Прижавшись спиной к глинобитной стене, Чжоу прислушался. Изнутри не доносилось никаких звуков.

Тогда, опустившись на колени, он осторожно заглянул в щель: Фын сидел на полу у маленького, низкого, колченогого столика и при свете коптилки быстро уплетал рис из жестяной плошки. В углу лежала куча тряпья, служившая ему постелью. Больше в фанзе ничего не было. Низкий потолок, полумрак и тишина, нарушаемая только громким чавканьем проголодавшегося бандита.

Поднявшись, Чжоу вытащил из-под лохмотьев револьвер и взвел курок: лучше сразу обезопасить себя от возможного сопротивления противника, поскольку оружием в его умелых руках послужить может все, вплоть до палочек — ведь именно ими он убил Ай Цина. Изготовившись, телохранитель резко ударил ногой по щиту, загораживавшему дверной проем, влетел в фанзу и направил ствол револьвера на застывшего от неожиданности Фына.

— Палочки на стол! Подними руки! Быстро, или схлопочешь пулю!

Не сводя глаз с Чжоу, бандит медленно положил палочки и поднял руки. Лицо его покрылось мелкими каплями пота: такого поворота событий он никак не ожидал.

— Медленно встань и повернись лицом к стене! — приказал Чжоу. — Ты что, оглох? Делай, как велят!

— Не могу, — судорожно сглотнув, ответил Фын. — Стол мешает.

— Отодвинь, но не резко, — нехотя согласился телохранитель.

Фын опустил руки, мгновенно метнулся в сторону и швырнул в Чжоу миску с остатками ужина, одновременно опрокинув стол. Миска была пущена с такой силой, что вышибла револьвер из руки телохранителя Жао. И тут Фын прыгнул, целясь ногами ему в грудь.

Реакция Чжоу оказалась молниеносной — отбив нападение, он перешел в наступление и нанес такой сокрушительный удар, что Фыну показалось, будто ему на голову рушится кровля фанзы — как при сильном землетрясении. Через секунду бандит валялся в углу, судорожно пытаясь протолкнуть в легкие глоток воздуха и чувствуя, как рот наполняется солоноватой кровью.

— Черепаха, — презрительно бросил ему Чжоу, подбирая револьвер.

Фын только тихо застонал, не столько от боли, сколько от бессильной злости: с этим бойцом ему никогда не справиться. Оставалось утешаться одним — пришли не за его жизнью. Иначе ее забрали бы с первого удара. Значит, еще не все потеряно?..

Подняв чудом не погасшую коптилку, Чжоу осмотрел фанзу в поисках веревки — пленника необходимо связать, — но не нашел ее и хотел уже разорвать брюки Фына, чтобы тот не мог убежать, но вдруг застыл. Кажется, ухо уловило какой-то шорох. Или это звук шагов, осторожных, крадущихся? Кого в поздний час несет сюда, на окраину, в глухие трущобы?

Встав сбоку от дверного проема, Чжоу сделал Фыну знак молчать и притаился. Да, слух не обманул — к фанзе приближалось несколько человек. Высовываться, чтобы узнать, кто идет и зачем, телохранитель не имел желания, но ждать пришлось недолго.

Через порог шагнул рослый парень в европейском костюме и серой шляпе. Чжоу мгновенно обрушил ему на голову рукоять револьвера. Парень рухнул, и тут же грохнул выстрел. Пуля попала в стену, выбив кусок засохшей глины.

Чжоу немедленно ответил несколькими выстрелами, целясь в неясные тени, мелькавшие в сгустившихся сумерках. Кто-то дико закричал, покатился по земле, раздались проклятия, потом послышался топот убегающего человека. Немного выждав, телохранитель подтянул к себе свалившуюся с головы парня шляпу, надел ее на обломок палки и выставил за дверь. Никто не выстрелил.

Сжавшись и теряясь в догадках, Фын наблюдал за происходящим. За кем идет охота — за ним или за незваным гостем? И в том и другом случае хорошего мало, но как вытащить шею из смертельной петли? Он уже узнал бойца, ловко свалившего его в ущелье и присутствовавшего на допросе в особняке Жао. Надо полагать, Фына пока пощадили, чтобы закончить прерванный побегом разговор, а потом придется держать ответ за убитого стража. Но как они сумели разыскать и выследить его в огромном городе?

Как — сейчас не понять, зато ясно — почему! Они жаждут получить золото, поэтому их ничто не остановит, и любого, кто попробует встать на пути к сокровищам, ждет страшная участь.

Фын оперся руками о земляной пол фанзы и почувствовал, что под ладонью катается нечто твердое. Пальцы нащупали железную палочку, и бандит затих, боясь насторожить возившегося у двери Чжоу. Тот оттащил в сторону потерявшего сознание парня и обыскал его. Вытащил револьвер, пачку патронов, бумажник, портсигар и прочую мелочь. Закончив обыск, Чжоу попробовал привести его в чувство, похлопал по щекам, встряхнул, ухватив за лацканы пиджака.

— Знаешь его? — Чжоу повернул парня лицом к Фыну.

— Нет, — едва слышно ответил бандит, не желая показать, что он уже немного оправился после трепки. Сплюнув густую кровавую слюну, Фын обессиленно откинулся к стене.

— Дохляки, — ругнулся Чжоу и снова принялся тормошить незнакомца, приговаривая: — Эй, ты, не придуривайся, не то прижгу!

Фын, не спуская глаз с Чжоу, потихоньку подтянул под себя ноги. Потом зажал между пальцами железную палочку, привычно уперев ее толстым концом в ладонь. Только бы его враг подольше повозился с парнем! Пока он, к счастью, еще не понял, что тому скоро понадобится гробовщик и заупокойная молитва.

Дождавшись момента, когда Чжоу повернулся боком, Фын, как распрямившаяся пружина, стремительно кинулся вперед и ударил его стальной палочкой. Удар был точным: между ребер и прямо в сердце. Большое тело Чжоу дернулось от жуткой боли и начало медленно оседать, неестественно складываясь, словно из него разом вытащили все кости. Схватив револьвер, патроны и бумажник, Фын метнулся к постели, где под кучей тряпья скрывался прорытый под стеной фанзы потайной лаз. Судорожно разбросав тряпки, он опрокинул на них коптилку и нырнул в пахнущую сырой землей щель.

Уже вылезая в зарослях бурьяна, Фын услышал выстрелы. Ага, ночные гости не ушли! Они просто затаились, выжидая, а теперь, заметив непонятное движение в фанзе, вновь перешли к активным действиям. Ну нет, им его не поймать: ему тут каждая тропка знакома, и ноги сами отыщут нужную даже в кромешной темноте.

Фын перекатился, вскочил и припустился бежать к реке, петляя из стороны в сторону и низко пригибаясь, чтобы не заметили его силуэта на фоне неба. Сзади бухнуло еще несколько выстрелов. В фанзе заполыхал огонь, пожирая тряпье и жалкую обстановку. Заметив пожар, в трущобном поселке кто-то заорал дурным голосом, а бандит между тем несся так, что ветер свистел в ушах…

Около полуночи измученный до предела Фын пробрался на стоявший у набережной сампан и наконец почувствовал себя в безопасности. Кому вздумается искать беглеца среди жителей этого своеобразного города на воде, имеющего свои улицы, площади, переулки итрущобы? Растолкав хмельного пожилого мужчину, сладко спавшего на циновке у люка в затхлый низкий трюм, Фын шепнул:

— Мне нужно пожить у тебя несколько дней.

Свою просьбу бандит предусмотрительно подкрепил купюрой, вытащенной из взятого в фанзе бумажника. Пьяница спрятал деньги и молча подвинулся, давая Фыну место рядом с собой на циновке…

В бар «Наньтао», где предстояла встреча с неким Юэ, приятели отправились после традиционного вечернего чаепития. По дороге Юрий объяснил Саше, что этого Юэ он никогда и в глаза не видел, но знакомый из бильярдной рекомендовал его как надежного, порядочного, готового помочь человека.

— Как же мы его узнаем? — Руднева начали мучить сомнения, и затея друга показалась, мягко говоря, легкомысленной: идти в неизвестное место, на встречу с незнакомым человеком. И удумал это сам Лобанов, еще недавно осторожничавший и призывавший не ввязываться в авантюры.

— Он к нам подойдет, — успокоил его капитан. — Меня Бог наградил приметной внешностью, ни с кем не спутаешь.

В баре царил мягкий полумрак. Над зеленым сукном бильярдных столов сизыми пластами плавал табачный дым, клубившийся вокруг низко опущенных абажуров. У стойки несколько китайцев тянули пиво из запотевших бокалов; на высоком табурете сидела молодая размалеванная китаянка в коротком платье, болтала ногами и, запрокидывая голову, смеялась в ответ на двусмысленные шутки кавалера. За стойкой священнодействовал хозяин заведения — человек средних лет неопределенной национальности, с хитрым желтым лицом и немигающими глазами.

— Уютное местечко, — хмыкнул Саша, окидывая взглядом зал.

— Подумаешь! Нам с китаезами не детей крестить, — отшутился Юрий, направляясь к бильярдным столам. — Пойдем, взглянем на игру.

Руднев последовал за ним без особой охоты. Поработав маркером, Лобанов пристрастился к бильярду и стал настоящим виртуозом. Он и раньше прилично играл, что помогло ему найти место, а ежедневные упражнения отточили мастерство. Неужели Юрий хочет играть здесь? Стоит ли?

Переходя вместе с приятелем от стола к столу, Саша вглядывался в лица игроков — быть может, Юэ уже здесь? Лобанову сказали, что на молодом китайце будет клетчатый пиджак и бордовый галстук.

Справа от стойки за столиками устроилась компания китайцев, два негра и рослый длинноволосый индус в белом костюме. В полутьме вспыхивали огоньки сигарет, поблескивали очки индуса, слышались отдельные восклицания, прорывавшиеся сквозь бренчание старенького пианино, за которым сидел тощий, похожий на подростка тапер.

— Сыграем?

Руднев оглянулся. К ним подошел коротко стриженный, узколицый китаец в белой рубашке с короткими рукавами и шелковом бордовом галстуке. Через его плечо был перекинут сложенный клетчатый пиджак.

— Там свободный стол, — по-английски ответил Лобанов, быстро окинув единственным глазом фигуру китайца, и первым направился к маркеру.

Заплатив за игру и выбрав кий, он ждал, пока выставят шары. Саша держался рядом, и китаец аккуратно положил пиджак на подоконник и тихо представился:

— Меня зовут Юэ. Поговорим во время игры. Не нужно, чтобы на нас обращали внимание.

Юрий согласно кивнул и галантно предоставил китайцу право разбить пирамиду. Костяные шары со стуком раскатились по зеленому сукну. Капитан поднял кий и двинулся вокруг стола, выбирая лучшую позицию. Пожилой маркер засеменил в другой конец зала, где закончили игру.

— Какая информация вам нужна? — шепнул Юэ, когда Юрий оказался рядом.

— Нужно найти одного человека, — так же тихо ответил капитан и резким ударом загоняя шар в лузу.

— Мужчину или женщину?

— Мужчину, вернее, старика, — уточнил Руднев, стоявший за спиной китайца.

— Знаете, где он живет? Хотя бы примерно? — не оборачиваясь, спросил Юэ.

— Нет, — опередив на долю секунды Лобанова, быстро ответил Саша. — Его фамилия Вок.

Капитан положил в лузу второй шар и снова медленно двинулся в обход стола.

— Очень многие в Шанхае носят фамилию Вок, — усмехнулся китаец. — Вам есть чем заплатить за хлопоты?

— Найдем, — буркнул Юрий, загоняя третий шар, и Руднев вынужден был сделать знак, чтобы капитан дал хоть раз ударить Юэ.

— Обычно я беру задаток, — сообщил китаец, — но за вас просили уважаемые люди. Рассчитаемся потом. Известен возраст Вока?

— Не моложе пятидесяти, — подумав, прикинул Саша. И, решившись, добавил: — Возможно, он монах или когда-то был им.

— Существенно, — кивнул Юэ. — Попробую вам помочь, но потребуется время.

— Сколько нам ждать?

— Думаю, дня три или четыре. Кстати, дайте слово, что ваши розыски не связаны с местью. Я стараюсь избегать криминала.

— Можете не сомневаться, — заверил Лобанов.

— Хорошо. — Юэ оглянулся на вошедшую в бар мужскую компанию. Положив кий на стол, он схватил с подоконника пиджак и отступил в тень, куда не падал свет висевшей над бильярдом лампы.

— Уходите? — обернулся к нему Юрий.

— Да, — облизал тонкие губы китаец. — Встретимся послезавтра в «Нефритовой беседке», на втором этаже, в три…

— Доиграем? — предложил Саше капитан. — Бери кий, все одно за партию заплачено.

— С тобой поиграешь! — засмеялся Руднев и поискал взглядом Юэ, но тот словно сквозь землю провалился: только что стоял рядом, а сейчас и след простыл. Любопытная личность. Неизвестно откуда появляется и неизвестно куда исчезает. Кто он? Репортер раздела уголовной хроники из мелкой газетенки? Или мошенник, промышляющий сбором любых сведений и их перепродажей?

— Ладно, так и быть, дам тебе фору, — пообещал Юрий и вдруг, чуть отодвинув Сашу в сторону, загородил его собой.

По проходу между длинной стеной с широкими низкими окнами и бильярдными столами к ним шли пятеро китайцев. Еще трое заняли позицию с противоположной стороны, отрезав русским путь к выходу из зала. Казалось, никто из посетителей бара не обратил внимания, что около одного из столов вдруг оказалось с десяток мужчин.

Взяв кий за концы, капитан сжал его так, что побелели костяшки пальцев, и уставился на медленно приближавшихся китайцев. Не доходя до Лобанова нескольких шагов, первый остановился и растянул рот в издевательской ухмылке.

— Какая встреча!

— Не имею удовольствия, — надменно поднял подбородок Юрий и слегка толкнул Руднева спиной. Тот понял: надо прикрыть друга сзади. Что нужно этим молодцам? Рожи у них абсолютно незнакомые.

— Сейчас получишь все удовольствия сразу. — Вытащив руку из кармана, китаец направил на капитана револьвер.

Кий в руке Лобанова неуловимо быстро описал короткую дугу, и страшный удар выбил из пальцев китайца оружие, заставив его согнуться от боли. Шагнув вперед, капитан ударил снизу коленом в лицо бандита.

— Возьми трех! — крикнул Юрий.

Поняв, что он имеет в виду троих бандитов, отрезавших путь к двери, Саша мигом вспрыгнул на бильярдный стол и обрушил кий на голову одного из гангстеров. Другие отскочили. Не давая им опомниться, Руднев начал действовать кием так, как учил его тамил, демонстрируя искусство боя на палках. Главное — не позволить достать оружие, поэтому — по рукам им, по локтям, по плечам! Тяжелый кий молотил как цеп.

Сидевшая на табуретке китаянка пронзительно завизжала и заткнула уши пальцами — наверное, чтобы не оглохнуть от собственного крика. Индус вскочил и, оживленно жестикулируя, стал громкими возгласами подбадривать дерущихся. Один из китайцев схватил со стола бутылку и вдребезги разбил ее о голову индуса. Обливаясь кровью, тот рухнул, и в тот же миг негр дал шустрому китайцу ногой в печень. Началась свалка.

Спрыгнув со стола, Руднев подобрал револьвер гангстера и увидел, что Лобанов уже успел расправиться с четырьмя противниками. Пятый, отбиваясь от разъяренного Юрия, выхватил опасную бритву и, размахивая ею, закричал что-то нечленораздельное, страшно выпучив глаза. Игравшие за другими столами бильярдисты сбились в тесную кучку, стараясь держаться подальше от побоища.

Сделав обманное движение, капитан сильно ткнул гангстера в живот тонким концом кия и, когда тот согнулся, поймал его руку с бритвой и вывернул кисть. Ухватив другой рукой китайца за штаны, Лобанов швырнул его в окно. Зазвенели стекла, рама сломалась, бандит вылетел на улицу.

— Полиция! Полиция! — заорал во все горло хозяин заведения.

Грохнул выстрел. Стоя на коленях и сжав револьвер обеими руками, один из гангстеров с разбитым, окровавленным лицом пытался поймать на мушку Юрия. Но руки дрожали, и он промахнулся, пуля вошла в стену.

— За мной!

Капитан одним прыжком перемахнул через подоконник разбитого окна и очутился на тротуаре, где уже собирались зеваки, с любопытством заглядывавшие в зал «Наньтао» — что происходит, почему крики и шум?

Руднев не раздумывая последовал за приятелем. За его спиной, в баре, грохнул второй выстрел, и толпа зевак начала быстро таять. Поблизости раздались трели полицейских свистков, призывавшие подмогу, — ни горожане, ни полиция не желали рисковать зря.

Только пробежав несколько кварталов, друзья перешли на шаг. И тут Саша заметил, что он все еще сжимает в руке кий. Нервно рассмеявшись, он поставил его к стене дома и вытер лицо носовым платком.

— Неприятная история.

— По-моему, кое-кто из бандитов был тогда у магазина. — Остановившись, капитан угостил приятеля сигаретой.

— Мне удалось подобрать револьвер, — не удержавшись, похвастался Руднев.

— Я тоже не промах, — многозначительно похлопал по тяжело отвисшему карману Лобанов. — Пригодится. Похоже, в этом городе приличному человеку без оружия не обойтись. Дома полюбуемся на трофеи. Но Ольге ни слова!

— Слишком быстро исчез наш китаец. Ты не находишь? — прикурив, спросил Саша. — И встреча с бандитами именно в «Наньтао», в день и час свидания с Юэ, настораживает. В другой раз может и не повезти. Дважды мы вышли победителями, а местные гангстеры не прощают подобного чужакам.

— Предлагаешь не ходить в «Нефритовую беседку»? — покосился на него Юрий. — Не знаю, не знаю. Стоит все хорошенько обдумать на досуге. Судя по-сегодняшнему, Юэ тертый малый, но, помогая нам, не оказывает ли он услугу еще кому-то? Ты это хотел сказать? Восток всегда останется Востоком.

— Угадал, — согласился Руднев. — Однако не хочется терять шанс узнать хоть что-нибудь о старике Воке.

— В любом случае: кто предупрежден, тот не побежден. — Лобанов взял приятеля под руку и прибавил шагу, торопясь поскорее вернуться домой. — Мы сегодня получили урок и предупреждение. Подумаем, посоветуемся, а тогда и решим: пойти на новую встречу или нет.

Низко кланяясь, Бо Гу медленно вошел в большую светлую комнату и остановился, не доходя трех шагов до развалившегося в широком кресле толстяка, державшего на коленях откормленного пушистого кота. Пухлые пальцы Луча гладили длинную шелковистую шерсть, нежно почесывали, слегка щипали, массировали, и кот сладко мурлыкал, пригревшись у живота хозяина. Обмахиваясь веером, Луч уставился маленькими припухшими глазками на почтительно склонившегося перед ним владельца ресторана.

— Где Фын?

— Бежал, — не смея поднять глаз, чуть слышно ответил Бо Гу.

— Бежал, — презрительно скривил губы толстяк. — Зачем ты держишь у себя в харчевне никчемных людей, неспособных справиться даже с таким простым делом? Или мы ошиблись в своем доверии?

— Нет, нет, что вы, — поспешил оправдаться ресторатор, — его непременно найдут, обязательно найдут, если не сегодня, то завтра. Я вам обещаю!

— Он давно должен быть у нас в руках, а не шататься по городу, — раздраженно сбросив кота с колен, сказал толстяк. Настроение у него испортилось — ему придется оправдываться перед Великим Драконом.

Мало приятного чувствовать себя виноватым в чужих грехах и жутко потеть от страха, не зная, что тебя ждет, когда закончится разговор: милостивое прощение в обмен на еще большее усердие или притаившийся за портьерой верный телохранитель Великого Дракона, готовый набросить на твою шею шелковую удавку.

— Что русские? — отпихнув ногой собравшегося поиграть кота, сердито буркнул Луч.

— Они идут по тому же следу, — снова поклонился Бо Гу. — Им тоже нужен старый Вок. Юэ отлично сыграл свою роль и назначил русским новую встречу в «Нефритовой беседке». Мы их не упустим.

— Да-да, — издевательски усмехнувшись, кивнул толстяк. — Твой человек, значит, подал условный знак, пришли парни и началось побоище? Позор! Люди «Тайбо», перед которыми должен трепетать весь город, искалечены двумя белыми! По Шанхаю ползут слухи о драке в «Наньтао», наши враги торжествуют, а ты здесь пытаешься убедить меня, что все в порядке?!

Побледневший Бо Гу рухнул на колени и покорно склонил голову, приняв смиренную позу, а толстяк, тряся щеками от гнева, выбрался из кресла и начал расхаживать по просторной, лишенной мебели комнате. Его ноги тяжело шаркали по лакированному полу, время от времени он потирал больную поясницу и, словно камни, бросал в хозяина ресторана слова укора. Слушая, тот вздрагивал всем телом и склонял голову все ниже и ниже, пока не уперся лбом в пол.

— «Тайбо» не может терпеть поражения!

Подойдя к замершему хозяину ресторана, Луч пнул его и свалил на бок. Бо Гу тут же поймал ногу толстяка и почтительно поцеловал мягкую туфлю на войлочной подошве.

— Фына взять! — стоя над распластавшимся перед ним подчиненным, приказал Луч. — Найди его где хочешь, пытай, режь на куски, но узнай все.

— Так и будет, — охрипшим голосом произнес Бо Гу и с облегчением перевел дух: гроза, кажется, миновала. Надолго ли?..

— Дома русских не трогать: ни к чему настораживать полицию. — Поймав кота, толстяк взял его на руки и прижался щекой к мягкой шерсти. — Я знаю, что ты скажешь, знаю, как будешь оправдываться: один из них почти великан и сильнейший боец, да и другого не зря держали в охранниках банка и телохранителях. Ну и что? На любого сильного бойца найдется еще более сильный! Или хитрый! Заманите их в западню, из которой не вырваться!

— Так и будет, — повторил Бо Гу.

Толстяк уселся в кресло и, положив кота на колени, любовно расправил его длинный, пушистый хвост. Помолчав немного, он продолжил:

— Остается Жао. Его телохранитель убит, и это облегчает дело. У тебя, надеюсь, есть рядом с бывшим полицейским надежные глаза и уши?

— Есть, — чуть приподняв голову, ответил ресторатор.

— Надо разыграть тонкую партию. Подумай, с кем лучше ее вести: с русскими или Жао? Даю тебе время до захода солнца, чтобы во всех подробностях расписать ее и доложить мне. И тогда посмотрим, годишься ты на что-нибудь или нет.

Бо Гу снизу вверх заискивающе заглянул в сердитое лицо Луча и униженно спросил:

— Какова должна быть судьба Мэй?

— Поглядим, — лениво зевнул толстяк. — Вряд ли она нам нужна. Слишком опасно оставлять свидетелей, хотя за нее можно взять приличные деньги, если продать в публичный дом подальше отсюда. Говорят, эта Мэй просто красотка?

Ресторатор угодливо захихикал, мысленно уже прикидывая возможные варианты решения, поставленной перед ним задачи. Это только кажется, что до захода солнца еще уйма времени, а на самом деле не успеешь оглянуться, как снова очутишься здесь, перед креслом всесильного Луча. И горе тебе, если хозяин вновь проявит хоть малейшее недовольство.

— Великий Дракон повелел закончить все дела в три дня, — придав лицу почтительное выражение, веско сказал толстяк. — Иди! И помни: «Тайбо» не знает поражений!

Бо Гу поднялся и, согнувшись так, что руки касались пола, попятился к выходу: он заставит подручных съесть свои мозги, если к вечеру ничего не будет придумано.

— Да, вот еще что, — знаком велев подчиненному задержаться, проскрипел Луч. — Можете нарушить перемирие с «воронами», но так, чтобы они сами оказались в этом виноватыми. Все, иди!

Глава 9

Когда телохранитель вечером не вернулся, Жао сначала не слишком обеспокоился — мало ли куда могло его занести, особенно если он наконец засек и взял под наблюдение Фына. Но когда Чжоу не появился и на следующий день, бывший полицейский не на шутку встревожился: что случилось, где он пропадает столько времени, не давая о себе знать? Неужели нельзя догадаться позвонить из города портье отеля и попросить передать несколько слов? Мог бы и уличного мальчишку прислать с запиской, эти голодранцы за пару медяков куда хочешь сбегают.

Жао даже и мысли не допускал, что с Чжоу произошла серьезная неприятность. Его телохранитель не раз доказывал способность справиться с несколькими, даже хорошо вооруженными противниками, а Фын и подавно против него не боец. К тому же Чжоу отлично знает, с кем имеет дело. Хотя попался же сам Быстрорукий в ловушку, когда его чуть не до полусмерти отмолотили в темном подъезде… Неужели Чжоу позволил заманить себя в западню?

Но как узнать, что случилось и где искать Чжоу? Не станешь же спрашивать у торговца мануфактурой Сюе Вея? Быть может, сходить к старым знакомым в криминальную полицию; покурить, поболтать с ними и исподволь выспросить о последних происшествиях в городе? Правда, придется как-то объяснить, где ты пропадал несколько лет и чем занимался, а это далеко не безопасно: там работают не только тупые костоломы и махровые взяточники, но и весьма толковые, профессионально подготовленные люди, способные выудить немало интересного даже из пустой болтовни. Нет, лучше приберечь варианты с купцом и полицией на крайний случай, понапрасну не испытывая судьбу.

Еще один день прошел в бесплодных, томительных ожиданиях. Вечером Жао не выдержал и отправился в город, однако вернулся ни с чем и долго ворочался без сна, пока усталость не взяла свое. Даже Мэй, всегда такая желанная, не смогла его успокоить.

Утром он первым делом послал горничную узнать у портье, нет ли каких известий от Чжоу и заодно принести свежие газеты. Понукать девчонку не было надобности — бывший полицейский знал, что она путается с его телохранителем и сейчас переживает из-за исчезновения дружка.

Вернувшись, горничная молча подала ему газеты и в ответ на вопросительный взгляд отрицательно мотнула головой, пряча покрасневшие от слез глаза. Вялым жестом разрешив ей уйти, Жао быстро просмотрел разделы уголовной хроники, но не нашел в них ничего заслуживающего внимания: в баре «Наньтао» устроили побоище, пустив в ход бильярдные кии, — два европейца чего-то не поделили с местными, в драку ввязались индус, которому проломили череп, и негры с американского парохода; за десяток долларов прирезали сутенера около «Гранд-отеля»; какие-то бандиты пытались ограбить особняк купца-миллионера; автомобиль предпринимателя-француза задавил глухую старуху; на канидроме, где устраивают собачьи бега, мошенники букмекеры приняли высокие ставки и скрылись вместе с деньгами; пьяный матрос-итальянец пытался изнасиловать танцовщицу из дешевого дансинга… Все не то.

Переодевшись, Быстрорукий снова отправился в город, обещав Мэй вернуться к обеду. Добравшись до лавки Сюе Вея, он заглянул в расположенную напротив дешевую харчевню и осторожно расспросил завсегдатаев. По их словам, за последние три-четыре дня здесь ничего не случалось: ни скандалов, ни драк, ни убийств. Полиция не появлялась, а на нищих, гнусаво выпрашивающих подаяние, в этом квартале никто не обращал внимания. Где же Чжоу?

Снедаемый беспокойством, Жао решился зайти в мануфактурную лавку, однако и там не удалось ничего выудить — приказчики шустро обслуживали клиентов, за ними бдительно наблюдал сам Сюе, лениво обмахивавшийся веером. Духота, запах старого дерева и анилиновых красок, сладкие, предупредительные улыбки, тонкий перезвон дверного колокольчика. Приценившись к лоскуту пестрого шелка, бывший полицейский для вида немного поторговался и вышел, не сделав покупки. Вот незадача так незадача! Чжоу наверняка был тут, но куда он направился потом? Как отыскать его следы в огромном городе, где людей — что муравьев в муравейнике?..

Побродив по окрестным улочкам, Жао решил набраться терпения и подождать до утра: бывало, телохранитель и раньше надолго исчезал, а потом объявлялся живой и невредимый. Если он и на следующий день не вернется, навестим «Розовый лотос» и потолкуем с Бо Гу…

Мэй, как всегда, была в номере. Устало опустившись в кресло, Быстрорукий милостиво позволил ей разуть себя, закурил и невидящим взглядом уставился в одну точку.

— Мой господин в печали? — присев на подлокотник, проворковала девушка и тонкими пальцами принялась осторожно массировать затылок Жао.

— Неприятности, — лаконично ответил бывший полицейский.

— Ждешь, пока вернется твой человек? — Мэй расстегнула воротник рубашки и слегка пощекотала ему шею. — Он придет, не мучай себя дурными мыслями. Сейчас принесут обед. Хочешь, выпьем немного вина? Оно согреет душу и развеет печаль.

Не дожидаясь ответа, она вскочила и подбежала к маленькому столику в углу. Взяла с него поднос с чайником и маленькими фарфоровыми чашечками. Опустившись перед Жао на колени, с поклоном подала ему поднос и сама налила вина.

— Выпей, мой господин.

С улыбкой взяв чашечку, бывший полицейский мелкими глотками выцедил слегка подогретое, сладковатое вино. Действительно, вино успокаивает. Даже появилась некоторая сонливость. Еще бы: все время на нервах, ночью почти не спал, лишь забылся на два-три часа.

— Подавать обед? — прощебетала Мэй.

— Пожалуй, сначала приляжем немного отдохнуть, — тяжело поднявшись, Жао обнял ее за плечи и увлек в спальню.

Глаза у Быстрорукого буквально слипались, голова отяжелела, губы размякли. Он присел на постель, чтобы снять брюки, но тут же повалился на бок и засопел, уткнувшись лицом в расшитую яркими шелками подушку.

Мэй, ухватив его за плечи, принялась тормошить, затем похлопала по щекам, несколько раз ущипнула — сначала не слишком сильно, а потом глубоко впиваясь острыми ногтями в кожу, — но Жао в ответ только промычал нечто нечленораздельное и с трудом перевернулся на другой бок.

Тогда она выбежала в смежную комнату и, приоткрыв дверь, сделала знак ожидавшей в коридоре горничной. Через несколько минут в номер бочком проскользнул юркий молодой человек в соломенной шляпе и на цыпочках прошел в спальню. Наклонился над бывшим полицейским и прислушался к его дыханию. Убедившись, что Жао спит мертвецким сном, молодой человек небрежно перевернул его на спину и сноровисто обыскал. Первым делом вытащил спрятанный в подмышечной кобуре револьвер, потом тщательно обшарил карманы и прощупал швы одежды.

Тем временем в номере появились трое крепких парней. Горничная осталась в коридоре, а Мэй, сжавшись и подобрав ноги, сидела в кресле.

— Можно забирать, — выглянув из спальни, шепотом сообщил молодой человек в соломенной шляпе.

— Пойдем, соберешь вещи, — обратился к Мэй один из парней.

— Вы обещали мне… — подняла на него глаза девушка.

— Да, не сомневайся, — заверил тот. — Мы умеем быть благодарными. Получишь билет на пароход и деньги. Пошли.

Пропустив Мэй вперед, он неожиданно ударил ее ребром ладони по шее. Его приятель подхватил девушку, отнес ее на кровать и уложил рядом с безмятежно похрапывающим Жао.

— Где его бритва? — повернулся парень к молодому человеку в соломенной шляпе. Тот метнулся к умывальнику и подал опасную бритву.

— Надо ли? — соломенная шляпа просительно заглянул в лицо парня, отдававшего распоряжения.

— Жалеешь? — Открыв бритву, тот вложил ее в руку бывшего полицейского и крепко сжал его кисть своими пальцами. — Понимаю, как не пожалеть такую красотку. Но… проститутка и есть проститутка. Сначала она продала «воронов», потом продала своего любовника, а после продаст нас. Ты этого хочешь?

Не услышав ответа, он поднял руку Жао с бритвой и резко полоснул ею по горлу Мэй. Соломенная шляпа зажмурился и отвернулся, втянув голову в плечи.

— Заворачивайте, — бросив на пол окровавленную бритву, распорядился старший, — живее, не копайтесь!

Собрав вещи бывшего полицейского, гангстеры сложили их в чемодан, а самого Жао сняли с постели и завернули в циновку. Двое подняли тюк на плечи и по черной лестнице потащили вниз к запасному выходу во двор отеля.

— Тебе придется уехать с нами, — взял горничную под руку молодчик в соломенной шляпе. — Скоро здесь станет слишком шумно…

Открыв глаза, Жао с изумлением увидел: он лежит на голом полу в почти пустой комнате, меньшая часть которой отгорожена толстенными, лаково блестевшими бамбуковыми прутьями, проходившими сквозь потолок и пол. Клетка — да и только! Прямо перед его носом темнело зловонное канализационное отверстие, и Быстрорукий брезгливо отодвинулся, чтобы не чувствовать отвратительного смрада.

Попытавшись сесть, он со стоном схватился за голову — она раскалывалась от боли и сильно кружилась. К горлу волнами подкатывали приступы жуткой тошноты, в глазах темнело, нестерпимо хотелось снова лечь и провалиться в глухое забытье. Кое-как справившись с собой, Жао с трудом сел, обессиленно прислонившись к стене, и осмотрелся.

«Уж не сон ли это? — мелькнула мысль. — Сейчас проснусь, и рядом будет Мэй, а в смежной комнате — верный Чжоу, ожидающий, когда я выйду к нему…»

Но, к сожалению, это был не сон. Тусклая пыльная лампочка под потолком, ни одного окна, пол залит цементом, серые, гладко оштукатуренные стены, а на расстоянии вытянутой руки — ровные ряды не уступающих по прочности самой лучшей стали бамбуковых прутьев с годовыми кольцами, похожими на изуродованные ревматизмом коленные суставы. Где он?

Кажется, сегодня утром он ходил в город искать следы пропавшего Чжоу, а потом, вернувшись в номер, выпил поднесенного Мэй подогретого вина и отправился полежать перед обедом? Или не сегодня? Но когда? Как он очутился здесь, что все это значит? И отчего нестерпимая головная боль?

В противоположной стене открылась неприметная дверь, и вошел пожилой китаец в темном халате. Поставив напротив решетки легкий табурет, он сел, принявшись с интересом разглядывать Жао.

— Кто ты? — тяжело ворочая языком, спросил бывший полицейский.

— Господин пришел в себя? — приветливо улыбнулся незнакомец. — Как самочувствие?

— Погано, — не стал скрывать Быстрорукий. — Дайте воды.

— Потом, — снова улыбнулся пожилой. — Сначала поговорим.

— О чем? Я не буду разговаривать, пока не узнаю: где я и по какому праву меня здесь держат, как зверя в клетке?

— Где? У нас в гостях, — весело рассмеялся незнакомец. — Уединенное место, подальше от чужих глаз и ушей, а держат здесь по праву сильного, чтобы уберечь от опрометчивых шагов и неприятностей.

Жао похлопал по карманам, в надежде отыскать сигареты и спички, но карманы оказались пустыми — ни курева, ни денег, ни документов. Оружие, часы, галстук, шнурки и брючный ремень тоже исчезли. Похоже, его засадили в тайную тюрьму. Но кто и почему? И главное, как это им удалось? Неужели Мэй что-то подсыпала в вино?

— Дайте закурить, — без особой надежды попросил бывший полицейский.

— Потом покурите. — Незнакомец говорил ровным, тусклым голосом. — Сначала ответьте на вопросы.

— Какие еще вопросы? — почти простонал Быстрорукий. — У меня пересохло в глотке и голова просто раскалывается. Хотите уморить жаждой?

— Все зависит от вас. Если найдем общий язык, немедленно получите воду, пищу и табак, дадим тюфяк и подушку. Итак? Вы согласны отвечать?

— Что именно вас интересует? — Жао понял, что влип в дурную историю, из которой не так-то просто выпутаться. Неужели он попал к «Золотым воронам»? Надо послушать, о чем будет спрашивать похожий на истукана человек в черном халате. Может быть, тогда появится хоть какая-то ясность…

— Что привело вас в Шанхай?

— Дела, — буркнул бывший полицейский.

— Какие дела?

— Личные.

— Это не ответ. — Губы незнакомца снова тронула легкая улыбка. — Если разговор и дальше пойдет в таком тоне, вы не получите ни воды, ни пищи, ни табака, но зато вам дадут десять ударов палкой по пяткам. Выбирайте! А на вопросы все равно придется отвечать. Учтите, лгать бесполезно, нам известно многое, а ответы можно проверить.

— Все так говорят, — небрежно отмахнулся Быстрорукий.

— Но не все имеют возможность сделать, — парировал темный халат. — Я повторяю: что привело вас в Шанхай?

Жао задумался: слепить сейчас правдоподобную легенду и посмотреть, проглотят ли ее? До битья палкой по пяткам доводить не хотелось.

— Я надеялся разыскать здесь одного человека и отомстить ему за смерть родственника. Убийца уже был в моих руках, но сумел бежать и скрылся в Шанхае. Поэтому я и прибыл сюда.

— Хорошо, — поощрительно закивал незнакомец. — Его имя?

— Он называл себя Фу, но потом выяснилось, что его настоящее имя Фын.

— Вы его обнаружили?

— Удалось найти следы его пребывания в городе, но до самого убийцы я добраться не успел.

— Фыну тоже известна тайна золотых долларов, похищенных из банка в Чжанцзякоу?

Бывший полицейский похолодел и застыл, словно перед ним вдруг разверзлась темная бездна, дохнувшая леденящим могильным ветром. Вот оно что? Его отнюдь не гостеприимных хозяев интересует тайна золота? Какая теперь разница, кто его захватил: нужно спасать жизнь вместе с тайной, поскольку, расставшись с ней, он тут же станет трупом. Но как спасать?

— Ничего не знаю ни о каком золоте, — постаравшись придать лицу равнодушное выражение, ответил Жао. — Я слышал об ограблении, когда служил в полиции, но никаких тайн не знаю.

— Не хотите быть откровенным, — с сожалением констатировал незнакомец. — Не смею настаивать, на все нужно время, а оно принадлежит нам. Подумайте, потом увидимся.

Не обращая внимания на требования Быстрорукого дать воды и табака и, главное, выпустить его отсюда, незнакомец в темном халате взял табурет, вышел и плотно прикрыл за собой дверь…

Сколько прошло времени до его нового появления, Жао не смог определить: он то проваливался в тяжелое забытье, то мучился от жажды и страстного желания выкурить сигарету, то впадал в дремоту. Под потолком все так же горела в полнакала несносная лампочка, на ушидавила гробовая тишина, грозя свести с ума.

Увидев незнакомца в темном халате, сидящего на табурете против решетки, Жао поймал себя на мысли, что и не заметил, как тот появился. Если так пойдет и дальше, тюремщики очень скоро сумеют добиться своего — без пищи и воды он ослабеет, сознание начнет мутиться, понемногу сотрется грань между реальностью и болезненным бредом. Перестанешь понимать, что происходит, и тогда — конец!

— Ты плохо выглядишь, — словно они и не расставались, по-свойски обратился к Жао незнакомец. — Мучаешься раздумьями, что дороже: золото или жизнь?

— Дайте воды, — просипел Быстрорукий. — И курить.

— Дадим, но позже, — заверил темный халат. — Фын знает о золоте?

— Опять? — Жао прислонился затылком к прохладной стене. — Я уже сказал.

— Жалеешь Фына? — казалось, незнакомец искренне изумился. — Зря! Вот он не пожалел Чжоу.

— Чжоу? Что с ним?

— Фын убил его и удрал.

— Ты лжешь, — презрительно скривил губы бывший полицейский. — Ему никогда не справиться с Чжоу. Это ложь, ложь!

— Зачем мне обманывать? — Незнакомец усмехнулся и вытащил свернутую газету. — На каждого сильного бойца всегда найдется еще более сильный или хитрый. Чжоу мертв, а Фын бежал. И тебя разыскивает полиция за убийство проститутки Мэй.

— Что? — Жао дернулся, как от удара.

— На! — Через прутья в клетку влетела свернутая газета. — Ты зарезал ее бритвой в номере гостиницы и скрылся. Ай как нехорошо получилось! Наверное, тебе лучше пока побыть у нас, чем попасть в руки старых приятелей-полицейских? Ну, так как же насчет золота?

Быстрорукий не ответил: он читал газету. Да, лихо его подставили! Ничего не скажешь, сработано чисто и профессионально. Тяжелое положение. Чжоу, если верить человеку в темном халате, убит. Мэй тоже. Не исключено, что их обоих убрали те, кто держит его в клетке, чтобы лишить хоть малейшей опоры на воле. Как только откроешь рот и скажешь про золото, наступит конец. Если убежишь, то попадешь в полицию. Да и как убежать из тюрьмы, находящейся неизвестно где? Заколдованный круг! Что делать, что делать?..

— Фын знал о золоте? Кого ты искал в Шанхае? Кто еще знает, где спрятано золото?

Каждый вопрос отдавался острой болью в темени, но слова звучали глухо, будто уши заткнули ватой. Где ты промахнулся, Жао? Что изменилось в Шанхае за время твоего отсутствия? Чего-то ты не учел и, очевидно, вел свою партию неправильно. А в результате — клетка…

— Не хочешь говорить? Ладно, подождем.

Быстрорукий сидел, не поднимая глаз, а когда взглянул, незнакомца в темном халате уже не было…

Вечером Бо Гу приехал в знакомый особняк. Толстяк принял его в той же комнате. Знаком оборвав цветистые приветствия и благопожелания ресторатора, он спросил:

— Кто с ним беседует?

— Мой брат, — почтительно поклонился Бо Гу. — Но Жао упорно молчит о золоте.

— Эта девка из отеля?.. — Луч нетерпеливо пошевелил пухлыми пальцами, и хозяин ресторана, поняв, что столь высокопоставленному лицу не пристало обременять память излишними подробностями, тут же учтиво пришел на помощь:

— Горничная? Она на дне бухты. Полиция не будет ничего предпринимать для розысков Жао без нашего ведома.

— Хорошо. Пока я доволен. Русские?

— С ними разберемся завтра, а Фына наши люди ищут по всему городу. Его найдут!

— Копаетесь, — недовольно поморщился толстяк. — Смотрите, чтобы птица в клетке не сдохла раньше времени. Раздразните его и, если не поймаете Фына, действуйте…

Европеизированный китайский ресторан «Нефритовая беседка» находился недалеко от центра, рядом с шумными торговыми кварталами, где толпа бурлила с раннего утра до позднего вечера. Двухэтажное старинное здание с вычурной белой беседкой на крыше стояло на перекрестке двух переулков и выходило фасадом в крошечный, заботливо ухоженный скверик.

На встречу с Юэ отправились втроем: Ольга настояла, чтобы мужчины не оставляли ее дома одну, и, как ни сопротивлялись Юрий и Саша, добилась своего, клятвенно обещав во всем их слушаться. Скрепя сердце Лобанов согласился с доводами сестры: днем, да еще в центре города, вряд ли повторится случившееся в «Наньтао». Дорогой девушка оживленно щебетала, держа под руку Руднева, но когда пришли, примолкла. В таких ресторанах она никогда еще не бывала и сейчас с интересом разглядывала резной навес над входом, огромные каменные вазы и молодого швейцара в короткой красной куртке и белых перчатках.

— Подождите, — велел Юрий. — Я поднимусь посмотреть, не появился ли наш приятель.

Молодые люди подошли к витрине маленького галантерейного магазинчика и спрятались под тентом от палящих лучей солнца, а капитан легко взбежал по ступеням и вошел в ресторан. Вернувшись, он сообщил:

— Юэ пока нет. Посетителей мало, есть свободные столики. — Обернувшись, Лобанов показал на открытые окна второго этажа, расположенные прямо над козырьком парадного подъезда, и предложил: — Давайте разделимся. Вы сейчас идете в зал и садитесь у окна, а я остаюсь здесь и занимаю такую позицию, чтобы видеть вас и вовремя заметить приближение китайца. Наблюдайте за мной: если за Юэ следят, я немедленно подам вам знак уходить и попробую потолковать с нашим знакомым на улице. В случае чего встретимся дома.

— Ты не поднимешься к нам? — На щеках Ольги выступил лихорадочный румянец. Ей вдруг сделалось страшно и весело одновременно.

— Если будет нормально — придем вместе с Юэ, — успокоил ее брат и слегка сжал локоть Саши. — Надеюсь на тебя. Ну, с Богом.

Швейцар, согнувшись в поклоне, распахнул высокие резные двери, и они вошли в прохладный холл. В глубине, за сверкавшей сусальным золотом деревянной аркой, виднелся нижний зал: ряды покрытых крахмальными скатертями столиков и маленькая эстрада с опущенным занавесом. Слева, в нишах за тяжелыми портьерами, угадывались двери мужского и женского туалетов, а справа широкая мраморная лестница вела на второй этаж.

Наверху их встретил предупредительный метрдотель в темно-зеленом фраке и проводил к столику у окна. Не успели они сесть, как появился улыбчивый официант-китаец и начал расставлять на столе фарфоровые плошки с сычуанской капустой, рисом, креветками и трепангами. Подал водку «мао-тай» и любезно предложил отведать жасминового чая с кантонскими коржиками, в которые запекают бумажный серпантин с предсказаниями судьбы. Руднев слушал официанта, согласно кивал, а сам лихорадочно прикидывал, хватит ли у него денег, чтобы расплатиться. Ресторан не из дешевых: здесь европейская мебель, кухня и интерьер китайские, а цены как в самых лучших заведениях Шанхая. Посмотрев в окно, Саша увидел Лобанова, стоявшего в нише подъезда на другой стороне улицы, и капитан подал знак, что тоже его видит.

— Господин и госпожа будут кушать вдвоем? — почтительно поклонившись, спросил официант.

— Нет, мы ждем друзей, — ответил Руднев, поддавшись какому-то смутному предчувствию. — Сервируйте на четыре прибора.

Официант оживился и буквально запорхал вокруг стола, щедро даря улыбки и расточая комплименты. Немного расслабившись — ведь все шло так гладко, — Ольга откинулась на спинку стула и начала с любопытством разглядывать убранство зала и публику.

Пробегали официанты с уставленными яствами подносами, играла тихая музыка, ресторан потихоньку заполнялся посетителями. Саша, старательно поддерживая ничего не значащий разговор, пытался разобраться в собственных ощущениях и понять — что же не дает ему покоя, отчего внутри постепенно нарастает неприятное, зудящее чувство близкой опасности? Нечто похожее бывало на фронте, куда он попал совсем зеленым юнцом: во время затишья вдруг охватывала смутная тревога, мучили неясные предчувствия, а потом вдруг начинался артиллерийский обстрел, и австрияки поднимались в атаку.

Убедившись, что Лобанов по-прежнему спокойно стоит в нише подъезда, Руднев еще раз внимательно осмотрел зал, и сердце у него в груди томительно сжалось: почему здесь почти нет женщин? За столиками у входа компании мужчин — в одной шесть китайцев, в другой четверо, рядом расположились еще трое, а к четвертому столику мэтр провел двух бритоголовых, лица которых показались странно знакомыми. Где он мог их видеть? Или с ним играет дурные шутки нервное напряжение? Надо взять себя в руки! Вон, в углу, сидят две размалеванные девки с пожилыми европейцами, лихо пьют водку, закусывают, курят сигареты в длинных мундштуках и чувствуют себя как рыба в воде. И все же необходимо быть настороже: ведь с ним Ольга!

— Что случилось? — безошибочно почувствовав перемену его настроения, шепотом спросила девушка.

Немного задержавшись с ответом, Саша поглядел на часы: Юэ опаздывал на десять минут. Придет ли он вообще? Не влезли ли они сегодня сами в ловушку, которую гангстерам так и не удалось захлопнуть в «Наньтао»?

— Не нравится публика в зале. — Заметив, что один из бритоголовых смотрит в их сторону, Руднев безмятежно улыбнулся. — Слишком много мужчин. Особенно у выхода.

— Полагаешь, нас не выпустят? — Ольга слегка побледнела и нахмурилась.

— Пока что они ждут Юрия. — Успокаивая девушку, Саша накрыл ее руку ладонью. — Я думаю, тебе лучше сейчас же уйти. Сумочку оставь, как будто направляешься в туалет. Предупреди брата и немедленно уезжайте домой.

— А если меня остановят? — В глазах Ольги метнулся страх.

— Надо попробовать. Они же видят на столе четыре прибора и будут тянуть до последнего, дожидаясь остальных. Не теряй времени!

Девушка вымученно улыбнулась и поднялась. Гордо вскинув голову и не глядя по сторонам, она пошла по лестнице на первый этаж, а Руднев сунул руку под пиджак, нащупывая трофейный револьвер. Ну, что сейчас будет? Если они не дадут ей выйти… Что тогда? Стрелять?

Головы сидевших у выхода китайцев, как по команде, повернулись к Ольге, но ни один не тронулся с места, и она спокойно прошла мимо замолчавших при ее приближении мужчин. Саша облегченно вздохнул: неужели пронесло? Или он зря запаниковал? Как там капитан, стоит? Да, Юрий покуривает в тенечке, высматривая припозднившегося Юэ. Теперь надо только дождаться, когда Ольга подойдет к брату, а там выбираться самому.

Господи, но где же она, почему до сих пор не вышла на улицу? Что там еще стряслось? Остановили внизу?

Почувствовав легкое движение в зале, Руднев обернулся и похолодел: к нему шла Ольга! Грациозная, царственно спокойная, и только неестественно напряженная спина и расширенные зрачки выдавали истинное состояние девушки.

— Извини, милый, я забыла пудреницу, — громко сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

Легкое, почти неощутимое прикосновение ее губ бросило его в жар, заставило сердце забиться быстрее, поэтому Саша едва расслышал, как она шепнула:

— За углом две машины. Будь осторожен.

Бросив быстрый взгляд на китайцев у входа, Руднев заметил, как они расслабились при новом появлении Ольги и проводили ее снисходительными улыбками. Зачем она так рискует, зачем играет с огнем! Вернулась, чтобы предупредить его! И идет к дверям так медленно, так спокойно. «Да уходи же скорее!» — захотелось крикнуть Саше, но он заставил себя принять безразличный вид и отвернулся к окну.

Что это? Лобанов вытирает лицо скомканным носовым платком — подает сигнал опасности, а через дорогу к нему бежит Ольга. Ага, из-за угла появился Юэ, но идет он не к ресторану. Кинулся наперерез девушке, пытаясь поймать ее! Какого дьявола медлит капитан? Неужели не видит, что на помощь Юэ бросились еще трое? Они же сейчас схватят Ольгу!

— Господин еще ждет друзей?

Саша повернул голову. Рядом стоял улыбающийся официант. Китайцы у выхода смотрели на них, бритоголовые поднялись из-за стола, а расположившаяся поблизости троица подтягивалась ближе. Понятно, они намереваются взять его в кольцо. На улице кто-то истошно закричал, но смотреть в окно не оставалось времени.

— Я расплачусь. — Руднев резко встал и одним прыжком оказался на подоконнике.

Ему оставили единственный путь к спасению, не догадавшись или побоявшись закрыть окно, чтобы раньше времени не настораживать жертву. Что ж, он воспользуется им! Спрыгнув на козырек парадного входа, Саша едва устоял на ногах, но тут же метнулся к лепному карнизу, идущему по краю навеса. Уцепившись за него, перебросил тело в пустоту и повис. Сверху доносились крики и топот ног — преследователи бежали вниз, надеясь перехватить его.

Разжав пальцы, он приземлился буквально в сантиметре от огромной каменной вазы. Из-за нее — как чертик из коробочки — выскочил швейцар и ударил, целясь ботинком в голову, но Руднев успел поставить блок и резко отбил ногу китайца. Тот потерял равновесие и упал. Спихнув швейцара с крыльца, Саша побежал туда, где недавно видел из окна Лобанова и Ольгу. Только бы успеть, только бы не дать бандитам схватить девушку!

Крестом раскинув руки, на мостовой валялся какой-то человек с окровавленным лицом. Мельком глянув на него, Руднев едва узнал Юэ. Около фонарного столба скорчился еще один китаец, обхвативший руками живот, словно его мучили колики, а у стены дома ничком лежал третий. Из ресторана высыпала кучка возбужденных посетителей, многоопытный владелец магазина уже опускал на витрину жестяные жалюзи, покрикивая на помогавших ему приказчиков. Торопились скрыться случайные прохожие. И тут Саша увидел Юрия, подсаживавшего Ольгу в коляску рикши. Слава Богу, они целы!

— Уезжайте! — закричал Саша что было сил. — Уезжайте!

