«Вырай (СИ)»

Вырай (СИ) (fb2) - Вырай (СИ) (Вырай - 1) 1265K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Боровикова

Екатерина Боровикова ВЫРАЙ

Часть 1

Глава 1

Телевизор выключили ровно в полночь. Марина тихонько встала с кровати, подошла к двери и прислушалась. На кухне шумела вода — скорее всего, мама споласкивала пивные кружки. Девушка села на пол и приготовилась ждать.

С улицы потянуло табаком — отец вышел на крыльцо, чтобы выкурить последнюю на сегодня сигарету.

Года два назад Сычковы завели ритуал, который дочери совсем не нравился. Каждую субботу Оксана и Виктор усаживались перед телевизором и смотрели какой-нибудь фильм, сопровождая киносеанс пивом и солёным арахисом. По сравнению с другими взрослыми они были практически трезвенниками, но дочь переживала, периодически возмущалась и цитировала медицинские статьи из интернета.

Сегодня традиция была на руку — после пива родители спали крепко.

Братишка что-то пробормотал во сне, пошевелился и замер. В зале скрипнул раскладываемый диван.

Через какое-то время Марина разозлилась — вместо того, чтобы мирно заснуть, родители вполголоса разговаривали.

«И чего им не спится! О чём можно столько болтать?»

Но к половине первого в доме, наконец, воцарилась тишина. Подождав для верности ещё немного, девушка натянула тёплый свитер и выскользнула в окно.

Ещё до заката Марина спрятала среди грядок старый рюкзак. Забрав его, школьница перемахнула через забор и попала прямо в объятия Славки — высокого, широкоплечего, но по-юношески худосочного парня.

— Привет, Че Гевара! — Кто такой Че Гевара, Коваль знал весьма смутно, но чувствовал, что такая личность сегодня ночью их бы поддержала.

— Тьфу ты, напугал.

— Готова?

Сычкова уверенно кивнула.

— А это что? На дискотеку собралась? — Славка дёрнул родственницу за светлые распущенные волосы. — Не боишься, что зацепишься за что-нибудь и вырвешь половину косы?

— Заботливый какой, — пробурчала девушка, но всё же достала из кармана резинку и наскоро завязала на затылке хвост.

Парень подмигнул:

— А то ж. Мне тебя ещё замуж отдавать. А лысую кто возьмёт?

Сычкова на шутку никак не отреагировала, а развернулась и пошла вниз по улице. Слава двинулся за ней.

Когда проходили вдоль забора Антонины Николаевны, взбаламутили Тусю, мелкую собачонку. Та громыхнула тяжёлой, не соответствующей Туськиному размеру цепью и истерически залаяла. В ответ завыла и загавкала почти вся деревня. Ребята ускорили шаг — не хватало, чтобы кто-то из односельчан решил проверить, что за переполох устроили собаки. Но на окраине рявкнул басом какой-то злобный пёс, и лохматая сигнализация разом заткнулась.

— Как я понимаю, Артём решил проблему с машиной?

— Мы бы маякнули, если б не получилось.

— Славк, а он точно водить умеет?

Слава даже остановился, услышав такой глупый вопрос.

— Да ты что, Маруся! Артёмыча батя с десяти лет за руль пускает! — Славка шептал, но эмоции прорывались наружу, поэтому получалось достаточно громко. — Всё лето, как его батя заснёт, мы машину выкатывали и по округе гоняли!

— Тихо, кто-то идёт! — Марина дёрнула парня за рукав, и Коваль понятливо присел за уличным колодцем. Девушка спряталась рядом.

Местные мужики шумно протопали мимо и завернули во двор к Николаевне. Затявкала Туся, но лай быстро сменился на скулёж. Кто-то засмеялся. Раздался гневный голос старухи, мужчины что-то забубнили виноватыми голосами. Собака успокоилась. Дальше разговор шёл в нейтральных тонах.

— Давай в темпе, а то скоро назад пойдут. — Коваль, пригнувшись и стараясь не попасть в круг света от фонаря, двинулся вдоль забора.

— А что они у Николаевны забыли посреди ночи? Может, грабить пришли? Может, участковому позвонить?

Слава хрюкнул:

— Маруся, я тебе поражаюсь. Ты хоть иногда замечаешь, что вокруг творится?

— Я что-то не то сказала?

— Все знают, что Николаевна самогоном торгует. Только пингвин на Севере да Марина Сычкова ничё не знает. — Славик развеселился. — А участковый бывший, которого в прошлом году молодым заменили, сам к ней иногда захаживал, за первачом.

— Да ты что?! — Девушка была поражена. Она и подумать не могла, что Антонина Николаевна, одинокая, молчаливая старуха, нарушает закон. Да ещё вот так, не скрываясь.

— Ещё говорят, что старушка ведьма. Девки к ней гадать бегают.

Марина фыркнула. Как раз об этом она слышала, но посмеивалась над односельчанками, которые верили в подобную чепуху. Сама Сычкова была закоренелой атеисткой.

Разговор зачах — ребята подходили к окраине деревни. Там, на обочине, под высоким дубом, стояла синяя «копейка», в которой поджидали остальные ученики одиннадцатого класса.

* * *

В Красносельской школе училось восемьдесят пять детей. Причём в одиннадцатом классе всего четверо — так повелось, что большинство, получив базовое образование, отправлялось в колледжи.

За рулём сидел Артём Семашко — гордость и надежда всей школы, победитель областных олимпиад, красавец, призёр районной спартакиады. Мать его умерла несколько лет назад, отец единственного сына очень любил. Старший Семашко работал в городе, по сельским меркам семейство финансовых проблем не имело, поэтому Артём мог позволить себе занятия с репетиторами. Впрочем, Марина тоже могла потратиться на дополнительное обучение, но считала, что к ВУЗу при должном усердии можно подготовиться самостоятельно.

На переднем пассажирском сиденье Ира Марушкина, дитя сельских маргиналов, лениво потягивала пиво. Она старалась делать это томно и сексуально, но с пластиковой бутылкой такие номера не проходят, и получалось донельзя нелепо. На взгляд Марины, у Ирки вообще были достаточно глупые понятия о красоте, морали и развлечениях, поэтому девушки практически не общались вне школы.

— Почему так долго, м-м-м? А то мы с Артёмушкой уже заждались совсем. — Марушкина тянула слова, и стало ясно, что бутылка не первая. — Ещё немного, и я стала бы приставать к нашему водителю.

Ира скособочилась и попыталась погладить Семашко по щеке ногой. Едва туфля оказалась возле носа, Артём недовольно отстранился, открыл дверь и вышел из машины. Ира засмеялась низким, грудным голосом и, не замечая кислые мины одноклассников, опять приложилась к бутылке.

— Марушкина! Ты зачем наклюкалась? — Славка выхватил у Иры пиво и швырнул его под дуб.

Ира испуганно скукожилась в кресле.

— Куда ты в таком виде, а? Хочешь всё дело испортить? — Коваль всё сильней распалялся. — А ты-то куда смотрел?!

— А что я? — Артём покрутил пальцем у виска. — Она молча на сиденье плюхнулась, головой кивнула, я и поехал! Окна открыты, перегар не сразу почуял.

— Всё. Капец планам. Расползаемся. — Славка сплюнул, развернулся и пошёл в деревню.

— Подожди! — Марина не собиралась отказываться от задуманного. — Она не помешает.

Слабо сопротивляющуюся Иру пересадили на заднее сиденье. Пьянчужка уже спустя минуту спала, воспользовавшись плечом Сычковой, как подушкой.

Глава 2

Ехать предстояло недалеко. Красноселье находилось в пяти километрах от Яблоневки — деревушки, в которой жили Марина и Вячеслав. Но школьники не рискнули выезжать на шоссе — прав всё-таки у водителя не было, поэтому было решено сделать небольшой круг по просёлочным дорогам, добавив пару километров. Сычкову снова одолели сомнения — а правильно ли они делают? Ведь если их вычислят, исключение из школы грозит всем. Ну, кроме Марушкиной — она-то спокойно всё проспит.

Машину тряхнуло на колдобине. Марина крепче обхватила рюкзак и отогнала трусливые мысли. Нагадить Крокодиловне было просто необходимо.

В Красносельской школе ещё весной был совсем другой директор, женщина пенсионного возраста. Ольга Васильевна знала всех учеников поимённо, знала, кто в какой семье живёт, какие проблемы у детей, какие мечты, планы и возможности. Она работала в школе почти сорок лет, нынешние ученики — дети сидевших за партами десять, двадцать лет назад. По школьной привычке, встречая Ольгу Васильевну в деревне, большинство жителей вытягивалось в струнку. А она никогда не отказывала в помощи никому — ни теперешним ученикам, ни бывшим. При этом была строгим и принципиальным человеком. Но весной возраст дал о себе знать, и Ольга Васильевна окончательно ушла на покой.

Теперь в школе не было директора. Была исполняющая обязанности.

До этого Инесса Геннадьевна работала в областном отделе образования. С детьми не имела дел никогда. Она приезжала в школу на новенькой «Тойоте», ухоженная, в дорогом костюме, и ни с кем не здоровалась. В первый же день был созван педсовет, на котором новая начальница длинно и пространно объясняла учителям, что их работа в первую очередь заключается в идеологическом воспитании учащихся, в формировании правильного отношения к труду. И в контроле семей — ведь нынешние родители не способны самостоятельно воспитывать детей.

Учитель физкультуры не выдержал и шёпотом спросил у учительницы физики:

— О чём она? Что-то я совсем запутался.

— О чём, о чём. О том, что спокойно работать нам больше не дадут.

И она оказалась права.

Второго сентября Инесса Геннадьевна созвала родителей. И снова говорила много и витиевато. Жители окрестных деревень вышли из актового зала в полной уверенности, что их дети сплошь уголовники.

Ученикам тоже досталось. Старшеклассницам отныне было запрещено носить брюки, пользоваться косметикой и парфюмом. А парням пришлось забыть о кроссовках.

Кстати, о парфюме. Сама Инесса Геннадьевна активно пользовалась духами с тяжёлым, резким ароматом. И совершенно не знала меры. Иногда казалось, что перед каждым выходом из кабинета она выливает на себя два или три флакончика.

Окончательно стало понятно, что за «подарок» приобрела Красносельская школа, когда и. о. директора, которую за глаза прозвали Крокодиловной, на перемене довела до слёз первоклашку. Девочке вменялось в вину отсутствие сменной обуви. Все знали, что родители малышки лишены родительских прав, что ребёнка воспитывает старенькая прабабушка, чьей пенсии едва хватает на еду. Но Инессе Геннадьевне было плевать на причины.

Марина вечером рассказала родителям об этой истории. Мама очень расстроилась, а отец промолчал. Но после ужина залез на чердак и вытащил два мешка старых Маринкиных вещей. И под молчаливое одобрение жены вынес всё это из дома.

Оказалось, не только Сычковы прониклись ситуацией. Сироте вся деревня два дня несла обувь и одежду, заботливо спрятанные «на чёрный день». Марина тогда поняла, что просто обязана что-то сделать. Но одной было не справиться, и она предложила авантюру одноклассникам.

Марина изложила план Ковалю. Тот оказался в восторге и согласился сразу. Артема удалось уговорить с трудом — он совершенно не горел желанием наживать себе врага в лице директора, хоть и временного. Правда, под натиском Славки отличник сдался.

Марушкину «в дело» никто брать не собирался. Но она случайно услышала разговор Артёма и Вячеслава, поэтому пришлось. Девушке было плевать на идеологическую причину. Главное, Коваль и Семашко участвовали, и это был отличный способ наконец-то произвести впечатление на парней.

Подготовка шла несколько дней. Марина таскала из мышеловок серые тушки и прятала в подполье. Несколько раз отобрала добычу у кота — он любил приносить грызунов на крыльцо, чтобы похвастаться. Славка разжился дубликатами ключей от чёрного входа и директорского кабинета — школьный завхоз был его соседом, поэтому стащить оригиналы, сгонять в город в мастерскую и вернуть на ключики на место было делом техники. А Артём взял на себя транспорт. Оставалось найти подходящий момент для проникновения.

В этом школьникам помогла сама Инесса Геннадьевна. Ещё первого сентября она уволила сторожа, мотивировав своё решение его преклонным возрастом и неспособностью противостоять потенциальным злоумышленникам. А поскольку зарплата ночного охранника была даже меньше, чем у дневной вахтёрши, место вот уже две недели оставалось свободным. Так что ночью в школе присутствовали только морские свинки из живого уголка.

* * *

Ребята решили не усложнять и просто заперли Марушкину в машине, которую загнали в кукурузу — колхозное поле начиналось прямо за школьным забором. Когда Марина вышла из «жигулёнка», одноклассница свернулась калачиком на заднем сиденье и по-детски зачмокала губами.

— А если она проснётся и поднимет шум? — Заволновался Артём.

— Артёмыч, ты что, забыл, в каком она состоянии? Даже если в машину сядут семь гномов и хором песни распевать начнут, Ирка продолжит дрыхнуть!

— Давайте в темпе, а то до рассвета ничего не успеем. — Марина быстро, но осторожно двинулась в сторону школы.

А вот мальчишки совершенно не думали о конспирации и поспешили вперёд, ломая стебли. Фраза «как лоси по кукурузе» внезапно приобрела новый, яркий смысл.

Марина догнала сообщников только у забора.

— Давай, подсажу. — Коваль присел.

Марина с помощью Артёма взобралась на подставленную спину, ухватилась за верхний край ограждения и выпрямилась.

— Давай быстрей! — Застонал Славка. — Маня, тебе не говорили, что попастые девушки уже не в моде? Ты мне спину сломаешь!

Марина не обиделась, но всё же мстительно потопталась по Ковалю ещё несколько секунд, чтобы не хамил, перекинула ногу через забор и огляделась. Вокруг было тихо. Перекинула вторую ногу и спрыгнула.

Пару мгновений спустя рядом оказались и парни. Оставалось всего ничего — проникнуть в школу, пройти по тёмным коридорам, подняться на второй этаж и вскрыть дверь директорского кабинета.

* * *

Кабинет встретил школьников равнодушным молчанием. Ремонт здесь не делался с восьмидесятых годов прошлого века. Поэтому громоздкий шкаф для документов, дверь, обитая дерматином, и огромный письменный стол вписывались в интерьер прекрасно. А вот современный компьютер выглядел нелепо. В комнате стоял тяжёлый запах духов.

— Так, Тёма, держи мышей, я не могу эту гадость ни видеть, ни нюхать. — Марина, не мешкая, стала раздавать указания. — Славик, на тебе яйца — смотри, не разбей!

— Ты дырки проколола, в яйцах-то? — Коваль деловито принял лоток.

— Конечно. А я займусь супчиком. Ух, как же это всё будет вонять после выходных! — Марина даже зажмурилась, представляя, как Крокодиловна носится по кабинету, ища источник неприятного запаха.

В полной тишине, подсвечивая фонариками, ребята делали своё дело. Сычкова набирала в шприц мясной бульон из литровой банки и методично обкалывала этой жидкостью обивку двери. Артём стоял на коленях перед шкафом и, стараясь не дышать, раскладывал трупики мышей среди документов.

Самая лёгкая работа досталась Вячеславу — он опустил одно яйцо в высокую вазу с искусственными цветами, второе положил в школьный призовой кубок, а третье засунул в нижний ящик стола. И решил скрасить ожидание, пошарив по помещению — когда ещё представится такая возможность.

— Славк, не разбей ничего, не забудь, нас здесь не было. — Голос Артёма прозвучал глухо.

— Не боись, всё путём. — Слава засунул нос в шкаф возле двери. — Опаньки, смотрите, чего откопал!

Последняя фраза прозвучала неожиданно громко, и Марина возмущённо шикнула.

— Ладно, ладно, чего ты, не подумал я, сори.

Его находка действительно была необычной — на дне шкафа лежал кот с разорванным горлом.

— Это что? — Артём, как увидел, даже сделал шаг назад.

Сычкова присела на корточки, чтобы лучше рассмотреть находку. Слава больше не шутил. Он молча светил фонариком на высохшее, словно мумифицированное тело животного.

— Народ, а ведь это Фаня. — Марина показала на белые лапы.

Характерная расцветка не оставляла сомнений. Последние три года Фаня мирно обитал в школе, ловил мышей, нежничал с младшеклассниками и кормился в столовой. Перед санитарными проверками выгонялся из здания во двор. А два дня назад пропал. Малышня очень переживала, на переменках бегала по округе с колбасой, но кот так и не нашёлся. И вот сейчас он лежал на дне шкафа в директорском кабинете.

— Надо его забрать и закопать. — Слава задумчиво почесал кончик носа.

— Ты что, забыл? Нас здесь не было! — Отрезала Марина.

— Зачем ей труп животного?

— Не знаю. Может, она таксидермист. Тайный. — Девушка подхватила рюкзак и вышла из кабинета. Одноклассники поспешили за ней, закрыв дверь на ключ.

Уходили со школы в полном молчании. То, что начиналось, как революционная забава, закончилось достаточно неприятно.

Глава 3

Фаня прыгнул Марине на грудь и замурлыкал.

— Уйди, гадёныш, дай поспать! — Девушка спихнула кота и перевернулась на бок.

Кот помурчал ещё немного, свернулся клубочком и лёг рядом. Марина было задремала, но Фаня вскочил, зашипел и выгнулся дугой. Из темноты появилась рука и схватила животное за загривок. Сычкова вжалась в кровать, с ужасом наблюдая, как Крокодиловна прокусывает шею Фани и с причмокиванием пьёт кровь. Спустя несколько секунд кот прекратил сопротивляться и вяло обвис в руках директрисы. Не отрывая губ от Фани, красными глазами Инесса Геннадьевна уставилась на школьницу. Марина заорала и проснулась. Несколько секунд непонимающе таращилась на стену, а потом облегчённо вздохнула. Просто кошмар. Ничего необычного, если учесть, чем она занималась ночью.

Занавески оказались распахнуты, ласковое сентябрьское солнышко робко заглядывало в комнату. Рядом, за компьютером, в наушниках, сидел младший брат и активно высаживал растения. Судя по количеству зомби на экране, Глеб оборонялся уже давно. Марина протянула руку и схватила братишку за голую ногу. Тот даже бровью не повёл и продолжил сражаться с монстрами.

— Доброе утро. А мама с папой уехали на рынок. А мне сказали разбудить тебя в десять, потому что надо обед приготовить и пропылесосить. — Из-за наушников Глеб говорил громко.

— А сейчас сколько? — Марине было лень вылезать из кровати, чтобы посмотреть на часы.

— Двенадцать.

— Чего-чего? Глеб, ты обалдел? Почему не разбудил? — Девушка вскочила и заметалась по комнате, пытаясь одновременно застелить кровать, стянуть ночную сорочку и расчесаться.

— А я будил. А ты сказала неприличное слово, пихнула меня ногой и отвернулась к стенке.

Марина на секунду остановилась и выдернула шнур из розетки. Компьютер выключился, вызвав полный ненависти и боли вопль.

— Так, не ори, а беги пылесосить. Я зубы почищу и макароны сварю.

— А мама не мне говорила пылесосить. А я маленький ещё для тяжёлой работы! — Глеб потянулся за штекером. Старшая сестра шлёпнула его по рукам.

— Мама не говорила, а я скажу. Ты восьмилетний мужчина, вполне можешь справиться. — Марина села на кровать и умоляюще посмотрела на брата. — Глебушка, помоги! Я же не успею. Домашку три дня за тебя делать буду.

— Пять. Пять дней! — Завопил Глеб и выскочил из комнаты.

Родители приехали как раз в тот момент, когда в макароны шлёпнулся кусок масла, а Глеб поставил пылесос на место. Марина выложила на сковородку котлеты из холодильника — разогревать.

— Сегодня надо укроп срезать и заморозить. — Мама даже за обедом не могла забыть о хозяйстве. — Марин, тебе много уроков на понедельник задали?

— Как обычно.

— Тогда давайте после обеда сразу на огород.

— Дрова ещё надо под навес сложить, дожди обещали. — Виктор попробовал макароны и поморщился: — Доча, от тебя любой мужик сбежит, если будешь так еду пересаливать.

* * *

Весь день прошёл в хозяйственных заботах, вечером Марина делала уроки, не только свои, но и для брата, и поэтому не думала о странной находке в директорском кабинете. А вот перед сном мысли вернулись, обосновались в голове и бесцеремонно стали в ней хозяйничать.

«Зачем Крокодиловне хранить мёртвого Фаню? И почему он как будто сушёный? Нет, это неправильный вопрос. Главное — почему в шкафу? Нет, не так. Как в кабинете директора оказалась несчастная зверушка? Может, там какое-то место особенное, и он просто пришёл туда умереть, а директриса не в курсе? Бред. Как она может быть не в курсе! Он же лежит прямо в шкафу, в который Крокодиловна, небось, по тридцать три раза в день заглядывает. В курсе она. Точно. И возвращаемся к первому вопросу — зачем Крокодиловне хранить труп животного?»

Марина и так, и этак крутила в голове информацию. Засыпая, девушка продолжала думать о странной находке. И о кошмаре, который приснился прошлой ночью. Мысли получили продолжение во сне — коты и собаки стучались в кабинет, заходили и робко спрашивали: «Можно залезть в ваш шкаф? Он такой уютный, такой удобный. Лучшего места, чтобы окочуриться, не найти». Геннадьевна улыбалась гнилыми, чёрными губами и вежливо кивала, и красными глазами нежно смотрела на животных. Те по очереди заходили в шкаф, раздирали передними лапками собственные шеи, складывались в кучку и умирали.

* * *

Понедельник начался, как обычно. Как обычно, это значит, что мама ворвалась в детскую комнату с дикими воплями «вставайте, мы проспали!», раздёрнула шторы и унеслась на кухню.

В школе после первого урока кормили завтраком. Хоть и не очень вкусно, но бесплатно. Как минимум, половине учеников нравилась эта традиция — у кого-то родители уходили слишком рано на работу, а у кого-то пили по-чёрному, и по утрам в доме пахло чем угодно, только не едой.

Но у Сычковых мама успевала за пятнадцать минут, пока дети чистили зубы и умывались, приготовить сырники или горячие бутерброды. Или блинчики. Поэтому Марина и Глеб презрительно отказывались от походов в школьную столовую.

Сегодня на завтрак был омлет с сыром. Марина торопливо проглотила свою порцию, схватила в охапку брата и выскочила из дома. Не терпелось обсудить субботнее приключение с парнями. К тому же хотелось увидеть глаза Крокодиловны — равнодушные, холодные, но человеческие. А не красные, как снилось две ночи подряд.

Славка уже топтался на остановке, к которой должен был подъехать школьный автобус. Кроме него, здесь были остальные ученики Красносельской школы, жившие в Яблоневке. Все пятеро. Поэтому Коваль молча кивнул однокласснице и отвернулся. При таком количестве чужих ушей не будешь обсуждать ночные приключения.

Подъехал старенький, но всё ещё бодрый ПАЗик оранжевой расцветки, заглотнул в себя детей и поехал по маршруту дальше. Ещё две деревни, а затем — Красноселье.

Село было большим — в нём располагались сельсовет, школа, детский сад, два частных магазина и сельпо, почта, библиотека, фельдшерско-акушерский пункт, клуб и махонькое кафе. Из окрестных деревень в школу и садик приезжали двадцать человек. Все остальные дети были Красносельскими, Артём и Ира в их числе.

— За Орду! — Глеб, распихивая пассажиров, выскочил из автобуса и полетел к группе сверстников, носившихся по школьному двору. Не притормаживая, кому-то треснул по голове рюкзаком, от кого-то получил тумака, и дети превратились в дерущуюся кучу-малу.

— Прикольный пацан растёт. — Славка, как и положено почти совершеннолетнему человеку, неспешно вылез из ПАЗика и подал руку Марине.

Девушка глянула на окна директорского кабинета и вдруг увидела, как шевельнулась занавеска. Ноги стали ватными.

— Маруся, пойдём. Мне тоже стрёмно, но что поделать. — Коваль был непривычно серьёзен.

До начала первого урока оставалось ещё минут десять. Марушкина надулась, обидевшись на одноклассников за то, что приключение прошло без неё, а когда Коваль в непечатных выражениях объяснил, что винить она может только себя и пиво, демонстративно вышла из кабинета. Остальным это было только на руку.

— Короче, я тут думал все выходные. И понял — директриса ведьма! — Славка даже стукнул кулаком по парте, придавая весомость версии.

Марина сверхъестественную чепуху отмела сразу:

— Не многовато ли ведьм на округу? Ты мне как раз в субботу доказывал, что Николаевна тоже из них.

— Согласен с Сычковой. Здесь что-то другое.

Славка чуть не лопнул от возмущения:

— Артёмыч, да что ещё может быть?

— Может, она психически больная. Коллекционирует трупы животных, обкалывает их формальдегидом, чтобы не воняли, и по вечерам играет с ними в дочки-матери.

— Формалином.

— Чего?

— Формальдегид — газ, формалин — жидкость на его основе. Ты перепутал. — Вздохнула Марина.

— Да какая разница!

— Никакой, — пожала плечами девушка, — только твоя версия такая же глупая, как и Славкина. Подумай сам — кто бы психически больную взял на работу, в отдел образования, а потом ещё поставил на руководящую должность? В школу, к детям?

— Я тебя умоляю, Маруся! — Вячеслав больше не заикался о ведьмах, а ухватился за мысль Артёма. — Ты вспомни, как два года назад в Потаповке мужик жену топором зарубил. Сорок лет жил себе нормальный, никто даже подумать на него не мог ничего плохого, а потом бац — и срубил детишкам ёлочку на Новый Год.

— Так Петрович и был нормальный, а потом мозги совсем пропил, поймал белочку, и ку-ку! — Марина продолжала упорствовать. — Вы сами подумайте. Крокодиловна гадина, конечно, но это просто мерзкий характер, а не болезнь.

— Тогда что это всё, по-твоему, значит? — Артём с любопытством уставился на Сычкову.

Та ничего не успела ответить — в кабинет влетела запыхавшаяся Ирка:

— Не знаю, что вы в субботу намудрили, но Крокодиловна носится по кабинетам!

— Унюхала. — Расплылся в улыбке Коваль.

— Чего лыбишься? А если она нас, то есть вас, вычислит? — У Иры от страха дрожал голос.

— Никогда. Мы, профессионалы, следов не оставляем. Как она узнает, кто именно яички подкинул?

Продолжить разговор не получилось.

— Доброе утро. — Вместе со звонком в класс вошла учительница математики.

Ребята расселись за парты. Через десять минут появилась Инесса Геннадьевна.

— Выйдите, пожалуйста, за дверь, Елизавета э-э-э… Неважно. Мне надо поговорить с детьми наедине.

Учительница пожала плечами и вышла. Марина вдруг поняла, что это конец. И что каким-то непонятным образом Крокодиловна узнала, кто именно хозяйничал в её кабинете.

Директриса шумно втянула носом воздух, жутко улыбнулась, и заявила:

— Итак, личинки, сейчас, по очереди, заходите ко мне.

— А зачем? — В отличие от Марины, Коваль пока не понимал масштабы катастрофы.

— Будем обсуждать права и обязанности учащихся, — ледяным голосом отчеканила и. о. директора, развернулась и вышла.

Сычкова схватилась за голову:

— Всё, приехали. Но как она поняла?

— Разберёмся. Главное, не забудьте включить дурку — ничего не знаем, ничего плохого не делали, в кабинете не были, любим, уважаем, обожаем. Доказательств у неё нет никаких, это стопро. — Слава поднялся, одёрнул пиджак и чётким шагом направился на допрос.

Урок продолжился. Преподаватель вернулась, посетовала, что один из учеников будет отсутствовать на объяснении новой темы, но расспрашивать ни о чём не стала. Даже когда вернулся Коваль, бледный, но счастливый, ничего не стала выяснять.

А Марина заёрзала на стуле, пытаясь перехватить взгляд одноклассника, и у неё получилось. Славка подмигнул и показал под столом большой палец. Почему-то это взволновало Марину ещё больше. К тому же следующей к директору ушла Ира, слабое звено.

— На следующей неделе будет контрольная по этой теме, отнеситесь серьёзно. Особенно ты, Коваль! — Прозвенел звонок, и учительница кричала последние напутствия уже вдогонку.

Никто её не слушал — Марина и Артём взяли в клещи Славку и заставили по дороге в кабинет биологии рассказать, что было. Тот попытался было заикнуться о завтраке, но решил, что сейчас не до еды.

— Да так ничё и не понял. Она сказала, что наш класс был в кабинете ночью с субботы на воскресенье. Только не спрашивала про яйца, про мышей. И не пахнет, кстати, в комнате, ничем, кроме этих вонючих духов.

— Если запаха нет, с чего её колбасит? — Семашко открыл дверь и пропустил вперёд Сычкову. Потом швырнул рюкзак на парту.

— Да фигня какая-то. — Славка пожал плечами. — Говорит, я знаю, что вы здесь были. Хочу знать, зачем.

— А ты?

— А чё я? Не были мы у вас, Инесса Геннадьевна, как могли только такое подумать! — Славка расплылся в улыбке. — Она пошипела, пошипела и отпустила.

— Ты молодец, конечно, но вот Ирка… — Артём озабоченно покачал головой.

Глава 4

Семашко оказался прав. Зарёванная Ира вернулась перед самым звонком, выкрикнула, что Артёма ждёт директор, села за парту и разрыдалась.

Всё сразу стало понятно. Стараясь не сорваться, Марина стала расспрашивать одноклассницу.

Оказалось, Крокодиловна сначала набросилась на Марушкину с обвинениями и обещаниями всех возможных кар. Но потом повела носом и безапелляционно заявила, что девчонки в кабинете не было.

Ира решила было, что буря её не коснётся, но от удушающего аромата духов внезапно закружилась голова.

— И я всё рассказала.

— Зачем?! — Поразился Коваль.

— Я не знаю! — Ещё сильнее заплакала Ирка. — Я не хотела! Оно само из меня выскакивало, не могла остановиться! Мальчики, Марина, простите, не знаю, как так получилось!

— А потом что?

Ира посмотрела на Артёма:

— Ничего. Крокодиловна сказала, что я свободна, и позвала тебя.

— Спокойствие, только спокойствие. Что ты могла рассказать вообще? Ты ж спала всё время.

— Я рассказала про план, про то, как заснула в машине, и что проснулась уже тогда, когда вы меня домой привезли. — Шмыгнула носом и продолжила уже веселее: — А ведь и правда, ничего такого не говорила. Мало ли, что мы планировали. А были вы в школе или нет — я не в курсе.

— Точно. Так что не реви. — Артём трусил, но не подавал вида. — У неё ничего на нас нет. И я ничего не скажу. Пожелайте ни пуха.

Семашко на выходе из класса столкнулся с биологом, Максимом Андреевичем.

— Ты куда? Звонок сейчас прозвенит.

— К директору вызвали. Я скоро вернусь. — Семашко сверху вниз посмотрел на учителя.

Максим Андреевич Бондаренко был ниже Семашко на голову и поуже в плечах. Да и в возрасте разница не сразу замечалась — преподаватель получил диплом всего год назад, после чего и оказался по распределению в Красноселье.

Сначала Бондаренко всячески сопротивлялся, искал способы остаться в столице или хотя бы попасть в один из областных городов. Ничего не вышло. Поэтому новоиспечённый учитель обречённо отправился в деревню, надеясь после двух лет обязательной отработки уволиться и найти более подходящее место.

Но через год подобные мысли стали посещать всё реже.

Поначалу, конечно, было тяжело. Жильё выделили жуткое — пустующий много лет дом с протекающей крышей и разрушенной печкой. Бондаренко попытался возмутиться, но ничего не вышло. Учитель в сердцах отказался от хатки и снял квартиру в областном центре. Уже через месяц пожалел — вся первая зарплата ушла на оплату жилья и транспорта. Но вскоре прямо на деревенской улице подошла старушка и предложила снять у неё комнату. Бабуля жила одна, и ей нужен был «мужик в доме» — поправить покосившийся забор, забить в стену гвоздь или принести воды из колодца. И запросила чисто символическую сумму. Через три месяца она стала звать Максима «внучек» и перестала брать плату вовсе.

Так они и жили — Семёновна убирала, готовила, а Максим взял на себя мужскую работу по дому. И иногда по вечерам вёл неспешные разговоры с бабулей — это и было для одинокой женщины главной платой за постой. В остальное время Семёновна не навязывалась, в комнату без разрешения не заходила, и Бондаренко решил, что ему очень повезло. Два года в таких условиях можно спокойно прожить. Совсем хорошо стало, когда бабушка согласилась провести в дом интернет.

Решив проблемы с жильём, Максим Андреевич разглядел кое-какие плюсы, о которых, как городской житель, раньше даже не догадывался.

Во-первых, вскоре с ним стала здороваться вся округа. В большом городе учитель — лицо в толпе. Здесь же Бондаренко внезапно стал чем-то вроде элиты. Это льстило. Во-вторых, вести урок, когда детей в классе не больше десяти, довольно легко. В-третьих, сами дети оказались не похожи на городских сверстников — в лицо не хамили, богатством не мерялись и по мере сил учили домашние задания. В конце концов, когда шанс, что тебя вызовут, равен ста процентам, особо не расслабишься.

Имелись, конечно, ребята с наплевательским отношением к учёбе, но за год Макс научился сосуществовать и с ними. А те были благодарны молодому преподавателю за то, что тот их особо не дёргал, сидели за задними партами и не мешали работать. А часто и вовсе не приходили на занятия.

В-четвёртых, Максим полюбил выходить из дома спозаранку с небольшим рюкзаком. Остановившись, некоторое время думал — налево, к реке? Или повернуть направо и пройти метров триста до луга? А может, дойти до Потаповки и огородами добраться до леса? В городе он вряд ли смог бы часто выбираться на природу. А здесь всё было в шаговой доступности. Биология для Бондаренко была не просто профессией, но и хобби. Он даже завёл блог, рассказывавший о местной флоре и фауне. И, на радость учителю, сетевой дневник, хоть и медленно, но набирал популярность.

Семёновна весной выделила квартиранту целую сотку земли. И он с увлечением ковырялся в огороде, экспериментируя с культурными и дикими растениями.

И в-пятых, зарплата, хоть и мизерная, оказалась чуть выше, чем у однокашников, работавших в городах. Семью он бы вряд ли прокормил, но на себя, да в сумме с регулярными продуктовыми поставками от родителей вполне хватало.

Переживания по поводу досуга тоже оказались беспочвенны — маршрутное такси между городом и Красносельем курсировало регулярно. Собираясь на встречу с приятелем, учитель выходил из дома даже позже, чем живший в спальном районе города друг.

Единственное, что омрачало жизнь Бондаренко — классное руководство. Бывший директор всучила ему десятый, теперь уже одиннадцатый, класс. Два парня и две девушки. Мальчишки долго не воспринимали преподавателя всерьёз, а девчонки, особенно Марушкина, безостановочно флиртовали. Плюнув на учительский авторитет, Максим Андреевич попытался выстроить отношения с подростками в совершенно непедагогичном формате — он старший товарищ, шпион на вражеской учительской территории, они — его помощники в адаптации к сельской жизни. И внезапно это сработало. Самое главное — уважение — было достигнуто. А там, где есть уважение, есть и послушание. Марушкина, правда, кокетничать не перестала, но это были мелочи.

Прозвенел звонок.

— Что натворил? — Деловито спросил Максим Андреевич.

— Артём повёл плечом, буркнул, что он ничего плохого не делал, и ушёл.

— И вы, естественно, тоже не в курсе. Точно моя помощь не нужна?

— Не нужна, — ответила за всех Марина, — только, Максим Андреевич, когда Артём придёт, мне тоже надо будет выйти.

Бондаренко внимательно посмотрел на подростков. Бледный Коваль, Сычкова с пунцовыми ушами и Марушкина с опухшим от слёз лицом сидели, как на иголках. Да уж, явно случилось что-то серьёзное. Хотя, с другой стороны, он, как классный руководитель, должен был узнать о проблемах подшефных учеников первым. Раз ему никто ничего не сообщил, значит, у ребят проблемы личного характера.

Но тогда при чём здесь директор?

Решив не забивать голову лишними проблемами, Максим Андреевич начал урок. А минут через пять понял, что толку от этого никакого — подростки не слушали совсем.

— Так. Может, расскажете, в чём дело?

— А скажите, вам нравится Инесса Геннадьевна? — Марушкина заговорила первой, хотя Коваль старательно на неё зашикал.

— В каком смысле? — Биолог подобного вопроса никак не ожидал.

— В прямом. Не в смысле, как женщина, а как человек. — Ирина выжидающе смотрела на учителя, не обращая внимания на угрожающие жесты Славки.

— Она мой непосредственный начальник. Я не могу обсуждать, нравится она или не нравится, — начал было Максим, потом увидел, как разочарованно вытянулось лицо ученицы, и торопливо добавил, — но скажу честно, я очень рад, что через две недели её здесь не будет.

Реакция оказалась совсем не та, на которую рассчитывал.

— Как не будет? Почему? — Ахнула Сычкова.

— Вы же знаете, Инесса Геннадьевна временно исполняла функции директора. Основной её задачей было выбрать главнокомандующего. Она всё это время присматривалась к коллективу, и теперь должна предложить в райисполком кандидатуру. Или несколько. Как мы, учителя, поняли, у неё уже есть претенденты. Правда, нам не сообщали, кто. Но через две недели директором станет кто-то из наших преподавателей.

— Катастрофа. — Марина схватила себя за пылающие уши. — Мы зря испортили кабинет!

— Да что случилось-то? Вы можете внятно объяснить? — Бондаренко разозлился. Эти тайны мадридского двора стали раздражать.

Ответить дети не успели. Вернулся Семашко. Не обращая внимания на учителя, школьники наперебой стали задавать вопросы. Артём отмалчивался, опасливо поглядывая на Максима Андреевича. А тот секунд десять просто сидел, смотрел на учеников и обалдевал от их наглости. Потом пришёл в себя и стукнул кулаком по столу:

— Так, хватит! Артём, на своё место! Марина, тебя ждёт Инесса Геннадьевна, вперёд!

Макс поднялся и свирепым взглядом обвёл класс. Подростков проняло, и они затихли. Марина, у которой в глазах плескалась паника, молча вышла из кабинета.

— А теперь я хочу услышать, в чём дело. Немедленно.

Несколько секунд оставшаяся тройка собиралась с мыслями. А потом все заговорили одновременно. После грозного окрика оратор остался один — Коваль. Периодически в повествовании проскальзывали нецензурные выражения, но Андреевич не обращал на них внимания — не до того было.

Глава 5

Аромат духов можно было бы назвать утончённым и приятным, если бы не концентрация. Марине подумалось, что после разговора она ещё долго будет выдыхать на окружающих пары директорского парфюма. Но спустя мгновение девушку перестал заботить запах — она увидела на столе блюдечко, на котором кучкой лежали полуразложившиеся мыши и три яйца.

— Ну что, дорогуша, поговорим?

— О чём? — Марина взяла себя в руки и решила держаться до последнего.

— Я знаю, что одиннадцатый класс практически в полном составе шарил в моих вещах. Твой одноклассник во всём признался, и даже указал, где вы оставили «подарочки». А ещё он сказал, кто был организатором. — Крокодиловна уставилась холодными глазами на Сычкову и выжидающе приподняла бровь.

— Не знаю, о чём вы говорите.

— Хватит! — Инесса Геннадьевна заорала так неожиданно, что школьница вздрогнула и съёжилась от испуга. Глаза директрисы полыхнули красным, совсем, как во сне, но через миг Марина поняла, что ей показалось.

— Ненавижу личинок, таких, как вы — бесполезных, но сующих везде свой нос. — Голос, казалось, проникал в самые глубины мозга. — Немедленно отвечай — где вы рыскали и что нашли?

— Мы пришли, чтобы оставить в кабинете мёртвых мышей и проколотые яйца. Кроме этого, я испортила мясным бульоном дверь. Всё для того, чтобы в вашем кабинете установился неприятный запах, потому что…

— Это я уже знаю. Наплевать. — Крокодиловна подошла вплотную к девушке, наклонилась и вкрадчиво спросила: — Итак, где вы рыскали и что искали?

Половина сознания Марины была в панике — почему, зачем я отвечаю? Нельзя говорить! А вторая часть рассказывала. Торопливо, суетно, стараясь ответить как можно более подробно и правдиво.

— Мы нашли мёртвого кота вон в том шкафу.

— И всё?

— Да.

Странное облегчение сменило гримасу ненависти.

— Собака вашего котяру загрызла, прямо на крыльце школы. Не хотела, чтобы дети увидели, вот и убрала подальше, чтобы потом выбросить.

Марина хотела спросить, зачем такие сложности, если можно было попросить уборщицу выбросить труп сразу, но решила на всякий случай промолчать.

Инесса Геннадьевна села на диванчик, стоявший у стены, забросила ногу на ногу и задумчиво посмотрела на школьницу. А та исподтишка разглядывала директрису. Выглядела Крокодиловна, конечно, шикарно. Деловой костюм василькового цвета сидел на хрупкой фигурке идеально. Длинные, стройные ножки в дорогих туфлях, элегантная стрижка — Сычкова могла бы позавидовать, если бы не личико.

Черты были правильными, утончёнными. А вот цвет кожи подкачал — скрыть неприятный красно-бурый оттенок лица не могла даже дорогая косметика. Не одну версию выдвигали в школе — от хронического алкоголизма до артериальной гипертензии, но к единому мнению так и не пришли.

— Что же мне с вами делать? Такое поведение должно иметь последствия.

— А может, не надо?

— А ты шутница! — Инесса Геннадьевна расхохоталась. — Никто, слышишь, деточка? Никто не смеет разнюхивать что-либо обо мне.

Крокодиловна легко встала, подошла, положила руки на плечи девушке, и наклонилась так близко, что сквозь аромат духов на Марину неожиданно обрушился отвратительный запах, напомнивший о дохлых мышах.

— Я информирую инспектора по делам несовершеннолетних. Сделаю всё, чтобы тебя, Семашко и Коваль исключили из школы, а алкоголичку поставлю на учёт у нарколога. Через две недели я покину эту дрянную деревушку, но ваша четвёрка будет вспоминать об Инессе Геннадьевне всю свою оставшуюся никчёмную жизнь.

Информация смешалась с мерзким запахом, с удушающим ароматом духов и с напряжением последних двух дней. Марина оказалась в предобморочном состоянии.

Но вдруг директриса замолчала, быстро втянула носом воздух и резко выдохнула через рот. Потом ещё раз, и ещё — совсем, как собака, взявшая след. Затем убрала руки, выпрямилась и подошла к окну. Сычковой стало легче, по крайней мере, упасть в обморок уже не хотелось.

Больше минуты Инесса Геннадьевна молча стояла у окна и теребила занавеску. Марина сжалась на стуле, с ужасом ожидая итога всего этого неприятного разговора.

Женщина развернулась и неожиданно улыбнулась. Искренней, приятной улыбкой.

— Что, котик, испугалась? Это называется психологическая атака. Должна же я была как-то наказать за хулиганскую выходку? — Инесса Геннадьевна не спеша подошла к дивану, села, и похлопала рукой по обивке. — Иди сюда, Мариночка, не бойся. Буря миновала.

Ошарашенная девушка села рядом. Крокодиловна, всё так же ласково улыбаясь, погладила школьницу по голове. Отстраниться Марина не решилась.

— Я ведь всё понимаю. Ваш бывший директор — замечательный человек. И тут я. Это как маму у ребёнка забрать, привести незнакомую тётю и сказать: теперь тебе нужно любить её. Правильно? — Инесса Геннадьевна была сама нежность. Марине ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

— Может, я и перегнула палку с дисциплиной, но только ради блага учеников вашей замечательной школы. Ольга Васильевна из-за преклонного возраста не могла уследить за всем и упустила воспитательный момент. А школа должна прививать человеку уважение к порядку. Согласна?

Сычкова снова кивнула. Её вообще вдруг стало клонить в сон. А Крокодиловна продолжала журчать, как ручеёк, гладила девушку по рукам и разве что не лезла целоваться.

— Солнышко моё, я, конечно, не буду портить жизнь ни тебе, ни твоим одноклассникам. Но наказать должна. Так будет правильно, понимаешь?

— Понимаю.

— Умничка. Ирочке вашей предстоит экскурсия в наркологический диспансер, это на себя возьмёт классный руководитель. Мальчики за родительский счёт перетянут дверь, чтобы будущему директору не пришлось работать в неприятной обстановке. А для тебя, как для вдохновителя, у меня особое задание.

Инесса Геннадьевна встала, подошла к столу и достала из ящика пухлую папку документов.

— Это новые методички для педагогов. Нужно перепечатать и систематизировать. Так что жду тебя в субботу, в семь часов вечера. Будешь работать с компьютером.

— А почему в субботу и так поздно? — Язык еле слушался, губы с трудом шевелились, но директриса всё расслышала.

— Скажи, деточка, какое самое весёлое время для подростка? — Крокодиловна и не ждала ответа, поэтому сразу продолжила: — Самое весёлое время — вечер субботы. Дискотека в клубе, прогулка с каким-нибудь мальчиком — всего этого я лишаю тебя на две недели. Будешь приходить сюда и работать на благо школы.

Марина не стала объяснять, что по субботам очень редко выходит из дома, бо́льшую часть времени проводя за чтением книг. Печатать на компьютере в выходной? Да запросто, только бы постановка на учёт в комнате милиции и исключение из школы не стали реальностью.

— Иди, милая, на урок. Жду тебя в субботу. — Директриса села за стол и улыбнулась. Снова показалось, что глаза полыхнули красным. Но лишь на мгновение. На ватных ногах девушка подошла к двери и практически выпала в коридор.

* * *

После рассказа классный руководитель молчал минуты три — переваривал услышанное.

Идиотская выходка характеризовала его как плохого классного руководителя. Не выявил, не уследил, не запретил… Если история получит огласку, то неприятности будут не только у этих пакостников, но и у него самого.

«Чёрт меня дёрнул подкатить к Ане на той вечеринке. Сейчас бы работал в институте плодоводства или сидел в какой-нибудь лаборатории, изучал вирусы в микроскоп. Расхлёбывай, Максим Андреевич, свои неудачные романы, вытирая носы подросткам да катаясь по родным просторам на ржавом велосипеде».

Аней звали дочь декана университета, с которой Максим сблизился на студенческой попойке. Встречались они всего месяц, а потом Бондаренко разорвал отношения — его стали угнетать избалованность и высокомерность девушки. Но Аня оказалась ранимой и мстительной. Декан напакостил обидчику дочери, как смог — за что выгнать, не нашёл при всём желании, но вот красный диплом и хорошее распределение остались в мечтах.

Очень хотелось надавать детишкам подзатыльников. Хотя Максим Андреевич с большим удовольствием сам бы поучаствовал в подобной акции протеста, потому что Инесса Геннадьевна вызывала в нём странное чувство — брезгливость, смешанную со страхом. И ведь причин никаких не было — лично с исполняющей обязанности Бондаренко не общался, конфликтов с ней не имел, да и женщина была довольно симпатичная, несмотря на агрессивное использование духов и болезненный цвет лица. Но ведь подобное говорить ученикам никак нельзя, ещё уверятся в своей правоте.

Школьники сидели тихо, словно мыши под веником. Поэтому крутить в руках ручку и думать об упущенных возможностях педагогу никто не мешал, пока в дверь не протиснулась Сычкова.

Белая, как полотно, девчонка молча добрела до своего места и рухнула за парту. Взгляд был стеклянным и бессмысленным. Потом она вздохнула, и пугающая пустота ушла из глаз.

— Маришка, ну, что? — Семашко с тревогой глядел на одноклассницу.

— Да, Сычкова, рассказывай, хочется узнать последствия вашего «преступления». — Учитель откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

И Марина рассказала обо всём. По классу пронёсся вздох облегчения из-за того, что никаких глобальных репрессий не последует. Марушкина очень обрадовалась, что её ждёт свидание с любимым учителем, пусть даже и в наркологии, а перетянуть дверь можно было самостоятельно, с минимальными затратами и не вовлекая родителей.

* * *

Едва за соплячкой закрылась дверь, Инесса метнулась к письменному столу, выдвинула один из ящиков, где в глубине, за кипой бумаг, нащупала кольцо — массивное, грубое, совершенно не женское, вытащила его и торопливо надела на указательный палец правой руки. Железный ободок, весь выщербленный, покрытый ржавчиной, полностью закрыл фалангу. В оправе сидел странный минерал размером с перепелиное яйцо. Сейчас этот кристалл яростно пульсировал густым фиолетовым цветом. Но уже через две минуты кольцо успокоилось и ровно засветилось приглушённым лиловым.

— До кабинета дошла, личинка. Личиночка моя! — Не сдержав эмоции, директриса чмокнула перстень, прижала его к груди и закружилась по кабинету. Потом, опомнившись, остановилась и, воровато оглядываясь, хоть в комнате и никого не было, положила кольцо на место. Села за стол, заложила руки за голову и мечтательно уставилась в потолок. На лице играла блаженная улыбка — ни дать ни взять, девушка, получившая букет цветов от поклонника. Вот только багровое лицо да ярко-красные глаза портили невинную картину.

Глава 6

Танцпол предусмотрен не был, но, когда раздались первые аккорды песни о мужчине, от которого хочется родить сына, три девчонки за соседним столиком восторженно взвыли. Они вскочили, зацепили парочку посетителей бёдрами, но пробрались-таки к барной стойке. Там, не обращая внимания на тесноту, девочки решили устроить дискотеку. Кто-то из «зрителей» засвистел и захлопал, что ещё больше раззадорило барышень — танец стал откровенным и зовущим. Одна из красавиц неуловимым движением вытащила через рукав лифчик и стала размахивать им над головой.

Когда активизировалась охрана, песня почти закончилась. Девушек к тому времени окружили назойливым вниманием, и секьюрити с трудом оттеснили поклонников от троицы. Вежливо, но целеустремлённо «танцовщиц» потащили к выходу. Официант собрал куртки, сумочки, телефоны и поспешил за охраной.

— Фу, как можно так позориться! — Лена, брюнетка, презрительно сморщила носик, покачала головой и потянула коктейль через соломинку.

— А что здесь такого? И сами развлеклись, и нам удовольствие доставили. — Саша подмигнул второй, рыженькой, чьё имя за весь вечер Макс так и не запомнил. Девушка глупо захихикала, но под строгим взглядом Лены замолчала.

— Мы сейчас придём. — Брюнетка встала, подхватила сумочку и кивнула подруге.

Та поспешно вскочила, одарила мужчин извиняющейся улыбкой и поспешила в дамскую комнату.

— Ну, что, тебе которая — тёмненькая или рыженькая? — Сашок, как настоящий друг, решил уточнить заранее.

Максим задумался. Брюнетка, конечно, красотка. Копна блестящих волос почти до пояса, стройная, с длинными ножками и высокой грудью. Но с тех пор, как Сашок подсел к девушкам за столик, Лена лишь пару раз улыбнулась. Причём одна из улыбок была снисходительной — когда Макс сказал, где работает. Вопросы девушки напоминали милицейское расследование — где работаете, на какой машине приехали, какие планы на будущее? Спустя пятнадцать минут Максим понял, что брюнетка раздражает до зубовного скрежета.

Рыжая внешне тоже была ничего. К тому же заливисто смеялась над шутками, которыми щедро сыпал Сашка. Но при этом сама почти всё время молчала, и, не переставая, грызла ногти. Максим в первый раз видел такой ярко-выраженный невроз. У него даже кончики пальцев начинали болеть, когда рыженькая засовывала руки в рот.

Внезапно Бондаренко понял, что не хочет иметь никаких дел ни с одной, ни с другой. И сам себе удивился — ещё весной он бы приврал немного брюнетке да выпил пару лишних рюмок, чтобы перестать обращать внимание на странности рыжей.

— Забирай обеих — ты у нас молодой бизнесмен, при машине. Думаю, девочки с радостью тебя поделят.

— Бондарь, да ты что? — Саша страшно удивился и спросил, стараясь перекричать очередной хит: — Случилось что-нибудь?

— Просто голова проблемами забита.

— У тебя неприятности?

— Не у меня. У учеников моих. Настроение не то, понимаешь?

— Тьфу ты. Проблемы у подростков и у их родителей, ты-то тут причём? Расслабься!

— Не могу. Сам не знаю, почему. — Тихо ответил Макс.

— А? Чего? Говори громче!

— Нормально всё! — Бондаренко только что принял решение — пора смываться.

Развлекать малознакомых мадмуазелей не хотелось совершенно, но и Сашу обижать не стоило. Нужно было придумать какую-нибудь причину. Пока Макс раздумывал, что делать, вернулись девушки. Рыженькая почему-то выглядела виноватой.

Максиму вдруг стало наплевать, обидится Санёк или нет. В конце концов, из-за баб ссориться — последнее дело.

— Скажите, Александр, вы любите Кафку? — Лена продолжила свой допрос, словно и не уходила.

— Конечно, люблю. Особенно гречневую.

Рыжая радостно засмеялась и засунула палец в рот. Макс резко встал, чуть не опрокинув стул.

— Э-э-э… Извините. Мне пора. Всего хорошего.

Насмешливый взгляд брюнетки просто вопил: «Малыш, я всё понимаю, но извини — перед встречей с такой богиней, как я, стоило в жизни добиться большего». Макс мысленно пожелал ей хотя бы к семидесяти годам встретить принца, сделал вид, что не замечает растерянных глаз приятеля, положил на стол деньги и ушёл.

* * *

Последняя маршрутка отъехала от вокзала пятнадцать минут назад, поэтому пришлось добираться на попутном автобусе. В отличие от маршрутного такси, МАЗ шёл по пути, который позволял доехать только до Яблоневки. А от неё до дома нужно было топать пешком ещё несколько километров. Такое развитие событий Бондаренко предусмотрел ещё днём и оставил велосипед у Антонины Николаевны, в Яблоневке. Старушка часто наведывалась в гости к Семёновне, с молодым постояльцем долгих разговоров не вела, но здоровалась при встрече. А однажды принесла биологу в подарок ясенец. Бондаренко был в восторге — он знал, что растение опасное и очень редкое, но втихаря от хозяйки огорода посадил его на своих экспериментальных грядках в дальнем углу.

Антонина Николаевна согласилась подержать велосипед у себя. Сказала, что калитка не закрывается, и лучше поставить средство передвижения в тени сарая, не то найдутся желающие его присвоить.

Полупустой автобус, пофыркивая, неспешно ехал по шоссе. Кондуктор, собрав дань с пассажиров, села впереди и достала вязальные спицы. Макс поздоровался со смутно знакомым дедушкой, пристроился у окна и задумался.

Осень выдалась богатой на события. Во-первых, наконец-то Инесса Геннадьевна умотала в город, так и не найдя человека на должность директора. Решение оставили на коллектив, и голосованием выбрали самого спокойного и уравновешенного преподавателя школы — учительницу математики. Верхи кандидатуру утвердили. В первую очередь Елизавета Александровна отменила большинство предыдущих распоряжений, так что и наставники, и дети вздохнули с облегчением. Вячеслав и Артём ещё до вступления новой начальницы в должность отремонтировали дверь, и инцидент был исчерпан.

Во-вторых, с Мариной Сычковой происходило что-то странное. Бойкая, умная девушка превратилась в тень. За месяц она здорово похудела. Часто засыпала прямо на уроке, плавала у доски, хотя раньше легко зарабатывала высокие оценки.

Но больше всего мысли Бондаренко занимала Марушкина. Экскурсию в вытрезвитель, правда, отменили. Елизавета Александровна сказала, что у девушки пьющие родители, и она каждый день видит итоги злоупотребления алкоголем. И добавила, что со школьницей поговорить всё же надо — девочка хорошая, жалко будет, если сама себе испортит жизнь.

Разговор проходил во время осенних каникул, в деревенском кафе. Пожилая барменша принесла чай, печенье и скрылась в подсобном помещении. Ира пришла нахохлившаяся, молчаливая и настороженная.

Поначалу разговор не клеился. Да и как можно обсуждать подобную тему с девушкой, которая младше тебя всего на несколько лет? А потом Максим понял, что нужно общаться не учителю с ученицей, а брату с младшей сестрой. Было очень сложно, тяжело. Приходилось подбирать слова, чтобы не отпугнуть, не обидеть. К тому же где-то на границе сознания более легкомысленная часть Бондаренко недоумевала — зачем вести подобные разговоры с чужим человеком? Почему судьба девчонки, похожей на миллионы других подростков, его волнует? Но слова сами слетали с губ. Ира сопротивлялась нажиму — кокетство очень быстро сменилось защитным хамством, был момент, когда Марушкина встала и хотела уйти, едва сдержавшись и не послав наставника. Всё же получилось уговорить остаться.

И Бондаренко решил, что выиграл этот бой. Ира слушала, опустив голову, обречённо кивала и шмыгала носом. Спустя полчаса Макс понял, что на первый раз разговоров достаточно.

Ира догнала биолога на улице.

— Знаете, Максим Андреевич, вы очень хороший. Но вы, как бы это сказать… — девчонка замялась, а потом выпалила, — старый уже, многого не понимаете.

Макс оторопел. Двадцать пять — разве это старость? Жизнь только начинается! А Марушкина, не замечая эффекта от своих слов, продолжала тараторить:

— Мамка с отчимом пьют, денег у нас нет, работу нормальную здесь не найти. Единственный мой шанс — удачно выйти замуж. А кто ж меня возьмёт, если не буду весёлой, компанейской? Скромницу никто не заметит. Так и быть, я пить больше не буду, до восемнадцати, раз обещала. Но вот поступать куда-то, как вы сказали, я не собираюсь! — Ира помолчала немного, и добавила: — Закончу учёбу в двадцать три, старухой, кому нужна буду? Спасибо за заботу, но я сама буду решать, как жить. До свидания.

С этими словами девчонка развернулась и гордо зашагала прочь по улице. А Макс стоял и моргал, не зная, как реагировать на этот страстный монолог.

Догнать, сказать, что это глупости? Что пьяная девушка, которую любой может зажать в угол и облапать, не лучшая кандидатка в спутницы жизни? Что без образования она до конца дней своих будет крутить хвосты коровам в колхозе?

Пока он раздумывал, Ира скрылась за поворотом.

И сейчас, в автобусе, Макс решил, что догнать тогда всё же стоило. Потому что все каникулы он мысленно продолжал разговаривать с ученицей.

— Яблоневка. — Прошамкал голос в динамиках.

Макс из-за раздумий даже не заметил, как автобус остановился. Выскочил на остановку и поёжился — ноябрьский холод мгновенно заполз под осеннюю куртку.

«Пора одеваться потеплей, не май месяц». — Максим поднял воротник.

МАЗ, покачивая задом, уехал в темноту, и мужчина, подсвечивая дорогу телефоном, поспешил в деревню.

* * *

Собачонка, клички которой Бондаренко не знал, звонко залаяла, громыхая цепью. В доме открылась дверь, и в освещённом проёме показалась грузная фигура:

— Тихо, окаянная! Максим, ты?

— Я, Антонина Николаевна.

— А ну, цыц! — Естественно, последняя реплика предназначалась не Максу.

Собака лаять перестала, и, недовольно ворча, полезла в будку.

— Спасибо, Антонина Николаевна, за велосипед. Ну, я поехал?

— Дабранач. — Больше женщина ничего не сказала и захлопнула дверь. Слабая надежда переночевать в Яблоневке растаяла, как дым.

Деревня состояла из одной улицы, которая с одной стороны упиралась в колхозное поле, а с другой в шоссе. Едва учитель вывел велосипед со двора и повернул в сторону асфальтированной дороги, впереди показался автомобиль. Если бы не фонари, его можно было не заметить — тёмный, с выключенными фарами, он практически крался по деревне. На всякий случай Бондаренко решил обождать в тени и вернулся к забору — не хотелось, чтобы его с ног до головы обдало осенней грязью.

Но машина до него не доехала — остановилась у заброшенного дома невдалеке. Хлопнула дверца, но кто вышел из авто, было не рассмотреть. Максим собрался выйти из тени, но его внимание привлекла фигура, медленно бредущая по улице. Бондаренко присмотрелся и обомлел — мимо него прошла Марина Сычкова, одетая только в тонкую ночную рубашку. Обуви тоже не наблюдалось — по раскисшей ноябрьской дороге девушка шла босая. Ученица свернула в тот же пустующий двор, что и водитель машины.

Сразу вспомнились странности, творившиеся с девчонкой последние полтора месяца. А ещё методичка, которой снабдила школу милиция. В документе подробно рассказывалось о новомодном наркотическом веществе, ставшем популярным у несовершеннолетних.

Уже гораздо позже Макс старался понять, какой чёрт нашептал в ухо идею подобраться к забору и подсмотреть, что происходит. Никакая ответственность за вверенных детей не предусматривает самоубийство. Но, видимо, выпитое в баре спиртное приглушило инстинкт самосохранения и вывело на первое место любопытство. Прислонив велосипед к забору Николаевны, Максим крадучись, подошёл к злосчастному дому. Машина оказалась «Тойотой». Обойдя её и ещё больше уверившись, что во дворе увидит компанию наркодилеров, Бондаренко привстал, заглянул поверх прогнившего забора и всмотрелся в темноту.

Поначалу он не мог разобрать ничего, кроме копошащихся теней во дворе. Тихий, жалобный стон доносился оттуда же. А затем, словно по заказу, разошлись тучи, и двор залил слабый лунный свет. Его оказалось достаточно, чтобы увидеть.

На пожухлой осенней траве, раскинув руки, лежала Марина. С губ периодически срывался слабый стон. А рядом с ней, на четвереньках, припав губами к локтевому сгибу девушки, стояла женщина в брючном костюме. И издавала чмокающие звуки.

Глава 7

Максим закрыл глаза, открыл. Видение не исчезло. Потряс головой — эффект тот же. Он застыл, не понимая, что за дикость происходит прямо перед ним. В руках, словно сам по себе, оказался телефон, и Бондаренко включил видеокамеру. Экран на мгновение осветил самого мужчину, но загадочная женщина была так увлечена, что ничего не заметила.

«Что-то ужасное происходит. Девочку надо спасать! Не стой истуканом!»

Никогда ещё интуиция так громко не вопила в голове у Макса. Громко, а главное, женским голосом. И Бондаренко стал лихорадочно обдумывать план спасения.

Если там, на траве, какая-нибудь маньячка, следовало подготовиться — вдруг у неё оружие в кармане? Взять первую попавшуюся палку, перескочить забор и шарахнуть незнакомку по голове? Или не рисковать, а позвонить в милицию? Ага, и пока стражи правопорядка сюда доберутся, может случиться беда. Максим думал и продолжал снимать. Вдруг женщина резко выпрямилась, шумно втянула носом воздух. Её глаза светились ярко, как у кошки. Только красным. И вот тут Бондаренко испугался по-настоящему.

Зашипев, быстро-быстро странная тварь приблизилась к забору. Максиму даже показалось, что она при этом не перебирала ногами. Мужчина присел и прямо так, на корточках, торопливо проковылял за машину.

Неизвестно, чем бы закончилось эта ночь, если бы во дворе через дорогу не раздался многоголосый смех, и не открылась калитка. На улицу вывалилась компания. Красноглазое создание, уже выглядывавшее из-за забора, спряталось.

— О, мужики, смотрите, какая тачка!

— Это чья такая?

Сельчане столпились у автомобиля и загалдели.

— Из наших ни у кого нет такой.

— К Михалычу, наверное, родня из Минска приехала.

— Дык это — машину-то чего здесь поставили?

— Какой Минск, номера нашей области!

Толпа была пьяная и большая. Максим бочком подобрался к людям, встал и тоже загомонил. На него не обратили внимания.

— Пусть стоит, нам-то что. Пошли к Николаевне, а то она после часу не продаёт уже.

Радуясь удаче, Бондаренко вместе со всеми пошёл к старушке. Сзади глухо хлопнула дверь машины, «Тойота» пронеслась мимо.

Мужики стали стучать в дверь Николаевны, собачонка опять залилась звонким лаем. Максим отстал, развернулся и поспешил назад. Было очень страшно, но мысль о девочке не давала покоя.

Марину он нашёл там же, в той же позе. Дышала ровно, глубоко. Складывалось впечатление, что она просто спит. На руке у неё наливался обширный кровоподтёк. Сам не понимая, что делает, учитель снова достал телефон. Задокументировал на видео синяк, потом нашёл такой же на второй руке. Смутился, но отбросил сомнения, задрал ночную рубашку и осмотрел тело Сычковой. Нашёл ещё три синяка, разной окраски. Один, на внутренней поверхности бедра, у самых трусиков, был еле заметным, а значит, появился давно и успел зажить. Всё методично заснял. Зашёл в органайзер, уточнил адрес ученицы — идти было всего ничего. Взял девушку на руки, крякнул — она оказалась не слишком лёгкой.

В дом напротив вернулась пьяная компания, и деревня вновь погрузилась в тишину. Максим, периодически поправляя сползавшую девушку, донёс её до дома. Калитка оказалась распахнута, одно окно на первом этаже тоже. Чувствуя себя преступником, Бондаренко встал на лавку, заглянул в окно и увидел мирно сопящего мальчишку. Мысленно поблагодарив строителей дома за низкие окна, учитель, стараясь не шуметь, аккуратно пропихнул всё ещё находящуюся без сознания девушку в комнату и опустил на пол. Потом залез сам, уложил Марину на кровать и закутал в одеяло. Ушёл тем же путём, прикрыв окно как можно плотней.

Пока ехал по шоссе, всё время оглядывался — не оставляло ощущение, что тварь с красными глазами гонится за ним. Наступил момент, когда страх оказался таким сильным, что ноги закрутили педали с огромной скоростью, а глаза в темноте стали видеть ужасных чудовищ, тянувшихся к велосипеду. В итоге не заметил, как наехал на какой-то камень, упал. Зато пришёл в себя.

Дома в первую очередь проверил, хорошо ли закрыты окна и дверь. Потом, подумав, достал из холодильника тарелку с котлетами и бутылку водки, которую Семёновна хранила уже года два. Взял в серванте рюмку и ушёл к себе.

Подключить телефон к компьютеру решился только после двух порций спиртного. Налил третью, поставил рядом с клавиатурой, и лишь потом включил видео. Причём начал со второго — того, где были засняты повреждения на теле. На мониторе можно было рассмотреть намного лучше, чем на экране телефона, поэтому Максим, не обращая внимания на трясущиеся руки, внимательно всматривался в картинку, периодически нажимая на паузу.

Синяки были похожи на укусы слепня. Гигантского такого, размером с кошку. В центре каждого кровоподтёка виднелась ранка, не больше трёх миллиметров в диаметре. Самая свежая рана кровоточила. После пяти просмотров картинка приелась, сердце успокоилось, и Макс решил, что готов.

Вот оно. Распластанное тело в ночной рубашке и склонившаяся женщина. Максим поставил на паузу и взял котлету.

«Должно быть какое-то рациональное объяснение. Например, у Марины с этой женщиной интимная связь. А что, вполне возможно — у девочки возраст экспериментов. Она пришла на свидание, приняла какую-нибудь гадость — где один порок, там и для другого место найдётся, и во время „процесса“ потеряла сознание. А взрослая любовница в порыве страсти не заметила.

Тогда как объяснить то, что женщина поняла — за ними наблюдают? Да очень просто — сам же наступил на какую-нибудь ветку, но, увлёкшись зрелищем, не услышал хруст. А у загадочной дамочки оказался тонкий слух.

Красные глаза — просто цветные линзы. Девочки и женщины фанатеют от вампиров. Написано столько книг, снято столько фильмов, что вампиризм стал практически синонимом романтики.

Синяки — аллергия. Или нарушение свёртываемости. Или родители воспитывают Марину ремнём и тумаками».

Убедил сам себя, что вместо сверхъестественного заснял что-то гадостное, но объяснимое, и продолжил смотреть. Дождался кадров, на которых женщина бежит к забору.

Поставил на паузу. Вскочил со стула, схватил бутылку и сделал несколько больших глотков. Водка не помогла. Тварь — всё-таки тварь, а не обычная любительница экзотических утех, летела по воздуху, едва касаясь травы дорогими сапогами. Бондаренко энергично растёр щёки ладонями, не глядя, надкусил котлету, отмотал назад и просмотрел ещё раз.

Сомнений нет. Это существо летит над землёй.

Нервы не выдержали. Чуть ли не кулаком биолог выключил компьютер, разделся и плюхнулся в кровать.

Через несколько секунд вскочил, включил компьютер и, приплясывая, с нетерпением ждал, пока тот загрузится. Не мешкая, открыл видеозапись, промотал до момента, когда существо приблизилось к забору, остановил и увеличил лицо. Да, ему не показалось — на экране красовалась Инесса Геннадьевна.

Спать Макс так и не лёг — сходил на кухню, заварил кофе и ушёл бороздить просторы интернета.

На запрос «люди с красными глазами» ничего подходящего не находилось. На «левитацию» всемирная паутина выдавала фантастические теории, начиная с тибетских монахов и заканчивая инопланетянами. И так, и этак Максим мучил поисковик, но ничего рационального, похожего на то, что он видел сегодня, не находилось.

К концу второго часа изысканий Бондаренко наткнулся на весьма интересную беседу каком-то сообществе врачей. Медики обсуждали важную роль подсознания пациента в постановке диагноза. Один молодой человек, врачи в беседе называли его «Л.», открыл историю своей болезни обращением в милицию. Л. уверял стражей порядка в вампирской сущности соседки. Та, по его словам, раз в неделю, прямо на балконе, пила кровь животных. Молодого человека подняли на смех, но он настаивал, угрожал и требовал принять заявление. Его культурно послали. Тогда тот напрямую обратился к участковому и уговорил зайти к соседке, чтобы проверить шкафчик на лоджии. Л. не раз видел, как девушка именно туда складывает трупы собак.

Девушка оказалась милой, вежливой, впустила милиционера, посетовала на то, что психиатрические заболевания молодеют и напоила чаем. Естественно, на балконе кладбища животных не нашлось.

А спустя неделю Л. попал в больницу — потерял сознание на работе. И началось его хождение по мукам. Врачи почти сразу поставили диагноз — анемия, назначили лечение, но улучшений не наступало. Каждому медику на своём пути больной пытался объяснить, что ему мстит соседка и по ночам высасывает из него жизнь. Терапевт, устав от мистики, направил Л. к психиатру, но мужчина до специалиста не добрался — умер.

Тему на форуме поднял патологоанатом, поставивший окончательный диагноз — хроническая постгеморрагическая анемия, которую до этого врачи принимали за обычную железодефицитную. И медики несколько страниц обсуждали выверты человеческого мозга — тело больного, пытаясь подать сигнал о проблеме, породило в сознании Л. соседку-вампира. Причину постоянной кровопотери прозектор, к слову, так и не смог определить.

Рацпредложения по использованию подобного для своевременной постановки диагнозов Максим не читал. Его интересовало не это, а фотографии повреждений на коже Л., сделанные в морге, да подробное описание соседки почившего молодого человека. Совпадало всё до мелочей.

Бондаренко решился не сразу. Минут десять он бездумно сидел на стуле, всё ещё цепляясь за весь свой накопленный жизненный опыт. Но потом понял, что упорное желание держаться за логику и реальность не поможет, и ввёл в поисковике слово «вампиры».

Практически сразу утонул в готических форумах, ссылках на многочисленные фильмы, книги и анимэ. По-разному формулировал вопрос, но так или иначе всё равно натыкался на эту странную субкультуру, от которой спустя час хотелось завыть в голос. Но благодаря настойчивости удалось накопать кое-что.

Вампиры аристократы и интеллектуалы начали своё триумфальное шествие по планете лишь в девятнадцатом веке, благодаря Брэму Стокеру. Он вдохновился ужасными легендами о румынском князе. Легенды, в свою очередь, основывались на деревенских сказках об упырях. А упыри оказались родные, славянские. Решив плясать именно от этого, Максим стал изучать информацию о мифах и легендах предков.

Оказалось, что об упырях знали давным-давно. Правда, в интернете информация была отрывочна и противоречива — где-то считали, что это мертвяки, которые по ночам приходят мучить родственников, где-то — что это умершие колдуны. А кто-то из предков думал, что упырь может жить среди людей, ничем от них не отличаясь. Так или иначе, все сказки роднили некоторые детали — жажда плоти или крови, красное, грубое, словно обветренное лицо, трупный запах от тела и отсутствие души.

Про душу Максим не знал, но всё остальное совпадало. Даже агрессивное использование парфюма прекрасно вписывалось в портрет — видимо, таким способом тварь отбивала мерзкий запах от собственной тушки.

Оставалось ещё много вопросов, но Бондаренко понял, что мозг отказывается нормально работать после такой безумной ночи. К тому же услышал, как в доме зашуршала Семёновна — наступило воскресное утро. Максим решил всё же хоть немного вздремнуть.

Ближе к десяти он проснулся. Екатерина Семёновна дулась из-за пропажи водки. Максим умылся, оделся, спешно слетал в магазин, купил целых две бутылки. В чек добавил килограмм шоколадных конфет и розовый зефир. Увидев покупки, бабуля оттаяла и напекла блинов.

Остаток дня Максим занимался бесконечной бумажной работой, заполняя, планируя, записывая. Как и любой учитель. Муторное, бесполезное дело вытеснило из головы мысли о прошедшей ночи. Уже перед сном, лёжа в кровати, думами вернулся к упырихе и Марине. Желание помочь, спасти, было сильным. Но Макс понимал, что желание это бесполезное и невыполнимое. Если бы девочку преследовал маньяк, можно было бы обратиться в милицию. А в подобном случае что делать, биолог даже не представлял.

Глава 8

Первый урок второй четверти тянулся, как жвачка. Максим Андреевич обрадовался звонку даже больше, чем дети. Он с нетерпением ждал одиннадцатый класс. Хотелось увидеть Сычкову при дневном свете. Бондаренко всё ещё надеялся, что субботняя кошмарная ночь просто сон. О снятом видео не хотелось думать.

Марина выглядела немного лучше, чем в последние недели, хотя бледность никуда не делась. Максим решил, что его присутствие спугнуло Крокодиловну, и она не успела насосаться всласть.

После урока Марина подошла к Максу и сказала:

— Спасибо.

Учитель внутренне подобрался. Сычкова вряд ли видела и помнила то, что происходило, но вот — благодарит. За что?

Видя, что учитель молчит, девушка продолжила:

— Понимаете, в последнее время мне часто снится один и тот же кошмар. После него просыпаюсь вся разбитая. — Марина понизила голос, и добавила, стесняясь. — Кажется, даже иногда хожу во сне. Утром замечаю, что ноги грязные.

— Снохождение часто встречается в твоём возрасте, ничего страшного. — Максим сам не понял, зачем это сказал. Наверное, не хотел развивать неприятную тему.

— Дело не в этом. Сон всегда один и тот же, меняются только незначительные мелочи. Но в последний раз почему-то появились вы и спасли меня. Я проснулась в хорошем настроении, отдохнувшая. Знаете, почему это случилось?

Максим подавил желание сбежать от ученицы и ответил:

— Не имею ни малейшего понятия.

— Потому что вы стали для нас настоящим другом. И даже во сне я могу вам доверять. Спасибо, что пришли работать в нашу школу.

После этих слов Максим не выдержал. Он не мог оставаться в стороне, пока какая-то сверхъестественная скотина медленно, по каплям выдавливает жизнь из девушки.

— Марина, я хочу, чтобы ты пришла сюда после уроков. Нам нужно серьёзно поговорить.

Девушка удивлённо приподняла брови.

— Не волнуйся, ничего страшного. Просто поговорим о твоём здоровье и сомнамбулизме.

* * *

Элитная недвижимость областного центра не бросается в глаза. Коттеджи и таунхаусы скромно пристроились на берегу реки, отделившись от города небольшим парком. Здесь нет весело бегающей толпы детей, и женщина в застиранном халате не тащит вёдра с водой из уличного колодца. Заборы глухие, высокие. Изредка по хорошо асфальтированной дороге проезжают машины да рано утром спешит на работу обслуживающий персонал, прибывший на автобусе.

Среди двух- и трёхэтажных домов непонятно как затесался малыш, похожий на сказочную избушку. С первого взгляда становится ясно, что владелец вложил в него не меньше, а то и больше, чем соседи в свои замки. Правда, высокий каменный забор не позволяет любопытным увидеть слишком много. Зеркальные окна делают фасад светлым, радостным, но полностью исключают возможность осмотреть внутреннее убранство.

Один этаж, три жилые комнаты. Всё оформлено со вкусом, дорого, женственно. Вхожа в этот дом только домработница и только раз в неделю. Молчаливая, работящая дама средних лет тенью скользит по дому с тряпкой, забирает деньги на кухонном столе и уходит. Нанимательницу она видела только один раз, при устройстве на работу.

Условия службы просты — не заходить в подвал, не воровать, не открывать холодильник. «Я узнаю» — с жуткой улыбкой сказала хозяйка дома. Решив, что в доме везде стоят видеокамеры, женщина решила не искушать судьбу и ни разу не нарушила договор. Тем более что объём работ был небольшим, а плата — достойной.

Вот только ванную комнату убирать было противно. Огромное количество баночек, флакончиков, пульверизаторы с духами, туалетной водой, дезодоранты и антиперспиранты — каждую ёмкость приходилось отдельно протирать, при этом концентрированные ароматы атаковали обоняние, и после работы женщина не чувствовала никаких запахов несколько часов. А ещё вечная грязь и пыль в ванной, словно хозяйка не чиновницей работала, а рыла траншеи. Но по сравнению с основной работой, где приходилось приводить в порядок огромный коттедж для семьи с тремя детьми, уборка маленького домика всё равно казалась отдыхом.

Если бы домработница была более любопытной и заглянула в подвал, она бы очень удивилась.

Звездой цокольного этажа являлся огромный деревянный ящик — три метра в длину, столько же в ширину и высотой метра в полтора. С одной стороны к нему примыкала лесенка. Ящик был наполнен землёй, в углу подвала имелся собачий вольер. Три пса лежали на полу, прижавшись друг к другу. В вольере стояло два грязных эмалированных тазика — один с сухим кормом, другой с водой. Имелся ещё один ящик, только гораздо меньшего размера, в нём лежало несколько мёртвых собак. Ещё сюда для чего-то была подведена вода — обычный садовый шланг с распылителем лежал возле бо́льшего ящика.

Больше в подвале ничего не было.

В девять часов утра собаки заметались по вольеру и забились в дальний угол. В ящике зашевелилась земля, и спустя несколько секунд из-под неё показалась Инесса Геннадьевна. Отфыркиваясь и сплёвывая, она села, оттерла землю с лица и зевнула. Комья чернозёма забились в белокурые волосы, тело было грязным и дряблым. Пошатываясь, существо спустилось по лесенке и подошло к лохматым пленникам.

Псы в панике завыли, но тот, на кого показал грязный палец, покорно подошёл к прутьям. Инесса открыла дверцу, взяла пса за загривок и впилась в шею жертвы.

Даже сквозь слой грязи было видно, как кожа упырихи розовеет, разглаживается и молодеет. Тело уже не выглядело дряблым, наоборот — ягодицы подтянулись, грудь приобрела соблазнительные формы и упругость, а живот перестал напоминать сдувшийся воздушный шарик. Бросив ставшую бесполезной тушку к остальным трупам, Инесса раскинула руки и с довольным стоном потянулась.

Собак нужно было не так уж много — по одной в неделю. Кошек можно было употреблять хоть каждый день, но их кровь не нравилась Инессе на вкус. Лишь изредка, при внезапно нахлынувшем голоде, как тогда, в школе, тварь забывала о гурманстве.

Уже несколько лет упыриха не знала с питанием проблем — в городской службе отлова животных работал нелюбопытный мужичок, который за щедрую плату снабжал дорого одетую женщину «объектами для опытов». Брал только тех собак, которых предписывалось усыпить. Ему же раз в два месяца отвозился мешок с трупами, и человек всё так же без вопросов сжигал их в служебном крематории.

Люди попадали в подвал раз в год. Инесса не отличалась особой кровожадностью, она просто хотела жить. Если бы она пила кровь чаще, чем это необходимо для поддержания существования, глаза бы сияли алым всегда. А в последние семьдесят лет упыриха старалась вести обычную человеческую жизнь. Слишком много товарок, не удержав себя в рамках, либо развеялись по ветру, либо были уничтожены людьми. А большинство и вовсе превратилось в безмозглых тварей, которых убили свои же. Последнего упыря Инесса видела в далёком тысяча девятьсот шестьдесят третьем году.

Современный мир недружелюбен к нежити.

Инесса взяла шланг, поднялась по лесенке, тщательно полила землю. Когда-то в этой почве закопали её труп, из неё она вышла «обновлённой», и должна была раз в сутки хотя бы на час в неё возвращаться. В семидесятых годах двадцатого века лес, в котором находилась тайная могилка, выкорчевали и построили на его месте новый городской район. Инесса, тогда ещё Мария, подсуетилась и вывезла всё, от чего веяло её собственной силой. До последнего комочка. И теперь ежедневно поливала ящик, чтобы грунт не пересох и не развеялся в пыль.

Продолжением утреннего моциона было принятие душа и опрыскивание духами. Инесса сама не любила мерзкий запашок, идущий от тела, к тому же не стоило шокировать окружающих ароматами разлагающейся плоти. Затем обычное прихорашивание, характерное для всех живых женщин мира — причёска, макияж, выбор одежды на день… За триста лет, включающих в себя и жизнь, и послежизнь, этот ритуал совершенно не надоел.

Оставив деньги для горничной, Инесса отправила по телефону сообщение: «Соскучилась, люблю, давай встретимся». Средства к безбедному существованию она зарабатывала так же, как и при жизни — использовала состоятельных мужчин. Только теперь она не занималась с ними сексом, а просто дурманила мозг и насылала жаркие видения. А те с радостью раскрывали кошелёк, переводили деньги со счетов и покупали дорогие подарки, только бы удержать роскошную девушку рядом.

Хоть нынешний спонсор и являлся непосредственным начальником, на работу опаздывать не стоило. Под дверью кабинета уже наверняка скопилась кучка просителей, нервирующая коллег. Последние семьдесят лет Инесса меняла имена, профессии, места работы, но не прекращала крутиться среди людей, чтобы не растерять навыки общения. Это был лучший способ не вызывать подозрений, не подставляться. Да и скука развеивалась.

Выехав за ворота, обернулась и посмотрела на свой домик. Пора его продавать, делать новые документы и перебираться в другой город или даже в другую страну. Женщина, которой когда-то была Инесса, умерла в тридцатилетнем возрасте, а по нынешнему паспорту ей уже сорок пять. На последнем корпоративе коллеги шёпотом спрашивали о секрете такого цветущего вида. Инесса отшутилась зелёным чаем и молодыми любовниками, но занервничала.

Вжав педаль газа в пол, упыриха выехала из района. Городские улицы приняли её в свои объятия. Лавируя, поворачивая, тормозя и газуя, она планировала будущее. Вот только не могла никак решить, что делать с личинкой.

Инесса от злости готова была затащить влюблённого начальника в свой подвал и выпить насухо, когда он посмел направить её в деревню. Но остановили последствия. Если бы Инесса не была такой осторожной и последовательной, то давно бы исчезла с лица земли, как и большинство «родственничков». Ряды которых, кстати, сильно поредели после тысяча девятьсот сорок пятого. Тогда Инессе было наплевать, а сейчас поздно уже выяснять, почему после войны новые упыри перестали появляться.

Начальник сказал, что хорошая знакомая из Красноселья очень просила, чтобы на должность директора отправили именно Инессу, как одну из самых ответственных работниц исполкома. Скрепя зубами, нежить поехала. И наткнулась на Сычкову.

Это была редкая удача. Невозможная. Последний раз потенциальная ведьмочка попалась упырихе больше века назад.

Когда-то давно колдуны и ведьмы доставляли очень много неприятностей нечистой силе. При этом неинициированные являлись редким деликатесом для вампиров. Поэтому имелся специальный артефакт, сигнализирующий о такой личности. Очень древнее кольцо, владельцем которого сейчас являлась Инесса.

Пить человека, который лишь при определённых обстоятельствах мог стать колдуном, можно было хоть каждый день — никаких побочных эффектов. Ни неадекватных выходок, ни боязни солнечного света, ни потери личности. К тому же изумительно вкусно. Чистая, незамутнённая Сила. Как в Вырае, в который давно нет хода.

Поначалу упыриха думала похитить девушку, закрыть у себя в подвале и пользоваться до тех пор, пока не надоест. Но замаячивший впереди переезд не вписывался в такое развитие событий — слишком много возни.

Инесса бросила взгляд в зеркало заднего вида. Глаза блеснули красным.

«Решено. Хватить тянуть. Надо нацедить баночку крови на будущее и выпить девчонку до конца».

Глава 9

«На что я рассчитывал?» — Метался по комнате Максим. — «Хорошо, что не додумался показать второе видео, с „обнажёнкой“, а то объяснял бы всё в милиции. Идиот, не собирался ведь вмешиваться!».

Скрипнула дверь — Семёновна ушла хлопотать по хозяйству. Макс выскочил в зал — там было больше места, метаться стало удобней.

«Только бы она не пошла к родителям. Уволят. Сяду. Тьфу, и зачем только любопытствовал — какая разница, где по ночам шляются ученики!»

Бондаренко после уроков взял да и показал ночную съёмку главной героине ролика. Марина устроила истерику, кричала, что это бред, что такого не может быть, заявила, что учитель извращенец, сволочь и последний гад, а на попытки оправдаться не реагировала. В конце концов девушка, плача, выскочила из кабинета, а Макс почувствовал себя оплёванным.

Зазвонил телефон.

— Максим Андреевич?

— Да. Кто это? — Макс злился, поэтому ответил довольно грубо.

— Это Коваль. А Екатерина Семёновна дома?

— Да, в сарае где-то. Зачем она тебе, Коваль?

— Мы не к ней, а к вам. Это хорошо, что она не в хате. Можно зайти? Мы у калитки.

«Кто это „мы“? И что этим „нам“ от меня надо?» Дети, конечно, знали, где живёт классный руководитель, но никогда не напрашивались в гости.

— Заходите. — Максим почему-то решил, что это Артём и Вячеслав. Сычкова им всё рассказала, и они по простому решили набить учителю морду за глупые шутки. Но, поскольку всё было правдой, никакой вины за собой мужчина не чувствовал.

В сенях затопали. Потом дверь открылась, и в зал зашли Славик и Марина. Парень с интересом смотрел на учителя, а Сычкова прятала глаза и жалась к однокласснику. Максиму полегчало.

* * *

— А потом, уже дома, я подумала — откуда вы знаете, что мне снится? Ведь один в один всё! И синяки странные по всему телу, а ещё, — тут Марина совсем понизила голос, — я плохо помню, чем занималась в те два вечера, ну, когда наказание отбывала. Я и пошла к Славке.

— Почему к нему? — Наставник после извинений девушки совсем успокоился, стал собран и деловит.

— Как почему? — Сычкова удивлённо пожала плечами. — Он верит во всякую чертовщину. И не трус. А ещё он мой…

— Ладно, не продолжай. Это ваши личные отношения. — Но про себя Максим удивился — Марина умная, интеллигентная девочка, сложно было представить, что она встречается с таким шалопаем, как Коваль.

— Да вы что! — Завопил молчавший до этого парень. — Брат я её, брат! — И уже тише добавил: — Троюродный. Мы с Марусей с детства вместе тусуемся — деревня наша маленькая, сверстников мало.

— Поэтому я к нему и пошла. И всё рассказала. И он сказал, что надо с вами поговорить. И видео ещё раз посмотреть. Потому что это может быть вампир. Хотя я ни во что такое не верю.

— Понимаешь, Мариночка, я тоже не верю. Но не знаю, как объяснить то, что видел и заснял. Ничего нормального, рационального на ум не приходит.

— Так вы видос покажете или нет? — Славка потёр руки.

В сенях вёдрами забренчала хозяйка дома.

— Вы тут смотрите, а я пойду, кофе заварю. — В очередной раз наблюдать за упырихой не было никакого желания.

Семёновна, услышав о гостях, засуетилась и решила испечь блинчиков с яблоками, несмотря на слабое сопротивление со стороны квартиранта. Макс сделал кофе и отнёс чашки в комнату.

Марина валялась на кровати и рыдала, уткнувшись в подушку. Не обращая внимания на родственницу, Коваль хозяйничал за компьютером, терзая поисковик вопросом «как убить вампира».

— Марина, не плачь. — Учитель сел на кровать и погладил девочку по спине. Что ещё сказать и что сделать, он не знал. — На вот, кофе выпей.

Марина резко села и шмыгнула носом.

— Она меня убьёт. Я точно знаю. Чувствую.

— Да ну! Не говори ерунды. Никто тебя не убьёт.

Под упрекающим взглядом Бондаренко замолчал. Действительно, какие могут быть ещё варианты.

— Давайте сюда. — Девушка обхватила руками кружку и сделала глоток.

— Спокуха, Маруся. Ещё не вечер. — Вячеслав крутнулся на стуле и посмотрел на старые часы, висевшие на стене. — Как я понял, Крокодиловна приходит к тебе только в ночь с субботы на воскресенье?

Сычкова опять шмыгнула носом и кивнула.

Славка прямо искрился от жажды деятельности. Макс решил пока не вмешиваться в подростковый мозговой штурм — в конце концов, он даже не представлял, что делать и надо ли делать вообще. Не очень-то хотелось бодаться с силами, о которых он только изредка в книгах читал да в фильмах смотрел. Но, показав видео детям, вроде как подписался в участии. Поэтому пристроил зад на тумбочке, стоявшей возле двери, скрестил руки на груди и стал слушать.

— Короче, я тут погуглил, везде написано одно и то же. — Славка стал деловито перечислять, загибая по одному пальцу на каждый пункт. — Первое. Вампира надо убить, иначе она тебя обратит. Тоже будешь кровь пить.

— Или просто убьёт, — мёртвым голосом сказала Марина.

— Типа того. Ладно, второе. Вампиры боятся солнечного света, серебра, святой воды и осиновых колов. Ещё сжечь можно. Значит, мы прячемся в кустах возле твоего дома, а когда вампирша придёт в гости — выскочим, набросим на неё серебряную цепь, обольём бензином, подожжём, вобьём в сердце осиновый кол и дождёмся рассвета. И всё! — Довольный собой Коваль торжествующе обвёл взглядом присутствующих. Марина задумалась. Она явно прокручивала в голове предложенный план. Судя по посветлевшему лицу, девушке понравилось предложение кузена.

Макс не выдержал.

— Не хочу тебя расстраивать, Вячеслав. Но кое-что в твой план не вписывается.

— Да нормально всё! — Отмахнулся парень.

— Подожди, Славк. Что вы имеете в виду, Максим Андреевич?

— Смотрите сами. Вам не кажется, что если бы Инесса Геннадьевна боялась света, она не ходила бы на работу? Так что один из пунктов можно вычеркнуть.

— Точно. Об этом я как-то не подумал. — Славка погрустнел, но потом снова загорелся. — Ну, и ладно. Обойдёмся без солнца. Просто обольём бензином, чиркнем спичкой, и привет!

— Нет.

— Да что нет-то? — Славка обиженно вскочил, но места для возмущённой ходьбы было мало, поэтому снова сел.

В комнату постучалась Семёновна. Разговор отложили — ребятам пришлось пробовать и нахваливать блинчики. Бабушка ушла не сразу — поговорили о школе, о погоде, о родителях, но, в конце концов, женщина поняла, что мешает, и поспешила в зал, смотреть сериал.

— Ну? Что вас ещё не устраивает? — Славка продолжил, едва закрылась дверь.

— Скажи мне, Коваль, вот что. Где ты, законопослушный семнадцатилетний парень, сын ветеринара, найдёшь толстую, прочную, способную удержать упыря цепь из серебра?

Славка замер и ушёл в себя. Было видно, что о такой мелочи он как-то не потрудился задуматься. А Марина тихонько сказала:

— Вы знаете, у Крокодиловны на шее кулон висит, серебряный. И серёжки с какими-то красными камнями — я не знаю, какими. Но оправа тоже вроде серебряная. Так что не поможет металл.

— У нас остаётся святая вода, осиновый кол и спички! — Слава не собирался сдаваться.

Максим Андреевич понял, что всё же ввязался. Хотя изначально совсем не собирался этого делать. Конечно, можно было отдать запись ученикам, пожелать удачи и ни во что не вмешиваться.

И так никогда и не узнать, с чем столкнула жизнь? Любопытство не было основной чертой его характера, но сейчас оно полностью подавило инстинкт самосохранения. К тому же Максим вдруг представил, как приходит на похороны к этим ребятам, а потом всю жизнь мучается от осознания того, что не помог. Судя по поведению Славы, они вполне могут погибнуть.

— Подожди, не суетись, Коваль. Все твои способы описаны в литературе и фильмах. Кто знает — если про солнечный свет и серебро соврали, то и всё остальное может не сработать. Надо выяснить, с чем или с кем мы имеем дело. Может, это вообще человек, просто больной психически. Ты же не хочешь стать убийцей.

— Нет, это не человек, вы же видели! — Марина сжала кулаки.

— Пусть так. Но навести справки необходимо.

Ребята выжидающе смотрели на учителя. Как на уроке. Это помогло сосредоточиться.

— В интернете мы ничего толкового не найдём, я уже пробовал. Нужно связаться с человеком, знакомым с местным фольклором. Судя по всему, это наш, славянский упырь, если мы правильно определили, хм, вид существа. Вот только где такого найти? Есть у меня несколько знакомых по универу филологов и историков, но кто из них увлекается мифологией — без понятия. Пока со всеми свяжусь, пока расспрошу… А у нас не так много времени.

— А я знаю, кто может помочь. Николаевна!

Марина застонала:

— Славка, ты опять!

— Не, Мариш, погоди. Я тебе говорил, что она ведьма? Говорил. Или ты сейчас опять скажешь, что колдовства не бывает?

Сычкова промолчала.

— Погоди. Антонина Николаевна? Из вашей деревни?

— Дык, а я про что! Мамка говорила, что в детстве я заикался сильно, она меня к Николаевне отвела, та в бане надо мной заговор прочитала какой-то, дала маме траву заваривать, и всё прошло через месяц. А Шугаровы десять лет не могли родить, Николаевна их полечила, и на тебе — двое детей!

Максим задумался. Если пацан прав, то это идеальный вариант — по идее, деревенская ведьма просто обязана разбираться в чертовщине. Вот только Слава любит преувеличивать, и, возможно, зря клевещет на старуху.

— Ладно. Других вариантов всё равно нет. Попробуем. Завтра к ней съезжу, сами не ходите. — Макс посмотрел на часы. — Так, ребята, последняя маршрутка отходит через десять минут. Давайте, по домам.

— Спасибо. — Марина прижала руки к груди. — Максим Андреевич, спасибо за участие.

— Не за что пока благодарить.

Ребята попрощались с Семёновной, хлопнула входная дверь. Макс устало лёг на кровать. Подушка была влажной от слёз.

Следовало придумать нормальный, логичный повод для посещения колдуньи.

Глава 10

Рабочий вторник Бондаренко провёл в нетерпении. Раздражали и коллеги, и ученики. К тому же директор вызвала к себе в кабинет и вежливо напомнила, что он пропустил все сроки сдачи годового плана по воспитательной работе с классом.

Подавив желание послать подальше начальницу, Максим Андреевич кивнул и вышел. В конце концов, она тоже человек подневольный.

Вторую половину дня, вместо того чтобы заниматься исследованием народных легенд и сказаний, Макс сидел в кабинете биологии и марал бумагу, с тревогой поглядывая в окно — погода постепенно портилась. К пяти часам туман полностью спрятал окрестности.

Ещё через час Максим закончил работу. К этому времени стало совсем темно. Выйдя на школьное крыльцо, наставник поёжился — фонарь у двери кое-как освещал ступеньки, но дальше туман скрывал абсолютно всё. Прогнав предательскую мысль о переносе рандеву с ведьмой, Макс сделал шаг в молочную темноту.

Велосипед не взял, оставил на «стоянке» возле школы. Слишком рискованно в такую погоду ехать по шоссе на двухколёсном коне — как раз в это время люди, работающие в областном центре, но живущие за городом, спешат разъехаться по домам, а поцелуй с машиной всегда неприятен.

Из тумана постепенно выныривали размытые пятна — освещённые окна и редкие деревенские фонари. Так что до остановки Макс дошёл без проблем. Дождался рейсового автобуса и поехал в Яблоневку.

* * *

МАЗ не спеша отчалил и словно растворился в темноте. Максим из автобуса вышел один. Стараясь не слишком вертеть головой, чтобы не потерять направление, мужчина достал из кармана телефон, включил фонарик, но тут же выключил, потому что стало только хуже — свет не смог разогнать плотную влагу вокруг, зато на границе светового луча туман стал походить на толстую грязно-белую стену.

Городской житель слабо представляет себе, что такое сельские просторы в ноябре. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки на земле лежат облака. Туманом это можно назвать только днём. Ночью, особенно, если в радиусе километра-двух отсутствуют источники света, может сложиться впечатление, что на планете наступил армагеддон. Фраза «на расстоянии вытянутой руки ничего не видно» здесь неуместна. Вытянута рука или нет, глаза не заметят разницы. А если упомянуть высокую влажность, температуру в диапазоне «не тепло, но и не холодно» и абсолютную тишину, то станет ясно, почему осенними вечерами на улицах деревень сложно встретить людей. Большинство старается закончить все дела засветло.

Несколько секунд Максим стоял и думал, что же делать дальше. Потом понял. Включил навигатор на телефоне. Умный гаджет определил местоположение, стрелочка на экране бодро указала направление.

За десять минут Макса дважды чуть не сбили. Наплевав на чистоту обуви, он спустился с дороги и пошёл по краю поля. Вскоре наконец-то различил первый Яблоневский фонарь. Дело пошло веселей.

Улица пустовала — сельчане сидели по домам. Макс открыл калитку нужного двора, подивился тому, что собачонка молчит, и постучал в дверь хаты. Только тогда сторожиха гавкнула из будки, но даже не вылезла — видно, ей тоже не нравилась погода.

— Максим, что случилось? С Катериной что-то? — В голосе послышалась тревога.

— Нет, нет, с Семёновной всё хорошо. Я по личному вопросу.

— Тогда проходи.

В сенцах сильно пахло чабрецом. Макс снял куртку и попытался разуться.

— Боты не снимай. Холодно, я печь сегодня не топила.

В доме была всего одна комната. В углу стояла кровать, на которой громоздились высокие подушки. Николаевна задёрнула штору, закрыв «спальню».

Старуха указала на старый продавленный диван. Максим сел, почувствовал, как пружина впивается в зад, и немного передвинулся. Николаевна опустилась на укрытое вязаным покрывалом кресло и выжидающе посмотрела на гостя.

Бондаренко решил не тянуть.

— Антонина Николаевна, вы знаете, что я классный руководитель в одиннадцатом классе?

Женщина кивнула.

— Ну… это хорошо, что знаете. — Максим улыбнулся. — Следующий классный час надо проводить, ребята тему запросили — нечистая сила в мифах и легендах славян. А я ведь не историк, не филолог, так что ничего почти не знаю. Может, вы мне поможете?

Бабка неожиданно разозлилась:

— А с чего ты решил, что я что-то ведаю про нечистую силу? Институт закончил, а туда же — веришь всему, о чём люди болтают!

Максим понял, что разговора может не получиться:

— Да ничего такого! Что вы, я не верю ни в какие сплетни. Просто обратился к нынешнему директору, она мне дала кое-какую литературу, но научную, сухую, ребятам не понравится. А вы человек серьёзный, опытный, люди к вам со своими проблемами приходят. Лечение травами даже традиционная медицина признаёт. Не магия, а наука. Я, как биолог, всегда это утверждал.

При этих словах женщина кивнула и немного подобрела:

— Тут ты прав, хлопец. Ещё век назад люди знали, что травницы и знахарки не имеют ничего общего с колдунами. А сейчас всех скопом под одну гребёнку.

Макс, ободрившись, продолжил:

— Хочется чего-то с местным колоритом — для детей это будет ближе, чем западные ужастики. Неужели никто ни разу не рассказывал вам какую-нибудь странную историю? Про русалок? Или про упырей, например? — На последней фразе голос слегка дрогнул.

Антонина Николаевна молчала с минуту. Когда Максим решил, что ничего вызнать не получится, женщина заговорила.

* * *

— Тонька, зараза! Хватит дрыхнуть! Мамка твоя уже до околицы дошла, наверное!

Девочка кубарем скатилась с чердака и выскочила из сарая. Тётя Лида воинственно указала на калитку:

— Беги скорей. Хоть поможешь ягод насобирать!

Тоня протёрла кулачками глаза и, толком не проснувшись, побежала.

— Подожди, окаянная. На. — Тётка протянула племяннице узелок. — Там бульба вчерашняя, Олеся поесть забыла взять. Да обуйся, в лес идёшь, а не на гули.

Девочка послушно вернулась в сарай, обула старые босоножки, доставшиеся от старшей соседки, и понеслась на улицу.

Солнце только встало, небо ещё было окрашено в розовато-оранжевый цвет, но деревня уже не спала — кто-то с косой спешил на луг, кто-то выгонял со двора корову, чудом уцелевшую во время оккупации, а кто-то правил крышу сарая, весело стуча молотком. В основном женщины — не у всех мужья успели вернуться с войны. А кому-то, как маме и Тоне, ждать было уже некого.

Утренняя прохлада и торопливый бег помог ребёнку проснуться окончательно. Она злилась на маму, ведь та обещала взять её с собой.

Тонечка увидела далёкую тонкую фигуру, уже выскочив за последний деревенский огород.

— Мама! Мама-а! — И припустила ещё быстрей. Ножки поднимали дорожную пыль в воздух, сердце торопливо стучало в груди. — Мамка!

Фигура вдалеке остановилась и обернулась. Тоня тут же забыла про обиду.

Запыхавшись, девочка подбежала к матери.

— Ты. Почему. Ушла. Без меня? — Дыхание было прерывистым, поэтому вопрос прозвучал не по-детски строго.

— Ты так крепко спала, доча, что не хотелось будить. — Мама отбросила светлую чёлку со лба и улыбнулась.

— Зря. Мне семь лет, я не маленькая уже. Представляешь, сколько ягод мы вдвоём соберём? — Тоня протянула узелок. — Тут тётя Лида обед передала.

— Так это Лидка тебя подняла? — Улыбка погасла, но лишь на мгновение. — Ладно, солнышко. Вдвоём и вправду веселее.

Да, Тонечка и вправду была взрослой. Она прекрасно понимала, что тётя Лида, хоть и кричит иногда, очень хорошая, ведь она их приютила. Год назад немцы бежали от советской армии, но не поленились задержаться в «Ленинской заре», согнать всех жителей в большой амбар и поджечь здание. Остальные дома тоже сожгли без жалости. Бабушка и две старших сестры погибли. Маму и Тоню спасла рыбалка — когда женщина и девочка, увидев дым, прибежали в деревню, их встретило огромное пустое пепелище.

Мама раскапывала ещё тлеющие головешки и выла, как зверь. Тонечка тоже плакала, но очень тихо — боялась ещё больше расстроить маму. Только через сутки женщина пришла в себя.

Троюродная сестра отца жила в соседней Яблоневке. У неё было четверо детей, все ютились в двух комнатах, но тётя Лида даже не задумалась, давать ли кров дальним родственницам. Олеся, как могла, платила за доброту — хлопотала по хозяйству, присматривала за детьми, начитывала заговоры на здоровье и семье, и живности. Тонечка тоже не отставала, всю зиму штопала одежду и подметала полы.

Взрослый ребёнок прекрасно понимал, что гости, живущие в доме почти год, в тягость. Всё чаще тётка намекала, что погостили, но пора и честь знать. Мама тоже переживала, но пока идти было некуда.

Сейчас девочка держала мать за руку, в небе заливались жаворонки, светило по-утреннему ласковое солнце, и думать о грустном совершенно не хотелось. А хотелось думать о чернике и землянике, которые их поджидали, да о чабреце, росшем на опушке. Зимой из ароматных цветков мама заваривала вкусный чай.

— Кстати, у меня хорошие новости. Возможно, у нас будет своё жильё.

Тоня от радости подпрыгнула и взвизгнула:

— Какое? Где? Когда?

— Знаешь бабу Свету? Которая всегда, даже летом, в валенках ходила?

— Знаю.

— Она позавчера умерла. Из родственников только сын, который ещё в сорок втором погиб на фронте. Дом у неё добротный, сын перед самой войной ставил. Лидка с бабами деревенскими поговорила, те предлагают нам с тобой в ту хату переехать.

— Ура! Ой. — Тоня вдруг зажала рот руками. — Нельзя так сильно радоваться, человек ведь умер.

Мать в ответ лишь грустно улыбнулась.

— Мам. Давай из леса вернёмся и переедем сразу.

— Нельзя. Надо сначала у хозяйки разрешения спросить. Вдруг мы ей не понравимся? Тогда покоя в доме не будет.

— Как спросить? Она ж померла! — Девочка остановилась и возмущённо посмотрела на родительницу.

— Рано тебе знать ещё. Завтра похороны, сразу после них и спрошу.

— А-а-а, понятно. — Тонечка разочарованно пошла дальше. Потом хитро прищурилась и спросила: — А в твоих тетрадочках записано, как правильно спрашивать?

Олеся засмеялась и дёрнула дочь за косичку:

— Записано, не волнуйся. Всё узнаешь в своё время.

Записи рецептов лекарств и заговоров, которые начала собирать ещё прапрабабушка, всегда хранились в металлическом сундучке, под печкой, вдали от любопытных и атеистических глаз. Это их и спасло — знахарские дневники оказались единственным уцелевшим скарбом. Тоня давно заглядывалась на тетради и ветхие листочки бумаги, но никто посвящать её во взрослые тайны пока что не спешил.

Их встретил птичий гомон. Но, как только гостьи ступили под тень деревьев, стало абсолютно тихо — лесные жители присматривались. Спустя пару минут лес снова зажил своей жизнью и зашумел.

Поначалу девочка просто ела. Сочные ягоды словно сами запрыгивали в рот. Потом мама развязала узелок, Тоня умяла пару картофелин, голод поутих, и работа пошла.

Корзинка до краёв наполнилась черникой, когда солнце было в зените. Доев остатки завтрака, девочка и женщина пошли домой.

Часа через два Тонечка вскрикнула:

— Ой, мам, смотри! Родник! — Потом удивлённо добавила: — Мы же из него недавно пили.

Мама не ответила. Она взволнованно смотрела на родничок и морщила лоб. Потом сказала:

— Это другой родник. Пойдём.

Через полчаса они стояли на том же месте и молча смотрели на ручеёк.

— Ма-ам?

Женщина подмигнула:

— Смотри-ка, сколько воды в лесу. Неудивительно, что здесь так хорошо деревья растут. — И незаметно для дочери заломила ветку на ближайшей ёлке.

Ещё через полчаса сомнений не осталось — они ходили кругами. Хоть темнота и должна была наступить нескоро, мать разнервничалась. Тоня держалась, но было видно, что девочка очень устала.

— Так. Давай отдохнём немного. Согласна?

— Ага. — Малышка тут же рухнула на траву. Мама опустилась рядом.

Тоня легла на спину и раскинула руки. Высоко-высоко, важно и неторопливо раскачивались верхушки деревьев. Хотя здесь, внизу, ветра не ощущалось совсем. По синему небу плыли белые облака. Где-то вдалеке зачастил дятел, отбивая клювом птичье послание. Несмотря на гудящие от усталости ноги, девочке было хорошо.

Внезапно в небе ребёнок увидел лицо, вполне себе человеческое. Какой-то седобородый дед с длинными нечесаными волосами стоял за деревьями. Он был так велик, что ему пришлось согнуться, чтобы глаза оказались на уровне верхушек сосен. Тоне стало очень страшно.

— Мама, смотри! Какой-то злой великан за нами наблюдает!

— Где?

— Да вон он! Ой, исчез.

— Показалось тебе. — Мать заторопилась. — Так, хватит валяться, а то мы до дома к ночи не доберёмся.

Глава 11

Через полчаса даже Тоня поняла, что в лесу не может быть так много одинаковых родников.

— Мамочка, мы заблудились?

Олеся не ответила. Она напряжённо всматривалась в стену деревьев. Дочь притихла и проследила за маминым взглядом.

Он стоял, вальяжно привалившись к стволу сосны. Обычного, человеческого роста. Но несомненно именно его девочка видела полчаса назад — та же седая борода, те же всклокоченные волосы. Сейчас можно было рассмотреть длинную полотняную рубаху, подпоясанную верёвкой, и грубые тёмные штаны.

Дед оскалился. Олеся схватила дочь за руку, аккуратно поставила на землю корзинку с ягодами и шагнула назад. Дед не сделал ни одного движения, но как-то вдруг оказался ещё ближе — теперь он стоял, прислонившись к другому дереву. Женщина вытащила из кармана фартука ножик, полоснула себя по ладони, махнула в сторону жуткого человека, окропив землю кровью, что-то выкрикнула и побежала. Тоню она не отпустила, и девочка еле поспевала перебирать ногами. Сзади послышался жуткий хохот.

— Мама, это фашист? — Нацистских солдат девочка последний раз видела год назад, но до сих пор для неё это были самые страшные люди на свете.

Олеся не ответила. Она неслась, не разбирая дороги, и тащила за собой ребёнка. Зацепившись за какую-то корягу, девочка споткнулась. Мама подхватила Тоню на руки и побежала дальше.

Через несколько метров дорогу преградила яма, оставшаяся от снаряда. Женщина не успела затормозить, и беглянки кубарем скатились вниз.

— Что тебе надо? Ягоды я отдала! — В истерике закричала Олеся.

Странный дед, сидевший на краю ямы, молча указал пальцем на Тоню и снова оскалился.

Олеся опять достала нож, торопливо начертила круг, впихнула в него дочь и запрыгнула сама. Бородатый человек злобно зашипел, через миг оказался рядом с чертой и закружил вокруг.

— Раздевайся!

— Мама?

— Раздевайся, я сказала! — заорала мать и рывком сняла с дочери платье.

Тоня испуганно заплакала.

— Не бойся доча, не бойся. — Женщина вывернула платье наизнанку и тут же натянула его на ребёнка. Из глаз матери текли слёзы. — Теперь снимай обувь.

Девочка покорно разулась.

— Обувай правую босоножку на левую ногу, и наоборот.

— Зачем?

— Быстрее!

Трусики мама тоже заставила снять, вывернуть и надеть.

В тот же миг дед пропал.

— Мама, он исчез?

— Он здесь, доча, просто ты его не видишь. И он тебя, слава богу, тоже.

Говоря это, Олеся сама раздевалась и выворачивала одежду. Застегнув обувь, посмотрела диким взглядом вокруг и расплакалась. Села на землю и обняла дочь.

Просидели так очень долго. Женщина явно боялась покинуть круг. Тоня ничего не спрашивала — чувствовала, что мама ничего не ответит. Как тогда, на пепелище. Только когда в лесу стало темнеть, они решились выбраться из ямы. И пошли, не разбирая дороги. Меньше, чем через десять минут лес кончился, Тонечка с удивлением увидела ту же дорогу, по которой они пришли в лес.

Тётя Лида нахмурилась, когда поняла, что ни ягод, ни корзины нет. Но увидев, как одеты и обуты родственницы, лишь ахнула и покачала головой. Уже ночью, в сарае на чердаке, когда мама и дочь лежали, обнявшись, Олеся объяснила, что водил их по лесу леший. И что если бы не всплыла в памяти запись из старой тетради, нашли бы мать повешенной на каком-нибудь дереве, а дочку не нашли бы никогда.

Наутро Тоня была допущена к «конспектам».

* * *

— Вот так. Может, и не было ничего — столько лет прошло, могла и перепутать что-то. Детским воспоминаниям не всегда надо верить. Да и мать никогда не напоминала об этой истории. Может, за нами гнался бандит какой, а я по малолетству напридумывала.

Женщина стряхнула с колен несуществующую пыль, замолчала и уставилась куда-то невидящим взглядом. Наверное, в прошлое.

Молчал и Максим — он лишь недавно смирился с существованием вампиров, а тут раз — и новая история. С совершенно другими персонажами. Очень хотелось думать, что маленькая Антонина Николаевна действительно обладала буйной фантазией.

— Спасибо за историю. Как раз что-то такое я хотел рассказать детям. Можно?

— Не говори только, что это про меня.

— Конечно, Антонина Николаевна. — Бондаренко встал. — Ну, я пойду?

— Погодь. — Старуха с оханьем поднялась с кресла и подошла к шкафу. Порылась и достала толстую, в чёрном клеёнчатом переплёте тетрадь.

— Дать не могу. Здесь читай. Есть у меня про нечистую силу кое-что. Не много, но малым может быть интересно.

Макс взял тетрадку, мысленно молясь, чтобы там была нужная информация, потому что выпрашивать остальные записи не хотелось. Сел назад и стал листать порыжевшую от времени бумагу.

Записи были бессистемные. На первой странице подробное описание зверобоя — как узнать, когда собирать, как заготавливать. Как принимать и кому нельзя использовать. На второй — банный заговор от «мужского бессилия». На третьей — краткое описание бабая и способы борьбы с ним, классификация русалок и лекарственные свойства крапивы двудомной.

Взгляд выхватывал заголовки, цеплялся за совсем уж странные, вроде «потравы плода», но Максим не задерживался на тексте, а искал дальше. Записи велись аккуратным, круглым, понятным почерком, правда, строчки тесно прижимались друг к другу — видимо, пишущий старался в тетрадь запихнуть как можно больше информации.

Где-то в середине тетради почерк изменился. Стал более острым, торопливым — в какой-то момент записи стал вести другой человек. А через несколько страниц попалась подчёркнутая фраза: «Защита от упырей, костомахов и прочей нежити».

Биолог немедленно погрузился в чтение.

* * *

Автобус неспешно крался по тёмному шоссе. Шипел, фыркал и дребезжал. Салон был полупустым, все пассажиры — знакомые. Марина кивнула двум восьмиклассницам, с улыбкой помахала дяде Степану и ушла на заднюю площадку.

— Здравствуйте, Ольга Васильевна.

Та, кого на должности директора заменили упырихой, посмотрела поверх очков, улыбнулась и похлопала ладонью по соседнему креслу. Марина умостилась на предложенное место.

— Здравствуй, Сычкова. Куда это ты на ночь глядя?

— Да вот, мама попросила в город съездить, в магазин.

То, что она сама уговорила родителей дать денег и отпустить на пару часов, девушка решила не рассказывать. Из-за последних событий девушка всё время нервничала, поэтому решила хоть немного расслабиться. А шопинг — лучшее для этого средство. Марина хотела побродить по магазинам в толпе незнакомых людей, посмотреть, померить, подивиться ценам. Может, и купить что-нибудь бесполезное, но милое сердцу. Зайти в какое-нибудь маленькое кафе, выпить горячего шоколада. Это в деревне сейчас поздний вечер, а в городе только начинает бурлить жизнь.

— А вы куда едете? — Марину на самом деле совершенно не волновали планы бывшей учительницы, но вежливость предполагала поддержание разговора.

Ольга Васильевна фыркнула и весело ответила:

— Решила молодость вспомнить. Призрака еду ловить.

Марине внезапно стало интересно:

— Это как?

— Подруга позвонила, сказала, что у них женщина странная повадилась приставать к жильцам. Утверждает, что в подъезде привидение живёт, предлагает всем неравнодушным сдать деньги на «чистку». Вот Татьяна и попросила приехать, проверить.

— А вы что? — Марина округлила глаза и шёпотом спросила: — Экстрасенс?

Старушка засмеялась.

— Ты что, деточка, нет, конечно. Я не верю в магию. Просто по молодости увлекалась фольклором, собирала всякие странные истории, и современные, и уходящие корнями в давние времена. Систематизировала, обобщала, классифицировала. Правда, в то время подобный подход никого не интересовал, так что это было вроде как хобби.

Бывшая директриса поправила очки и продолжила:

— Про привидений у меня много информации накопилось. Ещё много лет назад я вычленила общее для всех историй, отбросила совсем уж неправдоподобное, так что безо всякой экстрасенсорики могу определить, живёт у Татьяны в подъезде привидение или нет. — Ольга Васильевна подмигнула. — Естественно, никого там нет. Но если приеду я, с конспектом, и по пунктам, при жильцах, исключу мистику, мошенница уйдёт ни с чем. По крайней мере, мы с подругой на это надеемся.

Сычкова не могла поверить удаче. Вот так, запросто, найти человека, который может помочь — что может быть лучше?

— Ольга Васильевна, а вы только про призраков знаете?

— Не только. Интересуешься?

— Да так… А расскажите что-нибудь, пока едем.

Женщина достала из ридикюля блокнот:

— Вышла на пенсию, много времени появилось, решила довести до ума собранную за всю жизнь коллекцию. Перепечатываю информацию, заношу в компьютер, только до этих записей не добралась ещё. Здесь много забавного.

Ольга Васильевна полистала блокнотик, нашла интересующую страницу и зачитала:

— Следует разделять нежить и нечисть. Нежить — это умерший человек, восставший уже после отделения души. То есть, имеется пустая оболочка, которая начинает чудить либо сама по себе, либо становясь пристанищем для какой-нибудь нехорошей сущности. И нечисть — можно сказать, противоположное понятие. Испорченная душа, которая не может найти покой или переродиться, как полагается. Испортить душу можно по-всякому — поведением самого человека при жизни, порчей, тяжёлой болезнью, какими-то неприятными обстоятельствами.

Автобус остановился, открылись двери. На заднюю площадку ввалилась компания нетрезвых подростков. Громкие, агрессивные. Через миг двое из них стали приставать к восьмиклассницам, которые, покраснев, старались делать вид, что ничего не слышат и не видят. А несколько парней нависли над Ольгой Васильевной и Мариной. Не обращая ни на кого внимания, пьяные детишки стали громко обсуждать каких-то своих знакомых, лузгать семечки и сплёвывать шелуху прямо под ноги пассажирам. Дядя Степан сделал замечание, но в ответ получил поток грязной брани, скукожился и отвернулся к окну.

Ольга Васильевна молчала, лицо её стало жестким и недовольным. Она убрала блокнот в сумку. Один из парней уставился мутным взглядом на Марину.

— О, я тебя знаю. Ты из Красносельской школы. Говорят, ваши девки всем подряд дают?

Марина не ответила. Ей стало страшно, страшнее, чем при просмотре видео с упырём в главной роли.

— Чё молчишь, э? Давай с нами! — При этих словах парень перегнулся через учительницу и схватил девушку за грудь. Его друзья одобрительно заржали. Ольга Васильевна оттолкнула руку нахала.

— Э? Чё руки распускаешь, кошёлка старая?

Женщина ничего не ответила, просто посмотрела молодчику прямо в глаза. Тот в гляделки играть не пожелал, как-то сразу съёжился и побледнел. Марине показалось, что парень даже протрезвел слегка.

— Пацаны, я забыл кое-что на остановке. Эй, водила! Останови, мы выйдем! — Его друзья ничего не поняли. А вот водитель остановил сразу, как только настороженная кондуктор постучала в окошко и повторила прозвучавшую просьбу. Гомоня, пьяная компания вывалилась из автобуса. По салону пронёсся еле слышный общий вздох облегчения.

— А чего это он? — У Марины зуб на зуб не попадал.

— Да ничего. Узнал меня. Я его родителей хорошо знаю, хоть и не учились у нас в школе. Наверное, испугался, что расскажу о его поведении.

— А-а-а, понятно.

Теперь разговор не клеился. Сычкова искала способ вновь поднять тему сверхъестественного, мысленно насылая проклятия на головы помешавших сверстников. Помогла ей сама пенсионерка.

— Как-то плохо всё стало на селе. Раньше столько не пили, тем более, дети. — Женщина покачала головой, потом оживилась: — А ты знаешь, кого народ винит в алкоголизме? Опивня! — Она наставительно подняла палец. — Такой маленький, мерзкий бесёнок со свиным рыльцем, насильно людей спаивает.

— Да, человек в своих бедах всегда старается обвинить других, существ, пусть даже и вымышленных. — Марина решила больше не ходить вокруг да около. — Ольга Васильевна, а у вас есть что-нибудь о вампирах?

— Есть. А тебе зачем? Я надеюсь, ты не вступила в какое-нибудь глупое сообщество?

— Нет, что вы. Просто недавно читала повесть Толстого, про упырей. Там совершенно не то, что в современных книгах и фильмах про вампиров рассказывается. Хочется узнать, где истоки подобных историй, что больше на правду похоже.

Ольга Васильевна сняла очки, достала из кармана пальто носовой платок и стала протирать линзы.

— Вот всегда знала, что не пропадёшь. Такие вдумчивые дети обычно больших высот в жизни добиваются. И мама твоя такая же была, жаль, замуж рано вышла. А тебе советую не спешить — выучись сначала, добейся чего-нибудь, а потом уже семью заводи.

Сычкова смутилась и буркнула:

— Я и не собираюсь пока замуж.

— И молодец. А по твоему вопросу — есть у меня об упырях, и довольно много. И больше тебе скажу — как раз несколько месяцев назад переработала информацию, и перепечатала. Так что если очень надо…

— Очень! Очень интересно, в смысле.

— Так вот. Если надо… — Ольга Васильевна порылась в сумке, достала ручку и записную книжку, — скажи мне свой электронный адрес, я, когда вернусь, всё письмом тебе отправлю.

Марина продиктовала. Ей уже не хотелось ехать в город. Было дикое желание вернуться домой, сесть возле компьютера и ждать письма. Но это было бы глупо — ведь Ольга Васильевна окажется в Красноселье не раньше, чем через несколько часов, значит, е-мейл вышлет ближе к ночи. А то и утром. Если не забудет, конечно.

Глава 12

Максима разбудил телефонный звонок. Спросонья нажал на кнопку отмены, думая, что это будильник. Потом посмотрел на время — до подъёма было ещё полтора часа. Звонил Коваль. Если учесть, что заснуть учитель смог только глубокой ночью, мальчишка был послан далеко и со вкусом, правда, мысленно. Но потом подумалось, что что-нибудь случилось с девочкой, и преподаватель спешно перезвонил.

— Кхе, кхе, Максим Андреевич, я тут приболел немного. Можно, отлежусь дома денёк? Мать в курсе. — Парень говорил дрожащим, слабым голосом, но достаточно громко. Потом шёпотом торопливо добавил: — Максим Андреич, я матери сказал, что заболел. Хочу дома остаться, чтобы в Сети порыться, ну, по нашим делам. — И снова громко и несчастно: — Да, конечно, надо бы к врачу, но сегодня не смогу в район съездить, температура высокая. А на ФАП позвоню, да.

— Слава, ты что там выдумал? Не надо нигде рыться! Я уже отрыл, то есть, нарыл, тьфу! Нашёл информацию, так что дуй в школу, после уроков всё обсудим!

Внезапно кое-какая мысль пробилась сквозь сонливость, и учитель добавил:

— Погоди. Мать работает сегодня?

— Да.

— Ладно, сиди дома, только не уходи никуда.

По собственному опыту зная, что женщинам нужно гораздо больше времени по утрам, чтобы собраться на работу или учёбу, преподаватель решил, что минут через пятнадцать можно звонить Сычковой. Ему этой четверти часа хватило с лихвой, чтобы окончательно проснуться, привести себя в порядок и приготовить завтрак.

Когда он шёл с кофе и бутербродами к себе в комнату, в зал вышла заспанная Семёновна. Бабуля удивлённо пожелала квартиранту доброго утра и спросила, не случилось ли чего — обычно мужчина вставал гораздо позже.

Макс успокоил старушку и закрыл за собой дверь.

Впереди было самое сложное — позвонить начальству и попросить отгул по личным обстоятельствам. За всё время работы в школе Бондаренко отпрашивался лишь один раз, а больничные вообще не брал. Так что директор не должна была сопротивляться. К тому же урок биологии сегодня планировался только в девятом классе, а написанные вчера документы лежали на столе в учительской.

Елизавета Александровна оказалась не очень довольна просьбой. Но не стала спрашивать, что за обстоятельства вынуждают подчинённого пропустить рабочий день — она никогда не была любопытной. Надо, значит, надо. Попросила только переслать по электронной почте план урока.

Бондаренко одним глотком допил кофе и набрал следующий номер.

— Марина? Доброе утро. Не разбудил?

— Здравствуйте. Нет, не разбудили.

— Слушай внимательно. — Максим несколько секунд помолчал, борясь с совестью — то, что он собирался предложить девушке, не одобрялось педагогикой. — Собирайся, как обычно, но в школу тебе не надо ехать. Иди к Вячеславу, он будет дома. Только постарайся, чтобы тебя особо никто не видел.

— А вы?

— Я тоже приеду.

— Вы что-то нашли?

— Вроде того.

— Ой, Максим Андреевич, я не могу!

— Глупости. Один раз прогулять школу можно, это я тебе, как классный руководитель говорю.

— Не в этом дело. — Девушка понизила голос. — Я не одна в школу езжу, а с Глебушкой. Куда я его дену?

Максим задумался. О младшем брате он забыл. Ребёнка посвящать в их тайны точно не стоило.

— Я придумала! У нас математика первая, на урок приду, а минут через пятнадцать мне вроде как плохо станет, отпрошусь домой. — Марина тяжело вздохнула и продолжила: — У меня в последнее время такой жуткий вид, что поверят сразу.

— Тогда и я попозже подъеду, к девяти.

Славе учитель решил не звонить, просто послал сообщение: «Сиди дома, мы с Мариной будем после девяти». Часы показывали только полвосьмого утра, поэтому Макс зашёл в сеть, ответил на несколько писем, почитал комментарии в своём блоге, пролистал новости — просто, чтобы хоть немного отвлечься. На улице стало светлеть — унылый ноябрьский рассвет неохотно приветствовал новый день.

* * *

«Первые годы упырь находится в зоне риска. День он проводит в своей могиле, а ночью выбирается. Поначалу вообще приходит домой, приводя в ужас домочадцев, садится за стол, пытается есть человеческую пищу, но она ему не даёт ощущения сытости. На этом этапе большинство упырей уничтожается окружающими. Как только голод достигает апогея, существо убивает свою первую жертву — животное или человека, и с этого момента его главной целью становится охота на живых. Поскольку душа после смерти покидает тело, вурдалак отличается отсутствием совести, каких-либо привязанностей и прочих эмоций».

— Социопат, короче.

— Славк, не мешай! — Марина возмущённо посмотрела на родственника и продолжила:

«Чем больше крови пьёт тварь, тем сильнее становится, но при этом постепенно теряет сходство с человеком, как внешне, так и внутренне. Через пятьдесят лет вампир избавляется от остатков адекватности, забывает об осторожности, его находят люди либо другие упыри и убивают».

— Не понял. У них своя полиция нравов, что ли?

— Тут ничего такого не написано.

— Ладно, читай дальше.

«Неизвестно, как общаются вампиры между собой. Но если в первые пятьдесят лет кто-то объяснит, как жить дальше, чудовище становится более осторожным. Кровь пьёт достаточно редко, людям на глаза не попадается. Лет через сто упырь получает иммунитет к солнечному свету. Расплата — ярко-красный цвет лица. Такого старого вампира можно вычислить лишь по отвратительному трупному запаху — в остальном они прекрасно маскируются под обычных людей».

Сычкова подняла глаза:

— Тут в скобочках написано — смотри историю про минского вампира-инженера.

— Маруся, давай истории потом читнём? Сейчас это не важно.

— Как скажешь. — Марина снова углубилась в текст.

«Лишь иногда нежить теряет осторожность — когда находит особенную жертву».

Голос девочки дрогнул. Она помолчала, вздохнула и храбро продолжила:

«Критерии отбора непонятны, но ясно одно — вампир довольно долго приходит к выбранному человеку, тянет из него не только кровь, но и жизненную энергию. Жертва постепенно слабеет и в итоге умирает от истощения».

Всё-таки девушка не выдержала. Отшвырнула распечатку, закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Славка сжал кулаки, потом встал, подошёл к Марине, сел рядом на корточки, тронул за колени. Девушка опустила руки и попыталась улыбнуться. Получилось плохо.

— Мань, я тебе обещаю. Лично, сам её убью.

Звонок в дверь не дал Марине ответить. Слава ушёл открывать, но почти сразу вернулся.

— Андреич пришёл. Раздевается. Наконец-то нормально перетрём и добазаримся, что дальше делать.

* * *

Накануне вечером, когда Николаевна на минутку вышла, Макс сфотографировал нужные записи на телефон. Бывшая директриса, чьё увлечение оказалось неожиданным, но таким нужным, ещё вчера прислала Сычковой очень подробное описание вурдалаков. Теперь компания сидела на Славкиной кухне и сравнивала тексты, обсуждала, пыталась выработать какой-нибудь внятный план по избавлению от упырихи. В печке весело трещал огонь, в чашки был налит горячий крепкий чай с малиновым вареньем, на столе в блюдечке лежали крекеры. Тепло, уютно, безопасно. Сейчас история с кровососом казалась дурным сном или порождением чьей-то больной фантазии.

«Это всё какое-то коллективное помешательство. Мы сидим, обсуждаем способы убийства. А если это всё же обычный человек? Просто психически больная женщина». — Максим думал так, всё больше ужасаясь создавшейся ситуации.

Тут Марина подтянула рукав свитера и, не глядя, почесала руку. Как раз в том месте, где налился знатный синяк от «поцелуя». Всякие мысли об обычных маньяках сразу выветрились из головы.

Глава 13

— Что мы имеем? Упырь пьёт человеческую кровь для поддержания собственного существования. Способен контролировать разум людей и животных. Может летать. Похоже на нашу зверушку? — Макс вопросительно посмотрел на учеников.

— Не то слово.

— Ладно, будем считать, что с видом мы определились. Хотя класс, отряд, семейство существа вычислить будет сложно.

Славка захохотал, Марина тоже заулыбалась. Бондаренко добился, чего хотел, напомнив о недавнем домашнем задании по биологии. Дети немного расслабились.

— Теперь дальше. — Макс заглянул в телефон, чтобы кое-что уточнить. — Как появляется вурдалак? Если человек умрёт какой-то жуткой, чаще всего насильственной смертью, и похоронят его не по обряду, то душа покинет тело до того, как это тело поймёт, что мертво. Оно начнёт бродить по земле, пытаясь функционировать, как и раньше.

— Ясно. Значит, нашу Крокодиловну сбила машина, водитель по-тихому спихнул труп в канаву, она там полежала, встала, и пошла на работу? — Коваль громко отхлебнул из чашки.

— Славик, не тупи. Тебе же сказали — тело должны похоронить, то есть, закопать. Если Крокодиловну просто где-то убили и бросили, упырь не получился бы. И ещё. — Марина пошуршала распечаткой. — Крокодиловна очень старый вампир, если верить записям Ольги Васильевны. Забыл? Пятьдесят лет, плюс сто… Она в исполкоме работает! Днём, а не ночью!

— Да понял я, понял, не ори.

— Спокойно, ребята. Вам не кажется, что как именно… — Макс помялся, но так и не смог подобрать подходящий термин, — родился упырь, совершенно неважно? Мы должны решить, что делать.

— Я знаю. Для начала нужно обвешаться серебром. — Слава, наконец, допил чай и забросил в рот пару крекеров.

— Зачем? У Ольги Васильевны написано, что серебро, святая вода и кресты на них не действуют!

— Подожди, Марина. Слава в чём-то прав. У Николаевны информации намного меньше, конечно, но сказано, что серебро спасает человека от вурдалачьего магнетизма. Как я понимаю, имеется в виду этот её гипноз и то, как она тебя к себе призывает.

Марина при этих словах поёжилась.

— А я о чём? Маня, ты вспомни, как она нас допрашивала! Все, буквально все выкладывали то, что она хотела знать. Да ты сама тоже.

— Точно. — Сычкова подозрительно посмотрела на кузена. — Кстати, на тебя ведь вроде не подействовало. Ты тогда бахвалился, что ничего не рассказал. Врал?

— Не-а. Но знаю, в чём затык. Во! — Парень оттянул ворот футболки и вытащил из-под одежды массивную цепочку с кулоном, изображавшим миниатюрную обнажённую женщину в зазывной позе. — На китайском сайте заказывал. Серебро.

Максим взял телефон, открыл органайзер и первым пунктом записал:

«Серебряные украшения».

— У Николаевны есть полноценный обряд. Только он нам вряд ли подойдёт. — Макс вернулся к отрывкам колдовской тетради. — Здесь сказано, что нужно взять вороного коня, пустить по кладбищу, на какой могиле он остановится — там и спит упырь. Вскрыть могилу, вбить осиновые колья в голову, грудь и «причинное место». Перевернуть труп лицом вниз и придать захоронению первозданный вид. Даже если упырь когда-нибудь оживёт вновь, он будет рыть внутрь, а не наружу, и никогда не освободится.

Слава пригорюнился:

— Знать бы, на каком кладбище наша упыриха закопана.

— Может, она вообще в каком-нибудь лесу под берёзкой отсыпается?

— Марина, не переживай, есть ещё способ, правда, более трудоёмкий. Нужно облить упыря отваром специальных трав, тут список есть и рецепт приготовления. В таком состоянии его сдержит даже обычная верёвка, правда, недолго. А пока он, то есть она, будет слаба, берём осиновые колы и втыкаем в места, описанные ранее. Потом существо надо поджечь в месте силы и проследить, чтобы оно сгорело полностью. Пепел развеять по ветру.

— Место силы, ну конечно. Можно подумать, у нас их здесь завались. А если просто швырнуть в тварь канистру с бензином, а потом зажжённую спичку?

— Слава, она очень быстро перемещается. Скорее, ты подожжёшь округу, а не Инессу Геннадьевну.

— Косяк. — Парень почесал кончик носа. — Маня, а у Ольги Васильевны об этом что-нибудь есть в записях?

— Есть. — Марина заправила прядь волос за ухо и зачитала — «В способах борьбы с вампиром лидирует осина. Упоминание этой древесины встречается во всех историях, связанных с данными существами. В одних случаях — заострённые колья, которыми протыкают жизненно-важные органы, в других — осиновые рощи. В некоторых источниках говорится, что осина — дерево-вампир, оно поглощает энергию, и именно тёмную, „нечистую“. Соответственно, упырь не может в таком месте в полной мере воспользоваться своими способностями. Солнечный свет способен помочь, но, судя по всему, только в борьбе с неопытной нежитью. Огонь тоже упоминается в большинстве легенд. Есть специальные травы, в правильных пропорциях действующие так же, как и вышеупомянутое дерево. Вот один из вариантов приготовления подобного зелья».

— Подожди, Марина. Покажи рецепт. — Макс взял в одну руку телефон, в другую лист бумаги, и стал сравнивать.

— Идентичны. Не удивлюсь, если Ольга Васильевна когда-то переписала это именно у Антонины Николаевны. На, читай дальше.

— «Концовки подобных баек и легенд и похожи, и не похожи одновременно. В большинстве историй имеется проточная вода, которая подпитывает живых, осина либо её аналоги, солнечный свет либо огонь. Но вот очерёдность действий, комбинация их и итог обычно разнятся. Невозможно описать какой-то определённый алгоритм. В большинстве историй, записанных мною за последние сорок лет, фигурируют одни и те же места. Можно предположить, что это и есть мифические „места силы“».

— Так. Ольга Васильевна здесь давно живёт. — Слава вскочил и возбуждённо заметался по кухне, подбросил поленьев в печку, закрыл, потом снова открыл форточку. — Значит, может знать тутошние места силы! Как у неё только списочек выпытать?

— Не надо ничего выпытывать. Включи мозг. Вспомни, куда нам в детстве ходить запрещали, бабаем пугали?

Коваль замер:

— Маруся, ты гений! Посидите чутка. — И торопливо выскочил из кухни.

Макс и Марина удивлённо переглянулись.

Бондаренко осторожно спросил:

— Слава всегда был таким импульсивным?

— Не то слово. Однажды в детстве, посмотрев мультик «Остров сокровищ», решил стать пиратом. Неделю таскал у соседки штакетник и вязал плот у речки, тайно, даже мне не сказал. А потом сел на этот плот и поплыл по реке, «к морю». У самого города поймали. Его отец тогда ещё с ними жил, выпорол от души.

Макс рассмеялся:

— Да, Коваль молодец. Ребёнком построить плавсредство, которое не тонет! Я бы и сейчас не смог.

— Максим Андреич, идите сюда!

Учитель и Марина поспешили на голос.

В дальней комнате, которая, судя по беспорядку, являлась его собственной, Славка ждал возле компьютера. Как только учитель и Сычкова зашли, парень ткнул пальцем в монитор и завопил:

— Вот вам всё Приречье — четыре села и окрестности. А вот то самое место!

На экране была развёрнута спутниковая карта. Палец показывал на реку, которая петлёй охватывала четыре деревни, включая Красноселье и Яблоневку.

— Не видите? Сейчас приближу.

Стали видны даже огородные грядки.

— А сейчас?

— Ну, деревья на берегу.

— Это не просто деревья! Это осины! На берегу реки осиновый лесок! Там больше вообще никаких деревьев не растёт! Прикиньте? Холмик такой, небольшой, сверху деревья, и пляж песчаный, очень удобный. Но там никто не купается из местных, только приезжие. И постоянно кто-то тонет по пьяни. Бывало, и вешались люди, прямо на деревьях. В детстве не разрешали туда бегать, говорили, место нехорошее.

— Погоди, — деревянным голосом сказала Марина. — Мне позвонить надо.

Девушка достала телефон и набрала номер. Ответили не сразу.

— Ирка? Привет. Да-да, получше, завтра приду. Я тебе по делу звоню. Помнишь, ты бородавки сводила? Где тебе Николаевна сказала яблоко закопать? Серьёзно? — Девушка сделала большие глаза. Мужчины всё поняли. — Надо. Потом расскажу. Честно расскажу. Всё, Ир, пока, лекарство надо принять.

Убрала телефон в джинсы и улыбнулась:

— Марушкина ритуалом лечилась. Делалось всё в роще.

— Да мы уж поняли. Ты лучше скажи — ритуал помог?

— Слава, сейчас-то какая разница? — Марина покрутила пальцем у виска.

Юноша пожал плечами.

— Интересно просто.

— Помог. Все бородавки за неделю сошли.

Внезапно у Сычковой в кармане запиликало.

— Да? Здравствуйте, Ольга Васильевна.

Вячеслав стал размахивать руками и дёргать кузину за рукав. Марина показала ему кулак.

— Очень интересно, с удовольствием почитала. Я бы на вашем месте завела блог и там выкладывала всё самое интересное. Думаю, читателей была бы уйма.

Что ответила пенсионерка, парни не слышали, а Марина весело засмеялась:

— Конечно, я понимаю. Но вы сами всегда говорили, что учиться никогда не поздно. Да, спасибо большое, было очень познавательно. Если хотите, я как-нибудь приду, помогу разобраться с социальными сетями. До свидания.

Зашипевший Славка со всей дури пнул подругу по ноге. Та лягнула его в ответ, торопливо крикнув в трубку:

— Ольга Васильевна, подождите! Забыла совсем! Хотела спросить — а что за «места силы» такие?

Потирая ушибленное место и с упрёком глядя на Коваля, девушка опустилась на кровать.

— Ага, угу… Ясно. Понятно. Да вы что? Прямо здесь? А где? — Схватив со стола ручку, Марина стала писать на обоях. Слава снова хотел её треснуть, но Макс остановил порыв. Парень обиженно засопел.

— Очень познавательно. Так жалко, что вы со школы ушли! Да, я понимаю, конечно. До свидания.

Девушка убрала телефон, торжествующе посмотрела на сообщников и ткнула пальцем в стену:

— Перекрёсток возле старого кладбища. Центр Подзелёнок, возле колодца. Старые панские конюшни и заброшенный яблоневый сад. И, внимание, осиновая роща!

— Я рад. Только как мамке твои художества объяснить? Мы год назад ремонт сделали, меня убьют!

Марина только отмахнулась:

— Постером завесишь.

— Ладно. Предлагаю вернуться на кухню и закончить разговор там. — У Максима в голове уже сложился достаточно чёткий план действий. Оставалось обсудить его с ребятами и разобраться с некоторыми деталями.

До воскресной ночи оставалось всего ничего.

Глава 14

Субботним утром поднялся сильный ветер, который за несколько часов высушил землю, очистил небо и прогнал туман. Ближе к вечеру впервые за последний месяц почувствовалось дыхание подступающей зимы — температура упала сразу на пять градусов.

Славка в который раз мысленно обругал себя за то, что не взял перчатки — в руках парень держал пластиковую литровую бутылку с зельем, и пальцы уже порядком замёрзли. Ещё утром Коваль пробил отверстие в пробке — получилось самодельное устройство, отдалённо напоминавшее водяной пистолет.

Они с биологом сидели в засаде во дворе заброшенного дома, в котором Максим Андреевич застукал упыриху. Марину, хоть та и сопротивлялась, заставили обвешаться серебряными цепочками, кольцами и оставили дома — девчонка и так натерпелась, не стоило ей ещё и в сверхъестественную драку ввязываться.

Около одиннадцати вечера Вячеслав и учитель пробрались на старый двор и заняли позиции справа и слева от калитки. Заранее приготовленной из чеснока кашицей обмазали одежду и лица. Бондаренко для верности пожевал несколько зубчиков, заставил то же сделать и ученика. Судя по прочитанным старушкиным инструкциям, аромат чеснока перебивал человеческий запах — был шанс, что Инесса Геннадьевна просто не учует их под таким стойким амбре.

Парень посмотрел на соратника — преподаватель подмигнул и переступил с ноги на ногу. Ждали они уже больше часа.

— А если эта выдра не явится?

— Явится, никуда не денется. Марина утверждала, что встречи с вампиршей проходили только здесь, по крайней мере, те, что она хоть немного помнит.

В руках Максим Андреевич держал такую же бутылку. Глядя на перчатки, Слава завистливо засопел.

— Замёрз?

— Да не, всё нормуль. — Славка шмыгнул носом. — Как думаете, чаёк наш сработает?

— Не знаю, Слава, не знаю. Будем надеяться.

Зелье Максим Андреевич варил лично. Большую часть ингредиентов приобрёл в аптеке, но некоторые травы пришлось покупать у Николаевны. Та ничего не спрашивала, только предупредила, что белена достаточно опасное растение, и что стоит соблюдать осторожность при её использовании.

Славка же сходил с ножовкой в ту самую осиновую рощу на берегу реки, нарезал толстых сучьев, потом устроился в сарае и вытесал колышки. Когда Бондаренко увидел количество «оружия», которое притащил ученик, то смог лишь выдавить:

— Молодец, конечно, постарался. Но зачем столько-то?

— Как зачем? На всякий пожарный!

Колышки рассовали по карманам курток, да штук десять осталось лежать в рюкзаке, вместе с крепкой верёвкой и запасным литром снадобья.

— А зелье сил её лишит, или сознание заставит потерять?

— Тише ты, Коваль! Не услышим из-за тебя ничего!

— Молчу, молчу. — Слава поёжился и посмотрел на небо.

Полная луна презрительно глядела на будущее поле боя, удобно устроившись в партере — над крышей старой, покосившейся хаты. Её света и деревенского фонаря дальше по улице вполне хватало, чтобы рассмотреть детали обстановки. Оставалось дождаться врага.

Слава никогда не отличался терпением, а последние полтора часа были для него просто пыткой. Когда он уже решил предложить наставнику перенести охоту на другую ночь, послышался звук мотора. Максим Андреевич приложил палец к губам и повернулся лицом к калитке.

Машина подкатила к забору и остановилась. Мотор заглох. Мягко хлопнула дверца, раздались торопливые, еле слышные шаги. Макс удобней перехватил бутылку.

Слава сразу забыл о замёрзших пальцах. Адреналин ударил в голову, тело стало напоминать пружину. Никакого страха, только азарт.

Шаги внезапно стихли. Несколько секунд ничего не происходило. Потом что-то промелькнуло над тыном. Парни резко обернулись.

— Привет, личинки. Всё-таки нельзя было так долго тянуть с малышкой. Вот я и попалась! — Последнее слово Крокодиловна произнесла певуче, с улыбкой. На месте глаз запылало ярко-красное пламя — Если зимой пахнет чесноком, только дурак не поймёт, что рядом человечки прячутся!

— Здрасьте, Инесса Геннадьевна, — брякнул Славка и нажал на корпус бутылки.

Тоненькая струйка антиупыриного отвара брызнула Инессе прямо в лицо. Вампирша зашипела и отшатнулась.

Максим Андреевич с яростным воплем метнулся к чудовищу, сжимая бутылку обеими руками. Упыриха попыталась взлететь, но получился лишь невысокий прыжок.

— Думаете, вы первые, кто решил на меня поохотиться? — Голос стал хриплым, низким, неприятным. Утирая лицо рукавом, упыриха, скрючившись, пятилась от парней. Те по широкому кругу обходили Крокодиловну с разных сторон.

— Ваши травки, как и святая вода, практически не действуют. Просто те, кто об этом знают, уже не могут рассказать. — С этими словами красноглазая тварь выпрямилась и с лёгким хлопком исчезла.

— Где? Где она? — Макс стал вертеться, ища глазами врага.

— Максим Андреич! Она сбежала!

— Не дождёшься. — Внезапно материализовавшись совсем рядом, всклокоченное существо в дорогом пальто схватило наставника за грудки и швырнуло его с нечеловеческой силой. Мужчина пролетел через весь двор, врезался спиной в полуразрушенный сарай, свалился на землю и затих.

— Максим Андреи-и-ич! — Заорал Славка. Ему наконец-то стало страшно.

Что бы ни говорила Крокодиловна, зелье сделало своё дело. Упыриха больше не растворялась в воздухе, летать не пыталась и бегала за парнем совсем по-человечески, хоть и очень быстро. Даже запыхалась немного. А Славка, наяривая круги вокруг дома, сарая и полуразвалившейся бани, лихорадочно соображал, что же делать дальше. В бутылке отвара почти не осталось, поэтому Коваль отбросил ставший ненужным предмет, на бегу вытащил из кармана осиновый кол.

Секунды, которую парень потерял, пока возился с карманом, оказалось достаточно. Инесса Геннадьевна настигла его одним прыжком и повалила на землю. Коваля обдало резкой, насыщенной вонью разлагающегося тела — упыриха сегодня не позаботилась о парфюме.

— Отдай, мальчик! — Прошипело создание, вырвало колышек из руки и отбросило подальше.

* * *

Оксана и Виктор давно спали, по традиции выпив пива. В соседней кровати похрапывал Глебушка — Марина отвлечённо подумала, что родители зря отказались удалять брату увеличенные миндалины. Но затем мысли вновь вернулись к Славе и учителю.

Сказать, что Сычкова волновалась — это значит, не сказать ничего. Она сидела за компьютером, бессмысленно уставившись на десктоп. Ложиться спать даже не собиралась, пока не позвонит Слава.

Бред в её жизнь пришёл совершенно неожиданно. Девушка всегда отличалась трезвым рассудком и насмешливым отношением ко всему мистическому. Но за последнюю неделю пришлось поменять взгляды.

Страх за себя давно прошёл благодаря классному руководителю и другу-родственнику. Сейчас она переживала только за них. Но какая-то первобытная женская уверенность, что мужчины могут справиться с любой проблемой, немного успокаивала.

И, как оказалось, зря.

«Да-да, сиди, расслабляйся. Жди. Осталось недолго, всего несколько минут. Следующие — ты и твои мерзкие родственнички!»

Марину словно обдало ледяной водой. Сначала пришло удивление — как упыриха смогла залезть в голову, если на шее, в ушах и на пальцах серебряные украшения. Потом — почему голос упырихи — это не голос Крокодиловны, а чей-то другой, знакомый, но непонятно, чей именно.

И только спустя миг до девушки дошёл смысл сказанного.

Выскочила из комнаты. Пронеслась мимо спящих родителей, не думая о том, что может разбудить. Сени. В темноте сунула ноги в первые попавшиеся резиновые сапоги, схватила что-то тёплое с крючка у двери — мамина телогрейка. Двор. Трясущимися руками не сразу открыла щеколду на калитке.

Сапоги шлёпали и норовили соскочить с ног, значит, папины. Не обращая внимания на такую мелочь, девушка бежала по деревне. Сердце билось где-то на уровне челюсти.

Вот и нужная калитка. Рядом стояла машина. Звуки возни, стон были слышны из-за забора. Марину захлестнул ужас: «Только бы успеть!»

Не думая о последствиях, Сычкова рывком открыла гнилую дверь. Перед ней развернулась страшная картина — у сарая без движения лежал Максим Андреевич, а в паре метров от него барахтался Вячеслав, прижатый к земле той, что являлась к девушке и во сне, и наяву.

Марина, не издав ни звука, подлетела к упырихе, прыгнула ей на спину и вцепилась в волосы. Крокодиловна зашипела и попыталась спихнуть помеху, но Марина не сдавалась. Славка воспользовался этим и двинул кулаком твари в нос. Крокодиловна не ожидала такого поворота и на долю секунды замешкалась. Этого оказалось достаточно, чтобы парень смог спихнуть её с себя и откатиться.

Теперь вокруг построек носились трое, как яркая иллюстрация к поговорке про погоню за двумя зайцами. Но, видимо, зелье успело испариться, потому что Крокодиловна стала двигаться быстрей, в отличие от ребят, которые уже смертельно устали. Когда упырихе удалось подпрыгнуть и взлететь на несколько метров, раздался нечеловеческий торжествующий рёв. Марина от неожиданности споткнулась и растянулась рядом со слабо шевелящимся учителем.

— Маня! Берегись! — Коваль, забыв о себе, понёсся наперерез чудовищу, уже видя, что не успевает.

Она схватила девчонку за воротник телогрейки, подняла, как котёнка, и тряхнула. Марина завизжала и задрыгала ногами, пытаясь попасть по упырихе. А та резко повернула голову, глянула красными глазищами на Славу, и его словно огромным тараном отшвырнуло назад. Парень сознание не потерял, только возмущённо охнули рёбра при падении, да тело на несколько секунд забыло, что нужно дышать.

Неизвестно, каким был бы итог всего этого, но в тот самый момент, когда Крокодиловна отвлеклась на школьника, Макс, который пару секунд назад пришёл в себя и не сразу вспомнил, где находится, извернулся и ударил нежить осиновым колом. Туда, куда смог достать — прямо над голенищем сапога, под колено.

Колышек вошёл совсем неглубоко, сантиметра на два, но упыриха беззвучно рухнула. Осиновый кол чуть не выпал из раны, но Максим вовремя перехватил орудие и вогнал его глубже.

Деревяшка в плоть входить не желала, Бондаренко встал на колени и двумя руками стал вкручивать кол в тело вампира. Что-то хрустнуло, и орудие резко прошило ногу насквозь. Крови не было. На острие лишь поблёскивала какая-то мерзкая бурая слизь.

Марина села на пожухлую траву и истерически захохотала. К ней, шатаясь, подошёл Коваль, наклонился и со всей дури залепил пощёчину.

Девчонка ахнула, схватилась за щёку и ошарашено уставилась на Славу. В глазах появился проблеск разума.

— Максим Андреич, круто, что вы живы! Как вы её, а? — Славка со злостью пнул неподвижно лежащую тварь.

— Слава, не надо. Ни к чему нужное насилие. Она сейчас, по идее, всё видит и всё слышит. Просто парализована. Ну, мне так кажется.

Бондаренко со стоном поднялся. Голова нещадно болела, каждый вдох отдавался резкой болью.

«Ребро сломал, наверное». Вслух же учитель сказал совсем другое:

— Несите, ребята, верёвку. Мы так нашумели — как бы соседи милицию не вызвали. Будем действовать по плану.

Глава 15

Глаза больше не светились красным — только где-то в глубине зрачков остались алые сполохи. Нежить была мягкой, податливой, безумно холодной. Связали неумело, но крепко. Сычкова дрожащими руками обыскала пленницу, нашла в карманах билет на самолёт до Москвы, документы на имя какой-то двадцатипятилетней Ирины Корбут и странное кольцо густо-фиолетового цвета.

Перстень был таким горячим, что Марина не удержала его в руке и уронила в траву.

— Не надо никаких цацок здесь оставлять. Ещё найдёт кто-нибудь. — С этими словами Слава поднял украшение и сунул в карман.

— Тебе не горячо? — Сычкова удивлённо посмотрела на кузена.

Тот пожал плечами.

— Нет, кольцо как кольцо. Холодное.

— Как думаешь, почему оно светится?

— В смысле? — Слава достал перстень и стал вертеть его перед глазами.

— Да ты же сам видишь — как будто сердце бьётся.

Парень пожал плечами и опять спрятал колечко.

— Какое сердце, не трынди. Обычная бесцветная стекляшка.

— Ребята, хватит. Помогите лучше. — Максим, пыхтя, тащил парализованное тело.

Марина открыла калитку и выглянула. Людей на улице не было, вот только в доме напротив грохотала музыка и горел свет.

— Осторожно, Вакулины опять гудят.

— Так это хорошо, значит, никто из соседей наши крики не слышал! — Слава дёрнул дверцу багажника. Та с лёгким щелчком поддалась. Задумчиво глядя на чемоданы и дорожные сумки, парень добавил: — Девушка собиралась валить.

— Так, перетаскивай всё в салон. — Макс опустил упыриху на землю, облокотился на капот и попытался отдышаться, не обращая внимания на боли в груди. — Вячеслав, помоги.

— Да без вопросов, Андреич! — Коваль легко подхватил нежить и безо всяких сантиментов, грубо, словно мешок с картошкой, запихнул в багажник.

— Садитесь. — Учитель сел на водительское сиденье и завёл мотор. До осиновой рощи по полям ехать было всего ничего.

* * *

На берегу реки ветер совсем распоясался — раскачивал деревья, гнал по чёрной воде волны. В небе вновь появились тучи.

Машина мягко прошуршала шинами и остановилась рядом с рощей. Слава выскочил из салона и в первую очередь проверил пленницу. Та лежала всё так же неподвижно, тараща глаза.

— Слава, держи. Будешь чертить. — Бондаренко протянул обычный кухонный нож и схему, нарисованную на листочке в клеточку.

Схему нашла Марина. Ольга Васильевна, воодушевлённая «интересом» школьницы к мифологии родного края, прислала ей ещё кое-какие наработки. Девочка просмотрела письмо по диагонали — ей совершенно не хотелось забивать голову всякими сверхъестественными тварями, учитывая, что все они могли оказаться существующими на самом деле.

Но вот рисунок, подписанный как «Полесский защитный круг», привлёк внимание. В скобочках объяснялось, что предки использовали его для защиты от всякого лиха. Если нечисть оказывалась в круге, то она не могла выйти. Если внутри круга находился человек, то, соответственно, тварь не могла в него зайти.

Марине очень хотелось пообщаться с Инессой Геннадьевной. Но только тогда, когда и она, и друзья будут в безопасности. А как это устроить, если нужно убрать осиновый кол? С парализованной особо не поговоришь. «Полесская защита» — хороший выход.

Бондаренко поначалу был категорически против такого риска. Но девушка оказалась настойчива — она объяснила, что не сможет спокойно жить, не узнав, почему такое произошло именно с ней. К психологу с подобной проблемой не пойдёшь — так и у психиатра можно оказаться, а вот выяснить у виновницы как, зачем и почему — стоит. После фразы «психологическая травма на всю жизнь» преподаватель сдался.

Нашли хорошее место — четыре молодые осинки росли совсем недалеко друг от друга, между ними располагалась достаточно ровная площадка. Трава здесь практически отсутствовала, поэтому чертить было удобно. Макс развернул машину так, чтобы фары освещали нужное место, вытащил упыриху из багажника и уложил на землю между осинами. Слава стал рисовать круг, поминутно сверяясь с чертежом. Рисунок был двойной — снаружи просто кольцо, а внутри что-то, здорово напоминавшее орнаменты на старых рушниках.

В итоге Инесса Геннадьевна оказалась в самом центре. Слава придирчиво рассматривал свою работу. Марина достала из машины канистру бензина, подошла и стала рядом.

— Ну, готовы? — Макс сосредоточенно рассматривал пленницу. Ребята кивнули. Моментом прониклись все.

— Если что вдруг… В общем, я это… Мамке передайте, что Петя её мудак, пусть не смеет замуж за него выходить.

— Спокойно, Вячеслав. Сам ей завтра скажешь. — С этими словами Максим наклонился и резко выдернул осиновый кол.

Упыриха взметнулась над землёй и прыгнула на учителя. Вернее, попыталась — круг держал крепко. Марина ахнула и схватила Славу за руку.

— Отпустите, и я убью вас быстро. — Существо больше не притворялось живым, и голос потерял человеческие эмоции.

Марина сделала шаг вперёд и звонко выкрикнула вопрос:

— Почему ты мучила меня?

Тварь не ответила, только оскалилась и вновь попыталась прорваться сквозь круг.

— Отвечай. — Максим направил на Крокодиловну бутылку с зельем.

— Кто вас надоумил? Я же вижу, что вы даже не знаете, что делаете. — Упыриха вдруг села на корточки и попыталась дотронуться до внутреннего узора, но с тихим шипением отдёрнула руку. Глаза потухли, из них ушла ярость. Создание как-то обречённо посмотрело на друзей.

— Отвечай на вопрос.

— Что ты хочешь услышать, личинка? Какие-нибудь откровения? Все вы — просто пища для высших существ. Для меня и для того, что наблюдает за нами, тоже.

Все стали оглядываться, но в роще никого больше не было.

— Ты про Бога, что ли? — Слава продолжил вертеть головой.

Тварь мелко-мелко и противно захихикала. А потом вдруг завыла, вскочила, стала биться о невидимую преграду и кричать, глядя почему-то в сторону:

— Отпусти, отпусти! Буду вечно тебе служить! Не убивай!

Друзья ошарашено разглядывали пленницу.

— Кому это она?

— Тебе, наверное, Мань. Или Максиму Андреичу — он же её поймал.

Крокодиловна зашипела, завизжала, стала носиться по своей невидимой клетке. Над кругом стали появляться белые сполохи. Три зрителя заворожено наблюдали за метаниями, позабыв, зачем здесь собрались. Представление закончилось неожиданно — упыриха остановилась, с ненавистью посмотрела на Марину и сказала:

— Не нужно было тянуть. Надо было сожрать тебя ещё пару недель назад. — После этих слов тварь открыла рот и высунула язык.

На глазах язык стал вытягиваться, твердеть и заостряться. Уже через несколько секунд изо рта существа торчало что-то, напоминавшее гигантское острое жало.

Марина не выдержала такого зрелища, плеснула бензином на существо, чиркнула спичкой и бросила её вслед. Спичка потухла в полёте. Девочка дрожащими руками попыталась зажечь новую, но лишь уронила коробок и всё рассыпала.

Макс словно очнулся. Стараясь не смотреть в глаза нежити, мужчина достал из кармана зажигалку и подошёл поближе.

Тело, которое было давным-давно мертво, вспыхнуло, словно сухая ветка. Через минуту всё было кончено. Кучка золы — вот всё, что осталось от страшного существа. Ветер подхватил и закружил пепел.

Марина всхлипнула и рухнула на колени. Потом закрыла лицо руками и заплакала.

— Марина, не плачь, теперь всё будет хорошо. — Учитель сел рядом, обнял девушку за плечи. Та заплакала ещё сильней.

— Не, Максим Андреич, пусть поплачет. Мать говорит, со слезами вся боль выходит.

Слава покинул рощу, прошёлся по пляжу, остановился у воды. Пошарил трясущимися руками в карманах, достал вампирский перстень и бросил его как можно дальше в реку. Тот пошёл на дно.

* * *

В машине никто не произнёс ни слова. Первой высадили Сычкову. Слава довёл её до двери дома, убедился, что всё хорошо, вернулся и плюхнулся на переднее сиденье.

— Куда теперь?

— Ты домой, а я избавлюсь от машины.

— Угу. — Слава замолчал. Когда автомобиль остановился возле его калитки, парень повернулся к учителю:

— Максим Андреич! Вы зэ бэст. Спасибо за Маню, и вообще…

— Топай. — Макса отпустило. Искренняя благодарность парня дала понять, что он всё сделал правильно.

— Ага. Ну, до понедельника?

— Иди уже.

Машину Макс загнал на городскую окраину. Оставил ключи в зажигании, будучи уверенным, что уже к вечеру следующего дня «Тойоту» разберут на запчасти, а вещи из чемоданов растащат маргиналы. Решил, что сегодня можно шикануть, вызвал такси и с ветерком доехал до дома.

Перед сном хотел снять серебряную цепочку, но передумал. В голове долго крутились события нынешней ночи. С мыслью, что больше никогда не решится на подобное приключение, биолог заснул.

* * *

Она шла к этому несколько десятков лет. Пришлось помучиться, но итог оказался просто блестящим. Стараясь дышать глубже, чтобы унять старое сердце, остановилась у круга.

Он был идеален. Руны, начертанные рукой мальчика, ярко горели, а внутри зияла дыра. Обычный человек не увидел бы ничего необычного — земля как земля. Но на самом деле здесь Сила хлестала так, что старуха не удержалась и зачерпнула как можно больше.

Это было ошибкой — дряблое тело чуть не погибло от нагрузки. Женщина торопливо выплеснула всё назад. Не стоит спешить. Надо завершить ритуал.

Много лет она собирала ингредиенты. Хвост оборотня, зубы лешего, цветы папоротника были самыми доступными. Долгие годы наблюдала, интриговала, выискивала, сводила линии чужих судеб в нужную лишь ей точку. Последний рывок, убийство нежити в нужном месте нужным способом, казался недостижимым. Но всё получилось.

Проход, который сами того не зная, открыли детишки, был временным и нестабильным. Но, если всё сделать правильно, на его месте появится маленький постоянный прокол. И она наконец-то получит то, о чём так долго мечтала.

Осталось всего ничего. Старуха развязала полиэтиленовый пакетик, подошла к зияющей дыре и высыпала содержимое. Чёрное отверстие захлопнулось, словно какая-то чудовищная пасть. Послышались чавкающие звуки.

Несколько долгих минут ничего не происходило. Женщина вдруг подумала, что где-то ошиблась, и паника стала заполнять душу. Но земля завибрировала, и «пасть» снова открылась. Теперь энергия, проникающая в наш мир, была чистая, ровная, правильная. Её сдерживало наружное кольцо, нарисованное парнем. Женщина собиралась его укрепить, усилить, чтобы кому-нибудь другому не досталось ни капли.

Старуха удовлетворённо вздохнула. Не терпелось закончить, но что значат несколько дней по сравнению с десятилетиями ожидания. Оставалось привести сюда девчонку.

Часть 2

Глава 16

Хронический мелкий дождь, плюсовая температура и унылое серое небо из ноября нагло переползли в декабрь. Впрочем, подобное наблюдалось не первый год. Зимы стали на редкость мягкими, снег выпадал редко и лежал недолго. Многие находили прелесть в такой погоде — не надо запасаться шубами и толстыми шарфами.

«Как хорошо, когда тепло!» — писали на форумах любители европейской зимы.

«Зима должна быть зимней. Грязь не может заменить снег», — возражали поклонники морозов.

«Мы разоримся на отоплении! Низкая температура ударит по кошелькам!» — подключались к спору люди с экономической жилкой, а знатоки плодородия угрюмо заявляли: «Озимые пострадают. На полях должен лежать снег. Да и от садовых деревьев после такой зимы не стоит ждать урожай».

Васёк понятия не имел, что творится на форумах. И в интернете не бывал. Честно говоря, у него даже компьютера не было.

Это не значит, что Василий Фокин, известный в деревне под прозвищем «Лупатый», не интересовался новостями. Мужчина на каждое мировое событие имел своё мнение, которым с удовольствием делился во время дружеских посиделок.

Но вот сегодня ему было плевать абсолютно на всё, кроме собственного самочувствия. Васе было плохо. Накануне он спрятал на печке бутылку водки, чтобы утречком подлечиться. А сегодня, кроме старых тряпок и вязанки чеснока, ничего на печи не нашёл.

Васёк не помнил, доставал он вчера беленькую из заначки или нет. Гостей, собравшихся, чтобы отметить католическое рождество, а по сути, просто гульнуть, было много, сидели хорошо, мог и забыть про такую важную вещь, как опохмел. Деньги все были истрачены, и сейчас Лупатый искал способы решения проблемы.

Поначалу Фокин ткнулся в сельпо. Светка, продавщица, в долг продать не захотела.

— Васька, иди отселя! — Она вытащила тетрадку из-под прилавка, раскрыла на нужной странице и подчеркнула рукописную строчку ногтем с облупленным красным лаком. — Глянь, сколько ты магазину уже должо́н!

Вася стоял, опустив глаза, и слушал. Каждое слово вбивало гвоздь в гроб его надежды. А Светка сложила на необъятной груди руки и вкрадчиво продолжила:

— Я за тебя из своего кошелька заложила. Конец года, проверки, сам знаешь. Пока долг не отдашь, не появляйся даже!

— Лупатый поднял на женщину белёсые, по-детски огромные глаза, и робко сказал:

— Да мне полечиться только…

— Иди, корвалолу выпей, больной, блин. Вас таких полдеревни ко мне, как в аптеку ходят. — Света шумно захлопнула тетрадь, дав понять, что разговор окончен.

В магазин под звучным названием «Красносельский» Вася даже заходить не стал. Там из спиртного имелся только кефир — у владельца не было лицензии на продажу алкоголя. А в кафе принципиально не обслуживали в долг, поэтому Лупатый сразу побрёл к бабе Кате. Ей всегда нужна была помощь по-хозяйству.

Баба Катя жалела деревенского бобыля, поэтому никогда не отказывала в деньгах. Только их сначала нужно было заработать — почистить хлев, нарубить дров или вскопать грядки.

— Васечка, так мне не надо ничего, мне ж квартирант, учитель, помогает. — Виновато развела руками Екатерина Семёновна на вопрос, есть ли работа.

Фокин расстроился. Это же надо — забыть про городского хмыря! Вот что значит, не похмелиться. Совсем голова не работает.

Оставался последний шанс, магазин «Три поросёнка». Правда, там продавали только пиво, которое Васёк не любил. Но, как говорится, на безрыбье и рак — рыба.

Как и в сельпо, продавщица поначалу отказалась дать пиво в долг. Но здешняя работница была юной и неопытной, и потратив немного усилий, получилось надавить на жалость. В итоге Васе поручили повесить новогодние гирлянды под потолком.

Работа шла со скрипом — болела голова, всё тело тряслось мелким бесом и при малейшей нагрузке покрывалось липким холодным потом. Но Лупатый всё сделал на пять с плюсом и получил вожделенную литровку «Лидского».

Сев на лавке рядом с магазином, Василий одним махом осушил треть бутылки. Закрыл глаза и прислушался к себе. Сначала, как и всякое лекарство, пиво показалось мерзким и противным. Но уже через несколько минут тело ощутило блаженство. Тошнота прекратилась, руки перестали дрожать. Вася рискнул и открыл глаза.

Мир заиграл яркими красками.

Когда пиво кончилось, Лупатый увидел, как по улице спешит один из вчерашних собутыльников. Мужик воровато оглядывался и прятал что-то за пазухой.

— Здорово, Антоха! — Благодушно помахал рукой Васёк.

Антоха на приветствие не ответил, а ускорил шаг.

— Чё за дела… — протянул Фокин.

Ему стало интересно. Поэтому он поднялся и торопливо двинулся за другом.

Антон Костенко шёл, всё время оглядываясь. Поняв, что за ним следят, поморщился, но потом приглашающе махнул рукой Лупатому.

— Быстрей давай! — Прошипел Костенко, когда Василий с ним поравнялся.

— От Томки шифруешься?

Антоха кивнул, не замедляя шаг.

— Есть чё?

— Тихо ты!

— Ну?

— Есть. — Нехотя признался Антон, стащивший кошелёк у жены.

Васёк вдруг понял, что это утро не такое уж плохое. Главное, уговорить приятеля поделиться.

— Да ты молоток! Куда пойдём?

Антоха понял, что Лупатый не отвяжется. Хотел послать, но потом вспомнил, за чьи деньги гуляли вчера, и устыдился.

— Давай в рощу у реки, там редко кто шастает.

* * *

Холодный ветер теребил края газеты, пытался пробраться под одежду. Василий и Антон сидели на поваленном стволе дерева и говорили «за жизнь». Перед ними, на разложенной на земле газетке, стояла початая бутылка водки. Рядом с ней лежали колбасная нарезка и чёрный хлеб. Пластиковый стаканчик был лишь один, но кого интересуют подобные мелочи при беседе с хорошим человеком?

От берега не отходили далеко, так что сквозь деревья прекрасно была видна река — чёрная, угрюмая, молча куда-то спешащая. Именно река сейчас была предметом разговора двух не совсем трезвых сельчан.

— Антоха, да ты посмотри! Разве ж это нормально? Новый Год скоро!

— А что ты хотел? Сегодня передавали плюс семь плюс десять. Откуда льду взяться?

— Я и говорю — хреновые стали зимы. Скоро вообще бананы в колхозе будут выращивать.

— При чём тут бананы?

Васёк наставительно поднял палец и важно сказал:

— Глобальное потепление, брат. Зима не зима, и лето не лето.

— Да чем тебе лето не угодило?

— Это не наше лето! Жара, как в Африке, дождь раза три был! Грибы собирал?

— Собирал, конечно.

— И как, много насобирал? — Воинственно спросил Фокин.

Антоха почесал затылок и нехотя признал:

— Ну… да. Не уродились грибочки сёлета.

— Бабы на огородах дыни стали выращивать. Ты понимаешь? Дыни! Без теплиц!

— Прав ты, прав, конечно. — Костенко посмотрел на реку и вздохнул: — Я уже лет пять подлёдным ловом не занимался.

— Эх, Антоха! — Вася так расчувствовался, что слёзы потекли из глаз. — Что в мире делается? Где порядок?

Костенко грустно покачал головой, налил и протянул стаканчик Лупатому. Тот хукнул, профессиональным движением влил в себя водку, понюхал хлеб, закинул в рот кружочек колбасы и продолжил:

— То ли дело раньше. Ещё моя мамка покойная рассказывала — снег, как выпадет в конце ноября, так и лежит до весны. Морозы были такие, что в хатах стены трещали!

— Да-а-а. — Антон выпил свою порцию, внезапно стукнул по стволу дерева кулаком, и рявкнул: — Развалили страну, гады!

Фокин покосился на собутыльника и немного отодвинулся:

— Братан, да ты совсем в зюзю уже! Учись у меня — литр пива, беленькой грамм стописсят, и как огурец!

— Сам ты в зюзю. Ик! — Антон пьяно покачал головой. — Просто… ик! Потепление это, глобальное — от… ик… человеческой деятельности!

— Ну, так и говори про весь мир. Чё на страну-то гнать. Может, это вообще пятая колонна климатическое оружие на нас испытывает!

Молча выпили, раздумывая, как защитить государство от внешних угроз. Решив, что пусть об этом беспокоится правительство, сменили тему.

— Вот ты говоришь, я в зюзю. А ведь это неправильно. Зюзя до водки никаким боком. Раньше так Деда Мороза называли.

— Не гони. — Васёк даже рассмеялся.

— Отвечаю. Младшему в школе рассказывали.

— Да? Тогда… — Лупатый встал, и во всё горло крикнул: — Где ты, Зюзя? Хреново работаешь! Куда зиму заныкал, дед?

— Вот вы где, алконавты! Козлы пьяные! Нажрались, теперь вам Зюзь подавай? А Люсь, или Мань, не надо?

— Томочка, ик?! Как ты нас нашла?

— Я те скажу, как. Щас так скажу, мало не покажется! А ну, домой!

Тамара подскочила к мужу и замахнулась рукой, в которой сжимала жестяное ведро. Женщина она была крупная, высокая, а сейчас, в гневе, ещё и страшная — вязаная шапочка сбилась на бок, полы телогрейки развевались на ветру, глаза пылали праведным гневом.

Антон, в очередной раз икнув, вскочил и припустил в сторону деревни, петляя среди деревьев, как заяц. Тамара поправила шапку, бросила полный ненависти взгляд на Василия и сквозь зубы выдавила:

— А тебе, задохлик, если будешь ошиваться рядом с нашей хатой, ноги повыдёргиваю. — Не дожидаясь ответа, Тамара, бренча ведром, помчалась за мужем.

В который раз за долгую жизнь Василий порадовался, что так ни разу и не сходил под венец. Семейная пара, бегущая по грязной тропинке к деревне, выглядела не слишком счастливой. Васёк хмыкнул и ласково посмотрел на бутылку — в ней оставалось ещё грамм двести.

Присел на поваленную осину, взял в руки стаканчик. Антоха жадничал и под предлогом выпитого пива наливал собутыльнику меньше, чем себе. Теперь Васёк мог в одиночестве спокойно всё допить.

— М-да, совсем без меня плохо стало. Непорядок.

Фокин вскочил и завертел головой. Делать, конечно, этого не стоило, потому что роща радостно закружилась, а земля под ногами заплясала. Кое-как сфокусировавшись, совсем рядом увидел человека. Четыре осины образовывали квадрат, незнакомец стоял как раз в центре. Внешность у него была примечательная и совершенно не подходящая данному месту.

Глава 17

Длинная, почти до колен, снежная борода, такого же цвета кустистые низкие брови, увесистый красный нос. На голове — светлая меховая шапка, расшитая узорами. Белая, в пол, шуба с серебристой оторочкой не сразу давала рассмотреть босые ноги. За спиной деда висел огромный мешок, разукрашенный самоцветами. Опирался человек на длинный, под два метра, посох, навершие которого представляло собой огромную, с трёхлитровую банку, округлую ледышку. Посверкивающие шипы придавали ей сходство с булавой. Древко посоха напомнило Васе гигантскую сосульку. Глаза из-за нависших бровей Лупатый не мог толком рассмотреть, но ощущал смутное беспокойство, пытаясь это сделать.

— Что ж с зимушкой стало? Совсем без меня обленилась. Надо бы помочь. — Не глядя на Фокина, незнакомец развернулся и пошёл к реке.

«Дед Мороз? Босиком? Чего ему надо здесь?» — Вася, не зная, зачем, побрёл за дедом. — «Может, городские здесь праздновать будут, актёра наняли, а он пораньше приехал, чтобы подготовиться?»

Незнакомец, остановившись рядом с рекой, стал тихонько охать и качать головой, рассматривая воду. Лупатый замер в паре шагов позади и продолжил размышлять.

«Если приехал, то на чём? Или он с Томкой прибежал? И где его сапоги?»

— Э, мужик! Ты кто такой? — Вася не утерпел и решил всё выяснить.

Как будто лишь сейчас заметив местного жителя, Дед Мороз развернулся. Вася матюгнулся и сделал шаг назад — он наконец-то рассмотрел глаза, вернее, то, что было вместо них.

Ни радужки, ни белков, ни ресниц. Словно на сильном ветру, в глазницах клубился снег.

— Уходи. Сейчас станет холодно. Попадёшь под посох — погибнешь.

— Ага. Меня уже нет. До свидания. — Промямлил враз протрезвевший Фокин, развернулся и побежал в сторону деревни.

А существо вновь повернулось к реке.

Когда-то давно он жил прямо здесь. Затем переселился в Вырай. Но Землю на произвол судьбы не оставил.

Периодически возвращаясь, чтобы заморозить, наслать холода, усыпить, обновить природный цикл, он наблюдал. С веками менялись люди, менялся их мир. Зюзю забыли, стали называть другими именами. Он тоже менялся, стал ближе к забавным человечкам, полюбил их детей. Однажды случайно заморозил молодую девушку, и во внезапном порыве вдохнул в неё подобие жизни. Девушка стала его помощницей.

А сразу после кровопролитной войны, разразившейся не так давно, возможность приходить исчезла. Он слышал детские голоса, зовущие Деда Мороза в гости, но ничего не мог поделать — стена разделила два мира.

И вот сегодня, совершенно неожиданно, мужской голос смог вытащить его через маленькую брешь в стене прямо сюда. Наконец-то всё вернулось на круги своя.

Зюзя стоял на берегу и отсчитывал секунды, достаточные, чтобы человек смог добежать до жилья. Он никогда не убивал специально, но и спасать тех, кто неуважительно относился к холоду, не стремился.

Лишь тому, кто помог вернуться, решил дать шанс.

* * *

Отбежав от осиновой рощи совсем немного, Васёк остановился, чтобы отдышаться. И внезапно понял, что бежать никуда не надо. И вообще — надо меньше пить.

Какой-то мужик в костюме Деда Мороза задурил голову, под градусом привиделись нечеловеческие глаза… Может, это водочка шалит? А может, и деда никакого не было?

Василий развернулся и осторожно пошёл обратно.

На берегу реки стояла одинокая фигура. В небе, прямо над ней, висела тяжёлая чёрная туча, которая стремительно росла. Мороз с силой стукнул посохом по земле. Раздался громкий треск, в деревне хором завыли собаки. Через несколько секунд река покрылась плотной белой коркой льда.

Вася протёр глаза. Видение не исчезло, но слегка изменилось — теперь из тучи огромными кучами вываливался снег. Усилившийся ветер разносил его по окрестностям.

Дед Мороз ритмично стучал посохом. С каждым ударом становилось всё холодней. Деревья за секунды оделись в иней.

Очнулся Лупатый тогда, когда ему на голову упала покрытая льдом мёртвая ворона — судя по размаху крыльев, она замёрзла прямо в полёте. Вася развернулся и резво поскакал в деревню.

* * *

Тамара потеряла мужа ещё на подступах к селу — он свернул вправо, влево, перепрыгнул через чужой забор, мелькнул в конце улицы и исчез. Женщина со злостью швырнула ведро, оно, бренча, покатилось по асфальту. Тома задумалась. Потом решительно потопала в сторону сельпо. Проходя мимо ведёрка, наклонилась и подняла — нечего добром разбрасываться.

У Светки глаза забегали сразу же, как только Тамара ввалилась в магазин.

— Привет, подруга! Хлеб ещё не привезли, с минуты на минуту машина будет. Или другое что прикупить хочешь?

— Подруга? Да ты крыса, а не подруга! — Тома, не мешкая, взяла быка за рога. — Я тебя просила Антону гарэлку не продавать, а? — Тамара сорвала шапку с головы, обнажив неаккуратно подстриженные светлые волосы, и бросила продавщице в лицо. Но не попала — Света резво присела, шапка пролетела мимо и шлёпнулась на пол.

— Да ты что, Томка, не продавала я ему ничего! Что я, не человек? — Светлана знала Тому с детства, знала её буйный характер, поэтому сейчас не на шутку струхнула — «подруга» на эмоциях и в глаз могла засветить.

— А где он мог её взять? Только в вашем магазине бутылку можно купить! — заорала Костенко.

— Да мне-то откуда знать? — закричала в ответ Света, вылезая из-под прилавка и переходя в наступление.

Дверь открылась, в торговый зальчик протиснулась старушка.

— Уйди, баб Лен, закрыто! — Синхронно рявкнули на покупательницу женщины.

— Тьфу ты, заполошные. — Баба Лена вышла на улицу.

Света продолжила гораздо тише:

— Томка, клянусь, не продавала водку твоему утырку. Сегодня. Может, он в город съездил или в кафе купил.

Тамара вздохнула, оперлась на прилавок и спокойным голосом ответила:

— Не похоже. В город не успел бы — он, представляешь, кошелёк стибрил, пока я порося кормила.

— Да ты шо! Вот гад!

— А то. Я и говорю — не успел бы. А Любка в кафе верующая, врать не будет. Точно не ты? — Подозрительно уставилась Костенко на продавщицу.

— Зуб даю. — Торжественно сказала Света.

О том, что она поддалась на уговоры и продала Антону водку и закуску за двойную цену, Светлана не призналась бы и под пытками.

— Вот что с ним делать, а? Закодировать, что ли? — Грустно протянула жена алкоголика.

— Ты что, не надо! Люську из Потаповки знаешь?

— Ну.

— Баранки гну. У неё мужик всё из дома выносил, пропивал. Закодировался, и всё! — Развела руками Света.

— Что «всё»?

— А то. Пить не пьёт, зато Люську лупить стал смертным боем. Двадцать лет пальцем не трогал, а тут вона как!

— К Николаевне в Яблоневку сходи, дочка. — Вмешалась из-за двери баба Лена. — Она рецепт знает.

— Баба Лен, подождите вы! Мы не договорили ещё.

— Да вас вся деревня, поди, слышит. Секретницы. — Баба Лена вернулась в торговый зал. — Чевой-то я должна стоять на улице, когда там такое творится?

— А что там?

— В окно выгляни, и узнаешь. Так, Светочка, мне пачку кефира и две упаковки спичек.

Тамара подошла к окошку, забранному решёткой, отдёрнула пыльную занавеску.

Сперва она проводила глазами бегущего по деревне Ваську Лупатого. Тот размахивал руками и всё время оглядывался. Потом удивлённо уставилась на снегопад и заледеневшую лужу перед магазином — ещё несколько минут назад на улице не было и намёка на метель. Тома перевела взгляд на градусник, висевший за окном и захлопала ресницами — тот показывал минус одиннадцать. Красный столбик медленно, но упорно двигался вниз.

— Это что такое?

Старушка решила ответить на риторический вопрос:

— А я почём знаю. Главное, на непогоду у меня всегда колени крутит, а тут ничаво. Вышла из дома — тепло было. Пока дочапала — снег повалил. Ещё вы тут — закрыто, закрыто! — Бабуля осуждающе посмотрела на женщин. — Ветер как дыхнул холодом, думала, до костей промёрзну.

Света обслужила покупательницу, отошла от кассы и выглянула в окно.

— Ёшки-поварёшки, а я без шапки! Как домой пойду?

— Ой, Антоша тоже без шапки! Как он в такой мороз? Заболеет ещё! — Всполошилась Тамара. — Ну, до свиданьица, побежала я, мужа спасать надо!

— Тьфу, дура. — Прошамкала баба Лена, когда Костенко выскочила в метель.

* * *

Дома Васёк затопил грубку. Потом заткнул газетами щели в окнах, слазил на чердак и наглухо закрыл фанеркой слуховое оконце — с осени руки не доходили. Вышел в кухню и уставился в старое, маленькое, покрытое рыжими пятнами зеркало на стене.

— Васёк, ты огонёк. Взял, да и вызвал Деда Мороза!

Сказал сам себе и внезапно почувствовал прилив гордости.

Фокин до конца так и не понял, как это получилось. Но решил, что именно его шутливое обвинение Деда Мороза в халатности, громко произнесённое в роще, возымело такой неожиданный эффект.

— Наверное, ты потомственный колдун, Фокин. А что? Всё может быть. — Васёк подмигнул отражению.

В хате резко потемнело — туча добралась до деревни. Ветер бросал пригоршни снега прямо в окно и пытался поднять шифер с крыши. Васёк перекусил холодной жареной картошкой, завалился на кровать. Под уютное завывание стихии в печной трубе сладко заснул.

Глава 18

— Аннушка, просыпайся, через пять километров граница.

Аня разлепила глаза и, сощурившись, посмотрела в окно.

— Может, ты попить хочешь?

Лёша, как всегда, был предупредителен и внимателен. Привычно подавив раздражение, Аня улыбнулась мужу и покачала головой. Потом стала рассматривать пустые поля вдоль дороги.

Ещё четыре месяца назад Алексей Добрынин казался идеальной партией — из интеллигентной семьи, симпатичный, коренной москвич, не пьющий, не курящий, покладистый. В любовь Аня не верила, поэтому с чистой совестью отправилась с Лёшей под венец. В конце концов, надо же было как-то зацепиться в Москве и повысить свой статус. Она до сих пор аккуратно искала более подходящий вариант спутника жизни, но кандидатов что-то особо не наблюдалось. Хотя девушка не понимала, почему — ценой нечеловеческих усилий она добилась идеальной фигуры, следила за кожей, волосами и считала себя достаточно красивой. А вот, поди ж ты — пока клюнул лишь Лёшик.

— А кушать будешь?

— Нет, любимый, не хочу.

Со временем Добрынин стал бесить. Тихим голосом, неспособностью настоять на своём и вот этим нежным «Аннушка». В супружеской постели Лёша не менялся — был таким же пассивным. Анну это раздражало до зубовного скрежета.

Короткая семейная жизнь могла закончиться разводом, если бы не свёкры. Григорий Иванович, который сейчас вёл машину, работал стоматологом в престижной клинике, а Елизавета Фёдоровна, сидящая на переднем пассажирском сиденье, заведовала отделением в роддоме. Деньги в семье водились, сына они обожали, поэтому Аня, не имеющая пока личных сбережений и перспектив, не могла себе позволить открыто выражать эмоции.

— Красиво, правда? — мечтательно сказал Лёша.

Аня кивнула, хотя никаких красот за окном не замечала — унылые пашни, обычный смешанный лес средней полосы, серое небо и полное отсутствие зимы.

— Лёшик, тебе всё равно, чем любоваться. — Свёкор посмотрел на сына и невестку в зеркало заднего вида. — Где же красота? Ни снега, ни солнца — грязь одна.

Свёкор был прав. Алексей видел красоту даже в окуляре микроскопа — микроорганизмы казались ему прекрасными, милыми созданиями. Поэтому, закончив медицинский, он не пошёл по родительским стопам, а остался в университете и занялся научной работой. На данный момент аспирантура не вносила ощутимый вклад в семейный бюджет. Как и Анины попытки заработать с помощью флористики — потенциальные клиенты отчего-то предпочитали других мастеров.

Добрынины-старшие постоянно подбрасывали приятные суммы на хозяйственные нужды и «молодёжные развлечения». Свекровь всегда приглашала невестку на совместный шопинг, оплачивая покупки и для себя, и для девушки. Наведывались в гости редко, в жизнь молодых не вмешивались — что ещё можно было желать?

— Судя по метеосводкам, скоро увидим настоящую зиму. Дети, вы тёплую одежду взяли?

— Да мам, конечно.

Ещё в самом начале отношений Анюта отказалась наблюдаться у потенциальной свекрови, мотивировав это тем, что не сможет лежать на гинекологическом кресле перед мамой любимого человека. И спокойно принимала противозачаточные таблетки, не боясь быть разоблачённой. Но Елизавета Фёдоровна всё настойчивей просила невестку обследоваться, чтобы исключить различные генетические заболевания, которые могут передаться внукам.

Аня стала огрызаться. В общем, несмотря на внешнюю безоблачность, напряжение в семье росло.

Новый Год Добрынины решили встречать вместе, кроме того, не дома. Аня настроилась на какую-нибудь экзотическую страну, и тут, словно гром среди ясного неба, прозвучало название соседнего государства. Поскольку отдых оплачивали родители мужа, а хоть какую-нибудь внятную причину для того, чтобы не ехать, Анюта не смогла придумать, пришлось, скрепя сердце, собирать вещи.

— Вот и всё. Родина, — пробасил Григорий Иванович и притормозил на несколько секунд, чтобы подчеркнуть торжественность момента пересечения границы.

Аня вытянула голову и увидела указатель, на котором было скромно написано на белорусском и английском языках — Республика Беларусь.

Внезапно девушка вспомнила — при знакомстве Алексей упоминал, что его отец родом из БССР. Вроде бы даже, откуда-то из этих мест.

«Теперь понятно. Потянуло к могилкам предков на старости лет. Но нас зачем с собой тащить? Могли бы подарить детям путёвку куда-нибудь на тёплый берег».

— Агроусадьба отсюда совсем недалеко — двадцать восемь километров до деревни «Красноселье», оттуда три километра до Потаповки, и мы на месте, — сверившись с GPS, сообщила свекровь.

Аннушка отвернулась от указателя и подумала: «Это будет самый тоскливый Новый Год в моей жизни».

* * *

На втором километре после границы машина внезапно въехала в метель. Не было редких снежинок на лобовом стекле, постепенно увеличивающихся в размере и количестве, как это обычно бывает в дороге. Просто ехали себе, ехали, и вдруг р-раз — словно гигантский шутник вывалил на дорогу и машину пару мешков снега.

— Ох, ты! — Григорий Иванович от неожиданности чуть не потерял управление, но затем выровнял руль, снизил скорость и поехал гораздо тише. «Дворники» суматошно пытались очистить стекло, но не поспевали за стихией.

— Вот это я понимаю! — Радостно оглядывалась свекровь. — Такой зимы уже пару лет не видела!

— На севере России снегопады вовсю бушуют. — Свёкор попытался поумерить восторги жены, но ничего не вышло.

— Да ну тебя, Гришка! Где север, а где мы? Раз здесь такая погода, значит, и до Москвы скоро дойдёт!

Аня не понимала радости Елизаветы. Грязный снег на тротуарах, лёд на ступеньках, пробки на дорогах, по сравнению с которыми нынешние покажутся детским лепетом. Для современной Москвы метель смерти подобна. Но в полемику вступать не стала, оставив мнение при себе.

Старший Добрынин замолчал — сосредоточился на трассе. Видимость была практически нулевая, и, несмотря на обеденное время, пришлось включить фары. Серьёзностью ситуации прониклась даже свекровь.

Аня рассматривала снежные отвалы вдоль шоссе — видимо, дорогу регулярно чистили. Но неведомые уборщики были гораздо медленней стихии, машина осторожно катилась по укатанному снегу.

— Так, все внимательно высматриваем указатель — боюсь пропустить поворот. — Свёкор решил к управлению автомобилем подключить и пассажиров.

«А стоит ли оно того?» Впервые молодую женщину посетила мысль о том, что жить с ненавистным человеком не стоит даже ради каких-то материальных, к тому же не слишком больших, выгод. Ладно бы, миллионер или сын миллионера. По сути, Добрынины были обычной семьёй, со средним, хоть и стабильным, достатком. Это тогда, когда девушка приехала покорять столицу, они казались ей богатыми. Поэтому ответила «да» на предложение руки и сердца всего через две недели после знакомства.

Пообтесавшись, осмотревшись в Москве, Анюта засомневалась в своём выборе.

— Гриша, поворот! — На табличке, залепленной снегом, были видны только последние буквы: «селье».

Григорий выкрутил руль, отреагировав на громкий окрик практически рефлекторно. Делать этого не стоило — машину тут же понесло, и свёкор, чертыхаясь, попытался её выровнять. Машинка не подчинилась и в панике заметалась по трассе. В конце концов, она соскочила с дороги, пролетела метров пять и со всей дури плюхнулась брюхом на сугроб.

— Приехали. — Проговорил свёкор. Повернулся к жене и заорал: — Сколько раз просил, Сколько, а?! Не ори под руку, когда я за рулём, сука!

Елизавета Фёдоровна вряд ли слышала. Она сидела, закрыв глаза, и визжала. Старший Добрынин со злостью саданул по рулю, открыл дверь и вышел из машины. И сразу оказался по колено в снегу. Не обращая внимания на такую досадную мелочь, двинулся к дороге, пропихиваясь сквозь снежные кучи.

Аня, когда машину занесло, дико испугалась. Но сейчас она позабыла о своём страхе, ошарашено переваривая реакцию свёкра. Никогда ещё невестка не слышала от Григория ни одного грубого слова. Мало того, он даже голос при ней ни разу не повышал.

Визжание затянулось. Лёша потянулся, схватил мать за волосы и сильно ударил её затылком о подголовник. Потом ещё раз, и ещё. Елизавета резко замолчала. Посопела и, не глядя на сына и невестку, выпала в снег. То прямо, то на четвереньках, она поспешила за Григорием.

— Лёша, что это было?! Разве можно с мамой — так?!

— Испугалась? — Лёша смущённо улыбнулся. — Истерику надо в корне пресекать. А если бы у неё сердце не выдержало? — Мужчина озабоченно смотрел на родителей — отец смахивал снег с указателя, мать что-то возбуждённо говорила, размахивая руками. Алексей покачал головой:

— Ты посмотри на них — обоим уже под шестьдесят. Как дети — один реакцию потерял, поэтому и сидим сейчас в поле. А вторая уже два года роды не принимает — от переживаний давление подскакивает.

— Но зачем так грубо?

— Перестань, Аннушка. Ей даже больно не было — подголовник мягкий совсем. Зато она успокоилась сразу. — С этими словами Лёша взял жену за руку и поцеловал её пальцы. — Я мамочку очень люблю и никогда не обижу.

Свёкры стояли на дороге и махали детям. Алексей открыл дверцу, вышел из машины и пошёл вперёд, размахивая ногами — разбрасывал снег, чтобы Аннушке было легче идти. Тяжело вздохнув, девушка поспешила за ним. Нос и щёки мгновенно замёрзли — на улице было очень холодно.

— Вы посмотрите — это же надо было так ошибиться! — Григорий снова был собой — уравновешенным добряком, который любит пошутить.

Аня прочитала надпись на указателе, который был очищен от снега: «Красноселье — 3 км».

— Пап, это что получается — мы вместо поворота в поле заехали?

— Да, сынок. Все вопросы к маме. — Григорий Иванович подмигнул невестке.

— А что я, что я-то? Ты — водитель! — Елизавета шутливо шлёпнула мужа по спине.

«Вот идиоты! Чего веселятся! За те двадцать минут, что мы здесь торчим, ни одной машины не проехало мимо!» — Аня достала мобильник. — «И сеть не ловит. Да и вообще, есть в этой Тьмутаракани эвакуаторы?!»

— Будем откапывать. Девочки пусть в машине сидят, греются, а мы с тобой, Лёшка, поработаем. В багажнике лопата лежит.

«Господи, как они мне надоели! Неужели так и замёрзну здесь, в поле, не успев найти нормального мужика?!» — У Ани всё меньше оставалось сил на актёрство. Даже появилось подозрение, что за две недели плотного общения она не выдержит и выскажет Добрыниным всё, что о них думает.

В снегопаде мелькнул луч света, раздался рёв мотора, и мимо проехала девятка канареечного цвета.

— Эй! — Лёша побежал за машиной, размахивая руками.

Жигули притормозили, а потом сдали назад. За рулём сидела пухленькая маленькая женщина в мужской шапке-ушанке. Рядом, на пассажирском сиденье — молодой паренёк. Он первым увидел машину в сугробах, открыл окно, и радостно завопил:

— Здрассьти! Мужики, это вы как так далеко забрались? И следов от колёс не видно. — Он вдруг посерьёзнел, отшатнулся от окна. — Вы что, на ней… прилетели?!

— Слава, не говори ерунды. — Женщина выкатилась из жигулёнка и деловито спросила: — Пострадавших нет?

— Нет. И с машиной всё в порядке. Просто застряли. Вы нам не поможете? — Григорий Иванович махнул рукой в сторону несчастной «Мазды», которую потихоньку заносило снегом.

— Да как же я вам помогу? — Развела руками женщина. — Тут трактор нужен. — Она задумчиво почесала кончик носа. — Вот что. Красноселье недалеко, всё равно туда еду. Заскочу к местному трактористу, он вас вытащит.

— И долго нам тут куковать? — Взвизгнула Аня. Раздражение всё-таки вырвалось наружу.

— Недолго, полчаса максимум. Если, конечно, тракторист будет во вменяемом состоянии. — Добрая самаритянка, садясь за руль, виновато улыбнулась. — В этом случае в колхоз надо будет звонить. Вы не волнуйтесь, обязательно кого-нибудь найдём. Сегодня вытащат.

С этими словами женщина дала по газам.

— И на том спасибо. — Свёкор поправил шарф. — Идите в машину, грейтесь. Я здесь буду ждать. Вдруг какой тяжёловоз проедет.

Глава 19

Васёк не пил уже два дня. Во-первых, не было денег, а во-вторых, начальство подрядило Фокина убирать снег, пообещав хорошую премию к Новому Году — дорожные службы работали на шоссе и в городе, до деревенек у них руки не доходили. Кроме того, не хотелось заливать водкой ощущение собственной значимости, которое поселилось в душе после вызова Зюзи.

Лупатый разъезжал по местным дорогам практически круглосуточно — после памятной встречи на реке снег валил, не переставая. Зато ветер утих первой же ночью, тогда же температура упала до двадцати пяти градусов и больше не опускалась.

За два дня накрыло всю страну, и теперь медленно, но верно зима подбиралась к соседним государствам. Метеорологи получили по шапке за то, что пропустили такое, но им не сильно досталось — все давно привыкли к неточным прогнозам.

Сейчас Васёк на пару минут заехал домой, перекусить. Только вытащил из холодильника хлеб, сало и майонез, как в дверь постучали.

— Кого там несёт? Заходите, вежливые какие нашлись. — Вася щедро намазал хлеб соусом.

— Здравствуй, Василий. — В хату зашла ветеринар, брезгливо огляделась и остановилась на пороге.

Лупатый насупился. Гостью он недолюбливал. Коваль училась с ним в школе, только на год младше. Ещё тогда умничала. После выпускного уехала и вернулась домой через несколько лет важной птицей — хороший ветеринар в деревне всегда ценился не меньше, чем человеческий лекарь.

— Чего надо? — Васёк тоненько нарезал сало, плотно уложил его на хлебе с майонезом и откусил.

— Там люди в поле застряли, надо вытащить.

Тракторист не ответил, пока не прожевал.

— Хай кто другой вытаскивает. У меня дел полно.

— Вася, да ты что? Люди замерзают ведь!

— А что я-то? Видала, что творится? Дорогу надо чистить, мне председатель башку открутит, если начальство какое-нибудь застрянет. Иди вон, Печкина проси — у него выходной.

Женщина потопталась, потом вздохнула и взялась за ручку двери:

— Зря ты так. Хорошие люди. Мне вон, за то, что я согласилась помощь найти, двадцатку сунули. Ну, не хочешь, как хочешь, съезжу к Печкину.

— Знаешь, а ты права. — Вася почесал затылок. — Поеду, выдерну бедолаг. А то вдруг Печкин в город уехал. Замёрзнут ведь. Нужно помогать ближним, как моя мамка говорила.

— Ага. Ну, пойду тогда?

— Угум-с.

Женщина ушла. Фокин торопливо доел и выскочил на улицу. Возле трактора топтался Славка, сын ветеринара.

— Дядь Вась, давайте, я с вами поеду? Помогу, чем смогу.

На самом деле мать попросила присмотреть за трактористом, чтобы тот не передумал и не бросил людей на произвол судьбы.

— Залезай.

* * *

Самым сложным и долгим в спасательной операции оказался разговор с Григорием Ивановичем — он очень переживал, не повредит ли Маздочке грубый подход, не оторвётся ли у неё что-нибудь под днищем в процессе вытаскивания. Тракторист, представившийся Василием, махнул рукой и сказал:

— Машина не баба, целку не порвём.

Добрынины в полном составе стояли на обочине под знаком и с волнением наблюдали. Трактор, с виду неказистый, оказался профи в езде по заснеженным полям. Он бесстрашно спустился с дороги, подъехал к пострадавшей, лихо развернулся, разбросав сугробы, прижался к легковушке задом. Из кабины выскочил Вася, приладил трос, вернулся в трактор и дал по газам. Сельхозтехника взревела, выпустив наверх клубы чёрного дыма, и играючи потащила иномарку к шоссе.

Спустя минуту машинка уже стояла на дороге. Вася и Слава выпрыгнули из трактора, чтобы попрощаться с Добрыниными.

— Спасибо! Спасибо большое! Как вас можно отблагодарить? — Григорий был счастлив.

— Да ну… Не надо ничего, чего уж там… — Засмущался Лупатый. Сюда он ехал, настроившись на вознаграждение, но после искреннего «спасибо» язык не повернулся что-то требовать.

— Нет, так не пойдёт. Вы нас спасли. Сколько? — Аня проявила инициативу и раскрыла кошелёк.

Вася покраснел, заулыбался и отрицательно помотал головой.

— Мы не можем просто так вас отпустить! — Елизавета Фёдоровна подбежала к машине и зарылась в багажник. — У нас тут с собой кое-что есть. Вы что предпочитаете, Василий — коньяк или виски?

Вася замер, не веря в такую удачу. Слава сочувственно посмотрел на дядьку и ответил за него:

— Виски. Он предпочитает виски.

— Точно деньги не возьмёте?

Бережно спрятав бутылку куда-то в кабину трактора, мужичок ответил:

— Не надо. Да и где я здесь ваши рубли на наши белки поменяю? Это в город ехать. А работы непочатый край, сами видите.

— Да уж видим. — Григорий Иванович покачал головой. — По нашу сторону от границы, кстати, снега нет, и температура плюсовая. Очень интересный феномен.

— Это не феномен. Это Зюзя, — улыбаясь, сказал Лупатый, — я его вызвал.

— Дядь Вась, ты о чём? — Насторожился парнишка.

— Да мы тут два дня назад с другом в осиновой роще, э-э-э, работали. Я попросил Деда Мороза нормальную зиму сделать. В шутку. А он появился, стукнул посохом, и вот.

Почему-то, услышав этот бред, мальчишка вдруг побледнел.

— Ясно. Очень интересно. — Неестественно ласковым голосом сказала Елизавета Фёдоровна, посмотрела на мужа и сделала большие глаза. Лёша покрутил пальцем у виска, но так, чтобы тракторист и его помощник не заметили. Григорий Иванович всё понял.

— Нам пора. Мы в «Счастливый бусел», здесь недалеко, вы должны знать. Нужно к пяти часам заселиться.

— В Потаповке, да? — Прищурился Коваль. — Там любят ваши, из России, отдыхать. Хороших каникул и с наступающим!

Слава залез в трактор и помахал туристам рукой. Вася тоже забрался в кабину. Заревел двигатель. Коваль повернулся к водителю:

— Что вы там, Дядь Вась, про рощу рассказывали?

Лупатый два дня доставал односельчан своей историей. Естественно, люди крутили пальцем у виска и советовали Ваську съездить в поликлинику — к наркологу или, на худой конец, к терапевту. Фокин очень обижался на всех. А вот мальчишка слушал внимательно, не насмехался, уточнял детали. Благодарный Василий рассказал всё, в подробностях.

— Ты мне веришь, малой?

Слава осторожно пожал плечами:

— На этом свете всякое бывает. Если мы чего не видим, это не значит, что оно не существует.

— Точно, хлопец! Толковый из тебя человек вырос! — У Васи с души свалился камень. Он под давлением общественности и сам стал сомневаться в собственной адекватности.

Славка распрощался с мужичком и решил зайти к Семашко, одолжить лыжи. Конечно, был шанс, что дядька просто допился до чёртиков, но вот то, что в рассказе фигурировал берег реки и четыре осины, растущие квадратом, не давало покоя.

* * *

Ещё на подходе к нужному месту Славка почувствовал неладное — откуда-то из рощи вверх бил розоватый свет, словно там кто-то установил прожектор. Деревья, покрытые толстым слоем инея от корней до веточек, тихонько поскрипывали на ветру. И температура была намного ниже, чем в деревне, словно в роще образовался малюсенький локальный северный полюс. Но Вячеслав этого даже не заметил, потому что очумело рассматривал «осиновый квадрат».

Те узоры, которые он собственноручно начертил с помощью обычного кухонного ножа, никуда не делись за этот месяц. Даже наоборот — они почему-то ярко светились. Настолько ярко, что отсвет терялся где-то в небе, среди пузатых, тяжёлых туч. Круг, который узор образовывал, был свободен от снега. А в самом центре клубилось что-то лиловое, будто кто-то огромный сидел под землёй и курил, выпуская дым через светящееся отверстие. «Дым» лениво поднимался метра на три вверх, не реагируя на попытки ветра развеять его по окрестностям, потом так же лениво устремлялся вниз, под землю, к таинственному курильщику. Словно странное место было накрыто гигантской невидимой банкой.

«Кто ж там дышит-то?» — Отстранённо подумал юноша и осторожно приблизился. Потом затряс головой и сказал сам себе, вслух:

— Вячеслав Евгеньич, ты мужик или где? Какая разница, дыхание это, или кто-то гороха переел? Надо срочно убрать орнамент. Не хватало нам второй Крокодиловны.

Славик снял лыжи, дотянулся лыжной палкой до ближайшего рисунка и попробовал его поковырять.

— Зараза! — Парень отскочил, потому что символ вспыхнул ещё ярче, от него вверх полетели искры.

«Это явно не полесская защита. Это фигня какая-то, а не защита. Что-то напутали старушки в своих записях».

Рисунки искрились, словно насмехались. Внезапно накатила злость.

— Ах вы, скотские каракули! — Заорал парень, и стал со всей дури лупить лыжной палкой по надписям.

Искры взметнулись выше, раздался хрустальный звон. Слава продолжал. Несмотря на мороз, стало жарко.

И тут один из символов погас, словно его и не было. Лиловый дым панически заметался в «банке».

— Ага! — Торжествующе взревел школьник и удвоил усилия.

Правда, надолго его не хватило — символы гасли с большой неохотой. Вытерев перчатками взмокший лоб, Коваль нахмурился, пробормотал под нос что-то ругательное, а потом, закатив глаза, рухнул в пушистый снег.

Парень понятия не имел, что создатель прохода между мирами может его и разрушить. Безо всяких магических ритуалов, ингредиентов и прочих танцев с бубном. Достаточно приложить физическую силу. А вот Зюзя знал об этом прекрасно, поэтому, издалека почувствовав, что возможность вернуться в Вырай исчезает, поспешил к роще. И торопливо усыпил мальчишку.

Чтобы детёныш не замёрз насмерть, Мороз соорудил над ним пышный сугроб. А потом неторопливо, аккуратно, стал отсекать связь между проходом и человеком. Уже через несколько минут юноша никак не мог влиять на потустороннюю дверь. Видеть и чувствовать тоже. Зюзя вернул в круг погасшие символы, усилил остальные посохом. Постоял, полюбовался на свою работу. Потом решительно дёрнул себя за бороду и сказал вслух:

— Негоже миры разделять. Это и наш дом тоже. Подарю-ка я главный новогодний подарок. Всем.

Мороз поднял посох над головой, прокричал что-то на непонятном языке. Вокруг поднялась настоящая снежная буря. Зюзя опустил посох, отломил один шип с навершия и бросил его в центр круга. Рядом на реке громко лопнул лёд; четыре осины, образовывавшие квадрат, полыхнули огнём.

Невидимая «банка» над подземным курильщиком исчезла. Секунду ничего не происходило, а потом ветер наконец-то смог выполнить свою работу — он подхватил лиловый дым и разнёс его по соседним полям, лесам, развеял над рекой. Правда, зимой здесь некому было откликнуться на призыв. А вот в деревне дым нашёл себе применение.

Сказанное в сердцах обиженной женщиной «чтоб ты провалился» исполнилось незамедлительно, и жене пришлось вытаскивать стонущего супруга из подполья, когда доски пола внезапно треснули; замычала испуганная корова, когда хлевник принялся полировать ей рога; домовой устроил короткое замыкание, пытаясь разобраться с незнакомым предметом — электрочайником.

Зюзя, наблюдая всё это, ласково улыбнулся в бороду, взбил сугроб над мальчишкой, чтобы тот не задохнулся и не замёрз, и отправился дальше — нести снег, стужу и покой.

* * *

Слава ни о чём не думал — паника не оставляет места для мыслей. Придя в себя минуту назад, он не мог понять, где он и что происходит. Тело суматошно пыталось решить задачу самостоятельно — руки разгребали снег, ноги тоже не отставали. Когда снег уплотнился достаточно, чтобы можно было спокойно дышать, Коваль заставил себя успокоиться.

— Так, Слава. Думай. Человек без думы — животное. Сначала я ломал круг, потом… потом всё. — Слава чиркнул зажигалкой и огляделся — он лежал в маленькой снежной норке. Было не то, чтобы тепло, но и не холодно.

«Наверное, с дерева сугроб на голову свалился, вот меня и вырубило. Надо откапываться».

Парень упорно двинулся к цели. И уже через несколько секунд понял, что не ошибся с направлением — сквозь толщу снега стал пробиваться свет.

— Ура! — Славка, отплёвываясь и отряхиваясь, вылез из сугроба. — И не такое переживали! — Закричал он и погрозил непонятно кому. Но потом увидел, что стало с «осиновым квадратом».

— Не понял…

Ни намёка на узоры, круги и мистический свет. Место было так же засыпано снегом, как и всё вокруг. Только обугленные стволы деревьев портили картину.

— Я всё-таки сделал это. Кто молодец? Я молодец! — Гордый собой Коваль раскопал «свой» сугроб, отыскал лыжные палки.

— Пока, девчонки, простите, что я вас сжёг, но для дела надо было! — Парень помахал сгоревшим осинам, встал на лыжи и отправился в деревню.

Глава 20

Утро встретило Анюту запиской на прикроватной тумбочке: «Звёзды на небесах гаснут от зависти, видя твою красоту. Я хочу дышать с тобой одним воздухом, смотреть на мир твоими глазами. Спасибо за волшебную ночь, любовь моя.

P.S. Не стал тебя будить. Отцу захотелось с самого утра по окрестностям покататься. Ностальгия. Потом мы в ближайший город, поменять деньги. Не скучай. Целую, твой Лёшик».

Аня скомкала листочек и швырнула в дальний угол. Спохватилась, вылезла из-под одеяла, подняла записку, расправила и положила на тумбочку. «Надо будет губы накрасить, пару раз чмокнуть эти сопливые откровения и оставить на видном месте». Похвалив себя за умные мысли, женщина взяла полотенце и пошла в душ.

Усадьба совершенно не походила на гостиницу — это была большая, добротная изба. Бревенчатые стены, вязаные коврики, лоскутные покрывала, деревянные кровати, украшения из соломки и прочий местный колорит. Выбивались из стиля лишь некоторые детали — пластиковые окна, плазменные панели в каждом номере да пожарные извещатели на потолках. Номеров, кстати, было немного — на мансардном этаже четыре и на втором шесть.

Сельский уют обрушился на женщину неожиданно. Свежий воздух, тишина, простая, но сытная белорусская кухня, доброжелательные и приветливые хозяева — Аня ещё вечером решила, что всё не так уж плохо. Не Турция, конечно, но тоже ничего. Если бы ванные комнаты не были общими, по одной на этаж, Анна, возможно, внесла бы это место в список приятных, успокаивающих, хоть и скучноватых, мест.

Приведя в себя в порядок, женщина спустилась на первый этаж. В гостиной, в креслах перед камином, сидели постояльцы — пожилая пара из Германии.

— Хеллоу, фрау Анна, — приветливо сказала женщина. Мужчина просто улыбнулся и кивнул.

— Хеллоу, э-э-э… — Немцы представились ещё вчера, но заковыристая фамилия не запомнилась, в памяти всплыли лишь имена: Эрма и Руперт. — Экскюз ми…

Аня в который раз мысленно отругала себя за плохое знание английского и постаралась обойтись тем запасом слов, который знала. — Айм хангри. Айм вонт брэкфаст. Елена?

Еленой звали владелицу гостиницы, поэтому последнее предложение Анна произнесла с вопросительной интонацией.

Эрма указала туда, где располагалась кухня и затараторила на английском.

Аня слушала, улыбалась и кивала головой, улавливая лишь отдельные слова: Елена, завтрак, шесть утра, холодильник. Добрынина поблагодарила и пошла на кухню, решив, что проще разобраться самой.

Кухня занимала треть гостиной. Два огромных холодильника, микроволновка, кофеварка, духовой шкаф, варочная плита, и, как апофеоз — русская печь.

Оказывается, хозяева обо всём позаботились — на холодильнике висел лист бумаги с инструкцией: «Дорогие гости! Каждый день мы готовим в шесть утра, двенадцать дня и шесть вечера. Еда на плите и в холодильнике. Можете разогревать, что нравится. Кофе, чай и вкусненькое ищите в шуфлядках. Если захотите самостоятельно поколдовать у плиты — продукты в вашем распоряжении. О предпочтениях в меню сообщайте заранее — мы приготовим, что пожелаете.

Если что-то понадобится — мы в соседней хате или во дворе. Или звоните». Далее шли номера телефонов.

«Что такое „шуфлядка“»? — удивилась Анюта и стала открывать все кухонные шкафчики подряд. В одном из ящиков нашла печенье, шоколад, зефир и сушёные яблоки, в другом — кофе растворимый и натуральный, чай, какао и сахар.

К тому времени, как чайный пакетик оказался в чашке, гостиная опустела. Анна, увлёкшись изучением кухни, даже не заметила, как другие постояльцы ушли. На вешалке у входной двери висела лишь её собственная курточка — гости из Германии отправились на прогулку.

По идее, в гостинице больше никого не осталось — хозяйка предупреждала, что следующее заселение только завтра, тридцать первого.

Над камином бодро тикали часы. Аня взяла чашку и подошла к окну.

Наконец-то распогодилось, снегопад прекратился. Небо очистилось от туч и сияло холодной синевой. Сугробы сверкали и искрились, напоминая о камнях Сваровски, про которые Анюта прожужжала все уши свекрови. Надеясь, что та поймёт прозрачные намёки и подарит любимой невестке что-то симпатичное из новой коллекции.

Во дворе расчищал снег какой-то мужчина. Перед гостиницей стояла украшенная к новому году ёлка. На взгляд опытного флориста, коим себя считала девушка, игрушки смотрелись глупо и безвкусно.

В дальнем углу усадьбы стояла изба. Выглядела она так же, как и гостиница, видно было, что строили их в одном стиле, вот только размер подкачал. Домик был одноэтажный, меньше основного здания раз в пять. Судя по всему, именно там жили владельцы агроусадьбы.

Имелись ещё какие-то постройки, то ли сараи, то ли амбары, просторный вольер для собак, в котором прямо на снегу вольготно развалились две южнорусских овчарки и беседка. Больше из окна ничего не было видно.

— Скукота.

— Вот дура! — Детский голос оказался неожиданно громким.

Женщина вздрогнула и обернулась.

В гостиной никого не оказалось. Лишь наверху, на лестнице, что-то мелькнуло.

— Кто здесь? — Крикнула Анна.

Со второго этажа донеслось еле слышное хихиканье.

— Сама дура! — Больше Добрыниной ничего не пришло в голову. Она пожала плечами, в один глоток допила чай и пошла в свою комнату.

Лежать на кровати и ковыряться в телефоне почему-то оказалось скучно — соцсети были завалены фотографиями ёлок, котов в красных шапочках, рецептами праздничных тортов и жизнеутверждающими фразами о чуде, которое вот-вот.

Уже через полчаса Анна снова спустилась.

Невысокая русоволосая женщина копошилась на кухне. Анна посмотрела на часы над камином — одиннадцать часов утра. Хозяйка пришла приготовить обед.

Елена оказалась любительницей поговорить. О погоде, о детях, о мировых новостях. Пересказывала местные сплетни. При этом руки словно сами по себе мыли, чистили, резали, гремели кастрюлями и сковородками. Голос был приятный, ярко-выраженный белорусский акцент казался забавным. Аня, всегда считавшая себя любителем одиночества, с удовольствием болтала с этой простой деревенской женщиной.

Добрынина всё же решила выяснить, кто недавно над ней хихикал. Но Елена стала утверждать, что в усадьбе несовершеннолетних нет.

— Может, кто из работников привёл ребёнка, а вы не знаете?

— Так мы чужих не нанимаем, всё сами. Я, муж мой, мама, старшая дочка и зять. Младшая, студентка, в городе учится, но все выходные и каникулы здесь, с нами, тоже помогает. Летом иногда берём работников временных, когда постояльцев много. Но сейчас никого.

— Кого я тогда слышала? Призрака? — Аня улыбнулась.

— Тут, конечно, много чего случалось, из чего могло бы привидение появиться. И для бизнеса полезно — такие вещи туристов привлекают. Но чего нет, того нет. — Женщина развела руками.

— А что случалось? — Ане совсем не хотелось уходить. На кухне было тепло, вкусно пахло, да и Елена — уютная, добродушная, нравилась Добрыниной всё больше. Хотелось и дальше сидеть вот так, за большим деревянным столом и слушать всякие истории.

— Могу и рассказать кое-что, если интересно.

— Очень!

Хозяйка как раз закончила кашеварить — на плите в кастрюле булькал суп, в духовке подрумянивалась картофельная бабка. Елена поставила чайник и села за стол напротив Анны.

— Бабушка моя покойная рассказывала. Ещё до войны дело было. Жила-была сиротка, скромная да работящая. Полюбила парня из соседнего села. У того невеста была, но он и нашу девку приветил. Забеременела сирота, а хлопец взял, и женился на той, «приличной», что до свадьбы не давала. Дурочка сначала надеялась на что-то, а потом, когда живот на нос полез, взяла и повесилась. Хата её прямо здесь стояла, на месте нашей усадьбы. До нас долго здесь никто не жил. Мы вот купили в начале двухтысячных.

— Да, жуть. Только разве можно было в таком месте дом строить? Не страшно?

— Глупости. — Отмахнулась Елена. — Во-первых, мы во всякое такое не верим, а во-вторых, батюшку приглашали перед строительством, он всё освятил.

Аня поморгала, слабо понимая, как сочетаются неверие в мистику и священник, но промолчала.

Вернулись Добрынины. Свекровь сняла куртку и очень быстро, не здороваясь ни с Еленой, ни с невесткой, поднялась наверх. Геннадий Иванович наоборот, благодушно поздоровался, похвалил запахи, витающие в кухне, и стал любезничать с кухаркой. Лёша схватил жену за руку и потащил на второй этаж.

— Лёшик, что случилось?

— Идём.

— Куда.

— Любимая, давай быстрей!

Буквально втолкнув жену в комнату, Алексей повалил её на кровать, задрал юбку, стянул колготки и трусы. Аня от неожиданности не сопротивлялась. Сам Добрынин даже не стал раздеваться — просто расстегнул ширинку, повалился на жену и очень грубо, торопливо вошёл. Анна вскрикнула от боли.

Через две минуты всё было кончено. Лёша куснул девушку за ухо и сполз с неё. Подтягивая колготки, Аня обиженно сопела.

— Прости, Аннушка, за это непозволительное поведение. Просто очень соскучился, всё утро думал о тебе.

«Ненавижу, козёл!» — Аню прямо трясло от ненависти. Но она лишь мягко улыбнулась:

— Да ладно, мне даже приятно. Не то, что ты сделал, конечно, а осознание того, что ты меня так сильно хочешь.

— Да, я тебя очень, — Лёша зевнул, вытащил из-под покрывала подушку и зевнул, — очень люблю.

Через мгновение мужчина мирно засопел.

Анюта подавила желание взять вторую подушку и положить мужу на лицо. «Что на этого мямлю нашло? Нет, я не смогу с ним жить. Надо разводиться».

* * *

Тридцать первое декабря началось ужасно. В восемь утра гостиница наполнилась топотом, радостными криками и смехом. Поворочавшись немного, Анна вздохнула и вылезла из-под одеяла — сон пропал.

А вот супруг дрых без задних ног, никак не реагируя на шум. Сделав небольшую зарядку, женщина решила сходить в душ. Взяла полотенце, открыла дверь в коридор и сделала первый шаг.

Дети едва не сбили с ног. Один из мальчишек остановился, обернулся, посмотрел на вжавшуюся в стену Анюту и проорал:

— Тётенька, извините! Мы не хотели вас пугать! Но здесь кругом инопланетяне! Спасайтесь! — Размахивая руками и крича, он побежал дальше.

«Точно. Хозяйка предупреждала, что сегодня утром приедут две семьи, в сумме получается пятеро детей. Новый Год всё больше становится похож на катастрофу». С этими невесёлыми мыслями Аня пошла в ванную комнату.

Вернулась посвежевшей, но в тоскливом настроении. И сразу попала на семейный совет — свёкор и свекровь валялись на кровати, а Алексей заканчивал одеваться.

— Анечка, деточка, у нас к тебе предложение! — Григорий Иванович вытащил из кармана джинсов пухлый кошелёк.

— Мальчики предлагают шопинг. Давай прокатимся по местным магазинам — говорят, здесь бельё и трикотаж очень хорошего качества, да и вообще — походим, посмотрим, сувениров прикупим! — Свекровь излучала радость и позитив. От её вчерашнего плохого настроения не осталось и следа.

— Все вчетвером?

— Аннушка, мы же не звери. Зачем портить вам удовольствие? Вы по своим магазинам, мы — по своим. Вторую машину одолжим в усадьбе — они тут напрокат «копейку» предлагают.

На том и порешили. Чтобы не смущать невестку, родители вышли из номера. Аня спешно оделась — единственное, что любила делать женщина в обществе свекрови — тратить деньги. Это всегда происходило весело, на широкую ногу, с огоньком. Что может быть лучше?

— Толстый свитер можешь не брать. Сегодня уже не такой сильный мороз — десять градусов всего.

— Спасибо за заботу, Лёшик.

Глава 21

— Пойду, примерю! — Свекровь, казалось, помолодела лет на двадцать. С горящими глазами она прижимала к груди груду блузочек и свитерочков.

— Конечно, идите. Если нужно будет оценить — я рядом.

Елизавета Фёдоровна в фирменном магазине местной трикотажной фабрики просто расцвела. Бормоча что-то о писке моды своей молодости, она сгребала с вешалок всё подряд. А вот Ане ассортимент не понравился.

— Точь-в-точь такую блузку я носила на первом курсе! — Свекровь отдёрнула занавеску.

— Да, вам идёт. Только цвет бы поярче.

— Ну, мне же не двадцать лет. И даже не тридцать. — Задорно ответила Фёдоровна.

Но Аня её уже не слышала. Она уставилась на россыпь синяков. Раньше их скрывал ворот свитера.

— Елизавета Фёдоровна, что это у вас? — Анюта непроизвольно потянулась рукой к шее женщины.

— Где? — Обернулась к зеркалу, охнула. Испуганно посмотрела на невестку. Но уже через секунду заулыбалась и махнула рукой.

— Седина в бороду, бес в ребро. Такие засосы Гришаня мне лишь в первый месяц после свадьбы оставлял. Стыдно было на лекции ходить. И на тебе, на старости лет. Хорошо, никто из коллег не видит, засмеяли бы! — Елизавета выглядела смущённой. — Давай, я другую блузку померяю? — Свекровь закрыла шторку.

— Давайте. — Пробормотала Аня. Для засосов синяки выглядели слишком уж «распальцованными». Было похоже, что свекровь кто-то душил.

«Наверное, старик бьёт жену. Кошмар. Никогда бы не подумала. Такой галантный, такой любящий!»

Свекровь стала что-то напевать.

«Хотя, может быть, и правда засосы, а мне от скуки придумалось».

* * *

Вернулись с кучей пакетов. Аня, хоть и привередничала, тоже кое-что прикупила. Хотелось быстрей добраться до номера и разложить покупки по чемоданам.

В гостиной стоял бедлам — носились дети. Судя по шуму, который они генерировали, было их не пять человек, а пятьдесят. Бегали за детьми две взмыленные мамы, пытались урезонить отпрысков, а папы сидели в обществе немцев возле камина и дегустировали коньяк.

Всё хорошее настроение, принесённое с пакетами, мгновенно испарилось. Стараясь не привлекать внимания, Аня поднялась к себе. Свекровь осталась внизу, поговорить с хозяйкой и её дочерями, которые, не обращая внимания на шум и гам, готовили новогодний ужин.

Первое, что бросилось в глаза — рисунки. Сердечками и цветочками были разукрашены бревенчатые стены комнаты. Наскальная живопись продолжалась и на потолке.

На полу — россыпь чего-то светло-розового. В этой странно знакомой пыли отпечатались босые подошвы, слишком маленькие, чтобы принадлежать взрослому.

Цветочки на потолке тоже имели знакомый оттенок. Аня ужаснулась посетившей догадке и метнулась к косметичке.

Так и есть. Всё было испорчено. Пудра рассыпана по полу, помадой «украсили» стены. Теперь тюбики годились лишь для мусорного ведра.

В крем для лица замешали гель для душа, тушь для ресниц пахла чем-то кислым, а все остальные флакончики, баночки, бутылочки валялись на кровати. Их содержимое ровным слоем растеклось по покрывалу.

Финальным аккордом стала тугая косичка, сплетённая из проводов от телевизора и телефонных зарядных устройств.

На телевизор кто-то прилепил записку:

«Дура, ничего дальше своего носа не видишь!»

Чтобы унять клокотавшую внутри ярость, Аня схватила косичку из проводов и остервенело её распутала. Успокоиться это помогло слабо. Вылетев из номера, девушка столкнулась с одной из мам.

— Научите своих детей поведению! Кто разрешал им заходить в мою комнату?!

Женщина явно испугалась. Но потом взяла себя в руки и пошла в атаку:

— Мы были в городе, десять минут назад вернулись. Ни я, ни Наташа детей из виду не упускали. К вам никто не заходил! — Возмущённая мама смерила Анюту взглядом, полным негодования, и добавила: — И вообще, надо двери на ключ закрывать! Вы не дома!

«А ведь и правда, двери я ключом открывала. Не могут же спиногрызы отмычками пользоваться».

— Извините, пожалуйста, я погорячилась. Просто кто-то в комнату проник, и испортил всю косметику.

— Да вы что! — Воинственность с белоруски слетела сразу же. Она прижала руки к груди, и полным сочувствия голосом спросила. — И много чего испортили?

— Всё! — У Ани непроизвольно дрогнул голос. — Одна пудра двести баксов стоила!

— О чём речь? — Вторая мама, Наташа, тащила за руку упирающегося паренька, утром воевавшего с пришельцами.

— Представляешь, девушке кто-то косметику испортил! Пудра за двести долларов!

— Какой ужас! — Непонятно было, что впечатлило Наталью больше — проникновение кого-то в комнату или цена косметики.

— Вот-вот. Девушка, а вы точно…

— Макар! — Завопила вдруг Наташа. — Не трогай картину! Не ты вешал, не тебе и ковырять!

Женщина гигантскими прыжками понеслась к сыну, который, пока шёл разговор, сбежал, и сейчас пытался проткнуть пальцем репродукцию, висевшую в дальнем углу коридора. Мальчуган дал стрекоча. — Машка, хорош трындеть, сбоку заходи!

— Мы, правда, ни при чём, — сказала Маша, — извините. — Она развернулась и побежала за подругой.

За время разговора Аня немного успокоилась и решила вернуться в номер, чтобы более адекватно оценить ущерб.

В комнате был идеальный порядок. Потолок чистый. Стены тоже. Ни намёка на рисунки. Коврик выглядел так, словно его только что почистили снежком. Баночки и флакончики сиротливо лежали в пакете для мусора, который подпирал стену возле двери.

— Что за бред? — Вслух сказала Анюта. На ватных ногах подошла к кровати. Она была сухой и чистой. Не веря глазам, девушка наклонилась и провела рукой по пледу. Никаких следов косметической катастрофы.

Сзади что-то зашуршало. Аня обернулась и почувствовала, как пол уходит из-под ног.

Мусорного пакета возле двери не было.

* * *

— А теперь давайте проводим старый год! Он оказался довольно тяжёлым, но ведь и хорошее тоже было!

Кто-то сунул в руку бокал с вином. Аня словно очнулась.

Здесь собрались все постояльцы. Стол ломился от угощений. Играла музыка, младшая дочь владельцев гостиницы увлекла детишек играми и конкурсами, поэтому мамы, не веря своему счастью, отдыхали наравне с папами. Елена и её муж, переодетые в национальные костюмы, следили, чтобы тарелки и рюмки у всех были наполнены. Старшая дочка и её супруг неумело, но с большим энтузиазмом исполняли роли Деда Мороза и Снегурочки.

Анюта попыталась вспомнить, как она оказалась за столом, и почему уже девять часов вечера. Удалось это с трудом — после загадочной порчи косметики и последующей молниеносной уборки девушка бродила по гостинице, словно во сне. В мозгу билась лишь одна мысль: «У меня что-то с головой». Обдумывать это оказалось так страшно, что события дня смазались и не запомнились. С кем-то говорила, куда-то ходила, над чем-то смеялась. Но словно это и не она была вовсе.

— Аннушка, что с тобой?

— Ничего, всё нормально. Голова болит немного.

— После ужина, дорогие гости, предлагаем собраться и выйти на улицу, где вас ждёт фейерверк!

«Какое убожество!» — Мысленно застонала Анюта и одним махом осушила бокал.

— Алексей, вы что предпочитаете? Водку, коньяк? Или вино? — Хозяин вопросительно завис над Добрыниным-младшим.

— Спасибо. Я сок. Не употребляю спиртное.

Это было действительно так. Даже на собственной свадьбе Лёша ограничился детским шампанским. Аня ни разу не видела мужа нетрезвым. Её это не слишком волновало, хотя на каждом застолье перед глазами вставал крёстный, который наставительно махал пальцем и предупреждал:

— Девочка моя, запомни! Прежде чем мужика в загс тянуть, напои его как следует! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке!

Судя по всему, двое белорусов в жизни руководствовались похожим принципом. Они подозрительно посмотрели на Алексея, понимающе переглянулись и один из них встал, чтобы произнести тост.

Он говорил что-то о гостеприимстве и дружелюбии Полесья. Предлагал немецким туристам приезжать в «Счастливый бусел» почаще, советовал россиянам не забывать о братстве народов и много чего ещё. Все, кроме Ани, слушали очень внимательно. Девушка опять ушла в себя, обдумывая, что же произошло днём в номере. Никто за столом не заметил, как второй белорус аккуратно подлил водку в Алёшин стакан с апельсиновым соком.

Сославшись на плохое самочувствие и попросив разбудить за полчаса до Нового года, Анна ушла к себе.

За те пару часов, что Аня отсутствовала, в сок ещё несколько раз «случайно» попала водка. А потом белорусам удалось-таки уговорить Лёшу поддержать компанию.

Его родители встревожились, но при большом количестве народа нотацию читать не решились.

* * *

— Что, тварь, отдыхаешь? — Лёшик захлопнул дверь, в один шаг оказался рядом с лежащей на кровати женой, выхватил телефон и разбил его о стену. Ошарашенная Аня смотрела то на мужа, не понимая, что происходит.

— Это неуважение ко мне в первую очередь, во вторую — к моим родителям! — Лёша наклонился, схватил жену за запястье и со всей силы потянул.

— Лёша, ты что? — Аня вдруг испугалась. Дико, жутко. Всё выглядело так, будто в шкуру интеллигентного мямли влез кто-то страшный и жестокий. Глаза были колючими, чужими, ненавидящими. Над этим странным незнакомцем витал запах спиртного.

Мужчина отпустил руку, на пятках развернулся и пошёл к двери. Взялся за ручку и бросил через плечо:

— Через пятнадцать минут Новый Год. Немедленно подними свой зад и выйди к людям. Ты должна знать своё место, мелкая, тупая дрянь.

Когда Аня спускалась по лестнице, внутри всё тряслось. Сегодняшний день оказался просто ужасным. Муж впервые показал своё истинное лицо, и оно оказалось премерзким. Вспомнились синяки на шее у свекрови. Видимо, жестокость у них семейная.

«Нет, нет, только развод».

Глава 22

Анюта лежала в кровати. После курантов она по-английски ушла, не собираясь поощрять хамское поведение мужа. Может, его проймёт даже сквозь пары алкоголя. Свекровь, кстати, поняла. Глянула на сына, потом на невестку, побледнела, но спрашивать ничего не стала.

«Старая карга всё прекрасно знает. Ненавижу их».

Полчаса промаявшись под одеялом, передумав миллион мыслей, Аня решила завтра же уехать. Есть поезда, есть автобусы, самолёты, в конце концов. Безбедное существование, которое обеспечивали Добрынины-старшие, было хорошим подспорьем в мегаполисе. Но сегодня Аня поняла — их материальная помощь слишком мала, чтобы на ненавистное супружество можно было закрыть глаза.

— Уеду. Решено. И сразу подам на развод.

В двери повернули ключ. Девушка зажмурилась и засопела как можно более правдоподобно.

— Спит? — Женский свистящий шёпот.

— Вроде да. — Свёкор говорил очень тихо, но его голос был узнаваем.

— Это хорошо. Лёшенька, иди, ложись, и не вздумай будить девочку. Ты сегодня не в форме, испугаешь.

— Да пошла она! И ты, старая дура, тоже! — Муженёк шептать не пытался, говорил в полный голос. Аня сжалась под одеялом.

— Тихо! Твоя мать права, как ни странно. Потерпи ещё немного. Потом спасибо скажешь.

— Какого хера мы сюда поехали! Могли бы и дома отметить! Задолбался притворяться!

— Лёшенька, ради меня, потерпи. Я знаю, как ей страшно будет поначалу. Пусть девочка хоть немного порадуется жизни.

Раздался звук пощёчины. Свекровь ахнула.

— Ты что говоришь, дрянь! У тебя нет радости в жизни?

— Прости, прости, Гришенька! Ляпнула, не подумав! — Елизавета Фёдоровна приняла оскорбление как что-то само собой разумеющееся.

Ане стало очень страшно. Она подавила желание вскочить и убежать как можно дальше, и засопела ещё активней.

Дверь закрылась. Лёша подошёл к кровати и рухнул рядом. Через несколько минут он захрапел.

«Господи, что происходит? Что стало с этими людьми? Или они всегда такие были, а я дура, ничего не замечала?»

— Конечно, дура. — Согласился позавчерашний детский голос.

Аня включила ночник. В кресле возле окна сидела девочка.

Или не девочка?

По росту и фигуре — трёхлетний ребёнок. По одежде тоже — голубые брючки, разукрашенная аппликациями ярко-жёлтая кофточка, на голове куча хвостиков, перетянутых блестящими резинками. Маленькие босые ножки.

Вот только лицо принадлежало безобразной старухе. Обвислые щёки, длинный, крючковатый нос, глубокие морщины, нависшие над глазами кустистые брови. Огромная, с лесной орех, бородавка на подбородке.

— Чего уставилась? Кикимор, что ли, не видела? — Существо захихикало. Аня узнала смех.

Анюта закричала, забыла обо всех обидах и повернулась, чтобы растормошить Алексея. Мужа рядом не было.

— Здесь нам никто не помешает.

— Где я? На болоте?! — Девушка в панике отбросила одеяло, решила было вскочить, но передумала — вокруг стеной стоял лес, а вместо почвы вокруг камня лениво булькала какая-то тягучая огненная субстанция. Аня осталась на валуне, подобрала ноги и с испугом уставилась на ночную гостью.

— Почему сразу на болоте? Мы в Вырае.

— Ну как же? Кикиморы ведь на болоте живут…

Девочка-старушка возмущённо хрюкнула:

— Сравнила меня, домашнюю шишимору, с бестолковыми кокетками. Дура и есть.

«Я сплю. И мне снится кошмар. Это просто сон!»

— Ну, если тебе так легче… Да, это сон.

Добрынина сразу же успокоилась. Сны, они такие — никакой логики.

— Это ты мою косметику испортила?

— Вот злопамятная. Судьба у меня такая, людям гадить. И не хочу ничего плохого, а делаю. Ещё вопросы?

— Что тебе от меня надо?

Кикимора спрыгнула с кресла, которое тут же с негромким бульканьем наполовину всосалось в жидко-огненную почву.

— Мне от тебя — ничего. Тебе от меня — всё. Ты в большой опасности. Бойся своих родных.

Аня разозлилась.

— Это я и без тебя поняла. По существу что-то можешь сказать?

Кикимора вдруг стала растворяться в воздухе.

— Загляни к моему племяннику в чемодан, узнаешь много нового. — Голос звучал глухо и с каждым словом слабел.

— Подожди! О чём ты?

— Ду-ура-а… У свёкра в сумках поро-о-йся-а-а…

Размылся лес, постепенно погасла земля. В какой-то момент, моргнув, Аня поняла, что странный пейзаж исчез, вокруг гостиничный номер, а под боком храпит ненавистный муж.

«Какой странный сон». — С этими мыслями Добрынина опустила голову на подушку и мгновенно заснула.

* * *

Утро началось в два часа пополудни. Аня с трудом разлепила глаза.

Возле кровати на коленях стоял благоверный. В руках у него был огромный букет багровых роз.

— С праздником, Аннушка. — Виновато сказал Алёша.

Сразу вспомнилось ужасное поведение муженька, разбитый телефон и перешёптывания Добрыниных под дверью. Анюта, побаиваясь очередной неадекватности, подтянула одеяло к подбородку.

— Прости. Я вёл себя непозволительно. Спиртное открывает во мне неприятные грани, которые ужасают всех близких. Именно поэтому я никогда не пью, вчерашний вечер — исключение. Прости, любимая, больше никогда! — Лёшик вскинул голову. По щекам его текли слёзы. Он театральным жестом разбросал цветы по полу, достал из внутреннего кармана пиджака коробочку с бантиком и протянул подарок жене.

Несколько секунд Аня смотрела на мужа, поражаясь, как в человеке могут уживаться две таких разных личности, а потом разорвала упаковочную бумагу.

В коробочке лежал новый смартфон.

— Симку я уже вставил. — Подобострастно прошептал Добрынин. Именно к такому обращению Анюта привыкла.

Девушка не знала, как реагировать. Перед сном она решила уехать, но сейчас, глядя на привычного, немного неуклюжего интеллигента, растерялась — не были ли вчерашние события чем-то одноразовым?

Необычный сон растворился в дневном солнце и стал чем-то далёким, нереальным. Аня очень плохо помнила его содержание. Что-то, связанное с лавой, каким-то ребёнком и свёкром.

— Ты простишь меня?

Ответить Анюта не успела — в номер ввалились Добрынины-старшие.

— А вот и наша невестушка! Проснулась? Правильно, сейчас надо спать — пойдут дети, забудешь об этом удовольствии на долгие годы! — Свёкор с удовольствием рассмеялся.

— Ой, я смотрю, Лёшенька тебе подарок уже вручил? А это от нас.

На одеяло в живописном порядке легли: серьги от Сваровски, подарочный сертификат в Московский СПА салон и набор белорусских средств по уходу за волосами.

Шампуни и бальзамы кое-что напомнили. Не обращая внимания на Григория Ивановича, прямо в полупрозрачной сорочке, девушка метнулась к чемодану. Григорий смущённо кашлянул и деликатно отвернулся.

Баночки, флакончики, тюбики были на месте. Не хватало только помады и пудры.

«Кошмар. У меня всё-таки что-то с головой. Как можно было такое выдумать!» — Анюта нежно баюкала на груди косметику.

«Не буду спешить. Развестись всегда успею. Надо простить этого пентюха, пару подарочков ещё можно вытребовать».

— Ну, вы одевайтесь, а мы внизу подождём. Поедем в город, прогуляемся. — Свёкры ушли.

— С Новым Годом, любимый. Я согласна, давай сделаем вид, что вчера ничего не было.

Услышав такое, Лёшик засветился от радости.

Глава 23

— Не повезло, придётся пехом. — Олег поднял воротник дублёнки.

Первого января водители маршрутных такси устроили себе выходной, добраться до дома можно было только на рейсовом автобусе. Ребята в новогодней суете об этом совершенно забыли.

— В первый раз, что ли? Тут напрямки всего четыре километра, мороз несильный, доберёмся! — Вадик всегда отличался оптимизмом. — К тому же кто-нибудь может ехать мимо, подобрать.

— Ну-ну, дай бог, — пробурчал Олег, — а то мы околеем по дороге, морозу градусов тридцать.

— Каких тридцать! — Вадим достал телефон и запустил приложение. — Всего минус двадцать три.

Друг фыркнул, натянул на руки перчатки и двинулся по дороге. Вадик поспешил за ним.

Парни были родом из Потаповки. Девять лет отучились в Красносельской школе, а потом поступили в машиностроительный техникум. Родители настойчиво зазывали отметить Новый Год дома, но Олег и Вадим отказались. Замечательно покутив в общежитии, друзья проснулись первого января очень поздно и с головной болью. Впереди маячили каникулы, деньги кончились, однокашники разъехались. Послонявшись по опустевшим коридорам, ребята решили, что в городе делать нечего.

К сожалению, никто из односельчан в автобусе с ними не ехал, никого на машине не встречали, а значит, и подбросить до деревни было некому. Пришлось идти пешком.

Красноселье спало. Лишь фонари да редкие окна освещали округу. Пройдя сквозь деревню, ребята вышли за околицу. Впереди лежала грунтовка — она была расчищена, а на обочине высились внушительные сугробы.

— Быстренько дочапаем, — заявил Вадим и ускорил шаг.

Вокруг дремало колхозное поле, мерцали яркие звёзды, молодая луна равнодушно взирала на студентов. Благодаря снегу было относительно светло.

— Вот скажи мне, чувак, какого лешего мы поехали именно сегодня? Могли бы и второго. С самого утра, да на маршрутке… крутотенюшка! — Пятнадцати минут хватило, чтобы у Вадика онемел нос, задубели пальцы на ногах, да и всему телу в модной, но не слишком тёплой куртке было не очень комфортно.

— Да пошёл ты! — Огрызнулся Олег. Его дублёнка была чуть теплей, чем одежда друга, но шапка совсем не грела. Парень прямо чувствовал, что его мозги потихоньку превращаются в ледышку. — Сам же ныл: «Поехали к родакам, хоть пожрём да похмелимся, как люди».

— А, ну да, сори. — Не стал конфликтовать Вадим.

Ребята замолчали — на морозе разговоры вести не очень приятно. Тишину зимней ночи нарушал только скрип снега под ногами.

— О, вон и кладбище показалось. Половину отмахали.

Деревенский погост располагался между Красносельем и Потаповкой и находился немного в стороне от дороги, соединявшей деревни. Парни прибавили шаг.

— Олегыч, зырь, на дороге кто-то.

— Где?

— Да вон, видишь?

И точно — у поворота к кладбищу Олег заметил две фигуры, которые неспешным шагом двигались в сторону Потаповки.

— Вроде девки. Давай догоним? Веселей идти будет. Может, из знакомых кто.

Ребята ускорились. Неизвестные девушки впереди что-то громко обсуждали, но слов из-за расстояния было не разобрать.

— Эй, девчонки! Погодите!

Девушки обернулись. Засмеялись, призывно помахали руками и медленно пошли дальше.

Уже минуты через две Олег сообразил, что с девчонками что-то не так.

— Слышь, Вадик, мы практически бежим, а эти крали едва ползут. А мы на том же расстоянии. Как так?

— Не выдумывай. Девки знаешь, как ходить могут? Это кажется, что они медленно. Газку надо поддать.

И они поддали. Девушки не стали ближе. Одна из них повернулась, нетерпеливо помахала.

— Да стойте вы! — Возмутился Олег. — Подождите на месте! — И почти шёпотом добавил: — Курвы.

Девушки послушались и остановились. Ребята, не сговариваясь, припустили бегом. Расстояние не изменилось.

— Стой, Олегыч! — Вадик притормозил. Несмотря на холод, его прошиб пот. — Не надо за ними бежать! Это не девки. Это заманухи!

— Какие заманухи?

— Бабка покойная рассказывала, что до войны здесь зимой по ночам мужики ходить боялись. Почему — точно не помню, малой был. Но что-то про двух попутчиц точно было.

— Ты дебил? Бабы, как бабы.

Будто услышав Вадима, барышни исчезли, словно их и не было.

Дорога и сугробы вдоль неё задрожали, замерцали и исчезли. Вадик завопил:

— Что за фуфел?

Прямо перед ними на расстоянии вытянутой руки теснился кладбищенский штакетник. За ним, как полагается — кресты и памятники, украшенные снегом, высоченные деревья. Сзади — поле. И никаких следов, как попали сюда — совершенно непонятно.

— Что-то я не догоняю, как это?

— Не ссы, Вадик. Давай вот что: как — мы потом, дома разберёмся. А сейчас давай выбираться.

В первую очередь попытались позвонить родителям. Не получилось — сеть отсутствовала.

Совсем близко, меньше, чем в двух километрах, сияла фонарями Потаповка. Парни, рассчитывая срезать путь, побрели по сугробам напрямик. Через десять минут, когда до дороги оставалось сделать два шага, мир вновь подёрнулся дымкой. Несчастные студенты уткнулись носами в кладбище. Олег витиевато выругался.

— Олег, я ж тебе говорил, это какая-то муть, как в том сериале, помнишь?

— Херня. Это у нас похмелье в головах чудит. Пойдём.

Ещё час они пытались выбраться. В разных точках своего пути пытались позвонить, но не получалось. И всё время оказывались возле могил.

Первым сдался Олег. Он совсем по-детски расплакался, плюхнулся задом в сугроб возле кладбищенского забора.

— Я больше не могу! У меня голова до самых яиц замёрзла! Домой хочу!

Вадим, который сам уже давно не чувствовал ни рук, ни ног, сел рядом на корточки. С трудом ворочая языком, задубевшими губами, осиплым голосом стал уговаривать:

— Братуха, не надо сдаваться. Мы выйдем, обязательно. Я тебе шарф на шапку повяжу — он у меня тёплый, мамка из собачьей шерсти вязала.

Олег не реагировал, а продолжал плакать навзрыд.

Вадим вскочил, в сердцах шарахнул ногой по забору и заорал:

— Твари! Что вам от нас надо!

Никто не ответил. Зато окрик подействовал на Олега. Парень утёрся перчаткой, с трудом поднялся, отряхнул зад от снега и сказал:

— Пошли.

Через полчаса силы его всё же покинули. Со словами: «Вадя, я устал, давай передохнём», рухнул прямо в сугроб.

Вадим запаниковал. Он где-то слышал, что первый шаг в зимнюю могилу — сонливость на морозе.

— Не спи! Не спи, скотина! — Вадим тормошил друга, хлопал по щекам, но Олег не реагировал. Вадик не умел оказывать первую помощь. Пульс он тоже не умел искать, поэтому взвалил друга на спину и потащил.

В очередной раз оказавшись у кладбищенского забора, Вадим завыл в голос. Слёз не было. Олег не приходил в себя. Опустив друга на снег, Вадим понял, что тот не спит — парень был ледяным, руки и ноги скрючены.

— Помер. Помер, твою мать! — Заорал. Потом стал пинать забор. Несколько досок не выдержали и сломались.

— Господи, да что ж это! — Вадик понял, что он следующий. Куртёнка давно перестала греть, пальцы на ногах словно отрезали ножом. Хотелось спать.

Несколько минут юноша сидел, уставившись на тело друга. Голова кружилась, мысли текли всё медленней. Вадим потряс головой.

— Прости, я знаю, ты поймёшь. Прости.

Снял с друга дублёнку, с трудом натянул поверх своей куртки. Дублёнка не сошлась на груди, но спине стало теплее. Надел две шапки, в последний раз всхлипнул и упрямо двинулся к деревне.

Сколько раз возвращался к телу друга, Вадим сбился со счёта. Каждый раз делал привал — садился прямо на снег, доставал телефон, смотрел на часы, которые всё время показывали полночь.

Как только начинало клонить в сон, парень поднимался и шёл туда, где горели огни Потаповки. Отсутствие собственных следов на снегу от предыдущих попыток выбраться не удивляли. Как и всё остальное. Просто хотелось домой, в тепло.

Где-то совсем рядом прокукарекал петух. Это было так неожиданно, что уставший парень споткнулся и упал лицом в снег. Когда отплевался, понял, что прямо перед носом — забор первой деревенской хаты, а точнее, агроусадьбы «Счастливый бусел». За одно мгновение каким-то образом было преодолено около двух километров.

— Буслик ты мой, родной! — Парень подхватился и, пошатываясь, побрёл в деревню. До дома оставалось пройти несколько сотен метров.

Калитку открыть не смог — не хватило сил. Во дворе забеспокоился Бакс. Ни на что не надеясь, непослушными мёртвыми пальцами Вадим достал телефон, который тут же зарылся в снег.

Упрямо, из последних сил, юноша попытался дотянуться до гаджета. Оперся о калитку, та не выдержала и со скрипом отворилась — родители не знали, когда приедет сын, и на всякий случай не заперлись. Вадим ввалился в родной двор.

Бакс бегал вокруг парня — то скулил, то заливался лаем, рьяно облизывал лицо, но юноша почти не реагировал. Пёс бежал к дому, царапал дверь, выл и бежал обратно. Рыл снег вокруг смертельно замёрзшего и уставшего человека, спешил к дому и звал, звал хозяина на помощь.

В доме зажёгся свет. На крыльцо в семейных трусах и валенках выскочил встревоженный отец. Пёс стрелой рванул к нему, потом к Вадиму, потом опять к старшему хозяину.

— Батя? Это я. Я дошёл, бать!

Вадим отключился.

Глава 24

— Спадарыне грозит опасность. Спадарыня должна со мной поговорить.

— Что ещё? — пробормотала Аня.

— Жду на кухне. Это очень важно. — Из-за шёпота было не понять, мужчина это или женщина. Чьи-то шаги мелкой дробью простучали по полу, и всё стихло. Аня окончательно проснулась.

Лёша спал, сбросив одеяло и раскинув руки. Девушка постаралась понять — приснился голос или он звучал на самом деле. Решив, что это опять воображение чудит, Аня повернулась на бок и поправила подушку.

И тут поняла, что очень хочет пить.

«Теперь ясно, почему голос во сне звал на кухню. За водичкой».

Анюта, стараясь не разбудить мужа, встала, накинула халатик и на цыпочках вышла из номера.

Гостиница спала. В коридоре горела только одна тусклая лампочка, над входом в ванную. Добрынина спустилась на первый этаж. Здесь источником света была лишь диодная лампа над рабочей поверхностью кухни. Аня подошла к кулеру и с удовольствием выпила целых два стаканчика воды.

— Напилась? Пойдём скорей.

Аня уронила стакан. Пластик еле слышно шлёпнулся на плитку и покатился под стол.

— Кто здесь?

— Это я.

Девушка завертелась.

— Пс-с, сюда смотри! Вниз, ну!

Добрынина перевела взгляд на пол, взвизгнула, запрыгнула на стол и поджала ноги.

— Доброй ночи, спадарыня. — Загадочный человечек вежливо поклонился.

Выглядел он уменьшенной копией хозяина усадьбы, даже бородка оказалась так же подстрижена. Только ростом не вышел — в мужичке был метр от силы. Одет был в джинсы и клетчатую рубашку, на ногах кроссовки. Всё миниатюрное, словно игрушечное.

— Ты кто?

— Якуб я, домовой.

— А-а-а, понятно. Очень приятно, — криво улыбнулась Аня, бочком сползла со стола и торопливо пошла к лестнице.

— Ты куда, спадарыня Анна? А поговорить?

— Не буду я разговаривать с галлюцинацией, — пробормотала Добрынина.

Странное поведение родственников, шалости с косметикой — всё это плод воображения. Домовой стал последней каплей. Пора было признать — с головой творится что-то неладное. Аня приняла единственно верное решение — обратиться к свёкрам. В конце концов, они медики, они помогут.

Две верхних ступеньки разверзлись, как чья-то беззубая пасть, и женщина провалилась под лестницу.

От неожиданности перехватило дыхание. Полёт длился недолго, закончился приземлением на мягкий широкий диван.

— Привет. — Уродливая старуха с телом ребёнка улыбнулась. Аня всхлипнула и потеряла сознание.

* * *

— Я же просил — не показывайся, пока всё не объясню! Зачем девочку зря пугать!

— Не нравится она мне.

— Скажи, Леся, а хоть кто-нибудь из людей тебе нравится?

— Конечно.

— И кто?

Сопение было ответом.

— Вот так вот. А она, между прочим, ещё ничего, бывают и похуже!

— Не ори, а то борода дыбом встанет. Поняла я всё.

— Придёт в себя — извинись. И за беспорядок, и за то, что вытянула в Вырай.

— Тот свет ладно, но из-за бардака извиняться?! С какой стати? Ты же всё убрал!

— Я убрал, а ты нагадила. Она перенервничала.

Аня лежала, слушала этот странный диалог и делала вид, что всё ещё в обмороке. Почему-то страха не было, а ещё вспомнился сон про необычный лес и кикимору. Во всех подробностях. Женщина приоткрыла один глаз.

Под лестницей оказалось неожиданно просторно — полноценная комната, даже больше, чем номера в усадьбе. Стены оклеены обоями в весёленький цветочек, потолок белый, на полу линолеум. Лежала Анюта на плюшевом голубом диване, рядом стояли два таких же пухлых кресла. На одном, насупившись, сидел Якуб, на другом Леся болтала босыми ногами. Было светло, но ни люстры, ни какого-либо другого источника света Аня не заметила. Как и окон. Множество сундуков, коробок, шкатулок, мягких игрушек создавало ощущение захламленности и уюта одновременно.

— Между прочим, она пришла в себя. Подслушивает. — С каким-то странным одобрением сказала кикимора.

Аня открыла глаза и села.

Якуб сразу засуетился, извинился за столь грубое приглашение в гости. Потом прикрикнул на Лесю, и та, встав, заложив руки за спину и опустив голову, процедила сквозь зубы: «Я больше не буду». Аня почувствовала себя воспитательницей в детском саду.

— Где я?

— Спадарыня Анна, не волнуйся. Ты у меня дома.

— В усадьбе?

— Скорее нет, чем да. Почти.

У Добрыниной резко заболела голова. Этот мелкий чудик её запутал.

— Проехали. Лучше скажите мне — домовые, привидения… Правда, существуют?

— Дура! Ну, вот же мы, перед тобой! Хватит тормозить! — Кикимора в сердцах плюнула на пол. Линолеум зашипел и задымился, на месте плевка образовалась маленькая дырочка.

— Леся!

— Извини, извини. — Вредная девочка-старушка села на кресло и нахохлилась.

— Спадарыня Анна, не обижайтесь на неё. Воспитание плохое.

«Какое воспитание? Что за бред?» Но вслух Аня продолжила этот сумасшедший разговор.

— Господин Якуб, вы хотели что-то со мной обсудить?

— Да. — Человечек почесал затылок. — Понимаете, ваши родственники, как бы это сказать. Не совсем хорошие люди. У Алексея чёрная душа. А у Григория душа вообще вся растрескалась. Ещё немного, и она исчезнет без шанса на возрождение.

Аня вообще не понимала, о чём толкует этот смешной малыш. Но молчала и слушала. А тот распалился, стал ходить туда-сюда по комнате.

— Свекровь ваша, спадарыня Анна, тоже не подарок. Душа у неё обычная, но покалеченная. Это пострашнее, чем чернота. От таких людей никогда не знаешь, чего ожидать.

— Хватит голову девке дурить! Ты же видишь — она ничего не понимает! Короче. — У кикиморы воинственно задрожал подбородок. — Когда они смотрят на тебя — у них в головах такие тёмные мысли проносятся, что даже мне жутко. Так что беги от них, дурёха.

— Мы понимаем, что ты можешь нам и не поверить. Если сомневаешься — загляни в чемодан Григория. В нём есть кое-что ужасное, страшное. Я замучился из его номера злыдней выгонять. Так и крутятся вокруг, как тараканы.

— А что там?

Леся раздражённо закатила глаза, а Якуб смутился:

— Мы точно не знаем, что внутри.

— Ну… спасибо. — Анюта не знала, как реагировать на такие откровения. — Вы меня назад отправите? Засиделась я что-то. Было приятно познакомиться.

Нечистики разочарованно переглянулись.

— Спадарыня Анна, умоляю, загляни в чемодан. Возможно, от этого зависит твоя жизнь.

— Ну, допустим. Вам-то какой интерес? — Аня смотрела телевизор, читала книги и прекрасно знала, что потусторонним существам доверять нельзя. А тут такое бескорыстное человеколюбие.

— Ну, — замялся домовой, — ты хорошая, не хотелось бы смотреть, как страдаешь.

Леся фыркнула.

— Якуб, она дура, конечно, но не идиотка. Дай я скажу. Понимаешь, Аня, твой свёкор — мой племянник. Из-за его деда я не жила человеком ни одного дня. И не умерла, как надо, чтобы потом родиться. Отомстить хочу. Всему его роду. Говорят, так можно покой найти.

«А я хоть избавлюсь от взбалмошной шишиморы на вверенной мне территории». — Тоскливо подумал домовой.

— Ясно. Понятно. Спасибо за предупреждение, я всё это обдумаю. Можно, я пойду?

— Конечно! — Спохватился Якуб и щёлкнул пальцами.

Умиротворённо тикали часы над камином. Аня стояла на верхней ступеньке лестницы.

Женщина поспешила в номер. Достала телефон, подключила вайфай. Галлюцинации, развитие психических заболеваний, нетипичные проявления неврозов — на такие вопросы она искала ответы в сети. Бегло посмотрев статьи на подобные темы, немного успокоилась.

— Не похоже на бред. Кажется, с головой всё в порядке. Признай, Анька, ты столкнулась с чем-то иррациональным.

— А? Чего? — Забеспокоился Лёшик.

— Ничего, спи, любимый, — зашептала Анюта. Муж затих.

Добрынина сама себе удивлялась, насколько спокойно и быстро она приняла факт существования нечисти. Было не страшно, а ужасно интересно. В конце концов, Анна всегда считала себя человеком широких взглядов. Домовые? Кикиморы? Почему нет? Экстрасенсов, как само собой разумеющееся, по центральным каналам показывают, и все воспринимают это как должное.

«Завтра надо заглянуть в злополучный чемодан».

Глава 25

К сожалению, второго января проникнуть в номер Григория и Елизаветы не получилось. Родственники не отходили ни на шаг. После торопливого завтрака Добрынины всем составом отправились кататься с горки — за забором усадьбы начинался спуск к реке, хозяева несколько дней заливали его водой, получилась отличная трасса. Не каталась лишь свекровь — боялась. Зато она аккуратно снимала видео и делала фотографии с помощью старенького цифрового фотоаппарата.

В обед распрощались с белорусскими шумными семействами. Как оказалось, немецкая чета уехала ещё рано утром. Следующее заселение планировалось лишь пятого января, в преддверии Рождества, и Аню это обрадовало. Гостиница несколько дней будет фактически пустовать — можно спокойно разбираться с загадочной историей.

После обеда катались по городу, вечером засели прямо в гостиной играть в «Эрудит». Аня даже получила удовольствие, хоть и проигрывала всё время. Немного подпортила впечатление Елена, готовившая ужин в ужасном настроении. Она всё время всхлипывала и украдкой вытирала глаза.

Елизавета не выдержала:

— Леночка, скажите, у вас что-то случилось?

— Нет-нет, у нас всё в порядке. В деревне кое-что произошло. — Женщина помолчала немного, потом, приняв какое-то решение, вытерла руки о фартук, подошла к Добрыниным, оперлась о камин и просительно сказала:

— Хотела вас предупредить. Завтра утром я приготовлю завтрак и обед сразу. Вы сами разогрейте, пожалуйста. У нас в селе похороны, молодой мальчик погиб, мы все хотим сходить, поддержать родителей. Так что до вечера нас не будет. Но если вы против, кто-нибудь из нас непременно останется.

— Какой ужас! — Всплеснула руками свекровь. — А что случилось?

— Ай! Молодые, глупые. Два друга ночью пешком через поле шли, заблукали. Один насмерть замёрз, сердце встало. Второй в больнице.

Григорий успокаивающе замахал:

— Конечно, конечно, мы сами справимся. Идите, не волнуйтесь.

Елена благодарно улыбнулась:

— Муж говорил, вы рыбалку заказывали, он с вечера всё приготовит и прямо здесь, у входа, оставит.

— Да, да, спасибо. — Григорий Иванович уже забыл о разговоре и погрузился в составление слова из оставшихся букв.

Потоптавшись ещё немного рядом, Елена ушла на кухню.

«Вот оно! Завтра никого не будет лишнего. Лёша и свёкор идут рыбу ловить. Осталось придумать, как избавиться от свекрови».

* * *

Ночью, когда Лёша вовсю храпел, Аня спустилась на кухню.

— Якуб! — тихонько позвала она в темноте. Никто не откликнулся. — Господин домовой, это Аня! Мне надо с вами поговорить!

— Тс-с-с! — домовой появился, словно из ниоткуда. — Пойдём. — Подошёл к двери чулана, который располагался под лестницей, щёлкнул пальцами, и дверь открылась. Позади проёма Аня увидела знакомую уже комнату, а не швабру и пылесос, как ожидалось.

— Проходи, спадарыня Анна.

— А где Леся? — Аня устроилась на диване.

— К моей великой радости, гуляет где-то в Вырае. Через пару часов вернётся.

Анюта решила не уточнять, что такое Вырай — это было неважно. Главное, противная кикимора не будет присутствовать при разговоре.

— Господин Якуб, скажите, что имела в виду Леся, когда говорила, что Григорий Иванович её племянник? И вообще, что происходит? Вчера ваша подруга не дала толком поговорить.

Домовой улыбнулся:

— Может, чаю?

В руках у него непонятно как оказалась дымящаяся чашка.

— Нет-нет, спасибо. Вы ответите?

Чашка тут же пропала из рук Якуба.

— Ладно, расскажу. Но по секрету. Когда-то давно, по человеческим меркам, конечно, жила здесь одна девушка, сирота. И был у неё кавалер.

— А, я знаю эту историю. Эта девушка вроде повесилась?

— Тогда и рассказывать нечего. — Коротышка пожал плечами.

— Но при чём тут Леся?

— Знаешь, как появляются кикиморы? — Якуб залез на кресло, поёрзал, удобно устраиваясь, и вопросительно уставился на Добрынину.

Та отрицательно помотала головой.

— Про́клятый в утробе ребёнок, или ребёнок, которого мать самолично убила сразу после рождения, после смерти достаётся нашим. Девочек семь лет растят в Вырае, рассказывают историю их нежизни. А потом отправляют сюда, как бы это сказать… По месту рождения на место жительства. Если ребёнка утопили, например, в болоте — будет болотная кикимора. В лесу в яму бросили — лесная. — Якуб помолчал, подбирая слова, а потом продолжил. — Детишки получаются с мерзким характером, ты сама видела. Головная боль домовых. Мы же за порядком следить приставлены, людям помогать, малышей оберегать, всякий сброд в жилище не пускать. А кикиморы имеют право здесь быть. Они хулиганят, а мы отдуваемся. То калыску с младенцем опрокинут, то молоко испортят, то пряжу запутают. Леся наловчилась электронную почту вскрывать, в стиральной машине носки воровать. Балдеет от холодильника — плюнет на огурец, через пару дней вся еда в плесени.

— Я поняла! Леся — это тот ребёнок, который умер в животе у девушки, когда та повесилась!

— Правильно, спадарыня. Кавалер тот, помнишь, женился на другой? Родился у него сын, который Лесе кто, получается?

— Сводный брат? — Аня подумала, и добавила: — А Григорий сын этого брата, то есть, племянник.

— Умница. Зря Леся говорит, что ты, хм, ну, сама не раз слышала.

— Да ладно, проехали! — Махнула рукой Добрынина. Она поднялась и заходила по комнате кругами.

— А зачем ей вредить родственникам?

— Вот тут я и о своей выгоде расскажу. — Домовой зажмурился от приятных мыслей. — Если кикимора отомстит за себя, она всю злость теряет и исчезает, конец заботам. Но! — Тут Якуб наставительно поднял палец. — Если она успевает привязаться к смотрителю-домовому, то вместо исчезновения хорошеет и становится домовихой. Есть и чистокровные, конечно, но из кикимор очень бойкие выходят. А я холостяк, — смущённо добавил он, — я ж из дому выходить не могу, только в Вырай. Скучно одному, да и тяжеловато по хозяйству хлопотать.

«Какая-то сверхъестественная Санта-Барбара», — развеселилась Анюта.

А Якуб, не обращая внимания на насмешливый взгляд слушательницы, продолжал:

— Кикимору, конечно, можно из дома и просто так выгнать. Но сделать это может только человек, хозяин, и это очень муторное и сложное дело. Да и не злобная она, просто вредная.

— Слушай, Якуб, может, вы для собственной выгоды всё это придумали? Решили моей наивностью воспользоваться?

— Что ты! — Замахал руками коротышка. — Я ж не могу людям вредить и врать.

— А как же рассказы о том, что нечисть плохая и верить ей нельзя?

— Думаешь, мы так уж сильно от людей отличаемся? Среди вас ведь есть хорошие и плохие, почему думаешь, что у нас по-другому?

Аня не нашлась, что ответить.

— Может, всё-таки чайку? Я на травах заварил.

— А давай. — Анюте совершенно не хотелось возвращаться под бок к нелюбимому мужу.

Чай оказался изумительным. Диван был удобным, Якуб — приятным в беседе. Добрынина расслабилась впервые за последние дни.

— А скажи-ка, Якубчик, почему ты какой-то не такой?

— В смысле?

— Ну, где лапти, где рубаха самотканая?

Домовой захихикал:

— Когда люди носили лапти и суконные штаны, и нам приходилось. А сейчас-то другая мода. Мы, как вы. Я и в технике вашей быстро разобрался, за пару дней всего.

— Как пару дней? Я думала, вы здесь всегда были.

Якуб отхлебнул из чашки и зажмурился от удовольствия.

— Так-то оно так, всегда, но несколько десятков лет назад что-то случилось — не знает никто, что именно. В Вырай стало не попасть.

Рассказ прервало знакомое пиликанье.

— Ой, спадарыня Анна, прошу прощения. — Якуб подхватился и подбежал к дальнему углу, в котором стоял компьютер. Аня его сначала даже и не заметила, настолько привычным глазу был этот предмет интерьера.

— Замечательная вещь интернет! Раньше, чтобы пообщаться с домовыми из других домов, приходилось на тот свет отправляться. А сейчас сообщение в соцсеть пришло, и все новости знаешь.

Якуб, довольный, вернулся в кресло.

— Так о чём это я? А, да. Как закрылся Вырай, стала исчезать и сила, которая нас поддерживает. Мы стали слабеть. Много кто погиб, но я и Леся, например, вовремя поняли, что нужно делать. Можно сказать, впали в спячку до новых времён. И вот, дождались.

Анюта слушала говорливого домового внимательно. Всё это было так интересно, необычно. Внезапно ей в голову пришла страшная мысль. Она осторожно поставила чашку на пол и дрожащим голосом спросила:

— А зачем ты мне всё это рассказываешь? Не потому ли, что после того, как я сделаю то, что вы просите, я умру?

Якуб весело засмеялся.

— Спадарыня Анна, ты фантазёрка! Не будем мы тебя убивать. Я вообще вред человеку причинить не могу — не в моей природе. Скучно мне, понимаешь? Хочется поговорить с кем-то, кроме шишиморы. С хозяевами общаться запрещено, только в случае крайней необходимости. А ты уедешь скоро, и даже если расскажешь про чаепитие у домового, тебе никто не поверит.

Ещё долго они сидели, разговаривали, но потом Якуб спохватился и отправил Анну спать.

— Скоро утро. Когда заснёшь, я время для тебя немного передвину назад, на пару часиков. Чтобы смогла выспаться.

— Ты и такое можешь? — Аня чувствовала себя под лёгким хмельком. Видимо, травяной чай содержал в себе небольшую долю алкоголя.

— Я и не такое могу, — важно надулся домовой, — но тебе этого знать не стоит.

— Тогда пока. Открывай дверь. — Махнула рукой Добрынина.

Часы в гостиной показывали полпятого утра.

«Надеюсь, он перемотает назад часов десять. В последнее время совершенно не высыпаюсь». Женщина легко взбежала по лестнице и поспешила в номер.

Глава 26

Всё разрешилось само собой. Мужчины ушли на реку сразу после завтрака, а Елизавета Фёдоровна, помявшись, предложила сходить на похороны.

— Зачем? — Удивилась Анюта.

— Понимаешь, деточка, я врач. Это деревня, медиков тут, скорее всего, нет. Вдруг кому-нибудь станет плохо во время церемонии? Помогу, чем смогу.

Аня хотела возразить, что на кладбище вряд ли кто-то будет рожать, но вспомнила о своём деле.

— Конечно, идите. Но я не могу — угнетают подобные мероприятия. Ладно бы, кто-то из знакомых умер, или, не дай бог, близкий человек — тогда даже не обсуждается. А этого паренька я в глаза не видела. Жалко мальчика, что говорить. Но идти на его погребение? Уж простите, Елизавета Фёдоровна, это без меня.

— Понимаю. Естественно, ты такая молодая, такая счастливая, всё впереди. И правильно. Одна схожу.

Елизавета решительно направилась в свою комнату, но на полпути остановилась:

— А ты не заскучаешь?

— Нет, что вы. Я маникюр обновлю. Найду, чем заняться.

— Молодец. Красота женщины в её собственных руках. — Свекровь ушла.

Аня вдруг подумала, что желание сходить на местный погост вызвано отнюдь не человеколюбием. Раньше она бы и не задумалась над этим, но после разговора с местной нечистью стала сопоставлять факты.

Елизавета Фёдоровна посещала похороны друзей, приятелей, родственников друзей и приятелей, знакомых и малознакомых людей с завидным упорством. Не упускала случая поприсутствовать на прощании со звёздами театра и кино, с писателями и журналистами. Она приносила домой «сувениры» — искусственные цветы с венков, ленточки с надписью «помним, скорбим», платочки, которыми утирали слёзы безутешные близкие. Всё это бережно хранилось, периодически доставалось и рассматривалось. Свекровь тихо плакала, потом убирала всё назад, в коробку, и прятала глубоко в шкаф.

У всех есть хобби. Увлечения свекрови Анюту никогда не интересовали. Хочется провожать в последний путь всех подряд — почему нет? Может, у неё сердце очень жалостливое. Хотя вдруг это то, о чём говорила нечисть?

Но это всё сейчас неважно. Главное — несколько часов Анна будет предоставлена самой себе. «Рыбаки» решительно заявили, что до заката их ждать не стоит, да и похороны дело не десяти минут.

— Анечка, я ухожу. — Свекровь спустилась и стала одеваться. — Ты точно не обижаешься, что мы тебя бросили?

— Глупости какие. Идите, ни о чём не волнуйтесь.

Едва за Елизаветой закрылась дверь, Анюта рысью взбежала наверх и уткнулась в запертую дверь.

«Что же делать?» — Взламывать замок в планы не входило.

Без толку потоптавшись под дверью пару минут, Добрынина во весь голос закричала:

— Якуб! Господин домовой!

— Здравствуй, спадарыня Анна. Звала?

— Якубушка, не мог бы ты открыть эту дверь?

— Конечно. — Якуб прошёл сквозь стену. Щёлкнул замок. — Проходи.

— Ты со мной не побудешь?

Коротышка испуганно замахал руками.

— Нет, конечно! Я не могу вмешиваться, хватит того, что дверь открыл. Микроволновку, опять же, отмыть надо — все боковые стенки непонятно чем заляпаны. Как-нибудь сама. Но, если что, зови. Я здесь.

— А Леся? Не поможет?

— Не думаю, что она сможет предложить адекватную помощь. Хотя, в таком деле… Погоди.

Домовой исчез. Аня и моргнуть не успела, как Якуб вернулся, держа за руку кикимору. При дневном свете существо выглядело ещё уродливей, чем ночью. Кикимора лениво жевала жвачку.

— Ну? — Вальяжно спросила она.

— Лесечка, душечка, хоть раз сделай доброе дело. А я занят. — С этими словами нечистик исчез.

— Это не доброе дело. — Торопливо сказала Анюта. Она уже в общих чертах понимала, что такое кикимора. — Наоборот. Надо в вещах пошарить.

Бородавка на подбородке стала ярко-красной, губы затряслись:

— Ты что, это самое? Решилась?

— Ага.

— Так это, я, конечно, помогу! — Леся возбудилась и радостно забегала по комнате, потом рывком открыла шкаф. — Вот, вот эта сумка!

Три чемодана лежали на дне гардероба. Один из них кикимора, воинственно пыхтя, вытащила наружу. Он оказался закрыт с помощью примитивного кодового замка.

— Открывай!

— Не спеши. Надо пароль подобрать.

Леся поскучнела. Она села на подоконник и стала терпеливо ждать, пока Аня подберёт комбинацию цифр.

Всё оказалось достаточно просто. Перепробовав несколько вариантов, Анюта нашла подходящий — день рождения Григория. Леся вытащила жвачку изо рта, повертела её перед носом и приклеила к оконной раме.

Чемодан был практически пуст. Неудивительно — вся одежда висела в шкафу. Аню кольнул стыд — она сама даже не попыталась вытащить и разложить по полкам вещи.

На дне чемодана болтался одинокий фотоаппарат.

— Больше здесь ничего нет. — Удивлённо пожала плечами Анюта.

— Это оно. — Дрожащим голосом сказала кикимора. — Не представляю, как ты можешь держать эту гадость в руках.

Аня ничего странного или противного не чувствовала. Обычная цифровая камера, свекровь снимала с её помощью семейный отпуск.

Карта памяти была почти заполнена. Равнодушно Анюта листала снимки и видео — вот они на горке, вот в магазине, а вот Аня собственной персоной спит в машине, закрыв глаза шарфом. Ничего необычного.

— Надо сначала пролистать, задом наперёд долго. — Аня переключилась на первый снимок.

Это было очень странное фото. Понять, что на нём изображено, оказалось достаточно сложно. Какие-то верёвки, чья-то нога, непонятное тряпьё. Добрынина стала листать файлы более внимательно. И чем больше она смотрела, тем страшнее ей становилось.

Неизвестная обнажённая женщина, возраст которой определить невозможно. Тело — кровавое месиво. Волосы грязные, спутанные в гигантский колтун. Лежит на железной облупленной кровати. Руки привязаны к металлическому изголовью.

Вот она же — лицо крупным планом. В глазах застыл ужас, губы разбиты в кашу.

Аня отшвырнула фотоаппарат. Почему-то стало очень холодно.

— Что там? — Кикимора с любопытством вытянула шею.

— Гадость какая-то. Да ты сама иди, посмотри.

— Не хочется.

— Ладно. — Анюта, которая никогда не любила чернушные журналистские расследования и излишнюю натуралистичность в новостях, взяла себя в руки, подобрала фотоаппарат и стала листать дальше.

Изображения изменились, теперь на снимках фигурировал ещё и мужчина. Стало понятно, что это не постановочные фото. Ане пока не попалось ни одной фотографии, где было бы видно лицо насильника. Лишь рыхлый живот, волосатая спина да дряблые ягодицы. То, что он вытворял с девушкой, не поддавалось никакому описанию. Добрынина буквально слышала крики жертвы. Руки тряслись. Анюта почувствовала всем своим естеством то, что пыталась донести до неё Леся — фотоаппарат казался какой-то мерзкой, страшной тварью, посылающей в окружающий мир убийственную, ужасающую энергетику.

Но Аня методично пролистывала снимки. Она хотела увидеть лицо садиста, чтобы подтвердить свои подозрения.

Так ничего и не вышло. На очередной фотографии мужчина тушил сигарету о грудь жертвы, и Добрынина почувствовала, что готова потерять сознание.

Она отложила фотоаппарат. Спустилась на кухню, залезла в бар, достала бутылку коньяка, наполнила до краёв бокал для вина и выпила одним махом. Вкуса не почувствовала.

— Ты что, напиться решила? — Кикимора сидела на столе и болтала ногами.

— Нет, просто жажда замучила. — Анна не стала объяснять свои чувства. Судя по счётчику, она не видела и половины снимков. Но сделать вид, что ничего не произошло, уже было невозможно. Теперь нужно было разобраться до конца.

Вот только коньяк не особо помог. Сжавшаяся внутренняя пружина никуда не исчезла. Девушка вернулась в номер свёкров. Леся поплелась за ней.

Глава 27

Фотоаппарат лежал на кровати и ждал. Не сразу решившись, Анюта продолжила просмотр.

Старика больше видно не было, но в кадрах появился другой человек, с молодым телом. Тело это было знакомо Ане очень хорошо благодаря родимому пятну на пояснице. Молодой истязатель с энтузиазмом продолжал то, что не закончил старший.

Следующий файл был коротким видео, судя по таймеру, меньше минуты. Руки тряслись так, что Анюта не сразу смогла нажать на кнопку «плэй».

Сначала в уши ворвался крик, полный боли. Он оказался ещё страшней, чем тот, который мозг нафантазировал чуть раньше, при просмотре фотографий. А затем у Ани первый раз в жизни зашевелились волосы на голове.

— Давай, сынок, засади ей! Слышишь, как орёт? Этой шлюхе нравится! Им всем нравится!

Камера приблизилась к кровати, оператор протянул руку, в которой был зажат перочинный ножик.

— Только аккуратно, а то сдохнет раньше времени.

Лёша, не прекращая насиловать девушку, повернулся, посмотрел прямо в камеру животным взглядом, взял предложенное орудие пыток, с размаху всадил его в плечо жертве. Оператор восторженно охнул. Несчастная дёрнулась и обмякла. Лёшик, милый робкий интеллигент, своё занятие не прекратил. Он даже не обратил внимания на то, что его «партнёрша» потеряла сознание, и продолжил развлекаться.

Дальше Аня смотреть не смогла. Она медленно, излишне аккуратно положила фотоаппарат на кровать, встала, подошла к окну и прижалась к холодному стеклу лбом.

— Знаешь, я всё слышала. И очень рада, что не видела, — деловито сказала Леся, — я-то думала, мой племянник от налогов укрывается, или в рабство тебя какому-нибудь шейху продать планирует, но это просто праздник какой-то!

Аня дёрнулась, схватила нечисть за плечи и стала трясти:

— Что ты такое говоришь, сволочь! Какой праздник! То, что они делали с этой девушкой — это же… Да как они! Мерзость, твари, это не люди! — Слёзы потекли по щекам, в глазах потемнело. Анюта продолжила орать: — Я с ними столько месяцев, за руку! Я спала с этим монстром, ты понимаешь? Как я не поняла, как не видела?!

— От-пус-ти-и, ду-ра! — просипела нечисть. Аня её словно не слышала и продолжала тормошить. Кикимора с тихим хлопком исчезла, руки девушки схватили воздух. Материализовавшись в кресле, Леся прокашлялась.

— Ты не думай, я не в обиде. Чай, всё понимаю — в такие моменты вам, человекам, обязательно надо на ком-то злость сорвать. Ты лучше успокойся и подумай, что дальше делать.

— А что думать? В полицию надо идти, запись показывать!

— Здесь милиция.

— Полиция, милиция, вооружённые силы — какая разница?! — Анюта схватила фотокамеру и торопливо пошла к двери.

Выйти не успела — в комнату впорхнула свекровь.

— Анечка? Что ты здесь делаешь?

Аня, спохватившись, спрятала фотоаппарат за спину:

— Да я это… Пилка у меня сломалась, хотела вашу одолжить. А вы почему так рано вернулись?

— Понимаешь, деточка, похороны через час только — местное население собирается постепенно, в доме покойника, я там никого не знаю. Решила, что не стоит людей смущать, лучше прямо на кладбище пойду, попозже. А как ты дверь открыла? — Подозрительно посмотрела на невестку Елизавета.

— А она открыта была. Я ещё удивилась, как это вы запереть забыли.

— Да? Странно.

Позади Ани на стене висело зеркало. Свекровь бросила в него взгляд и увидела, что прячет девушка за спиной.

— Анечка, — ласковым голосом сказала Добрынина-старшая. — Ты зачем рылась в наших вещах? — Она медленно попятилась к двери и наощупь защёлкнула замок.

— В каком смысле? — Аня вдруг поняла, что свекровь, не выпускавшая из рук фотокамеру весь отпуск, должна быть в курсе дела. Ей стало страшно.

— Зачем тебе фотоаппарат? У тебя же телефон есть, последней модели, фотографируй, сколько угодно.

— Да я так, запостить хотела кое-что с нашего отдыха.

Елизавета стала наступать на невестку.

— Отдай.

Аня сделала несколько шагов назад и отрицательно помотала головой.

— Отдай, дрянь! — Всё обаяние слетело с женщины в один миг, словно его и не было. Елизавета Фёдоровна подскочила к Анюте, протянула руки и схватила за рукав.

Девушка без труда вывернулась. Всё-таки возрастные категории были разными, Анюта оказалась подвижней. Ловко перескочив через кровать, она обогнула старшую Добрынину, метнулась к двери и стала дёргать ручку. Дверь не открывалась — ключ свекровь оставила при себе.

А Елизавета подскочила к шкафу, содрала пиджак мужа с вешалки и вытащила из его кармана пистолет.

— Стой, тварь! — Торжествующе сказала она.

Анюта замерла.

Те пару минут, что длилось «общение», кикимора преспокойно сидела на шкафу. Аня не обращала на неё внимания — не до того было. А свекровь, судя по всему, Лесю даже не видела.

Нечисть щёлкнула пальцами. Зеркало снялось со стены и, не торопясь, поплыло под самым потолком. Леся хлопнула в ладоши, и зеркало спикировало на голову Елизаветы. Раздался звон, по полу весело разлетелись осколки.

Анюта не растерялась. Пока ошарашенная свекровь, шатаясь, пыталась понять, что произошло, девушка подскочила, отобрала пистолет и толкнула женщину в кресло. Та плюхнулась в него, пытаясь сфокусировать взгляд.

Особо не раздумывая, Аня стукнула старшую Добрынину пистолетом по голове.

* * *

Леся откуда-то притащила верёвку. Анюта связала свекровь и стала хлопать её по щекам.

— Может, она умерла?

— Нет. Лупи по морде дальше.

Аня замахнулась, но очередная пощёчина не понадобилась. Женщина застонала и пришла в себя. Попыталась поднять руки к голове, но сделать это помешала верёвка.

— Что? Что случилось? — Елизавета встрепенулась и, забыв о голове, попыталась освободиться. — Аня! Что это? Боже, развяжи меня!

— Ага, спешу и падаю! — Девушка села на кровать и ненавидяще уставилась на свекровь. — Я хочу знать, что за ужас я недавно просмотрела, какое лично вы имеете к этому отношение, и зачем вашей сумасшедшей семейке я.

— Деточка, да это просто кино. Ужастик. Что ты себе навыдумывала? — Елизавета Фёдоровна вертелась в кресле, пытаясь выпутаться из верёвки.

— Ужастик? Замечательный фильм. В главных ролях Григорий и Алексей Добрынины! — Аня покачала головой. — Не надо меня за дуру держать. Рассказывай, старая карга.

Свекровь исподлобья посмотрела на невестку, повозилась ещё немного, а потом вдруг расплакалась. Искренне, навзрыд, и, как показалось Анюте, с облегчением. Девушка молча наблюдала за потоком слёз, не зная, что предпринять.

— Сейчас расколется, — удовлетворённо заявила кикимора. Её по-прежнему видела только Аня.

Отплакавшись, Елизавета Фёдоровна попыталась вытереть слёзы о плечо. Аня встала, вытащила из шкафа какую-то блузку и утёрла женщине лицо.

— Спасибо, Анечка. Всё-таки ты хорошая девочка.

— Я жду.

Помолчав немного, Добрынина сначала неохотно, делая паузы, стала рассказывать. Но скоро слова полились потоком. Скорее всего, она никогда и никому этого не говорила, и сейчас вываливала на слушательницу страшную тайну длиною в тридцать лет.

Глава 28

Гриша и Лиза познакомились в университете. Белорусский парень оказался таким, каким в своих мечтах Лиза рисовала настоящего мужчину — добрым, ласковым, рукастым, умным, заботливым, не пьющим. На последнем курсе девушка отправила родителям в Иркутскую область телеграмму о замужестве.

Поженились по-студенчески, скромно и весело. Первое время жили душа в душу. Иногда Гриша исчезал на целый вечер, но Лиза не переживала, потому что эти часы посвящала себе. Она считала, что для счастливой семейной жизни каждый из супругов должен иметь личное пространство.

После распределения удалось остаться в Москве. Тихий белорусский молодой человек непонятным для жены способом пристроил их обоих в ведомственный госпиталь, а через полгода после получения дипломов молодые въехали в двухкомнатную новенькую квартиру. Лиза была счастлива. Она не интересовалась, почему их однокашники отправились работать за Урал, почему большинство знакомых стоит в очереди на жильё по нескольку десятков лет. Главное, что её муж умел добиваться своего. Девушка чувствовала себя за каменной стеной.

Лиза носилась по Москве, доставала мебель, отстаивала очереди за обоями и обустраивала семейное гнёздышко.

В этом гнезде Гриша и ударил её в первый раз, через год после свадьбы. Лизонька пересолила суп.

Жизнь превратилась в кошмар. Она боялась мужа до смерти, никогда не знала, в каком настроении он придёт домой. Он бил её методично, молча, стараясь не попасть по лицу. Лиза сдерживала крик, зная, что слёзы и мольбы распалят мучителя ещё сильней. Иногда хотелось заснуть и не проснуться.

И всё равно Лиза безумно его любила.

Ведь тот, хороший Григорий, никуда не исчез. Он иногда приносил цветы, улыбался, как на первом свидании, целовал в ушко, дарил подарки, и девушка млела от счастья. Этот круговорот двух таких разных мужчин приковывал жену посильней любых цепей. Она не мыслила без Гриши своей жизни.

В конце восьмидесятых родился Лёшенька.

Она отдала себя ребёнку чуть более чем полностью. Маленький сопящий комочек примирил её с жестокостью мужа, к тому же Григорий с появлением сына подобрел, побои стали очень редки. Женщина решила, что Добрынин изменился.

Она ошибалась.

Первые года четыре отец на Лёшу практически не обращал внимания — копошится что-то сопливое в углу, и ладно. Но однажды Гришу вызвали в сад и пожаловались на жестокость мальчика. Он бил других детей, грубил воспитательницам.

Гриша пришёл домой и целый вечер наблюдал за наследником.

А четырёхлетний Леша копировал поведение отца. Он так же хамил матери, дёргал её за волосы, пинал ногами, а потом подходил и начинал «нежничать». Женщина сносила всё безропотно, считая, что ребёнку такое поведение позволительно, и он «перерастёт».

С тех пор Григорий стал проводить с сыном больше времени.

Однажды, когда Лёшеньке было лет восемь, Лиза с ужасом узнала, откуда взялись тёплые рабочие места, двухкомнатная квартира, и куда муж уходил все эти годы по вечерам и ночам.

Гриша после ужина приказал одеться и ехать с ним. Женщина, привыкшая беспрекословно подчинятся, собралась быстро.

Они оказались за городом, в незнакомом посёлке. Подъехали к двухэтажному коттеджу, прятавшемуся за высоким каменным забором. Гриша достал ключ, открыл ворота и загнал машину во двор.

Здесь, помимо дома, имелся небольшая постройка. Григорий двинулся к ней, жена следом.

Сарай оказался прикрытием. Под ним находился обширный подвал, оборудованный как камера пыток. Везде цепи, крюки, ножи, скальпели. И двуспальная кровать. На кровати стонала беременная женщина.

— Роды прими, дорогая.

Лиза не сразу поняла, что от неё хочет муж, и что здесь делает незнакомка. Но потом увидела свежие и поджившие раны на теле пленницы, кровь на кровати и равнодушие, сквозившее в глазах Григория.

Роды она приняла. Правда, измученная многомесячными издевательствами мать умерла ещё до того, как ребёнок первый раз закричал. Гриша молча взял орущего младенца и свернул ему шею. Лиза упала в обморок.

Очнулась от пощёчин.

— Помоги.

И она помогала. Придерживала тело, когда Гриша его распиливал. Вытирала тряпкой кровь с пола. Слёзы текли по щекам, всё тело тряслось крупной дрожью, но руки продолжали выполнять указания.

Это была середина девяностых. Люди бесследно исчезали каждый день, трупы в мешках находили чуть ли не в каждой помойке. Григорий тоже особо не прятался — выбросил останки в канаву у дороги, по дороге домой.

Пока ехали, Добрынин рассказывал. Ровным голосом, иногда посмеиваясь. Лиза, сжавшись на переднем сиденье, с ужасом слушала.

У Гриши в Москве жил родственник со стороны матери. Очень высокопоставленный человек. Он помог парню поступить в университет, выбил квартиру и хорошее место. И именно он открыл в племяннике тайные грани.

— Понимаешь, Лиза. Я всегда чувствовал себя не таким, как все. Всегда. А он помог мне понять, кто я на самом деле. Всё стало на свои места. Обычные люди — это серая масса, безмолвные, тупые овцы. А я — хищник. Как и дядя. Вот ты — хорошая овечка. — С этими словами Добрынин ласково посмотрел на жену. — Тихая, скромная, безропотная. Хорошая хозяйка и мать. Таких, как ты, можно и нужно держать рядом. А остальные бабы — грязь. Дырки для удовлетворения похоти. Ни одну мы сюда не привезли насильно. Каждая из них с радостью ехала с нами в ресторан, а потом и на дачу, надеясь что-то с этого поиметь.

Лиза молчала.

— Дядя умер полгода назад. Дача теперь моя. Наша. Можешь тут огород посадить, если хочешь. Ты молодец, сегодня я понял, что могу тебе доверять.

Лиза кивнула. А что она могла ещё сделать?

— Теперь всё изменится. Ты самый близкий мне человек. Больше не буду врать. Ты рада, дорогая?

Информацию Елизавета переваривала три дня. Даже порывалась пойти в милицию, но передумала — ведь теперь она была соучастницей.

Если она сядет — что будет с Лёшенькой?

А Гриша совсем потерял стыд. Заимел привычку перед сном рассказывать жене о своих развлечениях — это его возбуждало. Лиза сначала шарахалась, а потом привыкла.

Григорий стал доверять ей настолько, что периодически отправлял покормить пленниц. Девушек он держал подолгу, многие месяцы. Елизавета даже стала получать какое-то извращённое удовольствие — приезжала, кормила несчастных пирожками и булочками с корицей, приготовленными собственноручно, обрабатывала раны, обмывала, расчёсывала, меняла постельное бельё. Ей казалось, что таким способом она облегчает жизнь страдалицам.

Те плакали, просили сообщить в милицию и родным, проклинали, плевали в лицо, но Лиза ни разу не сделала того, что могло бы навредить мужу.

Роды принимать пришлось ещё не раз. Елизавета уговорила Гришу не убивать детей. Она самолично «спасала» их — подбрасывала в подъезды, больницы, к дверям церквей. Лиза искренне считала, что делает благое дело. О судьбе родительниц старалась не думать.

Едва Лёшенька вступил в подростковый возраст, отец приобщил его к своим «развлечениям». Узнав об этом, Лиза в первый и последний раз попыталась устроить скандал. Закончилось это жестоким избиением. Любимый сынок с энтузиазмом помогал отцу.

Больше женщина бунтовать не пыталась.

* * *

Аня мужественно дослушала до конца. Внутри клокотала ярость.

— Анечка, вижу, ты расстроилась. Я прекрасно понимаю, что мне придётся отвечать за всё перед Всевышним, когда придёт время. Но не могла же я мужа и сына собственноручно посадить в тюрьму? — Свекровь подёргалась, но верёвки держали крепко. — Я сама жертва. Они меня подавили, заставили делать страшные вещи. И, несмотря на это, я старалась уменьшить зло, которое делали мои мужчины. Давала шанс на хорошую жизнь малышам, облегчала страдания девочек.

— Да уж, мать Тереза. — Анюта подошла к окну, обняла себя за плечи и задумалась.

— Что, прости? Я не расслышала.

— Ничего.

— Анечка, Лёша хороший мальчик. Он любит, это видно — ведь он не повёз тебя на дачу, он на тебе женился! Конечно, можешь думать, что ты, как и я, хорошая овечка, удобная в использовании. — Добрынина повысила голос. — А даже если и так, разве Гриша не прав? Посмотри на современное общество потребителей! Кто силён, тот на коне, кто слаб — сдыхает под забором. И если сильный обратил на тебя своё внимание, готов кормить и оберегать в обмен на небольшие жертвы — не это ли и есть любовь? — Дальше она говорила еле слышно. — Мы с Гришей стареем, Лёша скоро останется совсем один. Я мечтала, что у него будет тыл, женщина, которая всегда рядом. Как у Гришеньки.

— Господи, что за бред ты несёшь! — Взорвалась Аня. — Ни одна нормальная женщина не станет жить с маньяком, да ещё и помогать ему!

Елизавета Фёдоровна съёжилась.

— Понимаешь, что ты даже страшнее своих мужиков? Они — просто больные люди, их нужно закрыть в психушке, накачать лекарствами и не выпускать до самой смерти!

Аня подскочила к креслу, схватилась за подлокотники и заглянула свекрови в глаза.

— Но ты — ты же выглядишь адекватной. Людьми руководишь, уважаемая и обожаемая всеми вокруг. Как, как на такое можно пойти! Как можно спокойно спать столько лет, зная о подобных ужасах! — Аня выпрямилась, замахнулась, но сдержалась, не ударила. Развернулась, подскочила к шкафу и механически стала перебирать лежащие там вещи.

— Анечка, деточка. Жизнь многогранна. И настоящий мужчина просто обязан быть жёстким, даже жестоким. Только благодаря этому человечество построило цивилизацию.

— Хватит, больше не могу это слушать. Как хочешь, Елизавета Фёдоровна, а я в милицию. Это, конечно, другая страна, но у нас какие-то там таможенные союзы, договорённости и прочая политическая дружба. Думаю, разберутся.

— Не смей! Аня, я запрещаю!

— Иди в…

Куда конкретно идти, девушка не успела сказать. Открылась дверь, в комнату вошли разрумяненные от мороза рыбаки.

Глава 29

В хате было не протолкнуться. Во дворе тоже. Выли в голос женщины, тихо плакали и жались друг к другу молодые девочки. Парни от двенадцати до двадцати переговаривались шёпотом. Тема была одна — замёрзший насмерть Олег и госпитализация Вадима, который потерял пальцы на ногах. Врачи пытались спасти хотя бы ступни, но получится у них это или нет, было неизвестно. По дому бледными тенями шарахались родители Олега, две младших сестры и бабушка.

Чем больше собиралось скорбящих, тем отвлечённей были разговоры. Вот компания пенсионерок в углу перескочила с усопшего на подорожавшие продукты. Кто-то из подростков рассказал анекдот, его соседи загоготали, но, вспомнив, где находятся, резко оборвали смех.

Для Марины это были вторые похороны в жизни. Как и в первый раз, её поразил контраст между мёртвым и живыми. Все — и старухи, обсуждавшие цены, и подростки, травившие анекдоты, знали Олега. Они искренне сочувствовали его родственникам, жалели так рано ушедшего парня, но, несмотря на угнетающую обстановку, из них нет-нет, да прорывалась Жизнь.

Сычкова знала, что будет после кладбища. Люди выпьют, расслабятся, забудут о поводе, собравшем их вместе под одной крышей. Кто-нибудь один затянет песню, остальные подхватят. Большинство к тому времени из деликатности уйдёт, понимая, что родным хочется остаться наедине со своим горем. Но некоторые будут сидеть до победного конца, напиваясь и наедаясь на дармовщину.

Марина решила, что не вернётся сюда после погребения. Хотя родители в один голос твердили, что это неприлично, что обязательно нужно хотя бы трижды пригубить «за упокой». Иначе покойник обидится и будет сниться.

Девушка после ноябрьской охоты на упыря готова была поверить во всё, что угодно. Правда, Олега она знала не очень хорошо — парень на два года старше, жил в соседней деревне, и компании у них были разные. И как-то сомневалась Сычкова, что малознакомый человек разозлится на неё за отказ выпить. Да ещё начнёт из-за этого наведываться во сны.

Приехал священник. Всех попросили выйти из комнаты, в которой стоял гроб. В сенцах стало совсем тесно, и Марина решила выйти на воздух.

— Привет, Мань.

— Привет. Мама тоже здесь?

Слава махнул рукой:

— В Красноселье у кого-то корова всё никак не отелится, мамка помогать поехала.

— Ясно.

— Ага.

Ребята замолчали. Обсуждать похороны не хотелось — в семнадцать-восемнадцать лет очень сложно воспринимать сверстника в гробу. А на другие темы разговаривать не поворачивался язык — неудобно было перед покойным.

Подошли к незнакомым парням и девушкам, которые оказались друзьями Олега и Вадима по техникуму. Студенты вовсю обсуждали произошедшее.

— Говорят, Вадима психиатр будет проверять.

— Зачем?

— Да он всё твердит, что Олега то ли привидения, то ли призраки убили. Заманухи какие-то.

— Да ты что?! Наверное, совсем голову отморозил, бедняга.

— Лучше с отмороженной головой, чем в гробу, как Олег.

— Это да.

Марина вмешалась в разговор:

— Извините, а можно подробней о призраках?

Компания обратила внимание на школьников.

— А мы не знаем подробностей. Вадик вон, Ксюхе звонил из больницы. — Говоривший кивнул на худенькую заплаканную девушку. — Он ей коротко рассказал, что случилось, только, говорит, сам не понимает, как такое может быть. Может, и привиделось.

— Ясно. Спасибо, извините. — Марина потянула Славку за рукав.

— Слышал? — Зашептала девушка. — Странная какая-то история.

— Маня, спокойно. Скорее всего, пацаны пьяные были, вот и заблудились в чистом поле.

— А сам ты мне про Лупатого и Деда Мороза что рассказывал? Ерунда какая-то творится, неужели не видишь?

Коваль засунул руки в карманы, помолчал, потом принял решение:

— Давай после похорон. Здесь нечего болтать, а то и нас к психиатру отправят.

Сычкова кивнула, подошла к слабо знакомой женщине и спросила:

— Долго отпевать будут, не знаете?

— Минут пятнадцать. Может, полчаса. Всё равно машину из сельсовета не прислали ещё. Погуляйте.

* * *

Лёшенька по лицу ударил с такой силой, что голова запрокинулась.

— Сынок, не надо! Вдруг поранишь? Не хватало ещё следователям объяснять, откуда в номере кровь. — Свекровь прекратила запихивать вещи в чемодан и осуждающе посмотрела на сына.

— Но ведь эта сучка едва нас не сдала! И тебя, если не забыла, к креслу привязала!

— А что было делать бедной девочке? Я б на её месте тоже разволновалась.

— Для начала не надо было совать нос в наши вещи. — Свёкор размахнулся и заехал невестке кулаком по уху.

Аню никогда в жизни не били. То, что происходило сейчас, пугало её до обморочного состояния. Боль от оплеух казалась невыносимой, хотя Анюта прекрасно понимала, что эти двое проделывают с девушками вещи намного страшнее.

— Мальчики, не надо. Не тратьте время, в любой момент могут появиться свидетели, мы ведь не дома! Лучше подумайте, как от девочки избавиться так, чтобы у милиции подозрений не возникло.

Девушку на время оставили в покое. Сейчас она сидела в кресле связанная, точно так же, как и свекровь несколько минут назад. Добрынины стали обсуждать план дальнейших действий, совершенно не заботясь о том, что жертва их прекрасно слышит.

Идей было немного — другая страна, гостиничный номер и ограничения во времени не позволяли придумать что-то толковое. Случайное падение, например, в ванной, отпадало из-за следов побоев, которых уже поднабралось достаточно. Ни один судмедэксперт не пропустит такое количество гематом. Утопить в реке — рискованно. Не вся деревня на похоронах, кто-то может их увидеть. Пожар в гостинице — неплохой вариант, но кладбище недалеко, люди успеют прибежать до того, как здание прогорит. Есть шанс, что найдут не полностью обгоревший труп, и у милиции, опять же, возникнут вопросы. Можно выехать домой сегодня, сейчас, а по дороге закопать тело где-нибудь у границы. Конечно, будут проблемы с российской полицией, люди не должны бесследно исчезать, но это всё решаемо.

Судя по всему, семейство склонялось к последнему варианту. С каждым словом Анюта паниковала всё сильней. Слёзы текли по щекам, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Не надо. Не убивайте! Я никому ничего не скажу!

Лёша тяжело вздохнул, подошёл поближе и грустно сказал:

— Я так хотел прожить с бок о бок с тобой всю жизнь. — Муж опустился на корточки. — Хотел доверить тайну. Но ты вынюхала всё сама и слишком рано узнала. Всё испортила. Мы думали посвятить тебя в наши увлечения после рождения мальчика, который привязал бы тебя к семье. — Лёша стал нежно гладить жену по бёдрам. — Очень жаль.

— А я говорил, что она не овца. — Григорий покачал головой. — Но когда молодые родителей слушали? Тебе нужна жена из семьи алкашей или сирота, чтобы пикнуть не смела. А не высокомерная сучка.

Алексей рывком поднялся и отошёл к окну.

— Там поп только что подъехал. Как думаете, сколько у нас времени?

— Пока отпоют, пока похоронят… Даже если хозяева вернутся сразу после кладбища, у нас минимум час.

— Лёша отвернулся от окна и хищно улыбнулся:

— Мать, иди, собери её и мои вещи.

Григорий подмигнул невестке и стал расстёгивать рубашку.

Анюта поняла, что с ней сейчас будут делать. И закричала.

* * *

Леся сидела на шкафу и с интересом наблюдала за людишками. Было очень познавательно. Кикимору не слишком волновала судьба девушки. Главное — уничтожить родственников. Нечисть всё не могла придумать, как именно.

Несколько дней назад она просто хотела повредить котёл и отравить всех обитателей гостиницы угарным газом. Но Якуб воспротивился — тогда здесь было много людей, в том числе и детей. Он же заставил познакомиться с Аней, мол, невинная душа может пострадать. Щепетильность домового очень раздражала, но пришлось слушаться.

Внизу обсуждали, как скрыть скорое убийство. Прозвучало слово «пожар», и кикимору осенило. Она перенеслась в гостиную и разожгла камин.

Почуявший неладное Якуб попытался помешать, но было поздно — когда он появился в гостиной, уже пылали шторы на всех окнах. Ещё через несколько секунд вспыхнул ковёр. Пламя весело побежало по первому этажу, заглядывая во все углы.

— Что ты творишь! — Закричал Якуб. — Если дом сгорит дотла — мы исчезнем, если в Вырай не соскочим вовремя!

— Да пофигу, — ответила кикимора, напрягла все свои силы и магически усилила жар.

Глава 30

— Хоть бы прикрыли девочку чем-нибудь. — Елизавета Фёдоровна втащила в номер два чемодана.

Аня лежала на кровати, бессмысленно смотрела в потолок и не реагировала на окружающую действительность.

Разомлевшие отец и сын переглянулись и рассмеялись.

— Зачем, Лизок? Ты посмотри, какая фигурка! Дай полюбоваться напоследок.

Свекровь недовольно дёрнула плечом, но промолчала.

— Всё забрала? — Лёша выглянул в окно. Он немного нервничал — не хотел встретить аборигенов, укладывая в багажник машины труп.

— Да, конечно, даже… — Женщина вдруг замолчала и шумно потянула носом воздух. — Чувствуете? Дымом пахнет.

Григорий вышел в коридор:

— Ну, немного есть. Может, на кухне что-то подгорело? — Он сделал шаг в сторону лестницы.

Елизавета и Алексей заинтересованно выглянули из номера. Григорий Иванович принюхивался.

— Пойду, проверю духовку. — Свекровь вышла из комнаты, Лёша тоже сделал шаг вперёд.

Леся материализовалась за их спинами.

Словно из засады, взметнулось пламя. В здании заверещали все пожарные извещатели разом, по-партизански до этого молчавшие. За считанные секунды лестница превратилась в головешки и ухнула вниз. Дым заполнил коридор.

— В окно, здесь второй этаж всего! — Заорал Добрынин-старший. Они попытались вернуться в номер, но Леся захлопнула дверь перед носом. Да наложила простенькое заклятие, не дающее открыть замок.

Мансарда тоже пылала. Семейство оказалось в ловушке.

* * *

— Гарыць! Ленка, твой бусел гарыць! — всполошились бабы во дворе.

Елена увидела дым, побледнела и побежала в усадьбу. Все, кто были во дворе, выскочили на улицу.

— Там ёсць хто?

— Да, семья из России!

— А божачки!

Кто-то набрал номер МЧС. Громко затрещала кровля, огонь взметнулся ввысь. Гостиница запылала, словно домик из картона — мощно и сверхъестественно быстро.

Люди засуетились, откуда-то взялись вёдра с водой, и сельчане, выстроившись в цепочку, стали тушить, не дожидаясь пожарных. Вода не справлялась, и некоторые, в их числе и Славка, стали забрасывать крыши соседних строений снегом.

Елена билась в истерике, её муж и зять всё порывались спасти хоть какое-нибудь имущество из пылающего здания, но окружающие не давали им рвануть в огонь.

* * *

— Спадарыня Анна! Вставай! Ну же!

— Да не трогай ты её, пусть лежит. — Леся довольно наблюдала, как Добрынины ломятся в дверь.

Якуб тормошил Анюту, пытался стянуть с кровати, но девушка безмолвно плакала и не реагировала на нечисть.

— Леся, помоги, прошу тебя!

В дверь стучать перестали, видимо, наглотались дыма. Теперь можно было и помочь — пока ещё заклятие охраняло эту комнату, но долго сдерживать стихию, подстёгнутую магией, не могла даже зачинщица переполоха.

— Так, давай! — Кикимора вскочила на кровать, подползла к Анюте. — Якуб, тащи какую-нибудь шмотку!

Одеть взрослого человека, который ни капельки не помогает, очень сложно.

— Да наплюй на трусы со штанами, свитера хватит, он длинный! Сапоги давай!

Якуб беспрекословно подчинялся, полностью отдав инициативу девочке-старушке.

Странное дело — когда нагота оказалась прикрытой, Аня немного пришла в себя. Сама, без помощи, обулась, схватила злосчастный фотоаппарат и рванула к двери.

— Куда! — бросилась наперерез Леся. — Давай в окно!

— Но там же… Они же сгорят!

Кикимора упёрла руки в боки.

— И что? Ты их спасать собралась?

Во дворе послышались встревоженные голоса людей, кто-то завопил.

Аня раздумывала недолго. Она развернулась, подбежала к окну и открыла его.

— Вы со мной?

— Вне дома мы не существуем. Некуда бежать. — Смущённо улыбнулся Якуб. — А ты спасайся.

Девушка успела увидеть, как меняется кикимора. Выросла грудь, нижняя половина туловища стала тяжёлой и увесистой. Да и вся фигура теперь выглядела объёмней. На пол посыпались резиночки, волосы удлинились, сплелись в две толстые косы. Одежда изменилась тоже: вместо детских штанишек — джинсы, вместо смешного свитера — светлая футболка. Лицо поменялось в последнюю очередь.

— Аня, сгоришь. Прыгай! Не переживай, мы в Вырае переждём, пока хату заново не отстроят! — Симпатичная домовиха, очень похожая на хозяйку усадьбы, вытолкнула девушку наружу.

Дверь вспыхнула и упала в комнату. Огонь мгновенно захватил помещение.

Нечистики вскочили на подоконник, обнялись и за долю секунды до того, как пламя лизнуло оконную раму, исчезли.

* * *

Марина бестолково бегала от одной группки людей к другой, не зная, чем и кому помочь. Именно она первая заметила открывшееся на втором этаже окно.

— Смотрите!

До того, как кто-то успел обратить внимание на её слова, из окна выпрыгнула девушка.

Ане повезло — она приземлилась в кучу снега, которая уже начала подтаивать. Сычкова подскочила, подала руку и выдернула из сугроба.

— Жива?

Анюта ответить не успела. Вверху загудело, Марина подняла голову и сделала шаг назад.

— Кто это?!

Добрынина тоже посмотрела вверх. На подоконнике, обнявшись, стояли домовые. Через секунду они исчезли, на их месте затанцевал огонь.

— Надо подальше отойти. — Школьница решила с коротышками разобраться позже и повела Анюту к людям.

— Сволочи! Гады! — Навстречу, скользя по талому снегу, спешила Елена. — Хату сожгли!

Наперерез женщине бросился кто-то из деревенских, схватил и повалил.

— Столько лет, столько лет и днём и ночью пахали, а вы всё пожгли! — Елена отбивалась, пыталась встать и добраться до ненавистной постоялицы.

— Это не я, не я, клянусь! — Аня разрыдалась.

— Ленка, хорош! — Просипел мужик, прижимавший владелицу усадьбы к земле. — Девка из пожара еле выскочить успела, да ну нахрен, хату этую, главное, девка-то живая!

Елена перестала сопротивляться и заплакала.

Подскочили женщины, потянули Аню подальше от огня. Дочь Елены сбегала в хозяйский дом за спортивными штанами и телогрейкой.

«Побудь с ней, пока скорая приедет», — попросили Марину и вытолкали девушек за забор, на лавочку.

— Что это за маленькие создания на подоконнике стояли? И вообще, что случилось? Рассказывай.

Аня говорить ничего не хотела. Свою историю она приберегала для милиции. Но вдруг поняла, что если прямо сейчас, вот этой девочке не поведает всё в подробностях — сойдёт с ума. Глаза девчонки странно убаюкивали и заставляли говорить. На середине рассказа примчались пожарные, девушки отошли подальше, чтобы не мешать, и продолжили.

* * *

— Ты мне веришь? — Анюта знать не знала, как зовут собеседницу. Её это и не интересовало. Главное, что вывалив на незнакомку всю историю от начала и до конца, Добрынина почувствовала себя чуть лучше.

Марина помолчала, потом тряхнула головой и решительно сказала:

— Верю. Честно. Ты, наверное, наткнулась на одного из немногих в округе, кто в такое верит на сто процентов. Рада, что ты жива. — Девушка помялась и продолжила: — Вот только больше никому не рассказывай. — Увидев, что Аня собирается возразить, Сычкова поспешно заявила: — Нет, про маньяков — обязательно! Я имею в виду кикимору и домового. Молчи про них лучше. А то поставят клеймо, что ты того. — Марина покрутила пальцем у виска. — Век не отмоешься, поверь, я знаю, о чём говорю.

— А как же всё объяснить?

— Придумай что-нибудь, записи с фотоаппарата покажи, не думаю, что после такого свидетельства органы будут зверствовать. Смотри, это за тобой! — Марина показала на подъехавшую скорую, скомкано попрощалась и пошла искать Славку.

Тот нашёлся на лавке возле дома покойного Олега. Грязный, весь в копоти и донельзя довольный собой.

— Видала, как я лопатой? Снег на крышу, искры летят, а он тает, а они тухнут, и мужики тоже, и я наравне! Пожарные руки жали, и мне! А что я? Я всегда, если помочь, и вообще…

— Славк, поговорить надо.

Славик резко замолчал, потом вполне спокойно сказал:

— Мы ж вроде решили — после похорон перетрём.

— Я тут ещё новости узнала, тебе понравится.

Коваль встревоженно глянул на сестру. Марина приложила палец к губам — к ним спешил Сычков-старший.

— Видали, что в Потаповке сегодня творится? Возиться, наверное, ещё долго будут. Пожарные в доме три трупа нашли, представляешь?

— Ужас какой!

— Не то слово. Вот-вот должна милиция подъехать. Девушка, та, которую ты охраняла, может, поджог устроила.

— Нет, пап, это не она. Я тебе вечером расскажу.

Подъехал ЗИЛ, остановился у ворот. Из кабины вылез ошарашенный водитель.

— А чё это тут у вас?

— Пожар, не видишь. — Развёл руками Сычков. — Три трупа.

— Ленка, Петя? Или девки их?!

— Нет, туристы.

— А-а-а. — Волнение сменилось любопытством. — Я пойду, гляну, может, помочь надо.

— Ага. Ты только не забудь, тебе ещё пацанёнка на кладбище везти.

Водитель махнул рукой — не волнуйся, мол, и ушёл.

— Пап, что-то мне нехорошо. — Сказала Марина слабым голосом и села на лавочку.

Отец с тревогой посмотрел на дочь.

— Это ты переволновалась, Манюнь.

— Да, наверное. Что-то в груди колет, и дышать тяжело… А где мама? — Марина знала, что с мамой номер «хочу домой» не пройдёт, поэтому надеялась решить вопрос без неё.

— Тётю Лену валерьянкой отпаивает. А зачем она тебе?

— Пап, можно я на похороны не пойду? — Марина подпустила в голос слабой дрожи.

— Нехорошо как-то, доча. Твой друг погиб, а ты домой.

— Да я его и не знала совсем. Это мама сказала, что нужно пойти, потому что он в нашей школе учился. — Марина откинулась и прикрыла глаза. В спектакль поверил даже Слава.

— Дядь Володь, давайте, я её провожу. Мама в Красноселье сейчас работает, она нас довезёт.

Сычков посмотрел на дочь. Выглядела она не то, чтобы больной. Скорее, хитрой. Но отец прекрасно понимал, что нет никакой радости в том, чтобы тянуться на погост, стоять на пронизывающем ветру и наблюдать, как опускают домовину в землю.

— Лады, идите. Я маму предупрежу. Только не заблудитесь в поле, как эти несчастные хлопцы.

Глава 31

Тянуться пешком не пришлось — за деревней их нагнал мужичок на мотоблоке. Посадив ребят в прицеп, с «ветерком» довёз до Красноселья.

Марина решительно направилась к дому Екатерины Семёновны.

— Ты точно хочешь классного втягивать в это?

— А кого ещё? Максим Андреевич у нас почти что Ван Хельсинг.

— Подожди, Мань. Если ты не заметила, Максим Андреич с нами за всё время ни разу об упырихе не заговорил, будто ничего и не было. Не думаю, что ему хочется ещё раз влезать в потусторонний триппер.

— Вот и выясним. — Марина позвонила биологу. Ответил тот не сразу. — Здравствуйте, это Марина Сычкова. А вы дома? А когда будете? Хорошо.

Спрятала телефон в карман и сказала.

— Он в городе, но скоро на маршрутку сядет. Будет через час.

— Ты как хочешь, а я мёрзнуть не собираюсь. Го к Артёмычу.

Семашко был не слишком рад гостям. Он только недавно проснулся, позавтракал и сел за компьютер — в ангаре бил копытом непрокачанный танк, а вечером намечался клановый бой.

Однако одноклассников не выгнал. Предложил чаю, разрешил Ане немножко «поездить на танчике», но увидев, что она лишь портит статистику, решительно выключил игру.

Обсудили события в Потаповке. Артём безапелляционно заявил, что студенты накачались спиртным по самые брови, поэтому и случилась такая беда. Сычкова и Коваль согласились с этой версией.

— А что касается пожара в агроусадьбе — ничего удивительного. Там кто только не отдыхал! Вы вспомните финнов прошлым летом!

Марина и Слава улыбнулись. Четверо туристов, решившие познакомиться с местным самогоноварением, вышли на Николаевну. Та не отказала иностранным гостям, продала свой лучший товар. Туристы напились и потом бегали по Потаповке, читали стихи на своём языке местным кабетам, воровали клубнику с огородов и устраивали пляски. Всё бы ничего, но развлекались они в чём мать родила. Жители деревни от греха подальше попрятались по домам и ждали, пока хмель из иностранных гостей выветрится.

— Вот-вот. — Тоже заулыбался Семашко. — Удивительно, что Бусловым только пожар устроили, а не бомбу в баню заложили.

Через час гости ушли. Артёму показалось, что Славка очень хотел что-то сказать, но сдержался. Выбросив это из головы, отличник погрузился в мир танков.

Максим Андреевич уже был дома. Открыл дверь, увидел лица учеников и как-то резко поскучнел.

— Надеюсь, вы пришли поговорить о биологии?

— Нет, Максим Андреевич, мы к вам по другому делу! — Выпалил Слава. — А Екатерина Семёновна дома?

— Нет, она на похоронах, вы разве не встретились?

Учитель никак не мог решиться впустить детей в дом. Всё его естество этому противилось. Но деваться было некуда.

— Проходите. — Вздохнул Бондаренко.

* * *

— И что вы хотите мне сказать вот этим вашим — «странное вокруг творится»? Что в округе завелась чертовщина?

— А разве нет? — Марина стала загибать пальцы. — Первое. Фокин видел настоящего Деда Мороза.

— Мариночка, Василий Фокин — известный любитель спиртного. Ему и не такое может померещиться.

— А моё сражение с руническим кругом? Вы же не скажете, что и я алкаш?

Тут Максу крыть было нечем. Коваль, конечно, шалопай, но в его адекватности наставник не сомневался.

— Ты же сам сказал, что это могло быть остаточное явление, — Максим понизил голос, — после наших дел.

— Допустим. Тогда второе. — Марина загнула ещё один палец. — Как объяснить настоящую, правильную зиму? И то, что началась она здесь, в Красноселье? Мы — эпицентр, зима от нас идёт всё дальше. У нас что — море здесь, или ледник? Как-то очень странно.

— Зиму я тебе по-всякому объяснить могу, но вот её локальность… Хм. — Учитель замолчал, задумавшись.

— Мы вам не всё успели рассказать, — ободрённая девушка продолжила, — вы слышали о том, что случилось в Потаповке?

— О мёртвом студенте? Конечно, слышал. А что?

— А то, что ребят по полю водили заманухи. Какие-то существа вроде призраков. Они их загипнотизировали! Один замёрз, а второй выжил только потому, что пропели петухи, и гипноз рассосался! — Марина торжествующе взглянула на учителя.

Мужчина покачал головой:

— Вот это вообще ничего не значит. Ты это слышала от выжившего парня?

— Нет. От одного мальчика, которому девушка рассказала, которая узнала всё от Вадима по телефону.

Бондаренко промолчал и только выразительно посмотрел на ученицу. Та сама поняла, насколько глупо звучит её рассказ и опустила голову.

— Успокойтесь и перестаньте искать то, чего нет. Выбросьте из головы Инессу Геннадьевну. То, с чем мы столкнулись осенью, доказывает лишь то, что о мире очень мало известно. Подумайте сами — глобализация, интернет, сотовые телефоны почти у всех. Если бы на нашей планете случилось нашествие нечистой силы, скрыть бы это не удалось.

Максим Андреевич сел напротив насупившейся девушки.

— В вас говорит затяжной стресс. К сожалению, не знаю ни одного толкового психолога, а то я бы направил вас к нему обязательно. Поймите — вы ищите чёрную кошку в тёмной комнате. А её там и нет. Никакой мистики. Просто стечение обстоятельств.

— Да? — Воинственно спросила Сычкова. — А как же агроусадьба?

— А что там?

— Так вы не знаете? — Оживился молчавший до этого Славка. — Я вам сейчас всё расскажу.

— Нет. Я расскажу. Ты тоже не знаешь ничего. — Марина стала пересказывать то, что услышала от Анны Добрыниной.

* * *

— История, конечно, очень сильная. — Сказал впечатлённый Максим. — Но, Марина, подумай сама — женщина несколько месяцев бок о бок жила с преступниками, потом случайно узнала правду. Её избили и изнасиловали, она чудом избежала смерти в огне. Ты уверена, что её рассказу можно доверять на все сто процентов?

— Да! — Марина начала злиться. Она была уверена, что учитель поддержит её. А он с лёгкостью все факты переиначивал, доказывая, что ничего сверхъестественного вокруг не происходит. — Я сама их видела! Домовых, на подоконнике! До того, как Анна мне всё рассказала!

— Ну, хорошо, пусть так. — Принял решение Бондаренко. — Какие-либо выводы делать рано, всё на уровне сплетен и слухов. Давайте будем наблюдать, собирать доказательную базу. Слушайте, смотрите, записывайте. Если здесь что-то на самом деле происходит, случаев будет больше. А пока не паникуйте.

Учитель встал. Ребята поняли, что аудиенция окончена.

— Может, обратиться к Ольге Васильевне? Хоть узнаем про заманух и домовых. — Слава не хотел вот так просто забыть об интересном деле.

— Не получится. — Помотала головой Марина. — Она ещё в начале декабря уехала в Россию, к сестре. Раздала живность по соседям и сказала, что уезжает на несколько месяцев. Так что придётся самим.

— Ничего пока самим делать не надо. Я же говорю — слушайте, анализируйте, систематизируйте. Разберёмся.

Макс выпроводил школьников, заварил кофе.

«Второй упырихи я не переживу, надеюсь, ребята просто от скуки выдумывают».

Бондаренко очень хотелось верить, что вурдалак был единичным случаем, что мир всё ещё такой, каким он казался много лет не только ему, но и всему человечеству. Скучным, предсказуемым, подчиняющимся законам физики, химии и биологии.

Часть 3

Глава 32

Мостик выглядел хлипким и не вызывал доверия — тонкие доски подозрительно поскрипывали при каждом шаге. Но другого пути не было. Лесная поляна постоянно менялась — то покрывалась зелёной травой, то закатывалась в асфальт, то краснела и начинала лениво побулькивать, словно лава.

Марина осторожно шла вперёд. Зачем и куда, девушка не имела понятия, но знала, что идти нужно обязательно.

Опасная полянка неожиданно закончилась, как и мостик. Марина почувствовала, что осталось пройти всего ничего, и ускорилась.

Лес становился всё гуще, всё дремучей. А потом резко кончился. Дорога укуталась лиловым туманом.

Девушка всё не могла решиться сделать первый шаг, хотя время поджимало. Если помедлить, в следующий раз придётся начинать сначала.

Подул ветер и разогнал туман, под которым оказалась не дорога, а глубокая, уходящая вниз пропасть, заполненная яркой синевой. Сычкова на миг представила, каким страшным был бы полёт вниз.

Уняв дрожь в коленках, Марина стала оглядываться — искала другой путь. Но сзади напирал угрюмый тёмный лес, а впереди, до самого горизонта, плескалась глубокая синь.

Откуда-то сверху упала шишка. Девушка подняла голову и обомлела — вместо неба наверху лениво покачивались сосны. Макушками они смотрели вниз, стволы терялись где-то выше. Всё стало понятно — дорога была там, сверху. Почему-то мир перевернулся вверх тормашками.

Марина села на землю и задумалась — нужно было найти способ идти дальше. Обязательно.

— Давай, поднимайся.

— Мне нужно подумать.

— Вставай, Манюня!

Марина обернулась, чтобы высказать всё, что думает о тех, кто путается у великих людей под ногами.

Мама стояла в центре комнаты и осуждающе рассматривала бардак на столе.

— Подъём, будильник десять минут назад прозвенел. Опоздаешь. Даже Глеб уже встал.

— Ага, сейчас, мам. Уже почти. — Марина сладко потянулась.

В отличие от осенних снохождений в виде вампирского обеда зимние сны девушку не пугали — после них она просыпалась хоть и уставшей, но в приподнятом настроении, с ощущением, что близится что-то хорошее.

Она прошерстила интернет, почитала медицинские статьи о высшей нервной деятельности, сонники, эзотерические форумы и решила, что это к переменам в жизни. Экзамены, поступление, новые друзья, новые интересы, может быть, даже настоящая любовь. Так что девушка с удовольствием бродила по лесу, разгадывала его шарады и с каждой ночью продвигалась всё дальше.

Завтрак немного подпортил настроение — на столе стояли оладушки. Нет, они были замечательные, как и всё, что готовила мама. Но оладьи, блины, блинчики, блинные пироги не сходили со стола уже пятый день.

Шла масленичная неделя, и Сычкова-старшая, начиная с понедельника, кормила семью только этими блюдами. Не то, чтобы Оксана Егоровна блюла традицию — просто она очень любила печь блины. Можно было сидеть на кухне, спокойно читать книгу или смотреть любимый сериал, периодически отвлекаясь от приятного времяпровождения, чтобы снять блинчик и налить порцию теста на сковородку. А тут, как говорится, сам бог велел.

Женщина не задумывалась о религиозной подоплёке, она даже не была уверена, православная это традиция или доставшаяся от языческих предков. Она просто разводила тесто и пекла.

А Марина на это печево уже смотреть не могла.

Когда Оксана Егоровна вышла из кухни, Марина залезла в холодильник. На второй полке по-хозяйски расположились вчерашние блинчики с творогом.

Поморщившись, девушка схватила яблоко, спрятала под школьный пиджак, а коту, который слегка обалдел от такой удачи, бросила две оладушки.

— Я всё видел. — Важно сказал Глеб. Он сидел за столом и вяло доедал завтрак. Мальчик был непривычно тих, поэтому девушка про него непростительно забыла.

— Неправда, ты ничего не видел.

— А Маринка… — Мальчишка повысил голос, хитро глядя на сестру.

— Тихо! Сам-то не устал от блинов?

Мальчик погрустнел, потом тихонько сказал:

— И мне яблоко достань. И чипсы из шкафчика.

— На. И давай быстрей, автобус скоро.

Котяра чуть не упал в обморок от счастья, когда перед его носом шлёпнулся ещё один румяный кусочек запечённого теста.

* * *

— Надо выщемить Андреича как-то. Надоело за ним бегать. — Славка подпирал стену в коридоре и лениво смотрел на снующих туда-сюда учащихся.

Максим Андреевич последний месяц вёл себя странно. На переменках постоянно с кем-то переписывался, вглядываясь в экран телефона, на уроках периодически впадал в задумчивость, пугая школьников счастливой улыбкой. Дома застать его было невозможно. Когда Марина и Слава брали в клещи классного руководителя в каком-нибудь закутке школы и напоминали об общих «делах», Бондаренко несколько секунд пытался понять, о чём говорят дети. Потом хлопал себя по лбу, шёпотом говорил «да-да, конечно, только не сейчас», и снова растворялся в пространстве и времени.

— Надо. Как-то слишком много мы с тобой подозрительных случаев накопали. — Марина сидела на подоконнике и грызла яблоко. До звонка на урок оставалось всего ничего, и девушка хотела успеть позавтракать.

Мимо прошла Ира, приветливо улыбнулась и скрылась за дверью класса.

— Вот, кстати, тоже подозрительный случай. Где Марушкина мозги откопала?

— Слава, мозги не откапывают. Мозги — они либо есть, либо нет. Ира просто жизненные приоритеты пересмотрела.

Давно, ещё осенью, Ира жаловалась на классного руководителя — что он, мол, лезет в её жизнь. Марина тогда поддакивала, но в душе полностью поддерживала Максима Андреевича. Казалось, Марушкина пропустила проповедь учителя мимо ушей. Но в декабре неожиданно взялась за ум.

Во-первых, бросила сразу всех кавалеров. Во-вторых, врезала в дверь своей комнаты замок, чтобы пьяные родители и их собутыльники не мешали жить. В-третьих, стала более аккуратно использовать макияж.

И в-четвёртых, стала блестяще учиться, хотя поначалу преподаватели осторожничали, не ставили девушке за отличные ответы максимальные оценки.

Мало того, изменилось поведение и речь девушки. Марина рядом с одноклассницей иногда чувствовала себя неотёсанной деревенщиной.

Вместо того чтобы завидовать или злорадствовать, Сычкова стала гордиться Марушкиной. Даже захотела с ней сблизиться. Но Ира, оставаясь дружелюбной и, на первый взгляд, открытой, пресекала любые попытки это сделать.

Слава хотел сказать что-то, судя по лицу, очень резкое, потому что его-то как раз раздражал новый образ Ирины. Но прозвенел звонок, и пришлось спешить на урок.

Вскоре Славке пришло сообщение: «Жду вас сегодня после занятий в кабинете биологии».

Парень обрадовался — наконец-то Бондаренко нашёл время для учеников.

* * *

— Совершенно здорова. — Пожала плечами Татьяна и забросила градусник в дезинфицирующий раствор.

— А я что говорила? — Заулыбалась мать пациентки.

Сама пациентка, пухлая чумазая девочка, засунула в рот палец.

— Арина, твою маковку, вынь! — Мать шлёпнула дочь по руке. Малышка заревела. — Соску месяц назад отобрали, так она руки в рот сунет, зараза!

— Всё-таки советую съездить в город, в поликлинику, и показаться врачу. Никогда не видела, чтобы тяжёлый бронхит проходил бесследно так быстро. В конце концов, я не доктор, могла и пропустить что-нибудь.

— Ага, само собой. — Пробормотала женщина, застёгивая пуговицы на кофточке ребёнка.

«Никуда она не поедет». — Подумала фельдшер. За полгода работы в деревне девушка поняла, что здесь довольно специфичные пациенты.

Сначала они не обращают внимания на болячки. Потом, когда прижмёт, приходят к фельдшеру, просят «послушать», «глянуть», «померить». Таня слушает, глядит, меряет, и человек уходит довольным, если она назначает попить чай с малиной, делает обезболивающий укол или советует купить какой-нибудь медицинский препарат, продающийся без рецепта. В городскую поликлинику люди стараются не ездить — далеко и много времени теряется.

Вот и эта девочка. Здорова. В город нужно для того, чтобы закрыть больничный. Поскольку ребёнок не ходит в сад, а мать в декрете, вряд ли ребёнок в ближайшее время окажется у медика с высшим образованием.

«А ведь всю эту бумажную канитель можно было упростить. Мама говорила, что раньше фельдшера обладали куда большими полномочиями», — грустно подумала девушка, когда за посетителями закрылась дверь. Не о такой работе она мечтала.

В Красноселье Таня попала неожиданно для себя. Красный диплом предполагал работу на скорой, о чём девушка мечтала с пятого класса. Но страшный зверь по имени «распределение» спутал все планы. Мало того, родители, друзья, остались далеко, в шестистах километрах, и Танечке вечерами было очень одиноко.

Отец, который еле-еле смирился с тем, что дочь не поступила в медицинский университет, а ограничилась средним специальным образованием, после оглашения места работы напился. Мама восприняла всё гораздо спокойней.

— Ничего, доча. — Сказала она. — Не заметишь, как два года пролетит. А потом мы тебе место дома подыщем. Зато какой опыт приобретёшь!

Опыт? Возможно. Но вот с бытом здесь были проблемы. Хорошо хоть, жильё выделили неплохое — маленький старенький домик на окраине. И через два года действительно можно будет уехать к чёртовой матери.

Лишь эти мысли поддерживали девушку целых полгода. Но месяц назад всё изменилось. Появился Он.

Учитель местной школы оказался таким же заложником Системы. Умный, красивый, добрый, самый лучший. Они виделись в деревне несколько раз, но не обращали друг на друга внимания. Пока Макс не заболел, и Тане не пришлось колоть ему антибиотики.

Тогда всё и завертелось.

От приятных мыслей отвлекли — дверь открылась, в кабинет влетела мать двухлетней пациентки.

— Татьяна Петровна, забыла спросить — если Аринка здорова — пить нам дальше антибиотики или выкинуть?

— Вы их сколько принимали? Семь дней? Больше не стоит. И съездите в поликлинику.

— Ага. Ясно, спасибо. — Женщина вышла. До Тани донеслось бурчание:

— Нечего там делать. Только новых микробов нахватаемся. Да и Николаевна сказала, раз лихоманку прогнали, Аринка больше болеть не будет.

Таня закатила глаза — она знала и историю про «лихоманку», и почему Антонина Николаевна, жительница Яблоневки, обладала таким авторитетом. Женщина была кем-то вроде местной народной целительницы и главной конкуренткой официальной медицины.

Две недели назад маленькую Ариночку притащили на приём — с температурой около тридцати девяти и страшными хрипами в лёгких. Таня призвала на помощь всё своё красноречие и убедила маму и бабушку съездить в поликлинику. Там врач назначил лечение, Татьяна стала ходить к ребёнку, чтобы делать уколы и контролировать течение болезни. Особых улучшений не наблюдалось. Девочку опять свозили к врачу, та отменила инъекции и выписала рецепт на другие антибиотики, в таблетках. Видимо, именно тогда Арину показали Николаевне.

Старушка, с которой фельдшер лично не встречалась, ничего плохого не посоветовала — компресс на спину из тёплой картошки, ингаляции с травками. Поэтому Таня не вмешивалась, пока при очередной аускультации не поняла, что нормально, хоть и с хрипами, работает только одно лёгкое. Пришлось в красках описать, чем чревата возможная пневмония.

Мама и бабушка прониклись, даже расплакались. Но ехать в больницу немедленно, чтобы сделать снимок, отказались, сказав, что лучше сделают это утром. Достучаться до женщин не удалось.

Таня не спала всю ночь, переживала за малышку. А на следующий день Арину привели на приём. Девочка, несмотря на бледность, выглядела здоровой. Лёгкие дышали хорошо, температура оказалась нормальной. Ни хрипов, ни кашля — ничего.

Мать рассказала странную историю:

— Ночью мужика в детскую спать отправила, а Аринку к себе взяла. Малая дышала плохо, мелко. Боялась за неё, а как же. Но вырубилась. Просыпаюсь с чувством, что кто-то чужой в комнате. Глаза открыла — батюшки! Баба какая-то со стороны Аринки стоит! Толстая, цыцки голые до пупа, волосы нечесаные до пола свисают. И глаза красным светятся. Склонилась над малой и что-то шепчет. Я рот открыла, чтобы закричать, а звука нету. И пошевелиться не могу. Она нагнулась прямо к лицу Аринкиному и зашипела. Гляжу, туман какой-то из дочки вытягивает. Рванулась я, что есть мочи, легко вдруг стало, будто мордой целлофан прорвала, да как закричу! Всех перебудила! Баба эта дёрнулась, зенками своими на меня глянула, хрясь, и разлетелась по ковру искрами. Будто её и не было. Мамка и старшие дети прибежали, свет включили. Я трясусь, слова сказать не могу. А Аринка набок перевернулась да и засопела нормально. Всю ночь я не спала, слушала. Дитё не кашлянуло ни разу, дышала хорошо. Утром мы Николаевне позвонили, она сказала, что это Болезнь приходила, забрать дочку хотела. А я её своим материнским криком спугнула. Теперь не сунется.

Таня женщину разубеждать не стала, хотя имела на этот счёт своё мнение — традиционное лечение в союзе с народными средствами наконец-то помогло. А маме, которая волновалась за ребёнка, приснился обычный кошмар.

Макс на вчерашнем свидании сказал то же самое, когда услышал эту историю. И резко перевёл разговор на другую тему, видимо, чтобы любимая забыла о проблемах. Всё же он замечательный. Такой чуткий…

Танюша, воспользовавшись тем, что на приём никто не рвался, вновь погрузилась в приятные мысли.

Глава 33

— Конечно, здесь, может, ничего и нет, и девочка выздоровела сама по себе, благодаря лекарствам. Но всё равно подозрительно.

— А вы откуда знаете такие подробности? Вы ж особо ни с кем не общаетесь? — бесцеремонно спросил Вячеслав.

Марина с удивлением увидела, как Максим Андреевич покраснел.

«Всё ясно». — Развеселилась девушка. — «И улыбочки эти, и вечная занятость. Фельдшер очень симпатичная. Тили-тили тесто».

Вслух, естественно, Сычкова ничего такого не сказала.

В кабинет с шумом и визгом во главе с Глебом Сычковым влетели дети. Увидев учителя, сидящего за столом, и старших школьников за первой партой, восьмилетки испуганно остановились.

— Идите, идите отсюда. Я всё равно шкаф на ключ закрыл, не достанете. — Грозно сдвинул брови Бондаренко, стараясь при этом не рассмеяться. Дети ойкнули и убежали.

— Чего это они? — Заинтересовался Коваль.

Наставник махнул рукой:

— Повадились после уроков сюда бегать и в «горячую картошку» черепом играть. Сами знаете — у нас с финансированием проблемы, если испортят чего — неизвестно, когда новое пособие получим. Так что скелет спрятать пришлось.

Марина про себя ужаснулась и решила вечером заняться воспитанием брата.

— Ладно, ребята, давайте не будем время зря тратить. У вас есть что-нибудь интересное?

— А то. Давай, Мань.

Девушка достала из рюкзака блокнотик:

— История первая. В восьмом классе учатся две близняшки, Люба и Надя.

Макс кивнул. Конечно, он знал девочек.

— Живут они в Красноселье, но зимние каникулы провели в Подзелёнках, у бабушки.

— Что-то знакомое. Где это село, не напомните?

— Да это не село, — отмахнулся Коваль, — так, маленькая деревенька к востоку от Потаповки, в лесу. Но тоже Приречьем считается. Километров семь от Красноселья, если по прямой. Но обычно через Потаповку ездят. Там одни старики, жилых дворов двадцать максимум.

— Ясно. Извини, Марина. Больше перебивать не буду.

— Так вот. Девочки отдыхали у бабушки. Туда ещё их двоюродная сестра приехала, она городская. Сколько ей лет, не уточняла. Зовут Вика. В ночь перед рождеством девочки решили погадать на суженого.

Славка насмешливо фыркнул. Сычкова покосилась на брата и продолжила:

— Решили в бане. Там можно и на зеркалах, и на вениках, и на лазнике гадать.

Максиму слышал только о гадании на зеркалах, но решил не спрашивать про остальные способы.

— Одну лазник очень сильно оцарапал. Они убежали домой, обработали раны и решили больше никогда в жизни не ворожить.

— Так не пойдёт. Информации — кот наплакал. Даже на байку не тянет.

Девушка смутилась:

— Понимаете, там очень интимные подробности. Неудобно. Просто поверьте — очень подозрительно.

— Маня, ты не мути. Рассказывай, как есть. Нам же интересно, — серьёзно сказал Слава и даже сложил руки на груди.

Сычкова помялась.

— Ладно, слушайте. Принцип гадания таков — нужно убрать в бане одну из напольных досок и в образовавшуюся дыру просунуть, ну… попу.

— Гы.

— Славка!

— Ладно, молчу, молчу.

— Просовываешь, значит, попу в дыру, и ждёшь. Если лазник мохнатой рукой, ласково погладит — муж будет богатый, добрый. Если лысой, холодной — считать тебе копейки до конца дней, не зная, как детей прокормить. Если ударит — муж будет бить. Если не дотронется — останешься старой девой. И так далее. Сами понимаете, здесь в основном воображение работает. Но у Любы, Нади и Вики получилось всё по-настоящему.

Слава и Максим Андреевич больше не улыбались, не шутили. Молча и внимательно слушали.

— Вику лазник погладил «мохнато». На самом деле. Даже пощекотал в… — Марина стала пунцовой, но потом храбро добавила: — приятно, короче, Вике было. Надя аж вскрикнула, настолько ледяной и колючей оказалась рука, которая её по-хозяйски облапала. А вот Любе не повезло — тот, кто сидел под полом, вдруг хрипло проорал: «Уберите ваши костлявые зады, хоть бы одна мясцо мне подсунула!», и резко провёл по попе острыми когтями. Люба в слезах вскочила. Сёстры не сразу поняли, что дело серьёзно — они свет не включали, только свечу зажигали, впотьмах домой побежали. И там уже запаниковали — у Любы кожу на ягодице почти на лоскуты что-то порвало. Четыре глубокие раны. Кое-как кровь остановили, у бабушки от увиденного давление поднялось. На такси до больницы добрались, где несколько швов наложили. А утром съездили к Антонине Николаевне. Та заговор читала полдня. Обещала, что даже шрамов не останется. Но пока рубцы внушительные, Надя по секрету сказала. Это всё.

Максим Андреевич задумчиво вертел в руках ручку. Слава не знал — смеяться или сочувствовать. Он вообще плохо понимал маниакальное женское желание найти мужа и ухищрения, на которые девушки идут, чтобы узнать судьбу. На секунду представил, насколько тяжело жить в вечном поиске идеала, и решил, что правильней будет девчонок пожалеть.

— Так. — Проговорил учитель. Он вдруг вспомнил, что Любочка Мамаева после каникул две недели на уроках только стояла, и объясняла такое поведение болями в спине. — Можно было бы предположить, что под полом в бане завелась очень кровожадная крыса, а девочки остальное нафантазировали. И всё равно, странно. Ладно, что у вас ещё есть?

— Максим Андреич, история просто ржака. — Оживился Коваль. — Кстати, я могу вместо вас прокомментить! — Парень посерьёзнел, выпрямился, и ровным, скучным голосом сказал: — Вячеслав, участники событий были пьяны. Ты уверен, что их россказням стоит верить?

Получилось так похоже, что Марина не выдержала и рассмеялась. Макс хмыкнул:

— Ладно, Коваль, не паясничай. Рассказывай.

— Окей. Отмечали сороковины по Олегу. Помните? Замёрз который.

Учитель кивнул.

— Дядька Олега — наш, Яблоневский. Засиделись они с женой допоздна, уже все гости разошлись. Ночевать не остались — корову надо было подоить, свиней, опять же, покормить.

— Славк, нам такие подробности необязательны, давай к сути. — Поторопила Сычкова.

— Да, сори. Выехали поздно, ближе к полуночи. Пьяными не были, так, выпимши. Тётка Зоя вообще почти не пьёт. Ехали на мотоблоке. Где-то между Красносельем и Яблоневкой чуть не переехали поросёнка. Случайно заметили. Молочный ещё, размером с кошку. Решили, что со свинофермы грузовик ехал и как-то вот потерял. Задние ноги то ли сломаны были, то ли отбиты при падении. Решили забрать. Халявное порося ещё никому не мешало. Положили поросёнка сзади, в прицеп. Мотоблок — шумная штука. В какой-то момент, уже перед самой Яблоневкой, дядька понял, что звук мотора изменился, словно груз тяжёлый везут. Стал переживать, что придётся на новый движок тратиться. И тут тётя Зоя как завизжит — что-то сзади на неё тяжёлое навалилось. Обернулись — а поросёнка-то и нет. Вместо него в прицепе нагло развалился здоровый кабан, занял всё пространство. Именно он навалился жирным боком на тётку. Дядька говорил, что хряк был размером с корову. Короче, они мотор заглушили и давай спихивать «пассажира». А тот лежит себе, от удовольствия похрюкивает — все попытки сдвинуть чувака больше на массаж походили. А потом кабанчик покосился человеческим глазом, и семейство рвануло с транспорта прямо в поле. Бегут, слышат, сзади кто-то хохочет. Обернулись, и увидели… — Тут Славка сделал театральную паузу.

Марина подыграла:

— Ну? Не томи!

Довольный Коваль продолжил:

— Как в противоположную сторону, к деревне, прыжками бежит огромная свинья. С каждым прыжком тварь увеличивалась. И при этом не переставала ржать: «Га-га-га, кабанчика подвезли!» На околице, будучи уже размером с хороший такой сарай, существо просто растворилось. Прямо в прыжке.

— Однако. — Сказал Макс. — Всё чудесатей и чудесатей.

Помолчали. Ребят распирала кипучая энергия, но они терпеливо ждали, пока классный руководитель переварит информацию.

Максим встал из-за стола и подошёл к окну, за которым утренняя метель сменилась солнцем и капелью.

— Ладно. Хорошо. — Наконец сдался он. — Предположим, что в округе творится чертовщина. И что теперь? Станем охотниками за привидениями? Что нам даёт это знание?

Ребята растерялись. Им ответ как раз казался очевидным.

— Максим Андреевич. Не только кабаны бесплатно в прицепах катаются, не только домовые за порядком в домах следят, смотрите, какой у нас списочек за эти месяцы образовался! — Потряс блокнотом Коваль.

— И в Подзелёнках, и в Яблоневке, и в Красноселье — раз в неделю минимум что-то происходит, — просительно сказала Марина.

Слава подхватил:

— Олег. Вадик, который еле-еле от психиатров отбился. Три сгоревших туриста, по барабану, маньяки они или нет! А упыриха? Забыли?

— Вот именно. — Сычкова обхватила себя за плечи.

— А если там, среди всей этой чухни, водится кто-то пострашнее Крокодиловны? — Коваль нервно встал и, натыкаясь на парты, начал мерить шагами класс. — А если кто-то нарвётся на какую-нибудь кровожадную тварь и скопытится, так и не поняв, от чего?

Дети были правы, конечно. Макс, который никогда не был трусом, но старался избегать ненужных рисков, неожиданно для себя заявил:

— Согласен. Лучше быть готовыми ко всему. Только вы уверены, что готовы взвалить на себя такую ответственность? В конце концов, выпускной класс, репетиторы, экзамены. У вас будет время?

— На вазелин всегда есть время! — Отрапортовал засиявший Вячеслав. Марина согласно кивнула.

— Ладно. Вы тогда продолжайте собирать сплетни, а я заведу новый аккаунт в какой-нибудь соцсети. Под псевдонимом, конечно — очень не хочется становиться посмешищем. Буду информировать общественность.

Старшеклассники на каждое предложение согласно кивали.

— И вот ещё что. Для раскрутки странички нужно что-нибудь. Мариночка, ты не будешь против, если я выложу в сеть запись?

— Ту самую? — Марина поёжилась, подумала и решительно кивнула. — Моего лица там не видно. Только без имён, хорошо?

— Само собой. — Согласился учитель.

— Итак, — решил подвести итог Коваль, — первоначальный план — наблюдать, записывать, не отсвечивать.

— Именно. Ладно, ребята, пора по домам. С наступающим праздником вас.

— А вы на Масленицу в воскресенье придёте? — Марина достала из рюкзака шапочку с помпоном и натянула по самые брови.

— Не знаю, посмотрим. До свидания, ребята.

* * *

Зюзя, сменивший одежду в белых тонах на более современный, красный вариант, сидел на крыше двухэтажного Красносельского клуба.

Он давно не присутствовал на проводах Зимы. Видно было, что люди многое забыли. Кое-что вовсе не делали, а что-то утратило смысл, став лишь красивой традицией.

Но самое главное, чучело, всё же было. Его возили по деревне с песнями и танцами. Зюзя лениво шевельнул посохом. Над деревней заклубилась туча, подул холодный ветер — началась метель.

Это ещё больше раззадорило людей. Песни, зовущие весну, зазвучали громче, блины, пёкшиеся прямо здесь, на улице, стали поглощаться активней. Мороз улыбнулся в бороду.

Зюзя мешал. Ветер дул и так, и этак, не давая разгореться пламени. Но люди победили. Огонь взметнулся высоко, деревенские хором запели «Жавароначкі, прыляціце», и Морозу стало жарко.

— Пора мне. — Сказал он вороне, которая сидела в некотором отдалении и настороженно косилась глазами-бусинками. — Пора.

Дед Мороз исчез. Птица испуганно каркнула и взлетела над крышей.

Глава 34

Весна началась как обычно — люди бродили по огородам, размечая, где и что будет расти в этом году, перебирали припасённые семена, доставали из подвалов картофель, чтобы он прогрелся перед посадкой. Точили лопаты, латали теплицы — деревня тихонько бурлила, проснувшись от зимней спячки.

Печкину весна давалась нелегко — колхозные поля, чтобы уложиться в план, начали обрабатывать, едва сошёл снег. Владимир, как один из немногих трактористов-трезвенников, работал на износ. При этом ему нужно было разобраться и со своим хозяйством.

Жена Печкина, Алла Ильинична, была женщиной обстоятельной, работящей и прижимистой. И она уже две недели не давала покоя Володе.

— Сам подумай — двадцать пять соток прямо за забором! Ольга Васильевна ещё осенью сказала, что вернётся после августа!

— Но ведь это чужая земля, Алка.

Жена умолкала, но потом с пылом продолжала настаивать:

— Не чужая, а соседская. Представляешь, что будет с огородом, если земелька год погуляет? Старушка бурьян потом не выведет. Она нас ещё и поблагодарит.

— Не выдумывай. За что благодарить? За то, что без спросу своей бульбой всё засеем?

— А что тут такого? Мы ей пару мешков отдадим, за аренду участка.

В таком ключе проходили все семейные беседы уже несколько дней. Уставший мужик приходил домой и, вместо того, чтобы после ужина завалиться спать, выслушивал одно и то же.

Вчера Алла сменила тактику.

— Вовчик, я тут подумала. Надо нам машину в божеский вид привести. Мотор перебрать, и днище совсем гнилое, ты сам говорил. И трещина эта, на лобовом стекле — я всё время боюсь, что она лопнет прямо в дороге.

Не веря ушам, Володя торопливо дожевал пирожок с рисом и настороженно сказал:

— Ты ж кричала, что на это гнильё ни копейки не дашь потратить.

— Ну, кричала. И зря. Машина в доме — нужная вещь. Вот только денег где взять, непонятно.

Володя скис. Денег не было совсем, зимой подъели даже скопленные шестьдесят долларов.

— А я знаю! — Засияла жена. — Если засадить участок Ольги Васильевны бульбой, а по осени продать — можно и машину отремонтировать, и ещё останется.

— Тьфу ты! Я сказал — не буду чужую землю засевать! — Стукнул по столу мужик и ушёл во двор. Алла обиженно надулась.

Весь вечер Владимир спорил сам с собой. Ночью плохо спал. А утром, перед тем, как идти на работу, подошёл к сетке-рабице, что разделяла огороды, и осмотрел пустующие сотки.

— Зараза! — Сплюнул мужик и решил вечером сходить, глянуть.

* * *

Наконец-то. Марина поняла, что дошла. Вокруг шумел самый странный лес из всех, что ей доводилось видеть.

Деревья здесь имели глаза и рты. Они довольно громко переговаривались между собой, шикали на птиц, пытавшихся сесть на ветки. Смеялись, ругались, пели, на девушку никак не реагировали.

Птицы, кстати, тоже заслуживали внимания — совсем низко, едва не задев крылом Марину, пролетел заяц. Обычный заяц, длинноухий. Птицезай смешно подёргивал задними лапами при каждом взмахе крыльев. Присмотревшись, Сычкова поняла, что все местные птички довели бы до белого каления Максима Андреевича несоответствием биологической классификации.

Но это было неважно. Впереди журчал ручей. Именно к нему стремилась Марина все эти долгие ночи. Оставалось последнее — сделать хоть один глоток. Девушка опустилась на колени и наклонилась к воде.

— Не пей. — Равнодушно сказал кто-то совсем рядом. — Оно тебе надо?

Марина выпрямилась и завертела головой. Рядом сидел давешний заяц. Крылья были аккуратно сложены за спинкой.

— Ты мне?

Зверушка дёрнулась и взлетела.

— Разве ты не знаешь, что птицы не разговаривают? И откуда только взялась такая бестолковая.

— Кто здесь? — Занервничала школьница.

— Голову подними.

Рядом с ручьём росло дерево, очень похожее на вишню. Только с листвой розового цвета. В двух метрах от земли Марина увидела человеческие, ярко-синие глаза и пухлые губы. На коре всё это смотрелось невообразимо чужеродно.

Губы зашевелились. Даже для сна это было странным.

— Ты сюда как — осознанно пришла или бессознательное привело?

— В каком смысле? Осознанно, конечно.

— Точно? — Засомневалось дерево. — А где конденсатор?

— Чего? — Марина встала. Дерево пугало.

— Осо-о-знанно. — Передразнила Вишня. — Дрыхнешь, небось. Осознанно сюда с драгоценными камнями, серьгами, сушёной рябиной да желудями приходят. В зависимости от материального достатка.

— Отстань. Я пить хочу. — Зло сказала девушка и снова опустилась на колени.

— Ну-ну. Я тебя предупредило.

Вода выглядела невинно. Сычкова потрогала прозрачную гладь пальцем.

— А что за конденсатор?

Вишня фыркнула и возмущённо пошелестела листьями.

— Да не забивай голову ребёнку! — Пробасил какой-то дуб в десятке метров от ручья. — Каждый сам вершит свою судьбу!

Остальные деревья одобрительно, как показалось Марине, зашумели.

— Это не совсем вода. — Не обратила внимания на остальных Вишня. — Это, если ты не знаешь, чистая Сила. Вот и ходят сюда всякие, либо инициироваться, либо запасы энергии пополнить. Ты, судя по всему, несмышлёный детёныш, вообще не в курсе. Вот я и говорю — не пей. Оно тебе надо?

— А что будет? — Заинтересовалась Марина.

— Без понятия. Но пару раз тут хлебали водичку, а потом кричали «Я величайший маг в мире», или «Ха-ха, никто не сравнится со мной!». Конденсаторы свои наполняли. Потом сюда же прибегали, выпучивали глаза, проклинали Вырай, рыдали, просили сделать обычными людьми… Скучно.

— Хочешь сказать, это место для колдунов?

— Типа того. Ладно, надоела ты мне. Делай, что хочешь. — Дерево прикрыло глаза и ровно засопело.

«Прикольный сон». — Подумала Сычкова. Пить хотелось сильно.

— Это всего лишь сновидение. Наверное, так и буду сюда приходить, пока не попью.

Марина наклонилась к ручью и сделала глоток. Водичка оказалась вкусной и прохладной. Отбросив все сомнения, девушка вдоволь напилась.

— Поздравляю. — Пробормотала Вишня, не открывая глаз. — Ты только что испортила себе жизнь.

* * *

— Марина, деточка, просыпайся. Мама твоя меня прогнала, мр-р-р, а я есть хочу!

Кот тыкался холодным носом в шею, топтался по одеялу, тёрся мордочкой о лицо и продолжал мурчать.

— А я тебе сегодня вечером спинку погрею. Вставай, малышка, мур-р…

— Васька, не мешай спать. — Марина спихнула наглого кота с одеяла и повернулась к стенке.

— Негодная. В туфельки пописаю, мр-р-р…

Кот вновь запрыгнул на кровать.

— Деточка, где мой завтрак?

Котяра завинчивал голову под одеяло, топтался лапами, нежно выпускал коготки.

Девушка села и оторопело посмотрела на Ваську.

— Ты что, говоришь? Или у меня что-то с головой?

Кот спрыгнул с кровати, распушил хвост и важно направился к двери. Спустя несколько секунд он заорал из кухни. По-кошачьи.

Натыкаясь на мебель, Марина в полутьме поспешила за животным. Тот сидел на холодильнике и мяукал. Девушка насыпала корм в миску, обновила воду и посмотрела на часы.

— Шесть утра! Васька, сволочь!

Котяра не обратил внимания на хозяйку, спрыгнул на пол и захрумкал бурыми катышками.

Сычкова вернулась в кровать. Покрутившись минут пятнадцать, поняла, что больше не заснёт.

Вернулась на кухню, поставила чайник. Васьки не было. «Видимо, говорящий кошак — продолжение сна о говорящих деревьях. Не загоняйся, Сычкова».

На кухню пришлёпала мама. Она выглядела слишком взъерошенной даже для утра.

— Ты чего это не спишь? До будильника ещё час целый.

— Выспалась. — Пожала плечами Марина. — А ты чего?

Оксана Егоровна пробурчала что-то неопределённое и насыпала кофе в чашку. Девушка встревожилась. Она всегда думала, что взрослые страдают бессонницей, лишь обдумывая проблемы.

— Мам, у тебя болит что-то? Или с папой поссорилась? Рассказывай, я уже не маленькая.

— Да не ссорились мы. — Как-то очень странно растягивая слова, ответила Оксана Егоровна. — Достал твой батя. Знает, что ненавижу секс по утрам, лучше поспать лишних пятнадцать минут. А он все двадцать лет пристраивается. Потом сам дрыхнет, а я ворочайся. Извиняется, обещает, что больше утром не полезет, и всё повторяется.

Марина открыла рот. Потом закрыла. Информация обрушилась совершенно неожиданно. Девушка была абсолютно не готова обсуждать сексуальную жизнь родителей, тем более с ними самими. И вообще, мама никогда не поднимала подобные темы.

Оксана Егоровна замерла. Несколько раз моргнула, потом покраснела и прошептала обычным голосом:

— Доча, я что, вслух это сказала?!

Мгновенно пришло решение, которым девушка гордилась и многие годы спустя.

— Ты о чём? Что вслух сказала? Мать, не уходи от ответа. У тебя болит что-то, или с папой поссорилась? — Девушка спросила как можно более естественно, выпучивая чистые, ясные глаза.

Сычкова-старшая потёрла лоб и, забыв о кофе, пошла к двери:

— Что-то как-то нехорошо мне. Пойду, полежу.

— Конечно, мамочка. Поспи ещё часок, я завтрак сама приготовлю.

Глава 35

— Хозяйка. Младшая! Привет! Счастье! То. Какое! Видел. Только. Вечером! Скучал. Люблю. Дай. Лизну. Я рад!

Сторожа папа хотел завести давно. Но мама всегда настороженно относилась к собакам. В конце ноября Оксана Егоровна дрогнула, когда на сторону отца неожиданно встала Марина. Девушке тогда казалось, что пёс будет неплохой защитой от упырей.

Так в доме появился полугодовалый беспородный щенок, в экстерьере которого угадывались алабай, немецкая овчарка, болонка, золотистый ретривер и бурый медведь. Мама буквально влюбилась в пса.

Рексар, которого на ночь выпускали из вольера, радостно подпрыгивал, суматошно махал хвостом, пытался поставить огромные лапы на грудь девушке и громко лаял. Словами. У Марины подогнулись ноги, и она, не думая о чистоте одежды, села на крыльцо.

— Маринка, ты чего?

Рексар, увидев Глеба, взвизгнул и переключил внимание на него. Человеческой речи девушка больше не слышала.

— Уйди, уйди! — Хохотал братишка и уворачивался от собачьего языка.

— Глеб, загони Рексара в вольер.

— Ага. — Мальчик встал, отряхнулся, и завопил: — Место, Рексар, иди на место!

«А я сошла с ума, какая досада».

На ум пришла Вишня и все её предупреждения. «Может, это был не сон? Может, я и вправду бродила не пойми где и выпила неизвестно что?»

Марина поднялась, повертелась, чтобы понять — не слишком ли вымазалось пальто.

«Не буду торопиться с выводами. Может, мама спросонья просто проговорилась. А по поводу Васьки и Рексара… Не удивлюсь, если в них кто-то вселился. В конце концов, в округе ерунда какая-то творится».

Неожиданно вспомнилась Анна, русская туристка. Та тоже вывалила такие сведения, которые никто в здравом уме постороннему не расскажет. А Марина ведь просто попросила…

«Да ну, ерунда. Есть люди, на которых болтливость во время стресса нападает».

Пёс умильно смотрел на детей из вольера и преданно махал хвостом.

«Вроде обычный Рексарчик, такой, как всегда. Ладно, разберусь».

— Глеб, хватит ерундой страдать, автобус пропустим!

* * *

— Слыхала, Светка? Ужас-то какой! — Алла Печкина ворвалась в магазин, громко хлопнув дверью.

Света, шевеля губами, отсчитала сдачу и только потом лениво сказала:

— Не слышала ни про какой ужас.

Баба Лена спрятала деньги в кошелёк и вопросительно уставилась на Аллу. Она тоже любила узнавать новости одной из первых.

— Училку, Ольгу Васильевну, ну, старую директрису, грохнули!

— Да что ты говоришь такое! Она ж к сестре в Россию уехала! — Всплеснула руками продавщица.

— Ай-яй, Оленьку нашу! — Запричитала баба Лена. — Не зря говорят, что у них там преступность зашкаливает.

— Не у них, у нас! Васильевну здесь убили!

— Как так? Она ж осенью ишшо курей раздала по соседям, и фьють! — Баба Лена недоверчиво покачала головой.

— Не фьють, значит. У себя во дворе она лежала, в дождевой бочке. Ещё и шифером, падла, закрыл.

— Кто падла? — Не поняла Светка.

— Кто, кто! Убийца, знамо кто. Старухе шею свернул, как курёнку, в бочку засунул и прикрыл. Наверное, как она со всеми попрощалась, так её и почикал. Бедная, всю зиму пролежала.

Баба Лена побледнела и схватилась за сердце.

— Тихо, тихо, вот тут стульчик у меня. — Засуетилась Света и усадила бабулю. Пока та стонала и причитала, тётки продолжили разговор.

— Там сейчас менты понаехали, Володьку моего трясут.

— А Печкина твоего за что? — С подозрением спросила Света.

— Так он её и нашёл. Она это… перед отъездом предложила нам поле засеять, чтобы не гуляло. Вовчик вечером пошёл глянуть, увидел, что бочка закрыта, решил открыть, чтобы поливать потом было чем. А там — она. Прибежал домой весь зелёный, трясётся. Говорит, сгнила, черви ползают.

Видно, Светлана представила это зрелище, потому что тоже позеленела.

— Ладно, побегу я. Дел невпроворот. — Выпалила Алка и понеслась разносить весть по деревне.

* * *

Бледная вахтёрша проводила следователя в кабинет директора.

— Видали? Я же говорил. — Семашко закрыл дверь класса. Школьники расселись по местам, хотя, судя по всему, урок математики отменялся.

Артём первый принёс в школу весть об убийстве — он жил на той же улице, что и Печкины. По дороге в школу парень наткнулся на Аллу Ильиничну. Та схватила юношу за плечи и на одном дыхании вывалила новости. Было видно — женщину настолько распирали эмоции, что поймай она первоклассника, и ему бы поведала все кровавые подробности.

Марина еле сдержалась, чтобы вновь не заплакать, как в первый раз, когда услышала о найденном трупе. Ольгу Васильевну любили. К тому же девушка была очень благодарна пенсионерке за помощь в поимке упыря.

— Как можно было с ней так поступить! — Сжал кулаки Коваль. — Она ж нормальная была, хоть и училка.

— Наверное, кто-нибудь из залётных позарился на пенсию? — Выдвинула версию Марушкина.

— Э, нет, Ирка. Это местные. Точно тебе говорю.

— Глупости, Слава. Никто из своих такого бы не сделал! — Отрезала Ира.

— Да ты сама посуди. — Поддержал друга Артём. — Старушка попрощалась со всеми, так ведь? Её никто до августа и не искал бы. Да и потом — решили бы, что она там на ПМЖ осталась, и всё. Так время подгадать могли только тутошние.

Славка согласно закивал.

— Не знаю. — Протянула Марушкина. — Сомневаюсь, что где-то рядом бродит убийца.

— Ирка, да что с тобой! Что это за наивность вообще! — Не выдержала Марина. — Можно подумать, у нас тут все белые и пушистые! Да четверть деревни отсидеть успела — кто за мордобой, кто за ворованный кабель, а кто и за убийство! Ты вспомни — в Потаповке два года назад мужики пили неделю, потом у них закусь кончилась, они свою собутыльницу убили и зажарили! С лучком! — Девчонка всё-таки не удержалась и заплакала.

— Сычковочка, не плачь. — Ира села рядом и стала гладить одноклассницу по спине. — Ты только подтверждаешь мои слова — у нас все преступления по пьяни, либо импульсивные, у всех на виду. А Ольгу Васильевну убил кто-то умный, хладнокровный и расчётливый. Практически гений. Много ты таких личностей в округе знаешь?

— Нет, я прямо чую — эта сволочь где-то рядом.

— Милиция разберётся. — Пожала плечами Ира и прекратила спорить.

* * *

Несколько дней Приречье лихорадило — на лавочках, в магазинах, на почте, в клубе обсуждалось преступление. После похорон, деньги на которые спешно собрали по дворам, градус эмоций поутих. Ещё какое-то время всех тормошил молоденький участковый с усталым лицом — выискивал сведения, которые могли помочь следствию. Но затем и он отстал от людей.

В колхозе посевная практически закончилась. Весь план был выполнен от и до. И неважно, что кое-где в низинах семена оказались в талом снегу, а не в прогретой, готовой к «работе» почве. Для людей это был даже плюс — можно было не разрываться между «ничьим» полем и собственным. Домашние огурцы, кабачки и картошка высаживались в соответствии с температурным режимом и лунным календарём. А вот тем, кто работал на свиноферме, в школе или в городе, было туго. Приходилось совмещать. Особо «удачливые» успевали поспать максимум двадцать часов за неделю. Городской житель фыркнет и покрутит пальцем у виска. Но деревенские знают — если не выложиться весной на все сто, будущий год семья будет жить впроголодь.

Кроме огородных дел, на Славу и Марину навалилось осознание того, что впереди маячат экзамены, поступление, взрослая жизнь. Так что чертовщина отошла на второй, а то и на третий план. Сычкова на всякий случай больше не просила окружающих рассказывать то, что их тревожит, кот Васька молчал, а к восторженным, лающим приветствиям Рексара девушка привыкла. Ей даже стало казаться, что собака разговаривала всегда.

Приречье — четыре деревни, окружённые речной петлёй, зажили обычной, спокойной жизнью.

Но в майские праздники всё изменилось.

Глава 36

— Вот здесь ничего. — Заявил Студент.

Мишка нажал на тормоз, не утруждаясь съездом на обочину. Компания заспорила.

— Деревня совсем рядом, не расслабимся. — Покачал головой Илья, сидевший на переднем пассажирском сиденье.

— Не скажи. — Студент развалился сзади и, по-хозяйски раскинув руки, обнял за плечи двух девушек. — Это тебе не городские бабульки, никто к нам не полезет нотации читать. У них своих дел полно. Да и магазины ближе, если что. Видел? Мы целых два проехали.

Анжела презрительно сморщила носик и сбросила мужскую руку с плеча:

— Вот уж, из-за магазинов… В этом колхозе ничего приличного всё равно не купишь. Ни Мартини, ни текилы хорошей. Сомневаюсь, что и вино нормальное есть.

— А я согласна. Сколько можно ездить? Мы уже весь берег от города до российской границы обшарили — то вам деревьев мало, то вода далеко, то ветрено, то река не до конца в берега ушла, то вид плохой. Ночь уже скоро. — Настя тоскливо вздохнула.

— Мишка, тебе решать. Ты водила, тебе нас, пьяных и весёлых, в машину потом грузить, по домам развозить. Так что давай, говори своё веское слово!

Михаил вышел из машины и осмотрелся. Позади, на пригорке, располагалось большое село. Впереди блестела река — она была ещё дикой, неспокойной — вода вошла в берега лишь несколько дней назад. Рощица у самой воды выглядела очень по-весеннему. Светило солнышко, заливались трелями птицы. Природа словно говорила — путник, вытащи мангал, столик, налей в рюмку водочки, вдохни свежий воздух полной грудью. Забудь хоть на миг о заботах и проблемах шумного, пыльного города, о кредитах, об опостылевшем начальнике, о загаженном лифте и ценах на бензин.

— Мне нравится. Илюха, сам подумай — много мы видели мест, где можно было подъехать к самой воде? После половодья почва везде, как болото. А здесь вроде песок, не застрянем.

— На твоём джипе можно и по настоящему болоту ездить. — Пробурчал Илья, но настаивать не стал.

Михаил вернулся за руль.

* * *

— Хорошо как! — Настя вышла из машины и повернулась лицом к солнцу. — Ещё пара дней такой погоды, и можно будет на летний гардероб переходить.

— Ага. — Анжела встала рядом.

Позади пыхтели парни — расставляли складные стулья вокруг пластикового столика, колдовали над переносным мангалом. Импровизированное кафе устроили не на самом берегу, а немного углубившись в рощу — там и тенёк был, и площадка достаточно ровная.

— Девчонки, на вас сервировка, на нас шашлыки.

— Мы вам не кухарки! — Возмущённо заявила Анжелочка.

— Да ладно, чего ты, — тихо сказала Настасья, — хорошие ребята. И без понтов, и при бабках. Зачем выкаблучиваться? Иду! — Последнее слово было сказано громко.

Анжела осталась при своём мнении и продолжила принимать солнечные ванны. Но, когда на столе оказались спиртное, салаты, чебуреки и прочие вкусности, первой схватила вилку.

— Ну, — поднял первую рюмку Студент, — за Первомай! За праздник весны, красоты и возрождения!

Выпили. Налили по второй.

— Вообще-то, Первомай — это праздник трудящихся. — Пробурчал вечно недовольный Илья.

— Илюша, ты не прав. — Заявила Анжела. — То есть прав, конечно, но вообще-то наши предки где-то в это время отмечали как раз приход весны. Костры разводили, любовные игры устраивали и всё такое. Я в интернете читала. А Первомай — советский праздник, его по привычке отмечают. Хотя это хорошо, дополнительный выходной весной всегда пригодится.

— А я читал в интернете, что нельзя верить всему, что пишут в интернете. — Заявил парень.

Анжела надулась было, но обстановку разрядил Студент — переворачивая шампуры, он нечаянно обжёг пальцы, и витиевато ругнулся, не использовав при этом ни одного матерного слова. Все засмеялись, и спор затих, не успев разгореться.

Отдых пошёл своим чередом. Девушки становились всё более весёлыми, Илья прекратил бубнеть, Студент достал из машины гитару и запел. Единственный, кому не было места на этом празднике жизни, Михаил, угрюмо пил колу, следил за шашлыками и уговаривал себя в следующий раз пустить за руль кого-нибудь другого, чтобы расслабиться. Или хотя бы захватить в компанию третью девушку.

Когда солнце опустилось к самому горизонту, Анжелочка, хихикая, уселась на колени к Илье и зашептала что-то на ушко. Миша обронил:

— Пойду, прогуляюсь.

На него не обратили внимания. Из открытых дверей машины неслась надрывная песня о любви. Студент затеял медленный танец. Руки его недвусмысленно обследовали Настину попку, и девушка явно не была против.

Михаил углубился в рощицу. Сфотографировал четыре обгорелых дерева, располагавшихся квадратом — от них веяло каким-то унынием и безысходностью — отличный кадр для инстаграма. Затем вернулся на берег и пошёл вдоль реки, периодически щёлкая телефоном — здесь действительно было красиво.

— Молодой человек, вы мне не поможете?

Девушка стояла по пояс в воде. Очень, очень красивая. Бледная кожа, маленький аккуратный носик, огромные карие глаза и синие губы. Девушка дрожала, прикрывала голую грудь одной рукой, а второй теребила ярко-зелёные волосы.

«А красивый цвет. Хоть и не люблю крашеных», — подумал Миша и тут же себя одёрнул:

— Простите, я тормоз! Что с вами? В таком виде, одна. Вода же ещё совсем холодная! У вас что-то случилось?

— Случилось. — Бесцветно сказала девушка. — У вас нет какой-нибудь одежды?

— Конечно, конечно, господи! Выходите быстрей, заболеете! — Засуетился Мишка, снимая с себя ветровку и свитер.

Незнакомка, смущаясь, вышла из воды. Волосы оказались настолько длинными и густыми, что прикрыли все самые интересные места.

Миша постарался не таращиться.

— Спасибо. — Прошелестела девушка.

— У меня телефон с собой. Может, надо милицию вызвать? Скажите ваше имя.

— Ганна меня зовут. Какую милицию? Не надо. Мне бы согреться просто.

— Вот я дурак, простите ещё раз. У меня вон там, за деревьями, машина. В мангале, опять же, угли — согреетесь у огня. Пойдёмте. — Миша протянул Ганне руку. Ладошка оказалась ледяной.

Пока шли, молчали. У Миши в голове роились тучи мыслей.

«Местная любительница поплавать в ледяной воде? Тогда зачем просила одежду? Свою на берегу бы оставила. Изнасиловали и бросили? Слишком спокойная. Самоубийца? Помощи тогда зачем просила?»

Девушка покорно шла рядом. Свитер оказался очень велик — доходил почти до колен. Но ведь ей как раз и нужно было согреться.

— Хлопцы! Снимите шампуры и добавьте углей! Человеку нужно тепло! — Миша крикнул заранее, чтобы исключить элемент неожиданности — сумерки, спиртное и гормоны вполне могли превратить компанию молодых людей в стонущие от страсти парочки.

— Ёлки, это кто это? — Студент удивлённо охнул, увидев гостью.

— Вот. В реке нашёл. — Развёл руками Михаил.

— Боже мой! Кто это тебя так, бедная! — Заохала Настя. — Анжелка! У тебя в сумке есть что-нибудь?

— Носочки. — Сказала подружка. — И трусики на всякий случай.

— Я возьму. — Деловито заявила Настасья.

Угли еле тлели, поэтому парни наломали сучьев с ближайших деревьев. В мангале вспыхнул костёрок. Незнакомка протянула руки к огню.

— Выпей. Изнутри тоже согреться надо. — Студент протянул початую бутылку водки, даже не озаботившись стаканом.

Гостья с лёгкой улыбкой покачала головой.

— Может, всё-таки милицию? — когда молчание стало слишком тягостным, заикнулся Миша.

— Не нужно. Мы по весне всегда за одеждой выходим. Если дадут — значит, человеческий облик всё ещё работает. Осталась мелочь, и целый год покоя мне обеспечен.

— Ты о чём? — Спросила за всех Анжелка.

— Жертва нужна. — Проговорила Ганна. — Под воду надо кого-то забрать. Иначе Водяной житья не даст.

— Ха-ха, очень смешно. Здешние аборигены все такие весёлые? — Студент засмеялся, но его никто не поддержал. Было в девушке что-то странное, что не давало принять её слова за стопроцентную шутку.

— Нет, не все. — Лицо гостьи изменилось настолько быстро, что никто даже не заметил, как это произошло. Вот стояла красивая бледная девушка, а через миг на её месте руки к огню протягивало чудовище. Рыбьи глаза, безгубый рот, вместо кожи блестящая чешуя. Зелёные роскошные волосы превратились в осклизлую тину. Существо, как щука, открыло пасть, явив всему честному народу мелкие, острые зубы. Раскинула руки, на которых пальцы соединялись перепонками, и хрипло прошамкала:

— Кто со мной пойдёт, тот вечную жизнь приобретёт!

Студент отскочил от Ганночки, преодолев одним прыжком метра полтора. Все остальные с криками ужаса побежали прочь от мангала.

Но далеко не убежали. Всё так же скрипя, словно несмазанная дверь, русалка пропела что-то, в реке поднялась гигантская волна, через секунду вода выплеснулась на берег, а ещё через миг превратились в жидкую стену вокруг места отдыха. Илья с разбегу попытался проскочить сквозь поток, но с криком отлетел назад.

— Выбирайте. Выбирайте, кто пойдёт со мной. Или я сама выберу.

— Отстань! — заплакала Анжелочка. — Что мы тебе сделали плохого?

— Ничего. Так надо.

— Иди ты, уродка! — Заорала Настя. — Вобла сушёная!

Русалка не реагировала на крики и оскорбления. Она ждала, пока компания сделает выбор. Когда Миша попытался подкрасться сзади, нечисть, не глядя, махнула рукой, и парень с оханьем отлетел к стене воды.

— Думайте. Даю вам две минуты. — Рыбьи глаза подёрнулись плёнкой. Ганна замерла.

— Ах ты, селёдка! Мы ещё выбирать должны! — Студент размахнулся и запустил в русалку бутылкой, которую до сих пор держал в руках.

И промахнулся. Бутылка врезалась в бортик мангала, с весёлым звоном разлетелась на осколки. Содержимое выплеснулось на угли и рыбью морду. Огонь весело вспыхнул синим пламенем.

Рыба завизжала, стараясь сбить пламя с лица. И, судя по тому, что водная стена с громким хлюпаньем обрушилась на землю, рыбёшка довольно сильно отвлеклась.

— Ходу! — Заорал Миша. — Бегом, в машину!

Девочки верещали, не забывая при этом перебирать ногами. Первым в автомобиль вскочил Илья. Студент замешкался, наблюдая за горящей рыбкой.

— Витя, твою мать! Поехали!

Студент запрыгнул, когда Миша уже нажал на газ. Сбившая пламя русалка к этому времени опомнилась и выкрикивала заклинание.

Не успела она на долю секунды. Водная стена взметнулась ввысь позади багажника.

— Ехай, Мишка, ехай быстрей! — Орал Илья и постоянно оглядывался.

Девчонки, обнявшись, плакали навзрыд.

На берегу в свете взошедшей луны красиво искрился водяной столб.

— Тьфу ты, городския. Наплююць, нагадюць на берегу, а нам потом там ходи. И едут жа ж, будто на тот свет опаздываюць. — Баба Лена, неспешно ползущая из бани такой же старенькой подружки, едва не попала под колёса внедорожника, пролетевшего сквозь деревню на бешеной скорости. — А шоб вас раскорячило! — Крикнула бабушка вдогонку автомобилю и пошла домой.

Глава 37

Ганна сидела на берегу и бросала камешки в воду. Чешуя высохла и уже начала трескаться. Но на дно русалка возвращаться не хотела.

Много лет назад, будучи молодой, глупой и живой, она утопилась в реке из-за неразделённой любви. И с тех пор прислуживала Водяному. Это было ужасно, и большинство её товарок даже радовались, когда Сила иссякла, и пришлось впасть в спячку на долгие годы. Но сейчас потусторонняя подпитка вернулась, хоть и в малом количестве, и Хозяин реки проснулся очень злым. Нынешний год обещал быть не просто ужасным, а кошмарным.

Можно получить вольную. На время. Но для этого нужно привести Водяному живую душу.

Ганна последний раз выбиралась на берег тогда, когда автомобили ещё не придумали. Поэтому не ожидала такого быстрого бегства человечков. Да и реакция оказалась очень уж неожиданной — ни привычных обмороков, ни покорности судьбе. Её почти не испугались.

Русалка знать не знала о современном кинематографе и литературе.

Тяжёлые мысли полностью поглотили русалку, поэтому она не заметила, как между обгоревших стволов деревьев появилось существо — волосатое, с острыми рожками на голове, свиным пятаком вместо носа и с хвостом. Оно мерзко захихикало, когда увидело, где оказалось. Потом заметило русалку, радостно подпрыгнуло и подбежало к «коллеге».

— Здравствуй, красавица. Что слёзы льёшь? Может, помощь нужна?

— Уйди, нечистый.

— У самой, небось, душенька белее снега? — Ехидно осведомился Чёрт.

Рыбоженщина тоскливо вздохнула.

— Ладно, я серьёзно. В каком мерзком деле помощь нужна? Я здесь много лет не был, горы готов свернуть.

Ни на что не надеясь, русалка рассказала о своей беде.

Чёрт захихикал и почесал волосатый зад.

— Эх ты, красавица, такую возможность прошляпила! Могу помочь. Ты мне, я тебе. Согласна?

— Что ты хочешь? — Устало спросила Ганна.

— Мелочь. Меня хозяин послал с важным заданием. Хочет дырку в Вырай увеличить. Слишком тяжёл мой благодетель, не может сюда попасть. Мечтает вместо дыры полноценный переход сделать, как раньше. А здесь, сама видишь, осина. Плохое дерево, всю силу на себя тянет. Поможешь?

— А мне-то что с того?

— Рыбьи мозги! — Чёрт опять захихикал, смачно сморкнулся и утёрся кисточкой, венчавшей хвост. — Мой хозяин сильней твоего хозяина. Я словечко замолвлю, и тебе свободу лет на десять обеспечат!

Ганна задумалась:

— Но ведь Зюзя проход именно таким оставил. Что, если…

— Тьфу, Зюзя. Что нам этот любитель людишек? Мы с ним не пересекаемся, забыла? Над летними он силы вообще не имеет.

— Это да. — Стала теребить волосы-водоросли русалка. — Допустим, соглашусь. Чем я могу помочь?

— Всё просто. Убери воду отсюда. Всю. С земли, из деревьев, из воздуха. Остальное сделаю сам.

Русалка вздохнула, встала и раскинула руки-плавники. Проскрипела что-то певучее и хлопнула в ладоши.

— Всё? — Чёрт снова почесался, в этот раз в области живота.

— Всё.

— Ныряй домой, ничего не бойся. — Чёрт подошёл к мангалу и толкнул его. Еле тлеющие угли упали на обезвоженную, высохшую до состояния сена траву.

— Ой, горе-то какое. — Издевательски прогундосил нечистик. — Пожар, ай-яй!

Трава весело разгорелась. Чёрт прошептал что-то, подул на пламя, и оно тут же взревело, словно подкормленное бензином.

— Помни, ты обещал! — Русалка подтянула рукава свитера, взвилась рыбкой и нырнула в реку.

* * *

Баба Лена долго не могла заснуть. Ворочалась, взбивала пуховую подушку, вздыхала и ойкала. Кот, долго терпевший возню, спрыгнул с одеяла и ушёл спать на кресло.

Бабуля всё не могла выбросить из головы большую машину неизвестной ей марки. Это ведь и сбить кого-нибудь недолго. Или в столб въехать.

В конце концов, женщина решила, что дело не в думах, а в воздухе. В комнате было душно. Баба Лена гордилась, что в свои восемьдесят с хвостиком до сих пор не боится холода и сквозняков, в отличие от «молодых» пенсионерок, поэтому откинула одеяло, кряхтя сползла с кровати, подошла к окну и открыла.

В форточку ворвался многоголосый шум и запах дыма. Бабуля охнула, накинула на плечи платок и со всей скоростью, на которую была способна, поспешила на улицу.

Горела осиновая роща на берегу. Точнее, она пылала. Сельчане особо не спешили тушить пожар — до деревни далеко, построек рядом с леском нет, так что можно было не волноваться. Однако МЧС вызвали. И теперь жители нижней улицы, чьи огороды плавно переходили в километровый склон, ведущий к роще, столпились у околицы и чесали языками.

— Это ж надо, как горит!

— Ага. Эмчеэсники не успеют доехать.

— Да ладно. У Колыпановых хата горела, за десять минут добрались.

— Так то хата, а это просто деревья. Кому они нужны.

— Слышь, тебе лучше жевать, чем говорить. Это ж национальное богатство!

— Национальное богатство за Потаповкой. Там нормальный, человеческий лес.

— Точно. И свиноферма, что за кладбищем, тоже богатство. Национальное. А тут три куста два дерева.

— Да ты шо! А кто туда бегает каждый год за подосиновиками? Не твоя ли жонка?

— Тихо вы. — Только что подъехавший на служебной «Ниве» всклокоченный, заспанный председатель разом прекратил все разговоры.

— Сергей Игнатьич, и вы здесь?

— Конечно. Мне Печкин позвонил, сообщил.

Сергей Игнатьевич жил здесь же, в Красноселье, только в другом конце деревни. Он пользовался уважением сельчан. Во-первых, был своим — родился и вырос рядом, в Яблоневке. Во-вторых, открыто карманы себе и родственникам не набивал. В-третьих, занимал сразу две должности — председателя колхоза и председателя совхоза, и вполне справлялся. Колхоз работал, хоть и через пень-колоду, зарплату люди получали регулярно, на свиноферме крыши не текли и кукуруза по осени в землю не запахивалась.

Мужчина строго заявил:

— Три дерева или два — неважно. Но прибрежная лесопосадка площадью в один гектар в документах фигурирует и на балансе сельсовета значится. Поэтому тушить надо, и виноватых искать тоже надо.

Если виновных не найдётся, по шапке получит Сергей Игнатьевич сам. Лично. Об этом, естественно, председатель людям сообщать не стал.

— А я знаю виноватых. — Прошамкала баба Лена, до этого в разговоры не вступавшая. — Это городския.

— Елена, э-э-э, Владимировна, городские виноваты всегда и во всём. Давайте без фантазий.

— Так честно! Я от Верки шла, машина пронеслась, не из наших.

— Да? — Наконец заинтересовался председатель. — А марку или хотя бы часть номера можете сказать?

Бабуля пожевала губами и неуверенно сказала:

— Машина большая, зад грузный. А номеров не бачыла — темно было, да и быстро уехали. Но это точно они всё пожгли — уж больно шустро улепётывали.

Сергей Игнатьевич махнул рукой и утратил к старушке интерес — с такими сведениями виновников ночного переполоха найти было нереально.

А роща всё горела. Жар доходил даже сюда, на пригорок, был слышен гул огня и треск сучьев.

Мимо шумно проехали машины МЧС.

— Ну, всё. Разбегаемся, товарищи. Спасатели прибыли, сейчас всё потушат, проведут расследование. Давайте, давайте. По домам. — Председатель замахал руками, и люди не спеша стали расходиться.

Игнатьевич сел за руль «Нивы» и проехал немного вперёд. В огонь лезть он, конечно, не собирался, но поговорить со специалистами было нужно. Чтобы хоть на глазок оценить ущерб и последствия. Для сельсовета, и, конечно же, для себя лично.

Глава 38

— Мазь в этот раз просто отличная! Воняет, правда, шибко, да это не страшно. Только, Тонька, объясни мне, что ты в неё добавлять стала? Раньше колени мазала — на часок легчало, и капец. А в этот раз красота — ноги не болят уже второй день. Хоть на танцы иди.

Макс приоткрыл один глаз. Десять утра. Екатерина Семёновна не заметила, что форточка у квартиранта открыта, иначе не вела бы столь интимные разговоры под окном.

— Ничего не добавляла. Всё строго по рецепту. — Прозвучал басовитый голос Антонины Николаевны. Старуха понизила голос, и продолжила: — Я тебе больше скажу, Катерина, и даже покажу.

Макс услышал звук шуршащей ткани.

— А божачки, Тонька! Это как? Оно ж у тебя лет двадцать росло! А куда делось?

— Заговор прочитала. Раньше пробовала — не работал. А тут Плетнёвы малого принесли, с косоглазием, их врачи напугали, сказали, только оперировать.

— И? И что?

— Сама очумела. Пошептала, руками поводила — всё, как положено. Малой разорался, за голову стал хвататься, Плетнёвы его в охапку и домой. Ещё и хаяли меня. Утром прибежали, полкабана свежины притащили.

— Да ты что! Вылечился?

Максим открыл второй глаз и весь превратился в слух.

Николаевна не ответила. Но, видимо, кивнула, потому что хозяйка дома восторженно ахнула:

— И ты решила на себе попробовать?

— Не только с Плетнёвыми ведь вышло. Всю зиму люди ходили. То гадать, то лечиться — почти все заговоры работали не так, как раньше. То есть, сильно, быстро действовать стали. Не знаю, в чём тут дело.

Макс сел. Интересная информация. А главное, прекрасно вписывается в то, что творится в округе.

Бабульки продолжили удивляться, охать и ахать, но Максим уже слушал вполуха — одевался. Один выходной в неделю — слишком мало, чтобы тратить его на валяние в постели.

Хлопнула калитка. В гости к Семёновне пришёл ещё кто-то.

— Девки! Чавой-то вы тут расселись, как колоды? Не знаете, что ли, ничаво?

Голос показался Максиму немного знакомым. Мужчина сел на кровать и, надевая носки, попытался вспомнить, кто же это.

— Чего орёшь, как полоумная? Квартиранта разбудишь.

— Вы и правда не знаете? Ночью роща сгорела! На берегу!

Бондаренко от неожиданности слишком резко потянул носок, и тот, жалобно хрустнув, порвался на пятке.

— Да ты что? — Удивилась Семёновна. — Поджёг кто, или как?

— Не ведаю. — Нетерпеливо сказала собеседница. — Главное, подчистую сгорела, за полчаса.

— Враки. — Заявила Антонина Николаевна. — Это ж тебе не коробок спичек, Ленка.

— Так я сама видела! Ночью! Всей улицей смотрели, как пылает. И председатель был. Пожарные приезжали, в три машины!

— Да, жалко. Хорошее место было. — Семёновна вздохнула. — Я там к деревьям спиной прислонялась иногда. Радикулит, как рукой снимало.

— Чего вы всё сидите, пойдёмте быстрей, вся деревня, почитай, уже собралась!

— Не ори. Чего мы, пепелище не видели? Зачем ходить?

— А я не сказала? Так нету пепелища, нету! Лес там. За ночь лес вырос, бабоньки, густой, высокий!

Тишина была ответом. Видимо, бабули онемели от удивления. Максим ругнулся про себя, кое-как оделся и выскочил из дома — такое нельзя было пропускать.

Потому что леса не вырастают за несколько часов.

* * *

— М-да. — Почесал затылок почти трезвый Лупатый. — Интересное дело.

Люди одобрительно зашумели. Красносельцы столпились у околицы. Недалеко, на берегу, шумел густой лес, на первый взгляд обычный, типичный для этих мест.

В таком количестве сельчане собирались лишь на свадьбы, похороны и проводы в армию. Сегодня тоже был особый случай.

— Во-во, глядите! Опять! — Кто-то сказал негромко.

Лес подёрнулся дымкой лилового цвета. Несколько секунд деревья были скрыты этой странной пеленой, но потом всё исчезло.

— Регулярно. — Протянул Печкин, смотревший на часы. — Минуту туман висит, на две минуты пропадает, и всё по новой.

Люди заохали и зашептались.

Макс протиснулся сквозь толпу в первые ряды. На него никто не обратил внимания, лишь Лупатый угрюмо кивнул, когда учитель стал рядышком.

— Видал, вучитель? О как!

— Максим согласно хмыкнул, но в диалог вступать не стал. Он, прямо скажем, просто обалдел, увидев лес.

— Разойдитесь! — Рявкнул голос, привыкший командовать. Люди уступили дорогу председателю.

Сергей Игнатьевич выглядел так, словно спать этой ночью не ложился вовсе. Он приложил к глазам руку козырьком и выдохнул:

— Ёлки-палки!

— Точняк, Игнатьич. И ёлки, и палки. — Заявил Васька Фокин, вытащил из кармана маленькую бутылочку водки, открутил крышку и сделал глоток.

— Ты мне это, Василий, убери гарэлку. — На секунду отвлёкся председатель.

— Так а я сегодня не работаю, имею право.

— Смотри мне. — Игнатьевич снова уставился на деревья. Они в очередной раз скрылись за туманом. — Ёшкин кот!

Люди выжидающе смотрели на начальство. Мужчина потёр лоб, вытащил из кармана телефон, повертел его в руках, снова спрятал. Закрыл глаза.

— Может, сходить, глянуть? — Робко предложил кто-то из женщин. На неё зашикали.

— Так. — Открыл глаза Сергей Игнатьевич и пошарил взглядом по односельчанам. — Вы! — Он указал на Максима. Люди расступились. — Простите, не помню, как вас по батюшке.

— Максим Андреевич. — Настороженно ответил учитель.

— Да. Точно. Максим Андреевич, вы же вроде биологию преподаёте? Не можете объяснить, как за ночь может дерево вырасти?

— Не может. — Прокашлялся Макс. — Ни при каких условиях.

— Тогда как это всё объяснить? — Широко махнул рукой председатель.

— Ну… Не знаю. Волшебством?

В толпе нервно захихикали.

— Вы мне тут это, шутки не шутите, Максим Андреевич. Я серьёзно спрашиваю.

Бондаренко пришлось улыбнуться, сделать вид, что неудачно пошутил и придумать что-нибудь более реальное.

— Мне в голову приходит лишь один вариант. Ландшафтные дизайнеры используют взрослые деревья и кустарники, чтобы как можно быстрей придать презентабельный вид территории. Но это очень, очень дорого. Не представляю, кому могло такое понадобиться.

Сергей Игнатьевич замер. Он вдруг понял, кто подобное мог сделать — буквально несколько месяцев назад на окраине Красноселья один городской чиновник купил сразу четыре участка земли, каждый по двадцать пять соток. По документам участки принадлежали четверым его родственникам, но по факту там строился лишь один большой коттедж.

К Сергею Игнатьевичу уже приходили с претензией на отсутствие асфальтированной дороги в том конце села. И на слабое уличное освещение. Председатель пожаловался, что бюджет сельсовета не резиновый и что у сельчан очень тяжёлая жизнь. Вообще, Игнатьевич жаловался тогда долго, со смаком, и добился того, чего втайне хотел.

Асфальт городской начальник решил проложить за свой счёт, фонари установить тоже. Путём сложной схемы передачи денег из рук в руки, из организации в организацию, по документом вышло, что все эти манипуляции проведутся с помощью добровольных взносов жителей Красноселья.

Сергей Игнатьевич собой гордился — и людям в карман не залез, и бюджет не тронул, и дорогу проложил, и уважил большого человека.

Такой шишке вполне могло показаться, что пепелище — не то, что хочется видеть утром с резного балкончика второго этажа, да и денег на ландшафтный дизайн у него могло хватить.

— Пойдём, Максим Андреевич, глянем — свежепосажены деревья или как.

— Но я…

— Пойдём, пойдём. Ты ж биолог — посмотришь профессиональным взглядом.

Макс понял, что отвертеться не получится.

— И я с вами. — Вдруг заявил Лупатый.

— А тебе, Фокин, зачем?

— А чёй-то, мне нельзя? Я представитель общественности, между прочим! — Воинственно заявил тракторист, и уже тише добавил: — Шибко интересно.

* * *

Троица стояла на опушке, разглядывая лесок и не решаясь зайти под тень деревьев. Лес тоже настороженно присматривался и молчал.

— Сергей Игнатьевич, вы сами посмотрите — почва слежавшаяся, плотная. Валежник, опять же, листья прошлогодние сквозь траву виднеются. И на дуб, на дуб обратите внимание — ему лет триста! Кто же такое старое дерево пересаживать будет? — Макс задрал голову, пытаясь на глаз прикинуть высоту ближайших лесных гигантов.

— Не знаю, не знаю, — скептически протянул председатель сельсовета, — вон, дочка купила себе мебель в квартиру. Новодел, но выглядит натурально. Гадость та ещё, тьфу! Шкафы пошкрябаные, диван облупленный. Под старину. Может, и с природой чего такого придумали.

Максим, очень сомневаясь в этом, отрицательно покачал головой, но спорить не стал.

— Дык может это, здесь только по краю так? Для антуражу? А внутри картонные ёлки раскрашенные? — Вопросительно посмотрел на председателя Васёк.

— Фокин, а ведь это хорошая версия! Пойдёмте, товарищи. — Игнатьевич пригладил редкие волосы и сделал шаг под деревья. Через метра полтора он скрылся из виду за широкозадой красавицей ёлкой.

— Что, вучитель, тормозишь? Пойдём. А то обед скоро. — Лупатый ушёл вперёд.

«Чует моё сердце — не простой это лесок. И что там можно нехило вляпаться в какую-нибудь потустороннюю гадость».

В кармане джинсов ожил телефон. Звонила Таня.

— Макс? — Приглушённо сказала девушка. — Я тут с деревенскими, на пригорке. Они сказали, что ты пошёл разобраться.

— Да, Танюш.

— Может, не надо? Тебе не кажется, что это всё слишком странно? Можешь считать меня сумасшедшей, но туман вокруг деревьев нервирует — вдруг это химическое что-то? Яд какой-нибудь?

Максим фыркнул:

— Вот уж нет.

— Тут бабы в толпе рассуждают, что это может быть что-то колдовское. — Ещё тише проговорила фельдшер. — Смешно, правда?

— Тань, я вернусь, и поговорим, окей? — Бондаренко помолчал. — А если не вернусь, найди Марину Сычкову или Коваля. Они тебе всё расскажут и покажут.

Макс торопливо нажал отбой. Сейчас не хотелось ничего объяснять.

— Всем привет, я Максим Бондаренко, и сегодня мы попробуем прогуляться по магическому лесу, — пробормотал мужчина и двинулся за спутниками.

* * *

Едва зайдя за ёлку, Сергей Игнатьевич остановился, как вкопанный — вокруг вдруг резко потемнело, словно наступила ночь. Задрав голову, председатель увидел, что небо высоко над деревьями усыпано крупными звёздами.

— Вы это видели? — Обернулся мужчина, но сзади никого не было. Обогнув ель, которая в темноте выглядела внушительно, Игнатьевич крикнул:

— Мужики!

— Мужики, жики, жики, ики, ихи-хи, охо-хо, гы-гы-гы! — Прогнусавило жизнерадостное эхо.

Игнатьевич сразу как-то скукожился. Даже словно меньше ростом стал.

— Эй! Вы где?

— В Караганде, га-га, га-га, ха-ха-ха! — Захохотало эхо.

Взвизгнув, как молоденькая девушка, председатель подскочил зайцем и побежал из лесу обратно, на дорогу.

Но через полтора метра деревья не кончились, как должны были. Вокруг стоял всё тот же лес. Густой кустарник мешал развить хорошую скорость, толстые стволы деревьев выныривали из темноты прямо на пути, сучья цеплялись за одежду, паутина липла к лицу. Эхо продолжало смеяться, страшно кричали ночные птицы, рычали звери, и Сергей Игнатьевич тоже закричал. От ужаса.

Неизвестно, сколько бы он пробежал — почтенный возраст не предусматривает марафонские дистанции. В конце концов, мужчина споткнулся о поваленное дерево и упал в мягкий ворох прошлогодней листвы.

— Мамочки, что же это! — Простонал председатель, даже не пытаясь встать.

— Мамочки, панамочки, в попе у всех ямочки! — Глумилось эхо.

— Заткнись! — Заорал Игнатьевич.

Странным образом это подействовало не только на голос, но и на остальных обитателей леса. Все почтительно замолчали.

— Вот так вот. — Удовлетворённо сказал руководитель сельсовета и перевернулся на спину.

Вверху чернели верхушки деревьев, подчёркивая красоту звёзд. В тишине председатель быстро успокоился и смог нормально мыслить.

«Это не ландшафтный дизайн. Ботаник прав оказался. Что-то тут нечисто».

Игнатьевич с кряхтеньем встал, стряхнул листву с одежды и стал оглядываться.

«Не зря тёща в церковь бегает. Есть что-то на свете». — Мужчина поковырялся в волосах, вытащил запутавшуюся в них веточку и с ненавистью на неё уставился.

— Надо выбираться. — Вслух пробормотал человек.

Видимость была практически нулевой. Лишь вдалеке мерцал какой-то огонёк.

Не видя больше никаких ориентиров, Сергей Игнатьевич стал пробираться к светящейся точке.

Глава 39

— Сергей Игнатич, вы где? — Вот только что Васёк впереди видел спину начальства. Моргнул — и всё. Вокруг лишь шумела и благоухала хвоей лесная чаща. Лупатый обернулся — ботаник исчез, как, впрочем, и дорога, на которой они только что стояли втроём.

— Ну и ну. Чую, дело пахнет керосином.

Странное дело — он совершенно не удивился, потому что после встречи с Дедом Морозом был готов к любой чертовщине и, в отличие от председателя, не обратившего внимание на лиловую дымку, ожидал как раз что-то подобное. Но страшновато всё же было.

Чтобы собраться с мыслями, Василий достал из кармана заветную маленькую бутылочку с водкой.

— Васенька, ты опять?!

Тракторист от неожиданности уронил чекушку.

— Сынок, умный проспится, дурак никогда. Сколько раз говорила, не пей горькую, горькая жизнь будет.

— Ма… мамка?!

— А кто же ещё. Совсем без меня плохой стал. Эх, Васенька, Васенька… — Укоризненно покачала головой пожилая женщина, сидевшая на валуне.

Василий поморгал, но видение не исчезло. Точно, мама. Ласковые бледно-голубые глаза, морщины, собравшие лицо печёным яблоком, красный, в жёлтые розы, платок, завязанный под подбородком.

Знакомое старенькое платье, которое мать одевала двадцать лет подряд, собираясь в город. И грубые, узловатые, испоганенные тяжёлой работой руки.

Вот только Евдокия Фокина умерла десять лет назад.

— Не может этого быть. — Энергично замотал головой Лупатый.

— Материнская забота в огне не горит и в воде не тонет, сына. Неужели ты думал, что я тебя оставила? Я всегда рядом.

От этих слов у Васи сердце ухнуло в желудок.

— Ну, не стой, садись. Разговор у нас будет долгий и неприятный. Но ты ведь знаешь — матушкин гнев, что весенний снег — и много его выпадает, да скоро растает.

«Она. Только мамка так может пословицами сыпать». Фокин подошёл к валуну и сел на траву. Женщина протянула руку и погладила сына по голове. От этой забытой ласки Васька вздрогнул. Слёзы брызнули из глаз.

— Плачь, сынок, плачь. Со слезами вся боль выходит.

Вася обнял мать за колени и уткнулся лицом в её подол.

Евдокия продолжала ерошить волосы сына и говорила. Голос был тихий, ласковый, такой родной:

— Что ж ты бобылём-то живёшь. Ни жены, ни детей. Мужик без жены, как дерево без гусеницы. Некому тебя жалеть, нет никого, кто пирогов напечёт. А дети? Что же ты после себя на земле оставишь? И за могилкой некому ухаживать будет. Васенька, Васенька…

— Дык я это. — Поднял голову Вася. — Женюсь когда-нибудь. Бабу только хорошую найду.

Женщина слабо улыбнулась:

— Да разве ж за тебя хорошая пойдёт теперь — дом запустил, в огороде бурьян по макушку, зарплату всю на водку тратишь, здоровье пропил. Год-два, и пользы от тебя ни по хозяйству, ни в сердечных делах не дождёшься. Сынок, сынок… — опять покачала головой Евдокия.

Вася вжал голову в плечи и снова спрятал лицо в материнских коленях. Платье пахло луковой шелухой.

— Завязывай. Завязывай, сынок, пить. Понимаю, что жизнь твоя беспросветная и бесполезная, и что на трезвую голову выть хочется от безнадёги. Но водка — не выход. Не изменит она ничего. Только в худшую сторону.

Последнее предложение всколыхнуло воспоминания, которые Василий давно похоронил глубоко-глубоко в душе. И даже временами вообще забывал о том, что натворил.

— Вот-вот. — Сказала мама, словно прочитала мысли сына. — А ведь был бы тогда трезвый, до сих пор бы я небо коптила.

— Прости. Прости, мамка! — Схватился за голову Вася и завыл. Потом стал ползать перед валуном и биться головой о землю. — Прости-и-и!

— Что ты, что ты! — Замахала руками Евдокия. — Давно простила. Да и не виноват ты вовсе, это водка проклятая. А то, что теперь совсем один, и никому не нужен — так это я виновата. Жениться не заставила да братьев-сестёр тебе не родила.

— Мама. — Дрожащим голосом сказал Вася. — Ты вернулась ко мне? Насовсем?

Женщина тяжело вздохнула:

— Нет, конечно. Так, повидаться отпустили.

Она поправила платье. Вася вдруг обратил внимание на странную обувь — круглую, чёрную, очень похожую на конские копыта. Но обдумать это Василий не успел. Голос зазвучал издалека, мать стала бледнеть, словно бы стираться из этого мира:

— Сы́ночка, мне пора. Прощай. На том свете хорошо, спокойно, радостно. И душа поёт. А ты иди домой и попробуй что-нибудь изменить в своей жизни.

Евдокия исчезла окончательно. Вася, словно зачарованный, протянул руку к валуну, но камень затянулся лиловой дымкой, а через секунду вместе с ней исчез.

Вдалеке залаяла собака. Лупатый обернулся. За спиной молчаливо растопыривалась ёлка, за ней виднелась дорога к деревне.

* * *

Огонёк светился ровно и с каждым шагом приближался. Лес уважительно молчал, больше не пытаясь пугать и издеваться. Председатель успокоился и немного повеселел — го́лоса, привыкшего командовать, боится даже чертовщина!

Вскоре Сергей Игнатьевич подошёл к источнику света. Это оказалась небольшая, аккуратная хатка с соломенной крышей и единственным окном. Мужчина храбро постучал в дверь.

— Войдите. — Приглушённо ответили за ней.

Игнатьевич дёрнул дверь на себя, сделал шаг вперёд и от неожиданности зажмурился. Затем медленно открыл глаза.

Он оказался в своём собственном кабинете, который был залит солнечным светом. За старым, но всё ещё вызывающим уважение дубовым столом председателя, в его кожаном кресле, сидел мужчина в сером костюме.

Сергей Игнатьевич обернулся. Вместо деревянной двери лесной избушки увидел свою, обитую дерматином.

Открыл. В приёмной Людмила Борисовна, секретарша, испуганным взглядом следила, как несколько мужчин в штатском перебирают документы в шкафу.

— Что же вы, Сергей Игнатьевич. — С упрёком сказал человек в кабинете. Председатель захлопнул дверь, подобострастно улыбнулся и пожал плечами.

Как и любой человек, занимающий руководящую должность, он узнал посетителей с первого взгляда. Из головы разом вылетел странный лес, в котором только что пришлось бродить.

Когда в гости приходит комитет госбезопасности, думать ни о чём другом ты не можешь.

Гэбист углубился в чтение. Председатель, вытянув шею, пытался понять, что за документ исследует представитель органов, но от двери это рассмотреть было невозможно.

Поэтому Игнатьевич исподтишка стал разглядывать мужчину.

Поскольку тот сидел в кресле, нельзя было определить его рост. Но всё остальное — стройная, подтянутая фигура, строгий костюм и седые виски напоминали Штирлица из «Семнадцати мгновений весны».

Внезапно председатель почувствовал привычное жжение за грудиной. Он трясущимися руками достал из кармана флакончик с нитроглицерином и положил таблетку под язык.

— Не волнуйтесь вы так, Сергей Игнатьевич. Пока это всего лишь проверка. Присаживайтесь.

На негнущихся ногах мужчина подошёл к стулу для посетителей и буквально рухнул на него.

Комитетчик отвлёкся от документа и уставился на председателя мёртвыми глазами-детекторами. Мужчина сжался — ему показалось, что в кабинете зазвучал равнодушный голос: «Нет, не был, не привлекался, женат дважды, алименты платил до совершеннолетия детей, тридцать одна тысяча условных единиц под половицей в спальне, дважды давал взятку декану университета, в котором училась дочь от первого брака. Любовница одна, секс предпочитает стандартный».

Из кармана брюк Игнатьевич достал платок и вытер вспотевший лоб.

Гэбист улыбнулся. Вокруг глаз лучиками собрались морщинки, и человек сразу стал обаятельным, приятным и всё понимающим.

— Поступил сигнал, что у вас тут приписки по урожаю и поголовью свиней имеются. Ну, мы ведь с вами оба понимаем, что без них никак, правильно?

Председатель очумело кивнул, но потом спохватился и отрицательно замотал головой.

— Я тоже думаю, что вы человек честный, порядочный, и очковтирательством заниматься не будете. Да?

— Да. — Выдавил из себя несчастный председатель сельсовета.

Гость улыбаться перестал. Глаза снова стали колючими.

— Уверен, что сигнал ложный. Но, если что-то мы найдём, наказание будет гораздо серьёзней, чем если вы признаетесь сами, понимаете?

Сергей Игнатьевич молча достал вторую таблетку нитроглицерина.

— Ну, как знаете. — Вздохнул человек в костюме, протянул какую-то бумагу и сказал:

— Распишитесь тогда вот здесь, и можете погулять пока.

Ручка выглядела внушительно. Массивная, тяжёлая. Металлический корпус усеян мелкими драгоценными камешками. Игнатьевич потянулся к бумаге, но дрожащие руки подвели, и дорогая письменная принадлежность полетела на пол.

— Простите, сейчас подниму, — забормотал председатель и полез под стол.

И непонимающе уставился на огромные копыта, волосатые ноги и хвост с кисточкой на конце.

— Это что это такое, я вас спрашиваю? — Взревел Сергей Игнатьевич, вскочил, вернее, попытался — макушка встретилась со столешницей. Громко вспомнив мать, председатель выполз из-под стола и заорал:

— Я повторяю — что за маскарад? Кто дал вам право пудрить мозги честным людям? Пошёл вон из моего кабинета!

Интеллигентное лицо чекиста расплылось и превратилось в нагло ухмыляющееся свиное лохматое рыло. Сквозь седину проросли коровьи рога, а руки превратились в лохматые лапы представителя семейства обезьян.

— Не ори, Серёга. Что вылупился? Чертей, что ль, не видел?

Весь стресс, который копился в мужчине с момента пожара, вылился на эту свиную голову. Председатель разразился громкой, эмоциональной тирадой, из которой ни одного слова нельзя произнести в приличном обществе.

С каждым матерным словом чёрт понемногу терял наглый вид.

В конце концов, Игнатьевич выдохся, вытер багровое от злости лицо платком и уже спокойней сказал:

— Пшёл отсюда. Хватает бед и без вас, нехристей.

— А чего это я пойду? Это что, твой кабинет, что ли? — Захихикал Чёрт. — Ты оглянись.

В запале председатель не заметил, что обстановка изменилась. Вокруг шумел лес, правда, время было обеденное, а никак не ночное. Вспомнив, где находится, человек притих.

— То-то же. Разорался. И как у вас языки не отсыхают такими словами пользоваться. Хорошо, что мало кто из вас помнит, откуда они взялись и для чего использовались. — Чёрт одёрнул пиджак, единственное, что осталось от образа служащего КГБ. На волосатой тушке нечистика одёжка смотрелась комично.

— Ладно. Твоя взяла. Жалко, что не подписал, дело бы совсем по-другому пошло.

— Я не подписываю мутные документы. — Высокомерно заявил председатель. В голове его металась мысль, что пора сваливать из этого сумасшедшего места.

— Да, умный ты мужик, — уважительно протянул Чёрт. Услышав похвалу от странного существа, Игнатьевич неожиданно для себя почувствовал прилив гордости.

— А, может, договоримся? — Льстиво добавило существо.

— Нет, нет, я лучше пойду. — Много подобных предложений слышал человек за свою долгую жизнь. Как правило, самые невыгодные говорились таким же тоном.

— Ну, иди Серёга. Ещё встретимся.

— Не понял? — Насторожился председатель.

— А я надолго здесь. Так что бывай. — С хлопком, оставив после себя лишь неприятный запах общественного туалета, Чёрт исчез.

Прямо перед носом Сергей Игнатьевич увидел знакомую ель, а за ней дорогу, ведущую в Красноселье.

— Твою мать. Оно мне надо на старости лет? — Сплюнул председатель и поспешил к людям.

Глава 40

— Вона, глядите, Игнатьич бежит. Остальных, что, под ёлкой прикопал?

Шутку никто не поддержал. Председатель выглядел странно. Он действительно шёл торопливо, едва не срываясь на бег. И постоянно оглядывался.

Когда Сергею Игнатьевичу оставалось пройти метров двести, из-за деревьев вышел Фокин. Он не торопился к сельчанам, шёл медленно, понурив голову, и загребал резиновыми сапогами дорожную пыль.

— Чёй-то с Васькой? — Вытянули шеи бабы, но отсюда подробности рассмотреть было нельзя.

Запыхавшийся председатель, подойдя к людям, сразу взял быка за рога.

— Так, товарищи. — Он промокнул мокрый лоб скомканным платком. — Категорически запрещаю подходить к этому месту.

— А что, что там?

Игнатьевич открыл было рот, чтобы осадить любопытствующих, но вдруг понял, что односельчанам нужно сказать хотя бы часть правды. Иначе полезут туда, невзирая на запреты, и тогда проблема будет гораздо серьёзней. Полетят головы, его в первую очередь.

— Короче, там что-то такое есть, что галлюцинации вызывает. Поэтому не лезьте в лес.

— Да хватит, Сергей! — Вдруг рявкнула Антонина Николаевна. — Что мы, сами, что ль, не видим?

Остальные загудели недовольно. Последний раз такое открытое выражение народного мнения председатель видел лет десять назад. Отвык. И немного испугался.

— Ладно, ладно, чего вы. — Сделал он шаг назад. — Я просто слов не могу подобрать, чтобы объяснить.

— Я за тебя скажу. — Сложила руки на груди Николаевна. Повысила голос и заявила: — Людцы! Этот лес — колдовской! Сами подумайте — всю зиму творилось незнамо что. С соседями вашими, с роднёй!

— Не, Тонька, что-то ты загнула.

— Да прям, баб Лен! А кто мне давеча нашёптывал, что домовой у тебя под печкой завёлся? — Вдруг поддержала Антонину Печкина.

Люди заспорили, зашумели, Сергей Игнатьевич пытался успокоить окружающих, но его никто не слушал. Фельдшерица вдруг вспомнила историю с внезапно выздоровевшей девочкой и мальчугана, у которого чудесным образом прошло косоглазие. Стало страшно.

— Сергей Игнатьевич, а где Максим Андреевич? — Девушка с трудом перекричала человеческие эмоции.

— Кто?

— Учитель!

— А я не знаю. — Удивлённо оглянулся председатель.

Толпа затихла.

— Вон, Лупатый идёт. Сча спросим. — Сказал Печкин.

Вася обогнул людей по дуге, ни на кого не глядя, и двинулся в деревню.

— Васька, стой!

Мужчина вздрогнул и остановился. Удивлённо посмотрел на односельчан, словно лишь сейчас их заметил.

— Что там было? И где хлопец?

— Алка, — ни с того ни с сего сказал Василий. — Ты почему за меня замуж не пошла? Мы ж с тобой полгода целых гуляли.

Женщина опасливо глянула на мужа. Печкин угрюмо ковырял ранку на ладони, ожидая ответа жены.

— Дык это… Ты и не звал. — Потом спохватилась, и добавила: — И вообще, я Володечку с детства любила! Не сразу только поняла, дура была!

— А, ну да. Совет вам да любовь, — бесцветно сказал Вася и ушёл.

— Чего это с ним?

— В лесу побывал, — заявил председатель, — поняли теперь? Колдовство, не колдовство, а ходить туда не надо. Крышу сносит.

— Так а что там было-то? — Вновь стали выпытывать красносельцы.

— Подождите! — Вскричала вконец разволновавшаяся Татьяна. — Максим где?!

— Да вон он. — Махнула рукой баба Лена. — Идёт.

Максим уже отошёл от леса на достаточное расстояние. Ни паники председателя, ни опущенной головы и медлительности Фокина не наблюдалось.

Таня почувствовала, как с души свалился камень. Наплевав на конспирацию, она побежала навстречу. Максим заметил, помахал рукой и остановился. Подбежав к любимому человеку, фельдшерица бросилась к нему в объятия.

— Видали? Наконец-то по углам прятаться перестанут, — удовлетворённо сказала Екатерина Семёновна, но потом тряхнула головой: — тьфу, не о том сейчас речь! Игнатьич, рассказывай!

— Чёрт там. — Сдался руководитель совхоза. Кто-то ахнул. — И чёрти что творится. Еле ноги унёс. Так что поставим шлагбаум на дорогу, чтобы не ездили всякие. И понатыкаем вокруг леса табличек про радиацию.

Таблички эти остались ещё со времён чернобыльской катастрофы, когда местность вокруг была заражённой. Последние десять лет территория красносельского сельсовета и его окрестности считались «чистыми», но хозяйственный Игнатьевич запрещающие и предупреждающие знаки сохранил. Не все, конечно — большую часть забрали те, в чьи обязанности это входило, но штук пятнадцать лежало на складе.

— Игнатьевич, так объедут ведь шлагбаум-то, по полю. Надо забор делать.

— Денег нет, заборами разбрасываться. И так пойдёт.

— Погоди, Сергей Игнатьевич. — Встрепенулся Печкин. — Надо же сообщить, куда следует. Вот они пусть забором и обносят.

— Я тебе сообщу! — Всё-таки сорвался председатель. — Я тебе щас так сообщу!

— А что не так-то? — Обиделся мужик.

Подошли Максим и Таня. Внимание людей переключилось на них. Узнав, что деревенские уже в курсе и даже вполне спокойно восприняли информацию о чертовщине, Бондаренко расслабился. От подробностей уклонился, лишь подтвердил, что в Лесу чёрт и что там опасно.

Говорил он спокойно и ровно, чем вызвал к себе невиданное ранее уважение, и на фоне нервного Игнатьевича и депрессивного Лупатого выглядел просто героем. Таня молчала, слегка обидевшись — Макс ничего ей пока не рассказал и всю дорогу до околицы отмахивался: «Потом, потом».

— Игнатьич. — Печкин понял, что от биолога ничего толкового не добьёшься, поэтому вернул разговор в первоначальное русло. — Надо всё ж таки позвонить.

— Нельзя сообщать. Подумайте сами. — Подала из толпы голос Ира, дочка Марушкиных. До этого девчонка молчала и внимательно всех слушала. — Приедут. Начнут всех допрашивать. Штрафовать. Увольнять. В сумасшедший дом всех нас отправят. И штрафы навешают.

— Какой сумасшедший дом, малая! — Покрутил пальцем у виска Печкин. — Да любой проверяющий зайдёт в наш Лес и враз во всё поверит!

— Тогда другой вариант. Эвакуация. Штрафы. Дезинфекция. Карантин. Медосмотры. И опять — штрафы, допросы.

С каждым словом люди всё меньше хотели вовлекать в свои проблемы кого-то со стороны.

— Вот, дитё дурное, а лучше всех вас понимает! — Благодарно посмотрел председатель на школьницу. Сам бы он не смог придумать лучшего объяснения, почему ему хочется, чтобы о проблеме вышестоящее начальство и соответствующие органы узнали как можно позже. — Ты, девка, в Сельхозакадемию поступать не собираешься? Нам в колхозе такие умные нужны.

Марушкина вежливо улыбнулась и промолчала.

Макс удивлённо смотрел на ученицу. Недалёкая, не обременённая интеллектом девчонка парой фраз повернула мысли целой толпы в нужную сторону. Конечно, она последние полгода училась хорошо и глупостями не занималась, но такие способности к манипуляции людьми не появляются с бухты-барахты.

— Лады, ты ничего не сообщаешь, и мы трындеть не будем.

Печкина поддержали всеобщим гулом — да, мол, болтать не будем, оно нам не надо, и вообще, не такие тайны всей деревней хоронили. А тракторист не унимался:

— Но ведь есть одна закавыка. У нас тут осины росли. Как мы это объясним, если что?

— Как-как. — Достал телефон председатель, собираясь звонить секретарше, чтобы распорядиться насчёт табличек. — У нас в документах на балансе сельсовета значится береговая лесопосадка площадью один гектар. Разумеете? Лесопосадка! Какие именно деревья в ней растут, не указано. У нас там сейчас что?

Люди, повинуясь взмаху руки, уставились на Лес, который в этот момент в очередной раз скрылся за лиловой дымкой.

— У нас там лесопосадка. Размером в один гектар. Приблизительно. Всё, как в документе. Если что, скажем, что силами сельчан засадили пожарище новыми растениями. Всё, народ, хорош. По домам.

Сергей Игнатьевич подошёл к «Ниве», набирая телефон приёмной, сел за руль и уехал. Люди расходиться не спешили.

— Николаевна, это не ты тут начудила? — Осторожно спросила баба Лена.

— Я?! — Поразилась местная шептуха.

— Не я же. Кто у нас колдует?

— Иди ты, Ленка. — Обиделась Антонина. — Какая ж я колдунья! Заговоры читать по бумажке да по рецепту травы смешивать любой сумеет. Это не колдовство.

— Поклянись! — Баба Лена не хотела сдаваться так просто, остальные тоже настороженно смотрели на жительницу Яблоневки.

— Вот те крест! — Эмоционально перекрестилась женщина.

— Лады. Да и правда, какая из тебя ведьма.

Николаевна на секунду зависла, думая — обижаться на такой сомнительный комплимент или нет. Но потом решила не обострять и промолчала.

— Кстати, о кресте. Надо к батюшке сходить, рассказать. — Заявила односельчанам Печкина.

— Да ну! — Махнула рукой Николаевна. — Ещё попа втягивать в это будем. Службы он хорошо служит, а против нечисти вряд ли выстоит.

— Не скажи. Батюшка наш, конечно, молодой, неопытный, но в таком деле без веры никак. — Заспорила баба Лена, которая была довольно набожной и регулярно ходила в церковь.

— Ну… Может, вы и правы, бабоньки. — Уступила Николаевна.

На том и разошлись.

Таня вцепилась в ладонь Максима и потянула по улице.

— Ты куда меня ведёшь?

— Домой к себе. Мы сейчас пойдём, сядем, и ты всё расскажешь. Понял?

Максим понял.

— Тогда я ещё кое-кого приглашу, чтобы два раза не повторять.

Глава 41

Десять лет назад, после похорон, Вася вот так же сидел на лавке возле дома и наблюдал за дерущимися воробьями. И тогда, и сейчас, мысленно просил у матери прощения.

За день до трагедии он что-то отмечал с местными забулдыгами. К моменту, когда кончилось спиртное, компания даже забыла, по какому поводу праздник. Вася решил сходить к матери, взять денег.

Но Евдокия ничего не дала, заявив, что пенсия только через неделю, и осталось у неё совсем немного, лишь на хлеб.

Васька тогда дико разозлился — и выпить хотелось, и перед корешами было неудобно. Он толкнул мать в спину, старушка влетела лбом в печь, упала на пол и тихонько заплакала.

Пнув дверь ногой, Лупатый ушёл кутить дальше.

К обеду следующего дня его растолкали соседи. Матери в магазине стало плохо, вызвали скорую, но до больницы женщину не довезли. Она умерла. Успела только сказать, что вечером споткнулась о горшки и ударилась головой. Сына она не выдала.

Конечно, Евдокия сегодня сказала, что он не виноват, виновата водка. В принципе, Васька за десять лет убедил себя в том же. Вот только встреча в лесу всколыхнула задремавшую на долгие годы совесть.

Воробьи с руганью взлетели на крышу и продолжили выяснять отношения. Лупатый встал и пошёл в сарай.

Он всё крутил в голове разговор. И каждая фраза казалась ему весомой. Жизнь — бесполезна и беспросветна. Ни жены, ни детей. На трезвую голову хочется выть, а от пьянок только хуже.

В сарае было светло — крыша ещё несколько лет назад обвалилась. Васёк даже не пытался её чинить, всё равно живность не держал.

В дальнем углу стояли ящики, в которых когда-то хранились яблоки. Один из них Лупатый вытащил в центр сарая и поставил дном вверх. Затем вернулся во двор.

«На том свете хорошо, спокойно, радостно».

Вася зашёл в сенцы, порылся в тряпье, сваленном возле входа в чулан, и вытянул грязные, старые вожжи.

«На том свете хорошо, спокойно, радостно».

Вернулся в сарай. Подпрыгнул, перебросил один конец вожжей через балку, проходившую под самым потолком.

Сделал петлю. Встал на перевёрнутый ящик. В дверях сарая стояла мама и одобрительно улыбалась.

«На том свете хорошо, спокойно, радостно. И душа поёт».

Василий Фокин просунул голову в петлю и спрыгнул.

* * *

Таня сосредоточенно мыла посуду. Максим не мешал — каждый имеет право на свой способ борьбы со стрессом, а после того, что узнала девушка, любой бы захотел успокоиться.

Он рассказал ей всё. Обещал, что Марина привезёт записи, которые помогли справиться с Инессой. И показал блоги, посвящённые странностям в округе.

Видео первой встречи с упырихой открывало сетевой дневник. Затем шло описание её уничтожения, а дальше — истории, случившиеся за зиму. Реальные имена и названия местностей Макс не использовал, заменяя всё чем-то вроде «девушка М, село N», что не мешало читателям активно обсуждать написанное и высчитывать, где же конкретно всё это происходит.

К бурному негодованию Славки, подписчики, хоть и было их достаточно, не относились к написанному всерьёз — скорее, как к чьей-то очень интересной фантазии.

Сам Максим парня успокаивал, что так и должно быть. Пока.

Таня как-то сразу во всё поверила. Максим готовился к скепсису, к насмешкам или даже к разрыву отношений «с психом». Но девушка лишь покачала головой, а потом стала заниматься уборкой кухни.

— Знаешь, я ведь не люблю на работе по ночам сидеть, — неожиданно заговорила Татьяна, не оборачиваясь и продолжая намывать тарелки, — хотя иногда приходится, когда документы заполняю. Бродит там какая-то бабушка по коридору. Видела несколько раз, и только со спины. Не отзывается, быстро-быстро, если окликну, шаркает ногами к выходу, распахивает дверь, и всё. Я на улицу за ней — никого. Чего только себе не думала — и что от недосыпу мерещится, и что воровка под призрака косит. Стала на замок запираться, не помогает. Теперь всё на свои места встало. У тебя там, в записях, есть, как привидение отвадить?

Макс ответить не успел — пришли Марина и Вячеслав.

Первые десять минут ушли на объяснение школьникам, почему и отчего учитель рассказал Татьяне Петровне их общую тайну. Ребята на самом деле не слишком возмущались — Слава считал, что в их команде медик не помешает, а Марина, с тех пор как догадалась о романтических отношениях между биологом и фельдшером, была готова к чему-то такому.

О загадочном Лесе школьники, оказывается, уже знали — об этом гудело всё Приречье. Мобильная связь отлично справляется с молниеносным распространением новостей. Ребята даже посмотрели издалека на лиловый туман, прежде чем идти к Татьяне Петровне в гости. Коваль всё порывался пойти туда и самому всё разведать, но Марина охладила его пыл и притащила к учителю.

— Так что рассказывайте, в подробностях. Я умираю от любопытства, — заявил Слава.

Закипел чайник.

— Что будете — кофе, чай? У меня и зелёный, и чёрный есть.

— А что нальёте, Татьяна Петровна.

— Послушайте, — улыбнулась фельдшер, — я старше вас всего на несколько лет. Не надо по отчеству.

— Окей. — Согласился Слава. — Давайте уже, Максим Андреич, рассказывайте. Хватит тянуть.

И Макс рассказал.

* * *

То, что председатель и местный алкоголик исчезли, едва зайдя в лес, Максима насторожило, но не удивило. Он был готов практически ко всему. Зайдя за пышную ёлку, мужчина обернулся. Дороги не было — сзади шумел весенний лес.

— Что и требовалось доказать, — пробормотал Бондаренко и остановился, раздумывая, что же делать дальше.

Впереди кто-то запел. Голос показался знакомым. Макс остался на месте, не очень-то желая подыгрывать тому, что здесь хозяйничало. Даже присел, чтобы зря не утруждать ноги.

Певец, точнее, певица, явно оказалась неготовой к такому повороту событий. Пару раз делала паузы в песне, словно прислушиваясь. Потом голос стал приближаться. Макс собрался.

Из-за деревьев вынырнула Таня. Она пела, не обращая внимания на собственного любимого. Потом словно бы внезапно заметила его и засмеялась:

— Вот ты где! А я тебя по всему лесу ищу. Мои родители приехали, познакомиться хотят.

— Зачем? — Удивился Макс.

— Ну что ты, глупый. Чтобы посмотреть, что из себя представляет будущий зять.

— Ага, сейчас. Бегу и падаю. Никуда я с тобой не пойду.

— Как это? — У девушки расширились глаза. — Разве ты меня не любишь? Или обманывал всё это время? Почему не хочешь знакомиться с моими родными?

— Потому, что ты не Таня. — Максим достал из кармана сигареты, закурил и нагло выпустил дым в сторону «Татьяны».

— Правильно, не Таня. Уже. — Девушка стала расплываться, черты лица и фигура неуловимо менялись. Максим, хоть и дико паниковал в душе, внешне оставался спокойным и немного насмешливым.

— Обалдеть! Вот это превращение! И кто ты теперь?

Существо, отдалённо напоминавшее его любимую девушку, выглядело омерзительно. Кривой рот, из которого капала слюна, бельма вместо глаз, когтистые кривые пальцы. Фигура кряжистая и скособоченная, из живота росла вторая голова, маленькая и безглазая.

— Твоей любимой больше нет! Я мерзкое чудовище, и тебе придётся меня убить! — Несколько неуверенно прорычало существо.

— Ой, горе-то какое! — Ухмыльнулся Бондаренко, а сам подумал, что если бы он не был готов ко встрече с потусторонней мерзостью, происходящее, мягко говоря, напугало бы его до икоты.

— У-у-у-у! — Подняло руки чудище и сделало шаг к учителю.

— Но-но! — Угрожающе вскрикнул Макс и вскочил. — Не подходи, ещё рубашку испачкаешь, фу! Самому не противно слюнями всё вокруг обляпывать?

— Да что ж такое-то. — Расстроено пробормотало существо и исчезло.

Глава 42

Пейзаж изменился. Вместо леса Бондаренко окружила свалка отходов человеческой жизнедеятельности. Вонь стояла такая, что дышать было физически больно. Горы гниющего мусора тянулись в бесконечность.

Максим наконец-то понял — существо каким-то образом рылось у него в мыслях и выискивало самые потаённые страхи. Потенциальные тесть с тёщей, превращение близкого человека во что-то, что ему пришлось бы уничтожить, или вот это — человеческое будущее, которое наступит, если люди не решат проблему с отходами.

Максим приметил относительно чистый остов старого холодильника, сел на него, вытащил телефон и в кои-то веки решил навести порядок в файлах.

Галлюцинация продержалась минут пять. Даже обоняние успело немного притерпеться к вони. Но потом, видимо, существу надоело, и оно решило пойти на переговоры.

— Так ты чёрт. Похож. Один в один, как на картинках. — Максим спрятал телефон и стал разглядывать козлоногого лохматого чудика в сером пиджаке. Тот подпирал ствол дерева и злобно смотрел на Макса.

— Изменились вы. Зря над русалкой смеялся. Раньше не так было. Почтение к нечистой силе, осторожность и при этом замечательная наивность — где это всё? Из троих только один, алкаш, нормальным оказался. Ладно, тот, который пан. Высший свет всегда был циничен и прожжён. Но ты-то? Обычный влюблённый пацан.

— Я не обычный. — Обиделся Максим.

— Да уж понял. — Вздохнул Чёрт и сел на траву, по-турецки скрестив ноги. — Надо было сразу насторожиться, когда в голове твоей покопался и узнал, что ты упыря завалил. — Нечистый косо глянул на Бондаренко и сказал уважительно: — Подготовленный.

Макс молчал, потому что лихорадочно соображал, что же делать дальше. Похоже, существо больше не собирается нападать и настроено вполне миролюбиво. Нужно как-то выведать у него побольше о происходящем и выбираться из Леса.

— Слышь, подготовленный? Закурить есть?

— Держи. — Учитель протянул сигарету и зажигалку собеседнику. Тот закурил, профессионально выпуская дым через уши и свиной пятак.

— Товарищ чёрт? — Аккуратно завёл разговор Максим.

— Ну?

— А про какого пана ты говорил?

— Ну, этот. Пузатенький такой. Серёгой кличут.

— Так это не пан. Это председатель сельсовета наш.

Чёрт затушил сигарету об язык и бросил бычок за спину.

— Пан, председатель — какая разница?

— Как какая? — Растерялся Макс.

— Пойми, подготовленный. Вы, людишки, всегда делились на холопов, панов и царей. Может, в ваше время и изменились названия, но суть та же. Когда Вырай закрывался, здесь была советская власть. Я помню. Так вот, пацан, поверь — и тогда всё было так же — холопы, паны, цари. Правда, холопы думали, что наступило равноправие и свобода. И сейчас так думаете? — С интересом спросил Чёрт.

Максим открыл рот. Потом закрыл, не найдя, что ответить.

— То-то же. Ладно, — встал вдруг нечистый, — иди отсюда. На первый раз отпускаю.

— Подожди! — Спохватился Бондаренко. — Я спросить кое-что хотел.

— Ну?

— Что ты здесь делаешь? И что это за лес? И вообще — что происходит?

— Так я тебе и рассказал! — мемекая и похрюкивая, захохотал Чёрт.

— Расскажи. — Требовательно сказал Бондаренко. На него вдруг напала та же лихая удаль, которая помогла справиться с Инессой Геннадьевной. Захотелось решить проблему, невзирая на риски.

— Ишь ты! А что мне за это будет? — Чёрт вроде как воспрянул духом. — Что ты мне предложишь за рассказ?

Макс подумал, что сделка с козлоногим — глупая идея. Не зря во всех культурах имеются сказки и легенды о продаже души демонам, дьяволам, чертям и прочим тварям. Обычно ничем хорошим они не заканчиваются.

Но ведь можно заключить сделку на своих условиях?

— Могу предложить классный гаджет.

— Чего? — Проблеял нечистый.

Максим торжественно вытащил из кармана свой не очень новый смартфон.

— Гляди.

Круглые свиные глазки осветились голубым экраном.

— Ого! — Выдохнуло существо. Максим мысленно возликовал. Как и ожидалось, Чёрт, много лет просидевший незнамо где, с современной техникой знаком не был.

— Что это за чудо? Никакой магии не чувствую!

— Техника. Не магия. — Наставительно сказал Макс. — Смотри. Вот сюда если нажать — узнаешь погоду. Вот здесь — дата и время. А вот, смотри — музыка. Там ещё игры есть, фотоаппарат, секундомер и много чего ещё. Разберёшься.

Нечистый восторженно заклацал зубами и протянул руки.

— Тихо-тихо! — Мужчина спрятал телефон в карман. — Сначала расскажи, потом отдам.

Свинолицый задумался. По звериному оскалу нельзя было понять, что творится в его голове.

Бондаренко, как в детстве, скрестил пальцы за спиной — на удачу.

— Ладно. — Решился Чёрт. — Можно и рассказать кое-чего. Нарушить планы шефа ты не сможешь. Про Вырай и про великое разделение даже не спрашивай. Не твоё дело.

Биолог сделал в уме зарубку — вызнать всеми возможными способами подробности того, о чём намекнул нечистик.

— Так вот. Хозяин хочет, чтобы всё изменилось. Стало как раньше. Кто-то тут дырку проковырял, маленькую. Кому-то из ваших, видно, Сила понадобилась. Но этот колдун явно не хотел большего — дырку проколупал в зарослях осины. Мерзкое дерево, всю энергию — и нашу, и вашу, высасывает. И защиту поставил, чтобы Туман не прорвался дальше метра и дыра со временем не рассосалась.

Максим почувствовал, что на затылке зашевелились волосы. Выходило, что всю кашу заварили он и школьники. И что ими манипулировал какой-то человеческий маг. А Чёрт почесал волосатой лапой меж рогов и, не замечая побледневшего лица Макса, продолжил:

— Потом в дыру просочился Зюзя. Он вообще немного того — порядок любит, и людишки для него, как родные. Расширил и укрепил проход. Как он заявил — просто, чтобы был. Без прохода вроде как «непорядок». Ну, всякая мелкая шушера, вроде домовых и лозовиков, стала шастать туда-сюда на радостях. Да и Сила потянулась из Вырая. Её как раз хватает, чтобы оживлять и подпитывать всех, кто здесь кризис пережидал, в спячке. Слушай, а ты покажешь, что такое игры и как их играть?

Максим вздрогнул от неожиданного перехода на другую тему.

— Да ты сам быстро разберёшься. Думаю, тебе понравится. Рассказывай дальше.

— А что дальше? Мелкотня бегает, нормальной нечисти не выбраться. Вот меня и отправили со спецзаданием — осину убрать, проход взломать.

— Зачем?! То есть, я хочу сказать, таких, как ты, ещё больше сюда заявится?

Чёрт захохотал.

— Пацан, ты не понял. Я давно не один. Давай свой «гаджет».

Максим негнущимися пальцами достал телефон из кармана, отдал козлоногому.

— Бывай, подготовленный. Не переживай. Людишки ко всему приспосабливаться умеют. Не пропадёте.

Нечистик исчез. Прямо перед носом маячила дорога к селу.

* * *

— Позвони сотовому оператору, симку заблокируй. — Первой нарушила молчание Татьяна. — А то твой волосатый друг начнёт звонить боссу на тот свет, разоришься.

— Ха-ха, ну, вы жжёте, Таня! — Рассмеялся Славка. — На тот свет, ну, надо же!

— То есть, это что получается? Мы всё устроили? — Марина растерянно смотрела то на Максима Андреевича, то на веселящегося Славку.

Фельдшер встала, подошла к плите и вновь поставила на огонь чайник. Она не вмешивалась в разговор — ей и так пришлось слишком многое узнать и принять в этот день. Но слушала внимательно.

— Выходит, так. — Макс полез в карман за сигаретами. — Если бы не мы, ничего бы этого не было.

— Если кто узнает, нас порвут. — Перестал смеяться Слава. — Да я сам себя порву. Надо же было такое устроить.

Таня поняла, что вмешаться всё же придётся.

— Вы меня, конечно, извините, я человек в этом деле новенький и много чего не понимаю. Но почему вы вините себя? Из того, что я слышала, выходит, что вам задурил голову кто-то очень опытный, хитрый и целенаправленный. Человек добился того, чего хотел. Вашими руками. А вы знать не знали, что делаете.

— Незнание законов не освобождает от ответственности, — угрюмо пробормотала Сычкова.

— Нет, нет, Танюша в чём-то права. Мы кашу заварили, конечно, но не по своему же рецепту.

— Точняк! — Согласился Вячеслав.

Парень подошёл к окну, вытянул шею и прижался щекой к стеклу. В такой позе был виден краешек Леса.

— Думаю, мы заварили, нам и расхлёбывать. Надо выяснить, кто нас так подставил, надавать ему по кумполу и закрыть дыру в этот самый Вырай.

Максим к предложению отнёсся скептически:

— Интересное предложение. Вот только как ты это выяснять собрался? И дыру закрывать.

— А очень просто. — Отлип от окна Коваль и повернулся к слушателям. — У нас всего два варианта. Либо Николаевна, либо покойная директриса. Круги, которые в ритуале использовали, мы взяли у Ольги Васильевны. А она, скорее всего, у бабы Тони переписала.

Глава 43

Следующая неделя оказалась богатой на события, но выяснить хоть что-то о таинственном манипуляторе не удалось. Сельчане устроили детям родительский террор. Несовершеннолетние сидели по домам, общались друг с другом через социальные сети и по телефонам и жаловались на «беспредел».

А округа стояла на ушах. Стало известно о самоубийстве Фокина, которое произошло сразу после посещения Леса. Сергей Игнатьевич ускорил процесс установки табличек, всё было проведено аккуратно, без жертв — мужики ближе, чем на три метра, к деревьям не подходили. Вот только собака Печкина, поначалу крутившаяся среди людей, сбежала в Лес. На свист отозвалась минут через пять, вернулась украшенная репейником, радостная, весёлая, махая хвостом.

А дома взбесилась. Укусила за ногу хозяйскую корову, напала на Аллу, которая едва успела закрыться в доме. Перемахнула через двухметровый забор и понеслась, рыча, по селу. Владимир, схватив охотничье ружьё, припустил за ней.

Псина бросалась на людей, животных. Металась и завывала. Печкин, чертыхаясь, всё никак не мог прицелиться.

Сафари по деревне продолжалось минут двадцать. Выдохлась и собака, и хозяин. Многие попрятались по дворам, но нашлись и те, кто решил помочь Володе. Поэтому свидетелей оказалось достаточно.

Устав, пёс побрёл к елям, росшим перед зданием сельсовета. Печкин наконец-то получил шанс разобраться с взбесившимся животным.

Но собака, верой и правдой прослужившая шесть лет, обернулась и пролаяла хриплым голосом:

— Только попробуй, мразь. Горло перегрызу.

Володя от неожиданности уронил ружьё. Прозвучал выстрел, и на втором этаже административного здания на осколки разлетелось окно. Послышался женский визг.

Собака метнулась к ближайшей ёлке, ловко, словно обезьяна, взобралась на самую верхушку, засмеялась и растаяла в воздухе.

— Яшка! — Завопил Печкин. Он пса своего холил и лелеял, ходил с ним на охоту, а в морозы не брезговал запустить в дом, к теплой печке. Только что мужчина готов был застрелись питомца, думая, что животное может навредить соседям.

Но сейчас он понял — всё дело в Лесу. И собака не виновата.

Володя сел прямо на асфальт и обхватил голову руками.

Свидетелем исчезновения пса оказался и молодой отец Сергий, который как раз в этот момент вышел на крылечко маленькой сельской церквушки, находившейся в паре десятков метров от сельсовета. Священнослужитель, естественно, знал, что на берегу реки появился странный лес, которого очень боятся местные. К нему даже приходили просить помощи деревенские активистки. Батюшка заявил, что проблемы от неверия в Бога и неумеренного пьянства во вверенном ему приходе, наказал молиться и просить милости у Господа.

А увидев Яшку на верхушке ели, понял, что всё гораздо серьёзней, чем показалось поначалу. Поэтому вышел к мужикам и сообщил, что в срочном порядке ждёт жителей деревни на литургию.

Пришли, конечно, не все, но большинство.

Весь день отец Сергий исповедовал и причащал местных жителей. Затем читал проповедь о происках диавола и о том, что он силён только при слабости души человеческой. Посоветовал истово молиться, как только начинает что-то мерещиться, призвал соблюдать заповеди, благословил всех скопом, а затем, поздно ночью, пугая бледным лицом жену, чатился с одним из сокурсников, осторожно выясняя, что же ему делать и как помочь людям.

На следующее утро, когда куча народу ёжилась от утренней прохлады, ожидая автобус на остановке, задрожала земля.

Мимо людей, вгрызаясь копытами в асфальт, по дороге пронёсся табун чёрных лошадей. У животных гривы сияли огнём, а глаза полыхали красным. Табун, добежав до небольшой площади перед церковью, клубом и сельсоветом, растворился в утреннем воздухе, оставив после себя лишь запах прелых листьев.

Так что да, у взрослых были причины ограничить свободные передвижения детей.

* * *

Хоть никто и не закрывал Макса на замок, у него тоже не было возможности проводить расследование — в гости приехала мама. Максим сообщил родителям, что остаётся в Красноселье ещё минимум на год, невзирая на то, что срок обязательной отработки по распределению истекает тридцать первого мая. Папа просто принял информацию к сведению, справедливо считая, что сын уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно выстраивать жизнь.

А вот мама… Мама долго и упорно выпытывала причину. Хороший коллектив, любовь к детям и прекрасная природа не показались веской причиной для того, чтобы наплевать на карьеру, поэтому женщина принеслась вытаскивать сына из «деревенского болота».

Уже к вечеру, собрав сплетни во всех трёх магазинах, она знала причину, и даже адрес, по которому эта причина проживала.

Для Тани приход в гости потенциальной свекрови оказался полной неожиданностью. А так же все эпитеты, которыми интеллигентная женщина её наградила.

Макс грудью встал на защиту любимой девушки, мать обиделась.

Скандал продолжался три дня. В конце концов, Максим собрал чемодан, извинился перед Семёновной и переехал жить к Тане — назло родительнице. Мама изобразила сердечный приступ. Татьяна, скрепя зубами, оказывала первую помощь и старалась не обращать внимания на оскорбления «пациентки».

Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в Красноселье не приехал Бондаренко-старший. Он извинился перед девушкой, наговорил ей кучу комплиментов, подарил электрочайник, забрал жену и увёз.

Лишь к субботе, привыкнув к мысли, что конфетно-букетный период неожиданно перешёл в следующую, бытовую, фазу, Макс решил, что пора бы заняться более важными делами.

Подростки по прежнему сидели под замком, поэтому Бондаренко попросил помощи у Тани. Та согласилась, хоть и с опаской. Торопливо разработав легенду, новоиспечённые сожители пошли в гости к местной шептухе.

* * *

За забором заливалась Туся. А калитка, которая всегда была раскрыта настежь, оказалась заперта.

— Может, её дома нет? — Таня немного трусила. Она боялась не ведьмы, а собственного неумения складно врать.

— Должна быть на месте. Я же звонил, спрашивал, можно ли прийти.

— Тихо, окаянная! А ну, пшла! Место! — Властный голос заставил собачонку замолчать. — Кто там?

— Это мы, Антонина Николаевна. Максим и Таня. Ну, учитель. Я вам звонил.

Калитка с тихим скрипом открылась.

— На старости лет запираться стала. Бандюганов не боялась никогда, а тут… страшно.

— Естественно. Все боятся. — Поддакнула Таня. — Я вот после заката на улицу ни ногой.

— И правильно, девка. Таких, как ты, молодых да симпатичных, нечистики ой, как любят. Идёмте.

Женщина повернулась и поковыляла к дому. Максим и Таня пошли за ней.

— Так что вы хотите?

Макс прокашлялся:

— Хочется узнать, стоит ли нам семью заводить. И дети какие будут.

Таня покраснела. Всё было придумано с целью «проникнуть в тыл врага» и всерьёз эту тему они не поднимали. Но девушка была бы не против узнать.

— Ясно. А чего ещё молодым-то хотеть. — Старуха подошла к шкафу, вытащила засаленную колоду карт, свечу, зеркало, пучок сушёной травы и одну из тетрадей с заговорами.

Николаевна стала неторопливо перелистывать ветхие страницы, периодически слюнявя палец. «Молодые» ждали. Затем достала из кармана платья коробок спичек, подожгла пучок травы и задымила им над колодой, что-то торопливо нашёптывая, постоянно сверяясь с записями.

На миг воздух вокруг карт вспыхнул зелёным. Таня под столом схватила любимого за руку и крепко сжала.

Всё так же шепча, женщина от травы зажгла свечу, посмотрела сквозь огонь в зеркало, удовлетворённо кивнула, положила тлеющие былинки в блюдечко и заявила:

— Готово. Тушите свечку.

Таня успела дунуть первой. Но вот погасить пламя получилось лишь у Макса. Антонина Николаевна наставительно сказала:

— Первое предсказание. Если создадите семью — головы у вас две будет. И хозяин, и хозяйка. — И уточнила: — Равноправие, значицца.

Таня практически забыла, что они делают здесь на самом деле. Гадали ей первый раз в жизни — было очень интересно и загадочно.

Антонина перемешала карты.

— Сымай. — Предложила она Максиму. Тот молча сдвинул половину колоды в сторону колдуньи.

— Теперь ты, девка.

Таня сделала то же самое.

— А сейчас молчите.

Уже через несколько секунд карты были разложены в определённом порядке. Николаевна подпёрла голову руками и задумалась, рассматривая миниатюрные картинки.

— Ну, по судьбе вам вместе быть. — Наконец заговорила Николаевна. — Жить будете там, где повстречались. Жить, хочу сказать, небогато, но счастливо.

Максим хотел что-то возразить, но был оборван на первом же слове.

— Цыц! Не сбивайте. — Старуха недовольно покачала головой. — Ну, вот. Нить потеряла.

Женщина склонилась над всё ещё дымящейся травкой, глубоко вдохнула и задержала дыхание. С шумом выпустила воздух через нос и вновь уставилась на карты.

— А, вот что дальше. Будет трое деток, два хлопца и девонька.

Таня недовольно приподняла одну бровь, но сдержалась и промолчала. Она давно в своей жизни всё запланировала — ребёнок будет один, и беременность наступит не раньше тридцати лет. Ни о какой троице наследников и речи не могло идти.

А старуха, не обращая внимания на слушателей, продолжала:

— Хочу сказать, что ничего этого может не быть. У Максима какая-то важная задача над головой висит. Важная и для него, и для других. Будет кровь, будет горе и слёзы. И смерти, смерти… Главное, не наделать ошибок. Тогда и дом полная чаша, и всеобщий почёт. Правда, жить будете не так, как привыкли. Всё изменится, и не только для вас. Для всех. С ног на голову.

Широким жестом женщина собрала карты в кучку, скрестила руки на груди и выжидающе посмотрела на посетителей.

Макс прокашлялся.

— Спасибо большое, Антонина Николаевна. Сколько мы вам должны?

— Что ты! — Замахала руками гадалка. — Я за помощь ничего не требую. Каждый сам, чем хочет, благодарит.

Максим понял, вытащил кошелёк и положил на стол купюры. Деньги очень быстро оказались в кармане Антонины.

— Ещё чего надобно?

— Ой, я спросить хотела. — Вступила в разговор Татьяна. А вот все гадания и лечение у вас здесь, в тетради? Можно посмотреть?

— Э, нет, девка. Знаю я вас, вучёных. Сейчас полистаешь, раскритикуешь — а оно работает! Кое-что даже получше ваших лекарств и уколов. Рожу-то врачи до сих пор с трудом лечат, а я всего три раза заговор прочту, и куда что девается.

О медицине Таня сейчас хотела спорить в последнюю очередь, поэтому виновато улыбнулась и развела руками:

— Да я не об этом. Просто интересно. Видно, что записи старые. Вы всю жизнь «рецепты» собирали?

— Прабабка моя, потом бабка, мама, ну, и я. Есть и более старое, не знаю, кто из предков начал. У меня ж не одна тетрадь, вон, целая полка в шкафу занята.

— А откуда? Сейчас в интернете всё, что угодно есть, конечно. А раньше как? Ведь в советском союзе колдовство не приветствовалось?

Николаевна махнула рукой, с оханьем встала и принялась убирать колдовской инвентарь.

— Тогда вообще ничего не приветствовалось — ни церковь, ни ворожба. Но кое-кто в виде сказок записывал, исследовал. Директриса покойная, вон, тоже интересовалась. Всё книгу хотела издать. Я у неё много чего переписала.

Антонина Николаевна настолько не была похожа на изощрённого гениального злодея, что Максим сразу поверил — деревенская знахарка ни при чём.

— У Ольги Васильевны? Интересно, — протянул он, — скажите, а она что за человек была?

— Хороший. — Охотно поддержала беседу женщина. Она достала из холодильника трёхлитровую банку молока и яблочное варенье, из хлебницы батон, поставила угощение на стол. — Семьи, правда, не имела.

На столе появились два гранёных стакана. Максим с удовольствием взялся за угощение, а Таня, подозрительно поглядев на сырое молоко, ограничилась лишь булкой с вареньем.

— И дружила вроде как со всеми, но в то же время и ни с кем. В хате у неё, кажись, даже никто и не бывал.

— А она мештная была? — Из-за еды вопрос Максима прозвучал невнятно.

— Нет. Приехала в семидесятых. Не знаю, откуда. Она про себя не рассказывала никогда. Поработала в школе пару лет, а потом старый директор помер, её и назначили. Хорошая баба была, вот только слишком «городская». Так и не стала своей. Вы кушайте, кушайте. Молоко свежее, это меня вчера за свод бородавки отблагодарили.

Посидев ещё десять минут из вежливости, Таня и Макс распрощались.

— Ну, что думаешь? — Спросил Бондаренко, когда они оказались на остановке.

— То же, что и ты. Надо проверить покойную Ольгу Васильевну.

Глава 44

— Витя! Давай, быстрей! Автобус скоро, мы не успеем! — Оксана Егоровна нервничала, а потому злилась.

— Оксанка, спокойно. Всё нормально будет, — сказала Галина, но тут же сама заорала: — Славка, иди сюда!

— Чего. — Слава прислонился плечом к дверному косяку.

— Если узнаю, что ты шастаешь где-то без ведома дяди Вити — уши оборву. И Малышку сегодня подоить не забудь. И завтра утром. И вечером. И свиней корми. И курей. Сам ходить не смей, только с дядей Витей.

— Мама, ехай уже! — Слава был раздражён. Его не оставили дома в гордом одиночестве, а, как малолетку, отправили на все выходные к Сычковым.

Двоюродные сёстры ехали в соседнюю область, на похороны дальнего родственника. За детьми остался присматривать Сычков-старший. Мужчина он был толковый, ответственный, но в свете последних событий матери очень нервничали.

— Всё будет нормально, девочки. Не волнуйтесь. — В дверях появился Виктор. Позади маячили Марина и Глеб.

— Мама, а ты надолго?

— Нет, Глебушка, только до воскресенья. Соскучиться не успеешь.

— Так, слушай мою команду. — Грозно сдвинул брови мужчина и повернулся к детям. — За калитку ни ногой. Я их провожу до остановки и сразу же вернусь. Всем всё ясно?

— Дабу! — Вытянулся в струнку Глеб.

— Как в тюрьме. — Вздохнул Славка, когда за взрослыми закрылась дверь.

— Спокойно, Славк. Сейчас Глебушка нейтрализуется, и я кое-что тебе расскажу.

Глеб уже крутился возле папиного компьютера в зале. У детей тоже был свой агрегат, но слабенький — практически пишущая машинка с выходом в интернет. А вот компьютер Виктора был достаточно мощным, чтобы без проблем тянуть компьютерные игры последних лет.

Зазвучала эпическая музыка, мальчишка загрузил папиного персонажа и устроил с кем-то дуэль перед воротами виртуальной столицы.

— Пошли. — Дёрнула Славу за рукав девушка. — В комнате поговорим.

— А батя ваш разрешает малому играть?

Марина присмотрелась и покачала головой:

— Этим персом нет. Он основной. Получит Глеб, когда папа его застукает… Идём.

Сычкова прикрыла дверь в зал и заговорщицки зашептала:

— Значит, так. Сегодня пятница, значит, у папы рейд-тайм с девяти вечера до часу ночи. Поскольку мама уехала, обязательно купит себе пиво. Рейдит он в наушниках, так что мы спокойно можем уйти.

— Круть! А точно не просечёт?

Марина покачала головой:

— Если только интернет отрубят.

— А малой? Он во сколько спать ложиться?

— Вот тут проблема, да. — Марина призадумалась. — Завтра в школу не надо, мамы нет, он раньше одиннадцати не уляжется. Но! С ним можно договориться. Если объяснить по-хорошему — не выдаст.

— Надо Андреичу позвонить.

* * *

— Эльфиночка! Ты гайд читала? А чего тогда лупишь босса, когда стоп дамаг? — Виктор глотнул пива и продолжил возмущаться в микрофон. — Кто её заинвайтил? Понятно. Короче, Круторк, девушек надо в кафе водить, а не в рейды. Кто там рыдает в войсе? — Виктор закатил глаза к потолку и сказал почти ласково. — Ставьте Дживса, чинимся. А ты, Эльфиночка, не плачь, а запомни — во второй фазе босса не бьём. Аддон стоит? Вот, молодец. После сигнала все в кучу сбегаемся и не дамажим. Даю последний шанс. Если еще хоть раз по твоей вине вайпнемся, кикну. Круторк, и тебя кик, если будешь возмущаться. Ханта на замену всегда найдём, вас таких полсервера бегает.

— Во даёт. Не знал, что твой батя такой зверь.

— Это он только в игре такой, — отмахнулась Марина, подошла к отцу и постучала его по плечу.

— Афк две минуты. — Вздохнул Сычков-старший в микрофон и обернулся:

— Что, доча?

— Пап, мы спать.

— Так ещё рано вроде. — Удивлённо посмотрел на часы отец.

— А мы киношку в инете поглядим перед сном.

— Глебу его хоть можно смотреть?

— Ну… рейтинг двенадцать плюс.

— Ладно, только маме не говорите. Спокойной ночи.

Марина чмокнула отца в колючую щёку и ушла в комнату.

А Виктор уже забыл о ней. Он командовал:

— Все готовы? Хилы отпились? Пул!

Глеб лежал под одеялом, тараща на старших любопытные глазищи. Слава, увидев довольное лицо Марины, молча вытащил из-под кровати обувь.

— Так, Глебушка. Мы с тобой договорились. Спишь себе спокойно, из комнаты не выходишь. Папу не отвлекаешь. — Девушка рядом с братом выкладывала фальшивого Славку из подушек.

— Ага. А с вами точно ничего не случится?

— Не бойся, ничего. — Марина задумалась, потом достала из шкафа ворох одежды, положила на свою кровать и прикрыла одеялом. Критически осмотрела получившуюся «конструкцию», которую издалека можно было принять за спящего человека, и примяла одеяло в нескольких местах.

— Маруся, не тормози. — Слава уже обулся и открыл окно.

Пока Сычкова шнуровала кроссовки, Коваль вылез на улицу. Залаял Рексар.

— Тихо, тихо! — Пытался урезонить пса парень, но выходило плохо. Рексар друга хозяйки, конечно, хорошо знал, но для порядка побрехать считал себя обязанным.

— Фу! Фу, сказала! — Из окна показалась Марина.

«Хозяйка. Младшая! Куда. Собралась? Без меня? Ночь! Нельзя! Боюсь. За тебя!»

Сычкова села на корточки перед Рексаром, взяла его за лохматую морду и заглянула в преданные глаза:

— Я. Скоро. Вернусь. Тихо.

Собака гавкать перестала, но жалобно заскулила. Довела ребят до калитки и осталась лежать под ней — ждать.

Слава с опаской покосился на родственницу, но ничего не сказал. Он уже свыкся с мыслью, что с Маринкой что-то не так.

Пару дней назад, смущаясь, девушка рассказала о том, что понимает животных и птиц. Правда, лишь тогда, когда те обращаются напрямую к ней. Рексар транслировал мысли хозяйке настолько часто, что Марина даже научилась ему отвечать — так, чтобы пёс всё понимал.

Новая способность была странной, но интересной и в какой-то мере полезной. А вот умение вытащить из человека сокровенные, скрытые мысли, тревожили Коваля намного больше. Он полдня провёл, выясняя, не побочный ли это эффект от общения с упырём.

Но Маринка оставалась обычной девчонкой, без каких-либо признаков нежити, и Слава немного успокоился.

В итоге ребята решили, что виноват всё тот же Лес.

По пустынной улице без приключений дошли до Славкиного дома, во дворе которого были припрятаны велосипеды.

* * *

Макс поджидал детей со стороны огородов. Большинство участков были огорожены кое-как — натянутой ржавой проволокой, обломками шифера либо деревянными низенькими заборчиками.

Но Ольга Васильевна подошла к обозначению своей территории гораздо серьёзней соседей. Высокая сетка-рабица, натянутая на металлические трубы, хоть и создавала иллюзию прозрачности, была серьёзной преградой для всякого рода любопытных. Славка, зная об этом нюансе, прихватил с собой кусачки.

Сычкову потряхивало. То ли из-за вечерней прохлады, то ли из-за того, что они фактически совершали преступление — проникали в чужие владения. И неважно, что хозяйка участка почти полгода была мертва.

Чтобы немного прийти в себя, девушка завела отвлечённый разговор с учителем. Славка в беседе не участвовал — он тихонько сопел и сосредоточенно перекусывал инструментом сетку.

— Максим Андреевич, как Татьяна, приняла новую реальность?

— Танюша — самая адекватная, уравновешенная и мудрая девушка, которую я знаю. Так что не беспокойся, всё хорошо. — Улыбнулся Макс.

— А как она отнеслась к нашей ночной вылазке? Не волнуется?

— Слегка. Переживает, что нас застукают. Уголовно наказуемое деяние совершаем, между прочим. Но мы договорились, что она будет просто ждать. Решили, что названивать не будет, чтобы не подставить, если вдруг что.

— Правильно. — Подал голос Славка. — Он такой прячется за углом от убийцы, а она трезвонит в неподходящий момент. И опа! Голова катится по коридору.

— Чья голова? — Не поняла Марина.

— Егойная. Ужасы смотреть надо. Короче, путь открыт. Давайте скоренько.

Компания «злоумышленников» проникла в огород. Печкин так и не решился воспользоваться чужой землёй, тем более при таких обстоятельствах, поэтому грядки отсутствовали, на их месте колосились сорняки. Они сочно похрустывали под ногами.

Следующим препятствием оказалась калитка с огорода во двор. У всех нормальных людей эта дверца обычно хлипкая, но здесь стояла массивная, деревянная дверь с врезным замком.

— Что делать будем? — Коваль подсветил телефоном замок и задумался.

— Выключи свет! — Зашипела Марина. — Соседи! Кто-нибудь в туалет выйдет, и увидит!

— Сори. — Быстренько нажал на кнопку парень.

— Я подготовился, — смущённо сказал Максим Андреевич и достал из карманов шуруп, шпильку для волос, пластиковую карту, пару скрепок и связку ключей. — Я тут на ютубе насмотрелся роликов. Чем-нибудь получится открыть.

— Вы меня извините, Максим Андреевич, — фыркнула Марина, — но у нас нет времени на эксперименты.

— А что ты предлагаешь? — заступился за преподавателя Славка. — Дверь выбить? Я могу, на это много ума не надо. Вот только стоит ли такие улики оставлять?

— Дайте подумать. — Заявила Марина.

— Ты, Мариночка, думай, а мы с Вячеславом всё же попробуем.

Мужчины стали ковыряться в замке всем, чем только можно. Девушка же присела на корточки, прислонилась к забору.

Но ничего придумать не успела — подошёл один из ключей со связки.

— Надо же. — Обрадовался Макс. — Надеюсь, к замку на двери хаты тоже что-нибудь подберём.

Но навесной замок на входной двери дома, с виду совершенно обычный, оказался с секретом. Открыть нахрапом не получилось.

— Придётся окно вынимать. Хорошо, что здесь старые окна, они просто гвоздиками закреплены. Можно спокойно вынуть раму, а перед уходом сделаем всё, как было.

— Просто на гвоздях держатся? — Удивился Макс. — Так ведь дует же. А зимой как?

— А зимой вторую раму, внутреннюю, ставят. И ватой щели затыкают. Не заморачивайтесь, Максим Андреич, вам-то зачем? Такая система в нескольких домах осталась. Даже самые древние бабульки на пластиковые окна разорились.

Возле одного из окон настолько разрослась сирень, что его невозможно было увидеть ни с улицы, ни с соседних дворов. Туда и направилась троица. Едва скрывшись в зарослях, они услышали, как за забором, у одного из соседей, скрипнула дверь. Школьники и учитель затаились.

Потянуло сигаретами. Кто-то курил, покашливая и сплёвывая. Затем этот кто-то кашлянул в последний раз и ушёл в дом.

— Как-то мне не по себе. — Вдруг заявила Марина.

— Спокуха, Маня, это адреналинчик. Всё путём. — Заявил Славка.

Мужчины совместными усилиями стали расшатывать гвозди, удерживающие раму.

Когда последний гвоздик был передан Сычковой в карман, Слава и Макс вытащили раму и приставили её к стене. Чёрный оконный провал молчаливо ждал.

— Я первый, потом Марина, затем ты, Вячеслав. — Учитель подтянулся на руках, и уже почти проник в дом, как девушка вдруг взвизгнула:

— Стойте!

— А? — Макс обернулся.

Школьница молча дёрнула преподавателя за ремень. Тот едва удержал равновесие.

— Сычкова, ты чего?

— Слезайте, Максим Андреевич. — Не своим голосом сказала девушка.

Она опустилась на корточки, пошарила руками по земле, нашла какой-то камень и бросила его в дом. Внутри на миг вспыхнуло красным, камень с глухим чпоканьем разлетелся на мелкие кусочки.

Ошарашенное молчание нарушил Славка. Он икнул и сиплым голосом заявил:

— Здаётся мне, братухи и девчухи, мы пришли куда надо.

Глава 45

Ловушка оказалась одноразовой. Какое-то время непрошеные гости забрасывали в дом всё, что смогли найти у стены. Больше ничего не вспыхивало и не разваливалось на куски.

В конце концов, решились.

Маленькая комнатушка убранством напоминала старые советские фильмы. Книжные шкафы были забиты всевозможными книгами, на стенах висели какие-то фотографии, письменный стол в углу прятался под тетрадями и папками.

— Что искать будем? — Слава жаждал действовать.

— Что-нибудь подозрительное, — ответил Максим. Он включил фонарик и скользил лучом по обстановке.

— А комп с доисторическим монитором считать подозрительным? — Славка подошёл к компьютеру возрастом старше, чем он сам, и нажал на кнопку. Шикнувшая на него Марина волновалась зря — машина не отреагировала на включение.

— Не знаю. Ничего странного не вижу. Если бы не камень, который нас спас, я бы решил, что это просто дом интеллигентной, одинокой пенсионерки, — слегка разочарованно протянул Максим Андреевич.

— Не спешите. Я что-то чувствую. — Заявила вдруг девушка.

Макс решил, что забрасывать ученицу вопросами пока не стоит, хотя и очень хотелось. Нужно закончить квест «найди ведьму», а потом уже выяснять, как Сычкова почувствовала опасность и откуда знала, что делать. И что с ней происходит сейчас.

Слава, кстати, действиям сестры не удивился. Значит, парень в курсе.

А Марина встала посреди комнаты и закрыла глаза. От нечего делать Макс продолжил шарить фонарём по стенам и полу.

— Слава. — Вдруг прошептал Макс.

— Чего? — Вынырнул из книжного шкафа Коваль. Он листал старые книги — искал что-нибудь магическое. Пока нашёл только полное собрание сочинений Льва Толстого.

— Ты там был? — Луч осветил дальний угол комнаты. Везде пыль ровным слоем покрывала пол, но у стены виднелись чьи-то следы.

— Не дошёл ещё.

— Мы не здесь ищем. — Открыла вдруг глаза Марина. Она, словно сомнамбула, пошла к тому самому подозрительному углу и снова замерла.

— Марина?

— Не мешайте ей! — Прошипел Коваль.

Максим послушался.

Девушка медленно вытянула руку. Стена, оклеенная обоями в цветочек, пошла рябью и исчезла.

— Ну, Мань, ты ваще! — Выдохнул Славка.

Макс воздержался, хотя у него тоже были мысли подобного плана.

Девушка покачнулась. Славка подскочил и подхватил сестру.

— Вот. Нам туда. — Пробормотала Марина, и шмыгнула носом. Учитель с беспокойством увидел тоненькую струйку крови.

— На. Приложи. — Слава достал из кармана не слишком свежий платок и отдал девушке.

Их взору открылась комнатка не намного больше «официальной». Вот только обстановка здесь была совсем другой. Словно отреагировав на появление людей, сами собой зажглись несколько свечей. Фонарики стали не нужны.

Удивительного здесь было много. Например, кострище, над которым висел закопченный котелок литров на десять или деревянная ёмкость в углу, вызывавшая в голове ассоциации со ступой бабы Яги. Сходство усиливала швабра на длинной деревянной ручке, стоявшая рядом со ступой мохнатой частью вверх.

Деревянный массивный книжный шкаф с резными створками, забитый старыми книгами в кожаных переплётах, подпирал одну из стен. Стены, кстати говоря, представляли собой каменный монолит, словно комнатушка находилась где-то в пещере. Слава достал один из фолиантов и открыл на первой попавшейся странице.

Рисунок, который открылся взору парня, был примечательным — младенец, подвешенный вниз головой на каком-то крюке, истекал кровью в подставленный кувшин. Под рисунком надпись прочесть не удалось — язык оказался незнаком.

— Тьфу. — Славка повёл плечами, захлопнул книгу и торопливо засунул её на место.

— Там тоже кое-что интересное, — сказал Макс.

Напротив шкафа стоял низкий резной столик. На нём лежало несколько зеркал разных размеров, оплывшие огарки свечи, россыпью валялись какие-то самоцветы, сушёные травы, короткие и длинные верёвочки, перья птиц и череп. Биолог слёту определил, что лошадиный.

— Ну и бардак. Как у Ирки Марушкиной на кухне, — заявил Коваль.

— Ты не прав. Тараканов не хватает для полного сходства. — Марина подошла поближе и стала рассматривать «натюрморт». Она сама не знала, что ищет. Потом приподняла глиняное блюдце и вытащила из-под него несколько фотографий.

Максиму стало жутко. Фотографии были не очень хорошего качества, словно сделаны стареньким мобильным телефоном. Но лица узнавались.

Марина; Ира Марушкина; девушка, которая сейчас училась бы в десятом классе, если б не поступила в колледж; одна из восьмиклассниц; дочь бизнесмена, который пару лет назад построил в Яблоневке добротный коттедж. Девочка училась в областном лицее, в каком классе, Макс не знал.

— Что за девичник? — Вытянул шею Славка.

— Без понятия. — Ответила Марина.

— На стенах тоже фотки, посмотрите. И рисунки.

— Не рисунки, а картины. — Машинально поправил Богданович.

И фото, и полотна представляли собой портреты совершенно разных девушек. Первая картина датировалась тысяча шестьсот восемьдесят третьим годом. На ней была изображена пухлая брюнетка с острым носом и покатыми плечами. Остальные портреты принадлежали совершенно непохожим юным женщинам разной комплекции, внешности, и, естественно, одетых в одежду разных эпох — все картины были написаны с разницей в тридцать-сорок лет.

Самая ранняя фотография оказалась датирована концом девятнадцатого века. На ней тоже оказалась запечатлена девушка, на голове у которой громоздилась огромная, украшенная перьями и кружевом, шляпа, а тело казалось песочными часами благодаря корсету.

Последнее фото отличалось от предыдущих изображений. Девушка у берёзы стояла не одна — её за талию обнимал белозубый мужчина, одетый в красноармейскую форму. А сама молодая женщина была очень похожа на Ольгу Васильевну.

— Чё-то я не пойму. Кто все эти бабы? Предки?

Марина пожала плечами. От всех картин шла одинаковая энергия, словно изображён был один и тот же человек. Но Сычкова вряд ли смогла бы объяснить это спутникам. Она сама себе не могла объяснить, что за дикие, невозможные способности настигли её в этом доме. Девушка не понимала, как почувствовала опасность, как нашла вход в тайную комнату, и, в конце концов, откуда пришло знание, как её открыть.

— Кажется мне, что последняя фотография — ключевая. Как думаете, не может быть на ней сама Ольга?

Славка пошевелил губами — что-то считал.

— Нет. — Покачал головой он. — Васильевна, конечно, не молодка, но ей было не больше семидесяти. А тут бабе лет двадцать минимум. Судя по дате, это не она. Мать и батя, скорее всего.

— Знаете, мне кажется, здесь кто-то регулярно бывает. Посмотрите. — Максим потрогал пальцем одуванчик, который валялся среди бардака на столике. Цветок был слегка увядшим, но не сильно. Словно его сорвали лишь пару часов назад.

— А кто? — Поразился Слава. — Хозяйка давно того, окочурилась, а родственников у неё здесь нет. Да и деревенские знали бы.

— Пойдёмте отсюда. Что-то мне нехорошо.

— Опять? — Обеспокоенно спросил Максим Андреевич.

— Нет, никакой опасности. Просто голова болит. Такое ощущение, что у меня здесь что-то все силы вытягивает. Голова кружи. — Сычкова рухнула на земляной пол.

— Маня! — Слава подскочил к сестре, присел на корточки. Стена стала восстанавливаться. Макс, едва это увидел, заорал: «Бегом!», схватил девушку за подмышки и потащил в комнату.

Славка выскочил последним. Пятку правой кроссовки словно отрезало ножом. Кусок обувки оказался вмурован в стену.

— Максим Андреич, можно, я ругнусь?

— Давай, Славик, ни в чём себе не отказывай. — Максим не останавливался. Он тащил ученицу к оконному проёму. Девушка была белой, словно мука. Из её носа снова текла кровь. В себя она так и не пришла.

Вывалившись наружу, Макс с помощью школьника вытащил девушку.

— Окно поставить на место! — Напомнил Слава.

— Ты серьёзно? Наплевать! Помоги!

Слава подхватил сестру на руки. Невольно крякнул — девушка никогда не была миниатюрной, а будучи без сознания даже дюймовочка покажется тяжелей, чем есть на самом деле.

— Тань? Ты можешь сейчас в медпункт подъехать? Только быстро! — шипел Максим в телефон. — Да, случилось. Ты что, правда, хочешь, чтобы я по телефону всё рассказывал?

Сначала Максим хотел дотащить Марину до своего дома, но он находился в конце улицы. А вот ФАП — всего в паре сотен метров отсюда.

— Манюня, Мань! — Тормошил родственницу Коваль. Макс услышал, как парень шмыгнул носом.

— Слава, давай я. А ты ваши велосипеды тащи.

— Она всё ещё без сознания. — Дрожащим голосом сообщил Слава.

— Я вижу.

Девушку бережно передали из рук в руки.

Коваль опять шмыгнул и украдкой вытер глаза рукавом.

— Спокойно. Наша спящая красавица дышит достаточно ровно. Давай к медпункту.

* * *

— На. Съешь всё. — Мягко сказала Таня и протянула закутавшейся в казённое одеяло Марине упаковку глюкозы с аскорбиновой кислотой. Девушка послушно взяла таблетку.

— Спасибо, то, что надо. — Прошептала она.

Сычкова пришла в себя на крыльце медпункта. Максим решил, что из-за достаточного удаления от ведьминского логова.

Таня вопросов не задавала. Едва увидев бледную, с запавшими глазами пациентку, фельдшер развернула бурную деятельность. Измерила давление, осмотрела зрачки, прощупала пульс. Ввела подкожно раствор кофеина, растёрла мочки ушей, заставила засунуть в нос ватные шарики, смоченные перекисью водорода.

Посмотрев, как Марина жадно ест таблетки с глюкозой, Таня достала из «заначки» банку с сахаром, электрочайник и растворимый кофе.

— Сейчас крепкий сладкий кофеёк выпьешь, станет легче.

— Можно? — Марина взяла чайную ложку и стала жадно закусывать глюкозу сахаром.

— К-конечно, дорогая. Кушай, кушай. — В лёгком шоке фельдшер наблюдала, как школьница наворачивает сахар прямо из банки.

Сияющий Славка радостно смотрел, как живая, хоть и не вполне здоровая родственница приходит в себя.

— Не обращайте на меня внимания. — Прошамкала с полным ртом Марина. — Нам домой скоро ехать. Надо обсудить, что мы видели.

— А также твои странные способности. — Добавил классный руководитель.

— И самое главное — кто ходит к директрисе домой? — Вычленил проблему Слава.

— Мне кажется, она сама и приходит. — Тихо сказала Сычкова.

— Так, хватит! — Разозлилась Татьяна. — Я тоже хочу знать. Давайте по порядку.

Глава 46

На работу в понедельник Таня вышла с огромным удовольствием. Прошедшие выходные были несколько сумбурными, поэтому рутинная работа с документацией и пустынный медпункт показались девушке обителью покоя.

Особенно, если учитывать события, произошедшие в ночь с пятницы на субботу.

Таня тогда слушала Макса и его ребят со смешанными чувствами — было и страшно, и интересно. Но больше всё-таки страшно.

Они тогда решили, что Марина обладает какой-то восприимчивостью к силе, бурлящей вокруг. Отсюда её разговоры со зверьём, чувствительность к опасности и прочие странности.

Ещё прозвучала мысль, что Ольга Васильевна жива, но по какой-то причине скрывает это от общественности. Таня возразила, что найденный труп принадлежит старушке, эксперты это определили достаточно точно. А Сычкова рассказала о том, что чувствовала рядом с картинами и фотографиями.

Получалось, что портреты разных времён изображали одного и того же человека. По ощущениям девушки, естественно.

Так и не найдя отгадку, компания решила принять за точку отсчёта то, что ведьма где-то рядом. И в логово к ней решили больше не соваться.

Ехать детям в одиночку было опасно, поэтому учитель и фельдшер решили прокатиться до Яблоневки.

Понаблюдав, как Марина и Славка заползают в дом через окно, влюблённые поехали назад, в Красноселье.

По дороге через поля Татьяна и Макс едва не оказались в лапах чего-то странного. Какая-то женщина в белых одеждах летала над едва взошедшей кукурузой, горько плакала и звала «сы́ночку». Существо настолько было занято своим делом, что не обратило внимания на двух велосипедистов. Макс ругнулся сквозь зубы и попросил девушку «поднажать».

Уговаривать Таню не пришлось — она с таким остервенением закрутила педали, что вскоре вырвалась вперёд.

Максим отправил Таню домой, а сам всё же решил вернуться в ведьмин дом и вставить окно на место. Жалобных просьб не ходить он даже не стал слушать.

Вернулся через полчаса, бледный, но довольный.

В итоге улеглись спать под утро. Засыпая, Макс пробормотал:

— Такое ощущение, что жизнь может измениться к худшему в любой момент. Давай завтра сходим в сельсовет, распишемся.

А потом мирно засопел. Таня же ещё какое-то время ворочалась, думала и подавляла в себе желание оторвать Максу голову.

В конце концов, не так она представляла предложение руки и сердца.

В объятия Морфея девушка отправилась, решив, что Максим сказанул это спросонья.

Но Бондаренко повторил своё предложение утром. Встав на одно колено и протянув веточку гортензии, которую сорвал во дворе.

Таня ответила согласием. Вот только расписываться в сельсовете отказалась. Девушке хотелось сообщить родителям и устроить хотя бы маленькое торжество.

В субботу и воскресенье, словно позабыв о происходящем вокруг, Максим и Таня строили планы по поводу бракосочетания.

А сейчас, заполняя «Журнал учёта перевязочного материала», Таня вновь вернулась мыслями к событиям субботней ночи.

«Господи, пусть ночная поездка на велосипеде будет самым адреналиновым приключением в моей жизни», — подумала Татьяна Петровна и продолжила пересчитывать остатки марли.

* * *

— Игнатьич! Игнатьи-и-ич! Да уйди ты, Людка!

За дверью началась возня. Председатель недовольно поморщился — он уже собирался домой. Но долг взял верх над ленью, и мужчина крикнул:

— Людмила Борисовна, что там случилось? Пусть уж зайдёт, если так срочно!

Дверь распахнулась. В кабинет влетела взъерошенная работница почты в грязной одежде. Женщина прихрамывала, очки на носу сидели криво.

— Ксюха?! Что с тобой? — Поразился Сергей Игнатьевич.

— Серёга, капец! Никого! — Ксения Ивановна плюхнулась на диванчик, стоявший в углу, и попыталась отдышаться.

— Кто тебя так? — Спросил бывшую одноклассницу председатель.

— Чаво? А, это я с лисапета свалилась, когда с Подзелёнок ехала, ногу, вон, ушибла. Да не о том речь. Игнатьич, няма их! Никого! Я всё объехала — пусто!

— Кого нет? Что объехала? Объясни толком, дура! — Рявкнул Сергей.

— Сам дурень! Казали табе — вызвать, кого следует! А ты — молчите, хуже будет… За стул свой жопой хотел удержаться? А люди няхай страдают? Такое точно не сокрыть! Посодють, посодють теперь тебя, Серёга!

Председатель сельсовета вернулся за стол, сел в кресло, достал таблетки и положил одну под язык.

— Я слушаю.

* * *

Таня замечательно скучно провела весь понедельник. Самым захватывающим событием оказался звонок из городской поликлиники — требовали написать отчёт о методах профилактики производственных травм на вверенной ей территории. Таня составила бумаженцию и ушла домой.

А вечером позвонил участковый. Олег Александрович, волнуясь, попросил съездить с ним вместе в лесную деревушку. О причине не сказал, заявив, что это не телефонный разговор, и попросил лишь захватить «медицину». Уже через четверть часа старенькая служебная машина стояла у калитки.

Распрощавшись с Максимом, Таня прихватила фельдшерский чемоданчик и села в жигули.

— Олег, что там случилось?

Олег Александрович, как и Татьяна, и Бондаренко, оказался в Красноселье по велению высших сил. То есть, по распределению. И тоже не собирался задерживаться здесь дольше положенного. Скучно, однообразно и при этом тяжело. В каждой деревне имелся минимум десяток «асоциальных» личностей, которых он должен был знать в лицо, вести воспитательные беседы, контролировать, сообщать вышестоящим о проблемах, и писать, писать, писать.

Воровство гусей, пьяные драки, семейные ссоры — всё это было в его ведении. С Таней Олег познакомился, когда впервые попал в дом, в котором четверо детей находились в «социально опасном положении». Для Татьяны это тоже был незнакомый доселе опыт. Девушка в полуобморочном состоянии осматривала загаженную комнату, в которой прямо на полу вповалку спали дети от года до семи. Грязные, завшивевшие, голодные.

Тогда всё закончилось относительно хорошо — детей изъяли, мать устроили на работу, поставили на учёт к наркологу, заставили сделать косметический ремонт в доме. Семья воссоединилась всего через два месяца. С тех пор женщина если и пила, то тайно, и по мере сил старалась быть хорошей матерью.

А Олег и Таня сдружились. Фельдшер была влюблена в Максима, Олег предпочитал женщин другого плана — высоких, эффектных, так что дружба не была омрачена даже намёком на флирт.

— Чего молчишь?

— А я, Танюх, не знаю, что и сказать. — Александрович завёл мотор. — Ситуация такая — позвонил председатель, попросил зайти. У него почтальонша была, как её… забыл.

— Ксения Горелич, — подсказала Таня.

— Точно. Ксения Ивановна. Она сегодня пенсию в Подзелёнки возила. Ты ж знаешь, там одни старики, ну, и Борис Бураков.

— А, знаю такого.

Бураков был безобидным алкоголиком — жена выгнала его из городской квартиры, а с завода уволили за пьянство. Он и приехал сюда, в дом покойных родителей. Потихоньку спивался дальше.

— В общем, тётка клянётся, что в Подзелёнках пусто. А там, на минуточку, двадцать три человека зарегистрировано! Горелич методично проверила каждую хату. Никого.

Проехали кладбище. Осталось проскочить через Потаповку, потом по грунтовке до леса и пару километров сквозь сосны.

— И куда всё население могло подеваться? Может, у них праздник какой, они в одном месте собрались?

— В том-то и дело. Ксения Ивановна утверждает, что она проверила везде. Да и нет там ничего, кроме домов — ни магазина, ни клуба. Сама же в курсе. — Олег помолчал. — А ещё она сказала, что сбежала оттуда, как только услышала странные звуки.

— Какие? — Почему-то шёпотом спросила Таня.

— Да тётка объяснить-то толком не смогла. Как будто куча людей рыдает. И стонет. Как от пыток. Я поэтому тебя и позвал — может, помощь кому-нибудь понадобится. Медицинская.

Тане захотелось треснуть спутника по лбу. На ночь глядя едет туда, где произошло чёрт знает что. И тащит за собой девушку.

— Ты почему меня позвал, а не подмогу из города?!

— Тань, ты что? Опозориться? Это же из той же пьесы, что и «страшный лес». Надо проверить сначала, а потом уже сообщать.

Олег был атеистом и совершенно не верил в россказни местных о чертовщине, творящейся вокруг. Сам он ничего подобного не видел, лиловый туман вокруг леса объяснял неизвестным атмосферным феноменом, а прочие события — массовым помутнением рассудка и дремучестью местных жителей.

Таня спорить не стала. Она щёлкнула замком чемоданчика, достала скальпель и положила его в карман медицинского халата. Участковый покосился на девушку и насмешливо фыркнул.

Лес, обычный, рядовой лес, стоявший вокруг деревушки, создавал полное впечатление глухой ночи. Хотя в полях до полной темени было ещё около получаса.

Проняло даже Олега. Он заглушил двигатель, облокотился на руль и стал всматриваться в темноту.

Глава 47

В Подзелёнках освещение отсутствовало. Все окна пугали чернотой, а уличных фонарей здесь отродясь не водилось.

— Может, фары пусть горят? — Предложила Татьяна.

— Не надо. Только хуже будет. А так к темноте глаза привыкнут, и будет нормально. На крайний случай, у меня фонарик есть. — Похлопал себя по карману милиционер.

— Пойдём?

— Подожди. Открой окно.

В автомобиль ворвалась тишина.

— Видишь? Никаких стонов. — Вполголоса сказал участковый. — Давай так. Ты сиди в машине, я схожу, проверю. Потом позвоню если что, и ты подойдёшь.

— С ума сошёл? — Возмутилась девушка. — Я одна здесь не останусь, это раз, и сеть здесь не ловит, это два.

— Правда, что ли? — Поразился Олег, достал из кармана телефон и удивлённо пробормотал: — Это же надо, я думал, таких мест и не осталось уже.

Неожиданно тишина сменилась криками:

— Помоги-и-те!

— Господи, больно-о-о!

— А-а-а!

Весь боевой пыл Олега улетучился, он расстегнул кобуру, пощупал пистолет и беспомощно оглянулся на спутницу.

— Чего смотришь? Ты же представитель закона. Вперёд! Люди на помощь зовут. — Таня решительно выскочила из машины.

Участковый инспектор не раз сталкивался с медиками в стрессовых ситуациях и всегда поражался — как эти люди, вполне себе нормальные в обычной жизни, совершенно неадекватно реагируют на опасность? Властный голос, правильный алгоритм действий и никакой паники — что с ними делают в институтах и колледжах, раз они так спокойно воспринимают острые ситуации?

Не все, конечно. Но Таня, судя по всему, была из тех, странных.

Вспомнив, что представители милиции тоже должны плевать в лицо опасности, Олег устыдился и поспешил за приятельницей.

Крики прекратились. Вокруг стояла мёртвая тишина, лишь где-то на окраине скулила собака.

В Подзелёнках было всего две улицы, пересекавшиеся под прямым углом почти посередине деревни. Получался своеобразный крест, в центре которого располагался старый колодец, деревянная беседка и несколько лавочек — место досуга местных жителей. Ещё тридцать лет назад здесь вечерами собирались женщины, лузгали семечки и сплетничали. Прошло время, их дети выросли и уехали, мужья облюбовали живописные местечки на Потаповском кладбище, а сельчанки всё так же встречались после дневных забот. На всю деревню было всего лишь двое мужчин — Бураков и частично парализованный после инсульта дед Михась. Они в бабских посиделках не участвовали, но любили покемарить в беседке, ожидая автолавку. Называли это место просто — Калодзеж.

Именно к этому месту отдыха шли Татьяна и Олег — из центра легко можно было окинуть взглядом всю деревню.

Бо́льшая часть домов в Подзелёнках пустовала. Сходу определить, в каких хатах живут, было нельзя — сельсовет следил за внешним видом вверенной территории, и там, где не было хозяев, трава регулярно косилась, а заборы подкрашивались.

В деревне всё так же было тихо и темно. Но потом что-то изменилось, и девушка не сразу сообразила, что именно.

— Танюха, глянь. Не знаешь, что это?

Таня прищурилась. Колодец светился.

— Не знаю. — Девушка остановилась и придержала инспектора за рукав. — Подозрительно как-то.

— Что подозрительного в уличном освещении? Небось, старики скинулись и установили фонарь. Знаешь, бывают такие, невысокие — в землю воткнул, он за день солнца нахватался, потом всю ночь работает. Наверное, из-за колодца его не видно.

Возобновились крики. Слов было не разобрать, но стоны и плач оказались такие душераздирающие, что у фельдшера защемило сердце.

— Олег, где они? Думай! — Таня заметалась по улице, пытаясь определить источник звука.

— Они в колодце. — Прохрипел кто-то из тени.

Участковый подпрыгнул от неожиданности, выдернул пистолет из кобуры и стал водить оружием из стороны в сторону.

— Кто здесь?

— Ляксандрыч, помоги. — Из-за колодца выполз Бураков. Ноги ниже колена у мужика отсутствовали, культи оставляли за собой кровавые полосы, в темноте казавшиеся чёрными.

Таня ахнула, подскочила к мужчине, на ходу открывая чемоданчик.

— Не суетись, девка. Не жилец я уже. — Поскольку пострадавшего било крупной дрожью, слова были невнятными. Бураков неожиданно заплакал.

Фельдшер, не обращая внимания на слёзы, вколола двойную дозу обезболивающего, а затем перетянула жгутами конечности, стараясь не смотреть на обрывки мышц — они выглядели так, словно кто-то попытался пропустить их через мясорубку, но потом передумал и не провернул винт до конца.

Олег, удостоверившись, что девушка со своими обязанностями справляется прекрасно, осторожно двинулся к колодцу. Держа пистолет в правой руке, левой открыл крышку. Из глубины вырвался клубящийся туман, такой же странный и лиловый, как и тот, что пугал местное население, периодически окутывая Лес на берегу реки.

Из колодца появилась рука и схватила Олега за запястье. Не ожидавший такого мужчина нажал на курок. Громыхнуло, пуля устремилась куда-то в темноту, а вслед за рукой появилось седая голова.

— Сыночек, спаси! Помоги! — простонала женщина. Олег суетливо засунул оружие в карман и, помогая себе второй рукой, стал тянуть старуху вверх.

В колодце громко хрустнуло, женщина захрипела и затихла. Олег Александрович не удержался на ногах и упал на землю, вытащив несчастную наружу. Увидев, что от той, кому он помогал, осталась лишь верхняя треть туловища, участковый разжал руки, вскочил, вытащил табельное оружие и с диким криком стал стрелять в колодец.

Крышка с мерзким хихиканьем закрылась, туман исчез, как и странное освещение. Пару секунд инспектор продолжал жать на курок, не замечая, что патроны закончились.

— Олег! Хватит!

Мужчина на крик не обратил внимания. Тогда Таня подскочила к нему и залепила пощёчину.

— Обалдела?! — Рявкнул Олег.

— Всегда пожалуйста! — заявила Татьяна и добавила: — надо ехать. Бураков совсем плохой, в больницу его, срочно.

— Я не могу. — Заявил участковый. — Здесь место преступления.

— Значит так. Я сейчас за машиной, а ты охраняй Буракова, да сфотографируй всё, что можно, чтобы время не терять. Потом привезёшь сюда своих, и уже тихо, спокойно, будете разбираться. Можешь вызвать кого угодно из машины, там рация, ты что, совсем забыл? Да и сеть начнёт ловить у Потаповки! У меня человек умирает, ты понял?! Одного тебя здесь тоже не оставлю — вдруг колодец располовинит!

Таня побежала к милицейскому автомобилю, не обращая внимания на протесты «напарника». Права она получила давно, ещё в восемнадцать, но водила все эти годы от случая к случаю, поэтому не была уверена, что справится с управлением.

Пару раз заглохнув, но в итоге справившись с тугим сцеплением, фельдшер вернулась к колодцу. Олег помог загрузить Буракова на заднее сиденье и сел за руль.

Татьяна пристроилась рядом с пострадавшим.

— Ты знаешь, колодец засветился опять, пока тебя не было. В этот раз никто не кричал. Зато кто-то мерзко хихикал. — Равнодушно сказал Олег. Но потом треснул руками по рулю и заорал: — Твою мать! Что это за бабуйня была?!

На риторический вопрос вдруг ответил плакавший до этого Бураков. Путаясь, постоянно теряя нить повествования, утирая слёзы и прерываясь на стоны, человек рассказал, что случилось в Подзелёнках. После первых предложений Таня тихонько вытащила из кармана телефон и включила диктофон, чтобы потом дать послушать Максиму.

Глава 48

Всё началось с незнакомки, которая бродила по улицам деревни после обеда. Ухоженная женщина средних лет подходила к заборам и рассматривала придомовую территорию. Если понимала, что дом заброшен, расстроено бормотала что-то в диктофон. Если видела следы присутствия хозяев, бормотала гораздо радостней.

Она не обделила вниманием ни одну хату. Возле каждой простаивала около пяти минут, щёлкала фотоаппаратом, и, естественно, не осталась незамеченной.

Уже через полчаса большинство обитателей деревеньки выбрались из дворов на улицу. Они сбивались в кучки, шептались, подозрительно рассматривали незнакомку и строили всевозможные догадки. Женщина же, не замечая реакции на свою персону, продолжала двигаться по улице в центр. Сельчанки бдительность не теряли и шаг за шагом двигались за ней. Самая сообразительная вернулась домой, в срочном порядке обзвонила соседок, и вскоре по всей деревне началось движение.

Круг сжимался.

Когда женщина достала из кокетливого рюкзачка рулетку и стала обмерять беседку, жители деревни практически в полном составе подошли к колодцу. Не хватало только Буракова и деда Михася.

Первой не выдержала Светлана Леонидовна. Она не была самой любопытной, но слыла самой нетерпеливой.

— Здрасьте!

Незнакомка ойкнула, словно только сейчас заметила людей, обернулась и приветливо помахала рукой. Жительницы Подзелёнок в едином порыве сделали шаг вперёд.

— А вы от кого? Из сельсовета?

Женщина покачала головой.

— Из исполкома? Или из пожарных?

— Нет, я…

Кто-то в толпе поинтересовался:

— С телевидения?

— Нет, но вы почти угадали — я журналист.

— Беларусь Сегодня? — Радостно спросила Светлана Леонидовна, просто обожавшая данную газету.

— Что вы. К государственным изданиям не имею никакого отношения.

Пенсионерки выдохнули. Светлана Леонидовна расхрабрилась и презрительно спросила:

— Что, оппозиция? Или из интернетов?

— Можно и так сказать. — Обаятельно улыбнулась женщина.

— Тогда идите отседова. Нечего тут рыскать, у нас всё хорошо. Заборы, вон, покрасили, пенсии вовремя плотють, так что не надо нам тут. Здесь это не там!

Незнакомка слегка побледнела, когда пенсионерки возмущённо зашумели:

— Гадость какую-нибудь накарябают, а мы потом отдувайся.

— Всё ищут чего-то.

— И чаво им в городах не сидится…

— Подождите! Вы меня не так поняли! — Торопливо сказала журналистка. — Я здесь не для того, чтобы репортаж делать. Я хочу спасти ваши дома! — Пару секунд женщина наслаждалась удивлённым молчанием, и добавила: — А потом уже делать репортаж. Позитивный.

— От чаво спасать? — Подозрительно прищурилась за всех Светлана Леонидовна.

— А вы не знаете? — Всплеснула руками незнакомка. — Да вы что! Это же ужасно! Как это вам не сообщили! Впрочем, как всегда в нашей стране.

— Но-но! Не надо тут! — Выкрикнули из толпы, и уже тише добавили: — Провокаторша нейкая. Давайте, бабоньки, её спровадим.

Но журналистка уже доставала чёрную папку из рюкзака, раскладывала на лавочках бумаги и рассказывала:

— Смотрите. Это проект новой скоростной трассы. Ваша деревня находится как раз там, где запланирована масштабная стоянка для дальнобойщиков, видите?

— Бабы, гляньте! И правда!

— А мы кудась?

— Да врёт она всё! Какая такая трасса? Тут леса кругом, а за нами Зелёнки, река и железная дорога!

— В том-то и дело. — Отбивалась гостья. — Зелёнки не тронут, шоссе будет проходить в километре от них, смотрите. Через реку мост четырёхполосный, а над железной дорогой будет эстакада.

Пенсионерки зашумели, заохали, кто-то поковылял к деду Михасю и Буракову — хоть один передвигался с трудом, а другого трезвым никогда никто не видел, они всё ж были мужчинами, а в таком важном деле без мужиков нельзя.

— Дык а нас куда?

— Расселяют. В течение ближайшего полугода. Вы все на пенсии, рабочие места не держат, поэтому вам предложат городские однокомнатные квартиры взамен домов.

— Чего?! — Возмутилась Леонидовна. — Меня, с моих двадцати пяти соток, слезами умытых, и с моей хатки в каменную халупу? Да ещё однокомнатную?! Это ж кто такое придумал?

Женщины загудели. Кто-то запричитал. Подошли мужчины. Дед Михась слабо понимал, что происходит, а вот Бураков въехал сразу:

— Это ж надо удумать! Деревню целую в землю закопать! Надо разбираться.

— Вот-вот, — поддакнула журналистка, — я почему приехала, ваши дворы фотографировала: показать общественности, что здесь не три хатки, а гораздо больше. Чего им стоит проложить дорогу чуть в стороне? В конце концов, проект не должны были утверждать без вашего согласия.

— Что вы, жэншчына, предлагаете?

— Вот. — Засуетилась гостья. — Это — коллективное письмо к Президенту. Он должен обратить внимание на вашу проблему.

Светлана Леонидовна взяла бумагу в руки и стала читать вслух:

— «Каждый человек имеет право выбрать свою судьбу. Мы, жители деревни Подзелёнки, отказываемся менять своё место жительства на неизвестную дорогу и хотим остаться там, где жили долгие годы, навечно. Да будет так».

— Странный текст какой-то. — Засомневался Бураков. — Разве так пишут в администрацию президента?

— А вы, простите, много коллективных писем видели? — Агрессивно спросила журналистка.

— Ни одного. — Смутился мужчина.

— Вот именно. Они так и пишутся. На этом же листе ставятся ваши подписи, а затем в конвертик вкладывается всё остальное. Видите? Я уже подготовилась — и копия проекта, и договор с китайским подрядчиком, и всё остальное.

— Да?! — Удивлённо почесал затылок Бураков. — Ладно, вам видней, вы в этом лучше разбираетесь.

— Ну что, дорогие подзелёнковцы, будем подписывать?

— А то ж. — Зашумела толпа. — Придумали, дома наши сносить, ага. Вот как напишем, как отправим — много у кого головы с плеч полетят.

Люди стали выстраиваться в очередь. Каждой пенсионерке незнакомка протягивала тяжёлую, красивую, украшенную камешками ручку. После каждой подписи женщина улыбалась всё шире.

— Не расходитесь, пожалуйста! После того, как мы закончим, хочу сделать общую фотографию на фоне вашего замечательного и такого аутентичного колодца!

— Может, не надо? — Заволновались старушки.

— А как же. Эту фотографию мы тоже к письму приложим.

Журналистка щёлкнула фотоаппаратом. И растворилась в воздухе, прихватив с собой письмо и документы.

— Бабоньки, чёй-то? — Прищурился дед Михась. — Куды ж она подевалась?

— Домой побегла. В фиолетовый Лес. — Подала вдруг голос Светлана Леонидовна и перекрестилась. — Видать, и сюда нечисть добралась.

Обсудить случившееся люди не успели, потому что резко потемнело. Поднялся ветер, который всего за несколько секунд превратился в настоящий ураган. Жители Подзелёнок бросились врассыпную, справедливо ожидая дождя.

Но уйти от колодца им не дали. Разбушевавшийся ветер стал подхватывать пенсионеров и довольно грубо забрасывать в колодец. Светлана Леонидовна, как дама крупная, не протиснулась внутрь с первого раза. Тогда невидимая сила подняла её на метра три вверх, разорвала на две части и отправила в колодец за два приёма.

Подзелёнки содрогнулись от криков страха и боли. Враз протрезвевший Бураков в ужасе смотрел, как исчезают соседи в глубине колодца. Его ветер подхватил последним.

Летя вниз, мужчина сжался, ожидая удара о дно, устланное телами людей, но неожиданно падение затянулось. А затем замедлилось, и вместо бетонных колец Борис увидел довольно просторное помещение, в котором лениво клубился лиловый туман.

Что это было за место, Бураков не понял и довольно скоро потерял всякие ориентиры.

Жители Подзелёнок летали в тумане, словно космонавты в невесомости, не переставая плакали и звали на помощь.

Это продолжалось не очень долго, но Буракову показалось, что он вечно болтается в лиловой взвеси, и что это и есть его жизнь от начала времён. Периодически то плечом, то спиной, то ногами мужчина натыкался на какое-то препятствие, но не успевал понять, что это — из-за тумана и полумрака видно было плохо.

Первым умер дед Михась. Его как раз проносило мимо деревенского алкоголика, когда старческое тело вдруг стало скручиваться, словно кто-то выжимал огромную половую тряпку. С громким хрустом дедушку разорвало пополам, и его останки постепенно исчезли, растворившись в тумане. На мгновение женщины затихли, осознавая увиденное, но затем закричали с утроенной силой.

Стали гибнуть остальные. Кого-то ждала та же участь, что и Михася, кто-то раздувался, словно воздушный шарик, а затем лопался, кто-то вспыхивал, словно факел, распространяя вокруг запах подгоревших котлет.

Борис понял, что сейчас умрёт.

«Да какого чёрта? За что? Я только начал по-человечески жить! Никто не пилит, на работу в колхоз собрался устроиться! Что происходит вообще?»

Желание жить дальше стало нестерпимым, злость на нечисть придала сил, и Бураков активно замахал руками и ногами, пытаясь плыть, как в воде.

Как ни странно, это сработало. Через несколько минут мужчина понял, что может управлять своими перемещениями, правда, прилагая немыслимые усилия.

— Женщины! Здесь можно плавать! — крикнул он и медленно двинулся сквозь туман, надеясь рано или поздно наткнуться на стену.

Из двадцати трёх человек в живых осталось от силы пять-шесть. Боря не задерживался и не пытался сосчитать людей. Он жаждал спасти хотя бы себя. Но его крик услышали — всхлипывая и причитая, старушки пытались плыть за ним.

Но у них не слишком хорошо получалось — силы и здоровье были уже не те. Бураков хотел вернуться хоть за кем-нибудь, но потом передумал.

Наконец руки наткнулись на шершавый бетон. Радостно вскрикнув, мужчина стал подниматься вверх, опираясь о стену. В конце концов, туман стал не таким густым, и Борис приметил, что гигантские бетонные кольца постепенно сжимаются и принимают обычные размеры, а затем сменяются на деревянные брёвна.

Когда до верхнего края колодца оставалось не больше метра, снизу кто-то прошипел:

— Куда с-с-собралс-с-ся, Боречка?

Что-то уцепилось в лодыжки. Боря взвизгнул, из последних сил рванулся вверх и достал до верха. Он уцепился что было мочи за край, и уже не отпускал, решив, что лучше умрёт здесь, глядя на вечернее небо, чем там, внизу, в непонятной лиловой гадости.

Бураков стал громко молиться. Правда, кроме фразы «Отче наш, иже еси на небеси» он ничего не знал, поэтому, повторив раза четыре эти слова, перешёл на мат. Яркий, сочный, витиеватый — тот, на который способны лишь талантливые лингвисты из народа.

Неясно, что именно помогло, но загадочное существо, шипевшее снизу, злобно рвануло за лодыжки и исчезло. Мужчина одновременно почувствовал и дикую боль в ногах, и свободу.

Как выбрался из колодца, Борис помнил очень плохо.

* * *

Уже на подъезде к городу его речь стала совершенно бессвязной, через несколько минут Бураков потерял сознание и больше в себя не приходил. Танечка сдала пациента в приёмное отделение, чувствуя, что тот не проживёт и нескольких часов, скинула по блютус молчаливому и задумчивому Олегу диктофонную запись и вызвала такси. Общаться с представителями закона прямо сейчас у Тани не было ни желания, ни сил. Хотя она понимала, что допрашивать её будут обязательно.

«Такое не скрыть. Столько людей погибло! Председателю теперь не замолчать ситуацию». — Таня ехала в такси, раздумывая, как сильно теперь изменится жизнь в деревне. — «Оно даже до Подзелёнок добралось. Страшно подумать, что это расползётся ещё дальше. Может, и хорошо, что теперь власти в курсе».

Очень хотелось домой, к Максиму.

Часть 4

Глава 49

Бондаренко перечитывал комментарии со смешанным чувством грусти и удовлетворения — сетевой дневник всё же принёс свои плоды. Вот тролль под ником Солнцеликий, поначалу откровенно насмехавшийся над описанием творящегося в селе N, нашёл способ проверить видео про упыря на подлинность. Удивлённо написал, что ролик настоящий и перестал высмеивать каждую запись.

А вот странноватая девушка из Польши, всё время выпрашивающая кровавые подробности, словно ребёнок шоколадку. Она единственная, кто с самого начала воспринимал блог не как выдумку, а как описание настоящих событий. Девушка называла себя Во́мпершей и на полном серьёзе утверждала, что она двухсотлетний вампир.

Максим решил на всякий случай проверить и привлёк к этому делу Сашка́. Приятель отличался общительностью, поэтому имел широкий круг знакомств. Узнав, что Бондаренко «влюбился в девушку из интернета», Александр поднял все свои связи, и через третьих, а то и четвёртых лиц нашёл человека, способного выяснить реальные данные практически любого пользователя сети.

Хакер очень быстро предоставил ссылки на странички Вомперши в Фейсбуке, Твиттере и Ютубе. Взломал электронный ящик, выяснил паспортные данные и место учёбы. За всё про всё Макс заплатил ящик пива.

Вомпершей оказалась обычная скучающая студентка, которой в жизни не хватало романтики и экстрима, но у Максима благодаря ей появилось много подписчиков — девушка, как и Сашок, была очень общительной и не ленилась раздавать ссылки на интересные страницы своим онлайн-знакомым.

А главное, благодаря блогу Макс познакомился с Егором, который в просторах интернета представлялся именем Кухарь. Виртуальный приятель очень внимательно следил за развитием событий в селе N, а также выискивал подобные истории по всей Сети.

Именно Егор вычислил местонахождение Леса с точностью до пяти километров. Эту информацию общественности он не предоставил, а предложил обсудить в личной переписке.

Максим тогда был поражён догадливостью Кухаря, который не стал мудрить, а всё честно и подробно объяснил.

По его мнению, всего год назад гуляющие по Сети видеоролики и рассказы очевидцев о встречах с потусторонним были поддельными, шуточными или нафантазированными больным воображением. Но после Нового года всё изменилось. Мужчина сопоставил даты происходящего в «селе N», странности, случавшиеся на европейском континенте, и понял, что есть центр, от которого во все стороны расползается какая-то необъяснимая активность. По его подсчётам, ещё в апреле за пределами «центра» жуткие случаи происходили редко, но после майских праздников сверхъестественный диаметр резко увеличился, накрыв всю Беларусь и даже приграничные зоны соседних государств. Конечно, мистические истории по накалу и эффектности не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось в Приречье, поэтому никто, кроме Кухаря, в единое целое их не связал.

Макс решил, что не будет прерывать общение с этим человеком.

— Муж, ты чай будешь? — Таня подошла неслышно, поцеловала в колючую щёку.

Они всё же поженились несколько дней назад, наплевав на традиции. Девушка после истории в Подзелёнках решила, что до подходящего момента можно и не дожить, поэтому согласилась на торопливую, будничную роспись.

— Кофе.

— Страницу удаляешь?

— А что делать, Танюш? Мне не нужны лишние проблемы. Сама видишь, что творится.

— Вижу. Я только за.

Жена ушла на кухню.

Максим открыл почту и стал писать подробное, обстоятельное письмо.

Привет, Егор! Пишут тебе из братской Беларуси. Возможно, в последний раз — кто его знает, что наши придумают, чтобы не допустить распространения информации дальше, чем нужно. Могут и интернет отрубить.

Видел твой комментарий к ситуации в Подзелёнках. Спасибо, я поищу информацию о массовых исчезновениях, но мне кажется, что это немного не то.

Хочу сообщить, что удаляю дневник. Рано или поздно им заинтересуются спецслужбы. А там и видео, и подробный рассказ об Инессе Геннадьевне, и наш ритуал.

Не хочу подставлять моих ребят. У них вся жизнь впереди, зачем привлекать лишнее внимание власть имущих.

Напоследок хочу рассказать о том, что у нас происходит. В конце концов, этот лиловый туман, чтоб его разорвало, ползёт дальше, ты сам, первый это понял. Если со мной что-нибудь случится, за пределами этого проклятого места будет хоть один человек «в теме».

В общем, к делу.

Милиция разобралась через три дня, что исчезновение пенсионеров не совсем криминального характера. Конечно, это лишь моё предположение — людям они ничего не сообщают. Но ровно через три дня Подзелёнки закрыли. Буквально — обнесли колючей проволокой и поставили КПП. А ещё туда зачастили молчаливые люди в штатском. Местные предполагают — гэбисты.

Танюшку, жену мою (кстати, поздравь с потерей статуса холостяка) допрашивали раза четыре, причём психушкой пугали только первый раз. А потом слушали внимательно, абсолютно всё воспринимая всерьёз. Прежде чем оставили в покое, заставили подписать бумаженцию о неразглашении. Участковый тоже вроде как подписал подобное, но я не уверен. Его сейчас не видно и не слышно — на бедную голову инспектора свалилось столько всевозможного начальства, что и врагу не пожелаешь.

— Держи. — Подошла Таня, поставила чашку рядом.

Ещё здесь подозрительно много представителей самых разных религиозных конфессий — православный и католический священник ездят туда-сюда в одной машине на двоих. Также бабой Леной, местной глазастой общественницей, был замечен раввин, а я сам вчера столкнулся с испуганным лысым товарищем в оранжевом покрывале, не знаю, как оно называется. Я в религии не силён, но вроде это был буддист.

С местными они все общаются очень плотно, но в одностороннем порядке. Интересуются, выясняют, спрашивают. Сами на вопросы не отвечают. Вообще. Никто.

Потеснили администрацию сельсовета, площадь перед конторой забита машинами. Председатель молчаливый, угрюмый, старается ни с кем не пересекаться. Всё та же баба Лена узнала, что его продержали в «застенках» несколько дней, но потом выпустили. Большинство «понаехавших» ночует в городе, но много кто остаётся в «штабе».

Заинтересовал их Лес. С околицы видно, как туда каждый день отправляются исследователи. То в противочумных костюмах, то в рясах, то с оружием.

И всё тихо, спокойно, благочинно. Никакой информации ни в газетах, ни по ТВ. Новостные сайты тоже пока молчат. Уж не знаю — то ли не в курсе ещё, то ли им запретили размещать новости отсюда.

А люди между тем пообвыклись, успокоились и зажили обычной жизнью. Тем более что попытки пообщаться с властью ни к чему толковому не привели — так, развесили бумажки на магазинах, что в целях нашей же безопасности не стоит оставлять детей без присмотра, а также не надо гулять на улице после 21.00 и приближаться к берегу реки. Потому что «ведётся следствие в связи с ухудшением криминогенной обстановки в районе». И рекомендации «не распространять информацию о происходящем с целью профилактики общегосударственной паники». Всё, как обычно — власть в курсе, люди в курсе, но официально всё хорошо.

Да это и неважно — как я уже писал, мы научились справляться самостоятельно.

Макс перестал печатать. Он подумал о Последнем Звонке в школе. За два дня до праздника директриса, первая в деревне уразумевшая, что люди должны рассчитывать лишь на себя, устроила всеобщий сбор.

То, что на линейку пришли практически все жители окрестных сёл, не заинтересовало власти — откуда им было знать, что здесь такое редкость? Да и не планировалось ничего запрещённого — глава школы, посовещавшись с председателем сельсовета, уговорила Антонину Николаевну, единственную, кто хоть немного понимал, что происходит, просветить людей, как жить дальше.

Макс хотел продолжить, написать о том, что говорилось на собрании. Как резвится нечисть, не обращая внимания на копошение представителей закона и религий вокруг. Как она выкосила алкоголиков в окрестностях меньше, чем за две недели — кто-то погиб по пьяни, кто-то сошёл с ума, а кто-то, глядя на то, что творится с собутыльниками, завязал. Как Славка и Марина забросили подготовку к экзаменам, потому что у Сычковой открылись какие-то совсем уж удивительные способности, и они экспериментируют.

Но решив, что это лишнее, Максим большим глотком допил кофе, эмоционально попрощался с Кухарем, добавил постскриптум, в котором указал свой номер телефона и почтовый адрес, и нажал иконку «отправить».

— Макс. — Таня выглянула из кухни. — Заканчивай. Кушать будем.

Через две минуты, когда Бондаренко пришёл ужинать, он застал жену стоящей на табуретке возле кухонного шкафа.

— Тань, ты чего там ищешь?

— Не ищу. Я решила попробовать то, что Антонина Николаевна предложила тогда, на собрании.

В тот день старуха в свойственной ей угрюмой манере объяснила, что в поле нельзя работать в солнцепёк, потому что можно встретить полуденицу, а она защекочет, затанцует либо замучает вопросами до смерти. Или железную бабу, особенно опасную для детей.

Что не вся нечисть желает человеку зла, а вот нежить опасна вся, без исключения.

Что крест и молитва — это хорошо, но матерное слово лучше. Может, потому, что люди веру растеряли за века, и она не действует так, как надо. А, может, потому что нечисть древнее Христа.

За это предположение местную лекарку сверстницы чуть не побили. Однако её отстояли более молодые — негоже попрекать других в отсутствии религиозности, если сам о Боге вспоминаешь лишь на Рождество и Пасху.

Николаевна говорила долго. В основном о тех, кто, скорее всего, теперь живёт рядом с человеком — о домовых, кикиморах, хлевниках, овинниках. В общих чертах рассказала, как с этими, по сути, не злыми существами, подружиться. Закончила признанием, что сама очень мало знает о нечисти, но всегда готова помочь, и добавила, что за пьяными, малыми детьми и молодыми девушками надо присматривать в усиленном режиме, потому что они находятся в группе риска.

Сейчас Таня выполняла одну из рекомендаций. Поставила на верхнюю полку чашку с молоком, блюдечко с печеньем и баранками, потом деловито спросила у мужа:

— Как думаешь, если он у нас живёт, то где?

Макс призадумался:

— На кухне, это точно. Здесь тепло и вкусно пахнет. Правда, у нас печка нерабочая. Кстати, надо найти в деревне того, кто может починить. Полезный девайс в сельском доме, согласна?

Таня не ответила. Она уже слезла с табуретки и оглядывала кухню:

— Я бы на его месте под раковиной устроилась. Помнишь, как в мультике?

Макс развеселился.

— Тань, вот ты бы стала жить рядом с вонючим мусорным ведром? Я — нет.

— Тогда, может, за холодильником?

— Там места мало.

Жена нетерпеливо повела плечом:

— Ладно, положу презент рядом с угощением. А ты, дорогой домовой, — повысила голос девушка, — если ты есть, то оставь мне знак, где для тебя гостинцы класть. А то как-то неудобно — ты нам помогаешь, за порядком следишь, и вообще.

Таня вновь взобралась на стул и оставила на шкафу коробочку с детским пазлом. Николаевна говорила, что домовые любят не только вкусненькое, но и маленькие подарки, например, мелкие предметы — пуговицы, камешки — им нравится перебирать их и рассматривать. Девушка решила, что мозаика гораздо круче всяких пуговиц.

— Всё, Тань, слезай. Давай есть. — Макс потянул жену за подол халатика.

Глава 50

— Маня! Харэ трусить! Заходи!

— Славка, может, по домам? Зря мы всё это затеяли. — Марина переминалась с ноги на ногу и в здание заходить не спешила.

Конечно, «здание» — слишком громкое название для тех развалин, в которые превратилось имущество колхоза за последние десятилетия. Шифер много где обвалился, в маленьких оконцах давно отсутствовали стёкла, и даже кирпичная кладка стен местами обрушилась. Лошадей здесь перестали держать задолго до рождения Славы и Марины.

Зато здесь водились пауки-крестовики. Марина, выросшая в деревне, равнодушно относилась к любой живности, кроме, разве что, шершней. И пауков, живших конкретно в этой конюшне.

Они были просто огромными. И окраской отличались от собратьев, обитавших в лесу, вдоль рек или в тенистых участках огородов.

Обычные крестовики встречаются разных оттенков, от светло-коричневого до почти чёрного. И размеры имеют, хоть и внушительные, но вполне себе паучьи.

Местные же отличались серовато-голубым цветом, ярко-белым крестом на спинке и габаритами. Возможно из-за того что Панские конюшни, по утверждению Ольги Васильевны, были местом силы, как и осиновая роща.

Вообще, когда-то на уроке Максим Андреевич объяснял, что окрас паука зависит от возраста, места обитания и рациона. Но Сычкову это не особенно заинтересовало, поэтому, выучив и ответив тему, девушка благополучно забыла бесполезную информацию.

Коваль выглянул из-за ворот, которые давно покосились от старости и даже не закрывались до конца.

— Маруся, чего ты телишься? Хочешь, чтобы нас застукали? В ментовку захотелось, или может, на костёр?

Угроза подействовала. Священников и милиции девушка боялась больше паукообразных, поэтому быстро проскользнула внутрь.

Весь этот балаган с магическими тренировками был полностью Славкиной идеей. Он сказал, что «быть колдуньей опупенно», и что магические способности их компании пригодятся.

Марина сопротивлялась недолго — в конце концов, ей тоже было интересно, что из этого может получиться, а в восемнадцать лет даже самые уравновешенные и спокойные люди склонны к авантюрам.

Решили не мудрить, поэтому не стали пробовать новое и совсем уж фантастическое вроде бросания огненных шаров или управления погодой. К тому же ни Марина, ни её личный провокатор понятия не имели, как это делать. Поэтому под чутким присмотром деятельного родственника девушка развивала уже имеющиеся способности.

С людьми пока получалось плохо — единственное, чего Сычкова добилась за последнее время, это выуживание из человека не просто скрытых мыслей, а какой-то определённой, конкретной, информации.

Так Марина узнала, что Глеб прячет конфеты в коробку под кроватью, а потом скармливает их Рексару.

Что школьная вахтёрша в молодости сидела за воровство в тюрьме.

Да и Славка, самоотверженно согласившийся помочь с тренировкой, честно ответил на вопрос, сколько у него было сексуальных партнёрш, чем удивил Марину. Оказалось, всего одна, хотя по его рассказам всегда выходило, что он успел осеменить всю округу.

Сычкова упражнялась со всеми подряд — с соседями, с учителями. С каждым разом получалось всё лучше, всё изящней. В конце концов девушка даже научилась стирать из памяти людей откровенный разговор.

А вот на Ирке Марушкиной способность забуксовала. Совсем. И так, и этак Марина пыталась подступиться к тайнам одноклассницы, но ничего не получалось. В итоге ребята оставили попытки и временно переключились на животных.

Славка постановил, что было бы неплохо научиться командовать мини-армией.

— Представь, — говорил он, — выходит из лесу Чёрт, начинает шаманить что-нибудь, а ты взмахом руки собираешь всех шавок деревни и отправляешь их перегрызать горло уродцу. Ну, круто же?

Марина тогда согласилась, что круто. Но мысленные просьбы зверьё не слышало. Рексар всё так же воспринимал только командную, отрывистую речь, а кот в ответ на попытки что-нибудь приказать презрительно дёргал хвостом и уходил.

Первым успехом была муха, ползавшая по оконному стеклу. У Сычковой получилось заставить насекомое влететь в носик кипящего чайника.

Расплатой была дикая головная боль.

Выливая воду с мушиным трупиком, Марина чувствовала себя странно. Вроде бы, отправила живую, хоть и противную, тварь на верную смерть, а совесть молчала. Наоборот, в душе ощущался небывалый подъём — она смогла!

Но дальше мух дело не продвигалось. Уставший смотреть на бесплодные попытки родственницы, Славка подбросил идею.

Благодаря именно этой идее ребята нынешней ночью оказались здесь. Старая конюшня находилась на окраине их родной деревни, это было единственное заброшенное строение рядом, вокруг шумели листвой яблони, так что любопытных свидетелей можно было не опасаться.

Карманы Славки были набиты шоколадками и зефиром. На всякий случай.

Марина огляделась и постаралась унять дрожь. Здесь было жутко. Лунный свет столбами упирался в земляной пол, проникая в здание через дыры в крыше. И подсвечивал паутину.

Она была везде. Под потолком, в старых загонах, между досками и опорными балками, на окнах… Паутина благодаря Луне празднично сверкала.

И на каждом плетёном круге сидели они. Молчаливые, неподвижные, ждущие свою жертву.

— Славка, что-то как-то страшновато мне. — Марина смотрела на восьминогих маленьких хищников настороженно. Она, конечно, знала, что крестовики не опасны, а укусы их, хоть и болезненны, не ядовиты, но ничего не могла с собой поделать.

— Тебе ли боятся одного завалящего паука. После Крокодиловны. Самой не смешно?

— Ладно. Поехали. — Сычкова решилась.

План был простой. Внушить ближайшему крестовику, что Коваль — скопище огромных, жирных мух. И что они уже оплетены паутиной — осталось лишь подползти и сожрать самую аппетитную.

Девушка закрыла глаза и сосредоточилась.

Спустя довольно долгое время нащупала что-то чужеродное. Сычкова думала, что у паука нет сознания, как и у мухи. Именно по этой причине Марине так легко было тогда управлять насекомым — вложить в пустоту свои мысли оказалось плёвым делом.

Но у крестовика в голове, или где у них там хранилось сознание, пусто не было. Девушка едва не запуталась во всепоглощающем голоде и безграничном терпении.

В итоге начинающая ведьма нашла способ достучаться до паука. Сила потянулась к созданию тонкой струйкой, осторожно касаясь плотоядных мыслей. Но испытуемый всё ещё не поддавался на провокацию, и Марина усилила давление.

Внезапно Сила хлынула потоком. Девушка почувствовала, что уже не может контролировать этот процесс.

— Маруська! Ты что натворила?! — Славка обалдело смотрел, как к нему отовсюду приближаются паукообразные жители конюшни. Часть бежала по земле, но большинство бесшумно и ловко спускались на паутине откуда-то сверху.

Было их настолько много, что Коваль даже занервничал.

— Марина! Марин? — Сестра не отзывалась. Парень обернулся и увидел, что девушка сидит на земле, закрыв глаза и покачиваясь. Из носа у неё тонкой струйкой текла кровь.

— А-а-а, гадство! — Славка стал стряхивать особо резвых паучков со штанин. Потом вскрикнул и вытащил паука из-за воротника.

— Сычкова! — Рявкнул Коваль, подскочил к родственнице и хорошенько тряханул за плечи. — Убери их, противно же!

— А? — Марина сфокусировала взгляд на брате. Увидела, как по его плечу ползёт крестовик, завизжала и вскочила.

— Мух нет! Нет мух! Это скворцы! Просто куча, куча скворцов! — Марина раскинула руки, и Слава почувствовал мягкий упругий толчок воздушной волны.

Пауки тоже почувствовали, но для них это было не нежное касание, а жёсткий удар. Они замерли, потом принялись расползаться по тёмным углам.

Марина выдохнула и рухнула на земляной пол.

— Твою мать! Опять брякнулась! — Славка подскочил к девушке, бесцеремонно закинул на плечо, просипел что-то о тяжести и потащил к выходу.

Глава 51

— Дура. Какая ж ты дура, девка! — Николаевна поставила на стол горячий чайник. — Помереть захотелось?

Марина полусидела в кресле и вяло жевала шоколадку. В носу торчали тампоны из ваты.

Старуха положила в чашку ложек восемь варенья, плеснула кипятку и протянула девушке.

— Пей, дурында. Да ягодки все тоже съешь. Ну, а ты? — Обернулась она к присмиревшему Ковалю, скромно сидевшему на краешке дивана. — Ты же мужик! Ты за бабу отвечать должо́н!

Слава заёрзал — видимо, хотел что-то возразить, но не решился и снова притих.

— А если б она померла? — Женщина вздохнула и грузно села на стул. Смахнула невидимые крошки со стола, помолчала и уже спокойней сказала:

— Это хорошо, что ты её до меня дотащить успел. Одного не пойму — чего вы раньше не пришли? Хоть бы совета спросили — как и что делать надобно.

Ребята молчали.

— Понятно. — Протянула пенсионерка. — Не хотели, чтобы кто-нибудь узнал о ваших опытах. И правильно! — Стукнула она вдруг кулаком по столу. — Видали, что творится?

— Так а я о чём? — Заговорил Слава, поняв, что буря миновала. — Её ведь могут захапать на эксперименты. Или ещё чего похуже.

Полчаса назад, пока Антонина пыталась привести в чувство девушку, Слава торопливо вываливал сведения о странных способностях подруги. Старуха словно бы не обращала внимания на трёп парня, но в какой-то момент отвлеклась, вытащила из шкафа ветхий, очень старый блокнот, жестом попросила Вячеслава помолчать и стала читать заговор. Спустя минут десять Марина пришла в себя.

— Это хорошо, что ты мне всё рассказал. Обычным способом у меня бы не получилось ничего сделать. Для ведьмачек другие способы лечения использовать надо.

Сычкова допила «компот» из варенья, съела все ягодки, догрызла шоколадку и потянулась ко второй.

— Вату из носа вынь, бестолковая. Кровь уже остановилась давно. — Ласково сказала пенсионерка.

— Антонина Николаевна. — Девушка вытащила окровавленные комочки и пристроила их на краю стола. — Такое чувство, что у вас в этих тетрадках есть всё на свете. Вы можете целый справочник издать — как выжить в волшебном мире. Судя по тому, что происходит, это будет бестселлер.

— Да ну, какое там всё на свете. — Отмахнулась женщина. — Так, по верхам — того чуток, этого немного. Вот как колдунью в чувство привести — есть. И о том, что свои, внутренние силы вам использовать нельзя, есть. А вот как молодых ведьмачек тренировать — нету.

Слава разочаровано вздохнул. Он-то надеялся, что благодаря знаниям лекарки Маринка научится бросаться фаерболами без обмороков и носовых кровотечений. А так, наобум, рисковать жизнью родственницы уже не хотелось.

— И куда ваши родители смотрят. — Антонина Николаевна покачала головой. — Ночь на дворе, а вы шастаете. А ну как вас нечисть какая-нибудь заграбастает?

— А у нас экзамены скоро. — Обезоруживающе улыбнулся Коваль. — Мамка в городе ночует, у мужика своего. А мы с Маринкой у меня дома вроде как занимаемся. Батя её ко мне приводит в шесть вечера, в девять утра забирает.

— Мы учим до заката, а потом я тренируюсь. — Дополнила Сычкова.

— Ой, дурные. — Старуха покрутила пальцем у виска. — А если что случится?

— Ничего не случится. — Фыркнула Марина. — Вчера мы тут встретили одну.

Слава почему-то покраснел.

— Да ладно, не смущайся, с кем не бывает, — насмешливо сказала Сычкова.

— Так что было-то? — Нетерпеливо перебила женщина.

Школьники не стали тянуть и всё рассказали.

* * *

— Ну что я там делать буду?

— Попробуешь завербовать паука. Как я тебе объясню-то, если сам толком не знаю? Придумаешь. — Марина и Слава торопливо шли по деревне, держась заборов. Было жутковато. Многие с недавних пор даже собак в дома на ночь забирали, так что село молчало. Ни смеха молодёжи, ни машин, из которых сквозь открытые окна лилась музыка, ни целующихся на лавочках парочек. Деревня словно вымерла.

— Родители хотят после экзаменов в городскую квартиру съезжать. Даже квартирантов предупредили, чтобы те другое жильё нашли.

— И моя тоже, прикинь? К Петечке своему переезжать собралась. Но я сказал, что к нему не поеду. И хрен она мне указывать сможет скоро. Поступлю и съеду в общагу. Или в армию уйду, если провалюсь.

Славке восемнадцать исполнялось в день первого экзамена, и парень так ждал этого дня, словно с наступлением совершеннолетия в его жизни действительно всё изменится.

— Славка, ты понимаешь, что это подло?

— Ты о чём?

— Твоя мама уже совсем пожилая, ей больше сорока. Что её ждёт дальше? Вот ты уедешь, женишься, свою семью заведёшь, а ей что? Выть от одиночества? Нельзя тётю Галю ставить перед выбором — сын или любимый человек. Этот Петя неплохой — не пьёт, симпатичный. Моя мама говорила. И хорошо к тёте Гале относится. Чего ты ей душу рвёшь?

— Не нравится он мне. — Нахохлился Слава. — Во-первых, младше на тринадцать лет. Вот скажи — это нормально?

— А что здесь такого? — Воинственно остановилась Марина. — Радуйся, что твоя мама настолько привлекательна, что на неё западают мужчины гораздо моложе!

— Допустим. Мамка красивая, конечно, но не Дженнифер Лопес. И ноги на погоду болеть стали, так что ей бы веса скинуть немного. — Славка повысил голос. — А то, что Петечка уже полгода предлагает продать дом и вложить всё в ремонт его квартиры? Заметь, Марина Викторовна, о свадьбе речи ни разу ни шло! — Коваль всё больше распалялся. — Понимаешь? Ты мол, дура деревенская, продай хату, запишись в бомжихи, бабки мне отдай, я мебель модную куплю. А дальше что? Под зад коленом?

Марина на такое заявление не нашла, что ответить.

— То-то же. Неплохой, симпатичный городской козёл. Ясно?

— Ясно. Не кипятись. Почти пришли.

Побеленные стволы яблонь выделялись в темноте, подчёркивая казавшиеся чёрными кроны. Ровные ряды колхозного сада вели дальше, к развалинам старой конюшни.

Слава поёжился. На деревенской улице, у заборов, колодцев и лавочек не покидало ощущение приключения. А здесь, на враждебной, природной территории, парень почему-то оробел.

А вот Марина, наоборот, расправила плечи, шаг её стал более уверенным, словно девушка окунулась в свою стихию. Она сама не знала, почему вдали от человеческого жилья чувствует себя так хорошо.

Впереди, за деревьями, мелькнула какая-то светлая фигура.

— Стой! Ты видела?

— Ага. — Марина всматривалась в темноту, стараясь понять, кто их там поджидает.

Вот ещё раз, уже гораздо ближе.

— Маруся, может, ну его? Пойдём домой? — Неестественно бодрым голосом предложил Коваль.

— Глупости. Может, корова чья-нибудь потерялась.

— Быстрое оно, для коровы-то.

Возвращаться или обождать, ребята решить не успели. Кто-то впереди запел. Слава замер — голос был женский, безумно нежный и красивый. Из-за деревьев выступила девушка.

То, что она полностью обнажена, Славка заметил не сразу — длинные, до самых пят, распущенные волосы практически полностью скрывали фигуру. Она пела на каком-то незнакомом языке и кружилась в такт словам. Из-под струящихся, ласкавших тело волос периодически показывались места, которые во все времена сводили с ума мужчин, если, конечно, эти места были привлекательны.

— Какая же она… офигенская. — Прошептал парень и сделал шаг вперёд.

Не прерывая танец и пение, красавица поманила пальцем Славку и ободряюще улыбнулась. Затем отбросила волосы, нежно провела руками по груди. Не прекращая напевать, отправила руки вниз, к животу, затем погладила бёдра. Юноша почувствовал, как кровь ударила в голову и не только. От дикого желания перед глазами замельтешили красные пятна.

Марина не сразу поняла, что происходит. Она замешкалась, пытаясь понять, на что же они наткнулись — существо было омерзительным. Скрюченная костлявая фигура, отвисшие почти до колен высушенные груди, огромный дряблый живот. Голос, правда, был завораживающе красив, да волосы, блестящие и густые, совершенно не вязались с остальным.

Пока Сычкова соображала, что делать дальше, уродина поманила скрюченным пальцем Славку, улыбнулась, явив миру гнилые зубы, и Коваль пошёл к ней, словно кролик к удаву.

— Славка, стой!

— Тихо, самка. Не мешай. — Прошипело создание, взмахнуло рукой, и Марина на мгновение ощутила дикое желание прилечь на травку и поспать.

— Ага, счаз! — Рявкнула девушка, помотала головой, и желание вздремнуть выветрилось, словно его и не было. — А ну, отвали! От него!

Страшилище удивлённо сделало шаг назад.

— Ведьма?! Ведьма! — Взвизгнула «красавица» и рассыпалась по земле весёлыми искорками.

* * *

— Сбежала она, получается. — Закончила Марина. — А Слава остался стоять, глядя вперёд стеклянными глазами. Я обрыдалась вся, пока в чувство его привела. Настроя идти в конюшню не было уже, решили на сегодня перенести.

— Понятно. — Вздохнула Антонина Николаевна. — Ты, хлопец, не стыдись, что на чары поддался. Судя по всему, наткнулись вы на зазовку. Она мужчин околдовывает, уводит подальше от людей и силу жизненную вытягивает, если можно так сказать. Редко кто до утра доживает. Но выживших она отпускает с миром. Правда, они её потом ищут, потому что радости больше ни в жизни, ни в бабах не видят. Большинство потом с собой кончают.

— А как они жизненную энергию вытягивают?

Старуха смутилась и грозно сказала:

— Малые вы ещё, такие вещи обсуждать. Главное, знайте, что человеческую ведьму только мелочь боится. Кто-нибудь посерьёзней, Маринка, раздавил бы тебя, как блоху, и не заметил.

Антонина встала и махнула рукой:

— Идите ужо, рассвет скоро. И никуда больше не влезайте. А ты, девка, приходи ко мне завтра, после обеда, я тебе дам почитать записи свои. У меня не колдовское, конечно, но пригодится.

— Спасибо, Антонина Николаевна, за помощь. Извините, что мы вот так, среди ночи.

— Чего уж там. — Махнула рукой пенсионерка. — Топайте давайте отседова, бестолковые.

Глава 52

Тёмно-вишнёвый микроавтобус остановился прямо у обочины. Из него выпорхнула Юлия, потянулась и сказала:

— Красотища какая…

— Угу. — Согласился Юрий, вылезший из машины с другой стороны.

Они с удовольствием рассматривали зелёный ковёр, кое-где разбавленный тонкими полосами — следами от колёс сельскохозяйственной техники. Ковёр устилал землю до самого горизонта, и только вдали виднелись маленькие, словно игрушечные, домики.

— Интересно, а что это за растение посажено?

Юра пожал плечами — какая, мол, разница.

— Рапс.

— Что, Фархадик?

— Рапс, говорю. — Фархад, водитель, из автомобиля не вышел — наслаждался видом через открытое окно. — Ты его пару недель назад не видела — ярко-жёлтое покрывало, очень красивое. И запах резкий, запоминающийся.

— Откуда ты всё знаешь, умник? — Юля подошла к задней двери, открыла дорожную сумку и достала из неё голубую блузку без рукавов и с очень глубоким вырезом.

— Книжки читаю. — Пожал плечами Фархад, надел солнцезащитные очки и утратил интерес к окружающему миру.

Шикова, не смущаясь коллег и проезжающих мимо машин, стащила с себя яркий полосатый топ и натянула блузку. Сменила удобные в дороге леггинсы на узкую серую юбку и взбила волосы.

Теперь на обочине вместо обычной невзрачной девушки стояла эффектная теледива с пронизывающим взглядом.

Юра включил видеокамеру и показал большой палец.

— Именно здесь, в этих мирных краях, родился один из самых жестоких сексуальных маньяков, Григорий Добрынин по прозвищу Семьянин. За несколько десятилетий он замучил более двадцати женщин и вовлёк в это жестокое безумие своих близких. Кем они были? Что ими двигало? И почему они погибли именно здесь, на малой родине Семьянина? Мы не знаем ответа. Но, возможно, в этом тихом месте ещё есть кто-то, кто помнит Григория молодым юношей. А может быть, найдём свидетелей пожара, в котором Добрыниных настигло возмездие.

Юра снова показал большой палец.

— Отлично. Фархад, сколько нам ехать осталось?

— Километров пять.

— Супер. Юрик, поснимай немного. — Юлия села в машину.

Юра недовольно поморщился — он прекрасно знал своё дело и работал на телевидении в два раза дольше Шикиной. Но спорить и убеждать журналистку, что он прекрасно обойдётся без подобных указаний, было лень.

Вскоре микроавтобус тронулся с места.

* * *

Когда пенсионерки пришли в магазин, продавщицы на месте не оказалось. Женщины никуда особо не спешили, поэтому с удовольствием принялись обсуждать последние новости, думая, что Света побежала в туалет.

Их беседу прервали какие-то подозрительные стоны в дальнем помещении. Бабульки всполошились — вдруг Свете плохо, и она там помирает? Баба Лена запричитала и поковыляла к двери первой.

— Нет! — Раздалось из комнаты. — Не заходите! Я сейчас!

— Светочка, у тебя всё добра? Можа, помочь?

— Нет! Нет! Две минуты! Не, за, ах, ходите!

Баба Лена и Семёновна переглянулись, синхронно пожали плечами и терпеливо устроились возле кассы.

Стоны стали тише, но тоньше и эмоциональней, к ним добавилось какое-то шуршание. Спустя три минуты у Екатерины Семёновны лопнуло терпение:

— Светка, итить твою! Сколько ждать можно?! — Екатерина Семёновна перегнулась через прилавок и попыталась понять, что творится в подсобке.

— Чего там? — Вытянула шею баба Лена.

— А кто её знает. Шебуршит.

Стоны закончились приглушённым, словно в подушку, криком, и секунд через тридцать продавщица выплыла в зал.

Выглядела она так, словно её только что пожевал и выплюнул бегемот. Растрёпанная причёска, пунцовое лицо, осоловелые глаза и глупейшая улыбка. И сарафан задом наперёд.

— Я там это… мышей гоняла. Обнаглели совсем, гадины. — Неестественно высоким голосом сказала Света.

— Ага. — Ошалело протянула Семёновна. До того, как захлопнулась дверь подсобки, пенсионерка заметила в полумраке тёмную фигуру, сверкнувшую огненными глазами.

Старушка торопливо засунула руку в карман. Железный ржавый гвоздь, на который специально для подруги Антонина наговорила охранно-предупреждающий заговор, оказался горячим, словно его только что обдали кипятком.

— Жирные, видать, мыши у тебя там, Светочка, — пробормотала Семёновна.

— Ой, не то слово! — Махнула рукой продавщица. Она постепенно приходила в себя.

— Светочка, а что это ты — похудела? — Баба Лена удивлённо глядела на постройневшую фигуру. — Или это у меня с глазами что-то? Ты три дня назад была такой красивой, пухлой, мягкой…

Света кокетливо поправила лямку сарафана:

— Ну, да. Скинула немного.

— Ай-яй-яй. — Покачала головой Екатерина Семёновна. — Вредно вот так быстро худеть, я по телевизору слышала.

— Тёть Кать, вредно толстой ходить, — отрезала продавщица, — так что вы хотели?

Разговор устремился к покупкам. Затарившись продуктами, пенсионерки вышли из магазина и уселись перед ним на лавочку, передохнуть.

— Видала?

— Ага. Помолодела прям. Надо было расспросить, что за диета такая, да внучке посоветовать. А то она после родов расплылась. Переживает. Пойду, спрошу.

— Сиди, дурында старая. Какая диета? — Прошипела Семёновна. — У неё там, за дверью, какая-то гадость пряталась.

— Да ты чё! — Всплеснула руками баба Лена.

— А ничё. — Семёновна кряхтя, поставила сумку на землю, наклонилась к уху собеседницы и зашептала:

— Ленка, ладно, мы. А молодым-то как жить? А если что-то похуже, чем в Подзелёнках будет? Частники, вон, магазины свои позакрывали, и фьють! Только сельпо и осталось. Бизьнесьмен этот, городской, из коттеджа, всю семью вывез, с вещами. А Колывановы? Тоже уехали, к родителям, за тридевять земель. И детей всех забрали. И Барсуковы, и Карповичи, и Цыганы. Епифанова, вон, к сыну в город укатила. У энтих деньги есть, жильё второе. А остальным куда податься? Надо как-то здесь жить учиться.

— Так а мы ж и живём. — Возразила баба Лена. — Трошки страшно, конечно, ну так батюшка объяснил всё — молитесь, заповеди соблюдайте. Тонька, опять же, много чаво рассказала. Я вот про домового поняла, что он кефир и грибы маринованные любит, так он мне и пыль вытирает, и дымоход чистит, и бульбу в подполе перебирает — гнилую направо, хорошую налево.

— Направо, налево. Эгоистка ты, Лена! А ну как Светку та тварюга совсем высушит? Ты что, на старости лет мозги растеряла, не поняла, чем девка в подсобке занималась? Да к ней же, натурально, волокита летает! Да ладно, Света. Она всегда на передок слабая была, ничего странного в том, что к ней по ентому делу нечистая сила стала захаживать. А если деток чьих нечистики в лес заманят или ещё чего похуже? Но тебе ж главное, что бульба на кучки разложена!

— Чего ты взъелась? — Обиделась баба Лена. — А что мы можем сделать? Вон, куча народу приехала — и учёные, и милиция. И без нас придумают, как всё исправить.

Екатерина Семёновна, в отличие от подруги, была не слишком высокого мнения о «понаехавших», поэтому презрительно поморщилась и сказала:

— Надо Тоньке звонить. Не может быть, чтобы мы не нашли способ людей обезопасить.

* * *

— О, смотрите. Опять. — Фархад прижал к глазам бинокль.

— Юрик, ты снимаешь? — Дрожащим от возбуждения голосом прошептала Юля.

— Угу.

Микроавтобус загнали прямо на кладбище. Конечно, не очень вежливо по отношению к усопшим, но другого способа остаться незамеченными не было. А так забор, вековые деревья и заросли сирени по периметру погоста прекрасно скрывали машину от бдительных сельчан и представителей власти.

Репортаж не получился. Совсем. Приветливые аборигены разговаривать о пожаре не хотели — как-то так получалось, что никто ничего не знал, не слышал, не видел. Владельцы агроусадьбы лишь скупо поведали, что пожарные не смогли установить источник возгорания, а о погибших постояльцах удалось выведать только то, что это были «интеллигентные, приятные туристы».

Кроме того, оказалось, что деревня, в которой родился Добрынин, когда-то находилась за рекой. Сейчас о посёлке ничего не напоминало — после чернобыльской катастрофы жители разъехались кто куда, потом деревню сровняли с землёй. Сейчас там шумело кукурузное поле, так что найти свидетелей юных лет Геннадия тоже не вышло.

Но зато группа заметила кое-что странное, пока металась по окрестностям, пытаясь поговорить хоть с кем-нибудь.

Проезд в деревню Подзелёнки оказался закрыт. На лесной грунтовке перед машиной внезапно вырос контрольно-пропускной пункт. Молоденькие милиционеры потребовали разрешение на въезд. Его, естественно, не оказалось. После невинного вопроса «а что, здесь режимный объект?» ребята занервничали и вызвали кого-то по рации. Этот кто-то оказался чином повыше. Человек честно и открыто объяснил журналистам из дружественной страны, что в деревне прорвало канализацию, нечистоты бьют фонтаном из-под земли и ручьями бегут по улицам.

Репортёры сделали вид, что поверили, развернули машину и уехали.

В Потаповке их уже ждали. Неизвестно откуда взявшиеся в маленькой деревушке сотрудники ГАИ остановили машину, проверили документы, и так же вежливо и приветливо, как и все здесь, поинтересовались, надолго ли журналисты в гости.

Шикова заверила, что на чуть-чуть. Даже, хлопая накрашенными ресницами, уточнила, что через часок они собираются в город, заселяться в гостиницу, а завтра, с утра пораньше, уезжают домой.

Гаишники пожелали хорошей дороги, а журналисты вновь подъехали к «Счастливому Буслу», всем своим видом демонстрируя желание взять интервью у владельцев.

Потоптавшись у служебной машины ещё несколько минут, инспектора ГАИ уехали.

— Вы бы не вынюхивали здесь. У нас с этим строго, вляпаетесь в неприятности. — Сходу заявила Елена, хозяйка агроусадьбы.

— Господи, да объясните, что у вас здесь происходит? — Взорвалась Юля. — Люди настороженные какие-то, все молчат, Красноселье милицией забито и людьми с военной выправкой! В Подзелёнках прорвало канализацию! Да никогда не поверю, что из-за этого блокпост установили!

Елена так ничего и не объяснила. Лишь предложила в самом деле уехать в город, а потом и в Москву, и быстренько вытолкала журналистов со двора.

Естественно, слушать провинциальную тётку никто не собирался. К тому же при выезде из Потаповки они увидели, как небольшой лесок у реки на несколько секунд скрылся за странным лиловым туманом.

— Вы видели?! — Газимов резко нажал на тормоз.

— Ого! — Многозначительно заявил оператор.

— Так, мальчики. Сдаётся мне, что-то мутят в братской республике. — Шикова почувствовала, что напала на сенсацию. Добрынин был мгновенно забыт.

— А ты права. Смотрите.

От леса в сторону Красноселья отъехало две машины — одна милицейская, другая — такой же микроавтобус, как и у съёмочной группы, только белый.

— Фархад, срочно, срочно прячься! Надо понаблюдать!

— Куда, женщина?! Тут одни поля да огороды!

— К кладбищу давай, а там разберёмся.

Глава 53

И вот сейчас они сидели в засаде. А точнее, лежали в кустарнике, который густо разросся вокруг кладбища. С места наблюдения были хорошо видны лес и дорога к Красноселью. За последний час лиловый туман появлялся несколько раз. Юра всё методично документировал с помощью камеры.

Пока ждали, обсудили несколько версий — от радиоактивного заражения до съёмок фантастического фильма.

Последнее отмели сразу. Как профессионалы, москвичи не могли не заметить отсутствия характерных для съёмочной площадки суеты и оборудования.

А радиационная версия отпала сама собой, когда через четверть часа к лесочку вернулись машины — Фархад, глянув в бинокль, заявил, что защитных костюмов нет ни у кого.

Юра флегматично снимал, как двум людям прикрепляют к поясам тросы. Один человек был увешан какими-то приборами, второй, более качкообразный, вооружился автоматом. Не задерживаясь, исследователи осторожно и неспешно зашли в лес.

Оставшиеся три человека понаблюдали, как, удлиняя трос, крутится ручка на лебёдке, и полезли в микроавтобус. Скорее всего, просто ждать.

— Я больше не могу. Фархадик, сиди, смотри. Если что, зови. Мы с Юркой запишем.

— Фархад, жди, Фархад сиди… Я тебе не собака. — Беззлобно сказал водитель и уставился в бинокль.

— Юрик, давай здесь.

— Не-а. — Покачал головой оператор.

— Блин горелый, ты прав. Могилы в кадр попадут. Давай тогда здесь. — Юля подошла к толстому дубу.

— Ну-у…

— Чего опять не так?

— Юра пожал плечами и включил камеру.

— Нет, ты скажи — в чём дело?

— Юлечка, Карпицкий намекает, что тебе стоит расчесаться и губки подкрасить. Целый день мотаемся.

— И точно. Я быстро. — Девушка полезла в машину наводить лоск.

В конце концов Юрий удовлетворённо кивнул, включил камеру и показал большой палец.

— Мы находимся в километре от места, в котором белорусские власти проводят таинственный эксперимент. Что это — испытание нового биологического оружия? Место высадки пришельцев? Или изучение опасного животного, появившегося здесь после Чернобыльской катастрофы?

Юля, увлёкшись, стала прохаживаться — ближайший памятник едва не попал в кадр. Юра помахал кулаком.

Шикова всё поняла, вернулась в начальную точку и закончила:

— Граница Российской Федерации совсем рядом. Чтобы не хотели скрыть соседи, жители России должны знать, грозит ли им опасность. И мы для вас это выясним.

Юра показал большой палец.

— Народ, что-то происходит. Юра, тащы камэру! — От волнения у Фархада прорезался акцент, который при обычных обстоятельствах был незаметен.

Бравые ребята у лесочка выскочили из машины и быстро завертели лебёдку, которая в итоге притащила лишь одного — того, что заходил в лес без оружия. Он не шевелился. Люди что-то стали бурно обсуждать — отголоски криков долетали даже до кладбища. То ли труп, то ли человека без сознания погрузили в микроавтобус, и машины уехали в Красноселье.

Второго даже не попытались найти или хотя бы дождаться.

— Хм. — Сказал Юра и прекратил съёмку.

— Что это было? — Спросила в пустоту Шикова. — Они так спокойно уехали! У них что, в том лесочке каждый день люди пропадают?

Девушка на четвереньках поползла из кустов в сторону машины.

— Ты куда? — Зашипел Газимов.

— Туда же, куда и вы. Пойдём в лес, только переоденусь в дорожное.

— Совсем дура, да? — Жалобно спросил Фархад. Карпицкий молча покрутил пальцем у виска.

— Слушайте, мальчики. Здесь что-то такое, такое… Я чувствую. Но нужно больше информации. Нужны факты. Неопровержимые. Так что хотите вы, или нет, но мы идём в лесок. Фархад, если трусишь, можешь остаться здесь.

Мужчина в ответ лишь презрительно фыркнул. Юра просто пополз за Шиковой.

* * *

Карпицкий к походу подготовился основательно — загрузил в рюкзак воду, еду, которая до этого спокойно лежала в переносном холодильнике, достал кое-что из аптечки и отправил к продуктам. Рюкзак повесил на плечи слабо сопротивляющемуся Газимову.

В дамскую сумочку Юра впихнул влажные салфетки, зачем-то бутылку с розжигом для костра и запасной аккумулятор для камеры.

Саму камеру положил в грязный заплечный мешок, который неизвестно сколько и зачем лежал под одним из задний сидений. Маленький топорик пристроил у себя на поясе.

— Брат, ты будто на войну собираешься. — Газимов, покорившись судьбе, подрегулировал лямки на рюкзаке под свой рост.

— Мы туристы. — Пробасил Юрий.

— Тогда ладно, может, ты и прав. Лучше сделать вид, что мы просто любители природы.

Сделали крюк, чтобы подойти к лесу со стороны реки — так было больше шансов, что их не заметят из Красноселья или Потаповки.

Первый сюрприз их ждал прямо на опушке — табличка со знаком радиационной опасности немного поубавила пыл журналистов.

— Да нет, не может быть. Мы же видели, что они сами безо всякой защиты в лес ходят. Юрик, доставай камеру.

Фархад отошёл в сторону, чтобы не лезть в кадр, прищурился и стал следить за окрестностями — не идёт ли кто.

— Как вы видите, белорусские власти поставили вокруг леса таблички, говорящие, что здесь повышенный уровень радиации. — Затараторила Юля, как только Карпицкий показал большой палец. — А ведь мы с вами несколько минут назад видели, что люди сюда приходят, не используя средств защиты. Так что всё это, — Шикова презрительно махнула рукой в сторону жёлто-чёрного знака, — абсолютное враньё. Но мы узнаем правду.

Подбежал Фархад. Он заметно нервничал:

— Нас увидели.

На огромной скорости прямо по полю в их сторону неслась милицейская машина.

— Мальчики, давайте в лес. Может, хоть немного времени выиграем. Юрочка, не выключай камеру.

* * *

В лесу лежал снег. Голые деревья молча смотрели на посетителей.

— Это как это? — Растерялся Фархад.

Юра обернулся, чтобы увидеть границу лета и зимы, но камера заскользила по густому подлеску, припорошенному снегом.

— Где поле? — Шёпотом сказала Юля. — Мы же меньше трёх метров прошли. А там сейчас деревья. И машины не слышно совсем.

— Может, здесь галлюциноген какой испытывают? — Фархад поёжился. — Холодно.

У Шиковой застучали зубы. Блузочка совершенно не спасала от минусовой температуры, как и балетки, которые уже успели насквозь промокнуть.

— Давайте назад. — Жалобно сказала женщина.

Компания попыталась пройти сквозь густой кустарник. Ничего не вышло. Определить, что за растение, было сложно из-за отсутствия листьев. К тому же на ветках лежали снежные шапки.

— Не может этого быть. Мы же здесь только что прошли! И где лето?! Эй! Помогите! — Заорала Шикова.

Фархад стал помогать ей в полный голос. Юра продолжал снимать.

— Чего кричите? — Раздался звонкий голос.

— Кто здесь?

— Ну, я. — Ответил мальчик лет десяти. В отличие от журналистов, он был одет по погоде: жёлто-синий пуховик, серая вязаная шапка с помпоном, перчатки, джинсы и ботинки с меховой оторочкой.

— Мальчик, ты кто? — Удивился за всех Газимов.

— Я? Владик Изотов. — Мальчишка с интересом уставился на камеру. — Дядя, а это у вас что?

— Видеокамера. — Пробасил Юра.

— Класс. А можно посмотреть? — Парнишка сделал шаг вперёд.

— Так! Стой на месте! Объясни, что ты здесь делаешь, почему зима и что вообще происходит? — Грозно спросила Шикова.

Мальчик отшатнулся.

— Тише, женщина. Не пугай человека, — ласково сказал Газимов, — сынок, не обращай на неё внимания, она просто замёрзла, вот и злится.

— Так надо одеваться тепло. — Шмыгнул носом Владик.

— Ответь на мои вопросы, малыш и извини, что напугала. — Натянуто улыбнулась Шикова.

— Ладно. Ну… отчим меня сюда привез, сказал, что здесь будет ждать дядечка. Он хороший, и если я буду делать всё, что он попросит, то нашей семье подарят деньги на новую машину. Зима, ну, потому что зима, — пожал плечами парнишка и виновато улыбнулся.

— Так ты здесь не один? А где этот дядечка? Или он ещё не приехал?

Улыбка сползла с лица Владика. Он растерянно потёр лоб, и пробормотал:

— Не знаю. Не помню. Вроде был…

Мальчик завертелся, пытаясь понять, один он или нет.

— Ты снимаешь? — Одними губами спросила белая, как лежащий вокруг снег, Юля.

Юра не ответил. Камера заплясала у него в руках, но он мужественно продолжил работу.

Владик Изотов со спины был покрыт какими-то бурыми пятнами. Сквозь разорванные штаны виднелись кровавые раны.

Глава 54

— Владичка, ты испачкался. — Елейным голосом проговорил Фархад. — Иди сюда, я тебя отряхну.

Мальчик попытался извернуться, чтобы увидеть, что творится на спине, но ничего не вышло. Тогда он подошёл к журналистам.

Юля даже присела, чтобы получше рассмотреть следы от укусов и сигаретные ожоги.

— Сынок, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. — Удивился мальчишка и обернулся.

Детское лицо представляло собой сплошной кровоподтёк. В груди зияла сквозная дыра, сквозь неё была видна поляна.

Закричали все. В том числе и паренёк. Он так испугался странных взрослых, что упал в сугроб.

— Влад, — заговорил Фархад, — успокойся, пожалуйста. Просто скажи — этот уро… э-э-э, дядечка. Что он с тобой сделал?

Изуродованный мальчик покачал головой:

— Не помню. Помню только, что он развёл костёр и налил компота. Сказал, чтобы согреться. Он и вправду, был как будто горячий — сразу стало тепло, и голова закружилась.

Юра всё же не выдержал. Он аккуратно опустил камеру на землю, трясущимися руками достал сигареты и закурил.

— Владичка, скажи, а где вы живёте? Где найти твоего отчима? — Шикова наконец-то поняла, в чём дело, и очень хотела посмотреть в глаза человеку, продавшему пасынка убийце.

— Как где? Тут рядышком, десять минут ехать. В Ленинграде. Ой! — Спохватился парнишка. — Теперь Санкт-Петербург говорить надо, я не привык ещё.

— Двадцать лет уже, и не привык…

— Чего?

— Ничего, сынок, посиди пока, нам поговорить надо. — Деревянно улыбнулся Газимов.

— Хорошо.

— Так, я всё понял. — Зашептал Фархад, не обращая внимания на слёзы, безостановочно текущие из глаз ведущей. — Это — призрак, или дух, или что-то подобное. Пацанёнка какая-то сволочь замучила и убила больше двадцати лет назад. Только не могу понять, почему он говорит, что до Питера десять минут езды.

— Неважно это — сквозь слёзы простонала Юля. — Надо как-то ему помочь!

Беседу прервал дикий крик:

— Дядя Сеня, не надо! Не надо! Я никому ничего не скажу, честно! Пожалуйста!

Съёмочная группа обернулась.

Рядом с мальчиком полыхал костёр и мельтешила какая-то тень. Владик уже ничего не говорил, только плакал и кричал. Крик перешёл в хрип, голова отделилась от тела, и тень, на миг превратившись в рыхлого толстяка, бросила голову в костёр. Когда вслед за головой в огонь отправилось тело, окружающий мир подёрнулся лиловой дымкой и неуловимо изменился.

Щебетали птицы, вековые деревья шумели зелёными кронами. Полянка, которой ещё секунду назад не было, выглядела вполне мирно — цветочки, бабочки, и ни одного намёка на мальчишку, костёр и зиму.

— Что-то мне нехорошо. — Покачнулась Юля и села на землю.

Юра подобрал камеру. Она исправно работала.

Фархад достал из рюкзака бутылку воды и сделал несколько жадных глотков.

— Юрочка, записываем.

Карпицкий поднял большой палец.

— Дорогие зрители. — Не глядя в объектив, тихим голосом сказала девушка. — То, что мы сейчас видели, не поддаётся никакому логическому объяснению.

Юля медленно встала и окрепшим голосом продолжила:

— Уже неважно — проводят белорусские власти какой-нибудь эксперимент или скрывают экологическую катастрофу. Ясно одно — раз камера зафиксировала всё то, что здесь произошло, значит, мы не были жертвами групповой галлюцинации. И по возвращении домой я сделаю всё, чтобы узнать, пропал ли мальчик в серой шапке много лет назад в окрестностях Санкт-Петербурга. И, если да, обязательно призову к ответу его родителей.

— Браво! — На другом краю полянки, прислонившись к дубу, стояло существо и восторженно хлопало.

Юля взвизгнула и спряталась за спину Газимова. Карпицкий хладнокровно снимал нового собеседника.

— Прекрасная, прекрасная речь.

Спустя секунду свинорылый Чёрт непонятно как оказался рядом с журналистами.

— Уйди, шайтан! — Фархад расправил плечи и заслонил собой Шикову.

— Ого, шайтан. — Захрюкал Чёрт. — Давненько такого не слышал. Местные власти ваших ещё пока не приглашали, только христиан, иудеев, буддистов и сектантов каких-то. Но, думаю, скоро и до мусульман достучатся. Они ж не знают, что с нами делать. — Чёрт довольно захихикал.

— Что здесь происходит? — Пискнула из-за мужской спины Шикова. — И что это был за мальчик?

— Мальчик — ерунда. — Махнул лохматой лапой Чёрт. — Знаешь, сколько таких призраков по лесам да помойкам шляется? Здесь нет времени и пространства. Могли и на бразильского фантома наткнуться. Но, если ты, дорогуша, выполнишь своё обещание, и пацан будет отомщён, на одну мятущуюся душу станет меньше. Она даже нам не достанется.

— Кому это — нам? — Спросил из-за объектива Юра.

— Ну, нам. — Широким жестом существо показало на лес вокруг.

— А это что — эксперимент на государственном уровне?

Чёрт опять захрюкал:

— Никоим образом. Это наш эксперимент, и вполне удачный.

— Во имя Аллаха, изыди! — Внезапно ожил Фархад и замахнулся кулаком на собеседника.

— Ишь ты, изыди. Не подействует, ты ж атеист. — Презрительно фыркнул Чёрт. Газимов так и остался стоять, с поднятым кулаком и перекошенным лицом.

— Фархадик? Фархадик, ты что! — Затормошила водителя Юля. Мужчина остался стоять столбом. — Что тебе от нас надо?!

— Мне? Ничего. Совершенно. Это вы полезли, куда не следовало. Ещё и снимаете. А разрешение у вас есть? — Вдруг совершенно серьёзно спросил нечистый.

— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твоё, ибо, ибо…

— Забыл? — С искренним сочувствием спросил Чёрт у Карпицкого. — Ну, не переживай. Дома подучишь. Вы же хотите домой живыми и здоровыми добраться?

Ему никто не ответил.

— Ладно, раз вы такие добрые, мальчика пожалели, отпускаю с миром. Только камеру заберу. — Козлоногий протянул лапы к аппаратуре. Карпицкий прижал видеокамеру к груди и сделал шаг назад.

— Юра, не дури, отдай! — Зашипела Юля.

Юрий отрицательно замотал головой.

Чёрт опять захихикал:

— Ладно, я пошутил. Давно не был в центре внимания. Интервью, радостные погони с вилами и факелами, м-м-м… Эх, было времечко. Так и быть. Идите и несите информацию в массы. И истерика своего забирайте.

Нечистик щёлкнул лохматыми пальцами. Фархад моргнул раз, другой, медленно опустил руку и разжал кулак.

— А куда идти-то? — Не веря удаче, спросила Шикова.

— Да назад. Кусты я уберу. А хотя нет. — Перебил сам себя Чёрт. — Там вас местные органы правопорядка ожидают. Идите вперёд. Полянку перейдёте, и всё.

— Спасибо. — Юра пошёл первым, словно боясь, что существо передумает. За ним поспешили остальные.

— А машинку я у вас реквизирую. За моё человеколюбие и добродушие плата! — Крикнул вдогонку нечистик.

Журналисты обернулись. Поляна была пуста.

— Шайтан. — С ненавистью прошипел Газимов.

— Так куда нам теперь? — Растерянно завертелась Юля.

— Вперёд. — Пробурчал Карпицкий и подал пример.

Лес впереди вновь подёрнулся дымкой, а затем в нос ударил знакомый и такой родной запах. Асфальт и бензин, дым, пластик… Свозь эту убойную смесь едва пробивался тонкий аромат цветов и трав.

А ещё тяжёлый, плотный гул. Он казался неотъемлемой частью запаха.

— Где это мы? — Шикова таращилась на аккуратную дорожку, выложенную тротуарной плиткой.

— Голову подними. — Спокойно сказал Фархад.

Девушка послушалась. В нескольких сотнях метров от дорожки возвышалась стеклянная постройка.

— Это что? Оранжерея?!

Мимо, радостно смеясь, пронеслись девочки на гироскутерах.

— Мы в Ботаническом саду. Нас эта свиномордая тварюга в Москву переправила.

Юра молча засунул камеру в заплечный мешок и двинулся по окультуренной тропинке. Юлия и Фархад решили не отставать.

* * *

— Ты зачем их отпустил?

— Господин, великодушно прошу прощения, но это для нашего дела.

— Что ты там бормочешь, смерд?

— Это всего лишь распространители информации, господин. Пусть идут. Ещё немного, и наш план начнёт действовать, как должно. И никто не сможет помешать.

— Мой план, хочешь сказать.

— Пусть твой, но цель общая, благородная, господин. Великая, правильная, нужная цель.

— Хорошо. Делай, как считаешь нужным.

«Может, если появится огласка, людишки зашевелятся и остановят это безумие. Не мне же шкурой рисковать». — Подумал Чёрт, когда Хозяин разорвал мысленную связь. — «К тому же я поимел неплохую машину. Транспорт всегда пригодится».

Глава 55

Сергей Игнатьевич выскочил из дома сразу после звонка, даже не переодевался. Старые спортивные штаны и футболка с патриотичной надписью были заляпаны машинным маслом — когда позвонили из сельсовета, председатель как раз чистил ружьё. На охоту он не ходил давно, но взносы платил регулярно, так что всё ещё числился членом охотничьего клуба. После того как тёща накануне встретила в хлеву лохматое и чумазое существо, чесавшее довольную свинью за ухом, мужчина решил, что оружие стоит держать в рабочем состоянии.

У калитки ждал сопровождающий — молодой участковый.

— Здравствуй, Олег. Ну, что там?

Инспектор вздохнул и быстрым шагом направился к конторе:

— Расследуют.

— А от меня чего хотят? — Еле поспевал за молодым милиционером председатель.

— Не знаю, Сергей Игнатьевич, честно. Просто вызвали, сказали встретить, чтобы с вами по дороге ничего не случилось.

— Спасибо, что пришёл. — Искренне поблагодарил Игнатьевич. Сам он давно после наступления темноты не выходил даже во двор, справляя нужду в ведро, стоявшее в сенях.

Добрались быстро. На первом этаже, в небольшом холле, теперь находился штаб.

Сергея Игнатьевича ждали. Поджарый человек, ужасно похожий на Чёрта под личиной гэбиста, поманил председателя к столу, заставленному ноутбуками.

— Сергей Игнатьевич, — спокойно сказал человек, — извините, что мы вас поздно вечером выдернули, но дело срочное. Мы кое-что заметили необычное. Можете помочь разобраться.

Председатель почувствовал, как в груди разжалась пружина. Он старательно выбросил из головы ту страшную неделю допросов — очень боялся, что такое снова может повториться.

— Конечно, помогу, Владимир Казимирович, а как же. Для того здесь и есть я. Само собой.

— Вот и замечательно. Посмотрите, пожалуйста, запись. — Гэбист нажал на кнопку.

Было ощущение, что оператор прицепил видеокамеру к голове — в кадр периодически попадали две свободные руки. Может, такой способ съёмки уже давно в ходу, но Сергей Игнатьевич не интересовался техническими новинками. Подивившись про себя прогрессу, мужчина сосредоточился на картинке.

Съёмка проходила в лесу. Когда одно из деревьев вдруг выдрало собственные корни из земли и величаво потопало куда-то в чащу, Игнатьевич понял, что лес тот самый. Придвинул стул, сел и стал смотреть гораздо внимательней.

Неизвестный оператор не испугался шагающей сосны. Даже наоборот, обрадовался. Что-то удовлетворённо пробормотал, выудил откуда-то странный прибор, напомнивший дозиметр, и направил его в сторону хвойного шатуна. Приборчик защёлкал, зачмокал, захрюкал, а потом выдал четырёхзначную цифру.

— Три тысячи пятьсот тридцать шесть, замечательно. — Неожиданно басом сказал кто-то за кадром, скорее всего, оператор.

Что значили эти цифры, и почему исследователь был им так рад, председатель не понял.

Человек двинулся за деревом. То ли оно снова вросло в землю, то ли просто исчезло, но прибор резко сбросил показания до нуля.

А затем на грани слышимости раздалось многоголосое пение. Оператор завертел головой и замахал «дозиметром».

— О, на север. — Удовлетворённо сказал он, когда приборчик слабо пискнул. — Гарбузович, двинулись!

В кадре появился человек — крупный, в форме и с оружием. К его поясу крепился страховочный трос, конец которого терялся среди деревьев и кустарников.

— Господин Урядов, у нас чёткие инструкции, да и время поджимает, скоро назад. Вы же не хотите, чтобы нас, как прошлый раз, выдёргивали? Я вот не желаю опять мордой по земле волочиться.

— Спокойно. Мы успеем. Судя по показаниям, здесь недалеко.

Сразу стало ясно, кто в тандеме главный — человек с оружием недовольно поморщился, но послушался.

Прибор щёлкал всё время, пока эти двое шли по лесу. Периодически в кадре появлялось устройство, Урядов каждый раз довольно хмыкал — цифра давно перевалила за шестизначные значения и продолжала расти.

Мелодия становилось всё громче. В какой-то миг деревья кончились, и исследователи оказались на краю поляны, в центре которой женщины водили хоровод и очень слаженно пели.

— Их двадцать одна. — Тихонько подсказал гэбист, когда увидел, что Игнатьевич шевелит губами, пытаясь сосчитать хористок.

Певицы выглядели очень колоритно — все в белых полотняных длинных рубахах, с распущенными волосами. В центре хоровода клубилось что-то тёмное.

— Урядов, пойдём отсюда. — Дрожащим голосом сказал Гарбузович. — Богом тебя прошу, пойдём.

— Тихо! Услышат!

Песня прервалась, женщины разом обернулись и уставились на гостей пустыми глазницами.

Гарбузович не выдержал и дал очередь по существам, не причинив им, однако, никакого вреда. Но певуньи занервничали, взлетели и суетливо закружились в паре метров от земли.

— Гарбузович, оставить! Что ты делаешь, идиот?! — Зашипел оператор.

Но мужчина не слушал. Он снова нажал на курок.

В этот раз он попал одной из «женщин» в голову, и она, картинно взмахнув руками, рухнула на землю.

Существа заверещали и одновременно рванули к человеку с автоматом.

Урядов развернулся и побежал прочь. На заднем плане прозвучали выстрелы, полный боли крик, и всё стихло. Оператор бежал, и камера дико скакала, превращая видеоряд в размытые цветные пятна. Затем исследователь, видимо, упал, потому что пятна приобрели чёткость, на миг превратились в робкую лесную травку, которая быстро приблизилась к объективу. На этом видео закончилось.

— Думаю, вы поняли, зачем мы вас позвали?

Сергей Игнатьевич кивнул, привычно потянулся к нагрудному карману, но на футболке его не оказалось. Взявшись за грудь с левой стороны, он устало сказал:

— Понял. Да, это они. Я всех не рассмотрел, но тех, что успел, узнал. Это женщины из Подзелёнок.

— Давайте посмотрим ещё раз, если хотите.

— Нет-нет! — Торопливо сказал председатель. — Не смогу я это второй раз смотреть, извините. Это точно они.

Человек молчал, раздумывая. Игнатьевич старался дышать глубоко и медленно, стараясь унять боль в сердце.

— Вы точно уверены?

— Точно. Это они. Зуб даю.

— Ладно, не буду вас мучить. — Принял решение представитель закона. — В принципе, мы и так это знали, сличили по документам. Но, сами понимаете — они выглядят гораздо младше паспортных фотографий, поэтому нужен был кто-то, кто знал их лично. Спасибо за сотрудничество.

Игнатьевич устало махнул свободной рукой — мол, никаких проблем, обращайтесь, если что, и поморщился.

— Подпишите вот здесь, здесь, и здесь. И не забывайте — не стоит распространяться об увиденном.

За последние две недели председатель таких бумажек подписал уже штук двадцать, поэтому подмахнул не глядя.

Лейтенант Буревич вас проводит. Сейчас я его вызову.

— Скажите, э-э-э, товарищ. А что с теми, кто вёл съёмку?

Гэбист помолчал, но, видимо, решил, что председатель заслуживает узнать финал:

— Гарбузовича мы не нашли. А Урядов погиб, его тело мы вытащили.

— Тоже убили? Эти, подзелёнковские?

— Нет. Он, видимо, бежал в панике, не разбирая дороги. Споткнулся, разбил голову.

Когда председатель ушёл, в здание влетел запыхавшийся солдат:

— Нет их. Сбежали в Объект и как в воду канули. И машина их с кладбища исчезла — там дежурил Кучкин, он клянётся, что не отлучался никуда. Один раз мошка в глаз попала, проморгался — автомобиля нет. И звука двигателя не слышал. Так что не могли они на нём укатить.

— Свободен.

«Не нравится это мне. Журналисты, чтоб их чёрт забрал. Не хватало ещё мировой огласки».

Человек подумал, а потом взял в руки телефон. Стоило об инциденте с корреспондентами сообщить вышестоящим.

* * *

Татьяна Петровна, можно? — В кабинет заглянула Екатерина Семёновна.

— Конечно, проходите. Что у вас — опять давление шалит?

— Да не. — Махнула рукой старушка. — Мы к тебе по делу.

Дверь распахнулась, и удивлённая девушка увидела целую делегацию пенсионерок: Екатерину Семёновну, Антонину Николаевну, Бабу Лену, ещё четырёх пожилых жительниц Красноселья, одну из Яблоневки и двух из Потаповки.

— Здравствуйте, — удивлённо пискнула фельдшер, встала из-за стола и сделала шаг назад.

— Ты чего, девка? Мы ж тебя не бить пришли. — Захихикала баба Лена. — Сказано же — по делу.

— И по какому? Да вы присаживайтесь. — Показала Татьяна на кушетку, покрытую клеёнкой.

Николаевна и сухонькая потаповская старушка, имени которой Таня не помнила, присели.

Женщины молчали, поглядывая друг на друга. Никто не хотел говорить первым. Поэтому фельдшер взяла инициативу в свои руки:

— Так. Екатерина Семёновна. Что случилось?

Оратор был определён. Пенсионерка затараторила:

— Мы тут хотим один ритуал провести. Он очень трудный. Нужна твоя помощь.

— Моя?! — Поразилась девушка.

— Ну, не только твоя. Почти все жэнщчыны должны участвовать.

— А что за ритуал?

— Защитный. — Вступила в беседу Николаевна. — Я, правда, не совсем уверена, что он от нечисти — бабка моя его подписала «Помощь от всякого лиха».

— Не слухай Тоньку. — Перебила Семёновна. — Она нам вчера говорила, что очень похоже как раз на все заговоры, что от нечистиков помогают. Только, как это…

— Хлебальней. — Подсказала Баба Лена.

— Глобальней! Эх, Ленка, молчи уж, раз не знаешь! Так вот. Это нам и надо. К тому же другого варианта нетути, на власти надежды нет, а жить хочется.

— Окей. Так что я должна делать?

— Смотри, девка. — Николаевна вновь взяла слово. — Ритуал простой, как драник. Вокруг места, которое надо защитить — хаты, или всей деревни, старые бабы тянут плуг. Замужние бездетные, как ты, плуг ведут. Ззаду идут незамужние младше восемнадцати, читают заговор. Рожавшие следят, чтобы мужики не мешались и не подглядывали.

Мысленно Таня быстро разложила роли с точки зрения функционирования репродуктивной системы: вместо лошадей — женщины после климакса; вместо пахаря — ведущие половую жизнь, но бездетные; читающие текст — юные девушки, только вступившие в половое созревание; контролирующие процесс — зрелые, в самом расцвете сил.

— Мы хотим опахать Яблоневку, Красноселье, Потаповку и дороги между ними. Получается, по кругу если идти, километров тридцать, мы за один раз всё равно не успеем — надо начать с закатом и закончить с рассветом. Но за три-четыре ночи управимся.

— Вы с ума сошли? — Забыла о вежливости Таня. — Ладно, я, молодая, и то, сомневаюсь, что смогу пешком тридцать километров пройти, за плугом тем более. А вы? В паспорт давно заглядывали?

Старушки обиженно засопели.

— Извините. — Смутилась фельдшер. — Не хотела вас обидеть.

— Таня Петровна, мы, конечно, старые, но не дуры. Три перед плугом, одна за ним, меняться будем каждые пять километров. Так что не надо тут. Панику разводить. — Фыркнула одна из потаповских.

— Допустим, пять километров я выдержу. Но ведь сейчас жара какая стоит!

— Так ночью пахать будем! И голышом! Так что не упреем, — умоляюще сказала баба Лена.

— Молодёжь нынче хилая пошла. Оно и понятно, почему отказывается. Ещё упадёт за плугом-то, гляди, малохольная какая — худая, мелкая. Ясное дело — она ж городская. Может, без неё справимся? — Громко зашептала одна из пенсионерок Семёновной на ухо.

Тане стало обидно.

— Я согласна. — Резко сказала она.

Глава 56

Первый раз в жизни глаза разъедал пот. Тело облепили счастливые комары, но Татьяна их не замечала. Где-то между Красносельем и Потаповкой девушка наступила на осколок стекла, а потом об этом попросту забыла.

Оказалось, ставить защиту вокруг деревень — тяжёлая работа.

Пенсионерки, словно роботы, молча тащили плуг. Старческие спины белели в темноте, сутулые плечи синхронно покачивались из стороны в сторону. Сзади шла пухленькая восьмиклассница, Любочка Мамаева. Девочка испуганно таращилась в темноту, но не забывала читать заклинание.

— Як на небе шмат зорачак, так на зямлі шмат кветачак.

«Ещё час. Всего час. Один. Единица — это так мало!»

— А я выйду ў поле, нарву кветачак, а я выйду ў поле, пагляджу на зорачкі. А на злое ліха хай божанька глядзіць, а злое ліха хай божанька зрывае.

«Год назад скажи мне кто, что я буду таскать плуг, запряжённый старыми голыми тётками. Ночью. Для защиты деревни от нечисти. Да я бы на смех такого юмориста подняла!»

— Каб у нашых хатах дзеткі не баяліся, каб хлопцы з дзеўкамі на лаўках мілаваліся. Зараз будзем араць, Богу месца прыглядаць. Куды ён прыйдзе, адтуль ліха сыйдзе. Амінь.

Девчушка помолчала несколько секунд, а затем начала с самого начала:

— Як на небе шмат зорачак, так на зямлі шмат кветачак…

Мужики отнеслись с пониманием и закрылись сегодня в домах. Отец Сергий попытался было воспротивится «языческому» ритуалу, но женщины его отбрили: «Мы ж с Божьей помощью, какое язычество?!»

Батюшка махнул рукой. Он давно понял, что в стране «бытовое» православие настолько тесно переплелось с язычеством и католицизмом, что любой верующий человек из России, Польши или, например, Греции, пришёл бы в ужас.

— Ладно. Делайте, что хотите. Только попоститесь хотя бы день да помолитесь перед тем, как в плуг впрягаться.

— А то ж, батюшка! И попостимся, и в баньке попаримся, и плуг освятим, и кресты оденем. А кресты заговорим, чтобы уж наверняка.

Священник закатил глаза, но спорить не стал. А жене своей строго-настрого приказал не связываться с сельскими активистками.

«Как болит спина! Не понимаю, почему — я же вроде руками держу этот проклятый плуг. Хотя и руки тоже болят. И ноги».

С властями тоже договорились. Точнее, поставили перед фактом Сергея Игнатьевича, а он уже популярно объяснил органам правопорядка, что бабы — дуры, но им лучше не мешать — глупый обряд поможет спать спокойно как минимум, половине населения.

Председатель умолчал, что к этой половине он тоже относится.

Поскольку ночью никаких исследований не проводилось, под ногами женщины не путались, Владимир Казимирович пожал плечами, пробормотал что-то вроде «чем бы дитятко не тешилось» и дал добро.

— Бабоньки, а что это вы тут делаете? — Перед пахарями появилась Светлана Леонидовна, жительница Подзелёнок. — Сеете? Бульбу, что ли? А чего вдоль дороги?

Участницы обряда плотно сжали губы — посторонние разговоры вести нельзя было категорически.

— Ерундой занимаетесь. — Фыркнула Леонидовна. — Заканчивайте, инхфарктов только здесь не хватало.

Таня попыталась утереть пот со лба, но ничего не вышло — рука тоже была потная, да ещё вдобавок и грязная. Захотелось последовать совету Леонидовны, бросить всё и не позориться.

И тут фельдшер вспомнила. Ей стало страшно. А старушки, видимо, и не забывали, потому что синхронно замахнулись на потустороннюю гостью.

Той хамство не понравилось. Она заверещала, за секунду поменяв обличье. Седые редкие волосы стали густыми, чёрными, длинными, на лице разгладились морщины, а обычная старушечья одежда превратилась в длинную свободную полотняную рубаху.

— Алка! Давай! — Закричала баба Лена, когда увидела, что со стороны кладбища по небу в их сторону несутся такие же простоволосые и визжащие существа.

Таня с трудом заставила себя стоять на месте. Пенсионерки, кстати, тоже порядком струхнувшие, верёвки с себя сбросить не пытались.

Печкина замешкалась, но потом взяла себя в руки. Она вытащила из кармана пластиковую бутылку со святой водой и плеснула на «Леонидовну». Пока та отплёвывалась, женщина быстро начертила защитный круг, заключив в него всех односельчанок.

Подлетели остальные. Существа стали клекотать, словно птицы, и суматошно летать вокруг.

— Девки, — прошипела «Леонидовна», — бросайте. Идите домой, мы ничего вам не сделаем. Вы не понимаете, во что вмешиваетесь.

— Это вы вмешиваетесь, куда не следовает! — Рявкнула баба Лена. — Ещё мертвяки нам указывать будут!

— Женщины-птицы хором засмеялись.

— Мы не мертвяки, глупая. Посмотри на себя — ещё два года, и ты умрёшь. А мы будем жить вечно.

— Нечистой силой?! Да лучше сдохнуть! — Возмутилась одна из потаповских пенсионерок.

— Это ты сейчас так говоришь. Не мешайте нам. Сами потом спасибо скажете.

Разговор закончился. Нечисть снова заклекотала и стала пробовать на прочность защитный круг. В страхе Татьяна наблюдала, как невидимая стена реагирует на прикосновения яркими вспышками. Каждая новая вспышка была слабей предыдущей. Девушка поняла, что защиты надолго не хватит.

Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Марина Сычкова и Антонина Николаевна, единственные одетые женщины, участвовавшие в ритуале, не прибежали на шум со своего наблюдательного пункта — с окраины Потаповки. Молодая девушка подоспела первой, сходу что-то крикнула, одну руку воздела к небу, а второй крепко сжала какой-то кулон, висевший на шее. Глаза её засветились зелёным.

— Ведьма! — Взвизгнула одна из подзелёнковских, существа забыли о защитном круге и с гневным клёкотом закружились над головой Марины.

— Маня, давай, я подсоблю! — Закричала запыхавшаяся Николаевна.

Девушка закрыла глаза и запрокинула голову.

Что случилось потом, Татьяна не совсем поняла. Вокруг Сычковой заполыхал сам воздух, что-то гортанно прокричала Антонина, и зелёный огонь жадно набросился на летающих тварей. Дикий многоголосый визг резко оборвался. Через несколько секунд воцарилась мёртвая тишина. Вместо летающих женщин ночной ветерок гонял по земле белый пепел.

— Тонька, чтоб тебя разорвало, что это было?

Марина сидела на земле, судорожно сжимая свой кулон. Из носа у неё текла струйка крови.

— Если кому скажете про девку, прокляну. Все поняли? — Грозно сказала Антонина Николаевна. — И в следующий раз молчите, даже если на куски рвать будут. Только заклинательница вслух говорит, вам ясно?! Вся работа псу под хвост. Севодни не успеем уже, рассвет скоро. Завтра перепахивать этот кусок придётся.

Знахарка склонилась над Сычковой:

— Давай, хорошая моя, скушай шоколадку. Вот, умница.

Навзрыд рыдала Любочка. Алла подошла к девочке, прижала к груди и стала гладить по голове.

«Какое счастье, что на сегодня всё. Может, завтра легче будет? Жалко, что Марина расшифровалась. Теперь девчонку будут обсуждать все, кому не лень. Бедная».

* * *

Несчастная восьмиклассница до сих пор оглядывалась и испуганно жалась к Алле. Женщина крепко держала девочку за руку и успокаивала забористым матом. Выходило на удивление ласково. Таня первый раз в жизни слышала, чтобы так нежно матерились и даже заслушалась.

А Печкина обещала Любочке, что ни одна потусторонняя сволочь больше к ним не сунется, и что они обязательно её проводят, да не до забора, а до двери дома, и не уйдут, пока не передадут на руки родителям.

Хвалила за выдержку, за ответственность и храбрость, даже заявила, что «фельдшерица больше тебя испугалась».

«Фельдшерица» подхватила — да-да, мол, жутко испугалась, чуть в обморок не упала, а ты молодец.

Девчонка повеселела. А Татьяна вновь стала считать пройденные метры.

Предусмотрительно оставленная возле Потаповки одежда оказалась кстати — комары больше не могли наслаждаться обнажёнными «кормушками» и возмущённо звенели над головами.

На велосипед сесть Таня не смогла — всё тело ныло и болело. Но зато он прекрасно сыграл роль подпорки, и девушка сейчас шла только благодаря тому, что держалась за руль.

— Ты это, Танюха Петровна, того бы… легла спать отдельно от мужика своего. — Алла шла вполне бодренько. Что неудивительно — к плугу женщина не притрагивалась, всё её участие в ритуале вылилось в лёгкую ночную прогулку. Если не считать общения с нечистью, конечно.

— А почему?

Печкина сделала большие глаза, кивнула в сторону девчонки и неестественным голосом сказала:

— Николаевна говорила про побочный эффект, ты разве не слышала?

— А, вы про это. — Слабо улыбнулась фельдшер. — Нормально всё будет.

— А что за побочный эффект? — Спросила девочка.

— Да так. — Отмахнулась Алла. — Во сне можно мужа придушить.

На самом деле эффект был совсем другой, но юной девушке знать это было не обязательно.

Николаевна предупредила, что после ритуала возможен всплеск плодородия. Во всех смыслах. И порекомендовала что-нибудь посеять в огороде, но мужчин до себя не допускать, если в ближайшее время не планируется зачатие потомков.

Бондаренко детей в ближайшие лет пять заводить не собирались, поэтому активно предохранялись. Так что Таню побочный эффект не волновал.

О, твой маячит у калитки. — Глазастая Алла заметила Макса, топтавшегося у дома девочки. — Привет, вучитель! — Помахала рукой Печкина.

Сдали ребёнка изнервничавшейся матери и довели Аллу до дома. На востоке начало светлеть небо.

— Я тебе там воды нагрел в выварке. И бочку притащил в сени.

— Макс, ты самый лучший! Это как раз то, что мне сейчас надо!

* * *

Посвежевшая Татьяна, завернувшись в полотенце, вошла в кухню, достала из аптечки перекись, йод и пластырь, села на табуретку и обработала порез на пятке.

«Как мне завтрашнюю ночь пережить?! Не представляю. Решено. Плюну на работу и в амбулаторке днём спать завалюсь».

Вернув аптечку на место, девушка пошла в комнату.

Макс общался по скайпу:

— Ты пойми, у нас ваши каналы идут «просеянными». Даже выпуски новостей фильтруются — «неинтересные», «нехорошие» и прочие неудобные сюжеты попросту вырезаются. Так что здесь тишина.

Кто-то приятным баритоном ответил:

— Ты тогда поищи в инете. У нас дня два все пальцем у виска крутили, а потом понеслось — волна сообщений о чертовщине от людей, большей частью адекватных с виду, что как бы намекает. Эксперты какие-то повылезали с авторитетными мнениями, ток-шоу, газеты, новостные порталы, форумы — люди обсуждают и ваше Приречье, и всю ту муть, что творится за границами Беларуси. Вон, под Брянском целое кладбище поднялось. Мертвецы разной степени гниловатости гуляют по ближайшим улицам, никого не трогают, с рассветом в могилы возвращаются. Ищи в сети, горожане с разных ракурсов наснимали чуть ли не сотню видео. В Польше аж до Варшавы добралось — все мосты через Вислу обрушились, кто-то из воды жутким голосом плату за ремонт требует. Добрынина на всю страну рассказала, как на самом деле сгорели маньяки, но на фоне других случаев её рассказ кажется ерундой. Я думал, вы знаете.

— Мы-то знаем, в эпицентре живём, но остальные, боюсь, не в курсе.

— Я не понимаю, почему ваши люди молчат?!

— Здравствуйте, Егор. Приятно вас видеть. — Наклонилась к камере Таня.

Бородатый лысый мужчина с той стороны монитора расплылся в улыбке:

— Здравствуйте, Танечка! Я тоже очень рад. Мы вас не разбудили своими беседами?

— Нет, я ещё не ложилась. Ну, не буду мешать. — Таня ушла из кадра, забралась с ногами на диван, стоявший рядом с компьютерным столом, и стала слушать мужской разговор.

— Кухарь, ты же читал моё письмо. Помнишь объявление? Про криминогенную обстановку? Поэтому и молчат.

— Всё равно не понимаю. Ну, рекомендовали вам молчать в тряпочку. И что, все сразу послушались?

Бондаренко помотал головой:

— Ну, не совсем так. Я бы рассказал, но, во-первых, подставлю ребят своих, во-вторых, все мои откровения могут закончиться психушкой. Кто-то мыслит так же. А остальные…

Макс беспомощно посмотрел на жену, та пожала плечами.

— Егор. — Бондаренко вздохнул. — Я даже не представляю, как тебе это объяснить. Самое интересное, если бы ты пожил здесь пару лет, то даже не задавал бы такой вопрос. Просто поверь — рекомендации простыми людьми у нас всегда выполняются. Даже если очень не хочется. Это только называется так красиво — «рекомендации». Смысл совсем другой.

— Ваша пресловутая терпимость и толерантность. — Удовлетворённо кивнул собеседник.

Максим человека разубеждать не стал, лишь неопределённо повёл плечом.

— Давай так. — Предложил Кухарь. — Ты поищи видосы, записи ток-шоу, опять же. А завтра свяжемся. Надо обсудить, что-то придумать, людей поднять…

— Вставай, страна огромная, — пробормотал Макс себе под нос, виновато улыбнулся и сказал чуть громче, — хорошо, договорились.

Бондаренко был уверен, что все планы и предложения Егора, человека, наблюдающего за происходящим со стороны, окажутся бесполезными, но не хотел обижать новоприобретённого друга.

Глава 57

Экзамены прошли тихо, можно сказать, по-семейному, потому что комиссии из исполкома Красносельская школа не дождалась. Было это связано с тем, что творилось в округе или с другими обстоятельствами, простым смертным не сообщили.

Девятый класс получил свои свидетельства о базовом образовании ещё утром и уныло разбрёлся по домам — родители и учителя единогласно отказались от празднования выпускного — не те нынче времена.

Но вот одиннадцатый класс категорически отверг предложение отметить начало взрослой жизни в семье. Им было наплевать на нечисть и снующих туда-сюда представителей власти.

Вчерашние дети хотели праздника, к тому же всем, кроме Марушкиной, к двенадцатому июня уже исполнилось восемнадцать лет, да и Ира должна была стать совершеннолетней всего лишь через две недели. Родительские запреты уже не имели юридической силы.

Не последнюю роль сыграла установленная защита. Когда Света, высохшая, постаревшая лет на десять, уселась с ополовиненной бутылкой водки на остановке и начала каждому встречному и поперечному рассказывать, что её бросил мужчина мечты, пенсионерки-активистки облегчённо выдохнули — злу в деревни хода нет. При этом домовые, хлевники, и прочие нечистики, живущие в домах, дворах и огородах, чьим смыслом существования было помогать людям, от ритуала никак не пострадали.

Свету пожалели. Надавали пощёчин, под белы рученьки вернули в магазин, увешали серебряными украшениями и предложили осмотреть «ложе любви» в подсобке.

Увидев оплавившиеся металлические детали мебели, обугленные деревянные ящики, закоптившиеся бутылки со спиртным, скукоженные, словно в костре, пластиковые пакеты с крупой, Светлана тихонько ойкнула. А когда баба Лена молча и торжественно подняла с топчана несколько странных чешуек — они были огромные, с ладонь, напоминали слюдяные пластинки и рыбью чешую одновременно, продавщица прошептала:

— Что это?

— Огненный змей в порыве страсти потерял, — пробасила Николаевна.

«Брошенка» вроде как даже протрезвела — побледнела и больше ни словом не обмолвилась о «любимом». Только с тех пор пугала покупателей мрачным видом и заплаканными глазами.

Так что взрослые сдались. Правда, с некоторыми оговорками: в туалет сопровождать будет кто-то из взрослых, рассвет встречать можно лишь вместе с классным руководителем и участковым, и всё время находиться в зоне, очерченной плугом.

Выпускники согласились на всё — лучше с ограничениями, чем совсем без праздника.

Торжество проходило в кабинете биологии и больше напоминало дружеские посиделки. Учителей было немного — не все рискнули после заката выйти из дома. Из родителей отсутствовали лишь Марушкины — в связи с тем, что в деревне стало относительно безопасно, они «отметили» аттестат дочери ещё утром и сейчас в невменяемом состоянии дрыхли дома.

Все уселись за праздничный стол, составленный из парт. Даже Олега Александровича, поначалу категорически не желавшего участвовать в застолье и вписываться в сельскую общину, соблазнили курицей в меду и тортом «Наполеон».

Обсудили аттестаты. Марина получила всеобщий нагоняй — она запорола золотую медаль, получив за диктант по русскому языку восьмёрку. Когда девушка робко возразила, что перед экзаменом она не спала несколько ночей подряд, помогая защищать деревню, все сразу же стали бурно доказывать, что особой разницы между золотой и серебряной медалью нет, что она умница и что у неё большое будущее.

Семашко слегка надулся — его медаль была золотой без всяких серебристых сполохов, но получив свою порцию похвалы, успокоился.

— И вообще, ребята, вы молодцы. — Подвела итог директор. — Последний раз медаль школа получила пять лет назад, а в этот раз — сразу две. Да и Ирочка, умница, сдала все экзамены исключительно на десятки. Очень жалко, девочка моя, что ты прошлые годы наплевательски относилась к учёбе. А ведь тоже могла бы получить золото. И смогла бы поступить, куда угодно.

— А я и так поступлю. На факультет международных отношений.

Отец Артёма чуть не подавился салатом и осторожно сказал:

— Деточка, может, тебе попробовать себя в другой сфере? В педагогике, например, или в сельскохозяйственном деле. Артём рассказывал о твоих успехах, но один год хорошей учёбы не заменит многолетние знания. Можно вообще не с ВУЗа начинать — проще постепенно строить свою жизнь. Сначала колледж, а потом уже институт.

Марушкина как-то странно улыбнулась, стрельнула глазами в сторону мужчины и спряталась за стаканом с соком. Семашко-старший почему-то покраснел.

— А я пойду в институт МЧС! — Заявил Славка. — Ну, или если не возьмут, в кулинарный колледж. Во-первых, там учатся одни девчонки, и я буду главным мужчиной учебного заведения. А во-вторых, будут вкусно кормить.

Все засмеялись, чего парень и добивался. Разговоры об оценках Марушкиной его раздражали — девушка казалась ему фальшивой и слишком утончённой для дочери сельских алкоголиков.

Темы происходящего вокруг старательно избегали. Словно не было жителя Потаповки, пришедшего домой на ужин после собственных похорон. И словно его не протыкали осиновыми кольями и не сжигали во дворе плачущие родные.

Словно не бегала по Красноселью стая огромных чёрных волков, доводя до обморочного состояния и мелких дворняжек, и элитных кавказских овчарок, пока военные не застрелили их вожака, предварительно выпустив по странным волкам несколько десятков пуль. Оставшиеся члены стаи просто растворились в воздухе.

Будто бы не повесили объявление на площади, в котором говорилось, что «в связи с ухудшением ситуации населению разрешается использовать зарегистрированное оружие на территории населённого пункта в целях самозащиты».

И не было Леса на берегу, стабильно покрывавшегося лиловым туманом.

Обсуждали события в Европе, землетрясение в Японии, новый голливудский блокбастер, молодую и подающую надежды звезду российской эстрады, глобальное потепление, но только не то, что на самом деле волновало.

Выпускники поначалу пытались поддерживать разговор, но в итоге им стало безумно скучно.

— Пойдёмте танцевать. В конце концов, выпускной один раз в жизни. — Поднялась со своего места Марина.

— Вы давайте, идите. А я сейчас. — Улыбнулась Ирочка, утратила интерес к сверстникам и продолжила беседовать с учителями: — Вы уверены, что глобальное потепление — вред, лишь потому, что об этом трубят все СМИ. А ведь если посмотреть в мировом масштабе, выходит, что какие-то участки суши станут непригодными для проживания, но при этом могут открыться другие, совершенно новые, поэтому…

Танцевать втроём было скучно, к тому же Артём важничал, всем своим телом выписывая послание окружающим: «Так и быть, я станцую, но вы же понимаете, что это ниже моего достоинства, и я просто поддерживаю компанию».

Когда зазвучал медленный танец, Марина вцепилась в Славку, а Семашко с чувством выполненного долга вернулся за стол.

— Славк. — Зашептала Марина. — Тебе Марушкина странной не кажется?

— Это слабо сказано. Последние полгода от неё меня в дрожь бросает.

— Вот именно. Где это видано, чтобы человек так резко менялся? И я не про учёбу — в этом как раз ничего странного нет, предположим, что до Ирки просто дошло, что это единственный способ выбраться из болота. Я о другом.

— Погодь. Я плохо слышу. — Славка остановился и громко сказал: — Максим Андреевич, прово́дите? Мне надо выйти.

— И я с вами пройдусь, проветрюсь, а то жарковато как-то. — Невинно добавила Марина.

Макс понял, поднялся из-за стола. Олег Александрович тоже было встал, но классный руководитель его остановил:

— Сиди, сиди, отдыхай. Я сам.

— Ну, что вы надумали? — Вздохнул Бондаренко, когда за ним и подопечными закрылась дверь класса.

В коридоре в целях экономии горела лишь часть лампочек, полумрак придавал школе загадочный и таинственный вид.

— Пойдёмте на первый этаж, типа, в туалет. А то подслушают ещё. — Славка потопал к лестнице. Остальные за ним.

— Максим Андреич, что вы скажете об Ире? — Парень взял быка за рога.

— В каком смысле?

— Ну, не кажется она вам странной?

Макс ненадолго задумался, а потом согласно кивнул:

— Да, девушка изменилась. И давно. Осанка, походка, речь. Так резко люди меняются лишь в плохих мелодрамах. И взгляд у неё опытный. Как бы это сформулировать… — Максим Андреевич повертел рукой, пытаясь найти подходящее слово.

— Непонятный у неё взгляд. — Отмахнулся Коваль. — То ли насмешливый, то ли всезнающий. И отводит она его слишком быстро, не успеваешь разобраться.

На первом этаже и вовсе было темно. Марина оперлась спиной о подоконник и заговорщицким тоном сказала:

— Смотрите. Изменилась Марушкина в начале зимы. Так? Так. То, что Ольга Васильевна была ведьмой, мы выяснили точно. Так? Так. Убили её приблизительно в то же время. А теперь вспомните картины в той пещерке.

— Ну, девчонки висели. И мать её.

— А если это всё она? Если ведьма может переселяться из тела в тело? Упыриха больше ста лет жила, что, ведьмы способа не нашли молодость продлить? И не мать там была, на фото с военным, а сама директриса. Только молодая.

— Ну ты, Мариночка, фантазёрка. — Покачал головой Бондаренко. — Хочешь сказать, что Ольга Васильевна переселилась в Иру Марушкину? Но зачем?

— Нет-нет, Максим Андреич, всё сходится! — Поддержал сестру Коваль. — Фоточки всех симпотных девчонок округи на столе лежали. Ведьма новое вместилище выбирала!

Максим поморщился и недоверчиво покачал головой.

— У Инессы Геннадьевны были документы на другое имя, и вещи в чемоданах. Она собиралась начать жизнь с нового листа, там, где её вечная молодость не вызовет подозрения, — умоляюще сказала Сычкова, — а нашей ведьме даже заморачиваться не надо, потому что к новому телу новый паспорт прилагается!

Вячеслав подхватил:

— Марушкины — алкашня. Им на Ирку всегда было плевать. Девка она красивая, чего уж там, хоть и дура. Получила аттестат, уехала, поступила в столице куда-нибудь, если ни разу не приедет домой — никто и не удивится. Я бы к таким родакам тоже не ездил. И мамаша с отчимом её вряд ли разыскивать будут. Так что живи себе спокойно ещё одну жизнь и не парься.

— Всё это за уши притянуто, ребята. Даже не хочу слушать. У нас сейчас в деревне все странные. Одна ты, Марина, чего стоишь. — Улыбнулся учитель.

— Вот именно! Я ведьма. — Расправила плечи девушка. Стало понятно, что она давно смирилась с этим фактом и даже выстраивает вокруг него свою жизнь. — И я вам точно говорю, что Ира вовсе не Ира. Можно ведь проверить.

— Как?

— Очень просто. Я вам сейчас покажу. Славк, подсвети мне в глаза телефоном. Да не так! — Зашипела Сычкова, зажмурившись. — Аккуратно, не надо меня слепить!

Парень исправился и теперь держал телефон не прямо перед глазами подруги, а немного сбоку.

— А вы, Максим Андреевич, подойдите ближе и посмотрите. Ничего странного не замечаете?

Учитель приблизился к девушке. Глаза как глаза — молодые, блестящие, подчёркнутые тёмными кругами от недосыпа.

— Смотрите, смотрите, Максим Андреевич. Внимательно.

— Да всё нормально у тебя с глазами. — Пожал плечами преподаватель.

— Тогда так. Светите сами. Сравните мои и Славкины.

Коваль послушно стал рядом и вытаращил ясные очи. Макс долго не мог сообразить, что хочет донести до него ученица, а потом до него дошло. Он так поразился, что позабыл о маске невозмутимости и корректности.

— Марина! У тебя в глазах моё отражение перевёрнуто вверх ногами!

Девушка удовлетворённо улыбнулась.

— Дай позырю. — Славка серьёзно уставился на сестру. — Ну да, точно. Перевёрнуто. Причём всё остальное, вроде, как и должно быть, а вот я головой вниз.

— Ясно, почему Ира долго в гляделки не играет? Чтобы никто не заметил! Это я у Николаевны в талмудах вычитала.

Глава 58

— Ирка, что ты сидишь, как старуха столетняя, хватит киснуть! Пошли, потанчим! — Слава ворвался в кабинет, искрясь энергией и позитивом.

Учителя и родители захихикали. Глядя на пунцовое мамино лицо, Сычкова поняла, что каким-то образом в классе материализовалось спиртное. Причём Артём и участковый растерянно смотрели на участников застолья, удивляясь, как такое могло получиться.

До Марины дошло сразу — коробки с соком стояли и на столе, и под столом. Из «напольных» пили все, кроме выпускников и милиционера.

— Да, деточка, иди потанцуй! Скучных разговоров за всю жизнь ещё столько будет, эх! — Слишком громко сказала учительница истории.

Бондаренко нашёл в списке медленную композицию и пригласил на танец директора.

Преподаватель физкультуры ангажировал англичанку, а библиотекарь вытащила из-за стола смущённого участкового.

— Артёмка, пригласи меня на танец. — Сычкова не собиралась отказываться от танцев из-за «дела».

Семашко упираться не стал.

Слава с удовольствием вёл Иру, и неважно — была она знакомой одиннадцать лет девчонкой или опасной колдуньей. Узкая талия, тонкий запах цветочных духов, мягкие длинные волосы, податливость и нежная кожа превращали танец с ней в волшебство. Первый раз в жизни Коваль не наступал партнёрше на ноги и получал удовольствие от самих движений, а не только от ощущения девичьего тела в руках.

Парень едва не забыл, для чего пригласил Марушкину. Но чувство долга взяло верх, и он попытался поймать взгляд девушки.

Ничего не вышло. Ира танцевала, слегка опустив ресницы. Она то склоняла голову на плечо однокласснику, то откидывала её назад, мечтательно улыбаясь.

— Ирочка, ты сегодня такая красивая! — Решил применить тяжёлую артиллерию Коваль.

— М-м-м, спасибо, — промурлыкала Ирина.

— Ты знаешь, я ведь только сейчас понял, что не видел тебя. Смотрел, но не видел. Может, зря?

Ира открыла глаза и снова закрыла. Слава ругнулся про себя — отражение он заметить не успел.

— Славочка, дорогой, не надо. Не прокатит.

— Что не прокатит?

— Выпускной, витающая в стенах школы аура романтики, торопливый секс в туалете с одноклассником, которого больше никогда не увидишь — вот этого всего не надо. Не порти впечатление от вечера ни себе, ни мне. Танцуй. У тебя прекрасное чувство ритма.

— Да ты что, я совершенно не об этом! Просто мы и вправду с тобой вряд ли увидимся. А проучились бок обок одиннадцать лет. Хочу тебя запомнить вот такой — красивой.

— Раз так, мне не жалко. Запоминай. — Улыбнулась Ира.

Три секунды. Три секунды ровно Марушкина насмешливо смотрела на Коваля, а затем опять отвернулась.

Но Слава успел увидеть себя вверх тормашками.

Когда танец закончился, парень подошёл к столу, налил стакан безалкогольного сока, жадно выпил. Поймал взгляд Максима Андреевича и еле заметно кивнул.

* * *

Встреча рассвета в связи с тем, что из деревни выходить было нельзя, плавно превратилась в прогулку по улице. Семашко-старший должен был развезти взрослых по домам на своём микроавтобусе. Учителя уже загрузились в автомобиль, а родители всё толпились у машины и давали последние указания.

— Славик, я надеюсь, ты голову не потеряешь? Не забывай — за околицей опасно. Да и здесь, что бы Николаевна ни говорила, особо не расслабляйся.

— Мам, ехай уже! Расслабишься тут, — пробурчал Коваль, исподтишка наблюдая за Ириной, ожидавшей остальных чуть поодаль.

Галина перехватила взгляд, но решила, что сын недовольно смотрит на Олега.

— Ты мне это! Прекрати! — Подхватила Славку под локоть и отвела чуть подальше. — Без ножа меня режешь! Чего ты возмущаешься? Скажи спасибо, что мы вообще вас на ночь глядя отпускаем бродить! Да милиционер единственный, у кого оружие! Мало ли что!

— Мама, да я…

— Что мама? Я уже восемнадцать лет мама!

— Во-первых, — разозлился Слава, — пули берут не всех. Некоторым они по-барабану. А во-вторых, я же не дурак! Конечно, пусть идёт, с нами ведь девушки. Я на Ирку смотрел — жалко мне её! У человека жизнь поворот делает, а родакам плевать!

Галина смутилась:

— А, ну, тогда конечно. Извини, сынок, что я так… Нервы расшатаны. Хорошо вам погулять.

Слава посмотрел на маму сверху вниз, немного наклонился и поцеловал в лоб:

— Только не надо говорить, что это я тебе их расшатал.

— Так, товарищи. Уезжайте. — Ожил Олег, которому надоело смотреть на квохчущих сельчан. — В толпе сложнее следить за обстановкой.

Взрослые скомкано попрощались и уехали. Возле школы остались лишь Артём, Вячеслав, Ира, Марина, Максим Андреевич и Буревич.

— Ну, что — пошли? До рассвета меньше часа, надо найти подходящее место. Не будем же и вправду болтаться по деревне всё это время. — Семашко поднял воротник пиджака и не спеша пошёл вперёд.

Макс придержал участкового за плечо. Тот остановился и с интересом уставился на учителя.

— Олег, нужно поговорить. — Сказал Бондаренко, когда молодёжь отошла на пару метров вперёд.

— Я слушаю. — Инспектор по тону понял, что разговор серьёзный.

— Поскольку идёшь с нами, придётся ввести тебя в курс дела. — Чтобы не терять подопечных из виду, Макс не спеша двинулся следом. Олег за ним.

— И? Что за дело?

— Знаешь Ирину Марушкину?

— А как же. Хотя, конечно, ближе родителей, чем её саму.

— В общем, это не Ира.

— А кто?! — Громко спросил Олег.

— Да тише ты.

— Извини, — прошептал инспектор.

— Максим Андреевич, как вам автобусная остановка? — Ира обернулась и показала на лавочку и навес.

— Ирочка, где у нас восток? То-то же. Что мы отсюда увидим? Дырку от бублика. Думайте дальше, ребята. Вы же здесь выросли, каждый куст знаете, — Макс зашипел: — это Ольга Васильевна, та старушка, труп которой в бочке нашли.

Олег хотел было рассмеяться. Потом, поняв, что собеседник совершенно серьёзен, хотел покрутить пальцем у виска. А затем принял во внимание, что он сейчас в Красноселье, в котором уже который месяц творится не пойми что. Поэтому просто сказал:

— Так. Попрошу по порядку.

Макс торопливо, кратко, обрисовал ситуацию. Конечно, всё не рассказывал, упомянул лишь, что «покойная» директор школы на самом деле ведьма, способная переселятся в чужие тела, благодаря чему живёт уже больше трёх веков. И что есть железные доказательства, что сейчас она обосновалась в Марушкиной.

На резонный вопрос «а где же сама девчонка» Максим лишь пожал плечами и сказал, что ведьма имеет прямое отношение к тому, что в конце зимы в Красноселье завелась нечистая сила. Вот тут, почуяв премию или даже повышение, Олег стал слушать более внимательно.

Бондаренко его разочаровал, сказав, что на подробности нет времени, но доказательства у него железные.

— Лады. Тогда надо эту вашу Иру-Ольгу допросить. Я вызову подкрепление.

— Ты что, не надо. Забыл? Она ведьма. Эта личность спокойно влезает в головы другим людям. Ты и не заметишь, как ерунду какую-нибудь в рацию скажешь. — Макс подумал о способностях, которые в последнее время демонстрирует Сычкова, а ведь она только-только начала их изучать, и добавил:

— К тому же ты не представляешь, что такое колдовство. Мы и пикнуть не успеем, как останутся от нас рожки да ножки, никакое подкрепление не успеет приехать. Надо подумать.

— Максим Андреич, как вам? — Крикнул Слава.

На восточном краю деревни дома́ плавно перетекали в колхозные постройки. А за ними располагалась лесопилка, которую раньше арендовал какой-то частник, но выглядела она заброшенной. По крайней мере, звуков пилы жители деревни не слышали уже давно.

Славка и Артём, пока взрослые мужчины обсуждали дальнейшие действия, успели найти дыру в заборе лесопилки, в зарослях крапивы откопали лестницу, приставили её к стене, и Коваль сейчас размахивал руками, стоя на покрытой мхом крыше.

— Слава, ты что удумал? Слезай!

— Да ну, Максим Андреич! Сколько шастать можно? А здесь, смотрите — шифер ещё крепкий, плюс девчонки спокойно могут залезть, потому что не очень высоко. Дальше только поля, так что рассвет стопро во всей красе рассмотрим. И Лес с другой стороны деревни, перед глазами маячить не будет.

— Подожди, Макс, пусть сидит. Есть идея, — тихо сказал милиционер, — мо́лодь залезает, мы ждём, пока на земле останется только ведьма. Я быстренько её скручу, а ты рот заткнёшь, чтобы не колдовала. И вызовем подкрепление.

Бондаренко уже жалел, что ввёл в курс дела Олега. Навязчивое желание вызвать подмогу было понятным и логичным, но оно совершенно не вписывалось в планы учителя и учеников. Если ведьму заберут власти, то сами они не узнают совершенно ничего.

Пытаясь придумать причину, почему с вызовом милиции стоит повременить, Макс даже вздрогнул, когда Коваль проорал:

— Давайте, лезьте! Сколько вас ждать-то можно?

Семашко взобрался первым, наклонился и галантно подал руку Марине. Олег повёл плечами, собираясь прыгнуть на Ирину, уже поставившую ногу на первую перекладину лестницы, но вдруг почувствовал, что его рвануло вверх, а спустя секунду мужчина приложился спиной о крышу. Рядом шмякнулся Макс.

Глава 59

Олег вскочил, краем глаза отметил раскрытые рты выпускников и выхватил пистолет из кобуры. Из-за края крыши показалась голова Марушкиной. Участковый выстрелил.

В метре от него вспыхнул воздух, пуля взвизгнула, отскочила от внезапно появившейся преграды, пролетела рядом с плечом Артёма, взвизгнув ещё раз, срикошетила от противоположной стороны и впилась в крышу.

— Чуть ребёнка не убили, что ж вы, товарищ милиционер, такой невнимательный. — «Ира» залезла на крышу и укоряюще покачала головой.

— Ольга Васильевна? — Дрожащим голосом спросила Сычкова.

— А я думала — когда же ты, девочка, догадаешься. Уже отчаялась. И зови меня Ира — ближайшие десятилетия буду носить это имя.

Марушкина села на склон крыши, расправила складки на платье и улыбнулась:

— Поговорим?

— О чём? — Рявкнул Олег.

— Так вы ж сами хотели. Аж распирает вас от любопытства, уже несколько часов. — Картинно удивилась Ирина.

— То есть, ты всё знала? Почему тогда с нами пошла? — Спросил Коваль.

— Интересно было. Вы такие забавные с вашими подозрениями, секретами, шпионскими играми… не удержалась. К тому же я всё равно сейчас уеду, почему бы не обсудить ситуацию?

— Ага, обсудим, а потом ты нас убьёшь. — Засопел Слава.

— Славочка, зачем?! — Всплеснула руками ведьма. — С чего ты это взял? Если бы хотела убить, давно бы это сделала. Вы на моих глазах выросли! Я ж не садистка какая-нибудь, просто так убивать. А вы ничем не мешаете, вреда никому не приносите, даже наоборот.

И тут Артём, который до этого удивлённо смотрел то на Иру, то на Славку, то на учителя, взорвался:

— Что происходит?! Такое чувство, что все, кроме меня в курсе! Ира — это не Ира? А кто? И кто кого убить собирается?

— Так, малыш, не лезь в разговор. Ты здесь для массовки. — Марушкина поморщилась от громких криков, что-то прошептала, и Семашко замолчал. Он несколько раз открыл рот, закрыл, потом вскочил, стал стучать кулаками в невидимую стену и тяжело дышать.

— Успокойся. Вернётся твой голос. И не мельтеши, а то ещё и сон нашлю. Вечный.

Артём сразу же сел и застыл изваянием. Его било мелкой дрожью.

— Так что, будем разговаривать? Готова ответить на почти любые вопросы. Вам знания пригодятся.

— Скажи, а где сама Ира? — Макс решил, раз ведьма настроена вполне дружелюбно, лучше не тратить время, а попытаться узнать как можно больше.

Юная девушка со старой душой равнодушно пожала плечами:

— Не знаю. Нельзя сказать, что мертва — я иногда вспоминаю что-то из её жизни. Но и живой назвать её нельзя. Так, остаточная энергия где-то в уголке сознания. Вы не переживайте, мир не много потерял с исчезновением девчонки. Я всегда выбирала тех, кого в жизни не ждёт ничего хорошего. Либо тех, кто принесёт окружающим лишь горе.

— О чём вы говорите, мадам? Можно сказать, вы без спросу заняли чужую квартиру, убив предыдущего хозяина! — Олег кипел, его бесила невозможность добраться до ведьмы.

Марушкина не обиделась, а с удовольствием пояснила:

— Ну, а какая у неё была судьба? Забеременела бы рано или поздно от кого-то из своих многочисленных поклонников, родила ненужного ребёнка, утопила бы его где-нибудь в сельском туалете, спилась, родила ещё нескольких, таких же бесполезных, как сама, лишилась родительских прав, потом бы очередной сожитель придушил её в пьяном угаре, и всё на этом.

Олег, судя по выражению лица, хотел сказать что-то резкое, но Славка наступил ему на ногу. Участковый решил прислушаться к юноше и не обострять обстановку.

— А сколько вы… ты… — Марина запнулась, но потом решительно закончила. — Скольких ты вот так поменяла?

— На будущее интересуешься, сестрёнка? Что ж, отвечу. Много. И процесс этот может быть бесконечным. Вечная жизнь, как она есть.

— Но ведь это скучно, жить вечно! Так и с ума можно сойти!

Ведьма рассмеялась. Весело, беззаботно.

— Молоденькие и неопытные такие смешные. Скажи — есть жизнь у твоих родителей? Вот им чуть больше сорока. О чём они думают, о чём мечтают, осталась ли в их душах страсть, желание двигаться вперёд?

Марина фыркнула, собираясь сказать, что они уже довольно скучные, и интересует их только огород и работа. И что проживают они не свою жизнь, а жизнь детей — Глеба, Марины. И, если бы Оксана и Виктор не интересовались делами отпрысков, сами бы давно закисли от скуки.

А потом девушка вспомнила мамину жалобу на утренний секс и рявкающего на кого-то в микрофон папу. И промолчала.

— Вот, моя дорогая, в этом всё и дело. В двадцать кажется, что после сорока жизнь кончена. В сорок — что после шестидесяти люди не живут, а доживают. С чего ты взяла, что вечность скучна? Все ограничения накладываются стареющей тушкой. Ты уже не прыгнешь с парашютом, потому что вместо заряда эмоций получишь гипертонический криз. И сексом не займёшься в экзотической позе, потому что суставы не позволят. Болезни, снижение уровня гормонов… не собираюсь я сейчас читать лекцию по геронтологии. Но поверь, вслед за телом душа не стареет. И ей всё так же хочется пощекотать нервы или получить удовольствие от плотской любви. Просто здоровье, время и ответственность за жизнь близких не позволяют. Я, когда перехожу в новое тело, словно заново рождаюсь. Краски ярче, звуки громче, вновь можно мечтать, планировать, влюбляться. Так что не тебе, прожившей меньше двух десятков лет, меня судить.

— Это всё не существенно. — Прервал вдруг монолог Олег. — Скажи лучше — зачем ты устроила тут всю эту чертовщину? Какие цели преследовала?

— А я, милый мой, ничего не устраивала. После Второй Мировой в нашем мире почти не осталось Силы — так, в недобитой нежити да в глухих болотах на самой глубине можно было что-то найти. Без подпитки прожила обычную, хоть и очень длинную по человеческим меркам жизнь — ни тебе проклятье сотворить, ни посуду по щелчку пальцев помыть. И старела медленно, но неуклонно. Был один единственный шанс — сделать тоненький прокол между мирами. Ритуал сложный, долгий, растянутый на многие десятилетия. Я ведь даже защиту поставила, чтобы кто-нибудь не вляпался. Приезжала бы сюда иногда, подзаряжалась — лет на пять-десять должно было хватать, я всё рассчитала. Кто ж знал, что так получится? Дурачок этот деревенский вызвал с той стороны того, кто смог прокол расширить и закрепить. Не ожидала, каюсь.

На востоке у самого горизонта стало светлеть небо. Но никто из сидящих на крыше на это не обратил внимания.

Олег хотел спросить что-то ещё, но его перебил Бондаренко:

— Получается, раньше нечистая сила здесь погуливала, то есть были похожие проколы. Но почему об этом так мало сведений? И почему всё прекратилось после войны?

Ирина ненадолго задумалась. А когда заговорила, ребята узнали в ней любимую когда-то Ольгу Васильевну — тот же ровный голос, те же обороты речи. Девушка словно бы вела урок.

— Ты не совсем правильно понимаешь ситуацию, Максимушка. Но попытаюсь объяснить — вам тут жить, а я не зверь, как бы вы ни хотели, чтобы я таковой оказалась. Когда-то на Земле всё было по-другому. Информации о тех временах почти не осталось, даже моя мать не знала всё. Но никаких сомнений нет — люди и нечистая сила жили в едином пространстве. В то время колдуны обладали невообразимыми способностями. И вот, кучка недалёких в своих суждениях магов, то ли договорившись с сильнейшими представителями нечисти, то ли поссорившись с ними, решили расслоить мир на сверхъестественный и человеческий. Инициаторы разошлись по разным континентам и странам, существовавшим в то время.

— В каком смысле? — Встрепенулся Олег.

Ирина-Ольга недовольно поморщилась:

— Возможно, тогда Земля выглядела немного по-другому, мать точно не знала. Современные учёные, кстати, тоже так считают. Не перебивайте, если хотите узнать больше.

Олег насупился, но больше вопросов не задавал. А старая ведьма продолжила:

— Процесс обещал быть длительным и занять много тысяч лет, но эти глупцы стали пожинать плоды практически сразу. Всего через одно поколение колдуны и маги всех мастей утратили способность связываться друг с другом сквозь расстояния. Координировать действия стало невозможно. Простые люди стремительно деградировали, приспосабливаясь к новым законам мироздания. В то же время им всё меньше нужна была магическая опека. Как там было на самом деле — неизвестно. А что происходило в мире нечисти, даже гадать не берусь. Но колдунам ничего не оставалось, кроме как продолжить глобальный ритуал. Сила в человеческом мире стремительно уменьшалась, сроки жизни магов тоже, и им пришлось доверить продолжение дела своим детям и последователям. С веками наследники разбрелись по свету, знание частично исказилось, частично утратилось, и в наши дни про обряд практически никто не знает. Я — далёкий потомок одного из тех глупцов. О своей миссии знала с рождения. Мать во времена Алексея Михайловича сожгли на костре. Перед тем, как её схватили, она передала мне один… неважно что, и наказала бежать подальше. Укрылась я здесь, среди болот, прожила долгие годы. И потом не раз и не два возвращалась сюда. Чувствую себя почти дома.

Глава 60

Молодое лицо ведьмы озарила мечтательная улыбка. Олег, всем своим видом показывая, что слушает очень внимательно, попытался дотронуться до невидимой стены. Резко отдёрнул руку — преграда показалась очень горячей.

— Сиди спокойно, юноша!

— Рассказывай дальше, пожалуйста. — Торопливо сказала Марина, боясь, что ведьма разозлится, и они больше ничего не узнают.

— Давно нужно было поставить точку в ритуале. Но нечисть уже практически не встречалась вблизи людских поселений — она с трудом воспринимает плоды цивилизации, особенно высшая. Не все существа смогли адаптироваться, многие ушли в Вырай, в потустороннюю часть мира, по собственному желанию. Мне стало просто-напросто жалко тех, кто был способен к чародейству. В те времена жизнь была тяжёлая, а мы могли хоть немного улучшить своё существование. Да и людям добро делали, не буду скромничать — и лечили, и с урожаем помогали, и от той же нечисти спасали. Конечно, нас боялись и не любили, совершенно забыв прошлое, иногда и на вилы подымали кое-кого, и на кострах сжигали — но это происходило из-за тех, кто любил делать пакости. Людская молва всех под одну гребёнку чешет. Среди обычных людей тоже хватает жестоких идиотов, магия здесь ни при чём. В итоге завершила я ритуал лишь в сорок пятом, в нескольких километрах от Берлина. И всё закончилось.

— А почему всё же решили завершить? — Подал голос Максим.

— Вам это знать не обязательно.

Ира не стала рассказывать, что встретила человека, которого полюбила. Это было неожиданно, потому что последний раз она испытывала настолько сильные чувства ещё до побега на полесские болота, в своём первом, родном теле.

Полюбила настолько, что захотела родить детей, состариться рядом и умереть в один день.

Она была прикомандирована к его полку медиком. Поэтому дала себе отсрочку до конца войны — без магии было бы сложно спасать раненых.

Ольга оставила небольшой запас Силы в амулете-конденсаторе на всякий случай, закончила обряд и зажила обычной человеческой жизнью.

Через год после окончания войны на мужа кто-то написал донос, и он сгинул в лагерях. Оля страдала много лет, но, как говорят, время лечит.

Однажды утром женщина увидела, что поддерживать здоровье и красоту уже нечем — амулет был полностью разряжен. А в волосах появилась первая седина. С тех пор ведьма пыталась вновь пустить струйку Силы в этот мир. Маленькую, слабую струйку. Лично для себя.

Но рассказывать о несчастной любви колдунья не желала. Поэтому сейчас молчала, ожидая вопросов, на которые могла ответить.

— Тогда скажите хотя бы, почему открыли проход? И почему здесь?

Марушкина пожала плечами:

— Передумала. Стареть не очень приятно, знаете ли. А здесь лишь потому что нашла живого и бодрого упыря. Нежить это ходячие батарейки Силы. К сожалению, их тоже почти не осталось.

— Но почему я? Зачем ты натравила эту мерзость на меня? Я ведь всегда к вам уважительно относилась! — Сказала Сычкова, которая всё никак не могла перейти на окончательное «ты».

— Девочка моя. Я даже представить не могла, что эта бездушная тварь здесь так разгуляется. Всего лишь нажала на кое-какие рычаги в исполкоме, чтобы её сюда отправили. Чтобы можно было дотянуться до неё в нужный момент. Но, когда она присосалась к тебе, и такие инициативные борцы с нежитью, Максим и Славочка, появились, я воспользовалась ситуацией. А ты бы не воспользовалась? То, прошлое тело, было уже слабым, старым — неизвестно, получилось бы у меня одолеть упыря в одиночку или нет. Но поверьте, было очень, очень неприятно использовать вас.

Олег скрестил руки на груди и выразительно посмотрел на Макса. Стало ясно, что после общения с ведьмой компанию ждут неприятные расспросы. Если, конечно, Марушкина ничего с ними не сделает.

А Ирина продолжала:

— Но вы молодцы. Всё сделали прекрасно. Если бы не этот пьяница, всё бы там, в осиновой роще, и закончилось.

— Ира, скажи, почему она выбрала меня?

Марушкина поднялась, оправила платье и развернулась к восточной части неба. Облака, плывущие у самого горизонта, полыхали золотом, но солнце ещё не показалось.

— Учуяла дремлющие способности. Неинициированные маги для этих созданий настоящий деликатес. Но во всём надо искать плюсы — если бы упырь не подвёл тебя к грани жизни и смерти, твои природные способности так бы и не развились.

— О, да. Маруська просто в восторге от этих плюсов, — пробурчал Коваль.

— Мальчик мой, тебе, как простому человечку, не понять, какие возможности открылись перед твоей родственницей. Кстати, сестрёнка, я поняла, что ты взялась за развитие своей внутренней сути совсем недавно, вскоре после Масленицы. Побывала в Вырае?

Марина машинально кивнула.

— А ты молодец. Мало кто может похвастаться такой самостоятельностью. Обычно молодых чародеев обучают более опытные. Смотрите, как красиво! — Неожиданно сменила тему Марушкина.

Все послушно повернули голову — наконец показалось солнце, превратив горизонт в огненную полосу.

— Не могу понять. Зачем ты всё это нам рассказываешь? — Слава плевать хотел на красоты рассвета.

— Чувствую себя немного виноватой. Мне-то всё равно, но вы можете наделать глупостей. Вот и даю шанс защитить себя и близких.

— О чём ты, ведьма? — Прищурился Олег.

— Если бы я знала… — Марушкина, наконец, оторвала взгляд от неба и повернулась к собеседникам. — Могу лишь предложить обратиться к домовым, если вдруг что. Эти мелкие неудачники могут помочь. Ладно, ребятки, пора. Нужно ещё попрощаться с двумя алкоголиками, портившими мне жизнь последние месяцы. Купол спадёт через часок. Прощайте.

Девушка, осторожно ступая по скату крыши, подошла к лестнице.

— Стой, Ольга Васильевна, то есть, Ира! У нас ещё много вопросов! — Марина вплотную приблизилась к преграде и умоляюще сложила руки на груди.

— А, да. — Обернулась Ира. — У меня нет возможности забрать всё своё имущество. Сначала нужно устроиться на новом месте. Можешь пользоваться, деточка. Наставника у тебя нет, но в моей пещерке достаточно книг и свитков. Разберёшься. Только смотри, пользуйся бережно — возможно, я когда-нибудь вернусь за вещами.

— Но мне там плохо!

— Это ты с моей защитой познакомилась. — Улыбнулась ведьма. — В самом доме — от обычных воров, в пещере — от собратьев по ремеслу. Но, так и быть, защиту я сниму. И вот ещё что — что бы ни случилось, не забывайте, что рубить с плеча неимоверно глупо.

Колдунья слезла с крыши. Через несколько минут компания увидела, как тонкая фигурка в нарядном платье удаляется от них по улице.

— Так. Как я понял, у нас есть время, пока стенка рассосётся. Будьте добры, Максим Андреевич, расскажите подробно, что за история с упырём, почему ведьма назвала нашу скромницу сестрой и о вашей роли в этой истории. — Холодный взгляд Олега не предвещал ничего хорошего.

Бондаренко ответить не успел — ожил Семашко. Он мычал и хватал всех за руки.

— Артёмыч, хорош истерить. Она ж сказала, что немота временная.

— Ага, так я ей и поверил. — Обиженно пробасил Артём. — А если я теперь навечно онемел?

— По-моему, всё у тебя с голосом в порядке. — Слабо улыбнулся Максим.

Артём замер, потрогал себя за шею и, обрадовавшись, присел рядом с другом.

— Эй, вы чего там делаете? — Донёсся снизу голос.

— Здрасьте, дядя Антон! — Помахал рукой Славка. — Мы тут рассвет встречаем!

— А, ладно тады. Пошли, пошли! — Заспанный Костенко, с виду ещё пока трезвый, замахал руками. Несколько коз недовольно взмемекнули и торопливо побежали к выпасу.

— Макс, нам ещё здесь долго загорать. Так что хватит тянуть, рассказывай. — Напомнил о деле участковый.

Глава 61

— У нас есть человеческие ресурсы, способные решить эту проблему. Так заявил Президент в обращении к народу.

Ведущая новостей искренне улыбалась, глядя в камеру. За ней раскинулась во всей красе карта района с выделенными Красносельем, Яблоневкой и Потаповкой. Мёртвые Подзелёнки не упоминались, словно их не существовало. А девушка продолжала успокаивать народ:

— Ситуация контролируется, причин для беспокойства нет, к тому же нашим специалистам предложили безвозмездную помощь другие страны. А теперь вы увидите, что на данной территории действительно безопасно. Чтобы это доказать, журналисты сейчас находятся в одном из сёл. Итак, прямой эфир.

— Ишь, как шпарит! — Семёновна макнула пряник в чай и с удовольствием надкусила лакомство.

— А я всегда и говорила — чаво паниковать? Правительство разберётся и с чертями, и со всем остальным.

— Дура ты, Ленка. — Вздохнула Антонина. — Кать, подай пряник.

— И чаво сразу — дура? Что я не так сказала? — Надулась баба Лена.

— А то. Раз они признались по телевизору, значит, совсем плохо. Так бы тихонько разобрались, люди бы и знать не знали. А тут, вишь, даже с других стран помощь попросили.

Баба Лена сдавать позиции не собиралась:

— И правильно. Сначала не собирались зря панику поднимать, но о народе хотят позаботиться.

— Тихо, девки, глядите! Игнатьич наш выступает!

Пока пенсионерки спорили, кадры успели смениться. Сейчас на экране маячил председатель. Мужчина затравленно смотрел в объектив и всё хлопал себя по нагрудному карману рубашки.

— Ну, у нас тут безопасно. Мы провели ритуал, э-э-э, точнее, не мы, а сотрудники милиции. И не ритуал, это я неправильно выразился — мероприятие следственное. В общем, хорошо стало. Даже детей выпускаем без догляда.

— Ой, трепло. — Протянула Семёновна. — Чего его бредни не вырезали?

— Тише, не мешай. Сказано же — прямой эфир, что они вырезать могут? — Прошипела баба Лена.

А Сергей Игнатьевич испуганно посмотрел куда-то в сторону, покраснел и затараторил:

— Точнее, у нас и раньше не слишком опасно было. Ну, Лес странный. Ну, ерунда всякая творится, эка невидаль. Мы детей не выпускали просто по незнанию. А так опасности нет. И не было.

— Скажите, — прощебетал девичий голос за кадром, — население собираются эвакуировать?

— Разговор такой был. — Тут Игнатьевич снова глянул куда-то в сторону, и торопливо добавил: — Среди местных женщин. Ну, вы ж понимаете, матери, бабушки — волнуются. Так что разговор был, но уезжать отсюда никто не собирается. Зачем? Всё ведь под контролем у государства.

— И куда мозги подевались? Игнатьич всегда прекрасно языком молоть умел, что с ним? — Покачала головой Николаевна и закинула в рот последний кусочек пряника.

— Тоня, он же в камеру говорит. Волнуется. Я бы в обморок грохнулась. — Встала на защиту председателя Екатерина Семёновна.

— Бабы! Так прямой эфир же! Журналисты прямо сейчас прямо тут! А мы сидим, пряники жуём? Пошли к сельсовету!

— Сиди и жуй. — Осадила подругу Антонина. — Чего ты там забыла? В телевизор захотела?

— Тонька, ты на старости лет совсем противной стала.

— Помолчите. — Шикнула Семёновна.

Журналисты походили по центральной улице, поснимали дома, колодцы, ухоженный огород Печкиных. Потом взяли крупным планом купола церквушки, нескольких милиционеров, с деловитым видом садящихся в служебный автомобиль. На этом репортаж закончился.

— После выпуска новостей вы сможете увидеть документальный фильм: «Нечистая сила — опасность или культурное наследие».

Семёновна щелкнула пультом, экран телевизора погас.

— Катька, ты чего? Может, хорошая передача будет! — Баба Лена желала продолжения просмотра.

— Надоело враки слушать. Видала? Прямой эфир, а толку-то. Прямо не деревня у нас, а тишь да гладь. Взяли бы интервью не у Сергея, а у крыжатика на кладбище. Он любит «поговорить», особенно с теми, кто в его вотчине покурит или пошумит. Только кости остались бы от этих журналистов, прости господи.

Антонина подхватила:

— Ага, или у батюшки — пусть бы отец Сергий рассказал всему миру, как ему пришлось на ферме из свиней бесов изгонять.

— Так он уехал. Вчера после заката. Царкву́ закрыл, жену свою в жигуль посадил, и всё, нету их. — Пожала плечами Екатерина Семёновна.

— Так, может, он в отпуск поехал? — Растерянно спросила баба Лена.

— А вот и нет. Всё, Ленок, не помолишься ты больше. Они кур всех под нож пустили. И корову сдали колхозу.

— Как же мы без божьей помощи? — Запричитала бойкая старушка.

— Как-нибудь справимся. — Отчеканила Антонина Николаевна и потянулась за очередным пряником.

* * *

— Фу, лети отсюда! — Возмущению дерева не было предела. Оно замахало толстенными ветвями, пытаясь согнать с себя птицезая. Тот лишь покрепче уцепился за кору задними лапами и продолжил обедать.

— Надо же, как время летит. Вроде совсем ещё недавно мошкарой питался, — ласково сказал Чёрт и протянул руку к животинке.

Птицезай зашипел, оскалил окровавленную мордочку, выпустил из передних лап маленькую тазобедренную кость и улетел.

— Кого это он так? — Заинтересованно спросил нечистик у дуба.

— То ли домового, то ли лозовика. Не успел разобрать.

— Это плохо. Своих жрать не комильфо, — пробормотал козлоногий, — может, его отловить и к людям выгнать на пару дней? Пускай порезвится, может, человечинка ему больше понравится?

Дерево равнодушно пошелестело листьями:

— Мне всё равно.

Нечистик достал телефон из кармана пиджака, включил фронтальную камеру, поправил галстук на лохматой голой груди и сменил тему:

— Так ты говоришь, где-то здесь домовые?

Дуб промолчал.

— Да ладно тебе. Ты меня знаешь. Ничего я им не сделаю, поговорить просто хочу.

— Коротышкам и так несладко живётся. Каждый делает то, для чего предназначен. Людям тоже помощники нужны — за что мелких презирать, вот скажи? Всякий их обидеть норовит, будто второсортных.

— Согласен, друг. Согласен на все сто. Людей надо холить и лелеять, а домовые в этом деле доки. Не будет человечков — вымрем, или туман всех пожрёт. За годы, что проход закрыт был, насколько нас меньше стало?

— И Хозяин твой так считает? — Прищурилось дерево.

Чёрт торопливо огляделся. Не увидев никого рядом, пожал плечами:

— Как он считает, знают все. Но у меня своя голова на плечах.

— Ага, как же.

— Слушай, да покажи ты дорогу! Я всего лишь хочу про машину спросить.

— Чего-чего?

Нечистик заулыбался:

— Люди за последние годы столько всего понавыдумывали. Смотри. Это — телефон. Без проводов! Машину недавно отжал, так в ней есть штучка, сама дорогу показывает. И нежно так — «поверните налево, поверните направо»! — Чёрт довольно похихикал, но потом стал серьёзным. — Только вот глохнет всё время, потому что топливо кончается. Мелкая шушера лучше в технике разбирается, может, подскажет, как сделать так, чтобы автомобиль без бензина ездил.

— Точно не для хозяина ищешь? А то я помню, как ты, задрав хвост, за ними гонялся.

— Что ты. Он вспоминает про низших только тогда, когда человеческих душ рядом не наблюдается. А я ему за последние месяцы запас на несколько лет вперёд сделал.

Дуб помялся, потом вздохнул, вытащил корни из земли и отодвинулся. В получившейся ямке Чёрт увидел узкий лаз.

— Вот спасибо, друг! — Свинорылый уменьшился раза в три и полез в нору.

Протискивался он недолго — уже через несколько метров выскользнул в уютную пещеру — потолок состоял из сплетённых корней деревьев, земляные стены были украшены коврами, в дальнем углу стоял небольшой диван и два мягких кресла. Над мебелью парило несколько светящихся шаров, оставляя остальную пещеру в полумраке.

— Вот я и позвала вас, вы с людьми уже общались. Что мне делать? — Домовичка, судя по молодости и наивным глазкам, чистокровная, то есть, никогда не проходившая стадию кикиморы, сидела в одном из кресел, поджав ноги. Перед ней стоял журнальный столик, на котором лежала незаконченная мозаика на несколько тысяч кусочков.

— Ну, у нас были экстремальные обстоятельства. — Леся сидела в другом кресле и стучала спицами. Вязала она что-то большое, тёплое и уютное.

— Подожди, дорогая. — Перебил жену Якуб. — Зосенька, ты объясни — хозяйка твоя как? Хорошая?

Молоденькая Зося пожала плечами:

— Вроде да. Дома порядок, мне постоянно подарки на кухне оставляет, видите? — Она показала на картину из кусочков. — И вкусности всякие. Всё, как нужно — скандалов в доме нет, ножи на столе по ночам не валяются. Однажды я забыла выключить компьютер, так она на следующую ночь сама его оставила включённым. Разрешила пользоваться.

— А муж её как? — Деловито спросила Леся.

Зося покраснела.

— Интеллигентный. И очень симпатичный.

— Это хорошо, что он тебе нравится. — Серьёзно сказала старшая домовиха. — Когда дорастёшь до статуса замужней, будет легче к своему супругу привыкнуть.

— Вот ещё. Не собираюсь я… — Зося фыркнула.

— Ну, положим, никто не собирается. — Якуб подмигнул жене. — А всё ж таки против природы не попрёшь.

— В том, что ты покажешься хозяевам, ничего страшного нет. Раз они у тебя такие положительные, зря бы не беспокоили. Значит, дело у них важное.

— Но ведь нельзя!

Леся улыбнулась:

— Когда законы придумывались, люди были глупые и агрессивные. Так что наплюй.

Чёрт, не спешивший выходить из тёмного угла и шуметь, стал уставать от этой бессмысленной и сентиментальной беседы. Но следующая фраза заставила его насторожиться.

— Может, вы и правы, но к ним в гости одна девушка ходит. — Зося подалась вперёд. — Мне кажется, она ведьма. И ещё они вроде как упыря убили. И защиту вокруг деревень ставили. Я хотела связаться с домовыми этой Марины или хотя бы с хлевником, чтобы всё уточнить, но пока не узнала, в какой из деревень и в каком доме эта девушка живёт.

— А это уже серьёзно. Ведьмы, они всякие бывают. — Задумчиво почесал коротко стриженую бороду Якуб. — Ты вот что. Напиши им письмо в текстовом редакторе, оставь файл открытым. Мол, встретиться не могу, но вы изложите свою проблему, ля-ля, тополя, а я помогу советом, если смогу…

— Деточка, а твоего хозяина не Максим случайно зовут? Невысокий такой, лицо обезображено интеллектом?

Домовые испуганно закричали, вскочили со своих мест и бросились врассыпную. Чёрт щёлкнул пальцами и нечистики замерли в тех позах, в каких их застало заклятие.

— Вот куда вы собрались. Я же с мирными намерениями. — Козлоногий вышел из тени, уважительно присвистнул, увидев вблизи, какой сложный рисунок собирала Зося, и плюхнулся на диван:

— Давайте так. Я вас освобождаю, но вы не убегаете. Просто побеседуем.

— Здрасьте. — Пискнула Зося после того, как рухнула в кресло. — Вы точно есть нас не будете?

Чёрт захрюкал:

— Я вегетарианец, дорогуша.

— Но как же…

— Это я вас для хозяина ловил. Но с болью в сердце. А сейчас человечинка доступна, так что никто вас не тронет. Кто старое помянет… Мир?

— Допустим. — Настороженно сказал Якуб. — Чего надо?

Нечистый решил не обижаться на грубость:

— Хотел попросить найти мне того, кто служит в доме Максима. Но я вижу, что искать не надо.

Зося потупилась.

— Деточка, передай пареньку, что с ним хочет повидаться старый знакомый. По важному делу. И передай ему это. — Козлоногий достал из кармана джинсов камешек. — Видишь? Здесь руна защиты. Это в доказательство того, что никаких козней строить не собираюсь, вреда причинить не хочу. Просто деловой разговор между деловыми, хм, людьми.

Зося молча взяла камень.

— Ну, до встречи. Хорошо у вас тут. — Чёрт поднялся и пошёл к лазу в потолке.

— А когда? Ты время не назвал.

— Завтра, в полночь, напротив его дома. У защитной борозды.

— Я передам.

— Ах, да. Вот ещё что. — Нечистый обернулся. — Якуб, ты в автомобилях разбираешься?

Глава 62

Марина стояла, виновато опустив голову и спрятав руки за спиной. Родители сидели на диване — отец хмурился, а мама утирала бегущие по щекам слёзы и брезгливо держала в вытянутой руке древний фолиант.

— Я думала, ты химию зубришь. К поступлению готовишься. И тут эта мерзость. — Мать открыла книгу на первой попавшейся странице. — Даже представить боюсь, что здесь написано. Мне достаточно иллюстрации. Зачем молодой девушке знать, как выращивать на грядках человеческие головы?

— Мам, ну, у тебя воображение, конечно. Это всего лишь ритуал лечения от алкоголизма. Человека закапывают по шею в землю и несколько часов читают заклинания.

— Молчать! — Рявкнула Сычкова-старшая и швырнула книгу на пол. Марина взволнованно проследила за траекторией. К её радости, с магической книгой ничего страшного не случилось.

— Мариша, до нас доходили сплетни, что ты колдовать можешь. Но не думали, что это правда, — подал голос папа, — дочка, это ведь так опасно. И для тебя, и для окружающих. Все ведьмы и колдуны — ужасные люди, ты сказки хоть почитай.

— Вот уж глупости, — фыркнула Марина, — пап, посмотри на меня. Неужели ты думаешь, что я могу вот так вот взять и стать плохой?

— Нет, но…

— Хватит. — Мать встала, подошла к дочери и тихо сказала: — Никакого колдовства. Через две недели съезжают квартиранты, мы распродаём всю живность и перебираемся в город. Ты поступаешь в университет, и всё на этом.

Девушка ответила так же тихо:

— Мамочка, я тебя очень-очень люблю. И знаю, что ты за меня переживаешь. Но пойми — я не смогу. Уже не смогу без этого.

— Ерунда. Все от чего-то отказываются. Это и есть взрослая жизнь.

— А волшебная палочка у тебя есть? — высунулся из детской Глеб.

— Сына! Я тебе сказала — сидеть в комнате!

— Но почему? — Протиснулся в зал мальчишка. — Почему я должен сидеть там, когда вы Маринку ругаете!

— Глеб, это взрослые дела. — Потёрла лоб мама. — Иди, мультик посмотри.

Парнишка покачал головой, подошёл к сестре и взял её за руку:

— Мама, не кричи. Прикольно, когда в доме есть волшебница!

Марина благодарно улыбнулась и крепко сжала руку брата. Тот засиял:

— А что ты умеешь делать?

— Действительно. Вот ты нам тут пытаешься объяснить, что не сможешь без этого жить. Без чего конкретно? Без приворотов? Без наведения порчи? — Ожил отец.

— Витя…

— Погоди, Оксанка, не кипятись. Вспомни, что творится вокруг, и посмотри на это дело с другой стороны.

Девушка задумалась. Потом подошла к окну — на подоконнике стояли кактусы, которые Оксана пыталась разводить уже несколько лет. Но они сопротивлялись — были мелкими, вялыми. Ни разу не цвели.

Марина уже привычным жестом взялась за конденсатор, который изначально был обычным фианитом, провела рукой над кактусами и прошептала заклинание.

— Обалдеть, Маринка, ты их зацвела! — В восторге подпрыгнул Глеб, заулюлюкал и заскакал вокруг мамы.

Оксана Егоровна медленно и подчёркнуто аккуратно села обратно на диван.

— Давай, дочь, рассказывай всё. Хватит темнить. — Заявил отец.

* * *

Оксана Егоровна мыла посуду. Звон стоял такой, что Марина испугалась за целостность чашек и тарелок.

— Мам. Давай я помою.

В ответ женщина лишь передёрнула плечами.

— Мамочка, ну прости. — Девушка подошла сзади и обняла Сычкову-старшую.

— Нет, вот ты мне скажи — почему ты нам не рассказала про упыря? — Мама швырнула губку в раковину и повернулась. — Мы что, такие плохие родители, что нам и довериться нельзя? А Максим Андреевич ваш, ишь, учитель! Да я здороваться с ним больше никогда в жизни не буду! А Славка?! Уши бы вам оборвать. — Женщина вздохнула, вытерла руки о полотенце и обняла непутёвую дочь.

— Мамочка, осенью никто не знал ещё, что волшебство — реальность. И существа всякие. Если бы ты сегодняшний рассказ услышала тогда — что бы подумала?

— Ну… нормально бы подумала.

— Мама. — Мягко, но укоряюще сказала Марина.

— Ну, да! — Высвободилась из объятий женщина, достала из холодильника пузырёк с валерьянкой, выпила три таблетки сразу и села за стол. — Я бы, наверное, решила показать тебя специалисту. Поначалу. Но потом поверила.

— Потом было бы поздно. Если бы не Максим Андреевич и Славка, потом были бы только похороны. Так что не надо на них злиться.

Оксана Егоровна покачала головой.

— Ну, что, идём? — В кухню заглянул отец.

— Пап, может, я сама?

— Не думай даже! Находилась уже. Самостоятельная нашлась, тоже мне. — Фыркнул Виктор и ушёл.

Сказав «а», говори и «б». Марина рассказала всё, с самого начала, ничего не скрывая. Под конец она почувствовала, как с души свалился огромный камень — родители, хоть и были шокированы обилием информации, приняли ситуацию.

Решив ковать железо, пока горячо, девушка уведомила родителей о сегодняшней встрече с Чёртом. Именно уведомила, а не попросила разрешения пойти. Всё ещё находясь под впечатлением от услышанного, родители, неожиданно для себя, согласились. Но с условием — отец пойдёт вместе с дочерью.

— Доченька. Только ты поосторожней там. Заклинания свои повтори, что ли… — Оксана в который раз за вечер зашмыгала носом.

* * *

— Пап, это тебе зачем?

— На всякий пожарный. — Мужчина стоял в сенцах перед зеркалом и пытался пристроить на поясе топор. Охотничий нож уже висел на груди.

— А базуку захватишь?

— Пошути мне. Я тогда ещё ремень захвачу — для тебя, Славика и биолога вашего. — Беззлобно огрызнулся Сычков.

Во дворе залился лаем Рексар, затем тревожные собачьи интонации сменились радостными. В хату ввалилась Галина, которой, естественно, сразу после «откровений» позвонила Оксана и сдала детей с потрохами.

За ней маячил Славик. Его правое ухо было подозрительно большим и красным. Несмотря на это, парень радостно подмигнул троюродной сестре.

— Витька, ты с этими охламонами поедешь? — О деле Галя заговорила с порога.

— Конечно.

— Что, племянница, наделала делов? — Коваль подошла к девушке, бесцеремонно взяла за подбородок и повернула к свету. — Ишь ты, и вправду, отражение вверх тормашками. — Женщина поёжилась. — Жуть какая.

— Тёть Галь, вы идите на кухню. Там мама.

Галина повернулась к сыну. Тот невинно потупил глаза.

— Смотри мне. Мы ещё не всё обсудили, ты понял меня?! Витя, если что, его за ухо и в машину.

— Галка, я и свою за ухо, если что. Не переживай.

— Пап, нам ехать пора. Скоро полночь.

* * *

В какой-то момент Сычков попросил дочь достать из «бардачка» блистер с таблетками. Марина взволнованно посмотрела на отцовский профиль и вдруг осознала, что он очень волнуется. Просто, в отличие от мамы, умеет держать эмоции в узде.

Когда проезжали мимо остановки, едва не попали в аварию — женская фигура бросилась прямо под колёса. Виктор резко затормозил и, ругаясь, потянулся к ручке дверцы.

— Дядь Вить, обалдели? Ехайте дальше! Звука удара не было, это не живое! Щас выйдете, оно вас схомячит за милую душу.

Мужчина послушался.

Красноселье настороженно молчало. В некоторых окнах горел свет, но на улице никто не разгуливал. Ещё прошлым летом в такое время деревня радовалась жизни — молодёжь разъезжала на мотоциклах и мопедах, из машин звучала музыка, слышался смех. Этот год изменил людские привычки бесповоротно.

Старенький «Опель» бодро выехал за защитную черту и притормозил. Виктор облокотился на руль и всмотрелся в темноту. Словно приветствуя людишек, Лес на берегу окутался Туманом.

— Пап, поехали. Чем больше стоим, тем больше внимания привлечём.

— Точняк. И наших, с погонами, и ихних, с клыками и гипнозами.

Мужчина медленно повернул за огороды.

Машина тихо кралась по двухколейной дорожке, которую проложили трактора. Проехать оставалось метров пятьсот, а там, у своего участка, их ждал биолог.

Марина немного трусила. Причём она боялась не Чёрта — последнюю неделю Сычкова усиленно изучала написанные неизвестным языком книги из пещеры Ольги-Иры. Поначалу девушка не знала, как подступиться к тексту, но потом догадалась читать не глазами, а Силой. И дело пошло. Кое-что из колдовства стало получаться, так что молодая ведьма самоуверенно считала себя достаточно опытной, чтобы противостоять такому противнику, как Чёрт.

Переживала Марина по другой причине — не отрежет ли что-нибудь отец в порыве гнева Максиму Андреевичу.

Но оказалось, Сычков-старший имел мнение, отличное от мнения жены. Выйдя из машины, мужчина в первую очередь пожал руку учителю:

— Большое спасибо. Как я понял, если б не вы, не видать бы нам Марусю живой и здоровой. И архаровца этого.

Бондаренко смутился:

— Что вы. Они и сами молодцы.

— Ну, как? — Сменил тему Виктор. — К чему нам быть готовыми?

Макс подумал, потом ответил:

— К галлюцинациям. К обману. Больше ничего не могу сказать.

— А что ему надо?

— Наша домовичка написала, что нечистый настроен вполне мирно, возле компьютера оставила вот это. — Максим достал из кармана камешек с надписями.

— Дайте гляну. — Протянула руку Марина. — Похоже на защитную руну. Только я на всякий случай и свою защиту поставлю, вы не против? Пап, дай ножик.

Виктор хмыкнул, но ничего не сказал — он всё ещё не мог привыкнуть к такой дочери — взрослой, сильной, немного отстранённой. К ведьме.

А девушка стала вполголоса шептать и чертить круг, в который заключила мужчин, себя и машину. Потом отдала нож отцу, сложила руки лодочкой, что-то прошипела в ладони, и между ними появился небольшой комочек зелёного света. Макс и Славка на это никак не отреагировали, а Сычков отступил на шаг. Потом, словно устыдившись, вернулся на прежнее место.

Комочек ярко вспыхнул и исчез. На несколько секунд засветился защитный круг, но затем и он погас.

— Всё. Мы готовы. Пусть приходит.

Глава 63

Ожидание не затянулось. Уже через несколько минут из Леса выехал микроавтобус. Водитель не скрывался — из открытых окон лилась зажигательная попса, фары перемигивались в такт музыке, на крыше танцевали длинноволосые девушки и заливисто смеялись.

— Так, мужчины. Заткните уши. Это зазовки. Всех вас я удержать не смогу, ещё поубиваете друг друга, — напряжённым голосом сказала Марина.

Но волновалась она зря. Машина остановилась в паре десятков метров от парламентёров, «девушки» легко спрыгнули и уплыли по воздуху обратно. Открылась задняя дверь, и наружу повалила целая толпа всевозможных существ — и маленьких, и больших, и прозрачных, и обросших листьями, и прекрасных, и уродливых. Весёлой толпой они унеслись вслед за зазовками.

Лишь тогда со стороны водителя открылась дверца, и из автомобиля вышел Чёрт.

Выглядел он прекрасно. Небеленый льняной костюм превратил козлоногую кряжистую фигуру в фигуру широкоплечего крепыша. Пиджак был расстёгнут, и люди увидели яркую майку с надписью: «Скупаю души по безналу, дорого».

— Твою ж ты мать! — Вырвалось у Виктора. — А чтоб меня катком переехало, ну и рожа!

— Уважаемый, я бы поостерёгся с пожеланиями на вашем месте, — хрюкнул Чёрт, — берите пример с дочери — она в восторге от моего сегодняшнего образа.

— Не то, чтобы в восторге. Просто уважаю людей с чувством стиля. Правда, ты не человек.

— И то верно, ведьмочка. Но спасибо за комплимент. Если твоего папашу нервируют рога и пятак, могу принять более цивилизованный вид.

— Да уж, пожалуйста. — Марина была сама вежливость.

Морда Чёрта смазалась, а затем на месте свиного рыла люди увидели вполне человеческое лицо — небольшой нос картошкой, русые волосы и светлые глаза.

— Так лучше?

— Может, прекратим расшаркиваться? Зачем ты нас позвал? — Макс не пожелал поддерживать беседу о моде.

— Во-первых, не вас, а одного тебя, подготовленный. — Чёрт материализовал рядом с собой небольшое кресло. — Но я понимаю, почему ты притащил сюда группу поддержки, и зла не держу.

Нечистый сел в своё кресло и радостно выпалил:

— Вам всем конец. Буквально.

Виктор молча снял с пояса топор.

— Успокойтесь, — ровно сказал Макс, — мне кажется, гость не имеет в виду конкретно нас. Он вряд ли стал бы предупреждать.

— Вот нравишься ты мне, парниша. Нравишься! — Наставительно покачал пальцем Чёрт. — Я имел в виду всё человечество.

— В каком смысле? — Сычков-старший опустил топор.

— Слушайте внимательно. У меня есть босс. Очень нервное и обидчивое создание, скажу я вам. И сильное. Любимое блюдо хозяина — души. Любые, но самыми вкусными и полезными для пищеварения он считает человеческие. Пару десятков лет назад кто-то очень ушлый окончательно закрыл проходы между мирами, посадив хозяйку на голодный паёк. Он очень обиделся и разозлился. Сейчас появилась возможность отыграться. Заново перемешать тот свет и этот. А души собрать и разместить в кладовой, в Вырае. Кладовую я сам делал, так что за качество отвечаю. Запасов ему хватит на много-много лет, к тому времени кто-то из животных успеет эволюционировать до появления разума, и моя хозяйка снова сможет собрать урожай. Вопросы?

— Он, она… Я так и не понял. У тебя хозяин или хозяйка? — Первый вопрос задал Коваль.

Чёрт задумчиво почесал подбородок.

— А я не знаю, молодой человек. Не знаю. Оно то женщина, то мужчина, то что-то желеобразное. Элита выше нашего и тем более вашего понимания.

— Тогда второй вопрос. Зачем ты это всё рассказываешь?

Нечистик похлопал по карманам пиджака, вытащил зефирку в шоколаде, закинул её в рот и зажмурился от удовольствия.

— Хашу, шобы вы остановили нашальника. — Прожевал и более внятно добавил. — Можно даже с летальным исходом, я не буду против.

— Интересное дело. — Скрестила руки на груди Марина. — С чего это такие желания?

Чёрт погрустнел и задумался. Люди терпеливо ждали.

— Знаешь, юная ведьмочка, я полюбил ездить в город. Это нечто. Куча машин, огни, высоченные дома шум, гам. Деньги в виде куска пластика — бери, не хочу. Девочки длинноногие, ухоженные, доступные, прапрабабки удавились бы, увидев, что их внучки могут себе позволить, и никто их не осуждает. И это в вашей, достаточно консервативной стране. А остальной мир какие возможности открывает! Суета, движуха, интернет, карьеристы, глобальные войны, противостояния религий, поиск внутренней гармонии, зожники и веганы, сатанисты и чайлдфри… Я не хочу, чтобы этот мир исчез. Здесь и для нечистой силы место может найтись. Мы прекрасно впишемся.

Было непонятно — то ли осудил современное человечество, то ли наоборот, похвалил.

— Хорошо, — проговорил Максим, — ты хочешь нам помочь. Что предлагаешь?

Чёрт засмеялся:

— Парень, ты не понял. Я не собираюсь помогать. Если люди исчезнут — что ж, так тому и быть. Поплачу, пущу по реке венок из ромашек — провожу в последний путь, так сказать, и найду выгоды в том, что получится вместо привычного для вас мира. Я не альтруист. Просто даю шанс разрулить ситуацию. Без моего участия, заметьте.

— А твой… твоя… твоё хозяйко и вправду может устроить глобальный армагеддец? — Вмешался Слава.

— Верь мне, пацан. Может.

— Что ты предлагаешь?

— Информацию. А как ей распорядится, ваше дело.

Чёрт оставил кресло, подошёл вплотную к защитному кругу и сказал абсолютно серьёзно:

— Через неделю полнолуние. Элита не может просто так взять и покинуть Вырай, им нужно приложить много сил, чтобы перейти границу. Большинство и не стремится особо — души сами прекрасно до Вырая добираются. А есть любители человечков — Зюзя, Цмок, Ярила тот же. Вы их вызываете. Но бывают, как мой босс. Так вот. Летом, в полнолуние, Высшему пролезть сюда гораздо проще, чем в обычное время. Кроме того, я провёл подготовительную работу — проход укрепил, расширил, удобрил душами. Так что как только луна взойдёт, начнётся потеха. Хозяйку не любит шушера — он ими питался, пока доступа к человеческим душам не было. Так что попросите домовых — помогут, если не струсят. Человеческое колдовство может возыметь эффект. По поводу вашего современного оружия ничего сказать не могу — не было прецедентов. Но кто его знает.

— А если мы его убьём? Нечисть уйдёт отсюда? — Спросил Виктор.

— Нет, уважаемый. С чего бы? Я лично прослежу, чтобы никто не залатал местную дырочку между мирами.

— Вот теперь у меня нет вопросов. — Заявил Славик. — Ты не нас спасаешь — ты кормушку для себя и твоих дружбанов сохранить хочешь.

Чёрт опять сменил личину и нагло хрюкнул:

— Даже если и так — в чём проблема?

— Ни в чём. — Поставил в разговоре точку Максим. — Спасибо за информацию.

Слава понял намёк и замолчал. Хотя продолжил возмущённо сопеть.

Козлоногий ещё несколько секунд выжидающе смотрел свиными глазками на людей, потом моргнул, тяжело вздохнул и сказал:

— Ну, раз у вас больше нет вопросов, тогда я поеду. В боулинг.

— Ага, до встречи. Счастливого пути. — Напутствовал Виктор.

Чёрт всё не уходил, ощущая, что разговор не окончен. Но люди молча таращились, а защитный круг и серебро, которым запаслись сельчане, не давали залезть в их мысли.

— Я пошёл?

— Ага.

— Точно больше никаких вопросов?

— Неа.

Нечистый пожал плечами, подошёл к своей машине, щёлкнул пальцами. Вишнёвый микроавтобус превратился в рубиновый «Бугатти». Чёрт наконец-то уехал.

— Катастрофа. Конца света нам не хватало. — Сычков забросил топор в багажник Опеля, достал сигареты и нервно закурил.

— Пап, всё нормально будет, — успокаивающе сказала Марина.

— Нужно план составить. У нас всего неделя. Хотя не думаю, что всё так серьёзно. Может, козлоногий врал для каких-то своих целей. — Коваль жаждал действовать.

— Славк, мне кажется, он правду говорил. — Девушка задумчиво теребила конденсатор — серебряное колечко на пальце. — Так что через неделю здесь будет жарко.

— Значит, так. — Взял слово учитель. — Марина, полистай свои книги, может, полезного чего найдёшь. Славка, тебе сходить к Николаевне, всё рассказать. Она женщина мудрая, может, подскажет что-нибудь. А я проведу переговоры с домовыми. Наша, правда, робкая — молодая слишком, наверное. Но, может, она приведёт кого-то более активного. Что-нибудь придумаем.

— Это всё хорошо, конечно. Но вы как хотите, а я схожу в сельсовет. Там тоже не дураки сидят. Поговорю с участковым, объясню всё подробно. Может, они уже разработали способ, как с нечистой силой бороться, да просто нам знать не положено. Или хотя бы дадут пару бойцов. Ну не верю я, что пули бесполезны!

— Дядь Вить, пули не на всех действуют, а тут что-то очень сильное.

— Славик, ты тут давай, не каркай. Понял? — Виктор погрозил племяннику кулаком.

Глава 64

Марина за неделю успела пролистать лишь две книги и нашла три подходящих на первый взгляд заклинания. Кроме того, юная ведьма выпросила у матери несколько украшений и зарядила их Силой непосредственно из источника. Впервые Марина попала в Вырай сознательно и не во сне. С замиранием сердца она ходила по сюрреалистичной местности, давя в зародыше страх наткнуться на кого-то вроде будущего противника.

Но всё обошлось. Говорящее дерево на берегу ручья встретило девушку, словно старую знакомую, дружелюбно подсказало, как именно использовать предметы и пожелало удачи в тёмных делах.

Самым сложным было убедить родителей, что она уже достаточно взрослая и магически подкованная, чтобы участвовать в бою. А вот отцу с его давлением лучше посидеть дома.

Ещё девушка, заручившись поддержкой Антонины Николаевы, провела ритуал вызова Чёрта. Тот очень удивился и сделал комплимент по поводу способностей молодой ведьмочки. Марина предложила сделку — она отдаёт ему все свои колдовские силы в течение целого года. Поскольку такие, как Чёрт, должны были служить кому-то более сильному, взамен получая остатки могущества, и без нынешнего хозяина нечистый какое-то время станет слабым и беззащитным, год «поддерживающей» терапии от человеческой ведьмы даст время окрепнуть, научиться жить без покровителя или, на худой конец, найти нового. Козлоногий не смог отказаться. Хотя кто знает — может, он сразу рассчитывал на что-то подобное, вывалив на людей пугающие сведения. Кто их, нечистых, разберёт.

* * *

Ждать восхода Луны решили возле Леса, со стороны реки, чтобы не привлекать лишнего внимания. Сычкова ползала на коленках по берегу и вычерчивала ножом сложный рисунок, который должен был защитить людей. В десятке метров от стены деревьев девушка поставила на песок деревянного идола, изображавшего человекоподобное существо с большим животом и семью глазами — своеобразный ориентир, к которому собирался прийти Высший. Чёрт должен был установить его в любом месте за пределами леса, но соблюдая условия сделки, просто отдал людям. Это всё, что смогла выторговать Марина — больше ничем нечистый помогать не собирался. Впрочем, ещё он «из-за доброго сердца и врождённой порядочности» более подробно рассказал о том, что планирует босс.

Антонина Николаевна поила всех мерзким на вкус отваром. Она наливала зелье в пластиковый стаканчик, предлагала зажать нос и выпить одним махом. По идее, варево придавало ясность уму и боевой задор телу, но поможет ли это в борьбе с элитной нечистью, Николаевна не знала. Кроме того, знахарка без остановки читала какие-то заговоры.

Максиму на подготовительном этапе делать было нечего, бутылки с зажигательной смесью он приготовил дома, поэтому биолог просто следил за обстановкой, небом и Лесом. Периодически мужчина со скепсисом поглядывал на оружие, которое ему одолжили домовые. Сами нечистики не могли покидать дома людей, но с энтузиазмом взялись помогать. Во-первых, они неведомо откуда притащили вот эти вот самые вилы, сопроводив их запиской: «Лишили жизни могущественного колдуна, который перед смертью успел перенести свою душу в орудие убийства. Вилы долгое время находились в Вырае, напитались Силой, а колдун забыл, кем был раньше, и теперь лишь жаждет крови».

Ещё домовые одарили Славку — сегодня утром парень проснулся и увидел возле кровати топор, который раньше стоял возле печки — мать им колола дрова на щепки. Правда, Коваль орудие труда не сразу узнал — на обухе и лезвии красовались пламенеющие руны, а топорище было заменено. В сопроводительной записке пояснялось, что домовики ценой огромных усилий срубили молодое плотоядное дерево в Вырае и заменили обычную берёзу на более подходящую, на их взгляд, древесину.

Парень был в восторге — при каждом взмахе топора руны вспыхивали, словно лампочки. Коваль ощущал себя настоящим воином.

Сейчас Славка выписывал топориком всевозможные вензеля, подпрыгивал, подбрасывал оружие, ловил и вновь подбрасывал. Тренировался.

Олег смотрел на заигрывания с топором довольно равнодушно. Он вообще сегодня был на редкость задумчив. Участковый пришёл в гражданской одежде, и по его лицу стало понятно, что помощи от официальных властей ждать не стоит. Коваль, в конце концов, прекратил скакать и присел на песок рядом с Олегом Александровичем.

— Что, не получилось?

Участковый махнул рукой:

— Владимир Казимирович, начальник штаба, отнёсся к информации вполне серьёзно. У них, оказывается, даже наработки какие-то есть — русские помогли. Экспериментальная модель оружия имеется. Правда, я не знаю, что и где именно — уровень допуска не тот. Пилипенко сходу понял масштаб предполагаемых событий и отправил запрос на проведение спецоперации начальству. И всё на этом.

Слава понял, что участковый действительно очень расстроен — тот сейчас выложил молодому парню сведения, которые явно не имел права разглашать.

— В смысле — они там в Минске, не поверили, что ли?

Инспектор горько улыбнулся и покачал головой:

— Поверили. Они ещё три дня назад закрыли въезд всем иностранным журналистам, военных прислали, думаю, ты их видел. Но главное в таком деле — согласование, конечно же. На всех уровнях. Не знаю — то ли по инерции так тормозят, то ли не хотят терять лицо перед иностранными наблюдателями… То ли сидя там, в своих далёких и уютных кабинетах, не понимают, насколько всё серьёзно.

Коваль присвистнул. Через неделю от человечества рожки да ножки останутся.

— Значит, надежда только на нас?

Олег посмотрел на грузную Николаевну, интеллигентного Максима и девчонку с шальным взглядом.

— Эх, парень. Попали мы, как кур во щи. — Участковый снова махнул рукой и задумчиво уставился на реку.

Славка помолчал, а потом сказал:

— Спасибо вам, Олег Александрович. И за то, что не выдали нас, особенно Маньку, когда рапорт о Марушкиной писали. И сейчас вот — могли ведь приказ не нарушать и просто не вмешиваться.

— Иди ты… топором махай. Не лезь в душу, — буркнул Олег, но по посветлевшему взгляду стало ясно, что «спасибо» пришлось кстати.

— Восход Луны через пятнадцать минут. — Сообщил Бондаренко.

Олег достал из кобуры пистолет, похлопал себя по карманам — запасные обоймы были на месте.

Марина в очередной раз прошлась вдоль рисунков, проверяя, всё ли в порядке.

Николаевна шептать стала гораздо быстрей.

— У нас гости. Неужели согласовали?! — Радостно удивился Слава.

— Коваль, ты топором не свети — он у тебя, как новогодняя ёлка. Ещё конфискуют, — вполголоса проговорил Буревич. Сам он не спешил радоваться — не верилось, что всё могло решиться так быстро. А вот остановить инициативу местных вполне могли.

В молчании люди наблюдали, как от Красноселья в их сторону спешат два армейских УАЗика и серый юркий внедорожник, на котором обычно ездил Пилипенко.

Взрывая фонтаны песка, автомобили въехали на пляж и остановились. Марина ревниво проследила, не повредили ли машины её песчаные узоры.

Из машин высыпали военные количеством в десять человек. Девять из них молча заняли понятные лишь им позиции и как-то сразу вписались в ландшафт. Десятый подошёл к кучке местных борцов с нечистой силой и коротко спросил:

— Не вылезало ещё?

Из внедорожника легко выпрыгнул Пилипенко, за ним неуклюже выбрался худой взлохмаченный мужчина в очках.

— Добрый вечер, граждане, — поздоровался человек в очках и повторил вопрос военного: — не вылезало?

— Нет, но по времени должно вот-вот. — Ответил за всех Буревич. — Владимир Казимирович, я так понимаю, вам дали добро?

— Можно и так сказать.

Гэбист, естественно, не стал рассказывать гражданским, как долго и упорно убеждал начальство поторопиться с решением. Ему ответили — недостаточно данных, но лучше помочь населению. Неофициально, чтобы не нервировать международных наблюдателей и не расстраивать активизировавшийся два дня назад Гринпис.

Если коротко — помощи ждать не надо, справляйтесь своими силами, медали вручим после.

Тогда Пилипенко пошёл к военным. Командира взвода, старлея Ляшкевича Дениса Кирилловича, Владимир знал ещё со времён службы в армии. Кратко обрисовал ситуацию, показал кое-какие видеозаписи, протоколы допросов тех, кто встречался лицом к лицу с нечистой силой.

Ляшкевич впечатлился. Обрисовал ситуацию подчинённым и не приказал, а попросил помочь местным. Никто не отказался. Но срочников Денис решил не привлекать, отобрав для операции самых опытных бойцов.

Физика Борискина уговаривать не пришлось. У него давно чесались руки испытать экспериментальное оружие. К тому же Лес его бесил — там не работали законы физики, химии, биологии, математики и прочих научных дисциплин. Борискин мечтал уничтожить это место, чтобы мир снова стал познаваем.

— Ладно, хлопцы. Это хорошо, что вы приехали. Давайте я вам отварчика налью, пока время есть. От него ясность в голове и сила прибавляется.

Вновь прибывшие поначалу хотели отказаться, но затем передумали — в бою с нестандартным противником все средства хороши.

Сычкова решила, что молчать на данный момент нет смысла:

— Вы, наверное, хотите знать, чего ждать?

— А вы, юное создание, можете нам объяснить? — Галантно спросил старший лейтенант.

— Может, может, Денис. Это наша достопримечательность, колдунья, как она есть. — Без улыбки сказал гэбист.

На гневный взгляд Славки Буревич ответил удивлённым пожатием плеч — откуда Пилипенко знал о Марининой особенности, участковый был без понятия. Уж точно не от него.

— Большой брат следит за тобой. Яснопонятно. — Пробормотал себе под нос недовольный Коваль.

Владимир Казимирович, однако, услышал:

— Парень, такая у нас работа. Неужели ты думал, мы не знаем, что творится у нас под носом?

— А почему не вмешивались? — Решил уточнить Максим.

— Во что? Плохого вы ничего не делали, защиту, вон, вокруг деревни поставили. Не вижу проблемы.

Учитель понял, почему не тронули Сычкову — проводить исследования лучше всего в естественной среде обитания объекта.

— Ладно, давайте к делу. — Марина раздражённо повела плечами. — У нас времени нет. Значит, так. Существо выберется сюда, на берег, вон к той скульптурке. Она для неё вроде маяка. На этом этапе оно практически неуязвимо, но и само не в полной силе. Перво-наперво порождение Вырая начнёт рушить стену между мирами. То есть, совсем. Всё перемешается. Будет единое пространство, как много тысячелетий назад. Своими силами мы это остановить не сможем.

— То есть, ты хочешь сказать, что конец света наступит в любом случае? — Нахмурился Ляшкевич.

Марина в ответ обречённо кивнула головой.

— Не знаю, как вас по батюшке, — встряла Антонина Николаевна, — но жили ж наши предки как-то с нечистой силой бок обок. Не переживайте. Не это конец света. Вы дальше слушайте.

Ведьма продолжила:

— На первом этапе наша задача — пытаться навлечь огонь на себя. Тогда будет шанс, что кое-где останутся островки нашего мира в чистом виде, потому что там, где людей много, техники и прочих современных достижений, прорвать стену будет сложно. Оно может решить довершить всё поздней, когда никто не будет мешать.

— А может и не решить, я так понимаю? — Приподнял бровь гэбист.

— Естественно! Но будем надеяться. Далее. На втором этапе существо сможет действовать с максимальной эффективностью, словно у себя дома. Именно в это время Высший начнёт собирать души. Я не поняла, как это будет происходить, если честно. Знаю одно — процесс массовый. По всему миру. Кто-то сразу умрёт, кто-то станет бродить по свету в виде нежити.

Несколько солдат покинули свои позиции и подошли послушать молодую девушку. Командующий их не остановил.

А Марина, понимая, что времени осталось совсем мало, зачастила:

— Главное, когда оно будет души собирать, мы можем ударить всем, чем можно — оно станет немного слабей, хоть и будет в полной силе. Знаю, звучит странно, но выкашивание более семи миллиардов душ немного подрывает здоровье. Если мы переживём, и даже победим, то у нас два пути. Первый, более простой…

Славка громко хмыкнул.

— Да, Славк, более простой! Мы его убиваем. Это вполне возможно. Но тогда мир так и останется перемешанным. И более сложный — ослабить до такого состояния, когда он уже не сможет творить магию, и отправить назад, в Вырай. Там оно будет зализывать раны несколько десятков лет, а чтобы люди до него не добрались, самолично заново возведёт стену. И всё вернётся на круги своя.

— Хм. — Проговорил физик. — Второй вариант, конечно, предпочтительней. Пару десятков лет выиграем, хоть подготовимся к следующему пришествию. Только как мы поймём, что настал момент? И как отправим его назад?

— Чёр… — Марина запнулась. — Мой информатор сообщил, что мы сразу поймём, когда придёт время. А как отправить, мне тоже объяснили. Так что всё получится. Главное, дожить до этого момента.

— Марина, а кто ваш информатор? Ещё один местный колдун, или представитель с той…

— Гражданочка неизвестная идёт. — Негромко сказал один из солдат.

Глава 65

Все обернулись в сторону, в которую военный махнул дулом автомата.

Женщина не спеша брела, с явным удовольствием погружая босые ноги в уже остывший песок. Она была одета в длинный чёрный плащ, скорее даже мантию. Свободный капюшон не давал рассмотреть лицо. Впрочем, это мог быть и мужчина — одеяние скрадывало фигуру.

— За каким фигом ей коса? Она что, камыши косить собралась? — Пробормотал Славка. Хотя, конечно, он прекрасно понял, кто вылез на берег из потустороннего мира.

— Это же оно! — Горячо зашептала Сычкова. — Смотрите, всё, как меня предупреждали!

Подтверждая слова девушки, существо шло к конкретной цели — к идолу. На секунду запнувшись о защитные узоры, лениво пошевелило рукой. Рисунок вспыхнул лиловым цветом и исчез.

Марина воздела руки к небу и заорала:

— На сінім моры камень, на тым камні дуб, на тым дубе трыдзевяць какатой, на тых какатах трыдзевяць гняздоў! А як я замахнуся, як сілушкі набяруся, дастану з тых гнёздаў вогнішча, ды ворага запалю!

Столь длинное заклинание привлекло внимание. Высший обернулся и, как показалось людям, с интересом дослушал до конца, склонив голову набок.

Между ладоней девушки заполыхало. Она швырнула огненный шар, который, с утробным рёвом пронёсшись по воздуху, ударил то ли мужчину, то ли женщину в грудь. Мамин любимый гранатовый кулон разлетелся на мелкие осколки. Часть из них вгрызлась ведьме в грудь, несколько попало в лицо. Но Сычкова в запале не обратила внимания на боль и кровь.

Замешкавшись лишь на секунду, вслед за огнём полетели пули. Военные не жалели боеприпасов, стреляли метко.

Но ни оружие, ни магия видимых проблем существу не доставили.

Оно взмахнуло косой, из-под капюшона повалил знакомый до боли лиловый туман.

— Не останавливайтесь, стреляйте! — Закричала Марина. Сразу после того, как конденсатор взорвался, сердце пропустило один удар, и волна тепла разлилась по телу. Адреналин гулял в крови, и ей уже не нужно было произносить заклинание огня вслух. Девушка наконец-то поняла смысл нравоучений в одной из книг: «Истинная ведьма раскрывает потенциал заклятия в единственно правильный момент, после чего ей не нужен костыль в виде стандартных словесных форм». Магия, рождённая мыслью, сработала гораздо быстрее, и второй полыхающий шар полетел в Высшего.

Густой туман очень быстро ухудшал видимость.

* * *

— Катька, глянь! — Баба Лена схватилась за подоконник.

К ней торопливо подошла Екатерина Семёновна, посмотрела на берег и побледнела.

Баба Лена прижала к груди старенькую Библию, зажмурилась и совсем по-детски прошептала:

— Мамочки!

Лиловый туман выглядел как ядерный гриб — ножка полностью скрывала Лес, а шляпка клубилась и быстро расширялась, закрывая всё бо́льшую площадь небес. Семёновне показалось, что края «шляпки» ближе к горизонту изгибались, опускаясь до земли, но не была уверена в увиденном. Да и не туман волновал пожилую женщину в первую очередь — от подножия гриба к деревне неслась толпа потусторонних существ. Даже сквозь стекло были слышны смех, крики и завывания. Нечисть радовалась. Когда первые представители потустороннего мира достигли околицы, Екатерина Семёновна схватилась за сердце.

Существа пытались пробиться к домам, но словно натыкались на невидимую стену. Как вода, омывающая камень, волна нечисти стала огибать деревню. Послышались вопли разочарования.

— Ленка, открой глаза. Не боись, защита держит. — Прошептала Семёновна.

* * *

— Не сметь! Сиди в машине, Борискин! Расчехлишь свой агрегат во второй фазе, ты понял меня?! — В окно просунул окровавленную голову Владимир Казимирович.

— Что я, буду просто так сидеть, когда вас там рвут? Вы видели, что оно с тем сержантом сделало? — Возмущённо заорал белый от ужаса физик, пытаясь перекричать какофонию звуков, которыми ознаменовали свою свободу нечистики, пролезшие вслед за Высшим.

— Сидеть, я сказал! — Пилипенко, обернулся и прострелил голову особо ретивой и мерзкой твари. Голова существа разлетелась, как арбуз, и неопознанный житель потустороннего всосался в туман. Уже другим тоном гэбист добавил: — Вася, если с тобой что случится, эти штуки никто не сможет включить. Сиди, отгоняй. Держи пистолет. Стрелять умеешь? Вот, молодец. На, глотни. — Мужчина достал флягу и передал её учёному. — Успокойся. А сержант сам виноват.

* * *

— Егорушка, это оно, да? — Жена с ужасом смотрела в окно на лиловый туман, затянувший город.

— Конец. Это конец. — Егор сжал кулаки. Они с Максом так и не смогли придумать ничего толкового — шум, который Кухарь поднял в Интернете, оказался совершенно бесполезным.

Кеша захныкал и вцепился в мамин халат. Он не мог понять, почему родители такие странные. Женщина подхватила сына на руки и крепко прижала к груди.

— Надо уезжать из города.

— Куда?

— Не знаю! Но оставаться здесь опасно! — По грубому тону стало понятно, что Егор в полной растерянности.

Жена всхлипнула, и мужчина устыдился:

— Прости. Всё будет хорошо. Иди, собери одежду. Бери только самое необходимое. А я займусь лекарствами и документами.

Женщина поспешила в спальню. Егор услышал приглушённые рыдания.

Мимо дома прошествовал кто-то громадный и лохматый. Он играючи подхватил торговый павильон и засунул его в пасть. Успела ли выскочить продавщица, Кухарь не заметил.

— Как вы там? Наверное, и в живых никого в вашем Приречье не осталось. Не успели. Ничего не успели.

— Егор! Нам страшно! — Срывающимся голосом позвала жена.

— Иду. — Кухарь отвёл взгляд от окна и пошёл к семье.

* * *

Высший давно пропал из виду. Вокруг клубился туман, из которого то здесь, то там выныривали морды и лица, напоминавшие человеческие. Почему-то мало кто из существ обращал внимание на людей — в большинстве своём они радостно проносились мимо. Вот какой-то мелкий нечистик пробежал, едва не задев Макса, в сторону реки, учитель услышал оптимистичное «ура» и громкий всплеск воды. А вот второй выскочил прямо перед носом, радостно оскалил клыкастую морду, и Бондаренко, не долго думая, ткнул вилами вперёд. На грани слышимости раздался дикий хохот.

Этот смех звучал каждый раз, когда Макс кого-то убивал. Заключённая в вилах душа колдуна искренне радовалась насилию.

— Максим Андреич!

Бондаренко поспешил на голос.

Марина ножом выцарапывала на капоте внедорожника огромную стрелку. В машине уже сидели Антонина Николаевна, Борискин, гэбист и Славка. Как и оружие Бондаренко, топор парня был заляпан разноцветными пятнами — красными, болотно-зелёными. Поблескивала прозрачная слизь.

— Садитесь в машину, быстрей. Девочка кое-что придумала. — Поторопил Пилипенко.

УАЗы паровозиком пристроились за внедорожником. Девушка прыгнула на сиденье рядом с Владимиром Казимировичем, что-то прошептала.

Нацарапанная стрелка засветилась и выгнулась в левую сторону.

Гэбист нажал на педаль газа.

Ехали практически вслепую. Иногда из тумана выныривали какие-то морды. Стрелка периодически изгибалась, и водитель тут же менял направление.

— Девка на идола настроилась. — Доверительно сказала Максиму Антонина. — Тот же его заглотнул, паразит. Зато теперь мы его найдём.

Сзади, стараясь не потерять ведущую машину из виду, ехали военные и участковый.

— Я не могу понять, где мы. — Пробормотал гэбист. — По идее, давно должны были доехать до Красноселья, даже, скорее, до Яблоневки и трассы. И ни разу не врезались ни в деревья, ни в заборы. Ничего не понимаю. — Стрелка в очередной раз извернулась, и Владимир крутнул вслед за ней руль.

— Владимир Казимирович, вы не поняли. Мы никуда не едем, стоим всё там же, на берегу. — Напряжённо проговорила молодая ведьма. — Это пространство и время вокруг нас меняются. Мы — нет.

Пилипенко выпустил руль и прекратил давить на газ. А машина всё так же ревела мотором.

— Видите? Это иллюзия. Расслабьтесь. Главное, руль поворачивать не забывайте. — Улыбнулась одними губами девушка.

* * *

На улице вновь кто-то закричал. Орестес решил не совершать прошлую ошибку и на балкон не вышел. В тот раз он едва увернулся от спикировавшей сверху полуженщины, полуптицы. Гарпия гневно заклекотала, когда он заскочил в комнату и захлопнул дверь перед мерзкой пастью. Существо стало царапать по стеклу огромными обсидиановыми когтями. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не молитва, которую прошептал мужчина, рухнув на колени. Гарпия совсем по-человечески хмыкнула и исчезла в лиловом тумане.

Это было вполне ожидаемо — истинная вера творит чудеса. Очень жаль, что в современном мире осталось так мало тех, кто следует христианским заповедям. А некоторые и вовсе обратили свои взоры к мракобесному язычеству, поклоняясь Зевсу и прочим псевдобогам. Орестес, стараясь не прислушиваться к происходящему за стенами дома, встал на колени и начал истово молиться о спасении душ ближних своих. Людям это было необходимо, ибо конец света наступил.

* * *

— Девочка, ты уверена, что мы не перемещались? — Спросил Пилипенко.

— Абсолютно. — Марина морщила лоб. — Может, нас затянуло куда-то вслед за этим? Или оно пространство как-то изменило…

— Володь, это неважно. — Сказал Ляшкевич.

Молча приблизились Олег и оставшиеся в живых солдаты. Останки сержанта лежали в багажнике одного из УАЗиков. На первой фазе, когда кончились патроны, молодой военный, вместо того, чтобы достать запасную обойму, метнулся к Высшему. То ли собирался сойтись врукопашную, то ли ещё что, но закончилось это мгновенной, жуткой смертью.

Труп походил на мумию. От остальных погибших не осталось ничего.

Машины и люди стояли на возвышении. Туман здесь был достаточно редким — видимо, Высший активно его поглощал. Сейчас существо находилось внизу, в овраге, и выглядело иначе, нежели час назад — гигантская, желеобразная туша размером с сельскую школу лениво шевелилась и побулькивала.

Кто-то из военных передёрнул затвор.

— Стрелять только по моей команде. — Ровно проговорил Ляшкевич.

— Мне кажется, оно перешло во вторую фазу. Человеком уже не притворяется, и туман не выплёскивает, а наоборот, всасывает. Скоро начнёт уничтожать человечество. — Максим был само спокойствие. — Думаю, господин учёный, ваш выход.

Борискин радостно улыбнулся и подбежал к внедорожнику. Через несколько секунд вернулся к остальным, держа что-то, похожее на фен, газонокосилку и пульверизатор одновременно.

— Маленький какой-то. — Скептически произнесла Николаевна, переводя взгляд то на существо, то на экспериментальное оружие.

— Нам хватит. — Учёный нажал одну из кнопок. Предмет ровно загудел, к нему хлопьями стал подтягиваться туман и засасываться в ту часть, которая походила на ёмкость пульверизатора. — Парень, иди, в багажнике второй возьми.

Коваля долго упрашивать не пришлось. Сунув свой топор Буревичу, Славка вооружился более современным оружием.

— А теперь повоюем. — Сказал Борискин и нажал другую кнопку. Собранный туман изменил цвет на изумрудный и, словно лазерный луч, устремился к врагу. Желеобразное тело вздрогнуло, в месте попадания появилась дымящаяся дыра, которая, впрочем, тут же затянулась.

— Работает! — Довольно воскликнул Коваль.

Существо словно заволновалось, по крайней мере, стало активней булькать.

— Почему оно на нас не реагирует? — Нахмурился Ляшкевич.

— Тебе же наша колдунья объяснила — на этом этапе существо слишком занято, чтобы обращать внимание на мелких букашек. К тому же Антонина Николаевна, видно, знает своё дело, заговоры работают. — Пилипенко прицелился и бросил вниз гранату.

В ту же секунду рядом с людьми заклубилось что-то тёмное.

— Кажется, я ошибся. — Гэбист сделал шаг назад. — Оно реагирует, и ещё как!

Люди не успели толком понять, чем грозит странный сгусток тьмы, как подобных объектов вокруг стало гораздо больше. Из первого появилось взлохмаченное существо. Оно, не мешкая, подскочило к ближайшему солдату и клацнуло челюстями.

— Держать оборону! — Заорал Ляшкевич, когда за одним чудовищем повалили другие.

Солдаты оттеснили гражданских к краю оврага, сами развернулись лицом к врагам и вскинули автоматы.

— Пацан! Помогай воякам! А мы тут сами! — Взвыл физик. — Ребятки, не дайте им до нас добраться!

Глава 66

Поначалу Джордж и Энджи с удовольствием любовались таким редким явлением, как цветной туман. Даже сняли на видео. Но потом в городке послышались крики ужаса. Когда на лужайку перед домом выскочил сосед, мистер Брюс, и упал замертво, чета Уорнингтон решила укрыться в доме и позвонить в службу спасения.

Телефон не работал. Сотовые не могли найти сеть, а крики на улице продолжались. Джордж достал из сейфа дробовик и выглянул из окна. Прямо у двери увидел мистера Брюса. Тот бесцельно тыкался лбом в дверь и мычал. Уорнингтон приоткрыл окно и выстрелил в непрошеного гостя. Полголовы срезало начисто.

Вместо того чтобы упасть, монстр посмотрел вверх сохранившимся глазом.

— Энджи, спускайся в подвал.

Жена, умница, всё поняла. Она бросила вопросительный взгляд на сейф.

— Конечно, дорогая, револьвер я тоже захвачу.

То, чего обычный клерк ждал много лет, наконец, свершилось.

На случай зомбиапокалипсиса в подвале всё давно было подготовлено.

* * *

Клубы чёрного дыма, которые Коваль окрестил «телепортами», наконец исчезли. Ляшкевич, сжав зубы и вытирая с себя бурую слизь, рассматривал то, что осталось от его бойцов. Один, изломанный, как кукла, лежал, привалившись к рыжему валуну. О втором напоминало лишь кровавое пятно. Третий пока был жив. Но хриплое дыхание и кровавая пена на губах говорили, что это ненадолго.

Не пострадали лишь двое — существа из дыма оказались восприимчивы к обычным пулям. А Славкин агрегат вообще распылял их на атомы за какие-то секунды. Но всё равно враги оказались быстрей и сильней.

Ляшкевич приглашающе кивнул головой Ковалю и поспешил к оврагу, помочь остальным — на переживания не было времени.

Казалось, существо кипит. Желеобразное тело ходило ходуном, раны больше не затягивались. Послышался утробный рёв, и к Высшему со всех сторон потоком устремились души. То, что это именно они, все поняли безо всяких подсказок — по воздуху плыли бесчисленные множества светящихся человеческих силуэтов.

— Оно перестало их складировать, поглощает напрямую! Значит, теряет силы! Поднажмём! — Макс поджёг тряпицу, торчавшую из бутылки, и бросил коктейль Молотова вниз.

— Колдуйте, барышня! От вас сейчас больше пользы, чем от нас! — Прокричал Пилипенко.

Николаевна подковыляла к Марине, тронула за руку.

— Короче, девка, ежели что, тяни силы из меня. Я знаю, ты умеешь.

Марина побледнела и несогласно замотала головой:

— Баба Тоня, ни за что! Я же вас убью!

Старуха горько усмехнулась:

— От меня никакой пользы. А так хоть на что-то сгожусь. Ежели что, передай мои тетради фельдшерице. Из неё хорошая лекарка выйдет.

— Нет. Нет, даже и не думайте! — Рявкнула Марина, отвернулась от женщины и подняла руки к небу.

Пенсионерка тяжело вздохнула, перекрестилась, подошла к молодой ведьме и тихонько прикрепила той на футболку обычную бельевую прищепку. Девушка ничего не заметила. Зато приметил участковый. Он вопросительно нахмурился, но старуха приложила палец к губам. Пожав плечами, милиционер занялся своим делом.

«Людишки, я вижу вас. Прекратите мешать предначертанному». По удивлённым лицам вокруг Бондаренко понял, что бесплотный голос в голове слышат все.

«Обещаю оставить вам жизнь. До тех пор, пока старость сама не приведёт вас ко мне».

— Вот сволочуга! — Славка вытер со лба пот, смешанный с кровью — одна из тварей полоснула его по голове острыми когтями, оставив три борозды.

«Ваши потуги бесполезны. Я всё равно выполню задуманное».

— Славик, на. — Николаевна сняла с себя льняной платок и отдала парню. Коваль завязал его на манер банданы. Светлая ткань тут же окрасилась красным, но зато кровь перестала течь в глаза.

* * *

— Смотри, смотри, он уходит! — Ансельм радостно следил, как лиловый туман, заставший их в дороге в трёх километрах от Либенбурга, потихоньку редеет, а огромный чёрный волк, до этого пытавшийся прорваться в машину, поднял морду кверху, прислушался к чему-то, завыл, в два прыжка достиг леса и исчез за деревьями.

— Марлин, ты слышишь? — Мужчина, наконец, повернулся к жене.

Она выглядела умиротворённой. Глаза были закрыты, на губах застыла спокойная улыбка.

— Марлин? — Потряс Ансельм женщину за плечо. Никакой реакции.

Отец семейства повернулся к заднему сиденью и дрожащей рукой стащил плед с детей. Под пледом они прятались от оборотня.

— Софи? Франциск?

Дети, как и мать, были мертвы.

Мужчина почувствовал, как горе всего мира обрушилось на его голову.

* * *

Стало понятно, что люди побеждают. Из дыр на желеобразной туше извергался лиловый туман, слышались хриплые звуки, не слишком похожие на победный рёв. Существо уменьшилось раза в четыре. Поток душ, стремящихся к нему, сократился.

Пилипенко прищурился, глядя вниз:

— Он на последнем издыхании. Марина, как думаешь — хватит у тебя сил довести до нужной кондиции эту кучу слизи?

Девушка осмотрела свои амулеты. Светился лишь один и то довольно слабо.

— Надеюсь. В крайнем случае, зачерпну из себя.

Николаевна, кряхтя, села на землю, оперлась спиной о колесо УАЗика, расправила подол юбки и закрыла глаза. На бабушку никто не обратил внимания.

— Давай, внучка. Только не забудь мой наказ про записи. — Прошептала одними губами женщина и приготовилась умереть.

* * *

— Смотри, смотри, Ленка! Вот это они дают, — частила Екатерина Семёновна, — что же там происходит?

— И знать не хочу. — Отрезала Баба Лена и вновь забормотала молитву.

Деревенские псы бежали в сторону Леса. Рядом с ними, не обращая внимания на извечных врагов, неслись коты. Пенсионерки не могли знать, что животные ответили на призыв молодой колдуньи. И что из леса, окружавшего мёртвые Подзелёнки, на помощь спешили волки и дикие кабаны.

Над Лесом бушевала гроза. Молнии безостановочно били в одну точку, от грома в Красноселье дребезжали окна.

— Только бы у них всё получилось. — Умоляюще сложила руки на груди Семёновна.

* * *

В овраге корчился Высший. Он снова выглядел, как человек. Марина знала, что его слабость временна, и нужно срочно доделать начатое.

— Кто-нибудь, помогите. Мне надо ладонь порезать, а я не могу себя заставить. — Девушка умоляюще посмотрела на мужчин. — Больно.

Никто не решился, кроме Пилипенко. Тот равнодушно взял нож и провёл им по руке Марины. Сычкова охнула, но тут же достала из кармана миниатюрную, с палец, копию идола, обильно смочила его кровью. Вытащила бумажку и по ней прочла заклинание.

Мини-идол радостно вспыхнул. Существо внизу завыло, осветилось изнутри и исчезло.

— Всё. — Выдохнула девушка. — Он теперь с той стороны, хотя технически сторон нет. Но он быстренько начнёт стену возводить, и к утру всё будет, как раньше. Никакого колдовства, никакой нечисти.

Она легла на спину, раскинула руки и вновь сказала:

— Всё.

Славка подошёл к Олегу. Тот молча вернул топор. Люди топтались и не знали, что делать.

— А бабушка ведь того. Мертва. — Удивлённо сказал Ляшкевич.

— Как это? — Вскинулась Марина, подползла к Николаевне и стала хлопать ту по щекам. — Антонина Николаевна, очнитесь!

— Марина, не надо. — Подошёл Максим и присел рядом на корточки. — Успокойся.

Девушка зарыдала в голос и уткнулась учителю носом в плечо. Славка тоже стал утирать глаза.

Олег хотел было сказать, в чём дело, но видя горе Сычковой, подошёл, погладил её по спине, вроде как для утешения. Незаметно снял прищепку и спрятал к себе в карман.

Окружающая действительность размылась, оставив чёткими лишь контуры машин и людей. Через несколько секунд всё нормализовалось. Бойцовский отряд оказался на берегу, возле Леса.

Марина продолжала плакать.

* * *

— А кто это у нас тут такой маленький? А кто это у нас тут такой слабенький? Что босс, потрепало тебя? — Чёрт был полон сочувствия.

Высший корчился под дубом, методично царапая кору. Дерево морщилось от боли, но терпело.

— Людишки. Что с них взять. Вечно за жизнь цепляются, словно после неё ничего хорошего нет. Оттого и сражаются так, с огоньком. Хотя да, если бы всё у тебя получилось, хорошего они бы не дождались. Как и мы.

Нечистик достал из кармана небольшой предмет, который после нехитрой манипуляции превратился в селфи-палку.

— Прощу прощения, босс, но такой кадр пропадает. — Чёрт присел на корточки рядом с хозяином, улыбнулся в объектив свиной мордой и сделал несколько снимков.

— Помоги. Нужно возвести стену, пока не нашли. Попробую позже. Отомстить. — Высший был настолько слаб, что у него не хватало сил на мысленные беседы, и приказ он проговорил вслух.

— Прости, босс, но нет. Я здесь не для этого. — Чёрт убрал телефон. — Мы тут с корешами посовещались и решили, что стену возвращать не будем. Мир, конечно, ты испоганил, хотя он такой шикарный был. Но мы не привередливые, и так сойдёт.

Чёрт со свистом втянул в себя воздух. Где-то очень далеко Марина вскрикнула, побледнела и упала в обморок. Нечистый почувствовал, как колдовская сила девушки наполняет его, и прорычал:

— Давай, друг, как договаривались.

Дуб вытащил могучий корень из земли и обрушил его на голову Высшего. Нечистый собрал всю Силу в огромный ком и одним движением добил своего бывшего хозяина.

Эпилог

Пилипенко угрюмо смотрел на местных. Военные и милиционеры, защищая колонну из легковых автомобилей и грузовиков, ощетинились автоматами. У самых молодых солдат подрагивали руки — никто из них не ожидал, что когда-нибудь придётся угрожать оружием своим же, к тому же гражданским. Из машин выглядывали бледные учёные и священники.

— Уважаемые, я уверяю вас — как только мы сообщим о происходящем, сюда прибудет транспорт. Вас обязательно эвакуируют.

— Не трынди! — Голос Печкиной высоко взлетел. — Кто за нами приедет? Мужики на водокачку залезали, туман до самого горизонта всё укрывает! Только Приречье и окрестности не тронуты!

Огромная толпа согласно загудела.

— Тем более. Я не могу население трёх деревень вывезти неизвестно куда. Дорога опасна — кто знает, что нас поджидает.

— Да ответственность ты брать на себя не хочешь, по шапке получить боишься! — Выкрикнул кто-то из задних рядов.

— Братцы, они просто сбежать хотят и бросить нас тут! Чтобы нас и наших детей Лес пожрал! — Выплюнувшая полные ненависти слова женщина держала на руках пускающего пузыри малыша. Другой, постарше, цеплялся за её спортивные штаны.

Люди колыхнулись вперёд. У кого-то из солдат не выдержали нервы — прозвучала автоматная очередь. Перед толпой от пуль вздыбился асфальт.

— Не стрелять! — Рявкнул Ляшкевич.

Ему не нравилось происходящее. Два дня попыток связаться хоть с кем-нибудь за пределами Приречья ни к чему не привели. Денис сам залезал на башню водокачки. Иллюзиями по поводу того, что в ближайшем городе найдется помощь, старлей себя не тешил. Они так и не поняли, почему не «откатился» Вырай. Никто в Красноселье пока не знал, что мало какие места остались нетронуты туманом, что численность людей на планете уменьшилась в несколько раз и продолжает уменьшаться до сих пор. А обычный, человеческий мир смешался с потусторонним.

Приходилось импровизировать в связи с новыми обстоятельствами, и Пилипенко принял логичное решение — попытаться эвакуировать тех, кто может пригодиться властям в решении проблемы. А также доложить о гражданских, оставшихся в зоне риска, и сделать всё возможное для их спасения. Но позже. К тому же у большинства вверенных ему людей где-то там, в тумане, остались родные и близкие.

— Граждане, успокойтесь. С вами остаётся представитель власти — товарищ Буревич Олег Александрович. Так что без охраны мы вас не бросаем. К тому же посмотрите — ваша же собственная защита прекрасно работает. В деревнях безопасно.

— Да что он один сделает со своим пистолетиком! — Снова закричали из толпы. — Защитник, ага! Хоть бы оставили что-нибудь человеку!

Олег молча стоял в толпе и в перепалку не вступал. Он для себя давно всё решил, ещё до сражения на берегу.

— Я оставил вам ПКУэ -32! Он прекрасно себя зарекомендовал в борьбе с нечистью! — Борискин, наплевав на прямые указания Пилипенко, высунулся из машины. — Я его под столом председателя вашего спрятал! Простите, что мы так по-скотски вас бросаем, люди!

— Ах, ты! — Ругнулся сквозь зубы Владимир Казимирович, но прилюдную порку физику решил не устраивать. И, чтобы не провоцировать и без того озлобленную толпу, оружие оставить. Поэтому он выкрикнул:

— Вот видите! Мы просто временно сворачиваем базу, до выяснения. Вот ещё что. — Мужчина кивнул двум милиционерам, те вытащили из грузовика цинковый ящик. — Здесь несколько единиц оружия и патроны к ним. После нашего отъезда можете забрать.

— Друзья, — послышался ровный голос учителя, Максима Андреевича, — если мы будем настаивать, они применят силу. Пусть едут, мне кажется, самое спокойное место на земле сейчас — здесь. А что за пределами нашей защитной черты — никто не знает, даже они.

— Хоть дитёв заберите! — Чей-то женский крик захлебнулся плачем.

— Не волнуйтесь, граждане. В самое ближайшее время к вам прибудет транспорт.

Под женские слёзы и угрюмое молчание мужчин представители властей погрузились в машины и уехали. Люди, матерясь и потрясая кулаками, стали расходиться.

Когда колонна скрылась за поворотом, Олег подошёл к оставленному ящику. Рядом с ним уже крутился взволнованный Сергей Игнатьевич.

— Хлопец, что же теперь? И без связи мы остались, и без указаний. А что с колхозом делать, а? Как людям на работу ходить — ферма в трёх километрах, техника тоже тамака. Мне ж головы не сносить теперь — сложно будет объяснить, почему урожай пропал и поросята передохли. — Председатель выглядел растерянным.

— Спокойно, Игнатьевич, цела будет твоя голова. Забудь про колхоз. Не понял? Не нужны мы никому, и свиньи твои, и кукуруза. — Олег кивнул подошедшему Максу и добавил: — Мы теперь сами по себе. Разберёмся.

— Смотрите. — Тихо сказал Макс.

В деревню быстрым шагом возвращался Ляшкевич. Денис не успел обзавестись ни женой, ни детьми. Его никто не ждал. А этим людям нужна была защита, и он принял решение, которое могло стоить ему карьеры и даже свободы. Но он не мог поступить иначе.

Несмотря на профессию, Ляшкевич до сих пор оставался романтиком и оптимистом. Он надеялся, что лиловый туман в конце концов исчезнет, и всё вернётся на круги своя.

Но мир изменился окончательно. Правда, этого никто ещё не осознал, ведь шёл лишь третий день Новой Эпохи.

Оглавление

Часть 1

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

Часть 2

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

Часть 3

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

Часть 4

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Глава 64

  Глава 65

  Глава 66

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg