«Деревенские страсти»

Федор Леонов ДЕРЕВЕНСКИЕ СТРАСТИ

(По рассказам сестры)

День первый

В заботе и офисной пахоте быстро пролетело очередное лето. Сижу на работе в серьезном раздумье — куда, наконец, податься на отдых и мне — «бедному крестьянину». Кучу туристов отправила в Средиземноморские курорты, а сама «с носом» осталась. Правильно в народе говорят, что «сапожник без сапог ходит»…

Зазвонил мобильник. Смотрю — мой меня вызывает:

— Привет, — говорит, — не хочешь смотаться в деревню на недельку?

— А что за спешка?

— Соседка звонила. Сказала, что дом разваливается. Надо посмотреть, что с ним. Может, венцы придется подремонтировать.

Я ему:

— Хочу, хочу, хочу..!

Он мне:

— Ну так клиентов своих предупреди, пусть коллеги документы выдадут. Хватит пахать. Завтра едем. Я уже продуктов купил.

Вот так, неожиданно, мне подвалило деревенское счастье…

Поясню: Родители моего еще лет двадцать пять назад прикупили домик в Новгородской области, а точнее на Валдае, в Любытинском районе. От Питера ровно триста километров. Деревенька в тринадцать домов. Из них половина уже пустые — развалились. Восемь человек живут в ней постоянно и зимуют. Летом приезжают дачники из Питера и Бокситогорска. Народу получается человек двадцать не больше. Последние года три дом стоит совсем бесхозный — дача на Карельском перешейке отнимает все время. Да и дорога тяжелая. От трассы вся распахана лесовозами. Местным жителям, средний возраст которых семьдесят-восемьдесят лет, приходится восемь километров преодолевать пешком или вызывать трактор за деньги. Машины вязнут в глиняной массе полуметровой глубины.

Года два они писали жалобы в район, область и господину Путину. В прошлом году случилась долгожданная радость. Пришел ответ от чиновника, в котором говорилось, что из областного бюджета выделили семь миллионов на ремонт. Но радость быстро закончилась. Жалкие миллионы благополучно перешли в карман местной главы администрации. С ними он и ушел на заслуженный отдых.

Хорошо зная ситуацию, мы поехали на армейском УАЗике, который держим на даче для хозяйственных нужд. Пашет безотказно, только бензин жрет хорошо. Благополучно попрыгав в нем пять часов, вырулили на поганую местную дорогу. Езда напоминала бег с препятствиями. Через полчаса я не выдержала и попросила остановиться. Отошла на метр в лес и, о чудо! — обнаружила целую поляну с подосиновиками.

— Ой, смотри, какая красота, вся поляна красная! Возьми фотик, щелкни меня среди них. — попросила я своего.

Он послушно полез в рюкзак за фотиком, а я села на пенек рядом с красными шляпками и приготовилась позировать… Пока мой наводил объектив, сменила позу — отставила ногу немного в сторону. Нога попала прямо в осиное гнездо… Мой так и не понял, почему я с визгом и расширенными от ужаса глазами рванула прямо в машину. В кабине насчитали аж семь укусов.

Сама дура — джинсы одела на бедрах, спина и живот голые, а когда нагибаешься — особенно. Не рассчитала малость…

Через час приехали в деревню. Прибытие старых знакомых праздник для местных. Знают, что водку привезли. Так что, еще через часок первая соседка Нинка притащилась в гости. А мне уже не до гостей. Сначала голова разболелась, потом вырвало, а потом и озноб бить начал. Все-таки, семь ос одновременно меня еще ни разу не кусали. Лежу я, несчастная, страдаю, жду, когда мой организм противоядие вырабатывать перестанет и успокоится. Слышу, Нинка моему говорит: налей ей полстакана, легче станет. Врачей-то у нас нет, а медсестра живет на десять километров отсюда.

Мой послушался мудрого совета. Налил. Поднес к моему рту. Глотнула, сколько смогла. Минут через пять чувствую, что отключаюсь. Сквозь сон слышу, как пьяная Нинка навернулась с крыльца, а мой ее поднимал… Вот так прошел мой первый день на Валдае.

День второй

Утром проснулась, как огурчик. Как будто осы и не кусали вовсе. Мой кашку уже приготовил. Нинка вчера три литра молока парного принесла и творогу свежего. Ляпота!

Поели. Мой пошел обследовать крыльцо. Что-то оно ему не понравилось. Ступень верхняя совсем завалилась. Не просто так Нинка вчера навернулась. Решил подправить.

Достал домкрат и стал верхнее бревно поднимать. Говорит мне: я подниму, а ты кругляк под него подпихни. Ну я жду вместе с кругляком, а он домкратом поднимает. Слышу — тихий такой треск подозрительный.

— Стой, — говорю, — слышишь, трещит?

— Да ничего не трещит, — отвечает он и ровно через секунду трухлявое бревно разваливается на части и крыльцо вместе с крышей валится прямо на нас. Мы успеваем отпрыгнуть в разные стороны, да еще и отвернуться. Сверху летят осколки стекол. Слава Богу, пронесло. Остались невредимы. Мой с грустью смотрит на все это дело и говорит:

— Ё… тать, как теперь его поднять-то?

(Скажу по секрету, по матушке мой выражается редко. Но в этой ситуации без мата не обойтись, да и в деревне все мужики ругаются, как сволочи. Здесь можно — обыкновенное дело)…

Целый день мы промудохались с этим крыльцом. Мой держал, а я кругляки снизу подставляла, трухлявые щепки лопатой выгребала, в общем, была на подхвате. Ничего. Осилили. Подняли. Только дверь не сделали. Времени чуть не хватило. Темно стало. Завтра мой доделает. Руки у него золотые. Из того места растут, с которого надо… Надеюсь, еще лет пять крыльцо простоит. Новое строить охоты нет — сложно.

К вечеру «два трупа», поели макарон, заправленных тушенкой, и сдобрили парой стопок водочки… Заснула я сразу. Усталость сказалась, но что двери перед крыльцом нет, запомнила… Среди ночи сквозь сон слышу: в дверь ломится кто-то большой… Как заору: — Медведь в дверь ломится!

Мой спросонья вскакивает, хватает топор и идет открывать — типа, с медведем разбираться.

Я кричу: «С ума сошел? Не открывай! Ты медведя топором не возьмешь!»

Мой: «Ну надо же посмотреть, кто там».

Я ему: — «Завтра утром на следы посмотришь».

Простоял мой под дверью минут пять, подождал. Вокруг тишина. (Только мертвые с косами стоять). Спать пошел.

День третий

Утром мой спрашивает:

— Так кто ночью в дверь ломился? Помнишь?

— Как кто? Медведь!

— А может кот?

— Какой кот? — удивляюсь.

— Обыкновенный, — улыбается мой, — пока ты спала, я к Нинке сходил. Она говорит, что в деревню кот бродячий приходит, нахальный очень. Местные его подкармливают. Заметил, что в доме поселились, вот и пришел есть просить. И следы кошачьи около крыльца. Вот тебе и медведь… Ладно. Полез я на крышу. Труба накренилась. Глиной замажу и свежим кирпичом обложу.

Мой-то на крыше, а мне скучно. Взяла корзину и пошла в лес за грибами. Прямо, как в сказке…

Иду по деревне. Около дома стоит другая соседка — Надька.

Спрашивает у меня:

— Ты куда?

— В лес, — говорю, — грибы собирать.

— Смотри не заблудись, — кричит она мне в след, — здесь леса-то серьезные!

— Да не заблужусь. Вдоль дороги пойду. Через час вернусь.

А что? Я городская смелая… Пошла, короче. Иду себе, метров триста прошла. Вижу — красные шляпки стоят. Один, другой, тритий… и поехало… Иду я за ними и не замечаю, что далеко ушла. Поднимаю голову, а дороги-то и не видно. Не знаю, в какую сторону идти. Понимаю, что дорога эта, чертова, совсем близко, а найти не могу. Пошла в одну сторону — там болото, повернула в другую, там чаща непролазная… Чувствую, что блуждаю кругами уже минут сорок. Жутко стало. Солнце спряталось. В лесу сумрачно… И мобильник с собой взять забыла… И ножечек у меня совсем маленький — десертный… Вот дура-то!

Села на пенек. Курю и думаю. Посижу здесь часок, мой хватится, на машину сядет, поедет по дороге, посигналит, я и услышу… Сижу дальше… После второй сигареты мне волк померещился. Показалось, что передо мной пробежал… сзади кусты затрещали… жу-у-у-ть… Я корзину схватила, и бежать, куда глаза глядят… Тут слышу, вроде кто-то на машине едет, да еще и гудит! Обрадовалась. Мой меня ищет! Припустила бегом в сторону, откуда звук доносился. Пру напролом через кусты минут десять. Нет дороги и все тут. Не иначе, леший со мной играет. Чувствую, сейчас истерика начнется. Останавливаюсь и занимаюсь аутотренингом. Типа, сама себя успокаиваю: Лена, соберись, не нервничай, посчитай до десяти, подумай, вспомни приметы… Стою, считаю, уже до ста досчитала, а толку нет. Не знаю, в какую сторону идти и все тут. Представила, как буду ночевать на дереве… и стала кричать. Громко так… надрывно…

Тут Солнце вышло, да такое яркое и с противоположной стороны, совсем не там, где машина гудела! А я только по Солнцу ориентироваться и умею. Как припустила я прямиком на него, родимого, так через пять минут на дорогу и вышла, а самое интересное, как раз в том месте, где и зашла. Метр в метр… Точно леший шалил… А еще не люблю, когда под руку спрашивают: «Куда идешь?» Вот и сходила. Сглазила меня Надька, лешего навела. Какие уж тут суеверия! Истинная правда… про лешего.

Подхожу к дому. Мой все на крыше сидит — с трубой воркует. Увидел меня и кричит: — Что так грибов мало принесла? Ходила-то долго! Ну я ему и выдала, как грибочки искала. Вот он ругался! Сказал, что больше в лес одну не отпустит и косточки мои обглоданные искать не будет… Слышу, Нинка под окном топчется. Опять выпить хочет. Мой ее в дом пустил, рассказал, как я в лесу заблудилась. Сели за стол, опрокинули бутылку на троих — я только пару стопок по половине, остальное они вдвоем докончили — мое возвращение отметили. Нинка, между стопками, рассказала, что зимой медведь ее корову задрал, а недавно трех собак загрызли волки, а еще Наташка в прошлом месяце в этом же лесу заблудилась. Плутала до ночи (а лес хорошо знает!), пока на соседнюю деревню, что в восьми километрах от нашей, не наткнулась. Осталась там ночевать, а утром домой пришла…

День четвертый

Прошел спокойно. Мой все на крыше, я по хозяйству. Вышла покурить. Сижу на скамейке. Смотрю на прудик около дома. Померещилось мне, что ли? Вижу, в кустах промелькнуло что-то черное, потом «оно» хрюкнуло, потом водички попило, развернулось, кусты снова затрещали, и тишина… Кабан? Вот его-то здесь для полного счастья и не хватало. А если с выводком!?

Мой опять смеялся…

Пришла соседка Милка.

— Ребята, я баню растопила. Идите, мойтесь.

Мы, конечно, с удовольствием. Деревенская банька лучше нашей дачной. В ней печка другая и парилка больше. И веник дубовый нам Милка сделала… Только мы разделись, зашли в парилку, как вырубился свет. В темноте мой чуть не свернул бак с кипятком, но ничего, пронесло. Оделся. Пошел к Милке в дом, взял керосиновую лампу. Пришлось фитиль почистить, стекло протереть… Ничего, помылись, пивка выпили. Красота! Завтра мой чистым на крышу полезет…

Свет дали только к вечеру… После этого радостного события пришел Колька — муж Нинкин — и говорит: «Андрюха, будь мужиком, налей водки стопку, Нинка пить не разрешает, говорит — буяню. Я тебе за эту стопку пол огорода картошки отдам».

— Коль, я из-за тебя с Нинкой ругаться не хочу, — отвечаю ему вместо Андрея, — не разрешает, значит правильно делает, и половину огорода картошки нам не надо. Надька и так даст. — Выпроводила мужика «сухого» восвояси. Не знала о последствиях. Но об этом расскажу позже…

Легли спать. Вдруг мой вскакивает и к окну подходит.

— Ты чего? — спрашиваю.

Он мне:

— Слышишь, кусты трещат прямо под домом? Их кто-то жует.

— Так я говорю тебе, что кабан рядом ходит, а ты не веришь.

— Где фонарик?

— Не знаю. В сумке искать надо… А может ему картошки через окно кинуть или желудей? Есть несколько штук, с веника сняла…

— C ума сошла, зверя приваживать?! Ладно. Завтра найду фонарик. Главное — не заснуть и посветить вовремя. Может, увидим…

Утром мой выкосил всю высоченную — ему по грудь траву у дома. Кабанчик больше не пришел. Не дурак. Кустов нет. Рисковать не стал. Мой все успокоиться не мог. Нашел в подполе здоровенный ржавый капкан, хотел поставить, да тот сломанным оказался. Ему впервые в жизни захотелось купить ружье…

День пятый

С утра погодка задалась. Солнце яркое. Жарко. Градусов под тридцать. Одно название — бабье лето. Поехали на озеро. Идти до него с километр по лесной дороге. Решили, что на машине быстрее. Только выехали за околицу, как по уши завязли в рытвине с глиной. Полчаса мой «откапывался». Вымазался, как черт. Бросили машину около Нинкиного дома и пошли пешком. По дороге грибочков собрали. Вода оказалась теплой и чистой, и озеро красивое, большое, километра три в обхвате. Накупались голышом. И ни один медведь по дороге не попался. Жалость-то какая! Я бы его сфотографировала с макушки самого высокого дерева. Хотя, медведи по деревьям лазать умеют, но об этом я и не подумала…

Пришли домой. Настроение отличное. Села на скамейку и смотрю на таз с красной глиной. А не сделать ли мне маску? А что, хорошая идея! Намазала себе лицо, шею и улеглась на матрас. Мой из дома выходит. Смотрит на меня и спрашивает:

— Зачем ты глиной намазалась? Я ею кирпичи скрепляю, а ты на лицо положила. Хорошо, я цемент туда не успел добавить.

Отвечаю:

— Так это маска целебная. Глину в магазинах за деньги теткам продают, а тут бесплатно. Копай, сколько хочешь.

— А у Милки за огородом голубая есть. Тебе надо?

— Конечно надо! Буду чередовать. Один день красную, следующий голубую.

Мой пошел, голубой накопал. Принес огромный кусман.

— На, — говорит, — обмажься хоть вся, раз полезно…

Через двадцать минут отмылась я от глины и решила печку побелить. А печка просто шикарная. Русская с лежанкой. И сложена с умом. Продуманно. Самое большое отверстие находится внизу. Туда дрова кладут. Рядом маленькое отверстие — поддувало. Им температура в печи регулируется, когда еду готовят. Откроешь поддувало побольше — меньше жару, закроешь — больше жару. А над лежанкой другое поддувало — регулятор. Это чтобы косточки греть равномерно и не обжечься. Печь эту еще сто лет назад сложили. До сих пор пашет исправно. Только трещины подмазываем.

Набелила я ее хорошо. Кисточкой. Просто загляденье. И руки себе побелила и коленки. Зато удовольствие получила, да еще какое! Потом вспомнила, как моя бабушка кашу в русской печке готовила. Поесть такой кашки срочно захотелось. Налила я молочка в кастрюльку, рису добавила и поставила в духовку томиться. Через час достала кашку коричневого цвета с аппетитной корочкой. Из топленого молока кашка моя получилась. Вкуса необыкновенного. Мы ее уплели за обе щеки. А на ужин ели деревенскую картошечку с грибами. Хорошая закусь.

День шестой

Моему приспичило в Бакситогорск за гвоздями. Нинка намылилась с нами. Пенсию получить надо, дочь проведать и внука — молочка им свести. Собрались. Заезжаем за Нинкой. Вот уж она обрядилась! Во все чистенькое, выходное: юбка в серо-белую клетку, заложенная в складочку, белая блузка семидесятых годов с бирюзового цвета воротником и пуговицами, оранжевый кримпленовый пиджак, зеленая шерстяная косынка, завязанная на груди бантиком и калоши, из которых торчали красные носки. Мы переглянулись и улыбнулись, глядя на ее торжественный вид. Все же, для нее это какой никакой, выход «в люди». Готовилась.

Едем. Все нормально. Проехали километра три и «попали». Завязли передним колесом под самый «пупок».

Нинка возмущенно, показывая пальцем налево:

— Ну и наклепа ты сюда поехал? Следы вон, с другой стороны видны!

Мой смолчал в ответ, вытащил домкрат, поднял колесо, прицепил машину на лебедку, а лебедку к дереву и стал сдавать задом. Машина ни с места. Нинка проявляет бурную деятельность — бегает вокруг, суетится, хватает мелкие доски, кидает их под колеса — и, при этом, безостановочно визжит фальцетной скороговоркой: — Бл…, у меня молоко прокисает… надо в деревню идти, за трактором… бл. а-ть, я не успею пенсию получить!

Мой в любых ситуациях спокоен, как танк. Нервная система крепкая. Смотрит на нее и посмеивается.

Я ей: — «Нина, успокойся. Все нормально. Андрей откопается. Он умеет».

Нинка: — «Бл…, я нервиничаю (нервничаю) бл… надо дерево под машину подложить… Я знаю, было такое, простоим до ночи, пока кто-нибудь не поедет мимо… бл…ь, молоко все скиснет… вот же бл…, а не дорога»!

Я ей опять: — «Нина, я попросила помощи»

Нинка удивленно: — «У кого?»

Я, улыбаясь: — «У Всевышнего. Все обойдется. Потерпи немного».

Нинка, не поняв моего юмора: — «Бл…, да кто поедет-то? Да никто не поедет! Димка на своем „уязе“ в город уехал»

Я начинаю злиться: — «Замолчи! Не говори под руку»!

Нинка отбежала от меня метра на два, залезла в лужу, достала оттуда двухметровый трухлявый дрын и ткнула его под колесо. Типа, она помогает, а я нет. Молчу. Смотрю, что дальше будет.

Нинка же мне не верит, что помощь заказана!

Через пять минут мы услышали стрекотание мотоцикла, затем на дороге показался странный самодельный «драндулет» с колесами, как у квадроцикла и мотоциклетным двигателем. На нем восседали два здоровенных парня.

— Я же говорила, что помощь приедет! — объявляю Нинке.

Та засуетилась еще больше. Подлетела к драндулету вперед Андрея и заголосила: — «Ребятушки, вы же свои, деревенские, помогите вытащить машину, молоко пропадает»!

Ребятушки, долго не думая, подошли, осмотрели колесо, переглянулись, сбегали в лес, взяли огромное упавшее дерево, запросто подсунули его под колесо и мигом подняли УАЗИК на дыбы. Вот силища деревенская, не растраченная играет! Мой, глядя на это дело, передернул бровями, сдал задом и моментально выехал из трясины. Нинка тут же сунула парням полтинник. Те, довольные, уехали… с нашим домкратом. Против лома, да еще в лесу, нет приема…

Решили не связываться. Сами прозевали. Больно ловкие оказались. Пока мой лебедку снимал, они домкрат и увели. И зачем им Нинка еще и на бутылку дала? Сие известно только ей… и Всевышнему.

Так что, в Бокситы мы попали вовремя, Нинка успела к дочке заехать, пенсию получить и бутылку купить… Вечером обмывали чудесное спасение и вспоминали домкрат…

День седьмой

Проснулась я от звука колокольчиков. У Нинки в хозяйстве три коровы и полуторогодовалый бычок, взятый «на прокат» для осеменения. Итого, у меня под окном звенело сразу четыре. Выглядываю. Вижу — коровы преспокойно гуляют одни. Подошли к яблоне, срывают губами недозревшие яблоки, чмокают, слюни пускают. Кисло им, но все равно, яблочек откушать хочется. Ладно. Пусть кушают. Не жалко. Все же, их молочко пьем каждый день…

А мой уже давно пашет — крышу ремонтирует. Дырку нашел около трубы. Закрывает.

Наливаю себе кофе, смотрю — корова мордой в таз с глиной залезла. Тоже себе процедуру делает, а бычок рожки точек об угол дома. Умиляюсь. Любуюсь дальше. Взяла фотик, вышла на улицу, кадров нащелкала. Лепота! Посидела. Пошла обратно в дом. Только зашла, слышу, мой ругается. Выхожу обратно.

Бычок резвится. Подошел к тачке, куда мы мусор грузим, поддел ее рогом и давай мотать из стороны в сторону. Мусор полетел во все стороны.

Мой сверху кричит: — «Сволочь, что ты делаешь! Котя, отгони его!»

Хватаю полено, подбегаю и бычку и тычу ему в зад. Один раз, второй… на третий он бросил тачку и заинтересованно повернулся в мою сторону. Уставился на меня и ждет, что будет дальше.

Я обхожу его с тылу и снова пихаю поленом: — «Пошел вон отсюда, идиот!» Он снова поворачивается. В глазах недоумение. Что за муха его в зад кусает?

Посмотрел на меня, видимо, что-то скумекал и решил примериться к козлам, на которых электрорубанок прикреплен…

Мой слетел с крыши за секунду, схватил здоровенное бревно и поддал бычку по заду со всей силы. Тот бегом рванул к корове. Та его лягнула. Бычок обиженно отскочил, уставился на пустой колодец, из которого торчали доски и решил примериться к ним, за что опять получил бревном по заду. Мой разозлился не на шутку и стал колотить всех коров подряд. Те быстренько ретировались.

Минут через десять я услышала истошные Милкины вопли: — «Скотина, ты что делаешь! Пошел отсюда! Коля! Нина! Сволочь, пошел вон!»

Затем крик перешел на визг: — «Ты мне провода порвешь! Коля-я-я-я! Бл…я, забери своих коров, они в проводах запутались! Вы мне замыкание сделаете, дом с баней сгорят»!

Вместо Кольки к коровам прибежала Нинка: — «Бл….ь, пошли отсюда… чертов Коля, не проспался еще… какая бл… ему водки вчерась налила?»

Наконец, появился заспанный Колька с дрыном и отогнал свое хозяйство на луг. Шум стих. Страсти улеглись. Мой снова полез на крышу…

А вечером он мне и говорит: — «Ленуся, у тебя, впервые за последние два года, появилась талия, ты здорово похудела, и загар на коже, как южный, и личико свежее стало. Никакого Средиземного моря с „олл инклюзивом“ не надо. Одна объедаловка. Тут тебе и Карловы Вары с бесплатной глиной и грязевыми процедурами. И экстрим прилагается, кстати, тоже бесплатно… Так что, будем в деревню кататься „на курорт“».

Все крышу я заделал. Завтра домой. Тебе на работу надо…

Оглавление