Выхватив револьвер, он несколько раз выстрелил в машину, рванувшуюся из-за угла к утлой коляске рикши. По лобовому стеклу веером разбежались трещины, машина вильнула и врезалась крылом в стену дома.

— Гони! — взревел Лобанов. Молодой китаец-рикша, выпучив от ужаса глаза, рванул, налегая грудью на перекладину оглоблей.

Обернувшись, капитан начал палить из револьвера. Выскочившие из машины гангстеры попрятались за ее кузовом.

«Не дать им броситься в погоню, не дать!» — лихорадочно билось в голове у Руднева. Укрывшись за фонарем, он открыл огонь по бандитам у автомобиля и выбежавшим из ресторана. В ответ посыпался град пуль, чмокавших в стены, с противным визгом рикошетивших от столба фонаря, выбивавших крошки из серых каменных плит тротуара. В очередной раз нажав на спусковой крючок, Руднев услышал лишь пустой щелчок — в барабане кончились патроны. Ганстеры, не прекращая стрелять, подбирались все ближе и ближе, но пока ни одна пуля не задела Сашу.

«Я им нужен живой»! — мелькнула догадка. Иначе как объяснить, что множество стрелков, среди которых наверняка есть весьма меткие, еще ни разу не попали в человека, выбравшего укрытием тонкий фонарный столб? Проверить? Нет, вряд ли удастся перезарядить револьвер до того, как бандиты успеют добежать сюда. Что же делать? Не ждать же их, как жертвенному бычку?

Развитое воображение успело подсказать, каков будет удар пули, разрывающей плоть, следующая за ним боль, но Руднев заставил себя выскочить из-за столба и побежал по переулку, надеясь скрыться за углом. Немедленно хлопнули выстрелы, впереди посыпались осколки разбитых окон, застонала от свинца чугунная решетка водостока, словно беглецу приказывали вернуться и больше не глупить: игра закончена, пора сдаваться на милость победителя!

Нет, ребята, так не пойдет. Нашарив в кармане пиджака запасной заряженный барабан, Саша открыл защелку и на бегу перезарядил револьвер. Когда он свернул в переулок, сзади послышался шум автомобильного мотора и визг покрышек. Его обогнала большая открытая машина и, проехав вперед, остановилась. Трое на заднем сиденье направили на Руднева, стволы крупнокалиберных пистолетов.

— Цу! Цу, назад, ходи!

«Они знают, что я русский?» — как-то отстраненно удивился Саша и метнулся в первую попавшуюся подворотню. К его ужасу, в глубине ее закрывали массивные, обитые толстой жестью ворота. Проклятие! Неужели сейчас он угодит в лапы местных уголовников, а они хотят заполучить его явно не для того, чтобы заставить заплатить по счету в «Нефритовой беседке»!

Пришлось снова выбежать на мостовую. Оказывается, машина успела немного подать назад, и теперь гангстеры оказались почти рядом. Отпрыгнув, Руднев стремглав бросился на другую сторону улицы и толкнул дверь подъезда: может быть, на его счастье, он проходной или удастся выбраться на крышу? Но дверь была заперта.

— Давай, давай! — издевательски смеясь, крикнули ему в спину, однако выстрелов не последовало. Это уже несколько обнадеживало.

Видели они, что он успел перезарядить оружие, или нет?

Впрочем, от револьвера толку будет мало, если перекрыт весь переулок — возможно, еще несколько человек прячется за выступами домов. Загнали? Ну уж нет, не на того напали!

Ага, вот, кажется, еще одна подворотня. Но и тут массивные, плотно закрытые ворота, только наверху есть щель, в которую можно попробовать протиснуться боком. Успеешь ли влезть, вот в чем вопрос. Со стороны магистрали послышались заливистые трели полицейских свистков. Станет ли полиция его избавителем? Вряд ли…

На мостовой вновь зарокотал мотор: сейчас бандиты подадут машину еще ближе к подворотне и зажмут его, как в мышеловке. Затравленно озираясь, Саша заметил в стене рядом с воротами дверь: маленькую, узкую, с облупившейся коричневой краской. Ударив в нее плечом, он даже застонал от бессилия — и здесь неудача!

С отчаянием обреченного Руднев налег на доски двери, чувствуя, как от нечеловеческого усилия яростно вспыхивает боль в мышцах спины и веревками вздуваются жилы на лбу. Чихая мотором, автомобиль уже разворачивался. Сейчас он въедет в подворотню и прижмет его бампером к воротам — неотвратимо, медленно, словно наслаждаясь агонией загнанной жертвы.

Что-то сухо треснуло, и дверь неожиданно распахнулась. Не удержавшись на ногах, Руднев упал в темноту, пахнущую мышами, пылью, но зато дающую шанс на спасение. Моментально вскочив, он захлопнул за собой дверь и начал баррикадировать ее. Под руки попадались метелки, ящики, старые ведра. Скорее, скорее! Пошарил в темноте в поисках чего-нибудь более тяжелого, что хоть как-то поможет задержать врагов, и вдруг ощутил пустоту. Что там, в глубине тесной каморки?

Как слепой выставив перед собой ладони, он шагнул вперед. На хлипкую преграду уже сыпались частые удары. Долго ли выдержит дверь? И что делать, когда она рухнет: встретить врагов выстрелами в упор и получить свое? Третьего запасного барабана у него нет.

Нога ощутила ступеньку, вторую, и ладони уперлись в новую дверь. Вот и все! Как говорят итальянцы, финита ля коммэдиа… А ведь когда-то, еще дома, в России, одна старуха гадалка предсказала ему долгую, полную невероятных приключений жизнь, огромное богатство и счастье в любви. Стоит ли верить гадалкам, если они всем и каждому обещают одно и то же?

Скользнув вниз по доскам, его рука наткнулась на изогнутую металлическую ручку. Легкий нажим… Дверь протяжно скрипнула и чуть приоткрылась, впустив в затхлый коридорчик лучи яркого света. Саша, не помня себя от радости, рванул дверь, захлопнул ее за собой, накинул ржавый металлический крючок и лишь потом огляделся. Тесный дворик. В огороженном частой сеткой вольере важно расхаживает большой черный петух с кроваво-красным гребнем. Кусты незнакомых цветов источают дурманящий аромат. Между ними — аккуратно выложенные бордовым кирпичом дорожки. По ту сторону высокого забора — раскидистое дерево.

Времени на раздумья не оставалось, и Руднев побежал по дорожке к забору. Подпрыгнул, подтянулся, перемахнул на другую сторону и очутился в соседнем дворе. Сидевшая на низкой скамеечке старуха от испуга упала и начала истошно орать, а Саша заметался в поисках выхода, натыкаясь на пустые рассохшиеся кадки. Отшвырнул кинувшуюся под ноги маленькую злую собачонку с приплюснутой мордой.

Дальнейшее слилось в сплошные прыжки, бег и крики. Он перелезал через заборы, нырял в низенькие калитки, путался в развешанном на веревках белье, слышал за спиной сердитые возгласы и вертелся юлой, пока не выскочил через тоннель очередной подворотни на оживленную улицу.

Здесь Руднев с удивлением обнаружил, что находится буквально в двух шагах от набережной и весьма далеко от ресторана «Нефритовая беседка»…

Очнувшись в очередной раз от забытья, Жао ожидал увидеть пожилого незнакомца в темном халате, но за решеткой из бамбуковых прутьев никого не было. Тихо, словно комнату обложили толстым слоем ваты. Что сейчас на воле: ночь, день? Сколько времени он провел здесь: сутки, неделю, месяц? Все смешалось.

Приглядевшись, бывший полицейский заметил на полу по другую сторону решетки три плошки. Ухватившись за бамбуковые прутья, он подтянулся, просунул руку и попытался достать их. Не тут-то было! Оказывается, его тюремщики весьма изобретательны на разные мерзости: он почти касался посудин кончиками пальцев, не хватало самой малости, чтобы взяться за их край. Ноздри дразнил запах риса, вызывая голодные спазмы давно не получавшего пищи желудка. Рот наполняла тягучая слюна, голова кружилась от неудержимого желания есть, но…

Изрядно помучившись, но так и не добившись успеха, Жао лег ничком на цементный пол и заскрипел зубами от злости — настолько худо ему еще никогда не было. И тут его осенила гениальная мысль: газета! Темный халат оставил газету! Если свернуть ее трубочкой и взять в руку, то наверняка удастся дотянуться до плошек и подвинуть их к решетке.

Вскоре узник с жадностью поглощал отварной рис и рыбу и, постанывая от наслаждения, запивал их слегка разбавленным водой вином. Есть пришлось без палочек, — руками, но какое это имеет значение. Пир богов! Неужели тюремщики сменили гнев на милость или просто не желают, чтобы он раньше времени совершенно обессилел? Как бы то ни было, кровь быстрей побежала по жилам и наконец-то исчез противный туман в голове, вызывавший сонливость. Интересно, кто придет за пустыми мисками? Может быть, с ним удастся поговорить? С пожилым истуканом в черном халате не очень-то поболтаешь и уж конечно не выжмешь из него никаких сведений… Выяснить бы, где находится эта тюрьма и что собираются сотворить с пленником…

Немного отдохнув, Жао решил воспользоваться одиночеством и обследовать свою клетку. Его серьезно занимал вопрос, каким образом его засунули за бамбуковый частокол? Если удастся разгадать эту загадку, то ответ должен подсказать и способ, как отсюда выбраться. Не откладывая дела в долгий ящик, бывший полицейский принялся тщательно ощупывать и простукивать стены, заглянул в канализационное отверстие, но ничего не добился и сосредоточил внимание на бамбуковых прутьях — не в них ли весь секрет? Попытавшись поднять или сдвинуть один из бамбуковых стволов, Жао убедился, что с таким же успехом, можно пытаться поколебать многотонную каменную колонну. Однако легко сдаваться и бросать начатое на половине пути было не в привычках Быстрорукого.

Надежда на спасение скромно и терпеливо ждала его в противоположном от параши конце клетки — там бамбуковые прутья показались ему чуть тоньше остальных, а гнезда в полу и потолке, через которые они проходили, несколько шире. Похоже, часть решетки поднимается или опускается…

Надо проверить. Ухватившись за скользкий, словно лакированный толстый прут, Жао налег на него всем своим весом и попытался сдвинуть вниз. От напряжения противно взмокла спина, кровь молоточками застучала в висках, но треклятый прут остался в прежнем положении. Тогда он сменил тактику: стал дергать его вверх, в разные стороны, вращать и сильно раскачивать.

Устав, Жао повалился на прохладный цементный пол и несколько минут бездумно смотрел в потолок широко раскрытыми глазами. Почувствовав, что силы понемногу возвращаются, он возобновил попытки. Быть может, прутья поднимаются? Удерживать их каким-нибудь грузом сверху проще, чем устраивать сложные замки внизу.

Ценой неимоверных усилий ему удалось немного сдвинуть часть решетки вверх, а потом пришлось опять долго отлеживаться и думать, думать…

Предположим, следующая попытка будет более удачной, и концы бамбуковых шестов выйдут из гнезд в полу, но как удержать их, чтобы они не опустились вновь? Потянуть на себя и упереть в цементный пол? Ненадежно. А если использовать пустые миски, подсунув их ногой под торцы решетки? Второго такого случая уже не представится, да и сейчас риск велик: в любой момент может появиться кто-то из охранников, и последствия окажутся непредсказуемыми. Впрочем, предсказать их нетрудно…

Взяв миски, Жао аккуратно поставил их рядом с прутьями и примерился, сможет ли он быстро выполнить задуманное. Только бы никто не караулил наверху, не поднял бы тревогу, только бы удалось! Собравшись с силами, Быстрорукий настороженно прислушался. Кажется, вокруг по-прежнему тихо. Нагнувшись, он намертво вцепился пальцами в бамбук, потянул его и начал медленно распрямляться. Вздувшиеся мышцы спины, казалось, вот-вот лопнут от страшного напряжения, но решетка медленно пошла наверх! Ну, еще немного, еще…

Концы бамбуковых прутьев наконец вышли из гнезд. Обливаясь жарким потом, боясь хоть немного изменить положение, чтобы не так отчаянно болели запястья, он сделал еще одно судорожное усилие, задержал дыхание и ногой подсунул под торцы решетки пустые посудины. Все. Можно отпускать. Но вдруг стало страшно разжать пальцы и услышать хруст раздавленных тяжестью решетки плошек. Тогда можно поставить точку на всех надеждах. Но и держать более не хватало сил. И тут, повинуясь внезапно осенившей его новой идее, Жао осторожно потянул прутья на себя и тут же отпустил их.

Когда он понял, что его замысел удался, то сначала даже не поверил глазам: решетка, лишенная опоры в гнездах пола, изогнулась под тяжестью груза наверху, и между прутьями образовался зазор, достаточный для того, чтобы в него мог протиснуться человек. Не задерживаясь, Быстрорукий выскользнул из клетки и прокрался к двери: вдруг она заперта? Тогда придется подождать здесь появления тюремщика и неожиданно напасть на него — отступать теперь некуда. Хуже, если охранников окажется несколько, но и тогда надо рискнуть — свобода того стоит!

Потянув за ручку, Жао чуть приоткрыл дверь. Ему вновь повезло — не сглазить бы! Он поглядел в щель. Полутемный коридорчик, с одной стороны заканчивающийся тупиком, с другой — каменными ступенями ведущей наверх короткой лестницы. Значит, он в подвале? Осмелев, Быстрорукий шагнул за порог. Вперед, только вперед! Скорее!

Наверху оказалась еще одна дверь, тоже не имевшая замка, но за ней, в ярко освещенной комнате, за столом сидели два парня. Громко стуча фишками по столу, они увлеченно играли в мачжан.

Жао вихрем налетел на них, использовав преимущество внезапности, а решимость обреченного придала ему сил. Первого тюремщика он свалил одним ударом: тот сполз под стол и затих, даже не успев понять, что произошло. Зато со вторым пришлось повозиться. Более всего Быстрорукий боялся, что он сейчас заорет, призывая на помощь, поэтому яростно наступал, не давая противнику ни мгновения передышки. Наконец ему удалось прижать охранника к стене, лишив свободы маневра, и сбить с ног старым, испытанным приемом, после которого нескоро поднимаются, если вообще могут это сделать.

Метнувшись к двери в противоположной стене, бывший полицейский чуть не завыл от отчаяния: она оказалась запертой. Окон в комнате не было. Жао бросил взгляд на валявшихся на полу охранников. Вывернуть их карманы, поискать ключи? Какая досадная, непредвиденная задержка: могли услышать шум, могли заметить наверху изменение положения запирающего устройства решетки, могут прийти проверить тюремщиков, а он застрял здесь. И есть ли у этих парней ключи? Вдруг им не доверяют и запирают снаружи? Разгоряченный схваткой, беглец не сразу понял, что преграждавшая выход дверь закрыта на засов. Отодвинув его, он выбрался во внутренний двор какого-то особняка.

Мягкие сумерки сиреневой дымкой окутывали ухоженный сад, окруженный глухим забором. В густой листве мерцали разноцветные фонарики, за кустами слышался плеск воды и раздавались мужские голоса. Жао стоял на пороге цокольного этажа здания, сложенного из крупного дикого камня. Выше располагалась терраса с легкими ажурными арками, в больших окнах горел свет, где-то играл граммофон.

Беглец призраком скользнул в тень и начал крадучись пробираться вдоль стены дома к забору, испуганно вздрагивая от каждого шороха и замирая, когда на веранде раздавались шаги. Казалось, он шел целую вечность — так томительно долго тянулось время. Охранники в любой момент могли прийти в себя, и тогда прощай свобода, сейчас равноценная жизни. Ужасно ощущать себя маленьким, жалким, безоружным в чужом, опасном мире, не ведающем ни жалости, ни снисхождения: поймают — не помилуют. Наказание за дерзкий побег наверняка будет крайне жестоким… Но он уйдет, обязательно уйдет, унося с собой тайну золота, спрятанного в горах Белые Облака. Нет, он не отдаст ее никому, а уж тем более старому истукану в темном халате.

Наконец-то перед ним забор. Только с третьей попытки Жао удалось уцепиться за его верхний край и, подтянувшись, перебраться на другую сторону. Спрыгнув, он едва удержался от крика боли — в ноги впились острые, как иглы, шипы колючего кустарника, — но стиснул зубы и продрался на свободное пространство, оставляя в добычу жадным колючкам клочья грязной одежды. Царапины саднили и кровоточили, однако заниматься ими было некогда, и Жао кинулся туда, где, ярко сияя фарами, прошла машина: там должна быть улица или дорога, если особняк расположен за городом. Скорее, скорее! Пока нет погони, надо убраться подальше отсюда.

Спотыкаясь в темноте, Быстрорукий добежал до широкой сырой канавы и остановился, пытаясь понять, где он. Слева темнота, справа светятся огни домов. Скорее всего здесь окраина Шанхая и до центра неблизко. Перепрыгнув через канаву, Жао быстро перебежал дорогу и снова пошел по пустырю в обход квартала: лучше сделать крюк, чем попасться на глаза привратникам или дежурящим у богатых особняков полицейским. Беднякам не по карману строить дома в пригороде и приезжать в них на автомобилях.

Свернув в переулок, Жао вскоре вышел к конечной остановке трамвая и повеселел: начинались знакомые места. Не дожидаясь вагона — денег на билет все равно нет, а вступать в перепалку с кондуктором, привлекая к себе внимание, ни к чему, — он рысцой двинулся вдоль рельсов, служивших ему путеводной нитью…

Поздно вечером угуй Ван — содержатель притона курильщиков опиума — открыл на условный стук заднюю дверь своей полуподвальной конуры и увидел измученного, осунувшегося Жао. Молча отстранив хозяина, бывший полицейский вошел, рухнул на топчан и устало вытянул ноги в грязных ботинках без шнурков.

Цыкнув на любопытного прислужника, заглянувшего в каморку, угуй поставил перед нежданным гостем низкий столик, принес еду и сигареты.

— Я поживу у тебя несколько дней. — Насытившись и закурив, Жао наконец нарушил молчание. — Но никому ни слова!

— Да, лао, — согласно закивал Ван, употребив вежливую форму, принятую при обращении к старшим по возрасту, хотя гость годился ему в сыновья. — Ты можешь жить у меня сколько захочешь.

— Не волнуйся, заплачу, щедро заплачу за приют и молчание, — пообещал Быстрорукий.

— Да, лао, — немедленно согласился угуй, пощипывая редкую седую бороденку. По опыту он знал: Жао лучше не перечить.

— Что-нибудь слышал о Чжоу?

— Разные ходят слухи, — полуприкрыл глаза Ван и снял нагар с оплывшей свечи, освещавшей каморку. — Говорят, его убили в трущобах.

— Кто?

— Не знаю, не знаю. Но если тебе очень нужно, могу узнать.

— Узнай, — буркнул бывший полицейский, подумав, что теперь он остался один против всех врагов и довериться практически некому: нет больше надежной опоры в городе. — За это получишь отдельную плату. Еще меня интересуют двое русских. Один — бывший военный, одноглазый, очень высокий, почти великан.

— Да, да, есть такой, есть, — засмеялся Ван. — Слышал.

— От кого? — насторожился Жао.

— Люди говорили, люди. Недавно сильно дрались в баре «Наньтао», и там был твой одноглазый. Он работает в бильярдной.

— Завтра покажешь, где это. А теперь я буду отдыхать.

Быстрорукий завалился на топчан и устало закрыл глаза. Угуй собрал остатки ужина и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Постояв за ней немного, он прошел через низкий, насквозь пропахший опиумом маленький зал, где прислужники занимались погруженными в фантастические видения полуобнаженными курильщиками, и по щербатым ступенькам вышел на улицу.

Навстречу ему шагнул стоявший в нише парадного одетый в темное человек.

— Он у тебя? Что делает?

— Спит, — преданно глядя на него, ответил Ван.

— Умаялся, — желчно усмехнулся незнакомец. — Выполни все, что он просит. Понял?

— Он интересовался судьбой Чжоу и одноглазым русским, — сообщил угуй, обнажив редкие гнилые зубы.

— Хорошо, завтра отведешь его к бильярдной. Наши люди будут постоянно рядом. Сейчас устрой двоих из них до утра в курильне.

— Да, господин. А если он задумает уйти от меня в другое место?

— Не препятствуй и не удерживай, ни о чем не расспрашивай. Мы не забудем твоих услуг.

Ван низко поклонился человеку «Тайбо» и спустился в зал: надо поскорее подготовить два топчана, поскольку люди из тайного общества не любят ждать…

Глава 10

Ликование, охватившее обитателей маленькой квартирки после благополучного возвращения Руднева, — они снова вместе, счастливо избежали смертельной опасности и даже не получили ни царапины, что похоже на чудо, — скоро сменилось чуть ли не унынием.

— Скверно, скверно, — расхаживая по тесной комнатушке — три шага туда и столько же обратно, — твердил Лобанов. — Юэ — типичная подставка, подсадная утка, чтобы заманить нас в ловушку. Надо кончать с кладоискательством, пока косоглазые не свернули нам шеи.

— Учтем ошибки, — потягивая из стакана остывший чай, откликнулся Саша. — Будем искать сами, не доверяя никому.

— Они тоже учтут ошибки, — саркастически хмыкнул Юрий.

— Кого ты имеешь в виду? — спросила Ольга.

— Тех, кто ищет похищенное золото, — обернулся к ней брат. — Все говорит за то, что кое-что об этом известно другим людям, скорее всего местным уголовникам. Нет, хватит рисковать! Лучше стоит серьезно подумать: а не убраться ли нам куда-нибудь, пока не поздно? Например, в Харбин. Там полно наших. А здесь ходи вцепятся, как репьи, и не дадут покоя. К тому же клад в двести тысяч золотом может оказаться просто легендой, а жить в вечном страхе из-за мифа? Увольте!

Ольга задумчиво разгладила складки на старенькой скатерти и мягко улыбнулась.

— А все-таки жаль расставаться с прекрасной легендой.

— Мне — нет! — отрезал Юрий. — Я не желаю, чтобы бандиты содрали с нас кожу из-за денег, которых, возможно, не существует в природе.

— А вдруг ты не прав? — возразил Руднев. — Возвращаясь домой, я шел по набережной и подумал, что «город на воде» — это стоящие на приколе лодки и сампаны. Там действительно целый город, со своими улицами, переулками и жителями разного возраста, среди которых может оказаться и старый Вок. Погибший Аллен не зря говорил о «городе на воде», и не где-нибудь, а именно в Шанхае!

— Жаждешь новых приключений? — присев к столу, мрачно спросил капитан. — Мы с Ольгой тебе больше в этом не компания.

— Не говори, пожалуйста, за нас обоих, — остановила его сестра. — Я тоже за то, чтобы попробовать еще, только самим, не прибегая ни к чьей помощи. Ведь Саша свободно объясняется по-китайски.

— Успели сговориться? — подозрительно покосился на нее Лобанов. — Неужели вы не понимаете, в какую скверную историю мы уже вляпались? Мало вам «Нефритовой беседки» и «Наньтао»? Хотите добавить к ним еще «город на воде»?

Ольга обиженно замолчала, не зная, что возразить. С одной стороны, брат безусловно прав, а с другой… Девушка посмотрела на Сашу, надеясь обрести у него поддержку.

— Кто, кроме нас, будет знать, куда, когда и зачем мы направимся? Я, например, не собираюсь давать об этом объявление в газете или докладываться соседям, — начал рассуждать Руднев. — Обрати внимание, Юра, неприятности случились при свиданиях с одним и тем же человеком. Кто тебе рекомендовал Юэ?

— Погоди, погоди, — наморщил лоб капитан, — сдается, этот мошенник больше и глаз не кажет в бильярдную, а раньше вертелся там чуть ли не каждый день. Кстати, тот бандит-китаец, который присутствовал при кончине американца, где он сейчас? Не от него ли тянется ниточка?

— Не знаю, — честно признался Саша. — Плохо, что мы сказали Юэ имя Вока да еще назвали его монахом. Сами раскрыли карты.

— Хорошо еще, не до конца: карты ближе к орденам, как когда-то говаривали в офицерском собрании, — улыбнулся Юрий. — Но не думайте, что я вновь согласен принять участие в авантюрах.

Некоторое время молча пили чай, думая каждый о своем, но неизменно возвращаясь к мысли, как быть дальше: бросить все и уехать в Харбин или продолжать поиски сокровищ? Конечно, здесь их не оставят в покое, но ведь и Харбин тот же Китай.

— Мальчики, а вы уверены, что «капуцин» — именно монах? — неожиданно спросила Ольга.

— Кто же еще? — недоуменно поглядел на нее брат.

— Обезьяна! — просто сказала девушка.

— Что? — удивился Руднев. — При чем тут обезьяна?

— Аллен говорил: найди в Шанхае старого Вок Вая. И уточнил: искать надо в «городе на воде». Потом дал немаловажную деталь, по которой можно узнать старика, — «капуцин»…

— Ну, ну, дальше! — поторопил ее заинтригованный брат, но, не желая сдаваться, заранее изобразил ироническую усмешку.

— Почему вы не допускаете, что Аллен говорил об обезьяне-капуцине? Предположим, на одной из лодок живет старик, у которого есть ручная обезьянка. Я смотрела в книгах в библиотеке, есть такие обезьяны — капуцины.

— Новый поворот, — задумчиво протянул Руднев. — Значит, отправимся к причалам искать Вока с обезьяной?

— Лучше всего отправиться спать, — зевнул капитан, — и не забивать голову ерундой, иначе в вашем воспаленном воображении родятся еще более безумные идеи…

Только через два дня они сумели окончательно договориться: Лобанов упорно отказывался продолжать поиски, то настойчиво, с убедительным красноречием отговаривая сестру и приятеля от опасного предприятия, то сердито обвиняя их в потере здравого рассудка, то уличая в маниакальной одержимости золотом. В конце концов, уступив настойчивости Ольги и Александра, он согласился предпринять еще одну попытку, но при этом взял с них честное слово, что в случае неудачи не будет возврата даже к разговорам о кладоискательстве.

На следующий день — после того как решение было принято — Юрий ушел из бильярдной пораньше. Дома они втроем наскоро перекусили и пошли к причалам. Утлые суденышки стояли в несколько рядов, далеко растянувшихся вверх и вниз по реке. Это и был «город на воде».

Точного плана поисков старика Вока друзья не имели, что дало Лобанову новый повод отпустить несколько язвительных замечаний относительно легкомысленности сегодняшнего предприятия. Однако Руднев не обиделся. Переговорив с обитателями одного из сампанов, он быстро выяснил, что «город на воде» разделен на некое подобие плавучих кварталов, улиц и переулков, ориентироваться в которых способны лишь местные жители, как правило знакомые друг с другом, поскольку большинство из них рождается, живет и умирает тут же, а выбираться из нищеты удается лишь немногим счастливчикам. О старом Воке здесь никто не слышал, и белому господину посоветовали расспросить о нем ниже по реке — по словам бойкого подростка, выклянчившего у Саши пару мелких монет за сообщенные сведения, именно там стояли лодки малосемейных и одиноких стариков, живущих подаянием и ловлей рыбы.

После долгих бесплодных поисков, разговоров и блужданий по длинной, прокаленной беспощадным солнцем набережной Ольга заметно сникла, капитан еще больше помрачнел, а уверенность Руднева в успехе сильно поколебалась. Но он старался не подавать виду, хотя внутренне уже созрел, чтобы плюнуть на затею с лодками, стариками и обезьянами, пожалеть измученную жарой девушку и предложить вернуться домой. Ничего не поделаешь, придется смириться, посыпать повинную голову пеплом и признать правоту Юрия. Однако сдаваться без боя не хотелось, и Саша принялся допытываться у очередной старухи, не знает ли она почтенного Вока с обезьяной.

— Там, — небрежно отмахнулась китаянка, показав себе за спину. — Он живет там.

— Что она говорит? — заинтересовался капитан, плохо понимавший нанкинский диалект.

— Она знает Вока, — обернулся возбужденный Руднев. — Надо идти по лодкам. Так?

— Да, да, идите, — закивала старуха. — У его сампана красная корма, вы не ошибетесь.

Саша первым влез на палубу большой лодки и подал руку Ольге, помогая ей подняться на борт. Шагая по пружинящим, скользким от грязи сходням, ощущая под ногами вместо привычной земной тверди покачивающиеся доски хлипких настилов, друзья наконец достигли цели — перед ними был большой сампан с красной кормой. Около квадратного люка, ведущего в трюм, сидел сухонький старичок в синей куртке и светлых полотняных шароварах. Поджав под себя босые ступни, он меланхолично покуривал маленькую трубочку с длинным мундштуком.

— Ох, я боюсь. — Ольга вцепилась в рукав пиджака брата. — Вдруг опять все напрасно?

— Не поворачивать же назад, — резонно возразил капитан. — Давай, Саша, тебе, как говорится, и карты в руки.

Руднев перепрыгнул на сампан и вежливо поклонился старику, который, подслеповато сощурившись, разглядывал непрошенных гостей.

— Могу я видеть уважаемого Вок Вая?

— Это я, — вынув изо рта трубку, с достоинством ответил старик. — Что вам угодно?

— Мы хотели узнать, лао, есть ли у вас обезьяна? — еле сдерживая волнение, спросил Саша.

— Ты говоришь о Цянь?[5] — беззвучно рассмеялся Вок. — Я не продаю ее. Вы напрасно беспокоились.

Издав губами чмокающий звук, он щелкнул пальцами. Из-за его спины появился небольшой серый зверек с темной мордочкой. Повертелся и вспрыгнул на плечо хозяина.

— Капуцин! — шепнула Ольга. — Точь-в-точь как на картинке в книжке. Посмотрите, как растут волосы у него на макушке, — словно клобучок надет.

— Могли бы мы поговорить с вами о важном деле? — все еще не веря в удачу, спросил Руднев. — Может быть, спустимся вниз? Там есть еще кто-нибудь?

— Я живу один. — Придержав рукой сидевшую на плече обезьяну, Вок легко поднялся. — Идите за мной.

Стараясь сохранять спокойствие, Саша спустился в трюм. Ольга и Юрий последовали за ним.

Вскоре все расселись на длинных узких лавках вдоль бортов сампана. К подволоку на веревках была подвешена толстая доска, заменявшая стол. Пахло рекой, гнилыми водорослями и незнакомыми пряностями. Лобанов покусывал усы, щурил единственный глаз, после яркого света плохо ориентируясь в сумраке трюма. Ольга теребила кружева на сложенном летнем зонтике, а Руднев не знал, как начать разговор.

— Я слушаю тебя, — лаская зверька, тихо обронил Вок.

— Вам знакома эта вещь? — Решившись, Саша вытянул из-за ворота рубашки висевший у него на шее тумор и издали показал его старику.

— У меня слабеют глаза, я плохо вижу. — Протянув руку, китаец требовательно пошевелил пальцами. Руднев снял с шеи амулет и положил его на ладонь Вока.

Тот поднес вещицу ближе к свету, падавшему из открытого люка, и долго рассматривал с разных сторон, что-то шепча сухими губами.

— Откуда у тебя это? — бережно положив тумор на стол, наконец спросил он.

— Мне подарил его один человек. Он сказал, что без амулета старый Вок не станет со мной разговаривать.

— Как его зовут? — Китаец раскурил трубку, в трюме поплыл синеватый табачный дымок.

— Джон Аллен.

— Почему он не пришел сам?

— Аллен умер у меня на руках.

— Его убили? — тусклым голосом уточнил старик.

— Да, — опустил голову Саша. — Он завещал мне и моим друзьям тайну гор Белые Облака. Поэтому мы здесь.

Вок долго молчал, поглаживая чуть дрожащей рукой беспокойно вертевшуюся у него на коленях обезьянку. Привыкнув к полумраку, Руднев заметил, как из глаз старика скатились две мутные слезы и исчезли в морщинах. Но почему он ничего не отвечает? Или жестокая судьба опять посмеялась над искателями сокровищ, приведя их не туда, куда нужно?

— Аллен был моим другом, — шепотом сказал китаец. — Многие звали его Дьявол. Наверное, он казался им таким. Но это не так. Ты принес мне горестную весть, чужестранец… Вы хотите добраться до гор Белые Облака?

— Да, — твердо ответил Саша. — Джон завещал нам то, что оставил в заброшенном пещерном городе.

— Вам? — удивленно переспросил старик. — Вы хотите идти туда все вместе?

Его глаза быстро обежали лица притихших европейцев и недоверчиво прищурились.

— Взять сможет только один. Даже если пойдут тысячи, все достанется только одному. Так сказал Аллен, а он никогда не ошибался. Вы не боитесь?

— Мистическая болтовня, — по-русски пробурчал себе под нос Лобанов, но замолк, почувствовав, как сестра толкнула его коленом, призывая не мешать переговорам.

— Мы пойдем все вместе, — твердо повторил Руднев.

— Я не знаю, что там оставил Аллен, — полуприкрыв глаза, неожиданно сказал Вок. — И не желаю знать. Я могу быть только проводником, повинуясь показанному тобой тумору. Но путь долог и непрост. Сначала несколько дней надо плыть по реке, потом долго идти до подножия гор, переночевать, а рано утром начать подъем… Много преград на пути к пещерному городу, очень много… Придется перейти быстрый ручей, миновать зеленую заросль, насквозь пронизанную бликами света и свистящим полетом птиц. Затем ты вступаешь в страну мрачных каменных лабиринтов, темных провалов и высоких отвесных стен. Они обожгут твои руки дневным жаром, но ты не ощутишь ожога: чем ближе к тайне, тем сильнее манит ее зов. На террасе над крутизной внезапно может одолеть магический сон, солнце станет печь голову, но, возможно, сквозь шум крови в ушах ты услышишь странные голоса, которые заставят тебя пробудиться. И тогда откроется город пещер с бездонным сухим колодцем…

Европейцы молчали, зачарованные словами старика, невольно ощутив незаметно вползший в души холодок, тревожно сжавший сердце: раньше тайна была подобна сказочной жар-птице, погоня за ней увлекала, горячила кровь, туманила разум несбыточными грезами. А сейчас, вплотную приблизившись к ней, каждый должен решиться сделать последний шаг. Если выберешь дорогу, ведущую к отрогам далеких гор, достигнешь ли заветной цели? А если достигнешь, вернешься ли обратно?

— Деревья там как струны, натянутые между землей и небом. На поваленных бурями стволах растет муэр[6], по камням журчат светлые ручьи, несущие прохладу ледников, — чуть покачиваясь, словно в такт одному ему слышной мелодии, продолжал нараспев говорить старик. — Ночи полны звезд, а дни полны палящего зноя…

Внезапно он замолчал и, опустив голову, уставился на свои руки, лежавшие на коленях вверх ладонями.

— Почему ты сказал, что взять сможет только один? — слегка кашлянув, робко спросил заинтригованный Лобанов.

— Человек одинок, — не поднимая головы, вздохнул Вок. — В колыбели — один, в жизни — один, и даже в могиле — один. Одиночество в натуре человеческой. Вы пойдете к горам? Есть еще время подумать, я подожду, но прежде, чем мы расстанемся, я должен услышать ответ.

— Да, я иду! — неожиданно вырвалось у Руднева, вдруг почувствовавшего какой-то хмельной азарт. Китаец быстро взглянул на него и перевел взгляд на Юрия, ожидая, что скажет одноглазый гигант, но ответила девушка:

— Я тоже хочу пойти.

— Тогда мне ничего не остается, как присоединиться к вам, — грустно улыбнулся капитан. — Рисковать, так всем вместе.

— Тебе лучше остаться, — печально покачал головой старик. — Да и мне тоже. Но без нас не дойдут они.

Его палец поочередно указал на Сашу и Ольгу. Вок выбрался из-за стола и достал из шкафчика, укрепленного на переборке, крошечный чайник и маленькие чашки. Плеснув в них темной пахучей жидкости, он предложил гостям выпить ее.

— Настой целебных трав, — заметив нерешительность гостей, объяснил китаец. — Очищает мысли и душу. Больше мне нечем угостить вас… Достаньте веревки, хорошие, крепкие, длинные веревки, способные выдержать тяжесть человека. Купите провизии на месяц пути, закончите здесь все необходимые дела и приходите послезавтра на рассвете. Мы отправимся к горам Белые Облака.

— Так скоро? — осторожно поставив пустую чашечку на стол, удивилась Ольга.

— Да, — подтвердил старик. — Я пока подготовлю сампан. Не теряйте времени. Его осталось мало, а успеть нужно многое…

Развалившись на прогретой солнцем палубе большой лодки, Фын с наслаждением покуривал дешевую сигарету, разглядывая прохожих на набережной и лениво размышляя о превратностях капризной судьбы. Ходить в город он пока опасался, справедливо полагая, что лучше долго быть живой собакой, чем быстро стать мертвым львом. Пусть понемногу улягутся страсти и враги окончательно потеряют его след. Не зря древняя мудрость гласит: сиди спокойно, и мимо тебя пронесут труп недруга. Конечно, каждодневное безделье угнетало, но ведь постоянно приходится с чем-то смиряться…

По широкому тротуару набережной текла пестрая толпа, от досок палубы приятно пахло сухим теплым деревом. Глаза Фына понемногу начали слипаться. Перевернувшись на живот, он решил вздремнуть часок-другой и тут неожиданно увидел рослого белого человека с черной повязкой на лице. Заинтересовавшись гигантом-европейцем — такого не каждый день встретишь, — Фын приподнялся, чтобы лучше рассмотреть великана, но быстро прижался к палубе. Рядом с гигантом шел слишком хорошо знакомый русский, державший под руку стройную девушку в светлом платье, которая закрывалась от палящих лучей солнца кружевным зонтиком.

Великие боги! На такую встречу Фын никак не рассчитывал. Неужели вожделенная добыча сама плывет в руки?

Бандит перекатился по палубе и притаился за свернутым парусом, стараясь не потерять белых из виду. Зачем они здесь? Что им нужно в «городе на воде»? Может быть, они что-то или кого-то ищут?

Европейцы задержались около одной лодки и заговорили с ее хозяевами, потом медленно пошли дальше, время от времени останавливаясь и расспрашивая мальчишек, стариков и старух. Напрочь забыв о недавно одолевавшей его дремоте, Фын вскочил и перебрался на соседний сампан: надо быть круглым дураком, чтобы не использовать такой шанс, не выследить, куда идет ускользнувший от него человек, которому известна тайна спрятанного в горах золота.

Перепрыгивая с палубы на палубу, бандит следовал по пятам за белыми. Жаль, что нет никакой возможности узнать, о чем они говорят с местными. Пока начнешь выяснять и расспрашивать, русский опять бесследно исчезнет. Ну ничего, со всеми этими людьми Фын поговорит потом. А сейчас не упустить, только бы не упустить!

Ага, европейцы полезли на лодки. Зачем? Куда они идут, к кому? Подойти близко нельзя — непременно увидят, а с гигантом наверняка шутки плохи: опытный Фын уже успел оценить его легкую, крадущуюся, полную скрытой силы походку, широкие, чуть покатые плечи и длинные, мускулистые руки. А как он прыгает с лодки на лодку, словно у него под ногами не шаткие палубы покачиваемых речной водой суденышек, а ровный, гладкий пол! Нет, лучше не рисковать, а действовать хитростью.

Кажется, белые нашли, что искали? На сампане с красной кормой они подошли к старику, курившему трубку, и, перекинувшись с ним несколькими словами, спустились в трюм. Вдруг этот сморчок и есть тот самый Вок?

Бандит заметался. Как быть? Он должен обязательно услышать, о чем будут говорить белые дьяволы с хозяином сампана, но как это сделать? Не пойдешь же за ними следом? Если там зайдет речь о тайне золотых долларов, кто-то из белых непременно будет караулить, чтобы не подслушали, и, не задумываясь, всадит пулю или нож в того, кто попробует проникнуть на сампан. По крайней мере сам Фын поступил бы именно так. Но что придумать? Что?

Решение пришло само. Без всплеска соскользнув в воду, бандит нырнул и поплыл к сампану старика. Изредка он появлялся на поверхности, чтобы не потерять направления и глотнуть воздуха.

Наконец Фын вынырнул, уцепился за скользкую, покрытую наросшими водорослями обшивку сампана и, перебирая по ней руками, втиснулся в промежуток между бортами лодок. Если сильная волна столкнет стоящие рядом суденышки, его голову расколет, как перезрелый арбуз, но все равно рискнуть стоило.

Голоса находившихся в трюме глухо доносились до напряженно вслушивавшегося бандита, и он раздраженно кусал губы — лучше бы они там орали и ссорились, чем мирно беседовали. Однако с чего бы им орать — ведь их разговор не рассчитан на чужие уши. Придется самому позаботиться о том, чтобы лучше слышать. Пристроившись под маленьким иллюминатором, прорезанным в борту сампана, Фын весь обратился в слух, боясь пропустить хоть слово.

Да, оказывается, упрямый русский все же нашел старого Вока и добрался до него раньше всех. Похоже, сама судьба помогает этому парню, но сегодня она не обидела и Фына, вовремя не дав ему задремать на солнышке.

Сейчас он узнал многое, но сложности все равно остаются: придется тащиться по пятам за русскими и стариком, иначе никогда не отыщешь сокровища. Вон как ловко плетет Вок словесную паутину — попробуй разбери, куда плыть и как идти в город пещер! Ясно одно: через день они снимутся и отправятся вверх по течению. Кажется, старик упомянул, что по реке им плыть несколько дней. Потом прикинем, как быть. Главное, теперь в руках есть путеводная нить, и он ее ни за что не выпустят. А может быть, дождаться, пока руские уйдут, влезть на сампан и по-свойски потолковать с Воком? Ведь можно отплыть и завтра, вдвоем! Неужели не найдется средства заставить старика уступить и стать сговорчивым? И не таких обламывали.

Услышав, что гости прощаются, Фын неслышно погрузился в воду и переждал, пока стихнут их шаги. Потом поплыл обратно, намереваясь отдохнуть, хорошенько все обмозговать и вернуться на сампан позже. Пока он еще располагает временем.

Предвкушая отдых на прогретой солнцем палубе, бандит ухватился за борт лодки, служившей ему пристанищем, и уже хотел перевалиться через него, как вдруг чья-то сильная рука вцепилась в его успевшие отрасти волосы и резко рванула кверху. И тут же словно что-то взорвалось в голове от страшного удара.

Перед глазами поплыли радужные круги, в ушах загудели колокола, а неведомый противник продолжал наносить секущие удары — по плечам и предплечьям. Руки Фына повисли как плети, его грубо вытащили на палубу и поволокли. Беспомощно мотавший гудевшей головой, почти ослепший от боли бандит пытался упираться, но ему дали такого пинка в живот, что он провалился в глухую темноту и моментально потерял сознание…

Хозяин притона не обманул Жао: утром привел его к бильярдной и издали показал одноглазого белого человека огромного роста.

— Вон, гляди. Этот тебе нужен?

Бывший полицейский от волнения сглотнул слюну и молча кивнул: да, он хотел отыскать именно этого русского, сбежавшего из его земляной тюрьмы вместе с другим парнем, знавшим тайну золота. Но не станешь же рассказывать все подробности содержателю притона?

— Иди, я пока побуду здесь. — Устроившись в тенечке неподалеку от бильярдной, Жао отпустил Вана.

Что же, угуй сделал свое дело, а Быстрорукий станет отныне тенью одноглазого, чтобы следовать за ним повсюду, куда бы он ни направился — хоть к дьяволу в ад!

К вечеру бывший полицейский знал уже почти все, что его интересовало: где и с кем живет одноглазый гигант, когда заканчивает работу, по какому маршруту обычно возвращается домой. Приятной неожиданностью оказалось, что в одной квартирке нашли пристанище оба интересующих Быстрорукого белых чужестранца. Значит, теперь не нужно тратить лишних сил и времени на поиски второго. Жао проболтался около их дома до поздней ночи и ушел, только окончательно убедившись, что сегодня они уже никуда не пойдут.

На рассвете он вновь занял свой пост и, проводив великана до бильярдной, вернулся, намереваясь проследить за его приятелем и женщиной, если они отправятся в город. Вскоре эти двое вышли, но ничего существенного узнать не удалось: они побывали в дешевой продуктовой лавке, за медную монету купили бульварную газету у мальчишки-разносчика и немного погуляли, разглядывая витрины с дорогими товарами, на которые у них явно не имелось денег. Зато от внимательных глаз бывшего полицейского не укрылось, как предупредительно-нежно относятся друг к другу молодые люди: скупые жесты, мимолетные пожатия руки и ласковые взгляды могут сказать опытному человеку весьма многое. Женщина — как неоднократно убеждался на собственной шкуре китаец — всегда делает мужчину более слабым, лишает его здравого рассудка, особенно если она успела завладеть его сердцем. Поэтому пренебрегать неожиданно появившейся информацией не стоило, наоборот, нужно хорошенько подумать, каким способом использовать ее, чтобы заставить русских стать сговорчивее. Жао уже начал строить планы захвата белой девушки в качестве заложницы и обмена ее жизни на тайну золотого клада, но тут вдруг начались новые события, заставившие его действовать иначе.

Через несколько дней русские вышли из дома втроем и отправились на набережную, где начали расспрашивать хозяев лодок и сампанов, постепенно переходя от одного суденышка к другому. Бывший полицейский вновь ощутил знакомый зуд близкой удачи и, чтобы не настораживать белых, если они вдруг заметят, что кто-то хвостом плетется за ними, забежал вперед. В то же время Жао недоумевал — что им здесь понадобилось, какая нужда погнала их сюда, чего они так упорно ищут среди отринутых городом людей, живущих на утлых суденышках? Но раз русские пришли, необходимо узнать зачем.

Внезапно бывший полицейский заметил на одной из лодок человека, лицо которого показалось ему знакомым. Завидев приближающихся русских, он быстро спрятался за свернутым парусом. Отчего это вдруг местный оборванец не желает встречаться с белыми? Смешавшись с толпой прохожих, Быстрорукий подошел ближе к парапету, откуда ему было удобнее наблюдать за происходящим на лодках.

Одноглазый гигант, его приятель и девушка добрались до большого сампана с красной кормой, где мирно покуривал трубочку старик. Они немного поговорили и все вместе спустились в трюм — надо полагать, для продолжения разговора, не предназначенного для чужих ушей. Так, а что делает спрятавшийся оборванец?

Поискав его взглядом, Жао с удивлением обнаружил, что этот молодчик подплывает к сампану. Рисковый парень. Стоит пройти по реке катеру или пароходу, лодки качнутся на сильной волне, и смельчак пойдет на корм рыбам. Неужели разговор на сампане стоит такого риска?

И тут Жао осенило: русские нашли Вока! Какая удача, что он ни на минуту не выпускал их из поля зрения! Да, услышать, о чем они беседуют со стариком, Жао не сможет, зато это узнает неизвестный парень. У него можно получить самые свежие и точные сведения о разговоре на сампане. Похоже, русские сейчас менее интересны и можно на время оставить их в покое.

Перемахнув через парапет, Жао спрыгнул на палубу ближайшей лодки и сразу же перебрался на другую — оттуда лучше видно пловца. Важно точно угадать, где он вылезет из воды, и оказаться там раньше, иначе вся затея впустую.

Огрызаясь в ответ на недовольные выкрики, бывший полицейский метался по палубам, не забывая поглядывать на сампан с красной кормой — как там, закончились переговоры или нет? Кажется, русские возвращаются? Скорее всего, сейчас они пойдут домой, обсудят услышанное и устроят совет, чтобы решить, как им действовать дальше. А где пловец? Вон он, выбрался из щели между бортов и нырнул.

Не спуская глаз со смутной тени под водой и тянувшихся за ней пузырьков воздуха, Быстрорукий кинулся туда, где, по его расчетам, должен вынырнуть неизвестный. Наклонившись, Жао всмотрелся в мутную воду и торжествующе усмехнулся: на сей раз промашки не случится.

Как только показалась мокрая голова пловца, он схватил его за волосы и сильно рванул кверху. Не давая противнику опомниться, ударил его в лоб и вытащил на палубу…

Внешне неприметные, ничем не отличаемые от прочих прохожих, люди «Тайбо» упорно шли по следу бывшего полицейского, наслаждавшегося призрачной свободой; сменяя друг друга, работали несколько групп, взявших под наблюдение русских и Жао, в то время как другие тщательно обшаривали город в поисках исчезнувшего Фына, чтобы никто не ускользнул от недремлющего ока «Драконов золотой звезды». Обмениваясь непонятными непосвященным и на первый взгляд ничего не значащими словами и жестами, гангстеры постоянно держали связь друг с другом, выслеживая жертвы с неистощимым терпением и осторожностью, выполняя строгий приказ Бо Гу не спугнуть добычу раньше времени. И каждый знал, что в соответствии со старым принципом боа-цзя — круговой поруки, — за малейшую провинность, вольную или невольную, кара падет не только на него, но и на всех его родственников, близких и дальних.

Сегодня у людей «Тайбо» оказалось много работы и пришлось как следует попотеть, гоняясь за русскими и бывшим полицейским сначала по городу, а потом по прокаленной солнцем набережной. Зато появились новости, которые следовало немедленно довести до сведения Бо Гу. Старший из соглядатаев — угрюмый, кряжистый человек средних лет — знаком подозвал молодого вертлявого парня по имени Чень и шепнул ему несколько слов. Понимающе кивнув, тот опрометью кинулся к стоянке рикш, прыгнул в коляску и умчался. Вскоре он уже поднимался по ступенькам ресторана «Розовый лотос», а еще через несколько минут его ввели в кабинет хозяина.

— Ну? — Бо Гу уперся в гонца тяжелым взглядом, не сулившим ничего хорошего.

Низко кланяясь и не смея поднять глаза, Чень сжато и точно доложил о событиях, происходящих в «городе на воде», и добавил, что оставшиеся на месте ждут распоряжений, как им поступить дальше.

— Почему не позвонили? — недовольно пробурчал Бо Гу. — Зря теряете время.

— Поблизости не оказалось ни одного заведения с телефоном, — объяснил гонец, — и, кроме того, старший считает, что это штука ненадежная. Могут подслушать телефонистки на станции.

— Ладно, — немного помягчал хозяин, — подожди в приемной…

Когда Чень снова вошел в кабинет, ресторатор поглядел на него более приветливо. От наблюдательного малого не укрылось, что Бо Гу вытирает потные ладони платком, а трубка стоящего на столе телефонного аппарата еще хранит следы его мокрых пальцев: похоже, хозяин не разделяет мнения относительно ненадежности телефонных переговоров. Однако такие мысли лучше держать при себе.

— Немедленно передашь новый приказ, — спрятав скомканный платок в карман, коротко бросил Бо Гу. — Жао убрать! Но тихо, не привлекая внимания. Если он действительно нашел Фына, убрать обоих. Русских и старика пока не трогать, но глаз с них не спускать!

Чень поклонился и вышел. Хозяин ресторана вытащил из кармана скомканный мокрый платок и брезгливо бросил его в корзинку для бумаг. Приказ будет выполнен, в этом он ни секунды не сомневался.

Кажется, дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Бывший полицейский больше не нужен, как и слишком прыткий Фын. А вот русские и старик, сами того не подозревая, должны стать надежными проводниками к золотому кладу.

Однако Бо Гу не любил целиком полагаться на судьбу и решил сделать еще один неожиданный ход, чтобы в любых обстоятельствах сохранить полный контроль над ситуацией…

Почувствовав на лице что-то холодное и мокрое, Фын застонал и с трудом разлепил веки. Все вокруг казалось расплывчатым и шатким. Боль разрывала желудок, сверлила затылок, разламывала поясницу. Он попробовал поднять руку, чтобы ощупать голову, но в запястье впилась веревка — руки, да и ноги тоже были связаны. Он лежал на дне лодки. За бортом плескались волны, медленно уплывали назад строения набережной: лодка шла вверх по реке.

— Очухался? — Над Фыном склонился мужчина, и бандит закоченел от ужаса: это был тот человек, который пытал его, стараясь вырвать тайну золота, спрятанного в горах Белые Облака.

Еще раз плеснув водой в лицо пленника, Жао налег на весло и оскалился в злобной усмешке.

— Думал, никогда больше не увидимся? Просчитался!

Пошевелив руками, Фын понял: освободиться не удастся, о том, что ждет его, даже подумать страшно. Глухо завыв от отчаяния, он дернулся всем телом, сильно качнув утлое суденышко, тут же зачерпнувшее бортом, и сразу получил жестокий удар по ребрам.

— Не спеши к рыбам, — почти ласково сказал Жао. — Успеешь.

Фын съежился и закрыл глаза. Под днищем лодки журчала вода, мерно всплескивало весло, роняя капли при каждом новом гребке. Куда они плывут, какие планы зреют в голове у беспощадного Жао? Что он намерен сделать с пленником?

Примерно час бывший полицейский гнал лодку вверх по реке. Здания Шанхая остались позади, отдалился неумолкаемый шум огромного города. Воздух стал заметно чище. Берега тонули в зелени садов, окружавших нарядные виллы. Отыскав тихую заводь, скрытую кустами ивняка, Быстрорукий направил туда лодку, и она с разгона ткнулась в пологую песчаную отмель. Бросив весло, он уселся на корме и закурил, разглядывая Фына.

— Рассказывай, — почти миролюбиво предложил Жао, пнув пленника носком ботинка.

— О чем? — Бандит решил вступить в разговор, надеясь хоть что-то узнать о намерениях противника.

— Обо всем по порядку, — усмехнулся бывший полицейский. — Как ты убил моего родственника Ай Цина, что поделывал в Шанхае, как заманил в ловушку Чжоу, что узнал, подслушав русских со старым Воком. Все говори, пришло время вывернуться наизнанку.

— Долго будет, — просипел Фын, мучительно отыскивая выход из смертельной западни. Неужели конец?

— Я не спешу, — поглядев на высоко стоявшее солнце, безмятежно сообщил Быстрорукий.

Мысли Фына отчаянно заметались. Жао слишком много знает, вряд ли удастся его обмануть. Лгать опасно, говорить правду еще опаснее. Положение просто отчаянное, словно он очутился в огненном кольце, и куда ни кинься — всюду жжет адское пламя, а свободное пространство неотвратимо сужается.

— Мне нечего рассказывать, — слабым голосом ответил Фын.

— Отмолчаться не удастся. — Дососав сигарету, Жао щелчком отправил окурок в заросли. Вытащил из кармана пиджака палочки для риса и задумчиво повертел их между пальцами.

Бандит похолодел, увидев железные палочки-спицы. Значит, враг сейчас пустит в ход против Фына его собственное любимое оружие? Кроме палочек у него наверняка есть револьвер или нож. Оказать сопротивление не удастся: руки и ноги спутаны, а сам он привязан к доске, заменяющей сиденье для гребца.

— Сначала ты убил Ай Цина, — играя палочками, лениво улыбнулся Жао. — Мой несчастный родственник и думать не мог, что однажды ему воткнут такую вот штуку в глаз и загонят глубоко, до самого мозга. Потом умер мой верный Чжоу. И его ты тоже убил палочками для риса. Уж не этими ли, а?

Судорога свела Фыну ноги, ужас ледяным комом поднялся от желудка к горлу, ударил в голову, лишая способности соображать. Осталась только одна мысль: выжить, любой ценой выжить!

Между тем Жао сел на пленника верхом и, не переставая улыбаться, пощекотал палочкой его ноздрю. Бандит замер, обливаясь холодным потом и боясь шевельнуться.

— Так как ты пытал беднягу Цина? — Жао приставил острый конец железной спицы к нижнему веку и чуть кольнул, словно пробуя, удастся ли выколоть глаз одним движением. — Вот так, да?

— Что тебе нужно? — крепко зажмурившись, зачастил Фын, словно внутри у него прорвался мешок, полный слов. — Мало ли что было… Каждый ищет своей выгоды. Ты тоже убивал и меня мог убить, а я защищал свою жизнь. Мы могли бы договориться. Что тебе в конце концов Цин или Чжоу? Они же слуги, мелкие, незначительные людишки на твоем пути. Сколько таких уже было? Сколько ты потерял и нашел…

Тяжелая жесткая ладонь Быстрорукого легла на губы бандита, заставив его замолчать. Острие палочки поддело веко, Фын взвыл от дикой боли, но пальцы бывшего полицейского сжали его челюсти, словно захватили их в стальной капкан. Кровь струйкой потекла по щеке, скатилась на шею, брызнула на мокрое дерево сиденья ярко-алыми точками.

— Договориться? — неподдельно изумился Жао. — Договориться с тобой? Хочешь выторговать жизнь ценой двухсот тысяч золотом?

— Да-да! — почувствовав, что сжимавшие челюсти пальцы немного ослабили хватку, закричал Фын.

— Правильно, — одобрил Быстрорукий. — Окриветь никому неохота, правда? Но поглядим, насколько ты будешь откровенным. Выкладывай, что ты подслушал у сампана?

Сбиваясь, глотая окончания слов, дрожа от страха, как бы Жао вдруг не передумал и вновь не принялся за его глаза, Фын рассказал о встрече русских с Воком.

— А золото, как найти золото? — встряхнул пленника Жао. — Зачем мне твои сопливые рассказы о пронизанных солнцем рощах и бездонных колодцах в горах? Где спрятаны доллары?

— Старик не сказал, — простонал бандит. — Они отправляются послезавтра вверх по реке и будут плыть два или три дня. Потом пойдут по суше. Вок велел русским купить длинные прочные веревки и запастись провизией на месяц. Клянусь, это все!

Бывший полицейский закурил, задумчиво пуская струйки дыма в круживших над ним надоедливых москитов. Фын с тревогой ждал, понимая: решается его судьба.

— Конечно, — нарушил молчание Жао, — вместе с русскими и стариком нам не пойти. Проверить истинность твоих слов я сейчас тоже не могу, но зато обязательно проверю их через день, если увижу на реке сампан Вока. Тогда станет ясно, солгал ты или нет.

— Зачем мне обманывать? — заискивающе поглядел ему в лицо бандит. — Но что ты выигрываешь, увидев на реке сампан?

— Не твое дело, — взяв весло, буркнул Быстрорукий. — Гляди, если наплел небылиц, пожалеешь, что вообще родился на свет!

Оттолкнувшись от берега, он вывел лодку на чистую воду и выгреб на середину реки. Снова зажурчали струи под днищем, снова Жао налегал на весло, поднимаясь вверх по течению.

— Нам пока рано расставаться, — заметив устремленный на него затравленный взгляд пленника, усмехнулся бывший полицейский. — Дождемся сампана старого Вока вместе…

Возвращаясь, Чень еще издали заметил необычное оживление на прилегающих к набережной улицах: сквозь густую толпу с трудом пробирались кареты «скорой помощи», зеваки лезли на плечи друг другу, стараясь увидеть, что делается впереди, а вездесущие мальчишки взбирались на фонарные столбы. Движение на перекрестке было перекрыто. Выстроившиеся цепью полицейские сдерживали не в меру любопытных сердитыми окриками и ударами дубинок.

Приказав рикше остановиться, Чень бросил ему монету и нырнул в толпу. Что же произошло здесь за время его недолгого отсутствия? Пожар? Но не видно ни огня, ни дыма, не слышно трезвона колоколов пожарных команд. Почему же здесь столько блюстителей порядка и медиков?

Видно, случилось нечто из ряда вон выходящее. Прислушиваясь к разговорам и ловко орудуя локтями, он попытался прорваться к набережной, чтобы все увидеть собственными глазами, но перекрывшие улицу полицейские были неумолимы и никого не пропускали, а зеваки сами толком ничего не знали и сообщали самые невероятные сведения: то ли что-то взорвалось, то ли вдруг затонул входивший в порт огромный иностранный пароход…

Тогда Чень решил попытать счастья на соседней улице — может быть, там ему больше повезет? Ведь оставшиеся на набережной люди «Тайбо» ждут распоряжений!

Услышав, как его кто-то негромко окликнул, гангстер оглянулся. В нише подъезда, привалившись к стене, стоял один из его приятелей. Рукой зажимал рану на плече, тщетно пытаясь остановить кровь.

— Что стряслось? Как ты здесь очутился? — Закрыв собой раненого от чужих взглядов, Чень увлек его в сумрак подъезда.

— «Вороны»… — Побелевшие от боли губы парня с трудом выталкивали слова. — Они напали на нас. Мне едва удалось вырваться.

— А русские? Где Жао?

— Русские ушли, я сам их видел. Больше ничего не знаю. — Раненый медленно сполз на пол, глаза его закатились.

Чень быстро оторвал кусок от его рубахи, умело перетянул рану и усадил приятеля поудобнее. Потом похлопал по щекам, приводя в чувство.

— Где старший?

— Его сразу… Первым… — Раненый открыл помутневшие глаза. — Они были на двух машинах. Подъехали, распахнули дверцы и начали палить. Меня зацепило, и я упал. Один из наших бросил гранату. Когда грохнуло, я вскочил и кинулся бежать, а тут нагрянула полиция — словно караулила за углом.

— Кому-нибудь еще удалось вырваться? — кусая губы, спросил Чень. Такого поворота событий он никак не ожидал. Хоть мудрецы и твердят, что разумный должен готовиться к непредсказуемому, но в жизни все получается по-другому. Никто не считает себя дураком, но сплошь и рядом натыкается на разного рода неприятности. А ему, выходит, сегодня повезло: сама судьба счастливо увела его из-под неминуемой пули.

— Все наши остались там. Если только фараоны кого подобрали… После взрыва открыли огонь из второй машины, добивали раненых, а с другой стороны тоже начали стрелять.

«Подтянулась наша вторая группа, следившая за Жао, — понял Чень. — „Вороны“ ее проглядели и поторопились с нападением».

— За кем осталась набережная? — лихорадочно раздумывая, как лучше поступить в сложившейся ситуации, уточнил он.

— «Вороны» отступили, — едва слышно ответил раненый гангстер.

— Хорошо, побудь здесь, я скоро вернусь.

Не слушая жалоб и просьб приятеля не оставлять его одного, Чень выскочил из подъезда. Скорее, скорее, надо найти тихое местечко с телефоном: и доложить о случившемся хозяину «Розового лотоса». Сейчас многое решают минуты, даже секунды. Пусть погибший старший считал телефон ненадежным средством связи: в данной ситуации иначе с Бо Гу не свяжешься.

Отыскав небольшой магазинчик с кафетерием, Чень купил жетон и вошел в душную, похожую на саркофаг деревянную будку с телефонным аппаратом на стене. Снял трубку, опустил жетон и, услышав гудки, набрал номер ресторана. Ответил незнакомый мужской голос. Назвав пароль, Чень попросил немедленно соединить его с хозяином. В наушнике щелкнуло, и Бо Гу хрипло произнес:

— Слушаю.

Тщательно подбирая слова, пользуясь намеками и иносказаниями, Чень коротко доложил о случившемся. Ресторатор слушал не перебивая.

— Меня интересуют трое и старик, — наконец сказал он. — С остальными разберемся. Не вешай трубку.

Потянулись томительные минуты ожидания. В наушнике шелестело, словно песок осыпался в стеклянных колбах часов, мерно отсчитывая неумолимо уходящие секунды бытия. Потом вновь раздался голос Бо Гу:

— Ты здесь? Откуда звонишь?.. Хорошо. Выйди из магазина и жди. Сейчас к тебе приедут, чтобы разобраться на месте. Теперь ты будешь старшим в группе. И запомни: война с «воронами» — не ваше дело! Вы — тень белых!..

Глава 11

По старому русскому обычаю перед дорогой на минутку присели. Оставлять квартиру, с которой успели сродниться, было жалко: пусть не родной дом, а временное жилье, пусть в чужой стране, но все же в этих стенах им довелось пережить и горе и радость…

Осторожно сдвинув покрывавшие мебель газеты, сиротливо примостившись на краешках стульев, отчего-то избегая смотреть друг на друга, словно боясь прочесть в глазах нечто, способное заставить внезапно изменить принятое решение, плюнуть на все золото мира, лишь бы остаться в своем тесном, уютном, привычном мирке с традиционными чаепитиями по вечерам, маленькими семейными праздниками, долгими ночными разговорами на кухне и вечным поиском приработка.

Ольга нервно теребила замочки старого дорожного саквояжа, стоявшего у нее на коленях. Юрий застыл, уперев огромные кулаки в край столешницы, а Саша пристальным взглядом уставился в пол, будто впервые увидел щелястые доски, покрытые вытертыми половичками.

Если бы проникнуть мысленно взором сквозь время, узнать, что их ожидает. Вернутся ли они когда-нибудь сюда, будут ли вновь вот так же сидеть втроем?.. Удастся ли найти золото Аллена или их предприятие обернется бесплодной погоней за призраком богатства? Кто знает?..

— Пора! — Лобанов встал и широко перекрестился. — С Богом!

— За квартиру я заплатила за три месяца вперед, — суетливо поправляя сползшие газеты, сообщила Ольга, — да еще провизии купили. Почти все деньги ушли. А ключи возьмем с собой — это хорошая примета.

— Полно, — обняв за плечи, брат повел ее к двери. — Пошли, пошли, а то начнешь сейчас сырость разводить.

Подхватив тощую поклажу, Руднев бросил последний взгляд на комнату и вышел. Дрожащей рукой девушка вставила ключ в замочную скважину, два раза повернула и подергала ручку двери, проверяя, хорошо ли она заперта. Мелко перекрестившись, положила ключ в сумочку и первая начала спускаться по лестнице. Догнав Ольгу уже на улице, Саша увидел на ее щеке влажный след скатившейся слезы. Ему захотелось поцелуями осушить ее ресницы, зарыться лицом в дивно пахнущие травами волосы и долго-долго вдыхать их аромат, похожий на запахи прогретого солнцем родного русского луга с некошеной муравой, но…

— Вот будет фокус, если сампана у набережной не окажется, — подкинув на плече мешок, усмехнулся капитан.

— Типун тебе на язык, — немедленно откликнулась девушка. — Нашел, как пошутить.

— Ладно, — примирительно пробасил Лобанов. — Прибавим шагу. Старик, наверное, заждался. Не отставайте.

Раздвигая плечами прохожих, он быстро пошел вперед. Подхватив Ольгу под руку, Саша заторопился следом — прочь грустные мысли и сомнения, не надо думать ни о чем плохом; впереди долгий путь, а в дорогу лучше отправляться с легким сердцем. Да и стоит ли оглядываться назад, если самые дорогие люди здесь, рядом?

До причала добрались без приключений. Старик ждал их, сидя на корме с неизменной трубкой в зубах. Ласково поглаживая доверчиво прижавшуюся к его груди обезьянку, вцепившуюся маленькими лапками в ткань синей куртки, он молча кивнул в ответ на приветствия русских и показал на люк.

— Вещи можете положить там. Люй вам поможет.

— Люй? — удивленно взглянул на него капитан. — Кто это?

— Моя племянница, — неохотно ответил Вок.

— Она что, отправится вместе с нами? — поставив на палубу саквояж, поинтересовался Руднев. Занятные новости: оказывается, старик не так уж одинок, если вдруг у него объявилась родственница.

— Придется, — вздохнул китаец. — Не могу оставить ее здесь одну — пропадет. Не волнуйтесь, она ничего не знает.

— Да, но женщины по своей природе любопытны, — по-русски негромко заметил Юрий Петрович. — Предлагаю все деловые разговоры вести на родном языке.

— И подальше от чужих ушей, — добавил Саша.

— Господи, ну что вы переполошились? — засмеялась Ольга. — Она будет помогать мне готовить, одна я, наверное, не управилась бы: каждый день и не один раз… Давайте познакомимся с Люй.

Обернувшись, она показала на маленькую китаянку, выглянувшую из люка. Иссиня-черные волосы, скуластое лицо, быстрые темные глаза, тонкая мальчишеская фигурка. Старые полотняные брюки и застиранная ситцевая рубашка, завязанная узлом на плоском, загорелом животе, увеличивали ее сходство с мальчиком.

— Надеюсь, она ни бельмеса не понимает по-русски, — изобразив на губах приветливую улыбку, шепнул Лобанов.

Поглядев на него, Люй испуганно пискнула и скрылась в трюме, как мышонок в норке. Вок сердито прикрикнул, она тут же вновь появилась и помогла отнести вниз вещи. Когда Саша с девушками размещал в тесном носовом отсеке мешки с провизией, доски настила качнулись под ногами от набежавшей волны, за тонкой обшивкой борта зажурчали струи воды. Отчалили?

Выбравшись наверх, Руднев увидел старого Вока у кормового весла. Налегая на него грудью и зорко поглядывая по сторонам, он уверенно выводил сампан на середину широкой реки. Повинуясь отрывистым командам китайца, Юрий поднимал на мачте парус, похожий из-за скреплявших ветхую парусину бамбуковых реек на перепончатое крыло летучей мыши. Налетел порыв свежего ветра, старик двинул веслом, полотнище паруса хлопнуло и расправилось. Заскрипела мачта, сильнее зашипела вода под килем, быстрее начали уходить назад высокие дома на набережной, скопище лодок у причалов и пестрая толпа прохожих. Явственно запахло сырыми водорослями, закружили над сампаном прожорливые чайки, выискивая, чем бы поживиться.

Высоко поднявшееся солнце ощутимо припекало. Яркие блики вспыхивали в оконных стеклах серых громад зданий; играли маленькие радуги в каплях воды, срывавшихся с весла. Басовито прогудел буксир, втягивавший в устье большой белый пароход.

Саше вдруг вспомнился иной причал, уходивший все дальше и дальше от него с каждым оборотом корабельного винта. В небе тогда висела неправдоподобно яркая огромная луна. На маслянисто-черной, спокойной поверхности Золотого Рога, словно на крышке восточного лакового столика, лежала длинная серебристая дорожка. Казалось, ступи на нее — и, словно Христос, по воде, аки посуху, пойдешь до самой Тигровой сопки.

Корабли покидали рейд Владивостока. Уходили в неизвестность, к теплым течениям и седым туманам. Увозили в душных трюмах и на палубах множество людей, решивших отправиться из России на юг, а вернее, — в никуда, возможно, навсегда оставив Родину. Темноту разрывали тревожные проблески маяка, и Руднев, не в силах оторвать взгляда от огней, раскинувшегося на берегу бухты города, зябко ежился от промозглого ветра.

Неужели он видит все это последний раз в жизни? Мерцающие огоньки домов, маяк, сопки? Ведь даже вода здесь своя, русская, родная. А за ней, на берегу, волнения и тревоги, кровавые события последних лет, вольным или невольным участником которых довелось ему стать. Остаются шумные толпы митингов, выстрелы, взрывы, пламя пожарищ, сырые окопы, сумасшедшая жуть конных и штыковых атак, боль за убитых и замученных, за тех, с кем еще вчера он жил рядом и делился куском хлеба. Остаются банды погромщиков и дико орущие площади, щелястые теплушки завшивевших эшелонов и чумазые паровозы. Остаются дома и улицы родных городов, церкви и дорогие могилы, уходящие за горизонт просторы степей и высокие горы, бескрайняя тайга, светлые реки и задумчивые озера, серое небушко над жнивьем и летящий, печальный клин журавлей. Остается все то, что ты с детства считал неотъемлемо своим по праву рожденного на этой многострадальной земле, политой потом и кровью твоих предков и твоей собственной.

Из темной человеческой массы, копошащейся у противоположного борта, неожиданно вырвался красивый мужской голос, затянувший старую русскую песню — тоскливую, щемящую сердце неизбывностью близкой разлуки и беды. Песню подхватили, и она, перекрывая шум машин парохода, легко и широко зазвучала над бухтой, словно поминальная молитва. И было в ней столько горькой душевной муки, что к горлу подкатил комок, а из глаз брызнули непрошенные слезы. Саша слизывал их, вытирал огрубевшей от оружия и поводьев ладонью, а они все катились и катились, мешая смотреть, как скрывается из виду город — последний русский город на этом берегу…

Руднев встряхнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания: что это он вдруг раскис, надо собрать волю в кулак! Не он один волею судеб оказался на чужбине, обратной дороги нет, и откроется ли она когда-нибудь — одному Богу известно.

— Чего загрустил? — Лобанов присел на палубу, достал портсигар и угостил приятеля. — Отчалили! Адью, господин Шанхай.

Прикурив, Саша спрятал сигарету в кулак. Порывами налетал свежий ветер, тонко посвистывал в снастях сампана и горбом вздувал парус. Вок что-то тихонько напевал, ворочая тяжелым веслом кормила.

— За три дня управимся? — обернулся к нему Руднев.

— Не-е-т, долго будем плыть, — сморщился в улыбке старик, отгоняя мешавшую ему обезьянку. — Пошла вниз!

— Ты же говорил — три дня! — забеспокоился капитан.

— Я сказал: «плыть несколько дней», — спокойно объяснил китаец. — Вы не умеете править сампаном, а я не смогу вести его день и ночь. Мы идем вверх, против течения, до вечера. Когда стемнеет, остановимся. На рассвете снова поднимем парус и будем плыть до следующего вечера. И так несколько дней.

— Но сколько? — не отставал Лобанов.

— Кто знает? — меланхолично пожал сухими плечами старик. — Может, пять дней, а может, семь — пока не достигнем предгорий… Унесите вниз Цянь, пусть Люй привяжет ее.

Саша поймал обезьянку, взял на руки и отнес в трюм. Люй надела на нее ошейник и, не обращая внимания на недовольное попискивание, привязала Цянь к вбитому в обшивку борта крюку. На столе горкой лежали овощи, слегка чадила жаровня, а в большой кастрюле уже закипала вода — женщины готовили обед.

Руднев наконец как следует разглядел Люй. Она, пожалуй, была не так молода, как показалось при первом знакомстве. Хотя кто из европейцев может точно определить возраст китаянки, если она не ребенок и не старуха? Опять же, многие китайцы сами не знают своего точного возраста, поскольку не умеют ни считать, ни писать, а традиционный календарь страны Хань, громко именуемой Поднебесной империей, весьма своеобразен, как все азиатские календари. До сих пор Саша не мог точно запомнить, какой год идет за каким в двенадцатилетнем цикле, и путался между годами «собаки», «дракона», «крысы» и другими… Сколько же лет этой девушке? Возможно, нелегкая жизнь уже успела наложить на нее свой отпечаток — ведь родственники Вока отнюдь не миллионеры.

Перекинувшись несколькими словами с Ольгой, успевшей переодеться в простенькое ситцевое платье, Руднев снова поднялся на палубу. По реке плыли лодки и сампаны, навстречу прошла большая джонка, видимо, загрузившая товар выше по течению на какой-нибудь купеческой пристани и теперь торопившаяся поскорее выйти в море. На берегах, среди зелени садов и ухоженных парков, прятались белые виллы пригорода, но вдали, за кормой, еще виднелась высокая башня английской таможни, походившая на указывающий в небо каменный палец. Сзади, на некотором расстоянии, шли под парусами еще несколько лодок, а впереди разворачивался, завершив обычный маршрут, прогулочный катер.

— Присядь, — позвал приятеля Лобанов. Дождавшись, пока Саша устроится рядом, он тихо предложил: — Давай по ночам спать по очереди. Мало ли что случится? Лучше потом днем отдохнуть.

— Хорошо, — согласился Руднев. — Честно говоря, я тоже об этом подумал.

Подняв голову, он поглядел на круживших над мачтой чаек. Долго ли они будут сопровождать сампан? День, два, три? И сколько продлится путешествие по реке? Кто ответит, если даже старый Вок не знает?..

Постепенно все вошло в свою колею. Путешественникам казалось, что плывут они не три дня, а, подобно библейскому Ною, провели на воде долгие месяцы — настолько привычными сделались беспрестанное легкое покачивание суденышка на речной волне, резкие крики чаек над головой, заунывная песня Вока, ворочавшего кормилом с рассвета до заката, дразнящий ноздри ароматный дымок, поднимавшийся от жаровни, на которой девушки готовили рис, овощи, пекли лепешки.

Саша смастерил удочку и забрасывал ее прямо с борта сампана. Поначалу Лобанов отнесся к этой затее с иронией, но, когда попался крупный амур, которого Вок назвал по-своему, и добычу зажарили, мнение капитана изменилось. Он искренне переживал, если рыба вдруг срывалась с крючка, утаскивая в глубину наживу, и радовался как ребенок, если удавалось ее перехитрить и вытащить на прогретую солнцем палубу.

Люй вполне освоилась в компании европейцев, перестала дичиться одноглазого великана и от души хохотала, глядя, как Юрий пытается поймать и прихлопнуть огромной ладонью бьющуюся на палубе рыбу. Впрочем, китаянка старалась особо не докучать пассажирам и почти все время проводила в трюме, занимаясь стряпней. Готовила она чисто и вкусно, особой разговорчивостью не отличалась, и единственное, что не нравилось в ней Рудневу, — так это привычка не задумываясь кидать все ненужное за борт: очистки бататов, пустые бутылки, объедки.

— Все так делают, — пожала она плечами в ответ на его замечание и показала на проплывающую мимо лодку, с которой бритоголовый китаец выплеснул в реку полное ведро помоев.

Не найдя что ответить, Саша больше к этому не возвращался. Старая истина: в чужой монастырь со своим уставом не суйся. В России многие поступали так же, нисколько не заботясь о чистоте воды. А что было, когда шли жестокие бои на Волге? По реке трупы плыли, как сплавные бревна. Да что там говорить…

На закате Вок обычно начинал выискивать подходящую бухточку, причаливал сампан к берегу и вывешивал на корме маленький фонарик. После ужина старик отдыхал, блаженно попыхивая трубкой. В отличие от племянницы он любил поболтать с русскими, рассказывал о всякой всячине и охотно отвечал на вопросы. Обезьянка Цянь очень привязалась к Рудневу и не всегда уходила с его рук, когда хозяин звал ее.

Люй по вечерам тоже сидела на палубе, но особняком от прочих. Устраивалась на корме, около фонарика, поворачивалась лицом к реке и долго курила, жадно и часто затягиваясь сигаретой. Потом, отправлялась спать. Вставала до света и сразу принималась за стряпню. Остальные не мешали ей в этих ночных посиделках, считая, что в их тесном мирке, где некуда деться друг от друга, каждый имеет право хоть немного побыть в одиночестве, пусть даже призрачном.

Да, одиночество действительно было призрачным, — Руднев и Лобанов несли на палубе ночную вахту, сменяясь после полуночи, да и старый Вок предпочитал спать наверху. Трюм, по молчаливому согласию, был отдан в полное распоряжение женской части экипажа.

Сашу вахты не тяготили. Свесив ноги за борт и покуривая сигарету, он с интересом наблюдал тусклые огоньки чужих лодок. Играла рыба, поднимаясь к поверхности и вновь уходя в неведомые омуты, — раздастся всплеск, пойдут по воде невидимые круги, потом плеснет еще, но уже дальше, тише. Тонко зудели надоедливые москиты, повизгивала во сне привязанная в трюме обезьяна, монотонно шлепали по борту волны. На берегу была непроглядная темень: старый Вок умел выбирать для ночлега безлюдные места. А под утро разливалось предрассветное молоко, небо становилось жемчужным, и, наконец, появлялась тонкая алая полоска зари.

Сегодня Рудневу выпало дежурить в первой половине ночи. Убедившись, что все заснули, он проверил револьвер и расположился неподалеку от люка. Сел так, чтобы на него не падал слабый свет горевшего на корме фонарика. На носу сампана спали Вок и Лобанов, вытянувшийся во весь свой гигантский рост вдоль борта. Внизу, на лавках, устроились девушки. Тишина. Заняться нечем. Его начала одолевать дрема, усталые глаза слипались. После вчерашней вахты днем как следует выспаться не удалось. Попробуй засни на палубе, когда приходится постоянно перемещаться вслед за тенью паруса! А на солнцепеке и того хуже — встанешь разбитый, с гудящей головой. Кроме того, надо помогать Лобанову управляться с парусом, хоть изредка сменять старика у кормила, да и забросить удочку не мешает: все же дополнение к столу, не слишком изобилующему разносолами.

Борясь со сном, Саша встал и сделал несколько энергичных движений, но вынужден был снова сесть: нельзя раскачивать сампан, не то разбудишь остальных, а они тоже намаялись за день и лишь сейчас получили передышку. Усталому ночь всегда коротка. Это только для него, лишенного сна, время тянется страшно медленно.

Привалившись спиной к мачте, Руднев вытянул ноги и сунул в рот сигарету. Огонек спички на мгновение ослепил его, и он часто заморгал, стараясь поскорее вновь привыкнуть к темноте. Кажется, за бортом плеснула большая рыба? Хорошо бы сделать острогу и попробовать бить при свете факела. Ведь есть же такой способ рыбалки: приманивают рыбу светом, а потом пускают в ход острогу.

Ага, снова плеснуло, уже ближе. Саша насторожился и примял окурок, боясь, что в случае опасности его может выдать огонек сигареты. Сердце тревожно ворохнулось в груди, а слух, казалось, обострился до предела. Теперь он способен отфильтровать все привычные ночные звуки — шелест листвы под ветром, зудение москитов, рокочущее похрапывание Лобанова, шлепки волн о борт — и среди этой разноголосицы выделить то, что тревожит своей непривычностью.

Может быть, разбудить Юрия? Руднев подтянул ноги, вынул револьвер и положил палец на курок. Разбудить?.. Но если — зря, то наверняка станешь посмешищем. Кто вздумает подбираться к их сампану в ночной темноте, да еще в пустынном месте? Шанхай в трех днях пути, деревни поблизости нет, берег безлюдный — Вок умеет выбирать место ночлега. И потом, если уж на то пошло, вероятнее нападение с суши, чем с реки: не водятся же здесь китайские разновидности водяных и русалок, имеющих поганую привычку пугать лодочников до икоты?

Встав на четвереньки, Руднев подобрался поближе к борту и настороженно прислушался. Но слух не уловил ничего подозрительного, а разглядеть, что делается в черной ночной воде, мешал свет кормового фонаря. И зачем только Вок его зажигает? Отгоняет злых духов илиподает кому-то сигнал, чтобы знали: сампан стоит здесь! Но кому?

В первый же вечер старик объяснил, что он делает это для того, чтобы на них не наткнулись в темноте другие лодки — тогда пойдешь ко дну. Пришлось удовлетвориться этим вполне правдоподобным объяснением. Лобанов и Руднев ранее никогда не плавали по китайским рекам, но сейчас убедились, что кормовые огни есть у всех лодок, а некоторые были еще и украшены гирляндами ярких разноцветных фонариков.

Почувствовав какое-то движение слева, Руднев быстро обернулся и похолодел: за борт сампана уцепилась появившаяся из темноты мокрая рука. Побелевшие пальцы буквально впились в дерево обшивки, раздался слабый вздох.

Что делать: закричать, позвать на помощь или безжалостно врезать по пальцам рукоятью револьвера? А если это несчастный пловец, чудом обретший шанс на спасение после отчаянной борьбы со смертью?

Пока Руднев раздумывал, появилась вторая рука, и над бортом показалось распухшее, страшное, обезображенное кровоподтеками лицо с лихорадочно горевшими глазами. Тяжело подтянувшись, полуголый человек, с которого струями стекала вода, перевалился через борт и рухнул на палубу.

— Ни с места! Стреляю! — направив на него револьвер, закричал Саша.

Пловец вздрогнул и попытался отползти к корме, но силы оставили его, и он ткнулся головой в настил.

— Что такое? — раздался сзади сонный голое Лобанова, и тут же щелкнул курок его револьвера.

— Сюда! — не оборачиваясь, позвал Руднев и приказал неизвестному: — Сядь лицом ко мне под фонарем! Быстро! Стреляю без предупреждения!

По палубе зашлепали босые ступни, и появился капитан. Незваный гость дополз до кормы и сел под фонарем — как ему было приказано. Юрий изумленно присвистнул.

— Кто это?

— Это… Да это же Фын! — вглядевшись в лицо пловца, мрачно сообщил Руднев и крикнул проснувшимся женщинам: — Оставайтесь внизу!

— Фын? — удивился Лобанов. — Ты один?

— Один. — Бандит невесело усмехнулся и опустил голову. — Я пришел как друг.

— Тот самый, значит? — с любопытством разглядывая китайца, спросил Юрий и, услышав подтверждение Саши, рявкнул: — Камень на шею — и за борт!

— Погодите! — Фын протянул к ним руки. — Вы можете прикончить меня сегодня, прямо сейчас, но завтра или послезавтра вас отправят за мной следом!

— Не пугай, — презрительно сплюнул Лобанов. — Нечего нам арапа заправлять! Где Вок? Саша, возьми у старика веревку покрепче, нечего валандаться.

— Да выслушайте же меня! — в сердцах ударив кулаками по палубе, заорал Фын. — Выше по реке вас ждет Жао со своими головорезами!

— Жао? — насторожился Руднев и придержал Лобанова, уже вязавшего петлю на конце крепкой веревки. — Где ты его видел?

— Видел! — горько усмехнулся Фын. — Я бежал от него вчера ночью, чтобы предупредить вас о засаде. Жао известны все ваши планы.

— Откуда?

— От меня, — не стал скрывать бандит. — Отдайте мне часть золота, и я все расскажу. Иначе до клада не доберетесь. Одноглазый бок-гуй решил утопить меня? Хорошо, пусть так. Но тогда вам не уйти от Быстрорукого. Он схватит вас и пытками замучит до смерти или загонит как дичь! Что ваши револьверы против его пулеметов?

— Опять наш старый друг? — Лобанов присел на край борта и дал Фыну сигарету. — Прикури от фонаря и расскажи, как тебе удалось удрать. Давай, не стесняйся, тут все свои. Выкладывай.

— Да, — поддержал его Руднев, держа бандита на мушке. — Говори! Рассказывай все по порядку с того момента, когда нас взяли в ущелье.

Жадно затягиваясь сигаретой, Фын со всеми подробностями рассказал, как пытал его Жао в ночь побега русских. О гибели Ай Цина упомянул вскользь и предусмотрительно умолчал о том, что когда-то входил в одну из шанхайских банд, а недавно, надеясь разыскать золото, обратился за помощью к тайному обществу «Золотых воронов». Далее он ярко расписал свои приключения, в городе, стычку с Чжоу и внезапную встречу с Жао.

— Вон, посмотрите! — плаксиво пожаловался бандит, осторожно потрогав кончиками пальцев вздувшуюся на лбу багрово-синюю шишку. — Жао оглушил меня и вывез вверх по реке. Угрожая ослепить, заставил рассказать все, что я подслушал, когда вы беседовали со стариком, а потом притащил в деревню, где стоят его головорезы. Я пережег над лампой веревки и бежал. Украл лодку и спустился вниз по течению, надеясь разыскать ваш сампан. Лодка перевернулась, и я уже совсем обессилел, когда наконец заметил фонарь. Остальное вы знаете.

Русские и старик китаец слушали не перебивая. Лобанов морщился, как от зубной боли, Вок отрешенно покуривал трубку и согласно кивал, когда Фын клялся, что готов на все ради золота, а Руднев боялся поверить лживому и хитрому бандиту. Рука с револьвером затекла, хотелось или отпустить ее, или нажать на курок — и дело с концом.

— А если ты врешь? — Капитан первым нарушил молчание, воцарившееся после рассказа Фына. — Зачем Жао взял тебя с собой, если ты и так все ему выложил?

— Он обещал мучительную смерть, если я солгал. Хотел проверить… — пробормотал Фын. — Мне сейчас нет другого пути, кроме как с вами. Поэтому я говорю правду. Может быть, впервые в жизни.

Вновь повисла тишина, и стало слышно, как внизу тяжело вздохнула Ольга, видимо, вспомнив связанные с Фыном злоключения Саши, о которых ей было известно. Люй притихла как мышка и не издала ни звука.

— Зачем ты искал нас? — разглядывая кровоподтеки на лице и груди бандита, спросил Лобанов. — Хотел предупредить о засаде? Значит, решил поторговаться? Мы даем жизнь и часть клада, а ты объясняешь, где нас ждет Жао? Так?

— Разве можно когда-нибудь расстаться с мечтой о золоте? — ухмыльнулся Фын. — Если не получается взять все, то стоит попытаться получить хотя бы часть, сохранив при этом жизнь. Наша вражда кончилась, клянусь! У меня нет оружия, можете проверить, я не причиню вам зла, иначе зачем мне было искать вас?

— И сколько ты хочешь? — прищурился Руднев.

— Сколько? — облизнув разбитые губы, быстро переспросил бандит. — Пятую часть. Так будет справедливо.

— Полагаешь? — засмеялся Лобанов, ладя из веревки петлю.

— Вас здесь трое, — кося на него налитым кровью глазом, зачастил Фын. — Да еще есть женщина, одну часть ей и одну мне. Но если вы возражаете, я готов согласиться на десятую долю.

— Молодец! — покрутил головой капитан. — Вряд ли ты помрешь своей смертью. Что будем делать?

Он посмотрел сначала на Руднева, потом на Вока, ожидая их ответа.

— Не знаю, — раскуривая потухшую трубку, тихо сказал старик. — Мне золото не нужно, я должен только отвести вас к нему — и все. Решайте сами. Пока еще не поздно повернуть обратно.

— Ну а ты? — Юрий обернулся к Саше. — Я за то, чтобы утопить прохвоста. Все врет подлец, наверняка снюхался с Жао, надеясь обвести нас вокруг пальца. Перережет ночью горло и заставит старика показать клад, а мы так и умрем во сне, не успев понять, что случилось.

Он говорил по-русски, и Фын встревоженно переводил взгляд с одного белого на другого, пытаясь понять, как они решат его судьбу. Вок тоже настороженно прислушивался к звукам непонятной для него речи.

— Мальчики, не берите греха на душу, — почти простонала в трюме Ольга. — Господи, какой ужас! Отпустите вы эту тварь на все четыре стороны!

— Вдруг он не лжет? — задумчиво протянул Руднев. — Да и били его по-настоящему. Конечно, отпустив его или взяв с собой, мы сильно рискуем, но если впереди действительно засада Жао и только Фын знает, где именно?

— Хочешь пригреть змею на груди? — саркастически усмехнулся капитан. — Продаст он нас, Саша, за полушку продаст! Китаец ради денег родную мать не пожалеет, особенно такой.

— Ну, это ты брось, не все китайцы одинаковы, — возразил Руднев. — Согласен, он тварь опасная, вроде скорпиона, но Жао еще страшнее. Этот один, а у того целая банда.

— Я тебя не узнаю, — насупился Юрий. — Мы только зря теряем время.

— Пусть плывет с нами, — решившись, сказал Саша. — Обыщем, свяжем, глаз с него не спустим, а там будет видно.

— Вот-вот, потом либо он нас, либо мы его! Ты еще вспомнишь мои слова, — разозлился Лобанов. — Жао тоже не дурак, но он утек от него дважды! А у нас земляной ямы нет. Впрочем, как знаете.

Шагнув к сжавшемуся Фыну, капитан поднял его, ухватив за пояс мокрых штанов, и сноровисто обыскал. Убедившись, что оружия у пленника действительно нет, он связал ему ноги и руки. Бандит не сопротивлялся, покорно позволив надеть на себя путы.

— Живи пока, — опустив Фына на палубу, по-китайски сказал ему Юрий.

— Но смотри, — добавил Саша, — если попробуешь затеять какую-нибудь пакость…

И он выразительно покрутил перед носом Фына стволом револьвера. В ответ бандит устало прошептал:

— Спасибо. Можешь не бояться. Но завтра вам нужно сойти на берег, иначе попадетесь Жао.

— Ладно, утром поговорим на свежую голову, — отправившись на нос сампана, подытожил Юрий. — Карауль своего приятеля получше.

Руднев уселся на палубе против бандита, настороженно следя за каждым его движением, но Фын блаженно закрыл глаза и задремал.

Саша раскурил сигарету, надеясь отогнать табачным дымом надоедливых москитов, и подумал, что такой встречи с Фыном он никак не мог ожидать: что угодно, но только не это! Неужели бандит не солгал? А если он заманивает их в хитрую ловушку? Возможно, головорезы Жао будут ждать их именно там, где Фын предложит высадиться на берег, или чуть дальше. Против хорошо вооруженной банды они совершенно беззащитны.

Как быть? Бросить сампан? А кто понесет поклажу? Да еще надо подумать о девушках: смогут ли они выдержать нелегкий путь пешком? И вообще, прав ли он, не согласившись с Юрием, предложившим раз и навсегда избавиться от врага? А в том, что Фын был и остается коварным врагом, Руднев не сомневался.

Почувствовав толчок в бок, Саша с трудом разлепил веки и увидел склонившегося над ним Лобанова.

— Вставай, — шепнул Юрий. — Светает.

Над рекой низко висела серая, призрачная пелена близкого рассвета, где-то резко прокричал ястреб, обещая ясный, погожий день, но деревья на берегу еще были окутаны мраком. Мимо прошаркал Вок — покашливая и ежась от сырости, он принялся набивать табаком трубку.

— Что, Фын бежал? — рывком сев, спросил Руднев. Неужели капитан, карауливший пленника во второй половине ночи, не углядел за ним? Иначе почему он разбудил его так рано?

— Куда ему бежать? — усмехнулся Юрий. — Поднимайся, устроим «военный совет в Филях».

Перегнувшись через борт, Саша плеснул в лицо водой и пошел на корму. Связанный Фын сидел под потухшим фонарем и шевелил пальцами онемевших рук. Перед ним на корточках устроился Вок, угольком он нарисовал на палубе извилистую линию и поставил около нее несколько точек.

— Смотрите. — Он показал на грубый чертеж. — Это река, вот тут — Шанхай, здесь мы, а там нам нужно сойти на берег.

Старик ткнул мундштуком трубки в один из кружочков, потом, поочередно, в другие.

— Здесь деревни, мимо которых нам плыть. Где засада?

— В Мытане, — буркнул Фын.

— Здесь! — Вок перечеркнул углем кружок выше по течению. Саша прикинул: это пятый населенный пункт от места их стоянки.

Какое расстояние разделяет их и банду Жао, сколько нужно времени, чтобы преодолеть его? Карта старика не имеет масштаба и нарисована по памяти, поэтому полностью полагаться на нее нельзя. К тому же бандиты не обязательно будут ждать сампан в деревне. Они могут спуститься вниз по реке и устроить засаду в каком-нибудь безлюдном месте или просто поплывут навстречу…

— Сколько до этой деревни? — поинтересовался Лобанов.

— Меньше дня пути при хорошем ветре, — поднял на него глаза старик.

— А где горы?

— Вот тут. — Вок нарисовал треугольник далеко от линии реки. — Если бы мы поднимались еще три дня, то до Белых Облаков осталось бы несколько переходов пешком, но впереди Мытан, где нас ждут.

— М-да… положеньице, — почесав небритый подбородок, протянул капитан. — Насколько я помню, в этой провинции шли бои; мы рискуем очутиться в полосе военных действий.

— Железная дорога тут есть? — разглядывая чертеж, спросил Саша.

— Она дальше. — Вок провел по палубе еще одну линию, уходившую в сторону от гор.

— Ну-ка, ну-ка. — Лобанов склонился над рисунком. — А если мы высадимся тут и попробуем часть пути проехать на поезде? Сампан бросим, а еще лучше — сожжем. Найдем клад — купим старику новый.

— Зачем жечь? — забеспокоился Вок. — Не надо. Сампан хороший. Оставим в деревне, пусть люди пользуются.

Фын захихикал, но тут же закашлялся и сплюнул за борт густую, окрашенную кровью мокроту. Лобанов сердито покосился на него, однако промолчал.

— Сейчас снимаемся и — вдоль бережка к деревне, — подытожил разговор Руднев. — Выгружаем самое необходимое, уходим как можно дальше от реки и идем к железной дороге. Все?

— Принято, — вздохнув, согласился Лобанов. — Будите наших дам, пусть укладывают вещи.

Когда взошло солнце, они причалили к маленькой деревянной пристани. На каменистом косогоре тесно лепились друг к другу убогие фанзы, окруженные маленькими, тщательно возделанными огородами. Вок отправился в деревню на переговоры, а оставшиеся начали разгрузку. Время от времени кто-нибудь тревожно поглядывал на реку: не появились ли сампаны бандитов?

Юрий развязал Фына и заставил его таскать на берег мешки и хозяйственный скарб. Он сказал, что лишние руки не помешают. А уж если бандит претендует на долю в еще не разысканном кладе, то пусть ее отрабатывает. Фыну дали старую куртку Вока, а голову он повязал платком, чтобы защититься от палящего солнца и скрыть от любопытных взглядов деревенских жителей огромную шишку на лбу. Но все равно вид у него был не для слабонервных — глаза заплыли, губы разбиты, запястья натерты веревками. Впрочем, любопытных на берегу собралось немного: так, ребятишки, две-три старухи да несколько подростков. Остальные крестьяне занимались делом, не проявляя особого интереса к приплывшим на сампане.

Вскоре вернулся довольный Вок и привел с собой пожилого, лысого крестьянина с хитрым загорелым лицом, отрекомендовавшегося просто и коротко — Ба. Поздоровавшись со всеми и, по правилам приличия, поинтересовавшись, ели ли сегодня новые знакомые, Ба сообщил, что согласен взять сампан на месяц или два, а за это он даст повозку, чтобы путешественники могли доставить пожитки на станцию.

Повозка оказалась обычной грубой деревенской телегой на высоких деревянных колесах, запряженной парой тощих низкорослых медлительных волов.

Но путешественники и этому были рады. Перетаскав вещи, быстро побросали их в телегу и усадили девушек. Вок устроился на передке, рядом с мальчишкой-погонщиком, а Юрий и Саша, как заправские конвоиры, взяли Фына в середину и зашагали следом.

Волы налегли на ярмо, заскрипели давно не знавшие смазки колеса, телега медленно поползла по дороге, поднимая тонкую красноватую пыль. Сразу же налетели назойливые мухи и облепили мокрые от пота лица.

На повороте Саша оглянулся. Играя легкой рябью, серебрилась под солнцем река. У пристани сиротливо приткнулся оставленный сампан. По его палубе уже по-хозяйски расхаживал лысый Ба, поглаживал ладонями мачту, щупал парус, трогал кормило и притопывал ногой по настилу, будто проверяя его прочность: дескать, не продешевил ли, не подсунули ли ему заезжие люди какой завалящей рухляди?

Отчего-то стало вдруг жаль расставаться с лодкой, рекой, криками чаек, размеренным бытом на суденышке. Интересно, сколько же верст они на нем отмахали? И сколько еще придется тащиться до гор? Китай — огромная страна и, несмотря на великое множество жителей, изобилует невероятно глухими уголками, где нет ни торных дорог, ни человеческого жилья. Доберутся ли они до клада, какие неожиданности и препятствия ждут их в пути? Не придется ли вновь круто менять маршрут? И главное — удастся ли уйти от преследования банды Жао?

— Не отставай! — вернул его к действительности окрик Лобанова, уверенно шагавшего по пыльной дороге.

С телеги Саше улыбалась слегка побледневшая после бессонной ночи Ольга, и он улыбнулся ей в ответ. Будь что будет. Надо идти вперед, поскольку обратной дороги нет…

Лобанов был недалек от истины, подозревая, что Фын лжет. В действительности Жао не собирался устраивать засаду и нападать на сампан Вока. Он решил просто дождаться появления суденышка, убедиться, что интересующие его люди находятся на борту, и следовать за ними до тех пор, пока русские и старый Вок не приведут его к вожделенному кладу. А когда зазвенит золото, извлеченное из тайника в горах, русские и Вок умрут.

Однако это не совпадало с планами Фына, прекрасно понимавшего: как только бывший полицейский возьмет след, за жизнь пленника никто не даст и зернышка риса — зачем он тогда Быстрорукому? Главные действующие лица поведут его за собой, а Фын окажется досадной помехой на пути к богатству. Помимо всего прочего, Жао не преминет придумать самые изощренные пытки для убийцы своего родственника и верного телохранителя.

Поэтому Фын лихорадочно размышлял, изыскивая любую возможность для побега. Главное — освободиться, а там уж как сложится, лишь бы вырваться из лап Жао и спасти шкуру. Воспользовавшись тем, что охранники, которым Быстрорукий поручил неусыпно стеречь пленника, отвлеклись на ужин, бандит подобрался ближе к коптилке, скудно освещавшей фанзу, и поднес к огню связанные запястья: надо попробовать веревку. Острая боль терзала кожу, пока он — в кровь кусая губы, чтобы не закричать, — изо всех сил растягивал путы. Только бы неловким движением не опрокинуть коптилку! Не привлечь стоном внимание охраны! Наконец веревка лопнула. Но радоваться было еще рано: предстояло освободить ноги, потом быстро придумать, как избавиться от вооруженных стражей, выбраться из фанзы и решить, куда бежать — к реке или, наоборот, подальше от берега. Первое, пожалуй, предпочтительнее, потому что на воде не остается следов, а темнота поможет скрыться.

Поглядывая на расположившихся на улице у открытой двери фанзы сторожей — день был душный, и им надоело сидеть в давно покинутом хозяевами, пропахшем пылью доме, — Фын ослабил узлы веревок на щиколотках, привалился к стене и спрятал руки за спину. Путь через дверь для него закрыт, в оконце не пролезть. Оставалась только ветхая крыша. Но охранники! Не дураки же они, чтобы спокойно и безучастно глядеть, как пленник разбирает ее.

Если бы стражи знали, с кем имеют дело, то вряд ли стали бы вести себя столь беспечно. Однако все учатся на собственных ошибках, хотя постоянно призывают делать это на чужом примере. Обманутые спокойным поведением пленника, охранники решили спать по очереди, что их и погубило. Не смыкавший глаз Фын дождался, пока крепко уснет один из сторожей, вопреки приказу Жао выпивший за ужином водки. Вскоре и второй начал клевать носом. Сняв с ног веревку, бандит одним движением накинул ее на шею полусонного охранника и мгновенно удавил его, а потом навалился на второго. Затем он тихо разобрал часть крыши и неслышно выбрался из фанзы. Решение плыть навстречу сампану Вока пришло позже, когда Фын украл лодку. Естественно, он рисковал, отправляясь к русским, но риск сулил удачу.

Побег обнаружили только утром. К удивлению подчиненных, свирепый Жао не приказал броситься в погоню за беглецом или сломать хребет нерадивых сторожей, дежуривших у ограды фанзы и на пристани, а только горько рассмеялся: ну и хорек этот Фын, ну и проныра! Опять выскользнул из ловушки. Для себя бывший полицейский сделал вывод: если еще раз приведется встретиться с Фыном, надо без лишних разговоров всадить ему пулю между глаз, а для верности еще две в сердце. И такая встреча состоится, непременно состоится, поскольку оба они гонятся за золотом.

Быстрорукого больше занимало другое: солгал проклятый бандит насчет сампана или нет? Уплыли русские и старый Вок из Шанхая или избрали иной путь к горам Белые Облака? Отроги гор велики, не станешь же бродить вокруг, поджидая маленький караван и надеясь на слепую судьбу, которая вдруг решит преподнести тебе подарок. Зачем полагаться на волю случая? Нет, действовать можно только наверняка, и в первую очередь нужно проверить, плывет ли по реке лодка Вока. От этого сейчас зависит все!

Посадив на два сампана вооруженных людей, Жао отправился вниз по течению, высматривая в бинокль посудину старика. Было жарко, рябило от игравших на воде солнечных бликов. Терзала мысль, что русские оказались хитрецами и поменяли лодку. Наконец в окулярах показался каменистый обрыв с маленькой пристанью и около нее две большие лодки.

Подкрутив колесико настройки, Быстрорукий впился глазами в фигурки суетившихся на берегу людей. Что там происходит? Почему у причала две лодки? Одна из них точно такая, как у старого Вока, а другая совершенно незнакома. Неужели его кто-то опередил и сумел захватить искателей сокровищ вместе с их тайной? Люди на берегу вооружены. Несколько человек вскарабкались по тропинке на верх косогора и исчезли. Куда они направились?.. Почему ему так не везет с этими русскими? Гонишься за ними, а они исчезают, словно призраки…

— Передайте на второй сампан, — не оборачиваясь, приказал Жао, — пусть пристанут к берегу и перехватят тех, кто ушел от реки. Белых привести живыми. Всех! Если их там не окажется, достаточно взять одного пленного. Живей!

Так, сейчас его молодцы пустятся в погоню, а ему придется атаковать стоящие у причала сампаны, иного выхода нет. Если русских и Вока действительно захватили, нужно вырвать их из чужих рук. А если здесь просто случайная встреча? Нет, какие могут быть случайности, когда держат наготове оружие! Впрочем, сразу стрелять не стоит, может быть, удастся все решить хитростью… У него больше людей, и каждый готов на все ради добычи. Что ж, посмотрим.

Заметив приближающийся сампан, на берегу засуетились: несколько человек — судя по одежде, местные крестьяне — кинулись бежать, другие преградили им путь и заставили лечь на землю, а сами заняли оборону на причале.

— Что вам нужно? — приподнявшись над бортом сампана Вока, закричал какой-то незнакомый мужчина.

— У нас сильная течь, — приложив ладони рупором ко рту, ответил бывший полицейский.

— Проваливайте! Не утонете! — донеслось с берега. И, словно для острастки, щелкнул выстрел. Пуля впилась в мачту, выбив из нее щепку.

— Давай! — Жао пнул ногой лежавшего под циновками пулеметчика и спрятался за надстройкой.

Резанула короткая очередь, насквозь прошивая борта старого сампана у причала, захлопали винтовочные выстрелы, раздались крики раненых.

— Деревня ваша! — перекрывая шум боя, крикнул Жао своим парням, чтобы их подбодрить.

Еще несколько очередей, и все стихло, с берега больше не стреляли. Крестьяне лежали неподвижно, уткнувшись носами в камни и боясь поднять голову, чтобы не поймать шальную пулю.

— Вперед, скорее! — приказал Быстрорукий.

Не думая об опасности, он первым перепрыгнул на чужую лодку. Держа палец на спусковом крючке маузера, огляделся. В полуметре от него лежал парень в городском костюме с простреленной головой. Чуть поодаль — второй убитый, все еще сжимавший в руках винчестер. У кормила сипел, выдувая на губах розовые пузыри, третий — пуля угодила ему в грудь чуть пониже горла. С этим тоже не поговоришь.

— Обшарить все, крестьян сюда!

Внизу, в трюме, раздался выстрел и крики. Жао обернулся. На палубу вытащили четвертого, вывернув ему руки за спину. Следом выбрался один из подручных Быстрорукого, зажимавший ладонью рану на плече. Подскочив к пленному, бывший полицейский схватил его за волосы, поднял голову и заглянул в лицо.

— Какая встреча! — хищно оскалился Жао, узнав охранника из особняка, где его держали в бамбуковой клетке. — Где русские? Вы их искали?

— Да, но они ушли.

— Ушли? Куда? Почему ушли?

— Не знаю. — Пленник отвел глаза.

— Знаешь, — засмеялся бывший полицейский, — скажешь! Привяжите его к мачте и ведите крестьян. Обыщите второй сампан!

Через несколько минут все стало ясно. Надеясь на снисхождение, крестьяне ничего не скрывали. Особенно разговорчивым оказался лысый Ба, подробно рассказавший, как рано утром причалил сампан, как выгружали вещи и куда направились белые и старик на его повозке.

Дотошно расспросив его, Жао помрачнел: все сходилось — проклятый Фын предупредил белых и ушел вместе с ними за золотом. И почему он сразу не прикончил эту змею? Диву даешься, до чего живучий! Лысому Ба нет резона лгать, поскольку он не знает подоплеки событий, а судя по его описаниям, с русскими был именно Фын, больше просто некому. Еще откуда-то взялась молодая китаянка, но ее вполне могли нанять для черной работы: Быстрорукий видел белую женщину — она не станет таскать ведра с помоями и стоять целыми днями у жаровни. Слишком нежная, такая создана для любовных утех, а не для кухни.

Заныло сердце, когда вспомнил Мэй, но он отогнал эти мысли и обернулся к пленнику.

— Ты слышал? Мне некогда. Не заставляй развязывать тебе язык силой.

— Мы плыли за сампаном Вока, — неохотно признался парень, — но этой ночью потеряли его из виду, а когда нашли, он уже был пустой — старик и русские направились на станцию.

— Ваши люди идут за ними? Хотите взять или следите?

— Зачем брать, пока не привели на место, — криво усмехнулся пленный. — Ведь ты тоже идешь по следу.

— Как вы их нашли? На кого ты работаешь?

— Нашли очень просто, — издевательски засмеялся парень. — Ты нас и привел!

— Я? — изумился Жао.

— Конечно. Тебя поймали, потом позволили бежать и начали следить. Никаких трудностей не было: Мэй продала тебя со всеми потрохами.

— Где она? — Железные пальцы бывшего полицейского впились в плечо пленника. — Жива?

— Не знаю, — простонал тот, кривясь от боли. — Больше ничего не знаю! Можешь убить!

— Успею. — Тяжело дыша, Жао отступил на шаг. — На кого работаешь? Отвечай? «Вороны»? «Тайбо»? Кто еще идет следом за русскими и стариком?

Пленник молчал, полуприкрыв глаза и беззвучно шевеля губами. Молился, готовясь к смерти?

Быстрорукий сел на палубу и задумался: подождать, пока вернутся его люди, отправившиеся в погоню за второй группой врагов? В том, что это враги, не приходится сомневаться, особенно после того, как он узнал одного из своих бывших тюремщиков. Друзья не будут держать тебя в клетке и морить голодом, выпытывая тайну золота.

Но сможет ли он долго удерживать на берегу своих людей, разгоряченных скоротечным удачным боем? Они рвутся грабить селение, и он обещал им поживу, а обманывать в подобных случаях нельзя. Жао прекрасно отдавал себе отчет, что его отряд, пусть даже достаточно дисциплинированный, обыкновенная банда и каждый бандит, если его погладить против шерсти, может выстрелить главарю в спину. Разрешить им идти? Пожалуй.

— Можете заняться деревней. — Он небрежно махнул рукой, и парни, как стая голодных волков, обгоняя друг друга, кинулись по тропке, ведущей к фанзам. Сейчас там поднимется вой, потащат рухлядь, закричат женщины, начнут полыхать дома, бухнут выстрелы. Хотя не исключено и мирное развитие событий: крестьяне зачастую добровольно расстаются с добром, чтобы сохранить жизнь.

Хорошо бы выяснить, кто держал его в клетке и теперь идет по следу русских. Скажет пленный еще чего-нибудь или останется верен клятве молчания, данной своему клану? Узнать бы у него, что они затеяли, где скрываются и устраивают засады, как получают сведения о передвижении русских и Вока?

Услышав призывный крик, Жао поднял голову. Наконец-то! Возвращались отправившиеся в погоню. Не все, впрочем. Большинство уже успело присоединиться к тем, что шуровали в деревне в поисках добычи. Но трое волокли окровавленного, едва переставляющего ноги человека в рваной одежде. Когда они бросили его на палубу перед бывшим полицейским, тот сразу понял: толку будет мало — раненый едва дышал.

— И все? — Быстрорукий поднял тяжелый взгляд на нетерпеливо переминавшихся подчиненных.

— Остальных мы оставили там, — неопределенно мотнул головой один из солдат. — Они отчаянно сопротивлялись, просто как бешеные.

— Как твое имя? — пнув пленника в бок, спросил Жао, но в ответ услышал только сиплый стон.

— Притащили падаль, — брезгливо скривил губы бывший полицейский и, приставив ствол маузера к голове раненого, спустил курок. Поднявшись, он перепрыгнул на сампан Вока. Поморщился, увидев на палубе полураздетых убитых: его солдаты не гнушались ничем.

Спустившись в трюм, Жао внимательно осмотрел каждый закуток в надежде найти хоть что-нибудь, указывающее на то, где искать теперь белых и старого Вока. Хоть бы какой-нибудь ключ к разгадке! Собирались они в спешке, могли забыть какую-то вещь или бросить ненужное, а толковый человек и по скудным приметам верно оценит ситуацию. Но ничего, хоть плачь!

Вновь поднявшись на палубу, Быстрорукий прошел на корму. Он хотел осмотреть борта, постепенно двигаясь к носу лодки, и тут заметил на затоптанных досках палубы странный рисунок углем. Что это?

Склонившись над ним, Жао ладонью смахнул комочки грязи и удивленно присвистнул: похоже, карта! Пусть рисунок грубый, но угадываются линия реки и точки, обозначающие селения. Одна из них перечеркнута крестиком. Или он принимает желаемое за действительное? Но нет же, в стороне нарисован неровный треугольник, который может обозначать только одно — горы! Не иначе, здесь состоялся совет, и кладоискатели решали, куда им направиться. Так-так… Отсюда они двинулись к станции железной дороги, надеясь сесть в поезд, поскольку боялись встретиться с ним на реке. Но поезд довезет их до гор, придется дальше идти пешком или нанять подводу. А где лучше всего сойти с поезда? Конечно, на самой близкой к Белым Облакам станции! Вот и ключ. Теперь надо свериться с настоящей картой и узнать название станции. Там и подождем путешественников. По воде путь к предгорьям значительно короче, значит, можно опередить белых и старика. Потом он пойдет за ними следом. До поры будет прятаться, а когда блеснет золото, упадет на добычу, словно коршун на ничего не подозревающую перепелку.

Повеселев, Жао вернулся на сампан, где томился неизвестностью привязанный к мачте его бывший тюремщик.

— Подумал? — сваливая к его ногам собранный по дороге хлам, усмехнулся бывший полицейский. — Решил молчать? Ну ничего, скоро закричишь. Мы достойно распрощаемся, я тебе обещаю!

Не понимая, что он задумал, пленник равнодушно смотрел на приготовления, но вскоре его лицо побледнело.

— Хочешь выкуп? — срывающимся голосом предложил он.

— Зачем? — бросив к мачте кучу тряпья, меланхолично пожал плечами Быстрорукий. — Ты, должно быть, знаешь ставку? Мне не нужны твои жалкие гроши, я не старьевщик и не мелкий лавочник. У тебя еще остался шанс на легкую смерть. Скажи, кому служишь?

— У меня есть родные. — Лоб пленника покрылся мелкими каплями пота.

— Боишься клана? Правильно, они не пощадят, — согласился Жао. — Но и я тоже. Прощай, упрямец!

Сунув в рот сигарету, он чиркнул спичкой, прикурил и бросил ее на кучу тряпья. Появился чадный дымок, потом взвились язычки пламени, жадно лизнувшие наваленный вокруг пленника хлам.

— Что ты делаешь?! Опомнись! — забился пленник в тщетной попытке разорвать веревки. — Тебе отомстят!

Не обращая внимания на его крики, бывший полицейский перепрыгнул на свой сампан и, усевшись на корме, начал ждать возвращения своих людей из деревни. Казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать, как корчится на костре пленник, изрыгая проклятия своему палачу и всему его роду. Подул ветер, пламя загудело, и вскоре сампан превратился в сгусток бушующего огня…

Глава 12

Путешествие по железной дороге походило на затяжной кошмар: грязь, душная вонь забитых множеством пассажиров теплушек, долгие стоянки посреди длинных перегонов, на станциях — низкорослые, завшивевшие солдаты разных генералов, рыскавшие вдоль состава в надежде раздобыть водки или хоть чем-нибудь поживиться, чадящие слабосильные паровозы образца прошлого века, частая стрельба по ночам, разрушенные мосты. Если бы не решительность и огромная сила Лобанова, искателям клада вообще не удалось бы сесть в поезд, но капитан буквально продрался сквозь толпу, влез в вагон и занял для всех места. Недовольным показал огромный кулак и выразительно покрутил им перед носом не в меру шустрого местного парня, вздумавшего было устроиться рядом с Юрием.

Так и тащились день за днем, не чая, когда же наконец доберутся до нужной остановки. Саша все время боялся, как бы Фын не выкинул какого-нибудь трюка, и постоянно ждал от него подвоха или нападения, но бандит вел себя на удивление спокойно — не пререкался, безропотно таскал вещи, не пытался скрыться в толпе при посадке, а дорогой смирно сидел, забившись в угол теплушки. Тем не менее Руднев и капитан спали по очереди, карауля пожитки и приглядывая за Фыном. Правда, Саша приглядывал и за Лобановым, опасаясь, что капитан под горячую руку свернет китайцу шею и выкинет его под колеса, но осторожный, хитрый Фын, видимо, сам чувствовал, что белого гиганта надо остерегаться, и, стараясь не раздражать его, сжимался в комок и заискивающе улыбался, когда тот смотрел в его сторону.

Старый Вок часами сидел с полузакрытыми глазами, погруженный в свои думы, и сморщенной рукой ласкал обезьянку. Люй и Ольга предпринимали героические усилия, чтобы хоть как-то накормить мужчин. Обе девушки заметно сдали и осунулись, но бодрились. Уже давно всем хотелось вылезти из громыхавшего на стыках рельс вагона, смыть пот и грязь, глотнуть свежего воздуха, увидеть над головой звездное небо, а не низкий, закопченный потолок, сквозь щели которого просвечивает ржавая жесть крыши. Иногда Рудневу казалось, что вся его прежняя жизнь не более чем сон, а на самом деле он с момента рождения едет и едет в душном ящике, на колесах, неизвестно куда и зачем. Неужели от нервного напряжения, и жары начал мутиться рассудок или это сказывается постоянное недосыпание? Лишь встречая ласковый взгляд Ольги, он успокаивался и отгонял навязчивый бред. Когда-нибудь кончится и эта дорога, как любая дорога в жизни человека.

И дорога кончилась. Однажды утром старый Вок, словно вынырнув из омута своих дум, встал на лежавшие на нарах мешки и прильнул к узкому оконцу. Что-то невнятно бормоча, он не сводил глаз с синеватой полоски на горизонте.

— Что? — проснулся капитан и свирепо вытаращил свой единственный глаз. — Хунхузы?

Фын затих в углу. Саша сунул руку в карман, нащупывая рукоять револьвера, а девушки испуганно прижались друг к другу.

— Нет. — Вок спрыгнул на пол и успокаивающе улыбнулся. — Кажется, приехали. На следующей станции нужно сходить.

Выгрузились на пыльном перроне маленького городка и поспешили убраться в сторону, пока их не снесла орава желающих сесть в поезд. Рудневу вдруг вспомнилось, как они с Лобановым коротали время в таком же захолустном провинциальном городишке, ожидая состава на Шанхай. Боже, сколько же всего произошло с момента их встречи в страшной земляной яме.

Мешки перетащили в тень старого пакгауза, и Вок, отдав обезьянку Цянь устроившемуся покурить Рудневу, отправился на поиски подводы. Вернулся он довольно быстро, присел на корточки перед европейцами и сокрушенно покачал головой.

— Плохо, очень плохо.

— В чем дело? — насторожился Юрий.

— Никто не хочет ехать, — вздохнул старик. — В городе говорят, что по деревням гуляет страшная черная болезнь, люди мрут как мухи. И никто не знает, как от нее спастись.

— Какая болезнь? — заерзал Фын, нервно почесывая под рубахой грязное, отощавшее тело. — Может, просто врут, хотят побольше содрать?

— Помолчи, — оборвал его Руднев. — Вдруг чума? Кто-нибудь сам видел больных?

— Не знаю, — покачал головой Вок. — Ничего не знаю. Говорю то, что слышал.

— Во время войны всегда свирепствуют разные эпидемии, — зевнул Лобанов. — Либо чума, либо испанка, а по жаре и холера. Да, дело дрянь, если не достанем подводу.

— Господи, ужас какой! — прижала ладони к щекам Ольга. — Неужели ты хочешь ехать дальше?

— Не возвращаться же? — пожал широченными плечами брат. — Стоило тащиться в этакую даль, чтобы на полпути спасовать!

Люй молчала, опустив голову и не вступая в разговор, словно известие о черной болезни ее никак не касалось.

— Телега есть, — выдержав паузу, тихо сказал старик. — Если вы решили продолжать путь, я пойду с вами к горам.

— Откуда же телега? — удивился Саша.

— Один крестьянин возвращается домой и готов взять попутчиков, — объяснил Вок. — Но он поможет нам одолеть только часть пути, а дальше придется идти пешком мимо мертвых деревень. Туда он ни за какие деньги не поедет.

Повисло гнетущее молчание. Каждый должен был решить, пойдет он дальше или нет. Что дороже — жизнь или призрачное золото? Человеку, особенно молодому, полному сил, свойственно считать себя неуязвимым, чуть ли не бессмертным и надеяться, что любые несчастья обойдут его стороной.

— Ну, кто со мной? — упрямо выставив подбородок, спросил Юрий.

— Я иду, — поднялся Саша.

— Я тоже, — вскочил Фын.

— Женщин оставим здесь, — предложил Лобанов. — Потом вернемся за ними.

Он погладил сестру по плечу и притянул к себе, словно желая обнять на прощание, но Ольга решительно отстранила его.

— Нет, пойдем вместе до конца.

— Ну хоть ты скажи ей! — обернулся к Рудневу капитан. — Ведь она из-за тебя хочет идти. Пусть останется. Найдем постоялый двор или снимем ей фанзу. Люй поможет по хозяйству. Ну?

— Нет, — твердо повторила девушка. — Только вместе!

Китаянка тем временем молча взвалила на плечо мешок, показывая, что ее не интересуют переговоры белых. Она будет поступать, как старик: он останется — и Люй тоже, он пойдет — и она отправится следом.

— Что же, каждый сам выбрал свою судьбу, — грустно улыбнулся Вок, поочередно посмотрев на каждого из спутников. — Помните об этом.

— Слушай, хватит напускать загадочность, — неожиданно взорвался Фын. — Не хочешь вести к золоту, так и скажи! Или ты не знаешь, где оно, но боишься признаться? А может быть, клада давно нет? Ты его перепрятал?

— Утихни, — осадил бандита капитан. — Бери мешки. Здесь лакеев нет. И попроси прощения у старика за грубость.

— Не надо, — покачал головой Вок. — Он ни в чем не виноват. Разве в том, что судит по себе, но это не его вина. Мне не нужно никакого золота. Я всего лишь невольник судьбы и данного мною слова, поэтому и иду с вами. А судьба караулит каждого. Выбрал дорогу — выбрал судьбу!

— А… Иди ты… — глухо выругался Фын и сплюнул сквозь зубы. — Где телега? Пошли! Или будем говорить до завтра?..

Повозка стояла недалеко от рыночной площади — пустой, пыльной, насквозь продуваемой сухим ветром, закручивавшим маленькие смерчи мелкого сора. Наверное, раньше здесь шумело торжище, на которое собирались окрестные крестьяне и жители городка, а теперь хозяйничали лишь грустное запустение, пыль и ветер.

Около грубо сколоченной телеги с большими деревянными колесами прохаживался горбатый, плохо одетый китаец-крестьянин. Озабоченно поглядывая на высоко поднявшееся солнце, он поправлял веревочную упряжь тощего серого вола с обломанным рогом. Тот понуро перетирал жвачку и лениво помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.

Обменявшись с горбуном скупыми приветствиями, погрузили в повозку мешки с провизией, ставшие значительно легче за время путешествия по железной дороге, и уселись. Не теряя времени, крестьянин длинной хворостиной стегнул вола по выпирающим ребрам, и колеса заскрипели. Миновав несколько узких улочек, выехали из городка. Руднев глянул через плечо возницы и увидел на горизонте вершины далеких гор. Отсюда они казались буровато-синими.

— Белые Облака? — спросил горбуна Саша.

— Да, — не оборачиваясь, сердито буркнул тот.

Крестьянин явно не был расположен к болтовне и не собирался показывать попутчикам местные достопримечательности, выступая в роли радушного хозяина. Что ж, пусть так. Руднев тоже замолчал и еще раз взглянул на горы. Пути человеческой фантазии неисповедимы: почему эти темные каменные громады, вырвавшиеся некогда из недр земли и застывшие на пути к небу, назвали Белыми Облаками? Где белизна и легкость? Однако горы почему-то называли именно так. Возможно, в незапамятные времена на их вершинах лежал нетающий снег и это послужило поводом дать горам столь поэтическое название, но шли годы, изменился климат, снега растаяли, а название осталось в памяти поколений. Впрочем, могло быть по-другому: Восток склонен к цветистости выражений. Да и вообще, многое здесь никогда не понять европейцу.

Странная шутка судьба: уже в третий раз он едет с Фыном на одной повозке. Фын, все время Фын…

Сначала Руднев был пленником бандита и с тревогой ожидал наступления ночи, потом они оба попали в руки Жао, и их везли в неизвестность, а теперь Фын делит с русскими и Воком тяготы дороги к кладу покойного Аллена, похороненного в чужой земле без покаяния. Чем закончится этот путь? Как быть с бандитом, если золото действительно существует? Дать ему долю и отпустить на все четыре стороны, пожелав на прощание с умом распорядиться богатством? Как поведет себя Фын, увидев золотые доллары, не попытается ли убить остальных, чтобы единолично завладеть кладом? Сколько ни гадай, не угадаешь, если у тебя нет дара ясновидения. Вполне возможно, что появление Фына на сампане хорошо разыгранный фарс, а на самом деле он договорился с Жао или просто пугнул им европейцев, чтобы втереться в доверие и вместе с ними добраться до золота. Нет, с этим типом нужно постоянно быть настороже, он бандит, а коварства и хитрости ему не занимать. Но не убивать же безоружного?

Руднев покосился на сидевшего рядом Фына. Правильно говорят: чужая душа — потемки. А уж у этого не просто потемки, а кромешная мгла, адская бездна. Надо улучить момент и с глазу на глаз поговорить с Юрием. Конечно, его ответ нетрудно предугадать, но, убив Фына, чем они будут отличаться от гангстеров? М-да… Положение невеселое. И ни на минуту нельзя забывать об Ольге, старом Воке и его племяннице Люй: они и вовсе беззащитны. Кто поручится, что Фын не воспользуется этим в гнусных целях?..

За своими размышлениями Саша не заметил, как дорога постепенно начала забирать в гору. Стали появляться острые обломки скал, торчавшие из земли, словно зубы доисторических чудовищ. Разбросанные вокруг валуны подставляли солнцу, ветрам и дождям гранитные лбы, покрытые сухим лишайником. Выбрав скалу, под которой было больше тени, горбун предложил немного отдохнуть. Он жалел вола, едва передвигающего ноги от усталости.

Устроили привал, поели всухомятку, не разводя огня, посидели в тени камней и снова тронулись в путь. К счастью, поднялся легкий ветерок, дохнуло свежестью, да и солнце начало клониться к закату, умерив ярость своих лучей. Утомленные девушки притихли, у остальных тоже не было ни сил, ни желания затевать разговоры. Так, в молчании, ехали до сумерек, пока горбун не остановил вола на развилке дорог.

— Вам туда, — махнул он рукой налево.

Указанная им дорога скорее напоминала широкую тропу, петлявшую среди чахлого кустарника. Лобанов выразительно посмотрел на Вока, как бы спрашивая: а не Сусанин ли горбатый возница? Но старик не проявлял никаких признаков беспокойства, наоборот, поблагодарил крестьянина и вручил ему деньги. Горбун спрятал их и, не попрощавшись, стегнул вола.

Подхватив вещи, путешественники гуськом пошли по тропе: впереди Вок, за ним женщины, следом Фын, а замыкали маленький отряд Лобанов и Саша. Шли до тех пор, пока глаза различали дорогу, когда совсем стемнело, старик предложил остановиться, высмотрев подходящее для ночлега место.

Саша едва успел постелить на землю одеяло, как Ольга буквально рухнула на него, не в силах даже пошевелиться от усталости. Лобанов остался сторожить Фына и охранять место стоянки, а Руднев и Вок отправились собирать топливо. Чтобы не потеряться в темноте, они перекликались. Вскоре запылал костер. Люй была прямо-таки двужильной. Принялась готовить ужин, словно ее сегодня не палило солнце, не мучила дорога, а впереди не ждала тревожная ночь в незнакомом месте. Иногда Саше казалось, что китаянка вообще не ведает усталости: она рано вставала и поздно ложилась, никогда не жаловалась, всегда занималась каким-нибудь делом и пребывала в ровном расположении духа. К тому же девушка не отличалась надоедливой болтливостью и любопытством.

Кивнув в знак благодарности, Руднев принял поданную Люй плошку с рисом и спросил Вока:

— Далеко еще идти?

— Как хватит сил, — палочками помешивая рис, ответил старик. — Если дорога окажется легкой, а мы сильными, то одолеем ее за три-четыре дня, а если нет, то потребуется неделя или полторы.

— Деревни тут есть? — спросил Лобанов.

— Есть, — утвердительно закивал Вок, — как не быть? Люди везде живут. Но в селения лучше не заходить.

— Почему?

— Если здесь гуляет дурная черная болезнь, не стоит рисковать. Провианта пока хватит, с голоду не помрем, а от болезни — можем. Давайте спать, завтра придется встать рано.

Саша принес еще хвороста, чтобы поддерживать огонь, взял револьвер и уселся на одеяло. Сегодня он дежурил в первой половине ночи. Хотелось подойти к Ольге, взять ее за руку, поговорить, ободрить, но как это сделать на глазах у всех? И надо ли показывать Фыну, какие у них отношения? Пришлось ограничиться ласковым взглядом и пожеланием спокойной ночи. Ольга в ответ улыбнулась и закрыла глаза.

Неугомонная Люй подготовила все для раннего завтрака и лишь потом отправилась спать. Завернувшись в одеяло, она улеглась рядом с Ольгой и прижалась к ней спиной. Понемногу маленький лагерь затих. Низко висели яркие звезды, где-то прокричала незнакомая птица. В кустарнике легко шелестел ветерок, и Саше вдруг вспомнилось, как они ночевали с Фыном в ущелье. Тогда тоже горел костер, а бандит раскалял в пламени кончик ножа, намереваясь пытать белого, чтобы выведать тайну клада.

Руднев вдруг увидел, что Фын поднял голову, словно прислушиваясь, а потом рывком сел и стал настороженно вглядываться в темноту.

— Ложись! — направив на него револьвер, шепотом приказал Саша.

— Там кто-то есть, — нервно облизав губы, сказал Фын. — И я слышал, как треснула ветка.

Не опуская оружия, Руднев тоже прислушался. Нет, ничего не слышно, кроме привычных ночных звуков.

— Не думай, я не хочу бежать. Там человек. Я слышал шаги!

— Ложись, — повторил Саша. — Никого там нет. Может быть, лисица охотится за мышами.

Немного посидев, бандит неохотно подчинился. Завернулся в одеяло, поворочался с боку на бок, потом затих. Или сделал вид, что заснул, а сам задумал повторить попытку обмануть сторожа. Поверишь ему, оглянешься, а он нападет и завладеет оружием? Кого понесет сюда ночью? Вокруг — нагромождение камней, колючий кустарник. Да и места безлюдные, деревни далеко, возница-горбун уехал.

Высидев положенное время, Руднев разбудил капитана и рассказал ему о происшествии. Потом растянулся на одеяле и мгновенно провалился в сон.

Пробудился он от звуков голосов и потрескивания огня: все уже поднялись. Люй помешивала кипевшее в закопченном котелке варево, от которого далеко вокруг распространялся дразнящий аромат. Поискав глазами Фына, Саша облегченно вздохнул: бандит, ссутулившись, сидел у костра в ожидании завтрака. Чуть поодаль прохаживался мрачный, невыспавшийся Лобанов. Слава Богу, ничего не случилось.

Наскоро перекусили и продолжили путь. Дорога стала шире, по обе стороны тянулись плохо обработанные поля, в одном месте тучей кружило воронье. Фын заметил:

— Падаль валяется или убитый…

Впереди по-прежнему неутомимо шагал легконогий Вок, бережно прижимая к груди обезьянку. За ним шли девушки. Бандит часто оглядывался, замедлял движение, и Юрий был вынужден подгонять его окриками, а то и просто подталкивать в спину. Как ни странно, Фын не огрызался, но через несколько минут вновь начинал оглядываться, и все повторялось сначала.

— Хочешь идти на веревке? — наконец не выдержал капитан.

— Не сердись, — примирительно ответил бандит. — Мне кажется, за нами следят.

— Опять за свое? — усмехнулся Руднев. — Ночью ты слышал шаги, теперь тебе кажется, что нас преследуют. Хватит, лучше резвее переставляй ногами.

— Да не вру я! — горячо возразил Фын. — Посмотрите сами — там, где мы ночевали, блеснуло стекло, как будто смотрят в бинокль.

— Вот как? — Лобанов обернулся и долго смотрел назад. Старик и девушки вынуждены были остановиться.

— Ничего не вижу, — потерев глаз, признался Юрий. — Наверное, камни под солнцем блеснули. В здешних скалах есть вкрапления слюды. Надо же — бинокль! У страха глаза велики.

— Наверное, его дома жена била, — насмешливо фыркнула Люй, — вот он и боится каждого шороха!

Фын молча отвернулся, не удостоив ее ответом. Ольга подошла к Рудневу и тихо спросила:

— Это правда? Скажи, Саша.

— Ерунда, — стараясь казаться беспечным, хотя слова бандита посеяли в его душе тревожные сомнения, улыбнулся Руднев. — Не волнуйся. Кому здесь следить за нами?

Он показал на раскинувшиеся вокруг пустынные поля и успокаивающе погладил девушку по плечу.

— Для страха нет причин. Видишь, никого! Жао наверняка сейчас рыщет по реке, если, конечно, он там вообще был. А гангстеры остались далеко, в Шанхае.

Старый Вок, лаская обезьянку Цянь, с легкой улыбкой прислушивался к незнакомой русской речи и на всякий случай согласно кивал, когда Саша смотрел в его сторону. Дождавшись, пока белый замолчит, китаец предложил:

— Пошли? Солнце уже высоко.

— Правильно, хватит болтать. Вперед! — поддержал его Лобанов.

Сграбастав Фына за грудки, он подтянул его к себе и что-то тихо сказал. Глаза бандита блеснули, но, когда могучая рука гиганта разжалась, китаец съежился и послушно поплелся перед капитаном, словно тот был его конвоиром.

— Саша, помог бы ты женщинам, — крикнул Юрий.

Руднев прошел вперед, забрал у Ольги поклажу и взял девушку под руку, радуясь неожиданно предоставившейся возможности побыть с ней почти наедине. Понимающе улыбнувшись, Люй догнала старика и пошла рядом с ним, чтобы не мешать молодым людям: их отношения давно перестали быть секретом для наблюдательной китаянки.

Развлекая Ольгу ничего не значащей болтовней, Руднев оглянулся и с удивлением увидел, что Лобанов мирно беседует с бандитом. Но о чем же они говорят? Отчего несговорчивый, подозрительный капитан вдруг сменил гнев на милость и позволил Фыну такие вольности? И почему Юрий хмурится и кусает ус, слушая бандита? Загадка…

Разрешить ее на дневном привале не удалось. Прячась от палящих лучей, все сгрудились на клочке тени. Время отдыха пролетело незаметно, и Саша не успел переговорить с Юрием. Потом он всю дорогу раздумывал над тем, что заставило его друга изменить отношение к Фыну, но не находил ответа. Когда остановились на ночлег, Лобанов улучил момент и шепнул:

— Надо поговорить. Не спи…

Люй подала миски с неизменным рисом, потом налила чай. Мужчины покурили перед сном и начали укладываться. Сегодня первую половину ночи предстояло бодрствовать Юрию. Подмигнув Саше, капитан подбросил сучьев в костер, уселся около большого камня и прислонился спиной к его нагретому за день шершавому боку. Руднев завернулся в одеяло и улегся между Фыном и женщинами. Пожелав Ольге спокойной ночи, он закрыл глаза, делая вид, что задремал. Надо дождаться, пока все угомонятся. Люй еще возилась с казаном и котелками; старик вздыхал, поудобнее укладываясь и что-то ласково говорил любимой обезьянке; Ольга ровно дышала, сразу заснув после трудного, беспокойного дня; Фын, укрывшись с головой, безмятежно похрапывал. Ничего, скоро все заснут и наконец-то представится возможность спокойно поговорить с Юрием.

В сухой, выжженной солнцем траве что-то тихо шуршало — наверное, ползли по своим делам букашки, пробираясь между тонких стебельков, казавшихся им огромными стволами в непроходимых зарослях. Или это снуют рыжевато-серые полевые мыши, запасая в кладовки зернышки?..

Саше вдруг почудилось, что он стал маленьким зверьком с острой, усатой мордочкой и черными глазами-бусинками. Вот бежит он в густой траве, чутко поводя носом в поисках вкусных зерен, чтобы вдоволь наесться и запасти на зиму в норку. А там тепло, уютно, как в детстве, когда жил в родительском доме… Но тут налетает студеный ветер, вырывает, из травяного гнезда, бросив под облака, и несет, несет в несусветную даль…

И неожиданно словно выросли за спиной широкие крылья и почудилось, будто он стал совой, высматривающей острым глазом добычу. Пискнув, метнулся мышонок, накрытый тенью смерти, но не уйти ему от острых когтей и страшного клюва…

Глухо вскрикнув, Руднев открыл глаза и проснулся. Черт, кажется, он позволил себе задремать? Но что это? Небо над головой заметно посветлело и отливает перламутром, предвещая скорый рассвет.

Сколько же он проспал? Почему Юрий не разбудил его? Решил отложить разговор и дать другу отдохнуть, взяв на себя труд нести охрану их лагеря до утра? Очень благородно с его стороны, но уж если делить тяготы путешествия, то поровну.

Приподнявшись, Саша поглядел на камни, около которых вечером устроился Лобанов. Сейчас Юрий усмехнется и лукаво прищурит единственный глаз. Однако увиденное повергло его в изумление: неутомимый гигант сладко спал, запрокинув голову и раскинув могучие руки — словно намеревался обнять весь мир и прижать его к широченной груди.

Что за притча?! Юрий спит?! Где его револьвер? Как он мог позволить себе заснуть на посту?

Обернувшись, Руднев похолодел: Фын исчез…

Голова болела и слегка кружилась после странных сновидений, в которых Саша видел себя то мышонком, то охотящейся за ним совой, но какое это сейчас имело значение? Бандит обманул их всех и бежал! Проклятье! Не уследили за змеей, а теперь жди, когда и где она вонзит в тебя ядовитое жало.

Судорожно выпутавшись из одеяла, Руднев дрожащей рукой схватился за карман. Хвала Создателю — оружие на месте. Вытащив револьвер, он открыл защелку и проверил барабан. Патроны целы. Желтые донышки гильз с маленькими кружочками пистонов плотно сидели в каморах. Поставив барабан на место, Саша взвел курок и огляделся.

Костер почти потух. Над подернутыми сизым пеплом углями чуть вился слабый дымок, готовый исчезнуть, если не подбросить хвороста. Рядом глухо постанывала Ольга: наверное, ее мучили кошмары. Но будить девушку Руднев не стал — пусть пока спит, пробуждение и так окажется не слишком приятным, после того как она узнает новость о Фыне. Зато по крайней мере от сердца отлегло: она здесь, жива, а это для него дороже всех сокровищ на свете.

Так, а где Вок и его племянница Люй? Вон они, лежат по другую сторону костра. Одеяло старика едва заметно шевелилось — видимо, ворочалась во сне прижавшаяся к хозяину обезьянка, устраиваясь поудобнее. Встав на четвереньки, Саша помотал тяжелой головой и подполз к старику. Надо проверить, жив ли он, не придушил ли мстительный бандит сонного проводника: если самому Фыну не достанется золото, то пусть и другие до него не доберутся. Хотя зачем тогда бандит тащился с ними к горам, терпел зной и ночевал на голой земле? Впрочем, разве поймешь, какие замыслы родятся в головах китайских бандитов?

Вок спал. Из-под одеяла высунулась маленькая черная лапка, потом появилась мордочка. Цянь с любопытством глянула на Руднева. Скорчив уморительную гримасу, потянулась к нему, но, передумав, нырнула к хозяину и притихла. Решив не будить Вока, пока ничего неизвестно, Саша направился к Лобанову.

Как ни странно, револьвер капитана лежал рядом с его разжавшейся во сне рукой. Схватив оружие, Саша убедился, что оно исправно и заряжено. Вокруг было тихо, не раздавалось никаких подозрительных звуков, однако эта гнетущая тишина будоражила нервы сильнее любого шума. Казалось, вот-вот произойдет нечто непоправимое, и, чтобы не поддаться панике, Руднев затормошил друга.

— Юра, проснись, Юра!

— Который час? — сонно пробормотал капитан, пытаясь перевернуться на бок.

— Подъем! — рупором приложив ладони к его уху, почти прокричал Руднев. — Тревога!

Это короткое слово способно поднять и полуживого человека, побывавшего в окопах. Лобанов открыл мутный, слезящийся глаз и непонимающе уставился на приятеля. Пошарил вокруг себя, ища револьвер.

— Немцы?.. Где?..

— Фын бежал!

— Что?! — Юрий ошалело потряс головой, приходя в себя. — Когда?

— Не знаю, — развел руками Саша. — Я тоже спал, а когда проснулся и увидел, что его нет, уже светало.

— Давно ты встал?

— Минут десять назад. Как это ты ухитрился заснуть на посту?

— Ерунда какая-то, — смущенно улыбнулся капитан. — Башка гудит, будто вечевой колокол. Вечером сел, покурил и — провал… Слушай, может, нас опоили?

— Не знаю, — буркнул Руднев. — У самого в голове туман. От Фына всего можно ждать — взял да сыпанул в котелок какой-нибудь гадости. Остальные на месте, вещи тоже. Вокруг тихо.

— Все живы? — Лобанов растер ладонями лицо и, высунувшись из-за камней, осмотрел окрестности.

— Все. Что ты мне хотел сказать вчера? Это как-то связано с Фыном? Я не пойму, зачем ему бежать? И оружия не взял.

Не отвечая, Юрий встал и начал ходить кругами вокруг спящих. Он пристально разглядывал землю, иногда опускался на колени, трогал ее кончиками пальцев, потом вновь методично описывал круги, все расширяя и расширяя их. Наконец капитан остановился и, поманив Сашу, показал ему на едва заметный отпечаток.

— След Фына. У костра чужих следов нет, а этот ведет из лагеря. Пошли посмотрим, куда он направился.

— Нам нельзя далеко уходить, — возразил Руднев.

— Но надо знать, куда он ушел, — не согласился Юрий. — Судя по следу, он покинул стоянку еще ночью. Вдруг пошел по нужде и сломал ногу? Валяется теперь на камнях, а голос подать боится?

— Ну да! — недоверчиво хмыкнул Саша и после некоторых колебаний все же последовал за капитаном. — Давно бы орал как резаный. А если он действительно переломал ноги, что тогда? Пристрелишь?

— Боюсь, что нe сломал, — сквозь зубы процедил Лобанов, вглядываясь в следы. — Шел уверенно, будто видит в темноте. Ага, вот тут его ждали.

Он присел и потрогал землю, задумчиво сморщив лоб. Потом отряхнул ладони и сердито бросил:

— Почва каменистая, плохо видно. Но стояли двое. Значит, у нашего бандюги здесь есть дружки, назначившие ему свидание.

— Какие дружки? — вскинулся Руднев. — Если будем всех подозревать, зайдем слишком далеко. Чего доброго ты начнешь следить за мной, я — за тобой и Воком. Или он вне подозрений, как жена Цезаря?

— Не шуми, — примирительно сказал капитан. — Речь не о нас.

— Тогда о ком?

Саша не сдавался и не хотел отставать, пока Юрий не объяснится: как они пойдут дальше, если один что-то скрывает от другого?

— Да уймись ты! — нахмурился Лобанов. — Вчера я хотел поговорить с тобой о том, что рассказал мне Фын. Ночью он действительно слышал шаги, а днем заметил блеснувшее на солнце стекло. Вы его подняли на смех, а я отстал и поговорил с китайцем. Похоже, он не лгал.

— Думаешь, за нами действительно следят? Но кто?

— Откуда я знаю? — рассердился капитан. — Я ведь сколько ни смотрел, ничего не увидел, а сегодня бандит исчез. И рядом с лагерем есть след неизвестного человека, ночью поджидавшего Фына. Я не зря щупал землю — хотел определить, насколько свежие следы. Так вот, их оставили в первой половине ночи. Логично предположить, что китаец подсыпал какой-то гадости в чай и, когда мы крепко заснули, отправился на рандеву, решив более не возвращаться.

— Но почему, почему?

— А черт его знает, — усмехнулся Юрий. — В принципе он должен был тащиться с нами до города пещер и узнать, где клад. Но кто скажет, что произошло на самом деле?

— Да, только Фын и тот, с кем он встретился, знают правду, — сказал Руднев. — Но если Фын предатель, зачем он сообщил нам о чужих шагах и блеснувших на солнце стеклах бинокля?

— Хотел посеять панику? — предположил Лобанов, снова двинувшись по следам бандита и его неизвестного спутника. — Или отводил от себя подозрения.

Сжимая в руке револьвер, Саша пошел за ним. Он все время оглядывал окрестности, ожидая внезапного нападения из засады. Возможно, все специально подстроено, враги хотят разом покончить с ним и Юрием, чтобы без помех захватить беззащитных девушек и старика. А вдруг их уже схватили, пока они тут носом роют землю в поисках бежавшего бандита?

— Давай вернемся, — предложил он. — Лагерь никто не охраняет.

— Сейчас, — легко перепрыгивая с камня на камень, откликнулся Лобанов. — Еще немного.

Забравшись в расщелину между скал, он принялся разглядывать сизые лишайники, пятнами покрывавшие валуны. Время от времени капитан многозначительно хмыкал, забираясь все глубже и глубже в узкую расщелину. Наблюдавший за ним Руднев невольно поежился: серый свет нарождавшегося утра, тупая боль в голове, зудящее чувство близкой опасности, мрачные громады скал, блеклые лишайники, тревога за оставшуюся в лагере Ольгу — все это рождало чувство гнетущей безысходности. Так бывает во сне, когда на тебя вдруг наваливается страшная тяжесть. Горло перехватывает, ты задыхаешься, но не можешь шевельнуться, хочешь позвать на помощь, но нет сил крикнуть… Нет, надо возвращаться, хватит! Скорее в лагерь, разбудить всех, сняться со стоянки и полным ходом вперед! Потом найти подходящее место и, надежно укрыв женщин и старика, устроить контрзасаду, чтобы в конце концов выяснить, идет кто-нибудь за ними или нет.

— Давай сюда, — глухо позвал Юрий. — Скорее!

Саша чертыхнулся — что там еще? И так потеряли уйму времени! Но все же послушно полез в расщелину, уловив в голосе Лобанова тревожные нотки.

Капитан ждал его, присев на корточки над темным провалом между двух крупных валунов. Не говоря ни слова, он показал вниз, и Руднев заглянул в сумрак.

— Боже!

На него остановившимися, мертвыми глазами смотрел Фын. Бандит лежал на спине, лицо его было чистым и спокойным, а на груди, там, где сердце, по рубахе расплылось маленькое неровное темное пятнышко.

— Ну вот, нашли. — Лобанов тыльной стороной ладони потер слезящийся глаз и спустился в провал.

Перевернув тело китайца, он показал Саше колотую рану на спине бандита, как раз под левой лопаткой.

— Мастерский удар, — выбравшись наверх, признал Юрий. — Сильно и точно, хорошо поставлена рука. Скорее всего, закололи стилетом. Клинок узкий и обоюдоострый, но достаточно длинный: прошел почти насквозь. Видел кровь на груди?

Руднев молча кивнул, не сумев справиться с нервным спазмом, перехватившим голос. Что же теперь будет? Кто убил Фына? Кому бандит так доверял, что отправился с ним ночью в скалы, не подозревая о своем близком конце? Где сейчас этот страшный человек? Неужели здесь, рядом?

— Надо забросать камнями, — скатывая в провал мелкие валуны, сказал капитан, — не то воронье слетится и грызуны набегут.

Оправившись от неожиданности, Саша помог завалить тело Фына обломками скальной породы. Теперь бандит навсегда останется там, где его настигла внезапная смерть. Закончив работу, друзья попытались выяснить, куда направился неизвестный убийца.

— Судя по следам, малорослый, — с трудом протиснувшись между тесно сходящихся скал, констатировал Лобанов. — Впрочем, все они тут мелкота.

Следы вывели их на галечную россыпь и исчезли. Сколько Юрий ни пытался хоть что-нибудь прочесть на камнях, ничего не получилось.

— Ушел? — спросил Саша, с тревогой ожидая ответа.

— Ушел, — вздохнул капитан. — Но куда? И откуда пришел? Ничего не разберу — обувь у них на мягкой подошве. Почему его закололи? Загадка!

— Да, — согласился Руднев. — Если убили те, кто следит на нами, то они сами убрали своего шпиона, не дождавшись, пока мы найдем золото. Ерунда получается. Какой смысл? Им же надо знать, где спрятан клад.

— А если за нами никто не идет? — покосился на него Юрий. — Как тогда?

— Тогда его убил либо ты, либо я, — заключил Саша.

— Ты забыл про Вока и Люй, — напомнил Лобанов.

— Давай уж тогда и Ольгу не станем сбрасывать со счета. Раз бандита могли зарезать старик или девчонка, то почему бы этого не сделать твоей сестре? Когда я проснулся, все были у костра, кроме Фына. В том числе и мы с тобой.

— Не кипятись, — осадил друга капитан. — Пойдем в лагерь. Быстро перекусим — и в путь. О том, что нашли тело, пока лучше не распространяться: сбежал, мол, и все. Меньше будет пересудов и нервов. Искали, ходили, но ничего не нашли. В дороге разделимся: ты впереди с Воком, а я сзади. Буду посматривать. И вообще, не нравится мне эта история.

В сердцах Юрий выругался, как портовый грузчик, лихо поминая до седьмого колена родню Фына и всех проклятых китайцев. Как ни странно, замысловатые вариации родного российского мата разрядили напряженность, и Саша облегченно рассмеялся: с его души упал камень подозрения, что Лобанов специально все подстроил, чтобы избавиться от бандита. Так выражать досаду мог только действительно ни в чем не повинный русский человек. Актер из капитана никудышный, и провести Руднева, успевшего прекрасно изучить друга, ему было не под силу.

— Предлагаю устроить засаду, — тихо сказал Саша. — Потеряем день, зато исчезнет неясность.

— Засаду! — пренебрежительно фыркнул Юрий. — С двумя револьверами? Патронов на четыре барабана, а это десять — пятнадцать минут хорошего боя. А с нами старик и девушки. Нет, не годится. Стрельба — крайний случай. Да и местность неподходящая. Вот доберемся до гор, поглядим сверху. Сейчас спасение в быстроте ног и постоянной осторожности. Помни, ни одного лишнего слова.

— Помню, — заверил Руднев, немного обидевшись, что его идея с засадой не нашла у приятеля поддержки…

Известие о побеге Фына сначала вызвало у всех нечто вроде шока. Первым пришел в себя старик. Он засуетился и начал поспешно собирать вещи. Люй побледнела и сжалась, недоверчиво поглядывая на европейцев. Ольгу била мелкая дрожь, побелевшими губами она творила молитву Божьей Матери — заступнице от бед и напастей, прося ее оградить путешествующих от злых козней разбойника.

— Уходить надо, — быстро собравшись, заявил старик.

Он даже не поинтересовался, нашли ли русские какие-нибудь следы, искали беглеца или нет.

— Уходить, скорее уходить, — твердил Вок, прижимая к себе обезьянку.

— Кушать будем? — нерешительно спросила Люй, держа в руках котелок.

— Потом, потом кушать, — махнул сухой ладошкой старик. — Сейчас уходить отсюда!

— Господи, да что вы молчите? — обратилась Ольга к брату и понуро стоявшему рядом с ним Рудневу. — Что теперь делать? Куда побежал этот бандит?

— Откуда я знаю? — зло буркнул Юрий. — У него тысяча дорог.

— Но ведь вы караулили ночью, — не унималась девушка, и брат, не выдержав ее вопросительного взгляда, отвернулся.

— Ну, недоглядели, виноваты. И на старуху бывает проруха, — раздраженно ответил за него Саша, пытаясь оправдаться и боясь, что Ольга заставит Юрия сказать правду.

По опыту он знал: Лобанов никогда не лгал сестре — ни грубо, ни изощренно, предпочитая отмалчиваться, отшучиваться, обрывать разговор, а если уж деваться было некуда, сознавался с видом провинившегося ребенка. В такие моменты наблюдать за ним было довольно забавно, но сейчас не тот случай, когда надо говорить правду.

— Мы тоже устаем, — опустил голову Руднев. — Конечно, наша вина.

— Прости. — Ольга ласково провела ладонью по его небритой щеке и взяла саквояж. — Пошли? Завтрак потом совместим с обедом.

— Кушать будете? — повторила Люй, не знавшая русского языка. — Я быстро приготовлю.

— Нет, живо собирайся, — приказал капитан. — Прогуляемся натощак. Голодному легче шагать…

Через несколько минут они покинули место стоянки. Впереди шел Руднев с Воком, за ними девушки, а замыкал маленькую группу Лобанов, успевший проверить, не забыли ли чего у потухшего костра.

По дороге Саша в нескольких словах обрисовал старику положение, рассказав, как искали следы Фына и убедились, что ему удалось скрыться. О страшной находке в расщелине он умолчал, помня наставления Юрия. Вок слушал, не перебивая и не отводя взгляда от петлявшей между неухоженными полями тропы.

— Плохо, — прищелкнул он языком, когда русский закончил. — Очень плохо. Где он теперь? Не знаешь? И я не знаю. А Фын знает, куда и зачем мы идем.

— Ему неизвестно, где находится пещерный город, — возразил Саша. — А до гор еще несколько дней пути.

— Это так, — вздохнул старик, пересадив Цянь на другое плечо, — но никто не скажет, что он станет делать дальше. Будем торопиться.

Саша только усмехнулся в ответ: легко сказать «будем торопиться», а как это сделать, если с ними две женщины, а сам Вок к вечеру с трудом передвигает ноги? Вдвоем с капитаном они быстро бы одолели эту дорогу до гор, но в заброшенный пещерный город их может привести только Вок Вай. Конечно, он не знает, что Фын недалеко ушел от лагеря и лежит сейчас под грудой камней, безразличный ко всему золоту мира, неспособному вернуть его в мир живых. Однако есть другой человек, воткнувший и спину бандита тонкий кинжал — вот его-то и надо опасаться более всего! Однако как опасаться неизвестного противника, подобного призраку!

Шедшая сзади Ольга пыталась успокоить встревоженную Люй, убеждая ее, что все обойдется, но Руднев слышал, как у нее самой предательски дрожит голос. Обернувшись, он увидел полные страха глаза китаянки и подумал, что вряд ли его любимая преуспеет на неблагодарном поприще утешительницы: на все нужно время. Если в ближайшие день или два ничего непредвиденного не случится, впечатление от «побега» Фына потеряет остроту, его заслонят обычные заботы, трудности пути и прочее. «Все проходит» — как некогда было вырезано на перстне мудрого царя Соломона.

Ближе к полудню впереди показались строения брошенной жителями деревни. В том, что она давно оставлена, можно было убедиться издали: на улице ни одного человека, над крышами — ни единого дымка, никакой живности не видно, огороды выжжены солнцем.

— Эгей! — подал голос Лобанов. — Погодите!

Маленькая группа остановилась, поджидая немного отставшего капитана.

— Есть дорога в обход? — приблизившись, спросил он у Вока. — Ты же сам говорил — нам не стоит заходить в деревни.

— Там нет людей, все ушли, — уверенно заявил старик. — Обходить далеко и долго.

— А болезнь? — прищурился Саша.

— Лучше обойти, — поддержала его Ольга. — Стоит ли рисковать?

— Надо закрыть рот и нос материей, — посоветовал Вок, — тогда опасность много меньше, а дорогое время выиграем. Деревня маленькая, быстро пройдем. Решайте, я болезни не боюсь.

— Рискнем? — достав из кармана носовой платок, спросил Юрий.

— Потом материю бросим или сожжем, — объяснил старик. — Курить и разговаривать нельзя. Цянь я спрячу под куртку.

Ольга молча сняла с шеи косынку и завязала лицо. Лобанов и Саша закрылись носовыми платками, Вок запихал обезьянку под куртку и, оторвав от подола рубахи полосу ткани, сделал из нее повязку. Люй последовала его примеру.

— Что бы ни увидели, не останавливайтесь и не замедляйте шага, — глухо предупредил китаец. — Лучше десять минут страха, чем долгий путь по полям.

В полном молчании гуськом двинулись к деревне. Вот и первые фанзы с распахнутыми дверями. За ними — темнота и пыль запустения. Ветер и время методично делали свое дело, уничтожая покинутое людьми жилье, выдувая из него остатки тепла и человеческих запахов. Покосившиеся стены, уныло повисшие обрывки промасленной бумаги, заменявшей оконные стекла, упавшие изгороди, черепки битой посуды, кустики жесткой травы у порогов. И непонятные шорохи, словно здесь еще жили души умерших.

Догнав Сашу, Ольга взяла его за руку. В расширенных глазах девушки застыл ужас. Вок шел впереди, не глядя по сторонам, обеими руками прижимая к груди возившуюся под курткой Цянь. Лобанов вышагивал как на параде. По его вискам струйками стекал пот. Рядом семенила Люй, одной рукой она плотно прижимала к лицу повязку, а другой придерживала на плече поклажу.

Внезапно Ольга вздрогнула и, крепко зажмурившись, брезгливо отвернулась. Проследив за ее взглядом, Руднев заметил за изгородью, окружавшей одну из фанз, стаю рыжих крыс, гонявших по сухой, растрескавшейся от зноя земле какой-то ком, похожий на тряпичный мяч. Пронзительно вереща, противные твари набрасывались друг на друга в борьбе за добычу. Вглядевшись, Саша понял, что это полуразложившаяся человеческая голова с жутко оскаленными зубами. Он похолодел: если крысы кинутся на них, спасения не будет. Не помогут ни выстрелы, ни крики — тот, кого они успеют цапнуть острыми зубами, может считать себя покойником! Он не раз читал и слышал от бывалых людей, что самыми страшными разносчиками заразы в очагах эпидемий являются крысы, устраивающие гнезда рядом с падалью. Наверное, крестьяне бежали, не похоронив умерших, или второпях зарыв их неглубоко, а теперь здесь пируют мерзкие грызуны-трупоеды, добираясь до человечины.

Подхватив обмякшую Ольгу, Руднев заторопился. Черт возьми, когда же наконец кончится деревня? Кажется, она тянется чуть ли не целую версту, хотя Вок утверждал, что идти не больше десяти минут.

Старик тоже увидел клубок крыс, не оборачиваясь, призывно взмахнул рукой и перешел с широкого шага на бег трусцой. Но проклятые твари, словно обладавшие магнетизмом, их уже заметили, бросили свою страшную игрушку и шевелящейся массой потекли к дороге, писком подавая другим сигнал о новой добыче — с вкусным мясом и горячей кровью.

Не раздумывая больше, Руднев подхватил Ольгу на руки и кинулся бежать сломя голову. Надо опередить вспухающую, текущую им наперерез рыже-коричневую ленту! Не успеешь — крысы ринутся в атаку, раздерут в клочья одежду, обувь, живую плоть. Сколько их? Оскаленные пасти, горящие маленькие глазки азартных убийц, множество томительно сжимающихся в жажде пищи желудков. Еще немного, и они доберутся до тебя, собьют с ног, погребут под собой. А потом начнут катать по заброшенным огородам новые страшные игрушки…

Прочь панические мысли, сожми волю в кулак, дыши ровнее, тверже ставь ногу, чтобы не споткнуться, не упасть, не уронить драгоценную ношу. Вперед, только вперед! Скорее, скорее, не останавливаться, бежать, пока не останутся далеко позади заброшенные фанзы и полчища крыс.

Ольга обхватила Руднева за шею и вся сжалась. А ему страстно хотелось сорвать с лица мешавшую свободно дышать повязку, хлебнуть воздуха, наполнить легкие кислородом, чтобы они погнали его к усталым мышцам. Сзади тонко вскрикнула Люй, но Саша не оглянулся. Пулей пролетел мимо старика и помчался дальше, делая огромные прыжки. Глухо и неровно билось сердце, едкий пот щипал глаза, в голове судорожно билась одна мысль: успеть, успеть!

Господи, и зачем только он согласился идти через деревню? Надо было в обход, полями. Жара и жажда ничто в сравнении со смертельной опасностью, грозящей им здесь. А Юрий, успеет ли он? И еще позади остались Вок и его племянница. Неужели Люй укусила крыса?

Мимо промелькнула глинобитная развалюха, сломанное колесо у обочины, куча какого-то тряпья, а может быть, разложившийся и обглоданный грызунами труп несчастного крестьянина, застигнутого смертью у околицы своей деревни. Пробежав еще десяток саженей, Саша постепенно перешел на шаг и вскоре остановился. Сил больше не было, но он вырвался!

Посадив Ольгу на землю — ноги отказывались ей служить после пережитого, Руднев обернулся. Увиденное поразило его: держа под мышками старого Вока и Люй, закинув за спину всю поклажу, по улице бежал Лобанов, а за ним рекой текла орда крыс, отставая буквально на сажень или две. Жилы на лбу гиганта вздулись от напряжения, единственный глаз налился кровью, он пошатывался под непомерной тяжестью, но упрямо рвался вперед.

Метнувшись к обочине, Саша начал рвать и сворачивать в жгуты сухую полынь и бурьян. Скорее, скорее, иначе он ничем не сможет помочь капитану. Запалив самодельные факелы, Руднев побежал ему навстречу, широко размахнулся и бросил огненные снопы в самую гущу грызунов. Раздался душераздирающий визг, и лавина крыс замедлила движение, обтекая огонь.

— Ольга! — сорвав с лица повязку, закричал Саша. — Травы!

К счастью, девушка сразу поняла его замысел и уже таскала на дорогу охапки бурьяна. Мимо протопал Лобанов, дыша хрипло, как загнанная лошадь. Опустив китайцев на землю, он дрожащими руками достал спички и чиркнул. Потянуло едким дымом, взвились язычки пламени, огонь перекинулся на обочины и, гонимый ветром, пошел на деревню, заставив рыжих убийц отступить.

— Бежать, бежать, бежать… — словно в бреду твердил Вок. Голова у старика тряслась, ноги подкашивались.

— Уходим, — бросив в огонь повязку, выдохнул Юрий и взвалил на широкую спину мешки с провиантом.

— Тебя укусила крыса? — заметив, что китаянка слегка прихрамывает, спросил Саша.

— Нет, просто слегка подвернула ногу. — Люй попыталась улыбнуться, но ее лицо исказила гримаса боли.

— Давай посмотрим, — предложила немного оправившаяся Ольга. — Ранку можно прижечь. Сделать надрез, выдавить кровь и прижечь.

— Все в порядке, не обращайте внимания, — отказалась китаянка и пошла ровнее.

— Давненько мне не было так страшно, — жадно затягиваясь сигаретой, признался Лобанов. — Фу, гадость какая!

— Вспомни своего приятеля Мольтке, — усмехнулся Руднев. — Пока в яме не появился я, ты был рад его обществу.

— Сравнил, — фыркнул Юрий. — Мольтке просто милашка по сравнению с этими трупоедами… Ладно, больше меня в подобные места и калачом не заманишь. Плохо, если заметят дым.

— Боишься пожара в деревне? — сразу поняв, что приятель имеет в виду тех, кто убил Фына, уточнил Саша. — Думаю, дыма не будет: трава сухая как порох. Прогорит быстро, и все дела.

— Хорошо бы, — сплюнув прилипшую к губе крошку табака, откликнулся Лобанов. — Но, как говорят мудрые китайские философы, разумный готовится к непредвиденному. Что с Люй?

— Ты не видел рядом с ней крыс? Может, какая-нибудь успела тяпнуть? Она утверждает, что подвернула ногу, а поглядеть не дает.

— Да шут с ней! — неожиданно разозлился капитан. — Обойдется. Главное, выскочили живыми. Кстати, после такой передряги неплохо передохнуть и подкрепиться. Давай искать место для привала…

Остаток дня и ночь прошли спокойно. Путники немного передохнули, вяло съели обед и до вечера шагали, старательно избегая разговоров о случившемся в деревне. Саша видел, что Вок переживает, ищет возможности потолковать с глазу на глаз, но разве уединишься, не вызвав ненужного любопытства и тревоги у женщин? Наверное, старик хотел оправдаться, и Руднев постарался дать ему понять, что никто и не думает обвинять его в чуть было не случившейся трагедии. После этого китаец, похоже, немного успокоился. Тем не менее время от времени Саша ловил его озабоченные взгляды.

Ночевали среди камней. Усталая Люй приготовила ужин и первая улеглась, завернувшись с головой в одеяло. Вок покурил и тоже отправился на боковую, прижав к себе Цянь. Пожелав мужчинам спокойной ночи, устроилась на жестком ложе измученная зноем и дневными приключениями Ольга. Капитан перекинулся с Сашей несколькими словами, попросил немедленно разбудить его, если у приятеля вновь начнутся приступы внезапной сонливости, и улегся рядом с сестрой.

Лагерь затих. Горел костер. Сухие ветки потрескивали и быстро превращались в ломкие, багрово светящиеся в темноте угольки. Низко над головой висели чужие яркие звезды, с недалеких полей тянуло незнакомыми ароматами перестоявших трав, отдавших солнцу и ветрам живительные соки. Подсвеченные луной, по темному небу плыли легкие перистые облака, похожие на мифических драконов, охраняющих покой страны Хань.

Постелив одеяло, Руднев уселся под большим обломком скалы и на всякий случай проверил револьвер. Он все время вспоминал Фына — мертвого, лежавшего в глубокой расщелине между камней. Какое спокойное у него было лицо! Побывав на войне и побродив по свету, Саша повидал немало убитых, но редко когда они умирали с печатью покоя на лицах, словно в своей постели, окруженные любящей, безутешной родней. Значит, бандит полностью доверял тому, кто всадил ему в спину стилет, или не ждал нападения. Кто его убил? Кто?

По сравнению с этой жуткой загадкой полчища крыс в заброшенной деревне — просто детская игра: опасность зримая, осязаемая, понятная. Конечно, приятного мало, наверняка добавилось седых волос на висках, но ведь ускользнули, спаслись и, кроме мерзкого чувства при воспоминаниях, ничто более не тревожит. А тут…

Заметив, что у костра появилась неясная тень, Руднев насторожился и взвел курок. Кому там не спится, в чем дело? Однако, увидев Ольгу, подошедшую к нему с одеялом в руках, он успокоился.

— Не могу заснуть, — тихо пожаловалась девушка. — Можно, я немного посижу с тобой?

— Конечно! Ночь красивая, тихая. Видишь, какие яркие звезды? Не хватает только реки и серебристой дорожки на волнах.

Ольга завернулась в одеяло и села, обхватив руками колени. Запрокинула голову, поглядела на небо, следя за наплывающими на луну легкими тучками.

— Страшно глаза закрыть, — шепнула она. — Только начнешь засыпать, как тут же мерещатся крысы с голыми хвостами.

— Не думай об этом. — Руднев обнял девушку за плечи, прижал к себе. — Вок сказал, что идти осталось три дня. Поднимемся в горы, отыщем золото…

— А потом?

— Что — потом? — не понял Саша. — Поделим, конечно.

— Нет, как ты намерен распорядиться богатством? Начнешь вести жизнь рантье? Положишь деньги в Гонконг-Шанхайский банк, купишь машину, особняк, наймешь повара-китайца?

— Вряд ли. — Руднев улыбнулся, отрицательно покачав головой. — Китай не для меня.

— Ты хочешь вернуться в Россию? — испуганно посмотрела на него Ольга. — Или поедешь в Париж?

— В Россию? Несбыточная мечта, нам туда дороги нет. Я реалист и трезво смотрю на вещи. Париж?.. Может быть, когда-нибудь и туда отправлюсь, но не сейчас. Хочется иметь свой дом, семью, детей, дело. Скорее всего подамся на другой берег океана — в Америку или Канаду. Там как у нас: зима, снег, елки, белые люди живут.

— Уедешь, — погрустнела девушка. — Купишь ферму, сменишь имя, тебя будут называть «мистер такой-то»…

— Нет, имени я менять не буду, — твердо ответил Руднев. — И уезжать один не хочу. Я прошу тебя стать моей женой. Найдем золото, и я сделаю официальное предложение. Юрий мечтал выдать тебя замуж за миллионера, вот я и стану им. Поедешь со мной?

— Я… Я согласна, — шепнула девушка.

Саша наклонился и коснулся губами ее пылающей щеки. Чувствуя, как гулко забилось сердце, он начал неистово целовать глаза, лоб, волосы Ольги, пока не нашел ее губы и почувствовал ответный неумелый поцелуй.

Осторожно повернувшись на другой бок, чтобы не вспугнуть влюбленных, Лобанов грустно усмехнулся: насчет золота еще как сказать, а вот алмаз Саша, похоже, уже отыскал. И вдруг, где-то глубоко внутри, шевельнулась обида на сестру: все решили без него, оставшегося после смерти родителей главой семьи. Уже выяснили, куда поедут, будут ли менять имя, и даже Париж у них подождет! Ребятня, сопливые мечтатели, никто не знает, что ждет их завтра, а они строят планы насчет Америки. Хотя, если удастся найти доллары, можно податься вместе с молодыми. Чего зря кочевряжиться — не чужие друг другу, уживемся, купим дом, найдем дело по душе.

Но Руднев-то хорош! Слово дал, а сам действовал тихой сапой, объехал на вороных и подкатил прямо к сестрице. Впрочем, если рассудить здраво, нужно ли искать ей лучшего мужа? Большая любовь настолько редкий дар в жизни, что он не вправе вмешиваться и мешать их счастью. У него самого ничего нет, ни крепкой семьи, ни любимой. Катится он словно перекати-поле, а годы идут, время утекает, как вода между пальцев, и чем сильнее сжимаешь кулак, пытаясь удержать его, тем быстрее оно исчезает, оставляя в душе одну только горечь.

«Ладно, — поразмыслив, рассудил капитан, — пора спать. Сменю Сашку, дам ему отдохнуть, а утром улучу момент и поговорим серьезно».

Закрыв глаза, он заснул с легкой улыбкой на губах. А перед сном подумал, что когда-нибудь будет играть с племянниками и племянницами, расскажет им о приключениях в далекой стране, где ему пришлось драться с разбойниками, и о России тоже расскажет — о боях и походах, об отважных русских солдатах и славных генералах… Научит ребят ездить верхом, стрелять из револьвера, биться врукопашную и читать книги, способные воспитать настоящих мужчин и преданных хранительниц очага…

На рассвете все были уже на ногах. За завтраком Юрий заметил, что Люй выглядит усталой и невыспавшейся. Она почти не ела, неохотно разговаривала и жаловалась на головную боль. Тем не менее китаянка поднялась раньше всех, приготовила еду и после завтрака быстро вымыла посуду. Решив, что у Люй обычное женское недомогание, капитан перестал обращать на нее внимание. Его занимало сейчас другое: отношения сестры и Руднева.

Посадив на плечо свою любимую Цянь, старый Вок первым вышел на дорогу и уверенно повел за собой остальных. В прозрачном раннем воздухе горы Белые Облака казались значительно ближе, чем вчера вечером, когда измученные путники искали место для ночлега. Сейчас мрачные каменные громады словно бы придвинулись, маня и пугая крутыми складчатыми склонами, поросшими редкими деревьями. Но это была лишь игра воображения. До гор предстояло идти еще два дня. По крайней мере старик обещал, что на третий день, если будет угодно небу, они начнут подниматься к заброшенному пещерному городу, где спрятан клад покойного Аллена.

Вспомнив о погибшем гангстере, Руднев прикоснулся к висевшему на шее тумору — эта маленькая вещица завлекла их в неведомую даль, бросила в водоворот странных событий… Оглянувшись, он встретился глазами с Ольгой, шагавшей рядом с Люй, и ласково улыбнулся девушке, беззвучно произнеся «люблю». Она поняла и в ответ помахала рукой. Саша уже хотел отвернуться, как вдруг заметил, что китаянка неожиданно остановилась. Смертельно побледнев, она поднесла руку ко лбу, покрытому бисеринками пота, но рука повисла плетью, не желая повиноваться. Не издав ни звука, Люй как подкошенная рухнула в пыль. Звякнул откатившийся в сторону котел, который она несла на плече.

Тело Люй неестественно выгнулось, пальцы начали царапать и загребать землю, в углах губ выступила пена. Несколько раз дернувшись, китаянка затихла.

— Люй! — кинулась к ней Ольга, но раздался громкий оклик старика:

— Назад! Не подходи!

Девушка недоуменно поглядела на всегда такого тихого и вежливого Вока: неужели он не понимает, что его племяннице нужно срочно помочь?

— Отойди! — истошно кричал китаец, сердито топая ногами. — Отойди от нее! Скорее! Уведите ее!

Подбежав к сестре, Лобанов схватил ее за руку и силой оттащил в сторону.

— Юра, она же умирает, — упираясь, рыдала Ольга. — Почему вы не даете ей помочь?

— Тихо, тихо. — Вок погладил девушку по плечу. — Не надо плакать, теперь все в порядке, вытри слезы.

Ольга, резко дернув плечом, сбросила руку старика, но он нисколько не обиделся и встал перед русским, загораживая Люй.

— Сейчас все будет хорошо, — загадочно улыбаясь, твердил китаец. — Не нужно серчать, старый Вок знает, что делает.

Немного отстранив его, Саша взглянул на несчастную. Сомнений в трагическом исходе больше не было.

— Скончалась, — вздохнул он.

— Да? — Вок почему-то оживился и передал Рудневу обезьянку. — Подержи!

Недоумевая, тот принял Цянь, немедленно обнявшую его за шею. Ольга плакала, уткнувшись лицом в грудь брата, мрачно взиравшего на происходящее.

Достав из кармана куртки складной нож, старик раскрыл его и крадучись подошел к телу Люй. Наклонившись, он поглядел ей в лицо и поднес к губам лезвие.

«Использует вместо зеркала, чтобы проверить, дышит ли она», — понял Саша.

Тем временем Вок дотронулся пальцем до виска Люй, нащупывая биение пульса, но тщетно — китаянка была мертва. Убедившись в этом, старик приподнял правую брючину ее широких штанов и одним резким движением разрезал ее почти до пояса.

— Смотрите!

К ноге Люй тонкими ремешками были прикреплены кожаные ножны с длинным узким кинжалом.

— Ну-ка? — заинтересовался Юрий.

Оставив сестру на попечение Руднева, он подошел ближе, взял у старика нож и перерезал удерживавшие ножны кинжала ремешки.

— Прелестная вещица.

Выдернув из ножен клинок, капитан осмотрел его: металлическая рукоять в виде извивающегося дракона с открытой пастью, из которой — как смертоносный язык — выходило тонкое, длинное, обоюдоострое лезвие, отливавшее синеватым муаром стали, выкованной древним мастером. И ни одного темного пятнышка на его гладкой поверхности.

— Осторожно, он может быть отравлен! — предупредил внимательно наблюдавший за действиями Лобанова китаец.

— Ты знаешь, что случилось с Фыном? — повернулся к нему Юрий.

— Да, — понуро опустив голову, ответил Вок. — Но я ни в чем не виноват, правда! Я все вам объясню, просто раньше нельзя было сказать!

— Боже, о чем вы? — вытирая мокрые глаза, недоуменно спросила Ольга. — Ведь Люй умерла! Какое бессердечие.

— Это не Люй, — отвернулся старик. — Настоящая Люй далеко и, надеюсь, жива.

— А отчего скончалась эта… — Саша замялся, подбирая подходящее слово. Еще бы, сколько неожиданностей сразу!

Вок нагнулся и осмотрел ноги трупа, отыскивая возможные ранки от укуса крысы, но ничего не обнаружив, выпрямился.

— Она не лгала, рыжие твари не коснулись зубами ее кожи. Это черная болезнь.

— Мы тоже можем заразиться? — спрятав клинок в ножны, спокойно спросил Лобанов.

— Не должны, — отрицательно покачал головой старик. — Болезнь почему-то любит китайцев, а белые заражаются очень редко. Наверное, у нас разные жизненные силы.

— Скорее всего, предрасположенность у живущих в этом климате, — предположил Руднев. — А ты не заболеешь?

— Уже болел, давно, — усмехнулся Вок. — Второй раз никто не болеет, даже если будет убирать трупы умерших. Тот, кто болел и выжил, может больше не бояться.

— Значит, ты специально повел нас в деревню, чтобы она заразилась? — подозрительно покосился на него Юрий.

— Объясните наконец, что происходит? — почти простонала Ольга. — Я ничего не понимаю.

— Мы как раз и стремимся внести полную ясность, — бросил через плечо брат. — Ну, любезный Вок Вай, давайте наконец откроем карты! Действительно, пора разобраться, что происходит!

— Хорошо, — согласился старик, — мой рассказ будет коротким. После вас на мой сампан вдруг явились люди «Тайбо» и привели с собой эту женщину. Они многое знали о вас и спрятанном в горах золоте. Не спрашивайте, откуда им известно о кладе Аллена, — предупреждая возможные расспросы, китаец поднял сухие ладошки, — мне их пути неведомы, но я знаю людей «Тайбо». Хорошо знаю. У них — большая сила, большая власть в Шанхае. И они очень жестокие, никого не пожалеют. У меня действительно есть племянница Люй, и они велели выдать эту женщину за нее и взять с собой в горы. Я не посмел спорить — испугался, очень испугался…

Внимательно слушавший старика Руднев слегка присвистнул: веселенькое дельце! Оказывается, лже-Люй из знаменитой банды «Тайбо», терроризирующей огромный портовый город! Ничего не скажешь — отличные новости.

— Дальше, дальше, — поторопился Юрий, брезгливо поглядывая на невесть откуда появившихся мух, густо роившихся над лежавшим посреди дороги телом. Что поделать — жара.

— Вы ничего не знали, — горестно вздохнул Вок, — а я знал. Все время опасался не только за жизнь племянницы, но и за себя, и за вас. Эта женщина… — он кивнул на труп, — убивала не задумываясь. На реке она выбрасывала пустые бутылки, помните? В них были записки. Ее сообщники плыли за нами, вылавливали бутылки и все узнавали.

— Какой ужас! — прижала ладони к щекам Ольга.

— Да, — кивнул старик. — Вечером она выходила курить, садилась лицом к реке, всегда лицом к реке! Сигарета маленькая, а огонек видно далеко. Люди «Тайбо» знали, где наша стоянка, все шло по их плану, пока вдруг не появился Фын, сообщивший о засаде.

— Ага, он спутал им карты, — заметил Лобанов. — Поэтому она его и заколола?

— Она бы убила его сразу, но на сампане тесно, каждый все видит, — объяснил китаец. — А когда Фын заметил, что за нами идут, она больше не стала ждать. Вечером подсыпала в чай порошок для сна и обманом заманила его в скалы.

— Фын убит? — воскликнула Ольга.

— Мы нашли его тело, — глухо сказал Руднев, — но не стали об этом говорить, подозревая, что убийца может находиться среди нас.

— Она убила Фына, потому что решила, что он обнаружил людей «Тайбо», которые идут за нами следом, — продолжал Вок. — Эта женщина была хитрой и осторожной, оставляла метки на месте каждой стоянки. Теперь она лежит мертвая, и я могу говорить. И я сказал.

— Значит, ты специально повел нас через деревню? — уточнил Юрий.

— Поверьте, я не сделал бы этого, если бы не знал, что болезнь для вас не страшна, — развел руками старик. — А ее покарало само небо.

— Высокопарно, но неубедительно, — по-русски заметил Лобанов. — Итак, за нами действительно следят?

— Не знаю, — вздохнул китаец. — Фыну могло показаться, а она решила, что он правда видел, и тут же убила. Люди «Тайбо» дают клятву верности, вступая в тайное общество, и никогда ее не нарушают, что бы ни случилось.

— А как же ваша племянница, настоящая Люй? — спросила Ольга.

— Я предупредил ее семью через надежного человека. Теперь они сумеют о себе позаботиться, а я дал слово Аллену и пойду с вами до конца. Думаю, бандиты потеряли наш след, когда мы сели в поезд, и вряд ли идут за нами. Мы проверим это, когда поднимемся в горы. Сверху равнина как на ладони. Понаблюдаем несколько часов и будем все знать точно.

— Любопытная ситуация, — задумчиво протянул капитан. — Полагаю, что оставлять тело на дороге не стоит. Положим его на обочину и завалим камнями, благо их тут в избытке. Потом — вперед. Вок прав: пока не заберемся на гору, ничего не выясним.

— На нас могут напасть? — тревожно переводя взгляд с Руднева на брата, спросила Ольга.

— Вряд ли, — сказал Юрий. — По крайней мере они подождут, пока мы не найдем золота. Если, конечно, бандиты все еще идут по следу.

— Кто предупрежден, тот не побежден, — вспомнил старую римскую пословицу Саша. — Но почему уважаемый Вок не велел подходить к умирающей, если болезнь для нас не опасна?

— У нее был кинжал, — просто ответил старик. — А вы не знали об этом. Что ей стоило напоследок угостить любого из вас ударом клинка?

Юрий и Вок перенесли тело лже-Люй в неглубокий кювет и завалили камнями.

— Готовить теперь придется тебе, — вытирая ладони пучком жесткой травы, предупредил сестру капитан. — Саша, бери котел и мешок. Пошли. На привале обсудим, как быть дальше…

Глава 13

Оставив у обочины пирамиду камней, под которой покоилось тело китаянки, маленький отряд тронулся в путь. Впереди — Вок с обезьянкой на плече, за ним Саша и Ольга, а позади, в арьергарде, Лобанов, взваливший на спину самые тяжелые мешки.

Старик уверенно вел на север потерявших за последние дни былой энтузиазм кладоискателей. Они все чаще и чаще сомневались в успехе их предприятия. Даже здесь, в пустынном краю, пораженном неизвестной черной болезнью и покинутом жителями, покоя им не было. Позади остались две могилы, впереди — полная неизвестность и долгий, тяжелый путь. В душу невольно начал закрадываться страх. Если по следу горстки смельчаков, решивших отправиться на поиски спрятанного в горах золота, действительно идут люди «Тайбо», то исход предприятия непредсказуем. Слишком свежи в памяти стычки и перестрелки с гангстерами в Шанхае, чтобы сохранять безмятежность. Да и внезапная, скоропостижная смерть китаянки заставляла тревожно прислушиваться к собственным ощущениям, выискивая возможные признаки болезни и, следовательно, неминуемого конца.

Если страшный незримый враг уже проник в тебя, разве спасут аспирин и хинин, бинты и риванол, заботливо уложенные Ольгой в старенький саквояж еще в том, цивилизованном мире, где по ночам горит электричество, течет из водопроводных кранов вода, ходят трамваи, звонят телефоны и мчатся по улицам автомобили? Там есть врачи и больницы, аптеки и лаборатории, кареты «скорой помощи», шприцы, лекарства. А здесь?..

Пыль, белесое от зноя небо, пропотевшая одежда, вода, которую нужно долго кипятить перед употреблением, но сколько ни кипяти, она все равно противно отдает болотом или глинистой землей. И никогда не знаешь, найдешь ли поблизости от стоянки ручей или источник. Приходится наполнять все фляги и тащить запас воды с собой, а напиться все равно нельзя, как бы ни мучила жажда, потому что оставшейся от завтрака кипяченой водой наполнена лишь одна фляга — чтобы каждому досталось по глотку, если в пути случится что-нибудь непредвиденное.

…Заброшенные деревни с полчищами голодных крыс, невозделанные поля, однообразный, унылый пейзаж предгорья, тревожные ночи и утомительные дневные переходы. Двое прошедших войну мужчин, вооруженных револьверами, три десятка патронов на два ствола, девушка и старик с обезьяной. Запас продовольствия, фляги, веревки, одеяла, котелки. Вокруг — на много верст — безлюдье. Впереди — горы, поиски клада и нелегкий обратный путь с тяжеленным золотом, если, конечно, удастся его найти. И возможно, сзади — идущие по следу гангстеры, которые тоже страстно мечтают завладеть кладом…

Здесь нет ни китайской, ни английской полиции, здесь законом являются кулак и меткая пуля, здесь никто не окажет тебе помощи, никто не защитит, кроме тебя самого. Бросить все, повернуть назад, вернуться к унизительному полунищенскому существованию в дешевенькой маленькой квартирке на троих и вечным поискам заработка? Вернуться к эмигрантскому бесправию, неуверенности в завтрашнем дне, откладыванию в копилку жалких, на желудке и одежде сэкономленных грошей? Вернуться к несбыточным мечтам о счастье, горьким слезам в подушку и бессонным ночам, обидам и поражениям, ожиданию бесприютной старости, чтобы в итоге обрести покой на кладбище для неимущих? Нет! Уж лучше на север, к горам, а там — будь что будет!..

Вечером Ольге стало плохо. Приготовив ужин, она поела вместе с мужчинами и собралась помыть посуду, как вдруг выронила миску и крепко обхватила себя руками за плечи, словно пытаясь согреться. Оглянувшись на звук зазвеневшей по камням жестянки, Саша увидел ее расширенные, какие-то отсутствующие глаза и встревоженно спросил:

— Что с тобой? Тебе дурно?

Девушка хотела ответить, но подбородок у нее задрожал, зубы начали громко выбивать дробь, худенькие плечи заходили, как в цыганской пляске, а тело, сопротивляясь приступу жуткого озноба, выгнулось наподобие лука. Испуганный Руднев вскочил и успел подхватить ее.

Подбежал Юрий, помог уложить сестру на расстеленное китайцем одеяло, прикоснулся губами к ее лбу:

— Вся горит, — обернулся он к Саше. — Укрой и неси чай, попробуем напоить.

По другую сторону больной на коленях стоял Вок. Взяв тонкую руку девушки, он нащупал пульс и начал считать его, полузакрыв глаза. Даже его любимая обезьянка притихла, не мешая хозяину. Наливая чай в кружку, Саша услышал, как Лобанов негромко сказал старику:

— Если она заразилась черной болезнью и умрет, я тебя убью.

— У нее нет черной болезни, — совершенно спокойно, как будто не слыша последних слов капитана, ответил китаец. — Ты напрасно гневаешься.

— Нет? Но что же тогда с ней? — подозрительно уставился на него Юрий. — Даже слова не может сказать.

Взяв из рук подоспевшего Руднева кружку, он поднес ее к губам сестры, но зубы Ольги были настолько плотно стиснуты, что не удалось влить ей в рот ни капли, а разжимать их Лобанов побоялся.

Решительно отстранив его, Вок припал ухом к груди девушки. Выпрямившись, он озабоченно сказал:

— Ей нужен белый доктор. Она не привыкла спать на земле. Плохо дышит, шибко простужена.

— Где она могла застудиться в таком пекле? — изумился Саша.

— Все просто, — грустно улыбнулся старик. — Днем жарко, ночью холодно. Земля быстро остывает и вытягивает из непривычного человека соки жизни. У вас есть лекарства?

Руднев покачал головой: откуда у них лекарства? Хинин тут не поможет — это не лихорадка. Даже сушеной малины нет, чтобы хоть немного сбить температуру, а у Ольги сильный жар. Беда, если воспаление легких, тогда девушка неминуемо сгорит как свеча на ветру.

Тем временем Юрий укрыл сестру всеми одеялами, но ее продолжало трясти. Лоб пылал, воспаленные глаза были широко открыты, но Ольга не узнавала склонившихся над ней мужчин. С трудом заставив ее разжать стиснутые зубы, Саша и Лобанов напоили больную горячим чаем. На некоторое время девушке стало немного лучше, и она забылась, а потом вновь начался жуткий озноб.

— Жар, — потрогав лоб сестры, констатировал Юрий.

— Да, плохо, — согласился сидевший на корточках у костра китаец. — Пожалуй, надо идти к доктору.

— Здесь есть врач? — вскинулся Саша. — Где? Что же ты раньше молчал?

— Там, — старик махнул рукой в темноту, — небольшой город. На его окраине живут белые монахини, у них есть больничный приют.

— Христианский монастырь? — догадался Лобанов. — Далеко?

— Далеко, — вздохнул Вок.

— Надо идти. — Руднев встал и начал обуваться. — Покажи направление, и я приведу врача, чего бы мне это ни стоило.

— Погоди, — остановил его капитан. — Боюсь, мы зря потеряем время. Если там действительно больница, нужно отнести туда Ольгу. Но вдруг монахини бежали от черной болезни?

Повернувшись к китайцу, он напряженно ждал ответа, от которого, возможно, зависела жизнь больной.

— Нет, не должны. Они давно там живут и никогда не уходили, даже во время мора.

— Тогда идем! — Саша быстро собрал вещи и предложил: — Сделаем из одеял носилки.

— Не стоит, — взваливая на плечо мешки, сказал Вок. — Лучше на руках, с носилками не получится. Без дороги пойдем, так короче и быстрее, а носилки будут мешать.

— Хорошо, — согласился Юрий. — Закутаем ее в одеяло и понесем по очереди. Будем меняться: один несет Ольгу, другой — поклажу. Дорогу хорошо знаешь?

— Не заблудимся, — заверил китаец, взяв под мышку охапку хвороста.

Он сунул одну из хворостин в костер, зажег ее и, подняв над головой, как факел, пошел вперед.

Капитан легко подхватил сестру на руки и поспешил за стариком. Следом, сгибаясь под тяжестью поклажи, шагал Руднев. Ориентиром ему служил факел старика. Ночь выдалась темная, луны и звезд не было, тучи — словно огромное грязное ватное одеяло — закрыли весь небосклон. Странная погода: днем ясно, немилосердно печет солнце, а по ночам приходится греться у костра и следить за облаками, опасаясь нежданного дождя. Только его им сейчас и не хватает!

Под ногами зашуршала сухая трава — вышли в поле, пересекли его, не разбирая дороги и спотыкаясь в темноте о камни. Лобанов хрипло поторапливал Вока, старик пытался прибавить шагу, но потом вновь шел медленнее, стараясь отыскать нечто вроде тропы, чтобы меньше беспокоить больную, притихшую на руках гиганта.

Примерно через час Юрий бережно передал Саше свою драгоценную ношу, а у него забрал поклажу. Прижав девушку к груди, Руднев занял в цепочке место за китайцем. Выдержит ли старик долгий ночной марофон по бездорожью? Кроме него, некому указать путь к обители монахинь, устроивших в этой глуши лазарет. Если Вок потеряет силы и упадет, что будет с Ольгой? Выживет ли она? Хоть бы дойти, донести ее! Дышала она хрипло, губы запеклись от жара, озноб не прекращался.

— Скоро придем? — послышался из темноты голос Лобанова.

— Иди, — не оборачиваясь, ответил Вок.

Охапка хвороста у него под мышкой значительно уменьшилась. Прутья сгорали удивительно быстро, или так казалось во тьме? Временами чудилось, что они давно заплутались и кружат на месте, то путаясь в траве, то пробираясь между валунов. Может быть, дороги нет и ночь бесконечна? Утро никогда не наступит, солнце не позолотит лучами землю, и темнота поглотит все: жизнь, любовь, последний вздох, прощальное слабое пожатие руки…

Постепенно Саша потерял чувство времени. Сменяя друг друга, они с Лобановым несли Ольгу, спины стали мокрыми от пота, ноги дрожали в коленях, а они все шли в темноте, шли и шли. Поэтому, когда небо начало сереть, Руднев не поверил глазам: неужели на свете еще бывает такое?

— Вон. — Остановившись, китаец показал на смутно видневшиеся впереди каменные здания. — Монахини живут там. Идите, я останусь здесь.

Старик отбросил оставшиеся хворостины, устало опустился на землю и начал массировать икры, морщась от боли и тихонько постанывая. Неунывающая Цянь скакала вокруг него, словно исполняя ритуальный танец.

— Скорее! — Лобанов помчался к монастырю, кинув рядом с китайцем поклажу. — Я разбужу их! Скорее!

Добежав до ворот — массивных, из темных толстых досок, укрепленных полосами кованого железа, — он загремел тяжелым кольцом и крикнул во весь голос:

— Есть тут кто? Откройте! Откройте скорее!

Когда подошел Саша с Ольгой на руках, в воротах приоткрылось маленькое оконце, и выглянула пожилая монахиня в белой, туго накрахмаленной косынке.

— Что случилось? — спросила она по-французски. — Кто вы?

— Христиане, попавшие в беду, — ответил Юрий, — отворите, сестра, мы принесли больную.

Загремел засов, одна створка ворот приоткрылась. Капитан пропустил вперед Руднева и следом за ним вошел в чистый дворик, похожий на сказочный оазис: маленький, выложенный камнем бассейн с зеленоватой водой, цветы, плакучие ивы, лепные арки длинных галерей.

Закрыв ворота, монахиня осмотрела Ольгу, пощупала ее пылающий лоб.

— У нее сильный жар. Идите за мной.

Она провела их через двор в сводчатый зал с застеленным циновками полом и топчанами вдоль стен. Отыскав свободный, указала на него.

— Положите больную сюда. Как ее имя?

— Ольга Лобанова.

— Русская? — Монахиня, удивленно взглянув на капитана, сделала запись в блокноте. — Кем она вам приводится?

— Сестра, — ответил Юрий, поправляя съехавшую с пустой глазницы повязку.

— Невеста, — тихо сказал Саша.

Он прикрыл ноги Ольги одеялом и огляделся. Лазарет показался ему достаточно чистым, есть простыни, на подушках свежие наволочки, но чем больны лежащие здесь люди? Что будет с Ольгой, если среди них есть пораженные черной болезнью, выкосившей половину провинции?

— Не волнуйтесь, барак для умирающих китайцев за стенами обители, — словно подслушав его мысли, сказала монахиня. — Здесь нет заразных. Теперь вам нужно уйти, а я позову врача.

— Мы подождем во дворе. — И Лобанов первым направился к выходу.

Отыскав скамью, они уселись, блаженно вытянув гудевшие ноги и стараясь не поддаться дреме, одолевавшей их после тяжелой, бессонной ночи. Вскоре, неслышно ступая, появилась другая монахиня с янтарными четками и стетоскопом в руках.

— Это вы принесли больную?

Мужчины встали, с тревогой ожидая, что скажет им эта молодая бесстрастная женщина в черном.

— Хрипы в легких. Возможно, воспаление. И она очень сильно утомлена. Нужны покой, уход, правильное питание и время для выздоровления.

— Она выздоровеет? Мы можем надеяться? — просительно заглянув в лицо монахини, спросил Саша.

— Господь всемилостлив. Надейтесь и молитесь. Теперь вам следует покинуть обитель.

— Как это — покинуть? — резко вскинул небритый подбородок Юрий. — Она моя сестра! Мы будем помогать ухаживать за ней.

— Все мы сестры и братья во Христе, — подняв тонкую руку, остановила его женщина, — но при обители нельзя оставаться молодым, здоровым мужчинам. Можете навещать больную, однако жить вам здесь никто не позволит. Если вы голодны, дадут чашку риса — и более не задерживайтесь.

— Разрешите нам прийти сегодня еще раз, — смирился Лобанов, поняв, что спорить бесполезно. — Зря мы не станем вас беспокоить.

— Завтра, только завтра, — твердо сказала монахиня, направляясь к воротам. Она уже узнала от сестры-привратницы о национальности новой больной и сейчас подумала, что русские — люди беспокойной судьбы и беспокойного нрава. Наверное, теперь заметно прибавится хлопот с этими рослыми, красивыми славянами, привыкшими настаивать на своем. Особенно хорош одноглазый гигант: лицо волевое, а стать какая! Его не портят даже ужасный шрам и черная повязка на пустой глазнице. Нет, надо гнать греховные мысли. Какое ей дело до этих непонятных бродяг, покрытых пылью дальних странствий? Они пришли ниоткуда и, как древние гунны, уйдут в никуда легкой походкой, похожей на крадущийся неслышный шаг опасных хищников, мелькнули — и нет их…

Судя по всему, оба русских — бывалые воины, способные переносить невзгоды и хорошо владеющие оружием. Они и сейчас вооружены — вон как тяжело оттянуты их пояса спрятанными под одеждой револьверами. Нужны ли подобные гости мирной обители монахинь, призванных нести язычникам свет истинной веры? И как только с ними оказалась нежная девушка, зачем отправилась она вместе с мужчинами в обезлюдевшую провинцию, истерзанную междуусобной войной и страшной эпидемией? Загадка…

— Приходите завтра, — открывая перед друзьями створку тяжелых ворот, повторила монахиня.

— Как ваше имя, сестра? — задержавшись на мгновение, спросил Лобанов.

— Магдалена…

И ворота захлопнулись, словно поставив точку на их разговоре. Удастся ли продолжить его завтра?

— Какая женщина! — восхищенно покрутил головой капитан. — А? Богиня! Имя святой грешницы, фигура Дианы, глаза — как омут!

— Как ты только успел все рассмотреть под ее черной хламидой? — усмехнулся Саша. — Монашка как монашка. Меня больше волнует состояние Ольги.

— Да, ты прав, — рассеянно проведя ладонью по лбу, пробормотал Юрий и вдруг схватил Руднева за руку: — Если найдем золото, я ее украду!

— Сначала надо дождаться, пока она выздоровеет, — устало загребая пыль ногами, заметил Саша. — И зачем красть? Ольга и так…

— Да не ее! — блаженно улыбаясь, хмыкнул Лобанов. — Магдалену!

Лишь на третий день Ольге стало немного лучше. Разбив лагерь неподалеку от монастыря, друзья ежедневно приходили в лазарет. Руднев часами оставался у постели больной, а Лобанов, посидев немного, начинал настойчиво искать встречи с сестрой Магдаленой и тенью следовал за ней по пятам. Странно выглядели они рядом: огромный, широкоплечий мужчина и маленькая, стройная женщина в накрахмаленном белом чепце и черном монашеском одеянии. Как ни поглощен был Саша заботами об Ольге, он сумел заметить, что сестра Магдалена вскоре начала довольно благосклонно принимать знаки внимания Юрия и уже не пыталась избавиться от его общества. Но когда время посещения больных кончалось, она становилась непреклонной и друзьям приходилось покинуть лазарет.

На четвертый день, утром, Юрия и Сашу ждала радостная новость: Ольга сидела, откинувшись на подушки. Улыбаясь, она протянула навстречу им исхудавшие руки.

— Как я счастлива вас видеть, милые мои мальчики! Мне уже полегчало, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. А где Вок?

— Готовит обед, — поглядывая в дальний угол зала, где мелькал белый чепец Магдалены, сообщил Лобанов. — Опять варит рис. Кажется, я буду сыт им на всю оставшуюся жизнь.

— Не ворчи, — улыбнулась Ольга, — где ему взять для вас разносолы? На войне как на войне.

— Мы уже привыкли, — не сводя с девушки влюбленного взгляда, заверил Саша. — Главное, ты поправляйся скорее. Впереди еще долгий путь, надо набраться сил.

— Жаль, что я вас задержала, но так уж получилось. Слишком много всего сразу свалилось: гибель Фына, крысы в этой ужасной деревне, потом смерть китаянки… Ты куда, Юра? — спросила Ольга, увидев, что брат поднялся.

— Так… Вы поговорите пока, я сейчас, — рассеянно ответил Лобанов и быстро направился по широкому проходу между топчанами к выходу из лазарета.

— Что с ним творится? — Устало откинувшись на подушку, девушка поправила волосы и вопросительно взглянула на Руднева. — Вскакивает, куда-то бежит. Впрочем, мама рассказывала, что в детстве он был большим непоседой и отчаянным шалуном. Жаль…

— Ты жалеешь о детских шалостях Юрия или о безвозвратно ушедшем времени? — мягко улыбнулся Руднев. — В отличие от него твой брат скоро вернется. Поверь, так и будет.

— Я не о том. — Ольга прикрыла глаза и на секунду умолкла, словно собираясь с силами. — Хотелось серьезно поговорить с вами, а Юра опять куда-то ускакал… Хотя, может быть, нам лучше поговорить без него?

— Говори, я слушаю. — Саша почувствовал смутное беспокойство: что у нее на уме, о чем она думала во время болезни?

— Мне кажется, вам не стоит задерживаться, — решившись, сказала Ольга. — Зачем терять время, если я еще не скоро буду твердо стоять на ногах?

— Как ты можешь? — укоризненно покачал головой Руднев, но она закрыла маленькой горячей ладонью его губы.

— Молчи! Без меня вы сможете двигаться намного быстрее и скорее вернетесь, а я стану ждать. Пожалуйста, не возражай! Слабая женщина — лишняя обуза. Оставаться в Шанхае было нельзя, но здесь совершенно безопасно: глухая, безлюдная провинция, маленький, спокойный городишко, уединенный монастырь. Идите, Саша, идите! Уговори Юру, а за меня не волнуйтесь. Я непременно поправлюсь, честное слово.

— Ты твердо решила? — Руднев нежно поцеловал кончики ее пальцев. — Знаешь, очень не хочется расставаться. У меня спокойнее на душе, когда мы все вместе. Вдруг тебе придется очень долго ждать нашего возвращения?

— Ничего, я умею быть терпеливой, — слабо улыбнулась девушка. — Уже научилась ждать. Важно только твердо верить, что все обязательно будет хорошо, вы непременно вернетесь и, как в старой доброй сказке, волшебным образом появится белый пароход, синий океан, чужой далекий берег, где мы начнем новую прекрасную жизнь. Ведь так, да?

— Обещаю вернуться, — дрогнувшим голосом сказал Руднев. — Живым! Вернуться к тебе, что бы ни случилось, найти тебя, где бы ты ни была. Только жди!

— Помнишь, как в сонете Шекспира, — ласково погладила его по щеке Ольга. — «Одна судьба теперь у двух сердец: замрет твое — и моему конец».

Мимо прошла пожилая монахиня, знаком дав понять молодому человеку, что пора попрощаться с больной и покинуть обитель. Саша оглянулся: а где же Юрий? Магдалены тоже нигде не видно. Наверное, они гуляют во дворике.

Наклонившись, он поцеловал горевшую лихорадочным румянцем щеку девушки.

— Если решим уходить, то зайдем проститься перед дорогой…

К его удивлению, ни капитана, ни Магдалены во дворике не оказалось. Обойдя галерею, Руднев заглянул в сад, потом вернулся во двор, покрутился там, не решаясь подняться на второй этаж, где находились кельи монахинь, — кто знает, как истолкуют его появление? Но где же Лобанов?

Проходя мимо неплотно прикрытых ворот находившейся за галереей хозяйственной постройки, напоминавшей большой каменный сарай, Саша из любопытства заглянул в щель между створок и замер: из-за вороха соломы или прошлогоднего сена — не разглядеть в полумраке — доносились какие-то неясные звуки. Не то всхлипы, не то тихие стоны, прерываемые невнятным бормотанием и слабым шорохом. Что за чертовщина, не домовые же завелись в монашеской обители?

Стараясь не производить шума, Руднев пошире открыл створку ворот и неслышно проскользнул внутрь. Его рука непроизвольно сжала рубчатую рукоять револьвера. Не успев сделать и двух шагов, он остановился и стал разглядывать смутное белое пятно странной формы. Ба, да это же крахмальный монашеский чепец, небрежно отброшенный в сторону. Неужели?..

Повернувшись, Саша на цыпочках вышел из сарая и плотно закрыл за собой ворота. Удостоверившись, что никто не заметил его маневров, он наконец покинул монастырь, уселся на пригорке и стал ждать Лобанова. Что ж, судя по всему, еще два человека нашли друг друга в этом беспокойном, жестоком и сумасшедшем мире. Дай им Бог не потерять счастливо обретенное…

Утром следующего дня они пришли проститься с Ольгой. Поцеловав сестру, капитан ненадолго исчез, дав молодым людям возможность поговорить без свидетелей. Вернувшись, он выразительно поглядел на часы.

— Пора! Не на век расстаетесь… А ты держись молодцом, — подмигнул он девушке. — Чтобы была на ногах, когда вернемся.

— Я очень постараюсь, — сквозь слезы улыбнулась Ольга и, не стесняясь брата, обняла Сашу за шею, притянула к себе. — Храни тебя Господь! Возвращайся скорее.

Жарко поцеловав его в губы, она что-то сунула ему в ладонь и оттолкнула.

— Идите…

Юрий молча повернулся и не оглядываясь направился к дверям. За ним последовал Руднев, сжимавший в руке маленький, тяжелый предмет. Ему хотелось посмотреть, что подарила Ольга, но задержаться он не решился. И не решился оглянуться, не столько следуя примеру друга, сколько считая этой дурной приметой. И, только выйдя в галерею, он разжал пальцы.

На ладони лежал миниатюрный медный складень старинной русской работы. Бережно убрав его в нагрудный карман — как раз у сердца, Саша поспешно догнал Лобанова и приноровился к его широкому шагу. Когда они вышли за ворота, капитан все же оглянулся и помахал рукой. Мельком бросив взгляд через плечо, Руднев успел заметить белый чепец и черное платье: Юрия тоже провожали и, надо полагать, будут ждать его возвращения.

Вок за время их отсутствия успел собрать поклажу и приготовиться в дорогу. Покуривая трубку, он сидел на камне и легонько почесывал игравшую его рукой Цянь. Взвалив на плечи мешки, русские подождали, пока старик встанет.

— Туда? — махнув рукой в сторону чистого поля, откуда они пришли несколько дней назад, спросил капитан.

— Нет, — хитро усмехнулся китаец. — Там не пройдем, по дороге надо, кругом обходить.

— Как так? — удивился Саша. — Ночью прошли, а днем не сможем?

— Не сможем, — согласно закивал Вок. — Тогда нас вели духи неба, помогавшие спасти жизнь девушки. Они закрыли нам глаза, но зато открыли зрение души, а душа безошибочно находит нужную дорогу. Сейчас другое дело, и лучше отправиться в обход.

— Ерунда, — раздраженно бросил Лобанов. — Сказки! Прошли ночью — пройдем и сейчас. Веди.

— Придется возвращаться, — сокрушенно вздохнул китаец. — Потом не сердись, помни: сам захотел.

— Ладно, ладно, — смеясь, похлопал его по спине Юрий. — Не стоит тратить время. Пошли!

Старик оказался прав: выйдя в поле, они вскоре наткнулись на огромный клубок ядовитых змей, шарахнулись в сторону и сделали большой крюк; потом начались глубокие, длинные овраги, по краю которых вились узкие, неровные, осыпавшиеся под ногами тропки; за оврагами виднелись бескрайние россыпи каменной крошки и хаотические нагромождения крупных камней, похожие издали на застывшие волны грозного моря, которые хлынули некогда на пыльные поля, на холмистую предгорную равнину и вдруг остановили свой бег, обращенные в гранит колдовством беспощадного солнца.

Сильно припекало. Мокрая от пота одежда прилипала к спине и плечам. Приходилось то взбираться по каменистым осыпям, то спускаться вниз с огромных растрескавшихся валунов. Оглядев окрестность с одного из них и прикинув свои возможности, Лобанов наконец сдался.

— Хватит, не то действительно переломаем ноги. И как это мы не свернули себе здесь шею в темноте?

— Может, рискнем все-таки? — ни к кому конкретно не обращаясь, предложил Саша, потому что подумал: возвращаться — дурная примета.

Но стоит ли говорить об этом вслух? Юрий не упустит случая высмеять его за предрассудки, от которых не избавили ни фронт, ни годы скитаний, а реакцию Вока вообще трудно предвидеть: кто знает, в какие приметы верит или не верит старик китаец? У людей Востока достаточно сильно развито мистическое чувство. Они верят, что судьба человека предопределена с самого рождения, но противоборствующие силы тьмы и света, злые демоны и добрые духи могут несколько изменить ее в ту или другую сторону. Поэтому если проводник сочтет возвращение дурным предзнаменованием, то разубедить его потом будет крайне трудно.

— Овчинка выделки не стоит, — спрыгнув с камня, ответил Лобанов.

— Что? — непонимающе уставился на него китаец. Руднев как мог объяснил ему смысл поговорки, и старик улыбнулся.

— Да, день потеряли, — согласился он, поглядев на солнце.

— Не совсем, еще много успеем отмахать, — возразил капитан. — Куда теперь? Вернемся к монастырю?

— Зачем? Минуем овраги и свернем. К закату выберемся на хорошую дорогу, — пообещал Вок. — Вечером остановимся, сварим рис, отдохнем, а с восходом снова в путь.

— Опять рис, — в сердцах сплюнул Юрий. — Ладно, это я так. Веди, Вергилий!

Последней фразы Саша не стал переводить беспомощно улыбавшемуся старику и следом за ним поплелся по тропке к оврагам. Позади, замыкая маленькую цепочку, широко шагал Лобанов, старательно делавший вид, что он нисколько не виноват в случившейся задержке, как будто не его упрямство заставило их забраться в каменные россыпи.

Часа через два, как и обещал Вок, действительно выбрались на довольно приличную тропу и шагали до вечера, жадно разглядывая подернутые знойным маревом отроги далеких гор. Казалось, они слегка колеблются, как мираж в пустыне, манят усталых путников, обещая долгожданный конец путешествия, но с каждым шагом не приближаются, а таинственным образом удаляются и дразнят, дразнят: ну, еще немного, еще день или два, и ты дойдешь! Обманутый путник торопится, сбивает ноги об острые камни, глотает пыль, жарится на солнцепеке, а коварные горы по-прежнему недостижимы.

— Долго еще? — не вытерпев, вечером у костра спросил Саша. — Когда будем на месте?

Китаец отставил пустой котелок, закрутил трубку и начал бормотать, загибая пальцы, чтобы не сбиться со счета.

Друзья напряженно ждали ответа и многозначительно переглянулись, когда Вок начал загибать пальцы на второй руке. Наконец, закончив считать, старик важно сообщил:

— Пять дней. Потом будем подниматься наверх, а там еще два дня, и спустимся в пещеры.

— Неделя, — поворошив веткой подернутые сизым пеплом угли, протянул Юрий. — Идем, идем, а никак не дойдем. Слушай, старик, помнится, недавно ты утверждал, что осталось всего три дня пути.

— Это по старой дороге, — выбив пепел из трубки, покачал головой китаец. — Но мы с нее ушли, когда заболела твоя сестра. Здесь дольше идти, зато легче подниматься в горы. Сам увидишь.

— Поглядим, — заворачиваясь в одеяло, бросил Саша и сладко зевнул в предвкушении сна.

Осторожный Лобанов, опасаясь новых неожиданностей, решил не отказываться от ночных дежурств и сегодня заступил в караул первым. Он будет сидеть у костра до полуночи, а потом его сменит Руднев. Саше хотелось вздремнуть, чтобы не клевать носом перед рассветом. Да и отдохнуть не мешает, сегодняшний тяжелый переход измотал его: ныли натруженные ноги, ломило плечи. Днем он тащил неудобный котел, на каждом шагу елозивший в мешке, как живой.

Закрыв глаза, Саша представил себе Ольгу: вот она расчесывает волосы, шепчет вечернюю молитву, прося святых угодников сохранить живыми и невредимыми путешествующих брата и любимого. Может быть, рядом с ее топчаном сидит сейчас сестра Магдалена и они потихоньку шепчутся, делясь сокровенными женскими тайнами? Наверное, им есть что поведать друг другу в призрачной тишине и полумраке сонного лазарета.

Скорее бы дойти до гор, разрубить одним ударом гордиев узел загадки золотого клада и вернуться, лететь как на крыльях к ней — единственной, любимой. И не важно: с золотом или без него!..

Дни походили друг на друга, как близнецы: зной, пыль, камни, безлюдье, потная спина, короткие привалы, глоток теплой, слегка отдающей болотом воды из нагревшейся фляжки, тяжесть револьвера, скупые фразы, белесое небо над головой и дорога, дорога к желанным горам…

Вечером костер да булькающий котелок с неизменным рисом. Кашеварил теперь Вок, заявивший, что он справится с этим лучше русских, потому что под рукой у него небольшой, но привычный набор продуктов и, кроме того, спит он вдвое больше Юрия и Саши, стало быть, чувствует себя бодрее… Ночью чужие звезды над головой, прохладный ветер, которого так ждешь весь день, а он не дует, блаженство нескольких часов сна — и вот уже занимается мутный рассвет, возвещая продолжение дороги…

К исходу пятого дня, без слов поняв вопросительные взгляды путников, измученных жарой, дорогой и ожиданием, китаец коротко сказал:

— Завтра!

Кое-как дотащились до места ночевки, без аппетита поужинали и молча завалились спать. Утром поднялись и как заведенные шагали до полудня, пока Вок, пробравшись между двух острых скал, не остановился. Дождавшись, пока подтянутся русские, старик вздохнул и счастливо улыбнулся.

— Все. Пришли.

Впереди, начинаясь прямо за неширокой долиной, по склону гор тянулись террасы заброшенных рисовых полей, далеко распространявших запах стоялой, загнившей воды. Над ними кружили стаи мелких птиц. Едва заметная тропка вилась по краю террас и, петляя, тянулась вверх, к седловине между двумя пологими, поросшими редкими, уродливо изогнутыми ветром деревьями. А дальше, за перевалом, подпирая вылинявшее от зноя небо, вздымались коричневато-красные каменные громады.

— Белые Облака, — торжественно сказал старик.

Саша истово перекрестился, свалил с плеч мешки, устало опустился на них и достал из кармана сигареты. Рядом сел Лобанов и принялся разглядывать открывшуюся перед ним картину. Его глаз весело поблескивал.

— Нам туда? — показал он на перевал.

— Да, — кивнул Вок. — Сегодня отдыхаем, а завтра утром начнем подниматься по тропе.

— А где город пещер? — поинтересовался Руднев.

— Его отсюда не видно, — засмеялся старик. — Скоро дойдем, потерпите еще немного. День будем подниматься до перевала, переночуем — и дальше. Еще день уйдет на дорогу, и вы попадете к пещерам.

— М-да… — хмыкнул Юрий. — Я смотрю вот на эти террасы. Создать такое — каторжный труд. Давно они здесь?

— Давно, очень давно, — эхом откликнулся китаец. — Никто не помнит, когда сделали. Землю носили в корзинах и насыпали на гору: там с вершины течет ручей и солнце близко, рис хорошо созревает. Между полями заслонки для воды, но народ ушел, и следить за ними некому. Чувствуете запах болота? Вода застоялась, грязь, тина, чеки переполнены, и жижа сама стекает вниз через края дамб. Подниматься будет тяжело: скользко и воздух плохой. Давайте отдыхать.

— Вроде горка не слишком высокая, — обернулся к нему Саша. — Может быть, начнем подъем прямо сейчас? Надеюсь, сил хватит. Наверху и заночуем. Неужели не взберемся до темноты?

— Действительно, — поддержал его Лобанов. — Чего ждать?

— Нет, нет, — замахал на них руками старик. — Рано утром пойдем, пока не сильно печет, чтобы рассвет застал нас уже на горе. Я эти места знаю, слушайте, что говорю, а то получится, как в прошлый раз.

Напоминание о непроходимых каменных осыпях и глубоких оврагах заставило Юрия слегка поморщиться — кому приятно признавать собственные промахи и глупое упрямство, но тем не менее после недолгих размышлений он согласился с Воком:

— Пожалуй, послушаемся совета бывалого человека.

Как ни подгоняло нетерпение, Руднев тоже смирился, отказавшись от своего предложения. К тому же китаец всегда отличался предельной деликатностью, и только нечто чрезвычайно серьезное могло вынудить его достаточно жестко заявить, что настаивать не следует. Хорошо, ждали долго, подождем еще немного. Но как же томительно сидеть у подножия горы, видеть озаренные солнцем вершины и не подниматься к ним…

Встали затемно, не разжигая огня, на скорую руку перекусили остатками вчерашнего ужина и чуть не ощупью начали карабкаться по тропе, серпантином извивавшейся между земляными дамбами рисовых чеков.

Китаец оказался прав: ноги скользили и разъезжались в непросыхающей грязи, от протухшей воды несло тошнотворной вонью, местами приходилось пробираться, балансируя на краю раскисших, расползающихся земляных валов, с трудом задерживавших влагу на полях. Ничего не стоило сорваться и угодить в темную жижу.

Временами казалось, что она дышит, как живая: булькает и жадно чмокает в предвкушении добычи, а потом тяжело и разочарованно вздыхает, когда люди, удачно миновав опасный участок, благополучно поднимались к следующему чеку. Хотелось глотнуть свежего воздуха, остановиться и хоть немного передохнуть, но старик все подгонял, неутомимо отыскивая верный путь к перевалу. Да и то, попробуй остановись, если под ногами все колеблется, словно идешь по зыбкому льду, тоненькой корочкой застывшему над бездной вод.

Конечно, здесь нет бездонной глубины топких болот, но горе тому, кто поскользнется или потеряет равновесие, одурманенный гнилостным запахом. Действительно, днем подниматься было бы еще хуже: под палящими лучами солнца испарение усиливается, и человек может задохнуться от ядовитых миазмов, а предутренний ветерок немного разгоняет их и относит в сторону, не давая застояться зловонным облакам.

Тропа казалась бесконечной: подъем, короткий прямой участок с хлюпающей жижей, крутой поворот, опять подъем… Небо на востоке заметно посветлело и стало наливаться розовым перламутром, а они все шли и шли наверх, стиснув зубы, тяжело дыша и уже не вытирая градом катившийся по лицам пот. Бросить бы давившую на плечи поклажу, отвязать бы от пояса веревку, которой велел соединиться предусмотрительный китаец, чтобы не потерять друг друга в темноте и вытащить сорвавшегося с тропы, почувствовать себя легким и свободным, взлететь птицей к перевалу, но… Хлюпает жижа, астматически, с присвистом дышит впереди старик, с трудом одолевая очередной подъем, — перевал по-прежнему далек…

Наверх они выбрались, когда уже разгорелся день. Увидев весело бежавший по камням быстрый ручей, Лобанов загоготал, бросил мешки и кинулся к воде — смыть грязь, припасть губами к светлым холодным струям, еще сохраняющим свежий запах и вкус горного снега. Саша тоже начал плескаться, скинув рубашку, а Вок, вконец обессилевший после утомительного подъема, растянулся в тени раскидистого куста.

— Прелесть. — Усевшись рядом с ним на камень, Юрий подставил солнцу мокрое лицо. — А дышится как… Удивительно — здесь хрустальная струя, а внизу сущее болото.

— Есть многое, о друг Горацио… — обернувшись, улыбнулся Руднев. Он тщательно прополоскал флягу и наполнил ее свежей водой.

Пейзаж, открывшийся за перевалом, разительно контрастировал с тем, что осталось позади: синие дали, строгая графика гор, зеленые кроны деревьев, настоящий райский уголок.

Развеселившаяся Цянь, строя уморительные гримасы, скакала вокруг отдыхавшего старика. Посмеиваясь над ее ужимками, Лобанов закурил, потом отвернулся и стал поглядывать вниз — туда, где было место их последней ночевки. Внезапно лицо его застыло, рот приоткрылся, единственный глаз напряженно прищурился.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил подошедший Саша.

Не отвечая, Юрий ощупью нашел его штанину и дернул, заставляя сесть. Руднев повиновался, недоумевая, что вдруг случилось с капитаном, в чем причина его столь странного поведения. Почувствовал признаки страшной болезни? Нет, только не это!

— Смотри туда. — Притянув голову Саши к своей, Лобанов показал на скалы далеко внизу. — Смотри!

Руднев вглядывался в камни до рези в глазах, но ничего не мог понять: что он должен увидеть? Что померещилось подозрительному Юрию? Да нету там ни черта! Камни, пыльная тропа, на расстоянии казавшаяся тонкой нитью, и…

Саша похолодел: на тропе появился человек с винтовкой в левой руке. Правой он поднес к глазам бинокль и направил его на склон горы, явно обшаривая ее взглядом через сильную оптику. Сомнений нет, под солнцем голубизной блеснули стекла, когда неизвестный поворачивался, меняя угол обзора. Однако как внимательно он изучает тропу между рисовых чеков на террасах!

Вот человек опустил бинокль, и из-за скалы появился еще один неизвестный с винтовкой за плечами. За ним второй, третий, четвертый…

— Одиннадцать и две вьючные лошади, — дождавшись, пока вся группа вытянулась в походную цепочку, мрачно подвел итог Лобанов. — Выходит, Фын не ошибся.

— Что случилось? — спросил сзади Вок.

— Иди сюда, — позвал его Юрий. Когда старик приблизился, он показал ему казавшихся издали совсем не страшными вооруженных людей, медленно продвигавшихся к оставленному искателями сокровищ месту ночлега.

— Проклятие, — прошептал помертвевшими губами китаец. — Они идут по нашему следу.

— Нас могли заметить в бинокль? — проверяя револьвер, уточнил Руднев.

— Вряд ли, — не отводя взгляда от неизвестных, ответил капитан. — Солнце им в глаза, а мы в густой тени, да и расстояние слишком велико. Им и в голову не придет, что мы наблюдаем за ними с крутизны. Наверное, думают, что мы уже давно спустились с перевала на другую сторону и теперь карабкаемся по скалам к пещерному городу. Кто это может быть?

Он повернулся к Воку, уже успевшему немного прийти в себя.

— Не знаю, — пожал плечами старик. — Это может быть кто угодно, только не друзья… Провидение спасает нас, показав нам врагов на ладони земли.

— Опять мистика! — хмыкнул Юрий. — В общем, так. Остаемся тут и устраиваем засаду. Тропка узкая, они пойдут по одному, и мы легко перестреляем всю банду, как куропаток. Им и укрыться негде.

— А если эти люди идут не за нами? — усомнился Саша.

— Да? — фыркнул Лобанов. — Я согласен подождать, пока они не начнут подниматься по тропе. Или ты полагаешь, что мы видим мирный купеческий караван?

— Не нужно стрелять! — неожиданно заявил китаец.

— Как это? — удивился капитан. — Здесь самое удобное место, чтобы устроить хорошую засаду.

— Не нужно стрелять, — твердо повторил Вок.

— Ты хочешь предложить что-то другое? — заинтересовался Саша.

— Да, — кивнул старик. — У нас есть более сильное оружие…

Глава 14

Чего-чего, а предприимчивости, упорства и отваги Жао было не занимать, поэтому он принял все меры, чтобы больше не упустить искателей сокровищ и следовать за ними по пятам до тайника. Следовать, конечно, скрытно, терпеливо прячась, пока не наступит момент решительно заявить свои права на золото, подкрепив их вескими аргументами превосходства силы и хитрости.

Отобрав из своих головорезов пятнадцать самых надежных, Быстрорукий поднялся по реке и совершил стремительный бросок к железной дороге — на станции от верного человека он получил сведения, что русские и старый Вок сели в поезд. Сойти они могли только в одном месте: там, где кратчайший путь к горам Белые Облака. Старик наверняка хорошо знает местность и не станет терять времени, пускаясь в обход, тем более с ними две женщины. Он несомненно изберет самый короткий маршрут, а Жао будет поджидать их на станции назначения, а потом отправится следом. И кладоискатели, сами того не подозревая, приведут его к заброшенному древнему пещерному городу.

Конечно, есть риск — старик может знать иные пути, но Быстрорукий справедливо рассудил, что до гор и пещерного города он в крайнем случае доберется самостоятельно, наняв местного проводника, если, паче чаяния, не удастся дождаться русских или они вновь ускользнут от него.

Жао разместил своих людей в пригороде, изменил внешность и целыми днями околачивался на маленькой пристанционной площади, встречая поезда и высматривая среди пассажиров знакомые лица. Наконец его терпение было вознаграждено: кладоискатели прибыли!

Спрятавшись в дешевенькой харчевне, Жао через открытое окно неотрывно наблюдал за ними: все вместе, никто не отстал и не потерялся. Отлично! Большой одноглазый белый дьявол тут, вместе с сестрой и приятелем, не спускавшим с девушки влюбленных глаз, за ними старый Вок с племянницей и пропавший Фын.

Последний особенно обрадовал бывшего полицейского: сама милостивая судьба отдает в его руки сразу всех тех, кому известна тайна клада. Однако радоваться рано — сначала нужно довести дело до конца.

Проводив прибывших до крестьянской телеги и убедившись, что они выехали из городка, Быстрорукий вернулся к своим людям и приказал собираться в путь. Но вдруг возникли непредвиденные осложнения. Узнав, куда им предстоит отправиться, бандиты взбунтовались, не желая рисковать, — все были порядком напуганы известием о свирепствующей в провинции черной болезни.

— Ты не пойдешь? — безошибочно определив заводилу, строго спросил у него Жао.

— Нет, — твердо ответил тот. — И дру…

Договорить он не успел: выхватив спрятанный под одеждой маузер, бывший полицейский выстрелил ему в живот и моментально направил ствол на стоявшего рядом.

— Ты?

Не дав ему раскрыть рта, Быстрорукий снова нажал на спусковой крючок. Пуля вошла в сердце. По опыту он знал: любое непослушание в отряде нужно давить немедленно, еще в зародыше, и самым жестоким способом. К тому же эти люди все равно смертники: сами того не ведая, они идут к собственной кончине, поскольку Жао не собирался делиться золотом ни с кем. Даже с Чжоу и Ай Цином, если бы они остались живы. Глупо делить на части то, что можешь получить целиком!

Остальные предпочли выступить из городка: лучше уж рискнуть и при удаче стать богатым, чем прямо здесь поймать пулю, вылетевшую из маузера бешеного главаря, зверевшего при виде крови. Порядок был восстановлен, но Быстрорукий не обольщался насчет своих подчиненных — они могли затаить злобу и при случае жестоко отомстить. Поэтому он постоянно был настороже, пока не убедился, что ему действительно вновь удалось овладеть ситуацией и полностью ее контролировать.

Итак, он вывел на старую дорогу небольшой отряд из тринадцати человек при трех вьючных лошадях. Сам Жао был четырнадцатым. Покачиваясь в седле низкорослой чалой кобылки, он ехал в арьергарде и настороженно следил за своим пестрым воинством. Впереди, примерно на расстоянии половины дня пути, тащились на крестьянской телеге кладоискатели, разматывая незримую нить, держась за кончик которой Жао надеялся добраться до золота.

Быстрорукий, желая удостовериться, что телега никуда не делась, время от времени заставляя кобылу подниматься на какую-нибудь возвышенность, подносил к глазам трофейный японский бинокль и нетерпеливо отыскивал на дороге легкое облачко пыли. А потом стало гораздо легче: преследуемые шли пешком, а в отряде Жао имелись отменные следопыты.

Помня, как ему повезло с рисунком на палубе сампана, Быстрорукий тщательно осматривал место каждой стоянки кладоискателей, но постоянно разочаровывался: он находил лишь пепелище костра, остатки пищи и окурки. Ничего способного пролить свет на дальнейшие планы маленького отряда не было. Правда, на глаза внимательному Жао попадались непонятные знаки: то нацарапанные чем-то острым на скалах, то выложенные из мелких камешков на земле, то вырезанные на пустой консервной жестянке. Однако, сколько он ни пытался разгадать их, ничего не получалось.

Казалось, разговаривают слепой с глухим: кто-то кому-то о чем-то сообщает, а вот кто кому и о чем — загадка.

«У них, оказывается, тоже не все гладко и просто, — покачиваясь в седле, размышлял бывший полицейский. — Рано или поздно станет наконец ясно, кто и кому подает сигналы, но до этого что-то непременно должно произойти у моих „поводырей“. Вот только что и когда? И как это отразится на моих собственных планах?..»

Сколько он ни ломал голову над таинственными кружочками, черточками и крестиками, понять их значение ему оказалось не под силу. На всякий случай он устроил засаду, но только потерял зря время: никто не шел следом за его группой. Потом он самым тщательным образом осмотрел в бинокль всю окрестность, но не обнаружил никаких признаков появления чужих людей. Под знойным небом, отстав друг от друга почти на дневной переход, медленно двигались к заветным горам только кладоискатели и его небольшой караван. И больше ни одной живой души на многие ли.

Вскоре начались неожиданности: ни с того ни с сего вдруг пала чалая кобыла. То ли наелась дурной травы, то ли пришло ее время. Жао пришлось дальше идти пешком. Оставшиеся лошади были нагружены до предела, а перекладывать снаряжение на плечи своих головорезов Жао не решался, опасаясь нового взрыва недовольства. Не станешь же без конца размахивать маузером — так и самому недолго поймать пулю.

Потом сдохла еще одна лошадь, и часть поклажи пришлось тащить на горбу. За оставшимися животными Быстрорукий приказал следить и ухаживать, как за любимыми женами, пригрозив немедленно расправиться с виновным в небрежении. Но бандиты и сами прекрасно понимали, что куда лучше шагать налегке, чем корячиться по жаре с мешками и вьюками на плечах. Поэтому лошадей берегли как зеницу ока.

Перед рассветом разведка обычно подбиралась поближе к стоянке кладоискателей и выжидала, пока они проснутся и выйдут из лагеря, чтобы определить направление их движения. Один раз соглядатаи рискнули подойти чуть ли не вплотную к костру и, узнав об этом, Жао разъярился: чересчур услужливые идиоты готовы все испортить, встревожив ничего не подозревающих русских и старика! Правда, все обошлось, но в дальнейшем ограничивались наблюдением в бинокль.

Когда бывшему полицейскому доложили, что после очередной ночевки из лагеря вышли не шесть, а всего пять человек, Жао не на шутку встревожился: в чем дело? Кто пропал? По словам разведчика, белые и женщины ушли. Значит, исчез Фын? Неужели эта змея опять ускользнула?

Схватив бинокль, Быстрорукий взобрался на скалу и впился глазами в цепочку людей, медленно шагавших по пыльной дороге. Расстояние было велико, но сильная оптика позволяла достаточно хорошо разглядеть фигурки уходивших. Ага, вот большой белый дьявол — его ни с кем не спутаешь. Впереди старик Вок, женщины и второй русский. Действительно, Фына нет.

Едва дождавшись, пока они отойдут подальше, Жао кинулся к месту их ночевки. Слишком много загадок: непонятные значки на камнях и пустых жестянках, а теперь еще исчезновение бандита. Кому понравится, если постоянно возникают вопросы, на которые нет ответа?

Как и ожидал Быстрорукий, были обнаружены оставленные кем-то метки: все те же крестики, кружочки, стрелочки, повернутые остриями вверх и вниз. Абракадабра, не похожая ни на криптограммы каторжников, ни на условные знаки торговцев опиумом или живым товаром. Явно эти письмена предназначены не ему, но кто их автор и адресат, что они таят в себе — уж не угрозу ли его замыслам? Ладно, еще будет время поразмыслить об этом. Сейчас важно разобраться с Фыном.

Жао приказал все тщательно осмотреть, и вскоре его позвали к расщелине в скалах. Бывший полицейский терпеливо ждал, пока уберут щебень, сохраняя на лице выражение равнодушного спокойствия. Вскоре открылось тело Фына. Убитый лежал вниз лицом, и рана на спине была хорошо видна. Быстрорукий помрачнел и дал знак восстановить все в прежнем виде.

Что ж, еще один человек, знавший тайну клада, унес ее в могилу. Но что за трагедия разыгралась в лагере, кто всадил нож под лопатку бандиту? Стоило ли тащить его за собой по адской жаре в этакую даль, чтобы потом прирезать и завалить камнями? Странно, почему Фына не убрали сразу, как только он появился на сампане? Зачем русские так долго ждали? А в том, что убийца кто-то из них, Жао не сомневался.

К сожалению, его подручные, уже побывавшие на стоянке, затоптали землю, как стадо свиней, и теперь следы невозможно было прочесть, а значит — и восстановить картину убийства. И еще очень жаль, что этот мерзавец умер такой легкой смертью. Подобной милости он не заслужил. Сам Жао ни за что не дал бы ему так легко умереть и почти мгновенно отправиться на небо, а вернее, в ад, где злобные демоны давным-давно поджидали душу вероломного бандита. Впрочем, важно другое: золотые доллары продолжают неуклонно собирать кровавую жатву, уносят одну жизнь за другой, не дав взамен ни грана драгоценного металла. Ушли в небытие сам Аллен, совершивший ограбление банка, его приятели-гангстеры, Ай Цин, Чжоу, прекрасная Мэй, подлый Фын и множество других. Кто следующий?

Место ночлега кладоискателей Жао покинул в дурном расположении духа, поскольку так и не понял, почему убили бандита. И кто убил? Может, его заколол тот, кто оставлял непонятные метки для неизвестных сообщников? Или все-таки Фына закололи русские? Но не они же оставляют метки? Или они? И они же закололи бандита? Но если так, то… Нет, лучше не думать сейчас об этом, иначе свихнешься. Подождем, пока появится какая-нибудь новая информация, которая поможет разгадать все загадки.

Заброшенную деревню Быстрорукий предусмотрительно обошел стороной, увидев в бинокль, как бежали из нее искатели сокровищ. Что там произошло, помешали разглядеть расстояние и колеблющееся знойное марево, искажавшее предметы так, словно смотришь на них сквозь мутную воду. Но почему они чуть ли не галопом мчались из деревни? Видно, соваться туда было рискованно. А в том, что русские и старик не на шутку рисковали, Жао вскоре убедился, обнаружив на обочине дороги еще один могильный холмик, сложенный из камней.

Двое подручных, повинуясь его приказу, разбросали камни. Увидев покрытое темными пятнами посиневшее лицо умершей китаянки, бывший полицейский велел всем немедленно отойти и безжалостно расстрелял тех, кто открыл могилу.

— У нее черная болезнь! — размахивая пистолетом, заорал он на возмутившихся бандитов — Вы что, тоже хотите подохнуть в жутких корчах? Бросьте здесь эту падаль, а недовольных я положу рядом! Ну, кто?

Услышав о черной болезни, подручные немедленно успокоились, и Жао дрожащей от возбуждения рукой запихал маузер в лакированную деревянную кобуру, висевшую на тонком ремешке через плечо.

Итак, следующим оказались девчонка и два головореза, которым просто не повезло. Теперь в отряде осталось двенадцать человек. Пришлось пообещать сделать каждого из них настоящим богачом, увеличив им долю добычи.

Далеко впереди поднимали ногами пыль русские и старик китаец. Шагая по их следу, Жао молил всех богов, чтобы с Воком ничего не случилось: он проводник, лишь он знает тайну города пещер, и, если старик погибнет, до золота не добраться никому. А горы постепенно приближались, и бывший полицейский опять почувствовал знакомый зуд нетерпения и близкой удачи: он возьмет доллары назло судьбе и любым силам ада! И никто не сумеет помешать, а если какой-нибудь безумец решится встать у него на дороге, пусть пеняет на себя!

Вечером Быстрорукий вновь вернулся к возникшей еще днем мысли: не напасть ли на ничего не подозревающих искателей? Не хватит ли ждать? Нет слов, русские — отважные воины, но их всего двое. Что значат два ствола против его дюжины? Однако отдадут ли они ему Вока живым? Сам бы он такого никогда не допустил.

— Чего тебе? — недовольно буркнул Жао, отрываясь от своих размышлений. Перед ним стоял разведчик, отряженный наблюдать за ночлегом русских.

— Они уходят, — бесстрастно сообщил тот.

— Как?! — опешил бывший полицейский. Куда несет белых дьяволов ночью? Неужели заметили преследователей и хотят оторваться от погони под покровом темноты?

— Старик зажег самодельный факел, и они снялись, — подтвердил разведчик.

— Подъем! — вскочил Жао. — Немедленно выступаем! Нельзя дать им скрыться!

В считанные мгновения его люди были готовы, но погоня сразу же началась с неудачи: чтобы не спугнуть кладоискателей, шли без огня, и один из головорезов Жао рухнул в овраг и разбился насмерть. Остальные потребовали либо разрешить зажечь факелы, либо оставить безумную затею до утра, поскольку местность изобиловала изготовленными самой природой смертельными ловушками — каменными осыпями, узкими тропами по краям оврагов, острыми обломками скал.

Скрепя сердце Быстрорукий вынужден был уступить и всю ночь не смыкал глаз, дожидаясь рассвета. Как только чуть забрезжило на востоке, он разослал разведчиков в разные стороны, приказав отыскать дорогу и следы беглецов. День прошел в бесплодных поисках и тревоге: русские и Вок словно сквозь землю провалились. И только спустя еще один день удалось обнаружить их около обители монахинь. Увидев в бинокль старика, Жао вздохнул с облегчением — проводник жив! Все, хватит играть в кошки-мышки, хватит томительного ожидания! Как только кладоискатели достигнут гор, он внезапно нападет и захватит Вока…

Опустив бинокль, бывший полицейский довольно усмехнулся.

— Они миновали террасы и прошли перевал.

— Заночуем внизу? — спросил один из стоявших рядом подручных. — А завтра полезем наверх?

— Зачем ждать? — дав сигнал продолжать движение, сердито сплюнул Жао. — Ночевать будем на перевале. До заката успеем подняться, немного отдохнем, подтянемся к ним вплотную и на рассвете атакуем. Запомните, нам нужен только старик, обязательно живой и невредимый!..

— Как мы их остановим? — почесав подбородок стволом револьвера, недоверчиво прищурился Лобанов. — Засада — самое верное дело. Тропа узкая, они обязательно пойдут цепочкой, по одному, а укрыться от огня негде. Для меткого стрелка на четверть часа работы. Вдвоем мы их перещелкаем еще быстрее.

— Ты забыл про лошадей, — усмехнулся Вок. — Кто-то останется с ними внизу.

Капитан и Руднев еще раз осмотрели раскинувшиеся по склону горы террасы рисовых чеков, прикидывая расстояние, с которого можно открыть из револьверов огонь на точное поражение. Да, пожалуй, старик прав: если часть преследователей останется с лошадьми и будет прикрывать подъем, два револьвера против их винтовок — маловато. К тому же неизвестны намерения противника. Вдруг лошадей тоже потащат к перевалу или будут подниматься поочередно, разделившись на группы? Тогда поднявшиеся первыми примут на себя удар, не позволив уничтожить других, а расстояние прицельного выстрела револьвера значительно меньше, чем у винтовки или карабина.

— Не надо стрелять, — настойчиво твердил китаец. — У нас есть более сильное оружие.

— Какое? — недоуменно поднял брови Юрий.

— Вода, — просто ответил старик. — Идите за мной.

Заинтригованные друзья перепрыгнули весело журчавший ручей и, следуя за Воком, подошли к буйным зарослям травы, поднявшей навстречу жаркому солнцу махровые зонтики пышных соцветий. Раздвинув трубчатые мясистые стебли, китаец показал на деревянный сруб с массивной заслонкой из плотно пригнанных толстых досок, наполовину занесенных сором. Рядом был еще один такой же сруб, но его заслонка была поднята. Ударяясь в первую заслонку, струи ручья свивались в небольшой водоворот, бурно устремлялись в отверстие, разгонялись и, вспенившись, начинали скакать по камням, образуя маленькие водопады, искрящиеся мириадами радужных брызг. Здесь ручей менял направление и стекал по каменистому склону.

«А по камням журчат светлые ручьи, несущие прохладу ледников», — вспомнил Саша слова старика, сказанные при первой встрече на сампане.

— Ты сильный, — уважительно склонил голову Вок, легко прикоснувшись к широченной груди Лобанова. — Нужно закрыть вторую заслонку и открыть первую. Тогда вода ринется на террасы.

— Ручей слаб, их не смоет, — критически хмыкнул Саша, наклонившись к древнему сооружению.

— Смоет, — твердо возразил китаец. — Обязательно смоет! Чеки полны до краев, вода просачивалась не один месяц, а когда ил стронется с места и поползет вниз, ничто его не остановит. Он поглотит даже тех, кто останется внизу. Я знаю. Весь склон превратится в огромное грязевое болото, и никто не поднимется на гору долгие дни, пока грязь не просохнет под солнцем.

— Удастся открыть? — Юрий потрогал доски заслонки, на совесть сработанные древними мастерами из твердой породы дерева.

— Надо! — словно бросив камень, решительно взмахнул рукой Вок. — Иначе нам несдобровать. Но сейчас рано: подождем, пока они начнут подниматься к перевалу.

Капитан выбрал подходящее деревце и срубил его, заострив один конец. То же самое проделал и Саша, вырубив слеги себе и Воку, чтобы помочь Юрию поднять заслонку, — втроем, наверное, это будет им по силам.

Спрятавшись за камнями в самой гуще зарослей на краю обрыва, они напряженно следили за цепочкой людей, с каждым шагом приближавшихся к подножию горы. Казалось, уже можно различить детали снаряжения преследователей, но их лица, к сожалению, были закрыты пестрыми платками, предохранявшими от пыли. А так хотелось увидеть, кто идет за ними по пятам, упорно пробираясь к заброшенному пещерному городу. Время ожидания томительно тянулось. Огня разводить не решились, боясь выдать себя дымом или отсветом пламени на кронах деревьев, поэтому перекусили всухомятку — пожевали зачерствелых лепешек и запили их студеной водой из ручья. Покурили в кулак, поскольку один из неизвестных преследователей — начальник отряда, судя по повадкам и болтавшейся на боку лакированной коробке маузера, — частенько подносил к глазам бинокль, внимательно осматривая заросли на перевале. Если он заметит скрывающихся в кустах кладоискателей, вся затея с заслонками окажется напрасной. Но и отойти было нельзя: иначе пропустишь момент, когда преследователи достигнут тропы и начнут подъем. Пустить воду на рисовые чеки надо не раньше и не позже.

Часа через два отряд наконец достиг подножия горы и остановился у тропы, ведущей к перевалу. О чем-то оживленно переговариваясь, преследователи показывали руками наверх — видимо, обсуждали, как лучше начать подъем. Лошадей отвели в сторону, с ними остались двое, а девять человек стали взбираться по тропе, взвалив на плечи часть груза и повесив на шею винтовки.

— Лошадей потащат сюда, — заключил с интересом наблюдавший за действиями неизвестных Лобанов. — Подстрахуют веревками и втянут.

— Вряд ли, — возразил Руднев. — В подмоге они не нуждаются, знают, что нас осталось всего трое, а у них и так значительный численный перевес. Да еще винтовки.

— Ну, это ты брось, — покосился на него капитан. — Откуда им все знать?

— Вспомни лжеплемянницу, — горько улыбнулся Саша, — и блеск стекла, замеченный Фыном. Они давно идут за нами и даже взяли лошадей, чтобы погрузить добычу.

— Пора. — Вок ящерицей отполз от края обрыва и поднял слегу. — Больше ждать нельзя.

Бросив последний взгляд на медленно взбиравшихся по тропе врагов, русские последовали за ним. Подбежав к срубу, Юрий вытоптал вокруг него растительность и острым концом слеги принялся счищать мусор, выковыривать спрессовавшиеся с илом ветки, мелкие камешки и перепревшие листья. С помощью Саши и китайца ему удалось обнажить нижнюю часть заслонки и подсунуть под нее слегу.

— Давайте вместе, — обернулся он. — Разом, по моей команде.

Дружно налегли на жерди, напрягаясь до темноты в глазах. Послышался хруст, и Лобанов, не удержав равновесия, упал на колени. В руках у него остался обломок слеги.

— Тьфу ты, пропасть! — Отбросив его, Юрий ухватился могучими руками за верхний край заслонки и принялся ее раскачивать, пытаясь поднять.

Шея у него налилась кровью, мышцы спины вздулись, но разбухшее дерево не поддавалось.

— Давай, давай! Хо! — налегая грудью на слегу, приговаривал старик. Саша, стиснув зубы, упирался ногами в сырую землю и изо всех сил старался просунуть острый конец палки под заглушку.

Когда уже казалось, что ничего не получится, что надо бросить эту затею и, пока не поздно, занять позицию для неравного скоротечного боя с превосходящим противником, заслонка вдруг зашаталась и медленно, страшно медленно, стала выходить из пазок сруба, открывая доступ воде на рисовые чеки верхней террасы.

— Еще немного, еще… — хрипел от натуги Лобанов, а струи воды жадно лизали его ступни, образуя маленькие водовороты, и с журчанием устремлялись в расширявшуюся щель под заслонкой.

— Шанго! Хорошо! — с облегчением рассмеялся Вок, распрямляя спину. — Быстрее, закроем другую!

Втроем они налегли на вторую заслонку и с превеликим трудом опустили ее. Правда, закрыть до конца не удалось: вода все равно просачивалась, но это уже не имело значения. У первого сруба вырос пенный бурун, доски заслонки, казалось, гудели под напором быстрого ручья, стремившегося на простор террас.

— Дин хао! Очень хорошо! — как ребенок радовался старик, не обращая внимания на недовольные крики своей любимицы Цянь, привязанной к дереву, чтобы не мешала. Не привыкшая к такому обращению со стороны хозяина ласковая ручная обезьянка сердилась, что ее оставили одну. Но до нее ли сейчас?

— Сработает? — отряхивая грязные брюки, с сомнением спросил капитан.

— Пошли, будем смотреть. — И китаец первым засеменил к обрыву.

Идущие по тропе еще не почуяли надвигающейся на них смертельной опасности. Строители оросительных сооружений все хорошо продумали: вырвавшаяся на волю вода веером растекалась по склону, быстро заполняя до краев огороженные земляными валами верхние чеки. Они взбухали прямо на глазах, поднимая со дна желто-бурые пласты вязкого ила.

— Там тоже есть заслонки, но их некому открыть, — объяснил Вок. — Землю размоет, и вода пойдет на другие террасы, поползет грязь. Сейчас увидите.

Внезапно вал верхней террасы прогнулся и рухнул, открыв путь потоку ила и воды, с шумом устремившемуся вниз. Цепочка людей на тропе остановилась. Они подняли головы, увидели, что произошло, и заметались, тщетно отыскивая путь к спасению. На них неудержимо ползла грязевая лавина, похожая на гигантский язык доисторического чудовища, не ведающего ни снисхождения, ни жалости, готового без разбора, с жадностью поглотить всех и вся на склоне.

— Убегут? — следя за попавшими в ловушку преследователями, почему-то шепотом спросил Саша.

— Не успеют, — прикинув скорость грязевого потока, злорадно усмехнулся Лобанов.

— Скоро, теперь скоро, — подтвердил китаец.

Так и случилось. В считанные секунды грязевой вал накрыл поднимавшихся по тропе и стремительно покатил дальше, все расширяясь и увеличиваясь в размерах. Мелькнули на поверхности несколько голов утопающих в грязи, слабо донеслись их истошные, полные отчаяния вопли, потом все смешалось, и поток ухнул на очередной уступ. Вода продолжала быстро прибывать, вымывая все новые и новые слои слежавшегося ила. Она несла их к подножию горы, практически не встречая сопротивления.

Двое неизвестных, оставшихся внизу с лошадьми, сначала словно окаменели, наблюдая ужасную картину катастрофы, но быстро опомнились и начали стаскивать со спин усталых животных вьюки, надеясь умчаться верхом от неминуемой смерти. Испуганные лошади рванули, одна унеслась, волоча за собой вцепившегося мертвой хваткой в поводья человека, а другая, дав свечу, сбила хозяина с ног и кинулась в сторону. И тут грязевой вал достиг долины, лениво накрыл не успевшего подняться неудачливого наездника и пополз дальше, вспучиваясь и опадая, как живой взбираясь на камни и скрывая их под собой.

— Все. — Повернувшись спиной к долине, Вок достал трубку и дрожащими пальцами начал набивать ее табаком. — Надо опять закрыть заслонку.

— Зачем? — поднеся ему зажженную спичку, усмехнулся Юрий.

— Когда-нибудь сюда придут люди и будут снова выращивать рис, — тихо сказал старик. — Подумаем о них.

— Хорошо, — согласился Руднев, — но подождем еще немножко. Хуже не будет. На всякий случай…

Спустя некоторое время они пустили ручей по прежнему руслу, развели костер и приготовили похлебку. День клонился к вечеру, все неимоверно устали, но ночевать рядом с «новым кладбищем», как образно выразился Саша, никому не хотелось. Перед тем как уйти с перевала, подобрались к обрыву и опять поглядели вниз, где все еще стекали по склону отдельные жиденькие ручейки и временами жутко шевелилась тускло блестевшая под красноватыми лучами заходящего солнца лавина грязи. Тишина, ни единого признака жизни, только бродит в отдалении ошалевшая от страха кобыла со сползшими набок вьюками.

— Поймать бы, — глядя на нее, мечтательно причмокнул Лобанов. — Пригодилась бы…

— Опомнись, — урезонил его Руднев. — Даже если спустишься, то как втянешь ее наверх?

— А взять только тюки, — не унимался Юрий, и стоило большого труда отговорить его от безумной затеи. Но тут же он загорелся новой идеей, заметив торчащий из грязи ствол ружья.

Вытащив из мешка веревку, капитан сделал на конце скользящую петлю и раз за разом упорно пытался набросить ее на ствол, не обращая внимания на призывы оставить бесполезное занятие и резонные замечания спутников, что расстояние до цели слишком велико, а надеяться на слепую удачу просто глупо. В конце концов упорство победило, и петля захлестнулась на оружии. Сильно рванув, Лобанов удивленно крякнул: вместе с ружьем из грязи медленно поднялся мертвец, на шее которого перекрутился ремень винтовки.

— Ай, нехорошо, — испуганно присел Вок. — Брось его, брось!

— Не мешай, — беззлобно рявкнул Юрий и, сунув в руки Саше конец веревки, побежал за другой.

Вскоре он набросил вторую петлю на погибшего и с помощью Руднева вытащил свой страшный трофей наверх. Первым делом капитан снял винтовку. Это оказался вполне исправный винчестер, только сильно забитый грязью. Отложив его, Лобанов осмотрел убитого китайца.

— Треснулся о камень, — показал он на рану на голове покойника, одетого в темный халат, заношенную светлую рубаху и солдатские штаны, заправленные в грубые сапоги со стегаными матерчатыми голенищами.

На поясе погибшего висел полный патронташ, но никаких других вещей или бумаг при нем не оказалось. Не было даже кисета и огнива. Забрав оружие и патроны, Юрий спихнул труп вниз, буркнув, что на привале приведет винчестер в порядок…

Проснувшись утром, Саша открыл глаза и замер, очарованный красотой пейзажа. Вчера, почти в темноте, не было возможности да и охоты рассматривать окрестности — валила с ног усталость, хотелось поскорее лечь и забыться сном, дав отдых измученному телу. Помнится, перешли вброд какую-то мелкую, но очень быструю речушку с ледяной водой, бешено скакавшей по скользким камням, и выбрали подходящее место для ночлега. Высидев у костра до полуночи, Руднев почувствовал, что больше не может, и разбудил сладко похрапывающего капитана.

А сейчас вокруг был сказочно прекрасный лес, насквозь пронизанный лучами яркого утреннего солнца, игравшего в кружевных листьях. Блики света лежали на траве причудливыми пятнами, зеленел мох на валунах, покачивая резными листьями, чуть шевелились под легким ветерком пышные папоротники, а над кронами деревьев проносились птицы, рассекая свежий горный воздух упругими крыльями. Не та ли это «пронизанная светом заросль», о которой говорил старик?

Над огнем уже закипала в котелке вода — Лобанов не терял зря времени. Подмигнув, он подкинул на ладони винчестер, щелкнул затвором.

— Отличная игрушка! И магазин полон!

— А где старик? — спросил Руднев.

— Умывается, — отложив винтовку, улыбнулся Юрий. — Поднимайся, пора перекусить — и в дорогу. Сейчас будет готов чай…

Роща, очаровавшая путников своей красотой, раскинулась на прогретом солнцем пологом склоне, а за ней начиналось беспорядочное нагромождение циклопических камней, между которыми был только один узкий, похожий на лабиринт проход. Он упирался в отвесную скалу, напоминавшую высоченную стену неприступной крепости, построенной в незапамятные времена зодчими-великанами, с легкостью ворочавшими многопудовые громады.

Китаец вступил в лабиринт и уверенно повел русских вперед. Он хорошо ориентировался в сумраке тесного коридора, петлявшего среди мощных глыб, закрывавших солнце. Саша вдруг почувствовал себя муравьем, пылинкой в бесконечном мироздании, ничтожным комочком живой слизи, неведомо как попавшим в царство недвижных каменных исполинов. Что ощущали здесь люди прошлых веков? Размышляли, как нынешние, над собственным ничтожеством или просто боялись непознанных сил природы?..

— Сейчас пойдем наверх. — Старик обернулся, сморщил в улыбке лицо и пересадил обезьянку на другое плечо. — Туда!

— Шутить изволит, — криво усмехнулся Лобанов, поглядев на упирающуюся в небо отвесную скалу. — Уважаемый Вок Вай, наверное, ты забыл, что мы не умеем летать!

— Не надо летать, — не принял шутки китаец. — Так пойдем, ногами.

Вопреки ожиданиям, тропинка не упиралась в скалу, а огибала ее. Они вышли к широкой трещине в монолите, где неизвестные каменотесы вырубили грубые ступени. Немного передохнув, начали головокружительный подъем, страшась поглядеть вниз или, не приведи Бог, оступиться. Упираясь руками и спинами в камень, кладоискатели упорно карабкались к вершине, пока один за другим не выбрались на почти гладкую площадку, со всех сторон окруженную скалами. Лишь справа, по узкому карнизу, тянулась неровная козья дорожка.

— Веревку давай, — потребовал Вок. — Сделай петлю.

Юрий достал из мешка веревку и сделал скользящую петлю. Следуя указаниям проводника, он встал одной ногой на карниз и посмотрел вперед.

— Каменный палец видишь? — спросил сзади китаец. — Накинь петлю на него. У тебя получится, ты хорошо бросаешь.

Капитан попробовал, но петля соскользнула. Наконец, после четверти часа мучений, ему удалось надежно закрепить веревку.

— Последний обвяжет себя вокруг пояса, — пробуя прочность страховки, объяснил Вок. — Сейчас держите веревку, я пойду первым. Смотрите за мной, как пройти. Вниз не глядеть, не останавливаться, иначе — смерть! Вторым пойдет большой, а ты, — он показал на Сашу, — последним.

Старик разулся, повернулся лицом к скале, осторожно ступил на карниз и бочком пошел по нему, слегка касаясь спиной туго натянутой веревки. Сидевшая у него на плечах Цянь притихла и боялась шевельнуться. Затаив дыхание, друзья следили, как китаец медленно приближается к противоположной площадке, на краю которой торчал обломок камня, похожий на поднятый к небу палец. Наконец Вок миновал его и очутился в безопасности.

Молча стиснув плечо Руднева, капитан скинул сапоги и секунду помедлил. Потом встал на карниз и, почти прилипнув к скале, начал страшный путь. Его огромные ступни не умещались на узкой каменистой тропке, приходилось переносить тяжесть тела на носки и двигаться чуть ли не на цыпочках. Вниз с шорохом сыпались мелкие камешки и исчезали в глубокой пропасти, со дна которой не доносилось ни звука. Саша видел, как взмокла спина Юрия от нечеловеческого напряжения, как побелели пальцы ног, судорожно отыскивавшие малейшую шероховатость в камне. А ладони словно приросли к отвесной стене. Ну, еще шаг, еще, уже рядом «палец», осталось одно движение — и вот наконец Лобанов призывно машет рукой, вымученно улыбаясь бледными губами.

Обвязавшись веревкой, Руднев подошел к карнизу: боязно ступить на него, но идти надо. Глубоко вздохнув, он двинулся вдоль стены и внезапно почувствовал, что силы изменяют ему и нет никакой возможности заставить себя пройти над пропастью. Наступило какое-то странное отупение, голова казалась пустой и звонкой, как туго надутый мяч, глаза застлала радужная дымка, а в глубине сознания возникли слова: вот он, магический сон!

Духи гор не хотят пустить его в заброшенный город пещер, стоит лишь немного качнуться — и наступит освобождение от всего. Короткий полет, последний толчок сердца, бешено разгоняющего по жилам кровь, и тупой удар, которого уже не почувствует угасший разум. Разве удержит его веревка? В лучшем случае он, как маятник, будет раскачиваться над бездной, разобьет голову о стену, искалечится и умрет между землей и небом.

В ушах шумело, словно рядом накатывал на прибрежную гальку пенистый морской прибой, яростное солнце немилосердно пекло голову, ладони… Что с ними? Покрылись пузырями ожогов… Да нет, они пришкварились к раскаленной каменной стене, и ничто теперь не сможет оторвать их! Ничто! Он рухнет в бездну, а ладони останутся…

И тут, как сквозь вату, из неведомой дали донеслись странные голоса: то ли сладкозвучный ангельский хор, в который вплетались мощные басы дьяконов, то ли чарующее, призывное пение сирен… Потом послышались гневные призывы боевой трубы и глухой рокот военных барабанов…

Очнувшись, как от толчка, Саша слегка покачнулся, чудом удержал равновесие, уцепился за выступ стены, перевел дыхание и пошел. Его наполнила ликующая, хмельная радость, и он почувствовал твердую уверенность в собственной неуязвимости: он одолеет неодолимое, он дойдет!

— Боже, как ты напугал нас, — втащив его на площадку, облегченно выдохнул побледневший Юрий. — Когда ты пошатнулся, у меня аж сердце зашлось!

— Долго я стоял? — все еще не веря, что страшный карниз уже позади, спросил Руднев и принялся натягивать сапоги.

— Стоял? — недоуменно поглядел на него Лобанов. — Ты не останавливался ни на секунду.

— Вот как? — озадаченно пробормотал Саша и поднес к глазам ладони: на них не осталось никаких следов.

Внимательно наблюдавший за ним Вок чуть улыбнулся и закинул за спину мешок.

— До вечера надо успеть к пещерам. Не забудьте веревку, она еще пригодится…

На закате, после долгих бесчисленных подъемов и спусков, старик вывел их к ущелью и показал на черный зев отверстия, в которое свободно могла въехать телега.

— Там вход в заброшенный пещерный город…

Глава 15

Увидев надвигающийся грязевой вал, Жао сразу понял: шансов на спасение почти нет! До трагического конца осталось несколько коротких мгновений. Мутная волна тяжелого ила, воды, грязи, мокрой земли вот-вот накроет его с головой, навсегда похоронив под своей толщей, а потом равнодушно поползет дальше, вниз по склону, влекомая собственной неимоверной тяжестью.

Но «почти нет» — еще не означает, что шансов совсем нет! Главное — не потерять присутствия духа, бороться за жизнь до последнего вздоха, до последнего биения сердца. Любой ценой выжить… Жао, повинуясь инстинкту, изо всех сил оттолкнулся и прыгнул вниз, надеясь выиграть несколько секунд и отыскать хоть какое-то укрытие, способное защитить его: от первого, самого страшного удара оползня. О тех, кто вместе с ним поднимался к перевалу, бывший полицейский не думал — пускай каждый выбирается в одиночку из смертельной западни. Жизненный путь человека предопределен неумолимой судьбой заранее: если кому-то суждено закончить его здесь, так и будет.

Мелькнула мысль, что наверху вода не могла прорваться сама, но он тут же подумал о другом: кажется, шагая по тропе, уныло тянувшейся вдоль раскисших земляных валов рисовых чеков, он видел большой валун, который крестьянам не удалось скатить к подножию горы. Обычно земледельцы тщательно убирают камни, выравнивая площадки террас, но эта глыба, очевидно, слишком глубоко вросла в землю и не поддалась их усилиям. Где же она, где?

Наконец он увидел валун. До него оставалось совсем немного, когда смрадный язык неудержимого грязевого вала лизнул вопивших от страха, бестолково метавшихся по тропе бандитов.

Однако Быстрорукий успел: стремительным броском он преодолел расстояние, отделявшее его от спасительного камня и, плюхнувшись на живот, изловчился, дернулся и подобрал под себя ноги. Глыба вздрогнула под неимоверной тяжестью потока, по бокам ее вспучилась бурая жижа, сомкнулась, поползла дальше, но камень устоял. Жао судорожно вцепился в него и почти обеспамятел, чувствуя, как все выше и выше поднимается туго сжимавшая тело липкая грязь, норовя добраться до ноздрей, походя задушить или играючи утащить с собой, засосать в пучину воняющей гнилью мерзкой адовой похлебки, на его несчастье уваренной врагами. Пальцы совсем онемели, из-под ногтей выступила кровь, в ушах стоял непрекращающийся гул, от напряжения перед глазами плыли радужные круги, а сердце тоскливо сжималось и замирало от ужаса — так страшно, пожалуй, Быстрорукому еще никогда не было.

Неожиданно огромный валун, за которым он спрятался, зашатался, готовый вот-вот уступить бешено напиравшей массе грязи. «Конец», — успел подумать Жао, ощущая, как глыба начала медленно сползать вниз. Или это не выдержали ослабевшие руки и пальцы предательски разжались? Нет, это валун двинулся вместе с потоком.

Охваченный ужасом, он все еще сопротивлялся, раздирая рот в отчаянном крике. Сейчас его раздавит, размозжит, размажет кровавой лепешкой, стерев даже память о том, что жил, дышал, надеялся ничтожно маленький, по сравнению с горами, человек, дерзнувший посягнуть на их сокровенную тайну. Достаточно валуну чуть повернуться, и кости бедного Жао хрустнут, как орех расколется череп, смешав мозги с илом. О, не знающая границ жадность, зачем ты завела его сюда, поставив на край могилы? Мало было того, что имеешь, захотелось еще и еще, а коварный рок уже нетерпеливо потирал руки, готовясь спихнуть во тьму небытия, к которой сам стремился алчный безумец.

Однако капризная удача сегодня была необычайно благосклонна к Жао: съехав несколько шагов вниз по склону, камень не перевернулся и не покатился дальше, а остановился. Перепачканный с ног до головы грязью, мокрый и задыхающийся бывший полицейский понял: теперь он спасен! Вопреки превратностям злой судьбы, вопреки расчетам врагов, вопреки слепой стихии — спасен!

Постепенно напор грязевого потока ослабел, ил и взбудораженная земля осели. Правда, поверх них еще катились струи мутной воды, но это было уже не столь страшно. Сокрушительный удар не может повториться: лавина достигла подножия горы и расползлась внизу, замедлив движение на пологой равнине.

Запрокинув лицо к белесому от зноя небу, Быстрорукий вызывающе захохотал — он опять выиграл, вывернулся, перехитрил, одурачил неминуемую смерть! Грязь — ерунда, потерпим, зато сейчас рядом есть еще один камень, в который можно упереться хотя бы одной ногой, ослабив напряжение уставших рук. Хуже, если его увидят с перевала и добьют метким выстрелом. По крайней мере сам Жао непременно подождал бы наверху, чтобы убедиться в гибели преследователей, и только потом спокойно отправился бы дальше. Поэтому стоит проявить выдержку и пока не высовываться из-за валуна, дабы не нарваться на пулю.

Кажется, у русских нет винтовок, а только револьверы. Но не нужно зря рисковать, лучше дождаться сумерек. Пусть желудок терзают голодные спазмы, пусть глотка пересыхает без воды, пусть на теле и одежде коркой затвердевает грязь — он не шелохнется, пока не стемнеет!

Оказалось, проще принять решение, чем его выполнить. Вконец измучившись, Жао наконец-то вздохнул с облегчением, когда раскаленный, похожий на сгусток крови солнечный диск бросил прощальный красный луч на изуродованный склон горы. Как только темнота начала мягко окутывать окрестности, Жао, чутко прислушиваясь к каждому шороху, попытался изменить позу.

Вокруг царила тишина. Немного приободрившись, он сел и осмотрелся. Пожалуй, наверх ему дороги нет: грязь еще не подсохла и можно сорваться, а вниз сползти можно. Там он приведет себя в порядок. Особенно порадовало Быстрорукого, что уцелел маузер, висевший через плечо на крепком ремне. Конечно, стрелять пока нельзя, поскольку он нуждался в основательной чистке, но все же так спокойнее.

Потихоньку, помогая себе руками, Жао начал спускаться. Двигался он очень осторожно, боясь не удержаться и угодить ненароком в глубокую яму. В конце концов он очутился у подножия горы, встал, с трудом вытащил ступни из грязи и выбрался на сухое место.

Мимо проскользнула уцелевшая при потопе водяная змея, где-то призывно заржала лошадь, и Быстрорукий поспешил туда, надеясь, что хоть кто-то из его людей остался в живых. Споткнувшись, он выругался и хотел отшвырнуть грязную палку, но пригляделся и понял: это же винтовка! Ремень оборван, ствол забит землей, однако бросаться такими вещами в его положении неразумно, и Жао поднял винчестер. Опираясь на него, как на костыль, захромал дальше. Хотел крикнуть, попытаться созвать своих людей, но не решился. Вдруг враги услышат?

Впереди раздалось пофыркивание и топот копыт. Метнувшись неперерез смутной тени, Быстрорукий сумел ухватиться за уздечку запаленно поводившей боками лошади и крепко вцепился в поводья.

— Есть тут кто? — сипло спросил он, не узнавая своего голоса.

Кобыла приседала и вертелась, стоило большого труда успокоить ее. Увидев в нескольких шагах от себя одного из своих парней с проломленным черепом, Жао понял: никто не откликнется. Он остался один.

Наверное, погибший, спасаясь от оползня, хотел ускакать верхом, но не успел снять вьюки. Испуганная лошадь сбила его с ног, а случайно оказавшийся на месте падения камень сделал свое дело, поставив последнюю точку. Жаль: в дороге вдвоем лучше, чем одному. Однако хорошо, что вьюки уцелели, — там запас патронов, еда, одежда, одеяла, спирт.

Не выпуская из рук поводьев, Быстрорукий взял нож убитого, обшарил его карманы и пожалел, что тот бросил винтовку. Потом увел храпевшую лошадь подальше и, стреножив ее, снял поклажу со спины уставшего животного.

Опасаясь разводить костер, бывший полицейский отыскал вяленое мясо и начал жадно рвать его зубами. Глотал непрожеванные куски, прихлебывая из фляги обжигавший гортань спирт и время от времени, как собака, урчал от удовольствия. Вскоре он уже крепко спал, даже не подстелив одеяла, но зато не забыв намотать на руки поводья стреноженной кобылы…

Проснулся Жао с рассветом. Хмеля в голове как не бывало, отдохнувшее тело вновь стало послушным и гибким, душевное равновесие восстановилось полностью, а желанная цель опять властно звала в дорогу. Укрывшись за обломками скал, он разжег небольшой костер и приготовил мясо. Ел долго и много, размеренно работая челюстями, и за едой тщательно обдумывал план дальнейших действий. Нельзя полагаться на удачу, дважды сухим из воды не выбраться, поэтому необходимо хорошенько все обмозговать.

Попив чаю и выкурив сигарету, благо в тюках имелись хорошие запасы, он переоделся, и занялся оружием. Винчестер пришлось бросить, поскольку к стрельбе он оказался непригодным. Вычистив и смазав маузер, Жао рассовал по карманам пачки патронов и набил ими патронташ. Соорудив из мешка походную котомку, положил в нее запас продуктов и табака, повесил на пояс нож и флягу со спиртом, привязал к мешку котелок.

Так. А что делать с кобылой? Одному втянуть ее на гору вряд ли удастся, но и таскать на горбу золото, когда завладеешь кладом, тоже не слишком приятно. Идти придется под палящим солнцем, по безлюдной местности, почти без дорог. Пока выберешься к реке или железной дороге, сломаешь хребет под тяжестью добычи.

Поразмыслив, он срубил два деревца. Из одного сделал длинный посох, а другое вбил в землю, там, где росла густая, сочная, не успевшая высохнуть под солнцем трава. Размотал веревку, привязал ее конец к колышку, привел лошадь и связал веревку с поводьями: пусть пасется, пока люди разберутся с золотом. Дня через два или три она понадобится. Конечно, не худо бы дать животине и водички, но… Ничего, потерпит до его возвращения.

Опираясь на посох, Жао медленно побрел в гору. Теперь не имело смысла таиться или ползти по извилистой тропе — можно двигать напрямик, сокращая путь. Грязь хорошо подсохла под солнцем и ночным ветром, образовав крепкую корку, местами глубоко промытую еще сбегавшими вниз ручейками мутной воды. Достигнув перевала, Быстрорукий обернулся и бросил взгляд в долину: он должен вскоре опять увидеть ее, но уже другим человеком. Богатым человеком!

Раскинувшаяся за перевалом роща поразила его приятной прохладой и причудливой игрой солнечных бликов на изумрудной траве, роскошным ковром расстилавшейся под деревьями. Чудо как хорошо, особенно после долгих дней мучительного зноя, пыли, блуждания по вымершей провинции и отчаянной борьбы с потоком вонючей грязи. Однако Жао не собирался слишком долго предаваться созерцанию красоты — его интересовали следы, оставленные кладоискателями. Претендующие на его сокровища конкуренты — а бывший полицейский вполне искренне считал золото принадлежащим ему по праву и только временно остающимся в недрах гор — оторвались минимум на дневной переход. В бинокль за ними уже не понаблюдаешь, кстати, бинокля-то больше нет — утонул в грязи.

Ему удалось достаточно быстро восстановить всю картину подготовки отчаянно смелого и, надо прямо признать, хитроумного и удачного покушения на отряд, преследовавший русских и старика китайца. Земля вокруг срубов с заслонками была сильно истоптана. Вот это — след большого русского, этот отпечаток оставила нога Вока, а тот принадлежит второму белому. Отлично, теперь вперед, без сна и отдыха, пока он снова не начнет дышать им в затылок.

И все же Жао ненадолго задержался. Уж больно притягательной оказалась чистая, прозрачная вода ручья. Он искупался, смыл с себя остатки грязи, побегал немного, чтобы согреться, быстро оделся и продолжил путь, вглядываясь в следы, четко отпечатавшиеся на мягкой земле.

Найдя место ночлега кладоискателей, бывший полицейский повеселел: им тоже потребовался сон и отдых, значит, не так уж далеко они ушли. Приободрившись, он с удвоенной энергией начал петлять вокруг стоянки, пока не вышел на нужное направление, а там припустился чуть ли не бегом. Увидев перед собой каменный лабиринт, Жао сначала замедлил шаг, потом остановился и разразился ругательствами. Проклятье! Неужели здесь след оборвется и он никогда не сможет найти его вновь? Но нельзя отчаиваться раньше времени, нельзя отступать, пока есть хоть какая-то надежда достичь цели. Судьба не раз оберегала его в Шанхае, да и здесь, на склоне горы, не дала ему утонуть в грязевой лавине. Значит, она отводит предательские удары от своего избранника и помогает ему — медленно, но верно — достичь богатства и славы.

Опустившись на четвереньки, Быстрорукий впился взглядом в камни: люди не летают по воздуху, они ходят по земле, и опытный следопыт непременно хоть что-нибудь, да обнаружит. Например, маленькую царапину, оставленную гвоздем, вылезшим из каблука большого белого дьявола, небрежно выброшенный окурок, просыпавшиеся крошки табака, потерянный патрон или содранную с бока валуна пленку серого лишайника. Ему повезет, непременно повезет, он обязательно отыщет дорогу к золоту!

Проблуждав несколько часов среди нагромождения циклопических каменных глыб, Жао очутился перед отвесной скалой, высоко вздымавшейся к небу. Тяжело дыша от нервного напряжения, обливаясь едким потом, он бестолково метался из стороны в сторону, пытаясь понять, куда идти дальше, пока случайно не наткнулся на длинную расщелину с грубо вырубленными ступенями. Наверх? Скорее всего да. Стоит рискнуть.

Конечно, даже один брошенный сверху камень разом оборвет его жизнь, но кто его бросит? Русские ушли далеко вперед. Они уверены, что никто из их преследователей не выбрался из грязевого потока, и поэтому не будут устраивать новой засады. Что ж, такая беспечность обернется против них, когда наступит час неминуемой расплаты. А чтобы его приблизить, Жао нужно немедленно лезть на вершину скалы, замирая от страха перед жуткой высотой.

Выбравшись по ступеням в расщелине на ровную площадку, Быстрорукий рухнул на спину и несколько минут лежал, широко раскинув руки, отдыхая после утомительного подъема. Но солнце давным-давно перевалило за полдень, в горах темнеет рано, и он заставил себя встать.

В его положении просто непозволительно зря терять время, нужно быстро двигаться вперед, пока не наступили сумерки, иначе в темноте не увидеть следа, не настигнуть опередивших его русских и старика. И он начал снова искать, куда направились его невольные «поводыри».

Наткнувшись на узкую козью тропу, бежавшую по каменному карнизу над пропастью, Жао оторопел: неужели кладоискатели недавно прошли здесь? А теперь ему предстоит в одиночку преодолевать новое препятствие на тернистом пути к богатству? Но русским и Воку было значительно легче — они помогали друг другу. Кто поможет Быстрорукому, кроме него самого? Отступить, вернуться, пока не поздно? Ну нет!

Поглядев вниз, Жао невольно отшатнулся и крепко зажмурил глаза. Даже голова слегка закружилась, когда он представил себе, как падает на острые камни, захлебываясь последним криком. Ясно одно: пройти по карнизу без всякой страховки не удастся, необходимо что-то придумать, дабы свести риск к минимуму. Пожалуй, единственная возможность — каменный палец на том конце тропы. Надо набросить на него петлю и обвязаться веревкой вокруг пояса, это шанс предотвратить падение в пропасть. А если все же сорвешься, по веревке можно выбраться на карниз.

Конечно, риск все равно велик, но разве вся его многолетняя погоня за золотом не рисковое дело, разве он уже много раз не ставил на кон собственную жизнь?

Сосредоточившись, Жао упрямо бросал и бросал аркан, пытаясь захлестнуть петлю на каменном пальце, пока наконец ему удалось прочно закрепить веревку. Обвязав ее свободный конец на груди, под мышками, он ступил на карниз. Почти прилипнув к стене, медленно пошел над пропастью, осторожно выискивая место, куда поставить ногу. Спина взмокла от напряжения, по вискам струйками стекал пот, колени мелко дрожали, но он упрямо шел.

Наконец каменный палец остался позади. У Жао не было сил даже развязать веревку. Он сел на землю и долго смотрел в одну точку, пытаясь выровнять сбившееся дыхание и унять бешено бухавшее в груди сердце. По телу разлилась странная слабость, голова казалась пустой и хотелось спать, забыв обо всем, плюнув на золото и погоню за русскими, не обращая внимания на угасающий день и приближение ночи…

Из странного оцепенения его вывел резкий крик низко пролетевшей над головой птицы. Встрепенувшись, Быстрорукий непослушными пальцами развязал узел и смотал веревку: не время праздно предаваться покою, до захода солнца он должен увидеть спины врагов, а впереди еще полная неизведанного дорога в горах. Никаких привалов, никакого сна! На ходу открыв торбу, Жао достал одну из двух имевшихся у него плиток английского шоколада и откусил от нее сразу половину. Рот наполнила сладкая питательная масса, чуть отдающая жженым орехом. Это взбодрит его и поможет продержаться без пищи до темноты. Тем более сейчас идти по следу стало значительно легче: русские двигались не таясь, уверенные, что здесь они в полной безопасности. Что ж, тем хуже для них!

Начали сгущаться сумерки, заметно посвежело, в прозрачном небе робко замерцала первая звезда. Глаза стали плохо различать следы, и бывший полицейский загадал: если на очередном перевале он не увидит преследуемых — так тому и быть. Значит, переменчивая судьба решила испытать его терпение, отложив их встречу еще на один день. Тогда надо устроить привал, разжечь костер, приготовить ужин и лечь спать, а с первыми лучами солнца опять пуститься в погоню. Конечно, может случиться, что он немного припоздает и золото найдут без него, но зато останется реальная возможность дождаться русских, когда они будут возвращаться. Хотя кто знает хитрого Вока: вдруг он поведет их назад другим путем? Нет, с рассветом снова вперед.

Поднявшись на перевал, Жао чуть не задохнулся от радости: в ближайшем ущелье мерцал огонек небольшого костра. Хвала всем богам — они здесь! Теперь он не отпустит их ни на шаг, пока не получит желанной добычи. Скинув с плеч котомку, Быстрорукий блаженно растянулся на земле. Немного холодного мяса, глоток спирта, кусочек шоколада — чем не ужин? Потом завернуться поплотнее в одеяло, положить ладонь на рукоять маузера и подремать до рассвета. Завтра решающий день, который все расставит по местам, воздав каждому свое…

Жао разом потерял бы свою уверенность, если бы знал, что с другой стороны ущелья за сидящими у костра наблюдает вооруженный карабином человек. Темные куртка и брюки, черный вязаный шлем, оставлявший открытыми только глаза, хорошо его маскировали, и он почти сливался с окружающими камнями. Пока не стемнело, неизвестный пользовался сильным биноклем, а с наступлением сумерек отложил его, но продолжал следить за отдыхавшими у огня, ни на минуту не покидая своего поста.

Кладоискатели вели себя спокойно. Поужинали, покурили и начали готовиться ко сну, выставив часовым рослого белого с повязкой на лице.

Услышав за спиной легкие, крадущиеся шаги, неизвестный наблюдатель оглянулся и тихонько свистнул, давая знать, где он. Через минуту рядом с ним появился еще один человек, одетый точно так же.

— Их осталось только трое, — протянув ему бинокль, шепнул наблюдатель.

Встав на колени, вновь пришедший поднес к глазам окуляры и долго всматривался в темноту. Опустив бинокль, он разочарованно сказал:

— Ничего не видно… Интересно, где они растеряли остальных? Впрочем, это неважно. Главное — нам удалось точно выйти на место. Завтра они отправятся в пещеры, а мы последуем за ними.

— Может быть, женщин оставили в какой-нибудь деревне? — предположил наблюдатель.

— Какая разница? — пренебрежительно дернул плечом другой. — Меньше будет хлопот. Ладно, приглядывай тут пока, скоро тебя сменят.

Он отдал бинокль и растаял в темноте, спускаясь по склону к спрятавшемуся в лощине биваку. У тлеющего костра сидели десяток вооруженных мужчин в темной одежде. Между ними, робко втянув голову в плечи, пристроился средних лет крестьянин с жидкой косичкой на затылке, перевязанной засаленным шнурком.

— Все в порядке, — подходя к костру, сообщил вернувшийся. Судя по его поведению, он был здесь начальником и чувствовал себя полновластным хозяином. — Они прибыли.

— Мы уже заждались! — хихикнул один из мужчин.

— Ты молодец, — обратился к крестьянину начальник отряда. — Правильно вывел к пещерам.

— Вы отпустите меня? — заискивающе поклонился ему тот.

— Да, как договаривались. Теперь можешь отправляться домой. И даже получишь награду. Наверное, хочешь завести стадо свиней и прикупить земли? На рассвете уйдешь, а деньги получишь сейчас.

Сидевшие рядом с крестьянином, посмеиваясь, дружески похлопали его по спине, а один из мужчин зашел сзади и быстро всадил ему под лопатку нож. Не дав убитому упасть, двое подхватили тело и поволокли в темноту.

— Девка вовремя сообщила, куда они идут, — прикуривая от уголька, сказал главарь. На случившееся он, казалось, не обратил внимания. — Их всего трое. Помните, никакой спешки. Пусть спокойно доберутся до золота, и только потом… Выступаем перед рассветом.

Поднялись еще до зари. Утро выдалось ясное, прохладное. Свежий горный воздух слегка кружил голову, пьянил, как молодое вино. Поеживаясь после сна, раздули огонь, попили чай, и тут вдруг Юрий надумал побриться.

— Серьезный день, — трогая щетину на подбородке, сказал он Рудневу. — Хочу встретить фортуну как подобает.

Саша решил последовать его примеру и тоже начал соскабливать успевшую отрасти неаккуратную бородку. Вок с улыбкой наблюдал за ними. Наконец сборы закончились, и маленький отряд двинулся к таинственному отверстию в огромной каменной туше горы.

— Там темно? — догнав неспешно шагавшего впереди китайца, спросил Руднев.

— Не везде. Есть такие окна в потолке, — пытаясь объяснить, развел руками старик, — через них падает свет, но мало-мало видно. Зажжем факелы. Без них в колодце нельзя.

— Где мы возьмем факелы? — усмехнулся слушавший его Лобанов.

— В прошлый раз я оставил там несколько штук, — подобрав кусок известняка, успокоил его Вок. — На, пригодится.

Взяв его, Юрий недоуменно пожал плечами: опять чудит китаеза!

— Спрячь, — посоветовал старик. — Потом спасибо скажешь.

Вход в заброшенный пещерный город оказался значительно больше, чем виделось на расстоянии. В толще горы, к удивлению друзей, открылись огромные провалы, уходившие в сумеречную темноту подобно железнодорожным тоннелям, теряясь в неизвестности. Из них тянуло сырым сквозняком, навевавшим мрачные мысли о преддверии преисподней и вратах ада. Вопреки ожиданиям, китаец не сразу пошел в пещеры, а начал бродить кругами около входа, пристально разглядывая землю и камни.

— Чего ты ищешь? — не выдержал наблюдавший за ним Юрий.

— Чужие следы, — не оборачиваясь, ответил Вок. — Хочу убедиться, что до нас здесь никто не побывал.

Не обнаружив ничего подозрительного, он наконец ступил под каменный свод. Настороженно глядя по сторонам, друзья с опаской последовали за ним. Как ни странно, внутри тоннеля оказалось сухо и довольно тепло, но постоянно приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не угодить в трещину. Здесь ничего не стоило получить вывих или серьезно пораниться: пол галереи, некогда выложенный плитами известняка, со временем превратился в источенные ветрами и влагой острые соты. Однако постепенно идти стало легче, трещины исчезли, и только под подошвами сапог громко хрустела мелкая известковая крошка.

Остановившись, старик сунул руку в нишу и вытащил связку факелов. Потрогав намотанную на их концы паклю, Руднев разочарованно протянул:

— Высохла… Вспыхнет, как порох, и погаснет.

— Не погаснет, — высекая огонь, возразил Вок. — Это не пакля, трава такая, хорошо горит, долго.

Чадно дымя, разгорелся первый факел. Подняв его над головой, китаец отдал остальные Рудневу и уверенно двинулся вперед. Свободной рукой он прижимал к груди притихшую обезьянку. Наверное, даже на непоседливого зверька гнетуще подействовали гробовая тишина, все ниже нависавшие тяжелые своды, темнота и легкое потрескивание огня над головой.

— Когда-то были древние храмы. — Старик показал на грубый барельеф, высеченный на стене галереи. Отсветы пламени вырвали из сумрака непонятные фигуры, чью-то огромную ступню, подобие рогов, выпученный глаз с щербинкой зрачка.

Казалось, фигуры жили в вечной темноте своей жизнью и, внезапно освещенные, застыли от неожиданности, не решаясь шевельнуться, чтобы не выдать себя пришельцам из иного мира, где яркий день сменяется ночью, а потом вновь наступает утро.

— Люди ушли, а вслед за ними и боги покинули храмы. — Вздохнув, Вок засеменил дальше.

Вскоре впереди размытым пятном забрезжил серый свет, и через несколько минут кладоискатели очутились в большом круглом зале. Слева, в толще стены, были вырублены неровные отверстия узких окон. Подойдя к одному из них, Лобанов попытался выглянуть, но не удалось — слишком глубока оказалась амбразура. Тогда он вспрыгнул на подобие каменного подоконника и, сделав несколько шагов, поглядел наружу.

— Что там? — спросил Саша и удивился отсутствию эха: голос звучал глухо, словно камень поглощал звук и прятал его глубоко в недрах горы.

— Пропасть, — соскочив, лаконично ответил капитан. — Куда нам теперь?

Напротив импровизированных окон в стене виднелись несколько темных дыр величиной в рост человека. Руднев сосчитал их: девять. Некоторые были расположены чуть выше уровня пола, словно имели порог, другие уходили под углом в глубь горы, а в одной угадывались выкрошившиеся ступеньки лестницы. Куда же она ведет?..

— Там все давно обвалилось, — проследив за его взглядом, сказал китаец. — Ход забит камнями. Нам туда.

Он показал на второе с краю отверстие и обернулся к Лобанову.

— Доставай мел — оставим метки, чтобы не заблудиться. Отсюда-то еще можно выбраться, а дальше будет хуже: там начнется лабиринт. В пещерном городе много галерей, в них не разберешься.

— Не проще ли размотать веревку? — предложил Саша.

— Ее не хватит, — усмехнулся Вок. — Метки сейчас ставим на правой стене, а когда будем возвращаться, нужно помнить, что они окажутся на левой. Значки оставляем через каждые десять шагов. С лабиринтом шутки плохи!

Отбросив догоревший факел, он зажег новый и бесстрашно нырнул в темный ход. Шагавший за ним Лобанов вынужден был сильно пригнуться: его рост не позволял распрямиться в низкой, тесной, похожей на нору галерее. Пробиравшийся последним Руднев подумал, что древние хозяева пещерного города могли устроить в разных местах хитрые ловушки для незваных гостей. Не угодить бы в одну из них.

Впрочем, Вок уже не раз бывал здесь и должен предупредить о возможной опасности. Или все неприятные сюрпризы давно уже ликвидированы самим временем, не щадящим даже камни? Хотя стоят же пирамиды египетских фараонов, сохраняя множество тайн, загадок и сокровищ. И кто скажет, что древнее: пирамиды или этот заброшенный пещерный город.

Тем временем Юрий начертил на стене стрелу — первую метку на их пути по лабиринту. Через несколько шагов ход повернул и раздвоился.

— Сюда, сюда. — Китаец направился к левому рукаву галереи.

…Над головой вновь нависает немыслимая толща камня, пламя факела лижет низкий свод, оставляя на нем черные пятна сажи, поворот, еще поворот. Стук мела, очередная отметина, глухие шаги, колеблющиеся тени, и вдруг… Темнота словно раздвинулась, и кладоискатели очутились в пещере, скудно освещавшейся через прорубленное почти под потолком отверстие.

— Ну вот, — облегченно перевел дух старик. — Почти добрались.

Руднев осмотрелся. Как и в первом зале, в противоположной стене темнеют входы в новые галереи, а почти посередине возвышается некое подобие постамента с двумя вертикальными каменными блоками по бокам. Заинтересовавшись, он подошел ближе.

Ба, да это же колодец! Вместо сруба — грубо вытесанные и плотно пригнанные друг к другу камни, выступающие на полсажени над полом, а между ними квадрат темноты, черным зевом уходящей вниз. Непохоже, чтобы здесь была вода. Значит, это тот самый сухой бездонный колодец, о котором говорил Вок?

— Юра, сюда! — позвал Руднев. Капитан тоже заглянул в темноту и легонько присвистнул.

— Похлеще нашей ямы… Интересно, он действительно не имеет дна?

— Да, да, колодец, — подтвердил сидевший на корточках у стены китаец. — Немного отдохнем и начнем спускаться.

— Как в сказках нянюшки, — ошарашенно пробормотал Саша, пытаясь при свете факела увидеть, что таится в темном зеве колодца. — Вок, у него есть дно?

— Сначала есть, потом опять нет, — загадочно ответил старик. — Сами все увидите, уже скоро. Не надо спешить, пещеры не любят торопливых.

Достав веревку, Лобанов закрепил ее на одном из каменных блоков и начал вязать узлы, чтобы удобнее было спускаться. Конечно, хорошо бы иметь веревочную лестницу, но это лишний груз, а их путь к заброшенному городу пещер и так оказался нелегким. Пожалуй, даже лучше, что Ольга осталась в лазарете у монахинь; ей бы наверняка было жутко в этих мрачных, таинственных подземельях. И как только тут люди жили?

— Ты обратил внимание, какой здесь свежий воздух? — Руднев показал на яркое пламя факела, чуть колебавшееся от почти неощутимого сквозняка. — У входа пахло сыростью и холодом, а внутри совсем сухо. Такое впечатление, будто есть вентиляция.

— Окна, — сбросив в колодец веревку, усмехнулся капитан. — Древние соображали. Наверняка есть другие выходы из пещер, а они еще прорубили в нужных местах окна для вентиляции. В горах всегда ветер, вот тебе и постоянная подача свежего воздуха. Заодно и свет. Ну, ныряем, как кроты в дырку?

— Хватит ли веревки? — обернулся Саша, поглядев на китайца.

— Должно хватить. — Вок подергал узел на каменном блоке и сел на край колодца, свесив ноги в пустоту. — Дайте мне факел, я спущусь и зажгу его.

Вот он скользнул вниз, мелькнула над его плечом мордочка вцепившейся в хозяина Цянь, еще мгновение были видны жилистые руки старика, державшиеся за веревку, потом послышался слабый шорох осыпавшегося со стенок колодца мелкого сора, и все стихло.

Друзья склонились над отверстием, дожидаясь, пока перестанет дергаться веревка и появится призывный огонек. Казалось, старик спустился в пропасть, уходящую чуть ли не к центру земли, но внизу наконец замелькал красноватый отблеск.

— Он машет факелом, — догадался Саша. — Кто теперь, ты или я?

— Рискну. Давай свой мешок. — Лобанов повесил винчестер на шею и пристроил между ног мешки, чтобы они не задевали за стенки колодца при спуске. — Не задерживайся.

Подмигнув приятелю, он исчез в темной дыре, и Руднев остался один. Ему вдруг показалось, что кто-то пристально смотрит в спину недобрым, тяжелым взглядом.

Выхватив револьвер, Саша резко обернулся, готовый нажать на спусковой крючок и всадить пулю в неведомого врага.

Никого. Тихо так, что звенит в ушах. Пусто, по углам пещеры залегли серые тени. Ветер чуть слышно посвистывает в щелях неровно прорубленного потолочного отверстия, шуршит в трещинах выкрошившегося от времени и непогод камня. Но ощущение близкой опасности не проходило.

«Чертовщина, — до рези в глазах вглядываясь в темные провалы галерей, подумал Руднев, — здесь же никого нет! Кому тут смотреть на меня?»

Вокруг немые камни, на всем печать запустения, и, если верить китайцу, никто не входил в лабиринт после того, как покойный Аллен спрятал в недрах горы похищенные сокровища. Наверное, сказывается усталость и не дает покоя расшалившееся воображение. Особенно сейчас, в гнетущей обстановке древних залов и галерей, множество лет назад неизвестно почему покинутых людьми иной расы и веры. Не бродят же по пещерам их призраки?

Веревка, опущенная в колодец, несколько раз дернулась, и Саша спрятал револьвер. Прочь ложные страхи, пора отправляться вниз, его ждут.

Уже опустив ноги в колодец, он вновь быстро окинул взглядом пещеру. Нет, конечно, ему показалось. Какая только чушь не померещится после бессонных ночей и опасных приключений. Вниз, к Лобанову и Воку, чтобы поскорее закончить дело и выбраться на вольный воздух.

Спускаясь, он все еще с опаской поглядывал наверх, где серым квадратом, все уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, тускло светилось отверстие колодца. Достаточно широкая наверху шахта книзу постепенно сужалась, и в конце концов стало казаться, что ползешь по паутинке, повисшей в ходе, проделанном гигантским червем, сумевшим пробуравить гранитный монолит. Саша упирался ногами в стенки и быстро перебирал руками узлы веревки, подгоняемый нетерпеливым желанием поскорее закончить спуск.

Ага, вот уже слышны негромкие голоса, на стенках шахты заиграли отблески пламени, и Руднев повис над краем пропасти, уходившей в неведомую глубину гор. Вок опустил факел.

— Посмотри сюда!

Повернув голову, Саша увидел выступающий над краем провала каменный язык, подобный небольшому закругленному мостику, и встал на него. Да, если не знать, куда спускаешься…

— Пошли, пошли, — потянул его старик. — Не смотри в провал, ничего не увидишь.

Как оказалось, шахта колодца кончалась в центре большого, почти правильной прямоугольной формы зала, украшенного колоннами сталактитов. В углу шумел пенистый водопад, низвергавшийся в огромную каменную чашу, на стенах которой смутно виднелись изображения обнаженных женских тел и фантастических животных. Одна стенка чаши плавно изгибалась, и вода стекала по пологому желобу, исчезая в темноте провала. В противоположной стороне, на высоте нескольких саженей, яркими точками светились вентиляционные отверстия — лучи солнца безуспешно пытались пронзить вечный мрак.

Некоторые сталактиты были превращены древними камнерезами в подобие атлантов и кариатид, но безжалостное время стерло черты скульптур, заровняв их натеками серой каменной соли. Между природных колонн стояли громоздкие каменные сооружения, похожие на непонятных идолов, а за ними темнели входы в новые лабиринты.

— Чудеса! — хохотнул Лобанов, хлопнув приятеля по плечу. — Попробуй воду, не бойся.

Руднев подошел к каменной чаше и зачерпнул ладонью холодной, прозрачной воды. Поднес к губам и осторожно глотнул. Пахнет снегом, свежая, удивительно чистая. Действительно, чудеса. Наверное, когда-то здесь происходили богослужения и неизвестные жрецы возносили молитвы забытым теперь небесным владыкам. Не они ли изображены на чаше и колоннах? Кто знает?

— Здесь много разного, — тихо сказал неслышно подошедший китаец. — Нужно много дней, чтобы осмотреть все. Но не стоит задерживаться. Вам — туда.

Он показал на вход в одну из галерей, около которого была насыпана кучка щебня. Уж не Аллен ли сделал это, желая отметить нужное место?

— Нам? — переспросил Юрий. — А ты?

— Мне нечего делать рядом с золотом, — пересадив на другое плечо обезьянку, ответил старик. — Подожду у водопада. Идите до первого поворота, а там все поймете сами.

— Мы не заплутаем в лабиринте? — пытливо поглядел ему в глаза Руднев.

— Опять мудрит, — недовольно пробурчал по-русски Лобанов.

— Идите, идите, — усаживаясь на камень и доставая трубку, махнул сухой ладошкой Вок, — золото ждет вас. Возьмите факел.

— Не думаю, что у него на уме плохое, — тоже по-русски ответил приятелю Саша.

— Ладно, — решился капитан. — Пошли. Галерея оказалась узкой, с низким сводом. Через десяток саженей она повернула, и шагавший впереди Юрий остановился, подняв повыше факел. Саша выглянул из-за его плеча.

Впереди, прислонившись спиной к камню, сидел человек в драном европейском костюме и широкополой шляпе. Ноги в грязных сапогах широко раскинуты. Левая рука вытянута, словно он куда-то показывал.

— И мертвый укажет путь… — прошептал Руднев, вспомнив бред умиравшего американца.

— Мумифицировался, — подойдя ближе, определил Юрий. — Стал как костяной. М-да… веселый малый был этот Аллен.

— Но там ничего нет, — посмотрев в направлении руки мертвеца, воскликнул Саша. — Глухая стена!..

Глава 16

Еще до рассвета начальник маленького отряда вооруженных людей появился на посту наблюдения.

— Русские встали, — сообщил ему подчиненный. — У них есть винчестер.

— Это несущественно — лишний ствол ничего не меняет.

Не произнеся больше ни слова, они наблюдали за сборами кладоискателей. Незаметно забрезжил рассвет, вершины гор порозовели. Русские и старик наконец покинули лагерь и направились ко входу в заброшенный пещерный город.

— Все! — Начальник отряда привстал, намереваясь отползти назад, но в этот момент наблюдатель молча схватил его за руку и показал на противоположный склон горы. Там, меж камней, пробирался человек с мешком за плечами.

— Еще один.

Схватив бинокль, начальник отряда лихорадочно закрутил колесико настройки.

— Жао, — опустив бинокль, ошарашенно пробормотал он. — Дошел! Неужели и Фын здесь?!

— Кто? — не понял наблюдатель.

— Предупреди засаду у пещеры, — не удостоив его ответом, приказал начальник, — пусть его пропустят. Пусть пока пропускают всех. Покончим с ними разом…

Жао проснулся задолго до рассвета. Поеживаясь от предутренней свежести, сделал несколько дыхательных упражнений и начал массировать кончиками пальцев точки на теле и голове, чтобы достичь необходимого равновесия духа, обострить зрение и слух, влить в себя жизненную энергию, столь необходимую для успеха.

Потом он размялся, энергично приседая и размахивая руками, словно отбивался от невидимых противников, вслед за этим выровнял дыхание и несколько минут сидел, погрузившись в размышления. Стоило хорошенько подумать, прежде чем действовать. Развязав мешок, он пожевал холодного вяленого мяса, но пить спирт не стал: сегодня ему необходимы верный глаз и твердая рука, а спиртное замедляет реакцию. Забросив за спину мешок, Быстрорукий зарядил запасные обоймы для маузера, проверил, легко ли вынимается из ножен нож, поудобнее пристроил на боку деревянную колодку кобуры и залег среди камней, чтобы продолжить наблюдения за биваком кладоискателей. Он был абсолютно спокоен и уверен в себе. Оставалось дождаться, когда русские и старый Вок закончат сборы, покинут лагерь и покажут ему дорогу к золоту.

Не проявляя и тени нетерпения, Жао наблюдал за обреченными им на смерть людьми, которые даже не подозревали о нависшей над ними опасности. Он не курил, чтобы ненароком не выдать себя запахом табака: кто знает, с чем придется столкнуться в заброшенном городе? Да и не вовремя закашляться тоже нельзя — это может стоить жизни.

Наконец кладоискатели направились к выходу в штольню. Выждав немного, Быстрорукий ползком двинулся за ними. Сейчас главное — не спешить, не дать обнаружить себя, если русские вздумают оглянуться. Но они шли спокойно, по-прежнему пребывая в полной уверенности, что, кроме них, здесь никого нет. Прекрасно. Это ему на руку.

Увидев, как три фигурки скрылись в черноте провала, бывший полицейский тут же вскочил и припустился бегом по склону: если они оторвутся, потом их не найдешь в этом темном подземелье, а ждать у выхода из пещер рискованно. Старик уже бывал тут, он может знать многие тайны заброшенного подземного города и вывести русских на поверхность иным путем. Ищи пропажу, когда хитрецы вильнут хвостом, унося золото, его золото, за которым он охотился столько лет!

Нырнув в пасть пещеры, Жао моментально прижался к стене и дал глазам привыкнуть к полумраку. Далеко впереди раздавался хорошо слышный скрип, словно люди шли по свежему, прихваченному морозцем снегу. «Известковая крошка», — догадался Быстрорукий и крадучись двинулся следом, замирая, когда кладоискатели останавливались.

Чем дальше они уходили, тем больше сгущался сумрак. Жао едва различал смутно белевшие во тьме плиты пола и очень обрадовался, когда увидел в глубине тоннеля яркое пятно факела — теперь он не потеряет русских и Вока!

На барельефы он не обратил ни малейшего внимания: что ему мертвые камни, если впереди живые враги? Зачем разглядывать немые свидетельства давно ушедших веков, когда каждый шаг приближает его к вожделенному богатству?

Притаившись за выступом, Жао осторожно выглянул. Кажется, впереди забрезжил серый свет. Что бы это значило? Конечно, он прекрасно понимал, что сильно рискует, пустившись в одиночку в опасное путешествие по запутанным лабиринтам заброшенного пещерного города, но что ему оставалось делать? Теперь он сам себе единственный надежный друг, союзник, советчик и командир и противопоставить опасности может лишь маузер, нож, хитрость и ловкость. К тому же не угадаешь, что ждет тебя за новым поворотом: бездонная яма, готовый обрушиться на голову камень или засада.

Перебежав к другому укрытию, Быстрорукий увидел кладоискателей, стоявших посреди большого круглого зала. В одной из стен темнели дыры величиной в человеческий рост.

«Новые ходы галерей», — догадался Жао. Надо полагать, кладоискатели теперь направятся туда. Но в какой из ходов?

Ну, чего они тянут, о чем совещаются? Ага, старик опять зажигает факел и идет ко второму с краю ходу. Отлично, пока все получается именно так, как задумано: враги сами показывают ему путь.

Когда русские и Вок скрылись, бывший полицейский, настороженно оглядываясь и прислушиваясь к каждому шороху, вошел в зал. Бочком, по стеночке, добрался до входа в нужную галерею и заглянул в темноту: ни звука, ни проблеска света. Наверное, через несколько шагов ход поворачивает или раздваивается, а он не предусмотрел такого и не запасся фонарем! В лабиринте от спичек мало толку. Что делать?

Недолго думая, Быстрорукий схватил брошенный Воком догоревший факел — может быть, он еще хоть на что-то сгодится. В пещерном зале относительно светло, а вот как пробираться без огня в галерее? Если зажжешь факел, тебя могут заметить и пристрелить, но идти в полной темноте невозможно — через десяток шагов заблудишься и останешься навсегда в этом каменном мешке. Придется вновь рискнуть.

Факел разгорелся с трудом. Потрескивая и коптя, он грозил вот-вот потухнуть, и Жао поспешно скользнул в галерею, надеясь догнать русских, пока они не ушли слишком далеко.

Ход оказался узким и низким, над головой нависла немыслимая толща камня, на которой виднелись жирные пятна копоти, оставленные факелом только что прошедших тут людей. Это порадовало Жао: еще бы, иди от пятна к пятну и не заплутаешься. А когда он обнаружил на стене сделанную мелом отметку, то и вовсе повеселел — сегодня удача явно на его стороне. Кладоискатели тоже боятся заблудиться и, надеясь вернуться этой же дорогой, оставляют маячки. Впрочем, нельзя расслабляться, кто знает, что у них на уме. Вдруг отметки мелом — хитрая ловушка, и стрелки указывают совсем не туда, где золото, а ведут к неминуемой гибели?

Через несколько шагов ход раздвоился. Остановившись, Жао начал осматривать стены. Увидев около левого рукава галереи оставленный мелом значок, он вновь засомневался — а вдруг обманка? Покрутился на месте, сунулся в правый коридор, потрогал его свод и, не обнаружив свежих пятен сажи, вернулся к развилке. Значит, все-таки налево!

Огонек факела заметно слабел, обмотка сгорела, и сейчас занялась палка, уже обуглившаяся и готовая потухнуть от малейшего дуновения. Поэтому Быстрорукий двигался медленно, избегая резких движений, шаг за шагом осторожно пробираясь по низкой, темной галерее. Услышав голоса, он с облегчением погасил огонь. Впереди опять забрезжил тусклый свет. Неужели новая пещера? Когда же наступит конец скитаниям в катакомбах, где чувствуешь себя глупой мышью, попавшей в норы крупного зверя.

Сунув потухший факел под мышку, Жао спрятался за выступ неровной стены, присел и выглянул из галереи. Его глазам открылся довольно просторный каменный зал со странным сооружением в центре. Стоя около него, русские о чем-то переговаривались, а Вок сидел у стены. Напротив темнели входы в новые лабиринты, и бывший полицейский невольно поежился, подумав, что ему придется туда отправляться следом за кладоискателями. Хотя, кажется, Фын говорил о сухом, бездонном колодце? Уж не здесь ли он находится, иначе зачем белые привязывают к каменному блоку веревку и сбрасывают ее вниз?

Ага, Вок собирается спускаться. Вдруг это и есть тот самый счастливый шанс? Рука сама потянулась откинуть крышку коробки, выхватить маузер и расстрелять белых, пока они стоят к нему спиной. Останется только старик, а ему будет некуда деваться и придется показать, где спрятано золото.

Жао уже нащупал рубчатую рукоять пистолета, но в этот момент Вок, скользнув по веревке, исчез в колодце, а русские склонились над отверстием. Благоприятный момент упущен. Ладно, подождем другого. Сейчас надо решить: спускаться за ними следом или ждать их здесь и перещелкать, когда они вылезут из колодца?

Тем временем начал спускаться одноглазый русский. Бывший полицейский проводил его взглядом и уставился на оставшегося полными ненависти глазами. Внезапно белый резко обернулся, выхватил револьвер и направил прямо на Быстрорукого.

Жао замер, горько сожалея, что не успел полностью вытащить из кобуры маузер. Вскинуть оружие и всадить в молодого русского пулю — дело секунды, а сейчас ты сам на мушке и остается только резко упасть на спину, чтобы избежать гибели. Но странное оцепенение сковало его, не давая двинуться с места, и он застыл почти не дыша, как изваяние.

Выстрела не последовало. Белый спрятал револьвер, сел на край колодца, опустил в него ноги и взялся за веревку. Вот и он отправился вниз.

Бывший полицейский с трудом перевел дыхание и вытер выступившую на лбу холодную испарину. Какое счастье, что он не выдал себя! Ведь русский никак не мог видеть его в темноте галереи, к тому же он смотрел выше, а Жао предусмотрительно присел, поскольку знал, что стоящий человек в первую очередь неизбежно начнет шарить глазами вокруг на уровне его роста. Скорее всего, белый обладает повышенной чувствительностью, которая еще более обострилась в непривычной обстановке пещер, поэтому он и ощутил на себе чужой взгляд. Но никого не обнаружив, решил, что возникшее чувство тревоги вызвано воспаленным воображением. Стоило хоть немного дернуться, и он открыл бы пальбу, а шальной пуле наплевать, кто больше всех имеет прав на золото.

Жао выпрямился и слегка помассировал затекшие колени. Нет, нельзя так неоправданно рисковать, когда осталось буквально протянуть руку за сокровищами и взять их, перешагнув через трупы трех кладоискателей.

Подойдя к колодцу, Быстрорукий заглянул в темную глубину. Что там на дне? Кажется, внизу мелькнули отблески света или почудилось? Как же быть? Набраться терпения и ждать здесь возвращения спустившихся за добычей в преисподнюю или последовать за ними, воспользовавшись привязанной к каменному блику веревкой? Решать нужно быстро, время неумолимо уходит, и неизвестно, куда направятся кладоискатели: вдруг на нижних горизонтах пещер есть иные выходы? Тогда они возьмут золото и, не поднимаясь в этот зал, спокойно уйдут, а преследовавший их по пятам Жао останется в дураках.

Дотронувшись до веревки кончиками пальцев, он даже зубами скрипнул от злости: на что решиться?

От Фына ему удалось узнать, что на сампане старый Вок рассказывал русским об этом колодце, уходящем в неведомую глубину гор. Наверное, внизу находится еще одна пещера, а в ней спрятано золото, украденное американцем из банка. Вряд ли похититель устроил тайник в таком месте, куда всякому легко проникнуть, поэтому можно надеяться, что внизу нет второго выхода из лабиринта.

Ну, думай, Жао, думай, чтобы не ошибиться. Ты уже не раз ошибался в погоне за богатством, и только счастливый случай помогал тебе выбраться живым из смертельно опасных передряг, а сейчас и подавно нельзя промахнуться.

Снова заглянув в темный зев колодца, Быстрорукий решил остаться наверху. Тут он встретит кладоискателей выстрелами из маузера и навсегда покончит с конкурентами. Старый Вок тоже больше не нужен: обратную дорогу Жао найдет с завязанными глазами.

Поправив висевший за спиной мешок, он вернулся к пробитой в толще горы галерее и сел на каменный пол, приготовившись терпеливо ждать…

Бросившись к стене, Руднев начал ощупывать ее и наконец обнаружил у самого пола узкий, похожий на нору лаз. Встав на четвереньки, он попытался протиснуться, но оказалось, что забраться туда можно только ползком. Задыхаясь и бормоча сквозь зубы проклятия, Саша одолел около сажени и неожиданно почувствовал, как вытянутые вперед руки уперлись во что-то твердое. Неужели еще одна мумия, оставленная Алленом для «охраны» золота?

— Что там? — глухо донесся голос Лобанова. — Я не могу пролезть, слишком тесно.

— Сейчас, — откликнулся Руднев.

Подняв руку, он обнаружил, что нависавший над ним каменный свод стал несколько выше и можно сесть. Саша достал спички, зажег одну и увидел почти круглую пещерку, на полу которой лежали три кожаных мешка. Потянув один на себя, он ощутил его тяжесть. Золото?!

— Нашел? — нетерпеливо выспрашивал Юрий. — Почему молчишь? Нашел или нет?

— Кажется, да! — пятясь и волоком вытягивая за собой мешок, крикнул Саша.

Капитан помог ему вылезти, сильно дернув за ноги. Ошалело мотая головой, Руднев уселся на пол рядом с мумией, а Юрий быстро ощупал мешок, вытащил нож.

— Откроем? Гляди-ка, тут даже печати! Он подбросил на ладони бирку с большой сургучной печатью, висевшую на затянутой витым шнуром горловине мешка. Потом, одним взмахом перерезав шнур, Лобанов рывком открыл мешок и жарко выдохнул:

— Оно!

Капитан со счастливым смехом начал пересыпать с ладони на ладонь тускло поблескивавшие при свете воткнутого в расщелину стены факела золотые монеты. Они мелодично звенели, и Руднев почувствовал, что его губы сами собой растянулись в глуповатой улыбке. А Лобанов, не в силах остановиться, пересыпал и пересыпал монеты, лаская их грубыми пальцами и приговаривая:

— Богатые мы теперь, богатые…

— Там еще два мешка. — Стряхнув с себя оцепенение, Руднев снова полез в нору и выволок оставшиеся сокровища. Один из мешков показался удивительно легким по сравнению с другими, и Юрий, не удержавшись, вскрыл его. Взору изумленных друзей открылись плотные пачки двадцатидолларовых ассигнаций в банковских упаковках.

— Сколько же тут? — озадаченно наморщил лоб капитан.

— Наверное, в каждом мешке по сто тысяч золотом, а в бумажках потом разберемся, — помогая ему взвалить на спину поклажу, усмехнулся Саша. — Пошли, на волю хочется.

Подхватив сумку с бумажными деньгами, он первым направился к выходу из галереи…

Вок ждал их на прежнем месте. Одной рукой он поглаживал шелковистую шерстку Цянь, в другой сжимал потухшую трубку. Увидев русских, старик встал.

— Удачно?

— Да! — Лобанов широко улыбнулся и свалил у его ног звякнувшие при ударе о камни мешки. — Тебе купим новый сампан и хороший дом в городе. Или ты хочешь жить в деревне?

— Нет, — покачал головой китаец и показал на Руднева. — Это его золото.

— Не стоит спорить, уважаемый Вок, — шутливо поклонился ему Саша. — Все поделим, и вам достанется положенная доля. Думаю, Аллен на нас не обидится.

— Нет, — опять покачал головой старик. — Золото твое.

— Оставь его, — вытирая платком потное лицо, усмехнулся гигант. — Наверху разберемся. Сейчас упрямится, потом согласится. Не трать зря времени на уговоры. Как будем поднимать мешки? Наверное, лучше первым вылезти мне?

Капитан повесил винчестер на шею и подошел к пропасти. Саша и Вок помогли ему поймать свисавшую из шахты колодца веревку, и Юрий начал подниматься.

Вскоре о край пропасти стукнулся брошенный сверху камень, и Руднев вместе с китайцем подтащили к колодцу первый мешок с золотом. Обвязав его веревкой, Саша дал сигнал поднимать груз. Тяжело покачиваясь, чиркая кожаными боками о каменные стены шахты, мешок поплыл наверх.

Казалось, прошла целая вечность, пока пришел черед второго мешка. Руднев уже начал сомневаться, удастся ли его другу вытянуть тяжеленное золото: ведь наверху нет ни блоков, ни других приспособлений. Остается надеяться на феноменальную силу Юрия и крепость веревок. Если они оборвутся, мешок ухнет в пропасть, и вряд ли кто-нибудь отыщет его на дне мрачной расщелины, уходящей в неведомую глубину. Зачем тогда долгий путь, полные опасностей поиски клада?

Саша подошел к каменной чаше с водой и умылся, остужая разгоряченное лицо. Еще немного — и наверх уйдет сумка с купюрами, а потом поднимутся Вок и он сам. Скорее бы выбраться из лабиринта на волю, чтобы не давили громады камня, увидеть над головой высокое небо, отдохнуть и, не мешкая, в обратный путь. Наверное, бедная Ольга уже заждалась, да и капитан будет стремиться в приют сестер-монахинь, где он оставил неожиданно обретенную любовь.

— Помоги, — позвал старик. Обернувшись, Руднев увидел, что китаец уже привязывает к суме веревку. Вот и она медленно поплыла наверх и исчезла в темной дыре шахты.

— Сейчас мы узнаем, насколько крепка ваша дружба, — набивая трубку, тихо сказал Вок.

— Что? — Саша сначала не понял, о чем говорит китаец, а когда до него дошел смысл его слов, возмущенно возразил: — У нас было время проверить друг друга. Ты полагаешь, Юрий бросит нас здесь?

— Золото — страшная вещь, — выпустив клуб дыма, грустно усмехнулся старик.

— Нет, нет, я не хочу даже слышать об этом, — зажав уши ладонями, замотал головой Руднев, но в душе все же шевельнулся червь сомнения.

Действительно, стоит чиркнуть по веревке ножом, и они останутся навсегда погребенными в толще горы. Провизии хватит на несколько дней, вода в каменной чаше только продлит агонию, а потом наступит страшный конец, если китаец не знает иного выхода отсюда.

— Тут есть второй выход? — стараясь скрыть тревогу, невольно звучавшую в голосе, спросил Саша.

— Нет, — равнодушно ответил Вок, лаская обезьянку. — Может, когда-то были ходы, но время неумолимо: они обрушились или их завалило во время землетрясений. А ты, значит, все-таки сомневаешься?

— Нет!

— Зря, — выбивая пепел из трубки, покачал головой китаец. — Поверишь — а тебя обманут. Плохо! Лучше уж сомневаться. Всегда и во всем…

Отвернувшись, Руднев провел руками по одежде, вытирая взмокшие ладони, и наткнулся на рукоять торчавшего за поясом кинжала, которым закололи Фына. Вот оно, страшное орудие предательства, а теперь таковым может стать обычная веревка. Зачем Вок сеет в его душе подозрения?

— Кто вылезет первым? — вернул его к действительности вопрос старика.

— Ты был не прав, — облегченно засмеялся Саша, увидев спустившуюся сверху веревку с привязанным к ней увесистым камнем. — Поднимайся, я подожду здесь…

В мрачных галереях заброшенного пещерного города стояла тревожная тишина. Казалось, каждый вздох подобен громовому раскату. Слух обострился до предела.

Жао напряженно впился взглядом в неровные каменные глыбы, обрамляющие бездонный колодец. Возраставшее нетерпение было готово перейти в панику; вдруг внизу есть еще один выход из лабиринта и ожидание напрасно?

Он поморщился. Во рту пересохло, как после хорошей попойки, небо саднило, язык походил на жесткую терку. Глотнуть, что ли, из фляги, промочить горло? Нет, не стоит. Спирт еще больше высушит гортань, а когда сердце разгонит по сосудам отравленную алкоголем кровь и она достанет до мозга, возникнет ложное ощущение легкости и собственного могущества. Нельзя так рисковать, но и ждать более нет никаких сил. Где же проклятые русские и старик?

Внезапно чуткое ухо бывшего полицейского уловило непонятный звук — словно с легким шуршанием осыпался со стен песок и что-то тихонько постукивало по камню. Жао начал беспокойно озираться, пытаясь понять, откуда исходит шум и какую опасность в себе таит? Когда ты один и можешь надеяться только на себя, начинаешь бояться даже мышиного писка.

И вдруг Быстрорукий увидел, как дергается веревка, и понял, что шум доносится из колодца. На душе сразу полегчало: кладоискатели возвращаются! Наконец-то наступит развязка и закончится изнурительная погоня за золотыми долларами. Здесь прекрасная позиция, как в тире, только нажимай на спусковой крючок и одного за другим отправляй конкурентов на небо. Но сначала надо убедиться, что они нашли клад.

Из колодца показалась голова одноглазого русского. Одним махом выбросив из шахты свое огромное тело, он снял с шеи винчестер и привязал к каменному блоку еще одну веревку. Жао, затаившись в темноте и крепче сжав маузер, неотрывно наблюдал за его действиями — что будет дальше? С трудом поборов соблазн придвинуться ближе, он вытянул шею, чтобы лучше видеть каждое движение белого.

Вниз полетела веревка с привязанным к ней увесистым камнем. Потом одноглазый начал вытягивать из колодца какой-то груз, для большей устойчивости широко расставив ноги и откидываясь назад при каждом рывке. Понятно: ему приходится нелегко. Однако гигант не сдавался. Вскоре он вытащил большой кожаный мешок и небрежно бросил его на камни.

«Золото!» — У бывшего полицейского радостно екнуло сердце, а рука сама подняла пистолет, ловя на мушку затылок одноглазого. Движение пальца — и он получит пулю! Однако стоит ли так торопиться? И Жао опустил маузер.

Следом за первым мешком русский вытянул из колодца второй, а потом объемистую суму. Судя по их размерам, весь клад покойного американца теперь лежал у ног одноглазого, и наблюдавший за ним китаец закусил губу: по идее сейчас русский перережет веревку! Не дурак же он на самом деле, чтобы делиться с остальными? Они так и подохнут внизу, не имея даже малейшей надежды выбраться, а гигант несколько мгновений будет ощущать себя немыслимо богатым, а потом навсегда успокоится с пробитым пулей черепом. Ну, режь, чего ты тянешь?

Белый оказался странным малым: он уселся около колодца, поставил между ног винчестер, сунул в рот сигарету и чиркнул спичкой. До Жао донесся щекочущий ноздри запах табака, в горле сразу запершило от неудержимого желания самому сделать затяжку, как это бывает с каждым заядлым курильщиком, вынужденным долго обходиться без очередной порции никотина.

Итак, одноглазый не польстился на золото. Жаль, придется потратить два лишних патрона, но чего только не сделаешь ради того, чтобы завладеть сотнями тысяч золотых долларов.

Усмехнувшись, бывший полицейский ласково погладил ствол пистолета: вот его самый верный друг! Конечно, можно немедленно покончить с белым и самому перерезать веревку, но одноглазого прикрывает камень, и не хочется случайно промахнуться. Кроме того, всегда лучше быть полностью уверенным, что твои враги уничтожены, поэтому подождем, когда они все вылезут из колодца. Недолго осталось, вон уже выбрался старик со своей дурацкой обезьяной. Значит, очередь за молодым белым. Как только над каменным срезом появится его голова, надо начинать. И первую пулю — молодому русскому.

Почти неощутимое дуновение воздуха коснулось вспотевшей от напряжения шеи Жао. Он вздрогнул, словно на него повеяло смертельным холодом от взмаха острого стального клинка. Откуда здесь сквозняк? За то время, что он провел в ожидании, ни одна пылинка не сдвинулась с места, ничто не нарушило вековой тишины и сонного покоя лабиринта, кроме его собственного дыхания и звуков, доносившихся из колодца.

Боясь шевельнуться, бывший полицейский чутко прислушался к собственным ощущениям: вдруг померещилось? Но нет, он вновь явственно ощутил движение воздуха и услышал слабый шорох. Резко обернувшись, Быстрорукий неожиданно увидел буквально в двух шагах от себя какую-то темную, призрачную фигуру со странным приспособлением в руках, похожим на палку с петлей на конце, и, не помня себя от ужаса, нажал на курок.

Грохнул выстрел. Неизвестный рухнул, а в глубине галереи появились новые смутные тени, и Жао, ощерившись, как разъяренный зверь, выстрелил по ним еще несколько раз. Их выследили, и только счастливый случай помог ему вовремя почуять опасность, избежав удавки на шее. Иначе сучил бы он сейчас ножками, ловя слабеющим взором жалкие отблески света, с трудом проникавшего через узкие оконца под нависшим каменным сводом. Но кто выследил, кто прокрался в пещеры, чтобы забрать золото? Неужто люди «Тайбо» или боевики из клана «Золотых воронов»?

Впрочем, сейчас некогда гадать, нужно спасать шкуру и вертеться волчком, чтобы выйти победителем.

Бросившись на пол, китаец ящерицей скользнул к выходу из галереи. И вовремя: сзади вразнобой ударили ответные выстрелы. Пули стукались в стены, выбивая каменную крошку, а впереди гулко бухнул винчестер русского. Не хватало еще поймать свинец, выпущенный тем, кого ты сам мгновение назад готовился отправить в мир иной!

Сделав бросок, Жао быстро перекатился и шмыгнул в соседнюю галерею, чувствуя внутри звенящую радость: удалось, хоть это удалось! Он вырвался, а одноглазый промахнулся, не успел достать его пулей. Конечно, стоит отдать ему должное — он быстро сориентировался в обстановке и мигом спрятался за камни колодца, тут же выставив из-за них ствол. И даже старика прикрыл! А третий кладоискатель вылезает в неподходящий момент, попадет в самое пекло боя. Тут ему и конец…

Выстрелы наверху Саша услышал, когда преодолел уже более двух третей подъема. Задержавшись на мгновение, он вслушался в звуки разгоравшегося боя: похоже, лупят из маузеров, а в их частую трескотню врывается бухающий звук винчестера — словно бьют молотком по доске, по самую шляпку вгоняя толстые гвозди.

Что за чертовщина, кто мог открыть стрельбу в заброшенном пещерном городе? Ведь вокруг, на многие версты, ни одной живой души. Неужели китаянка незадолго до смерти успела свершить свое черное дело, и ее дружки выследили их маленький отряд, даже здесь — в недрах гор? Тогда — конец: один винчестер Юрия не оружие против нескольких маузеристов, а Вок не боец. К тому же, при всем богатом боевом опыте Лобанова, трудно рассчитывать на удачу, поскольку враги застали его врасплох, навязав огневой контакт в невыгодных условиях. И Руднев торопливо полез наверх, быстро перебирая руками по веревке.

Над головой тускло засветился серый квадрат выхода из штольни колодца. Шальная пуля чмокнула в каменный блок, сплющенным горячим комочком свинца пролетела мимо Саши и упала в темноту пропасти. Звенели выбрасываемые винчестером капитана гильзы, стало слышно, как испуганно охает Вок и глухо матерится Лобанов, подбадривая себя в горячке схватки крепким русским словцом.

«Живы», — понял Саша и, подтянувшись, осторожно выглянул.

В темном зеве одной из галерей мерцали вспышки выстрелов, а вдоль стены ползли два человека в темной одежде, намереваясь обогнуть колодец, за каменными блоками которого засели капитан и Вок. Лица противников скрывали черные капюшоны с прорезями для глаз, в руках у них были маузеры, а на боку висели длинные тесаки в деревянных ножнах. Пользуясь тем, что Юрий не может их увидеть из своего укрытия, они пробирались в дальний угол пещеры, чтобы напасть с тыла.

Опустив одну руку, Руднев ощупью нашел рукоять револьвера и взвел курок. Так, теперь подтянуться еще немного, упереться ногами в узел веревки… Только бы не заметили…

Неожиданно появившись из колодца, как чертик из коробки бродячего фокусника, он двумя меткими выстрелами уложил врагов и тут же вновь спрятался.

— Молодцом! — весело крикнул Лобанов. — Спрячься пока.

Предупреждение оказалось не лишним: по камням застучали пули, с противным визгом уходя рикошетом к своду пещеры. Противник вымещал злобу, не давая высунуть носа, а бесконечно висеть на веревке тоже не будешь. В конце концов они догадаются перебить ее, стреляя по блоку, к которому она привязана.

— Сколько их? — улучив момент относительного затишья, спросил Руднев по-руссски.

— А черт их маму знает, — зло ответил капитан. — Трое или четверо уже готовы… Мне надо набить магазин: патроны кончаются. Плохо дело, они могут нас не выпустить.

Саша и сам понимал опасность создавшегося положения: враги перекрыли выход из пещерного города на волю. Достаточно поставить одного или двух стрелков у главной галереи, чтобы осажденным не выбраться из каменной западни. Выпустят ли их в обмен на золото? Не исключено, но потом все равно убьют: заберут доллары, а сами затаятся и выстрелят в спину. Действительно, черт их маму знает, как они тут очутились? Да еще у Юрия кончаются патроны, а пока он без прикрытия будет перезаряжать оружие, противник проникнет в пещеру. Как потом загнать его обратно в галерею?

— Прикроешь? — задрав голову, крикнул Руднев. — У меня руки совсем занемели.

— Попробую. Подтянись и сигай. Как скажу «раз», — прыгай.

Сжавшись в комок, Саша повис над бездной у самого края каменных блоков внутри колодца. Сердце билось в груди неровно, глухо, вдруг мелькнула мысль, что Ольга может остаться одна, сразу потеряв брата и любимого. Никто никогда не узнает, где они нашли свой конец, поскольку не пощадят и старого Вока, посмевшего привести белых в заброшенный пещерный город, а сами убийцы, естественно, не станут распространяться о совершенных ими преступлениях. Впрочем, вряд ли их оставят в живых после того, как они доставят своим хозяевам мешки с золотом. Господи, какой же глупостью были рассуждения в нижней пещере о том, обрежет Юрий веревку или нет! Если бы они с Воком знали, какой ад ждет их наверху!

— Раз! — гаркнул капитан. Посылая пулю за пулей в темный провал галереи, он лишил противника возможности вести прицельный огонь.

Руднев рванулся, на долю секунды поднялся над колодцем, перемахнул через камни, и тут неизвестно откуда бухнул выстрел. Саше показалось, что по ноге стегнули раскаленным прутом, но боль тут же ушла, только жгло немного, и быстро набухшая кровью штанина прилипла к телу.

Плюхнувшись на спину Вока, закрывшего голову руками, Саша моментально скатился с него и занял позицию с другого края каменного монолита. И тут винчестер капитана выплюнул последнюю гильзу, разочарованно щелкнув пустым затвором.

— Возьми их! — крикнул Лобанов.

Юркнув под прикрытие каменного блока, он дрожащими от возбуждения пальцами начал торопливо заряжать магазин патронами.

Саша выставил перед собой револьвер и выглянул из-за камня. Заметив шевеление в темноте галереи, выстрелил. Кто-то истошно, по-звериному завыл.

— Еще один! Молодец! — крикнул капитан. — Так их, б… Сейчас я буду готов.

Буквально через минуту он снова занял позицию, и Руднев получил возможность взглянуть на свою ногу. Пуля прошла навылет, по счастью не задев кости, но уже вытекло достаточно крови, и голова начала легко кружиться, предвещая тошноту и слабость. Вок зашевелился, подполз ближе, оторвал от своей рубахи длинный лоскут и туго перевязал рану, стараясь не мешать стрелять.

— Заживет, обязательно заживет, — приговаривал он трясущимися губами. — Ты молодой, сильный. Заживет!

После перевязки стало легче, но нога плохо слушалась, в ней толчками пульсировала кровь, отдаваясь болью по всему телу.

Стрельба внезапно прекратилась, наступила тишина, только где-то в темной глубине галереи протяжно стонал раненый. Пахло пороховой гарью, синеватые слои дыма пластами плыли через полосы скудного света, падавшего из узких отверстий под сводом пещеры, да тонко посвистывал ветер — наверное, на воле быстро бегут по небу облака и клонятся верхушки деревьев…

— Саш, ты как? — не поворачивая головы, спросил Лобанов.

— Задело немного, — признался Руднев.

— Серьезно?

— Ерунда, ногу навылет. Вок уже перевязал.

— Держать их сможешь? Патроны есть?

— Еще два барабана, — похлопав по карманам, ответил Саша.

— Спроси у старика, можно ли обойти этих молодцов? Нет смысла затягивать комедию.

Поманив китайца, Руднев показал ему на галереи и шепнул:

— По какой из них можно пройти в первый зал?

— Что ты, пропадешь! — сжался от ужаса Вок.

— Здесь тоже неминуемая смерть. У нас мало патронов, а золотом не выстрелишь. Они возьмут нас измором. Говори, как пройти, мы попробуем их перехитрить.

Старик приподнялся, вглядываясь в сумрак пещеры, и тут же бухнул выстрел. Пуля попала в камень и, чиркнув по нему, ушла в сторону.

«Караулят, — понял Руднев, — высунуться не дадут. Знать бы еще, сколько их, а то попадет Юрий из огня, да в полымя».

Китаец охнул и вжался в стенку колодца, ненароком придавив Цянь. Обезьянка пронзительно заверещала от боли, и затрещали новые выстрелы, разрывая вспышками темноту галереи. Вок зажал своей любимице рот, вытащил ее из-под себя и, ласково поглаживая, начал ее успокаивать, хотя у самого руки ходуном ходили от страха.

— Не бойся, — слегка встряхнул его Саша. — Здесь не достанут, камни прикрывают. Ну, есть проход?

— Там, крайняя галерея, — ответил старик. — Все время надо держаться за стенку левой рукой, а то заблудишься.

— Ты слышал? — повысив голос, спросил Руднев капитана.

— Да. Сейчас поменяемся местами, прикроешь меня.

— Слишком велик риск. Если заметят, будут ждать у выхода.

— Предложи что-нибудь получше, — сердито бросил Лобанов. — Давай ко мне!

Пятясь, Саша ползком перебрался на позицию Юрия. Заняв его место, выставил в сторону галереи ствол револьвера и стал ждать сигнала.

— Бей! — крикнул капитан и выпрыгнул из укрытия.

Руднев несколько раз нажал на спусковой крючок, посылая пули в темноту и сожалея, что не обладает завидной способностью видеть как кошка. Огромная фигура Лобанова метнулась к стене и исчезла в норе галереи. Саша облегченно перевел дух: кажется, удалось. Только бы не оказалось, что ход давно обрушился, только бы в нем не было замаскированных ловушек! Пусть Юрию повезет!

Как ни странно, враги не ответили огнем — то ли решили не тратить зря патронов, то ли отошли в глубь галереи, не желая понапрасну подставляться под пули обреченных, продолжавших оказывать ожесточенное сопротивление, вместо того чтобы сдаться на милость сильнейших. Или они не заметили маневра капитана и потому не пытались ему помешать?

Открыв защелку, Руднев выбросил стреляные гильзы и вставил в каморы новые патроны. В запасе осталось всего три. Если Юрий не пройдет, а противник неожиданно предпримет новую атаку, удастся ли отбиться?

Сзади завозился Вок и тихонько сказал:

— Твой друг смелый и верный человек. Жаль, что нам не повезло. — Сокрушенно прищелкнув языком, китаец немного помолчал, а потом неожиданно спросил: — Ты хочешь жениться на его сестре, да?

— Хочу, — не стал скрывать Саша. — Но сначала нужно выбраться.

— Ты потом не оставайся в стране Хань, — вздохнул старик. — Уезжай. Не будет тебе здесь покоя с этим золотом, нигде и никогда. Садись на пароход и уплыви подальше, женись, нарожай детей, а нас не забывай. Расскажи детям и внукам, как добыто твое богатство, пусть и они о нас вспомнят. Ведь человек жив, пока жива память о нем.

— Не стоит хоронить себя раньше времени, — мягко укорил его Руднев, но Вок не ответил, только снова тяжело вздохнул.

Сколько же прошло времени с того момента, как Лобанов исчез в галерее? Долго ли придется ждать его появления? Сумеет ли он выполнить задуманное?..

Глава 17

Нырнув в темноту, Жао кинулся бежать по узкой галерее, но вскоре наткнулся на слежавшуюся каменную осыпь, пробкой закрывшую проход.

Проклятье! Словно злой рок висит над ним, не давая приблизиться к вожделенному золоту, а тут еще того и гляди схлопочешь пулю в спину. Западня! Остается лишь развернуться и постараться подороже продать жизнь.

Но бывшего полицейского никто не преследовал. Поняв это, он быстро успокоился и крадучись вернулся к выходу из галереи. Присев, осторожно выглянул и довольно усмехнулся: какая удача, зря он гневил судьбу пустыми упреками. Похоже, враги сейчас перебьют друг друга, а слава победителя достанется ему. Воистину, лучше всего наблюдать схватку тигра с буйволом, сидя на вершине высокого холма, а в данном случае — в темной норе, где тебя никто не видит и куда не залетают шальные пули.

Конечно, есть опасность, что кто-нибудь заглянет сюда, но ствол маузера Быстрорукого будет последним, что этот любопытный увидит в своей жизни.

Одноглазый действительно опытный воин. Он сумел отбить нападение и заставил противников отступить, но не в его силах хоть чем-то помочь приятелю, оставшемуся в колодце. Но и тот, как оказалось, не намеревался сдаваться: высунувшись, он меткими выстрелами уложил двоих, пытавшихся обойти гиганта и старика.

Жао вскинул маузер, однако не успел как следует прицелиться — русский уже спрятался. Зато когда он вновь выскочил, Быстрорукий выстрелил. Жаль, попал только в ногу, очень жаль. Одним было бы меньше, и скорее наступила бы развязка. Придется еще подождать. Не может же стрельба продолжаться вечно…

Поначалу в галерею еще проникал сумрачный размытый свет пещеры, но вскоре темнота стала густой и плотной. Юрию казалось, что он окунулся в черную тушь. Пахло пылью, ноги запинались о неровный пол, временами приходилось буквально протискиваться между камнями, да еще приходилось помнить наставление старого китайца и постоянно держаться левой рукой за шероховатую стену.

Поворот, несколько шагов — и новый поворот. Будет когда-нибудь конец этой извилистой кротовой норе или нет? Неужели где-то на свете есть высокое голубое небо и яркое солнце, под которым весело зеленеет трава и летают вольные птицы? Или весь мир сжался странным образом до размеров затхлой расщелины, громко именуемой лабиринтом заброшенного пещерного города? Да какой это, к чертям собачьим, город? В городах, — нормальные дома, свет, магазины, люди наконец!

Хотя встречи с людьми не всегда приносят радость даже в обычном городе. Порой и там случаются разные неприятности: например, местные уголовники хотят тебя покалечить или отправить в мир иной, потому что ты не желаешь поделиться с ними некой тайной. Как же быть, если все человечество разделено на бедных и богатых, а любой бедняк мечтает вырваться из нищеты?

Опять поворот. Странно, почему в пещерах не живут летучие мыши? Кажется, эти твари обожают подобные места. Или здесь им негде летать и нечем кормиться?

Да, не повезло им под конец: откуда-то появились вооруженные бандюги, а теперь ломай голову и хребет, чтобы выбраться из западни живым и невредимым. Он все время ожидал чего-то подобного и — на тебе! — накликал беду… Да, теперь ничего не поделаешь: прекрасная сказка оказалась былью, и золото нашлось именно там, где оставил его покойный американец. Все сошлось, зря он не верил Саше, думая, что приятель помешался на кладоискательстве. Осталась самая малость: унести подобру-поздорову ноги и доллары. Впрочем, Руднев уже поймал пулю.

Наконец впереди появилось серое пятно. Неужели долгожданный выход? Юрий уже сбился со счета, минуя поворот за поворотом, развилку за развилкой. Может быть, в ином состоянии он и заблудился бы, но не сейчас, когда чувства обострены до предела.

Прежде чем выйти из галереи, Лобанов остановился, давая глазам привыкнуть к свету. Проверил винчестер и прислушался. Тихо, даже выстрелов не слышно. Держится там еще Сашка или наступила неизбежная страшная развязка? Нет, прочь дурные мысли, чтобы не накликать новой беды! Наверное, толща камня не дает проникнуть сюда ни единому звуку.

Двигаясь быстро и бесшумно, капитан выскользнул из лабиринта и осмотрелся. Никого. Так, где тут отметка, указывающая верный путь? Вот она, на месте, родимая.

Внезапно появилось желание плюнуть на все и поскорее выбраться из проклятого каменного мешка на волю, вдохнуть полной грудью свежий горный воздух, поднять лицо к небу, широко раскинуть руки, словно собираясь подняться ввысь, подобно легкой пушинке, гонимой неистовым ветром. Юрий даже схватился рукой за горло, почувствовав странный приступ удушья. Или это начинается боязнь замкнутого пространства? Коварная пещера караулила его и наконец дождалась, пока ничтожный человечишка ослабнет? Нет, он не поддастся страху!

Тем не менее ноги сами понесли его к выходу из пещер: только один глоток воздуха, только один мимолетный взгляд на небо — и немедленно обратно. Ну нет, нет больше сил вытерпеть объятия камня! Бывает же предел прочности и у самых крепких людей?

Начался тоннель, ведущий к свету: Юрий, занятый своими мыслями, даже не заметил, как попал в него. Сделав несколько шагов, он остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду, — впереди мелькнула тень, похожая на неясный силуэт человека. Наверное, с ним играет дурные шутки растревоженная схваткой фантазия и везде чудятся враги. Но не мешает поберечься! Лобанов прижался к стене и медленно двинулся вперед.

Крадучись, он дошел до границы света, падавшего в тоннель из выходного отверстия, и замер, настороженно прислушиваясь: в щелях каменных громад посвистывал ветер, с легким шорохом крутились маленькие песчаные смерчи, свиваясь и развиваясь в замысловатом танце, тянуло сквозняком, несущим ароматы травы и свежести. Однако к ним примешивался какой-то странный, пока еще непонятный запах. Втянув ноздрями воздух, Юрий замер. Похоже, едва уловимо пахнет чесноком и еще чем-то странно знакомым. Ну да, это же въевшийся в одежду дым костра! Неужели по другую сторону входа кто-то есть?

Вообще-то его одежда тоже воняет гарью, но он не ел чеснока! Значит, за каменными глыбами, прикрывающими вход в заброшенный пещерный город, притаились враги? Естественно — враги, не друзья же! Поэтому остается только одно — напасть первым.

Выйдя на середину тоннеля, капитан что было сил рванулся к выходу, набирая скорость, не заботясь о производимом им шуме и не спуская глаз с приближавшегося с каждой секундой яркого пятна, дневного света. Главное, не сбиться с шага, не пропустить момента, когда он достигнет призрачной границы между светом и тенью. Резкий толчок — и Лобанов, перекувырнувшись через голову, вылетел наружу.

Сзади грохнули запоздавшие на долю секунды выстрелы: противники никак не ожидали, что из пещеры со скоростью снаряда вылетит огромный человек, перевернется в воздухе и — словно кошка, приземлившись на ноги, — ответит им метким огнем из винчестера, казавшегося игрушечным в его могучих руках.

Упав на бок, Юрий откатился под прикрытие большого валуна и осторожно выглянул. Справа от входа в пещеру ничком лежал человек в черном. Его вытянутая вперед рука сжимала маузер. С другой стороны валялся второй, одетый точно так же. Капитан немного выждал и подобрался ближе, решив, что опасаться больше нечего: очевидно, в засаде были только эти двое. По мнению врага, основное действие трагедии должно было развернуться в глубине пещер.

Перевернув на спину первого убитого, Лобанов слегка присвистнул: лицо неизвестного было закрыто черным капюшоном. Юрий сорвал его и увидел незнакомого китайца. Подобрав маузер, осмотрел второго. Ничего нового: тоже китаец, и в таком же капюшоне. Надо торопиться обратно, пока проклятые бандиты не сожрали Сашку и старого Вока вместе с его обезьяной.

Засунув трофейные маузеры за пояс, Лобанов кинулся в тоннель. Скорее, скорее, и так потрачено много времени, а каждая минута неимоверно дорога. Только бы не пропустить метки, указывающие правильный путь. Спасибо старику — он словно знал, что ждет их впереди, когда заставил пометить стены. А может, Вок и вправду обладает неким даром предвидения?

За очередным поворотом Юрий неожиданно наткнулся на неподвижное тело. Мельком глянув на него, поспешил дальше — один из бандитов, получив пулю, хотел выбраться на волю, но не успел. И опять на нем темная куртка, а лицо закрыто черным капюшоном. Униформа у них такая, что ли? Или это хорошо продуманная маскировка, позволяющая сливаться в сумраке с камнем?

Вскоре он обнаружил второго. Этот был еще жив. Зажав окровавленными ладонями рану на животе, он сидел у стены и безучастно глядел в пространство затуманенными болью глазами. Лобанов оборвал его мучения ударом приклада — ни к чему оставлять за спиной смертельную опасность. Вдруг у хунхуза еще достанет сил поднять валявшийся рядом маузер?

Более всего беспокоила тишина впереди. Почему не слышно выстрелов? Неужели он слишком долго копался и трагедия завершилась? Или противники пока затаились, надеясь перехитрить друг друга? Если так, то Рудневу это только на руку, поскольку патронов у него в обрез, может и не хватить, чтобы удержать противника в лабиринте. Но сколько же там засело бандитов? И как они попали сюда, кто показал им дорогу к заброшенному пещерному городу, кто провел по лабиринтам? Неужели кладоискателей преследовали не один, а два отряда? Или, когда на склоне погибла первая группа, на смену ей подтянулась вторая? А может быть, где-то неподалеку прячется и третья? Нет, нужно поскорее кончать с этим балаганом и убираться отсюда.

Капитан нырнул в темный лаз галереи и начал осторожно продвигаться вперед, держа в правой руке винчестер, а левой сжимая рубчатую рукоять трофейного маузера. На мгновение задержавшись, он забросил винчестер на плечо и вытащил из-за пояса второй маузер: так будет лучше, поскольку винчестер одной рукой быстро не перезарядить. Еще шаг, и впереди появились неясные тени. Не то чтобы он их увидел — скорее почувствовал, как ощущают в темноте приближение незримой опасности, от которой начинает слегка замирать и неровно биться сердце.

И тут же сумрак лабиринта разорвали вспышки выстрелов: Лобанов всаживал пулю за пулей в метнувшиеся перед ним тени, безошибочно отыскивая их сквозь пороховой дым единственным глазом. Маузеры в его руках вздрагивали как живые, выплевывая стреляные гильзы, которые падали под ноги и с веселым звоном отскакивали от камней. Галерея наполнилась криками, глухими стонами, душным запахом кисловатой пороховой гари и свежей крови.

Обдав Юрия мертвенным холодком дуновения смерти, около виска тонко цвикнула запоздалая ответная пуля. Клюнула камень, ушла рикошетом в сторону и исчезла в темноте. И вдруг наступила тишина, от которой, казалось, даже заломило в ушах. Неужели все?

Да, ему удалось сделать почти невозможное: выбраться через запутанные ходы в тыл бандитам и уничтожить их засаду. В этом смертельном поединке судьба оказалась милостивой к отважным кладоискателям.

Разбрасывая сапогами стреляные гильзы, Юрий рванулся туда, где остались старый Вок и Александр. Выскочив из галереи, он увидел, как из-за каменных блоков осторожно выглянул Руднев.

— Ого-го! — во всю силу своих могучих легких закричал Лобанов, как дикарь потрясая поднятыми над головой маузерами, в которых не осталось ни одного патрона. — Виктория, Сашка! Виктория!

Неожиданное появление капитана показалось Рудневу чем-то вроде чуда — он уже полностью отчаялся и почти перестал ждать, а в барабане револьвера оставался всего один патрон. Последнюю пулю Саша решил отдать врагам, а потом — будь что будет. По крайней мере у него под рукой еще есть отравленный клинок китаянки. Руднев изредка касался рукоятки кинжала влажными, чуть подрагивающими от возбуждения пальцами — словно ласкал равнодушный холодный металл. И вдруг…

Когда тишину подземелья разорвал хрипловатый бас Лобанова, за колодцем шевельнулся Вок. Приподнявшись и что-то беззвучно шепча побелевшими от пережитого страха губами, старик как зачарованный смотрел на радостно хохотавшего гиганта. В лучах слабого света, падавшего на него из отдушины под потолком пещеры, Юрий в эту минуту был похож на бога войны.

— Путь свободен! — бросив маузер и картинно оперевшись на винчестер, гордо сообщил капитан. — Пошевеливайтесь!

Саша с трудом поднялся, чувствуя, как от потери крови слегка кружится голова и дрожат колени. Покойная няня в таких случаях говорила: «Будто кур воровал». Но в общем ничего, терпимо. На свежем воздухе полегчает.

Вдруг он заметил, что позади капитана в сумраке пещеры метнулась какая-то тень. Или померещилось?

— Осо! Цу! — показывая рукой за спину Юрия, тонко закричал охваченный ужасом Вок. — Назад, скорее!

Грохнул выстрел, и старик рухнул — пуля пробила ему лоб. Дико взвизгнув, Цянь кинулась в сторону и мгновенно исчезла среди нагромождения камней.

Лобанов крутанулся волчком, вскинул винчестер, но капризная фортуна, столько лет хранившая его в кровавых сражениях войны, на сей раз изменила своему любимцу: враг оказался со стороны незрячего глаза капитана. Два выстрела слились в один, и следом бухнул револьвер Руднева, целившегося в темную фигуру убийцы, неожиданно появившегося из боковой галереи. Выронив винтовку, Лобанов мягко осел на камни и уткнулся лицом в вековую пыль.

— Юрий! — не помня себя, дико закричал Руднев. — Юра!

Бросив пустой револьвер, он шагнул вперед — может быть, Лобанов только ранен, может быть, ему еще можно помочь? — но со стоном упал, не сумев удержаться на ногах. Проклятая рана!

Подняв голову, Саша увидел стоявшего над телом капитана плотного широколицего китайца. Рукой он зажимал окровавленное плечо — последний выстрел Лобанова не пропал даром. Встретившись взглядом с Рудневым, китаец злобно ощерился и направил на него ствол маузера, но его рука, державшая оружие, дрожала, не давая как следует прицелиться, и Александр успел резко откатиться в сторону. Однако вместо выстрела раздался только сухой щелчок. Осечка или кончились патроны?

Китаец судорожно передернул затвор: магазин был пуст. И тут Руднев заметил, что противник ранен еще и в ногу. Значит, его пуля тоже не прошла мимо.

— Я убью тебя, — прошипел китаец, опустившись на четвереньки. — Здесь все мое. Мое!

Неуклюже отталкивая непослушное, тяжелое тело, он потянулся здоровой рукой к винчестеру, лежавшему рядом с Лобановым. Саша тоже рванулся к нему, надеясь опередить бандита.

— Щенок! — прерывисто дыша, выплюнул ругательства китаец. — Ты сейчас подохнешь и сгниешь в этой пещере!

Думать о том, откуда вдруг появился бандит, не оставалось времени. Вперед, скорее вперед, забыв про страшную, режущую боль в ноге. Если хунхуз дотянется до винчестера раньше, это неминуемая смерть!

И все же ни один из них не сумел опередить другого: руки врагов одновременно намертво вцепились в еще теплую сталь ствола и буковый приклад винтовки. И тут словно снаряд взорвался в голове Руднева — китаец неожиданно боднул его лбом в лицо. Хорошо еще, Саша в последний момент успел отклониться, и удар пришелся вскользь, но чугунный лоб бандита чуть не раздробил ему скулу, сразу налившуюся тяжелой, свинцовой болью.

Руднев изловчился и пнул его коленом. Китаец охнул, но винчестера не отпустил, а резко рванул его, чуть не перебросив через себя не желавшего уступать противника.

«Силен, гад», — как-то отстраненно подумал Саша, лихорадочно отыскивая выход из создавшегося положения.

— Я — Жао! — как ядовитая змея, шипел китаец. — Быстрорукий Жао! А ты — труп! Червяк!

Неожиданно он сильно ударил Руднева в грудь сложенными «копьем» пальцами здоровой руки. Наверное, бандит целил в горло, и удар мог оказаться смертельным, но его подвела раненая рука, все еще цеплявшаяся за винчестер. Поэтому он промахнулся.

Тем не менее русский выпустил приклад и отшатнулся, пытаясь втянуть в себя хотя бы глоток воздуха: возникший в груди спазм не позволял дышать.

Лежа на боку, Саша хотел поднести руки к горлу, и тут его пальцы наткнулись на медную рукоять кинжала и судорожно вцепились в нее, как в спасительную соломинку.

— Слизняк, — презрительно цедил Жао, грязной ладонью ласково поглаживая винчестер. — Я охотился за золотом много лет и никому не позволю завладеть им. Ты останешься здесь, среди трупов, мучительно долго подыхать от боли, голода и жажды.

А Руднев уже вытягивал из ножен клинок, стараясь не коснуться его обоюдоострого лезвия — Вок знал многие древние секреты и наверняка не зря предупреждал, что оружие может быть отравлено. Малейшая царапина или легкий порез пальца — и проклятому Жао уже не будет нужды осуществлять свои угрозы. Наконец клинок вышел из ножен, а дыхание понемногу выровнялось.

— Ты умрешь, — глухо сказал Александр, — у тебя нет права жить!

Жао только скрипуче рассмеялся и презрительно плюнул в сторону русского. Не обращая внимания на сочившуюся из ран кровь, он встал на ноги и за ремень поднял винчестер.

— Ты проиграл, — пошатываясь, как пьяный, Жао начал перебирать пальцами по ремню винтовки, чтобы удобнее перехватить ее здоровой рукой. — Вы все проиграли!

Перевернувшись на спину, Руднев резко взмахнул рукой и метнул кинжал. Клинок по самую рукоять легко вошел в живот Жао. Быстрорукий пошатнулся, слабо охнул и потянулся к торчавшей из окрасившейся кровью раны рукоятке, но лицо его вдруг покрылось смертельной бледностью, а рука, так и не добравшись до клинка, бессильно упала.

— Проклятье, — едва слышно, пробормотал бывший полицейский.

Сделав неверный шаг назад, он уронил винчестер и закачался, словно ища точку опоры. На лбу его выступил обильный пот, глаза неестественно расширились и вылезли из орбит, а лицо исказила гримаса нестерпимой боли. Неимоверным усилием воли он сумел поднять руку и ухватиться за рукоять кинжала, однако силы уже оставили Быстрорукого, и он рухнул. Через несколько секунд все было кончено: древний яд сделал свое дело.

Стараясь не смотреть на почерневшее, перекошенное лицо Жао, Руднев дополз до винчестера и схватил его.

Вдруг здесь притаился еще какой-нибудь неведомый враг? Услышав шорох в углу пещеры, он быстро развернулся и едва не нажал на спусковой крючок, чудом удержавшись от выстрела в последнее мгновение.

На каменных блоках колодца сидела маленькая Цянь, темными бусинками глаз печально глядя на единственного оставшегося в живых человека. Прижатые к груди лапки зверька словно молили о пощаде и защите.

И Руднев вдруг хрипло засмеялся, а из его глаз неудержимо хлынули слезы. Слыша как бы со стороны свой неудержимый, захлебывающийся смех, он понял, что сходит с ума…

Тихо журчал вкрадчивый голос толстяка, почтительно докладывавшего о положении дел. Сидевший за столом Ян Си играл дужками золотых очков и время от времени недовольно дергал плечом, узнавая новые подробности об успешных действиях боевиков тайного общества «Золотых воронов».

— В порту все должно подчиняться нам, и только нам! «Тайбо» не знает поражений, — взъерошив узловатыми пальцами густо поседевший ежик волос, назидательно сказал он подручному. — Подкиньте денег людям из криминальной полиции, пусть они серьезно возьмут в оборот этих молодцов с причалов. Подчеркните, что они мне очень надоели и вызывают непроходящее раздражение.

Толстяк понимающе кивнул и сделал непонятную закорючку в маленьком блокноте, лежавшем у него на коленях. Подняв глаза на Великого Дракона, он робко напомнил:

— Вы интересовались похищенным из банка золотом, якобы спрятанным где-то в горах. В этом деле были замешаны бывший инспектор криминальной полиции Жао и русские.

— Кажется, наши люди в свое время напали на след исчезнувших сокровищ? — чуть улыбнулся тонкими губами Ян Си. — Но прошло уже больше трех месяцев… Что слышно?

— Ничего, — вздохнул толстяк, сокрушенно качая головой. — Никто не вернулся, и нет никаких известий. Я пробовал выяснить, но пути перекрыты, в провинциях идут сильные бои.

— Тогда забудем об этом мифическом кладе, — вяло отмахнулся Великий Дракон. — Есть более важные дела, а золото все равно при случае всплывет в том или ином месте. Сейчас не время разбрасываться, нужно поскорее прижать наглецов из «Золотых воронов». Мы несем убытки.

— Вы, как всегда, мудры и предусмотрительны. — Поняв, что аудиенция закончена, толстяк поднялся и, кланяясь, начал пятиться к выходу…

Настоятельница маленького католического монастыря разбирала бумаги, которые нужно было привести в порядок после смерти ее предшественницы, когда ей доложили, что какой-то европеец стоит у ворот обители и просит разрешения поговорить с ней. С неохотой оторвавшись от дел, она спросила:

— Кто он?

Как странно, кто может спрашивать ее в этой пустынной, обезлюдевшей местности, да еще осенью, когда свирепствуют холодные, колючие ветры, предвещающие близкий приход суровой зимы? Здесь и китайцев-то почти не осталось — и вдруг европеец! Что привело его в этот забытый Богом край?

— Кто он? — уже не без любопытства повторила настоятельница.

— Не назвался, — смиренно опустив глаза, ответила пожилая монахиня.

— Хорошо. — Настоятельница поднялась и накинула на плечи большую теплую шаль. — Пойдем. Может быть, он нуждается в помощи или утешении словом Божьим.

Монахиня молча поклонилась и повела настоятельницу во двор. Тусклое, словно уменьшившееся в размерах солнце едва согревало землю. На женщин сразу накинулся ветер, стегнул по лицу мелкими песчинками, запутался в длинных, темных подолах, облепил тканью ноги, мешая идти, не пуская к воротам.

Глухо стукнул отодвигаемый засов, створка ворот со скрипом приоткрылась. Настоятельница увидела высокого небритого мужчину в лохматой шапке, темной куртке, полувоенных брюках и порыжелых, запыленных сапогах. За плечом у него висел винчестер, а на широком поясе, туго перехватывавшем куртку в талии, — револьвер в кобуре. Рядом стоял конь с тороками у седла, время от времени слегка подергивавший повод, намотанный на левую ладонь незнакомца. В стороне две вьючные лошади пощипывали нежными губами кустики пожелтевшей, уже прихваченной ночными заморозками травы.

Сняв шапку, мужчина обнажил давно не стриженную, рано поседевшую голову и сдержанно поклонился.

— Мир вам! Вы говорите по-французски или по-английски?

— Я англичанка, — со сдержанной гордостью ответила настоятельница и вдруг с ужасом заметила, как куртка на груди незнакомца странно зашевелилась и высунулось маленькое, сморщенное личико уродца с черными бусинками глаз.

— О Боже! — Она отшатнулась и осенила себя крестным знамением.

— Не бойтесь, — грустно усмехнулся неизвестный. — Это Цянь. Обезьянка.

Он погладил ее и бережно водворил на место. От зорких глаз настоятельницы не укрылось, что под одеждой незнакомца спрятаны маузер и кинжал с медной рукоятью в виде дракона. Не человек, а ходячий арсенал! Зачем ему столько оружия? Уж не хунхуз ли?

— Что вам угодно? — сухо поинтересовалась она, стараясь не смотреть на ужасный шрам на его щеке. — Если рассчитываете чем-нибудь здесь поживиться, придется вас разочаровать: у нас нет ни вина, ни денег, ни молодых женщин. Только скудные припасы и…

— Нет, нет, что вы, — печально улыбнулся гость. — Я ношу оружие для защиты от лихих людей. У меня нет намерений причинить вам зло.

— Чего же вы хотите? — Женщина зябко передернула плечами: даже теплая шаль не спасала от пронизывающего ветра. Странный человек. Откуда он взялся? И говорит на ее родном языке вроде бы чисто и правильно, но с каким-то неуловимым акцентом.

— Несколько месяцев назад мы тут оставили больную девушку. За ней ухаживала сестра Магдалена.

— Сестры Магдалены нет. — Настоятельница перекрестилась.

— Она… жива? — вздрогнул незнакомец.

— Ее больше нет среди нас. — Она вновь перекрестилась. — Как звали девушку, о которой вы спрашиваете?

— Ольга, Ольга Лобанова, — вытерев шапкой разом покрывшееся потом лицо, едва слышно ответил мужчина. — Где она?

— Лобанова? — изумленно подняла брови настоятельница. — Русская? Я никогда не слыхала, чтобы здесь были русские. — Повинуясь внезапно возникшей догадке, она быстро спросила: — Вы тоже русский?

— Да. Весной, отправляясь в горы, мы оставили ее в лазарете. Что с ней?

— Не знаю, — скорбно поджала губы настоятельница. — Ничего не знаю. Я здесь всего несколько дней.

— Тогда спросите у тех монахинь, которые живут здесь давно. Должен же кто-нибудь знать, где она и что с ней! Они наверняка ее помнят — русская, Ольга. Она лежала там. — Он показал на строение в глубине двора.

— Нам некого спросить, — глядя ему прямо в глаза, медленно сказала женщина. — Будьте мужественны.

— Как это — некого? — отступив на шаг, словно его толкнули в грудь, недоумевающе переспросил незнакомец.

— Все умерли.

— Но этого не может быть! — закричал мужчина, заставив лошадей вздрогнуть и обеспокоенно поднять головы. — Черная болезнь не трогает европейцев, я сам проходил через вымершие селения! И жив, вы же видите, жив!

— Мор не знает расовых различий, — печально вздохнула настоятельница, — болезнь не спрашивает ни национальности, ни вероисповедания. Если хотите, могу показать вам могилу: их похоронили всех вместе, поскольку не хватало рук живых, чтобы зарывать мертвых. Лошадей оставьте здесь, их никто не возьмет. Во всей округе нет ни одной живой души.

Русский привязал поводья к кольцу ворот и, как потерянный, прихрамывая побрел следом за настоятельницей. Они пересекли двор, обогнули здание бывшей больницы. За ним возвышался аккуратный холмик красноватой земли с католическим крестом и засохшим букетиком незамысловатых цветов.

— Это здесь. — Монахиня показала на холмик и отошла в сторону.

Русский медленно опустился перед могилой на колени и что-то вынул из-за пазухи. Вытянув шею, настоятельница увидела странную складную медную иконку, которую мужчина поставил перед собой. Он начал молиться. Его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.

Ветер разбойно посвистывал, шелестел лепестками засохших цветов, теребил поседевшие волосы русского и пронизывал насквозь настоятельницу, забираясь под шаль и черное шерстяное платье. Но она терпела, не торопила молящегося, уважая чужие чувства. Придется еще немного померзнуть. Его надо проводить до ворот, дабы убедиться, что этот странный и, по всей видимости, довольно опасный человек покинул монастырь. Откуда он взялся и куда держит путь? Что несут его лошади в тороках и вьюках? Кто вообще сможет когда-нибудь понять этих загадочных потомков скифов, которые возникают ниоткуда и уходят в никуда, пропадая в неизвестности, чтобы неожиданно появиться вновь?..

Наконец русский поднялся, бережно спрятал на груди иконку и вскинул винчестер: бум, бум, бум! Эхо выстрелов метнулось по монастырскому двору и затихло.

— Молитесь! Господь облегчит ваши страдания и подаст помощь на дороге жизни. — Благословив незнакомца, настоятельница тактично отвела глаза, чтобы не смущать его: мужчины не любят, когда женщины видят, как они плачут.

— Благодарю, — глухо ответил русский.

— Куда вы теперь? — решилась поинтересоваться монахиня.

— В Шанхай…

Проводив странного незнакомца до ворот, настоятельница приказала приготовить себе теплое питье, а сама поднялась в верхние комнаты, откуда хорошо просматривалась дорога: ей хотелось убедиться, что русский действительно уехал.

Стоя у окна, монахиня мысленно благодарила Господа, избавившего ее и других сестер от неведомых опасностей — нежданный гость внушал ей страх. Почему он солгал? Сказал, что едет в Шанхай, но направился не на юго-восток, а на юго-запад, туда, где проходит железная дорога на Гонконг, который китайцы называют Сянганом…

Номер в дешевенькой провинциальной гостинице, где остановился отец Владимир, был маленьким, поэтому, когда послышался стук в дверь, ему пришлось сделать всего два или три шага, чтобы открыть ее. В полутемном коридоре стояла худая женщина, кутавшаяся в старый, рваный платок. Неужели дешевая проститутка, решившая предложить свои услуги? Надо объяснить несчастной, что ни его сан, ни возраст…

— Простите, что побеспокоила вас в поздний час, отче.

Услышав родную русскую речь, священник смутился, что плохо подумал о незнакомой женщине, и жестом предложил ей войти. Заметив, как жадно взглянула она на тарелку с пирожками и чайник, он ласково взял нежданную гостью под острый локоть и почти силой усадил за стол.

— Вы, наверное, проголодались? Угощайтесь без стеснения! Прошу вас, кушайте, кушайте.

«Бог мой, да она прямо-таки насквозь светится от голода, — с острой жалостью подумал отец Владимир, наливая незнакомке чай и наблюдая, как бережно, стараясь не уронить ни крошки, она отщипывает кусочки пирога. — И наверняка замерзла. Весна нынче выдалась холодная, погода промозглая, а она чуть ли не босиком. Но откуда взялась здесь русская? Куда только не занесло соотечественников лихолетье — даже в глухие китайские провинции…»

Пока гостья ела, он как следует разглядел ее при свете керосиновой лампы. Совсем еще молодая девушка. И несомненно очень привлекательная. Этого не могли скрыть ни ужасная худоба, ни желтушная бледность лица, ни отсутствие приличной одежды и обуви — на ней было поношенное платье из дерюжки, а на ногах рваные китайские матерчатые тапочки на веревочной подошве.

— Кушайте, кушайте, дитя мое, — подливая ей чаю, повторил священник. — Не возражаете, что я вас так называю?

— Спасибо, мне больше нельзя. — Сделав над собой усилие, она отодвинула тарелку с пирогом и, поймав недоуменный взгляд хозяина, смущенно объяснила: — Я давно не ела, а сразу много…

— Понимаю. — Отец Владимир сел напротив и, по-стариковски подслеповато щурясь, пристально посмотрел на девушку. Он раздумывал, как бы поделикатнее спросить, в какой помощи она нуждается. А в том, что помощь ей необходима, священник не сомневался.

Однако никаких особых слов придумывать не пришлось. Девушка начала разговор сама:

— Сделайте Божескую милость, помогите мне добраться до Шанхая. Я давно потеряла всех родных. Остались брат и любимый человек, но и они не подают о себе вестей уже целый год. Мы расстались в начале прошлого лета, и с тех пор я ничего о них не знаю. Живы они или нет?..

— Господь милостлив, — перекрестился священник.

— Да, я не теряю надежды, — тихо произнесла гостья. — Я долго и тяжело болела, просто чудом выкарабкалась, благодаря помощи добрых людей, но оказалась в чужих краях без всяких средств. Случайно узнав, что здесь проездом остановился русский православный священник, я решилась обратиться к вам за помощью. Помогите мне добраться до Шанхая! Может быть, там отыщутся следы брата или жениха…

— А где же вы растеряли друг друга? — участливо спросил отец Владимир.

— Ой, я даже не знаю. — Она провела по лбу исхудавшей рукой, словно пытаясь собрать мысли в горсть. — Помню только, там был монастырь, а дальше — черный провал. Очнулась я в бедной китайской фанзе, верстах в сорока от этого городка.

— Что за монастырь? — попробовал уточнить хозяин.

— Не помню, не помню, — покачала она головой, приложив пальцы к вискам. — Ничего не помню: какой монастырь, чей, где находится…

«Наверное, бедняжка переболела тифом», — вздохнув, подумал отец Владимир. Платок, в который куталась гостья, сполз на плечи, и он увидел короткую, почти мальчишескую стрижку, делавшую ее похожей на подростка.

— Попробую вам помочь, — успокоил ее священник. — Наберитесь мужества и терпения. Бог не без милости, а свет не без добрых людей. Глядишь — доберетесь до Шанхая, отыщете брата и жениха. Выпейте еще чайку. Кладите побольше сахара, не стесняйтесь. Главное, не терять надежды на лучшее. Чего только не случается в жизни.

Поправив фитиль керосиновой лампы, отец Владимир налил незнакомке чаю и ласково спросил:

— Как вас зовут, голубушка?

— Ольга, — согревая ладони теплом чашки, тихо ответила она.

— Вот и славно, пейте чай, Оленька, отдыхайте, а поутру непременно что-нибудь придумаем. Благодарение Богу, у меня есть тут кое-какие знакомства, а кроме них найдутся и некоторые средства: еще не перевелись добрые люди. Знаете, с какой целью я путешествую? — стараясь отвлечь гостью от невеселых размышлений, начал рассказывать священник. — Мне поручено заботиться о возведении часовни Всех Святых, а поставить ее надо в самой глуши, вдалеке от торных дорог. Вот и хлопочу: то камень достать, то известь. Опять же, не доверишь строительство первому встречному-поперечному, а местные азиаты разве знают толк в храмах? Пусть даже и небольшую часовенку, да и ту верно не поставят.

— Благое дело, — слабо улыбнулась Ольга.

— Да, — погладив седую бороду, важно кивнул отец Владимир. — Представьте себе, что часовню эту решил поставить на свои деньги человек, живущий отсюда за многие тысячи верст.

— Зачем же ему? — не желая обидеть хозяина, проявила заинтересованность гостья.

— В память о близких людях. М-да… А познакомились мы в прошлом году в Гонконге, то бишь в Сянгане по-местному. Я там был по делам, а он ждал парохода. Жили почти по соседству, встречались в русском ресторанчике, начали раскланиваться, а там и разговорились. Знаете, меня не покидало ощущение: от этого человека я услышу некую удивительную историю, полную невероятных приключений. Еще бы — интересный молодой мужчина, богат, ходит прихрамывая, опираясь на трость, в которой спрятан клинок с рукояткой в виде дракона. Да, еще одно — на щеке у него шрам, ужасный, скажу я вам…

Живой интерес, вспыхнувший было в глазах Ольги, при упоминании о хромоте и шраме угас, но священник, увлеченный рассказом, не замечал этого.

— Сначала я, признаться, был весьма разочарован: на мой осторожный вопрос о происхождении страшной отметины он ответил, что располосовал щеку, когда упал и сильно ударился о край каменного колодца. На беду врача нигде поблизости не оказалось, и рану пришлось лечить подручными средствами, вот и остался шрам. Но зато потом, когда мы сошлись поближе, мое терпение было вознаграждено: я узнал историю его жизни, полной самых невероятных событий. Много раз этот человек оказывался на волосок от гибели, но провидение хранило его для еще более жестоких ударов, а в конце концов наградило несметным богатством, но отняло всех близких. И еще меня поразила сила его духа… Видите, как случается, — помолчав, закончил отец Владимир. — И вы, милая моя, тоже не теряйте надежды.

— Он уехал?

— Я провожал его на пароход, носильщики тащили тяжеленные, окованные сундуки, предотъездная суета, шум причала… Кстати, как ни странно, он никогда не расставался с заряженным револьвером, а на плече у него всегда сидела маленькая обезьянка…

— Обезьянка? — Ольга поставила чашку и поднесла руки к горлу, словно у нее внезапно перехватило дыхание. — Цянь?

— Что? — не понял священник. — Не знаю, какой она породы, но очень забавный и ласковый зверек. И вот, почти год спустя, он написал мне, прислал денег и просил поставить часовенку.

— Имя?! — сдавленным голосом едва смогла вымолвить девушка. — Как его имя? У вас сохранилось письмо?

— Конечно. — Невольно заразившись ее волнением, отец Владимир взял с тумбочки плотный конверт и вынул из него лист бумаги с несколькими торопливыми строками. — Он живет в Америке, как я понял, весьма преуспевает, но и в благоденствии не забывает об ушедших в мир иной дорогих ему людях.

Не слушая, гостья нетерпеливо выхватила у него из рук письмо и впилась взглядом в строчки. Внизу стояла подпись: «искренне Ваш Александр Руднев».

— Это он! — Плача и смеясь, Ольга как безумная начала целовать письмо, но внезапно ее лицо исказила гримаса боли и недоумения. — А Юрий, где же мой брат Юрий? И Вок? Что стало с ними? Неужели погибли? Мне надо немедленно ехать к нему, это мой жених, понимаете? Это он!

Пораженный отец Владимир молчал, прижав руку к груди, чтобы хоть немного умерить бешеное биение сердца…

Примечания

1

В Китае распространены два наречия — шанхайское и нанкинское.

(обратно)

2

Кан — теплая лежанка в фанзе.

(обратно)

3

Ходи — презрительное название китайцев в дореволюционной России.

(обратно)

4

Ли — китайская мера пути.

(обратно)

5

Цянь — десятая доля ляна, около четырех граммов. В данном случае намек на малый вес и размер животного, его кличка.

(обратно)

6

Муэр — грибы, растущие на стволах гнилых деревьев.

(обратно)

Оглавление

  • Об авторе
  • Избранная библиография Василия Веденеева
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Двести тысяч золотом», Василий Владимирович Веденеев

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства