«Москва-Лондон, кот и букет невесты»

Москва-Лондон, кот и букет невесты (fb2) - Москва-Лондон, кот и букет невесты 199K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Дженкинз

Москва-Лондон, кот и букет невесты Ава Абель

Глава 1. Удачное падение

— О, о, посмотри на эту сытую морду… Тише, спугнешь!

Настя толкнула его в плечо, а сама рот ладонью зажала, чтобы не засмеяться.

— Я-то молчу, а ты все шепчешь и шепчешь.

— Да тише, пап, прошу же!

Он не выдержал и уткнулся лицом в синий клетчатый плед, который держал в руках; плечи затряслись от глухого смеха, а Настена взвыла:

— Труба! Удрал, Рыжий. И где мне его теперь ловить?!

Николай Терехов, которого и враги, и друзья называли «скромно» Большим Боссом, помогал дочке поймать кота. До сих пор Рыжий оставался единственным чадом в доме Насти, которая три года назад вышла замуж, а скоро собиралась стать мамой своего, человеческого, дитенка.

Во дворе суетились люди: свадьба как-никак, счастливый день, дел по горло. А Терехов выслеживал кота.

— Да ладно тебе, Настасья. Пускай гуляет, вечером поймаем, когда гости разъедутся.

— Он лапы отморозит, — расстроилась она.

День и правда холодный выдался: минус два градуса. Тридцатое октября, а уже первый снег утром выпал. Вроде бы радоваться надо, это же благословение небес, а дочка, которая привезла на свадьбу лучшей подруги несчастного Рыжего, испугалась, что тот простудится. Она раздобыла для него кошачий комбинезон и теперь терроризировала окружающих.

— Эх ты, а еще Большой Босс. Как вкладами жонглировать, так ты мастер, а животину спасти от вымерзания — так пускай гуляет, — укорила она и направилась в дом, вздернув нос и уперев ладони в поясницу, хотя и живота-то еще толком не видно было, три с половиной месяца беременности. Николай догнал ее и набросил плед на плечи.

— Чую, устроит нам еще Рыжий сегодня, — покачала она головой. — Хоть бы Саньке на платье не прыгнул в разгар церемонии.

Санька — это невеста, Александра Прохорова, которую Большой Босс очень уважал. Она к тому же была падчерицей его лучшего друга, на даче которого, собственно, и собрался честной народ.

— А Рыжему делать больше нечего, по-твоему, как на чужих женщин прыгать?

— Он хоть и старый, но шустрый.

— Да, мы, старики, такие, — подколол дочку Николай, и та фыркнула, сдув светлую прядь волос со щеки.

— Папа, тебе всего сорок восемь и выглядишь ты, как Джеймс Бонд, а Рыжему по человеческим меркам — почти девяносто. И выглядит он, как… Короче, имей уважение к старшим.

Она улыбнулась какому-то неожиданному воспоминанию и сказала:

— Кстати, в доме глинтвейн наливают. Выпей и за меня, будь другом, а я пойду букет невесты посмотрю, флорист уже два часа как маятник — туда-сюда, туда-сюда.

Настена вернула ему плед и скрылась в западном крыле.

Дача Прохоровых стояла на берегу Москвы-реки в Николиной Горе. Место уединенное, уютное, в самый раз для того чтобы не создавать шумиху и избежать папарацци. Один уже ошивался на рассвете у ворот, но на территорию загородного дома известного дипломата попасть, естественно, не смог. Оказалось, фотограф жаждал не столько свадьбу заснять, сколько американскую актрису, Эмили Райт, которая вроде бы планировала приехать. Николай ее раньше не встречал и не разделял всеобщего ожидания. Он ни одного ее фильма не видел, чтобы гоняться за автографом. Ему и кота хватало.

Церемонию устраивали исключительно для «своих», на человек тридцать-сорок, и многие гости уже прибыли. В гостиной просторного особняка то и дело раздавались взрывы хохота: Санька со своим избранником травили байки.

Из общей гаммы выделялся мелодичный женский смех, который заставил остановиться в дверях. Николай сложил руки на груди и оперся плечом о косяк, разглядывая собравшихся, но так и не определил, чей голос заинтересовал его.

Да и какая, в общем-то, разница. В отличие от дочки, он любил шумные компании, но присоединиться не мог: обещал проконтролировать в саду подготовку к церемонии. Всего три часа осталось.

— Даня, — окликнул он зятя, который пролетал мимо. — Тебя Настасья искала.

— А в какой стороне света она находится? Я уже и на юг сбегал и на север.

— На запад иди, не ошибешься.

Даня с Настей были самой главной гордостью Терехова, его лучшей вселенской инвестицией, которая окупилась с лихвой. Чего еще хотеть от жизни, Большой Босс так и не придумал с тех пор, как «дети» поженились.

Он ослабил узел галстука, подкатал рукава белой рубашки и вернулся во двор, захватив граненый стакан с глинтвейном. На поверхности плавала гвоздика, и он вспомнил, как давным-давно жена добавляла в сухое красное вино тонну специй, сахара, а потом кипятила и радовалась. А он каждый раз притворялся, что плачет от благодарности, а не от того что переваренная бурда взрывала мозг.

Когда-то жена, узнав о своем смертельном диагнозе, заставила поклясться, что будущий вдовец снова полюбит. Она, будучи прирожденным юристом, даже документ составила и принудила подписать: «Я, Николай Терехов, обязуюсь найти новую любовь, иначе дух моей жены вернется в виде какого-нибудь жутко вредного существа, вроде летучей мыши или кота, и испоганит мне жизнь».

Взрывная была, командирша. Настя — вылитая мать по характеру, такая же строптивая и в то же время преданная. А вот внешностью дочка пошла в отца: голубоглазая, блондинистая, тонкая кость и магическая способность есть и не толстеть.

Честное слово, магия работала только в путь! Терехов любил притормозить у «Макдональдса» после работы, но фигуру себе не испортил этим за годы. Его даже стабильно вносили в топ самых привлекательных богатых холостяков России. Так что Николай не страдал от недостатка женского внимания. Он страдал от его избытка. Не понимали охотницы, что ловить им нечего. Да, он овдовел больше десяти лет назад, но будучи однолюбом, не мог представить рядом другую женщину. Была череда их — чужих лиц, чужого голоса и отсутствия обязательств, а вот жениться снова он отказывался. Нельзя подменить настоящее чувство тенью, иначе жизнь потеряет вкус и смысл.

В его жизни хватало смысла. Всего имелось в избытке, в том числе и приключений. Пока международную корпорацию построил, пока дочку вырастил, пока мужа для нее вырастил, чего только не начудил.

Авантюрный дух и оптимизм открывали Терехову много дверей, а если двери не имелось в наличии, то он не шел к цели напролом, как делали многие давно сгинувшие конкуренты. Нет, Николай строил лестницу и, забравшись на облака, перешагивал преграды. Он был энтузиастом, инноватором, который занимался технологиями и никогда не оставался один. Его часто называли эксцентричным, но что поделать — это у них семейное. Он «горел» работой, в нем кипела жизнь, несмотря на годы и тот факт, что скоро станет дедом.

— Коль, отнеси потом корзину к арке, пожалуйста, — попросила его мать невесты, хозяйка этого гостеприимного дома. Она срезала поздние белые розы с куста, и Николай остановился, чтобы посмотреть.

— Как-то и заняться больше нечем, — признался он, оглядываясь на официантов, которые готовили на закрытой террасе фуршет.

— А ты кота поймал?

— О-о-й, и ты туда же, — возмутился он и направился через лужайку в дом, чтобы взять пиджак, в котором лежали сигареты.

Из динамика с террасы доносились звуки Фрэнка Синатры, «Killing me sofly», и Николай начал подпевать. Он любил эту песню с детства, хоть тогда и не понимал слов, не зная языка.

Гости из дома успели переместиться в сад. Босс, задумавшись, едва не прошагал мимо невесты, которая окликнула его.

— Дядя Коля! Можно на минутку? Я вас быстренько на землю свалю, и дальше пойдете по своим делам, хорошо?

Она была не только дзюдоисткой, но и бесконтактный бой практиковала, поэтому Терехов не удивился подобной просьбе. Видимо, невеста слишком нервничает. Он посмотрел в ее большие добрые глаза и искренне сказал:

— Санечка, для тебя сегодня все что уго…!

Его будто в солнечное сплетение ударили, и он упал на газон, прямо на пожухлые, припорошенные снегом листья, едва успев дохнуть. И это при том что его никто не коснулся.

— Невероятно, так это правда! — И снова он услышал этот смех, как звон колокольчиков. Его обладательница восторгалась проделкой невесты, как ребенок, хлопая в ладоши и излучая жизнерадостность, которая теплом влилась Терехову в вены. Ясно, значит, Санька не нервничала, а лишь демонстрировала кому-то свои навыки. Когда перед глазами рассеялась тьма, он наконец увидел, кому именно.

Над ним склонилась худенькая незнакомка, протягивая руку помощи. Ее темные распущенные волосы упали на щеки, и она убрала передние пряди за уши, открывая высокие скулы с легким румянцем.

Впервые за долгие годы Николай растерялся при виде женщины, поэтому послушно сжал ее ладошку, тонкую и прохладную, и поднялся с земли. Он, онемев, пристально вглядывался в искрящиеся смехом карие глаза, пытаясь вспомнить это лицо, а не вспомнив, нахмурился. Что-то в ней было до боли знакомым… Да, именно — боль. Как отблеск безнадежности в мягком взгляде, как печать тоски — той самой, к которой давно привыкли и перестали скрывать, и она проявлялась даже в искреннем смехе.

— Вы не ушиблись? — спросила она участливо, и Терехов с опозданием осознал, что незнакомка говорит по-английски.

— Простите, а вы…?

— Эмили Райт, я со стороны жениха.

— Вот оно что… Хм… А я Николай.

— Оу, как царь! — восхитилась она.

— В каком-то смысле, да…

— Пойдемте, смешаю вам коктейль, — предложила она в качестве компенсации, а Босс никак не мог прийти в себя.

— Удивительный момент, — пробормотал он.

— А я люблю удивлять, — с лукавым видом произнесла Эмили, и Терехов понял, что пропал.

Больше всего на свете он любил удивляться.

{В современном английском языке нет разделения на «ты» и «Вы», помимо официальной переписки, так что общение между Николаем и Эмили на «вы» использовано исключительно как художественный прием}

Глава 2. Кот

«Не глазей», — приказала себе Эмили, но, как примагниченная, переводила взгляд на мужчину, который шел рядом. Она, наверное, смущала его навязанным вниманием, но от неожиданности забыла правила приличия. Эмили заблудилась в глубине его глаз и не могла найти выхода.

Это все вино на голодный желудок виновато, да еще здешняя атмосфера. Слишком много радости и заразительной энергии, которая захватила Эмили и превратила в хохочущую дурочку. С той минуты, как вышла из такси и ступила на порог дома, словно в иной мир попала. В мир, где люди не жалеют делиться теплом. И она так отогрелась, что теперь смеялась, смеялась… и глазела на Николая.

Она слышала о нем от Стаса — сегодняшнего жениха, который несколько лет жил в Штатах и работал в филиале корпорации Терехова. Но Большой Босс почему-то представлялся старым и серьезным. А рядом шел статный донжуан с обложки GQ.

Да и не в этом дело. То есть, неожиданно, конечно, но поразили Эмили именно глаза. Он посмотрел на нее, словно в душу заглянул. Увидел там надломленную женщину, которая притворялась сильной.

А может, показалось? Придумала себе все.

…Но глаза у него невероятные, голубые и добродушные, хоть и смотрел он сейчас настороженно. Нужно что-то сказать.

— Какой коктейль вы предпочитаете?

Его губы дрогнули.

— Я уже выпил глинтвейна, этого достаточно. Мне лишь хотелось составить вам компанию.

Эмили ощутила звенящее напряжение внутри и дико разволновалась от этого прилива воодушевления, которое затопило и прорвало плотину непричастности к жизни. Если бы она могла остановить время, затаив дыхание, она бы перестала дышать, только бы удержать этот волшебный момент, не отпустить в пустоту.

Полтора беспросветных года без капли надежды, и вдруг ей словно массаж сердца сделали, реанимировали — и она открыла глаза, чтобы увидеть свет.

— Вы надолго в гости, Эмили?

— Утром улетаю.

— Куда, если не секрет?

— В Лондон. Дела…

Он кивнул, словно подтверждая, что дела — это действительно основательная причина уехать.

Эмили улыбнулась виновато и сказала:

— У вас рубашка на плече испачкалась, вот здесь. Простите, я просто хотела увидеть Сашины приемы. — Она положила ладонь на его крепкую руку, и пальцы дрогнули, ощутив тепло. Мороз на улице, у нее самой даже губы закоченели, а новый знакомый, казалось, излучал электричество. Она отдернула руку, спрятав в кармане джинсовой куртки.

— Ничего страшного, — усмехнулся Царь.

Смятение внутри с каждым шагом уступало место благодарности, и Эмили решила не навязываться слишком явно, чтобы не отпугнуть Николая. Хотелось просто провести спокойный день в компании интересного мужчины. Вряд ли подобный момент повторится в скором времени, поэтому стоит сказать судьбе спасибо и наслаждаться ощущением давно забытого вдохновения.

Ценить моменты Эмили научилась, к сожалению, только после того как Дэвида не стало. Но тем ценнее сейчас было каждое мгновение, каждый удар вдруг очнувшегося после душевной комы сердца.

Нет, она не боялась, что это сердце сегодня снова разобьется. Наоборот, будто осколки склеились. Тому, кто изголодался по интересу к жизни и влечению к другому человеку, целый день подобного счастья — как подарок небес. Словно кто-то загадал желание, и оно сбылось для Эмили, дав ей надежду, напомнив, что она живая.

* * *

Мисс Райт. Тоненькая, наверняка легкая, и хочется подбирать сравнения, пока не найдешь идеальное. Она терзала карманы своей джинсовки, как девчонка на первом свидании, и Терехов ничего не мог с собой поделать: он просто смотрел на нее и молчал, предоставив ей право голоса. Нравилось наблюдать, как она втягивает в рот верхнюю губу, обдумывая фразы и не произнося их.

— Рада была познакомиться, — наконец сдалась Эмили, решив сбежать. — Пора готовиться к церемонии. — Она посмотрела вниз, на узкие черные ботинки и серые свободные шаровары, которые мешали представить, насколько стройные у нее ноги.

— До скорой встречи.

Он проводил взглядом мисс Райт и тоже вошел в дом. В углу гостиной подобрал свой забытый пиджак синего цвета, сшитый на заказ специально к свадьбе, и привычно похлопал по карману. Пачка сигарет была недорогая, но Николай и не курил. Бросил давно, чтобы дочка дурной пример не перенимала. Вместо этого он обманывал себя, просто вертя сигарету в пальцах и не поджигая. Зажигалки все равно не было.

Зажав сигарету зубами, он усмехнулся. Надо же, так неожиданно остро отреагировал на незнакомую женщину. Глянув в широкое окно, окаймленное морозным тающим узором, Терехов выцепил взглядом дочку, которая общалась с кем-то из персонала — видимо, флористом.

Встревоженный, сбитый с толку, он решил посовещаться с Настеной.

— Эмили?! Ты запал на Эмили?!

Н-да… Зря все-таки с дочкой заговорил.

— А что с ней не так? — уточнил он.

— С ней все так. У нее, правда, душа в хлам разворочана, и сердце в дребезги. А так у нее полный порядок. Пап, ты пожалей человека. Ты же осознаешь, что вы живете и работаете в разных странах? Эмили — серьезная женщина, ее интрижки не интересуют.

— К чему ты клонишь? — притворился идиотом Терехов. Он все прекрасно понимал и сам, но вдруг до страшного захотелось пожить в иллюзии хоть пару часов.

— Клоню к закату. Ваших не начавшихся отношений.

Он раздраженно затолкал сигарету обратно в пачку и потер глаза.

— Настасья, занимайся букетом, — он махнул на застывшего в шаге от них флориста с цветами невесты в руках. — Я-то думал, ты за меня порадуешься, совет дашь.

— А я и посоветовала: руки прочь от оскороносной особы! Это все равно что в святой Грааль наплевать.

— Да прямо-таки, мы с ней взрослые люди.

Но Настена надвигалась угрожающим тайфуном:

— Клянись на святом распятии, что не прикоснешься к ней.

— Клянусь. Но если она сама проявит инициативу, то клятва аннулируется.

— Пф-ф, мечтай, Иуда.

Так, с подачи Насти, Терехов начал злиться, и злился до самого начала церемонии, когда десятки гостей собрались в саду, чтобы увидеть, как жених и невеста, стоя у высокой арки, увитой белыми розами, пообещают любить друг друга до конца дней. Официальные документы были заранее оформлены в Доме бракосочетаний, но торжественность момента от этого не размылась, а наоборот, волновала, ощущалась легче и веселее.

Звучала скрипка: музыканты сидели неподалеку на специально подготовленной платформе. Невеста шла по проходу навстречу судьбе, жених улыбался во все тридцать два, а Настя плакала, стоя рядом со свидетельницей — Лизой, младшей сестрой жениха. Хорошая девчонка, хоть и мрачноватая. Вот и сейчас: Настена слезами давится, а Лизочка смотрит на нее странно, будто не понимает, как можно плакать на людях. Кремень, а не девочка. И Стас такой же, поэтому Терехов и взял его под крыло когда-то.

…Взгляд как бы невзначай скользнул по рядам гостей, снова выискивая хрупкую фигурку Эмили Райт.

Улыбчивый работник ЗАГСа буквально через минуту собирался поведать о рождении новой семьи Архиповых, а Николай не мог найти причину, чтобы не пялиться на Эмили. Трогать ее нельзя, но смотреть-то можно.

Морозный воздух искрился вокруг нее, а цветочный аромат в саду разносило слабыми, не резкими порывами ветра, и хотелось закрыть хрупкую фигуру собой, чтобы ей не было холодно. Эмили скромно сидела в ряду напротив, через проход, в кресле, обтянутом белой тканью, и на ее глазах блестели слезы.

Подойти бы и стереть их, а потом…

Рыжий.

Кот крался к арке, как и предсказывала Настена. Вот же скотинушка. Кошак шел не один, за ним на расстоянии хорошего броска показались ретривер и мейн-кун — зоопарк хозяев. Рыжий надвигался с бандитским выражением морды, но надвигался очень неуклюже, потому что на нем пузырился комбинезон. Поймала-таки, Настена! Ее в упрямстве никто не переплюнет. А отпустила зачем? Удрал, наверное.

Николай поднялся и, пригнувшись, обошел ряды. Хозяин дачи, Валик Прохоров, лучший друг всех времен и народов, шикнул ему, призывая к тишине, но Терехов отмахнулся и прокрался к Рыжему. И тут этот отпрыск кошачьего демона действительно напал — но не на невесту, а прямо на Эмили, которая сидела с самого края во втором ряду. Актриса, естественно, не подозревала о надвигающейся катастрофе и потому завизжала бы, но Николай вовремя сделал искусный выпад в ее сторону. Чистая конкуренция за право устроить голову на коленях «оскороносного Грааля».

Босс сдернул Эмили с кресла, и она хлопнулась к нему на колени в обнимку с котом. Рыжий был старый, мяукать особенно не любил, а если и снисходил, то скорее сипел, но сейчас он тактично заворчал: Эмили, видно, прижала кошачью тушку слишком сильно.

— Ник, о Господи, — взволнованно прошептала женщина, вглядываясь в его глаза и машинально поглаживая кота по холке. Тот пыхтел и пытался вырваться, усы дыбом, но комбинезон сковывал и пришлось покориться.

— Это Рыжий, кот моей дочки, — тихо ответил Николай, оценив теплую волну в сердце от того, что желанная женщина назвала его по имени. Ник. Так интимно…

И чисто теоретически, царь придворную актрису не трогал. Он свадьбу спасал.

Лазейки, лазейки…

Глава 3. Букет невесты

Сообразив, что все еще сидит на коленях у Большого Босса, Эмили разрывалась между двумя вариантами будущего: расхохотаться или покраснеть. Но мужчина быстро опомнился и помог ей подняться.

— Не отпускай его, Эмили. Желательно до конца церемонии, — сказал он, поэтому пришлось сесть на место и ласковее обнять кота. Он был забавный, недовольный, но милосердный, поэтому величественно развалился у новой знакомой на коленях, пошуршав комбинезончиком. Милаха. Он бы и коготки выпустил, да пинетки на лапах мешали.

Эмили состроила серьезное выражение лица и прислушалась к словам церемонии, ничего не понимая, но радуясь от этого не меньше. Жених, Стас, был ее другом. Он спас ее жизнь год назад, в самолете. Незнакомый человек вытащил ее из пропасти, куда она прыгнула по своей воле, и Эмили платила Стасу безграничной благодарностью. Им приписывали роман, но между ними было только уважение.

К горлу подкатил ком непрошенных слез, напоминая о событиях годичной давности, и Эмили прижалась лицом к мягкой холке кота, который вдруг замурчал. Почувствовал, что ей нужна поддержка, добряк. Он не пытался сбежать до конца церемонии, и от этого тоже захотелось расчувствоваться.

Эмили прижала к себе кота и вдохнула аромат жасмина. Какой все-таки милаха! И так захотелось тепла, любви, что хоть рыдай. Эмили поднялась вслед за остальными гостями и усадила кота на кресло, чтобы поаплодировать. Новобрачные, взявшись за руки, буквально пробежали по проходу, а потом Стас, счастливый и непривычно спокойный, закружил невесту в руках.

Раздался дружный умилительный «ох». Снова заиграли скрипки.

Неожиданно невеста, Саня, закрыла глаза и швырнула свой букет в гостей. И вот тут-то Эмили не сдержалась. Она взвизгнула, агрессивно отбивая от себя шедевр флористики, как бейсбольный мяч. Она даже руки утерла о синее платье под жакетом, чтобы избавиться от «проклятия букета». Эмили искренне верила, что оно работает.

Раздались смешки, и кто-то по-английски крикнул: «Это не змея, не бойся!»

Вот сами и не бойтесь.

Эмили поймала насмешливый взгляд Стаса, который ей подмигнул и многозначительно кивнул в сторону. Проследив траекторию толстого намека, Эмили уперлась глазами в Царя.

Пф-ф! Стас обнаглел, ему ли не знать, как безразличны ей мужчины после Дэвида.

Погодите… а что, ее заинтересованные взгляды в адрес Ника были настолько очевидны?!

Ник… Она его так называла только про себя, но и об этом он уже знает. Казалось, Эмили не могла ничего от него скрыть. Мужчина отсалютовал ей бокалом шампанского, который взял у официанта, и, сунув руку в карман брюк, уверенной походкой делового человека направился в ее сторону. Сердце падало ниже и ниже с каждым его шагом, а тело каменело — Эмили превращалась в статую.

Ей запоздало стало стыдно, что устроила шоу из-за букета, но поднять его не смогла бы при всем желании, завороженная смешинками в глазах Ника.

— Не любишь цветы? — улыбнувшись краешком губ, спросил он.

— Не люблю проклятия.

— А если я подниму букет, то проклятие нас свяжет, как считаешь? — Не дожидаясь ответа, он наклонился, подхватывая «флористический артефакт». Красивый… И Ник, и артефакт. Среди белых роз, припорошенных серебристым снегом, выглядывали веточки вереска и ягоды насыщенного вишневого оттенка.

— Это шиповник? — виновато полюбопытствовала она.

— Нет, кизил.

— Неловко вышло, — наконец призналась Эмили, принимая цветы. Пальцы легли поверх мужской руки, и прикосновение заставило выпрямить спину: словно жаром обожгло внутри. Перед тем как убрать руку, Ник едва уловимо погладил ее чувствительную кожу подушечкой большого пальца, и у Эмили пересохло во рту.

Ник смотрел ей в глаза, проникая в душу, замечая малейшую реакцию, и она через силу улыбнулась, чтобы не выглядеть загипнотизированной дурочкой.

«Эмили, тебе тридцать два года, соберись!»

— Спасибо, что удержала кота, — уже без смеха в голосе, тихо поблагодарил Ник. В его взгляде тоже промелькнула жажда, и Эмили, вспомнив наконец о том, что актриса, невозмутимо и как-то даже легкомысленно пожала плечами.

— Он меня согрел, — ляпнула она. — Все-таки холодно сегодня.

— Тебе и сейчас холодно?

Эмили медленно, очень глубоко вдохнула, выдерживая на себе внимательный, ищущий ответов взгляд цвета неба, и собралась сказать правду. Была ни была.

— Dorogoj! — Чужой женский голос ворвался в вакуум их уединения и разорвал связь, которая звенела между ними натянутой струной. Эмили опустила глаза к острым носам своих Маноло и прижала букет к груди, как будто кто-нибудь собирался его отобрать. Одно дело, когда это был «несущий проклятие веник», а другое — когда этот прекрасный дар ей подал сам царь Николай. Придется сохранить и засушить. Не царя, а букет.

Ник холодно поздоровался с девушкой, которая подошла к ним, и представил ее как Соню Либерман, московскую художницу. Та куталась в шерстяной палантин, не особо старательно прикрывая довольно откровенное декольте короткого платья, и пожирала глазами чужого царя. Эмили легко различала качество внешней «отделки» у женщин, и могла с чистой совестью поставить печать «натуральный продукт» на Соне. Девушке было лет тридцать, а может и больше, но она выглядела, как модель «Victoria’s Secret». Эмили никогда не страдала комплексом неполноценности, но в сравнении с ровесницей Соней почувствовала себя Бетт Мидлер рядом с Голди Хоун.

Внутри неприятно шевельнулась змея ревности, кольнув ядовитым языком по сердцу.

Смешно же, какая ревность?!

— Соня, тебя на свадьбу не приглашали, — подчеркнуто сухо произнес Ник, давая понять, что девушка не его пара.

— Меня твоя сестра пригласила на прием. Ты скучал? Я по тебе очень. — Голди вцепилась в рукав мужского пиджака и оценивающе посмотрела на Эмили. — Ах да, приятно познакомиться. Но я представляла вас более… яркой, — разочарованно сказала девушка, словно ей бездомного котенка вместо пантеры подарили.

— Мне льстит, что вы думали обо мне в свободные минуты, — сердечно произнесла Эмили. — Жаль, не могу ответить тем же, поскольку о вас я слышу впервые… Прошу прощения. — Понюхав букет, Эмили ушла на поиски жениха с невестой, чтобы еще раз обнять и поздравить.

Стоять в окружении незнакомых людей, улыбаться и отбиваться от сплетен она не любила, но умела — издержки профессии. «Звездной болезнью», к счастью, Эмили не страдала. Дэвид любил повторять тоном Дамблдора: «Слава — ненадежный друг, Гарри». Это точно. Эмили трезво смотрела на актерскую карьеру и, по большому счету, сделала ее ради Дэвида. Хотела быть кем-то рядом с ним, чтобы не чувствовать себя замарашкой, а в итоге добилась мирового признания. Слава отравила их отношения. Дэвид ревновал, срывал съемки, говорил, что Эмили зазналась и продалась. А она не обращала внимания на его суждения, понимая, что он просто боится ее потерять.

«Глупый, — говорила она ему, — без тебя ничего бы не было. Без тебя я умру».

Она странно зависела от него, словно наркоманка, и как только ее лишили дозы героина, от шока и боли пыталась покончить с собой. Ее спас сегодняшний счастливый жених, причем чудом: хотел взять автограф для своей любимой. Увидел, позвал на помощь, вытащил с черного дна. И так стыдно было жить… тайно благодарить судьбу за то, что дала второй шанс. А ведь такой куш журналисты сорвали бы: «Эмили Райт убила себя на борту самолета сразу после смерти каскадера Дэвида Гаррета, с которым ей приписывали многолетний роман»… Роман, который так и остался недописанным, прерванным еще до кульминации.

Тогда почему она идет сейчас по подмерзшей земле чужой страны и испытывает нестерпимое желание развернуться, сгрести с земли тонкий слой колючего снега и запустить снежком в грубиянку Соню? Может, потому что рыжеволосая художница с собственническими замашками вернула ее с небес на грешную землю?

Когда Дэвид погиб на съемках, Эмили почти умерла. «Почти». Это слово терзало ее много месяцев, олицетворяя предательство. Жизнь стала на вкус, как картон, потому что запретила себе радоваться. Весь прошлый год на работе царил застой, ни одного проекта.

И вот вдруг — полет падающей звезды в душу; кожу приятно щекотало от воодушевления, и стыда Эмили впервые не испытывала. Но и этой минутой ей не суждено насладиться из-за повышенной конкуренции за внимание Большого Босса. Ощущение было, словно гадкие дети подарок Санта-Клауса отобрали.

С этим нужно что-то делать.

Эмили расправила плечи, вдохнула морозный воздух и быстрым шагом вернулась в сад по бетонной дорожке, стуча каблуками. Ник спорил с Соней. В запале та даже палантин сбросила, чтобы основательнее предъявить бюст третьего размера.

Выше подбородок, мисс Райт!

Эмили остановилась в шаге от парочки, поймав тяжелый взгляд Ника, а потом улыбнулась широко, немного смущенно — но не переборщив со скромностью — и положила ладонь на плечо удивленного мужчины. В его глазах раздражение сменилось любопытством.

«Смотри, как избавляются от нечестной конкуренции», — молчаливо сказала она растерянной художнице быстрым взглядом. Обняв Ника за шею, потянулась к его губам, ощутив едва уловимый терпкий аромат табака. Всего пару мгновений, один вдох… это даже поцелуем трудно назвать, но словно весна наступила вместо осени: запели птицы, зацвели подснежники. Букет, который Эмили все еще держала в руке, едва не выпал из ослабевших пальцев. Прохладные мужские губы дрогнули и приоткрылись, но он не стал продолжать поцелуй, и волной накрыло разочарование.

Зря. Не стоило. Он, наверное, в шоке.

Ник крепко обнял ее за талию и прошептал на ухо:

— Не здесь.

И от этих простых слов кожа покрылась мурашками. Эмили отстранилась, дрожа от собственной смелости и дофамина, и продолжила отрабатывать сценку, умело скрывая волнение:

— Ты так и не ответил, какой коктейль смешать для тебя.

Разъяренная Голди Хоун молчала, не зная, как реагировать, а Ник, не отрывая потемневших глаз от Эмили, резким тоном сказал навязчивой знакомой:

— Мы с тобой договорили, Соня. Советую уехать сейчас.

Он взял Эмили за руку и повел по тропинке в дом; минуя крытую террасу, толкнул вторую дверь в широком коридоре, и они оказались наедине в прачечной комнате. До безобразия светло, и запах сладкого кондиционера для белья, и полупрозрачная занавеска развевается на приоткрытом окне.

— Прости, я слишком многое себе позволила, — растерянно сказала Эмили, ощущая, как жар медленно поднимается от ступней вверх к животу, заставляя рвано выдохнуть.

Он подошел вплотную и забрал у нее букет из одеревеневших от волнения пальцев, чтобы отложить в сторону, на стиральную машину.

— С меня взяли обещание не трогать тебя. Сказали, ты ранимая и я могу сделать еще больнее… Не подумай, что я так легко нарушаю обещания, но оно теряло силу, если ты сама проявишь инициативу.

Эмили закрыла глаза и засмеялась. Глупости какие — ставить условия взрослым людям. Ох уж эти заботливые друзья. Она провела ладонями по мягкой синей шерсти пиджака и призналась, совершенно не чувствуя робости:

— Для меня любые чувства — это праздник. Я так долго ничего не чувствовала, что сейчас готова разрыдаться от счастья.

Он нежно обнял ее за плечи и поцеловал в макушку, словно разделял эмоции и понимал горький смысл каждого слова.

— Тогда позволь мне устроить тебе праздник. А потом я отвезу тебя в аэропорт и не стану преследовать, как помешанный фанат. Обещаю.

Она кивнула, вдыхая приятный аромат туалетной воды. Никакой резкости, специй, только расслабляющая свежесть с нотками цитруса. М-м…

— Ты так вкусно пахнешь.

— Поцелуй меня еще раз, — попросил он, приподнимая ее подбородок и заправляя ей прядь волос за ухо.

Он касался ее так чувственно и осторожно, словно и правда боялся поранить. Эмили привстала на цыпочки и, запустив пальцы в мягкие волосы на его затылке, прихватила зубами нижнюю губу и неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением, провела по ней языком, в котором отозвался вибрациями ее собственный тихий стон.

На этот раз Ник ответил сразу. Эмили захлестнуло штормом и унесло на глубину, лишая кислорода, и она растворилась в бушующих волнах. Мужские руки сжимали ее талию и затылок, а требовательный рот владел жадно и нежно, возбуждая и без того неспокойную женскую сущность.

— Tvoju mat’, — выдохнул Ник, слегка отстраняясь. — Едва держусь, чтобы не наброситься на тебя. — Он с немым извинением гладил ее по волосам, сжимал ладонями щеки и целовал в лоб, и Эмили льнула к нему, как к последнему на земле источнику тепла.

— Ты очень даже достойно держишься, — поддразнила она его, коснувшись губами гладкого подбородка с тенью щетины.

— У тебя просто платье мудреное, снимать неудобно. Но вообще, не хотелось бы брать тебя в прачечной. Как крестьянку, ей богу.

— М-м, да у нас ролевые игры намечаются, — улыбнулась она и начала медленно расстегивать крошечные пуговки, которые шли длинным рядом от горловины до пояса.

— Spokojno, muzhik, ty ne zhivotnoe, — пробормотал Ник и начал застегивать лиф обратно. — Подожди, милая, позволь мне сначала поухаживать за тобой.

Эмили не успела ничего ответить. Дверь открылась, и в комнату ввалились целующиеся жених с невестой. А дальше случилась немая сцена, и первым опомнился царь, как и положено по статусу.

— Эмили вылила вино себе на платье, мы пришли его просушить.

— У нас та же проблема, — ехидно ответил Стас. — А вы сушкой умеете пользоваться, босс? Я как-то не очень.

Невеста, Саша, прыснула от смеха, уткнувшись носом в грудь мужу, и Стас закрыл избранницу лацканами своего расстегнутого пиджака, пряча от окружающих.

— А-а… а мы уже закончили, — нашелся Царь и указал Эмили на выход, мол, побежали отсюда, пока новых вопросов не возникло.

— Босс, так а сушка вроде выключенная! — донеслось им в спину, но Ник уже захлопнул дверь.

— Давай договоримся. После приема, когда домашние улягутся, приходи в летний домик в саду. Раз уж мы ведем себя, как подростки, то давай быть верными избранной стратегии до конца. Главное не привлекать внимания, а то еще слухи поползут.

У Ника волосы торчали вихрами, галстук ослаблен, следы бледной помады на губах…

Эмили сделала серьезное лицо и сказала, нахмурив брови:

— Не волнуйся, никто не заметит. Тогда до вечера?

— Да, — он не выпускал ее руку, переплетая пальцы.

— Я подготовила сюрприз для молодых. Надеюсь, тебе тоже понравится.

— Мне в тебе все нравится, — неожиданно произнес он, изучая ее лицо пристальным взглядом, и поцеловал ее руку: — До скорого, мисс Райт.

Глава 4. Танец огня

Эмили, одетая в платье с черным лифом и широкой красной юбкой до пола, собиралась станцевать фламенко. Рауль, ее давний друг, который жил и работал в Москве у знаменитой танцовщицы-испанки, приехал к вечеру, когда гости уже вальяжно сидели в доме, ибо устали.

Рауль обладал божественным голосом, и надрывная страсть старинной песни солеа под аккомпанемент гитары заставляла физически страдать от стремления выплеснуть в танце душевные силы.

В большой гостиной собралось человек двадцать — все те, кто еще не уехал. Горел камин, бросая теплые отблески на бокалы с вином на столе. Центр комнаты был свободен, и Эмили встала на деревянном полу, по которому так звучно застучат каблуки черных туфель. Сердце, как всегда перед танцем, трепыхалось в предвкушении мучительно приятного полета в собственные эмоции.

Взгляд то и дело искал Ника, но его нигде не было. Они не виделись почти два часа, которые Терехов провел с гостями. Приехал какой-то европейский миллионер, поклонник свидетельницы Лизы, и основные события последних часов разворачивались вокруг них.

Но и Лиза, и ее таинственный ухажер сидели сейчас в гостиной, а Ника не было!

Эмили шумно вдохнула и размяла щиколотку, повертев ступней.

Распущенные волосы падали черной волной на спину, красные мягкие рюши юбки легко ложились в ладони, чтобы летать под музыку.

Эмили не использовала кастаньеты, давая свободу рукам и работу — каблукам. Ей нравился старинный, высокий стиль канте хондо, и она раз в два года не упускала возможность побывать в Севилье на фестивале фламенко. Собственно, до начала актерской карьеры Эмили мечтала когда-нибудь открыть танцевальную студию. Страстью фламенко она заболела еще в средней школе, когда посмотрела старый испанский фильм «Кровавая свадьба». В комнате даже плакат с изображением актера, Антонио Гадеса, висел несколько лет.

В то мгновение, когда Эмили дала Раулю знак начинать, в гостиную вошел Ник. Он был в тонком сером свитере без горловины и джинсах, которые подчеркивали, до чего строен их обладатель, и Эмили едва не пропустила первый такт.

Звуки старинной андалусской песни заполнили пространство, просочились в поры, заставляя двигаться в ритме надрывной страсти-боли, и Эмили застучала каблуками, подхватывая край юбки, покачивая бедрами и сплетая кистями узоры смысла в воздухе.

Рауль пел о жизненной дороге и любви, срываясь на самые надрывные ноты своего очаровательно-сиплого голоса, а Эмили видела перед собой голубые глаза мужчины, которого знала меньше суток. Впервые в сознании не возникало образа Дэвида, и свобода этого состояния заставляла парить в эйфории.

Заиграла гитара, оборвав пение, танец стал более стремительным, и Эмили бросило в пот от азарта и душевного терзания, которое она вкладывала в каждый выдох. Но не было больше слез, они словно испарились, а со дна сердца поднялась давно забытая надежда.

* * *

Он смотрел и не мог вспомнить, как дышать. Эмили не просто сразила наповал, она забрала его с собой в свой чувственный мир, и он мог поклясться, что кожей ощущал ее движения.

Она танцевала для него, о нем, о них. Искренне, откровенно, до надрыва, который так редко встречаешь в жизни. Терехов не мог шевельнуться до последней секунды танца и еще несколько минут — после. Он просто стоял у входа, и гости бубнили, чтобы он отошел и дал пройти нормальным людям.

Прием официально завершился, и Эмили будет принадлежать до утра только ему.

Она обнялась со Стасом и Сашей и подошла, смущаясь, явно в разбитых эмоциях после страстного танца.

— Я переоденусь и спущусь, — прошептала она, мило улыбаясь, и он не мог даже открыть рот и ответить, что будет ждать. Кивнул, как дурак, и проводил ее взглядом.

Хозяин дома, Валик, поддержал желание Терехова устроить тайное свидание и лично выдал провизию со словами: «Ну наконец-то стоящую женщину пригласил».

В летнем домике, в котором последний час горел камин, наспех был сооружен самый настоящий оплот романтики. Николай зажег штук пятьдесят свечей, принес все цветы, до которых дотянулся, и корзину еды. Усыпал лепестками белых роз кровать и пол — не зря хозяйка все кусты сегодня срезала.

Он нервничал, будто шел на первое в жизни свидание. От адреналина сводило горло и скулы, и Николай, сминая в руке сигарету, совсем не спокойно ждал, когда Эмили наконец вернется.

Она спустилась через десять минут, с порозовевшими щеками, в теплых шерстяных чулках, прямом, бежевом платье до колен и джинсовке. Никаких шарфов, шапок и шуб. На улице к вечеру совсем похолодало, но Эмили, видимо, тоже нервничала. А нервная дрожь, как известно, согревает, отвлекая от погоды.

Терехов быстро сунул сигарету обратно в пачку и зачесал пятерней волосы наверх. Он ничего не сказал, чтобы не разрушить момент очарования, только руку протянул — и Эмили вложила в нее свою белую ладошку. Темные глаза блестели, и Николай сдерживался из последних сил, чтобы цивилизованно дойти со своей спутницей до летнего домика, а не утащить желанную женщину в пещеру.

У входа он поддался порыву и поднял Эмили на руки, внося ее внутрь. Она оказалась легкой и податливой и молчаливо обняла его за шею.

— Вау, — выдохнула она, наградив восторженным взглядом. — А царь подготовился!

— Я даже торт принес.

— Обожаю сладкое, — протянула она.

— Я тоже, — ответил он, глядя на нее в упор.

Она очаровательно смутилась, прикусив верхнюю губу, и Терехов усадил Эмили на широкую скамью за деревянный стол. В свете свечей и камина комната выглядела очень уютной, и его избранница довольно вздохнула. На столе мерцало шампанское в бокалах, а на тарелке возвышался кусок торта со сливками и ягодами. Николай ткнул в него тонкую свечу и поджог.

— А в честь чего? — удивилась Эмили.

— Один день знакомства. Круглая дата, — сказал он, усаживаясь напротив.

— Действительно, — рассмеялась она. — А почему только один кусок? Ты не хочешь?

— Я буду смотреть на тебя.

Смех прервался, и Эмили перевела дыхание. Она зачерпнула указательным пальцем немного крема и слизала.

У царя дрогнул голос, а выдержка раскололась надвое.

— Если ты собираешься смотреть, то мой долг — сделать зрелище незабываемым, — коварным тоном произнесла она.

…Это были самые долгие три минуты в жизни Терехова. И самое эротичное поедание торта, который так и остался недоеденным.

Босс сорвался с места и сгреб Эмили в охапку, усаживая на стол и целуя, слизывая сладость и каменея от отклика податливого тела. Эта женщина проникала ему под кожу, в душу, оплетая своим ароматом, как лозой. Эмили обхватила его талию ногами и запустила руки под тонкий свитер, едва ощутимо царапая спину. Не разрывая объятий, Николай подхватил ее под бедра и перенес на кровать, усыпанную розовыми лепестками. Цветочный аромат заполнил легкие, и все происходящее показалось сном.

Эмили раздевала его и помогала раздеть себя, и он не сдерживался, когда вошел в нее до упора, ловя первый стон губами. В каждом ее прикосновении было столько нежной страсти, что болело сердце, оживая, и каждое движение ей навстречу отзывалось в самых забытых глубинах души.

Он целовал ее всю, доводя до экстаза и заставляя кричать; согревал белую кожу дыханием и не мог остановиться, оставить в покое. Если бы понадобилось описать свое чувство к мисс Райт, то Терехов сказал бы, что сошел с ума с первого взгляда.

* * *

Эмили лежала в изнеможении под боком у Ника, забросив на него ногу, и водила пальцами по твердому прессу, восхищаясь, какая нежная кожа у такого серьезного мужчины. Он определенно следил за собой, и тело было подтянутым и неутомимым. Сильные руки с выступающими венами смотрелись настолько притягательно, что Эмили снова не удержалась и переплела пальцы, подтягивая к себе и целуя их. Не зря за царем столько женщин бегает. Он воплощал собой… созидательную власть.

В камине горело пламя, и под треск поленьев Эмили уснула, совершенно не думая о завтрашнем дне. Настоящий момент был до того прекрасен, что она мечтала застыть в нем, как в капле янтаря, на тысячи лет.

— Спасибо, — сказала она тихо, и ответом стал мягкий поцелуй в висок.

Утром они старались говорить о чем угодно, только не о расставании. Ник раздобыл свежезаваренный кофе и полноценный завтрак с яичницей, беконом и сэндвичами. Они сидели за столом и беседовали обо всем и ни о чем. Ник набросил ей на плечи синий плед, и она куталась в него, потому что к утру в домике стало зябко. Эмили подтянула ноги в шерстяных чулках на скамейку и размахивала бутоном белой розы, которую подняла с пола. Ник, взъерошенный и небритый, то и дело закрывал лицо руками и смеялся, кода она рассуждала — между прочим! — на очень серьезные темы.

— Мне все равно больше нравится оригинал «Семи самураев», не обижайся, — сказал он примирительно.

— А я разве спорю? Просто говорю, что в американской версии снимался Юл Бриннер и он прекрасен. Он ведь был русским, между прочим. Он же и выкупил права у Куросавы на адаптацию.

— И?

— Ну неужели ты ни капельки не гордишься?

— Но оригинал ведь лучше.

— Вот. Ты такой же, как Бриннер!

— Не такой.

— Именно такой. Мятущаяся душа. Он не мог найти покоя, ему нравился надрыв, чтобы бесконечно умирать и возрождаться. Трудно с ним было американским женщинам, не понимали его. Разница менталитетов и приоритетов.

— Ты же меня понимаешь. Может, и его понимали. А кроме того, я не хожу с медведями и цыганами по площади и не рыдаю, как делал он. Так что со мной гораздо проще. Я менее эпатажный.

— С тобой невозможно спорить.

— Я думал, мы просто завтракаем.

Эмили отхлебнула кофе без сахара, слизав пенку с губы, и закатила глаза к потолку. Она могла бы общаться вот так сутками. Как это здорово бодрит, аж колотит от возмущения.

В общем, она была в восторге и продолжила болтать без умолку. О том, что мужчину и женщину может связать любой вид симбиоза: мутуализм, когда обоим выгодно быть вместе, комменсализм, когда выгодно лишь одному, а второму все равно. А еще паразитарство, естественно, когда одному из пары плохо, а другой прекрасно живет за счет его ресурсов. И что с Дэвидом у нее была какая-то гибридная смесь, которая истязала и приносила удовольствие одновременно.

А вот именно возвышенной связи, необъяснимой с точки зрения биологии, но понятной с точки зрения духовной эволюции, у них с Дэвидом не было, и этого ключевого момента ей всегда не хватало.

— Мы часто ссорились в последние годы. Он пытался сохранить дистанцию, а мне хотелось чего-то большего с ним. Знаешь, когда люди самодостаточны и обоим друг от друга ничего не нужно, а жить друг без друга все равно невыносимо, потому что души тянутся навстречу? Вот такого мне хотелось, но это был не наш случай. Во-первых, мы не были самодостаточными, а во-вторых, Дэвид паразитировал на моих эмоциях. Стоило мне закрыться от него хоть на пару недель, чтобы сохранить немного сил, как он обвинял меня в измене. В итоге я отпустила ситуацию и растворилась в нем, так что едва не погибла без него. У меня ушел год, чтобы отделить себя от него.

— И что же тебе помогло себя отделить?

«Ты. Тот момент, когда увидела тебя», — вдруг поняла Эмили, но вслух не произнесла.

— Время помогло, — солгала она.

Говорить об утраченной любви оказалось не сложно, как ни странно. Может, потому что Ник все понимал и действительно умел слушать. Постепенно он и сам начал делиться подробностями личной жизни.

О жене он вспоминал с теплом, называя ее ангелом-хранителем.

— Иногда она со мной разговаривает, — признался он.

В отличие от Эмили, он овдовел давно, но никогда даже не задумывался о новых серьезных отношениях… После этих слов он очень пристально посмотрел на нее, и она опустила глаза в чашку остывшего кофе. Она уже сама не знала, чего ждала от этих отношений, которые планировались как интрижка на одну ночь. Чтобы не углубляться в опасную тему, Эмили вернулась к обсуждению собственной драмы.

— Стоит появиться сплетням в СМИ, что я с кем-то встречаюсь, как сразу звонит младшая сестра, плача от счастья: «Ну наконец-то ты вышла из комы!» А я потом рыдаю всю ночь. Со Стасом нам тоже приписывали роман, но ничего не было.

— Так уж и ничего?

Она отрицательно покачала головой, и Ник удивленно хмыкнул: «Надо же». Видимо, верилось с трудом, но Стас, каким бы распрекрасным он ни был, не вызвал отклика в сердце Эмили. Он был ее ровесником, а ей нравились мужчины повзрослее. Дэвид, например, был старше на десять лет. А голубоглазые блондины, вроде Ника — это вообще фетиш, мечта.

— Стас — хороший человек, он спас меня год назад. Но ему, как и мне, просто нужен был друг, слушатель, который сопереживает. Он все время говорил о Саше, а я — о Дэвиде. Мы достали друг друга, — Эмили рассмеялась.

Она задумчиво посмотрела в окно, на котором возвышались кактусы, и ахнула восторженно, как в детстве:

— Снег идет!

Эмили подхватилась и утащила Ника на улицу.

— Красиво, правда? — Она высунула язык, попаясь поймать снежинку. Снег лениво падал крупными хлопьями, земля таяла. Было совсем не морозно. Большая снежинка приземлилась на кончик языка и растаяла, кольнув прохладной.

Ник мягко улыбнулся и притянул к себе, поправляя плед на ее плечах и крепко обнимая, растирая спину ладонями, так что она вжалась в него, теплого и такого близкого, словно они знакомы целую вечность.

Растроганная, Эмили начала напевать мотив «La Vie En Rose» Эдит Пиаф, и Ник закружил ее в медленном танце, и было в его объятии что-то отчаянное и надрывное. Дай ему сейчас цыган и медведей, наверное, разрыдался бы. И только Эмили произнесла это слово в мыслях: «разрыдаться» — как в носу защипало. Она потерлась щекой о тонкий свитер, глубоко вдыхая успокаивающий аромат мужчины, и подняла лицо.

Пускай он поцелует, развеет тоску, которая неумолимо пробиралась в сущность, отравляя этот прекрасный момент, который они разделили.

Ник, едва касаясь, поцеловал ее левый глаз, потом правый, спустился твердыми теплыми губами вниз по прохладной щеке и…

— Da chtob tebja!

Эмили взвизгнула, подскочив на месте, когда ей на плечо прыгнул Рыжий, как призрак.

— Он на крыше сидел, — пояснил Ник, отдирая кошачьи лапы от пледа. Кот выпустил когти и не сдавался.

— А где его комбинезон? — удивилась Эмили.

— Снял, наверное, и цыганам продал.

Она прыснула со смеху и закрылась пледом по самую макушку. На Эмили накатила истерика, в которой смешалось все: веселье, счастье, отчаяние и боль расставания. Слезы потекли по щекам, но она их утерла пледом, чтобы Ник не видел. А он занес кота в летний домик и вернулся, чтобы забраться к Эмили под плед с головой.

— Испугалась?

— Еще как! — Она не могла успокоиться, но Ник, истинный царь ее сердца, понял о ней все, уловив неуравновешенное состояние. Обнял ладонями лицо и поцеловал так, что у нее пальчики на ногах поджались. Она задыхалась и тянулась к нему, сминая в кулаки его свитер, забираясь под него ладонями.

Они целовались и не могли разорвать объятия, потому что понимали, что следующий шаг — это прощание.

Глава 5. Москва-Лондон

Эмили смотрела в иллюминатор частного самолета Николая Терехова и глотала слезы, наблюдая, как превращается в лоскутное одеяло чужая земля, где она наконец была счастлива. Целый день счастья — это ведь так много. Ник настоял, чтобы она улетела в его личном «Гольфстриме», а в аэропорт ее сопроводил глава царской охраны — Тимошка. Забавное имя. Такой брутальный качок с глазами ангела.

Ник не поехал ее провожать. Она так попросила. Хотелось запомнить день светлым, без тяжелого прощания у трапа самолета.

Она наконец отпустила слезы, закрыв глаза, и улыбнулась. Как хорошо плакать от радости, пусть и приправленной горечью. Слезы ложились бальзамом на душу, залечивая старые раны. Эмили смеялась и плакала, и ей было так плохо-хорошо, как никогда в жизни. Наверное, это называется катарсис.

В Лондоне Эмили поймала такси из аэропорта Лутон до Бэйкер Стрит. Небольшая двухкомнатная квартира в старинном многоэтажном доме напротив музея Шерлока Холмса была куплена несколько лет назад, на гонорар от фильма, за который получила свой первый и, наверное, последний «Оскар».

Здесь был маленький уголок спокойствия, несмотря на то, что квартира находилась в эпицентре суетливой городской жизни. Эмили любила город, нравилось смотреть в окно на вечное движение. Была в этом какая-то медитативность.

Она не стала распаковывать чемодан, лишь переоделась в халат и, заварив кофе, уселась на диване.

И тут ее накрыло откровение:

— Хочется заняться делом!

Она отставила чашку и набрала своему агенту, который весь год жалобно ныл в трубку, умоляя приступить к работе. Эмили отвергла три довольно интересных проекта, но теперь была готова вернуться к съемкам.

— Джим, привет. Это я. Есть для меня работа?

— Ми-ми! Ми-ми! — от неожиданности он повторял ее ласковое прозвище, как будто пластинку заело. — Есть проект, именно тебя просили, я сказал, что ты обдумываешь.

— Нехорошо врать, Джимми.

— Еще как хорошо, я теперь позвоню и подтвержу, что ты согласна. Сценарий тебе пришлю на почту сейчас… Я сказал продюсерам, что ты его уже читала и осталась довольна.

— Кто режиссер? Другие актеры?

— Александр Киплинг. Джон Дейнс, Эн Шульц.

— Ты шутишь?! Я согласна!

— А я о чем, детка. Надеюсь, еще не поздно.

Следующие несколько часов Эмили читала сценарий, испытывая невероятный душевный подъем и то самое щекочущее предвкушение съемочного процесса, которое сошло на нет в прошлом году.

Она заказала себе китайской еды и уплетала рис с черными бобами, когда снова зазвонил телефон.

— М-м, — поздоровалась она.

— Серьезно?! Ты вышла замуж и никому не сказала?!

Эмили подавилась и отставила коробку с едой.

— За кого я вышла и когда?

— Вчера, за какого-то русского. Так и знала, что твоя помешанность на Юле Бриннере до добра не доведет!

Сестра говорила еще долго, осыпая восторженными поздравлениями вперемешку с порицанием, ведь самую близкую родственницу и подругу не позвали на тайное венчание.

— Мел, это очередная сплетня. Я не замужем, — скрепя сердце, разочаровала она сестру.

— Не-е-е-т! Не говори мне этого. Нет! Нет!

Эмили представила, как Мелани заткнула уши и мотает головой, встряхивая короткой, но буйной массой фиолетовых волос.

— То есть этот русский вообще не существует? — вдруг хитро спросила сестра.

— Ну-у…

— А-ха! Я так и знала. Что у вас?

— Ничего. Одна ночь любви.

— Хм-м-м… — самодовольно протянула Мел. — И давно вы знакомы?

— Один день.

— Ты дала первому встречному?! — сестра пищала. — Эм, я люблю тебя! Наконец-то ты вышла из комы!

Эмили наморщила нос и снова потянулась к рису.

— Из твоих уст звучит, словно я шлюха.

— Не шлюха, а здоровая женщина. Боже, как мне хорошо…

— Ладно, мне тут работать нужно, перезвоню завтра.

— Работать?! О БОЖЕ! Сегодня лучший день моей жизни! Это русский вернул тебя к нормальному существованию? Расскажи, каков он в постели!

Эмили отключила звонок и нахмурилась. Что это за новости о свадьбе?

На телефоне звякнуло сообщение со ссылкой от Мел.

«Американская актриса Эмили Райт тайно вышла замуж за русского олигарха?»

Вот это заголовок!

А главное, сердце так сладко дрогнуло.

«Мисс Райт вчера навестила Россию. Наши источники утверждают, что актриса якобы сочеталась браком с Николаем Тереховым, владельцем транснациональной корпорации NewTek. Правда это или нет?».

И фотография: Эмили целует Ника в саду. Тот их первый неловкий поцелуй, когда она сама подошла, чтобы отогнать другую девушку.

Вот же проклятые папарацци!!! Пробрались-таки на закрытую территорию! И кто эти «источники»? Явно что их нет вообще. Просто решили нажиться на случайном стечении обстоятельств.

…А фотография красивая, хоть и зернистая.

Эх, жаль папарацци ближе не подобрался. Такой ракурс, а качество не очень.

Поймав себя на странных мыслях, Эмили сохранила изображение на память, отложила телефон и вернулась к сценарию.

* * *

— Пап, ты новости читал?!

— Делать больше нечего.

— Тебя с Эмили уже поженили! Ну ты интриган, Большой Босс. Совести-то и нет у тебя, как оказывается. Я понимаю, что она тебе понравилась, но ты ведь не свинья, ты же не станешь ей обещать невозможное, да? Эмили хороший человек, с разбитым сердцем, не топчись по осколкам, ладно? Вы живете на разных континентах.

Этот был слишком мощный поток информации, но Терехов разложил его по полочкам в голове секунд за тридцать, и вместо того чтобы возмутиться происками папарацци, свернул совершенно в ином направлении:

— Санька со Стасом тоже жили.

— Да, но они и не обещали ничего друг другу, и опять же, Стас уезжал всего на пару лет из Москвы. А у вас у каждого отдельная устроенная жизнь. Или ты готов ради Эмили все бросить?

Настена, как всегда, глядела в корень. Терехов весь день ходил сам не свой, порываясь то поехать в аэропорт, то позвонить Эмили. Но они специально даже телефонами не обменялись, потому что тогда неминуемо возникнет вопрос: а дальше что?

Но черт, какая разница. Сейчас бы просто услышать ее голос.

— Дай мне ее номер, — не выдержал он.

— Не дам.

— Я у Стаса возьму.

— И он не даст.

— Тогда я его уволю.

Николай начинал злиться, а Настена специально доводила, упрямая.

— Стас в свадебное путешествие уехал, ты до него не дозвонишься.

Аж грудь тисками сжало.

— У меня проблемы с сердцем, вообще-то, Настасья. Пожалей отца и сбрось мне номер.

— Нет.

— Дай мужу трубку, он рядом?

Пару секунд заминки, и деловитый голос зятя:

— Цербер на проводе. Что такое, босс?

— Мне нужен номер Эмили Райт. У тебя есть?

— Нету.

— Так достань у Настасьи из телефона.

— Есть, босс.

Послышалось визжание Насти, короткая борьба, и запыхавшийся Даня через минуту отчитался: «Записывай, дорогой тесть». А дочка продолжала кричать: «Предатель! Церберище! Беременную жену — и на лопатки!»

Связь оборвалась на высокой ноте дочкиного голоса, и Николай долго смотрел на номер Эмили, размышляя, стоит ли звонить. Что сказать? Но он все-таки нажал зеленую кнопку и начал с самого простого:

— Привет.

— Ник?! — Тон Эмили был до того удивленным, что он почувствовал себя идиотом. Но тот факт, что она узнала его голос, заставил широко улыбнуться.

— Решил удостовериться, хорошо ли ты долетела.

— А… да. Да, очень хорошо, спасибо.

— Новости слышала?

Она рассмеялась, и он как наяву увидел ее. Сидит в кресле или на диване, вся такая уютная, волосы за уши заложены.

— Глупости какие, правда? — спросила она, и он поддержал:

— Придумают же. Я опровержение дам, не переживай.

Она снова неловко замолчала. Вроде бы и прощаться пора, а не хотелось.

— Как погода в Лондоне?

— Дождь идет.

— Хм… Вот как. Чем собираешься заняться?

— Лечу в Лос-Анжелес вечером. Мне предложили грандиозный проект, просто мечта! Съемки начнутся совсем скоро и продлятся семь недель. Рождество и Новый год встречу на площадке в Новой Зеландии… Вот.

— Понятно. Поздравляю, очень рад за тебя.

Она помялась и явно из вежливости поинтересовалась:

— А ты что планируешь?

— У меня на носу ежегодное собрание исполнительных директоров, как раз перед Новым годом. Все как всегда, буду по уши завален электронными документами. Романтика.

Разговор угасал, и Терехов не знал, каким огнем его поддержать.

— Ну… Созвонимся, — неуверенно ни то пообещала, ни то спросила Эмили, и ему пришлось согласиться:

— Береги себя.

Ух… больно получилось. Трубку в руке едва не расплавил. Все ждал чего-то. Наверное, намека, что она скучает. Может, стоило предложить встретиться за чашкой кофе в Лондоне, когда она вернется туда после съемок? Но в качестве кого они встретятся? Друзей? Двух случайных знакомых, которые провели незабываемый день и еще более незабываемую ночь?

Эмили уже становилась инициатором в их отношениях и вряд ли снова придет к нему сама. Но он обещал не преследовать и не навязываться. Замкнутый круг. Как ни крутил, Терехов не мог найти лазейку в своем обещании. Не подкопаешься, не зря же сам его составил.

Впервые в жизни Большой Босс лишился полета фантазии и зашел в тупик.

Глава 6. Рождество

Прошел ноябрь, наступил декабрь и тоже почти прошел: завтра Рождество. А Ник больше ни разу не пытался связаться с ней.

Нет, все-таки правильно они поступили, как адекватные взрослые люди. Встретились — разошлись на приятной ноте. Все довольны. Занести их в книгу рекордов Гиннеса за самый короткий роман.

— Эм, тебя ждут. — В окошке трейлера показалась голова второго ассистента режиссера.

— Иду, — она глотнула воды и вышла на улицу, под палящее солнце. В Новой Зеландии Эмили уже бывала, но на этот раз съемки давались тяжело. Ее то знобило, то бросало в пот, и она решила поначалу, что отравилась, но скорее всего смена климата сказалась. Или вирус подхватила.

Последние два дня работали на полуострове Коромандел, в Кафедральной бухте. Популярное место, а после того как здесь снимали сцены из «Хроник Нарнии», то туристы начали ломиться сюда круглый год.

Работали по двенадцать часов, иногда удавалось поспать всего часа три-четыре. Но Эмили никогда не жаловалась на жесткий график. Ей нравилось пахать, как бешеная, два-три месяца, а потом делать перерыв. Так ей удавалось выкладываться по максимуму. И хоть подготовительный период до съемок у нее был рекордно коротким, удалось влиться в проект и не испортить его. Помогло, конечно, что режиссер сразу видел ее в этой роли и не стал обвинять Эмили в горделивости, мол, ждала до последнего момента, чтобы согласиться.

Как же спать хочется…

Она козырьком приложила ладонь ко лбу, озираясь. Синее небо, воды залива насыщенного бирюзового цвета, отвесные скалы, покрытые мхом и деревьями… А мысли то и дело возвращались в летний домик с горящим камином, и к коту Рыжему, и к мужчине, по которому нестерпимо скучала. Только выматывающий темп работы без выходных и не позволял улететь в Москву первым же рейсом.

— Эм! Ты какая-то зеленая сегодня. Может, ПМС?

И тут ее прошибло осознанием: а что если менструальный цикл не из-за нового климата сбился?! Но разве такое может быть?! Чтобы вот так, с первого раза?! Таблетки она не принимала, но… Нет, это просто невозможно! С Дэвидом она так и не смогла завести ребенка, хотя они не предохранялись несколько лет.

Но вся эта сонливость, усталость, сбитый цикл…

— Чарли! Ча-а-а-р-ли!!! — она понеслась к своему ассистенту. — Езжай в супермаркет и ни одного слова, ни одной живой душе!

— Ты не хочешь делиться крекерами? — предположил тот, поправив очки в синей оправе.

— Не хочу, но посылаю не за этим. Чарли, купи самый лучший тест на беременность.

Он машинально начал набирать «список продуктов» в блокнот на смартфоне, пока до него ни дошло и он ни поднял голову, выглядывая из-под огромных очков:

— О. Мой. Бог.

* * *

— С Рождеством, — поздоровался представитель британского филиала, и остальные на экранах онлайн-конференции ответили на ломаном английском. Двадцать пятое декабря, подарки Санты у англичан уже открыты, а Николай сатанел, не находя себе места. Почему она не звонит? Почему бы самому не позвонить? Но она на другом конце света. Там связь вообще есть?

Голова пухла, а отчеты ежегодного собрания только раздражали. В работе все шло как по маслу, Даня и Стас отлично управляли делами из головного офиса корпорации в Москве. Николаю оставалось только контролировать, вносить правки и направлять. Но для этого не обязательно физически находиться в офисе.

Совещание международных филиалов закончилось, а мысли так и не выстроились в удобоваримую схему.

— Стас, тебе Эмили звонила? — перед уходом поинтересовался он, стоя в дверях.

— Нет. Она, наверное, на съемках. Мы редко общаемся сейчас. А что?

— Ничего… Она в Новой Зеландии вроде бы, да?

— Вполне может быть. Сидит в Хоббитоне и ждет Гендальфа.

— Ты это на что намекаешь?

— Я? Да просто сравнение в голову пришло. — Стас пожал плечами и принял входящий звонок.

«А, пошло все к черту. Поеду к ней, у нее ведь Рождество только закончилось. Подарок вручу, пообщаемся. Что я как маленький».

Приняв наконец хоть какое-то решение, Терехов спустился ко входу, где его встретил Тимошка в машине с водителем.

— Тим, давай в аэропорт. «Гольфстрим» мой подготовить прикажи.

А потом в глазах потемнело, и ударом под дых выбило воздух. Грудь обожгло изнутри, будто кислотой плеснули. Николай даже заговорить не смог, только рукой вцепился в дверную ручку — и потерял сознание.

— Ну слава богу, очнулся.

Всхлип Насти донесся, как из параллельного мира.

Он открыл глаза, и холод прошелся по позвоночнику.

— Я в реанимации?

От этой мысли даже кончики пальцев заледенели.

— Нет, обошлось. Но пап, у тебя же сердце! Сколько раз просила: не нервничай. Ну зачем ты перенервничал?! Из-за совещания дурацкого?! Да гори оно все синим пламенем.

— Врача позови.

Терехов огляделся. Обычная палата, и дышит сам. Вроде как и не случилось ничего. Просто сознание потерял.

Он шумно выдохнул, не сдержав блаженной радости.

Врач пришел сразу, доктор Верещагин.

— Николай Александрович, дорогой, — пробасил тот. — Что же вы себя не бережете?

— А что, собственно, случилось?

— Пока ничего. Обычный тревожный звоночек, что пора отдохнуть.

— Я от скуки умру.

— Ну, вариант умереть от стресса гораздо более реален, дорогой мой. Прописываю постельный режим на недельку, а там посмотрим.

И впервые за последние недели Николая обожгло этой самой реальностью: а что он может предложить Эмили? Сорок восемь лет, почти дед с подорванным здоровьем. А у маленькой мисс Райт вся жизнь впереди, причем в совершенно иной плоскости. Он лежит в унылой палате в морозной Москве под смогом, а она стоит перед камерами на солнечном острове. Два разных мира.

И так паршиво стало от этого осознания, что перспектива досрочно уйти на пенсию и то меньше расстроила.

— Я уже и не помню, что люди в отпуске делают, — пробормотал он обреченно, пытаясь смириться со своим новым статусом: одинокий мужчина средних лет, которому предписан постельный режим… Ужас.

* * *

— Как я ему скажу, Мел?! Привет, Ник, помнишь меня? Мы переспали разок на свадьбе, поддавшись эмоциям. Так вот: я беременна! Да, я настолько идиотка!

— Да он тебя благодарить должен! В ногах валяться! — полыхала восторгом Мелани.

— Боже, я все равно не верю, что могла залететь. Мне тридцать два года, я опытная женщина, — выдохнула Эмили в порыве самобичевания, но сердце при этом сладко сжалось: под ним зародилась новая жизнь.

— Позвони ему.

— По телефону такие новости не сообщают, а с работы не могу сорваться. Тридцать первого — последний день съемок.

Мелани довольно поддакнула:

— Во-о-т, разумная мысль. Закончатся съемки — и вперед к нему на крыльях любви.

— Я даже не знаю, люблю ли я его.

Но Эмили понимала, что врет себе сейчас. Любила и еще как. Узнав о ребенке, захотела обнять весь мир, раскаляясь от счастья под островным солнцем. Сама идея того, что у нее мог появиться сын или дочка Царя Николая, казалась каким-то рождественским чудом. Она в мыслях уже рассказала Нику сто раз, и он каждый раз целовал ее и говорил, что не станет подавать на нее в суд за совращение миллионера ради алиментов.

— У меня будет племянник, — зарыдала в трубку Мел. — Мама с папой от счастья с ума сойдут.

— Не говори им пока… Я сама еще ничего не знаю. Не представляю, что делать.

— Погоди, ты же не думаешь про аборт?!

— Нет конечно! — Испугавшись, Эмили приложила ладонь к животу, защищая. — Но сначала хочу рассказать отцу ребенка, а уж потом — своим родителям. Ты же знаешь, как они любят достать вопросами.

— Так ты ему в новогоднюю ночь расскажешь? Это так романтично! А что ты наденешь? В России снег? А кто…

Эмили отключила звонок и шумно выдохнула, сложив губы уточкой. Не жизнь, а американские горки.

На календаре — двадцать восьмое декабря, оставалось всего три дня, чтобы решить, в каком виде подать новость Нику. Было страшно. Несмотря на то, что они не общались, Эмили разговаривала с ним в мыслях и чувствовала единение душ. Это казалось естественным и правильным, и перспектива испортить отношения с мужчиной, которого ей судьба подарила на одну ночь, реально пугала. Хотелось сохранить светлые воспоминания о том прекрасном дне. А если он холодно отнесется к новости о будущем ребенке, то все хорошее, что было между ними, рухнет, как карточный домик.

Ник — взрослый мужчина, состоявшийся. У него есть семья и он не планировал серьезных отношений после смерти жены, а значит и детей больше не хотел. Для него это может стать бременем.

«Знаешь, я совсем не могу представить твою реакцию», — сказала ему в мыслях Эмили.

«А ты позвони, спроси, как у меня дела. Может, поймешь, что я по тебе скучаю», — ответил ей виртуальный Ник.

Но Эмили не стала звонить. Вместо этого она набрала имя Терехова в поисковике, чтобы увидеть его фотографии. И первой новостью выскочила вот эта:

«Николай Терехов опроверг слухи о помолвке с актрисой Эмили Райт».

Мог бы и не торопиться.

Она пролистала его фотки и наткнулась на изображение той самой дерзкой Сони, которая приставала к Царю на свадьбе. И внутренний голос сразу противно забрюзжал: «Он тебе не звонил почти два месяца. Неужели не понятно, что все закончилось?»

Когда раздался звонок, Эмили долго смотрела на экран. Стас. Отвечать не хотелось, чтобы нее разрыдаться: он сразу поймет, что ей плохо. Собравшись с остатками ранимого духа, она нажала «Принять».

— Привет, ты как? До сих пор в Хоббитоне?

— Привет! Да. Но тридцать первого вечером уже домой, в Калифорнию. А может, в Лондон, не знаю пока. — Она решила не признаваться, что хочет сначала показаться в Москве. — Как семейная жизнь?

— Отлично. Слушай… ты в порядке? В смысле, мы после свадьбы не разговаривали толком.

— Да, у меня все замечательно! — тоном бешеного зайчика ответила Эмили. — Свадьба была прекрасная!

— Именно об этом я и хотел спросить…

И голос у него такой жалостливый, аж противно. Он пожалеть звонит, что ли?!

— Ой, прости, меня зовет режиссер. Пока! Созвонимся!

Она бросила телефон в теплый желтый песок под ногами и потопталась. Достали! Звонят, звонят — и все время не те! Не тот, вернее. Еще и сочувствуют теперь.

— Себя пожалей, идиот!

Она позвала Чарли и попросила заказать билет на самолет на тридцать первое, вечером.

— В Лос-Анжелес. И никакой Москвы.

Пора бы и к врачу записаться. А Ник, если ему интересна судьба Эмили, пускай первым звонит. Она же не девочка-подросток, чтобы бегать за ним.

«Ну хорошо, я все равно ему скажу. После Нового года, чтобы не портить человеку праздник».

Эмили обняла руками живот и нахмурилась:

— Если ты мальчик, назову тебя Юл Бриннер. На зло ему!

Но голос Ника ответил в мыслях: «Не веди себя, как ребенок».

— Хорошо, не буду, — пропищала она и вдруг заплакала.

Глава 7. Ужасы отпуска

— Ко-о-ля, ну что ты лежишь бревном вторые сутки?

Нинушка, домоправительница, принесла ему чай на подносе. Зеленый, без сахара. Терехов скривился и откинул голову на подушку.

Его спальня была просторная, в бежевых и золотистых тонах, и цвет напоминал о платье Эмили, которое он с нее снимал.

— Нинуль, тошно мне.

Весь вчерашний вечер он смотрел фильмы, в которых снималась Эмили, и стало только хуже. Она — гениальная актриса. Без шансов, что она захочет усложнить себе жизнь присутствием стареющего русского. А если она разочаруется в нем? Николай меньше всего хотел топтаться по хрупким осколкам ее сердца, как выразилась Настена. Он жаждал заботиться об Эмили, а не вносить разлад в ее складную жизнь.

Домоправительница присела на край кровати и сказала загадочным шепотом:

— А я знаю, что тебе нужно, Коль. — Она потянулась руками под кровать и вытащила шахматную доску. — Мы в шахматы с осени не играли.

— Не хочу.

— О-о, так и в депрессию не долго уйти. — Нинушка осуждающе покачала головой и сказала: — Ты влюбился, что ли?

— Влюбился.

— А почему не поедешь к ней?

— У меня постельный режим.

— А по-честному?

Он вздохнул тяжело и признался:

— Да зачем я ей сдался, Нинуль?

— Коль, я тебя не узнаю. Чтобы ты — и не взял, что хочешь?

— Не трави душу, — попросил он и отвернулся.

Нинушка работала в особняке еще в те времена, когда хозяйка была жива, а Настена носилась по комнатам, как сквозняк. Сейчас же здесь, в Барвихе, и так скука смертная, а теперь еще и апатия навалилась.

Терехов не уходил в отпуск столько лет, что за двое суток отсырел. Он лежал в кровати в полосатой пижаме и покрывался мхом от безделья. Хотелось учудить что-нибудь эдакое, но тоска съедала, и в итоге не хотелось ничего.

Завтра Новый год. Надо бы подарки под елку сложить. Николай каждый год собирал большой прием с родственниками и друзьями у себя, но в этот раз никого не желал видеть. Подарки так и лежали неупакованные.

Впрочем, до завтра еще времени вагон, можно сто раз передумать.

«А все равно поеду к ней в Калифорнию, первого января и двинусь на запад. Скажу, что по делам примчался. Хоть посмотрю на нее».

От этой мысли стало легче. Даже в горле запершило.

В обед дочка поскреблась в дверь и вошла, сурово взирая на форменное безобразие в лице Царя Николая. Она выпустила из рук Рыжего, который вальяжно потянулся и пошевелил длинными усами. У него на шее был бантик.

— Он с кошачьей вечеринки, — ответила на немой вопрос Настя, а оглядевшись, скептически приподняла бровь. — Нет, это пора прекращать, — возмутилась она и распахнула задернутые шторы, впуская свет.

— Уйди, Настасья, я в печали, — пожаловался Терехов, зажмурившись.

— Я тебя сейчас святой водой как окроплю! В печали он. Ты меня удивляешь, пап. Тебе ведь знак свыше упал: закругляйся с работой, начни жить для себя; Цербер со Стасом со всем справляются, тебе не о чем волноваться. А ты, вместо того чтобы зажить припеваючи, начал медленно разлагаться.

— Как будто ты причину не знаешь! — взбрыкнул он, но Настена была та еще коза, она тоже стукнула копытом и выдала:

— Ты бы хоть позвонил этой причине, ухажер! Совести у тебя нет.

— Не по-О-о-нял. Ты же была против.

— Была. Думала, у тебя обычный петушиный бзик, а она поддалась мимолетной слабости, но не поранилась. А ситуация-то серьезный оборот приняла. Я все эти дни наивно ждала, когда ты лестницу в облака построишь, как обычно. А ты как-то уныло завис на земле. Несолидно, Большой Босс. Первый раз вижу, чтобы ты расклеился.

Он и сам это знал. Долой статистику, факты на лицо.

— Честно тебе сказать? Первый раз боюсь сделать следующий шаг. Но я уже решил, что после Нового года смотаюсь в Штаты. Даже если она меня не ждет, так хоть другом прикинусь.

— Ой ё-о-о. Она ждет, пап. Стас ей звонил, говорит, она никакая.

— Никакая? — он расплылся в довольной улыбке, проглотив целую глыбу надежды. — Совсем?

— Пока еще не совсем. Но ты подожди еще месяцок, и будет полный звездец и капитуляция. Ты ж не садист, поступи гуманно.

— Хм… Ничего не понимаю. А со мной она бодро общалась, вся такая счастливая, занятая.

Настя присела рядом и постучала ему по лбу костяшками, уничтожая последние сомнения:

— Але, гараж! Она, вообще-то, актриса.

И будто шторы не только с окон, но и с глаз сорвали. Николай соскочил с кровати и принялся вышагивать по комнате, воодушевляясь с каждой секундой.

— Ну зачем я ей?!

— Ты сначала предложи, а она пускай решает. Очень даже можешь пригодиться в плане быта. Джеймс Бонд под боком еще никому не помешал.

— Я же больной!

— Главное, что не на всю голову. А если в длительный отпуск уйдешь, то и по горам снова с дядей Валиком будешь скакать, как горный козел.

— Настасья, я люблю ее, понимаешь?

Дочка улеглась на кровати и отхлебнула холодного зеленого чая, скривившись.

— Н-да. Хороша свадебка получилась. Ты влюбился, Лизу нашу, которая сестра Стаса, тоже внезапно окольцевали. Ушел ли оттуда хоть кто-нибудь в одиночестве?

— Соня.

— Ой, она не в счет. Ее не приглашали. Нечего портить нам показатели.

Терехов, у которого шестеренки в мозгу заработали в ускоренном темпе, вдруг замер посреди комнаты и плеснул в ладоши.

— Тимошку зови! У меня гениальная идея. Аж током прошибло! Всегда мечтал что-нибудь эдакое сделать.

Он, не дожидаясь, пока дочка сползет с кровати, побежал к двери и, распахнув, заорал:

— Тимошка!!!

Но первой в коридоре показалась Нинуля.

— А ты чего орешь, Коль? По связи вызвать не мог? — Она тащила перед собой очередную порцию будры без сахара на подносе.

— Нинушка, умоляю, сжалься ты надо мной. Сделай кофе, мне к человеческому облику вернуться срочно надо, — взмолился он и бросился переодеваться.

Одному Рыжему все происходящее было до Северной звезды. Он спокойно мыл лапой морду, сидя на подушке Большого Босса, и снисходительно смотрел на окружающих.

В доме начался бедлам. Кто-то куда-то бежал, Тимошка басом уточнял расписание, Нинушка, напевая фальцетом, варила кофе.

Царь, набросив пальто на криво надетый костюм, вывалился во двор особняка, где у подъезда как раз притормозил зять, Даня.

— А что за апокалипсис? Кого куда доставить? По чем бриллианты нынче в подворотнях? — деловито уточнил он. Вот! Не сотрудник, а золото.

— Ты-то мне и нужен, Цербер, со мной полетишь.

— Не вопрос, только Настю заброшу к Архиповым. Пускай разбавит скуку молодой семье.

Дочка вышла на крыльцо, таща небольшой розовый чемодан в наклейках. И когда только собрать успела?

— Э-э нет, не отделаетесь от меня. Срок беременности еще позволяет летать, вот и полетели, орлы мои. А куда мы, кстати, намылились?

— В Новую Зеландию. У Эмили последний день съемок завтра, как бы нам не опоздать… У них уже ночь, и лететь десять часов. Точно опоздаем, — заволновался Терехов. Не хотелось, чтобы сюрприз сорвался.

— Ого! Слышишь, Церберчик, какая удача. Свожу тебя на экскурсию в Хоббитон, выгуляю.

Зять промолчал, криво улыбнувшись, и стрельнул в Настену колючим веселым взглядом, обещая быструю расправу. А Настя звонко засмеялась и уселась мужу на колени, обнимая и рассказывая, что она самая счастливая женщина на свете и пошутила только из природной вредности. Но Цербер был не лыком шит. «Поздно, я уже план мести придумал, милая. Не отвертишься», — с философской холодностью ответил он.

Душа за них радовалась каждый день, каждую минуту, и все равно нарадоваться не могла.

— Кстати, пап, — окликнула Настя, пока он укладывал ее чемодан в багажник и давал указания Тимошке. — У нас будет девочка. Сразу мы не хотели знать пол ребенка, но уже пять месяцев… Не вытерпели, спросили.

И такая волна счастья захлестнула, что не продохнуть.

«Представляешь, Эмили, я буду дедом маленькой занозы», — отправил он мысленное послание, надеясь, что скоро сможет сказать об этом лично.

Глава 8. Лестница в облака

— Снято! И еще раз! Последний дубль, дамы и господа, соберитесь! Думайте о корпоративе, который начнется сразу после того как мы закончим. Там будет настоящая еда и бесплатная выпивка. Но не слишком-то усердствуйте, мне еще на новый фильм бюджет у продюсеров клянчить! — провозгласил один из самых известных режиссеров Голливуда, и Эмили повалилась на землю.

— Воды-ы! — прокряхтела она, и Чарли принес ей бутылку минералки. — Он сорок дублей последней сцены уже снял. Сорок!

— Не падай, звезда, рано, я еще желание не загадал, — подбодрил Чарли, и Эмили засмеялась.

— Главное, что меня не стошнило.

— Это да, — ужаснулся ассистент. Он подал ей белое махровое полотенце, чтобы утерлась, а потом набежали гримеры, и Эмили почувствовала себя боксером, который выходит после гонга на последний бой. Осталось, чтобы кто-нибудь толкнул ее в спину, и получится прямо Рокки Бальбоа.

Вечером ее ждал билет до Москвы. Чарли за последние пару дней три раза уже менял. То в Лос-Анжелес, то в Москву. В итоге сошлись на том, что Эмили перестанет истерить и скажет отцу ребенка, что он мужчина-огонь. А если царь не пожелает усложнять себе жизнь, то она поймет и примет отказ с благодарностью. Как и положено взрослой, самостоятельной женщине.

— Почему не снимаем?! — раздался ор со стороны площадки.

— Эмили еще не готова! — сообщил Чарли и пробормотал: — Давай же, Эм, последний рывок!

Но у нее не получалось. У Эмили Райт, обласканной критиками актрисы, не выходил последний дубль, и она задержала съемки уже на два часа. Такими темпами сегодня не успеют до заката доснять проклятый дубль, и придется оплачивать новый съемочный день на завтра, первого января.

Кино снимали о меняющейся роли женщины. По сценарию, героиня Эмили — это женский вариант Робинзона Крузо, ей предстоит выжить на острове в одиночестве. Философская сказка, переосмысление этапов и видов эволюции и истории человечества.

И обалденные пейзажи полуострова Коромандел.

И почти двести человек съемочной команды, которые каждый день должны между собой приходить к консенсусу или хотя бы компромиссу.

Хорошо, в Австралии только пару дней отснимали материал. Опасность найти в ботинке ядовитого паука не особенно прельщала. Помощник оператора нарвался на змею в унитазе, и с тех пор стал очень молчаливым. Здесь же, в Новой Зеландии, было более безопасно, и климат мягче.

— Немного круги под глазами подрисую, — пробормотал гример, Зак, орудуя пушистой кистью.

Эмили слегка ссутулилась, но сделала это горделиво, как и положено семидесятилетней женщине, которая научилась жить одна и давно не ждала помощи извне.

Через двадцать лет жизни на острове, когда ей было тридцать восемь, ее обнаружили и вернули в социум, но она уже не смогла жить в рамках системы.

И вот сейчас, перед смертью, которую скоро принесет с собой рак легкого, героиня решила навестить остров, который про себя называла «Ману» — «птица» на языке маори.

Героиня Эмили так никогда и не вышла замуж. Симбиоз с мужчиной для выживания или выполнения социальных норм ей был не нужен, а кого-то, кто тронул бы душу, она так и не встретила. А может, и не искала, занятая научной деятельностью. И ей такая жизнь нравилась.

Но вернуться в образ не получалось…

— Не могу, — всхлипнула Эмили. — Я недостаточно эволюционировала, чтобы играть эту роль.

Гример наградил ее тяжелым взглядом и процедил:

— Детка, последний дубль. Ты уж постарайся, будь паинькой. Не подводи нас всех, милая. Последний (!) дубль.

— Я его люблю, Зак! Героиня не искала любовь мужчины и была счастлива, остров, символ ее силы, был ее любовью. Я тоже не искала, но нас судьба свела, и теперь мне нужен очень конкретный человек. Ник, а не остров! Это не симбиоз у нас с ним. Понимаешь? Это то, духовное, которое я искала всю жизнь, понимаешь?!?! Зак?!

— Эмили, твой выход! — раздался оклик помощника режиссера.

— Детка, я все понимаю, — задумчиво сказал Зак. — Я тоже без мужчины не могу. Но последний дубль. Последний! — он мазнул по носу тонкой кистью, подправляя контур, и подбадривающе посмотрел, мол, вали уже на площадку.

Кадры снимали в естественном освещении, но пара осветителей все равно суетились рядом, поскольку близился закат; две камеры скользили по рельсам, ловя лучшие ракурсы; злые и уставшие люди ждали последнего дубля.

Все, что требовалось от Эмили — это посмотреть на свой остров, Ману, как на единственную любовь, а потом закрыть глаза и улыбнуться. Но не получалось. Уже сорок дублей, а все не то. И вот последняя попытка. Финальным моментом весь фильм можно испортить, потому что у зрителей не будет катарсиса и полного понимания скрытых смыслов.

— Камера, мотор!

Эмили посмотрела на залив, стоя у пещеры, которая была ее домом когда-то, и ее седые волосы развевались на ласково-трепетном ветру, который услужливо сотворил вентилятор. Но любви к острову Эмили никак не могла прочувствовать, и на глаза навернулись слезы. Беременность плохо сказывалась на ее настроении, и даже образ Ника в памяти не помогал изобразить любовь к другому «объекту». Было стыдно подводить режиссера и команду.

— Смотрите! Что это за идиоты в небе?

Все разом обернулись и посмотрели туда, куда указал оператор.

Съемочная группа загудела, некоторые стали свистеть и размахивать руками: в небе над заливом, заслоняя предзакатное солнце, летели два воздушных шара, приближаясь к бухте. Один был сине-вишневый, полосатый, а второй золотисто-голубой.

И чем ближе они приближались, тем сильнее волновалась Эмили непонятно почему. У нее вытянулось лицо, и она не могла шевельнуться.

Оператор продолжал снимать.

А потом, когда воздушные гости добрались достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть детали, между шарами, как знамя, свесился огромный транспарант: «Выходи за меня, Эмили».

Она рухнула на колени, разом ослабев, и зарыдала, сгребая сырой песок пальцами. Поднялась и, падая, побежала в воду, но режиссер заорал, чтобы она вернулась на отметку. Она вернулась и впилась в небо взглядом, полным обожания и того самого катарсиса, которого ей так не хватало. Слезы высохли, оставив явно жуткие разводы, покрытые солью и песком, но ей было все равно. Она посмотрела на залив и сказала: «Боже, как мне хорошо».

— Снято! — гаркнул режиссер, и все зааплодировали. — Это было… нечто. Поистине, помощь с неба.

Эмили волновалась так, что снова начала всхлипывать. Ей казалось, что она попала в свой собственный сон и застряла там в виде семидесятилетней женщины.

— О нет! Я же в гриме!

Но времени вернуть себе обычный облик не осталось. Два воздушных шара приземлились на берег, и Эмили увидела Ника. Взгляд прикипел к нему, и она, дрожа от силы эмоций, ждала, пока он подойдет.

Чудак. Юл Бриннер в новой ипостаси. Сумасшедший…

Ник был в белой расстегнутой рубашке и бриджах, как истинный пират. Его светлые волосы трепал легкий ветер, настоящий, а не искусственный, и это был прекрасный дубль, самый удачный, самый счастливый. Ник улыбался так широко, что Эмили заразилась и засмеялась, прикрыв ладонью рот.

— Ты ненормальный.

— А я люблю удивлять, — хитро сказал Ник. Он немного похудел, но остался таким же неотразимым и даже лучше, чем она запомнила его.

— Я в гриме, не смотри на меня, пожалуйста, — смутилась Эмили.

— По крайней мере, сейчас я не чувствую себя стариком рядом с тобой.

Она не выдержала и преодолела последний шаг, который их разделял, чтобы обнять, вдохнуть, почувствовать.

— Ты не старый, ты самый лучший. Я так ждала тебя! Вечером собиралась в Москву, но все никак не могла сделать последний дубль. А увидела тебя в небе, и все получилось. Я так люблю тебя, что душа болит. И да, я выйду за тебя замуж.

Те из съемочной группы, кто еще был рядом, засвистели и снова зааплодировали. А Ник опустился на одно колено и надел ей на средний палец кольцо с сапфиром.

— Я люблю тебя, Эмили. Чтобы это понять, мне хватило одного дня с тобой, а может, и одного взгляда.

В носу предательски защипало, предупреждая о подступающем потоке слез. Стоит ли прямо сейчас огорошить жениха новостью о ребенке? Чтобы плакала не она одна. Но додумать стратегию так и не успела, потому что наконец увидела всех, кто помогал Нику развесить в небе предложение руки и сердца.

Там были Стас и Саша, а еще Настя Терехова и ее муж. И Тимошка, того качка трудно забыть.

— Ничего себе! Да вы всей армией пожаловали, — обрадовалась Эмили и тронула кулачками глаза, чтобы стереть слезы. Наверное, опухла вся. Страшная.

— Решили не упустить возможность стать свидетелями исторического момента, когда Большой Босс сделает предложение немощной старухе на затерянном в океане острове, — пошутил Стас.

— Не только сделает предложение, но и страстно поцелует, — поправил его Ник и сграбастал сопротивляющуюся Эмили в охапку. — Поцелуй меня, любимая. Я тебя два месяца не видел.

Она покраснела, что под слоем грима вряд ли было заметно, и коснулась пальцами, а потом и ртом теплых твердых губ, по которым истосковалась.

— Не верю, что это все происходит на самом деле, — прошептала она.

— Считай это новогодним подарком. С Новым годом, любовь моя.

— С Новым годом, Ник. — Она закусила губу и посмотрела исподлобья на будущего мужа. — Кхм, кхм… кстати, об этом. Слишком много подарков для меня одной. Я еще от твоего октябрьского никак не отойду.

— В каком смысле? — насторожился Ник.

— В таком, что я беременна, — с опаской произнесла она, и ее личный царь застыл величественной статуей на пляже волшебного острова.

— Я… это… — шептал Ник, прерывисто выдыхая. — То есть сначала я стану дедом, а потом отцом?

Чарли, проходивший мимо, остановился, сложив руки на худой груди, и осуждающе сказал:

— В ее возрасте, между прочим, рожать уже опасно. Старушке семьдесят, вообще-то.

Эмили догнала его и врезала ладонью по плечу.

Ассистент смеялся, отбиваясь от нее, а потом спросил:

— А на корпоратив ты все-таки пойдешь?

— Мы толпой придем. Покажем, как нужно отдыхать.

Новость о беременности передалась цепочкой от Ника к его «свите», и раздались дружные поздравления и восторженный визг. Они встали в круг и, обнявшись, начали прыгать и орать какую-то русскую песню. Добавить медведей и цыган — выйдет шедевральный кадр.

…А оператор все еще снимал. Эмили только сейчас обратила внимание, что он не выключил одну камеру по приказу режиссера.

Она подбежала к нему и с ликованием в голосе спросила:

— Ты все записал?!

Тот самодовольно кивнул:

— Первый раз такой сюрреализм вижу.

— Пленку покупаю за любые деньги, — тут же приступила к торгу Эмили.

— Эм, считай, что это мой подарок на свадьбу. Режиссер против не будет. Поздравляю, кстати.

Воспользовавшись тем, что все русские гости, и даже Тимошка, сбились в стаю и до сих пор прыгали, выкрикивая песню, Эмили побежала следом за Чарли, чтобы наконец снять грим и не чувствовать себя старухой рядом с почти юным женихом.

Гример помог привести лицо и прическу в порядок, восхищаясь и завидуя тому, какого шикарного мужчину отхватила Эмили.

— Я сама в шоке до сих пор, Зак, — улыбнулась она.

Наспех приняв душ в крошечной кабине, она на ходу обмоталась полотенцем и встряхнула освобожденными от седины волосами, когда заметила, что в кресле напротив окошка сидит Ник. Он поманил ее, изучая горящим взглядом, и Эмили, приблизившись, перебросила одну ногу через его колени, опускаясь на них и сжимая его бедрами. Он обнял ее за спину, поддерживая, а потом зарылся пальцами в ее мокрые волосы на затылке, притягивая к себе и целуя.

— Ради тебя я нарушил уже два обещания. Даже страшно представить, что будет дальше, — усмехнулся он.

— Давай удивим друг друга…

Он улыбнулся и бережно обнял ее, прижавшись щекой к груди, медленно раскачиваясь, как на волнах, и Эмили тихо стала напевать мотив «La Vie En Rose».

— Я бы очень хотел мальчика, — сказал Ник тихо.

— Прости, но я чувствую, что будет девочка.

…Семь месяцев спустя у них родился сын. Его назвали Юл. Царь Николай пафосно убеждал окружающих, что это в честь Юлия Цезаря, и только Эмили знала, что ее пока еще гражданский муж сам предложил назвать сына в память о мятущейся душе Юла Бриннера.

Глава 9. Свадебный переполох

Барвиха, три месяца спустя после рождения сына

— Котик, ко-о-тик, — заискивающе звала Эмили, пытаясь выпихнуть Рыжего, который шмыгнул под подол ее белого платья. — Настя, он мне чулки порвет!

«Падчерица», которая была младше всего на девять лет, поправила бретельку своего совершенно сногсшибательного серебристого платья и изящно опустилась на колени, чтобы вытащить кота.

Ее светлые волосы, как и волосы невесты, были уложены красивыми волнами в стиле 1920-х.

По Насте и не скажешь, что у нее дочке полгода. Зато легко понять, за что Цербер, ее муж, получил свое прозвище: он грубо отгоняет любого, кто косо смотрит в сторону его жены. Семейные походы с ними в ресторан как правило превращаются в цирк.

Сама Эмили еле восстановилась после родов, приложив максимум усилий, чтобы вернуть фигуру к свадьбе. Грудь, правда, стала на размер больше, но на этот нюанс никто не жаловался.

На столе лежал букет невесты, в который красиво вставили засушенные веточки тех самых цветов и ягод, заполученных на свадьбе Стаса и Саши. Казалось, это случилось сто лет назад, в другой жизни, а на самом деле всего год назад. Сейчас тоже был конец октября, но погода стояла солнечная и на удивление теплая.

Свадьбой занималась Настя, лучший в мире организатор и манипулятор, и все было подготовлено вовремя и без стресса. Стиль 1920-х, узкий круг приглашенных, среди которых родственники и друзья Эмили из Калифорнии и Европы.

Весь прошлый год Эмили провела здесь, в Подмосковье, за исключением двух важных событий.

Во-первых, они побывали на очень необычной свадьбе в Дувре: Лиза, сестренка Стаса, вышла замуж за таинственного миллионера. И хотя Ник утверждал, что человек там надежный и уважаемый, слишком много секретности было в жизни Лизы. Эмили не раз говорила на эту тему со Стасом, но тот уверил, что «просто Лиза с мужем — жуткие интроверты». Может и так, Эмили не любила лезть к людям с расспросами.

Во-вторых, они с Ником буквально месяц назад посетили громкую премьеру фильма о женщине-Робинзоне в Лондоне, впервые не скрывая от общества своих отношений. О них много писали за последний год и, в общем-то, скрывать уже было нечего. Но все равно забавно, что именно в Лондоне они впервые появились перед журналистами в качестве официальной пары. Ведь именно в своей квартирке на Бэйкер Стрит год назад Эмили услышала сплетню о том, что вышла замуж за Николая Терехова. Оказывается, чужие домыслы иногда перерождаются в реальность.

С Ником они решили жить там, где захочется, будь то Москва, Лос-Анжелес или Лондон. Благо, на то имелись возможности. Большой Босс передал свои дела зятю и Стасу, а сам как истинный царь только указания и советы раздаривал. Этой работой, как и инвестициями, он мог заниматься из любой точки мира, так что Эмили не переживала ни за его, ни за свою карьеру. С Ником и Юлом она быстро поняла, что ради любимых людей идти на компромиссы легко и даже приятно. Лишь бы оставаться рядом.

— Вау, выглядишь потрясающе! — В комнату ворвалась Мел, которой не терпелось приступить к слезоточению. Она не могла свыкнуться с мыслью, что ее старшая сестра взяла себя в руки и стала наконец счастливой. — Твой жених там с ума сходит. Пора бы и начинать.

— Да, конечно, — Эмили сделала несколько шагов по направлению к выходу из «гримерки», как они назвали большую гостевую спальню, где шли приготовления невесты.

Рыжий тоже сделал много мелких шажков, так и оставшись под юбкой.

— Idi sjuda, skotinka! — возмутилась Настя и, недолго думая, приподняла длинный подол, взмахивая им, как парусом. Кот прижался к полу, а потом резко прыгнул на туфлю Эмили, от чего она взвизгнула и, взмахнув букетом, начала падать, потеряв равновесие от неожиданности. Пришлось швырнуть букет прочь от себя, чтобы упереться ладонями в стену и не распластаться, как осьминог, на скользком паркете.

— Твою мать! — гаркнула Мелани, с ужасом отбивая от себя букет, но было поздно: «проклятие» коснулось ее.

— Прости, Мел, но этот букет заколдованный. Боюсь, что ты скоро встретишь свою судьбу, — давясь от смеха, сказала Эмили и оперлась на подоспевшую Настю, которая помогла ей выпрямиться. В тесном корсете не так-то просто изображать гимнастку.

Эмили с Настей обнялись и совсем неприлично загоготали, призывая друг друга успокоиться, чтобы не портить макияж.

— А я тут, кстати, в этой комнате, когда-то со своим Цербером непотребством занималась, — сквозь приступ смеха вспомнила Настя и повалилась на кровать. — Вот на этом самом ложе любви.

Мелани, которая ошарашенно таращилась то на букет, то на двух сумасшедших женщин, так и не придумала, что сказать. Зато шум приманил Сашу, которая на ходу поправляла красивую старинную заколку в прическе. Она выглядела слегка примятой, и учитывая, что она убегала, потому что «Стас что-то там просил помочь», то стало ясно, с чем именно она ему помогала. Эмили переглянулась с Настей и снова захохотала.

Саша замерла, глядя на безобразие в комнате, и спросила удивленно:

— Девочки, вы накурились?

— Рыжий сбил невесту с ног, представляешь? — ответила Настя, костяшкой аккуратно стирая слезу из уголка глаза. — А тебя кто сбил, Санька? Стас ребенка никак не дождется?

На этот раз прыснула и Мелани, а Саша покраснела и фыркнула. Но не стала отнекиваться.

— А может, он уже дождался, — тихо сказала она себе под нос, и Настя, громко присвистнув, подошла к подруге.

— Сань, ты… А почему не сказала, молчала?!

— Не хотела перетягивать на себя одеяло праздника. — Саша скромно пожала плечами.

Воцарилась минута счастливого молчания, а потом эмоции выплеснулись в тихие всхлипывания. Плакала Мелани.

— У вас здесь какое-то место зачарованное, энергия так и прет, плакать все время хочу, — призналась она. — Давайте обнимемся, что ли?

И они начали обниматься и бесконечно поправлять то прически, то макияж, то платья.

— Девчонки, вы обалдели?! — раздался с порога грозный голос Лизы. — Вас толпа народу ждет, а вы здесь оперетту устроили.

Она держала перед собой в зеленом матерчатом слинге малыша Юла. Он спал.

— Ребенок проснется скоро, голодный, чем я его кормить буду? Святым духом? Молоко кто-то так и не сцедил, — укорила Лиза. Учитывая, что ей было всего двадцать три года и она являлась младшей в этом свадебном хороводе, то стало действительно стыдно.

— Ладно, давайте соберемся и выйдем наконец на улицу, — шумно выдохнув, предложила Эмили. — Там меня мое царское счастье никак не дождется.

Она поправила прическу и, прикусив губу изнутри, чтобы сделать серьезное лицо, величественно кивнула:

— Я готова.

— Погоди, еще вот это, — Настя прикрепила ей на пояс платья красивую бриллиантовую брошку. — Это мамина. Она бы очень хотела.

Эмили почувствовала, что сейчас заплачет, и поморгала, посмотрев в потолок.

— Спасибо, милая, — сказала она «падчерице» и хитро оглянулась. — Кстати, кто еще не в курсе, что Саша беременна?

Лиза ахнула, как-то почти машинально погладив спящего Юла.

— Я стану тетей. Обалдеть! — ошарашенно протянула она и пошла обниматься со своей невесткой. — Сашка, а что ты такая мятая вся? Ты хоть Стасу сказала, что уже можно так сильно не стараться?

…И они дружно прыснули со смеха.

* * *

Уже в третий раз играл Фрэнк Синатра, «Killing me softly», по запросу нервного жениха, а невесты все не было и не было.

— Даня, почему ее так долго нет?

Зять поправил на голове дочурки вязаную шапочку с огромным цветком и пожал плечами.

— Передумала, наверное.

— Да ну тебя!.. Стас, куда невеста пропала? — нашел он новую жертву допроса. — И ты сам, кстати, где ходил? Мятый, как с сеновала. Парни, вы же лицо огромной корпорации… Стас, хоть галстук поправь, ей богу.

— Босс, да расслабьтесь вы. В конце концов, ваш ребенок у Лизы, а значит вы стратегически защищены от возможного побега невесты. Поверьте, Лиза — это скала.

— Вы меня довести решили, что ли?!. Шутники!.. Валик! — гаркнул он.

Прохоров, услышав резкий оклик, отлепился от жены с карапузами-близнецами и подошел, спокойный как удав.

— Я внимательно слушаю.

— Невесты слишком долго нет. Может, она засомневалась в итоге?

Как прирожденный дипломат, Валик равнодушно посмотрел по сторонам и разрешил конфликт на корню:

— Я ее вижу, вон она идет с отцом под руку.

— Вот, учитесь, как нужно вопросы решать, — процедил Терехов, обращаясь к Дане со Стасом, но смотрел он уже не на них.

Музыка резко оборвалась, а потом заиграла избранная для церемонии «La Vie En Rose». По проходу прошли сначала свидетель со свидетельницей, затем Лиза с Юлом, являя цесаревича народу, потом протопали дети, бросая перед собой лепестки белых роз… и наконец взгляд остановился на той единственной, о ком были все мысли.

«Боже, благодарю тебя, не знаю, чем я заслужил», — подумал Николай, завороженный мягкой, но уверенной поступью своей любви. Она выглядела, как мечта, тонкая и изящная, в сверкающем белом платье, длинный подол которого тянулся по земле. Он вспомнил, как первый раз утонул в ее взгляде, и не мог поверить, что она тоже тонула в нем. Что у него с Эмили общий ребенок. Что они — вместе, навсегда.

Следом за невестой плелся Рыжий, но не нападал, а мудро шевеля усами, держался в нескольких шагах, как охранник, и Николай как наяву услышал смех своего ангела-хранителя: «Я же говорила, что все будет хорошо».

Эмили вложила ему в руку теплую ладонь, другой сжимая букет, и он не удержался, поцеловал ее тонкие нежные пальцы.

— Я так долго тебя ждал, — сказал он ей тихо, и она улыбнулась:

— Меня кот задержал.

Но он покачал головой и повторил:

— Я так долго тебя ждал…

И она все поняла, посмотрела в глаза пристально, прямо в душу, и прошептала:

— Я ждала тебя дольше.

Вот и сказке конец! А кто слушал — молодец!

Оглавление

Глава 1. Удачное падение

Глава 2. Кот

Глава 3. Букет невесты

Глава 4. Танец огня

Глава 5. Москва-Лондон

Глава 6. Рождество

Глава 7. Ужасы отпуска

Глава 8. Лестница в облака

Глава 9. Свадебный переполох Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg