«Слепой огонь»

Слепой огонь (fb2) - Слепой огонь 1061K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Божков - Галина Божкова

Галина Божкова, Алексей Божков Слепой огонь

Часть 1 Сила власти

Построен замок на горе, прочна его стена. В просторном доме лорд живёт и юная жена. И всё как будто хорошо: живи и дай другим! Но лорд уходит на войну, лорд завистью гоним. Богатство добыл у врага, торопится назад, Ждёт от жены и короля заслуженных наград. Но только пепел на горе, разрушена стена, Жена мертва, а королю победа не нужна. И лорд не нужен никому, один стоит в пыли. И всех богатств чужой земли не стоят короли.

Большая кудлатая псина, кормившая на тростниковой циновке рядом с камином пару полумесячных щенят, приподняла голову, недовольно оскалилась в сторону дверей. В пасти собаки не хватало нескольких зубов, остальные стесались и пожелтели от времени. Видимо, это был её последний малочисленный выводок. Толстые щенки оттянули и расцарапали ей морщинистые соски, но собака прикрыла глаза, наслаждаясь и мучаясь от нетерпеливых толчков маленьких, но таких же чёрных, как у неё, лапок.

Прохладный воздух всколыхнул огни факелов. Гончие собаки первыми прорвались в тёплый зал замка, обгоняя раззадоренных охотой мужчин, они путались у всех под ногами, привычно уворачиваясь от пинков хозяев и слуг, залезали под накрытые праздничными скатертями столы, занимали самые выгодные места в предвкушении трапезы. Рыцари, солдаты, гости, оруженосцы, слуги быстро заполнили большой зал старого замка Лекс. Несколько шутов сразу же затеяли словесную и музыкальную пикировку, не забывая нахваливать собственных хозяев и владельца замка. Стало тесно и весело. Уютная тишина сменилась оживлённым гулом и суетой.

Две светловолосые нарядные женщины, сидевшие на скамьях у огромного камина, торопливо отложили рукоделие и чинно приблизились к двум мужчинам, вокруг которых, несмотря на толкотню, образовалось почтительное пространство.

– Как охота, милорд? – серебристый голос королевы Лотты радостными колокольчиками встретил мужа.

Молодой, высокий, разгорячённый азартом удачной погони, король Джерми, не стесняясь посторонних, крепко обнял смешливую семнадцатилетнюю супругу:

– Поцелуешь – скажу.

– А если нет? – поджала полные губки королева, кокетливо перебирая шнуровку на груди мужа и пытаясь просунуть палец под сиреневую ткань его куртки.

– Тогда я сделаю всё сам! – заявил Джерми, поймал ладонью подбородок молодой женщины и коротко поцеловал её. Шепнул, нежно коснувшись щеки губами:

– Продолжим позднее…

– Лучше пораньше, – таким же торопливым шёпотом ответила Лотта и шаловливо поскребла ноготком по завиткам волос на его груди. Джерми самодовольно хмыкнул и галантно поцеловал пронырливую ручку супруги, незаметно лизнув её кончиком языка. Лотта порозовела, прикусив губу.

Барон Гордон, яркий темноволосый красавец, хозяин замка Лекс, с искренним удовольствием наблюдал за королевской четой, обняв за талию свою беременную жену. Три года назад Гордон и леди Верба сыграли свадьбу, почти на год опередив юного короля. Барону было чем гордиться перед своим господином: его жена была беременна вторым ребёнком, а королева – только первым. В древней, знатной семье Лекс рождались только мальчики. От первой жены у Гордона рос пятилетний карапуз – жизнерадостный и темпераментный Керок, среднему едва исполнился год, а через пару месяцев, к весне, обязательно родится ещё один мальчишка – продолжатель славного рода, не менее величественного и древнего, чем род короля Джерми Реганта.

– Йо-хо! Йо-хо! – с воинственными воплями через зал промчался кудрявый карапуз, размахивая отрезанным хвостом волка и коротким деревянным мечом. За ним, лиловея от натуги, семенила пышнотелая кормилица, пыхтя и отдуваясь:

– Керок, мальчик, не так быстро!

– Нашему старшему сыну пора заиметь оруженосца, не так ли, милая? – довольный Гордон одобрительно смотрел вслед малышу.

– Разве я могу в чём-то не согласиться с Вами, муж мой?! – улыбка светилась в обожающих глазах Вербы. Ранний брак с бароном оказался счастливым, молодые полюбили друг друга, а не только сожительствовали, как большинство в таких договорных браках. К сожалению, сейчас оба супруга оказались сиротами, что, однако, только сблизило их, сделало более внимательными и нежными друг к другу.

По широкой каменной лестнице быстро сходила миловидная, высокая, но хрупкая Луиза, младшая сестра Вербы, ровесница и подруга королевы Лотты.

– Сестрица! Ты всё хорошеешь!.. – подхохатывая, снял её с последних ступенек подбежавший Гордон.

– А ты, братец, что-то часто делаешь мне комплименты, которые я, право, не заслуживаю, – изящно вывернулась из его рук девушка, оглянувшись на короля Джерми. Немного грусти, появившейся во взгляде на воркующую пару, она спрятала за приветливой улыбкой. «Не все мечты сбываются», – в который раз подумала девушка. Верба укоризненно посмотрела на сестрёнку, она давно научилась читать даже скрытые её мысли. Верба Лекс сама когда-то, по ощущениям – очень давно – заглядывалась на молоденького принца.

Гордон безобидно хохотал, снова стремительно переметнувшись к беременной жене. Барон потёрся носом о пушистую макушку любимой.

– Мой неугомонный друг не пропустит ни одной хорошенькой девицы в округе, чтобы не полапать её, – присоединился к веселью король.

– Клянусь, они того стоят! Я – тоже! – ответил, смеясь, Гордон.

Верба притворно-строго погрозила мужу пальчиком. Тот крепче обнял её, заглядывая в лицо:

– Нет никого лучше моей жёнушки. Уж я-то знаю! – Гордон ни минуты не сомневался в сказанном. Нежная любовь Вербы смягчала и его нрав, он всегда мог найти успокоение в её объятиях.

– Для мужчин наверху приготовлены горячие ванны, – предупредила Луиза.

– Спасибо, Лу, это именно то, что нам необходимо, – король чмокнул в покрасневшую щёчку Луизу и, придерживая беременную жену, поднялся с ней в верхние комнаты.

Здесь, у своих старых друзей, Джерми мог себе позволить не соблюдать строгих правил этикета и быть самим собой – очень молодым, влюблённым мужчиной, беззаботным, раскованным, открытым. Именно поэтому король часто посещал дом своего вассала и друга Гордона. Ему так хотелось иногда простой жизни, без груза ответственности, без интриг и зависти – неприятных спутниц власти. Именно это он искал и находил в замке Лекс.

После того, как хозяйка замка леди Верба отдала необходимые приказания слугам, и стол стал наполняться съестным, она вернулась к камину, где на скамеечке с мягкими бархатными подушечками сидела Луиза и смотрела в огонь, её белая рука поглаживала голову старой собаки. Верба тихо встала рядом. Вздохнув, спросила:

– Что ты видишь там, сестра?

Луиза отрешённо ответила:

– Ничего…Темноту… там, за огнём. Я думала о наших родителях. Помнишь, какими красивыми они были? Ты так похожа на маму…

Верба присела рядом, обняла рукой сестру, приклонившую голову ей на плечо:

– Господь великодушен… Они любили друг друга и ушли вместе на небеса.

– Наверное, это нехорошо, но иногда я завидую их судьбе.

– Лу… Только не сейчас, прошу тебя. У нас гости, кто-то может неправильно понять твоё поведение. И потом, мой муж прав; тебе пора выбрать спутника жизни. Иди к гостям, говори с ними. Разве мало достойных рыцарей постоянно бывает в нашем замке? Лу, не увлекайся мечтами! Нельзя желать недостижимого…

– Твой супруг Гордон тоже хочет, чтобы я покинула замок?

Огорчённая словами сестры Верба вздохнула:

– Никто не гонит тебя, милая, мы беспокоимся о твоей судьбе. Я действительно желаю тебе счастья. И не вынуждай меня говорить то, о чём мне не хотелось бы даже думать.

Луиза зябко передёрнула плечами:

– Ты тоже заметила?

– Родная моя… Я люблю своего мужа и понимаю его иногда лучше, чем он сам. Идём к гостям, сестра, идём…

Печальные карие глаза собаки, с янтарными искринками в глубине радужки, проводили хозяек и снова закрылись. Псина дремала даже в шумном зале; ей снились свои, собачьи, сны то ли о прошлом, то ли о будущем. Отсветы огней умирали в её чёрной шерсти, похожей на клубы дыма…

Гордон упруго-уверенно шагал по затемнённому коридору, собираясь спуститься в зал. Вдруг он услышал мягкий завлекающий женский смех из приоткрытой двери, что вела в покои короля. Непроизвольно брошенный взгляд в глубину комнаты заставил Гордона окаменеть.

Через высокое окно с мозаикой из красных, жёлтых и прозрачных стёкол на пол лился солнечный свет. В широком косом луче золотистых искр-пылинок боком к двери стояли двое: Джерми и Лотта. Обнажённый, с кремово-блестящей кожей мужчина глубоко целовал в губы белокожую женщину с сияющим нимбом из золотых волос над головой. Полупрозрачная, белая до голубизны рубашка волнами стекла с плеч женщины под нетерпеливыми загорелыми руками мужчины, открыв взгляду налитые груди, прекрасное свежее тело с плавным изгибом бёдер и живота. Беременность только подчёркивала невероятную притягательность женского тела, будто последний штрих полного совершенства. Капли воды срывались и падали с волос, серебристо струились по спине мужчины, покрывали мелким бисером мраморную кожу женщины. А поцелуй всё длился и длился, прерываемый редкими порывистыми вздохами. Их руки непрерывно двигались, скользили, разглаживая и разжигая, лаская тела, которые, казалось, просвечивали своим внутренним светом. Светом счастья.

Гордон заворожено смотрел из темноты, испытывая невыносимое наслаждение. Будто сок запретного плода проник в него, вызывая горячую дрожь. Гордон понимал, что должен отвернуться, уйти, оставить влюблённых наедине… И не мог этого сделать!

Неожиданно Джерми закинул назад голову, подставляя лицо солнцу, и закричал от восторга. Гордон вздрогнул и с неистово колотящимся сердцем быстро отступил к стене, вдавливаясь спиной в холодный шершавый камень. Закрыл лицо руками. Задыхался. В черноте глаз оранжево-кроваво сияла память о солнечном луче.

– Любовь моя! Жизнь моя! – словам короля вторил смех, счастливый до слёз смех Лотты.

Странная слабость охватила Гордона.

Он пальцами до боли вцепился в шершавую стену коридора, оттолкнулся от неё, осторожно отошёл от двери и почти бегом вернулся в свою комнату. Гордон с разгона упал на кровать, подминая под себя подушки, колотя их кулаками, яростно кусая. Непонятные слёзы то ли бешенства, то ли тоски брызнули из его глаз. Он завидовал. Смертельно завидовал впервые в жизни! И не понимал – чему…

Через два месяца в послеродовой горячке умерла королева Лотта Светлая. Прекрасная, запретная, недоступная, святая… Так начиналась эта история.

* * *

Седой измученный мудрец костлявою рукой Писал пергаментную речь, вздыхая над строкой. Чудак пытался объяснить (в который уже раз!): Власть, обещая и маня, обманывает нас. Благою целью даже смерть легко обосновать, На кладбище всегда покой, вот где и тишь и гладь… Здесь воплотился идеал властителей земных: Любые примут словеса, не выскажут иных. И только мёртвым всё равно, что раб, что господин. Для трупа истина проста: «Живи… Конец – один…»

– Отец, но почему я не могу высказать то, что думаю о короле? Разве неправду говорят о его жестокости, о притеснениях не только простых людей, но и знати? Тюрьмы забиты невинными. А эти непрерывные казни? Как я могу не осуждать подобное?! – пылко возмущался пятнадцатилетний юноша, заносчиво стряхивая назад густые тёмно-каштановые кудри. – Или ты считаешь, что я настолько молод, что ничего не понимаю?

– Нет, Робер, конечно нет! – ответил седовласый, несколько погрузневший с возрастом, но всё ещё статный мужчина с мягким внимательным выражением на спокойном лице. – Ты достаточно взрослый человек, чтобы иметь обо всём своё суждение. Но… Видишь ли, нельзя судить короля, как обычного человека. Власть ко многому обязывает. Иногда приходится поступать вопреки своим желаниям и привязанностям.

– Почему ты постоянно защищаешь короля? Насколько я знаю, ты ни разу даже не встречался с ним. И вообще, как можно определить, где кончается разумная ответственность и начинается самоуправство и самодурство?!

– Ты слишком горячо споришь, сынок. Пылкость и самоуверенность – плохие помощники в выяснении истины, – ласково положила руку на нервно постукивающую по столу ладонь Робера леди Селеста. Бархатистые карие глаза нежно смотрели на мальчика. Давно ли он был спокойным, даже затенчивым малышом?… И вот уже отстаивает своё мнение, спорит с графом. Нет, не надо было приглашать в дом так много посторонних! Умные книги – лучшие воспитатели.

– Я думаю, Селеста права. Давай сначала успокоимся и поговорим о серьёзных вещах после обеда. А то милая жёнушка и юная леди Лиана просто сбегут от наших криков.

– Что Вы, дядюшка, мне очень интересно, – распахнув огромные голубые глаза, тринадцатилетняя племянница графа Себастьяна Донована даже отложила вилку, вся обратившись в слух.

– Вот видишь, сын, до чего мы довели своих дам? У них из-за наших споров пропадает аппетит.

– Отец, ты всё пытаешься обратить в шутку! А я серьёзен, как никогда! – Робер заметил укоряющий взгляд леди Селесты. – Хорошо, хорошо, мама… Я немного прогуляюсь верхом. Спасибо.

– Но… после обеда верхом?… – попыталась остановить Робера леди Селеста. – Может быть, побудешь с нами?

– Нет, я так устал от уроков, что еле дождался, когда можно будет сбежать, – Роберу не хотелось оставлять после разговора впечатление обиды на отца.

Робер коснулся губами щеки матери и стремительно вышел из столовой. Леди Селеста и граф Себастьян Донован тревожно переглянулись. Больше двадцати лет они прожили одними помыслами и делами и научились без слов понимать друг друга. Их любимый мальчик Робер взрослел, становился самостоятельным, но оставался вспыльчивым, горячим, как сухой огонь…

Робер сбежал с крыльца небольшого трёхэтажного дома с удлинёнными высокими окнами, цветные стёкла которых успокаивали и радовали его в детстве, а последнее время – будили странную мечтательность. Милый, уютный родной дом, так непохожий на крепости соседей… Он на миг показался Роберу беззащитным и слишком открытым, как хрупкое гнездо пичужки на тонкой ветке куста посреди зимнего поля.

Небольшой двор был огорожен каменной оштукатуренной изнутри стеной в полтора человеческих роста, ворота закрывались только на ночь. Окружённое лесами имение графа Донована жило спокойной, размеренной жизнью. Казалось, что все бури мира обходят это уютное место стороной.

Юноша пробежал мимо маленького огорода леди Селесты с лекарственными травами и редкими в этих местах пряностями, заглянул в птичник к любимому ручному соколу, угостил его кусочком сырого мяса, подержал птицу на руке, надев кожаную перчатку. Решил, что завтра с утра непременно выедет с ним на охоту. И никаких зубрёжек латыни, никаких книг и музыки! В конце концов, кто он – будущий рыцарь или схимник в монастыре?!

Здание деревянной конюшни упиралось торцом в стену. Сильно пахло влажным сеном из яслей. Туда и проследовал юноша, улыбнулся, услышав приветливое ржание своего коня. Чёрного, с белой искрой на лбу высокого годовалого жеребца Роберу подарил какой-то неизвестный, но, видимо, богатый родственник, когда юноше исполнилось тринадцать. Вместе со старым конюхом отца Джередом Робер тренировал коня, часто сам пас его ночами с небольшим табуном графа Донована или с табором цыган, которые каждый год останавливались на заливном лугу у реки. Цыгане путешествовали свободно по соседним землям, не притесняемые знатью. Все в округе знали, что им покровительствует граф Донован. Лишь на зиму обычно извечные странники уходили в тёплые края. Теперь они вернулись, вернулись вольные приятели и весёлые подружки графского сына.

Кстати, конь и его наездник вместе проходили сложную науку верхового и турнирного боя под руководством опытных, хотя и постаревших, безземельных рыцарей, живущих при имении; с тех пор, как встретились, юноша и конь не расставались и на день, став настоящими друзьями. Иногда Роберу думалось, что Мрак понимает его лучше, чем собственный отец.

– Мрак! Погуляем, приятель? – прижался щекой к тёплой шее коня Робер, потрепал его по холке и вскочил в седло. Черногривый Мрак довольно затанцевал под всадником, нетерпеливо встрепенулся, перекатывая мускулы под лоснящейся шкурой. Все лошади, стоящие в конюшне, беспокойно и завистливо ржали, тянулись к Роберу.

Гарцуя, чёрный конь вынес молодого хозяина из распахнутых ворот. Робер, не сдерживая больше ни себя, ни друга, азартно взмахнул рукой:

– Вперёд, Мрак!

Копыта глухо застучали по дороге в ритме восторженного сердца. Весенний сочно-живой лес принял всадника и коня в дружелюбные объятия.

По дороге к соседям Робер заглянул к своим приятелям-цыганам. Версавия, старшая гадалка табора, встретила его ещё на границе палаточного лагеря, раскинутого на привычном месте. Подняла руку, приветствуя и останавливая всадника:

– Здравству, мой принц! Ты уже встречался с моей принцессой?

– Вот, спешу увидеть Зилю, она, наверное, выросла за прошедший год?

– О, моя принцесса расцвела… Она скоро придёт. Я говорила ей, что ты появишся сразу, как узнаешь, что табор остановился на лето, – она пощёлкала языком. – Ох, как ты ей нравишься! Как бы беды не вышло.

– А… Ты поэтому меня встречаешь?

– И потому тоже… Но спешивайся, присядь рядом. Поговорим наедине.

Робер послушался цыганку, крайне заинтересовавшись её таинственным видом.

Женщина в пышных юбках села прямо на луговую траву, открыла привязанный на боку тряпичный мешочек:

– Гадаю я часто, но вчера… Мне бы хотелось проверить свои видения при тебе. Ты не против, мой припнц?

– Интересно, что ты скажешь на этот раз…

Цыганка расстелила цветастый платок, сняв его с плеч, побормотала над закрытыми ладонями и, оглянувшись на парня, бросила мелкие кости, вырезанные обереги и бусины так, что они раскатились по ткани. Женшина расширенными глазами смотрела на результат гадания, похоже, он ей не нравился. Версавия нахмурилась, опять что-то негромко зашептала.

Робер не стал прерывать её рассуждения, стараясь не показывать заинтересованности. Гадали-то на него! А кому не интересно узнать нечто новое о себе любимом? Путь даже слухи или выдумки…

Через несколько минут гадалка тяжело вздохнула и выдала:

– Ждут нас чёрные времена, и уже недолго осталось. Моя дочь – друг тебе и не более. Это правильно, это хорошо, мой принц. А всё остальное плохо. Ты обретёшь любовь, желанную, но ненадёжную, ты обретёшь близкого человека, который возненавидит тебя, найдёшь друзей, которых погубит верность к тебе. Всё словно в тумане, скорее, в чаду костра – так видится мне. Увы, вчерашнее гадание повторилось точь в точь, и сердце моё болит. Наши судьбы связаны с твоим миром, погибнет твой мир, сгорит и наш…

– Как замечательно, что не верю я гаданиям и прочим пророчествам! Мне один отрицатель богов и святых, что прятался у нас в доме в прошлом году от преследования инквизиции, как-то заявил: «Если не веришь в богов, то и богов нет. Если не доверяешь пророчествам, то они и не сбудутся…»

– Хорошо бы, чтобы это было правдой. Но я-то свой дар предвидения получила по наследству. Мои предсказания слишком часто сбываются, чтобы я уверовала в их истинность. Вот так, бриллиантовый мой!

Сын графа Донована только махнул рукой и встал. К ним уже бежала от крайнего шатра голоногая стройная цыганочка, с крепко заплетённой косой, с сияющими фиолетовыми глазами:

– Робер! Ты приехал!!! – она с разгону налетела на парня и повисла у него на шее. – Я соску-у-у-чилась страшно!

– Ой, какая ты стала тяжёлая! – пошутил Робер, без церемоний обнимая её ниже талии и поддерживая на весу. – А ещё принцесса!

Гадалка Версавия только покачала головой на их детские забавы. Да, она верила своим пророчествам, тем более, если они касались близких людей. Жизнь такова, что смерть постоянно ходит рядом и забирает людей, не считаясь с их желаниями и стремлениями. Вот только что человек был рядом, смеялся, куда-то стремился, – и вот от него осталось бездушное бренное тело. Как часто цыганка уже видела такое; как редко люди внимали её предупреждениям, чтобы хотя бы попытаться исправить будущее! Увы… Как говаривала ей мать, жизнь коротка, так пусть будет счастливой, насколько возможно, не стоит омрачать её печалью. Пусть так и будет…

Версавия отряхнула платок, накинула его на плечи и ушла к реке. Следовало умыть руки после гадания, таковы правила настоящих провидцев. Она знала, что сняла с себя ответственность за дальнейшее, предупредила, а дальше сам человек решает, как поступить.

Молодые люди плюхнулись на траву, поджав ноги, девушка расправила ворох юбок вокруг себя:

– Ты сегодня придёшь в ночное? Мы будем петь и танцевать. Хочу услышать твои новые песни, мой рыцарь! Ты что-то новенькое сочинил? Расскажи прямо сейчас! Я до вечера не дотерплю!

– Постой, Зиля, постой! Ты мне слова сказать не даёшь, – попробовал остановить юную цыганочку парень.

– Вот ещё! Я готова тебя слушать, а ты говоришь, что я тебе рот затыкаю?! – Возмутилась девушка.

– Вовсе не это я хотел сказать…

– Ты ведь не знаешь, что меня отец сосватал! – Перескочила на другую животрепещущую тему непоседа. – У меня теперь есть жених – Никос, из нашего табора, он кузнец, как и его папаша, ему уже семнадцать есть. В этом году прямо здесь отметим помолвку. Придёшь? Приглашаю. Ты ревнуешь, а? Ты на мне всё равно не женишься, вот и приходится соглашаться с отцом. Ты точно не ревнуешь?

– Чего мне ревновать? – Среагировал на подначку Робер. – Мне, наверное, отец жену тоже нашёл, я пока не знаю. Родители и должны договариваться, это правильно.

– А жалко, что ты не ревнуешь. А то бы я Никосу хвасталась, что меня настоящий граф любит! Он-то так на меня смотрит, что мурашки по коже! Ревнует, он сам сказал! Мне нравится! – Восторженно продолжала свои речи цыганочка.

– Что нравится? Что ревнует? Или жених нравится? Ты его любишь что ли?

– А всё нравится! Так здорово знать, что невеста! – И вдруг девушка вспомнила о другом. – Ты мне зубы не заговаривай, без нового стиха тебя никуда не отпущу!

Парень знал, что эту болтушку с мысли не собьёшь, разве она сама запутается, поэтому уступил её напору:

– Мы с учителем в этом году изучали историю древних царств и великих полководцев…

– Как интересно, ты и книги читаешь…

– Будешь перебивать?

– Нет-нет-нет, – энергично замотала головой девушка, а с недавних пор – невеста.

– Так вот… Читали мы о полководце древних, македонянине Александре Великом. И у него были, конечно, верные соратники. Один из них – управитель завоёванного Египта Птолемей.

– Цыгане бывали в Египте! – радостно заявила девушка.

– Ну, конечно… Где цыган не было?! Ты слушать будешь? – Нахмурился парень.

Девица временно присмирела, сложила руки на коленях, внимательно уставилась на приятеля. Робер продолжил:

– Так вот… Мне знаешь что стало интересно? Царь Александр умер молодым от болезни, а не на поле боя. И после его смерти Птолемей вернулся в египетские земли и стал там царём. Он основал целую династию! И ещё помогпл развивать науки, собрал огромную библиотеку, много строил и, странное дело, старался не воевать. Вот такой необычный царь. А мне захотелось написать стихи на эту тему. Только это не песня, такие стихи на музыку не положишь…

Царь умирал. Завоеватель был очень молод, но увы… Развёл руками врачеватель. Смеялась смерть: «Иду на вы!» И Птолемею показалось, что мир нарушен навсегда, что царство грозное распалось, что разорятся города… Где с Александром Буцефала похоронили на холме, там Птолемей сказал устало: «Да будет всадник на коне!» Сам Птолемей пришёл в Египет, прозреньем странным заражён, что человек лишь тем элитен, насколько знаньем полон он. Завоевать полмира можно, искать призвания в войне и жертвой пасть гордыни ложной: «Да будет всадник на коне!»

– Чего у тебя всё так серьёзно? Страсти какие! И не очень понятно, – сделала вывод девушка. – Повеселее что найдётся?

Робер почти обиделся, хотя понимал, что это дело бесполезное. Он поднялся, взялся за повод стоящего рядом коня:

– Ладно, мне некогда сейчас. Надо к друзьям заехать в соседнее графство. К ночи с ними вместе, наверное, придём. Буду петь весёлые песни и грустные романсы.

– Про любовь?

– Само собой, как же без любви? – Он улыбнулся, чмокнул девчонку в щёку. – До скорой встречи, невеста!

Цыганочка вскочила и закружилась на месте от переполнявшей её весёлой энергии. Юбки взлетели выше загорелых и поцарапанных коленей.

* * *

На пешего рыцаря в лёгких суставчатых доспехах нападали трое воинов в кольчугах и шлемах. Рыцарь виртуозно отражал удары, гибко уклонялся, свободно менял позиции, словно танцевал, а не защищал свою жизнь. В чём у него не было никаких шансов: вокруг, по периметру широкой поляны стояли верховые и молча наблюдали за боем, будто развлекались. Справедливостью тут и не пахло.

Гибель невысокого отчаянного рыцаря – вопрос времени. Именно это понял Робер, привлечённый лязгом мечей на поляну в глубине леса, которую он почти не посещал раньше. Не раздумывая, юноша пустил коня в галоп и бросился сквозь оцепление к рыцарю:

– Ко мне! На коня! Мы уйдём! – проскочив в центр круга и, разбросав троих воинов, протянул руку. – Быстро!!!

Рыцарь вроде бы растерялся, затем схватил протянутую руку и одним прыжком вскочил на круп коня позади Робера, обхватив решительного всадника рукой, в другой руке вращая меч.

– Йо-хо! – вместе с азартным криком вылетел из ножен меч Робера, решительно направившего коня на удивлённых внезапным вмешательством всадников. Видимо, они никак не ожидали нападения, поэтому шарахнулись в стороны, не задерживая лихую пару.

– Йо-хо! – услышал Робер за спиной высокий мальчишеский голос, когда они выскочили из западни.

Вихляя по знакомым тропам, Мрак всё дальше уносил молодых людей. Топот погони постепенно уходил в сторону, отдалялся…

– А ты решительный парень. И смелый: не побоялся один и без доспехов напасть на целый отряд. Тебя же могли запросто пристрелить из арбалета! Я знаю, у них были арбалеты. Здесь лучше повернуть направо, там удобная поляна с сочной травой.

Настороженный Робер с юным рыцарем медленно ехали на Мраке, улизнув от погони. Робер поднял руку, призывая к тишине. Прислушался. Вокруг было тихо. Даже птиц не слышно. Попутчик Робера поелозил в седле и снова заговорил:

– Мне было бы любопытно узнать имя своего спасителя. Я умею быть благодарным, не сомневайся.

– Слезай. Надо дать отдых Мраку, – утомлённый странной разговорчивостью парня, недовольно скомандовал Робер.

Юный рыцарь соскочил на землю, продолжая слишком громко болтать:

– Отличный у тебя конь, выносливый, быстрый. Какое красивое имя для коня – Мрак! Между прочим, моего зовут Свет, он совсем белый, только глаза желтоватые, словно янтарь на солнце. Как же зовут тебя? Ты не ответил, а это невежливо…

«Ха! Невежливо! Ещё бы дворцовые политесы вспомнил…» – Робер привязал коня к дереву, немного обтёр его пучком травы. Насмешливо поцокал языком:

– И где твой конь? Какой-нибудь разбойник на нём сейчас восседает грязным задом. Как ты умудрился попасть в засаду? Ты что, слепой и глухой?

Рыцарь фыркнул насмешливо и нагло заявил:

– Вовсе нет! В отличие от тебя.

– Что ты хочешь сказать? – нахмурился Робер. Парень явно действовал ему на нервы.

– То, что засады и не было. Это – первое. А второе – оглянись вокруг повнимательнее, – рыцарь поднял руку в перчатке, качнув ладонью. Со всех сторон из леса выступили пешие и конные воины с арбалетами наготове. Стрелы смотрели в упор на Робера.

– В третьих… – рыцарь снял шлем с решётчатым забралом. Золотая коса упала на грудь совсем юной девушки.

– И ещё: я не страдаю излишней болтливостью… Без необходимости, разумеется, – высокомерно вскинула она красивую голову.

Именно это добило юношу: он покраснел, как провинившийся ребёнок. Ловко его обманули! И кто?! Наглая девчонка!

В спину неприятно упёрлось острие меча. Робер медленно поднимал руки в стороны, гадая, стоит ли пробовать отбиться.

– Рем! Привал! – скомандовала девушка. Она махнула ладонью, и меч перестал давить в незащищённую спину юноши.

– Я приглашаю тебя разделить с нами скромный ужин. И большое спасибо за моё нечаянное спасение, – девушка открыто улыбнулась.

Маленькие ямочки на её щеках почему-то удивили Робера и заставили его сердце колотиться быстрее. Он внутренне потянулся к ней, вдруг почувствовав, что перед ним – женщина. Магическая, притягательная, неизведанная. И тяга к ней не была той огульной юношеской влюблённостью, что он испытывал к девушкам до сих пор.

Девушка протянула руку ладонью вверх, по-мужски предлагая дружбу:

– Моё имя – Милена из рода Регант.

– Ты родственница бывшего короля? – принял дружеский жест Робер. Удивившись, нечаянно сдавил руку сильнее необходимого. Смутился. Девушка высокомерно кивнула головой, будто бросая вызов всему миру и не сомневаясь в победе. Робер склонился в церемонном поклоне:

– Робер Донован, сын графа Себастьяна Донована.

К ним подошёл высокий, очень крупный мужчина с карими напряжёнными глазами под кустистыми бровями. Окладистая борода и длинные волосы, покрытые шлемом, сияли чисто-снежной белизной. Размах плечей воина, огромный двуручный меч и цепной молот на поясе, не считая массы пластинчатых доспехов, которые он нёс с лёгкостью и непринуждённостью, ясно говорили о его невероятной силе. Зычный голос, привыкший перекрывать шум битв, слегка оглушил Робера. Он даже немного пригнулся.

– Ну?! Сын Себастьяна?! Постой, паренёк, точно; я тебя раньше видел. Здорово ты подрос за последний год! Помнишь старого Рема? – хлопнул он по плечу юношу.

Тот качнулся, удачно приложившись к дереву под сочувственным взглядом Милены. Проворчал:

– Такое не забывается…

– Значит, Рем, вы знакомы? – уточнила девушка-рыцарь.

– Да, госпожа. Граф – мой старый боевой друг, честнейший и добрейший человек. Мы сражались за нашего короля. А последние годы он нам существенно помогал провиантом и деньгами.

– Деньгами? – удивился Робер. – Но у нас никогда не было много денег…

Рем и Милена посмотрели друг на друга, будто мысленно советуясь. Девушка взглянула в глаза Робера. Он замер под чистым открытым взглядом тёмно-синих глаз.

– Сын нашего друга, доказавший свою храбрость и благородство, достоин доверия, – категорично произнесла Милена. – Пройдёмте в мой шатёр.

Робер поражённо оглянулся: за то время, что они разговаривали, на светлой поляне с молодыми жёлтыми одуванчиками был разбит настоящий походный лагерь. Загорались костры, разогревалась еда в котлах и на вертелах, охранение уходило в дозоры. В центре поляны установили шатёр с острым верхом и вылинявшей бахромой по краю крыши, с цветным узором на стене, достаточно широкий для собраний военного совета перед каким-нибудь сражением.

Рем, Милена и Робер втроём устроились на старом ковре в круглой палатке, разделённой гобеленом на две части. Молодой воин принёс вина, немного сыра, горячего мяса и хлеба, поклонившись, вышел. Разговор пошёл без предисловий и подготовки:

– Робер, я не просто родственница короля Джерми. Я его дочь.

* * *

Три года понадобилось прекрасной Луизе, чтобы завоевать осиротевшее сердце короля Джерми Реганта. Три долгих года после смерти своей жены – королевы Лотты Светлой, Джерми не мог смотреть на других женщин. Его беззаботное сияющее счастье погибло вместе с любимой. Рядом с королём оплакивали потерю его друзья Гордон Лекс, Верба и Луиза. Казалось, нет предела горю Джерми, нет конца хмурой печали Гордона. Но нежная забота Луизы о маленькой дочурке Лотты, любовь и доброта чистого сердца покорили короля. Если он не был влюблён сначала, испытывая только признательность и дружеские чувства, то скоро уже боготворил свою новую супругу. Из дружбы, доверия и нежности выросла другая, немного грустная, но верная и искренняя любовь.

Маленькая принцесса Ми обожала свою новую маму, она и не знала другой. И эта привязанность была глубокой и взаимной.

Пролетело два спокойных года. Дела в королевстве шли неплохо, да и семейная жизнь короля совершенно наладилась. Казалось, ничто не предвещало беды…

Барон Гордон Лекс и король Джерми Регант решили вместе отпраздновать пятилетие своих детей-ровесников в замке Лекс, полном воспоминаний о юной счастливой Лотте. Мужчины, как обычно, устроили утреннюю охоту на кабанов. Барон Гордон специально прикармливал их зимой, чтобы не уходили далеко от замка. Кроме того, его вассалам под страхом смерти запрещалось самостоятельно охотиться в ближних к замку лесах. Не мудрено, что охоты у барона славились своим обилием любой добываемой дичи.

В гости к хлебосольному хозяину замка Лекс приезжали многие влиятельные бароны Севера и Юга страны. Последнее время даже Королевские советы проходили в имении барона. После смерти королевы Лотты и особенно свадьбы короля и невестки Гордона Луизы, авторитет барона очень вырос, редкие дела решались без его участия или совета. Хотя было странно, что король до сих пор не сделал барона хотя бы маркизом. Об этом уже перешёптывались в среде знати. Но король не замечал этих слухов.

В просторном каминном зале принцесса Ми играла с мальчиками лорда Гордона и двумя своими домашними собаками под присмотром Луизы и Вербы. Королевский лекарь Лебис беседовал у затухающего огня со своим учеником Юлианусом, который с недавних пор служил у барона.

– Керок, отдай мою куклу! – закапризничала Милена, надувая полненькие губки. – Какой ты вредный!

Керок отбежал в сторону, чтобы его не мог сразу поймать молодой Юлианус, высунул язык, дразня девочку. Два его младших брата кинулись за ним вдогонку, желая услужить маленькой подружке. Чёрные собаки молча присоединились к игре. Керок ловко уворачивался от малышей и добродушных псин, смеялся и дёргал тряпичную куклу с деревянным личиком за ноги.

– Керок, сынок, верни игрушку принцессе. Ты ведь уже мужчина, тебе не пристало играть в куклы, – леди Верба Гордон протянула руку к приёмному сыну.

На его лице появилось высокомерное выражение, он остановился и неохотно, держа игрушку за ногу, отнёс её к девочке:

– На. Нужна мне твоя тряпка!

Пятилетняя Милена, насупившись, взяла куклу и неожиданно укусила Керока за палец. Он закричал от боли, но не посмел ударить девочку, потому что Юлианус взял его сзади за плечо:

– Ты получил то, что заслужил. Вини себя в глупости, а не другого в своей боли.

Королева Луиза погрозила пальцем:

– Ми, доченька! Как некрасиво ты поступила! Это ниже твоего достоинства – так вести себя! Керок будет твоим вассалом, и как же ты сможешь распоряжаться им, если он не будет тебя уважать?

– Зато бояться будет! Вот! – Милена топнула ножкой.

– Ты не права, дорогая. Страх и уважение совсем разные вещи. Сегодня перед сном я расскажу тебе одну очень интересную историю, и ты всё поймёшь, – Луиза посадила девочку к себе на колени. – Давай лучше посмотрим на пламя и отгадаем, какого цвета у него лепесточки. Смотри внимательнее!

Маленькая принцесса увлечённо принялась высматривать огненные лепестки горячего цветка, радуясь каждому новому открытию. Керок сердитым шагом отошёл к воинам и завёл с ними очень серьёзный разговор об оружии и сражениях. Воины ухмылялись в усы, но старались отвечать обстоятельно на вопросы наследника барона Гордона.

Королевская охрана, полагаясь на стражников Гордона, осталась в замке. Сейчас воины устроились у парадного входа, отдыхали, но оружия из рук не выпускали. Командовал небольшим отрядом опытный воин и начальник охраны короля могучий Рем. С королём Джерми уехали только три личных телохранителя, среди которых был юный сын Рема – младший из братьев Ким.

Добросовестный Рем проверил охрану вокруг дома, потом поднялся на серую зубчатую стену замка Лекс. С утра слабый ледок заморозка покрывал лужи, изморозь обесцветила землю; весна медленно набирала силу от белого пушистого солнца в прозрачно-серых облаках. Командир охраны короля Рем, стоя на стене, внимательно прислушивался к звукам видимо удачной охоты. Рога загонщиков то и дело победно и низко трубили, приветствуя меткость стрелков. Он хорошо слышал знакомый звук королевского рога – его использовал трубадур Малик, стихотворец и певец деяний Джерми Реганта.

В тот день в замке оказалось слишком много посторонних рыцарей с отрядами воинов, которые почему-то не поехали на травлю кабанов, а расположились во дворе, не снимая доспехов и оружия. Они, вроде бы отдыхали и много пили. Это настораживало Рема, хотя явных причин для беспокойства у него не было. Но опытный воин привык доверять своим предчувствиям (они часто спасали ему жизнь) и решил на всякий случай собрать отряд охраны у главных дверей дома в нижнем зале. У ворот в замок поставил четверых наблюдателей.

Погоня за кабанами удалялась от замка. Тихо протрубил рог Малика, и Рем уже ничего не слышал, кроме шума во дворе. Опытного воина смутно тяготило что-то неуловимое. Он долго смотрел в сторону, где исчезли люди. Охота не возвращалась. Тишина настороженно витала над деревьями.

От края леса молча и стремительно приближался всадник. Алый плащ королевского телохранителя казался каплей крови на седой земле. Командир Рем бросился вниз, к воротам.

– Что?! – закричал он, узнав во всаднике сына. Ким крикнул, пролетая через ворота:

– Предательство! Король убит!

Рем схватил коня за узду и побежал рядом к крыльцу дома. Плащ Кима пропитался бурой влагой, шлема не было, а из ссадины на голове стекала его собственная кровь. Ким хрипло говорил, чтобы его слышал только отец:

– Это сделано по приказу Гордона. Барон думал свалить всё на нас. Малик, Лотар и Мерет убиты. Я едва прорвался. Отряд Гордона скачет за мной. Они хотят захватить принцессу и королеву. Времени почти нет.

– Ко мне! – собрал Рем своих людей. Оглянулся на шум около ворот. Четверо его людей насмерть бились с отрядом чужих рыцарей, ворота закрывались, к дому бежали вооружённые люди. – Быстро сообразили…

– В дом! – громко прорычал Рем, пропуская вперёд воинов и закрывая вместе с ними тяжёлые двери в зал на два бруса-засова.

С ковра у камина, тревожно прижимая руки к груди, поднялась королева Луиза. Вскочили собаки, шерсть на загривках у них встала дыбом. Слишком хорошо звери чувствовали свою хозяйку.

– Кольцо! – скомандовал Рем, окружая детей и женщин воинами, которые обнажили мечи, готовясь к защите.

Дверь скрипела и трещала под мощными ударами. Из-за неё слышались злый и разочарованные крики. Рем подошёл к женщинам:

– Беда. По приказу барона убит король Джерми. В замке – предатели. Они постараются захватить вас.

– Мой муж?! – зашаталась на ослабевших ногах вновь беременная Верба. Её губы посинели, огромные глаза потрясённо смотрели на Рема.

– Мне жаль, но это правда.

– Милена… Надо спасать девочку, – решительное бледное лицо Луизы будто задела ледяным саваном пролетевшая смерть.

– Все двери заперты, ворота закрыты. Даже пробившись во двор, мы не сможем вырваться. Нам не хватит сил, – спокойно объяснил Рем. – Убийцы могут проникнуть через второй этаж. Мы не продержимся долго…

– Они… не будут стрелять в детей… В моих детей… – медленно приходя в себя, сказала леди Верба. Она настойчиво смотрела в глаза Рема. – Я могу выйти первой, вы возьмёте на руки мальчиков. Попробуем пройти…

Королева Луиза крепко обняла сестру. Крупные молчаливые слёзы огромной, ничем не исправимой беды, струились из глаз женщин, по-разному потерявших только что своих мужей.

– Не получится! – крикнул раненый Ким. – Мы не сможем уже открыть дверь.

– Ход! Подземный ход! Как я могла забыть! – закричала Верба, подходя к камину, где ещё тлели угли. Она повисла на решётке, вделанной в верх наружной стены камина. Решётка немного опустилась. Одновременно узкая каменная плита отошла от задней стенки, открывая тёмный коридор.

– Туда! Ход кончается у реки. Там есть лодки.

Мужчины хватали факелы, закреплённые на стенах, поджигали их. Рем закутал малышку Милену в тёплую бархатную скатерть, передал Луизе:

– Сможешь нести её, госпожа?

Луиза кивнула, приказала лекарю Лебису, стоящему рядом:

– Собери тёплые вещи и еду. Всё, что найдёшь.

Леди Верба поцеловала своих мальчиков, торопливо сняла с шеи крупный золотой медальон, повесила его на шею младшего сына, прижала к груди его кудрявую головку. Она оставила с детьми молодого Юлиануса и служанку, первой двинулась через зев камина. Ким бросил на угли железный щит, содрав от стены, по которому все прошли внутрь подземного хода. Собаки проскользнули за беглецами, будто чувствуя, что люди в беде и им нужна любая помощь. Ким и Рем задвинули плиту, закрывая на стальной засов спасительный тайник. «Мама…» – тихо плача, звал младший сын леди Вербу, тянулся к ней.

На серой морщинистой реке у причала клевали носами только две вёсельные лодки. Рем усадил в одну из них королеву Луизу с Миленой, на вёсла встали четверо воинов, к рулю сел сам. Лебиус и восемь воинов едва поместились во второй. Леди Верба, истекающий кровью Ким и ещё дюжина охранников остались на берегу.

– Плывите, отец, мы попробуем их задержать! – крикнул Ким. Тихо добавил:

– Прощайте…

От ворот замка, грохоча оружием и доспехами, приближалась лавина всадников. Ким с товарищами приготовился к последнему славному бою:

– За королеву! За честь!

– Не стреляйте!!! – закричала, внезапно бросившись к несущимся всадникам Верба, защищающе поднимая руки. Ким не успел закрыть собой женщину; стрела из арбалета опередила его, проткнув мягкий живот. Верба с ужасом взглянула на торчащее оперенье и, не успев почувствовать боли, упала, умирая с единственной мыслью: «Мой маленький!»

Рой стрел мощно ударил в кучку защитников. У них не было с собою даже щитов. Ким рухнул, дважды раненный в плечо и ногу.

– Сын!!! – неслось из уплывающей вдаль лодки.

Ким приподнялся, следя за отцом, затем мрак опустился тяжёлым молотом ему на голову.

Рем постоянно оглядывался на берег, там ещё некоторое время бились его соратники, его воины, его сын. Они не позволяли стрелять по лодкам, отвлекая гибельный удар на себя. Но, когда рухнул последний защитник, стрелы густо устремились над водой к людям, у которых даже не было щитов, чтобы прикрыться. Воины упорно гребли, пытаясь оторваться. Луиза, наклонившись, прикрывала собой девочку, лежащую на дне лодки. В бортах возникали стрелы, раненые гребцы только ругались сквозь зубы, преодолевая боль, но не бросая вёсел. Они боролись за жизнь.

Один из воинов крикнул:

– Собаки!

Две псины тёмными пятнами виднелись в воде. Они плыли за лодками, упорно работая лапами. В них тоже стреляли.

Мужественный Рем вздрогнул всем телом, когда Луиза вскинулась вдруг, тихо крикнув. Стрела вонзилась ей в спину, вторая – следом – пробила горло. Королева упала, закрывая уже мёртвым телом ребёнка.

– Мама! Мама! – тормошила её холодеющее лицо с тусклыми печальными глазами Милена и жалобно плакала, захлёбываясь слезами. Девочка долго гладила и ласкала тонкими пальцами дорогое лицо, чувствуя всей душой потерю, но по-детски не веря в Вечность. Праздничная скатерть пропиталась кровью королевы…

* * *

Робер внимательно выслушал рассказ Рема и Милены, переживал так, будто сам всё это видел: предательство, бегство, гибель. Его сердце кипело от возмущения.

– Если мне будет позволено, я хотел бы принести клятву верности Вам, моя королева! – искренне воскликнул юноша, вставая перед Миленой на одно колено. – Пусть я пока не рыцарь, но я хочу служить Вам. И вместе с Вами отомстить барону Гордону Лекс за предательство, за смерть, за страдания.

Милена встала и торжественно подняла над Робером свой сверкающий меч:

– Я, Милена Регант, посвящаю тебя, Робер Донован, в рыцари. Властью, данной мне богом и королём Джерми, я принимаю твои клятвы верности и мести.

Она возложила меч на плечо юноши:

– Встань, сэр рыцарь! Отныне ты – мой вассал, мой воин и мой друг.

– Пусть покарает меня Господь и людской гнев, если я нарушу свою клятву. Клянусь жизнью и кровью!

Воодушевлённый Робер достал свой короткий меч и его концом сделал надрез на руке. Он поцеловал окровавленное лезвие и убрал меч в ножны:

– Только за справедливое дело я обнажу этот клинок!

Седовласый Рем одобрительно пожал руку Робера, сказал:

– Никогда не забывай, кому ты дал клятву. Эта смелая девушка станет королевой, не сомневайся! Ей нужна твоя помощь, сэр рыцарь!

* * *

– О чём размышляешь, рыбак? Где удочка, где твоя сеть? – Всё в жизни сложилось не так. В пучине морской умереть? – Зачем?! Ты так молод и смел, Добра, домовита жена… – Ах, если бы только сумел Упасть до песчаного дна! – О чём говоришь?! Как же так?! И разве не крепок твой дом? – Богатства, я понял, никак Своим не добьёшься трудом. – Но ты и не нищ, и не гол, Уха вон кипит в котелке… – Зачем мне еда? Я не вол, Мне б в мире пожить налегке. – Ну что же… Ты сам пожелал: Тебе нет отныне преград! — И Дьявол тропу показал Костями мощёную… в ад.

В тот же самый момент во дворце король Гордон Лекс вспоминал день, когда так удачно и стремительно он освободил себе трон. Он вспомнил, в какую ярость пришёл, когда появился у закрытых ворот собственного замка.

Пока открывали ворота, выбивали двери в доме, шло время. Гордон бесился, орал на воинов и рыцарей. После обыска дома, не обнаружив ни проклятую принцессу Милену, ни королеву Луизу, Гордон спустился в каминный зал, где его три сына испуганно прижимались к Юлианусу, и только тогда заметил воинский щит перед тайником.

– Где жена?! – закричал он, проклиная её за предательство. – Глупая овца!

Но тут же опомнился и погнал людей на берег реки. Пришлось ехать вокруг замка, через лес, по бездорожью. Время убегало, просачивалось сквозь пальцы. Вместе с ним ускользал золотой песок власти.

Увидев горстку воинов у пристани, Гордон приказал стрелять. Деревья росли вдоль берега, перекрывая обзор, и он не заметил сразу уплывающих лодок. Тем более, перед воинами встала светловолосая женщина, похожая на королеву, вдруг упавшая на землю.

Подскакав ближе, он рассмотрел побелевшее лицо жены. Гордон взвыл, как смертельно раненый медведь, почти свалился с коня, упав перед мёртвой на колени. Бледное красивое лицо леди Внрбы удивлённо-недоверчиво будто смотрело на него неживыми глазами. Он поспешно закрыл остекленевшие глаза. Склонился к ней, но не решился поцеловать холодные губы. То, что лежало перед ним, было чужим, нездешним, незнакомым.

– Может, это и к лучшему… – пробормотал барон. Он поднялся, отряхивая колени. Планы несколько менялись…

– Раненых не добивать! Мне нужны живые. В темницу их! – твёрдо приказал он. – Организуйте погоню по обоим берегам реки. Собирайте все трупы, грузите на телеги. Её – тоже. Следуйте как можно быстрее за мной. Я еду в столицу. В мою столицу!..

Гордона нервировали эти воспоминания. Особенно злило то, что младший сын, увидев убитую мать, перестал замечать окружающее, будто закрылся в себе, не мог говорить, перестал улыбаться. Хотя… Он был ему не нужен, пока наследник престола, его средний сын Полинор, не заболел…

Король Гордон Лекс зло скрипнул зубами, вновь переживая унижение, когда Королевский совет, который он так и не смог разогнать, потребовал определиться и объявить законного наследника королевской крови. Королевской! Конечно, это была очередная отговорка, все это прекрасно понимали, но… Никто не желал делиться завоёванной властью. Бароны не захотели поверить тому, во что поверили простолюдины: в убийство леди Вербы приспешниками королевы. Властитель! Если бы его подданные знали, как мало власти в руках бывшего барона, от скольких людей ему приходится зависеть!

Робер медленно возвращался домой. Перед глазами виделось лицо прекрасной амазонки с золотыми косами. Именно такой и должна быть королева! Юноша вновь и вновь с гордостью и трепетом восстанавливал мысленно необычные события дня. И то, как Милена своим платком перевязала маленькую ранку на его руке. Его первая кровь, пролитая в честь королевы! Парень поцелова платок Милены, улыбнулся.

Как он сокрушался, что не мог остаться вместе с Миленой! Но королева приказала помогать ей другим способом…

По дороге, прощупывая посохами путь, двигались цепочкой слепые нищие в поношенном тряпье с чужого плеча. Они либо держались за плечи идущих впереди, либо были связаны верёвками у поясов. Их вёл мальчик, худой и забитый, он вздрагивал от каждого окрика или толчка высокого нищего, крепко привязавшего его к своему поясу. Мальчик что-то прошептал ведущему слепцу, тот поклонился в сторону Робера:

– Любезный господин! Вы так прекрасны и милосердны! Подайте слепцам на пропитание. У Вас впереди долгая и лёгкая жизнь, а мы скоро закончим свой путь. Вы видите этот мир глазами, мы не видим ничего. Господь наказал нас за грехи всех людей, значит, мы отмаливаем и Ваши грехи тоже. Подайте, и мы станем особенно усердно молиться за Вас!

Робер протянул мальчику кусок хлеба из припасённого для Мрака угощения. Тот осторожно принял подаяние, на вытянутых руках, отворачиваясь от еды, передал его старшему слепцу. Старик ощупал подношение, убрал его в сумку. Недовольно буркнул на мальчишку:

– Где ты увидел богача? Может, конь-то вовсе не его? Иди уж, слепой! – и дёрнул за верёвку. Цепочка оборванцев, спотыкаясь и ворча, побрела дальше.

Робер растерянно постоял, потом намного медленнее поехал домой. Какие-то странные мысли всплывали в голове, беспокоя своей неясностью. Будто что-то забылось и не желало проявляться в памяти.

Юноша вспомнил странный повторяющийся некоторое время сон, о котором никому не хотел рассказывать. Сон отличался мрачной реалистичностью. Сначала виделся огонь, неяркий, угасающий, потом – чёрные звери, прыгающие в кромешную темноту, и уходящие туда же люди. Много людей. Кто они были? Робер не знал, но понимал, что люди д ороги ему и что они уходят навсегда…

Голубые сумерки постепенно окружили всадника, когда он приблизился к воротам любимого дома, к цыганам он решил сегодня не ехать; слишком важные новости он вёз отцу. Во дворе горело слишком много факелов и большой костёр. Чужие люди и кони заполонили пространство между домом и стеной.

– Наконец-то! – встретил его старый конюх Джеред. – У графа гости. Вас давно ждут. Они приехали сразу после обеда…

Робер поспешно пошёл к дому. У дверей, привалившись к стене, стояли несколько воинов. Они равнодушно оглядели юношу и переключили внимание на его коня. Робер попросил Джереда увести Мрака и вытереть его насухо.

За небольшим столом в зале ужинали четверо богато одетых рыцарей. Во главе, как всегда, сидел граф, по правую руку – его жена и племянница. Девочка не сводила восторженных глаз со стройного загорелого рыцаря с красивым высокомерным лицом, пившего вино, сидя напротив неё. Одежда рыцаря из чёрного бархата с изящной серебряной отделкой подчёркивала стройность фигуры, несколько массивных колец украшали длинные пальцы, тёмно-каштановые локоны лежали на плечах.

– Вот и Робер, – как-то натянуто-торопливо сказал граф Донован, обращаясь к холёному рыцарю.

Тот неторопливо встал, представился:

– Барон Керок. Керок Лекс.

Робер вздрогнул. Непроизвольно схватился за рукоять меча. За его спиной взвизгнули стальные клинки, выдернутые из ножен. Опять, второй раз за этот необычный день, сзади давили на кожу концы мечей.

«Везёт мне сегодня на это дело…» – пришло в голову Роберу.

– Что случилось, мальчик? Это наши гости. Они прибыли с поручением от нашего короля Гордона, – взволнованно говорил вскочивший граф.

– Я думаю, будет спокойнее и вам и нам, если Робер отдаст оружие охране, – будто размышляя, проговорил барон Керок, внимательно разглядывая юношу.

– Пожалуйста, Робер, передай мне меч, – видя знакомое упрямое выражение на лице юноши, попросил граф Донован. Робер нехотя снял пояс с ножнами и положил всё на стол перед графом, с укором посмотрел на него. Граф Донован виновато опустил глаза:

– Сядь, пожалуйста. Нам надо поговорить. Может, поешь сначала?

– Я не голоден. Спасибо. Я гостил у друзей, у твоих и моих друзей, – пытался взглядом объяснить отцу Робер. Ему так хотелось рассказать о встрече с Миленой и извиниться за глупое поведение. Теперь между ним и отцом будет полное понимание…

– Тогда перейдём к сути, – резкий властный голос барона опять заставил Робера напрячься. Юноша хмуро посмотрел на сына короля Керока. Вдруг тот что-то подозревает? Зачем он вообще здесь?

Керок усмехнулся, не отводя взгляда. Продолжал:

– Его Величество король Гордон Лекс требует, чтобы ты приехал к нему. Это приказ. Мы должны сопровождать тебя в столицу. Выезжаем тотчас.

Робер медленно встал, оперевшись руками о край столешницы. Час выбора наступил раньше, чем он ожидал… По крайней мере, они ничего не знают о Милене. Как можно спокойнее юноша ответил:

– Я никогда не буду служить Гордону Лексу.

У барона удивлённо приподнялись брови. Казалось, он чему-то радуется. Тёмные глаза сощурились, на лице вновь показалась кривая ухмылка.

– Ты прямолинеен. Наверное, это возрастное… Пройдёт, – поставив локти на стол, скрестил пальцы Керок, положив на них гладко выбритый подбородок. Его спутники молча переглядывались.

Робер упрямо стоял, немного склонив к плечу голову:

– Я никуда не еду.

– Это приказ короля. Я должен его выполнить. И я его обязательно исполню. Ты мне нравишься, братец! – неожиданно закончил барон.

– Не смей меня так называть! – вскинулся Робер.

– Успокойся, мальчик, прошу тебя! – почти взмолился граф. Холодная ладонь леди Селесты легла на руку Робера, судорожно сжимая её. Робер оглянулся на мать. Тоска и боль слезами готовились вырваться из её глаз. Сердце юноши дрогнуло, он испугался чего-то непоправимого.

Барон Керок встал, отодвинул кресло, на котором не сидел, а восседал:

– Нам надо приготовиться к отъезду.

Все поднялись из-за стола. Рыцари встали за спиной барона.

– Я хочу поблагодарить Вас, граф, и вас, милые дамы, за оказанное гостеприимство и весьма приятное общество, – Керок подошёл к леди Селесте, поцеловал ей руку. Затем аккуратно прикоснулся губами к пальцам юной Лианы. Девушка засмущалась, немного опустив голову.

Робер демонстративно отвернулся и направился в свою комнату. У лестницы ему преградили дорогу два наглорожих стражника.

– Отойдите, – сухо предупредил он.

Короткий женский всхлип заставил Робера резко обернуться. Он растерянно замер. Стражники мгновенно заломили ему руки за спину.

– Я же сказал, что исполню приказ короля. Любой ценой, – подчеркнул последние слова барон Керок. Его нож прижимался к горлу испуганной Лианы. Один из рыцарей держал леди Селесту, двое других – угрожали мечами безоружному графу.

– Грязные разбойники, подлецы! – кричал, неистово вырываясь, Робер.

– Остановись, братец! Вряд ли ты хочешь, чтобы я перерезал это нежное горлышко. А можно придумать и повеселее. Например, я отдам девочку солдатам. У неё такое мягкое, молодое тело… Вряд ли они будут столь деликатны с ней, как я. Ты уже мужчина? Надеюсь, ты правильно понимаешь меня?

Робер перестал биться в руках стражников, тем более, к ним на помощь поспешили другие, стоявшие у входа. Ловкие бесцеремонные руки обшарили его одежду, вытащили нож из сапога.

– Что ты хочешь? – заносчиво спросил юноша. Он уже начинал ненавидеть ухмылку барона. С какой животной радостью он срезал бы её с лица врага!

– Милый братец, я вовсе не кровожадный дракон, пожирающий невинных девиц! Не торопись зачислять меня в стан своих недругов. Образумься, малыш! От тебя требуется всего лишь посетить дворец и короля. А дальше ты решишь сам, как следует поступить. И поверь, никто тебя пальцем не тронет. Если будешь вести себя благоразумно, разумеется. Но мы отвечаем только за твою сохранность. На остальных приказ не распространяется. Ты хорошо понял?

– Я поеду с вами… Но клянусь, сбегу при первой возможности!

Барон рассмеялся:

– Похвальная откровенность. Но ненужная. Надеюсь, Робер, жизнь во дворце научит тебя осторожности. А мы примем свои меры… Кобрет, принеси верёвки!

Робер попробовал выкрутиться из державших его рук. И замер, услышав тонкий плач Лианы. По её шее бежала извилистая струйка крови. Барон приказал:

– Отпустите его! Я хочу знать, насколько сильно ты любишь эту семью, Робер. Если не подчинишься, я выполню свою угрозу. И заставлю тебя наблюдать, как умрёт граф, престарелая леди, а много-много позже – и девочка. Она всё равно умрёт, даже если я не зарежу её. Знаешь, иногда любовь убивает…

Негромкий голос Керока завораживал юношу, он видел, что барон говорит правду… Робер должен был отвести беду от семьи!

Керок перебросил девочку стоящему рядом стражнику, подошёл к столу и сдёрнул тяжёлую скатерть, скинув посуду. Встряхнув, положил узорчатую ткань перед Робером на полу, поправив слегка ногой:

– Добро пожаловать, братец! Встань на край. Видишь, это не страшно… Отведи руки назад… Кобрет, свяжи его!

Диковатого вида рыжий детина с острым носом на лошадином вытянутом лице туго скрутил руки Робера. Юношу передёргивало от гадливых прикосновений потных рук Кобрета, он с ненавистью смотрел на довольного Керока.

– Ты действительно привязан к семье… Это хорошо. Очень хорошо! – раздумчиво проговорил барон. – А теперь ложись, устраивайся поудобнее. Путь неблизкий…

Робер лёг, ткнувшись лицом в жёсткую ткань, хранящую запахи родного дома. Сможет ли он вернуться сюда?

Кобрет с помощью других стражников закатал юношу в скатерть, поверху связав ноги и ещё раз – руки. Затянул верёвку у горла.

– Уходим, – услышал Робер голос Керока, когда его подняли. – Прошу простить за беспокойство, граф. Вот деньги за нашего маленького Робера. Вы хорошо содержали малыша, так и доложу королю.

Гулкий стук тяжёлого кошелька с монетами и безысходный плач матери долетели до слуха юноши. Видеть он не мог, закутанный с головой любимой скатертью леди Селесты.

Они ехали всю ночь. Робер, брошенный на телегу, сначала думал, что ни за что не уснёт, пытаясь ослабить путы на руках. Но слишком бурный день вымотал его настолько, что он заснул, согревшись в своём коконе, почти сразу после отъезда.

Барон Керок долго скакал рядом с телегой и довольно улыбался своим размышлениям. Его настроение намного улучшилось после личного знакомства с норовистым мальчиком. Нежеланная поездка могла стать интересным событием, если правильно преподнести её результаты отцу. Отец… А ведь были времена, когда Керок не сомневался в его любви.

Робер проснулся, когда его небрежно выкатили из повозки. Трое стражников занесли парня в тепло дома и вытряхнули из скатерти. Длинномордый Кобрет развязал руки. Робер, едва шевельнувшись, застонал от боли: тело не разгибалось, не слушалось, освобождённая кровь едко заструилась по жилам. Стражники хохотали над беспомощным трепыханием пленника.

В придорожную таверну едва втиснулся отряд Керока. Появился хозяин с прислугой, грохот кружек и бульканье заполнили комнату. Некоторое время никто не разговаривал, только наполнялись голодные желудки. О пленнике, казалось, забыли.

Робер приподнялся, привалился спиной к стене, растирая руки. Незаметно оглядывался в поисках бесхозного оружия. Но ни один воин не расстался с мечом или ножом. Керок, усевшись за стол, лениво отрывал кусочки белого птичьего мяса и отправлял их в рот. Постоянно поглядывал в сторону Робера. Подозвал жестом Кобрета, что-то шепнул ему. Тот незаметно вышел через чёрный ход, прихватив двух стражников.

Робер перебрался на скамейку у стены, немного продвинувшись к двери. Улучил момент, когда хозяин таверны пошёл во двор, и выскользнул впереди него, поднырнув под волосатую руку. Рванулся к лошадям. Не успел сделать и шага, как сзади на голову обрушилось само небо, оставляя после себя бездонную, клубящуюся красным туманом темноту…

* * *

Глаза отведу, мне не выдержать правды… Что стоит себе солгать?! А сердцу легко утешенье для гордых — Огрызок надежды принять. Глаза наполняют не счастье, не вера, А слезы и пыль дорог. Ясна непорочно небесная сфера, — Внизу мир суров и строг. Глаза вознесут мою душу над краем, И мысли вновь станут чисты… Но почему же мы зренье теряем, Однажды шагнув с высоты?!

Даже с прикрытыми глазами юноша чувствовал, что вокруг было очень светло. Солнце цветными пятнами ложилось на лицо. Робер немного повернул голову, и зелёный цвет сменился на голубой. Он облегчённо вздохнул: ему так нравились пёстрые окна родного дома. Робер полностью открыл глаза и… Боль пронзила затылок, в глазах снова потемнело.

Робер лежал посреди незнакомой просторной комнаты на высокой постели с гладко-прохладными шёлковыми простынями, под бордовым балдахином с тяжёлыми кистями из золочёных нитей. Четыре ярко-узорчатых окна в рост человека пропускали внутрь солнечный свет дня.

Ошеломлённый Робер неловко сполз с роскошной кровати, подошёл к окну. Голова кружилась. Красивые кованые решётки полностью закрывали оконные проёмы. Он яростно дёрнул решётку и прислонился к ней головой.

– Хорошо ли спалось, братец? – ненавистный голос ударил в уши.

Робер поморщился и осторожно повернулся. В дверях, с несколькими стражниками за спиной, стоял барон Керок. Если бы не насмешливая мрачность ухмылки, могло показаться, что он постоянно радуется жизни. Или смеётся над ней.

Из-за стражников вынырнули слуги с большой деревянной лоханью для мытья и вёдрами горячей воды. Они размеренно опрокидывали вёдра в лохань, поставив её у окна, и удалялись услужливо-семенящим шагом.

Барон с видом хозяина уселся в резное массивное кресло с прямой спинкой, обитое тем же бордовым бархатом, из которого был сотворён балдахин. Будто очнувшись от наваждения, Робер огляделся. Мебель в спальне оказалась выдержана в красных и золотых тонах. Гобелены покрывали стены из серого крупного камня, на полу, словно молодая трава, тянулись вверх длинные ворсины ковров, лаская ноги. Пахло чем-то приторно-сладким.

– Куда ты меня привёз? Зачем?! – не выдержал затянувшегося молчания Робер. Керок невозмутимо чистил заострённые ногти небольшим серебряным кинжальчиком. Слуги поставили в углу с ванной тканевую ширму, принесли мягкие полотенца, душистое мыло и ткань для мытья. Всё разложили на кресло у окна.

– Не хотите ли смыть дорожную пыль? – насмешливо указал на ванну Керок. – Нас ждут.

– Кто?

– Король. Естественно, король.

Под ироничным взглядом Керока Робер полностью оценил нелепость своего положения: он торчал посреди комнаты в одной короткой рубашке, не достающей до колен, взлохмаченный, с голыми ногами, и пытался противостоять напору старшего сына короля Гордона. Несмотря на ненависть, почтение к титулам подсознательно ощущалось юношей. Ему казалось верхом неприличия грязным и неодетым предстать перед королём, даже если тот – самозванец. Поэтому, когда к Роберу подошёл слуга и с поклоном попросил пройти за ширму, он последовал за ним.

Тёплая вода растворила боль и усталость, разогретое и отмытое тело расслабилось. Робер немного задремал к моменту, когда слуга помог ему выбраться из чана и вытереть кожу и волосы.

Ширму убрали. Слуга с полотенцем отошёл, так и не подав Роберу одежду. Юноша удивлённо застыл.

В комнате, пока он мылся, явно прибавилось народа: появилось ещё с десяток стражников, несколько слуг, а в кресле вместо барона восседал моложавый, очень красивый мужчина с длинными кудрявыми волосами почти чёрного цвета с прядью седины над высоким чистым лбом. Весь его облик кричал о величии, гордости, силе. Рядом с ним, небрежно опираясь на спинку кресла, стоял барон Керок, так же оценивающе рассматривая Робера. Пара чёрных блестящих воронов над неоперившимся воронёнком… Робер растерялся.

– Ты уверен, что он в своём уме? – в полной тишине неожиданно задал вопрос сидящий мужчина. Робер догадывался, кто это мог быть…

– Более чем. Настолько в своём, что посмел противиться Вашему приказу, отец, – усмешка не исчезала с лица Керока.

– Что ж, я умею ценить чужое мнение. На вес золота, свободы или жизни, – ухмыльнулся король Гордон. Так он стал более похож на своего сына.

– Юлианус, осмотри мальчика. Я хочу точно знать, всё ли у него в порядке.

Высокий, стройный мужчина средних лет, более похожий на воина, а не на врача, поклонившись королю, направился к Роберу. Тот попробовал увернуться, но сзади его опять жестко захватили руки уже знакомого Кобрета и стражника.

– Не трогайте меня! Проклятье! – зло выругался Робер, когда Кобрет зажал ему шею. Робер пнул его голой пяткой по ноге. Совершенно напрасно. В результате Роберу арканом стянули ноги.

– Ваше Величество, не стоит так нервировать юношу. Уверяю Вас… – вступился за пленника Юлианус.

– Делай своё дело! – оборвал его король.

Сначала Юлианус прощупал спину:

– Позвоночник правильный, гибкий, уплотнений и искривлений нет… Кожа и глаза чистые… Зубы белые, крепкие… Цвет лица здоровый… Дыхание лёгкое, сердце работает хорошо… Видимых признаков каких-либо болезней нет… По внешнему виду юноша вполне здоров. Абсолютно точно я могу описать его состояние через несколько дней наблюдения.

Робер дрожал от унижения и злости. Как он их всех ненавидел! Он был готов взорваться.

– Прекрасно! – король встал. – Через семь дней на годовщину моей коронации соберётся вся знать королевства. Там, Робер, я официально признаю тебя своим сыном.

Это не могло быть правдой! Робер тупо смотрел в спину уходящего короля. К нему вальяжно подошёл Керок, похлопал по щеке:

– Ну-ну, братец! Неужели онемел от счастья? Ещё раз скажу: добро пожаловать в королевскую семью, принц!

Робер рванулся из державших рук, замахнулся для удара. Кулак пошёл прямо в ухмыляющуюся рожу Керока. Удар по голове остановил движение юноши. Новоиспечённый принц ничком шлёпнулся на ковёр.

– Смотри, Кобрет, он тебе этого никогда не простит.

– Я понимаю, барон. Поэтому я сделал свой выбор, принц, – тихо добавил конопатый стражник, чтобы его слышал только Керок. Барон улыбался.

Робер очнулся на кровати, укрытый одеялом с атласной подкладкой. Застонал от отчаянья, вспомнив недавние события. Голова болела, раскалывалась от горьких дум. Лучше бы умереть!

Он дёрнулся, почувствовав, что кто-то держит его за руку. Обернулся, открывая глаза. Встретил терпеливый взгляд лекаря Юлиануса.

– Почему?… – сухие губы не слушались.

– Я объясню, Робер. Пока тебе надо спокойно полежать.

Лекарь присел рядом на кровать, поправил подушку:

– Видишь ли, после смерти твоей матери леди Вербы ты стал… не совсем нормальным. Барон Гордон был слишком занят… Я порекомендовал барону отправить тебя в спокойную семью на временное воспитание. Только терпение, любовь и забота могли вернуть тебе рассудок. У нового короля оказалось много неотложных и очень непростых дел…

Юлианус вздохнул, вспоминая про себя те нелёгкие и для него, и для страны времена, продолжил:

– Как видишь, я оказался прав. Но барон, то есть король, решил тебя не возвращать. У него уже был наследник – твой старший брат Полинор. Гордону не хотелось, чтобы возникли проблемы со вторым сыном. В королевстве и так было неспокойно…

– Проклятье! Почему это случилось со мной?! – Робер уткнулся в подушку. Юлианус успокаивающе погладил его по волосам.

– Откуда у тебя шишка на затылке?! – врач попробовал отвлечь Робера.

– Я хотел убежать, вернуться домой… Господи, у меня теперь нет дома! – в ярости стукнул кулаками по кровати Робер.

– Постарайся не волноваться…

– Ничего себе! Как ты не понимаешь, у меня было всё: семья, дом, фамильная честь. И оказалось – это фарс, ложь, а я сам – вовсе не я! Мои клятвы! Чего они стоят?! Как я смогу смотреть ей в глаза?! Именно мой отец убил её отца!

– Тише, тише, Робер… О ком, ты говоришь? О Милене Регант, исчезнувшей принцессе? – перешёл на шёпот Юлианус, склонившись к его голове.

Робер испугался. Он знал о лекаре только по рассказу Милены и Рема, но что он за человек, изменился ли он, как многие, не представлял. Да, годы у подножия властителей меняют людей… Робер торопливо ответил:

– Нет! Вовсе нет… Короля, бывшего короля, убили разбойники, это все знают… Я сказал о Лиане, племяннице графа. Мы вместе… росли. Её отец был казнён… за предательство несколько лет назад.

– Вот в чём дело!.. Извини, не знал, – Юлианус сделал вид, что поверил. – Тебе надо нормально выспаться. Выпей тёплого молока.

– Я бы предпочёл яд, – криво усмехнулся Робер. И вздрогнул: у него появлялись привычки брата.

Робер принял решение. Однако несколько дней откладывал его исполнение, надеясь на побег. Но нигде и никогда его не оставляли одного: несколько стражников во главе с наглым Кобретом сопровождали Робера на бесконечные занятия, где его обучали всему необходимому, чтобы стать принцем. Об оружии вообще пришлось забыть, даже за обедом ему не давали ножей.

Учителя были довольны Робером. В доме графа он получил хорошее образование. Себастьяну Доновану щедро платили за обучение подкидыша, как выразился Керок, просвещая принца по поводу его родословной и взаимоотношений в семье. Робер напрягался, едва заметив брата, но тот не приближался слишком близко, не желая испытывать судьбу. Новоявленный принц не скрывал своей неприязни и готовности отомстить за «благодеяние».

Юному принцу каждую ночь снился старый навязчивый сон об уходящих навсегда в темноту людях. Он звал их, называя по именам, которые с утра не мог вспомнить. Никто не оборачивался на его зов, никто не оставался с ним. Люди шли мимо него, сквозь него, и холод сковывал тело, и двигаться за ними не было сил…

На пятый день пребывания во дворце рано утром Робер проснулся от странных чувственных прикосновений. На ночь ему не давали одежды, видимо, опасаясь побега. Кто-то ласкал его тело. В предутренней дрёме, когда сон смешивается с явью, ему пригрезилась Милена, обнажённая и прекрасная, мягко целующая его в губы. Острое наслаждение охватило Робера, он запустил пальцы в распущенные золотые волосы, привлекая дорогое лицо ближе. Поцелуй становился ненасытным, требующим продолжения. Он скользнул губами к упругой груди.

– Да… Да…

Незнакомый хрипловатый голос заставил юношу проснуться. Чужие зелёные глаза женщины без выражения смотрели на него. Робер отпрянул:

– Что?! Что тебе надо?!

– Тебя, мой принц… – руки женщины потянулись к нему. Робер соскочил с кровати и едва не столкнулся с Кероком.

– Какого дьявола?! – он готов был пришибить брата, но знакомый захват неприятных рук стражников не позволил ему добраться до барона.

– И эти здесь… – простонал Робер.

– Если хочешь продолжить начатое, мы не будем мешать…

– Вы все здесь ненормальные…

– Напротив, – поучающе заговорил Керок. – Это ты ведёшь себя глупо. Отец хочет быть уверенным в твоих способностях. Почему бы не доказать ему, что ты – настоящий, полноценный мужчина?

– Вот ты и доказывай! Я вам не шут!

– Напрасно, напрасно… – король расслабленно привалился к спинке кресла за спиной Керока. – Впрочем, можно проверить другим способом.

Робер содрогнулся.

– Керок, надеюсь, тебе это по силам? – кивнул король Гордон в сторону лежащей на постели женщины.

– Разумеется, отец.

Не раздеваясь, Керок свалился на женщину, бесстыдно задирая ей ноги. Делал вид, что неторопливо ласкает её.

Ухмыляющийся Кобрет держал Робера за волосы, не давая отвернуться. Король смотрел то на Робера, то на действия Керока. Удовлетворённо кивнул, заметив реакцию Робера.

– Достаточно. Вряд ли я долго буду ждать внуков… Отведите принца, пусть займётся этикетом. Может, хоть это ему по душе? А ты продолжай, Керок, продолжай…

На плечи принца накинули какое-то покрывало и потащили вон. Робер обернулся от дверей. Король встал и присоединился к старшему сыну. Робера едва не вырвало.

Наконец, пришёл день представления Робера ко двору. Утром слуги нарядили его в кружевную рубашку с широким воротником, темно-алый камзол с золотой отделкой, высокие мягкие сапоги до колен. Робер вытерпел ритуал одевания, с вожделением глядя на свой меч в новых ножнах. Но оружие полагалось вручить ему после принесения клятв верности отцу и королю.

Королевский лекарь Юлианус вошёл неслышно, поклонился Роберу:

– Ваше Высочество!

Юноша рассеянно кивнул. Все его мысли были заняты предстоящим событием.

– Нам надо поговорить.

– Да, конечно…

– Твоя мать оставила тебе кое-что. Ты, возможно, не помнишь…

– Что?

– Перед… бегством из замка Лекс леди Верба передала тебе медальон. Вот он. Я сохранил его для тебя, – Юлианус протянул принцу золотой кругляш.

Робер осторожно взял его. Вдруг чётко всплыло в памяти лицо Вербы, её заплаканные глаза, тёмный зев камина, уходящие люди. Наверное, об этом были его сны!

– Открой медальон, там застёжка, – подсказал лекарь.

На створке оказалась миниатюра прелестной девочки, а внутри – маленький локон золотистых волос и нечто чёрное.

– А это откуда? – удивился Робер.

– Это шерсть её собаки Роны.

– Почему она здесь?! – принцу показалось кощунственным подобное соседство. Рука сама собой метнулась к медальону, чтобы выбросить чёрный клок.

– Подожди! – остановил его Юлианус. – Знаешь, я не совсем верю в то, что мне рассказывала леди Верба, но кое-чему я сам был свидетелем…

Робер поморщился, но постарался внимательно выслушать лекаря. А тот рассказал странные вещи:

– Этот медальон как-то связывал сознание леди Вербы и её собаки Роны. И не только. Примерно к десяти годам твоя мать, будущая мать, очень серьёзно заболела. Пригласили известных лекарей, даже тех, кого называли колдунами. Ничего не помогало, девочка угасала. В одну их зимних ночей, когда Вербе стало особенно плохо, в замок попросилась пожилая женщина с плетёной корзиной в руках, она замерзала, и отец леди Вербы, барон Паркон, приказал её впустить. Женщина оказалась ведуньей и знахаркой. Она рассказала об этом барону, а тот был рад хвататься за соломинку, лишь бы вылечить дочь. Женщина осмотрела девочку и, отозвав барона в сторону, заявила, что его дочь вот-вот умрёт. И тут же успокоила, объяснив, что может спасти ребёнка. Она достала из корзины месячную чёрную псинку, положила её на кровать к больной. Женщина сделала надрезы на руке девочки и лапе собачки. Что там было ещё, никто не запомнил. Все будто потеряли сознание на какое-то довольно долгое время. Когда люди очнулись, знахарки не было в замке, а девочка спала, обняв чёрную собачку. Спала совершенно здоровым сном, с румянцем на щеках и с улыбкой на посвежевшем личике. С тех пор леди Верба не расставалась ни с медальоном, ни с собакой. И поверь мне, она никогда не болела. Когда выслушивал её, мне всегда казалось, что в груди этой замечательной женщины бьётся два сердца… Она не зря отдала этот медальон тебе, может, хотела защитить тебя…

– И погибла сама… – горько добавил юноша, захлопнул створки медальона и повесил его на шею. Накрыл его рукой и почувствовал тепло.

– Мне пора идти. Я как-нибудь расскажу продолжение истории, а сейчас, похоже, сюда идут люди. Не стоит им знать о нашем разговоре, Ваше Высочество…

– Ну хоть ты меня так не называй! Да, хорошо, хорошо… – юноша спрятал материнский подарок под рубашку.

Робер надеялся не увидеть родственников до момента присяги, но перед торжественной церемонией к Роберу в спальню заявились король и Керок, как обычно, в сопровождении компании стражников. Король Гордон Лекс оглядел младшего сына:

– Неплохо… Народ будет рад такому привлекательному принцу. Невеста – тоже. Надеюсь, клятвы выучил, не собьешься? – скептически спросил Робера.

Тот ответил громко и внятно:

– Я не принесу клятв, которые не могу выполнить. Я не хочу быть Вашим наследником. Я отказываюсь.

Вокруг будто всё застыло. Тишина быстро наполнялась напряжением. Керок внимательно следил за реакцией отца.

– Почему?

Всё-таки король задал этот вопрос. Робер отстранённо ответил:

– Я не могу служить убийце и самозванцу.

И услышал равнодушное:

– Дурак.

– Я предупреждал Вас, отец…

– Любого можно заставить, – задумчиво уставился в окно король. Керок сделал знак, и Кобрет встал за спиной Робера.

– Кончится тем, что ты согласишься на всё… Зачем усложнять неизбежный путь? Ты не сможешь противостоять мне, – как неразумному младенцу терпеливо-снисходительно втолковывал Роберу король. – Ты – мой сын. От этого невозможно откреститься словами, этого уже не изменить. Возьми, что тебе предлагают: богатство, власть, могущество. Большинство людей жизнь кладёт, чтобы завоевать хоть толику того, что само идёт в твои руки. Сколько людей ты сможешь спасти, озолотить или справедливо наказать!.. Ты свободен от моих грехов, если дело в этом… Прими бесценный дар, предназначенный тебе по праву. И будь счастлив.

Робер заставил себя смотреть в тёмные глаза отца:

– Не могу.

– Жаль… Правда, жаль. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня нет другого выхода. Ты мне слишком нужен… В тишине и одиночестве дворцовых подземелий даже в пустые головы приходят дельные мысли… – король стремительно вышел, красиво махнув алым плащом.

Робер ждал.

– Неужели трудно притвориться? Кому нужна твоя детская откровенность?… Подчинись отцу, ещё есть время. Никто не посмеет осудить тебя. Твоё место в тронном зале, а не в вонючей тюрьме. Посмотри, как ты одет… – казалось, барон искренне переживает за брата.

Робер стал спокойно расстёгивать пуговицы парадного камзола. Керок заворожённо следил за движениями юноши и втайне завидовал его решительности.

Когда Кобрет связал ему руки, Робер оглянулся на цветные окна:

– Обидно, что сегодня дождь… Я готов.

– Измени решение.

Робер отрицательно помотал головой, челюсти стиснулись так, что он уже не мог говорить нормальным голосом. Показывать же свою слабость Роберу не хотелось. Керок некоторое время смотрел в глаза младшего брата, потом махнул рукой:

– Пошли…

Небольшая процессия отправилась вниз.

Тёмными коридорами они вышли на улицу и почти сразу прошли через железные ворота во двор двухэтажной тюрьмы. Дворец и тюрьма оказались очень близки, как две стороны одной монеты. В тюремном дворе плотно уместились кухня, дом для охраны и кузница. Шёл мелкий дождь, солнце так и не появилось. В лёгкой рубашке Робер промок насквозь, его знобило.

Распорядитель тюрьмы встретил их у кузницы:

– Куда его? В верхние этажи?

– Нет. В подземелье. Одного. Делайте всё, что положено.

– Как записать?

– Только имя – Робер.

Робера провели внутрь, Керок вошёл и остался стоять у двери, наблюдая.

Горел горн, потный мальчишка лет десяти работал мехами, ни на что не обращая внимания. Кузнец, ковавший цепь, отложил работу, покопался в груде железа, вынул оттуда кандалы, скомандовал:

– Давайте его!

Робера повалили на скамью, стоявшую у наковальни так, чтобы свесились ноги. Помощник кузнеца заинтересовался:

– Хорошие сапоги. Надо снять. Оставите нам?

– Не про твою честь! – огрызнулся Кобрет, стягивая с ног Робера обувь.

Ржавые обручи свободно окольцевали щиколотки несостоявшегося принца. В несколько ударов кузнец ловко заклепал их разогретыми штырями:

– Готово.

Робера, как деревянного солдатика, поставили на пол. Рыжий Кобрет развязал руки. Со странным любопытством юноша рассматривал железо на своих ногах. Было очень неудобно переступать с цепью. Робер смущённо спросил:

– А как… переодеваться? Цепи мешают…

На него впервые обратили внимание, как на человека: стражники и кузнецы хохотали, хватаясь за животы.

Барон Керок сопровождал Робера по узким каменным коридорам и лестницам до самого низа. Они прошли мимо тёмных клеток с заключёнными. У Робера от запахов и звуков кружилась голова, но он изо всех сил старался не показать своей слабости. Когда спустились по каменной лестнице ещё глубже, сердце юноши почти перестало биться. В этих плесневелых, осклизлых стенах ему предстояло доживать… сколько лет? В таких местах забывают о времени. И о людях.

Встрёпанный, будто мокрая ворона, тюремщик распахнул квадратный люк в чёрную пропасть ямы, спустил туда лестницу. Сунул в руки Робера свечу и огниво:

– Это на два дня. Еду дают через день. Бадья внизу убирается тоже через день. Будешь шуметь – что-нибудь забуду. Лезь.

Робер осторожно спустился во мрак своего нового обиталища. Было холодно и сыро. Он попытался оглядеться. Только куча прелой, едко пахнущей соломы валялась на полу в углу. Он обессилено опустился на неё, едва сдерживая дрожь. Сверху заглянул Керок:

– Я постараюсь чем-нибудь помочь тебе. Но лучше бы ты помог себе сам…

Роберу очень хотелось ответить резко и грубо: «Ты мне уже «помог»!», но ему была так необходима хотя бы надежда на возможность надежды! И он промолчал, наблюдая, как закрылась толстая крышка, и полная, жуткая, глухая темнота проглотила его.

Роберу не терпелось зажечь свечу, согреть глаза живым светом огня, но он сдерживал себя, понимая, что предстоит привыкать жить во тьме. И в одиночестве. Только воспоминания могли скрасить его существование. Но… как трудно жить одними воспоминаниями, когда их у тебя почти нет…

Юноша уткнулся головой в колени и позволил себе беззвучно заплакать.

* * *

Загажен предательством мир, Баюкает злоба войну. Ладонью, натёртой до дыр, Лук мести упрямо согну. Любовь – это повод зайти И ядом наполнить бокал, Уверенно путать пути, Улыбкой вести под обвал. Насмешливо щерится смерть: Она-то всегда в барышах. А нам ещё надо посметь Не вязнуть в лукавых словах. В болотную тину нырну, Там нет окровавленных рук… Не мы выбираем страну, Она нас рождает для мук. Не нам отрекаться, любя. Бьёт ливень и мечется снег. Но смерти вино пригубя, Рождается вдруг человек!

– Как там наш малыш?

– Пока не смирился, отец. Я навещаю его почти каждый день. Думаю, ему потребуется месяца три-четыре, чтобы основательно сравнить жизнь в темнице и во дворце. Вы были правы, Ваше Величество, надо сбить с него неуместную глупую спесь.

– Надеюсь, он станет таким же послушным, как ты, Керок. С тобой тоже было непросто…

– Увы, отец, сказывается порода. Но Вы многому научили меня. Я не забываю полезных уроков, – Керок поклонился, как обычно скрывая свои эмоции.

– Надеюсь, надеюсь… – король рассеянно покрутил длинное серое перо, затем поставил подпись на очередном документе. Барон Керок сегодня исполнял обязанности секретаря, ему надо было подписать несколько своих бумаг.

В мрачноватом кабинете короля горело множество свечей в тяжёлых серебряных подсвечниках. Лёгкий ночной ветерок, проникая в окно, заигрывал с язычками пламени, трепал и крутил их вершинки. Из-за игры теней всё вокруг казалось подвижным, неустойчивым, ненадёжным.

– Юлианус, подойди! – не глядя в сторону стоящего у дверей лекаря, приказал Гордон. – Что с Полинором?

– Ваше Величество! – Лекарь не слишком низко поклонился. – К сожалению, Ваш сын слабеет. В ближайшие недели у него начнутся сильные боли и рвота. Мне придётся давать ему особые, очень сильные лекарства. Под их действием у людей бывают галлюцинации… то есть видения. Они перестают правильно воспринимать окружающее… Болезнь Вашего наследника, принца Полинора, неизлечима.

– Ты можешь продлить его жизнь? – вчитываясь в очередную бумагу, требовательно спросил король.

– Для мальчика это будет очень мучительно…

Король Гордон зло бросил перо на стол, чёрные кляксы забрызгали бумаги:

– Меня интересует не «как?», а «сколько?»!

Лекарь не собирался скрывать правду, он тяжело вздохнул:

– Самое большее – около года, Ваше Величество.

Король закрыл лицо руками, оперевшись локтями на стол.

– Ваше Величество… – Юлианус слегка склонил голову.

Керок напряжённо вскинулся, всматриваясь в лекаря. Гордон глухо спросил:

– Что ещё?

– Меня беспокоит состояние здоровья Вашего младшего сына. Мне надо его осмотреть.

– И что такое с его здоровьем? – сквозь зубы процедил король, поднимая голову. Никаких следов переживания на его лице заметно не было. Как всегда – холод и высокомерие.

– Пока ничего страшного, но вынужден напомнить, что нежелательные потрясения для мальчика опасны. Очень опасны.

– Я уже сообщал: с Робером всё в порядке, – торопливо проговорил Керок, недовольно глядя на врача.

– Он наказан. Я решил, что ему необходимо побыть в тюрьме. Боюсь, десяток розог в его возрасте будет недостаточно, – Гордон снова мял в руке перо.

Лекарь не отступился, он понимал, что, не настаивая, от короля ничего не добиться:

– Я вчера осматривал королевскую тюрьму. Обычная проверка, чтобы зараза не проникла во дворец. Вы знаете, как я забочусь о Вашем здоровье… Я не заметил принца ни в верхних комнатах, ни внизу, в общих клетках…

– Ему полезно одиночество!

– Он в яме?! – Не сдержался Юлианус.

Король яростно возмутился:

– Как ты смеешь вмешиваться в мои дела?! Мне надоело твоё неуместное любопытство!

– Извините, Государь! Единственное, что меня заботит – здоровье Вашей семьи.

– Что ты хочешь сказать? – Король прекрасно понимал намёки и не верил в смирение лекаря.

– Для принца яма – непомерно тяжёлое наказание. Робер может вновь потерять рассудок.

Вмешался Керок, иронически усмехаясь:

– Он взрослый, здоровый мужчина, а не пятилетний младенец. Его хорошо кормят, у него есть всё необходимое. Месяц-два – слишком небольшой срок, чтобы заболеть.

Юлианус нахмурился:

– В прошлый раз ему хватило одной минуты…

– Прекрати! – ладонью хлопнул по столу король, вскакивая. – Понадобятся твои услуги, позовут. Уходи! Не испытывай больше моё терпение…

Король сел, резко отпихнув от себя бумаги. Когда лекарь оставил его наедине с сыном, обратился к нему:

– Сожалею, но он прав. Надо найти другую возможность усмирить мальчишку. Наверняка есть способ…

– Может, используем его любовь к приёмным родителям? Я докладывал…

– Да, Керок, да… Составь бумагу, пусть их доставят во дворец. Тайно. Попробуем воздействовать через них. Давай подпишу приказ, займись этим, если пребывание в подземелье не поможет. И не затягивай! У нас мало времени.

– Повинуюсь, отец, как всегда, повинуюсь…

Керок аккуратно свернул в трубочку чистую бумагу с подписью и печатью короля Гордона Лекса.

Темнота расплющивала, сводила с ума. Робер никогда не думал, что его будет пугать тишина. Он не единожды возблагодарил своих учителей и наставников, заставлявших зубрить баллады, сказания и песни наизусть, когда ему так хотелось погулять. Теперь Робер постоянно читал их вслух, как и некоторые молитвы, старался сам сочинять истории, чтобы хоть чем-то занять мозг и заполнить леденящую пустоту вокруг. Часто юноша притрагивался к материнскому медальону, ему казалось, что от материнского подарка идёт тепло. Засыпая, юноша видел что-то наподобие миражей: то зелёный лес с мелькающими мимо деревьями, то смутный силуэт хрупкой девушки, идущей куда-то, то небогатый дом – и всё это двигалось, перемещалось вокруг, будто он сам бежал и вертел головой. В такие моменты Робер чувствовал себя свободным.

Очень редко появлялся молчаливый тюремщик с помощником. Они меняли бадью, спускали на верёвке в корзине свечу, кусок хлеба с кувшином воды, немного лука, яблок, иногда – плохо проваренную кашу. Потом они плотно прикрывали крышку, сквозь которую почти не проникали ни звуки, ни свет, ни воздух.

К концу второго дня после посещения тюремщиков Робер начинал задыхаться. Он ложился на пол и старался как можно меньше двигаться. От духоты и голода кружилась голова. Робер насчитал с десяток кормежек, а потом сбился со счёта. Он понял, что его оставили здесь навсегда. Иногда, особенно после сна, юноша отчаянно не хотел умирать, до крика боялся смерти. Тогда он бил кулаками по стене, пока не появлялась солоноватая кровь. Робер радовался, что никто не видел его в такие моменты. А боль заглушала страх.

И ещё юноша пел. Дома его часто просили спеть что-нибудь. Имея установившийся к пятнадцати годам отличный голос и тонкий слух, Робер покорял людей своим даром. Но раньше он не считал искусство уделом рыцарей, так, баловскто одно… В подземелье, отрезанный от мира, он осознал всю силу Красоты, какой бы вид она не принимала.

Робер пел, пока хватало дыхания, звуки необычно отражались от стен и наполняли его душу. Он часто вспоминал о весёлой цыганочке-невесте и завидовал ей, её любви и вольной жизни. Да, все песни были о любви…

Робер случайно заметил, что тюремщик стал дольше не закрывать яму, если он в это время пел. Сначала юноша решил, что ему показалось. В следующий раз крышка опустилась только тогда, когда закончилась очередная, довольно длинная баллада. И в этот раз воздуха хватило ему до нового появления стражников.

Потом оказалось, что приходят ещё какие-то незнакомые тюремщики. Робер слышал их громкое дыхание и хлюпанье, когда они, вслушиваясь в захватывающие слова песен, стояли у его ямы. Неожиданно ему второй раз спустили корзину. Там были пироги, сыр, кусок жареного мяса и пара свечей. Робер растерянно принял щедрые дары. Пробормотал:

– Спасибо…

Крышка резко захлопнулась, скрежетнул запор. А Робер улыбался: его одиночество кончилось.

Вскоре тюремщики уже заказывали полюбившиеся баллады. Часто приходили просто посидеть, послушать, поговорить. Юный Робер нечаянно задел их сердца. Его признали человеком, попавшим в беду, а такое со всеми бывает. Можно было и пожалеть парня, немного помочь ему. Не в ущерб службе, разумеется. Но и этой малости внимания Роберу оказалось достаточно, чтобы вновь поверить в свои силы. Теперь он не сомневался, что выдержит всё.

Вспотевший и запыхавшийся Кобрет ворвался в комнату барона без стука. Хотя стоял ясный день, Керок валялся в постели. И не один. Он недовольно прикрикнул на слугу:

– В чём дело?!

Пытаясь выровнять дыхание, Кобрет заговорил:

– Король… Он решил сам навестить Робера.

Керок вскочил:

– Когда?!

– Я узнал только что. После приёма лотрекского посланника, – сразу на два вопроса ответил верный слуга, подавая сваленную на пол одежду.

Женщина отвернулась от Кобрета, даже не пытаясь прикрыться. Казалось, она задремала, не обращая внимания на настроение барона.

Керок лихорадочно одевался:

– Дьявол! Три месяца не интересовался, вдруг пришпарило! Хорошо, если парень сдвинулся, а если нет?… Идём!

Они почти бежали по коридорам. Керок продумывал варианты своего поведения. На выходе прихватил ещё несколько своих воинов, оставив их ожидать у дверей тюрьмы. Барон Керок Лекс, а за ним Кобрет, вдвоём промчались по переходам и лестницам тюрьмы на два этажа вниз: тюрьма строилась для благородных, что содержались в комнатах двух верхних этажей, и для простолюдинов, место которых находилось ниже уровня земли. Всё поровну…

Тюремщики подземелья ошалело встретили их стремительный налёт.

– Откройте яму, где сидит парень, которого я привёл три месяца назад. Робер. Как он? – Керок нервно стучал ладонью по рукояти меча.

Слегка заторможенный стражник ответил, стараясь чётко выговаривать слова:

– Спит, наверное. Их утром кормили, – привычно-легко открыл тяжёлую и плотную крышку.

Керок встал на колени, заглядывая в яму. Там на каменном выступе горела свеча. Рядом стояли бутыль и деревянное блюдо с яблоками и пирогами. В углу, свернувшись калачиком, лежал Робер. Сверху не было заметно, дышит ли он. Сердце Керока ухнуло в живот.

– Лестницу! – просипел он.

Фигура внизу не шевелилась. Тюремщик торопливо опустил лестницу, придержал, когда Керок скатился по ней вниз.

– Кобрет, иди сюда! – позвал барон, склоняясь над телом. Осторожно протянул руку, потряс за плечо. Никакого отклика.

– Он умер?! – закричал Керок вверх.

– Да нет! Что Вы! Как можно! Так получилось… Сегодня свадьба у Мика, моего напарника, словом…

– Мне-то какое дело до этого?! – возмутился Керок.

– Так я и говорю… Мик принёс вина, вот мы и выпили… Немного! А он свалился вот и спит…

– Мик?!

– К-какой Мик? – обалдел стражник, выпучив глаза.

Керок потряс головой:

– Ты хочешь сказать, что мальчик просто пьян?!

– Ну! Вот! – обрадовано подтвердил тюремщик.

Керок привалился к стене:

– Уф-ф!

– С похмелья… холодная водичка хорошо помогает, – предложил Кобрет.

– Займись им! – приказал Керок и вылез наверх. – Что же это вы нарушаете?

Тюремщик вытянулся, как снулая рыба на крючке. Керок похлопал его по плечу:

– Не бойся, никому не скажу. Вот, возьми. Служи добросовестно!

Совсем ошалевший стражник взглянул на ладонь. Там тускло отсвечивала золотая монета.

Стараниями Кобрета младший принц протрезвел. И сразу бросился в драку. Но слабость и Кобрет оказались сильнее; стражник опять связал ему руки, несмотря на отчаянное сопротивление.

Керок облегчённо смеялся, глядя сверху на их барахтанье:

– Робер, хватит! Вылезайте, оба! Робер, я же обещал помочь тебе…

– Действительно! Как я забыл?! Ты мне всегда так хорошо «помогаешь»! – не удержался от колкости Робер, усевшись на край ямы. Кобрет лез за ним и съехал вниз от удара ногами в кандалах, громко поминая дьявола и всю родню его во главе с Робером. Робер наслаждался.

Стражник, как вспомнил пленник, по имени Лут, оттащил его от ямы и помог подняться. Робера слегка шатало, он жмурился на яркий свет факелов.

– Тебе, наверное, скучно одному? – наблюдая, как охранник отряхивает одежду Робера от соломы и прочего мусора, спросил барон.

– Скучно? Ты это так называешь? – усмехнулся Робер и едва не упал. К счастью, Лут крепко держал его, хотя сам покачивался: стражники основательно отметили свадьбу Мика. С песнями и танцами.

Керок старался не замечать иронии принца:

– Не злись. Я выполняю приказ короля. И сегодня же тебя переведут к другим заключённым. Думаю, там будет веселее. Выйдем на улицу, тебе надо прогуляться на солнышке… Надеюсь, ты не будешь возражать?

Кобрет выбрался из ямы и нарочито-сильно схватил Робера за руку.

– Ну, ты! Потише! – прикрикнул на него Робер. И Кобрет, удивляясь себе, ослабил хватку.

Тюремщик Лут задержал барона, тихо предупредил:

– Господин барон, Робер – красивый, совсем юный мальчик. Я опасаюсь, как бы его другие заключённые не покалечили… Здесь народ всякий…

– Благодарю за беспокойство. И помалкивай!

В ладони стражника появилась ещё одна золотая монета. «Женюсь!» – ни к селу, ни к городу подумал Лут, за один день заработавший больше, чем за год нудной и неблагодарной работы. Он с благодарностью посмотрел в сторону Робера и уже начал жалеть, что «золотой мальчик» уходит от него.

Когда Робера провожали к выходу, один из встретившихся на пути стражников поинтересовался:

– Тебя освобождают?

Робер весело откликнулся:

– Не волнуйтесь! Я вернусь!

Керок с удивлением оглянулся на довольные рожи тюремщиков: «Бред какой-то…»

У самого выхода небольшая процессия остановилась.

– Что ещё?! – раздражение Керока нарастало. Он чувствовал, что проиграл эту часть игры. Как ни странно, мальчишка оказался сильнее, чем он думал. Но способы от него избавиться, как от принца-наследника Полинора, всегда найдутся!

– Я не могу идти туда. Там солнце! – Робер прислонился к стене у открытой двери, плотно зажмурив глаза. Он не плакал, просто слёзы текли из-под ресниц.

– Подождём. Пусть привыкнет, – буркнул Керок, приваливаясь к стене рядом с братом. Установилась странная тишина…

Король Гордон Лекс встретил сыновей, сидя за столом распорядителя тюрьмы Пунса в отдельном доме для охраны. Внимательно оглядел связанного Робера:

– Я жду…

Тот ответил скептически-оценивающим взглядом, потом огляделся вокруг и сел на стоящее рядом единственное кресло. Перекинул ногу на ногу, звякнув кандалами, спросил:

– Что именно?

Кероку пришлось стоять. Барон отошёл к стене, наблюдая за парой своих родственников. Король с видимым усилием сдержал гнев, сцепил руки перед собой:

– Ты не хочешь… просить о милости?

Робер медленно покачал голой ногой:

– О милости просят рабы… Я не раб.

Пальцы короля едва не затрещали:

– Ты… хочешь, чтобы я признал тебя сыном и наследником?

Робер не опускал глаз, разглядывая короля:

– Я никогда не признаю тебя королём и отцом.

Гордон громыхнул руками по столу. Керок подскочил от неожиданности. Он был слишком напряжён во время странного медленного разговора, с затянутыми паузами перед каждой фразой. Робер всё так же размеренно качал голой грязной ногой.

– Моя власть достаточно сильна, чтобы ты никогда не испытал больше, что значит свобода! – кинул в лицо юноше заряд злобы король.

Робер раздумчиво ответил:

– Мой настоящий отец как-то сказал, что с рождения человек несвободен, он всегда кем-то или чем-то связан. Только смерть – абсолютная свобода от всего. Свобода живых – в выборе. От кого зависеть, буду решать я сам. В этом смысле, я свободен даже сейчас.

Юноша встал и пошёл к выходу.

– Остановись! – не сдержался Гордон.

Робер толкнул дверь плечом и вышел. Приказал Кобрету:

– Выйдем на улицу. Подождём там.

Из дверей больше никто не показывался, и Кобрет вывел Робера во двор, окружив стражниками. Робер сел на серый камень у стены дома и подставил лицо солнцу.

Его Величество король Гордон Лекс раздражённо стучал пальцами по столешнице, глядя в узкое окно с железными решётками. Керок решил нарушить молчание:

– Похоже, отец, у Вас скоро останется один сын…

– Будь ты сыном Вербы, у меня не было бы этой головной боли с Робером!

Керок помолчал, потом, будто раздумывая, проговорил:

– Если бы мы нашли Милену… Она ещё достаточно молода для приручения. Многие проблемы были бы решены. Например, женитьбой…

Король не дал ему закончить:

– Разумеется, сын. Думаю, тебе надо заняться её поисками самому. Больше я никому не могу это доверить. Официально принцесса мертва… И меня беспокоит одна мысль: Робер знает правду. Настоящую правду. Откуда? Граф не мог нарушить своего слова, я его достаточно хорошо знаю. Тогда кто?

Керок порадовался, что вовремя был остановлен словами короля: тот хотел несколько иного, чем сын от его первого брака. Решил пока поддержать мысль отца:

– Тот, кто, возможно, знает Милену. Скорее, кто-то из заговорщиков.

– Правильно, Керок, правильно… Получается, Робер знаком с кем-то из них. Может, чем дьявол не шутит, когда Господь дремлет, – с Миленой? Тогда понятно, почему мальчишка так себя ведёт… Смешно! Мы ищем её по окраинам, по границам, в других королевствах, а она в это время развевает юбки у нас под носом! А я никогда не трогал земель Донована… – напряжённо прищурился король, сжимая кулаки.

– Кажется, отец, пришло время исправить эту ошибку. Разрешите мне заняться Робером и Миленой?

– Да. И позаботься, чтобы Робер оставался живым и здоровым. На всякий случай. Всегда должно быть несколько вариантов…

– Если мы захватим Милену, Вы… отпустите Робера? – напрягся Керок, стараясь скрыть свою крайнюю заинтересованность.

– Ни в коем случае! Пусть он всегда будет под рукой. Я хочу сказать, здесь, в тюрьме. Со временем он станет покладистым. Предпочитаю его иметь среди живых… Убитые иногда становятся легендами, появляются самозванцы… А так о них просто забывают.

* * *

Был рыцарь прекрасен, и молод, и смел, Счастливые песни слагал он и пел, Надеялся рыцарь прожить без забот, Прославить в боях и отчизну и род. Наивный, он думал, что в мире чужом Не люди, а демоны вьются ужом, Хотят укусить побольней и напасть, А он благородно раздавит напасть И счастье подарит родной стороне, Гимн жизни споёт на певучей струне. Когда же мечом разрубил он дитя, Душа умерла у него, не простя… Как люди доверчиво-глупы порой… Поэт не вернулся, вернулся герой. И с тем же азартом, что в дальней дали. Он резал людей и кромсал корабли. Хихикал с натугой над бреднями тех, Кто верил в любовь, постоянство и смех. И убивал он поэтов, круша, За то, что его не звучала душа.

Распорядитель тюрьмы Пунс Одноглазый не ожидал, что разгорится такой спор. И по какому поводу?! Всем старшим тюремщикам вдруг понадобился новый постоялец. Хотя обычно каждый норовил спихнуть новичка другому, избегая лишних хлопот. А этот мальчишка (которого, надо учесть, допрашивал сам король!) стоит в сторонке и снисходительно улыбается. Чертовщина какая-то!

– Всё! Сколько можно глотки драть?! Или договаривайтесь, или я решу сам! – распорядителю надоело бессмысленное препирательство.

– Лучше всего – к Киму. У него самые спокойные. И никто не обидит, – встрял Лут, у которого забирали пленника. Он смотрел на парня печальными глазами и постоянно ощупывал в мешочке на поясе золотые монеты.

– Вот и хорошо! Решили! Сэмюэль, забирай его! – Пунс хлопнул по столу широкой ладонью бывшего воина-пикинёра.

Высокий лысый стражник, чем-то напомнивший юноше огромного нескладного кузнечика, покровительственно похлопал Робера по спине:

– Сэмюэль – это я. Идём со мной. Тебе у меня понравится.

– Ну, раз ты так говоришь…

Одобрительные смешки послышались в ответ на реплику Робера. Уходя за тюремщиком, он услышал за спиной:

– Это что! Помните, в первый день он спросил: «А как штаны снимать? Кандалы мешают!»

Тюремщики дружно ржали. Весёлый они народ, когда не на работе…

Худой, как все в тюрьме, но всё-таки очень крупный и крепкий мужчина лет тридцати с небольшим, представился, протягивая Роберу широкую руку:

– Меня зовут Ким. Я тут вроде как за старшего. Видать, тебя надолго сюда устроили, если к нам подсадили. Последний раз у нас новичок был… года два назад. Друг Перси, ты, кажется, третий год разменял?

Молодой, в шрамах по всему телу, Перси хмуро кивнул. Обитатели зарешеченного закутка со спокойным любопытством знакомились с новичком, только что доставленным тюремщиками во главе с Сэмюэлем в данную клетку, ограниченную с трёх сторон каменной кладкой. Юноша настороженно представился:

– Робер Донован, сын графа Себастьяна Донована из Легоса.

– О! Граф, значит? Странно, богатых обычно наверху держат в отдельных апартаментах. У нас – обычные люди, без титулов, без денег, – усмехнулся Ким, приподняв брови.

Робер поторопился ответить на предполагаемый вопрос:

– Я и не богат. Одно название – граф… Сейчас – вовсе не пойми кто…

– Проходи, устраивайся. Места маловато, конечно, но здесь, по крайней мере, чисто, – Ким повернулся к стражнику. – Зови брадобрея. Стричься будем!

Тюремщик Сэмюэль криво усмехнулся, покачал лысой головой:

– Вот сколько лет мы с тобой знакомы, Ким, ты каждый раз забываешь, что приказы здесь отдаю я. Так меня люди уважать перестанут…

– Прости, опять запамятовал! – прижал ладонь к собственной груди старший. – Нижайше просим тебя, уважаемый Сэмюэль, приведи брадобрея, будь так снисходителен к нам, несчастным…

– То-то же! – сделал вид, что не заметил улыбочек на небритых рожах, тюремщик и степенно удалился, широко шагая длинными ногами.

Робер оглядел тесную камеру с тюфяками у стен на голом каменном полу. Долго ли может человек просуществовать в таком мрачном месте? Конечно, по сравнению с его последним жилищем, клетка казалась почти дворцом. Но… там он был один, а здесь предстояло уживаться с людьми, которые явно сидят за серьёзные преступления. Может, и за убийства.

Вскоре пришёл брадобрей, достал свои неказистые инструменты. И началась великая стрижка! Отросшие за годы волосы и бороды с удовольствием срезались под корень. Ким складывал длинные волосы в мешок, короткие сметались на пол. Робер оказался последним в очереди. Ему было жалко обрезать свои грязные кудри, но Ким заявил:

– Надо!

И Робер, оглядев вмиг полысевшую команду довольных людей, сел на скамью перед брадобреем. Усмехнулся, представив лицо короля, если тот увидит своего наследника в стриженом виде. Но вспомнил, что спрятан в тюрьме надолго, и тяжело вздохнул.

На торжественный постриг прибежали посмотреть тюремщики из других помещений. Для них это тоже было событием. И весёлым развлечением. Стрижка Робера, естественно, привела стражников в полный восторг. Робер старался не обижаться на их бесцеремонные замечания. Если бы до знакомства с подземельем его посмел кто-нибудь так задеть, дело кончилось бы дуэлью. Или дракой. Но теперь… Он сам подсмеивался над собой, а в конце, когда волос на голове не осталось, встал в любимую позу тюремщика Сэмюэля и его характерным жестом назад и набок плавно провёл ладонью по лысой голове. Стражники довольно взвыли. Первым хохотал сам Сэмюэль, охлопывая себя по ляжкам:

– Вот забавник! Надо же, приметил!

Брадобрей оглядел результаты своего «творчества» и заявил, что сажать надо побольше и почаще, казна от такого расхода на стрижку точно не обеднеет, а то отменили правило стрижки наголо приговорённых к отрубанию головы, сплошной убыток. Смех как-то быстро затих.

Многие вещи за время заключения перестали волновать Робера, а некоторые – стали неимоверно важными. Например, сейчас юношу заботило, как его примут двадцать человек, спрессованных в клетке в одну общину. Ответ он получил тут же, не выходя из клетки. Ким собрал его волосы и положил в общий длинный мешок. Ловко завязал отверстие, встряхнул. Торжественно протянул Роберу:

– Прими от нас в дар этот драгоценный тюфяк. Здесь частицы нашего тела, а значит и душ. Делись с нами так же, как мы поделились с тобой, чем могли. Пусть сны твои на этой перине будут спокойными.

Ким плюхнул мешок на руки поражённого такой щедростью Робера.

– Йо-хо! Йо-хо! – грубо прогремел мужской хор, приветствуя нового поселенца.

– Не отказывайся от даров. Люди никогда не забудут того, о ком заботились… – старик в потрёпанной одежде священника положил сухую руку на плечо Робера. И юноша понял, что принят этими людьми. Кто бы они ни были, чем бы ни провинились перед королевской властью, теперь они соединены с неправильным принцем одной судьбой. Может быть, до конца жизни.

Только одно мучило Робера: он не решился сказать им правду.

* * *

Не так представлял себе Робер жизнь в тюрьме. Община Кима больше напоминала боевой отряд в походе. Утром Робера подняли рано, полкружки воды разрешили использовать на умывание. Потом начались пробежки зигзагами от одной стены до другой. Ким руководил учебным боем на кулаках, один из его подручных – Руперт объяснял Роберу основы боя голыми руками и ногами. Юноша и раньше показывал хорошие успехи в боевых упражнениях, особенно ему удавались приёмы с мечом. Но у товарищей Кима ему было чему поучиться.

– Откуда вы это знаете? – удивился Робер серьёзной работе узников.

– Видишь ли, мы все были воинами. Даже святой отец. Даже вот этот паренёк, его зовут Галеон, он родился в походной палатке во время какой-то битвы у маркитантки. Да так и остался при войске.

– Тогда за что вас посадили?

– Мы были честными воинами, – с грустной улыбкой ответил Ким.

– Разве за это сажают? – искренне удивился молодой человек.

– А почему ты здесь? – глаза Кима требовали ответа.

– Я… не могу сказать всей правды. Пока. Поэтому отвечу так: я отказался исполнить волю короля Гордона.

– И тебя не убили на месте? Не пытали? Не уничтожили твою семью? – недоверчиво спросил хмурый Перси, непроизвольным движением трогая шрам на щеке.

– Нет… Меня посадили в яму. Я думал – навсегда…

– Значит, ты им зачем-то нужен, – задумчиво проговорил бывший священник Рубен.

Роберу приходилось поворачиваться от одного к другому. О чём бы ни разговаривали в клетке, здесь ничего нельзя было утаить от других. Такая открытость тоже смущала Робера. Иногда ему очень хотелось одиночества, хотя бы и сырой ямы.

Он резко обернулся к Перси:

– Почему ты спросил о семье? – Спина принца похолодела от страшного предчувствия.

Тот нехотя ответил:

– У Гордона есть привычка – уничтожать всю семью изменника. У меня тоже была семья… Потом меня пытали, бросили сюда. Я умирал. Но меня спасли… Думаю, зря.

– Перестань, друг Перси! Ты ещё пригодишься, вот увидишь! И отомстишь, – пытался подбодрить товарища Ким.

Перси лёг и отвернулся к стене.

Сердце Робера затравленно билось. Как он мог забыть о семье?! Вряд ли у Керока плохо с памятью… Странно, что он не использовал такую возможность раньше. Робер сжал кулаки: видимо, предстоит сделать более тяжёлый выбор. Выбор между жизнью и смертью.

Робер вздрогнул; Ким дотронулся до его плеча.

– Вижу, ты расстроен… Поверь, мы все ненавидим Гордона Лекса. И каждый из нас готов голыми руками убить и его, и всех его сыновей, и прихлебателей. Я верю, мы сможем дожить до священного часа мести! И свободы.

Если бы Ким знал, как Робер виноват перед ними! Случайной, безвинной виной…

Вечером команда Кима расположилась на матрасах вдоль стен клетки, в центр пристроился Рубен, и начал рассказывать истории из своей жизни. Оказалось, бывший святой отец много читал в своё время.

– Однажды принесли книгу из славянских земель и попросили меня перевести. Язык мне был знаком со времён путешествия на Русь. Её у нас называют Тартарией.

Робер удивился:

– Ты ездил к этим варварам?

– Они не варвары, юноша. Просто их обычаи незнакомы нам. Я прожил среди русичей три года, помогал в миссии Святого престола нашей католической церкви. Прихожан-католиков оказалось мало, и я всё свободное время посвятил изучению языка и чтению книг.

– У них есть книги?!

– Да, Робер. О славянах я расскажу как-нибудь потом, ладно? Лучше послушайте, что я вычитал в историях о русских святых. У них своя вера, тоже в Христа, но они называют её православием, то есть правильной верой.

– А что, есть неправильные, ну, веры? – уточнил могучий Руперт.

– А магометане? Или Иудеи имеют правильную веру? Хотя, кто знает, какая из мировых религий достойна считаться верной… Но вернёмся к повествованию! – Строго напомнил Рубен. – Итак, один король, на Руси их называют князьями, заболел, сильно так прихворнул. Лекари его вылечить не могли, и отправился князь к бабке.

– Бабка? Это кто? – поинтересовался из тёмного угла любопытный Рысь.

– Бабка – это лекарка, почти ведьма.

– И её не сожгли святые отцы инквизиции? – опять донеслось из угла.

– На Руси не жгут лекарок. Они лечат хорошо. Ясно?!

Кто-то понимающе хмыкнул. Рубен продолжал:

– Посоветовали князю одну бабку из дальней деревни. Он приехал, а это оказалась девка молодая, но очень способная. А девка увидела князя молодого, красивого, богатого, хоть и больного, и поставила серьёзное условие. Женись на мне, говорит, я тебя вылечу и всю жизнь лечить буду, коли хворь какая прицепится.

– Я бы женился! – удовлетворённо пробубнил на всю клетку Руперт, приятель и закадычный соперник Рыси. Они даже спали рядом.

– У королей женитьба – очень ответственное государственное дело! Тут надо осторожно к выбору подходить: возьмёшь не ту невесту, и с соседями может до войны дойти, понимать надо! – возразил Рубен. – Но князь дал согласие на брак. Девка-бабка его вылечила, может, и что иное между ними было, тут ничего сказано не было, но князь взял и уехал в свою столицу, а девку не взял. Решил, что не ровня; королеву или княгиню ему, знать, надо было в невесты.

– Фу, как-то нехорошо… А с другой стороны…

Кто-то начал рассуждать с матраса, но его перебил Рысь вполне резонным вопросом:

– А при чём тут святость?

Видимо, Рубен уже привык, что его постоянно перебивают, поэтому спокойно продолжал своё повествование:

– Приехал князь в столицу здоровый да радостный, а через некоторое время опять заболел хуже прежнего. Сообразил, кто об этом позаботился, опять к знахарке той поскакал.

– Я бы прибил дуру, и всего делов… – проворчал Руперт, показывая кому-то мощный кулак.

– Девка-лекарка встретила князя ласково, но сказала, что он должен на ней жениться. Лекарка сделала так, что она и князь умрут в один день и час. Князь проверять её слова не стал, опять согласился на брак и женился в тот же день. Выздоровел сразу, как свадьбу отметили, и с тех пор до конца жизни не болел. Жена оказалась строгой, муж ей верность хранил опять же до конца жизни. Родились у них славные дети, а потом князья-супруги умерли в один час. Кстати, лекарка оказалась сильной, лечила всех вокруг, иногда даже без оплаты. За что уважение в народе заслужила. А врагов у неё не было.

– Ага, быстро закончились, – раздался иронический голос Рыси.

– Это что, мужик всё время в страхе жил?! – усомнился кто-то.

– Чего ты хочешь?! Святой! – сделал вывод Руперт.

– Теперь спать! – скомандовал Ким. Но Робер слышал, как вокруг шёпотом ещё долго мужчины обсуждали рассказ о паре странных святых…

В клетках узников кормили два раза в день, хотя и очень мало. На следующий день вечером Лут – бывший тюремщик Робера – принёс его оставленную в яме еду и свечи. Присел на скамью в коридоре. Робер передал корзину Киму:

– Раздели, как считаешь нужным.

Ким удивлённо усмехнулся:

– Откуда такая роскошь?

– Мне подарили… – Робер смущённо покраснел и попытался отойти к своему тюфяку.

Ким взял его за локоть:

– Постой! Ты должен ответить.

– Почему? – Робер не понимал, зачем Ким так грубо настаивает.

– Лишнюю еду в тюрьме дают только доносчикам или… Ты очень красивый парень…

Робер заметил, как насторожились обитатели клетки. Он ещё гуще покраснел:

– Я… Когда сидел один… Мне было очень плохо! Я пел для них, – кивнул в сторону собирающихся у клетки тюремщиков Робер.

– Пел?!

Робер ещё ниже опустил голову. Он был готов провалиться в тартарары от позора. Почему ему раньше не пришло в голову, что он поступает плохо?!

Кто-то начал мелко-мелко пыхтеть носом. Постепенно разразился всеобщий хохот. Стражники заинтересованно косились в их сторону и устраивались на скамье, чего-то ожидая.

– Пресвятая дева Мария! Первый раз слышу, чтобы в яме пели! – вытирал выступившие слёзы священник Рубен. – У тебя, должно быть, голос ангела, если ты смог пронять таких людей…

– Обычный голос… – надулся Робер, поняв, что смеются над ним. – Но я знаю много баллад и старинных сказаний. Я и сам могу сочинять.

– Не сердись! Мы как-то отвыкли от нормальной жизни. Десять лет отсидеть тут и не измениться – невозможно… – Ким обнял Робера за плечи. – Мы подумали о тебе плохо, прости. Кстати, было бы интересно услышать, как ты поёшь. Спой и для нас тоже. Что-нибудь особенное, хорошо?

Не ломаясь, Робер кивнул, встал, сосредоточенно посмотрел вокруг и, когда установилась тишина, запел чистым мужественным голосом, немного вибрирующим, но мощным и в то же время уносящим душу вверх, к светлым сияющим небесам. Он сам тёмными днями и ночами придумывал слова и мелодию этой баллады о юной принцессе, потерявшей отца и мать, о предательстве друга, о мужестве и чести погибших ради неё воинов. Он рассказывал, как она училась всему, что должен знать рыцарь, чтобы с мечом в руках вернуть утраченное королевство и покарать предателей. Закончилась баллада словами:

«С тех пор – только бой, и плечи она не кутает тёплой шалью.

Лишь латы стучат, и прячет она лицо под стальной вуалью!»

Робер открыл глаза, выходя из состояния полутранса. Слушатели молчали. Он огляделся. На него смотрели, как на мессию, только что ступившего на землю с облаков. Священник медленно перекрестился.

– Вы чего? – Испуганно спросил Робер.

Ким дышал тяжело и часто, глаза его были влажными:

– Откуда… ты знаешь… о тех воинах?

– Это всего лишь песня… – растерялся Робер.

– Это не песня, это правда! – Ким смотрел в его глаза. – Ты не просто поёшь, ты обнажаешь души, как клинки перед смертным боем. Твоему дару действительно нет цены. Жаль, что ты не понимаешь, о чём поёшь…

– Ким, а откуда ты знаешь эту историю… о битве на причале?

Воин ответил не сразу:

– Нас было двенадцать. В живых осталось восемь. Все мы здесь с тех пор, как ранеными попали в руки Гордона Лекса. Мы чудом выжили. Правда, я до сих пор не пойму, почему он не убил нас сразу. Единственное объяснение – жива Милена, наследница рода Регант. И мой отец тоже.

– А… кто твой отец, Ким? – Не удержался от вопроса Робер. Слишком многое зависело от ответа воина.

– Командир охраны короля Джерми Реганта – Рем Дубовый Кулак. Свидетель нарушенной клятвы и коварного убийства.

Робер едва не бросился на шею Киму, но сдержался: к решётке подошли стражники. Они спорили между собой, можно ли петь такие крамольные баллады в заключении. Не накликать бы неприятностей! Но рассудительный Сэмюэль заявил:

– Если бы Робер был на свободе, его, конечно, посадили бы. Но, так как он уже сидит, значит, он может петь сколько угодно и что угодно. И потом: не обязательно об этом знать распорядителю. Иначе мы же и останемся с носом. Оно нам надо?

На том и порешили.

Благодаря Роберу сегодня все узники неплохо перекусили. Особенно налегали на очень редкое в тюремном питании мясо. Священник Рубен отрывал по волоску от своего кусочка и смаковал каждую порцию, блаженно закатывая глаза. Робер присел рядом с Кимом. Осторожно попросил:

– Ким! Мне надо поговорить с тобой. Наедине. Это не моя тайна…

Они отошли к стене. Священник, кивнув Киму, отвёл других пленников к решётке, стал громко читать молитвы. Ким положил руку на плечо юноши:

– Что ты хотел сказать? Не волнуйся, Робер, я многое понял, когда ты пел.

– Я видел твоего отца. И не один раз. Он приезжал к нам в дом. Граф Донован и сэр Рем Дубовый Кулак вместе воевали, потом мой отец помогал Рему. И принцессе.

– Ты видел их?! Милена здорова? Как она выглядит? Она действительно прекрасна, как сказочная королева? – нетерпеливо задавал вопросы Ким. Глаза его восторженно блестели, он не замечал, как сильно сжимает плечи Робера.

– Да, Ким! Лучше её нет никого на свете! Ты бы посмотрел, как она сражается! Одна против троих воинов! Она – настоящий вождь, – торжественно сказал юный рыцарь, искренне веря в это утверждение.

Мужественный и стойкий воин привалился к стене, по щекам его текли слёзы:

– Я так надеялся… Я так долго ждал… Спасибо, Робер, ты подарил нам больше, чем жизнь! Ты дал нам надежду! – он крепко-крепко обнял Робера. – Ты можешь смело рассказать всем. Среди нас нет предателей. Наконец-то мы сможем отомстить Гордону и его отпрыскам. Им нет места на этой земле!

Сердце Робера наполнялось тягучей болью… Он улыбался.

* * *

Вечерами, как обычно, бывший священник рассказывал разные истории, но одна притча особенно запомнилась Роберу и навела на определённые рассуждения об ответственности правителя перед своим народом. Если раньше названный отец граф Донован говорил с ним об этом, то часто мальчик пропускал его слова мимо ушей. А вот теперь, после общения с тем самым народом, хотя и сидящим в тюрьме, он воспринял слова графа совсем иначе, ближе к сердцу и совести.

Рубен начал с такого предисловия:

– Пусть эта притча называется «Не надо ссориться с Вазарием».

– Не знаю такого! – тут же последовала реплика из угла, где сидели Рысь и Руперт.

– Если некоторые не хотят слушать, я замолкну. Сушите свои уши бездельными глупостями! – обиделся Рубен.

– Молчу, как рак под корягой, – высказался Рысь.

– Как таракан под половицей, – добавил Руперт.

И Рубен, покачав головой, продолжил свой достаточно длинный, как оказалось, рассказ:

– Было это в одной древней империи, но история сохранилась в книгах более позднего времени. Я читал их в нашем монастыре, в кратком изложении притча выглядит так…

«Константин склонил голову перед царственным братом, отступил назад. Золотая кайма синего плаща прошуршала по мраморному полу. Седовласый Октавий, восседая на троне, неодобрительно посмотрел в его сторону. Аромат сильных благовоний от одежды Константина всё же не мог перебить кислый запах ночных возлияний, Октавий поморщился, взмахом руки отпустил придворных, подозвал брата к себе, приказал сесть рядом на ступени, укрытые тёмно-красным ковром.

– Венецианские купцы вчера пировали в твоих покоях?

– Да, государь, – как можно смиреннее ответил Константин, заранее раздражаясь в ответ на замечания императора.

– Я предупреждал тебя, Константин, о замыслах этих людей. Надеюсь, они ни о чём не просили тебя?

– Нет, государь, – отвечая, мужчина поклонился, скрывая непроизвольную гримасу на лице.

Просили, много о чём просили льстивые венецианцы младшего брата императора…

Константин заметил, как левая рука Октавия прижалась к груди. Блеск перстней на царственных пальцах завораживал его, отвлекал от мыслей, которые сейчас важно было не выдать, но необходимо додумать.

– Мне надо тебе сказать…

Голос императора, как показалось Константину, звучал глуше обычного, в нём уже явственно слышалась боль.

– Слушаю, государь…

– Слишком часто стало болеть сердце, слишком… Пора назвать наследника. Ты понимаешь, что кроме тебя, у меня никого нет. Жена не может мне наследовать, но она опытна и прозорлива. Оставь её при себе, Константин, когда придёт время.

– Ты проживёшь долго, государь, не могу поверить, что ты говоришь об этом! – вскочил Константин, красиво отбрасывая назад полы нового плаща, подаренного ему вчера.

– Сядь и слушай! – Октавий сердито посмотрел на брата, но постарался смягчить суровый взгляд дружеским тоном. – Самвелу я передал свитки с моими приказами народу и пожеланиями тебе, как справедливому властителю нашей процветающей империи. Самвела тоже не отдаляй от себя, лучшего советника трудно найти.

Безродный советник государя Самвел всегда настораживал Константина сдержанным молчанием и спокойным взглядом, даже кланяясь, Самвел не опускал век. Сейчас он сидел за столиком писца рядом с троном и слушал, о чём говорят братья. Константин непроизвольно обернулся в его сторону и наткнулся на прямой взгляд, в котором не было угрозы, но виделась опасность именно честности и верности императору. Он спешно перевёл глаза на брата.

– И самое главное, брат мой: никогда, никогда не ссорься с Вазарием! Поклянись мне в этом! – император положил тяжёлую руку на его плечо.

– Клянусь… – от растерянности Константин не сразу понял, в чём именно поклялся. – Но… кто такой Вазарий?!

Октавий улыбнулся, будто вспомнил что-то очень приятное и забавное:

– Когда я был юнцом, отец часто повторял: «Никогда не ссорься с Вазарием!», это в нашем роду считалось заветом, почти молитвой или заклинанием. Именно в этих словах кроется благополучие всей страны и нашей власти. Пришло время мне сказать эти слова, тебе передавать этот совет своему старшему Леониду. Кстати, я тоже не сразу понял смысл…

Император обеими руками прижал грудь, будто сердце готово было разорвать её именно в этом месте. Лицо его побелело, он мог только хрипеть.

– Государь… – растерялся Константин.

Советник подбежал к императору, попытался влить ему в посиневшие губы пахучее снадобье из зелёно-стеклянной колбы.

– Зови лекаря! – крикнул Самвел, расстёгивая тяжёлый ворот на горле Октавия.

Испуганный Константин торопливо вышел в высокие двери и остановился, увидев настороженно смотрящих на него придворных. Он принял, как ему казалось, величественный вид, негромко сказал в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Императору Октавию стало дурно, пригласите лекаря, – и тут только вспомнил, как грубо кричал на него этот выскочка Самвел. Гладко выбритые по последней моде щёки Константина покрылись красными пятнами.

– Мой государь, что с Вами? – мягкий голос преданного Мидаса вернул ему некоторое спокойствие.

– Иди в тронный зал, мне надо знать всё о здоровье императора, – тихо приказал Константин, подтолкнув чернобородого грека в сторону входа, куда торопились войти придворные.

Стремительно проследовал в зал лекарь императора Лукреций с учениками и прислужниками. Перед ними расступались, переговаривались шёпотом, отчего казалось, что по мрамору ползут, шурша сухими шкурами, извивающиеся змеи. Константина передёрнуло то ли от сквозняка, то ли от напряжения ожидания чужой и желанной смерти. Он отошёл к стене, сел на каменную скамью, откинул назад голову и прикрыл глаза, прислушиваясь к шумам. Ощущение отдалённости и нереальности происходящего заполнило его, он не заметил, как прострация сменилась сном.

– Мой государь… – странно знакомым голосом звал его Вазарий, дёргая за плечо и ухмыляясь из-под встопорщенной бороды невидимым ртом.

– А?! – вцепился Константин в волосатую руку и проснулся в холодном поту. В нос ударил запах мокрой овчины.

– Это Мидас, государь, верный Мидас, – елейный голос грека помог прийти в себя после похмельного сна и вспомнить об императоре.

– Что? Что там?

– Император отошёл в лучший из миров, мой государь… – грек вытирал ладонями покрасневшие глаза. В зале звучали глухие рыдания и вопли женщин: не следовало скрывать чувство скорби по властителю, правившему почти тридцать лет. К Октавию привыкли, как к необходимому приложению к славной тысячелетней империи, перемен хотели немногие…»

– Я слышал такое выражение: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!», – не удержался от замечания Робер, но рассказчик поднял руку, останавливая его, и продолжил.

«Виноградное вино стекало из бочек в глиняные кувшины, из них переливалось в золотые сосуды, затем наполняло драгоценные кубки и вливалось в пресыщенные рты пирующих.

– Вспомнил! Я вспомнил! – нервно смеясь, Константин расплескал весёлый напиток из своего кубка.

– Что такое, государь? – полнокровный и жизнерадостный венецианец Марчелло Болло, возлежащий ближе всех к новому императору, поднял голову, устроенную на коленях пышногрудой гречанки. – Неужели в нашем пиру чего-то не хватает? Прикажите, и всё будет доставлено!

– Он сказал: «Никогда не ссорься с Вазарием!», кто знает этого Вазария?!

– Кто сказал? – не понял Марчелло.

Император запустил в него кубок:

– Брат! Октавий, кто же ещё?! Я спрашиваю, кто знает этого Вазария?! – Константин сел, зло оглядывая пирующих.

– Я знаю пару Вазариев… – Леонид, старший сын императора Константина, позволил себе заговорить первым.

– Кто они?

Леонид смутился от протрезвевшего голоса отца:

– Один, по прозвищу Толстяк, забойщик скота для дворца, другой служит казначеем, ты его знаешь, отец, это Вазарий Диамант.

– Да, этого я знаю… Но он полностью зависит от моей воли! Может, Толстяк чем-то отличился перед Октавием?

Грек Мидас вышел из-за спины императора:

– Толстяк ничем, кроме забоя скота не интересуется, он тупой бражник и делает только то, что ему прикажет управитель, а больше дрыхнет у себя в конуре, довольный жизнью. Мой государь, этих вазариев у нас полно, но какой именно нужен? Может, кто-то его знает или видел… раньше?

– Да, да! Конечно! Прикажите привести Самвела!

– Мой государь, он в тюрьме… – осмелился напомнить первый советник Мидас.

Но император Константин оскалил зубы:

– Сюда! Немедленно! Сейчас!

– Слушаю, мой государь! Уже бегу! – спешно выходя из зала, захватил с собой несколько слуг.

Уже за дверью распорядился:

– Позовите танцовщиц, не давайте скучать императору! Если он скажет, что я слишком долго выполнял его поручение, вас всех казнят. И очень быстро!»

Теперь не удержался Рысь:

– Да уж, это у всех правителей в характере. Чуть что – голова с плеч, а могут и в тюрьму упечь…

– Всё, прошу больше не перебивать! – Возмутился Рубен, продолжая повествование.

«В рассветных сумерках императорская колесница пронеслась по улицам древнего города. Только несколько верховых сопровождали её. Мидас сам ошалел от собственной наглости, но у него не было времени, чтобы объяснять цель ночной поездки многочисленной страже, охранявшей столичные улицы. Узник, измождённый, оборванный, но живой и в светлом уме, был доставлен во дворец.

Запыхавшийся Мидас пригладил кудри и один вошёл в зал. Музыка звучала громко, танцевали полуобнажённые женщины, и было непонятно, кто из них – рабыня или наложница, а кто – знатная дама. Все выглядели помятыми и пьяными. Император спал среди всеобщего шума, наклонив на грудь голову, отчего были заметны все три подбородка на его осоловелом бледном лице. Мидас облегчённо вздохнул, затем велел ввести опального Самвела, поставить его перед императором на колени.

– Это тот самый Вазарий? – басом заржал Марчелло Болло, тыча длинным пальцем в бывшего советника, спокойно оглядывавшего гуляющих.

– Вазарий! Вазарий! – подхватили пьяные женщины, кривляясь и пританцовывая, они принялись осыпать Самвела разорванными цветами из венков и гирлянд, развешенных по колоннам и стенам зала.

– Где? Кто?! – слепо открыл глаза император, рассеянно шаря вокруг руками. Когда же он увидел перед собой чёрные печальные глаза Самвела, опомнился и едва не вскочил.

– Мой государь, я исполнил твоё желание, пленник доставлен… – униженно склонился Мидас, указывая на коленопреклонённого узника.

– Прекрасно, прекрасно… Скажи мне, э… – император сделал вид, что забыл имя.

– Самвел… – услужливо подсказал Мидас.

– Да… Скажи мне, ты знаешь этого…

– Вазария, государь мой.

– Да, его… О котором говорил мой брат перед… когда мы виделись в последний раз!

– Я всё помню, – глухо ответил бывший советник бывшего императора.

– Скажи, как его найти. Я хочу встретиться с Вазарием! – приказал Константин.

Узник склонил голову, задумавшись, потом снова прямо и честно посмотрел в глаза императора:

– Его легко найти, – видя, что все внимательно прислушиваются, Самвел продолжил. – Пошли сейчас, да прямо сейчас, кого-нибудь на торговую площадь. Пусть он позовёт Вазария по имени. Кто первым отзовётся, тот и есть самый настоящий Вазарий.

– Так просто? – удивился император, утирая потное лицо белым подолом просторной тоги.

– Да, но…

– Что – но?! – возмутился Константин, уже открывший рот для приказания.

– Император Октавий, светлая ему память, вызывал Вазария только тогда, когда нуждался в совете, важном для всего государства.

Константин не смог скрыть удивления:

– Так?! Неужели его мнение важнее слов моих верных и учёных советников? – он усмехнулся недоверчиво.

– Да, несомненно.

– Кто же он такой?!

В толпе придворных и гостей прошёл возмущённо-удивлённый ропот.

– Тот, кто есть всегда, тот, без кого не было бы империи, – спокойно и уверенно сказал Самвел.

От такого странного ответа император вздрогнул:

– Империи не было бы без императора! Ты хочешь сказать, что первый император жив?!

Будто один испуганный вздох разнёсся по просторному залу. Самвел усмехнулся печально:

– Нет. Вам всем стоит увидеть Вазария своими глазами, чтобы понять… Пошлите за ним, иначе я не смогу объяснить.

– Пошлите! Немедленно! Приведите его сюда! Мидас! – император всё-таки встал со своего ложа. – Нет, в тронный зал! Слышишь, Мидас?!

Тот уже бежал к выходу, развернулся, торопливо поклонился:

– Да, мой государь! В тронный зал! – и заспешил, раздумывая, что, пожалуй, придётся ещё раз воспользоваться императорской квадригой.

Базарная площадь уже шумела, несмотря на ранний час. Из деревень привозили свежие продукты крестьяне, ремесленники из пригорода торопились занять место для продажи всевозможных изделий, перекупщики и купцы, а также менялы и заимодавцы крутились среди народа, предлагая свои услуги. Квадрига остановилась перед площадью, Мидас степенно вышел, подражая императору, еле заметным кивком головы отвечал на глубокие поклоны. Окружённый стражей, он прошёл на помост, предназначенный для продажи рабов, поэтому с утра пустующий, прокашлявшись, громко позвал:

– Вазарий!!!

На его клич оглянулось несколько человек, но только один, подслеповатый и немолодой, посмел отозваться:

– Ты меня зовёшь, добрый человек?

– Тебя, – севшим голосом ответил Мидас, внимательно разглядывая мужчину, на вид вполне обычного пастуха, с накинутой на одно плечо козьей шкурой, в старых сандалиях, загорелого и достаточно крепкого для своего возраста.

На всякий случай Мидас спустился с помоста, осторожно приблизился к человеку. Помешкав, поклонился, снизу поглядывая в его лицо. Тот ответил точно таким же поклоном, правда, неумелым и немного корявым.

– Прости, не признаю тебя, добрый человек. Мы встречались? Вижу я плохо… Это после сражения с турками на границе, уж лет двадцать тому… – и человек вопросительно замер, чуть склонив седеющую голову.

– Э… – непривычная растерянность охватила советника Мидаса. – Император Константин… приглашает тебя, Вазарий, к себе во дворец. Он желает говорить с тобой!

Грек наконец-то смог взять себя в руки, упомянув имя своего господина. Зато человек, стоящий перед ним удивлённо приподнял брови:

– Император Константин? Зачем я ему понадобился? Службу я оставил давно, сразу после ранения…

Мидас, заметив колебания Вазария, едва не ударился в панику, старался говорить настойчивее и убедительнее:

– Мой господин просто хочет поговорить с тобой, узнать о тебе… Ты ведь знал Октавия, императора Октавия, старшего брата Константина?

– Встречались… – хмуро проговорил Вазарий.

– Вот… Теперь и его брат, великий император Константин желает говорить с тобой, – видя неуверенность собеседника, советник осмелился осторожно взять его за локоть. – Мы поедем в колеснице моего господина, это великая честь для тебя, Вазарий! Я – первый советник государя, он лично послал меня за тобой!

Тот подумал, оглядел окружившую их стражу, толпу любопытных, решительно кивнул головой:

– Хорошо! Только поговорю с сыновьями, они здесь, рядом.

– Да-да, конечно, – обрадовался грек.

Вазарий окрикнул сыновей, трое вышли из толпы, крепкие, загорелые и уверенные в себе, очень похожие на отца. Он передал им высокий посох, сказал несколько слов, потом последовал за Мидасом. Толпа сопровождала их до колесницы, жадными и любопытными взглядами провожала императорскую квадригу и конную стражу, когда Вазарий поднял руку, прощаясь с сыновьями, все вдруг приветственно закричали и замахали руками в ответ. Отчего-то Мидасу захотелось съёжится и спрятаться за спиной этого странного человека.

Император Константин, сидя на возвышенном троне, набычившись, разглядывал приведённого к нему Вазария. Мидас, по знаку его руки, приблизился и тихо рассказал, как нашёл нужного человека, что произошло на площади. Константин насупился ещё больше.

– Кто ты? – спросил, подняв голову.

– Приветствую тебя, император Константин! Родители назвали Вазарием, получил прозвище Ясноглаз, в молодости был глазастым… – склонился мужчина, не выказывая страха или подобострастия, снова прямо посмотрел в глаза сидящему на троне.

Император насторожился: этот взгляд ему кого-то напоминал. Он приказал страже подвести ближе Самвела, руки которого были по-прежнему связаны. Самвел встал рядом с Вазарием, тот сочувственно посмотрел на узника, кивнул ему. Самвел ответил вежливым кивком, словно приветствовал старого знакомого.

– Так вы знаете друг друга? – подозрительно спросил император.

Самвел ответил с грустью:

– Да, это настоящий Вазарий. Он ответит на вопросы. За помощь следует вознаградить, – он хотел добавить, «как это делал Октавий», но удержался от подобных упоминаний, чтобы не навредить человеку, который был призван по его совету. Самвел ещё надеялся на прозрение Константина: умерший император просил его помочь брату словом и делом, поддержать в трудном служении империи.

– Посмотрим, какой ещё совет… – Константин поправил алую мантию, устроился удобнее, будто до этих пор сидел на краешке роскошного трона. – Итак, скажи мне, Вазарий, следует ли утвердить договор между империей и венецианскими купцами, которые готовы привозить свой товар на своих судах, сами будут охранять и снаряжать корабли, охранять наши порты, а также перевозить имперские товары по всему святому миру. Нам останется только считать прибыль от торговли, на которую мы не будем тратить ни-че-го!

Самвел с тревогой посмотрел на покрасневшее самодовольное лицо Константина, потом – на стоящего рядом Вазария Ясноглаза, который в раздумье запустил пальцы в короткую бороду.

Наконец, Вазарий поклонился венценосному правителю, приложил руку к сердцу:

– Прости, великий, но… На самом деле нам не придётся работать? И не надо вкладывать свои силы, деньги?

– Ха-ха! Конечно, не надо! Разве ты не понял? Они будут на нас работать – гильдия купцов! – как маленькому, объяснил Константин.

Ясноглаз в недоумении покачал головой:

– Так не бывает. Если не трудишься сам, значит, платишь другому. Чем мы будем с купцами расплачиваться за их труд?

Из толпы придворных выступил Марчелло Болло, поклонился императору, дождался его благосклонного кивка:

– Великий и несравненный Константин, мудрый базилевс! Этот человек не понимает ничего в делах, тем более, в торговле! Он слеп, если не видит прямой выгоды от нашего договора. Он глуп, если противоречит тебе…

Самвелу на миг показалось, что яд стекает между длинных зубов венецианца и капает на светлый мрамор.

– Нет, здесь что-то не так! – упёрся Вазарий. – Мы всегда сами охраняли границы от врагов, а порты – это та же граница. Разве не так?

– Так, не так! Он только и умеет, что задавать глупые вопросы! – насмешливый голос Марчелло Болло повысился до визга. – Базилевс! Этот человек пытается обмануть нас! Откуда он взялся?!

– Действительно, Вазарий, ты откуда? Где ты живёшь, чем занимаешься? – поддержал венецианца советник Мидас, заметив, что император нервничает и сомневается.

– Родился около столицы, сеял хлеб, потом служил в войске императора Октавия, после ранения женился на девушке из хорошего пастушьего рода, теперь я сам пастух из свободного поселения Меди, что около Леонидии. Семья моя живёт в достатке, за что не забываем благодарить бога и императора. Мне нечего стыдиться, добрый человек, Может, чего и не понимаю, но врать не приучен, – вежливо и обстоятельно ответил Вазарий.

Император, внимательно слушавший Ясноглаза, едва не задохнулся:

– Ты?! Ты простой пастух?!

– Да…

– Это Самвел!!! – увидев направленный на себя гневный взгляд Константина, закричал Мидас, обеими руками указывая на узника.

– Что?! Как посмел?! Обманывать?!

– Я надеялся, что помогу понять, объяснить…

Император не дал Самвелу говорить, брызгая слюной:

– Казнить! Немедленно! Обоих!!! На той площади! – выбросил руку рассвирепевший император.

У Мидаса вдруг ноги стали ватными, он с трудом оторвал их от гладкого пола, махнул рукой страже.

– За что? – спокойно спросил Вазарий, обращаясь лично к Константину.

– Казнить! Казнить! Казнить! – не мог остановиться тот, сильно топая ногой.

Вазария связали, вместе с Самвелом вытащили из дворца. Обоих провезли по улицам на деловито шумевшую базарную площадь и быстро, никому ничего не объясняя, отрубили головы. Трупы оставили там же, поскольку Мидас не знал, как с ними поступить. Люди молча проходили мимо казнённых, стояли, переглядывались и также молча расходились. Никто не посмел помешать сыновьям Вазария, когда они подобрали тела и увезли их в родную деревню, тоже не проронив ни слова.

Прошло полтора года, на империю напали враги, древнее государство беспощадно уничтожалось варварами. Император Константин, запивая вином горечь от поражений, звал на помощь венецианскую гильдию купцов. Но те увели свои корабли из всех портов страны вместе с охраной, товарами и казной; варвары не собирались завоёвывать моря.

Другие государства, ранее учившиеся управлению и воинскому искусству у граждан тысячелетней империи, тоже отказали в помощи; они сами становились сильнее, устраняя сильного.

У народа империи, разорённого налогами и появлением более дешёвых товаров из других стран, не осталось ни сил, ни желания спасать власть императора, даже, если от этого зависела их собственная жизнь. Кто мог, бежал, некоторые переходили на сторону варваров, обещавших долю в добыче, другие сражались и погибали, выполняя свой долг, как они его понимали.

Когда враг окружил столицу, император в последней надежде отправил людей на все площади искать Вазария. Надрываясь, кричали его посланники среди поредевшей толпы. Никто не отозвался».

– Жизненно, – пробормотал Рысь и тут же захрапел, утомлённый длинной притчей.

Вскоре весь их закуток мирно спал, и только у Робера крутились в голове странные мысли. Он долго ворочался этой ночью.

* * *

Юноша очень уставал за день. И постоянно хотелось есть. Он заметил, что здорово похудел, но и вырос за эти полгода в мрачных подземельях королевской тюрьмы. Родственники, казалось, совсем забыли о его существовании. И он был неимоверно этому рад. Потому что очень привязался к воинам Кима. Он не воспринимал их как забитых узников. Для юноши они стали друзьями и соратниками, учителями и советниками. Робер впервые так полно почувствовал мужское воинское единение. Но боль в сердце не уходила. Он постоянно ждал беды.

Поздняя осень кружила сырыми сквозняками по всем уголкам темницы. Теперь узники спали, тесно прижимаясь друг к другу. Ночью в коридоре оставляли только два факела. Тишина прерывалась кашлем, сонными криками и стонами. Роберу не спалось. Накануне из соседней клетки увели на казнь четверых. Последним вытащили мальчика лет десяти. У него не было сил идти самому, и тюремщики волокли его по полу, размазывая кровь, испачкавшую всю одежду несчастного. Мальчик еле слышно плакал.

– За что? – спросил Робер хмурого Сэмюэля.

– Преступление против королевской семьи. Он прислуживал Кероку…

Угловатый Сэмюэль шёпотом добавил:

– Про тебя ходят странные слухи. Поостерегись!

Робер, когда его вели из дворца, видел, как раскачивались трупы на специальных деревянных балках, вделанных в кладку стены. Повешенных клевали вороны, трупный запах вызывал тошноту. Почти все виселицы были заняты… Вот и ещё четверых повесили на стене тюрьмы.

Робер заворочался: ему не хотелось так умирать! Но как же тогда? Даже смерть он должен выбрать сам. Не выдержал:

– Ким! Извини… Я хотел спросить.

– Ну… спрашивай, – в голосе разбуженного Кима не было и капли сонливости.

– Если в тюрьме убьют заключённого, что будет тому, кто убил?

– Добавят срок наказания.

– А какой срок у вас?

Ким хмыкнул в темноте:

– Бог его знает, кто первым умрёт, Гордон или мы… Да и потом… Не ясно, как поведут себя наследники.

– Значит, вам ничего не будет?

– Нет, Робер. Почему ты спросил?

– Интересно… Просто так.

Робер слышал, как проворчал Рубен, лежащий под другим его боком:

– Среди ночи «просто так» не бывает…

Юноша закрыл глаза и постарался дышать ровно, притворяясь спящим. Его соседи немного поворочались, а потом тихо и ровно задышали во сне. Робер тоже почти заснул, когда услышал тихий голос:

– Перси!.. Любимый!..

В слабом трепыхании огня ему привиделась женская фигура в ореоле светлых волос. Из угла клетки глухо донеслось:

– Уходи.

– Перси, нет! Не прогоняй меня! Я принесла еды, тёплое одеяло, вина. Пожалуйста, не прогоняй! – торопливо умоляла женщина.

Сухой костлявый стражник стоял сзади неё, накинув на голову тёмный балахон. Факел грубо высвечивал его лицо без бороды и даже без бровей. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, оглядывался в глубину тюремного коридора:

– Давайте поскорее! Мне тоже спать охота.

Тюремщик приоткрыл дверь, женщина вошла внутрь с корзиной в руках.

– Вот. Это тебе. Перси!.. – простонала она, вставая на колени и обнимая ноги узника.

Перси неохотно поднялся:

– Зачем ты пришла?

– Я не могу без тебя, любимый! Мне так тяжело! Прости меня!.. – женщина плакала, жалко улыбаясь Перси.

И Робер узнал её. Именно она была у него в спальне с Кероком и Гордоном. Густая краска стыда обожгла лицо юноши:

– Кто это? – тихо спросил он чутко лежавшего рядом Кима.

– Это жена Перси – Розалия. Она иногда появляется по ночам. Она служанка во дворце.

Только по притихшему дыханию узников Робер понял, что никто не спит в клетке.

Перси и Розалия отошли в угол, невнятно разговаривали. Женщина пыталась целовать мужу руки, он не позволял. Потом проводил к двери:

– Умоляю, не приходи больше. Я не вынесу…

– Хочешь, я останусь с тобой на ночь?

– Нет! – Перси почти вытолкал её в двери.

– Тебе что, одного меня мало? Так я позову ещё кого-нибудь! – ухмылялся стражник, оттаскивая женщину за руку.

– Нет! Не смей!!! – закричал Перси, хватаясь за решётку.

Ким обхватил его сзади, обнимая и сдерживая:

– Уйдём. Ты ничем ей не поможешь. Не дёргай себе душу.

Перси закрыл лицо руками, позволил себя отвести и уложить на тюфяк. Плечи его тряслись.

В темноте ещё некоторое время возились стражник и Розалия. Никто не мог уснуть.

– Почему она это делает? – Еле слышно спросил Робер вернувшегося на место Кима.

Тот тяжело вздохнул:

– Она действительно любит мужа. Когда вырезали семью Перси, жену насиловали у него на глазах. Она должна была умереть, но неожиданно за женщину заступился Керок. Может, молодым он был помягче… Перси пытали, хотели узнать о других заговорщиках. Ты знаешь, что многие ненавидят короля и дела его. Перси ничего не сказал, никого не выдал. За измену казнят… Но… Его бросили к нам. Юлианус поставил Перси на ноги, как нас когда-то. Хороший человек лекарь. Если бы не он, многие не продержались бы и месяца, слишком тяжёлые были ранения. Что-то давно он не заходил…

Вот теперь у Робера появилась ещё одна головная боль: Юлианус. Лекарь мог прийти в любую минуту, и эта минута, скорее всего, станет последней в жизни несостоявшегося принца.

Перед рождеством узников казнили особенно усердно. Не наступало дня, чтобы не уходили навеки три-четыре человека, а иногда – намного больше. Соседние клетки стремительно пустели. Напряжение в тюрьме росло. Стражники постоянно срывали на ком-нибудь своё паршивое настроение. Робер не мог петь.

Теперь чаще по ночам приходила Розалия. Робер заметил, что она узнала его. Они обменялись предупреждающими взглядами, Робер кивнул, Розалия жалко улыбнулась. Никто не хотел открывать правду.

После разговоров с Кимом и священником Рубеном Перси смирился с появлениями жены и позволял ей оставаться на ночь. Пара «уединялась» в углу камеры, подальше от остальных. Но Робер часто слышал тихий женский плач, быстрый умоляющий шёпот. Розалия уходила под утро с покрасневшими припухшими глазами. И каждый раз она «расплачивалась» с тюремщиком. Перси свирепел. А потом весь день сидел, привалившись к стене, зажав голову руками, или нервно грыз ногти. Ким не мог заставить его работать.

– Плохо… – жаловался Ким Роберу. – Перси так долго не продержится. И Розалии я не могу запретить приходить к нему. Она уже принесла нам несколько стилетов. Кстати, очень дорогих. Интересно, где она их крадёт? Ты случайно не знаешь? – Последний вопрос был задан быстро и напористо.

Робер насторожился, лениво ответил:

– Откуда мне знать? – но щёки его предательски потеплели. Хорошо, что в клетке было достаточно темно.

Декабрь выстудил всю тюрьму. В коридорах поставили жаровни с углями, больше горело и факелов. В ночь накануне рождества Робер проснулся от тяжёлых всхлипываний. Все узники окружили Перси. Он положил себе на колени голову мёртвой жены, перебирал её золотые волосы и плакал. Женщина улыбалась.

– Он свернул ей шею… Хорошая смерть, – сказал кто-то рядом. Сердце Робера оборвалось, он покачнулся, задев Кима.

– Ты что-то знаешь, Робер?

– Надеюсь, что я ошибаюсь, – Робер отошёл к решётке. – Ким, я видел её… с Кероком.

Ким резко вздохнул, как от боли.

Подбежал тот костлявый стражник, что приводил Розалию, глянул в угол и на негнущихся ногах, шатаясь, пошёл за другими тюремщиками. Тело женщины унесли, закутав её лицо какой-то тряпкой. Безразличного ко всему Перси увели в другую камеру, несмотря на протесты Кима и его друзей. Робера мучили предчувствия.

Вечером в подземелье влетел бледный осунувшийся Керок. Перси вытащили в коридор и растянули на железных цепях, вделанных в столб перекрытия.

– Ты убил её… Почему? – казалось, Керок задыхается.

– Она сама просила об этом, – голос Перси звучал спокойно и отстранённо.

– Ты врёшь, подлец! Ты врёшь!!! – разъярённый Керок схватил факел и принялся тыкать в незащищённое тело Перси.

Робер зажал уши, но крик животной боли горящего человека пронизывал, вибрируя, всё его существо. Голова, казалось, разбивается на мелкие кусочки. Он закричал:

– Керок! Прекрати!!!

Керок развернулся к нему, глядя мутными бешеными глазами. Белые зубы блестели в оскале перекошенного рта. Он направил факел в лицо Робера.

– Керок! Перестань… – Робер не отступил, не отвернулся от приближающегося огня.

Факел выпал из руки Керока. Никто из стражников не посмел затушить горящий на каменном полу факел. Чёрная копоть растекалась вокруг него, и казалось, будто открывается отверстие в преисподнюю.

Керок отступил, невидяще глядя на Робера, вернулся к Перси и быстрым движением перерезал ему горло. Барон исчез в темноте, словно провалился в ад.

В потрясённой тишине трещали факелы, глухо булькала кровь.

…Даже всегда сдержанный Ким не мог усидеть на месте. Невероятное возбуждение царило в тюрьме. Пришёл мрачный Сэмюэль, сказал, почему-то глядя на Робера:

– Утром умер Полинор – наследник короля. Объявлен недельный траур.

У Робера сжало внутренности, кровь ударила в голову. Он прошептал:

– Вот и всё… Вот и всё…

Сэмюэль молча потоптался, поглядывая на юношу, вздохнул и отправился по своим делам. Смрад горелого мяса стоял в клетке.

– Их надо уничтожать, жечь, резать! Они хуже диких кабанов, грязные свиньи! – стучал по стене Руперт, самый старший из воинов Кима.

– Придёт время, и мы отомстим!

Робер повернулся к друзьям лицом, прислонился спиной к решётке и со всей силой вцепился в неё руками:

– Время мести пришло…

Все обернулись к нему. Юноша старался сдержать дрожь в голосе:

– Я обманул вас. Я предал. Моё настоящее имя – Робер Лекс. Я сын и единственный наследник короля Гордона Лекса!

* * *

Я думал, свобода чиста, Её совершенны черты, Омытые словом Христа, Слепят золотые кресты. Я думал, свобода придёт Блаженством раскинутых рук, Души благодатный полёт Прервёт боли замкнутый круг. Я сладкое слово кричал, Разглядывал с разных сторон, Как женщин его обнажал И нежил младенческий сон. Я звал за собою других, Я верил: в огне будет брод… На каждый ликующий стих Кивал равнодушно народ. И вот, все покровы содрав, Свободы я вижу черты. Но скалится тысячей глав Кривая усмешка толпы. Не то! И не так!! И не там!!! Неверье обманутых глаз… Свобода – не дева, не храм, А… кладбищ мерцающий газ!

– Ты!.. – вырвалось у людей. И они пошли на него. Робер плотнее сжал губы, чтобы не закричать в последний момент, прижал голову к решётке и зажмурился.

– Ты! – хриплое дыхание ударило в лицо, жёсткие руки вдавились в горло. Робер из последних сил держался за прутья. Резкий рывок едва не уронил его вперёд.

– Опомнитесь! Это же Робер! Наш Ангел! Посмотрите на него! Разве может он быть предателем?!

Робер не выдержал и открыл глаза. Воздух с хрипом входил в его лёгкие. Вокруг люди дышали так же тяжело, как и он. Ким и священник Рубен заслонили его от других.

– Кто бы ни был он по рождению, он принят нами! Он в тюрьме, а не во дворце, он с нами, а не с королём, он – наш! – Чеканил слова Ким.

Робер видел, как разжимались кулаки, как расслаблялись готовые к драке люди. Он взмолился:

– Ким! Мне надо умереть! Пожалуйста… Я хочу, чтобы вы убили меня. Не хочу быть повешенным! Не доставляйте такого удовольствия Гордону, прошу вас! Если я не умру, погибнет семья графа Донована, мои близкие… Убейте меня, умоляю!..

Рубен прижал его голову к себе, гладя по волосам:

– Не плачь, сын мой… Ты отважен, как настоящий рыцарь, честен и великодушен. Но рано умирать. Пока есть надежда, надо бороться. И держаться до конца.

Этой ночью дежурил Сэмюэль. Он спал сидя, привалившись к столбу и вытянув длинные ноги с выпирающими коленями, и размеренно похрапывал.

Сонные звуки тюрьмы не приносили успокоения Роберу. Он лежал между бывшим священником Рубеном и Кимом, горькие мысли не давали заснуть. Он вспоминал о матери, так страшно погибшей по воле Гордона, и боялся подобной участи для леди Селесты, думал, как предупредить графа Донована о беде, как спасти родных… Отсутствие ответов заставляло сердце сжиматься и леденеть.

Лицо лизнула струйка сырого сквозняка. Кто-то открыл дверь в их подземелье. Шёл неслышно, без факела, чёрной тенью с блёстками жёлтых искр. Роберу померещился зловещий призрак смерти с плоским бледным лицом. В тёмных провалах глазниц отражался огонь.

– Робер… – тихо позвал холодный бесплотный голос.

По коже юноши прошёл озноб. Робер едва не вцепился в Кима, но взял себя в руки и сдавленно ответил:

– Я здесь.

– Подойди ко мне…

Робер осторожно отполз, встал, шатаясь на ослабевших ногах, собрал остатки мужества и, закусив губу, пошёл к решётке.

– Господи, – пролепетал он, узнав Керока. Чтобы не упасть, схватился за решётку.

Керок отодвинулся, тихо сообщил:

– Умер Полинор.

Робер молча ждал продолжения, внутренне готовясь к самому худшему.

– Отец приказал навестить графа Донована.

Роберу лицо барона казалось сумеречным пятном, он не мог разглядеть его выражения. Юноша постарался спрятать свои эмоции:

– Только поэтому ты пришёл?

– Ты согласишься выполнить волю отца? – в голосе Керока не было обычной насмешки.

– Нет.

– Завтра ночью я устрою тебе побег.

– Ты?! – Робер не мог скрыть удивления.

– Тихо, братец, не шуми… Завтра во дворце поминальный пир. Я позабочусь о вине для тюремной стражи. Вот ключ от клетки. Ворота тюрьмы будут открыты, охрану я ушлю куда-нибудь на час-два.

– Не могу поверить, что ты пойдёшь против воли короля. Это измена. Ради чего?

– Мне не нужна твоя смерть. А кончится именно этим. Потеряв одного брата, я не хочу лишиться другого. На моих глазах умирала твоя мать леди Верба. Я любил её… Розалию убили… Хватит, я не желаю оставаться в одиночестве.

– А Гордон? – У Робера язык не поворачивался назвать короля отцом.

– Твоё счастье, что ты был от него далеко. Иначе он раздавил бы тебя, как и меня. Есть много способов приручить человека, тем более – ребёнка. Полинор попробовал не подчиниться, и чем всё обернулось? Именно отец виноват в его болезни и смерти. Ты этого не знал?

– Нет…

– Ладно. Завтра в полночь. Уходи и не возвращайся… – Керок бесшумно растворился в сумраке подземелья, словно был его частью. И снова будто смерть мёрзлым балахоном скользнула по ногам Робера. Его колотило.

Вечером следующего дня, после поминального пира, отголоски которого коснулись и тюрьмы, узники в клетке Кима не спали.

Смазанный остатками жира ключ неслышно провернулся. Дверь клетки медленно отворилась. Сонная тишина нарушалась лишь храпами развалившихся стражников и стонами заключённых. Ким призрачной тенью скользнул к ближайшему тюремщику, тряхнул его за плечо. Шея стражника будто надломилась, голова упала набок, и из приоткрытых толстых губ потекла слюна. Но храп не прервался. Ким махнул рукой, едва видимый в свете факелов. По двое узники проникали в коридор. Слаженно действуя, подхватывали спящих и затаскивали их в свою клетку, пока коридор полностью не очистился. Священник с Робером раздевали вялые тела, раскладывали одежду ближе к решётке, а раздетых – в угол камеры на подстилки.

Побег обсудили во всех подробностях ещё днём, и сейчас, несмотря на нервозность, никто не паниковал и не торопился. Роберу подбросили длинноногого лысого Сэмюэля. Юноша попытался снять с него сапог, но неожиданно нога дёрнулась и согнулась. Робер упал на грудь тюремщика, выхватывая стилет.

– Не надо, принц!.. Разрешите идти с вами! – От Сэмюэля даже не пахло вином.

– Как ты узнал? – надавил Робер на шею лежащего остриём.

– Вчера ночью… Я слышал ваш разговор.

– И не донёс?! – поражённо вытянулось лицо Робера.

– Я никогда не предам вас, мой принц!

– Не называй меня так! – разозлился на свою растерянность юноша, вставая. – Поднимайся!

Он подвёл Сэмюэля к решётке, осторожно позвал Кима:

– Вот, Сэмюэль просится с нами.

Ким невозмутимо хлопнул тюремщика по спине:

– А, дружище! Наконец-то ты решился. И это после десяти лет… – укоризненно покачал головой.

Сэмюэль неуклюже опустился на колени:

– Простите меня. Я не хотел вам зла. Поверьте, я пригожусь. У меня есть немного денег… Я был хорошим кузнецом. Кто-то должен сбить ваши кандалы.

– Хорошо, Сэм… Робер, иди с ним рядом, если что не так – убей. Не забывайте, друзья, может быть, это наша последняя возможность вернуть себе свободу.

– Спасибо! Спасибо… – счастливая улыбка расплылась на морщинистом лице тюремщика. Он мелко перекрестился.

Серые, почти невидимые тени промелькнули по коридорам тюрьмы, цепочкой пересекли двор, ненадолго задержались в кузнице и, просочившись в приоткрытые ворота между спящими стражниками, растаяли в изогнутых чёрных ручьях столичных улиц.

На стене тюрьмы рождественскими украшениями качались обледенелые трупы повешенных, глухо ударяясь о камень. Керок, проводив глазами беглецов, повернулся к верному Кобрету, стоящему за спиной:

– Езжай! И не задерживайся там…

Двадцать усталых путников двигались лесными тропами. Кони под ними неуверенно ступали, спотыкались, сбивались с шага. Устали все после ночного похода. Керок выполнил свои обещания, кроме этого беглецы сразу за воротами наткнулись на лошадей стражи, оставленных под присмотром двух вдрызг пьяных людей. Упустить счастливую возможность, чтобы быстро исчезнуть из города, было бы непростительно. Теперь беглецам казалось, что они достаточно оторвались от вероятной погони. Холодный полдень пасмурного дня застал людей на перекрёстке у дороги, ведущей к дому графа Донована. Ким осторожно выехал из-за деревьев:

– Нам повезло, что снега почти нет. Но смотрите, здесь проехало очень много всадников. Телег с ними не было… Робер, эта дорога настолько часто используется? – Ким повернулся к юноше.

– Нет… – беспокойная напряжённость всё более овладевала Робером. Медальон на его груди обжигал кожу холодом.

– Ты не передумал ехать к графу? Сейчас это очень опасно.

– Я должен предупредить семью. А вы могли бы подождать здесь, предложил парень.

Ким решительно мотнул головой:

– Лучше нам оставаться вместе. Мы с тобой. Вперёд!

Руперт и молодой Галеон, скакавшие в дозоре впереди, торопливо вернулись к отряду.

– Ким! Там пожар. Ворота – нараспашку. С десяток коней во дворе.

Робер громко простонал, изо всей силы хлестнул коня, слепо рванулся к дому. Ким кричал ему вслед. Юноша не слышал.

В блёклое небо стремился и никак не мог подняться тёмно-серый дым, опадал вниз, стелился по земле, расползаясь между деревьями, словно обожравшийся зверь. Небеса не принимали земную грязь.

Горела конюшня. Кони, принадлежавшие семье Донован, нервно перебирали ногами, привязанные неподалёку. Жалобно и тревожно ржал Мрак, будто звал кого-то на помощь. Четверо в одежде королевских солдат собирались поджигать дом, пьяно перекликались. Похоже, они задержались, чтобы перегнать коней и уничтожить всё, что указывало бы на причастность армии к преступлению. Из дверей выносили малоценные, но громоздкие вещи, несколько человек тащили к воротам два окровавленных тела. Робер вынырнул из клубов дыма, прямо с коня прыгнул на грабителей, волочивших по земле трупы. Вонзил стилет в горло одному, схватил упавший меч, бросился на других. Его лицо в судороге молчаливого крика заставило солдат попятиться. Но увидев только одного почти мальчишку без доспехов, они ринулись на него со всех сторон, небрежно побросав мёртвых и награбленное.

Сознание Робера отключилось, тело сражалось само, только одна мысль билась в мозгу: «Убить!» Ещё двое насильников с хрипом упали на стылую землю. Более опытные воины никак не могли поразить защищённого только своей ненавистью юношу: на свои раны тот не реагировал, пустые бешеные глаза впивались в очередную жертву, сталь без сожаления резала чужую плоть. Его окружили.

– Йо-хо! Йо-хо! – зычный клич воинов Кима рассыпал круг нападавших. Внезапная яростная резня быстро закончилась. Ни один королевский солдат не ушёл, их кровь смешалась с кровью их жертв.

Робер потеряно стоял над телами близких. Ослепление ненависти проходило, но мозг никак не хотел поверить в реальность потери. Оружие выпало из ослабевших рук.

– Мама!.. – прохрипел юноша, упал на колени, протягивая руки к глубокой ране на груди женщины. Робер пытался стянуть края разрубленного платья, будто так мог снова сделать тело целым.

Увидел на шее леди Селесты затянутую петлю и бросился зубами развязывать тугой узел, остервенело рвал пеньковую верёвку, сумасшедше надеясь на чудо: стоит освободить её дыхание, и мама оживёт… Воины стояли над ним, цепляясь за свои окровавленные мечи. Никто не посмел остановить Робера.

Он сбросил верёвку. Чуда не произошло. Холод бледного лица единственной матери, которую помнил Робер, проник в его руки, охладил горячку невозможных надежд. Труп отца стыл рядом. Робер замер, стоя на коленях, слёзы потекли из его глаз, он не замечал их. Чувствовал только невероятную, всё вокруг затмевающую боль безвозвратной потери. Робер не удерживал уходящее в глубины безумия сознание, он на мгновение всей душой захотел сойти с ума. Но на грани бездны услышал голос Кима:

– Мы отомстим!

И эти слова не позволили ему потерять себя, дали опору, вернули к жизни. Робер тихо повторил:

– Мы отомстим! – и твердил эту фразу мысленно, всё надёжнее утверждаясь в реальном мире. Он пошарил руками вокруг себя и со всей силой сжал рукоять королевского стилета.

Трупы… Лишь трупы остались в разорённом доме графа Донована. Все слуги были убиты, кто с оружием в руках, кому просто перерезали горло. Не у кого было спросить, что произошло. На столе, рядом с растерзанным телом Лианы, лежал свиток, печать короля продавила красный воск.

Ким осторожно закутал девушку в какую-то ткань, взял на руки. Робер следил за ним странным внимательным взглядом. У Кима мурашки прошли по спине от беспросветного холода широких чёрных зрачков его глаз. Ким положил Лиану на пол рядом с телами графа и его жены, принесённых в дом Рупертом и Галеоном. Стройные голые, неправильно-белые ноги девушки торчали из-под ткани. Что в этом было такого, из-за чего все взгляды устремились вниз, к трупам? Ким растерянно завертелся, искал, чем прикрыть наготу девичьих ног. Робер вдруг дёрнул куртку, отрывая пуговицы, рывком скинул её и торопливо закутал ноги Лианы, подтыкая полы вниз. Будто боялся, что она замёрзнет. Медленно поднялся, вытер вспотевшие руки о рубаху, вернулся к столу. Развернул лист, читал:

«Приказываю… казнить изменников на месте… без суда… Моею властью и волей… Король Гордон Лекс».

Твёрдая бестрепетная подпись с уверенным завитком на конце, будто ожившая змея, вонзилась в сердце Робера: «Зачем? За что?!» Снова волна боли затопила его, дурманя голову, ослабляя тело. Его стилет проткнул свиток, пригвождая к столу ненавистную подпись-гадину. Долг крови требовал отмщения. Только смерть короля могла покрыть такой долг. Мучительная смерть его настоящего отца.

Дом горел погребальным костром, огонь разрывал, разбрасывал осколки цветных стёкол, языки оранжевого пламени рвались из плена стен, тянулись к людям, жадно требуя новых жертвоприношений.

– Куда теперь? – священник Рубен неотрывно смотрел в глубины языческого огня.

– Как договаривались. Ищем Милену, – Ким обернулся к Роберу.

Сосредоточенный юный воин сидел верхом на своём мрачном коне, возвышаясь над остальными. Только Мрак остался у него от прошлой жизни. И пепел.

– Мне – нельзя, – в голосе юноши появилась жёсткая хрипотца. Он властным жестом остановил протест Кима. – Я провожу вас. Условие одно: обо мне – ни слова. Никому. Поклянитесь.

– А ты? – тревожно спросил юный Галеон.

– Буду мстить. Постараюсь помочь Милене. У нас одна цель.

– Я не оставлю тебя, – испуганно проговорил бывший тюремщик Сэмюэль. Мольба верного пса о подачке и ласке обожаемого хозяина сквозила во всём его облике.

– Я с тобой, Робер! – мрачно потребовал Руперт. – Эта тюремно-войсковая дисциплина мне осточертела. Хочу свободы.

– Скорее получишь стрелу в задницу! – нервно засмеялся, пытаясь казаться грубым воякой, совсем молодой Галеон. Просительно взглянул на Робера:

– Я тоже на что-нибудь пригожусь. Я ловкий. И семьи у меня тоже нет… – и густо покраснел, поняв, что сболтнул лишнее.

Ким, предводитель маленького отряда бывших заключённых, насупившись, посмотрел на воинов:

– Кто ещё хочет пойти с Робером?

Священник Рубен протяжно вздохнул:

– В настоящем войске от меня проку никакого… Я иду с мальчиком.

Подумал про себя: «Старость рядом… А с Робером легче и быстрее можно умереть. Не жилец он на этом свете. С такою болью долго не живут».

Оглядевшись вокруг, самый сильный и умелый воин в отряде по кличке Рысь (на другие имена он не отзывался), почесал длинный тройной шрам на щеке, как от огромной кошачьей лапы, пробасил, растягивая слова:

– Э-эх!.. Ты, Ким, как хочешь, но я с парнем. Надоел ты мне за последние десять лет… Да и за ним присмотр нужен. Так что можешь спокойно отправляться к своей королеве. А я её в глаза не видел, сопли не подтирал, пелёнки не менял…

Ким облегчённо ухмыльнулся, протянул руку диковатому верзиле:

– Вот удружил! А я всё думал, как от тебя избавиться. Ходишь тут, всех локтями задеваешь…

Они схлестнулись руками и неожиданно обнялись крепко и горько.

Беглецы решили забрать с собой не только лошадей, но и загруженные повозки, туда же сложили захваченное оружие и обмундирование, как сказал Ким: «В добром хозяйстве любое барахло пригодится. Нам ещё воевать и воевать». Робер постепенно начал приходить в себя, и ему пришло в голову, что из повозок только одна принадлежала их семье, остальные походили на фургоны цыган. Неужели его друзей ограюили? Выходит, они остановились неподалёку? Он сказар Киму, что неплохо было бы заехать к реке рядом с имением, проверить и, может быть, узнать о происшедшем. Так и решили поступить.

Вскоре отряд, пока ещё единый, двигался лесными тропами в глубину родных лесов Робера к условленному месту, где постоянно должны были ждать люди Милены.

Но… Как будто мало оказалось потерь! Словно огонь не насытился жертвами! Недалеко от горящего дома, на знакомой поляне у реки, пламя пожирало цыганские кибитки, и шатры. Люди в обгоревшей одежде яркими холмиками лежали на земле. Дети и взрослые, знакомые Роберу с детства и незнакомые, зарубленные мечами или проткнулые пиками… Не пощадили никого. Прямо на дороге рядом лежали двое: молодой мужчина с молотом в руке и тонкая девушка с толстой косой из блестящих волос. Каждому из них досталось по три стрелы. Видно, шустрые оба были, с первого раза не убить. Живые, молодые, счастливые… и они не спаслись! Робер запрокинул голову, по щекам снова потекли слёзы:

– Вот вы и вместе, муж и жена… – он ощущал не солоноватость крови в прокушенной губе, а полынно-горькую горечь. И больнее всего было оттого, что он не может отомстить здесь и сейчас.

* * *

Я к любви прикоснулся рукой, Я надеялся, верил, я ждал. Обернулась беззубой каргой Та, которую вечность искал. Мне казалось, что сила в том, Чтобы рушить преграды зла. Только смертью вхожу я в дом… Так зачем ты меня звала?! От любви загорается взгляд, Истекает последний лёд. Гибнут скопом – за рядом ряд — Но слетаются мухи на мёд. И я верил, что длится жизнь Будто сладостный ясный день… Только тьму поминальных тризн Не забудь, чистый ангел, надень! Только скинь голубых одежд Лёгкий трепет и запах роз. Серый пепел глупых надежд Застывает всерьёз.

– Нет, ты мне объясни, кому же прислуживают черти на самом деле? Если врагу рода человеческого, то почему крест святой может отогнать любую нечисть? И почему бог отправляет грешников в ад? Получается, он командует и адом тоже? – Мужчине эти философско-богословские вопросы казались крайне важными. Видимо, выпил он уже достаточно.

Ему с удовольствием и подробно отвечали:

– Ну конечно, бог, как ты знаешь, сильнее дьявола! Намного сильнее! Значит, Он, само собой, сильнее чёртовых прислужников. Вот ты же сильнее какого-нито крестьянина, подчинённого тебе? Верно? И с Господом нашим так же. Ничто не делается без воли его, – монах, пряча усмешку, поучительно поднял грязный палец перед носом лежащего рыцаря.

Пожилой, округлившийся не только в талии, рыцарь из свиты короля Гордона Лекса почтенный сэр Кристофер следовал в собственной телеге, ведя теософские беседы с бродячим монахом. Собеседник ему попался интересный и столь же вольный в суждениях, как и сам рыцарь. По крайней мере, сэр рыцарь так считал. Дорога предстояла дальняя, и теперь сэр Кристофер нисколько не жалел, что взял в деревне попутчика. С разговором и приятелем дорога сокращается, это все знают.

– Многие люди даже не осознают суть христианского учения, – продолжал монах. – Вот, например, я спрашиваю смерда-прихожанина, в кого он верит, он мне отвечает: «В бога!» И всё! В благостного всемогущего и чадолюбивого Бога!

– Ну… А что не так? – заинтересовался рыцарь странному повороту разговора. Он и сам так бы ответил, но сравнивать себя с простым прихожанином – ну уж нет! Он намного умнее и образованнее, что и пытается всем доказать.

– Вера наша, единственно правая и справедливая, состоит из веры в Бога, дьявола, в святость и грех, в приспешников диавола и ангелов божиих! И ещё в райское блаженство и адские муки! Если веришь, то веришь во всё святое писание, и в то, что говорят слуги Господа нашего. Только слуги господни могут правильно толковать книги святые. И отпущение грехов только они могут, святостью своей приближаясь к Нему ближе, чем постоянно грешащие простые люди.

– Надо же, ведь верно! Вот знал, а не понимал! Вовремя мы встретились! – сэр рыцарь ещё раз оценил свою предусмотрительность.

Солнце озолотило край небосвода, когда извилистая, словно ползущая змея, дорога завела небольшой отряд с продовольствием и другими припасами для королевского войска в старый сосновый лес.

– Посматривайте там! – грозно приказал рыцарь сопровождающим.

– Проедем ещё немного, здесь недалеко большая поляна, ручей, много сушняка для костра, – ненавязчиво посоветовал монах. – Я часто тут останавливаюсь, когда прихожу в здешние края.

– Что скажешь, Вальтер? – спросил совета рыцарь у старшего в отряде воина из рейнских немцев, которые постоянно служили наёмниками при королевском войске.

– Да, здесь часто останавливаются торговцы. Вот только… – немец покачал головой, накрытой низким стальным шлемом.

– Что? – недовольно спросил сэр Кристофер.

– Последнее время в окрестных деревнях нехорошие слухи идут об этом лесе. Будто звери здесь какие-то не такие.

– Что за глупости! Какие не такие? – Поморщился рыцарь.

– Да вроде видели, как стаей ходят…

– Вот глупость! – засмеялся сэр Кристофер. – Эка невидаль!

– Невидаль… – нахмурился Вальтер. – Вот только звери-то все разные! Да ещё друг на друге ездят!

– Ну?! На это стоило бы посмотреть! Какую только ерунду не пересказывают эти глупые крестьяне!

– Полностью с Вами согласен, сэр Кристофер, – монах вздохнул, сокрушаясь. – Тёмен народ наш, тёмен.

– Не тёмен, а глуп невероятно! – На этот раз не согласился рыцарь. – Иной раз втолковываешь дураку, а он стоит, глазами хлопает, ну прямо как мой осёл, которого я привёз из крестового похода.

– Так Вы воевали в Святой земле?! – восхищению монаха не было предела.

– В молодости… – и сэр Кристофер занялся своим любимым делом – восхвалением собственных подвигов в Святой земле и за её пределами. Упомянутый ранее осёл брёл в хвосте отряда, привязанный к последней телеге.

Монах в серой рясе не давал остыть беседе; поддакивал, охал, даже хватался за сердце или осенял себя крестным знамением в особо героических местах повествования. И вообще всячески выказывал своё полнейшее уважение к рыцарю-крестоносцу.

Ночной дозор не дремал. Да разве уснёшь под такие разговоры?! По остывающей земле проползал туман, а холодок страха заползал в души троих неспящих.

– А однажды на чёрном-чёрном коне выехал из леса волк! А из пасти его – белая пена, и глаза будто огнём пылают! Схватил он эту нечестивицу-цыганку и унёс прочь. А как она визжала! Люди говорят, красавица была, но воровка…

– Значит, грешница! Вот её нечистая и унесла. Других-то никого не тронул этот оборотень?

– Нет. Другие попрятались.

– Так чего тебе боятся, Люк? Если что и мы попрячемся…

– Ты на исповеди давно был? – неуверенным голосом поинтересовался один из сидящих у костра стражников.

Другой стал торопливо озираться и креститься:

– Когда бы мне? Вторую неделю по деревням ездим…

– А толку? Везде разор, запустение… Много ли мы набрали припасов?

Их разговор прервало гулкое уханье филина. Огромные пылающие глаза показались из-за деревьев и в полной тишине поплыли вокруг поляны.

– А-а… – вмиг севшим голосом захрипел стражник. В ответ появились ещё несколько пар горящих глаз. Остро завоняло палёной шерстью.

– А-а-а!!! – прорезался голос другого стражника. Его крик подхватили перепуганное ржание лошадей, вой волков и каких-то других, но явно не менее страшных зверюг.

– К оружию!!! – дуэтом кричали сэр Кристофер и Вальтер, пытаясь хоть как-то остановить панику в рядах бывших крестьян, а теперь почти неустрашимых воинов, которые бросились врассыпную по всем кустам, а некоторые даже пытались влезть на деревья. Видимо, чтобы из засады атаковать неведомого врага. Правда, оружие их осталось у костра…

– Трусы! Ко мне! – не унимался сэр Кристофер, размахивая мечом около телеги. – Всех перерублю! Хоть дьявола, хоть чертей его! С нами святой крест! Пропади, нечистая!

Странно, но его пламенная речь никого не вернула на страшную поляну.

Между тем, всё вокруг героически стоящих на месте престарелого рыцаря и его верного оруженосца заволокло густым и вонючим дымом. Раздалось жуткое замогильное пение, которое вдруг стало удаляться. Вскоре дым рассеялся и пение смолкло. Рыцарь перестал ругаться и проклинать жителей преисподней, гордо выпрямился и изрёк:

– Вот что вера истинная творит! Я служил Господу мечом и телом, теперь он защитил меня, своего верного слугу, изгнав исчадий ада! Где же священник? Святой отец! – закричал он.

Но ответа своему призыву сэр Кристофер так и не дождался. Даже трупа священника никто не нашёл, когда дым окончательно рассеялся, так же, как и всех повозок, и лошадей, и продовольствия, и осла, и даже доспехов славного рыцаря…

– Тёмен наш народ, тёмен… – смеялся одетый монахом седовласый Рубен, восседая на телеге сэра Кристофера. Он правил конягой, спокойно потряхивая вожжами. Утро застало маленький отряд недалеко от временного лагеря в глубине леса.

– Главное, что в это верят такие богачи, как твой знакомый. Пока они считают нас глупцами, нам можно и пожить, – Рысь в шкуре волка громоздился на коне сэра рыцаря, оставленного в тёмном лесу собирать разбежавшихся солдат.

– Ангел, посмотри, что я тут приглядел для тебя! – Рубен похлопал ладонью по звонкому металлу нагрудника. – В таких доспехах не стыдно и королю на турнире появиться.

Робер подъехал ближе к телеге, осмотрел сверху доспех:

– А можно и на королевский турнир поехать… Давно я с родственничками не встречался. Пять лет… Да, уже пять лет прошло…

– Это не слишком опасно? – Рубен насторожился. – Ты и так чересчур рискуешь, появляясь в столице, на турнирах или проходя не один раз между воюющими войсками. Война – дело хлопотное, суровое. Того и гляди не одни, так другие прибьют.

– А мы не дадимся! – лихо прокричал Галеон и оглянулся на свою подругу, сидевшую сзади на крупе его коня.

– Да уж, если что Галеон умеет, так это показывать спину, – промурлыкала стройная цыганочка и рукой провела по его спине до самого седла.

Рысь довольно захрюкал, а Галеон покраснел, не зная, как принять комплимент подруги. Девушка крепче обняла приятеля, шепнула ему на ухо:

– Любимый…

И Галеону стало всё равно, смеётся Зильфира над ним или нет.

– Рубен, друг мой, так когда Гордон организует турнир в свою честь?

– Через четыре дня, Робер. Но…

– Решено, едем проверить крепость рыцарей Гордона. А может он и сам соизволит принять участие в турнире? Глядишь, кого-нибудь покалечим, и к тому же, совершенно открыто. Почему не проредить ряды вражеского войска?

– Ну почему я не рыцарь?! – разочарованным дуэтом воскликнули Рысь и Руперт и яростно зарычали друг на друга.

* * *

Вокруг турнирного поля перед королевским дворцом толпился народ, кто-то торговал, кто-то покупал, а отдельные личности потихоньку приворовывали у тех и у других. Пара дней, что длится Королевский турнир, полгода кормит. Каждый зарабатывает, как может. А бедняки просто получают удовольствие от летнего праздника и возможность отдохнуть от тяжёлой работы.

Красавица-цыганка танцевала так, что невозможно было удержаться от восторженных возгласов. Её обнажённые руки создавали в воздухе замысловатые, диковинные рисунки, необычность движений завораживала взгляды.

– Ещё! Ещё! – вопили в толпе. И пышные юбки развевались и взмывали вверх, извилистыми волнами окружая стройную фигуру танцовщицы. Бубенчики на её щиколотках звенели весело и задорно, следуя уверенному ритму бубнов в руках двух высоченных, с растрёпанными чёрными бородами, мужчин. Когда танец закончился, в эти бубны полетели мелкие монеты, будто продолжая звонкую мелодию.

Зильфира подхватила руками юбки и тоже пошла по кругу, собирая свой заработок в широкий цветной подол верхней юбки.

– Девушка! – окликнул её пробившийся из толпы пышно разодетый щёголь далеко не юного возраста. – Не желаешь ли заработать побольше? Мой хозяин наверняка будет достаточно щедр, расплачиваясь за удовольствие.

– Почему бы нет?

Цыганка Зильфира улыбнулась шире, показывая ровные белые зубки, заиграла загорелыми плечами, гирлянды бус и монист зазвучали и затрепетали на её груди:

– И что прикажете сделать для щедрого господина?

Богатый щёголь с бордовым носом едва не пускал слюни.

– Надеюсь, это честное предложение? – вырос за плечами щёголя зубастый Рысь с приклеенной бородой, которая ему здорово мешала говорить. Чёрные волосы всё время попадали в рот, поэтому мужчина часто зло отплёвывался.

– Конечно! Конечно! – испуганно возмутился тот. – Мой хозяин – Его Величество король! Он всего лишь хотел глянуть, так ли хороша ваша танцовщица, как о ней говорят.

Цыганка задиристо вскинула голову:

– Эй, бриллиантовый! Мне бы тоже хотелось посмотреть, так ли хорош король, как о нём говорят!

В толпе засмеялись острому ответу девчонки, а щёголь истерически захихикал, увидев над своим лицом зверскую улыбочку Рыси.

В это время на турнирном поле начиналось представление. Нет ничего приятнее для черни, когда их господа лупят друг друга! Да что говорить, если и знать со злорадством наблюдает падение своих соперников, а то и настоящих врагов. Нет справедливости на свете, но есть возможность мелкой мести…

На великолепном чёрном коне восседало пузатое чучело с копьём. Колени округлого рыцаря выпирали из доспехов, как объевшиеся червяки из гнилого яблока. К тому же поднятое забрало постоянно падало ему на лицо, едва не прикусывая торчащий нелепый нос. В конце концов рыцарю надоело поправлять забрало и он оставил его закрытым. Рыжий оруженосец суетливо поправлял рыцарю ноги, когда они выскакивали из стремян и брыкались в воздухе в поиске опоры. Рыцарь упёрся тупым концом копья о землю и застыл в позе крайнего утомления.

– Эй, рыжий! Не потеряй хозяина по дороге!

– Конь неплох, да хозяин сдох!

– Упадёт – покатится, покатится – закатится! – потешались оруженосцы бравых рыцарей, выехавших на турнирное поле. Их хозяева скрывали усмешки, стараясь сохранить достойный вид.

С королевской трибуны барон Керок Лекс пристально вглядывался в нелепого всадника и его коня:

– Нет… Вряд ли это возможно… Ваша светлость! Граф Солос, не подскажете ли мне, кто этот пьяный вояка?

– Судя по доспехам и коню, это Ваш преданный подданный сэр Кристофер, он уже немолод, любит приложиться к кружке. У него лучшие пивоварни в королевстве. Как-то раз…

– Благодарю, Ваша светлость, теперь всё понятно.

– Уважаемый барон, не смотрите, что рыцарь качается в седле, он прославленный воин. В последнем крестовом походе сэр Кристофер отличился своей непомерной храбростью, я бы сказал, доходящей до безрассудства! Ему не хватает сноровки, но упрямства не занимать.

– Да, да… Посмотрим.

Керок обернулся на звон бубенчиков. Молоденькая цыганка игриво поклонилась королю, сидевшему в кресле, а затем, явно кокетничая, Кероку. Королевские стражи не пропустили к королевскому креслу спутников цыганки, которым пришлось дожидаться её внизу, под самым помостом. Девушка приподняла юбки, наклонилась через перила и помахала им бубном, показав язык придворным дамам, громко возмутившимся вольным поведением цыганки. Король довольно рассмеялся, разглядывая её голые, неприлично открытые до колен, стройные ноги:

– Я думаю, Керок, после турнира мы сможем ещё кое-чем развлечься. Девушка, иди, присядь около меня.

Шаловливая Зильфира, не церемонясь и не смущаясь, устроилась на скамеечке у ног короля, расправив вокруг себя многослойные юбки. Сидящим рядом с королём дамам пришлось потесниться, они буквально шипели от возмущения.

Король Гордон Лекс встал и махнул белым платком, открывая турнир. Рыцари на поле разъезжались в разные стороны, распределяясь по парам, согласно ранее сделанным вызовам. Подвыпивший рыцарь остался стоять на месте, потому что никто не захотел уронить свою репутацию, сражаясь с ним.

Распорядитель турнира, посоветовавшись с королём, объявил, что сэр Кристофер сразится с первым же победителем турнирного боя. Удовлетворённый толстяк качнул шлемом в знак согласия и отправился отдыхать к своему шатру. Спускаться с коня он не решился, по привычке оперевшись на толстое копьё. Рыжий слуга принёс ему выпить.

Первая пара поединщиков столкнулась между деревянными барьерами, делившим поле на две части. Победил молодой рыцарь в светлых узорчатых доспехах, легко скинувший своего противника на землю. Победитель, с белыми страусинными перьями на шлеме, проехал мимо отдыхающего толстяка и как бы ненароком ударил ногой по его копью. Копьё упало, толстяк зашатался, махая руками, и, если бы не подоспевший оруженосец, непременно вывалился бы из седла. Во взрыве хохота зрителей, заметивших это происшествие, никто не слышал, что крикнул вслед хулигану рыжий слуга.

На королевском помосте многие тоже заметили, как едва не оконфузился толстый рыцарь. Насмешливый шёпот прошёл среди придворных. В это время к графу Солосу приблизился кто-то из приехавших на турнир рыцарей. Граф проводил его к королю.

– Ваше Величество!

– Рад встрече, дорогой барон сэр Кларенс Мечник! – официально обратился к пришедшему король. – Вы доставили договор?

– Да, Ваше Величество! Здесь все имена и другие необходимые сведения. Вы можете рассчитывать на нашу поддержку, – поклонился барон Кларенс.

Цыганочка незаметно, но очень внимательно прислушивалась к тихому разговору трёх людей. Она увидела, как король развернул свиток, согласно покачал головой. Он протянул руку для поцелуя, рыцарь почтительно приложился к королевскому перстню и удалился с помоста. Король передал документ графу Солосу, который тут же, присев рядом, занялся его изучением, иногда закатывая глаза в раздумье. Всё внимание короля и свиты в этот момент было занято выездом на турнирное поле толстяка и молодого победителя первого поединка. Шлем с пышным плюмажем молодой рыцарь не надевал до последнего момента, давая дамам возможность разглядеть красивое лицо и смеющиеся голубые глаза.

Оба рыцаря заняли свои места по разные стороны турнирного поля. По сигналу герольда они пустили коней в галоп. Комья земли летели из-под копыт мощных животных, стучали латы, копья в руках рыцарей поднялись для удара. В последний момент перед столкновением толстяк вдруг зашатался в седле. Поэтому молодой рыцарь промахнулся и тут же вылетел из седла от мощного удара копья противника, наклонившегося вперёд. Шлем откатился в сторону, часть белых перьев оторвалась от него. Толпа на миг затихла, а потом разразилась криками и хохотом:

– Петушка ощипали!

– Как он без хвоста?!

– На него ни одна курочка не глянет!

Дамы в королевской ложе возмущённо ахали, одна даже решила упасть в обморок, но вскоре передумала и сделала вид, что просто пошатнулась. Освистанного неудачника подхватили слуги и потащили с поля. Толстяк поехал дальше, волоча древко копья по земле, он всё оглядывался на поверженного рыцаря и недоумённо покачивал головой.

Если кто и склонен был считать эту победу случайностью, через несколько минут убедился в обратном. Толстый рыцарь легко разделался со вторым противником.

Толпа орала и бесновалась, когда толстяк выехал против самого сильного рыцаря короля, матёрого барона Кларенса Мечника. Сказать, что простые люди его ненавидели – недостаточно. Кларенс Мечник вызывал презрение своей жадностью и жестокостью даже у придворных, всякого повидавших. Толпа примолкла, едва поединщики встали напротив друг друга.

Противники разогнались, ударили толстыми турнирными копьями. Копья сломались о щиты с громким сухим треском. Щепки, крупные и мелкие, полетели в разные стороны. Разворот – и снова столкновение, уже на мечах. Ни барон Кларенс, ни его противник не думали отступать. Белый конь Мечника оступился, но и чёрный жеребец упал на передние ноги. Оба противника оказались на земле. Они отогнали коней, и схватка на мечах продолжилась. Барон Кларенс размахнулся и сильным ударом сбил шлем с головы толстого рыцаря. Он на мгновенье застыл: барону показалось, что вместе со шлемом он отрубил толстяку нос. На месте уродливой маски противника барон Кларенс Мечник увидел красивое мужественное лицо. Он ещё успел вскрикнуть:

– Ангел! – и рухнул с разбитой месте со шлемом головой.

Король вскочил, разглядев того, кто скрывался под чужими доспехами:

– Задержать Ангела! Живым!

Рыжий оруженосец Чёрного Ангела бегом подвёл ему коня, и вовремя: верные королю рыцари, которые уже были готовы к поединкам, бросились навстречу противнику, выхватывая мечи. От помоста прямо по турнирному полю бежала охрана. Но из толпы наперерез выскочили люди с оружием, завязалась драка. В сутолоке никто не заметил, как цыганочка приставила к боку графа Солоса кинжал и промурлыкала:

– Свиток! И вперёд, с помоста… Быстро!

Цыганка под руку с растерявшимся графом спустилась вниз, там её поджидал один из бородачей, который, не церемонясь, ударил графа по лысине и оттащил его в сторонку, поближе к шатру фальшивого сэра Кристофера. Местные воришки заметили богатое одеяние на бессознательном теле и воспользовались подходящим моментом. А в это время троица друзей Чёрного Ангела скрылась в беспокойной толпе. Смиренный монах проводил их глазами и поджёг фитиль у небольшого бочонка, стоявшего недалеко от королевского помоста. Он отошёл на несколько шагов и закричал, что было силы:

– Пожар! Спасайтесь! Пожар!!!

Этот крик подхватили в толпе, испуганные люди ринулись на свободное пространство турнирного поля, спасаясь от загоревшихся тут и там повозок, куч сена, палаток. Всё смешалось. Ангел, собрав вокруг себя людей, набросился на рыцарей и охрану и под прикрытием дыма прорвался из круга атакующих.

– Задержать! – кричал король, побледнев от злости, и бессильно бил мечом по перилам. Взрыв под самым помостом отбросил его на деревянный настил. Погоня за Ангелом прекратилась, не начавшись: все кинулись к королю, узнать, жив он или погиб. От этого зависело куда больше людских судеб, чем от поимки лесного разбойника…

Через неделю почти всё население города уже распевало куплеты о короле с дырявой шляпой и об одном графе, оставшемся ну совсем без костюма посреди городской площади, да к тому же привязанному к ослу со стороны хвоста:

«Друзей недавно случай свёл, Не разделить никак. – Ио-ио! – кричит осёл. – О-ё! – орёт дурак…»

* * *

Утро началось восхитительно!

Королева-воительница, как все её теперь называли, медленно вошла в парящую тёплую воду. Солнце рассвета, позеленив чистое небо, постепенно испаряло блёстки росы с прибрежной травы. Обнажённая девушка, блаженствуя, окунулась в прозрачную глубину лесного озера. Она упивалась ощущением полноты жизни, молодости, силы и… чувственной истомы. Её сильные руки, одинаково тренированные убивать мечом, ножом, палицей, копьём или молотом, сейчас уверенно несли по поверхности гибкое красивое тело женщины, пропорционально-стройное и крепкое.

«Сочное, спелое, налитое, неповторимое, нежное…» – перечислял про себя Робер, наблюдая за плывущей девушкой с вершины мощного дуба на противоположном берегу. Озеро, скорее даже несколько соединившихся когда-то озёр, достаточно хорошо просматривалось сверху.

«Нет. Надо это прекратить! Пора предупредить Рема о неосторожности Милены. Не одни только мои люди могли найти столь удобное место для засады. А жаль…»

– Ну как? – заинтересованным шёпотом спросил стоящий внизу Галеон, облизывая губы и переступая с ноги на ногу.

– Почему сразу не сообщил?

Галеон виновато замялся, почёсывая кончик носа. Робер укоризненно покачал головой:

– Чтобы такое больше не повторялось! Или рассказать Зильфире, как ты за чужими девушками подглядываешь?

Покрасневший Галеон заискивающе улыбнулся:

– Ангел, я больше никогда не буду подглядывать за твоей девушкой. Честное слово! – и ловко увернулся от полетевшего в него жёлудя.

Робер, одетый в лёгкую куртку и облегающие кожаные штаны, собрался осторожно спуститься с дерева, но вдруг заметил лодку, отходящую от берега недалеко от них. Трое мужчин молча и напористо гребли в сторону Милены. Девушка услышала плеск на воде, оглянулась. Поспешно поплыла к одежде на берегу, туда, где осталось оружие.

– Не успеет! – крикнул Робер. – Стреляйте по лодке!

Ангел выхватил из-за спины арбалет, мгновенно выстрелил. Один гребец выронил весло и сам выпал за ним из лодки. Второго подстрелил Галеон, азартно хрюкнув. Третий получил сразу две стрелы – от Руперта и Рыси. Они недовольно зарычали друг на друга. Руперт заметил:

– Чего зря стрелы изводишь? Что, не видел, как я прицеливался?!

– На тебя понадеешься, без штанов останешься, – отбрехался Рысь.

Девушка достигла берега, обнажённая схватилась за меч, разворачиваясь лицом к противнику. Лодка с двумя трупами по инерции медленно приближалась к ней. Милена напряжённо вскинула голову, разглядывая противоположный берег. На небольшую поляну под дубом выехал высокий темноволосый мужчина на чёрном коне. Чёрный плащ был плотно запахнут на широкой груди. Мужчина медленно поклонился, не отводя взгляда. Улыбнулся. Исчез.

– Тёмный Ангел… – прошептала девушка, попятилась и расслабленно плюхнулась задом на одежду. Зашипела от боли: она села на рукоять собственного кинжала. И… начала хохотать, упала, сотрясаясь, на спину…

Её служанка Оза выскочила из кустов и потрясённо уставилась на голую королеву, которая каталась по траве в неудержимом приступе смеха.

– Наконец-то… познакомились! – и девушка опять зашлась хохотом.

В шатре сердитый Рем выговаривал королеве:

– Как можно так безответственно поступать?! Сбежать от охраны! И уже не в первый раз!

– Мне хотелось побыть одной.

– Ты королева, а не деревенская девчонка, лазающая по кустам в поисках приключений вроде отбившегося дезертира или разбойника. О чём ты думала?!

– Не кричи на меня! – вскочила девушка, зло хватаясь за меч. – Иначе я забуду, что ты – первый советник и регент!

Взъерошенный Рем несколько сбавил напор:

– Скажи спасибо Ангелу… В который раз он спасает твою задницу?

Королева не выдержала и захихикала:

– В этот раз он её скорее повредил, чем спас… У меня синяк здоровый, до сих пор болит.

– Боюсь, синяки не сделают тебя более разумной… Если бы не этот Поющий рыцарь, тебя могли убить или похитить люди Гордона. А ведь мы уже очистили от него полстраны! Воистину, Ангел – незаменимый человек. Я бы с удовольствием взял его твоим личным телохранителем.

– И я тоже… – еле слышно прошептала королева.

Если можно влюбиться в человека по сплетням и слухам, то она сделала именно это. И ещё – баллады, удивительные, мелодичные, красивые баллады о ней самой, о верном рыцаре, о жизни вокруг! Как они смутили её сердце!

Внутри она уже готова была полюбить по-настоящему мужчину из баллад, рыцаря из своих снов, человека из плоти и крови… Тем более такого, каким она увидела его на берегу озера: сильного, гордого, готового помочь. И он явно долго наблюдал за ней перед тем, как перебить похитителей. Что странно… понравилось королеве.

Вошёл Фрам – старший телохранитель. Его смуглое скуластое лицо брезгливо кривилось:

– Прибыл посол от барона Гордона. Просит выслушать его до того, как начать сражение.

– Опять Солос? – уточнил Рем, недовольно хмурясь утвердительному кивку Фрама.

Девушка простонала, откинувшись на спинку кресла:

– Как мне надоел этот зануда! Снова будет переливать из пустого в порожнее и взбалтывать наши мозги, пока в них всё не перепутается…

– Ты можешь с ним особенно не церемониться. Наша летняя кампания проходит успешно… В ближайшие два месяца мы вполне можем взять столицу. Конечно, много крови прольётся… Но власть мы обязательно возьмём. Если не случится ничего с королевой… – из-под бровей Рем кинул полувопросительный взгляд на девушку.

– Сколько можно?! – преувеличенно возмутилась она, внутренне улыбаясь, снова вспомнив утреннее происшествие.

Повернулась к Фраму, но увидела его наглую белозубую улыбочку на довольном лице:

– Иногда мне кажется, что ты не испанский гранд, а цыган с большой дороги! Вот что ты опять изображаешь?!

– Ваше Величество! Я не могу ручаться за целомудрие мамочки… Мой престарелый папаша не поспевал присматривать за молоденькой жёнушкой, тем более, что был полуслепым. Земля ему пухом!

Рем проворчал:

– Никакого уважения к старшим! Кстати, на что ты намекаешь?!

– Что Вы, что Вы! Мало ли слухов ходит…

– Стоп! Хватит, Фрам! Ты бы сделал физиономию полюбезнее… – усмехнулась на очередную гримасу воина, вздохнула королева. – Зови посла. Одного. Сам вернёшься сюда. Лебис!

Из-за гобелена, разделившего шатёр на две неравные части, появился постаревший, совсем седой лекарь королевы Лебис. Голубыми, немного выгоревшими внимательными глазами оглядел девушку. Она смущённо опустила взгляд, покрутила ладонь вокруг рукояти кинжала, что ей всегда придавало уверенности.

– Всегда готов служить! – поклонился Лебис. – Попробуем Гордона уговорить отказаться от ненужного кровопролития?

– А я считаю – надо добить его! – пылко возразила юная королева.

– Не слишком ли большая цена потребуется для победы? В первую очередь следует думать о государстве. Что нам останется в разорённом королевстве? Многие союзники, столкнувшись с трудностями, покинут тебя. Так уж устроены люди, их не изменить… И что тогда? Новая война? – морщинистое сухое лицо лекаря выражало неодобрение.

– Посол барона Гордона Лекса граф Солос Ромуаль! – Фрам пропустил в шатёр длинного худого человека с пегими волосами на лысеющей голове, в фиолетовом наряде, придававшем мертвенный синюшный оттенок бледному лицу. Подглазины, над которыми поблескивали сальные сероватые глаза, казались почти бордовыми. Странно выглядели на вытянутом лице пухлые влажные губы. Королева старалась не смотреть на них, когда посол заговорил солидным, совершенно к нему неподходящим басом.

– Ваше Высочество! Господа советники! Король Гордон Лекс приветствует принцессу Милену Регант и шлёт ей наилучшие пожелания!

– А! Кажется, мы уговорили дядюшку Гордона, и он узнал, наконец, свою любимую племянницу принцессу Регант! – не удержалась от иронии королева. Жёстко добавила:

– Только мне этого мало!

Посол выставил вперёд ногу, задирая выше голову, словно собрался облагодетельствовать нищих, занудно молящих о подаянии:

– Я прибыл, чтобы сообщить: Его Величество король Гордон Лекс решил вернуть трон чудом спасшейся от разбойников Милене Регант в знак любви и огромного уважения к её отцу и нашему незабвенному другу. Вечная память великому королю Джерми Реганту и его святой жене Луизе! – широким жестом посол торжественно перекрестил своё длинно-вытянутое тело.

Королева, слегка опешив от подобной наглости, следила за его рукой. Рем громко закряхтел рядом, возмущённо надуваясь. Только Лебис спокойно всматривался в Солоса:

– А что взамен трона? Как я понимаю, за такую щедрость королева должна отблагодарить Гордона?

Величавый кивок грушеобразной головы посла красноречиво подтвердил предположение Лебиса.

– Его Величество сиятельный король Гордон Лекс нижайше просит руки Её Высочества. Та огромная любовь, которую он питает к прекрасной принцессе, станет надёжным залогом их долгой и счастливой жизни, скрепит священный союз супругов и их достославных семейств, – посол низко поклонился.

Королева засмеялась:

– Что за чушь собачья! Передай… дедушке Гордону…

– Мы обдумаем весьма интересное предложение Гордона Лекса, и дадим ответ завтра в полдень, – торопливо проговорил Лебис, учтиво, но торопливо провожая посла к выходу.

– Чёрт! Чёрт! Трижды – чёрт! – дёргал себя за бороду побагровевший Рем, грозя вырвать её с корнем.

– Что здесь обдумывать?! – горячилась вскочившая девушка. – Брачную ночь на турнирном поле с мечами в руках?!

– Успокойся! – твёрдо глянул на неё Лебис. – Для нас любое предложение мира сейчас выгодно. Время служит нам, а не барону. Кстати, судя по его предложению, он это прекрасно понимает. Нельзя показать себя неразумными политиками. А над формулировкой можно и поработать…

Возмущённо открытые рты были ему ответом.

На поляне среди прозрачного соснового леса горел костёр, пахло пеплом и смолой, тихо пели струны мандолины. Звучал нежный мужской голос:

– Цветами поражённый пал на ложе страсти, К твоим раскинутым рукам, к любовной власти. Я целовал бутоны роз и орхидею, Но обнимая гибкий стан – тобой владею! Ласкался нежный гиацинт – рукою, Кружился терпкий аромат левкоя… Но на ромашке твоих чувств гадая, Я понимал, что я тебя не знаю…

– Эх, здорово! Так и хочется забраться на спелую бабёнку! – громоздкий Рысь продемонстрировал все свои зубы, изображая улыбку.

Рубен укоризненно покачал головой. Галеон пристроился поближе к Роберу:

– Спой ещё, я не все слова запомнил. Мои подружки просто тают, когда я повторяю твои песни. Правда, у меня не так гладко выходит…

– Подружки или подружка? – улыбнулся мальчишескому хвастовству Галеона многомудрый Рубен, чьи подвиги по женской части остались далеко в прошлом, даже в минувшем, что не мешало ему с нежностью вспоминать о милых спутницах юности.

– Тебя и без песен любят, – поддержал покрасневшего друга Робер, откладывая инструмент и легко поглаживая тёмное дерево, словно кожу нежной девушки. Ни с того ни с сего Роберу подумалось, кем бы он стал, если бы не эти простые люди, бьющиеся рядом с ним за справедливое дело. Друзья уже спасали его от помешательства, от неимоверной тоски, от одиночества и озлобленности на весь мир… Даже юркая и смешливая Зильфира, попавшая в отряд года два назад, отрыто делилась своей радостью жизни, он не смог оставить девушку где-то в деревне, как бывало с другими приходившими к ним женщинами. Эта, как диковинный цветок, скрашивала жизнь всем мужчинам вокруг одним своим существованием, особенно – по уши влюблённому в неё Галеону.

– Скажи «чёрт», а он уж за плечами… – пробубнил Рысь, первым заметивший яркое одеяние цыганки, быстро подходившей к костру. – Как там Влад? Бдит?

– Залёг у дороги, даже я не сразу заметила. Влад не дремлет, говорит, пока вас не видно, тренируется. Видела, научился пыль поднимать, да и то не высоко. А предсказывать я лучше умею, хоть и не маг, и не звездочёт.

– Да ладно! Парень не звездочёт, а ас-тро-лог, вот. Глядишь, и Влад пригодится… Мечом он только махать и научился. От комаров отобьётся, а вот от пчёл – вряд ли.

Руперт не удержался, чтобы не задеть соперника и приятеля:

– Каков учитель, таков и ученик!

Рысь даже обрадовался:

– А забирай его себе. Дарю за так, почти что даром!

– В няньки не записывался, – пробурчал Руперт и отошёл подальше, чтобы чего лишнего не подарили.

– Любимый! Ты не скучал без меня? – подставила Зильфира щёку вскочившему Галеону.

– Как можно! Ой… Конечно, скучал!

– А что это у тебя? – заинтересованно вытянул шею Рысь. – Никак гусь?! Опять где-то стянула!

– Ну-ну! Цыгане не воруют! Они берут только то, что им предлагают от чистого сердца.

– Да неужели?! Где такие добрые селяне, может, и мне сходить, разжиться гусиной парочкой?

Зильфира насмешливо оглядела поцарапанного великана:

– С каких это пор ты разбираешься в птичьих болезнях? Разве мог бы ты заметить подрезанное крыло у этой бедной птички? Я только рассказала хозяйке о примете самой заразной болезни, она сразу же эту птицу выбрала и умоляла меня унести её как можно дальше. Даже монетку дала. В благодарность, – девушка повертела между пальцами мелкую денежку.

– А случайно это не ты сама крылышко-то?… – заподозрил мужчина.

– Ты меня удивляешь, Рысь! А кто же ещё?!

Когда гогот смолк, цыганочка присела рядом с Галеоном и принялась ощипывать «очень больную» и наверняка самую упитанную в деревеньке птицу.

Рысь поёрзал, но потом решился попросить у цыганочки:

– Зиль, погадай! Что тебе стоит?

Увидел, что девушка недовольно поморщилась, добавил:

– Вот Влад мне предсказал дальнюю дорогу с последствиями. Правда, сам не знал, что за последствия… У тебя, я уверен, лучше получается.

Зильфира закончила гусиный ощип, передала птицу Рубену. Лукаво посмотрела вокруг:

– Погадаю. Только это будет стоить… гусиных крылышек!

– Сколько угодно! Хоть десяток – все твои! – обрадовался Рысь, перебираясь поближе.

– Сначала гадаю на… Робера! – Зильфира достала кожаный мешочек с высушенными белыми косточками куриц и бабками барашков, окрашенных в красный и чёрный цвета. Шустрый Галеон уже расстелил плат подруги с нашитыми на края мелкими монетками, сам занял место за её спиной, когда девушка опустилась рядом на колени, что-то тихо повторяя и перемешивая с закрытыми глазами содержание мешочка.

Гадалка зачерпнула полную горсть костей и бросила их перед собой. Белые, красные и чёрные кости выпали неравномерно, Зильфира наклонилась, внимательно рассматривая их:

– Так… Вижу встречу с дорогим человеком. Печальную встречу. Казённый дом… Кажется, тюрьма…

– Ты о прошлом что ли гадаешь? – не удержался Рысь. На него зашикали. – А что?! В тюрьме мы уже были…

– На будущее. Не мешай! – прикрикнула девушка и продолжила разбор выпавшей судьбы Робера. – Много боли. Огонь… Чернота…

– Я же говорю, о прошлом гадает! – обидчиво влез Рысь, за что получил по спине от Руперта. – У! А в сопелку не хочешь?!

Тот ответил совершенно спокойно:

– Сам просил погадать. Теперь чего мешаешь?

Зильфира на мгновение отвлеклась, укоризненно посмотрев на обоих, потом продолжила:

– Счастливая встреча, но ненадолго… предательство… опять предательство… обман… ждущая смерть… предательство…

– Вот заладила… – тихо, насколько позволяла лужёная глотка, выступил Рысь.

Девушка сделала вид, что не услышала:

– Неожиданная помощь близкого, кажется, женщины… Долгая-долгая жизнь! – торжествующе закончила цыганка, радуясь собственному предсказанию.

– Слава богу! – выступил Рубен, покосившись на Робера, задумчиво жующего травинку. – Уж больно мрачно у тебя получалось.

– Это не у меня, у судьбы… – Зильфира сложила кости в мешок. – Теперь – Рыси?

– Даже не знаю… – засомневался великан.

– Сам напросился! – злорадно заявила гадалка и бросила кости на плат. Посмотрела на выпавший узор и заявила, что не будет больше гадать, устала. – И вообще, я вредным мужикам не гадаю!

– Ладно, ладно! – замахал руками успокоенный Рысь. Ему что-то расхотелось узнавать будущее. Люди отошли от гадалки, занялись своими делами, но все почему-то крутились возле костра и котла на нём.

Понимая, что надо отвлечь товарищей от невесёлых мыслей по поводу мрачных предсказаний, Робер прилёг на траву, повернулся в сторону Рубена:

– Друг мой! Может, ты нам что-нибудь расскажешь, пока готовится обед? Давно я не слышал твоих историй.

– Почему нет? Послушайте-ка легенду о Красном мече.

– Красном? Чего, краской мазали? – Рысь удобнее утроился на снятом седле.

Рубен отмахнулся от него, как от очень жирной мухи. Продолжал, всё более захватывая внимание слушателей:

– Во времена друидов-волшебников правил нашим королевством жестокий молодой король Порторен. Никто не мог его утихомирить, если он впадал в гнев. Но вот пришло время ему жениться и продолжить свой род. А ни один король не хотел отдавать ему свою дочь, зная о распутстве и грубости юного короля. Куда только не отправлял Порторен своих посланников, все они возвращались с вежливыми отказами. Король свирепел. Да… Но со всеми сразу воевать не будешь, а всё-таки Порторену трудно было смириться, с его-то характером! Наконец, отправились послы в самую дальнюю из стран, к краю Земли, где уже нет ни гор, ни лесов, а только шуршит белый песок и шумит беспредельный океан.

– Ну, ты это загнул! Откуда ты знаешь, как там, на краю земли? Я вот слышал, там страшный холод, и всё замерзает, – не удержался Рысь.

– Не перебивай! Тоже мне, знаток! – Руперт недовольно покосился на друга. Робер знаком успокоил приятелей, готовых сцепиться по малейшему поводу.

Бывший священник Рубен продолжал:

– Только благодаря уму и смогли там выжить люди, построить дивные бело-сияющие города с тонкими шпилями башен. Благодаря уму и волшебству: много в тех городах селилось волшебников и чародеев, друидов и волхвов, что бежали из других стран, преследуемые неразумными, недальновидными правителями. Говорят, королём там был Сулейман Мудрый и имел он красавицу-дочь как раз такого возраста, что пора детишек заводить. Да и лестно ему было предложение богатого и властного Порторена. Вот вызвал этот Сулейман к себе всех советников и чародеев. Три дня они думали, потом ещё три дня, всё вино перепили, старались, значит, угодить Сулейману. А одного волшебника, самого мудрого и сильного, никак найти не могли, будто под землю провалился. В конце концов почти решили девушку не отдавать. Вдруг появляется во дворце посреди зала самый мудрый волшебник Кудир-Шах. И в руках держит белый до голубизны меч, сияющий, из узорчатой стали, прекрасный, как лебедь в небе. Никто ещё такого не видел! И говорит Кудир-Шах громким голосом: «Я выковал, государь, волшебный меч. Меч Справедливости. Пусть в приданое за нашей принцессой отдадут этот меч для короля Порторена. Он поможет ему отличить добро от зла и стать правильным человеком». Так сказал самый мудрый волшебник, и девушку выдали замуж за короля, – Рубен сделал вид, что мешает похлёбку.

Пауза затягивалась. Галеон не выдержал:

– Ну что ты тянешь?! Рассказывай дальше. Неужели король исправился?

– Это точно было бы чудо! – фыркнул Рысь, сам с любопытством поглядывая на бывшего священника из-под бровей.

Рубен усмехнулся и продолжил рассказ:

– Привезли посланники принцессу и меч королю, всё ему объяснили. Королю меч очень понравился: он мог рубить любое дерево, и даже камень не оставлял на лезвии следов.

– Кому это не понравиться! – вставил своё мнение Руперт.

– И решил король Порторен проверить славу о справедливости меча. Приказал он привести к себе самого отъявленного злодея и убийцу, какого он мог только найти в своей тюрьме. Привели, поставили перед королём. Порторен взмахнул мечом и раскроил убийцу от плеча до пола. Две половинки из него одного и получились. А меч так и засиял небесным светом! Ни капли крови на нём не задержалось. «Хорошо!» – произнёс король и потребовал доставить к нему невинную девушку, послушную дочь благовоспитанных родителей. И эту просьбу слуги выполнили. Вежливо поклонилась королю девушка, а он взял, да и отрубил ей голову. А сам на меч смотрит. Интересно ему, что с ним сделается. А меч-то стал ярко-алым, будто стыдно ему за свой поступок. Засмеялся король: «Хороший меч! Всё правильно показал. Значит, чтобы цвет клинка был незаметен, надо сделать так!» – и опустил он меч в кровь невинной девушки, и испачкал честную сталь, и поднял его вверх, крича: «Теперь я всегда буду поступать так! И никто не упрекнёт меня в несправедливости!» Да… Никакой самый волшебный меч не заменит обычную человеческую совесть.

– И всё? – удивился Рысь. – А дальше что было?

Рубен с хитрой усмешкой покачал головой:

– Не совсем… Недолго король куролесил да головы рубил своим подарком. Как раз на турнире, устроенном перед свадьбой, на поединке, упал Порторен с коня, а меч возьми, да и проткни его насквозь. Как уж так получилось, никто понять не мог. Невесту сразу к отцу отправили. А меч спрятали. Говорят, в какой-то пещере. И камнем-скалой завалили. Чтобы никто не достал. Зачем королям справедливость?

Рубен замолчал, вздохнув. На друзей Робера рассказ произвёл странное впечатление: они задумались.

– Ой, – вскрикнула цыганочка, нечаянно попав юбкой в костёр. Тут же засмеялась: – Ишь какой наглый! И куда этот огонь лезет?!

– Огонь слеп. Он живёт наощупь, – хотел пошутить Робер, но сам не понял, почему ему вдруг стало очень плохо от собственных слов. Будто он заглянул то ли в прошлое, то ли в будущее, то ли было это с ним, то ли будет. Но что?! Он не понимал своих видений, будто опять пепел и дым скрывали от его глаз ясную картину. Что мешало ему видеть? Что постоянно мешало ему просто жить?!

– Та засада на королеву… Она не кажется мне случайной, – рассуждал Рубен, мешая похлёбку, которая поспевала в котле.

Костёр притягивал взгляд, в глубине его проскакивали струйки разноцветного огня. Гусь и пара кроликов прекрасно разварились, травки придавали им удивительный привкус. Робер принюхался к манящим согревающим запахам, ответил:

– Мне тоже подозрительно, как они точно узнали время и место. Ведь мы проходили мимо заливчика, откуда отчалила лодка. Никого там не было. Жаль, конечно, что Сэмюэль перебил всех, оставшихся на берегу.

Бывший тюремщик обиженно засопел:

– Нас было трое против четверых! Где уж тут беречься! Рубили, как попадало…

– Ага… Хоть в мешок складывай… – съехидничал Руперт. – Зад от башки не отличишь.

– А может, так и было? – невинно поинтересовался Рысь. – А то бы чего они нас не заметили?

– Действительно… Были уверены, что никого поблизости нет? Это о чём-то говорит, – поучительно поднял грубый деревянный черпак Рубен.

– Это, святой Рубен, говорит о том, что давно пора перекусить, – пальцем указал на черпак Руперт.

– Богохульник! – укорил его повар, но ухмыльнулся и принялся разливать суп в деревянные миски. Крылышки, само собой, достались Зильфире.

– Оза, Азалинда! Приготовьте мне синий плащ с золотой каймой. Тот, с моим гербом. Шляпу – с белым пером и брошью.

Смуглая, излишне худая и высокая служанка королевы Оза уточнила:

– Сапоги новые, с серебряными шпорами?

– Да, Оза. Если пускать пыль в глаза, то золотую, – королева поправила непослушный локон. – Азалинда, мне нужны кольца и золотая цепь королевы Луизы. Я хочу сунуть их в наглые глаза барона. Он хорошо должен их помнить!

Розовощёкая округлая Азалинда улыбнулась:

– Говорят, барон – страшный щёголь и сердцеед, дамы вокруг него так и вьются… Не хочешь ли ты ему вскружить голову?

– Я хочу её оторвать! А впрочем, если от любви теряют голову, как я слышала в одной балладе, то я буду очень стараться… Он ещё поскачет передо мной резвым козликом, старый козёл!

– Как можно, Ваше Величество! Такие непотребные слова!.. – укоризненно заметила деловито-серьёзная Оза.

– И потом, Гордон вовсе не выглядит старым… А его сын барон Керок – так просто красавец, – мечтательно закатила круглые глаза Азалинда.

– Мне-то что?! Ты забыла, что бароны – наши враги?

Азалинда тяжко вздохнула и помогла королеве одеть мужской костюм. Хотя, видит бог, с такой фигурой надо носить самые роскошные платья!

После отъезда королевы, всей её пёстрой свиты и охраны, Оза поставила на низкий столик перед кроватью кувшин с прохладным разбавленным вином, огляделась и торопливо вышла из шатра, прихватив прикрытую материей корзину. Отпустила двух охранников на входе отдохнуть, сама направилась к озеру, предупредив постовых, что постирает бельё королевы и скоро вернётся.

Робер, в это время из зарослей наблюдая за шатром Милены, удивился, что около него никого не осталось. Не вытерпел, решил проверить, как там внутри… ну, всё ли в порядке. Осторожно прополз мимо охранения и, подняв полог, проскользнул внутрь. Медленно поднялся, заглянул за гобелен.

Здесь не было никаких женских штучек, совсем немного одежды, отличное оружие. Единственная роскошь – мягкая пуховая постель с подушками и лёгкими одеялами. Робер откинул одеяло, погладил ладонями шёлковые простыни:

– Вот, значит, где она спит… Её щёки касаются этих подушек, когда она засыпает…

Робер присел, положил голову на подушку, осторожно обнимая её и впитывая запах Милены. В шатре стало жарковато, рыцарю захотелось пить. Он налил в бокал вина из кувшина, провёл губами по краю, медленно выпивая приятную жидкость с каждой его грани:

– Хоть так я тебя поцелую… Глупо, да?

Встал, прощально оглядываясь. Сел на кровать. Хотел подняться, но земля закачалась под ногами. Робер, слабо сопротивляясь, снова упал, запутываясь в одеялах. Вскоре совсем затих. С витыми ножками позолоченная ваза из-под фруктов скатилась со стола, задетая рукой Робера, и накрыла его голову, заглушая лёгкое похрапывание.

«Почему? Почему он стоит рядом с королём? Тот же поклон, тот же конь, чернота одежды и мягких кудрей… Кто он на самом деле? Кто он – мой Тёмный Ангел?» – не могла оторвать взгляда королева-воительница от прекрасного рыцаря.

Король Гордон, ярко и пышно одетый, чтобы обратить на себя особое внимание, заметил её заинтересованность:

– Дорогая племянница, разреши представить моего старшего сына; барон Керок Лекс.

– Ваше… Высочество!

Королева потрясённо молчала. Неужели сын против отца? Тогда многое становилось понятным, особенно – неуловимость Ангела.

Тёмные глаза барона Керока восхищённо разглядывали девушку, золото её кос и украшений. Он ещё никогда не видел её так близко. И она действительно оказалась красавицей. К тому же Керок всегда выбирал для себя светловолосых женщин. Сколько их было после Розалии за последние пять лет… И как быстро они приедались, стоило затащить их в постель!

Керок мысленно раздел девушку и остался доволен. Одновременно с лёгкой досадой покосился на отца. Его бесило, что не было возможности изменить планы короля. Единственная надежда, что Милена не согласится. Тогда и у него, благодаря заранее принятым мерам, появится шанс.

Керок улыбнулся королеве смущённо и нежно, добавил мягкости в глаза, томно вздохнул, усмехаясь про себя тому, как женщины легко попадаются на подобную глупость. Но девушка неожиданно нахмурилась. Значит, с ней придётся поосторожнее. Видно, не то воспитание, чтобы попасться на обычные уловки.

Две группы всадников только что встретились посреди широкого поля, предназначенного для решающей битвы. Здесь не было оврагов, и трудно было бы устроить засаду. Два войска в ожидании стояли напротив друг друга по краям поля, поблёскивая издалека оружием, которое могло сегодня начать свою смертельную работу, победно салютовать или упасть рядом с хозяином в кровавую траву.

Девушка будто наяву представила шум и сутолоку битвы, запахи крови, пота и пыли, смешанные с гарью. Почему-то всегда что-то горело, даже если казалось, что гореть нечему. Огонь и война… Сколько сражений прошло по её жизни! Но сегодня впервые ей не хотелось воевать.

Нескошенная трава обвивалась вокруг ног лошадей, ещё мягкая и гибкая трава начала лета. Королева опустила глаза, разглядывая, как медленные зелёные волны колышутся на земле. Ей надо было срочно взять себя в руки.

Выезжая на встречу с Гордоном, она твёрдо решила не соглашаться на ненавистное замужество. В конце концов, всему есть предел! И жертвенности ради страны, и благодарности – тоже. Она и так сделала невозможное: подняла страну против Гордона Лекса, почти победила его. Хотя и была только женщиной. Простой женщиной. Сколько сил, мужества, отречения от самой себя потребовала эта борьба, борьба за справедливость, за власть. Но результатом сражений ей хотелось видеть своё счастье, личное, тёплое, домашнее счастье. Раньше она боялась, не смела думать о будущем, которого могло и не быть. Она не смела надеяться на счастье. Но встретила Поющего рыцаря. И душа девушки возжелала любви. Как голодный жаждет хлеба, как слепой мечтает прозреть, как старику грезится молодость. Ей была необходима любовь Тёмного Ангела!

И разве он не подтвердил своих чувств к ней? Вся страна, каждый воин её армии, каждая крестьянка, – все знают о его любви к королеве. И поют о ней!

Королева подняла глаза, испытующе вглядываясь в Керока. Он тревожно нахмурился и внезапно, будто что-то поняв, ободряюще улыбнулся ей и кивнул. Тем знакомо-медленным поклоном, которым приветствовал её на озере…

Королеве захотелось смеяться, петь, беситься, танцевать, как простой голоногой девчонке на майском празднике среди ночных костров: она решилась.

Придворный лекарь и ближайший советник королевы Лебис тревожно поглядывал на неё, неспешно ведя беседу с королём и послом. Королева прервала их, громко потребовав внимания к себе:

– Барон Гордон! Я ценю, очень ценю Ваше предложение о браке. Я тоже думаю, что нашим семьям надо породниться, чтобы уладить все споры и разногласия. Стране необходим мир, государству – законные, признанные король и королева. Сильные, уважаемые, любимые народом. Я согласна с Вашим предложением о свадьбе, – она ненадолго замолчала, наслаждаясь блеском в глазах Гордона. – Моей свадьбе с Вашим сыном Кероком. Это лучший выход из положения. Прошу Вашего благословения на брак. Я полностью согласна с предложенным Вами решением.

Онемевшая свита обеих претендентов на престол застыла. Люди вглядывались в решительное лицо королевы. Она изо всех сил старалась удержать высокомерное выражение и боялась повернуться к Кероку. В который раз менялась её судьба! Но сейчас властные нити будущего тянулись из её собственных рук.

Граф Солос и советник Лебис с писцами и небольшой свитой остались на месте исторических событий, чтобы в подробностях продумать брачный договор. Предполагалось, что появится и договор о мире.

Гордон Лекс внешне невозмутимо попрощался с королевой, медленно направился к своим войскам. Он не достал из рукава алый платок, поэтому лучники стали незаметно отползать от места встречи. Кероку хватило выдержки только вежливо кивнуть королеве, даже не пытаясь приблизиться к ней. В его голове звенела странная пустота. «Осторожнее! Осторожнее!» – твердил себе Керок, сдерживая танцующего коня. Ощущение огромной удачи распирало его. Сердце гулко, сбиваясь и проваливаясь куда-то, стучало в рёбра. Барон боялся выдать свой восторг королю. Необъяснимое на первый взгляд чудо смущало его. Кривая ухмылка застыла, как чужая, на лице Керока.

– Сын! – позвал Гордон, едва повернув к нему голову. – Я доволен. Доволен… Чем ты её приворожил? Впрочем, чему тут удивляться? Не думал, что ты станешь моим соперником. Шучу. Кстати, брачная ночь – моя. Мой верный вассал и сын знает свой долг?

– Да, отец, – спокойным тоном ответил Керок и прикусил язык, едва не добавив вслух: «Не велика потеря! Зато потом…»

Власть. Полновесная власть золотым долгожданным лебедем плыла к нему в руки!

Королева боялась. Очень боялась. Себе-то можно в этом признаться: она не железная, не такая уж и решительная, да и вообще… Формальное согласие на брак она дала, но… Что-то ещё хотелось ей увидеть в будущем муже кроме гордости, силы и красоты. Но что?! И кого напомнил ей Керок? Смутное, сладкое воспоминание ранней юности, свежей весны надежд и лихой отчаянности беспокоило девушку, заставляло почему-то завидовать себе той, из того времени.

Она почти не замечала, что вокруг шёл возбуждённый разговор, все обсуждали её внезапное согласие, женская часть свиты уже перешла на выяснение самых важных вопросов: кто и как оденется на свадьбу.

Две подруги королевы Рона и Лиандра приблизились к ней. Рона протянула руку, коснувшись её колена:

– Ты волнуешься, Милена?

– Не знаю. Что-то мне не по себе… Боюсь, что ли?

Гибкая Лиандра наклонилась в сторону королевы, лукаво улыбаясь, заметила:

– А помнишь, совсем недавно ты хвалилась, что ни один мужчина не способен напугать тебя? И вдруг такое смущение!..

– Ах, Лиандра, королева заявила тогда же, на спор: если бы нашёлся такой мужчина, который напугал бы её, как нас этот несносный Фрам в прошлый раз – до визга, она пошла бы за того замуж. И чем же её напугал красавец-барон? Уж не мужскими ли достоинствами? – Рона округлила глаза.

– Перестаньте, болтушки! – королева улыбнулась.

Она вспомнила недавний вечер, когда любящий подшутить Фрам подложил в корзину для рукоделия с десяток полевых мышек, случайно пойманных в копне прошлогоднего сена. Фрейлины и подруги королевы собрались в её шатре поболтать и сшить королеве новое платье. Лиандра, не оглядываясь, запустила руку в корзину, вытащила серый клубочек. Стала искать конец нити, а он запищал и зацарапал лапками. Из-под крышки полезли остальные мышата, поблескивая испуганными глазками. Лиандра обмякла в кресле, блуждая глазами. Полненькая Рона и Азалинда, вереща со всей мочи, запрыгнули на столик, ножки у него подломились и дамы растянулись на мягкой кровати королевы, где по одеялу деловито бегали мыши, отыскивая спасительные норки. Или заросли. Вроде пышной причёски Роны.

Азалинду от кровожадных тварей мужественно спасал верный Фрам, слишком старательно перебирая её юбки. Чтобы выручить Рону, телохранителям пришлось немного побегать за ней. Королева с мечом в руках неудержимо хохотала над подругами. А когда они пришли в себя, не удержалась и сболтнула лишнее. Хоть и шутя, но не надо было так распускать язык.

Королева опять задумалась. Странная тревога смущала её. Фрейлины переглянулись и отстали, тихо обсуждая грядущие перемены.

Заросший бродяга в пыльных, ни на что не похожих лохмотьях и с повязкой, придерживающей руку, прохромал от приозёрной тропинки в сторону кустарника. Хотя для сбора ягод время ещё не приспело, в кустах кто-то возился, раздавалось чмоканье и хруст веток. Мужчина хмыкнул и трижды хрюкнул молодым кабанчиком. Из кустарника выполз рыжий верзила, подвязывая по пути холщовые штаны:

– Как дела?

– Бывает лучше, но не у нас. Велено возвращаться домой. Похищение отменяется, – бродяга почёсывал колтуны на голове.

Кобрет недовольно покачал головой, осуждающе проворчал:

– Напрасно! Ох, зря хозяин отказывается от такого кусочка…

– Ему, знать, виднее.

– Так хорошо подготовились! И на тебе! – Кобрет плюнул жёлтой слюной сквозь зубы и едва не попал на голову выползающей за ним женщины.

– Дорогой! – она просительно протянула Кобрету руку. Он еле сдержался, чтобы не нагрубить, помог ей встать.

Женщина отряхивалась и поправляла платье:

– Дорогой, ты не зашнуруешь сзади?

С каким наслаждением Кобрет завязал бы эти тесёмки на её тощей шее!

Нищий высморкался, наблюдая за ухаживаниями Кобрета:

– Пойду я… Скажу, чтобы собирались, – и, хромая по привычке, побрёл к дороге.

Женщина зацепилась руками за шею Кобрета, ожидая поцелуя:

– Ты любишь меня? – служанка Милены капризно сложила губы.

– Само собой! – прозвучало как «отвяжись!».

– Когда же мы теперь поженимся?

– Вот после свадьбы королевы и поженимся, – сквозь зубы прошепелявил ненавистное слово Кобрет. После этого ему всё-таки пришлось поцеловать свою даму. Руки уныло скользнули по решётке рёбер. Он простонал. Дама пришла в восторг от такого проявления страсти и повисла на нём всем весом, роняя в траву. Кобрет был вынужден задержаться.

Странная усталость навалилась на королеву. У неё было чувство, что она только что проиграла тяжелейший бой, предстояло отступление, позорное и выматывающее силы. Она раздражённо спрыгнула с коня, бросив поводья вездесущему Фраму. Его довольная улыбка просто взбесила её, она едва сдержалась, чтобы не нагрубить. Приказала оставить себя в покое и одна вошла в шатёр. После солнечного дня там было трудно что-либо разглядеть. Свечи не горели. Королева сбросила на пол перчатки и шляпу, расстёгивая пояс с мечом, прошла за занавес и – наконец-то! – расслабленно упала спиной на кровать, блаженно закрывая глаза.

Под ней зашевелилась жёсткая масса, белый рогатоголовый призрак, простонав, поднялся и угрожающе захрипел. Королева заверещала, схватила меч обоими руками и широко ударила сбоку по рогам. Полголовы слетело на пол и, кувыркаясь, покатилось к стенке шатра. Остальное тело упало на кровать. Девушка, не рассчитав силу замаха, опять спиной рухнула на чудовище.

Оно пробормотало что-то вроде «Ну сколько можно?!» и захрапело. Королева икнула, резко согнувшись, вскочила. Подняла над головой меч вниз концом, направляя его на предполагаемую голову. Охрана с факелами ворвалась внутрь, кто-то приподнял полог шатра. В последний момент девушка отвела конец меча немного в сторону и проткнула подушку около темноволосой головы. Рукоять дошла до перины. Перья весело полетели в стороны.

– Керок?!

Мужчина не шевелился. Только по-детски почмокал губами и попробовал повернуться на бок.

– Размотайте его! – приказала королева, отплёвываясь от белых пушинок.

Фрам с воинами принялся распутывать незнакомца из простыней и одеял. Тот продолжал сладко посапывать. Дамы из свиты, не успевшие далеко уйти, уже пробрались в шатёр и разглядывали человека с осторожным любопытством. Королева, придя в себя после испуга, с недоумением делала то же самое.

– Он одет… – почти с разочарованием протянула Азалинда, когда необычного гостя вытряхнули из постельного белья и оставили лежать на кровати.

Королева дико покосилась на неё. Фрам оглянулся на королеву, своими словами привода девушку в чувство:

– Он действительно похож на барона Керока. Правда, выглядит моложе. Может, потому, что спит? Связать его?

– Да… Да, конечно! – девушка удивилась своей растерянности.

– Унести?

– Нет, Фрам, оставь его здесь. Позовите советника Лебиса. Странный у него сон… А вы, дамы, что здесь делаете?! – набросилась на подруг королева. Азалинда, Рона и Лиандра о чём-то подозрительно шептались и хихикали. Нашли время!

– Ваше Величество! – слишком слащаво начала Рона. Королева насторожилась.

– Вы так… верещали, – подчеркнула последнее слово Рона. – Мы испугались за Ваше Величество, вдруг Вы с кем-то столкнулись?… Например, с будущим супругом?!

Рона невинно заморгала светлыми ресницами, Азалинда не выдержала и расхохоталась.

– Негодницы! Я вам покажу! – разъярённо схватилась королева за меч.

Дамы с довольным визгом выскочили из шатра. Стражник на входе еле успел убрать Лебиса с пути весёлого вихря, вылетевшего от королевы. Советник и лекарь королевы Лебис сосредоточенно поправил помятую в мощных объятиях воина одежду, торопливо продолжил путь.

– Милена! Что случилось? – Лебис взволнованно окинул взглядом девушку, нервно сжимающую рукоять меча.

– Где Оза?! Как вообще этот человек попал сюда?! Фрам! Разберись. И убери охрану из шатра, – девушка постепенно приходила в себя.

– Но пленник…

– Я справлюсь. Понадобитесь – позову. Лебис, пойдём к нему. Нам надо поговорить, я чего-то не понимаю…

Они вдвоём приблизились к связанному. Лебис дотронулся до его артерии, приподнял веки, разглядывая зрачки:

– Он действительно спит. Скорее всего, это снотворное. Ты так смотришь… Ты знаешь его? – Лебис внимательнее вгляделся в лицо лежащего перед ним мужчины и отпрянул. – Значит, он жив…

Королева не слышала тихих слов советника, и он не стал их повторять, задумавшись о своём.

– Кажется, я сама себя обманула…

Головокружение на миг сместило видимые предметы вокруг. Когда колебания зрения прекратились, Робер смог чётко рассмотреть сидящую рядом с ним девушку. Она спала, откинувшись на спинку строгого кресла и немного наклонив голову к плечу. Робер смотрел и не мог насытиться этим дорогим печально-сладостным зрелищем. В сознание с трудом пробивалась неудобная реальность в виде стянутых шершавыми верёвками рук и ног. Но руки настолько затекли, что ему пришлось обратить на них внимание.

Робер удивился сам себе: он так ненавидел все оковы от цепей до верёвок, всё, что ограничивало его свободу, но сейчас… Он нисколько не волновался, его будущее было слишком несущественным перед этим мгновением, на которое он не позволял себе и надеяться. Она была рядом. Как тогда, в весеннем лесу, обещавшем счастье. Такая же прекрасная, юная и желанная. Королева мечты. Недостижимой мечты.

Ей, видимо, снилось что-то неприятное. Королева вздрогнула и проснулась. Их глаза сразу же встретились. Будто нити судьбы уже были натянуты между зрачками обоих.

Они вроде бы только смотрели друг на друга. Долго, внимательно. Узнавая. Прочитывая страницы прошедшей жизни. Жизни поодиночке, врозь, на расстоянии. И всё-таки рядом…

– Ты споёшь для меня, Робер?

– Жаль…

– Что?

– Жаль, что нет моей мандолины, – грустно улыбнулся Робер, запрещая себе надеяться. Но мысль, что она помнила о нём все эти годы, поднимала внутри смятение, бурю, плескавшуюся через край радость. И старый колющий страх.

– Где же ты был, Робер? – горькая укоризна в таком родном, необходимом ему голосе, заставила насторожиться.

– Что случилось? – Робер испугался, что кто-нибудь мог рассказать, кем он является на самом деле. И, хотя это было очень неприятно, стремился сразу покончить с этим. Пусть всё прояснится сейчас, пока он связан, пока он не может, защищаясь, причинить ей вред. Лучше умереть! Ну почему, почему, едва прикоснувшись к надежде, ему постоянно приходится терять её?!

Судя по топоту ног, к шатру приближались люди. Громоподобно-гулкий голос раскатами втиснулся в малое пространство из ткани.

– Ваше Величество! Тут ещё один человек. Я его привёл, он через посты где-то прорвался, говорит, дело к королеве! – Рем грузно протопал по земле и закончил речь прямо перед связанным Робером.

– Ха! Знакомые, вроде, лица… – добавил немного растерянно, но не менее громко.

– Рем мне вместо отца, ты знаешь…

– Рад, что ты цел, старина, – Робер снизу улыбнулся нависшему над ним бородачу.

– Неужели правду, граф Донован? Вот уж не чаяли увидеть! А мы слышали, всю семью…

Из-за широкой спины старого воина облегчённо донеслось:

– Слава Всевышнему, живой!

– Где это ты таких слов набрался?! – удивлённо-укоризненно воскликнул Робер, заметив поцарапанную физиономию Рыси. Тот засмущался, виновато пожал бугристыми плечами:

– Так… Тут дама… – громила почесал пяткой под коленом и мотнул головой. Равновесие со связанными руками в таком положении мог удержать только трезвый, готовый к работе человек. Робер намёк понял.

– Где Лебис? – осмотрелась вокруг королева.

Тотчас торопливо ответил Фрам:

– Он отправился в замок, посоветоваться.

– Да, конечно… – девушка с любопытством разглядывала Рысь. – Говорят, в твоей ангельской рати, Робер, служат существа от дьявола до святого. Это, как я понимаю, одно из созданий ада?

– Ваше Величество, это всего лишь мой друг – Рысь. Для меня его жизнь и свобода так же ценны, как мои собственные.

– Прости, Робер… Мне хотелось окончательно убедиться, что это ты. Фрам, освободи моих друзей.

– Давно бы так! А то не разберутся, а сразу по шее, по шее, – проворчал в сторону Рема Рысь.

– Не топором же! – возразил, извиняясь, великан, разглядывая свой весомый кулак.

– Велика разница! – Рысь укоризненно растирал затылок, ощупывая шишку, и недовольно морщился.

– Да я, вроде, тихонько. Обычно, как ударю, бык валится.

– Ещё чего! Есть мне тут когда отлёживаться! Люди ждут, – Рысь уставился на Робера, слишком медленно целовавшего руки королеве, причём, каждую – не по одному разу.

Фрам и охранники тоже удивлённо косились на бывшего пленника, преклонившего колени перед их королевой. Рем заметил выражение на лицах воинов и круто развернулся в сторону Милены. Его борода отделилась от усов, открывая глубокое ущелье рта. Только двое ничего не замечали, кроме друг друга.

Рысь уехал, прихватив бутылочку «на лечение» от Рема. У всех вдруг нашлись срочные дела. Только Милена и Робер остались в шатре. Они долго разговаривали, и Робер с трудом уходил от точных ответов на вопросы девушки.

Бессердечное время приближало день к закату, а Робер, понимая, что должен немедленно уйти, не мог собраться с силами, чтобы покинуть свою королеву. Ему было жарко, и страшно, и больно… и не оторваться от её нежных рук. Он всё более ощущал себя мужчиной, а её – женщиной.

Плелась паутина слов, касаний и взглядов, сближая двоих, затягивая в смертельно-желанное соединение… Их губы потянулись навстречу, их руки обнимали тела, их глаза закрылись в предвкушении… И мрак напомнил Роберу о пропасти между ними. Он почти оттолкнул королеву:

– Нет!..

– Ты… Ты!.. – чтобы не заплакать, она закричала. – Да кто ты такой?! Что ты возомнил о себе?! Бабник!

– Прости…

– Если хочешь знать, сегодня я дала слово барону Кероку. Скоро наша свадьба! Он – достойный человек, не то, что какой-то бродяжка! – и королева испуганно замерла, вдруг вспомнив о своей ошибке.

Робер онемел. Королева упала в кресло, закрывая лицо руками, потом порывисто вскочила и выбежала из шатра. Робер растерянно постоял, потом медленно вышел за ней. Королева стояла и смотрела на остывающее солнце, не видя его. Потом повернулась к Роберу:

– Почему?… – как будто был смысл задавать вопросы, которые остаются без ответов.

– Отпусти меня.

Милена отвернулась, кинула за спину:

– Тебя никто не держит.

Роберу казалось, что шатается земля, небо расплывчато сползает вниз, влажно смешиваясь с красками травы и леса. Сердце билось, зажатое в кулак боли. Как ему хотелось выхватить меч и рубить, кромсать, раздирать всё зло, что стало между ними! Робер ухмыльнулся на очередную несправедливость судьбы и, круто развернувшись, широко зашагал к краю леса, где оставил своего коня. Не оглядывался. Старался не думать об оставленной девушке. Посты охраны расступились перед ним не останавливая. И почему-то Роберу стало ещё обиднее от этого.

Он вышел на поляну, отвязал Мрака. Раздражённо вскочил в седло. Удар хлыста удивил и возмутил верного коня. Мрак скосил ошалелым зрачком на хозяина и рванулся в чащу.

Когда под ноги коня метнулась фигура в лохмотьях, Мрак встал на дыбы.

– Хозяин! – испуганно окликнул Робера незнакомый голос.

– Какого чёрта?! – заорал Робер, едва удерживаясь в седле. – Жить наскучило?!

Он развернул коня и напряжённо застыл, так же, как и рыжий Кобрет, выскочивший на крик мнимого нищего. Рука Робера потянулась за мечом.

– Сеть!!! – завопил Кобрет.

Робер послал коня вперёд, но не успел: тяжёлая широкая сеть, явно рассчитанная на нескольких всадников, упала на него, закрыв полностью вместе с конём. Мрак рухнул. Робер чудом вывернулся, успел убрать ногу из-под навалившейся на него громадины, но вскочить уже не смог.

Молча на него навалилась орава оборванных людей с отличным оружием. Робер высвободил меч, пробовал отбиться, уже понимая, что это бесполезно. С трудом поднялся. Кто-то дёрнул снизу за сеть, и юноша снова упал. Свора нападавших, уверенно и жёстко наносивших удары, удвоила усилия, осмелев. Робер свирепо сопротивлялся, выплёскивая накопившуюся ярость, пока не потерял сознание от очередного удара по голове.

Кобрет осторожно приблизился к запутанному в сетях бесчувственному телу, разглядывая его с огромным интересом:

– Давненько не виделись… Надо же, – он засмеялся нежданной удаче, хлопнул по загривку хромого, который теперь хромал на самом деле, раненый Робером в ногу.

– Я готов расцеловать эту палку с рёбрами за то, что она меня задержала. Готовили силки для одной золотой птички, а попалась другая. То-то хозяин обрадуется!

– Я думал, что это барон. Как похож! И конь вороной… А я ещё удивился, что он тут делает… – растерянно бормотал хромой, тоже разглядывая Робера. – Кто это?

– Поющий Рыцарь! Чёрный ангел! – с чопорной гордостью представил Кобрет своим приятелям связанного.

Те испуганно попятились, снова хватая мечи:

– Не может быть!

– О, мы с ним старые приятели! – не удержался от хвастовства довольный произведённым впечатлением Кобрет.

– Смываться надо! И очень быстро! – голос хромого охрип от напряжения.

– Ещё бы! – кто-то поддержал его. Кобрету не понадобилось подгонять свою команду, где каждый понимал, что речь идёт о жизни и смерти. Через несколько минут почти ничто не напоминало о короткой схватке.

* * *

Тело ныло от тянущей боли. Робер затуманенным сознанием улавливал голоса, знакомый запах. Очень хотелось спать, но он заставлял себя держаться. Настороженность, ощущение опасности не давали успокоиться. Робер не помнил, что произошло, но чувствовал, что должен бороться, что он – среди чужих.

Знакомый спокойный голос пробился в его сознание, заставляя себя понять:

– Робер, это я, Юлианус. Всё хорошо. Ты должен спать. Ты не очень здоров. Чтобы силы вернулись к тебе, спи. Я буду рядом. Спи.

И Робер послушался.

Сначала проснулись старые страхи. Робера испугала слишком хорошо известная ему тишина. Он боялся открыть глаза и увидеть только темноту подземной ямы. Мысленно Робер приготовил себя к принятию тяжёлой правды и решился.

Из-за решётки в узком окне-бойнице проглядывало серое пасмурное небо. Робер облегчённо вздохнул и попробовал сесть. Голова сильно закружилась, и он схватился за неё руками, будто хотел удержать от падения. Глухо застучали звенья железной цепи: правая рука Робера была окольцована стальным обручем. Кандальная цепь проходила через кольцо в стене около него, а заканчивалась на деревянном вороте у входа. Её можно было укорачивать и удлинять по желанию тюремщика.

Робер встал и по стене добрался до кольца. Попробовал его выдернуть, бугристо напрягая мышцы. Обессилено припал горячим лбом к влажной стене. Его подташнивало.

– Хорошо ли спалось, братец? – в приоткрытой двери стоял Керок. Один.

– Если позволишь, я зайду, – барон закрыл дверь и решительно прошёл к длинному деревянному топчану, заменявшему здесь всю мебель, и сел на него. Разглядывал Робера.

– Ты повзрослел. Но, как я слышал, почти не изменился. Всё так же наивен…

– К чему это ты?

– Присядь. Я же вижу, у тебя с головой не в порядке. Не бойся, я не укушу, – насмешливо ухмыльнулся Керок. И на какой-то миг Робер снова почувствовал себя растерянным мальчишкой, попавшим в западню родственников.

– Я думал, Кобрет – твой человек.

– Нет, братец. Ничего моего здесь нет. И я не уверен, что смогу помочь тебе во второй раз.

– Почему тебя не объявили наследником, когда я пропал?

– Робер, Робер… Ты плохо знаешь отца…

– И почему-то я страшно этому рад! Был бы счастлив вообще не знать о его существовании!

Керок приглушённо засмеялся:

– Вижу, ты его по-прежнему обожаешь! Ты… мог бы его убить? – Керок жёстко смотрел в глаза Робера.

Тот молчал, не отводил взгляда:

– А ты?

– Хочешь откровенности?…Возможно.

– Хорошо, я отвечу. Если бы в бою мы встретились, я не стал бы сдерживать свой меч.

Керок горько усмехнулся:

– В бою… Он не тот глупец, что лезет на меч. Я думал, ты стал мужчиной, но ты остался мальчишкой! Ты же знаешь, кто приказал уничтожить твою семью?! Как ты можешь не отомстить?!

– Откуда ты узнал о приказе короля?! Я сжёг его тогда. Вместе с семьёй. И никому не говорил…

– Ты не всех убил. Когда вы приехали, около дома оставалась только малая часть солдат. Остальные ушли. Я всё узнал от них. Тот, кто командовал расправой, рассказал всё в мельчайших подробностях. Повторить?! – закричал Керок в лицо Робера.

Робер схватил брата за ворот камзола, прохрипел:

– Кто?!

– Пусти! Я не враг тебе, но и себе не враг. Пусти. Всё равно ты ничего не сможешь сделать. Если хочешь, я попробую отомстить за тебя. Только тайно.

Робер отпустил брата, утомлённо сел и прижался спиной к стене. Серый водоворот перед глазами мешал сосредоточиться. Робер слушал торопливый говор брата.

– Тот, кто убил, только исполнял волю отца. Пойми это. Разве ты не хочешь отомстить? Настоящему виновнику.

Робер открыл глаза, спокойно посмотрел на Керока:

– Но тебе-то какая корысть? Королём тебе не стать, ты так и не объявлен наследником…

– Ты станешь королём! В этом – высшая справедливость!

– Именно поэтому ты просил руки Милены Регант?

– Откуда знаешь?

– Она сама сказала.

– Так ты с ней знаком?!

– С детства. Если ты ещё помнишь.

Керок минуту разглядывал брата, напряжённо сдвинув брови. Потом привычно усмехнулся.

– Ошибаешься. Именно она просила меня в мужья. Я всего лишь не отказался.

– Почему? – только задав вопрос, Робер понял, насколько это глупо выглядело.

Керок хмуро ответил:

– Не волнуйся, она в меня не влюблена. Я – всего лишь приложение к договору о мире. Как я понимаю, у неё был небогатый выбор: я или отец. Или ты?!

Робер уставился на Керока, ещё не понимая. Керок рассмеялся:

– Ну конечно! Как я сразу не догадался! Наш Поющий Рыцарь похитил и это драгоценное сердце, – смех иссяк, оставив на губах барона сухую усмешку. – Король Робер и королева Милена. Красиво звучит? Прямо хоть балладу сочиняй. А что, может и мне заняться пением?

Робер и Керок рядом сидели на топчане, откинувшись на каменную стену, и молчали. Керок повернул голову к окну:

– Почему у тебя есть так много?

– Что? – не понял Робер, всё ещё думавший о Милене.

– Захочешь – королевство в наследство, пожелаешь – любовь самой королевы-воительницы. Славы тебе тоже не занимать… Власть сама умоляет тебя: «Возьми меня!». А ты? Отворачиваешься от неё, как от больной шлюхи, – Керок обернулся к брату. – Я не понимаю тебя. Что тебе надо?

– Справедливости.

– Желание властителя – это и есть справедливость.

– Ты рассуждаешь, как настоящий король, – Робер улыбнулся, вспомнив притчу Рубена. И тревога сжала сердце так, что стало трудно дышать.

Осторожный стук в дверь и шаги в коридоре прервали их разговор. Керок встал и отошёл ближе к двери, приложил палец к губам. Робер остался сидеть, насмешливо глянув на брата.

Простучали ключи, дверь распахнулась. За двумя тюремщиками зашёл как обычно встрёпанный Кобрет. Робер холодно глянул на его довольное лицо.

– Барон! Вы здесь? – ненатурально удивился Кобрет. – А я послан за Чёрным Ангелом. Ваш отец приказал его доставить, как только придёт в себя. Одевайте, одевайте кандалы, нечего глазеть! – прикрикнул он на тюремщиков, невольно отпрянувших от жёсткого взгляда Робера. Тюремщики сунулись было исполнять приказ, но отлетели к стене от коротких ударов пленника. Ещё двое тюремщиков, стоявших в коридоре, кинулись подтягивать цепь, чтобы прижать Робера к стене. Керок отодвинулся подальше, с интересом наблюдая.

Руку Робера вдавило в стальное кольцо. Однако свободная рука нашла себе работу, снова отшвырнув нападавших.

– Но-но! – неуверенно прикрикнул Кобрет. – Любят в вашей семейке побрыкаться! Один кулаками махает, другая кусается, – непроизвольно Кобрет потрогал рваную мочку своего уха. И испуганно глянул на пленника. Даже присел, будто ждал удара.

Робер на мгновение застыл, затем медленно повернулся к Кобрету.

– Это сделал ты… – он не спрашивал, теперь он был совершенно уверен. – Это ты.

Глаза Кобрета забегали под давлением взгляда Робера.

– Что за чушь! Господин барон!.. – непроизвольно Кобрет повернулся к Кероку. Барон сделал широкий шаг и размашисто хлестнул ему по лицу, разбив губы. Оторопевшие тюремщики на миг отвлеклись. И этого мига пленнику хватило, чтобы с корнем выдрать стальное кольцо из стены. Робер так дёрнул руками, что деревянный ворот вырвался из рук тюремщика, освобождая цепь. Робер бросился на Кобрета, петлёй обернув цепь вокруг его шеи. Они упали.

Растерявшийся стражник попробовал тянуть ворот, ещё сильнее затягивая петлю на шее Кобрета. Робер крепко держал дёргающееся в конвульсиях тело, он увидел, как выпученные глаза убийцы и насильника остекленели, и на мгновение почувствовал такое удовлетворение, что сладко закружилась голова. Он ещё успел прохрипеть отлетающей в ад душе Кобрета: «За Лиану!», не позволяя оторвать себя от своей жертвы. А потом удар чем-то тяжёлым прервал цепь его ощущений.

Тюремщики оттащили бесчувственного Робера и растерянно застыли над скрюченным телом убитого. Керок брезгливо разглядывал уродливую маску смерти на лице Кобрета.

– Идиот… – он перешагнул через труп.

Уже у выхода барон приказал:

– Приберитесь здесь и приведите лекаря. Завтра Ангел должен быть на ногах. Он так нужен королю! – не удержался от усмешки Керок.

* * *

– Ты постарел…

– Тюрьма убыстряет течение лет, хотя каждый день тянется, как два.

– Юлианус, я не очень понял, ты тоже узник, или мне почудилось?

– Робер, Робер… А как ты думаешь, кого обвинили в твоём побеге? Сонное зелье кроме меня изготовить было некому.

– Но… – Робер вовремя остановился, он не мог выдать брата. – Чёрт побери! Прости меня, но я не могу сказать Гордону правду. Этим я погубил бы другого человека.

Юлианус махнул рукой:

– Вряд ли это поможет. У меня нашлись и другие прегрешения. Согласись, однако, тюрьма всё-таки лучше петли. И на том спасибо. Кстати… Я сегодня был на базаре. Меня иногда выводят купить необходимые инструменты, травы и составляющие для лекарств. От моих услуг королевский двор не отказался. Так вот: пока какой-то странствующий монах отпускал грехи моим стражам, молодой человек с очень светлыми волосами и глазами спросил о тебе. Я рассказал ему, что мог. Если память мне не изменяет, (что я за собой ещё не замечал) зовут его Галеон. И мы когда-то уже встречались.

– Это мой друг, – улыбнулся Робер.

– Тогда я рад, что был с ним достаточно откровенным. Но единственное, что юноша осмелился передать через меня, слова: «Мы рядом». Судя по твоей улыбке, это хорошая новость?

– Без сомнения. Лишь бы они не решили штурмовать тюрьму. В следующий раз передай им, чтобы немного подождали. Мне ничто не грозит, они должны быть уверены. Я попробую сам выбраться отсюда. Как в прошлый раз. Так им и скажи: «Как в прошлый раз».

Барон Керок довольно усмехнулся. Он отошёл от стены в соседней комнате и тихо прикрыл отверстие плотным комком из серой ткани.

– Эй, Крот! – обратился к толстому тюремщику с подслеповатыми прищуренными глазами. – Ни в коем случае в ближайшие три дня не выпускайте из тюрьмы лекаря. Ни под каким предлогом! Что требовалось, он уже выполнил. Через час доставишь Робера по секретному ходу во дворец. В его охране должны быть только новички, служащие здесь два-три года. Те, кто его не знает. И постарайся, чтобы никто из старых тюремщиков не видел его лица. Да и Ангелу ни к чему знать о подземном ходе. И ещё… Не позволяй ему петь!

Осторожный стук в дверь раздался сразу после ухода Юлиануса.

– Кто? – сухо спросил Робер.

– Э… Крот это. Обед вашей милости.

– Войди, – Робер отлёживался после вчерашнего. В ушах всё ещё звенело, и при резких движениях кружилась голова. Он только мельком поглядел на тюремщика, растянувшего широкий рот в подобострастной улыбке.

– Поставь и уходи. Я потом поем.

– Э… приказано прибрать. Вы уж позвольте, – Крот поставил поднос, накрытый тканью, на топчан к ногам пленника. Жестом позвал двоих стражников без оружия, но с какой-то мешковиной в руках.

– Мы быстро. Эй!

Стражники навалились на Робера, ещё двое с верёвками ворвались следом за ними. Робер пытался вырваться, но его плотно связали и на минуту оставили в покое. Робер попробовал подняться, но его опять придавили к доскам. Крот, широко улыбаясь, ударил юношу под рёбра. Робер почти задохнулся, глотнув воздух, и Крот пихнул ему в рот кляп. Наклонился ближе, причмокнул мясистыми губами:

– Ты у меня попоёшь, красавчик!

Робер лбом ударил его в переносицу. Крот взвыл, его кровь брызнула на лицо Робера. Тюремщики опять навалились на пленника, натягивая ему на голову мешок. Крот не сдержался и несколько раз пнул Робера:

– Я с тобой ещё посчитаюсь! Берите его! Понесли! Живее!

Робера несли недолго, видимо, спускались узкими витыми лестницами, так как ноги его часто задевали о стены, а голова свешивалась вниз. Сознание его мутилось, будто что-то сдвигалось в голове. Потом глухие звуки шагов подсказали, что шли узким коридором. Открылась последняя скрипучая дверь, и Робера положили на что-то очень жёсткое. Рядом слышалось дыхание других людей, он ощущал неприятный запах палёного мяса.

– Снимите это.

Пыльную мешковину сорвали с головы. Робер зажмурился от красного света факелов и камина. Кто-то выдернул кляп.

– Пить! – потребовал Робер. Один из стражников приподнял его голову, дал воды. Испуганно отшатнулся от неловкого движения пленника.

Робер повернул голову и внимательно посмотрел в глаза короля. Гордон пытался казаться равнодушным и исполненным величия. Но Робер заметил, как подрагивает у него щека. Лицо короля выглядело неестественно бледным, и Робер вдруг понял, что Гордон пудрит кожу. И красит волосы: не было заметно той благородной пряди седых волос, что он хорошо запомнил. Этот король не был безгранично уверен в своих силах.

Отец и сын вглядывались друг в друга и молчали. Ничего не понимающие стражники переглядывались. Толстый Крот наклонился к королю и что-то прошептал. Тот будто проснулся, кивнул головой.

– Все пошли прочь! – приказал король. Охранники и стражники послушно вышли.

– Ты – останься, – задержал он Крота.

Голос короля звучал странно-задумчиво:

– Я никогда не слышал, как ты поёшь… Твоя мать тоже любила петь.

– Ты убил её.

– Всё могло быть по-другому. Ты не понимаешь. Когда ты родился, я говорил с королём Джерми и просил его обручить тебя и Милену. Всё так и случилось бы, если бы не смерть королевы Лотты. Я любил… Нет, я боготворил её! А он не смог уберечь сокровище. Как я его ненавидел! А потом Джерми женился на родной сестре моей жены – Луизе. Он обольстил и отнял у меня и её. Ему всё слишком легко давалось! Несправедливо легко!

– Ты убил Луизу.

– Случайность!..

– Ты убил Джерми.

– Робер… Если не я, это сделал бы кто-нибудь другой. Нельзя же быть таким беспечным и доверчивым! Заговор против Джерми Реганта уже подготовили до меня, северным баронам нужен был только вождь. И я стал им.

– Ты предал.

– Я отомстил.

– Теперь моя очередь.

– Нет! Ты мой сын, будь со мной!

– Ты убил моего отца.

– Ты глуп! На что ты надеешься?! Неужели думаешь, что я и в этот раз отпущу тебя?! – король Гордон встал. – Пусть я потеряю сына, но Чёрный Ангел должен погибнуть! Или стать моим союзником. Это – плата за твою свободу.

Робер спокойно покрутил головой:

– Слишком дорогая свобода хуже плена.

– Ты сказал как-то, что свободен тот, кто может выбирать. Я постараюсь, чтобы у тебя был только один выбор. А пока поживи здесь. И посмотри, как умирают другие, – Гордон стремительно вышел. Стоявший всё время в тени Керок последовал за ним. Робер огляделся вокруг: он лежал связанным на каменном столе в подвале для пыток.

Война предполагает жестокость. Роберу и самому приходилось допрашивать пленных, но три дня в пыточной оказались настоящим кошмаром. Робера просто заперли в клетке тут же, в подвале, и ему пришлось наблюдать.

Сменялись палачи и жертвы, где-то наступала ночь, приходил день, а в подземелье всё так же кроваво горели огни, кричали и умирали в мучениях люди. Кто они были? Незнакомые, молодые и старые, мужчины и женщины, совсем дети… И Робер не мог остановить непрерывную пытку!

Крот изгалялся вовсю. Робер видел, с каким вожделением тюремщик смотрел на него, когда издевался над кем-то из несчастных. Иногда толстяк подходил к решётке, причмокивал губами, щурился и улыбался, разглядывая Робера. Верёвки с пленника сняли, но оставили кандалы на ногах, и Робер мог двигаться. Но он делал вид, что ходит с трудом, всячески демонстрировал свою слабость и безразличие. Это ещё больше раззадоривало Крота. Он осмелел.

И однажды разгорячённый и потный Крот приблизился к решётке, взялся за неё толстыми короткими руками. Робер сидел в углу, прикрыв глаза.

– Э… Красавчик, да ты совсем размяк. Подожди, скоро мы с тобой повеселимся… – Крот прижался лицом к прутьям. – Как весело захрустят твои тонкие пальчики! Как ты запоёшь!.. Я уже слышу эти ангельские звуки!..

Робер прыгнул и ладонями прижал голову Крота к решётке. Тихо сказал онемевшему палачу:

– Только ты этого не увидишь.

Череп тюремщика треснул под мощными руками яростного Робера. Труп Крота рухнул плашмя на каменный пол. Тюремщики и палачи тупо уставились на лицо Крота с продавленно-кровавыми следами от двух прутьев. Широко открытый рот и выпученные в предсмертном ужасе глаза, обведённые сиреневыми синяками, испугали даже их.

– Вон отсюда!!!

И все бросились в двери, не думая о том, что приказывает им пленник в цепях и за решёткой.

* * *

Танцуй, Марджина! Солнцем юбки Летят к изогнутым рукам, Ресницы чуткие голубки Подобны чёрным мотылькам. И не скромна полуулыбка, А откровенно горяча. Паденья ложная ошибка, Движенье быстрое плеча, Блеск мишуры и позолоты — Наивной роскоши обман, Прыжки, кружения, полёты, Волне подобен гибкий стан. Стучат бубенчики стальные, И ритм пульсирует в груди, И губы, и глаза шальные Кричат о страсти и любви. Танцуй, Марджина! Век недолог У юности и красоты… Но не опущен ночи полог, Пока поёшь и любишь ты!

Площадь перед дворцом заполнилась через край. Весь город собрался посмотреть, как гордый Чёрный Ангел присягнёт на верность королю Гордону. Третий день об этом кричали на каждом постоялом дворе, на каждом перекрёстке. Даже из ближайших деревень и замков пришли и приехали поглазеть на знаменитого Поющего Рыцаря.

Накануне рано утром Робера чрезвычайно вежливо пригласили во дворец. Его проводили в знакомую комнату с уже приготовленной ванной и даже сбили кандалы. Он с наслаждением смыл с себя тюремную вонь и грязь, надел приготовленную богатую одежду. И, прекрасно понимая, что всё это неспроста, приготовился с боем прорываться на свободу. Но его опередили: опытные воины из королевской охраны неожиданно набросились на него и, потеряв трёх человек, связали пленника и снова надели железо ему на ноги, крепко спеленали верёвками руки. Ему завязали низ лица, чтобы никто не заметил кляп.

Так как пленник отказался идти сам, его понесли. Только перед выходом на дворцовую площадь поставили на ноги. Подошёл начальник охраны и тихо сказал:

– Если не пойдёшь, я сейчас же прирежу лекаря.

Робер оглянулся. Побледневший Юлианус попробовал что-то сказать, но нож стражника надавил ему на шею.

Робер жёстко и непреклонно посмотрел в глаза начальника стражи.

– Хорошо. Только я солдат, и мне не хотелось бы умереть в петле, что случится обязательно, если я не смогу уговорить тебя.

Робер ещё раз глянул на Юлиануса и решительно двинулся к низкому помосту недалеко от дворца. Охрана поспешила за ним.

Настороженный глухой гул толпы встретил появление Робера. Он остановился в центре помоста между королём Гордоном, сидящим в кресле, и массивным столбом с кучей хвороста и дров у подножия. Оценивающе оглядел и то и другое, одинаково уделив внимание и столбу и королю. У Гордона задёргалась щека. Барон Керок торопливо приблизился к брату, негромко объяснил:

– Король знает твой нрав и многое прощает тебе. Но сейчас ты должен подчиниться ему. Иначе – костёр, – он кивнул в сторону приготовленного бревна.

– Уступи. Сейчас не время упрямиться. Потом будет легче… – Керок положил руку на плечо Робера. Тот резко сбросил её.

Сотни глаз пытались разглядеть, что происходит. Недоумённый ропот вился над толпой.

– Робер, брат! Я умоляю тебя. Тебе достаточно сделать пару шагов в сторону короля. Он даже не потребует преклонять перед ним колени. Сделай шаг… Подумай, ты можешь положить конец этой войне! Ты женишься на Милене Регант. Как принц, как наследник. Ты восстановишь справедливость. Разве это не твоё желание? Сделай шаг!

Робер обвёл взглядом своих стражей, людей перед помостом. Наверняка там были знакомые лица людей, которые верили ему. Там были и друзья, и враги. И Робер пошёл вперёд, к людям, ещё больше отдаляясь от короля. И толпа качнулась к нему, нажимая на цепь стражи.

– Взять!

Даже связанный Робер не был безропотной овечкой для жаркого. Свалка на краю помоста закончилась полётом троих солдат в толпу, ещё четверых с разбитыми головами унесли их товарищи. Тюремные уроки боя в кандалах не прошли даром: Робер дорого продавал свою жизнь.

Избитого, почти теряющего сознание, его прикрутили к столбу. Торопливо бросали к ногам хворост, придвигали невысокие штабеля дров. Роберу подумалось со странной иронией, что слишком много их запасли для одного.

На дрова плеснули смолой. Карлик в броской ярко-алой одежде поднял факел. Робера оставили в одиночестве. Он заставил себя поднять голову, подавляя слабость, спокойно смотрел в толпу. Чёрный Ангел готовился взлететь на небеса в чёрном дыму смерти…

Толпа, зачарованно притихнув, следила, как карлик медленно опускает факел. Сейчас этот корявый человечек был выше их всех. И Робер видел фанатичный экстаз чистейшего наслаждения в его круглых глазах.

Первая стрела отбила факел, вторая – вонзилась в живот карлика. Он заверещал так, что ударило в уши.

С трёх разных сторон сквозь оцепление рванулись люди. Первую группу вёл Рысь, вторую – Руперт. Гибкий и стремительный Галеон возглавил ближайшую к Роберу – третью. За спиной Галеона мелькали чёрные кудри его подруги-цыганки.

Казалось, мгновенье – и они прорвутся. Но началась свалка. Робер сверху видел, что многие «мирные» жители оказались хорошо вооружены, они скидывали старые плащи и накидки, открывая кольчуги и пластины панцирей. А когда распахнулись окна дворца, и арбалетные стрелы запели в воздухе, Робер понял, что ему обещал король. Это была ловушка, смертельная ловушка для его друзей.

Робер бился изо всех сил, пытаясь хотя бы сорвать повязку с лица. И ничего не мог сделать. Его окружили со всех сторон солдаты короля, но это нисколько не мешало ему видеть.

Галеон всё-таки прорвался к костру. Из-за его спины выскочил бывший священник Рубен в одежде монаха. Он подбежал к Роберу:

– Держись, мальчик, я сейчас, – и принялся резать верёвки. Галеон с парой своих парней и цыганкой прикрывали его.

Вдруг цыганочка словно взлетела, вскинула руки, будто танцуя, и тихо вскрикнула, принимая в себя стрелу, предназначенную Галеону. И в этой кричащей на все лады давке юноша услышал тихий голос любимой. Он ещё успел подхватить её лёгкое тело, когда выгнулся сам от удара мечом в спину. Галеон обернулся, не отпуская свою ношу, и виновато поднял ясные голубые глаза на Робера. Удары мечей обрушились на умирающего, он упал, закрывая собой девушку. Льняной шёлк волос Галеона смешался с тёмными кудрями его цыганочки. Двое парней рухнули следом почти одновременно.

Кровь брызнула из рассечённой спины Рубена.

– Я сейчас… – он пытался подняться и резать верёвки на ногах Робера, слабо царапая цепи. Отрубленная рука выпустила нож…

Робер застыл, его зрение будто бы расширилось. Он вдруг увидел всю площадь и каждую деталь боя в отдельности. Чётко и подробно. Будто сам был всюду, где сражались его друзья.

Каждый меч был направлен в его сердце, каждый удар он принимал на себя.

Это в него, а не в Руперта, вонзились три стрелы, когда он прорвался к королю, вырубая коридор в плотных рядах стражи. Это ему, а не Рыси, подрубили ноги, и он, уже лёжа, отбивал удары мечей, скользя спиной по собственной крови…

Робер не заметил, когда наступила тишина. Может быть потому, что сам почти умер.

Площадь перед дворцом тихо стонала, заполненная трупами и ранеными. Воинов Робера буквально откапывали из-под сражённых ими солдат. И волокли к костру.

Робер с трудом держал голову. Он задыхался. Керок подошёл к нему, содрал тряпку с лица, выдернул кляп. Робер закашлялся, будто стоял в клубящемся едком дыму.

– Отвяжите его! – приказал барон. – Король дарует жизнь Чёрному Ангелу, который только что помог выманить и уничтожить банду разбойников!

Керок приблизил лицо к Роберу, тихо добавил:

– Как видишь, король не позволил тебе остаться чистеньким, Ангел. Добро пожаловать в несвятое семейство…

Если бы не страшная сухость во рту, Робер плюнул бы ему в глаза. Керок понял его взгляд и отшатнулся. Успокаивающе поднял руку:

– Не стоит, братец. Если ты заметил, я не убил ни одного твоего приятеля. И с кем ты останешься без меня?

Робера оттащили от костра, где были свалены его друзья вперемежку с хворостом и дровами. Подожгли хворост. Он занялся как-то рьяно и разом. Стражники едва успели отскочить. Полыхнуло жаром, оглушающим запахом горелого. И вдруг из гущи пламени закричала женщина.

– Вот кошка живучая! – вздрогнул державший Робера стражник. И Робер прыгнул к костру. Керок успел его сбить в прыжке. Стражник упал от толчка, но сумел вцепиться в кандалы. Робер рывками, напрягая последние силы, полз к огню. Но слишком много вокруг было его врагов…

Мощный крик раздался со стороны дворцовых ворот. Сильное пылевое облако рванулось от ворот к помосту, его направлял недоучка-астролог Влад, не обращая внимания на собственные слёзы, текущие по испачканному лицу. И вновь закрутилась странная карусель. Робер не мог видеть происходящее, его сначала потащили куда-то, потом бросили под помостом. Только сейчас он понял, что идёт сражение между солдатами короля и людьми в крестьянской одежде. Зычный голос отдавал команды. Королевские солдаты отступали в сторону дворца.

– Мальчик мой, ты жив? – Сэмюэль, бывший когда-то тюремщиком Робера, упал перед ним на колени, приподнимая голову. – Как же так?…

Сэмюэль не удержался, прижал голову Робера к своей груди и заплакал. Тот слабо зашевелился, покрутил головой:

– Развяжи.

– Да, конечно, что же это я… – растерянно и жалко залепетал Сэмюэль, разрезая верёвки. – Робер здесь! – опомнившись, закричал в сторону дерущихся.

К ним присоединился совершенно обессиленный Влад. Он буквально рухнул навзничь к ногам своего предводителя. Шептал без остановки:

– Прости… прости… – пока не прервалось его сбивчивое дыхание. Глаза Влада застыли, будто через дым, через плотный воздух, сквозь саму смерть видели невидимые и любимые юным астрологом звёзды.

Из давки вынырнул Рем, размахивая огромным мечом:

– Ну мы им вдарили! Бегут, бегут! Сейчас и армия подоспеет. Милена, как узнала, что тебя поймали, сама не своя стала. Решили штурмовать столицу. Просто обошли войско Гордона, и во весь опор – сюда. Мы им задницы подпалим! – и снова пропал в дерущейся толпе.

Робер приподнялся, пытаясь рассмотреть, что происходит, но увидел только чёрный дым, клубами уносящий в небо души его друзей, и эта чернота заволокла его сознание.

* * *

Станцуем, станцуем на свадьбе чужой И выпьем по бочке вина, Потом к драным шлюхам пойдём на постой, Где каждая влёжку пьяна. Йо-хо, за любовь мы заплатим, – йо-хо! Добавим немного в копилку грехов! Смеёмся, смеёмся на свадьбе чужой И песню лихую поём. Невесту-красотку целует другой, Они остаются вдвоём. Йо-хо, за любовь мы заплатим, – йо-хо! Добавим немного в копилку грехов! Чего испугался, жених дорогой? Красотку-жену подари. Но только прольётся не дождь золотой, А кровью зальём фонари. Йо-хо, за любовь мы заплатим, – йо-хо! Добавим немного в копилку грехов! И вот нам расплата: палач и петля. Не зря свадьбу правили мы! Вдали под ногами осталась земля… Да здравствуют воины тьмы! Йо-хо, за любовь мы заплатим, – йо-хо! Добавим немного в копилку грехов!

Наверное, он спал. Всё проходило мимо сознания Робера. Он вроде бы наблюдал бой, но сам был равнодушен и спокоен. Потом почему-то оказался снова во дворце и был уложен на кровать. Был ли он опять в плену или нет, – Робер об этом даже не задумывался. Он вообще ни о чём не мог думать, иначе надвигался горячий чёрный ужас…

Робер вторые сутки лежал без движения, только иногда вздрагивал, и зрачки его становились огромными, словно внутри у него горел огонь жестокой боли. Юлианус пытался привести его в чувство, но Робер не узнавал его, не отвечал на вопросы и прикосновения даже взмахом ресниц.

Королева пришла только один раз, когда её армия штурмом взяла столицу. Она прижалась к Роберу, долго что-то торопливо говорила, но юноша никак не ответил, да он и не узнал девушку. Ей нужно было уходить, время не ждало. Гордону удалось покинуть захваченный город и теперь он вёл к нему свою армию. Тылы королевы-воительницы оказались без защиты, поэтому приходилось решать множество вопросов, заново договариваться о мире, если она не хотела потерять все свои завоевания.

Лебис и его бывший ученик Юлианус ещё раз обсудили возможность вывести Робера из его добровольного сумасшествия. И однажды они вместе пришли к нему ночью, когда глубокая темнота завладела миром. Только одна свеча горела в руке у Юлиануса. Как обычно, Робер лежал с открытыми глазами. Юлианус поднёс свечу к лицу больного, заговорил низко и глухо:

– Огонь… Везде огонь… Он горяч, он зол, огонь подбирается к тебе, он уже жжёт твои руки, твоё лицо. Ты горишь! Смотри! Костёр! Там Милена!

И дикий женский вопль заставил содрогнуться даже готовых к нему лекарей. Робер рванулся к огню, едва не опалив лицо. Ужас оживил его лицо:

– Милена!!!

– Я здесь, милый, здесь. Всё хорошо… – королева прижалась к судорожно обнявшему её Роберу, плакала и говорила слова, которых ни она, ни он не понимали, но которые так нужны были сейчас обоим.

– Уходите! – умоляюще посмотрела королева на лекарей. – Прошу вас, уйдите…

– Тебе нельзя!.. – попытался возразить Лебис, уже понимая, что хочет сделать девушка.

– Убирайтесь!!!

Лекарям пришлось отступить перед решительностью женщины, которая только одним возможным способом могла сейчас помочь любимому человеку, передать ему свою силу, возродить его к жизни…

* * *

Белый ирбис, скучающий лотос В затенённой излучине Нила. Тростниковые остовы лодок, Бугорки влажных глаз крокодила. Выбирая добычу по вкусу, Не поссорятся звери и люди: Светлый лотос не выловить трусу, Бледный ирбис поймёт и забудет. Крокодил, не знакомый с любовью, Предпочтёт темнокожую пищу. У рептилий сознанье иное, Хладнокровные счастья не ищут. Равнодушные сумрачны боги — Высоты и глубин властелины. Но мелькают упрямые ноги, Но струятся зелёные спины. Белый ирбис – подарок Востока Чернокожей красавице Юга. Ей пятнадцать, она одинока В недоступности царского круга. Упадёт пламенеющий лотос На закате к ногам Нефертари. Непрерывны надежды на что-то. Терпеливы зелёные твари…

Новая баллада показалась Роберу слишком мрачной, но никак не выходила из головы. Привычка постоянно слагать стихи и песни никуда не делась, это получалось само собой, но иногда хотелось отвлечься, забыть произошедшее, жить обыденно и спокойно. Он прислушался.

Жаворонок пел, не уставая. Переливы его незатейливой повторяющейся мелодии умиротворяли, вселяли покой, ленивая нега расслабляла тело. Мужчина пытался подчиниться благословению этой природной мелодии.

Копна свежевысушенного сена, ставшая приютом для двоих, окутывала спокойным запахом мира, солнечного дня и надёжности. Так не хотелось возвращаться в человеческую реальность, где по-прежнему клокотала война, едва скрытая перемирием, где не было ничего устойчивого и постоянного. Кроме смерти.

Робер перевернулся набок, сверху заглянул в лицо своей королевы. Она спала, устав за ночь и такое ласковое утро. Робер осторожно поцеловал её в губы. Девушка мягко улыбнулась во сне.

Робер заставил себя подняться. Как бы ему ни хотелось оттянуть неизбежное, не стоило откладывать решающего разговора. Юлианус, бывший лекарь семьи баронов Лекс, посоветовал Роберу сначала поговорить со старым мудрым Лебисом, своим учителем. Слишком всё перепуталось…

– Не уходи… – чуть слышно позвала королева. Печальные её глаза наполнялись блеском слёз.

– Нам нельзя быть вместе. Ты согласилась на свадьбу с Кероком. Дважды. Лучше расстаться сейчас. Слишком многое нас разделяет. Прошу тебя, отпусти…

– Я королева, – почти жалобно произнесла девушка.

– Да… Конечно. Ты – настоящая королева.

– Нет!!!

Робер испугался странного испуга королевы. Она закрыла ладонями лицо, с трудом сдерживала рыдания. Робер обнял её, успокаивая. Королева не скрывала слёз:

– Ничего. Всё хорошо. И у меня бывают обычные женские причуды… Я всё понимаю, но… Я хочу быть с тобой. Пока можно…

Что было больше – любви, нежности, боли, наслаждения, отчаянья? Робер не хотел об этом размышлять. Пока можно…

В королевском кабинете по-прежнему царил сумрак, волновались свечи, странно перемещались тени. Совсем стемнело за окнами, когда Робер закончил свой рассказ. Лебис выслушал его молча. Не задал ни одного вопроса, что очень беспокоило Робера, заставляло чувствовать себя трижды виноватым.

– Думаю, не следует никому говорить о том, что ты законный принц. Эта тайна жила долго, пусть ещё немного побудет тайной. Королеве я всё объясню, не вздумай говорить с Миленой сам! – сурово посмотрел он на Робера.

Юлианус, молча стоявший у стены, раздумчиво покачал головой, соглашаясь с учителем. Робер посмотрел на обоих, спросил:

– Мне уехать?

– Не торопись. Здесь не следует спешить… – Лебис задумался. – Робер, ты хотя бы понимаешь, в какую игру ты оказался втянут? Сейчас наступило небольшое, неустойчивое, но всё-таки равновесие сил. Любой самый маленький толчок может привести и к победе, и к поражению. А ты давно перестал быть незаметным, ты стал величиной, сравнимой с королями. Независимо от того, являешься ты сам принцем королевской крови или нет. Не возражай, увы, как бы тебе не хотелось обратного, ты никогда не станешь незаметным. Твой дар звать и вести за собой людей настолько велик, что не считаться с ним не можем ни мы, ни Гордон.

– Даже, если я привожу их на костёр?…

– Не казни себя чужой виной! Робер, разве можно брать на себя ответственность за проступки всего человечества? Разве ты виноват в гибели своих людей, а не Гордон?! Научись отстраняться от вины за чужие деяния. Разве ты виноват, что жизнь вокруг идёт не так, как хотелось бы тебе? – брови Лебиса сошлись на высоком лбу, делая выражение его лица слишком суровым.

– Я виноват, что не смог остановить Гордона. Я виноват, что не могу переступить через свою гордость. Я виноват, что не смог убить его!

До побелевших пальцев вцепившись за рукоять меча, Робер решительно вышел из кабинета. Огонь свечей метнулся за ним, но почти сразу успокоился, продолжая своё неверное мерцание.

Лебис присел на покрытую ковром скамью у стены, устало вытянул ноги в мягких кожаных туфлях работы вендийских мастеров. Похлопал по скамейке рукой, молча приглашая ученика сесть рядом. Помолчав ещё немного, заговорил:

– Ты видишь, куда идёт дело? Твоё мнение?

– Роберу надо покинуть королевство, пока это ещё возможно. Я был бы рад сопровождать его. Возможно, мы смогли бы возвратиться лет через… десять… – Юлианус выжидающе посмотрел на учителя.

– Людям почему-то кажется, что, удаляясь в пространстве, можно удалиться и от своих трудностей… И совсем странно, – что можно вернуться в тот же мир, какой был покинут!

– Ну да, мы сможем вернуться в другой мир…

– Тогда какой в этом смысл?

– Нам не следует возвращаться? Совсем?…

– Вам не следует уходить, – сильно стукнул Лебис по своему колену. Продолжал раздражённо:

– Ты до сих пор сам не понимаешь, насколько Робер может нам помочь. Разумеется, если мы правильно используем его. Не так, как пытался сделать Гордон; он с самого начала не учитывал твёрдости и воспитанной в мальчике графом Донованом чувства чести. Я встречал людей с обострённой совестью. Им трудно жить на свете, но они по-своему счастливы. Для них внутренняя убеждённость в своей правоте важнее сокровищ и искушений мира. Кстати, если бы таких людей было мало, мы не имели бы столько святых и великомучеников. А именно на культе святых держатся многие великие религии мира, наша – в том числе.

– Ты пугаешь меня, учитель. Робер дорог мне, я хотел бы ему помочь, а не ставить под очередной удар. Что ты задумал?

– Я?! Я – ничего. Хотя получается интересная игра. А вот девочке я бы не стал мешать… А ты?

Юлианус отшатнулся от почти хищного взгляда Лебиса:

– Ты изменился, учитель…

* * *

Несколько дней Робер откровенно прятался от королевы, каждый час ожидая приказа покинуть страну. Он мысленно уже смирился с участью изгнанника, хотя и тоска, и глупая надежда одинаково мучили его.

Его старинный друг, единственный оставшийся в живых после бойни, устроенной королём Гордоном, – Сэмюэль почти всё время околачивался в тюрьме у своих прежних приятелей-тюремщиков. Робер отыскал его в комнате распорядителя тюрьмы за неожиданным занятием: Сэмюэль писал письмо, старательно скрипя пером и высунув кончик языка. Который едва не прокусил, увидев в дверях Робера.

– Мы уезжаем, неплохо было бы запастись провизией. Путь неблизкий, я думаю…

Сэмюэль только растерянно кивнул головой на слова Робера, торопливо скатывая исписанный лист. Робер отвернулся, чтобы уйти, но, что-то вспомнив, опять обратился к Сэмюэлю:

– Прости, я не спросил тебя… Но ты можешь не сопровождать меня, если не хочешь. Кто-то мне говорил, что королева предложила тебе место распорядителя королевской тюрьмы. Я не ошибаюсь?

– Я последую за Вами, как же Вы без меня?…

Робер согласно кивнул. Открыто посмотрел на друга:

– Кстати, я и не знал, что ты умеешь писать.

– А, это!.. Умею, вот научился на службе. Я одно время даже был писарем при распорядителе, которого после нашего побега выгнали. Он с меня всегда строго спрашивал, чтобы почерк был очень чёткий, аккуратный. Да только какая рука у бывшего кузнеца? Вот и пришлось перейти в тюремщики. Но это ведь удачно вышло, верно? Я же Вам пригодился…

Робер удивлённо вслушивался в какой-то суетливый и слишком многословный ответ друга, смотрел на его руки, мявшие бумагу, и удивлялся вдруг возникшему ощущению неудобства. Будто застал человека за чем-то нехорошим. Робер пожал плечами и вышел, не дослушав пространных объяснений Сэмюэля. За дверью ему почудился громкий то ли всхлип, то ли вздох бывшего писаря, бывшего тюремщика, бывшего… Робер запретил себе продолжать.

В воротах тюрьмы на него едва не налетел цыганистый симпатичный Фрам – постоянная тень королевы:

– Робер, тебя ищут! Королева просила прибыть немедленно. А я с утра всех разослал тебя искать. Хорошо, заметили, что ты к тюрьме пошёл… – торопился высказаться Фрам, вместе с Робером проталкиваясь через толпу на площади, наблюдающую очередную казнь.

– Меняется ли что-нибудь в нашем мире?… – глухо и зло проговорил Робер, с тоской понимая, что пришло и его время испытать гнев Милены.

Взволнованная королева в парадном вишнёвом платье с золотой отделкой и высоким стоячим воротником, которое её здорово раздражало, нетерпеливо вышагивала по залу приёмов, когда готового ко всему Робера провели к ней.

– Наконец-то! Мы опаздываем на коронацию! Судя по твоему виду, ты совершенно забыл, какой сегодня день.

Робер удивлённо поднял на неё глаза:

– Подожди… Ты меня только за этим позвала?

– Ты думаешь, что-то другое имеет для меня сейчас значение? – укоризненно ответила она, приближаясь к нему. И Робер не смог не ответить на её прощающие объятья…

Вдруг королева вздрогнула, быстро отстранилась от Робера, подняв к нему лицо. Спросила напористо, требуя:

– Ты любишь меня?

– Зачем… ты спрашиваешь?

Королева не отпускала его:

– Ты любишь меня?! – будто от этого ответа зависела её жизнь.

– Да! И провались всё пропадом!

– Вот именно! – жёстко ответила она, решаясь на что-то. – Идём со мной. Немедленно!

– Что ты задумала, Милена?

Королева поморщилась:

– Ты дал клятву верности мне, когда я ещё не была королевой. Именно мне ты дал эту клятву, помнишь?

– Разве я когда-нибудь нарушал её?

– Я хочу, чтобы ты повторил ту клятву сегодня, уже коронованной в столице королеве, признанной всеми подданными! Я хочу, чтобы ты был со мной во время коронации и потом, – на всю жизнь!

– Я от своих слов не откажусь, я готов подтвердить их, если это так важно для тебя… Но почему ты так волнуешься?

– Я приказываю тебе, сэр Робер, как твоя королева: следуй за мной и делай то, что я скажу! Это нужно мне и моему королевству!

Она стукнула в серебряный гонг, призывая слуг и свиту:

– Фрам, предупреди епископа, мне надо встретиться с ним до начала церемонии. Советник Лебис не вернулся? Прекрасно! Советник и регент Рем, начнём церемонию! – и, обращаясь только к старому воину, добавила. – Всё будет так, как я и хотела. Поддержи меня.

Великан мягко взял в свои широкие ладони протянутые к нему руки девушки:

– Я желаю тебе только счастья, моя королева-воин!

– Тогда – вперёд!

Через несколько мгновений они уже скакали с пышным эскортом по дороге в центральный собор, вынесенный за стены быстро растущей столицы, который стоял на высоком холме в старинной дубовой роще. Восемь дорог сходились к широкой, мощёной булыжником площади перед святыней, которая по случаю торжеств была до отказа заполнена народом.

Величественный зал нового собора святого Петра, начатого строиться ещё во времена короля Джерми Реганта, сиял свечами в кольцевых позолоченных подсвечниках, солнечными лучами, проникающими сквозь цветные высокие окна. Пылинки золотистой блистающей вуалью как бы отделяли толпу придворных, допущенных в собор, от королевы и её приближённых, среди которых оказался Робер. Он стоял рядом с королевой, принимавшей венец властителя, и думал о том, что справедливость восстановлена, что не зря он воевал все эти годы, не напрасно погибали его соратники и друзья. Сегодня, прямо сейчас, начиналось новое, более справедливое время, когда каждый страдавший будет отомщён, каждому врагу королевы воздастся по заслугам.

Робер несколько отстранился от происходящего в соборе, вспоминая родных и близких, потерянных в этой долгой войне. Он вздрогнул от прикосновения к своей руке холодной ладони королевы, она почему-то подошла совсем близко, и все взгляды были устремлены на них.

– Пора, мой рыцарь! – позвала королева, и Робер встал рядом, повинуясь её желанию. Многоголосие хора истаяло, растворилось в гуле толпы, а затем стало очень тихо, только уличный гул толпы приглушённо проникал под соборные своды.

– Я, королевской властью, данной мне Господом нашим и вашей волею, мой народ, объявляю графа Робера Донована, Поющего рыцаря и Чёрного Ангела своим наследником и принцем, до тех пор, пока у меня не родятся свои дети! Никогда отныне не будет законным посягательство на власть барона Гордона, либо его сына барона Керока. Да будет так!

Приветственные крики раздались в честь новоявленного принца, многие спешили выразить ему свою преданность. Робер смутился и растерялся, вопросительно оглядываясь на королеву. Она ободряюще, хотя и немного нервно улыбалась. Проговорила, почти не разжимая губ:

– Так надо.

Епископ торжественно возложил на его голову золотой витой обруч – знак принадлежности к королевскому дому. Прочитав положенную молитву, священник не отошёл, а жестом подозвал служку с подносом в руках. Два кольца с гербами дома Регант лежали на гладкой серебряной поверхности.

Королева сильно сжала руку Робера, заметив выражение его лица:

– Если ты будешь сейчас возражать, я тебя просто убью!..

– Ты сошла с ума…

– От тебя, между прочим! – она мило улыбалась толпе.

– Пусти, ты мне палец вывернула.

– Потерпишь, это недолго.

Епископ немного ошарашено наблюдал за их перепалкой, не переставая громко читать ритуальные слова. Робер виновато оглянулся на него, пожав плечами. Епископ продолжал громче и быстрее, пытаясь заглушить их разговор.

– Ты понимаешь, что делаешь?

– А собственно, что это ты возражаешь?

– У меня ещё есть голова на плечах.

– Зато на моей голове – корона.

– Вряд ли она сделала тебя умнее.

Королева, не ответив, мстительно ущипнула его пониже спины. Робер дёрнулся, но в это время сокращённая церемония закончилась, и под вопли свиты и приближённых, Роберу пришлось обменяться с королевой кольцами. Епископ вытер пот со лба и перекрестился, поспешно отходя в сторону.

– Йо-хо!!! – победный клич воинов, поддержавших раскат баса Рема, потряс собор. Поцелуй рассерженной друг на друга парочки выглядел отнюдь не целомудренным. Епископ несколько раз громко кашлянул, призывая королеву к порядку и соблюдению приличий, но она уже ничего не замечала, взлетая на вершину счастливого исполнения самых сокровенных надежд и мечтаний.

Маленькая заминка была сразу же замечена окружающими и радостно встречена ими. Старый Рем откровенно вытирал слёзы, подруги королевы смеялись и плакали, обнимая её, как простую девушку на деревенской свадьбе. Какой-то размякший и растерянный Робер просто кивал на приветствия придворных, постоянно оглядываясь на королеву. Оба они неудержимо улыбались.

О свадьбе королевы и Поющего рыцаря люди на улице узнали раньше, чем молодые вышли на высокое крыльцо собора. Поэтому радостный вопль толпы почти оглушил новоявленных супругов, когда они ступили в сияющее пространство открытого мира. Они зажмурились одновременно, заново привыкая к яркому солнечному свету, озолотившему и облагородившему всё вокруг. Они вместе пошли навстречу своему счастью.

Робер не сразу заметил недовольный гул толпы, но, увидев на дороге, расчищенной для торжественного шествия, двух темноволосых всадников, будто окаменел, судорожно сжал рукоять меча. Королева успокаивающе положила ладонь на его руку:

– Не сейчас. Я пригласила их на коронацию, ничего не поделаешь, это – условие перемирия. Но мне есть, чем им досадить, я так думаю!

Бароны Керок и Гордон приблизились к королевской чете. Гордон вопросительно поднял брови, не сходя с коня, и только полупоклоном приветствуя королеву:

– Мы, кажется, опоздали?

– Безнадёжно!

– Но мы прибыли вовремя.

Стоя на высоком крыльце, королева объявила:

– Я взяла в мужья и наследники достойного меня и моего народа человека – графа Робера Донована, Поющего рыцаря и нашего верного друга! Приношу свои извинения, если немного нарушила ваши планы. Надеюсь, это не послужит поводом для начала военных действий? – высокомерно заявила она.

Гордон Лекс мгновение разглядывал молодую пару, а потом захохотал на всю площадь. Он буквально неприлично ржал, хлопал себя по бёдрам и показывал пальцем на королеву. Пытался что-то сказать и снова смеялся, не имея сил остановиться. Усмешка Керока казалась мраморной на побелевшем лице.

Королева возмущённо и настороженно смотрела на необычные выходки свергнутого тирана и наливалась яростью:

– Как ты смеешь так себя вести, Гордон?! Не забывайся! – королева выступила вперёд, отпустив похолодевшую руку Робера.

– Ох, невестушка, как же мне не возрадоваться такому событию для нашей семьи! Я рад, очень рад, что Робер наконец-то взялся за ум и исполнил сокровенное желание своего отца! А ведь так упрямился!

– О чём ты говоришь?

– Прекрасная Милена, невестушка моя, разреши представить тебе и твоему двору моего младшего сына и наследного принца Робера Гордона! Придите же в отцовские объятия, дочь моя, сын мой! – он шутовски раскинул руки.

Мрачная тишина, как круги по воде, разошлась по площади. Застывшая королева медленно осознавала свою ошибку и приходила в себя. Как ни странно, она сразу поверила в слова Гордона, только теперь до её сознания дошло невероятное сходство Гордона и обоих его сыновей. Она, как деревянная кукла, повернулась к Роберу.

– Ты не знала… – Робер только теперь понял их обоюдный обман. – Лебис… он…

И Робер умолк, понимая, что она его всё равно не услышит, зачарованная шоком прозрения. И что тут можно было объяснить?! Предательство, пусть и невольное, совершилось.

Таяли секунды, а королева стояла, не говоря ни слова, и молчание толпы становилось тяжёлым и зловещим. Первым оценил опасность телохранитель королевы Фрам. Он приблизился к ней, настойчиво сказал:

– Ваше Величество, надо срочно арестовать Робера, иначе я не могу поручиться за его жизнь и вашу безопасность.

Королева медленно отступила от Робера, горькая усмешка показалась на её красивом бледном лице:

– Вот чего стоили твои клятвы… Ты тоже лгал с самого начала, а я… Кто в этом мире говорит правду? И зачем она? В тюрьму предателя! Королевский суд решит его судьбу! – резко отвернувшись от мужа, крикнула она в толпу последние слова.

Обратилась к Гордону:

– Убирайся, чёрный вестник, ты своё слово уже сказал! И мне очень жаль, что я не могу тебя, как твоего отпрыска, отправить на казнь!

– Когда ты одумаешься, невестушка, не забудь, что у меня в запасе есть ещё один сын, и ты уже дала ему первое слово! Наши семьи спаяны кровью! – Гордон развернул коня, и его свита последовала за ним, преследуемая криками сбросившей оцепенение толпы.

Пока толпа занималась проводами баронов, хмурый Фрам и его подчинённые окружили Робера:

– Жаль, что так получилось. Очень жаль… Прошу тебя, отдай меч! Королева не злопамятна. Дай бог, постепенно успокоится. Идём!

Пока удалялись её враги, королева с гордо поднятой головой стояла в одиночестве, не оборачиваясь на мужа. Только старый Рем с сожалением и укоризной глядел на Робера.

…Через несколько часов Робера вывели из подвального помещения под собором. На площади бродило несколько нищих, да монахи старательно убирали мусор, оставленный процессией. Остатки торжества постепенно стирались людскими руками, как будто рисунок цветной тушью смывался водой со старого куска пергамента.

Капитан стражи, коротконогий плотный мужчина с морщинистым лицом повидавшего жизнь с разных сторон человека, отдал короткие приказы. Роберу помогли устроиться в открытой телеге с наваленным на дне сеном, развязали руки. Капитан успокоил:

– Ехать недалеко.

Робер растёр руки, устало откинулся на деревянные брусья, удивлённо посмотрел на всё ещё стоящего рядом капитана:

– Что же мы ждём?

Капитан замялся, исподлобья поглядывая на пленника:

– На моей памяти столько побегов было…

– Ну и что? – пришлось подтолкнуть умолкшего служаку Роберу.

Тот тяжело вздохнул, но продолжал:

– Бывало, один человек десятерых побеждал – и в бега… – он оглядел четверых сопровождающих явно хилого вида, смирно стоявших вокруг телеги.

Тут только до Робера дошло, что слишком малыми силами его пытаются охранять. Он простонал, закрыв ладонью лицо. Потом укоризненно посмотрел на капитана:

– Даю слово, что не убегу. Поехали.

Капитан стражи огорчённо глянул на него, недовольно буркнул:

– Вперёд!

Возница тряхнул вожжами, пара лошадей лениво запереступала ногами, телега заскрипела и дёрнулась. Стражники следовали верхом, капитан возглавил небольшой отряд.

Полусидя в телеге, Робер отрешённо наблюдал, как небо постепенно заполняется облаками, закрывающими движущееся к закату солнце. Он не хотел думать о будущем, которое вряд ли будет длинным после всего, что случилось сегодня. Но непроизвольно рассуждения его возвращались к роли советника Лебиса, лекаря Юлиануса и главнокомандующего Рема в происходящем. И чем больше он об этом думал, тем более муторно становилось у него на душе. Поведение родственников он хотя бы понимал, но почему люди, называющие себя друзьями, так жестоко обошлись с ними? От жалости к Милене у него сжималось и проваливалось куда-то сердце, он понимал, что она никогда не сможет простить его. Да он и сам не мог себя простить. Свобода иногда слишком зло шутит с людьми…

Впереди послышался крик и топот копыт. С десяток воинов неслись по дороге навстречу медлительному отряду. Капитан закричал:

– Всем назад! К собору! Бежим!

Приказ был исполнен в лучшем виде. Даже возница ловко запрыгнул прямо с телеги на подведённого запасного коня.

– Вы куда?! – возмущённо и растерянно закричал Робер вслед улепётывающей охране. Он вскочил на скованные кандалами ноги и едва не свалился от толчка. Оглянулся на приближающихся всадников. Чёрно-золотые тона одежд воинов Гордона не узнать было невозможно.

– Стойте! Проклятье! – Робер подтянулся и ухватил брошенные на сиденье вожжи. – Пошли! Ну!

Широким кругом он успел развернуть телегу и погнал лошадей назад, к соборной площади. Крики за спиной усилились. Через несколько мгновений кто-то попытался сзади запрыгнуть на телегу. Робер развернулся и выкинул нападавшего на дорогу одной рукой. В это время двое с разных сторон подскочили к запряжённым в телегу лошадям, схватились за постромки. Лошади присели на задние ноги, заржали от боли. Робер упал, сильно стукнувшись об ограждение. К нему тут же бросились преследователи, пытаясь прижать ему руки. Он яростно закричал, резким ударом головы обезвредил одного противника, второго хлопнул по ушам так, что тот заверещал от боли и сам выскочил из телеги. Робер выдернул из руки потерявшего сознание меч, рывком встал. Клинок вычертил круг над его головой, останавливая нападавших. Но они замешкались ненадолго.

Робер ничего не чувствовал, кроме ослепляющей ярости. Сейчас перед ним были только враги, настоящие враги, с которыми он сражался долгие годы. Они откровенно ненавидели друг друга, им не надо было скрывать свои чувства, сейчас только смерть имела для них какое-то значение. Робер испытал острое наслаждение от свирепого боя, он непроизвольно смеялся над неудачными выпадами своих врагов, он ощущал себя всесильным и бессмертным. Одно Робер понимал чётко: он не станет снова игрушкой в руках своего отца. Ни за что!

Кто-то рядом пытался остановить озверевших солдат, приказывал не убивать пленника, но в азарте боя воины уже не обращали внимания на такие приказы. Удары сыпались на Робера не переставая, а он умудрялся не просто отбивать их, но и наносить раны своим противникам. Многие уже выпали из схватки, некоторые слепыми глазами мертвецов смотрели в небо.

Откуда появилась помощь, Робер не заметил. Просто вдруг понял, что никто не пытается больше достать его мечом или пикой. Он огляделся: происходящее вокруг больше напоминало бойню. Воины в алых одеждах прирезали даже раненых. Никого из напавших в живых просто не осталось. Робер застыл с мечом, ожидая своей участи. Но никто, как будто, не собирался убивать и его. Подъехала закрытая карета, довольно богатая, но окрашенная в чёрный цвет. Остановилась напротив Робера. Сквозь полупрозрачные занавески на него кто-то смотрел. Две огромные чёрные собаки прилегли около дверцы, охраняя хозяев странной кареты.

– Робер!!! – Закричал могучий седовласый воин в шлеме и кольчуге, спрыгивая с коня. – Это ты, друг мой?!

Удивление и радость слышались в странно-знакомом голосе. Воин скинул шлем, открывая загорелое лицо.

– Ким! Живой! Я думал, ты совсем пропал, ни слуху, ни духу…

– Пришлось исчезнуть. Так это мы тебя от вояк Гордона спасли? Вот это здорово! Вовремя поспели!

Тут только Ким заметил скованные ноги Робера:

– Ты что, опять к ним попался? Как тебя угораздило? А я слышал…

– Кому ты служишь теперь, Ким? – Задал неизбежный вопрос Робер.

– Как всегда, Милене Регант.

– Ты говоришь так, будто это – лучшая доля на земле, – мягко улыбнулся Робер.

– А с каких пор ты в этом сомневаешься? – Удивился воин и старый друг Робера, знавший его ещё пятнадцатилетним мальчишкой.

– Я не сомневаюсь. Просто не хочу, чтобы ты в этом сомневался.

– Почему? – Насторожился Ким и оглянулся на карету.

– Я арестован по приказу Её Величества королевы Милены Регант, и ты должен доставить меня в тюрьму, раз уж никто больше не может этого сделать.

– За что? – Почти спокойно спросил Ким.

– Она не знала, кто я, кто мой отец. Получилось, что я обманул её.

– Зря ты скрывал… Впрочем, что теперь говорить! Подожди, я скоро, – и Ким отошёл к окну кареты.

Пока Ким разговаривал с кем-то невидимым, Роберу принесли воды и вина. Он смыл кровь с лица, вымыл руки. Воины вокруг деловито очищали дорогу от трупов. Из-за деревьев выехали несколько стражников во главе с кислолицым капитаном. Их остановили, и Ким быстро выяснил, кто они такие. Оглянулся на сидящего в телеге Робера:

– Твои, кажется?

– Мои… Хорошо драпали, умело. Не удивлюсь, если не в первый раз.

Капитан поморщился:

– У каждого своя работа.

– Словом так: тебе, капитан, и дальше придётся сопровождать принца, только без выкрутасов! Оставлю троих своих людей, на всякий случай. А нам надо торопиться. Служба…

Как-то странно, то ли виновато, то ли угрюмо оглянулся Ким на Робера. Добавил уверенно:

– Увидимся.

Карета, окружённая очень надёжной стражей, быстро покатила в сторону столицы. Собаки побежали рядом. Чуть раздвинулась занавеска, и бледное женское лицо, едва различимое в темноте, повернулось в сторону Робера. Ему показалось, что это была молодая девушка, которая приветливо кивнула ему. Занавеска упала на место, а Робер всё чувствовал на себе грустный взгляд, который он никак не мог бы разглядеть в тёмном провале кареты…

* * *

Пел трубадур балладу в старом замке. Но зал был пуст, и не горели свечи… Его звучали пламенные речи Для девушки-портрета в чёрной рамке. Играют тенью тонкие ладони, Не знающие ласки поцелуя, И взгляд туманный безмятежно тонет В пространстве, заблудиться не рискуя. Мазки-мозаики слагают милый образ, Из ничего легенду создавая. Душа певца в картину жизнь вдыхает Как солнце спелость в золотистый колос. Где ты любовь?! Её искал повеса. Где ты любовь?! Старик прощался с милой… Так за деревьями один не видел леса, Да и другому жизни не хватило…

Тюремщики, знакомые и незнакомые, встретили Робера напряжённым молчанием. Они торопливо открывали перед ним двери, суетливо кланялись, не понимая, как себя вести с принцем. На всякий случай старший тюремщик, пока не нашли распорядителя, провёл Робера в лучшую из комнат с окнами в сторону востока. Опасливо поинтересовался:

– Может, Вам что-то надо? Мы всегда готовы услужить…

– Проводите меня за ворота и не забудьте снять кандалы.

Старший тюремщик, незнакомый Роберу, нервно хихикнул:

– Вы известный шутник…

– Тогда оставьте меня в покое, я устал.

– Конечно, конечно, не беспокойтесь…

Тюремщик, перекрутившись юлой, выскочил из комнаты. За дверью вытер взмокший лоб, пробормотал:

– Черти разберут этих богачей! Вчера – принц, сегодня – преступник, а завтра, может, король! Ну и времена настали!..

Кучка стражников, столпившаяся у двери, ответила на его слова понимающе-унылым молчанием. Они прекрасно были наслышаны о приключениях, взлётах и падениях Чёрного Ангела. Вся тюрьма с неослабным интересом следила за его судьбой. Как-никак, именно он и его друзья совершили самый знаменитый побег из этой тюрьмы. Причём, ни один стражник тогда не был убит или покалечен, что, если честно, поразило их больше всего. Кроме того, они знали, как страшно погиб Крот, а перед ним – любимец бывшего короля Кобрет от рук безоружного скованного узника.

…В любом человеке есть предел для восприятия боли. Робер давно перешагнул его, поэтому он не удивлялся своему полному спокойствию перед лицом новых испытаний. Только иногда стонало сердце от неизбежных воспоминаний. А больше – от бессилия перевернуть, перелицевать жизнь.

Робер впал в полудрёму, когда мысли отпущены в свободный полёт, и ничто вокруг не кажется странным и невероятным. Он не воспринял, как реальность, появление в комнате какой-то женщины. Она постояла в полутьме у двери и бесшумно исчезла. Вышла ли она в дверь или просто испарилась, Робер не понял, да и не хотел понимать. Ничто не отозвалось у него в душе при её появлении. Будто это был всего лишь призрак, нестрашный и бесполезный.

Видимо, прошло достаточно много времени. Ночь за окном просветлела приближающимся восходом. Тюремщики позаботились не только о еде для узника, но и о свечах, которые горели всю ночь. Робер встал, подошёл к окну, посмотрел на решётку, усмехнулся и выдернул её целиком. Повертел в руках и поставил обратно.

В дверь осторожно постучали.

– Входите. Не заперто, – Робер присел на кровать, подложив под спину подушку. И почти не удивился, когда дверь открылась без скрежетания ключа и скрипа проржавевших петель.

– Это я, мой принц… – жалобно проговорил Сэмюэль, с понурым видом входя в комнату. – Я только недавно узнал… Меня не было в городе. Я-то думал, у Вас всё в порядке… Как же так, Робер? Вы ведь теперь принц, в этом никто не сомневается.

– Действительно… Я уже дважды принц, а результат всё тот же, – Робер горько и насмешливо смотрел на Сэмюэля.

Тот бросал на узника короткие вопросительные взгляды:

– А я вчера назначен распорядителем тюрьмы… – он подождал ответа, вздохнул и деловито продолжил. – У меня всё готово. Провиант, как Вы приказывали, закупил для очень дальней дороги. Лошади куплены, запасные тоже. Когда выезжаем?

Робер внимательно разглядывал лицо стоящего перед ним человека. И впервые ощутил сомнение в его искренности. Ему это очень не понравилось, но Робер всё-таки спросил:

– Кто послал тебя?

– Вы сами вчера утром распорядились, – явно и неумело притворился Сэмюэль.

– Кто?

Сэмюэль замялся:

– Я всегда честно служил Вам…

– Кто?

– Ваш брат.

– Керок?! Так это ему ты писал вчера?… – запоздало начал догадываться Робер.

– Я только хотел его порадовать хорошими новостями. Он никогда не требовал от меня выдавать Ваши тайны, он же так любит и ценит Вас! – торопился высказаться распорядитель тюрьмы. Именно так воспринимал его в этот момент Робер: как чужого человека. Иначе он мог бы не сдержаться и назвать его предателем. Слишком легко произнести слово, но не понять сути…

– Брат… – горчайшая ирония прозвучала в голосе Робера.

Распорядитель тюрьмы Сэмюэль насторожился:

– Я знаю, что поступил не очень хорошо, не рассказал сразу… Но барон говорил, что Вы прогнали бы меня, если бы узнали… А как же я без Вас?… – безнадёжно развёл руками тюремщик.

Робер прикрыл глаза, стараясь не смотреть на него, чтобы не напугать своей болью. Прозренье наступило слишком быстро. Он вдруг вспомнил лицо Керока в момент, когда Гордон открывал тайну Робера королеве. Теперь, отстранившись от того, что произошло в соборе, Робер ясно вспомнил вспышку яростного торжества в глазах брата. В них не было ни капли не то что любви, но и сочувствия. Только ненависть. И зависть… По-прежнему зависть… Хотя никто другой не позавидовал бы ему тогда.

– Успокойся, ты не виноват. Я понимаю, что ты хотел помочь. Только… мои планы изменились. Я решил остаться.

– Не делайте этого! Прошу Вас, мы сможем уйти, я всё подготовил. Ваш брат обещал встретить нас на дороге к границе с Лотреком. Пара часов в пути – и мы свободны!

Робер протянул руку, выбрал на подносе самое красное яблоко и принялся со вкусом хрустеть им. Откинулся на подушку и задумчиво разглядывал потолок. Сэмюэль упал перед ним на колени:

– Робер, они не простят. Они убьют тебя! Уже отдан приказ собрать завтра королевский суд. А в нём – больше половины бывших сторонников Гордона. Они должны будут приговорить тебя к смерти, чтобы доказать свою преданность новой властительнице. Убей меня, но спаси себя! Ты должен жить!

– Ты говоришь, у меня впереди целый день? Это долго… Милена… Пусть лучше она, чем отец. По крайней мере, хоть какая-то справедливость в этом есть. Иди, Сэм, иди. Я не сержусь на тебя. Но свою судьбу я решу сам.

– Принц!

– Я приказываю тебе служить королеве! Разве не это же самое делали мы с тобой до сих пор? Мне не хотелось бы считать тебя изменником, – угрожающе глянул он на тюремщика.

Долговязый Сэмюэль медленно поднялся, обречённо опустил голову:

– Если они приговорят тебя, я умру рядом, – он, пошатываясь, вышел из комнаты.

Робер вскочил, едва за Сэмюэлем закрылась дверь, и запустил яблоком в окно. Мякоть разлетелась по комнате, ударившись о решётку. Робер усмехнулся, стряхнув с рукава ошмёток кожицы:

– Опять промахнулся…

Робер снова вынул кем-то взломанную решётку и, оперевшись на довольно широкий подоконник, стал задумчиво разглядывать тюремный двор и макушки шпилей дворца за стеной.

– У тебя и так в голове сквозняк… – ироничный женский голос заставил его резво повернуться к двери. Глаза цвета замёрзших лепестков василька грустно и насмешливо смотрели на него.

– Ми… – начал он говорить и замер. Эта бледная хрупкая девушка не могла быть Миленой!

– Я присяду. Ноги быстро устают, – объяснила она без всякого жеманства и спокойно устроилась на его кровати. С любопытством оглядела комнату, решётку на полу, вернулась взглядом к растерявшемуся Роберу.

– Спасибо, что дождался меня. Нам действительно давно надо было поговорить… Я всё знала о тебе с самого начала, ещё с тех времён, когда мы были совсем маленькими детьми. Ты совершенно напрасно обвинил себя в обмане. Обманули в первую очередь тебя. И обманула я.

– Я тебя не знаю? – настороженно спросил Робер.

– Ты ведь уже понял, что знаешь, верно? Только боишься сказать это самому себе.

– Но этого не может быть!

– А то, что Милена Регант, пятилетняя малышка, могла без ущерба для себя выбраться из передряги, в которой не выживали и взрослые – это может быть?! А что, случаются чудеса, и внезапно появляется здоровая, сильная королева-воин, как будто бы не было многодневных переходов в холоде, без приюта, без пищи? А куда делась та испуганная, потерявшая родителей слабая изнеженная малышка, которая должна была умереть? Если не под топором палача, то от голода и болезней…

Робер потрясённо мотал головой, пытаясь отогнать от себя понимание происходящего. Слишком быстро рушилась построенная им гармония мира, пусть несовершенная, но объяснимая, где он уже выбрал свою роль и заставил себя смириться с ней.

– Увы, Робер, сказки не получилось, – девушка смотрела на него умудрённо-печальными глазами слишком многое понимающего человека. – Мне повезло, что рядом были преданные друзья, но даже они не смогли защитить от болезни. Да, я почти чудом осталась жива, но мои ноги… Они и сейчас с трудом держат меня, а в детстве я совсем не могла ходить. Где уж вставать во главе войска! Нелегко постоянно слышать за своей спиной шёпот: «Она умрёт со дня на день». И мне так хотелось восстановить справедливость!

Она помолчала, затем продолжила не опуская глаз:

– Я не могла воевать, но я училась думать. А однажды, проезжая через одну довольно зажиточную деревню, я увидела голоногую шуструю девчонку, которая дубасила двоих мальчишек намного старше себя. Я попросила Лебиса и Рема взять её с собой. У девочки не было родителей, она сама отстаивала своё место в жизни, и ей и мне тогда было по десять лет. Нам действительно повезло, что она так похожа на меня. Теперь она – королева-воительница. А я – её тень. Ненужная тень.

У Робера внезапно ослабли ноги, он прислонился к стене:

– Действительно, всё обман… Только… Мне так хотелось поверить в свои песни, что я даже не задумывался над сказочностью происходящего. Когда живёшь в выдуманном мире, необычному не удивляешься. Что же, за ложную веру платят вдвойне.

– Присядь рядом. Ты не спросил, откуда я всё знаю о тебе.

– Ким. Он так гордится службой у Милены Регант. А к королеве и близко не подходил, что меня очень удивляло. Я действительно думал, что он погиб, и боялся спросить об этом его отца – Рема.

– Не только. Помнишь цыганочку Зильфиру? Она была моими глазами около тебя, Робер.

– Её сожгли на костре, ещё живую…

– Она приносила мне твои песни… Мне было не так одиноко с ними. Я даже пробовала мечтать. Наивно, да?

И столько было в её взгляде и облике детской надежды и беззащитности, что Робер прижал девушку к себе, всей душой желая облегчить её боль. Она попыталась спрятаться в его объятиях.

– Ты не думай, я сильная. Я почти никогда не плачу… – слёзы ручьями текли из её глаз. – Просто сейчас мне нас очень жалко.

Робер чувствовал, как промокает его куртка, и нежно гладил мягкие волосы несостоявшейся королевы. Он с удивлением заметил, что Милена, пригревшись и успокоившись, тихо заснула в его объятиях. Он осторожно уложил её на свою постель, снял маленькие, показавшиеся ему детскими, туфельки и прикрыл одеялом. Робер прилёг рядом и долго рассматривал её бледное спокойное лицо. Пока незаметно не уснул сам…

Королевский совет заседал всю ночь. Чувствуя неуверенность королевы, никто не решался высказаться прямо за смертную казнь, хотя большинство было не против поддержать такое предложение. Словами об укреплении власти, о том, что надо показать твёрдость в борьбе с врагами трона и законной королевской династии, советники пытались подвести королеву к необходимости сделать твёрдый выбор. Она хмуро молчала.

Утром Лебис, возглавивший заседание совета, остановил вялое обсуждение и вопросительно посмотрел на девушку:

– Ваше Величество, пришло время решать. Осталось только Ваше слово.

Королева встала, обвела взглядом присутствующих, глухо проговорила:

– Я соглашусь с любым решением Королевского совета. Но не сегодня. Завтра, всё завтра… – она устало вышла из-за стола, удалилась, не оглядываясь на бывших врагов и постоянных советников королей.

Телохранитель королевы Фрам сопровождал её. Королева шла в неопределённом направлении, создавалось впечатление, что она не знает, куда надо идти. После получасового плутания по коридорам дворца Фрам попробовал вмешаться:

– Наверное, Вам хотелось бы отдохнуть?

– Не сейчас… Ты знаешь подземный ход в тюрьму?

– Разумеется, – Фрам насторожился.

– Тогда идём…

– Стоит ли? Зачем сейчас?… – растерянно попробовал остановить он королеву.

Она подозрительно оглянулась на него:

– Если ты не отведёшь меня к нему немедленно, я просто пришпилю тебя к стене, – меч королевы прижался к груди Фрама.

– Да, да, хорошо…

Проворчал про себя, когда королева подтолкнула его концом меча:

– До чего женщины нетерпеливы! Сначала – срочно замуж, потом – срочно избавиться от мужа… Нет, лучше быть вечным женихом.

…Королева неслышно подошла к тюремной двери и ударила рукоятью меча дремавшего у стены стражника. Тот глухо хрюкнул и осел по стенке на пол. Фрам огорчённо поморщился, но промолчал, увидев поднятый к своему носу кулак королевы.

– Сторожи тут! – приказала она и осторожно открыла дверь в камеру Робера. Фрам обхватил свою голову руками и обречённо скорчился рядом с сидящим бесчувственным стражником, ожидая криков королевы. Но тишина удивила его, он встал и заглянул в дверь. Поражённый, прошёл внутрь.

Королева с обнажённым мечом стояла над безмятежно спящим Робером, ласково обнявшем хрупкую красивую девушку, лицом очень похожую на королеву. Стальная решётка, так заботливо выломанная накануне, стояла, прислонённая к стене под окном. Фрам закатил глаза:

– Господи! Вместо того, чтобы самому уйти, он сюда бабу приволок…

Дикими глазами королева впилась в его лицо:

– Убью…

– Опять?! – возмутился Фрам, пытаясь криком разбудить Робера.

Меч королевы описал странную кривую и устремился к лежащей девушке. Робер ногой встретил опускающуюся руку королевы, меч выскочил из её руки и упал на кровать, чудом никого не задев. Настоящая Милена проснулась и молча скатилась с низкой кровати на пол, освобождая Роберу пространство для боя. Робер вскочил и прыгнул на королеву, достающую кинжал из сапога. Они упали в странном объятии, покатились по полу. Милена отползла в сторонку и, узнав нападавшую, закричала:

– Люция! Опомнись! Сестра!

Королева среагировала на своё настоящее имя и обмякла под телом придавившего её Робера. Кинжал выпал из расслабленной руки. Фрам растерянно вертелся рядом:

– Отпусти её сейчас же, Робер! Иначе я ударю тебя! – Фрам своим мечом надавил на шею лежащего принца.

Робер прижал руки Люции к полу, заглянул в её лицо:

– Ты могла убить Милену…

– Если бы я смогла…

– Она не предавала тебя, слышишь?! И я не предавал. Только поверишь ли ты мне теперь? Люция…

Двое замерли, как бы заново узнавая, вглядывались в глаза друг друга. Слишком многое разделило двоих, у каждого оказались разрушенные тайны, грозящие гибелью. Только их тела хорошо помнили жаркие отчаянные объятия, колючее сено в июньском стогу, запахи томного лета и ночного костра.

Настоящая Милена поднялась, прислонилась к стене. Печально склонила голову, стараясь не смотреть на супругов.

– Отпусти королеву, Робер, – почти взмолился Фрам.

– Отстань! – одновременно прикрикнули на него лежащие.

Фрам передёрнул плечами и отошёл, ворча:

– Ну и разбирайтесь сами!

Двое, казалось, отрешились от всего, Робер склонился к губам девушки:

– Люция… – и не удержался от поцелуя.

Милена вжалась в стену, потом опрометью бросилась вон. В глазах её блестели слёзы. Фрам бочком продвигался к двери, стараясь убраться по возможности бесшумно.

Робер перевёл дух, с трудом отрываясь от любимых губ.

– Это ничего не меняет… – королева уже пришла в себя и отрешённо смотрела на него.

– Ничего… Простите, Ваше Величество, если помял Ваш костюм! Не хотел, – сердито ответил Робер, поднимаясь.

Опальный принц отвернулся от королевы, отошёл к открытому окну. Люция встала, подняла кинжал. И полоснула им по своей ладони. Сжала кулак, наполненный кровью:

– Я королева. Теперь – настоящая!

* * *

Утром Робер узнал решение королевского совета. Казнь назначалась на следующий день. Северные бароны, когда-то соблазнившие Гордона Лекса властью и местью и требовавшие от него соблюдения хотя бы видимости законности, в том числе и утверждения наследника, которого признали бы соседние государи и церковь, теперь спокойно посылали этого самого наследника на смерть, лишь бы доказать свою преданность новой королеве. Казнь устраивала всех – и баронов, и церковных иерархов, и приближённых королевы. У владетельных баронов уже вызревали планы, как с наибольшей выгодой для себя пристроить замуж юную королеву-вдову. Пока предполагалось сочетать браком её и барона Керока Лекса, чтобы приостановить войну, длившуюся почти с самого воцарения Гордона Лекса. В дальнейшем можно было бы и пересмотреть предполагаемые действия. В этих планах на жизнь Робера уже не существовало.

Сообщивший Роберу новости Сэмюэль с укором и мольбой заглядывал ему в глаза. Он в который раз рассказывал о приготовленном побеге, о лёгкой и, несомненно, удачной дороге к Пограничью, о незаменимой помощи Керока, который до последнего момента будет ждать на лотрекской дороге. Робер делал вид, что не слушает.

День тянулся невыносимо долго, а когда закончился, показалось – промелькнул. Робер в который раз подошёл к окну, вдыхая похолодевший ночной воздух. Ему вдруг до невозможности захотелось уйти в вольные приветливые леса, так часто охранявшие его от опасности. Они, казалось, звали его из-за городских стен запахами хвои, еле слышными голосами ночных птиц. Леса, где он был когда-то любим и свободен… Но снова в его глазах ночь заклубилась дымом костров, уносящих в небытие дорогих ему людей.

Всё существо Робера жаждало жизни, молодое и сильное тело его не хотело ложиться в землю! Если бы он мог найти выход, достойный его совести!

Робер так и не смог заснуть до рассвета. Он встретил появление солнца, как будто видел его первый раз. Или последний. Он всматривался в небо жадно, словно впитывал глазами краски бледной бирюзы, розовых, оранжевых, золотых абрисов лёгких облаков у горизонта. И, едва небосвод стал насыщенно-голубым, глубоко вздохнул: какое это счастье – просто видеть небо. Переменчивое небо – неизменное навсегда.

За ним пришли.

Четверо солдат с мечами и кинжалами за поясом, в лёгких кирасах, настороженно прошли к нему, пятый – плотно прикрыл дверь в коридор, пропустив только неуклюжего сиреневолицего мужчину со свитком в руках. Что-то в их поведении очень не понравилось Роберу, но он постарался скрыть своё раздражение. Он внутренне усмехнулся, подумав: «А кому могут понравиться люди, уводящие на казнь?»

Вошедший, явно придворный щёголь, разглядывал Робера снизу вверх, презрительно оттопырив влажно блестевшую толстую губу.

– Ты кто? – прикрикнул на него Робер, которому пришлось не по вкусу столь пристальное и неприязненное разглядывание.

– Я?! – басом возмутился придворный. – Я – граф Солос Ромуаль! Представитель Королевского совета! Тебе надлежит выслушать решение Её Королевского Величества и высокого совета.

– Раз надлежит, послушаю, – Робер отошёл от окна и устроился поудобнее на кровати. Солдаты дёрнулись было помешать ему, но Робер глянул на них так, что они отступили, едва не огрызаясь, как собаки, увидевшие хлыст нелюбимого хозяина.

Посланник Королевского совета выставил вперёд ногу, торжественно развернул свиток и, откинув лысеющую голову назад, открыл рот.

– Покороче, пожалуйста! Мне не терпится услышать суть! – усмехнувшись напыщенности посланника, перебил его Робер.

Граф Солос Ромуаль возмущённо надул щёки, гневно блеснул в сторону пленника глазами. С натугой ответил:

– Хорошо. Перейдём прямо к сути, – глаза его злорадно прищурились. – Сегодня, немедленно и тайно будет казнён самозванец, обманом присвоивший себе имя и титул графа Донована, а также известные имена Чёрного Ангела и Поющего Рыцаря. Данный самозванец – приблудный цыган по имени Роб, он ложью и колдовскими чарами заставил королеву дать ему звание и титул принца и наследника, чтобы затем коварно убить всеми любимую и почитаемую королеву и захватить трон.

Робер слушал всё внимательнее.

– Но верный Её Королевскому Величеству совет владетельных и почтеннейших баронов с помощью барона Керока Лекса выяснил всё о пропавшем младшем сыне барона Гордона, о смерти на костре Чёрного Ангела вместе со всеми своими соратниками, выявил и опознал злодея и преступника. И приговорил его к казни через отрубание головы! Голову надлежит выставить на Королевской площади в назидание всем врагам трона! – смакуя каждое слово, певуче-торжественно пророкотал посланник.

– Та-а-ак… Только меня это почему-то не устраивает.

Граф Ромуаль, удовлетворённо ухмыляясь, смотрел на Робера и медленно сворачивал свиток:

– Я внимательно выслушал последнее слово приговорённого и обязательно передам его высокому совету. Вместе с головой. Сиятельные бароны сумеют оценить твою последнюю шутку, цыган!

Робер встал. Глумливая ухмылка мигом слетела с лица Солоса, он отступил к двери и закричал:

– Убейте его! Сейчас!

Два меча с разных сторон рванулись к шее Робера. Он упал спиной на кровать, перевернулся через голову, оказавшись с другой стороны широкого ложа. Один солдат оставался у дверей, второй – у окна, трое нападали уверенно и спокойно.

Робер резко поднял деревянную кровать, мечи проткнули перину и впились в доски, но Робер не успел толкнуть её на солдат: третий нападавший в это время зашёл со спины, коротко замахнулся. Принц прыгнул на него, поднырнув под руку с мечом. Солдат не успел выхватить кинжал, Робер свернул ему шею. И едва избежал удара по спине другого солдата, резво откатился и, вскакивая, подхватил меч убитого. Промахнувшийся ещё пытался восстановить равновесие, а меч Робера уже вонзился в его незащищённое горло. Брызнула тёмная кровь.

– Я думал, вы пришли за моей головой!

Посланник оттолкнул от двери солдата:

– Помоги им! Что стоишь?!

Тот ринулся вперёд. Все нападающие к тому времени достали и кинжалы. Роберу не позволили приблизиться к убитым и вооружиться: его одновременно атаковали двое, ещё один прятался за кроватью, карауля каждое неосторожное движение пленника.

Теперь нападавшие стали очень осторожными, но отступать не собирались. Робер мельком удивился, что посланник не позвал никого на помощь из коридора. Неужели там никого нет? Тогда у Робера появлялась маленькая надежда прорваться. Вопрос – куда и зачем?

Нельзя задумываться во время драки – эту истину едва не вколотили в голову Робера. Он чудом уклонился от просвистевшего меча, ответил, – его меч шаркнул по железу. Солдаты имели перед ним слишком большое преимущество, и Робер прибавил темп. Он схватил серебряный поднос. И вовремя: в него полетел кинжал. Яблоки посыпались под ноги наступающим, что немного отвлекло их. Робер отскочил назад, и рухнувшая в это время кровать не задела его, а открыла затаившегося солдата. Тот не успел защититься от удара. Краем глаза принц заметил, что посланник судорожно толкает дверь и не может её открыть.

Спустя минуту на полу лежали все пять солдат, а Робер пытался отдышаться. Несколько царапин на руках обильно кровоточили. Робер поднял взгляд на графа. Тот затравленно поглядывал из угла, куда забился, так и не открыв дверь. Робер протянул к нему руку:

– Дай.

Испуганный посланник ничего не понимал, он только сильнее вжимался в стену, скрючившись и крепче прижимая к груди бумагу. Про свой кинжал в богато изукрашенных ножнах он даже не вспомнил. Робер приблизился к нему, вытащил бумагу из сжатых пальцев, развернул приказ. Покачал головой:

– Почему же нет подписи и печати королевы? Неужели она не согласилась с таким прекрасным решением просветлённого совета? А?! – рыкнул он на посланника.

Тот дёрнулся и попытался ответить:

– Н-не…

Робер отбросил бумагу и, прихватив посланника за камзол, поставил его на ноги:

– Подробнее. Пожалуйста…

Посланник совета едва стоял на тряпичных ногах:

– Н-не… знает…

– Так, королева не знает. Что? – почти деликатно задал вопрос Робер, легко встряхнув полуобморочного графа.

– Сначала – убить, потом – доложить к-королеве… Так п-проще…

– Ну и как, п-проще?! – переспросил Робер, отпуская Солоса. Тот расслабленно съехал по стене, тупо глядя на преступника, который его почему-то не убил.

– Чёрт побери! А мне-то что делать? – Робер чувствовал себя полным идиотом.

Тупые удары и крики раздались за дверью. Робер приготовился к схватке, прихватил второй меч, сунул кинжалы за голенища сапог.

Дверь распахнулась в коридор, в неё влетел Фрам с отрядом личной охраны королевы. Меч его был в крови. Он удивлённо застыл, разглядывая погром и Робера, готового снова драться.

– А мы тут… мимо проходили. Случайно, – заявил Фрам, успокаивающе приподняв руки.

– Ага. И решили заглянуть ко мне? Случайно.

– Как видишь… – Фрам облегчённо засмеялся и убрал оружие.

– Знаешь, меня всегда удивляло, что такой легкомысленный парень, как ты, служит телохранителем королевы. Как тебе доверили такое серьёзное дело?

– Ах, Робер! Каждую минуту видеть скучную физиономию серьёзного дурака – ни одна королева не выдержит. А я и весел, и не дурак. Легко со мной. Особенно дамам.

Робер непроизвольно улыбнулся лукавому выражению на лице Фрама.

– Я тут кое-что узнал… – Фрам покосился на Солоса.

– Случайно? – наивно спросил Робер.

– Совершенно, – так же откровенно ответил телохранитель королевы. – Итак, я узнал, что королеве хотят помочь принять одно решение. Которое ей может не понравиться.

– Ей не понравилось?

– Очень.

– Что же она решила?

– Она сама желает поговорить с тобой, Робер.

Робер задумался.

– Хорошо. Где?

– Она ждёт тебя. За городом. Я провожу.

Робер удивился:

– А как же… моя казнь?

– Будем считать, что она состоялась, как и решил Королевский совет. Вот и свидетель есть. Да, Ваша Светлость? – шутовски поклонился снова прижавшемуся к стене графу Фрам.

– Конечно, конечно! Нет более надёжного свидетеля, чем я. Я служил многим, мне доверяют… – торопился высказаться пришедший в себя посланник.

– Значит, я уже мёртв?

– Можешь не беспокоиться, официально – без сомнения! – Фрам открыто улыбался. – Не позволите ли освободить своё бренное тело от ненужного железа?

– Оружие я не отдам! – насторожился Робер.

– Это, конечно, железо, но совершенно небесполезное, – Фрам выразительно окинул взглядом трупы на полу. – На этот раз я имею в виду кандалы.

– Странно, почему мне не хочется тебе возражать?

* * *

Лёгкий освежающий туман испарялся под тёплым утренним солнцем. Королева с маленьким отрядом встретила Робера на перекрёстке двух дорог. Она стояла возле каменного креста на перепутье и молилась. Приехавшие спешились и преклонили колени. Королева повернулась к ним, глядела поверх голов:

– Робер Лекс, ты многое сделал для меня и моего королевства. Я умею быть благодарной и стараюсь поступать справедливо со своими подданными. Даже, если они совершают… бесчестные поступки.

Она жестом остановила пытавшегося заговорить Робера:

– Королям внимают, а не перебивают! Я решила оказать тебе милость: я дарую тебе жизнь и свободу. И освобождаю тебя от клятвы, данной мне. Я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Сегодня ты покинешь страну. Навсегда. Под страхом пыток и смерти я запрещаю тебе возвращаться. Это всё. Чтобы никому не вздумалось нарушить мою волю, я лично провожу тебя до границы с Лотреком.

Королева махнула рукой, ей подвели коня. Она легко вскочила в седло, привычно огладила конскую шею. От этой мимолётной ласки у Робера прошёл озноб по спине. Если он и хотел что-то сказать в своё оправдание, взгляд королевы, равнодушный и ускользающий, остановил его.

Как он вообще мог на что-то надеяться! Действительно, как сказала настоящая Милена Регант, сказки не получилось. Королева, сама не подозревая об этом, всё-таки вынесла ему смертный приговор. Неужели – судьба?

Они скакали быстро, и никто не нарушил тяжёлого молчания. Даже весельчак Фрам был мрачно-серьёзен. Он тоже надеялся на другое решение.

Всадники остановились в нескольких милях от гряды невысоких лесистых холмов, обозначавших границу с Лотреком. Королева, по-прежнему не глядя на Робера, холодно кинула:

– Прощай.

– Ну что же, жена…

Королева почти задохнулась, вытянулась в седле, хватаясь за рукоять меча:

– Что?! – она яростно смотрела прямо в его глаза.

– Вот видишь, как быстро кончается всё хорошее… Ты опять готова убить меня?

Робер не видел в глазах жены ничего, кроме ненависти. Она с трудом сдержала себя.

– Тогда я скажу кое-что. На прощание.

Робер открыто и печально смотрел на женщину, которую так долго и преданно любил:

– Так получилось, что каждый близкий мне человек пытается обязательно отнять у меня либо свободу, либо жизнь. Я не смог сохранить любовь, не смог защитить друзей и уничтожить врагов… Я оказался слабее жизни. Я долго думал и понял: так будет всегда. И решил уступить. Надежда уже умерла, теперь моя очередь. Прощайте! – Робер поднял руку, развернул коня и неторопливо поехал по дороге в сторону лотрекской границы. Он слышал, как всадники за спиной молча развернулись и быстро поскакали назад, возвращаясь в столицу. Он снова был свободен. От любви, от долга, от чести…

Неправда, что за грехи отцов не отвечают их дети. Неправда. В жизни чаще расплачиваются именно невинные. За всё.

Лишь одна надежда согревала сердце Робера – Керок. Он сможет отомстить отцу. Только не надо ему мешать…

Робер заметил в кустарнике на краю леса засаду. Узнал в чёрном всаднике Керока. Облегчённо вздохнул, горько усмехаясь своей удаче. Отпустил поводья и медленно расстегнул куртку, показывая, что под ней нет кольчуги, потрогал пальцами материнский медальон. Дрожь сомнения охватила Робера, он ещё мог уйти, спастись. Если бы знал, зачем… Откуда-то издалека доносился лай собак, видимо, где-то охотились, загоняя зверя, полные жизни и азарта люди. Робер подумал, что и сам стал бесправным зверем, обречённым на смерть.

Спокойный шаг коня приближал принца к деревьям. Арбалет брата поднялся, твёрдо направленный в грудь Робера. Братья прекрасно поняли друг друга.

Робер не сдержался и в последний раз оглянулся назад. Люция с охраной отъехала уже достаточно далеко. Она не оглядывалась. Робер с грустной нежностью улыбнулся ей вслед и почти приветливо посмотрел в лицо своего убийцы. Тетива освободилась, и стрела вонзилась в тело, разрывая кожу. Зелёно-синий мир закружился, потемнел и исчез.

Оглавление

Часть 1 Сила власти Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg