«Побег в юность»

Пикуль Валентин

Побег в юность

1

Роман Иванович Олешев, человек уже немолодой, вида унылого, за что был прозван в насмешку "плакучей ивою", работал главным калькулятором в бухгалтерии знаменитого на весь город ресторана "Универсаль".

Работа его была довольно-таки сложной. В вечернем меню ресторана насчитывалось свыше сорока различных блюд, продукты поступали на кухню по государственным и по рыночным ценам - все это делало калькуляцию такой запутанной и хитрой, что, пожалуй, только один Олешев и мог свести ее к безукоризненному ажуру.

Однако в бухгалтерии Романа Ивановича ценили как опытного работника, но зато и недолюбливали как человека черствого и безрадостного.

Уборщица в канцелярии ресторана уже привыкла, что Роман Иванович появлялся в бухгалтерии постоянно первым, вешал на гвоздь свое старомодное пальтишко, с помощью ненужной бумажки стаскивал с ботинок сияющие галоши и, пригладив редкие волосы, садился на рабочее место, проверяя ладонью чистоту настольного стекла.

Запоздавшую сотрудницу Олешев никогда не бранил, а только вежливо осведомлялся:

- Любовь Осиповна, вы не будете так любезны сообщить мне, сколько сейчас времени?

- Ой, Роман Иванович, - смущалась женщина, уже восемь минут как я запоздала. Извините, пожалуйста.

- Ничего, с кем не бывает, - тихо отзывался Олешев, - а я было решил, что у меня опять спешат часы. Да, кстати, - добавлял он спокойно, - этот баланс я подписывать не стану. Его следует переделать заново, ибо по нему за прошлый месяц наш "Универсаль" потерпел убыток на семьдесят три копейки.

Взбешенная такой скрупулезностью, счетовод забирала громадную "простыню" отчетной ведомости и, чуть не плача, начинала подводить новый баланс. Роман же Иванович, придвинув к себе арифмометр, невозмутимо крутил его зыкающую ручку, хлестко кидал костяшки на счетах и в каждой из бумаг придирчиво отыскивал ничтожные огрехи своих счетоводов.

Но - странно, в работе Олешев не воодушевлялся; казалось, что подсчет цифр не доставляет ему того артистического удовольствия, какое всегда имеют от любимого занятия люди, и он просто отбывал за деньги наскучившую ему трудовую повинность.

Оттого-то, наверное, за его сутулой спиной часто раздавались такие нелестные отзывы:

- Вот бюрократ! Ну и чинуша! Бумажная крыса. Чтоб ты сдох, чертова кукла! И как жена только живет с ним, - вот, должно быть несчастная женщина.

В бухгалтерии знали, что Роман Иванович давно женат и что сын его погиб на погранзаставе, а дочь вышла замуж за полярного летчика и укатила с ним, кажется, на Чукотку.

- От такого грызуна и подальше сбежишь! - говорили иногда в канцелярии женщины, обсуждая все мотивы невозможности мирного сосуществования с таким человеком, каким представлялся Олешев большинству сослуживцев.

2

Восьмого марта женщинам (а в бухгалтерии работали почти одни женщины) пришла в голову озорная и веселая идея - зазвать Романа Ивановича к себе на девичник и.

- И знаете, что? - предложила Маша Колосова, самая молодая, а потому и самая проказливая. - Давайте напоим как следует сухаря несчастного. Просто интересно, что из него получится?

Роман Иванович, к удивлению сотрудников, от приглашения не отказался и самолично составил список участников праздничной складчины. Быстро прикинув, сколько и чего требуется для стола, Олешев подсчитал, что с каждого приходится по два рубля и восемьдесят с чем-то копеек новыми деньгами. Естественно, что все выложили на стол по три рубля ровно.

Садясь в троллейбус вместе с женщинами, нагруженными покупками, Олешев был настолько галантен, что взял пожилую красавицу Любовь Осиповну под руку и даже пролепетал ей какую-то неловкую любезность, от которой Маша Колосова прыснула в кулак от смеха.

Задуманный план - напоить Романа Ивановича (этот коварный и мстительный план, созревший в очаровательных женских головках) коллективу бухгалтерии удалось осуществить: главный калькулятор ресторана "Универсаль" быстро и сильно охмелел.

Но опьянение выразилось у него как-то странно. Сначала он показал женщинам, как надо танцевать по всем правилам моряцкую "джигу", причем пожелал тут же научить этому танцу и Любовь Осиповну. Выпив еще стопку, Олешев вызвался спеть песню, прозвучавшую весьма подозрительно для женского праздника. В этой песне были, например, такие слова:

У Порторико брось причал!

На берегу ждет каннибал.

Чек-чеккелек.

В котел красотку суй живей

Со всем, что есть на ней и в ней:

Была мягка, сладка, нежна

Ешь, вкусней теперь она!

Чек-чеккелек.

- Жаль только, - заметил Роман Иванович, - что у нас не имеется кастаньет. Матросы Карибского моря любили распевать в старину эту песню под грохот кастаньет.

Когда же Роман Иванович охмелел порядком, две сотрудницы вызвались проводить его до дому, и потом они рассказывали, что всю дорогу главный калькулятор, не стесняясь прохожих, размахивал руками, долго объяснял женщинам, как завершается постановка парусов при сильном ветре.

Но на следующий день, когда женщины пришли на работу, Олешев уже сидел за столом и, как ни в чем не бывало, жужжал своим арифмометром, по-прежнему невозмутимый и строгий. Женщины тогда поняли, что план их удался лишь наполовину, и снова затрепетали перед грозным начальником.

А весной, когда в холодных блюдах ресторана появились первые огурцы в сметане и ресторанный кот привел на кухню покормить на казенных харчах свою новую подругу жизни, - вот тогда-то Роман Иванович Олешев не явился однажды на работу.

И было так странно видеть пустой его стол, не подписанные им бумаги, что все в бухгалтерии даже как-то невольно растерялись. Однако решив, что Олешев просто схватил где-нибудь весенний грипп, скоро успокоились.

Но, правда, ненадолго.

В один из этих дней пришла в бухгалтерию скромно одетая женщина лет пятидесяти. Лицо ее, милое и моложавое, хранило на себе следы какой-то страшной усталости, запавшие глаза были обведены темными кругами переутомления и бессонницы.

- Я жена Романа Ивановича, - тихо назвалась женщина. - Скажите, пожалуйста, когда он последний раз был на службе?

Ей ответили, и Олешева выговорила в отчаянии:

- Где же он?.. Дома нету. какой уже день все милиции обегала, хочу в морг пойти. он всегда был такой аккуратный! Это впервые в жизни.

Она не выдержала и тихо всплакнула. Женщинам стало жаль ее. Они начали, как это водится в подобных случаях, утешать ее бодрыми рассказами, что вот, мол, у моей подруги тоже муж куда-то пропал, но потом явился, как стеклышко. Оказывается, он был там-то и там то. ну и так далее!

Жена Олешева внимательно выслушала все эти занимательные новеллы и, попрощавшись, тихо ушла. Хорошая, добрая женщина, как подумалось тогда про нее всем.

И потому, когда Маша Колосова, фыркнув, сказала:

- А что, девочки, если у нашего старого пирата любовница завелась?

Все тогда накинулись на Машу, и общий приговор был таков, что она глупая девчонка и даже бесстыдница.

А стол Романа Ивановича пустовал еще долго и сесть за него снова ему было уже не суждено.

3

Екатерина Михайловна, как звали жену Олешева, вышла на перрон незнакомого полярного города, и ее сразу же поразил воздух - он как-то резанул ее йодистым запахом моря и свежей рыбы.

Боясь воров и жуликов, она стиснула меж колен дорожный чемоданчик и нерешительно огляделась. Разбросанные по скалам небоскребы высились рядом с гнилыми бараками пакгаузов, в пасмурном небе плыл четкий квадрат метеозмея, кричали корабельные сирены, в глазах рябило от моряцких эмблем и нашивок, а какая-то девица, расставив ноги в болотных сапогах, кричала с перрона:

- Ах ты, мякиш пеньковый, только вот посмей мне, так я тебя выстираю!..

Оглушенная и оробевшая, Екатерина Михайловна выбралась на привокзальную площадь. Взяла такси:

- Ничего-то я здесь не знаю, - обратилась она к шоферу. Уж отвезите вы меня, пожалуйста, до порта.

Вдоль полосы портовых причалов высились тупые бивни корабельных форштевней; здесь же на досках причалов матросы драили щетками громадные полотнища парусины, и шофер привычно гнал "победу" прямо по густо намыленным тентам.

- Может, заодно уж, и где "Александр Матросов" стоит, знаете? спросила Екатерина Михайловна.

"Александр Матросов" оказался пузатым, с крепкой грудью, океанским буксиром, почерневшим от тяжких и неустанных трудов. Волна сильно качала его, перекинутая на пирс с его борта сходня ерзала под ногами, и Екатерина Михайловна очень боялась упасть в воду.

Какой-то человек в промасленном ватнике и с трубкой в зубах подхватил ее за локти, бережно поставил на скользкую палубу:

- Кому прикажите доложить? - спросил он игриво.

- Мне бы Олешева, я жена его. Вот. приехала!

- А-а-а, - нисколько не удивился моряк, как будто жены к Олешеву приходили каждый день. - Идите под полубак, третья дверь от камбуза. Вы, что такое камбуз, знаете? Так вот, третий клинкот по левому борту. Каюта кочегаров, там написано.

В каюте, куда прошла Екатерина Михайловна, молодой здоровяк матрос играл с пушистым котенком. В иллюминатор залетали брызги, по столику перекатывалась, грозя разбиться о палубу, пустая бутылка из-под вермута.

Парень выслушал женщину и сразу взялся за кепку:

- Это можно, - с готовностью сказал он. - Только супруг-то ваш сейчас на подогреве котлов. Пойдемте - я покажу, где он.

Они вышли к площадке крутого трапа, матрос помог Екатерине Михайловне спуститься вниз и, крякнув, толкнул перед собой тяжеленную стальную дверь. В лицо сразу полыхнуло горячим жаром, замутило от противного запаха перегретого масла, навстречу рванулось яростное шипение пара, свистящий вой котельных форсунок.

- Эй, Олешев! - гаркнул матрос, перешагивая через высокий комингс. Тут к тебе пришли.

Екатерина Михайловна заглянула внутрь и отшатнулась: ее муж, Роман Иванович, всегда такой чистюля и аккуратист, сейчас стоял, опираясь на лопату, раздетый до пояса, в каких-то рваных брезентовых штанах, и по его усталому, похудевшему телу стекал крупный, обильный пот.

Боясь войти в эту корабельную преисподню, пышущую огнями, Екатерина Михайловна прислонилась плечом к острому горячему косяку двери и. заплакала. Роман Иванович отбросил лопату и крикнул кому-то в полумрак кочегарки:

- Васька, подсмени-ка меня на часок, потом сочтемся по дружбе. Он слегка обнял жену, подталкивая ее к выходу, и ласково попросил:

- Ну-ну, хватит, что ты! Не надо плакать. все очень хорошо. Ты даже не знаешь, как все хорошо!..

Муж умылся, привел себя немного в порядок, и они поднялись на причал.

- Пойдем, - сказал Роман Иванович, беря жену под руку, - тут неподалеку есть одно место, посидим.

- Куда это? - рассеяно спросила жена.

- Там увидишь. Больше-то все равно здесь некуда деться, не стоять же на причале.

Он привел ее в портовую закусочную, стены которой украшали "Девятый вал" Айвазовского, никого здесь не пугающий, и грозные напоминания о штрафе для тех, кто осмелится заниматься "распитием спирто-водочных изделий".

Екатерина Михайловна, никогда не бывавшая в заведениях подобного рода, присела за столик. Дружинники как раз выводили пьяного матроса, а нервная толстая официантка кричала ему вслед:

- Чтоб ты потоп, зараза! Вот приди только еще раз, так я ребятам с танкера "Юкагир" скажу. они тебя выдрают, как медяшку. Не будешь приставать к честным девушкам!

- Ромочка, милый мой, уйдем отсюда, - взмолилась Екатерина Михайловна. - Уйдем, прошу тебя.

- Да, - покорно согласился муж, вставая, - здесь, конечно, не "Универсаль", а я уже не главный калькулятор.

Направляясь к дверям, Екатерина Михайловна чуть было снова не расплакалась.

- Боже мой. Боже мой! - в растерянности повторила она несколько раз.

Выбравшись из порта в город, они зашли в столовую Междурейсового дома моряков и долго молчали, сидя друг против друга, разделенные букетом искусственных цветов.

Наконец Роман Иванович спросил:

- Ты деньги от меня получила?

- Да, спасибо, - отозвалась жена. - Что это за деньги?

- Это моя получка, причем - первая!

- И такая маленькая? - грустно улыбнулась Екатерина Михайловна.

- Погоди, - утешил ее муж, - сейчас я только ученик кочегара. Пройдет месяца два, сдам экзамен, и мне поручат нести самостоятельную вахту. Тогда я буду получать много больше.

Официантка с размахом поставила перед ними две тарелки с солянкой. Жена неохотно взялась за ложку, и подбородок ее снова дрогнул в сдерживаемых слезах, когда она увидела, как по-голодному накинулся ее муж на еду.

- Разве на корабле плохо кормят? - спросила она.

- Наоборот, очень хорошо, - ответил Олешев. - Но мне теперь никогда не хватает. Знаешь, тяжелая работа, свежий ветер, вокруг мужская компания, все здоровенные парни - вола съедят. Ну и я, глядя на них. сама понимаешь!

Роман Иванович не постеснялся доесть и порцию жены, от компота отказался и торопливо допил бутылку пива.

- Теперь пойдем, - сказал он, позволив жене расплатиться за обед. Пойдем, мы должны поговорить.

4

Они долго беседовали о пустяках, старательно обходя то главное, что неизбежно должно было всплыть в разговоре. И только усевшись на скамейке бульвара, вдоль которого ветер гнал сухой и колючий песок, Екатерина Михайловна решилась спросить:

- Ну а теперь скажи: зачем ты все это сделал?

Человек, с которым она прожила столько лет, вместе с которым оплакала гибель сына и выдала замуж взрослую дочь, - теперь этот человек сидел перед ней каким-то новым и праздничным, несмотря на обтрепанную бахрому своих штанов, чем-то совсем непохожим на прежнего. И было сейчас в нем что-то непостижимо гордое, почти мальчишеское, озорное.

- А ты разве не поняла? - с вызовом переспросил он.

Екатерина Михайловна ответила с печалью в голосе:

- Если бы не твои годы, я могла бы понять, но. скажи, ты не будешь жалеть? Или уже стал жалеть?

- Я давно жалею. Очень давно.

- О чем же?

- О том, что не сделал этого раньше. Но раньше было просто нельзя. Я тянул свою канцелярскую лямку без любви и без желания. Ради тебя, ради семьи, и меня даже считали отличным работником. А вот, представь, задуманное в юности, оказывается, может мучить и в зрелые годы!

- Но зачем же было бежать тайком, по-мальчишески, не предупредив?

Роман Иванович слегка сгорбился:

- Я понимаю, это подло с моей стороны. Но так было задумано. Еще в ранней юности. Давным-давно. Когда я рос в Оренбурге и, никогда не видя моря, только грезил о нем. мне хотелось именно бежать! Бежать к морю! И вот, как видишь, я бежал.

Екатерина Михайловна, видать, не все понимала:

- Нам завидовали люди, - произнесла она в ответ на его признание. - У нас был такой прочный дом. Дочь за хорошим человеком. Тебе полагалась бы хорошая пенсия. И вдруг - все прахом!

Роман Иванович крепко стиснул жену за локоть:

- Да пойми же ты и меня! - почти выкрикнул он. - Я то ведь счастлив вот в этой робе, вот в этих штанах, за которые ты стыдишься меня, наверное. Мне тяжело было бы состариться, так и не исполнив своей мечты! Ну прошу тебя, пойми меня.

Жена отвернулась.

- Выходит, - сухо промолвила она в сторону, - выходит, что все эти годы со мною ты был несчастлив? И ты молчал об этом?

- Да нет же! С тобою-то как раз я был счастлив. Я любил наших детей. Я мечтал иметь внука от дочери. Но зато я никогда не был доволен своим трудом! Сейчас же я, пусть даже грязный, снопом валясь после вахты на койку, все равно самый счастливый!

Жена ответила не сразу, со вздохом:

- Ладно, если ты счастлив, я перечить тебе не стану. Только ответь, что делать мне? Ну да, мне.

- Как что? - удивился муж. - Переезжай сюда, в этот город. Будешь меня ждать, когда я в море.

- А еще что?

- А потом я снова уйду в море.

- И снова буду тебя ждать?

- Да. Поверь - в этом есть что-то очень славное! Мы всегда жили с тобою дружно, но теперь все будет еще лучше.

Олешев долго шарил рукою в кармане.

- Слушай, - сказал он, - дай-ка две копейки, надо бы позвонить в порт: мы должны перетягиваться к восьмому причалу. А я матрос еще молодой, и мне стыдно опаздывать к отходу!..

Он сбегал на перекресток к телефонной будке и скоро вернулся обратно. Екатерина Михайловна издали внимательно наблюдала, как он приближается к ней, пересекая улицу, подняв воротник пиджака от холода, разбрызгивая лужи большими матросскими бутцами, зябко засунув руки в карманы. Роман Иванович быстро шагал к жене, еще с панели весело крича:

- Через два часа. слышишь? А ночью потащим баржу на плес. Я думаю, завтра утром вернемся обратно!

Когда он приблизился к ней, Екатерина Михайловна встала и застегнула пиджак на его груди французской булавкой.

- Не спорь, - по-женски властно приказала она, - так будет теплее. И сразу пойдем в магазин - я куплю тебе шарф. А то смотреть-то мне на тебя тошно.

В универмаге Роман Иванович настоял на покупке самого дешевого шарфа и объяснил жене:

- Теперь мы с тобой должны быть экономнее. Но если ты хочешь сделать мне подарок, то зайдем в книжную лавку. Понимаешь, мне очень хочется иметь справочник котельного машиниста. Правда, можно бы взять и в библиотеке, но. мне же скоро сдавать экзамен. Надо подготовиться как следует!

Купленный справочник Роман Иванович по-школьному сунул за отворот пиджака и озабоченно глянул на часы.

- Знаешь, ты не сердись, но мне пора. сейчас ступай в гостиницу, а завтра утром мы, я надеюсь, вернемся к тому же причалу. Только, пожалуйста, не волнуйся!

Екатерина Михайловна проводила его до ворот порта.

- Ну что ж. иди, - сказала она. - Я буду ждать.

В гостинице свободных номеров не оказалось, и Олешева сильно огорчилась. Кто-то посоветовал ей обратиться в Междурейсовый дом моряков. Она пришла туда, но девушка-администратор сразу же наотрез отказала:

- Посторонним номеров не даем!

Екатерина Михайловна вздохнула и настойчиво постучала в захлопнутое перед нею окошечко:

- Вы обязаны мне дать, - твердо сказал она. - Я не посторонняя. Я жена моряка...