«Битва при Кадеше»

Кристиан Жак Битва при Кадеше

Карта Египта

Карта Древнего Ближнего Востока эпохи Нового Царства

Глава 1

Конь Данио скакал галопом по нагретой солнцем дороге, ведущей в Логово Льва — городок в Южной Сирии, основанный знаменитым Фараоном Сети. Египтянин по линии отца и сириец по матери, Данио получил почетную должность посыльного и занимался доставкой срочных депеш. Египетские власти предоставили ему лошадь, еду и одежду. Также он пользовался казенным жилищем в Силе, северо-восточном приграничном городе, и бесплатно жил на постоялых дворах. Итак, Данио вел прекрасную жизнь: постоянно путешествовал и частенько встречался с немного дикими сирийками, которые порой были не прочь выйти замуж за государственного чиновника. Но как только отношения приобретали серьезный оборот, он тут же исчезал.

Данио не хотел связывать себя узами брака. Ничего не значило для него в жизни больше, чем свобода и пыльная дорога, ведущая вдаль.

Власти отмечали его добросовестность и педантичность. С самого начала своей карьеры он не потерял ни одного послания и часто, чтобы угодить нетерпеливому отправителю, доставлял их раньше срока. Самым важным для него было доставить сообщение как можно быстрее.

После смерти Сети на престол взошел Рамзес. Данио, как и многие другие египтяне, боялся, как бы молодой фараон не разжег пламя войны и не бросил армию на завоевание Азии с надеждой восстановить огромную империю, центром которой когда-то был Египет. В течение первых четырех лет правления пылкий Рамзес расширил храм Луксора, завершил отделку огромного колонного зала в Карнаке, начал сооружение своего Храма Миллионов Лет на западном берегу Фив и построил новую столицу Пи-Рамзес в Дельте. Молодой правитель придерживался внешней политики, проводимой когда-то его отцом, Фараоном Сети, и соблюдал договор о ненападении с хеттами, грозными воинами Анатолии. Последние, по всей видимости, отказались от мысли атаковать Египет и признали его господство над Южной Сирией.

Если бы не возросшая до небывалых размеров военная переписка между столицей Пи-Рамзесом и крепостями Дороги Оруса, то будущее казалось абсолютно безоблачным.

Данио расспрашивал своих начальников — никто не знал ничего определенного. Но поговаривали о волнениях в Северной Сирии и даже в провинции Амурру [1], находившейся под влиянием Египта.

Было очевидно, что послания, перевозимые Данио, должны были подготовить комендантов крепостей Дороги Оруса и северо-восточную линию укреплений к скорому переходу в состояние боевой готовности.

Благодаря смелому поступку Фараона Сети, Ханаан [2], Амурру и Южная Сирия служили большой буферной зоной, защищавшей Египет от внезапного нападения. Конечно, приходилось постоянно следить за правителями этих беспокойных областей, чтобы при необходимости образумить их. Золото Нубии быстро устраняло малейшие попытки предательства, возобновлявшиеся время от времени. Присутствие египетских войск и воинские смотры, во время великих праздников так же, как и муссоны, были другими эффективными средствами сохранения хрупкого мира.

Не раз в прошлом крепости Дороги Оруса закрывали ворота и запрещали переход через границу любому иноземцу. Хетты никогда не пытались их атаковать, и страх перед трудными боями постепенно рассеялся.

Данио же был настроен оптимистично. Хетты знали силу и храбрость египетской армии, египтяне опасались свирепых и жестоких воинов-анатолийцев. Из страха быть обескровленными в результате прямого военного конфликта, обе стороны были заинтересованы в мире и ограничивались лишь словесными поединками.

Рамзес, занятый большим строительством, не намеревался провоцировать военное столкновение.

Данио пронесся галопом мимо стелы, обозначающей границу земли, принадлежащей Логову Льва. Внезапно он остановил лошадь и вернулся назад, пораженный необычной деталью.

Он спрыгнул на землю перед стелой.

Возмущению его не было предела. Он увидел, что многие иероглифы уничтожены. Магическая надпись, ставшая неразборчивой, больше не защищала местность. Виновный в злодеянии будет сурово наказан, ведь осквернение живого камня карается смертной казнью.

Вне всякого сомнения, Данио был первым, кто увидел это. Он сразу же решил сообщить местному военному правителю. Как только тот узнает о катастрофе — составит донесение на имя фараона.

Город окружала кирпичная ограда. Два сфинкса охраняли ворота с обеих сторон. В ошеломлении посыльный застыл на месте: большая часть ограды была разрушена, оба сфинкса, развороченные, лежали на земле.

Логово Льва подверглось нападению.

Ни звука не доносилось со стороны города, обычно такого оживленного. Не было слышно громких команд на тренировках пехотинцев и всадников, споров на центральной площади, около фонтана, звонких голосов детей и криков ослов… Необычная тишина душила Данио. Слюна жгла рот. Он открыл дорожную фляжку и с жадностью сделал несколько глотков.

Он должен был бы вернуться назад и поднять тревогу в близлежащей крепости, но любопытство взяло верх. Данио знал почти всех обитателей Логова Льва, от правителя до хозяина постоялого двора, некоторые были его хорошими знакомыми.

Конь заржал и встал на дыбы. Легонько похлопав коня по холке, Данио немного успокоил его, но животное отказывалось идти вперед.

Спешившись, Данио проник в молчащий город.

Хранилища для зерна и для воды были разворочены и разбиты.

От небольших домов остались одни руины. Ни один из них не избежал безумной ярости разрушителя, не пожалевшего даже дома правителя.

Стены храма также не уцелели. Божественную статую разбили ударами молотка.

В колодцах — трупы ослов. На центральной площади — остатки костра, на котором были сожжены папирусы и мебель.

Запах.

Липкий, едкий, тошнотворный запах достиг его ноздрей и привел к мясной лавке, расположенной на северной окраине города под широким навесом, защищавшим от солнца. Именно там разделывали быков, варили куски мяса в огромном котле и жарили птиц на вертеле. Это было шумное место, где Данио охотно обедал, когда донесения были доставлены.

У него перехватило дыхание.

Они все были там: воины, торговцы, ремесленники, старики, женщины, дети. С перерезанными глотками, сваленные в кучу… Правитель был посажен на кол, а три военачальника — повешены на балке, поддерживающей кровлю мясной лавки.

На деревянной колонне виднелась надпись на хеттском языке: «Победа армии могущественного правителя Хеттской империи Муваттали. Так погибнут все его враги.»

Хетты… По их обычаю, они совершали набеги с крайней жестокостью, не оставляя в живых ни одного из своих противников. Но на этот раз они вышли за пределы своего влияния, совершив нападение недалеко от северо-восточной границы Египта.

Панический страх обуял посыльного. Вдруг хеттские отряды все еще бродят в окрестностях?

Данио отступил, не в силах оторвать свой взгляд от ужасного зрелища. Как можно быть настолько жестокими, чтобы так зверски убить людей и оставить их тела непогребенными?

Когда Данио вернулся к воротам города, его охватила нервная дрожь.

Конь исчез.

Встревоженный, посыльный вглядывался в горизонт, боясь увидеть приближающихся хеттских воинов. Внизу, у подножия холма, показалось облако пыли.

Повозки… Повозки направлялись в его сторону! Обезумевший от страха, Данио бросился бежать со всех ног.

Глава 2

Пи-Рамзес, новая столица Египта, построенная Рамзесом в самом центре Дельты, насчитывала уже более ста тысяч жителей. Удобное расположение города при слиянии двух рукавов Нила, Ра и Авариса, давало жителям возможность наслаждаться прекрасной погодой даже летом. Множество каналов пересекали город. В нем также имелось большое озеро, по которому можно было совершать чудесные лодочные прогулки. Пруды, богатые рыбой, привлекали своими прекрасными уголками любителей посидеть с удочкой.

Снабженный в результате удачных походов разнообразными и роскошными товарами, Пи-Рамзес был прозван «городом бирюзы». Это название происходило от большого количества пластин, покрытых голубой лазурью необыкновенного блеска, украшавших фасады домов.

В действительности это был необычный город, соединявший в себе гармоничную спокойную атмосферу и воинственный дух, навеваемый видом четырех казарм и оружейных мастерских, расположенных недалеко от дворца. Вот уже в течение нескольких месяцев рабочие трудились день и ночь, изготавливая колесницы, доспехи, мечи, копья, щиты и наконечники для стрел. В самом центре мастерских была большая плавильня, специализирующаяся на работе с бронзой.

Боевая колесница, легкая, но в то же время и крепкая, была только что закончена. Она находилась на вершине лестницы, ведущей в большой двор с портиками, где хранились колесницы такого типа. Старший мастер похлопал по плечу плотника, наблюдавшего за отделочными работами.

— Внизу, у подножия лестницы… Это он!

— Он?

Ремесленник посмотрел.

Да, конечно же, это был он, Фараон, правитель Верхнего и Нижнего Египта, Сын Солнца, Рамзес.

К двадцати шести годам наследник Сети правил уже в течение четырех лет и был окружен любовью и восхищением народа. Светловолосый, атлетического телосложения, ростом выше метра восьмидесяти, с удлиненным лицом и прекрасной шевелюрой. Лоб у него был широкий и открытый, с выступающими надбровными дугами и густыми бровями, нос длинный, тонкий, с небольшой горбинкой, уши закругленные и тонко очерченные, полные губы, твердый подбородок, ясный и глубокий взгляд — все это придавало Рамзесу силу, которую любой мог бы назвать сверхъестественной.

В течение долгого времени отец обучал Рамзеса умению властвовать, доверив сыну бразды правления только после трудных испытаний. Рамзес унаследовал от своего знаменитого предшественника Сети умение вести себя с достоинством. Даже когда он не носил одежду, положенную по ритуалу, одно его присутствие внушало всем уважение.

Царь поднялся по лестнице и осмотрел колесницу. Старший мастер и плотник боялись его осуждения. То, что Фараон без предупреждения, лично проверял их изделие, показывало его неподдельный интерес к качеству вооружения, производимого в мастерских.

Рамзес не ограничился поверхностным осмотром. Он ощупал каждую деревянную часть, осмотрел дышло и убедился в надежности колес.

— Хорошая работа, — похвалил он, — но нужно будет проверить крепость колесницы на ходу.

— Это предусмотрено, Ваше Величество, — уточнил старший мастер. — В случае поломки возница указывает нам слабую деталь, и мы тут же приступаем к ремонту.

— Это часто случается?

— Нет, Ваше Величество. И цех пользуется этим для исправления ошибок и улучшения качества изделий.

— Не ослабляйте ваши усилия.

— Ваше Величество… Могу ли я обратиться к вам с вопросом?

— Слушаю тебя.

— Скоро война?

— А ты ее боишься?

— Мы делаем оружие, но боимся военного конфликта. Сколько египтян умрут? Сколько женщин станут вдовами? Сколько детей лишатся отцов? Неужели войны не избежать?

— Это зависит не только от нас! Но в чем будет наш долг, если Египет окажется под угрозой?

Старший мастер опустил голову.

— Египет — наш отец, наше прошлое и будущее, — сказал Рамзес. — Он дает все, не считая, и приносит свои дары каждый миг… Так можем ли мы ответить неблагодарностью, эгоизмом, трусостью?

— Мы хотим жить, Ваше Величество!

— Если надо, Фараон отдаст свою жизнь за Египет. Работай спокойно, старший мастер.

Как была прекрасна его столица! Пи-Рамзес был сном наяву, мгновением счастья, продлевающимся день за днем. Прежний город Аварис, проклятое прибежище захватчиков, пришедших из Азии, превратился в очаровательную и утонченную столицу, где акации и смоковницы укрывали от солнца как богатых, так и обездоленных.

Правитель Египта любил гулять за городом, в полях с высокой травой, по тропинкам, окаймленным цветами, вдоль каналов, пригодных для купания. Он охотно пробовал медовое яблоко или сладкий лук, наведывался в хозяйства, вырабатывающие столько же оливкового масла, сколько было песка на берегу Нила, дышал воздухом, наполненным ароматами садов. Прогулка правителя заканчивалась в шумном внутреннем дворе, окруженном складами, где хранились все богатства города: ценные металлы, редкая древесина, запасы хлеба.

Но в последнее время Рамзес не прогуливался ни за городом, ни по «бирюзовым» улочкам. Он проводил все свободное время в казармах среди опытных воинов, оценивающих по достоинству условия проживания в новых помещениях.

Воины, часть которых составляли многочисленные наемники, были довольны жалованьем и качеством пищи. Но многие жаловались на частые учения и сожалели о том, что не нанялись в армию на несколько лет раньше, когда мир казался крепко установившимся. Переход от упражнений, пусть и тяжелых, к боям с хеттами не радовал даже привычных к войне опытных воинов. Все боялись жестоких воинов-анатолийцев, не потерпевших еще ни одного поражения.

Рамзес почувствовал, что страх стал постепенно проникать в сердца людей и пытался бороться с этим злом, посещая одну за другой все казармы и присутствуя на учениях. Фараон должен был выглядеть спокойным, внушать всем своим воинам уверенность и не показывать, что беспокойство гложет его душу.

Как быть счастливым в городе, откуда сбежал его друг детства Моисей, под руководством которого еврейские каменщики возвели все эти дворцы, поместья и дома? Безусловно, Моисей был обвинен в убийстве египтянина Сари, зятя правителя. Но Рамзес не переставал сомневаться. Сари, его бывший наставник, состоял в заговоре против него и повел себя подло по отношению к рабочим, находившимся под его руководством. Не попал ли Моисей в ловушку?

Когда правитель не думал о своем пропавшем и все еще ненайденном друге, он проводил время со старшим братом Шенаром, верховным сановником Египта, и Аша, молодым дипломатом и незаменимым помощником. Шенар испробовал все, чтобы помешать младшему брату стать Фараоном, но неудачи образумили его, и теперь он серьезно относился к своей работе. Что касается Аша, то он был давним другом Рамзеса и Моисея, и ему полностью доверяли.

Каждый день трое мужей знакомились с донесениями, поступавшими из Сирии, и старались трезво оценить ситуацию.

До какого времени Египет сможет терпеть продвижение хеттской армии?

Рамзес изучал большую карту Ближнего Востока и Азии, разложенную на столе. На севере раскинулось царство Хатти [3] со столицей Хаттусой, расположенной в самом центре Анатолийского плато. Дальше, на юге, вдоль побережья Средиземного моря простиралась Сирия, пересекаемая рекой Оронт. Главная крепость Кадеш контролировалась хеттами. На юге находилась провинция Амурру и порты Библоса, Тира и Седона, подчинявшиеся Египту, а дальше — Ханаан, правители которого были верны Фараону.

Восемьсот километров разделяли Пи-Рамзес, египетскую столицу, и Хаттусу, резиденцию Муваттали, хеттского правителя. Обе территории находились вне опасности от любой попытки вторжения, этому способствовал скат от северо-восточной границы до Центральной Сирии.

Но хетты не желали мириться с теми ограничениями, которые ввел в свое время Фараон Сети. Совершая вылазки за пределы своей территории, анатолийские воины осуществили прорыв в сторону Дамаска, главного города Сирии.

Таково было мнение Аша, основанное на сообщениях осведомителей. Рамзес же, перед тем как возглавить армию с твердым намерением отбросить противника к северу, требовал полной уверенности в данном факте. Ни Шенар, ни Аша не могли принять это ответственное решение. Только Фараон, он один, мог, взвесив все за и против, принять решение и действовать.

Рамзес, поддавшись первому порыву, хотел контратаковать хеттов, как только узнал об их набегах. Но подготовка армии, в основном ее перемещение из Мемфиса в Пи-Рамзес, требовала еще многих недель, если не месяцев. Эта отсрочка, переносимая Рамзесом с некоторым нетерпением, возможно, позволила избежать бесполезного конфликта. Вот уже неделю ни одно тревожное донесение не поступало из Центральной Сирии.

Рамзес направился к дворцовому птичнику, где беззаботно жили колибри, сойки, синицы, удоды, чибисы и множество других птиц, порхавших в тени смоковницы около бассейна, покрытого голубыми лотосами.

Он был уверен, что найдет ее там, наигрывающей на лютне старинную мелодию. Нефертари, Великая Супруга Фараона, нежность любви, единственная женщина в его сердце. Она была, хотя и незнатного происхождения, первой красавицей во дворце, и голос ее, сладкий, как мед, не произносил бесполезных речей.

В юности Нефертари готовилась провести свою жизнь в уединенных размышлениях в одном из храмов страны, но Рамзес безумно полюбил ее. Поженившись, они не ожидали, что вскоре станут царской четой, ответственной за судьбу Египта.

Черные блестящие волосы и глаза цвета бирюзы делали ее неотразимой. Любящая тишину и сосредоточенность, Нефертари покорила двор. Скромная и энергичная, она помогала Рамзесу и совершала чудо, гармонично сочетая качества правительницы и жены.

Нефертари подарила Фараону очень похожую на него дочь — Меритамон. Она не могла больше иметь детей, но это несчастье, казалось, лишь слегка, словно весенний ветерок, задевало ее. Храм любви, возводимый ею и Рамзесом в течение девяти лет, казался ей залогом и одним из источников благополучия египетского народа.

Рамзес незаметно наблюдал за ней. Она разговаривала с птицей, летавшей вокруг нее и что-то радостно щебечущей.

— Ты здесь, не так ли?

Он приблизился. Как обычно, она почувствовала его присутствие и разгадала его мысли.

— Сегодня птицы нервничают, — заметила царица. — Надвигается буря.

— О чем говорят во дворце?

— В поисках забвения все смеются над трусостью врага и восхваляют мощность нашей армии, объявляют о будущих свадьбах и следят за вероятными назначениями.

— А что говорят о правителе?

— Говорят, что он становится все более похожим на своего отца и сумеет защитить страну от несчастья.

— О, если бы придворные были правы…

Рамзес обнял Нефертари, она положила голову ему на плечо.

— Плохие новости?

— Пока все спокойно.

— Хеттские вторжения прекратились?

— Аша не получал тревожных сообщений.

— Готовы ли мы к борьбе?

— Никто из воинов не спешит выступить против хеттов.

— Ветераны считают, что у нас нет шансов на победу.

— Это и твое мнение?

— Чтобы вести войну такого масштаба нужен опыт, которого у меня нет. Даже отец отказался от намерения ввязываться в такое рискованное дело.

— То, что хетты изменили свое отношение, подтверждает их уверенность в победе. В прошлом правители Египта храбро сражались за независимость страны. Я ненавижу насилие, но буду на твоей стороне, если война является единственным средством.

Внезапно все птицы шумно забеспокоились.

Удод взлетел на верхушку дерева, остальные разлетелись в разные стороны.

Рамзес и Нефертари посмотрели вверх и заметили голубя-почтальона. Измученная птица тщетно пыталась найти место, чтобы сесть. Правитель протянул руку, встречая его.

К правой лапке был привязан маленький, длиной всего в несколько сантиметров, папирус. Написанный крошечными, но разборчивыми иероглифами, текст был заверен военным писарем.

По мере прочтения у Рамзеса появилось ощущение, как будто меч вонзается в его тело.

— Ты была права, — сказал он Нефертари, — приближалась буря… И она только что разразилась.

Глава 3

Большой приемный зал Пи-Рамзеса был одним из чудес Египта. К нему вела величественная лестница, украшенная фигурами поверженных врагов. Они должны были напоминать о постоянно возрождающихся силах зла. Лишь Фараон мог подчинить их Маат, закону гармонии.

Над входной дверью голубой лазурью на белом фоне были выписаны имена Фараонов и помещенные в рамки овалы-символы космоса, представляющие царство Фараона, сына Создателя и его представителя на Земле.

Пол состоял из покрытых разноцветной глазурью глиняных пластин с изображением бассейнов и цветущих садов. Там можно было увидеть и утку, плавающую в пруду цвета бирюзы, и рыбу, резвящуюся среди белых цветков лотоса. Стены были раскрашены в нежно-зеленый, кроваво-красный и голубой цвета. Прожилки белого золота оживляли изображения птиц, порхающих над болотами. Бутоны лотоса, дикого и культурного мака, ромашки и василька притягивали взгляд.

В целом композиция зала, воспевавшая совершенство укрощенной природы, представляла лицо молодой женщины, склонившейся в задумчивости над букетом роз. Необыкновенное сходство с Нефертари не оставляло сомнений в признательности, выраженной таким образом правителем Египта своей жене.

Рамзес поднялся по лестнице, ведущей к золотому трону. Последняя ступенька была украшена головой льва, смыкающей пасть над поверженным врагом. Правитель бросил взгляд на привезенные из Южной Сирии розы, чьи шипы словно пронзали ему сердце.

Придворные сохраняли абсолютное молчание.

В зале находились сановники и их помощники, жрецы и царские писцы, маги и знатоки священных наук, ответственные за ежедневные жертвоприношения, хранители тайн и великосветские дамы, занимающие государственные должности. Все, кого пропустил управляющий хозяйственными делами во дворце, бесшабашный, но совестливый Роме.

Рамзес редко созывал такое большое количество придворных, эхом передававших содержание его речи, которая быстро становилась известной всей стране. Все замерли, сдерживая дыхание, в ожидании объявления о катастрофе.

Корона Фараона красного и белого цвета, что соответствовало Нижнему и Верхнему Египту, символизировала непременную целостность страны. Скипетр власти говорил о господстве над всеми подданными.

— Отряд хеттов разрушил Логово Льва, город, построенный моим отцом. Варвары уничтожили всех жителей, не пощадив ни женщин, ни грудных детей.

По залу пронесся ропот возмущения. Ни один воин какой бы то ни было армии не имел права так действовать.

— Один из посыльных обнаружил эту низость, — продолжил царь. — Обезумевшего от ужаса, его подобрал отряд наших воинов, Они-то и сообщили мне эту новость. Хетты не только убили обитателей города и разрушили храм, но и осквернили стелу Сети.

Потрясенный старец, смотритель дворцовых архивов, носящий титул «хранитель секретов», вышел из толпы придворных и склонился перед Фараоном.

— Ваше Величество, имеются доказательства, что именно хетты совершили преступление?

— Вот их подпись: «Победа армии могущественного правителя Хеттской империи Муваттали. Так погибнут все его враги.» Я также сообщаю вам, что правители Амурру и Палестины стали хеттскими подданными. Находившиеся там египтяне убиты, а те, кто остался в живых, укрылись в наших крепостях.

— Но тогда, Ваше Величество, это…

— Война.

Кабинет Рамзеса был большим и светлым. Окна, обрамленные плиткой, покрытой синей и белой глазурью, позволяли царю наслаждаться совершенством каждого времени года и вдыхать дурманящий запах тысячи и одного цветка. На позолоченных столиках стояли букеты лилий, на длинном столе из акации были разложены папирусы. В углу комнаты находилась диоритовая статуя Сети, восседающего на троне, устремившего взгляд ввысь.

Рамзес созвал малый совет, состоящий из Амени, его друга и преданного личного писца, старшего брата Шенара и Аша.

Бледный, с длинными и тонкими руками, щуплый, худой, в двадцать четыре года уже почти лысый, Амени посвятил свою жизнь служению Рамзесу. Несмотря на слабое здоровье, Амени был неутомимым работником. Проводя дни и ночи в своем кабинете, он мало спал, выполняя за час больше дел, нежели целая команда опытных писцов за неделю. Незаменимый помощник Рамзеса, Амени мог бы претендовать на любую высокую должность, но предпочитал оставаться в тени Фараона.

— Маги сделали все необходимое, — сказал он. — Они изготовили восковые статуи азиатов и хеттов и бросили их в огонь. Более того, они написали имена врагов на глиняных вазах и чашах, которые затем разбили. Я посоветовал повторять обряд каждый день вплоть до выступления нашей армии.

Шенар пожал плечами. Старший брат Рамзеса был коренастым и плотным, с лунообразным лицом и толстыми щеками, полными губами чревоугодника, маленькими карими глазками, слащавым и неуверенным голосом. Он недавно сбрил бороду, которую носил, будучи в трауре по своему отцу Сети.

— Давайте не будем рассчитывать на магию, — предложил он. — Я, верховный сановник, предлагаю отозвать наших послов в Сирии, Амурру и Палестине. Это мокрицы, не сумевшие увидеть сплетенные хеттами в наших провинциях паучьи сети.

— Это уже сделано, — сообщил Амени.

— Мне должны были сказать об этом, — возразил обиженный Шенар.

— Главное, что это сделано.

Равнодушный к этому словесному поединку, Рамзес указал определенную точку на большой карте, разложенной на столе из акации.

— Заслоны северо-западной границы в состоянии боевой готовности?

— Да, Ваше Величество, — ответил Аша. — Ни один ливиец ее не пересечет.

Единственный сын богатой и знатной семьи, Аша был аристократом до мозга костей. Элегантный, изысканный, законодатель мод, с удлиненным и утонченным лицом, сверкающими глазами и немного презрительным взглядом, он говорил на многих иноземных языках и живо интересовался обычаями других народов.

— Наши отряды контролируют ливийскую прибрежную полосу и пустынную местность к западу от Дельты. Крепости находятся в состоянии боевой готовности и смогут без труда выдержать атаку, кажущуюся маловероятной. Никакой воин не способен в настоящий момент объединить ливийские племена.

— Это предположение или уверенность?

— Уверенность.

— Наконец-то успокаивающая новость!

— Но она единственная, Ваше Величество. Мои осведомители только что передали мне призывы о помощи правителей Мегиддо, конечного пункта караванов, Дамаска и финикийских портов, куда прибывают многочисленные торговые суда. Хеттские набеги и нестабильное положение в этих районах уже нарушают торговые связи. Если мы не вмешаемся, то очень скоро хетты изолируют нас от наших партнеров, а затем их уничтожат. Империя, построенная Сети и его предшественниками, будет разрушена.

— Ты думаешь, Аша, что я не осознаю этого?

— Всегда ли мы достаточно осознаем смертельную опасность, Ваше Величество?

— Действительно ли были использованы все возможности дипломатии? — спросил Амени.

— Население целого города было уничтожено, — напомнил Рамзес, — о какой дипломатии может идти речь после такого ужаса?

— Война принесет тысячи жертв.

— А ты, Амени, предложил бы сдаться? — с насмешливым видом спросил Шенар.

Личный писец Фараона сжал кулаки.

— Возьмите ваши слова обратно, Шенар.

— Так вы будете, наконец, готовы сражаться, Амени?

— Довольно, — резко сказал Рамзес. — Приберегите ваши силы для защиты Египта. Шенар, ты сторонник немедленного военного вмешательства?

— Я колеблюсь… Не лучше ли будет выждать, укрепляя оборону?

— Управление по снабжению войск не готово, — уточнил Амени. — Начав кампанию без подготовки, можно прийти к катастрофе.

— Чем больше мы будем ждать, — возразил Аша, — тем быстрее разрастется восстание в Ханаане. Надо немедленно его пресечь, чтобы восстановить буферную зону, отделяющую нас от хеттов. В противном случае они смогут продвинуться вперед и получить прекрасную территорию для подготовки вторжения.

— Фараон не должен необдуманно рисковать жизнью, — раздраженно возразил Амени.

— Ты обвиняешь меня в легкомыслии? — ледяным тоном спросил Аша.

— Ты не знаешь действительного состояния наших войск. Их снаряжение все еще недостаточно, хотя производство оружия идет полным ходом.

— Какими бы ни были трудности, нужно без промедления восстановить порядок в наших провинциях. Речь идет о спасении Египта.

Шенар воздержался от вмешательства в спор двоих друзей. Рамзес, одинаково доверявший Амени и Аша, слушал их с большим вниманием.

— Выйдите! — приказал он.

Оставшись один, Фараон посмотрел на солнце, творца Света, чьим сыном он был.

Сын Солнца обладал способностью наблюдать за дневным светилом, не прикрывая глаз.

«Сумей увидеть преимущество и уникальность каждого человеческого существа, — советовал Сети, — найди в каждом то, в чем он незаменим. Но решать все должен сам. Полюби Египет больше самого себя, и тогда путь прояснится.»

Рамзес думал о спорах троих мужей. Нерешительный Шенар более всего на свете хотел быть приятным; Амени желал защищать страну как святилище и отказывался видеть положение дел за пределами Египта; Аша видел общую ситуацию и не пытался замаскировать всю серьезность положения.

Другие заботы беспокоили царя не меньше. Он вспомнил о Моисее: не настигла ли его буря? Аша было поручено найти его, но он не сумел отыскать никакого следа. Осведомители безмолвствовали. Если еврею удалось покинуть Египет, он должен был направиться либо в сторону Ливии, либо к царствам Эдома и Моава, либо в Ханаан или Сирию. В спокойное время его в конце концов отыскали бы. Но теперь, если Моисей был все еще жив, надо было рассчитывать только на удачу, чтобы узнать его местонахождение.

Рамзес вышел из дворца и направился в резиденцию военачальников. Его единственная забота в данный момент состояла в том, чтобы ускорить подготовку армии.

Глава 4

Шенар запер дверь своего кабинета на оба деревянных засова, затем взглянул в окно, чтобы убедиться, что во внутреннем дворе никого нет. Предусмотрительно приказал охранникам, находившимся в передней, удалиться в другой конец коридора.

— Никто не может нас подслушать, — сказал он Аша.

— Может, было бы безопаснее встретиться где-нибудь в другом месте?

— Мы должны создавать видимость постоянной работы над безопасностью страны. Рамзес приказал выгонять любого работника, отсутствующего без уважительной причины. Мы находимся в состоянии войны, мой дорогой Аша!

— Нет еще.

— Фараон принял решение, это очевидно! Вы его убедили.

— Надеюсь, но нужно быть осмотрительными. Рамзес зачастую непредсказуем.

— Наша маленькая игра была безукоризненна. Брат счел, что я колеблюсь и не решаюсь выступить из страха быть ему неприятным. Вы же, напротив, решительный и резкий, подчеркнули мою бесхарактерность. Как Рамзес может заподозрить нас в сговоре?

Довольный, Шенар наполнил две чаши белым вином из города Имау, славящимся своими виноградниками.

Кабинет верховного сановника Египта в противоположность кабинету Фараона, мягко говоря, не был образцом скромности. Стулья с сиденьями, украшенными лотосами, пестрые подушечки, столики на бронзовых ножках, стены, разрисованные сценами охоты на птиц на болотах, и особенно — обилие экзотических ваз, привезенных из Ливии, Сирии, Вавилона, Греции и Азии а также с Крита и Родоса. Шенар был заядлым коллекционером ваз. Он платил очень высокую цену за эти редчайшие предметы, и от этого его страсть только возрастала. Шенар уставлял этими диковинками свои дома в Фивах, Мемфисе и Пи-Рамзесе.

Строительство новой столицы он воспринял как досадную победу Рамзеса, но с другой стороны, это была удача. Шенар сблизился с теми, кто решил привести его к власти — с хеттами. Но главнее всего для него было завладеть центрами по производству уникальных ваз. Видеть, поглаживать их, вспоминая точное место изготовления, доставляло ему невыразимое удовольствие.

— Меня тревожит Амени, — признался Аша.

— У него достаточно ума, и…

— Амени глупец и слабак, он лишь прячется в тени Рамзеса. Раболепство делает его слепым и глухим.

— Однако он критиковал мое отношение к происходящим событиям.

— Эта канцелярская крыса считает, что в мире существует только Египет, что можно укрыться в крепостях, закрыть границы и таким образом помешать любому врагу завоевать страну. Амени — неистовый противник войны, он убежден, что оборона — это единственный шанс сохранения мира. Поэтому ваше столкновение было неизбежно, оно, впрочем, будет нам полезно.

— Амени — ближайший советник Рамзеса, — возразил Аша.

— В мирное время — бесспорно, но хетты объявили войну, и ваш доклад был абсолютно убедительным. И вы забыли о царице-матери Туйе и о Великой Супруге Фараона Нефертари.

— Вы думаете, что они любят войну?

— Они ее ненавидят. Но царицы Египта всегда из последних сил защищали суверенность Двух Земель и часто совершали замечательные поступки. Ведь именно великосветские дамы Фив реорганизовали армию и с ее помощью прогнали завоевателей из Дельты. Моя высокочтимая мать Туйя и Нефертари, волшебница, покорившая двор, не будут исключением из правил. Они заставят Рамзеса перейти в наступление.

— Только бы ваш оптимизм был оправдан.

Аша чуть пригубил сладкого и крепкого вина.

Шенар жадно опустошил чашу. Одетый в дорогую тунику, он все же не мог быть таким элегантным, как молодой дипломат.

— Он оправдан, дорогой мой, оправдан. Не вы ли руководите нашими осведомителями, один из друзей детства Рамзеса и единственный человек, к чьему мнению он прислушивается в вопросах внешней политики.

Аша утвердительно кивнул.

— Мы близки к цели, — возбужденно продолжал Шенар, — Рамзес будет либо убит в бою, либо побежден — и, обесчещенный, будет вынужден отказаться от трона. Во всех случаях я стану единственным человеком, способным вести переговоры с хеттами и спасти Египет от гибели.

— Этот мир придется покупать, — уточнил Аша.

— Я не забыл о наших планах. Я озолочу правителей Ханаана и Амурру, преподнесу императору хеттов сказочные подарки, раздам не менее фантастические обещания. Возможно, Египет обеднеет на некоторое время, но я захвачу власть. Рамзес будет быстро забыт. Тупость и баранье упрямство народа, ненавидящего сегодня то, что он обожал вчера, — вот залог моей победы.

— Вы отказались от мысли об огромной империи, простирающейся от центра Африки до Анатолийского плато?

Шенар ненадолго задумался.

— Действительно, я говорил вам об этом, но только с точки зрения торговли. Когда мир будет восстановлен, мы создадим новые торговые порты, проложим караванные пути и завяжем экономические связи с хеттами. Тогда Египет станет для меня слишком мал.

— А если бы ваша империя была еще и… политической?

— Не понимаю, куда вы клоните.

— Муваттали правит хеттами железной рукой, но при дворе Хаттусы плетутся интриги. Два человека: официально — Урхи-Тешшуп, а скрытно — Хаттусили, жрец богини Иштар, рассматриваются как возможные преемники правителя. Если Муваттали будет убит в бою, то один или другой встанет у власти. Оба ненавидят друг друга, и сторонники каждого готовы драться за них.

Шенар погладил подбородок.

— По-вашему, это нечто большее, нежели простые дворцовые распри?

— Гораздо большее. Хеттскому царству грозит распад.

— Если оно разобьется на много частей, мы сможем их объединить под своим знаменем… и присоединить эти территории к египетским провинциям. Какая империя, Аша, какая огромная империя! Вавилон, Ассирия, Кипр, Родос, Греция и северные земли будут моими провинциями!

Молодой дипломат улыбнулся.

— Фараонам не хватает самолюбия, так как они заботятся лишь о счастье народа и процветании Египта. Вы, Шенар, сделаны из иного теста. Вот почему Рамзеса стоит удалить тем или иным способом.

У Шенара не возникло ощущения предательства. Если бы болезнь не ослабила ум Сети, именно ему, своему старшему сыну, тот передал бы трон. Шенар считал себя жертвой несправедливости, собираясь бороться за то, что по праву принадлежало ему.

Он бросил на Аша испытывающий взгляд.

— Вы, конечно, не все рассказали Рамзесу?

— Конечно, нет. Но все донесения, получаемые от моих осведомителей, доступны царю в любой момент. Они все зарегистрированы и разложены по отделам ведомства. Я их не мог ни украсть, ни уничтожить из страха привлечь внимание и быть заподозренным в недобросовестности.

— Рамзес уже проводил проверку?

— Никогда, но в настоящий момент мы накануне войны.

— Следовательно, я должен принять меры предосторожности и не позволить внезапной проверке Рамзеса застать меня врасплох.

— Каким образом?

— Повторяю вам: все донесения на месте, они в полном порядке.

— Тогда Рамзес все узнает.

Аша тихонько провел пальцем по краю алебастровой чаши.

— Шпионаж — это трудное искусство, Шенар; факты важны, но еще более важна их интерпретация. Моя роль состоит в синтезе фактов, а также в их передаче царю, чтобы он мог начать действовать. В данной ситуации он не сможет упрекнуть меня ни в мягкости, ни в нерешительности. Я ведь настаивал на как можно более быстрой организации и проведении контратаки.

— Вы играете в свою игру, а не в игру хеттов!

— Вы рассматриваете только необработанные факты, — возразил Аша, — так же поступает и Рамзес. И кто его в этом упрекнет?

— Объяснитесь.

— Переброска войск из Мемфиса в Пи-Рамзес подняла определенное количество практически неразрешимых проблем со снабжением. Побуждая Рамзеса торопиться, мы получили первое преимущество: снаряжение для наших воинов получилось недостаточно хорошего качества.

— А другие преимущества?

— Сама по себе территория, а также предательство союзников. Не скрывая этот факт от Рамзеса, я не показал его размаха. Дикость хеттских набегов и уничтожение Логова Льва испугали правителей Ханаана, Амурру и морских портов. Сети всегда уважительно относился к хеттским воинам, Рамзес же этого не делает. Все местные правители из страха быть уничтоженными перейдут под покровительство Муваттали.

— Они уверены, что Рамзес не придет им на помощь, и решили первыми напасть на Египет, чтобы угодить новому хозяину, правителю Хеттской империи. Не так ли?

— Это одно из толкований фактов.

— И… ваше?

— Мое видение общей ситуации включает еще некоторые дополнительные детали. Означает ли молчание некоторых наших крепостей, что они уже захвачены врагом? Если это так, то Рамзес столкнется с сопротивлением, гораздо более ожесточенным, нежели предполагалось. Более того, возможно, хетты дали большое количество оружия в руки восставших.

Губы Шенара расплылись в плотоядной улыбке.

— Превосходные сюрпризы будут ожидать египетские войска. Может, Рамзес будет побежден в первом же бою, еще до сражения с хеттами.

— Не стоит пренебрегать этим предположением, — решил Аша.

Глава 5

После трудного дня царица-мать Туйя отдыхала в дворцовом саду. На заре она совершила богослужение в часовне богини Хатор, женского солнца, затем составила распорядок дня и приняла посетителей. По просьбе Рамзеса побеседовала с Неджемом, земельным управителем, а до этого еще и поговорила с Великой Супругой Фараона Нефертари.

Худощавая, с большими миндалевидными глазами, строгим и пронизывающим взглядом, тонким прямым носом и почти квадратным подбородком, Туйя обладала непререкаемым авторитетом. На голове у нее был парик, накрученные букли закрывали уши и затылок. Она носила длинное льняное платье с восхитительной плиссировкой, колье из шести ниток аметистов на шее, золотые браслеты — на запястьях. Наряд Туйи был безупречен всегда.

С каждым днем ей все больше не хватало Сети. Жестокое время делало отсутствие покойного Фараона все более и более ощутимым, и вдова желала отправиться в последний путь, что позволит ей навсегда воссоединиться с супругом.

Царская чета доставляла ей много радостей: в Рамзесе чувствовался великий правитель, а Нефертари была ему под стать. Подобно Сети и Туйе, они страстно любили свою страну и готовы были, если потребуется, пожертвовать жизнью ради нее.

Как только Туйя увидела приближающегося Рамзеса, она поняла: сын только что принял серьезное решение. Правитель взял мать под руку, и они стали прогуливаться между двумя рядами цветущего тамариска по песчаной аллее. Воздух был горяч и душист.

— Лето будет очень жарким, — сказала она.

— К счастью, ты выбрал хорошего земельного управителя. Плотины будут укреплены и водохранилища для вод паводков расширены. Паводок ожидается хороший, урожай будет обильный.

— Мое царствование могло бы быть длинным и счастливым.

— Разве это не так? Боги тебе покровительствуют, и сама природа тебе благоприятствует.

— Война неизбежна.

— Знаю, сын мой. Твое решение правильно.

— Мне нужно было получить твое согласие.

— Нет, Рамзес; так как Нефертари разделяет твои мысли, царская чета в состоянии действовать самостоятельно.

— Отец не захотел сражаться с хеттами.

— Он считал, что хетты отказались от намерения завоевать Египет. Если бы они нарушили перемирие, Сети без промедления атаковал бы их.

— Воины не готовы к этому.

— Они боятся, не так ли?

— Кто их осудит?

— Ты.

— Ветераны распространяют устрашающие слухи о хеттах.

— Неужели они могут напугать Фараона?

— Настало время развеять эти мифы…

— Они рассеются только на поле боя, когда смелость спасет земли Верхнего и Нижнего Египта.

Меба, бывший верховный сановник, ненавидел Рамзеса.

Уверенный в том, что тот незаслуженно сместил его с должности, он только и ждал случая отыграться. Как многие чиновники, он делал ставку на поражение молодого Фараона, удачно правившего четыре года и теперь подвергающегося суровому испытанию.

В обществе нескольких именитых граждан Меба, богач и светский лев, с важным видом давал по какому-то незначительному поводу обед для высшего света Пи-Рамзеса. Блюда были прекрасны, женщины — великолепны. Ожидая прихода к власти Шенара, надо было приятно проводить время.

Один из слуг прошептал несколько слов на ухо Меба. Дипломат тут же встал.

— Друзья мои, прибыл Фараон, он оказывает нам честь своим присутствием.

Руки Меба дрожали. Рамзес не имел обыкновения появляться на таких неофициальных приемах.

Все склонились в почтительном поклоне.

— Слишком много чести, Ваше Величество! Желаете присесть?

— Нет. Я пришел объявить о войне.

— Война!

— Среди своих забав вы, должно быть, слышали разговоры о появлении врагов у границ Египта?

— Это наша главная забота, — подтвердил Меба.

— Воины боятся, что конфликт окажется неизбежным, — отозвался некий опытный писец. — Они знают, что им, тяжело нагруженным, придется идти под солнцем по трудным дорогам. Невозможно будет напиться вволю, так как количество воды ограничено. Даже если ноги ослабеют, нужно будет продолжать путь, забыв о ноющей спине и пустом желудке. Отдых в лагере? Пустая надежда, так как перед тем, как лечь на циновку, надо будет выполнить много тяжелой работы. В случае тревоги они поднимутся в спешке с глазами, опухшими ото сна. Еда? Посредственная. Забота о здоровье? Незначительна. Что говорить о стрелах и дротиках противника, о постоянной опасности, о смерти, подстерегающей на каждом шагу!

— Ты показываешь хорошую начитанность, — отметил Рамзес. — Я тоже знаю этот текст наизусть, но сегодня речь идет не о литературе.

— Мы уверены в мощи нашей армии, Ваше Величество, — заявил Меба, — и знаем, что она победит, какие бы страдания ни пришлось преодолеть.

— Волнующие речи, но мне их недостаточно. Я знаю твою храбрость и храбрость присутствующих здесь почтенных людей. И я горд принять в эту минуту ваши добровольные заявления о вступлении в армию.

— Ваше Величество… Разве для выполнения задачи недостаточно нашей действующей армии?

— Ей нужны опытные люди, умеющие командовать молодыми новобранцами. Именно богатые и благородные должны подать пример. Прошу всех прибыть завтра утром в главную казарму.

Город бирюзы, преобразованный в военный лагери, пункт управления конницей, место сбора пехотных отрядов и военного флота, находился в состоянии крайнего возбуждения. Он был с рассвета до заката местом проведения учений и тренировок. Поручив управление внутренними делами страны Нефертари, Туйе и Амени, Рамзес целыми днями находился в мастерских по производству оружия и в казармах.

Присутствие правителя вносило уверенность и возбуждение. Он проверял качество копий, мечей и щитов, устраивал смотр новобранцев, находил общий язык как с военачальниками, так и с простыми воинами, обещая тем и другим денежное вознаграждение, пропорциональное их доблести. Наемникам было обещано солидное вознаграждение, если Египет одержит победу.

Фараон уделял много внимания содержанию лошадей, ведь от их хорошей физической формы в значительной степени будет зависеть исход битвы. Пол каждой конюшни был посыпан мелкой галькой, были проделаны каналы для стока, а в центре находился резервуар с водой, служивший одновременно для водопоя животных и для поддержания чистоты. Каждый день Рамзес обходил стойла, осматривал лошадей и строго наказывал за небрежность.

Армия, стянутая в Пи-Рамзес, начинала существовать подобно гигантскому организму, управляемому центром, решающим в любых условиях все проблемы. Вездесущий, выполняющий все с необыкновенной быстротой, Фараон не допускал никакой неясности и разрешал все споры на месте. Установилась непоколебимая уверенность в победе. Каждый воин чувствовал, что приказы отдавались с достаточным на то основанием, сознательно и что войска представляли собой хорошо отлаженный и четко работающий механизм.

Видеть Фараона так близко, иметь возможность иногда говорить с ним было даром, ошеломляющим как простых воинов, так и военачальников. Многие придворные хотели бы этого. Такое отношение заряжало людей необыкновенной энергией, наполняло новыми силами. Однако Рамзес оставался далеким и недоступным. Он по-прежнему был Фараоном, единственным в своем роде, живущим другой жизнью.

Когда правитель увидел Амени, входящим в казарму, где когда-то еще юношей Рамзес вырвал его из рук мучителей, он был удивлен. Его верный писец испытывал отвращение к такого рода местам.

— Ты пришел поупражняться с мечом или копьем?

— Наш поэт прибыл в Пи-Рамзес и желает тебя видеть.

— Ты хорошо его устроил?

— В доме, похожем на его жилище в Мемфисе.

Сидевший под своим любимым лимонным деревом Гомер наслаждался ароматным крепким вином, настоянном на анисе и кориандре, курил трубку в виде толстой раковины улитки, набитую листьями шалфея. Кожа его была смазана оливковым маслом. Поэт поприветствовал царя ворчливым голосом.

— Не вставай, Гомер.

— Я еще способен поклониться правителю Двух Земель.

Рамзес уселся на складной стул рядом с греческим поэтом. Гектор, его черно-белый кот, прыгнул Фараону на колени и, как только он начал его гладить, замурлыкал.

— Вам нравится мое вино, Ваше Величество?

— Оно немного терпкое, но запах соблазнительный. Как вы себя чувствуете?

— Кости мои болят, а зрение все ухудшается, но климат успокаивает боли.

— Это жилище вас устраивает?

— Оно прекрасно. Меня сопровождают повар, служанка и садовник. Это милые люди, умеющие ухаживать за мной, не докучая. Как и мне, им хотелось увидеть вашу новую столицу.

— Но не было бы вам спокойнее в Мемфисе?

— Но в Мемфисе ничего не происходит! Судьба мира решается здесь. Кто лучше, чем поэт, сможет почувствовать это? Послушайте:

«… Аполлон сребролукий: Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом, Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый; Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет; Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца В самом начале на месков напал он и псов празднобродных; После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами; Частые трупов костры непрестанно пылали по стану.» [4]

— Стихи из вашей «Илиады»?

— Да, но действительно ли они говорят о прошлом? Этот город бирюзы, город садов и фонтанов превращается в военный лагерь.

— У меня нет выбора, Гомер.

— Война — это позор человечества, доказательство того, что оно представляет собой выродившийся народ, управляемый невидимыми силами. Каждый стих «Илиады» — это заклинание злых духов, призванное искоренить насилие из людских сердец. Но мое искусство иногда кажется мне смехотворным.

— Однако вы обязаны писать, а я — править, даже если моя страна станет полем боя.

— Это будет ваша первая война, не так ли? И это будет также великая война…

— Она пугает меня так же, как и вас, но у меня нет ни времени, ни права на страх.

— Она неизбежна?

— Да.

— Пусть же Аполлон движет вашей рукой, Рамзес, а смерть пусть будет вашим союзником.

Глава 6

Среднего роста, с карими и живыми глазами, с остроконечной бороденкой, Райя стал самым богатым в Египте сирийским торговцем. Давно поселившись в стране, он обладал множеством лавок в Фивах, Мемфисе и Пи-Рамзесе. Он продавал первоклассное мясо и роскошные вазы, привезенные из Сирии и Азии. Его покупатели, богатые и тонкие ценители искусства, не скупясь, платили втридорога за произведения искусства иноземных ремесленников, выставляемые во время пиров. Райя, будучи любезным и скрытным одновременно, обладал безупречной репутацией. Благодаря быстрому развитию торговли он приобрел десяток кораблей и три сотни ослов, переправлявших продукты питания и вещи из одного города в другой. Имея много друзей среди сановников и военачальников, Райя был одним из поставщиков двора и знати.

Никто даже не подозревал, что любезный торговец был хеттским шпионом, получавшим от них послания, спрятанные внутри помеченных условными знаками ваз, и что он переправлял необходимую хеттам информацию окольным путем через своих осведомителей в Южной Сирии.

Таким образом, главному врагу Фараона было хорошо известно о развитии политической ситуации в Египте, о настроении населения и об экономических и военных возможностях Двух Земель.

Когда Райя представился управляющему роскошной резиденции Шенара, служащий был смущен.

— Мой хозяин очень занят. Побеспокоить его сейчас невозможно.

— У нас была назначена встреча, — напомнил Райя.

— Мне очень жаль.

— Все же предупредите его о моем приходе и передайте, что я хотел бы предложить необыкновенную вазу, уникальное произведение, созданное одним талантливым ремесленником.

Управляющий засомневался. Он знал страсть Шенара к предметам экзотики, поэтому, рискуя вызвать гнев хозяина, решил все же доложить.

Через четверть часа Райя увидел, как одна молодая особа, вызывающе накрашенная, с распущенными волосами и татуировкой на обнаженном плече, вышла от Шенара. Не было ни малейшего сомнения, что эта очаровательная иноземка из самого роскошного заведения Пи-Рамзеса.

— Хозяин ждет вас, — сказал управляющий.

Райя пересек прекрасный сад, в центре которого находился широкий бассейн.

Откинувшись на спинку раскладного кресла, Шенар дышал свежим воздухом. Вид у него был усталый.

— Прелестное создание, но изнуряющее… Пива, Райя?

— Охотно.

— Многие придворные дамы думают лишь о том, как выйти за меня замуж, но сумасшествие такого рода меня не соблазняет. Когда я взойду на трон, как раз будет время, чтобы найти подходящую жену. А сейчас я ценю различные удовольствия. А ты, Райя… Еще не попал под каблук какой-нибудь женщины?

— Боги хранят меня, господин! Торговля не оставляет времени на развлечения.

— Мне сказали, что ты приберег для меня прекрасную вещицу.

Из полотняной сумки, заполненной кусками ткани, торговец очень медленно вынул маленькую вазу из порфира с ручкой в форме лани. Поверхность вазы была расписана сценами охоты.

Шенар погладил ее, ощупал каждую деталь. Он вскочил, очарованный, и повернулся вокруг себя.

— Какое чудо… какое несравненное чудо!

— И цена незначительна.

— Тебе заплатит мой управляющий.

Старший брат Рамзеса понизил голос.

— Что слышно от моих друзей хеттов?

— О, господин! Больше, чем когда бы то ни было, они настроены поддерживать вас и смотрят на вас, как на преемника Рамзеса.

С одной стороны, Шенар использовал Аша для обмана Рамзеса, а с другой — подготавливал свое будущее с помощью Райя, посланника хеттов. Аша не знал, какую роль играл Райя, тот же не догадывался об участии Аша. Шенар был хозяином положения, переставляя их, словно пешек, по своему усмотрению, поддерживая непроницаемые перегородки между своими тайными союзниками.

Только намерения хеттов, самых главных союзников, оставались неизвестными.

Анализируя информацию, получаемую от Аша и ту, что ему должен был добыть Райя, Шенар старался получить ясное представление о ситуации, не подвергая себя необдуманному риску.

— Какова мощь наступления, Райя?

— Хеттские отряды совершили разрушительные и смертоносные набеги в Центральную и Южную Сирию, на финикийское побережье и в провинцию Амурру с целью напугать население. Самые удачные деяния — разрушение Логова Льва и стелы Сети, которые до такой степени поразили воображение правителей городов, что это повлекло за собой неожиданные результаты: предательство союзников Египта.

— Финикия и Палестина под контролем хеттов?

— Более того, они восстали против Рамзеса! Правители вооружились и заняли крепости, изгнав оттуда египетских воинов. Фараон не знает, что встретит на своем пути целый ряд мощных заслонов. Он должен будет, теряя силы, преодолеть их. Как только потери Рамзеса будут довольно ощутимыми, хеттская армия обрушится на него и уничтожит. Это будет ваша победа, Шенар. Вы взойдете на египетский трон и заключите долгосрочный союз с победителями.

Предвидения Райя разительно отличались от того, что думал по этому поводу Аша. В обоих случаях Шенар станет Фараоном вместо Рамзеса, мертвого или побежденного. Но в первом — он будет вассалом хеттов, тогда как во втором — сам наложит руку на их империю. Все будет зависеть от тяжести поражения Рамзеса и урона, нанесенного хеттской армии. Возможности Шенара были, конечно, ограничены, но, если получится, он добьется заветной цели — стать правителем Египта. А после этого можно будет подумать и о других завоеваниях.

— Как ведут себя торговые города?

— Как обычно, они переходят на сторону более сильного. Алеп, Дамаск, Пальмира и финикийские порты уже забыли о существовании Египта и поспешили склонить головы перед Муваттали.

— Это может поколебать благополучие египетской экономики?

— Напротив! Хетты — лучшие воины Азии и Востока, но плохие торговцы. Они доверяют реорганизацию связей между народами… и позволяют предварительно забрать обещанные вам прибыли. Не забывайте, я ведь торговец, и намереваюсь остаться в Египте с целью обогащения. Хетты дадут необходимую нам устойчивость.

— Ты будешь управителем торговли Египта, Райя.

— Если богам будет угодно, нам все удастся. Война — явление временное, главное держаться подальше в стороне и собрать плоды, упавшие с дерева.

Пиво было чудесным, тень давала прохладу.

— Меня беспокоит поведение Рамзеса, — признался Шенар.

Настроение сирийского торговца ухудшилось.

— Что он предпринял?

— Постоянно находится в казармах, не в одной, так в другой и воинам своим тем самым придает небывалую энергию. Если он будет продолжать в том же духе, они возомнят себя в конце концов непобедимыми!

— Что еще?

— Мастерские по производству оружия работают день и ночь.

Райя поскреб жиденькую бороденку.

— Это не так важно. Преимущество хеттов слишком велико, чтобы мы могли наверстать упущенное. Что же до влияния Рамзеса, то оно исчезнет после первого же боя. Когда египтяне окажутся лицом к лицу с хеттами, начнется беспорядочное бегство египетской армии.

— Может, ты недооцениваешь наши войска?

— Если бы вы были свидетелями атаки хеттов, вы никого не упрекнули бы в смерти от одного только страха.

— По крайней мере один человек не испытывает ни малейшего ужаса.

— Рамзес?

— Я имею в виду начальника его личной охраны, великана по имени Серраманна, бывшего пирата. Он завоевал полное доверие Рамзеса.

— Слухи о нем уже достигли моих ушей. Почему он вас беспокоит?

— Рамзес поставил его во главе особого отряда, состоящего большей частью из наемников. Этот Серраманна может создать много трудностей, совершая чудеса героизма.

— Пират и наемник… Его легко можно подкупить.

— Как раз наоборот. Он проникся к Рамзесу дружескими чувствами и следует за ним, как верный пес. А собачью любовь нельзя купить.

— Но тогда его можно просто убрать.

— Я уже думал об этом, мой дорогой Райя, но для меня предпочтительней отказаться от грубого и открытого вмешательства. Серраманна — человек жестокий и очень недоверчивый. Ему, возможно, удастся справиться со случайными бандитами. К тому же преступление может заинтересовать Рамзеса.

— Так чего же вы хотите?

— Мне нужен другой способ убрать Серраманна с дороги. Причем ни ты, ни я не должны быть замешаны.

— Я осторожный человек, господин, и, кажется, вижу решение…

— Предупреждаю вас, этот великан обладает инстинктом хищника.

— Я помогу вам от него избавиться.

— Это будет очень сильным ударом для Рамзеса. Ты получишь прекрасное вознаграждение.

Сирийский купец потирал руки.

— Я готов сообщить вам другую приятную новость, господин Шенар. Знаете ли вы, каким образом египетские отряды, находящиеся за пределами столицы, сообщаются с Пи-Рамзесом?

— Гонцы, оптические сигналы и еще почтовые голуби…

— В местностях, охваченных восстанием, могут быть использованы только почтовые голуби. Конечно, главный птицевод, занимающийся этими драгоценными созданиями, не похож на Серраманна. Хотя он работает на благо армии, я сумел подкупить его.

Теперь я легко смогу уничтожать послания, перехватывать или заменять другими.

— Прекрасная перспектива, Райя. Но не забывай находить для меня другие вазы, подобные сегодняшней.

Глава 7

Серраманна не хотел этой войны. Огромный сард давно оставил пиратство и, став начальником личной охраны Рамзеса, научился ценить Египет. Ему нравились как служебные обязанности, так и прелестные египтянки, доставлявшие немало удовольствия. Ненофар, его нынешняя любовница, превосходила всех предыдущих. Во время последнего любовного поединка ей удалось изнурить его, сарда.

Проклятая война, действительно, отдалит от большого количества развлечений, даже при том, что забота о безопасности Рамзеса никогда не была для сарда тяжелой обузой. Сколько раз правитель пренебрегал его советом быть осторожным? Но Рамзес был Великим Фараоном, и Серраманна восхищался им. Если для того, чтобы Рамзес остался правителем Египта, нужно уничтожить хеттов, он сделает все необходимое. Серраманна также надеялся собственноручно перерезать горло Муваттали, которого воины прозвали «большим вождем». Он ухмыльнулся: «большой вождь» во главе варваров и преступников. После выполнения своей миссии Серраманна надушит закрученные вверх усы и будет приступом брать других девушек.

Когда Рамзес поставил его во главе особого отряда египетской армии, предназначенного для выполнения опасных заданий, Серраманна ощутил прилив гордости, придающей свежих сил и энергии. Раз повелитель Двух Земель оказал ему такую честь и доверие, неустрашимый великан с оружием в руках докажет Фараону правильность выбора. Он с таким воодушевлением тренировал людей, находящихся в его подчинении, что среди них не осталось ни хвастунов, ни обжор. Он решил воспитать настоящих воинов, способных драться против десятерых и без единого стона переносить множество ранений.

Никто не знал времени выступления войск, но Серраманна инстинктивно чувствовал близость этого момента. Находясь в казармах, воины становились раздражительными. Собрания военачальников следовали непрерывно одно за другим. Рамзес часто виделся также с Аша.

Плохие новости передавались из уст в уста. Восстание не переставало разрастаться. Верные Египту наместники в Финикии и Палестине были убиты. Но донесения, доставляемые почтовыми голубями армии, доказывали, что крепости держались хорошо и сдерживали натиски врага.

Из этого следовало, что восстановление порядка в Ханаане пройдет без особых затруднений. Затем Рамзес скорей всего решит двигаться на север, в провинцию Амурру. После этого произойдет неизбежное столкновение с хеттской армией, чьи отряды, согласно донесениям, отступили из Южной Сирии.

Серраманна не боялся хеттов, известных своей жестокостью. Он сгорал от нестерпимого желания разделаться с этими варварами, сразить как можно больше и увидеть их убегающими и воющими от страха.

Перед началом знаменитых боев, воспоминания о которых египтяне надолго сохранят в памяти, знаменитому сарду нужно было выполнить еще одно поручение.

Выйдя из дворца, он направился в квартал, находившихся около оружейных мастерских. В лабиринте улочек, где располагались лавочки ремесленников, царила атмосфера напряженной деятельности. Немного дальше, по направлению к порту, ютились скромные жилища еврейских каменщиков.

Появление гиганта внесло смятение среди рабочих и их семей. С исчезновением Моисея евреи потеряли отличного начальника, защищавшего от любых проявлений беззакония и возвращавшего забытое чувство гордости. Внезапное появление хорошо известного своим необузданным нравом Серраманна не предвещало ничего хорошего.

Серраманна ухватил за набедренную повязку пробегавшего мимо мальчика.

— Прекрати дергаться, малыш. Где живет каменщик Абнер?

— Я не знаю.

— Не зли меня.

Мальчик принял угрозу всерьез и торопливо заговорил. Он даже предложил проводить воина к дому Абнера, который при появлении Серраманна забился в угол комнаты, накинув на голову покрывало.

— Пойдем, — приказал Серраманна.

— Я отказываюсь.

— Чего ты боишься, мой друг?

— Я не сделал ничего плохого.

— Следовательно, тебе нечего бояться.

— Прошу, оставь меня в покое!

— Правитель хочет видеть тебя.

Так как при этих словах Абнер еще глубже забился в угол, Серраманна был вынужден силой усадить его на спину осла, который уверенно и спокойно потрусил в сторону дворца Пи-Рамзеса.

Абнер был страшно напуган.

Распростершись у ног Рамзеса, он не осмеливался поднять голову.

— Расследование происшествия меня не удовлетворяет, — сказал Фараон. — Я хочу знать, что в действительности произошло. И ты, Абнер, ты знаешь правду.

— Ваше Величество, я всего лишь каменщик…

— Моисея обвинили в убийстве Сари, мужа моей сестры. Если выяснится, что он действительно совершил преступление, то будет наказан самым суровым образом. Но зачем он это сделал?

Абнер надеялся, что никто не будет интересоваться его ролью в этом деле. Это означало пренебречь дружбой, объединявшей Фараона и Моисея.

— Должно быть, Моисей сошел с ума, Ваше Величество.

— Прекрати насмехаться надо мной, Абнер.

— Ваше Величество!

— Сари тебя не любил.

— Это сплетни, ничего кроме сплетен…

— Нет, у меня есть доказательства! Встань.

Дрожа от страха, еврей колебался.

— Ты трус, Абнер?

— Я простой каменщик, желающий жить в мире, Ваше Величество, вот что я такое.

— Мудрецы не верят в случайности. Почему ты оказался замешанным в эту историю?

Абнер собирался продолжать лгать, но голос Фараона разрушил его намерение.

— Моисей… Моисей был начальником каменщиков. Я должен был повиноваться ему, как и мои собратья, но его власть не нравилась Сари.

— Сари плохо с тобой обращался?

Абнер пробормотал несколько неразборчивых слов.

— Говори громче, — потребовал царь.

— Сари… Сари не был хорошим человеком, Ваше Величество.

— Он был даже коварным и жестоким, я это знаю.

Ободрение Рамзеса немного успокоило Абнера.

— Сари угрожал мне, — признался еврей, — он вынудил меня отдавать ему часть заработка.

— Он шантажировал тебя… Почему же ты согласился?

— Я боялся, Ваше Величество, очень боялся! Сари избил меня и ограбил…

— Почему же ты не пожаловался?

— У Сари были большие связи, стража порядка была на его стороне. Никто не отваживался идти против него.

— Никто, кроме Моисея!

— На свою беду, Ваше Величество, на свою беду…

— Но эта беда касалась и тебя, Абнер.

Еврей готов был провалиться сквозь землю. Взгляд правителя проникал в его душу, как нож в масло.

— Ты все рассказал Моисею, не так ли?

— Моисей был добр и смел…

— Правду, Абнер!

— Да, Ваше Величество, я ему доверился.

— Как он решил поступить?

— Он согласился защитить меня.

— Каким образом?

— Наверное, приказав Сари оставить меня в покое… Моисей никогда не говорил попусту.

— Факты, Абнер, только факты.

— Я отдыхал дома, когда ворвался Сари. Он был ужасно зол. «Еврейская собака, — прокричал он, — ты осмелился говорить!» Он ударил меня. Я закрывал лицо руками и старался убежать от него. В этот момент вошел Моисей. Он дрался с Сари, Сари умер… Если бы Моисей не вмешался, умер бы я.

— Иными словами, случай самозащиты! Благодаря твоему свидетельству, Абнер, Моисей мог бы быть оправдан судом и вновь занять свое место среди египтян.

— Я не знал, я…

— Почему ты молчал, Абнер?

— Я боялся!

— Кого? Сари мертв. Новый старший мастер преследует тебя?

— Нет, нет…

— Что же тогда тебя пугает?

— Правосудие, стража порядка…

— Ложь — это серьезная ошибка Абнер. Может, ты не веришь в существование иного мира, где на весах взвешиваются все наши поступки?

Еврей молча кусал губы.

— Ты сохранил молчание, — продолжал Рамзес, — потому что боялся, как бы следователи не заинтересовались тобой. Судьба Моисея, человека, спасшего тебе жизнь, вовсе тебя не заинтересовала.

— Ваше Величество!

— Такова истина, Абнер. Ты хотел остаться в тени, потому что сам ты тоже шантажист. Серраманна удалось развязать языки начинающим каменщикам, которых ты обирал без малейших угрызений совести.

Еврей упал на колени перед Фараоном.

— Я помогаю им найти работу, Ваше Величество. Это только вознаграждение.

— Ты настоящий подлец, Абнер, но для меня ты бесценен, так как можешь доказать невиновность Моисея и оправдать его поступок.

— Вы… вы простите меня?

— Серраманна отведет тебя к судье, который будет решать. Под присягой ты опишешь все факты, не опуская ни одной подробности. И чтобы я больше о тебе не слышал, Абнер.

Глава 8

Шове, сановнику Дома Жизни Гелиополиса, было поручено проверять качество продуктов, которые приносили земледельцы и рыбаки. Щепетильный и придирчивый, он внимательно осматривал каждый фрукт, каждый овощ, каждую рыбину. Лавочники боялись, но уважали его, так как он устанавливал справедливую цену. Никому не удавалось стать основным поставщиком, потому что Шове никому не оказывал предпочтения. Для него имело значение только хорошее качество продуктов, освящаемых во время обрядов, и предназначенных для богов.

Сделав выбор, Шове направлял покупки на кухню Дома Жизни, название которого — «чистое место» — вполне соответствовало неустанной и постоянной заботе служителей по поддержанию чистоты. Служитель не скупился на внезапные проверки, заканчивающиеся иногда тяжкими наказаниями.

В то утро он отправился к складу сушеной и соленой рыбы. Замок двери в кладовую, механизм которого был известен только ему одному, был распилен.

Ошеломленный, он толкнул дверь.

Внутри царили привычная тишина и полумрак.

Разволновавшись, он вошел в помещение, но не обнаружил ничего необычного. Наполовину успокоенный, Шове останавливался у каждого сосуда. Надписи на них привычно уточняли сорт и количество рыбы, а также дату засола.

Возле двери место пустовало.

Один сосуд был украден.

Принадлежать ко двору Супруги Фараона было честью, о которой мечтали все знатные дамы. Но Нефертари, в первую очередь, ценила опытность и серьезность, а не богатство и положение в обществе. Так же, как и Рамзес при назначении сановников, она удивила многих, останавливая свой выбор на девушках незнатного происхождения.

Именно поэтому личной служанкой Великой Супруги Фараона стала прелестная брюнетка, родившаяся в простонародном пригороде Мемфиса. Она должна была отвечать за любимые одежды Нефертари. Царица имела огромный гардероб, но была особо привязана к своим простым старым платьям, а особенно — шали, которую охотно носила с наступлением вечера. Кроме того, эта вещь напоминала ей о первой встрече с Рамзесом, когда она, мечтательница, набросила шаль себе на плечи. Нефертари долго отвергала Рамзеса, пылкого и одновременно деликатного юношу, до тех пор, пока сама себе призналась в пылкой страсти.

Личная служанка царицы, как и другие служащие ее Дома, испытывала чувство глубокого почтения к своей госпоже. Нефертари умела повелевать с изяществом, приказывать — с улыбкой. Она не допускала на своей одежде ни одного, даже самого незаметного, пятнышка. Не терпела ни необоснованного опоздания, ни лжи. Если возникала какая-нибудь трудность, Нефертари обсуждала ее с причастной к этому делу служанкой и выслушивала все объяснения. Друг и доверенное лицо царицы-матери, Великая Супруга Фараона сумела завоевать все сердца.

Девушка обрызгивала ткани изысканными благовониями, изготовленными во дворцовой лаборатории. Она старалась не допустить ни одной лишней складки, укладывая одежду в деревянные сундуки. С приближением ночи она должна будет вернуться сюда за старой шалью. Хозяйка любила накидывать ее себе на плечи, заканчивая дела.

Кровь отхлынула от лица служанки.

Шали не было на обычном месте.

«Невозможно, — подумала она, — я, наверное, ошиблась сундуком». Девушка посмотрела в другом сундуке, потом в остальных.

Напрасно.

Служанка опросила остальную прислугу, цирюльника. Но никто не мог дать ей вразумительного ответа.

Любимая шаль Нефертари была украдена.

В приемном зале дворца Пи-Рамзеса собрался военный совет. Военачальники, возглавлявшие четыре соединения армии, прибыли по приказу правителя, верховного военачальника. Здесь же был и Амени, делающий записи.

Все военачальники были зрелого возраста, образованные, владельцы больших поместий с хорошими управляющими. Двое из них под предводительством Сети побеждали хеттов, но бои тогда были короткими и носили частный характер. В действительности же никто из этих высших военных чинов не участвовал в полномасштабной войне с достойным противником. Чем ближе была тотальная война, тем больше портилось их настроение.

— Каково состояние боевого снаряжения?

— Хорошее, Ваше Величество.

— Производство?

— Не останавливается ни на минуту. По вашему приказанию жалованье кузнецов и изготовителей стрел удвоено. Но нам нужно иметь больше мечей и кинжалов для ближнего боя.

— Колесницы?

— Через несколько недель их число будет достаточным.

— Лошади?

— За ними хорошо ухаживают. К началу похода животные будут в прекрасной форме.

— Каково настроение людей?

— Это наше больное место, Ваше Величество, — признал самый молодой из военачальников.

— Ваше присутствие благотворно, но среди воинов продолжают ходить слухи о жестокости и непобедимости хеттов. Несмотря на то, что мы постоянно опровергаем эти глупые россказни, они оставляют глубокие следы в умах людей.

— Даже в умах моих воинов?

— Нет, Ваше Величество, конечно же, нет… Но по некоторым пунктам у нас существуют сомнения.

— Какие?

— Например… Будет ли враг действительно превосходить нас численно?

— Мы начнем с того, что восстановим порядок в Ханаане.

— Хетты уже там?

— Нет, их армия не отважилась продвинуться так далеко вглубь страны. Лишь отдельные отряды внесли смятение в наших провинциях, прежде чем вернуться в Анатолию. Они спровоцировали предательство местных царьков с целью разжечь войну и истощить наши силы. Но все это ничего не значит. Быстрое завоевание наших провинций воодушевит воинов, и мы сможем быстро продвинуться к северу, к решающей победе.

— Некоторых беспокоят… наши крепости.

— Напрасно. Позавчера и вчера десяток почтовых голубей прилетели во дворец, принеся ободряющие известия. Ни одна крепость не сдалась в руки врагу. Все они располагают необходимым продовольствием и оружием и смогут сдерживать вероятные натиски до нашего прихода. Однако надо поторопиться. Мы и так уже слишком опаздываем.

Пожелание, высказанное Рамзесом, имело силу приказа. Военачальники откланялись и возвратились в казармы с твердым намерением ускорить приготовления к выходу войск.

— Какие бездарности, — процедил сквозь зубы Амени, откладывая в сторону тонко отточенную тростинку, которую он использовал для письма.

— Ты слишком строг, — заметил Рамзес.

— Посмотри на них: они напуганы, слишком богаты, привыкли к легкой жизни! До настоящего момента они провели больше времени, отдыхая в садах своих поместий, нежели сражаясь на поле брани. Как они поведут себя в бою с хеттами, единственный смысл жизни которых — это война? Твои военачальники уже мертвы или отступают.

— Ты советуешь их заменить?

— Слишком поздно, да и зачем? Все твои воины одинаковы.

— Ты хочешь, чтобы Египет удерживался от всякого военного вмешательства?

— Это была бы смертельная ошибка… нужно действовать, ты прав. Но ситуация ясна как день: наша победа зависит от тебя, тебя одного.

Рамзес принял своего друга Аша поздно ночью. У Фараона и молодого дипломата очень редко случались моменты передышки. Напряжение в столице становилось все более ощутимым.

Стоя рядом, они оба созерцали из окна кабинета Фараона ночное небо, усыпанное тысячами звезд.

— Что нового, Аша?

— Ситуация ясна: с одной стороны — восставшие, с другой — наши крепости. Противники ждут твоего вмешательства.

— Я сгораю от нетерпения, но не имею права рисковать жизнями моих воинов. Неподготовленность, нехватка оружия… Слишком долго мы жили в состоянии иллюзорного мира. Пробуждение слишком резкое, но спасительное.

— Как я хотел бы, чтобы твои слова дошли до богов!

— Ты сомневаешься в их помощи?

— Сможем ли мы победить?

— Те, кто будет сражаться под моим командованием, будут защищать Египет до последнего вздоха. Если хеттам удастся победить, настанет царство тьмы.

— Ты думал о том, что можешь погибнуть?

— Нефертари установит регентство, а если понадобится — она сама будет править.

— Как прекрасна эта ночь… Почему люди думают только о взаимном уничтожении?

— Я мечтал о мирном правлении. Но судьба распорядилась иначе, и я не буду уклоняться от того, что мне предначертано.

— Судьба может быть враждебна по отношению к тебе, Рамзес.

— Ты больше не веришь в меня?

— Наверное, я, как и каждый, просто боюсь.

— Ты напал на след Моисея?

— Нет. Он словно исчез.

— Нет, Аша.

— Почему ты так уверен?

— Потому что ты и не приступал к поискам.

Аша остался невозмутимым.

— Ты отказался послать людей по следу Моисея, — продолжал Рамзес, — потому что не желаешь его ареста и смертельного приговора.

— Но ведь Моисей наш друг, не так ли? Если я верну его в Египет, он будет приговорен к смертной казни.

— Нет, Аша.

— Ты Фараон, но даже ты не можешь преступить закон!

— У меня и нет такого намерения. Моисей сможет свободно жить в Египте, так как правосудие его оправдает.

— Но… Разве он не убил Сари?

— Это была самозащита. Так свидетельствуют очевидцы.

— Фантастическая новость!

— Займись поисками Моисея и найди его.

— Это будет непросто… В ситуации нынешних волнений он, может быть, прячется в недоступном месте.

— Найди его, Аша.

Глава 9

В плохом настроении Серраманна направился в квартал каменщиков. Четверо молодых евреев, прибывших из Центрального Египта, не задумываясь, обвинили Абнера в шантаже и вымогательстве. С его помощью им удалось получить работу, но какой ценой!

Государственная служба предпринимала жалкие попытки расследования. Сари был подозрительной личностью, но обладал достаточным влиянием, Моисей также стеснял следствие. Смерть первого и исчезновение второго были на руку следствию.

Может, была допущена небрежность к важным показаниям? Серраманна, прежде чем снова вторгнуться в жилище Абнера, задавал повсюду множество вопросов.

Жуя хлеб, натертый чесноком, каменщик рассматривал табличку, испещренную цифрами. Увидев Серраманна, он тотчас спрятал табличку в складках одежды.

— Итак, Абнер, ты занят подсчетами?

— Я не виновен!

— Если ты опять возьмешься за старое, то будешь иметь дело со мной.

— Фараон защищает меня!

— Не зарывайся.

Воин взял сладкую луковицу и съел ее.

— У тебя есть что-нибудь выпить?

— Да, в сундуке…

Серраманна открыл крышку.

— Боги мои, вот чем можно отметить прекрасный праздник пьянства! Амфоры вина и пива… У тебя хороший заработок.

— Это… подарки.

— Как прекрасно, когда тебя любят.

— Что ты от меня хочешь? Я ведь дал показания!

— Это сильнее меня, я люблю твое общество.

— Я сказал все, что знал.

— Не верю. Во времена, когда я был пиратом, мне частенько самому приходилось допрашивать пленных. Многие из них забывали место, где спрятали деньги. Но благодаря силе… убеждения, они в конце концов вспоминали.

— У меня нет богатств!

— Меня не интересуют твои деньги.

У Абнера отлегло от сердца, он, казалось, испытал облегчение. Пока Серраманна открывал сосуд с пивом, еврей засунул табличку под циновку.

— Что ты написал там, Абнер?

— Ничего, ничего…

— Спорим, что это суммы, полученные путем вымогательства у твоих еврейских братьев. Прекрасное доказательство для суда!

Ошеломленный каменщик не протестовал.

— Но ведь мы можем договориться, мой друг; я ведь не судья.

— Что… Что ты предлагаешь?

— Меня интересует Моисей, а не ты. Ты его хорошо знаешь?

— Не лучше, чем кто-либо другой…

— Не лги, Абнер. Ты хотел получить его защиту, значит, следил за ним, чтобы знать, что он за человек, как себя вел и каковы были его связи.

— Он проводил все время за работой.

— С кем он встречался?

— С ответственными за строительство, с рабочими, с…

— А после работы?

— Он охотно разговаривал с предводителями еврейской общины.

— О чем они говорили?

— Мы гордый и недоверчивый народ… Иногда мы предпринимаем робкие попытки получения независимости. В глазах восторженного меньшинства Моисей представлялся организатором одной из них. С окончанием строительства Пи-Рамзеса эта безумная идея была быстро забыта.

— Один из рабочих, находящихся под твоим «покровительством», рассказал мне о визите к Моисею любопытного человека. Они долго общались наедине в комнате Моисея.

— Это правда… Никто не знал этого человека. Поговаривали, что он архитектор, прибывший с юга. Он вроде бы должен был давать Моисею какие-то технические советы, но его ни разу не видели на стройке.

— Опиши мне его.

— Примерно лет шестидесяти, высокий, худой, с лицом хищной птицы, выдающимся вперед носом, высокие скулы… очень тонкие губы и твердый подбородок.

— Во что он был одет?

— В обыкновенную тунику… Настоящий архитектор был бы одет получше. Казалось, этот человек старался быть незаметным, он говорил только с Моисеем.

— Еврей?

— Наверняка нет.

— Сколько раз он приезжал в Пи-Рамзес?

— По крайней мере раза два.

— После исчезновения Моисея его кто-нибудь видел?

— Нет.

Страдающий от жажды Серраманна опустошил амфору сладкого пива.

— Надеюсь, ты ничего не скрыл, Абнер. В противном случае мои нервы сдадут, и я выйду из себя.

— Я вам все рассказал об этом человеке!

— Я не требую от тебя стать честным человеком, для этого с твоей стороны потребуется слишком много усилий. Но постарайся по крайней мере, чтобы о тебе больше не было слышно.

— Не хотите ли… забрать с собой несколько амфор, похожих на ту, что вы только что выпили?

Серраманна сжал нос еврея между большим и указательным пальцами.

— А не оторвать ли мне твой нос в наказание?

Боль была такая острая, что Абнер потерял сознание.

Серраманна пожал плечами, вышел из дома и пошел ко дворцу, полностью погруженный в свои мысли.

Его расследование пролило свет на многое.

Моисей готовил заговор. Он рассчитывал встать во главе группы евреев, несомненно, чтобы потребовать новых привилегий для своего народа и, может быть, создания отдельного города в Дельте. А если тот таинственный человек был иноземцем, пришедшим к евреям с предложениями извне? В этом случае Моисей мог быть виновным в государственной измене.

Рамзес никогда не захочет и слышать о таких выводах. Перед тем, как их высказать и предостеречь Фараона от того, кого он считал своим другом, Серраманна надо было добыть доказательства.

Сард положил голову на плаху.

Красавица Изэт, вторая жена Рамзеса и мать его сына Ка, имела роскошные покои на территории дворца в Пи-Рамзесе. И хотя ее отношения с Нефертари не омрачала никакая тень, она предпочитала жить в Мемфисе. Изэт искала забвения в светских приемах, на которых все восхищались ее красотой.

С зелеными глазами, маленьким прямым носом и тонкими губами, грациозная, жизнерадостная и игривая, Красавица Изэт была обречена на роскошное, но пустое существование. Несмотря на свою молодость, она жила одними воспоминаниями. Когда-то она была первой любовницей Рамзеса и безумно любила его, теперь продолжала любить с той же страстностью, но уже без желания бороться, чтобы снова покорить его. Иногда она начинала ненавидеть этого властелина, которого боги наделили всеми своими дарами. Не владел ли он также умением соблазнить ее, тогда как сердце его принадлежало Нефертари?

Если бы, по крайней мере, Великая Супруга Фараона была уродлива, глупа и отвратительна… Но Красавица Изэт отдавала должное ее очарованию и блеску, признавая исключительным существом, под стать Рамзесу.

«Какая странная судьба, — думала молодая женщина, — видеть любимого мужчину в объятиях другой и допускать, что эта жестокая ситуация правильна и справедлива.»

Если бы Рамзес вернулся, Красавица Изэт ни в чем не упрекнула бы его. Она отдавалась бы любимому с тем же ослеплением, что и во время их первого соединения в тростниковой хижине, затерянной в полях. Был бы он пастухом или рыбаком, все равно необыкновенно сильное желание привело бы ее к нему.

Изэт не испытывала никакого желания властвовать. Она была не способна взять на себя обязанности правительницы Египта и взвалить на свои плечи ту ношу, что так утомляла Нефертари. Ей были совсем не знакомы зависть и ревность. Красавица Изэт благодарила небесные силы, давшие ей несравненное счастье: любить Рамзеса.

Этот летний день был счастливым.

Красавица Изэт играла с девятилетним Ка и дочерью Нефертари, Меритамон, четырехлетие которой должны были вскоре отпраздновать. Дети прекрасно ладили между собой. Ка не утратил страсти к чтению и письму. Он учил сестру писать иероглифы и помогал ей, когда она сомневалась. Сегодня урок посвящали рисованию птиц, требовавшему ловкости и точности.

— Идите искупайтесь, вода восхитительна.

— Я предпочитаю заниматься, — ответил Ка.

— Но и плавать ты должен уметь.

— Это меня не интересует.

— Может, твоя сестра хочет отдохнуть.

Дочь Рамзеса и Нефертари была так же прелестна, как и ее мать. Девочка колебалась из боязни не угодить Ка или его матери. Она любила плавать, но не хотела противоречить Ка, знавшему столько тайн!

— Ты позволишь мне пойти в воду? — тревожно спросила она брата.

Ка задумался.

— Хорошо, но не задерживайся. Ты еще должна переделать рисунок птенца перепелки; голова получилась недостаточно закругленной.

Меритамон побежала к Красавице Изэт, которая была счастлива тем, что Нефертари оказала ей доверие и позволила принимать участие в воспитании девочки.

Молодая женщина и девочка скользнули в прохладную чистую воду бассейна, находившегося в тени смоковницы. Да, этот день, действительно, был счастливым.

Глава 10

Жара в Мемфисе становилась удушливой. Дул северный ветер, и его обжигающие порывы иссушали людей и животных, было трудно дышать. Между крышами домов были натянуты тенты из плотной материи, дающие тень на улочках. Продающие воду прямо и не знали, что делать.

В своем комфортабельном доме маг Офир не страдал от сильной летней жары. Отверстия, проделанные в стенах под потолком, создавали движение воздуха. Место было тихим, спокойным и благоприятствовало сосредоточенности, необходимой для исполнения колдовских приемов.

Офир чувствовал необыкновенное возбуждение. Обычно ливиец занимался своей наукой с некоторой холодностью, почти безразличием. Но он никогда еще не брался за такую трудную работу, и размах дела будоражил его ум. Он, сын советника бывшего Фараона Эхнатона, совершал акт мести.

Именитый гость, Шенар, старший брат Рамзеса и верховный сановник, прибыл после полудня, когда улицы города как большие, так и маленькие, были пустынны. Шенар позаботился о том, чтобы приехать в колеснице, принадлежащей его союзнику Меба. Немой возница правил лошадьми.

Маг с почтением приветствовал Шенара. Последний, как и во время их предыдущей встречи, испытывал беспокойство. Ливиец с профилем хищной птицы обладал леденящим душу взглядом. Темно-зеленые глаза, выдающийся вперед нос, очень тонкие губы делали его больше похожим на демона, чем на человека. Однако его голос и манеры носили отпечатки мягкости. И время от времени можно было подумать, что разговариваешь со старым жрецом, чьи речи действуют умиротворяюще.

— К чему это приглашение, Офир? Мне вовсе не нравятся такого рода поступки.

— Я позвал вас, так как продолжил работу над нашим делом, господин. Вы не будете разочарованы.

— Я надеюсь на это для вашего же блага.

— Не угодно ли следовать за мной… Эти дамы ждут нас.

Шенар подарил это жилище магу, чтобы тот мог заниматься своим колдовством в полном спокойствии. Таким образом, Офир содействовал завоеванию Шенаром власти. Конечно, старший брат Рамзеса принял все меры предосторожности и снял дом на имя своей сестры Долент. Можно было найти сколько угодно ценных и удобных союзников… Аша, друг детства Рамзеса и гениальный заговорщик. Сирийский торговец Райя, ловкий хеттский шпион. А теперь еще и этот Офир, с которым его познакомил наивный Меба, бывший верховный сановник. Шенар занял его место и внушил Меба, что Рамзес отстранил его от дел. Шенар опасался странного и опасного мира, который представлял Офир, но не пренебрегал возможностями злых сил.

Офир утверждал, что задумал грандиозный политический проект, состоявший в возрождении лжеучения Эхнатона. Маг хотел установить культ единого бога Атона как государственную религию и возвести на трон Египта безвестного наследника безумного царя. Шенар дал понять Офиру, что он одобряет расширение его секты, желая тем самым привлечь внимание Моисея. Поэтому колдун вошел в контакт с евреем, чтобы доказать, что они преследовали общие цели.

Шенар думал, что даже самая незначительная внутренняя оппозиция будет еще одной преградой для Рамзеса. Когда придет время, Шенар избавится от всех стесняющих его союзников. Ведь человек, стоящий у власти, не должен иметь прошлого.

К несчастью, Моисей совершил убийство и бежал. Без поддержки евреев у Офира не было ни малейшего шанса собрать достаточное количество посланников Атона, чтобы поколебать власть Рамзеса. Разумеется, маг доказал свои способности во время родов Нефертари, поставив под угрозу жизнь царицы и ее дочери. Но одна и другая были все еще живы. Хотя царица и не могла больше иметь детей, магия царского дома одержала верх над искусством ливийца.

Офир становился бесполезным, даже опасным. Поэтому, получив его послание с просьбой срочно прибыть в Мемфис, Шенар даже подумывал о том, чтобы убрать мага.

— Наш гость прибыл, — возвестил Офир двум женщинам, сидящим в полумраке и держащимся за руки.

Одной из них была темноволосая Долент, его сестра, пребывавшая в постоянном отчаянии и усталости. Другую, Литу, пухлую блондинку, Офир представил как внучку Эхнатона. Шенару же она показалась слабоумной женщиной, покорившейся воле черного мага.

— Как чувствует себя моя дорогая сестра?

— Рада тебя видеть, Шенар. Твое присутствие доказывает, что мы на правильном пути.

Долент и Сари, ее муж, напрасно надеялись, что Рамзес позволит им занять привилегированное положение при дворе. Разочаровавшись, они организовали заговор против Фараона. Когда их интриги были раскрыты, потребовалось вмешательство царицы-матери Туйи и Великой Супруги Фараона Нефертари, чтобы Рамзес их помиловал. Сари, бывший наставник Рамзеса, был низведен до положения старшего мастера. От природы озлобленный и неуживчивый, он ожесточился против еврейских каменщиков. Из-за несправедливого и гнусного отношения к рабочим Сари навлек на себя ярость Моисея и умер. Что касается Долент, она поддалась обаянию Офира и Литы. Высокая черноволосая женщина клялась теперь только именем Атона, единственного бога, и боролась за восстановление его культа и отрешение от власти нечестивого Фараона Рамзеса.

Шенар был заинтересован в ненависти Долент, поэтому пообещал ей одну из главных должностей в будущем государстве. Так или иначе он сможет использовать эту негативную силу против брата. Когда слабоумие сестры станет невыносимым, Шенар ее прогонит.

— У тебя новости от Моисея? — спросила Долент.

— Он исчез, — ответил Шенар, — вне всякого сомнения, еврейские братья убили и похоронили его в пустыне.

— Мы теряем ценного союзника, — признал Офир, — но на все воля богов. Ведь нас становится все больше и больше, не так ли?

— Нужна осторожность, — напомнил Шенар.

— Атон поможет нам, — убедительно заявила восторженная Долент.

— Я не забыл о своем первоначальном проекте, — заметил колдун, — ослабить магические силы Рамзеса, единственную действительную преграду, встающую на нашем пути.

— Ваша первая попытка не увенчалась успехом, — напомнил Шенар.

— Все же признайте некоторую действенность моих методов.

— Результат недостаточен.

— Я это знаю, господин Шенар. Поэтому и решил использовать другой способ.

— Какой?

Ливийский маг указал на кувшин с надписью.

— Прочтите!

— Гелиополис, Дом Жизни. Четыре рыбины: лобаны. Ну и что?

— Это не просто рыба, а еда, предназначенная для подношений. Рыба заботливо отобрана и уже находится под воздействием магии. У меня так же есть этот кусок материи.

Офир потрясал шалью.

— Можно было бы подумать…

— Да, господин Шенар, это действительно любимая шаль Великой Супруги Фараона Нефертари.

— Вы ее… украли?

— У меня много верных помощников, я говорил вам это.

Шенар был удивлен. К каким же уловкам пришлось прибегнуть Офиру?

— Чтобы продвинуться вперед, было необходимо объединить эти два предмета: священную еду и шаль, касавшуюся тела царицы. Благодаря этому и вашей решимости нам удастся восстановить культ Атона. Лита должна царствовать: она будет царицей, вы — Фараоном.

Лита посмотрела на Шенара восторженным и доверчивым взглядом. Малышка была весьма соблазнительной и представляла собой очень подходящую любовницу.

— Если Рамзес останется…

— Он всего лишь человек, — заявил Офир, — и не сможет устоять против сильных и повторяющихся приступов. Для того, чтобы победить, мне нужна помощь.

— Я полностью в вашем распоряжении, — воскликнула Долент, сильнее сжав руки Литы, которая все время смотрела на ливийца.

— Ваш план? — спросил Шенар.

Офир скрестил руки на груди.

— Ваша помощь мне необходима, господин.

— Моя? Но…

— Все четверо, мы желаем смерти царской чете. Все вместе мы представляем четыре направления в пространстве, границы времени, целый мир. Если один из нас исчезнет, колдовство станет невозможным.

— Но я не колдун!

— Будет достаточно вашей доброй воли.

— Согласись, — умоляла Долент.

— Что я должен делать?

— Все очень просто, — уточнил Офир. — Но это приведет к свержению Рамзеса.

— Давайте начнем.

Маг открыл кувшин и вынул оттуда четыре соленые и высушенные рыбины. Во власти какого-то наваждения Лита оттолкнула Долент и легла на спину. Офир положил ей на грудь шаль Нефертари.

— Возьмите одну из рыбин за хвост, — приказал он Долент.

Высокая пышнотелая брюнетка повиновалась. Из складок туники Офир вынул маленькую статуэтку Рамзеса и вложил ее в пасть лобана.

— Вторую, Долент.

Маг повторил ту же процедуру.

Четыре рыбины проглотили четыре статуэтки Рамзеса.

— Фараон либо погибнет на войне, — предсказал Офир, — либо попадет в ловушку, подстроенную нами по его возвращению — будет навсегда разлучен с Нефертари.

Офир прошел в маленькую комнатку. За ним последовали Долент, несущая на вытянутых руках четыре рыбины, и Шенар, желание которого навредить Рамзесу возобладало над страхом.

В центре комнаты находилась жаровня.

— Бросьте рыбу в огонь, господин. Таким образом будет выполнена ваша воля.

Шенар не колебался.

Когда последняя рыбина была охвачена огнем, внезапный крик заставил его подпрыгнуть на месте. Все трое побежали в гостиную.

Шаль Нефертари вспыхнула сама по себе, обжигая белокурую Литу, которая была близка к обмороку.

Офир убрал кусок материи, пламя погасло.

— Когда шаль будет полностью сожжена, — объявил он, — Рамзес и Нефертари станут жертвами демонов.

— Лита должна будет снова страдать? — забеспокоилась Долент.

— Она согласилась на эту жертву. Все время в продолжении колдовства она должна будет оставаться в сознании. Вы будете ухаживать за ней Долент; как только ожог заживет, мы продолжим, пока не сожжем шаль дотла. Нам понадобится время, господин Шенар, но мы добьемся удачи.

Глава 11

Главный лекарь Северного и Южного Египта, дворцовый лекарь, доктор Парьямаху был бодрым сорокалетним мужчиной с длинными, тонкими и изнеженными руками. Он был женат на знатной жительнице Мемфиса, родившей ему троих красивых детей, и мог бы похвастаться тем, что сделал блестящую карьеру и пользовался большим уважением.

Однако в то летнее утро доктор Парьямаху нетерпеливо ожидал в приемной, не переставая сердиться. Рамзес не только никогда не болел, так еще и заставлял знаменитого врачевателя ждать более двух часов.

Наконец, пришел слуга и провел его в кабинет Рамзеса.

— Ваше Величество, я ваш покорный слуга, но…

— Как идут дела, дорогой доктор?

— Ваше Величество, я очень обеспокоен! При дворе распространяются слухи, что вы назначили меня военным лекарем и что я должен буду отправиться вместе с армией на север.

— Разве это не великая честь?

— Конечно, Ваше Величество, конечно, но не буду ли я более полезен во дворце?

— Может быть, я подумаю над этим.

Парьямаху и не пытался скрыть тревогу.

— Ваше Величество, могу ли я узнать ваше решение?

— Если поразмыслить, вы, наверное, правы. Ваше присутствие во дворце необходимо.

Лекарь с большим трудом сдержал вздох облегчения.

— Я полностью доверяю моим помощникам, Ваше Величество: тот, кого вы изберете, вас полностью устроит.

— Выбор уже сделан. Думаю, вы знаете моего друга Сетау?

Приземистый человек, без парика, плохо выбритый, с квадратной головой и агрессивным взглядом, одетый с тунику из кожи антилопы, подошел к знаменитому целителю.

Парьямаху отступил на шаг.

— Счастлив видеть вас, Парьямаху! Я согласен, что моя карьера далеко не блестяща, но мои друзья — змеи. Хотите погладить гадюку, которую я поймал вчера?

Лекарь сделал еще один шаг назад. Ошеломленный, он посмотрел на Фараона.

— Ваше Величество, знания, необходимые для управления медицинской службой…

— Постоянно будьте бдительны во время моего отсутствия, Парьямаху. Я вас лично назначаю ответственным за здоровье царской семьи.

Боясь, как бы Сетау не вытащил из своей сумки какую-нибудь рептилию, лекарь поспешил попрощаться и исчезнуть.

— Как долго ты будешь окружен такими насекомыми? — спросил заклинатель змей.

— Не будь таким строгим. Ему иногда удается излечивать больных. Кстати… Согласен ли ты принять на себя ответственность и возглавить медицинские службы армии?

— Эта должность меня не интересует, но я не имею права отпускать тебя одного.

Кувшин с сушеной рыбой из Дома Жизни в Гелиополисе и шаль царицы Нефертари… Две кражи, но один виновный! Серраманна был уверен, что вычислил вора: это мог быть только Роме, который заправлял всеми хозяйственными делами во дворце. Воин уже давно подозревал его. Он уже предавал Фараона, пытаясь его убить.

Рамзес неудачно выбрал себе управляющего.

Серраманна не мог рассказать царю ни о Моисее, ни о Роме без риска вызвать бурную реакцию. Это как не повлечет за собой арест подлеца управляющего, так и не разобьет дружбу Рамзеса с евреем. К кому, кроме Амени, можно обратиться? Личный писец Рамзеса, разумный и недоверчивый — только он согласится выслушать.

Серраманна прошел между двумя воинами, охранявшими дверь коридора, ведущего к кабинету Амени. Неутомимый писец управлял службой, состоявшей из двадцати чиновников, занимающихся всеми важными делами. Амени выбирал главное и докладывал Рамзесу.

Сард услышал быстрые шаги за спиной.

Удивившись, он обернулся. Десяток пехотинцев направили на него копья.

— Что вы делаете?

— У нас есть приказ.

— Это я вам отдаю приказы!

— Мы должны вас арестовать.

— Что за чушь?

— Мы лишь выполняем то, что нам приказано.

— Уходите, или я вас поколочу.

Дверь кабинета Амени отворилась. Личный писец царя появился на пороге.

— Скажи этим идиотам, чтобы они исчезли, Амени!

— Это я приказал произвести твой арест.

Даже кораблекрушение не могло бы больше поразить бывшего пирата. Несколько секунд он был не в состоянии двигаться. Воины воспользовались моментом, чтобы забрать у него оружие и связать ему руки за спиной.

— Объясни мне…

По знаку Амени охранники втолкнули Серраманна в кабинет. Амени заглянул в бумаги.

— Знаешь ли ты некую Ненофар?

— Конечно, это одна из моих любовниц. Если точнее, то единственная на сегодняшний день.

— Вы ссорились?

— Слова влюбленных в пылу страсти.

— Ты ее насиловал?

Воин улыбнулся.

— Мы грубо сражались друг с другом в некоторых поединках, но то была битва по завоеванию удовольствия.

— Следовательно, тебе не в чем упрекнуть эту девушку?

— Да! Она бесстыдно изнуряет меня.

Амени оставался суровым.

— Эта Ненофар выдвинула против тебя серьезные обвинения.

— Но… Она была согласна, я могу поклясться!

— Речь идет не о ваших сексуальных излишествах, а о предательстве.

— Предательство… ты употребил слово предательство?

— Ненофар обвиняет тебя в шпионаже в пользу хеттов.

— Ты смеешься надо мной, Амени!

— Эта девушка любит свою страну. Когда она нашла довольно странные таблички, спрятанные в ящике для белья в твоей комнате, то сочла нужным принести их мне. Ты узнаешь их?

Амени показал предметы Серраманна.

— Я вижу их в первый раз.

— Это доказательство совершения тобой преступления. Судя по текстам, написанным в довольно грубой манере, ты объявляешь хеттам, что сумеешь сделать совершенно не способным к боевым действиям особый отряд, находящийся под твоим командованием.

— Абсурд!

— Показания твоей любовницы были записаны судьей. Он прочитал их вслух в присутствии свидетелей, и она подтвердила свои слова.

— Это попытка опорочить меня и ослабить Рамзеса.

— Судя по датам табличек, ты предатель уже восемь месяцев. Хеттский император пообещал тебе большое состояние? Ты должен получить его после поражения Египта?

— Я верен Рамзесу… Когда-то он смилостивился надо мной, хотя мог забрать у меня жизнь, поэтому теперь она принадлежит ему.

— Прекрасные слова противоречат фактам.

— Ты ведь знаешь меня, Амени! Я был пиратом, это правда, но я никогда не предавал друзей!

— Я думал, что знаю тебя. Но ты похож на всех придворных, подчиняющихся единственному хозяину — прибыли. Наемник предлагает свои услуги тому, кто больше платит, не так ли?

Оскорбленный Серраманна выпрямился:

— Раз Фараон назначил меня начальником его личной охраны и ответственным за особый отряд армии, значит, он доверял мне.

— И ошибался.

— Я отрицаю причастность к вменяемому мне преступлению.

— Развяжите ему руки.

Серраманна испытал огромное облегчение. Амени допрашивал с обычной для него суровостью, но делал это, чтобы оправдать его.

Личный писец Фараона протянул воину заточенную тростинку, смоченную в черных чернилах, и кусок хорошо отполированного известняка.

— Напиши свое имя и звание.

Серраманна, нервничая, повиновался.

— Тот же почерк, что и на табличках. Это новое доказательство будет приложено к делу. Ты виновен, Серраманна.

Обезумевший от ярости, бывший пират бросился на Амени, но четыре копья впились ему в бока. Брызнула кровь.

— Прекрасное признание, тебе не кажется?

— Приведи мне эту девушку, и я заставлю ее отказаться от лживых показаний!

— Ты увидишь ее на суде.

— Это заранее подготовленная ловушка, Амени.

— Готовься к защите, Серраманна. Для таких предателей, как ты, существует только одно наказание — смерть. И не рассчитывай на снисходительность Рамзеса.

— Позволь мне поговорить с Фараоном. У меня есть для него важные сведения.

— Армия завтра выступает. Твое отсутствие неприятно удивит твоих хеттских друзей.

— Позволь мне поговорить с Фараоном, прошу тебя.

— Бросьте его в тюрьму с хорошей охраной, — приказал Амени.

Глава 12

Настроение Шенара было превосходным, а аппетит волчьим. Его завтрак, «услада желудка», состоял из ячменной каши, двух зажаренных перепелок, сыра из козьего молока и круглых медовых печений. В это прекрасное утро, ознаменовавшееся отправлением Рамзеса и его армии на север, Шенар позволил себе полакомиться гусиной ножкой, приправленной розмарином и тмином.

С арестом Серраманна наступательная сила египетских войск значительно ослабла.

Когда Рамзес вошел в его личные покои, Шенар наслаждался чашей свежего молока.

— Пусть боги покровительствуют тебе, — сказал Шенар, поднимаясь и произнося древнюю формулу вежливости, предназначенную для утренних приветствий.

На Фараоне была набедренная повязка и рубашка с коротким рукавом. На запястьях поблескивали серебряные браслеты.

— Не похоже, чтобы мой возлюбленный брат был готов отправиться в путь, — сказал он.

— Но… ты рассчитывал взять меня с собой, Рамзес?

— Можно было бы подумать, что ты не обладаешь душой воина.

— У меня нет ни твоей силы, ни храбрости.

— Вот каковы мои распоряжения: во время нашего отсутствия ты должен собирать всю информацию, поступающую из-за пределов Египта и представлять ее на рассмотрение Нефертари, Туйе и Амени. Они составят мой совет регентства с правом принятия решений. Я же буду на передовой вместе с Аша.

— Он отправляется с тобой?

— Его знание местности необходимо.

— Все дипломатические ходы не удались…

— Я сожалею, Шенар, но у нас нет больше времени, чтобы прибегать к различного рода уловкам.

— Каковы будут твои действия?

— Восстановить порядок в провинциях, бывших когда-то под нашим влиянием. Затем выждать, двинуть войска на Кадеш и вступить в бой с самими хеттами. Когда начнется вторая часть экспедиции, я, может быть, вызову и тебя.

— Для меня будет большой честью присутствовать при окончательной победе.

— Египет выстоит и на этот раз.

— Будь осторожен, Рамзес. Наша страна нуждается в тебе.

Рамзес на лодке пересек канал, разделявший квартал мастерских и самую старинную часть Пи-Рамзеса — Аварис, бывшую некогда столицей завоевателей гиксосов — азиатов, которые оставили о себе зловещие воспоминания. Там возвышался храм Сета, устрашающего бога бурь и небесных волнений. Сет обладал огромной властью во Вселенной и был покровителем отца Рамзеса, Сети, единственного из правителей Египта, отважившегося носить такое имя.

Тайно готовя сына к восхождению на трон Египта, Сети приказал ему предстать перед алтарем могучего Сета. Позже Рамзес приказал его расширить и украсить.

В сердце юноши тогда столкнулись страх и сила, способная его одолеть. Исходом этой битвы был огонь, порожденный Сетом и переданный Сети в наставлении: «Верить в доброту людей — значит совершать ошибку, недопустимую для Фараона».

Во дворе перед храмом находилось сооружение из розового гранита [5] со странным животным, воплощавшим Сета на вершине. Это был пес с красными глазами, двумя ушами, стоящими торчком, и длинной мордой, опущенной вниз. Ни один человек никогда не видел подобное создание, и никто никогда не хотел бы увидеть. В центре монумента Сет был представлен в человеческом облике. На его голове была коническая тиара с солнечным диском и двумя рогами. В правой руке он держал ключ жизни, в левой — скипетр «могущество».

Документ был датирован четвертым днем, четвертого месяца, лета 400 [6] года. Таким образом акцент делался на силе цифры четыре, созидательницы космоса. Иероглифический текст, выгравированный на стеле, начинался следующим воззванием:

Приветствую тебя, Сет, сын богини небес, Ты, чья мощь велика в течение миллионов лет. Ты, стоящий на носу корабля света и сокрушающий врагов, Ты, чей голос громоподобен! Позволь Фараону следовать твоей Ка.

Рамзес проник в закрытую часть храма и склонился перед статуей Сета. Божественная энергия будет необходима ему в сражениях.

Сет, способный превратить четыре года правления в четыреста лет, предписанных на камне, не является ли он лучшим союзником?

Кабинет Амени был загроможден папирусами, свернутыми, помещенными в кожаные футляры, засунутыми в кувшины или сваленными в деревянные сундуки. На каждом из них были наклеены ярлыки, уточняющие содержание и дату регистрации документов. Строгий порядок царил в этой области делопроизводства, где никому не было дозволено хозяйничать. Сам Амени выполнял эту работу с величайшей аккуратностью.

— Я бы хотел уехать с тобой, — признался он Рамзесу.

— Твое место здесь, мой друг. Каждый день ты будешь видеться с Нефертари и моей матерью. Какие бы желания ни высказывал Шенар, не допускай, чтобы он принимал решения.

— Не уезжай надолго.

— Я хочу нанести быстрый и сильный удар.

— Тебе придется обойтись без Серраманна.

— Почему?

Амени пересказал все, что случилось. Рамзес казался грустным.

— Четко составь обвинительный акт, — потребовал царь, — по возвращении я допрошу его. Он объяснит мне мотивы своего поведения.

— Пират всегда остается пиратом.

— Судебный процесс и наказание его будут назидательными.

— Такой воин, как он, был бы тебе полезен, — сожалел Амени.

— Он вонзил бы свой меч мне в спину.

— Наши войска действительно готовы сражаться?

— У них нет иного выхода.

— Ваше Величество считает, что у нас есть реальный шанс победить?

— Мы подчиним себе бунтовщиков, сеющих беспорядки в наших провинциях, а потом…

— Прежде чем атаковать Кадеш, вызови меня к себе.

— Нет, мой друг. Ты будешь более полезен здесь, в Пи-Рамзесе. Если я погибну, Нефертари будет нужна твоя помощь.

— Оружейные мастерские будут продолжать изготавливать оружие, — пообещал Амени, — Я… Я попросил Сетау и Аша следить за твоей безопасностью. Так как с тобой не будет Серраманна, ты будешь способен совершать необдуманные поступки.

— Если я не выступлю во главе армии, то разве она не обречена на поражение?

Ее волосы чернее воронова крыла, нежнее плода смоковницы. Ее зубы белее гипса, а упругие груди, как наливные яблоки любви. Нефертари, его супруга. Нефертари, царица Египта, чей светлый взор был радостью Двух Земель.

— После визита в храм Сета, — сообщил ей Рамзес, — я беседовал с матерью.

— Что она тебе сказала?

— Она рассказала мне о Сети, о долгих часах раздумий, в которые он погружался, прежде чем вступить в какую бы ни было битву. Он обладал чудесной способностью оставаться энергичным во время нескончаемых дней пути.

— В тебе живет душа отца. Он будет сражаться на твоей стороне.

— Я отдаю управление государством в твои руки, Нефертари. Туйя и Амени будут твоими верными помощниками. Серраманна только что арестован. Шенар, несомненно, попытается заставить признать себя. Твердо держи в руках кормило власти.

— Надейся только на себя, Рамзес.

Фараон сжал жену в объятиях, как если бы он не должен был больше ее увидеть.

Голову Рамзеса венчала синяя корона с двумя широкими лентами из плиссированного льна, ниспадающими до пояса. Он был облачен в кожаную одежду, состоящую из рубашки и набедренной повязки, которые образовывали нечто вроде кирасы, покрытой маленькими металлическими пластинами. Поверх костюма было надето просторное прозрачное платье, что придавало Рамзесу несравнимую величественность.

Когда Гомер увидел приближающегося Фараона, облаченного в костюм воина, он перестал курить и поднялся ему навстречу. Гектор, черно-белый кот, спрятался под стулом.

— Таким образом, Ваше Величество, час пробил.

— Я хотел повидать вас, прежде чем отправиться на север.

— Вот стихи, которые я только что написал:

«Так произнес он — и впряг в колесницу коней медноногих, Бурно летающих, гривы волнующих вкруг золотые; Золотом сам он оделся; в руку художеством дивный Бич захватил золотой и на блещущей стал колеснице; Коней погнал, — и послушные быстро они полетели, Между землёю паря и звездами усеянным небом.» [7]

— Мои лошади и правда заслуживают твою похвалу. Вот уже много дней я готовлю их к испытанию, которое мы должны будем выдержать вместе.

— Этот отъезд, как жаль… Я недавно узнал один чудесный рецепт. Смешиваю ячменный хлеб с соком фиников, косточки сам вынимаю, и после брожения получаю пиво, возбуждающее аппетит. Я так бы хотел дать вам его попробовать.

— Это старый египетский рецепт, Гомер.

— Приготовленное греческим поэтом, пиво должно обладать изысканным вкусом.

— После моего возвращения выпьем это пиво вместе.

— Несмотря на то, что, старея, я становлюсь сварливым, ненавижу пить в одиночестве. Особенно, когда я пригласил очень дорогого друга разделить это удовольствие. Вежливость обязывает вас возвратиться как можно быстрее, Ваше Величество.

— Таково и мое намерение. К тому же я очень бы хотел прочесть вашу «Илиаду».

— Мне понадобится еще много лет, прежде чем я смогу смутно разглядеть ее окончание. Вот почему я старею медленно, обманывая время. Вы, Ваше Величество, задержите его в кулаке.

— До свидания, Гомер.

Рамзес взошел на колесницу с впряженными в нее двумя лучшими лошадьми, «Победа в Фивах» и «Довольная богиня Мут». Молодые, сильные, умные, они весело отправлялись навстречу приключению, им не терпелось преодолеть большие расстояния.

Правитель поручил Нефертари заботу о Дозоре, своем псе. Огромный нубийский лев держался справа от колесницы. Необыкновенно сильный и изумительно красивый царь зверей тоже жаждал показать свои способности воина.

Фараон поднял правую руку.

Колесница тронулась, колеса начали вращаться, лев затрусил рядом, приноравливаясь к бегу лошадей. Тысячи пехотинцев, выстроенные в колонны, окруженные конницей, последовали за Рамзесом.

Глава 13

Июньская жара была еще более изнуряющая, чем обычно. Однако египетская армия воспринимала предстоящую войну как загородную прогулку. Путь через северо-восточную часть Дельты был радостным: на полях, казалось, позабыв о нависшей над Египтом угрозе, крестьяне серпами срезали колосья. Легкий ветерок с моря заставлял растения колыхаться, а гладь полей переливаться то зеленью, то золотом. Фараон приказал двигаться ускоренным маршем, но пехотинцы успевали по пути с удовольствием созерцать поля и летающих над ними цапель, пеликанов и розовых фламинго.

Армия останавливалась на отдых в деревнях, где ее хорошо принимали. Соблюдая дисциплину и не нарушая порядка, воины питались свежими овощами и фруктами, разбавляли водой местное винцо, не забыв и о сладком пиве в больших количествах. Как это было не похоже на образ воина, томимого жаждой и голодом, согнувшегося под тяжестью амуниции.

Рамзес взял на себя обязанности главнокомандующего армии, разделенной на четыре соединения, находившихся под защитой богов Ра, Амона, Сета и Птаха, по пять тысяч человек в каждом. К этим двадцати тысячам пехотинцев присоединились воины запаса, часть из которых осталась в Египте, и особый отряд конницы. Таким походным порядком было трудно управлять. Чтобы облегчить управление, царь разбил армию на отряды по двести человек, поставив знаменосца во главе каждого.

Как командир отряда колесниц, так и командиры соединений, писари и начальник интендантов не проявляли никакой инициативы, и как только возникала трудность, шли за советом к Рамзесу. К счастью, Фараон мог рассчитывать на сухие, но точные выступления Аша, уважаемого всеми высшими военачальниками.

Что касается Сетау, то ему понадобилась повозка, чтобы разместить все, что, по его мнению, было необходимо человеку, который отправляется в опасное путешествие на север. В его повозке лежали: пять бронзовых приборов, горшочки с мазями и бальзамами, точильный камень, деревянная расческа, множество дорожных фляг с пресной водой, ножи, топорики, сандалии, циновки, теплая одежда, набедренные повязки, туники, тросточки, несколько десятков сосудов, наполненных оксидом свинца, асфальтом, красной охрой и квасцами, кувшины меда, пакетики с тмином, клещевиной и валерианой. В другой повозке находились лекарства, микстуры и разные снадобья, вверенные на хранение Лотос, жене Сетау и единственной женщине в экспедиции. Так как всем было известно ее умение пользоваться змеями в качестве оружия, никто не приближался к прелестной, обладавшей тонкой и стройной фигурой нубийке.

Сетау носил вокруг шеи колье из пяти долек чеснока, устранявших запахи и защищавших его зубы. Многие воины, зная целебные свойства этого растения, подражали Сетау. По преданию чеснок сохранил молочные зубы юного Гора, прятавшегося со своей матерью в болотах Дельты от гнева Сета, решившего уничтожить сына и преемника Осириса.

Во время первой же остановки Рамзес вместе с Аша и Сетау удалился в свой шатер.

— Серраманна намеревался предать меня, — объявил он.

— Удивительно, — сказал Аша. — Я считаю, что неплохо разбираюсь в людях, и у меня было чувство, что уж этот воин точно будет тебе верен.

— Амени собрал показания и улики против него.

— Странно, — сказал Сетау.

— Ты никогда особенно не любил Серраманна, — напомнил Рамзес.

— Мы с ним повздорили, это правда, но я подверг его испытанию. Этот пират — человек чести, который не бросает слов на ветер. А ведь он дал тебе слово.

— Ты не забыл о доказательствах?

— Амени ошибся.

— Это на него не похоже.

— Каким бы хорошим ни был Амени, он не может быть всегда непогрешимым. Будь уверен, Серраманна не предавал тебя. Просто его убрали, чтобы ослабить твою армию.

— Что ты думаешь об этом, Аша?

— Предположение Сетау не кажется мне бессмысленным.

— Когда будет восстановлен порядок в наших провинциях, — заявил Фараон, — а хетты запросят пощады, мы проясним это дело. Либо Серраманна — предатель, либо кто-то подстроил лживые доказательства. В любом случае я хочу знать всю правду.

— Вот идеал, от которого мне пришлось отказаться, — признался Сетау. — Там, где живут люди, произрастает ложь.

— Мое предназначение в том, чтобы бороться с ней и побеждать, — заявил Рамзес.

— Именно поэтому я тебе не завидую. Змеи, в отличие от людей, не нападают сзади.

— Если только не убегать, — уточнил Аша.

— В этом случае наказание заслуженно.

Рамзес догадывался об ужасном подозрении, возникшем в умах двух его друзей. Они знали, что он испытывал, и готовы были часами спорить, чтобы отогнать предположение: а если сам Амени выдумал эти доказательства? Амени, не терпящий компромиссов и неутомимый работник. Царь доверил ему управление государством, будучи в твердой уверенности, что Амени не предаст. Ни Аша, ни Сетау не осмелились прямо и открыто обвинять его, но Рамзес не имел права закрывать на это глаза.

— Почему Амени повел себя таким образом? — спросил он.

Сетау и Аша переглянулись, не сказав ни слова.

— Если бы Серраманна обнаружил факты, бросающие тень на моего личного писца, — продолжал Рамзес, — он бы мне о них рассказал.

— Ты думаешь, Амени арестовал его, чтобы помешать сделать это? — спросил Аша.

— Невероятно, — сказал Сетау. — Мы разглагольствуем впустую. Когда вернемся в Пи-Рамзес, то выясним все наверняка.

— Это мудрое решение, — определил Аша.

— Мне не нравится этот ветер, — заявил Сетау, — он совсем не похож на нормальный летний ветер. Он приносит болезни и разрушения, как если бы год закончился раньше времени. Остерегайся, Рамзес. Это зловещее дуновение не предвещает ничего хорошего.

— Быстрота действия — вот лучший залог успеха. Никакой ветер не замедлит наше продвижение.

Крепости, расположенные на северо-восточной границе Египта, составляли Царскую Стену и сообщались между собой посредством оптических сигналов. Отсюда регулярно поступали сообщения во дворец. В мирное время они должны были контролировать перемещения людей через границу. С момента объявления общей тревоги лучники и часовые постоянно наблюдали за окружающей местностью с высоты крепостных башен. Этот величественный бастион был построен много веков назад, чтобы не позволять бедуинам воровать скот в Дельте и предупреждать любую попытку вторжения.

«Каждый, кто пересекает эту границу, становится подданным Фараона», — так гласила надпись на законодательной стеле, установленной в каждой крепости. Все крепости содержались с особой заботой и охранялись вооруженными до зубов воинами, которым хорошо платили. Воины соседствовали с таможенными чиновниками, взимавшими пошлину с торговцев за ввоз товара в Египет. Царская Стена, укрепляемая в течение веков, приносила спокойствие египетскому населению. Благодаря этой оборонительной системе, доказавшей уже свою эффективность, страна могла не опасаться ни внезапных атак, ни вторжения варваров, привлеченных богатыми землями Дельты.

Армия Рамзеса продолжала продвигаться в полной тишине и спокойствии. Некоторые ветераны начали подумывать, что все это лишь обычная проверка боеспособности. Фараон имел право производить время от времени такую инспекцию для наглядной демонстрации своего военного могущества.

Когда же они увидели бойницы первой крепости, забитые готовыми стрелять лучниками, их оптимизм пошел на убыль.

Огромные двойные ворота открылись, чтобы дать возможность Рамзесу въехать в крепость. Едва его колесница остановилась в середине большого, посыпанного песком двора, как какой-то пузатый человечек, защищенный от солнца зонтом, который нес слуга, бросился к правителю.

— Слава вам, Ваше Величество! Ваше присутствие — подарок богов.

Аша уже ознакомил Рамзеса с подробным донесением о главном смотрителе Царской Стены. Это был богатый землевладелец, получивший образование в университете Мемфиса, обжора, отец четверых детей, ненавидящий военную жизнь. Он мечтал как можно быстрее оставить свой почетный, но сильно утомляющий пост, чтобы стать знатным чиновником Пи-Рамзеса и заниматься снабжением казарм. Главный смотритель Царской Стены никогда не прикасался к оружию и боялся насилия. Но все его счета были безупречны. Он знал толк в хороших продуктах, поэтому воины крепостей всегда получали прекрасную, качественную пищу.

Фараон сошел с колесницы на землю и погладил своих лошадей.

— Я приказал накрыть столы, Ваше Величество, здесь вы ни в чем не будете нуждаться. Ваша комната будет не так удобна, как дворцовые покои, но я надеюсь, что она вам понравится, и вы сможете хорошо отдохнуть.

— Я не намерен отдыхать. Моя задача сейчас подавить мятеж.

— Конечно, Ваше Величество, конечно! Но это дело займет всего несколько дней.

— Откуда такая уверенность?

— Сообщения, прибывающие из наших крепостей в Ханаане, внушают спокойствие. Восставшие не способны объединиться и уничтожают друг друга.

— Наши крепости были атакованы?

— Никоим образом, Ваше Величество! Вот последнее донесение, которое почтовый голубь доставил нам сегодня утром.

Рамзес прочел документ, составленный спокойной рукой. В самом деле выходило, что Ханаан — не такое уж и трудное дело.

— Проследите, чтобы о моих лошадях хорошенько позаботились, — приказал Фараон.

— Им придется по вкусу и отдых, и еда, — пообещал смотритель Царской Стены.

— Где комната с картами?

— Я провожу вас, Ваше Величество.

Чтобы не заставлять Фараона терять хотя бы секунду, бедному толстяку пришлось бежать, что могло закончиться для него потерей веса. Его слуге было очень нелегко держать над хозяином зонт и, следуя за ним, все время приноравливаться к изменению темпа.

Рамзес созвал Аша, Сетау и военачальников.

— С завтрашнего дня, — объявил он, показывая маршрут на карте, разложенной на низком столике, — мы полным ходом отправимся прямо на север. Пройдя к западу от Иерусалима, вдоль побережья, мы установим контакт с нашей первой крепостью и усмирим мятежников в Ханаане. Потом, перед тем, как начать наступление, разобьем лагерь в Мегиддо.

Все одобрили план. Аша промолчал.

Сетау вышел из комнаты, посмотрел на небо и вернулся к Рамзесу.

— Что происходит?

— Мне не нравится этот ветер. Он обманщик.

Глава 14

Продвижение армии было бодрым и радостным, и дисциплина несколько ослабла. Египетская армия проникла на территорию страны Ханаан, подчинявшейся Фараону и платившей ему дань. Воины Рамзеса не чувствовали, что вторглись в чужую страну, где что-нибудь могло бы им угрожать. Не слишком ли серьезно Рамзес относился к этому конфликту?

Мощь египетских войск была настолько очевидна, что восставшие должны были поспешить сдать оружие и умолять Фараона о пощаде. Еще одна кампания, к счастью, закончится без убитых и тяжелораненых.

Продвигаясь вдоль побережья, воины обнаружили, что одно небольшое укрепление было разрушено. Обычно в нем жили три человека, обязанные следить за продвижением войск. Уничтожение укрепления никого особо не встревожило.

Сетау продолжал ходить с кислой миной. С непокрытой головой в такую сильную жару он сам управлял повозкой. Сетау ни словом не обмолвился с Лотос, являвшейся центром внимания пехотинцев, которые шагали рядом с повозкой прекрасной нубийки.

Морской ветер несколько смягчал жару, дорога была не слишком утомительной для ног, водоносы часто подавали воинам спасительную жидкость Экспедиция требовала от всех хорошей физической подготовки и выносливости. Тем не менее военный поход совсем не походил на ад, каким его считали чиновники, склонные ни в грош не ставить другие профессии.

Справа от колесницы хозяина бежал лев. Никто не осмеливался приближаться к нему из страха быть разорванным его когтями, но каждый радовался присутствию дикого животного. Лев воплощал собой сверхъестественную силу, управлять которой мог только Фараон. Так как Серраманна не было рядом, лев был самым лучшим защитником Рамзеса.

Вдали показалась первая крепость Ханаана.

Впечатляющее строение имело двойные кирпичные стены, высотой в шесть метров, укрепленные парапеты, башни для часовых, широкие крепостные стены были прорезаны бойницами и амбразурами.

— Кто начальник крепости? — спросил Рамзес у Аша.

— Опытный воин, родом из Иерихона. Вырос в Египте, прошел усиленную подготовку и был назначен на эту должность после нескольких поездок с проверками в Палестину. Я встречал его, это серьезный и надежный человек.

— Именно от него приходила большая часть донесений, оповещавших нас о восстании в Ханаане, не так ли?

— Точно, Ваше Величество. Эта крепость имеет важное стратегическое значение и получает всю информацию о происходящем в этом районе.

— Он сможет быть хорошим правителем Ханаана?

— Я в этом уверен.

— В будущем нужно постараться избежать такого рода беспорядков. Эта провинция должна управляться лучше, а наша задача — исключить любые причины неповиновения.

— Единственная возможность, — признал Аша, — подавить влияние хеттов.

— Я хочу именно этого.

Один из воинов осадил лошадь у входа в крепость. Лучник, находившийся на крепостной стене, подал подъехавшему дружественный знак.

Воин вернулся на свое место. Знаменосец приказал остальным двигаться вперед. Усталые, они хотели только пить, есть и спать.

Поток стрел вынудил их броситься на землю.

С десяток лучников, возникших на крепостной стене, неожиданно начали стрелять с неимоверной быстротой по близким и незащищенным людям, ставшим отличными мишенями. Убитые или раненые, со стрелами, вонзившимися в голову, грудь или живот, египетские пехотинцы падали один за другим. Знаменосец, командовавший авангардом, гордость которого была уязвлена внезапной атакой, вместе с оставшимися в живых воинами решил овладеть крепостью.

Но точность стрельбы не оставляла нападавшим никакого шанса. Знаменосец с пронзенным горлом упал у подножия стены.

Всего за несколько минут опытные воины потерпели поражение. Сотня пехотинцев с копьями в руках порывалась отомстить за своих друзей, но вмешался Рамзес.

— Отступить!

— Ваше Величество, — взмолился военачальник, — давайте уничтожим этих предателей!

— Бросаясь на приступ без должной его организации, вы погибните. Отступайте!

Воины повиновались.

Целая вереница стрел упала на землю меньше, чем в двух метрах от царя. Высшие военачальники, охваченные паникой, вскоре собрались возле Рамзеса.

— Прикажите своим людям окружить крепость на расстоянии, недосягаемом для стрел. В первую линию поставьте лучников, затем пехотинцев, а позади них — колесницы.

Хладнокровие Рамзеса вселило в людей спокойствие. Воины вспомнили о наставлениях, полученных во время учений, войска упорядоченно совершали маневры.

— Нужно вынести раненых и оказать медицинскую помощь, — потребовал Сетау.

— Невозможно, вражеские лучники нападут на спасателей.

— Этот ветер принес несчастье.

— Я ничего не понимаю, — сокрушался Аша.

— Ни один из моих осведомителей не сообщил мне, что мятежники завладели этой крепостью.

— Они наверняка действовали хитростью, — предположил Сетау.

— Даже если ты прав, у начальника крепости было достаточно времени, чтобы отправить несколько почтовых голубей с составленными заранее донесениями о нападении.

— Настоящее положение дел простое и неутешительное, — заключил Рамзес. — Начальник был убит, воины — уничтожены, а мы получали ложные донесения. Если бы я разделил мои войска, посылая отдельные отряды к крепостям Ханаана, мы бы понесли тяжелые потери. Размах восстания значителен. Только хеттские отряды могли организовать удар такой силы.

— Ты считаешь, что они еще не ушли из этой местности? — спросил Сетау.

— Мы немедленно, не допуская никакой задержки, должны восстановить свои позиции и взять крепость.

— Захватившие крепость не смогут нам долго сопротивляться, — сказал Аша. — Предложи им сдаться. Если среди них есть хетты, мы заставим их говорить.

— Возьми отряд воинов, Аша, и предложи им сдаться.

— Я пойду с ним, — сказал Сетау.

— Дай ему возможность проявить свои способности дипломата, это может помочь нам избежать боя. А ты, Сетау, приготовь лекарства.

Ни Аша, ни Сетау не обсуждали приказы Рамзеса. Даже заклинатель змей, всегда готовый возразить, преклонялся перед авторитетом Фараона.

Пять колесниц во главе с Аша направились в сторону крепости. Сидевший рядом с молодым дипломатом возница держал в руке копье, к верхушке которого был привязан кусок белой материи. Белый флаг означал желание египтян разрешить конфликт путем переговоров.

Колесницы даже не успели остановиться. Как только они оказались на достаточном расстоянии, ханаанские лучники обрушили ливень стрел. Две из них вонзились в горло возницы, третья задела левую руку Аша, оставляя на ней кровавый след.

— Назад! — прокричал он.

— Не двигайся, — потребовал Сетау, — иначе мой медовый компресс не приклеится так, как нужно.

— Тебе легко говорить, ведь страдаю-то я.

— Так ты неженка?

— Я бы предпочел не получать ранений. К тому же я хотел бы, чтобы моим лекарем была Лотос.

— В безнадежных случаях приходится вмешиваться мне. Я использовал мой лучший мед, ты должен поправиться. Рана заживет быстро, без опасности воспаления.

— Какие дикари… Я не мог даже предположить, что нас так встретят.

— Теперь восставшим бесполезно молить Рамзеса о пощаде: он ненавидит, когда его друзей пытаются убить. Даже если эти друзья заблудились на извилистых дорогах дипломатии.

Аша скривился от боли.

— Вот прекрасный предлог, чтобы не участвовать в приступе крепости, — пошутил Сетау.

— Ты предпочел бы, чтобы выстрел был поточнее?

— Прекрати говорить глупости и отдыхай. Если какой-нибудь хетт попадет нам в руки, то понадобится твой талант переводчика.

Сетау вышел из большого шатра, служившего для размещения раненых, и где только что была оказана медицинская помощь, и поспешил к Рамзесу, чтобы сообщить ему плохие новости.

В сопровождении своего льва Рамзес обошел вокруг крепости, окидывая взглядом эту груду камней, возвышающуюся над равниной. Символ мира и безопасности, крепость превратилась в воплощение угрозы, которую необходимо уничтожить.

С высоты крепостных стен ханаанские часовые наблюдали за Фараоном.

Ни криков, ни брани. Существовала надежда, что египетская армия откажется от взятия крепости и разделится на отряды, исследуя область Ханаана, прежде чем предпринять определенные действия. В этом случае засады, предусмотренные хеттскими наставниками, вынудят войска Рамзеса отступить.

Сетау, уверенный в раскрытии замысла противника, спрашивал себя, не лучше ли будет сначала рассмотреть ситуацию в целом, прежде чем атаковать хорошо защищенную крепость, ведь это может повлечь за собой многочисленные потери.

Военачальники, обсудив этот вопрос, собирались предложить Рамзесу оставить отряд, чтобы не позволять осажденным выходить за пределы крепости. Большая же часть армии должна будет продолжать продвижение к северу, чтобы получить представление о размахе восстания.

Рамзес казался полностью погруженным в размышления, поэтому никто не решался заговорить с ним. Наконец, он потрепал по гриве льва, сидевшего неподвижно. Человек и хищник представляли собой прекрасный союз. Исходившая от них сила заставляла всех, кто к ним приближался, чувствовать себя неловко.

Самый старый из военачальников, служивший в Сирии под командованием Сети, рискнул отвлечь правителя.

— Ваше Величество… Могу ли я поговорить с вами?

— Слушаю тебя.

— Мы долго спорили между собой и нам кажется, что нужно выяснить размах восстания. Из-за лживых донесений мы не знаем настоящего положения дел.

— Что вы предлагаете?

— Не пытаться сейчас взять крепость, а пройтись по всей территории Ханаана. Тогда мы будем действовать сознательно, со всеми на то основаниями.

— Что ж, это интересная перспектива.

Старый военачальник с облегчением вздохнул.

Значит, Рамзес не был против изменений и следовал логике.

— Должен ли я созвать военный совет, Ваше Величество, чтобы огласить ваши приказания?

— В этом нет необходимости, — ответил Рамзес, — все мои приказания в нескольких словах мы немедленно атакуем эту крепость.

Глава 15

Из своего лука, сделанного из дерева акации, с которым он один умел справляться, Рамзес выпустил первую стрелу. Чтобы натянуть тетиву, сделанную из жилы быка, нужна была сила, достойная сына Сета.

Когда ханаанские часовые увидели царя Египта, приготовившегося стрелять за триста метров от крепости, они засмеялись. Они видели в этом лишь символический жест, направленный на приободрение армии.

Тростниковая стрела с наконечником из дерева твердых пород, покрытого бронзой, с зубцами вместо оперения описала полукруг в прозрачном небе и вонзилась в грудь первого часового. Изумленный, он смотрел, как кровь хлещет из раны, и упал вниз головой. Второй часовой почувствовал сильный удар в середину лба, пошатнулся и последовал за своим собратом. Третий, обезумев от страха, успел позвать на помощь, но, отвернувшись, получил удар в спину и рухнул во двор крепости.

Восставшие попытались стрелять из бойниц, расположенных вдоль стен. Но египтяне, превосходившие их по численности, первыми предельно точными выстрелами убили половину вражеских лучников.

Оставшихся постигла та же участь. Когда осталось слишком мало воинов, чтобы хорошо защищать подступы к крепости, Рамзес приказал египтянам выдвинуться вперед с лестницами. Огромный нубийский лев наблюдал за происходящим с величайшим спокойствием.

Приставив лестницы к стенам, воины начали взбираться наверх. Понимая, что нелепо было бы ждать пощады от египтян, ханаанцы сражались из последних сил. Они бросали камни с высоты крепостных стен и сумели опрокинуть одну лестницу. Многие наступающие покалечились, упав на землю. Но лучники Фараона не переставали истреблять восставших.

Сотни воинов быстро вскарабкались вверх и завладели дозорным путем. За ними последовали стрелявшие по врагам, находившимся во дворе крепости.

Сетау и его помощники занимались ранеными, которых на носилках переносили в египетский лагерь. Лотос туго крест-накрест перетягивала неглубокие раны. Иногда прекрасной нубийке приходилось прибегать к наложению швов. Она останавливала кровотечения, прикладывая свежее мясо к ранам. Делала компрессы с медом, травами, обладающими вяжущим свойством, и заплесневевшим хлебом. [8] Сетау же использовал средства, состоящие из отваров трав, шариков с обезболивающими веществами, мазей и микстур. Снимая боль, он усыплял раненых воинов и старался как можно удобнее разместить их в большом шатре. Те, кто будут в состоянии перенести дорогу, отправятся в Египет вместе с убитыми. Ни один из них не будет похоронен на чужбине. Семьям убитых назначат пожизненную пенсию.

Внутри крепости ханаанцы уже оказывали незначительное сопротивление. Последние бои шли врукопашную. Вынужденные сражаться один против десяти, восставшие были уничтожены. Чтобы не попасть на безжалостный допрос, их предводитель кинжалом сам себе перерезал горло.

Когда большие ворота были открыты, Фараон вошел в покоренную крепость.

— Сожгите трупы, — приказал он, — очистите все.

Воины окропили стены едким натром и окурили жилые помещения, склады продуктов и оружия.

Когда в столовой начальника крепости был накрыт обед, все следы битвы были уже уничтожены.

Военачальники восхищались мудростью принятого Рамзесом решения и приветствовали великолепный результат сражения. Сетау и Лотос остались с ранеными, Аша казался обеспокоенным.

— Ты не радуешься этой победе, друг мой?

— Сколько еще боев, подобных сегодняшнему, придется вести?

— Мы возьмем крепости одну за другой, и Ханаан будет усмирен. Эффект неожиданности уже не будет работать против нас, и мы не понесем больше таких тяжелых потерь.

— Пятьдесят убитых и сотня раненых.

— Печальный итог. Мы стали жертвами предательства.

— Я должен был это предвидеть, — сказал Аша. — Хетты не довольствуются лишь грубой силой. Пристрастие к интригам у них в крови.

— Ни одного хетта среди мертвых?

— Ни одного.

— Их отряды вернулись на север.

— Значит, нужно опасаться других ловушек.

— Мы будем к ним готовы. Иди спать, Аша. Завтра мы снова отправляемся в поход.

Рамзес оставил в крепости довольно многочисленный отряд. Несколько гонцов уже отправились в Пи-Рамзес, они везли Амени приказ об отправке обозов в побежденную крепость.

Фараон во главе сотни колесниц, прокладывая путь, показывал пример своим воинам.

Десять раз действие разворачивалось все по тому же сценарию. С расстояния трехсот метров от каждой крепости, занятой восставшими, Рамзес убивал лучников, находившихся в дозоре на крепостных стенах, приводя в ужас своих врагов. Прикрытые непрекращающимся градом стрел, не дававшим возможности ханаанцам дать отпор, пехотинцы, прикрываясь щитами, карабкались по огромным лестницам и первым делом расчищали дозорный путь. Ни разу они не выламывали главные ворота.

Меньше месяца потребовалось Рамзесу, чтобы снова стать хозяином Ханаана. Так как мятежники уничтожили небольшие египетские укрепления, включая женщин и детей воинов, никто из них и не пытался сдаться в плен, уповая на милосердие Фараона. С первой победы Рамзеса одно имя его приводило восставших в трепет. Взятие последней крепости на севере Ханаана почти не вызвало сопротивления, настолько ее защитники были испуганы.

Галилея, долина к северу от Иордана — эти торговые пути снова находились под контролем Египта. Жители этих областей единодушно признали власть Фараона и поклялись в вечной верности.

Ни один хетт не был взят в плен.

Правитель Газы, столицы Ханаана, устроил шикарный пир для египтян. Жители города поступили в распоряжение армии Фараона, они с усердием ухаживали за лошадьми и ослами, а также снабжали воинов всем, в чем те нуждались. Быстрая война по восстановлению порядка в провинции заканчивалась всеобщим ликованием и дружбой.

Правитель Ханаана произнес пламенную речь: он осудил хеттов, этих варваров из Азии, пытавшихся разорвать нерушимые связи, соединяющие его страну и Египет. Посланный милостью богов, Рамзес пришел на помощь своим неизменным союзникам. Разумеется, он не лишит их своей милости. Конечно, мы оплакиваем трагическую гибель египетских наместников. Но Рамзес, действуя по Закону Маат, пресек беспорядки и восстановил справедливость.

— Такого рода лицемерие мне противно, — сказал Рамзес Аша.

— И не надейся изменить человеческую природу.

— Я наделен властью, чтобы выбирать достойных.

Аша улыбнулся.

— Заменить этого правителя другим? Ты это, действительно, можешь. Но невозможно изменить человеческую натуру. Как только следующий правитель Ханаана сочтет выгодным предать тебя, он не будет колебаться. По крайней мере, мы хорошо знаем, каков нынешний: лживый, развращенный, жадный. Им можно без труда управлять.

— Ты забываешь, что он позволил хеттским отрядам находиться на территории, контролируемой Египтом.

— Любой другой поступил бы так же.

— То есть ты советуешь мне оставить этого презренного человека правителем Ханаана.

— Пригрози ему, что прогонишь при малейшем проступке.

— Есть ли на свете хоть один человек, достойный твоего уважения, Аша?

— По долгу своей службы я встречаю людей власти, готовых на все, чтобы ее сохранить и преумножить. Если я начну хоть чуточку доверять им, меня сметут.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я восхищаюсь тобой, Рамзес, что бывает со мной по отношению к людям исключительно редко. Но ты сам, ты ведь тоже человек власти?

— Я служу закону и моему народу.

— А если однажды ты забудешь об этом?

— В тот же день моя власть исчезнет, а мое поражение станет неизбежным.

— Дай бог, чтобы такое несчастье не обрушилось на вас, Ваше Величество.

— Удалось ли установить истину о причинах восстания?

— Торговцы из Газы и некоторые подкупленные чиновники согласились открыть правду. Действительно, хетты организовали восстание и посоветовали ханаанцам хитростью овладеть крепостями.

— Каким образом?

— Обычная доставка продуктов питания… с вооруженными воинами в повозках. Все наши крепости были атакованы одновременно. Чтобы спасти жизнь взятым в заложники женщинам и детям, начальники крепостей предпочли сдаться. Непоправимая ошибка. Хетты убедили ханаанцев, что открытый удар египтян будет слабым и малоэффективным. Восставшие уничтожили наши отряды, хотя до этого были с ними в прекрасных отношениях, и считали, что им нечего бояться.

Рамзес не сожалел о суровости и непоколебимости принятых им решений. Кучка трусов и лжецов была наказана силой египетской армии.

— Кто-нибудь говорил о Моисее?

— Ничего заслуживающего внимания.

Военный совет собрался в царском шатре. Рамзес возглавлял его, сидя на стуле с позолоченной спинкой. Верный лев лежал у его ног.

Фараон созвал Аша и всех высших военачальников, чтобы те могли высказать свои суждения. Последним попросил слово старый военачальник.

— Настроение воинов — отличное, как и состояние животных и снаряжения. Вы, Ваше Величество, только что одержали блестящую победу, которая будет вписана в анналы истории.

— Позволь мне усомниться в этом.

— Ваше Величество, мы горды, что нам довелось участвовать в этом сражении и…

— Сражение? Оставьте это слово на потом. Оно понадобится нам позже, когда мы столкнемся с настоящим сопротивлением.

— Пи-Рамзес готов рукоплескать вам.

— Пи-Рамзес подождет.

— Мы восстановили нашу власть в Палестине и полностью усмирили Ханаан, не пора ли теперь вернуться назад?

— Нам осталось сделать самое трудное: завоевать провинцию Амурру.

— Возможно, хетты сконцентрировали там большие силы.

— Ты боишься сражаться, воин?

— Нам понадобится время для разработки плана действий, Ваше Величество.

— Он уже есть: мы пойдем прямо на север.

Глава 16

На голове у Нефертари был короткий парик с красивыми лентами, спускающимися к плечам. Одетая в длинную тунику, перехваченную красным поясом, царица ополоснула руки водой из священного озера и зашла в центральную часть храма бога Амона. Она принесла летучие эфирные масла для жертвоприношения богам. Являясь Божественной Супругой, Нефертари действовала как Дочь Солнца, созидательной силы, сотворившей мир.

Царица закрыла за собой на засов двери святилища и вышла из храма. Служители храма — жрецы — повели ее к Дому Жизни Пи-Рамзеса. Там, воплощая в себе высшую богиню, одновременно убивающую и дающую жизнь, Нефертари должна будет сражаться с силами зла. Если око Солнца станет ее зрением, то она сможет возродить жизнь и обеспечить смену природных циклов. Спокойствие и счастье каждого дня зависело от способности Дочери Солнца превращать в гармонию и благо разрушительную силу, приносимую опасными ветрами.

Жрец подал царице лук, жрица — четыре стрелы.

Нефертари, натянув тетиву, выпустила первую стрелу на восток, вторую — на север, третью — на юг и четвертую — на запад. Таким образом, она по обряду уничтожила невидимых врагов, угрожавших Рамзесу.

Слуга Туйи ожидал Нефертари.

— Царица-мать хочет видеть вас как можно быстрее.

Великая Супруга Фараона вошла в покои царицы-матери.

Тонкая, в длинном, в мелкую складочку платье с полосатым поясом, украшенная золотыми браслетами и колье из шести ниток ляпис-лазури, Туйя была необычайно элегантна.

— Не тревожься, Нефертари. Гонец, только что прибывший из Ханаана, принес прекрасные новости. Рамзес снова стал правителем всей провинции, и порядок уже восстановлен.

— Когда его ждать?

— Он не уточнил дату приезда.

— Иначе говоря, армия движется на север.

— Вероятно.

— Вы поступили бы так же?

— Не колеблясь, — ответила Туйя.

— На севере Ханаана находится провинция Амурру, разделяющая зоны египетского и хеттского влияния.

— Так пожелал Сети, чтобы избежать войны.

— Если хеттские войска перешли эту границу…

— То будет сражение, Нефертари.

— Я пустила стрелы на все четыре стороны света.

Шенар ненавидел Амени. Старший брат Фараона вынужден был каждое утро встречаться с этим мелким, тщедушным и претенциозным чиновником, чтобы получать информацию об экспедиции Рамзеса. Какое наказание! Когда он, Шенар, будет царствовать, он отправит Амени чистить конюшни где-нибудь в провинции, чтобы тот потерял последние остатки своего здоровья.

Единственным утешением было то, что день ото дня личный писец Фараона все больше мрачнел. Это служило несомненным признаком того, что египетская армия топталась на месте. Старший брат царя принимал глубоко опечаленный вид и обещал молить богов, чтобы судьба снова стала благосклонной к Египту.

Почти не занятый делами государственной службы, но изображающий лихорадочную и упорную деятельность, Шенар старательно избегал встреч с сирийским торговцем Райя. В такое тревожное время все были бы потрясены, если бы человек, занимающий такое высокое положение, как Шенар, стал заниматься покупкой редких ваз, доставляемых из-за пределов Египта. Он довольствовался краткими посланиями от Райя, содержание которых было скорее радостным. По сведениям, поступавшим от подкупленных хеттами сирийских наблюдателей, Рамзес попался в ловушку, подстроенную ханаанцами. Фараон поддался естественному пылу молодости, забыв, что его противники обладали необычайной способностью к интригам.

Шенар разгадал загадку, волновавшую двор: кто украл шаль Нефертари и кувшин с сушеной рыбой из Дома Жизни в Гелиополисе? Виновным был не кто иной, как жизнерадостный управляющий царского дома Роме. Поэтому перед тем, как идти на обязательную встречу с Амени, Шенар под незначительным предлогом вызвал его к себе.

Имея толстое брюшко, полные щеки и тройной подбородок, Роме превосходно справлялся со своими обязанностями. Медлительный, необычайно педантичный, не терпевший беспорядка и грязи, он сам дегустировал блюда, подаваемые царской семье, не церемонясь со слугами. Рамзес лично назначил его на эту должность, и Роме быстро заставил замолчать всех недовольных и установил свои требования к служителям. Малейшее неповиновение ему немедленно влекло за собой изгнание из дворца.

— Чем могу быть вам полезен, господин? — спросил Роме Шенара.

— Мой слуга ничего тебе не сказал?

— Я понял, что возникла проблема старшинства во время пира, но я не понимаю…

— Может, поговорим о кувшине с сушеной рыбой, украденном из кладовой Дома Жизни в Гелиополисе?

— Кувшин… но я ничего не знаю…

— А как насчет шали царицы Нефертари?

— Мне, конечно же, сообщили, и я очень сожалею об этом ужасном скандале, но…

— Ты нашел виновного?

— Я не занимаюсь расследованиями, господин Шенар.

— Ты занимаешь хорошую должность, Роме.

— Нет, я не думаю…

— Да поразмысли сам! Ты — самый главный человек во дворце, от внимания которого не может ускользнуть ни одно происшествие.

— Вы преувеличиваете.

— Почему ты совершил эти злодеяния?

— Я? Уж не предполагаете ли вы, что…

— Я не предполагаю, я в этом уверен. Кому ты передал шаль царицы и кувшин с рыбой?

— Ваши обвинения не обоснованы!

— Я разбираюсь в людях, Роме, и у меня есть доказательства.

— Доказательства…

— Зачем ты пошел на такой риск?

Искаженное лицо Роме, нездоровый румянец на щеках, резко обозначившиеся морщины — все это говорило само за себя.

Шенар не ошибся.

— Тебе либо очень хорошо заплатили, либо ты ненавидишь Рамзеса. Как в первом, так и во втором случае ты совершил серьезный проступок.

— Господин Шенар… Я…

Отчаяние толстяка было даже немного трогательным.

— Ты прекрасно справляешься с обязанностями управляющего, поэтому я согласен забыть об этом прискорбном происшествии. Но если когда-нибудь ты мне понадобишься, не будь неблагодарным.

Амени составлял ежедневный отчет для отправки Рамзесу. Движения его руки были точными и быстрыми.

— Могу я оторвать вас от дела на несколько минут? — приветливо спросил Шенар.

— Вы меня не отвлекаете. Вы и я, мы повинуемся царю, обязавшему нас ежедневно совещаться и делать выводы.

Личный писец Фараона отложил свой отчет в сторону.

— Вы кажетесь изможденным, Амени.

— Это только с виду.

— Может, вам нужно уделять больше внимания своему здоровью?

— Меня волнует только здоровье Египта.

— Вы получили… плохие новости?

— Напротив.

— А конкретнее?

— Я ожидал подтверждения поступившей ко мне информации, прежде чем рассказывать об успехах Рамзеса. Так как нам очень повредили ложные донесения, доставляемые почтовыми голубями, я научился вести себя осторожнее.

— Проделки хеттов?

— Это могло дорого нам обойтись! Все наши крепости в Ханаане находились в руках мятежников. Если бы царь разделил войска, потери были бы катастрофическими.

— К счастью, этого не произошло.

— Провинция Ханаан вновь покорена, проход к побережью свободен. Правитель поклялся Рамзесу в вечной покорности.

— Великолепный успех… Рамзесу удалось совершить великий подвиг и спасти страну. Полагаю, армия возвращается.

— Это военная тайна.

— Какая военная тайна? Я верховный сановник, не забывайте об этом!

— Я не располагаю другой информацией.

— Но это невозможно!

— Однако, это так.

Взбешенный, Шенар удалился.

Амени испытывал угрызения совести. Не из-за разговора с Шенаром, а по поводу поспешного решения в деле Серраманна. Конечно, улики, собранные против воина, были бесспорными, но не оказался ли сам Амени слишком доверчивым? Находясь в возбужденном состоянии из-за выступления армии, Амени тогда не был столь же объективен, как обычно. Следовало проверить доказательства и свидетельства, из-за которых наемник находился в тюрьме. Возможно, это бесполезно, но во всем требовалась точность и уверенность.

Амени, рассерженный на самого себя, снова взялся за дело Серраманна.

Глава 17

Мегиддо, крепость, охраняющая въезд в Сирию, находилась на вершине заметного издалека утеса. Это единственное посреди зеленеющей равнины возвышение казалось неприступным: каменные стены, бойницы, высокие квадратные башни, окруженные деревянными галереями, широкие и крепкие ворота.

Отряд состоял из египтян и сирийцев, верных Фараону. Но как можно было доверять донесениям, утверждавшим, что там все спокойно?

Перед взором Рамзеса предстал необычный пейзаж: лесистые холмы, дубы с узловатыми стволами, топкие реки, болота, песчаная почва… Странная местность, враждебная и замкнутая, так непохожая на красоту Нила и прелесть египетских деревень.

Два раза стадо кабанов нападало на египетских воинов, потревоживших покой самки и детенышей. Пышная, беспорядочно разросшаяся растительность замедляла продвижение вперед. Египетские воины испытывали большие трудности, пробираясь через заросли кустарников и протискиваясь между стволов огромных деревьев. Однако были и ценные преимущества: изобилие пресной воды и дичи.

Рамзес приказал сделать короткий привал. Его взгляд был прикован к крепости Мегиддо, он ожидал возвращения отправленных в дозор воинов.

Сетау воспользовался остановкой, чтобы заняться ранеными и раздать им микстуры. Тяжелораненые воины были отправлены на родину, поэтому армия состояла из физически здоровых мужчин. Некоторые, правда, страдали от холода или жары, от желудочных колик. Но снадобья, приготовленные на основе бриона, тмина и касторки, быстро устраняли эти неприятности. Для предупреждения заболеваний все продолжали употреблять чеснок и лук, особую разновидность которого — «змеиное дерево» — привозили с границ восточной пустыни.

Лотос удалось спасти осла, которого укусила водяная змея. Причем она поймала эту змею. Поход в Сирию был для Лотос очень интересен. До настоящего момента ей встречались рептилии только знакомых ей видов. Такой экземпляр, несмотря на небольшое количество яда, встречался ей впервые.

Два пехотинца обратились к нубийке под предлогом того, что они тоже стали жертвами ядовитых змей. Звучные пощечины послужили им наказанием за ложь. Когда Лотос извлекла из сумки шипящую гадюку, обманщики поспешили скрыться.

Прошло больше двух часов. С позволения Фараона всадники и возницы колесниц спешились, а пехотинцы уселись на землю, охраняемые большим количеством часовых.

— С тех пор как ушли дозорные, прошло уже слишком много времени, — произнес Аша.

— Я тоже так думаю, — сказал Рамзес. — Как твоя рана?

— Полностью зажила. Этот Сетау — настоящий волшебник.

— Что ты думаешь об этом месте?

— Место мне не нравится. Перед нами открытая местность, но не надо забывать о болотах. С обеих сторон дубовые леса, кустарники, высокая трава, войска слишком разрозненны.

— Дозорные уже не вернутся, — заявил Рамзес. — Они или убиты, или находятся в плену внутри крепости.

— Это будет означать, что Мегиддо завоевана врагом и не намеревается сдаваться.

— Эта крепость является ключом от Южной Сирии, — напомнил Рамзес. — Даже если внутри находятся хетты, мы обязаны завоевать ее.

— Речь идет не об объявлении войны, — рассуждал Аша, — но о возвращении территории, входящей в зону нашего влияния. Следовательно, мы имеем право атаковать в любой момент без предупреждения. С этой точки зрения мы не выходим за рамки обычного подавления восстания, не имеющего ничего общего с противоречиями граничащих друг с другом государств.

— Приказывай готовиться к приступу.

Аша даже не успел натянуть поводья своей лошади. Из густого леса, слева от царя, на отдыхавших египетских воинов на полном скаку налетел отряд конницы. Некоторые несчастные были сражены ударами коротких копий, лошадям перерезали глотки. Некоторым из оставшихся в живых египтян удалось подняться на колесницы и отступить на позиции, где находились пехотинцы, укрывшиеся за своими щитами.

Это неожиданное и безжалостное нападение, казалось, имело успех. Упряжь крепких коней, их остроконечные бороды, платья с бахромой, доходившей до щиколоток, — в нападавших без труда можно было узнать сирийцев.

Рамзес остался удивительно спокойным. Аша забеспокоился.

— Они сейчас сомнут наши ряды!

— Они зря радуются успеху.

Продвижение сирийцев было остановлено. Египетские пехотинцы заставили отступить в сторону лучников, стрельба которых была поразительно точна.

Лев зарычал.

— Нам угрожает другая опасность, — сказал Рамзес. — Именно сейчас решится исход битвы.

Из того же леса выскочили сотни сирийцев, вооруженных топорами с короткими рукоятками. Им нужно было преодолеть совсем небольшое расстояние, чтобы напасть на лучников сзади.

— Вперед, — приказал Рамзес своим лошадям.

Тон хозяина требовал от боевых коней максимум усилий. Лев вскочил. Аша и пятьдесят колесниц последовали за Фараоном.

Рукопашный бой был невиданно жестоким. Дикий зверь когтями разрывал на части тех, кто осмелился атаковать колесницу Рамзеса. Сам он, пуская одну стрелу за другой, пронзал сердца, глотки и лбы нападавших. Кони топтали раненых, подоспевшие на помощь пехотинцы заставили сирийцев обратиться в бегство.

Рамзес обратил внимание на странного воина, бежавшего по направлению к лесу.

— Взять его, — приказал он льву.

Расправившись с двумя последними жертвами, зверь бросился на убегавшего и прижал его к земле. Несмотря на то, что лев пытался сдерживать свою силу, он все же смертельно ранил своего пленника, который упал на землю со страшной раной в спине. Рамзес рассмотрел человека. У него были длинные волосы и неровно подстриженная борода, его длинное, в красную полоску, платье было разодрано в клочья.

— Позовите Сетау, — потребовал Рамзес.

Сражение подходило к концу. Сирийцы все до единого были уничтожены, а египетская армия понесла незначительные потери.

Запыхавшийся Сетау прибежал к Рамзесу.

— Спаси этого человека, — приказал ему властитель. — Он не сириец, а житель пустыни. Он должен объяснить нам свое присутствие в крепости.

Бедуин, обычно занятый отправкой караванов со стороны Синая, — и так далеко от дома… Сетау был заинтригован.

— Твой лев хорошенько над ним поработал.

Лицо раненого было покрыто потом, кровь текла из ноздрей, затылок размозжен. Сетау пощупал пульс и послушал удары сердца, столь слабые, что не оставалось никакого сомнения в том, что житель пустыни умирал.

— Он может говорить? — спросил царь.

— Челюсти сведены судорогой. Но один шанс, возможно, еще есть.

Сетау удалось вложить в рот умирающего обернутую материей деревянную трубочку и влить туда жидкость, приготовленную на основе корневища кипариса.

— Это должно успокоить боль. Если у него крепкое здоровье, он проживет еще несколько часов.

Житель пустыни увидел Фараона. Испуганный, он попытался приподняться, раздавив деревянную трубку зубами. Он задергался, как птица с перебитым крылом, пытающаяся взлететь.

— Спокойней, мой друг, — посоветовал Сетау.

— Я буду за тобой ухаживать.

— Рамзес…

— Это действительно Фараон Египта, который хочет с тобой говорить.

Взгляд бедуина остановился на синей короне Фараона.

— Ты прибыл из Синая? — спросил Рамзес.

— Да, это моя родина…

— Почему ты сражался на стороне сирийцев?

— Золото… Они пообещали мне золото…

— Ты встречал хеттов?

— Они оставили нам план сражения и ушли.

— С тобой были и другие бедуины?

— Они все бежали.

— Ты не встречал еврея по имени Моисей?

— Моисей…

Рамзес описал своего друга.

— Нет, я его не знаю.

— Ты слышал что-нибудь о нем?

— Нет, не думаю…

— Сколько человек внутри крепости?

— Я… я не знаю.

— Не лги.

С неожиданным проворством раненый выхватил свой кинжал, вскочил и попытался убить Фараона. Одним коротким ударом по руке Сетау обезоружил нападавшего.

Усилие бедуина было слишком резким. Лицо его перекосилось от боли, тело выгнулось дугой, и он упал замертво.

— Сирийцы пытались объединиться с бедуинами, — заметил Сетау. — Какая глупость! Никогда эти народы не найдут общего языка.

Сетау вернулся к раненым египетским воинам, уже находившимся под опекой Лотос. Мертвые были завернуты в циновки и погружены на колесницы. Обоз, охраняемый воинами, отправится в Египет, где несчастные пройдут обряд воскрешения.

Рамзес погладил своих лошадей и льва, чье глухое рычание походило на мурлыканье кота. Многие воины собрались вокруг властителя и подняли свое оружие к небу. Таким образом они приветствовали того, кто с ловкостью опытного воина привел их к победе.

Военачальники, поспешив поздравить Рамзеса, еле смогли пробраться к нему.

— Вы заметили отряды сирийцев в соседних лесах?

— Нет, Ваше Величество. Разбивать лагерь?

— Есть занятие поважнее: взять Мегиддо.

Глава 18

Амени провел ночь в своем кабинете. Он хотел сделать часть своей завтрашней работы и таким образом выиграть несколько часов, чтобы заняться делом Серраманна. Когда болела спина, доставляя ему невыносимое страдание, он брал в руки палочку для письма, выточенную из позолоченного дерева в форме колонны, увенчанной лилией — эту чудесную вещь ему подарил Рамзес при назначении на должность своего личного писца — и вскоре силы возвращались к нему.

С юности Амени и Рамзеса связывали невидимые нити. Амени интуитивно чувствовал, когда сыну Сети что-то угрожало. Много раз он видел, что смертельная опасность подстерегала царя и что только магия помогала ему избежать несчастья. Если разрушится эта защитная стена, возведенная божественными силами вокруг Рамзеса, не приведет ли неустрашимость Рамзеса к гибели?

А что, если Серраманна был одним из камней в этой стене? Амени тогда совершил серьезную ошибку, помешав воину охранять Фараона. Обоснованы ли эти угрызения?

Обвинение опиралось на свидетельские показания Ненофар, любовницы Серраманна. Амени приказал привести ее, чтобы допросить более подробно. Если эта девушка солгала, он заставит ее сказать правду.

В семь часов ответственный за расследование — уравновешенный пятидесятилетний мужчина — вошел в кабинет личного писца Рамзеса.

— Ненофар не придет, — объявил он.

— Она отказалась следовать за вами?

— Дома никого не оказалось.

— Она действительно жила в указанном месте?

— По свидетельству соседей — да, но она несколько дней назад уехала.

— Не сказала куда едет?

— Никто ничего не знает.

— Вы обыскали ее жилище?

— Безрезультатно. Даже ящики для белья оказались пусты. Создается впечатление, что эта женщина хотела уничтожить все следы своего существования.

— Что вы узнали о ней?

— Похоже, что она очень легкомысленна. Злые языки утверждают, что она жила, торгуя своим телом.

— Следовательно, она должна была работать в одном из увеселительных заведений?

— Ничего подобного. Я провел необходимое расследование.

— К ней приходили мужчины?

— Соседи утверждают, что нет, но сама она часто отсутствовала, особенно ночью.

— Нужно найти ее и узнать имена ее любовников.

— Мы сможем это сделать.

— Поторопитесь.

Чиновник ушел. Амени снова погрузился в изучение табличек, на которых Серраманна написал донесение своим хеттским сообщникам.

В тишине своего кабинета, в этот утренний час, когда мысль работает особенно четко, перед ним забрезжила догадка. Чтобы проверить ее правильность, Амени должен был дождаться возвращения Аша.

Крепость Мегиддо, воздвигнутая на скалистом утесе, произвела большое впечатление на воинов египетской армии, расположившихся на равнине. Нужно приготовить большие лестницы, которые будет трудно приставить к стенам крепости, — полетят стрелы и камни обороняющихся.

В сопровождении Аша Рамзес объехал в колеснице вокруг крепости на большой скорости, чтобы не быть удобной мишенью для лучников.

Ни одна стрела не была пущена в него, ни один лучник не появился на крепостной стене.

— Они будут прятаться до последнего, — решил Аша. — Таким образом они не потратят напрасно ни одной стрелы. Лучшим решением была бы длительная осада.

— Запасы Мегиддо позволят им продержаться в течение многих месяцев. Что может быть более безнадежным, чем нескончаемая осада?

— Бесконечно совершая приступы, мы потеряем много людей.

— Ты считаешь меня жестокосердым человеком, думающим только о новой победе?

— Разве слава Египта не стоит выше людских судеб?

— Любое существо драгоценно для меня, Аша.

— Что ты предпримешь?

— Мы расположим колесницы вокруг крепости на расстоянии полета стрелы, а наши лучшие лучники уничтожат сирийцев, которые попытаются показаться в проемах бойниц. Три отряда добровольцев установят лестницы, прикрываясь щитами.

— А если взять Мегиддо не удастся?

— Попробуем. Думать о провале — уже потерпеть поражение.

Энергия, исходящая от Рамзеса, придала новую силу воинам. Нашлось много добровольцев. Лучники подталкивали друг друга, чтобы устроиться в колесницах, которые должны были окружить крепость. Издали строение напоминало молчаливого и беспокоившегося зверя. Колонны пехотинцев с длинными лестницами на плечах приблизились к стенам крепости. Когда они начали их устанавливать, сирийские лучники появились на самой высокой башне и натянули тетиву. Но никто из них не успел прицелиться. Египетские стрелы уничтожили сирийцев. Вторая волна защитников — все с густыми волосами, перевязанными лентой, и остроконечными бородами — пришла им на смену. Сирийцам удалось все же выпустить несколько стрел, но они не задели ни одного египтянина. Фараон и лучшие стрелки Египта уничтожили их.

— Слабое сопротивление, — сказал Сетау старый воин. — Можно подумать, что эти люди никогда не сражались.

— Тем лучше, у меня будет меньше работы, и я смогу хоть одну ночь посвятить Лотос. Эти сражения меня изматывают.

Пехотинцы начали карабкаться по лестницам. Внезапно на стенах появилось около пятидесяти женщин.

Женщин и детей не убивали. Обычно их отправляли в Египет, как пленных, они должны были работать в больших сельскохозяйственных районах. Потом, сменив имя, они потихоньку вливались в египетское общество.

Старый воин был поражен.

— Я думал, что все видел на своем веку… Эти несчастные просто сошли с ума!

Две сирийки, подняв горящую жаровню на вершину стены, перевернули ее на головы пехотинцам. Раскаленные угли не задели наступающих, прижавшихся к перилам лестниц. Сраженные стрелами, обе женщины упали вниз. Следующих с новой жаровней, постигла та же участь. Одна девушка в ярости сильно раскрутила пращу с горящими углями и далеко их метнула.

Один попал в бедро бывалому воину. Он упал на землю, судорожно сжимая рукой место ожога.

— Не притрагивайтесь к ране, — посоветовал Сетау, — не двигайтесь, позвольте мне заняться этим.

Приподняв набедренную повязку, заклинатель змей помочился на ожог. Как и лекарь, раненый знал, что моча обладает обеззараживающим свойством и защищает рану от инфекции. Помощники Сетау перенесли пострадавшего в большой шатер.

Пехотинцы взобрались на крепостную стену.

Через несколько минут большие ворота крепости Мегиддо были открыты.

Внутри находились только женщины и испуганные дети.

— Сирийцы попытались победить нас, все силы бросая в бой за пределами крепости, — заключил Аша.

— Этот маневр мог увенчаться успехом, — расценил Рамзес.

— Они не знали тебя.

— Кто может похвастать тем, что знает меня, мой друг?

С десяток воинов начали грабить хранилище крепости, заполненное белоснежной посудой из алебастра и серебряными статуэтками.

Рычание льва заставило их разбежаться.

— Приказываю арестовать этих людей, — заявил Рамзес. — Жилища очистить и окурить.

Фараон назначил правителя, обязанного отобрать военачальников и воинов для отряда крепости Мегиддо. В кладовых оставалось продуктов питания лишь на несколько недель. Отряд воинов уже отправился на поиски дичи.

Крестьяне, не зная больше, кто их хозяин, прекратили работы на полях. Но Рамзес, Аша и новый правитель Мегиддо распорядились возобновить прерванные сельскохозяйственные работы. Меньше, чем за неделю власть египтян была восстановлена и явилась залогом безопасности и мира.

Властитель приказал построить на некотором расстоянии к северу от Мегиддо небольшие укрепления, охраняемые четырьмя конными часовыми. В случае атаки хеттов отряд крепости успеет приготовиться к ее отражению.

С высоты главной башни Рамзес без удовольствия осматривал окрестности. Жить вдали от Нила, от пальм, зеленеющих полей и пустыни было страданием. В этот час Нефертари обычно совершала вечерние обряды. Как он скучал по своей жене!

Аша прервал размышления царя.

— Как ты и просил меня, я поговорил с воинами и военачальниками.

— Что они думают?

— Они полностью верят в тебя, но мечтают лишь о том, чтобы вернуться домой.

— Тебе нравится Сирия, Аша?

— Это опасная страна, полная ловушек. Чтобы хорошо ее узнать, надо долго прожить здесь.

— Она похожа на землю хеттов?

— Земли хеттов более дикие и жестокие. Зимой на Анатолийском плато дует ледяной ветер.

— Как ты думаешь, она мне понравится?

— Ты воплощение Египта, Рамзес. И никакие другие земли не найдут места в твоем сердце.

— Провинция Амурру рядом.

— Враг тоже близко.

— Ты думаешь, хеттская армия завоевала Амурру?

— Мы не располагаем достоверной информацией.

— Каково твое мнение?

— Без сомнения, они ждут нас именно там.

Глава 19

Раскинувшаяся вдоль моря, между прибрежными городами Тиром и Библосом, провинция Амурру находилась к востоку от горы Гермон и торгового города Дамаска. Она являлась последней египетской провинцией на границе с зоной хеттского влияния.

В более чем четырехстах километрах от Египта воины Фараона с трудом продвигались вперед. Поступив наперекор советам своих военачальников, Рамзес не пошел по прибрежной дороге, а выбрал горную тропу, подвергавшую как животных, так и людей тяжелым испытаниям. Больше не было слышно ни смеха, ни разговоров. Все готовились к сражению с хеттами, чья жестокость и безжалостность наводила страх даже на самых храбрых.

Завоевание Амурру, по словам Аша, не будет считаться объявлением открытой войны. Но сколькими жизнями заплатит за это египетская армия? Многие надеялись, что царь довольствуется взятием Мегиддо и повернет обратно. Но Рамзес, дав армии короткую передышку, снова отправился в поход.

Один из воинов, отправленный в дозор, обогнал колонну и на полном скаку остановился перед Рамзесом.

— Они там, на выходе из ущелья, между прибрежными скалами и морем.

— Их много?

— Сотни вооруженных копьями и луками спрятались в кустарниках. Они следят за прибрежной дорогой, поэтому мы ударим сзади.

— Хетты?

— Нет, Ваше Величество, они из Амурру.

Рамзес был озадачен. Какая ловушка была подстроена египетской армии на этот раз?

— Проводи меня туда.

Военачальник, командующий отрядом колесниц, воспротивился этому.

— Фараон не должен так рисковать собой.

Глаза Рамзеса сверкнули гневом.

— Я должен увидеть, оценить и решить.

Властитель Египта последовал за дозорным. Спешившись, они двинулись по склону, окруженному подозрительными скалами.

Рамзес остановился.

Море, дорога вдоль него, заросли кустарника, утес. Вражеским хеттским войскам укрыться негде. Но с другой стороны обзор был ограничен еще одним утесом. Не там ли, за ним, укрылись десятки анатолийских колесниц, готовых в любой момент вмешаться в ход сражения?

От решения Рамзеса зависела жизнь его воинов и, следовательно, безопасность Египта.

— Мы развернем лагерь, — сказал он.

Пехотинцы Амурру дремали. Они ждали, когда первые египетские воины покажутся с юга на прибрежной дороге, тогда они неожиданно нападут на них.

Правитель Амурру, Бентешина, действовал так, как предложили ему хетты. Последние были убеждены, что Рамзес, встретив по дороге множество ловушек, не сможет дойти сюда. А если ему и удастся сделать это, силы его армии будут настолько истощены, что эта, последняя, уж точно окажется роковой и погубит.

Пятидесятилетний мужчина, обладатель прекрасных черных усов, Бентешина не любил, но боялся хеттов. Провинция Амурру находилась так близко от зоны хеттского влияния, что он не осмеливался им перечить. Конечно, он был подданным Египта и платил дань Фараону. Но хеттов это больше не устраивало, и они потребовали, чтобы Бентешина поднял мятеж и нанес последний удар по изнуренной египетской армии.

Сейчас он находился в укрытии, в гроте утеса. У него пересохло в горле, и он попросил виночерпия принести свежего вина.

Слуга сделал несколько шагов к выходу.

— Господин… Смотрите!

— Поторопись, я хочу пить.

— Посмотрите на утес… Сотни, тысячи египтян!

Бентешина, изумившись, вскочил. Виночерпий не лгал.

Высокий человек, увенчанный синей короной, в набедренной повязке, отсвечивающей золотом, спускался по тропе. Его сопровождал огромный лев.

Сначала один, потом другой и, наконец, все ливийские воины обернулись и увидели то же зрелище, что и их правитель.

— Где ты прячешься, Бентешина? — спросил Рамзес властным и важным тоном.

Дрожа от страха, правитель Амурру приблизился к Фараону.

— Ты забыл о том, что ты мой подданный?

— Ваше Величество, я всегда верно служил Египту!

— Тогда почему твоя армия устроила мне засаду?

— Мы думали… безопасность нашей провинции…

Глухой шум, похожий на топот лошадей, наполнил небо. Рамзес посмотрел вдаль по направлению к утесу, за которым могли прятаться хеттские колесницы.

В этот момент Фараон все понял.

— Ты предал меня!

— Нет, Ваше Величество! Хетты вынудили меня им повиноваться. Если бы я отказался, они уничтожили бы меня и мой народ. Мы ждали вашего прихода, чтобы освободиться от ига.

— Где они?

— Они ушли, уверенные в том, что только жалкие остатки вашей армии смогут дойти сюда. Они сомневались, что египтяне преодолеют многочисленные препятствия на своем пути.

— Что это за шум?

— Это шум прибоя. Большие волны, набегающие на скалы и ударяющиеся об утес.

— Твои люди были готовы вступить со мной в бой. Мы решительно настроены сражаться.

Бентешина опустился на колени.

— Как печально, Ваше Величество, спускаться в мир тишины, где царит смерть! Живой человек навечно засыпает там. Забвение тех, кто там находится, бесконечно. Их голоса не достигают больше наших ушей, так как в этой стране нет ни дверей, ни окон. Ни один луч света не проникает в мрачное царство мертвых, никакой ветер не освежает их сердца. Никто не хочет отправляться в эту ужасную страну. Я молю Фараона о прощении! Даруйте жизнь людям провинции Амурру и позвольте им служить вам.

Видя своего хозяина коленопреклоненным, ливийские воины бросили оружие на землю.

Когда Рамзес поднял Бентешину, склонившегося перед ним, крик радости вырвался из груди египтян и их союзников.

Шенар не мог прийти в себя, выйдя из кабинета Амени.

В ходе необычайно динамичной военной кампании Рамзесу удалось вернуть провинцию Амурру. Каким образом этот молодой и неопытный выскочка, первый раз возглавивший поход армии во вражескую страну, сумел разгадать все ловушки и добиться такой блистательной победы?

Уже давно Шенар больше не верил в существование богов. Но было очевидно, что Рамзес пользовался какой-то магической защитной силой, переданной ему Сети во время секретного обряда. Именно эта сила указывала ему путь.

Шенар составил служебный отчет на имя Амени. В качестве верховного сановника он лично отправлялся в Мемфис, чтобы объявить прекрасную новость местной знати.

— Где колдун? — спросил Шенар у своей сестры Долент.

Долент в этот момент утешала белокурую Литу, наследницу Эхнатона.

— Он работает.

— Я хочу немедленно его видеть.

— Подожди немного, он занят, готовит новый сеанс колдовства с шалью Нефертари.

— Какая от этого польза? Рамзес покорил Амурру, захватил все ханаанские крепости и снова установил свою власть в наших северных провинциях. Потери незначительны, у нашего возлюбленного брата ни одной царапины, а для воинов он стал просто богом!

— Ты уверен…

— Амени — прекрасный источник информации. Этот проклятый писаришка настолько осторожен, что знает правду, наверное, даже изнутри. Ханаан, Амурру и Южная Сирия не вернутся больше хеттам. Рамзес создает там хорошо укрепленные крепости и буферную зону, которую враг не сумеет преодолеть. Вместо того, чтобы победить брата, мы лишь укрепили египетскую оборонительную систему… Великолепный результат!

Белокурая Лита рассматривала Шенара.

— Наше царствование откладывается, моя дорогая. А не дурачите ли вы меня, ты и твой колдун?

Шенар, разорвав бретельки, приоткрыл верхнюю часть платья молодой женщины. На ее груди видны были следы ужасных ожогов.

Лита разразилась рыданиями и крепче прижалась к груди Долент.

— Не мучай ее, Шенар. Она и Офир — наши самые ценные союзники.

— Великолепные союзники, особенно — эффектные!

— Не сомневайтесь в этом, господин Шенар, — раздался медленный и степенный голос.

Шенар обернулся.

Хищный профиль колдуна Офира в который раз произвел большое впечатление на старшего брата Рамзеса. Казалось, одним взглядом темно-зеленых глаз ливиец был способен сразить противника в считанные секунды.

— Я недоволен вашими услугами, Офир.

— Вы могли убедиться, что ни Лита, ни я сам не щадили своих сил. Как я объяснял, мы вступили в очень серьезную игру, и нам нужно время, чтобы действовать. Пока шаль Нефертари не сгорит, магическая сила Рамзеса не будет полностью уничтожена. Если мы поторопимся, то этим просто убьем Литу, и у нас не останется никакой надежды прогнать узурпатора с трона.

— Сколько времени потребуется, Офир?

— Лита — хрупкая девушка, она прекрасный медиум. Между сеансами колдовства мы с Долент залечиваем ее раны и ждем заживления ожогов перед тем, как снова использовать ее чары.

— Вы не можете заменить ее?

Взгляд колдуна стал ледяным.

— Лита не подопытное животное, а будущая царица Египта и ваша супруга. В течение многих лет она готовилась к этому жестокому сражению, из которого мы выйдем победителями. Никто не сумеет заменить ее.

— Хорошо… Но слава Рамзеса не перестает расти!

— В один миг несчастье может положить конец этому.

— Мой брат — необыкновенный человек, и странная сила движет им.

— Я знаю, господин Шенар. Именно поэтому я воззвал к самым секретным средствам моей науки. Спешка была бы серьезной ошибкой. Однако…

Взгляд Шенара был прикован к губам Офира.

— Однако я попробую верное средство против Рамзеса. Человек, всегда одерживающий победу, становится слишком самоуверенным, и его бдительность притупляется. Мы воспользуемся малейшей его оплошностью.

Глава 20

В провинции Амурру был большой праздник. Правитель хотел как можно пышнее отпраздновать приезд Рамзеса и восстановление мира. Торжественные изъявления верноподданнических чувств были записаны на папирусах. Бентешина приказал как можно быстрее доставить на лодках кедровые деревья, чтобы высадить их перед пилонами египетских храмов. Ливийские воины преисполнились дружеских чувств к египетским собратьям. Вино лилось рекой. Женщины очаровывали своих защитников.

Сетау и Лотос не приняли за чистую монету это пиршество, однако с удовольствием присоединились к всеобщему веселью и имели счастье познакомиться с одним старым колдуном, обожавшим змей. Они узнали, что редкий вид змей с особым ядом и крайней агрессивностью в округе был уничтожен и обменялись некоторыми профессиональными секретами.

Несмотря на все старания хозяина, Рамзес не повеселел. Бентешина решил, что это объясняется необходимостью: самый могущественный человек в мире — Фараон — при любых обстоятельствах обязан оставаться важным и величественным.

Но Аша понимал, что это не так.

Во время одного из пиров, собравшего высших египетских и ливийских военачальников, Рамзес уединился на террасе дворца, в котором правитель поселил своего знаменитого гостя.

Взгляд царя был прикован к северу.

— Могу ли я прервать твои размышления?

— Что ты хочешь, Аша?

— Кажется, ты совсем не ценишь гостеприимство правителя Амурру.

— Он предал и будет предавать. Но я следую твоим советам. К чему заменять его, ведь мы знаем все его пороки?

— Но сейчас ты думаешь не об этом.

— Ты знаешь, что меня занимает больше всего?

— Ты остановил свой взгляд на крепости Кадеш.

— Кадеш, гордость хеттов, символ их власти в Северной Сирии, опасность, постоянно угрожающая Египту! Да, я думаю о Кадеше.

— Атаковать эту крепость — значит проникнуть в зону хеттского влияния. Если ты примешь такое решение, мы должны будем объявить им войну по всем правилам.

— А они соблюдали правила, разжигая восстания на нашей территории?

— Это были всего лишь акты неподчинения. Атаковать Кадеш — значит пересечь действительную границу, разделяющую Египет и Хеттскую империю. Иначе говоря, это будет означать большую войну, столкновение, способное длиться многие месяцы и уничтожить нас.

— Мы готовы к войне.

— Нет, Рамзес. Твои успехи не должны ослеплять тебя.

— Они кажутся тебе незначительными?

— Пока что тебе удалось победить посредственных воинов. Воины Амурру сложили оружие без боя. С хеттами все будет иначе. К тому же наши люди очень устали и торопятся возвратиться на родину. Ввязаться сейчас в крупный конфликт нельзя, это будет означать нашу гибель.

— Ты считаешь, что наша армия настолько ослабла?

— Материально и морально она была подготовлена к походу для уничтожения мятежа, а не к нападению на империю, военная подготовка которой превосходит нашу.

— Не опасна ли твоя осторожность?

— Битва при Кадеше состоится, если такова твоя воля. Но к ней надо будет хорошо подготовиться.

— Я приму решение сегодня ночью.

Праздник закончился.

На заре по казармам пронесся слух о приготовлении к бою. Двумя часами позже в своей запряженной двумя верными конями колеснице появился Рамзес. Фараон был одет в боевую кольчугу.

Значит, странные слухи, бродившие среди воинов, были не беспочвенны? Атаковать Кадеш? Двинуться на неприступную хеттскую цитадель? Сражаться лицом к лицу с варварами, которые ни с кем не могли сравниться своей жестокостью… нет, молодой царь не мог принять такой безумный план! Преемник Сети, он унаследовал мудрость своего отца и должен сохранить в неприкосновенности зону влияния противника. Наверняка он предпочтет укрепить мир.

Фараон устроил смотр своих войск. Лица воинов были встревожены. От самого юного и неопытного воина до бывалого ветерана — все держались неестественно прямо, напрягая мускулы почти до боли. Их жизнь зависела от того, что скажет Фараон.

Сетау терпеть не мог военные смотры. Он лежал на животе в своей повозке. Лотос делала ему массаж, ее обнаженные груди слегка касались спины Сетау.

Правитель Бентешина в своем дворце ждал решения Фараона. От волнения он даже был не в состоянии поглощать пирожные с кремом, которыми охотно баловал себя за завтраком. Если Рамзес объявит хеттам войну, провинция Амурру станет передовой базой египетской армии, а ее жители будут призваны в качестве наемников. Если Рамзес будет побежден, хетты предадут страну мечу и огню.

Аша пытался догадаться о намерениях царя, но лицо Рамзеса оставалось непроницаемым.

Когда смотр был окончен, Рамзес развернул свою колесницу. На мгновение показалось, что лошади поскачут на север, к Кадешу. Но Рамзес повернул на юг, к Египту.

Сетау побрился любимой бронзовой бритвой, причесался деревянной, с зубцами неровной длины, расческой, покрыл лицо мазью, отпугивающей насекомых, вытер сандалии и свернул циновку. В элегантности ему было, конечно, далеко до Аша, но сегодня он желал выглядеть более пригожим, нежели обычно, и не обращал внимания на насмешки Лотос.

С тех пор, как воодушевленная победой египетская армия повернула обратно в Египет, у Сетау и Лотос, наконец, появилось время для занятий любовью. Пехотинцы, не переставая, во всю распевали песни, прославляющие Рамзеса, возничие колесниц — армейская верхушка — подпевали им вполголоса. Все были уверены: жизнь воина прекрасна, когда он не должен сражаться!

В быстром темпе армия пересекла Амурру, Галилею и Палестину. Местные жители приветствовали ее появление, поднося воинам свежие овощи и фрукты. Перед тем, как совершить последний переход до входа в Дельту, сделали привал. Лагерь был разбит к северу от Синая и западу от Нежеба, в очень жаркой местности, где стража пустыни следила за перемещениями кочевников и охраняла караваны.

Сетау ликовал. Именно здесь в огромном количестве водились гадюки и кобры огромных размеров, обладавшие очень опасным ядом. С присущей ей ловкостью Лотос уже поймала с десяток, сделав обход вокруг лагеря. Улыбаясь, она смотрела, как воины уступали ей дорогу.

Рамзес созерцал пустыню. Он смотрел на север, в направлении Кадеша.

— Твое решение было трезвым и мудрым, — сказал Аша.

— Разве мудрость состоит в том, чтобы отступить перед врагом?

— Она не состоит ни в том, чтобы себя уничтожить, ни в том, чтобы постараться сделать невозможное.

— Ты ошибаешься, Аша. Настоящая храбрость приходит из области невозможного.

— Впервые, Рамзес, ты пугаешь меня. Куда ты рассчитываешь вести Египет?

— Ты считаешь, что угроза со стороны Кадеша исчезнет сама по себе?

— На то и существует дипломатия, которая позволяет разрешать конфликты, кажущиеся безысходными.

— Сможет ли твоя дипломатия обезоружить хеттов?

— А почему бы и нет?

— Дай мне крепкий мир, давно желанный мир, Аша. Если же нет, я построю его сам.

Их было сто пятьдесят.

Сто пятьдесят человек — жители пустыни, бедуины и евреи. В течение нескольких недель они рыскали вокруг Нежеба в поисках потерявшихся караванов. Все слушали сорокалетнего одноглазого мужчину, сумевшего бежать из тюрьмы до приведения приговора в исполнение. Говорили, что он организовал около тридцати атак на караваны и убил не меньше двадцати египетских и иноземных торговцев. Варгоз выглядел героем в глазах людей своей банды.

Когда египетская армия показалась на горизонте, это походило на мираж. Колесницы, конные и пешие воины… Варгоз и его люди укрылись в гроте, решительно настроенные не покидать своего убежища до ухода неприятеля.

Когда-то одно лицо неотступно преследовало Варгоза в его снах.

Это был похожий на хищную птицу, с ласковым и доверительным голосом, ливийский маг Офир, которого Варгоз хорошо знал в молодости. В одном из оазисов, затерянном между Ливией и Египтом, маг научил его читать и писать и использовал его в качестве медиума.

В эту ночь властное лицо опять возникло из прошлого, явившись Варгозу во сне. Вкрадчивый голос мага снова отдавал приказы, которым Варгоз не мог не подчиняться.

Главарь банды с обезумевшим взглядом и побелевшими губами разбудил своих сообщников.

— Есть работенка. Это наше самое выгодное дело, — объяснил он. — Следуйте за мной.

Они, как обычно, повиновались. Варгоз вел их туда, где была добыча.

Когда они подобрались к самой границе лагеря египетской армии, многие разбойники взбунтовались.

— Что ты хочешь украсть?

— Самый красивый шатер, вон там… в нем сокровища.

— У нас нет ни малейшего шанса!

— Дозорных не так уж и много, и они не ожидают атаки. Действуйте быстро — и вы станете богатыми людьми!

— Но это армия Фараона, — возразил один из жителей пустыни. — Даже если у нас все получится, он настигнет нас!

— Идиот… Ты думаешь, что мы останемся здесь? С украденным золотом мы будем богаче царей!

— Золото…

— Фараон никогда не путешествует без достаточно большого количества золота и драгоценных камней. Этим он покупает преданность правителей, подчиненных Египту.

— Откуда ты узнал?

— Мне приснилось.

Один из бандитов удивленно посмотрел на Варгоза.

— Ты издеваешься над нами?

— Ты подчиняешься или нет?

— Рисковать собственной шкурой из-за какого-то сна… Ты бредишь?

Топор Варгоза опустился на шею непокорному, наполовину обезглавив его. Главарь банды со злостью пнул умиравшего ногой и прикончил его, отделив голову от тела.

— Кто еще желает поспорить?

Сто сорок девять человек ползком продвигались к шатру Фараона. Варгоз выполнит задание Офира: отсечь Рамзесу ногу, сделав его калекой.

Глава 21

Охраняя лагерь, несколько часовых дремали. Некоторые мечтали о своих домах и семьях. Внезапно один из них заметил странное существо, ползущее в его сторону, но Варгоз успел задушить часового до того, как тот поднял тревогу. Разбойники были вынуждены признать, что в который раз их главарь оказался прав. Приблизиться к шатру Фараона оказалось довольно просто.

Главарь банды не знал, перевозил ли Рамзес сокровища с собой. Он абсолютно не думал о том моменте, когда его люди поймут, что их обманули. Во власти сильного наваждения Варгоз стремился только к одному: выполнить приказ Офира, освободиться от его лица и голоса.

Забыв об опасности, он побежал к стражнику, дремавшему у входа в большой шатер. Египтянин не успел даже обнажить свой меч. Варгоз резким ударом головой оглушил его. Тот зашатался и потерял сознание.

Путь был свободен. Даже если Фараон был богом, ему не справиться с озверевшим варваром.

Лезвием топора тот рассек полог шатра.

Фараон, разбуженный шумом, только что встал. Замахнувшись топором, Варгоз бросился на него.

Огромная тяжесть придавила разбойника к земле. Затем словно несколько ножей вонзились ему в спину. Обернувшись, он в последнее мгновение увидел гигантского льва, челюсти которого сомкнулись над его головой, лопнувшей, как зрелый фрукт.

Крик ужаса, вырвавшийся у следовавшего за Варгозом, поднял тревогу. Лишившихся главаря, растерявшихся, не знавших, что им делать, наступать или бежать, — грабителей повсюду настигали стрелы египетских лучников. Царь зверей убил пятерых разбойников, потом он вернулся к хозяину и улегся спать рядом с его кроватью.

Разозленные египтяне отомстили за смерть своих часовых, уничтожив банду воров. Один раненый взмолился о пощаде. Воин сказал об этом Рамзесу.

— Это еврей, Ваше Величество.

Бандит, пораженный двумя стрелами, умирал.

— Ты когда-нибудь жил в Египте, еврей?

— Мне плохо…

— Говори, если хочешь, чтобы о тебе позаботились, — потребовал воин.

— Нет, не в Египте… Я всегда жил здесь…

— Ты когда-нибудь встречал человека по имени Моисей? — спросил Рамзес.

— Нет…

— Почему вы совершили это нападение?

Еврей пробормотал несколько неразборчивых слов и умер.

К царю подошел Аша.

— Ты жив и здоров!

— Мой лев защитил меня.

— Кто эти бандиты?

— Бедуины, жители пустынь и, по крайней мере, один еврей.

— Их атака была самоубийством.

— Кто-то приказал им совершить это безумство.

— Хетты?

— Может быть.

— А кто по-твоему?

— Демоны зла неисчислимы.

— Мне никак не удавалось заснуть, — признался Аша.

— Почему? Есть причина твоей бессонницы?

— Реакция хеттов. Меня тревожит, что они так этого не оставят.

— Ты упрекаешь меня в том, что я не атаковал Кадеш?

— Надо как можно скорее укрепить оборонительную систему в наших провинциях.

— Это и будет твое следующее поручение, Аша.

Из соображений экономии Амени вытер старую деревянную табличку, чтобы снова использовать ее для письма. Чиновники его службы знали, что личный писец Фараона не выносил путаницы и аккуратно обращался с предметами.

Триумф Рамзеса в провинциях и обильный паводок, оросивший поля Египта, создали в Пи-Рамзесе атмосферу радости и веселья. Богатые и бедные готовились к встрече Фараона. Каждый день лодки доставляли в столицу большое количество продуктов и вин, предназначенных для грандиозного празднества, в котором примут участие все жители.

Во время этого вынужденного безделья крестьяне отдыхали или на лодках отправлялись навестить родственников. Дельта Нила стала морем, откуда поднимались островки с построенными на них деревнями. Столица Рамзеса — кораблем, ставшим на якорь посреди этого простора.

Лишь Амени волновался. Если он бросил в тюрьму невиновного, являвшегося к тому же верным воином Рамзеса, это ляжет тяжелым грузом на весы иного суда. Писец не отважился навестить Серраманна, продолжавшего заявлять о своей невиновности.

Чиновник, которому Амени поручил расследование по делу Ненофар, главной свидетельнице обвинения, любовнице Серраманна, вечером пришел к нему в кабинет.

— Вы добились каких-нибудь результатов?

Тот медленно проговорил:

— Положительных.

Амени почувствовал облегчение. Наконец-то он сможет во всем разобраться.

— Ненофар?

— Я нашел ее.

— Почему ты не привел ее?

— Она мертва.

— Несчастный случай?

— По словам лекаря, осмотревшего труп, это убийство. Ненофар была задушена.

— Убийство… Значит кто-то решил убрать свидетеля. Но почему… Потому что солгала или потому что она могла слишком много знать?

— Как вы думаете, не бросает ли это тень сомнения на виновность Серраманна?

Амени стал бледнее, чем обычно.

— У меня были улики против него.

— Да, с уликами не поспоришь, — согласился чиновник.

— Да нет же, с ними можно спорить! Предположим, что этой Ненофар заплатили, чтобы она обвинила Серраманна. Но она потом испугалась, что придется предстать перед судом и лгать под присягой перед лицом Закона. У человека, нанявшего ее, больше не было выбора: он должен был убить ее. Конечно, у нас есть неопровержимая улика! А если это подделка, если кто-нибудь скопировал почерк Серраманна?

— Это было нетрудно: Серраманна каждую неделю составлял расписание, а затем прикреплял его к двери казармы личной охраны царя.

— Значит, Серраманна стал жертвой… Именно об этом вы говорите?

Чиновник утвердительно кивнул головой.

— Как только вернется Аша, — сказал Амени, — я, может быть, смогу оправдать Серраманна, не дожидаясь ареста виновного… Вы напали на его след?

— Следов сопротивления мы не обнаружили. Возможно, Ненофар знала убийцу.

— Где это случилось?

— В одном маленьком доме в торговом квартале.

— Кто владелец дома?

— Так как дом стоял пустой, соседи ничего не смогли мне сказать.

— Я проверю по описи, тогда, может быть, получу какие-нибудь сведения. А соседи не заметили ничего подозрительного?

— Одна старуха, утверждает, что видела, как невысокий мужчина выходил из дома в середине ночи. Но она не может описать его.

— Список любовников Ненофар?

— Составить его невозможно… А если Серраманна был ее первым серьезным увлечением?

Нефертари наслаждалась теплым душем. С закрытыми глазами она думала о безумном счастье, приближавшемся с каждой минутой — возвращении Рамзеса, отсутствие которого походило на пытку.

Служанки нежно потерли ее тело смесью пепла, соды и соли угольной кислоты, сушившей и очищавшей кожу: Затем царица легла на теплые плитки, одна из прислужниц натерла ее мазью, приготовленной из скипидара, масла и лимона, придающей телу приятный запах на весь день.

Предаваясь мечтаниям, Нефертари отдалась во власть целой толпы женщин-прислужниц, которые румянили ей щеки, багрянили губы, подводили брови. Так как приезд Рамзеса приближался, служанка нанесла на великолепную прическу царицы праздничные духи, состоявшие из стиракса и росного ладана. Затем она протянула Нефертари зеркало из полированной бронзы с ручкой в форме молодой обнаженной девушки, земном воплощении небесной красоты богини Хатор.

Осталось надеть завитый на затылке парик из натуральных волос, две его широкие пряди ниспадали до груди. Во второй раз отражение в зеркале было прекрасным.

— Могу ли я сказать, — прошептала служанка, — Ваше Величество, вы никогда еще не были так красивы.

На царицу надели платье из чистого льна, только что законченное в швейной мастерской дворца.

Нефертари только успела присесть, чтобы проверить ширину прекрасного одеяния, как собака золотисто-желтого окраса, приземистая, мускулистая, с висящими ушами, закрученным вверх хвостом и приплюснутой мордочкой с черным носом прыгнула на колени Нефертари. Пес прибежал из недавно политого сада, и его лапы оставили следы грязи на новом царском платье.

Испуганная служанка вооружилась плеткой, предназначенной для мух, и хотела ударить животное.

— Не трогай его, — приказала Нефертари, — это Дозор, собака Рамзеса. Если он поступает так, значит на то есть причина.

Мокрым розовым языком собака лизнула царицу в щеку.

— Рамзес приедет завтра, не так ли?

Пес положил передние лапы на плечи царицы и радостно завилял хвостом, ошибиться было невозможно: он подтверждал ее предположение.

Глава 22

Часовые крепостей и сторожевых укреплений передали известие: Рамзес приближается.

Вскоре столица пришла в волнение. От квартала, находящегося напротив храма бога Ра до портовых мастерских; от вилл высоких чиновников до жилищ бедных людей; от дворца до складов — каждый суетился, чтобы скорее выполнить порученную ему работу и быть свободным в исключительный момент въезда правителя в Пи-Рамзес.

Управляющий Роме прикрыл свою все увеличивающуюся лысину коротким париком. Не спав в течение сорока восьми часов, он не давал покоя своим подчиненным, обвиняя их в медлительности и неточности. На один только царский стол нужно было подать сотни порций жареного мяса, несколько десятков запеченных яиц, двести корзин сушеного мяса и рыбы, пятьдесят горшочков сметаны, сотню блюд из рыбы с пряностями, не считая овощей и фруктов. Вина должны быть безупречного качества, равно как и пиво. А еще нужно было организовать тысячу пиров в разных частях города, чтобы даже самый бедный житель города в этот день разделял славу царя и счастье Египта. А при малейшем беспорядке на кого, как не на Роме, покажут пальцем?

Он снова прочел последний папирус о поставке продуктов: тысяча хлебов разной формы из муки очень мелкого помола, две тысячи круглых, покрытых золотистой хрустящей корочкой, буханок хлеба, двадцать тысяч медовых пирожных с соком цератомии, начиненных фигами, триста пятьдесят две сумки винограда (надо было разложить по чашам), сто дюжин гранат и столько же фиг…

— Вот он! — воскликнул виночерпий.

Стоя на крыше кухни, поваренок отчаянно размахивал руками.

— Это невозможно…

— Да нет же, это он сам!

Поваренок спрыгнул с крыши, виночерпий побежал к главной аллее столицы.

— Останьтесь здесь! — закричал Роме.

Через минуту кухня и все подсобные помещения дворца опустели. Роме упал на треногий табурет. «Кто вынет кисти винограда из сумок и разложит их на блюда?»

Он завораживал.

Он был солнцем, могучим защитником Египта и победителем других стран, царем, одержавшим грандиозные победы, тем, кого избрал Божественный Свет.

Он был Рамзесом. С золотой короной, в серебряных доспехах и набедренной повязке, окаймленной золотом, держа лук в левой руке и меч — в правой, он стоял на колеснице, украшенной лилиями, которой правил Аша. Нубийский лев бежал рядом, приноравливаясь к бегу лошадей.

Красота Рамзеса объединяла в себе могущество и блеск. В нем воплотился наиболее совершенный образ Фараона.

Толпа теснилась с обеих сторон вдоль длинной триумфальной дороги, ведущей к храму Амона. К правителю тянулись руки, умащенные праздничными благовониями, со всех сторон кидали цветы. Музыканты и певцы славили возвращение царя гимном приветствия. Вид Рамзеса, как утверждали они, наполнял сердце радостью. Жители города толпились на дороге, чтобы хоть на одно мгновение увидеть его.

На пороге святилища храма стояла Нефертари.

— Великая Супруга Фараона. Нежность любви, чей голос приносил счастье. Правительница земель Нижнего и Верхнего Египта. Ее корона с двумя длинными перьями касалась неба, а золотое колье, украшенное скарабеем из лазурита, таило в себе секрет воскрешения. Царица держала в руках символ Маат — вечного закона.

Когда Рамзес сошел с колесницы, в толпе установилась мертвая тишина.

Фараон медленным шагом направился к супруге. Он остановился в трех метрах от нее, положил на землю лук и меч и прижал правую руку к сердцу.

— Кто ты, осмелившийся смотреть на Маат?

— Я Сын Солнца, наследник заветов богов, тот, кто является гарантом справедливости и не устанавливает никакого различия между сильными и слабыми. Я должен защищать весь Египет от несчастий, грозящих ему как из-за его пределов, так и внутри страны.

— Почитал ли ты богиню Маат, находясь вдали от святой земли?

— Я следовал закону и представляю свои действия на его суд. Таким образом страна узнает всю правду.

— Пусть Закон признает тебя правым.

Нефертари подняла золотой локоть, сверкнувший в лучах солнца. Очень долго не смолкали крики, приветствовавшие возвращение царя. Даже Шенар, покоренный его величием, прошептал имя своего брата.

В первый большой находящийся под открытым солнцем двор храма бога Амона допускалась только знать Пи-Рамзеса, с нетерпением ожидавшая начала церемонии вручения «золота храбрости». Кого же наградит Фараон? Какие повышения в должностях он сделает? Назывались многие имена, даже заключались пари.

Когда Фараон с Нефертари показался в проеме окна, все задержали дыхание. Военачальники стояли в первом ряду, бросая друг на друга недоверчивые взгляды.

Два служителя с веерами были наготове. Они должны будут подвести к окну двух счастливых избранников. В этот раз тайна была соблюдена, даже придворные сплетники оставались в неведении.

— Сначала пусть будет награжден самый храбрый из моих воинов, — объявил Рамзес, — тот, кто всегда рисковал собой, чтобы защитить Фараона. Иди сюда, Боец.

Испугавшись, присутствующие расступились, дав проход льву. Казалось, ему доставляло удовольствие видеть, что все взгляды были прикованы к нему. Переваливаясь, мягким шагом, он проследовал к окну.

Рамзес наклонился, погладил льва по лбу и надел ему на шею тонкую золотую цепь, возводившую животное в положение одного из самых видных придворных. Лев, принявший позу сфинкса, застыл подле Рамзеса.

Властитель Египта прошептал на ухо служителям два имени. Почтительно обойдя льва, они прошли мимо ряда военачальников и писцов и попросили Сетау и Лотос следовать за ними. Заклинатель змей попытался было отказаться, но его прелестная супруга взяла его за руку.

Вид проходящей мимо нубийки, кожа которой отливала золотом, а талия была очень тонка, доставлял наслаждение даже самым пресыщенным мужчинам. Но внешность Сетау, завернутого в свою грубую одежду из кожи антилопы, не вызывала симпатий.

— Пусть будут награждены те, кто ухаживал за ранеными и спас многие жизни, — сказал Рамзес. — Благодаря их мастерству и преданности наши храбрые воины смогли избавиться от страданий и вернуться на родину.

Вновь наклонившись, он надел несколько золотых браслетов на запястья Сетау и Лотос. Прекрасная нубийка была очень взволнованна. Заклинатель змей млел от удовольствия.

— Я поручаю Сетау и Лотос управление дворцовой лабораторией, — добавил Рамзес. — На них будет возложена задача по усовершенствованию лекарственных средств на основе змеиного яда и работа по их распространению по всей стране.

— Я предпочел бы остаться в моем доме в пустыне, — пробормотал Сетау.

— Вы сожалеете о том, что будете рядом с нами? — спросила Нефертари.

Улыбка царицы обезоружила ворчуна.

— Ваше Величество…

— Ваше присутствие во дворце, Сетау, будет честью для двора.

Смущенный Сетау покраснел.

— Все будет сделано, как пожелает Ваше Величество.

Немного шокированные военачальники все же удержались от того, чтобы высказать какое-либо недовольство по поводу решения Фараона. Разве им не пришлось в то или иное время прибегнуть к умению Сетау и Лотос, чтобы облегчить переваривание пищи или избавиться от одышки? Заклинатель змей и его супруга самоотверженно выполняли свою работу во время похода. Их награждение, хотя и казавшееся военачальникам чрезмерным, все же не было незаслуженным.

Оставалось узнать, который из высокопоставленных армейских чинов будет выбран и займет пост главнокомандующего армией Египта, подчиняющегося непосредственно Фараону. Это был очень важный момент, так как имя избранного счастливчика прольет свет на то, какой будет дальнейшая политика Рамзеса. Выбор самого старого, например, будет означать пассивность и отступление. Назначение же на этот пост начальника отряда колесниц явится объявлением неминуемой войны.

Оба служителя встали около Аша.

Воспитанный, элегантный, в прекрасном расположении духа молодой дипломат посмотрел на царскую чету взглядом, полным уважения.

— Я назначаю тебя, мой благородный и верный друг, — объявил Рамзес, — так как твои советы были для меня очень ценны. Ты также не побоялся подвергнуть себя риску и смог убедить меня изменить мои планы, когда этого требовала ситуация. Мир установлен, но он остается очень хрупким. Мы победили восставших внезапностью. Но как себя поведут хетты, подлинные зачинщики этих беспорядков? Конечно, мы преобразовали отряды наших крепостей в провинции Ханаан и оставили войска в провинции Амурру, более всего подверженной грубому воздействию врага. Но нужно объединить наши усилия для защиты египетских провинций, чтобы не вспыхнул новый мятеж. Я поручаю эту работу Аша. Отныне забота о безопасности Египта большей частью ляжет на его плечи.

Аша поклонился. Рамзес надел ему на шею три золотых колье. Молодой дипломат стал верховным сановником Египта.

Военачальники были едины в своей обиде. Отдать предпочтение человеку, не обладающему опытом в выполнении такой важной задачи. По их мнению, Фараон совершил большую ошибку, лишив доверия военную знать. Это было непростительно.

Шенар терял помощника в высших кругах Египта, но приобретал бесценного союзника, облаченного широкими полномочиями. Назначая на пост своего друга, Рамзес подвергал себя большой опасности. Заговорщицкий взгляд, которым обменялись Аша и Шенар, был для старшего брата Фараона самым приятным моментом церемонии.

В сопровождении своих четвероногих друзей, пса и льва, которые были в восторге от встречи и возможности снова играть вместе, Рамзес вышел из храма. Вскочив в свою колесницу, он чтобы сдержать обещание, направился, к великому поэту.

Гомер выглядел помолодевшим. Сидя под лимонным деревом, он вынимал косточки из фиников. Черно-белый кот Гектор, избалованный свежим мясом, смотрел на эти плоды с безразличием.

— Сожалею, что не смог присутствовать на церемонии, Ваше Величество. Мои старые ноги стали слишком ленивы, и я не могу больше долго стоять. Но я счастлив видеть вас снова в добром здравии.

— Вы угостите меня тем пивом из сока фиников, приготовленным вами?

Тихим спокойным вечером оба мужчины наслаждались вкусным напитком.

— Вы доставляете мне редкое удовольствие, Гомер. Я на мгновение начинаю считать себя таким же человеком, как другие, способным находиться в блаженном спокойствии и не думать о завтрашнем дне. Вы продолжаете работу над «Илиадой»?

— Она усеяна, как и моя память, убийствами, трупами, потерянной дружбой… Но разве участь людей есть что-либо иное, нежели их собственное безумие?

— Большая война, так пугавшая мой народ, не разразилась. Порядок в провинции восстановлен, и я надеюсь создать непреодолимый барьер между нами и хеттами.

— Какой необыкновенной мудростью вы обладаете! Это удивительно для столь молодого правителя с таким внутренним огнем! Неужели в вас чудесным образом соединились осторожность Приама и неустрашимость Ахилла?

— Я уверен, что хетты будут уязвлены моей победой. Этот мир — лишь передышка… Судьбы людей будут вершиться в Кадеше.

— И почему за таким прекрасным вечером обязательно последует завтрашний день? Боги жестоки.

— Согласитесь ли вы быть моим гостем на пиршестве сегодня ночью?

— При условии, что рано вернусь домой. В моем возрасте сон становится главной добродетелью.

— Вы когда-нибудь мечтали, чтобы войны больше не существовало?

— Когда я пишу «Илиаду», моя цель — описать войну в таких ужасных красках, чтобы люди отказались от присущего им желания разрушать. Но разве воины прислушиваются к голосу поэта?

Глава 23

Взгляд больших миндалевидных глаз Туйи, обычно такой суровый и пронизывающий, смягчился при виде Рамзеса. Величественная, прелестная в своем безупречно сшитом платье из льна, перехваченном в талии поясом с длинными, ниспадающими почти до щиколоток концами, она долго смотрела на Фараона.

— Ты и правда не ранен?

— Ты считаешь меня способным скрыть что-нибудь от тебя? Ты великолепна!

— На лбу и шее уже появились морщинки. Даже лучшие кремы из трав не могут совершать чудеса.

— Но молодость еще говорит в тебе.

— Сила Сети, может быть… Молодость — это далекая страна, где живешь лишь ты. Но к чему предаваться воспоминаниям сегодня, в этот вечер всеобщего ликования? Будь спокоен, я займу свое место во время празднества.

Рамзес подошел к матери и крепко обнял ее.

— Ты — душа Египта!

— Нет, Рамзес, теперь я только его память, отблеск прошлого, которому ты должен оставаться верен. Душа Египта — это союз, объединяющий тебя и Нефертари. Тебе удалось установить прочный мир?

— Мир — да, прочный — нет. Я восстановил нашу власть над провинциями, включая Амурру, но опасаюсь внезапных действий со стороны хеттов.

— Ты думал о том, чтобы атаковать Кадеш, не правда ли?

— Аша разубедил меня.

— Он был прав. Твой отец отказался от ведения такой войны, зная, что наши потери будут значительны.

— Но разве времена не поменялись? Кадеш представляет собой угрозу, которую мы не сможем долго терпеть.

— Гости уже заждались.

Ни одна фальшивая нота не испортила роскоши пира, застолья во главе с Рамзесом, Нефертари и Туйей. Роме, не останавливаясь, бегал из залы на кухни и обратно, следя за каждым блюдом, пробуя все соусы и дегустируя все вина.

Аша, Сетау и Лотос занимали почетные места. Блестящая речь молодого дипломата произвела впечатление на большинство военачальников. Лотос забавлялась, слушая бесчисленные обращения, прославлявшие ее красоту, тогда как Сетау сосредоточился на своем блюде, которое постоянно наполнялось вкусной пищей.

Знать и высшие военные чины провели вечер, отдыхая, не думая о завтрашних тревогах.

Наконец Рамзес и Нефертари остались вдвоем в большой спальне, где благоухали букеты цветов. Преобладал аромат жасмина и душистого папируса.

— И это называется царствовать — выкраивать несколько часов для любимой женщины?

— Твое путешествие было долгим, таким долгим…

Они легли на большую кровать, голова к голове, рука в руке, наслаждаясь счастьем снова быть вместе.

— Как странно, — сказала она, — твое отсутствие мучило меня, но твоя мысль жила во мне. Каждое утро, когда я направлялась к храму для совершения обрядов на заре, твой образ выходил из стен и руководил моими действиями.

— В худшие моменты этого похода меня не покидало твое лицо. Я чувствовал тебя рядом. Ты была словно трепещущая крыльями Исида, возвращающая жизнь Осирису.

— Магия создала наш союз, и ничто не должно его разбить.

— Кому по силам сделать это?

— Иногда я чувствую чью-то холодную тень… Она приближается, удаляется, приближается снова, постепенно исчезает.

— Если она существует, я уничтожу ее. Но в твоих глазах я вижу только свет, одновременно нежный и жгучий.

Рамзес приподнялся на локте и восхищенно смотрел на совершенные формы своей жены. Он распустил ее волосы, развязал пояс платья и раздел ее медленно, так медленно, что легкая дрожь пробежала по ее телу.

— Тебе холодно?

— Ты так далеко от меня.

Он укрыл ее своим телом, и они слились в едином порыве желания.

В шесть утра, умывшись и прополоскав рот содой, Амени приказал доставить в кабинет завтрак, состоявший из ячменной каши, простокваши, творога и фиг. Личный писец Рамзеса ел быстро, не отрывая глаз от папируса.

Шум шагов в коридоре удивил его. Неужели один из помощников пришел так рано? Амени вытер рот салфеткой.

— Рамзес!

— Почему ты не пришел на празднество?

— Взгляни: я завален работой! Можно подумать, что все эти дела размножаются сами по себе. И потом, ты хорошо знаешь, что я не люблю светские развлечения. Я рассчитывал просить у тебя аудиенции сегодня утром, чтобы представить результаты моего управления.

— Я уверен, что они прекрасны.

Тень улыбки оживила серьезное лицо Амени. Доверие Рамзеса было для него дороже всего.

— Скажи мне… Почему ты пришел так рано?

— Я хочу поговорить о Серраманна.

— Это первое, о чем я собирался тебе докладывать.

— Нам не хватало Серраманна в походе. Ведь ты обвинил его в предательстве, не так ли?

— Улики были бесспорными, но…

— Но?

— Но я снова провел расследование.

— Почему?

— У меня впечатление, что все обвинение подстроено, а известные улики против Серраманна мне кажутся все менее и менее убедительными. Ненофар, женщина легкого поведения, его обвинившая, была убита. Что касается документа, доказывающего сотрудничество с хеттами, то я с нетерпением жду случая показать его Аша.

— Давай разбудим его, хочешь?

Подозрения Аша по поводу Амени рассеялись сами собой. К счастью, Амени был верен Рамзесу.

Свежее молоко с медом разбудило Аша окончательно. Он сразу же отослал свою ночную спутницу.

— Если бы вы, Ваше Величество, не стояли прямо передо мной, — признался дипломат, — я не смог бы даже открыть глаза.

— Открой также и уши, — посоветовал Рамзес.

— Фараон и его писец никогда не спят?

— Судьба несправедливо заключенного в тюрьму человека стоит раннего пробуждения, — подчеркнул Амени.

— О ком ты говоришь?

— О Серраманна.

— Но не ты ли…

— Посмотри на эти таблички.

Аша протер глаза и прочел послание, якобы составленное Серраманна для передачи хеттскому сообщнику. В донесении воин обещал, что отряд колесниц под его командованием в случае военного конфликта не вступит в бой с врагом.

— Это розыгрыш?

— Почему ты так говоришь?

— Потому что знатные вельможи хеттского двора крайне чувствительны и обидчивы. Они придают большую важность формальностям, даже в секретной переписке. Чтобы послание, подобное этому, достигло Хаттусы, необходимо особым образом составить наблюдения и вопросы, а таких формулировок Серраманна не знает.

— Значит, кто-то подделал его почерк!

— Без особого труда: он довольно-таки груб. А я уверен, что эти послания никогда и не были отправлены.

Рамзес в свою очередь также осмотрел таблички.

— Вам ничего не бросается в глаза?

Аша и Амени задумались.

— Бывшие ученики Капа, университета Мемфиса, должны были бы обладать более тонким и проницательным умом.

— Я еще толком не проснулся, — извинился Аша. — Конечно, автором этого текста может быть только сириец. Он хорошо говорит на нашем языке, но эти два оборота характерны для языка сирийцев.

— Сириец, — согласился Амени. — Я убежден, что он же и человек, заплативший Ненофар, любовнице Серраманна, чтобы она дала ложные свидетельские показания против него! Опасаясь, как бы она ни разгласила тайну, он убил ее.

— Убить женщину! — воскликнул Аша. — Это чудовищно!

— Но в Египте — тысячи сирийцев, — напомнил Рамзес.

— Будем надеяться, что он совершил ошибку, хоть маленькую оплошность, — вмешался Амени.

— Я сейчас веду одно административное расследование и надеюсь напасть на верный след.

— Может быть, этот человек — просто убийца, — предположил Рамзес.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Аша.

— Сириец, связанный с хеттами… Значит, шпионская сеть действует на нашей территории?

— Ничто не указывает на союз этого человека с нашим главным врагом.

Амени задел Аша за живое.

— Ты высказываешь это возражение, мой друг, потому что ты раздосадован и раздражен. Ты просто только что узнал правду, которая тебе совсем не нравится!

— Этот день плохо начинается, — сказал дипломат, — а последующие уж точно обещают быть беспокойными.

— Найдите этого сирийца как можно быстрее, — потребовал Рамзес.

В тюрьме Серраманна не сидел сложа руки, а тренировался весьма своеобразным образом. Продолжая непрестанно заявлять о своей невиновности, он частенько пытался разрушить стены ударами кулаков. В день суда он собирался размозжить головы своим обвинителям, кем бы они ни были. Тюремщики, испуганные яростью бывшего пирата, передавали ему пищу через прутья деревянной решетки.

Когда она, наконец, открылась, Серраманна хотел было броситься на первого же человека, осмелившегося встать на его пути, но остановился, как вкопанный.

— Ваше Величество!

— Заключение ничуть тебе не повредило, Серраманна.

— Я не предавал вас, Ваше Величество!

— Ты стал жертвой ошибки, и я пришел освободить тебя.

— Я действительно смогу выйти из этой клетки?

— Тебе недостаточно царского слова?

— Вы все еще… доверяете мне?

— Ты начальник моей личной охраны.

— Тогда, Ваше Величество, я вам скажу. Все, что я узнал, все, о чем я подозреваю, всю правду, из-за которой меня хотели заставить замолчать.

Глава 24

Рамзес, Амени и Аша смотрели, как Серраманна обедал. Удобно устроившись в столовой дворца, он с волчьим аппетитом поглощал неимоверное количество голубей в тесте, обжаренных бычьих лопаток, бобов в гусином жиру, огурцов со сметаной, арбузов, овечьего сыра. Он едва успевал запивать пищу кубками крепленого вина, не разбавляя его водой.

Наконец, утолив голод, он бросил злой взгляд на Амени.

— Почему ты бросил меня в тюрьму?

— Я хочу извиниться перед тобой. Я был обманут, к тому же еще и поспешил сделать это по причине выступления нашей армии на север. Моим единственным намерением было защитить Фараона.

— Извинения… Сядь в тюрьму на мое место, тогда поймешь! Где Ненофар?

— Мертва, — ответил Амени. — Она убита.

— Мне ее не жаль. Кто стоит за всем этим?

— Мы пока что не знаем, но выясним.

— Я знаю!

Воин выпил еще один кубок вина и вытер усы.

— Говори, — приказал Фараон.

Тон Серраманна сразу стал нравоучительным.

— Ваше Величество, я вас предупреждал. Когда Амени арестовал меня, я как раз собирался сообщить вам добытые мною сведения, которые могут вам не понравиться.

— Мы слушаем тебя, Серраманна.

— Человек, пытавшийся меня уничтожить, Ваше Величество, это Роме, ваш управляющий. Когда в вашу комнату на корабле кто-то подкинул скорпиона, я начал подозревать Сетау. Но я ошибся. Когда ваш друг лечил меня, я узнал его лучше. Это честный человек, он не способен лгать, мошенничать и приносить вред. Роме же насквозь порочен. Кто еще мог украсть шаль Нефертари? А сосуд с сушеной рыбой? Это именно он, или кто-нибудь из его сообщников.

— С какой целью он это сделал?

— Я не знаю.

— Амени считает, что Роме не стоит бояться.

— Амени тоже может ошибаться, — живо возразил Серраманна. — В случае со мной он был не прав. Так и с Роме!

— Я сам допрошу его, — заявил Рамзес. — Ты продолжаешь защищать Роме, Амени?

Личный писец Фараона отрицательно покачал головой.

— Ты еще что-нибудь узнал, Серраманна?

— Да, Ваше Величество.

— Что?

— Ваш друг Моисей. По его поводу у меня сложилось четкое убеждение. Поскольку я все еще обязан защищать вас, то должен быть полностью откровенным.

Острый взгляд Рамзеса был ужасен. Выпив еще один кубок крепкого вина, Серраманна начал облегчать душу.

— Для меня ясно, что Моисей — предатель и заговорщик. Его целью было возглавить еврейский народ и создать независимое поселение в Дельте. Может быть, он испытывает по отношению к вам дружеские чувства, но в будущем, если Моисей останется в живых, будет вашим самым беспощадным врагом.

Амени опасался бурной реакции со стороны Фараона. Но Рамзес оставался на удивление спокойным.

— Это просто твое предположение или результат расследования?

— Я провел самое тщательное расследование. Более того, узнал, что Моисей много раз встречался с каким-то иноземцем, выдававшим себя за архитектора. Этот человек приходил, чтобы подбодрить Моисея, даже чтобы помочь ему. Ваш еврейский друг находился в центре заговора против Египта.

— Ты выяснил, кто был этот мнимый архитектор?

— Амени не дал мне времени.

— Забудем наши разногласия, даже если ты и пострадал по вине Амени. Мы должны объединить наши силы.

После некоторого колебания Амени и Серраманна без особой охоты обнялись. Личный писец Рамзеса чуть было не задохнулся в объятиях воина.

— Это самое худшее предположение, — согласился Фараон. — Моисей упрямый, и если ты прав, Серраманна, он пойдет до конца. Но кто сегодня знает его настоящую цель, и знает ли ее он сам?

До того, как обвинять в государственной измене, нужно его выслушать. А для этого надо сначала найти Моисея.

— Этот мнимый архитектор, — вмешался заинтересованный Аша, — не является ли он главным в заговоре?

— Прежде чем составить окончательное мнение, — рассудил Амени, — нужно будет пролить свет на многие неясные моменты.

Рамзес положил руку на плечо Серраманна.

— Твоя откровенность — редкое качество, Серраманна. Постарайся не потерять его.

В течение первой недели после триумфального возвращения Рамзеса Шенар как верховный сановник получал только хорошие для Фараона новости. Хетты не выразили никакого протеста и ничего не предприняли, оказавшись перед лицом свершившегося факта. Демонстрация мощи египетской армии и быстрота ее действий, казалось, убедили их придерживаться договора о ненападении, предложенного еще Сети.

До отъезда Аша с проверкой дел в провинциях Шенар организовал праздник, пригласив своего давнего сообщника в качестве почетного гостя. Сидя по правую руку от хозяина дома, приемы которого очаровали высшее общество Пи-Рамзеса, молодой дипломат наслаждался танцем трех девушек. Они были почти полностью обнажены, легкие пояса из разноцветной ткани не скрывали их прелестей. Девушки грациозно двигались в ритме то быстрой, то томной мелодии, под аккомпанемент арфы и флейт.

— Какую вы желаете выбрать на ночь, мой дорогой Аша?

— Я, может, удивлю вас, Шенар, но я провел изнурительную неделю с одной неутомимой вдовой. И сейчас хочу только одного — поспать часов двенадцать перед тем, как отправиться в Ханаан и Амурру.

— Благодаря громкой музыке и болтовне приглашенных мы сможем спокойно поговорить.

— Я больше не работаю в вашем ведомстве, но моя новая должность должна вас устраивать.

— Мы и не могли надеяться на лучшее, вы и я.

— Нет, Шенар. Рамзес мог быть убит, ранен или мог вернуться с позором.

— Я не предполагал, что к своей прирожденной способности править он добавит еще и качества прекрасного полководца. Поразмыслив немного, я понял, что его победа относительна. Он ведь всего-навсего покорил провинции? Отсутствие действий со стороны хеттов удивляет меня.

— Когда ошеломление пройдет, они нападут. Они оценивают ситуацию.

— Что вы намерены предпринять, Аша?

— Доверив мне самые высокие полномочия в наших провинциях, Рамзес снабдил меня решающим оружием. Под видом преобразования нашей оборонительной системы я мало-помалу разрушу ее.

— Вы не боитесь выдать себя?

— Я уже сумел убедить Рамзеса оставить правителей Ханаана и Амурру во главе их провинций. Это хитрые и развращенные люди, служащие тому, кто больше платит. Мне не составит труда переманить их в лагерь хеттов, и знаменитый защитный барьер, о котором мечтает Рамзес, останется всего лишь иллюзией.

— Будьте осторожны, Аша. Ставка слишком велика.

— Нам не удастся выиграть борьбу, не подвергаясь определенному риску.

— Самым трудным будет определить действия хеттов. К счастью, у меня есть некоторые способности в этой области.

Бескрайняя империя, простирающаяся от Нубии до Анатолии, империя, где он будет хозяином… Шенар не осмеливался в это верить, но вот — его мечта мало-помалу превращалась в реальность. Рамзес не умел выбирать себе друзей: Моисей — убийца и мятежник; Аша — предатель; Сетау — чудак, не обладающий большим умом. Оставался Амени, непоколебимый в своей верности Фараону, лишенный честолюбия.

— Надо втянуть Рамзеса в безумную войну, — продолжал Аша. — Тогда он принесет гибель Египту, а вы станете его спасителем. Вот основная линия нашего поведения, и мы не должны от нее отклоняться.

— Рамзес поручил вам еще какую-нибудь работу?

— Да, найти Моисея. Фараон — приверженец культа дружбы. Даже если Серраманна считает Моисея виновным в государственной измене, Фараон не осудит его, не выслушав.

— У вас есть предположения, где может быть Моисей?

— Никаких, еврей либо умер от жажды в пустыне, либо скрывается в одной из бесчисленных банд, промышляющих вблизи Синая и Нежеба. Если он находится в Ханаане или Амурру, я узнаю об этом.

— Если он возглавит одну из банд восставших, то Моисей может быть нам полезен.

— Еще одна сомнительная деталь, — уточнил Аша. — По сведениям Серраманна, Моисей имел таинственные встречи с каким-то иноземцем.

— Здесь, в Пи-Рамзесе?

— Именно.

— Удалось узнать, кто он?

— Известно только, что он выдавал себя за архитектора.

Шенар сделал вид, что это сообщение ему безразлично. Таким образом, за Офиром наблюдали. Конечно, колдун оставался в тени, но он становился потенциальной угрозой. Не должно было быть обнаружено ничего общего между ним и Шенаром. Использование черной магии против Фараона каралось смертной казнью.

— Рамзес требует выяснения личности этого архитектора, — сказал Аша. — Наверняка это какой-нибудь еврей, не обладающий положением в обществе. Бьюсь об заклад, что мы никогда не увидим ни одного, ни другого.

— Возможно… Будем рассчитывать, что Амени попытается пролить свет на это дело, особенно после совершения им столь грубой ошибки.

— Вы думаете, что Серраманна его простит?

— Этот воин показался мне злопамятным.

— Не попал ли он в ловушку? — спросил Шенар.

— Какой-то Сириец подкупил женщину легкого поведения — любовницу Серраманна, а затем задушил, чтобы та не рассказала правду. Этот же человек подделал почерк Серраманна, заставив всех поверить в предательство бывшего пирата. Ложь, не лишенная ловкости, но слишком уж неправдоподобная.

Шенар с трудом сохранил спокойствие.

— Это значит…

— Что шпионская сеть действует на нашей территории.

Райя, сирийскому торговцу, главному союзнику Шенара, угрожала опасность. И именно Аша, другой его ценный союзник, пытался обнаружить и арестовать его.

— Вы хотите, чтобы мои подчиненные расследовали дело сирийца?

— Амени и я, мы займемся им сами. Лучше действовать тайно, чтобы не спугнуть дичь.

Шенар сделал большой глоток белого вина из Дельты. Аша никогда не узнает всю неоценимость оказываемой им помощи.

— Один почтенный чиновник будет иметь большие неприятности, — весело заметил молодой дипломат.

— Кто?

— Бедняга Роме, управляющий Рамзеса. Серраманна установил за ним наблюдение, потому что уверен: Роме заслуживает тюрьмы.

Спина Шенара сильно ломила, он походил на измученного борца. Но брату Фараона все же удавалось сохранять веселый вид. Он должен был действовать быстро, очень быстро, чтобы отвести начинающие сгущаться грозовые тучи.

Глава 25

Приближался конец разлива Нила. Крестьяне починили или заменили плуги, которые с впряженными в них быками вспашут слой очень плодородного ила, прокладывая неглубокие борозды для сеятелей. Так как паводок был отличным — не слишком высоким и не слишком низким, специалисты по орошению располагали количеством воды, достаточным для выращивания культур. Боги благоволили Рамзесу. В этом году кладовые снова будут полны, а народ Фараона сможет есть досыта.

Роме, дворцовый управляющий, совсем не замечал прекрасной погоды конца октября с освежающими короткими порывами ветра. Несмотря на все свои старания, он толстел. Так как его хлопоты постоянно возрастали, то полнота иногда мешала ему дышать и вынуждала его присесть на несколько минут, прежде чем возобновить свою бурную деятельность.

Серраманна повсюду преследовал его, не давая ни минуты передышки. Когда не было самого начальника охраны Фараона, его заменял один из воинов. Слежку за собой Роме замечал и во дворце, и на рынке, где управляющий лично покупал продукты, предназначенные для царских кухонь. Как-то недавно Роме с удовольствием обдумывал идею нового блюда из смеси корней лотоса, горького люпина, прокипяченного много раз, кабачков, гороха, сладкого чеснока, миндаля и маленьких кусочков жареного окуня. Однако даже предвкушение наслаждения пищей не смогло заставить его забыть о слежке.

После признания его невиновности ужасный Серраманна считал, что ему все дозволено. Но Роме не мог протестовать. Когда сердце неспокойно, а душа нечиста, как можно находиться в мире с самим собой?

Серраманна обладал терпением настоящего пирата. Он выжидал момента, когда его жертва, этот толстый управляющий с вялыми чертами лица и черной душой допустит какую-нибудь оплошность. Его интуиция не подвела: уже много месяцев он подозревал Роме в слабоволии — пороке, приводящем к самым худшим предательствам. Роме удалось занять важную должность, но он не довольствовался своим положением и хотел еще обладать большими деньгами.

Постоянно наблюдая за управляющим, Серраманна подвергал его жестокому испытанию. Роме в конце концов совершит оплошность, может, даже сознается в своих преступлениях.

Как и предвидел Серраманна, управляющий не осмелился подать жалобу. Если бы он был чист, он, не колеблясь, поговорил бы с Фараоном. В своем ежедневном донесении Рамзесу воин не забыл подчеркнуть этот наглядный факт.

Через несколько дней Серраманна прикажет своим людям продолжать слежку, но сделать ее незаметной для Роме. Сочтя себя наконец-таки избавленным от железного ошейника, управляющий, возможно, поспешит к своему сообщнику, заплатившему ему за кражи.

После захода солнца Серраманна отправился в кабинет Амени. Писец складывал папирусы в большой ящик из смоковницы.

— Что нового, Серраманна?

— Ничего пока. Роме упрямее, чем я предполагал.

— Ты все еще злишься на меня?

— Подумай… Испытание, которому ты меня подверг, не так легко забыть.

— Бесполезно возобновлять мои извинения, выслушай лучше мое предложение. Согласен ли ты пойти со мной в архив?

— Ты хочешь, чтобы я присоединился к твоему расследованию?

— Точно.

— Пусть остаток моей злости рассеется, как плохое настроение! Я иду с тобой.

Кропотливый труд чиновников по составлению реестра занял много месяцев, прежде чем они приобрели ту же сноровку, которой обладали их собратья в Мемфисе. Нужно было вжиться в новую столицу, сделать переписи всех домов и земель, установить имена их владельцев и жильцов, а все это требовало большого числа проверок. Именно поэтому запрос Амени, хотя и помеченный, как срочный, занял много времени для выполнения.

Смотритель архива — лысый и худой шестидесятилетний мужчина — по мнению Сарда, выглядел еще более тщедушным, чем Амени. Его мертвенно-бледная кожа доказывала, что он никогда не загорал на солнце и не находился на свежем воздухе. Чиновник принял посетителей с ледяной учтивостью и провел их мимо полок, уставленных деревянными табличками, сложенными одна на другую, и ящиков с папирусами.

— Благодарю вас за то, что вы приняли нас в столь поздний час, — сказал Амени.

— Мне показалось, что вы предпочитаете сохранить строжайшую секретность.

— Это действительно так.

— Я не буду скрывать, что ваш запрос заставил нас проделать немыслимо сложную работу, но мы наконец-таки смогли узнать имя владельца интересующего вас дома.

— Кто он?

— Некий торговец родом из Мемфиса по имени Ренуф.

— Знаете ли вы адрес его постоянного проживания в Пи-Рамзесе?

— Он живет на вилле к югу от старого города.

Прохожие поспешно расступились, давая дорогу несущейся колеснице, запряженной двумя лошадьми. С сердцем, бьющимся где-то в горле, Амени закрыл глаза. Колесница, не замедляя хода, влетела на недавно построенный мост через канал, разделявший новые кварталы города и старую его часть, — Аварис. Колеса заскрипели, мост задрожал, но колесница не перевернулась.

В старой части города несколько больших красивых вилл, окруженных ухоженными садиками, соседствовали со скромными небольшими домиками. В этот свежий осенний вечер те, кому было холодно, начинали протапливать свои жилища дровами или высушенным илом.

— Приехали, — сказал Серраманна.

Амени так крепко вцепился в ремень колесницы, что не мог сразу разжать руку.

— Что-то не так?

— Да нет, все нормально…

— Ну что ж, тогда пошли! Если птичка еще не упорхнула, мы быстро узнаем правду.

Амени удалось, наконец, оторваться. На дрожащих ногах он последовал за Серраманна.

Слуга Ренуфа сидел у ограды из обожженного кирпича, украшенной вьющимися растениями. Он ел сыр с хлебом.

— Мы хотим видеть торговца Ренуфа, — сказал Серраманна.

— Его нет дома.

— Где его можно найти?

— Он уехал в Средний Египет.

— Когда он вернется?

— Я не знаю.

— А кто знает?

— Я не думаю, что кто-нибудь…

— Предупреди нас о его возвращении.

— А почему я должен это делать?

Зло посмотрев на слугу, Серраманна приподнял его над землей.

— Потому что этого требует Фараон. Если опоздаешь хоть на час, то будешь иметь дело со мной.

Шенар страдал от бессонницы и болей в желудке. Райя не было в Пи-Рамзесе, поэтому ему было необходимо как можно быстрее поехать в Мемфис, чтобы предупредить торговца об угрожающей ему опасности, а также поговорить с Офиром. Верховный сановник должен был, однако, как-то объяснить свою поездку в бывшую столицу. К счастью, повод нашелся: ему надо было уточнить с высокопоставленными чиновниками Мемфиса многие административные распоряжения. Следовательно, он отправлялся по приказу Фараона в официальное путешествие на борту корабля, плывшего слишком медленно на взгляд Шенара.

Офир должен придумать, как заставить Роме молчать. Если же нет, Шенар будет вынужден избавиться от мага, хотя его колдовство еще и не было завершено.

Шенар не сожалел, что его союзники ничего не знали друг о друге. То, что произошло, только доказывало правильность его действий. Такой умный и опасный человек, как Аша, не обрадовался бы, узнав о тайных связях Шенара со шпионской сетью хеттов, не находящейся под контролем молодого дипломата. Такой хитрый и жестокий человек, как Райя, считавший, что он руководит старшим братом Рамзеса, не потерпел бы того факта, что играл незначительную роль, будучи лишь посредником между Шенаром и хеттами. Что же касается Офира, предпочтительно было бы, чтобы он оставался погруженным в игру с опасными злыми силами, которая неизбежно приведет его к помешательству.

Аша, Райя, Офир… Три зверя, которых Шенару удалось приручить, чтобы построить себе благополучное будущее. Но оно станет возможным только при условии, что ему удастся избежать нависшей над ним опасности — последствия их неосторожности.

Во время первого дня своего пребывания в Мемфисе Шенар принял высокопоставленных чиновников, с которыми ему нужно было поговорить, и устроил на своей вилле один из пышных праздников, так восхищавших столицу. Воспользовавшись случаем, он приказал своему управляющему привести торговца Райя, чтобы купить у него редкие вазы для пиршественного зала.

Когда стало слишком прохладно, приглашенные покинули сад и прошли в дом.

— Торговец здесь, — доложил управляющий Шенару.

Если бы верил в богов, старший брат Рамзеса возблагодарил бы их. Делая вид, что нетвердо стоит на ногах, он направился к двери виллы.

Приветствовавший его человек был не Райя.

— Кто ты?

— Управляющий его лавкой в Мемфисе.

— Да… Но я привык иметь дело с твоим хозяином.

— Он уехал в Фивы и Элефантину, чтобы продать соленую рыбу отличного качества. Несмотря на его отсутствие, я все же могу предложить вам несколько красивых ваз.

— Покажи мне их.

Шенар осмотрел вазы.

— Они не представляют собой ничего особенного… Но я все же куплю две.

— Цена очень разумна, господин.

Шенар для вида поторговался и приказал своему управляющему расплатиться за вазы.

Улыбаться и болтать по пустякам было очень нелегко, но Шенар с блеском выполнял работу хозяина дома. Никто не догадывался, что верховный сановник, очаровательный и красноречивый, как обычно, терзался тревогой.

— Ты очень красива, — сказал он сестре Долент.

Томная высокая брюнетка позволяла ухаживать за собой богатым и знатным мужчинам, несколько охмелевшим и болтавшим ей всякую чепуху.

— Твой прием великолепен, Шенар.

Он взял ее под руку и отвел под своды галереи, ведущей вдоль зала.

— Завтра утром я пойду к Офиру. Передай, чтобы он не выходил из дома: ему грозит опасность.

Глава 26

Долент сама открыла дверь.

Шенар оглянулся. Никто не преследовал его.

— Входи, Шенар.

— Все тихо?

— Да, будь спокоен. Колдовство Офира продолжается, — сказала Долент. — Лита держится великолепно, но ее здоровье очень хрупкое, и мы не можем ускорить процесс. Почему ты так беспокоишься?

— Колдун проснулся?

— Я схожу за ним.

— Не будь безгранично предана ему, сестренка.

— Это чудесный человек. Он восстановит царство настоящего Бога. Он уверен, что ты посланец судьбы.

— Приведи его ко мне, я спешу.

Ливийский колдун, одетый в черное длинное платье, склонился перед Шенаром.

— Тебе придется переехать, Офир. Сегодня.

— Что происходит, господин?

— Тебя видели разговаривающим с Моисеем в Пи-Рамзесе.

— Меня точно описали?

— Непохоже, но следователи знают, что человек выдавал себя за архитектора и что он иноземец.

— Это слишком мало, господин. У меня дар оставаться незамеченным, когда это необходимо.

— Вы были неосторожны.

— Но было необходимо поговорить с Моисеем. Завтра мы, может быть, порадуемся этому.

— Рамзес в добром здравии вернулся из похода в наши провинции. Он хочет найти Моисея и знает теперь о вашем существовании. Если свидетели опознают вас, то вы будете арестованы и допрошены.

Улыбка Офира леденила душу Шенара.

— Вы считаете, что такого человека, как я, можно арестовать?

— Я опасаюсь, как бы вы ни совершили роковой ошибки.

— Какой?

— Доверитесь Роме.

— Почему вы считаете, что я ему доверяю?

— По вашему приказу он украл шаль Нефертари и кувшин с рыбой из Дома Жизни в Гелиополисе, необходимые для вашего колдовства.

— Прекрасные рассуждения, господин Шенар, но в них кроется одна маленькая неточность. Роме, действительно, украл шаль Нефертари, а один из его друзей — возница из Мемфиса — занялся кувшином.

— Возница… А если он проговорится?

— Этот несчастный умер от сердечного приступа.

— Смерть… была естественной?

— Всякая смерть в конце концов становится естественной, господин Шенар, когда сердце перестает стучать.

— Остается толстяк Роме… Серраманна убежден в его виновности и не прекращает следить за ним. Если Роме заговорит, он выдаст вас. Колдунов, покушающихся на царственную особу, ожидает казнь.

Офир не переставал улыбаться.

— Пройдемте в мою лабораторию.

Большая комната была заполнена папирусами, кусочками исписанной слоновой кости, веревочками, чашками, содержащими цветную жидкость. Все было разложено в абсолютном порядке, чувствовался приятный запах ладана. Помещение больше походило на мастерскую ремесленника или комнату аккуратного писаря, чем на логово колдуна черной магии.

Офир вытянул руку над медным зеркалом на треножнике. Затем он налил туда воды и попросил Шенара подойти поближе.

Мало-помалу в зеркале появилось лицо.

— Роме! — воскликнул Шенар.

— Управляющий Рамзеса — добрый малый, — сказал Офир, — но он слаб, жаден и легко поддается влиянию. Не надо быть великим магом, чтобы околдовать его. Совершенная им кража гложет его изнутри, как кислота.

— Если Рамзес допросит его, он проговорится!

— Нет, господин Шенар.

Левой рукой Офир очертил круг над зеркалом. Вода закипела, а медь покрылась трещинами.

Пораженный Шенар отступил.

— Этот колдовской прием заставит Роме замолчать?

— Считайте, что эта проблема уже решена. Переезд мне не кажется необходимым. Ведь этот дом куплен на имя вашей сестры?

— Да.

— Все видят, как она приходит и уходит. Лита и я, мы — ее усердные слуги — и не испытываем ни малейшего желания гулять по городу. Пока мы не уничтожим магические силы, защищающие царскую чету, ни она, ни я не выйдем отсюда.

— А посланники Атона?

— Ваша сестра служит нам связующим звеном. По моему приказу они придерживаются строжайшей секретности в ожидании великих событий.

Шенар ушел, наполовину успокоенный. В душе он потешался над этой компанией наводящих тоску ясновидящих. Шенара особенно беспокоило, что он не мог уничтожить Роме собственными руками. Оставалось надеяться на то, что колдун не напрасно хвастался своим искусством.

Была необходима дополнительная предосторожность.

Нил был чудесной рекой. Благодаря его быстрому течению, толкавшему корабль со скоростью более тридцати километров в час, Шенар меньше, чем за два дня преодолел расстояние от Мемфиса до Пи-Рамзеса.

Старший брат Фараона сразу по прибытию созвал на срочное совещание своих главных помощников. Он знакомил их с донесениями и посланиями, доставленными из провинций. Затем Шенар отправился во дворец Фараона. Небо, покрытое тяжелыми дождевыми тучами, казалось зловещим и мрачным.

Пи-Рамзес был красивым городом, но ему не доставало того налета времени, очарования древности, которые были в Мемфисе. Когда он будет царствовать, то лишит город статуса столицы, особенно потому, что вкус Рамзеса узнается здесь в каждом камне. Население снова вернулось к своим повседневным делам, как если бы мир был вечен, как если бы огромная Хеттская империя исчезла, провалившись в бездонную пропасть забвения. На мгновение Шенар позволил себе увлечься чудом этого простого существования, покорившегося смене времен года. Не должен ли он, как весь народ Египта, принять правление Рамзеса?

Нет, он не был создан слугой.

Он обладал качествами такого царя, о котором история долго будет помнить, такого правителя, чье видение мира гораздо шире, нежели у Рамзеса или у правителя хеттов. Из его мыслей родится новый мир, и он, Шенар, будет его хозяином.

Фараон не заставил себя долго ждать. Рамзес заканчивал беседу с Амени, которого Дозор, пес Фараона, пытался лизнуть в лицо. Личный писец Властителя и Шенар холодно поприветствовали друг друга. Золотисто-желтая собака легла, наслаждаясь слабыми лучами солнца.

— Путешествие было приятным, Шенар?

— Отличным. Прости меня, но я очень люблю Мемфис.

— Кто станет тебя корить за это? Это — исключительный город, и Пи-Рамзес никогда не сравнится с ним. Если бы угроза со стороны хеттов не приняла такого размаха, мне не надо было бы строить новую столицу.

— Управление Мемфиса остается примером профессиональной добросовестности.

— Различные службы Пи-Рамзеса прекрасно работают. Не является ли твоя служба лучшим тому доказательством?

— Я не скрываю реального положения вещей, поверь мне. Не поступало ни одного тревожного донесения. Хетты бездействуют.

— Нет никаких сообщений от наших осведомителей?

— Хетты сражены твоим вмешательством. Они не ожидали, что египетская армия окажется такой стремительной и побеждающей.

— Возможно.

— Зачем сомневаться? Если бы хетты были уверены в своей непобедимости, они, по крайней мере, заявили бы решительный протест.

— Чтобы они уважали границы, установленные Сети… Я в это не верю.

— Вы становитесь пессимистом, Ваше Величество?

— Единственное намерение Хеттской империи — это захват территорий.

— Но не является ли Египет слишком большим куском, который не по зубам даже очень проголодавшемуся врагу?

— Когда военные решительно настроены на войну, — возразил Рамзес, — ни мудрость, ни разум не могут их разубедить.

— Только серьезный противник заставит хеттов отступить.

— Ты что, будешь приветствовать усиление вооружения и увеличение числа воинов?

— Что может быть лучше?

— Не будет ли это расценено хеттами как объявление войны? — встревожился Рамзес.

— Хеттам понятен только язык силы, если я правильно понял высказанную тобой мысль.

— Я также хочу укрепить нашу защитную систему.

— Создать из наших провинций буферную зону, я знаю… Тяжелая работа выпала на долю твоего друга Аша.

— Эта задача кажется тебе невыполнимой?

— Аша молод, ты недавно наградил его и назначил одним из главных людей государства. Такой быстрый взлет может вскружить ему голову… Никто не оспаривает его прекрасные качества, но можно ли полностью доверять ему?

— Я знаю, все военачальники считают, что им не оказали достаточных почестей. Но Аша имеет положение и вес в обществе.

— Есть одна мелочь, я не придаю ей особого значения, но мой долг рассказать тебе о ней. Ты знаешь, что дворцовая прислуга имеет склонность болтать о чем попало, однако некоторые слухи, возможно, заслуживают интереса. По рассказам моего управляющего, испытывающего явные симпатии к одной из служанок царицы, эта женщина видела, как Роме украл шаль Нефертари.

— Она может подтвердить это?

— Роме запугал ее. Она боится, что он будет грубо с ней обращаться, если она его обвинит.

— Разве мы не живем в стране, где правит богиня Маат, с её законом и справедливостью? — воскликнул Рамзес.

— Может, тебе надо сначала заставить Роме сознаться, а уж потом эта малышка даст свидетельские показания.

Высказывая критику в адрес Аша, особенно, выдавая Роме и стараясь заставить Рамзеса ускорить военные действия, Шенар вел опасную игру. Но благодаря этому он становился человеком, все более заслуживающим доверие Фараона.

Если колдовские заклинания Офира окажутся недейственными, Шенар задушит Рамзеса своими собственными руками.

Глава 27

Роме нашел единственно верный способ, как успокоить свою тревогу. Он решил приготовить несказанно вкусный маринад, названный «деликатесом Рамзеса», секрет приготовления которого передавался от мастера к ученику. Управляющий закрылся в просторной дворцовой кухне. Он собственноручно выбрал сладкий чеснок, самый хороший лук, доставленное из оазиса красное вино, оливковое масло из Гелиополиса и соленый уксус. Роме также взял несколько видов тонких ароматных трав, необыкновенно нежное филе окуня, выловленного в водах Нила, и мясо, достойное служить пищей богов. Маринад придаст блюдам неповторимый запах, который понравится правителю и сделает Роме незаменимым.

Несмотря на отданные им властные указания его не беспокоить, дверь кухни отворилась.

— Я же потребовал, чтобы… Ваше Величество! Ваше Величество, здесь вам не место!

— Разве существует в государстве хоть одно место, куда мне запрещено входить?

— Я не это хотел сказать. Простите меня, я…

— Ты позволишь мне попробовать?

— Мой маринад еще не готов, я только начал его готовить. Но это будет замечательное блюдо, которое войдет в историю египетской кухни!

— Ты любишь секретничать, Роме?

— Нет, нет… Но настоящее поваренное искусство требует соблюдения тайны. Я ревностно оберегаю мои рецепты и готов это признать.

— Может быть, ты хочешь еще в чем-нибудь признаться?

Взгляд Рамзеса давил на Роме. Управляющий опустил глаза.

— В моей жизни нет ничего таинственного, Ваше Величество. Я живу во дворце, чтобы служить вам, только чтобы служить вам.

— Ты так в этом уверен? Говорят, что у каждого есть свои слабости, а у тебя?

— Я… Я не знаю. Пожалуй, обжорство.

— Ты недоволен оплатой?

— Нет, конечно, нет!

— Должность управляющего — завидный и желанный пост, но он не приносит богатства.

— Уверяю вас, что моя цель не деньги!

— Но кто откажется от выгодного подарка в обмен на незначительные услуги?

— Служба Вашему Величеству — такая большая награда, что…

— Не лги мне больше, Роме. Ты помнишь о том досадном случае, когда скорпион был подкинут в мою комнату?

— К счастью, он вас не тронул.

— Тебе пообещали, что его укус не будет для меня смертельным и, что ты никогда не будешь наказан, не так ли?

— Это — ложь, Ваше Величество, все — ложь!

— А ведь ты не должен был уступить, Роме. К твоему слабоволию воззвали во второй раз, требуя, чтобы ты украл любимую шаль Нефертари. И, конечно, ты замешан в похищении кувшина с рыбой.

— Нет, Ваше Величество, нет…

— Тебя видели.

Роме задыхался. Крупные капли пота выступили у него на лбу.

— Это невозможно…

— Твоя душа на самом деле так черна, Роме, или же ты стал игрушкой в чужих руках?

Сердце Роме сжалось. Ему захотелось все открыть Фараону, облегчить душу от мучивших его угрызений совести. Внезапно он почувствовал острую боль в груди.

Роме упал на колени, ударившись лбом о край стола, на котором были разложены продукты, необходимые для приготовления маринада.

— Нет, Ваше Величество, я не такой плохой человек… Я слаб, слишком слаб. Простите меня, Ваше Величество.

— При условии, что ты, наконец, расскажешь мне всю правду, Роме.

Перед затуманившимся взглядом Роме встало лицо Офира. Лицо стервятника с крючковатым носом, терзавшее его плоть и пожиравшее его сердце.

— Кто приказал тебе совершить эти преступления?

Роме хотел сказать, но имя Офира не слетело с его губ. Липкий страх душил его, страх, приказывающий ему кануть в небытие, чтобы избежать наказания.

Управляющий поднял на Рамзеса умоляющий взгляд, его правая рука зацепила блюдо с маринадом и перевернула его. Острый соус брызнул ему в лицо, и управляющий замертво рухнул на пол.

— Он очень большой, — сказал Ка, глядя на льва.

— Ты его боишься? — спросил Фараон своего сына.

В свои девять лет Ка, сын Рамзеса и Красавицы Изэт, был серьезен не по годам. Игры детей его возраста были скучны для него. Он любил только читать и писать и проводил все свободное время в дворцовой библиотеке.

— Он немного пугает меня.

— Ты прав, Ка. Лев — очень опасный зверь.

— Но ведь ты его не боишься, потому что ты Фараон.

— Этот лев и я, мы стали друзьями. Когда он был совсем маленьким, его укусила змея в Нубии. Я его нашел, а Сетау вылечил, и с тех пор мы с ним неразлучны. В свою очередь Боец спас мне жизнь.

— С тобой он всегда любезен?

— Всегда. Но только со мной.

— Он разговаривает с тобой?

— Да — глазами, движениями, звуками… И он понимает то, что я ему говорю.

— Я хотел бы погладить его гриву.

Лежа в позе сфинкса, огромный лев наблюдал за мужчиной и ребенком. Когда лев зарычал низким и глубоким голосом, маленький Ка прижался к ноге отца.

— Он злится?

— Нет, он согласен, чтобы его погладили.

Приободренный спокойствием отца, Ка подошел к животному. Вначале дрожащая маленькая рука слегка коснулась великолепной гривы, затем мальчик осмелел. Лев замурлыкал.

— Я могу залезть ему на спину?

— Нет, Ка. Этот лев — воин и очень гордое животное. Не зря я дал ему такое имя — Боец. Он проявил по отношению к тебе большую благосклонность, не надо требовать от него большего.

— Я запишу его историю и расскажу ее моей сестре Меритамон. К счастью, она осталась в саду дворца с царицей… Маленькая девочка была бы очень напугана видом такого большого льва.

Рамзес подарил сыну новые краски и футляр для кистей. Подарок очень обрадовал мальчика, и он тотчас погрузился в рисование. Отец не мешал ему. Рамзес был счастлив от возможности провести прекрасные, но такие редкие минуты с сыном.

С удовольствием наблюдая за сыном, Фараон задумался. Только что он был свидетелем ужасной смерти управляющего Роме, лицо которого прямо на глазах сморщилось, как у старика.

Вор умер от испуга, не открыв имени человека, приведшего его к смерти.

Какая-то загадочная тень старалась навредить Фараону. И этого врага следовало опасаться не меньше, чем хеттов.

Шенар ликовал.

Внезапная смерть Роме, явившаяся результатом сердечного приступа, обрывала след, ведущий к Офиру. Маг не ошибся. Его колдовство убило толстяка-управляющего, не вынесшего строгого допроса.

Кончина Роме никого во дворце не удивила. Поедая чрезмерное количество пищи, он не переставал толстеть и суетиться. Заплывшее жиром, снедаемое постоянной тревогой, его сердце не выдержало.

К радости по поводу исчезновения сложной проблемы, которую представляло само существование Роме, прибавлялось другое не менее радостное известие. Сирийский торговец Райя вернулся в Пи-Рамзес и желал видеть Шенара, чтобы предложить его вниманию замечательную вазу. Встреча была назначена на ноябрьское утро, нежное и солнечное.

— Твое путешествие на юг было удачным?

— Оно очень утомило меня, господин Шенар, но принесло большую выгоду.

Остроконечная бородка сирийца была очень аккуратно подстрижена. Его маленькие живые карие глаза внимательно осматривали приемный колонный зал, где Шенар выставлял произведения искусства.

Райя снял ткань, закрывающую пузатую бронзовую вазу, украшенную стилизованными ветвями и листьями виноградной лозы.

— Она доставлена с Крита. Я перекупил ее у одного богатого жителя Фив, которому она надоела. Теперь таких, как эта, больше не делают.

— Превосходно! Я покупаю ее, мой друг.

— Я очень рад, господин, но…

— Существуют какие-нибудь затруднения?

— Нет, но и цена довольно высока… Ведь речь идет об исключительной вещи, действительно, единственной в своем роде.

— Поставьте это чудо и прошу в мой кабинет. Я уверен, что мы сумеем договориться о цене.

Плотная и толстая дверь из смоковницы закрылась за ними. Здесь никто не мог их слышать.

— Один из моих помощников сообщил мне, что вы приезжали в Мемфис, чтобы купить у меня вазу. Я сократил мою поездку и как можно скорее вернулся в Пи-Рамзес.

— Это было необходимо.

— Что произошло?

— Серраманна выпустили из тюрьмы, и он снова пользуется доверием Рамзеса.

— Досадно.

— Этот ловкач Амени засомневался в достоверности улик, а потом в дело вмешался Аша.

— Не доверяйте молодому дипломату. Он очень умен и хорошо знает Азию.

— К счастью, Рамзес наградил его и направил в наши провинции с целью укрепления оборонительной системы.

— Очень тонкая, я бы даже сказал невозможная, работа.

— Аша и Амени пришли к очень волнующим меня выводам. Они узнали, что кто-то подделал почерк Серраманна, чтобы заставить власти поверить в его сотрудничество с хеттами. Также они знают, что этот кто-то — сириец.

— Очень досадно, — с сожалением сказал Райя.

— Нашли тело Ненофар, которую ты использовал, чтобы обвинить воина.

— Необходимо было избавиться от нее. Эта идиотка могла проговориться.

— Я одобряю твои действия, но ты допустил одну неосторожность.

— Какую?

— Выбор места убийства.

— Я его не выбирал. Ненофар собиралась всполошить весь квартал, поэтому я вынужден был действовать быстро и бежать.

— Амени ищет владельца дома. Для допроса.

— Это много путешествующий торговец, я видел его в Фивах.

— Он назовет тебя?

— Боюсь, что да, ведь я снимаю его дом.

— Это катастрофа, Райя. Амени уверен, что сеть хеттских шпионов работает на территории Египта. Хотя он и арестовал Серраманна, теперь они, кажется, объединились и представляют для нас большую опасность. Поиск того, кто заставил несправедливо обвинить Серраманна и убил его любовницу, стал делом государственной важности. Многие улики прямо указывают на тебя.

— Еще ничего не потеряно.

— Что ты намереваешься делать?

— Найти египетского торговца.

— И…

— И убить его, конечно.

Глава 28

Приближалась зима, дни становились короче, солнце уже не светило так ярко. Фараон предпочитал летний зной и жар своего покровителя — солнца, на которое он один мог смотреть, не прикрывая глаза. Но этот чарующе прекрасный осенний день доставлял ему редкую радость. В компании Нефертари, их дочери Меритамон и его сына Ка Рамзес отдыхал в саду дворца.

Сидя на складных стульях около бассейна, Рамзес и его супруга наблюдали за играми детей. Ка пытался заставить Меритамон читать трудный текст о необходимых чиновнику моральных качествах. Меритамон же хотела научить Ка плавать на спине. Несмотря на упорный характер, мальчик уступил, не переставая, однако, утверждать, что вода слишком холодная и что он простудится.

— Меритамон так же опасна, как и ее мать, — сказал Рамзес. — Она сумеет очаровать весь мир.

— Ка — будущий маг… Смотри, он уже усадил ее за папирус. Его сестра прочтет текст по доброй воле или по принуждению.

— Их наставники довольны?

— Ка — необычный ребенок. По мнению Неджема, земельного управителя, по-прежнему занимающегося его образованием, мальчик уже может сдать экзамен на должность начинающего писца.

— Ка хочет этого?

— Он думает только об учебе.

— Дадим ему пищу, в которой он нуждается, чтобы увидеть расцвет его внутреннего мира. Конечно, ему придется выдержать много испытаний, так как посредственные люди всегда стремятся уничтожить того, кто выходит за рамки заурядности. Но я хочу, чтобы жизнь Меритамон была поспокойнее.

— Она смотрит только на отца.

— А я уделяю ей так мало времени…

— Забота о Египте стоит над личными интересами, таков Закон.

Лев Боец и пес Дозор охраняли вход в сад. Никто не смог бы приблизиться к саду незамеченным.

— Иди ко мне, Нефертари.

Молодая царица с распущенными волосами присела на колени к Рамзесу и положила голову ему на плечо.

— Ты аромат моей жизни, дарящий счастье. Мы могли бы быть супружеской четой, как многие другие, и наслаждаться такими часами, как этот, постоянно.

— Как прекрасно мечтать в этом саду. Но боги и твой отец избрали тебя Фараоном, и ты посвятил свою жизнь народу. То, что тебе дано, невозможно забрать.

— В эти мгновения для меня не существует ничего, кроме ароматных волос женщины, в которую я безумно влюблен. Ее волосы, танцующие от дуновения вечернего ветерка и ласкающие мою щеку…

Их губы слились в страстном поцелуе молодых влюбленных.

Теперь Райя должен был действовать сам.

Именно поэтому он отправился в порт Пи-Рамзеса, который был меньше по размеру, чем гавань Мемфиса, но по напряженной деятельности был того же уровня. Речная стража прекрасно справлялась с поддержанием порядка во время швартовки и разгрузки кораблей.

Райя пригласит своего собрата Ренуфа на обильный завтрак в хороший постоялый двор, где будет присутствовать множество свидетелей, которые в случае необходимости подтвердят, что видели торговцев развлекающимися и веселящимися. Таким образом будет установлено, что они находились в прекрасных отношениях. Вечером же Райя проникнет на виллу Ренуфа и задушит его. Если какой-нибудь слуга вмешается, то его постигнет та же участь. В хеттских лагерях в Северной Сирии торговец научился убивать. Конечно же, новое преступление будет приписано убийце Ненофар. Но какая разница? Когда Ренуф умрет, Райя будет вне опасности.

На набережной мелкие торговцы продавали фрукты, овощи, сандалии, отрезы тканей, фальшивые колье и браслеты. Покупатели оживленно торговались, и удовольствие от этого являлось непременным составляющим удачного приобретения. Если бы у Райя было немного больше времени, он бы упорядочил эту неорганизованную торговлю с целью получения большей прибыли.

Сириец обратился к одному из охранников порта.

— Прибыл ли корабль Ренуфа?

— Причал номер пять, рядом с баржей.

Райя ускорил шаг.

На палубе корабля дремал матрос. Сириец поднялся по сходням и разбудил его.

— Где твой хозяин?

— Ренуф… Я не знаю.

— Когда вы прибыли?

— Рано утром.

— Вы путешествовали ночью?

— У нас было специальное разрешение из-за творога. Некоторые местные вельможи предпочитают только свежий творог из Мемфиса.

— После выполнения всех формальностей разгрузки твой хозяин, должно быть, поехал к себе?

— Это меня удивило бы.

— Почему?

— Потому что какой-то воин-гигант с длинными усами заставил его сесть в колесницу. Не очень-то приятный вид был у этого великана.

Громы небесные обрушились на голову Райя.

Ренуф был жизнерадостным человеком приятной внешности, отцом троих детей, выходцем из семьи лодочников и торговцев. Когда Серраманна заговорил с ним в порту Пи-Рамзеса, торговец был очень удивлен. Так как воин, похоже, был в плохом настроении, Ренуф счел лучше следовать за ним, чтобы как можно быстрее рассеять недоразумение.

Серраманна очень быстро доставил его во дворец и провел в кабинет Амени. В первый раз Ренуф увидел личного писца Фараона, известность которого все возрастала. Все хвалили его серьезность, трудолюбие и преданность. Находясь в тени высших сановников, он правил делами государства с образцовой порядочностью, не думая о наградах и светских развлечениях.

Бледность Амени поразила Ренуфа. По слухам, писец Фараона никогда не покидал своего кабинета.

— Эта встреча для меня большая честь, — сказал Ренуф, — однако признаюсь, что этот внезапный вызов удивляет меня.

— Приношу вам свои извинения. Мы расследуем одно очень важное дело.

— Это дело… меня касается?

— Может быть.

— Чем я могу вам помочь?

— Вы должны откровенно отвечать на мои вопросы.

— Я готов.

— Были ли вы знакомы с некоей Ненофар?

— Это довольно часто встречающееся имя… Я знаю их с десяток!

— Речь идет о молодой, симпатичной, незамужней и кокетливой женщине, ранее жившей в Пи-Рамзесе. Она торговала своим телом.

— Это… проститутка?

— Она скрывала это от всех.

— Я люблю жену, Амени. Я много путешествую, но никогда ей не изменял. Уверяю вас, что между нами царит безупречное взаимное согласие. Спросите моих друзей и соседей, если не верите мне.

— Сможете ли вы поклясться перед Законом Маат и под присягой, что вы никогда не встречали эту Ненофар?

— Я клянусь, — торжественно сказал Ренуф.

Торговец казался искренним.

— Странно, — раздраженно сказал Амени.

— Почему это вам кажется странным? Мы, торговцы, пользуемся большой популярностью, но я честный человек, с чем себя и поздравляю! Мои помощники хорошо зарабатывают, мой корабль в хорошем состоянии, моя семья не голодает, мои счета в полном порядке, я исправно плачу налоги, и государственная служба никогда меня ни в чем не упрекала… И это вам кажется странным?

— Такие люди, как вы, встречаются редко, Ренуф.

— Очень жаль.

— Странным мне кажется место, где нашли тело Ненофар.

Торговец вскочил.

— Тело? Вы хотите сказать…

— Ее убили.

— Какой ужас!

— Она была всего лишь женщиной легкого поведения, но любое убийство карается смертной казнью. Странно то, что труп находился в вашем доме в Пи-Рамзесе.

— У меня на вилле?

Ренуф был близок к обмороку.

— Не на вашей вилле, — вмешался Серраманна, — а в этом жилище.

Сард указательным пальцем отметил точное место на карте Пи-Рамзеса, которую перед ним развернул Амени.

— Я не понимаю, я…

— Вам принадлежит этот дом, да или нет?

— Да, но это не дом.

Амени с Серраманна переглянулись. Неужели Ренуф потерял разум?

— Это не дом, — уточнил он, — это склад. Я считал, что мне потребуется помещение для моих товаров, поэтому я купил это здание. Но я переоценил свои возможности; в моем возрасте мне больше не хочется расширять деятельность. Как только это станет возможным, я уйду на покой. Поселюсь в деревне недалеко от Мемфиса.

— Вы хотите продать это помещение?

— Я сдал его внаем.

В глазах Амени блеснула живая надежда.

— Кому?

— Одному торговцу по имени Райя. Это богатый человек, очень энергичный. У него много кораблей и лавок по всему Египту.

— Чем он торгует?

— Он привозит соленья прекрасного качества и редкие вазы для высшего общества.

— Знаете ли вы его национальность?

— Он сириец, но живет в Египте уже много лет.

— Спасибо, Ренуф, ваша помощь ценна для нас.

— Я… я могу быть свободен?

— Да, но никому не говорите о нашей встрече.

— Даю вам слово.

Райя, сириец… Если бы Аша был здесь, он убедился бы в правильности своих выводов. Амени не успел еще встать из-за стола, а Серраманна уже бежал к своей колеснице.

— Серраманна, подождите меня!

Глава 29

Несмотря на холодную погоду, Урхи-Тешшуб был одет только в набедренную повязку из грубой шерсти. Голый по пояс, он скакал во весь опор, вынуждая всадников, следовавших за ним, гнать лошадей. Высокого роста, мускулистый, покрытый густой рыжеватой шерстью, с длинными волосами, Урхи-Тешшуб — сын хеттского императора Муваттали — гордился своим назначением. После провала восстания в египетских провинциях он возглавил армию, став великим полководцем.

Быстрота и мощь реакции Рамзеса удивили Муваттали. Однако, по мнению бывшего главнокомандующего армии, Бадуха, которому была поручена подготовка восстания, контроль и захват земель после победы мятежников, операция не представляла никаких особых сложностей.

Сирийский шпион, находившийся в Египте в течение многих лет, передал менее утешительные донесения. По его словам, Рамзес был великим Фараоном с сильным характером и несгибаемой волей. Бадух же доказывал, что хеттам нечего бояться неопытного Фараона и армии, состоявшей из наемников, бездарностей и трусов. Мир, предложенный фараоном Сети, подходил Хеттской империи до той поры, пока Муваттали утверждал свою власть, избавляясь от группы властолюбцев, стремившихся к трону. Теперь же, когда Муваттали царствовал безраздельно, можно было продолжить политику захвата чужих земель. И если и была страна, которой анатолийцы хотели бы завладеть, чтобы стать полновластными хозяевами мира, то это был Египет.

По мнению Бадуха, время пришло. Провинции Амурру и Ханаан находились в руках хеттов, достаточно было продвинуться в сторону Дельты, разрушить крепости, составляющие Царскую Стену, и покорить Нижний Египет.

Прекрасный план, воодушевивший хеттских сановников и военачальников.

Он упустил из виду лишь одно обстоятельство: Рамзес.

В хеттской столице, Хаттусе [9], все спрашивали себя, какую же ошибку совершила империя, что так разгневала богов. Один Урхи-Тешшуб не задавал себе вопросов: он относил эту неудачу на счет глупости и некомпетентности Бадуха. Поэтому сын императора путешествовал по своей стране не только, чтобы проверить крепости, но и для того, чтобы встретить командующего Бадуха, задерживавшегося с возвращением в столицу. Урхи-Тешшуб рассчитывал найти его в Гавюр Калези [10], крепости, построенной на вершине холма, составлявшего часть предгорья, окружавшего Анатолийское плато. Огромные лица троих вооруженных воинов демонстрировали воинствующий характер Хеттской империи, при встрече с которой у противника было только два выхода: покориться или быть уничтоженным. Вдоль дорог, на прибрежных скалах, на камнях, затерянных в полях, скульпторы высекали изображения пехотинцев во время похода с дротиками в левой руке и луком, висящим за левым плечом. Повсюду в стране хеттов любовь к войне побеждала все остальное.

Урхи-Тешшуб в быстром темпе пересек плодородные, влажные равнины с растущими вдоль дорог ореховыми деревьями. Он не замедлил продвижение, даже пересекая кленовые леса, перемежающиеся болотами. Изнуряя людей и животных, сын императора стремился как можно быстрее достигнуть крепости Мазат [11] — последнего места, где мог укрыться Бадух. Несмотря на свою выносливость и суровые тренировки, хеттские воины прибыли к крепости Мазат совершенно изнуренными. Построенная на пригорке, она была расположена между двумя цепями гор. С высоты этого выступа было удобно наблюдать за окрестностями. День и ночь лучники находились на посту у бойниц сторожевых башен. Выходцы из знатных семей — военачальники поддерживали железную дисциплину.

Урхи-Тешшуб остановился в ста метрах от ворот крепости. Дротик вонзился в землю прямо перед его конем.

Сын императора спрыгнул на землю и пошел вперед.

— Открывайте, — закричал он. — Вы что, не узнаете меня?

Ворота крепости Мазат приоткрылись. Стоящие на пороге пехотинцы направили свои копья на приближающегося человека.

Урхи-Тешшуб разозлился.

— Сын императора хочет говорить с правителем! — закричал он.

Последний бегом спустился с крепостной стены, рискуя сломать себе шею.

— Сын императора, какая честь!

Воины подняли копья и поприветствовали Урхи-Тешшуба.

— Правитель, Бадух здесь?

— Да, я поселил его в моей крепости.

— Проводи меня к нему.

Оба мужчины начали подниматься по каменной лестнице с высокими и скользкими ступенями.

Вверху, на крепостных стенах, бушевал северный ветер. Неровные каменные стены помещения в доме правителя были освещены маленькими светильниками, дым которых, черный и густой, покрывал потолки копотью.

Пятидесятилетний мужчина крепкого телосложения поднялся при виде входящего.

— Урхи-Тешшуб…

— Как вы себя чувствуете, Бадух?

— Провал моего плана необъясним. Если бы египетская армия не действовала с такой быстротой, у восставших Амурру и Ханаана было бы время, чтобы объединиться. Но не все еще потеряно… Захват провинций египтянами — это всего лишь видимость. Их правители, объявившие себя верными Фараону, мечтают оказаться под нашим покровительством.

— Почему вы не отдали приказ нашим войскам, находящимся возле Кадеша, атаковать вражескую армию, когда она завоевала Амурру?

Старый воин казался удивленным.

— Для этого потребовалось бы объявить войну по всем правилам… а это не входило в мои полномочия! Только император мог бы принять такое решение.

Еще совсем недавно Бадух был таким же горячим и стремящимся к победе, как и Урхи-Тешшуб. Но сейчас он чувствовал себя старым и изможденным человеком. Его волосы и борода поседели…

— Вы подытожили ваши действия?

— Именно по этой причине я и задержался здесь на некоторое время… Я стараюсь составить точный и объективный отчет.

— Я могу уйти? — спросил правитель крепости, не желавший слушать военные секреты, предназначенные лишь для ушей высшего командования.

— Нет, — ответил Урхи-Тешшуб.

Правитель глубоко страдал, присутствуя при унижении полководца, старого воина, преданного императору. Но подчинение приказам было самым важным законом хеттов, и требование сына императора не подлежало обсуждению. Всякое неподчинение каралось немедленной смертью, так как не существовало другого способа поддержания сплоченности армии, постоянно находящейся в боевой готовности.

— Крепости Ханаана хорошо сопротивлялись, — отметил Бадух. — Отряды, сформированные с нашей помощью, отказались сдаться.

— Это поведение никак не повлияло на конечный результат, — сказал Урхи-Тешшуб. — Восставшие были уничтожены, а Ханаан вновь находится под египетским влиянием. Крепость Мегиддо также не устояла.

— Да, к сожалению. Наши военачальники, однако, прекрасно обучили наших союзников. По воле императора они вернулись в Кадеш, чтобы не оставить и следа своего присутствия в Ханаане и Амурру.

— Давайте поговорим об Амурру! Сколько раз вы утверждали, что правитель Бентешина во всем повинуется вам и больше не подчиняется Рамзесу?

— В этом заключается моя самая большая ошибка, — согласился Бадух — Действия египетской армии были замечательными. Вместо того, чтобы воспользоваться прибрежной дорогой, где нашими союзниками была подготовлена ловушка, они пошли в горы. Застигнутому врасплох правителю Амурру не оставалось ничего другого, кроме как сдаться.

— Сдаться, сдаться! — прогремел Урхи-Тешшуб. — У вас на устах только это слово! Какова была цель ваших действий? Ослабление египетской армии, уничтожение пехоты и колесниц. Вместо этого воины Фараона, уверенные как в своей силе, так и в непобедимости Рамзеса, понесли лишь незначительные потери!

— Я признаю мое поражение и не стараюсь скрыть его. Я был не прав, доверяя правителю Амурру.

— В карьере хеттского военачальника нет места поражениям.

— Речь идет не о поражении моих войск, а о неправильном воплощении плана, по внесению беспорядка в египетские провинции.

— Вы испугались Рамзеса, не так ли?

— Его силы были значительнее, чем мы предполагали. И потом, моя задача состояла в разжигании мятежей, я не должен был сражаться с египтянами.

— Иногда, Бадух, надо уметь действовать без подготовки.

— Я воин и должен исполнять приказы!

— Почему вы спрятались здесь вместо того, чтобы вернуться в Хаттусу.

— Я сказал вам, что мне понадобилось время на составление моего отчета. И у меня есть хорошая новость: благодаря нашим союзникам в Амурру, восстание вспыхнет снова.

— Вы витаете в облаках, Бадух…

— Нет… Дайте мне немного времени, и я сумею одержать победу.

— Вы больше не являетесь главнокомандующим хеттской армии. Таково решение императора: я теперь занимаю ваше место.

Бадух подошел к большому камину, где горели дубовые ветки.

— Мои поздравления, Урхи-Тешшуб. Вы приведете нас к победе.

— У меня есть еще одно сообщение для вас, Бадух.

Бывший главнокомандующий грел руки у огня, повернувшись спиной к сыну императора.

— Я слушаю вас.

— Вы трус.

Вынув меч из ножен, Урхи-Тешшуб вонзил его в спину Бадуха.

Правитель застыл в удивлении.

— Этот трус был еще и предателем, — сказал Урхи-Тешшуб, — он отказался признать свое поражение и угрожал мне. Ты свидетель.

Правитель поклонился.

— Взвали труп себе на плечи, отнеси в центр двора и сожги, не воздавая ему ритуальных почестей, которые полагаются воинам. Всех побежденных ждет та же участь.

Пока на виду у всех горел труп Бадуха, Урхи-Тешшуб натер свое тело бараньим жиром. Тем же жиром он смазал оси своей колесницы, которая должна была доставить его в столицу, чтобы возвестить о начале всеобщей войны против Египта.

Глава 30

Урхи-Тешшуб не мог и мечтать о более красивой столице.

Построенная на плато Центральной Анатолии, где степи перемежаются с ущельями и оврагами, Хаттуса — сердце Хеттской империи — выносила неистовость обжигающе жаркого лета и леденяще холодной зимы. Расположенный в горах город занимал площадь в 18000 акров на очень неровной местности, потребовавшей от строителей чудес мастерства. Хаттуса состояла из нижнего и верхнего города с акрополем, над которым возвышался дворец императора. С первого взгляда она представлялась огромным скоплением каменных оборонительных сооружений, в беспорядке примыкающих друг к другу. Окруженная скалами, образующими барьер, неприступный для врага, столица хеттов походила на крепость, возведенную на скалистых пиках, состоящих из огромных камней, расположенных ровными слоями. Повсюду внутри города камень использовался для фундаментов зданий, а обожженный кирпич и дерево — для стен. Хаттуса, гордая и дикая. Хаттуса, воинственная и непобедимая. Здесь все будут восхвалять сына императора.

Девять километров крепостных стен, ощетинившихся башнями и бойницами, проходили по крутым спускам, возвышавшимся над провалами ущелий. Рука человека покорила природу, открыв секрет ее силы.

В стене нижнего города было два входа, верхнего — три. Пройдя мимо ворот Львов и Царя, Урхи-Тешшуб направился к расположенным выше всех воротам Сфинксов, под которыми проходил потайной ход за пределы города длиной 45 метров.

Конечно, нижний город украшало чудесное здание — храм бога грозы и богини солнца, квартал святилищ насчитывал не менее двадцати прекрасных памятников разных размеров. Но Урхи-Тешшуб предпочитал верхний город и царский дворец. С высоты акрополя он любил смотреть на каменные террасы с выстроенными на них государственными зданиями и домами знати, расположенными то тут, то там на склонах.

При въезде в город сын императора разломил три хлеба и вылил вино на камень, произнося освященную веками формулу: «Да будет вечна эта скала». Вокруг находились сосуды, наполненные маслом и медом, призванные усмирить демонов.

Дворец возвышался на величественном скалистом утесе с тремя вершинами. Стены и высокие башни постоянно охранялись специально отобранными воинами. Они отделяли жилище императора от остальной части столицы, препятствуя любому нападению. Хитрый Муваттали был осторожен, храня в памяти потрясения в истории хеттов и ожесточенные битвы за захват власти.

Меч и яд были наиболее частыми орудиями, и мало кто из хеттских правителей умирал своей смертью. «Великая крепость», как ее называл народ, оставалась неприступной с трех сторон. Всего лишь один узкий, охраняемый днем и ночью проход давал возможность посетителям, которых при этом тщательно обыскивали, войти в город.

Новый главнокомандующий прошел проверку часовых, которые, как и большинство воинов, с одобрением восприняли назначение сына императора. Молодой и храбрый, он не будет колебаться, как Бадух.

Внутри дворцовой ограды находились несколько резервуаров с водой, необходимых во время летней жары. Конюшни, оружейные мастерские и комната часовых выходили на мощеный двор. Однако план императорского дворца походил на расположение всех хеттских жилищ, маленьких или больших, а именно: на множество комнат, находящихся вокруг центрального помещения квадратной формы.

Один из воинов поприветствовал Урхи-Тешшуба и провёл его в зал с массивными колоннами, где император обычно принимал гостей. Каменные львы и сфинксы охраняли дверь, а также порог зала архивов, хранивших воспоминания о победах хеттской армии. В этом помещении, воплощавшем собой непобедимость империи, Урхи-Тешшуб почувствовал себя выросшим и уверенным в своей силе.

Два человека вошли в зал. Первым был император Муваттали — пятидесятилетний мужчина среднего роста, с толстым туловищем и короткими ногами. Он постоянно мерз, и ему пришлось закутаться в длинный плащ из красной и черной шерсти. В его карих глазах всегда читалась тревога.

Вторым человеком был Хаттусили, младший брат императора. Маленький и щуплый, с завязанными лентой волосами, серебряным колье на шее и браслетами на левой руке, он был одет в платье из разноцветной ткани, оставлявшее плечи открытыми. Жрец богини солнца, он был женат на умной и влиятельной красавице Путухепе, дочери высшего жреца. Урхи-Тешшуб ненавидел их обоих, но охотно прислушивался к их советам. В глазах нового главнокомандующего Хаттусили был всего лишь интриганом, прячущимся в тени власти, чтобы завладеть ею в подходящий момент.

Урхи-Тешшуб встал на колени перед отцом и поцеловал ему руку.

— Ты нашел военачальника Бадуха?

— Да, отец. Он прятался в крепости Мазат.

— Как он объяснил свое поражение?

— Он угрожал мне, и я его убил. Правитель крепости присутствовал при нашем разговоре.

Муваттали повернулся к брату.

— Ужасная трагедия, — сказал Хаттусили. — Но ничто не возвратит к жизни побежденного полководца. Его исчезновение похоже на наказание богов.

Урхи-Тешшуб не скрывал своего удивления. Впервые Хаттусили встал на его сторону!

— Мудрые слова, — согласился император. — Хеттский народ не любит поражений.

— Я сторонник немедленного завоевания Амурру и Ханаана, — сказал Урхи-Тешшуб. — А затем мы должны напасть на Египет.

— Царская Стена образует серьезную линию защиты, — заметил Хаттусили.

— Обманчивое представление! Крепости расположены слишком далеко друг от друга. Мы осадим и захватим их одним махом.

— Этот оптимизм мне кажется чрезмерным. Разве Египет не продемонстрировал совсем недавно мощь своей армии?

— Египетской армии удалось победить только трусов! Когда египтянам придется столкнуться с хеттами, они обратятся в бегство.

— Ты забываешь о существовании Рамзеса?

Вопрос императора успокоил сына.

— Ты поведешь в бой армию-победительницу, но эту победу надо хорошенько подготовить. Развязывать войну вдали от наших городов — значит совершить серьезную ошибку.

— Но… где же мы будем сражаться?

— Там, где египетская армия будет далеко от своих территорий.

— Вы хотите сказать…

— В Кадеше. Именно там будет битва, где Рамзес потерпит поражение.

— Я предпочел бы провинции Фараона.

— Я тщательно изучил донесения наших осведомителей и сделал выводы из поражения Бадуха. Рамзес — настоящий полководец, гораздо более опасный, чем мы предполагали. Нам необходимо провести тщательную подготовку.

— Мы напрасно потеряем время!

— Нет, сын мой. Мы должны атаковать с силой и точностью.

— Наша армия намного превосходит египетскую! Мы сильны, а точность я смогу продемонстрировать, воплощая мои собственные планы. У меня уже сложилось четкое мнение, разговоры бессмысленны. Мне будет достаточно командовать, чтобы заставить войска нанести сокрушительный удар.

— Я правлю Хеттской империей, Урхи-Тешшуб. А ты будешь действовать по моим приказам. Сейчас иди готовься к церемонии, через час я буду выступать перед придворными.

Император вышел из колонного зала.

Урхи-Тешшуб накинулся на Хаттусили.

— Ты стараешься препятствовать моим предложениям, не так ли?

— Я не занимаюсь делами армии.

— Ты смеешься надо мной? Иногда я задаю себе вопрос, не ты ли в действительности правишь империей?

— Не оскорбляй величие своего отца. Муваттали — император, а я, как могу, служу ему.

— Ожидая его смерти!

— Ты говоришь, не думая.

— Этот двор — сборище интриганов, а ты их великий руководитель. Но не надейся на успех.

— Ты несправедливо обвиняешь меня в совершенно чуждых мне делах. Ты даже не допускаешь, что человек может умерить свое властолюбие?

— Но ты не такой человек, Хаттусили.

— Думаю, тебя бесполезно переубеждать.

— Совершенно бесполезно.

— Император назначил тебя главнокомандующим армии и был прав. Ты — прекрасный воин, наши войска доверяют тебе, но не надейся, что ты будешь действовать по своему усмотрению и бесконтрольно.

— Ты забываешь одну важную вещь, Хаттусили: у хеттов армия устанавливает законы.

— Знаешь ли ты, что любит большинство людей нашей страны? Их дома, их поля, их виноградники, их скот…

— Ты проповедуешь мир?

— Насколько я знаю, война еще не объявлена.

— Любой, кто выступит в пользу мира с Египтом, должен рассматриваться как предатель.

— Я запрещаю тебе искажать мои слова.

— Уйди с моей дороги, Хаттусили. В противном случае ты об этом пожалеешь.

— Угроза — оружие слабых.

Сын императора положил руку на рукоятку меча. Хаттусили вызывающе смотрел на него.

— Ты осмелишься поднять оружие на брата Муваттали?

Урхи-Тешшуб вполголоса выругался и покинул большой зал, со злостью печатая шаг по плитам.

Глава 31

Все знатные люди империи собрались, чтобы услышать речь императора. Среди них были Урхи-Тешшуб, Хаттусили, Путухепа, главные жрецы бога грозы и богини солнца, начальник рабочих отрядов и управляющий рынками.

Провал плана по внесению беспорядков в египетских провинциях потряс всех. В том, что виновником поражения был Бадух, умерший ужасной смертью, никто не сомневался. Но какой план действий предложит Муваттали? Военная знать, возбужденная горячими речами его молодого сына, стояла за немедленную и прямую войну с Египтом. Могущественные торговцы, обладавшие значительной финансовой властью, предпочитали продление состояния «военного мира», который благоприятствовал развитию торговых отношений. Хаттусили принял всех представителей и посоветовал императору не пренебрегать их точкой зрения. Хеттская империя была страной, по территории которой проходили пути караванов, плативших большие налоги, приносившие прибыль хеттскому государству и военной знати. Каждый осел в среднем перевозил 65 кг различных товаров и до 85 кг ткани! Как в городах, так и в деревнях торговцы открыли центры продажи, действующие благодаря запланированным поставкам продуктов, проверкам перевозок, признанием долгов и особым юридическим процедурам. Если, к примеру, торговец совершил убийство, то он мог избежать суда и тюрьмы, заплатив значительную сумму за свою свободу.

Армия и торговля были теми столпами, на которые опиралась власть императора. Он не мог обойтись как без первой, так и без второй. Так как Урхи-Тешшуб стал кумиром военных, Хаттусили позаботился о том, чтобы быть лучшим другом торговцев. Что касается жрецов, то все они находились под властью его супруги Путухепы, происходившей из самой богатой аристократической семьи Хеттской империи.

Муваттали был слишком проницательным, чтобы не заметить всю напряженность скрытой борьбы между его сыном и его братом. Представляя каждому ограниченную зону влияния, он удовлетворял их властолюбие и оставался хозяином положения, но как долго? Вскоре ему придется принять решение.

Хаттусили не выступал против захвата Египта, но при условии, что Урхи-Тешшуб не будет провозглашен героем-победителем и будущим императором. Следовательно, ему нужно было завоевать большой авторитет у армии и постепенно ослабить власть Урхи-Тешшуба. Не являлась ли для сына императора почетная смерть в бою самым желанным выходом из положения?

Хаттусили отдавал должное методам правления Муваттали и был бы рад служить ему, если бы не Урхи-Тешшуб, грозивший нарушить равновесие в империи. Муваттали не ожидал от своего сына ни уважения, ни благодарности, так как у хеттов семейные узы имели лишь весьма относительную важность. По законам Хеттской империи кровосмешение не запрещалось при условии, что оно никому не причиняло вреда. Что же касается изнасилования, то оно не влекло за собой тяжких наказаний и даже не каралось, если существовало простое предположение о согласии со стороны пострадавшей женщины. И то, что сын убивал отца, чтобы захватить власть, никоим образом не противоречило принципам общественной морали.

Назначение главнокомандующим армии Урхи-Тешшуба было гениальной идеей. Сын императора, занятый утверждением своего авторитета, по крайней мере, в ближайшее время не будет думать об устранении отца.

Но когда-нибудь опасность появится снова. Именно ему, Хаттусили, предстояло воспользоваться передышкой и постараться уменьшить возможность Урхи-Тешшуба наносить вред.

Ледяной ветер, предвестник ранней зимы, гулял в верхнем городе. Знатные вельможи были приглашены в зал торжественных приемов, согреваемый теплом от жаровень.

Атмосфера была тяжелой и натянутой. Муваттали не любил ни длинных речей, ни приемов. Он предпочитал работать, оставаясь в тени, и управлял своими подчиненными лично, так как присутствие советников мешало ему.

В первом ряду совершенно новая кираса Урхи-Тешшуба резко отличалась от скромного одеяния Хаттусили. Путухепа, его жена, великолепная в своем красном платье, величественностью напоминала царицу. На ней было множество украшений, среди которых выделялись привезенные из Египта золотые браслеты.

Муваттали сел на трон из неотесанного и лишенного украшений камня.

Во время его редких появлений перед придворными все удивлялись, что этот невзрачный, безобидный с виду человек был императором такой воинственной страны. Но внимательный наблюдатель быстро замечал в его взгляде и манерах тщательно сдерживаемую агрессивность, готовую в любой момент обрушиться с неистовой силой.

К этому Муваттали добавил еще и хитрость и умел нападать, как скорпион.

— Именно мне, мне и никому другому, — заявил император, — бог грозы и богиня солнца доверили эту страну, ее столицу и города. Я, император, буду защищать их.

Используя древние выражения, Муваттали напомнил, что он один был властен принимать решение и что его сын и брат, каково бы ни было их влияние, должны были беспрекословно подчиняться ему. При первом же неверном действии они будут безжалостно уничтожены, и никто не воспротивится его решению.

— С севера, юга, востока и запада, — продолжал Муваттали, — Анатолийское плато окружено защитным барьером гор. Наши границы неприступны. Но предназначение нашего народа не в том, чтобы довольствоваться своей территорией.

Мои предшественники заявляли: «Пусть хеттское государство ограничивается только морем». А я объявляю: «Пусть берега мира принадлежат нам».

Муваттали поднялся, показывая, что его речь окончена.

Столь немногословно он объявил о начале войны.

Прием, который организовал Урхи-Тешшуб по поводу своего назначения, был блестящим и утонченным. Правители крепостей, высшее командование, воины особых отрядов вспоминали о подвигах и размышляли о грядущих победах. Сын императора объявил о создании отряда колесниц, оснащенных новым оружием.

Опьяняющий аромат мощного и стремительного сражения витал в воздухе.

Хаттусили и его супруга покинули зал во время появления сотни молодых рабынь, приготовленных для развлечения гостей. Они получили приказ повиноваться всем прихотям вельмож под угрозой быть наказанными плетьми и сосланными в шахты, которые являлись одним из богатств хеттского государства.

— Вы уже уходите, друзья мои? — удивился сын императора.

— У нас завтра очень тяжелый день, — ответила Путухепа.

— Хаттусили, необходимо немного расслабиться… Среди этих рабынь есть шестнадцатилетние азиатки, прелестные, как молодые лошадки. Продавец сказал мне, что их выступление будет исключительным. Возвращайтесь к себе, дорогая Путухепа и позвольте вашему мужу это маленькое развлечение.

— Не все мужчины похожи на свиней, — возразила она. — В будущем постарайтесь не делать подобных предложений.

Хаттусили и Путухепа удалились в то крыло дворца, где они жили. Мрачные покои, в которых лишь пестрые ковры из шерсти слегка веселили глаз. На стенах были развешены трофеи: головы медведей и скрещенные копья.

Раздраженная Путухепа отослала служанку и сама умылась.

— Этот Урхи-Тешшуб — опасный безумец, — заявила она.

— Не забывай, что он сын императора.

— Но ведь ты его брат!

— По мнению многих он является назначенным преемником Муваттали.

— Назначенным… Неужели император совершил такую ошибку?

— Пока что это только слухи.

— Почему бы не пресечь их распространение?

— Эти слухи меня не очень волнуют.

— Но не является ли твое спокойствие наигранным?

— Нет, моя дорогая. Оно вытекает из логического анализа ситуации.

— Не будешь ли ты так любезен мне прояснить ее?

— Племянник получил вожделенный пост, и теперь ему не надо устраивать заговоры против императора.

— Не будь таким наивным. Он желает взойти на трон.

— Это очевидно, Путухепа, но способен ли он на это?

Жрица внимательно посмотрела на мужа. Щуплый и малопривлекательный, Хаттусили, однако, покорил ее своим умом и проницательностью. Из него мог бы выйти великий государственный деятель.

— Урхи-Тешшубу не хватает ясности ума, — сказал Хаттусили, — и он не осознает всей необъятности его задачи. Для того, чтобы командовать хеттской армией, необходим опыт, которого у него нет.

— Разве он не прекрасный воин, не знающий страха?

— Конечно, но главнокомандующий должен уметь примирять различные, зачастую противоречивые мнения. Такая работа требует опыта и терпения.

— Но то, что ты говоришь совсем не похоже на него.

— Что же может быть лучше? Этот пылкий воин не замедлит совершить грубые ошибки к неудовольствию одного или другого военачальника. Настоящие группировки окрепнут и разделятся, проявятся противоречия, и дикие звери своими длинными клыками попытаются разорвать тирана, неспособного править твердо.

— Император объявил войну… Он отвел сыну самую важную роль!

— Это видимость, всего лишь видимость.

— Ты уверен?

— Я повторяю тебе, Урхи-Тешшуб переоценивает свои возможности. Ему придется познать сложный и жестокий мир. Его мечты воина разобьются о щиты пехотинцев и будут раздавлены под колесами колесниц. Но это еще не все…

— Ты заставишь меня томиться в неведении, мой дорогой супруг?

— Муваттали — великий император.

— Сумеет ли он воспользоваться недостатками своего сына?

Хаттусили улыбнулся.

— Империя одновременно и сильна, и хрупка. Она сильна своей значительной военной мощью и хрупка, потому что ей угрожают завистливые соседи, готовые воспользоваться любым моментом слабости. Атаковать Египет и завладеть им — это хороший план, но неподготовленность приведет к гибели. Хищники воспользуются этим, чтобы поживиться нашей добычей.

— Сможет ли Муваттали руководить действиями такого безумца, как Урхи-Тешшуб?

— Урхи-Тешшуб не знает действительные планы отца и способы их реализации. Император рассказал ему достаточно, чтобы Урхи-Тешшуб чувствовал себя уверенно, но он не сказал главного.

— А ты… Тебе он сказал?

— Да, Путухепа, мне была оказана эта честь. Император также поручил мне приступить к выполнению его плана действий, не предупредив об этом своего сына.

С террасы своей комнаты в верхнем городе Урхи-Тешшуб созерцал молодую луну. В ней скрывался секрет будущего, его будущего. Он долго разговаривал с ней и открыл свое желание вести хеттскую армию к победе, сметая с пути всякого, кто попытается помешать его продвижению.

Сын императора поднял чашу, наполненную водой, к ночному светилу. С помощью этого зеркала он надеялся проникнуть в тайны небес. Все хетты использовали искусство гадания, но прямое обращение к луне заключало в себе риск, которому немногие осмеливались подвергать себя.

Если покой луны был нарушен, то она становилась изогнутым мечом, перерезающим горло нападающего, чей обезображенный труп затем находили у крепостных стен. Но зато своим любимчикам луна давала удачу в бою.

Он боготворил царицу ночи, дерзкую и изменчивую.

Больше часа она сохраняла молчание.

Потом вода всколыхнулась и закипела. Чаша нагрелась, но сын императора не выпустил ее из рук.

Вода успокоилась. На плоской поверхности вырисовывалась голова человека, украшенного двойной короной Верхнего и Нижнего Египта.

— Рамзес!

Таково было грандиозное предназначение Урхи-Тешшуба: он убьет Рамзеса и поставит Египет на колени.

Глава 32

С аккуратно подстриженной бородкой, одетый в теплую тунику, сирийский торговец Райя пришел в кабинет Амени. Личный писец Фараона вскоре принял его.

— Мне передали, что вы разыскиваете меня по всему городу, — сказал Райя неуверенным тоном.

— Это правда. Серраманна приказано привести вас сюда по доброй воле или силой.

— Силой… Но по какой причине?

— На ваш счет существуют серьезные подозрения.

Сириец выглядел подавленным.

— Подозрения… На мой счет…

— Где вы скрываетесь?

— Но… Я не прячусь! Я был в порту на складе, готовя к отправке партию солений высшего качества. Как только узнал о неправдоподобных слухах — примчался сюда. Я честный торговец, живущий в Египте уже много лет, и я не совершил ни одного проступка. Расспросите моих друзей, моих клиентов… Вы узнаете, что я расширяю мою деятельность и собираюсь купить новое транспортное судно. Мои продукты подаются в лучших домах, а мои ценные вазы — это произведения искусства, украшающие самые красивые виллы Фив, Мемфиса и Пи-Рамзеса… Я даже являюсь поставщиком царского дворца!

Райя произнес свою речь, сильно нервничая.

— Я не ставлю под сомнение ваши способности в торговле, — сказал Амени.

— Но… В чем меня обвиняют?

— Знали ли вы некую Ненофар, женщину легкого поведения, некогда жившую в Пи-Рамзесе?

— Нет.

— Вы не женаты?

— Моя профессия не оставляет мне свободного времени, чтобы заниматься женой и семьей.

— Тогда у вас должны быть связи с женщинами.

— Моя личная жизнь…

— Отвечайте, это в ваших же интересах.

Райя колебался.

— У меня есть подружки, то здесь, то там… Если быть откровенным, я так много работаю, что сон стал для меня лучшим развлечением.

— Значит, вы отрицаете свое знакомство с Ненофар?

— Да, отрицаю.

— Признаете ли вы, что в Пи-Рамзесе у вас есть склад?

— Конечно! Я снимаю большой склад на набережной, но скоро он будет тесен для меня. Поэтому я решил снять еще один в Пи-Рамзесе. Я буду использовать его со следующего месяца.

— Кто его владелец?

— Мой египетский собрат Ренуф. Милый человек и честный торговец, купивший это помещение в надежде расширить свою деятельность. Так как он его не использует, то предложил мне снять склад за разумную цену.

— В данный момент это помещение пустует?

— Да.

— Вы часто заходите туда?

— Я был там только один раз вместе с Ренуфом, чтобы подписать договор.

— Но именно в этом помещении, Райя, нашли труп Ненофар.

Казалось, это заявление поразило торговца.

— Эта несчастная девушка была задушена, — продолжал Амени, — потому что она могла назвать имя человека, вынудившего ее лжесвидетельствовать.

Руки Райя задрожали, его губы побелели.

— Убийство… Убийство, здесь в столице! Какое безобразие! Эта жестокость… Я потрясен.

— Кто вы по национальности!

— Сириец.

— Расследование привело нас к выводу, что виновный был тоже сириец.

— Но в Египте живут тысячи сирийцев!

— Вы сириец, и именно в вашем доме убили Ненофар. Досадное совпадение, не так ли?

— Это всего лишь совпадение и ничто другое!

— Это преступление связано с другим исключительно тяжким проступком. Поэтому царь приказал мне действовать очень быстро.

— Но я всего лишь торговец, простой торговец! Неужели мое богатство вызывает столько клеветы и зависти! Если я и обладаю значительным состоянием, то только потому, что работаю без отдыха! Я ничего ни у кого не крал.

«Если он и есть разыскиваемый нами человек, — подумал Амени, — то этот Райя — прекрасный актер.»

— Прочтите, — потребовал писец, передавая сирийцу запись осмотра тела Ненофар, где был отмечен день убийства.

— Где вы находились в тот день или ночь?

— Позвольте мне немного подумать… Ах, да, вспомнил! Я переписывал и проверял товары в моей лавке в Бубастисе.

Бубастис, прелестный городок богини-кошки Бастет, расположенный в 80 километрах от Пи-Рамзеса. На быстроходном корабле при сильном течении это расстояние можно преодолеть за пять-шесть часов.

— Вас там кто-нибудь видел?

— Да, мой управляющий по продаже в этой местности.

— Как долго вы оставались в Бубастисе?

— Я прибыл туда накануне драмы, а на следующий день отправился в Мемфис.

— У вас прекрасное алиби, Райя.

— Алиби… но все это правда!

— Назовите имена тех двоих людей.

Райя написал их на кусочке истертого папируса.

— Я проверю, — пообещал Амени.

— Что только подтвердит мою невиновность!

— Я прошу вас не покидать Пи-Рамзес.

— Вы… Вы арестуете меня?

— Возможно, потребуется снова вас допросить.

— Но… моя торговля! Я должен отправиться в провинции, чтобы продать вазы!

— Вашим клиентам придется подождать.

Торговец чуть не плакал.

— Я рискую потерять доверие богатых семей… Я всегда доставляю товар в назначенный день.

— Речь идет о чрезвычайном обстоятельстве. Где вы живете?

— В маленьком доме, находящемся за моим складом на набережной… Но как долго будет продолжаться это расследование?

— Будьте уверены, скоро мы все узнаем.

Потребовалось три кружки крепкого пива, чтобы усмирить ярость гиганта Серраманна по возвращении из Бубастиса, где он проводил расследование.

— Я допросил служащих Райя, — сказал он Амени.

— Они подтверждают его алиби?

— Да, подтверждают.

— Они поклялись перед судом?

— Они сирийцы, Амени! Какое значение имеет для них суд мертвых? Они бесстыдно солгут в обмен на щедрое вознаграждение! Для них закон не существует. Если бы мне позволили допросить их по моему способу, как в те времена, когда я был пиратом…

— Ты больше не пират, а справедливость — самое ценное богатство Египта. Плохое обращение с человеком — это преступление.

— А оставлять на свободе преступника и шпиона, это не преступление?

Приход одного из посыльных положил конец спору. Амени и Серраманна были вызваны в большой кабинет Рамзеса.

— Что нового? — спросил тот.

— Серраманна убежден, что сирийский торговец Райя — шпион и убийца.

— А что думаешь ты?

— Я согласен с ним.

Воин с благодарностью посмотрел на личного писца Фараона. Теперь все следы раздора между ними исчезли.

— Улики?

— Никаких, Ваше Величество, — признался Серраманна.

— Если его арестовать на основе одних предположений, то Райя потребует слушания в суде и будет оправдан.

— Мы понимаем это, — сказал Амени с сожалением.

— Позвольте действовать мне, Ваше Величество, — взмолился Серраманна.

— Должен ли я напоминать начальнику моей личной охраны, что любая грубость влечет за собой тяжкое наказание… виновного в ней?

Серраманна вздохнул.

— Мы зашли в тупик, — признался Амени. — Возможно, что этот Райя — член шпионской сети, работающей на хеттов, может быть даже ее руководитель. Он умный, хитрый и артистичный человек. Райя хорошо владеет собой, умеет плакать и негодовать и выдает себя за честного и трудолюбивого торговца, чья жизнь посвящена работе. И мы не сможем доказать обратное, несмотря на то, что он ездит по всему Египту из города в город, встречается с большим количеством людей. Разве существует лучший способ для наблюдения за тем, что происходит в нашей стране, чтобы потом передавать врагу точные сведения?

— Ненофар была любовницей Райя, — заявил Серраманна, — и это он заплатил ей за ложь. Он думал, что она будет молчать, и в этом заключалась ошибка. Она хотела шантажировать его, и он убил ее.

— Из вашего доклада ясно, — сказал Рамзес, — что сириец задушил эту девушку в торговом помещении, которое он снимал. Почему он был так неосторожен?

— Это строение не было записано на его имя, — напомнил Амени. — Найти владельца, который абсолютно не в курсе дел, затем отыскать Райя — это было совсем не просто.

— Райя, конечно же, намеревался убить владельца, — добавил Серраманна. — Из страха, что тот назовет его имя. Мы вовремя вмешались. Если бы мы этого не сделали, сириец остался бы в тени. По моему мнению, Райя не планировал убийство Ненофар. Принимая ее в таком тайном месте, в районе, где ее никто не знал, он не подвергался ни малейшей опасности. Он думал, что суровое предостережение утихомирит ее. Но ситуация обострилась. Девушка решила потребовать у него небольшую сумму в обмен за молчание. В противном случае она угрожала все рассказать. Райя убил ее и сбежал, не имея возможности перенести тело в другое место. Но при помощи своих сирийских сообщников он создал себе алиби.

— Если мы стоим на пороге открытой войны с хеттами, — сказал Рамзес, — наличие шпионской сети на нашей территории представляет собой очень серьезное затруднение. Ваши умозаключения звучат убедительно, но важнее всего узнать, каким образом Райя передает свои послания хеттам.

— Тщательный допрос…? — предложил Серраманна.

— Шпион не станет говорить.

— Что предлагает Ваше Величество? — спросил Амени.

— Допросите его снова, затем отпустите. Постарайтесь убедить его, что мы не имеем никакого обвинения против него.

— Его не так легко обмануть!

— Конечно, — признал Рамзес, — но, чувствуя, как тиски подозрений сжимаются вокруг него, он будет вынужден передать хеттам послание. Я хочу знать, как он за это возьмется.

Глава 33

В это время в конце ноября начинался сезон всхода зерновых культур. Высеянные зерна провозглашали свою победу над подземной темнотой и давали египетскому народу вызревавшую в них жизнь.

Рамзес помог Гомеру сойти с крытых носилок и сесть в кресло перед уставленным яствами столом, находящимся в тени пальм на берегу канала. Неподалеку стадо коров переходило его вброд. Нежные солнечные лучи первых зимних дней ласкали чело старого поэта.

— Вы любите обедать на природе? — спросил царь.

— Боги послали великие милости Египту.

— Но не строит ли Фараон их жилища, где все поклоняются им?

— Этот мир полон секретов, Ваше Величество, и вы сами являетесь загадкой. Это спокойствие, это наслаждение жизнью, красота этих пальм, прозрачность этого ясного воздуха, утонченный вкус этой пищи… Во всем есть что-то сверхъестественное. Вы же, египтяне, создали чудо и живете в стране волшебства. Но сколько веков еще продлится это благоденствие?

— Пока Закон Маат будет нашей главной ценностью.

— Вы забываете о внешнем мире, Рамзес, он насмехается над этим законом. Вы верите, что Маат остановит хеттскую армию?

— Закон будет нашей лучшей защитой от несчастья.

— Я видел войну своими собственными глазами. Я видел жестокость людей, когда ярость бушует, а страсть к убийству овладевает существами, казавшимися совершенно безобидными. Война… Это порок, притаившийся в глубине человеческой натуры, и напасть, которая разрушит любое достижение цивилизации. Египет не является исключением из этого правила.

— Нет, Гомер, наша страна чудесна, вы правы, но мы создаем это чудо каждый день. А я смогу отразить нашествие с любой стороны.

Поэт закрыл глаза.

— Я больше не чувствую себя в изгнании, Ваше Величество. Я никогда не забуду Грецию, ее суровость и очарование, но именно здесь, на этой черной и плодородной земле, моя душа разговаривает с небом. И война уничтожит это небо.

— К чему такое отчаяние?

— Хетты мечтают только о завоеваниях. Сражение — смысл их существования, как и та причина, которая побудила множество обезумевших греков перерезать друг другу глотки. И ваша последняя победа их не переубедит.

— Моя армия будет готова сражаться.

— Вы похожи на хищного зверя, Ваше Величество. Думая о вас, я написал:

«Смелый барс из опушки глубокого леса Прямо выходит на мужа-ловца, и, неведущий страха, Он не смущается, он не бежит при раздавшемся лае; Даже когда и стрелой или копьём его ловчий уметит, Он, невзирая, что сам копьем прободен, не бросает Пламенной битвы, пока не сразит или сам не прострется…» [12]

Нефертари перечитала странное послание, переданное ей Шенаром. Гонцы привезли его из хеттского государства и, достигнув Южной Сирии, передали другим посыльным, доставившим послание в Египет, где оно было вручено верховному сановнику.

«Моей сестре, моей любимой царице Египта, Нефертари. Я, Путухепа, супруга Хаттусили, брата императора Хеттской империи, посылаю тебе мой дружеский привет. Мы живем вдали друг от друга, наши страны и наши народы не похожи, но не желают ли они одного и того же — мира? Если ты и я, мы сумеем установить взаимопонимание между нашими народами, это будет грандиозное дело, не так ли? Со своей стороны я буду стремиться к этому. Могу ли я просить почтенную сестру поступить так же? Получение письма, написанного ее рукой, будет удовольствием и честью. Да защитят тебя боги».

— Что означает это любопытное послание? — спросила царица у Рамзеса.

— Две печати из сушеного ила и почерк не оставляют никаких сомнений в подлинности этого письма.

— Я должна ответить Путухепе?

— Она не царица, но ее следует рассматривать как первую женщину Хеттской империи со времени смерти супруги Муваттали.

— Ее муж — Хаттусили — будущий император?

— Муваттали отдает предпочтение своему сыну Урхи-Тешшубу, яростному стороннику войны против Египта.

— Следовательно, это послание бессмысленно.

— Оно открывает существование другой тенденции, поддерживаемой кастой жрецов и торговцев, чьей финансовой властью не стоит пренебрегать. Они опасаются войны, способной уменьшить объем их торговых операций.

— Их влияние достаточно сильно, чтобы избежать столкновения?

— Конечно, нет.

— Если Путухепа искренна в своих желаниях, почему бы мне не помочь ей? Ведь остается слабая надежда избежать тысяч смертей.

Сирийский торговец Райя нервно пощипывал себя за бородку.

— Мы проверили ваше алиби, — объявил Амени.

— Тем лучше!

— Действительно, тем лучше для вас. Ваши служащие подтвердили ваши слова.

— Я сказал правду, и мне нечего скрывать.

Амени не переставал играть тростинкой для письма.

— Должен вам признаться… что, может быть, мы ошиблись.

— Наконец-то я слышу голос разума!

— Признайте, что обстоятельства были против вас! Однако я приношу вам свои извинения.

— Египетское правосудие не пустой звук.

— Мы все гордимся этим.

— Свободен ли я теперь в своих передвижениях?

— Вы можете снова взяться за работу без каких-либо ограничений.

— С меня сняты все обвинения?

— Полностью, Райя.

— Я ценю вашу честность и надеюсь, что в скором будущем вы найдете убийцу этой бедной девушки.

Озабоченный совершенно другими делами, Райя делал вид, что занимается ведомостями на поставки, бегая от склада к своей конторе.

Разыгранная Амени комедия ни на минуту не ввела его в заблуждение. Личный писец Рамзеса был слишком упорным, чтобы так быстро отпустить добычу, принимая на веру свидетельские показания двух сирийцев. Отказываясь применить силу, Амени устраивал ему ловушку. Он надеялся, что Райя, считая себя оправданным, снова займется своей секретной деятельностью и приведет Серраманна к членам шпионской сети.

После такого рода раздумий ситуация показалась ему гораздо серьезнее, чем он предполагал. Что бы он сейчас ни предпринял, его работа будет обречена на провал. Амени быстро поймет, что большая часть его служащих работает на хеттов и образует настоящую армию теней, обладающих опасной силой. Волна арестов разрушит его шпионскую сеть.

Может быть, стоило сбить с толку, как он привык это делать в торговле… Но это временное решение ни к чему не приведет. Ему надо было как можно быстрее предупредить Шенара, не навлекая на него подозрений.

Райя доставлял свои ценные вазы многим знатным вельможам Пи-Рамзеса. Шенар — как постоянный покупатель — тоже значился в списке. Поэтому Райя направился на виллу старшего брата царя, где его встретил управляющий.

— Господин Шенар отсутствует.

— А… Он скоро вернется?

— Не знаю.

— К сожалению, у меня нет времени, чтобы дождаться его. Я должен уехать в Мемфис. Некоторые обстоятельства и так сильно задержали меня здесь. Не будете ли вы так любезны передать этот предмет господину Шенару?

— Конечно.

— Пожалуйста, извинитесь перед ним от моего имени. О, я забыл… Цена очень велика, но качество этого маленького шедевра ее оправдывает. Мы решим эту ничтожную проблему после моего возвращения.

Райя посетил еще троих постоянных покупателей перед тем, как отправиться на борту своего корабля в Мемфис.

Он принял окончательное решение: ему необходимо срочно связаться со своими хеттскими друзьями и посоветоваться с ним. Но прежде он должен был освободиться от слежки, установленной за ним людьми Серраманна.

Сановник, занимающийся разбором поступающих донесений, забыв надеть парик и потеряв всю свою степенность, вбежал в кабинет Шенара, сопровождаемый недоуменными взглядами своих собратьев. Разве умение владеть собой не являлось важнейшим качеством сановника?

Шенар отсутствовал.

Ужасная дилемма… Дожидаться возвращения Шенара или, презрев иерархию, отнести послание Фараону?

Несмотря на риск, чиновник остановился на втором варианте.

Изумленные чиновники видели, как он вышел на улицу, оставаясь по-прежнему без парика. Затем вскочил в колесницу, позволявшую добраться до дворца за считанные минуты.

Приняв этого сановника, Амени понял причину его волнения.

Письмо, переданное из Южной Сирии, было скреплено печатями Муваттали — хеттского императора.

— Ввиду отсутствия верховного сановника я посчитал лучшим…

— Ты правильно поступил. Ничего не бойся. Фараон оценит твою преданность и рвение.

Амени взвесил на руке послание: деревянную табличку, завернутую в ткань, испещренную множеством печатей из высушенного ила, покрытых хеттскими знаками.

Личный писец Рамзеса закрыл глаза, надеясь, что это ночной кошмар. Когда он их открыл, послание не испарилось, продолжая жечь ему пальцы.

С пересохшим горлом он медленным шагом преодолел расстояние, отделявшее его от кабинета Рамзеса. Проведя целый день в обществе земельного управителя и ответственных за оросительные сооружения, Фараон, наконец, остался один. Рамзес готовил закон, направленный на улучшение содержания плотин.

— Ты кажешься взволнованным, Амени.

Амени протянул послание хеттского императора, предназначенное для Фараона.

— Это объявление войны, — произнес Рамзес.

Глава 34

Рамзес не спеша сломал печати, разорвал ткань и пробежал глазами послание.

Амени закрыл глаза, словно пытаясь продлить последние мгновения мира. Теперь он ожидал, когда Фараон продиктует ему ответ, обозначающий вступление Египта в войну против Хеттской империи.

— Ты по-прежнему остаешься трезвенником, Амени?

Вопрос удивил писца.

— Я… трезвенником? Да, конечно!

— Жаль, иначе мы выпили бы вместе прекрасного вина. Прочти.

Амени взял табличку в руки.

«От императора Хеттской империи Муваттали его брату Рамзесу, Сыну Солнца, Фараону Египта.

Как твое здоровье? Надеюсь, что твоя мать Туйя, твоя супруга Нефертари и твои дети здоровы. Твоя слава и известность великой царицы не перестают увеличиваться, а твоя храбрость известна всем жителям Хеттской империи.

Как твои лошади? Мы очень заботимся о наших. Это — великолепные животные, самые прекрасные создания.

Пусть боги хранят Хеттскую империю и Египет.»

Широкая улыбка озарила лицо Амени.

— Это… Это прекрасно!

— Я не уверен.

— Это обычные дипломатические формулы, и мы далеки от какого-либо объявления войны!

— Только Аша сможет нам это сказать.

— Ты совсем не доверяешь Муваттали.

— Он построил свою империю с помощью насилия и хитрости. По его мнению, дипломатия лишь дополнительное оружие, а не дорога к миру.

— Может, он устал от войн? Твое завоевание провинций Ханаан и Амурру заставило его воспринимать всерьёз египетскую армию.

— Муваттали и не презирает ее. Именно поэтому он готовится к сражению и пытается успокоить наши опасения проявлениями дружеского расположения. Гомер, чей взгляд проникает вглубь вещей, не верит в устойчивый мир.

— А если он ошибся, если Муваттали изменился, если каста торговцев взяла верх над военными? Послание Путухепы подтверждает это.

— Экономика Хеттской империи построена на войне, душа ее народа тяготеет к насилию. Торговцы поддержат военных и извлекут из крупного сражения еще большие новые прибыли.

— Следовательно, нападение кажется тебе неизбежным?

— Я надеюсь, что ошибаюсь. Если Аша не заметит ни больших передвижений, ни перевооружения, ни всеобщей подготовки к войне, ко мне вернется надежда.

Амени был потрясен. Одна нелепая мысль пришла ему в голову.

— Миссия Аша состоит в преобразовании оборонительной системы наших провинций. Но чтобы получить желаемую тобой информацию, ему придется проникнуть на территорию хеттов?

— Точно, — признал Рамзес.

— Но это безумие! Если его поймают…

— Аша был волен согласиться или отказаться.

— Он наш друг, друг детства, он верен тебе, как и я сам, он…

— Я знаю, Амени, и я высоко ценю его смелость.

— У него нет ни малейшего шанса вернуться живым! Даже если ему и удастся передать несколько донесений, он будет казнен.

Впервые в жизни Амени испытывал чувство неприязни по отношению к Рамзесу. Ставя на первое место интересы Египта, Фараон поступал правильно. Но в то же время он приносил в жертву друга, замечательного человека, достойного прожить сто десять лет, подобно мудрецам.

— Я должен продиктовать тебе ответ, Амени. Заверим нашего брата — хеттского императора в прекрасном здоровье моих близких и моих лошадей.

Откусывая маленькие кусочки яблока, Шенар рассматривал вазу, поставленную перед ним его управляющим.

— Сам торговец Райя принес ее тебе?

— Да, господин.

— Повтори мне, что он сказал.

— Он признал, что цена шедевра велика и надеялся, что вы уладите эту проблему после его возвращения в столицу.

— Дай мне другое яблоко и прикажи, чтобы меня больше не беспокоили.

— Господин, вы назначили встречу одной молодой особе…

— Отошли ее.

Шенар, не отрываясь, смотрел на вазу.

Подделка.

Неумелая и уродливая подделка, не стоившая даже пары обычных сандалий. Даже мелкий землевладелец из провинции не согласился бы выставить ее в своем зале для приемов.

Послание Райя было понятно. Шпиона разоблачили, и он больше никоим образом не будет общаться с Шенаром. Значительная часть предпринятых им действий рассыпалась в прах. Лишенный связи с хеттами, он не знал, как действовать дальше.

Его успокаивали две вещи.

Прежде всего хетты не откажутся в такой решительный момент от поддержания шпионской сети на территории Египта. Райя заменят, и его преемник вступит в связь с Шенаром.

Также ему было на руку привилегированное положение Аша. Организуя развал оборонительной системы в провинциях, он не упустит возможности установить связи с хеттами и даст об этом знать Шенару. Оставался еще колдун Офир, чьи заклинания могли оказаться успешными.

Подведя итог, Шенар понял, что неудача Райя не наносила ему существенного вреда. Сирийский шпион сумел выкрутиться из создавшегося положения.

Храмы Пи-Рамзеса купались в теплом свете. После совершения обрядов, посвященных закату, Рамзес вместе с Нефертари подошли к недостроенному еще храму Амона. С каждым днем столица становилась все прекрасней и казалась предназначенной только для мира и счастья.

Царская чета прогуливалась в расположенном перед святилищем саду, где диковинные зизифусы выглядывали из-за клумб чайных роз. Садовники поливали молодые деревца, ласково разговаривали с ними, ведь всем известно, что нежные слова необходимы растениям так же, как и живительная влага.

— Что ты думаешь о полученных нами посланиях?

— Они не успокоили мою тревогу, — ответила Нефертари, — хетты пытаются ослепить нас обманчивым перемирием.

— Я надеялся услышать более ободряющее мнение.

— Обманывать тебя означало бы предать нашу любовь. Я должна передать тебе свои ощущения, даже если они окрашены в тревожные цвета грозового неба.

— Как можно думать о войне, в ходе которой множество молодых людей отдадут свои жизни, и наслаждаться красотой этого сада?

— Мы не имеем права прятаться в раю, забывая о буре, грозящей его разрушить.

— Но будет ли моя армия способна сдержать нападение хеттов? Слишком много старых воинов, думающих только об отставке, слишком много неопытных молодых воинов, слишком много наемников, озабоченных лишь оплатой… Врагу известны наши слабые места.

— А мы знаем об их недостатках?

— Наши осведомительные службы плохо организованы, и понадобятся годы постоянных усилий, чтобы сделать их работу эффективной. Мы считаем, что Муваттали не осмелится пересечь границу, обозначенную моим отцом во время его похода к стенам Кадеша. Но, как и его предшественники, император мечтает о захвате чужих территорий, а более желанной добычи, чем Египет, просто не существует.

— Аша прислал тебе донесение?

— У меня нет никаких сведений о нем.

— Ты опасаешься за его жизнь, не так ли?

— Я доверил ему опасную миссию, заставляющую его проникнуть на вражескую территорию, чтобы получить как можно больше информации. Амени не может меня простить.

— Кому в голову пришла эта мысль?

— Я никогда не буду тебе лгать, Нефертари: это был я, а не Аша.

— Он мог бы отказаться.

— Разве от предложений Фараона отказываются?

— Но Аша — сильная личность, он способен сам выбирать свою судьбу.

— Если он потерпит неудачу, то отвечать за его арест и смерть буду я.

— Аша живет во имя Египта, как и ты. Отправляясь в Хеттскую империю, он надеялся спасти нашу страну от катастрофы.

— Мы всю ночь проговорили об этом. Если ему удастся передать мне важные сведения о хеттской армии и их планах, мы, может быть, отразим нападение завоевателей.

— А если бы ты атаковал первым?

— Я думаю над этим… Но я должен дать время Аша.

— Полученные послания доказывают, что хетты пытаются выиграть время, несомненно, по причине междоусобиц. Мы не должны упустить такой подходящий момент.

Говоря мелодичным и нежным голосом, Нефертари олицетворяла собой строгость и непреклонную волю царицы Египта. Так же, как Туйя исполняла свою обязанность рядом с Сети, Нефертари заключала в себе царскую душу и наполняла ее силой.

— Я часто думаю о Моисее. Как бы он повел себя сегодня, когда само существование Двух Земель находится под угрозой? Уверен, что несмотря на все его странные идеи, он сражался бы на нашей стороне за спасение страны Фараонов.

Солнце скрылось за горизонтом и Нефертари поежилась.

— Мне очень недостает моей старой шали, она так хорошо согревала меня.

Глава 35

К востоку от залива Акаба и югу от Эдома, страны Мадиана наслаждались спокойным существованием, принимая иногда кочевников, пересекающих полуостров Синай. Жители Мадиана, занимающиеся скотоводством, держались в стороне от сражений, сталкивающих друг с другом арабские племена Моава. Старый жрец, глава семейства и отец семи дочерей, правил маленьким поселением мадианцев, не жаловавшихся ни на бедность, ни на суровость климата.

Старик занимался лечением одной из овец, когда его ушей достиг какой-то необычный звук.

Лошади.

Лошади и колесницы, приближавшиеся на большой скорости.

Отряд египетской армии… Однако воины никогда не вторгались на территорию Мадиана, здесь жители не имели оружия и не умели сражаться. По причине крайней бедности они не платили налогов. Стража пустынь знала, что они не отважились бы нападать на караваны бедуинов из страха разрушения их оазисов и изгнания.

Когда египетские колесницы въехали в поселок, мужчины, женщины и дети укрылись в шатрах из грубого полотна. Старый жрец поднялся навстречу прибывшим.

Во главе отряда был надменный молодой воин.

— Кто ты?

— Жрец Мадиана.

— Ты возглавляешь это сборище бедняков?

— На меня возложена эта честь.

— За счет чего вы здесь живете?

— Мы выращиваем баранов, а также продаем воду из наших колодцев. Наша земля дает нам кое-какие овощи.

— У вас есть оружие?

— Это не в наших обычаях.

— У меня есть приказ обыскать ваши жилища.

— Они открыты для вас, нам нечего прятать.

— Говорят, что вы укрываете преступников-бедуинов.

— Нежели мы можем быть такими безумцами, чтобы вызвать гнев Фараона? Даже если этот клочок земли беден и заброшен, он все равно принадлежит нам, и мы им дорожим. Нарушение закона означало бы нашу гибель.

— Ты, мудрый человек, но я все-таки проведу обыск.

— Повторяю тебе, наши двери открыты для тебя. Может быть, ты согласишься принять участие в скромном празднике? Одна из моих дочерей родила сына. Мы съедим козленка и выпьем пальмового вина.

Египетский воин казался смущенным.

— Это не по правилам…

— Пока твои воины будут исполнять свой долг, садись к огню.

Обезумевшие от страха мадиане столпились вокруг старого жреца, успокоившего их и попросившего помочь египтянам.

Воин согласился сесть и разделить праздничный обед. Мать новорожденного еще не вставала с постели, но отец, бородатый мужчина с грубым лицом, сгорбившись, держал ребенка на руках, укачивая его.

— Это пастух, боявшийся, что не сможет иметь детей, — объяснил старый жрец. — Этот ребенок будет светом его старости.

Воины не нашли ни оружия, ни бедуинов.

— Продолжай придерживаться закона, — посоветовал воин жрецу Мадиана, — и у твоего народа не будет неприятностей.

Колесницы и лошади исчезли в пустыне.

Когда облако пыли рассеялось, отец новорожденного поднялся. Египтянин был бы удивлен, увидев превращение тщедушного пастуха в широкоплечего великана.

— Мы спасены, Моисей, — сказал старый жрец зятю. — Они не вернутся.

На западном берегу Фив архитекторы, каменщики и скульпторы не жалели сил, чтобы построить Дом Рамзеса Храм Миллионов Лет Сына Солнца. В соответствии с правилом строительство началось с центральной части — наоса, где скрывался бог, чей образ сокрыт от человеческих глаз. Огромное количество камней из песчаника, серого гранита и базальта были привезены на стройку, управляемую со всей строгостью. Уже поднимались стены колонного зала и строился будущий царский дворец. Как того требовал Рамзес, его храм должен был быть фантастическим зданием, которое переживет века. Именно здесь будут чествовать память о его отце и отдавать почести его матери и супруге. Именно здесь к нему будет поступать невидимая Энергия, без которой было бы невозможно существовать Властителю.

Небу — главный жрец Карнака — улыбнулся. Конечно, право управлять самым большим и богатым египетским святилищем отдано старому, усталому человеку, страдающему ревматизмом. Но все надеялись, что выбор Рамзеса был расчетливым и циничным: старый Небу будет всего лишь соломенным чучелом, быстро замененным другим человеком, таким же старым и угодливым.

Никто не мог подумать, что Небу будет стареть так же медленно, как гранит. Лысый, медленно передвигающийся, немногословный, он властвовал безраздельно. Он был верен своему Фараону и не хотел, как многие его предшественники, вести нечестную игру. Служение Рамзесу было для него источником молодости.

Но сегодня Небу забыл об огромном храме, его многочисленных рабочих, управлении, его землях и деревнях. Он склонился над маленьким деревцем акации, которое Рамзес посадил на месте будущего храма на втором году его правления. Главный жрец Карнака пообещал правителю следить за ростом этого деревца, чья жизненная сила просто впечатляла. Пользуясь святостью места, оно устремлялось к небу гораздо быстрее, чем ему подобные.

— Тебе нравится моя акация, Небу?

Главный жрец медленно обернулся.

— Ваше Величество… Меня не предупредили о вашем приходе!

— Не делай никому выговора, о моем путешествии не было объявлено во дворце. Дерево великолепно!

— Я не думаю, что мне когда-либо доводилось видеть нечто подобное. Не передали ли вы ему свою силу? Мне выпала честь беречь его ростком, вы же видите его большим деревом.

— Я пожелал увидеть Фивы, мой Храм Миллионов Лет, мою усыпальницу и эту акацию перед тем, как начнется буря.

— Война неизбежна, Ваше Величество?

— Хетты стараются убедить нас в обратном, но кто может верить в их сладкие обещания?

— Здесь все в порядке. Богатство Карнака в твоем распоряжении, я сумел поднять благосостояние доверенных мне земель.

— Как твое здоровье?

— Пока каналы моего сердца не засорятся, я буду исполнять свои обязанности. Однако, если Ваше Величество намеревается заменить меня, я не буду возражать. Жить рядом со священным озером и размышлять о полетах ласточек — вот моя самая заветная мечта.

— Боюсь разочаровать тебя, но я не вижу необходимости изменить что-либо в управлении строительством.

— Ноги не держат меня, я стал туг на уши, мои кости причиняют мне страдания…

— Но мысль твоя остается стремительной, как полет сокола, и точной, как движение ибиса. Продолжай работать в том же духе, Небу, и заботься об этой акации. Если я не вернусь, ты будешь ее учителем.

— Вы вернетесь, вы должны вернуться.

Рамзес посетил стройку, вспоминая о времени, проведенном среди каменщиков в каменоломнях. Они возводили Египет день за днем, они строили вечные храмы и жилища. Без них даже самая прекрасная страна погрязла бы в хаосе и низости, присущих роду человеческому. Почитать силу Света и уважать Закон Маат — значило наставлять человека на правильный путь и пытаться отвратить его от пороков эгоизма и тщеславия.

Мечта властителя воплощалась. Храм Миллионов Лет принимал ясные очертания, этот необыкновенный источник магической энергии начинал действовать сам по себе в силу одного присутствия иероглифов и сцен, выбитых на стенах святилища. Проходя по залам, план которых был определен, предаваясь размышлениям в будущих часовнях, Рамзес вбирал в себя божественную энергию Ка, рожденную при слиянии неба и земли. Он вбирал ее в себя, но не для собственного блага, а для того, чтобы быть способным противостоять силам зла, которыми хетты хотели покрыть возлюбленную землю богов.

Рамзес чувствовал себя воплощением всех династий рода Фараонов, строивших Египет по подобию космоса. Одно мгновение молодой двадцатисемилетний правитель колебался. Но прошлое стало силой, а не тяжкой ношей. В этом Храме Миллионов Лет его предшественники начертали его путь.

Райя доставил вазы сановникам Мемфиса. Если преследователи допросят его служащих, они узнают, что сирийский торговец намеревался продолжать снабжать своих постоянных покупателей и оставаться поставщиком знатных семей. Райя по-прежнему применял обычные методы торговли, состоявшие из прямых контактов, разговоров и лести.

Затем он отправился в большой гарем Мэр-Ур, где он не появлялся уже два года, уверенный, что этот визит поставит в тупик людей Амени и Серраманна. Они подумают, что шпион имел сообщников в этом знатном и древнем доме и потеряют много времени и сил, идя по ложному следу.

Райя предложил им еще один, остановившись в маленькой деревеньке неподалеку от гарема. Там он начал выяснять отношения с незнакомыми ему крестьянами, которых египетские следователи наверняка также примут за его сообщников.

Покидая своих озадаченных преследователей, торговец вернулся в Мемфис, чтобы наблюдать за условиями перевозки своих грузов. Некоторые из них предназначались для Пи-Рамзеса, другие — для Фив.

Серраманна рвал и метал.

— Этот шпион смеется над нами! Он знает, что за ним следят, и забавляется, заставляя нас прогуливаться.

— Успокойся, — посоветовал Амени. — Он обязательно совершит ошибку.

— Ошибку? Какого рода?

— Донесения, получаемые им от хеттов, спрятаны либо в кувшинах с соленой рыбой, либо в ценных вазах. Могу поспорить, что в вазах, потому что их большей частью доставляют из Южной Сирии и Азии.

— Так давай же осмотрим их!

— Это будет удар мимо цели. Самое главное — это способ получения этих донесений и шпионская сеть. В сложившейся ситуации он вынужден предупредить хеттов, что не сможет больше продолжать свою деятельность. Нам надо выждать момент, когда он отправит какие-нибудь товары в Сирию.

— У меня есть другая идея, — признался Серраманна.

— Не нарушающая закон, я надеюсь?

— Если я не буду шуметь и дам тебе возможность арестовать Райя в соответствии с законом, ты позволишь мне действовать?

Амени сломал тростинку для письма.

— Сколько тебе понадобится времени?

— Завтра все будет готово.

Глава 36

В Бубастисе проходил праздник пьянства. В течение недели девушки и юноши должны будут испытывать первые любовные волнения под благожелательным покровительством богини-кошки Бастет, воплощавшей собой сладость бытия. За городом дружеские поединки позволят молодым воинам продемонстрировать свою силу и соблазнить прекрасных зрительниц своей храбростью.

Служащие Райя имели право на двухдневный отдых и управляющий лавки, сутулый и худой сириец, закрыл двери склада, где находился десяток ваз средней ценности. Он не испытывал недовольства, смешиваясь с толпой, и решил попытать счастья у молодой горожанки, которая была немного старше его. Райя был строгим хозяином и не следовало упускать возможности развлечься.

Он подумал о предстоящем удовольствии и, напевая, пошел по улочке, ведущей к маленькой площади, где уже собирались любители повеселиться.

Огромная рука схватила его за волосы и поволокла назад, другая, закрыв рот, помешала ему закричать.

— Стой спокойно, — приказал Серраманна, — не то я тебя задушу.

Испуганный сириец позволил оттащить себя в помещение, где хранились различные плетеные изделия.

— Как давно ты работаешь на Райя? — спросил воин.

— Четыре года.

— Тебе хорошо платят?

— Райя жаден.

— Ты боишься его?

— Более или менее…

— Райя будет арестован, — заявил Серраманна, — приговорен к смертной казни за шпионаж в пользу хеттов. Его сообщников постигнет та же участь.

— Но я только его служащий!

— Ложь — это серьезная ошибка.

— Он использует меня как торговца, а не как шпиона!

— Ты совершал ошибку, когда лгал, утверждая, что он находился здесь, в Бубастисе, тогда как он в это время совершил убийство в Пи-Рамзесе.

— Убийство… Нет, это невозможно… Я не знал!

— Теперь ты знаешь. Ты будешь придерживаться своих свидетельских показаний?

— Нет… Да, иначе Райя отомстит мне!

— Ты не оставляешь мне другого выбора, мой друг: если ты будешь продолжать скрывать правду, я размозжу твою голову о стену.

— Вы не посмеете!

— Я убил с десяток таких трусов, как ты.

— Райя… Он отомстит…

— Ты больше никогда не увидишь его.

— Это точно?

— Конечно.

— Тогда я согласен… Он заплатил мне, чтобы я подтвердил, что он был в Бубастисе.

— Ты умеешь писать?

— Не очень хорошо.

— Мы вместе пойдем в контору государственного писаря. Он запишет твое заявление. После этого ты сможешь вернуться к девушкам.

С ярко-зелеными глазами, тонко накрашенными губами, элегантная, живая и веселая Красавица Изэт — мать маленького Ка — не потеряла обаяния молодости. В прохладный зимний вечер молодая женщина накинула на плечи шерстяную шаль.

В пригородах Фив дул сильный ветер. Однако Красавица Изэт отправилась на свидание, которое назначалось ей в странном письме: «Шалаш из камыша. Найди такой же, как и в Мемфисе, на западном берегу, напротив храма Луксора, на краю пшеничного поля».

Его почерк… Она не могла ошибиться. Но к чему вдруг это любопытное приглашение и напоминание о такой интимной подробности из прошлого?

Красавица Изэт прошла вдоль оросительного канала, отыскала пшеничное поле, которое золотили последние лучи заходящего солнца, и заметила шалаш. Она уже собиралась войти туда, когда порыв ветра приподнял край ее платья и запутал его в кустарнике.

Когда она наклонилась, чтобы не порвать материю, чья-то рука освободила ее и втянула в шалаш.

— Рамзес…

— Ты прекрасна, как всегда, Изэт. Благодарю за то, что ты пришла.

— Твое письмо очень взволновало меня.

— Я хотел увидеть тебя вдали от дворца.

Фараон зачаровывал ее одним своим взглядом.

Его мускулистое тело, величие движений, сила взгляда пробуждали в ней то же желание, что и много лет назад. Она никогда не переставала любить его, хотя и не считала себя достойной соперничать с Нефертари. Великая Супруга Фараона заполнила сердце Рамзеса, она властвовала там безраздельно. Красавица Изэт не была ни ревнива, ни завистлива. Она не боролась с судьбой и ощущала гордость от того, что сумела подарить Рамзесу сына, чьи исключительные способности уже были отчетливо видны.

Да, она ненавидела Рамзеса, когда он женился на Нефертари, но это необузданное чувство было всего лишь одним из проявлений ее любви. Изэт выступила против заговора, угрожавшего правителю Египта, тогда как все думали, что она присоединится к нему. Никогда она не предаст человека, давшего ей столько счастья, внеся свет радости в ее сердце и тело.

— К чему такая скрытность… и напоминание о наших первых встречах в шалаше?

— Этого хочет Нефертари.

— Нефертари… Я не понимаю.

— Она требует, чтобы у нас был второй сын. Он должен унаследовать трон, если с Ка случится какое-нибудь несчастье.

Красавица Изэт покачнулась и упала в объятия Рамзеса.

— Это сон, — прошептала она, — прекрасный сон. Ты не Фараон, я не Изэт, мы не в Фивах и не собираемся заняться любовью, чтобы подарить Ка брата. Это всего лишь сон, но я хочу как можно глубже вникнуть в него, я хочу, чтобы он длился вечно.

Рамзес снял с нее тунику. Лихорадочно трепещущая Изэт позволила раздеть себя.

Это был момент безумного счастья, когда в ее теле зарождался ребенок Рамзеса, вспышка радости, на которую она уже не надеялась.

Властитель, уединившийся на борту корабля, везущего его в Пи-Рамзес, смотрел на воду Нила. Его не покидал образ Нефертари. Конечно, любовь Изэт была искренна, а сама она — по-прежнему очаровательна. Но он не испытывал по отношению к ней того чувства, властного, как солнце, и бескрайнего, как пустыня, захватившего его целиком с первой встречи с Нефертари. Его любовь к ней не переставала увеличиваться с каждым днем. Так же, как Дом Рамзеса и столица возводились благодаря непрестанной работе строителей, страсть Рамзеса усиливалась и разрасталась в его сердце.

Рамзес не счел нужным передавать Изэт настоящие требования Нефертари. Царица хотела, чтобы Изэт действительно исполняла обязанности второй жены и подарила Фараону нескольких детей, чьи сила и индивидуальность смогут отбить охоту к заговору у многих потенциальных преемников. Пример этого уже произошел в прошлом Египта. Пепи второй, умерший в возрасте ста лет, пережил всех своих детей и после его смерти страна осталась без наследника, что и вылилось в острый кризис власти.

Что случится с государством, если Ка или Меритамон по какой-либо причине не смогут наследовать трон?

Фараон не может жить жизнью обычного человека. Даже любовь и семья должны служить незыблемости воплощаемой им власти.

Но была Нефертари, женщина, не похожая на других женщин, дарившая ему утонченную любовь. Рамзес не хотел ни изменять своему долгу, ни разделять свою страсть с другой женщиной, даже красавицей Изэт.

Ответ на мучившие его вопросы дал Нил, река, воды которой с неиссякаемой щедростью поили оба берега во время наводнения.

Придворные собрались в большом зале для приемов Пи-Рамзеса и непрестанно перешептывались. В противоположность своему отцу Сети Рамзес был скорее скуп на такого рода церемонии. Он предпочитал конфиденциальную работу с сановниками пустым спорам с собранием, когда вельможи льстили ему.

При появлении Фараона, держащего в правой руке жезл, обмотанный веревкой, многие на несколько секунд задержали дыхание. Этот символ означал, что Рамзес собирался объявить о решении, немедленно принимающем силу закона. Жезл символизировал речь, а веревка — связь с реальностью, создаваемую Фараоном при высказывании твердо обдуманных решений.

Придворными овладели волнение и тревога. Никто не сомневался, что Рамзес объявит о войне с хеттами. В Хеттскую империю будет отправлен посол, который передаст императору послание Фараона, уточняющее день начала войны.

— Мои слова составляют царский указ, — заявил Рамзес. — Он будет увековечен в камне, глашатаи объявят о нем в городах и деревнях, и каждый житель Двух Земель узнает о нем. С сегодняшнего дня и до последнего вздоха я буду возводить в звание «царский сын» и «царская дочь» детей, обучающихся в дворцовой школе и получающих такое же образование, как мой сын Ка и моя дочь Меритамон. Их количество не ограничено, и среди них я выберу моего наследника, не ставя его в известность до надлежащего момента.

Придворные были ошеломлены и обрадованы. Каждый отец и каждая мать могли иметь тайную надежду на то, что именно их ребенок удостоится этого звания. Некоторые уже подумывали о способах расхваливания достоинств своих отпрысков, чтобы тем самым оказать влияние на выбор Рамзеса и Нефертари.

Рамзес набросил большую шаль на плечи Нефертари, чтобы уберечь ее от холода.

— Ее привезли из лучшей мастерской Саиса, главная швея храма соткала шаль своими руками.

Улыбка царицы осветила хмурое небо Дельты.

— Я очень бы хотела поехать на юг, но знаю, что это невозможно.

— Мне очень жаль, Нефертари, но я должен следить за подготовкой моих войск.

— Изэт родит тебе еще одного сына, не так ли?

— Если будет угодно богам.

— Конечно, так и будет. Когда ты снова встретишься с ней?

— Не знаю.

— Но… Ты пообещал мне…

— Я только что издал указ.

— Какое он имеет отношение к Изэт?

— Твоя воля исполнена, Нефертари: у нас будет больше сотни сыновей и дочерей и наследование трона будет вне опасности.

Глава 37

— У меня есть доказательства того, что Райя солгал, — воодушевленно заявил Серраманна.

Амени остался бесстрастным.

— Ты слышишь, что я говорю?

— Да, да, — ответил личный писец Фараона.

Воин понял безразличие Амени. Вот уже который раз он спал всего два или три часа в сутки и сейчас никак не мог проснуться окончательно.

— У меня с собой заявление управляющего лавки Райя, подписанное и заверенное в присутствии свидетелей. Служащий ясно дает понять, что его хозяина не было в Бубастисе в день убийства Ненофар и что Райя заплатил ему за лживые показания.

— Прими мои поздравления, Серраманна, ты проделал отличную работу. Надеюсь, твой управляющий цел и невредим?

— Когда он вышел из конторы, то высказал пожелание принять участие в большом городском празднике и встретиться с какими-то молодыми веселыми женщинами.

— Действительно, отличная работа.

— Ты не понял главного! Алиби Райя опровергнуто, мы можем арестовать и допросить его.

— Это невозможно.

— Невозможно? Кто воспротивится…

— Райя удалось скрыться от своих преследователей в одной из улочек Мемфиса.

Шенар был предупрежден и находился в безопасности. Теперь Райя должен был исчезнуть. Уверенный в том, что Амени прикажет досматривать все грузы, даже ящики с соленьями, направленные в Южную Сирию, Райя не имел больше возможности, передавать донесения хеттам. Передача послания с одним из членов шпионской сети казалась ему слишком рискованной. Ведь так легко предать человека, находящегося в бегах и разыскиваемого стражей Фараона! Единственное решение данной проблемы, принятое им с момента, когда его заподозрили, было напрямую, вопреки формальному запрету, связаться с руководителем шпионской сети.

Обмануть постоянно следивших за ним людей Серраманна не представляло больших трудностей. Благодаря богу грозы, разразившейся над Мемфисом с утра, ему удалось сбить их с толку, зайдя в мастерскую, где имелись два выхода.

Переходя по крышам домов, он пробрался в жилище своего руководителя в самый разгар бури, когда вспышки молний полосовали небо, а неистовый ветер поднимал облака пыли на пустынных улицах.

Дом был погружен в полумрак и казался нежилым. Райя, привыкнув к темноте, осторожно шагая, прошел в зал для гостей, не произведя ни малейшего шума. До его ушей донесся слабый стон.

Взволнованный торговец пошел на звук. Прозвучал новый жалобный стон, выражавший непереносимую боль. Там, из-за двери, выбивалась полоска света.

Неужели руководитель шпионской сети арестован и подвергается пыткам? Нет, невозможно! Только Райя знал его.

Дверь открылась, свет лампы ослепил сирийца, отпрянувшего назад и прикрывшего глаза руками.

— Райя… Что ты здесь делаешь?

— Простите… У меня не было выбора.

Сирийский торговец видел руководителя шпионской сети только один раз при дворе императора Муваттали, но он его не забыл. Высокий, худой мужчина с выдающимися скулами, темно-зелеными глазами и повадками хищной птицы.

Внезапно Райя испугался, что Офир убьет его на месте. Но ливиец оставался спокойным.

В лаборатории белокурая Лита продолжала стонать.

— Я готовлю ее к проведению опыта, — уточнил Офир, прикрывая дверь.

Темнота пугала Райя. Не попал ли он в царство черной магии?

— Здесь мы сможем спокойно поговорить. Ты нарушил инструкции.

— Знаю, но меня схватили бы люди Серраманна.

— Думаю, что они еще находятся в городе.

— Да, но я их обманул.

— Если они следили за тобой, то не замедлят ворваться сюда. В этом случае я буду вынужден убить тебя и заявить, что на меня напал вор.

Долент, спавшая наверху под воздействием снотворного, подтвердила бы версию Офира.

— Я знаю свою работу, они потеряли меня из виду.

— Будем надеяться, Райя. Что произошло?

— Целая вереница неудач.

— А нельзя ли назвать их скорее оплошностями?

Сириец объяснил все, не упуская ни малейшей детали. Сидя прямо напротив Офира, не стоило лгать. Разве маг не обладал способностью читать мысли?

За рассказом Райя последовало долгое молчание. Офир задумался, прежде чем вынести свой вердикт.

— Надо сказать, что тебе повезло, но тогда можно допустить, что твоя сеть разрушена.

— Мои лавки, склады, состояние, созданное мной…

— Ты снова завладеешь всем, когда хетты завоюют Египет.

— Да услышат вас демоны войны!

— Ты сомневаешься в нашей окончательной победе?

— Ни на одно мгновение! Египетская армия не готова к сражениям. По моим последним сведениям вооружение армии проходит с опозданием, а военачальники опасаются прямого столкновения с войсками хеттов. Испуганные воины побеждены до начала сражения.

— Избыток уверенности может привести к поражению, — напомнил Офир. — Мы не должны ничем пренебрегать, чтобы погубить Рамзеса.

— Вы продолжаете управлять действиями Шенара?

— Фараон его подозревает?

— Он не доверяет своему брату, но даже не может предположить, что Шенар стал нашим союзником. Как можно, чтобы египтянин, член царской семьи и верховный сановник предавал свою страну? По-моему, Шенар остается главной фигурой для нас. Кто заменит меня?

— Тебе незачем его знать.

— Вы должны составить обо мне отчет, Офир…

— Он будет хвалебным. Ты верно служил Хеттской империи, император примет это в расчет и отблагодарит тебя.

— Какой будет моя новая работа?

— Я отправлю донесение Муваттали, он решит.

— Эти поклонники бога Атона… это серьезно?

— Я смеюсь над последователями Атона, равно как и над другими верующими, но они бараны, легко позволяющие вести себя на бойню. Так как они делают все, что я им приказываю, зачем же пренебрегать их доверчивостью?

— Девушка, живущая с вами…

— Она слабоумная, но ясновидящая, и прекрасный медиум. Она позволяет мне получать ценные сведения, недостижимые без ее участия. Я, действительно, надеюсь ослабить защитную силу Рамзеса.

Офир подумал о Моисее, потенциальном союзнике, о бегстве которого он очень сожалел. Введя Литу в транс и задавая ей вопросы, колдун получил известие, что еврей все еще жив.

— Не могу ли я отдохнуть здесь несколько дней? — Попросил сириец. — Мои нервы подверглись суровому испытанию.

— Слишком рискованно. Отправляйся немедленно в южную часть порта и сядь на корабль, идущий в Пи-Рамзес.

Офир сказал сирийцу об условных знаках и именах людей, необходимых ему, чтобы покинуть Египет, пересечь Ханаан и Южную Сирию и добраться до зоны хеттского влияния.

Вскоре после отъезда Райя колдун, удостоверившись, что Лита глубоко уснула, покинул дом.

Его устраивала плохая погода, таким образом ему удавалось выйти незамеченным и быстро вернуться в свое логово. Но теперь он должен был приказать человеку, заменяющему Райя, вступить в игру.

Шенар чревоугодничал. Умозаключения приободрили его, но ему было необходимо успокоить свою тревогу. Он расправлялся с жареной перепелкой, когда управляющий сообщил о приходе Меба, бывшего верховного сановника Египта. Шенар занял его место, заставив Меба поверить, что только Рамзес принял решение о назначении.

Меба представлял собой одного из высших чиновников, чопорных и достойных, происходившего из семьи потомственных государственных деятелей. Он привык применять различные уловки в управлении, избегать обыденных забот и заботиться только о своем продвижении по служебной лестнице. Став сановником, Меба достиг той вершины, на которой надеялся удержаться до самой старости. Но неожиданное вмешательство Шенара, о котором Меба и не догадывался, лишило его этой должности. Обреченный на безделье, дипломат удалился в свое большое поместье в Мемфисе и довольствовался редкими появлениями при дворе Пи-Рамзеса.

Шенар ополоснул руки и рот, надушился и поправил прическу. Он знал о кокетстве своего посетителя и не уступал ему в желании хорошо выглядеть.

— Мой дорогой Меба! Какое счастье вновь увидеть тебя в столице… Ты окажешь мне честь своим присутствием на моем завтрашнем приеме?

— С радостью.

— Я знаю, что сейчас не подходящее для веселья время, но не стоит впадать в уныние. Сам Фараон не хочет ничего менять в жизни своих придворных.

С широким и спокойным лицом Меба оставался соблазнителем, элегантно двигающимся и мягко говорящим.

— Вы довольны своей работой, Шенар?

— Она нелегка, но я стараюсь как могу во славу и величие страны.

— Вы знаете сирийского торговца Райя?

Шенар остолбенел.

— Он поставляет мне ценные вазы редкого качества по достаточно высокой цене.

— Не касались ли вы других тем во время разговоров с ним?

— Что с тобой, Меба?

— Вам нечего бояться меня, Шенар, напротив…

— Бояться… Что ты хочешь сказать?

— Вы ждете преемника Райя, не так ли? Я здесь.

— Ты, Меба…

— Я плохо переношу бездействие. Когда хеттская шпионская сеть связалась со мной, я ухватился за возможность отомстить Рамзесу. То, что враг выбрал вас для наследования престола, не оскорбляет меня при условии, что вы возвратите мне мою должность, когда придете к власти.

Старший брат царя казался ошеломленным.

— Дайте мне слово, Шенар.

— Да, Меба, конечно…

— Я буду передавать вам распоряжения наших друзей. Если вы захотите отправить им послание, то будете действовать через меня. Так как начиная с сегодняшнего дня, вы назначаете меня своим помощником вместо Аша, у нас будет возможность часто видеться. Никто меня не заподозрит.

Глава 38

В Хаттусе, столице Хеттской империи, шел ледяной дождь. Температура сильно понизилась, и, чтобы согреться, жгли торф и древесину. В это время года умирали многие дети, зато выжившие мальчики становились превосходными воинами. Что касается девочек, не имевших права на наследство, им оставалось надеяться только на удачное замужество.

Несмотря на суровость климата сын императора и новый главнокомандующий Урхи-Тешшуб ужесточил подготовку войск. Недовольный физической формой пехотинцев, он заставлял их маршировать в течение многих часов, нагруженных оружием и продовольствием, как если бы они отправлялись в длительный поход. Многие из них, измученные переходами, замертво падали на землю. Урхи-Тешшуб оставлял их на обочинах дорог, считая, что слабаки не заслуживают того, чтобы быть похороненными. Дикие звери разорвут их трупы.

Сын императора не больше заботился и об экипажах колесниц, заставляя их гнать лошадей на предельной скорости. Множество несчастных случаев со смертельными исходами убедили его в том, что некоторые мастера не использовали хороший материал для приготовления колесниц и упряжи, привыкнув к слишком затянувшемуся мирному периоду жизни.

Но ни одного протеста не слышалось из рядов воинов. Каждый знал, что глава армии готовил войска для войны и что победа зависела от его строгости. Довольный своей зарождающейся популярностью, сын императора не забывал, что верховным главнокомандующим армии оставался Муваттали. Урхи-Тешшубу представлялось рискованным находиться так далеко от дворца, проводя тренировки в затерянных уголках Анатолии. Поэтому он подкупил придворных, чтобы те доставляли ему наиболее полную информацию о действиях его отца и Хаттусили.

Узнав, что брат императора отправился с проверкой в соседние страны, находящиеся под хеттским влиянием, Урхи-Тешшуб был одновременно и удивлен, и успокоен. Удивлен, потому что Хаттусили редко покидал столицу, успокоен, потому что его отсутствие мешало ему наносить ущерб государству при помощи своих коварных советов, преследующих свои же коммерческие выгоды.

Сын императора ненавидел торговцев. После победы над Рамзесом он свергнет Муваттали и взойдет на трон Хеттской империи. Урхи-Тешшуб сошлет Хаттусили погибать в соляные шахты, а его жену Путухепу, спесивую заговорщицу, отправит в провинциальный бордель. Что же касается торговцев, они будут силой зачислены в армию.

Будущее Хеттской империи было ясно: она превратится в большой военный лагерь, где Урхи-Тешшуб будет ее полноправным хозяином.

Но было бы преждевременно восставать против императора, уважаемого и ценимого всеми после стольких лет умелого правления. Несмотря на свой горячий темперамент, Урхи-Тешшуб сумеет быть терпеливым и дождется, когда его отец совершит первую ошибку. Либо Муваттали согласится отказаться от трона, либо сын убьет его.

Укутавшись в толстую шерстяную накидку, император сидел возле очага, жар от которого едва согревал его. Становясь старее, он все хуже переносил зимние холода, но не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на грандиозное зрелище, которое представляли собой покрытые снегом горы. Когда-то он пытался отказаться от политики завоевания и довольствоваться использованием естественных богатств своей страны. Но эта несбыточная мечта быстро рассеялась, так как захват чужих территорий был необходим для выживания его народа. Покорить земли Египта — значило овладеть рогом изобилия. На первое время для успокоения населения Муваттали поручит управлять страной старшему брату Рамзеса, честолюбивому Шенару. Потом император избавится от этого предателя и установит на территории Двух Земель хеттское управление, в корне пресекая любую попытку мятежа.

Но главную опасность представлял его собственный сын. Он был нужен императору. Он мог придать войскам мощь и боеспособность, но Муваттали должен помешать ему использовать результаты триумфа. Неустрашимый воин, Урхи-Тешшуб не имел государственного мышления и был посредственным руководителем.

Иначе дело обстояло с Хаттусили. Несмотря на тщедушие и слабое здоровье, брат императора обладал всеми качествами правителя и умел оставаться в тени, заставляя забывать о своем реальном влиянии. Чего же он действительно хотел? Муваттали был не в состоянии ответить на этот вопрос, и поэтому его недоверчивость удвоилась.

Хаттусили предстал перед императором.

— Путешествие было удачным, брат мой?

— Результаты превзошли наши ожидания.

Хаттусили несколько раз чихнул.

— Ты простыл?

— Постоялые дворы, где мы меняли лошадей, плохо отапливаются. Жена приготовила мне горячее вино, а горячие ванночки для ног избавят от этого проклятого насморка.

— Наши союзники оказали тебе хороший прием?

— Мой приезд удивил их, они опасались повышения дополнительных налогов.

— Полезно поддерживать атмосферу страха у наших подданных. Ведь когда исчезает дух низкопоклонства, приближается неповиновение.

— Именно поэтому я вспомнил об ошибках того или иного правителя и о снисходительности императора перед тем, как перейти к существу вопроса.

— Шантаж остается излюбленным оружием дипломатии, Хаттусили. Кажется, ты владеешь им с большой ловкостью.

— Трудное искусство, в котором никогда невозможно достичь совершенства, но зато приносящее прекрасные плоды. Все без исключения согласились на наше… приглашение.

— Ты видишь, что я очень доволен, мой дорогой брат. Когда они закончат свои приготовления?

— Через три или четыре месяца.

— Составление официальных документов будет необходимо?

— Лучше избежать этого, — сказал Хаттусили. — Наши шпионы проникли на вражескую территорию, египтяне, возможно, то же самое сделали в нашей стране.

— Маловероятно, но осторожность не помешает.

— Для наших союзников падение Египта имеет важнейшее значение. Давая слово представителю Хеттской империи, они тем самым дают слово императору. Они будут молчать до начала военных действий.

С блестящими от лихорадки глазами Хаттусили радовался теплу комнаты, где окна были закрыты деревянными ставнями, обтянутыми материей.

— Как продвигается подготовка нашей армии?

— Урхи-Тешшуб прекрасно справляется со своей работой, — ответил Муваттали. — Скоро наши войска достигнут состояния полной боевой готовности.

— Вы думаете, что послания, отправленные вами и моей супругой, усыпили недоверие царской четы?

— Рамзес и Нефертари ответили очень любезно, и мы продолжим эту переписку. По крайней мере, она их не оставит равнодушными. Как дела с нашей шпионской сетью?

— Она разрушена, а наш осведомитель сирийский торговец Райя вынужден был бежать. Но главный союзник — ливиец Офир — по-прежнему будет передавать нам ценные сведения.

— Как поступим с этим Райя?

— Его убийство казалось мне самым подходящим решением, но Офир придумал нечто получше.

— Хорошо, теперь наслаждайся заслуженным отдыхом со своей восхитительной супругой.

Теплое вино с пряностями успокоило лихорадку и очистило дыхательные пути Хаттусили. Горячая ванночка для ног доставила ему ощущение комфорта, вознаградившего за долгие часы путешествия по дорогам Азии. Служанка сделала ему массаж плеч и шеи, а цирюльник под присмотром Путухепы побрил его.

— Твоя работа выполнена? — спросила она, когда они остались одни.

— Думаю, что да, моя дорогая.

— А я, со своей стороны, выполнила мою.

— Твою работу… Что ты имеешь в виду?

— Не в моем характере оставаться бездеятельной.

— Объяснись, прошу тебя!

— Ты, чей ум так проницателен, ты еще не понял?

— Не хочешь ли ты сказать…

— Ну конечно же, мой дорогой дипломат! В то время, когда ты исполнял приказы императора, я занималась твоим соперником, твоим единственным соперником.

— Племянником?

— Кто же, как не он, препятствует твоему восхождению и пытается противодействовать росту твоего влияния? Его назначение вскружило ему голову. Он уже представляет себя императором!

— Но им управляет Муваттали, а не наоборот.

— И он и ты, вы оба недооцениваете опасность.

— Ты ошибаешься, Путухепа, император обладает светлым умом. И если он доверил эту должность своему сыну, то для того, чтобы привести армию в движение и состояние полной боеготовности ко дню сражения. Но Муваттали не думает, что он сможет управлять Хеттской империей.

— Он так сказал тебе?

— У меня такое предчувствие.

— Мне этого недостаточно! Твой племянник жесток и опасен, он ненавидит нас и мечтает отстранить от власти. Поскольку ты — брат императора, он не решается открыто нападать на тебя, он нанесет удар в спину.

— Будь терпеливей. Урхи-Тешшуб сам вынесет себе приговор.

— Слишком поздно.

— Почему?

— Я поступила, как того требовали обстоятельства.

Хаттусили боялся поверить.

— Один представитель касты торговцев направляется сейчас в военный штаб, — призналась Путухепа. — Он попросит переговорить с ним, и, чтобы войти в доверие, сообщит главнокомандующему, что многие богатые торговцы одобрительно смотрят на окончание правления Муваттали и восшествие на трон его сына. Наш человек заколет Урхи-Тешшуба, и мы, наконец, избавимся от этого чудища.

— Он нужен Хеттской империи… Еще не время, слишком рано! Необходимо, чтобы он успел подготовить наши войска к сражению.

— Значит, ты попытаешься спасти его? — насмешливо спросила Путухепа.

Уставший, мучимый лихорадкой Хаттусили, ощущая боль в суставах, поднялся.

— Я отправляюсь немедленно.

Глава 39

Было невозможно узнать элегантного и изысканного Аша в поношенном и грубом одеянии посыльного, едущего верхом по дорогам Северной Сирии. Аша сидел на откормленном осле, возглавляя маленький караван, состоявший еще из двух подобных животных. Каждый осел вез около шести килограмм различных бумаг. Таким образом Аша, под видом посыльного проник в зону, находящуюся под влиянием хеттов.

Он провел несколько недель в Ханаане и Амурру, чтобы хорошо изучить оборонительную систему обеих провинций. Аша часто болтал с египетскими военачальниками, ответственными за организацию сопротивления в случае нападения хеттов. Он также пополнил список своих любовниц добрым десятком молодых и искушенных женщин.

Правителю провинции Амурру очень понравилось поведение Аша. Любезный гость, любитель хорошо покушать, египтянин не высказал ни одного неприятного требования. Он лишь попросил предупредить Рамзеса, как только появится опасность нападения со стороны хеттов. Затем Аша продолжил свой путь в сторону Египта, или, по крайней мере, сделал вид. Повинуясь приказу, его сопровождающие по прибрежной дороге отправились по направлению к югу, тогда как дипломат уничтожил свою египетскую одежду и, раздобыв себе одеяние хеттского посыльного, поехал на север.

Поступавшие противоречивые донесения, зачастую неточные, не позволяли составить реальное представление о действительных намерениях хеттов. Не являлось ли путешествие по Хеттской империи лучшим способом разузнать все? Так как желание Рамзеса совпадало с его собственными устремлениями, Аша без какого-либо недовольства согласился выполнить это поручение. Получая сведения из первых рук, он сможет вести игру по своему усмотрению.

Не состояла ли основная хитрость хеттов в том, чтобы заставить поверить, что они непобедимы и готовы к завоеванию мира? Таков был вопрос, требующий ответа в настоящее время.

Приграничный пост хеттов охранялся тридцатью вооруженными воинами с физиономиями преступников. В течение нескольких часов четыре пехотинца ходили вокруг Аша и трех его ослов. Мнимый посыльный оставался неподвижным и ошеломленным.

Конец копья коснулся левой щеки Аша.

— Твое разрешение?

Из своей одежды Аша вынул исписанную хеттскими знаками табличку.

Воин прочел и передал другому охраннику.

— Куда ты едешь?

— Я должен доставить послания и счета торговцам Хаттусы.

— Покажи их.

— Это секретно.

— Для армии нет ничего секретного.

— Мне не хотелось бы иметь неприятностей с получателями.

— Если ты не подчинишься, то у тебя будет много неприятностей.

Окоченевшими от холода пальцами Аша разорвал веревки на сумках, где находились таблички.

— Торговая тарабарщина, — удостоверился воин. — Мы обыщем тебя.

У посыльного не было оружия. Разочарованным хеттам не в чем было его упрекнуть.

— Перед въездом в деревню, зайди на контрольный пост.

— Этого раньше не было.

— Нечего задавать вопросы. Если ты не отметишься на всех контрольных постах, то будешь признан врагом и убит.

— На хеттской территории нет врагов!

— Все, что от тебя требуется, это подчиниться.

— Хорошо, хорошо…

— Убирайся, ты уже надоел!

Аша отъехал, не спеша, как мирный человек, не совершивший ничего противозаконного. Идя рядом с первым ослом, он приноровился к его спокойному шагу и вышел на дорогу, ведущую к сердцу Анатолии — Хаттусе.

Много раз он взглядом искал Нил. Было непросто привыкнуть к сильно пересеченному пейзажу, лишенному простоты равнины, орошаемой водами божественной реки. Аша сожалел о разлуке с возделанными участками земли и пустынями, зеленью полей и золотом песка, закатами солнца, окрашенными в тысячи цветов. Но он должен был забыть о них и думать только о Хеттской империи, этой холодной и враждебной земле, чьи секреты ему предстояло раскрыть. Небо низко висело над землей, разразился неистовый ливень. Ослы не хотели идти по лужам и то и дело останавливались, чтобы полакомиться влажной травой.

Эта местность не могла нести в себе мир и спокойствие. В жилах живущего здесь народа бурлила жестокость, толкающая видеть смысл существования в войне, а смысл будущего — в уничтожении чужака. Сколько потребуется поколений, чтобы сделать плодородными эти заброшенные долины, окруженные остроконечными горами, и превратить воинов в крестьян? Здесь люди рождались, чтобы сражаться, и они всегда будут воевать.

Установление контрольных постов на въездах в деревни заинтересовало Аша. Неужели хетты опасались проникновения шпионов на свою территорию? Эти необычные меры означали многое. Не проводились ли крупные маневры армии, которые ничей любопытный глаз не должен был видеть?

Два раза охранные посты проверяли перевозимые Аша документы и допрашивали его о том, куда он направлялся. Находя его ответы удовлетворительными, ему разрешали продолжать путь. На контрольном посту у первой на его пути деревни посыльный подвергся тщательному обыску. Воины были нервны и раздражительны, но он не выразил ни малейшего протеста.

Проведя ночь в хлеву, он позавтракал хлебом и сыром и продолжил путешествие, довольный тем фактом, что его персона внушала всем абсолютное доверие. В середине дня он свернул на тропинку, ведущую в густой подлесок, где избавился от нескольких табличек, адресованных несуществующим торговцам. По мере приближения к столице, он мало-помалу облегчал вес своего груза.

Подлесок возвышался над оврагом, где были разбросаны огромные камни, упавшие с вершины горы, изъеденной дождями и снегами. Корни искривленных дубов цеплялись за склоны.

Когда Аша открывал очередную сумку, прикрепленную к спине головного осла, у него возникло ощущение, что за ним следят. Животные заволновались. Вспорхнули встревоженные малиновки.

Египтянин подобрал с земли камень и кусок сухого дерева, смехотворное оружие против недоброжелателя. Когда стал отчетливо слышен топот лошадей, Аша спрятался, распластавшись на животе за пнем.

Четверо мужчин верхом на лошадях выехали из подлеска и окружили ослов. Это были не воины, а бандиты, вооруженные луками и кинжалами. Даже в Хеттской империи существовали грабители караванов. Когда их ловили, то убивали на месте.

Аша еще глубже зарылся в грязь. Если четверо воров найдут его, то перережут горло.

Их предводитель, бородатый мужчина, с лицом, изъеденным оспой, втянул в себя воздух, как делают охотничьи собаки.

— Посмотри, — сказал ему один из его спутников, — какая жалкая добыча. Ничего, одни таблички… ты умеешь читать?

— У меня не было времени, чтобы учиться.

— Эти вещи чего-нибудь стоят?

— Для нас — ничего.

Бандит в ярости разбил таблички и бросил осколки в овраг.

— Хозяин ослов… Он должен быть неподалеку, и у него при себе обязательно есть олово.

— Рассредоточиться по окрестностям, — приказал главарь. — Мы найдем его.

Оцепеневший от холода и страха, Аша все же не потерял способности трезво мыслить. Один бандит направился в его сторону. Египтянин пополз, цепляясь за корень дерева. Предводитель бандитов обошел вокруг, не заметив его.

Аша проломил ему затылок большим камнем. Мужчина упал вперед лицом в грязь.

— Сюда, — заорал один из его сообщников, видевший это.

Завладев ножом своей жертвы, Аша сильно и точно метнул его. Оружие вонзилось в грудь вора.

Двое оставшихся в живых натянули луки.

Единственным выходом для Аша было бегство. Стрела просвистела над его головой, когда он по склону спускался на дно оврага. Аша задыхался от быстрого бега, но ему было необходимо достигнуть скопления кустов и терновника, которые спрячут его.

Другая стрела задела его правую ногу, но ему удалось броситься в свое временное убежище. Поцарапанный, с руками в крови, он попал в поросль колючего кустарника, упал, снова вскочил и бросился бежать.

Обессилев, он остановился. Если преследователи настигнут его, он не сможет защищаться. Но в овраге царила тишина, нарушаемая лишь карканьем стаи ворон, летящих под черными облаками.

Осторожный Аша лежал неподвижно до наступления ночи. Затем он вскарабкался по склону и вдоль края оврага пополз к тому месту, где оставил ослов.

Животные исчезли. Остались только трупы двоих бандитов.

Египтянин страдал от ранений, неглубоких, но довольно болезненных. Он умылся водой из родника, потер свои раны пучком, сорванных наугад трав. Затем Аша залез на вершину огромного дуба и уснул, лежа на двух толстых ветвях, растущих почти параллельно друг другу.

Аша мечтал об удобной кровати в одной из прекрасных вилл, подаренных ему Шенаром в награду за сотрудничество. Он видел во сне пруд, окруженный пальмами, чашу редкого вина и прелестную девушку, играющую на лютне, чтобы очаровать его слух, прежде чем подарить ему свое тело.

Ледяной дождь разбудил его на заре, и он продолжил свой путь на север.

Потеря ослов и табличек вынуждала изменить его планы. Посыльный без документов и вьючных лошадей вызывал бы подозрение и был бы арестован. Также стало невозможным пройти осмотр на ближайшем контрольном посту и войти в деревню.

Идя лесом, он сможет ускользнуть от охранников, но удастся ли ему избежать встречи с дикими зверями и затаившимися разбойниками? Воды было больше чем достаточно, труднее было найти еду. Если ему немного повезет, он поймает какого-нибудь странствующего торговца и займет его место.

Положение было далеко не блестящим, но ничто не препятствовало его проникновению в Хаттусу. В столице он действительно определит, какова же мощь хеттской армии.

Глава 40

Проведя целый день в седле, командуя маневрами отряда колесниц, Урхи-Тешшуб, наконец, умылся холодной водой. Все более сложные тренировки приносили хорошие результаты, но еще не совсем удовлетворяли сына императора. Хеттская армия не должна была оставить ни малейшего шанса египетским войскам.

Когда он подставил свое мокрое тело ветру, его помощник по лагерю объявил, что некий торговец, прибывший из Хаттусы, хотел поговорить с главнокомандующим.

— Пусть подождет, — сказал Урхи-Тешшуб, — я приму его завтра утром. Торговцы рождены, чтобы повиноваться. Что он из себя представляет?

— Судя по одежде, он важный человек.

— И все же ему придется подождать. Пусть проведет ночь в самом неудобном шатре.

— А если он будет жаловаться?

— Оставь его хныкать.

Хаттусили и его свита мчались во весь опор. Брат императора не заботился ни о своем насморке, ни о лихорадке. Им владела одна мысль: прибыть в военный лагерь до того, как случится непоправимое.

Когда же военный лагерь стал виден в темноте ночи, то все казалось спокойным. Хаттусили прошел пост дозорных, открывших ему деревянные ворота. Следуя за стражниками, брат императора зашел в шатер главнокомандующего.

Последний проснулся в плохом настроении. Увидя входящего, он не испытал ни малейшей радости.

— Какова причина столь неожиданного визита?

— Твоя жизнь.

— Что это значит?

— Против тебя замышлялся заговор. Тебя хотят убить.

— Ты говоришь серьезно?

— Я возвратился из изнурительного путешествия, у меня лихорадка и мое самое большое желание — отдохнуть… Ты думаешь, что я бы прискакал так быстро, если бы все было несерьезно?

— Кто хочет моей смерти?

— Ты знаешь мои связи с кастой торговцев… Во время моего отсутствия один из представителей этой профессии сказал моей супруге, что какой-то сумасшедший решил уничтожить тебя. Тем самым он хочет избежать войны с Египтом и сохранить свои прибыли.

— Как его зовут?

— Не знаю, но хотел бы предостеречь тебя.

— Но ты тоже хотел бы избежать ее…

— Ты ошибаешься, Урхи-Тешшуб, она представляется мне необходимой. Благодаря твоей победе продолжится расширение нашей империи. Император поставил тебя во главе армии потому, что ты хороший воин и прекрасный полководец.

Речь Хаттусили удивила Урхи-Тешшуба, но не рассеяла его подозрения. Брат императора умел использовать лесть с отточенным искусством.

Однако торговец действительно добивался встречи. Если бы он принял его вчера, его, возможно, не было бы уже в этом мире. Существовал простой способ узнать правду и оценить искренность Хаттусили.

Торговец провел ночь без сна, беспрестанно прокручивая в своей голове то движение, которое ему предстояло совершить. Он вонзит свой кинжал в горло этому зарвавшемуся наглецу, чтобы помешать ему закричать, потом выйдет из шатра со спокойным видом добропорядочного человека, сядет на лошадь и неторопливой рысью покинет лагерь. Затем он перережет подпругу перед тем, как пересесть в седло другой лошади, спрятанной в роще.

Риск был велик, но торговец ненавидел Урхи-Тешшуба. Год тому назад буря войны унесла жизни двоих его сыновей, погибших во время необдуманного маневра, а двадцать молодых людей умерли от истощения. Когда Путухепа предложила ему этот план, он исполнился воодушевления. Для него мало значило богатство, обещанное супругой Хаттусили. Даже если его арестуют и казнят, он отомстит за своих сыновей и уничтожит чудовище.

На рассвете сопровождающий пришел за торговцем и проводил его в шатер главнокомандующего. Убийца должен был скрывать свое волнение и с горячностью говорить о своих друзьях, желающих устранить императора и помочь его сыну захватить власть.

Помощник обыскал его и не обнаружил никакого оружия. Короткий кинжал с двумя лезвиями был спрятан под плоской шерстяной шапкой, которую обычно носили торговцы в холодное время года.

— Входите, главнокомандующий ждет вас.

Повернувшись спиной к своему посетителю, Урхи-Тешшуб склонился над картой.

— Благодарю вас за то, что вы приняли меня.

— Будь краток.

— Каста торговцев разделилась. Одни желают мира, а другие нет. Я вхожу в число тех, кто поддерживает покорение Египта.

— Продолжай.

Случай был самый подходящий: Урхи-Тешшуб все еще не поворачивался, занятый нанесением на карту маленьких кружочков.

Торговец снял свою шапку, взялся за рукоятку маленького кинжала и стал приближаться к военному, не прекращая говорить.

— Я и мои друзья, мы убеждены, что император не способен привести нас к желанному триумфу. Вы же — напротив — блестящий воин… Умри, сдохни как последняя собака за то, что убил моих сыновей!

Человек повернулся в тот момент, когда торговец наносил удар. В левой руке он тоже сжимал рукоять кинжала. Кинжал торговца вонзился в горло его жертвы, а воин ударил в сердце нападавшего. Они оба, мертвые, рухнули на землю.

Настоящий Урхи-Тешшуб приподнял полог своего шатра.

Чтобы узнать правду, ему пришлось пожертвовать жизнью простого воина, похожего на него телосложением. Глупец плохо поступил, убив торговца, которого Урхи-Тешшуб хотел бы допросить. Но он услышал достаточно, чтобы узнать, что Хаттусили не солгал.

Брат императора, осторожный и трезво мыслящий человек, перешел на его сторону, теша себя надеждой, что победитель и будущий хозяин Хеттской империи не будет неблагодарным.

Хаттусили ошибся.

Аша не пришлось грабить ни торговца, ни путешественника, так как он раздобыл гораздо лучшего помощника: молодую двадцатилетнюю женщину, бедную вдову. Ее муж, пехотинец крепости Кадеш, погиб в результате несчастного случая при переходе вышедшего из берегов Оронта. Оставшаяся одна, без детей, она с великим трудом обрабатывала клочок бесплодной земли.

Упав в изнеможении на пороге ее фермы, Аша объяснил ей, что его ограбили бандиты, но ему удалось бежать, продираясь через заросли ежевики и терна. Находясь в плачевном состоянии, он умолял ее приютить хотя бы на ночь.

Когда он искупался в теплой воде, нагретой в каменном тазу, построенном в очаге, отношение крестьянки резко изменилось. Ее сдержанность превратилась в непреодолимое желание ласкать тело этого воспитанного человека. Лишенная любви в течение многих месяцев, она поспешно разделась. Когда крестьянка с прелестными формами обхватила руками шею Аша, а груди ее прижались к его спине, египтянин не стал избегать ее объятий.

В течение двух дней любовники не покидали ферму. Крестьянка не имела большого опыта в любовных утехах, но была страстна и щедра. Она была одной из тех редких любовниц, воспоминание о которой Аша надолго сохранит в своем сердце.

За окном шел дождь.

Аша и крестьянка, раздевшись, лежали возле очага. Руки дипломата ласкали тело молодой женщины, стонавшей от удовольствия.

— Кто ты на самом деле?

— Я же сказал тебе: ограбленный и разорившийся торговец.

— Я не верю.

— Почему?

— Потому что ты слишком утончен, слишком элегантен. Твои движения и твоя речь не похожи на манеры торговцев.

Аша запомнил этот урок. Годы, проведенные в университете Мемфиса и в кабинетах государственной службы, казалось, оставили неизгладимый отпечаток.

— Ты не хетт, тебе не хватает грубости. Когда ты занимаешься любовью, ты думаешь о своей подруге. Мой муж заботился только о своем удовольствии. Кто ты?

— Ты обещаешь хранить тайну?

— Клянусь богом грозы!

Взгляд крестьянки горел от возбуждения.

— Это трудно…

— Доверься мне! Разве я не доказала тебе свою любовь?

Он поцеловал ее грудь.

— Я сын знатного сирийца, — объяснил Аша, — и мечтаю записаться в ряды хеттской армии. Но мой отец запретил мне сделать это из-за суровости тренировок. Я сбежал из дома — хотел увидеть хеттскую империю сам, без сопровождения слуг, и доказать свою доблесть, чтобы быть зачисленным в армию.

— Это безумие! Военные — это кровожадные животные.

— Я горю желанием сражаться с египтянами. Если я не буду действовать, они завладеют моими землями и отнимут у меня все мое имущество.

Она положила голову ему на грудь.

— Я ненавижу войну.

— Но ведь она неизбежна?

— Все уверены, что она разразится.

— Знаешь ли ты место, где тренируются воины?

— Это — тайна.

— Ты видела, как здесь проходили войска?

— Нет, это богом забытый уголок земли.

— Ты согласна ехать со мной в Хаттусу?

— Я, в столицу… Я никогда не была в столице!

— Прекрасная возможность. Там я встречусь с воинами и смогу поступить на службу.

— Прошу тебя, откажись от этой мысли! Неужели ты так жаждешь смерти?

— Если я буду бездействовать, мою провинцию разрушат. Надо сражаться со злом, а зло — это Египет.

— Но столица далеко…

— В сарае я видел большое количество глиняных горшков. Их изготовил твой муж?

— Он был гончаром до того, как его силой забрали в армию.

— Мы продадим их и поселимся в Хаттусе. Мне кажется, что я не смогу забыть этот уголок.

— Моя земля…

— Сейчас зима, земля отдыхает. Мы выезжаем завтра.

Она легла совсем близко у очага и протянула руки, чтобы сжать в объятиях своего любовника.

Глава 41

В Доме Жизни Гелиополиса, самом древнем здании страны, все шло своим чередом. Исполнители обрядов проверяли тексты, используемые во время празднования таинств Осириса. Государственные жрецы изо всех сил старались отогнать злой рок и опасные силы. Астрологи уточняли предсказания на будущий месяц. Целители готовили свои снадобья. Необычным было то, что библиотека, включавшая тысячи папирусов, первыми версиями которых были «Тексты Пирамид» и «Обряд воскрешения Фараона», была закрыта для читателей.

Она находилась во власти исключительного посетителя — Фараона Рамзеса.

Прибыв ночью, Правитель уединился в большой библиотеке с каменными стенами. Они хранили самые важные достижения египетской науки, относящиеся как к реальному миру, так и к невидимому. Рамзес вновь ощутил необходимость пересмотреть записи в архивах в связи со здоровьем Нефертари.

Великая Супруга Фараона медленно угасала. Ни придворный врач, ни Сетау не смогли определить причину болезни. Царица-мать поставила тревожный диагноз: нападение темных сил, против которых обычные медицинские средства были бессильны. Именно поэтому Фараон искал ответ в архивах, изученных до него многими правителями.

По истечении десяти часов поисков, наконец, забрезжил луч решения проблемы, и он тотчас же выехал в Пи-Рамзес.

Нефертари приняла ткачих, съехавшихся из всех храмов Египта и дала указания, необходимые для пошива обрядовых одежд до наступления следующего половодья. Царица преподнесла в жертву богам свертки красной, белой, зеленой и синей материи и вышла из храма, поддерживаемая под руки двумя жрицами. Она нашла в себе силы сесть в крытые носилки, доставившие ее во дворец.

Лекарь Парьямаху поспешил к ложу Великой Супруги Фараона и заставил ее принять тонизирующее снадобье. Он, однако, не слишком надеялся на снятие тяжелой усталости, с каждым днем все больше изнурявшей Нефертари. Как только Рамзес вошел в комнату своей жены, лекарь удалился.

Фараон поцеловал лоб и руки Нефертари.

— Я полностью измучена.

— Нужно меньше утомляться.

— Это не похоже на временную усталость… Я чувствую, как жизнь покидает меня, подобно утекающему потоку воды, становящемуся все слабее.

— Туйя полагает, что речь идет не об обычной болезни.

— Она права.

— Кто-то нападает на нас из темноты.

— Моя шаль… Моя любимая шаль! Какой-то колдун использует ее против меня.

— Я также пришел к такому выводу и попросил Серраманна приложить все усилия, чтобы найти виновного.

— Скажи ему, чтобы он спешил, Рамзес, пусть поторопится…

— У нас есть и другие способы борьбы, Нефертари. Но нам потребуется завтра же выехать из Пи-Рамзеса.

— Куда ты повезешь меня?

— В место, где ты будешь недоступна для нашего невидимого врага.

Рамзес провел много времени с Амени. Личным писцом Фараона было отмечено, что за последнее время не произошло ни одного события, заслуживающего особого внимания. Снедаемый тревогой при мысли о длительном отсутствии Фараона, Амени старался ничем не пренебрегать, чтобы избежать любой оплошности, опасной для благосостояния страны. Рамзес заметил, что он вел каждое дело с похвальной скрупулезностью и выбирал сведения с образцовым чувством логики.

Фараон принял множество решений и поручил Амени проследить за их выполнением. Что касается Серраманна, он был занят выполнением своих обязанностей, главной из которых являлась подготовка особых отрядов армии, находящихся в Пи-Рамзесе.

Рамзес со своей матерью Туйей прогуливался в саду, где она любила предаваться размышлениям. Ее плечи были покрыты плиссированной накидкой, а серьги в форме лотоса и колье из аметистов смягчали суровое выражение лица царицы.

— Я отправляюсь на юг вместе с Нефертари, мама. Здесь она подвергается слишком большой опасности.

— Ты поступаешь правильно. Пока мы не можем обезвредить злого духа, прячущегося в тени, лучше увезти царицу подальше.

— Ты будешь управлять государством. В крайней необходимости Амени исполнит твои приказы.

— Война по-прежнему угрожает нам?

— Пока все спокойно, очень спокойно… Хетты бездействуют. Муваттали довольствуется написанием бессодержательных посланий.

— Не говорят ли они о внутренних распрях? Муваттали избавился от многих соперников, чтобы добиться власти, некоторые из них злопамятны.

— Это совсем не успокаивает мою тревогу, — признался Рамзес. — Что, как не война, может быть лучшим средством, чтобы покончить с раздорами и восстановить единство?

— В таком случае хетты готовятся к широкомасштабному нападению.

— Я был бы рад своей ошибке… Может быть, Муваттали устал сражаться и проливать кровь.

— Не мысли, как египтянин, сын мой. Счастье, спокойствие и мир не являются ценностями для хеттов. Если император не проповедует завоевание и захват чужих территорий, он теряет свой трон.

— Если нападение произойдет во время моего отсутствия, не жди моего возвращения. Приказывай армии выйти в поход.

Маленький квадратный подбородок Туйи напрягся.

— Ни один хетт не пересечет границу Дельты.

В храме богини Мут, «Матери», находились триста шестьдесят статуй богини-львицы Сехмет, предназначенных для празднования ежедневных утренних обрядов успокоения и столько же — для вечерних обрядов. Именно сюда съезжались великие целители государства, чтобы познать секреты болезней и выздоровления.

Нефертари прочла молитву, преобразующую убийственную злобу львицы в созидательную силу. Из ее контролируемой ярости рождалась возможность управления жизненноважными процессами. Школа семи жриц богини Сехмет разделяла взгляды царицы, приносящей жертвоприношения. Появление Нефертари вызвало луч света в полумраке часовни, находящейся во власти опасной богини.

Главная жрица вылила воду на голову львицы, изготовленной из блестящего и твердого диорита. Жидкость стекла по телу богини и была собрана в чашу одной из помощниц.

Нефертари выпила целебную воду, поглотила волшебную силу Сехмет, чья поразительная энергия должна была помочь ей бороться со слабостью, проникшей в ее вены. Затем Великая Супруга Фараона осталась наедине со львицей с телом женщины и провела ночь и день в тишине и полумраке.

Во время путешествия по Нилу, нежно прижавшись к Рамзесу, Нефертари чувствовала себя менее угнетенной, чем в последние недели. От любви Рамзеса рождалась другая волшебная сила, такая же действенная, как и сила богини. Колесница доставила их в «Величественный из величественных» — храм, состоящий из террас, выдолбленных в скале, возведенный во времена правления Фараона Хатшеспут. Перед храмом раскинулся сад, самым прекрасным украшением которого были ладановые деревья, привезенные из Понта. Здесь царила богиня Хатор, покровительница звезд, красоты и любви. Не была ли она воплощением богини Сехмет?

Одним из строений храма был центр выздоровления, где больные часто принимали ванны, и иногда проходило лечение сном. На выступах в стенах стояли чаны с теплой водой, а иероглифические письмена отгоняли болезни.

— Тебе необходим отдых, Нефертари.

— Мои обязанности царицы…

— Твой первоочередной долг — это выжить, чтобы царская чета осталась оплотом Египта. Те, кто хочет нас победить, пытаются разделить нас, чтобы ослабить мощь страны.

Сад храма Дер-Эль-Бахари, казалось, принадлежал другому миру. Листья ладановых деревьев блестели под лучами слабого зимнего солнца. Сеть каналов, проходящих неглубоко под землей, позволяла постоянно орошать почву вне зависимости от погоды.

У Нефертари появилось чувство, что ее любовь к Рамзесу все увеличивалась, что она простиралась, безбрежная, как небо. И взгляд царя доказывал ей, что он разделял это безумие. Но счастье было хрупким, таким хрупким…

— Не жертвуй Египтом ради меня, Рамзес. Если я умру, назови Красавицу Изэт великой царской женой.

— Но ты жива, Нефертари, и я люблю только тебя.

— Поклянись мне, Рамзес! Поклянись мне, что только судьба Египта будет управлять твоими поступками. Ты посвятил свою жизнь именно Египту, а не какому бы то ни было человеку. От выполнения твоих обязательств зависит жизнь народа, вся цивилизация, созданная нашими предками. Что станет без нее с этим миром? Он будет отдан варварским племенам, где царят деньги и несправедливость. Я очень люблю тебя, и моя последняя мысль будет о тебе, но я не имею права связывать тебя собой, потому что ты Фараон.

Они сели на каменную скамью, и Рамзес прижал к себе Нефертари.

— Ты та, кто видит Гора и Сета в одном и том же существе, — напомнил он ей древнюю обрядную формулу, относящуюся к эпохе царствования с самой первой династии. — Только твой взгляд помогает Фараону жить, вбирать в себя свет, чтобы потом распространять его на объединенные земли Верхнего и Нижнего Египта. Все царицы моих предшественников жили по Закону Маат, но ни одна из них не была похожа на другую, так как люди беспрестанно изобретают новые капризы. Твой взгляд неповторим, Нефертари, он необходим Египту и Фараону.

В ходе испытания она открыла новую любовь.

— Перечитывая архивы Дома Жизни Гелиополиса, я обнаружил способы защиты от невидимого противника. Под двойным воздействием Сехмет и Хатор, благодаря отдыху в этом храме твои силы перестанут истощаться. Но этого недостаточно.

— Ты возвращаешься в Пи-Рамзес?

— Нет, Нефертари. Возможно, существует действенное средство, чтобы вылечить тебя.

— Какое средство?

— По записям архивов — это камень Нубии, находящийся под покровительством богини Хатор в затерянном уголке земли, забытом сотни лет назад.

— Ты знаешь его местонахождение?

— Я найду его.

— Твое путешествие рискует затянуться…

— Благодаря течению Нила возвращение будет быстрым. Если мне повезет, и я быстро достигну этого места, то мое отсутствие окажется недолгим.

— Хетты…

— Моя мать возьмет бразды правления в свои руки. В случае нападения она сразу же предупредит тебя, и вы начнете действовать.

Они долго сидели, обнявшись, в тени ладановых деревьев. Она хотела бы удержать его, провести остаток дней своих подле него в тишине храма. Но она была Великой Супругой Фараона, а он — Фараоном Египта.

Глава 42

Лита бросила умоляющий взгляд на мага Офира.

— Так надо, дитя мое.

— Нет, я слишком плохо себя чувствую…

— Это доказательство того, что заклинание действует. Мы должны продолжать.

— Моя кожа…

— Сестра царя будет ухаживать за тобой, не останется никаких следов от ожога.

Последовательница Эхнатона повернулась к колдуну спиной.

— Нет, я не хочу больше, я больше не вынесу таких страданий!

Офир схватил ее за волосы.

— Достаточно, маленькая капризуля! Слушайся меня, или я закрою тебя в подвале.

— Только не это, умоляю вас, только не это!

Страдающая клаустрофобией белокурая ясновидящая больше всего боялась этого наказания.

— Зайди в мою лабораторию, обнажи грудь и ляг на спину.

Долент, сестра Шенара, сожалела о грубости колдуна, но оправдывала его поведение. Последние новости, поступившие из дворца, были превосходными. Нефертари, страдающая от таинственной и неизлечимой болезни, уехала в Фивы, где она тихо угаснет в храме Хатор в Дер-Эль-Бахари. Ее медленная агония разобьет сердце Рамзеса, и он умрет вслед за ней.

Для Шенара путь к власти окажется абсолютно открытым.

После отъезда Рамзеса Серраманна обошел все четыре казармы Пи-Рамзеса и приказал военачальникам ускорить подготовку войск. Наемники сразу же потребовали увеличения оплаты, чем подали дурной пример египетским воинам, выдвинувшим такое же прошение.

Столкнувшись с неразрешимой для него проблемой, Серраманна доложил о ней Амени. Личный писец Фараона обратился к царице-матери, чей ответ последовал немедленно: либо войны и наемники подчинятся, либо она их заменит молодыми новобранцами. Если Серраманна будет доволен успехами маневров, осуществляемых во время тренировок, Туйя, может быть, рассмотрит вопрос о специальном вознаграждении.

Военные подчинились. Серраманна посвятил себя другому делу: необходимо было найти колдуна, приказавшего Роме украсть шаль Нефертари. Рамзес не скрыл от него ни одного из своих подозрений, связывающих воедино странную смерть Роме и не менее странную болезнь царицы.

Если бы этот проклятый управляющий выжил, бывшему пирату не составило бы большого труда заставить его говорить. Конечно, в Египте пытки запрещались, но не выходило ли покушение злых сил на царскую чету за рамки общепринятых законов?

Роме умер, унеся свою тайну в мир, населенный демонами, след, ведущий к его хозяину, обрывался. Но, может быть, так только казалось? Роме был деятельный и болтливый, он, возможно, пользовался услугами сообщника… или сообщницы.

Допрос его близких и подчиненных даст определенные результаты при условии, что вопросы будут задаваться с некоторой силой убеждения. Серраманна поспешил к Амени. Он сумеет убедить его принять этот план действий.

Все служащие дворца были созваны в северную казарму. Горничные, цирюльники, повара, уборщики и другие слуги и служанки собрались в оружейном зале, охраняемые угрюмыми лучниками Серраманна.

Когда вошел Серраманна, одетый в кирасу и с каской на голове, сердца присутствующих сжались.

— Во дворце произошли новые кражи, — заявил он. — Мы знаем, что виновник являлся сообщником управляющего Роме, мерзкого и презренного, наказанного небом. Я допрошу вас одного за другим и, если не узнаю правду, вас всех отправят в оазис Каржех, а там уж виновный заговорит.

Серраманна потратил много сил, чтобы убедить Амени позволить ему с помощью лжи и угроз, лишенных законных оснований, добиться истины. Любой из дворцовых служащих мог обжаловать поступок воина и обратиться в суд, который оспорит действия Серраманна.

Грозный вид начальника личной охраны царя, его величественный тон, тревожная атмосфера места отбивали всякое желание протестовать.

Серраманна повезло: третья женщина, вошедшая в комнату, где проходил допрос, оказалась словоохотливой.

— Моя работа состоит в том, чтобы следить за цветами. Завядшие букеты цветов менять на свежесрезанные, — сказала она. — Я ненавидела этого Роме.

— По какой причине?

— Он заставил меня спать с ним. Если бы я отказалась, он выгнал бы меня.

— Если бы вы подали жалобу, то его уволили бы.

— Так только говорят, только говорят… И потом, Роме пообещал мне небольшое состояние, если я выйду за него замуж.

— Каким образом он разбогател?

— Он не слишком-то распространялся об этом, но в постели мне удалось немного разговорить его.

— Что он вам сказал?

— Он собирался дорого продать редкую вещь.

— Где он рассчитывал ее получить?

— Он должен был завладеть ею с помощью одной приходящей служанки.

— А что это была за вещь?

— Я не знаю. Но зато знаю, что толстяк Роме ничего никогда не дарил мне! Я получу вознаграждение за все то, что я вам рассказала?

«Приходящая служанка»… Серраманна бросился к Амени, приказавшего принести расписание работы служащих на неделю, когда была украдена шаль Нефертари.

В действительности некая Нани была приходящей служанкой при покровительстве одной из горничных царицы. Последняя описала Нани и подтвердила, что та имела доступ в личные покои царицы и могла участвовать, таким образом, в краже шали. Горничная указала адрес, оставленный ей Нани в день поступления на работу.

— Допроси ее, — сказал Амени Серраманна, — но без применения грубой силы и нарушения закона.

— Таково и есть мое намерение, — серьезно подтвердил воин.

Старая женщина дремала на пороге своего жилища в восточном квартале столицы. Серраманна осторожно дотронулся до ее плеча.

— Просыпайся, бабушка.

Она приоткрыла один глаз, прогнала муху мозолистой рукой.

— Кто ты такой?

— Серраманна, начальник личной охраны Рамзеса.

— Я слышала о тебе… Ты ведь бывший пират?

— Действительно, люди не меняются, бабушка. Я остался таким же жестоким, как некогда, особенно, когда меня обманывают.

— Зачем мне тебя обманывать?

— Потому что я задам тебе несколько вопросов.

— Болтовня — это грех.

— Это зависит от обстоятельств. Сегодня поговорить — это обязанность.

— Иди своей дорогой, пират. В моем возрасте у людей уже нет обязанностей.

— Ты бабушка Нани?

— Почему это?

— Потому что она живет здесь.

— Она уехала.

— Когда кому-то выпадает удача получить место служанки во дворце, зачем убегать?

— Я не сказала тебе, что она сбежала, она просто уехала.

— Куда?

— Не знаю.

— Напоминаю тебе, что я ненавижу ложь.

— Ты посмеешь ударить старую женщину, пират?

— Чтобы спасти Рамзеса — да.

Она подняла на Серраманна встревоженные глаза.

— Я не понимаю… Фараон подвергается опасности?

— Твоя внучка — воровка, может быть, даже преступница. Если ты будешь молчать, станешь ее сообщницей.

— Каким образом Нани была бы замешана в заговоре против Фараона?

— Она заговорщица, и у меня есть доказательства.

Муха опять стала докучать старой женщине. Серраманна прихлопнул ее ладонью.

— Смерть прекрасна, пират, когда она избавляет от слишком тяжелого страдания. У меня был хороший муж и хороший сын, но он совершил ошибку, женившись на ужасной женщине, родившей ему ужасную дочь. Мой муж умер, мой сын развелся, и мне пришлось растить его проклятого ребенка… Я провела многие часы, обучая и кормя ее, прививая ей принципы морали, а ты говоришь мне о воровке и преступнице!

Старая женщина вздохнула. Серраманна молчал, надеясь, что она признается во всем. Если она будет молчать, он уйдет.

— Нани уехала в Мемфис. Она сказала мне с радостью и презрением, что будет жить в красивом доме, находящемся за школой медицины, тогда как я так и умру в этой маленькой хижине.

Серраманна представил Амени результаты расследования.

— Если ты плохо обращался с этой старой женщиной, она подаст на тебя жалобу.

— Я не притронулся к ней, мои люди тому свидетели.

— Что ты предлагаешь?

— Она дала мне точное описание Нани, соответствующее описанию той горничной. Когда я ее увижу, то сразу же узнаю.

— Как ты ее найдешь?

— Я обыщу все дома того квартала Мемфиса, где она живет.

— А если старуха солгала тебе?

— Такая опасность существует.

— Мемфис недалеко, но твое присутствие в Пи-Рамзесе необходимо.

— Ты сам сказал, Амени, Мемфис недалеко. Представь себе, что мне удастся схватить эту Нани и что она приведет нас к колдуну. Как ты думаешь, Рамзес будет доволен?

— «Доволен» — это слабо сказано.

— Поэтому разреши мне действовать.

Глава 43

Аша и его любовница въехали в Хаттусу.

Хаттуса — столица Хеттской империи, в которой царил культ войны и силы. Въезд через ворота верхнего города — ворота Царя, Сфинксов и Львов был запрещен для торговцев. Поэтому Аша и крестьянка проникли в город через ворота нижнего города, охраняемые вооруженными воинами.

Аша показал свои горшки из обожженной глины и даже предложил одному из охранников купить один по низкой цене. Пехотинец оттолкнул его локтем и приказал убираться. Чета, не спеша, поехала к кварталу ремесленников и мелких торговцев.

Скалистые пики, каменные террасы, нависающие одна над другой, огромные камни, использованные при постройке храма бога грозы… Крестьянка была поражена так же, как и ее спутник. Но Аша сожалел о недостатке очарования и элегантности в этой беспорядочной архитектуре, над которой царила сеть укреплений, делавших неприступной столицу, расположенную среди суровых гор Анатолии. Мир и радость бытия не могли процветать в таком месте, где насилие сочилось из каждого камня.

Египтянин тщетно искал взглядом сады, деревья, водоемы и внезапно вздрогнул от порыва северного ветра. Он оценил, до какой степени его собственная страна походила на рай. Много раз ему и его спутнице приходилось в спешке прижиматься к каменным стенам, чтобы пропустить отряд воинов. Если кто-то не успевал уйти с дороги — женщина ли, старик или ребенок, то он был бы оттеснен и даже сбит с ног пехотинцами, идущими быстрым шагом.

Армия была везде. На каждом шагу на улице дежурили часовые.

Аша предложил горшки одному торговцу, занимавшемуся домашней утварью. Как и полагалось в хеттской стране, его жена стояла за ним, не промолвив ни слова.

— Хорошая работа, — похвалил торговец. — Сколько горшков ты изготовляешь в неделю?

— У меня небольшой запас гончарных изделий, сделанных в деревне. Теперь я хотел бы устроиться в столице.

— У тебя есть жилище?

— Нет еще.

— Я снимаю комнаты в нижнем городе, и могу обменять твой товар на месяц проживания. У тебя будет время, чтобы открыть свою мастерскую.

— Согласен, если вы добавите три куска олова.

— С тобой трудно вести дела!

— Я должен купить еду.

— Договорились.

Аша и его любовница поселились в маленьком, плохо проветриваемом, сыром домике с земляным полом.

— Мне больше нравилась моя ферма, — призналась крестьянка. — По крайней мере, там было тепло.

— Мы не останемся надолго в этом доме. Возьми кусок олова и купи постели и продуктов.

— А ты, куда пойдешь ты?

— Не волнуйся, я вернусь ночью.

Благодаря своему безупречному знанию хеттского языка Аша мог свободно разговаривать с торговцами, указавшими ему на одну известную таверну, находящуюся у подножия дозорной башни. Закопченное масляными светильниками заведение пользовалось успехом у торговцев и ремесленников.

Аша завязал разговор с двумя бородатыми и болтливыми мужчинами, продававшими детали для боевых колесниц. Столяры оставили изготовление мебели, чтобы заняться этой гораздо более прибыльной деятельностью.

— Какой замечательный город, — восхищался Аша. — Я и не представлял себе, что он такой величественный.

— Это твое первое посещение столицы, друг?

— Да, и я собираюсь открыть здесь мастерскую.

— Тогда работай на армию! В противном случае ты будешь мало есть и пить только воду.

— Мои собратья сказали, что готовится война…

Столяры рассмеялись.

— Ты последний, кто узнал об этом. В Хаттусе это ни для кого не секрет. С того момента, когда сын императора Урхи-Тешшуб назначен главнокомандующим, учения войск идут непрерывно. Ходят слухи, что при наступлении наша армия никого не пощадит… В этот раз Египту не устоять.

— Тем лучше.

— Все еще идут споры, по крайней мере, среди торговцев. Хаттусили, брат императора, не хотел этой войны, но в конце концов он дал себя убедить. Для нас война представляет выгоду и даже позволяет обогащаться! При настоящих темпах производства наша армия будет втрое превосходить Египет по количеству боевых колесниц. Их будет больше, чем людей, способных ими управлять!

Аша опустошил свою чашу, наполненную крепким вином и притворился пьяным.

— Да здравствует война! Хеттская империя поглотит Египет за один присест… А мы, мы устроим праздник!

— Тебе, однако, придется подождать, друг, так как император, кажется, не спешит развязывать войну.

— А… Но чего он ждет?

— Нам неизвестны секреты двора! Спроси у Кензора.

Оба столяра звучно рассмеялись над своей собственной шуткой.

— А кто такой Кензор?

— Воин, осуществляющий связь между главнокомандующим и императором… И очень отчаянный малый, можешь нам поверить. Когда он живет в Хаттусе, прелестные девушки пребывают в необычайном волнении. Он самый популярный воин в стране.

— Да здравствует война и да здравствуют женщины!

Разговор перешел на обсуждение женских чар и столичных борделей. Найдя Аша приятным собеседником, столяры заплатили за выпивку.

Аша каждый вечер посещал разные таверны. Он завязал множество знакомств, ведя легкомысленные разговоры и иногда упоминая имя Кензора.

Наконец, он получил ценную информацию: нужный ему человек вернулся в Хаттусу.

Расспросив этого воина, Аша мог бы выиграть время. Надо было найти его, изобрести способ заговорить и сделать предложение, от которого тот не сможет отказаться… Внезапно ему в голову пришла счастливая мысль.

Аша вернулся домой, принеся платье, плащ и сандалии.

Крестьянка была очарована.

— Это для меня?

— Разве в моей жизни есть другая женщина?

— Это должно дорого стоить!

— Я поторговался.

Она хотела тотчас же примерить одежду.

— Нет, не сейчас!

— А когда же?

— Во время одного особенного вечера, когда я смогу вдоволь любоваться тобой. Дай мне время все подготовить.

— Как хочешь.

Она бросилась ему на шею и пылко поцеловала его.

— Ты знаешь, что обнаженная ты также прелестна.

По мере продвижения царского корабля на юг, Сетау выглядел все лучше. Прижимая Лотос к себе, он вновь обозревал чудесные пейзажи Нубии, купавшиеся в столь чистом свете, что Нил походил на божественную реку необыкновенной синевы.

Своим топориком Сетау вытесал вилообразную палку, чтобы поймать несколько кобр, чей яд он собирался собрать в медную фляжку. С обнаженной грудью, едва прикрытая развевающейся от ветра набедренной повязкой, Лотос с наслаждением вдыхала благоуханный воздух своей родной земли.

Рамзес сам управлял кораблем. Опытный экипаж быстро и точно исполнял все его указания.

Во время еды кто-нибудь подменял правителя. В центральном помещении Рамзес, Сетау и Лотос обедали сушеной говядиной, острым салатом и сладкими корневищами папируса, смешанными с луком.

— Ты настоящий друг, Рамзес, — признался Сетау. — Взять нас с собой — значит преподнести нам чудесный подарок.

— Мне нужны твой опыт и умение Лотос.

— Хотя мы и были поглощены работой, наших ушей достигли неприятные слухи. Война действительно приближается?

— Боюсь, что да.

— Но не опасно ли покидать Пи-Рамзес в такое неспокойное время?

— Моя первоочередная задача — спасти Нефертари.

— Я смог помочь не больше, чем лекарь Парьямаху, — огорченно сказал Сетау.

— Нубия таит в себе чудесное спасительное средство, не так ли? — спросила Лотос.

— Если верить архивам Дома Жизни, то да. Камень, созданный богиней Хатор, находится в каком-то затерянном уголке земли.

— Где точно, Ваше Величество?

— Существует лишь очень неясное обозначение: «В сердце Нубии в бухте с золотым песком, где горы расходятся и соединяются».

— Бухта… значит, где-то около Нила!

— Нужно поторапливаться, — заметил Рамзес. — Благодаря мощи богини Сехмет и заботам жриц храма Дэр-Эль-Бахари, жизненная сила не полностью покинула тело Нефертари. Но действие сил тьмы рассеять не удалось. Вся наша надежда на этот камень.

Лотос вглядывалась вдаль.

— Этот край любит вас так же сильно, как вы любите его, Ваше Величество. Поговорите с ним, и он вам ответит.

Над царским кораблем пролетел пеликан. Не являлась ли чудесная птица с большими крыльями одним из воплощений бога Осириса, победившего смерть?

Глава 44

Кензор слишком много выпил.

Три дня отпуска в столице представляли собой прекрасную возможность забыть о суровости военной жизни и предаться наслаждению вином и женщинами. Высокого роста, усатый, с хриплым голосом, он презирал женщин, находя их пригодными только для получения удовольствия.

Когда вино затуманило его голову, Кензор испытал непреодолимое желание заняться любовью. В тот вечер, напившись крепких напитков, он желал сильных и незамедлительных ощущений. Выйдя из таверны, он, пошатываясь, направился в сторону одного борделя.

Кензор даже не ощущал укусов холода. Он надеялся, что какая-нибудь девственница будет в его распоряжении, и он хорошо повеселится.

Какой-то человек уважительно заговорил с ним.

— Могу я поговорить с вами?

— Ты, что тебе надо?

— Я хочу предложить вам одно чудо, — ответил Аша.

Кензор улыбнулся.

— Что ты продаешь?

— Молодую девственницу.

Взгляд Кензора загорелся.

— Сколько?

— Десять кусков олова высшего качества.

— Это дорого!

— Она того стоит.

— Я хочу ее немедленно.

— Она в вашем распоряжении.

— У меня с собой только пять кусков олова.

— Вы заплатите мне остальное завтра утром.

— Ты мне доверяешь?

— После этой, я смогу предложить вам и других.

— Ты — ценный человек… Пойдем же, я спешу.

Кензор был так возбужден, что стал торопить Аша, и оба мужчины пошли быстрым шагом.

На уснувших улочках нижнего города не было ни одной живой души.

Аша толкнул дверь своего жилища.

Красиво причесанная крестьянка была одета в купленные ей Аша одежды. Возбужденный Кензор оценивающе окинул ее взглядом.

— Скажи-ка, торговец… Не слишком ли она стара, чтобы быть девственницей?

Сильным ударом Аша отбросил Кензора к стене, полумертвый воин почти потерял сознание. Египтянин воспользовался моментом, чтобы забрать у него короткий меч и приставить острие к затылку Кензора.

— Кто… кто ты? — пробормотал хетт.

— Ты связной между армией и дворцом. Или ты ответишь на мои вопросы, или я тебя убью.

Кензор попытался вырваться, острие меча вонзилось в кожу, брызнула кровь. Чрезмерное количество выпитого вина лишило хетта сил, и он полностью был во власти нападавшего.

Испуганная крестьянка укрылась в углу комнаты.

— Когда произойдет нападение на Египет? — спросил Аша. — И почему хетты изготавливают столько колесниц?

Кензор поморщился. Этот человек уже располагал важными сведениями.

— Нападение… Военная тайна.

— Если ты будешь молчать, то унесешь эту тайну с собой в могилу.

— Ты не посмеешь…

— Ошибаешься, Кензор. Я, не колеблясь, убью тебя и уничтожу еще столько хеттов, сколько потребуется, чтобы узнать правду.

Острие меча вонзилось в тело воина, испустившего крик боли.

Крестьянка отвела взгляд.

— День нападения знает только император… Я не располагаю такими сведениями.

— Но тебе известна причина изготовления такого большого количества колесниц.

Боль жгла его затылок, вино опьяняло его ум. Кензор прошептал несколько слов себе под нос.

У Аша был довольно острый слух, чтобы услышать его слова, и ему не пришлось заставлять офицера повторять его ужасное заявление.

— Ты сошел с ума? — спросил у Кензора взбешенный Аша.

— Нет, это правда…

— Невозможно!

— Это правда.

Аша был ошеломлен. Он только что получил сведения первостепенной важности, способные изменить судьбу мира.

Точным и сильным движением египтянин вонзил острие меча в голову Кензора, упавшего мертвым.

— Отвернись, — приказал Аша крестьянке.

— Нет, оставь меня, уходи!

С мечом в руке он приблизился к своей любовнице.

— Мне жаль, моя красавица, но я не могу оставить тебя в живых.

— Я ничего не видела, ничего не слышала, клянусь тебе!

Она опустилась на колени.

— Не убивай меня, умоляю тебя! Я пригожусь тебе, чтобы покинуть город!

Аша засомневался. Крестьянка была права. Так как ворота столицы закрывались на ночь, ему надо было ждать рассвета, чтобы выехать из города в сопровождении своей жены. Она поможет ему пройти незамеченным, и он убьет ее за поворотом дороги.

Аша сел рядом с трупом. Не в силах заснуть, он думал только о том, чтобы как можно скорее достигнуть Египта и извлечь выгоду из своего открытия.

Нубийская зима после рассветной свежести была прекрасна. На берегу Рамзес заметил льва и львицу. Обезьяны, вскарабкавшиеся на верхушки пальм, приветствовали проход царского корабля своими пронзительными криками.

Во время одной остановки крестьяне преподнесли Фараону и его свите дикие бананы и молоко. По случаю импровизированного праздника Рамзес поговорил с вождем племени, старым давно поседевшим колдуном, за плечами которого были девяносто годов мирной жизни, проведенной в заботах о близких.

Когда старик хотел опуститься на колени, Рамзес помешал ему, взяв его под руку.

— Моя старость получила прекрасную награду… Боги позволяют мне увидеть Фараона! Не состоит ли мой долг в том, чтобы склониться перед ним и оказать ему почести?

— Это я должен уважать твою мудрость.

— Но я всего-навсего деревенский колдун!

— Тот, кто чтит Закон Маат в течение своей жизни, более достоин уважения, чем мнимый мудрец, лживый и несправедливый человек.

— Но разве вы не правитель Двух Земель и Нубии? А я управляю лишь несколькими семьями.

— Однако мне необходима твоя память.

Фараон и колдун сели под пальмой, служившим старику укрытием, когда жар солнца становился невыносимым.

— Моя память… Она наполнена синим небом, детскими играми, женскими улыбками, прыжками газелей и благоприятными паводками. Все это, Фараон, теперь зависит от вас! Без вас мои воспоминания перестанут существовать, а будущие поколения произведут на свет бездушные существа.

— Ты помнишь об одном святом месте, где богиня любви создала чудодейственный камень, место, затерянное в сердце Нубии?

Своей палкой колдун нарисовал на песке некое подобие карты.

— Отец моего отца принес в деревню такой камень. Прикасаясь к нему, женщины вновь обретали здоровье. К несчастью, кочевники унесли его.

— Откуда был привезен этот камень?

Палка указала на точное место в русле Нила.

— Из этого таинственного места, находящегося в провинции Куш.

— Что ты хочешь для своей деревни?

— Ничего другого, кроме того, чем она является. Но это не слишком чрезмерное требование? Защитите нас, Фараон, и сохраните Нубию невредимой.

— Твоими устами говорит сама Нубия, и я услышал ее голос.

Царский корабль покинул провинцию Уауат и проник на территорию провинции Куш, где благодаря вмешательству Сети и Рамзеса царил мир. Эти земли не подвергались набегам племен, постоянно готовых напасть, но страшащихся ответных действий воинов Фараона.

Здесь начинались дикие и необъятные земли, чье существование зависело уже только от Нила. На обоих берегах реки протянулись узкие полоски возделанной земли. Пальмы давали тень крестьянам.

Внезапно показались скалы.

У Рамзеса появилось ощущение, что Нил отторгает всякое присутствие человека, а природа сворачивается в огромном пространстве.

Опьяняющий запах цветущей магнолии смягчал это впечатление конца света.

Два скалистых выступа, стоящих почти параллельно друг другу, нависали над рекой, разделенные небольшой песчаной ложбинкой. У подножия песчаных скал цвели акации. «Бухта с золотым песком, там, где гора расходится и сходится»…

Как если бы он пробуждался после долгого сна, как если бы он вырвался из плена колдовства, слишком долго затемнявшего его взгляд, Рамзес, наконец, узнал заветное место. Почему он не подумал о нем раньше?

— Давайте причалим, — приказал он. — Это здесь, это может быть только здесь.

Обнаженная Лотос прыгнула в воду и поплыла к берегу, серебряные капельки воды блестели на ее теле. С ловкостью газели она подбежала к дремавшему в тени деревьев нубийцу. Она разбудила и расспросила его, снова побежала к горе, подобрала кусок скалы и возвратилась на корабль.

Рамзес, не отрываясь, смотрел на утес.

Абу-Симбел… Конечно, это был Абу-Симбел, союз силы и магии, место, где он решил построить храмы, земля богини Хатор, которой он пренебрег и забыл.

Сетау помог Лотос подняться на борт корабля. В правой руке она сжимала кусок песчаника.

— Вот он, волшебный камень богини. Но сегодня никто больше не может использовать его лечебную силу.

Глава 45

Тонкий луч света проник через узкое окно сырого и холодного дома.

Шум шагов воинского отряда разбудил крестьянку, подскочившую при виде трупа Кензора.

— Он здесь… Он все еще здесь!

— Оправься от страшного сна, — посоветовал Аша, — этот воин не даст показаний против нас.

— Но я, я ничего не сделала!

— Ты моя жена. Если меня схватят, то казнят нас обоих.

Крестьянка набросилась на Аша и застучала сжатыми кулаками в его грудь.

— Сегодня ночью, — сказал он, — я размышлял.

Она остановилась, обезумевшая от страха. В холодном взгляде своего любовника она увидела свою смерть.

— Нет, ты не имеешь права…

— Я размышлял, — повторил он. — Или я немедленно убью тебя, или ты мне поможешь.

— Помочь тебе… но каким образом?

— Я египтянин.

Хеттская женщина так посмотрела на Аша, как если бы он был существом, пришедшим из другого мира.

— Я египтянин и должен вернуться на родину как можно быстрее. Если меня задержат, я хочу, чтобы ты перешла границу и предупредила того, на кого я работаю.

— Зачем мне подвергаться такому риску?

— В обмен на благосостояние. С помощью таблички, которую я тебе передам, ты получишь дом в городе, служанку и пожизненное обеспечение. Мой хозяин будет щедр к тебе.

Даже в самых бездумных мечтах крестьянка не осмеливалась грезить о таком богатстве.

— Согласна.

— Мы выйдем через разные городские ворота, — потребовал Аша.

— А если ты прибудешь в Египет раньше меня? — Встревожилась она.

— Выполни свою задачу и ни о чем другом не волнуйся.

Аша составил короткое послание на иератике — упрощенной форме иероглифического письма — и отдал тонкую деревянную табличку своей любовнице.

Когда он поцеловал крестьянку, у нее не хватило мужества оттолкнуть его.

— Мы снова увидимся в Пи-Рамзесе, — пообещал он.

Когда Аша достиг окраин нижнего города, он попал в толпу торговцев, пытавшихся, как он сам, выехать из столицы.

Повсюду дежурили настороженные воины.

Было невозможно повернуть назад из-за отряда лучников, разделяющих жителей на мелкие группки и подвергающих всех обыску.

Все испытывали неудобства, толкались, ослы и муллы отказывались идти. Но это оживленное движение не смягчало грубости часовых, охранявших ворота.

— Что происходит? — спросил Аша у одного торговца.

— Запрещено въезжать в город и трудно из него выехать… разыскивают исчезнувшего воина.

— А мы тут при чем?

— Хеттский воин не может просто исчезнуть. Кто-то напал на него, возможно, даже убил… Несомненно дворцовые распри. Теперь ищут виновного.

— Есть какие-нибудь подозрения?

— Конечно, это какой-нибудь другой военный… Еще одно последствие ссоры между сыном и братом императора. Один из них в конце концов уничтожит другого.

— Часовые обыскивают всех…

— Они хотят удостовериться, что убийца — вооруженный воин — не попытается выехать из города, переодевшись в торговца.

Аша вздохнул с облегчением.

Обыск производился медленно и тщательно. Мужчину тридцати лет сбили с ног. Его друзья вступились за него, утверждая, что он продавец ткани и никогда не имел отношения к армии. Торговца отпустили.

Пришла очередь Аша.

Военный с угловатым лицом положил ему руку на плечо.

— А ты кто такой?

— Я гончар.

— Почему ты уезжаешь из столицы?

— Я возвращаюсь на свою ферму, чтобы привезти новый товар.

Воин убедился, что у ремесленника не было при себе оружия.

— Я могу ехать?

Военный сделал презрительный жест.

В нескольких метрах от Аша находились ворота хеттской столицы, означавшие свободу, дорогу в Египет…

— Минутку, — прозвучал голос человека, стоявшего слева от Аша.

Это был мужчина среднего роста с бегающими глазами. Его лисье лицо украшала маленькая остроконечная бородка. Он был одет в платье из красной шерсти в черную полоску.

— Арестуйте этого человека, — приказал он часовым.

Военный высокомерно посмотрел на него.

— Здесь приказываю я.

— Меня зовут Райя, — сказал человек с бородкой, — я принадлежу к дворцовой страже.

— Какую провинность совершил этот торговец?

— Он не хетт и не горшечник. Он египтянин, его зовут Аша, и он занимает высокое положение при дворе Рамзеса.

Благодаря быстроте и силе течения, а также форме своего корабля Рамзес за два дня преодолел триста километров, разделявшие Абу-Симбел и Элефантину — самый южный египетский город. Потребовалось еще два дня, чтобы достичь Фив. Моряки проявили столь необыкновенное умение и сноровку, как если бы знали о серьезности положения. Во время путешествия Сетау и Лотос не прекращали проводить опыты с образцами камня богини — песчаника, уникального по своему составу. Приближаясь к пристани Карнак, они не скрывали разочарования.

— Я не понимаю реакции этого камня, — признался Сетау, — его свойства необыкновенны, он не поддается действию кислот, принимает поразительную окраску и кажется наделенным какой-то энергией, которую мне не удается определить. Как вылечить царицу, если нам неизвестна формула применения этого средства и его точная доза?

Приезд Фараона удивил служащих храма и нарушил привычный порядок дня. В спешке Рамзес направился в главную лабораторию Карнака, где сопровождавшие его Сетау и Лотос показали аптекарям результаты их собственных опытов.

Исследовательская работа под руководством царя началась. Благодаря научной библиотеке, описывающей минералы Нубии, аптекарям удалось составить список веществ, пригодных для проведения опытов с камнем богини Абу-Симбел. Действие камня должно было изгнать демонов, портивших кровь человека и приводящих к смерти от истощения.

Оставалось выбрать нужные вещества и установить количество ингредиентов. Чтобы достичь этого, потребуется несколько месяцев. Удрученный аптекарь не скрывал замешательства.

— Разложите вещества на каменном столе и оставьте меня одного, — приказал Рамзес.

Царь сосредоточился и взял в руки прутик — искатель подземных ключей, с помощью которого он вместе с отцом находил воду в пустыне. Рамзес провел прутиком над каждым веществом, и когда он поворачивался в его руках, указывая ему на одно из них, царь отделял этот компонент. Он еще раз повторил опыт с помощью прутика и тем же способом определил количество вещества.

Клей акации и аниса, экстракты разрезанных плодов смоковницы и горькой тыквы, медь и частички камня богини были составляющими формулы.

Искусно накрашенная Нефертари радостно улыбнулась. Когда Рамзес зашел к ней, она читала знаменитый роман Синухта, переписанный красивым почерком. Она свернула папирус, встала и бросилась к царю. Их объятие было долгим и страстным, сопровождаемое пением удодов и соловьев, аромат ладановых деревьев опьянял их.

— Я нашел камень богини, — сказал Рамзес, — а в лаборатории Карнака приготовили снадобье.

— Оно будет действенным?

— Я использовал прутик-искатель подземных ключей моего отца, чтобы восстановить забытую формулу.

— Опиши мне землю нубийской богини.

— Бухта с золотым песком, два сросшихся утеса… Забытый мною Абу-Симбел. Абу-Симбел, где я решил увековечить нашу любовь.

Тепло сильного тела Рамзеса возвращало Нефертари жизнь, понемногу покидающую ее.

— Старший мастер и бригада скульпторов выезжает сегодня в Абу-Симбел, — продолжил царь.

— Эти утесы превратятся в два храма, вечно неразлучных, как ты и я.

— Увижу ли я это чудо?

— Да, увидишь!

— Да исполнится воля Фараона.

— Если бы все было иначе, был бы я достоин царствовать?

Рамзес и Нефертари пересекли Нил в направлении Карнака. Они вместе исполнили обряды в святилище бога Амона, затем царица предалась размышлениям в часовне богини Сехмет, чья каменная улыбка показалась ей успокаивающей.

Рамзес собственноручно дал Великой Супруге Фараона кубок со снадобьем, способным победить колдовской недуг.

Микстура была теплой и сладкой.

Охваченная приступом головокружения, Нефертари легла и закрыла глаза. Рамзес не отошел от ее постели, борясь вместе с ней во время нескончаемо долгой ночи, пока камень богини пытался отогнать демона, пившего кровь царицы.

Глава 46

Расстроенный, очень бледный, с трудом выговаривающий слова, Амени запутывался в объяснениях.

— Успокойся, — посоветовала царица-мать Туйя.

— Война, Ваше Величество, это — война!

— Мы не получили никакого официального документа.

— Военачальники волнуются, воины крайне возбуждены, со всех сторон поступают противоречивые приказы.

— Какова причина такого беспорядка?

— Я не знаю, Ваше Величество, но мне не удается контролировать ситуацию… Военные меня больше не слушаются!

Туйя пригласила во дворец главного жреца обрядов и двух цирюльников. Чтобы подчеркнуть священный характер действий царицы, они украсили ее голову париком, похожим на шкуру дикого животного. Крылья прически наискось спускались от середины лба к плечам. Так как самка дикого зверя являлась символом материнства, Туйя таким образом представляла собой покровительницу Двух Земель.

На ее запястьях и щиколотках блестели золотые браслеты, на шее — колье из полудрагоценных камней в семь рядов. В своем длинном платье из плиссированного льна, перетянутом широким поясом, она являлась воплощением Высшей Власти.

— Проводи меня в северную казарму, — попросила она Амени.

— Не ходите туда, Ваше Величество! Подождите, пока утихнут волнения.

— Зло и беспорядок никогда не исчезнут сами по себе. Поспешим.

Пи-Рамзес был весь во власти слухов и споров. Некоторые утверждали, что хетты приближаются к Дельте, другие уже описывали бои, нашлись и такие, кто собирался бежать на юг.

Дверь северной казармы больше не охранялась. Колесница, доставившая Амени и царицу-мать, въехала в большой двор, где отсутствовала всякая дисциплина.

Лошади остановились посередине широкого двора.

Один из военачальников увидел царицу-мать, предупредил других военных, а те, в свою очередь, построили воинов. Через десять минут сотня мужчин собрались, чтобы послушать речь Туйи.

Туйя, маленькая и хрупкая, стояла среди вооруженных великанов, способных затоптать ее за несколько секунд… Амени содрогался от страха, расценивая как самоубийство вмешательство царицы-матери. Ей надо было оставаться во дворце под охраной стражников. Может быть, убедительные слова немного успокоят волнения, при условии, что Туйя поведет себя, как дипломат.

Наступила тишина.

Царица-мать с презрением огляделась вокруг.

— Я вижу только трусов и слабых воинов, — заявила она резким тоном, прозвучавшим в ушах Амени, как раскат грома. — Трусов и глупцов, совершенно не готовых защитить свою страну, доверяющих каким-то слухам.

Амени закрыл глаза. Ни Туйя, ни он сам не смогут избежать ярости воинов.

— Почему вы нас оскорбляете, Ваше Величество? — спросил один воин.

— Разве сказать правду означает оскорбить? Ваше поведение смешно и презрительно, и военачальники достойны еще большего порицания, чем простые воины. Кто решит о нашем вступлении в войну против хеттов, если не Фараон или я сама в случае его отсутствия?

Воцарилась глубокая тишина. Ведь то, что скажет царица-мать, не будет слухом и наметит путь всего народа.

— Я не получила никакого объявления войны от хеттского императора, — заявила она.

Радостные крики раздались после ее слов. Туйя никогда не лгала. Воины поздравляли друг друга.

Царица-мать неподвижно стояла в своей колеснице. Все присутствующие поняли, что ее речь не закончена. Снова воцарилась тишина.

— Я не могу утверждать, что мир будет долгим, и я даже убеждена, что хетты преследуют только одну цель — безжалостное нападение. Его исход будет зависеть от ваших усилий. Когда Рамзес возвратится в столицу, а это скоро произойдет, я хочу, чтобы он гордился своей армией и верил в ее способность победить врага.

Воины с шумным одобрением приветствовали речь царицы-матери.

Амени открыл глаза, также покоренный той силой убеждения, с которой говорила вдова Фараона Сети.

Колесница тронулась с места, воины расступились, выкрикивая имя Туйи.

— Мы возвращаемся во дворец, Ваше Величество?

— Нет, Амени. Я думаю, что рабочие мастерских также прекратили работать.

Личный писец Фараона опустил глаза.

Под влиянием Туйи оружейные мастерские Пи-Рамзеса снова принялись за дело. Вскоре они заработали на полную мощность, изготавливая копья, луки, острия стрел, мечи, панцири, конскую сбрую и детали для колесниц. Никто больше не сомневался в неотвратимости войны, но появилась новая цель: обеспечить свою армию лучшим оружием, чем у хеттов.

Царица-мать посетила казармы и общалась, как с военачальниками, так и с простыми воинами. Она не забыла отправиться в мастерскую, где из деталей собирали колесницы, и поздравила ремесленников с хорошей работой.

Столица забыла о страхе, ею овладела страсть победы.

Как же изящна была эта элегантная рука с длинными, почти нереальными пальцами, которые Рамзес один за другим целовал. Он сжимал ее пальцы в своей руке, чтобы никогда их не выпускать.

Он был частью тела Нефертари. Боги, возложившие на плечи Рамзеса столь тяжелый груз, также подарили ему самую прекрасную женщину.

— Как ты себя чувствуешь сегодня утром?

— Лучше, гораздо лучше… Кровь снова течет в моих венах.

— Ты хочешь прогуляться за городом?

— Я об этом мечтаю.

Рамзес выбрал двух старых, очень спокойных лошадей и сам впряг их в колесницу. Они ехали медленным шагом по дорогам Оксидента вдоль оросительных каналов.

Нефертари смотрела на крепкие пальмы и возрождающуюся землю полей. Общаясь с силами земли, она усилием воли прогнала остатки ослаблявшего ее недуга. Когда она сошла с колесницы и пошла по берегу Нила, ветер играл ее волосами. Рамзес понял, что камень богини спас Великую Супругу Фараона и что она увидит два храма Абу-Симбел, построенные, чтобы восхвалять их вечную любовь.

Белокурая Лита уныло улыбнулась Долент, сестре Рамзеса, снявшей компресс, пропитанный медом, редькой, сушеной акацией и толченой горькой тыквой. Следы ожога почти исчезли.

— Я так страдала, — пожаловалась наследница Эхнатона.

— Твои раны заживают.

— Не лги, Долент… Они никогда не исчезнут.

— Ты ошибаешься, наше лечение тебе помогает.

— Попроси Офира прекратить эти опыты… Я больше не могу!

— Благодаря приносимой тобой жертве, нам удастся победить Нефертари и Рамзеса. Еще чуть-чуть мужества и твои мучения закончатся.

Лита отказалась от попыток убедить сестру Рамзеса, такую же фанатичную, как и ливийский маг. Несмотря на внешнюю любезность, Долент жила только ради мести. Ненависть подавила в ней все остальные чувства.

— Я пойду до конца, — пообещала юная ясновидящая.

— Я была уверена в этом! Отдохни перед тем, как Офир поведет тебя в лабораторию. Нани принесет тебе поесть.

Нани, единственная служанка, которой разрешалось входить в комнату Литы, была ее последней надеждой. Когда Нани принесла миску с пюре из фиг и кусочки жареного мяса, ясновидящая схватила ее за платье.

— Помоги мне, Нани!

— Что ты хочешь?

— Уйти отсюда, убежать?

Служанка надула губы.

— Это опасно.

— Открой дверь, выходящую на улицу.

— Я рискую потерять место.

— Помоги мне, умоляю тебя!

— Сколько ты мне заплатишь?

Лита солгала.

— У моих посланников есть золото… Я буду щедра.

— Офир злопамятен.

— Сторонники Атона защитят нас, тебя и меня.

— Я хочу иметь дом и стадо молодых коров.

— Ты их получишь.

Жадная девица уже получила хорошее вознаграждение, когда раздобыла магу шаль Нефертари. Но то, что ей обещала Лита, превосходило все ее ожидания.

— Когда ты хочешь бежать?

— С наступлением ночи.

— Я попробую.

— У тебя должно получиться! Ты получишь свое вознаграждение только при этом условии, Нани.

— Я действительно очень сильно рискую… Я также хочу двадцать рулонов материи самого лучшего качества.

— Даю тебе слово.

С самого утра Литу преследовало видение: необыкновенно красивая женщина, улыбающаяся и радостная шла вдоль берега Нила и протягивала руку высокому и сильному мужчине.

Ясновидящая знала, что колдовство Офира не удалось и что ливиец напрасно мучил ее.

Серраманна и его люди обыскивали квартал, расположенный за зданием школы медицины и без устали расспрашивали жителей. Воин рассказывал им, как выглядит Нани и угрожал ужасными наказаниями, если они вздумают солгать ему. Эта предосторожность была излишней, один вид гиганта вызывал обильные признания, к сожалению, не представлявшие интереса.

Но бывший пират был упрям и внутренний голос подсказывал ему, что жертва близко. Когда к нему привели бродячего продавца, торговавшего маленькими круглыми хлебцами, Серраманна ощутил, как сердце екнуло у него в груди. Это был верный признак решающего момента.

В который раз воин рассказал, как выглядит Нани.

— Ты знаешь эту девчонку?

— Я видел ее в этом квартале… Это служанка. Она приехала сюда не так давно.

— В каком доме она работает?

— В одном из самых больших домов, около старых колодцев.

Сотня воинов вскоре окружила подозрительные дома, никто не мог ускользнуть из капкана.

Колдун, виновный в попытке убийства царицы Египта, не ускользнет из рук Серраманна.

Глава 47

Солнце клонилось к горизонту.

У Литы оставалось совсем немного времени на побег перед тем, как колдун Офир закроет ее в своей лаборатории. Почему же так задерживается Нани?

Лицо красивой и сияющей от счастья женщины продолжало неотступно преследовать ясновидящую… Лицо царицы Египта. Лита чувствовала себя в долгу перед ней, и она должна отдать этот долг до того, как снова обретет свободу.

Молодая белокурая женщина бесшумно ходила по затихшему дому. Офир по своему обыкновению изучал колдовские книги, а уставшая Долент спала.

Лита подняла крышку деревянного сундука, где хранился последний лоскут шали Нефертари. Через два или три сеанса он превратится в пепел. Лита попыталась разорвать его, но волокна были слишком крепкие, и ей не хватало сил.

Из кухни донесся какой-то шум.

Лита спрятала кусок ткани в рукав своего платья, шаль царицы жгла ей руку.

— Это ты, Нани?

— Ты готова?

— Я иду… Подожди минутку.

— Поторопись.

Лита положила остаток шали на горящую масляную лампу.

Послышалось слабое потрескивание. Затем показался последний клуб черного дыма, положивший конец колдовству, предназначенному для разрушения магической защитной силы царской четы.

— Как это красиво, как это чудесно!

Лита подняла руки к небу, моля бога Атона дать ей новую жизнь.

— Идем, — потребовала Нани. Она украла все медные пластины, которые смогла найти в доме.

Обе женщины побежали к двери черного хода на маленькую улочку.

Нани налетела на Офира, стоящего неподвижно со скрещенными на груди руками.

— Куда ты идешь?

Нани попятилась назад. Испуганная Лита стояла за ней.

— Лита… Что ты делаешь?

— Она… она больна, — ответила Нани.

— Вы пытаетесь убежать?

— Это все Лита, она заставила меня…

— Что она тебе рассказала?

— Ничего, абсолютно ничего!

— Ты лжешь, малышка.

Пальцы Офира обхватили шею служанки, сжали ее так сильно, что ей не стало хватать воздуха. Нани безуспешно пыталась освободиться, но не могла разжать их. Ее глаза вылезли из орбит, она умерла от удушья и упала перед колдуном, оттолкнувшим труп ногой.

— Лита… Что происходит, дитя мое?

Офир заметил остатки сгоревшей материи около масляной лампы.

— Лита! Какое безумие ты совершила?

Колдун схватил нож для разделки мяса.

— Ты посмела уничтожить шаль Нефертари, ты посмела погубить нашу работу!

Молодая женщина попыталась бежать. Она налетела на масляную лампу и потеряла равновесие. Быстрый, как хищная птица, колдун обрушился на нее и схватил за волосы.

— Ты предала меня, Лита, я больше не могу доверять тебе. Завтра ты снова предашь меня.

— Вы чудовище!

— Как жаль… Ты была превосходным медиумом.

Стоя перед ним на коленях, Лита молилась.

— Атон создает жизнь и отгоняет смерть, он…

— Мне наплевать на Атона, маленькая идиотка. Из-за тебя мой план провалился.

Одним уверенным движением Офир перерезал Лите горло.

Долент ворвалась в комнату. Ее волосы были в беспорядке, а лицо было искажено от ужаса.

— На улице воины… Ах, Лита! Лита…

— Она сошла с ума и напала на меня с ножом, — объяснил Офир. — Я был вынужден защищаться и убил ее против своей воли. Ты говоришь, воины?

— Я увидела их из окна моей комнаты.

— Нам необходимо покинуть дом.

Офир потащил Долент к люку, закрытому циновкой. Он выходил в коридор, ведущий в складское помещение. Отныне ни Лита, ни Нани не проболтаются.

— Остался всего один дом, — сказал стражник Серраманна. — Мы постучали в дверь, но никто не отвечает.

— Надо взломать дверь.

— Это противозаконно!

— Это чрезвычайный случай.

— Надо бы предупредить владельца и получить разрешение.

— Я сам и есть разрешение!

— Мне нужен оправдательный документ, я не хочу иметь неприятности.

Серраманна потерял почти целый час, улаживая все сообразно с общепринятыми порядками Мемфиса. Наконец, четверо крепких мужчин сломали засовы и открыли ворота дома.

Серраманна первый проник внутрь. Он обнаружил труп молодой белокурой женщины, затем убитую служанку Нани.

— Настоящая бойня, — пробормотал потрясенный стражник.

— Два хладнокровно совершенные убийства, — заметил Серраманна. — Обыщите все.

Осмотр лаборатории доказал, что это, действительно, было логово колдуна. И хотя было уже слишком поздно, одна важная находка успокоила Серраманна: остатки сожженной ткани — несомненно шали царицы.

Рамзес и Нефертари въехали в столицу, где работы были в полном разгаре. Атмосфера столицы была несколько напряженной, изготовление оружия и колесниц стало жизненной целью большой части населения. Предназначенный для удовольствий и мирной жизни город превратился в большой военный лагерь.

Царская чета тут же отправилась к Туйе, изучавшей донесение из плавильни.

— Хетты проявляли какую-нибудь враждебность?

— Нет, сын мой, но я уверена, что это затишье не предвещает ничего хорошего. Нефертари… Ты выздоровела?

— Этот недуг теперь не более чем плохое воспоминание.

— Эта работа меня измучила… У меня больше нет сил управлять этой большой страной. Поговорите с придворными и армией, им необходимо поднять боевой дух.

Рамзес долго разговаривал с Амени, затем принял Серраманна, вернувшегося из Мемфиса. То, что он узнал, казалось, окончательно уничтожило колдовскую угрозу, из-за которой жизнь царской четы подверглась опасности. Царь, однако, приказал Серраманна продолжать расследование и установить имя настоящего владельца зловещего дома. А кто же была та белокурая женщина, которой жестоко перерезали горло? У Фараона были и другие заботы. На его рабочем столе накопились тревожные донесения, поступившие из Ханаана и Амурру. Командующие египетских крепостей не сообщали о серьезных происшествиях, но писали об упорных слухах по поводу усиленных тренировок хеттской армии.

К сожалению, от Аша ничего не поступило, даже самого короткого донесения, которое помогло бы Рамзесу разобраться в сложившейся ситуации. Исход войны будет зависеть от места нападения хеттов. Не располагая точной информацией, Фараон колебался: усиливать оборонительные укрепления или определять тактику нападения. В последнем случае брать инициативу в свои руки надлежало ему. Но следовало ли ему прислушиваться к своим ощущениям и подвергать всех такому риску?

Присутствие царской четы придало уверенности и сил армии, от военачальника до простого воина. Поскольку Рамзес уничтожил невидимого врага, разве он не одержит победу над хеттскими варварами? При виде нового вооружения военные осознавали свою реальную мощь и уже меньше опасались прямого столкновения с противником. В присутствии особого отряда колесниц Рамзес лично проверил многие боевые экипажи, легкие, маневренные и быстроходные. Благодаря искусству столяров многие технические неполадки были устранены, качество колесниц улучшилось. Защитное оружие, такое как щиты и кирасы также являлись объектами внимания правителя, так как они спасут немало жизней.

Вновь принявшись за свои многочисленные обязанности, царица успокоила двор. Те, кто уже похоронили Нефертари, не замедлили поздравить ее за мужество и уверить, что сопротивление такому трудному испытанию — это залог долгой жизни.

Великая Супруга Фараона с безразличием относилась к сплетням. Она руководила ускоренным изготовлением одежды для воинов. В своей работе она опиралась на доклады и помощь Амени.

Шенар поздоровался с царем.

— Ты потолстел, — заметил Рамзес.

— Это произошло из-за недостатка движения, — возразил он. — Меня не покидает тревога. Эти слухи о войне, эти военные повсюду… Разве это Египет?

— Хетты больше не будут откладывать нападение, Шенар.

— Ты, вероятно, прав, но моя служба не обладает никакой точной информацией, поддерживающей эти опасения. Ты продолжаешь получать любезные послания от Муваттали?

— Они лживы.

— Если нам удастся сохранить мир, тысячи жизней будут спасены.

— Ты думаешь, что это не самое сильное мое желание.

— Не являются ли сдержанность и осторожность лучшими советниками?

— Ты советуешь бездействовать, Шенар?

— Конечно же нет, но я боюсь опасных действий со стороны какого-нибудь военачальника, жаждущего славы.

— Успокойся, брат мой, я держу мою армию под контролем, никакое происшествие такого рода не может произойти.

— Я рад слышать это от тебя.

— Ты доволен работой Меба, твоего нового помощника?

— Он так рад снова получить теплое местечко, что ведет себя, как прилежный и старательный новичок. Я не жалею, что оторвал его от безделья, ведь иногда надо дать шанс хорошему работнику. Не является ли щедрость самой лучшей добродетелью?

Глава 48

Шенар уединился с Меба в своем кабинете. Его верный помощник позаботился принести папирусы, чтобы придать их разговору вид обычной работы.

— Я видел царя, — объявил Шенар, — он еще колеблется, какие предпринять действия из-за отсутствия проверенной информации.

— Прекрасно, — расценил Меба.

Шенар не мог признаться своему сообщнику, что молчание Аша удивляло его. Почему молодой дипломат не отчитывался ему в своих действиях, необходимых, чтобы ускорить поражение Рамзеса? С ним несомненно произошло какое-то несчастье. Из-за этого тревожного молчания Шенар тоже не мог правильно ориентироваться.

— Как наши дела, Меба?

— Наша шпионская сеть получила приказ не предпринимать никаких действий и затаиться. Иначе говоря, решающий момент близко. Что бы ни предпринял Фараон, у него нет никаких шансов на победу.

— Откуда такая уверенность?

— Мощь хеттов достигла наивысшего предела, я в этом уверен. Каждый час приближает вас к Высшей Власти. Не стоит ли использовать это время, чтобы расширить круг ваших друзей в различных ведомствах?

— Этот проклятый Амени следит за всем… Необходима осторожность.

— Вы могли бы найти… какое-нибудь решение?

— Слишком рано, Меба. Ярость моего брата будет ужасна.

— Не забывайте мой совет: недели быстро пробегут, а вам надо быть готовым царствовать, находясь в согласии с нашими хеттскими друзьями.

— Я так давно жду этого момента. Будь спокоен, я буду готов.

Растерянная Долент следовала за магом Офиром. Страшная смерть белокурой Литы, стража порядка, это поспешное бегство… Она потеряла способность рассуждать, не знала, куда идти. Когда Офир предложил ей назваться его женой и продолжать борьбу за восстановление религии бога Атона, единственного бога, Долент с энтузиазмом согласилась.

Чета пробралась через порт Мемфиса, охраняемый стражей порядка, и купила осла. Одетые, как крестьяне, побрившийся Офир и сестра Рамзеса пошли по направлению к югу. Шпион знал, что их будут искать к северу от Мемфиса в сторону границы. У них было мало шансов ускользнуть от застав, установленных на дорогах, и от речной стражи. Чтобы скрыться, им необходимо было делать непредсказуемые шаги.

Не стоило ли попросить убежища у ревностных последователей Эхнатона, правителя-еретика? Большая часть сторонников этой религии жила в Среднем Египте около столицы, в городе Солнца, [13] обреченном на запустение. Офир не жалел, что сыграл комедию, оказавшуюся теперь очень полезной. Заставляя Долент верить, что смыслом его жизни была любовь к единому богу, Офир сохранял безоговорочного союзника. Кроме того, с ее помощью он укроется среди сторонников бога Атона и сможет оставаться там до того момента, когда хетты завоюют Египет.

К счастью, Офир успел получить до побега главное донесение, переданное им Меба: план, принятый Муваттали, уже действовал. Оставалось только ждать начала войны.

После объявления о гибели Рамзеса Шенар устранит Нефертари и Туйю, затем взойдет на трон, чтобы достойно встретить хеттов. Шенар не знал, что Муваттали не привык разделять власть. Старший брат Рамзеса будет лишь эфемерным фараоном, и земли Верхнего и Нижнего Египта станут хеттскими хранилищами зерна.

Успокоенный Офир наслаждался тихой красотой египетской деревни.

Соответственно должности и положению Аша, его не поместили в одну из темных сырых темниц нижнего города, где средняя продолжительность жизни не превышала одного года. Он был заключен в тюрьму из обтесанного камня в верхнем городе, отведенную для именитых пленников. Еда была груба, а постель жестка, но молодой дипломат привык ко всему и поддерживал свою физическую форму благодаря множеству упражнений.

С момента ареста он ни разу не подвергался допросу. Его заключение могло окончиться неожиданной казнью.

Наконец дверь его камеры открылась.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Райя.

— Лучше, чем когда бы то ни было.

— Боги не были благосклонны к вам, ведь если бы я не вмешался, вам бы удалось бежать.

— Я не хотел бежать.

— Трудно отрицать факты!

— Внешность порой обманчива.

— Но ведь вы действительно Аша, друг детства Рамзеса! Я видел вас в Мемфисе и Пи-Рамзесе и даже продавал редкие вазы вашей семье. Фараон дал вам крайне опасное поручение — проникнуть на территорию хеттов в поисках достоверной информации. И вот вы здесь.

— Вы ошибаетесь в главном. Рамзес действительно поручил эту работу, но я служу другому хозяину. Именно ему, а не Фараону, я послал настоящие результаты моих расследований.

— О ком вы говорите?

— О старшем брате Рамзеса Шенаре, будущем фараоне Египта.

Райя почесал бороду, рискуя нарушить безупречный порядок волос, искусно подстриженных цирюльником. Таким образом, Аша является сторонником хеттов… Нет, одна важная деталь требовала подтверждения.

— В таком случае зачем вы переоделись в горшечника?

Молодой дипломат улыбнулся.

— Будто вы не знаете!

— Объясните мне все же.

— Муваттали, конечно, царствует, но на чью поддержку он опирается и какова действительная сила его власти? Его сын и брат сражаются друг с другом или битва за наследование престола уже закончена?

— Замолчите!

— Вот основные вопросы, на которые я должен ответить… Вы теперь понимаете причину моей анонимности. Кстати… Не могли бы вы на них ответить?

Испуганный Райя захлопнул дверь темницы.

Аша, возможно, был не прав, провоцируя сирийца, но, открывая свой секрет, он надеялся спасти свою жизнь.

В нарядной одежде император Муваттали вышел из своего дворца, сопровождаемый охраной, прятавшей его от взглядов прохожих и укрывавшей от возможного нападения лучника, притаившегося на крыше какого-нибудь здания. Благодаря объявлениям глашатаев все знали, что правитель Хеттской империи должен был отправиться в большой храм нижнего города, чтобы молить бога грозы о милости.

Не существовало более торжественного способа ввести Хеттскую империю в состояние войны и собрать все силы на окончательную победу.

Из темницы Аша слышал крики, приветствующие появление императора. Он также понял, что окончательное решение принято.

Все множество хеттских божеств находилось во власти бога грозы. Жрецы вымыли статуи, чтобы избежать гнева небес. Больше ни один хетт не должен был высказывать сомнения или недовольства, пришло время действовать.

Жрица Путухепа произнесла слова, превращающие богинь плодородия в опасных воительниц. Затем она воткнула в тушу свиньи семь железных, бронзовых и медных гвоздей, чтобы заставить будущее подчиниться воле императора.

Во время чтения молитв взгляд Муваттали остановился на сыне Урхи-Тешшубе, одетом в панцирь, со шлемом на голове, обезумевшего от радости при мысли о вступлении в войну. Хаттусили оставался холодным и непроницаемым.

Эти двое мало-помалу уничтожили своих соперников и составляли с Путухепой маленькую группу людей, приближенных к императору. Но Урхи-Тешшуб ненавидел Хаттусили и Путухепу, отвечавших ему тем же.

Война с Египтом позволит разрешить Муваттали внутренние конфликты, расширить территорию и утвердить свою власть на Востоке и в Азии, а затем продолжить завоевания. Не пользовался ли он в самом деле божественной милостью?

Когда церемония закончилась, император пригласил военачальников на прием, начавшийся выносом четырех различных блюд. Дворцовый виночерпий поставил первое на царский трон, второе — возле очага, третье — на стол почестей, четвертое — у порога зала. Потом приглашенные начали так объедаться и напиваться, словно они ели в последний раз.

Когда Муваттали встал, смех и разговоры смолкли. Даже самые опьяневшие постарались принять достойный вид.

Одно событие, одна единственная деталь еще могла отдалить начало войны.

Император и его свита выехали из столицы через ворота Сфинксов в верхнем городе. Они направились к скалистому холму. Муваттали, Урхи-Тешшуб и Путухепа вскарабкались на его вершину.

Они застыли неподвижно, устремив глаза к облакам.

— Вот они! — воскликнул Урхи-Тешшуб.

Сын императора натянул тетиву лука и прицелился в одну из хищных птиц, летевших над ними. Метко пущенная стрела пронзила ей горло.

Воин принес птицу главнокомандующему. Урхи-Тешшуб вспорол ей ножом живот и вынул руками теплые внутренности.

— Посмотри на них, — приказал Муваттали Путухепе, — и скажи, благосклонна ли к нам судьба.

Морщась от неприятного запаха, жрица все же выполнила свою работу, разглядывая расположения внутренностей хищника.

— Благосклонна.

Военный клич заставил вздрогнуть горы Анатолии.

Глава 49

Большой совет Фараона, на котором присутствовали многие придворные, начался тревожно. Сановники сидели с кислыми лицами, высшие чиновники жаловались на отсутствие четких указаний, авгуры предсказывали военную катастрофу. Барьер, образуемый Амени и его службой, больше не мог защитить Рамзеса. Все ждали объяснений.

Когда Рамзес сел на трон, зал для аудиенций был переполнен. Он попросил старшего сановника задавать полученные им вопросы, чтобы в зале не было беспорядка и тысячелетнее достоинство фараоновского правления было сохранено. Варвары спорили, кричали и перебивали друг друга. В противоположность им при египетском дворе слово брали по очереди и слушали выступающих.

— Ваше Величество, — объявил старший сановник, — страна встревожена и хочет знать, действительно ли нам угрожает война с хеттами.

— Да, угрожает, — ответил Рамзес.

За этим коротким и ужасающим заявлением последовало длительное молчание.

— Она неизбежна?

— Неизбежна.

— Наша армия готова сражаться?

— Ремесленники работали с рвением и не ослабляют своих усилий. Нам бы не помешали еще несколько месяцев, но их у нас нет.

— По какой причине, Ваше Величество?

— Наша армия в самом ближайшем будущем отправляется на север. Сражение произойдет вдали от Египта. Так как Ханаан и Амурру усмирены, мы пересечем их, не подвергаясь никакой опасности.

— Кого вы назначите главнокомандующим?

— Я сам буду командовать армией. Во время моего отсутствия Великая Супруга Фараона Нефертари будет управлять Египтом с помощью царицы-матери Туйи.

Старший сановник забыл об остальных вопросах. Теперь они не представляли уже никакого интереса.

Гомер курил листья шалфея, набитые в большую раковину улитки, служившую ему трубкой. Сидя под своим лимонным деревом, он наслаждался теплом весеннего солнца, чей жар облегчал его боли в суставах. Длинная, надушенная цирюльником борода облагораживала его лицо, испещренное морщинами. На коленях поэта мурлыкал черно-белый кот.

— Я надеялся увидеться с вами до вашего отъезда, Ваше Величество. Ведь это большая война, не так ли?

— На карту поставлена жизнь Египта, Гомер.

«Словно как маслина древо, — написал я, — которое муж возлелеял В уединении, где искипает ручей многоводный, Пышно кругом разрастается; зыблют её, прохлаждая, Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым; Но внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим, С корнем из ямины рвет и по черной земле' простирает.» [14]

— А если бы дерево выдержало ураган?

Гомер налил царю чашу красного вина с запахом аниса и кориандра и сам сделал большой глоток.

— Я опишу вашу эпопею, Рамзес.

— Ваше творчество оставляет вам хоть немного свободного времени?

— Мое предназначение — воспевать войну и путешествия, и я люблю героев. Победив, вы станете бессмертным.

— А если я проиграю?

— Представьте себе, что хетты захватили мой сад, срубили мое лимонное дерево, разбили мой письменный прибор и испугали Гектора? Боги не могут допустить такое несчастье. Где вы собираетесь дать решающий бой?

— Это — военная тайна, но вам я могу довериться: это будет при Кадеше.

— Сражение при Кадеше… Хорошее название. Многие незначительные произведения исчезнут, поверьте мне, но эта книга будет долго жить в памяти человечества. Я вложу в нее все мое искусство. Но есть одно пожелание, Ваше Величество: я хотел бы, чтобы у этой книги был счастливый конец.

— Я постараюсь не разочаровать вас.

Амени растерялся. У него была тысяча вопросов к Рамзесу, сотня дел на его рассмотрение, десять случаев признания своей вины… И только Фараон мог их решить. Бледный, задыхающийся, с дрожащими руками, личный писец Фараона, казалось, выбился из сил.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал правитель.

— Но ты уезжаешь! И насколько? Я рискую допустить ошибки и ослабить мощь государства.

— Я доверяю тебе, Амени, а царица поможет тебе принять верные решения.

— Скажи мне правду, Рамзес, есть ли у тебя шанс, хотя бы один шанс победить хеттов?

— Разве я повел бы людей в бой, если бы считал себя заранее побежденным?

— Утверждают, что эти варвары непобедимы.

— Когда точно знаешь, кто твой враг, легче победить его. Заботься о нашей стране, Амени.

Шенар наслаждался жареным боком ягненка, украшенным сельдереем и петрушкой и, находя вкус немного пресным, посыпал мясо пряностями. Красное вино замечательного качества казалось ему посредственным. Шенар позвал слугу, но в столовую вошел неожиданный гость.

— Рамзес! Желаешь ли ты разделить со мной трапезу?

— Честно говоря, нет.

Сухость тона отбила у Шенара аппетит, и он счел необходимым встать из-за стола.

— Давай пройдем в виноградную беседку, ты не против?

— Как тебе угодно.

Страдая от легкого несварения, Шенар уселся в садовое кресло. Рамзес, стоя, смотрел на Нил.

— Ты кажешься раздраженным, Рамзес… Причиной тому близость войны?

— У меня есть и другие поводы для недовольства.

— Они касаются меня?

— Да, Шенар.

— Неужели ты можешь пожаловаться на мою работу?

— Ты всегда меня ненавидел, не правда ли?

— Рамзес! Между нами существовали некоторые распри, но сейчас это время прошло.

— Ты думаешь?

— Будь в этом уверен!

— Твоя единственная цель — захватить власть, Шенар, даже ценой самого подлого предательства.

У Шенара было такое ощущение, как будто его ударили кулаком в живот.

— Кто очернил меня?

— Я не прислушиваюсь к сплетням. Мое мнение основывается на фактах.

— Невозможно!

— В одном из домов Мемфиса Серраманна обнаружил трупы двух женщин и лабораторию мага, пытавшегося околдовать царицу.

— Но почему ты считаешь, что я замешан в этом деле?

— Потому что этот дом принадлежит тебе, хотя ты предпринял предосторожность, записав его на имя нашей сестры. Службы регистрации жилищ дали точный ответ.

— У меня столько домов, особенно в Мемфисе, что я сам не знаю их точное количество. Откуда же я могу знать, что в них происходит?

— Не было ли у тебя друга — сирийского торговца по имени Райя?

— Он не был моим другом, а просто поставщиком редких ваз.

— В действительности он шпион, работавший на хеттов.

— Это… это ужасно! Откуда я мог знать? Он навещал сотни людей.

— Ты ловко защищаешься, но я знаю, что твое непомерное честолюбие привело тебя к предательству и сотрудничеству с нашим врагом. Хеттам были нужны сообщники на нашей территории и их главным союзником стал ты, мой брат!

— Что за безумная мысль пришла тебе в голову, Рамзес? Только низкий человек мог вести себя таким образом.

— Ты и есть этот гнусный человек, Шенар.

— Тебе доставляет удовольствие беспричинно оскорблять меня?

— Ты совершил ошибку, ты думал, что подкупить можно кого угодно. Ты, не колеблясь, старался повлиять на моих приближенных, друзей детства, но ты не знал, что дружба может быть так же крепка, как и гранит. Поэтому ты попался в расставленные мною сети.

Взгляд Шенара потупился.

— Аша не предавал меня, Шенар, он никогда на тебя не работал.

Старший брат царя вцепился в ручки кресла.

— Мой друг Аша держал меня в курсе твоих планов и действий, — продолжал Рамзес. — Ты глубоко порочный человек, Шенар, и ты не изменился.

— Я… Я имею право предстать перед судом!

— Суд будет, и тебя приговорят к смерти за государственную измену. Так как мы находимся в состоянии войны, ты будешь заключен в большую тюрьму Мемфиса, потом тебя отправят на каторгу Каржеха, где ты будешь ожидать суда. В согласии с законом Фараон должен победить всех внутренних врагов, прежде чем отправляться на войну.

Рот Шенара исказила гримаса.

— Ты не посмеешь меня убить, ведь я твой брат… Хетты победят тебя! Когда ты умрешь, они отдадут власть мне, именно мне!

— Для царя очень полезно встретить зло и увидеть его лицо. Благодаря тебе, Шенар, я буду лучшим воином.

Глава 50

Хеттская крестьянка рассказала Рамзесу о том, что им было суждено пережить вместе с Аша, и о ее путешествии в Египет, где благодаря посланию дипломата ее хорошо приняли и сразу привели к Фараону.

В соответствии с обещаниями Аша Рамзес подарил хеттской женщине дом в Пи-Рамзесе и обеспечил ее пожизненное содержание, позволяющее покупать еду и одежду, а также оплачивать работу служанки. Растерявшаяся от благодарности крестьянка с большой охотой рассказала бы правителю о судьбе Аша, но она не знала, что с ним случилось.

Рамзес пришел к выводу, что его друг арестован и, несомненно, казнен. Конечно, Аша мог пустить в ход последнюю хитрость: заставить поверить, что он работает на Шенара, то есть на хеттов. Но дали ли ему время высказать свои оправдания и убедить в своей невиновности? Какова бы ни была его судьба, Аша наилучшим образом выполнил поручение. Его короткое послание содержало всего три слова, но они подтолкнули Рамзеса к вступлению в войну:

Кадеш. Быстро. Опасность.

Аша больше ничего не написал, опасаясь, что его послание могут перехватить, и он не доверился крестьянке из страха быть преданным. Но эти три слова говорили достаточно.

Когда Меба призвали на большой совет, он бросился в свою туалетную комнату, и его стало рвать. Ему пришлось прибегнуть к самым стойким духам, приготовленным на основе азиатской розы, чтобы скрыть плохой запах изо рта. С момента ареста Шенара, удивившего весь двор, помощник бывшего верховного сановника ждал, что его также посадят в тюрьму. Бежать — значит признать себя сообщником Шенара. Меба не мог также предупредить скрывающегося Офира.

По дороге во дворец Меба пытался размышлять. А если Рамзес его не подозревал? Он ведь не считался другом Шенара, занявшего место верховного сановника, долго державшего его в стороне и призвавшего к себе с единственной целью и явным намерением унизить. Таково было мнение двора, возможно, таким оно будет и у царя. Не является ли Меба жертвой, к которой судьба, наконец, была справедлива, уничтожив его преследователя Шенара?

Меба должен был проявить скромность и не требовать должность, ставшую свободной. Ему надлежало вести себя достойно, как подобало бы высшему чиновнику, то есть заставить забыть о себе и ждать момента, когда судьба решится в пользу хеттов или Рамзеса. В первом случае он сумеет извлечь выгоду из создавшегося положения.

Большая часть военачальников и опытных воинов присутствовали на большом совете. Фараон и Великая Супруга Фараона заняли свои места на троне.

— Ввиду полученной нами информации, — объявил Рамзес, — Египет объявляет войну Хеттской империи. Под моим командованием наши войска завтра утром отправляются на север. Мы только что отослали императору Муваттали депешу, объявляющую об официальном начале военных действий. Так давайте победим мрак и поддержим господство Закона Маат на нашей земле.

За большим советом, самым коротким за время царствования Рамзеса, не последовало никаких обсуждений. Придворные и военные в молчании разошлись.

Серраманна прошел мимо Меба, не глядя на него.

Вернувшись в свой кабинет, дипломат выпил кувшин белого вина из оазиса.

Рамзес обнял своих детей Ка и Меритамон, с радостью бросившихся ему навстречу в сопровождении царского пса Дозора. Под руководством Неджема, садовника, ставшего земельным управителем, они совершенствовались в умении писать иероглифы и играли в змей. В этой игре надо было избегать темных уголков, чтобы достигнуть страны света. Для мальчика и девчушки этот день был похож на другие. Радостные, они пошли за милым Неджемом, пообещавшим прочесть им сказку.

Сидя в траве, Рамзес и Нефертари наслаждались возможностью побыть наедине. Они созерцали акации, гранатовые деревья, тамариски и вербы, бросающие тень на клумбы с васильками, ирисами и дельфиниумами. Весеннее солнце вызывало к жизни дремлющие в земле силы. На Рамзесе была только набедренная повязка, а его возлюбленная супруга надела короткое платье на бретельках с глубоким вырезом.

— Как ты относишься к предательству твоего брата?

— Меня удивила бы его верность. Надеюсь, что благодаря смелости Аша мне удалось обезглавить чудовище, но осталось еще много неясного. Мы не нашли колдуна, а ведь Шенар, возможно, имел и других союзников как среди египтян, так и среди иноземцев. Будь очень осторожна, Нефертари.

— Я буду думать о государстве, а не о себе самой, пока ты будешь рисковать жизнью, чтобы защитить Египет.

— Я приказал Серраманна остаться в Пи-Рамзесе, чтобы обеспечить твою безопасность. Он, кто бы так хотел уничтожить хеттов, не перестает сердиться на меня.

Нефертари положила голову на плечо Рамзеса, ее распущенные волосы ласкали руки царя.

— Я едва избежала опасности, а теперь ты, в свою очередь, рискуешь жизнью… Сможем ли мы хоть несколько лет пожить в мире и счастье, как твои отец и мать?

— Может быть, но только при условии, что победим хеттов. Отказ от войны приведет Египет к уничтожению. Если я не вернусь, Нефертари, замени меня, управляй страной и пресекай любые попытки захватить ее. Муваттали превратил побежденные народы в рабов. Так пусть же жители Двух Земель никогда не разделят их участи.

— Какая бы судьба нас ни ждала, мы все-таки познали счастье, счастье, возникающее каждую минуту, скоротечное, как запах или как шелест ветра в листве. Я принадлежу тебе, Рамзес, как волна морю, как распустившийся цветок освещенному солнцем полю.

Левая бретелька платья Нефертари сама по себе соскользнула с ее плеча. Губы царя целовали теплую и ароматную кожу царицы, он медленно обнажал ее расслабленное тело.

Стая диких гусей пролетела над дворцовым садом Пи-Рамзеса, когда Рамзес и Нефертари слились в огне их желания.

Незадолго до рассвета Рамзес оделся в специальном месте храма Амона и освятил еду и питье, которые будут использоваться во время обрядного торжества. Затем Фараон вышел из святилища и созерцал восход солнца, его покровителя. Богиня неба поглотила солнце на закате, чтобы заставить вновь появиться его на рассвете после трудной борьбы с силами тьмы. Не походило ли это сражение на ту войну, которую сын Сети готов был начать с хеттскими ордами? Взошедшее светило показалось меж двух холмов на горизонте. По древним легендам на этих холмах росли два огромных дерева из бирюзы, раздвигающихся, чтобы дать проход свету.

Рамзес произнес молитву, повторяемую каждым его предшественником.

— Приветствую тебя, Свет, рождающийся из девственных вод, ты, появляющийся на поверхности земли, озаряешь Египет своей красотой. Ты главная душа, приходящая в мир сама по себе, и никто не знает твои истоки. Ты пересекаешь небо, как сокол с пестрым оперением, и отгоняешь зло. Лодка ночи — справа от тебя, лодка дня — слева, экипаж лодки света ликует.

Возможно, Рамзес больше не передаст это послание Свету, если в Кадеше его ждет смерть. Но другой голос придет ему на смену, и слова к Свету не будут потеряны.

В четырех казармах столицы проходили последние приготовления к отправлению. Благодаря постоянному присутствию Фараона в течение последних недель моральный дух воинов был высок. Качество и количество оружия позволяли успокоить даже самых робких.

В то время, когда войска выходили из казарм и направлялись к главным воротам столицы, Рамзес преодолел на колеснице расстояние от храма Амона до храма Сети. Этот храм был возведен в самой старинной части города, где много веков назад поселились завоеватели. Чтобы изгонять злых духов, фараоны создали там святилище, посвященное самой могущественной силе мира. Сети, человеку бога Сета, удалось управлять им, и он передал секрет своего умения сыну.

Сегодня Рамзес пришел не противостоять богу Сету, а выполнять священное действие. Он хотел овладеть силой молнии и поразить ею своих врагов.

Поединок был быстрым и напряженным.

Взгляд Рамзеса был прикован к красным глазам статуи, представлявшей собой стоящего человека с головой собаки с длинной мордой и стоящими торчком острыми ушами.

Потолок дрогнул, казалось, что ноги статуи зашевелились.

— Сет, ты мощь и сила, посвяти в твое могущество и дай мне твою силу.

Свет, ожививший красные глаза, погас, Сет исполнил просьбу Фараона.

Жрец Мадиана и его дочь тревожились. Моисей, пасший самое большое стадо баранов племени, должен был вернуться два дня назад. Нелюдимый зять старика в одиночестве размышлял в горах, где перед ним часто вставали странные видения. Но Моисей отказывался отвечать на вопросы жены и совсем не играл со своим сыном, которому он дал имя «Изгнанник».

Жрец знал, что Моисей беспрестанно думал о Египте, об этой чудесной стране, где он родился и занимал высокое положение.

— Он вернется в Египет? — беспокойно спросила дочь.

— Я не думаю.

— Почему он спрятался в Мадиане?

— Я не знаю и хочу оставаться в неведении. Моисей — честный и трудолюбивый человек, чего еще ты хочешь от него?

— Мой муж кажется мне таким далеким и таинственным…

— Принимай его таким, каков он есть, и ты будешь счастлива.

— Если он вернется, отец.

— Верь в лучшее и занимайся малышом.

Моисей вернулся, но лицо его изменилось. Появились морщины, волосы поседели.

Его жена бросилась к нему на шею.

— Что случилось, Моисей?

— Я видел, как огонь вырвался из кустов. Они были объяты пламенем, но не горели. Бог позвал меня из середины куста. Он назвал свое имя и повелел исполнить его волю. Я должен подчиниться Богу.

— Подчиниться ему… Значит, ты покинешь нас, меня и нашего ребенка.

— Я выполню повеление Бога, так как никто не может его ослушаться. Приказания Бога стоят выше нас, тебя и меня. Да и кто мы такие, если не орудие исполнения его Воли.

— Что это за поручение, Моисей?

— Ты узнаешь, когда тому придет время.

Еврей уединился в своем жилище, чтобы освежить в памяти свою встречу с ангелом Яхве, богом Авраама, Исаака и Иакова.

Его размышления были прерваны криком. Какой-то всадник въехал на стоянку племени и торопливо рассказал, что огромная армия, возглавляемая самим Фараоном, отправилась на север, чтобы сразиться с хеттами.

Моисей подумал о Рамзесе, о своем друге детства, об удивительной энергии, наполнявшей его. В эту минуту он пожелал ему победы.

Глава 51

Хеттская армия расположилась у крепостных стен столицы. С высоты одной из дозорных башен жрица Путухепа видела, как колесницы, а затем и лучники, и пехотинцы выстроились в линию. Своей безупречной дисциплиной они воплощали непобедимое могущество империи, благодаря которому Египет превратится в покоренную провинцию.

Муваттали ответил на объявление войны Рамзеса таким же посланием, составленным по всем правилам.

Путухепа предпочла бы, чтобы ее муж остался с ней, но император потребовал, чтобы его главный советник Хаттусили был на поле боя.

Главнокомандующий хеттской армии Урхи-Тешшуб с факелом в руке подошел к своим воинам. Он разжег большой костер и приказал подкатить к огню совершенно новую колесницу. Разбив ее дубиной на куски, он сжег ее.

— Так будет сожжен каждый воин, отступивший перед врагом, так бог грозы уничтожит его огнем!!!

С помощью такой магической церемонии Урхи-Тешшуб пытался придать своей армии такую сплоченность, которую даже самое яростное сражение не в силах было разрушить.

Сын императора протянул свой меч Муваттали, присягнув ему в покорности.

Колесница императора взяла направление на Кадеш, предназначенный стать кладбищем египетской армии.

Две великолепные лошади везли царскую колесницу во главе армии, состоявшей из соединений численностью по 5000 человек, находящихся под покровительством богов Амона, Ра, Птаха и Сета. Что касается 500 колесниц, то они были разбиты на пять групп. В обмундирование воинов входили туники, рубашки, панцири, кожаные гетры, шлемы, маленькие обоюдоострые топорики и другое оружие. Распределением оружия в нужный момент займутся ответственные за это чиновники.

Оруженосцем Рамзеса был опытный воин Менна, хорошо знавший Сирию. Его не радовало присутствие Бойца, огромного нубийского льва с развевающейся по ветру гривой, трусящего рядом с колесницей.

Несмотря на все предупреждения Рамзеса, Сетау и Лотос решили оказывать медицинскую помощь даже в самые опасные моменты сражений. Так как им была совсем не знакома местность около Кадеша, они надеялись обнаружить там несколько новых видов змей.

Армия двинулась из столицы в конце апреля пятого года правления Рамзеса. Погода благоприятствовала, и ничто не мешало продвижению войск на север. Перейдя границу недалеко от города Силе, Рамзес проследовал прибрежной дорогой, где на их пути встречались охраняемые колодцы, затем пересек Ханаан и Амурру. В местечке, носившем название «Долина Кедров» около Библоса, царь приказал трем тысячам человек, находившимся там для защиты дорог, отправляться на север. Они должны были продвигаться к Кадешу и достичь места сражения с северо-востока. Военачальники противились такому решению, доказывая, что дополнительная армия столкнется с сильным сопротивлением и окажется блокированной на побережье. Но Рамзес отверг их доводы.

Маршрут, избранный царем, чтобы достичь крепости Кадеш, проходил через равнину Бекаа, низину между горными хребтами Антиливана. Волнующий, дикий пейзаж тревожил воинов Рамзеса. Некоторые из них знали, что илистые реки кишели крокодилами и что горы, покрытые густыми лесами, служили убежищем медведям, гиенам, пантерам и волкам.

Листва кипарисов, елей и кедров была настолько густа, что, идя по лесистой местности, воины не видели солнца и потеряли самообладание. Понадобилось вмешательство военачальников для прекращения зарождающейся паники и убеждения пехотинцев, что они не умрут от удушья.

Соединение «Амон» возглавляло колонну, за ним следовали соединения «Ра» и «Птах», а воины «Сета» замыкали шествие. Через месяц после начала похода египетская армия приблизилась к огромной крепости Кадеш, построенной на левом берегу Оронта, у выхода в долину Бекаа.

Крепость отмечала границу Хеттской империи и служила отправной точкой отрядов, совершавших набеги на Амурру и Ханаан.

В конце мая пошли дожди, и воины начали жаловаться на сырость. Но так как еды было вдоволь, и она была хорошего качества, сытная жизнь заставляла воинов забыть об этом маленьком неудобстве.

В нескольких километрах от Кадеша, точно перед густым и темным лесом Лабви, Рамзес остановил свою армию. Место казалось подходящим для засады, здесь колесницы не смогут проехать, а пехота — производить маневры. Постоянно храня в памяти послание Аша: «Кадеш. Быстро. Опасность.», царь не предпринимал поспешных действий.

Разрешив только короткий отдых под охраной первой линии колесниц и лучников, царь созвал военный совет. На совете также присутствовал Сетау, завоевавший любовь воинов своей способностью излечивать их от тысячи болезней.

Рамзес вызвал оруженосца Менна.

— Разверни большую карту.

— Мы находимся здесь, — уточнил Рамзес, — на опушке леса Лабви на восточном берегу Оронта. При выходе из леса есть левый брод, который позволит нам пересечь реку в недосягаемости от хеттских лучников, которые дежурят на башнях крепости. Второй брод расположен севернее и гораздо ближе к Кадешу. Мы обойдем крепость и расположим наш лагерь на северо-востоке, чтобы захватить ее с тыла. Этот план нам подходит?

Военачальники согласились со своим командующим.

Взгляд Рамзеса засверкал.

— Неужели вы окончательно поглупели?

— Конечно, это несколько неудобный лес, — высказал предположение командующий соединения «Амон».

— Какая проницательность! Значит, вы считаете, что хетты могут спокойно перейти реку вброд и расположиться лагерем прямо перед крепостью? Именно таков предложенный вами план, и в нем вы забыли всего лишь об одной детали — существовании хеттской армии.

— Она находится в крепости под прикрытием стен, — возразил командующий соединения «Птах».

— Если бы Муваттали был посредственным воином, он действительно бы так и поступил. Но он император! Он нападет на нас одновременно и в лесу, и на переправах, и перед крепостью, и разделит нашу армию на части, что помешает нам нанести ответный удар. Хетты не совершат подобной ошибки, тактика защиты и обороны не в их обычае.

Чтобы они заперли свою наступательную мощь в крепости?! Согласитесь, такое решение было бы ошибочным!

— Выбор места имеет решающее значение, — подтвердил командующий соединения «Сет». — Сражение в лесу нам непривычно и совершенно неприемлемо, а вот такое просторное место нам подойдет гораздо больше. Значит, давайте переправимся через Оронт прямо напротив леса Лабви.

— Невозможно, здесь нет никакого брода.

— Хорошо, давайте подожжем этот проклятый лес!

— С одной стороны, ветер может повернуть огонь на нас, с другой — обгоревшие и упавшие стволы деревьев помешают нашему продвижению.

— Было бы предпочтительней пойти по прибрежной дороге, — сказал командующий соединения «Ра», не смущаясь тем, что он противоречит самому себе, — и атаковать Кадеш с севера.

— Это нелепо, — сказал командующий соединения «Птах», — при всем моем уважении к Его Величеству, дополнительная армия не имеет никакого шанса присоединиться к нам. Хетты недоверчивы и осторожны, они, конечно же, оставили большое количество воинов на прибрежной дороге, чтобы отбить возможную атаку. Нами выбрана самая удачная стратегия.

— Конечно, — насмешливо заметил командующий соединения «Сет», — но у нас больше нет возможности продвигаться вперед! Я предлагаю послать тысячу пехотинцев и посмотреть реакцию хеттов.

— Чтобы получить известие о тысяче смертей? — спросил Рамзес.

Командующий соединения «Ра» был удручен и подавлен.

— Надо ли отступать, еще не будучи разбитым? Хетты посмеются над нами, и престиж Вашего Величества серьезно пострадает.

— А что случится с моим добрым именем, если я приведу мою армию к уничтожению? Нам надо спасать Египет, а не мою личную славу.

— Что же вы решили, Ваше Величество?

Сетау нарушил свое молчание.

— В качестве заклинателя змей я люблю действовать сам или вместе со своей женой. Если я прогуляюсь в компании сотни воинов, то не увижу ни одной кобры.

— Переходите к делу, — потребовал командующий соединения «Сет».

— Давайте пошлем в лес маленькую группу, — предложил Сетау, — если ей удастся его пересечь, и, может быть, она обнаружит врага, тогда мы поймем — как его атаковать.

Сетау лично возглавил отряд, состоящий из десяти молодых и хорошо тренированных людей, вооруженных пращами, луками и кинжалами. Все они умели двигаться бесшумно.

Проникнув в лес Лабви, где даже в полдень царил полумрак, они сразу рассредоточились. Воины часто поднимали головы и смотрели на верхушки деревьев, чтобы обнаружить притаившихся лучников, которые могли расположиться на верхних ветвях.

Настороженный Сетау не заметил ничего подозрительного. Он первый вышел из леса и скрылся в густой траве, где вскоре к нему присоединились его спутники, удивленные таким спокойным переходом.

Был виден первый брод.

В окрестностях не было заметно присутствия хеттских воинов.

Вдали возвышалась крепость Кадеш, построенная на холме. Перед крепостью простиралась пустынная равнина. Египтяне, изумленные, переглядывались. Не доверяя тишине, они около часа не двигались и были вынуждены признать очевидное: хеттской армии в окрестностях Кадеша не было.

— Вон там, — заметил Сетау, указывая на три дуба, растущих рядом с бродом, — кто-то пошевелился.

Воины немедленно стали окружать указанное место. Один из них остался в засаде. Если его друзья попадут в ловушку, он сможет отступить, чтобы предупредить Рамзеса. Но операция прошла успешно, и египтяне взяли в плен двоих мужчин, бывших, судя по одежде, предводителями племени бедуинов.

Глава 52

Оба пленника были очень напуганы.

Один был высокий и худой, другой — среднего роста, лысый и бородатый. Ни один, ни другой не осмеливались поднять глаза на Фараона Египта.

— Ваши имена?

— Я Амос, — ответил лысый, — моего друга зовут Бадюш.

— Кто вы?

— Предводители племен бедуинов.

— Как вы объясните свое присутствие в этой местности?

— Мы должны были встретиться с одним хеттским вельможей в Кадеше.

— С какой целью?

Амос кусал губы, Бадюш еще ниже опустил голову.

— Отвечай! — потребовал Рамзес.

— Хетты предложили нам в Синае заключить союз против Египта, чтобы нападать на их караваны.

— И вы согласились?

— Нет, мы хотели другого.

— Каков был результат этих переговоров?

— Переговоры не состоялись, Ваше Величество, потому что в Кадеше нет никаких хеттских вельмож. В крепости остались только сирийцы.

— Где находится хеттская армия?

— Она покинула Кадеш более двух недель назад. По словам управляющего крепости, она расположилась перед городом Алеп в более чем ста километрах отсюда, чтобы проверить маневренность новых колесниц. И теперь и я, и мой друг, мы не хотим совершать это путешествие.

— Хетты не ожидали нас в Кадеше?

— Ожидали, Ваше Величество… Но бродячие племена сообщили им о числе ваших войск. Они не предвидели, что в вашем распоряжении окажется такая внушительная сила. Поэтому они предпочли дать вам бой в более подходящем для них месте.

— Следовательно, ты и другие бедуины донесли о нашем приближении!

— Мы молим вас о прощении, Ваше Величество! Как и многие другие, я верил в превосходство хеттов… Кроме того, вы знаете, что эти варвары не оставляют нам выбора: либо мы им подчиняемся, либо они нас уничтожают.

— Сколько человек в крепости?

— По крайней мере, тысяча сирийцев, убежденных в неприступности Кадеша.

Был созван военный совет. В глазах военачальников Сетау стал уважаемой личностью, достойной награды.

— Хеттская армия отступила, — гордо объявил командующий соединения «Ра», — это ли не победа, Ваше Величество?

— Довольно спорное преимущество. Вот в чем вопрос: должны ли мы осаждать Кадеш?

Мнения разделились, но большинство ратовали за быстрый переход к Алепу.

— Если хетты отказались вступить здесь в сражение с нами, — сказал Сетау, — то только для того, чтобы заманить нас на свою территорию. Не будет ли более разумно овладеть этой крепостью и превратить ее в нашу базу, вместо того, чтобы бросить в бой все наши соединения и таким образом сыграть противнику на руку?

— Мы рискуем потерять драгоценное время, — возразил командующий соединения «Амон».

— Это не только мое мнение. Поскольку хеттская армия больше не защищает Кадеш, мы сможем быстро овладеть крепостью. Может быть, нам даже удастся убедить сирийцев сдаться, посулив сохранение жизни.

— Мы осадим Кадеш и захватим его, — решил Рамзес. — Отныне эта местность будет находиться под властью Фараона.

Возглавляемое правителем Египта соединение «Амон» пересекло лес Лабви, одолело реку по первому броду, перешло равнину и остановилось на северо-западе от Кадеша. Крепость имела внушительный вид со своими зубчатыми стенами и пятью башнями, откуда сирийцы смотрели, как соединение «Ра» располагалось напротив крепости. Соединение «Птах» расположилось возле первого брода, а соединение «Сет» осталось на опушке леса. На следующий день, отдохнув ночь и утро, египетские войска установили связь друг с другом, перед тем, как приступить к окружению Кадеша и проведению первого приступа.

Лагерь Фараона был быстро построен. Из высоких щитов был составлен прямоугольник, в этом прямоугольнике установили шатер Фараона. Некоторое количество других, более скромных, шатров предназначались для военачальников. Воины же спали под открытым небом или, в случае дождя, — под натянутыми полотнищами. При входе в лагерь находились ворота, охраняемые двумя статуями львов. От ворот шла главная аллея, ведущая к часовне, где Фараон будет молиться богу Амону.

Как только командующий соединения дал разрешение сложить оружие, воины занялись выполнением обычных обязанностей, предусмотренных принадлежностью их к тому или иному подразделению. Одни ухаживали за лошадьми, ослами и быками, стирали одежду, другие чинили испорченную амуницию. Также надо было наточить ножи и копья, приготовить и раздать еду. Запах пищи заставил забыть о Кадеше, хеттах, войне; воины начали шутить, рассказывать смешные истории и биться об заклад на жалованье. Самые непоседливые организовали состязание по рукопашному бою.

Рамзес сам накормил своих лошадей и своего льва, чей аппетит по-прежнему оставался истинно звериным. Лагерь уснул, на небе показались звезды. Взгляд Фараона был прикован к крепости, которую его отец решил не присоединять к Египту. Овладеть ею — значит нанести Хеттской империи жестокое поражение, расположив же в крепости особый отряд, Рамзес защитит свою страну от вторжения.

Рамзес лег на свою кровать, рама которой была сделана в виде лап льва, и положил голову на подушку, расшитую цветами папируса и лотоса. Излишество этого украшения заставило его улыбнуться. Как же далеко была нежность Двух Земель!

Когда Фараон закрыл глаза, перед его мысленным взором предстало величественное лицо Нефертари.

— Встань, Шенар.

— Знаешь ли ты, тюремщик, с кем говоришь?

— С предателем, заслуживающим смерти.

— Я — старший брат Фараона!

— Ты больше ничто, твое имя навсегда исчезнет. Вставай, или попробуешь кнута.

— Ты не имеешь права плохо обращаться с заключенным.

— С заключенным нет… Но с тобой!

Поняв всю серьезность положения, Шенар встал.

В большой тюрьме Мемфиса он не выполнял никакой работы. В отличие от других осужденных, работавших на полях и чинивших плотины, старший брат Фараона все время находился в камере и получал еду два раза в день.

Тюремщик вытолкнул его в коридор. Шенар думал, что его посадят в повозку и отправят в оазисы. Но угрюмые охранники заставили его зайти в комнату, где находился человек, которого он ненавидел больше всего после Рамзеса и Аша. Это был верный писец Рамзеса и абсолютно неподкупный чиновник Амени.

— Ты выбрал неверный путь, Амени, встав на сторону побежденных, и твой триумф продлится недолго.

— Покинет ли злоба твое сердце?

— Не раньше, чем я всажу нож в твое сердце! Хетты уничтожат Рамзеса и освободят меня.

— Твой арест заставил тебя потерять рассудок, но, возможно, память тебе еще не изменила.

Шенар нахмурился.

— Что ты хочешь от меня, Амени?

— Ты должен был иметь сообщников.

— Сообщников… Да, они у меня есть и их много! Весь двор является сообщником, вся страна! Когда я взойду на трон, все бросятся к моим ногам, и я расправлюсь со своими врагами.

— Назови мне имена твоих сообщников, Шенар.

— Ты любопытен, маленький писарь, слишком любопытен… А ты не думаешь, что я достаточно силен, чтобы действовать в одиночку?

— Тобой управляли, Шенар, и твои друзья покинули тебя.

— Ты ошибаешься, Амени. Рамзес доживает последние дни.

— Если ты признаешься, Шенар, условия твоего заключения станут менее тяжелыми.

— Я недолго останусь заключенным. На твоем месте, писаришка, я спасался бы бегством! Моя месть не пощадит никого и особенно тебя.

— Спрашиваю в последний раз тебя, Шенар, согласен ли ты назвать имена своих сообщников?

— Пусть демоны ада свернут тебе шею и разорвут тебе внутренности!

— Каторга развяжет тебе язык.

— Ты будешь ползать у моих ног, Амени.

— Уведите его.

Охранники втолкнули Шенара в повозку, запряженную двумя быками. Четверо конных воинов сопровождали его до места отбытия наказания.

Шенар сидел на грубой доске и чувствовал каждую кочку на дороге. Но он оставался безразличным к боли и неудобствам. Находиться так близко к высшей власти и пасть так низко — все это поддерживало в нем неутомимое желание мщения.

Половину пути Шенар дремал, грезя о триумфальном будущем.

В лицо ему полетели песчинки. Удивленный, он сел и осмотрелся вокруг.

Огромная коричневая туча закрывала небо и наполняла пустыню. Буря надвигалась с невероятной быстротой.

Две обезумевшие от страха лошади сбросили своих всадников на землю. В то время, как их собратья пытались прийти им на помощь, Шенар оглушил и сбросил на дорогу возницу, сел на его место и направил лошадей прямо навстречу урагану.

Глава 53

Утро было туманным, и крепость Кадеш все еще оставалась окутанной легкой дымкой. Ее внушительный вид продолжал волновать египетскую армию. Защищенная одновременно и Оронтом, и лесистыми холмами, она казалась неприступной. С высоты, где расположились лагерь и соединение «Амон», Рамзес видел соединение «Ра» на равнине, располагающейся под крепостью. Он также осмотрел соединение «Птах», находящееся между лесом Лабви и первым бродом. Вскоре он перейдет реку, а за ним последует соединение «Сета».

Затем все четыре соединения армии бросятся на решающий приступ крепости.

Воины осматривали свое оружие. Им не терпелось пустить в дело кинжалы, копья, мечи, кривые сабли, дубинки, топорики и луки. По приказу чиновника, ответственного за хозяйственные проблемы лагеря, место стоянки было убрано, а кухонная утварь хорошо вымыта. Командующие произвели смотр войск и отправили к цирюльнику тех, кто был плохо выбрит. Они не собирались терпеть нерях и наказывали виновных несколькими днями тяжелой работы.

Незадолго до полудня под выглянувшим, наконец, ярким солнцем, Рамзес с помощью светового сигнала отдал приказ соединению «Птах». Последний снялся с места и начал переходить реку. Предупрежденное посланием соединение «Сета» через некоторое время войдет в лес Лабви.

Вдруг раздался гром.

Рамзес поднял взгляд к небу, но не увидел ни одной тучи.

С равнины донеслись крики. Все еще не веривший своим глазам, Рамзес понял настоящую причину страшного шума, наполнившего окрестности Кадеша.

Волна хеттских колесниц только что переправилась через брод, находившийся близко к крепости, и врезалась во фланг соединения «Ра». Другая армада колесниц с неслыханной быстротой атаковала воинов соединения «Птах». За колесницами бежали тысячи пехотинцев, покрывая холмы и долину, как саранча.

Эта огромная армия скрывалась в лесу, к востоку и западу от крепости, обрушившись на египетские войска в момент, когда они были наиболее уязвимы.

Число врагов ошеломило Рамзеса. Но, когда появился Муваттали, Фараон понял, откуда у него столько воинов.

Вокруг императора хеттского государства, стоящего в своей колеснице, находились правители Сирии, Митанни, Алепа, Угарита, Каркемиша, Ардаты. По приказу императора Хаттусили убедил их и других правителей небольших областей присоединиться к хеттам, чтобы раздавить египетскую армию.

Коалиция… Муваттали объединил в самый большой из когда-либо существовавших союзов все варварские страны вплоть до морского побережья, раздав им огромное количество золота и серебра.

Сорок тысяч человек и три тысячи пятьсот колесниц обрушились на египетские войска.

Сотни пехотинцев соединения «Птах» пали от вражеских стрел, колесницы перевернулись и загородили проход через реку. Оставшиеся в живых бежали в сторону леса Лабви, чтобы укрыться там, мешая тем самым вступлению в бой соединения «Сет». Эта часть египетской армии не могла больше участвовать в битве из-за опасности стать легкой добычей для многочисленных лучников.

Порядок колесниц соединения «Птах» был разрушен, а колесницы воинов «Сет» оставались неподвижными. На равнине ситуация стала катастрофической. Разделенное на две части соединение «Ра» оказалось абсолютно беззащитно, а его воины разбегались. Воины объединенной армии истребляли египтян, острия их оружий ломали кости и резали тела, копья вонзались в бока, кинжалы распарывали животы.

Союзные правители поздравляли Муваттали.

Действия императора оказались успешными. Кто бы мог предположить, что могучая армия Рамзеса будет истреблена, даже не вступив в бой? Оставшиеся в живых спасались бегством, как испуганные зайцы, их жизнь зависела только от быстроты их ног.

Оставалось нанести последний удар.

Соединение «Амон» и лагерь Фараона, оставшиеся нетронутыми, не смогут долго сопротивляться движущимся на них бесчисленным ордам. Тогда победа Муваттали будет полной. Со смертью Рамзеса Египет Фараонов, наконец, склонит голову и станет рабом Хеттской империи.

В противоположность своему отцу Рамзес попался в ловушку Кадеша и своей жизнью заплатит за эту ошибку.

Воин, оттолкнув правителей, подошел к императору.

— Отец, что происходит? — спросил Урхи-Тешшуб. — Почему я, главнокомандующий нашей армии, не был предупрежден о начале сражения?

— Я поручил тебе конкретную работу: защиту Кадеша силами наших резервных отрядов.

— Но крепость вне опасности!

— Таковы мои приказы, а ты забываешь о главном: я не возлагал на тебя командование объединенной армией.

— Но кто тогда…

— Кто еще, кроме моего брата Хаттусили, мог выполнить такую сложную обязанность? Именно он провел длительные и кропотливые переговоры, чтобы убедить наших союзников принять участие в этой войне. Поэтому на него и была возложена честь командовать объединенной армией.

Урхи-Тешшуб бросил полный ненависти взгляд на Хаттусили, рука его потянулась к рукоятке меча.

— Возвращайся на свое место, сын мой, — сухо приказал Муваттали.

Хеттская конница опрокинула стену щитов, защищавших лагерь Фараона. Несколько египетских воинов, пытавшихся сопротивляться, рухнули, пронзенные копьями. Военачальник отряда колесниц закричал, приказывая убегающим воинам сражаться. Стрела хеттского лучника вонзилась ему в рот, и военачальник умер, беспомощно сжав зубами древко стрелы, оборвавшей его жизнь.

Более двух тысяч колесниц готовились прорваться к шатру Фараона.

— Хозяин, — воскликнул оруженосец Менна, — вы, защищающий Египет в день сражения, вы, проявляющий чудеса храбрости, посмотрите! Мы скоро останемся одни среди тысяч врагов! Мы не должны быть здесь… Надо бежать!

Рамзес бросил презрительный взгляд на своего оруженосца.

— Так как трусость овладела твоим сердцем, уходи с моих глаз долой!

— Ваше Величество, умоляю вас! Это не смелость, а безумие. Спасайте вашу жизнь, вы нужны стране.

— Египту не нужен побежденный. Я буду сражаться, Менна.

Рамзес надел синюю корону и короткую кирасу, состоящую из набедренной повязки и нагрудных лат, покрытых маленькими металлическими пластинками. На его запястьях блестели золотые браслеты с застежками в виде уток из ляпис-лазури и золотыми хвостами.

Неторопливо, как если бы это был обыкновенный день, Фараон покрыл своих лошадей накидками из красной, синей и зеленой материи. Головы жеребца и кобылы украсились магическими султанами из красных, с синими кончиками перьев.

Рамзес взошел в свою колесницу из позолоченного дерева, чье днище опиралось на ось и дышло, детали колесницы были согнуты при помощи огня, покрыты золотыми пластинками и скреплены стержнями. Подверженные трению части были отделаны медью. Борта открытой сзади колесницы были сделаны из дощечек, покрытых золотом, а днище состояло из туго переплетенных ремней.

Колесница была украшена изображениями коленопреклоненных и покоренных азиатов и нубийцев. Такова была мечта гибнущего государства, единственное символическое утверждение могущества Египта, его господства на севере и юге.

Колесница была снабжена двумя колчанами, одним — для стрел, другим — для луков и мечей. Этим смехотворным оружием Фараон собирался победить целую армию.

Рамзес завязал поводья вокруг талии, чтобы иметь руки свободными. Обе лошади были умны и смелы, они бросятся прямо на врага. Грозное рычание приободрило Фараона, его лев остался верным ему и будет сражаться рядом с ним до конца.

Лев и пара лошадей: таковы были три последних союзника Фараона Египта. Колесницы и пехотинцы соединения «Амон» бежали под ударами врага.

«Если ты допустишь ошибку, — говорил Сети, — не обвиняй никого другого, кроме самого себя, и исправь свою оплошность. Сражайся, как бык, как лев, как сокол, будь быстрым, как молния. В противном случае ты будешь побежден».

Оглушающе шумя и поднимая облака пыли, колесницы объединенной армии шли на приступ возвышенности, где находился Фараон, стоящий одиноко в своей колеснице.

Чувство несправедливости охватило Рамзеса. Почему судьба стала так неблагосклонна к нему?

Почему Египту суждено было погибнуть под ударами варваров?

От соединения «Ра» ничего не осталось, его немногие воины, избежавшие гибели, бежали на юг. Оставшиеся соединения «Птах» и «Сет» были заперты на берегу Оронта. Что же касается воинов соединения «Амон», куда входили особые отряды колесниц, то это подразделение проявило отвратительное малодушие. После первого натиска врага оно практически перестало существовать. Больше не осталось ни одного военачальника, ни одного пехотинца или лучника, готового сражаться. Вне зависимости от чинов, воины, забыв о Египте, заботились только о спасении жизни. Оруженосец Фараона Менна стоял на коленях, закрыв лицо руками, чтобы не видеть, как враг обрушится на него.

Пять лет царствования, в течение которых Рамзес старался оставаться верным духу Сети и продолжать строить богатую и счастливую страну! И эти пять лет закончились катастрофой, прелюдией к завоеванию Двух Земель и к порабощению населения. Нефертари и Туйя смогут оказать лишь короткое сопротивление ордам грабителей, которые ворвутся в Дельту, а затем опустошат долину Нила.

Как будто бы угадывая мысли своего хозяина, кони плакали.

Тогда Рамзес обезумел.

Поднимая глаза к солнцу, он обратился к Амону, богу, осиянному светом, чей настоящий облик никогда никто не узнает.

— Взываю к тебе, мой отец Амон! Может ли отец оставить своего сына среди множества противников? Почему ты поступаешь со мной таким образом, разве я хоть раз ослушался тебя? Все страны объединились против меня, мои воины, хоть их и много, обратились в бегство, и я остался один, без чьей-либо помощи. Но кто такие эти варвары, если не жестокие существа, не подчиняющиеся Закону Маат? Отец мой, для тебя я возводил храмы, к тебе я каждое утро обращал свои молитвы. Ты получал соки самых прекрасных цветов, я воздвигнул для тебя высокие пилоны, я возвел хоругвенные столбы, чтобы возвеличить твое присутствие в святилищах. Я приказал изготовить в карьерах Элефантины обелиски, установленные в твою честь. Призываю тебя, отец мой Амон, потому что я остался один, совершенно один. Я творил для тебя, любя тебя всем сердцем, и в этот момент грусти помоги тому, кто пытается действовать. Амон значит для меня больше, чем миллионы воинов и сотни колесниц. Храбрость людей ничтожна. Амон сильнее целой армии.

Палисад, защищавший доступ к центру лагеря, был разрушен, открыв свободный проход для атаки колесниц. Через минуту Рамзес мог бы умереть.

— Отец мой, — воскликнул Рамзес, — почему ты покинул меня?

Глава 54

Муваттали, Хаттусили и правители провинций восхищались поведением Фараона.

— Он погибнет, как воин, — сказал император. — Такой храбрый правитель заслужил того, чтобы быть хеттом. Своей победой мы прежде всего обязаны тебе, Хаттусили.

— Бедуины безупречно сыграли свою роль. Именно их ложь убедила Рамзеса, что наши войска находятся вдали от Кадеша.

— Урхи-Тешшуб ошибался, отвергая твой план и советуя дать бой перед крепостью. Я приму в расчет его ошибку.

— Не состоит ли самое главное в том, что наш союз победил? Завоевание Египта обеспечит наше процветание на много веков вперед.

— Давайте же посмотрим на смерть Рамзеса, преданного собственными войсками.

Солнце внезапно засветило с двойной силой, ослепляя хеттов и их союзников. В синем небе прогремел гром.

Все посчитали себя жертвами галлюцинации… Не раздался ли с небес голос, всеобъемлющий, как космос? Только Рамзес понял послание этого голоса: «Я, твой отец Амон, держу твою руку в своей, я твой отец, я бог победы».

Луч света окутал Фараона, заставляя его тело сверкать, как золото, озаренное солнцем. Рамзес, сын Ра, получил силу дневного светила и бросился на нападающих, пораженных ужасом.

Это уже был не побежденный и одинокий военачальник, дающий отпор в последнем для него сражении, а царь, наделенный несравненной силой. Его рука не знала усталости, он стал воплощением опустошающего пламени, сверкающей звезды, неистового ветра, дикого быка с острыми рогами, сокола, пронзающего своими когтями любого, кто пытается ему противостоять. Рамзес пускал стрелу за стрелой, убивая возниц хеттских колесниц. Лишенные управления, лошади вставали на дыбы, падая одни на других; колесницы переворачивались, образуя беспорядочную свалку.

Нубийский лев устроил кровавый пир. Бросая свое трехсоткилограммовое тело в гущу схватки, он разрывал всех своих противников ударами когтей и вонзал в их шеи и головы клыки длиной в десять сантиметров. Его прекрасная грива пылала, удары его лап были так же сильны, как и точны.

Рамзес и Боец остановили наступление противника и разбили линию врага. Командующий хеттских пехотинцев поднял копье, но не успел метнуть его: стрела Фараона вонзилась в его левый глаз. В ту же минуту челюсти льва сомкнулись над лицом командующего императорского отряда колесниц.

Несмотря на огромное численное превосходство хеттские воины стали отступать и спускаться с холма по направлению к равнине.

Муваттали побледнел.

— Это не человек, — воскликнул он, — а воплощение бога Сета, единственного существа, наделенного силой побеждать тысячи воинов! Посмотрите, когда кто-то пытается его атаковать, рука нападающего слабеет, тело охватывает судорога, и он не может больше воспользоваться копьем или луком!

Сам Хаттусили, обладавший невозмутимым хладнокровием, был ошеломлен. Можно было поклясться, что от Рамзеса исходил огонь, обжигавший каждого, кто пытался к нему приблизиться.

Одному огромного роста хеттскому воину удалось вцепиться в край колесницы и занести нож, но его одежда воспламенилась сама по себе, и он, крича от боли, умер от ожогов. Ни Рамзес, ни лев не замедляли хода. Рамзес чувствовал, что рука Амона направляла его, что бог-победитель находился за его спиной и давал больше силы, чем целая армия. Подобный урагану, Фараон Египта раскидывал своих противников, как соломенные чучела.

— Ему надо помешать, — закричал Хаттусили.

— Паника овладела нашими воинами, — ответил ему правитель Алепа.

— Заставьте их взять себя в руки, — приказал Муваттали.

— Рамзес — это бог…

— Он всего лишь человек, даже если его храбрость и кажется сверхъестественной. Действуйте, придайте нашим воинам уверенности, и эта битва будет завершена.

Колеблясь, правитель Алепа подхлестнул свою лошадь и спустился со смотровой площадки, где находился командный пункт объединенной армии. Он решил положить конец безумству Рамзеса и его льва.

Хаттусили пристально посмотрел на восточные холмы. То, что он увидел, потрясло его.

— Ваше Величество, вон там, можно подумать… Египетские колесницы приближаются с огромной скоростью!

— Откуда они появились?

— Должно быть, они прибыли по прибрежной дороге.

— Как они смогли проложить себе путь?

— Урхи-Тешшуб отказался перекрыть этот проход под предлогом того, что ни один египтянин не решится им воспользоваться.

Пришедшая на помощь армия преодолела пустое пространство и, не встречая никакого сопротивления, рассредоточилась по всей равнине, углубляя брешь, проделанную Рамзесом.

— Не бегите! — кричал правитель Алепа. Убейте Рамзеса!

Несколько солдат повиновались, но они едва успели повернуться, как когти льва разорвали их в клочья.

Когда правитель Алепа увидел приближавшуюся к нему золотую колесницу Рамзеса, он, с широко открытыми безумными глазами, в свою очередь попытался бежать. Его лошадь топтала хеттских воинов, стараясь ускользнуть от колесницы Фараона. Охваченный паникой, правитель опустил поводья, лошадь понесла и бросилась в Оронт. В реке уже утонуло множество, беспорядочно падающих одни на другие, колесниц. Воины захлебывались в воде, некоторые тонули, другие пытались плыть. Все предпочитали нырнуть в реку, нежели противостоять ужасающему божеству, похожему на небесный огонь.

Пришедшая на помощь армия довершила дело Рамзеса, истребляя множество воинов объединенной армии и заставляя отступавших бросаться в воды Оронта. Командующий отряда колесниц вытащил за ноги тонувшего правителя Алепа.

Колесница Рамзеса приближалась к пригорку, где располагался вражеский командный пункт.

— Мы должны отступить, — посоветовал Хаттусили императору.

— У нас еще остались войска на западном берегу.

— Их будет недостаточно… Рамзес способен перейти реку вброд и освободить проход соединениям «Птах» и «Сет».

Тыльной стороной ладони император вытер лоб.

— Что происходит, Хаттусили… Неужели один человек способен истребить целую армию?

— Если этот человек Фараон, если он Рамзес…

— Чтобы один победил множество… Это миф, а мы находимся на поле боя!

— Мы побеждены, Ваше Величество, надо отступить.

— Хетты не отступают.

— Надо подумать о сохранении вашей жизни и о продолжении войны другим способом.

— Что ты предлагаешь?

— Давайте укроемся внутри крепости.

— Мы окажемся в ловушке!

— У нас нет выбора, — сказал Хаттусили. — Если мы отступим на север, Рамзес и его войска будут нас преследовать.

— Будем надеяться, что Кадеш действительно неприступен.

— Эта крепость не похожа на другие, Ваше Величество. Сам Сети отказался от ее взятия.

— Не думаю, что его сын поступит так же.

— Поторопимся, Ваше Величество!

Против желания, Муваттали поднял правую руку и сохранял такое положение в течение нескончаемо долгих минут, приказывая таким образом отступить.

Кусая губы в кровь, Урхи-Тешшуб беспомощно наблюдал за разгромом. Отряд, закрывавший проход к первому броду на восточном берегу Оронта, отступил ко второму. Оставшиеся в живых воины соединения «Птах» не осмелились его преследовать из страха попасть в новую ловушку. Командующий предпочел укрепить тылы, отправляя послание соединению «Сет», чтобы объявить, что путь свободен, и оно может пересечь лес Лабви.

Правитель Алепа, придя в себя, ускользнул от спасшего его воина, пересек реку вплавь и присоединился к своим союзникам, направлявшимся к Кадешу. Лучники дополнительной армии сотнями убивали отступавших хеттов. Египтяне шли по трупам, отсекая руку каждому, чтобы произвести подсчет убитым и занести его результат в официальные архивы.

Никто не осмеливался приблизиться к Фараону. Лев в позе сфинкса лег возле колесницы. Запачканный кровью, Рамзес сошел с позолоченной колесницы и долго гладил своего льва и лошадей. Он ни разу не посмотрел на воинов, застывших в ожидании.

Менна первый подошел к царю. Оруженосец дрожал от страха и с трудом переставлял ноги.

За вторым бродом хеттская армия и оставшиеся в живых воины союзников быстрым маршем приближались к большим воротам крепости Кадеш. Египтяне уже не могли вмешаться, чтобы помешать Муваттали и его армии скрыться в убежище.

— Ваше Величество, — слабым голосом сказал Менна, — Ваше Величество…

— Мы победили.

Со взглядом, прикованным к крепости, Рамзес походил на гранитную статую.

— Хеттский главнокомандующий уступил под натиском Вашего Величества, — продолжал Менна. — Он спасается бегством, вы один убили сегодня тысячи врагов! Кто сможет воспеть вашу славу?

Рамзес повернулся к своему оруженосцу.

Обезумевший от страха Менна пал ниц, опасаясь быть сраженным исходившей от Фараона силой.

— Это ты, Менна?

— Да, Ваше Величество, это действительно я, ваш оруженосец, ваш верный слуга! Простите меня, простите вашу армию. Не заставляет ли победа забыть о наших ошибках?

— Фараон не прощает, верный слуга, он правит и действует.

Глава 55

В соединениях «Амон» и «Ра» был убит каждый десятый воин, «Птах» ослабло, «Сет» — осталось нетронутым. Тысячи египтян погибли, еще большее количество хеттов и воинов союзной армии расстались с жизнью. Но существовала реальность: Рамзес выиграл битву при Кадеше.

Конечно, Муваттали, Хаттусили, Урхи-Тешшуб и некоторые из их союзников, как правитель Алепа, остались в живых и спрятались в крепости. Но миф о непобедимости хеттов был развеян. Многие правители, выступившие на стороне императора хеттского государства, погибли, утонув в Оронте или пронзенные стрелами хеттских лучников. Отныне все провинции, маленькие и большие, узнают, что щит Муваттали не сможет уберечь их от ярости Рамзеса.

Фараон созвал в свой шатер всех оставшихся в живых военачальников, в числе которых были и командиры соединений «Птах» и «Сет».

Несмотря на радость победы, никто не улыбался. Сидя на троне из позолоченного дерева, Рамзес походил на разгневанное божество.

Чувствовалось, что он готов карать и наказывать.

— Все здесь присутствующие, — объявил он, — несли ответственность за командование. Вы все извлекли выгоду из своего чина. Все вы повели себя, как трусы! Вы хорошо едите и удобно спите, избавлены от уплаты налогов, уважаемы и вызываете зависть ваших подчиненных. Вы — командующие моей армии, бежали во время боя, охваченные всеобщей паникой.

Командующий соединения «Сет» сделал шаг вперед.

— Ваше Величество…

— Ты желаешь возразить мне?

Воин вернулся на свое место.

— Я больше не могу вам доверять. Завтра вы снова обратитесь в бегство, вы разлетитесь, как воробьи при приближении опасности. Именно поэтому я освобождаю вас от занимаемых вами должностей. Радуйтесь, что я оставляю вас в армии простыми воинами, даю вам возможность служить своей стране, получать жалованье и пособие после ухода в отставку.

Никто не протестовал. Большинство из них опасались более сурового наказания.

В тот же день Фараон назначил новых командующих, выбранных среди людей вспомогательной армии.

На следующий день после победы Рамзес бросил свою армию на первый приступ крепости Кадеш. На вышках ее башен развевались хеттские флаги.

Стрельба египетских лучников не принесла никаких результатов, стрелы разбивались о зубцы стен, за которыми прятались осажденные. В отличие от других сирийских крепостей вершины башен Кадеша были неуязвимы для стрел.

Желая доказать свое усердие, пехотинцы взобрались на скалистый пригорок, где была построена крепость, и приставили деревянные лестницы к стенам. Но хеттские лучники истребили каждого десятого воина, а оставшиеся в живых вынуждены были отказаться от выполнения этого маневра. Три следующие попытки также закончились неудачей.

В следующие два дня нескольким смельчакам удалось вскарабкаться до половины высоты стен, но они были убиты брошенными сверху камнями.

Кадеш казался неприступным.

Рамзес созвал свой новый военный совет, новые командующие соревновались между собой в горячности, чтобы блеснуть перед Фараоном. Устав от их разговоров, он отпустил их всех, оставив около себя Сетау.

— Лотос и я, мы спасем десятки жизней, — сказал он, — при условии, что сами не умрем от изнеможения. Мы работаем в таком ритме, что скоро нам не будет хватать лекарств.

— Не прячься за пустые слова.

— Давай вернемся в Египет, Рамзес.

— Забыть о крепости Кадеш?

— Победа уже за нами.

— Пока Кадеш не перейдет под власть Египта, угроза со стороны хеттов будет существовать.

— Это завоевание потребует слишком много сил и принесет слишком много смертей. Давай вернемся в Египет, чтобы вылечить раненых и восстановить силы.

— Эта крепость должна пасть, как и другие.

— А если твое упрямство неразумно?

— Окружающая нас земля очень богата. Ты с Лотос сможешь найти все компоненты, необходимые для приготовления снадобий.

— А если Аша находится в этой крепости?

— Это еще один повод, чтобы завоевать ее и освободить Аша.

Оруженосец Менна вбежал и упал на колени.

— Ваше Величество, Ваше Величество! С высоты крепостных стен сбросили копье… Послание привязано к его наконечнику!

— Дай его мне.

Рамзес прочитал текст.

«Рамзесу, Фараону Египта, от его брата Муваттали, императора хеттского государства.

Прежде чем продолжать наше сражение, не будет ли нам полезно встретиться и поговорить? Пусть в поле на равном расстоянии от твоей армии и крепости поставят шатер.

Я приду туда один, мой брат также придет один завтра, когда солнце будет находиться выше всего в небе».

В шатер внесли и поставили друг напротив друга два трона. Между ними — низенький столик с двумя чашами и маленьким кувшином с водой.

Оба правителя одновременно сели, неотрывно глядя друг на друга.

Несмотря на жару, Муваттали был одет в длинный плащ из красно-черной шерсти.

— Я очень рад видеть моего брата, Фараона Египта, чья слава не перестает расти.

— Сила императора хеттского государства вселяет страх в жителей многих стран.

— В этом смысле, мой брат Рамзес, бессмысленно завидовать мне. Я создал непобедимый союз, а ты одержал над ним победу. Какой божественной защитой ты обладаешь?

— Меня защищает мой отец Амон, чья рука управляла мной.

— Я не верил, что такая сила может двигать человеком, даже если он — Фараон.

— Ты не колебался употребить ложь и хитрость.

— Это такое же оружие войны, как и другие! Они победили бы тебя, если бы сверхъестественная сила не руководила тобой. Дух твоего отца Сети наполнил твое сердце беспримерным мужеством и заставил тебя забыть страх поражения.

— Ты готов сдаться, мой брат Муваттали?

— Неужели в привычки моего брата Рамзеса входит такая грубость?

— Тысячи людей погибли из-за захватнической политики Хеттской империи. Сейчас не время для напрасных разговоров. Ты готов сдаться?

— Знает ли мой брат, кто я?

— Император Хеттского государства, попавший в ловушку своей крепости Кадеш.

— Со мной находятся мой брат Хаттусили, мой сын Урхи-Тешшуб, мои вассалы и союзники. Если мы сдадимся, то оставим империю без правителя.

— Побежденный должен покориться.

— Ты выиграл битву при Кадеше, это верно, но крепость остается неприступной.

— Рано или поздно она падет.

— Твои первые приступы окончились неудачей. Продолжая в том же духе, ты потеряешь много людей, даже не поцарапав стен Кадеша.

— Именно поэтому я принял другое решение.

— Поскольку мы говорим наедине, ты объяснишь мне его суть?

— А ты не догадался? Она основывается на терпении. Вас много внутри крепости, мы подождем, пока вам будет не хватать еды. Тогда не покажется ли вам быстрая смерть предпочтительней долгих страданий?

— Мой брат Рамзес плохо знает эту крепость. Ее обширные кладовые содержат большое количество пищи, которая позволит нам продержаться много месяцев. И наши условия будут более благоприятными, чем жизнь египетской армии.

— Простое хвастовство.

— Нет, брат мой, конечно же, нет! Тогда как вы, египтяне, находитесь вдалеке от ваших земель и вам придется переживать все более и более невыносимые дни. Всем известно, что вы не любите жить вдали от вашей страны и что Египет не любит долго обходиться без Фараона. Придет осень, потом зима с ее холодами и болезнями. Также наступят разочарование и усталость. Будь уверен, брат мой Рамзес, наше положение будет более выгодным по сравнению с вашим. И не рассчитывай на недостаток воды: резервуары Кадеша полны, и мы располагаем колодцем, вырытым в центре крепости.

Рамзес сделал глоток воды, но не потому, что его мучила жажда, а чтобы прервать беседу и немного подумать. Доводы Муваттали были не лишены смысла.

— Мой брат желает утолить жажду?

— Нет, я хорошо переношу жару.

— Ты опасаешься яда, так часто применяемого при дворе Хаттусы?

— Этот обычай забыт, но я предпочитаю, чтобы мой виночерпий пробовал приготовленные для меня блюда. Мой брат Рамзес должен знать, что один из его друзей детства, молодой и блестящий дипломат Аша был арестован, когда шпионил на территории Хеттской империи, переодевшись в торговца. Если бы я действовал по нашим законам, он бы уже умер, но я предполагал, что ты захочешь спасти близкого тебе человека.

— Ты ошибаешься, Муваттали, во мне Фараон подавил человека.

— Аша не только твой друг, но также настоящий глава египетской дипломатии и лучший знаток Азии. Если человек и останется бесчувственным, то правитель не пожертвует таким человеком.

— Что ты предлагаешь?

— Не лучше ли мир, пусть даже временный, чем губительная война?

— Мир… Невозможно!

— Подумай, мой брат Рамзес: я не задействовал все силы хеттской армии в этом бою. Дополнительные войска не замедлят прийти мне на помощь, и тогда ты вынужден будешь вести другие бои, не снимая осады крепости. Такие действия превосходят твои возможности в людях и вооружении. Твоя победа превратится в катастрофу.

— Ты проиграл битву при Кадеше, Муваттали, и ты осмеливаешься требовать мира.

— Я готов признать мое поражение, составив официальный документ. Когда ты получишь его, то снимешь осаду, и граница моей империи будет окончательно установлена в Кадеше. Никогда моя армия не будет воевать с Египтом.

Глава 56

Дверь камеры Аша открылась.

Несмотря на все свое хладнокровие, Аша подскочил. Угрюмые лица двоих стражников не предвещали ничего хорошего. С момента своего заключения Аша каждый день ждал казни. Хетты не проявляли никакой снисходительности по отношению к шпионам.

Секира, нож или принудительный прыжок с высоты утеса? Египтянин желал, чтобы его смерть была внезапной и быстрой и не стала бы одним из жестоких спектаклей.

Аша ввели в холодный и строгий зал, украшенный щитами и копьями. Как всегда в Хеттской империи война напоминала о своем присутствии.

— Как вы себя чувствуете? — спросила его жрица Путухепа.

— Мне не хватает физических упражнений и совсем не нравится ваша еда, но я еще жив. Это ли не чудо?

— В некотором роде, да.

— У меня ощущение, что запас моей удачи истощается… Однако ваше присутствие меня успокаивает: сможет ли женщина быть безжалостна?

— Не рассчитывайте на слабость хеттской женщины.

— Мое очарование мне не поможет?

Ярость исказила лицо жрицы.

— Вы понимаете всю безвыходность вашего положения?

— Египетский дипломат умеет умирать с улыбкой на губах, даже если его тело дрожит.

Аша подумал о ярости Рамзеса, который даже в ином мире упрекнет его в том, что он не сумел выбраться из хеттской страны. Ведь именно по этой причине ему не удалось рассказать Фараону об огромной союзной армии, собранной императором. Передала ли крестьянка его короткое послание, состоящее из трех слов? Он вовсе в это не верил, но если ей все же удалось передать послание, Фараон обладал достаточной интуицией, чтобы понять его смысл.

Без информации египетская армия проиграла бы битву при Кадеше, и Шенар взошел бы на трон Египта. После таких выводов лучшим выходом оказывалась смерть.

— Вы не предавали Рамзеса, — сказала Путухепа, — и вы никогда не служили Шенару.

— Я оставляю все на ваше усмотрение.

— Битва при Кадеше состоялась, — объявила она. — Рамзес победил союзную армию.

Аша пошатнулся, как пьяный.

— Вы смеетесь надо мной…

— Я не в том настроении, чтобы шутить.

— Победил союзные войска… — повторил ошеломленный Аша.

— Наш император жив и свободен, — добавила Путухепа, — а крепость Кадеш по-прежнему принадлежит хеттам.

Настроение дипломата омрачилось.

— Какая же судьба уготована мне?

— Я бы охотно сожгла вас как шпиона, но вы стали главным лицом на переговорах.

Египетская армия расположилась лагерем перед крепостью, чьи стены оставались мрачными, несмотря на жаркое июньское солнце. После переговоров Рамзеса и Муваттали воины Фараона не предприняли ни одного нового приступа Кадеша. С высоты крепостных стен Урхи-Тешшуб и хеттские лучники наблюдали, как их противники предавались мирным занятиям. Они ухаживали за лошадьми, ослами и быками, улучшали свои военные навыки, организуя состязания по рукопашному бою. И, конечно, поедали разнообразные блюда, приготовленные вечно переругивающимися поварами.

Рамзес отдал военачальникам только один приказ: поддерживать строгую дисциплину. Никто не получил никакой информации о заключенном с Муваттали соглашении.

Новый командующий соединения «Сет» осмелился расспросить Фараона.

— Ваше Величество, мы находимся в растерянности.

— Неужели тот факт, что мы одержали великую победу, не переполняет вас счастьем?

— Мы осознаем, что вы в одиночку выиграли битву при Кадеше, Ваше Величество, но почему мы не атакуем эту крепость?

— Потому что у нас нет никакого шанса овладеть ею. Понадобится пожертвовать жизнями, по крайней мере, половины наших воинов, но и это не обещает успеха.

— Как долго мы будем бездействовать и созерцать эту проклятую крепость?

— Я заключил с Муваттали соглашение.

— Вы хотите сказать… мир?

— Я предъявил наши условия и, если они не будут выполнены, мы возобновим военные действия.

— Какой срок вы назначили им, Ваше Величество?

— Он истекает в конце этой недели, и тогда я узнаю цену слова хеттского императора.

Вдалеке на дороге, идущей с севера, показалось облако пыли.

Множество хеттских колесниц приближались к Кадешу. Быть может, эти колесницы были отрядом, пришедшим на помощь Муваттали и его союзникам?

Рамзес успокоил волнение, охватившее египетский лагерь. Поднявшись в свою колесницу, Фараон в сопровождении своего льва выехал навстречу хеттскому отряду.

Хеттские лучники не выпускали поводья из рук. Слава Рамзеса и его льва, Бойца, уже распространилась во всей Хеттской империи.

С одной колесницы сошел человек и приблизился к Фараону.

Элегантный, с мягкой походкой, гордым лицом и ухоженными усами, Аша забыл о степенности и бросился к Рамзесу.

Царь и его друг обнялись.

— Мое послание принесло тебе пользу, Рамзес?

— И да и нет. Я не сумел воспользоваться твоим предупреждением, но по воле случая судьба сыграла в пользу Египта. Благодаря тебе я немедленно вмешался. Но победу одержал бог Амон.

— Я думал, что никогда больше не увижу Египет, хеттские тюрьмы очень мрачны. Я, конечно же, попытался убедить противника, что я — сообщник Шенара, должно быть, это и спасло мне жизнь, затем произошло много событий. Умереть там было бы непростительной безвкусицей.

— Мы должны решить, заключать ли нам перемирие или продолжать военные действия, и мне будет полезно узнать твое мнение.

В своем шатре Рамзес показал Аша документ, переданный ему хеттским императором.

«Я, Муваттали, твой слуга, Рамзес, и я признаю тебя Сыном Солнца и порождением самого Света. Моя страна подчиняется твоей воле, она — у твоих ног. Но не злоупотребляй своей властью.

Твое влияние неумолимо, ты это доказал, одержав великую победу. Но зачем тебе уничтожать народ твоего слуги? Зачем злобе продолжать жить в твоем сердце?

Поскольку ты — победитель, согласись, что мир лучше, чем война, и дай хеттам глоток жизни».

— Прекрасный дипломатический стиль, — похвалил Аша.

— Послание кажется тебе достаточно ясным для всех соседних стран?

— Настоящее произведение искусства! То, что хеттский правитель побежден в бою, само по себе необычно, но то, что он признает свое поражение — это новое чудо, которое ты можешь отнести на свой счет.

— Мне не удалось овладеть Кадешем.

— Далась тебе эта крепость! Ты одержал решительную победу. Непобедимый Муваттали теперь называет себя твоим подданным, по крайней мере на словах… Этот факт вынужденного унижения сослужит необыкновенную службу твоему авторитету.

Муваттали сдержал слово, составив должный документ и освободив Аша. Теперь и Рамзес дал своей армии приказ свернуть лагерь и возвращаться в Египет.

Перед тем, как покинуть место, где столько его воинов расстались с жизнью, Рамзес обернулся и посмотрел на крепость. Муваттали, его брат и сын свободными и невредимыми покинут Кадеш. Фараону не удалось разрушить этот символ хеттской мощи, но что от нее останется после решительного разгрома коалиции? Муваттали, объявляющий себя слугой Рамзеса… Кто бы осмелился вообразить себе такой успех? Никогда царь не забудет, что только помощь его небесного отца позволила ему превратить катастрофу в триумф.

— В долине Кадеша не осталось больше ни одного египтянина, — объявил дозорный.

— Отправь воинов на юг, восток и запад, — приказал Муваттали своему сыну Урхи-Тешшубу.

— Рамзес, может быть, запомнил преподнесенный ему урок и спрятал свои войска в лесу, чтобы атаковать нас, когда мы будем выходить из крепости.

— Сколько нам еще придется убегать?

— Мы должны вернуться в Хаттусу, — сказал Хаттусили, — восстановить свои силы и пересмотреть наши действия.

— Я обращаюсь не к побежденному военачальнику, — вспылил Урхи-Тешшуб, — а к императору хеттского государства.

— Успокойся, сын мой, — вмешался Муваттали. — Я думаю, что главнокомандующий объединенной армии ни в чем не виноват. Мы все недооценили собственную силу Рамзеса.

— Если бы вы позволили действовать мне, мы бы победили!

— Ты ошибаешься. Оружие египтян прекрасного качества, колесницы Фараона стоят наших. Предлагаемое тобой открытое столкновение на равнине не обернулось бы в нашу пользу, и наши войска понесли бы тяжелые потери.

— И вы удовлетворены этим унизительным поражением…

— Эта крепость останется нашей, хеттское государство не завоевано, а война против Египта будет продолжаться.

— Как она будет продолжаться после подписания такого позорящего документа?

— Речь не идет о мирном договоре, — уточнил Хаттусили, — а всего лишь о послании одного правителя другому. То, что Рамзес удовлетворился этим документом, указывает на его неопытность.

— Муваттали во всеуслышание объявляет, что отныне он является слугой Фараона.

Хаттусили улыбнулся.

— Когда слуга имеет в своем распоряжении необходимые войска, ничто не запрещает ему взбунтоваться.

Урхи-Тешшуб устремил на Муваттали смелый взгляд.

— Не слушайте больше этого бездарного человека, отец мой, и доверьте мне полные военные полномочия! Я, только я, способен раздавить Рамзеса.

— Вернемся в Хаттусу, — решил Муваттали.

— Вид наших гор будет способствовать раздумьям.

Глава 57

Сильно оттолкнувшись, Рамзес нырнул в прекрасный бассейн, где купалась Нефертари. Фараон проплыл под водой и обхватил жену за талию. Изображая удивление, она позволила своему телу опуститься вниз, а затем они, обнявшись, медленно всплыли на поверхность. Золотисто-желтая собака с лаем бегала вокруг бассейна, тогда как Боец дремал в тени смоковницы, украшенный тонкой золотой цепью, полученной в награду за храбрость.

Рамзес не мог смотреть на Нефертари без обожания. Помимо влечения душ и единения тел, их объединяла таинственная связь, более сильная, чем смерть. Нежное осеннее солнце озаряло их лица своим благословенным светом, когда они плавали в бирюзовых водах бассейна. Как только они вышли из воды, Дозор перестал лаять и принялся лизать их ноги. Собака ненавидела воду и не понимала, почему ее хозяин с таким удовольствием находился в ней. Успокоившись, пес устроился между лапами огромного льва и заснул.

Нефертари была так желанна. И она была счастлива ответить на ласки своего любимого.

По всей стране Рамзес стал Рамзесом Великим. Во время его въезда в Пи-Рамзес многочисленная толпа приветствовала победителя битвы при Кадеше. Рамзес был Фараоном, которому удалось обратить хеттов в бегство и заставить их отойти на свою территорию. Многие недели празднеств, устраиваемых как в деревнях, так и в городах, позволили достойно чествовать эту замечательную победу. Когда рассеялся мрачный призрак завоевания страны, Египет предался радости жизни, сопровождаемой обильным паводком, обещавшим прекрасные урожаи.

Пятый год царствования сына Сети закончился триумфом. Новая военная знать была ему преданна, а покоренные его славой придворные преклонялись перед Фараоном. Молодость Рамзеса заканчивалась. Двадцативосьмилетний мужчина, правивший Двумя Землями, демонстрировал качества самых великих правителей и уже оставил неизгладимый след в истории Египта.

Опираясь на свою трость, Гомер вышел навстречу Рамзесу.

— Я завершил то, что вам обещал, Ваше Величество.

— Хотите опереться на мою руку и немного прогуляться, или же присядем под вашим лимонным деревом?

— Давайте немного пройдемся. Последнее время мои руки и голова много работали, теперь настало время размяться моим ногам.

— Эта новая работа вынудила вас прервать написание Илиады?

— Конечно, но вы дали мне чудесный сюжет!

— Как вы развили его?

— Соблюдая правдивость, Ваше Величество, я не сокрыл ни трусости вашей армии, ни ваше безнадежное сражение в одиночку, ни призыв к вашему небесному отцу. Обстоятельства этой необыкновенной победы воодушевили меня, как если бы я был молодым поэтом, создающим свое первое произведение! Стихи непроизвольно срывались с моих губ, сцены сами выстраивались в нужном порядке. Ваш друг Амени очень помог мне избежать некоторых ошибок в грамматике. Египетский язык не кажется мне легким, но его гибкость и точность приносят поэту удовольствие.

— Рассказ о битве при Кадеше будет выбит на великой южной стене большого колонного зала храма Карнака, — сказал Рамзес, — а также на внешних стенах двора храма Луксора и на фасаде его пилона, на внешних стенах храма Абидоса и в будущем на переднем дворе моего Храма Миллионов Лет.

— Таким образом вечный камень навсегда сохранит воспоминание о битве при Кадеше.

— Я хочу воздать почести невидимому богу, Гомер, победе порядка над хаосом, способности Закона устранять смятения.

— Вы поражаете меня, Ваше Величество, и ваша страна с каждым днем удивляет меня все больше и больше. Я не верил, что ваш знаменитый Закон поможет вам победить врага, решившего уничтожить Египет.

— Если любовь Маат перестанет управлять моей мыслью и волей, мое царствование завершится, а Египет найдет себе другого правителя.

Несмотря на огромное количество поглощаемой им пищи, Амени не толстел. Все такой же щуплый и болезненный, личный писец Фараона больше не покидал кабинета. Он с небольшой группой помощников умудрялся заниматься неимоверным количеством дел. Постоянно лично общаясь с сановниками, Амени был в курсе всего, что происходило в стране, и следил, чтобы каждый знатный чиновник безупречно выполнял порученную ему работу. Для друга детства Рамзеса правильное управление заключалось в простом правиле: чем выше должность, тем больше ответственность и суровее наказание в случае ошибки или оплошности. Все, начиная с сановника и заканчивая управляющим службы, отвечали за промахи подчиненных и расплачивались за них. Отстраненные от работы сановники и пониженные в должности чиновники на своем горьком опыте убедились в суровости Амени.

Когда Рамзес находился в столице, то каждый день виделся со своим тайным советником. Во время поездок Фараона в Фивы или Мемфис Амени готовил подробные отчеты, изучаемые царем с большим вниманием, ведь принимать решение надлежало ему, Фараону.

Личный писец Рамзеса заканчивал докладывать правителю план укрепления плотин в следующем году, когда Серраманна было позволено войти в кабинет Амени, заставленный легкими ящиками, которые были заполнены папирусами, разложенными в идеальном порядке. Воин-великан склонил голову перед правителем.

— Ты все еще злишься на меня? — спросил Рамзес.

— Я не покинул бы вас в сражении.

— Забота о безопасности моей жены и матери была делом первостепенной важности.

— Я не отрицаю этого, но я предпочел бы быть рядом с вами и уничтожать хеттов. Высокомерие этих людей выводит меня из себя. Когда кто-то претендует на звание лучших воинов, то не прячется в крепости!

— У нас мало времени, — вмешался Амени.

— Каковы результаты твоих расследований?

— Никаких, — ответил Серраманна.

— И нет никакого следа?

— Я нашел повозку и трупы египетских стражников, но среди них не было тела Шенара. По свидетельству торговцев, укрывшихся в каменной хижине, песчаная буря налетела с неистовой силой и длилась необычайно долго. Я проследовал до оазиса Каржеха и могу заверить вас, что вместе с моими людьми я обыскал всю пустыню.

— Идя наугад, — сказал Амени, — Шенар, должно быть, попал в пересыхающее русло реки, и его тело похоронено под толщей песка.

— Таково общее мнение, — согласился Серраманна.

— У него не было никакого шанса выйти из этого ада, Ваше Величество, сбившись с главной дороги, он потерялся и не мог долго бороться с бурей, песком и жаждой.

— Его ненависть так огромна, что она послужила ему едой и питьем. Шенар не умер.

Царь склонился перед статуей Тота, находившейся у входа в здание государственной службы, положив букет лилий и папируса на алтарь жертвоприношений. Бог знаний, изображенный в виде сидящего павиана с полумесяцем на голове, поднял взгляд к небесам, всматриваясь в недоступные людям дали.

Сановники вставали и кланялись при появлении Рамзеса. Новый верховный сановник Аша сам открыл дверь своего кабинета. Царь и его друг, ставший героем в глазах придворных, обнялись, здороваясь. Приход правителя являлся явным признаком уважения, утверждавшим Аша в его роли главы египетской дипломатии.

Кабинет сильно отличался от кабинета Амени. Букеты доставленных из Сирии роз, цветочные композиции из папирусов и ноготков, алебастровые вазы изящных форм стояли на столиках, высокие светильники, сундуки из акации с разноцветной обивкой составляли утонченную обстановку. Все это убранство заставляло скорее думать о личных апартаментах роскошного дома, нежели о рабочем кабинете.

С блестящими глазами, элегантный, в легком надушенном парике, Аша походил на легкомысленного, светского и несколько надменного гостя, приглашенного на пир. Кто бы мог предположить, что этот человек, принадлежащий к высшему обществу, был способен превратиться в шпиона и под видом торговца путешествовать по враждебным дорогам Хеттской империи? Даже груда скопившихся дел не могла нарушить роскошной атмосферы кабинета нового верховного сановника, предпочитавшего хранить основные сведения в своей чудесной памяти.

— Боюсь, что мне придется уйти в отставку, Ваше Величество.

— Какую серьезную ошибку ты совершил?

— Неэффективность. Мои служащие не щадили своих сил, но Моисея невозможно найти. Это удивительно… Обычно языки развязываются. На мой взгляд, существует одно-единственное решение: он укрылся в каком-то затерянном уголке и не покидал его. Если он изменил имя и присоединился к семье бедуинов, узнать его будет очень трудно, может быть, даже невозможно.

— Продолжай свое расследование. А хеттская шпионская сеть на нашей территории?

— Тело белокурой молодой женщины было похоронено, но нам так и не удалось узнать ее имя. Что касается колдуна, то он исчез. Несомненно, ему удалось покинуть Египет. Но мы не можем найти никаких следов, как если бы все они исчезли за несколько дней. Мы избежали ужасной опасности, Рамзес.

— Шпионская сеть действительно уничтожена?

— Было бы слишком самонадеянно утверждать так, — признал Аша.

— Не ослабляй бдительности.

— Я часто думаю о том, на что сейчас способны хетты, — сказал Аша. — Поражение унизило их, внутренние междоусобицы хеттов зашли слишком далеко. Они не удовольствуются заключенным перемирием, но им понадобятся многие месяцы, даже годы, чтобы восстановить свои силы.

— Как ведет себя Меба?

— Мой августейший предшественник обзавелся усердным помощником, умеющим оставаться на своем месте.

— Не доверяй ему. Как бывший верховный сановник, он может только завидовать тебе. Каковы результаты наблюдений командующих наших соединений в Южной Сирии?

— Полная тишина и спокойствие, но я лишь наполовину верю в то, что они трезво оценивают ситуацию. Поэтому я завтра сам выезжаю в провинцию Амурру. Именно там мы должны организовать отряд, который при вторжении смог бы выдержать первый удар хеттов.

Глава 58

Чтобы усмирить свой гнев, жрица Путухепа уединилась в самом священном месте столицы. Она закрылась в подземной комнате верхнего города, выдолбленной в стене, вблизи акрополя, где располагалась резиденция императора. После разгрома при Кадеше Муваттали решил держать своего сына и брата на расстоянии. Он намеревался укреплять свою собственную власть, утверждая, что он один в состоянии поддерживать равновесие между соперничающими группировками.

Потолок подземной комнаты был сводчатым, а стены украшены рисунками, представляющими императора в виде воина и жреца на фоне крылатого солнца. Путухепа направилась к алтарю Ада, где находился обагренный кровью меч.

Именно сюда она пришла искать вдохновение, необходимое для спасения мужа от ярости Муваттали. То вдохновение, которое позволит Хаттусили вновь быть облагодетельствованным милостями императора. Со своей стороны, Урхи-Тешшуб, пользующийся поддержкой части военной знати, не останется бездеятельным и попытается убрать Хаттусили и даже уничтожить Муваттали.

Путухепа размышляла до глубокой ночи, думая только о своем муже.

Бог Ада подсказал ей ответ.

Малый совет, куда входили император Муваттали, его сын Урхи-Тешшуб и брат Хаттусили, мог в любой момент стать ареной яростного столкновения.

— Хаттусили полностью ответственен за наше поражение, — утверждающе заявил Урхи-Тешшуб. — Если бы союзной армией командовал я, мы бы раздавили египетские войска.

— Мы уничтожили их, — напомнил Хаттусили, — но кто бы мог предвидеть вмешательство Рамзеса?

— Я, я бы победил его!

— Не хвастайся, — вмешался император, — никто бы не совладал с данной ему силой в день сражения. Когда говорят боги, нужно уметь услышать их голоса.

Заявление Муваттали помешало его сыну продолжать речь, и тогда он бросился в наступление, сменив тему.

— Что вы предпримете в будущем, отец мой?

— Я думаю.

— У нас нет больше времени на размышления! Мы были унижены у Кадеша, теперь необходимо действовать как можно быстрее. Доверьте мне командование тем, что осталось от союзной армии, и я завоюю Египет.

— Бессмысленно, — рассудил Хаттусили. — Сейчас наша самая важная задача состоит в сохранении нашего союза. Армии наших союзников потеряли многих людей, многие правители рискуют потерять свою власть, если мы не поддержим их золотом.

— Все это болтовня побежденного! — возразил Урхи-Тешшуб. — Хаттусили хочет выиграть время, чтобы скрыть свою трусость и глупость.

— Следи за своей речью, — потребовал Муваттали, — оскорбления никому не принесут пользу.

— Хватит сомнений, отец мой: я требую передачи всех полномочий.

— Император я, и ты не должен мне указывать, что я должен делать.

— Оставайтесь с вашим никуда не годным советчиком, если хотите, я же покидаю мои покои во дворце до тех пор, пока вы не прикажете мне вести наши войска к победе.

Сильно нервничая, Урхи-Тешшуб вышел из приемного зала.

— А ведь он кое в чем прав, — признал Хаттусили.

— Что ты хочешь сказать?

— Путухепа спрашивала совета у злых духов Ада.

— И каков был совет?

— Мы должны исправить неудачу при Кадеше.

— У тебя есть план действий?

— Он опасен, но я готов рискнуть.

— Ты — мой брат, Хаттусили, и твоя жизнь мне дорога.

— Я не думаю, что допустил какую-либо ошибку у Кадеша. Величие империи — моя самая главная забота. Я выполню то, что требуют боги зла.

Садовник Неджем, ставший земельным управителем при Рамзесе Великом, был также наставником его сына Ка. Очарованный способностями ребенка, Неджем давал ему возможность наслаждаться учебой и игрой.

Сановник и сын Фараона прекрасно ладили, и Рамзес поздравлял себя с выбором такого типа обучения. Но Неджем впервые почувствовал себя обязанным воспротивиться одному приказанию Рамзеса, зная, что такое неуважение может повлечь за собой большие неприятности.

— Ваше Величество…

— Слушаю тебя, мой милый Неджем.

— Речь идет о вашем сыне.

— Он готов?

— Да, но…

— Это испытание причинит ему вред?

— Нет, Ваше Величество, но…

— Тогда пусть немедленно придет.

— Несмотря на все мое уважение к вам, Ваше Величество, я не уверен, что такой маленький ребенок способен выдержать ту опасность, которой вы намерены его подвергнуть.

— Позволь мне судить об этом, Неджем.

— Опасность… Опасность велика!

— Ка должен отстаивать свой выбор жизненного пути, каким бы тот ни был. Он не похож на других детей.

Неджем понял, что его борьба бесполезна.

— Я иногда жалею, что это так, Ваше Величество.

В долине Дельты дул сильный и холодный ветер, но ему не удавалось разогнать большие черные грозовые тучи. Сидя за спиной своего отца на прекрасной серой лошади, Ка дрожал.

— Мне холодно, отец, нельзя ли ехать немного медленнее?

— Мы спешим.

— Куда ты меня везешь?

— Посмотреть на смерть.

— Прекрасную богиню Запада с такой нежной улыбкой?

— Нет, эта смерть — удел праведников. А ты еще не стал таковым.

— Но я хочу им стать!

— Ну что ж, преодолей первый этап.

Ка сжал зубы. Он никогда не разочарует своего отца.

Рамзес остановил лошадь возле одного канала, чье место слияния с Нилом было отмечено маленьким гранитным храмом. Место казалось тихим и умиротворенным.

— Смерть, она находится здесь?

— Внутри этого святилища, но если ты боишься, то не ходи туда.

Ка спрыгнул с лошади и вспомнил магические заклинания, выученные из сказок и предназначенные для предотвращения опасности. Он повернулся к отцу. Рамзес сидел, не шевелясь. Ка понял, что ему нечего ждать помощи от Фараона и что единственным выходом будет идти в храм.

Туча закрыла солнце, небо нахмурилось. Ребенок, колеблясь, прошел вперед и остановился на полдороги от своей цели. На тропинке чернильно-черная кобра с широкой головой и более одного метра длиной, казалось, решила напасть на него.

Оцепеневший от страха ребенок не решался бежать.

Кобра осмелела и стала приближаться к нему.

Она была готова вот-вот напасть на Ка. Бормоча старинные заклинания, спотыкаясь на каждом слове, мальчик закрыл глаза в тот момент, когда кобра отступила.

Палка с вилообразным концом прижала ее к земле.

— Эта смерть не для тебя, — заявил Сетау, — иди к своему отцу, малыш.

Ка посмотрел прямо в глаза Рамзесу.

— Кобра не укусила меня только потому, что я повторял магические заклинания… Я стану праведником, не так ли?

Сидя в удобном кресле и наслаждаясь нежным теплом зимнего солнца, золотившего деревья ее собственного сада, Туйя беседовала с высокой темноволосой женщиной, когда Рамзес пришел навестить ее.

— Долент! — воскликнул Фараон, узнав свою сестру.

— Не будь суров, — попросила Туйя, — ей надо многое тебе рассказать.

Долент с усталым и бледным лицом бросилась к ногам Рамзеса.

— Умоляю тебя, прости меня!

— Ты чувствуешь себя виноватой, Долент?

— Этот проклятый маг околдовал меня… Я считала, что он порядочный человек.

— А кто он?

— Один ливиец, знаток колдовства. Он заточил меня в доме в Мемфисе и заставил следовать за ним, когда бежал. Если бы я ослушалась его, он перерезал бы мне горло.

— Почему он так жесток?

— Потому что… Потому что…

Долент разразилась рыданиями, Рамзес поднял ее с колен и помог ей сесть.

— Объяснись.

— Колдун… Колдун убил служанку и молодую белокурую женщину, служившую ему медиумом. Он уничтожил их, потому что они отказались подчиняться и помогать ему.

— Ты присутствовала при преступлении?

— Нет, я сидела взаперти… Но я видела трупы, когда мы выходили из дома.

— Почему этот колдун держал тебя в качестве пленницы?

— Он верил в мои способности медиума и рассчитывал использовать меня против тебя, брат мой! Он пичкал меня какими-то дурманящими снадобьями и расспрашивал меня о твоих привычках… Но я не смогла ответить. Когда он направился к Ливии, то отпустил меня. Мне пришлось пережить ужасные моменты, Рамзес, я была убеждена, что он меня не пощадит!

— Ты была неосторожна?

— Мне очень жаль, если бы ты знал, как я сожалею обо всем!

— Оставайся при дворце Пи-Рамзеса.

Глава 59

Аша хорошо знал правителя Амурру Бентешину. Мало верящий в слова богов, он предпочитал им золото, женщин и вино. Он был развращенным и продажным человеком, заботящимся только о своем благосостоянии и удовольствиях.

Так Амурру была призвана сыграть первостепенную стратегическую роль. Глава египетской дипломатии не поскупился в средствах, чтобы заручиться поддержкой Бентешины. Вначале Аша приехал сам, чтобы от имени Фараона засвидетельствовать правителю свое почтение. Затем преподнес Бентешине ценные дары. В их числе были прекрасные ткани, кувшины с лучшими винами, посуда из алебастра, богато украшенное оружие и мебель, достойная царского дворца.

Большая часть египетских воинов, находящихся в Амурру, были мобилизованы во вспомогательную армию, чье вмешательство в битве при Кадеше оказалось решающим. По возвращении в Египет они получат длительный отдых перед тем, как снова поступить на службу. Также Аша привез с собой отряд из пятидесяти воинов, ответственных за обучение местных войск до прибытия тысячи пехотинцев и лучников из Пи-Рамзеса. Таким образом, Амурру станет значительным военным укреплением Египта.

Сев на корабль в Пелузе, Аша отправился на север. Попутный ветер и спокойное море сделали его путешествие приятным. Присутствие на борту корабля молодой сирийки добавило прелести этому плаванию.

Когда египетский корабль вошел в порт Бейрут, Бентешина в окружении своих придворных встречал его на пристани. Веселый и скрытный мужчина с черными и блестящими усами расцеловал Аша в обе щеки и рассыпался в красноречии, превознося необычайную победу Рамзеса Великого при Кадеше. Эта победа решительным образом изменила мировое равновесие.

— Какая замечательная карьера, дорогой Аша! Такой молодой, вы стали верховным сановником Египта… Я преклоняюсь перед вами.

— Это не обязательно, ведь я приехал в качестве друга.

— Вы будете жить во дворце, а все ваши желания будут немедленно исполнены.

Глаза Бентешины загорелись.

— Не желаете ли вы… юную девственницу?

— Кто же будет таким безумцем, чтобы пренебречь сокровищами мира. Взгляни на эти скромные подарки, Бентешина, и скажи мне, нравятся ли они тебе.

Моряки разгружали трюмы.

Словоохотливый Бентешина не скрывал своего удовольствия. Вид необыкновенно утонченной кровати вызвал у него восклицание, говорящее о восхищении.

— Вы, египтяне, знаете толк в искусстве жить! Мне не терпится опробовать это чудо. И не в одиночестве!

Поскольку правитель был в превосходном расположении духа, Аша воспользовался благоприятным моментом и представил воинов-инструкторов.

— Являясь верным союзником Египта, ты должен помочь нам в создании надежной оборонительной системы, которая защитит Амурру и отобьет у хеттов желание нападать.

— Таково и мое самое горячее желание, — подтвердил Бентешина. — Я устал от войн, наносящих вред торговле. Мой народ хочет чувствовать себя в безопасности.

— Через несколько недель Рамзес пришлет армию, а эти военные обучат твоих солдат.

— Превосходно, превосходно… Хеттская империя потерпела тяжелое поражение. Муваттали должен противостоять скрытой борьбе между его сыном Урхи-Тешшубом и его братом Хаттусили.

— Кому же отдает предпочтение военная знать?

— Она, кажется, разделилась, и один и другой имеют своих сторонников. В настоящее время Муваттали удается сохранить видимость сплоченности, но государственный переворот не исключен. А еще некоторые союзные провинции сожалеют, что были вовлечены в гибельное предприятие при Кадеше, которое обошлось им потерей как людей, так и средств… Некоторые ищут нового хозяина, и им мог бы стать Фараон.

— Прекрасные перспективы.

— А я обещаю вам незабываемый вечер!

Молодая ливийка с тяжелыми грудями и полными бедрами легла на Аша и стала нежно массировать его движением своего тела. Каждая клеточка ее кожи источала аромат, и ее прелести представляли собой зрелище, радовавшее глаз.

Хотя Аша и провел уже несколько победных атак, но не остался удовлетворенным. Как только массаж молодой ливийки произвел желанный эффект, он перевернул ее на спину. Быстро найдя прелестный путь к близости, он разделил с ней новый момент сильного удовольствия. Она давно уже лишилась девственности, но ее умение ласкать выгодно заполняло неисправимый недостаток. Ни он, ни она не произнесли ни одного слова.

— Оставь меня, — сказал он, — я хочу спать.

Девушка встала и покинула просторную комнату, выходящую окнами в сад. Аша уже забыл о ней, думая о словах Бентешины по поводу союза, созданного Муваттали, союза, уже готового распасться.

— Действовать правильно будет трудно, но возбуждающе интересно.

К какому другому могущественному государству обратятся вышедшие из союза, если они перестанут верить в хеттского императора? Только не к Египту. Страна Фараонов слишком далеко, и ее уровень сильно отличается от развития маленьких провинций Азии, воинственных и нестабильных. В голову дипломата пришла одна идея, она была такой тревожной, что у Аша возникло желание немедленно рассмотреть карту.

Дверь комнаты открылась.

Вошел мужчина небольшого роста, щуплый, его волосы были собраны повязкой, на шее — скромное серебряное колье, на левом предплечье браслет. Он был одет в платье из разноцветной ткани, с открытыми плечами.

— Меня зовут Хаттусили, я брат Муваттали хеттского императора.

На несколько секунд Аша растерялся. Может быть усталость от путешествия и любовные утехи явились причиной галлюцинаций?

— Вы не грезите, Аша. Я рад познакомиться с главой египетской дипломатии и очень близким другом Рамзеса Великого.

— Вы в Амурру…

— Вы мой пленник, Аша. Всякая попытка бежать обречена на неудачу. Мои люди арестовали египетских воинов, и ваш корабль. Хеттская империя снова стала хозяином Амурру. Рамзес ошибался, недооценивая нашу возможность ответного удара. Будучи главнокомандующим союзной армии, разбитой при Кадеше, я подвергся невыносимому унижению. Я уничтожил бы египетскую армию, если бы не потрясающая ярость Рамзеса и не его безрассудное мужество. Поэтому я должен как можно быстрее доказать мою настоящую значимость и вмешаться, пока вы наслаждаетесь лаврами победы.

— Бентешина в который раз предал нас.

— Бентешина продается тому, кто больше платит, таков его характер. Никогда больше эта провинция не вернется в лоно Египта.

— Вы забываете о ярости Рамзеса!

— Напротив, я ее опасаюсь, поэтому я не буду ее провоцировать.

— Как только он узнает, что хеттские войска захватили провинцию Амурру, он вмешается. И я убежден, что вы не успели создать армию, способную ему противостоять.

Хаттусили улыбнулся.

— Ваша проницательность опасна, но она будет бесполезна, так как Рамзес узнает правду слишком поздно.

— Мое молчание будет красноречивым.

— А вы и не будете молчать, Аша, так как вы сейчас напишите Рамзесу ободряющее послание. Вы объясните ему, что ваша работа проходит по заранее намеченному плану, а ваши воины прекрасно справляются со своими обязанностями.

— Иначе говоря, наша армия доверчиво приблизится к провинции Амурру и попадет в западню.

— Такова действительно одна из частей моего плана.

Аша попытался разгадать замыслы Хаттусили. Ему были известны все достоинства и недостатки народов, населявших эту местность, их стремления и злопамятность. Египтянину открылась правда.

— Еще один корыстный союз с бедуинами!

— Лучшего решения просто не существует, — подтвердил Хаттусили.

— Все они — воры и убийцы.

— Мне это известно, но я воспользуюсь ими, чтобы посеять беспорядки в рядах союзников Египта.

— Не является ли с вашей стороны большой неосторожностью доверять мне такие секреты?

— Скоро эти секреты превратятся в реальность. Одевайтесь, Аша, и следуйте за мной, я продиктую вам то, что вы должны написать.

— А если я откажусь это написать?

— Вы умрете.

— Я готов.

— Нет, вы не готовы. Мужчина, любящий женщин так, как их любите вы, не готов отказаться от удовольствий бытия из-за дела, безнадежного заранее. Вы напишите это послание, Аша, потому что вы хотите жить.

Египтянин колебался.

— А если я повинуюсь?

— Вы будете заключены, надеюсь, в довольно удобную тюрьму и выживите.

— Почему бы вам не убить меня?

— В рамках предстоящих переговоров глава египетской дипломатии будет хорошей разменной монетой. Как это уже случилось в Кадеше, не правда ли?

— Вы принуждаете меня предать Рамзеса.

— Вы действуете по принуждению… Это не похоже на настоящее предательство.

— Жизнь спасена… Разве это не слишком прекрасное обещание?

— Я даю вам слово перед богами хеттского государства и именем императора.

— Я напишу послание, Хаттусили.

Глава 60

Семь дочерей жреца Мадиана, среди которых была и жена Моисея, черпали воду и наполняли корыта, чтобы напоить баранов, когда десяток конных бедуинов ворвались в оазис. Бородатые, вооруженные луками и кинжалами, они казались демонами.

Бараны разбежались, семь девушек укрылись в своем жилище, старик, опираясь на свою палку, вышел навстречу прибывшим.

— Ты глава этой общины?

— Да, я.

— Сколько в ней здоровых мужчин?

— Я и сторож стада.

— Скоро Ханаан при поддержке хеттов восстанет против Фараона. Благодаря хеттам у нас есть земля. Все племена должны помочь нам победить египтян.

— Но мы не племя, а семья, многие поколения которой мирно жили здесь.

— Приведи нам твоего погонщика стада.

— Он сейчас в горах.

Бедуины посовещались.

— Мы вернемся, — объявил их предводитель, — уведем его с нами, и он будет сражаться. В противном случае мы засыпем твой колодец и сожжем твое жилище.

Моисей пришел поздно ночью. Его жена и ее отец поднялись.

— Где ты был? — спросила она.

— На святой горе, где бог наших отцов обнаруживает свое присутствие. Он мне говорил о бедствиях евреев в Египте, о моем народе, подчиненном власти Фараона, о моих братьях, горюющих и желающих освободиться от гнета.

— У нас есть куда более серьезные дела, — сказал жрец Мадиана. — Сюда приезжали бедуины, они хотят увести тебя, чтобы ты участвовал в восстании Ханаана против Фараона, как и все здоровые мужчины этой провинции.

— Это безумие. Рамзес раздавит этот мятеж.

— Даже если хетты станут на сторону восставших?

— Разве они не разбиты при Кадеше?

— Именно так говорили погонщики караванов, — признал жрец, — но можно ли им доверять? Тебе надо спрятаться Моисей.

— Бедуины угрожали тебе?

— Если ты не пойдешь сражаться, они уничтожат нас.

Сиппора, жена Моисея, повисла у него на шее.

— Ты уедешь, не так ли?

— Бог приказал мне вернуться в Египет.

— Там тебя будут судить и приговорят к смерти! — напомнил старый жрец.

— Я еду с тобой, — решила Сиппора, — и мы возьмем нашего сына.

— Путешествие может быть опасным.

— Мне все равно. Ты мой муж, а я твоя жена.

Обессиленный жрец сел на землю.

— Успокойся, — предсказал Моисей, — бог сохранит твой оазис. Бедуины не вернутся.

— Это не имеет никакого значения, так как я никогда больше не увижу вас, тебя, моей дочери и вашего сына!

— Ты говоришь правду. Поцелуй нас на прощание и доверим наши души господу Богу.

В Пи-Рамзесе храмы готовились к проведению праздника середины зимы, в ходе которого тайная энергия вселенной оживит статуи и предметы, используемые во время обрядов. Присущая им сила истощилась, поэтому царская чета должна была обратиться к свету и принести дары богине Маат, создателю вселенной.

Победа при Кадеше приободрила египтян. Никто больше не считал хеттскую армию непобедимой. Все знали, что Рамзес способен отразить нападение врага и сохранить ежедневное счастье мира.

Столица становилась все красивее. Главные храмы Амона, Птаха, Ра и Сета росли с каждым днем. Дома знати и высших чиновников соперничали по красоте со зданиями Мемфиса и Фив. В порту не прекращалась работа, его склады изобиловали богатствами. Специальная мастерская изготовляла покрытую голубой глазурью черепицу, украшавшую фасады домов Пи-Рамзеса, оправдывая его славу «города бирюзы».

Одно из любимых занятий жителей столицы состояло в прогулках на лодках по каналам, богатым рыбой, и в рыбной ловле. Грызя медовые яблоки, доставленные из одного из фруктовых садов пышно разросшихся пригородов, рыбаки скользили по течению. Они восхищались видом цветущих по берегам канала садов, полетами ибисов, розовых фламинго и пеликанов, часто забывая о рыбе, попавшейся на крючок.

Самостоятельно гребя веслами, Рамзес увез дочь Меритамон и сына Ка, не преминувшего рассказать своей маленькой сестре о встрече с коброй. Мальчик говорил не спеша, без преувеличений. После этих нескольких часов отдыха, Рамзес рассчитывал разыскать Нефертари и Красавицу Изэт, приглашенную Великой Супругой Фараона.

На пристани их ждал Амени.

Только серьезная причина могла заставить его покинуть свой кабинет.

— Послание от Аша.

— Тревожное?

— Прочти сам.

Рамзес передал заботу о детях Неджему и развернул протянутый ему Амени папирус.

«Фараону Египта от верховного сановника Аша.

Согласно приказам Его Величества, я виделся с правителем провинции Амурру Бентешиной, оказавшем мне превосходный прием. Наши воины-наставники, возглавляемые царским чиновником, получившим образование, как ты и я, в университете Фив, начали формирование линейной армии. Как мы и предполагали, хетты после поражения при Кадеше удалились на север. Тем не менее, не надо ослаблять нашу бдительность. Местных войск будет недостаточно, если в будущем произойдет попытка вторжения. Также необходимо немедленно послать хорошо вооруженное воинское соединение, чтобы создать оборонительную базу, которая явится гарантией долгого мира и безопасности нашей страны.

Да будет здоровье Фараона превосходным всегда.»

Царь свернул документ.

— Это действительно почерк Аша.

— Согласен, но…

— Таково и мое мнение, — согласился Амени.

— Он никогда бы не написал, что он и ты учились в университете Фив!

— Нет, потому что на самом деле это был университет Мемфиса. А ведь у Аша превосходная память.

— Что значит эта ошибка?

— То, что он стал пленником в Амурру.

— Правитель Бентешина сошел с ума?

— Нет, он тоже действовал по принуждению, несомненно, после того как получил плату за свою поддержку.

— Следует ли понимать…

— Ответный удар хеттов был молниеносным, — оценил Рамзес. — Они овладели Амурру и приготовили нам новую ловушку. Без изобретательности Аша Муваттали удалось бы отыграться.

— Ты считаешь, что Аша еще жив?

— Я не знаю Амени. С помощью Серраманна я немедленно начинаю готовить элитный отряд воинов к отправлению. Если наш друг находится в плену, мы его освободим.

Рамзес отдал приказ старшему мастеру плавильни вновь приступить к усиленному изготовлению оружия. Информация об этом за несколько часов облетела столицу и за несколько дней — весь Египет.

К чему скрывать очевидное? Победы при Кадеше оказалось недостаточно, чтобы сломить волю хеттов к завоеванию. Все четыре казармы Пи-Рамзеса были подняты по тревоге, и воины поняли, что им незамедлительно будет приказано отправляться на север, навстречу новым сражениям.

Весь день и всю ночь Рамзес провел в одиночестве в своем кабинете. На заре он поднялся на террасу дворца, чтобы посмотреть на своего покровителя, светило, возрождающееся после ожесточенных боев с чудовищем мрака.

В восточном углу террасы сидела Нефертари, такая красивая в розовых лучах зари.

Рамзес прижал ее к себе.

— Я думал, что победа при Кадеше откроет эпоху мира, но оказался слишком самонадеянным. Тени бродят вокруг нас. Тени Муваттали, Шенара, который, возможно, еще жив, этого ливийского мага, ускользнувшего от нас, Моисея, чьи следы мне так и не удается отыскать, Аша, плененного или убитого в Амурру… Будем ли мы достаточно сильны, чтобы выдержать бурю?

— Твоя задача состоит в умении управлять кораблем, какова бы ни была сила ветра. У тебя нет ни времени, ни права сомневаться. Если течение встречное, ты будешь с ним бороться, мы вместе будем с ним бороться.

Выплывая из-за горизонта, солнце своими лучами озарило Великую Супругу Фараона и Сына Солнца — Рамзеса.

Примечания

1

В районе современного Ливана.

(обратно)

2

Провинция Ханаан состояла из Палестины и Финикии.

(обратно)

3

Турция.

(обратно)

4

Пер. Н. Гнедича (Прим. ред.).

(обратно)

5

Высотой 2 м 20 см и шириной 1 м 30 см.

(обратно)

6

«Стела 400 лет» признана египтологами всего мира выдающимся памятником письменности Древнего Египта.

(обратно)

7

Пер. Н. Гнедича (Прим. ред.).

(обратно)

8

Вместе они обладали целебными свойствами антибиотиков.

(обратно)

9

Богазкей, 150 км к востоку от Анкары (Турция).

(обратно)

10

60 км на юго-запад от Анкары.

(обратно)

11

Мазат, 116 км на северо-восток от Хаттусы.

(обратно)

12

Пер. Н. Гнедича (Прим. ред.).

(обратно)

13

Ахетатон, что значит «Небосклон Салнца».

(обратно)

14

Пер. Н. Гнедича (Прим. ред.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg