«Службы Дельты Миров (Дилогия)»

Службы Дельты Миров (Дилогия) (fb2) - Службы Дельты Миров (Дилогия) (Службы Дельты Миров) 2551K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Павел Геннадьевич Блинников

Павел Блинников СЛУЖБЫ ДЕЛЬТЫ МИРОВ

Книга 1 Служба Радости

Приключения младшего мертвого Курьера Службы Радости — Жюбо Анортон Гуета; и ничтожно-младшей мертвой курьерши Службы Радости — Манады Трансис, описанные скромным, но досточтимым служащим Силем — Архивариусом Дельты Миров, представлены на суд Уважаемых Читателей. С ув. Силь, Архивариус Дельты Миров.

— Через час, те из вас кто останется в живых… будут завидовать хе-хег… мертвым…

Джон Сильвер (из мультфильма «Остров сокровищ»)

Пролог

В комнате, обставленной по «модерн-моде», или в стиле хай-тек, проснулся человек. На белоснежных простынях большой кровати, под ярко-изумрудным одеялом, вместе с ресницами зашевелилось тело. Мужчина скинул одеяло, присел. Здесь и сейчас он не имел очертаний, возраста и пола, словно восковая заготовка из музея мадам Тюссо — белая человекоподобная масса, с руками ногами и головой.

Первыми у него сформировались половые признаки — он решил стать мужчиной. Далее из ровного и плавного, тело очертилось углами и изгибами. Плечи расширились, таз сузился, ноги приобрели рельеф и покрылись волосами. Растительность появилась на других участках. Мужчина встал и пошел в ванну, по пути решая, какое выбрать лицо? Если туловище и конечности изменялись плавно и лениво, на голове очертания появились сразу. Только очень общие, и как бы полупрозрачной пеленой зависли в нескольких сантиметрах от головы. А потом стремительно замелькали — он подбирал маску на сегодня. Маска превращалась в лица малых детей, бородатые рожи хмурых мужиков, красивые лики молодых юношей и физиономии глубоких старцев. Он остановился на тридцатилетнем мужчине с легкой щетиной и грустными глазами. Маска на секунду сверкнула и наделась на голову. По всему образу пробежала волна, Мастер получил завершение.

Этот образ любил хмуриться по утрам и не любил бриться, а чистку зубов воспринимал как ненужную привычку. Но надо так надо. Он вошел в ванну, повел бровью, щетка сама влетела в рот. Осталось только раскрыть пошире, и предоставить работу ей. Мастер щелкнул пальцами, в гостиной зажегся камин, на кухне кофеварка принялась готовить напиток, а из холодильника сами собой вылетели яйца, смешались с сыром, намазилсь на хлеб. Все это поджарилось и полетело к столику в гостиной, прямо перед большим окном. Включилось радио, и веселый мужской голос заговорил бодрячком:

— Еще одно замечательное утро в Дельте, Многоуважаемые Жители, просто заезжие и Служащие. И конечно мы приветствуем нашего великого благодетеля Мастера, да будут его карманы всегда полны положительных вероятностей! Прекрасное весеннее утро господа и дамы, что же оно нам подарит? О пардон…

Мастеру захотелось праздника, он подмигнул своему отражению. За огромным окном, пошел снег.

— Я вижу, у нас изменения! Наверное, великий Мастер пожелал зимы. Ну что же, нам остается… только вознести еще одну почесть нашему властелину! Скажем все: Ля Ром Мастер!!!

По всей Дельте тысячи глоток повторили хором: «Ля Ром Мастер!». Щетка вылетела изо рта, мужчина тоже сказал:

— Ля Ром.

А меж тем, радио продолжало трещать:

— Так уважаемые слушатели, давайте посмотрим, что еще несет нам новый день. О! сегодня день рождения у нашего любимого Архивариуса Силя! Давайте поздравим его и всю Службу Радости и пожелаем ей и ему дальнейших успехов ее на нелегком пути…

Мужчина еще что-то говорил, расшаркивался в поздравлениях, но Мастер не слушал. День рождения, значит. А ведь это хорошая идея. Архивариус же подходил недавно, справлялся, можно ли написать о той истории. А что, история, действительно, была забавная. Да не одна она. А и Светлый с ним, пусть пишет. В конце концов, надо чего-нибудь подарить этому славному 'мальчику' с бородкой. Пусть будет!

Мастер вышел из ванной, в спальне его поджидал завтрак. Он устроился у большого окна, наблюдая, как снег крупными хлопьями припорашивает его Дельту. Вон уже и дети выбежали, ожидая, когда снега навалит достаточно, чтобы поиграть в снежки. Мастер зажмурился, стекло в окне пропало. Налетел ветер, загоняя в комнату ворох снежинок и слегка остужая кофе. Кристаллики хрупкого льда впились в лицо и тут же таяли. Вместе с водой с лица стекала и щетина. Бриться снегом довольно приятно. Гладкая кожа сразу остывает, дистиллированная вода увлажняет, да и вообще, вода — это хорошо. Это — жизнь.

Мастер открыл глаза, стекло вернулось в раму. Батареи раскалились до алого, уничтожая налетевших 'белых мух'. Верховный Демиург Вечности задумался. А с чего тогда все началось? С какой-то, помнится, безделицы. Ах, да! Со Службы Радости, Жюбо Анортон Гуета и Манады Трансис. Да, оно всегда начинается с малого. Лавина со снежинки, путь с первого шага. Что ж, если Силю хватит литературного таланта, книга получится хорошая. Если…

Подраздел первый: Посланники Дельты

Небольшое вступление, кое никоим образом не призвано помешать повествованию, а напротив, разъяснит читателю некоторые аспекты его.

Что же побудило меня, засесть за сей труд спросите вы, ежели прочтете эти строки? Знаете, разменяв третье тысячелетия на посту, я стал задумываться о многих вещах и не обошел размышлениями литературу. Видите ли, я очень люблю читать. С другой стороны это и неудивительно; из трех тысяч лет примерной службы я, наверное, две тысячи девятьсот девяносто провел в той самой комнате, где нахожусь сейчас, за тем же столом и занимался примерно тем же, что теперь — писал. А в свободное время (не очень большое) — читал. Благо, я знаком со всеми работниками Службы Радости и им не составило труда, принести мне кучи самой различной литературы, из самых интересных мест. Особенно примечательна в этом отношении триста тринадцатая эпоха Мира, на пике заката. Я, конечно же, там не бывал. Отпуск я предпочитаю проводить со своими «пра» в Nой степени внуками, в родной, несколько более цивилизованной эпохе. Но не стану отвлекаться, или хотя бы попробую этого не делать. Мое описание может показаться вам не совсем художественным, но не обессудьте; когда три тысячи лет пишешь отчеты и заполняешь дела сотрудников, рука набивается настолько, что не желает изъясняться метафорами, или сложными построениями языка. Все время так и хочется под каждым абзацем поставить «Итого», или на худой конец разграничить текст по пунктам. Но я попытаюсь вспомнить молодость, когда считался не столь уж и плохим бардом. Это, кстати, одна из причин, по которой я решил написать книгу. Но вернемся к литературе триста тринадцатой эпохи. Я с интересом провел сотни, или даже тысячи часов, за чтением отчетов многочисленных служб той эпохи. Например, мне очень понравились канцелярский заметки Ночной или Дневной службы контроля друг за другом, или отчет талантливого агента правоохранительных органов Ди Гриза, или приключения детективов-колдунов в неизвестной мне эпохе, под названием Ехо. И вот тут подумал — а чем собственно наша Служба Радости хуже? И ответил — ничем. Может то, что воспоследует далее, покажется вам немного скучным, но это лишь потому, что большая часть архивов находится в категории Ц и выше. Я лично связался Великим Мастером и получил одобрение, но только если информация пройдет по категории А и Б.

До того как начать, хотелось бы сказать пару строк об этих категориях. В категорию А, входят дела и личные отношения всех мелких и ничтожно-мелких служащих Службы Радости, как при жизни, так и после вступления в должность. Если учесть, что в их отчетах отражается полная картина проделанной работы, плюс мои нескромные познания в Знании, я могу рассказать о них много интересного. Под категорию А, кроме того, подпадают: 1) — структура Дельты Миров, но не местонахождение, 2) — информация о ее жителях, но лишь после полного одобрения оными, 3) — информация о снах младших служащих и их мыслях, 4) почти подробный план Дельты Миров, кроме участков на которые распространяется категория выше Б.

Ну вот, я таки сорвался, да еще в самом начале! Но ничего, по мере хода истории… нет так тоже плохо! Что значит «по мере хода»? Ох, тяжела ты жизнь конторской крысы…

Но я не убоюсь неудач и расскажу, что входит в категорию Б нормальным литературным языком.

Узрите мощь и могущество древней магии! Здесь, в великой Дельте Миров, где правит сам Мастер, на его службу встали истинные полчища зла! Но побеждены были, и сказал Он: «Да воссияет свет во мраке, и быть по сему!». И легионы трупов последовали за ним… Но присоединились к Мастеру и други его верные, те что долго служили в его святой миссии. Превратил Мастер Дельту Миров в неприступный бастион и сказал: «И отныне те, что уже умерли, будут следить за теми, кто на пороге!». И стало так…

Короче, категория Б ограничивает мое повествование об устройстве Мира, истории Дельты и принципах работы Службы Радости. Я уже понял, проще показать, чем рассказать, поэтому по мере продвижения моего к финалу, всенепременно дам все возможные пояснения.

Ну и последнее. Ежели кого удивит, откуда я знаю, что думают герои книги, так это просто указано в отчетах, а еще я провел несколько удивительно приятных часов в беседах с ними. Кроме всего прочего, я еще неплохо владею Знанием, а что это собственно такое Уважаемый Читатель узнает немного позже. Ну не гневись Читатель поехали…

Глава первая, подраздел первый: герои не всегда видны, не всегда их героями можно назвать, но напрашивающаяся сама собой мысль, что они не герои вовсе, не всегда правильна

Велика ты Дельта Миров! Представьте себе огромную Реку. Такую, по сравнению с которой Нил — жалкий ручеек. Никто точно не может рассчитать ее ширину, но склоняются где-то к двум тысячам километров. Редкая птица долетит…. да никакая птица не долетит до середины! Нет над Рекой птиц и быть не может. В водах не плавают рыбы, с берега не подходят животные для водопоя. Может показаться, что Река отравлена, и в какой-то мере это действительно так. Нет зрелища величественней, прекрасней и ужасающей, нежели она. Страшнее, наверное, только Берега. По Реке не ходят даже суда! Ее можно назвать полностью безжизненной, если бы не острова.

Никто не знает, откуда Река вытекает и куда впадает, но известно, что есть у нее дельта. Как в обычной дельте, Река расширяется и, словно юношескую кожу, ее прорывают нарывы островов. Есть маленькие, есть побольше. Самый большой — Остров Мастера.

«Справка Архивариуса: Мастер — Верховный Демиург Вечности, Великий Магистр Ордена Одуванчика. Псевдонимы: Многоликий, Разрушитель Миров и пр. Откуда и когда появился неизвестно. Правитель Дельты Миров. Остальная информация проходит по категории Ц и выше».

А на нем Дельта Миров. Как Мастер создал ее, зачем да почему — неизвестно. Есть впрочем, предположения и на этот счет, но все по порядку.

Остров Мастера огромен. В длину триста километров и пятьдесят в ширину. Формы неправильной, напоминает извернувшегося тремя волнами ужа, или букву «М». В трех бухтах, три, соответственно, порта. Названия у них не самые сложные: Правый, Левый, да Средний. Правый — торговый. Со всех планов Замысла, из всех эпох, прибывают сюда торгаши различным товаром. Служба Радости — очень надежный закупщик. Привезете баржу с алмазами — купит. Можете и крейсер с дерьмом, прости Светлый, притаранить — тоже возьмет. Конечно, цену заплатят разную, но так это только стимулирует малых и больших предпринимателей. Такого рынка как в Дельте нет, пожалуй, нигде. Только Ахрский базар еще поспорит, да и то проиграет…

Левый порт, военный. Туда лучше не соваться. Дельта Миров защищена лучше, чем Вилон-Дум, не говоря уж об остальном. Стоят здесь: (дальнейшее перечисление вырезано цензурой). Вот так-то!

Но нас с вами, первым числом, интересует Средний порт. Если Правый Край Дельты, территория целиком и полностью открытая, Левый, в принципе тоже (но исключительно больной мозговым безумием туда сунется), то Средний — закрыт для посещений.

Средний Край и есть основная территория Дельты Миров. За высоким забором, по которому ползают самые ядовитые в Мире змеи, раскинулся огромный городище. Со стороны он похож даже не на город, а скорее на парк. Ближе к центру, многоэтажные дома, а в сердцевине возвышается высоченная башня — это главное здание Службы Радости. Рядышком постройка пониже, там притаилась (вырезано цензурой). Но в основном, то тут, то там, стоят дворцы. Где скромные особнячки, где гигантские замки, в некоторых сады, у кого пруды, где целые толпы слуг, а иногда и девки голые косяками бегают. В первую очередь, нас интересует башня Службы Радости. Туда мы и направимся.

Мимо островерхих крыш, вдоль узеньких улочек Служебного Города, прямиком в спальни многочисленных бараков, соседствующих с главным зданием. Здесь, вокруг башни, неровным кольцом выстроились семь длинных двухэтажных построек. Высотой метров пять, цвета угольной пыли, в окнах без занавесок лишь тьма. Ни звука, ни даже легкого осторожного шепота не доносится оттуда. Странно, если учесть, что здесь живет главная сила Службы Радости — младшие и ничтожно-младшие служащие. Заглянув внутрь, любой нормальный человек подумает, что попал в морг. На каждом этаже, часто-часто, неисчислимыми рядами лежат гробы. Простые деревянные ящики, грубо сколоченные из необструганных досок, а пол устилает мягкий ковер крупной стружки. Вот крышка какого-то особенно кривого гроба открывается и оттуда вылезает… Ну труп ходячий, а чего вы хотели? Кожа бледная с легкой зеленцой, глаза пустые, поведенные мутной поволокой, зато волосы, как принято говорить, цвета вороньего крыла. Длинные нечесаные, завернутые в колтуны и словно луч света — прядь белейшей седины точно посредине. Мужчина явно не стар — на вид лет двадцать пять, однако ведь труп же! Такой может и тыщу лет пролежать, если не сгниет. А здесь разложиться трудно — температура в бараках где-то градусов пять, не больше. Мертвец садится, потягивается. Десяток-другой костей хрустит, становясь на свои места в суставах, и мертвец выбирается из гроба. На нем нет одежды, видны многочисленные шрамы, а на ребрах пробежала трещина; в ней просматривается сухое сердце, похожее на пластиковую бутылку. Естественно мотор не стучит, и кровушка по венам не льется. Мужчина нагибается над гробом, достает оттуда мятую форму младшего курьера Службы Радости. Она состоит всего из четырех предметов: простые хлопчатобумажные штаны, такая же кофта и пара сапог из мягкой кожи. Все черное — под стать волосам, и маленькая эмблемка в том месте, где правый сосок. Подкова, перечеркнутая крестом — символ Дельты Миров и ее властелина Мастера.

Мужчина зевает, даже в тусклом свете видно — зубы покрыты зеленым налетом. Он проводит по ним сухим шершавым языком и проглатывает гной. Теперь он готов идти на службу. Настало время и нам узнать кто же он такой.

«Справка Архивариуса: Жюбо Анортон Гует. Возраст: пятьдесят четыре стандартных года Мира. Из них двадцать шесть лет в качестве живого, двадцать восемь состоит на службе у Великого Мастера, в должности младшего курьера Службы Радости. Кроме того не учитывается: время пребывания в аду, за отсутствием там оного.

Жюбо при жизни: сын мелкого дворянина, в семьдесят четвертом году со дня Великой Революции, четыреста пятнадцатой эпохи Мира. Умер насильственной смертью — зарезан мужем любовницы Банифации. Определен в Нэт-Ту — третий круг ада, из коего взят на службу Великим Мастером. Как и все прочие курьеры, вечно будет благодарить Мастера за оказанную честь и вечно воспевать его в Эпохах. „Да никогда не угаснут его Вероятности!“ — прямое заявления Жюбо, при взятии на работу. Однако имеет пять тысяч восемьсот тридцать четыре штрафа за скверные мысли, в том числе против Величайшего. Допустим, в прошлой фазе подумал: „А не пошел бы он в задницу к Хутурукешу (примечание в примечании: Хутурукеш — олицетворение Темного в четыреста пятнадцатой эпохе)“. За эти мысли получил строгий выговор и наказание в виде повышение болевого порога.»

Жюбо пошел к выходу, изредка посматривая на просыпающихся. Впрочем, в зале никто не спал. Мертвым сны не снятся. Вон старая Алерта поплелась на службу, а того Жюбо не знал. В Службе Радости работает где-то пятьдесят тысяч мертвых курьеров, не говоря уж о прочих. Он вышел через простые деревянные ворота и поплелся к высокой башне. Для жителей Дельты башня — символ счастливой, радостной жизни, наполненной беззаботными глупостями. Для него… единственная альтернатива Нэт-Ты. Собственно выбор не велик…

Башня вообще сооружение величественное — этого у нее не отнять. Высокая и совершенно не монолитная. Да и не ровная, а с легким изгибом в сторону к Правому Краю. По большей части сделана из камня, но есть и металлические этажи, или вообще без стен — между полом и потолком лишь белые колонны. Сейчас не заметно, но Жюбо точно знал: там, в бездонной утробе, как в гигантском термитнике, твориться самая натуральная суета. То есть и суетятся там, и суют кое-кому. Вот и ему тоже скоро всунут…

Пройдя арочные ворота в форме подковы, Жюбо попал в просторный зал с одной единственной стойкой и дверьми лифта. Плевона как всегда сидела и строчила что-то на компе. Когда секретарша увидела в проеме силуэт, тут же нацепила радостную улыбочку. Но рассмотрев, кто вошел, лишь фыркнула и продолжила печатать.

— Привет Плевра! — сказал Жюбо.

— Плевона, косноязычная сволочь! Меня зовут Плевона!

— А по мне…

— Иди уже не отвлекай.

Жюбо хмыкнул и пошел к лифтам. Шел он не то чтобы с охотой, но есть такое слово для трупов — надо. Прозрачный служебный лифт пронес в Зал Распределения, примерно за секунду. Живого бы точно стошнило, а Жюбо только поморщился от боли. Как ни странно, сегодня очередей в Зале Распределения почти не оказалось. Всего пять жмуриков выстроились у еще одной стойки, где восседала Баба Тоня. Или Бабатоня. Что здесь имя, а что фамилия Жюбо не знал.

«Справка Архивариуса: Антонина Петровна. Житель (вырезано цензурой) триста тринадцатой Эпохи. Должность — главный распределитель курьеров. Почти две трети дела находятся в категории Ц и выше. Доподлинно известно, что умирала как минимум четыреста раз, но в ад или рай так и не попала. Нанята Великим Мастером на работу двести семьдесят стандартных лет Мира назад. Место последнего пребывания в Мире: триста тринадцатая эпоха, (вырезано цензурой).»

Жюбо лениво встал в очередь, по пути рассматривая других курьеров. Тот за кем он занял место и следующие трое, внимания не заслуживали. Типичные дохляки, ничего интересного. А вот рядом со стойкой, что-то хрипела весьма миловидная особа. Во-первых, девушка, что уже само по себе примечательно — как правило, люди умирают в возрасте за сорок. Далее одежда. Из нее только коротенькая юбочка, да маленькая маечка с надписью «Ля Ром Мастер!». Значит новенькая. На ногах почти нет трупных пятен, правда, правая ахилла перерезана. А еще огненно-рыжие волосы свисают прямо до двух полукругов. Кстати из-под шортиков они немного виднелись. «Да, — подумал Жюбо — если бы я встретил тебя лет тридцать назад…». Он кинул презрительный взгляд на маленького предателя, немного проглядывающего в хлопчатобумажных штанах.

Но почему Бабатоня с ней шепчется? Еще интересней. Значит, она сидела кругом не ниже Хоры. Там уже чувствительность такая… надо бы проверить.

— Гхм! — Откашлялся Жюбо громко.

Девушка тут же прижала ладони к ушам, а Бабатоня грозно посмотрела на Жюбо, из-под пучков соломы, служивших ей бровями. Она наклонилась к девушке, что-то шепнула, а потом как-то свернулась, что ли и… Увесистый булыжник, размером с голову овчарки, прилетел Жюбо прямо в лоб.

Тело согнулось от нестерпимой боли. Это невероятно! ЕПРСТ, КАК ЖЕ БОЛЬНО!!! Нельзя описать, нельзя рассказать вам люди, что это такое — боль! Когда тебя скручивает, разметает, когда воет сама бессмертная душа, когда хочется биться головой об стенку, но нельзя — тогда боль только усилится. Все отдать, чтобы умереть, но ты уже мертв…

Сколько это продолжалось, Жюбо не знал. Когда открыл глаза, увидел над собой личико рыженькой девушки с мягкими наушниками и стойку Бабытони. Противная старуха тоже никуда не делась.

— Тебе еще врезать мозгляк? — осведомилась старушенция.

— Нет Бабтонь. Простите, что плохо подумал…

— А вы мысли читать умеете? — Округлила глаза девица.

Даже сквозь отголоски боли, Жюбо отметил, что она довольно красива. Тонкие брови, зеленые глаза, ровный носик. Алая верхняя губа, у-м-м-м. А дальше… ну и что раз нижней челюсти нет, так он разве не может додумать? Хотя, с другой стороны, как она говорить умудряется? А, наверное, это вон та коробочка за нее. У, колдуны клятые!

— Не мысли, а только общее их направление, — ответила Бабатоня.

Жюбо осторожно приподнялся, провел пальцами по разбитому черепу.

— И мои? — продолжила девица.

— И твои, и его и усех! Меня знаешь ли, не зря на работе держат, в отличие от того бездаря.

— А ему не больно?

— Конечно, больно. Ты ж лучше об этом знать должна.

— Так что и здесь тоже?

— И здесь, и везде! Правила те же, тело-то ведь прежнее осталось.

— А я думала… — Девица сразу опустила плечи и поникла. Жюбо стало ее жалко, он пробормотал:

— Да не волнуйся ты так. У нас здесь лучшие болеутоляющие в Мире!

— А чего тогда тебя так скрутило? — Девушка прищурилась, рассматривая мозг в глубокой трещине на голове мертвеца.

— Так это… — начал Жюбо, но его перебили.

— А потому что лодырь он и бездарь! — сказала бабка. — У него штрафов, что у меня правнуков! И он наказан.

Старушечьи губы раздвинулись, показывая желтизну и налет. Так, наверное, скалится гиена перед раненым львом.

— Ты опять начинаешь? — крикнула бабка, но тут же спохватилась. — Прости меня милочка, я забыла.

Девушка упала на пол и принялась кататься, зажимая уши. Жюбо отметил, что трусиков она не носит.

— Жюбо!

— Чего? — Младший курьер перевел взгляд на бабку. — Теперь-то я ничего не делал. И чем это вы меня так?

— Вот этим.

Добрая старая карга порылась в складках старой одежды и достала злополучный камень.

— А откуда… — начал Жюбо.

— Усегда ношу за пазухой, — ответила бабка. — Эй милашка, хорош там ползать, вставай!

Девушка кое-как поднялась, все еще держась за голову. Немного шатаясь, она подошла к стойке.

— Бабатонь ну зачем вы так? — еле-еле спросила коробочка в тоненьких пальчиках.

— Ничего страшного милочка, потерпишь. Вон в аду, небось, и не такого повидала?

— Но я думала…

— Хорош сопли развозить, ишь разнуздалась! Тут может не гиена, но и не курорт. Теперь с тобой Жюбо.

— Угу, мадам?

— Мадмуазель я!

— А как же внуки?

— Слушая остряк, ты у меня дождешься…

— Ладно-ладно, не горячитесь. И вообще давайте уже по делу. Что у меня на сегодня?

— Магистр Биатриче был в планах.

— Проклятье!

— А теперь еще она.

— Чего?! — хором воскликнули Жюбо и девушка.

— Того! Ты у нас новенькая, а эта бестолочь старенькая. Вот он тебе все и покажет.

— Бабтонь, мне бы подлечиться надо, — промурлыкал Жюбо.

— Ты чего нежить дрянная, меня разжалобить хочешь? — сдвинула брови бабка и грозно подвязала платок на голове.

— Мастер упаси! Я вообще-то самым непристойным образом вас клею. — Жюбо приподнял бровь, от черепной коробки откололся кусочек кости.

— Обои клей. Значит, слушаем сюды оба. Ты у нас идешь как Манада, так?

— Да, — прошептала девушка.

— Посмотрим…

«Примечание Архивариуса: Манада Трансис — возраст двадцать четыре стандартных года Мира. Родилась шесть тысяч пятьсот тридцать восьмого лета от Всхода Планеты (Примечание в примечании: во множестве эпох есть разные верования и культы. В данной, Всход Планеты — год, когда зародился Мир) сто тридцать первой эпохи. Убита в результате несчастного случая, однако попала в Хору — четвертый круг ада за ряд грехов. Выписка из грехов: блуд, ложь, приведшая к смерти некоей селянки Лирады, измена мужу, наведение нечаянного сглаза на соседнюю деревню, идолопоклонничество, подстрекательство к ложной вере и пр.

Призвана Великим Мастером на работу, дабы нести пользу в Службе Радости. Список штрафов отсутствует. По данным психологического анализа, склонна к излишним проявлениям похоти, за что сослана со второго круга ада на четвертый. Должность — ничтожно-мелкий курьер Службы Радости.»

— Угу, развратница значить, — пробормотала Баба Тоня. — Значит, парочка из вас получится отличная. Ты Жюбо проводишь ее в Мед Отдел, покажешь как там чего, а потом кости в лапы и вперед к Магистру Биатриче.

— Слушаюсь Бабтонь. А может, выпишите мне немного Обез…

— У тебя расход стандартный. Только на операции. Если Магистр даст сложное задание тогда и посмотрим. Пошли!

Жюбо поклонился и попытался взять Манаду под локоть, но та отшатнулась, как будто Жюбо отравленный.

— Ты грабли не распускай! — сказала Манада. — Граблями надо землю грести, а не меня трогать!

— Как скажите мадмуазель. — Поклонился Жюбо.

— А ты чего ругаешься?

— О возраста, о нравы. Пойдем уж, моя удивительная подопечная.

— Может, хватит нести чушь!

— Слушай милочка, а я ведь твое непосредственное начальство, — бессовестно соврал Жюбо. — Захочу и пропишу тебе штраф.

— И чего? Денег у меня все равно нет.

— Не такой штраф… — Жюбо вздохнул обреченно — ради такого пришлось даже дополнительно нагрузить легкие. — Ладно, потопали.

Жюбо жестом показал Манаде к лифту. Та все еще щурила на него ясные зеленые очи, но все-таки пошла. Они спустились на тридцать этажей вниз, и попали в… полный дурдом. В Мед Отделе Службы Радости всегда царил бардак. Еще бы, работенка-то ведь очень даже пыльная и достаточно опасная. Вот, к примеру, шел Клод, ну то есть прыгал Клод. Или не прыгал. Короче две аккуратно разрубленные половинки припрыгивали, демонстрируя окружающим внутренности. Зрелище достаточно забавное и Жюбо остановился, придержав девушку за ладонь. Та поморщилась, но вырываться не стала. Ее бредущий Клод поразил еще больше. Хотя вроде только из ада, к чему такая впечатлительность?

Две половинки пожилого мужчины, шли стороной разреза наружу. Чтобы поддерживать равновесие, Клод держал сам себя за руки. Внутренности вибрировали, но не вываливались. Сначала Жюбо не понял почему, а потом увидел — прохиндей Клод приклеил их прозрачной клейкой лентой. Вот хитрюга!

— А почему он не исцеляется? — прошептала Манада, крепче сжимая руку Жюбо.

— Это моя милая донна, результат действия Обезболивателя.

— А что это?

— О, эта информация стоит поцелуя.

— Пошел ты! Ты на себя посмотри, как тебя целовать?

— С закрытыми глазами.

— И не подумаю!

— Хорошо, тогда придется просвещать бесплатно. Хотя мозгами ты не отличаешься, это точно. Вот скажи, почему ты сама не исцеляешься?

— Ой, и правда! — Девушка потрогала место, где должна находиться нижняя челюсть. Словом, говоря о поцелуе, Жюбо шутил. Сейчас Манада напоминала собаку в жаркую погоду. Язык свисал вниз пионерским галстуком, с него то и дело капали слюни. Тут еще пару раз подумаешь, кто красивей. Пусть Жюбо похож на труп больше, зато ее можно использовать, как машинку для заклеивания конвертов.

— Так вот, ты же не… привет Клод! — Жюбо прервался и протянул Клоду руку. — Кто тебя так?

— Лесопилка, — ответила та половинка, где остались губы.

— Понятно… — Клод неуклюже зашагал дальше, Жюбо продолжил разговор с Манадой: — Ты помнишь, как тебя извлекли из ада?

— Нет. Помню, что мне было очень больно, помню, как Трамонтана хлестал меня огненным хлыстом, а потом свет и… вроде что-то типа… беленьких пушинок, да!

— А Мастер?

— Ага. Страшный человек, высокий и худой, с огромной головой! Он поднял меня и прикоснулся каким-то кристаллом, а потом спросил: хочу ли я выбраться отсюда…

— Ну, так у всех. Ты естественно сказала да, и он тебя посадил на корабль, где ты провела несколько дней отлеживаясь, а потом тебя привели к Бабетоне.

— Угу.

— Так вот, теперь, если не хочешь вернуться в ад, тебе придется работать в Службе Радости. Я надеюсь, ты это уже поняла?

— Да, мне эта как ее… Бабатонь сказала, что я должна быть благодарна Мастеру и что если я не хочу вернуть…

— Ты повторяешься. Вернее повторяешь за мной… А кто тебе дал эту коробочку?

— Не знаю. Не помню. — Манада почему-то понурила голову. — Когда меня ссадили с корабля, она уже была в руках. Говорить я не могла, а когда подумала, из нее донесся мой голос.

— Ясненько. Но вернемся к Обезболивателю. Тот кристалл в руках Мастера — его частичка. Съемный модуль. В аду твоя чувствительность зашкаливает за все возможные пределы, но это каким-то образом связано с регенерацией. Ты я думаю сама знаешь, что это такое?

— Я плохо помню, что было со мной в Хоре. В Линте еще что-то, а в Хоре…

— Так ты должна была пройти сквозь Нэт-Ту! Может мы даже там с тобой встречались!

— Нэт-Ту я совсем не помню. А вот Хора…

— И как в Хоре?

— Боль, пламя, Трамонтана. Вечная боль. Ты сгораешь миллиарды раз, потом восстанавливаешься, но только ради того, чтобы сгореть снова. Ничего не может быть хуже этого.

— Ну, в Нэт-Те тоже не курорт. Вот допустим тебя когда-нибудь съедали заживо?

— Прекрати эти разговоры! Я не хочу вспоминать ад!

— Лады. — Примирительно поднял руки Жюбо. — Продолжаю по теме. Обезболиватель вещь для нас первостепенной важности. Сама понимаешь, с нашей повышенной чувствительностью нормально работать мы не сможем. А так нас делают почти полностью невосприимчивыми к раздражителям…

— А чего тогда тебя в том зале так скрутило?

— Потому что у меня полно штрафов, а значит мало премий. Лучшие сотрудники могут пользоваться Обезболивателем сколько хочешь, а штрафники только на задании. Поэтому у меня болевой порог выше. Правда, как я уже говорил, регенерация и боль как-то связаны. Так что я может и чувствительней остальных, зато у меня череп зарастет быстрее. Через пару дней.

— А если боли не чувствуешь, не регенерируешь вообще?

— Для хороших курьеров, есть возможность пользоваться Радостной Комнатой, и Очистителем.

— А это чего?

— Слушай Манадочка, давай я тебе лучше покажу, а то мы так трепаться долго будем и мне еще один штраф навесят. Нам еще к Магистру лететь.

Жюбо повернулся туда, где толпа гуще всего и двинулся, раздвигая сотни трупов. В состоянии Манады любое прикосновение может принести боль.

— Про-опустите! — говорил он, толкая в бок безрукого бандита Гарри. — А ты чего встал, не видишь, практикантку веду?

— Хороша практикантка! — кричали веселые голоса трупов.

— Ага, только рожу прикрыть!

— Я тебе сейчас самому рожу прикрою, а потом намылю! — отвечала Манада, но на нее никто не обращал внимания.

Вокруг собралось такое количество жмуриков, что Манада так и не смогла понять, куда они идут. Вроде впереди возвышалась какая-то странная конструкция и все шли к ней. По мере продвижения, пропускать их стали с большей неохотой, и напрочь отказались, когда они приблизились к громоздкой махине. В принципе не удивительно — здесь стояли те, на кого и посмотреть страшно. Тот же Клод, например. Трупы с головами в подмышке, или вообще ноги без торса. Чем он думал тоже совершенно неясно, однако спокойно подошел к хреновине…

Да вот это действительно Хреновина — с большой буквы. Потолок в зале не очень высокий и к аппарату от него вели странные блестящие шнуры. Сам агрегат напоминал смесь техники и геологии. Трубки, провода и счетчики, перемешивались кристаллами и шарами, наполненными зеленой слизью. То тут, то там вспыхивали желтые искры, а площадью аппарат, наверное, больше сотни квадратных метров. А может и все двести.

— Это Обезболиватель? — спросила Манада.

— Нет, Очиститель, — ответил Жюбо. — Тебе сначала надо харю выправить.

— У самого харя! Или даже рыло, как у порося!

— Милая моя…

— Я тебе мыло!

— Успокойся! Милая — означает хорошая.

— А почему я тебя понимаю? В смысле, почему мы говорим на одном языке?

— Ну так вместе в аду торчали, на адовом языке и разговариваем.

— Ясно…

Манада замерла в нерешительности, рассматривая странную конструкция, а Жюбо, напротив, вертел головой, выискивая знакомых.

— Клод, а на какой половине у тебя струч остался? — обратился Жюбо к левой половинке разрезанного трупа.

— На обоих, — ответила говорящая половина. — Точно по нему прошлось.

— Больно было?

— Не. Я обезболился по самые…

— Тут девушка, между прочим, — не выдержала Манада.

— Милочка, нет здесь такого понятия, как разделение на мужчин и женщин, — сказал Клод. — Потому как наши половые признаки остаются там, за гранью обезболивания.

— Правда? — округлила глаза Манада. Новость ее явно не обрадовала.

— Для Клода — правда. Он свои половые признаки еще при жизни растерял, — сказал Жюбо. Все трупы вокруг расхохотались, даже сам Клод ржал в голос. Жюбо тоже похихикал, а потом повернулся к приободрившейся Манаде. — Сейчас ты войдешь вон в ту дверь. Там из тебя выкачают весь Обезболиватель, и ты восстановишься.

— Но это ведь будет больно!

— Да, тут ничего не поделаешь, придется потерпеть. Потом я поведу тебя к Обезболивателю.

— А ты сам?

— Меня не пропустят я еще…

Из Очистителя раздались страшные вопли. Манада дернулась, язык ударил по щеке, оставив красный след.

— Что это? — спросила девушка.

— Кто-то восстановился, — ответил Жюбо.

Словно иллюстрируя его слова, из правой части Очистителя вышел совершенно здоровый мужчина. По штанам Манада поняла, что это тот, у которого отсутствовала верхняя половина тела. Теперь сверху он обнажился и осторожненько пошел сквозь толпу. Та расступилась, образовав коридор.

— Сейчас он может испытывать боль? — спросила Манада.

— Угу, — сказал Жюбо. — Правда, его из Тарон-Говы привезли, так что его чувствительность всего раз в десять больше. Счастливчик…

— А как я пойду?

— На тебя наденут шар. Вон смотри как на Клода.

Манада и не заметила, как Клод вошел в Очиститель. Он почему-то не кричал, но вышел полностью здоровый, правда, голый. Но Манада себя тут же поправила — нет, не голый. Вокруг него словно мыльный пузырь, образовалась тонкая пленочка. Шар катился, Клод шагал в нем, а толпа сформировала коридор пошире. Он двинул в том же направлении что предыдущий труп.

— Иди, — дернул ее за локоть Жюбо. — Время поджимает. Если Магистр пожалуется…

— Мне страшно.

— Ты ж только из гиены и тебе страшно?

— Да. Я думала, все уже кончилось…

— Иди. И отдай мне эту коробку.

Манада протянула коробочку Жюбо и робко пошла к двери. Жюбо усмехнулся, а коробок предательски выдал:

— Вот это попа!

Манада повернулась и облизала языком верхнюю губу. Наверное, если бы Жюбо не умер, ее взгляд убил бы его.

— Прости, — сказал Жюбо, но коробка его опять предала: — А груди!

Манада резко повернулась и пошла к двери. Несколько мертвецов проводили ее хохотом.

Дверь в Очиститель оказалась самая обыкновенная. Это выглядело комично на фоне всяких лампочек и кристаллов, окружавших косяк. Манада взялась за ручку, отворила. И опешила. Снаружи Очиститель конструкция громоздкая и большая, но за дверью оказалось помещение размером с этаж башни. И опять стойка. За ней сидел муж в летах, но почтенный и суровый. Седая борода говорила о почетном возрасте, складки на лбу подчеркивали неординарно-живой ум, а лик старца не оставлял сомнений — в молодости он поражал красотой женщин, а мужчин заставлял завидовать черной завистью. О таких говорят, что с годами он становится только лучше, как превосходное вино и ничто не сможет сделать из него уксуса! Люди вроде него — прекрасная иллюстрация молодежи, какими надо быть!

— Заходи Манада Трансис, — сказал он голосом твердо и веско. Мертвая выказала почтение глубоким поклоном, старец ответил легким, но изящнейшим полукивком. — Меня зовут Архивариус Силь, сегодня я дежурю на Очистителе.

— Уу-у, — промычала Манада, затворяя за собой дверь.

— Так, ты у нас новенькая и твое дело заполнено слабо… — пробормотал Архивариус, доставая из-под стойки папку толщиной в локоть. — Штрафов нет, порицаний нет, но и премий нет. Значит делаем тебе кредит на первый раз. Садись в кресло.

Только теперь Манада увидела, что кроме стойки в углу стоит обычное кресло и металлический куб рядом с ним. Архивариус что-то застрочил в деле, девушка пошла к креслу. Расстояние до него метров сто, по пути Манада рассмотрела детали. Старая бархатная обивка, со следами крови и несколько лоскутов кожи, прилипшие к ручкам. Манада села, куб сразу зажужжал, словно его набили пчелами. На ящике открылась маленькая дверца, и выполз странный щуп, похожий на щупальца осьминога. Кончик сам собой приплыл ко лбу девушки и коснулся его.

БОЛЬ!!!! Она уже и забыла, что это такое. Всепроникающая страшная когда, кажется что тебя режут тысячи ножей, раны срастаются, но в рубцы вбивают раскаленные гвозди…

Правда, это быстро кончилось.

— Ой, — сказала Манада и ощупала лицо. Нижняя челюсть выросла, новая гладкая кожа слегка горела, как после пощечины. Манада тут же зажала руками уши. Теперь звучание шариковой ручки Архивариуса, било в барабанные перепонки всеразрушающими волнами. В ящике открылось еще одно окошечко, из него полез мыльный пузырь. Совсем как тот, что окутывал Клода. Силь поднял голову и одними губами прошептал:

— Внутри ты ничего не услышишь. Просто войди.

Даже от легкого шепота с другого конца зала, из ушей брызнула кровь. Но лишь на мгновенье — регенерация тут же восстановила порванные перепонки. Манада чуть не впрыгнула в пузырь и вздохнула с облегчением. Внутри воздух приятно теплый и действительно полная тишина. Силь указал на дверь в противоположном конце зала, Манада пошла туда внутри шарика.

Идти в мыльном пузыре оказалось очень неудобно. Один раз впустив девушку внутрь, он не пропускал наружу. Но худо бедно она доползла до двери надеясь, что та открывается не вовнутрь. Так и оказалось — пузырь толкнул дверь, Манада выкатилась в зал, где ее уже поджидал Жюбо. Как только он увидел девушку, глаза расширились на сантиметр, а толпа вокруг рассмеялась. Конечно, Манада ничего не слышала, но ей показалось, что Жюбо даже покраснел. Впрочем, это невозможно. Наверное, говорящая коробочка снова разболтала какие-то его мысли, то-то он ее разбил о пол. Манада нахмурилась, но быстро оттаяла. Теперь она снова красавица! И такие шуты как Жюбо станут у нее в ногах валяться.

Жюбо действительно смутился, ибо коробочка сказала кое-что весьма непристойное. Но есть от чего. Манада обратилась настоящей красоткой. Ее тело и до этого привлекало все похотливые взгляды в Мед Отделе, а теперь… Пухлые губки, наконец, скрыли сухой язык. Лицо у нее оказалось почти круглой формы — она чем-то напоминала пантеру. Кожа порозовела, в глазах засияли изумруды. Хутурукеш подери, да ему не хотелось вести ее к Очистителю! После него красота потускнеет мгновенно. Хотя, с другой стороны, пока Жюбо не спишет штрафы, не может быть речи о подбивании клиньев к красотке. Сейчас он вообще не ощущает ничего кроме боли. Ни запахов, ни прикосновений. Бесчувственный, как и положено трупу. А как хочется сорвать с нее эту майку!

Жюбо вздохнул и покатил шар к Обезболивателю. Мертвые дали дорогу, мало кто отказал себе в рассмотрении девушки. Та неуклюже перебирала длинными ногами, но умудрялась высоко задрать вновь появившийся подбородок. Жюбо дотолкал ее до второй толпы — куда как более редкой.

Здесь собрались несколько мертвых в таких же пузырях, что и Манада. Обезболиватель оказался конструкцией попроще Очистителя. Тоже кресло, только по форме похожее на большую чайную чашку. Туда как раз закатили очередной пузырь. Позади стоял сам Обезболиватель — странный сталагмит розового цвета, размером со шкаф. Мертвец в простом синем комбинезоне отколол от него кусочек размером с человеческий палец. Какой-то грязный старик лет восьмидесяти, сидевший в шаре, протянул руку и приложил к стенке пузыря. Труп в комбинезоне подошел и ткнул розовым кристаллом в руку. Шар лопнул, старик поморщился от боли и вышел с кресла. Почти сразу его кожа приобрела синеватый оттенок, а глаза покрылись поволокой. Если до этого в пузыре стоял обычный человек пусть и мертвый — теперь он походил на труп пролежавший в гробу несколько дней.

— Это что же и я такой стану? — спросила Манада у самой себя. Она взглянула на Жюбо, тот похоже тоже искренне сожалел о предстоящих переменах во внешности подопечной.

Но вскоре пришла ее очередь, Жюбо закатил шар в кресло, а мужик в комбинезоне подошел к пленке с кристаллом. Манада помедлила секунду и поднесла руку к прозрачной стенке. Все же потерять естественный цвет кожи лучше, чем испытывать страшную боль от дуновения ветерка. Она зажмурилась, предвкушая укол, но как только кристалл проколол шар и дотронулся до кожи, по телу растекся холод и все.

— И что же, теперь я не буду чувствовать боли? — спросила Манада.

— А то! — ответил Жюбо и со всей силы хлопнул ее по полуприкрытой ягодице. По коже пробежало легкое волнение, и тут же на лицо Жюбо опустилась ладонь.

— Дурень! — воскликнула Манада. — Шут!

— Я мечтал об этом с тех пор как тебя увидел. — Улыбнулся Жюбо. На пощечину он не отреагировал.

Да и сама Манада вдруг поняла, что его шлепок не почувствовала. И ладонь должна гореть от удара. Она провела по ягодице — ничего. Как будто ей отключили осязание. Ощущение очень странное, но после вечности в аду, не сказать что неприятное. Кроме того, не ощущалось противной вони, исходившей от человеческих тел, всего несколько минут назад.

— Что, нравится? — спросил Жюбо. — Не обольщайся, пройдет несколько лет и ты еще будешь скучать по теплому ветерку, ласкающему щеки. Пошли, надо спешить к Магистру.

Глава вторая, подраздел первый: в продолжение знакомства с героями, Любопытный Читатель уяснит себе, некоторые аспекты их службы

Пока они ехали в лифте, Манада то и дело кидала взгляды на трещину в черепе Жюбо. Там просматривалось левое полушарие, но кровь и не думала выходить.

— А что это за Магистр? — спросила девушка, выходя из лифта.

— Эй, Плевра! — проигнорировал ее Жюбо. — Ты свободна в следующем месяце? Может, куда сходим?

Плевона только подняла руку с оттопыренным средним пальцем, даже не взглянув на Жюбо.

— Как хочешь. — Пожал плечами мертвый курьер. — Ты многое теряешь.

— Жюбо!

— Да Манада?

— Что это за Магистр?

— Магистр Биатриче — один из семисот тридцати Магистров Ордена Одуванчика. Официальный Гость Дельты Миров. Старый пердун, которому мы должны вылизывать задницу.

— Зачем? — Манада чуть не отпрыгнула от Жюбо. Тот понял, что девушка подумала буквально.

— Нет, ты не поняла. — Усмехнулся Жюбо. — Ничего ему мы вылизывать не будем. Если он не попросит…

— Ты говори уж толком!

— Сейчас сядем в самолет там и расскажу.

— А что такое самолет?

— Ох…

Жюбо вывел Манаду из башни и пошел к баракам. Манада запрокинула голову и увидела безбрежную синь неба Дельты Миров. Когда ее вели сюда, Манада не обратила на него внимания, а теперь… Легкие перьевые облачка напомнили родную деревню, мужа, дочь. Она вспомнила те легкие дни, проносящиеся со скоростью горного ручья, наполненные радостью, весельем. Зеленые глаза Литары, волосатые руки Длона, луг бесконечной длинны и сияющая вокруг зелень. Тонкое льняное одеяло, ее волосы на могучей груди, и облачка. А потом ад. Правда, воспоминания возникали какие-то отрывистые и смутные. Словно мозг мертвой наполнился плотным туманом. А еще, где-то вдалеке послышался глухой удар колокола…

— Манада! Чего встала, пошли, — окрикнул ее Жюбо.

«Проклятый дохляк!» — подумала девушка. Она хотела заплакать, но новое состояние, притупило эту полезную для женщины способность. Манада двинула за Жюбо.

Они прошли вдоль бараков, потом через проем на площадь, где стояли странные железные птицы.

— Что это? — спросила Манада.

— Самолеты, — пояснил Жюбо.

Очертанием конструкции действительно походили на птиц, только навряд ли их крылья способны изгибаться. А еще впереди странный винт, как у мельницы и крест перечеркивающий подкову на борту. Как будто к уродливой галере прикрепили крылья, да и сидеть там почти негде. Наверху за стеклом углубление и два кресла. Жюбо полез на крыло, а Манада замялась.

— Залазь, — сказал Жюбо.

— А это что, летает?

— Ну да.

— А если мы упадем?

— И что? Ты же мертвая дурочка, что с тобой случится?

Почему-то Манада посмотрела на Жюбо очень неприязненно.

— Знаешь что хамло, я не прощала такие слова, еще пока была живая, тем более не прощу сейчас!

— Какие слова? — не понял Жюбо.

— Какая я тебе дырочка?!

— Да не дырочка, а дурочка. — Рассмеялся Жюбо. — Хотя дырочка тоже неплохо. Ты не обижайся, дурочка — это примерно то же самое, что милочка. Это я тебя так хвалю и восхищаюсь.

— Тогда ладно, — сказала Манада, но все равно смотрела на мертвеца подозрительно.

Манада полезла в кабину. Это оказалось не самой простой задачей, но Жюбо помог, протянув руку. Усевшись в кресло позади Жюбо, Манада посмотрела на странные кружочки перед ним. Также там находились какие-то кнопки и рычаг. Подобную конструкцию она видела всего раз — в тракторе городового. Хороший у них в деревне городовой, красивый. Был.

Жюбо нажал на кнопку, пропеллер впереди самолета закружился почти бесшумно. Они медленно поехали по площади, Жюбо надавил на вторую кнопку и самолет взмыл вертикально вверх. Манада не удержалась и посмотрела вниз. Там остался дымный след. Поднявшись в воздух метров на сорок, дым прекратил валить из днища, самолет полетел вперед. Внизу замелькали крыши Служебного Города, на горизонте возвышались величественные горы.

— Значит так Манада, — сказал Жюбо, — слушай и запоминай. Видишь там замок? Ну, тот серый с высокой крепостной стеной?

— Да.

— Там живет Магистр Уситор. Он самый ближайший из тех, что обитает за пределами Дельты. Дельта — это город в самом центре острова. Все это место, вместе с рынком и военной базой, называется Дельта Миров.

— Каких миров?

— Не знаю. Наверное, имеется в виду не Миров, а Планов. Это не я ее называл, так что… Так вот, Магистр Уситор — один из семисот тридцати Магистров Ордена Одуванчика. Магистры — самые почетные жители Дельты Миров. Кроме них, есть еще где-то четыре-пять тысяч гостей. Служба Радости исполняет все их приказы. Захочет, допустим, тот же Уситор, чтобы мы ему замок перекрасили, Служба Радости тут же исполнит.

— Так мы что, летим замки красить?

— Нет. Не перебивай! Мы вообще летим к Биатриче, а не к Уситору. Да и не попросит он такую чушь. Все Магистры колдуны, или того хлеще — демиурги вечности. А это Манада, очень серьезные личности. Есть мало вещей на свете, которые они не могут сделать сами.

Вдруг мимо самолета пролетела стая чаек. Все жирные и с человеческими глазами. Жюбо поклонился им и продолжил:

— Но, несмотря на свое могущество, не все им хочется делать самим. Как правило, Магистры сидят сиднями в своих резиденциях и всем довольны. Но если им вступит в голову, допустим, почитать какую-нибудь редкую книгу, какого-нибудь дурня из Мира, мы им книжку достаем. Но обычно просят они всякую гадость, ради которой самим неохота мараться.

— Например?

— Например, для одного я должен был достать русалку полную неоплодотворенной икры.

— А кто такие русалки?

— Это женщина, у которой вместо ног хвост.

— А водяная!

— Не знаю, как их у вас называют. Тогда мне пришлось отправляться в Сон и искать ему такую русалку. А когда я ее ему приволок, пришлось помочь эту икру оплодотворить. Благо я сам этого сделать не смог, но помогать старику, намазывать каждую икринку его… ну ты поняла?

— Ага.

— Однажды мне приказали доставить Магистру Кутуру стадо бронтозавров. Это такие огромные ящерицы с длинными шеями. Хотелось ему, понимаешь, чтобы во дворе у него паслись, вроде коров. Короче доставить я доставил, а потом пришлось два месяца убирать за ними навоз. Зато когда они ему надоели, я с такой радостью их зажарил!

— А зачем?..

— Зачем такие странные поручения? А ты сама подумай? Дедам уже, кому тыщу лет, кому сто тысяч. Мозги плавятся, а в Дельте умереть они не могут — об этом Мастер позаботился. Ну и чудят, с жиру, так сказать, бесятся.

— А большие они, ну эти ротозавры?

— Угу, с дом примерно.

— А как ты их приволок?

— Ну… — Жюбо немного замялся. — Ну не один я был, еще с пару десятков курьеров помогали.

— А почему им мертвые помогают? Что живых мало?

— Нет, живых много. Вот только живым платить надо, они жрать просят, и еще умирают гады как мухи! А мы другое дело. Когда я тех бронтозавров перегонял, меня в лепешку раздавили и ничего оклемался. А живой, как рабочая единица, очень уж нерентабельный.

— Какой табель?

— Нерентабельный! Бесполезный! Вот я уже с тридцать годков на Мастера корячусь, можно сказать, профессионал с опытом. А живой на первом-втором задании копыта отбросил бы и пришлось его менять, обучать, готовить, вооружать… Поэтому на Мастера в основном трупы пашут. Мы неприхотливые, а чуть что — в ад.

— Но это нечестно!

— Знаешь Манада, я, как только сюда попал, тоже думал что нечестно. А потом прикинул… Не так уж здесь и плохо. И отпуск есть, и премии. К тому же мы ведь в ад не из-за дяди какого попали, а по своей вине. Сейчас бы вернуть, так жил бы по-другому, но вернуть нельзя… Из рая здесь люди не работают, им и там хорошо, а те что из ада, должны быть Мастеру ой как благодарны. К тому же если отличишься или стаж у тебя выйдет, отправят тебя на заслуженную пенсию. Особенно повезет, если гостем Дельты сделают. Такое пару раз случалось.

— А сколько надо отработать?

— Хрен его знает. Тут даже не количество важно, а качество. Вот ты вообще подумай, кто остальные гости?

— Да откуда я знаю? Я же здесь всего один день!

— А ну да. Так остальные гости — те, кто Мастеру в свое время помог. Кто жизнь отдал, кто подвиг великий совершил, кто еще чего. И как награду им, Мастер построил вот эту богадельню. Но мы подлетаем, так что об остальном позднее.

Самолет действительно подлетал к чему-то… На замок или дворец это походило крайне слабо — Магистр Биатриче проживал в огромной статуе. Тридцатиметровый каменный старик, в длинном балахоне и с посохом, смотрел на Дельту, весело улыбаясь. Дверь в статую располагалась у него аккурат между ног, прямо на уровне… стоп. Жюбо закружил самолет вокруг статуи и посадил рядом с входом. Манада выпрыгнула из железной птицы, но приземлившись, подвернула ногу. Девушка уже приготовилась к боли, но ее не последовало. Она подняла ножку и взглянула на неестественно вывернутый сустав. Спрыгнувший рядом Жюбо, тут же воспользовался случаем и вправил голень, не забыв провести по ноге до коленки.

— Прекрати! — сказала Манада. — И какой смысл? Ты же ничего не чувствуешь!

— Это ты ничего не чувствуешь. Ты только после Обезболиватель, поэтому бесчувственная как топор лесоруба. А я проходил его две недели назад, поэтому кой-чего ощущаю.

— И сколько?

— Мало. — Покачал головой Жюбо. — Но все лучше, чем ничего. Но к делу. Магистр Биатриче не самый противный старик из всех. Скорее даже один из самых нормальных. Однако запомни некоторые правила. Первое — разговаривать с гостями надо очень уважительно. Это, пожалуй, самое важное правило. Второе — не спорить. Если что-то пойдет не так, спорить буду я. У меня в этом рука набита. И вообще постарайся больше молчать. Деды вспыльчивые и могущества им не занимать…

— Но убить они меня не смогут.

— Конечно не смогут. А зачем? Каждый Магистр колдун, а большинство колдунов умеют призывать демонов.

— И что?

— А то, что есть такие демоны — Керы. Это стражи ада…

— Рожи?

— Нет. Ты что из леса вылезла?! Стражи — это правоохранительные органы, призванные защищать закон и порядок. Стражи, городовые, охранники, понимаешь?

— Да.

— Керы — демоны, призванные отлавливать таких как мы и не только. Они относят души умерших в ад, и отлавливают тех, кому удалось оттуда сбежать. И если Магистру Биатриче что-нибудь не понравится, он призовет Кер, а те утащат тебя в ад. И на то чтобы тебе второй раз повезет, и тебя вызволит Мастер, можешь не рассчитывать. Второго шанса не будет.

— Ясно.

— Так что веди себя тиши мыши и предоставь разговор мне. Пошли.

Двери не заперли, Жюбо толкнул, и они отворились со скрипом. Манада сразу открыла рот. Такого великолепия она не видела, даже когда ездила в Столицу на экскурсию и посещала Императорский дворец. Сразу за дверью, увитой причудливой резьбой, на полу лежал толстенный ворсистый ковер. Даже отсюда он казался настолько мягким, что Манаде стало жалко потерянной чувствительности. Как прекрасно ходить по нему босиком, ощущая каждую ворсинку и легкую щекотку между пальцами. Но ковер это ладно. Как оказалось статуя изнутри — это фактически один зал. Посредине из круглого бассейна поднимался серебристый пар, в отдалении виднелся стол, уставленный яствами, каких не видели даже торговцы из Хсены, повсюду удобнейшие мягкие кресла, но самое удивительное — статую изнутри покрывало золото. Многочисленные бронзовые подсвечники, порождали миллионы зайчиков и бликов на неровных стенах.

Жюбо, однако, отнесся к красоте без должного понимания. Просто пошел к бассейну. Манада последовала за ним, вертя головой, как китайский болванчик. Все ей казалось волшебным и удивительным, будто попала в сказку из тех, что в детстве рассказывала мать. Но любование роскошью отошло на второй план, когда они достигли бассейна.

Из пара то и дело выглядывали различные части тела, в основном обнаженные и женские. А когда они подошли вплотную, Манаде впервые позавидовала внешности другой девушки. В круглой чаше плескалось десять обнаженных людей: девять девушек невиданной красоты и великолепный принц. От совершенства их форм становилось стыдно за собственное тело. В груди даже начало зарождаться привычное тепло возбуждения, но тут же стукнулось о замершее навеки сердце.

— Магистр Биатриче. — Поклонился Жюбо.

Так это Магистр! Дед?! Да какой он дед? Старикам положено носить бороду и сидеть в одном из удобных кресел этого прекрасного зала, а не поражать красотой идеального тела, и уж тем более не забавляться с красотками.

— Почему так долго? — спросил Магистр. Голос его впрочем, соответствовал. Старческий и скрипучий, как будто меч вынули из ножен.

— Простите Магистр, — продолжил Жюбо, — но Служба Радости сейчас так занята…

— Как и всегда. — Поморщился Биатриче. — А кто это прекрасное создание? Как зовут тебя мертвая красавица?

Манада поняла — надо что-то сказать, но все еще находилась в шоке. Пересохшими губами она пробормотала:

— Манада…

— Как-как?

— Манада Магистр, — пояснил Жюбо. — Новая практикантка.

— Свеженькая значит. Тепленькая…

— Так точно Магистр, только что из Хоры.

Биатриче хлопнул в ладоши и… Девушки, прекрасные богини, рассыпались каплями воды, а пар из бассейна пропал.

— Присаживайтесь, — сказала Магистр.

Жюбо невозмутимо полез в бассейн и сел на край, свесив ноги в воду. Манада поступила также.

— Что вы хотите от нас Магистр? — спросил Жюбо.

— Сущие пустяки. — Махнул рукой Биатриче. — Но думаю для правильного исполнения моего приказа, вам надо выслушать предысторию. Итак, лет пятьсот назад я побывал в триста тринадцатой эпохе. Ну, это ту что (вырезано цензурой).

— Да, печальная история, — кивнул Жюбо.

— Но это было после, а тогда она находилась в дремучем состоянии. Технологии только набирали обороты, а колдовство уже стали забывать. Представь, как обрадовались этому колдуны?

— Представляю Магистр. Наверное, они только не прыгали от восторга.

— Прыгали, уверяю тебя Жюбо, еще как прыгали. Но не это важно. Я тогда приехал в гости к самому главному местному колдуну (вырезано цензурой)…

«Примечание Архивариуса: Магистр Биатриче — почетный Магистр ордена Одуванчика, демиург вечности. Участник Высокой Битвы. С тех пор, друг Великого Мастера. В Дельте Миров проживает триста веков. Место рождения и становления находится в категории Ц и выше. Остальная информация находится в категории Ц и выше».

— …мы поговорили, он естественно попросил взять его в орден. Об этом все просят.

Старик в молодом теле сложил пальцы, как будто держал бокал — тот не замедлил материализоваться прямо из воздуха. Биатриче сделал глоток и продолжил:

— Я рассказал ему, что надо делать, куда двигаться, он вроде проникся. А потом мы, как водится, выпили, так знаешь хорошо выпили… Развезло нас прилично. А когда двух колдунов развозит, сам понимаешь что происходит. Вызвали мы пару вихрей и полетели куролесить. Он куда не знаю, а мне на природу захотелось. В село значит, чтобы молоко теплое, рожь в поле, сеновал и девки грудастые. Нашел я все это, в стране каких-то плохих советов. Точного названия не помню. Ну налетаю я из вихря, вижу, идет одна. Такая знаешь как корова — хоть сейчас на удой веди. Она из поля как раз шла, я на нее аки коршун прыг и подмял. Как в мечтах было: на стоге сена, да посреди поля… Она ничего не поняла, испугалась сначала, а когда я закончил, на спину перевернулась и увидела, что не ангел ее небесный отымел, а простой мужик. Деревня, что с нее возьмешь? И начала она меня такими словами поливать, каких я столько веков проживший и не слыхивал…

Манада слушала рассказ, все еще не способная поверить, что мускулистый красавчик на самом деле древний старец. И даже на секунду позавидовала деревенской девушке. И чего он к ним в деревню не прилетел? Манада тоже по полям ходить любила и сеновалы у них, ой какие мягкие…

— А я, как ты помнишь, в подпитии был, — продолжил Магистр. — Ну и сгоряча проклял ее, детей ее и всех родственников до скончания времен. Хорошо так проклял. Слов точных уже и не упомню, но примерно так: «Узри мощь мою девка блудливая! За сквернословие свое проклинаю тебя, детей твоих, отца детей твоих, родителей твоих, дедов и прадедов, и весь послед в годах, пока род твой не прервется!». Как-то так, наверное, я, когда бухой, всегда заворачиваю как дурной поэт. Я думаю, ты понял, что произошло дальше Жюбо?

— Угу. Про отца детей вы зря завернули.

— Да, — вздохнул красавец. — Лучше и не скажешь, что зря. Наутро я проспался и понял, что ничего не помню. А потом в Дельту вернулся и живу себе, поживаю. Но с годами стал замечать — ну не клеится у меня все! И это у меня, могучего властелина Вероятностей и Чудес! Такого по идее вообще не должно быть. Я воробей стреляный, сразу понял — проклятье. Мощное проклятье, не ниже демиурга кто-то постарался. Пять веков я с проклятьем боролся, пока не обратился к Мастеру. Он, ты сам знаешь, существо древнее, все повидал и что такое собственноручное проклятье, знает как никто. До сих пор с (вырезано цензурой) борется. И он почти сразу скумекал: «Сам — говорит, — ты себя проклял!». Тут я и стал перебирать, что со мной случилось и когда началось. Сходил в Сон, нашел свои бывшие сновидения. И там один образ промелькнул, девки той грудастой. Я Знанием поковырялся и вспомнил! Значит, родила она ублюдка, а я под свое же проклятье попал. Теперь понимаешь мою проблему?

— Да Магистр, вот только… — Жюбо явно мялся, а Манада смотрела на старика с полным презрением. Теперь и мускулистый торс, и шикарные волосы, и все прочее казалось до омерзения противным. Это надо такое! Сам девушку изнасиловал, сам проклял, а теперь еще и недоволен! — Но Магистр, я не колдун и не могу снять проклятье. Вам бы к Мастеру обратиться…. то есть к Великому Мастеру конечно.

— Не будет он такой ерундой заниматься, потому и вас завел, — сказал Биатриче, вращая бокал в руке и наблюдая за маленькой красной воронкой внутри. — И я тоже не смогу проклятье снять. То есть, проклятье мы снять можем, но не колдовскими методами…

— Еще раз простите Магистр, но тогда вам не к нам, а к (вырезано цензурой). Они такими вещами занимаются.

— Слушай труп, мне кажется, я знаю к кому обращаться со своей проблемой, — сказал старик. От его тона у Манады чуть не побежали по коже мурашки. И побежали бы, наверное, если могли.

— Простите Магистр, вам конечно виднее. — Поклонился Жюбо.

— Естественно. (Вырезано цензурой) такими пустяками не занимается. Для пустяков как раз вы и нужны.

— А в чем проблема? — подала голос Манада и сразу зажала рот рукой. Но Магистр отреагировал доброжелательно.

— Дело в том моя милая, что проклятье снять просто. Надо всего лишь убить всех моих внуков и правнуков. Не знаю, сколько их, не знаю, где они живут — это предстоит выяснить вам.

— А почему не ребенка? — спросила Манада.

Она восприняла заказ Магистра не то чтобы спокойно, но без лишнего трепета. Убить так убить. Она вон Лираду отравила просто за то, что к ней муж ходил. Правда потом за это попала в гиену, но это уже издержки. Чтобы не вернуться в ад, Манада убила бы легко.

— Потому что девочка, нельзя устранить причину, если хочешь изменить Замысел, только следствие, — «объяснил» Магистр. Манада так ничего и не поняла, но решила спросить Жюбо, когда покинут замок-статую.

— Я еще раз заранее прошу прощения Магистр, и молю не гневаться, — сказал Жюбо, — но почему вы все-таки…

— Сам не слетаю? — Прищурился Биатриче. — За такие вопросы следует звать Кер Жюбо…

— Умоляю не надо! — Жюбо плюхнулся на колени прямо в бассейне.

— Ладно труп, не унижайся больше чем надо. Я отвечу. Действительно для меня нет ничего проще, чем приплыть в триста тринадцатую эпоху и Знанием найти моих внуков. Но… — Старик вздохнул. — Но жалко мне их Жюбо. У меня детей много и я почти всем помогаю, а тут придется убить. Выхода нет другого Жюбо, иначе проклятье надо мной вечно висеть будет. Вот я и предлагаю Службе Радости сделать мою жизнь счастливее.

— Мы сделаем все, что в наших силах Магистр, — сказал Жюбо. — Но не могли бы вы дать подробности. Год в эпохе, имя девушки точное место…

— Только это.

Биатриче махнул рукой, над бассейном появилась прозрачная картинка. Старик, точь в точь как статуя-замок, навалился на пышную девушку и натужно пыхтит на ней. Картинка получилась объемной и очень отвратной. Впрочем, Манада в Линте видела и не такое. Даже можно сказать, по сравнению со вторым кругом, старый колдун и молодая селянка не делали ничего предосудительного, а вышивали крестиком в библиотеке. Жюбо очень внимательно рассмотрел изображение, потом вылез из бассейна и пригляделся с близи. Особенно его заинтересовало лицо девушки, а не старик с остервенением мнущий огромные груди.

— Это из Сна? — спросил Жюбо.

— Да. Имени я не спрашивал, Знанием не пользовался. Противно мне было Жюбо. Так что сами все додумаете.

— А позволено ли мне будет задать вам еще одни вопрос Магистр?

— Валяй.

— А почему вы настояли, чтобы этим занимался именно я?

— Жюбо, мой мертвый мальчик, я помню, как блестяще ты справился с доставкой мне саблезубых крыс, а ведь это было не самое простое задание. Я знаком со многими бездарями в Службе Радости и могу сказать точно — ты очень умный труп, хоть пытаешься казаться идиотом. А для этого задания необходим ум, а не сила.

— Но ведь есть более опытные мертвые…

— Жюбо, конечно есть! Но они заняты другими заданиями. Так что заткнись и исполняй, иначе я оторву тебе руки и ноги.

— Только не это Магистр! — Опять упал на колени Жюбо.

— Пошли вон отсюда… — добродушно закончил Биатриче. — Справитесь, я прослежу, чтобы вам выдали премию, или как там вас поощряют…

— Мы безмерно благодарны вам Магистр, — Жюбо не поднялся с колен, а напротив, принялся часто-часто кланяться и медленно отползать к выходу. Манада подумала: «Вот ничтожество» — вылезла из бассейна и пошла к дверям…

Боль!!! Нельзя ее описать, нельзя выразить словами! Просто не может человеческий язык подобрать такие слова. Представьте, что вам в каждую глазницу забили по острой щепке и ковыряются там. Обе коленные чашечки вырвали раскаленными щипцами, все пальцы подожгли, сердце залили серной кислотой, а в соски вбили два железнодорожных костыля…

И продолжается это Вечность.

Глава третья, подраздел первый: в которой говориться о том, как нелегка служба курьера и описываются многие ее аспекты в деталях

Очнувшись, Манада увидела перед собой зал Очистителя. Она сидела в том же кресле, а вдалеке благородный Силь мудро указал на надувающийся пузырь. Девушка тут же впрыгнула в него, Архивариус чинно кивнул на дверь. Манада потолкала пузырь к выходу из Очистителя, а снаружи уже поджидал Жюбо, с противнейшей ухмылкой на бледных губах. Пока он толкал пузырь до Обезболивателя, девушка как могла, прикрывала руками голое тело. Но Манада уродилась не самой худосочной, так что прикрыть все не удавалось. Когда они достигли чашеобразного кресла и Манаду уколол розовый кристалл, Жюбо осведомился:

— Каково, а?

— Что произошло? — спросила Манада, наблюдая, как руки из розовых становятся синеватыми.

— Не надо поворачиваться к Магистрам спиной, — ответил Жюбо, протягивая шортики и маечку. — Он тебя треклял.

— Что сделал? — спросила девушка, стремительно одеваясь. Жюбо ловил последние не скрытые части тела, жадными глазами, как кот рыбок в аквариуме.

— Треклял. Или кинул треклятье. Треклятье — это смертельное проклятье. Нам оно, конечно, не грозит — мы уже мертвые. Но от него ты сгорела до состояния пепла.

— А почему мне было больно?

— До состояния пепла, для тех, кто в уши ваты затолкал! Тут никакой Обезболиватель не поможет.

— А как я восстановилась?

— Как обычно, — пожал плечами Жюбо. — Тебя что в аду не жгли?

— До пепла ни разу. Я там восстанавливалась быстрее, чем сгорала.

— Ну а тут видишь как. Действие Обезболивателя не дало тебе регенерировать, пришлось собирать твой пепел и тащить в Очиститель. Кстати, тебе только что впаяли сотню штрафных баллов.

— За что?!

— За неуважение к гостям. Я же тебя предупреждал — что угодно, только не проявлять неуважение. Если бы не наше задание, ты лежала бы в урне и страдала еще пару недель. Но я быстренько сбегал к Бабетоне и выпросил открыть нам кредит на исполнения работы. Видишь, какой я молодец?

— Дец?

— Хороший!

— Прости… — потупилась Манада. — Спасибо Жюбо.

— Спасибо на струч не натянешь. Я требую поцелуя прекрасная дева. И не в щечку, а настоящего.

— Да что ты пристал ко мне с поцелуями?

— Просто я сейчас смогу что-нибудь почувствовать, а потом мне придется пройти Очиститель и Обезболиватель. Ну так как?

— Хорошо, наверное, ты заслужил.

На Манаду словно налетел вихрь. Вот вроде Жюбо стоит в паре метрах, а вот его язык заползает ей в горло. Впрочем, наверное, заползает. Манада не чувствовала, что твориться во рту зато видела мутные глаза Жюбо, его серую кожу… Но спустя минуту все же оттолкнула мертвеца. Хорошего понемножку, к тому же зачем продолжать, если удовольствия нет?

— Благодарю. — Оскалился Жюбо.

— Не стоит. И что нам делать сейчас?

— Исполнять задние, если не получится отлынить от него. Сейчас мы пойдем к Бабетоне и все уточним.

Они сели в прозрачный лифт и доехали до предпоследнего этажа. Бабатонь сидела за стойкой, перед ней выстроилась длинная очередь.

— Подождем, — сказал Жюбо.

— А почему ты хочешь отлынить от работы? — спросила Манада.

— Это мое главное правило — если есть возможность что-то не делать, надо ей воспользоваться. А тут еще и случай не по нашей части.

— А по чьей?

— (следующая часть диалога вырезана цензурой)

— Ясно, — пробормотала Манада.

— Но шанс у нас маленький. Старый козел почему-то пропитался ко мне и настоял на моей кандидатуре. Ну а ты моя практикантка, так что тоже не отвертишься.

— А почему надо вертеться?

— По твоему очаровательному кочану. Ты вообще представляешь себе, что надо сделать?

— Найти внуков деда и убить.

— Это только на первый взгляд. По-настоящему фронт работы огромен. Сначала мы должны отправиться в Сон, чтобы найти ту дуру и узнать ее имя. А это уже очень трудно, во всем Сне найти то, что снилось конкретной особе, имея только ее изображение. Потом мы отправимся лет на пятьдесят в будущее, после того изнасилования и станем искать внуков, и не дай Светлый правнуков похотливого Магистра. Не имея имени, не способные опросить мать, будь она неладна. Все это может затянуться на годы…

— А что тут плохого? — перебила Манада. — Пока мы будем искать, можно пожить нормальной человеческой жизнью…

— Ага, нормальной. Для начала, в любой эпохе нам придется скрываться от Кер — это раз. Два — действие Обезболивателя длится меньше месяца. Если повезет, нам выдадут запасные кристаллы, тогда месяц. А после ты превратишься в комок боли, которому даже потеря реснички, что удар ножом в глаз!

— Ой.

— Вот именно что ой. И чтобы уж тебя добить, скажу: если мы вернемся не выполнив задание — нас сошлют в ад. Так что работа дрянная, врагу не пожелаешь. Найти то, не зная, что, да еще и не одно не знаю что, в не знаю где!

Очередь подошла к концу, они предстали пред голубыми очами Бабытони. Старуха в цветастом платье, с неизменным платочком на голове и желтыми зубами, очень недобро смотрела на Жюбо, и с сожалением на Манаду.

— Бабатонь, тут такое дело… — начал Жюбо.

— Знаю я твои дела! — бросила старуха. — Сейчас скажешь что не по твоей части задание, а по(вырезано цензурой)! Так фиг тебе с маслом, да еще в панировке! Магистр ясно выразился и ты исполнишь.

— Но Бабтонь…

— Я ужо лет тыщу Баба Тонь, а ты дохлик кончай ныть! Значит так, у тебя пятьсот с лишним штрафов… — Глаза Бабытони как будто посмотрели не на мертвецов, а на пол под ними. — Это значит, на полную амуницию можешь не рассчитывать! А ты девчура и того хуже! У Жюбо хоть порицаний много, но и премии есть, правда все списанные…. а ты умудрилась Магистру нагрубить в первый же день! Так что и тебе полной амуниции не будет.

— А что дадите? — спросил Жюбо, Манада предпочла молчать, так как все равно ничего не понимала.

— Усе по стандарту. Маскировка третьей степени…

— Бабатонь!

— Ну хорошо злыдень, уговорил — второй. Но больше без поблажек!

— Бабтонь!

— Заткнись! Больше не положено. Тебе девка, ускоренный курс Знания пройти. И все, дальше вертитесь как хотите!

— Маловато Бабтонь… — заныл Жюбо. — Нам бы помощника толкового, а то Манада не очень опытная еще.

— Зато ты опытный. Все, пошли вон отседова!

Жюбо поклонился, Манада тоже. После случая с Магистром ей вовсе не хотелось повторения. Ну и что раз Бабатонь похожа на дряхлую раскладушку, она испепелить не может? Магистр красавчик тоже не выглядел опасным…

Жюбо пошел к лифту, так Манада в третий раз попала в Мед Отдел. Теперь уже Жюбо сначала вошел в Очиститель, а потом в Обезболиватель. Пока он шагал в прозрачном пузыре, Манада отметила, что он в принципе ничего себе. Длинные волосы распрямились, а седая прядь придавала какую-то тайну. Высокий, но не широкоплечий и грустные карие глаза еще не покрытые трупной поволокой. Правда после Обезболивателя все вернулась на свои места.

— Теперь тебя надо бы переодеть, — сказал Жюбо рассматривая стройные ноги и едва не вываливающуюся из майки грудь. — Хотя с этим можно и потерпеть…

— Ну уж нет! — сказала Манада поворачиваясь и показывая дыру на шортах. Теперь окружающие могли видеть серую часть тела, которую неприлично демонстрировать в обществе.

— Хм-м-м. Хорошо пошли на склад, там получишь одежду и пройдешь курс Знания.

— А что за знание, — спросила Манада на ходу.

— Знание — это способность узнать все что угодно. Все колдуны им владеют.

— И ты тоже?

— Нет. То есть не в полном объеме. Знание можно выработать только длинными тренировками к тому же мозг мертвеца ему плохо поддается. Но Генератор Мало тебя научит насильно.

— И что я буду все про всех знать?

— Нет. Урезанный курс Знания позволит говорить и понимать любой язык. Это все относится к колдовству, так что можешь спросить складового, если хочешь.

Прозрачный лифт уже успел прилично надоесть Манаде. Однако пришлось им опять воспользоваться, но на этот раз он принес их в подвал. Двери разъехались, и они оказались в коридоре, заканчивающимся железными створами. Жюбо подошел к ним, постучал.

— Кто там? — спросили из-за двери.

— Жюбо.

— Пошел на…

— Складовой я по делу!

— Какому на… делу?

— Надо воспользоваться Генератором.

— На ремонте…

— Складовой у меня работа! — не выдержал Жюбо и забарабанил по дверям.

— Хорошо жмурик.

Дверь открылась, перед Манадой предстал довольно странный мужик. Лысый, но пышноусый со странным громоздким ружьем в руках. Одет в безрукавку на голое тело и пятнистые штаны…

«Примечание Архивариуса: Складовой — имя и фамилия неизвестны. Возраст неизвестен, происхождение неизвестно. Остальная информация находится в категории Ц и выше».

— Документ имеется? — спросил складовой.

— Кончай трепаться! У меня время идет!

— Остынь мясо, заходи…

Складовой повернулся, пропуская Жюбо внутрь. А Манада стояла и не могла совладать с эмоциями. Такого огромного склада она никогда не видела. Просторы помещения расходились во все стороны и всюду стеллажи, стеллажи, стеллажи… На каждом стаи коробок и ящиков, непонятные приборы и гробы, а из потолка растут самые настоящие деревья.

— Ну ты, женское мясо, — обратился к Манаде складовой, — ты входить собираешь?

— Да. — Девушка сделала несколько неуверенных шагов.

— Не боись, не укушу, — улыбнулся складовой. Манада заметила, что у него нет части зубов. То ли он сам их так вырвал, то ли случай, но шли они как будто в шахматном порядке. На верхней челюсти есть, значит на нижней нет, и так дальше, через один.

— Ее надо обучить Знанию, — сказал Жюбо. — И нам обоим заправиться Вероятностями.

— Не учи складового воровать, — кинул мужик. — Пошли.

Генератором Мало оказался еще один кристаллоподобный объект. Фактически один большой камень, наподобие горного хрусталя, вздымался вверх, как дымоходная труба. Вокруг Генератор окружал странный забор от пола до потолка. Странный, потому что сделанный из тусклых световых лучей.

— Это горячее ограждение, — пояснил Жюбо. — Даже мертвого расплавит.

— А что это за машина? — спросила Манада у складового.

— Генератор Мало, или Генератор Онов по Гемморианской терминологии. Снабжает тело вероятностями. — Очевидно, складовой посчитал, что сказал все, ибо заткнулся и, достав из кармана какую-то коробочку со световым квадратиком, начал водить по нему пальцем.

— А можно подробней? — сказала Манада.

— Дотронься до Генератора Мало и получишь сто Вероятностей на рыло. Больше мертвец впитать не способен. — Но и пояснение не пролило свет на предназначение Генератора Мало. Жюбо увидел растерянность на лице девушки и сжалился.

— Эта штука вырабатывает удачу. Как бы тебе объяснить… даже не удачу, а случай.

— Не понимаю.

— А чего понимать? — рявкнул складовой, продолжая возиться с прибором. — Вот стоишь ты сейчас на полу, а потом делаешь шаг вперед. Вероятность того, что ты поскользнешься, примерно одна сотая процента. Но она есть! Генератор Мало может выработать такую вероятность.

— И что?

— А то, мясо в кожаном пальто. Вероятность того что ты упадешь из Генератора перейдет ко мне. Это — отрицательная вероятность, в простонародье называется сглаз. Я беру вероятность из Генератора, и от одного моего желания ты падаешь. Понятно?

— Это основы колдовства Манада, — вмешался Жюбо. — Они так и колдуют. Копят вероятности и используют их во благо или во вред. Чаще во вред.

— И что, дотронувшись, я смогу колдовать?

В голове Манады уже застыла картина — она летит на метле, по ветру развиваются рыжие кудри, а над землей проносится безумный хохот. Но видение разбилось словами складового:

— Щас, разбежалась. Хрена лысого ты колдовать сможешь. Поставим на тебя Колпак Демиурга, и хватит с тебя.

— Понимаешь Манада, — начал Жюбо, — чтобы колдовать нужно не просто уметь управлять Мало, но еще набрать определенные виды…

— Чтобы набрать вероятности нужной полярности, надо обладать Знанием, чтобы научиться Знанию, надо иметь вероятность обучения, — перебил складовой, — Круг замкнулся. Заходи.

Лучи пропали, Манада и Жюбо подошли к кристаллу. Он немного гудел, и слегка светился синим цветом изнутри. Жюбо подошел к Генератору вплотную и положил на него ладонь. Сияние окутало его, вошло в тело. Он повернулся, Манада увидела на дне зрачков мелькание маленьких синих молний.

— Это чтобы добраться в нужную Эпоху, — пояснил Жюбо.

— А мне тоже…

— Нет! — рявкнул складовой. — Сначала Знание. Сейчас…

Он опять принялся водить пальцем по светящемуся стеклышку на коробочке.

— Это пульт управления от генератора Мало, — сказал Жюбо. — До этого он настроил его на получение Вероятностей перемещения между эпохами и путешествием во Сне. Две Мало для перемещения, и десять на Сон. Остальные восемьдесят восемь создали вокруг меня Колпак Демиурга. Это означает, что на восемьдесят восемь возможных неудач, у меня есть восемьдесят восемь удач. Действие Колпака незаметно, но однажды я отправился без него…

— Хорош трепаться, — бросил складовой. — Ты, та что покрасивши, иди сюда.

Манада подошла, Генератор Мало приобрел зеленоватое сияние.

— Слушать меня внимательно, не перебивать. Сейчас я возьму у генератора вероятность твоего обучения Знанию. В полной мере ты им пользоваться не сможешь, но это тебе и не надо. Мозги у тебя все равно гнилые, так что… В общем такая вероятность очень полезна и действует сама собой. Это касается только прямой информации, поступающей в слуховые каналы. Как ни странно, децибелы Знание распознает лучше, нежели визуальные образы, поэтому теперь любая услышанная тобой информация, будет тебе ясна. Ясно?

— Нет.

— Он хочет сказать, что теперь ты сможешь понимать все, что скажет любой человек, а еще узнаешь то, чего он не сказал, но подумал… — попытался вмешаться Жюбо, но складовой быстро вернул инициативу.

— Не мысли, корм червей, а настроение. Мысли читать нельзя, только общие образы, рождаемые в гипофизе. Эмоциональный окрас, ложность или истинность форм…

— Узнаешь, говорят тебе правду или неправду…

— Кроме того, в связи с взаимосвязанностью слухового аппарата с речевым, остальные индивидуумы получат возможность адекватно реагировать на устную речь…

— При встрече с другим человеком, ты начнешь говорить на его языке… — в очередной раз расшифровал Жюбо.

— Теперь к сложности производимой операции. При использовании данной вероятности, мозговая деятельность должна сводиться на нет…

— Когда дотронешься до Генератора, ни о чем не думай….

— Иначе есть риск потери функции здравомыслия…

— Или сойдешь с ума.

Манада несколько ошалела от такого количества новых слов, но ядро уяснила. Дотронуться до кристалла, ни о чем не думая, тогда сможешь понимать любую речь и отличать ложь от правды. Она повернулась к Генератору и попыталась очистить голову от мыслей. Удалось это с первой же попытки. Все же когда приходится целую бесконечность мучиться в аду, способность отключаться от реальности приходит сама собой. Манада коснулась кристалла, розовое сияние перешло в руку и растеклось по телу. Больше она ничего не почувствовала.

— Отлично, — сказал складовой. — Можешь когда захочешь сестричка.

Нет, вроде он сказал как-то иначе, но в голове фраза сложилась в эти слова. Забавно.

— Теперь прикоснись к кристаллу и получишь возможность двукратного перемещения во времени, способность уснуть, но сохранить рассудок десять раз и восемьдесят семь раз тебе повезет, в заведомо невезучей для тебя ситуации, — продолжил складовой, поводив пальцем по стеклышку. Он опять выразился по-другому, но смысл Манада поняла.

Генератор окрасился синим, девушка приложила к нему руку. Снова ничего — никаких ощущений.

— Все валите отсюда! — сказал складовой, указывая пальцем к выходу.

— Ей еще необходима одежда, — сказал Жюбо.

— А что, так ходить не нравится? — Впервые серые глаза складового проползли по полуобнаженному телу.

— Мне нравится, — ответил Жюбо.

— А мне нет! — сказала Манада.

Складовой хмыкнул, но все же подошел к ряду стеллажей и, покопавшись в коробках, достал точно такой же, как у Жюбо, простой черный костюм и мягкие сапожки.

— У меня размер… — начала Манада.

— Без тебя знаю! Я здесь уже столько работаю, что могу тираннозавра на глазок одеть. Все?

— Оружие?

— Дохлым не положено.

— Тогда все.

Жюбо сделал вид что вздохнул и уставился на Манаду. То же самое сделал складовой.

— Чего? — спросила девушка.

— Ты переодевайся. — Складовой оскалился шахматной улыбкой.

— Отвернитесь!

Но четыре глаза даже не подумали исполнять просьбу.

— Тогда я спрячусь! — заявила Манада.

— По складу ходить не положено, — соврал складовой.

— Тогда потом переоденусь.

— Потом может не быть времени, — соврал Жюбо.

Манада прищурилась и сменила одежду с такой скоростью, как будто служила в армии. Складовой и курьер явно разочаровались.

— Похотливые свиньи! — сказала Манада, осматривая новый прикид.

— Ты на себя много не бери. Чтобы складовой на мертвечину позарился? Ха!

— А я тебя уже голой видел. Но хватит шуток, нам пора.

Жюбо махнул рукой и пошел к двери. Манада двинулась следом, складовой проводил их задумчивым взглядом.

Глава четвертая, подраздел первый: в которой Уважаемый и Терпеливый Читатель, наконец, дождется того, как герои отправятся в путешествие

Снова лифт нес Манаду и Жюбо вверх. Отправной точкой для них являлась крыша. Манада рассматривала мелькавшие этажи — словно кто-то быстро-быстро перелистывал перед ней страницы тетради. Вот пронесся Мед Отдел, вон старуха с бровями, похожими на маленькие метлы, а последний этаж — тот, что под крышей — почему-то загорожен непроницаемой дверью, вроде той, что на складе. Но наконец, лифт уперся в потолок, перед Манадой и Жюбо распростерлась крыша. Курьеры вышли и девушке показалось, что сердце стукнуло. От вида Дельты Миров, одинокий удар, возможно, всего лишь игра воображения, заставил кровь сдвинуться на несколько сантиметров и наполнил мозг теплой радостью. Великолепие? Нет, это слово слишком слабо, слишком приземлено и никогда не опишет красоту обители Великого Мастера.

Даже полет на железной птице не принес столько ощущений. Тогда Манада слушала Жюбо и находилась в глубокой кабине, но теперь можно рассмотреть пейзаж в деталях. Сотни маленьких домишек с разноцветными крышами, россыпью смешанного букета, весело смотрели на девушку. На каждом блестящий флюгер медленно вращается слабым ветерком. Высоченные тополя, могучие толстые дубы, похожие на старые, высушенные солнцем березы, клены с листами-клинками — все устремились ввысь и приветливо шумели. Они как будто шептали, рассказывая Манаде сказку на день. А за чертой города, словно покрытие биллиардного стола, простирались безграничные поля. Нарушая идиллию зеленого, из них вырывались старинные замки, в массе своей серого цвета. Над ними развевались флаги с гербами, а вон и Статуя Магистра Биатриче. Манада посмотрела в другую сторону. Там, как расплющенный ударом молота термитник, погряз в суете рынок. Люди-точки перемещались маленькими пылинками и казались игрушечными. И наконец, Манада увидела Реку. Серебряные волны безжалостно бились о скалистые берега, не в силах распустить их, как котенок распускает бабушкин носок. А за рекой Тьма. Может быть даже сама вечность. Рыжая головка сделала еще один поворот и увидела (вырезано цензурой). Удивительное зрелище!

— Ты что уснула? — спросил Жюбо, выдергивая Манаду в реальность.

Так вырывают коренной зуб из десны — с болью и ощущением невозвратимой потери. Манада перевела внимание на крышу. Круглая как блин, посредине несколько кабинок, похожих на футляры для очков. Черные овальные, некоторые открыты, другие заперты. Рядом, со скучающим видом, стоит молодая девушка с раскосыми глазами. Таких Манада тоже никогда не видела.

— Привет Сунь! — сказал Жюбо, показывая желтые зубы.

— А, наш шутник, — ответила Сунь.

— Нам маскировку, пожалуйста, и в триста тринадцатую эпоху.

— А кто это?

— Познакомься — это моя подопечная Манада. Манада — это Сунь, наш главный переместитель.

— Здравствуйте.

— Привет. Новенькая?

— Да.

— Тогда слушай и запоминай. В этой кабине находится одежда и крем, придающий коже естественный цвет. Все лежит в чемоданчике, как только я закрою дверь, ты возьмешь его в руки и будешь крепко-крепко держать. Потом я катапультирую вас в Реку и как только ты плюхнешься, сразу думай о триста тринадцатой эпохе…

— А как я могу думать о ней, если там ни разу не была? — спросила Манада, еще раз отметив, что Сунь говорила все другими словами, но они сложились в понятные. Например, прозвучало слово «тональный», а воображение тут же подсказало, что это крем окрашивающий кожу.

— Слушаем дальше и не перебиваем! Я дам тебе очки, ты наденешь их, там появится картинка из триста тринадцатой Эпохи. Просто пожелай там очутиться и все.

— Маскировочный комплект первой степени? — деловито осведомился Жюбо.

— Нет. Второй. Как и сказано в вашем задании.

— А может…

— Не может Жюбо. Порядок ты знаешь. У тебя третья кабина, полезай.

Мертвец послушно подошел к открытой кабинке, чем-то напоминающей шкаф. Сунь достала странные большие очки и протянула Манаде. Потом подвела к еще одной открытой кабине и ткнула пальцем в маленький чемоданчик.

— В нем одежда соответствующая той эпохе. Комплектов два, но старайся не повредить. Также постарайся прямо сейчас запомнить образ Дельты — это понадобится при возвращении…

— Этот вид я никогда не забуду!

— Хорошо. Одевай очки.

Манада послушалась. Очки оказались непрозрачными, Сунь нажала какую-то кнопочку на дужке и Манада увидела очень реалистичный пейзаж. В нем присутствовала глубина, и казалось, листочки на деревьях шевелятся. Кроме того, рядом с маленьким прудком, паслась черно-белая корова.

— Удачи Манада, — сказал Сунь закрывая кабину.

Девушка подождала около минуты, пытаясь прислушаться к голосам Жюбо и Сунь, но так ничего и не разобрала. А потом ощутила, как кабина сорвалась с места. Ее сначала прижало к полу, а потом лицом к дверце. На мгновение Манада ощутила приятную невесомость, а следом спина уперлась в заднюю стенку. Летела она недолго — меньше минуты, — но окончание полета запомнилось сильней всего. Ее ударило лицом, снаружи послышался приглушенный «плюх». Очки не сломались от удара, что не скажешь о носе. Противный хруст сообщил, что перегородка треснула, а потом девушку охватило странной волной возбуждения и страха. Перед глазами завис пейзаж с пасущейся коровой, очки слегка сползли с искривленного носа…. И она увидела, как стенки кабины ржавеют, и показывается странное серебряное сияние, поверх зеленого луга. «Все мне конец» — подумала девушка и вспомнила наставление Сунь. Всеми фибрами души она пожелала очутиться в триста тринадцатой эпохе, но ничего не произошло. Она желала и желала, наблюдая как истлевают стены. Словно кабина сделана изо льда, а река вокруг — кипяток. Стена порвалась как бумага, — оставляя неровные края — Манаду захлестнуло обжигающе холодной водой, она в последний раз пожелала оказаться на лугу… и все пропало.

Открыв глаза, Манада увидела сразу два пейзажа. Сверху одна корова пила из пруда, то же самое делала корова снизу. Она поняла, что только верхний пейзаж настоящий и сняла очки. Сзади послышался звук, словно кто-то вылил на землю ведро воды. Манада повернулась и увидела Жюбо в темных очках. Он снял их и взглянул на нее.

— Где твой чемодан? — спросил мертвец.

— Ой! — только и смогла сказать девушка.

— Ты что дура? Или глухая? Сунь ведь сказала тебе, чтобы ты держала его перед перемещением! Теперь он уже растворился в Реке. Проклятье!

— Прости. — Наклонила голову девушка.

— Что прости? — взревел Жюбо. — Там ведь все для маскировки! Как ты теперь думаешь бродить по эпохе в таком виде?

— Я сказала, прости! — крикнула Манада. — Надо было лучше объяснять!

— Как лучше? Тебе сказали прямым текстом: держи чемодан, там маскировочные вещи, не потеряй! Может, надо было на ладони у тебя написать?! Или на лбу выцарапать?!

Манада подскочила и пошла к Жюбо. Тот оставался на месте, а когда она подошла на вытянутую руку, свалил хуком справа. Правда девушка ничего не почувствовала и тут же ударила его ногой по голени. Никто так и не понял, чья нога хрустнула, а уже в следующую секунду его руки сомкнулись на ее шее.

— Ты тупая безмозглая дура! — кричал Жюбо, мотая ее голову вправо-влево.

— Козел! — хрипела девушка, нанося удар за ударом по корпусу.

Так продолжалось минут пять. Корова глядела на бессмысленный бой подчиненной и мелкого начальника, с полнейшим безразличием. Она знала, что скоро они перестанут шевелиться, а через год на этом месте вырастет вкусная травка.

Но наконец, возня надоела Жюбо. Он отпустил Манаду, получил последний удар коленом в пах и присел рядом.

— Как можно было забыть? — спросил Жюбо слабо. Естественно не потому, что устал или из-за отдышки. Просто понимал, теперь непростое задание осложнилось еще больше.

— Я нечаянно, — тоже слабовато оправдалась Манада и положила руку ему на плечо.

— Ладно. — Стряхнул ладонь Жюбо. — Если нам повезло и это не самый отсталый период в Эпохе, мы достанем косметику и тут. К тому же у меня хватит на двоих, только надо быть осторожной. Очень осторожной!!! Осторожней чем Хутурукеш покупающий душу!!!

— Поняла!

Жюбо встал и пошел к чемоданчику. Он критически осмотрел девушку. Черная форма курьера покрылась зелеными пятнами от травы, нос повернут вправо.

— Подойди-ка сюда, — сказал Жюбо.

Манада подчинилась, он взял ее носик, как будто намереваясь поставить «сливу» и повернул. Осмотрел результат, сдвинул немного назад.

— Что, нравиться надо мной издеваться? — спросила Манада.

— Не особенно. А теперь приступим к маскировке. Раздевайся.

Манада подумала, он опять собирается поглазеть ее на голое тело. Но Жюбо выглядел очень по-деловому. Более того, быстренько разделся сам. Благо надето на нем, всего четыре предмета. Он открыл чемодан, достал клетчатую рубаху и синие штаны из плотной материи. Там же нашлись высокие сапожки с широкополой шляпой. Второй комплект полностью совпадал с первым, Жюбо аккуратно разложил все на две стопки. Пока он суетился, Манада рассматривала его. Худой, можно даже сказать очень худой. Все ребра видны, как на доске для стирки, но в принципе красивый. Наверное, свободная форма курьера делала его угловатым но, обнажившись, перед ней предстал молодой красивый мертвец. Манада конечно видела и красивей, но все же….

— Хватит пялиться, раздевайся! — сказал Жюбо даже не поворачиваясь.

— А с чего ты взял…

— Просмотрел твое дело. Давай, я жду.

Манада начала стягивать с себя кофту и просторные штаны. Он повернулся, когда она снимала правый сапог.

— Обувь оставь, — сказал Жюбо. — Тебе мои сапоги будут велики. Смотри сюда.

Он достал со дна чемодана небольшой тюбик, цвета человеческой кожи.

— Это особая краска, — пояснил Жюбо. — Она ничем не смывается, но со временем сходит сама собой. Кожа у нас все-таки потихоньку отмирает, но это произойдет не раньше чем через неделю. А может даже через две, если будем осторожны. Краски должно хватить на все тело, но кое-кто потерял свою так что…

— Может, хватит уже?

— Ладно, ты права. Короче намазываем так, — Жюбо провел пальцем чуть выше ее груди, — так и вот так.

Короткий ноготь прочертил воображаемую линию по локтям и коленкам девушки. Жюбо взял ее ладонь и выдавил из тюбика примерно треть. Краска по консистенции походила на сметану — плотная и маслянистая.

— Натирай быстрее — она сохнет.

Манада аккуратно, но с некоторой суетой натерла лицо, потом ладони, предплечья, а остаток получили икры и голени. Жюбо оставил себе больше крема, но и объем работ у него шире. Несколько последних капель, тщательно выдавленные из тюбика, Жюбо намазал девушке на пропущенные места. Когда его сухие пальцы водили по щекам, Манаде показалось, что она почувствовала прикосновение. Мутные глаза сосредоточено рассматривали ее лицо, бледно розовый кончик языка, покинул пределы рта. Его лицо оказалось тоже очень ничего. Теперь оно приобрело нормальный цвет, Манада отметила, насколько гладкая у него кожа. Нет оспин или следов от прыщей — только маленький шрамик над левой бровью. Она взяла его ладонь и макнула пальчик в капельку краски. Он пропусти тоненькую линию на скуле, она исправила недочет. Поволоченные глаза встретились и замерли на несколько секунд. Природа вокруг замолчала, словно почувствовав — происходит что-то волшебное. Листья прекратили шептаться, ветер не колыхал траву. Жюбо усмехнулся и безжалостно растоптал все очарование. Манада фыркнула и отвернулась.

— Что? — спросил Жюбо.

— Ничего! Давай одежду.

Брюки оказались ей велики, как и рубашка. Пришлось закатывать рукава и штанины. А вот шляпа пришлась впору. На Жюбо все сидело, как будто он в этом родился.

— Странно, — сказал Жюбо.

— Что?

— В моей эпохе так ходили погонщики скота. Может эта эпоха живет исключительно сельским хозяйством?

— И что?

— Плохо это, вот что! Нам ведь надо найти внуков Биатриче, если ты не забыла? А Мир, он большой. Чтобы просто пересечь его пешком, уйдет год. Если эпоха развита, здесь должны быть летающие аппараты и приспособления для быстрой езды. Если этот период на уровне фермерства, считай, мы не сможем справиться с работой, а последствия тебе известны… прячься!

Жюбо схватил руку Манады и рванул так, что она вышла из плечевого сустава. Быстрее оленя он понесся под крону дерева и прислонил девушку, вдавив в ствол.

— Что… — начала Манада.

— Тихо! Керы.

Жюбо указал куда-то вверх. Там, меж кучки ватных облаков, летели две точки. Сначала Манада подумала, что это вороны но, приглядевшись, поняла — ошибка. Две угольные женщины с крыльями за спиной, тащили в руках мужчину и девушку. Пленники размахивали руками и ногами что-то вопили, как бешеные петухи, но хватка Кер прочней строительных тисков. Женщины-демоны пролетели куда быстрей самолета из Дельты и скрылись посреди синевы неба.

— Пронесло, — сказал Жюбо.

— А что в этом мире есть демоны? У нас такого не было.

— Было. И Мир один. Наш Мир очень древний и в нем люди живут на протяжении какой-нибудь эпохи. Потом происходит конец света, эпоха погружается в (вырезано цензурой) и через бесконечность рождается новая. А Керы обитают во всех эпохах. Просто живые их не видят.

— Ясно… — Хотя Манада ничего толком не поняла. В первый раз после того как воспользовалась Генератором Мало.

— Все потопали, — сказал Жюбо.

— Куда?

— Туда.

— Почему туда?

— А какая разница. Пошли пока не наткнемся на кого-нибудь. Надеюсь, это будет не фермер.

Мертвецы двинулись в сторону уходящего на покой солнца, корова провожала их взглядом. В рогатой голове родилась мысль: «Вот идиоты, не могли подождать, когда за мной придут и уведут в стойло». Но говорить она ничего не стала. Пусть сами разбираются.

Глава пятая подраздел первый: где герои встречаются с типичными представителями триста тринадцатой эпохи и в первый раз попадают в неприятную историю

День сменился вечером. Сверху небо приобрело оттенок голубого, а к линии горизонта краски сгущались, погружаясь сначала в темную синеву, а затем стремились укутаться в ночи. Манада и Жюбо шли уже часа три, вяло перекидываясь односложными фразами вроде: «Погода хорошая» — или: «Угу». Хотя и его, и ее погода волновала не больше, чем жителей Гондураса стоимость системного блока на окраинах Вологды. Температуры они не чувствовали, ветер ударял в кожу стараясь вызвать мурашки, но раз за разом терпел поражение. Жюбо становился все более хмурым, Манада наслаждалась долгожданной свободой. После Хоры простой мир, так похожий на тот, где ее переехало лихой телегой, наполнял трупную душу подобием волнения, рождал давно забытые эмоции, воскресал воспоминания…

— Слушай Жюбо… — Сказала Манада.

— Да.

— А ты давно работаешь разносчиком?

— Курьером.

— А есть разница?

— Угу. Разносчик разносит, курьер доставляет. В нашем случае мы, кстати, работаем не по специальности.

— Ну так?

— Лет двадцать пять.

— Ого.

— Это не так уж и много. Тот же Клод горбатится уже лет триста.

— Триста! А когда он выйдет на пенсию?

— Не знаю. Это решаю не я, а Мастер. Если Клоду повезет, и он получит очень трудное задание, но с блеском справится, Мастер может сделать его гостем, или отпустить.

— Отпустить?

— Да. Так тоже иногда делают. Дают запас Обезболивателя на тыщу лет и вероятность возвращения в Дельту. Правда через тысячу лет редко кто возвращается….

— Почему?

— Потому что, за это время его всяко поймают Керы.

— А за это задание нас могут отпустить?

— Нет, конечно. Магистр же говорил, что может сделать это в два счета, просто ему противно. Наше задание сложное только для нас. Да и бессмысленное.

— А как же проклятье?

— А чего проклятье? Ну, споткнется Биатриче на ступеньке, ну упадет. Он же в Дельте даже пораниться не сможет. Там положительные вероятности рассыпаны, как на мельнице зерно.

— А ты знаешь…

— Смотри! Первые встречные. Клянусь Хутурукешем, фермеры мать их…

К ним направлялись двое мужчин на стареньких лошадях. Одеты в лохмотья, небриты у каждого в зубах по самокрутке. Ноги до колена закутались в сапоги, блестящие в последних лучах солнца. Учитывая, что остальная одежда не отличалась ни чистотой, ни новизной, это выглядело странно. Впрочем, мужики смотрели на курьеров с не меньшим интересом. Подъехав, четыре синих глаза оглядели Манаду и Жюбо, словно диковинных зверей. Правый, тот что носил седые усы, спросил:

— Вы че ковбои, с маскараду что ль?

— Разреши представиться добрый селянин. — Поклонился Жюбо. — Мое скромное имя — Жюбо, а это моя жена Манада.

— Хлорида? — хмыкнул второй. У этого усы только намечались, но по сходству физиономий можно предположить, что они находятся в родстве.

— Манада! — сказала девушка. — А вы кто?

— Я Андрей Иванович, это мой брат Федя, — после этих слов оба рассмеялись.

Ни Манада, ни Жюбо их не поняли, но курьер на всякий случай улыбнулся.

— А не подскажите нам добрые селяне, в какой стороне находится ваша деревня? — продолжил Жюбо.

— Ты что дурачок, или прикалываешься? — спросил Федя.

— Ни коим образом уважаемый…

— Слышь ты, пугало, чего непонятного? — вмешалась Манада. — Чего рука затекла, или у тебя вместо нее культя? Спрашивают вас по-хорошему, где ваша деревня?

Оба мужика нахмурились.

— Ты девка того, базар фильтруй, — сказал Андрей Иванович. — А то…

— То что, пень старый? А?

Манада вышла вперед и уперла руки в боки.

— Простите мою жену добрые селяне, — попытался выправить положение Жюбо. — Она у меня горячая.

— Ты свою кралю на привязи держи, а не то живо зубы пересчитаем.

— Если у вас есть интерес к количеству моих зубов, то могу в этом помочь. Их ровно тридцать один. Тридцать второй мне выбил виконт Тутю, после одного спора… А вы случаем не сельский лекарь?

— Да заткнешься ты или нет придурок? — взревел Федя. — Дрон, они над нами стебаться вздумали. Сейчас я…

Но Жюбо уже догадался — дикари настроены недоброжелательно. Причину он пока не понял, но решил выяснить немного позднее. Пока Федя не слез с лошади, Жюбо сделал шаг вперед, сложил ладонь в щепоть и со всего маху ударил кобылу в глаз. Та даже ничего не успела почувствовать, а ногти Жюбо уже ковырялись в глазнице. Манада тоже не сидела без дела. Как только Жюбо начал действовать, прыгнула на Андрея Ивановича, тот слетел с седла. Но мужик не растерялся и как только поднялся с земли, заехал Манаде кулаком так, что голова затылком ударилась в спину. И осталась в таком положении.

Андрей Иванович с ужасом смотрел, как по искривленному горлу течет воздух и все для того, чтобы изо рта вырвались странные ругательства, на непонятном языке. Манада рывком вправила шею, и тонкие пальчики впились в мужской кадык. Острые ногти ломались, но и кожа рвалась. Вскоре в руках девушки остался маленький хрящ, а Андрей Иванович барахтался по земле, захлебываясь кровью.

Жюбо не стал убивать Федю. Вместо этого мертвец душил его, принимая удар за ударом и ощущая, как во рту становится свободнее от вылетающих зубов. Вскоре Петька перестал бить, схватился за холодные руки мертвеца и утих. Но продолжал слабо дышать.

— Манада, как там у тебя, ох… — Жюбо увидел мертвого мужика и улыбающуюся Манаду.

— Готов.

— Ты что наделала?!

— Только не надо мне морали читать! Ты в ад угодил, небось, не за то, что бабочкам крылышки отрывал!

— Причем здесь мораль! Мне насрать на этих идиотов, но у нас могут быть проблемы из-за этого.

— Какие? Что убьют нас что ли?

— Дура! В темницу посадят!

— И чего, ой…

— Во-во ой. Светиться нам нельзя. В Мире нас поджидают множество опасностей, главные из которых Керы, но не только они. Допустим другие крестьяне, узнав, что ты убила их лекаря, возьмут и четвертуют нас. Боли мы не почувствуем, но и регенерировать не сможем, пока действие Обезболивателя не кончится. А когда кончится…

— Поняла, не напоминай!

— Поняла она, — пробурчал Жюбо. — Давай закапывай.

— Кого?

— Того кого убила.

— А чем? У меня лопаты нет.

— Руками.

— А краска?

— Ничего с краской не сделается. Работай, а я пока этого допрошу.

Манада пожала плечами и начала копать яму прямо тут. Те ногти, что еще не сломались об кожу Василия Ивановича, окончательно отлетели, под ними обнаруживались серые пятна трупной кожи.

— Жюбо? — Манада показала ему руку.

— Ничего страшного, ногти у нас растут быстрее, чем у живых. Волосы кстати тоже. Так что не переживай, к утру все вернется к норме. Этому даже Обезболиватель не помешает.

Пока Манада копала могилу со скоростью гигантской медведки, Жюбо связывал Федю. Он стянул с него штаны, вытащил ремень. Им связал руки за спиной, а штанинами обмотал ноги. Потом прикинул, сколько времени прошло с восстановления тела. Легкие уже должны потихоньку загнить. Он наклонился и дыхнул Феде в нос. Трупное дыхание подействовало, как нашатырный спирт — живой очнулся.

— Что, где? — пробормотал Федя, морщась.

— Так начнем с начала, — сказал Жюбо. — Какая у тебя вера?

— Чего?

Жюбо схватил его за волосы и выдрал приличный клок.

— А-а-а-а… твою мать!!!

— Если не станешь четко отвечать на вопросы, я выдавлю тебе глаза, — сказал Жюбо. — Понял?

— Да!

— Какая у тебя вера?

— Православный я!

Жюбо вмазал ему по роже. Теперь зубы посыпались у Феди.

— Плевать мне славный ты или нет! Говори в кого веришь?

— В Христа.

— Это Светлый?

— Я не понимаю…

— Это Божество, Творец, Создатель, Сущее?

— Что-то вроде….

— А в загробный мир ты веришь?

— Чего?

Пальцы Жюбо приблизились к глазнице.

— Верю-верю.

— Отлично. Значит так, считай я демон. На Хутурукеша я не тяну, так что пусть будет демон.

— Псих… — Федя зажмурился, ожидая худшего, но Жюбо сказал:

— Открой глаза.

Федя подчинился и взглянул на мертвеца с прищуром. А Жюбо открыл рот пошире и полез в него рукой. Глаза живого округлились от ужаса. Он видел, как рука пролазает по горлу, слышал, как хрустят ломающиеся челюсти. Вот рука скрылась по локоть, Жюбо дернулся, и резко потащил ее назад. Теперь, когда ладонь проходила по пищеводу, стало видно — в ней что-то зажато. А потом Жюбо извлек на свет собственное сердце. Оно не билось, но мертвец приложил усилие, сердце стукнуло, выплюнув в лицо Петьке густую, вонючую кровь.

— Господи Всемогущий, Пресвятая Дева Мария… — прошептал Федя.

— Поверил? — спросил Жюбо. — Или мне повторить фокус с твоим?

— Нет! — Мужчина сделал слабую попытку отползти, но рука мертвеца быстро его остановила.

— Тогда отвечай… — Жюбо опять раскрыл челюсти. Теперь, когда соединение с черепом уже сломано, это далось легче. Федя наблюдал, как страшный человек выворачивает пасть, наподобие мумии из одноименного фильма. Жюбо закинул сердце в рот и протолкнул в глотку. Федя еще раз увидел, как уродливый комок проползает по горлу, потом Жюбо перехватил его на уровне ключицы и сдвинул влево.

— Пресвятой Николай Угодник… — пролепетал Федя.

— …на вопросы, — закончил фразу Жюбо. — Что это за страна?

— Россия.

— Хорошо. Тогда где находится Страна Плохих Советов?

— Нет такой.

Жюбо прищурился, а Петька быстро пробормотал.

— Вот те крест, не знаю я такой страны!

— Какой крест? Где крест?

— Руки развяжи, перекрещусь ей богу!

— А это примитивный символизм. Вроде верования в жестикулярную магию?

— Не понимаю я тебя, вот те крест!

— Да что ты заладил? Крест… Ладно, а в прошлом была у вас здесь Страна Плохих Советов?

— Страна советов… СССР что ли?

— Я благородных кровей ты прав, но к делу это не относится?

— Да не, это страна так называлась. Сэсэсэр.

— И при чем здесь Страна Плохих Советов?

— Ее так называли. Почти так — страна советов.

— А Страны Плохих Советов точно не было?

— Нет, господин не было.

— Хорошо. Эй, Манада!

— Чего? — раздалось со дна могилы. Девушка работала споро, и выкопала яму уже на метр.

— А ты чего так глубоко копаешь?

— Так, надо закапывать на три метра минимум. А то болезни…

— Какие на фиг болезни! Плевать мне на это! Вали его в яму и закапывай.

— А кого вы закапываете? — спросил Федя, а потом увидел. — Ах вы суки позорные! А-а-а!!!

Он попытался вырваться, но Жюбо тут же впился зубами в нос. Челюсти сжались, потекла кровь. Петька заорал еще сильнее.

— Не забывай что я страшный демон, — сказал Жюбо, отпуская нос.

Петька уставился на него. Окровавленный рот и… бельма! В сумерках он этого не замечал, но теперь определенно видел, что глаза у Жюбо мутные, как самогонка.

— Чур, меня, чур.

— Так-то лучше. Отвечай, иначе отправишься за ним в могилу.

— Это был мой брат сволочь!

Справившись со страхом, он сделал резкое движение головой и врезал Жюбо по лицу. Мертвец не остался в накладе. Он понял — теперь «язык» им все равно ничего не скажет. Поэтому ударил того в висок, Федя обмяк во второй раз.

— Чего у тебя там? — спросила Манада, перекатывая Андрей Иванович в могилу.

— Может его туда же? — задумчиво пробормотал Жюбо.

— Что?

— Ладно, пусть живет.

Жюбо поднялся и пошел помогать Манаде. Спустя десять минут, они зарыли могилу. Жюбо встал перед ней на колени.

— Ты чего? — спросила Манада.

— В моей Эпохе принято читать молитвы над покойными, если есть возможность, — ответил Жюбо. — Прости нас убиенный. Не со зла мы отправили тебя в загробный мир, но по заданию. Не вини нас за порогом. Желаю тебе попасть в светлые просторы рая, а ежели ты отправишься в ад, пусть тебя найдет Мастер, и тогда ты встанешь в ряды Службы Радости. Если так случится, обещаю — мы будем пить до появления пульса при первом же отпуске. Прощай.

Он поднялся и отвесил могиле глубокий поклон.

— И что дальше? — спросила Манада.

— Пойдем в ту сторону, откуда они приехали. У нас есть лошадь…

— А она потянет двоих?

— Ну, ты езжай на ней, а я могу побежать рядом.

— А какая разница? — Пожала плечами девушка. — Я могу бежать с тем же успехом.

— Тогда погнали.

Мертвые курьеры сняли шляпы, чтобы не сдуло ветром и побежали. Конечно, они не неслись со скоростью лошади, зато не уставали и могли бежать, хоть сутки, хоть неделю. Даже дыхание у них не сбивалось, потому что дышали они, только когда требовался воздух для произнесения слов.

— А зачем надо было разыгрывать этот спектакль? — спросила Манада, перепрыгивая через кочку.

— Это стандартная схема из «Инструкций надлежащих курьером к соблюдению». Одна из работ Архивариуса Силя. Правило четыреста пятнадцать гласит: чтобы допросить человека, его надо или пытать, или напугать. А лучше все вместе. Мертвых боятся больше чем живых, а если еще представиться демоном…

— А чего ты тогда его не допросил до конца?

— Потому что пришлось бы его пытать и увечить. А я этого не люблю. Один раз, попав в ад, я решил больше не повторять ошибок.

— А какая разница? — сказала Манада смахивая со лба рыжую прядь. — Если ты попадешь в ад, тебе все равно припомнят старые грехи. Или нет?

— Припомнят. Если я вернусь в ад, буду страдать в Нэт-Те до скончания времен. Но я надеюсь…

— Глупо.

— Да ты права, но я все равно надеюсь.

Спустя минут десять они увидели вдалеке свет. Вроде пожара, только не ровной стеной, а яркими кусками.

— Отлично, — сказал Жюбо тормозя.

— Чего?

— Значит, у них есть электричество.

— Странное слово. А что значит, энергия способная заставить машины двигаться сами по себе?

— Это тебе так Знание перевело? Хм. Если честно я никогда не задумывался что оно такое, но в принципе определение правильное. Эта энергия используется для освещения и помогает машинам ездить, летать, или плавать. Ты ведь селянка?

— Да.

— И в твоем периоде не было высоких технологий?

— У городового трактор был, на угле ездил.

— Паровой двигатель… Ясно. Тут принцип тот же, только вместо угля есть специальные батареи…

— Металлические емкости для хранения энергии, помогающей машинам двигаться…

— Примерно так. Манада ты не заморачивайся. Миллиарды людей во всех эпохах пользуются электричеством, не представляя, как оно работает. Пошли.

Сумерки уже перешли в ночь, когда два мертвеца вошли в городок. Жюбо шел впереди, Манада сзади то и дело дергала его, спрашивая, что да как.

— А как пламя подняли на такую высоту? — спрашивала девушка указывая на уличный фонарь. — С лестницы?

— Нет, просто где-то в городе есть помещение, где стоит генератор электричества. Судя по всему, развитие местного периода еще недостаточно высоко, так что электричество вырабатывается путем сжигания угля, или других углеводородов. Может они доросли до ветряных электростанций, но вряд ли.

— А что это за веревки от столба к столбу? Чтобы белье сушить?

— Нет, по ним как раз подается электричество…

— А люди здесь богато живут. Вон домов сколько каменных. Но с землей непорядок. Мало.

— Наверное, они выращивают урожай на полях вокруг города, — Жюбо приложил к подбородку кулак. — Хотя…

— Мы ничего такого не заметили, — продолжила за него Манада. — А что это?

— Примитивный вид транспорта, я полагаю. Впрочем, это уже радует.

Странная низкая карета, сделанная из железа, на приличной скорости ехала по дороге. Манада только сейчас обратила внимание, что дорога тоже странная. Каменная, но не имеет швов. Может люди из этой эпохи нарезают горы длинными тонкими полосками? Карета меж тем проехала мимо. Внутри сидел мужчина и держался за странное колесо.

— А чего это он? — спросила Манада.

— Не уверен. Может быть, эта конструкция питается его внутренней энергией? Я видел такое в восемнадцатой эпохе.

На горизонте показалась еще одна карета, освещая путь двумя ярким фонарями. Эта имела другую форму и цвет. Чуть выше, серовато-белая, внутри два человека: мужчина и женщина. Мужик что-то говорил, почему-то держась за ухо. Может его продуло, или жена заехала сгоряча?

— Нам надо найти постоялый двор, — сказал Жюбо. — Моя практика подсказывает, что они есть везде.

— А зачем?

— Нам необходимо уснуть.

— Но я разучилась еще, когда попала в Линт.

— У нас есть целых восемь вероятностей уснуть.

— Так давай ляжем и уснем.

— Не стоит, это могут превратно растолковать. К тому же нам надо расспросить еще кого-то. Федя сказал, что Страна Плохих Советов раньше существовала, но я не успел узнать где.

— А в чем проблема? Вон маленький домик, туда только что вошел какой-то мужик. Давай зайдем и спросим.

— Хорошо. Но на этот раз постарайся никого не убивать. В крайнем случае, это сделаю я.

На окраине городка все дома представляли из себя одно-двухэтажные здания, окруженные забором. Кое-где лаяли собаки, вдалеке возвышалось строение трехэтажное, с хорошо освещенным двором. В нем все окна горели изнутри ровным желтым светом, а снаружи стояли люди в белых халатах и курили. Манаде они напомнили неприкаянных призраков. В аду такие летали с круга на круг, не способные материализоваться. Они тоже страдали, но не как остальные.

Маленький четырехугольный домик притаился, как раз напротив высокого здания. Над ним сиял одинокий фонарь, со стороны входа повисла вывеска.

— Лилия, — прочитала Манада.

— Может это цветочная лавка? — пробормотал Жюбо. — Да наверняка. А это высокое здание, скорее всего бюро ритуальных услуг. Там бальзамируют или набивают чучела.

— Из людей?

— Да.

— А зачем?

— Примитивное верование. Я уже с такими встречался. Якобы, если поставить чучело умершего мужа, он вроде и не умирал. Знавал я одну девицу по имени Лашо, так у нее в спальне стояла урна с прахом умершего мужа. Я тогда еще молод был, а потом в армию уехал. В отпуске вернулся и сразу к ней. Поначалу не обратил внимания, а когда слез с нее гляжу — а урны уже две! Ну, я спросил, а она говорит, вот мол, пока тебя не было, я еще раз замуж вышла и опять муж в могилу угодил. А когда еще полтора года прошло, и я из армии уволился, уже бравым шванцергруппером опять к ней на огонек наведался. И снова страсть взыграла, и не обратил внимания, что на полочке три урны стоят. Ну а спустя месячишку она мне и говорит, женись-ка ты на мне ну а я…

— Хорош трепаться! Я таких историй знаешь сколько слышала. Сама любовницу мужа в могилу загнала, а муж чудом уцелел… Грибов ему, видите ли, в тот вечер не захотелось! А когда я вторую порцию яда достала, меня карета-то и сбила. Так что не надо мне ля-ля. Я эту кухню изнутри знаю!

— А чего ты так завелась?

Жюбо толкнул деревянную дверь в лавку. Внутри все залил грязный свет, из немытой лампочки. Мужчина старательно запихивал в странный желтый мешок, буханку хлеба квадратной формы. Под тончайшей материей мешка, приглядывали силуэты колбас и бутылок. В небольшом помещении все пространство поглощали различные ящики с тонкими стенками, в них лежали различные продукты. Рядом с металлическим прибором неясного назначения, за прилавком стояла толстая женщина в цветастом платье и повязанным на жирные бока переднике. Следом за ней, взору открывалась небольшая витрина, уставленная бутылками с разноцветными жидкостями.

— О я, наверное, ошибся, — сказал Жюбо. — Это химическая лаборатория?

— Ты что пьяный? — спросила тетка в ответ, голосом больше подходящему бурому медведю.

— Ни в коем случае, добрая горожанка. К моему величайшему неудовольствию это сейчас невозможно.

— А чего глаза косые и одет как клоун? А ну иди отсюда и шалаву свою забирай. Наркоты…

— Это я гулящая женщина, берущая плату за любовные услуги? — Потеснила Жюбо Манада. — Ты гусыня неощипанная, да я ни разу в постель, ни с кем за деньги не ложилась! Только с городовым, чтобы мужа на работу пристроил, но это не в счет!

Мертвая подошла к прилавку вплотную и врезала тетке по толстому подбородку.

— Девушка вы что делаете? — воскликнул мужчина с мешком.

— Манада, я же предупреждал! — крикнул Жюбо, вырубая мужика ударом кулака.

— Милиция! — закричала тетка, но уже в следующую секунду ей на голову опустился странный металлический ящик, стоявший на прилавке. У него открылось потайное отделение, на пол посыпались прямоугольные бумажки и круглые монеты. Тетка упала за стойку.

— А это что? — спросила Манада, поднимая с пола ворох бумаги.

— Может они этим ну… подтираются?

— Неудобно ведь. И что воды у них нет?

— Неважно Манада! Почему ты меня не послушалась? — Жюбо закрыл дверь и защелкнул шпингалет.

— А чего она обзывается? — уперла руки в боки Манада. — Я такого никому не прощаю!

— Уймись. Вяжи женщину, а я мужика.

На веревки распустили теткин передник — при необходимости, полученным количеством можно было связать роту солдат. Жюбо пораскинул мозгами и решил допросить мужчину. Он показался более интеллектуального уровня. К тому же, в содержимом мешка наличествовал алкоголь, а значит, мужик творческая личность, как и сам Жюбо при жизни. Несколько пощечин заставили того прийти в себя. Жюбо отметил, что одет покупатель в целом, как и они, только без шляпы. В душу закрался червячок сомнений. Может Сунь что-то перепутала, или пошутила, дав костюмы из другой эпохи?

— Что происходит? — спросил мужчина. — Где я? Кто вы?

— Прости, что связали добрый горожанин, но нам необходимо расспросить тебя, — сказал Жюбо.

— Почему я связан?

— Ты не вякай, а чеши! — сказал Манада.

— Что простите?

— Моя жена выразилась на сленговом языке понятном лишь той грубой женщине, которая валяется за прилавком. Такая побочная грань Знания.

— Развяжите меня.

— Слышишь ботаник, а ну колись, а не то сучки обломаю! — сказала Манада.

— Манада! — прикрикнул Жюбо. — Позволь мне и отойди от толстой дамы. От ее манеры выражаться мне становится тошно.

— Хорошо. А почему я раньше так не делала?

— Потому что до этого все люди вокруг говорили и мыслили примерно одинаково. А продавщица, наверное, обучалась речи в какой-нибудь специальной академии…

Девушка кивнула и начала шарить по коробкам, уничтожая товар. Жюбо улыбнулся, обдав мужчину смрадным выдохом, и продолжил допрос:

— Давайте подведем промежуточный итог нашим взаимоотношениям? Мы люди не здешние, и многое нам в новинку, однако все контакты с местным населением, приводили к оскорблениям с их стороны. Сейчас вы находитесь в безопасности, но чтобы провести здравую конструктивную беседу, мы вас связали…

— Развяжите меня, и я расскажу вам все, что хотите. — По лбу мужчины уже поползли крупные капли пота. Глаза Жюбо сверлили его и как будто завораживали. Да и остальное не прибавляло спокойствия. Вонь изо рта, бледная кожа, подсохшая кровь на подбородке. По всем признакам незнакомец напоминал вампира.

— Я пока что воздержусь от таких ходов. Мы поступим так — вы ответите нам на все вопросы, тогда я вас отпущу. Если вы откажитесь, или попробуете умышленно ввести меня в заблуждение, я прибегну к пыткам. Поверьте на слово, я с легкостью отличу ложь от правды, а врать мне, занятие не только бесполезное, но и опасное.

Глаза мужика полезли на лоб, он кивнул.

— Буду считать это знаком согласия с вашей стороны. Итак, первый и самый важный вопрос. Где находится страна под названием Сэсэсэр?

— СССР? Так она развалилась лет двадцать назад.

— Что же, это несколько осложняет процесс. А что теперь на ее территории?

— Россия. Украина, Белоруссия, Казахстан, Прибалтика…

— Подожди, что-то много. А Россия это та страна, в которой мы находимся?

— Да. — Мужик еще больше перепугался. Если до сих пор он думал, что его поймали грабители, теперь понял — сумасшедшие. А может и сумасшедшие грабители. — Вы в станице Маныческая, Ростовская область.

— Область — это обособленная территория, или часть государства?

— Это обособленная территория в составе государства.

— Непонятно. А у вас какой строй?

— Вы что инопланетяне? — Наконец мужик не выдержал.

— Нет, мы не пришельцы с других планет. А вы верите, что там кто-то есть, или ваша эпоха достигла уровня межпланетного путешествия?

— Мы на луне были. Ну не мы, а америкосы.

— Не важно. — Помотал головой Жюбо. Если досконально вникать в строй и развитие каждой эпохи, смерти не хватит. — Какая площадь вашего государства?

— Ну, в длину где-то восемь тысяч километров…

— Восемь миллионов средних шагов взрослого человека! Большая страна.

— Самая большая в мире! — сказал мужчина, с гордостью учителя географии.

— Ну и Хутурукеш с ней. Расскажи о политическом строе, техническом развитии и финансовых сделках.

— У нас демократия, а об остальном надо бы конкретней спросить.

— Урезанное, хаотичное безвластие значит. Об остальном: какие у вас самые быстрые средства передвижения, на каком уровне у вас поставлена связь, и что есть средства к существованию в вашем обществе. То есть, у вас есть товарно-денежные отношения, или все расчеты ведутся исключительно на уровне бартера?

— Самый быстрый транспорт это ракеты, или самолеты. Связь через телефоны, а товарно-денежные… вон по полу валяются.

Мужик кивнул на разбросанные бумажки. Манада, тем временем, уже собрала большую часть монет и наконец, встряла:

— Жюбо ты совсем осел. Ты что, денег никогда не видел?

— Но он говорит, что деньги, это вот эти бумажные прямоугольники. Впрочем, судя по узору это, наверное, какие-нибудь произведения искусства, да? Наверное, у них преобладает удивительный строй, какой я видел в семьдесят четвертой эпохе. Там самой престижной профессией считаются люди искусства и рассчитываются не деньгами, а всевозможными шедеврами.

— А это как? — спросила Манада.

— Заходишь в лавку, наподобие этой и, чтобы купить продукты, читаешь продавцу, допустим, сонет. Если он хорош, продавец дает тебе товар. Можешь принести картину, или ноты с новой музыкой…

— А если я не умею сочинять стихи, или писать музыку?

— Тогда ты приходишь и тому, кто умеет, делаешь для него нужную работу, а он платит тебе тем, что сочиняет это для тебя. По сути то же самое что и здесь.

— Простите, — вмешался мужик, — но это не произведения искусства. Их печатают множеством экземпляров, и они ценятся только потому, что их стоимость обеспечивает государство. А монеты тоже деньги, но достоинством ниже.

— Но это ведь просто бумага, — сказала Манада. — Возьми лист, вырежи ножницами, нарисуй такие же и все.

— За подделки сажают в тюрьму, а так нарисовать вы не сможете. Там еще водяные знаки есть…

— Тайные символы видные только на свет? А ну-ка.

Манада швырнула все собранные монеты на пол и подобрала бумажную деньгу. Потом посмотрела на свет от лампочки.

— И вправду… — сказала девушка.

— А сколько необходимо этих бумажек, чтобы купить самолет? — спросил Жюбо.

— Самолет? Даже не знаю…. Это купюра достоинством в сто рублей. Хорошая машина стоит миллион рублей. Самолет, наверное, под миллиард.

— Интересно. А где хранятся эти купюры? Я правильно выразился?

— Да.

Вдруг снаружи послышался резкий звук, словно крик выпи, усиленный в десятки раз, а следом мужской голос прокричал:

— Выходите с поднятыми руками! Мы знаем, что вы внутри!

Отступление Архивариуса: дабы дополнить картину происходящего, я решил вставлять небольшие отступления от действий моих героев. Поэтому сразу два: первое маленькое, второе побольше.

Отступление первое:

Лидия Петровна уже минут десять, как пришла в себя и слушала странный диалог между укуренными бандюками и Жорой — постоянным покупателем. Как первые, так и второй, несли непонятный бред, но Лидию это не волновало. А вот что бесстыжая рыжая девка, уже перевернула три коробки печенья, разбила пять бутылок пива из холодильника, а еще подбирает мелочь, которую обязательно вычтут из ее зарплаты — бесило! Владел ларьком Вахтанг Реяев — мужчина солидный и уважаемый в местных кругах. Сам он жил в соседней Багаевке, но магазинчики поставил и в Маныческой, и даже в Ростове. И по слухам Вахтанг плотно связан с братками. И, пожалуй, нет на земле мужчины, которого бы Лидия боялась больше.

К чести владельца надо сказать, что он заботился и о прибыли, и о продавцах. Поэтому за каждым прилавком установил специальную кнопку, сообщавшую в милицию об ограблении. Лидия уже третий раз нажимала на нее тайком, когда сумасшедшие укурыши отворачивались.

Отступление второе:

Отделение милиции в станице Маныческая небольшое. Фактически одноэтажное здание, с двумя камерами, тремя столами и тремя милиционерами соответственно. Сегодня дежурил Леня Кукурузов — самый молодой из всех, поэтому ему доставались все ночные вахты. Но вечер субботы принес с собой не только майскую прохладу, пахнущую цветами абрикосов, не только ароматы цветущего Дона, но и сообщение об убийстве.

Примерно часам к девяти, в отделение завалился Федя Лисицын — местный пастух. Маныческая станица маленькая, поэтому здесь все про всех знали, как и каждый каждого. Федя прибежал весь в крови и с ходу заявил: его старшего брата убили, а он требует возмездия. Поначалу Леня разволновался, но когда пастух сказал, что Андрея укокошили демоны, тут же достал трубку и предложил дыхнуть. Прибор показал, что Федя трезв как мать настоятельница, но подозрений это не сняло. Напротив, Лене очень захотелось отвезти пастуха в лабораторию и проверить на наркоту, но та в Багаевке, да и все-таки сообщении об убийстве…

Но главное, конечно, это постоянное дежурство в ночную смену. Вместо того чтобы проводить ночи с молодой женой, Леня вынужден спать в неудобном кресле, или на нарах в камере! В то время как два старших лейтенанта дрыхнут дома, нажравшись пива. Поэтому он усадил Федю за соседний стол, дал протокол для заполнения, а сам вызвал старших коллег. Те явились через двадцать минут практически одновременно.

— Ты его на алкоголь проверил? — спросил Иван Животкин, входя в отделение.

— Трезвый, — ответил Леня.

— Что случилось? — спросила туша Семена Анатольевича, едва вошедшая в дверной проем. — Федька, что стряслось.

— Брата моего убили Семен Анатольевич.

— Кто?

— Теперь уж и не скажу. Странно все это…

— Чего странного? Корова затоптала что ли? — встрял Ваня.

— Нет. Демоны или фокусники какие-то.

— Ты случаем ничего не курил? А то на полях первая конопля всходит…

— Семен Анатольевич! Я по этому делу вообще никак. Выпить, бывает, иногда и выпью, но так на то она и Россия. А сегодня ни капли в рот!

— Подробности давай…

Федя начал рассказ. Сначала о том, как видел двух странных чудиков, одетых словно американские ковбои, потом о том, как мужик убил его лошадь и наконец, о вытащенном сердце. В самом конце рассказа, когда Семен уже собирался всыпать Лене по первое число и приказать искать труп ни капли, не сомневаясь, что пастух просто бредит, зазвенел сигнал тревоги. Мерное попискивание из внутреннего ящика стола. Местный бизнесмен Вахтанг, поставил сигнализацию на свой ларек и сейчас кто-то усиленно давил на кнопку. Правда, недолго. Приборчик попищал и перестал.

— Может ложная тревога? — предположил Ваня.

— Может, — согласился Семен. — А сейчас с тобой. А вернее с вами. Ты значит, Леня, сейчас поедешь с Федькой, и он покажет тебе могилу. Вместе раскопаете, потом доложишь.

— Семен Анатоличь, так ведь по горячим следам надо брать… — начал пастух.

— Ты меня не учи, как работать. Даже если не врешь, они же не идиоты прямо к нам в руки…

Сигнализация опять подала признаки жизни.

— А если?.. — начал Леня.

— Связано, — закончил Семен. — Надо проверить, поехали. Автомат возьми…

Ехать до ларька Вахтанга недалеко, всего километр, однако прошло минут десять, пока милиционеры искали запасные обоймы и решали, стоит ли оставлять пастуха в управлении. Поэтому приехали они, когда Жюбо уже узнал большую часть интересующей информации. Федьку все же решили взять с собой. Оставлять его в управлении, наедине с уголовными делами и компьютером не хотелось, а запереть в камере как-то неудобно — все же не преступник, а потенциальный свидетель. Поехал он в служебном Уазике вместе с Леней и стал напоминать цветом простоквашу, как только заметил в маленьком окошке ларька Манаду, глядящую через купюру на свет.

— Это они! — пробормотал Федя.

— Кто они? — не понял Леня.

— Демоны, убившие моего брата!

Глава шестая, подраздел первый: где герои с блеском выходят из трудностей и осваиваются в триста тринадцатой эпохе

— Кто это? — спросил Жюбо у пленника.

— Милиция, — ответил тот со вздохом. — Сейчас стрелять начнут.

— Ну, пули нам не страшны. Манада?

— Да.

— Посмотри, нет ли здесь оружия. В лавках вроде этой должны быть ножи.

Манада подошла к прилавку, наклонилась… и сказала:

— Нашла. — Мертвая распрямилась, в щеке у нее торчал нож.

— А-а-а бандюки! — Из-за прилавка вылетела толстая продавщица, как чертик из табакерки. — Чего не нравится ой… охл-х…

Последний звук издал уже не рот Лидии, а дыра в горле. Манада выдернула нож из щеки и резанула, оставив на шее глубокую рану. Лидия схватилась за горло и упала за прилавок. Теперь уже навсегда.

— Может хватит уже убивать?! — рявкнул Жюбо.

— Господи… — прошептал связанный мужчина.

— Она первая начала! — оправдалась Манада.

Жюбо подошел к стойке, потом взглянул на окошко странного металлического шкафа, стоявшего рядом с прилавком.

— Морозильная камера! — догадался он. — А вот и второй нож.

Ударом кулака, он разбил стеклянную витрину холодильника и достал нож — длинный тесак, которым нарезали сыры и колбасы.

— Выходите с поднятыми руками! — повторили с улицы.

Жюбо повернулся к связанному и сказал:

— Полежи пока здесь, а мы разберемся со стражами. Манада, пошли.

— Ты собираешься их убить?

— Тут выбирать не приходится.

Жюбо выбил дверь ногой и пулей вылетел наружу. Манада хмыкнула и бросилась в окно. Словно русалка, вылетевшая из морской волны, мертвая девушка, в обрамлении тысячи стекол, упала на землю, перекатилась пару раз и кинулась влево. Тут же раздались автоматные очереди и одиночные выстрелы из пистолета. Три пули попали Манаде в правую ягодицу, но она даже не замедлила бег. Она виляла, как бешеный заяц, стремящийся укрыться от меткого охотника. Туда, потом сюда, и вот оказалась почти вплотную с милицейскими машинами.

В Манаду стреляли из пистолета, автоматная очередь пришлась по Жюбо. Леня строчит как Рембо, но по большей части в молоко. В прошлом Жюбо не раз и не два подвергался перестрелкам. В таких случаях самое простое решение — броситься на стрелка, принять все пули на грудь и разрезать на ленточки. Но делать этого нельзя — маскировка повредится. После Обезболивателя, регенерация течет медленно, дыры от пуль зарастут как минимум через неделю, а еще столько надо сделать. Они еще даже не перешли к первой фазе задания, а уже такие трудности! Дикари. Впрочем, стреляли по Жюбо не долго. Как только мутные глаза видят стража, правая рука метает нож. Работая в Дельте, приходится учиться и не таким вещам, поэтому он попадает в точку. Правда, не убил — только ранил, но тоже неплохо. Как только молодой страж хватается за бедро и дико орет от боли, Жюбо резко меняет направление и через секунду оказывается рядом. Одновременно с ним подоспевает Манада. Девушка вонзает нож в необъятное пузо стража, принимает от другого пулю за пулей. Жюбо хватает с земли многозарядное ружье, выпускает в Леню десяток пуль. Следующая очередь попадает в труп второго милиционера — Манада вонзила нож ему в глаз за секунду до этого.

— Я так понимаю на этом все? — спросила девушка.

Выглядела она отвратительно. Вся грудь — сплошная рана, во лбу две аккуратные дырочки, правая рука чудом держится на волокнах мышц.

— Ты что наделала? — заорал Жюбо.

— А чего?

— Да ты себя видела? Ты же на труп похожа!

— А я и есть труп.

— На старый труп! Вся маскировка к Велиалу в задницу!

— Вообще-то называть имена демонов не рекомендуется, — назидательно сказала Манада, покачивая здоровой рукой полуотстрелянную. — Иначе они могут явиться.

— Да мы с ними и так скоро свидимся! Как ты теперь будешь ходить среди бела дня? Не подумала?

— Ой…

— Как меня задолбала эта твоя «Ой». Думай сначала, делай потом!

— Да ты сам-то тоже не целенький!

Лишенный ногтя пальчик указал на грудь, потом переместился на бок. Под левым соском зияли три дырочки, в боку пять.

— Ну и что? Я рубаху поменяю и все, а как ты это скроешь?

Теперь уже перст Жюбо показывал на дыру в голове и едва удерживающуюся руку.

— Придумаем что-нибудь. — Пожала здоровым плечом Манада.

Жюбо ничего не оставалось сделать, как про себя проклясть вздорную напарницу.

— Жди здесь, никого не убивай! — приказал Жюбо и пошел в лавку.

Там он обнаружил сжавшегося в комок мужика, с глазами как у роженицы. А когда покупатель-неудачник разглядел дыры в груди и автомат…

— Пожалуйста, не убивайте меня! — завизжал Жора.

— Не стану я тебя убивать, — отмахнулся Жюбо. — Ты же меня не пытаешься. Но мы не окончили беседу. Первый вопрос, где у вас скобяная лавка.

— Что?

— Место, где продают всяческий разнообразный товар. Мне нужны иголки, нитки, краски. Насколько я понимаю, в вашей эпохе все это есть?

— Там, там. — Мужик носом показал на дверь. — Прямо по улице стоит магазин «Тысяча и одна мелочь», но он уже закрыт…

— Далеко?

— Метров через пятьсот.

— Отлично. Второй вопрос: ты говорил, что ваши деньги хранятся в банках, в этом городе есть банк?

— Нет. В Багаевке есть и в Ростове полно, а Маныч станица маленькая…

— А что больше, Багаевка или Ростов?

— Ростов.

— Сколько до него этих твоих метров?

— Если в метрах, то пятьдесят тысяч.

— Далековато, но пойдет. И последнее. Ты никому не расскажешь, что сейчас видел и о нас. Иначе я вернусь. Ясно?

— Да!

— Тогда пока.

Жюбо вышел из лавки и махнул Манаде.

— Пошли, будем тебя латать.

Девушка оторвалась от рассматривания внутренностей кареты стражей и пошагала к Жюбо.

Магазин «Тысяча и одна мелочь» они нашил быстро. Правда витрины скрывали решетки, а на металлической двери висел замок, но Жюбо отстрелил его и вошел внутрь. Глаза мертвеца тут же ухватились за несколько необходимых предметов. На полках действительно лежали тысячи мелочей, но Жюбо привлек в первую очередь: моток капроновых ниток, набор швейных игл и тюбики с краской. Правда нужного цвета не нашлось и Жюбо взял несколько, чтобы смешав получить нужный. Манада тоже шарила по полкам и вскоре случайно наткнулась на очень нужную вещь.

— А что такое пла-сти-лин? — спросила она.

— Замазка! — воскликнул Жюбо, подбегая к девушке. — Какая же ты молодец! Это же незаменимая штука, я и не думал, что такое просто продается!

Он чуть не вырвал коробочку, открыл и, обхватив Манаду за талию, впился губами в ее губы. Столь бурная реакция вызвалась тем, что среди ровных кусочков плотной массы, обнаружился цвет, почти полностью соответствующий человеческой коже. Впрочем, почти сразу мертвец получил бесчувственную пощечину.

— Ты чего? — спросила девушка, морща кривой носик. Жюбо машинально поправил его, и не думая отпускать талию.

— Это же замазка! — опять сообщил он. — В маскировочный комплект первой категории, входит примерно десятая часть того количества, что здесь. Правда там она лучшего качества, но и эта сойдет. Теперь мы тебя починим!

Жюбо отпустил ее, а потом выпотрошил все коробки пластилина, забрав только нужный цвет.

— Жюбо? — позвала Манада.

— Да?

— Там за нами наблюдает тот живчик, как его… Федя, точно. Мне убить его?

— Так это он позвал стражей? Ладно развлекайся, только не получи новых увечий.

Манада вышла из лавки с грацией кошки, а спустя минуту послышался одинокий крик в ночи. Пастух Федя присоединился к брату. Манада вернулась, поигрывая ножом в пальчиках.

— Справилась?

— Еще бы. Знаешь, никогда не подумала бы, что убивать так приятно.

— Это только поначалу. Когда мы выходим из ада, то несем в себе его часть. Вот поработаешь лет десять, и жизнь снова приобретет для тебя цену. Не очень большую, но все же…

— Ты закончил?

— Да. Теперь худо-бедно мы замаскируемся. Здесь даже одежда есть!

Жюбо указал на длинную подставку, там на вешалках висели всякие: футболки, шорты, джинсы, блузки… Он схватил стопку, достал из-за прилавка пару тонких блестящих мешков и упаковал одежду. И когда, наконец, они вышли из лавки, Жюбо сказал:

— Нам надо найти спокойное тихое место, чтобы привести себя в порядок.

— Постоялый двор?

— Нет. Когда убитых стражей найдут, нас будут искать в первую очередь именно там.

— Тогда куда?

— Туда где положено быть мертвецам.

— А, на кладбище…

Манада и Жюбо вновь двинулись по станице Маныческой. Кладбище они нашли быстро. У каждого мертвеца есть что-то вроде внутреннего ориентира — их непроизвольно влечет в могилу. Достаточно лишь расслабиться, позволить естественной грусти поглотить, заползти в душу и как во сне, мертвец двинет туда, где его место.

Манада Трансис еще не научилась доверять чувствам, все же покинула ад не так давно. А вот Жюбо не раз и не два дозволял ощущениям, привести на погост. В тусклых отблесках редких фонарей, он вдруг сделался удивительно грустным. Мутные глаза очистились, показывая естественный карий цвет, а плечи опустились, словно на мертвеца, пятой наступил невидимый исполинский бог. Как ищейка безошибочно находит лисью нору, так Жюбо нашел кладбище.

Низенький забор, а следом густой лес. Буквы неизвестного языка, ласково смотрели на мертвецов, ищущих убежища от враждебного мира. Они манили, призывали прилечь, отдохнуть вечность-другую здесь же — на низких холмиках курганов. Кое-где в лунном свете увядали цветы, искренне не понимая, зачем их сорвали и отнесли на могилы? Одно дело, когда тебя дарят девушке, или матери, или даже учителю — ради радости. Другое дело, лежать здесь на почве, идеально подходящей для роста, но нельзя пустить корни — они остались в прошлой жизни.

— Зачем здесь цветы? — спросила Манада. А может, подслушала их мысли?

— Наверное, в этой эпохе есть культ некромантов, или верование в воскресение. В Мире множество искажений веры в Светлого или Темного. В сто сороковой эпохе вообще считают, что после смерти, ты обретаешь новое тело и возвращаешься в Мир. Но можно получить не человеческое тело, а, допустим, вернуться камнем или ручьем, или даже животным. Это что-то вроде наказания за грехи.

— А что плохого в том, чтобы умерев, вернуться камнем? — Пожала плечами Манада. — Это же лучше, чем получить тело, способное переносить страдания в тысячи раз больше прежнего. Я была бы счастлива, от такого перерождения. Если подумать, камень не может страдать, его не тревожат мысли, он проживет тысячи лет и просто будет лежать. А вот если я, после того как прошла полную жизнь, испытав все ее удары, волнения, правды и неправды буду обречена повторять этот путь снова и снова… знаешь эта религия очень напоминает мне пекло.

— Тот, кто не бывал в аду, никогда не поймет скуку вечности, — ответил Жюбо. — Я слышал даже такую версию, пока был в Нэт-Те; якобы в раю все чувства и ощущения, наоборот, притупляются и главной наградой становится забвение. Уже потом в Службе Радости мне объяснили, что… Я думаю, нам стоит обосноваться здесь. Раздевайся, я тебя подлатаю.

Манада послушно скинула одежду. Глубокие раны в туловище уже начали потихоньку загнивать — на краях образовалась зеленоватая кромка. Жюбо осмотрел раны, с видом патологоанатома, потом оторвал от дерева веточку и соскоблил гной. Следом залепил дыры пластилином, усадил девушку на плиту и встал на колени. С рукой пришлось возиться долго. Манада придерживала поврежденную конечность, а Жюбо аккуратно пришивал ровными стежками. Операция наверняка для него привычная, с таким мастерством он ее выполнил. Несколько сов на деревьях глядели на них и ухали, зовя остальных животных кладбища, присоединиться к просмотру. Красивая голая девушка сидит на могильной плите, а рядом над ней колдует длинноволосый Жюбо, словно прекрасный кавалер, просящий руки. Она смотрит на седую полосу в волосах, как-то задумчиво. Возможно, хочет разглядеть в ней его мысли? Руки с длинной иглой продолжают делать стежок за стежком, придерживая синюю кожу. Иногда девушка переводит взгляд на половинку луны в небе, тогда серебряный свет наполняет поволоченные глаза и две дырочки в голове.

Жюбо закончил. Он встал с колен, похрустывая костями и критически взглянул на голову.

— Да, а здесь все совсем непросто… — вынес вердикт мертвый курьер.

— Почему?

— Замазкой не отделаешься, все равно получится неестественно. Хотя…

Он отломал два кусочка пластилина и затолкал в лоб. Результат его не устроил и он, медленными движениями, начал разглаживать замазку. Теперь со стороны все выглядело, как будто он утешает девушку. Жюбо вытащил тюбики с краской и смешал несколько цветов здесь же — на плите. Процесс затянулся минут на двадцать, пока он не удовлетворился и намазал лоб. Получилось не очень — оттенок не соответствовал тому, что выдали в Дельте. Жюбо поморщился и размазал краску по всему лицу.

— Пойдет, — в конце концов, выдал мертвец.

— А что дальше? — спросила Манада.

— Теперь ты подлатаешь меня. Одевайся.

Манада переоделась в украденную одежду, а Жюбо, напротив, снял рубашку. Всего восемь пуль сидело в теле; с пятью он справился сам, а три замазала Манада. Жюбо накинул куртку из лавки и сел на землю.

— Ну что же, пора бы уж нам заняться делом, — сказал мертвец. — А то пока мы исключительно создавали себе неприятности и препоны. Надо заснуть и найти ту бабу.

— А если она уже мертва?

— Что значит если? Она точно мертва. Это закон.

— Какой?

— Об изменении Замысла. Тут, видишь ли, какое дело; все в Мире подчиняется определенным законам. К примеру, мы не сможем вернуться в тот день, когда Биатриче обрюхатил селянку и убить ее. Это уже произошло, а мы, как заинтересованные люди, ничего не сможем сделать. Ее жизнь может оборвать только незаинтересованный человек, исключительно в результате несчастного случая. Ну там подвернулась она под руку, он ее и прикончил. Однако мы можем менять следствие, то есть убить ее внуков. Даже не детей, а внуков, потому что исправить что-то, можно только через поколение.

— Не понимаю. Ведь мы, так или иначе, меняем будущее. Если мы убьем ее внуков, у них не будет детей. А если мы не убьем внуков, они их нарожают. Так какая разница?

— Тут так сразу и не объяснишь… — замялся Жюбо. — Ну значит есть Замысел — все сущее и несущее. Он подразделяется на четыре плана: (вырезано цензурой), загробный мир, Мир и Сон. Или правильней сказать не Сон, а Алям-аль-Металь, а Сон это его второй уровень. Соответственно (вырезано цензурой) — это то, что прошло, загробный мир — это то, что будет, Мир — то, что есть, а Алям-аль-Металь — то что может быть. У каждого плана свои законы, кроме, пожалуй, Сна — там правил нет. Так вот Мир ограничен законами и правилами больше всех, и самой главной силой здесь является случай. Все в Мире подчиняется слепой удаче, так или иначе. Повезло — родился гением в хорошей обеспеченной семье и поучаешь хорошее обеспеченное будущее. Не повезло — родишься бомжем, у старой наркоманки, да еще и идиотом со слабым здоровьем. Естественно, на хорошее будущее можешь не рассчитывать. Говоря о будущем, я имею в виду загробный мир.

— Ясно. — Кивнула Манада.

— Однако если в жизнь первого или второго вмешается случай, они вполне могут поменяться ролями. Например, первый попадет в аварию, ему оторвет руки и он сойдет с ума от злобы. Второй может выиграть в лотерею, или найти чемодан денег. Но суть в том, что таких вот случаев может с каждым человеком произойти определенное количество раз. Возьмем тех же колдунов, они могут управлять случаем, потому что научились его копить. У них такое количество возможностей удачи или неудачи, что жизнь становится очень разнообразной и приводит хрен знает куда. Но простой человек не таков. Он проживает жизнь, пользуясь определенным количеством удач и терпя определенное количество поражений. Пока понятно?

— Да, но это не объясняет, почему мы не можем убить бабку, а вынуждены убивать внуков.

— А вот здесь как раз и вступает то, что у нас просто нет такой вероятности. Я в этих делах далеко не так хорошо разбираюсь, но суть сводится к тому, что человеку не может настолько не повезти, что его жизнь оборвут еще в зародыше. Такого просто не может быть и все — закон. Одно из многочисленных ограничений Замысла и конкретно Мира.

— Мог бы просто сказать: нельзя и все.

— Нельзя и все. А теперь мы отправимся туда, где все можно.

— Уснем? А как?

— Ляжем, закроем глазки и захотим. Вероятность у нас есть, остальное дело техники.

Жюбо расположился рядом с покосившимся надгробием и постучал по земле ладонью.

— Лучше если мы уснем рядом, тогда попадем в один сон, — сказал Жюбо.

Манада молча, легла рядом. Он перевернулся на бок и полуобнял девушку. Она посмотрела на покрытые краской руки. Длинные пальцы, грязь под ногтями. Ее рука легла на его. Ладонь слегка сжалась.

— Я так давно не спала, — сказала Манада.

— Ничего страшного в этом нет. Закрывай глаза и пожелай уснуть.

— А если мне приснится кошмар?

— Я буду рядом и вытащу тебя из него. Ну начали.

Манада закрыла глаза и мысленно прошептала: «Я хочу уснуть». Этого оказалось достаточно. Дрема пришла как давно забытая сказка, сковала бесчувственные члены, Манада погрузилась во тьму. Последние остатки сознания указали на абстрактность происходящего. Два мертвеца легли на кладбище, чтобы поспать. Отдохнуть от жизни после смерти. На посиневших губах растянулась легкая улыбка. Впрочем, как только девушка провалилась в Сон окончательно, лицо приобрело выражение ужаса. Ее опасения сбылись — ей приснился кошмар. Воспоминания, скованные глубинами мозга еще в пекле, наконец-то, прорвали барьер. Так рвется девственная плева — с болью, кровью, но пройдет время и воспоминания принесут не только ужас, но радость. Во мгле мозга Манады, прозвучал мощнейший «БОМ». Это прозвонил ее колокол…

Нет грани для боли и нет ее для четвертого круга ада. Хора — означает жар. Плато, наверное, не имело конца-края, а может он есть, просто никто никогда не отправлялся на исследования границ. Некому туда идти. Всюду в Хоре летает пепел, гонимый вековечным мертвым ветром. Каменное плато усыпано вулканами, как персиковое дерево цветами в апреле. Непроницаемая стена огня окутала всю пустошь. Хотя она вовсе не пуста. Миллионы миллионов населяют ее, миллионы миллионов страдают здесь, вечность… Среди них и Манада Трансис — грешница и убийца.

В сплошном пламени ползали и летали грешники. Манада знала нескольких. Вон того зовут Ясик. Молодой отцеубийца. Ясик силен, предпочитает страдать стоя. Струи огня висят в воздухе, как рыболовная сеть, они пронзают его тело, проделывая уродливые дыры. Ясик кричит, все кричат…. В аду само понятие боли приобретает другой смысл. Остриженный ноготь здесь приносит страдание, не меньше чем потеря руки в Мире. Ясик вопит, во рту, раз за разом, закипает слюна. Кровь испаряется, волосы сгорают, голову все время окутывает огненный нимб. Волосы и плоть нарастает настолько быстро, что не успеваешь уследить взглядом, но регенерация приносит такие муки…

Позади Ясика стоит демон, похожий на маленький огненный смерч. Это сон Трамонтаны. А вон и он сам. Наместник четвертого круга, размером с приличную гору, высший демон — Трамонтана. Он тоже похож на смерч, только в сотни раз больше. На Ясика накидывается демон, из воронки появляется пламенная плеть и рассекает напополам. Правая полвина тут же сгорает, а из левой нарастает новая плоть. Ясик кричит, но не падает. И тогда гордеца решает проучить наместник. Трамонтана очень далеко — его едва видно — но здесь нет времени и пространства в нашем его понимании. Мысль, и Трамонтана уже рядом. Хвост бьет Ясика, тот обращается пеплом полностью. Но не умирает. Единственная перспектива для пленников Хоры — спуск на еще один круг вниз, в Шугум. Но для этого необходимо умереть в Хоре, а с такой регенерацией, это ой как трудно… Ясик превращается в пыльное облако, его закручивает в воронку Трамонтана. Тело постоянно восстанавливается и тут же сгорает. Вот сформировался глаз, вот нос и тут же все опять стало пеплом. На секунду у него появились легкие, они испустили крик боли и тоже пропали. Внутри вихря, таких как Ясик тьма тьмущая. Трамонтана состоит из грешников, а те кто внутри, искренне желают такой же участи всем остальным.

Манада Трансис не такая смелая. Когда-то была, но не теперь. Ее удел — лежать на раскаленном камне и изредка переворачиваться с бока на бок, чтобы огонь не добрался до внутренностей. Грешники пинают ее, демоны хлещут огненными плетьми, а она лежит и плачет. Глаза все время вскипают, высыхают и восстанавливаются, опять наполняются влагой и снова высыхают, оставляя глазницы пустыми. И так снова и снова. Вечность.

Но сегодня что-то изменилось. В голове промелькнул образ высокого худого мужчины, с огромной головой. В прошлый раз он забрал ее отсюда, но сегодня гость другой. Тоже высокий, но не настолько, вокруг головы распустились черные волосы с седой прядью. Жюбо наклонился и поднял Манаду.

— Это всего лишь сон, — сказал он девушке. Странно, почему его губы не потрескались, а зубы не покрыты сажей?

Жюбо резко выбрасывает руку вперед. От удара трескается сама реальность, картина Хоры уходит в сворачивающий ее кулак. Пейзаж меркнет, остается только белизна чистого листа. Они вдвоем плавают в ней. Манада не видит себя, но понимает, что она ожила. Да и он, наконец, приобрел нормальный вид. Сама не зная, что делает, Манада бросается к нему. Он в форме Службы Радости, тонкие пальчики рвут ее словно бумагу. Он обнажился перед ней, она проводит по безволосой груди. Тепло, не проклятый жар, а приятное человеческое тепло, переходит от груди к ее рукам. Язык, острый и алый, проводит по соску. Он возбуждается, он так приятен на вкус! Его трясет, и одежда слетает с нее. Прямо в чистоте появляется широкая кровать, их захлестывает, уносит в блаженное наслаждение плотью. Это просто сон, не больше, но мертвым достаточно и иллюзии. Окунувшись в океан любви, они выныривают и уходят на дно. Сколько это продолжается, не знает никто, но точно не вечность. Мало, так мало…

— Манада достаточно, — говорит Жюбо.

— Но я хочу… — шепчет она прямо в ухо. Он такой теплый….

— Нам надо выполнить работу.

— Зачем?

— Это Сон Манада, и у нас не так много времени.

Из ее глаз падают две слезинки и растворяют кровать. Он в последний раз проводит руками по ее телу, под ладонями появляется одежда. Голое тело очень отвлекает.

— А как нам ее найти? — спрашивает Манада.

— Ты помнишь образ?

— Смутно.

— Вот он.

Жюбо ничего не сделал, но перед ними зависла картина совокупляющегося магистра. Только это не его сон, а ее. Во сне колдуна, он выглядел величественно и бодро, в ее сне, он представляется как старое чудовище. Волосатый с ног до головы, козлиная борода, на руках и ногах по восемь кривых пальцев, а орудие изнасилование — горячая кочерга черного цвета.

— Смотри дальше, — говорит Жюбо.

Отвратительный акт исчезает, а женщина остается. Вот она идет по чистому полю. Все ровное, луг усыпан цветами. В реальности таких полей нет, но во сне все возможно. Вдалеке бежит конь. Всадник, молодой белокурый парень, подводит коня к девушке и говорит:

— Варя я люблю тебя, ты выйдешь за меня замуж? И мне плевать, что у тебя сын от другого, я возьму тебя и такой.

— Я согласна! — кричит Варя.

Сон исчезает. А вот и новый. Белая палата, серые простыни. Крики, женские крики и вдруг, тонкий писклявый голос новорожденного мальчика. У кровати суетятся медсестры, рядом стоит хмурый мужчина. Он несколько старше Вари, серые глаза неприязненно смотрят на ребенка.

— Как вы его назовете? — спрашивает сестра.

— Никак! — бормочет мужик. — Это ее ребенок, пусть она и называет.

— Вася, — говорит Варя. — Я назову его Васей.

— А фамилия? — спрашивает Жюбо.

Палата пропадает и тут же появляется вновь. С этого ракурса Варя похожа на помесь коровы со свиньей, а ее сын: сморщенный, противно кричащий комок грязи. Так их видит отчим.

— И этот ублюдок будет носить мою фамилию? Вася Трохин! Бред сивой кобылы! — раздается голос отчима.

— Хорошо Вася Трохин, что с тобой? — говорит Жюбо.

Опять смена вида. Теперь проносятся школьные годы. В сладких грезах одноклассницы с короткими юбками расставляют перед ним ноги; в кошмарах он раз за разом пашет поля старым плугом. А вот и избранница. Она немного похожа на мать, сеновал, теплая южная ночь и тот же роддом, где Вася появился на свет. Рождение. Первым мальчик, потом девочка и еще один мальчик. У Васи три ребенка. А что дальше? Грязный трактор, грубые разговоры за стаканом водки…

— Да ты ни хрена не понимаешь! — говорит Вася субъекту мужского пола, с большими кистями и в рваном полушубке. — Не жизнь это, а дерьмо! Дети только жрут и срут, а работать не хотят! Дочка еще хоть учится хорошо, может с нее толк выйдет, а два оболтуса только… пинают.

— А куда старший поступает?

— Женька? В техникум. А куда еще коли вместо учебы одни девки на уме?! Я в его возрасте таким не был. Да и Петька такой же. Тьфу… Только на Светку и надежда…

Все тускнеет, пропадет, обретает объем, теряет цвет запах и тепло. Мертвые просыпаются.

Все вернулось на свои места как-то странно. Просыпание далось сложно и плавно. Забытые образы накладывались друг на друга, Жюбо казался толстой женщиной или трактористом, Манада смешивалась с мертвым ветром, а потом, словно обоих окатило волной холодной воды. Привычная бесчувственность вернулась, сердце не выстукивало и, следовательно, эмоции не возникали. Просто два мешка с костями и мясом поднялись и посмотрели друг на друга. Каждый вспомнил, что они вытворяли во Сне, но никто не стыдился этого. Манада взяла его за подбородок и провела по скуле указательным пальцем с новеньким ногтем. Выросшая щетина зашуршала, мутные глаза смотрели с маленькой долей лукавства.

— Знаешь, я чего подумала?

— Да?

— Ведь через пару недель мы начнем чувствовать, и тогда сможем…

— Повторить? А ты захочешь заниматься этим с трупом? К тому времени я начну вонять.

— Думаю я переживу. К тому же я тоже…

— Посмотрим. — Жюбо отвернулся, не в силах смотреть в эти мутно-зеленые глаза. — Итак, мы узнали достаточно. По закону Замысла, Вася Трохин должен был умереть недавно, может быть даже вчера. У него остались трое детей: Петька Трохин, Женька Трохин и Светка Трохин. Пока неизвестно, есть ли у них дети, но думаю, отыскав хотя бы одного, мы выясним все остальное.

— А как ты их найдешь? Я так понимаю, все, что мы видели, это просто сон. Там даже люди выглядели по-разному.

— Да, в Сне можно увидеть все сновидения любого человека, но польза от них, как правило, небольшая. Однако мы знаем имена и страну, для начала этого вполне достаточно. Насколько я понял, этот период достаточно развит, а раз есть стражи, найдутся и архивы. Но не будем забегать вперед. Как говорил несравненный Хусю: подайте мне вино до рыбы, а иначе она застрянет у меня в горле.

— Что это значит?

— Значит, мы должны действовать по плану и стандартным схемам. Сначала стать обыкновенными членами общества. С этим сложно, мы уже убили несколько человек, но разберемся. Второй пункт, стать респектабельными членами общества. Нам необходим транспорт а, следовательно, деньги. И наконец, стать уважаемыми членами общества, чтобы воспользоваться всеми его привилегиями.

— Привилегиями?

— Угу. Любое общество имеет привилегии внутри себя. Особенно рыночное общество. Скрытые механизмы, позволяющие получить то, что недоступно остальным, рядовым членам.

— И если подытожить?

— Все просто. Надо разбогатеть. Здесь есть два пути. Первый — честно заработать деньги. С моими знаниями я могу сделать это, но первый способ долгий и скучный. Второй — украсть. Это больше по мне, к тому же у нас есть нужная информация.

— Да, тот мужчина говорил, что деньги лежат в банке…

— А банк в городе Ростове. До него еще надо как-то добраться…

— Пешком?

— Долго. Неизвестно сколько у нас уйдет времени на поиск, так что каждый день на счету. Хотя у меня есть идея. Собственно она тоже просчитана стандартной схемой…

Отступление Архивариуса:

— Даш ну ты скоро там? — крикнул Максим в дом.

— Щас… — донеслось приглушенное.

Макс вздохнул, поправил очки на переносице и полез в багажник. Там выстроилось десять трехлитровых банок с огурцами. Подарок тещи. И плевать ей, что Макс с Дашей съедали за месяц одну, а остальные выкидывали. Ну не любил Макс огурцов! Но теща каждый раз всучивала разносолы и очень гордилась, что помогает дочери и зятю. Чуть не пыжилась от важности, как будто не огурцы закатала, а изумруды.

Из дома вышла Даша. Утренний свет собрался в белокурых кудрях, губы и лицо еще не несли следов помады и прочей косметики — все это появится по дороге к Ростову. Жена решила одеться легко: в джинсовые шорты с распущенными штанинами, сланцы и старенькую кофточку, которую очень любила и ни за что не хотела выбрасывать. Она подошла и поцеловала мужа в щеку.

— Ты готов? — спросила Даша.

— Да. Вещи уже погрузил. А ты?

— Сейчас с мамой и папой попрощаюсь, и можем ехать.

— Тогда я завожу.

Макс открыл переднюю дверцу, провернул ключ в замке зажигания. Старенькая семерка затарахтела, но завелась. Он поправил ворот рубашки, залез в задний карман джинсов, проверяя, не забыл ли паспорт. Из дома вышли тесть с тещей — такая классическая Шолоховская семья. Дед в синих казачьих брюках и тельняшке, бабка в чем-то непонятном и сборном, как солянка. Тут и юбка, и шерстяные носки, и платок, и еще какая-то хрень.

— Максимка, ты машину-то осторожней веди, — сказала теща.

— По радио передали, что в Маныческой трех милиционеров убили, — поддержал дед.

— Мам, пап, — чмокнула родителей Даша. — Мы погнали.

— А вот и не гоните! — сказала теща. — Тебе что примера сестры мало? И машину вдрызг, и еще ногу сломала…

— Так я же не за рулем, а Макс водитель опытный.

— Ну, езжайте с богом, — напутствовал тесть.

Даша залезла в машину, Макс пожал руку деду, а бабку поцеловал на прощанье.

Они выехали из Семаков примерно в девять утра, и двинули к Ростову. Погода стояла оболденная, солнце светило в спину, с полей в салон залетал запах тины и травы. Трасса оказалась почти пустой, что и неудивительно — воскресенье.

Макс погладывал, как жена обретает городской облик. Ресницы тщательно подводились, губы красились, румяна накладывались. Следом пальцы подверглись лакированию, а прическа из унылого конского хвоста, заструилась по плечам. Красота! Он, наконец, закурил — родители жены неодобрительно к этому относились и вместо привычной пачки в день, приходилось обходиться тремя-четырьмя сигаретами, а с утра ни-ни. Салон наполнился дымом, Даша открыла окно.

— Что там папа говорил? — спросила Даша.

— Вроде ментов в Маныче завалили.

— Скоро как в Дагестане станет. — Даша поджала ноги, начала подкрашивать ногти.

— И не говори… — сказал Макс выпуская очередное облако дыма. — Ты смотри, полдесятого, а уже на работе.

Макс и до этого ехал медленно — все же семерка не новая, а еще баллоны в багажнике; теперь он и вовсе снизил скорость до тридцати километров. Внимание привлекла какая-то девица, стоявшая на остановке. Даша оторвалась от педикюра и тоже вылупилась на ночную бабочку. Сомнений в профессии девушки нет: ярко-рыжие волосы, лиловая кофточка, обтягивающие джинсы и лицо, раскрашенное как у клоуна или индейца.

— И кто на такую позарится? — спросила Даша, поджав губы. Ей вдруг стало стыдно, что они у нее накрашены.

— Ну не скажи, если рожу помыть выйдет совсем прилично. — За это Макс тут же получил маленьким кулачком в плечо и противно захихикал.

Он нажал на сигнал, девица улыбнулась. Они уже почти подъехали, Даша демонстративно не смотрела на нее, Макс продолжал улыбаться…. а девушка бросилась под колеса.

Макс нажал на тормоза, но в семерке уже давно истерлись колодки — он опоздал. Девица в последний момент подпрыгнула, на лобовом стекле, в паутине трещин, распласталось ее тело. Худая, с неестественно вывернутой ногой, а лицо настоящий кошмар. Цвет ненатуральный, как будто ее кто-то покрасил, во лбу две странные впадины, а во рту не хватает трех зубов.

Даша завизжала, как недорезанная курица, Макс выругался так, что у семерки завяли уши-зеркала, машина наконец остановилась.

— … мать! — закончил мысль Макс.

— Мы убили ее! — прошептала Даша.

Тело слегка сползло на капот, по белому покрытию рассыпался огненный веер волос.

— Она сама бросилась, — непонятно зачем оправдался Макс.

— Господи я же к парикмахеру теперь опоздаю, а уже с Людочкой договорилась…

Макс открыл дверь, вышел. Спустя пару секунд, Даша тоже выскочила.

— Она жива? Господи пусть она будет жива, — залепетала Даша, глядя, как муж ощупывает шею девушки.

— Пульса нет, — констатировал Макс.

— Добрые люди не могли бы вы поднять вверх руки, — раздалось сзади. — У вас, по-моему, так принято говорить?

Макс и Даша развернулись с такой скоростью, что у девушки аж зубы клацнули. Перед ними, широко расставив ноги, стоял бледный мужчина, одетый в такие же как у мертвой проститутки джинсы, дешевую куртку и с автоматом в руках. Длинные черные волосы с одинокой проседью развевались на ветру, позади него стоял маленький чемоданчик.

— Что вам надо? — Макс сделал шаг вперед.

— Уважаемый путник, мне надо чтобы ты поднял вверх то, что растет у тебя из плечей, — сказал незнакомец. — Манада!

— Иду-иду, — сказали сзади.

Макс и Даша опять повернулись и волосы на головах устремились к небу. С капота, хрустя всеми костями, медленно поднималась мертвая девушка. Она вправила левую ногу и спрыгнула на асфальт. Даша начала молиться, чтобы мимо кто-нибудь проехал. Желательно врачи, потому как подумала, что сходит с ума.

— Уважаемые путники, проследуйте, пожалуйста, в свою карету, — сказал Жюбо. — Мы вежливо просим вас прокатить нас до города под названием Ростов.

— Никуда мы не… — начал Макс, но Жюбо направил дуло автомата вниз и нажал на спуск. Пуля выбила из асфальта искру, по окрестным полям разлетелся звук выстрела.

— Ты сделаешь все, что мы скажем, — сказала Манада подходя к Максу со спины. Она обхватила его за талию, он вздрогнул от холода. — Иначе мы закопаем вас вон в том лесочке.

— Манада прекрати! — прикрикнул Жюбо. — Не обращайте внимания добрые путники, если вы поможете нам, мы не сделаем вам ничего плохого.

— Что ты заладил добрые да уважаемые?! — возмутилась мертвая. — Ты что хочешь сказать, что если они нас не подвезут, ты оставишь их в живых?

— Разумеется, нет, но нельзя давить на заложников слишком сильно, иначе они попробуют сбежать. А кто побежит ловить их по полям?

— Ты и я!

— А если они убегут? А если ты попадешься властям? Сколько можно говорить о конспирации и осторожности?!

— Засунь и то и другое в то место, из которого ты когда-то гадил!

— Манада!

Макс и Даша стали, чуть ли не бледнее мертвецов. Судя по диалогу, они попали в руки к сумасшедшим. Раскрашенная девица встала напротив длинноволосого и кричала так, что откуда-то справа стайка цапель взлетела и унеслась вдаль. Но маленькая перебранка окончилась быстро, дуло автомата вернулось к прежнему положению, и четыре мутноватых зрачка направились на молодую семью.

— Значит так, — сказал мужчина. — Сейчас вы сядете в карету спереди, мы сзади. Затем вы отвезете нас в город Ростов. Если не послушаетесь, я убью вас или начну пытать, а потом убью.

— Не надо! — По щекам Даши потекли слезы.

— Заткнуться и слушать до конца! — рявкнула Манада.

— Если вы отвезете нас и ответите на все вопросы, мы вас отпустим, а может еще и наградим…

— И чем ты их наградишь? — Усмехнулась Манада.

— Мы же собирались достать деньги из банка. — Пожал плечами Жюбо. — Если они нам помогут, можно и поделиться. Все равно нам нужна информация.

— Еще одна карета! — крикнула Манада, указывая в сторону Ростова.

— В карету, быстро! — крикнул Жюбо.

Как ни хотелось Максу броситься на странную парочку и выбить все зубы, потом вырвать глаза и засунуть в зад, сделать он такого не мог. Если бы не жена, может еще попытался бы, но подвергать Дашку опасности… Нет! Ну ничего, если представится возможность…

— Даша лезь в машину, — сказал Макс и подал пример.

Жюбо убрал автомат за спину, машина проехала мимо, а Манада уже разбиралась с механизмом ручки двери. Она заползла внутрь и уселась позади Макса. Жюбо присоединился секундой позже.

— Ты не дергайся красавчик, — сказала Манада, положив руки Максу на плечи. Даша заметила, что ногти у нее растут всего до половины кутикулы. Как будто кто-то вырвал их недавно. — Езжай не переживай…

— Отпусти моего мужа шлюха! — крикнула Даша и тут же получила кулаком в нос.

Макс развернулся и уперся носом в дуло автомата. Его ноздри расширились, лицо залила краска.

— Не нервничай парень, — сказал Жюбо. — И впредь, я бы поостерегся называть мою жену некультурными словами. Она этого не любит.

— Хватит рядить нас в мужа и жену! — повернулась к Жюбо Манада. — Мы с тобой под венец не ходили, а ты уже третий раз нас так представляешь!

Дуло автомата переместилось на нее.

— Манада, если ты сейчас не заткнешься и не начнешь меня слушать, клянусь, я выброшу тебя из машины и делай что хочешь!

Мертвая надула синие губы и, сложив руки на груди уставилась в окно.

— Поехали, — сказал Жюбо.

Макс включил первую передачу, а Жюбо вдруг высунулся с заднего сидения и сказал:

— Поясняй, что ты делаешь?

— То есть? — Макс все еще цветом напоминал рака, Даша держалась за кровоточащий носик, Манада улыбалась.

— Как ты заставляешь карету двигаться? — пояснил Жюбо.

— В смысле машину?

— А что у вас из машин, только механические повозки? — Расстроился Жюбо и подумал, надо бы найти того мужика из лавки и оторвать руки за дезинформацию.

— Просто они так называются, — ответил Макс, врубая вторую. — Еще можно сказать автомобиль.

— А летающий транспорт?

— Самолет.

— Тогда все нормально, — успокоился Жюбо. — Ну объясняй?

— Сначала поворачиваешь эту ручку, включаешь первую передачу, предварительно зажав сцепление. Потом медленно отпускаешь сцепление и нажимаешь на газ. Когда машина разгоняется, опять зажимаешь сцепление и включаешь вторую передачу…

— А чего так сложно? Что нельзя было сделать проще: нажал, поехала?

— Ну, есть и такие машины, только стоят дороже, — нахмурился Макс.

— То есть вы бедные и не можете позволить себе купить нормальную машину? — спросила Манада, тоже высовываясь вперед. Даша и Макс поморщились, пахло от нее отнюдь не духами.

— Мы не бедные! — прогнусавила Даша. — Мы средний класс!

— Странно. — Жюбо вернулся на заднее сидение. — У вас что, жесткое разграничение каст? Вроде как правящая элита, под ней средние торговцы, а следом рабы?

— Ребята, а вы откуда такие взялись? — спросил в ответ Макс.

— Из Дельты Миров, — ляпнула Манада.

— Конспирация! — рявкнул Жюбо. — Никто не должен знать о Дельте!

— Почему? Они же все равно…

— За рассекречивание сведений о Дельте Миров, следует стандартное наказание первой степени. Ссылка в пекло.

— Ой…

— Во-во. А ты отвечай на вопросы, а не задавай?

— У нас демократия, — ответил Макс.

— Мне это уже говорили. — Поморщился Жюбо. — А что тогда значит средний класс?

— То, что мы не богатые и не бедные.

— Торговцы?

— Я работаю в магазине электронной техники, Даша парикмахер…

— О, это удобно! — сказала Манада. — А ты меня не пострижешь? А то космы растут, словно тесто в кадке.

Даша кинула на Манаду такой взгляд, что если бы та состояла не из плоти, а из соломы — сгорела бы в миг.

— Я думаю, что рассчитывать на стрижку тебе не стоит, — сказал Жюбо. — Надо думать, прежде чем бить людей.

Манада опять вылезла вперед и наклонилась к Даше.

— Извини, — сказала мертвая. — Но как ты бы поступила, если бы я назвала тебя той, что торгует телом за деньги? Я никогда не занималась такими вещами… ну почти никогда. Жюбо, у нее, кажется, нос сломан.

— И что?

— Вправь.

— Уйди.

— Эй, не прикасайтесь к моей жене!

— Не хочешь, ходи так.

Жюбо повернулся и уставился в окно, обдумывая, что еще спросить у пленников. Макс взглянул на лицо жены. Все в слезах, косметика поплыла, на подбородке засохла струйка крови. Да и носик действительно немного сдвинут в сторону.

— Тебе больно? — спросил Макс.

— Немного, — всхлипнула Даша.

— Позволь моему другу помочь, — сказала Манада. От ее взгляда по спине пробежали мурашки. — Он, можно сказать, врач. Уж в анатомии разбирается это точно, а если не вправить нос сразу, он может неправильно прирасти.

Макс сжал руль так, что костяшки побелели. Глубоко вздохнул и сказал:

— Уважаемый…

— Жюбо, — подсказал Манада.

— Уважаемый Жюбо, вы действительно можете вправить моей жене нос?

— Я проводил такую операцию не меньше тысячи раз.

— А больно не будет?

— Будет, но не очень.

— Вы не могли…

— Ладно, повернись.

Жюбо наклонился, посмотрел на нос, а потом зажал его ладонями с двух сторон. Глаза Даши перестали видеть, она отметила, что от пальцев несет краской и гнилью, а еще они словно каменные — тяжелые и холодные. Мороз распространился по коже, заполз в переносицу, на секунду захотелось чихнуть…. Даша уже хотела сказать, чтобы Жюбо предупредил, когда начнет, но раздался хруст, легкая резкая боль и она увидела свет.

— Ну, вот и все, — сказал Жюбо.

— Спасибо.

На этом общение замялось. Даша и Макс вспомнили, что они вообще-то заложники и что в Маныче убили трех милиционеров. Жюбо все еще обдумывал о чем их расспросить, а Манада… Признаюсь честно, Манада ни о чем не думала. Не то чтобы ее голова опустела от мыслей, но к размышлениям, мозговые процессы никак не относились. Мертвая вспоминала. Второй удар ее колокола раздвинул мысли о настоящем, унося в прошлое…

Снаружи пейзаж стремительно летел, вырывая из подкорки образы один за другим. Кое-где усеянные теплицами, длинные зеленые поля обращались в бескрайние желтые покровы ржи. Уродливые поливательные машины изменялись, трансформировались в старые телеги, запряженные быками. Вокруг них носились смеющиеся дети. Телега везла сено, а может зерно, сейчас уже и не вспомнишь… Ад оставляет клеймо не только в душе, но и в памяти. И как порой трудно вернуть свое…

Она поехала к сестре — та жила неподалеку, всего в пяти лигах к югу. Сестру звали Ревада. Писаная красавица и редкая правдолюбка. Зачем же она поехала к ней? Может взять закваску для молока, или просто посудачить? К сожалению, и это стерлось. Если жизнь течет вперед, от события к событию, воспоминания Манады прокручивались в обратном направлении. Телега ехала взад, дети неестественно размахивали руками. Среди них еще нет ее дочери, она появится только через год. Муж уехал отбывать оброк в соседний город, а сразу после свадьбы у них ничего не получилось. Девушке предстояло три месяца провести в одиночестве, только что познав радость близости. Это раздражало, но Манада терпела. Пока не поехала к сестре.

Воспоминания прибежали к прощанию с сестрой. Ее взгляд… Есть ли в нем осуждение? Возможно. Маленькая капля не то досады, не то… зависти? Тогда Манаде казалось, что именно зависти. Солнце уходило за горизонт, мрачный потолок церкви Гоябы. Молодой священник. Безумное тело, удовольствие…

Ночь, наполненная страстью, от последнего раза переходила к промежуточным, а следом к первому. Неожиданно? Нет. Она и он знали, это произойдет. Вот, наконец, встреча. Воспоминания, достигнув самого интересного места, потекли как надо.

— Привет девушка, ты не могла бы помочь мне? — спросил он.

Великий Гояба, как же его звали? Гансур? Что-то похожее. Он попросил, подержать дверь, пока прибивает вывеску. Холеные руки с зажатым молоком, ранее крестившие всю деревню, неловкое (или расчетливое) прикосновение, жар по всему телу волнами исходящий оттуда… Он предложил отобедать, достал запасы церковного вина.

— Лучшее! Я даю его только на причащении! — говорил он, с белозубой улыбкой. Впрочем, у него не хватало коренного зуба.

Вино оказалось забористым, он два раза бегал в подвал. Еду она не помнила, но, кажется, утка. Разговор сначала тек не о чем, потом она рассказала про мужа и, наконец, свернули на религиозные темы.

— Гояба? А знаешь ли ты, каково ему служить? Мне всего двадцать лет, священником меня сделали два года назад, в семинарию определили родители в четырнадцать. А это значит: не игр, не друзей, не выпивки, а только постные рожи и разговоры о воздержании. Я никогда не возлежал с женщиной Манада, ни единого раза!

Она пожалела его. Да, дура! Когда они ворвались в церковь и он закрыл запор, когда сорвал с нее одежду и повалил на пол…. Манада тогда еще не искусилась в любовных делах, но даже она поняла — это у святоши далеко не первый раз. А потом стало все равно. Он разрядился быстро и полез за вином, следом еще раз… И вот самое страшное — он предложил помочиться на алтарь Гоябы. Пребывая на грани сумасшествия, опьяненная вином и его телом, Манада согласилась. Они сделали это вместе и… ничего! Гром не прогремел, земля не разверзлась, они опять упали в объятья друг друга…

Как оказалось это только начало. Он скинул оскверненный алтарь (потом Манада поняла — не один раз оскверненный) и достал из ниши уродливую статуэтку. Черный козел с огромным фаллосом — больше чем сам. Гансур сказал, что вот он истинный Бог — Сэт! Он поставил козла точно посредине церкви, начал молиться вслух. Молитва показалась девушке забавной, ибо до ужаса неприличная. Там во всех мыслимых и немыслимых деталях, говорилось о способах совокупления с разными, так сказать, существами… Она встала на колени рядом, он подсказал ей что говорить. После смерти ей вспомнили это. Ой, как вспомнили…

— Расскажите мне о банке? — Голос Жюбо вырвал из сумбура прошлого. И это хорошо — ей уже начинали мерещиться грешные тела посреди Линта.

— О том, где держат деньги? — уточнил Макс.

— Да.

— Слушайте ребята вы, конечно, не обижайтесь, но кто вы такие? Если вы сбежали из больницы…

— Мы ни откуда не сбегали. Знаешь что, давай-ка сначала еще раз познакомимся, только по-нормальному. Я Жюбо, а это Манада. Мы к вам приехали по делам, и мы далеко не умственно отсталые. А если честно, обгоняем вас в развитии очень прилично… — Жюбо посмотрел на отрешенные глаза Манады, они напомнили рыбьи очи. — По крайней мере, я. Однако ты прав — мы не местные. Скажем так, мы из очень-очень далекой страны. О вас, я уже понял все, кроме имен.

— Я Максим, а жену зовут Даша.

— Отлично. Вы сказали, что представляете некий средний класс, так?

— Угу, — подтвердила Даша.

— А не хотели бы вы подняться до высшего?

— Вы предлагаете нам ограбить банк? — Нахмурился Макс.

— Нет, рассказать о нем, а мы отплатим вам после.

— То есть вы реально хотите взять банк? — Даша повернулась и взглянула в мутные глаза мертвеца.

— Боюсь, другого выхода у нас просто нет. — Жюбо пожал плечами. — Нам необходимо найти кое-кого, а для того, чтобы перемещаться по Миру, нужны деньги.

— Это вы убили ментов в Маныче? — Макс решил спросить то, что уже давно вертелось на языке.

— Это была самооборона, они выстрелили первыми.

— Да кто же вы такие ребята?

Страх уже слетел с Даши, к тому же она еще помнила холодные пальцы и всю их деликатность. Да и не выглядели они устрашающе, скорее забавно.

— Может, все же расскажем? — Манада повернулась к Жюбо.

— Это против правил но… Хутурукеш с ними. Мы мертвые курьеры Службы Радости, приехавшие в вашу эпоху, чтобы снять проклятье с Магистра Биатриче.

Макс и Даша посмотрели друг на друга, Манада поняла, им не поверили ни на йоту. Она достала из кармана нож, протянула левую руку так, чтобы заложники видели, и проткнула насквозь. Даша ахнула, Макс едва не свернул машину в кювет.

— Ну почему они никогда не верят словам? — спросил Жюбо у самого себя. — Нужна еще демонстрация, смотрите. Только притормози вон там, сомневаюсь, что вы переживете падение в канаву на такой скорости, а тогда нам придется искать новых проводников…

Макс остановил, а Жюбо повторил операцию с вытаскиванием сердца. За ночь оно не приросло и все прошло гладко. Вообще, чисто теоретически, мертвецу необходимы только три органа: легкие, уши и глаза — чтобы говорить, слышать и видеть. Когда бледные молодожены немного успокоились, Манада рассказала часть их задания, а также продемонстрировала залепленные дыры в голове и порез на щеке. От всего этого Дашу вырвало. Дважды. Макс пару раз приобретал цвет мячика для пинг-понга.

— Все! — Жюбо прервал рассказ Манады на том, как они попали в триста тринадцатую эпоху. — Дальше им знать необязательно.

— А мне хотелось бы все же узнать, что стало с милиционерами? — спросил Макс.

— Слушай живчик, если ты еще не понял — мы мертвые посланцы, из странного места подлинного назначения которого, тебе знать не полагается. А еще я и она, бывшие узники пекла, а туда попадают отнюдь не за мысли о красивой соседке. Мы не самые хорошие люди, ваши стражи, кстати, тоже не подарочки.

— Это я понял, но что вы хотите от нас?

— Проще простого. Ты подвозишь меня до банка, я граблю его. Потом рассказываешь как у вас можно найти человека, зная его имя и фамилию. У вас есть архивы, картотеки, или может быть, вам вживляют отслеживающие чипы?

— Нет. Я не думаю… — почему-то Макс призадумался, а Даша просияла.

— А вам что, надо найти человека по имени?

— Да.

— А молодого или старого?

— Точно не знаю, но думаю примерно лет тридцати. Плюс минус десять. — Жюбо провел руками по щетине, потом взглянул на полусантиметровые ногти. — А что, есть идеи?

— Есть одна, но придется заплатить.

Жюбо прищурился, посмотрел на автомат. В принципе нет ничего сложного: выстрелить им в ноги, потом откусить пару пальцев и они все сами расскажут. С другой стороны, добровольная помощь предпочтительнее. Когда человек старается за что-то, а не под страхом, результат всегда лучше.

Мертвец так и не пришел к определенному мнению, поэтому кивнул.

— Ладно, но вы поможете нам ограбить банк.

— Конечно!

— Даша! — Макс стоял с открытым ртом, не веря собственным ушам.

— Простите, а можно нам пошептаться? — спросила Даша.

— Хорошо, мы тоже кое-что обсудим.

Молодожены отошли на несколько метров и зажестикулировали. До мертвых доносились отдельные слова вроде: «шуба», «квартира», «машина» и «новое». Жюбо посмотрел на руку Манады. Там зиял очередной разрез.

— Ты когда-нибудь поймешь, что надо повреждать те места, которые не видны под одеждой?

— Успокойся ты. Одену перчатки. Всегда хотела себе перчатки!

— С этим после. Сейчас о другом. Как ты считаешь, стоит убить их или нет?

— А зачем? Не ты ли недавно читал мне лекцию о конспирации?

— Так то тогда. Прошлых можно было и не убивать… ну кроме стражей. А эти слишком много знают.

— И что? Кому они расскажут?

— Кому-нибудь да расскажут. И тогда за ними явится (вырезано цензурой).

— Ого! — Манада округлила глаза так, что стал виден гной между яблоками и кожей глазницы.

— Собственно, ты уже подписала им смертельный приговор.

— И сколько им осталось?

— Неделя. Максимум две.

— А почему так? Как же твой закон?

— Для (вырезано цензурой) нет такого закона. Вернее есть, но сроки меньше. Если у нас должно пройти два поколения, для них неделя-две, с тех пор как они узнали. Им покровительствует сам Мастер, а для него законы поколений — пустой звук.

— Плохо, я успела к ним привязаться.

— Но мы можем попробовать скрасить их последние дни…

А в десяти метрах диалог проходил совсем в ином ключе. Словно во французском или итальянском фильме, страсти кипели, руки возносились к небу, а децибелы едва сдерживались.

— Ты с ума сошла!

— Почему? Потому что хочу воспользоваться шансом?

— Они убийцы!

— И что? Нас они не трогают.

— А если тронут?

— Если бы хотели убить, уже убили бы.

— А ты, надо полагать, уже попадала в такое положение?

Даша взглянула исподлобья, Макс понял — запахло разводом.

— Макс ты продавец дерьмовых фенов, я парикмахерша в дешевом салоне, какое у нас будущее? Такой шанс выпадает раз в жизни и то не всем! Если мы им не воспользуемся, будем полными идиотами!

— У нас есть будущее…

— Не надо врать мне и себе! Единственное что нас ждет, это возвращение в Семаки, когда родители умрут и поганое фермерство! А я так не хочу! Я хочу жить в Ростове, ходить в клубы, ездить отдыхать за границу! Макс твою мать ты, что не понимаешь, нам в руки попала нехилая жар-птица, а ты упорно от нее отбиваешься?!

— И что ты предлагаешь? Ограбить банк?

— Нет, конечно. Мы покажем им маленькое отделение сбербанка неподалеку от нас, пусть сами разбираются. Если получится, они дадут нам часть денег, если нет, их определят в какой-нибудь НИИ для исследования, а с нас взятки гладки! Но если у них получится…

— А кто тебе сказал, что они с нами поделятся?

— Мы поможем им найти того, кого они ищут.

— Как?

— Они сказали, что ищут молодых людей и знают их имена. Зайдем «в Контакт» или в «Одноклассники» и найдем им кого надо! Они отдадут бабки, а сами пусть едут…

— А если их не будет в интернете?

— Там есть любая подборка имен. Уж не знаю, кто они, пришельцы из этой Дельты, или просто психи, или зомби какие, но в современном мире разбираются они хреново. А значит, мы их просто надуем.

— Ага, а они вернутся и прикончат нас.

— Во-первых, может в инете действительно есть те, кого они ищут. Во-вторых, если заплатят, хрен они кого найдут!

— А как ты предполагаешь пользоваться ворованными деньгами? — выдал последний аргумент Макс.

— Пока никак. Потом в течение пары лет потихоньку менять на рынке или еще где.

— Ладно, попробуем…

Когда белая семерка подвезла двух мертвецов к зданию с зеленой вывеской, Жюбо и Манада уже подготовились по полной программе. Перед Ростовом они перелезли в багажник, а баллоны с огурцами, соответственно, полетели в болото. К неудобствам такого путешествия, мертвые отнеслись равнодушно. Въехав в город, Даша первым делом отправилась в косметический магазин и накупила множество всякой мишуры. Лишь подъехав к дому, где жили молодожены и, убедившись, что никто не наблюдает, Макс открыл багажник и выпустил курьеров. Поднявшись на третий этаж, в съемную однушку, им полностью поменяли антураж. Даша постригла Манаде и Жюбо волосы, не слишком старясь — просто собрала волосы в хвост и щелкнула ножницами, получилось подобие «горшка». Потом загнала обоих в ванну. Сильно отмываться мертвые не стали — только смыли гной на ранах и поменяли пластилиновые вставки. С Манады смыли краску ацетоном и намазали тональным кремом; Жюбо пока в подкраске не нуждался. Макс выдал Жюбо свою одежду, а Даша, скрепя сердцем, свою и их повели «на дело».

Таким образом, из машины вышли мужчина и женщина с нормальным цветом лица и в темных очках. На нем: узкие полинявшие джинсы, высокие сапоги и белая толстовка. На ней: наконец платье в крупную клетку, широкополая шляпка, на этот раз женская и туфли-лодочки — у Манады оказался тот же размер, что у Даши. А может и нет — если бы туфли жали, девушка все равно не почувствовала бы. Когда машина уехала, Жюбо повернулся и оглядел длинные ноги в серых колготках.

— Ты готова? — спросил Жюбо.

— Более или менее. А каков план?

— Войти и взять деньги.

— А охрана?

— Надо в кой-то веки попробовать никого не убивать.

— И ты думаешь, тебе просто отдадут монеты?

— Нет, я рассчитываю на счастливый случай. Ты опять забыла?

— Что?

— То! Ты скажи, почему нам, допустим, попалась женщина, способная нас постричь и загримировать?

— Повезло.

— А про восемьдесят восемь вероятностей, ты уже забыла?

— Точно! А почему тогда нам до этого не везло?

— А нам везло. Нас не взяли в плен, не повредили до такой степени, чтобы мы стали заметны. Несмотря на кое-чью тупость. Правда не знаю, остались ли у тебя еще вероятности, но я истратил примерно половину, должно хватить.

— То есть нам все это время везло? А что будет, когда удача кончится?

— Поэтому в служебных инструкциях и говориться, чтобы курьер на задании как можно быстрее приобрел положение в обществе. Если у нас будут деньги — а я так предполагаю, они в этой эпохе главное — мы сможем работать вполне нормально, не привлекая к себе внимания. А сейчас серьезно. Мы заходим, ты не выкидываешь никаких фортелей. Я ориентируюсь в обстановке и действую. Ты не вмешиваешься, понятно?!

— Да!

— Пошли женушка…

Жюбо взял ее под локоть и повел к банку. Сначала Жюбо думал, что весь девятиэтажный дом и есть банк. Внизу канцелярия в маленьком закутке, а остальное — хранилище ценных бумажек. Но по пути передумал. В здании только на первом этаже красовались решетки, дальше простые окна. Значит все деньги или в подвале, или их тут не так много. Он толкнул дверь и сразу отошел в сторону, пропуская какую-то старушку.

Помещение отнюдь не большое — примерно двадцать шагов в длину и пять в ширину. Однако народу сюда набилось, словно осенью листьев в водосток. В основном старые мужчины и женщины о чем-то беседовали, сгруппировавшись возле нескольких окошек. Жюбо не вслушивался, но по тону понял — разговор несет негативный окрас. Вроде власть ругают…

Жюбо усадил подопечную на стульчик и всунул кучку листовок. Манада вылупилась на них, как на священные писания — наверное, текст настолько сложен, что даже Знание не помогает. Жюбо подошел к самой длинной очереди, осведомился, за кем из добрых людей ему надлежит встать и осмотрелся. С каждым ушедшим из очереди, он улыбался все больше и больше. В голове сложилось примерно три пути развития незаконного обогащения. Самый простой — мгновенный налет. Проломить толстые стекла, ворваться внутрь и выбежать с деньгами. В банке всего один охранник — не помеха. С другой стороны, ему уже надоело идти напролом. Он прикинул хвост к носу, рассмотрел ситуацию так и эдак. У силовых методов один большой недостаток, вон на них смотрят образоуловители. Если он сейчас возьмет деньги грубо, их наверняка найдут. Но и тут есть вариант…

— Простите добрая госпожа? — сказал Жюбо старушке, за которой занимал очередь.

— Да?

— Вот как вы считаете, справедливо или нет, распределение денежных средств в вашей стране?

Бабка вначале посмотрела на Жюбо, как на шизика, но инстинкт взял свое.

— Ага, справедливо! Да зажрались они, вот что я скажу! Все деньги нахапали, разъезжают в иномарках, а старикам по пять тысяч пенсия! А у меня только половина на коммуналку уходит!

— А как вы относитесь к конкретному заведению? — Жюбо развел руки, указывая на банк.

— А ты чего репортер?

— Что-то вроде того.

— Плохо отношусь! Нет на них управы, вона очереди какие, а мне старенькой выстаивать приходиться. И за что? За гроши.

— То есть вы считаете, что служащие банка нуждаются в серьезном порицании?

— Я бы их каленым железом…

— Благодарю. Эй, Манада?

— Чего?

— Берем…

Жюбо развернулся и побежал к окошку. Он не стал заморачиваться и просто прыгнул в него головой вперед. Стекло оказалось прочным, но недостаточно. Испуганное лицо кассирши обдается тучей брызг, Жюбо влетает в закрытую часть банка. Сзади слышатся женские крики, потом звук выстрела и мужской хрип. Наверное, Манада разобралась с охранником. Но Жюбо уже летит по коридорам. Двери открываются, в них появляются удивленные лица, получают удар кулака, а Мало стремительно заканчивалось. Жюбо кожей ощущает, как счастливые случаи уходят один за другим, и молится, чтобы их хватило. От небьющегося сердца отлегает, когда он выбегает к массивной металлической двери, которую пытается закрыть какой-то мужик в голубой рубашке. Еще один удар, мужчина падает, а относительную тишину оглашают сирены. Жюбо раньше встречался с подобным и не придает значения теперь. В сейфе лежат те самые бумажки, что именуются деньгами в этой эпохе. Мертвец слегка теряется, слишком их много. Зеленые, красные, синие еще какие-то… Благо хоть собирать не надо — все упакованы в прозрачные мешки. Он плюет на чистый пол, хватает два наиболее увесистых на вид.

— Жюбо, поторопись! — слышится сзади голос Манады.

— Иду!

Мертвец проскальзывает в проем и бежит по опустевшим коридорам обратно. В последнем он встречает Манаду с пистолетом и двумя дырами в груди. Почему-то мертвая держит оружие за ствол, а рукоятка в крови…

— Ну хорошо хоть, что не в голове, — пробурчал мертвец отдавая ей мешок. — Двинули быстро!

Из банка они выбежали за пару минут до того, как приехала милиция. По последней счастливой случайности, двери в банк не догадались закрыть, иначе мертвецы не смогли бы выбраться. Жюбо увидел на тротуаре металлический круг, сразу догадался что это и, отворив, бросился вниз. При приземлении он напоролся икрой на торчащую трубу, а Манада сломала ногу. Но они не расстроились и слегка хихикая, двинулись по тоннелям. Так Манада Трансис и Жюбо Анортон Гует стали богатыми людьми в триста тринадцатой эпохе.

Глава седьмая, подраздел первый: герои, наконец, становятся на след и продолжают приспосабливаться к жизни в России

В кромешной тьме мертвые ориентировались с легкостью летучей мыши. Тьма вообще предпочтительнее для мертвеца, а еще они ведь находились под землей.

— Теперь нас точно будут искать повсюду, — сказал Жюбо. — На этом развитии эпохи, кража всегда расценивается серьезней убийства.

— Ты сам решил грабить деньгохранилище.

— Это не я, а предписание Мудрого Архивариуса Силя, будь он (вырезано Архивариусом). Но надо еще сохранить, то, что приобрели.

— Твой план?

— Сначала сменим внешность…

— А это как?

— Пара пустяков. Но еще раньше, надо спрятать эти тюки. Впрочем, это тоже войдет в маскировку. Надо бы вылезать…

Нельзя сказать точно, повезло ли им вследствие оставшейся Мало, или просто так, однако выбрались они в арочный проход меж стареньких домов. Оба грязные, Манада с дырами в груди, да еще и с тюками денег, они выглядели со стороны как… как мертвецы, выбравшиеся из преисподней. Жюбо приказал Манаде остаться здесь, а сам скрылся во дворе. Девушка распечатала один тюк и принялась перебирать деньги. Спустя десять минут, Жюбо вернулся с рубашкой, определенно не своего размера, и огромным платьем.

— Ты с кого их снял? — спросила Манада — С дирижаблей?

— А откуда такие познания?

— Видела на ярмарке в Столице.

— Неважно. Одевайся.

— Оно не моего размера.

— Я знаю. Ничего, мы тебя набьем деньгами, как и меня.

Манада облачилась в платье, Жюбо напихал ее скомканными ассигнациями снизу. В ее платье влезло полтора пакета, остальное уместилось в пузо рубашки.

— Теперь лицо.

Жюбо подошел к девушке, схватил за щеки. И резко потянул на себя. Затрещали лопающиеся мышцы, по затылку пробежала трещина. Когда мертвец отпустил, кожа повисла складками, как у бульдога.

— Хорошо, теперь ты мне.

Манада развеселилась и попыталась повторить. Получилось только с третьей попытки, все же сил у нее меньше. Но в результате, лицо Жюбо тоже обвисло; со стороны он постарел лет на тридцать.

— Руки прячь в карманы, одновременно будешь поддерживать деньги, — сказал Жюбо, поправляя сползающее веко. — И ты все равно похожа… а ну-ка.

Он ладонью надавил ей на нос. Тот хрустнул и сплющился картошкой. Жюбо не позволили девушке сделать с ним точно также — просто подошел к стенке и стукнулся об нее лицом. На этом с маскировкой покончили, и мертвые курьеры пошли к своим новым друзьям.

Даша и Макс уже час стояли в пятистах метрах от банка. И он, и она извелись вконец. Даша уже раза три выбегала, чтобы посмотреть, что происходит возле банка, но так и не увидела никого выводимого в наручниках. Менты бегали, суетились, дорогу перегородили, а по радио уже передали, что в Ростове ограбили банк, но никто не пострадал. Макс скурил почти пачку сигарет, и даже Даша выкурила одну.

— Я же говорил, у них ничего не получится, — сказал Макс.

— Если бы их поймали, по радио сообщили бы, — огрызнулась Даша.

— Нет, так поймают. — Макс выкинул очередной окурок в окошко и увидел кое-что интересное. — Смотри! Блин не дай бог такими к старости стать!

— Да, вот это толстяки. Наверное, жертвы пельменей.

— Он еще ладно, а она. Гляди, какие бока, жир аж переливается.

— А что это у нее упало?

— Вроде пятисотка. Или…

— Волосы! — Даша схватила Макса за локоть.

— Что?

— Волосы у него смотри!

— Проседь!

Жюбо и Манада заулыбались, увидев растерянные рожи своих осведомителей. Мертвецы держались под ручки и медленно подходили к семерке. Жюбо тактично открыл девушке дверь и залез следом.

— Это вы? — на всякий случай спросил Макс.

— Да, — ответил Жюбо. — Едем.

— А что у вас с лицами? — спросила Даша.

— Маскировка.

Когда они приехали к дому молодоженов, Даша и Макс разыграли настоящий спектакль. Она поддерживала Манаду, он Жюбо, будто те их пожилые родственники. Вчетвером они вошли в подъезд и забрались на третий этаж медленно, так чтобы не рассыпать деньги. И только войдя в квартиру, Манада отпустила верхнее платье, которое придерживала все это время. Деньги осыпались на пол, расстелившись дорогущим ковром.

— Евро! — воскликнула Даша, нагребая целую кучу.

— Да и рубли. — Макс пока не проявлял излишнего энтузиазма. Все же деньги не их, а та легкость с какой мертвецы взяли банк, не позволяла думать, что они такие уж наивные. Но Жюбо рассеял его сомнения.

— Считайте треть ваша. А кстати, тут много?

— Да! — теперь уже Макс упал на колени и подкинул ворох бумаг вверх.

— Хватит на самолет?

Даша и Макс посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Даже если вы купите самолет, то не сможете на нем летать, — сказал Макс.

— Такая сложная конструкция?

— Нет, как бы вам объяснить… понимаешь, есть определенные правила…

Пока Даша сгребала деньги и раскладывала по номиналу, Макс рассказал мертвецам об особенностях триста тринадцатой эпохи. Манада поняла, дай Гояба, половину, а Жюбо почти все. Опыта у него больше, в подобных операциях уже участвовал раньше. Поэтому, пока мертвый курьер кивал и перебивал Макса пояснительными вопросами, Манада перевела взгляд на окно. Там на карнизе сидел маленький воробушек, и сначала девушка не поняла, что в нем ее так насторожило, а потом дошло.

— Поэтому вам лучше путешествовать общественным транспортом. На самолет вас не пустят, а в поезде всунете проводнице пару таких банкнот… — говорил Макс.

— Жюбо, а чего это воробей… — перебила Манада.

— Ты права, красивый воробей. — Жюбо повернулся и подмигнул ей складкой под веком. — Продолжай.

— Но сначала вам бы лучше привести себя в порядок, а то вас любая проводница испугается, — сказал Макс.

— Не волнуйся, в этом нет ничего сложного.

Жюбо уже давно заметил булавку Даши на старой тумбочке. Он взял ее, а потом схватил себя за волосы и потянул. Кожа разгладилась, веки вытянулись, Жюбо превратился в азиата. Правда, рот немного неестественно улыбался. Мертвец воткнул булавку в кожу затылка, закрепил. Лицо немного сморщилось — он стал похож на себя обыкновенного.

— Кожу можно закрепить в нескольких местах и сформировать почти любой облик, — пояснил Жюбо. — Правда, спустя две недели я так уже не смогу, но надеюсь, мы справимся раньше. А теперь к делу. Про транспорт я уже понял, остались детали, но разберемся. Твоя жена обещала нам найти нужных людей?

— Да есть такой способ, — уклончиво начал Макс. — Сейчас.

Он достал сотовый и вышел в «Одноклассники».

— Какие у них имена?

— Женька Трохин, Петька Трохин и Светка Трохин.

— Может быть Трохина? — уточнил Макс.

— А у вас фамилии склоняются? Тогда да.

— Посмотрим… Женек нашел восемь, Петек пять и Ленок три. Почти все с фото.

— Удивительно! — сказал Жюбо, взглянув на экран. — Это Гемморианский Знаниеметр, или у тебя здесь архив всех людей Мира?

— Скорее второе, — замялся Макс. Даша уже с минуту старательно просверливала его взглядом. Макс понял — ступил. В надежде подоить мертвецов, жена хотела преподнести интернет, как что-то, доступное только им, а он показал, что это, вроде как, простая штука.

— Этот не похож, она тоже… — Жюбо взял телефон и вглядывался в фото. — А вот это она! Точно она! Смотри Манада, вылитая Варя!

Трубка перешла к Манаде, на маленьком экранчике высвечивалась фотография полноватой девушки, с хмурой физиономией. На сантиметровом фото едва ни треть занимала грудь, треть бледные щеки и треть все остальное, в виде: глаз, длинного носа, коралловых губ и черных волос.

— Где она? — спросил Жюбо.

— Ну-ка дайте… Это не так далеко. Ставропольский край, город Благодарный.

— А в лигах?

— Не знаю, сколько это лига, но в километрах примерно пятьсот.

— Если я правильно понял, ваши средства передвижения могут разгоняться до ста восьмидесяти километров в час, значит всего три часа пути?

— Ну не три и даже не пять. Есть правила, по которым ездить быстрее девяноста километров нельзя.

— Почему?

— Для безопасности…

Жюбо провел по подбородку — щетина уже начала превращаться в настоящую бороду.

— Так, — сказал мертвец. — Мы с Манадой выезжаем сегодня же. Вы обеспечиваете нас маскировочными средствами и вывозите из Ростова. Показываете, где проходят рельсы, и на этом мы с вами прощаемся.

— А что вам конкретно надо? — спросила Даша, пряча очередную ассигнацию под диван.

— Ножницы, бритва и пластилин, в первую очередь. Потом, крепкие нитки, пара ножей и вся возможная косметика. Тональные кремы и помада… я правильно сказал?

— Да. — Кивнула Даша.

— Еще краска для волос, запас одежды, несколько десятков булавок, сумка для денег, пожалуй, все. В этой маленькой базе данных, нет точного адреса Светка?

— Ее имя Света, имена у нас тоже склоняются.

— Ясно. Тогда вы идите за покупками, а мы приведем себя в порядок. Вперед.

— Макс я схожу одна, а ты останься, — сказала Даша. — Вдруг нашим друзьям что-нибудь понадобиться.

— Хорошо дорогая.

— У тебя есть еще булавки? — спросил Жюбо Дашу.

— Да, в ванной.

Жюбо встал, сделал Манаде знак и повел в ванну. Когда они скрылись за дверью, мертвец включил душ и зашептал ей на ухо:

— Пока ни слова о воробье или о чем-нибудь странном. Наверное (вырезано цензурой) уже нашли их.

— А почему так быстро? — прошептала Манада в ответ.

— Наверное, они каким-то образом навели на Дельту неприятности. Все же они не умнее, чем колода для рубки дров моего дяди. Но все потом, а теперь раздевайся, я приведу тебя в норму.

— А что воробей…

— Потом!

Манада фыркнула и скинула с себя платье. Она уже перестала стесняться Жюбо — тот видел ее голой не раз, да еще после того, что случилось во Сне… Жюбо завел ее в душ и разделся сам. Он тщательно отмыл ей раны на спине, поработал над лбом — там скопился гной. Потом Манада сделала то же самое с его боком. Отмывшись, Жюбо поставил Манаду перед зеркалом, взял с полочки несколько скрепок и потянул за волосы вверх. Кожа натянулась девушка хмыкнула. Такой гладкой кожей, она не могла похвастаться даже в детстве. Вона аж заблестела, как лысина старика.

Жюбо вначале просто закрепил кожу на затылке, Манада вернулась к нормальному облику. Мертвец согнул булавку так, чтобы она случайно не раскрылась и спросил:

— Какое ты хочешь лицо?

— А что я могу выбирать любое?

— Ну почти. Допустим ты хочешь, чтобы рот стал немного пошире?

— Можно попробовать…

Жюбо взял ее за скулы и немного потянул на себя.

— Как?

— Смешно. — Манада действительно улыбнулась.

— Да, поначалу такие игры с лицом забавны. — Жюбо тоже усмехнулся. — Оставляем?

— Ну…

— Через пару недель регенерация потечет быстрее и кожа выправится.

— Давай.

Мертвец начал медленно перебирать кожу, создавая складку на затылке и защелкнул булавкой. Губы девушки стали немного тоньше и шире.

— Теперь носик.

Манада стояла лицом к зеркалу, он позади. Его руки прошли в подмышках и легли на лицо. Вдруг Манада поняла, что это похоже на какую-то любовную прелюдию. Жюбо это так, по всей видимости не воспринимал, она повернула голову и взглянула вниз. Нет, воспринимал и еще как воспринимал!

— Жюбо у тебя там кое-что упирается мне в ягодицу, — проворковала Манада. Мертвец взглянул вниз и поморщился.

— А смысл? Я все равно ничего не почувствую. Можно его хоть отрезать, пока Обезболиватель не выйдет, он мне не нужен.

— Нет, резать мы ничего не будем.

Манада повернулась к нему целиком и положила руки на грудь. Она не дышала, он тоже, в его груди не билось сердце, а даже если бы билось, ладонь девушки не смогла бы ощутить это. Ее светло-мутные глаза смотрели в его темно-мутные. Ладони Манады поползли вниз.

— Неужели ты даже этого не чувствуешь? — спросила девушка.

— Нет. Хочешь, я повторю с тобой тот же фокус?

— Да-а…

— Ну как?

— Ты прав, ничего. А может хоть это…

Она положила ему на затылок руку и наклонила вниз. Губы встретились, языки облизали друг друга и… ничего. Чтобы понять каково это, представьте, что твориться у вас во рту после обезболивания у зубного. В таких случаях откусить себе язык — раз плюнуть, а мертвецы вообще ничего не чувствовали. Но продолжали целоваться…

Она гладила его затылок, вторая рука пыталась ощутить тепло от груди. Он исследовал ее тело ладонями. Две каменные статуи пытались добиться близости, хоть что-то ощутить, но тщетно. Он задумчиво смотрел в зеркало, сквозь дыру в ее голове. Двое возлюбленных, или просто любовников, бесчувственные как чурбаны. И тут обзор прервался, а на лицо Манады упали складки его кожи. Она нечаянно сорвала булавку с его затылка. Это стало для нее холодным душем. Она оторвалась от его губ и взглянула на морщинистое лицо. Она целовалась с мертвецом, прожившим в Мире две ее жизни, а еще страдавшим в аду целую вечность. Он увидел разочарование на ее лице и резко развернул к зеркалу.

— Потом, — сказал Жюбо. — Через две недели мы станем нормальными людьми с нормальным болевым порогом. И тогда…

— Что?

— Не знаю Манада. Сейчас у нас обезболено не только тело, но и душа, мораль, разум… Посмотрим, что с нами будет потом…

— Согласна.

— Сделать тебе глаза поуже?

— Нет лучше наоборот.

— Я ослаблю булавку….

Закончив с Манадой, Жюбо поменялся с ней местами. Теперь он стоял перед зеркалом, а она натягивала его кожу. Когда вернулась Даша, они уже вышли и расхаживали по квартире голышом, в ожидании косметики. Последним штрихом стало залепливание дыр от пуль, перекраска волос и макияж лица. До самого вечера мертвецы говорили только по делу.

Первый краешек ночи накинулся на Ростов, возле берега Дона припарковалась белая семерка. Из нее вылезли двое мужчин, и пошли к сидящему на берегу рыбаку. Над ними по длинному мосту пронесся поезд, оглашая пространство перестуком шпал. Мужчины поговорили с рыбаком, тот кивнул и куда-то ушел. Спустя минут двадцать, за которые из машины вылезли две девушки, а молодой парень выкурил две сигареты, на медленной глади воды показалась лодка. Она плыла против течения, рыбак размашисто греб веслами. Он пристал к берегу и получил несколько крупных купюр, от длинноволосого блондина с немного вытянутыми губами. Рыбак поклонился и как мог быстро ретировался с берега. Мужчины пожали друг другу руки, девушки не стали прощаться. Следом одна пара села в лодку и поплыла через реку, а вторая еще какое-то время стояла на берегу и махала руками.

— Куда пойдем сегодня госпожа миллионерша? — спросил Дашу Макс.

— В самый дорогой клуб города! Я еще не решила, но это будет самый дорогой клуб. И мы будем пить самые дорогие вина и есть самую дорогую еду.

Они поцеловались и пошли к машине. А в лодке два мертвеца, равнодушно смотрели на растворяющуюся в темноте семерку.

— Сколько им осталось? — спросила Манада.

— Я думаю завтра утром…

Перебравшись на противоположный берег, мертвецы прошли около пяти километров вдоль железнодорожных путей. Поезд на Пятигорск должен проезжать в одиннадцать пятнадцать — это узнал для них Макс, а еще он подарил Жюбо часы. На горизонте показался яркий фонарь, Жюбо покрепче сжал чемодан, сказал Манаде сделать также. Они пропустили первые пять вагонов, а потом прыгнули на состав — прямо в проем между вагонами. Кое-как зацепившись за толстую резину, они медленно залезли на крышу. Ночь простерла над ними черное одеяло, усеянное маленькими дырочками звезд и крупной дырой луны. Они обнялись, чтобы не упасть и поехали выполнять работу.

Отступление Архивариуса:

Утро встретило Дашу и Макса безрадостно. То есть, безрадостно встретил их обед. Ночью они посетили три клуба, выпили пять бутылок вина и пару коньяка — по большей части за воротник закладывал Макс, но и Даша взяла свое. Придя домой в пять утра, они еще попытались заняться любовью, но ничего не получилось. Даша заснула на середине…

Разбудил их звонок в дверь. Даша тут же прокляла трель, пародирующую пение какой-то обкуренной птицы.

— Макс! — сказала она.

— У-у-у-у… — донеслось в ответ.

— Макс открой дверь…

— У-у-у-у…

— Макс…

Но муж только отвернулся к стенке, а звонок повторился, вбивая в мозг девушки деревянный кол. Он не просто рвал нервные окончания, но и оставлял занозы.

Даша вздохнула и присела. По голове тут же ударили пудовой кувалдой, из груди вырвался стон. Она поднялась и поискала глазами тапочки. Нашла один и то не свой. Надела. Следом произошел поиск халата. В дверь еще раз позвонили.

— Да иду, я хватит трезвонить!

Благо расстояние до прихожей у них небольшое, но Даша и его преодолела с трудом. Ее главной ошибкой стала ненадетая цепочка. Она отворила дверь. На пороге стоял бледноватый субъект, коротко остриженный и в темных очках.

— Вы Дарья? — спросил мужчина.

— Да…

Она не увидела, что он достал и сделал. Внезапно ракурс обзора поменялся, она оказалась на уровне его ботинок. Странных таких, с круглыми носами… Она что упала? Нет стоит. Вот же она стоит. Без головы… Последним она увидела безликого мужчину позади своего убийцы…

Максу повезло больше. Он так и не проснулся. А умереть во сне, это все же несколько гуманней.

Подраздел второй: Начало серьезных неприятностей

Примечание Архивариуса: Уважаемый Читатель! Ежели вы дочитали до сей страницы и решили, что повествование скучно или же мало закручено, я поспешу вас обрадовать — все только начинается! Наши главные герои Манада Трансис и Жюбо Анортон Гует, пока всего лишь обосновались в триста тринадцатой эпохе, но с серьезными трудностями не столкнулись. Они еще не знают, что вскоре на пути им встретятся очень крупные проблемы, не знаете этого и вы Уважаемый Читатель. Я, конечно, мог повести рассказ исключительно с их точки зрения, но боюсь, тогда вы не вполне сможете представить, с чем им в скором времени предстоит столкнуться. Поэтому я ненадолго отведу сюжет и покажу тех, кого они прибыли убить. Может тогда вы уверитесь — история эта далеко не так скучна, как кажется на первый взгляд.

Помните Уважаемый Читатель: не все тайное явно, не все явное явно. И постарайтесь никогда не судить об истории по ее началу.

С уважением Архивариус Дельты Миров, Силь.

Глава первая, подраздел второй: где читатель ненадолго окунется в прошлое и увидит, подчас обычные люди, окружающие нас, далеко не так просты, как хотят казаться

За пластиковыми окнами раскинулось синее море. Оно плескалось, может быть даже пузырилось, как шампанское в бокале. Евгений Трохин допивал бутылку, глядя на заход солнца в Азовском заливе. Как самурайские мечи, лучи резали волны; в приоткрытом окне шумел теплый ветерок. Женя думал, когда все началось?

Сегодня пятница, завтра выходной, а он сидит в шестикомнатной квартире на последнем этаже нового дома, пьет шампанское за тысячу долларов бутылка и курит тонкие сигары. Внизу в гараже новенький Мерс стоит рядом с Ролсом. Вечером к нему придет любовница — красотка Таня, недавно снявшаяся для журнала Максим. А ведь всего три года назад, он пил паленую водку в цеху Таганрогского завода по производству чугунных труб, на съемной квартире ждала жена с физиономией фантомаса, на десять лет старше и все казалось таким безысходным… А потом изменилось.

Он уже тысячи раз вертел эту мысль и обсасывал, как мозговую кость. Когда все началось? Он хотел надеяться, что раньше отцовских похорон, но не мог вспомнить даже дня, когда ложился спать счастливым. Но как только первая лопата земли упала на отцовский гроб…

Вася Трохин, горячо нелюбимый родитель. Или даже так — Вася Трохин всеми ненавистный мудак! Да так лучше. Бокал в руке треснул, осыпался на ковер тучей осколков и брызгами дорогого вина. Женя взял бутылку, сделал глоток из горла. Об отце стоит сказать особо. Мало того, что никто из семьи не слышал от него больше пяти ласковых слов в год, мало того, что отец избивал его раз в неделю, пока Женя не научился давать сдачи, мало того, что довел мать до сумасшедшего дома, где она и умерла…. Да, уже получается немало. На поминках многочисленные «друзья», «близкие» и собутыльники, как будто мстили Васе. Ни до, ни после Женя не слышал такого количества пошлых анекдотов, а когда все нажрались вдупель, на покойного помои полились цистернами. В ту секунду Женя дал себе слово, не окончить как отец, но тогда уже все изменилось.

Впрочем, нельзя винить Васю так уж строго. Женя отдавал себе отчет, если бы все осталось по-прежнему, он вполне мог повторить жизненный путь отца. Собственно, родственники Васи, Женины дед с бабкой, кончили еще хуже. Мать Васи, Варвара Трохина умерла молодой — ее убил муж. Редко отец распространялся об этом, но у него сохранились вырезки из газет и копии уголовного дела. Позднее они пропали, но Женя помнил, как отец показывал ему старую серую папку, на кухне их маленького домика. «Леонид Трохин убил свою Жену Варвару в состоянии алкогольного опьянения, на глазах шестилетнего сына Васи» — гласил заголовок статьи из местной газеты. В ту ночь отец тоже чуть не умер. Пресса ошиблась, он ничего не видел, но слышал.

Однажды, сразу после девятого класса, перед поступлением в ПТУ, отец отвел Женьку на кухню. Из-под полы достали бутылку водки, до этого Вася распил парочку с друзьями. Они сели за стол, начали выпивать. Сначала разговор шел о будущем Женьки, потом перетек в другое русло. Почему они вспомнили бабку и деда, Женька не помнил, но рассказ отца запечатался четко, как оттиск на теплом сургуче.

— Он бухой был, — говорил Вася, разливая водку по стаканам. — Не как я сейчас, а до пены во рту. Они с матерью ругаться начали. Я уже спать лег, меня их крики разбудили. Как щас помню, он кричал: «Я зачем тебя взял, чтобы урода этого нянчить?!». А потом дверь в мою комнату открыл и избил до полусмерти. Мать его остановить пыталась, руки выкручивала, но куда ей. Он меня в погребе спрятал, а потом я услышал ее крик. Сколько времени прошло не помню, пока меня менты из погреба достали. Все сказали, в детдом. Отца через год не стало. Кто-то в тюрьме горло перерезал…

Пожалуй, больше он о родителях никогда подробно не рассказывал. Если честно, это вообще чуть ли не единственный разговор с Васей не закончившийся дракой. Тем летом Женя уехал в Воронеж, поступил в технарь и увидел отца только через два года. А вернувшись, поразился переменой. Вася и раньше не отличался красотой: нос картошкой, рожа всегда красная, как портвейн, голос хриплый, борода растущая клочьями, и вечное недовольство во взгляде. Они естественно поругались и чуть не подрались, благо Светка вмешалась — она уже тогда могла поспорить в силе с любым мужиком. Следующий раз они увиделись еще через год, на Женькиной свадьбе, а потом через три, когда мать положили в дурдом. Вот тогда Женька, наконец, оторвался на отце. Избил до больницы и отсидел месяц в изоляторе. А последний раз они уже как бы и не встретились — Женька приехал на похороны.

Несчастный случай. Это можно сказать про всю Васину жизнь. Ему никогда не везло. Если он выходил из дому с зонтом, никогда не шел дождь, если отправлялся в магазин, всегда занимал последнее место в длинной очереди, регулярно покупал лотерейные билеты, но не выиграл и десяти рублей. Это мелкие бытовые неудачи, но они отравляли жизнь не только ему, но и всей семье. Проявлялось это не только в мелочах, нет. Васину фотографию можно смело вешать в словарь под словом «неудачник». На работе, трактор ему переехал правую ногу, раздробив голень в труху — она так никогда и не зажила до конца. Однажды на охоте в него попало шальной пулей. Кстати об охоте. Отец всегда был рьяным охотником и особенно ненавидел волков. Ненависть являлась следствием ответной ненависти к нему собак. Вася по два раза в год прививался от бешенства, потому что его кусали собаки, чуть ли не каждый месяц. Он травил их в селе и отрывался на диких собратьях в лесу — отстреливал волков весной и осенью, а зимой и летом ставил сотни капканов. Это тоже не довело до добра — как-то раз, капкан отхватил ему три пальца на правой руке.

Если взять все в совокупности, у Васи хватало причин ненавидеть мир — ведь он платил ему тем же. Поэтому Женя иногда оправдывал отца. Редко, но случалось.

Погиб Вася также нелепо, как жил. Полез на крышу менять шифер, поскользнулся, скатился и угодил в колодец. При падении сломал обе ноги и руку. Он звал на помощь неделю, пока не умер, но единственные соседи — Васин дом стоял на окраине села — уехали в отпуск. Нашли его через две недели, как раз соседи. Пришли требовать, чтобы вернул долги, случайно заглянули в колодец и увидели труп. Он настолько разбух, что его с трудом достали. Позвонили детям. Два брата и сестра приехали на похороны. И жизнь навсегда изменилась.

Он и Петька выкопали могилу, Светка выстругала гроб. Петька пошел по стопам брата, окончил технарь, а вот Светка сделала в жизни неожиданный кульбит. Вместо какого-нибудь института, куда вполне могла поступить, устроилась в колледж по специальности: столяр-плотник.

Женька навсегда запомнил тот день. Шел дождь, грузовик с гробом застрял в грязи — детям пришлось тащить мертвого отца на плечах, словно древним викингам. Пока клали гроб в могилу, веревки лопнули, крышка слетела и уродливый раздутый труп вывалился. Пришлось лезть и укладывать его в ящик уже на дне. И когда они встали над могилой, все грязные, как работники бурильной станции, когда ни у кого не нашлось хороших слов об отце и три лопаты швырнули землю на крышку, когда она бухнула, как упавший на пол блин для штанги….

Дождь кончился мгновенно. Вот он идет стеной, а вот тучи как будто стирает с неба рука самого бога. С тех пор все у детей Васи изменилось. Если брать Женьку, он почувствовал это уже на следующий день. Во-первых, после пьянки его не мучило похмелье. Во-вторых, к обеду позвонили с завода и сказали, его повышают до мастера. Через месяц, он стал начальником цеха, через год развелся с женой и вступил в должность директором завода. А теперь…

С Петей и Светой все тоже непросто. Петька избрал самую романтическую профессию из всех возможных. Сантехник. При встрече он каждый раз рассказывал один и тот же анекдот о сантехнике и его ученике, где второму предлагалось учиться, а не то всю жизнь предстоит ключи подавать. Все знали анекдот наизусть, но каждый раз тактично хихикали, а Петька ржал, как будто попал на концерт Петросяна в начале девяностых. Изменения в его жизни тоже не заставили ждать.

Дело в том, что Петька всегда любил карты. Такого завзятого картежника трудно и представить. Еще в школе он просиживал за картами по несколько часов в день, предлагая перекинуться в дурачка друзьям и родственника. Благодаря отличной памяти, он выигрывал почти всегда. Даже с плохой картой, мог настолько запутать партию, принимая и принимая, что в результате побеждал, когда на руках сидело тридцать листов. С дурака он перешел на очко, потом на преф и наконец, покер. И все бы ничего, если не маленький нюанс. Выигрывал он, только играя не на деньги. А если поставить даже самую маленькую ставочку, хоть десять копеек, хоть символичную спичку — все. Пусть ты виртуоз из виртуозов, но когда карта вообще не прет, ничего не поделаешь. Взять хоть того же дурака. Играешь с ним просто так, и даже если тебе больше везет, он берет мастерством. Но поставь червонец, тебе придут одни старшие козыри, а ему шиш с маслом. Потому карты так и остались бы хобби, но все изменилось.

Вернувшись в Воронеж, Петя еще какое-то время просто не понимал, что происходит, но однажды сел с друзьями играть и те предложили поставить по маленькой. В таких случаях выигрыш ничего не значил — деньги все равно тратили на водку. Фактически, так выяснялось, кому бежать. Но тогда Петька в первый раз не побежал. Он сделал всех как лохов и уже на следующий вечер пошел в подпольное казино. Там он не слишком выпендривался, но выиграл зарплату за год. Казалось бы, все — можно идти в профессиональные каталы, но Петька решил иначе.

Ну нравилась ему его работа! Почему, никто не знал, но Петька всегда любил должность сантехника. Возможно, в этом повинны фильмы о них, просматриваемые в юности. Не «Афоня», а где к одинокой женщине приходят чинить краны пара культуристов. Попадал ли Петька в подобные ситуации неизвестно, но известно другое. Получив неплохую возможность приработка, он вскоре купил старенький говновоз и занялся частным предпринимательством.

В окружных деревнях есть такое понятие, как «сельский туалет». В том же Воронеже когда-то, знаменитый панк-рокер даже написал о нем песню. А такие постройки имеют неприятную особенность переполнения. Петька вздумал помочь селянам. Нельзя сказать, что он стал спасителем деревень от нечистот, но деньгу зашибал нормальную. В основном специализировался на школах и частниках. Спустя год, вывозя продукты жизнедеятельности и поигрывая в картишки, он смог осуществить свою мечту — купил свалку. Тут ничего не скажешь — у каждого мечты разные. Конечно прибыли потекли далеко не сразу, а когда потекли, имели другой корень. Хрен знает, откуда пробудилась тяга к химии, у бывшего двоечника, едва окончившего технарь? Но пробудилась. Вываливая на своей огромной помойке бытовой мусор и сливая дерьмо, он вдруг нашел формулу, как, совместив эти вещи, сделать отличное удобрение. Ингредиентами стали следующие продукты: собственно дерьмо, переплавленные пластиковые бутылки, бумага и многочисленные биологические отходы, вроде объедков, очисток картошки и прочего. Все это загружалось в старый чан с мыловарни, закипало, отслаивалось, отлеживалось, настаивалось, воняло… В результате получалась порошковая смесь, распространившаяся по стране, как лучшее органическое удобрение. Со свалки ежедневно уходили десятки грузовиков. Сначала удобрения завоевали область, а потом и Россию. Но на этом все только начиналось.

Осознав в себе гениального изобретателя, Петька начал экспериментировать. Это привело к трагедии. На закрытую территорию свалки, забралась компания подростков и проникла в лабораторию. Там хранились результаты опытов, с все теми же нечистотами, но особенно интересен состав из сигаретных бычков, фекалий и трупов бродячих собак. Настой Петька сделал пару недель назад и забыл, а вот дети нашли. Так как Петька старался экономить на оборудовании, основные запасы хранились в простых пластиковых бутылках. Откупорив одну, подросток нечаянно дотронулся до горлышка. И тут же окоченел. Оказалось, Петька изобрел самый страшный яд в истории человечества. Достаточно всего одного прикосновения — смерть.

Потом состоялся суд, Петьку признали невиновным. Формулой яда заинтересовались военные за границей. Петька продал ее примерно за десять миллионов долларов. Став богачом, он так и не успокоился и по сей день экспериментирует над навозом и отбросами. Однако история со Светкой еще интереснее и уж точно чище.

Женщина плотник — Света сама выбрала путь недоверия мужчин. Хотя ей это никогда не мешало. Папаша неоднократно упоминал, Светка взяла гены бабушки. Крупная, высокая — где-то метр восемьдесят пять — с огромной грудью, черными волосами и длиннющим носом, Света еще учась в школе, могла разорвать общую тетрадь. В технаре сила еще увеличилась — теперь Светка рвала колоды карт (чем доводила Петьку до белого каления — она рвала его карты), сминала ведра, гнула подковы. С одной стороны, сила это хорошо, с другой — природа посмеялась над Светкой, сделав сильнее большинства мужчин, но наделив взрывным характером. По части склочности Светка давала все возможные очки вперед, кому угодно. Это явственно проявлялось на рынке. О, уж там-то Светка могла оторваться по полной. Трем мясникам она начистила рыло, а уж скольких продавщиц перетаскала за волосы… Ясное дело, бабеха, способная пересчитать зубы почти любому представителю сильной половины человечества, не смогла найти в ней мужа. Но очень хотела. Жестокая насмешка — иметь тело, идеально приспособленное для родов и здоровье, плодить детей, как Донцова книги, но жить в одиночестве. Однако смерть отца изменила и ее жизнь.

Вернувшись в Ставропольский край, на Свету снизошло вдохновение. Руки у нее всегда росли откуда нужно и сестра решила изваять отцу памятник. И не только ему, но и матери. Материалом выбрала камень и сделала статую за месяц. На ней грустный мужчина гладил женщине голову, та положила ее ему на колени. Такой сцены Женя не помнил — родители вообще не особенно ладили, наверное, Света выдумала образ. Может так, она хотела видеть родителей, может, видела эту сцену где-нибудь еще. Так или иначе, статуя никогда не попала на могилу отца или матери — у Светы ее купил московский коллекционер, а уже через месяц продал в Париже. Тут и понеслось. Сестра ваяла произведения искусства из камня, потом перешла на бронзу и каждая новая скульптура имела грандиозный успех. Светка разбогатела быстрее братьев, уже через год став миллионеркой. В личной жизни тоже все наладилось. Правда замуж она так и не вышла, но завела с десяток любовников, наконец, удовлетворив себя.

Женя вылил остатки шампанского в рот, распахнул окно настежь. Теплый ветерок принес запах тины, вдали слышались крики чаек. Под окном притормозила чья-то шестерка. Женя взял бутылку, протянул руку наружу. Пальцы разжались, бутылка полетела вниз. Женя закрыл окно. Он не посмотрел вниз, не прислушался к звону разбитого лобового стекла. Он знал — бутылка угодила куда надо. Теперь так получалось всегда. Желания исполнялись сами собой, каждому ребенку Васи Трохина везло по-черному.

Женин мозг вычленил из недр еще одно воспоминание. В двадцать три он поехал на экскурсию в Санкт-Петербург. Два месяца подрабатывал в Ростовском Макдоналдсе, чтобы посмотреть архитектуру северной столицы. Всего три дня, но самым ярким впечатлением стали вовсе не красоты, а случай в метро. Он, вместе с приятелем, стоял и ждали электричку, когда услышал сзади старческий голос — цыганка предлагала погадать. Мишка согласился, а Женя даже не повернулся. Получив полтинник, старуха сказала: Мишку ждет счастливое будущее, а тот рассмеялся и предложил Жене попробовать. Как будто цыганка продавала не мистические услуги, а тело! Старуха тоже принялась расхваливать свой дар. Женя повернулся, чтобы сказать им все, что думает о колдовстве и прочей муре, но старуха тотчас отшатнулась. Карие глаза наполнились ужасом, корявые пальцы сложились в «вилы».

— Проклятье на тебе страшное… — прошептала цыганка и скрылась в толпе.

Почему-то эти четыре слова засели в душе как саморез, забитый молотком в деревянную доску. Года проходили и все подтвердилось. Женя узнал — на их семью действительно наложили проклятье. И даже больше того — оно никуда не делось, и поныне каждый Трохин проклят. Петя и Света не верили в это, но когда-нибудь им будут предъявлены самые убедительные доказательства.

Он закурил и все-таки посмотрел вниз. Там какой-то мужик материл неизвестного шутника, размахивая целехонькой бутылкой. Тишину в комнате разрушил звонок мобильника, Женя вздрогнул. Поднял дорогущий Верту с маленького столика, принял вызов.

— Да Эстебан? — сказал Женя в трубку. — Уже скоро? А откуда… а ну да. Ты прав, как всегда… Да, я приготовлюсь. Отлично.

Женя завершил вызов, тишину во второй раз разорвало — теперь уже звонком в дверь. Он пошел открывать.

Поразительно, как иногда откапав кусочек правды, человек может обвешать его бусинами ложных выводов. Женя действительно многое понял за последние годы, но во многом ошибался в корне. И это хорошо. Это не хорошо для Жени или Пети со Светой, не хорошо для Манады и Жюбо, не хорошо для многих-многих людей, но хорошо для нас Уважаемый Читатель. Ведь, что это за история, где все у всех идет хорошо?

Глава вторая, подраздел второй: где мертвые герои встречаются с первым членом семьи Трохиных

Еще в Ростове Жюбо и Макс рассчитали, лучше всего добраться на поезде до Невинномысска, а оттуда взять такси до Благодарного. Жюбо выучил количество станций и когда, примерно в пять утра, поезд подъезжал к Невинке, мертвые курьеры спрыгнули с крыши вагона. Манада приземлилась удачно — только лодыжка треснула, а Жюбо не очень. Упав, он покатился по щебню и чуть не выворотил руку, полностью раздробив плечо. Боли конечно же не почувствовал, но рука повисла плетью. Пришлось второй рукой формировать кости через кожу, чтобы нервные окончания заработали. Жюбо сел на старый пенек и с задумчивым видом массировал плечо, а Манаде вздумалось прогуляться. Ночь охватила маленький лесок, где-то на кронах пели соловьи, ухали совы. Вдали плакала зайчиха, голосом человеческого младенца.

— Жюбо смотри! — Манада указала пальцем в небо. — Там звезда летит.

Мертвец нахмурился, но отвлекся от собирания плеча и вскинул голову.

— Это, я думаю, и есть местные самолеты. А ничего летит — быстро.

— А чего мигает?

— Не знаю. Может для красоты.

Жюбо хотел пожать плечами, поднялось только левое. Пришлось вернуться к работе. Манада отошла метров на сто, вдалеке прогудел поезд. Обернулась. Жюбо продолжал перебирать плечо, окрашенные белым волосы слегка светились, отражая свет звезд. Хмыкнув, Манада увидела неподалеку кучку мусора. Горка состояла в основном из пластиковых бутылок и картонных коробок. Она подобрала пустую двушку, взглянула через нее на луну.

— Жюбо? — крикнула Манада.

— Чего?

— А зачем они выбрасывают пустую тару? Разве ее нельзя помыть и наполнить вновь?

— Расточительство, — пробурчал Жюбо. После очередного нажима, правая кисть сжалась в кулак, средний палец оттопырился. — Так всегда бывает перед осенью эпохи.

— Осенью?

— Да. Каждая эпоха проходит четыре стадии развития. Весна эпохи — это момент зарождения. Мир выходит из (вырезано цензурой), Светлый создает животных, деревья, людей. Тогда всем всего хватает, а Мир не знает понятия греха. Потом приходит Темный и привносит его — начинается лето эпохи. Весна со своим приятным, бурным развитием уходит, человечество переживает технологический или моральный бум, численность людей возрастает, а с ней поднимается уровень жизни. Следом наступает осень эпохи. Из-за возросшего количества людей, ресурсов Мира начинает не хватать для всех, отсюда войны за территорию и расцвет плохого. Осень эпохи — это время, когда ей правит Темный. Ну, а зима эпохи, это переход ее в (вырезано цензурой). Из того что есть, в то что было.

— А сколько что длится?

— По-разному. Иногда какая-то фаза растягивается на века, иногда проходит за месяц. Мир может зависнуть в весне и люди будут блаженствовать тысячелетия, а может через пару лет перейти в осень, где правит Темный и люди будут страдать тысячелетия…

— А что станет с триста тринадцатой эпохой?

— О, это очень интересно! Скоро (вырезано цензурой).

— Как жаль.

— Но с этим ничего не поделаешь… все я закончил. То есть можно поделать, но не нам с тобой.

— А кому?

— Не знаю. Может Мастер сможет, не зря же он (вырезано цензурой).

— Правда?

— Угу. Но хватит говорить о глупостях, у нас есть работа. Пошли.

До Невинки они добрались через час. Город напоминал Маныч — грязный и одноэтажный. Раннее утро встречало мертвецов косыми лучами восходящего солнца и шуршанием дворничих метел. Старики и старушки в ярко-красных жилетах, сгоняли пыль по углам, а потом выбрасывали в железные контейнеры.

Жюбо оставил Манаду одну и пошел переговорить с утренними уборщиками. После минутной беседы и перехода из мертвых рук в живые крупной купюры, старик достал телефон, украшенный значком в форме надгрызенного яблока, вызвал машину. Спустя двадцать минут, мертвецов уже везла серая десятка. Манада с Жюбо устроились на заднем сидении и выслушивали жалобы извозчика. Дело в том, что Жюбо представился жителем Англии, дабы скрыть скупость познания в жизни россиян. Информацию об этой стране он получил из журнала, пролистанного в квартире Макса и Даши.

— Мне эта дума вот здесь сидит Вася, вот здесь! — Извозчик то и дело выпускал из рук баранку и бил себя по горлу. Он кстати чудом избежал смерти. Услышав слово «Вася», Жюбо решил, что их раскрыли и кучерявому мужику известно о Трохине. Но мертвец быстро сообразил — это просто сленговое выражение. — Сидят в своей Москве, деньги гребут, а Россия как раком встала в девяносто первом, так теперь только булки шире раздвинула!

— Совершенно с вами согласен, — уже в десятый раз повторил Жюбо.

Манада предпочитала не вмешиваться в разговор, наслаждаясь пейзажем. Путешествие на поезде оставила в душе сотни впечатлений, главным образом из-за скорости. Только там девушка поняла, что это такое, и какое наслаждение может принести быстрая езда. Пока они ехали в машине с Максом и Дашей, скорость не воспринималась, но когда волосы развевает встречный ветер, когда мухи впечатываются в лицо, оставляя мокрые следы, когда по лицу хлещут ветки деревьев…. Она не чувствовала прикосновений и боли, но смогла вообразить. Вот и сейчас, летящие за окнами бетонные столбы, навивали радостное возбуждение. До смерти, верхом скорости Манада считала бег коня, но у нее никогда не хватало смелости пустить его полным галопом. А здесь, в триста тринадцатой эпохе, столько людей перемещается в удобных каретах и, похоже, вообще не понимают, сколько наслаждений пролетает мимо, как те самые бетонные столбы.

Настроение девушки менялось соответственно скорости — быстро, очень быстро. От возбуждения перетекло к безразличию, а следом к грусти. Вдалеке крестьяне работали в поле. Мужчины, оголенные до пояса, девушки и женщины в минимуме одежды. Наверное они сейчас смеются, подшучивают друг над другом. Иногда делают перекур, разговаривают о каких-нибудь милых вещах, бессмысленных для остального мира — вроде погоды, или способах залечивания мозолей. Но Манаде землепашцы напомнили совсем другие картины. Заменяя веселые зеленые поля и голубое-голубое утреннее небо, перед внутренним взором вырисовывались низкие потолки Линта. БОМ-М-М — прозвучал в голове удар колокола.

После смерти Манада думала, что попала в рай. Пусть здесь немного мрачновато, зато все остальное… Второй круг ада похож на бесконечную пещеру, покрытую голыми телами. На полу всюду разбросаны кучи еды, выпивки, наркотиков, но не это завораживает больше всего. Умерев, Манада обнаружила, чувства обострились многократно. Теперь, выпив бокал вина, хмелеешь до такой степени, что все воспринимается как благостный сон, от вкуса еды во рту случается оргазм, а желудок, казалось, поет гимны. Нет ничего удивительного и в том, что сексуальные наслаждения уносят, к навсегда закрытым чертогам рая. Грешников в Линте много — это второй по заселенности круг. Они устилают каменный пол, словно живой ковер, и шевелятся мириадами ног, рук, голов… других частей…

В Линте никогда не прекращается совокупление. Все сношаются со всеми, каждый трахает каждого. Никто не смотрит на пол, возраст или облик — это неважно. Когда в тебя входят, все моральные границы сразу стираются, оргазмы уничтожают друг друга, пытаясь соревноваться: кто ярче? Ты не видишь ничего, перед глазами пелена, в голове розовый цвет. Иногда можно прервать любовную пляску, чтобы выпить бокал дорого коньяка, или съесть кусочек только что прожаренного мяса. А может нюхнуть героин? Или ширнуться? Ради Гоябы — сколько угодно! А потом найти мужика посимпатичней и снова окунуть голову в розовое желе наслаждения. А неусыпный Экзус — наместник второго круга — сделает все, чтобы это не прекращалось никогда. Вечные наслаждения в кругу, что переводится как: «Страсти».

Чуть позже Манада перевела это для себя иначе: «Однако». Однако проходит время, или может сама вечность, и вдруг замечаешь — ты окружена свиноподобными тварями. Все до омерзения толстые и грязные, жир стекает по надутым пузам как у фаршированной индейки, мужчины заросли так, что путаются в грязных бородах. Все пьяны, неумыты и под кайфом. Это первое откровение Линта. Второе случается, когда осознаешь — ты точно такая же. Когда отъелась так, что за животом не видишь ступней, когда груди распухают до размеров ведер, когда падаешь зацепившись за немытые космы… Но и это — всего лишь начало.

Третье откровение приходит, когда не можешь остановиться. Когда боль в истертом влагалище опускает на грешную землю, но смешивается с наслаждением, а ты терпишь. Когда грязный бородатый подонок, которому на тебя наплевать, пыхтит сверху, давит двухсоткилограммовым весом, у самой в правой руке кубок с вином, а в левой куриная нога. Когда кожа на животе лопается от еды, когда блюешь, чтобы освободить место, когда розовый туман сменяется алым…

Только тогда понимаешь — милочка, а ведь это не рай! Бесконечное совокупление и услада всех возможных страстей уже давно надоела, но ты не можешь остановиться. Ты жрешь, пьешь, вкалываешь в вену иглу за иглой, сношаешься и приходит боль. В аду регенерация возрастает многократно — подарок к чувствительности. Раны заживают в десятки разов быстрее, но что с раковыми опухолями или сердцем, заплывшим жиром? Что с венерическими болезнями, что с отвалившимся от сифилиса носом? Боль смешивается с удовольствием, порождая чудовищной силы коктейль, а ты не можешь остановиться. И умираешь. Вот только умерев, ты спускаешься на круг ниже. А там уже вспоминаешь Линт, как вершину блаженства, которую не вернуть…

Манада ненадолго задержалась в Нэт-Те. Может быть, даже видела там Жюбо. Упав в зловонное море чистого дерьма, ее почти сразу сожрала какая-то огромная зверюга. Слава Гоябе, она не запомнила вечность, пока ее переваривали. Регенерация и чувствительность после каждой смерти увеличивается и это, наверное, очень больно, когда тебя медленно разъедает желудочный сок, а потом выкидывают в море, чтобы пополнить его содержимое. Ну а дальше Хора, где умереть уже не так просто, где даже пепел может жить, страдать и стенать…

Отразившись в маленьком зеркальце на боку кареты, лучик солнца попал в глаза Манаде. Яркая вспышка уничтожила образы ада. Она подумала: «Хорошо бы если навсегда» — но понимала, что никогда не забудет пекла. Она повернула голову, взглянула на Жюбо. В мутности глаз она увидела отражения той же вековечной грусти, что наверняка притаились и в ее глазах. Мертвец показался ей таким родным, таких хорошим, потому что знал… Он видел, страдал, корчился от боли и понимал: нет ничего хуже этого и даже грязная работа на побегушках у непонятного Мастера — ерунда! Нет ничего хуже ада, нет ничего хуже ада, нет ничего хуже ада!!! Если бы Манада могла, повесила бы эту надпись на небо и подсвечивала по ночам. Чтобы живые помнили: все ваши грусти, обиды и неприятности — фигня. Важные вещи начнутся после… в том, что будет, а не в том, что есть или было.

Городок Благодарный взглянул на них в половине второго дня. На небе собрались тучки, окрасив округу в серые тона. Впрочем, вряд ли ясное солнышко смогло бы приукрасить сие поселение. Уныние как будто поселилось в стандартных пятиэтажках или трехэтажках. По улицам бродили мрачные небритые личности, возле торговых лавок собрались очереди.

Жюбо попросил отвезти их к постоялому двору, что извозчик и сделал. Расплатившись, мертвецы вышли, осмотрелись. Когда-то красная крыша неприветливо таращилась на них, немытые окна притаили темноту запустения.

— Странный город, — сказала Манада.

— Почему?

— Все какое-то грязное и противное…

— Это ты просто не видела грандиозные постройки седьмой эпохи. Гарантирую — от них вообще можно сойти с ума. А это обычный провинциальный город. Хотя, конечно, однообразный. Ну, войдем.

Ржавый забор отделял внешний мир от гостинцы, как заключенного ограничивает клетка. На первом этаже расположился ресторан, но еда мертвых не заинтересовала. Войдя, они обнаружили старую стойку и пустое фойе. В углах собрались паутиновые сети, в которые можно смело поймать не то что насекомое, но и мелкую рыбу. Пол уже давно обшарпали тысячи грубых подошв.

— Эге-гей! — крикнул Жюбо. Ответом ему стало дребезжание плохо затворенных окон.

— Может это здание уже не работает? — предположила Манада.

— Возможно. Есть кто живой?!

Живые точно есть — по ступеням пробежала жирная крыса. Где-то справа послышался скрип человеческого горла, пытающегося прочистить воздуховод от мокроты. Вскоре из двери в ресторан появилась человеческая морда и осведомилась:

— Чего надо?

Мужчина неопределенного возраста — промежуток между тридцатью и пятидесятью — с недельной щетиной, короткими волосами и глазами, принадлежавшими не хомо сапиенс, а скорее лабораторной мыши. Мертвые не чувствовали запаха, но могли представить: из кривого рта несет, как из винного погреба.

— Приветствуем вас добрый корчмарь. — Поклонился Жюбо. — Мы хотели бы снять у вас комнату для постоя.

Мужик наморщился, пытаясь понять, не чмом ли его назвали, но решил — показалось. Он, наконец, покинул ресторан и предстал во всей красе. Старые синие кальсоны и полосатая рубашка настолько измятая, что казалась эскизом ландшафта горного массива. На ногах серые носки и матерчатые тапочки, причем на левом дырка совпадала с дыркой в носке — на обозрение выставлялся черный ноготь. Возможно, он уронил на ногу бутылку?

— По пятихатке с рыла и можете селиться, — сказал мужик, заходя за стойку.

— Скажите добрый господин, а не известна ли вам особа, по имени Светлана Трохина? — спросил Жюбо, отсчитывая деньги.

— Трохина? — прохрипел мужчина. — Конечно, знаю. А вы небось того… тоже искусствоведы?

— Ваше утверждение вполне соответствует истине. — Поклонился Жюбо.

— То-то говоришь, как голубой… У Трохиной мастерская в трех кварталах отсюда. Пойдете из гостиницы направо, на светофоре свернете налево и упретесь. Вот ключи, номер двухместный на третьем этаже. Как войдете, включите свет в сортире и не выключайте — это отпугнет тараканов…

Мужик достал из-под стойки стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью, сделал глоток. Жюбо сомневался, что это простая вода. Мертвец еще раз поклонился и пошел наверх. Не принимавшая участия в беседе Манада, последовала за ним.

Открыв дверь комнаты, Жюбо тут же решил — деньги оставлять здесь не станет. Номер напомнил помещение лазарета: белые стены, белые простыни, белые двери и оконные рамы. Две односпальные кровати, два стула и стол. В общем обстановочка не впечатляла, с другой стороны Жюбо и не требовался комфорт. Он кинул чемодан на кровать, сел рядом. Манада включила в ванной свет и действительно увидела с десяток тараканов, разбегающихся по углам. Вернувшись в комнату, она обнаружила Жюбо, трущего подбородок.

— Чего призадумался? — спросила девушка.

— Странно…

— Что?

— Откуда он знает Свету?

— Не поняла?

— А еще у нее мастерская… непонятно.

— Да объясни ты толком!

— Ты что забыла, почему мы сюда приехали?

— Убить внуков Магистра.

— А зачем их надо убивать?

— Потому что он проклял их и случайно себя… хм-м… действительно странно.

— Угу. Ты еще не представляешь насколько. Проклял бы их какой-нибудь средний колдун, тогда еще можно понять, но Биатриче — демиург вечности. Жертвы его проклятья должны перебиваться с хлеба на воду и едва сводить концы с концами. А тут, видишь ли, ее, оказывается, знают да еще у нее мастерская и она имеет отношение к искусству! Хотя может эта другая Трохина…

— Да не-е… вылитая Варя.

— Тогда, наверное, проклятье коснулась ее как-то иначе. Впрочем, мы скоро разберемся. В любом случае самая сложная часть почти пройдена — мы нашли первую внучку, теперь надо узнать у нее об остальных и убить.

— А если она не расскажет?

— Сначала попробуем подкупить, если не получится, начнем пытать. — Пожал плечами Жюбо.

— Когда идем?

— Сейчас и пойдем, только не станем гнать карету. Сначала посмотрим, что да как, а то не нравится мне все-таки, что у нее мастерская…

Обитель Светы нашлась быстро и еще больше насторожила мертвого курьера. Одноэтажное здание явно отличалось от окружающих. Бардовая крыша, зарешеченные окна, у входа две колонны, ухоженные газоны и табличка с надписью: «Галерея Светланы Трохиной, часы работы с 9 00 до 16 00». Жюбо ничего не сказал, а просто пошел к входу. Там в маленьком окне их встретила приветливая старушка и продала два билета.

Очутившись внутри, Жюбо еще сильнее нахмурился, и Манада понимала почему. Просторное помещение представляла собой длинный зал белого цвета и десяток статуй, стоящих то тут, то там. Также на стенах висели картины, а по бокам, под начищенными до блеска стеклами, стеллажи скрывали разного вида холодное оружие. Тут же перед ними материализовался экскурсовод и предложил сделать пояснения к работам за скромную плату. Жюбо отсчитал нужное количество банкнот, Манада приготовилась слушать.

Экскурсоводом служил молодой парень приятной наружности: аккуратный серый костюм, белые волосы, гладко выбритое лицо и глаза цвета осеннего неба — чуть темнее, нежели голубые.

— Обратите внимание, — начал парень, — это репродукция знаменитой статуи «Отец и мать», сделанная не в натуральную величину. На оригинале родители Светланы Васильевны сделаны в полный рост, а здесь только маленькая статуэтка. С этого все и началось. Следующая работа гениальной художницы, в данный момент выставляется в Лувре, но вы можете видеть ее фото. Это бронза, называется: «Деревня». Сюжет, как вы можете убедиться, классический — корова кормит теленка. Однако взгляните на детали. Как реалистична статуя, насколько соблюдены пропорции — кстати, статуя тоже выполнена один в один с жизнью. Это не видно на фото, но в реальности, Светланой была вылита каждая шерстинка, каждый изгиб и даже отмирание роговой пластины…

— А вы не могли бы нам рассказать о тех статуях, которые выставлены здесь? — спросила Манада.

— Разумеется, но, если позволите, немного позднее. Я понимаю, неинтересно слушать о том, чего здесь нет, но к сожалению так много шедевров покинули наш край… Как видите, художник не только ваяет скульптуры, но и рисует маслом. В картинах очень интересны рамы и холст — их Светлана сделал своими руками. В живописи можно наблюдать небольшую небрежность, но вы видите, здесь, например и здесь, человеческая рука из картины выходит на раму. А вон там мы видим ножку ребенка, а он сам уже полностью трехмерный входит в раму. Такими приемами редко пользуются в современном искусстве, это ближе к ремеслу… Кстати, вон там посмотрите — иконостас! Да, Светлана вырезала его своими руками и уже пять храмов борются за право, украсить свой интерьер этим шедевром. Но вот первая скульптура, которую еще не купили. Называется она «Плохие знания». Мальчик идет в школу, казалось бы, что плохого? Но вглядитесь, какой огромный у него рюкзак? Видны углы многочисленных книг, а на лице, если присмотреться, можно обнаружить несколько капелек пота. Символика как всегда гениальна и многогранна. Очевиден намек на то, что мы портим здоровье детей, заставляя носить такие тяжести, но если вдуматься, подтекст еще сложнее. Все мы несем на плечах запас совершенно ненужной информации, несем всю свою жизнь с самой школы. Это одна из любимых тем Светланы…

— Простите, а у нее есть дети? — перебил Жюбо. Пока шел рассказ, он мрачнел все сильнее — брови сходились в прямую линию, на лице проявлялись морщины.

— Нет, Светлана Васильевна не замужем. Но продолжим. У вас есть уникальный шанс увидеть вот эту скульптуру — она носит название: «Старость». Вскоре скульптура уедет в Канаду, так что наслаждайтесь. Здесь материалом выбран гипс и это не случайно. Само исполнение медведицы, конечно же, заслуживает всех возможных похвал, но гипс еще подчеркивает ее старость. Она как бы седа понимаете? А вот сук, на который она опирается, уже треснул. Загляните в трещину — вы увидите там бронзовых муравьев — такое комбинирование тоже встречается очень редко…

— А можно ли нам встретиться с Светланой Васильевной? — снова вмешался Жюбо.

— А ради чего? — спросил экскурсовод в ответ.

— Я бы хотел приобрести что-нибудь из ее работ. — Жюбо открыл чемоданчик, на светловолосого, с банкнот взглянули пейзажи российских городов.

— Это очень интересно, — ответил экскурсовод, глядя на содержимое. — Светлана Васильевна сейчас в закрытой части галереи — в мастерской. Я мог бы проводить вас, но это не по правилам…

Несколько банкнот переместились из чемодана в загребущую лапу. Мужчина кивнул и повел их к противоположному краю зала. Там, в белой стене, спряталась неприметная дверка. Экскурсовод достал из внутреннего кармана связку ключей, отворил и впустил мертвецов внутрь.

— Света! Я покупателей привел! — крикнул блондин в помещение, заваленное различными вещами.

Жюбо наклонился к уху Манады и прошептал:

— Приготовься, по моему сигналу ты разбираешься с этим эмбицилом. Но без сигнала ничего не предпринимай.

Манада мигнула ресницами, комнату огласил бас:

— Я здесь!

За кучей песка что-то заскрежетало. Мертвые и проводник обошли вдоль деревянного стеллажа, мимо громоздкой арматуры и наконец, увидели первую жертву. Справа от нее лежали мешки с гипсом, слева недоделанная статуя льва без головы. Света же предстала в удивительном ракурсе — гнула часть довольно странной перекрученной конструкции; явно ее следующего шедевра. Толстые руки сгибали нечто вроде квадратной балки, толщиной с бутылку вина. Ее платье, словно собрало все тени в помещении — черное до пят, но с короткими рукавами. Оно обтягивало мускулистую спину, черные волосы, собранные в толстую косу болтались ниже талии, как скорпионье жало. Манада вздрогнула. Не может женщина гнуть такую штуку! Да и мужчина тоже… Света заворачивала балку в кольцо, но не остановилась на этом — изгиб пошел в обратном направлении, вскоре конструкция изогнулась в знак бесконечности. Только завершив работу, женщина повернулась.

Фронтальный вид тоже туманил воображение. Толстые губы разошлись, показав сплошь серебряные зубы, огромный нос вдыхал, наверное, треть воздуха в достаточно большой комнате, а темнейшие глаза смотрели ни то с ненавистью, ни то с насмешкой. Рядом с нижней губой у Светы вырастала большая бородавка, высокий лоб покрывали крупные капли пота. Фигура могучая сзади, спереди выглядела более рыхлой: огромная грудь поднималось морским валом, широченные бедра оповещали — ребенок сможет выехать оттуда на джипе. Все вместе с черным платьем и молочной бледностью кожи, превращало женщину в удивительное создание, выбравшееся из скандинавских сказаний. Так и хотелось крикнуть ей: «Уйди ведьма, прочь!».

Света взяла с соседнего столика сигарету и прикурила в ожидании. Она уже давно привыкла, при первой встрече людям нужно некоторое время, чтобы прийти в себя. Если бы на встречу пришла только Манада, простояла бы с открытым ртом минут десять, прежде чем начать делать хоть что-то. Бледнолицая тетка обладала чудовищно мощной аурой; она давила статью, пробуждая зависть и отвращение. Но Жюбо видал и не такое, поэтому пришел в себя спустя секунд двадцать.

— Рад видеть вас Светлана Васильевна. — Поклонился мертвец. — Мое имя Жюбо, а это моя жена Манада.

— Приятно познакомиться, — ответила Света. Странно, ее голос словно выходил не изо рта, а откуда-то ниже — грохочущий бас, совсем не принадлежал женщине. Он окутывал, обволакивал и как будто даже давил на грудь. — Что вы хотели от меня?

— Дело в том, что мы приехали в Россию издалека и, находясь проездом в Ростове, решили навестить известного скульптора и может быть купить что-нибудь…

— Вы можете приобрести только картины и оружие, выставленные в зале, — перебила Света. — Все статуи уже раскуплены.

— Какая жалость. Милая?

— Да дорогой? — спросила Манада.

— Я думаю, стоит начинать.

Жюбо нарочито не изменяет тембр голоса — не хочет спугнуть жертву. Но каким-то образом, может быть на грани дремлющих звериных инстинктов, Света уловила опасность. Жюбо вынимает нож со скоростью гепарда; Манада вытаскивает свой секундой позже. Экскурсовод что-то кричит, но почти сразу хлюпает перерезанным горлом; Жюбо кидается к Свете. Манада разворачивается, когда страшный грохот оглашает помещение. Жюбо нельзя назвать профессиональным убийцей. Он убивал раньше, знает в этом какой-то толк но, как правило, в прошлом встречался с противниками равными по силе. Правда у мертвого есть огромное преимущество перед любым живущим — он неуязвим, не чувствует боли, усталости…

Нож летит к огромной груди, но рука останавливается. Света оказалась быстрее гепарда. Жюбо видит серебряный оскал, кулак скульпторши встречается с грудью. Скульпторша так и не отпустила руку мертвеца, та остается у нее, а тело летит к деревянным стеллажам. Жюбо падает на кучу досок, по комнате разносится звук порушенного стеллажа.

Будь на месте Светы мужчина, он может, уступил бы Манаде. Ну как можно воспринять серьезную опасность, от худенькой девушки, пусть и с ножом? Но Света как никто понимает — бабы могут оказаться опасней мужиков. Поэтому гибкое тело Манады летит к кучам песка, как только мертвая пытается нанести удар ножом. Манада действовала выше всяких похвал — резкий шаг вперед, ложный выпад вправо и стремительное лезвие уже должно рассечь черное платье… Но, следует сокрушительный удар, вид Светы уносится назад, а затылок впечатывается в песок.

— На кого вы работаете? — спрашивает Света, продолжая скалиться. — А-а-а-а-а!!!

Рев медведицы, наверное, тише. До того как ударить Манаду, Света бросила руку Жюбо на пол и та полоснула ее по икре. Черные колготки порвались вместе с платьем, Света отпрыгивает в сторону. По полу к ней подползает рука с ножом. Глаза скульпторши округляются — рука изогнута в локте, но резко разгибается, подпрыгивает, словно распрямившаяся пружина и… улетает в дальний угол. Пинку Светы мог позавидовать Рональдо. Однако странности только начинаются. Света уже уверилась — девушка в отключке, а парень без руки должен валяться на полу и реветь, как пятилетний мальчик, у которого отняли конфету. Но парень встает, причем в груди торчит большой напильник; девушка же, поддерживает левой рукой сломанную шею, но поднимается и приближается.

— Кто вы такие? — ревет Света.

— Где твои братья? — спрашивает Жюбо, вытаскивая напильник. Рука с ножом уже выкарабкалась из сваленных в углу досок и угрожающе подползает. — Говори и умрешь быстро.

— Это ты умрешь ублюдок!

Света кидается на Жюбо, как носорог на пожар. Жюбо подставляется, понимая, что с ним сейчас будет, но в последний момент, когда два кулака разворачивают грудину, втыкает напильник Свете в грудь. Сначала хотел в голову, но понял — не дотянется. Света опять вопит, отбрасывает мертвеца от себя, поворачивается к Манаде… Удар ногой в запрещенное место и мертвая впечатывается головой в потолок. Впрочем, этим Света только оказывает Манаде услугу. Войдя в плечи по самые глаза, голова Манады больше не нуждается в поддержке. Мертвая приземляется с кошачьей грацией и несется на скульпторшу. Второй пинок относит Манаду обратно на песок, но Света получает еще один порез на икре и тут же визжит — в ягодицу входит лезвие ножа, удерживаемого рукой Жюбо. Света отрывает руку от ножа, швыряет в перекрученную скульптуру. Потом вытаскивает напильник и нож — из груди и задницы брызжет кровь. А незваные гости опять поднимаются! Света сломала им десяток костей, мужику вообще оторвала руку, а им все нипочем! И скульпторша приняла единственно верное решение — со всех ног драпанула к выходу.

— Держи ее! — крикнул Жюбо.

— Сейчас!

Но Манада не смогла остановить разъяренную Трохину. Поняв, что столкнулась с теми, кого нельзя убить, Света решила не ввязываться в длительную схватку. Прощальный хук правой, откинул Манаду с дороги, и Света вынесла дверь вместе с косяком. В воздухе пару секунд висела гипсовая пыль, из галереи не доносилось ни звука.

Жюбо подошел к скульптуре, взял свою руку. Манада старалась вынуть голову из туловища; Жюбо помог, резко дернув за волосы. Кожа на шее сморщилась, а на лице повисла — в бою у Манады слетела заколка.

— Пошли, пока она не вызвала стражников, — пробурчал Жюбо. Манада уже направилась к выходу, но мертвец остановил и указал на окно пальцем оторванной руки. — Так безопаснее.

Если бы конечность Жюбо осталась в целости, он не смог бы втиснуться в маленькую форточку. Манада помогла ему выбраться, послужив чем-то вроде стула, потом проскользнула сама. Двумя хмурыми искореженными манекенами, они пошли к постоялому двору. У Жюбо на лице читалось разочарование и непонимание; что творилось на душе девушки по физиономии сказать сложно — мешали складки — но мы можем это сделать Уважаемый Читатель. Там царила, закипала и бурлила ярость.

Отступление Архивариуса:

Света пролетела галерею, как будто за ней гнались бесы. Примерно так она и считала. Женщина не заметила собственных скульптур, не заметила испуганное лицо билетерши — ее цель машина. Черный Ландкрузер на стоянке, а в нем спасение. Грудь, ягодица и икра, наверное, болели, но красный туман скрыл страдания. Трясущейся рукой, Света нажала на брелок ключей, двери машины открылись. Она плюхнулась на сидение, едва попала в прорезь ключом и рванула, оставляя пылевой след.

Куда ехать? Первым делом надо позаботиться о ранах. Медпункт? Больница? Нет, ОНИ могут поджидать там. Света нарушила все возможные правила движения, выезжая из города. Под толстым задом, сидение скользило от крови, в голове красный туман сменился белым. Только выехав за черту Благодарного и свернув на проселочную дорогу, Света позволила себе остановиться и вылезти из машины. Боль наконец пришла, тело заломило в корчах, не говоря уж о ранах. Как стриптизерша, одним движением, Света сорвала с себя платье. Вскоре, зверьки соседнего леса, смогли увидеть ее полностью обнаженной. В машине нашлась аптечка, в ней спирт. Половина ушла в горло, половиной Света промыла раны. Сделав три марлевых тампона, наложила на раны, скрепив пластырем. Кровотечение слегка приостановилась. Теперь телефон. Скульпторша покопалась в половинках платья, достала большую платиновую трубку. Хорошо, что в Благодарном ее знает каждая собака; есть и подружка медсестра. Света набрала номер, сказала, чтобы та взяла иглы с нитками, антибиотики и ехала к ней.

Спустя полтора часа, когда наложив швы, причитающая подруга все-таки уехала, Света, наконец, смогла собрать мысли. Что же произошло? На нее напали два странных субъекта, молодой мужчина и молодая девушка. От ран, которые нанесла им Света, любой умер бы, а если вспомнить руку, змеей ползущую по полу мастерской… Кто же они такие? Но тут память уцепилась за интересную деталь. Мужик ведь спрашивал о братьях…

Света набрала Женю. Тот сейчас ближе, да и старше чудика Петьки. Женя внимательно выслушал сестру и сказал, чтобы приезжала в Азов. А еще раскрыл кое-какие соображения. Света сначала поспорила, но в конце приняла его версию, как рабочую. К брату она приехала через девять часов.

Глава третья, подраздел второй: где мертвые курьеры восстанавливаются после встречи со Светой, но главной частью, в третьей главе важно отступление

Кейс с деньгами Жюбо взял в мастерскую, а вся косметика осталась в гостинице — пришлось возвращаться. Пока мертвые пробирались сквозь кусты и прятались за деревьями, со стороны галереи доносились завывания сирен. Сначала Манада хотела спросить, что это за зверь так воет, но припомнила, как такие же звуки издавала карета стражников из Маныча. Жюбо выглядел примерно как потухший вулкан: вроде спокойный, но тронь — взорвется потоками лавы и пепла. Он нес правую руку в левой, отдал мертвой чемодан с деньгами и полностью погрузился в хаос мыслей. Добирались они, чуть ли не час, внутри их встретила пустая стойка, из-за нее доносился громкий храп. Жюбо не стал будить корчмаря, молча пошел в номер. Войдя, он кинул руку на кровать и сказал:

— Сначала надо ее пришить, потом я займусь тобой.

Манада кивнула, открыла чемодан с косметикой, нитками и иглами. Вдевая в ушко иглу, она вдруг округлила глаза и спросила:

— А как ты вообще двигал ей? Когда мы прыгнули с поезда, ты ведь не мог пошевелить рукой, а тут она Свету сама собой резала!

— В этом-то как раз ничего странного нет. Хотя объяснить трудно… — Жюбо протянул рану на плече, Манада взяла руку с кровати и сделала первый стежок. — Это как-то связано с нашим мозгом и восприятием. В общем, пока любой наш орган связан с телом, мозг считает его своим и тут ничего не поделаешь. Есть нейронная связь между нервными окончаниями и как только она прерывается — я имею в виду, частично прерывается — мозг блокирует руку, чтобы та не повредила себя. Путем длительных тренировок можно побороть эту связь, тогда можно будет двигать мышцами когда угодно, пусть даже тебе сломали весь скелет. Но я такой техникой не владею. Если же рука отделяется от тела, мозг понимает — она уже не твоя, ее обратно не прикрепишь, и открещивается от нее. Тут барьер снимается, но другая часть мозга всегда будет чувствовать, что рука у тебя есть. Знаешь, если человеку отрубают конечность, иногда он чувствует боль в ней спустя несколько лет. Вот именно этой частью мозга, я и управлял рукой. Знаю, это сложно, да я и сам не понимаю до конца как это происходит, но факт есть факт: если тебе размозжат плечо, ты не сможешь шевелить рукой, до того как ее с мозгом соединяет хоть одно нервное окончание; если же тебе отрежут руку, ты сможешь ей шевелить. То же самое и с ногами, и с головой.

— А если мне разворотят мозг? — Манада почти окончила предварительное прикрепление руки — наложила крупные стежки. Осталось прострочить мелкими для крепости.

— Если серьезно повредят мозг, пролежишь до того, как окончится действие Обезболивателя. Если частично, на некоторое время можно сойти с ума. Спасибо…

— Не за что. А как нам поступить с моей шеей? И у меня вся кожа повисла как раньше!

Жюбо посмотрел на нее — жуть! Шейные позвонки раздроблены полностью, левая половина лица свисает, натягивая кожу на правой. Получилось, что левый глаз Манады заплыл, а правый стал узким как у китайца. Шея то и дело падает на плечи или запрокидывается на спину. Ниже идут три вмятины на груди и сломанная лодыжка.

— Да, тут нитками и пластилином не обойдешься… — пробормотал Жюбо. — Придется разбирать кровать.

Что он и сделал, как только рука вернулась на законное место, а стежки опоясывали плечо плотным кольцом. Из решетчатой спинки, мертвец вынул металлический штырь и забил в кожу Манады на черепе, чуть выше затылка. Штырь пронзил заднюю часть шеи, вошел в спину — получилось что-то вроде иглы, на которую насаживают головы куклам. Дальше он разорвал матрац и набил ватой лифчик — грудь Манады повисла двумя вялыми лопухами, пришлось делать накладную. Несколькими скрепками он натянул кожу на лице, спрятал все под волосами и, обойдя, посмотрел на результат. Стоит ли говорить, что он не впечатлил? Кожа на лице кое-где потрескалась, но это можно закрасить и все же получилось до ужаса неестественно. Лоб, нос, щеки, губы — все гладкие как коленка; осанка прямая как будто… как будто в шею ей забили костыль! На руках и ногах вмятины, это спрячется одеждой, однако… как же ей будет больно! Когда действие Обезболивателя окончится и ткани начнут восстанавливаться, Манаде придется несладко. Ему кстати тоже.

— Интересно, а не носят ли в этой эпохе масок? — Жюбо опять смял подбородок, размышляя о маскировке.

— Что, так плохо?

Девушка вовсе не расстроилась. Ну и что если она уродина? Подумаешь, пройдет месяц и красота вернется. Зато вот если бы Свету так покидали по комнате… Ага, прямая дорожка ей в ад, а Манада уже оттуда выбралась!

— Терпимо, но еще пара таких провалов и тебя придется возить на людях, засунув в чемодан.

Манада хмыкнула и ушла в ванну. Надо еще накрасить кой-какие части кожи, залепить дырки пластилином, пришить к блузке лифчик с ватой, чтобы не спадал…

Вернулась она, спустя пятнадцать минут. Жюбо стоял у окна тер подбородок. Там уже выросла приличная щетина, да и волосы на голове отросли — показались черные корни. Мертвец тоже привел себя в порядок — кое-как выправил грудь, а оставшиеся вмятины скрыла куртка.

— О чем думаешь? — спросила Манада, присаживаясь на краешек кровати.

— О том, что все это очень странно. И о том, что нам надо уходить из города как можно скорее, а все нити находятся здесь.

— Какие нити?

— Та билетерша. Старушка в галерее…

— А что с ней?

— Она может знать, где братья Светы и… — Жюбо прервал мысль, опять погружаясь в десяток неприятных размышлений.

— Да, баба она сильная, — сказала Манада. — У нас в селе дочка кузнеца тоже бабеха была серьезная, но эта…

— Согласен. Я все еще не понял, в чем проявляется ее проклятье. — От манипуляций с подбородком скрепка на шее лопнула, лицо Жюбо перекосилось. Он прикрепил ее, глаза также тупо разглядывали пейзаж за окном.

— Знаешь, дочка кузнеца все не могла себе мужика найти… — начала Манада, но замолчала, когда Жюбо поморщился.

— Она явно не бедна, а значит, может купить любовь. Пусть и иллюзорную… Нет, вот если к внешности она была бы бедна, тогда да, а так… непонятно. А еще она действительно сильна, как поднимательница гирь! Странно, все это попахивает какой-то загадкой.

— Ну и пусть, тебе-то что? Нам надо найти ее и братьев, только вести себя иначе. Если бы ты не оставил то скорострельное ружье в Ростове…

— Макс предупреждал, из-за него нас могут задержать стражники. Да и откуда я знал?! Я думал, нам предстоит простенькое дельце: пришел, попытал, узнал, где братья, перерезал горло. А теперь все усложнилось.

За окнами раздались сирены.

— Надо уходить, — сказал Жюбо, открывая окно.

Манада скинула косметику в чемодан с деньгами, мертвец залез на подоконник. Девушка отдала ему поклажу, он сиганул вниз. Спустя час, мертвые курьеры покинули далеко не благодарный Благодарный и скрылись в лесу.

Отступление Архивариуса:

Большой темный зал с пылающим камином, казалось, они попали в замок графа Дракулы. И не подумаешь, что этот большущий особняк, Женя отстроил всего год назад. В отблесках алого пламени, на трех креслах, восседало семейство Трохиных. Света вернула прежний облик: черное платье до пят, бледное лицо. Серебряные зубы показываются всякий раз, как скульпторша делает глоток вина из высокого бокала. Петька оделся во все коричневое — брюки, вельветовая куртка и передник. Он только что приехал со своей помойки и распространял зловоние. На лбу круглые темные очки, скрепленные резинкой, похожие на плавательные. Он редко их снимал, поэтому кожа вокруг глаз, отчерчивала линию загара бледными кругами. Женя задумчиво вертел в руках бокал коньяка. Высокий, худой, стремительно лысеющий, он сел спиной к камину и его силуэт пылал огнем. И братья, и сестра отличались завидным здоровьем, но Женька слабее всех. Зато мозгов больше всех. Он обладал тем, что называют абстрактным мышлением, умел выдать нетривиальные мысли, но помешался на оккультизме и мистике. Даже этот зал украшали различные амулеты, на стенах строго смотрели иконы, три ловца снов болтались на потолке. Ковер красовался ярко-красной пентаграммой, старший брат сидел точно в центре.

— Долго ты будешь собираться с мыслями? — Поморщился Женя. — Я прилетел сюда, как мог быстро, даже не успел переодеться или помыться!

— Я знаю. — Женя кивнул, но не стал продолжать. Остался задумчив, перебирая мысли, как библиотекарь книги. Ему надо упорядочить все, нельзя так просто вываливать на брата и сестру такое…

Света приехала сегодня ночью, ее сразу осмотрели врачи, наложили нормальные швы и отправили спать. Петька прибыл к обеду. К тому времени Женя убедился — с сестрой все ладом. Он сам не спал почти сутки, размышляя, принимая решение за решением и отбрасывая как ненужные. Он думал, у них еще есть время, думал, успеет подготовить родных к началу…. но Эстебан оказался прав — все, время пришло. Женя несколько раз проверил, удача не ушла, все осталось по-прежнему, но покушение на сестру дало понять что скоро…

Света и Петя поглядывали на брата с нетерпением: она покручивала черный локон, он нервно тасовал старую засаленную колоду карт. Оба молчали, хотя каждому хотелось завязать бурное обсуждение, решить, что же делать дальше, выстроить кучу предположений и начать действовать. Но они ждали. Авторитет Жени для них нерушим, хотя бы потому, что он старший. Света помнила, как он заботился о ней в младших классах, мутузя каждого, кто смеялся над ее внешностью. Потом правда уже она колошматила для него хулиганов… Пару раз они получили таких пилюлей… Петька, как самый младший тоже уважал Женю и слегка побаивался. Как и Свету. Если вторая могла навалять любому мужику и обладала склочностью бабы Яги, Женька… Старший брат раньше не интересовался мистикой и прочей подобной мурой, но уже как пару лет полностью повернулся на этом. Ярким примером тому, служил хотя бы табор цыган, распевающий сейчас песни во внутреннем дворе. Цыгане прислуживали в доме, за это брат выделил им целое крыло. Особняк стоял на окраине Азова, местные жители уже давно обходили его стороной, говоря, будто директор завода продал душу дьяволу, будто проводит внутри сатанинские мессы. Петя не знал, так ли это, но не удивился бы, если слухи имели почву.

— Вы помните, когда все изменилось? — наконец хозяин дома подал голос. Он вырвался изо рта вместе с сигарным дымом, разнесся по залу, поколебал языки пламени в камине.

— Ты что опять за свое? — морщась от боли, Света поправила повязку на груди через платье. — Сколько можно заводить этот разговор?

— Теперь я могу доказать. — Женька смотрел исподлобья, гоняя сигару из левого уголка губ в правый. Когда очередная затяжка осветила лицо, младшие брат и сестра поняли — он на грани бешенства.

— Не нервничай… — аккуратно начал Петька.

— А я и не нервничаю! — рявкнул Женька. — Я в ярости! Из-за вашего непонимания мы теперь подверглись атаке темных сил…

Он приподнялся, опираясь о подлокотники кресла, но кровь отхлынула от лица, и он упал в кресло. Света и Петя переглянулись. Если бы брат сказал такое еще позавчера, они подняли бы его на смех… ну, Света подняла бы. У Петьки не хватило бы для этого смелости. Но после рассказа сестры о странных неубиваемых людях, предыдущие разговоры на эту тему приобрели зловещий окрас правды.

— Год назад я предлагал вам встретиться с одним моим знакомым, тогда вы отказались, — сказал Женя, поднимая лицо и буравя их взглядом. — Надеюсь, теперь вы измените свое решение?

— Ты хотел, чтобы мы слушали какого-то старого цыгана, наговорившего тебе черт те чего, — сказала Света.

— Я предлагаю начать этот разговор сегодня. — Кивнул Женя. — Лучше позже, чем никогда.

— А что это даст? — подал голос Петя. — Лучше расскажи нам все сам…

Женя достал мобильник, набрал номер. Прошло ровно шесть гудков, и он сказал:

— Ты не мог бы подняться ко мне? Да надо чтобы ты показал им то же, что и мне. Жду. — Он повесил трубку, убрал в карман и сложил пальцы в замок. — Хорошо, я расскажу предисловие. Вы помните, что я вам говорил о моей поездке в Питер?

— Когда цыганка сказала, что ты проклят? Да.

— Я тогда тоже не придал особого значения. Был такой же как вы — недоверчивый дурак, не верящий в Иные Силы!.. Но после смерти отца у меня возникли подозрения, а теперь я уверен на тысячу процентов!

Женя говорил странно, волнами. Начало предложения восходило от тихих тонов к более громким и низким, а завершалось чуть не криком. Но это забирало все силы, и следующее предложение опять начиналось едва слышно.

— Когда я заподозрил, что цыганка сказала правду, — продолжил Женя, — я постарался найти ее. Денег у меня хватало, я опять поехал в Питер, но вскоре узнал — она мертва. Узнал на второй день! Вы понимаете, что это означает?

— Что нам всем стало везти, ты уже… — Света осеклась, увидела в глазах брата легкое безумное пламя. Или это всего лишь отблески камина?

— Ты хочешь демонстраций? Или быть может, предпочтешь сыграть с Петей в карты?

— Это ничего не доказывает, у меня просто прошел период становления настоящим игроком, — сказал Петя.

— Да, а у Светы, наконец, проснулся талант. Количество перетекло в качество, я знаю. — Женя сделал глоток и поморщился, словно пил самопал как в старину, а не дорогущий коньяк. — В последний раз наш разговор окончился тем, что Света пригрозила выкинуть меня из окна, теперь она пришла и рассказала историю куда более странную, нежели то, что говорю вам я. Но ничего, сейчас вы познакомитесь с тем, кто развеет ваше недоверие. Я уже слышу его шаги…

Женя опустил голову на грудь, Петя и Света переглянулись. Им вовсе не нравилось, что в семейные дела лезут посторонние, а тем более такие посторонние. Ну кто мог войти в обитую железом дверь? Конечно цыган. Дверь отворилась, нещадно скрипя, словно треснутое дерево на ветру и в зал вошел самый интересный субъект, какого можно представить. С первого взгляда и не поймешь, что в нем такого необычного. Черные брюки, черный пиджак, расстегнутая рубашка на волосатой груди, туфли как у ковбоя — с косым каблуком. Пока все путем, но остальное… Длинные седые волосы до плеч зачесаны назад, на голове шляпа с ровным широким полем, из-под нее выбивается несколько волнистых волосинок. Они делят узкое темное лицо на две, почти ровные половинки…. Правая нормальная. Карий глаз хитрого койота, ровная половина носа, уголок губы, направленный к потолку. А вот левая, совсем-совсем не нормальная. Шрам полумесяцем бежит от левого глаза к губе. Рядом с краем щетины, он расширяется, так что улыбка у него слева шире, чем надо. Левой половины носа вообще нет, вместо нее ровненькое отверстие, покрытое красноватой плотью. Бровь сбрита, ниже белое бельмо со смещенным к уху зрачком. Впрочем, уха тоже нет, там опять дыра и трубка из черного металла в форме рога. В руках трость, ногти длинные, но вычищенные и лакированные розовым.

— Разрешите представить вам Эстебана, — сказал Женя, не поднимая головы. — Он барон гостящего у меня табора.

Барон ничего не говорил, рассматривая Свету и Петю. Те тоже таращились. Света чуть раздвинула уголки губ, огонь заблестел на серебряных зубах. Петька глядел исподлобья, правая рука сама собой потянулась к внутреннему карману, нащупывая плотно закрытую капсулу в футляре. Брось ее под ноги цыгана, содержимое мгновенно испарится и тот упадет замертво. Радиус поражения всего два метра — семью не заденет. Эстебан направил правый глаз на руку, та остановилась на полпути.

— Я не представляю для вас опасности, — сказал Эстебан. Голос у него оказался низким и страшным. По спине у всех пробежали мурашки. Даже Женя не стал исключением. — Напротив мы можем заключить союз, от которого в выигрыше останутся все.

— Не надо повышать ставки, до того как начал игру, — сказал Петя. Ему Эстебан сразу не понравился, но Женя, наконец, поднял голову и сказал:

— Эстебан, я думаю, не стоит сразу переходить к делу. Сначала надо продемонстрировать им, что к чему.

Цыган кивнул и подошел к креслам. Света подумала, что он сейчас попросит принести еще одно, но тот невозмутимо уселся прямо на пол. Даже не на ковер с пентаграммой, а на камень рядом персидской границей. Он сложил ноги лотосом, положил трость на колени. Рука потянулась за отворот пиджака и достала дряхлую тетрадь листов на тридцать. Когда-то красная обложка выглядела пятном крови на левом колене, пальцы с длинными ногтями бережно гладили картон.

— С чего мне начать? — спросил Эстебан.

— С того как мы познакомились. Впрочем, я сам начну. — Женя допил коньяк, достал еще одну сигару, но не прикурил, а начал крутить между пальцами. — Итак, как я уже сказал, я приехал в Питер чтобы найти ту цыганку. Мне повезло, я узнал о ее смерти на второй день — встретил цыганенка просящего милостыню. Он сказал, бабка отбросила копыта, но если мне интересно, недалеко от Петергофа встал ее табор. Сегодня этот табор располагается в моем доме. Я быстро нашел их, правда, к вечеру. Как сейчас помню, небо заволокли тучи, дул холодный осенний ветер. Они поселились в нескольких вагончиках, там также был зоопарк. В основном волки, гиены и мелкое зверье, вроде хорьков. Несколько аттракционов. Как только я перешел через границу, все глаза сразу направились на меня, а из своего вагончика вышел Эстебан…

— Через какую границу? — перебил Петя.

— Вокруг каждого табора, барон делает границу, — пояснил Эстебан бесцветным голосом. Пламя в камине немного угасло, цыган стал походить на восковую фигуру. Вроде и человек, но сидит совсем неподвижно. — Мы просим наших предков охранять нас от великих бед и сообщать о великих радостях. Тогда они предупредили нас о втором.

— Так вот, Эстебан вышел и сразу позвал меня к себе, — продолжил Женя. — Он жил в вагончике один, в то время как остальные, были набиты по другим вагончикам битком. Он усадил меня прямо на пол и сказал, что на мне лежит страшное проклятье. Напомню, это произошло спустя пару лет после смерти отца. Уже тогда стало ясно — вскоре я приберу к рукам весь завод. Я работал главным инженером, а когда разработал… но это вы знаете. Так вот, я не поверил. Я думал, что на нас действительно лежало проклятье, понимаете ЛЕЖАЛО, а теперь все, снялось. Но Эстебан гнул свое, мол проклятье лежит и сейчас, причем такое мощное, что даже он, сильнейший колдун к востоку от Берлина, не может его снять. Я рассказал, что мне и вам действительно не везло, но теперь все изменилось. Тогда Эстебан уложил меня и провел как это…

— Тсибу. Заглянул в суть, — пояснил цыган.

— Да-да, тсибу. И я увидел такое…. Скажу сразу, вы можете мне не верить, можете верить, но я увидел бабушку. Ее насиловал какой-то странный дед и что-то шептал…

— Фу. — Поморщилась Света. — А ты ничего не курил или ел?

— Настой из мухоморов, но это неважно.

— Ага, неважно, — подхватил Петя. — Конечно, от грибочков еще и не такое увидишь. Сам пробовал, у меня даже яд из них специальный есть.

— Я же сказал, вы не поверите. Но не волнуйтесь, скоро вы увидите подтверждение. Я пересказал Эстебану видение, он сказал: это и есть тот самый колдун, который проклял наш род. Но пока я валялся на полу, он смотрел в мою душу…

— В твою суть, — поправил Эстебан. — Это называется смотреть в суть.

— Правильно, в суть. И он сказал… Эстебан, дальше можешь ты.

— Я увидел, проклятье не совсем обычное, — сказал цыган. — Колдун допустил ошибку, когда накладывал его. Это странно, такие могущественные колдуны не совершают ошибок, но может он помешался разумом? В любом случае, проклятье каким-то образом повернулось вспять. Или даже не вспять… Смысл в том, что вы все стали проклятыми, и он, и вы, и ваши дети, и их дети. Но у вас ведь пока нет детей.

— Не знаю, — сказал Петька. — Я несколько раз…

— Это был не вопрос, — сказал Эстебан с нажимом. — У вас нет детей. Проклятье действовало, пока в Мире есть хотя бы два поколения вашей семьи, но со смертью отца оно вильнуло. Принцип проклятья примерно таков: оно высасывает из вас удачу. В зависимости от силы колдуна, удача или просто рассеивается, или переходит к нему. Есть еще такое понятие как сглаз, но это мелочь. От сглаза вам не везет только в определенном направлении, а… но я отвлекся. Так как проклятье было неправильным с самого начала, и колдун вместе с вами проклял себя, оно изменилось и потекло как надо, ну почти как надо…

— Что ты имеешь в виду? — спросила Света. Ее, как ни странно, рассказ цыгана заинтересовал. Хотя, после встречи с мертвецами, чего странного?

— Вся удача должна была течь к нему, понимаете? Так он хотел, но напутал. Теперь все изменилось, и удача от него потекла к вам. А так как он могущественный колдун, вам везет очень сильно. Его удача безгранична и пока все останется по-прежнему, она так и будет сопутствовать вам.

— В смысле по-прежнему?

— Пока вы живы, или пока не появилось еще одно поколение. Но это только начало. Я не видел того, что явилось Евгению, мне было другое видение. Яркое, красочное. Такое, что я даже зарисовал его. Взгляните.

Эстебан протянул тетрадь Свете. Та недоверчиво взглянула, но все же взяла.

— Последняя страница, — сказал цыган, прикрыв правый глаз.

Света аккуратно перелистала ветхую тетрадь, мельком рассматривая десятки рисунков. Иногда попадались изображения лошадей, волков, пару раз обнаженных мужчин и женщин. А когда дошла до конца, глаза полезли на лоб. С предпоследней страницы на нее смотрел серьезный мужчина с черными волосами. Рисунок цыган исполнил тушью, поэтому естественная бледность отлично передалась, оттеняемая черными линиями. И хотя меньше суток назад, волосы у корней только начали показывать истинный цвет, а седой пряди не наблюдалось, Света поняла — это он. Напавший на нее в мастерской. Старый цыганский барон нарисовал Жюбо.

Глава четвертая, подраздел третий: где загадок для мертвецов прибавляется, и они совершают два путешествия

Весь следующий день, Жюбо и Манада проторчали в лесу. Он, тщательно зашивал ее раны, залепливал пластилином дыры, красил… короче приводил в порядок, как мог. Сам Жюбо все еще выглядел нормально, если не снимал одежду. Он снова повторил трюк с засовыванием руки в горло и окончательно выправил грудь. Из дополнительной одежды сделал подкладки и пришил к куртке. Единственное, что его выдавало — это волосы. Они росли очень быстро, и теперь сверху все еще сияли как пшеничное поле, а снизу впитывали саму тьму. Но худо-бедно они вернули нормальный вид. По крайней мере, в темноте, да еще подслеповатая бабушка, без одного глаза, никогда не отличила бы их от живых. Наверное…

Манада скучала, прогуливаясь по лесу и постоянно канючила: когда же, когда они пойдут допрашивать старушку билетершу. Жюбо хмуро отмалчивался, иногда взрывался и требовал оставить его в покое. Якобы ему надо подумать, прикинуть и так далее. Когда же Манада выводила его полностью, он сначала кричал как резаный, а потом объяснял — нельзя, дескать, сейчас возвращаться в Благодарный. Стражи наверняка их ищут, по наводке той же самой старухи. Правда, судя по очкам, видит она не очень, да и внешность мертвецов изменилась, после очередной перетяжки кожи, но все-таки идти сейчас — верх легкомыслия. Так прошел день, наступили сумерки. Манада развела костер. Иногда она вырывала из головы волосок и сжигала в пламени. Так в ее эпохе, молоденькие девственницы привлекали мужей. Это считалось жертвой Гоябе, после нее он помогал юным девчушкам выйти замуж. Манада вспомнила, как когда-то сожгла чуть не половину волос в компании подруг. Те посмеивались, говорили, мужиков надо привлекать волосами из других мест. Позднее Манада поняла — они правы.

Жюбо, наконец, вышел из ступора. Вроде сидел себе на пне, тер многострадальный подбородок, как вдруг выпрямился и сказал:

— Нам следует снова прогуляться в Сон.

— Зачем? Хочешь найти там ее братьев?

— Если получится. Но главное увидеть их лица, а еще главнее внимательней посмотреть на то сновидение…

— Какое?

— Когда Биатриче занимался с Варей любовью.

— Какое интересное выражение. — Манада накрутила рыжую прядь на палец, и проговорила с придыханием: «Заниматься, любовью…».

— А что тут такого?

— У нас так не говорили.

— А как говорили?

— Махнуться, слиться, (вырезано Архивариусом Силем).

— Да интересно. Особенно последние пять. И это самые ласковые?

— Ну, наверное, самое ласковое название это попыхтеть, или обмужиться. Или исполнить волю любимого…

— Я так понимаю, у вас было глубоко патриархальное общество.

— Да у нас было общество, где воля мужчины полностью подавляла женскую, где место женщины не ставилась ни в какое сравнение с мужской, где желание мужчины, пусть даже самое грязное, становилось законом.

— Это тебе, я так понял, Знание перевело «патриархальный». Ну-ну. Но мы отвлеклись. Я тут поразмыслил…

— Да за это время, можно было придумать, почему птицы осенью на юг летают!

— А ты что не знаешь? Потому что магнитные поля, испускаемые недрами… сейчас не об этом! Не нравится мне это задание. Такое ощущение, Магистр нам чего-то недоговорил.

— Почему?

— Может поленился, может не хотел, чтобы кто узнал… Они магистры все такие — мы для них мусор. Если не справимся, Служба Радости пришлет еще хоть сотню мертвых курьеров и им придется исполнять его волю. Короче, у нас еще есть семь вероятностей попасть в Сон, так что, давай ложись.

— А ты рядом?

— Угу.

Манада не заставила себя упрашивать. Просто перешла из положения «сидящая на корточках» в «лежащая на боку». Жюбо лег позади нее, обхватил за талию. Девушка вздрогнула.

— Жюбо!

— Что?

— Мне показалось, я что-то почувствовала.

— Расслабься, такое иногда бывает. Действие Обезболивателя сходит на нет постепенно: первые чувства должны пробудиться примерно после недели, через две появится регенерация, боль…

— Я испугалась…

— Чего?

— Я… я… не хочу, чтобы боль вернулась. Это так хорошо… когда не больно.

— Но вместе с болью вернутся и радость, и способность наслаждаться красотой, и эмоции, и… словом ты станешь человеком, а не ходячим трупом.

— Но вернется страх, боль…

— Успокойся. — Жюбо погладил ее по волосам. — Если все будет как надо, мы вернемся в Дельту очень скоро. Давай, закрывай глаза и желай.

Манада легла лицом к костру, на секунду ей привиделся огненный вихрь, размером с гору, меж асимметричных разводов огня. Трамонтана. Она зажмурилась, чтобы похоронить видение, и пожелала…

На этот раз не появилась пылающая картина Хоры, или чистый лист бумаги с кроватью посередине. Манада оказалась на поле. Рядом стоял Жюбо и задумчиво смотрел вдаль. Он снова стал живым: человеческий цвет лица, темные глаза, грудь вздымается вверх-вниз, неся призрачный сонный воздух в легкие.

— Где мы? — спросила Манада.

— В том же сновидении Вари Трохиной.

— А где кровать?

Жюбо повернулся и неодобрительно рассмотрел красивое лицо в рамке ржавых волос. Яркие губки девушки изогнулись, она расхохоталась.

— Жюбо, ты такой забавный! — сказала Манада отсмеявшись. — Неужели ты думаешь, меня интересует только это «заниматься любовью»? Я же была в Линте, помнишь?

— Помню.

Жюбо стремительно приблизился к ней и поцеловал. Она как будто ждала — тут же обхватила его руками, наслаждаясь теплом мужского тела. А когда рука провела по тому месту… Манада открыла глаза и увидела усмешку на губах Жюбо.

— Один-один, — сказал мертвец. — Меня это тоже интересует не так сильно, как может показаться. А теперь, у нас есть работа.

— Ты с каждым днем кажешься мне все интереснее и интереснее. — Манада задумчиво провела пальцем по его подбородку. Вторая рука все еще ждала оклика плоти. Его не последовало.

— Смотри, Биатриче.

Жюбо кивнул куда-то за спину, Манада повернулась, неохотно отпуская теплого мертвеца. Вдалеке, по полю спешила одинокая точка, с другой стороны налетал огромный смерч. Жюбо щелкнул пальцами, точка устремилась навстречу.

— Я попытался узнать, что было до изнасилования, — сказал мертвец, указывая рукой на бредущую домой Варю.

— А это ее сон?

— Да. Боюсь, со стороны Биатриче, нам останется смотреть только на кусок, показанный им.

— Почему?

— Он жил очень долго, слишком много сновидений нам придется посмотреть, кто знает скольких он того…

Смерч приближался, вот уже виден безумно хохочущий старик в самом центре.

— Стой прекрасная дева, я все равно догоню тебя, все равно надругаюсь, тебе невозможно спастись в любом случае! — ревел Магистр, размахивая перепончатыми руками. Козлиная борода развевалась на ветру, а ниже пояса уже торчал огромный черный фаллос, в боевой готовности.

Варя упала на грудь, закрыла голову руками. Она плакала, повторяя снова и снова: «У меня не было выбора, он все равно нагнал бы». Как коршун, колдун налетел на бедную девушку и начал творить черное дело. Он кричал, пыхтел, заливался смехом, мял большую грудь когтистыми руками… А Жюбо ходил вокруг и рассматривал сие непотребство с интересом ботаника, нашедшего новый цветок. Манада даже возмутилась. Картина на поле настолько отвратна, а мертвец подходит, наклоняется прямо к месту, так сказать, преступления, разглядывает, как оттуда на землю падают капли невинной крови.

— Ты что делаешь? — спросила Манада.

— Гляжу.

— На что тут глядеть? Это отвратительно!

— Да, но… вот подойди сама.

— Не буду! Что я, думаешь, не видела, как этот старый пень на бедняжке кряхтит?

— Подойди.

Манада мысленно обругала и Магистра, и мертвеца, но все же подошла.

— Видишь что-нибудь необычное? — спросил Жюбо.

— Ага, вон букашка приметная! Ты что дурень?! Тут сумасшедший дед, в обличии демона, насилует молодую девушку! Конечно, я такое каждый день видела! Да даже в Линте…. хотя нет, в Линте и похуже бывало…

— Посмотри на его лицо… вот сейчас!

Манада взглянула. Старик скривил гримасу удовлетворения, а потом… как будто что-то мелькнуло и он снова запыхтел.

— Он что сразу по второму разу пошел? — сказала Манада, морща лоб.

— Может быть и пошел, но не в этом дело. Подождем.

Спустя минут пять, рожа Биатриче опять приобрела блаженное выражение, по нему пробегает легкая рябь и снова он пыхтит как котел, полностью накрытый крышкой.

— И по третьему? — в голосе Манады появилась неуверенность.

— Тут могут быть два варианта. Первый — для нее это повторялось снова и снова, поэтому один раз кажется бесконечностью. Второй — это ненастоящее сновидение.

— Как это ненастоящее?

— Такое теоретически возможно… — пробормотал Жюбо, не обращая внимания на Манаду. — Но зачем ему…

— Кому?

— Нет, это бред…

— Жюбо!

— А? Да? А, ну да. Я не знаю точности процедуры, но один мой знакомый из (вырезано цензурой) рассказывал, что как-то раз встречался с ложными сновидениями. Правда, в нашем случае это невозможно. Данная картина точно принадлежит Варе Трохиной. Странно. Задница Хутурукеша, эта история становится все странней и странней, а мы топчемся на месте!

Мертвец отвернулся от Вари с Биатриче и махнул рукой. Поле как будто рассыпалось на тысячи маленький букашек, они разбежались по темным углам. Курьеры оказались в кромешной темноте. Вдруг Манада услышала отдаленный гул. Он звучал неразборчиво, но становясь громче, слова приобретали смысл.

— Женя Трохин, Женя Трохин, Женя Трохин… — повторялось и повторялось.

Девушка протянула руку и пожелала, чтобы в ней появилась свеча. Тут же она ощутила в ладони толстый гладкий цилиндр. Поднесла к лицу, понюхала — действительно свеча. Такие ставили в храмах Гоябы на равноденствие.

— Гори! — сказала Манада, свеча послушно вспыхнула.

От света мгновенно ушла тьма, Манада оказалась в своем доме. Деревянная изба, грубый кривой пол, запах парного молока, одинокая царица — печка. По полу раскиданы несколько тряпичных кукол — игрушки дочери. Где-то далеко прозвучал одинокий удар колокола, перекрывая голос повторяющий имя Трохина. По щеке Манады пробежала слезинка. В груди защемило так, что захотелось умереть. Но кузнечным молотом обрушилось, добивая изъеденную червем душу — ты уже мертва.

— Манада? — прозвучал сзади голос Жюбо. — И чего тебя тянет на всякие грустные вещи?

Мертвец подошел сзади, положил руки на ее плечи. Манада плакала. Жюбо протянул ладонь, изба начала растворяться, но девушка схватила его руку.

— Не надо, — сказала она. — Я хочу помнить. Это все, что у меня осталось…

Жюбо прислонил лоб к ее затылку, окунулся в рыжее море волос. Зашептал:

— Не надо оставаться в прошлом Манада. Я понимаю, тебе тяжело, всем мертвым тяжело, но нам надо жить дальше. Даже мертвые могут жить Манада, даже мертвые…

Манада моргнула, изба исчезла. Они снова оказались в темноте, и только толстая праздничная свеча отгоняла набеги мрака. Он не убирал лоб с ее затылка, она плакала, но слезы сходили на нет. Медленно, неуверенно, но речка боли и воспоминаний высыхала. Одинокая мысль пролетела, и они оказались на огромной крыше башни Службы Радости. Красивейший пейзаж и великая суета внизу, забирали последние воспоминания, оставляя только — у нее есть работа.

— Странный выбор, — сказал мертвец, убирая лоб с затылка. — Но если ты сможешь найти утешение в работе — это хорошо.

— А чем тешишься ты?

— Не знаю. Может тем, что пытаюсь филонить. Ладно, нам надо делать дело.

Жюбо хлопнул в ладоши, они оказались в белой комнате с двумя креслами. Мертвец тут же занял одно и указал Манаде на второе. Девушка присела и опять услышала отдаленное:

— Света Трохина, Света Трохина, Света Трохина…

Она посмотрела на Жюбо, тот двигал губами, но звук почему-то доносился, откуда угодно, только не изо рта.

— Ты ищешь их? — догадалась Манада.

Жюбо кивнул, не переставая шевелить губами. Так продолжалось примерно минут тридцать, когда слова изменились.

— Петя Трохин, Петя Трохин, Петя Трохин…

Манаде уже надоело простое сидение на кресле, и она решила немного похулиганить. Или даже не похулиганить, а попробовать. Она зажмурилась и представила большой торт, украшенный двадцатью свечками. Сверху его покрывал масляной крем, он же находился внутри. Собственно торт представлял собой, квинтэссенцию сахара. Она открыла глаза, торт стоял перед ней. От радости она чуть не захлопала в ладоши. Торт получился даже больше, чем она мечтала — почти с ее рост и занял половину комнаты. Манада впрыгнула в него, словно в реку и принялась набивать брюхо. Вкус! Как же вкусно! Великий Гояба, она с Линта не ела ничего даже близко похожего. Да она вообще не ела с Линта!

— Я смотрю, ты успокоилась? — спросил Жюбо, глядя на барахтающуюся в креме девушку.

— А фто нельфя? — спросила Манада в ответ, набивая рот мягким тестом.

— Можно конечно. А теперь даже нужно. Все равно делать нечего так что…

Жюбо щелкнул пальцами, перед ним появилось пять голых девушек. Каждая невиданной красоты, идеальной формы и только тела несколько бледные — видно, что никогда не загорали. Жюбо начал разоблачаться, девушки стали позировать, демонстрируя прелести.

— Эй! — сказала Манада. — Ты чего это?

— Хочу развлечься, пока не проснулся, — ответил Жюбо, стягивая штаны.

— А как же работа?

— У меня все равно ничего не получилось. Но об этом позднее.

Мертвец притянул ближайшую блондинку и усадил на себя.

— Извращенец, — сказала Манада.

— Почему? — Жюбо на секунду прервался. — Разве тебе никогда не снилось, как ты это делаешь? Да мы с тобой вместе в прошлом сне…

— Да ну тебя.

Девушка махнула рукой и снова взялась за торт. Когда они проснулись, Манада прикончила уже два торта и одного жареного гуся, Жюбо прошел с девушками два круга. Но развлечения подошли к концу, белая комната побледнела, мертвые открыли глаза в лесу неподалеку от Благодарного.

Жюбо сразу поднялся и посмотрел на поднимающееся солнце. Манада перевернулась на спину, прислушиваясь к ощущениям. Вроде в желудке пусто. Впрочем, как может быть иначе? Она огладила животик через платье — плоский как доска.

— Что, жалеешь? — Усмехнулся мертвец.

— Да не особенно. А ты, тоже мне ловелас.

— Ну давай еще на меня обидься и начни ревновать. Это же сон, там все понарошку.

— Ревновать тебя? Больно надо.

— Вот и я про то же. Но к делу.

— Ты не устал это повторять?

— Время бежит, надо действовать пока мы еще можем. Придется все-таки вернуться в город и расспросить продавщицу билетов.

— А почему? И почему ты вообще остановил поиск во Сне и начал… заниматься любовью.

— А ты, похоже, действительно обиделась. — Жюбо снова противно усмехнулся, Манаде захотелось вырвать у него глаз. По-другому навредить ему все равно не получится. — Короче не смог я их найти. Не такой я квалифицированный сновидец, чтобы отыскать сны таких людей.

— Каких таких?

— Не знаю, и это-то меня очень сильно нервирует. Понимаешь, тут такая же ситуация, как если бы мы попробовали увидеть сны Биатриче. Он колдун и может запутывать и Знание, и сновидения. Его сны можно увидеть, но придется искать годами и в результате найдешь не тот, что нужен. Примерно то же с Женей Светой и Петей. Их сны путаются, прячутся за другими…

— А как же сны Вари и ее мужа? Да и в Васины сны мы попали легко.

— Да. Я посмотрел несколько ее снов и его тоже, но как только хочу увидеть детей Васи — все. Ничего не получается.

— И что это все значит?

— Понятия не имею. Но как бы то ни было…. Поднимайся, мы идем в город.

Спустя три часа, Жюбо и Манада уже разнюхивали вокруг галереи Светы. Ни охраны, ни стражей они не видели, да и зачем — все равно мастерскую Трохиной закрыли. Жюбо опять начал активно мять подбородок, Манаде пришлось даже шлепнуть его по руке сказав, что от такого у него может соскочить скрепка. Они еще долго наблюдали, пока им не улыбнулась удача. Та самая билетерша вышла из-за угла и направилась к входу. Она достала ключ, открыла входную дверь и скрылась внутри. Жюбо и Манада переглянулись, а когда девушка уже пошла, мертвец остановил ее.

— Подожди, — сказал Жюбо.

— Чего?

— В тот раз билеты покупал я, она могла меня запомнить.

— Да ты сейчас на себя не похож! Вон нос кривой глаза узкие…

— Все равно. Телосложение, походка, но самое главное голос, не изменился. Я, конечно, могу вырвать у себя часть горла, но тогда появится риск, что не смогу говорить нормально…

— Вот-вот. Ты лучше вообще бы молчал.

— Очень смешно. В силу всего вышеперечисленного, предлагаю идти тебе одной.

— Хорошо. — Манада поправила плечики платья. — Давай нож, я вернусь через пятнадцать минут. Она у меня имена внуков выдаст…

— Какой нож?! Все, хватит оставлять трупы! Иди и просто поговори. На вот тебе денег, если не станет говорить, попробуй всунуть взятку.

— Идти, говорить, да еще и без ножа! Ты сильно преувеличиваешь мои способности.

Манада хмыкнула, взяла пачку денег и пошла к галерее. Жюбо смотрел на уходящую фигурку с сомнением. От былого изящества почти ничего не осталось. Шею скрывал шарф — иначе становились видны складки; металлический штырь и кучу булавок прикрывали волосы. На ней столько слоев одежды, что можно подумать, она не стройняшка, а любительница поесть эклеров на ночь. Едва просматривающаяся хромота на обе ноги, завершали антураж. Она шла, как будто подчеркивая грань между жизнью и смертью — ходячий мертвец, пришедший в мир живых, чтобы забрать с собой недостойных. И в то же время она прекрасна!

Манада уже подходила к входу, когда бабка вышла из здания. Она рассмотрела девушку подозрительно и буркнула:

— Галерея закрыта.

— Простите, но я ищу свою подругу Свету.

Светлое имя тут же разгладило морщины на лице бабки. Манада не знала — да и как она могла — подойди она к старушке в нормальном обличии: стройной рыжеволосой красавицы, а не мешковатой, похожей на проститутку женщиной, с натянутой кожей, Валентина Петровна ни в жисть не открыла бы рта.

Дело в том, что Света принимала на работу, следуя определенным правилам. Мужчин — если те ложились с ней в постель; женщин — если не блистали красотой и устроенностью в личной жизни. Валентину Петровну, как и Свету, можно вполне использовать иллюстрацией понятия — личная жизнь не удалась. Собственно старушку еще можно назвать синонимом выражения «старая дева». Действительно старая, действительно дева. Всех подруг Света завела еще до того, как, по выражению брата, все изменилось. В прошлом, некрасивые женщины образовывали кружок неудачниц, во главе с силачкой Светой. Эдакое сверх феминистическое общество — маленькое, зато сплоченное. И нынешняя Манада, как нельзя лучше подходила к нему.

— А как тебя зовут деточка? — спросила старушка, разглядывая неровные холмы грудей. Наметанный глаз сразу понял — грудь не настоящая, просто тряпки или вата. «Бедненькая, наверное, грудь у нее как у воробьихи» — подумала Валентина Петровна.

— Манада, — ответила мертвая, обдумывая то же, что в свое время Штирлиц из анекдота — не сболтнула ли лишнего? Но опять попала в цель! Старуха тут же решила: родители у Манады из тех, что придумывают ребенку экзотическое имя, обрекая на мучения в школе. Нечто вроде Даздрапермы или Славсталины. Она представила, каково пришлось девушке в старших классах, тут же придумав, как минимум пять неприличных склонений для «Манада».

— Светлана Васильевна уехала. У нас тут такое случилось! — Бабка сделала такие страшные глаза, что Манада едва не усмехнулась.

— Что? — Манада тоже округлила бельма — получилось плохо, слишком сильно Жюбо натянул ей кожу.

— Убийство!

— Светы? — Манада прикрыла ротик и ахнула.

— Да нет, мужика ее. — Поморщилась старушка. — Да и как мужика — хахаля!

— Ну, хахаля не жалко. — Махнула рукой Манада. Для любого другого, такое заявление показалось бы, по меньшей мере, кощунственным, но старушка опять поставила девушке мысленный плюс. Ей не нравились Светины любовники, потому что в тайне старушка немного завидовала.

— Но как бы то ни было, нету ее здесь золотце. Уехала.

— А куда?

— Не знаю. Я звонила, телефон отключен.

— А что же мне делать? Я же к ней из самой Ухты приехала! У меня даже денег на обратную дорогу нет! Света обещала… — Слово «Ухта» Манада узнала чисто случайно — просматривая атлас автомобильных дорог у ростовских знакомых. Зато все остальное: и опушенные плечи, и легкая грустинка в голосе, и голова, упавшая на ватную грудь — все плод холодного расчета мертвой курьерши. Как следствие результат — старухе захотелось ее удочерить.

— Милая ты моя, ну останавливайся у меня.

— Нет, я так не могу, — сказала Манада, припустив в голос гордости. — Я к Свете по приглашению приехала, а вас утруждать права не имею!

— Да это разве трудности? Пойдем, я тебя чаем напою, с малиной.

— Вы лучше бабушка скажите, где она может быть?

— Света? Ну может у братьев.

— А где братья?

— О-о-о! Братья-то у нее, крутизна! Один директор завода в Азове, другой в Воронеже тоже директор, чего, правда, не знаю…

— Тогда я к ним поеду!

— Милая, а если нету ее там…

— Все равно! Я из Ухты приехала, чтобы ее увидеть, и я увижу. Спасибо вам бабушка за доброту вашу.

Света поклонилась и, развернувшись, пошла к тополю, за которым прятался Жюбо. Старушка хотела остановить бедняжку, но решила — не стоит. Видно же, гордая девица; если что в голову взяла не отступится. «Я и сама такой была!» — подумала она, вздернула складчатый подбородок и пошла домой.

А Жюбо все это время сидел и гадал, когда же бабка получит по башке, или Манада начнет выкручивать ей руки? И сильно удивился, увидев, как обе особи женского пола разошлись миром. Это надо видеть! Рыжая бестия шла, выгнув колесом накладную грудь, а самодовольству ее улыбки мог позавидовать Казанова, выходящий из очередного будуара. Она подошла к мертвецу и нарочито помалкивала, вынуждая задать вопрос. Однако Жюбо тоже калач тертый, поэтому сказал только:

— Узнала?

— Угу.

— Пошли.

Манада на секунду разочаровалась, но промолчала. Впрочем, надолго ее не хватило. Спустя полчаса, она уже в подробностях расписывала, как ловко все выведала. Жюбо ее, разумеется, хвалил, но не очень сильно. Если бы он до этого не засветился, узнал что надо и быстрее, и изящнее, и в больших подробностях. Хотя Манада разузнала достаточно. Два города: Азов и Воронеж. Где они находятся пока неизвестно, неизвестно и как туда добраться. Можно конечно опять взять такси, с другой стороны это может показаться чересчур подозрительным. Ведь как понял мертвец, в триста тринадцатой эпохе, самое дешевое средство передвижения — это поезд. А чтобы купить билет, нужны документы. Сделать их нельзя, но можно украсть. Макс говорил, они называются «паспорт» и там есть фото владельца. Для Жюбо раздобыть их не трудно, особенно теперь. Подобную практику ношения документов с фото и данными, он встречал раньше и прекрасно знал, как все обустроить.

Сначала им все же пришлось взять такси и поехать на вокзал в соседний город — в Благодарном его не оказалось. На выезде, их карету остановили стражники и внимательно рассмотрели Манаду и Жюбо. И сохранили себе жизнь, потому что не спросили документов. Впрочем, подозрений у них не возникло, ибо Жюбо применил старый как Мир трюк. Он аккуратно вырвал себе и Манаде глаза. Девушка вначале сопротивлялась, но расхохоталась, как только глазное яблоко покинуло глазницу. Держа глаз на ладони, она рассмотрела себя с неожиданного ракурса — это показалось очень забавным. Жюбо тут же прикрыл глаз платком, сказав, что так лучше не делать — может закружиться голова. Потом он вырвал глаза себе и начал искать такси, умело изображая калеку. Глаза он поместил во внутренний карман, предварительно сделав дырочку, чтобы видеть. Следствием всего этого стало то, что стражи лишь поморщились от отвращения, завидев пустые глазницы и свисающие клочьями ресницы. Естественно их быстренько пропустили. До Буденновска они добрались к шести вечера.

Как на заказ, вокруг вокзала рос небольшой парк. Жюбо и Манаде пришлось слоняться вокруг до десяти, высматривая жертвы. С Жюбо проблем не возникло — черноволосый парень примерно его возраста, нашелся почти сразу. Мертвец подкараулил его возле туалета и, оглушив, забрал документы. Потом его связали и спрятали в лесу, присыпав прошлогодней листвой и каким-то мусором. Жюбо начал работать. Из чемодана извлек зеркало и снял все булавки с затылка. Кожа тут же обвисла волнами, Жюбо принялся тщательно подбирать образ. Конечно, полного сходства он не добился, но к счастью фото в паспорте не поражало четкостью. Сформировав лицо как надо, он попросил Манаду обрезать его волосы и превратился, если не в точную копию парня под кучей листвы, то уж в его родного брата как минимум. А вот с Манадой проблемы возникли. Молодых девушек на вокзале не оказалось. На лавках сидели старушки и толстые женщины с трехлитровыми лицами, но ни одной хотя бы близко похожей нет. Спустя пару часов, когда мертвец уже второй раз сходил и оглушил неудачного двойника, ему все надоело и они добавили к парню дородную бабу, с толстыми щеками. Замаскировать тело Манады не составило труда — платье второй жертвы набили деньгами и тряпками. А вот над лицом Жюбо колдовал почти час. Пришлось делать аккуратные надрезы на щеках и набивать бреши кожей, срезанной с ягодиц. Манада конечно начала причитать и оказываться, но Жюбо настоял. Время подходило к критической точке, кто знает, вдруг какой-нибудь стражник проверит парк? Поэтому девушке пришлось оголить зад, Жюбо отрезал от него пару лоскутов плоти и вставил в надрезы на щеках. Получилось почти убедительно — щеки обвисли. Потом Жюбо долго формировал кожу, чтобы висела складками как надо и наконец, сверившись с паспортом, пробормотал: мол, пойдет.

Заполучив документы, мертвые курьеры поспешили войти в вокзал. Жюбо следил, чтобы из горизонтальных порезов на лице Манады не показывались красные краешки мяса, поэтому то и дело целовал ее, незаметно поправляя щеки. Он естественно подкрасил их, но все же…. После одной такой операции, Жюбо нахмурился и… стукнул себя ладонью по лбу. Манада спросила, в чем дело, он ответил, можно же ведь было набить щеки пластилином. После этого получил по лбу во второй раз — теперь уже от Манады. Жюбо пробормотал невнятное оправдание и тут…

— Поезд Ставрополь Воронеж прибывает к первому пути, — разнесся по вокзалу женский голос. — Стоянка поезда десять минут.

Мертвецы переглянулись и бросились к кассе. За стеклянным окошком их поджидала кучерявая женщина в синем костюме и с кислой миной.

— Простите добрая женщина, а как нам сесть на поезд до Воронежа? — спросил Жюбо.

Кассирша посмотрела на них, как будто у нее спросили о возрасте. Однако, поморщившись, все же защелкала по клавишам компьютера.

— Купе только, плацкарта нет, — сказала кассирша. — Только люкс.

— Простите добрая женщина, но я вас не понял. Можем мы сесть на поезд или нет?

— Паспорта давайте, клоуны…

Жюбо протянул чужие документы, Манада попыталась напрячь мимические мышцы в нужном ракурсе. Похоже, у мертвой получилось, правда кассирша таращилась на нее несколько дольше, чем на Жюбо. Наверное, из-за волос — у женщины в паспорте они светлые. Но Жюбо рассудил, волосы можно ведь перекрасить и попал в точку. Как только принтер выплюнул два билета, снаружи раздалось громыхание поезда. Выхватив из выдвижной полочки вожделенные бумажки, мертвецы бросились на перрон. Десяти минут стоянки как раз хватило, чтобы найти нужный вагон.

Отступление Архивариуса:

Камин почти потух. Тени ложились на зал причудливо. Почему-то большая часть окутывала Эстебана. Он также сидел неподвижно, на краю толстого ковра и казалось, не слушал разговоры Пети со Светой. Старший брат не вмешивался в беседу, предпочитая медленно погружаться в сети Бахуса. Младшие брат и сестра уже полчаса говорили на повышенных тонах, обсуждая рисунок цыганского барона.

— Ты можешь ошибаться! — чуть не кричал Петя.

— Я что, по-твоему, слепая? Я ему руку оторвала и думаешь, лица не запомнила?

— Ты могла рассказать Женьке, он ему и готово! Пожалуйста, вот вам рисунок, чтобы убедить нас в этой бредовой истории!

— Я никому не описывала его настолько подробно!

— Твое неверие глупо… — пробормотал Эстебан. — Какой мне резон врать?

— Врать? Э-э-э дай-ка подумать? Что-то такое крутится… Деньги! Деньги твою мать! Ты хочешь выдоить нас как гребаных коров!

— Петя! — подал голос Женя. — Эстебан мой друг и… партнер. Повежливей, ты у меня в доме.

— В таком случае брат, я ухожу. Я человек науки, а не дерьмовый шаман.

Женя махнул рукой и поднялся с кресла. Света хотела его остановить, но на предплечье легла ладонь с длинными розовыми ногтями.

— Пусть идет, — сказал цыган. — Если на то будет воля судьбы, он получит знак в ближайшее время.

— Что это значит? — спросила Света, синхронно с хлопком двери — Петя покинул зал.

— Это значит, сестра, вскоре они придут за ним, — сказал Женя. — Вернее так: теперь они придут за ним, а не за мной. Я прав Эстебан?

— Да. Но не волнуйся за него сильная женщина. Пока проклятье довлеет над вашей семьей, он останется в безопасности.

— Правда, он нам нужен… — пробормотал Женя делая очередной глоток.

— Но не сегодня. Не сомневайся Евгений, он изменит свое решение. Если надо будет…

— Я понял, — перебил Женя. Сестра посмотрела на него подозрительно.

— Но если ты сильная женщина поверила нам, мы можем поговорить о более важных вещах.

Цыган, наконец, вступил на ковер. Свете показалось, по пентаграмме пробежала волна желтого сияния. Эстебан прошел между братом и сестрой, присел в освободившееся кресло.

— И что за более важные вещи? — Света плотоядно улыбнулась, демонстрируя цыгану, что не боится его. Естественно неубедительно. Эстебан сел в кресло как король на трон — вальяжно ушел вглубь черной обивки, закинул ногу на ногу. Левая рука поправила рог, торчащий из головы, черное отверстие направилось на девушку.

— Самые важные дела, как правило, приходится делать на гране катастрофы. У русских есть прекрасная поговорка: люди начинают тушить пожар, когда горит уже одежда. Так и в нашем случае.

— Что это значит?

— Это значит сестра, начти мы действовать год назад, демоны могли и не прийти за тобой! — взорвался Женя. В этот крик он вложил все раздражение на родственников, всю злобу, оставшуюся с тех пор, когда неудачи подстерегали на каждом шагу. — Если бы вы, тупые уроды, тогда послушали меня, все было бы иначе! Но нет у вас мозгов, меньше чем у курицы! Вот скажи сестра, а ты засыпаешь, когда в комнате гасят свет?

Язык Жени заплетался — он выпил уже почти бутылку коньяка, но Света никогда не делала поблажек пьяным. И никогда не прощала таких слов. Мышцы напряглись, повязка на груди лопнула и с диким рыком Света ринулась к брату. А тот сидел с бокалом в руке и скалился. Вторая рука поманивала пальчиком. Света преодолела расстояние за секунду, сейчас она сотрет эту усмешку ко всем чертям…

Внезапно, приближающаяся в клубах красного тумана, рожа брата сменилась ковровым покрытием. Света сначала не поняла, что произошло и только через пару секунд дошло — она упала. Но как? Вроде подножек ей никто не ставил, в спину не толкал. Подняла голову и увидела пару кожаных сапог с косыми каблуками. Эстебан стоял между ней и Женей.

— Боюсь, тебе придется сначала пройти сквозь меня, — сказал цыган. Он нисколько не волновался — по крайней мере, голос не дрожал.

— И поверь, пройду, — пробормотала Света. — Как трактор по пашне!!!

Света хотела схватить его за ногу, но… барон исполняет что-то вроде танцевального па — вроде как гопак пляшет и девушка получает сапогом по лицу. Она кричит от боли, и отталкивается руками от пола. Такое можно увидеть только в фильмах, где человека поднимают за трос, но силы в руках Светы хватает. Она переходит из горизонтального положения в вертикальное тут же и… падает на спину. Эстебану не пришлось сильно напрягаться, хватило легкого толчка в грудь, и Света снова распласталась на ковре. Благо он мягкий, удар затылком смягчается.

— Как ты собралась сражаться, если не можешь встать? — все также холодно осведомляется цыган.

— Ах ты кусок черножопого говна!!!

Света переворачивается на бок и поднимается со скоростью ласки. Огромная бабеха, явно не собирается ни у кого занимать ловкости, или тем более силы. Она поворачивает на цыгана и брата глаза, покрытые красными прожилками: один вальяжно стоит, другой скалится в кресле. Находясь на грани бешенства, Света не чувствует, грудь покрылась влагой — это открылась рана. Носорожица в черном платье двигается на ублюдков, посмевших смеяться над ней и… так и не понимает, как снова падает. В голове пробегает: «Да сколько можно меня ронять?!». Щеки пылают алым — это Эстебан залепил ей три пощечины. Залепил настолько быстро, что она даже не увидела движения рук.

— Успокойся! — рявкает брат, но конечно не успокаивает Свету.

Третья попытка встать. На этот раз ее опять уложили на спину. Ладони упираются в ковер, толчок — она стоит перед цыганом.

— Пора заканчивать с тобой, — говорит Эстебан. И в первый раз во взгляде что-то мелькает. Что-то быстрое, стремительное, смертельно-пугающее.

Теперь барон сам идет в атаку. Он не пользуется какой-нибудь изысканной тактикой, и уж тем более его стиль нельзя назвать честным. Он бьет в грудь — Свету чуть не скручивает от боли. Она пытается ответить. Хук слева! Достигнет цели — голова цыгана укатится в дальний угол. Но тот пригибается, сближается, оказывается немного сбоку и бьет по второй ране — на ягодице. Опять зал заполняет крик Светы, но это только начало. Эстебан подбегает и отступает, уворачиваясь от ударов, слабеющих с каждой секундой. Она бьет, он отходит, потом подходит и наносит ответный удар. Каждый раз или в грудь, или в ягодицу. На женский мозг раз за разом обрушиваются сигналы тревоги. Тело теряет кровь, тело повреждено, телу больно!!! Вначале красная пелена битвы заглушала их, но с каждой новой атакой Эстебана, туман сменяется болью. Она теряет силы… удар в грудь!!! Бьет сама — промах… удар в ягодицу!!! Опять ее черед, только бы дотянуться, но сукин сын, словно змея уползает из пальцев и жалит… удар в грудь!!! Господи…

Света падает на колени. Эстебан заходит сзади и снова удар по булкам. И еще, и еще, и еще!!!

— Хватит, прошу… — выплакивает Света. Она побеждена, унижена, растоптана. Первый раз в жизни ее так явно побеждает мужчина. — Прошу…

— Довольно Эстебан, — говорит Женя. — Помоги ей.

— Слушаюсь.

Цыган нагнулся над Светой. Из кармана на свет появляется нож. Он аккуратно срезает платье — на обозрение открывается огромный алый зад, со сбившейся повязкой. Крови почти нет — она осталась на куске платья. Цыган кладет ладонь на рану, держит некоторое время, убирает. Кровь останавливается. Нет, рана все еще там, но кровь больше не бежит. Он бережно переворачивает Свету на спину, срезает платье с груди. Выкидывает лифчик красный от крови. Прикладывает ладонь к грудной ране. Все повторяется. Кровь из раны не вытекает, боль постепенно уходит.

Она лежит на полу, униженная оскорбленная, по щекам текут слезы боли. Видит Эстебана. Он спокоен как тюлень. В кадре появляется Женя. Брат нагибается, она чувствует его дыхание на щеке.

— Прости милая моя, — шепчет брат. Он приподнимает ее голову, целует в лоб. — Прости, так было нужно. Я хотел тебе показать, чтобы ты убедилась.

— В чем? — Почему-то боль ушла, да и ненависть на брата больше не пылает в исковерканной груди.

— В этом. Эстебан смог тебя легко отделать так ведь?

— Да, — словно из пипетки, Света цедит это коротенькое слово. Ей не хочется признавать, но приходится.

— Так знай — я сделал бы это еще проще. Я не преувеличиваю. Понимаешь, так получилось, потому что ему все время везло. Ты ведь даже не смогла в него попасть, даже дотронуться… а все из-за того что я отдал ему часть моей удачи. Маленький кусочек, не больше десятой части. Но он колдун. Он умеет пользоваться удачей лучше, чем ты и я… вернее лучше, чем я умел пользоваться раньше. Год назад мы заключили договор — я отдаю ему частичку силы, он обучает меня, как пользоваться остальным.

— Надо признать, Женя оказался достойным учеником, — цыган подтвердил слова брата.

— Если не веришь, я покажу тебе, на что способен, когда выздоровеешь. Но самое главное — теперь такой же договор Эстебан предлагает тебе.

— Мне?

— Да. И если ты согласишься, спустя несколько мсяцев сможешь отделать десяток Эстебанов. Правда, столько времени у нас не будет.

— Почему?

— Потому что ваше время действительно на исходе, — снова вмешался в разговор цыган. — Те, кто напал на тебя, не отступятся. С ними я и твой брат еще сможем побороться, но придут другие.

— Я не понимаю о чем вы. — Света действительно понимала слабо. После взбучки мысли не хотели лететь, предпочитая взять перерыв и посидеть в углу ринга.

— Тот, кто послал к вам мертвых демонов, пошлет других, если эти не справятся, — пояснил Эстебан.

— Поэтому мы и не будем им мешать, пока… — сказал Женя. — Пусть пока они занимаются своими делами, пытаясь нас убить, а мы займемся своими.

— Своими?

— Да Светик. Пойми, как я уже говорил, как говорил Эстебан — время на исходе. Еще пару месяцев и за нами пошлют кого-нибудь настолько сильного, что он легко убьет нас. Но за это время, мы должны не только подготовиться, но и обеспечить себе счастливое будущее. Я не желаю возвращаться к жизни старого Жени Трохина, да и ты я думаю, не хочешь точить гробы в Благодарном. Мы провернем пару интересных дел и станем настолько богатыми, что если даже нас будут преследовать все неудачи мира, у нас будет столько денег, что их невозможно будет потратить…

Глава пятая, подраздел второй: мертвые герои заводят новых и встречают старых знакомых, а также вспоминают некоторые аспекты былого. Ну и как завершение, Читатель получит еще одну загадку или ключ к повествованию

СВ поезда оказалось вполне приличным. Две лежанки, металлический столик посередине — что еще надо двум мертвым курьерам? Погост? Очень может быть, но ни Жюбо, ни Манада не жаловались. Договорившись с проводницей, чтобы их не беспокоили, мертвецы закрылись в купе и присели. Манада вытащила из щек кусочки собственных ягодиц и, поморщившись, выкинула в окно.

— Как ты мог забыть о пластилине? — прорычала девушка. — Теперь у меня нет куска задницы!

— И что? — Пожал плечами Жюбо. — Тебе не все равно?

— Нет! Мне уже надоело, что на этой работе меня кромсают как колбасу!

— Привыкнешь. И не переживай ты так. Пройдет пара дней и плоть начнет восстанавливаться.

— А больно не будет?

— Пока нет. Но через неделю, да.

— Тогда нам надо поскорей заканчивать с Трохинами!

— Надо… что нам действительно надо, так это достать оружие. Нечто вроде того скорострельного ружья которое я оставил в Ростове.

— Не надо было оставлять!

— А ты чего разоралась? Где твое самообладание?

— Я… немного нервничаю.

— Почему?

— Потому что никогда не ездила в таких огромных машинах, вот почему!

— А, ну это пройдет…

Жюбо принял вертикальное положение, Манада действительно нервничала. Когда они ехали на крыше поезда в прошлый раз, все виделось в другом свете. Тогда если что случится, просто прыгай и все, а сейчас… иначе. Невероятно громадная машина, несется сквозь ночь, по непонятным Манаде принципам — даже после ада это как-то чересчур…

Она тоже легла и рассмотрела купе. Надо признать, очень удобно — в триста тринадцатой эпохе знают, что такое комфорт. А вот в ее эпохе, вершиной удобства была карета. Машины у них уже придумали, но считалось, езда на них — большое расточительство. Поэтому в основном делали трактора или… большие трактора, чтобы перевозить лес. О том чтобы трактор уехал куда-то далеко, не могли идти и речи — максимальное расстояние примерно лиг сорок. А вдруг сломается, что тогда делать? Вызывать другой трактор? Так он не приедет. Придется разбирать, грузить на телеги и везти…

— Ах, он сукин сын! — вдруг пробормотал Жюбо.

— Чего? — Манада вырвалась из воспоминаний и уставилась на курьера.

— Смрадный червь из задницы Хутурукеша! Глист из дерьмовой ямы!

Жюбо поднялся и попытался отворить дверь. Получилось не очень — он тянул на себя, а не в сторону.

— Вонючий козел, да я сейчас… — продолжил ругаться мертвец, наконец, распахнув купе.

— Что случилось? — Манада тоже встала.

— Я тебя сейча…

Окончание фразы, Жюбо унес в коридор. Манада прошмыгнула следом. Между окнами и рядами купе, в коридоре стоял Жюбо и к чему-то прислушивался. Он бормотал ругательства одно хлеще другого, а потом его словно осенило — он пошел к туалету. Манада догнала его, схватила за плечо, но он стряхнул руку и высунулся в открытое окно перед клозетом.

— Так я и знал! — воскликнул Жюбо в темноту проносящейся ночи. — Эй, а ну стоять!

Словно большая ящерица, мертвец выполз в окно, и ловко взобрался на крышу. Манада стояла с открытым ртом, не зная, что делать. Но ситуация ее заинтриговала и она, вздохнув, ползела за Жюбо.

На крыше она увидела странную картину. Жюбо медленно подходил к невысокой девочке и что-то кричал. Слов Манада не разбирала, из-за ритмичного грохота поезда, но девочка их очевидно тоже не воспринимала. Темноволосая, на вид лет тринадцати-четырнадцати, одета во все черное. Хотя «всего» немного. Кожаные шортики показывали краешки ягодиц, совсем как выданные Манаде в Дельте, потом шел оголенный животик с колечком в пупке, а сверху непонятная комбинация, в виде лифчика переходящего в перчатки — словно толстовке отрезали нижнюю часть. На лице странная цепочка крепилась двумя кольцами — одно в левом ухе, другое посередине нижней губы. Ноги сковывали высокие сапоги с высоченными каблуками, на задней поверхности бедра тату в виде черепа. А еще Манаде сначала показалось, будто девочка тоже труп. Ну не бывает у живых такого бледного лица. Но потом Манада поняла — она просто так накрасилась.

Мертвая залезла на крышу. Может не настолько быстро и элегантно как Жюбо, но все же. А мертвец подходил к девочке очень медленно, продолжая говорить что-то, перекрикивая шум поезда. До Манады доносились лишь обрывки фраз: «Не получишь… надо… стой…». Жюбо более-менее нормально держался на движущемся составе, девочка тоже и даже сделала пару уверенных шагов от мертвеца, хотя на таких каблуках Манада тут же свалилась бы. А у мертвой возникли проблемы. Она присела и неуверенно пошла к своему инструктору, в душе матеря не менее изысканно, чем он неизвестно кого до этого. Девочка все отходила, Жюбо надвигался. И тут Манада встала, как будто ее туфли вплавились в металлическую крышу вагона. Немного позади девочки она увидела того, кого раньше не заметила. Или заметила, но не хотела себе признаться. Там стоял мужчина.

Его фигура даже сейчас расплывалась и как бы оставляла след, в ткани пролетающего пейзажа. Это сложно представить, сложно описать, но это так. За ним тянулся след прозрачный и черный даже во тьме ночи. Сразу понятно — мужчина. Ширина плеч соответствовала. Одет в странные одежды наподобие варвара: простая рубаха, вроде даже шкура и длинный плащ. Ну и конечно двурогий шлем на голове, а самой головы нет. То есть, отверстие для лица в шлеме имеется, а вот за ним… Нет, есть там голова, просто без лица. Ни носа, ни рта, ни бровей, ни глаз. Только космы длинных волос, вырываются на свободу из-под рогатого наголовника.

Меж тем Жюбо подошел к девочке вплотную. Манада стряхнула оцепенение и тоже приблизилась. Наконец она услышала, о чем они говорят.

— Ты знаешь, какая ждет тебя судьба после этого? — спрашивал Жюбо.

— Мне все равно, — льду в голосе девочки мог позавидовать айсберг, потопивший Титаник.

— Ты даже не в ад попадешь, ты станешь нитью!

— Ты сумасшедший.

— Я сумасшедший? Это не я собираюсь прыгать с поезда!

— Оставь это. Я все равно умру. Если ты меня удержишь сейчас, я повешусь в туалете. А даже если не умру сегодня, пройдет несколько десятков лет и старость заберет меня…

Только тут Манада поняла, что происходить. Чокнутая девка хочет покончить жизнь самоубийством. Но это же грех. ГРЕХ!!! Самый страшный, самый отвратительный! В писаниях Гоябы говориться: «Лучше убей свою мать, отца, братьев и сестер, но не обрывай собственную жизнь — ибо нет ничего хуже этого!». И Манада как никто, понимала всю весомость и верность этого утверждения. Вся неуверенность пропала, она распрямилась и твердо пошла к девочке с Жюбо. И пока тот, что-то пытался ей втолковать, Манада поступила по-своему. Выбивая весь лед равнодушия, она залепила незнакомке пощечину и схватила за волосы. Девочка взвизгнула, Манада толкнула ее, продолжая удерживать черные кудри. Девочка повисла над летящей внизу землей, запрокинув голову и истошно завопила:

— Отпусти!

— С удовольствием дура! — сказала Манада. — Еще одна такая просьба и полетишь вниз! Только попроси?

Жюбо опешил и посмотрел на подопечную почти с восхищением. Черноволосая покосилась на мелькающие деревья, раскинула руки и сказала:

— Пускай…

Но Манада наоборот рванула назад, чуть не слетев с крыши сама, и обрушила на глупую голову удар кулака. Девочка опала на крышу, Манада не успела поддержать ее, потому что по спине чуть не пробежали мурашки. Сзади, там, где стоял рогатый субъект, позабытый в пылу, что-то как будто треснуло, над лесом разнесся протяжный заунывный вой. Манада обернулась — рогатый пропал.

— Так тебе, повелитель дерьмового круга! — воскликнул Жюбо.

— Кто это был? — спросила Манада, наклоняясь к девочке.

— Аваддон.

— А кто он?

— Наместник Нэт-Ты.

— Ого!

— А еще демон смерти. Ты видела его лицо раньше.

— Нет.

— Я имел в виду, что ты должна была его видеть. Перед тем как приняла смерть, ты видела его лицо. Если бы ты присмотрелась внимательнее, то разглядела бы черты и сейчас.

— А точно! Я его помню! Как только меня переехало, я заметила странную фигуру в плаще и рогатом шлеме. Он был похож на (вырезано Архивариусом Силем для вашей же безопасности).

— Да. Действительно не очень приятное зрелище. А мне представилось удовольствие наблюдать его рожу вечность. Он стоял на балконе (вырезано цензурой) и смотрел, как мы плаваем в море говна!

— И ты его почувствовал? Поэтому пришел сюда?

— Да. Знаешь, я почуял запах нечистот. Понимаешь, почуял запах!

— Да, мы не чувствуем запахи…

— Но я его учуял! И сразу понял, это точно он.

— А он не мог забрать себя в ад? — Манада с трудом говорила — щеки развевались на ветру, лишившись подкладок.

— Нет. Демоны не могут появиться в Мире во плоти. Зато могут прислать Кер.

— И что теперь?

— Плевать. Он нас все равно не найдет, да и не станет искать. Правда эта птичка уплыла из его лап, но у него таких…

— Кстати о птичках. Что теперь с ней делать?

— Теперь уже неважно. Можно ее хоть с крыши сбросить. Самоубийство это одно, а смерть от нашей руки другое…

— Нет.

— Что нет? Давай, ты за руки я за ноги…

— Нет! Я хочу с ней поговорить.

Жюбо поднял брови, насколько позволяли булавки. Манада сказала это настолько непреклонно, что он растерялся.

— Ну хочешь, подожди пока она придет в себя…

— Давай отнесем ее в нашу комнату. Ей там места хватит.

— Зачем? — Жюбо действительно удивился. Это так не похоже на Манаду которую он знал…

— Затем! Давай, как ты там говорил: я за ноги, ты за руки.

Жюбо понял — спорить бессмысленно. С другой стороны, такое понятие как «лень», мертвецу незнакомо, ибо незнакомо понятие «усталость». Он кивнул и взял девочку за руки.

Самым сложным оказалось даже не спустить ее внутрь вагона, а спуститься самим. В результате Жюбо спрыгнул, в падении ухватившись за раму окна. Влез внутрь, Манада сверху столкнула бесчувственное тело. Мертвец поймал ее бережно, чтобы не повредить. Когда же он ловил Манаду, деликатности сильно поубавилось. Хватило поймать ее за руку при том, что конечность захрустела и чуть не оторвалась — даже швы затрещали. Но Манада, естественно, не придала этому значения. Когда Жюбо понес девочку в купе, навстречу им попался какой-то мужик в джинсовом костюме. Сквозь стекла очков, он посмотрел на мертвых подозрительно, Жюбо улыбнулся и сказал, что сестра перебрала лишнего в вагоне-ресторане. Знание о нем он почерпнул от проводницы — та посоветовала заглянуть в передвижную харчевню, когда они садились в поезд.

Но вот, наконец, Жюбо задвинул ползающую дверь купе, уложил девочку на место Манады. Та осмотрела черноволосую и сказала, вроде все в порядке.

— Когда человек собирается прыгать с вагона, у него точно не все в порядке, — сказал Жюбо, присаживаясь за столик.

— А кстати. Почему я не видела Аваддона, когда умирали ну… хотя бы те же стражники?

— А на крыше ты его сразу увидела? — Усмехнулся Жюбо.

— Нет.

— То-то же. Он приходил каждый раз, но на очень короткое время. Появится, мелькнет своей харей перед умирающим и исчезнет. А тут ситуация иная — он ждал.

— Чего?

— Того, что девочка сбросится. Самоубийцы для него лакомый кусочек.

— Почему?

— Потому что после смерти становятся нитями. А нити это (вырезано цензурой).

— Ясно…

Девочка на лежанке пошевелилась. Ресницы часто-часто заморгали, из груди выполз продолжительный стон. А потом резко выпрямилась и ухватилась за голову. Секунды четыре хватило ей, чтобы освоиться и голубые глаза потеряли интерес к необычным соседям. Те, в свою очередь, тоже рассматривали девушку в подробностях — до этого времени не находилось. Все-таки не девочка, а девушка — правда, очень миниатюрная. Черные волосы явно окрашены — не бывает такого цвета при голубых глазах, да еще он такой неестественный. В странной «полутолстовке», чуть выше груди сиял вырез, в форме капли и еще одна тату — маленькая фигурка: снизу до пояса парень, плавно переходящий в паука. Серебряная цепочка поблескивала и немного раскачивалась от тряски.

— Я же просила меня отпустить, — сказала она, глядя на болтающиеся щеки Манады.

— Ну и что? — ответила та. — А если бы ты дерьма меня съесть попросила, думаешь я бы съела?

— Манада! — вмешался Жюбо. — Прости мою жену молодая леди но…

— Хватит уже меня в жены записывать! — взорвалась Манада. — Я не твоя жена, у меня муж есть! Был! Наверное, жарится сейчас в аду, паскуда…

— А как мне тебя представлять? — Жюбо тоже перешел на повышенный тон. — Здравствуйте добрые люди, знакомьтесь — это Манада Трансис, ничтожно-младшая курьерша Службы Радости. А вы знаете, она мертвая? А вот так мертвая, добрые господа и дамы, а еще в трех кругах побывала! Что так тебя представлять?

— Да!!!

— Слушайте, я, наверное, пойду, — сказала девушка безразлично. — У меня еще дела есть, а вам, похоже, нужна профессиональная помощь…

— А ты вообще молчи малявка! — перекинулась на девушку Манада. — Ты какого хрена на крышу полезла?

— Я хотела прервать свое безрадостное состояние, завершить жизненный путь…

— Дура! — продолжила Манада. — Хочешь в ад попасть? Ах да! Ты же попадешь в (вырезано цензурой), а это еще хуже!

— Гораздо, — подтвердил Жюбо.

— Мне все равно, — сказала девушка, переводя глаза в привычное состояние — полуприкрытое.

— Ах, тебе все равно? — Прищурилась Манада. — А ты знаешь, что такое ад девочка?

— Я не верю в ад. Я считаю, меня ждет перерождение в следующей жизни. Если повезет я стану цветком…

— Ты не станешь цветком, — строго сказал Жюбо. — Миф о перерождение породили демиурги вечности, а на самом деле ты попадешь в ад. Вернее повторюсь — ты станешь нитью.

— Вы несете бред. А теперь позвольте я уйду. Или вы собираетесь удерживать меня силой?

— Отнюдь… — начал Жюбо, но его перебила Манада:

— Нет, детка силой мы тебя удерживать не станем. Но для начала хочу тебе кое-что показать.

Мертвая курьерша повернулась к Жюбо и, не говоря ни слова, полезла тому в рот рукой. Мертвец сначала попытался оттолкнуть ее, но быстро смирился. По мере расширения глотки мертвеца, ширились и глаза девушки. Вот Манада засунула руку по локоть и покопошившись, потащила. Она тянула, тянула и вытянула сердце.

— Кровью брызнуть? — спросил Жюбо.

— Брызни, — ответила Манада.

Жюбо брызнул. Струйка попала черноволосой на бедро. Сознание собрало чемоданы и пошло куда-то… Последним она слышала:

— А ты не могла достать свое сердце? — говорил Жюбо.

— Ты у меня кусок задницы отрезал, а я у тебя сердце вырвала…

— Дай обратно…

Веки смежились, сознание потерялось.

Жюбо хмуро придал телу новой соседки нормальное положение. Манада оттирала о занавеску кровь с руки.

— И что мы будем с ней делать? — спросил Жюбо.

— Проснется, решим. Я думаю, теперь она поймет, убивать себя нельзя.

— Во-первых, проснувшись, она наверняка подумает будто, ей это приснилось, а сердце я больше вытаскивать не дам. Во-вторых, никаких аргументов мы не привели…

— Не привели, так приведем, — отмахнулась Манада.

— Почему тебя вообще так волнует ее судьба?

— Не твоего скудного ума дело! — Манада отрезала разговор, как ребе крайнюю плоть — окончательно и бесповоротно. Жюбо не стал спорить и разлегся на лежанке.

Манада присела рядом с девочкой. Черные волосы и так находились в беспорядке, а тут такая встряска. Они упали на лицо, полностью поглотив очертания. Манада ласково убрала их со лба. Медленными движениями, как будто стирала грязь, или наоборот рисовала линии, она являла ночному миру красивое личико. Его не могла испортить даже цепочка на двух колечках, хотя Манада так и не поняла, зачем она нужна. Потеря сознания как будто придала ей дополнительное очарование. Она походила на фею. Но не на добрую и глупую, со стрекозиными крылышками, нет. Фея мрака, фея кошмара, темная фея ночи — так она выглядела.

Интересно сколько ей лет? А сколько тогда стукнуло самой Манаде? Жюбо поинтересовался, почему ее судьба тронула Манаду — что же, на это есть причины. Очередной поток воспоминаний накрыл ее, завернул в водоворот, опустил на дно. Так глубоко она еще не опускалась. Бешеный звон колокола ударил по голове, разнеся на миллиарды осколков плотный лед, сковывавший воспоминания. БОМ-М!!!

Колокольня — самое загадочное место в деревне. Особенно зимой. Самой лютой зимой за всю жизнь тринадцатилетней девочки. Колокольня стояла от деревни особняком. Летом весной и осенью, староста внимательно следил, чтобы вокруг высокого деревянного здания тщательно выкашивали траву. Как удаленность от домов, так и покос — меры предосторожности, на случай пожаров. Огромный медный колокол на вершине настолько тяжел, что поднять его наверх невозможно. Поэтому приходилось выстраивать колокольню снизу. Сначала под колокол подкладывали один ряд бревен, потом другой и так дальше, пока не поднялся на пятнадцатиметровую высоту. Так надо, ибо колокольня — единственный способ, подать сигнал опасности в соседние деревни и города. Ну и конечно по всем церковным праздникам, колокол звенел во славу Гоябы. В другие времена года, он невероятно красиво сиял с вершины, начищенный до зеркального состояния. По вечерам, когда солнце испускает лучи параллельно земле, а с другой стороны поднимается оранжевая луна, колокол казался третьим светилом, быть может, даже прекрасней естественных. Но в то утро прекрасным и не пахло. В то утро, Манада Трансис решила покончить с собой.

Наверное, вы подумаете, у нее имелись на то причины? Что-то вроде неразделенной любви, или непонимания окружающих, или кто-то в семье умер… Но нет. Просто сегодня утром Манада проснулась и подумала: «А не убить ли мне себя?». И все. Вы скажите: так не бывает. Не может молодая красивая девушка решиться на самоубийство вот так, безо всякой причины. Но простите Уважаемый Читатель — это действительно так.

Она пробудилась рано, около половины седьмого утра. В избе все еще спали. Она слезла с печи, оделась и вышла на улицу. Сердце матери тревожно стукнуло, заставив тело проснуться. Она открыла глаза и увидела валенок, скрывающийся в открытой двери. «Наверное, пошла в туалет?» — подумала мать. Дрема вновь овладела ей, погрузив во второй уровень Алям-аль-Металя. Ни сестра, ни отец не проснулись.

— Какое прекрасное утро чтобы убить себя! — сказала Манада темному небу и холодному ветру.

Но как? Есть множество способов, но хотелось бы все-таки безболезненно. Можно пойти на озеро и нырнуть в прорубь. Тогда вначале будет холодно, но потом, боль уйдет и просто заснешь. Правда у этого способа есть несколько недостатков. А вдруг Манада передумает? Вдруг решит, что хочет жить. Тогда она вылезет из проруби, побежит домой и… умрет по дороге. Вариант бесповоротный и надежный — озеро за пять лиг от деревни, будучи мокрым, никто не дойдет оттуда живым по морозу. Манада не боялась смерти или боли, она боялась, вдруг не захочется умирать сегодня, а придется. Она не могла допустить, чтобы хоть что-то пошло против ее воли. Даже смерть. Поэтому озеро отпадало.

Есть еще один хороший способ. Вон висит крепкая плетеная веревка. Отец наплетает целые лиги зимой, чтобы продать летом. Вообще зима в деревне — время, когда мужчины что-то делают по дому, готовясь к весне. Кто-то плетет лапти, кто-то как отец веревки, кто-то шьет парусину, кто-то еще чего-нибудь… Если захочешь, можно найти себе работу даже когда нельзя выйти из дому. Но и у веревки есть недостатки. Прошлой зимой повесился Отос Хрисис — ее ровесник. Когда его нашли, вороны выклевали ему почти все лицо. Манада тогда утайкой заглянула в дом его родителей — те оплакивали Отоса, а он лежал в гробу. Потом, когда его сожгли, отправив к Гоябе, лицо скрывал плат, но в доме он лежал открытый. Зрелище он собой представлял настолько отвратное… Перво-наперво, вороны выклевали ему глаза, потом добрались до языка, съели нос. Когда он спрыгнул с дерева от удара слетели штаны, вороны не пожалели и причинное место. Кровь на морозе замерзла, но когда его раздели и положили в теплой избе, оттаяла и потекла по телу, будто Отос умер только сейчас. Манада никогда не забудет этого — красивое мальчишечье тело и два красных круга, растекающихся на лице и пахе. Ну уж нет, так умирать ей не хотелось. Надо или оставаться красивой или наоборот — чтобы всмятку! Чтобы не появился этот пугающий, врывающийся в голову контраст. Она умрет иначе.

Манада взглянула вверх. На небе сияли тысячи, миллионы тысяч звезд. Зрелище заворожило, она смотрела, пока не затекла шея. Опустила голову, глаза уперлись в высокую черту колокольни. Точно! Так чтобы всмятку!

Воспоминания интересная штука. Иногда незначительные детали врезаются в мозг, а вроде бы важные стираются напрочь. Так, например Манада не помнила, как добралась до колокольни. Наверное, она шла долго, продираясь сквозь высокие сугробы, но мозг отказался помнить это. Для него Манада переместилась сразу на лестницу, ведущую к колоколу. Тусклый квадрат люка, а следом пузатый сигнализатор. Колокол не чистили с осени, поэтому он не должен блестеть. Однако он вздумал опровергнуть зеленый налет и светился. Он покрылся инеем, и звездный свет попадал к кристалликам, сначала отразившись от снега на земле. Колокол сиял белизной, а не медью и это такая красота! Меж тончайших кристаллов, как будто бегали микроскопические человечки. Они играли в догонялки, но Манада понимала насколько бессмыслен их бег. Каждый человечек слишком хороший игрок и никогда не позволит поймать себя. Так они и играли, пока могли. Пока могучие старшие братья — солнечные лучи — не придут и не разгонят веселую кутерьму.

Манада долго смотрела на них. Долго пыталась понять, почему, как, зачем. Ведь это бессмысленно. И не только это, а вообще все. Каждому из нас приходит в голову этот вопрос. Зачем? Манада Трансис задала его себе впервые, стоя на высоченной колокольне, собираясь с нее спрыгнуть.

Скоро должен наступить рассвет. Убить себя при первом луче восходящего солнца — это так символично. На востоке уже забрезжило что-то светлое. Это сам Гояба поднимает солнце, вырисовывая силуэты высоких деревьев. Манада посмотрела на деревню. Крыша колокольни держалась на четырех толстых бревнах, поэтому обзор открывался превосходный. Из труб изб выходил белый дым, кое-где струйки тоненькие — там догорает уголь с ночи; где-то толстые столбы дыма — эти уже проснулись. Как лучше спрыгнуть? Лицом вниз, чтобы увидеть приближающуюся, обледеневшую землю, или спиной, наблюдая, как островерхая крыша колокольни прощается с ней? Наверное, лучше спиной и на запад. Да, так не повредится лицевая сторона тела, и будет прекрасно виден край восходящего солнца. Мысли куда-то ушли, Манада залезла на ограждение, держась за потолочную балку. Уже скоро, скоро она уйдет. В голове родился вопрос — почему она уходит? Тут же родился брат-близнец-ответ — просто так. И Манада действительно спрыгнула бы, но не учла одного — между ней и рассветом находился колокол.

Вот земли востока осветились сильней, еще чуть-чуть и покажется край. Голова снова очистилась, желания, мысли растворились, как лед по весне. И вдруг… рассвет. Руки должны всего лишь отпустить балку, тело уже чуть наклонено к земле. Всего одно… даже не усилие, а напротив расслабление и все. Бессмысленная жизнь завершиться так, как должна — бессмысленным концом. Рассвет словно специально набрал силу и… начертал силуэт колокола. Бесконечная белизна и черная, расширяющаяся к низу, фигура исполинской металлической болванки, такой же бессмысленной, как и все на свете. Но Манаде он напомнил кое-что другое. Женщина. Да, толстая дородная женщина, в платье до пят. Широченные бедра призывали рожать детей пачками, толстая шея никогда не согнется перед трудностями. Налетел легкий поток ветерка и качнул колокол. Едва-едва он переместился вправо, потом назад — влево. Манаде показалось, что дородная женщина пошла. Или даже не дородная, а дляродная. И тогда мысль, яркая, четкая, необычная и в то же время естественная ворвалась в голову. «Я хочу иметь детей. Я очень хочу иметь детей…». И все сошлось. То, что не имело резона, что представлялось, как бестолковая насмешка творца, приобрело объем, выстроилось в ряд и пошло вслед за рассветом. Такая простая мысль наполнила низ живота теплом, а следом пришла легкая боль. Манада слезла с ограждения. Она продралась сквозь все слои одежды, провела рукой по женской печке. Вытащила руку — вся в крови. «У меня будут дети!» — возникло в мыслях. Она схватила толстую веревку под колоколом и бешено затрясла. Первый ленивый «Бом» прозвучал над деревней и лесом. А за ним второй и еще и еще…

— У меня будут дети!!! — почти безумный крик тринадцатилетней девочки Манады Трансис вторил каждому удару, каждому «Бом».

Спустя час, жители деревни пришли к колокольне, чтобы посмотреть, что случилось и почему колокол звонил почти двадцать минут. Они нашли девочку спящей на последнем этаже, она улыбалась — ей снились дети.

Мертвым не снятся сны, у них нет такой вероятности. У Манады Трансис еще есть вероятность уснуть и увидеть те сны. Поэтому она легла рядом с черноволосой девушкой, в странной одежде и захотела заснуть. Жюбо не стал ей мешать, хотя конечно не дело так тратить драгоценные вероятности. Но он понимал — выбравшись из ада, Манаде придется пройти через многое и воспоминания о жизни — это лишь первое испытание.

На соседней кровати лежали две девушки. Обе со спокойным лицом, обеим снились сны, может быть даже одинаковые сны; одна дышала, другая нет. Мертвая и стремящаяся к смерти. Жюбо усмехнулся. Однако надо работать. В его случае — просто думать. Жюбо прилег, закрыл глаза и задал себе вопрос: когда все началось?

Отступление Архивариуса:

В Дельте Миров сегодня сияло солнце. Так пожелал Мастер, а слово его здесь — самый строжайший закон. Нет места во всем Замысле, где власть одного человека так довлела бы над всеми и над всем. Пожелай Мастер, и Дельта просто пропала бы. Растворилась, ушла в воды Реки навеки. Но Мастер не хотел этого. Ему нравилось это место. Не власть над ним, не сам остров, а его обитатели. Долго жил Всевеликий, много дел совершил таких, что и не поверить, не описать… потому как вырежут цензурой…

Огромная статуя-замок, в форме преклонного старца, гордо рвала синее небо. Навершие посоха сияло ярко-желтым, давая округе дополнительное освящение. Словно из ниоткуда, перед порогом появился человек. Как будто на кинопленку наклеили другой кадр — он возник неожиданно, внезапно, увидь это кто-нибудь со стороны, по спине пробежали бы мурашки. Потому как то, что сделал Мастер, в Мире невыполнимо. Только в Алям-аль-Метале, или здесь, в Дельте Миров, возможно мгновенная телепортация. Мастер выглядел высоким блондином, в классическом гемморианском костюме. Он моргнул, в дверь постучала невидимая рука. Створки тут же распахнулись, навстречу Мастеру выкатилась красная ковровая дорожка. Он воспринял это, как должное. Сделал шаг, ковер поехал в сторону Магистра Биатриче. Тот восседал на высоком стуле во главе длинного пустого стола. Но хлопок в ладоши и стол покрылся яствами, словно скатертью.

— Приветствую Верховного Демиурга Вечности! — сказал Биатриче пафосно. — Ля Ром!

— Ля Ром, — отозвался Мастер низким басом.

Ковер привез его к другому краю стола, Мастер присел за точно такой же стул, что и Магистр. Голубые глаза рассмотрели Биатриче. Сегодня он выглядел почти верно. Седой старик с всклокоченной бородой, в синем балахоне, расшитом звездами. На голове колпак, в руках волшебная палочка. Но взор Мастера проник глубже, дальше… там, под невинным маскарадом, прятался настоящий Биатриче. Сухой безбородый старик, с равнодушными глазами, уставший от собственного могущества и одновременно, не променявший его ни на что! Сила, власть, чудовищный талант и великая мудрость — атрибуты Магистра Биатриче настоящего. Одного из самых опасных существ в Замысле.

С другой стороны, из-под плотных бровей, Биатриче рассматривал оппонента. Верховный Демиург Вечности, Великий Магистр Ордена Одуванчика, Властелин Дельты Миров… перечислять можно бесконечно. Мастер видел Биатриче насквозь, а вот Биатриче наблюдал совсем другую картину. Светловолосый мужчина менялся, как хаос вселенной. Личины Многоликого пожирали одна другую, иногда порождая страшных монстров вроде Черного Барона, или Эверика Тощего. Но снять все маски с Мастера нельзя, ибо жутко. Если уж они такие ужасные, страшно даже представить, какой он на самом деле. Человек, когда-то бросивший вызов всем: и Светлому, и Темному; но живущий до сих пор. В Замысле есть, пожалуй, только один сравнимый с Мастером по мощи — Лагат, бывший наместник (вырезано цензурой). Глядя сквозь него, Знание рождало не только маски, иногда появлялись образы: длинный коридор с множеством клеток, где Мастер держит лики, огромный металлический парусник, человек в красном плаще с тяжелым пистолетом на бедре…

Но долго пялиться на него нельзя, поэтому Биатриче сказал:

— Что привело тебя ко мне? Есть дело?

— Даже не знаю, как сказать… — казалось, Мастер растерян, но это, конечно же, не так. Он пришел зачем-то.

— Говори как есть. — Улыбнулся Биатриче. — Разве старые друзья не могут говорить друг другу все, что угодно.

Мастер тут же просквозил Магистра Знанием. Ничего. То есть наоборот, такой хаос мыслей и образов, что ничего не разберешь. А это значит, старый лис думает о нем гадости.

— Помнишь, ты рассказывал мне о проклятье? — сказал Мастер.

— О том, что я сам на себя наложил? Да. А что?

— Да просто я тут собирался в триста тринадцатую и подумал, может, решу твою проблему…

— Да была бы это проблема, — отмахнулся Биатриче. — Подумаешь, роняю я каждую вторую чашку или поскальзываюсь в ванне. Я же еще бесчувственней твоих фирменных трупов! Кстати, я послал двоих разобраться с этим проклятьем.

— Правда? Из (вырезано цензурой, причем странно вырезано — сам сказал, сам вырезал).

— Нет, из Службы Радости.

— Так это вроде не их профиль. — Мастер приподнял брови, выражая удивление, но Биатриче знал — им там и не пахло.

— Ну, ты зря недооцениваешь своих рабочих. У меня там даже любимчик есть, его и послал.

— А кто?

— Жюбо.

— Ах да, как же помню. Нэт-Та верно?

— Не знаю. — Поморщился Биатриче. Разговор начал ему надоедать. — Я его биографию не расспрашивал.

— Нет, я сам помню…

Мастер казался действительно растерянным, озабоченным и это настораживало. Серьезно настораживало. Зачем же он пришел? А впрочем, какая разница? Все равно он не поможет, да и не помешает.

— Так ты точно не хочешь, чтобы я разобрался? — продолжил Мастер. — Мне правда не сложно.

— Спасибо нет.

— Тогда ладно. А может тогда прогуляемся в триста тринадцатую? Заодно посмотрим, что там делает Жюбо.

— Мастер, ты ставишь меня в неловкое положение. — Биатриче поднял руки, как будто сдавался. — Я уже во второй раз вынужден отказаться. Твоя Служба Радости сделала меня завзятым домоседом…

— Очень рад. Тогда я, пожалуй, пойду… до встречи Биатриче.

— До встречи.

Мастер растаял в воздухе, а вместе с ним, ковровая дорожка и продукты со стола. Биатриче нахмурился. К чему этот визит? Хотя, чтобы понять Мастера, нужно им быть. Колдун поднялся и пошел куда-то вглубь замка-статуи. Вообще это удивительное сооружение. В Дельте Миров искусный колдун получает огромные возможности, куда больше чем в Мире. Поэтому Магистр расширил владения, уведя на другие планы несколько залов и подвал. Сейчас он шел как раз в подвал — тот находился в (вырезано цензурой). По воле Биатриче, в бетонном полу сформировался люк. Он усмехнулся и поднял дверцу за большое бронзовое кольцо.

— Эй! — крикнул магистр в тьму подвала. — Как ты там?

— Прошу тебя не кричи… — донесся слабый женский голос. — Мне так больно…

— Я как раз для этого и пришел. На вот.

Биатриче достал из кармана розовый кристалл, протянул в люк. Сидевшая во тьме, зашевелилась. Колдун слышал, как она подползает к люку осторожными движениями, так чтобы не зацепиться за углы. Вот показалось бледное синеватое лицо, потом огромная грудь, обтянутая платьем в горошек. Рука с грязными ногтями взяла кристалл и тут же уколола себя. По широкому лицу расползлось блаженство.

— Это так здорово, когда не больно, — сказала женщина.

— Наверное… — ответил Биатриче.

— Когда ты позволишь мне уйти отсюда?

— Я не знаю Варя. Возможно, мне еще раз понадобятся твои сновидения. Но не переживай, наградой тебе станет встреча с внуками.

— Ты ведь не обидишь их? — Глаза Вари наполнились крупными слезинками.

— Поверь мне, я сделаю все, чтобы с Женей Светой и Петей ничего не случилось…

Глава шестая, подраздел второй: порой, чтобы встретить друга, надо спасти ему жизнь

Девушки спали до восьми утра и проснулись одновременно; Жюбо же провел ночь с успехом улитки, решившей из Гонконга доползти до Парижа. Сколько не думал — результат ноль! Манада очухалась первой и, слегка толкнув неудавшуюся самоубийцу, потянула за собой в явь. Обе сели, живая начала драть глаза, Манаде такие процедуры не требовались.

— Доброе утро милые дамы, — сказал Жюбо. — Как спалось?

— Спасибо нормально, — ответила Манада. Живая предпочла хлопать глазами в попытках понять, где она находится.

— Так это был не сон, — сказала она.

— Милая подруга, а не могла бы ты назвать свое имя, — сказал Жюбо. — А то Архивариус уже задолбался называть тебя «черноволосой», «живой» или «она».

— Соня, — представилась девушка.

— Какое, однако, точное имя. — Усмехнулся мертвец. — Если ты помнишь, мы вчера ночью отлично позабавились на крыше поезда.

— Такое забудешь… — Девушка, наконец, перестала мучить глаза. — Вы что фокусники?

В голосе Сони промелькнула такая надежда, что Манада тут же воспользовалась случаем.

— Нет мы мертвые курьеры… мм-м…м-м-м, — Фраза утонула в ладони Жюбо, тут же приложенной ко рту.

— Ты хочешь, чтобы ее постигла судьба Макса и Даши? — спросил мертвец строго.

— Но ты же уже говорил… убери руку!

— Замолчи. Если она не запомнила, опасность ей не угрожает. А я думаю, она не запомнила. Соня, ты ведь не помнишь, кто мы такие?

— Вы что-то говорили про то, что мертвые и еще имена у вас какие-то странные. — Наморщила лобик Соня. — Было что-то еще, но я не помню. Какая-то контора…

— Ага, ты права. — Кивнул Жюбо. — Мы из конторы счастья.

— Точно! Но имена я не запомнила, только помню, что вы не женаты…

— Угу. Я Жюбо это Манада, мы не женаты! — последнее слово Жюбо произнес с нажимом, Манада фыркнула.

— Но кто вы?

— Ну, детка, тут так сразу и не скажешь… — сказала Манада. — Мы… убери руку, а то оторву! Мы нечто вроде убийц.

— Не вроде, а убийцы, — сказал Жюбо. — Мертвые убийцы на службе Темного, если тебе интересно.

— А что за Темный?

— У нас его называют Хутурукешем…. — Жюбо замялся. — В общем, это владыка ада.

— Сатана?!

Жюбо посмотрел на девушку с сомнением. У нормального человека, новость о том, что мертвые убийцы на службе у Темного, едут с ним в купе, вызвала бы опаску, по крайней мере. Но Соня мало того что не боялась, напротив — глаза наконец загорелись интересом.

— Я что-то не то сказал, наверное… — пробормотал Жюбо.

— Заливает он тебе… — лениво сказала Манада, облокачиваясь на спинку. — Мы всего лишь слуги Экзуса…

— А кто такой Экзус? — спросила Соня.

— Одно из… а какая разница?! — рявкнул Жюбо. — Мы мертвые убийцы, больше тебе знать не положено!

— А зачем тогда меня спасли?

— Все вопросы к леди фригидность.

— А сам-то? — Манада посмотрела на Жюбо, как будто тот не просто импотент, а кастрированный импотент. — А спасла тебя я, а не мы. Просто когда-то я тоже хотела покончить с жизнью, а потом передумала.

— Но ты же мертвая. То есть…

— Это было еще до моей смерти.

— Я запуталась, — честно призналась Соня.

— А ты чуть не стала нитью? — спросил Жюбо у Манады. — А из-за чего?

— Не знаю. Наверное, просто не понимала, зачем живу и к чему иду. — Пожала плечами мертвая. — Проснулась однажды и обнаружила, что нет у меня смысла жить дальше. Вернее бессмысленно как мое существование, так и не существование. Это сложно объяснить, надо просто почувствовать.

— Странно, у меня никогда не возникало вопроса, зачем я живу. В нашей вере вообще придавалось маленькое значение смыслу.

— Да, в нашей тоже. Священники Гоябы учат, что жизнь сама по себе не важна, важны правила, по которым мы живем. Если следовать правилам, все будет хорошо: найдешь счастье, полюбишь, родишь детей. Так со мной и произошло. Я поняла, что хочу иметь детей, поэтому не сбросилась с той колокольни и в итоге вышла замуж, родила дочь, но потом произошло кое-что еще и я потеряла веру. Так моя жизнь во второй раз сильно изменилась, но уже в другую сторону…

— А вы можете доказать, что вы мертвые? — встряла Соня.

— Второй раз я сердце доставать не стану, — отрезал Жюбо.

— Можно и без этого, — сказала Манада. — Дай-ка нож.

Мертвец вынул из-за пазухи длинный кухонный нож, прихваченный еще в Ростове. Манада взяла и воткнула себе в живот. Она надавила сильнее и втянула живот — кончик ножа показался из спины. Манада сидела к Соне боком, так что та все видела. И опять вместо того чтобы ужаснуться, она зажгла глазки.

— Вау! Круто! А если я умру, что тоже так смогу?

— Деточка, когда ты умрешь, получишь тело настолько чувствительное к боли, что даже уколов палец, будешь валяться на полу пару часов. А если попадешь в ад, поверь, тебе там будут не только колоть пальцы и протыкать животы.

— А вы были в аду?

— Да. Я на третьем круге, а Манада прошла со второго до четвертого.

— А как вы выбрались оттуда?

— А вот об этом я, пожалуй, умолчу.

— Почему?

— Потому что тогда ты умрешь.

— От того, что вы скажете?

— Нет, за тобой придут.

— Кто?

— И это останется для тебя тайной.

Соня перевела взгляд на Манаду. Нож по-прежнему торчал из живота, теперь она села прямо и ручка смотрела Соне в глаза.

— А можно мне… потрогать? — спросила Соня.

— Трогай.

Соня привстала и прикоснулась к ручке ножа. Погладила его, а потом резко вытащила. Осмотрела. На лезвии остались несколько капель почти черной мертвой крови.

— Я хочу пойти с вами! — заявила Соня, резко переводя взгляд с ножа на мертвых.

— Куда? — спросил Жюбо.

— Туда, куда вы идете. Вы же сказали, что хотите кого-то убить, я хочу это видеть.

Манада и Жюбо переглянулись. Мертвец нацепил маску пофигиста, а Манаде почему-то не хотелось тащить девушку с собой.

— Нет, — наконец выдала Манада. — Это слишком опасно.

— И что? Я же хочу покончить с собой, так какая мне разница, умру я сегодня или завтра, с вами или без вас.

— То есть ты все равно хочешь убить себя?

— Да. Прости, конечно, но рожать детей мне не хочется, а других причин жить я не вижу. То есть теперь вижу — это вы.

— Мы? — сказали Манада и Жюбо хором.

— Да. Вы живые мертвецы, встреча с вами мечта любого гота! Конечно, еще круче было бы, если вы были вампирами но…

— Так, а вот отсюда подробней? — Нахмурился Жюбо. — Первое, откуда ты знаешь о вампирах? Они что у вас есть? Второе, кто такие готы?

— Вампиры у нас есть, — заявила Соня категорично. — Я никогда их не видела, но они есть. А готы — это люди, объединенные мистическими пристрастиями, в том числе и к смерти.

— Ну, вампиры они естественно везде есть, просто прячутся, — сказал Жюбо. — Я имел в виду другое: члены ли они вашего общества? Потому что если это так…

— А вампиры, правда, есть?! — Соня подскочила и чуть не бросилась целовать Жюбо. Но все же сдержалась. — Я знала, мы знали! Значит надо его найти!

— Кого? — не понял Жюбо.

— Вампира. — Соня взглянула на него, как на слабоумного.

— Зачем?

— Чтобы он обратил меня! И тогда я буду жить вечно!

— Слушай детка, тебе бы надо все-таки быть последовательной, — сказала Манада. — То ты хочешь жить вечно, то хочешь умереть, то тебе все равно. Определись.

— А что тут неясного? Я не вижу смысла жить, но если стану вампиром, он появится!

— Постой-постой, ты что всерьез? Ты хочешь стать человеком с рваной сутью?

— С чем?

— Неважно. Иди, ищи своего вампира. У вас здесь, наверное, не в ходу легенда о Кровавом Короле.

— О ком? — глаза горят, рот наполнился слюной, а волосы растрепались еще сильней — примерно так выглядела Соня, дитя готов.

— Кто такой Кровавый Король? — Манада тоже заинтересовалась.

— Да вы чего? Это же…. а что с вас взять. — Жюбо махнул рукой. — Одна из деревни, вторая больная на всю голову…

— Эй! — теперь прозвучал хор девичьих голосов.

— А я разве неправ? Ну ладно, ладно, не обижайтесь. Если хотите, я расскажу вам.

— Хотим! — проголосовала за двоих Соня.

— Это кстати связано с Мастером. По легенде он когда-то рассорился и со Светлым и с Темным. Умудрился, так сказать. Убить они его то ли не смогли, то ли не захотели, зато наложили на него проклятье. Или это результат чего-то другого, в этом месте легенда имеет много дыр, ибо никто не знает доподлинно, кто такой Мастер. Но как бы то ни было, он не мог завести потомство. Но очень хотел. Но однажды Темный и Светлый пришли к нему и предложили сделку: Мастер разрушает (вырезано цензурой), а они даруют ему возможность завести ребенка. Мастер выполнил работу, Светлый и Темный выполнили свою часть сделки. Так на свет появился Фомснат. Если бы Мастер договорился только со Светлым, все могло пойти иначе, но в сделке принимал участие и Темный. А заключать сделку с Темным чревато. Фомснат рос, набирался сил, поступил учеником в Орден Дракона. Но однажды произошло несчастье, он полюбил. Сильно полюбил, принцессу соседнего с монастырем королевства. Мастер не принимал активного участия в жизни сына, на то у него были свои причины, поэтому Фомснат не знал, что по родовитости он превосходит и принцессу, и короля в тысячи раз. Не знал этого и король, поэтому согласия на свадьбу не давал. И даже больше — приказал выставить парня из замка, предварительно избив. И вот когда Фомснат возвращался в монастырь, на пути ему встретился старичок. Парень не знал, но это был естественно Темный. Они заключили сделку: Фомснат отдает суть, а старик дарует ему невероятную силу. Так Миру явился первый вампир. Правда тогда еще слабый и далеко не Король, но Фомснату хватило сил покорить соседнее королевство. Но ирония в том, что принцесса не любила его. Тогда он убил и принцессу. И только когда понял, что остался в замке один, он почувствовал всю силу потери. Жить без сути, это примерно то же, что жить без тела. Ему на глаза попался последний оставшийся в живых. Какой-то паж недобитый и окровавленный, но еще живой. Фомснат увидел кровь, льющуюся из шеи и выпил ее. Получилось так, что вместе с кровью он выпил часть сути пажа. Фомснату полегчало и он покинул королевство, еще не зная, что впервые произвел себе подобного. История эта большая и я не стану вдаваться в подробности и просто перечислю, что еще совершил сын Мастера. Он уничтожил Орден Дракона, потом отправился в ад и нашел там свою суть. Это сделало его невероятно могущественным — теперь он не нуждался в чужих сутях, но способность производить других вампиров осталась. Он сделал еще много чего, в том числе, кстати, посетил триста тринадцатую эпоху, но судьба или Темный свели его с отцом. Мастер не смог убить собственное чадо, зато тот смог убить Мастера. Это было невиданно и неслыханно! То чего не смогли сделать Темный и Светлый, совершил Фомснат. Мастер попал в последний круг ада и страдал там вечность. Правда, потом сумел сбежать, но это уже другая история. Вырвавшись из ада, Мастер прошелся по эпохам кровавым смерчем. Он уничтожал вампиров миллионами, тем пришлось уйти в шестую эпоху к своему властелину. Фомснат завоевал ее для своих детей, провозгласив себя Кровавым Королем. С тех пор шестая эпоха единственное место, где вампиры могут жить не прячась, остальные вынуждены это делать, потому что месть Мастера и по сей день настигает их. Вот такая примерно история. Она конечно больше и подробней, но основу я рассказал.

Жюбо умолк, девушки переваривали услышанное. Манада восприняла сказку о Кровавом Короле, просто как познавательную штуку — теперь, мол, будет знать, что есть вампиры и почему они прячутся. Соня же напротив, ловила каждое слово и чуть не запомнила наизусть.

— А как их можно найти? — спросила Соня.

— Только если повезет, — ответил Жюбо. — Смысл в том, что вампирам приходится прятаться не только от людей, но и от силы куда более страшной. Были случаи, когда они завоевывали целые города и даже страны, но результат всегда был один — приходил Мастер и истреблял всех. Поэтому найти вампира сложно. Они держатся или поодиночке или небольшими гнездами, путешествуют с места на место и держат строжайшую тайну.

Девушка призадумалась. Манада рассматривала ее и думала, что же твориться под этой черепной коробочкой? Само восхищение вампирами и мертвецами для нее непонятно. В молодости Манаду интересовали совсем другие вещи, например парни. Собственно они интересовали ее до самой смерти и даже после смерти. Да что там и сейчас…

— Вы возьмете меня с собой? — вдруг спросил Соня.

— Мне все равно, — ответил Жюбо. — С одной стороны, ты можешь быть полезна, как гид, с другой, можешь стать обузой. Пусть решает Манада. В конце концов, твоя жизнь принадлежит ей. В какой-то степени…

— Можно мне с вами? — спросила Соня, глядя на мертвую глазами щенка.

— Не думаю…

— Ну пожалуйста…

— Ладно. Все равно мне надоела компания исключительно этого мужлана.

— Эй, мы и недели не знакомы, а я уже успел надоесть? — спросил Жюбо.

— Ты надоел примерно минут через пять, как я тебя увидела.

— Ну-ну…

Жюбо усмехнулся и прилег, опять погружаясь в омут мыслей. Все же, как бы Манада не хорохорилась, а за операцию отвечает он. И уж определенно, новая знакомая тоже не сильно поможет в планировании убийств Трохиных. Все на нет, все на нем…

Поезд должен прибыть в Воронеж примерно к четырем утра следующего дня и за это время Жюбо сказал, дай Светлый, слов двадцать. А вот девушки наоборот, трещали как сороки. Жюбо слушал вполуха, однако из разговора узнал несколько интересностей. Например, кто такие готы. Оказалось, это такая помесь некромантов-некрофилов и некромантов-шарлатанов. Люди, романтизирующие образ смерти и пытающиеся найти в ней ответы на извечные вопросы. Например, как жить, зачем мы здесь, почему у меня грудь маленькая… Жюбо отметил, что девушки очень уж быстро подружились. От Манады он такого откровенно не ожидал. Так как большая часть разговоров состояла из ничего не значащих глупостей, Жюбо прислушивался слабо. Но услышанное, все же, пробралось в подкорку мозга и отвлекло от Трохиных. Соня и Манада оказались очень похожими. Далеко не ангелы, они умудрялись быть более-менее порядочными и имели свои, пусть странные, но свои принципы. И если Манада, пройдя через ад, смогла похоронить большую часть упрямства, Соне это еще только предстояло. Она с таким рвением доказывала, что Тьма и все ее Адепты — это просто вершина интеллектуальных и эстетических ощущений! Да, что-то вроде этого она и говорила. Манада выслушивала ее с легкой улыбкой, не стараясь переспорить. Мутные глаза иногда стекленели, в это время на мертвую наплывали воспоминания.

В итоге Жюбо все это надоело, и он решил поспать. Может, удастся все же найти во Сне ответы на некоторые вопросы. Он использовал еще одну вероятность и проспал до двух ночи. Когда проснулся, подружки обсуждали уже какие-то совершенно неприличные вещи из личной жизни.

— Ну что, нашел что-нибудь? — спросила Манада.

— А он искал что-то? — тут же встряла Соня.

— Долго объяснять, — отмахнулась Манада. — Ну?

— Антилопа гну! Ничего. Даже не знаю, что теперь делать.

— А разве наши планы изменились? Мы ведь должны найти этого Петю и убить, разве нет?

— Так-то оно так, но не нравится мне все это. Слишком все просто на первый взгляд, а на второй, да еще на третий… Но ты права, мы должны сначала найти Трохина, а там посмотрим.

Воронеж встретил их…. хотя их встретил вовсе не Воронеж. Название станции Жюбо не запомнил, но почему-то поезд выплюнул пассажиров не в самом городе, а в нескольких лигах от него. Пришлось брать такси и ехать. Мертвец признал, решение взять Соню в попутчицы верно. Девушка борзо нашла таксиста, сторговалась, сбавив цену почти вдвое и уже к половине шестого, они входили в двухкомнатный номер, самой приличной гостиницы Воронежа. Сам город оказался чуть меньше Ростова, но тоже большой и по местным меркам современный. Соня тут же пошла мыться, а, вернувшись, резко отвернулась — Жюбо и Манада стояли голыми посреди комнаты, мертвец возился с затылком девушки. Он то и дело доставал булавки, от чего лицо Манады все больше обвисало. Голые мертвецы — зрелище еще то! Все в шрамах — особенно Манада — и швах, цвет кожи бледный, почти синий.

— Что с вами такое? — спросила Соня, все-таки повернувшись.

— Попали в пару передряг, — ответила Манада.

— И теперь вы навсегда останетесь такими?

— Нет. Вон у Манады даже кожа подтянулась…

— Правда? — спросила мертвая.

— Правда. Но пока процессы протекают медленно. Пройдет еще пару дней и наша регенерация достигнет нормального уровня, а еще через неделю мы будем восстанавливаться почти мгновенно. А еще начнем, есть, пить и страдать.

Далее мертвецы стали приводить себя в порядок. Соня просилась помочь, но Жюбо предпочитал все делать сам. Все же сомнительно, что девица опытна в маскировке, хотя с другой стороны, вон как накрасилась. Приняв душ, Соня рассталась с естественным цветом кожи быстро. Минут через пятнадцать, снова превратилась в бледнолицую и напялила на лицо цепочку. На грим мертвецов, времени ушло значительно больше. Спустя час, Жюбо окончил возиться с Манадой, превратив снова в молодую. Шрамы на щеках начали рубцеваться — признак не самый хороший, но для конспирации отлично. И все равно без краски не обошлось. Сам Жюбо тоже переделал внешность. Встал перед зеркалом и указывал Манаде, как и где натянуть кожу. Они переоделись в последние запасные комплекты одежды, и присели на кровати. Жюбо решил допросить Соню насчет того как найти Трохина, но удача сама постучалась в дверь.

Получившая отказ в качестве гримера, Соня пошла смотреть телевизор. И как раз когда Жюбо собирался позвать ее, в номере раздался возглас:

— А фамилия у того, кого вы ищете Трохин? Я правильно запомнила?

Жюбо и Манада тут же подхватились и бросились в другую комнату. Там по телевизору шел репортаж. Мужчина в вельветовом пиджаке стоял на фоне большой кучи мусора и рассказывал что-то репортеру, внизу экрана висела надпись: «Петр Трохин».

— Да это правда, мы открыли здесь питомник для бродячих собак, — говорил Петя.

— А как вам пришла в голову такая идея? — спросил репортер.

— Это просто. Видите ли, свалка это такое место, где собираются сотни бродячих собак. И вот однажды, какой-то несознательный гражданин выбросил сюда трупы пятидесяти быков. Воспользовался моим отсутствием и подкупил заместителя. Ну и на трупы налетели стаи всяческого зверья. Даже волки приходили, но самыми опасными были собаки. Тогда их набралось где-то триста штук, и они никого не подпускали к тушам! А ведь надо было их захоронить или переработать, чтобы не расползалась зараза. И я решил выманить собак поодиночке, а потом сажать в клетку. Можно было конечно их просто убить, но я слишком люблю животных. И тогда мне в голову пришла гениальная идея! А ведь они же — идеальные охранники! Зарплату не требуют, корми и все…

— А вы не думаете, что они могут навредить кому-нибудь? Не дай бог, произойдет такой же случай как в прошлом…

— Да тогда случилась трагедия, но не будем забывать — дети забрались на частную территорию, где ведутся химические эксперименты. То же самое и сейчас. Теперь все даже строже, моя лаборатория плотно работает с министерством обороны. Но если вернуться к собакам, они себя прекрасно зарекомендовали. Я потратил немало сил, чтобы выдрессировать их, теперь они не пустят никого на свою территорию. Ни один живой человек не проползет…

— Зато пройдут мертвые. — Жюбо показал оскал Пете из телевизора. Петя не испугался.

— Спасибо господин Трохин. А для телезрителей напомню, мы вели репортаж от бывшей главной городской свалки, а ныне научно исследовательской лаборатории Петра Трохина. Алексей Мартов, специально для Воронежского телевидения…

— Когда пойдем? — спросила Манада.

— Сначала наша новая подруга узнает, где находится эта свалка, — ответил Жюбо. — Ну а потом сразу и нагрянем. Только на этот раз будем действовать наверняка. Увидим, убиваем. Кто знает, может этот брат тоже силен как гризли…

Отступление Архивариуса:

Вся процедура установки связи, больше напоминала сдачу анализов в больнице. Света ожидала волшебных кругов, пентаграмм, леса в полночь, а вместо этого — простое переливание крови. Эстебан подключил ей две трубки к венам на внутренней стороне локтя, другие концы вставил туда же себе. Света спросила о совместимости группы крови, Эстебан ответил, его кровь подойдет любому. Он же колдун…

Кстати в это Света поверила. И дело даже не в том, что он ее так легко отделал — подумаешь цыган-каратист. Но нет, он и брат доказали это иначе. Тем же вечером, когда Света уснула, Эстебан и Женя пообещали, доказательства будут утром, если она до сих пор не верит. И проснувшись, она уверилась окончательно. Во-первых, всю ночь ей снился Эстебан. Он ходил и что-то монотонно читал в темноте, а она послушно повторяла. Когда Света ошибалась в произнесении, Эстебан поправлял и читал фразу снова. Казалось, сон никогда не кончится, а когда это все-таки произошло, Света обнаружила, что все шрамы, раны и синяки рассосались. После двойной взбучки, прежде чем мышцы перестанут болеть, она должна была проваляться в постели неделю. Большой опыт сообщал — самое болезненное не драка, а следующие несколько дней. А тут она проснулась словно заново рожденной!

Конечно же, Света согласилась на установление связи между ней и цыганом. Насколько поняла, все будет так: она отдаст часть своей удачи, а вернее часть канала, по которому удача течет от неизвестного колдуна к ним. Одновременно, между ней и Эстебаном возникнет какая-то мистическая связь, и он сможет научить пользоваться удачей не интуитивно, а по собственному желанию. Чтобы ее окончательно убедить, Женя продемонстрировал несколько фокусов. Как то: вытянул триста раз подряд пикового туза из колоды, двадцать раз попал дротиком в центр мишени, с закрытыми глазами, и угадал, в какой руке у нее монетка, несчетное число раз. Почти захлебываясь, Женя рассказывал сестре насколько это здорово, когда тебе все время везет. Света соглашалась, все еще не способная представить насколько это здорово.

С обоих концов прозрачные трубки, зажимали прищепки. Цыган сказал, так надо. Они сидели напротив друг друга, Женя исполнял функцию «медбрата». Он воткнул последнюю иглу в вену Эстебана и немного отошел.

— Что мне делать? — спросила Света.

— Ничего особенного. Главное не противься, остальное я сделаю сам. Евгений?

— Открываю.

Женя снял две прищепки с первой трубки и тут же со второй. Гонимые сердцами, красные струйки медленно потекли навстречу. Свете казалось, кровь у Эстебана несколько темнее, чем ее. И вот они встретились. Сначала Света не поняла, что происходит и как происходит, но что-то происходило — это точно. Кровавые ручейки смешались, в тот же момент на тело навалилась усталость. Теплой волной, она пробежала от ступней до макушки, захотелось спать. Веки смежились, Света заметила — Эстебан шепчет что-то, прямо как во вчерашнем сне. Минутой позже она сообразила, ее губы тоже шевелятся, повторяя странное заклинание. Мягким обухом по затылку ударила тошнота, потом слабость и наконец, забвение. Но прежде чем потерять сознание, она увидела яркую картину. Высокий замок в форме статуи старца, и посох горящий ярко-желтым светом. В центре навершия стояла фигура, скрюченная от боли. А потом лишь тьма…

Тем же вечером Эстебан вывел ее на прогулку. Женя уехал на работу, оставив их наедине. Цыган взял две лошади, они выехали на бескрайние поля Приазовья. Где-то вдалеке плескалось море, солнце уходило за горизонт медленно, как будто хотело посмотреть, что же еще сделают маленькие смешные человечки? Цыган облачился в белый костюм и смотрелся потрясающе эффектно. Он вытащил трубку из уха, к тому же Света ехала от него справа, и видела обычную, не изуродованную половину лица. Высокий лоб, темный взгляд, он словно вышел из какой-то древней легенды. Старый колдун целитель, может быть деревенский знахарь, или ведун. Света призналась себе, после переливания Эстебан стал ей симпатичен.

— Давай сделаем перерыв, а то твой конь сейчас падет, — сказал цыган.

— Хорошо, — сказала Света, поглаживая взмыленную шею жеребца. Она весила многовато для верховой езды — сто двадцать кило, не шутка. Тот же цыган весом на треть меньше.

Света спешилась и повела коня, держа за узду. Эстебан шагал рядом, глаза бегали, ища что-то. Наконец, правый уголок губы поехал вверх — он нашел. Хотя нашел сущую безделицу. Простой голыш, размером с кулак. Он подошел, поднял и протянул камень Свете.

— Возьми.

Она подчинилась.

— А теперь слушай. Вы необычная семья, ибо каждый из вас уникален. Так всегда случается с рожденными под проклятьем. Вы в чем-то совершенно не разбираетесь, а где-то имеете огромные таланты, но если бы все не изменилось, они только мешали бы жить. Теперь же таланту надо дать взрасти. Сила твоего старшего брата в уме. Рассудок его быстр и трезв, хоть он и любит выпить. Сила твоего младшего брата мне пока не ясна, но всему свое время. Ну а твоя сила…

— В силе.

— Да. Но не только. Ты есть воплощение сильной женщины во всех ее проявлениях. Ты прирожденная мать и не твоя вина, что проклятье сделало тебя бесплодной…

— Я?…

— Да. Мне открылось это, когда наши сути встретились в темноте. Боюсь, детей ты родить не сможешь никогда. Но не расстраивайся, жизнь надо принять такой, какая она есть и не прогибаться под ее закидоны. А теперь постарайся понять еще кое-что. Этот камень крепче твоих костей, крепче кожи и мышц, но не крепче твоей ненависти.

— Моей ненависти?

— Да. Ты ненавидишь одного человека. Ненавидишь так сильно, что ненависть к нему пробьет любые преграды, сломает любые запреты. Ты ненавидишь того, кто сделал тебя бесплодной. Почувствуй это.

Эстебан положил кисти на ее ладонь с зажатым галышом. Посмотрел в ее глаза, Света погрузилась в его. Она упала в колодец зрачка и полетела. Внезапно там родился образ: старик, читающий толстую книгу. Он водил пальцем по странице и медленно шевелил губами. Каким-то образом девушка почувствовала — это он повинен во всех ее бедах. Увидела его, нашептывающего ее одноклассникам самые подходящие к ней насмешки, парням с которыми ей хотелось встречаться все ее недостатки. Он приходил к ней по ночам и стаскивал одеяло, а на утро она просыпалась дрожа от холода. Он подставлял ей подножки на лестницах, измазывал соплями перила… И ее захлестнуло. Ненависть ворвалась в сердце, вытеснив все хорошие чувства. Ненависть раздавила даже наметки на них. Последнее видение добило — старик засунул ей во влагалище руку по локоть и навсегда лишил возможности родить. Света заорала и сжала кулак. Булыжник распался каменной крошкой.

— Хорошо, — сказал Эстебан. — Но это только начало…

Глава седьмая, подраздел второй: удивительная свалка Петра Трохина

— Ты не пойдешь с нами и точка! — отрезал Жюбо.

Они стояли на поляне, покрытой жухлой травой и препирались уже минут пятнадцать.

— Но ведь это я его нашла! — возражала Соня.

— Ну и что? Это мог сделать каждый…

— Заткнитесь оба! — рявкнула Манада. — Соня, ты что не понимаешь, насколько это опасно?

— Мне все равно. — Готка вздернула подбородок и выпятила верхнюю губу. — Я не боюсь опасности. И как можно ее бояться, когда смерть для тебя лишь простой звук… ай!

Жюбо положил ей руку на трапецеидальную мышцу и надавил.

— А боли ты тоже не боишься? — спросил мертвец. — Сама смерть далеко не так страшна, как боль. Что до порога, что после.

— Но…

— Ты останешься здесь, — отрезал Жюбо. — Если хочешь развлечься иди, повесься на той осине.

— Не смешно Жюбо! — сказала Манада. — Соня ты останешься на подстраховке. Если мы не вернемся…

— Считай мы умерли, — закончил Жюбо. — Пошли.

Он схватил Манаду за локоть и повел к мрачной свалке Пети Трохина. Идти они предпочли в сумерках — глаза мертвых лучше ассимилируются к темноте, у них будет преимущество. Добрались они сюда часа два назад и решили подождать, раз уж подвернулась возможность подкрасться незамеченными.

Надо отдать должное девушке готу — она нашла Петю минут за десять. Позвонила в воронежскую телекомпанию, спросила, где находится свалка Трохина, получила ответ. Так как дело происходило утром, мертвецы решили ехать как можно быстрее. Ведь еще надо найти Свету и Женю. Но потом Жюбо сказал обождать и предложил купить оружие, вспомнив, чем кончилось встреча со Светой. После описания «скорострельного ружья», Соня заявила, автомат им никто не продаст. Ну, то есть купить его можно, но не сразу. Сначала придется выйти на нужных людей, потом тебя проверят — не мент ли — и только затем, продадут. Однако можно купить другое оружие. Например, охотничье ружье. Но магазины открывались только в десять, пришлось ждать.

До обеда, они проездили по Воронежу, в попытке найти продавца охотничьего инвентаря нечистого на руку. Первые два наотрез отказались продавать ружья просто так, без лицензии. Правда, предлагали продать воздушки, но от них отказался уже Жюбо. Воспоминания о Свете заставили усомниться, что маленькая пулька способна повредить такое. Хотя если попасть в глаз…. но тут уже Жюбо не мог дать гарантию, что выстрелит так метко. Третий продавец хотел даже позвать милицию, а вот четвертый все-таки продал. Только старую вертикалку, да еще по цене танка… Кроме прочего, Жюбо прикупил набор отличных охотничьих ножей — по три на брата-сестру.

Далее потекли скучные часы езды до свалки на такси. И вот, в семь вечера, они добрались до владений Трохина младшего. Таксист высадил их за пять километров до места, но не по просьбе мертвецов, а просто дальше стоял знак: «Проезд закрыт. Любой нарушитель будет съеден». Это остановило водилу, и никакие деньги не заставили его проехать еще пару километров. Пришлось топать ножками.

Сначала свалка скрывалась от взгляда нестандартным ландшафтом. Дорога петляла между вырытых котлованов и искусственных сопок. Соня заявляла, что вокруг воняет, но мертвые этого не ощущали. Пока шли по дороге, навстречу попалось еще несколько предупреждающих табличек: «Вам тут не рады», «Убирайтесь к дьяволу», «Предприятие по утилизации отходов содержит склад трупов, хотите прилечь?», «Свалка охраняется черепашками ниндзя», «Оставь надежду всяк сюда входящий». По этому поводу Соня пыталась пошутить, но каждый раз выходило плоско. По мере приближения напряжение нарастало, это чувствовали даже почти бесчувственные мертвые, не говоря уж о девочке-готке. Но вот насыпи кончились, перед ними предстала цель.

Любая свалка — зрелище не самое приятное, но эта… Горы мусора! Самые настоящие пики искореженного металла и бытовых отходов, стремились к небесам. Все окружал высоченный забор из сетки-рабицы, на нем повсюду красовались таблички: череп и пара костей, а также молния в треугольнике. Соня пояснила, это означает — забор под напряжением. Над курганами мусора кружили стаи ворон, в тишине их карканье накладывалось на лай тысячи собак, доносящийся из глубины помойки-переростка. Звук получался более чем зловещий. Серое небо контрастировало с мусором, казалось, это оно исторгло коричневые горы. Свалка имела квадратную форму, в каждом углу башня с прожекторами. Сейчас они выключены, но как стемнеет, лучи света начнут поиск возможных нарушителей. Соня заметила, что это очень нетипичная свалка. Такая охрана для мусора? Зачем? Однако мертвые курьеры не убоялись трудностей. Жюбо лишь зарядил ружье и двинулся к забору.

Они не стали ломиться в ворота, предпочли обогнуть и зайти с тыла. На это ушел примерно час и еще час ждали полной темноты. На небе тучи, даже звезд не видать — идеальное положение для киллера. И вот тут-то Соня привыкла к обстановке и запросилась пойти с мертвецами. И получила категоричный отказ.

Сумерки почти полностью перетекли в непроглядную тьму, уже давно включились прожекторы. Со свалки доносился собачий лай, мертвые не спеша шли к забору.

— А может все-таки стоило ее взять? — спросила Манада.

— Нет. Она может помешать. Крикнуть там, когда не надо…

— Но оставить ее здесь…

— Ничего. Если все пройдет по плану, через пару часов мы уедем отсюда. Интересно, зачем нужны фонари, если нет соглядатаев?

— Что?

— Фонари эти. — Жюбо указал рукой на прожектор, уже в десятый раз высветивший их. — Коим Хутурукешем они нужны, если на башнях никого нет?

— Не знаю.

Они подошли к забору. Прямо напротив, к нему крепилась табличка с черепом и перекрещивающимися костями. Жюбо протянул руку почти вплотную к квадратикам сетки, что-то затрещало, волоски на руке встали дыбом.

— Электрическая защита, — сказал мертвец. — Интересно.

— И что, давай…

Манада схватилась за сетку и затряслась. Пальцы перестали слушаться и вместо того, чтобы отпустить, сжали ячейки намертво. Странная волна пробежала по телу, впервые Манада что-то почувствовала. Не боль, а скорее легкое тепло, но для бесчувственного трупа — это много! Рука задымилась, Манада застыла каменной статуей, не в силах пошевелить не только ей, но даже не способная моргнуть. Она дрожала, вид свалки замелькал перед глазами. И вдруг помойка сменился чернотой неба. Манада поняла, что упала. В картину неба врезалась голова Жюбо.

— Ты когда-нибудь запомнишь, надо сначала думать, а потом делать? — спросил мертвец. — Или если трудно думать, слушать меня.

— Никогда!

Жюбо закатил глаза к небу и протянул ей руку. Манада обратила внимание, ее ладонь почернела и покрылась волдырями.

— Обычного человека уже убило бы, — сказал Жюбо, поднимая мертвую. — Но и нам не стоит расслабляться.

— А почему я не могла пошевелиться? — спросила Манада.

— Потому что, электрический ток блокирует работу нейронных импульсов, идущих от мозга к мышцам. Собственно, по твоему телу каждую секунду пробегают слабые электрические разряды, и за счет этого, мозг управляет всеми частями тела. Однако эта информация не снимает вопроса, как проникнуть внутрь…

— Ты же хвастался, что умеешь думать, вот и думай! — Манада усмехнулась, Жюбо помрачнел.

— Нет, выход конечно есть. Даже два выхода. — Мертвец начал расхаживать вдоль забора и тереть подбородок. — Первый самый простой — проделать дыру. Но я не знаю, есть ли у него система оповещения о повреждении забора. Возможно, при нарушении целостности структуры, Петя получит сигнал о вторжении. Второй вариант безопаснее, но слишком долгий. Мы можем разрезать себя на маленькие куски, позвать Соню и она перекидает нас через забор. Там мы сошьем себя и пойдем. Но на это потребуется слишком много времени…

— Жюбо, милый…

— Не мешай, я думаю. Так, можно сплести из ветвей дерева батут, или создать систему блоков и веревок. Правда, веревок нет. Ага! Вон там растет осина! Мы общими усилиями пригибаем ее к земле, потом кто-то держится за край, отпускаем и ты или я, перелетаешь через забор. Что-то вроде катапульты. Надо только просчитать, хватит ли силы разгиба на это… что ты там в грязи ковыряешься?

— Копаю.

— А-а-а… ну можно и так. Без шика конечно…

Жюбо встал на колени и помог Манаде делать подкоп. Опять ломались ногти, кожа на пальцах сдиралась. Спустя десять минут, они сделали достаточную дыру, чтобы пролезть внутрь. Манада копала с ехидной улыбкой, Жюбо несколько раз кинул оправдывающийся взгляд. Ну не пришла к нему мысль о подкопе, так что теперь?

Оказавшись внутри, мертвые осмотрелись. Вроде такая мелочь — металлическая сетка, но за ней свалка смотрится не так зловеще, как изнутри. Помойка представлял собой ровное плато с нагромождениями мусора. Все-все, начиная от пивных бутылок и кончая тракторами, Петя Трохин сгреб в аккуратные кучи, тщательно сортируя. Ну, то есть он, конечно, делал это не сам, наверное… Они пошли вглубь, на пути попадались горы разного содержания. Например, металлическая гора, или пластиковая. Железные банки блестели, отражая свет прожекторов, кучи всевозможной проволоки скрепляли части различных механизмов, шестерни, старые машины. Пластиковая гора состояла в основном из бутылок и пакетов. Каждая метров пятнадцать в высоту, а в диаметре не меньше сорока. Они походили на конфеты типа «Трюфель», правда есть их полагалось великану, не меньше.

Обойдя две первые горы, они увидел стеклянную. Столько разбитых тарелок Манада не видела никогда! Кроме того присутствовали: бутылки, вазы, чайники, лампочки, экраны от телевизоров, оконные стекла, и прочее, и прочее. Странно, но металлические стеклянные и пластиковые нагромождения, как будто обносили свалку по периметру. Словно огромные ребра, они закрывали обзор сердца гигантской помойки. А в центре, начиналось самое интересное — органические отходы. После стеклянных куч, первыми попались, извините за выражение, горы говна! Можно конечно смягчить формулировку и сказать: горы фекалий, или бывшее содержание кишечника, но когда перед тобой десятиметровая куча, исходит сонными мухами и запах ее пусть не ощущается, но как будто виден…. Да, в голову приходит только это слово. Но даже не горы говна вызвали у Манады и Жюбо гримасу отвращения. Второй, уже думал что, состоя в Службе Радости, повидал мерзостей, но ошибся. За горами дерьма открылись горы трупов. И слава Светлому, хоть не человеческих! Коровы, собаки, волки, змеи, лошади, крысы, суслики, хомяки, свиньи и даже такие экзотические, как верблюды, львы и зебры, а на вершине гнил самый настоящий кит… Но трупная гора мертва, лишь на первый взгляд. Тысячи крыс пируют на костях, миллиарды червей ползают, демонстрируя отвратные белые брюшки, причем как первые, так и вторые огромные! Конечно, не как саблезубые крысы, которых Жюбо доставлял тому же Биатриче, но размером с кошку, а черви не меньше человеческого пальца.

— Фу! — выразила общее мнение Манада. — И он живет здесь?

— Каждому конечно свое, но ты права. Только законченный псих станет здесь жить. Приготовься, я чувствую он где-то близко.

— Главное чтобы он не был внутри этого…

Обогнув жужжащую мухами гору, они вышли, чтобы содрогнуться еще раз. Теперь Манаду потянуло на тошноту. Человеческих трупов вам не хватало, так получайте! Жюбо верно понял — Петя заключил сделку с абортариями всей области. Горка (хорошо хоть не гора!) трупиков находилась вблизи лаборатории. Маленькие кровоточащие, исходящие гноем тельца навалили в кучу, меж них сновали уже виденные крысы и черви. Только теперь, те и другие увеличились еще больше. Одна крыса, почему-то седая, превосходила размером овчарку. В точь как детеныш саблезубой. Она вальяжно выгрызала у трупиков исключительно мозги. Тонкие черепа хрустели под длинными зубами, как грецкие орехи под плоскогубцами.

— Великий Гояба, да что же это такое… — Манада даже перекрестилась.

— Знаешь, мне кажется, убийство Пети, доставит мне огромное удовольствие, — сказал Жюбо сквозь зубы.

— Но ведь, это же не он их…

— Не он. Но все равно. Как подумаю, что какие-то пьяные дуры делают аборт… видели бы они, куда попадают тела их нерожденных… пошли отсюда!

Манада не возражала, напротив, если попросили, проголосовала бы обеими руками с готовностью. Они обогнули и это препятствие. Оставив страшную кучу позади, мертвецы наконец вышли к сердцу свалки — лаборатории Пети Трохина. Здание напоминало фабрику или завод. Трехэтажное, на крыше трубы, последний этаж полностью застеклен. Его окружал еще один забор, на серых бетонных стенах вывели странные рисунки: фигуры людей с лопатами, трактора, какие-то надписи. По форме обычная квадратная коробка, ничего особенного, но веяло оттуда чем-то недобрым…И тут перед мертвыми предстали первые проблемы, пока незначительные. Псы.

Не меньше пятисот собак стояли и смотрели на них решая: стоит ли разорвать мертвых на части прямо сейчас, или погодить? Разной породы, разного размера, есть породистые, есть дворняги. Самая большая — дог, самая маленькая — болонка. Черные носы втягивали воздух, мохнатые уши подергивались, не слыша стука сердец. Будь с ними Соня, псы уже давно напали бы, но в мертвых они не видели угрозы. Посреди куч мусора, курьеры тоже выглядели мусором. Шевелящимся, но мусором.

— Если они на нас набросятся… — начала Манада.

— Придется дожидаться регенерации у них в желудках, — закончил Жюбо.

— А так и будет, можете не сомневаться! — разнесся над мусоркой голос Пети Трохина.

Ну откуда мертвые могли знать, что их засекли еще на подступах? Жюбо правильно заметил — на башнях нет наблюдателей. Но ему просто не пришло в голову, что они оснащены камерами. Слишком сильно довлели над Жюбо, стереотипы об отсталости триста тринадцатой эпохи и он не учел, в периоде, где летают на самолетах, ездят на автомобилях и пользуются компьютерами, камеры слежения — вещь вполне обычная.

— Где ты? — спросил Жюбо. — Покажись!

— Ага, щас, — ответил Петя через громкоговоритель. — Ласты только склею…

— Клей быстрее и выходи, — согласился Жюбо.

— А как он так? — несколько невнятно сформулировала вопрос девушка.

— Наверное, передатчик голоса, — пояснил Жюбо. — Судя по всему, вокруг есть еще уловители звуков и образов.

— Так это вы напали на мою сестру? — продолжил Петя. — Вы, те самые неубиваемые демоны?

— Да, и мы пришли по твою суть! — сказал Жюбо. — Нет смысла сопротивляться нам, мы все равно добьемся своего. Так что выходи и примешь легкую смерть. Иначе последние часы жизни покажутся тебе кошмаром!

Жюбо едва удержался, чтобы не закончить фразу протяжным «Бу-у-у». Но угрозы и бахвальство на мусорщика не подействовали.

— Если спаслась Света, спасусь и я. Да что я говорю? Это вам предстоит спасаться! Знаете, я долго дрессировал этих собак и заметил одну интересную особенность. Когда учишь такую огромную ораву, достаточно вышколить всего лишь треть, а остальные перенимают науку. Предлагаю вам испробовать результат на себе. Фас!!!

Псы только этого и ждали. Мохнатая волна бросилась к импровизированным берегам, в лице Манады и Жюбо. Мертвец тут же разрядил в дога оба ствола и отбросил ружье. Достал нож, убедился, Манада тоже вооружилась. Четыре больших охотничьих лезвия блеснули, и полилась кровь. Жюбо и Манада встали спиной к спине, руки замелькали, вгоняя собак в такое же состояние существования, что и у них. Иначе говоря, делая из живых псов, мертвых. Собаки лают, пытаются укусить, иногда зубы достигают цели, но трупы не чувствуют боль или страх, действуют четко и слаженно. Хотя тоже сказано слишком сильно: четко и слаженно: какая может быть четкость, в беспорядочном размахивании лезвием? Фактически Манада и Жюбо даже не убивают собак, а только ранят. Некоторые, вроде приблудных питбулей, бьются до конца, и отступаются, только упав на землю, остальным хватает простого пореза. После того, как проливается кровь, собака позорно скулит и уносилась в ночь.

Колющий удар левой сверху, одновременно, правая отмахивается от очередной зубастой пасти. Еще два пса убежали. А вот этот настырный. Выпад — на землю падет очередной труп. За спиной упирается тело соратника и слышится визги — человечьи, пополам с собачьими. Это Манада Трансис гуляет во всю, отправляя псов на встречу с Цербером. Она визжит, Жюбо рычит, все покрылись кровью и кусками шерсти. Теперь уж и не отличишь, кто есть кто. Больше всего проблем доставляют большие псы. Они иногда пробивают защиту, вырывают шмат мяса из руки или бедра. Но мертвые, относя к этому более чем прохладно. И вот шерстяное море дрогнуло. Каждая собака вспомнила, что еще совсем недавно жила другой жизнью. Боялась странных двуногих животных, способных бросить камнем, или застрелить из бухающей палки. А эти еще хуже. Они не чувствуют страха, над полем боя не разносится приятный сладковатый запах боязливого пота, нет. Словно два терминатора они пришли, чтобы убить. И ничто не сможет их остановить, тем более дворняги или псы, выгнанные из дому за то, что нагадили на ковер. Последние волны отхлынули, драные куски, еще недавно грозной силы, рассосались по мусорным углам, со скулящим визгом.

Манада и Жюбо осмотрелись. Они стоят на трупах, но обоим не привыкать. Теперь на помойке Пети Трохина появилась еще одна специфическая кучка мусора — собачья. Хотя и мертвые получили несколько ран. У Жюбо, например, в ноге зияет рваная рана, ее маленькая копия красуется на предплечье Манады. И конечно, множество легких повреждений одежды, но если подвести итог: мертвые победили почти вчистую.

— Неплохо, неплохо, — раздается голос Пети. — Но это была всего лишь прелюдия. Вы доказали что вы прекрасные бойцы, но посмотрим как вы справитесь с этим.

Мертвые курьеры присели готовые к очередному нападению, но ничего не произошло. Только послышалось какое-то шипение и все.

— Он что, хочет натравить на нас змей? — прошептала Манада.

— Нет, я думаю здесь дело в другом. — Улыбнулся Жюбо. А потом тяжело оперся на девушку и зашептал: «Повторяй за мной, он хочет нас отравить».

— Что сложно дышать? — весело спросил Петя. — Это моя гордость! Я назвал этот газ «Гороховая смерть». Сильнейший нейропаралитический газ. Вы не умрете, но ваши мышцы сейчас скует судорогой. Вы испытаете страшные мучения, а потом начнется самое интересное…

Пока Петя говорит, Манада и Жюбо играют спектакль. Они хватаются за горло и падают на колени. А потом вовсе брыкаются на землю и дрыгаются, изображая припадок. Петя продолжает вещать:

— Я не мог применить газ сразу, потому что тогда пострадали бы собаки. Но если уж вы сумели… Я вижу вам совсем плохо. Ну что же, значит, пора вводить кавалерию.

Со стороны здания слышится скрежет. Жюбо упал так, чтобы видеть лабораторию. Сейчас он наблюдает, как раздвигаются ворота в заборе и открываются ниши в здании лаборатории. Широкие металлические окна у основания, уехали вверх, из них показываются страшные зеленые морды с продольными челюстями. Крокодилы. Причем огромные!

— Если вам интересно — это кайманы, — продолжает Петя. — Самые обыкновенные кайманы. Вы, конечно, скажите: не бывает кайманов пятиметровой длинны. Однако эта история требует пояснений…

Рептилии, действительно пятиметровой длины, выползают из ниш, принюхиваются к помоишным запахам.

— Дело в том, что примерно год назад, я заключил очень выгодный контракт на утилизацию урана с Волгодонской АС. Сейчас, несколько тонн радиоактивного топлива, выработавшего свой срок, похоронено под моей свалкой. А всего полгода назад, я заключил договор с зоопарками Воронежа, на захоронение трупов всяких животных, вот…

Кайманы, наконец, почуяли что-то съедобное и поползли к Жюбо и Манаде. Всего шесть штук, похожи на зеленые бревна — словно динозавры вернулись из прошлого, воспользовавшись машиной времени Уэллса.

— Я естественно согласился, — продолжает Петя. — Но однажды, они привезли мне, целую машину трупов. У них там была какая-то эпидемия. Но кто-то не доглядел, и мне привезли живую самку каймана. Я переработал трупы, а она уползла в подземелье. Здесь неподалеку проходят грунтовые воды, и есть несколько подземных ручьев. Там она отложила яйца. Я не знаю, что с ней стало, но подозреваю, что ей позавтракали ее же дети. Вот эти шесть славных парней! Да, здесь нет самок, а то можно было бы провести эксперимент дальше, но так он не имеет перспектив…. Я нашел их, когда им было всего по метру и начал выхаживать. Выжили все, но радиация все же отразилась на них. До резвости обычных кайманов им далеко. Но уж двух неподвижных людей они проглотят, будьте уверены. Если вы надеетесь, что газ повредит им, то тщетно. Он действует непродолжительное время. К сожалению, смешиваясь с кислородом, он быстро теряет свойства. Так что приготовьтесь страдать, а я приготовлюсь к удивительному зрелищу!

— Ты даже не подозреваешь, что такое страдать! — кричит Манада вставая.

— Но скоро узнаешь, — мрачно говорит Жюбо, тоже оказываясь на ногах.

— Какого… — не понимает Петя.

А гигантские кайманы видят цель. До этого мертвецы представлялись для них всего лишь двумя тушами мяса, но теперь, когда продольные зрачки заметили движение, сказываются рефлексы. Не то чтобы очень проворно, но достаточно быстро, рептилии надвигаются на мертвецов.

— Почему вы живы? — проревел Петя, явно раздосадованный.

— А мы не живы, — отмахивается Жюбо. — Манада?

— Да?

— Приготовься.

— К чему? Этих ножом не убьешь!

— Отступаем…

Жюбо хватает ее за локоть и уводит от сердца свалки. Кайманы также неторопливо ползут, вот они уже преодолевают ворота. На секунду их освещает прожектор с крыши лаборатории, предоставляя мертвым возможность рассмотреть получше. Радиация действительно не просто увеличила их. Когда рептилии приоткрывают пасть, становится видно — зубов почти нет. Все прихрамывают и, кажется, задыхаются, от того, что приходится куда-то ползти. Один вдруг заваливается на бок; Манада разглядывает, кожу у него на брюхе: тонкую и прозрачную — все внутренности видны, как сквозь пластиковую пленку, из которой делают мешки в триста тринадцатой эпохе.

— Что делать? — шепчет Манада.

— Это просто, — тоже шипит Жюбо, едва открыв рот. — Повторяй за мной и все.

— Я уже повторяла! Зачем надо было претворяться, что мы отравлены?

— Я думал, Трохин сам выйдет, чтобы полюбоваться на нас. А теперь…

Кайманы двигаются действительно медленно — не быстрей человека идущего пешком. И естественно Жюбо не преминул воспользоваться этим. Как только расстояние между ними и лабораторией составило десять метров, он бежит за кучу детских трупиков. Манада держится рядом. Они огибают ее и оказываются позади глупых радиоактивных монстров. Те тупо подходят к горке полуразложившейся плоти, не понимая, куда делись мертвые туши. Жюбо даже переходит на шаг. Мертвец усмехается, движется к лаборатории. Но тут…

— ВЫ ЧТО, ДУМАЛИ, ВСЕ БУДЕТ ТАК ПРОСТО? — доносится дикий рев со стороны здания. Ворота лаборатории разъезжаются, за ними показывается самая уродливая машина из виденных Жюбо.

Нечто вроде помеси трактора и говновоза, медленно выезжает через огромную арку. Оно двигается на гусеницах, но по бокам есть и огромные колеса, пяти метров в высоту. На бортах баллоны, впереди непонятная крутящаяся хреновина, наподобие малярного валика, только с шипами. Сверху, маленькая кабина, там за стеклами сидит король мусорного мира Воронежской области. Все это великолепие окрашено в ярко-желтый цвет. Когда мертвые ехали из Невинномысска в Благодарный, Жюбо видел на полях несколько странных машин: поливательные и для сборки зерна. Так вот, если их взять, да еще добавить трактор и пару танков, все перемешать исполинским миксером, получится то, что двигается на них. Из желтого кузова торчит столько трубок шлангов и вертящихся приспособлений, невозможно понять, для чего предназначен сей трактор-мутант. Благо Трохин сделал соответствующие пояснения.

— ЭТО МУСОРНЫЙ ИЗМЕЛЬЧИТЕЛЬ И УТИЛИЗАТОР 2010! — проревели динамики, голосом Пети Трохина. — СЕЙЧАС Я ВАС ПРЕВРАЩУ В ПОЛЕЗНЫЕ УДОБРЕНИЯ И ПРОДАМ ЗА ПЯТЬДЕСЯТ РУБЛЕЙ МЕШОК! ХА, ХА, ХА!

Глядя на движущуюся к ним машину, мертвецы слегка цепенеют. Сзади слышится странный хруст. Манада разворачивается и видит, как один кайман поедает «плодовую» горку. Остальная пятерка надвигается, перекрывая путь к отступлению. Хотя Жюбо и не думает отступать. Вместо этого бежит к куче мертвых собак. Манада сначала не понимает, что он задумал, но уже через пару секунд, из-под горки мохнатых трупов, Жюбо достает позабытое ружье. Машина приближается, кайманы тоже наступают. Жюбо возвращается к Манаде, по пути достает из внутреннего кармана пару патронов. Измельчитель тарахтит, кайманы рычат, Жюбо прицеливается в кабину и дает залп с двух стволов. Попадает. На стекле, скрывающем Трохина, вышибаются искры.

— ПУЛЕНЕПРОБИВАЕМОЕ, — поясняет Трохин. — А ТЕПЕРЬ МОЯ ОЧЕРЕДЬ.

Он смотрит под ноги и что-то поворачивает. Из большой трубы над шипастым валом, вылетает струя зеленой жидкости. Уже в воздухе, она испаряется, Манада и Жюбо едва успевают отпрыгнуть в сторону. Струя бьет в ближайшего каймана, мертвецы видят, как он растворяется, словно сахар в стакане горячего чая.

— КИСЛОТА ПО РЕЦЕПТУ ТРОХИНА, — рычат динамики. — РАСТВОРЯЕТ ДАЖЕ МЕТАЛЛ.

Труба поворачивается к Манаде. Та верещит и кидается прочь. Жюбо, напротив, поднимается и несется к измельчителю и утилизатору 2010. В надежде спрятаться, девушка забегает за какую-то неаппетитно выглядящую кучу, но кислота в момент разметывает ее. Мертвая продолжает убегать.

Тем временем, Жюбо достигает исполинского агрегата. Огибает сбоку, чтобы не попасть под крутящийся вал, но и здесь забраться не получается. Гусеницы тоже вращаются, прыгни — тебя затянет и перемелет. Он бежит дальше, заходит с тыла… и обнаруживает точно такой же вал, что и спереди. Хутурукешивается, но делать нечего. Вал вращается против часовой стрелки, Жюбо разбегается и прыгает на него грудью. Шипы пробивают грудину, насаживают на себя, тащат вверх. Жюбо поджимает ноги, опирается на шип и как только добирается до верха — отталкивается всеми конечностями сразу. Еще секунда, вал затащил бы его в прорезь и перемол. Мертвец оказывается на платформе.

А Манада все также бежит, спасаясь от кислотной струи. Трохин так увлекся ей, что не заметил, как передний вал наживил пару кайманов и, прокатив через себя, перемолол в фарш. Следом разметало гору из младенческих трупов. Девушка несется как ветер, но струя быстрее. Вот уже в который раз приходится пригибаться, проскакивать всего в нескольких сантиметрах под ней. Трохин хохочет в кабине и тут…

Позади Пети раздаются частые удары. Он оборачивается и только поэтому Манада остается цела — мусорщик загнал ее струей меж двух гор мусора и как раз собирался включить распылитель. Петя пользовался им, когда надо растворить большую кучу органического мусора. При включении распылителя, из трубы вырывается целое облако кислоты и накрывает большую площадь. Правда распылитель забирает почти весь запас жидкости, зато Манада никак не спаслась бы — просто не успела. Но, как сказано выше, позади раздались частые удары.

Петя поворачивается и видит мертвеца, бьющего ножом по армированному стеклу. Дверь в кабину предусмотрительно заперта на ключ, поэтому Петя лишь злорадно улыбается. И нажимает на кнопку. Фары его адской машины слегка угасают, зато по всей кабине пробегает напряжение в три тысячи вольт. Это совершенно необходимая функция, если «измельчитель» зарывается в мусорную гору. Через кузов ток попадет на отходы и уничтожает всех вредных паразитов. Естественно, кабина тщательно прорезинена и водителю ничего не угрожает. Единственный недостаток функции — ее можно применить только пару раз, иначе сдохнут аккумуляторы. Но чтобы прожарить убийцу хватит и одного раза.

Петя усмехается, глядит, как от Жюбо валит дым, а черные волосы встают дыбом. Но, тут же следует удар ножом такой силы, что стекло трескается. Петя кричит непечатное ругательство и нацепляет противогаз — кислотные испарения ядовиты. Жюбо застывает на месте, а когда фары разгораются с прежней силой, продолжает долбить стекло. Теперь уже проще — от большой трещины побежали маленькие.

— КТО ВЫ ТАКИЕ? — говорит Петя, Жюбо впервые слышит его голос, не дублируемый динамиками — он доносится непосредственно из кабины.

— Мы убьем тебя медленно, — рычит Жюбо, нанося удар за ударом, не останавливаясь и на секунду.

— А вот это вряд ли, — отвечает Трохин. — Прожарься еще.

Опять нажатие на кнопку, снова фары гаснут, но теперь Жюбо знает что делать. За секунду до того как три тысячи вольт пробежали по кузову махины, Жюбо заносит руку для удара. Ток проносится по телу, мышцы скручивает, мертвец наносит по стеклу еще один сокрушительный удар, слыша, как трещат кости в запястье. Так получилось и в прошлый раз, правда случайно. Ток сократил мышцы, и мертвец смог нанести настолько сильный удар, какой не вышел бы просто по его воле. В стекле появилась еще одна крупная трещина, фары разгорелись, Жюбо продолжил работу.

— Неужели цыган был прав, — бормочет Трохин, отключая динамики. — Ну ничего…

Он отворачивается от Жюбо и снова включает кислотную пушку. Правда, Манады на месте нет. Она уже обогнула гору мусора и приближалась с другой стороны. Петя дергает за рычаг, кабина поворачивается к мертвой курьерше. Жюбо по-прежнему бьет ножом по стеклу, но Петя не отвлекается на него, сосредоточив внимание на девушке. Вот дуло пушки видит несущуюся к нему девушку. Манада скалится как пантера. Знает, если даже Петя запустит кислотную струю, она успеет отскочить. Но Петя не стал включать пушку на струйный режим. Нажатие нескольких кнопок, и включается распылитель. Петя врубил его на полную мощность, использовав весь запас кислоты. Из трубы вырывается облако смерти, распыленной на мельчайшие капельки. Кислота тут же испаряется, Манада бросается в сторону, но медленно, очень медленно. Она понимает, что не успеет, и пытается спастись в последнем отчаянном прыжке. Ей удается наполовину. Край облака захватил ей ноги и растворил до основания. Мертвая падет на грязную землю, глядит на пустоту под попой. Боли нет, но теперь она станет легкой добычей для струи. Она не знает, что Трохин выпустил весь запас. Пройдя мимо, облако, растворило четверть стеклянной горы.

А Жюбо бьет и бьет. Теперь у Трохина нет шансов. Еще пара минут, и он сможет просунуть в отверстие руку, а там уж… Жюбо видел, что стало с Манадой, от этого остервенение овладело всей сутью. Удар, еще удар, а Петя даже не обращает на него внимания. Он достает какую-то коробочку с кнопками и возится с ней. Но вот он повернулся и Жюбо вздрогнул. На лице Трохина написано такое ликование, становится страшно — что же он придумал на этот раз?

— Если я правильно понял, убить вас нельзя, — сказал Трохин. Он не спрашивал, просто констатировал факт. — Вы мертвые демоны, Эстебан оказался прав. Но мы проверим, так ли вы мертвы как кажется.

Земля задрожала.

— Видишь ли, — продолжил Петя, Жюбо остановился, — на моей свалке есть очень опасные вещества. Может произойти утечка и тогда половина области умрет. Поэтому когда зарывал уран, я установил под свалкой несколько бомбочек. Помнишь, я рассказывал про подземные ручьи? Так вот, от них образуются ниши и теперь…

— Манада! — закричал мертвец, но поздно.

Послышалось пять глухих хлопков и земля начала уходить вниз. А Петр Трохин применил последнюю функцию «измельчителя и утилизатора 2010». Экстренное катапультирование. Тоже опция полезная, если застрял в горе мусора, а машина вдруг сломалась. Кабина полностью герметична, есть шанс задохнуться. Под местом водителя расположено пять отличных пружин, а еще самый настоящий ракетный двигатель. Предполагалось, пружины дадут толчок, а двигатель протолкнет кабину из мусорной кучи наверх. Теперь же, ее просто подкинуло вверх метров на двадцать, а потом яркое пятно огненного столба, загорелось на небе единственной звездой. Мусорка осталась внизу, Петя увидел, как, стоящего на любимой игрушке Жюбо затягивает под землю. Словно огромный водоворот разверзся под ним. Горы нечистот и мусора затягивало в недра, заворачивало и перемалывало. Петя смог разглядеть, как последний гигантский кайман скрылся в земляной пучине.

Однако долго любоваться не получилось. Кабину развернуло и понесло на юг. Петя регулировал подачу топлива в двигатель, но знал — оно не безгранично. По расчетам, должно хватить на три минуты. Поэтому он то включал, то выключал двигатель и кабина, словно парила над поверхностью. Но все же кабина не самолет. Нет ни аэродинамики, ни крыльев, направлять полет трудно. Дождавшись, когда падение развернет кабину параллельно земле, Петя включил двигатели и унесся прочь. Он пустил одинокую слезу, оплакивая любимую свалку. Горючее кончилось, металлическая конструкция устремилась к земле. Со стороны казалось, с неба падает телефонная будка. Когда до поверхности оставалось всего метров пятнадцать, Петя нажал на очередную кнопку, кабину заполнило строительной пеной. Он видел этот трюк в фильме «Разрушитель». Приземление почти не почувствовалось. Кислородный баллон давал возможность дышать, пока не включатся автоматические растворители пены.

Отступление Архивариуса:

Вот уже битый час, Соня смотрела на гигантскую помойку, подавляя желание вмешаться. Но мертвые сказали: сами, значит сами. Она теребила цепочку, расхаживая взад-вперед. Первый раз желание послать все к черту и броситься на помощь появилось, когда из глубин свалки раздался громогласный собачий лай. Потом все стихло, но вскоре заработала какая-то машина. Спустя минут пятнадцать послышалось пять глухих взрывов, и под свалкой разверзся ад. Земля начала уходить из-под ног, даже Соня почувствовала это. Она быстро забралась на близлежащую насыпь и наблюдала, как мусорные горы сворачиваются и уходят в гости к кротам. Страшный скрежет металла, звон разбивающегося стекла, а над всем этим, из самого центра вылетела странная будка и понеслась куда-то влево, движимая реактивным выхлопом. Будка быстро скрылась из виду, да и «сворачивание» свалки протекало недолго. Прошла минута и черноземное море устаканилось. Соня оказалась на гипертрофированном поле чудес из сказки про Буратино. Повсюду точат уродливые куски мусора, всяческие арматурины, балки, доски и прочее. И тишина. Над бывшей свалкой как будто прошел мор, уничтожив не только живых существ, но и сами звуки. Смерть протянула руку, убрав жизнь, как ненужную вещь.

Соня подождала еще минут пять, чтобы убедиться — все закончилось. А потом бегом, чуть не слетела с насыпи и бросилась к ровному плато. Если бы она могла взглянуть на него с высоты птичьего полета, увидела бы, на месте бывшей свалки образовался узор, почти точно копирующий символ добра и зла. Соня бежала пока не оказалась там, где раньше стояла лаборатория. Пахло вокруг не розами, казалось вонь заползает в легкие и медленно разъедает. Где-то сбоку послышался легкий шорох. Соня повернулась и увидела, как из взрыхленной земли, насыпая маленькую горку, что-то вырывается, словно огромный дождевой червь. Она подбежала и тут же отпрянула. Из недр выбирался огромный крокодил. Он вылезал медленно, натужно и весь исходил темной кровью. Тонкая кожа на брюхе порвалась, кишки тащились по земле, похожие на толстые шланги. Крокодил вылез «по пояс», вот показались задние лапы, а вслед за ними хвост и… Манада. Вернее половина Манады. Девушка уцепилась за хвост огромной зверюги, воспользовавшись им, как своеобразным лифтом. Но как только оказалась на поверхности, быстро-быстро отползла, смешно перебирая руками. Наверное, боялась, что за ней погонится этот живой материал для десятка чемоданов. Ее опасения оказались ошибочными. Гигантский кайман выполз на поверхность с единственной целью — в последний раз посмотреть на ночное небо. А потом издох.

— Манада! — воскликнула Соня, устремляясь к мертвой подруге. — Что с тобой?

— И не спрашивай… — устало ответила Манада.

— А где Жюбо?

— Подождем его тут. Такой пронырливый сукин сын, не мог умереть во второй раз…

Манада угодила в точку, правда ждать им пришлось долго. Лишь спустя час, мертвый курьер вылез, точно также как и кайман, оставив за собой горку земли. Выбравшись он осмотрелся, оценил обстановку и буркнул двум девушкам:

— Ну чего расселись? Надо убираться отсюда. Следующая цель Азов.

Он отвернулся, чтобы Соня и Манада не увидели маску облегчения на лице. И даже больше того, из мутного глаза скатилась слеза по грязной щеке — он думал, что навсегда потерял Манаду. Без ног, та вряд ли смогла бы быстро выбраться из-под толщи земли, а через неделю боль сделала бы это вообще невозможным…

— Эй, умник? — крикнула ему Манада. — А ты ничего не забыл?

— А что? — повернулся Жюбо, походя, смахивая слезу.

— У меня нет ног! Так что иди сюда, поработаешь телегой.

Жюбо вернулся, присел, Манада обхватила его за шею. Жюбо поднялся и пошел на запад. Соня взяла его за руку совершенно счастливая, что новые друзья все же остались почти целыми и невредимыми. Так они и шли навстречу ночи, новым приключениям, загадкам, боли и любви.

Подраздел третий: загадка семьи Трохиных

Отступление Архивариуса номер один:

Непроглядная тьма царствовала в подземельях замка Магистра Биатриче. Откуда женщине знать, подвал не просто помещение под огромной статуей, нет, он выходит корнями в Линт — шестой круг ада. Захватывает кусочек самой первозданной тьмы, которой когда-то бросил вызов Светлый. Бросил и победил, выдворив на задворки Замысла. С тех пор все и началось. И продолжается теперь там, где есть понятие времени и там, где его нет в помине.

Варя кружилась привязанная к круглому щиту, а Биатриче сидел напротив. Нет стены позади щита — он ни к чему не крепится. Пола под Магистром тоже нет — все происходит в пустоте, как будто неведомый художник закрасил черной краской все, кроме Вари, щита, стула и Биатриче. В руках колдуна появился нож. Резкое движение — нож попал в щит, между ног Вари. Там же торчат еще несколько, но отнюдь не всегда Магистр оказывался настолько меток. Напротив, в дереве застряло куда меньше лезвий, нежели в теле несчастной женщины. Щит продолжает крутиться, второй нож материализуется в старческой руке — раз! Вошел в толстое бедро по самую ручку.

— Зачем ты мучаешь меня? — спрашивает Варя Трохина. — Неужели недостаточно того, что ты уже сделал?

— Нет, — ответ Магистра короток, как жизнь бабочки.

— Но зачем, ради бога, зачем? — надрывается Варя. Ей не больно нет, кристалл Обезболивателя уничтожил чувствительность. Но она страдает из-за другого.

— У меня есть причины. — Магистр колдует еще один нож и снова бросает — на этот раз попало в доску рядом со щекой. — Твои внуки стали моим проклятьем Варвара, однако…

Магистр делает пасс рукой, пространство вокруг наполняется светом. Колдун настолько могущественен, что погрузил их обоих в Сон просто усилием воли. Жюбо не удалось проникнуть в сновидения внуков Вари, но Магистру Биатриче — это раз плюнуть. Он проносит картины перед собой и Варей в поисках нескольких нужных. Всего три сновидения способны прояснить женщине все. Вот, она видит первое.

Это сон Жени Трохина. Он первым почувствовал изменения, первым задумался о жизни семьи по-настоящему. Сновидение Жени необычно — это приснилось ему за полтора года до смерти отца. Хотя здесь он еще ребенок. Его школьный класс, но только он сидит и слушает учительницу — в помещении больше никого нет. Учительница — седовласая, очкастая, худая как жердь Ольга Анатольевна. Его первая учительница, да и он первоклашка.

— Евгений Трохин значит? — спрашивает училка, калякая что-то в журнале. — Оставлен на десятый год.

— Нет, Ольга Анатольевна, — оправдывается Женя. — Я никогда не оставался даже на второй год… я окончил девять классов и поступил в техникум…

— Еще пара таких высказываний и я влеплю тебе двойку по поведению, — учительница говорит строго, но не поднимает глаз от журнала. — Хорошо, Евгений, если ты говоришь правду, прочитай мне алфавит.

Женя хмурится, вспоминая порядок букв. Потом начинает:

— А, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, к, л, м, н, о, р, т, у, кажется ч, потом щ…

— Неверно! — Она, наконец, оторвалась от журнала. — Где й? Где с? Где они Евгений?

— Простите Ольга Анатольевна, это было так давно, что я забыл, — говорит Женя смущенно.

— Конечно забыл. Поэтому ты сюда и вернулся. Чтобы вспомнить то, чего никогда не знал. Повторяй за мной: а, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, й, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, э, ы, ь, ю, я.

— А, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, й, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, э, ы, ь, ю, я.

— Молодец. Запомнил?

— Да, Ольга Анатольевна.

— Тогда иди к доске и запиши.

Женя встает и идет. Пишет. Учительница недовольна. Она заставляет не торопиться и вывести каждую букву — у Жени очень корявый подчерк. Следом он пишет простые предложения, затем составные. Учит в чем отличия, учительница требует повторять каждое правило. По мере урока, Женя растет, взрослеет, теперь ему уже десять лет. Он возвращается за парту, пишет диктант. Училка проверяет, ставит четверку. Потом еще один диктант, Женя исправляется и пишет на отлично. Но учительнице мало, она задает еще тексты, с каждым разом все сложнее и сложнее. Женя вынужден переписывать все, пока не достигнет совершенства. Он взрослеет еще больше, из подростка в юношу, потом подбородок покрывается первой щетиной, она сбривается сама собой, но остается синева, как будто бритье для него дело привычное. Он достигает своего возраста, потом переступает черту, седеет, лысеет, ему уже шестьдесят, когда пишет самый сложный диктант, где есть вставки из латыни. А учительница не меняется — такая же женщина лет сорока и только учебники в руках становятся другие, сообщая новые правила.

— Хорошо, — говорит Ольга Анатольевна. — С русским мы разобрались. Теперь урок математики.

Женя вмиг молодеет, превращается в того же первоклассника. Сотни общих тетрадей, исписанные каллиграфическим подчерком исчезают с парты, там появляется тоненькая тетрадочка в клетку и учебник по арифметике.

— Итак, Евгений, скажи мне, сколько будет два плюс два?

На это умственных способностей Жени хватает. Добравшись до простого умножения, он подрастает до третьеклассника.

— Ну что же, здесь все не так запущено, — довольно говорит учительница. — Перейдем к уравнениям посложнее…

Они переходят. Женя несколько раз выходит к доске, решает пример за примером. Добравшись до алгоритмов, у него опять появляются усы. Все повторяется, он растет по мере набора знаний. Они переходят на геометрию, следом идет алгебра, высшая математика и так далее. К концу Женя может спокойно преподавать математику студентам. Естественно каждая циферка тоже написана идеально — как будто не рука у Жени, а пишущая машинка. Постарев, он может нарисовать идеальный круг или прямую линию любого размера, не пользуясь циркулем или линейкой.

— Идем далее Евгений, идем далее, — говорит учительница.

Эта ночь растянулась для него на годы, может быть даже на века. Ольга Анатольевна не успокоилась, пока не вдолбила уйму информации.

— Но самое интересное Варя, — разносится сухой голос Магистра Биатриче, — проснувшись, он ничего не вспомнил. Приснившиеся знания придут к нему постепенно, а прорыв наступит только после смерти отца.

Отступление Архивариуса номер два:

— Почему, даже потеряв сою помойку, увидев мертвых демонов воочию, ты все равно не веришь?! — возмущался Женя. — Какие тебе еще нужны доказательства?

— Адекватные, — ответил Петя.

На этот раз они встретились в офисе Жени. Два брата сидели в мягких креслах: Женя за столом на месте директора завода, Петя на гостевом. Младший брат приехал сегодня утром, но отказался встречаться в доме, где жил Эстебан. Старый цыганский барон по-прежнему вызывал у бывшего ассенизатора недоверчивое раздражение.

— Но ты ведь видел все своими глазами! — продолжил Женя. — Какие доказательства должны быть, чтобы ты назвал их адекватными?

— Если бы сейчас на твоем столе лежал один из них, а у меня был набор хирургических инструментов для вскрытия. Да и какая теперь разница? Мертвые демоны, живые демоны — один хрен, их больше нет. Они похоронены навеки.

— Это ты так думаешь. — Женя ткнул в сторону брата указательным пальцем, как бы обозначив, так думает только он.

— Да, я. Короче Жень, я не буду ввязываться в вашу мистическую херню только потому, что ко мне заявились два психа. Ну и что если их не взял мой газ? Между прочим, на меня он тоже не подействовал бы.

— Почему? — заинтересовался Женя.

— Потому что, пока готовил свои отравы, я пропитался всеми возможными химикатами. Я могу выпить синильную кислоту, и ничего не будет.

— Ну, это ты заливаешь?

— Хочешь проверить?

— Не очень. Ну и пусть так, это только подтверждает мои слова.

— Не думаю. Однако я приехал не для того, чтобы заниматься ерундой. Я хочу основать новый лабораторию.

— В Азове?

— В области.

— И я должен тебе помочь? — Женя улыбнулся.

— Вообще-то да. Мне надо просто купить участок земли и пробить кое-что у губернатора. Деньги у меня есть, а вот связей пока маловато.

— А чего не основать новую, в Воронежской области? Боишься несуществующих мертвых демонов? Боишься, что они все-таки откопаются и придут за тобой?

— Да, боюсь, — просто признал Петя. — И не стыжусь своего страха. Может они и не демоны, но профессионалы это точно. А может действительно демоны, тогда мне придется усилить охрану.

— Невозможно убить мертвых демонов Петя, — сказал Женя строго. — Я консультировался по этому вопросу с Эстебаном. Он говорит, что сможет избавить нас от них, но ему нужна часть твоей силы.

— А мне она тоже нужна. — Теперь уже Петя усмехнулся. — И я не собираюсь ничего отдавать старому придурку. Если даже все что он говорит правда, я не хочу делить привалившую удачу ни с кем.

— И тебя никак нельзя переубедить?

— Нет.

— Но я, все же попробую. Хочешь выпить?

— Еще только десять утра.

— Тогда я один…

Женя встал, подошел к шкафу, где предполагалось лежать документам. Ведь у директора завода в шкафах с выдвижными ящиками должны лежать дела на сотрудников, всякая отчетная документация… Женя выдвинул ящик и выбрал из десятка бутылок виски. Потом следующий ящик, оттуда извлек стаканы. В третьем хранился сифон, в четвертом легкая закуска, в виде орешков. Наполнив стакан желтоватой жидкостью и взяв тарелочку с кешью, Женя вернулся за стол. Он отхлебнул виски, закусил пригоршней орехов. Взгляд немного помутнел, но именно в таком состоянии ему соображалось лучше всего. В мозгу родился голос старой учительницы, объяснявшей основы психологии и риторики.

— Ты помнишь, что я говорил в прошлый раз? — сказал Женя. В голове тут же прозвучал голос Ольги Анатольевны: «Перво-наперво необходимо заставить собеседника задуматься. Сделать так, чтобы его мозг заработал. Не важно, как и в каком направлении, надо чтобы мысли поехали хоть куда-то. Поэтому разговор целесообразней начинать с вопроса».

— Да. О том, что скоро наша удача каюкнется?

— Верно. И еще я предлагал попытаться замутить что-нибудь такое, чтобы больше никогда ни в чем не нуждаться. Что ты об этом думаешь? — Голос учительницы снова породил несколько предложений: «Существует мнение, что необходимо навязать собеседнику свою точку зрения. Якобы он должен пропитаться, встать на твою сторону, думать как ты. Не дать ему передышки, убедить, что надо делать только так. Но этот прием проходит только с глупыми людьми. Если же собеседник умен, необходимо подводить его к цели мягко. Заставить прийти к нужному, с помощью его же мозгов».

— В принципе я не против… — Петя говорил правду. Пусть он и не соглашался с братом, но себе признался — к нему приходили необычные люди. Очень необычные. А значит, версия насчет всей этой магической муры, может оказаться правдивой. — Но заработать столько денег, чтобы хватило на всю жизнь, да еще если удача отвернется от нас… Это сложно. Законными путями этого не достичь…

— Согласен, продолжай.

— Ну, тут напрашивается украсть. Но что и у кого? Взять Центробанк? Ограбить Кремль? Или золото-хранилище? Да, если мы сделаем это, можно спокойно купить себе островок на Гавайях и жить припеваючи, но это невозможно. Все эти места охраняются так…

— Верно. Однако есть и другие варианты… — «Если собеседник идет в верном направлении, можно наконец начать подводку к нужному» — сказала Ольга Анатольевна в голове Жени. — Ты прав, украсть очень сложно, главным образом, потому что на организацию такой операции, придется привлечь людей, потом разработка плана, да и все эти учреждения находятся в Москве. Украсть просто, сложнее остаться на свободе. Поэтому надо действовать иначе.

— Что ты предлагаешь?

Женя отхлебнул из стакана, усмехнулся.

— Если я расскажу тебе, ты должен кое-что пообещать.

— Что?

— Если наша операция окажется успешной, ты отдашь Эстебану часть своих сил. Тогда удача тебе все равно будет не нужна. Зачем она миллиардеру?

— Что ты ко мне привязался со своим цыганом? — Петя всплеснул руками. — Зачем тебе все это?

— Если ты отдашь ему свою часть, он сможет уничтожить мертвых демонов. Всех: и этих, и тех, что придут за ними. Какой смысл зарабатывать миллиарды, если через пару лет тебя укокошат? Нет, Петя, я хочу жить долго и счастливо.

— Хорошо. Если ты сможешь обеспечить меня средствами до конца жизни, я выполню твои условия.

— Что ты знаешь о Цимлянской ГЭС?

Отступление Архивариуса номер три:

— Ты ненавидишь его?

— Да!

— Тогда почему ты лежишь на земле?

Света уже в десятый раз упала. Вокруг них раскинулся луг с высокой травой, но ее как будто выкосили в том месте, где проходил поединок. На самом деле вытоптали — Света Трохина и цыган Эстебан, второй час тренировались, и девушка до сих пор не могла достать его. Даже нанести удар не могла!

— Твоя ненависть не всеобъемлюща, — сказал цыганский барон с укором. — Ты только думаешь, что ненавидишь, а на самом деле смирилась.

— Это неправда! Я ненавижу этого старого козла больше всего на свете!

— Встань.

Света исполнила приказ. Снова боевые стойки, снова седой мужчина в черном кимоно напротив, а она должна напасть. Света уже знает — надо быть осторожной. Эстебан лишь на первый взгляд худ и слаб, на самом деле может ужалить как гадюка, и силен как слон. Она начинает кружить вокруг, он расслаблен, спокоен. Света делает выпад, вот уже пальцы должны достать черную ткань и тогда все. Света невероятно сильна, главное схватить, а там — разорвет на части. Но он отступает, а на его месте остается босая подошва ступни — цыган отпрыгнул и одновременно выкинул вперед ногу. Света ударилась об нее лицом, нанеся удар самой себе. Из носа брызнула кровь.

— Останови кровь, потом продолжим, — цыган говорит безразлично, но скульпторша давно перестала обижаться на его тон.

Эстебан всего за два дня научил ее столькому! Да хоть вот этому. Она приложила пальцы к переносице, попробовала вытравить из головы ненавистный образ старика в расшитом звездами балахоне. Этого достаточно, чтобы ее силы потекли в нужном направлении. Сейчас вся иммунная система тела сбивается. Но сбой положителен. Организм редко способен направить все ресурсы на борьбу с повреждениями. Для этого кровь должна согнаться в нужный участок, донося до порванных капилляров все тромбоциты, весь резерв, на случай неожиданной беды. Света чувствует, как тело покидают силы, зато нос согревает приятное тепло. Кровотечение усиливается, но так надо. Уже через минуту, внутри образуется тромб. Кровь возвращается на место, силы снова распределяются по мышцам.

Но это мелочевка. Сам цыган даже рваные раны может заживлять за считанные часы. Этого она пока не умеет, но научится. Эстебан говорит, с ее силой она сможет регенерировать ткани даже не за часы — за минуты!

— Хорошо, — говорит цыган. — А теперь попробуем применить следующий прием. Посмотри на меня.

Глаза Светы застыли на бароне.

— Представь, что перед тобой не я, а он. Нет, сначала просто представь его стоящим рядом.

Свете уже не нужно напрягаться, чтобы породить в голове образ. Козлинобородый старикашка в синем халате с россыпью крупных звезд, проявляется рядом с Эстебаном. Ненависть вспыхивает, в глазах застывает дурной туман. Старик ухмыляется ей, показывая превосходство.

— Теперь наложи наши образы друг на друга.

А вот это уже сложнее — такими вещами они еще не занимались. Но Света верит — у нее получится. Не шевеля ногами старик наплывает на Эстебана, их силуэты медленно сливаются, порождая новую фигуру. Теперь старик одет не в синий халат, а в черный. Самое трудное — лицо. У Эстебана оно дышит благородством, у старика харя жида. Да, такого хитрого пакостника. Но проходит минута и перед ней стоит уже не Эстебан, а старый колдун, проклявший весь их род.

— Нападай, — голос другой. Не приятный, низкий, а козлиное блеянье.

Свету не надо просить дважды. Теперь не будет никаких стоек, или острожного кружения. Сразу на него, тут же разорвать! Она бежит, земля вылетает из-под босых стоп вместе с кусками дерна. Девушка подбегает на расстояние удара, бьет… он увернулся и попытался подставить подлую подножку. Он хорош, дерется почти также, как Эстебан, но куда ему? Света подпрыгивает, метит ногой в лицо. Старый пердун уходит в последнюю секунду. Женщина обрушивает на него настоящий град ударов. Ноги и руки мелькают, ему приходится не просто уворачиваться, но ставить блоки. Она слышит, как хрустят кости у него в предплечьях. Да, до Эстебана ему далеко, того она не смогла бы даже коснуться. Удар, снова удар, теперь ногой, выдрать клок из черного халата. Он растерян на лице появляется страх. Сейчас, сейчас старый сукин сын, ты отправишься кормить червей! Она видит — его силы на исходе. С каждой секундой движения медленнее, а она полна сил! И вот удар наконец достигает цели — попадание в лицо. Вернее в козлиную физию. Не успей он дернуть головой — харя превратилась бы в кровавое месиво. Но даже так, он падает на спину, теперь добить…

Пас рукой, налетает резкий порыв ветра. Настоящий ураган ударяет ее в лицо, относит назад. Она сопротивляется, но проклятый колдун сильнее. Он поднимается, ветер достигает силы смерча. Света поскальзывается, падает, летит… удар в дерево. Позвоночник хрустит, горячий туман выходит из головы. Она видит: ветер отнес ее от Эстебана метров на двадцать. Цыган стоит посреди поля, красная струйка бежит из носа по лицу. Он улыбается.

Глава первая, подраздел третий: мертвые курьеры знакомятся с особенностями медицинского обслуживания триста тринадцатой эпохи

Жюбо сидел на переднем сидении машины и смотрел на далекие огни Воронежа. Манада расположилась позади, болтая обрубками с глупым выражением лица. Машину пришлось украсть. Соня тормознула попутку, а Жюбо отключил водителя и затолкал в багажник. Сейчас он стучится там, в бессильной злобе. Им повезло — готка умела водить. Да и вообще повезло, что встречная машина затормозила. Наверное, водитель принял Соню за представительницу панельной жизни. По пути от свалки до дороги, они почти не говорили. Каждый погрузился в неприятные размышления, но глубже всех — Жюбо. Что теперь делать? Уже вторая попытка убийства провалилась полностью. И ладно бы Петя просто сбежал, но теперь курьеры лишились половины боевой единицы в виде Манады. Мертвая по-прежнему опасна, но куда как меньше…

— А что вы будете теперь делать? — озвучила наболевшее Соня. Из всех, она находилась в самом приподнятом настроении. Еще бы увидеть такое!

— Поедем в Азов, — ответил Жюбо. — Только вот надо бы что-то сделать с Манадой.

— А что со мной делать? — подала голос мертвая. — Придется ждать, пока отрастут.

— Пройдет еще неделя, и тогда мы уже будем неопасны для Трохиных. Скоро мы начнем чувствовать. И особенно это относится к тебе. Все-таки ты находилась кругом ниже, так что и чувствительность у тебя будет выше.

— А у меня идея! — сказала Соня.

— Очень интересно будет послушать… — сказала Жюбо почти обреченно. Слабо верилось, что девочка скажет что-то умное, а если скажет — это будет позор для курьера. Жюбо почти тридцать лет работал в Службе Радости, уже думал, профессиональней его никого нет, а тут такой пинок под зад, от какой-то семейки из отсталого периода обреченной эпохи.

— Манада рассказывала мне, что вас обработали каким-то обезболивающим?

— Не обезболивающим, а Обезболивателем, — Жюбо еле сдержался, чтобы не передразнить готку.

— А если вы воспользуетесь нашими болеутоляющими?

— У вас есть методы обезболить тело? — Вмиг глаза мертвеца загорелись.

— Да. Специальные препараты в таблетках или уколами. Правда не знаю, подействуют они на вас или нет. Ведь вы мертвые…

— Это не имеет значения, — отмахнулся Жюбо. — Когда действие Обезболивателя окончится, мы станем живее всех живых. Давай, рассказывай о болеутоляющих.

Соне пришлось поднапрячься, чтобы припомнить и, в конце концов, она выдала только морфий и трамал. Ну, это из сильных, всякие там солпадеины не в счет. От полученных сведений, Жюбо чуть не подпрыгивал в кресле. Это надо же, в триста тринадцатой эпохе изобрели обезболивающие! Как правило, человечество придумывает такие вещи в пик развития, но не в столь отсталом периоде. А здесь их еще несколько видов!

— Правда, морфий считается наркотиком, — сказала Соня.

— Вызывает зависимость? Милая моя, у мертвых не бывает зависимости. Особенно у мертвых из ада. Я и Манада пережили столько, что можем отказаться от чего угодно.

— А еще морфий вгоняет в безразличное состояние и действует не так долго.

— Значит, нам потребуется много морфия. А насчет безразличия, посмотрим. Обезболиватель вообще убьет живого, а нас лишает почти всех чувств. Главное чтобы морфий уносил боль, с остальным мы справимся. А теперь о главном — где его можно достать?

— Вообще-то морфий не находится в свободной продаже и я не знаю можно ли купить его в аптеке…

— Не обязательно покупать. Ради такого, можно украсть.

— Тогда в больнице. Там он должен быть наверняка.

— Едем в больницу.

— Сейчас?

— Да.

Соня пожала плечами и подчинилась. По пути они спросили дорогу у таксистов и разработали наметки плана. Жюбо еще раз признал — они правильно сделали, взяв в команду Соню. Без нее, мертвецы не узнали бы о морфии или больницах. Готка выдала все, что знает о врачах, а Жюбо разработал стратегию, опираясь на богатый посмертный опыт.

До места они добрались только к трем утра. Соня настояла, чтобы мертвые заехали в гостиницу и привели себя в порядок. Что Жюбо, что Манада пахли, как будто искупались в помоях. Что, в общем-то, имело место быть. Ну а когда они приехали к центральной больнице Воронежа, начался форменный цирк…

Жюбо внес безногую девушку в холл, оглашая все и вся надтреснутым ревом:

— Помогите!!! Моей жене отрезало ноги!!!

За время службы, Жюбо успел побывать во многих местах и эпохах, выполняя самые различные задания для жителей Дельты Миров. Бывал он и в больницах. И, как правило, такое заявление заставляло врачей оставить все дела, и броситься помогать искалеченному. Но в триста тринадцатой эпохе получилось иначе. После зова помощи, в пустынных коридорах больницы продолжала царить тишина. Жюбо опешил, и повторил крик. На этот раз ответ последовал:

— Чего орешь? — женская рожа появилась в окошке регистратуры, фактически заполнив его полностью. — Три утра, люди спят.

— Помогите же мне! У жены отрезало ноги… — Жюбо протянул Манаду на вытянутых руках, обрубками к окошку. Манада картинно застонала.

— Ну и что? — осведомилась заспанная женщина. — Что мне ей свои пришить что ли?

Ответ, слабо говоря, заставил мертвецов задуматься. Особенно Жюбо. Он вдруг подумал, разыгрывать спектакль не такая уж хорошая идея. А женщина тем временем нацепила очки, рассмотрела культи Манады и, испустив тяжелый вздох, скрылась в окне.

— Простите добрая женщина, — сказал Жюбо, — я правильно вас понял, вы не будете проводить лечение?

— Уж я-то точно не буду. Сейчас вызову дежурного… так, а ну давай говори фамилию, показывай паспорт, медицинскую книжку, страховой полюс…

— Это все надо, чтобы вы начали лечение? — спросил Жюбо.

— Угу. Ты мне тут философию не разводи, давай бумажки и говори фамил…фмлс…

А вызвала эти звуки рука мертвой курьерши, пережавшая толстое горло. Дело в том, что Жюбо подошел к окошку вплотную и Манада, до этого не принимавшая в разговоре активного участия, решила вмещаться. Она извернулась на руках Жюбо, схватила женщину за ворот халата и скрутила, перекрывая кислород.

— Слушай меня старая дрянь: мне, очень, больно! — каждое слово Манада отпечатала сквозь зубы. — Мне нужно обезболивающее, прямо, сейчас!!!

Женщина попыталась разжать пальцы, ничего не получилось. А когда Манада скрутила ворот еще сильнее, подняла руки. Мертвая отпустила и поудобнее устроилась на руках Жюбо.

— Так бы сразу и сказали, — проворчала старуха, потирая шею. — Гришка твою мать, а ну пошел сюда!!!

Женщина проревела, полностью посрамив Жюбо — его крик получился на сотню децибел ниже.

— А можно потише? — донеслось из коридора. — Люди спят!

— В гробу отоспишься! — парировала женщина. — Гришка!!!

— Иду я, иду…

Со второго этажа вышел Гришка. Жюбо хмыкнул. Гришка оказался очень молодым эскулапом. Лет около двадцати трех, в помятом белом халате, с черными волосами и очками, увеличившими заспанные глаза. Кое-где на одежде кровоподтеки, за ухом сигарета и, как метко сказано в пословице, рожа просящая кирпича.

— На что жалуетесь? — спросил дежурный врач и Жюбо опять расписался в непонимании творящегося вокруг. «Надо было взять с собой Соню.» — подумал мертвец, к счастью Манада взяла инициативу на себя.

— А как ты думаешь, очкарик? — спросила мертвая. — Может я отравилась и у меня ноги отвалились? Тогда надо лечить кишки!

— Женщина успокойтесь, у вас шок, — ответил Гришка. — А шок это по-нашему. Ну-ка посмотрим… частичная потеря конечностей… и как это произошло?

— Эй, лекарь, мне больно! — сказала Манада с нажимом. — Давай я тебе сейчас ухо оторву, а ты мне расскажешь, как это произошло?

— Женщина сохраняйте спокойствие в доме здоровья. Если вы оторвете мне ухо, как я услышу ваши жалобы? Ладно, бледнолицый, тащи ее за мной…

Последнее относилось к Жюбо, мертвый подчинился. Они пошли по лестнице наверх. Больница имела целых шесть этажей, между третьим и четвертым врач устал и решил сделать привал с перекуром. Когда Манада указала на некорректность задумки, Гриша сказал, чтобы Жюбо поднимал ее, а он, дескать, догонит. Жюбо потопал наверх, врач воспользовался заначенной сигаретой. Догнал он их минут через пять, и повел по длинному коридору, заглядывая в каждую палату, бесцеремонно включая свет и спрашивая у спящих пациентов, нет ли свободной койки. Тем, кто посылал его к черту, он обещал наутро поставить клизму. Наконец их одиссея окончилась, и добрый доктор нашел пустую палату. Жюбо уложил Манаду на кровать, металлическая сетка прогнулась почти до пола.

— Так, — задумчиво пробормотал доктор, — на что…. а да. Как это… впрочем, мы и это проходили…

— Лекарь, мне больно! — напомнила Манада.

— Мужчина успокойте свою жену, а то она повторяется и мешает медицине разобраться в тонкостях ее заболевания.

— Ей оторвало ноги, — процедил Жюбо. — И ей очень больно. И если ты сейчас же не принесешь сильное болеутоляющее, оно потребуется тебе самому.

— Ой какие мы грозные. Я между прочим боксом в институте занимался. — Жюбо сделал шаг к Грише. — Правда, недолго… О'кей сейчас принесу…

Доктор удалился, Жюбо взглянул на раны Манады. Они не кровоточили и выглядели не как у живых. Цвет плоти с зеленоватым оттенком, к тому же Манада вела себя не как подобает калеке. Но ее поведение принесло больше результатов, так что мертвец воздержался от выговора.

— Сумасшедшая эпоха, — только и сказал Жюбо.

— Это еще ничего. Вот у нас помню, соседу кисть оторвало, а травник с похмелья был. Ну и когда к нему больного принесли, он, чтобы боль снять, предложил выпить. Они вино хлестать стали, а через час сосед умер от потери крови…

— Значит, есть две сумасшедшие эпохи. Да и потом, этот период развитей вашего и обслуживание здесь должно быть лучше. Это хорошо, что ты мертвая, а если бы нет?

Ответа Манада не дала, сочтя вопрос философским. Жюбо присел на соседнюю кровать, они стали ждать. Прошло десять минут, потом пятнадцать… По истечению получаса, дверь открылась, вошел Гриша. Походка его потеряла твердость, а рожа раскраснелась. В руках он держал шприц с бесцветной жидкостью.

— Больная переворачиваемся, — сказал врач.

Манада легла на живот, Гриша стянул с нее порванные джинсы и ввел содержимое шприца.

— А что вы ей вкалываете? — спросил Жюбо.

— Что надо, то и вкалываю. А теперь продолжим то, с чего не начали.

Доктор достал из халата слушалку и вставил в уши. Потом извлек из другого кармана аппарат для измерения давления и застегнул на бицепсе. Выполняя все это, он то и дело икал и вообще, Жюбо показалось, что он пьян. Хотя проверить мертвец не мог, даже такая пахучая вещь как перегар, неуловима для носа покойника. Доктор сжимал и разжимал резиновый шарик, накачивая застежку. Потом приложил к внутренней стороне локтя слушалку. Нахмурился.

— Что такое? — пробормотал доктор. — Аппараты упорно врут, сообщая об отсутствии давления и пульса. В этом повинно неисправных оных, или мое уставшее состояние. Извините, но я схожу за новыми.

Доктор едва поднялся с кровати и, покачиваясь, пошел к выходу. А Жюбо сразила догадка. Все, что он слышал о морфии от Сони, очень напоминало… Как только Гриша вышел из палаты, Жюбо приложил палец к губам и выскользнул за врачом в коридор. Проследить того оказалось делом пустяковым. Жюбо старался двигаться бесшумно, но даже этого не потребовалось. Гриша шел по коридору что-то напевая, либо бормоча какую-то чушь. Он спустился до третьего этажа и опять закурил, прямо на лестничной клетке. Жюбо ждал пролетом выше. Выбросив окурок, Гриша скрылся в коридоре третьего этажа, Жюбо тенью двигался следом.

Выглянув из-за угла. Жюбо увидел, как Гриша возится с замком на какой-то двери. Вот он открыл и вошел. Все также бесшумно, Жюбо подошел к открытой двери, украдкой заглядывая внутрь. Гриша стоял и наливал бесцветную жидкость в пластиковый стакан из пятилитрового баллона. Когда она скрылась в утробе врача, он зашарил по многочисленным шкафам, бормоча под нос:

— Так, значит пациентке без ног пришлось вколоть двойную дозу морфия, так как она жаловалась на боль… так и запишем.

Однако он ничего не записывал, а, достав ампулу, набрал шприц и вколол в вену. Ослабив жгут, закатил глаза и зашептал:

— Хорошо, как же твою мать хорошо…. Я люблю эту работу!

Потом вынул из кармана полулитровую бутылку воды, наполнил ею шприц. Жюбо усмехнулся, картина прояснилась. Он снял улыбку с лица и постучался о дверной косяк.

— Доктор? — сказал Жюбо, наблюдая, как Гриша прячет бутылку минералки и стремительно откатывает рукав халата.

— Что такое муж покойной… бр-р-р больной? Вам сюда нельзя!

— Моей жене стало хуже, боль не проходит.

— Это замечательно, сейчас поставим ей еще укольчик, — развеселился Гриша.

— А что, здесь хранятся запрещенные препараты? — Жюбо вошел внутрь, несмотря на размахивающего руками доктора.

— Угу, такие запрещенные, что от постороннего взгляда могут раствориться. Пойдемте к вашей…

— А может вы вколите ей обезболивающее посильней, — сказал Жюбо, осматривая многочисленные шкафчики.

— Может быть, а теперь…

— А какое самое мощное болеутоляющее? Вы не поймите меня неправильно, если надо доплатить, я доплачу…

Жюбо вынул из кармана пачку тысячных купюр. В глаза Гриши к блеску добавилось горение. Он снял очки, протер полой халата.

— Ну, если вы подходите к делу таким образом… я мог бы вколоть вашей жене… морфий, — последнее слово Гриша пробормотал, самым заговорщицким шепотом.

— Правда? А он точно поможет?

— Какие могут быть сомнения? Морфий штука старая, проверенная — срабатывает всегда!

— А он не вызывает зависимости?

— Вызывает. У идиотов. А если пациентке больно, лучшего средства не найти. Правда, выдавать его можно исключительно с разрешения главврача, а он будет только к утру…

Как бы невзначай, Гриша кивнул на пачку денег. Жюбо улыбнулся и отсчитал десять купюр. Они скрылись в белом халате со скоростью смеха.

— А можно почитать инструкцию к морфию? А то я что-то волнуюсь…

— Какой базар брат? — Гриша отвернулся и открыл шкафчик, где лежали коробки с вожделенными ампулами. — Есть еще демидрол или трамал, но морфий лучше…

Ребро ладони Жюбо столкнулось с шеей доктора, он упал. Жюбо тут же полез в шкаф и начал выгребать ампулы, таблетки и прочее. Все добро мертвец сложил в пластиковый мешок, найденный здесь же, и вышел в коридор. Замок с ключом все еще висел на петлях, Жюбо закрыл доктора и направился к Манаде. По пути ему попалось еще одно сильно заинтересовавшее помещения. Операционная. Она не закрывалась, Жюбо спокойно покопался в комнате, прихватив пару скальпелей, набор медицинских игл, и несколько мотков ниток. Остальные предметы, вроде зажимов, тампонов и хирургических пил, внимания не привлекли. Вся нажива отправилась к лекарствам и Жюбо уже собрался подняться к Манаде, но увидел очень полезную вещь — кресло-каталку. Положив на него кулек, он покатил наверх.

Мертвая сидела на кровати и болтала культями, как тогда в машине. Наверное, это занятие ей понравилось. Жюбо ввез кресло в палату и сказал:

— Садись, теперь надо выбираться отсюда.

— Миссия увенчалась успехом?

— Да. Доктор в отключке, но осталась преграда в виде той сумасшедшей…

— Предоставь ее мне.

Жюбо не возражал. Когда они выехали из больницы и направились к машине, в здании осталось два бесчувственных тела. Первое — врача морфиниста; второе — женщины из регистратуры. На даму с бешеной скоростью наехала мертвая курьерша, спустившись на кресле-каталке прямо по ступенькам. Манада заявила, что сломала ей ноги, а Жюбо думал, пострадал также позвоночник.

— Ну как? — спросила Соня, вылезая из машины.

— Нормально, — ответила мертвая. — Теперь надо выбираться из города, верно Жюбо?

— И как можно скорее. — Кивнул мертвец. — И еще надо угнать машину побольше, в эту не поместится кресло. И вытащите, наконец, этого идиота из багажника!

Отступление Архивариуса:

Класс старшего внука не пропал, не растворился — его как будто сдвинули вправо. Теперь Варя увидела сновидение средней внучки, Светы. Вернее не одно, а целую череду и все — кошмары. Специально приготовленные, только из печки дьявола! Варя увидела то, что сама Света никогда не помнила. Проснувшись, Света всегда забывала, что ей снилось.

Про ад сложено столько всевозможных легенд и гипотез, что можно запутаться. «Ад — это повторение» — говорит «Король ужасов». Преисподнюю описал известный итальянец Данте Алигьери, еще черт те когда. А уж сколько современных книг и фильмов поставлены на эту тему! Варя великолепно знала, что такое ад на самом деле — старый Магистр буквально достал ее оттуда. Естественно все предположения и описания никогда не смогут передать настоящую атмосферу владений Темного, ибо невозможно описать ОЩУЩЕНИЯ. В аду мучается тело, испытывая страшную боль. Поэтому можно особенно не извращаться в сложных пыточных построениях. Какой-нибудь мужик с ножом и ты привязанная к столу — этого достаточно. Когда даже стрижка волос или ногтей воспринимается, как перемалывание всех костей, или бросок в соленое озеро тела, с полностью содранной кожей… дрожь пробирает! Есть еще несколько «приятных» дополнений. Например, лопаются барабанные перепонки от звуков, производимых взмахами крыльев бабочки. От запаха всего одной единственной капли пота рвет, словно угодил в выгребную яму. А уж что будет с желудком, если действительно туда угодишь… От света маленькой свечки выжигается сетчатка глаза, наступив на монетку, ощущаешь будто в ступню вбили гвоздь. Но самое противное — тело тут же восстанавливает повреждения. Оторви руку — вырастит новая. И не сомневайся — ее тут же оторвут еще раз, и еще… И длится это вечность, ибо в аду нет времени.

Но попав в ад, простой человек не будет страдать настолько. Конечно, в пекле для любого жизнь не сахар, и даже для демонов, но все же живой человек начнет страдать, как живой человек, не больше. А это очень много значит. Поэтому живых в аду мало. Сам принцип преисподней рассчитан именно на сверхчувствительное тело. И тот, кто насылал кошмары на Свету Трохину, знал это.

Для Светы персональным кругом ада стал большой замок. Домина, населенная свиньями в человеческом обличии. Сотни или даже тысячи пузатых волосатых мужиков, только и делали, что жрали, пили и срали, а также рушили все подряд. Светина работа, заключалась в их обслуживании и уборке замка. Под термином «обслуживание» не подразумевается ничего предосудительного. Просто надо готовить еду, приносить выпивку, убирать…. И, закрывая глаза, Света каждую ночь неизменно попадала в замок и работала. На кухне ее ждали тысячи грязных тарелок, словно специально, пол в замке пачкали помоями, а мужчины требовали: вина, еды и женщин. Благо хоть последнее им не надо доставлять — красивые худенькие модели, косяками ходили по замку, нередко можно застать их, отдающихся какому-нибудь борову. Такие сцены вгоняли четырнадцатилетнюю Свету в краску, но где-то в глубине, она хотела попасть на их место. Варя очень жалела внучку — ей когда-то тоже очень хотелось выйти замуж. Однако внешность бабки перешла к внучке, и внимание мужского пола обходило стороной. Мужики из снов смотрели на Свету, исключительно как на прислугу. Это бесило еще больше, чем постоянная уборка за ними.

Света росла, росли и сновидения. Росли горы немытой посуды, росло число мужиков, рос слой грязи на полу. Теперь, если за ночь Света не успевала что-то сделать, приходилось доделывать в следующем сне. С каждым прожитым годом это становилось все невыносимее и наконец, в замке появился он. Загадочный и прекрасный принц.

Высокий, белокурый, широкоплечий, он единственный не принимал участия в непотребствах, а просто сидел в уголке, почитывая какие-то книги. Света решила познакомиться. Робко и нерешительно, она несколько раз подходила, но тот не обращал на нее внимания. Однажды девушка обратилась к нему напрямую:

— Не хочет ли господин чего-нибудь?

Он посмотрел на нее голубыми глазами, навсегда заползая в сердце. Две монеты серебряные в лунном свете, оглядели грязную уставшую золушку, со спутанными космами. Губы раздвинулись, показались зубы цвета жемчужины.

— Надо бы тебе следить за собой, — сказал принц. — А то выглядишь как замухрышка. Я понимаю, ты работаешь в поте лица, но надо находить время, чтобы держать себя в порядке.

Он снова уткнулся в книгу, а Света ушла, пунцовая как помидор. В следующем сне она тщательно отмыла загаженную мужиками ванну и искупалась. Взглянув в зеркало, девушка поняла — с таким платьем не поможет даже самое чистое тело. Тогда из сна в сон, она принялась рукоделить. Теперь, между мытьем посуды и готовкой, Света шила платье. Ничего изысканного — просто длинное голубое платье. Платье цвета его глаз. Прошло много снов, прежде чем Света его закончила. Пока шла работа, она каждую ночь находила время омыть тело и расчесать волосы, но и обслуживание замка с нее никто не снимал.

И вот настала решающая минута! Она подошла к принцу в новом платье, чистенькая, пышущая здоровьем и спросила:

— А теперь вы ничего не желаете?

Принц смотрел на нее чуть дольше, чем в прошлый раз.

— Да, теперь ты чистая, — подтвердил он. — Но о чем мы с тобой будем вести беседу? Ведь ты необразованна.

— Я учусь в школе на четыре-пять! — возразила Света.

— И ты считаешь, этого достаточно? Считаешь, образованный человек тот, кто просто умеет писать и читать? Нет, моя милая, ты ничего не знаешь об искусстве, о живописи, о музыке. О прекрасном, что отличает человека от животного. На вот почитай.

Он протянул книгу, которую читал. Она называлась «Живописцы древности».

— И учти, даже прочтя эту книгу, ты не станешь образованной. Но нам хотя бы будет о чем поговорить. Хоть пяток минут…

Этого аргумента оказалось достаточно. Теперь Света не только мылась и шила второе платье, но и читала книгу, разглядывая великолепные иллюстрации. Прошло еще множество снов, и они поговорили. Как и обещал, принц беседовал с ней пять минут, в основном поясняя прочитанное. Самые прекрасные пять минут ее жизни! Следом, он дал ей книгу о скульптуре. Она дошила второе платье, он преподнес ей кусок глины и предложил вылепить из него хоть что-то. Хоть простую чашку или миску. Она вылепила. Потом сказал, что ему не нравится обстановка в замке. Свете пришлось брать учебник по плотницкому ремеслу и строгать новую мебель. И само собой, уход за вонючими мужиками никто не отменял.

Ночи проносились, вторгая в замок, где ждал прекрасный принц и тяжелая работа. Света училась быстро и вскоре вошла во вкус. Теперь рубанок в руках казался верхом изящества, как и стамеска, или гончарный круг. Она принялась делать его статую. Из бронзы! И сделала! Принц остался доволен и сказал:

— Знаешь что девушка, теперь нам есть о чем с тобой говорить, ты образованна и опрятна. Я бы предложил тебе руку и сердце, но есть еще одна причина…

— Какая? — Света готова на все, она достанет луну, если он попросит!

— Все эти люди. — Принц развел руками и повернулся вокруг оси, показывая на зал. А там шла прежняя веселая пьянка бородатых мужиков и не прекращалось бешеное совокупление, вперемешку с чревоугодием.

— А что с ними? — не поняла Света.

— Они делают тебя служанкой. Я принц — мужчина благороднейших кровей! Я не могу жениться на служанке. На простолюдинке…

— Но что же мне делать? — растерялась Света.

— Избавиться от них, — сказал принц твердо. — Эти люди делают тебя прислугой, именно они свидетельствуют о твоем низком статусе, они разбавляют твою кровь и делают несовместимой с моей.

— А как мне от них избавиться?

— Просто прогони. Посмотри на себя — ты сильна как медведица! Ты в одиночку можешь сдвинуть эту железную статую, и никто больше здесь так сделать не сможет. Прогони их! Прогони и станешь моей женой!

Тут на грудь Светы упала волна ненависти. Просто прогнать! Ведь она никогда не думала о таком простом выходе!

— Эй, служанка, принеси вина! — крикнул один из свиноподобных уродов.

— Пошли прочь!!! — заревела Света.

Пьянство и совокупление остановилось. У многих изо рта выпадали недоеденные куски пищи. А Света не стала повторять дважды. Она схватила увесистый бронзовый подсвечник и бросилась на толпу. На стадо ненавистных похотливых грешников, что портили ей каждую ночь, каждый сон! Отравляли жизнь, вот уже столько лет подряд! Первому попавшемуся она снесла голову. Остальные хотели возмутиться, но после третьего трупа упавшего на загаженный пол, толпа дрогнула. Они подорвались и кинулись к выходу, словно кресла под ними горели. Света гнала их до ворот, а потом устроила поход по замку, выискивая теперь уже непрошенных гостей.

— Это мой замок! — кричала она. — И вы больше никогда сюда не вернетесь!

Последними она выдворила стайку продажных красоток. А когда опустились тяжеленные подъемные ворота, Света возликовала! У нее получилось! Теперь она выйдет замуж и станет жить здесь со своим принцем!

Вернувшись в зал, она увидела его в той же позе — сидящим в углу, читающим книгу.

— Я выгнала всех! — похвасталась Света. — Теперь в этом замке только ты и я!

— Очень хорошо Света, — принц впервые назвал ее по имени. — Очень хорошо.

Все поплыло, замок растворился.

— Больше Света никогда не попадала в тот замок и не видела прекрасного принца, — пояснил голос Магистра Биатриче.

Глава вторая, подраздел третий: где мертвые курьеры и Соня проводят военный совет и решают, как справиться с поставленной задачей

По настоянию Сони, кражу большой машины решили отложить до лучших времен. Жюбо вдруг заметил, готка стала полноправным членом их маленького отряда киллеров и вкладывает в общее дело не меньше пользы, чем Манада. А может и больше. Соня предложила поехать в Ростов на поезде. Так и удобней, и меньше шансов встретиться со стражами. А меж тем, если бы милиционеры произвели обыск, Жюбо и Манаде пришлось бы снова убивать. Содержание двух чемоданов у кого угодно вызвало бы подозрение. Один, наполняли ампулы морфия, второй — деньги. И то и другое украдено, так что со стражами встречаться вовсе не хотелось. Жюбо согласился — поезд так поезд. Ему, в конце концов, все равно, на чем ехать.

Мертвец пришел в бешенство и начал проклинать судьбу, узнав, что они поехали в Воронеж, а Женя Трохин находился всего в сорока километрах от Ростова. Потом даже накинулся на Манаду, обвиняя, что по ее вине они истратили полезные вероятности и теперь им так не везет. Естественно, мертвая не полезла за словом в карман, Соне пришлось разнимать мертвецов.

Соня позвонила на вокзал и выяснила, поезд до Ростова отправляется в семь утра. Времени как раз хватило, чтобы добраться до станции и приобрести билеты. Теперь с этим проблем не возникло — готка просто пошла и купила билеты без участия мертвецов. Как оказалось, так тоже можно. Соня сняла два соседних СВ; когда первые лучи восходящего солнца освятили Воронеж, поезд тронулся, унося мертвецов и бледнолицую девушку с цепочкой на лице. Они взяли у проводницы постель, поставили кресло-каталку в купе Сони и собрались у мертвых — на совещание.

— Итак, милые дамы, что мы имеем? — Жюбо обвел девушек тяжеленным взглядом — килограмм пятьдесят, не меньше.

— Проще сказать, что мы не имеем, — ответила Манада, указывая на место, где должны расти ее ноги.

— Тут мы как раз кое-что имеем, — возразил мертвец. — Безответственное отношение к работе и полное игнорирование моих приказов!

— Придержи коней рыцарь хренов! — повысила тон Манада. — Как будто я виновата, что тот козел меня покалечил?

— А кто виноват? Вот посмотри на меня. — Жюбо демонстративно встал и повернулся кругом. — Ты видишь какие-нибудь изъяны? Может быть, у меня нет рук? Да нет, посмотри, вот они, ручки-то. А-а-а, наверное, у меня нет ног? Тогда на чем же я стою, в отличие от некоторых… И голова у меня на месте! А теперь взглянем на ничтожно-младшую курьершу Манаду Трансис. Дыра в животе, пара в черепе, и самое главное НЕТ НОГ!!! Она теперь не может ходить, не может быстро передвигаться и получается, вся работа ложится на плечи несравненного Жюбо Анортон Гуета!

— У тебя рука пришита! — только и смогла сказать Манада.

— А это мне разве мешает? Отнюдь. Да пусть у тебя все тело разрезало бы на кубики, я бы их сшил! Но твои ноги пропали, и еще неделю у тебя их точно не будет!

— А что, правда, через неделю у нее вырастут новые? — вмешалась Соня, оторвавшись от созерцания природы, просыпающейся за окном.

— Да. Но пройдет неделя, и мы станем такими же, как все! Или даже хуже.

— Но ведь мы добыли морфий!

— Ага, мы добыли. Скажи спасибо нашей сообразительной спутнице.

— Спасибо сообразительная спутница. — Сделала почтительный поклон Манада. — А вот мой менее сообразительный спутник, мог бы уже и заткнуться!

Жюбо открыл рот, но тут же захлопнул с клацаньем. Действительно, что-то он разошелся. Хотя причины имелись…

— Хорошо, — сказал мертвец, присаживаясь напротив Манады — хоть теперь она самая маленькая по массе, но расположилась на лежанке, как будто все наоборот. — Надо составить план…

— Хотя бы раз, надо составить нормальный план, продуманный.

— Манада, ну только ты не начинай, — взмолилась Соня. Ей надоело слушать еще Жюбо, к тому же, несмотря на маленький опыт знакомства, готка поняла — мертвые могут собачиться сколь угодно долго.

— Хорошо, моя сообразительная. Ну что голова наша дырявая, выкладывай, — Манада посмотрела на лоб Жюбо, где не наблюдалось повреждений. Мертвец же, как бы невзначай, убрал прядь со лба, открывая наилучший вид, а сам уставился на пластилиновые затычки в ее голове.

— Я, человек в прошлом прошедший Высокую Школу Искусств, и там даже самых тупых студентов учили — чтобы что-то решить надо это что-то сначала разложить по полочкам. Как говорится, две головы лучше одной, возможно после моих разъяснений, мы что-нибудь да придумаем…

— Вообще-то у нас тут три головы, — сказала Манада.

— Твоя не учитывается. — Оскалился Жюбо. Правда, быстро спохватился. — И даже не потому, что ты тупая как пробковая пробка, нет. Просто ты жила в слишком отсталом периоде эпохи…

Манада ему не поверила. И надулась. Или сначала надулась, а потом не поверила…

— Ну что же, завязываем узлы, как любил говаривать один мой знакомый, капитан Кидо. Что мы имеем? Давай Соня начинай, у тебя взгляд со стороны.

— Но я же, толком ничего не знаю! — сказала готка. — Вы мне только сказали, что хотите убить семью Трохиных по приказу из ада.

— Ну да. Тут такое дело…

— Что башка, сделали тебя? — спросила мертвая.

— Может быть и сделали. Ну ладно, я расскажу тебе кое-что еще. Как я уже упоминал, мы служим в конторе счастья. Это не настоящее название, но близкое по смыслу. Сказать тебе настоящее название, означало бы подписать смертный приговор.

— А почему?

— Потому что существует еще одна… м-м-м контора… Так вот та контора следит, чтобы все хранилось в тайне. Всех узнавших тайну она убивает.

— А что если я никому не скажу?

— Тогда останешься жива, но кто знает — может лет через пятьдесят, ты впадешь в маразм и проболтаешься внуку на смертном одре. И чтобы этого не допустить, та контора убьет тебя, через несколько дней после того, как ты узнала. А работают там более квалифицированные служащие и надо быть по-настоящему могущественным существом, чтобы противостоять им. Так что, об этом все! Ну а теперь, о наших Трохиных. Есть в Мире колдуны. Они подразделяются на несколько градаций в зависимости от силы. Самые могущественные — демиурги вечности…

— Эй, а ты вот только что, не проболтался ли? — встряла Манада.

— Нет. — Жюбо сделал ехидную гримасу, Манада ответила, высунув язык. — Само слово настолько дискредитировано, что для большинства или ничего не значит, или значит что-то совсем другое. Я продолжаю. Нас послал как раз один из демиургов вечности. Имя его я тоже назвать не могу, по тем же причинам. Примерно пятьдесят стандартных лет Мира — плюс мину десять, — он проклял одну девушку из триста тринадцатой эпохи — Варю. Но не только ее, а детей, детей ее детей, отцов, дедов и так далее. Но получилось так, что он сам был отцом ее ребенка, и проклятье легло на него. Последние представители семьи Вари, как раз Света, Женя и Петя Трохины. И нас прислали их убить, тогда проклятье снимется…

— Подожди, — перебила Соня. — А почему оно снимется?

— В смысле? — не понял Жюбо.

— Какая разница, убьете вы их или нет? Ведь этот демиург уже проклял себя. Значит, проклятье будет жить вместе с ним.

— Нет, проклятье звучало примерно так: «Проклинаю отца детей твоих, послед твой и так далее, пока род не прервется». Хотя что-то в этом есть… Что-то зудит у меня в голове, но не хочет сформироваться. Ну и Хутурукеш с ним, продолжу. Итак, мы прибыли в триста тринадцатую эпоху через три года после того, как умер Вася Трохин — сын Вари и отец Жени, Светы и Пети…

— А почему не сразу? Почему не убили Варю?

— Об этом я уже объяснял Манаде. Дело в том, что исправить что-то в жизни рода, можно только через поколение. Таковы законы Замысла и просто прими это как данность — пояснять у меня нет ни желания, ни квалификации.

— Тогда почему через три года после смерти Васи, а не сразу?

— А вот это, действительно очень интересный вопрос. Это первое, что меня заинтересовало, но ответа я не знаю. Вторая странность в том, что Трохины отнюдь не страдают от проклятья. Света была известной скульпторшей, Петя как ты видела владел той свалкой… Не самая завидная работа, но после проклятья демиурга он не должен был владеть ничем, больше собственной одежды. Насколько я понял, Женя — директор какого-то завода. То есть, никто из них не тянет на проклятого, скорее наоборот. Убить проклятого — пара пустяков, а мы не смогли их даже покалечить толком. Света еще получила пару ран, а Женя вообще вышел без единой царапины. В общем и целом все. Ну а теперь вопрос: что ты об этом думаешь?

— Странная история. — Готка приложила к губам ноготь, лакированный черным. Цепочка немного бренчала в такт стуку колес. — А почему этот колдун сам не убил их?

— Якобы, ему их жалко. — Жюбо сморщился. — Видел бы он их, никогда бы не пожалел…

— Да, о таких внуках можно только мечтать.

— Вот-вот. Но не отвлекаемся. Манада?

— Угу?

— Давай, включайся в обсуждение.

— А чего включаться? Все ведь просто.

— Поясни?

— Ты лопухнулся оба раза, плохо подготовившись к убийствам. Трохины оказались твердыми камешками. Значит, надо подготовиться лучше.

— Так-то оно так, но… У меня кошки на душе все равно скребутся! Все это слишком странно…

— Такое ощущение, будто колдун вас подставил, — сказала Соня.

— Это и так понятно, — ответил Жюбо. — Конечно, он нас подставил. Работа у нас такая — быть подставленными.

— Я думаю, вам стоит разведать все, прежде чем нападать в следующий раз, — сказала Соня. — А то с Петей вы, мягко говоря, плохо подготовились.

— Девушки, это я знаю и без вас! — взорвался Жюбо. — Как многое другое! Мне нужны идеи и объяснения, а не переливание из пустого в порожнее!

— Постой-ка, — сказала Манада. — Я тут складового вспомнила.

— Да?

— Помнишь, он рассказывал о вероятностях?

— Конечно помню. Да я это и без того знал.

— И когда мы сюда явились, нам тоже вроде везло. Хотя это ты так сказал, я что-то такого не ощущала.

— Везло-везло. Что дальше?

— Везло нам с Дашей и Максом, потом с банком. И Свету мы тоже нашли быстро. Но как только встретились с ней, нам перестало везти…

— Ну так у нас просто вероятности кончились. Они могли кончиться еще в банке… Колпак Демиурга слетел… а ну-ка постой. Ты хочешь сказать, на них надели Колпак Демиурга?

— Нет…

Но Жюбо уже не слушал, наконец, мельтешение мыслей сложилось в стройный ряд.

— Им помогает колдун! — воскликнул Жюбо. — Или даже, один из них колдун. Вероятней всего Женя!

Девушки промолчали, но вопросов в их глазах просматривалось больше, чем у девятиклассников на уроке анатомии.

— На них лежит проклятье, но проклятье, вещь непостоянная. Достаточно сильный колдун может его просто снять. Но проблема в том, что Биат… то есть демиург… — Жюбо взглянул на Соню — заметила или нет, что он почти проболтался? — очень силен. Нет в триста тринадцатой эпохе колдуна сильнее, а нужен именно такой. Но есть другой способ — Колпак Демиурга! Это самое простое заклятье в колдовстве. На нас поставили такой, с помощью Генератора Мало, но всего на восемьдесят восемь вероятностей. А можно поставить хоть на миллион вероятностей! Тогда Колпак будет сжирать неудачу, не давать ей выйти наружу, и проклятый станет везунчиком! Примерно как-то так…

— А ты уверен? — спросила Манада недоверчиво.

— Нет, — признал Жюбо. — Это все чистая гипотеза, но хоть что-то. Я вообще не знаю, возможно ли такое, но в принципе…

— И что это меняет? — спросила Соня.

— Ничего, — признал Жюбо. — Манада права. Надо подготовиться получше. Но теперь у нас есть некоторые наметки. Во-первых, если на них стоит Колпак Демиурга, стрелять в них из пистолетов бессмысленно. Колдовство не даст пуле попасть…

— А как тогда в меня попали те стражники? — спросила Манада. — Да и в тебя?

— Тут все просто. Это ведь не угрожало нашей жизни, поэтому Колпак не отклонил пулю. Но Трохиных это убьет, поэтому следует запастись качественным холодным оружием. Вероятности того, что меч сломается, практически нет, потому колдунов убивают самыми примитивными способами. Хотя пренебрегать пистолетами тоже не стоит — вдруг мое предположение ошибочно?

— Теперь уже ты разводишь воду в ступе. Что мы будем делать конкретно?

— Готовиться. Остановимся в Ростове, закупим все что надо и только потом поедем в Азов к Жене. Если он колдун, я почти не сомневаюсь — все Трохины там.

— А что тебе надо закупить? Еще одно ружье?

— Нет. То есть не только это. На этот раз я не собираюсь давать им шансов скрыться, поэтому воспользуюсь возможностями моего, пока еще бесчувственного, мертвого тела. И твоего кстати тоже.

— А что делать мне? — спросила Соня.

— Ты будешь заниматься в основном покупками. Ну и поможешь кое с чем.

Жюбо взглянул на чемоданы, где помимо морфия лежали пачки денег и усмехнулся.

Отступление Архивариуса:

Тьма, тьма всюду лишь она царствует в снах Магистра Биатриче. Он — яркое подтверждение тому, что великий колдун далеко не всегда — добрый колдун. Как муха в стакане с медом, Варя увязает в тяжелых сновидениях, виденных Магистром тысячи лет. Единственный плюс — продолжается это недолго. Даже простой женщине, умершей по его воле, Магистр не позволяет узнать свои тайны, увидеть себя прошлого, открыть корни могущества. Она находится в его снах лишь несколько минут, пока колдун искал третий сон. Сон Пети Трохина.

Маленький Петя лежит в кровати. Он спит, но сниться ему, его же комната, его кровать, его окна, шкаф — все, кроме выхода из помещения. Вот в окно ударяет муха. Огромная, размером с воробья, она оставляет на стекле грязный желтый след — это разбрызгались кишки насекомого. Следом еще три мухи-сестрички расшибаются — стекло становится грязным. Внутренности стекают по окну, оставляют вонючие маслянистые разводы. Окно приоткрыто — Петя явственно ощущает запах. Он хочет встать с постели, но не может — руки и ноги прикованы. Он видит капли, падающие на подоконник; там образуется лужица. В ней копошатся малюсенькие точки, но они растут, появляются белые черви. Из опарышей вылупляются скользкие мухи — сначала в прозрачной пленке, но вскоре крылышки обсыхают и они взлетают. Одна садится Пете на лоб, ползает по нему. Мальчик орет — ему ужасно противно. Но это только начало. Все новые и новые мухи облепляют лицо, заползают под пижаму, щекочут. Крики сменяются смехом. Вначале робкое хихиканье, потом неудержимое хохотание. Петя ржет как конь, мухи смеются вместе с ним. Он думает: не такие уж они и плохие или грязные. Даже забавные.

Внезапно в комнате появляется дверь. Ее прямоугольником обводит кромка яркого, нестерпимо яркого света. Петя едва видит, как снизу к нему в комнату забегают тараканы. Такие же огромные они валят и валят. Мальчик понимает — им страшно. Свет напугал их и они убежали, ища укрытие. Пете становится их жалко.

— Прячьтесь под моим одеялом, — говорит мальчик.

Насекомые со скоростью молнии заползают на кровать. Их куда больше мух, Петя чувствует, как они покрывают тело шевелящимся ковром. Они трещат как чипсы в пакете, благодаря его. Мальчик улыбается, у него теперь есть настоящие друзья. Он лежит и блаженствует…

— С тех пор, Петя никогда не боялся насекомых, а вместе с этим, из его сути ушли все комплексы связанные с понятием «грязного», — говорит Биатриче. — Но Петя самый удивительный из твоих внуков, поэтому с ним я еще не закончил.

На мгновение, Варя опять погружается в тьму снов Магистра и выныривает в следующем сновидении внука. Опять Петя, снова та же комната. В углу аквариум, там суетятся крупные тараканы и жуки. Окно распахнуто настежь, чтобы другие насекомые могли спокойно летать по комнате. Сам мальчик возится с банкой поменьше. В ней, три черных скорпиона. Рядом лежит старый советский конструктор: всяческие металлические детали, винтики, болтики, отвертки валяются в полнейшем беспорядке.

На подоконник садится голубь. В сне Пети, птица воистину ужасна. Черная как ворона и чистенькая, словно не голубь, а пластмассовый макет. В глазах застыла злоба, крылья оканчиваются шипастыми перьями. Мимо него пролетает муха, голубь щелкает клювом, поймана! Толстое тельце исчезает в глотке, на подоконник брызжет сок.

— Пошел прочь! — кричит Петя и устремляется к окну. Но когда подносит руку, птица еще раз щелкает клювом, откусывая мальчику половину пальца. — А-а-а-а-а-а!

Голубь открывает клюв с мелкими зубами, похожими на ножовку, показывает Пете, как фаланга исчезает в глубине утробы. В Мире клюв не может согнуться в улыбке, но в Сне все иначе…

Птичка улетает, Петя мечется по комнате в бешенстве. Взгляд падет на конструктор. Он кидается к нему, лихорадочно что-то собирает. Из такого конструктора трудно сделать арбалет, но у мальчика получается. Нужные детали появляются из ниоткуда, и сами подкладываются под руку. Держа оружие в руках, он подбегает к окну, целится в голубя. Тот спокойно сидит на ветке. Нажатие на спусковой крючок, болт летит в птицу, столкновение… Болт отскакивает от плотных перьев. Голубь хохочет ужасным смехом Магистра Биатриче.

Петя думает, поворачивается к банке со скорпионами. Вынимает второй болт (арбалет двухзарядный) и просовывает в банку.

— Не могли бы вы накапать немного яду? — просит мальчик черных тварей. Сразу два скорпиона подбегают к наконечнику, протягивают жала, с них капают несколько капель яда.

Петя плотоядно улыбается. Он все еще слышит смех голубя за окном. Вторая наводка, спуск… Стрела снова отскочила, но птица перестает смеяться. Крылом она «хватается за сердце» и падает на землю. Петя отмщен.

— Надо бы завести змей… — бормочет мальчик.

— Так твой внук понял — жизнь ничтожна! — вещает Магистр. — И напоследок…

Третий сон приходит сразу за вторым. Уже взрослый Петя находится в странном подвале. Каким-то образом Варя знает — это подземелье замка, где работала Света. Сюда сливаются все нечистоты, везде лужи отходов, помоев и фекалий. Посреди подземелья, на навозной куче стоит трон. Там, в ржавой короне и старой латаной мантии, восседает Петя Трохин. Вокруг ползают крысы, змеи, не говоря уж о старых приятелях — насекомых. В руках у него новенькая колода карт — прямо перед ним мужчина в черном классическом костюме. По гостю ползают скорпионы, один сидит прямо на лице.

— Так ты предлагаешь сыграть на мое королевство? — спрашивает Петя.

— Да, — отвечает мужчина. — Я поставлю на кон свой замок против твоего.

— Я согласен.

Они начинают партию. Варя прекрасно знает, что это за игра — простой русский дурак. Петя выигрывает, мужчина отдает ключи от замка и удаляется в слезах. Следом приходит еще один — точно такой же, только лицо другое. Снова партия в дурака, и опять Петя выигрывает с блеском. За вторым приходи третий, потом четвертый. Петя выигрывает замок за замком, становится очень богатым… Он играет в карты долго — такие сны и по сей день приходят к младшему Трохину.

— Он каждый раз выигрывал во сне, — сообщает Биатриче. — Но проснувшись, невероятная удача уходила. И так было до того, как умер твой муж…

Глава четвертая, подраздел третий: где мертвые курьеры опять попадают в Ростов и готовятся к визиту в Азов

Уже второй день Соня бегала по Ростову, добывая мертвым курьерам все, что нужно. Жюбо раздухорился и по полной программе использовал жительницу триста тринадцатой эпохи. Приехав в Ростов, они первым делом сняли не гостиничный номер, а квартиру, дабы никто не препятствовал. Чему не препятствовал? Ни одна из девушек, не могла дать ответ на этот вопрос. Когда его спрашивали, зачем все эти вещи, Жюбо только улыбался и отмалчивался. В крайнем случае, говорил: «Сами увидите».

Манада предложила заглянуть к Даше и Максу, но Жюбо показал ей сайт местных новостей, раздел «убийства» и девушка пустила слезу, в память о первых настоящих знакомых в триста тринадцатой эпохе. Да, Жюбо научился пользоваться компьютером. Ноутбук стал первой вещью купленной Соней для мертвецов. Этой идеей Жюбо загорелся еще в поезде, заметив в соседнем купе ноут у мужчины. Соня также купила им сотовые, с которых Жюбо вылазил в интернет. Разобрался он с компьютером примерно за час, а уже на следующее утро, достиг уровня среднестатистического юзера. Все же за время работы в Службе Радости, он повидал машины посложнее. Когда Манада (для которой компьютер остался Силькиной грамотой) спросила, как он так быстро освоил машину, Жюбо лишь скривился и ответил, что бывал даже в Геммории, чего уж говорить о таком примитиве.

Дорвавшись до интернета, мертвец впитывал терабайты информации о триста тринадцатой эпохе. Бегавшая по магазинам Соня, получала телефонные звонки с частотой в каждые полчаса — Жюбо просил купить что-то еще. Вечером готка свалилась почти без чувств и проспала до восьми утра. Разбудил ее Жюбо и потребовал положить еще денег на телефон — за ночь интернет все сожрал — и немедленно купить ему танк и реактивный истребитель с ракетами земля-воздух. Жюбо чуть не захлебываясь, рассказывал полусонной готке, что с таким оружием он разнесет Трохиных, буде на них хоть сотня Колпаков Демиурга. Еще Жюбо пожаловался, что как раз смотрел про атомную бомбу, когда деньги закончились. Он не успел разобраться, но надо бы и ее прикупить. Вроде вещь полезная. На все четыре просьбы Соня послала его Хутурукешу в задницу — она уже успела выучить имя дьявола из эпохи Жюбо. Мертвец обиделся. Выпив кофе, Соня объяснила, даже простой АК купить будет чрезвычайно трудно. Она все-таки девушка-гот. А торгующие оружием дядьки не воспринимают таких как она адекватно. Жюбо покивал, сказал, что от этого планы сильно не меняются, но с реактивным истребителем все могло пройти легче. Соня еще покумекала и предложила украсть. Жюбо отказался. Слишком, дескать, опасно. Воевать с армией России ему не хотелось. Хотя на ус себе намотал, и пошел бриться — борода отросла уже сантиметров на пять.

К обеду готку опять послали за покупками. Жюбо выдал длиннющий список, Соня поворчала, но сказала, что достать все это в принципе возможно. В списке значилось: листы железа кровельные, инструменты для работы с металлом, вроде напильников, молотков и ножниц, сварочный аппарат, порох, холодное оружие общим числом двадцати наименований, стрелковое оружие, наподобие арбалетов и луков, сколько удастся купить, огнестрельное оружие любой конструкции, сколько удастся купить, а еще длинный перечень всевозможных химикатов. Жюбо проникся средствами, что Петя использовал на свалке и тоже решил похимичить. К восьми часам вечера весь список появился на квартире. Что-то Соня принесла сама, что-то доставили на машине — листы железа, например, девушка просто не могла поднять. Соня так устала, что собиралась заснуть сразу после ужина, но ей пришлось собирать вещи и идти в гостиницу. Получив все необходимое, Жюбо сразу занялся кузнечными делами и химическими экспериментами. От нестерпимой вони и грохота, у живой девушки мало того что не получалось уснуть — появлялась реальная возможность окочуриться.

А чем же все это время занималась Манада? Ничем. Просто сидела и смотрела, как вырастают ее ноги, сантиметр за сантиметром. С такими темпами, дня через четыре она снова сможет ходить. Изменения происходили не только с конечностями. Дыры в теле благополучно зажили, кожа на лице натянулась, волосы уменьшили скорость роста. Все признаки говорили — через неделю мертвая станет обычным человеком. Жюбо смотрел на это, прицокивая языком и неодобрительно мотая головой. Ему не нравилось, что действие Обезболивателя проходит для Манады так быстро. С другой стороны, ничего удивительного в этом нет — Манаду извлекли из Хоры, а с каждым кругом чувствительность тела и регенерация возрастает многократно. Поговаривают, на седьмом круге ты чувствуешь, как кровь царапает вены. Вот поэтому метаболизм Манады сожрал Обезболиватель куда быстрее, чем у Жюбо. Мертвец еще неплохо держался — кожа на лице едва-едва натянулась, но скрепками пользоваться все еще приходилось. А в остальном он оставался мертвым.

Манада же, как будто пробуждалась от глубокого сна. Теперь стали ясны слова мертвеца о том, что с уходом Обезболивателя появится не только боль, но и другие чувства. Сейчас, впервые после вечности в аду она, наконец, становилась человеком. Простой девушкой, Манадой Трансис. Еще не пришла сверхчувствительность и не надо бояться боли, но бесчувственность тоже уходила. Манада трогала покрытие дешевого дивана, встречая возвращающееся осязание с радостью. Пока еще робкое, еле-еле ощущаемое, но оно возвращалось. Манада подъезжала на кресле-каталке к окну и часами смотрела на детей, играющих во дворе. Она принимала ванну, чувствуя легчайшее тепло. А ночью ей захотелось спать. Жюбо сказал, теперь ее вероятности уснуть растворились за ненадобностью. Под звуки кузнечного молота, под запахи отравленных химикатов, щекочущих ноздри, в первый раз за вечность, Манада уснула естественно. И только где-то вдали зазвенели радостные колокольчики-бубенцы.

Погрузившись в Сон, Манада увидела многое. Сновидения как будто сорвались с цепи и накладывались одно на другое, как листья по осени. Манада видела отца и мать. Они готовили ей и сестре невкусные, но полезные завтраки — молоко и кашу. Манада настолько возненавидела их, что своей дочке всегда делала исключительно сладкую выпечку. Дочь тоже мелькала почти в каждом сновидении, и сердце сжималось при виде рыжих кудряшек. Но вот, родители умерли, Манада с Длоном заняли их дом. Рождение Литары. Она появилась на свет легко и обыденно — Манада даже не почувствовала боли. Слишком сильно она хотела ребенка, чтобы какая-то там боль, омрачила радостный миг. Пока маленький комочек вылезал, перед Манадой застыло видение — колокол, окруженный бордовой каймой восходящего солнца. Она добилась! Она мать! Правда, уже так скоро, она умерла… Даже во Сне, грусть разрывала на части. Она не увидела как дочь взрослеет, не увидела ее мужа, не увидела внуков… А так хотела. Колокол, безумный колокол, ударил лишь единожды, а ведь Манада мечтала звонить еще и еще. Муж не желал заводить второго ребенка, пока молодая семья не встанет на ноги. Манада решила завести его от другого мужчины. Да! Сейчас, только в этот момент, когда естественный сон сморил полуживую девушку, к ней вернулись воспоминания. День смерти…

Она шла домой из поля — вид сверху… Телега выезжает из-за соседней избы. Огромный слепень подлетает к крупу лошади. Он кружится, выбирая место, где бы отложить яйца. Лошадь поворачивает, насекомое атакует. Конь дрыгает копытом, ржет от боли, ускоряется… Манада едва замечает движение справа. Она всецело погружена в думы. Приятные думы. Она гладит округлившийся животик. Попадает под копыта, потом шею переезжает деревянное колесо. Нелепая смерть. Двойное убийство…

Жюбо ошибся, сказав, что у Манады растворились вероятности уснуть. Нет, они лишь трансформировались. Манада могла уснуть и без них, но еще четыре раза девушка способна управлять Сном. Увидеть, что хочет. И она увидела. Желание посмотреть, что там с дочерью возобладало, и Манада переместилась в ее сны.

Это случилось уже под утро, но Манада успела увидеть мужа Литары — красивого худого парня из соседнего города. Он богат и Литара смогла родить столько детей, сколько захотела. Все семь внуков пролетели перед Манадой, согревая истлевшую душу. Она не стала смотреть их сны — боялась увидеть смерть дочери; но в сны мужа Литары заглянула. Просто интересно взглянуть на дочь со стороны. В снах зятя, она выглядела богиней. Рыжеволосым ангелом. Такая красивая, слава Гоябе, она такая красивая…

Но самое удивительное, во снах дочери тоже присутствовал колокол. Только не один. Целая плеяда маленьких, блестящих золотом колокольчиков звонила и звонила. Колокольчики Литары не сотрясали пространство чудовищной силы «БОМ», нет. Как веселый детский смех они трезвонили радостно, счастливо, долго…

Полуживая девушка проснулась от ударов молота по железу — она проснулась счастливой…

Вернувшись в квартиру, Соня обнаружила Жюбо орущего на Манаду, а та молчала, как ни странно. Мертвец же разорялся вовсю.

— Что значит не налазит?! — кричал Жюбо. — Я же просил тебя вчера снять точную мерку! Я час делал этот шлем!

Возмущения мертвеца связаны с самым настоящим рыцарским шлемом. На нем виднелись грубые сварочные швы и вместо забрала зияли прорези решетки, а так точь в точь. Между прочим, сам мертвец стоял в полном доспехе. И все это он сделал сам, всего за одну ночь! Конечно, железо сварено грубовато, да и не блестит, зато есть сочленения не только в локтях и коленях, но и на животе, что позволяет двигаться свободней.

— Ух ты! — только и сказала Соня.

— Привет, — поздоровалась Манада, Жюбо ограничился кивком.

Доспехи Манады валялись тут же. Причем, как и у Жюбо полные. Соня сначала не поняла, как Манада будет в них ходить, но увидела, что ноги мертвой выросли чуть ниже колена. Теперь она сможет передвигаться, пусть неуклюже, но это лучше чем ничего.

— Я измерила голову в точности, — сказала Манада мертвецу. — Может она конечно у меня выросла за ночь…

— Не говори ерунды, — сказал Жюбо поморщившись. — Просто когда делаешь мерку для шлема, надо мерить по ушам. А теперь уши придется отрезать…

— Ну уж нет, милый мой. Теперь придется тебе переделывать шлем.

Жюбо насупился и пошел в другую комнату. Соня последовала за ним и увидела, деятельность мертвого не ограничилась работой с доспехами. В маленьких бутылочках красовались разноцветные жидкости, повсюду разбросаны всяческие железяки, винтики и гайки кинжалы и мечи… Всего и не перечислишь. Еще Жюбо зачем-то разобрал диван. Сам мертвец взял маску для сварки и поднес к шлему Манады. Соня отвернулась, комната вмиг окрасилась ярким светом. Спустя минуты три Жюбо прекратил варить, Соня бросила взгляд на его работу. Удивительно, но за такой короткий промежуток, Жюбо успел разрезать шлем, и вплавить в него пластинку металла — теперь он мертвой подойдет. Алая каска воителя осталась охлаждаться на полу, а Жюбо подошел к углу и взял что-то больше всего напоминающее консервную банку с толстыми стенками, без дна и крышки. Как оказалось — это нечто вроде браслета, но вместе с тем еще и оружие. Жюбо продемонстрировал его тут же — надел, направил на стенку и второй рукой нажал на квадратную кнопку. Из небольшой дырочки в стену вылетел металлический болт и вошел сантиметров на пять.

— Ого! — сказала Соня. — И ты успел все это за ночь?

— Да. Я, знаешь ли, не устаю. Есть мне не надо, спать тоже, боли не чувствую, а еще у меня в таких делах много опыта.

— Откуда?

— Вообще-то тебе это знать вредно… — замялся Жюбо. — Но ладно. Понимаешь, я работаю на контору счастья уже почти тридцать лет, а за такое время многому учишься. Особенно, если попадаешь не в такой продвинутый период как ваш, а допустим в тот, где еще не изобрели порох. Там быстро становишься и кузнецом, и изобретателем, и химиком, и кем угодно. А если на это еще дается так мало времени… ну ты поняла?

— В общих чертах. А что еще ты тут наварданил?

— Вот это смеси различных ядов, правда, не очень сильных. Браслеты я сделал из луков и арбалетов. Если среди Трохиных кто-то колдун — такое оружие должно его прикончить. Если же нет, вот там есть пяток пороховых гранат, и еще я немного повозился с патронами. Теперь пули там мало того что отравлены, так еще и разрывные. Правда за ночь я успел сделать всего пятьдесят, но…

— И все равно это удивительно! Просто не верится, что тебе хватило на это всего двенадцать часов!

— А их и не хватило. — Пожал плечами Жюбо. — Я просто отправился в (вырезано цензурой) и все.

— А что такое (вырезано цензурой)?

— Долго объяснять, да ты и не поймешь. В общем, все сводится к тому, что я могу удваивать, или даже утраивать, время для себя. То есть, если для тебя проходит двенадцать часов, я, оставшись в помещении наедине, могу растянуть время в три раза. Так что для меня прошло не двенадцать часов, а тридцать.

— Здорово!

— Да, но практическое применение этому очень маленькое. — Сморщился Жюбо.

— Почему?

— А смысл? Я ограничен во времени, потому что ограничен Обезболивателем. Пока я удлинял время, для меня прошло полтора дня, следовательно, я приблизился к той точке, на которой сейчас Манада.

— Тогда зачем ты это делал?

— Затем, что Трохины вполне могут куда-нибудь смыться. В другую страну, например. Мы и так слишком тянем…

— А ты можешь меня научить растягивать время?

— Могу, но не буду.

— Почему?

— Во-первых, долго, во-вторых, смертельно опасно.

— А тебе неопасно, потому что ты труп?

— Нет, если бы Манада отправилась в (вырезано цензурой), для нее это было бы еще опасней, чем для тебя.

— А почему…

— Потому! Соня, хватит уже задавать мне вопросы, ответы на которые для тебя вредны. Просто поверь, все так, как я говорю и все. Считай, я такой вот особенный, поэтому могу путешествовать туда. Но даже я могу делать это с большими ограничениями и недолго.

— Жюбо, Соня! — раздался голос Манады из соседней комнаты.

— Да? — сказал Жюбо, подходя к мертвой.

В последние два дня, Манада отдала должное телевизору — для нее он представлял диковинку. Жюбо напротив, набросился на интернет — для него информация важней, к тому же телик он видел миллионы раз. В других вариантах, но все же. И вообще, мертвец предпочитал театр. А вот Манаде нравились маленькие человечки в коробочке, призванные развлекать людей нормального размера. Она даже не старалась понять принцип телевидения и пропустила мимо ушей все объяснения Сони о том, что в ящике не настоящие люди, а просто их изображения.

Сейчас Манада смотрела какой-то сериал, пытаясь вспомнить подробности сна, когда выпуск вдруг прервали экстренным репортажем новостей. Он сразу вырвал мысли в реальность, заставил приковать взгляд к экрану. Жюбо и Соня пропустили начало, но попали на самый удачный кадр. Три фигуры, одетые во все черное, в масках, с автоматами шли по гигантской плотине. Манада и Жюбо сразу узнали одну — ту, что замыкала шествие. Плотная, с черными волосами, пробивающимися из-под маски. Вот к ним подбегает какой-то мужчина с резиновой дубинкой в руках, и женщина отвешивает ему такого пенделя, что тот отлетает метров на десять. Сомнений нет — это Света Трохина.

— Сегодня на Цимлянскую ГЭС… — сообщал диктор…

Глава пятая, подраздел четвертый: вторая глава в моем скромном труде, целиком и полностью посвященная семье Трохиных

— Интересно знать, почему он не пойдет с нами? — спросил Петя, указывая перстом на Эстебана.

Они собрались в доме Жени и снова расселись на креслах, перед пылающим камином. Правда, в это раз к интерьеру добавился низенький стульчик — на нем восседал цыганский барон. Он расположился рядом с камином и протянул руки так, что языки пламени облизывали длинные лакированные пальцы. Сегодня Эстебан оделся в строгий серый костюм, трубка в левом ухе направилась к семье, внимательно слушая обвинение Трохина младшего. Шрам снова скалился, обнажая акульи зубы — для цыгана упреки молодого Пети, не больше чем пыль под ногами.

— Я отвечу тебе Петр, — отозвался цыган. Он повернулся и тут же нашел поддержку четырех глаз. Женя всегда одобрял Эстебана, а за последние четыре дня и Света зауважала его. — Я не просто ваш компаньон. Не забывай — я еще и барон своего табора. Я тот, кто защищает униженный, обездоленный, вечно гонимый народ истинных ромалэ. Вы уж простите, но они для меня куда как важнее, вашего проклятья. Если я умру или если меня посадят в тюрьму, они погибнут в нищете. А я поклялся — тридцать лет этой клятве! — что буду защищать, оберегать и помогать им. Поклялся кровью своему учителю, великому колдуну, который взамен передал мне свои силы. Поэтому рисковать я не буду. Вот если ты Петр, отдашь мне часть своей силы, тогда я возрасту в могуществе настолько, что смогу защитить и вас, и себя. Но ты не хочешь этого делать…

— Да не хочу. — Кивнул Петя. — А после таких речей может, вообще не буду.

— Петя ты обещал! — воскликнул Женя.

— Не поднимай шум Евгений, — сказал цыган. — Я не сомневаюсь, он передумает. Мертвые демоны, так или иначе, придут за ним, и тогда у него не останется выбора.

— А если нет? — сказал Петя запальчиво.

— Хватит! — перебила всех Света. — У нас есть дела поважнее, нам надо обсудить план!

— Ты права Светлана, — подтвердил Эстебан. — И уж если на то пошло, я помогу вам мудрым советом.

— Больно надо… — начал Петя, но осекся — Света до треска сжала подлокотник кресла. — Вы правы, надо заняться делом. Однако я все, что от меня зависело, сделал. Не спал две ночи, но сделал. Теперь мы сможем уничтожить плотину легче легкого. Но остается один нюанс. Как нам выбраться оттуда? И желательно живыми…

— Об этом позаботится Евгений, — сказал Эстебан. — Он уже достаточно может…

— И как? — сказал Петя. — Ты отрастишь крылья и унесешь нас?

— Отнюдь, мы сделаем все изящнее. Уничтожим плотину в любом случае…

— Ты что идиот?! — взревел Петя. — Ты хоть понимаешь, что нас перемелет минуты через полторы? Это тебе не в озере купаться! После прорыва на нас обрушаться миллионы тонн воды, впополам с мусором. Там не сможет выжить даже мышь, даже, мать его, последний осетр!

— А мы выживем, — сказал Женя спокойно. — И не просто выживем, а выйдем без единой царапины.

— С помощью колдовства? — скепсису Петиного голоса, мог позавидовать Бернард Шоу.

— Именно с помощью колдовства. — Кивнул Женя.

— И ты в это веришь? — Теперь Петя смотрел на сестру. Та тоже молча, кивнула. — Вы сошли с ума! Я не пошевелю и пальцем, пока вы не предоставите мне доказательства.

— Хорошо, — сказал Женя.

Он достал из кармана пистолет и кинул брату. Тот неловко поймал, и с недоумением уставился на Женю.

— Попробуй выстрелить в меня, — продолжил Женя.

— Это не будет настоящей проверкой, — сказал Петя. — Откуда я знаю, что это за ствол?

— У тебя есть свой?

— Нет, у меня есть кое-что получше.

Пистолет упал на пол, а Петя полез во внутренний карман и вытащил небольшую колбу. Внутри плескалась зеленая водичка. Петя усмехнулся и сказал:

— Это сжиженный газ моего изобретения. Если я разобью эту мензурку, в радиусе метра все живое умрет. Жидкость мгновенно испаряется, проникает в организм сквозь поры, наносит непоправимый вред и растворяется в воздухе. Все продолжается всего секунду, и ты труп. Хочешь попробовать?

— Мне все равно, — сказал Женя. — Кидай.

Петя такого ответа не ожидал. Он воззрился на брата с недоумением, а цыган скалился, засунув руки в камин по локоть и думая о чем-то своем. Казалось, его это забавляло, как возня маленьких детей в песочнице.

— Я не буду проверять на своем брате, — сказал Петя, переводя взгляд на цыгана. — Давай я кину в него! Если он колдун, а ты его ученик, он выживет.

Петя думал, что с блеском вышел из положения. Конечно, Эстебан запудрил Жене мозги до степени безумия, но теперь он наверняка сдрейфит. Хотя вид цыгана, моющего руки в чистом пламени, заставил сомневаться, но Петя решил, что и это какой-то трюк.

— Эстебан? — спросил Женя.

— Что скажешь барон, — голос Пети чуть не срывался на писк, в зале повисло напряженная тишина.

Эстебан даже не посмотрел на них. Кивок как подтверждение, и колба тут же полетела в него. Петя сделал это как-то машинально, словно боялся — минутой позже у него не хватит смелости. Маленькая блестящая стекляшка полетела к стулу барона. Там пол не прикрывает толстый ковер с пентаграммой, там просто камень. Сейчас колба столкнется с ним, тончайшее стекло пойдет трещинами и смертельный газ вырвется наружу. Столкновение с полом, звон стекла и ничего… Колба покатилась к левому сапогу и не разбилась. Цыган вынул руку из огня, поднял ее.

— Этого достаточно для тебя Петр? — спросил цыган, погружая колбу в пламя. Петя поморщился. Теперь сжиженная смерть испорчена. Как будто барон знал, даже небольшое нагревание до шестидесяти градусов, разрушает его творение. Нет знать он не мог.

— Возможно колба бракованная, — сказал Петя. — К тому же, это ничего не доказывает.

— У тебя ведь есть еще две, — сказал Эстебан. — Так давай, пробуй…

Петя открыл рот от удивления. Как он узнал? Сначала обезвредил первую огнем, а теперь безошибочно указал на количество. Действительно Петя взял с собой три бутылочки. Он закрыл рот, нахмурился, полез во внутренний карман. Во второй раз он сделал все решительней. Опять стекляшка полетела к цыгану, снова столкновение с полом, звон…. но отнюдь не битого стекла. Вторая колба покатилась к правому сапогу, вскоре ее постигла судьба первой — Эстебан засунул в огонь и ее.

— Это случайность, — сказал Петя.

— Конечно случайность, — подтвердил Женя. — Неужели ты так и не понял, о чем мы говорили. Колдовство — это и есть суть управление случайностями…

— Вероятностями, — поправил барон. — Управление вероятностями.

— Да, вероятностями, — согласился Женя. — Может, хочешь повторить фокус со мной?

— Да! — это слово Петя прорычал.

Напускное спокойствие слетело вмиг. Словно какая-то гигантская макака Петя подскочил, выхватил последнюю колбу и швырнул в Женю. И тут же побледнел как смерть — понял, эта колба разобьется. Брату не жить. Горло сковало сухим туманом, хотелось крикнуть: «Беги» — но вырвался только хрип. Он кинул колбу слишком сильно, она летела прямо к подлокотнику кресла. Послышался страшный звон разбиваемого стекла, но… колба все еще находится в воздухе. Массивные черные шторы взлетели к потолку, комната наполнилась раскаленным ветром. Колба достигла цели. Петя видел как, она раскололась — точно посередине. Зеленоватый газ должен окутать тело брата, и он умрет. Но из разбитого окна ветер налетел стремительным ястребом. Как будто имел руки, он схватил облако и отнес от старшего брата к младшему. Петя почувствовал, как смертельные испарения коснулись кожи, и все кончилось. Конечно же, газ не мог навредить создателю. Петя нисколько не врал, что сможет выпить синильную кислоту. Он так пропитался отравами и химикатами, что мог выжить в клубке из тысячи рассерженных кобр. В бессилии, он упал на кресло — полностью разбитый и растоптанный. То, что сейчас произошло, словно расплавило логический центр мозга. Этого не может быть, но это есть. Сначала цыган, теперь его брат проделали невозможное. Случай мать его, счастливый случай…

Эстебан поднялся и подошел к разбитому окну. Он специально распахнул опустившиеся шторы, чтобы Петя увидел — на улице прекрасная безветренная погода. Даже намека на ураганный ветер нет!

— Возможно, теперь ты оставишь свое неверие и отдашь мне часть твоей силы? — спросил барон, прикрывая рамы, освободившиеся от стекол.

— Нет. Это конечно все чертовски интересно и, мать его, удивительно, но я предпочитаю быть последовательным. — Петя стер со лба капельки зеленоватого пота. Это реакция на только что принятый яд. Организм сам вывел из себя отраву, как тысячу раз до этого. — Свет, неужели и ты так можешь?

— Нет, — ответила сестра. — Моя сила в другом.

— А чем моя сила?

— Это ты узнаешь только после того, как отдашь Эстебану свою часть.

— Я попробую, — сказал Петя неуверенно. — Клянусь, если мы выйдем из этой передряги я попробую.

— Конечно попробуешь, — сказал барон. — У тебя не будет выбора. Мертвые демоны это не газ, от них не спасешься так просто…

Прекрасный день казалось, разрушал саму возможность неприятностей. В такой день думаешь, будто в жизни все идет хорошо и правильно. Хочется сесть на берегу Дона, пожарить шашлыки, выпить бутылочку охлажденного пива и восхищаться красотой русской природы. Солнышко поблескивает на неспешных водах реки, рыбаки закидывают донки, достают из воды толстых карасей. Трещат кузнечики, каркают вороны, одинокие цапли, иногда пролетают мимо, или ловят лягушек возле берега. О таких моментах говорят: «Ничто не предвещало беды». И в такие моменты, жизнь частенько решает пошутить. Безмолвно сказать человеку: «Еще как предвещает…».

Впрочем, человек тоже не лыком шит. Все-таки не зря он нарек себя царем природы. Если лев — царь зверей, человек именно владыка природы. Как огромный памятник своему величию, он воздвиг здесь плотину. Сколько людей погибло на строительстве, сколько сейчас включают телевизор, питаясь тем, что она дает? Никто не знает. Цимлянская ГЭС — удивительна и невероятна. Даже не верится, что это поострил человек. Почти безволосый, чуть ли не беззубый зверь, неспособный отказаться от плодов цивилизации. Но только он может выжить там, где все умирает. Мозг — его сила. Сила почище когтей, зубов, или лап. Однако направление чудовищной силы мысли, далеко не всегда положительно. Порой в черепной коробке рождаются не только созидательные помыслы, но и разрушительные.

ГЭС объект не самый открытый для посетителей, но далеко не самый закрытый. Атомные электростанции еще опасней, но даже туда водят экскурсии, что уж говорить про Цимлу. Конечно, рабочая зона обнесена забором с колючей проволокой, конечно, все снимается на камеры слежения, да и охраны человек пятнадцать. И против всего этого выступило семейство Трохиных. Маленькое, но такое необычное.

Микроавтобус марки Форд подъехал почти к главному входу. Буквально метров за двести до КПП. Из него вылезли три фигуры, попутно скрывая лица под черными масками, похожими на чулки. Два мужчины и женщина. Из фургона появились автоматы и тележка. На ней три бочонка — примерно литров по десять в каждом.

— Все всё помнят? — спросил Женя Трохин.

— Да, — отозвались брат и сестра.

— Тогда пошли. Я и Света первые, ты тащишь телегу сзади.

Петя насупился под маской, но пошел исполнять. Ему не нравилась выпавшая роль. Фактически, все сводилось к толканию дурацкой тачки. Света и Женя прямым текстом сказали, пока не прошел подготовку у Эстебана, он бесполезен как боевая единица. Пришлось скрипеть зубами, но согласиться. Действительно он уступает обоим. Со Светой все ясно — женщина способная завязать подкову, естественно более опасна. А Женя колдун, хоть выглядит субтильным и уже с утра приложился к бутылке…. Колдун! Даже звучит дико! Но после того, что увидел…

Три фигуры пошли к КПП. Одинокая будка вгрызлась в забор, внутри кто-то копошился. Приглядевшись, Петя понял — охрана пьет чай или кофе. На груди болтаются автоматы, они весело разговаривают, даже не предполагая, что будет дальше. Но охрана засуетилась, когда три черные фигуры с оружием и тачкой приблизились на пятьдесят метров. Усатый тип что-то крикнул, указывая на Трохиных, остальные обернулись, началась суета. Они выбежали из будки, по пути снимая автоматы с предохранителей.

— Стой, кто идет! — прозвучало не как вопрос, а как угроза.

— Мы, — сказал Женя. И поднял оружие.

К их чести, охранники не думали и секунды. Тут же раздались выстрелы. Петя упал на землю, прикрывая голову. Света с Женей начали стрельбу синхронно с охраной, сейчас на землю повалятся трупы. Пальба продолжалась секунды три, не больше. Последним Петя видел вспышки пламени из стволов стражи. Но вот он поднял голову. Три трупа лежат на земле, а сестра с братом спокойно стоят и смотрят на него, сквозь прорези в масках. Очень насмешливо смотрят.

— Вставай террорюга, — сказала Света. — Плохие дяди мертвы.

— Очень смешно, — сказал Петя поднимаясь. — Вы в порядке?

— Да, — сказал Женя. — Впредь можешь не падать на землю. Пули не способны попасть в нас.

Петя кивнул, они двинулись дальше. Звуки стрельбы насторожили оставшуюся охрану, вторая группа встретилась уже на территории ГЭС. Трохины успели пересечь КПП, когда десяток людей с автоматами выбежали из-за угла и молча открыли огонь. Теперь Петя не упал, а просто встал позади сестры. Благо, ее силуэт мог прикрыть двух Петь. На этот раз автоматная пальба продолжалась немного дольше — секунд десять. Охранники даже не попытались укрыться: может сдуру, может, подумали, что возьмут неизвестных нахрапом. Так или иначе, десять трупов легли на бетон, а Трохины пошли дальше. Петя почувствовал, как вспотела маска. Пока стоял за спиной сестры, младший брат почти видел, как пули проносятся мимо них, слышал, как сразу два автомата охранников дали осечку. Сухой щелчок, куча матов, предсмертные хрипы. Все. Террористы пошли дальше.

ГЭС — огромное сооружение. Исполинская плотина разделяет Дон с Цимлянским водохранилищем. Также есть узел, для пропуска барж и кораблей. Работников на станции тоже вагон и маленькая тележка. Все они Трохиным без надобности, но небольшая кучка — человек двадцать — не помешает. Но первым делом — установить оборудование. Пока Трохины шли через небольшую площадь, им попалась только пара рабочих. Их пустили в расход…

Все планы плотины Петя вызубрил и точно знал, куда идти. Хорошая штука интернет: хочешь смастерить бомбу — пожалуйста, хочешь скачать схему ГЭС для теракта — за милую душу! Все вплоть до лестниц и аварийных выходов, засело в голове у бывшего директора помойки. Надо войти в главное административное здание, пройти по нему через три коридора, одну лестницу, один лифт, по пути вырубить десяток-другой служащих и ты на крыше. Потом еще одна железная лестница и Трохины оказались на месте. Здесь Петя установил первую бочку, проверил, работает ли оборудование, и они двинулись дальше. Теперь цель — сама плотина. По крыше до нее не добраться — между плотиной и зданием перехода нет. Правда, крыша соседней постройки недалеко. Расстояние не такое большое, но для обычного человека непреодолимое. Крыши разделены шестиметровым пробелом. Можно конечно вернуться тем же путем, пройти по площади и просто зайти туда, но так потеряется время, а его в обрез. Поэтому Света поступила иначе. Сперва схватила обе оставшиеся бочки, отдала Пете автомат и сиганула на соседнюю крышу. Шесть метров, да еще с тяжелым грузом не перепрыгнуть никому, даже профессиональному прыгуну в длину. Но Свете достаточно представить, на той стороне ждет старый пердун, наложивший на нее проклятье и могучие ноги совершают невозможное. Скульпторша не просто перепрыгнула, но сделала это с запасом — сиганула метров на десять. Поставила бочки, и прыгнула обратно. С Петей на руках прыжок получился на восемь метров, а с Женей на одиннадцать.

Снова лестницы и вот они на вершине плотины. Внизу шумят тонны пропускаемой воды, именно здесь, почти в самом начале они оставили вторую бочку. Потом как можно быстрей на противоположный край, там установить вторую. А когда работа завершилась, Трохины увидели подбегающего к ним охранника. Этот оказался с пистолетом, но тот заклинило. Тогда он подбежал к ним, размахивая дубинкой, и Света отправила его в далекий полет ударом ноги. Впоследствии тот кадр показали по всем мировым каналам. Три фигуры выполнили приготовления и помчались вниз.

Огромная речная пробка, управлялась из небольшой комнаты с кучей компьютеров. Сигнал тревоги уже подали и все руководство благополучно покинуло ГЭС, но операторы — люди, следившие за работой плотины и шлюзами — остались на месте. Они забаррикадировали двери, а три последних охранника с автоматами наперевес поджидали неизвестных. Один как раз говорил по телефону с милицией Цимлянска, когда заставленная тремя металлическими шкафами дверь содрогнулась. Шкафы с документацией едва удалось передвинуть всем скопом операторов и охранников общим числом в тринадцать человек, а тут всего лишь три террориста вдарили так, что из ящиков посыпались дела сотрудников и прочие бумажки. Но как бы они удивились, если узнали, что била всего одна Света. Из-за двери послышалось:

— Сделай мне отверстие, а потом уже разбивай дверь к чертям!

Женская ладонь в черной перчатке прошила дверь, как болгарка. Рука пропала, а в отверстие влетела небольшая капсула и с легчайшим звоном разбилась о шкаф.

— Не дышать! — приказал старший охранник, но откуда ему знать — газ настолько силен, что проникает даже сквозь кожу. Это не тот газ, который Петя хотел применить к Эстебану — тот убивал, этот всего лишь отправлял на свидание с Морфеем. Правда этот не реагирует на кислород и гораздо устойчивей. Его проникаемость настолько высока, что Петя приказал брату и сестре отойти от двери на приличное расстояние — в небольшую дыру газ тоже мог просочиться. Самому химику это не страшно. Он спокойно смотрел в щелочку, разглядывая, как тела охраны и рабочих падают на пол, а сам ощущал лишь легкую щекотку в ноздрях — это все, что мог поделать с ним газ. Спустя минуты три, Петя хмыкнул и достал вторую колбу. Снова звон стекла разбиваемого о металлический шкаф и зал наполнился вторым видом газа. Воздух там, на секунду окрасился желтоватым цветом, потом на пол упало нечто вроде пыльцы — два газа вступили в реакцию и, соединившись, выпали в осадок.

— Вперед сестричка, — сказал Петя.

Та уже давно ждала разрешения. Фигура старика маячила на двери, спустя секунду, в его лицо ударило плечо скульпторши. Железная дверь вмялась, кое-где металл порвался словно бумага. Света схватилась за края и раздвинула. Дверь распустилась как тюльпан — путь свободен. Трохины пролезли в дырку, перешагнули через поваленные шкафы и взглянули на дело рук своих. Не прошло и получаса, как микроавтобус марки Форд остановился неподалеку от плотины, а станция оказалась в их руках.

— Поехали дальше, — сказал Женя. — Теперь надо связаться с властями.

— Уже набираю, — проворчал Петя, щелкая кнопками мобильного телефона. — Ало. Это милиция? Это говорит лидер террористической группы Алый Ашхабад. Мы захватили Цимлянскую гидроэлектростанцию и заминировали плотину. У нас есть тринадцать заложников, поэтому не пытайтесь напасть. Если же вы предпримите попытку, мы уничтожим плотину! Тогда будут уничтожены Ростов, Азов и иже с ними. Мы требуем заплатить нам сто миллиардов долларов, иначе мы исполним угрозу. Отбой…

Глава шестая, подраздел третий: мертвые курьеры действуют

Манада переключила на другой канал, где события на Цимле освещались с начала. Жюбо и Соня увидели те же кадры с бегущими по плотине террористами, но теперь внимательно слушали голос за кадром:

— Никто не знает, что за группировка Алый Ашхабад, но в серьезности их намерений сомневаться не приходится. Для подтверждения своих требований, они уничтожили главное административное здание ГЭС. Вот вы видите на этих кадрах…

Картинка сменилась, мертвые и готка увидели, как большой четырехэтажный дом странно складывается. Словно внутри него пропали перекрытия, перегородки и прочие «внутренности» — стены падают внутрь, как в гнилой картонной коробке. И не просто падают, они проседают, мнутся и наконец, шмякаются, превращаясь в груду камней. Но это отнюдь не все. Здание продолжает трансформироваться. Оно разлагается. Твердый камень становится жидким. Как будто не кирпичи и блоки составляют дом, а ледяные глыбы!

— Мы проконсультировались с экспертами — нам сказали, что это неизвестная им бомба. Никакого взрыва не было, здание просто начало гнить, хотя мы все знаем, что камень не может гнить, да еще и так быстро. Ученые уже исследуют то, что осталось и сообщают, что там обнаружена неизвестная кислота. Именно она и разъела дом. Более тщательного исследования сделать не получается, потому что кислота растворяет даже металл, и ее нельзя собрать даже в железные емкости. Сейчас из Ростова вылетели другие ученые с более устойчивым оборудованием, они будут здесь в течение часа. Впрочем, даже местные ученые сходятся на том, что кислота способна разъесть плотину. Сейчас вы видите перед собой два контейнера, расположенные на вершине плотины. Очевидно — это еще две кислотные бомбы. Подобраться к ним пока нет никакой возможности — на крыше стоят камеры, а террористы засели в центре управления и наблюдают за плотиной. Сбить бомбы тоже нельзя — таким образом, кислота может пролиться и миллионы тонн воды обрушаться по устью Дона, сметая все на своем пути. Эксперты говорят, что внезапный прорыв плотины унесет тысячи жизней даже при том, что сейчас вдоль всего устья Дона идет эвакуация. Помимо прочего, это принесет целую гору убытков. Треть Ростова окажется под водой, не говоря уж о городах помельче. Уровень Азовского моря поднимется, пострадают такие города как Таганрог и многие другие. Также возможен подъем уровня Черного моря, а там и Средиземного! Представьте, что будет если все Цимлянское водохранилище хлынет туда? Это будет катастрофа! Правительства Турции, Украины, Греции и еще ряда стран, выдвинули ноту обеспокоенности и даже требуют не провоцировать террористов, а вести продуктивные переговоры. Если они выполнят угрозы, убытков будет куда больше чем сто миллиардов долларов…

Репортер еще много чего говорил, но Жюбо уже не слушал. Он снова ушел в себя и как обычно начал мять подбородок, стимулируя мозг.

— А это точно Трохины? — спросила Соня.

— Не сомневайся, — ответил Жюбо задумчиво. — Женщина невероятной силы, кислотные бомбы…

Палец мертвеца указал на култышки Манады.

— Да, это определенно Петя и Света, — сказала мертвая. — А третий, надо полагать, Женя.

— Разумеется.

— Но зачем они это затеяли?

— Все просто. Хотят срубить денег и залечь на дно. Поняли, мы не отступимся, и теперь хотят уехать из страны. Насколько я понял, сто миллиардов это большая сумма?

— Да, — подтвердила Соня. — Очень большая. Имея в кармане столько денег, можно купить себе тропический остров и жить там припеваючи.

— А мы их естественно не найдем. А какой шанс того, что им заплатят?

— Я думаю большой. Хотя правительство якобы не ведет переговоров с террористами, но когда на карту поставлено такое! Они поторгуются и заплатят, но попытаются взять их на выходе.

— Ясно. М-м-м. А ведь у вас не знают, что такое колдовство. Принимают за сказку, или что-то такое. Понятно…

— Что тебе понятно? — спросила Манада.

— А, это просто. — Отмахнулся Жюбо. — Они наверняка уничтожат плотину в любом случае. Вот только что будут делать с такой кучей денег?

— Сейчас все это делается проще, — встряла Соня. — Есть банковский счет, туда перечисляют деньги и все. А что ты имеешь в виду под: уничтожат плотину? Ведь тогда они сами умрут.

— Если кто-то из них колдун — нет. Достаточно сильный колдун сможет окружить их мощным Колпаком Демиурга, им невероятно повезет и они останутся целыми и невредимыми. У них есть шанс выжить, значит, они выживут. И еще это значит, что мы должны туда ехать. И как можно скорее. Если они получат деньги, мы их уже не найдем и мы, наконец, окажемся непосредственно в жопе у Хутурукеша. Сколько дотуда ехать?

— Это на севере области, если поторопимся, думаю часа четыре-пять. Но вы не сможете туда проникнуть. Сейчас там все оцеплено и никого не пропустят.

— Это ничего. В вашей эпохе ничего не знают не только о колдовстве, но и о мертвецах. Так что девочки, помогаем мне собрать то, что я сделал сегодня ночью, и двигаем. Если поторопимся, Трохины не успеют уничтожить плотину, и мы их накроем.

Жюбо пошел в соседнюю комнату, оттуда послышался звон металла. Соня помогла Манаде залезть на кресло и девушки присоединились к мертвецу. Жюбо они застали почти голым, натягивающим доспехи. Он сказал, чтобы Манада тоже облачалась. Минут через десять, они подготовились. Некоторые углы металла выпирали из-под одежды, но в принципе, вид получился приемлемый. Жюбо выглядел чуть более накаченным, нежели раньше, Манада превратилась в вылитую культуристку. Собрав остальные приспособления, они вышли из квартиры и сели в машину взятую напрокат.

А вот выехать из Ростова оказалось задачкой посложнее. Естественно, все уже знали о террористах, и жители прибрежных районов спешили уехать из города. Благо хоть большинство выбрало направление на Москву, а мертвым нужен другой берег. Но на Ворошиловском мосту пробка собралась тоже приличная. Манада смотрела на суету с заднего сидения и посмеивалась над людьми. Она не понимала, к чему суетиться и куда собираются уехать эти люди? Ведь далеко не факт, что Трохины взорвут плотину. Или жители Ростова на каком-то подсознательном уровне знают это? Возможно…

Ехали молча, в машине поселилось уныние. За окнами проносились автомобили, но к Волгодонску ехали единицы. Как крысы, люди бежали от опасности, а не к ней. Несколько раз мертвецов обогнали машины стражей. Манада опять усмехнулась, разглядывая их напряженные лица. И эти тоже не знают, что такое смелость. Ведь учит же Гояба: чему быть, того не обойдешь. Если тебе суждено умереть сегодня, ты умрешь, и ничего не изменит этого. Впрочем, Жюбо утверждал обратное: можно изменить не только будущее, но и прошлое. Просто для этого надо быть демиургом. Это навело на интересную мысль.

— Жюбо, а если у нас ничего не получится, пошлют других? — спросила Манада.

— Да, — ответил мертвец.

— А когда они прибудут? В какое время?

— Возможно, они уже здесь.

— А как такое может быть? Ведь если мы не провалимся, их не пошлют. А если они уже здесь значит, мы не убили Трохиных, но, встретившись с ними, мы будем действовать сообща и не провалимся.

— Ты говоришь о временном парадоксе? — спросила Соня. Знание тут же перевело Манаде новое слово, она кивнула.

— Нет никакого парадокса, — сказал Жюбо. — Замыслу все равно.

— Поясни.

— А чего тут пояснять? Все просто. Что будущее, что прошлое можно менять сколько влезет. На конечный результат это не повлияет. Все эпохи закончатся, так или иначе, раньше или позже. Как только наступит зима Мира, придет сначала армия ада, потом Тушащая и все — эпоха уйдет в (вырезано цензурой).

— А если им помешать? — спросила Манада.

— Кому? Армии ада? Или может быть Тушащей? Не смеши. За всю историю Мира, лишь гемморианцы смогли продлить агонию, и то ненадолго. Нет, конец эпохи будет, а остальное можно менять, как хочешь. Как я уже сказал, Замыслу на это плевать.

На этом дискуссия затихла, хотя Манада так и не поняла объяснений Жюбо. Как так? Если, допустим, Манада вернется в прошлое и убьет себя, как она сможет прожить жизнь, чтобы вернуться? Спустя минут пять она озвучила свой вопрос.

— Ну и что? — спросил Жюбо. — Ты прожила жизнь, потом вернулась. Убив себя, ты тоже исчезнешь, а эпоха двинется к концу. Хотя, чтобы так сделать, или обойти закон поколений, по коему мы не могли убить Варю Трохину, надо быть очень сильным. Даже не каждому Демиургу это под силу, не говоря уж о нас с тобой. В Замысле есть несколько законов или правил, но большинство можно обойти. Единственное что неизменно — все когда-нибудь кончается. Сам Замысел конечен, конечна человеческая жизнь и эпохи тоже имеют конец. Время вообще вещь далеко не всегда обязательная для жизни. Например, в аду или раю времени нет. Нет его и в (вырезано цензурой) и на третьем уровне Алям-аль-Металя, его тоже нет. На (вырезано цензурой) время есть, но в урезанном варианте. Так что не забивай голову ерундой и не отвлекай — мне надо подумать.

Манада прониклась просьбой и умолкла, а Соня уделяла слишком много времени дороге, чтобы отвлекать мертвеца. Со стороны Волгодонска поток машин увеличивался с каждым часом, хватало и лихачей, желавших обогнать по встречке через две сплошных. Готка придвинула сидение к рулю и наклонилась, как будто управляла не старенькой Шкодой, а как минимум танком. Жюбо же действительно обдумывал, как им пробраться на гидроэлектростанцию. Вопрос сам по себе не такой сложный — наметки плана появились почти сразу. Однако есть и трудности. Мертвый то и дело доставал ноутбук и выходил в интернет, пока не села батарея. Он успел узнать о плотине достаточно и понимал, стражи облепят ее как мухи липучку. Подобраться туда незамеченным возможно, но этого мало. Надо ведь еще найти Трохиных и приблизиться к ним. Прежде чем села батарея, Жюбо рассмотрел несколько картинок обмундирования стражей и решил, попробовать стоит…

Как и предполагалось, подъехать к ГЭС им никто не дал. Примерно за километр до плотины, выстроились посты милиции и попросили поехать в объезд. Жюбо это устраивало — он думал, кордоны выставят на большем расстоянии. Они отъехали немного назад, а как только скрылись из виду, свернули на узенькую улочку и направились к Дону. На берегу расположились одноэтажные дома, наподобие Маныческих, правда, чуть ухоженней. Кстати, Маныч они проезжали по пути к Цимлянску. Вернее станицу Маныческую — так гласила табличка на дороге. Машина подъехала к воде почти вплотную и вся компания вылезла. Отсюда открывался превосходный вид на плотину и окружение. Над гигантским речным забором, летали вертолеты, на берегу сотня машин посверкивала мигалками и суетились люди, одетые в черные костюмы. Пока ехали, мертвецы слушали радио, но никаких новостей не узнали. Вроде бы правитель страны сказал, что разберется, а главный министр даже лично выехал к месту действия вместе с каким-то шайгой… Немного левее плотины, поднимался столб зеленого дыма — это плавилось административное здание, показательно уничтоженное Трохиными. По Дону плавали три крупных судна, вроде яхт и с десяток мелких катеров. Короче обложили террористов плотно, но напасть пока не спешили. И это хорошо. Если начнутся активные действия, план Жюбо полетит под хвост к Хутурукешу. Совершенно необходимо напасть раньше стражей.

— Значит так, план такой, — начал Жюбо вытаскивая из багажника стреляющие металлические браслеты. — Мы с Манадой сейчас идем туда…

— А мне что, опять здесь торчать?! — возмутилась Соня. — Вы уже без меня на свалку сходили…

— Пойдем мы по дну реки, — продолжил мертвец. — Если ты сможешь задержать дыхание на пару часов иди.

— Можно было взять акваланги, — пробурчала Соня.

— Можно, но не нужно. Доспехи не позволят нам всплыть, так что все должно быть нормально. Манада?

— Да?

— Ты можешь ходить?

— Не очень это удобно, — проворчала мертвая курьерша, делая пару неуверенных шагов к реке. Действительно, доспехи хоть поддерживали культи, но голеностоп Жюбо закрепил двумя шурупами. При ходьбе Манада походила на цаплю-робота. С другой стороны, иначе она вообще не смогла бы передвигаться.

— Под водой будет легче, — сказал Жюбо. — А дальше поедешь на своей коляске.

— А ее тоже возьмем?

— Угу. Придется выдавать тебя за ученого химика. Я правильно сказал? — спросил Жюбо у Сони.

— Да, — подтвердила готка.

— Тогда, доходим до водохранилища, там я обезвреживаю двух стражей в бронекостюмах, мы переодеваемся в их одежду. Не думаю, что это будет сложно. В это время ты постараешься подсушить кресло, и мы направимся к зданию, пострадавшему от кислотной бомбы. Если что — я страж… то есть милиционер, сопровождающий ученого для исследования кислоты. Ты, само собой, ученый. Ясно?

— Да.

— И ты все это сам придумал? — спросила Соня недоверчиво. — Так быстро разобрался, что надо делать и говорить?

— Милая моя, я курь… короче, у меня тридцатилетний опыт работы по этому профилю. Я попадал в ситуации, где приходилось дурить стражей сотню раз. К тому же, ваш период далеко не самый продвинутый из тех, где я бывал. Теперь обсудим форс-мажор. Если что-то пойдет не так, допустим, нас попросят предъявить документы мы их…

— Я не стану убивать ни в чем не повинных людей, — сказала Манада твердо. Соня и Жюбо повернулись и посмотрели на нее. Мертвец улыбнулся.

— Конечно не станешь, — сказал он. — Действие Обезболивателя почти закончилось и к тебе возвращаются не только чувства, но и эмоции. А мораль, всего лишь, бесплатное дополнение к ним. Поэтому предлагаю тебе вколоть вот это.

Мертвец протянул шприц на сто миллилитров, наполненный бесцветной жидкостью. Морфий.

— Думаешь, стоит? — спросила мертвая.

— Уверен. — Кивнул Жюбо. — Мне совсем не надо чтобы, встретившись с Трохиными, ты задумывалась о цене человеческой жизни. Сейчас мне нужна та старая Манада, убивающая за устное оскорбление. Так что колись.

— А если не подействует?

— Вот и проверим.

— А как же доза…

— Колись!

Манада вздохнула и воткнула шприц в вену. Как будто кожа зачесалась. Это еще не боль, но уже что-то. Ей действительно не хотелось становиться прежней: бездушной мертвой тварью, только что вырвавшейся из глубин ада. Но Жюбо прав — эта Манада совсем не так полезна. А может даже вредна. Поэтому жидкость скрылась в вене, почти сразу на девушку нахлынула волна равнодушия.

— Ну и как? — спросил Жюбо.

— Нормально, — ответила Манада.

— Ладно, проверим на месте. Пошли.

Жюбо протянул пару ножей, Манада заткнула их за пояс и поковыляла к воде. Жюбо закинул на правое плечо охотничье ружье, на левое взгромоздил кресло-каталку и пошел следом. Подойдя к кромке воды, он еще умудрился поддержать девушку за локоть. Она повернулась к нему и улыбнулась. Впрочем, продолжалось это секунду. Морфий медленно растекся по организму и Жюбо снова показался обычным мертвым парнем. Ничего особенного…

Они зашли в воду по колено, затем по пояс и наконец, скрылись с головой. Мутные воды Дона — не самое лучшее место для подводных прогулок. Жюбо рассудил, идти на фарватер нет смысла, поэтому они ушли на глубину всего в два человеческих роста. Если бы Жюбо не умер, ему пришлось бы нелегко. Тащить на себе кресло, оружие, да еще поддерживать Манаду — для живого непосильный труд. Идти по илистому дну тоже трудно. Но мертвые не чувствуют усталости и он просто двигался медленно. Даже Манада шла быстрей. Вернее передвигалась своеобразными прыжками. Ноги сгибались в коленях, Манада наклонялась вперед, почти касаясь руками дна, толкалась и летела вперед. С другой стороны, будучи легче груженого Жюбо, ей сложнее сопротивляться течению, но как говорилось выше: это не проблема для неустанного мертвого.

Сверху над ними переливался круг солнца, помогая ориентироваться. Иногда проплывали мелкие рыбки, пару раз они увидели пузатых толстолобиков. Те подплывали, изучая непрошенных гостей. Благо, хоть не собирались пробовать на вкус. Со стороны, Жюбо напоминал краба отшельника с раковиной-креслом, а Манада сказочную водяную. Течение растрепало ее волосы, они вяло устремились к Азовскому морю. Словно рыжие водоросли они сплетались в водяных потоках, как бы играя друг с другом. Вдруг, неподалеку что-то зашевелилось. Длинное бревно встрепенулось со дна и поплыло к ним. Огромный сом, килограмм на триста, решил угоститься мертвечинкой. Но Жюбо протянул руку, из браслета вылетел болт и воткнулся в широколобую башку. Сом открыл пасть, но развернувшись, убрался прочь. Мертвецы продолжили шагать к плотине.

По мере приближения, течение становилось сильней. Примерно через час они прошли под катером стражей. Вода обратилась полностью непроглядно-мутной, приходилось ориентироваться исключительно по аляповому диску над головой. Мертвецы сопротивлялись все усиливающемуся течению — теперь волосы Манады повисли параллельно дну. Именно за них, мертвую остановил Жюбо — схватил и дернул, призывая к вниманию. Манада воззрилась на него с недоумением, а Жюбо указал пальцем куда-то влево и вверх. Там, удерживаемая якорем, на глади воды плавала резиновая лодка. Довольно большая, с мотором и судя по вмятинам на днище, с двумя пассажирами. Жюбо поставил кресло на дно, достал нож. Сделал характерный жест, как будто перерезая себе горло. Манада покачала головой. Жюбо насупился но молча, кивнул. Хотя, даже если бы он захотел что-то сказать, у него все равно не получилось бы…

Мертвецы подошли к лодке, Жюбо жестами объяснил Манаде, чтобы стояла ровно, а сам полез к ней на плечи, держась за веревку якоря. Неловко поддерживая равновесие, он достал из-за пазухи бутылочку и пару шприцев. Содержимое пузырька перекочевало в шприц, мертвец поднял голову, определяя, где находятся седалища стражей. Наверное, лодка предусматривала сидения, но, то ли в целях безопасности, то ли еще почему, стражи сидели на тонком резиновом дне. Отсюда это прекрасно видно: вон две выпуклости побольше — это задницы, — вон четыре поменьше — это стопы. Жюбо присел и оттолкнулся от плеч Манады. Словно в замедленной съемке устремился к прямоугольнику лодки, держа шприцы в обеих руках. Расчет получился точным — силы толчка как раз хватило, чтобы оказаться на расстоянии вытянутой руки от днища. Жюбо ударил правой и левой рукой одновременно, длинные иглы вошли в задницы. Прежде чем стражи подскочили от боли, Жюбо успел ввести содержимое — самое лучшее снотворное, что смог сделать в квартирных условиях. По выгибам днища лодки, можно предположить, что там началась легкая суета. Но к тому времени, как Жюбо опустился на дно, оба стража упали и перестали шевелиться. Жюбо показал Манаде большой палец, она покрутила указательным у виска. Мертвый пожал плечами и полез по веревке вверх. Теперь нет смысла быть осторожным — спящие стражи не заметят, что к ним кто-то лезет. Добравшись до днища во второй раз, Жюбо достал нож и проделал аккуратную дырочку. Осторожно высунул голову — в луже воды похрапывали милиционеры. Жюбо положил их головы так, чтобы не захлебнулись, расширил дыру и влез в лодку. Осмотрелся. Вокруг плавало много резиновых посудин, но эта находилась чуть в стороне. Это хорошо. В дырку пролезла голова Манады.

— Что дальше? — спросила она.

— Сначала надо переодеться. Пока я буду это делать, ты привяжешь кресло к веревке, предварительно отрезав якорь. Дальше уже ты переоденешься, сбросим этих за борт…

— Они же умрут!

— По-моему, морфий на тебя не очень подействовал, — проворчал Жюбо. — Хорошо, давай привязывай, а я подумаю, что можно сделать. Ружье можешь оставить на дне, у стражей есть оружие…

Пока Манада бултыхалась под днищем, пытаясь привязать тяжеленное кресло к якорной веревке, Жюбо пригнулся и раздел обоих мужчин. Потом стянул свои промокшие вещи, показав солнышку едва блестящие доспехи, и натянул черный костюм. Подивился бронежилету и тоже нацепил. Стражи носили длинные черные маски — это хорошо, будет меньше лишних вопросов. Когда Манада вылезла в дыру, проклиная Жюбо за то, что он прохлаждается, мертвец уже полностью подготовился. В лодке нашелся плед, им он укрыл спящих слуг закона, а на все проклятья Манады приказал заткнуться и протянул одежду. Она принялась переодеваться. Спустя минут десять, резиновая лодка медленно поплыла к берегу, стараясь огибать другие по большой дуге.

Они причалили рядом с небольшим тополем, сбрасывающим на землю перхоть-пух. Последние метров пятнадцать, приходилось безумно грести веслами — кресло поползло по дну, тормозя не хуже отрезанного якоря. Стараясь проделать все тихо и незаметно, мертвецы достали его из воды, по-быстрому сполоснули от налипшего ила и Манада уселась. Жюбо повесил на грудь автомат и покатил ее к плотине.

Кордон стражей попался им на КПП. С десяток милиционеров спрятались в будке, ожидая указаний из центра. Навстречу мертвым вышел один и спросил, куда это Жюбо везет инвалида? Мертвец ответил, что доставил эксперта-химика из Ростова, дабы он взял пробы кислоты. Страж кивнул и пропустил. Все оказалось легче легкого. Жюбо даже подивился, что местные стражи так непроницательны. А если бы он оказался сообщником Трохиных? Но он лишь улыбнулся и повез Манаду дальше. В отличие от Жюбо, та ехала без маски — мертвые разумно предположили, ученому она не положена. Страж бросил последний взгляд на уезжающих мертвецов, размышляя, что его насторожило. Он так и не понял, это волосы Манады. Рыжие локоны блестели от воды — как бы тщательно мертвая их не выжимала, следы влаги остались.

Естественно ни к какому зданию для взятия проб, они не поехали. Их цель — плотина. Но тут начались сложности. Если на окраинах ГЭС стражей не так уж и много — чем ближе к Трохиным, тем больше их становилось. Жюбо раздумывал, как обойти преграду и тут Манада дернула его за штанину.

— Что? — спросил Жюбо.

— Смотри, — ответила Манада, указывая пальцем куда-то влево.

Там возле широкой трубы, собрались человек пятнадцать и что-то обсуждали. Все одеты как Жюбо: черные костюмы, сапоги, бронежилеты, маски. Один болтал с рацией — что это такое Жюбо уже знал.

— Давай посмотрим, — сказал мертвец и медленно покатил мертвую к стражам.

Пока расстояние сокращалось, до курьеров доносились сначала обрывки слов, а потом уже и целые фразы. Особенно громко разговаривал тот, что с рацией.

— Я прошел Чечню, неужели вы думаете, я не смогу взять трех паршивых террористов?! — кричал он басом. — Да и х… с тем, что премьер приезжает! Я их за пятнадцать минут возьму! Х… я клал на приказ! Да пошел ты на….

Разговор протекал в таком же ключе, поэтому Жюбо прислушался к остальным. Насколько мертвый понял, эта группа — нечто вроде элитных стражей. Супер профессиональные убийцы и хотят они, через эту трубу проползти по канализации в вентиляцию, и взять Трохиных. Вон трое сверяются со схемой ГЭС, а один поигрывает в руках миниатюрной сваркой. Однако перед началом, они получили приказ на отбой операции. Вроде бы, приезжает верховный министр страны и собирается лично вести переговоры с Трохиными. Стражам это пришлось не по нраву, вот они и возмущаются. А Жюбо как раз того и надо. Он прикинул что к чему, и покатил коляску прямиком к группе.

— Здравия желаю! — сказал Жюбо мужчине с рацией. Хотя, конечно же, сказал он: «Здравствуйте добрый страж» — но благодаря Знанию, слова сложились для уха стража в привычную форму.

— Чего тебе? — спросил тот грубовато.

— Товарищ майор, вас вызывают на встречу премьер министра, для обеспечения безопасности, — Жюбо снова сказал иначе: «Добрый страж, не соблаговолили ли бы вы пройти, ради оказания помощи, в охранении верховного министра» — и опять Знание перевело в понятные мужику слова. В таком общении Знание, незаменимая штука — речевой аппарат сам настраивается на язык и манеру выражаться, а рот говорит в понятных формулировках.

— А кто здесь останется?

— Я товарищ майор.

— А это кто с тобой? — глаза из-под маски рассмотрели Манаду.

— Кто надо! — сказала девушка, прибавляя во взгляд презрения, а в голос властности — похоже морфий все же возымел действие.

— Простите мадам, но гражданским…

— Вот и вали отсюда! Я с Ростова приехала не для того, чтобы дыру в плотине сторожить!

— Извините доктор, — вмешался Жюбо. — Это доктор Трансис, из ростовского университета химической защиты. Она прибыла, чтобы осмотреть кислотные бомбы. Я должен был ее отвезти к ним, но тут мне дали указание передать вам приказ. Так что, если вы не против, выполните его побыстрей, доктор Трансис очень спешит.

— Хорошо, — задумчиво сказал майор. — Ладно ребята, пошли встречать премьера…

Стражи заныли как малые дети, но к КПП двинулись. Жюбо любезно предложил покараулить схему ГЭС и горелку. Как только они скрылись из виду, мертвец рассмотрел схему, поднял с земли горелку и сказал:

— Полезли.

Манада поднялась с кресла и заползла в трубу. Путешествие по канализации и вентиляции заняло у них примерно полчаса. А в это время семейство Трохиных вело переговоры…

Отступление Архивариуса:

Женя говорил с министром внутренних дел, по обычному сотовому телефону. Власти России старательно тянули резину и говорили, трудно, мол, собрать такую сумму. В свою очередь, Трохины дали крайний строк — час.

— Если через час на мой банковский счет не поступит означенная сумма, я уничтожу плотину, — говорил Женя в трубку. — Также я хочу, чтобы вертолет доставили на плотину уже через полчаса, а через сорок минут, все другие летающие аппараты, должны покинуть небо над Цимлянском. На этом все.

Женя повесил трубку, повернулся к брату и сестре. Петя раскладывал пасьянс на пульте управления плотиной, Света притаранила к дверям очередной шкаф. Теперь вход завален — не побьешь и танком. Вокруг валялись связанные заложники и таращились на Трохиных, глазами полными ужаса. Кто-то плакал, услышав, что собираются сделать террористы, как только получат деньги.

— А можно открыть шлюзы и немного их подтопить? — спросил Женя у Пети.

— Нет, — ответил брат. — Это не главный центр управления, а всего лишь наблюдательный пункт, плюс регулятор нескольких второстепенных шлюзов. Открыв их, вреда мы не нанесем, к тому же, их тут же закроют с главного пульта.

— Ясно, — сказал Женя.

Младший брат явно нервничал, дрожащие пальцы в который раз уронили карту на пол.

— Не волнуйся, — сказал Женя. — Все пойдет по плану.

— Ага, как же. У плана столько дыр, трактор проедет!

— Все в порядке. И потом, даже если нас поймают, Эстебан выручит…

— Я не верю цыгану! — рявкнул Петя. — И вообще начинаю думать, все это была плохая идея!

— Вовремя, — сказала Света, усмехнувшись и показав серебреные зубы.

— Вот и я про то же, — сказал Петя мрачно.

— Прекрати устраивать истерику! — сказал Женя. — Все будет хорошо. Даже если все полетит к чертям, мы просто взорвем плотину и смоемся…

— Как говно в унитазе…

— Примерно так. Никто не допустит даже мысли, что мы можем взорвать плотину, находясь в ней. А банк, который я указал, имеет один интересный нюанс. Счет автоматически замораживается в случае смерти владельца. Потом Российское правительство вправе потребовать деньги назад. Естественно они переведут бабки, а как мы сядем в вертолет, нажмут на кнопочку и он взорвется. Но мы поступим иначе.

— А если банк все-таки заморозит счет? — спросил Петя.

— Не заморозит. Это маленький банк в Швейцарии и обналичить такую сумму невозможно. Но как только на счет поступят деньги, мои люди начнут снимать их по всему миру по капле. Я думаю, через час мы снимем достаточно. Дольше конечно не получится, и часть суммы мы потеряем, но и половины хватит. Пятьдесят миллиардов долларов, вполне приличная сумма — хватит до конца дней.

— Неужели ты думаешь, фээсбэшники настолько глупы, что позволят нам…

— Они могут быть хоть семи пядей во лбу, но не забывай, я колдун. Им немножко не повезет и все…

Внезапно стена позади Жени взорвалась. Сотни обломков полетели к старшему Трохину, но ни один даже не коснулся. Женя медленно повернулся. Из клубов пыли и дыма, в комнату вошли два мертвеца.

— Наконец я имею честь узреть вас мертвые демоны, — сказал Женя и улыбнулся.

Глава седьмая, подраздел третий: события на Цимлянской плотине

Манада и Жюбо попали в соседний с Трохиными зал, по вентиляции. Сначала Жюбо хотел вылезти прямо над ними, но надо ведь еще прорезать дыру, и вряд ли Трохины будут спокойно смотреть, как искры от горелки падают на головы. Поэтому дыру проделали в комнате рядом. До Жюбо и Манады доносились обрывки фраз. Один мужской голос незнакомый, зато Петин они узнали с легкостью. Манада от злости сжала зубы так, что хрустнули челюсти. Из-за ублюдка она потеряла ноги и теперь вынуждена ползать как глиста! Но ничего, они поквитаются очень скоро.

Попав в помещение, заваленное какими-то папками, Жюбо тут же достал из запасника взрывчатку. Опять кустарного производства, но пробить стену должна. Ничего поджигать не надо — бомба действует по принципу смешивания жидкостей. Нечто подобное Уважаемый Читатель мог увидеть в ленте о твердом орехе, под номером три. Один из моих самых любимых фильмов триста тринадцатой эпохи! Как только две емкости установили одну над другой, Жюбо соединил их длинной трубкой, и, пока жидкость переливалась, отбежал к противоположной стене. Бабахнуло прилично — несколько увесистых булыжников попало в мертвецов. И как только пыль осела они услышали:

— Наконец я имею честь узреть вас мертвые демоны, — сказал худой мужчина, одетый во все черное.

На устах усмешка, ноздри трепещут, вдыхая каменную пыль, глаза блестят — Женя с утра выдул не меньше бутылки виски. Мертвые сделали к нему несколько шагов: Жюбо уверено, твердой походкой, Манада неуклюже, но весьма угрожающе. Позади Петя и Света подхватились и встали в боевые позиции. Света подняла кулаки, Петя направил на мертвых автомат. Заложники замычали, пытаясь съесть кляпы — им показалось, пришли спасители, вроде того же твердого ореха…

Сверление взглядами продолжалось секунд тридцать. Двое против троих. Одни — мертвые курьеры Службы Радости, полностью неуязвимые убийцы. Вторые — три простых человека, попавшие под проклятье старого Магистра, что каким-то образом наделило их колдовскими силами. Если бы существовал такой прибор, как «спокойнометр», он зашкалил бы на Жене Трохине. Вторым по спокойствию, стал бы Жюбо Анортон Гует — мертвец бывал и не в таких переделках, да и по натуре справедливо считался пофигистом. Таких людей ничем не прошибешь. Ну, почти ничем. А вот на Манаде, Свете и Пете, «спокойнометр» показал бы самый низкий коэффициент — там спокойствием и не пахло. Света уже представила перед собой не мертвых демонов, а двух одинаковых старых колдунов. Манада смотрела на Трохиных голодной волчицей, особенно доставалось Пете. Манада уже предвкушала, как будет отрезать ему ноги: медленно, тонкими ломтиками — словно две палки деревенской колбасы. Ну а Петя просто офонарел. Они живы! Он ведь лично похоронил их, под тоннами мусора. На той свалке хранилось столько химикатов, ядов и прочей гадости, что странная парочка, просто была обязана умереть. Черт подери, на том месте в течение миллионов лет и травинки не вырастит! Но вот они стоят напротив, причем у женщины нормальные ноги. Нет, может это протезы, но что-то не похоже. Слишком уж ловко она присобачилась на них ходить, всего за несколько дней. Да с такой раной, она должна умереть в любом случае! Значит Женя и Света правы — они мертвые демоны. И сейчас они убьют их. Без свалки, без Мусороизмельчителя и Утилизатора 2010, мертвые демоны быстро расправятся с ними. И в первый раз Петя подумал, что отдаст Эстебану часть силы, если выберется отсюда живым. Пусть цыганский колдун изгонит демонов обратно в ад.

— Ну что же вы молчите? — спросил Женя.

— Евгений Трохин? — уточнил Жюбо.

— Он самый.

— Мы пришли, чтобы убить вас всех.

— Я знаю.

— Еще шаг и я расстреляю заложников! — взревел Петя, направляя дуло автомата на связанных. Те сжались, приготовившись к худшему и глядя на Жюбо с надеждой. Но мертвец и не думал их обнадеживать.

— Мне все равно, — сказал Жюбо. — Я убью вас любой ценой.

— Сейчас я забью тебе эти слова в глотку! — Света заорала так, что лампочка на потолке треснула и комната погрузилась в полумрак.

— Тихо сестра! — прикрикнул на нее Женя. — Я хотел бы сначала побеседовать с нашими убийцами. Расспросить их кое о чем.

— О чем? — спросил Жюбо.

— Например: почему вы хотите убить нас? Что мы сделали вам плохого? И наконец, кто вы такие?

— Мы мертвые курьеры Службы Радости Дельты Миров. Я младший курьер Жюбо Анортон Гует, она ничтожно-младшая курьерша Манада Трансис. Вы не сделали нам ничего плохого, но своим существованием вы приносите вред Магистру Биатриче. Именно он послал нас, чтобы убить последних представителей семейства Трохиных. Я ответил на твой вопрос?

— В общих чертах, — сказал Женя, бросая многозначительный взгляд на брата. А Петя слушал заворожено, словно Жюбо открывал ему смысл бытия. — Тогда…

— Заткнитесь! — гаркнула Манада. — Жюбо, если ты еще раз выдашь мое звание посторонним, я вырву у тебя желудок! Сам ты ничтожный! А теперь, если вы наговорились, приступим.

Манада бросила себя вперед. Женя всего в пяти метрах — шесть шагов и нож вонзится в горло. Мертвая понеслась, но вдруг, что-то щелкнуло внизу. Сдерживающие голеностопы болты лопнули и она упала. Женя даже не пошевелился, только улыбка стала шире.

— Значит, я был прав, — сказал Жюбо. — Колдун.

— Он самый, — поклонился Женя. — Теперь ты понимаешь, попытки убить меня обречены на провал?

— Отчего же. — Жюбо пожал плечами. — И колдуна можно прикончить.

Правая рука мертвеца мгновенно выкидывается вперед, левая нажимает на кнопку, к Жене летит короткий болт. Женя охает и смотрит вниз. Болт прошил ключицу насквозь, по черной водолазке расползается еще более черное пятно крови.

— Как… — пробормотал Женя, и его сбило с ног.

Света двигалась молниеносно. Всего три шага, прыжок и она спасает брата — второй болт пролетел там, где еще секунду назад находилось лицо. Петя открывает огонь по мертвецу. Автомат стрекочет, выплевывая пулю за пулей. Одежда Жюбо рвется в лохмотья, под ней обнаруживается доспех. Жюбо закрывает голову руками, жалея, что не захватил шлем. Пули вышибают искры с доспеха, но самое страшное — Жюбо чувствует вокруг колебания вероятностей. Странное ощущение, оно бывает у каждого. Вот, допустим, бывало у вас чувство опасности, или, играя в карты, вы знали, что вам не повезет? Это противное гнусное состояние и означает оно, на вас накладывают проклятье. В случае с картами, проклинают слабо; иначе говоря — наводят сглаз; но в случае с Жюбо, чары куда мощнее. Мертвец бросает короткий взгляд на Женю — тот смотрит с ненавистью и что-то бормочет. Колдует гад! Колдовство тут же срабатывает — неудачная пуля попадает в браслет, нажимает на кнопку, та заедает. Жюбо прикрывал рукой голову, поэтому все одиннадцать болтов вылетают вверх, втыкаются в потолок. На груди висит автомат, но стрелять из него в колдуна, так же эффективно, как пытаться укусить свой локоть. Теперь надежда только на холодное оружие…

А Манада уже благополучно подползала к Свете и Жене. Старший Трохин пытался наложить на Жюбо проклятье, и у него частично получилось — мертвец лишился стреляющего оружия. Ну кто мог знать, что он не воспользуется автоматом? Цыган первым делом научил Женю выводить из строя огнестрельное оружие, а с чем-то попроще справиться труднее. Конечно, купол удачи защитил его, и болт всего лишь пробил ключицу, но Женя чувствовал, как вместе с кровью колдовство покидает тело, а это плохой признак.

Манада почти добралась, но на пути встала Света. Скульпторша скалилась серебряными зубами не то улыбаясь, не то рыча, как бешеная псина. Понять, что именно она делает нельзя — все звуки перекрывает грохот автоматной пальбы. Света неистовствует. Она напрочь забыла, что у нее в руках автомат и непроизвольно скручивает его в калач. Теперь очередь Манады показать зубы. Мертвая понимает: если Света подойдет поближе — разорвет голыми руками. Но в отличие от скульпторши, Манада помнит об оружии. Она направляет на Свету руку с браслетом и трижды нажимает на кнопку спуска. В последний момент Света успевает отпрыгнуть — попадает только один болт и тот в икру. Доведя себя до состояния берсерка, Света не чувствует боли. Она петляет, уворачиваясь от коротких стрел. Манаде удается попасть еще дважды: один раз в плечо, второй в толстый зад. Но когда браслет защелкал пустой обоймой, Света понеслась к Манаде, как цунами к берегу. Мертвая резко перевернулась, из-за пояса появились два ножа.

— Подходи жирная сука! — кричит Манада.

— Ра-арр-ра-р… — рычит Света.

Они встречаются, сворачиваются в клубок. Руки Манады мелькают с частотой швейной машинки, полосуя тугое тело мускулистой скульпторши. Света кусает доспехи, разрывает, словно те бумага, дотягивается до плоти…. Ребра проламываются, внутренности сминаются, кровь брызжет как из распылителя поливальной машины. Мертвая черная кровь Манады, и живая алая кровь Светы…

Женя поднялся. Он находится в не меньшем бешенстве, чем сестра. Взгляд уперт в мертвеца с двумя ножами в руках. Петин автомат, наконец, прекратил поливать Жюбо свинцом.

— Тебе конец! — шипит Женя.

Что-то наверху трещит, с потолка падает вентиляционная труба. Жюбо едва успевает отпрыгнуть, но это только начало. Справа от Жени компьютеры взрываются — мертвеца обдает россыпью болтов, гаек и микросхем. Одна плата оставляет порез на лице, остальные отражают доспехи. Петя перезарядил автомат и снова включает свинцовый ливень. Но на это раз пули не просто отскакивают от доспехов. Срикошетив, они ударяются о стенку и возвращаются. Второе столкновение с металлом доспехов, опять рикошет от стенки, пуля летит в мертвеца. Обойма Пети, таким образом, в три раза увеличила убойность. Доспехи покрылись сотнями вмятин и нагрелись, но Жюбо этого естественно не чувствует. Он понимает: сейчас у Жени кончатся вероятности, и он уже не сможет подстраивать ему колдовские подлянки. И тогда достаточно перерезать горло — благо ножи мертвец все еще не потерял.

А Петя понимает — сражение выигрывают мертвые демоны. Как ни кичился брат, он не смог даже повредить их. Вон кровяной клубок катается по полу, и совершенно непонятно кто из женщин победит. Сестра потеряла уже столько крови, что скоро выбьется из сил, или тупо умрет. У него самого, осталась всего одна обойма, а Женя уже пятится назад, значит и у него фокусы на исходе.

— Женя… твою мать! Ты как? — кричит Петя, выпуская в мертвеца последнюю обойму.

— Плохо, — отвечает брат, медленно отступая к стене. — Но силы еще есть! Подожди, сейчас я обрушу на него крышу.

— Ты что сдурел?! Он же мертвый! Второй раз не умрет. Сматываем удочки!

— Нет! Еще не перечислили деньги.

— Плевать! Живому они нужнее! Прикрывай…

Жюбо едва слышит, о чем они говорят. Из-под сведенных рук, что прикрывают голову, мертвец видит только, как Манада превращает бедро Светы в лоскуты. Мертвая тоже пострадала, но все же доспехи помогли сдержать тело в одном куске — собственно для этого они и предназначались. И тут все прекращается. Жюбо больше не чувствует вокруг колебания вероятностей и Петя прекращает огонь. Вместо этого мусорщик нажимает кнопку на маленьком пульте.

— Петя ты ебаный мудак! — кричит Женя. — Быстро ко мне!

Потолок рушится, Жюбо едва успевает отпрыгнуть. Точно посередине зала образуется завал, отрезая мертвого от Трохиных и Манады. Жюбо поминает задницу Хутурукеша и с сумасшедшей скоростью принимается разгребать завал.

На том конце стены из обломков, два брата пытаются разнять женщин. Сделать это непросто. Вокруг уже трещит бетон, скоро случится неизбежное. Заложники в углах молятся. Света пытается выдавить Манаде глаза, но и та не лыком шита. Ножи полосуют шею, даже сквозь красную пелену ярости прорывается боль. Петя дает залп по Манаде, пули отскакивают от доспехов. Женя хочет применить колдовство, но нельзя — удачи осталось только на спасение, может еще и не хватит…

— Света! — кричит Женя. — Подойди ко мне, иначе я тебя не спасу!

Но Свете слова брата по причинному месту. Она предпочитает отрывать Манаде руку. У нее уже почти получилось, вот металл разгибается, кожа под ним лопается, кости трещат — есть! Рука мертвой теперь находится в толстых пальцах скульпторши, но в пылу Света позабыла прошлую встречу. Словно змея, рука изгибается, нож все еще в ладони, удар — по щеке пробежал страшный порез. Теперь Света станет женской копией Эстебана, если щека заживет… Зато это приводит скульпторшу в чувства. Она переворачивается на спину, Манада оказывается сверху, еще пара порезов на груди, и мертвая улетает к завалу. Рука тоже отправляется в дальнее путешествие к горящим компьютерам. И тут…

В какофонии человеческого рева и автоматной пальбы, до этого не замечаемый треск, наконец, достигает апогея. По стенам бегут молнии трещин, из них пробиваются фонтанчики воды, и вмиг комнату заполняет. Братья бросаются к сестре, в последнюю секунду успевают ухватиться друг за друга. Женя выкладывает всю удачу, все вероятности в последнее заклятье. Эстебан называл его: купол удачи. Простое колдовство — помогает повезти в любой ситуации. Не нужно что-то желать, или о чем-то мыслить, купол сделает все сам. Он обережет, отведет любую опасность, кроме неминуемой. Если в тебя попробуют выстрелить — пистолет не сработает; если упадешь с небоскреба, а внизу поставят батут размером метр на метр — упадешь в него; если гигантская плотина обрушится, погребая обломками и водяным шквалом — мусор проплывет мимо, а воды вынесут в безопасное место. Но если, допустим, кто-нибудь воткнет нож в сердце — умрешь, как и любой человек. Потому что в таком случае вероятности выжить, нет. В последний момент Трохины успели набрать в горящие легкие воздуха, и пять потолочных плит соорудили вокруг них подобие маленького домика. Плиты вонзились кусками арматуры в пол, и несущиеся из Цимлянского водохранилища потоки воды подхватили куб с живой начинкой, эдакий каменный пирожок с мясом…

А вот мертвецы колдовать не умеют. Поэтому Жюбо безразлично наблюдает, как огромный камень прижимает его к стене и давит. Отделяющий от Трохиных завал развалился, и Жюбо увидел Манаду. Та, как раз успела подхватить оторванную руку и улыбнулась ему. Улыбка получилась жутковатой — Света выбила мертвой все зубы. Да и вообще, выглядит Манада плохо. Грудь разворочена, словно бумажки на вентиляторе в водах развеваются кишки. Сердце поплыло куда-то и скрылось в трещине. Это последнее, что увидел Жюбо. Все взбурлилось, в воде появились мириады обломков, песчинок и прочего мусора. Они уничтожили видимость, Жюбо осталось довериться ощущениям присущим мертвецам. То есть — почти никаким. Осязание, обоняние и вкус у мертвых отсутствует; зрение со слухом поглотила вода. Жюбо и Манада оказались полностью отрезанными от внешнего мира. Возможно, сейчас их кромсает на кусочки, или перемалывает в мокрую пыль — им все по барабану.

А плотина рушится. Две кислотные бомбы на славу сделали свое разъедающее дело. Цимлянская ГЭС — сооружение отнюдь не новое, поэтому ломается легко. Из бочонков с кислотой, вниз ползут две вертикальные линии, камень плавится, становится похожим на зеленую магму. Как только бреши достигли кромки воды, она устремилась в Дон двумя водопадами. Милиция срочно трубит эвакуацию, власти не могут понять, почему террористы все-таки разрушили плотину? От дыр-черточек оставленных кислотой, побежала паутина трещин, всем уже ясно — плотине конец. На берегу, Шойгу матерится в голос. И вот, свершилось. Огромный кусок отваливается от плотины, летит вниз к Дону. Всем кто это видит, кажется, он падает медленно и нереально. Со стороны платина напоминает гигантскую вафлю, которую поедает невидимый великан. Исполинские «крошки» размером с пятиэтажный дом, сыплются в воду, поднимая фонтаны брызг, порождая волны, чуть меньше цунами. Гордость инженерной мысли продержалась примерно минуты три, а потом упала кучей бесформенных обломков. Поток воды устремился по Дону, сминая прибрежные поселки, казачьи станицы, города. И никто не заметил, как ровный каменный куб с Трохиными внутри развалился, плюхнувшись о гладь воды и, подхваченные волнами, два брата с сестрой понеслись в сторону Ростова. Никто кроме Жюбо Анортон Гуета и Манады Трансис.

Наконец Жюбо смог хоть что-то разглядеть. Вперемешку с мусором, он полетел вниз с двадцатиметровой высоты и муть в воде рассеялась. Рядом меланхолично падал какой-то огромный суперкомпьютер. А вон и Манада, тоже летит. Кишки развеваются на ветру, из тела брызжет кровь, а она что-то орет, смеется беззубым ртом и размахивает оторванной рукой. Похоже ей весело. Жюбо перевернулся в полете, окинул взглядом расширившуюся реку. Вдалеке видны три точки, гребущие по волнам. Вернее, две держат под руки третью и гребут. Отсюда они похожи на человеческий катамаранчик. Жюбо сталкивается с поверхностью воды, уходит на дно, но руки безошибочно находят узлы скрепления доспехов, и уже спустя пять секунд те опадают, сливаясь с прочим мусором. Возможно, когда плотину будут отстраивать заново, они пойдут как расходный материал. Сверху падет плита, Жюбо едва успевает увернуться. Мертвец великолепно плавает, напоминает нечто вроде бледной мурены, заштопанной в нескольких местах. Сверкая голым задом, он устремляется в погоню.

Манаде избавиться от доспехов тяжелее — Света превратила их в листы искореженного металла. С другой стороны, можно выползти сквозь бреши. Так Манада и делает. Она освобождается, запихивает кишечник внутрь, чтобы не путался под ногами, хочет погнаться за Трохинами, но… сверху ее накрывает огромной плитой. Манаду прижимает к дну, ноги оказываются под плитой. Рядом падает еще один кусок плотины. Если так будет продолжаться (а в это сомнений нет) ее завалит камнем и железяками. Плита придавила ноги чуть выше колен. Похоже, придется расстаться с ними во второй раз. Ножи все еще в руках, Манада начинает полосовать ноги. Это процесс длительный — особенно трудно пилить кости. Хорошо хоть на лезвии есть зазубрины как у пилы. Видимость давно пропала — все окрасилось ее кровью и илом, поднятым со дна. Вокруг слышны глухие удары падающих камней. Сначала «плюх» о воду, потом «буп-п» о дно. Работа сделана! Никогда еще Манада так не радовалась потери конечностей, а отрезало ей их несчетное количество раз. Руки замелькали как два пропеллера. Правда, оторванную пришлось зажать во рту, а без зубов удерживать ее трудно. Но она справилась. Половинка мертвого человека, едва успевает поднырнуть под очередной плитой и вот — она в безопасности. Оставляя кровавую, полосу Манада плывет за Трохинами.

Волны несут Жюбо со страшной скоростью — не хуже локомотива. Правда несут и Трохиных, но все равно, с каждой секундой расстояние сокращается. Мертвец не знает усталости, а проклятые уже давно выбились из сил. Света вообще на грани потери сознания. Мужчины гребут, но Женя устает. Петя еще держится, поэтому плывет немного впереди и, сквозь сбившееся дыхание, материт брата-колдуна.

— Где твое хваленое колдовство вблу-шрол-лоолп? — сквозь воду кричит Петя.

— Не… могу… больше… — едва-едва отвечает Женя.

Ассенизатор смотрит назад и скрипит зубами — мертвый демон догоняет. От бешеной работы рук и ног, вверх летят три фонтана, для лучшего скольжения голова опущена вниз, и только бледная задница над водой, служит не то перископом, не то парусом. Минуты летят медленно, исполинская волна даже не думает сбавлять скорость. Они несутся на первом валу, но где-то позади, догоняет второй. В нем бултыхается мертвая демоница, проклиная все на свете. Трохины не успевают. Если их не догонит мертвец, настигнет мертвая — скорость второго вала куда больше. Но тут рядом выныривает… на вид бревно трехметровой длины. Сом! Огромный сом-великан, может быть даже сом-людоед. Во лбу торчит болт Жюбо. Странно, почему он не прошел насквозь? Петя в ужасе таращит глаза; сначала мертвые демоны, теперь еще и эта рыбина! Но Женя почему-то улыбается. Сом подплывет ближе, Женя кое-как цепляется за болт. Как только рука ухватилась покрепче, рыбий хвост заработал не хуже корабельного винта. Трохиных тут же понесло вперед. Петя понял — рыба их спасение. Он подтянулся и обхватил ладонь брата, скрепляя хватку. Теперь самое сложное не выпустить Свету.

Жюбо хочется закричать — он кричит. Правда, в воду. Ругательства облекаются в пузыри и пропадают втуне. Он гребет ожесточенно, но сом явно быстрее. Колдовство мать его! Жюбо и не предполагал, что Женя настолько силен. Да он и не силен. Вероятности есть, а вот искусства ими управлять не хватает. Но хватило, чтобы приручить кильку-переростка и спастись. В который раз спастись. Но ничего, рыба может плыть быстро, но даже она устает. Поэтому Жюбо гребет, не оставляя усилий.

— Жюбо-о-о! — доносится сзади.

Мертвец поворачивается, видит Манаду, несущуюся на втором вале воды. Он самый разрушительный и сильный. В бурлящей пене не только мертвая, но и несколько лодок, стволы деревьев и даже пара каменных плит! Жюбо продолжает работать руками и ногами — если сбавить темп, вал накроет, перевернет, закружит и оставит за собой. В худшем случае, вышвырнет на брег. Поэтому не снижать скорость. Вал с Манадой догоняет мертвого, слегка приподнимает, он видит Трохиных, все еще плывущих на соме где-то впереди. Но что это? Еще какая-то точка маячит вдалеке.

Женя чувствует, как по рыбине пробегает очередная конвульсия. Сом — сильная рыба, но выдерживать такой темп не может даже она. Минут через десять водяная лошадь загонит саму себя. А вал позади хоть и отрывается, но медленно, слишком медленно. Петя видит, как на гребне размахивают руками мертвые демоны. Видимость плохая, но даже отсюда ясно — от демоницы осталась ровно половина. Снова. Впрочем, даже пол мертвого демона смертельно опасно. Бессознательная Света, яркое тому подтверждение. Волна шумит как будто море. Бурление сзади нарастает, к нему примешивается еще какой-то звук. Нечто вроде жужжания мухи. Петя на секунду отворачивается от вала, смотрит вперед и видит белый моторный катер. Новенький — такой может развить скорость, километров сто пятьдесят в час. Правда не развивает. Напротив, он движется от водохранилища, но медленно, едва ли километров пятнадцать в час. Сом и то плывет быстрее. Катер вырисовывается, уже видна фигура рулевого. Длинный плащ, седые волосы развиваются на ветру. Эстебан!

— Эстебан! — орет Петя.

— Где? — спрашивает Женя. Брат показывает кивком головы. Женя присоединяется к крику.

Цыган не обращает на них внимания, позволяя сому с Трохиными догонять себя. Расстояние сократилось до десяти метров, теперь пять метров, три… Рука с розовыми ногтями протянулась к Пете — тот оказался ближе всего к катеру.

— Ну что Петр, понял ли ты свою ошибку? — спрашивает Эстебан. На кривых губах косая улыбка. Рука цыгана находится всего в паре сантиметров от Петиной. Он как будто дразнит Трохина, заставляет признать себя дураком, иначе не спасет.

На секунду в Пете взыграла гордость. Да пошел старый ублюдок на фиг! Еще стебется, а ведь они чуть не умерли! Но одного взгляда на высокую волну хватает…

— Да, — говорит Петя. Цыганская рука обвивает Петину и тащит с силой, в которой нельзя заподозрить худющего старика.

Эстебан затаскивает Петю, помогает подтянуть Свету. Последним в катер сваливается обессиленный Женя. Облегчившись, сом устремляется вперед, но его скручивает в предсмертной судороге, свивает кольцом, скорость теряется и труп устремляется к валу. Это печальное зрелище — сом, проживший не одну сотню лет, умер, просто загнав себя.

— Как так получилось? — слабым голосом спрашивает Женя у Эстебана. — Почему я не смог одолеть их?

— Ты еще не опытен Евгений, — говорит цыган, глядя на волну. — Но теперь все будет хорошо. Петя отдаст мне часть силы, и я смогу одолеть мертвых демонов…

Жюбо больше не гребет, просто позволяет валу нести его дальше. Смысл погони пропал — катер не устанет как сом. Манада бултыхается неподалеку. Мертвец пытается рассмотреть незнакомца в катере. Тот глядит на него. Жюбо кажется, глаза неизвестного мужчины сверкнули желтым светом, он отвернулся и катер унесся вдаль.

— Кто это был, — спрашивает Манада. Без зубов она слегка шепелявит.

— Не знаю, — отвечает Жюбо, отталкивая сазана подвернувшегося под руку. — Но я думаю, мы скоро узнаем…

Прошел час, прежде чем вал потерял силу, и мертвые погребли к берегу. Катер прибыл в Азов через четыре.

Отступление Архивариуса:

Магистр Биатриче разорвал тьму снов, пронося Варю по всем четырем планам Замысла, и они оказались в его замке. Если точнее — в том углу, где должна находиться скрытая балахоном левая нога огромной статуи. Перемещение получилось странным: вроде Варя висела, прибитая к круглому щиту, и уже сидит в кресле напротив Биатриче. Старик с чашкой в руках попивает какао, пряча в усах улыбку. Варя сжалась в комок, понимая — колдун может сделать с ней все что пожелает. Захочет, отправит обратно в ад, захочет, превратит в кучу извивающейся плоти.

— Ты уяснила, что я тебе показал? — спросил Биатриче.

— Это был ты? — ответила Варя робко. — Ты помог им? Сначала Жене, научив наукам, потом превратил Свету в сильную женщину и сделал из Пети…

— Не очень брезгливого человека, — подсказал Магистр. — Да.

— Но зачем? Ведь ты проклял их через меня…

— Ты даже не понимаешь, что происходит, да? — перебил Биатриче. — Не поняла, кто такие твои внуки, не поняла кто я такой? Ты просто глупая старая мертвая баба. Блудливая к тому же.

— Нет, я…

— Ты смеешь мне перечить? — в голосе нет угрозы, но Варя еще плотнее вжимается в кресло. — Я так и подумал. Знаешь что — ты мне надоела.

— Ты отправишь меня обратно?

— В каком-то смысле да. Я направлю тебя в триста тринадцатую эпоху. Ты поможешь Жюбо убить собственных внуков. По-моему, это будет забавно.

— Я не смогу…

— Сможешь Варя. Ты сделаешь все так, как надо…

Подраздел заключительный: Дым и зеркала

Глава первая, подраздел заключительный: мертвые курьеры делают ряд предположений и шаг к разгадке всех тайн, нашей запутанной истории

БО-О-О-О-О-ЛЬ!!! Жаркой волной она стекает от плеча к кончикам пальцев, от груди к влагалищу и дальше, к бедрам, коленям, голеням, стопам… Что вы знаете о боли живые? Ни хрена вы о ней не знаете! Представьте, вас сначала медленно, тупым, раскаленным на пламени и тщательно просоленным ножом, разрезают на мельчайшие кусочки. Начинают с конечностей — сантиметр за сантиметром, пальчик за пальчиком, потом еще кусочек и еще. Но ваши кусочки не отмирают, а продолжают чувствовать, страдать… Нарезав гуляш, невидимый садист решает приготовить котлеты и пропускает мясо через тупую, раскаленную и просоленную мясорубку. Начинает жарить котлеты. Вы все еще чувствуете! Каждое волоконце ощущает БОЛЬ!!! Ну а дальше, котлету тщательно пережевывают, и берет начало медленный, длящийся вечность процесс переваривания. Представили все это? Тогда уясните раз и навсегда — это только цветочки! По-настоящему все гораздо-гораздо-гораздо-гораздо-гораздо хуже!!!

Правда, что-то пробивается в сознание помимо боли. Маленькие обрывочки фраз:

— …илая…

Великий Гояба, когда это прекратится?!

— …ерпи…

Как, как такое можно «ерпеть»?

— …ожко…

Пошел в жопу! Странно, правой щеке вроде немного полегчало. Но в остальном — БОЛЬНО…

Соня смотрела на медленно плывущий поток воды. Дон расширился примерно раза в два, где-то сзади трещало радио, сообщая подробности трагедии. Что там понимают о трагедиях? Картина происходящего вот — прямо перед Соней. Готка видела высоченные деревья, проплывающие в мутных водах, пластиковые бутылки, разбитые лодки и трупы, трупы, трупы. Рыбы плавали кверху белым брюхом, собаки, а вернее их куски тоже тут, даже некоторые птицы не смогли спастись от вала воды. И конечно, люди. Дон стал братской могилой для сотен, а может и тысяч людей. Мужчины и женщины, старики и старухи, мальчики и девочки… Особенно жалко детей, потому что их на удивление много. Наверное, просто не успели спастись, или решили посмотреть, что это там за большая волна движется на них?

Пока ехала вдоль Дона, Соня слушала радио. Волна обогнала ее авто — скорость водяной смерти оказалась слишком большой. По пути, готка видела — почти все прибрежные города и села смыло напрочь. Единственное исключение, станица Багаевская. По необъяснимым причинам, за пять километров до нее, вал ушел севернее и прорыл новое русло. Теперь Багаевская, единственное место, где сегодня не хоронят, не отпевают, не плачут над замусоренными водами, проклиная ни в чем не повинный Дон. Но больше всего жертв в Ростове. Несмотря на эвакуацию, около пяти тысяч трупов. И все из-за Трохиных.

Грустное зрелище. Но на берегу еще одно и едва ли менее грустное. Соня потому и смотрела на реку, чтобы не видеть страдания Манады. Мертвая лежала, крепко привязанная к четырем вбитым в землю кольям. Она дергала медленно отрастающими ногами и вопила так, что на километр вокруг все птицы улетели в теплые страны. Слева от нее на коленях стоял Жюбо. Он наклонился и что-то шептал ей в ухо. Соня не слышала всего, но иногда вопли мертвой стихали и долетали теплые слова курьера.

— Милая потерпи, — говорил Жюбо. — Еще немножко осталось, потерпи…

Мертвец врал как стоматолог. Такой бессовестной лжи Соня не слышала никогда. Сразу же видно — Манаде еще долго терпеть. Вот уже полчаса она стенает, а ноги отросли всего до колена. Правда, выглядит она сейчас гораздо лучше, чем когда готка приехала. Как только мертвые выбрались на берег, Жюбо позвонил, отобрав мобильник у какого-то проезжающего крестьянина. Соня оказалась в десяти минутах езды и, прибыв, ужаснулась от увиденного. Манада снова стала безногой, но ладно бы только это. В груди дыра, сердца нет, правое легкое напоминает кучу фарша. В животе тоже дырень размером с кулак, оттуда вываливается кишечник. Зубы выбиты, левый глаз вытек, на голове с корнем выдрана большая часть волос и, как завершение, валяющаяся неподалеку рука.

Сначала Манада не испытывала неудобств, но как только действие морфия пошло на нет… Жюбо поставил вопрос ребром — морфия она не получит, пока не регенерирует потерянные части. Теперь она похожа не просто на труп, но на труп, над которым поработал садист-некрофил. Манада согласилась, Жюбо принялся готовить веревки и забивать в землю колья. Когда его спросили: зачем он это делает, мертвец ответил: вскоре Манада переменит решение и надо ее крепко-накрепко привязать. Так и произошло. Прошло пару часов и Манада потребовала, чтобы ей вкололи морфий, а еще через час вопила как резанная. Какой впрочем, и являлась. Так пробежали полчаса, все это время Жюбо находился рядом, шепча утешительные слова. На лице застыла маска искренней грусти, словно не ей больно, а ему. Он гладил брыкающуюся голову, иногда целовал Манаду в щеку. Как ни странно, это помогало — после поцелуя, мертвая с криков переходила на стоны.

Сначала у Манады отросли волосы, потом зубы. Многочисленные маленькие ранки на теле затянулись, и организм взялся за главные повреждения. Медленно затягивались дыры в груди и животе. Они покрывались тромбами, потом рубцевались и наконец, заросли ровной розовой кожей. Рука появилась раньше ног, ее пришлось отловить и насильно привязать — ею Манада пару раз заехала Жюбо по лицу. Нижние конечности восстанавливались тяжелее всего. Сантиметр за сантиметром они росли, словно грибы после хилого дождя. Но росли…

Вот уже сформировались стопы, кожа покрыла красные мышцы. Появились пальчики, на них ногти. По телу пробежала судорога — внешне оно полностью восстановилось, но Манада не перестала кричать.

— Колоть? — спросила Соня. Вот уже битый час, она держала шприц с морфием наготове.

— Нет, еще рано. — Жюбо покачал головой. — Сейчас она восстанавливает и излечивает внутренности. Все опухоли рассасываются, сосуды чистятся, мышцы приводятся в тонус.

— А это так важно? Давай вколем и…

— Нет! С этим можно потерпеть да, но раз уж она пошла на это, пусть станет полностью здоровой. Так обезболивающее подействует лучше…

Еще пять минут пришлось ждать, пока Манада билась в корчах. А потом, вдруг, как звук выключили. Мертвая девушка больше совсем не походила на мертвую. Одежду с нее сняли, на обозрение предстало идеальное тело. Длинные стройные ноги, плоский живот, высокая грудь, копна спутанных рыжих волос на голове. Манада тихо поскуливала, по щекам бежали тяжелые слезы.

— Еще немножко милая, — в очередной раз сказал Жюбо — теперь правду.

Он взял у Сони шприц и долго целился, чтобы попасть в вену с первого раза. Укол. Манада зашлась в очередном приступе крика. Но жидкость попала в тело, побежала по сосудам. Жюбо вколол ей слоновью дозу — от такой, живой человек умрет. Так и получилось. Кровь отхлынула от лица, глаза помутнели, легкие перестали работать, сердце биться… Манада замерла, прислушиваясь к ощущениям. Вроде все в порядке.

— Может, теперь ты развяжешь меня? — спросила она Жюбо.

Тот улыбнулся, но как только развязал руку, щека получила звонкую пощечину.

— За что? — спросил мертвец.

— Для профилактики, — невозмутимо сказала Манада. — Я столько тебе наугрожала, что надо было сделать хоть что-то.

Жюбо освободил торс и вторую руку, Манада села и протянула ее к лицу мертвеца. Тот открыл рот, намереваясь что-то сказать, но ладонь только ласково погладила подбородок, обвила шею, притянула к лицу. Манада настолько страстно поцеловала Жюбо, что Соня отвернулась.

— Это я тоже должна была сделать, — сказала Манада, закончив поцелуй и глядя в мутно-карие глаза.

На минуту для них время застыло. Они просто смотрели друг в друга, ища что-то. Может быть сходства, или наоборот различия в душах? Может, они пытались прочитать мысли. А может им просто нравилось смотреть в глаза. Этого, Уважаемый Читатель, мы никогда не узнаем.

— Как только это закончится, клянусь… — прошептал Жюбо.

— В чем? — прошептала Манада.

— Во всем.

— Вы там все… — спросила Соня, все еще стоя к ним спиной.

— Мы еще не начали, — прошептала Манада и поцеловала Жюбо еще раз. Теперь просто клюнула в небритую щеку. Потом поправила сбившуюся седую прядь. — Но скоро.

— Э-э-й, — протянула Соня. — Пока вы тут милуетесь, Трохины может быть уже садятся на самолет до Антарктики.

— Пускай садятся, — сказал Жюбо. — С морфием, мы можем оставаться в этой эпохе сколько угодно. К тому же я уверен — они не уедут.

— Почему?

— Думаю тот, с кем они уплыли на катере, и есть настоящий кукловод.

— Кукловод чего?

— Не чего, а кого? Трохиных разумеется. Наверное, он и обучил Женю азам колдовства, и организовал уничтожение плотины.

— Зачем?

— Ради денег конечно. — Пожал плечами Жюбо.

— А разве колдун нуждается в деньгах? — спросила Соня.

— Естественно. Я не сомневаюсь, у вас здесь есть (вырезано цензурой), и она следит, чтобы колдуны сильно не выпендривались. Контролируют их, насколько могут…

— А как?

Жюбо провел грязным ногтем по горлу.

— Ясно.

— Так везде. Где есть колдуны, обязательно найдется и (вырезано цензурой). Это происходит потому что (дальнейшие объяснения Жюбо, вырезаны Архивариусом ради безопасности Читателя).

— Вон оно оказывается как, — пробормотала Соня.

— Да, и колдунам приходится действовать хитростью, а не силой. Может быть, тот колдун, который их спас, показал Жене пару магических приемов и пообещал обучить остальному, после того, как он заплатит. Может еще как, заставил действовать. Но теперь все, наконец-то, встало на свои места.

— Рассказывай, — сказала Манада, поглаживая голое тело. Ей нравилась, что впервые за время путешествия, она такая гладка и целая. Ни Жюбо, ни Соню она не стеснялась.

— Все, в принципе, как я и предполагал в прошлый раз. Проклятье Демиурга он снять не смог, но, наверное, как-то его заблокировал на время. Потом обучил Женю колдовству, в том числе, и как поставить Колпак Демиурга. Дальше все просто. Неизвестный колдун планирует захват плотины, а сам не идет, придумывая какую-нибудь байку-отговорку. Запугивает Трохиных нами же, чтобы те послушались. Наверняка говорит что-то вроде: эти мертвые демоны никогда не отстанут от вас, поэтому надо запастись деньгами, чтобы сбежать от них на край света. Помнишь, они ведь называли нас именно так — мертвые демоны?

— Угу, — подтвердила Манада.

— Единственно, что неясно — оставил бы он их в живых, если бы они получили деньги. Но это уже лирика. Теперь он придумает для Трохиных еще какое-нибудь задание, но пока Света не залечит раны и остальные не придут в себя, у нас есть время. Немножко, но есть.

— И когда мы поедем их убивать? — спросила Манада. — Когда и главное куда?

— Сначала в Ростов, сделаю новые доспехи и оружие. Теперь мы знаем, нам противостоят целых два колдуна и вообще картину в целом, а значит сможем подготовиться, как следует. В первый раз мы не ходим в темноте, но вышли на свет. Ну а искать их следует в Азове. Ведь Женя живет именно там.

— А если они сбегут? — спросила Соня.

— Не думаю. Насколько я успел понять, Женя достаточно горд, чтобы бежать от нас. Скорее они попытаются сделать для нас ловушку.

— И мы пойдем в нее?

— Да. Выбора у нас все равно нет, так что Манада одевайся, Соня прогревай нашу металлическую карету и вперед. Теперь победа будет за нами!

Девушки пошли рыться в багажнике, надо хоть чем-то прикрыть неглиже Манады, а Жюбо полез в салон и тайком достал из чемодана ампулу с морфием. Потом отошел, якобы бросить взгляд на ростовский Стикс, и сделал себе укол. Он так и не признался, уже час как у него страшно болел зуб.

Отступление Архивариуса:

Эстебан заметил ее сразу. Она таилась, специально дождалась ночи, но соглядатаев цыгана не обманешь. Каждая мышка в округе, с десяток крыс и несчетное количество насекомых, доносили, что твориться вокруг особняка Жени. Поэтому он ждал ее. Естественно, не один. Десять сильных ромалэ, спрятались неподалеку от рощи, где она укрылась. Эстебан же восседал во внутреннем дворике и покуривал трубку. Трохины отдыхали, разговор с ними предстоит лишь часа через четыре, следовательно, пока можно заняться другими делами. Менее важными, но все же…

Она, то ли бежала, пригнувшись, то ли очень быстро ползла на четвереньках. От леса словно отделился валун и покатился к дому. Эстебан ощущал ее страх, ее нарастающую боль, ее любовь. Он вытряхнул пепел в специальную коробочку, медленно набил трубку еще раз. Когда она находилась всего в ста метрах от табора, он отложил трубку, руки сложились лодочкой, губы выпустили в ночь звук, копируя голос какой-то птицы. Тут же ромалэ выскочили из укрытий и набросились на нее. Эстебан раскурил трубку, поднялся и неспешно пошел поглядеть, что происходит.

Бойня шла страшная — уже трое цыган валялись мертвыми. Сбитая как толкательница ядра, женщина раскидывала подвижных ромалэ, будто не люди на нее нападают, а куклы. Сильна, удивительно сильна. Не как Света — та убила бы цыган в два счета — но все равно могучая, неудержимая. Ее обходят сзади, пинком ноги она отбрасывает очередного ромалэ. Цыгане окружили, она медленно вращается, смотрит исподлобья дико, как загнанная корова. Мужчины уже выдохлись, грудь каждого ходит волнами, а она свежа, как утренняя роса в Альпах. Впрочем, в этом ничего удивительно нет.

Они прыгают на нее всем скопом. Эстебан лично учил их работать слаженно. Один подает сигнал кивком головы, остальные действуют не думая. Но она подныривает под одного, разгибается — цыган подлетает метра на два, а женщина оказывается вне круга. Она приспускает на полусогнутых, но на пути встает барон. Эстебан спокоен, как всегда. Курица несется к нему, пытаясь добраться до яиц своих яиц, но притормаживает, увидев очередную преграду. Сейчас она столкнет его с пути, сметет, как ветер сметает пух с одуванчика. Но колдун что-то шепчет, и она падает на землю, споткнувшись. Тут же набрасываются ромалэ. Они облепляют как слепни корову, но она все равно пытается скинуть их. Под мужчинами словно прорывается вулкан — они ходят ходуном, вздымаются… Но она не настолько сильна. Если бы на ее месте оказалась Света, тогда еще… а впрочем нет. Будь вместо нее хоть все Трохины, результат не изменился бы.

— Вяжите ей руки и ноги, — говорит цыган. — И не забудьте о кляпе.

В темноте плохо видно, но Эстебан знает — сейчас один цыган достал веревку, остальные удерживают. Как только она открыла рот, чтобы освободить крик, ей запихали туда чей-то носок. Пара минут, и она связана по рукам и ногам. Цыгане наконец отступили. Оглядывают добычу, дышат тяжело. Она смотрит волчицей, понимая, что проиграла. Один Эстебан спокойно курит трубку в сторонке.

— В мой вагончик ее, — приказывает барон. Ромалэ исполняют.

Как древние охотники, они взгромоздили женщину на плечи и понесли к табору. Он расположился с другого конца особняка, занимает небольшую поляну и часть внутреннего дворика. Из всех вагончик Эстебана самый красивый и пугающий. Покрытый черной парчой, расшитый черным жемчугом, маленькие окна тщательно закоптили свечкой. Грязные женщины и дети молча наблюдают, как семеро лучших и сильнейших мужчин табора, затаскивают связанную женщину в логово барона. На Эстебана не смотрят — боятся сглаза. Колдун стал их защитой, покровителем, но нет никого страшнее его на белом свете, или в темной ночи. Они страшатся его до смерти, но и уважают как бога.

Внутри домика на колесах, горит толстая черная свеча. Повсюду висят пучки трав, в банках заспиртованные лягушки, тритоны, змеи. На тарелочках засушенные сверчки и цикады, в углу алтарь, окропленный кровью черного ягненка. Все это — лишь антураж необходимый для устрашения. Эстебану отлично известно, колдовство не имеет с подобной гадость, почти нечего общего.

— Киньте ее на софу, — говорит барон.

Как только женщина оказывается на подушках, сотни вшей вылезают из дивана и впиваются в ее плоть. Но быстро сплевывают тягучую невкусную кровь и заползают обратно. Они тоже его слуги. Эстебан использует вшей для пыток.

Ромалэ выходят из вагончика, барон остается с ней наедине. Женщина продолжает смотреть на него с ненавистью, он по-прежнему спокоен.

— Я знаю, кто ты, — говорит цыган. — Знаю, что ты пришла убить моих покровителей.

Женщина бешено мотает головой. Похоже, отрицает утверждение Эстебана.

— Понимаю, — продолжает цыган. — Значит, ты пришла помочь?

Она кивает.

— Но я не позволю тебе встретиться с ними. Не хочу, чтобы они знали правду о тебе.

Она опускает голову на грудь. Если бы могла, она заплакала, но слезные железы не подчиняются. Женщина слегка поднимает голову и часто-часто кивает.

— Хорошо что ты согласна. Это облегчает мою задачу. Ты послужишь мне — это в твоих же интересах. Вместе, мы добьемся нужного результата…

Над потолком витал дым, сам потолок закоптился до черноты. Костер горел точно посредине зала, в центре ковра с пентаграммой. Там образовалась уродливая дыра, но огонь не пожирал весь ковер. По воле Жени, он оставался в круге. Пламя вздымалось столбом вверх, Женя уже с час удерживал его в таком состоянии. Он сидел в любимом кресле с бутылкой дорогого коньяка и допивал ее.

Воля колдуна отпустил костер, тот, из столба, вернулся к обычному состоянию. Женя встал, ноги понесли в круг. Еще один шаг и он уже в центре пламени. Но не горит. Языки скользят по одежде, но не трогают хозяина. Дверь в зал отворилась, вошел Эстебан. Цыган окинул взглядом происходящее, губы оскалились в усмешке и пламя вмиг погасло. Женя остался стоять на углях.

— Почему? — спросил Женя. — Как они могли меня одолеть?

— Ты еще слишком неопытен, — ответил Эстебан. — К тому же, они все-таки мертвые демоны.

— Если я захочу, смогу обрушить этот дом! — воскликнул Женя. — Мне не хватало совсем чуть-чуть, чтобы одному обрушить плотину! Даже ты так не сможешь! Но они одолели меня…

Женя сделал глоток прямо из горла, сел в кресло. Цыган подошел к камину, расположился на низеньком табурете. Достал спичку, головка чиркнула по коробку, полтела в камин — дрова тут же зашлись веселыми бликами.

— Ты очень силен, но крайне неопытен, — сказал Эстебан. — Пройдут годы, прежде чем ты сможешь рационально использовать силу.

— Они ведь придут сюда?

— Конечно. Но на этот раз с ними в бой вступлю я. Как только Петя отдаст мне свою часть, у меня хватит сил, чтобы призвать им достойных противников.

— А как же я? Я хочу отмстить!

— Ты отомстишь. После смерти этих, великий колдун пришлет других. Но пройдут года, прежде чем они явятся. К тому времени ты подготовишься и сможешь одолеть любого присланного. А лет через десять, у тебя хватит опыта, чтобы победить даже его.

— Это унизительно. — Женя скривился. — Я не хочу опасаться каких-то мертвых уродов.

— Этого не изменишь. Но пока ты мой ученик, тебе не о чем волноваться.

— Выпьешь?

— Да.

Женя бросил бутылку, Эстебан поймал на лету. Ни капли не расплескалось. При нужде они могли жонглировать наполненными до краев рюмками. Барон сделал глоток, чувствуя, как коньяк согревает горло.

— Когда ты совершишь ритуал? — спросил Женя.

— Сегодня нельзя. Петя слишком слаб, может умереть от напряжения. Но завтра утром мы сделаем то, что должно.

— А когда они явятся?

— Я думаю, тоже утром. Сейчас они готовятся и отправятся на рассвете. В Азове они будут часов в десять. Так что ритуал назначим на восемь.

— А может быть раньше? К чему устраивать интригу. Или просто уехать и проделать все в спокойной обстановке. Смысл махать красной тряпкой перед быком?

— Ты не совсем понимаешь расклад сил Евгений. Бык здесь только я…

Глава вторая, подраздел заключительный: где мертвые в очередной раз готовятся к бою и отправляются в последний путь

Приехав к Ростову, мертвые и готка столкнулись с непредвиденной трудностью, хотя им стоило это предвидеть. Все мосты через Дон смыло валом воды с Цимлянского водохранилища. Пришлось перебираться вплавь. Благо хоть по реке курсировали сотни лодок, причем плавали на них в основном… таксисты. Пронырливые мужики, тут же прикинули, людям как-то надо перебираться с одного берега на другой, а паромную переправу пока не наладили. Поэтому они взяли напрокат лодки у местных рыбаков, и теперь обеспечивали роль своеобразных Харонов. Хорошо хоть счетчики не поставили!

Заплатив кругленькую сумму, мертвецы и Соня попали на правый берег, выслушав грустную историю о том, как у таксиста затопило дачу на Левбердоне. Мужик явно намекал на повышение таксы, но мертвые этого не поняли, а Соня посчитала плату достаточной. Причалив к берегу, они сели в привычное такси и оно довезло до съемной квартиры. Им повезло, она находилась в глубине Ростова и не пострадала от наводнения. Что не скажешь об остальном городе. С каждым часом росли жертвы прорыва плотины. Жители первых этажей и прибрежных районов, совершили уже пятьдесят самоубийств и это только те, о которых известно. Единственные кто радовались стихии — это рыбаки. Теперь у многих появилась возможность ловить, просто выставив удочку в окно. И надо сказать, улов получался приличный. По затопленному Ростову плавало множество биологических отходов, рыба пошла в город косяками.

Соня не могла обеспечить Жюбо всеми материалами, как в прошлый раз, но мертвец делал заказ с запасом; на квартире осталось достаточно металла. Жюбо тут же ушел в импровизированную мастерскую, закрылся и приказал, чтобы его ни в коем случае не беспокоили. Вскоре оттуда послышались звуки сварочного аппарата.

Манада и Соня разнообразили скуку телевизором. Девушки устроились на диване и смотрели одни новости за другими. Львиная доля репортажей рассказывала о трагедии в Ростовской области. Ученые предлагали варианты, как сделать временную плотину, экологи плакали, теперь Цимлянское водохранилище опустеет, и сотни видов рыб погибнут, да и вообще, экология района нарушена окончательно и бесповоротно. Экономисты подсчитывали убытки, Шойгу метался с канала на канал, говоря, все нормально, дескать ситуация под контролем. Высшие руководители ФСБ обещали отыскать трупы террористов в Дону. О том, что Трохины живы никто не подозревал. Собственно, никто не подозревал, что это вообще они. Насчет личностей террористов, строились самые невероятные предположения. От того, будто это исламские экстремисты, до мести Грузии. Короче говоря, никто ничего не понимал, но все предполагали, размышляли, строили догадки и теории, но в триста тринадцатой эпохе, для всего этого есть отличное обобщающее слово — флуд. Или пустая болтовня, кому как больше нравится. Под веселое трещание репортеров, девушки и уснули. Соня естественным сном, Манада, использовав вероятность.

Как и в прошлый раз Манаде снилась дочь, а что снилось Соне, Уважаемый Читатель я не имею ни малейшего представления. Но знаю — разбудил их, вышедший в комнату Жюбо. Мертвец с силой хлопнул дверью, подбежал к чемодану и принялся рыться в поисках морфия. Его лицо исказила гримаса боли, а кожа слегка потемнела. Продрав глаза, Манада увидела, как складки на шее мертвеца растягиваются сами собой. Словно наркоман, Жюбо нашарил ампулу и трясущимися руками наполнил шприц. Когда игла проткнула кожу, он не сдержался и вскрикнул. Но уже спустя пару секунд побледнел и успокоился. Дыхание замедлилось, потом прекратилось вовсе.

— Что, ты тоже? — спросила Манада.

— Да, — сказал Жюбо, вытирая капельки пота со лба с облегчением. — Обезболиватель почти вышел. Последние три часа, работал почти не видя…

— Бедненький.

— Лучше пожалей Трохиных. Клянусь, их смерть будет ужасной!

Соня, молча, смотрела на преображение Жюбо. Хотя надо признаться, выглядел он лучше. Даже если сделать поправку на бледность кожи и тусклость взгляда, мертвец, казалось, сбросил пару лет. На обнаженном торсе все шрамы почти затянулись, и даже шов на руке расползся, выставляя напоказ рубец.

— И что ты сделал за ночь? — спросила готка.

— Не так уж и много, — проворчал Жюбо. — Железа на два полных доспеха не хватило, поэтому я сделал один полный женский и половинку мужского. Арбалетов и луков у нас не осталось, так что сделать новые стреляющие браслеты я не смог. Зато выпилил из кинжалов отличные метательные ножи и наточил два меча до бритвенной остроты. Но! — Жюбо поднял палец к потолку. — Я сумел приготовить сильнейший яд! Мы обработаем им мечи и ножи, тогда одного пореза хватит, чтобы отправить Трохиных на тот свет.

— А почему ты не сделал этого раньше? — спросила Соня.

— Это очень трудно, смешать все ингредиенты в нужных пропорциях, и сгустить яд до такой степени, чтобы он держался на лезвии, а при попадании в кровь, мгновенно растворялся. Так что леди, по коням. Не будем давать им лишних часов передышки. Пока Света изранена, а остальные прибывают в шоке, есть шанс застать их врасплох. Ма-аленький такой шансик, я бы даже сказал не больше чем жабья бородавка, но все же есть…

— Ты сделал полный женский доспех и половину мужского, — ни то сказала, ни то спросила Манада. Соня и не заметила, пока мертвец говорил, она как-то странно смотрела на него. Умиленно, что ли?

— Да, — сказал Жюбо. — Ты же у нас любишь терять части тела, так что я и… вот…

Манада ничего не сказала, просто пошла надевать доспехи. Жюбо стал еще немного темнее — покраснеть он не мог физически, но кровь в венах побежала чуть быстрее. Соне не предвиделось принимать участия в боевых действиях, она пошла на улицу, прогревать машину.

Встретились они внизу. Манада не пожелала надевать одежды поверх доспехов, поэтому смотрелась очень эффектно. Словно Жанна д'Арк, из одноименного фильма Бессона. Доспехи сияли слабо и виднелись грубоватые швы, но впечатление оставалось все равно приличное. Мертвец предпочел блюсти конспирацию, спрятав латы под свитером и джинсами. Действительно железа на все не хватило, но торс, руки до предплечий и бедра, защищались металлом. Доспех проглядывал под тканью, казалось Жюбо надел нечто вроде старомодного купального костюма. Они расселись на привычные места — Жюбо вперед, Манада взад — и поехали к берегу. Эту машину им пришлось банально украсть — предыдущая осталась на Левбердоне.

Несмотря на раннее время — радио объявило шесть утра — по затопленному городу машин ездила уйма. Люди копошились, пытаясь наладить прежний быт, кое-кто бессовестно пользовался отсутствием жильцов и мародерствовал. То и дело попадались аквалангисты, плавающие рядом с домами. Это могли быть и законные владельцы, спасающие нажитое тяжким трудом, но мертвецы и готка в этом сомневались. Прибрежные районы, ясное дело, пострадали больше всего — там под водой оказались чуть не три этажа. Там же плавало больше всего ныряльщиков за бытовым «жемчугом». Вон, парочка молодых ребят достала из-под воды огромный плазменный телевизор. А вон, мужик лебедкой тащит что-то из Дона. Оп-па, сейф! Нырцов много и проверить кто вор, а кто хозяин, сложно. Да и проверяльщиков на берегу нет. Стражи заняты другими делами — наводнение прибавило им проблем многократно. Впрочем, нет — вон один есть. Как раз снимает форму, чтобы напялить водолазный костюм. Наверное, у него тоже квартира стоит на берегу…

Пришлось снова перебираться на левый берег с помощью лодочного такси. На этот раз денег содрали даже больше чем в прошлый. Средства, между прочим, мертвые уже истратили на две трети. Хотя, возможно, таксист повысил плату, из-за внешнего вида компании. Представьте себе: бледная девушка с цепочкой на лице, одетая в черную кожаную куртку и юбку, парень, судя по силуэту, надевший трусы верности и как апогей — девушка, в рыцарских доспехах. Тут любой задумается: а нужны ли мне такие попутчики, пусть и за плату? Вон ведь у девки, меч даже за спиной. Полоснет разок и плавай потом вместе с рыбами. В Дону трупов столько… одним больше, одним меньше — никто не заметит. Но Соня уговорила мужика, сказав, они просто собрались поиграть в ролевые игры на том берегу. Речного таксиста это устроило, но денег он все равно содрал вдвадорого. Это их дело, если один придурок и две дуры, собираются играть в дебильные игры, когда мимо проплывают человеческие останки. Живя в Ростове, таксист видел еще и не такое. Впрочем, неправильно называть его таксистом. Скорее лодочный рикша, или на худой конец гондольер. В отличие от последнего он не пел, а скорее задыхался, работая веслами.

Переплыв на левый берег, они сели в машину и поехали к Азову. По дороге мертвецы все больше мрачнели. Каждому казалось, вот оно, наступило. Они уже трижды встречались с Трохиными, но сейчас, уверенность в разрешении запутанной истории возросла до предела.

— Я все равно не понимаю, — сказала готка, чтобы немного разрядить атмосферу.

— Чего? — спросил Жюбо. Манада на заднем сидении занималась тем же чем обычно — пялилась в окно и вспоминала жизнь.

— Много чего, — продолжила Соня. — Во-первых, почему тот колдун выбрал именно их? Ведь, если я правильно поняла, снять или заблокировать проклятье того великого колдуна трудно. Так ведь?

— В точности не скажу, но предполагаю что да.

— Тогда действия его еще больше запутаны и нерациональны. Зачем выбирать проклятых Трохиных, потом обучать колдовству, блокировать мощнейшее проклятье и все это ради денег? Не проще ли выбрать других учеников и точно так же обучить, а потом направить на дело?

— Так-то оно так, но не забывай — за простыми людьми не гонятся мертвые демоны. А таким образом, колдун получал рычаг давления на Трохиных.

— Но ведь когда они повстречались с колдуном, за ними еще никто не гнался. Вы появились позднее. И тут у меня есть пара идеек…

— Внимательно слушаю, — сказал Жюбо насупившись.

— Либо неизвестный колдун знал, что за ними придут, и знал о конторе счастья. Либо в Трохиных есть что-то особенное. Что-то, что позволило колдуну обучить их быстрее. А вообще, сколько времени надо учиться колдовству?

— Самому колдовству не надо учиться. Просто желаешь, и все происходит по твоей воле. Учиться надо собирать вероятности, и особенно усиленно, надо учиться Знанию.

— А можно подробней?

— Знание — это умение получать любую информацию. Узнать что угодно, о чем угодно. Механизм Знания прост. Хочешь узнать о чем-нибудь и получаешь информацию. Это в теории. На практике все немного иначе. Ты не получаешь информацию, вернее не получаешь новую информацию. Тут получается, как будто ты просто вспомнил что-то крепко забытое. Как бы то ни было, Знание колдуну нужно позарез, потому что без него нельзя уразуметь, сколько у тебя вероятностей, какие у тебя вероятности и где их можно применить. Знанию обучаются долго и для этого нужен наставник. Кто-нибудь, кто говорил бы тебе, овладел ли ты Знанием, или просто в твою голову закралось воображение. Еще учитель попутно сводит тебя с ума…

— То есть?

— Все колдуны — сумасшедшие. Чем сильнее колдун, тем он безумнее. Управление вероятностями — это извращение Замысла. Человек не должен заниматься колдовством, напротив, он обязан пройти свой Путь от жизни до смерти. На Пути ему встретятся ряд трудностей и радостей, испытаний, горя… В зависимости от того, как он пройдет Путь, человек получит соответствующую загробную жизнь. Будет либо страдать в аду, либо блаженствовать в раю. После смерти наши тела становятся сверхчувствительными — это я уже рассказывал. Но я не упомянул, тела могут не только страдать, но и наслаждаться. Каждый поцелуй, слаще сахара, дуновение теплого ветерка, воспринимается как оргазм. Я не говорю уж о самом оргазме. А колдун искажает свой Путь. Он меняет его, убирает негативные моменты и испытания, извращает Замысел. Поэтому все колдуны — зло. Они и колдуют-то, собственно, отбирая вероятности у других. Поэтому, чтобы быть колдуном, необходим другой подход сознания. Нормальный человек не способен колдовать. Вернее, не способен серьезно колдовать. Так-то мы все немножко колдуем, неосознанно. Но колдуны, волшебники, маги делают это намеренно, а для этого надо свихнуться. И чем сильнее, тем для силы колдовской лучше. Ясно?

— Да. Но ты так и не ответил о сроках обучения?

— У каждого по-своему. Обезуметь можно и за сутки, и за секунду, а иногда, чтобы сойти с ума приходится прожить жизнь. Да и не просто свихнуться, а свихнуться в правильную сторону. Но если усреднить, проходит несколько лет. Пять-десять я думаю.

— А что с Женей? Он сильный колдун?

— Да. Не совсем опытный, но сильный.

— А как такое возможно?

— Не понял?

— Ну, ты же сказал, все завязано. То есть, чтобы колдовать, надо учиться Знанию. Знание нужно, чтобы собирать вероятности. И насколько я поняла, с каждым годом молодой колдун сходит с ума все больше, и от этого его силы растут. Растет способность управлять вероятностями. А тут наоборот получается.

— Да, в этом что-то есть, — пробормотал Жюбо и начал мять подбородок.

— А если в Трохиных что-то было до встречи с колдуном? Что если они особенные, поэтому колдун их и выбрал?

— Я не знаю, — честно сказал Жюбо. — Но думаю, мы разберемся с этим в ближайшее время.

На этом беседа как-то стихла. Жюбо крепко задумался, рассматривая различные варианты; Соня сосредоточилась на дороге, лавируя меж машин, а Манада… Вспоминала. Только теперь, память выносила другие образы. Мертвая то и дело улыбалась, как будто на ум приходили нелепые случаи. В картинах рожденных мозгом, все чаще появлялся образ мужчины с черными волосами и седой прядью.

Как и в прошлые разы, перед мертвыми встала проблема — как найти Женю. Они знали, тот директор какого-то завода, знали город, но больше ничего. Поэтому, въехав в Азов примерно к половине восьмого утра, они начали вызнавать да спрашивать. Еще в Благодарном, Жюбо сделал интересное наблюдение и приказал Соне остановиться, как только увидел бородатого мужчину с метлой. Готка не поняла, почему допрашиваемым должен стать именно дворник, но когда Жюбо вернулся в машину и объяснил точный путь до трубопроводного завода, Соня взглянула на сутулую фигуру в красном жилете с уважением.

Приехав к месту, Жюбо предложил оставить Манаду в машине, а Соне прогуляться вместе с ним. Готка согласилась, наблюдая, как Манада протирает тряпочкой металл доспехов, доводя до блеска каждый шов. Трубопроводный Завод Азова представлял собой огромную территорию обнесенную забором. Над бетонным ограждением возвышались несколько зданий. Цех, администрация, какие-то трубы… Они прибыли к восьми, как раз через пропускной пункт проходила толпа народа. Все мужчины, одинаково мрачные и даже где-то суровые. О них можно сказать: обычные работяги, если бы не один нюанс. Даже с расстояния, на каждом заметны странные украшения. На ключах от машины, всяческие блестящие брелочки в форме пятиконечных звезд, на груди цепочки с кучей маленьких статуэток. С помощью интернета, Жюбо уже уяснил основные верования народов триста тринадцатой эпохи, и ему показалось странным, что среди амулетов встречаются столь разные фигурки. Толстый лысый мужчина с улыбающимся лицом, мучимый болью распятый на кресте, шестирукая женщина, полумесяц… Это своеобразный оксюморон — сочетание несочетаемого. И уж совсем странно, выглядела вышивка на одежде. В моде Жюбо тоже разобрался, но нигде не видел, чтобы на простом костюме, ярко-красными нитками вышивали зодиакальные символы. Человеческое стадо бренчало брелками и статуэтками, создавалось устойчивое впечатление, будто они шли не на работу, а в храм.

Соня сама поговорила с охранниками, чтобы те не насторожились манерой выражаться Жюбо. Мертвяк наверняка начал бы разговор с «добрых рабочих», или еще чего-то в том же духе. Охранники сказали, директор сейчас в отпуске, а где живет, никто не знает. Может быть, главный мастер разве что. Соня спросила, где можно его найти, ей объяснили, как пройти в главный цех. Девушка поблагодарила и, позвав Жюбо, повела к цеху.

Жюбо и раньше бывал на подобных заводах. Мертвый мозг родил мысленную картину цеха: куча станков, сваленные в беспорядке трубы, рабочие в плотных комбинезонах, перемазанные маслом. Действительность поразила не только его, но и готку. Они никак не ожидали увидеть внутри цеха это. Нет, все вышеуказанное там присутствовало, вот только находилось в строжайшем упорядоченном хаосе. Еще один оксюморон, но что поделать — это слово можно применить ко всему заводу. В просторном помещении станки располагаются не рядами, а по спирали. Трубы складывают странно, крест-накрест. Получается своеобразная решетка, работники вынуждены ходит, ступая в ячейках. Сами рабочие одеты в плотные комбинезоны, да; вот только раскрашена одежда слева в черный цвет, а справа в белый. Все что-то вытачивают как роботы, стоя по левую руку от станка. Но вдруг, раздается странный звуковой сигнал, похожий на выстрел. Рабочие обходят станки и становятся справа. Жюбо такая картина поразила, он даже рот открыл. Видно же ведь, станок сделан так, что человек должен находиться именно слева. Справа работать неудобно. Но мужики спокойно перегибаются и продолжают вытачивать детали, несмотря ни на что.

Мастера они увидели почти сразу. Тот стоял и орал на понурого мужика, одетого в простой синий комбинезон. Несмотря на шум его слова, отчетливо долетали даже до входа, хотя находился он метрах в двадцати от мертвого и готки.

— Жора… твою мать! — разорялся усатый мужик в черно-белом комбинезоне и с оранжевой каской на голове. — Ты какого… приперся в будничном?! Сегодня же точная середина фазы луны… мать!

— Прости Саныч, моя забыла и постирала… — Жора упер взгляд в ботинки и отвечал куда тише. Зато обладал басом, поэтому Жюбо и Соня его слышали отчетливо.

— Да мне плевать на… твою! С тобой вообще одни проблемы! В прошлое равноденствие, забыл принести мешок пророщенного зерна! Раз сто уже ночную мессу пропускаешь! А если Трохин узнает? Он и меня и тебя и весь цех на… натянет!

— Да не узнает он, — промычал Жора. — Он же в отпуске.

— Человек, достигший пятой ступени просветления, может проследить за всем через астрал… А это еще что такое? Жора… мать ты что, не надел тотем? Нет, теперь я тебя точно тринадцатой лишу!

— Саныч, ну может того… замнем? Это же бред все. Что нельзя уже без Трохина этой… не заниматься?

— Слушай Жора… — тут мастер перешел на шепот, но Жюбо умел читать по губам, да и Знание помогало, — я понимаю, вам новые порядки не в жилу. Меня тоже весь этот Фэн-шуй задолбал, но мне моя работа нужна. Трохин может мозгами и поехал, но больше чем он, тебе в Азове никто платить не будет. Поэтому, сказал, надо клоунаду эту устраивать, будем устраивать. Да и ты же сам видишь, помогает! Я не знаю, как у этого… долбаного получается, но наш завод на таком уровне никогда не был! Вон, даже в Данию трубы гоним. Так что вали домой, бери утюг и суши черно-белый комбинезон. И тотем не забудь повесить. Я тебе это оформлю как опоздание на работу, но чтобы мне в последний раз! Какой у тебя там тотем?

— Мертвая плотва.

— Вот ее и надень. После наводнения у нас работу будет до… матери. Мне по секрету сказали, Трохин заключил контракт на поставку труб для новой плотины. Так что скоро зарплату опять повысить могут…

— Правда что ль? Ну, тогда я мигом…

Жора ушел, а Жюбо с Соней наоборот подошли. Усатый мастер посмотрел на их наряд неодобрительно, и уже собирался наорать, но уяснил, они не его рабочие.

— Приветствую тебя добрый мастер, — сказал Жюбо.

— Здорово коли не шутишь, — ответил мужчина, и тут у него запикали часы. Мужик покрылся потом, и быстро встал на какую-то трубу. — С пола живо!

— Чего? — не поняла Соня.

— Встаньте на что-нибудь, сейчас по полу будет пущена отрицательная энергия.

— Кем? — спросила готка, на всякий случай, встав на трубу. Жюбо продолжил стоять на полу.

— Заводом, — ответил мастер, пытаясь устоять на круглом.

Жюбо осмотрелся — вокруг все взобрались на стульчики, специально заготовленные по этому поводу. Наверняка такой есть и у мастера, но разборки с Жорой заставили отойти от рабочего места.

— Это чушь, — сказал Жюбо.

— Возможно, — не стал спорить мастер. — Однако, с тех пор, как мы минуту не касаемся пола, ровно в восемь восемнадцать, никто не простужался уже год. Ну вот и кончилось.

Мастер сошел с трубы, Соня тоже.

— Скажите пожалуйста добрый мастер, а не приезжал ли сюда господин Трохин вчера вечером? Ну, сразу после наводнения?

— А вам какое дело? И вообще, кто вы такие?

— Я его старый одноклассник, а это моя жена, — сказал Жюбо.

— Нет, не приезжал. Его уже неделю не видно.

— А не наведывался ли его друг. Такой, знаете ли, седой длинноволосый мужчина?

— Цыган заходил. — Кивнул мастер и скривился.

— Я буду вам безмерно благодарен, если вы ответите еще на один вопрос добрый мастер.

— Валяй.

— А где живет Евгений?

— Адрес квартиры я не знаю, но за городом у него есть еще особняк, он там чаще бывает. Поедите в сторону моря, как только выедете за табличку «Азов», второй поворот налево.

— А цыган?

— Он с ним вместе живет.

После слова «цыган», мастер снова скривился.

— Премного благодарен.

— Не за что.

Жюбо поклонился и пошел к выходу. Как только они покинули цех, Соня спросила:

— А к чему эти вопросы? Зачем тебе было знать, приходил ли сюда Женя, или тот… я так понимаю колдун?

— Все просто, — ответил Жюбо усмехаясь. — Это место — огромная фабрика вероятностей. Людей заставляют действовать глупо, а таким образом рождаются вероятности. Потом сюда приходит колдун и отбирает их у людей. Стандартная схема, показывающая, колдун опытен и осведомлен. А это плохо…

Готка и Жюбо покинули территорию завода, сели в машину и поехали к морю. Прошло полчаса, и они завернули на втором повороте, после таблички с надписью «Азов».

Последнее отступление Архивариуса

Две длинные, прозрачные пластиковые трубки, подсоединены иглами к венам: два конца вошли в плоть цыганского барона, два других в Петра Трохина. Четыре красные струйки ползут навстречу. Вот они встретились, Пете показалось, будто по телу пробежал разряд электричества. Стоящие рядом Женя и Света, почувствовали легкую слабость и боль на сгибе локтя. Эстебан улыбнулся.

— Все, — сказал цыган. — Теперь часть твоей силы у меня Петр.

— Угу, — сказал Петя. — И что дальше? Ты обещал избавить нас от той парочки.

— И я выполню обещание.

Эстебан вырвал трубки из своих вен, на пол упали несколько капелек крови. Петя повторил операцию. Младший Трохин поднялся, на мгновение голова закружилась.

— Я не стану обучать тебя сегодня Петр — на это нет времени. Мы займемся изучением твоего таланта завтра. А сейчас пройдемте в зал. Мои люди уже все подготовили.

Трохины поковыляли за цыганом. Неожиданная усталость навалилась на каждого, но они списали это на произошедшее вчера. Света едва залечила раны и прихрамывала на левую ногу, Петя только что потерял часть силы, поэтому не удивился слабости. А Женя вообще с утра еле встал, мучимый страшным похмельем. Цыган же напротив, приободрился. Походка запружинила, на лице проявилось выражение сытости — как будто Эстебан кот, съевший пару шаек сметаны.

Они пришли в зал с камином. Теперь все здесь поменялось. Прожженный ковер убрали, на каменном полу начертили ровный круг. Окна тщательно заложили кирпичом. В углах стояли грязные черноволосые мужчины — подручные барона. Кресла и прочую мебель вообще убрали — теперь за исключением людей зал наполнял лишь воздух.

— Получив все три части, я смогу призвать мертвым демонам достойных противников, — сказал Эстебан, подходя к кругу. — Чтобы побороть отродье из ада, надо вызвать другое отродье из ада. Я чувствую — демоны приближаются. Им осталось уже меньше километра до моего логова…

— Ты успеешь? — спросил Женя.

— Твоего?.. — пробормотал Петя едва слышно.

— На улице их будет поджидать сюрприз — это задержит мертвых демонов. А как только они войдут сюда, им встретится настоящий противник. Вы свободны. Идите и задержите их.

Последние слова адресовались двум цыганам. Те кивнули и вышли из зала. Эстебан подошел к краю круга, розовый ноготь коснулся кромки. Косящий глаз сверкнул желтым светом, барон прошептал:

— Придите Мишатсу и Хараши.

Сначала ничего не произошло, но через десять секунд, Трохины заметили в центре круга легкую дымку.

— Вот и все, — сказал Эстебан. — Они уже здесь.

— Кто они? — спросил Петя.

— Ах да, вы же их не видите. Покажитесь!

С глаз Трохиных как будто сняли покрывало. Две девушки появились в круге мгновенно, и даже больше того — все поняли, что видели их с самого начала, но не хотели замечать. Вновь прибывшие поражали красотой и нагоняли страха. Угольно черные обнаженные красавицы с крыльями за спиной. Не негритянки, а именно чернокожие, черноволосые, черноглазые, черноперые… Две демоницы смотрели на них безразлично, ожидая приказа призвавшего.

— Познакомьтесь мои ученики, — сказал Эстебан. — Это Керы. Те, кто возвращают беглецов из мира живых в мир мертвых. Единственные, кто может победить мертвых демонов…

Глава вторая, подраздел заключительный: где мертвые курьеры, наконец, прибывают в особняк Жени Трохина

Вот она какая, обитель проклятой семьи Трохиных. Жюбо особняк напомнил родовой замок, Манаде главный храм Гоябы в соседнем городе, а готка видела нечто подобное неоднократно. Мрачный дом в форме буквы «П», островерхая черепичная крыша бледно оранжевого цвета, небольшая рощица неподалеку и стаи ворон летающие в небе. Последние, почему-то, сильно насторожили Жюбо.

— Достаем оружие, — сказал мертвец. — Соня тормози, дальше мы пойдем пешком. Ты отгонишь машину к дороге и будешь ждать звонка.

— А что такое? — не поняла готка.

— Помнишь того сома? Я думаю, здесь звери и птицы тоже подчиняются ему.

— Цыгану?

— Да цыгану. Манада, ты готова?

— Всегда милый.

Машина встала, мертвые вылезли. Соня развернулась и поехала обратно, мертвые пошли к особняку по гравийной дороге. Вдруг из рощи послышался протяжный вой.

— Волки, — сказал Жюбо, доставая из кармана два наполненных шприца. — Вкалывай.

— Зачем? Я еще утром…

— На всякий случай. Вкалывай.

Манада взяла шприц и воткнула в вену на запястье — сгиб локтя покрывал доспех, чтобы вколоть туда морфий, пришлось бы разоблачаться. Пока жидкость медленно растекалась по венам, предположение Жюбо подтвердилось — из рощи выбежала стая волков. Небольшая — всего десяток — зато грозная. Хищники неслись со страшной скоростью, из пастей вырывался хриплый рык. Жюбо откинул пустой шприц и вынул меч из ножен. Манада провозилась подольше — пришлось отстегивать ножны от спины, только потом лезвие увидело утреннее солнце. Звери приближались, мертвые ждали, не выказывая и грана страха.

Стая подбежала — первая попытка взять нахрапом. Матерый волчище прыгает, взмах лезвия, серая голова катится по земле. Это — работа меча Жюбо. Манада выставляет лезвие вперед, волк нашампуривается, как шашлык. Осталось еще восемь. Они наседают всем скопом, валят мертвых на землю, пытаются достать зубами до кожи… Но у Манады тело защищено, а Жюбо откидывает меч и орудует двумя короткими ножами словно мясорубка. В секунду мертвец покрывается кровью с ног до головы, Манада действует иначе. Уже второй волк падает с кровавыми дырами вместо глаз — Манада сложила пальцы «козой» и тычет ими в звериные глазницы. Вторая рука орудует неповоротливым мечом, но результат тоже выше всяких похвал. Как только лезвие касается шкуры, брызжет струйка крови и зверь становится вялым. Яд Жюбо действует очень хорошо. Не проходит и минуты, как мертвые поднимаются, покрытые кровью и землей, чтобы встретить лицом другую опасность.

Стая ворон налетает черным ураганом. Жюбо машет мечом, изрубая каркающее мясо в куски, Манада пытается повторить, но ей не хватает умения. Она чаще промахивается и один особенно ловкий ворон, выхватывает кусок мяса из ладони. Он глотает мертвечину, но живет недолго. Воля цыгана заставляет его напасть еще раз и найти смерть от лезвия Жюбо. С воронами приходится повозиться дольше. Слишком их много, слишком малы жертвы мертвых убийц. Но конечны, как Замысел. Последняя птица падает, теперь мертвецы покрыты не только кровью — к ней налипли черные перья.

Но это еще не все. Жюбо и Манада смотрят на особняк — оттуда надвигается новая цель. Отвратная цель, ибо к ним идут люди. Целый цыганский табор выдвинул на верную смерть старый барон. Не только мужчины, в толпе бредут женщины и дети, старики и старухи. Мертвые лишь на секунду впадают в замешательство и шагают навстречу. Пестрые юбки, красные рубашки, вилы, факелы, ружья и проклятья движутся к ним. Табор гудит как стая чаек, женщины размахивают руками, требуя от мертвецов убраться. Но у них нет даже надежды на это. Жюбо и Манада получили обезболивающее и чувства ушли, растворились как гранула марганцовки в бассейне. Мертвее понимают — убивать несчастных слуг колдуна плохо. Они ни в чем не виноваты — просто слепое орудие, брошенное на верную смерть. Но эта мысль где-то далеко. Теоретически, убийство — это неправильно. И для мертвых теория, это всего лишь теория. Они несутся навстречу толпе, действуя согласно практике.

Мужчины табора первыми принимают смерть от клинков. Как и волки, цыгане пытаются навалиться толпой, смять, обездвижить, взять числом. Но мертвым этого и надо. Ближний бой — их стихия. Теперь уже Манада убрала меч и достала ножи. Смертоносное мельтешение рук и каждый новый удар — перерезанная глотка, отрезанные пальцы, аккуратные раны на теле… Смерть, смерть, смерть опустилась на поляну перед особняком Жени Трохина. Позади мелькания рук и ног, Жюбо видит пришедшего на трапезу Аваддона. Рогатый демон смерти мерцает, мгновенно появляясь перед ликами убитых цыган. Каждый в этой толп сегодня увидел его лицо. А потом он исчезает, но Жюбо ощущает его взгляд. Демон уверен — сегодня утром еще кто-нибудь расстанется с жизнью…

Мертвые оттирают кровь на ходу, оставляя за собой море трупов. Сами они в схватке пострадали лишь слегка. У Жюбо оторвали ухо, у Манады сломали три пальца на руке и содрали левую бровь. Это считай в сухую. Мертвые не оглянулись на поле брани, где нашли смерть десять волков, триста пятнадцать воронов и двадцать восемь цыган. Только Жюбо бормочет заупокойную молитву, просит у убитых прощения. Манада же шагает молча, перед мысленным взором застыли четыре враждебные фигуры — Трохины и неизвестный колдун. Курьеры движутся туда, где их ждет настоящий бой.

Тихо, удивительно тихо вокруг. Не поют птички, не стрекочут кузнечики и даже ветер оставил этот уголок Мира. С каждым шагом крепость Жени Трохина вырисовывается. Жюбо сразу отметил, старина замка искусственная. Так делали и в его эпохе. Фамильные замки ремонтировали сколько могли, но, в конце концов, они приходили в негодное для жизни состояние. Стены рушились, кладка крошилась… Тогда богатые владельцы приглашали архитекторов, те делали детальное измерение замка и сносили здание. Следом отстраивали точь в точь такое же, а трещины на потолках и стенах создавали искусственно. Недостатки оставались на поверхности, но внутри замок имел металлический каркас. Теперь он мог стоять тысячи лет и требовал лишь легкого косметического ремонта иногда. Так и здесь. Особняк Трохина только кажется старым и мрачным, но под лепниной современный кирпич и стальная арматура.

Они подошли почти вплотную к главным воротам. По-прежнему вокруг царила вакуумная тишина.

— Ты готова? — спросил Жюбо и взял ладонь Манады в свою.

— Да, — ответила мертвая, пожимая кисть Жюбо.

— Тогда пойдем и убьем этих детей Хутурукеша!

— Вы не войдете и не причините моим внукам никакого вреда! — послышался голос сзади.

Мертвецы вмиг обернулись и увидели, как от незамеченного ранее вагончика, движется сгорбленная женская фигура. Она немного прихрамывала, но шла неотвратимо. В руках лопата, одета в серое платье в горошек, на голове косынка.

— Кто ты такая? — спросил Жюбо чуя недоброе.

— Я Варвара Трохина. Те, кого вы хотите убить — мои внуки. Меня послали помочь вам, но я не смогла… И теперь я лягу костьми, но помешаю вам! Вы не навредите моим внукам…

Манада вначале не поняла, кто это такая и опасна ли странная женщина. Но судя по тому, что Жюбо принял боевую стойку, противник серьезный. А мертвец как раз сразу догадался. Хоть лицо Вари покрывает сажа, а глаза прячутся под густыми бровями, все равно не скрыть ни бледности кожи, ни мутности взора. Перед ними мертвая — такая же, как они. Но как? Посланница Дельты? Если она из (вырезано цензурой) бой будет коротким. Однако, где тогда оружие? Получается она из Службы Радости? Тоже бред. Если Служба Радости послала курьера им в помощь, он поможет. Даже если надо убить собственных внуков…

— Кто послал тебя? — спросил Жюбо. — Кто вызволил тебя из ада?

— Вы не пройдете… — Варя, похоже, даже не услышала его слов.

— Старая курица, шла бы ты куда подальше, — сказала Манада. — Мы сегодня достаточно людей убили и еще один грех на душе…

— Она мертвая! — рявкнул Жюбо.

— Тем более, — сказала Манада спокойно. — Нас двое, ты одна. Мы вооружены мечами, у тебя лопата. Мы сейчас тебя нашинкуем, и тебе будет очень больно.

Но женщина не слушала. Все также прихрамывая, она подступала.

— Кто тебя послал? — повторил Жюбо.

Варя атаковала. Внезапно беззубая пасть исторгла бешеный рык, женщина набросилась на мертвых. Она вознесла лопату и саданула по Жюбо сверху вниз. Мертвец выставил перед собой меч… и кисть сломалась, а клинок упал к ногам. Жюбо поднял правую руку, посмотрел, как исковерканная ладонь болтается на клочке кожи. Удар получился очень сильным, кости не выдержали и переломились в самом слабом месте. Правда Жюбо все же отразил удар — он прошелся вскользь и влево. Но Варя заносит лопату еще раз. Опять дикий рев, из глотки брызжут слюни, сейчас она проломит мертвецу голову…

Жюбо всего лишь отошел назад. Женщина удивительно сильна, наверное, почти как внучка, но неповоротлива и ее слабость как раз в ногах. Наверное, родовая травма, иначе в аду кости срослись бы правильно. А может ее еще кто повредил? Лопата пронеслась перед кончиком носа, врезалась в землю, черенок сломался. А в следующую секунду, рука Вари упала к сломанной лопате. Манада не теряла времени даром. Воспользовавшись тем, что женщина потеряла равновесие, она секанула по протянутой руке со сломанной лопатой. Жюбо пнул отрубленную конечность — она улетела метров на десять.

— Что? — сказала Варя, глядя на обрубок — от руки остался кусок сантиметров пять, не больше.

— То, — сказал Жюбо, нанося удар ногой по лицу.

Мгновенное замешательство, Варя отступила на шаг, Жюбо поднырнул, схватил меч левой и нанес удар по ноге Трохиной. Нога упала на землю, Жюбо подхватил ее и зашвырнул подальше. Варя повалилась, как подрубленное дерево.

— Рубим, — сказал Жюбо.

Лезвия замелькали. Как будто миксер заработал. Манада режет Варю крупными ломтями, Жюбо тоже, но мертвец еще пинает по отрубленным кускам. Он хорошо знает — даже разделенный на части мертвец, очень опасен. Варя пытается сопротивляться, старается ухватить лезвия оставшейся рукой, но добивается этим лишь потери нескольких пальцев. Минуты две мертвецы работают мечами и вот, в луже темной мертвой крови лежит уже не женщина, а только торс с головой без ушей и носа.

— Достаточно, — говорит Жюбо, когда Манада вознесла меч над башкой Вари. — Надо бы ее допросить.

— Ладно, — говорит Манада, неохотно опуская клинок. — Как ты?

— Ничего, — сказал Жюбо, рассматривая искалеченную кисть. — У меня есть веревка с нитками. Пришьешь?

— Давай.

Жюбо воткнул меч в землю, достал из кармана моток хирургических ниток и иглу, прихваченные в больнице Воронежа. Манада вдела нитку и начала быстро пришивать кисть, крупными неровными стежками.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал Жюбо туловищу Вари.

— Господи за что? — пробормотала Варя.

— Кто послал тебя? — спросил Жюбо.

— Биатриче… — голос Вари слаб, она понимает, что полностью проиграла. Наверное, такова ее судьба — проигрывать даже после смерти.

— Магистр? — Брови Жюбо поползли вверх. — Интересно… А зачем и почему тебя?

— Потому что из-за меня это все началось…

— То есть? Ведь он изнасиловал тебя, а потом проклял. Ты же ни в чем не виновата. Или виновата? — Жюбо прищурился. — А ну отвечай мразь!

— Виновата, — сказала Варя еще слабее. — Если бы не я…

— Что если бы не ты? Говори!

— Я согласилась…

— Но мы же видели! Биатриче сам показал нам, как насиловал тебя!

— Нет, вы видели лишь обман. Когда он извлек меня из ада, то заставил увидеть именно этот сон. А потом показал вам и скрыл настоящие сны. Почти все сны. Оставил лишь те, которые приведут вас к моим внукам.

— Зачем он это сделал?

— Я не знаю.

— Так, старая курица, давай по порядку, — сказала Манада, затягивая последний стежок и делая петельку. — Как все начиналось?

Из грязного рта Трохиной вырвался стон. Быть может она хотела разжалобить им мертвецов, но тщетно. Два мутно-карих глаза смотрели безжалостно, а Манада возилась с рукой, закрепляя нитки. Легкие выпустили второй стон, и снова он не вызвал сострадания. Варя прикрыла глаза и начала рассказ:

— Я гуляла в поле, и тут налетел ураган. Из него вышел красивый мужчина. Он был такой красивый, вы даже не представляете… — Но Манада представила. Она видела Магистра всего один раз, и тогда он действительно поражал красотой. — Он был пьян. Он предложил мне возлечь с ним. Так и сказал: возлечь… А мне тогда было двадцать три, а все еще девка. Посмотрите на меня, я тогда думала, с такой уродиной вообще никто в постель не ляжет. А тут красавец мужчина… Такой шанс выпадает только раз в жизни… в моей жизни…

— И ты легла под него, да?

— Хуже. Я попросила денег за… — Варя откинула голову на землю, голос стал совсем тихий. — За это… Я знаю, что так нельзя, что только шалавы поступают… Но тогда подумала, можно еще и немного заработать. Я ведь одна была в семье здоровая. Мать и отец уже немощные были и все хозяйство на мне осталось. А тут красивый, весь в золоте… да одного его кольца хватило бы, чтобы мы год жили! Он рассмеялся и вытащил мешочек с золотом. А когда все кончилось, он встал надо мной и начал говорить какую-то чушь. Что, мол, проклинает меня, что пока род не прервется… Я тогда значения не придала, только мешок с золотом покрепче к груди прижала. Дура ведь. Он из смерча явился, могла бы и сообразить что колдун. Да и золото мне службу дурную сослужило. Из-за него меня Ленька в жены взял, а потом каждый день бил да обзывал собакой блудливой. А что с Васей делал…

Варя залилась крокодильими слезами — наконец слезные железы заработали. Мертвецы переглянулись.

— Все интереснее и интереснее… — пробормотал Жюбо, массируя подбородок. — Но зачем ему все это было надо…

— Плевать, — сказала Манада. — Тебя опять волнуют вещи, не имеющие к делу никакого отношения. Что бы она там не сделала, нам придется туда войти и убить их всех.

— Молю не делайте этого, — встряла Варя. — Мои бедные внуки ни в чем не виноваты!

— Они разрушили плотину, погибли тысячи людей, — сказал Жюбо, мрачно разглядывая изуродованный торс. — Они заслужили смерти в любом случае.

— Они не могли, нет…

— Могли и сделали. Пошли Манада. На обратном пути мы разберемся с ней.

Жюбо повернулся и зашагал к особняку. Манада кинула прощальный взгляд на плачущую женщину, ей стало ее жалко. Ведь если разобраться, в отличие от внуков, Варя единственная, кто уж точно ни в чем не виноват. Да, она продала тело за мешок золота, зато платит по сей день. Даже после смерти бедной женщине нет покоя.

— Если бы я могла все изменить, изменила бы, — сказала Манада. — Но у нас нет выбора.

Мертвая развернулась и зашагала вслед за Жюбо, оставив плачущую женщину в одиночестве.

Внутри особняк Жени Трохина тоже отличался готической мрачностью. Темные обои, на стенах картины каких-то демонов, всюду свечи вместо электричества. Тут и дурак догадается — это обитель колдуна. Цитадель чародея.

Сразу за входными дверями открывался просторный зал и широкая лестница. Вроде никого нет, но мороз бежит по мертвой коже. Это странно, еще никогда Манада так не волновалась при встрече с Трохиными. А еще, словно на мозг что-то давило. Как будто кто-то наблюдает за ней пристально, с садистским интересом… Жюбо решительно двинулся по лестнице. Как ищейка, он шел по нюху. Возможно, какое-то шестое чувство вело его, указывая, где в доме опасней всего.

Поднимаясь по лестнице, Манада отметила, что перила покрывает пыль. Наверху обнаружилось два коридора, но дверь в левый заперли на ключ.

— Нас приглашают, — сказал Жюбо. — Приготовься.

Манада кивнула и покрепче ухватила меч. Жюбо придержал ее за плечо, достал флакон с ядом и полил лезвие мечей. Потом кивнул и они пошли по правому коридору.

Мрачно, одень мрачно в доме Трохиных. Чувствуется, как проклятье довлеет над хозяевами. Здесь и сейчас оно сконцентрировалось, уплотнилось. Они прошли мимо открытых комнат, в одной Жюбо увидел Аваддона. Тот подмигнул сбежавшему из ада и растворился в воздухе. И вот, массивные двустворчатые двери. Жюбо толкнул, они со скрипом отворились, мертвые курьеры увидели всех действующих лиц.

Жюбо вошел внутрь, оглядывая присутствующих. Трохины стоят в дальнем углу зала. На лицах написана решимость, Петя сжимает в руке пистолет. Он единственный не пожелал довериться цыгану полностью. А вот и колдун. Эстебан улыбается. Улыбка причудливо бежит по изуродованной левой щеке. Одет в черный костюм и коричневые ковбойские сапоги с косыми каблуками. В руке трубка исходит дымом.

— Ну что же вы не входите? — говорит Эстебан. — Мы вас так долго ждали.

— Как твое имя? — спрашивает Жюбо, делая шаг вперед. Манада тоже входит в зал, но осторожно, медленно.

— Барон Эстебан к вашим услугам. А как вас звать?

— Жюбо Анортон Гует и Манада Трансис. Мы курьеры Службы Радости…

Вдруг позади что-то бухнуло. Мертвецы повернулись и увидели, двери закрылись сами собой. Теперь пути назад нет. Двери массивные дубовые, такие не выбьешь плечом. Да и окон не видно.

— Ну вот и все, — сказал Эстебан. — Можете выходить.

Только теперь Жюбо заметил на каменном полу очерченный круг. После слов цыгана, с потолка слетели две черные крылатые женщины. Пока мертвецы говрили с колдуном, они прицепились к потолку и ждали сигнала.

— Керы, — сказал Жюбо, отступая назад.

— Ты признаешь свое поражение мертвец? — спросил Эстебан.

— Пошел в…! — сказала Манада взмахивая мечом. — Мы не испугаемся каких-то черных куриц переростков!

Она взглянула на Жюбо — тот уже упирался спиной в двери, но все еще пытался шагать назад. На лице ужас, глаза расширены до предела.

— Жюбо, что с тобой? — спросила Манада.

— Это конец… — ответил Жюбо замогильно, сердце мертвой ушло в пятки.

— Твой друг прав, — сказал Эстебан. — Позволь объяснить тебе Манада Трансис, кто такие Керы. Будь вы живые, а не мертвые, у вас был бы шанс одолеть их. Фактически они просто женщины, ну чуть сильней остальных. Но для мертвых нет страшней противника, чем Кера. Стоит им только коснуться вас, и вы станете слабыми, призрачными людишками. Керы заберут вас на (вырезано цензурой), а там у вас нет преимуществ перед живыми. И это еще не все. Керы испускают вокруг ауру страха и дикого ужаса. Сейчас этого никто не чувствует, но стоит мне…

Сапог приблизился к меловой черте.

— И все, — продолжил Эстебан. — Но я хочу порасспрашивать вас, перед тем как вы вернетесь туда, где вам место.

— Жюбо, что все так плохо? — спросила Манада, поворачиваясь к курьеру.

— Все еще хуже, — сказал Жюбо, делая шаг вперед и глядя колдуну в глаза. Его страх куда-то ушел, теперь мертвец выглядел решительно. — Но у меня вопрос.

— Да? — отозвался цыган.

— Скажите, зачем все это было надо? Неужели вы не смогли бы справиться с нами без демонов Магистр?

Глава последняя, подраздел заключительный: все покровы сняты

Манада воззрилась на колдуна с недоумением. Зрачки мертвой расширились — она вспомнила, что сделал с ней старик, тогда в башне-статуе.

— Я же говорил, ты умный мальчик Жюбо, — сказал Биатриче, растягивая улыбку еще шире.

— Что это значит? — спросил Женя, выходя вперед. — Вы знакомы?

— Да, — ответил за Магистра Жюбо. — Теперь и ты можешь познакомиться со своим дедулей.

— Полегче Жюбо. — Магистр недобро прищурился. — А то ведь, мне стоит стереть частичку круга и привет.

— Дед? — сказал Женя.

— О чем это ты? — Теперь к брату подошел Петя.

— Он что, говорит правду? — спросила Света.

— Да, — ответил Магистр. — Я ваш дед. — Биатриче повернулся к мертвецам. — А что вы сделали с бабкой?

— Она внизу, — сказал Жюбо.

— Так это ты нас проклял? — спросила Света, раздвигая братьев.

— Я так понимаю, семейных объятий не предвидится? — сказал Магистр, разворачиваясь обратно к Трохиным.

В ту же секунду, Света набросилась на него. Теперь перед ней не учитель, не Эстебан, а проклятый колдун, наложивший на ее семью проклятье. Она взревела, понеслась к старику. Все как всегда, старый козел перед ней — надо его уничтожить. Света первая адекватно восприняла новость, что Эстебан не Эстебан. Более того, чуть не хлопнула себя по лбу, со словами: «Ну конечно!». Все выстроилось в стройный ряд. Ведь где-то подсознательно она знала — это он. Тогда в поле, она не представила колдуна на месте цыгана — цыган вправду обратился старым волшебником. И еще много, так много всего…

Но одному Эстебан научил ее крепко. Ненависть бурлит в скульпторше с удвоенной силой. Больше не надо жалеть его, не надо страховаться, чтобы не зашибить учителя ненароком. Нет, сейчас все проще. Света подбежала, уже протянула руку… и, как обычно, цыган оказался быстрее. Улетая к стене, Света подумала: «Раньше он никогда не двигался так быстро». Она даже не заметила движения, не поняла, какой частью тела ударил проклятый колдун. Только жуткая боль в груди, и она уносится назад. От удара об стену Света потеряла сознание.

А остальные, наблюдали за ее рывком со стороны и тоже не поняли, как так получилось. Вроде Света подбежала к Биатриче, на мгновение он расплылся, и скульпторша полетела к стене. Впечаталась Света с хрустом, и сползла к полу уже без сознания. Только Жюбо догадался, что сделал Магистр, остальные стояли с открытыми ртами. Манада в очередной раз уверилась, перед ней действительно демиург из Дельты; Петя таращил глаза, а Женя впал в ступор. Очень «способный» ученик Эстебана отметил, Света бежала куда медленней, чем раньше. Всего пару дней назад, она находилась в лучшей форме.

Вторым из ступора вышел Петя. Он направил на Биатриче пистолет и сказал:

— Я говорил, не надо доверять ублюдку.

Но раздался не гром выстрела, а сухой звук осечки.

— Он же колдун, — сказал Женя, стряхивая с себя оцепенение. — В него невозможно выстрелить. Но ничего дедуля, сейчас ты отведаешь моего колдовства.

Петя чуть присел, ожидая, что сейчас над колдуном развалится потолок, или, напротив, пол провалится на нижний этаж, но ничего не происходило.

— Какого колдовства внучек? — Усмехнулся Магистр. — Нет у тебя больше никакого колдовства. Ты отдал его мне.

— Часть! — взревел Женя.

— Нет, полностью. Теперь проклятье благополучно вернулось к вам и все встало на свои места. Не веришь?

Биатриче прищелкнул пальцами, пиджак на Жене загорелся. Трохин заорал и дико задергался, пытаясь стряхнуть пламя. Петя отбросил ненужную волыну и кинулся помогать брату; Биатриче повернулся к мертвецам.

— Вы не ответили на мой вопрос Магистр, — сказал Жюбо. — Зачем нужны Керы, когда вы можете справиться с нами одной левой? Или не можете?

— Конечно могу, — отмахнулся Магистр. — Но кто знал, что ты так некстати меня разгадаешь? Я ведь планировал все немного иначе.

— Интересно как? — спросила Манада.

— Вас унесли бы Керы, а мои внуки продолжили жить долго и счастливо. Что в принципе и произойдет. Только теперь, у меня появилось искушение закончить вас лично.

— Но зачем было нас посылать? — спросил Жюбо. — И зачем отправлять нас в ад, если на то пошло? Как я понимаю, наше задание выполнено и теперь мы можем спокойно возвращаться в Дельту.

— Нет, не можете. — Хихикнул Магистр. — Слишком много тебе известно мой мальчик, а я хочу, чтобы все осталось в тайне.

— А что мне известно? — спросил Жюбо. — Я вообще ничего не понял.

— Не понял, так поймешь. Ты же умный мальчик Жюбо, разберешься, рано или поздно. А потом, посиживая в каком-нибудь кабаке, проболтаешься и это дойдет до Мастера. А я не желаю, чтобы он знал. К тому же, чтобы расставить все точки над «i», я собираюсь поведать моим дражайшим внукам, что ждет их дальше. И вы тоже послушайте. Я так долго готовил эту операцию, что хочу хоть кому-нибудь рассказать, пусть даже вы не способны оценить размаха.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Петя, рассматривая пистолет на полу и проклиная за предательство. В нем так и зудело желание подобрать и попробовать пристрелить Магистра еще раз.

— Все началось давно. Жюбо знает начало истории, правда я немного приврал…

— Варя отдалась вам за деньги Магистр, — перебил Жюбо.

— О, выходит толстуха проговорилась. Но значения это не имеет. Керы унесут и ее. Так вот, мои дражайшие внуки — вы результат продажной любви. То есть ваш родитель и мой сын Вася. А ты Жюбо хоть и умнее других, но все одно тупой, как стосемидесятидевятиградусный угол. Как можно было поверить в то, что я проклял эту тупую корову только за то, что она обругала меня? Да и не стала бы она этого делать. Представь, я выныриваю из вихря, насилую ее, а она после этого, как ни в чем не бывало, начинает меня поносить. Да она была бы в ужасе и сделала бы все, чтобы я просто ушел. Нет, я проклял ее возмущенный тем фактом, что с меня потребовали деньги. С меня, демиурга вечности и писаного красавца! Правда, я действительно по недочету и находясь во хмеле, проклял и себя в придачу — это действительно так. Но что для меня проклятье? Пшик. Да оно гасило само себя, потому что вероятности Вари и Васи текли ко мне. И именно тогда, мне в голову пришла одна замечательная мысль. Видите ли, в колдовстве самая сложная и рутинная часть — сбор вероятностей. А тут я подумал: что если поручить это дело другим? В случае с проклятьем, вероятности текут к проклявшему, но обычный человек обладает настолько ничтожным их количеством, что прибыток смешон. Ну я и решил, если бы проклятый был колдуном, умеющим собирать вероятности — это было бы замечательно. Кстати, в этой идее нет ничего нового, так поступают многие колдуны. Они заставляют других колдунов собирать вероятности, а потом передавать. Однако здесь возникает целый ряд проблем…

Магистр умолк на мгновенье, прикуривая трубку, потом продолжил. Все слушали зачарованно.

— Вероятности можно передавать только из рук в руки, так сказать. Поэтому, чтобы их забирать, мне надо было бы путешествовать сквозь эпохи, да и ненадежен этот способ. Однажды колдун все равно пойдет на бунт и перестанет снабжать вероятностями, и тогда его приходится убивать. А тут такой прекрасный способ! Проклятье переносит вероятности даже сквозь эпохи по (вырезано цензурой). Но колдунов проклинать сложно. Со временем они снимут мое проклятье и праздник закончится. К тому же, чтобы кого-нибудь проклянуть надо самому потратить вероятность, потом… короче поверьте мне на слово — этот способ не очень хорош. А здесь у нас совсем другой случай. Каждый Трохин не колдун, а всего лишь… как бы вам попонятнее объяснить… батарейка что ли. Он аккумулирует вероятности с невероятной скоростью — об этом я позаботился, научив делать это сквозь Сон. Но тут передо мной встала еще одна проблема. Обычного проклятья недостаточно, для транспортировки такой прорвы вероятностей. Необходимо установить дополнительный, более широкий канал. А его можно сделать только добровольно. И мне пришлось устраивать весь этот маскарад, чтобы мои правнуки согласились сделать такой канал сами. Естественно они думали иначе. Думали, отдают небольшой процент своих сил за мою протекцию и учение. Но действительность, увы, иная. Этот способ набора вероятностей — моя новинка, поэтому все приходилось делать на ощупь. Как оказалось, чтобы Трохины были сильными батарейками, нельзя допускать продолжения их рода. Мне пришлось сделать Свету бесплодной, а Женю с Петей стерильными. Это оказалось простым делом — Женя давно пропил все свои сперматозоиды, а у Пети может родиться только какой-нибудь мутант-мул. Со Светой пришлось повозиться, но разве это проблема для Демиурга? Следующая трудность заключалась в том, что я не мог установить канал с помощью одного или двух Трохиных. Пришлось убедить их всех «расстаться с частью силы». Для этого и потребовался ты Жюбо. Конечно, можно было их запугать, пытать и прочее, но никто не гарантировал бы мне тогда нужный результат. А вдруг кто-нибудь из них заартачился бы? Та же Света предпочла бы умереть, но не отдала принадлежащее ей по праву. Потому я избрал иной способ заставить их согласиться. Вот и все мои дорогие живые и мертвые.

Биатриче закончил и выпустил в зал облако дыма. Оно трансформировалось в точную копию крылатых тварей, сидящих в круге.

— А почему я? — спросил мертвец.

— А просто под руку подвернулся, — отмахнулся Биатриче. — Я гостил в Дельте, обдумывал все детали, а потом вспомнил, есть же такая замечательная штука как Служба Радости.

— Значит все это просто дурацкий эксперимент? — спросила Манада.

— Почему дурацкий? — обиделся Магистр. — Это прорыв! Настоящий прорыв в колдовстве. Теперь стало возможным передать самую неприятную часть колдовского дела другим, а самому почивать на лаврах. Схема, конечно, получилась сложная, зато пока Трохины будут жить, они станут превосходными поставщиками.

— А когда умрут? — спросил Жюбо.

— А когда умрут, найду новых. Я же говорил, внуков у меня прорва. Теперь, когда, как ты выразилась, эксперимент завершен, а схема наработана, все пойдет как по маслу. Сначала на меня поработают Трохины, потом Элинины. Они живут в сорок пятой эпохе. А потом дальше и дальше. Возможно, я заведу себе слуг, которые все подготовят. В результате, мне останется только прибыть в нужную эпоху и провести ритуал создания канала.

— То есть ты, старая калоша, сделал все это, убил столько людей просто, чтобы реже отрывать задницу от дивана? — спросила Манада.

И тут же отлетала к двери. Магистр подскочил к ней в секунду и нанес удар ногой. На латах появилась вмятина, а следом они изменили цвет. Сначала потемнели, потом покрылись ржавчиной и, наконец, осыпались на пол рыжей пылью. Всего за пять секунд они полностью изржавели.

— Жаль, я не могу повторить тот фокус. Как тогда в Дельте, ты помнишь?

— Хочу забыть, — сказала Манада поднимаясь.

Она с сожалением посмотрела на ржавую пыль — меч и ножи тоже там.

— Но я заболтался, — сказал Биатриче, поворачиваясь к правнукам. — Надо еще отправить мертвых в ад и выдать ряд инструкций… Очнись!

Лежавшая в углу Света застонала, открывая глаза. Она поднесла руку к голове, провела по волосам и поглядела на ладонь — вся в крови. А тем временем магистр менялся. Облик цыганского барона медленно таял, уступая другому. Лицо покрылось морщинами, отросла борода. Ногти обратились когтями, зубы заострились. Не прошло и минуты, как на месте слегка жутковатого Эстебана, появился старый демиург вечности. Старый и страшный. Глаза горят желтым пламенем, вокруг распространяется аура страха. Петя и Женя попятились к сестре. Та уже почти поднялась, но, увидев Биатриче, упала на толстый зад.

— Вы будете жить долго и счастливо, — голос Биатриче тоже поменялся — теперь в нем звенел металл, словно какой-то прибор намеренно искажал его. — Потому что, чем дольше и счастливее будете жить вы, тем дольше и счастливее будет моя жизнь. Теперь вся удача уйдет от вас, но и неудачи не будут преследовать. Вы станете обычными заурядными людьми — теми, кем и должны были быть. Я думаю, то положение, которое вы сейчас занимаете в обществе, поможет вам прожить счастливую жизнь. Правда, вы не сможете родить, или зачать детей, да и фамилия Трохиных на вас оборвется, но это детали. Радуйтесь, что я вообще занялся вами. Если бы не я, ваши жизни превратились бы в кошмар. Будьте благодарны, что такой великий демиург как я, фактически снял вековечное проклятье с таких жалких людишек как вы. Так что считайте, я оказываю вам услугу. Вам все ясно?

Братья и сестра кивнули. Они старательно отводили взгляд, не в силах встретиться глазами с великим колдуном. Магистр повернулся к мертвецам и сказал:

— А теперь к вам мертвые курьеры. Вы готовы вернуться в пекло?

— Да Магистр, — сказал Жюбо, заслоняя собой Манаду.

— Это хорошо. Ваше положение незавидно, но иначе нельзя. Прощай Жюбо, ты мне действительно нрав… а Чего ты так радуешься Жюбо?

— Я так понимаю, после установки этого вашего канала для вероятностей, поставить на Трохиных Колпак Демиурга больше нельзя, — сказал Жюбо, почему-то пряча руки за спиной.

Магистр напрягся. Если мертвец попробует сделать что-нибудь, Биатриче успеет помешать. Даже если метнет нож, тот не попадет в цель. Биатриче мгновенно окатил Жюбо Знанием, вызнавая все вплоть до того, когда мертвец прекратил писаться в детстве. Знания бежали, за секунду перед Магистром пробежала жизнь мертвеца вплоть до сегодняшнего дня. Жюбо готовится к поездке в Азов, переплывает Дон, осматривает трубопроводный завод, из которого Биатриче сделал Фабрику Мало, бой со зверьми, потом с цыганами, потом с Варей, та сломала ему кисть…

На мгновение в зале повисла тишина, а следом ее разорвало тремя выстрелами. Они прозвучали неровно, с промежутками в пару секунд. Глаза Биатриче заметались по залу, ища стрелявшего, но увидели только его руку. Кисть Жюбо, сжимающую пистолет Пети Трохина. Знание завершило поиск — последним Магистр увидел, как Жюбо старательно отдирает хирургические веревки, скрепляющие кисть с предплечьем и рвет тонкую кожу.

— Служба Радости выполнила ваше желание Магистр, — сказал Жюбо. — Как еще мы можем улучшить вашу жизнь?

— Спасибо Жюбо, — сказал Биатриче, разглядывая три трупа у стены. — Но вы уже сделали достаточно…

— Что, получил старый хрыч! — воскликнула Манада, подходя к Жюбо. Она стояла полностью обнаженная — под истлевшими доспехами ничего не оказалось.

— Да, — сказал Магистр. — А теперь получите вы… что такое?

Колдун резко развернулся и уставился в угол. А там, словно проявляющаяся фотография, кто-то зарождался. Сначала в темноте образовались контуры, потом фигура вновь прибывшего приобрела четкость, но не имела цвета. В заключении — мгновенное окрашивание. Перед мертвецами и Биатриче предстала Соня.

— Интересный эксперимент Биатриче, — сказала Соня мужским голосом. — Действительно, блестящая задумка.

— Спасибо Мастер, — сказал Биатриче кивая.

— Но почему ты не желал поделиться со мной? Неужели ты думал, что я помешал бы тебе? — продолжил Мастер.

— Нет, я планировал тебя удивить. Представь: ты узнаешь, что я ломлюсь от вероятностей, но не собираю их. И не в Дельте, а в Мире! Ты приходишь ко мне, спрашиваешь, а я отвечаю в обмен на кое-что.

— Хочешь стать вторым?

— Да.

— Я обдумаю это. Пошли, нам есть о чем поговорить.

— Отлично.

Соня или Мастер начала постепенно исчезать, как до этого появилась. Биатриче тоже потерял цвет и таял в воздухе. Но вдруг, Магистр повернулся к мертвецам, усмехнулся и перевел взгляд на Кер в круге. Меловая черта вмиг растаяла, Биатриче пропал. Керы вышли из импровизированной тюрьмы и направились к Жюбо и Манаде.

— Что делать? — спросила Манада.

— Драться, — ответил Жюбо, бросая ей пару ножей и принимая боевую стойку.

Керы неспешно выходят из круга. На черных лицах кривые усмешки обнажают острые зубки, не менее черные, чем остальное тело. Манада бросается вперед. В руках блестят ножи промоченные ядом, рыжие волосы развеваются, пылают пожаром. Манада налетает на ближайшую Керу, та протягивает руку и молниеносно хватает мертвую за предплечье. По телу Манады как будто пробегает волна, оно становится слегка полупрозрачным. Кера резко дергает и закручивает Манаду над головой, будто та не весит и грамма. Мертвая кричит, но ничего не может поделать. Кости плеча трещат, рука остается у Керы, а тело Манады улетает и впечатывается в стену. Как только тело отделилось от руки, Манада вновь становится непрозрачной. От удара на стене остается след, словно насекомое встретилась с лобовым стеклом машины на полном ходу. Только след не желтый, а темно-красный, почти бардовый. Кера идет к мертвой.

А Жюбо взять не так просто. Он-то знает, что происходит, когда мертвое тело соприкасается с Керой. Оно тут же слабеет, обращаясь призраком, и Кера приобретает над ним невероятное физическое превосходство. Поэтому Жюбо лихо размахивает мечом, не подпуская демоницу к себе. Пока не дотронулась, Кера всего лишь быстрее, но если коснется… Черная женщина делает неуловимое движение, когти отрезают Жюбо руку с мечом. Та падает на пол, извивается, пытаясь достать до когтистой ступни. Но меч не пистолет, он тяжелее и руке не хватает силы, чтобы управлять им. Вот если бы нож…

— Сдайся мертвый, — говорит Кера. Голос хрипит, шипит, хрен разберешь, но он звучит не только в ушах. Каким-то образом слова дублируются в мыслях.

— Пошла ты… — ревет Жюбо, делая слабую попытку убежать.

Но цепкие черные пальцы хватают за плечо, швыряют в угол. Жюбо ударяется головой, та уходит в гости к желудку. На секунду Жюбо ощутил невероятную слабость, но как только хватка разомкнулась, бесчувствие вернулось.

Манада наблюдает, как к ней подходит демоница. Шаги изящны и неторопливы, шкура лоснится угольным цветом, крылья покачиваются. На женщине нет одежды, поэтому можно оценить идеальность форм, но впечатление портит окрас и горящие красным глаза. Мертвая подпускает ее еще на шаг, потом еще… и кидается вперед. Еще один нож у нее остался, в бешеном броске она оставляет на черном бедре длинный порез. Удар крылом, Манада снова отлетает к стене. На этот раз плечо дробится в крошку, рука повисает плетью. Манада смотрит на порез — уже затянулся. Керы — это демоны смерти. Их тоже можно убить, но только не мертвому. Над умершими, они имеют огромную власть и превосходят во всех отношениях.

Двери в зал распахнулись, в них ввалилось… нечто. Грязное, овальное, в платье горошком. Варя Трохина. Сперва непонятно, как она вообще добралась сюда, но после очередного переката становится ясно — ее толкают собственные руки. Они похожи на каких-то мангустов-мутантов без лапок, или на двух толстых гусениц-переростков. Перевернув тело, руки слегка вскарабкиваются на него с помощью пальцев, потом упираются в пол стороной разреза и толкают.

— Не-е-ет! — кричит Варя.

Она увидела трупы в углу. Ее внуки мертвы.

— Еще одна, — говорит Кера.

— С этой будет просто, — говорит вторая демоница.

Та, что занималась Манадой, поворачивается, идет к Варе. Мертвая не понимает, кто такие эти крылатые женщины. Ее взгляд безумен, грязные губы произносят:

— Кто это сделал? Кто убил моих внуков?!

— Мне все равно, — отвечает Кера спокойно.

— Вы… — рычит Варя.

Оттолкнувшись от пола, ее рука летит к демонице. Она смыкается на шее, давит… но Кера неудобств не испытывает. Рука стала полупрозрачной, теперь не сможет раздавить и яйца, не то что шею охотницы за мертвыми. Кера проводит острым когтем по руке Вари, та чернеет, скукоживаться как сгоревшая бумага, и осыпается черным пеплом.

— Варвара Трохина, сбежала из второго круга, — произносит Кера задумчиво. — Это по пути… Я забираю тебя…

Кера резко поворачивается, чтобы увидеть страшную картину. Ее соратница визжит, как стая летучих мышей и крыльями отбивается от плотной женщины. Света зашла к ней со спины и рвет демоницу на части. Единственная живая Трохина, уцелела лишь чудом. Выстрел Жюбо пришелся на голову, пуля скользнула по черепу, содрала кожу и часть волос, но Света выжила. Она не теряла сознания, а внимательно слушала разговор между мертвецами и колдунами. Вначале хотела просто подождать, пока крылатые девки уничтожат мертвых, но когда в зал ввалилась бабушка… Света не могла остаться в стороне. Она подскочила и набросилась на ближайшую Керу. Та как раз занималась к Жюбо. К тому времени, мертвец уже представлял собой кучу кровоточащего мяса. Голова улетела в дальний угол, ноги и руки отрезали острые когти, а Кера копошилась во внутренностях. Света зашла сзади, схватила демоницу за волосы и рванула на себя. Послышался треск ломающихся позвонков, Кера закричала. Удерживая черные волосы, второй рукой Света взялась за крыло и со страшным хрустом оторвала. Когти полоснули по щеке, но Света даже не почувствовала боли. Она оторвала второе крыло, когда в спину ударилась вторая спутница мертвых. Теперь уже Света закричала на миллион глоток.

Манада увидела шанс напасть. Света конечно сильна, но вряд ли справится с двумя демоницами. На полу лежит оброненный нож, но рука не слушается. Манада нагибается, зажимает его в зубах, несется к клубку из Кер и Светы.

— Вы не получите мою бабушку! — ревет Света.

Задняя Кера уже в клочья изодрала спину, в свою очередь скульпторша продолжает рвать на куски переднюю. На пол падают вонючие куски черной плоти, но шевелятся, даже не думая умирать. Света обхватывает тело Керы, на лицо брызжет кровь из обрубков крыльев. Ладони скульпторши вонзаются в грудину черной девки, тянут в противоположные стороны… Кера рвется, орет… В руках Светы остаются две визжащие половинки и демоница вдруг, словно взрывается. Она превращается в черный дым, все прочие куски на полу тоже обернулись им. На секунду Света ослепла, продолжая чувствовать, как спину рвет вторая Кера. Но тут последовала атака не только дымом по глазам, но и по ушам — демоница страшно заверещала. Это Манада всадила ей между лопаток зажатый зубами нож и резко рванула вверх. Кера развернулась, мгновенно сшибая Манаде голову. Три резких маха и мертвое тело упало на пол тремя кусами.

Зато Света получила передышку. Она развернулась и дала демонице такого пинка, что отдыхает не только Рональдо, но и Бекхэм курит в сторонке… Кера полетела к стене, но в последний момент успела распрямить крылья и предотвратила столкновение.

— Ты не получишь мою бабушку, — сказала Света с наимрачнейшей твердостью.

Сейчас Трохина сама похожа на ходячий труп. Вся израненная, исцарапанная, но еще стоит.

— Неужели, — ответила Кера, устремляясь к Варе.

Света тоже бежит, но ноги подкашиваются… она падает в каких-то паре метрах от бабушки. Кера хватает Варю, та теряет плотность, переходя в призрачное состояние, по залу разносится хрипящий хохот женщины-демона. Кера тоже становится прозрачной и вместе с кричащим торсом Вари Трохиной, влетает прямо в пол. Потеряв материальность, демоница способна проходить сквозь землю и стены. Она уносится прямиком в ад.

— Не-е-е-ет, — воет Света.

Теперь у нее умер последний близкий человек, последний Трохин попал в ад. Очередь за ней. Света делает несколько последних вздохов, сердце останавливается. Пролитой кровью Светы можно наполнить ведро — она умирает от ее потери…

В просторном зале не осталось живых, зато есть мертвые. Тело Манады располосовано на части, Жюбо вообще лежит кучей мяса. Но каждый сохранил две части относительно целыми. Две головы лежат в разных углах зала. Они смотрят друг на друга и улыбаются. Ни Жюбо, ни Манада не могут говорить, ведь глотки не соединены с легкими. Но могут общаться взглядами…

Две руки подползают к центру зала. Они работают пальцами, это неудобно, но надо. Руки встречаются ровно на середине: ладонь Жюбо, застрелившая братьев Трохиных и целехонькая рука Манады, оторванная Керой. Пальцы касаются пальцев нежно и трепетно. Еще один «шажок» и ладони сжимаются в хватке. Она настолько крепка, что кажется — ладони сплавились. Слились в родстве душ, сутей… Они не разжимаются минут пять, все это время головы ласкаются во взглядах друг друга. А потом, мертвые курьеры начинают потихоньку собирать себя. Им еще надо вернуться в Дельту Миров и отчитаться перед Службой Радости.

На Приазовье налетел вечер. Весенний ветерок колышет длинные травы, вдали плещется Азовское море. Под высокой березой сидят две фигуры. Девочка гот, она же Мастер — Верховный Демиург Вечности; и старый бородатый дед в балахоне расшитом звездами, он же Магистр Биатриче — Второй Демиург Вечности. Они уже обсудили все, что надо, пришли к общему мнению. Мастер признал, эксперимент действительно удался. Даже, несмотря на такой финал. Впрочем, Биатриче прав — можно повторить с другими внуками. А вот Мастер так сделать не сможет. Нет у него внуков… Вернее есть, но какие…

Вдалеке бредут еще две фигуры, тоже мужская и женская. Только они какие-то неказистые. Вроде шагают кое-как, да все время падают… Но каждый раз помогают друг другу подняться. Отсюда кажется, это две тряпичные куклы, сшитые из грубого материала. Они подходят к кромке моря. Теплый ветерок волнует черные волосы с проседью, развевает огненно рыжие. Мертвецы делают шаг, входят в воду по щиколотку. Их силуэты очерчиваются зеленоватым сиянием, с моря налетает огромная волна. Она появилась ниоткуда. Вот вроде море гладкое, как тщательно заправленная кровать, а вот поднимается вал в человеческий рост и накрывает людей. Вода отхлынула, берег остался чист. Мертвые курьеры Манада Трансис и Жюбо Анортон Гует вернулись в Дельту Миров.

— А почему ты оставил Свету там? — спросил Мастер. — Никогда не поверю, будто ты не знал, что она жива.

— А зачем она мне? — Биатриче пожимает плечами. — Я же говорил, для ритуала нужны именно трое. Не двое, не один, не четверо… Собственно и Петя умер только минут через пять, после выстрела. А Женя сдох сразу. Но знаешь что, я даже рад. Слишком много они натворили дел, слишком много на них висит трупов. Если ты будешь набирать курьеров в аду, не стоит извлекать этих…

— Разумеется, — согласился Мастер. — Я вообще никогда не спускаюсь ниже Хоры. Неприятные воспоминания, знаешь ли.

— Что будешь делать с Жюбо? Он ведь действительно справился хорошо.

— Я подумаю Биатриче. Я подумаю…

Море продолжало шуметь колдуны продолжали беседу. Я мог бы дальше подслушивать их Уважаемый Читатель, но не стану. Слишком много тогда вырежет цензура. Лучше бы Биатриче ее проклял, вместо Трохиных, честное слово.

Ну что же, пора и нам с вами прощаться. Дальше будет еще маленький эпилог, а я говорю вам: «До встречи». Не знаю, когда она будет, не знаю даже, будет ли, но хочу надеяться. До встречи Уважаемый Читатель, до встречи…

С ув. Архивариус Дельты Миров, Силь.

Эпилог

В главном зале Службы Радости сегодня собрание. Сотни мертвецов сошлись здесь, на рожах написано уныние и скука. Что может быть хуже общих собраний? На них, как правило, руководство Службы толкает речь за речью и все сводятся к одному — трудитесь, служите и воздастся вам. Правда сегодня будет развлечение — выдача премий. Но эта процедура закончится быстро, а потом опять скука.

На этот раз собрали всех с самого верху. Да и сам «самый верх» здесь. Мастер в изумрудном халате стоит за трибуной, перед ним два мертвых курьера. Один худой черноволосый мужчина с одинокой проседью, вторая рыжая и невероятно красивая.

— За особые отличия, проявленные на первом задании, Манада Трансис награждается месяцем отпуска с полным наркозом! — провозглашает Мастер.

Все хлопают, втайне завидуя девчонке. Эка невидаль, всего лишь первое задание, а уже такие почести. Мертвецов получивших такое количество свободных дней подряд, можно пересчитать по пальцам. Прыткая девчура.

— Жюбо Анортон Гует, — продолжает Мастер, — за блестящие аналитические способности, за безупречную службу…

Тут многие усмехаются. Ага, за безупречную. Каждый знает, как Жюбо любит работать. С вилами не выгонишь…

— … за живой ум и смекалку, ты награждаешься переводом!

— В свободные? — спрашивает Жюбо. В голосе слышатся ноки надежды.

— Нет. — Одним слово Мастер стирает улыбку с его лица. — Переводом в (вырезано цензурой).

— Да идите вы Хутурукешу в задницу!!!

Книга 2 МРС — Магико-Ремонтная Служба

Досточтимый Архивариус Силь продолжает описывать Уважаемым Читателям загадочную Дельту Миров. На это раз, вы узнаете о МРС — Магико-Ремонтной Службе, и познакомитесь с дежурным МРС первого разряда — Берэ; вспомните бывшего младшего Курьера Службы Радости, а ныне демонтера второго разряда — Жюбо Анортон Гуета; узнаете о судьбе магика Эпсона, и шестьсот шестьдесят шестой эпохе Мира, во времена ее восстановления. МРС способно починить и построить все, что угодно: от замка, до самой тончайшей техники. Но порой приходится чинить жизни людей, судьбы целого общества, а это, куда сложнее. Сумеет ли Берэ и его помощники выправить жизнь целой эпохи, ведь это до них не удавалось самой могущественной Службе Дельты Миров? А ведь помощники строптивы, эпоха жутка и испорчена, Берэ придется применить не только силу могущественного колдовства, но действовать хитростью и тончайшим расчетом. Все запутано еще и тем, что у самого Берэ тоже есть планы…

— Итак, Йен…

— Я Итан!

— Неважно. Твоя мама сказала, что дела у тебя в школе идут плохо.

— Леам мой рюкзак спер, я хочу ему врезать!

— Нет-нет, мы никого не бьем. Никогда. Если ты когда-нибудь кого-нибудь ударишь, вся злость уйдет. А нам надо сохранить злость в себе, взрастить ее, лелеять. Знаешь, как злого ребенка. Ты должен проникнуть Лео в голову, определить его слабые места. Возможно, он боится темноты? На что у него аллергия? Что он будет делать, если окажется в воде? Есть ли у него домашнее животное? Можно ли его уговорить предать хозяина? Готов ли ты сделать пластическую операцию, чтобы преследовать его всегда?! Ты пересадишь себе глаз на лоб, если ты этого не сделаешь, я зря теряю с тобой время!..

— Вы чего, ширяетесь?

— А ты?

Уборщик и Итан

Доброе утро, верноподданные! Хорошего вам дня в моем королевстве. Работайте до изнеможения, и потом еще немножко…

Он же

Пчелы, пчелы, пчелы, пчелы…

Доктор Грин

Пролог

В тоннеле что-то шуршало, текло, скрипело, воняло, копошилось, но четыре человека не обращали на это внимания. Они просто шли, причем, почти бесшумно, ибо обувь их не имела твердых подошв — люди обули сапоги целиком из мягкой кожи. Трое мужчин и одна женщина, на вид всем не более тридцати пяти, наряды одинаковые — плотно прилегающие комбинезоны причудливой раскраски. Ярко-желтые, и черные полосы толщиной примерно в ладонь идут горизонтально, со стороны путники похожи на уродливых исполинских ос, шмелей, или пчел. Если брать в расчет комплекцию, женщина больше напоминает осу: высокая, с узкой талией, но большой грудью и широкими бедрами; бородатый мужчина выглядит шмелем: толстый, широкоплечий, казалось, он не идет, а расталкивает пространство, а его отдышка слегка свистит от многолетнего курения; молодой мужчина с бледным лицом и длинными черными волосами с неожиданной проседью шел легко, но почему-то при каждом шаге кости похрустывают, притом, в самых неожиданных местах, вроде челюсти или кистей; и наконец, высокий мужчина в наиболее засаленном комбинезоне поражает, прежде всего, полным отсутствием каких-либо эмоций на лице, однако, почему-то именно он приманивал взгляды всех представителей фауны тоннеля, порой, даже крысы, размером с небольших собак, выползали из щелей, и вроде бы кланялись ему!

Люди в полосатых одеждах двигались цепочкой; первым шествовал мужчина с безразличным лицом и нес факел. Отблески света играли на его лице, постоянно преломляя, казалось, черты первого в цепи все время разные, только щетина, да коричневые глаза оставались все теми же, а вот нечесаные короткие волосы из русых седели, скулы то расширялись, то сужались, нос удлинялся и оборачивался кнопкой. Но шел он уверенно, хотя, если судить по эмоциям, оставался полностью незаинтересованным ни судьбой окружающих, ни его собственной. Следом шла женщина с осиной талией. Лицо ее имело резкие черты, почти угловатые. Нос острый, как у деревянных големов триста тринадцатой эпохи, подбородок тоже, да еще и челюсть выпирает вперед, сообщая об упрямстве и целеустремленности, и вроде бы женщина с таким лицом не должна ничего бояться, вот только бегающие глазки говорят о нервозности. С другой стороны, в таком месте всем положено нервничать. Предпоследним в цепочке шел широкоплечий бородач. На этом человеке природа явно не отдыхала, по крайней мере, в физическом плане. За спиной он нес нечто вроде огроменного ружья, что весило килограмм под пятьдесят, а еще ведь есть секира в правой руке, да несколько солидных кошелей, пристегнутых к поясу. Шел он грузно, то и дело закуривал трубку, а в остальное время трубку набивал. Но, несмотря на рост и суровое выражение, не казался местным обитателям опасным. Ни подземные змеи, ни сороконожки людоеды, ни ползучие собаки, ни пауки-ядовики не считали его угрожающим. И даже пчелы, жужжащие в темноте, не боялись. Ну что он мог сделать своей пукалкой? Разнести тоннель по камешку? Так от этого умрет он сам, да еще прихватив спутников. Не всех, конечно, вот хотя бы замыкающий в цепи выживет. То есть не выживет, а скорее, не пострадает. У четвертого путника в полосатом комбинезоне, как сказано выше, лицо по цвету светлее пастеризованного молока. Но не белое, а именно бледное, осветленное. В темноте даже чудилось, оно слегка светится зеленоватым оттенком. Ну, проседь в длинных черных волосах так точно светилась, это признали даже навозники-перекатыши.

Путники молчали, но не потому, что таились, или шли на какое-нибудь важное задание, просто им не о чем говорить. Если взглянуть несколько глубже внешности, и проникнуть в суть их характеров, окажется, что замыкающий очень любит поболтать на самые неприличные темы, женщина так и вообще сплетница, бородатый не особенно разговорчив, пока трезв, зато в одном кошеле у него почти литр спирта, и только о первом мужчине сказать ничего нельзя, потому как буде вы хоть мной, хоть самим Мастером, да хоть Светлым или Темным — вы никогда не сможете проникнуть за барьер его равнодушия, спокойствия и уж тем более нет никакой возможности прочесть его мысли.

Они держали путь уже почти час, столько же времени прошло с последней реплики, и первым не выдержал замыкающий:

— Эй, Берэ, долго еще? — голос мужчины звонко разнесся по тоннелю, от него женщина даже вздрогнула.

— Заткнись! — пропищала она. — Я и так на взводе, а тут еще ты… Или хочешь сказать, ты устал?

— Порой, гнетет не физическая хворь, а именно самая прилипчивая хандра на свете, и имя ее — скука.

— Всем скучно, Жюбо, — низким басом сказал бородатый, — но это особенности нашей Службы.

— А я и не предполагал ничего иного, — пожал плечами Жюбо. — Служба есть Служба, но настроение ее формирует не кто-то мифический, а винтики, которые и есть мы с вами. Может быть, споем? Помниться мне случай с моей давнишней знакомой, женой винодела Армази. Словом сказать и виноделец-то он был хреновый, зато жена — барышня вдвое его моложе — очень любила левую сторону, поэтому частенько туда наведывалась…

— Жюбо, заткнись! — на этот раз рявкнула женщина. — Нас могут услышать. Берэ, сколько там нам осталось?

— Не меньше мили, — отозвался мужчина в голове цепочки, от его голоса трое остальных вздрогнули снова. А дело в том, что голос Берэ не породил эха, хотя голоса прочих путников гулко отражались от стен тоннеля. И каждый из троицы отметил еще странность, когда они заходили в тоннель, голос Берэ немного раскатывался, даже в чистом поле, но где ему положено звучать эхом, слова слышались четко, будто он чеканил каждую букву.

— А кто нас может услышать? — спросил Жюбо, а следом понизил голос почти до шепота. — Партизаны?

— Это не смешно, — встрял бородатый. — Разведка докладывала, что они и вправду есть.

— Да ладно тебе. Мы вчетвером сможем справиться с сотней крестьян.

— Тебе, конечно, волноваться не о чем, — пробурчала женщина. — А вот мне еще есть что терять. В ремонтируемой эпохе всегда опасно. Взять хотя бы этих зверей…

— Ну, если бы они хотели напасть, уже напали бы, — перебил Жюбо.

— Вас не трогают только потому, что я с вами, — вставил Берэ, и опять от его голоса все поежились. — И кстати, сейчас вам предстоит испугаться.

— Что? — не поняла женщина и тут же отскочила от Берэ.

Следом за ней отпрянул и бородатый, толкнув Жюбо, отчего тот упал на задницу, а все потому, что Берэ внезапно остановился, его предплечья вспыхнули нестерпимо зеленым светом, а глотка исторгла ни то рык, ни то крик боли.

— А-а-ра-аар!!! — воскликнул Берэ и согнулся, сведя пылающие запястья к животу, будто хотел их отогреть. Но прошло секунд десять, зеленый свет померк, а Берэ распрямился.

— Ты что, больной?! — воскликнула женщина. — Я чуть не родила от испуга! Нельзя было предупредить заранее?!

— А я и предупредил, — ответил Берэ невозмутимо. — Зачем быть такой впечатлительной.

— Кусок навоза, — проворчал бородач, убирая огромное ружье обратно за спину. — Ты хоть понимаешь, что я только что чуть не пристрелил тебя?

— Вряд ли у тебя получилось бы, — усмехнулся Берэ. — На что-то моих сил еще хватит. И раз уж зашел разговор о предупреждении, вскоре сработают Поглотители на голенях.

— А что это? — спросил Жюбо, поднимаясь с бетонного пола.

— Не твое дело, — сказала женщина грубо. — Информация о Поглотителях засекречена…

— Да знаю я все о ваших поглотителях, — перебил Жюбо. — Я имею в виду этот гул.

Все умолкли и прислушались. Действительно, животные звуки, все шабуршание и шорох прекратился, зато издали раздавалось какое-то мерное гудение.

— Что это? — прошептала женщина.

— Партизаны, — ответил Берэ и усмехнулся. — Готовьтесь.

— Ты шутишь? — спросил бородатый, снова доставая ружье из-за спины.

— И не думаю. Мой факел.

— Что твой факел? — не поняла женщина.

— Он погас.

Три пары глаз уставились на оброненный факел. Он действительно не горел, но в тоннеле все равно светло. И только сейчас они заметили позади зарево приближающегося чего-то, будто из-за угла тоннеля на них ехал поезд.

— По этому тоннелю что-нибудь ездит? — озвучила предположение женщина.

— Насколько я знаю — нет, — сказал Берэ. — Проверь, что там такое.

— Не могу, — огрызнулась женщина. — Надо сосредоточиться.

— И как в МРС берут таких, как ты? — еще раз усмехнулся Берэ. — Но тут и я ничего не могу сделать. Но вот если ты снимешь с меня хотя бы браслеты…

— Я еще не сошла с ума! — рявкнула женщина.

Бородатый, тем временем, закрыл глаза и что-то зашептал, а Жюбо просто стоял и смотрел на свечение, становящееся все ярче.

— Великий Мастер, — прошептал бородач. — Пламя…

Все случилось мгновенно. Вот позади всего лишь странное непонятное свечение, а вот уже столб пламени вылетает из-за угла и несется на четверку в полосатых комбинезонах. Вмиг он заполнил все пространство тоннеля, бородатый успел выстрелить из странного ружья, навстречу пламени выплеснулся поток ярко-желтого света, но это не дало результатов. Жюбо, женщина и бородатый сгорели в секунду. Вот они есть, а вот только пепел полетел меж языков пламени. Но с Берэ произошло совсем иначе. Он как стоял, так и остался стоять, а бушующий поток огня словно разделился на тысячи маленьких ручейков и ловкими змейками обогнул его, не повредив одежды. Прошло не больше пяти секунд, огненная волна унеслась дальше по тоннелю, оставив обугленные стены и небритого мужчину в полосатом комбинезоне, но шоу еще не закончилось. Как только пламя пронеслось, Берэ заорал диким, всепроникающим криком боли. Что-то под одеждой у него вспыхнуло зеленым светом, разгоняя вновь появившейся мрак. Странные световые полосы пробегали по телу, мертвая троица видела только что-то сияющее на запястьях, но сейчас их стало куда больше. На голенях, на бедрах, в паху, кольцом вокруг талии, по позвоночнику, полоски зеленого света перебирались на руки, оканчивались у запястий. Его словно покрыл странный узор из татуировок, да еще, по всей видимости, это приносило дикую боль. Крики его сотрясали подземелье долго, не менее пяти минут, а следом присоединился другой крик. Прямо изниоткуда, словно соткав самого себя из мельчайших точек и нитей на полу, начал проявляться силуэт мужчины. Быстро, очень быстро он сформировал кости скелета, потом возникли волокна мышц, обтянулось кожей, и все это заорало почти так же сильно, как Берэ. На полу закорчился Жюбо. В глазах застыла агония, он зажал уши, из них брызнули фонтанчики крови. Жюбо подскочил, не обращая внимания на светящегося, орущего Берэ, темные глаза, с кровавыми прожилками в белках начали обшаривать окружающее пространство и, благо, нашли. Сумка, а вернее обугленная полосатая материя, валялась метрах в десяти впереди. Хорошо, что Берэ продолжал светиться, иначе Жюбо в жизни не смог бы найти сумку. С другой стороны, от этого света у Жюбо лопнул правый глаз. Он бросился к сумке, по пути отращивая новый глаз, а когда добежал, разорвал материю, ломая ногти, достал маленький розовый кристалл и воткнул в грудь. Розовая кожа сразу посерела, потом побледнела, а в глаза вернулась поволока, но вместе с этим ушла и боль. Жюбо поднялся, обратил внимание на угасающего Берэ. Тот стоял на коленях, так же, как и в прошлый раз, поджав кисти к животу, словно отгоревал. Теперь Берэ уже не орал, а тихонько рычал, а когда что-то под одеждой перестало испускать свет, и тоннель погрузился во тьму, спокойно поднялся и воззрился на Жюбо. Очевидно, им обоим не требовалось освещение, чтобы видеть друг друга.

— А эти умерли? — спросил Жюбо.

— Разумеется.

— И что нам делать дальше?

— Я думаю, начальник МРС должен узнать о случившемся, — ответил Берэ. — Если драконье пламя накроет нас еще раз, мне придется еще сложнее. Тебе-то, понятно, ничего не станется, ты мертвый…

— Да ты хоть представляешь, насколько это больно?!

— Поверь мне, мой маленький мертвец Жюбо, ты не имеешь никакого понятия о боли…

Вступление.

Сиим указом, я, Великий Мастер, Верховный Демиург Вечности, Повелитель Дельты Миров, Великий Магистр Ордена Одуванчика, дозволяю архивариусу Силю поведать жителям эпох сию историю. Так же я разрешаю рассекретить архивы Дельты Миров, и разгласить информацию, проходящую по категории Д и ниже. Но все, что свыше категории Д, пусть останется в тайне, а узнавшего тайну сию, пусть покарает (вырезано цензурой).

Доброго дня тебе, мой Глубокоуважаемый Читатель. Снова тебя приветствует Архивариус Дельты Миров, досточтимый Силь. Без понятия, где ты встретил этот текст, но поверь мне — тебе повезло. А ежели ты еще сумел отыскать где-то в эпохах мою первую пробу пера — труд, названный мною «Служба Радости» — да возрадуйся, ибо случилось то, о чем ты и не мечтал. Сам Великий Мастер проникся моей предыдущей работой и дозволил подробнее поведать тебе о Службах Дельты Миров. Уже то, что ты узнал о Службе Радости — большая удача для тебя, а теперь я поведаю тебе о второй Службе Дельты — Магико-Ремонтной Службе. Пожалуй, нет в Дельте Службы полезнее ее, нет службы более уважаемой, нежели МРС. Правда, есть Службы, которых больше боятся, но, к сожалению, они проходят по категории Е и выше, а Великий Мастер позволил мне открыть тайны лишь категории Д и ниже. И все равно, это величайшая удача, Уважаемый Читатель! Никогда до этого дела Дельты Миров никто не освещал настолько, как это делаю я. Это огромная ответственность, но я приложу все усилия, дабы Великий не разочаровался во мне.

Для начала я бы хотел поведать, что входит в категорию С и Д и вообще, почему это вдруг ты видишь знакомые тебе буквы, ведь в Дельте Миров разговаривают, а следовательно и пишут, на своем языке. Еще в прошлой книге я бы очень хотел поведать об этом, но информация сия проходила по ведомству (вырезано цензурой), и только благодаря вышеприведенному указу, я смогу теперь пролить свет на многие вещи. Я не знаю, где ты встретил мой труд, не ведаю, на каком языке ты его прочел, но на самом деле ты сейчас видишь перед собой не пергамент, не книжные листы и даже не экран какого-нибудь хитроумного устройства. На самом деле, перед тобой чистый лист с символом Дельты Миров — крест, перечеркнутый подковой. Можешь даже не пытаться его увидеть, уже то, что ты наткнулся на этот текст — большая удача для тебя. Это первый признак того, что когда-то в будущем, а может и в далеком прошлом, у тебя есть шанс посетить Дельту. На самом деле, это не так уж и сложно сделать. Есть несколько способов и некоторые будут описаны ниже, в самой истории. Так вот, встретив эту книгу, ты на самом деле не читаешь ее, а пользуешься Знанием. Что же такое Знание? Это удивительная часть той силы, коей пользуются колдуны. Если вкратце, Знание — это возможность знать обо всем на свете. Я вот, к примеру, владею знанием на уровне Магистра. Правда, на этом мои скромные силы и оканчиваются. Но даже владение им на таком уровне, позволяет мне пробуждать его и в тебе, Уважаемый Читатель. Собственно, даже не знаю того, какое слово ты прочитаешь в конце предложения, я ЗНАЮ, ты поймешь меня — межу нами возникает некое подобие телепатии. Правда ведь, ты понял о чем я? Есть, конечно же, среди вас и те, кто мне не поверят, да еще и захотят проверить, но боюсь, у вас ничего не получится. Дабы увидеть изначальный символ Дельты Миров, который и пробудил у вас Знание о моей книге, вам необходимо уметь пользоваться Знанием как минимум на уровне архиколдуна, а таких у вас, наверняка, немного. Да и если вы архиколдун, вам вообще нет смысла мучиться и читать это, потому что вы и так все на свете Знаете.

Но я опять клонюсь в сторону голой теории, а это плохо. Моя порочная работа все время клонит меня в сторону канцелярских описаний, а ведь мне необходимо писать художественный труд. Да еще я и отвлекся от категорий секретности. Напомню для тех, кто читал предыдущее произведение, или просвещу тех, кто его не читал:

В категорию А, входят дела и личные отношения всех мелких и ничтожно-мелких служащих Службы Радости, как при жизни, так и после вступления в должность. Под категорию А, кроме того, подпадают: 1) — структура Дельты Миров, но не местонахождение; 2) — информация о ее жителях, но лишь после полного одобрения оными; 3) — информация о снах младших служащих и их мыслях; 4) почти подробный план Дельты Миров, кроме участков, на которые распространяется категория выше Б.

В категорию Б входит более подробная информация о Службе Радости, а так же местоположения владений Магистров в Дельте Миров. Собственно сам факт наличия Магистров и есть основная информация, скрываемая категорией Б.

Категория С включает информацию о том, что в Дельте Миров далеко не одна Служба, но точное количество сокрыто более высокой категорией. Рассекретив архивы из категории С, можно узнать название второй по величине Службы Дельты Миров — МРС.

И наконец, категория Д включает подробную информацию о Магико-Ремонтной Службе. И между прочим, категория Д еще никогда не рассекречивали, а почему, станет понятней после еще одного художественного вступления. А вернее — двух.

«Узрите мощь и могущество древней магии! Здесь, в великой Дельте Миров, где правит сам Мастер, на его службу встали истинные полчища зла! Но побеждены были, и сказал Он: „Да воссияет свет во мраке, и быть посему!“. И легионы трупов последовали за ним… Но присоединились к Мастеру и други его верные, те, что долго служили в святой его миссии. Превратил Мастер Дельту Миров в неприступный бастион и сказал: „И отныне те, что уже умерли, будут следить за теми, кто на пороге!“. И стало так…».

Сие есть напоминание из прошлого труда, а вот теперь, я должен признаться, автор сиих строк вовсе не я. На самом деле это строчки из (вырезано цензурой). Как видите, названия я вам поведать не могу, зато могу привести еще один абзац. Внемлите мне, ибо то, что вы сейчас прочтете, повествует о таких вещах, которые определяют жизнь всех жителей эпох, пусть в конкретном абзаце опять идет речь о Дельте Миров. Но уже наличие такого упоминания, в таком великом произведении, говорит нам о многом.

«Бой, какого не видывали времена, бой, где решалась судьба всего сущего и несущего, того, что было, того, что будет, того, что могло быть и даже того, чего быть не может… Реками и океанами нельзя измерить кровь, пролитую в той битве, несть числа эпох, что погибли тогда, но когда победил Свет, когда Темный ушел в ничто, когда Ветер был пленен, а в Алям-аль-Металь пришел Шелковый Человек, когда Вавилонская Башня была порушена, когда Лагат бежал и когда Мастер построил Дельту Миров, все ужаснулись тем, что произошло с эпохами. Разруха и тьма царствовала везде, но Свет не пожелал исправлять что-либо, ибо просто не мог. И тогда Мастер взглянул в темницы свои и увидел, сколь много врагов великих и малых там. И дал он им возможность исправить дела свои, а тех, кто не захотел, силой принудил исправлять сделанное. И так появилась Магико-Ремонтная Служба…»

Ты даже не представляешь, сколь много тайн хранит этот абзац, Уважаемый Читатель. Но, боюсь, до раскрытия таких категорий секретности мне никогда не дойти. Но, чувствую, слишком затянул я мое вступление, поэтому пару слов напоследок и начну рассказ.

Если в «Службе Радости» вы познакомились с судьбой Младшего Курьера Службы Радости — Жюбо Анортон Гуета, и ничтожно-младшей курьерши — Манады Трансис, в истории про МРС, вы почти не рискуете встретиться с последней, зато узнаете, куда же перевели Жюбо. Собственно, вы уже догадались, я думаю. Но «МРС» повествует нам не о них — хотя судьба Жюбо и Манады весьма занимательна — но о людях, куда более значимых для Замысла. В частности, о жизни Берэ. Кто же он такой, спросите вы? Ну, давайте посмотрим вместе, а вернее, вы посмотрите, а я вспомню подробности тех времен и постараюсь доставить вам как можно больше удовольствия этим повествованием. Так что, Уважаемый Читатель, я начинаю рассказ о МРС — Магико-Ремонтной Службе!

Подраздел первый: И величие может быть низменным

Глава первая, подраздел первый: где мы вспомним, что же такое Дельта Миров, познакомимся с интересными и не очень служащими МРС, и повстречаем старых знакомых

Эпсон плыл к Дельте Миров, и всю дорогу улыбка не сходила с его губ. Путь из восемнадцатой эпохи не настолько долог — всего часа четыре — и только поэтому мимические мышцы еще не заболели. Но когда вдали замаячили сотни островов, и перед ним предстал сам Остров Мастера, губы сложились в подобие буквы «О». Да, велика ты, Дельта Миров! Тот, кто хотя бы единожды увидел ее — никогда не забудет. Треклятье Темного, да уже одна только Река чего стоит!

Примечание Архивариуса первое: треклятье — смертельное проклятье. Подразделяется на: треклятье; идеальное, или высшее треклятье; Треклятье Темного (последнее обязательно пишется с большой буквы). Обычное треклятье просто убивает. Причем, не обязательно человека, но и все, что способно умереть, а умереть способно все, что угодно (восемнадцатый закон Замысла). Треклятье идеальное, фактически, тоже убивает все, что угодно, но, в отличие от простого треклятья, от идеального невозможно закрыться, в то время как от простого треклятья защищает даже простой Купол Удачи. Треклятье Темного — высшее достижение колдовской науки, способное уничтожить целую эпоху. Одним из примеров Треклятья Темного можно считать явление в эпоху Антихриста. Архивам известны всего четыре личности изначально человеческой природы, которым удалось совершить Треклятье Темного, в то время как для самого Темного — это самая обычная вещь.

Примечание Архивариуса второе: Река — все сущее. Фактически, воплощение Замысла в жидком виде. По Гемморианской терминологии — беспрерывный поток Онитов, источающий сам себя, но, благодаря бесконечному запасу энергии, никогда не способный себя истощить.

Примечание Архивариуса насчет примечаний: если я сейчас начну описывать все непонятные термины, это растянется на много-много листов, поэтому ограничусь лишь тем, что будет полезно для повествования.

Ведь когда плывешь по Реке, так явственно ощущаешь свою полную ничтожность, но, одновременно с этим, и причастность ко всему. Ты знаешь, где-то в этих водах, переливающихся всеми возможными цветами, плаваешь и ты. Не тот ты, который сейчас стоит на палубе торгового крейсера, но тот, который есть ты полный и целый. Только в Реке можно найти свою суть, что в столь многих эпохах ошибочно назвали душой. Нет, вот именно здесь ты весь целиком, вместе с душой, вместе с телом, вместе с мыслями и воспоминаниями, вместе с тем, что ты сотворил за всю недолгую жизнь, вместе с тем, что ты хотел сотворить и с тем, что сотворишь. Но нет такой возможности, чтобы взглянуть на все это. Ну, то есть, можно, конечно, вот только придется умереть. А Эпсон еще не Мастер, чтобы умирать и возрождаться столько раз, сколько захочется. Но когда-нибудь… Магистр Хита говорила, это невероятно удивительное ощущение — слиться с Рекой. Только так можно перестать быть человеком. Да, ты можешь быть могущественным колдуном, можешь даже править целыми эпохами, но пока ты всего лишь человек, тебя ждет определенная участь. А вот будь ты, например, Магистром Ордена Одуванчика, и тебе больше не придется беспокоиться о такой штуке, как вечность. Нет, ты будешь жить в ней. Вот только закавыка, пропуск в Орден — именно твой новый статус надчеловека, а не наоборот. Только став Магистром, ты сможешь подумать о вступлении, иначе — ничего не получится. Но у Эпсона обязательно получится. К тому же, первый шаг он уже сделал. Пожертвовал всем, сдал вступительные экзамены в Академию Дельты Миров заочно…

Примечание Архивариуса: а по-другому и нельзя сдать экзамены Академии Дельты Миров, потому что, как таковой, ее не существует. Есть ректор — Мастер, есть филиалы, где, соответственно, и обучался Эпсон.

… бросил родных и близких, даже детей и жену, и все ради этого — ради работы в МРС.

А Остров Мастера еще приблизился. Семь огромных радуг повисли над ним — это, просто украшение, чтобы порадовать Ахрский флот. Вообще, Эпсон столько всего прочитал о Дельте, что знал почти все ее обычаи и порядки. Ну, или думал, что знает. Кроме радуг в абсолютно черном небе висит целых четыре солнца — а вот это уже насущная необходимость, ведь на берегах Реки находится (вырезано цензурой). Поэтому и требуется самой могущественной конструкции в Замысле столько светил. Хотя, горят они не всегда. Каждые двенадцать часов, либо по воле Мастера, три из них гаснут, а оставшееся обращается красной луной, дабы гости, привыкшие к сменам дня и ночи, не выбивались из жизненного ритма. У гостей Магистров, естественно, все иначе. На их персональных участках действуют исключительно их законы, Эпсон даже слышал, сам Мастер не все из них способен отменить. Хотя, это наверняка басни. Нет такого, чего Мастер не мог бы, а уж тем более в собственной вотчине.

Вот показались уже причалы Торгового Порта Правого Берега, или Правого Края. Сам Остров имеет форму литеры «М», там есть три порта, но гражданские суда принимают только в Торговом Порту и Центральном. И надо быть минимум Султаном Ахры, чтобы причалить к Центральному Порту, а не просто сопровождать торговую делегацию, как это делал Эпсон. К слову сказать, Эпсон никогда не бывал в Ахре, и даже толком в Алям-аль-Металь не заглядывал. В Сон наведывался, да, но туда все колдуны заходят. А вот чтобы проникнуть на третий уровень, надо еще поднабрать сил. Сведущему человеку не следует лезть в обитель Шелкового Человека, уже сколько было случаев, когда тот затягивал в сети неопытных сновидцев. Да и Герда тоже хороша, поэтому в Черно-Белое Царство также соваться умному колдуну не следует. И это, кстати, несправедливо. Только в Алям-аль-Метале возможно действительно соприкоснуться с чудом, но так же он — одно из самых опасных мест для колдунов. В то время как простые смертные могут там хоть всю жизнь шастать, как, например, шерифы делают. Но шерифы, несмотря на огромную власть в Алям-аль-Метале, жалкое зрелище в Мире, поэтому и слабо интересуют владык Царств. А такие как Эпсон — лакомый кусочек и для Шайтана, и для Шелкового Человека, и для Герды, и для Султана, или даже для Толстых Ткачей! И чрезвычайно легкая добыча, если ты не Ее эмиссар, или просто очень сильный колдун. Да и к черту все чудеса сонных Царств! Зачем они, когда у тебя есть Дельта, что стоит на границе всех планов сущего и несущего, да еще и сама по себе тоже план Замысла.

Крейсер замедлил ход, предоставляя Эпсону насладиться суетой Торгового Города. С каким бы презрением ни смотрел капитан корабля на эту суету, сколько бы Эпсон ни выслушал пламенных речей, что, мол, Ахрский базар куда больше Торгового Города, поверить в это он не мог. Тысячи судов то уплывали отсюда, закупившись, то причаливали, дабы продать товар для жителей Дельты, а уж сколько скупала одна только Служба Радости! Да и Торговый Город нельзя назвать рынком или уж тем более базаром. Нет, это современные торговые центры, сотнями выстроившиеся на Правом Краю Дельты, это высоченные башни из хрусталя, совершенно прозрачные, чтобы покупатели могли видеть ассортимент даже с улицы, это самые разные существа, прибывшие купить все, что угодно их сути. Да вон, хотя бы джинн полетел. Его видно даже за километр от причала — будто комета он пронесся из одного торгового центра к другому, оставив дымный след. А в Ахру джиннов вообще не пускают. Сюда спокойно прибывают и прочие демоны, да и слуги Светлого иногда заглядывают на огонек. Только в трактирах и ресторанах Торгового Города можно встретить ангела и демона, беседующих о делах давно минувших дней, а вот в Алям-аль-Метале, или даже просто в Мире — это практически невозможно зрелище. А вон та гигантская пика, что, кажется, разрезает черное небо над Дельтой? Да это же вещь Игла Драконов! Только там можно увидеть огненного дракона и ледяного вместе. Такого тоже нигде не встретишь. И уж что говорить о миллионах зверей, прибывших из Алям-аль-Металя, ведь только тут две половины их сутей могут воссоединиться. Ну, здесь и после смерти, разумеется, но именно потому, что Дельта стоит на Реке такое возможно. Но главное, конечно, люди. Различных рас и уровней могущества, они, однако, связаны одним — тут простых людей нет. Каждый чем-то да отличился, к тому же, в Дельте гостят и пленены самые могучие колдуны всех эпох Мира. Правда, большинство живет не в Торговом Городе, а в Гостевом, а то и просто имеют замок на просторах Дельты. И будь ты хоть самим Светлым или Темным, тебе не пробиться в Гостевую часть Острова Мастера. От самых высоких гостей уже давно (вырезано цензурой), а от врагов рангом пожиже на Левом Краю есть (вырезано цензурой). И сердце Эпсона трепетало, когда он думал, что он-то как раз сможет пройти в любую часть Острова. Ведь для служащего МРС нет преград. Все всегда ломается, все всегда заканчивается, и чтобы исправить первое и оттянуть второе существует Магико-Ремонтная Служба.

Крейсер почти остановился, в ожидании таможенников, а те не особенно спешили, подлетая на маленьком клипере. Крейсер, где плыл Эпсон, парил у длинной цепи, капитан корабля уже вышел на палубу с пачками бумаг, пропусков и допусков. Он явно нервничал, этот усатый мужик в белых одеждах и большом тюрбане, переминался с ноги на ногу, наблюдая таможенника в черных одеждах. Еще бы, в таможне работают служащие из (вырезано цензурой)! Тут каждый будет волноваться! Хотя Эпсон как раз и не нервничал, а спокойно разглядывал цепь, чьи края уносились куда-то вдаль, терялись меж сумрака и радужных вод Реки. Цепь не способен преодолеть ни один корабль, всего одно касание и — бабах! Ты уже барахтаешься в Реке. Само собой, по-настоящему плавать корабли по Реке не могут. Река разрушит все, что угодно, потому как она еще и время. Любой материал, даже Онит, в мгновение ока либо заржавеет до пыли, либо, наоборот, распадется на оны. Однако Река — бесконечный источник энергии, именно используя ее, корабли могут летать над ее водами. Но все на одной высоте, поэтому, преодолеть цепь, просто перелетев, невозможно.

Клипер таможни приближался, капитан нервничал, а Эпсону надоело ждать. Вот же она, Дельта Миров, рукой подать! А тут всякая бюрократия мешается! Потому Эпсон распахнул плащ, выставив напоказ полосатые одежды МРС и пошел к бушприту. Увидев желтые и черные полосы на комбинезоне, таможенник секунду рассматривал их, потом кивнул, и участок цепи стал полупрозрачным. Капитан утер пот со лба, отдал приказ проходить сквозь цепь. Но проверки документов избежал только тот корабль, где находился Эпсон, как только крейсер прошел сквозь цепь, она вновь стала цельной и вполне реальной, а клипер таможни полетел осматривать остальные суда Ахрского флота.

— Спасибо вам, Эпсон, — сказал капитан, подойдя к бушприту. — Мы бы тут на час застряли!

— Все нормально, — отмахнулся Эпсон, разглядывая вожделенный причал — огромный пирс с сотнями пришвартовавшихся судов.

— Вас подвезти до Цехов? — продолжил капитан самым любезным тоном. — За нами приедут послы…

— Нет нужды, капитан. Меня должны встретить.

— Ну да, о чем же это я! — воскликнул капитан. — Такую большую персону, конечно же, ждут!

— Ну, не такую уж и важную, — ответил Эпсон, мягко улыбнувшись, хотя покраснел от удовольствия. — Вон, видите, там на пирсе полосатый экипаж? Это за мной.

Капитан взглянул в указанном направлении, несколько секунд искал упомянутый экипаж, а когда нашел, глаза полезли на лоб.

— В МРС что, служат драконы? — спросил он ошарашено.

И действительно, на причале, подложив хвост под морду на длинной шее, развалился дракон ярко-желтого цвета, с небольшой полосатой будкой на спине. Он безразлично рассматривал прибывающие суда, изредка порыкивая на проходящих мимо.

— И что это за порода? — спросил капитан.

— Это — вахтовый дракон, — ответил Эпсон. — В МРС работают еще огненные и ледяные драконы, а вахтовые служат, в основном, для перевозок. Это помесь золотого дракона и огненного.

— Удивительно! — воскликнул капитан. — Ну, по ездоку и шофер.

Мужчина в тюрбане поклонился Эпсону, сказал еще несколько любезностей и удалился в рубку. А Эпсон все больше надувался от важности, встречающий эскорт не ограничился одним лишь вахтовым драконом — на пирсе еще трое мужчин в полосатых одеждах Магико-Ремонтной Службы. Судя по толщине полосок — простые работяги. Крейсер, наконец, пришвартовался, Эпсон сумел различить подробности.

Тот, который стоит ближе к крейсеру с цветами в руках, наверное, колдун какого-то низкого уровня. Эпсон прошелся по нему Знанием, с легкостью проломил хилую защиту от сканирования. Спустя всего секунд пять к Эпсону потекла различная информация о молоденьком, безусом, белобрысом колдуне, по большей части бесполезная, но имя выудить удалось — Квазар. Новый заместитель, или наоборот, теперь Эпсон — его новый начальник. Просканировать его полностью не хватило времени, да и тут не сконцентрируешься толком, поэтому Эпсон перевел Знание на второго работника, шедшего следом за Квазаром; троица уже заметила одежды Эпсона, двинулась навстречу, почти стройной шеренгой. Второго так просто не пробить. Знание скользнуло, выдав лишь набор несвязной информации, даже имени узнать не удалось. Скорее всего, какой-нибудь седьмой разряд. Не желая тратить время попусту, Эпсон направил Знание на замыкающего, и тут же вырубил мутный, затягивающий поток информации. Третьим шел труп. И ни то чтобы Эпсон не мог его просканировать, напротив, мертвецы превосходно поддаются считыванию, но того количества воспоминаний боли, что испытал третий встречающий, хватило бы заработать мигрень на неделю. Живой труп, само собой, побывал в Аду, провел там вечность и стал очень опасным объектом для считывания Знанием. Слишком много он там выстрадал и перенес, и именно это Знание плавало на поверхности. В то время как жизнь до смерти и жизнь после нее бледным ручейком текла на окраине, в центре бурлила река кошмарных, болезненных воспоминаний.

Эпсон встряхнул головой, прогоняя остаточное Знание о мертвом, вздернул подбородок, пошел навстречу. К тому же, трап как раз подали.

— Ля ром де ля Мастер, магик Эпсон! — сказал Квазар, спускающемуся по трапу Эпсону. — Да не угаснут его вероятности!

— Ля ром де ля Мастер, да не угаснут его вероятности, — так же поприветствовал Квазара Эпсон.

— Мы рад приветствовать вас в Дельте Миров, магик, — сказал второй встречающий: высокий усатый мужчина, слегка полноватый, но двигается бодро, очевидно, излишний вес не мешает; к тому же широкая улыбка от левого бакенбарда до правого, поведала магику о добродушии. — Меня зовут Валет, я колдун второго уровня, конструктор шестого разряда. Это, ваш заместитель по техническим вопросам, Квазар, и Жюбо Анортон Гует, демонтер второго разряда. Как добрались?

— Спасибо, хорошо, — ответил Эпсон и уже хотел протянуть руку для пожатия, но вовремя спохватился. В Дельте Миров не принято здороваться рукопожатием, слишком уж много тут колдунов, а прямой контакт значительно облегчает сканирование Знанием. Нет, в Дельте лишь прославляют Мастера, и считают это достаточным. — А каким образом мертвец попал в МРС? Я думал, вас берут только в Службу Радости и в (вырезано цензурой)?

— Это любопытнейшая история, магик, — ответил Жюбо. — Я действительно довольно долго был младшим Курьером Службы Радости, но после одной истории Мастер перевел меня в МРС…

— Ну, если сам Мастер, вопросов и быть не может, — прервал магик. — А ты, стало быть, мой зам. А почему мне в замы дали колдуна первого уровня?

— И это довольно интересная история, магик, — снова встрял Жюбо, очевидно — самый разговорчивый из встречающих. — У магистра Биатриче, которого, к слову сказать, недавно повысили до второго Магистра Ордена Одуванчика, есть замечательная привычка делать себе внуков. Одним из них и является…

— Я понял, — снова перебил Эпсон. — Ты попал в МРС по протекции Мастера, а ты по протекции Второго Магистра. Ну а ты что же? — Магик указал пальцем на Валета. — Приходишься другом Долтону?

— Нет, магик, — Валет усмехнулся в маленькие усики. — Я выслужился с конструктора первого разряда, до шестого и теперь я ответственный конструктор в сто восьмидесятой бригаде МРС.

— Ну да, шестой разряд — это много. Я таки думал, ты даже седьмой.

— О, к сожалению, в МРС ограниченное количество седьмых разрядов и все они колдуны третьего уровня.

— Хм, как и я… — пробормотал магик. — Хотя мне осталось всего чуть-чуть до четвертого.

— Да, в магики у нас только третьих уровней берут или четвертых, — влез в разговор Жюбо. — А вы, кстати, будете самым молодым магиком в истории МРС, а история эта такая же давняя, как та, в которой я потерял девственность. Было это в деревушке на берегу Контоале…

— Достаточно, демонтер! — прикрикнул Эпсон. — Мне не интересны твои басни. И я поговорю о тебе с вашим магиком.

— Боюсь, это вам мало даст, магик. Дело в том, что демонтажным отделом у нас заведует Каратра…

— Тихо! — теперь уже рявкнул Эпсон. — Доставьте меня к Долтону как можно скорее, а там уж разберемся, кто чем управляет.

Вся тройка встречающих вытянулась по струнке, Квазар пропищал тихим голосом:

— Вы позволите, магик?

Из всех, он, похоже, боялся Эпсона больше всего. За это новоиспеченный магик сразу пропитался к заму и милостиво разрешил:

— Говори.

— Вахтовый дракон ждет, но Начальник МРС сейчас отсутствует. Он отбыл в шестьсот шестьдесят шестую эпоху еще вчера, и никто не знает, когда он вернется. Поэтому, мы могли бы отвезти вас Цеха или в вашу резиденцию…

— Давай в Цеха, — прервал Эпсон. — Надо бы посмотреть, что к чему, пока меня официально не сделали магиком. Судя по встрече, работа мне предстоит тяжелая.

Он просверлил взглядом Жюбо и Валета, взмахнул плащом, прошествовал мимо троицы в сторону вахтового дракона. Квазар прошмыгнул следом, Жюбо и Валет немного обождали, и только потом последовали за магиком и заместителем.

— Что думаешь? — спросил Жюбо шепотом.

— Такая же скотина, как и все, — скривился Валет. — Тебе еще с Каратрой повезло.

— Я бы не сказал…

— Тс, он нас сканирует.

Жюбо замолчал, но совсем не испугался. Валет — достаточно сильный колдун, чтобы закрыться почти от любого считывания Знанием. Навряд ли даже Долтону удалось бы его просканировать. Любой архиколдун или Магистр смог бы, и уж Демиург, конечно же, разметал его защиту, но Эпсон еще недостаточно силен. Далеко, далеко недостаточно. Большинство работников МРС не простые колдуны, а скорее, специфические. Например, тот же Валет — конструктор. Жюбо, хоть и не колдун вовсе — демонтер. Есть еще: монтажники, полевики, детализаторы, диспетчеры, дежурные, ткачи, метеорологи, психики, зоологи, разведчики… Да и еще много-много различных отделов; всех названий не знал даже Валет, хотя уже лет пятьдесят работает в МРС конструктором. Главная особенность работников МРС — узкая специализация. Валет, к примеру, умеет конструктурировать оны или Мало, но демонтер из него будет похуже Жюбо. Зато того же Эпсона он в конструктурировании уделает одной левой. Что касается Эпсона, его задача — общее управление отделом или отделами, поэтому ему надо быть колдуном более широкой направленности. В целом, Эпсон сильнее Валета, но в своей стезе, Валет лучший спец, нежели Эпсон.

Магик подошел к дракону, наслаждаясь воздухом, звенящим от вероятностей вокруг Реки. Он даже пожалел, что придется лететь в Цеха. Здесь вероятности буквально летают, что делает Эпсона колдуном четвертого уровня, по меркам его эпохи, но стоит отдалиться от Реки, придется собирать оны старым способом. С другой стороны, в Дельте очень много Мало, а оны и Мало — почти одно и то же.

Отступление Архивариуса: оны и Мало. По Гемморианской терминологии, оны (ониты) — есть изначальная единица Замысла. Из онов сплетено все, от материи до времени, и даже все события, что происходят с людьми — тоже состоят из онов. В свою очередь, Мало — то же самое, только применимое к Алям-аль-Металю. Мало отличается от онов, правда, незначительно и невозможно сказать, чем именно. Однако известно, что Знание, например, соткано именно из Мало, а время — из онов. Так же из Мало возможно сделать оны, а из онов невозможно создать Мало. Поэтому Гемморианские ученые так и не пришли к согласию, что же меньше и что следует считать изначальной частичкой Замысла. Мнение колдунов на этот счет более однозначно: оны (по колдовской терминологии — вероятности) являются единицей Мира (сущего), а Мало — Алям-аль-Металя (несущего). К сожалению, Гемморианские ученые никогда не были согласны с колдунами, поэтому вопрос о происхождении онов или Мало до сих пор остается открытым, а споры продолжаются.

Подойдя к дракону, Эпсон критически рассмотрел огромную зверюгу. Ну, хотя, как огромную. В сравнении с другими существами Мира, дракон обладал внушительными размерами, а если взять его огненного собрата, выглядел не столь впечатляюще. По величине он превосходил слона, но значительно уступал, допустим, кашалоту. В то время как черные драконы, или ледяные — самые крупные существа в Мире, если не брать в расчет Гемморианских уродцев, или тех же демонов.

— Ля ром де ля Мастер, магик Эпсон, — прогрохотал вахтовый дракон. Главное отличие его от собратьев даже не в размерах, а в отсутствие чешуи. Вместо нее шкура, немного похожая на человеческую кожу, только желтая, без волос и значительно толще. Вахтовые драконы умеют выдыхать пламя, но — всего лишь жалкое подобие того, чем способны полыхнуть огненные драконы. Единственно в чем они не ущербны, так это в перемещении. Дракон — самое быстрое средство передвижение, как в Мире, так и на других планах Замысла, хотя в Мире их уже почти не сыщешь.

— Ля ром де ля Мастер, — поздоровался Эпсон, вглядываясь в горизонтальные зрачки, посреди желтой радужки.

— Куда тебя доставить, магик? — проревела зверюга.

— Цеха МРС.

— Садись…

Эпсон хихикнул, прикрыл глаза, а потом взлетел на спину дракона, прямо в полосатую будку, чем-то напоминающую карету без колес. На этот трюк он потратил почти все вероятности, но с огромным удовольствием снова заполнил запас, из окружающих онов. Да, так он на Острове сделать не сумеет.

Троица встречающих посмотрела на ребячество Эпсона с легкими улыбками, и полезли в кабину по крылу. Никто не смог бы повторить этот трюк, может быть, Валет сумел взлететь на долю секунды, но не будет тратить вероятности так нерационально. Хотя, Валет не сумел бы и заполниться настолько быстро, все же между вторым уровнем, пусть и шестого разряда, и магиком третьего уровня — огромная разница в силе. Но Валет тоже продемонстрировал свои способности — сев в кабину, он одним прикосновением починил ручку на дверце, по неосторожности поврежденную Эпсоном. Теперь уже магик взглянул на конструктора с легкой завистью. Даже со всем богатством окружающих вероятностей, Эпсон не починил бы ручку так быстро — провозился бы минут пять, не меньше. А тут всего одно прикосновение, и готово.

Жюбо и Квазар просто сели рядом с Валетом напротив Эпсона, оставшись безразличными к колдовским фокусам. Зам магика думал, как бы подлизнуться к новому руководству, а Жюбо повидал столько чудес, еще состоя в Службе Радости, что дешевые трюки не произвели впечатления. Когда Жюбо рашибался в лепешку, выполняя капризы самодурных Магистров, он насмотрелся на магию самого высокого полета, а ведь встречался Жюбо и с Демиургами Вечности, и даже с самим Мастером.

Работяги поприжались друг к дружке поплотнее, магик развалился на противоположном сидении, разглядывая красоты Торгового Порта. Река все также переливалась, Ахрская торговая флотилия застряла на таможне, непроглядная тьма плескалась над водами, но небо Дельты Миров имело приятный голубой оттенок. Денек определенно начинался удачно.

Кабина заходила ходуном — дракон поднялся на ноги. Он расправил крылья, приподнял, взмахнул… и порт остался далеко внизу. Всего один взмах, а они взлетели на пару миль! Эпсон слышал, что драконы умеют рвать сам Замысел, когда перемещаются по нему, но впервые увидел воочию, это произвело впечатление. Его учитель, Магистр Хита, говорила, драконы могут даже перемещаться сквозь эпохи, не плывя по Реке. Некоторые колдуны тоже умеют ходить меж эпохами по Драконьим Тропам, или Драконьим Коридорам, но Эпсону этот способ недоступен. Собственно, и для других колдунов он очень опасен.

Еще один взмах огромных крыл — дракон развернулся в сторону Цехов МРС. Взмах, взмах, взмах — земля пронеслась под ними, пейзаж расплылся, и перед магиком предстало новое место работы. Тридцать с лишним миль Мира и всего пять взмахов дракона. Больше зверюга не напрягала крылья, предпочтя плавно парить и медленно снижаться.

Цеха МРС. Для кого-нибудь они показались бы примечательными только раскраской и размерами, но Эпсону в них чудилось великое будущее. Огромные коробки, по форме параллелепипеды, раскрашенные в желтые и черные полоски, Цеха грелись под четырьмя солнцами Дельты Миров, скрывая самую кипучую работу, какую только можно представить. Всего семь Цехов, один — Центральный и шесть, выстроившихся вокруг параллельно. По мере снижения вахтового дракона, Центральный Цех все больше и больше впечатлял величиной. Три мили в длину, миля в ширину и в высоту, с множеством окон и труб на крыше, что чадили дымом разных цветов. Цеха поменьше тоже большие, но не настолько. Второй по величине в три раза меньше Центрального, а самый маленький метров сто в длину. В каждом располагались семь основных подразделений МРС. Хотя, на самом деле, их куда больше, нежели семь, но значительная часть Службы работает непосредственно в эпохах. Да чего там далеко ходить, Эпсон еще неделю назад был начальником отдела МРС по ремонту восемнадцатой эпохи, у него в подчинении находилось где-то тысяча работников. Хотя, там почти не встречались колдуны, а те, что служили, имели исключительно первый уровень и первый разряд. Фактически, ученики. В Дельте же самый низкий разряд — второй. Вот такой, как у Жюбо. И хоть он не колдун, заслужить второй разряд очень тяжело. Эпсону дали магика, после того, как он стал колдуном третьего уровня, а так он дослужился лишь до четвертого разряда.

Примечание Архивариуса: разряды и уровни. В Дельте Миров принято подразделять колдунов на семь уровней и семь разрядов. Колдовской уровень показывает общую силу колдуна, а разряд же показывает квалификацию в каком-то определенном деле. Так, можно быть колдуном первого уровня, но седьмого разряда, или колдуном пятого уровня, но первого разряда. Хотя, только в идеале. После четвертого уровня сила колдуна компенсирует всю неопытность, благодаря высокому умению пользования Знанием. И уж чего говорить о шестом и седьмом уровне. Но к первым трем уровням это правило хорошо применимо.

Километровые цеха медленно приближались, раскрывая детали. Маленькие человечки в полосатых комбинезонах сновали по каменным площадкам вокруг зданий. Кто-то просто шел из цеха в цех, кто-то вышел перекурить на свежий воздух, а вон там работа шла полным ходом. Большущий металлический куб — двадцать на двадцать метров — окружали табличками на подставках, с надписями «Огневые работы». Из цеха вальяжно вышел огненный дракон — побольше вахтового, он в прямом смысле горел. Чешуя полыхает ярко-красным огнем, а работники сторонились дракона, потому что даже на расстоянии в десять метров вокруг распространялась нестерпимая жара. Ну, а подойди на метр, и сгоришь. Вблизи огненного дракона плавится сталь, его пламя способно прожечь даже Онит.

Примечание Архивариуса: Онит. Онит имеет одно название с онитом, только пишется с большой буквы. Если второе — изначальная частичка Замысла, второе — материал, имеющий самую плотную структуру в Замысле. Фактически, Онит — состоит из чистых онов, поэтому он очень прочен, практически неразрушим. Онит — одно из достижений Гемморианской Империи. Так же имеет множество градаций качества, от просто Онита, до Абсолютного Онита. Гемморианские ученые так и не сумели произвести Абсолютный Онит, потому что для его создание требуется применение Абсолютного Чуда.

Дракон подошел к металлическому кубу, прорычал что-то ближайшему служащему. Тот поспешил к зверюге, но, не доходя метров десяти, развернул какой-то чертеж. Дракон рассматривал его секунд десять, потом чертеж внезапно вспыхнул в руках рабочего. Мужчина в полосатом комбинезоне поспешил откинуть горящую бумагу и заорал на дракона, а огромный ящер раскатисто расхохотался.

— Это Драхан, — сказал Валет Эпсону, указывая на дракона. — Огненный дракон шестого разряда.

— А я думал, у драконов нет имен, — сказал Эпсон, глядя, как Драхан поворачивает голову на длинной шее к металлическому кубу.

— Это просто мы его так зовем, — поспешил встрять Жюбо. — А так, конечно, его никак не зовут. Просто огненный дракон и все.

Эпсон неодобрительно взглянул на Жюбо, а потом вернул взгляд на землю. Там Драхан уже приступил к работе, Эпсон аж начал прицокивать, от увиденного. Да, не зря Драхану дали шестой разряд. Если обычный огненный дракон просто выдыхает пламя из глотки или ноздрей, причем единым потоком, будто столбом огня, Дархан действовал иначе. Сотни огненных потоков вырвалось из пасти и понеслось к кубу переплетением пламенных ручейков. Судя по яркости цвета, каждый такой огненный змееныш имеет не только свое направление, но и разную температуру. Какие-то стрелы огня прорезали куб насквозь, какие-то лишь оплавляли, какие-то нагревали, для тонких срезов, а какие-то проникали внутрь, и уже там лопались, выедая куски металла в центре куба. Вахтовый дракон спускался не слишком быстро, но и не так уж медленно, где-то минут пять, когда магик и группка встречающих приземлилась на каменном плацу, Драхан уже закончил. Вместо простого куба металла, на площадке стоял самый настоящий железный дом. Пятиэтажная коробка с оконными и дверными проемами, все еще алая, потому что не успела остыть, но, тем не менее, — полноценный дом. Такой не любая пушка пробьет, а уж если бы его делали людскими силами, ушло бы в тысячи раз больше времени.

Пока рабочие убирали таблички с надписью «Огневые работы», Драхан пошел к воротам в Центральный Цех, Эпсон, Жюбо, Квазар и Валет спустились по крылу вахтового дракона.

— Впечатляет, — сказал Эпсон, рассматривая новое здание — даже на расстоянии почти в сотню метров чувствовался жар. — И куда оно теперь пойдет?

— Все туда же — в шестьсот шестьдесят шестую, — сказал Валет мрачно. — Вот уже несколько лет, она — наша самая большая головная боль. Это будет один из сельскохозяйственных складов.

— А что, там колхозникам требуются железные дома? — приподнял бровь Эпсон.

— Я не знаю, магик, — ответил Валет. — Я конструктор, поэтому работаю в Цехах. А вот Жюбо там бывал, и может вам рассказать…

— Ну уж нет, — перебил магик. — Уж лучше я дождусь возвращения Долтона, чем буду слушать этого разговорчивого мертвяка. Где тут мой кабинет?

— Пройдемте за мной, магик, — сказал Квазар подобострастно. — Я провожу вас.

— А я, пожалуй, откланяюсь, магик, — сказал Жюбо. — Каратра отпустила меня для обеспечения охраны, но у меня еще есть работа.

— Скатертью, — оскалился Эпсон. — А ты, Валет?

— Я нахожусь в полном вашем подчинении, магик. То есть, буду находиться, как только Начальник утвердит вас. Нам с вами по пути…

— Вот и ладненько.

Жюбо еще раз прославил Мастера и потопал в Цех Демонтажа, а Квазар, Валет и Эпсон проследовали в Центральный Цех.

Пройдя в огромные открытые ворота квадратной формы, Эпсон сразу почувствовал себя как дома. Ни то чтобы в его родной восемнадцатой эпохе есть что-то подобное, отнюдь. Но атмосфера работы, царящая в головном здании МРС, все эти снующие люди в полосатой форме, рассыпанные в помещении вероятности и зашкаливающий уровень Мало — все это пришлось очень даже по душе. А если учесть, что теперь он будет командовать всем этим — настроение подпрыгнуло вверх, словно обкуренные мысли дурманомана.

Магик осматривал десятки ярусов, представлявших собой длинные балконы, огороженные решетками, что пробегали по стенам цеха; нижний же ярус делили десятки секторов, и в каждом кипела работа. Пока магик застыл на пороге новой вотчины, Квазар уже подошел к тележкам. Они стояли рядами, почти сразу у входа, и представляли собой платформу на колесах с неким подобием штурвала, что крепился к трубе, а та, прикреплялась к платформе. И, естественно, раскрасили ее в желтые и черные полоски — в цеху все так раскрашено.

— Прошу вас, магик, — сказал Валет, восходя на платформу тележки. — До вашего кабинета не меньше мили.

— Да, да, конечно, — рассеянно сказал магик, поднимаясь на платформу. Квазар прикоснулся к штурвалу, тележка поехала по бетонному полу, объезжая служащих и такие же телеги. Эпсон отметил, данное средство передвижение, в основном, используется для перевозки всяческих грузов. А перевозили в цеху много чего. Различные строительные материалы и уже готовые детали, на телегах побольше транспортировали целые дома, всякие бутылки, емкости, аппараты, предназначение коих Эпсон не знал, и немного нервничал по этому поводу. Ну какой же он магик, раз не знает назначения, допустим, вон того кристаллообразного… кристалла. Да, эта штука вообще ни на что не похожа, просто кусок какого-то светящегося камня, размером с человека. Валет обратил внимание на заинтересованный и немного нервный взгляд магика, усмехнулся и сказал:

— Не беспокойтесь, магик, когда я только пришел работать в МРС, мне тоже многое было непонятно. Да чего там сутью кривить, мне и сейчас многое неясно. Но от вас и не потребуется досконально знать всех мельчайших деталей. Магик, в целом, лишь руководит людьми, а, я думаю, людьми вы управлять умеете.

— И почему ты так думаешь? — проворчал Эпсон, которому не понравилось, что конструктор так быстро раскусил творящееся у него на сути.

— В МРС берут нужных людей на нужные должности, — ответил Валет. — Меня взяли конструктором, потому что я имел к этому способности, даже не имея опыта. Вас взяли магиком, значит, у вас есть все предпосылки к управлению и контролю. А вас еще взяли магиком Центрального Цеха, притом, что вы действительно самый молодой магик в истории МРС.

— На нужные должности, говоришь? А как быть с тем Жюбо, и… да, с Жюбо, — Эпсон покосился на стоящего у штурвала Квазара, но ничего не сказал. Все-таки зам, пусть и такой ущербный. Но Квазар, очевидно, понял, о ком еще хотел спросить магик, потому что кончики ушей у него покраснели. — Что мертвец делает в МРС?

— Жюбо — демонтер, — ответил Валет, и видимо посчитал ответ достаточно полным, ибо умолк.

— И что? Что он демонтирует? Он ведь даже не колдун!

— Жюбо демонтер и он… демонтирует все. Попросту сказать, Жюбо убивает людей и участвует в разрушительных работах.

— Вот даже как? — пробормотал Эпсон. — И чего он может разрушить? Да любой колдун сможет больше, чем просто живой труп.

— Не скажите, магик. Колдуны слишком уязвимы, потому что могут умереть. К тому же, большинство мрсовцев — колдуны очень узкой специализации. Я вот, к примеру, еще смогу что-то демонтировать, а вот разряды пониже — навряд ли. А в восстановлении эпох всегда есть сила, которая противостоит даже самым благим намерениям — это люди. Жители разрушенных эпох не похожи на нас с вами, и людей из обычных эпох. Они отравлены Темным, и у нас не остается другого выбора, кроме как насадить им нормальную жизнь силой. Но всегда найдутся те, кто будет противиться этому. Для устранения этих людей в МРС есть такие, как Жюбо.

— А неужели недостаточно (вырезано цензурой)?

— Боюсь, она не станет заниматься такими мелочами, — покачал головой Валет. — (вырезано цензурой) занимается безопасностью Дельты Миров, а демонтажный отдел прикреплен к МРС специально, чтобы подменять ее. В частности, о квалификации Жюбо свидетельствует последняя вылазка в шестьсот шестьдесят шестую. Из того похода живыми вышел только Жюбо и дежурный колдун.

— Дежурный колдун? — переспросил Эпсон. — А он что делает?

— Я думаю, лучше пускай Начальник вам об этом расскажет, — почему-то замялся Валет. — Я и сам толком не понимаю, что делает наш дежурный…

Валету повезло, что мысли магика сейчас полностью обратились к изучению Центрально Цеха, и он пропустил мимо ушей эту довольно странную подробность — как мог колдун, работавший в МРС уже полвека, не знать, чем занимается дежурный.

Телега продолжала везти их меж отделений нижнего яруса. Каждый отдел отгородился от основного цеха и соседних помещений стенками без потолка, поэтому увидеть, что там творится, можно только сквозь дверной проем. Но даже мимолетные виды показывали удивительные вещи. Вот, к примеру, промелькнул огненный дракон. Горящие зверюги расположились в огромном отсеке, о чем-то ревели на своем наречии, кое, по словам знатоков, настолько сложно, что не поддается даже Знанию. И вообще, учительница Эпсона говорила, сканирование дракона Знанием, может привести к полному сумасшествию, настолько их логика отличается от людской. А вот помещение с множеством непонятных станков. А вон там, словно в огромном мыльном пузыре, работал конструктор. Или тут два механических человека беседовали друг с другом, причем перемеживая речь нецензурщиной, да там складно, что аж завитки брали. Тут у нас клетки с различным зверьем, тут инструментальная комната, там Генератор Мало, а вон там и преобразователь Мало в оны. Вероятностные распылители, выстроились рядом со стеной, а рядом снова непонятные кристаллы. И всюду, всюду снуют люди в полосатых одеждах. Желтый и черный цвет пестрит, кажется даже, он возымел запах в Центральном Цеху. Но телега таки закончила путь, привезя Эпсона, Квазара и Валета к лестнице на второй ярус.

— Наверное, теперь и мне надо откланяться, — сказал Валет неуверенно и бросил быстрый взгляд в сторону кучки рабочих, собравшихся за небольшим столом и зачем-то бивших по нему ладонями. — Квазар проводит вас в ваш кабинет, а мне надо… работать.

— А чем они там занимаются? — спросил Эпсон, спускаясь с платформы, и указав на рабочих за столом.

— Так перерыв же! — воскликнул конструктор. — А они играют в камни.

— И долго длится перерыв? — не отставал магик, подозрительно наблюдая за игрой.

— Полчаса, — ответил Валет, начавший уже перетаптываться. — У меня осталось всего пятнадцать стандартных минут Мира, чтобы присоединиться к игре. Простите, магик, но я пошел.

Магик смотрел, как полненький Валет в мгновение ока очутился возле стола, и тут же послышался взрыв хохота. Эпсон провел рукой по чисто выбритому подбородку, о чем-то задумался.

— Магик? — спросил Квазар, стоявший рядом с лестницей. — Вы идете?

— Я, пожалуй, познакомлюсь с рабочими и местными играми, — пробормотал Эпсон и пошел за Валетом.

Приближаясь, Эпсон успел выучить как минимум восемь новых ругательств и вспомнил где-то пятьдесят, слышанных ранее. За прямоугольным столом, помимо игры, шла еще и оживленная беседа. Эпсон сосредоточился, пробежался по игрокам Знанием и получил целый поток информации, хотя тут произошло что-то странное. Все игроки разом кинули маленькие костяшки на стол, а одни — толстенный детина под два метра высотой — воскликнул, как показалась Эпсону, на весь цех:

— Ну и какая б… сканирует? Валет, опять ты?

— Конечно он! — проревел худой коротышка. — Валет, сколько можно уже…

— Да не я это! — оправдался конструктор.

— А ну, покажи камень? — подскочил еще один в полосатом комбинезоне — усатый мужик в очках. — Ну само собой! С таким камнем без Знания можно только…

— Да я бы вас на раз выбил! — теперь уже взорвался Валет. — У самих одни куши! Да я бы вам фельдмаршала повесил!

— Ты с темы не сходи, — не отставал толстый великан. — Зачем сканировал? Я же почувствовал, что Знание серьезное.

— Да пошел ты Темному в жопу! Если бы я и считывал, ты бы хрен заметил!

Теперь уже все шестеро подскочили и бросались ругательствами, да так, что Эпсон начал опасаться за барабанные перепонки. Потому решил это прекратить. Стол с разбросанными камнями вдруг затрещал, по нему пробежала сеть трещин, медленно складывающаяся в слово «Привет». Мужики замолчали, повернулись к магику.

— Прошу прощения, но сканировал вас я, — сказал Эпсон, подойдя к столу. — Меня зовут Эпсон, я — ваш новый магик.

Работники притихли, и только маленький белобрысый мужик пробормотал вполголоса: «Пиздец игре».

— Рады знакомству, магик, — сказал самый здоровый, — но сейчас перерыв.

Он спокойно сел обратно, легонько стукнул пальцем по столу и «Привет» пропал — столешница опять стала идеально гладкой. А магик не мог поверить глазам — все шестеро уселись, Валет принялся мешать камни.

— А может быть, вы мне хотя бы представитесь?

— Контер, — сказал здоровяк, разглядывая выбранные из кучки камни.

— Арнах, — представился второй.

— Валет, — зачем-то тоже назвал имя конструктор.

— Арч.

— Конток.

— Синкро.

— Голый! — сказал тот, что представился Арнахом, Конток стукнул по столу камнем без рисунка.

А магик открыл рот от удивления. Неужели этим работникам дурацкая игра важнее знакомства с непосредственным начальником?

— Магик? — послышался сзади голос Квазара. — Игра в камень для них действительно важна. Это же особо ответственные работники, за столом нет ниже пятого разряда. Они вкалывают по двадцать часов и перерывы для них — единственная возможность расслабиться. Не удивляйтесь, как только перерыв окончится, они полностью изменятся, а пока их лучше не трогать.

— А если бы тут Долтон проходил? — спросил Эпсон.

— Да хоть Мастер. Это ничего не изменило бы. Давайте лучше я покажу вам ваш кабинет…

— А это кто там? — перебил Эпсон, которого явно задело поведение рабочих. — И почему он так одет?

— Это Берэ, магик. Дежурный первого разряда, — ответил Квазар почему-то тихим голосом.

— Первого? А я думал, в МРС Дельты нет первых разрядов?

— Берэ — исключение, магик, — еще тише ответил Квазар.

Эпсон еще несколько секунд рассматривал фигуру в старом засаленном комбинезоне, сидевшую на деревянной лавке под лестницей. Действительно — первый разряд. Полоски на одежде идут часто-часто, а в зависимости от разряда, они становятся шире. Но Эпсон решил разобраться с этим позднее и пошел за Квазаром на второй ярус Центрально Цеха МРС.

Глава вторая, подраздел первый: Читатель познакомится с замечательным во всех отношения Начальником Магико-Ремонтной Службы, и, наконец, на сцену выйдет главный герой нашей истории

Кабинет магика оказался даже не на втором ярусе, а на четвертом. На второй вела обычная железная лестница, а вот дальше — до пятого яруса — поднимающихся доставляли эскалаторы. Ну, и последние два яруса снабдили широкими кабинами лифтов. Очевидно, так сделали, дабы подчеркнуть статусы служащих. По нижнему ярусу ходили, в основном, обычные рабочие — до пятого разряда. Там же располагались и комнаты отдыха, и раздевалки, и склады. Второй ярус отвели для старших разрядов — пятого, шестого и седьмого. Эти служащие уже имели собственную комнатку, правда, по размерам чуть больше кладовки. Третий ярус считался обителью знаников — специальных служащих, занимавшихся документацией. Третий ярус Центрального Цеха — самый ухоженный и чистенький, потому как знаниками работали исключительно женщины. Что не мешало сотням мужчин сновать из кабинета в кабинет, дабы попросить напечатать какой-нибудь документ, достать справку, а то и подбить клинья к прекрасной половине МРС. Четвертый ярус облюбовали магики. С этого этажа еще можно докричаться до работников внизу и отдать приказ, а вот с пятого яруса не получится, потому что туда ведет эскалатор, протяженностью метров в двести. Там главный архив МРС — один из многочисленных отделов Центрального Архива Дельты Миров — пожалуй, самого важного учреждения на Острове Мастера. Конечно, и сам отдел, и его руководитель сильно уступали Центральному Архиву, и уж тем более Архивариусу, но очень трудная задача — спорить в квалификации со столь значимыми персонами или учреждениями. М-да…

Шестой ярус, как уже сказано выше, оборудован лифтом. И это насущная необходимость, потому что от первого этажа его отделяет почти километр. Тут всего пара кабинетов: один — Инженера МРС, второй — Техника МРС. Техник МРС — третий человек в Службе, и занимается он наймом новых сотрудников, их увольнением, а так же отвечает за все технологическое оборудование. Инженер МРС — ответственный исключительно за планирование работ, что выполняет Служба.

Ну и седьмой ярус, куда ведет небольшой лифт — под потолком Центрального Цеха. И тут всего одно помещение — кабинет Начальника Службы, всемогущего Долтона. Колдуна пятого уровня, служащего вне разрядов, одного из самых могущественных лиц Дельты Миров. Уж сколько о нем слышал Эпсон от Магистра Хиты! Хотя, чисто технически, Хита имеет более высокий колдовской уровень, нежели Долтон, но тут история очень темная. Дело в том, что Долтон когда-то тоже был Магистром, но после (вырезано цензурой) Мастер каким-то неведомым образом понизил его уровень на единицу. Как такое возможно, Эпсон не знал, не ведала этого и его учительница, но сказала, что пусть уровень Долтона понизился, в силе он вряд ли потерял. И почему тогда он не носит титул Магистра тоже неясно. Примерно эти мысли занимали магика по пути в новый кабинет, пока Квазар рассказывал о ярусах Центрального Цеха.

— А это ваш кабинет, магик, — сказал Квазар, открывая дверь резного дерева.

Эпсон помедлил, оглядывая ряды дверей, убегающих по балкону четвертого яруса. Внизу закипала работа — перерыв окончился.

— Так значит, все это — кабинеты других магиков? — спросил Эпсон. — И сколько их всего?

— Что-то около двадцати, но сейчас в Центральном Цеху только четверо. Остальные в Мире.

— Любопытно, — пробормотал Эпсон и вошел в кабинет.

Помещение ему отвели довольно-таки просторное — метров десять на десять. По бокам кабинета металлические шкафы с выдвижными ящиками, противоположная стена могла похвастаться широким окном, перед ним стол с монитором компьютера.

— С новосельем вас, магик, — сказал Квазар радостно.

— Спасибо. Ну, хорошо, показывай, как тут чего.

Эпсон пошел к столу, Квазар двинулся к шкафам и выдвинул один из многочисленных ящиков.

— Вот тут хранятся краткие дела работников МРС. Ну, вернее тех отделов, которые находятся непосредственно в вашем распоряжении…

— А это какие отделы? — перебил магик, вешая плащ на спинку кресла.

— В первую очередь — конструкторский и монтажный отделы. Это — самые большие отделы МРС, вокруг них все и строится. Из малых отделов можно выделить ткацкий, огневой, механический и дежурный.

— А сколько всего сотрудников работают под моим началом? — спросил Эпсон, усаживаясь за стол, и примеряя седалище к мягкому креслу. Ощущения при этом он испытывал самые приятные.

— Около двух тысяч высококвалифицированных работников — пятые, шестые и седьмые разряды; и пять тысяч остальных. Вот в этих шкафах находится основная документация по оборудованию. Не вся, но в архивах можно…

— Расскажи мне лучше об отделах поподробней, — опять перебил Эпсон и нажал кнопку включения компьютера. Экран сразу засиял, отображая главное меню. Так с ходу магик не смог определить, как ориентироваться в этом чуде техники — операционная система тут совсем иная, нежели в машине на его прежней работе. Но скорость включения и запуска порадовала — раньше приходилось ждать по несколько минут.

— Конструкторский и монтажный отделы занимаются конструктурированием и монтажом. В ткацком отделе работают ткачи, в механическом — механики, в огневом — огненные драконы, а в…

— Отделе дежурных служат дежурные, — нахмурился магик. — Я хочу знать подробности.

Под грозным взглядом Эпсона, Квазар покрылся испариной и покраснел, потом начал мямлить:

— Понимаете… я… не так давно…

— Да все я понимаю, расслабься, — усмехнулся магик. — Расскажи то, что знаешь.

— Ну, конструктора делают все, что угодно, в переходном поле. Ткачи превращают Мало в оны и поставляют конструкторам. В обязанности монтажников входит установить это что-то по месту требования. Механики следят за оборудованием в Дельте, особенно за Насосами, которые качают Мало и оны. Ну а дежурный…

— Дежурит! — раздался звонкий голос, а следом в кабинете началось нечто странное.

Из центра помещения послышался звук, будто там повис невидимый пчелиный рой, потом примерно в метре от пола, начала проявляться человеческая фигура, сделанная, казалось, из воды. Еще мгновение, по фигуре пробежали волны, и она приобрела цвета. Звук усилился до нестерпимо-громкого, и все стихло. На паркет кабинета медленно опустился молодой мужчина с длинными черными волосами, в круглых очках, одетый в полосатые одежды цветов МРС. Не комбинезон, но нечто вроде пиджака, брюк и плаща с длинными рукавами. И наряд этот имел всего семь полос: три черные и четыре желтые. Столько полосок в одежде носит только один человек — Начальник МРС Долтон.

— Ля ром де ля Мастер! — подскочил Эпсон.

— Ля ром де ля Мастер! — пропищал из угла Квазар.

— Ля ром де ля Мастер, — сказал Долтон спокойным, звонким голосом. Правда, Эпсон заметил, голос отдается в помещении легким эхом. — Я приветствую тебя, магик Эпсон.

— Я вас тоже, Начальник, — залепетал магик. — Это такая честь… мне сказали, что вы в шестьсот шестьдесят шестой эпохе, а ни то я сам бы к вам зашел… доложиться…

— Новый магик в МРС — достаточная причина, чтобы прервать дела, — сказал Долтон и повернулся к Квазару. — Сделай мне стул, я устал и мне лень колдовать.

— Сейчас, сейчас, — забормотал Квазар, идя к столу Эпсона. — Но мои конструкции не будут долго…

— Я знаю, на что ты способен, — скривился Начальник. — Я долго еще буду ждать?

— Садитесь в мое кресло, Начальник, — предложил Эпсон.

— Ну уж нет, в своем кабинете каждый должен сидеть на своих местах.

А Квазар тем временем лихорадочно создавал что-то. Вокруг него образовалось переходное поле, похожее на мыльный пузырь, потом немного расширилось у ног, и рядом со столом начал проявляться стул. Наверное, Квазар хотел сделать что-нибудь красивое, достойное задницы Начальника, но хватило его на жиденький стульчик со спинкой. Переходное поле пропало, спинка растворилась в воздухе.

— Простите, — залился краской зам магика.

— Ну что мне с тобой делать? — всплеснул руками Долтон. А потом приподнял бровь, и на месте стула вмиг появилось кресло с резными ножками, куда шикарнее, чем у Эпсона, между прочим. — Иди с глаз моих долой.

Квазар, красный, будто солнце на закате, выбежал из кабинета, Долтон подошел к созданному им же креслу, и сел. Жестом Начальник предложил сесть и Эпсону, магик поспешил последовать просьбе.

— Мне просто было лень делать макет самому, — подмигнул Начальник Эпсону. — А переделать созданное другими, куда проще, и я действительно страшно устал. Пока дела в шестьсот шестьдесят шестой идут неважно. А вообще, не стоит сердиться на Квазара, он хороший мальчик, и когда-нибудь станет хорошим колдуном. Ты ведь тоже молод, вот я подумал свести вас вместе, а не отдавать Квазара на расправу какому-нибудь Магистру. А так, у нас есть два молодых гения, которые, может быть, удивят весь МРС.

— Спасибо, — сказал Эпсон, на самом деле не понимая, как расценивать эти слова. Если это и похвала, то какая-то странная. С одной стороны, его назвали гением, с другой — сосунком. Хотя Долтон выглядел его ровесником! Но магик быстро выбросил эту мысль из головы. Разумеется, Начальник выглядит так, как хочет, а на самом деле ему может быть и миллион лет. Ну, миллион, может, и перебор, но несколько тысяч — легко. Хите вон, шестьсот с лишним, а на вид она — мама не горюй! Особенно обнаженная и на белых шелковых простынях… Однажды Эпсон имел неосторожность упомянуть о ее возрасте, и учительница закатила такую бурю в стакане! Поэтому магик прогнал сравнения внешностей из мыслей, улыбнулся и сказал:

— А вы пришли, чтобы ввести меня в курс дела, Начальник?

— Если честно — нет, — ответил Долтон и положил ноги на стол Эпсона. — Мне действительно надо было отдохнуть, а повода не было. Вот я и слинял. Да и вообще, чего тебя в курс дела вводить?

После этих слов Эпсон все же решил, что предыдущие реплики о возрасте были похвалой, но Начальник разрушил его логические, и весьма приятные самолюбию построения, всего одной фразой:

— Тут и полный идиот справится.

Долтон достал из внутреннего кармана плаща сигареты, закурил. Обдумывая последнее заявление Долтона, магик заметил два странных зеленых браслета, мягко светившиеся на запястьях Начальника.

— То есть как? — не нашел сказать ничего умнее Эпсон.

— А так, — ответил Долтон невозмутимо. — Центральный Цех МРС и все его отделы — лучшие во всем МРС. Здесь работают лучшие специалисты, самые квалифицированные колдуны, многие из них даже помнят момент основания Службы. Треклятье Темного, да если даже я провалюсь в Дум, МРС продолжит работать, как ни в чем не бывало! А вот в малых цехах посложнее. Там, в основном, молодежь служит, и им нужны высококвалифицированные руководители. А тут все просто, и ребенок справится.

— Ну тогда может быть меня лучше поставить туда простым работником, — скуксился Эпсон. — Я бы набрался опыта, а потом уже оправдал оказанное высокое доверие…

— Ты что, обиделся, что ли? — развеселился Начальник. — Ты это брось. Каждый должен быть на своем месте, а оттого, что ты превратишься в очередного классного рабочего, пользы много не будет. Понимаешь какое дело, мальчик мой, МРС — очень древняя организация. Среди остальных Служб Дельты Миров мы находимся особняком и наше предназначение тоже особое. На протяжении сотней циклов мы подбирали лучших колдунов, чтобы исправить ошибки прошлого, и нам это удалось, но не так давно Мастер отпустил нескольких лучших наших руководителей. И тут мы столкнулись с проблемой. Рабочие у нас есть, а командовать ими некому. Мы с Мастером посоветовались, и он решил, что надо привлекать новых потенциально сильных колдунов широкого спектра деятельности. Можно сказать: мы готовим себе замену.

— Вы прочите меня на свое место? — не поверил ушам Эпсон.

— Тебя или Квазара. А чего ты так удивлен? Я уже давно служу Мастеру, а усталость, знаешь ли, имеет свойство накапливаться. Я слишком устал исправлять ошибки молодости, но и поставить мне на свое место некого. Но если я найду себе замену, Мастер подарит мне Замок в Дельте и я, наконец, смогу насладиться заслуженным покоем. Так что старайся, магик Эпсон. Может быть, лет через сто, ты станешь новым Начальником. А может, это произойдет даже раньше. Все зависит от тебя.

— Я приложу все возможные усилия к этому, Начальник. Спасибо. — Эпсон залился краской, как до него Квазар, и подумал: а ведь все совсем не так плохо, как виделось всего пару минут назад.

Начальник докурил сигарету, зажал в кулаке, она растворилась там без остатка. Долтон еще раз улыбнулся магику и сказал:

— Но слегка в курс дела ввести тебя все-таки надо. Итак, твоя главная работа заключается в руководстве, а еще ты отвечаешь за Насосы. И второе, пожалуй, даже важней первого. Насосы Мало — это то, на чем стоит МРС. Без Мало не будет онов, без онов конструкторам не из чего будет конструктурировать. Поэтому механический отдел не зря отдан в твои руки. Квазар будет помогать тебе, чем сможет — у него все же побольше опыта, он у нас уже почти год работает. Если что, обращайся ко мне. Я всегда готов помочь советом. На этом все. Вопросы есть?

— Только один, а для чего создан дежурный отдел?

Вдруг брови Начальника свелись, а магик почувствовал шквал сканирования Знанием — ощущение довольно неприятное. Но уже в следующую секунду Начальник вернул добродушный взгляд и сказал весело:

— Дежурный отдел создал для дежурства. Там служат специалисты… м-м-м широкого профиля. У тебя в подчинении отдел дежурных самый маленький в МРС, зато и спец там самый крутой.

— Это тот первый разряд, что ли? — спросил Эпсон удивленно.

— Да. Берэ куда более квалифицирован, чем кажется на первый взгляд. Он тут тоже очень давно, будем надеяться, ты освоишься с ним.

— А кто еще… — начал Эпсон, но Начальник перебил:

— Все, надо бы мне заглянуть к себе. Основное я тебе сказал, в остальном разберетесь вместе с Квазаром. Дерзай, парень. Удиви меня.

Сказав это, Начальник поднялся с кресла и вышел из кабинета, оставив магика с ворохом чувств, в которых еще только предстояло разобраться.

— Ну, давай, просвещай меня, — сказал Эпсон Квазару, стоя на балконе четвертого яруса, как раз рядом с входом в свой кабинет. В руках магика дымится чашка кофе, Квазар курил, стряхивая пепел прямо с балкона, на пол первого яруса.

— Простите, магик, но о чем вы? — спросил Квазар.

— Начни со своего деда, а там уже посмотрим.

— А чего тут рассказывать? — пожал плечами Квазар. — Мой дед — Магистр Биатриче. Один из самых могущественных Магистров Мира, Второй в Ордене Одуванчика. Он меня и перетащил в Дельту.

— А если поподробней? — не отстал магик, ощущая Знанием, насколько эта тема волнительна для молодого колдуна. Хотя, молодого — это относительно. На самом деле Эпсон всего лет на десять старше Квазара, а в сравнении с Начальником, или тем же Биатриче — они оба сопливые дети.

— Магистр хотел провести какой-то колдовской эксперимент на мне и моих братьях, но когда они попали в автомобильную катастрофу, эксперимент провалился. И, однако, Магистр нашел меня, сказал, что я довольно перспективный колдун, и перетащил сюда.

— А кто был твоим учителем?

— Никто. В какой-то момент я понял, что наша жизнь — это всего лишь набор случайных событий, и что разделяются они на хорошие и плохие…

— Теория зебры, — усмехнулся магик. — Это азы.

— Ага. А потом до меня дошло, что если искусственно совершить плохое дело, сотворить зло без всякой причине, мне потом непременно везет. То же самое было, если я сделал что-то хорошее за просто так — мне в этом случае не везло. А дальше я понял, как накапливать хорошие и плохие дела, чтобы потом переносить их на других людей. И вот, однажды, когда я был полон отрицательных событий, мои братья меня сильно взбесили. А дальше все просто: бутылка чачи, косяк травы и…

— Загадочная автомобильная катастрофа, — закончил Эпсон. — Да, все как по книге.

— А у вас все было так же?

— Нет. Моя эпоха была когда-то разрушена армией Темного, потом туда пришло МРС. Им нужны были помощники, и они набирали перспективных людей. Правда, это все было очень давно, и меня взяли, когда уже эпоха была фактически восстановлена, но Магистр Хита — моя учительница — посчитала, что я очень способный и взяла меня на обучение. Оно длилось семь лет, в результате я стал начальником отдела МРС восемнадцатой эпохи, а потом Хита пробила мне место в Дельте.

— Вы были начальником? — переспросил Квазар, выкидывая сигарету вниз. Эпсон проследил ее взглядом, но до пола она не долетела. Примерно на уровне второго яруса, сигарета вспыхнула и рассыпалась невесомой пылью.

— Начальник МРС восстановленной эпохи — это далеко не так круто, — поморщился Эпсон, оглядывая все богатства Центрального Цеха. — Скорее это декоративная должность, работать-то в нашем МРС никто не работал. Поэтому я так и обрадовался переводу, а оказалось, я променял одну декоративную должность на другую…

— Ну, не скажите, магик, — возразил Квазар. — Конечно, у вас пока еще мало опыта, но должность магика не декоративная. У вас уйдет не так много времени, чтобы разобраться со всем…

— Да какая разница, Квазар! — перебил Эпсон. — Ты что, не понимаешь, нас с тобой просто испытывают на прочность, даже не надеясь, что мы выдержим испытание. Помнишь, как на меня смотрели те рабочие? Как на пустое место! Стало быть, такие магики как я приходят в МРС частенько. И так же частенько они не справляются и их скидывают. Может быть, даже обратно в Мир отправляют! Да тот же Валет, наверняка, куда более значим для МРС, чем мы с тобой. Уж его Начальник точно не уволит, а меня с тобой, несмотря на нашу протекцию в виде двух Магистров, выгонит за милую душу. Слишком хорошо я знаю Магистров, чтобы верить всем их словам, даже самым похвальным. Приободрить, а потом макнуть головой в дерьмо — это была любимая тактика Хиты.

— Не думаю, что все так грустно, магик, — покачал головой Квазар. — Да, на вас возложили большую должность с маленькой ответственностью. Но ведь простым рабочим никогда не выпадет такого шанса!

— Какого шанса?

— Справиться, магик. Справиться и стать великим.

Эпсон усмехнулся. А может, Квазар и прав? Ведь, действительно, ему выпал шанс добиться, а у всех этих рабочих, снующих внизу, шанса нету. Даже несмотря на высокую квалификацию и огромный опыт, даже несмотря на чрезвычайную полезность для Дельты Миров.

— Хорошо, Квазар, — сказал Эпсон, усмехнувшись. — Начальник сказал: удиви меня. Давай попробуем удивить его пораньше. Пошли, покажешь мне цех.

Они спустились по эскалаторам до второго яруса, потом по лестнице, и оказались рядом со столом, где валялись перевернутые камни для игры. Эпсон взял один, взглянул на обратную сторону с изображением пятиконечной звезды.

— А как играют в эту игру? — спросил магик у зама.

— Даже не знаю, — ответил тот. — Но правила довольно сложные, насколько я понял. Пару раз мне предлагали поиграть, но каждый раз я проигрывал в пух и прах. Смысл примерно такой: к каждому рисунку надо ставить другой, такой, чтобы совпадал по смыслу. Например, к звезде подойдет рисунок солнца, и пустой камень. А вот к этой горе подойдет вода, трава, звезда, солнце, медведь и коза. К пустому камню подойдет только полный камень…

— Погоди, ты же говорил, что к пустому камню подходит звезда?

— Нет, это к звезде подойдет пустой камень, как символ чистого ночного неба, а по отношении к пустому камню, может быть только полный. Тут все дело в комбинациях и ассоциациях. Одни камни подходят к другим, но если тебе попались другие, не факт, что к ним подойдут предыдущие. Вот поэтому я все время и проигрывал — слишком сложно запомнить все комбинации. К тому же есть еще понятие ассоциаций. Если ты сможешь доказать, что этот рисунок подойдет к тому, и тебе никто не возразит, им можно играть. При этом другие игроки может и могли бы возразить, но им выгодно, чтобы был поставлен именно этот камень…

— Ладно, хватит, — прервал Эпсон. — Это действительно сложновато. Неудивительно, что ты проигрывал…

— Он проигрывал не поэтому, — прозвучал приглушенный голос сзади. Магик с Квазаром обернулись и взглянули под лестницу — там, в той же позе, что и несколько часов назад, сидел мужчина в комбинезоне с частыми полосками. Берэ — дежурный МРС первого разряда.

— Что ты сказал? — переспросил Эпсон. — И почему ты не работаешь?

— Я работаю, и я сказал: он проигрывал не потому, что не усвоил всех правил. Просто игра в камни построена на колдовстве и жульничестве.

— Ты лжешь. Я же при тебе попытался прочитать их Знанием, и ты видел, что произошло.

— Это потому, что твое сканирование было настолько же утонченно, как сглаз недоумка, — сказал Берэ безразлично. — Чтобы играть в камни, необходимо ни только выучить, какой камень подходит к какому, но еще и уметь колдовать на самом тончайшем уровне. Каждый игрок за те полчаса, который играет, тратит все свои вероятности. Именно поэтому перерыв и установили получасовой — редко кто сумеет выдержать больше, а играть без вероятностей бесполезно. Все одно проиграешь…

— За кого ты меня принимаешь? — нахмурился Эпсон. — Если я захочу, чтобы мне попались определенные камни при раздаче, я затрачу всего пару десятков вероятностей, притом не самого малого уровня.

— А если пять других колдунов будут тратить вероятности, чтобы тебе попался плохой камень? — усмехнулся Берэ. — К тому же, если ты начнешь колдовать в открытую, все сразу это почувствуют и обвинят тебя в жульничестве. Потому-то большая часть вероятностей тратится на то, чтобы скрыть следы собственного колдовства. Игра в камни — одна из самых сложных колдовских игр, и слабому колдуну, вроде твоего зама, не хватит сил, чтобы играть хотя бы на самом убогом уровне. Но надо быть не просто сильным колдуном, но долго учиться колдовать так, чтобы другие не заметили. При этом такое умение пригодится тебе только для игры в камни, поэтому так мало желающих играть в эту игру. Пару лет учиться, потом выкладываться пока играешь так, как не выкладываешься на работе, и все просто ради забавы и убийства времени. Поэтому и ты не сможешь играть в камни.

Берэ умолк, а Эпсон нахмурился сильнее, и пристально рассмотрел дежурного. Личность надо сказать, не самая привлекательная внешне. С сединой, но большая часть волос темная, глаза карие, с легким презрением, одежда крайне неопрятная и мешковатая, покрыта пятнами и неглаженная, прическа тоже неаккуратная — волосы на голове чуть длиннее среднего пальца, не причесаны, торчат во все стороны. Да и вообще, даже в сидячем положении его фигура кажется какой-то нескладной и непропорциональной. Отовсюду торчат углы, плечи всего немного шире таза, руки чересчур длинные, ноги тоже, и то и другое тонкое, почти без мускулатуры.

— За твоими объяснениями, о которых, заметь, тебя никто не просил, я пропустил кое-что важное, — сказал Эпсон. — Ты сказал, что работаешь?

— Угу, — ответил Берэ невозмутимо.

— А мне кажется, ты бездельничаешь. Причем в открытую.

— У каждого своя работа, магик. Вот ты должен бы сейчас руководить, отдавать приказы, следить за другими, но вместо этого ты беседуешь со мной. И мне тоже упорно кажется, что ты бездельничаешь.

— Чего? — не поверил ушам Эпсон. — Да как ты разговариваешь с магиком, дежурный. А ну-ка встал!

Берэ и не подумал исполнить приказ. Он продолжал сидеть, насмешливо рассматривая Эпсона и Квазара. А магик начал терять терпение. Он еще с прошлой работы привык, ему все подчиняются и никто не перечит. А тут мало того, что это ничтожество перешло на «ты», так еще и не исполняет приказы! Эпсон посмотрел на Берэ исподлобья и послал в дежурного легкое болевое проклятье.

Отступление Архивариуса: проклятье. В колдовстве есть три основных понятия: заклятье, проклятье-благословение, треклятье. В частности, проклятье — заклятье, направленное к нанесению вреда человеку, или чему угодно. Проклятью поддаются не только живые и материальные объекты, но даже нематериальные (например, нити). Самый простой и распространенный вид проклятья — сглаз. При сглазе, колдун не может контролировать само проклятье, и оно может выразиться в чем угодно, с единственной оговоркой: сглаз всегда наносит вред. Например, сглаженный человек может сломать руку, у него может испортиться настроение, он может поскользнуться, может потерять память, может проиграться и т. д. Что конкретно с ним произойдет, колдун не решает, но что-то произойдет, причем непременно плохое. Но так же стоит сказать, что проклятье не может привести к смерти чего-либо. Сглаз может быть сильным или слабым, но его никогда нельзя проконтролировать. Проклятья более высокого уровня более-менее направлены. В нашем случае Эпсон применил «болевое проклятье», а оно обязательно должно сделать проклинаемому больно. Колдун не может сказать наверняка, каким путем придет к жертве боль, но может быть уверен, боль таки к нему придет. Проклятья — одно из двух неконтролируемых колдовских заклятей. Соответственно, второе — это благословение. Действие благословения, как наверняка понял Уважаемый Читатель, полностью противоположно проклятью.

Ничего не произошло. По идее, на Берэ должна упасть лестница, или отказать почка, или с верхних ярусов кто-нибудь уронит камень, что упадет на голову дежурного, но ничего не случилось. Берэ как сидел, так и сидит под лестницей и насмешливо смотрит на магика и зама. Эпсон рассердился еще больше, и швырнул болевое проклятье посильнее. Снова ничего! Тогда магик разошелся ни на шутку, и метнул самое мощное болевое проклятье, на какое способен. Никаких результатов.

— Пойду-ка я подыщу себе какую-нибудь работу, пока у тебя не кончились вероятности, — зевнул Берэ и поднялся. Оказалось, стоя он выше Эпсона почти наголову.

— Стоять, мерзкая тварь! — воскликнул Эпсон. — Я твой магик, и ты будешь мне подчиняться!

— А я разве спорил с этим, — усмехнулся Берэ. — Ты же был так озабочен, что я не работаю, вот я и пойду, найду себе работу. Что не так?

— Почему на первого разряда не действуют проклятья? — повернулся Эпсон к Квазару.

— Я не знаю… — начал зам, но магик его даже не слушал.

— Почему на тебя не действуют проклятья, мразь?! — воскликнул Эпсон Берэ. — Почему ты не слушаешься моих приказов?! Ты что, хочешь, чтобы я тебя уволил?

— На меня не действуют никакие заклятья, в том числе и проклятья, и треклятья, — ответил Берэ спокойно. — А тебе надо бы научиться сдерживать эмоции…

— Заткнулся! Я сейчас тебя… Да ты хоть знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?! Квазар!

— Да? — вытянулся по струнке зам.

— Арестовать этого ублюдка… а где он?

Эпсон всего на миг повернулся к Квазару, но когда бросил взгляд под лестницу, где только что стоял Берэ, того уже и след простыл! Вот только что ухмылялся и дерзил, а уже нет никого. Магик осмотрелся — никого. Ну, то есть, работники МРС ходят по цеху, но Берэ среди них нет.

— Какого Темного? — пробормотал магик. — Что только что произошло? Куда он делся?

— Я не знаю, магик, — ответил Квазар виновато.

— Кто он такой, Треклятье Темного на его эпоху!

— Дежурный… — пробормотал зам.

— Теперь что, ты издеваешься?! — воскликнул Эпсон. — Я колдун третьего уровня, от моего проклятья не сможет укрыться никто ниже четвертого уровня, а просто проигнорировать его может только шестой уровень! А этот… а ну-ка погоди.

Эпсон закрыл глаза, постарался уменьшить биение сердца и успокоиться. Удалось это не сразу, поначалу его всего била обида на кого-то (потому что обижаться на Берэ он не хотел), грудь ходила вверх-вниз, словно Река в Шторм Вероятностей, но минуты через полторы, он сумел включить Знание и попытался найти Берэ. И тут гнев сменился удивлением. Берэ нигде не было! От Знания можно закрыться, да, его можно запутать, как сделал, например, тот же Валет, или переполнить чем-нибудь плохим, как получилось у Жюбо, но сделать так, что тебя просто нет — невозможно. Даже Мастера можно почувствовать Знанием, не найти, но хотя бы узнать, что он есть; да что там, Знание позволяет даже Светлого или Темного познать, а иногда и вовсе найти их в Мире, но сделать так, чтобы совсем не читаться? Нет, так не бывает. И все же так есть. Эпсону ни удалось узнать ничего о дежурном колдуне первого разряда Берэ, и это очень странно. Очень, очень, очень странно.

— Темный с ним, потом узнаю про него у Начальника, — пробормотал Эпсон, поправляя прическу не только ладонями, но и помогая колдовством — пока он орал на Берэ, волосы растрепались. — Показывай мне мой цех.

Эпсон двинулся к отгороженным секторам нижнего яруса, Квазар покачал головой и потопал следом. Зам магика солгал — он знал, куда делся Берэ. Да тут и нет никакого секрета — рядом с лестницей дверь наружу, в нее и вышел дежурный, как только Эпсон отвернулся. Но почему же Квазар не сказал об этом Эпсону? За год работы в МРС, молодой колдун узнал много всего интересного, в том числе и несколько слухов о единственном дежурном Центрального Цеха. Да, весь дежурный отел состоял из одного Берэ — колдуна первого разряда, в своем роде чудовищного исключения из правил, и не только потому, что занимал такую должность, несмотря на низкий разряд. Во всем МРС Дельты Миров больше нет первых разрядов. Это нонсенс, в Дельте должны работать исключительно профи, но тем не менее, Берэ работал. Квазар так и не узнал причины, почему так, никто не поведал ему историю Берэ, потому что мало кто об этом знал, но все старики, служившие тут сотнями лет, сходились во мнении — Берэ лучше не трогать. Мало кто соглашался работать с ним в паре, мало кто даже заговаривал с дежурным! И причина тому самая простая — весь МРС побаивался Берэ, но почему, никто не знал.

Магик шел быстро, Квазар едва поспевал, иногда переходил на полубег, чтобы угнаться за широкими шагами Эпсона. Первым делом магик решил посетить отдел конструкторов — самый большой в Центральном Цеху. Они вошли в отделение нижнего яруса, отгороженное высокими стенками, но без потолка. Им повезло — работал Валет.

— Что он собирается делать? — спросил магик у зама.

— Сейчас посмотрю, — ответил Квазар, и зашарил по карманам полосатого комбинезона. Спустя десяток секунд, он извлек металлическую пластину с экраном и несколькими кнопками на одной стороне, и подковой, перечеркнутой крестом с другой. — Это нарядная картотека, магик. Тут записаны все наряды для любого работника…

— А почему у меня такой нет? — перебил Эпсон.

— Ваша картотека в компьютере. Так, сейчас посмотрим, чем занимается Валет, — Квазар нажал пару кнопок, потом палец заскользил по экрану. — Он конструктурирует двенадцать автоматических повозок…

— Машин, что ли? — приподнял бровь магик. — Ну-с, посмотрим.

Валет как раз приступал к работе. Квазар, видя, магик не все понимает, пояснял:

— Сначала конструктор должен создать переходное поле. Переходное поле — это…

— Портал на границу со Сном, — перебил магик. — Я в курсе. Но для этого надо иметь столько Мало…

— Вон по той трубе, Мало и подается.

И действительно, прежде чем создать переходное поле, конструктор подошел к тонкой металлической трубе. Эпсон раньше такого не видел, но принцип понимал. Труба сделана из Онита — это единственная возможность для перемещения Мало. Изначальная частичка бытия, самое малое из всего, что только может быть, притом еще взятая непосредственно из Алям-аль-Металя, Мало пройдет сквозь любую стену, металл или стекло. Да сквозь что угодно пройдет, потому что обычная материя для Мало, словно дуршлаг в крупную дырочку для воды. Но Онит — металл, сделанный из онов, и поэтому имеет абсолютную плотность. Трубы от Насосов Мало до Центрального Цеха изготовлены именно из Абсолютного Онита, потому что Мало способно пройти даже через простой Онит. Так конструктор получает возможность работать не рядом с Насосами Мало, а тут, в цеху. И это правильно, Мало используют тысячи колдунов по всей Дельте, в Насосной они даже не поместились бы.

Валет подошел к трубе, что заканчивалась странным кристаллом, рука погладила бесцветный камень, тот начал переливаться всеми цветами радуги.

— Это запорная арматура для Мало, — пояснил Квазар. — Кристалл выпускает не все Мало, но лишь малую дозу.

— А из чего сделан кристалл? — спросил магик.

— Кристалл, по сути, и сам есть — прессованное Мало. Благодаря потоку Мало в трубе, кристалл имеет материальность. Они питают друг друга — не было бы потока Мало в трубе, кристалл не мог бы существовать, не было бы кристалла, а был бы, допустим, кран из Онита, при открытии Мало безвозвратно выплеснулось бы в цех и растворилось, либо материализовалось во что-то непредсказуемое. Сейчас Валет впитал дозу Мало, для построения Переходного поля…

Пока Квазар говорил, конструктор уже начал работать. Зарядившись Мало, он вышел почти на середину отгороженного помещения, прикрыл глаза. Вдруг, из примерной середины тела — где-то на уровне живота — что-то вспыхнуло, а следом конструктора окружило переходное поле — тонкая пленка, переливающаяся разными цветами, размером примерно три на три метра.

— Теперь, когда переходное поле выстроено, можно приступать к конструктурированию, — продолжил пояснять Квазар. — Есть два способа конструктурирования: первый — материализация Мало после создания модели; второй — конструктурирование онами, которые ткачи преобразует из Мало. Для более сложных и больших конструкций используют первый способ, потому что с Мало работать легче, но материализовать готовую конструкцию из Мало — очень сложно и тут требуется ткач не менее шестого разряда. Превращение Мало в оны малыми порциями гораздо легче, но тут уже туго придется конструктору — с онами работать труднее. Фактически сейчас в переходном поле застыл маленький кусочек Сна — только так вообще возможно создать что-либо из Мало или онов — но так как во Сне изначальная единица именно Мало, с ней легче работать…

А тем временем, в работу включился Арч — маленький мужичонка, почти лысый, но, если судить по полоскам — седьмой разряд. А точнее — ткач седьмого разряда. Он тоже подошел к кристаллу на конце Онитовой трубы, только гладил запорную арматуру значительно дольше Валета — почти минуту. Потом Арч подошел к переходному полю и легонько коснулся переливающейся пленки-границы. Внутрь поля словно запустили маленьких мушек, причем — много-много. Черненькие точечки закружились вокруг Валета, потом быстро собрались в комок и опять разлетелись, приобрели некое подобие очертаний. В целом конструкция машины примерно совпадала с той, что принята в восемнадцатой эпохе: четыре резиновых колеса, каркас из металла, внутри четыре сидения для пассажиров и водителя; двигатель же помещался в задней части, скрытый дополнительной дверкой, впереди отсек для вещей. Но пока конструкция напоминала лишь сплетение тонкий паутинок, будто художник сделал набросок вещи, а теперь предстояло ее раскрасить. Арч еще раз сходил к кристаллу, зарядился Мало, преобразовал в оны и подал в переходное поле. Опять вокруг Валета завертелись черные точки, снова собрались в комок и нашли свое место в конструкции — машина обросла вполне материальным двигателем и прочими механическим внутренностями. Эпсон смотрел на это с открытым ртом. Валет воплотил такое количество сложнейших узлов и деталей, и все — одним только усилием мысли. Ведь, чтобы создать конструкцию, ее надо представить в мельчайших подробностях, в голове должен быть самый настоящий компьютер, дабы просто запомнить механические узлы: каждый шланг, каждый болт, каждую гайку, каждую трубку, каждую заклепку…

Дело осталось за малым. Ткач сделал третий подход к трубе, и подал Валету оны для конструктурирования кузова. Не прошло и десяти минут, а посреди отсека уже стоит самая настоящая машина, будто кто-то приехал и небрежно припарковался прямо в конструкторском отделе. Валет порвал переходное поле, просто ударив по пленке кулаком, и машину можно отправлять по назначению.

— Даже не верится! — воскликнул Эпсон. — Даже во Сне у меня ушло бы больше времени! И что же, машина теперь не растает?

— Нет, — улыбнулся Квазар. — Она сделана из онов, поэтому не принадлежит Алям-аль-Металю. А вот если бы Валет конструктурировал ее из Мало, Арчу пришлось бы попотеть, чтобы обратить в оны целую конструкцию из Мало. Этим способом вообще редко пользуются. Обычно, если надо сделать что-то большое или сложное, конструктора делают отдельные детали, а потом уже монтажники их собирают по месту. Помните работу Драхана?

— Такое разве забудешь? — ответил Эпсон.

— Тот железный куб сконструировали в переходном поле из Мало, преобразованного в оны, а потом уже отдали в огненный отдел. Мы создаем множество сырых материалов для механиков, да и вообще для многих отделов.

— Потрясающе! А куда пойдут эти машины? — спросил Эпсон, наблюдая, как Валет перешел к созданию второй конструкции.

— Все туда же — в шестьсот шестьдесят шестую, — ответил Квазар мрачно. — На нее сейчас девяносто процентов МРС работает.

— Любопытно, — пробормотал магик, явно пропустивший последнюю реплику мимо ушей. — А я так смогу?

И решительно направился к запорной арматуре. Арч застыл на половине пути к ней же, и вопросительно воззрился на Эпсона.

— Вы что-то хотели, магик? — спросил ткач.

— Да, я хочу попробовать что-нибудь сделать. Да хоть ту же машину, только такую, как в моей эпохе. Ты не против?

— Конечно, нет, магик, — поклонился ткач — сейчас он значительно любезней, нежели тогда за игрой в камни. — Только вам необходим наряд. Расход Мало под постоянным контролем…

— А кто выписывает наряды? — перебил Эпсон.

— Вы и выписываете, — ответил Арч. — Я просто беспокоюсь, чтобы все было по бумагам, а то с меня в конце цикла спросят.

— Все уже готово, магик! — сказал Квазар, подойдя ближе. Зам что-то писал в пластине. — Я оформил вам наряд.

— В таком случае, я не могу вам препятствовать, — поклонился ткач. — Вам требуется моя помощь?

— Не знаю пока. Давай я сначала попробую, а если мне не хватит онов, ты подашь. Итак…

Эпсон дотронулся до кристалла, и сразу почувствовал приток вероятностей. Мало или оны различаются только когда их используют для создания чего-либо, а так, колдун может сотворить заклятье что из первого, что из второго. Эпсон держался за кристалл почти четыре минуты — все же колдун третьего уровня способен вобрать куда больше вероятностей, даже по сравнению с седьмым разрядом. Ощущая, как по сути переливается чудовищное количество силы, магик создал вокруг переходное поле. Получилось с одной стороны лучше, чем у Валета, а с другой — хуже. Магик построил переходное поле пять на пять метров — его подчиненные едва успели отскочить, дабы не нарушить переливающуюся пленочку. И половина запаса Мало ушло бесследно. Эпсон закрыл глаза, преобразовал остатки Мало в оны — теперь можно начинать конструктурировать. Усилие воли — и вот тысячи черных точек сформировали фигуру весьма похожую на ту, что сейчас создавал Валет. Весь запас Мало истек, колдун почувствовал легкую слабость и сделал знак Арчу — подать еще онов. Ткач неспешно исполнил приказ, впустив в поле еще вероятностей. Магик с трудом, но сумел взять их под контроль, и принялся конструктурировать детали машины. Получалось откровенно плохо. В двигателе зияли дыры, болты и гайки появлялись, но кривые, или с сорванной резьбой, колеса отличались по диаметру, и на все уходило очень много онов. Арч подал еще вероятностей, и еще, и еще — всего восемь раз; и только тогда Эпсон закончил конструкцию. В результате вышла кривая колымага, с всего двумя сидениями, без руля, а двигатель никогда не заработал бы, на его месте фактически сконструктурировалась куча кривых бесполезных механизмов.

Магик раздраженно порвал переходное поле и пробормотал Арчу:

— Ты сможешь избавиться от этого? — его палец указал на только что созданную машину, будто та должна магику денег.

— Я попрошу кого-нибудь из демонтажного отдела, — сказал Арч, и улыбнулся. — Не переживайте так, магик — у вас очень даже неплохо получилось. Я бы так, к примеру, точно не смог бы. Как и большая часть работников МРС.

— Но у него-то вон как выходит, — буркнул магик, кивнув на Валета.

— Так на то он и конструктор, — пожал плечами ткач. — Зато он не сумел бы преобразовать Мало в оны, а вы это сделали. Он не смог бы накопить достаточное количество Мало, для создания переходного поля и части конструкции. Да, Валет конструктурирует лучше вас, но вы умеете такие вещи, которые он никогда сделать не сможет.

— Хорошо, — сказал Эпсон чуть бодрее. — Но все равно избавься от этого?

Арч кивнул и пошел ассистировать Валету, а к магику подошел Квазар со своей картотекой.

— Магик, могу вас поздравить — Начальник только что прислал вам первое задание.

— Да? — приподнял бровь Эпсон. — И какое? Я ведь еще даже не окончил осмотр.

— Пара пустяков, но никто кроме вас не имеет права выполнить эту работу — надо получить на Складе кристаллы для Насосов Мало.

— А где у нас Склад?

— Склад находится не у нас, а в Главной Башне Службы Радости. Им он нужнее, так что…

— Ты хочешь сказать, придется ехать в Служебный Город? — перебил Эпсон. — Это же отлично! Я столько лет мечтал увидеть его!

— Тогда я закажу нам вахтового дракона.

Всего десять взмахов огромных крыл понадобилось вахтовому дракону, чтобы донести Эпсона и Квазара к Служебному Городу — центру Дельты Миров. Здесь у крылатого ящера появились воздушные конкуренты. Десятки самолетов с пропеллерами жужжали над городом, либо улетали из него, либо возвращались. Это — курьеры Службы Радости. Почти пятьдесят тысяч мертвецов работают для исполнения всех причудливых просьб гостей Дельты; пятьдесят тысяч раз Мастер спустился в ад, чтобы вызволить себе и жителям слуг, что работают под страхом возвращения в преисподнюю. Служба Радости — очень могущественная организация, но не идет ни в какое сравнение с Магико-Ремонтной Службой. Мертвецы полностью неуязвимы и нечувствительны к боли, благодаря Обезболивателю — сложнейшей машины, полностью блокирующей неприятные ощущения. И это не прихоть, но насущная необходимость. Мертвые чувствуют боль в тысячи раз сильнее, нежели живые — это одна из особенностей, что происходит с сутью после смерти. В аду или в раю, но чувствительность возрастает настолько, что даже самое простое удовольствие, вроде сладкого чая, будет восприниматься, как сотня оргазмов; справедлива и обратная закономерность — страдания ада многократно усилены, поэтому уколов палец, мертвец испытает такую боль, будто ему отсекли ногу. Вместе со сверхчувствительностью мертвецам дарована и возможность бесконечно регенерировать собственное тело. И это тоже правильно: в раю мертвые будут вечно блаженствовать, не старея вовсе, а в аду грешников могут хоть на кусочки изрубать по сотне раз на дню, и они будут раз за разом восставать в прежнем состоянии, и все для того, чтобы страдать. Вот поэтому каждый курьер Службы Радости, хоть и скрепит зубами, втайне ропща на Мастера за нелегкий и неблагодарный труд, но ни за что не согласится вернуться в ад. Но отсюда и презрение к мертвым курьерам, со стороны других работников Дельты. Остальные-то считают службу здесь великим почетом, а курьеры только и мечтают, чтобы Мастер отправил их в отпуск, а то и вообще на пенсию.

Дракон завис над самым центром Служебного Города, как раз там, где высилось головное здание Службы Радости — огромная башня. Совсем не монолитная, она состояла из многочисленных этажей-ярусов, причем каждый этаж сделан из особого материала: какой из стекла, какой из камня, где-то вообще пустые пролеты, а этажи скрепляют только несколько колонн. Да еще Башня Службы Радости накренена к Правому Берегу, словно отвешивает поклон всем гостям Дельты Миров, которые большим числом прибывают в Торговый Порт.

— Странная постройка, — сказал Эпсон Квазару, рассматривая Башню из окна кабины. — И как она только не падает?

— Колдовство, магик, — ответил зам. — Службу Радости курирует сам Мастер, так что удивляться не стоит.

— А кто курирует МРС?

— Второй в Ордене Одуванчика, — немного покраснел Квазар.

— Ага, ясно. Неспроста значит, ты служишь именно у нас.

— Магистр Биатриче не так давно занял эту должность, и как раз воспользовался случаем.

— Он тебя чему-нибудь учил? — спросил Магик. — Эй, дракон, снижайся!

Зверюга пошла на посадку, Квазар ответил:

— Нет. То есть, да, но немногому. Говорил, что я еще слишком мало умею, чтобы брать меня в ученики. Мол, бессмысленно, да еще после той истории он еще долго не захочет брать учеников.

— Какой истории? — заинтересовался магик, рассматривая детали башни. В одном из многочисленных окон он сумел разглядеть шеренгу мертвецов и скрюченную старушку, кричащую на них.

— У него вроде был ученик в триста тринадцатой эпохе, который сильно его разочаровал. Я толком не знаю, но, кажется, в той истории участвовал Жюбо. Можно у него спросить…

— Не стану я ничего спрашивать у этого бездельника. Никогда не подумал бы, что мертвые могут быть такими разговорчивыми. Надо бы как-нибудь вызвать Кер, чтобы они утащили его в ад!

— А вы сумеете, магик? — спросил Квазар удивленно.

— Один раз у меня получилось, — ответил магик мрачновато. — Правда, это был не самый приятный опыт. Нет, я, конечно, шучу. Вызывать демонов вообще не самое благодатное занятие, тем более в Дельте. И кстати, это не Жюбо вон там?

И правда, возле входа в башню стоял Жюбо Анортон Гует и о чем-то беседовал с курьершей из Службы Радости. Причем, очень оживленно беседовал, жестикулируя, словно большой вентилятор. Жюбо, само собой, в форме МРС, а девушка одета в наряд Службы Радости: черные хлопчатобумажные штаны, такая же рубаха да пара кожаных сапог. На груди маленькая эмблемка — крест и подкова. Кстати говоря, грудь заслуживает особенного мужского внимания. Лифа девица не носит, поэтому видны соски, да и вообще буфера размера весьма приличного, и мордашка у девушки ничего себе! Огненно-рыжие волосы, маленький носик, широкие губы и большие зеленые глаза, ни дать ни взять — ведьма.

Квазар и Эпсон спустились по крылу дракона, и невольно услышали часть оживленной беседы. На прилет начальства Жюбо не отреагировал, хотя, казалось бы, приземление дракона должен был заметить.

— Манада, неужели ты думаешь, мне это нравится?! — кричал Жюбо. — И ты еще мне будешь жаловаться?

— Ну да, а чего мне жаловаться? — всплеснула руками девушка. — Я же тут как сыр в масле катаюсь! А ты знаешь, что Магистр Цугунде — некрофил?

— Некромант, может быть? — усмехнулся Жюбо, но улыбка сошла с лица, после следующей реплики Манады.

— Иди ты к Хутурукешу в задницу, Жюбо Анортон Гует! — выпалила девушка. — Я уже разобралась с местным сленгом и могу отличить некроманта от некрофила.

— Он что, спит с тобой? — спросил Жюбо в ужасе.

— Спит? Да он пол Службы радости уже…

Магик и Квазар не дослушали окончание диалога, потому как вошли в Башню. Никто, собственно, и не хотел выслушивать, что там делает с мертвецами Магистр Цугунде. Он — почетный житель Дельты Миров, а мертвые курьеры — его непосредственные рабы, почти собственность. Его и других гостей и жителей. Поэтому он может делать с красоткой Манадой все, что захочется его черной душе. В Дельте ведь проживают не только добрые Магистры. Напротив, как раз добрых тут раз-два и обчелся. Так уж все устроено, колдуны редко бывают даже просто хорошими, а уж как часто встречаются самые настоящие злодеи. И это неудивительно — в Мире так мало способов набирать вероятности, вот и приходится колдунам воровать их у простых людей. Фактически, они отбирают у людей удачу, дабы потом использовать в своих целях. А уж если учесть их могущество, ясно, почему колдунам плевать на обывателей. Плевать даже больше, чем на мертвых курьеров.

Пройдя арочные ворота в форме большой подковы, магик и Квазар попали в приемную. На первом этаже есть всего одна прозрачная дверь, ведущая к лифту, одна стойка, один компьютер и одна девушка. Квазар вышел немного вперед и поздоровался с ней:

— Здравствуйте, Плевона.

— Привет, Квази, — сказала девушка, улыбаясь.

— Квази? — пробормотал Эпсон.

— Плевона, разрешите представить вам нашего нового магика. Магик Эпсон, это Плевона — секретарь Службы Радости.

— Весьма рад, — сказал магик, рассматривая аппетитные формы. Он даже немного позавидовал, работавшим в Службе Радости мужчинам — всего за пять минут на глаза попались две такие красотки!

— Я тоже, магик, — улыбнулась и ему девушка. — Вы на склад?

— Да, — ответил Квазар. — Как там сегодня Складовой?

— Не знаю, не видела. Проходите, вам в подвальный этаж.

Магик и зам кивнули и пошли к лифту, а тот как раз принес кое-кого, кто ярко противоречил последним мыслям Эпсона — двух особей мертвого женского пола в форме Службы Радости.

Первая — страхолюдина абсолютная, хотя можно это списать на возраст. Старуха определенно видывала еще Высокую Битву. А вот вторая особь, наверное, была красивой, но вот сейчас… Одежда порвана, демонстрируя левую грудь, с отрезанным соском, из живота точит рукоять ножа, по лицу пробежал кривой шрам, половина волос сгорела, остались волдыри, правого глаза нет, как и нескольких пальцев на обеих руках. Ужас, да и только. Эпсон чуть не шарахнулся от них, но курьерши прошли мимо, не обратив внимания на работников МРС. Квазар тоже остался спокоен к мертвецам и просто зашел в лифт. Магик прошмыгнул следом, спустя пару секунд.

— А почему они не регенерируют себя? — спросил магик, когда Квазар нажал на кнопку подвального помещения.

— Это очень больно, да и лимит на пользование Обезболивателем у них ограниченный, — пожал плечами заместитель.

— Треклятье Темного, но как она умудрилась так…

— У курьеров очень опасная и тяжелая работа, магик. Но они заслуживают свою участь.

Лифт приехал, двери разъехались, выпустили их в коридор, оканчивающийся железными створами.

— Они все грешники, магик, — продолжил пояснять Квазар, выходя из лифта. — В Службе Радости работают мертвые, извлеченные из Нэт-Ты и ниже.

— И все равно, мурашки по телу бегают, — сказал Эпсон, когда они подошли к металлическому входу в склад. Квазар постучал в двери и проорал:

— Складовой! Прибыл магик из МРС за деталями для Насосов!

Прошло около минуты, прежде чем им ответили, все это время магик и зам переминались с ноги на ногу, погруженные в мысли.

— Чего надо, на? — послышалось из-за створ.

— Мы пришли за деталями для… — начал Квазар, но его прервал грубый голос:

— Я не глухой, на! И чего теперь, на?

— Открывай! — крикнул Квазар. — У нас есть предписание!

— У всех, на, предписание, а у меня перекур.

— Открой мне дверь, — вступил в разговор магик. — Любую попытку противодействия мне, буду расценивать, как оскорбление, нанесенное всему МРС. Ты хочешь иметь нас в качестве врагов?

— Ладно, уж и пошутить, на… — проворчали из-за дверей, и створы разъехались.

Эпсон с ледяным лицом рассмотрел Складового. Странный мужик: лысый, с пышными усами, и ружьем на плече, он скалился, показывая зубы. Кстати, половины зубов во рту нет. Причем, выбиты они в шахматном порядке — через зуб зияет прореха, что на верхней челюсти, что на нижней.

— Значит, ты новый магик, на? — спросил Складовой.

— Значит, ты Складовой? — усмехнулся Эпсон. — Давай, что нам положено.

— Пошли, — махнул мужик и зашел внутрь склада. Мрсовцы последовали за ним.

Сам по себе, склад Дельты Миров примечателен, прежде всего, размерами. Его стены, если они есть, теряются где-то в дали, погрузившись во тьму. Помещение не особенно высокое, но и не низкое — метров пять высотой. Повсюду расставлены стеллажи с самыми разнообразными вещами. Есть тут и гробы, и навалы оружия, и кучи одежды, и коробки с едой, и компьютеры, и пачки молока, и всякие ключи, болтики, гайки… И это только то, что лежит поближе к выходу — остальных стеллажей целое море, и все заставлены по-полной. Еще одна интересная деталь — деревья. Простые березы, растущие прямо с потолка.

— Зачем тут деревья? — спросил магик, следуя за Складовым.

— А дышать я чем буду, на? — отозвался тот. — К тому же это не простые деревья, но тебе про них знать не положено.

— А тебе, значит, положено? — усмехнулся Эпсон.

— Я Складовой, мне известно все, о том, что хранится у меня на складе.

— Так уж прям и все? — не поверил магик.

— Иначе меня тут не было бы. Вот ваши кристаллы.

Ящик с синими прозрачными кристаллами стоял особняком на полу, наверное, Складовой снял его заранее.

— И что это за кристаллы, ты, стало быть, тоже знаешь? — усмехнулся Эпсон. Даже он не представлял, зачем они нужны, а уж вероятность того, что это знает Складовой…

— Новые фильтра для Насосов Мало, — отчеканил Складовой. — Распишись и получи.

Слегка покрасневший Эпсон, не глядя, подмахнул какие-то бумаги, и тут его внимание привлек скрежет позади. Магик обернулся, и увидел меж открывающихся дверей склада, проскользнувшую наружу фигуру в форме МРС. Очень знакомую высокую худую фигуру, да и полоски комбинезона подозрительно частые.

— Кто это был? — спросил Эпсон у Складового.

— Берэ, — ответил тот.

— Берэ? А какого Темного он тут делал?

— Известно какого, — усмехнулся шахматной улыбкой Складовой. — От работы отлынивает. А ты что, его магик?

— Да, — проскрежетал Эпсон. — И клянусь, это будет продолжаться недолго.

— Да ты брось, — отмахнулся Складовой. — Или ты его уволишь? Так ему только этого и надо.

— А почему он вообще к тебе пришел? — встрял Квазар, чувствуя, разговор входит в неприятное русло.

— А мы с ним давно знакомы, — ответил Складовой. — Он вообще любит потрепаться о старых временах.

— Да кто он такой?! — воскликнул Эпсон. — И что значит: ему только этого и надо?

— Знаешь чего, магик, — замялся Складовой, — поговорил бы ты лучше об этом с Долтоном. Я в эти дела больше не лезу. С меня достаточно моего склада, и больше я знать ничего не желаю.

Эпсон смерил Складового взглядом с ног до головы. Тот продолжал улыбаться, но от магика не укрылось, что Складовой зачем-то поправил рукава. Странно, магику показалось, под длинными рукавами он увидел пару зеленоватых браслетов, точно таких же, как у Начальника.

— Бери ящик, и пошли отсюда, — кинул Эпсон заму.

Они вышли со склада под насмешливым взглядом Складового, к Эпсону вновь вернулось плохое настроение, а Квазар пыхтел, таща ящик с кристаллами — помогать ему магик не собирался. Когда они вошли в лифт, Эпсон сказал:

— Как только вернемся, я поговорю с Начальником об этом Берэ.

— Боюсь, магик, сначала нам надо доставить кристаллы в Насосную, — сказал Квазар виновато. — И вы же хотели ее осмотреть…

— Ладно, в Насосную, так в Насосную. Но потом…

Они вышли из лифта, Квазар попрощался с Плевоной, а на выходе увидели Жюбо и Манаду. Теперь мертвецы больше не переругивались, напротив, стояли обнявшись, и шептали что-то друг другу. Со стороны довольно странная парочка — мертвая курьерша в чернейших одеждах, и полосатый демонтер МРС. Эпсон приехал в Дельту лишь сегодня, но даже он сразу понял, у этой любви нет и не может быть никакого будущего. И невдомек было молодому магику, что для этих мертвых действительно нет никакого будущего, им вполне хватает прошлого.

Вахтовый дракон завис над Насосной и начал медленный спуск. Эпсон внимательно рассмотрел самый главный объект в его ведомстве. С высоты драконьего полета Насосная ничем не отличалась от Цехов. Та же прямоугольная коробка, раскрашенная в желтые и черные полосы. Даже размеры не впечатляли: длинной метров пятьсот, шириной метров двести. Но вот несколько демонтеров возле входа с ружьями наперевес — это что-то новенькое.

— Насосная — наиболее охраняемый объект МРС, — пояснял Квазар. — Тут все время дежурят демонтеры, и войти внутрь может только работник МРС. Даже Магистру вход туда запрещен. А когда-то Насосную вообще сторожила (вырезано цензурой).

— Даже так, — присвистнул Эпсон. — А почему так?

— Насосы Мало — очень важный объект в Дельте, потому что частично она находится в Алям-аль-Метале. Если бы было иначе, Дельта значительно потеряла бы в могуществе.

— Да, я знаю, что она находится посредине четырех планов Замысла, — пробурчал Эпсон. — Но откуда качается Мало?

— На самом деле процесс создания Мало довольно интересен, потому что, по сути, Мало качают прямо из реки…

— Не неси чуши, — перебил Эпсон. — В Реке нет Мало. Река состоит целиком из онов.

— Да, поэтому сначала оттуда качают именно их. Потом в Сепараторах происходит очистка онов, ведь в Реке текут не только абсолютные оны, но и их соединения. Потом, когда все оны выше второй категории отбиваются в Сепараторах, их подают на ДКС — Дематериализационную Компрессорную Станцию. Там оны разгоняются до такой скорости, что перескакивают из сущего в Алям-аль-Металь и становятся Мало. А уже непосредственно Насосная подает Мало по всей Дельте Миров.

— А почему не используют сразу оны? — спросил Эпсон. — Ведь ткачи потом все равно переделывают Мало в оны.

— Тут много всяких моментов, но главный в том, что из Мало сделать оны относительно легко, а вот из онов Мало — уже значительно труднее. Колдуну это почти невозможно сделать без Дематериализационной Станции.

— Да, — пробормотал магик, — я об этом как-то не подумал.

— Из Мало в Дельте возможно сделать множество всего, что не получится в Мире, потому что Дельта стоит частично в Алям-аль-Метале, здесь Мало вообще можно использовать так же, как и оны…

— Я понял мысль! — перебил магик, Квазар умолк.

Вахтовый дракон приземлился возле входа в Насосную, магик с замом спустились по крылу, и под подозрительным взглядом двух демонтеров вошли внутрь. Правда, перед входом в основное помещение Насосной им встретилась еще одна дверь с табличкой — на ней нарисовали очки и обвели их красным кругом.

— Там довольно светло, магик, — пояснил Квазар, снимая с крючка у двери пару темных очков. — Без этого можно ослепнуть.

Эпсон принял очки, надел и толкнул вторую дверь.

Да, действительно светло. Вход в Насосную сделан с торца, поэтому перед магиком во всей красе открылся трехсотметровый коридор посреди Насосов Мало. Сами насосы представляли собой безумно сложно нагромождение кристаллов всевозможных цветов, и выстроились они в два ряда — по обеим сторонам зала. И все Насосы сияли! Всего на секунду магик снял очки, и тут же вернул обратно — без них казалось, Насосы горят разноцветным пламенем.

— Красота! — воскликнул магик, потому что помимо сияния, Насосы еще прилично шумели.

— Да! — проорал в ответ Квазар. — Видите вон ту большую Онитовую трубу? По ней подается Мало с ДКС. От нее к каждому Насосу подходит труба поменьше, а потом насосы подают Мало по таким же трубам уже в Дельту.

— А сколько тут Мало перекачивают?! — прокричал магик.

— Очень много, точно не скажу. Вы еще не видели Насосную онов — она еще больше, но за ней следят не ваши отделы.

Эпсон пошел меж Насосов, пристально разглядывая каждый. Со стороны они не выглядели рукотворными изделиями, просто созданные природой кристаллы, наподобие сталагмитов или сталактитов. На самом деле каждый кристалл в конструкции поставлен одним из механиков, причем на положенное ему место. Даже подумать о том, чтобы попытаться разобрать Насос самостоятельно Эпсон не мог. Слишком сложны они, слишком непонятны, слишком загадочны. В кристаллах нет движущихся деталей, поэтому они ничем не похожи на простые механические насосы, но ведь и качают они не воду или газ; они перемещают Мало — самое малое, что может быть в Замысле.

— Потрясающе! — то и дело восклицал магик. — Даже не верится, что такое возможно.

Квазар с ящиком синих кристаллов шел следом и порой тайком усмехался. Да, когда он побывал тут впервые, его одолевали примерно эти же чувства. Этому немало способствует не только сложность и красота Насосов, но то, что они качают. Ведь здесь идет перегонка вероятностей — самой вожделенной вещи для колдуна. И Эпсон, и Квазар сутью ощущали ту силу, что льется здесь без остановки. Им так хотелось забрать ее себе, ведь с таким количеством Мало, можно воплотить в жизнь любую задачу, сделать все, что угодно! Но, конечно, ни один, ни второй не смогли бы справиться и миллиардной частью перекачиваемого Мало. Тут и Мастер бы не справился.

Они прошли примерно половину Насосной, когда им попался первый неработающий Насос. Догадаться об этом несложно — он не сиял и не гудел, как соседние. Квазар сверился с экраном картотеки, и сказал: это как раз один из тех Насосов, которым требуется замена фильтра. По пути они встретили еще несколько Насосов, нуждающихся в ремонте, а потом перешли в куда более спокойную половину помещения. Тут работал всего десяток Насосов, остальные просто стоят, словно кресты на кладбище.

— Это что, все сломанные? — спросил Эпсон.

— Нет, просто тут находятся резервные Насосы, — ответил Квазар, ставя ящик на пол. — У каждого Насоса есть резерв, который работает, пока он находится в ремонте.

— Понятно, — пробормотал магик. — А это что такое?!

Последнее он чуть не проорал, а лицо магика вначале внезапно побледнело, а потом покраснело. И все потому, что неподалеку, как раз между двух резервных Насосов, он увидел Берэ. Дежурный сидел на маленьком складном стуле и дремал. Берэ не озаботился темными очками, зато надел наушники — наверное, шум Насосной мешал спать.

— Ну я тебя сейчас… — сказал магик угрожающе и решительно двинулся к Берэ. Квазар вздохнул и поплелся следом.

Подойдя к спящему Берэ, магик усмехнулся и ногой выбил из-под него стул. Ну, попытался выбить. От удара по ножке, стул вовсе не перевернулся, наоборот, Эпсон ушиб палец и огласил пространство Насосной несколькими грязными ругательствами. Но результата он все же достиг — Берэ открыл глаза, снял наушники и сказал:

— Значит, судьба. Чего тебе надо от меня, магик Эпсон? Чего ты ко мне привязался?

— Молчать, тупая скотина! — взревел Эпсон, пританцовывая на одной ноге. Потом наложил заклятье исцеления — от этого ушиб пройдет быстрей, но не исчезнет. Впрочем, болеть конечность стала меньше. — А ну встал!

— И чего тебе так хочется, чтобы все перед тобой стояли? — пробурчал Берэ, поднимаясь. — Что, нравится ощущать себя коротышкой?

Дежурный действительно возвышался над Эпсоном, но не это бесило магика, а пара насмешливых карих глаз, глядящих на него, словно на надоедливое насекомое.

— Я вижу, ты не особенно любишь работать, дежурный? — процедил магик.

— А кто любит работать? — ответил Берэ веско. — Разве что дебилы. Но я, хвала вероятностям, к их числу не отношусь.

— Молчать! — рявкнул Эпсон. — Клянусь Светлым, я заставлю тебя работать или уволю! Так, мне говорили, ты отличный специалист?

Насмешливые глаза Берэ на секунду приобрели растерянное выражение, но насмешка вернулась, спустя секунду.

— А разве первый разряд не говорит о моих способностях? — спросил дежурный.

— О, я в них нисколько не сомневаюсь, — оскалился магик. — Поэтому ты сейчас же починишь… ну вон хотя бы тот насос.

— А это так необходимо? — пожал плечами Берэ. — Можно дождаться, когда придет механик…

— Я сказал: исполнять!!! — взревел магик. — Иначе — ты уволен!

Берэ еще раз пожал плечами, и пошел к ящику с фильтрами. Эпсон последовал за ним, не спуская взгляда, потому что помнил, как испарился дежурный в прошлые разы. Квазар подошел к Эпсону со спины и тихо сказал:

— Вообще-то, это не по правилам, магик. Ремонтировать Насосы должны механики…

— А если сложилась ситуация, когда их нет рядом? — пробурчал Эпсон в ответ. — Разве не на этот случай у нас есть дежурный?

— Да, но ведь ситуация не самая срочная…

— Тихо! — теперь магик рявкнул уже на зама. — Мне плевать, какая ситуация. Я поставлен следить, чтобы люди работали, и они будут работать. А если этот идиот не сумеет починить Насос, у меня будет козырь при разговоре с Начальником…

Квазар остановился поодаль, предоставив магику самому разбираться с подчиненным, а те двое как раз подходили к ящику с фильтрами.

— Надо поменять один синенький кристалл на другой? — спросил Берэ у Эпсона.

— Да, — оскалился тот. — Вот этот синенький на другой синенький. Действуй.

Берэ согнулся, достал фильтр, пошел к неисправному Насосу. Выглядел он слегка растерянно, но явно не хотел это показывать, и все равно получалось у него плохо. Он осмотрел ремонтируемый Насос, потрогал голубой фильтр, прикрепленный к большому желтому кристаллу, даже попытался его отломать, но ничего не вышло. Квазар все еще наблюдал за этим издали, и предчувствовал недоброе.

— И как мне его снять? — спросил дежурный.

— Ты у меня спрашиваешь? — продолжал скалиться Эпсон. — Это ведь твоя работа, ты должен знать все, чтобы исправлять экстренные ситуации.

— А тут у нас именно экстренная ситуация? — поинтересовался Берэ.

— Экстренней не бывает.

— Тогда, ладно.

Берэ провел ладонью и фильтру на насосе, тот вспыхнул, и пропал. Эпсон открыл рот, но все же сумел заметить, как что-то на шее дежурного полыхнуло зеленым светом, но Берэ стоял к нему спиной, поэтому магик не увидел гримасу боли, исказившую его лицо. Но, несмотря на боль, действовал дежурный уверенно. Он приложил новый фильтр к Насосу, провел пальцем по месту их соприкосновения, и кристалл прирос, даже швов не осталось.

— Этого достаточно? — спросил Берэ. — Теперь я могу снова ожидать чего-то более интересного и соответствующего моей квалификации?

— Нет! — рявкнул Эпсон. — Ты поставишь все фильтра!

— Это работа механиков, а не дежурного, — нахмурился Берэ. — Я должен действовать, когда никого из них нет, или случилось что-то непоправимое.

— Что ты должен делать, решаю я! И ты видишь кого-нибудь из механиков тут?

— Просто сейчас большой перерыв, но через час они будут здесь…

— Молчать! — взревел магик. В Насосной температура выше, нежели снаружи, лоб Эпсона порылся испариной, а прическа снова растрепалась, да и во взгляде добавилось чего-то безумного. — Молчать и работать! Работать и молчать! Это понятно?

— Да, — ответил Берэ спокойно. — Мне все понятно.

Дежурный пошел за следующим фильтром, и проделал ту же самую операцию по смене. Магик всюду ходил следом, чтобы Берэ не слинял. Эпсон слегка успокоился и заметил, что каждый раз как Берэ заставляет фильтр исчезать, что-то под его комбинезоном загорается зеленым светом. Но главное, Эпсон видел, как искажается от боли лицо дежурного, и сделал верный вывод — когда колдует, Берэ испытывает весьма неприятные ощущения. Но, будучи все еще в возбуждении, магик не озаботился причиной боли. Ему просто нравилось, что колдун, который скрылся от него сегодня, да еще и успел нагрубить, страдает и работает. Эпсон вошел в странное состояние, что можно охарактеризовать как: упоение властью. Может быть, в том виновато Мало, рассеянное по Насосной в нереальных количествах, или же что-то еще прокралось в мозг, но он чувствовал почти физическое наслаждение, глядя, как Берэ корчится, меняя очередной фильтр. А когда дежурный закончил, и на раскрасневшимся лице маска боли перестала сменяться нормальным выражением, магик почувствовал странное удовлетворение и расслабленность.

— Все? — спросил Берэ, согнувшись, и тщетно пытаясь восстановить дыхание. Пот заливал его глаза, из-под комбинезона то и дело мелькали вспышки зеленого.

— Включи их, и сделаем перерыв, — усмехнулся Эпсон.

— Магик, а может, пусть сначала механики проверят? — подошел к ним Квазар.

— Зачем? Этот тип явно знает свое дело, и ему не составит труда включить починенные Насосы.

Теперь усмешка вообще взяла на постой лицо магика. Он надеялся, процесс включения тоже потребует от Берэ применения колдовства, и Эпсон еще раз увидит, как тот кривится от боли.

— Хорошо, — сказал Берэ, с трудом распрямляясь. — Надо открыть щит.

— Ну так открой.

— Я не могу, у меня нет допуска, — пропыхтел Берэ.

— А у меня есть? — спросил Эпсон у Квазара.

— Конечно. Но…

— Тогда веди нас к щиту!

Квазар вздохнул, но повел их к щиту управления Насосами. Как и все тут, щит представлял собой нагромождение разноцветных кристаллов, только скрывался в большом металлическом шкафу. Ключ от него оказался у Квазара. Вообще-то, ключи от всех закрытых объектов должны храниться у магика, но зам еще не успел их передать, но вот, процедура перехода ключей исполнилась, Эпсон открыл щит, и все уставились на кучу маленьких мигающих кристаллов.

— Действуй, — сказал магик.

Дежурный подошел к щиту, слегка дотронулся до крохотного, едва светящегося кристалла. Эпсон оказался прав, для включения Насосов Берэ пришлось-таки колдовать. По всему телу пробежала судорога, под комбинезоном забегало зеленое свечение, Берэ упал на колени, но кристалл засиял ровным белым светом, а двадцать починенных Насосов вспыхнули и заработали.

— Ну вот, можешь же ведь, когда захочешь, дежурный Берэ, — усмехнулся магик. — Ладно, а теперь расскажи мне, что это тебя так коробило? И почему ты не носишь очки, кстати.

Магик нахмурился. А ведь и правда, почему? Он уже настолько привык к своим очкам, и не замечал, что вообще их надел, Квазар тоже защитил глаза, но Берэ — нет. Почему-то это сильно не понравилось магику, к тому же только сейчас он задался вопросом: а что же это за свечение такое из-под комбинезона? Он открыл рот, чтобы еще раз спросить, но Берэ прохрипел первым:

— А зачем нужны очки в помещении, где не горит свет?

— Ты опять издеваться вздумал…

В единый миг половина Насосов погасла. Эпсон осекся на полуслове, и резко развернулся. Насосная стала шуметь вполовину тише, а нагромождения кристаллов гасли один за другим. Насосы тухли целыми отсеками, не прошло и полминуты, как помещение погрузилось во тьму.

— Ах ты ублюдок, ты хоть понимаешь, что натворил?! — воскликнул Эпсон, снимая ненужные больше очки. В темноте не слышалось ничего, кроме учащенного дыхания Квазара, а потом откуда-то сверху прозвучал спокойный голос Берэ, только теперь он слегка отдавал эхом:

— А вот теперь у нас экстренная ситуация.

Магик резко зажал уши ладонями — помещение заполнил душераздирающий звук сирены, а следом туда вклинился безумный смех. Дежурный Берэ залился хохотом, отдавшись этому занятию без остатка.

— Началось! — прозвучало под потолком, но Эпсон и Квазар этого не услышали.

Глава третья, подраздел первый: где мы узнаем некоторую предысторию, а наши герои, наконец, начнут работать на благо МРС

— Когда я говорил, чтобы ты меня удивил, я имел в виду несколько иное, — сказал Начальник.

Эпсон и Квазар стояли посредине огромного кабинета Долтона с опущенными головами, и готовились к буре, что должна разразиться вот-вот. И она разразилась:

— Я кого спрашиваю, два недоумка?! — взревел Долтон, отчего магика и заместителя откинуло назад на пару метров — вместе со звуками, глотка Начальника выпустила порыв ветра. — Какого Дьявола вы решили чинить Насосы?! И какого Дьявола вы поручили это Берэ?! Почему ты не остановил его, Квазар?! Я же ведь предупреждал тебя, не связываться лишний раз с нашим дежурным?! А теперь нам приходится отзывать сотни ткачей из эпох, чтобы они починили все запорные арматуры в Дельте! А вы знаете, сколько в Дельте запорных арматур? Вы знаете, что мне сказал Мастер, когда ему лично пришлось восстанавливать Насосы?! Да меня чуть не уволили, вы, пара болванов!

— Простите, Начальник, — пробормотал Квазар.

— Наша вина очевидна, Начальник, — сказал Эпсон несколько уверенней, нежели зам. — И я не сомневаюсь, вы накажете всех провинившихся. Берэ уже мертв?

Начальник упал в кресло, вздохнул и усмехнулся.

— Нет, мой маленький магик, — сказал Долтон. — Берэ сейчас сидит внизу и пьет кофе с сигаретой. А вы понесете наказание.

— Но почему? — поднял голову Эпсон. — Кто он такой, Темный его подери, что может навернуть всю Насосную, а вы ему и слова не скажете?

Долтон еще раз усмехнулся, свел пальцы в замок, прикрыл глаза.

— Тебе интересно знать, кто такой Берэ? — проговорил Начальник. — Хорошо, я скажу тебе. Берэ — деконструктор.

— Это должность? — не понял магик. Он вздохнул спокойней, похоже, буря стихла так и не успев начаться.

— Да, — сказал Начальник. — Вот только возвел в нее себя Берэ сам. Очень-очень давно, когда был одним из Генералов армии Темного в Высокой Битве. По-сути, генералов было всего два: он и Лагат.

Эпсон застыл с открытым ртом. Он лишь краем уха слышал о Высокой Битве, с которой, судя по легендам, восходит начало всех эпох. Именно там зародился Замысел, именно тогда Мир распался на эпохи, а в жизнь людей прокрались вероятности. И имя Лагата он, конечно же, слышал. Извечный противник Мастера, наместник (вырезано цензурой).

— Берэ что, Магистр? — спросил Квазар, пока Эпсон переваривал информацию.

— Ага. И мой бывший начальник. А еще, он один из четырех колдунов, который сумел исполнить Треклятье Темного.

Теперь уже рты открылись у обоих подчиненных.

— Вы смеетесь над нами? — спросил Эпсон.

— Отнюдь, — усмехнулся Начальник. — Берэ — один из самых могущественных колдунов всех эпох, всего Замысла. Когда-то он заслуженно носил прозвище Берэ Хаос, кто-то называл его Берэ Беспощадный, кто-то Берэ Проклятый. И поверьте мне, мои маленькие идиоты, он заслужил все эти прозвища сполна. Не было за всю историю эпох деконструктора сильнее его. И не будет, само собой.

— Но почему же тогда он работает дежурным первого разряда? — спросил Эпсон.

— Почему? А ты не видел, как он светился, когда «чинил» Насосы? Кстати, надо признать, сработал он знатно. Всем Магистрам во главе с Мастером не удалось заставить их работать. Пришлось уничтожить Насосную и создать с нуля. Так вот, ты помнишь то свечение, ну, такое зеленое?

— Да, — сказал магик.

— Взгляни на это.

Долтон закатал рукава полосатого плаща, его служащие увидели два полупрозрачных браслета, увивавшие кисти. Ни застежек, ни швов — просто монолитные полосы, замкнутые в круг.

— А теперь следите внимательно, — сказал Долтон и оба колдуна упали на пол.

Квазар и Эпсон в единый миг прочувствовали болевое проклятье: у первого лопнула почка, у второго отказало легкое. Но прежде чем упасть и закорчиться, каждый увидел, как вспыхнули браслеты, точно так же, как тогда у Берэ. Начальник слегка поморщился и продолжил:

— Это называется — Поглотитель Вероятностей, — Долтон говорил тихо, но даже воспаленные болью головы магика и Квазара впитывали его слова пчелиными укусами, каждая буква отдавалась горячей пульсацией. — Штука довольно неприятная. Она высасывает из колдуна все вероятности, но еще имеет один побочный эффект — каждый раз срабатывая, она причиняет страшную боль. Вы удивитесь, но только что мне было гораздо больнее, чем вам сейчас. Но я давно привык, а вам, наверное, уже и не столкнуться с Поглотителями — последние сделали столько циклов назад, что не упомнить. Поглотитель — единственная возможность ограничить силу колдуна, без помощи других колдунов. Поначалу за всеми нами — пленниками Мастера — ходили колдуны его армии и высасывали вероятности, но потом Мастер придумал Поглотитель, и действенность воздействия значительно возросла. Мы стали жалкими подобиями тех прежних себя. Слабыми тенями, которые начали бояться колдовства больше самой жизни.

Эпсон сумел справиться с болью и, забрызгивая ковер кровью изо рта, проговорил, встав на колени:

— Простите меня, Начальник, я не знал…

— Ты забываешь, с кем говоришь, ты, жалкая пародия на колдуна. Я не ведаю жалости. Жалеть кого-либо я разучился гораздо раньше, чем разрушилась твоя эпоха. Но я продолжу, с твоего позволения. Ты ведь не против, а, Эпсон?

— Нет, конечно же, нет, Начальник, — прохрипел магик. Кровь пузырями взбухала на губах, грудь разрывала боль, но он старался держаться.

— Но было исключение из правил — Берэ. Деконструктор был настолько силен, что ему пришлось сделать настоящие доспехи из Поглотителя! Он один несет столько Поглотителя, сколько когда-то были вынуждены носить все прочие колдуны побежденной армии Лагата. И он единственный, кто носит изначальное количество Поглотителя. Каждый раз, колдуя, Берэ испытывает такое… Я даже не могу представить себе, как ему больно. Но даже в таком жалком состоянии, он все еще деконструктор, и поэтому полезней в миллион раз, чем вы — жалкое наследие колдунов прошлого. С глаз долой! Убери их отсюда, я решу, какую кару они понесут позднее.

Последнее относилось к мрсовцу, стоявшему позади корчившегося Квазара и коленопреклоненного Эпсона. Мрсовец кивнул Начальнику, схватил обоих провинившихся за шкирку и выволок из кабинета.

— И позови Берэ, — кинул Долтон вдогонку.

Дежурный вошел в кабинет спустя пять минут, Начальник МРС как раз докуривал сигарету.

— Снова за старое, Берэ? — спросил Долтон. — И когда же ты угомонишься?

— Я никогда не угомонюсь, потому что всегда буду верить в то, чему был верен всегда, — ответил Берэ. Их голоса слились в просторах кабинета, образовали мелодичное и одновременно противное постороннему слуху эхо. В помещении похолодало, под одеждами Берэ засияли зеленые вспышки.

— Ты нарушил правила, — сказал Долтон холодно. — Мне следовало бы посадить тебя в (вырезано цензурой).

— Ну так посади. Я что, против?

Долтон усмехнулся.

— Нет, Берэ, ты не получишь покоя, и все пыточные темницы не вызовут и доли той боли, что ты испытываешь, колдуя. А, следовательно, чтобы тебя наказать, я должен дать тебе работу.

— Твой мальчишка уже заставил меня работать, — усмехнулся Берэ. — Насосную снесли?

— Да, и Мастер уже построил новую.

— Но на другом месте, не так ли? — улыбка Берэ стала шире.

— Да. На том месте больше ничего и никогда не будет работать. Но Мастеру это даже понравилось. Он сказал, что изучит это заклятье.

— Пускай исследует, сколько хочет, — отмахнулся дежурный. — У него никогда не получалось хорошо деконструировать. Вот создавать — да, тут спору нет, с ним никто не потягается. Умеет он и разрушать, но деконструировать так, умею только я.

— Что проку от твоих талантов, если ты не можешь воспользоваться и тысячной часть своей силы? Закуришь?

— Давай.

Долтон достал пару сигарет из пачки, одну всунул в рот, а вторая выскочила из пальцев и медленно полетела к Берэ.

— Это не смешно, — сказал дежурный, ловя сигарету и тоже отправляя в рот. На ее кончике заиграло пламя — это тоже сделал Долтон. — И то, что ты можешь пользоваться Абсолютным Чудом в Дельте, тоже не впечатляет. Твой недоразвитый магик тоже смог бы так.

— Но не ты, Берэ, но не ты. Даже в таком месте, где вероятности всего на свете и во тьме рассыпаны в невероятных количествах, ты не можешь провернуть даже такие маленькие фокусы.

— Язви сколько хочешь, — Берэ сделал пару быстрых затяжек и затушил сигарету прямо о стол Начальника. Но тот моргнул, след со столешницы испарился бесследно. — Это все равно не отменит правду. Ты — простой сторожевой пес, а я — волк, которого так никто никогда и не приручил. Я уважаю твоего хозяина, уважаю нескольких его Магистров, но на собак уважение не распространяется.

— Все это слова, и они не ранят, Берэ, — ухмыльнулся Долтон. — С твоего края правды все выглядит так, а с моего я — Начальник могущественной Службы, один из самых главных персон Замысла, а ты — всего лишь жалкий отголосок былого. Взгляни на себя, Берэ, посмотри, каким ты стал? Тобой командует даже молодой недоумок, который заставил тебя корчиться в муках и страдать. Ты насолил ему? Возможно. Но его наказание будет куда слабее твоего, у него впереди что-то есть, а у тебя впереди только боль и страдание. И прошлые идеалы, которые больше никому не нужны. Мир изменился после Высокой Битвы, и он никогда не станет прежним. И это хорошо. Но ты всегда будешь частью прошлого, которое никогда не вернется, и это плохо. Для тебя, по крайней мере. А самое бессмысленное то, что ты мог быть сейчас в Ордене Одуванчика на месте какого-нибудь третьего Магистра, а может быть даже, командовал бы мною. Но ты не способен измениться, и в этом твоя слабость.

— Я слаб только в одном, — возразил Берэ. — А у тебя слабостей не счесть. Ты трус. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты так и не снял браслеты?

— Я сделал много плохого в прошлом, и не считаю, что все исправил.

— Нет, Долтон. Ты хочешь показать, что не считаешь. А на самом деле тебе просто страшно перестать быть тем, кем ты являешься сейчас. Тебе настолько устраивает должность Начальника, что приходится разыгрывать этот балаган, изображать раскаявшегося и повинного. И Мастер понимает это.

Долтон снова улыбнулся.

— Ты всегда все хорошо понимал, Берэ, — промурлыкал Начальник. — И тебя не зря считали мозгами Лагата. Но это ничего не меняет. Ты останешься там, где ты есть, а я буду тут, где я есть. Но мы отвлеклись. Давай-ка лучше поговорим о твоем наказании.

— Ты не можешь наказать меня сильнее, чем есть сейчас, — сказал Берэ презрительно. — Ты даже убить меня не можешь.

— А я и не хочу. Нет, Берэ, я не стану тебя убивать, и даже пробовать не стану. Это сделает Мастер.

— Если бы он хотел, давно убил бы. Но его Дельта держится не только на таких лизоблюдах как ты, хвала вероятностям.

И вновь начальник улыбнулся.

— Ты так верно все понимаешь, Берэ. И так здорово, что ты вспомнил про мои браслеты и про то, зачем они мне нужны. И ты прав, что ни заключение, ни работа не станут для тебя достаточной карой. Первого ты жаждешь, потому что в темнице тебе не придется колдовать, а значит, не будет боли. От второго ты всегда сможешь улизнуть, или сотворить что-то наподобие такого, как с Насосной. Показать, что вы, мол, лучше не трогайте меня понапрасну, а не то будет хуже. Я ведь все правильно говорю, Берэ.

— Если бы ты не понимал общее положение вещей, ты мог смело повесить табличку с надписью «идиот» на дверь своего кабинета. Впрочем, я до сих пор не знаю, почему ее там нет? Все это настолько очевидно…

— И как мне выскочить из такого положения вещей? — перебил дежурного Начальник. — Ни уволить, ни посадить в темницу, ни убить, ни заставить работать я тебя не могу. Смерти ты тоже не боишься, ибо только у Мастера хватит на это сил, но ты прав — чем больше в Дельте сильных колдунов, тем крепче ее положение в Замысле. Отсюда я делаю вывод, Берэ, что единственная возможность наказать тебя — это разубедить Мастера в том, что в Дельте ему нужен такой старый злодей как ты.

— Ты хочешь меня оклеветать? — округлил глаза Берэ. — Ну тогда смело вешай-таки табличку, потому что ты — идиот. Сделать мою репутацию еще хуже ты не сможешь, и случай с Насосной это продемонстрировал.

— Нет, Берэ, я поступлю иначе. Мастер сможет тебе простить прошлые прегрешения, но одного он никогда не прощает.

Долтон засучил рукава и продемонстрировал Берэ браслеты, переливающиеся зелены молниями. Очевидно, дежурный уследил в словах Начальника МРС что-то угрожающее, потому как напрягся.

— И поэтому Берэ я доверю тебе работу, которую ты будешь заинтересован выполнить. У тебя осталось всего лишь твое жалкое существование, и я поставлю его на карту.

— Ты жалкий пес, — прорычал Берэ.

— Дежурный Берэ, — начал Долтон показательно пафосно, — я, как Начальник МРС, повышаю тебя в должности и делаю тебя главным ответственным за восстановление шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Ты отбудешь туда на закате.

Берэ молча поднялся и пошел из кабинета вон, а вдогонку ему прозвучал насмешливый голос Долтона:

— Не переживай ты так, я дам тебе в помощь лучшую бригаду и второго ответственного. На ваши плечи ляжет все бремя…

Долтон умолк, потому что Берэ уже хлопнул дверью. Начальник откинулся в кресле, закурил.

— Прекрасно, — донесся старческий голос из дальнего угла. Там, из темноты проявились очертания фигуры в длинном балахоне, и на свет вышел бородатый старик с длинным посохом, навершие которого светилось мягким голубым светом. Старик мягкой походкой подошел к столу и уселся на освободившееся кресло напротив Долтона.

— А если он справится? — спросил Начальник.

— Не думаю, — ответил старик скрипучим голосом. — Убеждения этого человека свели его до состояния ничтожества, над которым смеются все Магистры Замысла. Убеждения Берэ не позволят ему восстановить эпоху.

— Но тогда зачем это тебе надо, Биатриче? Ты хочешь его смерти?

— Нет, Долтон, я хочу, чтобы он совершил невозможное. Если он сумеет побороть себя, мы возьмем его в Орден. А если нет — сколько уже можно держать под боком ядовитую змею? А еще мне очень интересно, как он будет пудрить нам мозги. Берэ — величайший лгун, какого я знаю. И играть против него всегда было опасно, и я хочу выяснить, не утратил ли он после стольких лет былой хватки.

— Или выяснить, не стал ли ты более искусным игроком, Магистр? — усмехнулся Долтон.

Биатриче не ответил. Старик достал трубку и принялся набивать.

— Хорошо, — продолжил Долтон. — Значит, я дам ему в помощь, или в помеху, Квазара и Эпсона. Но это-то тебе зачем?

— Мне плевать на Эпсона, но его просила проверить на прочность Хита. А мой внук так сильно меня разочаровал, что я просто хочу его позорного конца.

— Так убей его, и дело с концом.

— И тут все так же, как с Берэ. Если он выдержит испытание, может быть, я займусь его обучением. В любом случае, он либо будет полезен для Ордена, либо умрет. Как и все они. Мы пошлем в шестьсот шестьдесят шестую эпоху отряд обреченных, но одновременно и очень перспективных существ. Если они нас удивят, мы получим отличное подспорье для Ордена, если они провалят дело, мы скинем ненужный груз.

— Я не верю ни единому слову, Биатриче, — сказал Долтон. — Но я сделаю, как ты скажешь.

— Конечно, сделаешь, — усмехнулся Магистр, раскуривая трубку, и продемонстрировал кривые желтые зубы. — И еще пошли вместе с ними Жюбо Анортон Гуета.

— Демонтера? Зачем?

— А вот его дальнейшая судьба меня нисколько не интересует. Но я надеюсь, что это окажется его последним заданием.

— И кто из нас двоих все-таки главный? — спросил магик у изображения Начальника на экране картотеки Квазара.

— Никто, — ответил Долтон с экрана. — Но ваши решения обязаны быть одобрены друг другом. Если ты не согласен с Берэ, он не имеет права действовать, то же самое, если будет наоборот. Жюбо и Квазар будут вам подчиняться и помогать. А еще я вывожу весь состав МРС из шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Пока вы будете там, МРС не будет вам мешать…

— Или помогать, — буркнул Жюбо из-за спины Эпсона, краем уха прислушиваясь к разговору.

— … Квазар будет отправлять мне еженедельные отчеты, — продолжил Начальник. — На достижение промежуточных результатов я даю вам стандартный месяц Мира. Если вы ничего не добьетесь за этот период, можете считать себя уволенными.

— А если добьемся? — пропищал магик; ему ситуация нравилась все меньше и меньше.

— Если добьетесь, я дам еще времени. В любом случае, пока вы не восстановите эпоху, либо не создадите там достаточные предпосылки для ее самостоятельного восстановления, дорога в Дельту Миров вам заказана. На этом все.

Экран погас, магик отдал мобильную картотеку Квазару и хмуро оглядел команду подчиненных и второго ответственного. Получив свой прибор назад, Квазар тут же начал в нем копаться, мертвец стоял и накручивал на палец прядь седых волос, а Берэ сидел под лестницей полуприкрыв глаза, и не обращал на остальных никакого внимания.

— Что мы возьмем в дорогу? — спросил Эпсон у бригады.

— Оружие, — отозвался Квазар. — Я слышал, там очень опасно.

— Как можно больше кристаллов Обезболивателя, — пробурчал Жюбо.

— Хорошо, — кивнул Эпсон. — А что еще? Как думаешь, Берэ?

— А ты уже со мной разговариваешь, магик? — усмехнулся дежурный, не открывая глаз. — Если тебя интересует мое мнение, мы возьмем самих себя, потому что больше нам надеяться не на что. Загрузись ты оружием под завязку, или залейся Обезболивателем, ты задачу не выполнишь.

— Но отправляться туда с пустыми руками — глупо, — возразил магик.

— Долтон выведет из эпохи всех людей, но не оборудование, — усмехнулся Берэ. — Если ты беспокоишься за свой комфорт, его мы как-нибудь организуем.

— Так у нас есть там база? — спросил Квазар.

— Ага, есть, — встрял Жюбо. — Только находится она под городом, и ведут туда туннели. А когда мы в прошлый раз там ходили…

— Не стоит пугать их раньше времени, Жюбо, — наконец открыл глаза Берэ. — Те туннели вели не на базу. Поверьте, запасы всего нужного, или надежное пристанище — это далеко не наши основные проблемы.

— А какие наши основные проблемы? — поинтересовался Эпсон. — Ты?

— И я тоже, — развеселился Берэ. — Но главным образом… хотя, нет. Увидите на месте. Жюбо видел, что из себя представляет разрушенная эпоха, а на вашу реакцию я хочу посмотреть.

Ни Эпсону, ни Квазару не понравилось хищное выражение лица Берэ. Магик вообще теперь откровенно терялся в общении. С одной стороны, только сегодня утром Берэ был у него в подчинении, а сейчас они, вроде как, равные; с другой стороны, в этом замызганном мрсовце пропадает Магистр, и это не хрен собачий. Уже только один возраст чего стоит! Высокая Битва была Темный ведает когда, а к тому времени Берэ уже считали Магистром, следовательно, он прожил уйму времени и до Битвы. А еще этот рассказ Начальника, про Треклятье Темного. Как-то все это не вяжется с дежурным первого разряда. Может, Начальник соврал? Но тогда опять-таки возникает вопрос — зачем?

— Я предлагаю каждому решить, что ему брать и встретиться уже на месте, на закате, — сказал магик мрачно.

— Жюбо, а у тебя есть месячный запас Обезболивателя? — проигнорировал предложение Берэ.

— У меня и годовой есть, — похлопал по наплечной сумке мертвец. — Но я предпочитаю перестраховаться, и…

— Тогда предлагаю выдвинуться сейчас, — перебил Берэ. — Оружие и материалы найдутся на базе в шестьсот шестьдесят шестой, а времени у нас и так всего месяц.

— Полдня ничего не решит… — начал Квазар.

— А ты в этом уверен, — усмехнулся Берэ. — Нет, Квазар, мой опыт говорит как раз об обратном. Порой и секунда важна, так что не следует нам пренебрегать излишками, даже такими малыми. Вахтовый дракон готов, мы можем улететь хоть сейчас, и единственная проблема — Эпсон.

— Я? — спросил магик, приподняв бровь.

— Да, ты, — повторил Берэ. — Следуя наряду, мы равны, и я не могу приказать никому, если ты не согласишься, а ведь ты не согласишься.

— Ты забываешь кое о чем, — пробурчал Эпсон. — Я и Квазар сейчас не в лучшей форме. Новые почка и легкие отрастут, дай Светлый, только через неделю, если мы покинем Дельту, а тут мы будем готовы уже к завтрашнему утру. Поэтому я предлагаю обождать и отправиться позже, а не раньше.

— То есть, ты предлагаешь еще уменьшить сроки? Тогда я вынужден настоять на голосовании.

— Каком голосовании? — нахмурился Эпсон. — Кто будет голосовать?

— Я, ты, Квазар и Жюбо, само собой, — улыбнулся дежурный.

— Но они наши подчиненные! — воскликнул магик. — У нас и так возникнут трудности, из-за отсутствия конкретного начальника…

— Только не обижайся, но ты глуп, Эпсон, — перебил Берэ. — А зачем, ты думаешь, Начальник назначил двух ответственных?

— Не знаю, — сказал Эпсон, пропустив реплику про глупость. А потом задумался, а ведь действительно, зачем? Двуглавый орел красив только на гербах, в жизни должен быть единственный руководитель, иначе не будет согласия, зато будут долгие споры, ведь двое в чем-то да не сойдутся.

— А сделал наш дорогой Долтон это для того, чтобы усложнить нашу и так непростую задачу, — ответил на собственный вопрос Берэ, подтверждая умозаключения Эпсона. — Есть две более-менее эффективные системы управления: демократия или монархия. В нашем случае монархия исключена, поэтому я предлагаю ввести демократию. Так не будет лишних споров, и мы сможем принимать решения относительно быстро.

— Не особенно логично, — пробурчал Квазар. — Нас же четверо. А что, если голоса разделятся?

— Вот поэтому у нас будет немного другая система, — улыбнулся ему Берэ. — У каждого из вас будет по одному голосу, а у меня два. Так выйдет всего пять голосов, и какое-нибудь решение мы примем.

— А почему у тебя два?! — воскликнул Эпсон.

— Главным образом потому, что если дать два голоса и тебе, у нас снова выйдет четное шесть, и голоса снова смогут разделиться. Хотя ты тоже прав, лучше, чтобы у меня было три, а у тебя два. Так выйдет общее семь.

— Нет, а почему у тебя три, а не у меня? — несколько остыл Эпсон.

— Мой мальчик, я тебя старше на вечность, умнее в сотни раз, опытнее в тысячи, и, в конечном итоге, ты потеряешь всего лишь работу, а я жизнь. Я — наиболее квалифицированный и заинтересованный из вас, плюс, самый старший. Поэтому справедливо будет, чтобы мой голос имел больше веса.

— Ладно, — пробурчал Эпсон, но в основном для виду. Похоже, наличие двух голосов его вполне устроило, к тому же Берэ прав — дежурный куда квалифицированней магика, как бы дико это не звучало…

— Тогда голосуем, — сказал Берэ бодро.

— Эй, погоди-ка… — начал Эпсон, в пылу прошлого спора позабывший, с чего все началось.

— Кто за то, чтобы лететь сейчас? — спросил Берэ и поднял руку. Секундой позже рука Жюбо тоже взлетела вверх. — Решено. По коням, команда спасения эпохи!

— Погоди, — попытался возразить Эпсон. — Так нельзя!

— Можно. Мы только что сошлись во мнениях, что демократия лучше двух управленцев, а значит, наше решение вступило в силу. Технически мы с тобой можем его отменить, но тебе потребуется мое согласие. И не забывай, твой заместитель обязан отправлять еженедельный отчет, а я позабочусь, чтобы наше решение дошло до Начальника. Так что выбора у тебя нет, теперь ты обязан подчиняться результатам наших совместных голосований, где у тебя будет право двух голосов. Но даже одного голоса мне будет достаточно, чтобы было по-моему. Как хорошо все получилось, правда, Жюбо?

— Ага, — кивнул мертвец и усмехнулся.

— Вы что, сговорились? — глаза магика полезли на лоб.

— А тебя что-то смущает? — спросил Берэ. — Жюбо, между прочим, тоже имеет немалый опыт попадания в разные неприятности, как и выпутывания из них. И ему тоже не хотелось, чтобы нами командовал такой юнец, как ты. Но, хватит развозить. Полетели.

Берэ и Жюбо пошли к выходу из цеха, Квазар тоже начал подниматься, а Эпсон никак не мог прийти в себя. Его только что, вот так просто, по сути, лишили власти и возможности влиять на ход компании. Ясно же, Жюбо во всем поддержит Берэ, хотя бы из личной неприязни к магику, а голос Квазара вообще ничего не даст. Как и его.

— Не расстраивайтесь так, магик, — сказал Квазар, поглаживая нижний левый бок живота, где восстанавливалась почка. — Может, оно и к лучшему, что Берэ будет командовать. В конце концов, и спроса с него будет больше, а дело обещает быть трудным.

— Я еще поквитаюсь с ним, — процедил Эпсон и двинулся за дежурным и мертвецом.

Вахтовый дракон действительно уже ждал, Берэ и Жюбо прошли в кабину без промедления и дождались магика с Квазаром.

— Куда вас? — проревела оранжевая зверюга.

— В шестьсот шестьдесят шестую эпоху, и поскорее, — сказал Берэ.

Взмах крыл — и они уже поднялись над Дельтой. Магик осмотрел ее с грустью. Какая красота, а ведь он приехал сюда сегодняшним утром. Трудный выдался денек, зато как начинался… Грустная улыбка исказила лицо Эпсона. Какой же долгий выдался день…

— Приготовьтесь, — проревел дракон. — Драконьими путями лететь долго, поэтому пойдем по Реке.

— Быстрей уже, — зевнул Берэ.

— Куда ты так торопишься? — спросил Эпсон раздраженно. — Все еще считаешь запасные минуты?

— Ах, Эпсон, Эпсон, — покачал головой дежурный. — Тебе этого не понять. Я столько ждал этого дня…

— Что? — нахмурился магик, но дракон уже повернул к Реке.

Еще взмах крыльев, и они врезались в переливающиеся воды. Не ожидавший такого Эпсон, что-то выкрикнул, прежде чем вода захлестнула кабину, но никто его не услышал. Легкие заполнились вероятностями, верх сменился низом, и они выскочили из самой банальной речки, только в шестьсот шестьдесят шестой эпохе.

Дракон мигом набрал высоту, а глаза Эпсона и Квазара округлились. Перед ними открылась разрушенная эпоха, которую им предстоит восстановить.

Бесконечная ночь застыла над ней, насадив тьму в сотни кратеров; над некоторыми горами полыхало зарево вулканов, и голая пустыня связывала все это. Ни одного признака жизни, ни намека на дуновение ветерка, и чудовищное голодание вероятностей, по сравнению с изобилием Дельты Миров. А еще жуткий холод, и запахи могильного тлена. Они словно попали в летнюю резиденцию Авадона — демона смерти.

— Великий Светлый, — прошептал Эпсон. — Кто же сотворил такое?

— Я, — ответил звенящий эхом голос Берэ.

Подраздел второй: шестьсот шестьдесят шестая эпоха

Глава первая, подраздел второй: Где новая команда притирается друг к другу и начинает изучать восстанавливаемую эпоху

Вахтовый дракон летел не как в Дельте Миров, тут, в Мире, ему приходилось махать крыльями чаще. Не так, как птицам, но все же теперь не ощущалось плавности полета, да и чудовищной скорости тоже нет — они летели чуть быстрее реактивного самолета. И кабина, не нужная на Острове Мастера, теперь предохраняла от ледяного ветра. К счастью, шкура дракона источала нешуточное тепло, потому в кабине не холодно, если закрыть окна, но на такой высоте это привело к неожиданным последствиям — из-за высокой температуры дракон исходил паром, оставляя в небе длинный белый след. Что до пассажиров, все они смотрели на шестьсот шестьдесят шестую эпоху по-разному. Жюбо со злостью, размышляя, сколько же еще раз безумные колдуны пошлют его на внеочередную авантюру; Квазар со страхом, потому как никогда раньше не видел подобных пейзажей, и не понимал, как тут вообще можно жить, не говоря уж том, как это все можно восстановить; Эпсон с вызовом, он тоже никогда такого не видел, но честолюбие запрещало ему нервничать, нет, он собирался разобраться с эпохой, правда, не знал, как; а Берэ глядел на пустыню, кратеры, горы, окаменевшие деревья, уродливых животных с улыбкой. В мозгу самого старого колдуна на спине вахтового дракона всплывали старые воспоминания и новые планы, он смотрел на Мир спокойно, словно вернулся домой. С самого дня пленения он не покидал Дельту Миров дольше, чем на пару суток, а теперь он будет в Мире целый месяц! Правда, потом его могут приговорить к смерти, но есть мысли и на этот счет, еще как есть. Он единственный видел в шестьсот шестьдесят шестой перспективу. Смотрел на Мир и вахтовый дракон, мечтая поскорей вернуться в Дельту Миров. Не зря его предки когда-то покинули Мир, ой не зря. Зверь чувствовал все ограничивающие законы этого плана Замысла, он ощущал, как мозг тупеет, лишается возможности мыслить нерационально и мечтать. Если вахтовый дракон задержится в Мире хотя бы на год, он станет полностью тупым зверем. Совсем, как человек…

— Нам долго еще лететь? — спросил Эпсон у дракона.

— Он тебя не слышит, — сказал Жюбо. — Надо открыть окно.

— А ты, я смотрю, перешел на «ты», — пробурчал магик.

— А что делать? В Дельте ты был на целую служебную лестницу выше меня, а тут ты всего лишь обладаешь двумя голосами, против моего одного.

Мертвец усмехнулся, а Эпсон едва сдержался, чтобы не швырнуть в него треклятье. Но так безалаберно растрачивать вероятности в Мире чревато. К тому же, на Жюбо треклятье может и не подействовать. А даже если и подействует, он просто восстановится из пепла, примет очередную долю Обезболивателя и делу конец. А магик целиком и полностью потеряет возможность влиять на ход компании. Нет, надо бы действовать более дипломатично. Вон, как Берэ, например. Всего за полчаса он добился места главы их маленького отряда, используя только язык и бюрократию МРС.

— Так это ты разрушил шестьсот шестьдесят шестую, Берэ? — спросил Жюбо, переводя взгляд на дежурного. Нескладная высокая фигура в засаленном полосатом комбинезоне казалась весьма довольной происходящим, и это откровенно раздражало.

— А у тебя пятнадцать минут назад случился приступ глухоты? — отозвался дежурный.

— Ну, надо же как-то начинать разговор, — оправдался Жюбо. — Я и раньше знал, что перец ты красный, но чтобы настолько красный.

— А я ему не верю, — встрял магик. — Уж что, а врать этот тип умеет отлично.

Квазар не обращал на них внимания, все еще пялясь в окно и думая о смерти. Почему-то все его размышления непременно скатывались именно к этой теме.

— А мне вообще плевать, — пожал узкими плечами Берэ.

— А я верю, — не отставал Жюбо. — У нас про Берэ в демонтажном столько слухов ходило.

— И каких? — спросил Эпсон.

— В основном, как он начальство разводил, — пожал плечами мертвец. — Но старики, да и та же Каратра, говорили, лучше с ним не связываться — себе дороже выйдет.

— Одно дело, отлынивать от работы, а другое, уничтожить эпоху Треклятьем Темного, — возразил Эпсон.

— Деконструировать, — поправил Берэ. — Я ничего не уничтожил, как видишь, эпоха на месте.

— Хорошее место, — усмехнулся мертвец. — У нас в отделе тоже демонтеры работают, но это не отнимает того, что процентов девяносто там — простые убийцы.

— И ваш отдел назван правильно, и терминология подобрана верно, — сказал Берэ звонким голосом, заставляющим ежиться. — Между деконструированием и уничтожением — две большие разницы. Ладно, раз уж нам предстоит работать в связке, слушайте.

Берэ вздохнул, будто предстоящий рассказ для него — это что-то сложное. А три пары глаз уставились на него, да и три пары ушей приготовились внимать.

— С эпохой может случиться несколько вещей, — начал дежурный. — Первая — это конец эпохи. По первому закону Замысла, все имеет начало и конец в сущем. Только несущее может быть бесконечно, только пустота не имеет пределов. Но это вы знаете. С эпохами этот закон тоже действует, у каждой есть конец. У людей это принято называть концом света, что, по сути, верно, ведь свет — это изначальное что-то, а тьма — это бесконечное ничего. После конца света эпоха прекращает свое существование на этом плане, который мы называем Миром, и переходит в (вырезано цензурой). Эпоха может просуществовать очень долго, как, например, случилось с Гемморией, но конец всегда един. Второй путь эпохи — это ее разрушение. От конца света он отличается тем, что тут не участвует Темный. Нет, сами люди, или колдуны, или еще кто-то просто разрушает эпоху, так скажем, физически. Убивает всех людей, разрушает саму планету, и эпоха тоже заканчивается. Но, в отличие от конца света, на последнем этапе армия ада не врывается в нее, и Та Что Тушит Миры не приходит. Третий способ закончить эпоху придумал я — это метод ее деконструктурирования. Путем создания тысяч сплетений всевозможных заклятий, проклятий, треклятий, я создаю ситуацию, где эпоха сама приводит себя к концу. Конец может быть разным, может быть простое разрушение, может быть настоящий конец света с Антихристом и прочими примочками, но это кардинально другой способ.

— И почему? — спросил Эпсон, ловя каждое слово Берэ. Хита иногда тоже рассказывала ему о мироустройстве, но редко когда так доступно. Похоже, она и сама толком не знала, как оно бывает.

— Потому что и в случае с концом света и с разрушением эпохи, ее конец уже почти неминуем и обозрим. Эпоха приходит в упадок, люди поддаются под власть Темного, что дает тому возможность призвать Антихриста, или люди сами, по глупости своей, вверяют в плохие руки свою судьбу, как случилось с Гемморией. А деконструирование эпохи происходит с обычной эпохой, конца которой и не видно. И концу света и разрушению всегда есть предвестники, а я просто развалил эпоху, которая и не думала подходить к концу, напротив, в шестьсот шестьдесят шестой все шло очень гладко и правильно. Она находилась на пике своего рассвета, а я ее деконструировал. За всю историю Мира этот случай уникальный.

— И как тебе это удалось? — спросил Квазар, уже забывший об одолевавшей хандре. Если Эпсон хоть что-то но слышал о конце света, Жюбо знал почти все, рассказанное Берэ, Квазар же только сегодня представил, как все устроено в Мире.

— Мальчик мой, — усмехнулся Берэ, — этого ответа Мастер добивался от меня на протяжении тысяч циклов, а ту думаешь, я тебе все это расскажу? Да меня в живых оставили только потому, что Мастеру было интересно узнать, как я это сделал. Он и сам пару эпох разрушил, но именно разрушил, а не деконструктурировал за какую-то неделю. Да и ты все одно не поймешь, не тот у тебя пока уровень.

— У него уровень сейчас повыше тебя будет, — пробурчал Эпсон, поняв, что рассказ окончен. — Ты как колдун вообще какого уровня?

— Когда-то я был вне уровней, — усмехнулся Берэ. — А теперь да, ты прав, по силе я даже ниже Квазара. Но помимо силы, есть и такое понятие, как искусство. К тому же я практически бессмертен, невероятно опытен, и единственный, кто хотя бы немного понимает, что надо делать.

— И это, кстати, интересно, — вновь загорелись глаза Эпсона. — А почему ты бессмертен? Помнится, тогда мои проклятья от тебя отскочили, как с гуся вода. Почему так?

— Как же ты хочешь узнать все мои тайны, — усмехнулся Берэ. — Но снова нет, Эпсон, эта тайна не менее страшная и не менее неподвластная вам. Даже наш умница Долтон не сумел понять, как обойти мою защиту. Зато Мастер знает, как это сделать. И это очень плохо.

— Наверное, какой-нибудь сверхмощный купол удачи? — встрял Квазар.

Примечание Архивариуса: купол удачи. Самое распространенное заклятье колдунов. Купол удачи позволяет колдуну в любой ситуации страшно везти. Если колдун под куполом удачи забудет дома зонт, дождь не пойдет, если в него попытаются выстрелить, произойдет осечка, если он будет играть в лотерею, возьмет джек-пот. Недостатки купола удачи заключаются в том, что он относится к неуправляемым заклятьям. То есть, колдун под куполом может не сомневаться — ему повезет во всем, но в чем конкретно и как — проконтролировать невозможно. К тому же купол удачи — заклятье, требующее постоянного вливания вероятностей. С другой стороны, можно влить их сколько угодно. Все в этом случае зависит от силы и уровня колдуна.

— Если бы все было так просто, это не было бы интересно, — сказал Берэ. — К тому же «мощно», это уже очень давно не про меня.

Разговор как-то сам собой сошел на нет, все вернулись к созерцанию унылых пейзажей. Дракон спустился немного ниже, детали вырисовались в полнейшем омерзении. Теперь ясно, пустыня и не пустыня вовсе, а лишь нагромождение песчаных барханов, причем местами, а так поверхность представляет собой обожженную иссушенную землю, покрытую трещинами. То и дело появлялись странные образчики местной фауны — какие-то уроды, непонятно как вообще живущие.

— У них тут что, радиация? — спросил Эпсон.

— Что-то вроде этого, только наоборот, — ответил Берэ. — У них тут — вероятностная зима. Острый дефицит вероятностей приводит к нарушению нескольких законов Замысла, отсюда и появление нежизнеспособных форм. Новый вид тут появляется практически в каждом поколении, лисица может родить слона, или даже человека, вот только участь у них всех одна — смерть, без вероятности продолжения вида. Тут все умирает окончательно.

— А как же дети людей? — спросил Квазар.

— Тут все еще более интересно, — оскалился Берэ. — Дети людей — это все же люди. Причем ребенок способен выработать и впитать куда больше вероятностей, чем обычный взрослый. Поэтому в Городах есть случаи продолжения рода, но вероятностная зима действует и там. В этой эпохе практически нет положительных вероятностей, зато пруд пруди отрицательных. Отсюда высокая смертность, упадок морали, высочайший процент самоубийств и средняя продолжительность жизни лет пять.

— Это что — мир детей?! — воскликнул Эпсон.

— Нет, конечно. Есть здесь и старики и молодежь и люди среднего возраста, но большая часть населения мрет еще в младенчестве. Мне лень все это объяснять, лучше вы все увидите своими глазами. Кстати, мы уж подлетаем.

Четыре пары глаз вновь уставились в окна кабины вахтового дракона, перед ними открылся изменившийся пейзаж. Три города, соединенные железными дорогами и асфальтовой автострадой. Ближе всех — самый большой. В нем есть и высотные здания, и дороги с машинами, и уличное освящение, да и вообще размеры его не меньше двадцати километров в диаметре. Приличный мегаполис, и все бы ничего, вот только несколько пожаров полыхало то тут, то там, над городом носились вертолеты, прямо на глазах мрсовцев один сбили с земли, чем-то похожим на ракету. К тому же город неплохо освящен, да, но несколько секторов целиком и полностью темные, даже темнее пустыни, оставленной драконом позади.

Два других города поменьше. С высоты все три населенных пункта образовывали почти идеальный равнобедренный треугольник, а железные дороги и автотрассы связывали его вершины тонкими подсвеченными линиями. Тот город, что немного правее и дальше от дракона — определенно, промышленный. Высокие трубы чадят, даже ночью меж цехов и котельных снуют грузовики, все огорожено высоким забором. Город левее — самый маленький, но даже Знанием не надо пользоваться, чтобы понять — это культурный центр и место, где заседает правительство. Величественные дворцы, или замки выстроились рядом с уродливыми коробками, что, впрочем, хорошо защищены. Эпсон даже различил железный дом, навроде того, что выплавил Драхан. Максимальная безопасность и приличный внешний вид, в маленьком городе явно собралась элита местного общества.

— Это столица какого-то государства, — спросил Квазар, указывая на малый город.

— Да, — подтвердил Берэ. — Только не государства, а этой эпохи. Ты видишь перед собой все, что удалось сотворить МРС за сто пятьдесят лет. В Трех Городах собралось все население шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Остальная же ее часть ничем не отличается от пустыни, где мы пролетали.

— Всего три города? — переспросил Эпсон. — И это все, что удалось восстановить за сто пятьдесят лет?

— И Начальник хочет от нас, чтобы мы за месяц восстановили целую эпоху, — закончил мысль Эпсона Жюбо. — Нам крышка, иди оно все Хутурукешу в задницу.

— Не надо быть таким пессимистом, Жюбо, — усмехнулся Берэ. — Ты забываешь кое-что.

— Сомневаюсь.

— Отбрось сомнения, благородный мертвяк. Тебя и вправду подводит память. Вспомни, разве за восстановление эпохи когда-нибудь брался Берэ, по прозвищу Хаос? Могучий Деконструктор Вечности!

— Охренеть, как это круто, — пробурчал мертвец. — Ты тут и раньше бывал, и что? Помнишь, когда в туннелях погибли…

— А еще раньше я все это разрушил, — перебил Берэ. — Не волнуйся, у меня есть на эту эпоху несколько видов.

— Я за тебя рад, а вот у меня их нет, — все еще бурчал мертвец. — И у наших колдунов высоких уровней и разрядов, по всей видимости, тоже.

Колдуны высоких уровней и разрядов молчали, но не молчал Берэ. Почему-то с каждой преодоленной милей дежурный становился все веселее и веселее. Что не скажешь об остальных.

— А зачем мне твои виды, или тем более виды тех двоих? — пожал узкими плечами Берэ. — Вы просто будете делать, как я скажу, и все будет хорошо.

— Что-то и я сомневаюсь, — присоединился к бурчанию Эпсон.

— И это не имеет значения, — продолжил Берэ. — У вас нет выбора… вернее, у нас нет выбора. Поэтому мы сделаем все, как надо. Дракон!

Голос дежурного вдруг зазвенел еще сильнее, дракон услышал его, даже несмотря на закрытые стекла кабины.

— Да, Берэ? — спросил зверь.

— Приземляйся возле большого города. База МРС находится там.

С грустью смотрели Эпсон, Квазар и Жюбо на уменьшающуюся оранжевую точку — вахтового дракона, уносящегося обратно в Дельту Миров. И только Берэ глядел на город в паре миль от них. Оттуда доносились звуки жизни и ароматы нечистот, наверное, где-то поблизости свалка.

— Так база в самом городе? — спросил Эпсон, поворачиваясь к городу.

— Да, — весело отозвался Берэ. — В самом центре города.

— А как он называется? — спросил повернувшийся Квазар, доставая мобильную картотеку.

— Жилой Город, — ответил Берэ. — На местном языке, конечно, звучит иначе, но Знанием, я надеюсь, все пользоваться умеют?

Три фигуры в полосатых комбинезонах молча кивнули.

— Тогда проблем с пониманием не будет, — сказал Берэ. — Потопали, команда проклятых.

Берэ пошел к городу, все двинулись следом, а Жюбо спросил:

— А почему проклятых?

— А потому, — усмехнулся Берэ. — Это тайна, Жюбо. Такая страшная, что даже я не могу сказать, откуда ее узнал.

Пройдя метров сто, Эпсон и Квазар уже тяжело дышали и держались за животы, Берэ и Жюбо вырвались слегка вперед, и тогда магик окликнул их:

— Эй, вы, не так быстро! У меня сейчас кровь изо рта пойдет! Почему дракон нас не довез прямо до базы?!

— А ты не видел, что стало с тем вертолетом? — донесся голос Берэ, который даже и не думал сбавлять скорости. — А это был всего лишь патруль Розыска. И ты думаешь, партизаны пропустили бы демонов на драконе?

— Демонов? — переспросил Квазар. — Каких демонов?

— Нас с вами, недоумки, — пробурчал Жюбо.

— Мертвяк, а ты не слишком ли много на себя берешь?! — прорычал Эпсон.

— Достаточно.

Эпсон хотел догнать наглеца, но после пары широких шагов согнулся в повалился на покрытую трещинами землю. Он сжался в калач, и завыл раненым волком:

— Бо-о-ольно…

— Жюбо, дай ему Обезболивателя, — приказал Берэ.

— Вот еще, стану я еще…

— Это что, бунт, Жюбо? — перебил дежурный весело.

— А что если и так? — остановился мертвец. — Вы что, убьете меня? Да вас троих сейчас и парализованный младенец одолеет.

— Значит, бунт, — остановился Берэ и покачал головой. — Что-то быстро.

— А чего ты хотел, твою мать?! — взорвался мертвец. — Ты — какой-то древний засранец, на которого точит зуб Начальник; эти два придурка чего-то нахимичили в Насосной, после чего ее пришлось отстраивать заново, но я-то чем провинился, что меня послали в эту задниц Хутурукеша?

— Считай, тебе не повезло, — отозвался Берэ из-за спины жестикулирующего мертвеца.

— И так всю смерть! — продолжал распаляться Жюбо. — Сначала я обслуживал Магистров, теперь из-за других колдунов попал в еще худшую жопу! И дураку ведь понятно — хрен мы чего тут восстановим. У нас есть два молодых калеки и один старый сбрендивший слуга Хутурукеша…

— И еще она, — снова послышалось сзади.

— Щю-ю-юпо-о-о… — прошептал замогильный голос из-за спины мертвеца. Тот резко обернулся, чтобы увидеть высокую фигуру Берэ и красивую женщину с крыльями, правда, с угольно черной кожей. Демоница глядела на мертвого алчно, глаза, чернее снов Темного излучают обессиливающую мощь; рядом скалит мерзкую рожу дежурный, под засаленным комбинезоном вспыхивает зеленое пламя, но Берэ лишь улыбается, словно боль для него — пустяк. Давно привычное неудобство, вроде того, что в автобусе тебе постоянно наступают на ногу. Неприятно, но мириться можно.

— Ты призвал Керу? — прошептал Жюбо в ужасе. — Так быстро…

— Ага, — сказал Берэ весело. — И теперь одно движение моего сапога, и…

Жюбо посмотрел на землю. Кера действительно заключена в круге, просто очерченном на земле мыском сапога дежурного. Тот же мыс сейчас стоит рядом всего в паре сантиметров.

Мертвец невольно сделал пару шагов назад, хотя понимал, все это бесполезно. В мозгу сразу всплыли воспоминания из недавнего похода в триста тринадцатую эпоху. Он, Манада, семейство Трохиных и пара крылатых демониц. Тогда только чудом мертвым курьерам удалось избежать возвращения в преисподнюю, хотя, когда Керы убрались в ад, Жюбо и Манада пребывали в состоянии фарша.

— Не отвлекайся, Жюбо, — продолжил Берэ. — Обезболиватель. И не переборщи, они еще живые.

Жюбо даже не задумался. Прошло секунд тридцать, а маленькие кусочки кристаллов Обезболивателя, отколотые мертвецом от больших, соприкоснулись с животами магика и его зама. Эффект возымел действие мгновенно — Эпсон перестал корчиться на земле, а Квазар распрямился, усмехнулся и… закричал:

— Я не чувствую ног!!! Великий Светлый, я не чувствую рук!!!

— Заткнись! — рявкнул поднимающийся Эпсон. — Конечно, ты ничего не чувствуешь. Обезболиватель слишком мощный, даже в таких дозах.

— ИЗГОНЯЮ!!! — разнесся над ними всепроникающий голос Берэ.

Троица повернулась к нему — дежурный стоял один, демоница пропала.

— Быстро ты, — пробурчал Жюбо, пряча кристалл Обезболивателя поглубже в наплечную сумку, и тщательно проверяя застежки — все десять.

— И правда, — подтвердил Эпсон. — Я бы провозился с час, чтобы призвать демона. А просто так в поле вообще не смог бы.

— Вы все очень хорошо провели разницу между нами, — усмехнулся Берэ. — И на будущее — если кто-то попытается взбунтоваться, его ждет наказание по всей строгости. Для Жюбо это будет возвращение в ад, для вас… для вас я еще не придумал, но по ходу дела разберемся. Все готовы идти дальше, и не отвлекаться на глупости? Отлично. И вы, двое, сейчас вы не будете чувствовать боль где-то час, поэтому — будьте осторожней. Можете влегкую сломать ногу и не почувствовать, или там вообще остаться без руки или ноги. Все это, конечно, потом отрастет, но на это нужно время, а из-за вашей глупости и пустых попыток самоутверждения мы так много его тратим на банальный путь до базы. Вперед!

Они молча продолжили путь к городу. Берэ шел первым, Жюбо замыкал. Они как-то сами выстроили почти такой же порядок, как тогда в туннеле. Первым идет самый опытный, замыкает убийца, на случай нападения. Город наплывал, словно каменное цунами, вот уже хорошо видны одноэтажные дома частного сектора, окружающего мегаполис. А за ними высятся пятиэтажки, девятиэтажки и так далее, до настоящих небоскребов в центре. Но до черты города они не дошли — метров за триста Берэ остановился.

— В чем дело? — спросил Эпсон. Говорил он медленно и осторожно, чтобы не откусить кончик языка или щеки. Он и Квазар вообще двигались максимально осмотрительно, следуя предупреждению дежурного.

— Я сканирую, — ответил Берэ коротко.

— Что?

— Вход в туннель.

Эпсон тоже сосредоточился и скользнул Знанием по окрестной местности, но ничего не обнаружил.

— Тут ничего нет, — сказал магик.

— Что-то ты подозрительно быстро все проверил, — усмехнулся Берэ.

Эпсон задумался. А и правда, на сканирование ушло меньше минуты, а обычно требовалось хотя бы пять. Но Знание четко показывало, под ними нет никаких тоннелей, только земля и песок. Причем песок шел как-то странно, словно полосами и они вели к городу.

— Песок?! — догадался Эпсон. — Но как это может быть?

— А вот так, — пробурчал Берэ. — Есть ведь в МРС и разведчики, а они неплохо путают Знание. Даже мне надо сосредоточиться… готово!

Берэ осекся на половине фразы и быстро пошел куда-то вправо. Все последовали за ним, до маленького камешка, неприметно торчащего из земли. Берэ усмехнулся, встал на колено, а потом со всей силы заехал рукой по камню. Причем бил не кулаком, а запястьем, тем местом, где его оборачивают кристаллические браслеты. Браслет выбил зеленые искры, камень ушел вниз, а в паре метров от них земля мгновенно разъехалась, будто диафрагма фотоаппарата, открыв люк. Берэ еще раз усмехнулся, подошел к люку и набрал какие-то цифры на крышке, тот отъехал в нишу, и перед мрсовцами открылся туннель диаметром в полтора метра, с лесенкой для спуска.

— И куда… — начал Эпсон, но Берэ перебил:

— Быстрей, за этими местами могут следить.

Они проскользнули в люк, а магик попутно спросил у Берэ:

— А кто может за нами следить?

— Партизаны.

— Но Знание…

— Партизаны не дураки, что давно доказали. Есть способы проследить нас и без непосредственного присутствия соглядатая. Лезь быстрей!

Туннель спускался под землю метра на три, когда Эпсон начал спуск по лесенке, Берэ уже встал на металлический пол, подождал, пока голова магика скроется под поверхностью земли, и нажал кнопку на стене, закрывая люк.

Спустившись, Эпсон осмотрелся. Сразу видна технология Дельты Миров и МРС непосредственно. Стены помещения совершенно гладкие — ни единого шва. Все чистое, хотя «всего» немного — только стеклянная труба, уходящая куда-то в стену, да странная машина, больше всего похожая на сани, стоящая напротив трубы.

— Под Городами МРС давно проделали сотни туннелей, — пояснил Берэ. — Некоторые мы уже давно забросили, их заняли партизаны; некоторые еще функционируют, но те же партизаны их регулярно находят и минируют. Вы двое, обеспечите наш безопасный переезд до базы.

Он указал на магика и Квазара.

— А сам не можешь? — нахмурился Эпсон.

— У вас вероятностей больше, и не забывай, — Берэ продемонстрировал зеленые браслеты. — Я не стану колдовать без причины, и если вы сможете справиться без меня. Так что действуйте.

— Давайте я, магик, — предложил Квазар. — Готово.

Берэ кивнул и полез в сани, остальные тоже — благо, они рассчитаны как раз на четверых.

Примечание Архивариуса: колдовство. Сами колдуны называют то, чем они заняты: управление вероятностями. Процесс этот сложен и требует обучения, вкупе с некоторой предрасположенностью, но, в принципе, подвластен каждому. По сути, каждый человек до какой-то степени колдун, так как создает или разрушает вероятности вокруг себя и других. Примеры простейшего купола удачи или сглаза наверняка встречаются вокруг вас постоянно, но, чтобы распознать в этом чью-то волю, необходимо еще уметь управляться со Знанием. Говоря простым языком: колдовство — это управление удачей или неудачей, по отношению к себе или другим, или к чему угодно. Процесс управлениями вероятностями описан Гемморианскими учеными досконально, и привязан непосредственно к теории онов, но даже им не удалось проникнуть за вероятность и добраться до Абсолютного Чуда. К сожалению, большая часть непосредственно приемов обучения колдовству или Знанию, не говоря уж об Абсолютном Чуде, находятся в категориях Е и выше.

Как только все расселись по местам в том же порядке, что двигались к городу, Берэ нажал кнопку, и из носа саней выдвинулось что-то вроде стеклянной крыши, отгораживая мрсовцев от внешнего мира, и обращая сани в некое подобие огромной пули, только сверху прозрачной, а снизу шли полозья. Еще одно нажатие, и сани понеслись в стеклянную трубу.

Переезд до базы длился минуты четыре, и протекал в полной темноте и молчании. Под конец Берэ сотоварищи почувствовали легкий недостаток кислорода — наверное, сани закупорились наглухо. Но вот темнота трубы сменилась белым кругом в конце, а уже через секунду они оказались на базе. Стеклянная крыша отъехала, выпуская мрсовцев в новое место работы.

Все, кроме Берэ, закрутили головами, оглядывая просторный зал, а старейший колдун выбрался из саней и сразу пошел стене с множеством экранов. Да, база МРС довольно большая, даже если судить по этому помещению. Размером со спортивный зал, все сделано из металла, и вновь нигде на стенах нет даже намека на швы. Десятки дверей ведут куда-то, с одной стороны зала находится отверстие трубы, откуда их выплюнуло, с другой стороны стена с множеством экранов и некое подобие конференц-зала — пара десятков кресел и большой стол. Когда Жюбо, Эпсон и Квазар выбрались из саней, Берэ уже преодолел половину пути к сидениям и столу, а когда троица осмотрелась, дежурный уже нажимал на кнопки пульта управления экранами, что висел прямо под ними. Несколько нажатий по кристаллам, и, помимо потолочных ламп, зал осветили десятки изображений с экранов.

Берэ устроился во главе стола, повернув кресло так, чтобы видеть и приближающихся подчиненных, и экраны, где разворачивалась жизнь Трех Городов шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Троица подошла вплотную, а Жюбо так и вообще уселся в кресло, Берэ задал вопрос:

— Мне только что пришло в голову, а что вы вообще знаете о процессе восстановления эпохи?

И ответом ему стала смущенная тишина да натужное сопение двух колдунов — Жюбо, само собой, не дышал. Эпсон еще в Дельте ожидал этого вопроса, и даже заготовил несколько ответов, но все равно молчал, потому что увидел весь масштаб предстоящей работы. В его эпохе он был начальником местного отдела МРС, но работу они выполняли скорее декоративную. Там здание подлатать, тут крышу перекрыть, в деревне спортивный зал построить и прочая дребедень. Если уж разбираться досконально, Магико-Ремонтная Служба восемнадцатой эпохи практически не держала колдунов, а всю работу выполняли простые строители-ремонтники. Да и в скорости отдел МРС даже близко не подобрался к основному отделению в Дельте Миров. Даже за день Эпсон увидел, какой объем работ выполняет главное отделение — примерно столько же, сколько отдел восемнадцатой эпохи за год. Поэтому Эпсон промолчал, предпочтя послушать дежурного. Берэ хоть и скотина, но умная, с опытом.

Жюбо Анортон Гует мог считать себя вторым по опыту, среди собравшихся. Он тоже не отрицал авторитета Берэ, даже, несмотря на недавнюю попытку взбунтоваться. Жюбо проработал в Службе Радости почти тридцать стандартных лет Мира, исполняя самые причудливые капризы сумасшедших Магистров. За годы службы Жюбо повидал многое, но в МРС он работает относительно недавно, к тому же еще и не колдун. Вот убить там кого-нибудь, или чего достать — это, пожалуйста, а тут — увольте. Поэтому мертвец тоже промолчал.

Что до Квазара, его молчание самое оправданное. Пусть он и колдун, но это всего лишь результат самоучения и странного эксперимента Биатриче, а так в колдовском уровне он значительно уступает Эпсону, а в опыте вообще всем. Потому он и не собирался высказываться, как и остальные, предоставив эту возможность Берэ.

— Я так и думал, — усмехнулся дежурный. — Более бесполезную команду трудно и представить, но мы что-нибудь придумаем, м-да. Хорошо, давайте взглянем на экраны, и может быть, вас осенит.

Все мрсовцы повернулись к стене с экранами и воззрились на нее. А там, в буйном цвете, кипела ночная жизнь Трех Городов шестьсот шестьдесят шестой эпохи.

Глава вторая, подраздел второй: Мы ненадолго оставим наших героев, дабы посмотреть на шестьсот шестьдесят шестую эпоху их глазами

Картинка с экрана номер двадцать три:

Регулировщик дорожного движения Розыска, определенно раздраженного вида, махнул жезлом, останавливая белый автомобиль. Машина проехала метров на пять дальше него, но мужчина и не думал подходить. Вместо этого он расстегнул кобуру с пистолетом, достал из-за пояса алюминиевую дубинку, и стал ждать, взвешивая дубинку и жезл, и размышляя, что тяжелее. Но из машины тоже никто не торопился выходить. В тонированном салоне мелькали какие-то тени, из приоткрытого окошка доносился женский визг и мужской смех. Регулировщик ждал, так прошла минута. Вена на его лбу запульсировала. Прошла еще минута, вена надулась, и стучала почти со звуком, по крайней мере, у регулировщика пульсация отдавалась в мозгах звуками барабанов. По прошествии еще трех минут, ему это надоело, и, покручивая дубинкой, он направился к авто.

Подойдя к машине, регулировщик остановился рядом с багажником. Бац! — алюминиевая дубинка разбила заднюю фару.

— Какого… — донеслось из машины, дверь распахнулась и вихрастый молодой человек выскочил наружу. Поначалу он держался молодцом, но инерция сделала дело — его занесло, и он едва удержался на ногах. — Ты какого… делаешь, мудак?!

— Житель, у вас разбит задний фонарь, и вы нарушили правила дорожного движения, — усмехнулся регулировщик, вена на лбу продолжала пульсировать. — Ваши права, пожалуйста.

— Пошел ты на…, гнида позорная! Ты какого… мою фару разбил?!

Регулировщик прищурился, а потом сделал резкий выпад вперед, и дубинка попробовала на прочность челюсть парня. Тот не успел среагировать, и повалился на дорогу, вдобавок еще ударившись виском. По асфальту растеклась лужица крови.

— Эй! — послышался из машины девичий возглас. — Ты что делаешь?

Теперь уже остальные три двери распахнулись, другие пассажиры вывалили из машины почти синхронно: еще один парень, только лысый, и две девушки в коротеньких юбочках. Регулировщик достал из кобуры пистолет.

— Всем стоять, не двигаться, — сказал слуга Розыска очень спокойно, вот только пульсирующая вена выдавала истинную картину внутреннего состояния.

Одна девушка и парень застыли на месте, но та, что сидела на переднем сидении рядом с покалеченным молодым человеком, который сейчас истекал кровью на дороге, не выдержала и бросилась к ухажеру. И получила пулю в бедро.

— Попытка побега, — сказал регулировщик безразлично.

— Мужик, ты чего? — сделал шаг вперед второй парень, но дуло пистолета направилось на него, и он замер. Девушка с пулей в бедре упала рядом с водителем и завизжала от боли.

— Отойти от машины, — снова никаких эмоций. Оставшаяся на ногах парочка повиновалась, регулировщик слегка наклонился к открытой двери, заглянул в авто. — Так, «Зеленая» и запрещенные наркотические препараты…

— Эй! — воскликнула вторая девица. — Ты чего?! Какие препараты? Да, выпили мы, но…

— Вот эти препараты, — сказал регулировщик, зажал дубинку в подмышке, рука достала из кармана брюк пригоршню таблеток и швырнула в салон. — Это преступление третьего уровня, наказание — пять лет принудительных работ в Промзоне.

— Детектив, может, договоримся? — вышел вперед второй парень. — У нас есть деньги…

— Дача взятки служителю Розыска — преступление четвертого уровня, еще два года принудительных работ.

— Так то, смотря, какая взятка, — усмехнулся парень и полез в карман пиджака.

— Помедленней, — сказал регулировщик.

— Все нормально будет, детектив. — Парень достал целую кипу смятых банкнот и протянул на вытянутой руке. — Я же все понимаю, зарплата маленькая, семья, дети…

— Положи на крышу машины, — впервые в словах регулировщика промелькнули какие-то эмоции.

— Хорошо.

Парень подчинился, регулировщик подошел ближе, рука потянулась к деньгам. Прозвучал выстрел, и он упал на дорогу с дырой в голове. Вторая девушка картинно сдула дымок, медленно вылетающий из маленького пистолета, что она прятала, заткнув за шорты со стороны спины.

— Дерьмо в пагонах, — сказал парень презрительно, а потом убрал деньги обратно во внутренний карман. — Молодец, детка.

— Ани? — спросила та, подходя к мычавшей на асфальте подруге, которая пыталась зажать дыру в бедре. Парень тоже подошел, только не к ней, а к бесчувственному водителю. — Ани, как ты?

— Больно… — промычала Ани.

— Мертв, — сказал второй парень, щупая пульс на шее водителя. — И этой жить осталось недолго — артерия пробита.

— Заткнись! — взревела девушка с пистолетом. — Вызывай врачей!

— Пошла ты, сучка, — ответил парень. — Я сваливаю.

— Ублюдок, — прорычала девушка сквозь слезы, наблюдая, как парень садится в машину.

Автомобиль стронулся с места, трясущимися руками девушка пыталась вызвать скорую по мобильнику.

Картинка с экрана номер четырнадцать:

— Дай…

— Вот еще.

— Ну пожалуйста…

— Самим мало.

— Козел!

— А тож.

В подворотне воняло мочой и сигаретным дымом, пятеро подростков передавали по кругу бутылку с «Зеленой», каждый делал по глотку, а потом закусывал дымом. Шестая — молоденькая девочка — стояла в паре метрах и крутила руки в замке. Мальчишки смеялись, а их осоловевший взгляды бегали то по переулку, то снова возвращались к девчонке.

— Кто играл в «Демонов»? — спросил один из пацанов, кидая окурок в девочку. Та едва успела отскочить.

— Классная игруха, — сказал другой, беря бутылку и делая маленький глоток. — Только брехня все это.

— Что это? — не понял третий.

— Что про демонов этих рассказывают. Не верю я.

— Тебя не спросили, — сказал первый. — Придурок, я спрашиваю, играл ты, а не веришь или не веришь.

— Сам придурок! Играл, нормально.

— А у меня комп не тянет, — пожаловался четвертый. — Предки, гады, не хотят новый покупать.

— Ну дайте… — проблеяла девочка.

— Что, ломает? — рассмеялся пятый, которому как раз в руки попала бутылка. — Что, пацаны, дадим ей похмелиться?

— Пошел нах, я и так у предков еле спер, — сказал первый. — Если батя узнает…

— Да заткнись ты, — сказал пятый весело. — Сиську покажешь, тогда дам глотнуть.

Вся пятерка расхохоталась, девочка покраснела.

— Ну давай, — сказал первый, ему идея тоже понравилась.

— Давай, — подхватил второй.

— Давай! — уже хором прокричало пять мальчишечьих голосов.

— Дава-ай, — сказал пятый, протянув бутылку в ее сторону и покачивая, отчего зеленая жидкость зашлась пеной.

Девочка покраснела еще больше, но быстро закатила маечку, выставляя напоказ маленькие груди.

— Сиськи! — расхохотался пятый.

— Дай, — сказала девочка гораздо тверже, и опустила майку.

— Маловато, — сказал второй.

— А потрогать? — рассмеялся третий.

— Ладно, пацаны, она заслужила, — продолжал скалиться пятый. А потом подобрал с грязного асфальта пробку, наполнил до краев и протянул девочке.

— Ты что, издеваешься?! — воскликнула она.

— Как показала, так и выпьешь, — сказал пятый строго. — Берешь?

Девочка насупилась, но осторожно взяла пробку и вылила содержимое в горло. По ее лицу растеклось блаженство, она прошептала:

— Еще…

— Покажи письку, дам еще, — сказал пятый.

Все подростки умолкли, в ожидании ответа. Ломалась девочка недолго. Руки быстро стянули трусики, и она подняла юбку. Второй взрыв смеха прокатился над подворотней.

— Держи, заслужила, — сказал пятый, наполняя пробку второй раз. Содержимое скрылось в ее глотке так же быстро. — Давай, садись рядом.

Уже нетвердой походкой девочка подчинилась.

— Дай еще, — сказала она, дурацкая улыбка расползлась по лицу.

— Конечно, дам, — сказал паренек, обнимая ее. — Только сначала…

Его рука мягко опустилась на ее коленку. Девочка не сопротивлялась, в тишине подворотни послышался звук расстегиваемой ширинки.

Картинка с экрана номер пять:

— Кто такая? — спросил врач в черном халате, брезгливо осматривая грязную девушку.

— Ее зовут Ани… — сказала подруга.

— Плевать я хотел, как ее зовут, — поморщился врач. — Кто в нее стрелял?

— Случайность, — сказала девушка.

— Случайностей не бывает. Ты знаешь, что мы должны сообщать о каждом таком случае?

— Знаю. Но может быть как-нибудь…

— Пять штук, все сразу, — отрезал доктор.

— У меня столько с собой нет. Я принесу утром, сделайте уже что-нибудь! Она же кровью истекает!

— Внизу есть автоматический кредитор, если не поспешишь, подруга твоя загнется через полчаса. Я сделаю тебе услугу и подготовлю операционную, но если ты не принесешь денег, я сдам вас обоих.

Врач повернулся и зашагал к операционной, девушка просверлила ему спину ненавистным взглядом, потом взглянула на бессознательную подругу с окровавленным бедром, перевязанным какими-то тряпками, и бросилась по коридору. Уже через три минуты она рыскала по первому этажу в поисках автоматического кредитора. Автомат нашелся в отдельной комнатке рядом с входом в больницу. Металлический ящик с экраном, несколькими кнопками управления и прорезью для удостоверения личности. Как только пластиковая карта попала в автоматический кредитор, экран зажегся, соединяя с банком. Специалист по кредитованию — приятный молодой мужчина в дорогом костюме — оторвался от бумаг и воззрился на девушку.

— Здравствуйте, — сказал мужчина. — Чем могу помочь?

— Мне нужен кредит, — сказала девушка, пытаясь восстановить дыхание. Мужчина внимательно рассмотрел ее изображение на своем компьютере: волосы растрепаны, косметика размазана, да и голос слишком волнительный.

— Какая цель? — спросил мужчина и застучал на клавиатуре.

— Личные дела, — ответила она. Мужчина поднял взгляд от клавиатуры и еще раз внимательно осмотрел ее. — Не обращайте внимания, как я выгляжу. Просто ночка выдалась…

— Все в порядке, — мягко улыбнулся он. — Но хочу предупредить, кредит на неопределенные цели не покрывается стандартными страховками, поэтому и процент на него будет высокий — пятьдесят процентов.

— Сколько?! — воскликнула она. — Ладно, только быстрее.

— А кредит еще и срочный? — удивился он притворно. — Тогда, прошу прощения, — шестьдесят пять процентов в этом месяце и увеличение на двадцать в каждом последующем. И это если вы собираетесь брать сумму не больше десяти тысяч.

— Мне нужно пять, — сказала она мрачно. — Но что это за условия?

— Простите, пожалуйста, но таковы правила. Я ничего не могу поделать в сложившихся обстоятельствах. Оформляем?

— Да, — пробурчала девушка. — Только быстрее.

— С этим никаких проблем, — он снова застрочил по клавиатуре. — Документы уже оформлены, деньги переведены, подождите всего минуту. И хочу напомнить, что в случае просрочки мы вынуждены будем арестовать вашу недвижимость, заблокировать личные счета и будем переводить вашу зарплату на счет Банка.

— Я знаю.

— Спасибо за то, что воспользовались услугами автоматического кредитора, — улыбнулся мужчина и пропал с экрана. В машине открылась отверстие, оттуда выехала стопка новеньких купюр.

Еще три минуты, и девушка уже колотит в двери операционной. Когда доктор в чистейшем халате открыл, она чуть не сунула купюры ему в лицо.

— Ани уже еле дышит! — воскликнула она.

— Успокойся, — сказал доктор, принимая деньги, и начал их медленно внимательно пересчитывать. — Не умрет она, время еще есть. Иди в комнату отдыха и постарайся успокоиться. Вот, это поможет.

Он протянул шприц, наполовину заполненный прозрачной жидкостью.

— Что это? — спросила она недоверчиво.

— Успокоительный коктейль, — улыбнулся он. — Сам иногда балуюсь. Тебя расслабит, может быть, ты даже сможешь уснуть. В комнате отдыха есть кушетка.

— Спасибо, — сказала она слабо, и взяла шприц.

— Сестра! — крикнул врач внутрь операционной. — Вези вон ту девушку из коридора.

Полная медсестра выскочила из операционной и быстро вкатила лежанку на колесах с Ани. Девушка до последнего смотрела, как подругу ввозят в стерильное помещение с операционным столом посередине, а когда двери отрезали обзор, двинулась в комнату отдыха — та всего через пару отсеков отсюда.

В комнате отдыха действительно нашлась кушетка. Достав из сумочки жгут, девушка вколола содержимое шприца в вену и откинулась, ощущая приятное расслабление. Уже спустя минуту ее поклонило в сон, последней мыслью лениво пронеслось: «Что-то слишком быстро». Она отрубилась, а уже через пару минут дыхание остановилось.

В операционной медсестра и ассистирующий хирург как раз окончили срезать заляпанную кровью одежду и повязку на бедре.

— Нужно переливание крови, да и то, вряд ли поможет, — сказал ассистент.

— Она уже труп, — согласился доктор. — Но органы еще целы. Вырежем сердце, печень и почки. Возьмем спинной мозг. Будем надеяться, они еще в нормальном состоянии…

— Сомневаюсь, — буркнул ассистент. — В крайнем случае, сдадим Кариму.

— И позвони в полицию. Скажи, что та дура обдолбалась до смерти в комнате отдыха…

Картинка с экрана номер двадцать:

В котельной очень жарко и грязно. Всюду навалены горы угля, десятки топок шипят и потрескивают, работники снуют туда-сюда, таская ведра с углем. Их сотни, может быть даже тысячи, все грязные, потные, постоянно кашляющие, иногда — кровью. До перерыва осталось всего пятнадцать минут, но никто не прекращает работать, не думает замедлить темп — надзиратели и механики тоже прогуливаются по котельной, правда, лица их скрыты противогазами. Большая часть людей тут — преступники, приговоренные к принудительным работам; но есть и настоящие служащие, получающие зарплату. К одному из них — полностью чумазому мужику с парой ведер в руках — подошел надзиратель, быстро приспустил противогаз и сказал:

— На перерыв пойдешь в отдел кадров.

Противогаз вернулся на место, а надзиратель пошел дальше. Рабочий глубоко вздохнул, закашлялся и продолжил путь к топкам. Ничего хорошего такой вызов не предвещал.

Когда гудок оповести всех о перерыве, и целая река людей потянулась на свежий воздух, работник наоборот двинулся через цех к переходу в раздевалки — прийти в отдел кадров таким грязным нельзя. Наскоро переодевшись, он вышел из раздевалки, с завистью взглянул на противоположную часть котельной, где в просвете ворот курили сотни мужиков, и пошел к переходу в контору.

Контора значительно уступала котельной по части грязи и вони. Да и встретить тут неопрятного мужчину нельзя. Даже в лучшем своем наряде рабочий выглядел оборванцем, на фоне проходящих мимо служащих конторы в дорогих костюмах и с ухоженными прическами. Да и сажу, и запах пота, и мозоли на руках никуда не скроешь. Поэтому по пути работник собрал все презрительные взгляды, что мог собрать.

Отдел кадров на втором этаже, работник быстро дошел дотуда, надеясь, что сможет застать хотя бы пять минут перерыва и покурить на улице. Но в приемной он встретил секретаршу Директора Промзоны, и его надежды разбились, как сосулька весной, во время первой оттепели. Секретарша пришла в отдел кадров просто так. Поболтать там, может, чашку кофе выпить, и плевать ей, что работники могут сюда заглянуть только за счет перерыва. Она вообще не обратила внимания на мнущегося в дверях мужчину, продолжая рассказывать, как Директор свозил ее на выходных в Главный Город. Причем, она даже не думала стесняться и поведала двум девушкам из отдела кадров и работнику все интимные подробности того вечера, включая перечисление поз и видов оказанных шефу интимных услуг.

— А когда на мне больше не осталось взбитых сливок, он повел меня в ванну, которую наполнили шампанским! — вконец разошлась секретарша. — Там он поставил меня на колени и…

— Прости, Фира, — перебила девушка из отдела. — Вы что-то хотели?

Это относилось к работнику.

— Мне сказали сюда подойти, — сказала он смущенно. — Мое имя Контин, табельный семьсот пятьдесят восемь.

— Вам к заместителю по кадровым вопросам, — сказала девушка. Контин кивнул и пошел в нужный кабинет, но успел услышать продолжение рассказа секретарши:

— Он поставил меня на колени, взял за шею и начал окунать в ванну. Конечно же, сначала вошел в меня, и с каждым таким окунанием…

— Шлюха, — пробормотал Контин.

Грустные мысли тут же удвоились — он вспомнил дочь. Где она сейчас? Наверное, опять шляется по клубам, и работник еще больше погрустнел, когда подумал, на какие деньги? Он ей почти ничего не высылает, и так едва хватает денег на еду и коммунальные, а Ани недавно купила настоящую меховую шубу! Нет, Контин, конечно, не дурак, ясно же, как и чем может заработать красивая девушка. Примерно тем же, чем эта шлюха — секретарша Директора. Причем это только ночная секретарша, которой положено находиться в конторе по ночам, если вдруг случится ЧП и нагрянет руководство. А дневная секретарша еще… «красивее». По рассказам друзей, в конторе с ней переспали все начальники, а их в Промзоне не меньше сотни.

Кабинет заместителя по кадровым вопросам находится тут же, на втором этаже. Днем в конторе работает все семь этажей, по ночам только второй. Промзона никогда не прекращает работать, денно и нощно обогревая Три Города, снабжая электричеством, выпуская разные… товары. Контин служит тут уже пятнадцать лет, и знает, откуда берутся все эти «товары». Раз в сутки их забирают из самого большого цеха Промзоны, но еще никто ни разу не видел, чтобы кто-то туда что-то завозил. И Контин не знал ни одного работника из производственного цеха, ни разу не слышал, чтобы оттуда доносились какие-нибудь звуки. Зато охраняли цех добро — хрен подойдешь. И многие поговаривали, что товары, все, начиная от ложек и кончая машинами, вертолетами, домами, поставляют в производственный цех демоны…

Нужный кабинет защищала от суеты конторы лакированная дверь, Контин постучал робко, с той стороны послышалось: «Войдите». Работник толкнул дверь и оказался в небольшом помещении с двумя шкафами и рабочим столом, где восседал заместитель по кадровым вопросам Промзоны.

— Добрый ночи, Контин, — сказал зам. — Присаживайтесь.

Работник неуверенно прошел к кожаному креслу, присел на краешек.

— У меня перерыв скоро закончится, — сказал Контин.

— Ничего страшного, — заверил мужчина. — Я договорюсь с вашими механиками. Разговор нам предстоит серьезный, а может быть даже долгий…

По спине рабочего заструился пот, хотя в кабинете совсем не жарко, зато кошки на душе заскреблись, предвещая что-то плохое.

— Видите ли, Контин, в последний квартал у нас необычайно большой наплыв бесплатной рабочей силы, в виде нарушителей закона. А доходы Промзоны значительно падают. Население Городов идет на убыль, а, следовательно, и потребительная способность. Мы терпим нешуточные убытки, и руководству Промзоны не остается ничего другого, кроме как экономить на всем. В том числе и на работниках.

— Вы хотите меня уволить?! — воскликнул Контин. — Но мне же всего два года до пенсии осталось!

— Успокойтесь, если бы мы просто хотели вас уволить, этого разговора не было бы, — улыбнулся заместитель. — Но и вы войдите в наше положение — Промзона терпит убытки и нуждается в платной рабочей силе все меньше и меньше. Зачем нам платить вам, если мы можем привлечь из шахт десяток нарушителей.

— Я работаю тут уже почти пятнадцать лет… — снова попытался влезть Контин.

— И поэтому у нас есть к вам предложение, — перебил заместитель. — Через два года вы сможете получать повышенную пенсию от Промзоны, собственно, на минимальную пенсию вы уже наработали.

— Я не понимаю, к чему вы клоните?

— К сожалению, мы вынуждены сократить кого-нибудь, — продолжил ходить вокруг да около кадровик. — И мы это сделаем. Давайте посмотрим, какую пенсию вы будете получать…

Мужчина открыл крышку портативного компьютера, пощелкал несколькими кнопками и сказал:

— Триста двадцать восемь. А зарплата у вас полторы тысячи. Вот и посчитайте, что лучше для вас: получать два года полторы тысячи, или всю оставшуюся жизнь получать по триста в месяц?

— Ничего себе выбор! — воскликнул Контин.

— К сожалению, ни у меня, ни у вас нет выбора, — сказал кадровик значительно холоднее. — И, тем не менее, — выбирайте. Если вы примете правильное решение, мы уже сегодня подпишем договор на добровольный отказ от повышенной пенсии, которую вы не получите в любом случае. И на вашем месте я бы согласился.

— Но это обман! Я проработал тут…

— Замолчите! — отрезал кадровик. — Я тут тоже работаю уже десять лет, но я никогда не был настолько глуп, чтобы рассчитывать на благодарность Промзоны или повышенную пенсию. С вами поступают максимально честно, скажите спасибо, что вам вообще что-то предлагают. Решайте, иначе приказ о вашем увольнении будет подписан уже к утру.

Работник умолк, обдумывая предложение.

— Хорошо, я пойду еще на одну уступку к вам, как к заслуженному работнику, — смягчился кадровик. — Если вы согласитесь, до конца недели мы дадим вам оплачиваемые отгулы.

Спустя полчаса Контин закрывал ящик в раздевалке на ключ, в кармане лежал договор на отказ от повышенной пенсии. Еще через полчаса он садился на поезд и не увидел поднявшуюся в Промзоне суету. А все дело в том, что впервые работники, пришедшие за товарами в производственный цех, ничего не нашли. Впервые демоны не исполнили пожелания Директора Промзоны и Главы Трех Городов.

Картинка с экрана номер сорок три:

— Они везде… — шептал он. — В воздухе, земле, в огне и воде. Всюду.

— Но откуда ты можешь знать? — шептала она.

— Они научили меня. Я просто знаю о них, а они знают обо мне, о тебе, обо всех.

Темнота укрыла их, трехъярусные кровати поскрипывали, там спят остальные. Но он и она не спали: молодой парень и молодая девушка.

— Расскажи мне о них еще? — попросила она, стараясь шептать как можно тише, ведь могут услышать…

— Они пришли с другой стороны нашего мира, они умеют летать на огромных птицах, они могут прочесть твои мысли, они пытаются контролировать каждого из нас.

— Но кто они такие? Демоны?

— Нет, — покачал головой он. — Они гораздо, гораздо хуже демонов. Никто не знает, кто они такие, но есть люди, которые знают об их существовании. Таких как я немного, мы живем как крысы, прячась от них и от нас… Это трудно объяснить.

— Но если они такие сильные… они же ведь сильные?

— Очень, — подтвердил он.

— Если они такие сильные, могучие и все про всех знают, почему они оставляют вас в живых?

— За все эти года мы тоже кое-чему научились от них. Среди нас есть знающие, есть даже те, кто умеют… м-м-м… управлять всем. Это трудно объяснить. Демоны пришли к нам давным-давно, еще когда не было Трех Городов, еще когда не было предыдущих Трех Городов и предыдущих, и предыдущих. Уже никто не помнит, когда все это началось, но очень-очень давно. И каждый раз, когда мы стараемся построить новое общество, приходят они и все рушат. Они не хотят, чтобы мы были сильными, но такие как я тоже приходят каждый раз и стараются им помешать. Но мы проигрываем. Сколько было попыток, столько было и поражений. Слишком они сильны, слишком…

— И ничего нельзя сделать? — спросила она, и слезинка скатилась по розовой щеке.

— Можно, — ответил он твердо. — И нужно! Надо пытаться каждый раз, все время отдавать все силы, и тогда есть возможность одолеть их хотя бы единожды. А нам большего и не надо. Всего одна победа навсегда закончит цепь поражений.

— А если все мы объединимся и дадим им отпор? Если все люди Трех Городов…

— А ты думаешь, они объединятся? — грустно усмехнулся он. — Нет, демоны отравили их души, затуманили разум, а тех, кто пытается думать, кто призывает к сопротивлению, они называют безумными и привозят сюда. И это еще в лучшем случае, а так — смерть. И все заодно с ними. Глава, Директор, Розыск — все они знают, что демоны есть, но пока те дают им деньги и власть, никто не перейдет на нашу сторону. На сторону света и правды.

— Света и правды, — повторила она шепотом. — Я хочу тебя поцеловать.

Ее пальчики нашли в темноте его лицо, провели по щетине, нашли тонкие губы. Он дышал ровно, спокойно. Ее лицо приблизилось к его, она ощутила теплоту его дыхания. Губы встретились, поцелуй вышел не слишком страстным, но языки их попробовали друг друга на вкус.

— Не надо… — прошептал он, глядя в отблески, мелькавшие в ее глазах. Их лица все еще соприкасались носами, а губы манили, манили…

— Почему? — ее дыхание, казалось, проникает ему прямиком в легкие. Чистое, словно весенний ветер, теплое, будто песок летом.

— Нас могут услышать, и тогда мы больше никогда не увидимся.

— Мне все равно.

И снова губы встретились, на этот раз поцелуй вышел куда дольше.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Я тоже тебя люблю, — вторил он. — Тише!

— Что такое? — сказала она испуганно. — Санитары?

— Нет. Слышишь? Этот звук, будто жужжание.

Он завертел головой, прислушался, а потом резко выкинул руку вбок и схватил что-то невидимое. Лицо его исказилось от боли, но он все равно сжимал кулак как можно крепче.

— Вот видишь, я же говорил, они следят за нами всегда… — сказал он.

Экран погас.

Глава третья, подраздел второй: Наши герои обсуждают, планируют, готовятся, разочаровываются и много-много-много-много говорят…

Берэ нажал на что-то, экраны погасли, но две пары глаз продолжили пялиться в пустые мониторы. Сам Берэ не особенно и глядел на жизнь Трех Городов, его Знание и так витало по шестьсот шестьдесят шестой, выискивая интересные события, а мозг дежурного кипел, как встарь, делая тысячи выводов, и радуясь, что снова работает на полную катушку. Мертвец умел пользоваться Знанием весьма ограничено — фактически, Жюбо мог понять, что ему говорят на любом языке, или объясниться с любым человеком на его наречии, но это и все. И, тем не менее, Жюбо тоже сделал положенную сотню-другую выводов, в основном, один мрачнее другого. Что да Квазара и Эпсона, они-то как раз Знанием пользоваться умели, но не так хорошо как Берэ, потому, при просмотре вошли в некое подобие транса, и теперь им надо некоторое время, дабы из него выйти.

— Что скажешь, Жюбо? — спросил Берэ покамест у единственного, кто мог его услышать и понять.

— Зад Хутурукеша повис над нами, — ответил Жюбо мрачно. — И он уже приближается.

Берэ расхохотался, звонкий смех пронесся по главному залу базы МРС, отразился от стен, влетел в уши магику и его заму, выводя из ступора.

— Нам все крышка, — прошептал Квазар.

— Я не могу поверить, что такое общество вообще может существовать! — воскликнул Эпсон, поднимаясь и разминая затекшие ноги, но тут же согнулся — боль в поврежденном легком вернулась с утроенной силой, он даже схаркнул кровь на металлический пол. — Треклятье Темного…

— На самом деле ты не можешь поверить в другое, — усмехнулся Берэ. — Как ты попал под этот наряд. Но ты все же постарайся поверить — если МРС и дальше будет прилагать все усилия, Три Города продержатся еще лет сто, прежде чем их жители уничтожат друг друга.

— Насколько я понял из слов того чокнутого, МРС и раньше пыталась восстановить эту эпоху? — подал голос мертвец.

— Да. И кстати, он прав — это пытались делать уже много-много раз. Но вот эта попытка, пока что, самая удачная. Три Города начали строить сто пятьдесят лет назад, когда в эпохе начали появляться люди…

— То есть как это, появляться? — спросил Квазар. — Магик, вам надо бы отдохнуть.

— Я в норме, — прохрипел Эпсон. — Не надо было так резко вставать. Жюбо, а может быть, дашь мне еще Обезболивателя.

— А чего не дать-то, — сказал мертвец и полез расстегивать сумку.

— Не думаю, что тебе хочется умирать, Эпсон, — вмешался Берэ. — Еще одна доза Обезболивателя, и ты отправишься в ад.

— И ты знал об этом?! — крикнул Эпсон Жюбо, и снова зашелся кровавым кашлем.

— Предполагал, — усмехнулся мертвец, застегивая сумку.

— Люди всегда как-то появляются, — ответил Берэ Квазару, не обращая внимания на два яростных взгляда Эпсона и Жюбо, сверлящих друг друга. — В этом и есть вся суть эпох и Замысла. Всегда после конца света все люди, животные, да вообще все — умирает, эпоха уходит в (вырезано цензурой), но Мир остается. Мир всегда один, просто со временем в нем происходит смена эпох. Но когда Мир выныривает из (вырезано цензурой), в нем появляются два первых человека. Как правило, они вскоре умирают, даже если успели оставить потомство, но появляются еще люди, потом еще и так начинается Весна эпохи. Потом люди множатся, обживают Мир, доходят до определенного технологического или колдовского уровня, и наступает Лето эпохи. После Лета всегда идет перенаселение, моральный упадок, разложение общества, социальный разброс и приходит Осень эпохи. Ну а потом Зима, эпоха снова уходит в (вырезано цензурой), и все начинается заново. Так вот, шестьсот шестьдесят шестая эпоха так никогда и не ушла в (вырезано цензурой), потому что я ее не разрушил, а деконструировал, поэтому здесь и есть возможность к восстановлению. Даже если и эти Три Города полностью вымрут, здесь вскоре появятся новые первые люди, а вместе с ними и возможность попытаться исправить все. Построить еще Три Города…

— А почему именно три города? — перебил Жюбо.

— Потому что это стандартная схема действия МРС, — прохрипел Эпсон, сжавшись на кресле в калач. — Так всегда поступают.

— Так, может, надо попробовать что-то другое? — предложил Жюбо.

— Что другое? — прохрипел магик. — Предложи Мастеру другую схему, вместо этой, которая, между прочим, срабатывала уже десятки раз!

— И у нас все равно нет выбора, — подхватил Квазар. — Нам дали на восстановление именно эти три города, и вряд ли мы, даже если разрушим их, сумеем построить что-нибудь другое. Верно, Берэ?

— Да, — отозвался дежурный веселым голосом. — Нам надо восстановить эти Три Города, а вернее превратить их в Три Города, у которых может быть будущее. Но есть у нас маленькая такая проблемка.

— Какая? — спросили все трое хором.

— Я так думаю, все аналитики МРС уже сошлись во мнении, что Три Города обречены и не поддаются восстановлению. Поэтому МРС и прекратило действия, в частности, поставки товаров в Промзону. И послали нас, чтобы мы облажались. Поэтому я и назвал нас, ребята, командой проклятых.

Дежурный ослепительно улыбнулся, рассматривая три открытых рта.

— Но это же нечестно! — воскликнул Жюбо.

— Ты напоминаешь мне того рабочего из Промзоны, — сказал Берэ. — Конечно, нечестно. Но давай взглянем правде в глаза — все мы тут были командой проклятых еще до того, как получили этот наряд. Ты, Жюбо, перешел дорожку Второму Магистру Ордена Одуванчика, ты, Квазар, тоже испортил планы Биатриче, а Эпсона подставила его учительница. Что же до меня, тут все сложнее…

— Так это дерьмо Хутурукеша все-таки затаило обиду?!

— Дед хочет меня убить?!

— Хита?! Что ты несешь?!

В единый миг помещение заполнилось вопросами, обвинениями и оскорблениями. Жюбо подскочил с кресла и принялся расхаживать туда-сюда, громко рассуждая о половых связях Магистра Биатриче с какими-то ленточными червями, Квазар тоже хотел встать, но вовремя остановился, вспомнив о почке, и стих, впав в очередной транс, теперь уже собственных мыслей. И только Эпсон орал непосредственно на Берэ, требуя сказать, с чего он взял эту чушь.

— А ты сам подумай, — ответил Берэ Эпсону, не обращая внимания на разглагольствования мертвеца. — Ты приезжаешь в Дельту Миров, полный надежд на будущее, к тебе заходит сам Начальник, с напутственным словом, и в этот же день тебя отправляют на невыполнимое задание. Уже то, что такого зеленого колдуна как ты взяли на должность магика — неведомая удача. Если бы ты был хотя бы четвертым уровнем, или имел к тому предпосылки, я бы еще поверил, что тебя взяли на перспективу. Но никакой перспективы в тебе нет, поэтому логичней всего предположить, что ты один из тех, кого вязли по протекции. Но Дельта Миров не то место, куда можно так просто попасть, даже по просьбе Магистра. А вот устроить на работу только для того, чтобы тут же отобрать должность — это, пожалуйста. Уж не знаю, чем ты там не угодил Хите, или она просто сошла с ума, но я вижу только одну причину взятия тебя в МРС на должность магика, учитывая скорость, с которой ты эту должность потерял.

— Я до сих пор магик! — выплюнул Эпсон пополам с кровью.

— Ты магик, который подчиняется первому разряду, — усмехнулся Берэ. — И плевать, что я по-настоящему колдун вне уровней, если бы на твоем месте был любой другой магик МРС, главным бы сделали его. Но у нас есть еще один вариант.

Квазар уже отбросил размышления и внимательно слушал Берэ, и даже Жюбо поостыл. Эпсон же обдумал всю ситуацию, и признал — Берэ, скорее всего, прав. Слишком оно все получилось по-накатанной. В один день цепь случайных событий привела его от вершины к полному краху; будучи колдуном, Эпсон знал, случайности никогда не бывают случайными, если в деле замешан хотя бы один колдун. А уж когда их вокруг тысячи…

— Что за вариант? — спросил магик.

— Самый удивительный вариант, и он объединяет всех нас вместе взятых, — усмехнулся Берэ. — И вы, трое недоумков, никогда, даже прожив сотню жизней, не смогли бы до него дотумкать.

— Говори уже, — пробурчал Жюбо.

— А ведь это так просто, Жюбо, уж ты-то мог бы догадаться, особенно теперь, когда я дал тебе имя кукловода.

— Биатриче? И что у него за хитрый план?

— Ну, давай подумаем вместе, Жюбо. Для начала мы имеем тут двоих непосредственно причастных к Магистру людей: тебя и Квазара. И меня тоже, но об этом потом. Такое совпадение нельзя не брать в расчет, потому, предположим, что Биатриче как-то да причастен. Теперь дальше, уже непосредственно к вам обоим. Почему Биатриче так взъелся на тебя, Жюбо, и частью чего являешься ты, Квазар?

— Все дело опять в том эксперименте? — пробурчал Жюбо, активно думая. — У него что, в этой эпохе тоже есть внуки?

— Нет, зачем же, — сказала Берэ. — Ну, в смысле, есть, конечно. Вот Квазар, хотя бы. Прямой, между прочим, родственник.

— А что за эксперимент? — вмешался Эпсон.

— Странный такой эксперимент, — ответил Берэ. — Но Жюбо лучше расскажет.

— В триста тринадцатой эпохе у Биатриче тоже были внуки — три, если быть точным. И он каким-то образом умудрился завязать их вместе с собой, с помощью проклятья, которое сам наложил. В результате из его внуков получились колдуны, а вернее сборщики вероятностей, которые все время их копили и поставляли ему. Он превратил их в своеобразные батарейки, как он сам выразился. И пока они жили, вероятности текли к Биатриче бурным потоком, причем, где бы он не находился, а не только в Дельту, где они ему и не нужны, потому что там вероятностей и так полно.

— Я ничего не понял, — признался Эпсон.

— Это потому что ты тупой, — промурлыкал Берэ. — Эксперимент Биатриче действительно заслуживает внимания. Для колдуна самая большая морока — это сбор вероятностей. Вот Биатриче и превратил своих внуков в поставщиков вероятностей, а проклятье, которое он на них наложил, стало той нитью, что способна доставить вероятности даже сквозь эпохи. И тут он хочет сделать то же самое.

— В смысле? — не понял Квазар.

— Ну, подумай сам, есть эпоха, которую уже несколько веков не могут восстановить. Тут, знаете ли, складывается ощущение, что она проклята. А теперь подумайте, что будет, если уничтожить эти Три Города, а потом подселить к появившимся людям своих внуков? Или вообще сделать так, чтобы первыми людьми стали его внуки, вот он уже одного сюда перетащил. Получится много-много проклятых людей, напрямую связанных с Биатриче, и из них можно будет сделать идеальных поставщиков вероятностей. Притом, вся эта система, нежизнеспособная в нормальной эпохе, будет идеально работать, потому что МРС будет искусственно поддерживать ее. Вся Дельта Миров будет работать на то, чтобы к Биатриче сливались все новые и новые вероятности. Я уж не знаю точно, чего он хочет. Может быть, захапать Дельту, или свергнуть Мастера, но эта эпоха может стать великолепным подспорьем для войны, лет через пятьдесят. А там, гляди, этот эксперимент с внуками или детьми, можно воплотить и в других эпохах. И Биатриче станет самым сильным Демиургом Вечности в Мире. Ему просто не будет равных, потому что он любого задавит своим количеством вероятностей.

— Но причем тут ты и я? — спросил Эпсон. — И зачем нас сюда послали?

— Все ведь просто, до скучного. Ты никак не вписывался в схему с Биатриче, вот я и решил, что тут замешана Хита. А я… ну ты ведь помнишь, как осуществляется связь между поставщиком вероятностей и колдуном?

— Посредством проклятья, как бы дико это не…

— А кто проклял шестьсот шестьдесят шестую эпоху? Правильно, я. Поэтому меня нужно любыми путями устранить, чтобы самому присосаться к этой пуповине. Если я не справлюсь, и не восстановлю эпоху, которую сам же и деконструировал, Мастер наверняка подумает, что я никогда не изменюсь, и что держать меня в Дельте бессмысленно, а может, даже опасно. Мастер простил бы мне многое, но только не противоречие его драгоценным идеалам. И поэтому Мастер убьет меня через месяц, Жюбо вернут в Службу Радости, где Биатриче даст ему еще одно самоубийственное задание, Квазара оставят тут, для, так сказать, будущей селекции и обеспечения Магистру в будущем родственных связей с местными жителями, Биатриче явится сюда, наложит на эпоху уже собственное проклятье, и тогда все мои проклятья как бы отойдут на его счет, и когда МРС выстроит здесь очередные Три Города, они поставят Биатриче столько силы, у-у-у-у…

Берэ закончил рассказ, Квазар и Жюбо все тщательно обдумывали, и только магик не мог успокоиться.

— А что со мной? — спросил Эпсон.

— Я же уже тебе все объяснил, — вздохнул Берэ. — Наверняка тебя просто решили убить, или припадать урок, или еще что-то. Я не знаком с Хитой, но, надо думать, баба она глупая, могущественная и сумасшедшая, как и большинство Магистров.

— Что-то тут не вяжется, — возразил Эпсон.

— Ну или так, либо тебе просто не повезло и ты попался под горячую руку, — пожал плечами Берэ. — К делу это не относится. И если честно — не особенно и ты сам важен, магик Эпсон. Твоя участь в уравнении великих колдунов — какая-нибудь незначительная погрешность.

— Ну, спасибо, — Эпсон опять согнулся в калач, опустив голову к коленям, чтобы никто не видел его гримасы, где обида застыла впополам с яростью, он едва сдерживался, чтобы не разреветься.

— Вообще-то, не в моих привычках кого-то приободрять, Эпсон, — сказал Берэ значительно мягче, — но поверь мне, иногда и погрешность может стать соломинкой, которая перевесит чашу весов. Запомни, даже достигнув всех вершин величия, никогда не надо забывать о мелочах. Вот тот же Биатриче уже давно сбросил меня со счетов, и совершенно зря. Я разгадал его игру, и теперь смогу начать свою. И в этой игре ты, Эпсон, будешь весить ровно четверть, потому что нас тут четверо и от каждого будет зависеть не только успех, но и его жизнь, и жизни остальных. Мы — команда, господа колдуны и мертвые, мы связаны единой целью, и цель эта — выжить. И поэтому мы будем биться до конца, как крысы загнанные в угол. И у нас только один шанс на спасение — восстановить шестьсот шестьдесят шестую эпоху! — закончил Берэ торжественно.

— Или заложить Биатриче Мастеру, — возразил Жюбо.

— И он послушает тебя, а не своего Второго Магистра? — усмехнулся Берэ.

— Но то, что предлагаешь ты — безумие! — воскликнул мертвец. — Как мы сможем восстановить то, что уже приговорено к сносу, к тому же после того, как все МРС не смогло справиться с этим, причем не единожды?!

— Ты забываешь, Жюбо, что Берэ Деконструктор еще никогда не брался за восстановление эпох.

— Прозвище «Деконструктор», как бы намекает, что восстанавливать — это не по твоей части.

— Ты неправ, Жюбо, — сказал дежурный. — Самое простое — это разрушать, но я не разрушитель. Немного сложнее — создавать, но я уже давно поднялся над уровнем создателя. Еще сложнее — конструировать. Не делать все с нуля, а сделать что-то, имея к этому ограниченные ресурсы и возможности. И сложнее всего — деконструировать. Развалить все, что угодно, не имея вообще никаких предпосылок к этому. Без сил, без средств, но, тем не менее, нарушить все законы Замысла. Деконструирование — самая сложная часть колдовского искусства, и я — самый лучший деконструктор за всю историю Мира.

— Если ты такой бугор, что же не ты, а Мастер, правит Дельтой Миров? — поднял голову Эпсон. Похоже, ему таки удалось взять себя в руки.

— Хороший аргумент, Эпсон, — грустно усмехнулся Берэ. — Но игра окончится только тогда, когда умрут все игроки. Мы с Лагатом проиграли когда-то, но мы все еще живы, и мы все еще на войне. Вот если на этот раз победит Биатриче, я умру, и можно будет сказать, что я не стоил и выеденного яйца. Но пока я жив, игра продолжается.

Мертвец и два колдуна невольно перевели взгляды на Берэ, и так же невольно отвели их. Неказистый дежурный страшно интересовал каждого, он даже немного страшил, но целеустремленность Берэ, его пыл, не угасший и за тысячу лет, внушал уважение.

— Но, хватит о глупостях, — вернул себе веселость Берэ. — Давайте решать, как нам вчетвером восстановить эту эпоху.

Напряжение, вызванное предыдущим разговором, как будто рассеялось, с души каждого упал камень, и они решились. Несмотря ни на что, они решили поддержать игру Берэ, хотя как же каждому хотелось сдаться. Эпсон уже подумывал о побеге в родную эпоху, Жюбо решался пробраться в Дельту, украсть Манаду и тоже скрыться, а Квазар думал пойти к деду за объяснениями, но после этих слов все отринули трусость, и обратили чистые взоры на Берэ, готовые к работе. И даже мутные бельма Жюбо вроде бы немного прояснились.

— Ну что же, команда, высказывайтесь, — сказал Берэ. — А я укажу вам на ошибки. Итак, как нам восстановить эпоху?

— А как ее вообще собирались восстанавливать? — спросил Квазар.

— Это достаточно сложный процесс, — ответил Эпсон. — Чтобы восстановить эпоху, необходимо, в первую очередь, задать предпосылки для общества. МРС действует по схеме трех кластеров общества: создание демократического, либо монархического, либо авторитарного строя — обществом надо как-то управлять. Обеспечение благоприятными условиями жизни: постройка городов, создание каждому жителю собственного жилья. И развитие промышленного комплекса, чтобы людям было где работать. И тут поступили точно так же…

— И уже десятки раз садились в лужу, — перебил Берэ. — Безусловно, такая схема может работать, но только если само общество нормальное. А вы видели, что творится в Трех Городах.

— И что же предлагаешь делать ты? — спросил Эпсон. — Изменить общество?

— Другого выхода я не вижу, — усмехнулся Берэ. — Конечно же, надо излечить именно общество.

— А разве МРС не пробовало этого? — спросил Квазар осторожно.

— А это как посмотреть, — прищурился Берэ. — Можно лечить общество множеством способов, но МРС всегда поступало одинаково. Они находили новых людей, потом искали место, где можно заложить Три Города. Один город они отводили для души и власти — там всегда строились правительственные резиденции, музеи, институты, школы, театры и прочая административно-культурная чушь. Соответственно, строился и промышленный город, где сначала строились кузницы, примитивные мастерские, но все с заделом на будущее, чтобы уровень производства рос быстрее, а техническое оснащение с каменных топоров поднялось до сварочных аппаратов в рекордные сроки — за пару поколений. Ну и людям надо ведь где-то жить, поэтому строили и простую, но добротную деревню, которая в будущем должна была стать городом. Оставались пустяки — найти всех появившихся людей, похитить, собрать в кучу и показать новые города, объяснив и продемонстрировав, насколько лучше жить тут, а не в пещерах посреди пустыни. И пошло-поехало. На первых этапах работники МРС помогали новому обществу открыто, но постепенно, со сменой нескольких поколений, уходили в тень, но не прерывали деятельности, и помогали, только тайно. И когда общество окончательно крепнет, МРС возвращается в Дельту Миров. Вот такой у них, а вернее нас, хитрый план восстановления.

— По-моему, все логично, — сказал Эпсон.

— По-моему, тоже, — поддакнул Квазар.

— По-моему — самая глупая схема, — сказал Жюбо.

— Почему? — спросил магик.

— Потому что не работает. К тому же я не хочу, чтобы кто-то решал за меня, по какому пути мне идти.

— Ты даже не можешь представить, Жюбо, сколько эпох восстановили по этой схеме, — вмешался Берэ. — И, тем не менее, ты прав. Схема эта будет работать, только если общество стремится к будущему, а в шестьсот шестьдесят шестой эпохе общество стремится к саморазрушению.

— И почему так? — поинтересовался мертвец.

— В МРС считают, что во всем виновата вероятностная зима. Дело в том, что найти новых людей не всегда получается быстро, потому они успевают «испортиться», и уже на сутном уровне стремятся ко злу. Вот из-за этого заблуждения, вся ситуация повторяется снова и снова. Каждый раз после разрушения очередных Трех Городов, МРС надеется найти новых людей до того, как вероятностная зима испортит их.

— А это точно заблуждение? — спросил Эпсон скептически.

— Давайте разберемся, — улыбнулся Берэ. — Если на протяжении десяток попыток одна и та же схема не работает, можно предположить, что дело именно в неисправности схемы. Но если эта же схема прекрасно работает в сотнях других эпох? Остается предположить, что какая-то часть схемы не подходит именно этой эпохе…

— А почему не вся схема целиком? — перебил Жюбо. — Может быть, тут надо строить два города, или вообще один, или оставить новых людей самих разбираться с собственной жизнью?

— Да, Жюбо, несомненно, аналитики МРС обдумают твою идею, когда будут планировать очередное восстановление, вот только будет это уже без нас, потому что к тому времени все, кроме Квазара, будут мертвы. Так что просто отбросим предположение, что вся система не подходит, потому что если это так — нам трындец. Мы можем просто спокойно провести последний месяц, отдыхая в умирающей эпохе, благо, за месяц с ней ничего не сделается. Но если все же предположить, что лишь часть схемы восстановления неверна, тогда у нас есть шанс что-то исправить.

— Логично, — кивнул Жюбо. — Но тогда, каковы наши конкретные действия?

— Сначала надо бы хотя бы узнать, какими мы ресурсами обладаем, — пробормотал Эпсон.

— Безграничными, — сказал Берэ. — МРС сделает нам все, что угодно. Если надо еще три города рядом построят, но разве в этом решение проблем?

— Если есть партизаны, — начал Эпсон, — а они, как я понял, есть, может быть тогда нам надо найти их и уничтожить.

— С партизанами действительно надо бы разобраться, — почему-то улыбнулся Берэ. — Но только не так. Ты опять думаешь, что МРС их не уничтожала?

— Тоже верно. Но тогда откуда они вообще берутся?

— А вот это и вправду важно, — кивнул Берэ, все еще скалясь. — Но к этому мы вернемся, если не сработают другие варианты.

— Так что за другие варианты?! — не выдержал Жюбо и повысил голос. — Хватит уже водить нас вокруг клада с закрытыми глазами! Что мы будем делать?

— Мы будем исправлять человеческие судьбы, — сказал Берэ. — Много-много судеб…

— Это что, Генератор Мало? — спросил Эпсон. — А разве он может существовать в Мире?

— Нет, — поморщился Жюбо. — Это всего лишь Хранитель онов.

— Всего лишь? — вышел вперед Берэ. — В этом аппарате я вижу большую перспективу.

Вся четверка обступила очередной кристаллообразный агрегат, занимающий почти четверть помещения. Окончив совещаться, они решили посмотреть, что им может предложить база МРС шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Спору нет, в случае чего центральное отделение МРС в Дельте Миров даст им все, что угодно, но ведь на доставку уйдет время, а его и так мало. Поэтому все поднялись с удобных кресел, и, кто твердой походкой, а кто опираясь на плечо другого, пошли на осмотр. И за первой же из многочисленных дверей в главном зале базы, им попался Хранитель онов.

— Но ведь его нельзя таскать все время с собой, — возразил Жюбо. — Или вы собираетесь колдовать, не выходя с базы?

— Я вообще не собираюсь колдовать, — ответил Берэ, подходя еще ближе к Хранителю. — Взгляни.

Дежурный протянул руку к одному из светящихся кристаллов, торчащих из бока Хранителя, и тут же зеленый браслет на его руке вспыхнул, а кристалл наоборот, погас. Берэ поморщился от боли.

— Даже процесс впитывания вероятностей — это уже колдовство, — пояснил Берэ. — Боюсь, если я даже попробую подзарядиться от этой гигантской батарейки, Поглотитель запросто высушит ее, и мы останемся без Хранителя.

— Ничего себе! — воскликнул Квазар. — Ты только что впитал все оны этого кристаллика?

Он подошел к угасшей части Хранителя и провел по ней рукой. Никакой отдачи. Тогда Квазар дотронулся до светящегося кристалла по соседству, и сразу почувствовал, как вероятности потекли к нему. Однако он наполнился целиком, но кристалл и не думал гаснуть.

— А сколько ты способен вобрать? — спросил Эпсон, тоже подойдя ближе, и коснулся того же кристалла, что и Квазар. На этот раз кристалл вроде бы действительно немного угас, но совсем, совсем чуть-чуть.

— Да хоть весь, — сказал Берэ. — Только из-за Поглотителя это будет бесполезным, и очень болезненным процессом.

— Весь? — переспросил Эпсон. — Не верю.

— Дело твое… И тем не менее, вот перед нами и первая проблема.

— Первая?! — воскликнул мертвец, даже не подошедший к Хранителю. А зачем? Мертвый может впитать только Мало, причем заранее настроенное…

Примечание Архивариуса: насчет впитывания мертвым исключительно Мало. Долго объяснять…

— Да у нас тут проблем целый караван и еще маленькая повозка!

— Жюбо, успокойся, — вздохнул Берэ. — И все же раньше все было проще. Тогда мне и слова никто поперек не вставлял, и лишь внимал моей мудрости, а теперь даже мертвые и те перечат… Что делать, будем работать с тем, что есть. Проблема наша в том, что наверху почти нет положительных вероятностей. Из онов, которые они смогут впитать, почти нет единичек, зато полно двоек, четверок, шестерок. Квазар и Эпсон сумеют сотворить из них лишь проклятья, но не благословения, а благословения нам понадобятся.

— Ну так, а как же вот эта светящаяся хреновина, подери ее Хутурукеш? Она же заряжена любыми вероятностями.

— Не любыми, а только самыми малыми, — пояснил Берэ. — Колдуны могут управлять онами до седьмой степени, а в Хранителе целиком и полностью первая степень.

— Не понимаю, — покачал головой мертвец.

— Вероятность — это он, или комбинация онов, — встрял Эпсон. — То есть сам по себе он — это даже не вероятность, а изначальная частичка Замысла. Но два она — это уже вероятность, причем отрицательная, три она — вероятность положительная. Двойки и тройки самые мощные вероятности, потому что из них можно делать заклятье дальше, а вот, к примеру, семерка — это уже сформировавшаяся положительная вероятность — основа купола удачи. Треклятье — это двойки, сглаз — шестерка, а из четверки можно сформировать приличное проклятье.

— А что же тогда такое заклятье? — спросил Жюбо и принялся массировать подбородок.

— Все, что он тебе сказал — голая теория, — ответил Берэ. — На самом деле все сложнее и мы работаем с комбинациями двоек, троек, четверок, пятерок, шестерок и семерок, а их самих делаем из единичек. Вот, допустим, болевое проклятье состоит из шестидесяти двух комбинаций четверок и шестерок. Это сложно, Жюбо, и в этом надо разбираться, подключив Знание, большинство же колдунов вообще ничего не знают про теорию, и, тем не менее, колдуют, дай Темный. К тому же, так как тебе это все равно недоступно, тут и объяснять ни к чему.

— Тогда в чем проблема-то? — кивнул мертвец, мотая информацию на виртуальный ус. Кто знает, авось сведения пригодятся, все-таки он работает с колдунами бок о бок, надо знать их сильные и слабые стороны.

— А проблема в том, что наши штатные колдуны слишком слабы и не могут вобрать достаточно вероятностей, а работать придется в основном им. Но это решается. Если есть Хранитель онов, должен быть и Создатель Онита. Вон, взгляните, от Хранителя в соседнюю комнату идет Онитовая труба, давайте посмотрим…

Берэ вышел из комнаты, попал в главный зал с экранами, и тут же зашел в соседнюю комнату. Остальные следовали за ним попятам.

В соседнем помещении и вправду нашелся Создатель Онита — прибор ничуть не похожий на Хранитель онов. С виду он больше всего напоминал какой-то токарный станок — довольно большой, почти в человеческий рост, сбоку есть ниша, с обеих сторон которой нашлись и два кристалла. На панели управления горели какие-то кнопки, из стены к Создателю вела труба от Хранителя.

— И как это работает? — спросил Эпсон.

— Просто, — сказал Берэ. — Между этими двумя кристаллами формируется особое поле, позволяющее работать с онами. Все почти как с переходным полем, только в нем можно делать лишь изделия из Онита.

— И зачем нам это надо? — спросил Квазар. — Что можно сделать из Онита такого, чего нельзя из стали, к примеру? Да и на базе должны быть ножи или мечи, если они так нужны…

— Нет, мне не нужны ни ножи, ни мечи, — усмехнулся Берэ. — Я хочу сделать нам магические посохи. Нет, на посохи уйдет слишком много онов — магические трости.

— Что это еще такое, — прищурился Эпсон. — Ты снова издеваешься? Зачем колдуну посох?

— Чтобы хранить оны, само собой, — ответил Берэ. — Но самое противное, что мне сейчас придется колдовать, причем не абы как, а целых три раза применить Абсолютное Чудо. А в Мире это так сложно… и так больно. Но делать нечего…

Берэ вздохнул и нажал пару кнопок на реле. Создатель загудел, кристаллы засияли ярким светом, магик и Квазар отвернулись, иначе появлялся шанс еще и ослепнуть. Мертвец, само собой, ничем не рисковал, да и Берэ воспринял избыточную нагрузку на сетчатку спокойно.

— Вон там есть очки, — сказал Жюбо, указывая на стену.

Колдуны подошли к крючку и сняли пару темных очков, таких же, как в Насосной. А когда повернулись уже сам Берэ горел ярче кристаллов в Создателе Онита. Если бы не зеленый свет, коим буквально исходил Берэ, со стороны и не скажешь, что он колдует по-крупному. Просто стоит в нише и словно проводит черту от одного кристалла к другому снова и снова. Только с каждой проводкой в образованном кристаллами поле, появляется какой-то контур. Нечто похожее на трубу, диаметром в пару сантиметров и с небольшой ручкой на конце. Палец продолжает водить по фигуре, она все четче и четче вырисовывается, приобретает плотность, обрастает изысканными завитушками, а лицо Берэ все больше искажает боль. Пот струится по лбу, Поглотитель под одеждой горит вся ярче. Но вот, первая трость закончена и Берэ принимается за вторую. Первая просто весит в воздухе меж двумя кристаллами и слегка сияет, словно раскаленный металл. Палец продолжает создавать вторую трость, а Поглотитель уже сияет так, что очки почти не помогают. Эпсон и Квазар вынуждены отвернуться во второй раз, а Жюбо смотрит. Вот и вторая трость готова, а вместе с наметками третьей помещение оглашает безумный рев дежурного. Берэ орет, словно его разрывает изнутри, хотя, вроде, боль приходит снаружи. Вдруг, его комбинезон вспыхивает зеленым пламенем, и теперь уже не человек работает с Создателем Онита, а просто пятно света. Рев проникает в саму суть собравшихся, не в силах такого выдержать Эпсон и Квазар выбегают из помещения, а Жюбо смотрит, будто привороженный. Из его ушей уже текут две струйки вязкой крови, левый глаз лопается, но мертвец не может оторвать взгляда. Впервые он чувствует, сам не понимая как, но чувствует — вот этому человеку сейчас так больно, как никогда не было больно самому Жюбо. А ведь мертвец прошел через два круга ада, провел там вечность, но все это ерунда, по сравнению с муками старого колдуна. Сейчас мозг Берэ тает нейронами, а под сверкающими доспехами из Поглотителя кожа обугливается, и каждый нерв тела трепещет, орет. Да, может быть, звуки идут из горла Берэ, но в действительности вопит каждая молекула, каждый атом, каждый он… Но Берэ продолжает работать. Еще минута невероятных мучений — а может, прошел год? — и третья трость готова, дежурный падает на пол и начинает кататься, словно пытаясь сбить зеленое пламя. Но Жюбо снова откуда-то приходит знание, что на самом деле это не настоящий огонь, а нечто гораздо, гораздо хуже. Дотронься сейчас кто до Берэ, и он сгорит весь без остатка. Берэ издает последний душераздирающий крик и теряет сознание. Зеленое пламя еще несколько секунд горит, а потом гаснет, даря желанное забвение.

Привлеченные тишиной, Квазар и Эпсон вернулись в комнату. Берэ лежал на полу, его комбинезона и след простыл, зато теперь видны доспехи из Поглотителя. Зеленые кристаллообразные полосы проходили по всему телу, доспехи не цельные, но почти точно повторяют полосатый узор исчезнувшего комбинезона. Частые-частые полоски, сантиметра в три каждая, извилистыми хомутами сковали худое тело. На животе и талии они потолще, отсюда и создается ощущение непропорциональности Берэ, когда он одет. Теперь же видно, он удивительно худ, но вполне пропорционален. Только голова несколько больше положенного, да плечи чуть уже, но так — нормальный высокий, худой мужчина. Странно, но пламя, уничтожившее одежду, совсем не тронуло волосы — Берэ все также небрит, а прическа неряшлива. Еще одна странность едва светящихся доспехов — полностью закованные гениталии. Непонятно, как он мочится или испражняется. Так же доспехи сочленены жестко, без суставов, отсюда и странная походка.

Пока колдуны пялились на Берэ, мертвец внимательно оглядел его работу — три трости, повисшие в воздухе, поддерживаемые полем Создателя Онита. Они еще слегка алые, не успели остыть, но работу мастера видно сразу. Каждая трость — произведение искусства. Сотни узоров, ручка изогнута изящно, но удобно, наконечник заострен, но не полностью — трость заканчивается ровным кружком, диаметром чуть меньше основного тела. С другой стороны, полезность этих «магических тростей» весьма сомнительная, и Жюбо никогда не решился бы испытать столько боли, пусть даже ради создания произведений искусства из Онита.

— Надо бы его привести в сознание, что ли… — пробурчал магик. — И на кой ему сдались эти железки?

— Без понятия, — ответил Жюбо, все еще внимательно осматривая трости. — Хотя в моей эпохе считается, что колдуны должны носить плащ, ходить с посохом, и этим посохом как-то колдовать. Но после того, что вы мне рассказали…

— Посохи, волшебные палочки и прочая белиберда к колдовству ни имеет никакого отношения, — отрезал Эпсон. — Иногда колдуны одеваются странно, но только чтобы ввести в заблуждение людей, вселить в них страх. А этими палками можно, разве что, кому-нибудь по голове дать…

— Например, тебе, — пробормотал Берэ, открывая глаза. — Твое скудоумие меня поражает. Неужели ты думаешь, будто я стал бы делать три трости из Абсолютного Онита, если бы они никак мне не пригодились бы?

Дежурный сел, кости затрещали почище, чем у Жюбо. Его взор еще хранил отпечаток боли, темные глаза глядели на мир непонимающе, словно размышляя, а стоит ли в него возвращаться? Легкие испустили вздох, мозг принял решение — стоит. Как бы это было ни противно, но стоит…

— Абсолютный Онит? — переспросил Эпсон. — Что это еще за чушь?

— Абсолютный Онит — единственный материал, пригодный для носителя вероятностей. Хранитель онов — сложное приспособление, в котором можно хранить оны, но невозможно носить с собой такую бандуру, а в Онитовом посохе, или, как в нашем случае, в Онитовой трости, можно переносить вероятности любых чисел. Создание такого посоха — вершина колдовского искусства, потому что сделать Абсолютный Онит можно только с использованием Абсолютного Чуда.

— Ничего себе, — прошептал Квазар. — Так вот, как это делается…

— Вот-вот, — усмехнулся Берэ. — А теперь представь, через что мне пришлось пройти, чтобы сделать целых три трости. Признаюсь честно, без Создателя Онита я бы не пошел на такое, но тут он сделал большую часть работы, мне оставалось лишь сделать из простого Онита, Абсолютный.

— И как это работает, — спросил Эпсон, подходя к Жюбо и тоже внимательно рассматривая трости.

— Просто, — сказал Берэ, потом помотал головой, стряхивая последние отголоски боли, и поднялся на ноги. — Онитовая трость внутри полая, а на ручке есть маленький сектор из обыкновенного Онита. Через этот сектор трость можно зарядить вероятностями, через него же они будут очень медленно испаряться, но, в случае надобности, колдун сможет воспользоваться хоть всеми практически мгновенно. Конечно, если просто положить трость в долгий ящик, через пару дней все вероятности из нее вытекут, но это единственный способ увеличить объем запаса вероятностей для колдуна.

— А можно? — спросил магик, показывая на трости.

— Да, они уже остыли, — ответил Берэ.

— А почему я никогда не видел таких вещей у Начальника или у своего деда? — спросил Квазар, глядя, как Эпсон аккуратно берет трость из поля Создателя.

— Во-первых, у них могут быть не трости, а амулеты, — сказал Берэ. — А во-вторых, колдуны их уровня могут держать такой объем вероятностей, что им не нужны никакие примочки. Если бы не эти проклятые Темным доспехи из Поглотителя, мне тоже не нужна была бы никакая трость, а так она может и пригодиться. Как бочонок ягодицам…

Берэ подошел к Создателю Онита, чуть пошатываясь, и взял оставшиеся две трости. Одну он кинул Квазару — заместитель магика неуверенно поймал налету, едва ни уронив. Дежурный заметил хмурый взгляд мертвеца и усмехнулся.

— Что, Жюбо, опять эти злые колдуны не думают о тебе? — спросил Берэ. — Сделали себе крутые магические трости, а мертвяка забыли, ай-я-яй.

— Не особенно смешно, — буркнул Жюбо. — Ничего, я и без всего этого вашего колдовства справлюсь. Справлялся в Службе Радости, и тут справлюсь.

— Не переживай, Жюбо, и на тебя у меня есть планы. Но вначале надо бы одеться.

Берэ критически оглядел доспехи из Поглотителя Вероятностей, и двинулся из комнаты, мерно постукивая тростью по металлическому полу. Жюбо, Эпсон и Квазар переглянулись, рассмотрели полосатые комбинезоны друг друга, пошли следом.

Чтобы найти помещение с одеждой, пришлось пройти весь центральный зал, зато гардеробная базы МРС оказалась выше всяких похвал. Огромная комната, повсюду сотни вешалок и одежда всех размеров и видов. Берэ сразу нашел наряд по росту, и вообще он действовал и двигался по базе вполне уверенно, как и два других колдуна. Уже не в первый раз Жюбо позавидовал колдовскому Знанию, и пожалел, что не может пользоваться им в полном объеме. А ведь какая была бы от этого польза! Мозг человека, пользующегося Знанием, совершенно не похож на мозг простого обывателя. Колдуну не надо учить новые языки, или десятки лет овладевать разными профессиями, у них все просто — раз, и готово! Другое дело, что научиться Знанию не так-то легко, да и для большинства колдунов все время пользоваться им накладно. Вон Эпсон и Квазар то и дело замирают на пару секунд, сканируют что-то, а потом продолжают путь. Со стороны это выглядит даже забавно, но с практической точки зрения, бывает опасно. К тому же, пользоваться Знанием, значит полностью перевернуть собственное мышление. Колдуны ведь узнают о людях не только нужные сведения, нет, Знание идет бурным потоком, разглашая все секреты, в том числе и постыдные. В жизни большинство людей играют спектакль в маске, чтобы понравиться себе и окружающим; Знание показывает их такими, какие они есть, без всяческих прикрас. Поэтому, вместо жизнерадостных, сильных и смелых личностей, какие все на словах, появляются слабые, грустные люди, с кучами комплексов. Возможно поэтому, колдуны так презирают простых смертных и уважают только себе подобных, причем, чем сильнее колдун, тем выше уважение, ведь сильный чароплет может скрыться от чужого Знания и вновь казаться таким, каким хочется только ему.

Берэ выбрал довольно необычный наряд — простую серую рубаху и штаны, Жюбо это напомнило форму, что выдавали в Службе Радости, только та была черной. Эпсон и Квазар тоже оделись, посоветовавшись с Знанием. Магик выбрал нечто вроде классических костюмов, виденных Жюбо в триста тринадцатой эпохе: коричневый пиджак, такие же брюки, белая рубашка, черный галстук и шляпа-котелок. Квазар примерял синие брюки из плотного материала, спортивные туфли, разноцветную рубаху без пуговиц и нечто вроде пиджака из странной волнистой ткани. Наверняка колдуны оделись соответственно возрасту, на который выглядели: Берэ и был, и смотрелся самым старшим, потому надел наиболее простую и удобную одежду; наряд Эпсона, скорее всего, принадлежал среднему возрасту, нечто вроде преуспевающего банкира; Квазар оделся по молодежному — ярко, словно петух, и в самые обтягивающие вещи, подчеркивая достоинства фигуры, прямо скажем, совсем не достойной. Жюбо же так и не определился с выбором, поэтому Берэ пришлось сделать это за него:

— Тебе подойдет костюм врача, Жюбо, — сказал мертвецу Берэ, протягивая черные рубаху, штаны и халат. — Как там в тринадцатой эпохе пелось: привыкли руки к топорам…

— А ты в курсе, — сказал Эпсон Берэ, — что на тебе такая же одежда, как на том партизане в местном доме больных разумом?

— И это неспроста, — усмехнулся Берэ. — Но все позже, теперь мы просто обязаны воспользоваться преимуществами нашего демонтера.

— В смысле? — нахмурился Жюбо, на всякий случай, сделав пару шагов к двери.

— Ну как? Ведь у нас есть настоящая мечта любого колдуна — живой мертвец, вызволенный из ада. Понимаешь ли, Жюбо, то, что Мастер достает вас из ада и заставляет себе служить, совсем не обычное дело. На самом деле, демона призвать легче, чем живого мертвеца. Ад очень серьезно следит за своими, гх-м, гостями, поэтому, чтобы достать оттуда кого-либо, приходится спускаться самолично. И мало в Мире найдется колдунов, которые согласятся пойти на такое. Потому Мастер и делает это всегда лично, ведь когда-то ему удалось сбежать из Дума…

— Ты по делу говори, а байками кормить я и сам умею! — перебил мертвец. — Что ты там со мной сделать хочешь?

— Улучшить, — ответил Берэ. — С теми запасами Обезболивателя, которые ты прихватил, твое тело можно менять, как вздумается, и при этом ты ничего не почувствуешь. К тому же, у остальных членов нашей команды есть отличная возможность показать, на что они способны. Для начала, можно влить тебе в кровь какого-нибудь смертельного яда — тогда твой укус, или если ты кого-нибудь поцарапаешь, будут смертельны. Далее, на тебя отлично ляжет купол страха невероятной силы, ведь ты просто полон отрицательных вероятностей, Жюбо. Ты мертвец из ада, поэтому ты — обречен на страдания и мучения.

— Погоди, — перебил Жюбо, — а мне говорили, что мертвые не могут носить мощные купола. Что-то про неспособность мертвых к вырабатыванию вероятностей…

— Ты не можешь вырабатывать положительные вероятности, — встрял Эпсон. — Надо хотя бы что-то про себя знать, мертвец.

— А это тайна, Жюбо, — улыбнулся Берэ. — Никто из колдунов тебе об этом никогда не сказал бы, потому что им не хочется превращать тебя из покорного раба, в опасного зверя. И тебя не зря поставили в МРС именно на должность демонтера — из-за тотальной отрицательности твоих вероятностей, ты распространяешь их вокруг, поэтому и умереть в твоем присутствии куда проще. Хуже мертвеца в этом плане только инквизиторы, но они вообще разрушают все вероятности, а ты притягиваешь отрицательные. Так что тебе, пожалуй, даже хуже, чем им.

— Спасибо на добром слове, — буркнул Жюбо. — Так что там насчет моего улучшения?

— Идея про яд вполне выполнима, — сказал Берэ, внимательно разглядывая Жюбо. — Но только в ней нет блеска. Купол страха мы на тебя, конечно, поставим, но относительно яда я еще не уверен. Особого прока я от этого не вижу, проще дать тебе какое-нибудь оружие помощней… Например, Убийцу Колдунов. М-да, загадка. А что думает по этому поводу команда?

— Хватит нас так называть! — воскликнул Эпсон, примеряя шляпу. — Мы такая же команда, как стая голодных акул и группа купающихся на надувных матрасах.

— Хорошо, купающийся, предложи что-нибудь, — сказал Берэ. — По делу, разумеется.

Эпсон задумался, как и все остальные. Хотя лишь Квазар раздумывал о том же, что касается Жюбо, он размышлял о новой информации про мертвецов, находя объяснения Берэ вполне соответствующими действительности. Ну а мысли дежурного оставались от Архивариуса в глубокой тайне, как и от любого другого, но именно он выдал стоящую идею:

— А все же Биатриче правильно сделал, послав со мной таких идиотов, как вы, — сказал Берэ. — Вот подумать только, у вас ведь есть все, что нужно, а вы не можете сложить даже два и один, уж не говоря о том, чтобы сложить два и два. Дать что ли вам подсказку? Ладно, мальчики мои, снизойду. У нас есть живой мертвец, купол страха, неуязвимость Жюбо, истории про страшных демонов. Ну? Что вам приходит в головы?

— Мы сделаем из Жюбо настоящего демона! — воскликнул Квазар.

— Хрен у нас что получится, — пробурчал Эпсон.

— Я не буду превращаться в демона! — проорал Жюбо. — Даже если вы это сделать сможете.

— Успокойтесь, мальчики мои, — промурлыкал Берэ. — Сразу видно, что в театрах вы бывали нечасто.

— Хорошие новости, мальчики мои! Я нашел подходящий парик и инструменты! Но сразу будут и плохие новости, вы — дерьмовые колдуны. Треклятье Темного, вас в армию Лагата даже сборщиками вероятностей не взяли бы!

Говоря все это, Берэ вкатывал в пустую комнату столик на колесиках, где блестели новенькие скальпели, иглы, зажимы, миски и мочалкой расположился длинный парик из спутанных черных волос. Причем волосы действительно очень длинные — дойдут до самого пояса.

Меж тем посреди комнаты стоял Жюбо хмурый донельзя, потому что его обрили наголо, а медицинскую одежду изорвали так, что в дырах отчетливо проглядывало бледное тело. Квазар и Эпсон сидели у его ног, обливаясь потом и часто дыша.

— Мне что-то не страшно, — покачал головой Берэ. — Мальчики мои, если вы не можете поставить на мертвеца, который просто-таки сочится отрицательными вероятностями, хороший купол страха, как же вы поставите на Три Города целый Город Обмана?

— А что это еще такое? — пробурчал Эпсон, поднимаясь с пола. — И я не виноват, что Квазар не может меня нормально поддержать.

— Если ты не виноват, а виноват он, ставь купол страха сам, — оскалился Берэ. — А Квазар пока принесет нам что-нибудь пожрать. Клянусь Наместником, я бы сожрал сейчас четверть Левиафана! А что до тебя, Эпсон — сначала дуй к Хранителю, а потом поставь этот треклятый купол на мертвого. А я пока посмотрю, как сделать это, с позволения сказать, лицо, мордой демона.

Оба колдуна надулись, но пошли исполнять приказы, Берэ покатил столик к Жюбо.

— А ты и вправду крутой, — усмехнулся мертвец. — Выдрессировал этих двоих всего за день.

— Любой человек уязвим более всего, когда переживает перемены. Именно в это время его легче всего подчинить, потому что перемены — это всегда страшно. Будь ты колдуном, мертвым или простым дежурным, менять что-либо, всегда страшно. Другое дело, когда человек попадает в такое количество перемен, что они становятся для него привычными, он получает второе рождение и жизнь полную приятных приключений. Либо же он становится страшным циником и занудой, потому что знает: меняй что угодно сколько угодно раз, все равно придется менять еще раз, а потом еще. Помниться, у меня был интересный разговор с Шелковым Человеком на эту тему. Правда, до сих пор не понимаю, как я тогда уцелел.

— Стараешься казаться мудрым, но не слишком, — опять усмехнулся Жюбо. — А на самом деле ты что-то замышляешь.

— Почему ты так решил? — приподнял бровь Берэ.

— А вы, колдуны, всегда что-нибудь замышляете, — пожал плечами Жюбо. — И как оказывается, у вас всегда далеко идущие планы. Ну разве я мог подумать, что та история с Трохиными и Биатриче аукнется мне спустя несколько лет? Причем, еще как аукнется. Вот и ты вступил в эту игру, чтобы что-то получить. Интересно только, что? Скинуть эти оковы из Поглотителя? Но не думаю, что Мастер и его Орден Одуванчика не смогут до тебя добраться, даже если ты спрячешься в Городе Пустых Бутылок. Так что тебе надо, Берэ дежурный?

— Жюбо, пока ты не прекратишь попытки проникнуть в замыслы сильных Мира сего, к коим принадлежу и я, и Мастер, и Биатриче, ты никогда не будешь счастлив, — теперь уже улыбка Берэ освещала лицо мертвеца, стерев свою копию с бледных губ. — Ну вот откуда ты знаешь, смогу ли я спрятаться от Мастера, или не смогу? А может быть я вообще мечу на место Долтона? Или хочу скинуть Биатриче? А ведь все это — вполне себе варианты. А еще ты не учитываешь, что плох тот план, который нельзя развернуть, куда надо. У меня вообще может не быть далеко идущих планов, мой бедный мертвый мальчик.

— Судя по твоим же словам, счастья мне и так не видать, — пробурчал Жюбо.

— Все может быть, Жюбо, все может быть. А теперь не шевелись, я пришью тебе волосы.

Квазар и Эпсон вернулись в комнату одновременно: первый с подносом еды, второй немного бодрее, после поглощения вероятностей. Но на пороге оба замерли, а Квазар так и вообще, чуть поднос не уронил. И все из-за преобразования мертвеца. Да, теперь даже без купола страха, Жюбо выглядел устрашающе. Рядом с улыбающимся Берэ стоял кто-то, даже издали непохожий на прошлого демонтера. Нет, теперь длинные черные кудри причудливо сплелись с лоскутами наряда, лицо же покрывали десятки уродливых шрамов и швов, губы Берэ срезал вообще — теперь Жюбо все время скалил желтые зубы — одна бровь наплывала на глаз, щеки впали, потому что Берэ выбил все коренные зубы и сломал нижнюю челюсть, закрепив скрепками, причем часть металла так и осталась торчать наружу.

— Вот что может сделать тот, кто ограничен в возможностях, — сказал Берэ гордо. — А ну-ка, Жюбо, скажи что-нибудь.

— Я выпью ваши души, — прохрипел мертвец и расхохотался. Смех его тоже странно захрипел и забулькал.

— Пришлось поколдовать над его голосовыми связками, — пояснил Берэ. — Я их разрезал, а потом заставил неправильно срастись. Всего пара десятков вероятностей, между прочим, мне даже почти больно не было. Ну а тебе, Эпсон, надлежит завершить образ — ставь купол страха.

— Мы уже четыре раза пробовали, — сказал Эпсон, все еще разглядывая мертвеца. Маленькие крупицы Знания достигли мозга магика, он увидел, с каким мастерством Берэ резал, шил, уродовал и все с безумной скоростью, словно делал это не впервые. — С чего ты взял, что получится с пятого?

— А теперь я тебе объясню, как это делается. И теперь мы воспользуемся твоей новой тростью.

— А ты думаешь, я не пробовал? — наконец пришел в себя магик. — Она отдает вероятности очень медленно…

— Ладно, давай-ка я тебе помогу. Ты начинай, а я подскажу, что ты делаешь неправильно.

Эпсон даже плечами не пожал, а сразу перешел к делу. Хотя, если бы сейчас в комнату вошел обычный человек, он ничего не заметил бы. Эпсон как стоял, так и стоял себе. И только Берэ с Квазаром инстинктивно напряглись, почувствовав целый столб вероятностей, устремившийся к мертвецу. В эту секунду колдуны выглядели голодными котами, готовыми броситься на мышку с оторванными лапками, а все потому, что вероятности для колдуна, что еда. Любой колдун, помимо воли, стремится вобрать как можно больше вероятностей. Словно жадный раджа, погрязший в монетах Золотой Антилопы, они готовы утонуть в океане колдовской силы. Жюбо тоже что-то ощутил, но очень слабо. Правда, чувство это довольно неприятное, но уж точно лучше треклятья, пару которых Жюбо схватил, работая в Службе Радости.

А Эпсон выкладывался вовсю. Он швырнул все, что накопил в Хранителе, и теперь старался высосать что-то из трости, но у него получалось слабо.

— Квазар, помоги ему, — приказал Берэ.

Зам магика только и ждал этого, наблюдая, как мучается Эпсон. Он встал рядом с магиком и тоже включился, хотя и слабее, нежели Эпсон. Но вот и второй хилый столб вероятностей устремился к мертвецу, сплетаясь в заклятье. Но, как и Эпсон, Квазар тоже выпустил все за раз, почти сразу оставшись пустым. Он попытался дотянуться до вероятностей в трости, но потерпел такое же поражение. И тут на их плечи легли две горячие ладони.

Сначала плечи обожгло, а потом сковало холодом. Обоих колдунов придавило к полу, ноги подкосились, а следом пришла БОЛЬ. Молнией она пронеслась по всему телу, но даже не это показалось самым ужасным. В один единый миг ушли безвозвратно все вероятности, даже те, что держались мозгом в глубочайшем резерве. Ужасающая пустота ворвалась неудержимым вихрем, появилось чувство, что так будет теперь всегда. Годами Квазар и Эпсон обучались собирать вероятности, удерживать их, применять, и тут за долю секунды все умения пропали. Грусть, замешанная на безумии, опустошила их сути, но страшный голос, отдающий эхом, сказал:

— Трости.

Сознание само потянулось к ручкам Онитовых тростей и нашло спасающую отдушину. То, что всего секунду назад казалось тоненьким ручейком, теперь воспринялось бурным потоком. Оба колдуна присосались к тростям всеми фибрами, в мгновение ока заполнившись вероятностями заново. Но страшный голос не отставал:

— Купол страха.

Квазар и Эпсон сами не поняли, почему послушались страшного человека, но подчинились. Каждый обратил Знание на мертвеца, кристально чисто видя, для завершения заклятья им не хватало всего чуть-чуть. Каких-то триста вероятностей двоек и купол страха встал бы на Жюбо. Трость поставила нужное количество вероятностей единичек, сути колдунов преобразовали их в двойки и третий столб колдовства устремился к Жюбо. Но все еще только начиналось.

Да, Квазар и Эпсон быстро пришли в себя, после внезапного опустошения, но теперь оба начли судорожно отползать от существа, стоявшего посредине комнаты. А стояло там истинное порождение геенны. Ночь, мрак и темнота заплескалась в черных одеждах, волосы зашевелились, подобно дождевым червями из взрыхленного чернозема, острые клыки источали ядовитый гной, а глаза смотрели на них, будто Квазар и Эпсон убили родителей этой чудовищной твари. И оно шло к ним, рыча что-то непонятное.

— Ну хватит уже, два могучих колдуна, — прозвучал спокойный голос за спиной. — Взгляните на него Знанием.

И вновь они починились голосу. Знание скользнуло по твари, и перед ними предстал Жюбо Анортон Гует, вместе со всей болью и страхом, через которые мертвец прошел в преисподней. Но теперь колдуны увидели и еще кое-что — их собственное заклятье. И насколько прекрасное заклятье! Оно сплеталось из тысяч вероятностей, и каким-то образом подпитывалось изнутри мертвеца, его же вероятностями.

— И убоялся я содеянного, ибо понял, что творение мое — есть ужас, страх и смерть, — сказал Берэ, выходя вперед. — Неплохо, мальчики мои, совсем неплохо. Правда, вероятности Жюбо сделали половину работы за вас, купол страха всегда хорошо ложится на мертвых, куда лучше, чем на живых ложится купол удачи.

— Что это было? — спросил Эпсон, помогая Квазару подняться.

— Ага, мне тоже интересно, — прохрипел Жюбо. От его голоса, магик с замом снова невольно попятились. — Ты же их едва коснулся.

— И даже не браслетами из Поглотителя, а лишь ладонями, — усмехнулся Берэ. — Но, вы двое, прикоснулись к тому, с чем мне приходится мириться каждую секунду. Это был самый быстрый способ научить вас пользоваться тростями. Ну и приятно мне это было, да.

Берэ отошел к двери и окинул команду свежим взглядом, смешанным с Знанием. В общем и целом — весьма недурно. Нет, работать с ними еще придется, еще как, но предпосылки неплохи. У каждого члена команды есть совершенно определенный недостаток, но в данном случае, это даже хорошо. Сформировавшийся идеал, вроде него самого, практически невозможно переделать. Берэ уже давно деконструктор и им он будет всегда, до самой смерти, а может быть, даже после нее. Биатриче, Долтон или Мастер — тоже идеальны, потому никто не сможет выжать из них больше, чем они есть. Но когда у человека есть недостатки, с ними можно не просто бороться, но и обращать достоинствами. Самыми разными достоинствами. Поэтому хорошо, что эта троица еще так молода. Даже покойник Жюбо, прошедший сквозь вечность ада, невероятно молод, в сравнении с Берэ, не говоря уж о Квазаре и Эпсоне. Несмотря на весь опыт, Жюбо все еще не научился сдерживать обиду на «подлых колдунов», заставивших его работать. И даже то, что его вытащили из преисподней, не помогло проглотить обиду, скорее наоборот. Всю жизнь Жюбо был гордым одиночкой, не привыкшим к подаркам судьбы, или к тому, что ему могут оказать услугу. Он всегда считал себя очень сильной личностью, а когда увидел Мастера и прочих Магистров, когда понял, что он никогда не был по-настоящему важной персоной, и что ему никогда ей не стать, Жюбо обиделся на все и вся. Но он по-прежнему горд, хладнокровен и склонен к анализу, и все это пригодится команде. Квазар — самый молодой и перспективный. Чистый лист, кусок глины; на нем можно написать что угодно, из него можно что угодно вылепить. А еще с огромным потенциалом в колдовской силе, что пришла к нему, благодаря безумному эксперименту Биатриче. Позднее Берэ займется Квазаром плотнее всех, а сейчас пусть они играют в дружбу с Эпсоном, в молодости такие игры важны, а если в эту забаву включится третий игрок, куда более опытный… Ну и наконец — Эпсон. О, да. С ним-то все вообще интересней всего. Раздутое самомнение, чистоплотность на грани безумия, талант к колдовству, недюжинный ум. Эпсон будет играть огромную роль в этой компании, возможно, даже ключевую. Всех вспомнил? Ах, да! Самого полезного забыл — самого себя. Берэ Хаоса, Берэ Деконструктора! Мощнейшего колдуна вне уровней, разрядов и категорий, чья сила потрясала Замысел много веков назад и много веков вперед. Если собрать все легенды о нем и записать на бумагу, получится библиотека почище архива Дельты Миров!

Примечание Архивариуса: брехня!

Пусть Биатриче, Долтон и Мастер поиграют с ним, как когда-то пытался играть Лагат. А где он теперь, могущественнейший белый колдун? Хрен знает. Прячется где-то на задворках Замысла, опасаясь мести Темного, или мести Светлого, или мести Мастера, как и все бывшие генералы его армии. Чего уж там говорить, те генералы уже давно убиты или служат Мастеру, и только Берэ сумел сохранить главное — свои идеалы. За них он сражался с легионами Светлого, за них он уничтожил несчетное число колдунов и простых смертных, за них он разрушил вот эту самую эпоху, и за них он ее восстановит. С верой в свое дело Берэ когда-то встал на сторону Темного, и вера эта не ослабла с веками. И, конечно же, Берэ — самый полезный член команды. Самый главный член, самый длинный и толстый…

Берэ усмехнулся мыслям, одобрительно хмыкнул и махнул троим.

— Пойдемте, — сказал дежурный. — Сейчас поставим Город Обмана и можно начинать.

— Что начинать? — прохрипел Жюбо, следую за Берэ. — Мы ведь еще ничего не решили.

— Я сделаю это за вас, — ответил Берэ. — А вернее, уже сделал. Но Город Обмана важнее. Мы все же отличаемся от местных жителей, а надо бы, чтобы они не замечали этого, не обращали внимания на трех странных мужиков с тросточками и на один ходячий ужас в виде тебя, Жюбо.

— Так Город Обмана — просто мощный купол тайн? — спросил Эпсон, показательно зевая. Он не хотел признаваться, что сейчас не сможет наложить никакой купол тайн, ни мощный, ни слабый. Да, вероятности из трости наполнили его, и он каждую секунду чувствовал, как оны тонкой струйкой вливаются в ладонь, но Эпсон вымотался чисто физически. Отголоски пережитой боли все еще мелькали перед глазами кровавыми зайчиками, в голове царил туман.

— Ах да! — хлопнул себя по лбу Берэ. — Чуть не забыл показать вам наших шпионов. Знание — это, конечно, хорошо, но глаза тоже не помешают.

Сказав это, Берэ завернул и пошел к очередной двери в центральном зале базы. Подойдя, вся четверка отчетливо расслышала странный гул, доносящийся из комнаты. Дежурный аккуратно повернул ручку и слегка приоткрыл дверь. Буквально на секундочку, но и этого хватило, чтобы увидеть удивительное зрелище — достаточно большую комнату словно населили черными, летающими точками — нескольким даже удалось вылететь из помещения, прежде чем Берэ успел закрыть дверь. Присмотревшись, колдуны и мертвец разглядели, что это за точки — приличных размеров пчелы, тут же полетевшие куда-то вверх, с легким жужжанием.

— А почему я не вижу их Знанием? — спросил Эпсон, с опаской рассматривая насекомых, кружащих под потолком.

— Странно, и я тоже, — подтвердил Квазар.

— А вот это действительно любопытно, — усмехнулся Берэ. — Вы их не видите Знанием, потому что их нет. А если еще точнее — они порождение Знания и колдовского искусства. Между прочим, этот фокус придумал Долтон.

— Объясни, — прохрипел Жюбо.

— С удовольствием, тем более тебе эти пчелы будут куда полезней, чем нам. Как всем известно, Знание не дает ответ только на один вопрос: откуда берется Знание и что же это такое. И, тем не менее, гипотезы насчет этого строятся, дай Темный! Кто-то считает, Знание — это некое информационное поле Мира. Кто-то считает его мыслями Светлого, а кто-то и сном Темного. Соответственно, доказать никто ничего не может, но если бы видели, какие споры вокруг этого бывают на сборищах почтенных старперов колдовского дела… Но что-то мы все же можем предположить, с некоторой долей уверенности. Знание, скорее всего, все-таки идет от Светлого, потому что есть он везде, и даже на планах Темного, и даже в Былом! И каждый, кто обладает сутью, может им пользоваться. И вот, когда-то тот, кого вы привыкли видеть в кресле Начальника МРС, попробовал установить обратную связь. Он сделал странное предположение, что раз Знание относится к Светлому, следовательно, оно должно состоять из онов или Мало. Долтон попытался разобрать Знание на части, но у него ничего не получилось. Тогда мы все внимательно следили за результатами его эксперимента, но, следует сказать, в результате он все только запутал. Как это обычно бывает, Долтон нашел кое-что интересное там, где и не искал. Оказывается, Знание влияет на нас куда сильнее, чем можно представить. Так мы все можем видеть одно, хотя, на самом деле, мы все лишь видим вещи такими, какими хотим видеть. Поговаривают, что Долтон однажды даже сумел сбросить все иллюзии Знания и взглянуть на Мир глазами Темного. А по вашим глазам, я уже вижу, что вы ничего не понимаете. Ладно, говоря проще: с помощью Знания можно подменять истину правдой, а правдой истину. Да, тоже сложно. Знанием можно всех заставить поверить в то, чего нет, и наоборот, сделать из чего-то ничто.

— Ты опять про купол тайн? — встрял Эпсон, когда Берэ умолк, пытаясь все правильно сформулировать.

— Нет, — отмахнулся дежурный. — Что купол тайн, что Город Обмана действует иначе. Там просто создается комбинация вероятностей, где люди на что-то отвлекаются и не замечают того, что у них под носом. А вот эти пчелы действительно и есть, и в то же время их нет. Они даже ужалить вас могут, и на месте укуса останется кранный след, но на самом деле этого не будет. Эти пчелы — порождение… ну, как бы лучше сказать. Антизнания, что ли? То есть, если Знание показывает истинную сторону вещей, антизнание делает невозможное возможным. Это навроде абсолютного чуда, только в другом смысле. Пчелы существуют исключительно в мозгах всех существ, они — ответ на старый вопрос об упавшем в лесу дереве. То есть, если дерево упало в лесу, и никто этого не видел, и вправду непонятно, а упало ли оно? Так вот этих пчел нет там, где их никто не видит, они только там, где хоть кто-то, но есть.

— И их сотворил Долтон? — спросил Жюбо.

— Ага, щас! — усмехнулся Берэ. — Хрен там. Все получилось весьма забавно. Долтон действительно сумел увидеть подкладку Мира, увидеть его таким, какой он на самом деле есть, а не тот Мир, который искажается Знанием. И тогда он впал в странное состояние, когда мог повелевать правдой и истиной, меняя их местами. Он чуть было не исчез тогда, чуть было не перешел на ту сторону, где Мир отказался бы от него, потому что Долтон узнал бы о нем все, и просто слился бы со Светлым. Но из того транса его вывели весьма внезапно — болью. Его укусила пчела. Так уж получилось, что Долтону удалось выйти из-под влияния Знания на какой-то поляне, где-то в Мире. А может быть и не было никакой пчелы, и просто человеческая суть выдумала ее, чтобы не допустить растворении Долтона в Знании. Никто толком этого не знает, зато существует целая куча анекдотов на эту тему. Сидит Долтон на поляне и входит в самый полный транс, сливается с информационным полем Мира, почти что растворяется в сущем. И вот, уже все загадки Замысла раскрываются перед ним, и вдруг он слышит сзади журчание…

— Нам не интересны твои бредни! — перебил Эпсон. — Говори по делу!

— Хорошо, — опомнился Берэ. — На выходе из того странного состояния Долтону удалось самому сотворить то, чего нету. Он обратил истину для всех, свой правдой, породив вот этих самых пчел. И самое интересное, что способность их плодить от него никуда не делась, хотя в тот транс он больше выходить не решался. Рассказывал, что почти ничего не помнит, но определенно с ним только чудом не случилось полное исчезновение. То есть, его почти стерли из Замысла, а вернее он сам себя чуть было не стер. Не трудно сообразить, что укус той пчелы, — был ли он на самом деле, или не было его — Долтон запомнил на всю оставшуюся жизнь, а когда он возглавил МРС, сделал для всех работников эти полосатые одежды.

— Ну так и зачем они нужны? — снова перебил Эпсон.

— Являясь каким-то образом кусочками Знания, пчелы эти могут служить его передатчиками. Это, так сказать, их главная функция в МРС. Все, что мы увидели на экранах, на самом деле было тем, что видит какая-нибудь из этих пчел. Пчелы — главные шпионы МРС для тех, кто пользоваться Знанием не умеет, либо для тех, кто еще не овладел этой наукой до конца. Слегка приноровившись, вы сможете легко увидеть эту эпоху их глазами, а Долтон вообще умеет их контролировать. Помниться, у него была приличная ссора по этому воду с Королем Пчел…

— Берэ, ты опять отвлекаешься, — вмешался Жюбо.

— Любопытно, но не более того, — пробурчал Эпсон. — Пользы на грош. К тому же я вполне могу подчинить своей воле любую пчелу и без всех этих примочек с Знанием.

— Да, но не целый улей, — кивнул Берэ. — Ладно, чего я тут распаляюсь. Давай я просто покажу, что это такое и как этим пользоваться. Пусть ты и неплохо владеешь Знанием, мне эти примочки с пчелами вообще не нужны — благо, я Знанием пользовался, еще когда Мир был совсем другим — а вот Квазару и Жюбо оно может быть полезно. Солдат, а ну ко мне!

Одна из пчел, летавших под потолком, застыла на месте, потом медленно и важно полетела к протянутой ладони Берэ.

— И все равно, я не понимаю, — подал голос Квазар, когда крупная пчела уселась на ладони дежурного и начала тереть лапками друг о друга. — Как она может быть ненастоящей?

— А она настоящая, — пробормотал Берэ, тоже рассматривая пчелу. — Я же говорю: эта пчела — правда, но не истина. То есть она существует для всех-всех людей Мира, но на самом деле она — лишь плод фантазии Долтона. Он каким-то образом убедил весь Мир поверить в этих пчел, вот они и есть, но, если взглянуть на пчелу Знанием, ты ее не увидишь, потому что для истины, для того, что есть несмотря ни на что, ее не существует. Этой пчеле не хватает всего чуть-чуть, чтобы стать полностью реальной, чтобы из правды стать истиной.

— Сложно, — пробормотал Жюбо, потирая подбородок.

— Не заморачивайся на все эти подробности, — отмахнулся Берэ. — Как я уже говорил, есть целая куча колдунов, которые колдуют вообще не разбираясь в теории, причем парочка таких даже Магистрами стали. А теперь, внимание всем! Как правило, между истиной и правдой лишь смех может стать судьей. А смех — лишь порождение безумства!

И сказав последние два предложения максимально пафосно, Берэ резким движением отправил пчелу в рот. Квазар, Эпсон и Жюбо отвесили челюсти, а дежурный спокойно прожевал пчелу и проглотил трупик.

— А она не ужалила? — спросил Квазар робко.

— Ужалила, — кивнул Берэ. — Только это же разве боль? Хотя мне это было, в общем-то, и не нужно — с этими пчелами я уже давно установил связь, но вы должны это сделать.

— Я не стану глотать эту гадость! — воскликнул Эпсон. — Я вполне прилично владею Знанием, чтобы еще есть всякую дрянь ради лишней пары глаз!

— А ты можешь подозвать еще одну? — спросил Жюбо, не обращая внимания на Эпсона. Мертвец сразу понял, какие горизонты открывают перед ним эти полосатые насекомые, и если магику они и вправду без надобности, покойнику же возможность видеть глазами сотен, а может и тысяч пчел, показалась вполне заманчивой.

— А ты еще не до конца врубился, Жюбо, — покачал головой Берэ. — Что, думаешь, проглотил пчелу и все — научишься ими пользоваться? Как бы ни так! К чему, по-твоему, я говорил о смехе и безумстве, и вообще рассказывал все про Знание и правду с истиной, если бы надо было просто проглотить одну из них? Не все так просто. Чтобы использовать пчел Долтона надо совершить по отношению к ним какое-нибудь безумство, желательно смешное, потому что именно ирония и смех так четко разделяют правду с истиной. Правда может быть смешной, по сути, весь юмор построен на искажении или подмечании моментов правды, ведь правд много. А вот истина как раз и не смешная. Никогда. Но для тебя проглотить пчелу не будет безумством, потому что ты даже боли не почувствуешь. Надо сделать что-то такое, чего ты никогда не сделал бы, и тогда ты сможешь ими пользоваться.

— И что? — спросил Жюбо мрачно.

— Сам думай. Эй, солдат, лети сюда!

Вторая пчела спустилась от потолка и приземлилась на ладони Берэ. Мертвец с минуту смотрел на нее, а потом вдруг улыбнулся. Хотя, на его новом безгубом лице улыбка получилась жуткой гримасой. И эта ухмыляющаяся харя приблизилась к ладони дежурного, а искалеченная глотка прохрипела пчеле:

— Знаешь, мне очень дорого твое мнение. Я никогда никого не любил, но, знаешь, ты мне очень нравишься. Я волнуюсь… А и Хутурукеш с ним — я люблю тебя! Будь моей женой!

И сказав это, Жюбо поцеловал пчелу. Ну, если можно назвать поцелуем, касание насекомого голыми деснами. Квазар и Эпсон воззрились на эту картину с недоумением, а Берэ улыбнулся. Длинные черные космы Жюбо скрыли от магика и зама происходящее на ладони, к слову и Жюбо тоже этого не видел, ибо закрыл глаза при поцелуе, поэтому только дежурный лицезрел, как растворилось полосатое насекомое.

— Ух ты! — прохрипел мертвец распрямляясь. — Я вижу их!

— Только поосторожней, Жюбо, — сказал Берэ. — Я, конечно, понимаю, сейчас тебя переполняют новые впечатления, но постарайся подавить их хотя бы частично. Даже для мертвого мозга эта нагрузка чрезмерна.

— Бред, — пробурчал Эпсон.

— Любопытно, но… — начал Квазар.

— Но ты не хочешь это пробовать, — усмехнулся Берэ.

— Может, позже, — улыбнулся зам магика.

— Хорошо, — кивнул дежурный.

— Когда уже мы перейдем к делу?! — взорвался магик. — Мы тут все перетираем, подготавливаемся, а время уходит!

— Вообще-то я жду, пока вы с Квазаром восстановили силы, чтобы поставить Город Обмана. Но в одном ты прав, надо бы уже вам изложить план. Пойдем, присядем, и вы меня выслушаете…

Берэ махнул в сторону уже знакомых экранов, и пошел туда. Эпсон потопал следом, а Квазар задержался на секунду, чтобы потянуть Жюбо за рукав его жуткого балахона — покойник все еще пребывал в шоке от обрушившегося на него Знания.

— Итак, начинаем, — сказал Берэ, усаживаясь на то же место во главе стола; троица коллег уселась по краям. — Мы остановились на возможных планах решения нашей проблемы по восстановлению шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Мы отринули стандартную схему восстановления, потому что у нас нет на это времени, чтобы изменить целое, поэтому я предлагаю изменить части. Ведь Три Города состоят из людей, причем есть так называемые ключевые люди…

— Правительство? — перебил Эпсон.

— Нет. Правительство уже сто раз меняли, но это не привело к каким бы то ни было изменениям в обществе. Да и вообще, как колдунам, вам должно быть понятно, редко где верхушка общества определяет его облик. Везде есть неформальные лидеры, примеры для подражания и прочее, на которых равняются все. А если их нет, так надо их создать.

— Прости, что перебиваю, — вмешался Квазар, — но не проще бы было наложить на Три Города какое-нибудь мощное благословение?

— Весь Орден Одуванчика целых три раза попробовал это сделать, и у них ничего не получилось. Вероятностная зима, плюс то, что эту эпоху я деконструировал, слишком сильные противники для такого колдовства. Скажу даже больше: благословения огромной силы в итоге становились невероятной же силы проклятьем.

— А ты не можешь просто снять свои проклятья? — спросил Эпсон. — Как я понимаю, у МРС ничего не получается из-за них.

— Ну, когда-то я мог попробовать, — усмехнулся Берэ. — Но не в доспехах из Поглотителя, а их с меня никто никогда не снимет.

— А как вообще действуют твои проклятья? — наконец вышел из транса Жюбо. — Что они делают?

— Деконструирование — сложнейший процесс. Это не просто смесь проклятий, нет. В итоге Треклятье Темного, которое я наложил, получилось гигантским сплетением миллионов заклятий, в том числе даже абсолютного чуда. Если вкратце, сейчас в этой эпохе все, что бы ни произошло, пусть даже это происходит на благо отдельного человека, оно все равно вредит всем людям в целом. К тому же уже целая уйма лет прошла, сейчас мои проклятья, треклятья и заклятья уже давно сформировались во что-то другое. Вообще очень удивительно, что они еще до сих пор действуют. И в этом я вижу еще один нюанс, весьма примечательный… Но об этом позже. Если у нас не получится план первый, попробуем второй.

— Так чего мы будем делать? — спросил Эпсон раздраженно.

— Мы проникнем в общество и сольемся с ним. Есть в шестьсот шестьдесят шестой эпохе свои герои, их не может не быть. Просто под гнетом вероятностной зимы они не могут себя проявить. Наша задача — найти их и вытащить на свет. В идеале, как только мы найдем этих примеров для подражания и представим их на всеобщее обозрение, они, словно снежный ком, потянут за собой все окружение, а там и общество изменится.

— Что-то слабый план, — поморщился Эпсон.

— Отчего же? — приподнял бровь Берэ. — Везде, за всю историю Мира, в нем то и дело встречались одиночки, которые меняли облик общества. Да, иногда общество или враги ломали их, но редко когда колдуны помогали таким личностям взобраться на вершину. А тут каждый из нас попробует найти собственного лидера, наставит его на путь добра, а потом поможет продвинуться вперед. У нас есть на все про все целый месяц, за это время вполне можно взрастить хотя бы одного приличного человека, который выведет эпоху из этого кризиса.

— То есть ты предлагаешь каждому из нас проникнуть в общество, замаскироваться под его членов, найти скрытых лидеров, людей, имеющих предпосылки, чтобы ими стать, потом вытащить их из задницы Хутурукеша, куда ты их сам и засунул, а потом продвинуть к власти? — подвел итоги плана Жюбо.

— Где-то так, — подтвердил Берэ. — Как только вы, мальчики, поставите Город Обмана, никто и не подумает воспринимать нас как незнакомцев или чудаков, напротив, всем мы будем казаться весьма авторитетными личностями. Ну, кроме тебя, Жюбо, не зря мы тебя в демона превращали.

— Так может тебе самому и стать этим лидером? — предложил Жюбо.

— Боюсь, не получится, — покачал головой Берэ. — Долтон уже пробовал это и даже несколько лет был Главой Трех Городов, но как только его место занял другой — все вернулось на круги своя. К тому же из колдунов вообще хреновые правители, а со всеми местными проблемами может справиться только местный житель. И не будем забывать о вероятностной зиме. Ее надо прекратить, а исправленная личность наших ставленников может послужить ключиком к прерыванию проклятий…

Вот это последней части объяснений Жюбо не понял, но глядя, как кивают Квазар и Эпсон, согласился с Берэ.

— Мы будем действовать вместе? — спросил Квазар.

— Нет, каждый из колдунов возьмет на себя какой-нибудь общественный институт, вроде той же больницы, или Промзоны и внедрится туда. Глупо было бы сосредотачиваться на одном все вместе, это весьма затруднило бы поиски нужных людей, а эти поиски и так будут непростыми. Жюбо же будет сидеть в засаде и появляться в нужные моменты. У меня отчетливое ощущение, что для воздействия на местных жителей потребуются все возможные средства, а страх — хорошая мера убеждения.

— И когда начнем? — спроси Эпсон.

— Как только я расскажу вам, как ставить Город Обмана. Потом мы обсудим, в какие сферы общества нам лучше внедриться и начнем. И да поможет нам Мастер, скажем ему ля ром.

— Ля ром! — отозвалось стройное трио.

— Вы что, издеваетесь? — вздохнул Берэ. — Нет уж, на его помощь можете не рассчитывать. Отныне ля ром вы можете говорить только в свою честь. Ну, и в мою… Вперед, команда! Нам надо как следует встряхнуть эту эпоху! И пусть на нее обрушатся колдовство, магия и чудеса!

Подраздел третий: взгляд изнутри

Глава первая, подраздел третий: Где Уважаемый Читатель весьма удивится изменениям в повествовании

— Здравствуйте, дети… так, кто курил в классе? — сказал директор строго.

Дети на его появление вообще не отреагировали. Кто-то сидел, задрав ноги на парту, Кии как курил в открытое окно, так даже не сподобился выкинуть бычок, так что вопрос директор задал изначально глупый. Подростки звонко смеялись, директорские уши сразу уловили с десяток слов отборной брани. Нашкота ходила от парты к парте, демонстрируя толстые ляжки — юбка даже трусиков не прикрывает, виден черный шелк, обтягивающий гениталии. Они, гениталии, тоже, кстати, прекрасно видны. Класс разбит на группы, все как в прайде у львов — есть наиболее уважаемые, есть те, кто на самом дне. Первые — шумные, наглые, одеты ярко; вторые — серее тоннельных крыс, сидят тихо, кто-то даже пытается читать, вон в углу тщедушного паренька зажали двое хулиганов, заставляют есть домашнее задание — это как же так, он сделал, а они нет! У девушек тоже уровни школьной власти, может даже, еще четче мальчиковых. За самую красивую идет бой среди молодых самцов, над ней шутят, дергают за косички, если такие имеются, но, оставшись наедине, такая девочка заставит парня сделать все, чего пожелает. Девки вроде Нашкоты, напротив, лидеры общественные. Еще бы, Нашкоты уже сегодня весит больше половины ребят, может и в глаз дать, а может и просто дать. Директор не сомневался, тонкие шелковые трусики стянули пальцы едва ли не каждого мальчика в этом классе. А может и в соседних тоже… Серые мышки в школе, как это ни странно, тоже имеют власть. Компенсируя внешность, они берут прилежностью в учебе, к старшим классам любой парень даст руку на отсечение, чтобы списать верные ответы. Это сейчас они все наглые, веселые и боевые, а когда замаячит будущее, когда от образования будет зависеть судьба, вот тогда в классах зарождаются такие интриги за хорошие выпускные оценки, куда там Самому Главному Дому. А вот эти подростки — самые сложные. Если до девятого класса любой учитель просто сильнее их физически, сильнее морально, на пятнадцать-шестнадцать лет как раз выпадает период, когда дети матереют, а в умах зарождается первая глупая мысль: я умнее взрослых! Они не смеют мне указывать, как жить! Я — такой глубокий! Хотя, про глубину размышляют позднее, сейчас взрыв гормонов переполняет что ребят, что девочек, потому все мысли останавливаются на глубине влагалища.

— Так, засранцы, а ну всем сесть по местам! — рявкнул директор.

Реакции — ноль. Хотя Кии выкинул окурок, но только потому, что докурил, вон тот паренек — вспомнить бы еще его имя — вообще здоровенным ножом вырезает голую женщину на парте. Собственно, столешница уже давно превратилась в произведение резного искусства, правда, вся тематика завязана на сексе, но директору даже понравилось.

— Дети, — сказал директор уже умоляюще. — Дети, ну нельзя же так! Школа дает вам бесплатное образование, уже через четыре года вы выпуститесь и то, как вы учитесь сейчас, определит всю оставшуюся жизнь. Пожалуйста, сядьте за парты, я сделаю маленькое объявление и уйду.

Со смешками, весьма шумно, но дети двинули-таки к партам. Правда, не все расселись на стульях, кто-то умостил зад прямо сверху парты, большинство продолжали переговариваться, материться. Кии ущипнул проходящую мимо Лааму за ягодицу, та взвизгнула, залепила ему пощечину, но не сильную, скорее даже ласковую. Кии рассмеялся, хотя, нет — заражал, как может ржать только ломающий голос.

— Дети, ваш бывший классный руководитель на той неделе… в общем учитель Дакота уволился, — продолжил директор, сделав пару шагов и оказавшись возле школьной доски, изрисованной ругательствами и простейшей стилизацией мужских гениталий — два спаренных шарика, покрытых черточками, что должны изображать волосы, и тщательно выведенный силуэт фаллоса.

— Ага, уволился, — перебил Кии громко. — Он себе вены перерезал, еле спасли. В психушке он.

— Эта информация не совсем верная… — замялся директор, но подумал: «Еще какая верная».

— А чего это так он? — спросила мышка с задней парты. Вообще, мышки все сзади, впереди только наглые рожи.

— Мы довели! — расхохотался жлобского вида парень в середине класса.

«Вполне может быть», — подумал директор и сказал:

— Однако вам, дети, повезло. Сегодня мы приняли нового учителя, он и станет вашим новым классным. А вернее, она.

Хари с передних парт заулыбались. Это же какой подарок — клаха женщина! А если повезет и она окажется молодой… Да если и старая, все одно. Бывший классный все же мужик, хоть и хлюпенький, но мог иногда и лупануть линейкой, а что может женщина?

«Дзынь!», — раздалось звонкое, в открытые окна залетел порыв ледяного ветра, по спине у всех пробежали мурашки, девочки поежились, мальчики почувствовали, как слегка зашевелились волосы на всем теле. Директор оставил дверь открытой, в класс вошло серое пятно. Вначале ученики не смогли сфокусироваться на пятне, глазам и мозгу пришлось приложить усилие, чтобы сперва появились очертания, потом другие цвета, кроме серого, и вдруг — каждый увидел вошедшую удивительно четко. Гомон и смешки утихли, на пороге, опираясь на металлическую трость, появилась женщина в простом сером костюме. Вот только каждый в классе знал — такой наряд носят «гости» Сумасшедшего Дома. Впервые в жизни дети увидели такую одежду не с экранов телевизора, а воочию.

— Меня зовут Берэта, — проскрипела новая классная. От скрипучего, словно заржавевший механизм, голоса, все поежились, кто-то даже поморщился. Более противного голоса невозможно представить, нечто среднее между визгом и скрипом, но на удивление громкое, оттого противное еще сильнее.

Берэта двинулась к директору, постукивая тростью по захарканному полу, коричневые туфли давили кожуру от семечек с треском. Первый шок прошел, ученики рассмотрели женщину в деталях. Старая, очень-очень старая — уже далеко за сорок. Лицо будто смятое, множество складок, морщин, подбородков. В ушах массивные золотые серьги, волосы рыжие, явно крашенные, собраны в пучок, губы горят ярко-красной помадой, на носу два телескопа очков в позолоченной оправе. Грудь свисает до живота, лифчика не носит, что видно под тканью отчетливо. При ходьбе сиськи колышутся, да и вообще идет старуха как-то криво, будто что-то ей мешает под одеждой. Тело хоть и женское, но угловатое, плечи широкие, задница тоже, обтягивает серые штаны так, что сейчас треснут. Пальцы, сжимающие металлическую трость, узловатые, толстые, скрюченные артритом. Трость женщине, очевидно, не нужна, ибо не хромает, наверное, это какая-то новая мода. Палка красивая, непонятного цвета, нечто между серебром и золотом, вся увита узором и рукоять крючком.

Берэта прошла директора, встала за стол, что между доской и партами. Этот стол — граница не только между учениками и учителем, но еще и тонкая грань меж разумом и дуростью. Женщина прислонила трость к столу, оперлась о столешницу, слегка наклонилась к классу. Внимательные темные глаза увеличены очками, глядят пристально, груди натянули ткань кофты. Прямо перед ней сидит Яко — второй хулиган класса, а может и первый. Его парта почти вплотную к учительскому столу, руку протяни и достанешь. Вихрастый Яко первым пришел в себя, сказал весело:

— Вот это корова! А дойная?

Класс взорвался смехом, стряхивая непонятное напряжение, но хохот оборвался так же резко, как начался. Класс захлебнулся смехом, подавился им, потому что Берэта толкнула учительский стол, он проехал метр, отделяющий от парты Яко, врезался в нее, парта тоже поехала, вмиг ученик оказался в ловушке между собственной партой и той, что сзади. Он вскрикнул от боли и неожиданности, а крючок металлической трости уже лег ему на шею. Резкое движение на себя — наглая рожа Яко впечаталась в парту, послышался хруст. Ученик попытался поднять голову, но тяжелая ладонь классной руководительницы легла на затылок, нажала с такой силой, что парень взвыл.

Директор отвесил челюсть, глядя на получившуюся картину. Ладно, что женщина всего за пару секунд сдвинула массивный учительский стол, да еще и парту. Но когда она, словно ловкая ящерица, взобралась на него, и придавила поверженного ученика к столу! А как она зацепила его железной палкой! Будто раньше в цирке выступала, или ловила ядовитых змей!

— Ученик, если я еще раз услышу от тебя подобные вольности, я вырву тебе яйца и заставлю съесть, — проблеяла-проскрипела Берэта. Ладонь убралась с заросшей башки, но тут же пальцы цепко схватили ухо и вывернули так, как сам Яко любил выворачивать ученикам младших классов на переменах. Это, можно сказать, его любимое издевательство, и вот он отведал его лично.

— А-а-у-у!!! — заскулил Яко. — Отпусти, старая…

Вторая ладонь ударила парня по губам, тот осекся, женщина отпустила жертву.

— Не хочешь по хорошему, будет по плохому, — тембр голоса Берэты изменился, от новых интонаций Яко вошел в странный транс. Где-то под сердцем кольнуло, он бессознательно положил ладонь к покрасневшему уху. — Здесь как раз есть директор, который оформит твое отчисление из Школы. Пошел вон, молокосос.

Берэта встала прямо на собственном столе. Рука сжимает трость, вторая указывает на дверь.

— Вы не можете… — начал Яко и сжался в комок — женщина замахнулась железной палкой.

— Я все могу, — весь скрип вернулся в ее голос. — Если этот невротик, который стоит в дверях, не отчислит тебя сегодня же, я побеспокоюсь о том, чтобы тебя выгнали из-за плохих оценок уже через месяц. Считай, на моих предметах тебя за каждый урок уже выставлено по десять единиц до конца учебного года. Ты вылетишь отсюда, быстрее, чем дерьмо в унитазе! Эй, как тебя там?

Трость повернулась к директору, кругляшек наконечника взглянул тому прямо в глаз.

— Директор, — сказал он неуверенно. — Директор Фиц.

— Фиц, ты сегодня же оформишь его отчисление. Отказа я не потерплю. Пусть парень идет на улицы и займется чем-нибудь полезным. Урока оттачивания остроумия у моих учеников нет.

— Х-хорошо, — кивнул директор. — Только, Берэта, это не по правилам… Надо созвать родительское собрание…

— Завтра, в семь вечера, — перебила Берэта. — А теперь забирай этого недоношенного и можешь идти по своим делам. — Трость развернулась к Яко. — Завтра я увижу, чья мерзкая матка выплюнула тебя из себя, маленький недоносок, и поверь мне, если она, или тот упырь, что ее оплодотворил, вякнут хоть слово и попытаются тебя защитить, я пройду все инстанции, все суды, дойду до Главы Трех Городов, но твоя мерзкая, захлебывающаяся слюнями и соплями рожа, больше никогда не появится в этом классе. А если и это не поможет, я пойду на улицу, найду там своих бывших учеников, и заплачу им, чтобы они каждый день поджидали тебя и избивали до полусмерти. А теперь пошел вон отсюда, сопляк, пока до полусмерти не избила тебя я. И уж поверь, мне за это ничего не будет, а если и будет, я уже прошла все круги ада, и даже его демоны не испугают меня. Пошел вон!

Весь в крови, шмыгая сломанным носом, со слезами на глазах, Яко потопал из класса. Директор закрыл за ним и собой дверь, Берэта повернулась к ученикам. Она все еще не слезла со стола, лучи солнца зажгли рыжие волосы, заиграли на толстых стеклах очков.

— Так, теперь к вам, — проскрипела классная. — Вот ты, резчик по дереву, раз ты так хорошо умеешь это делать, для тебя не будет сложно пойти в столярную мастерскую и выпилить себе новую парту. Ах, да, я совсем забыла предупредить. Отныне всякий, кто осмелится нарушать дисциплину на моих уроках, будет подвергнут той же процедуре, что и тот недоумок, которому я сломала нос. Учтите, другие учителя боятся вас, но я нет. Я не боюсь вообще ничего! Все самое страшное в моей жизни уже случилось, в худшем случае, я просто вернусь туда, где выдают эту милую одежду, и уж вы, маленькие, неполовозрелые недоделки, мне ничего сделать не сможете. Я одна — страшнее всех хулиганов этой Школы. На уроках других делайте, что хотите, но у меня вы будете следовать моим правилам. Ясно?

Класс молчал, все еще в шоке от изгнания Яко.

— Я спрашиваю, вам ясно?! Отвечать мне!!!

— Да, учительница Берэта, — ответил нестройных хор.

— Хорошо, — улыбнулась женщина. Оказывается, можно так противно улыбаться. Берэта даже жабе дала бы в том фору. — Тогда, еще несколько правил. Резчик, почему ты еще здесь?

Парень пулей вскочил с места, выбежал из класса. Берэта ловко спрыгнула на пол, подошла к доске, оценивающе посмотрела на рисунки.

— Какая безвкусица и отсутствие таланта, — покачала головой учительница. — А еще явное несоблюдение пропорций. Так, сейчас мы назначим дежурных, которые приберут класс. У меня с вами три урока подряд, я немного изменила ваше расписание. Этого как раз хватит, чтобы познакомиться и чтобы вы привели это место в порядок. Весь первый ряд, встать, идти искать ведра и тряпки.

На первом ряду только мальчики, причем, не самые сговорчивые — все как один учатся плохо. Зато положение в классе у них весьма высокое.

— Учительница Берета, — сказал самый здоровый, — а где мы все это возьмем…

— А меня оно колышет? — перебила Берэта. — Хоть укради, но чтоб через пятнадцать минут были тут, иначе будешь все голыми руками делать. А тебе еще учиться надо, оболтус. Пошли с глаз долой!

Пятерка парней поспешила удалиться.

— Начнем урок, ученики, — повернулась к классу Берэта. — Я буду преподавать вам три предмета: психологию, философию и основы морали. По вашим тупым взглядам я вижу, что половина и слов-то таких не знает. Но, ничего, выучитесь. Вот только у нас проблема, формально я должна преподавать вам математику и геометрию. Но мне это не особенно интересно, потому этому вы будете учиться в свободное от моих уроков время. И пусть кто-нибудь только попробует не сдать мне экзамены, вы видели, я расстанусь хоть со всеми вами, хоть прямо сейчас. Ну что же, приступим…

— Ты нанял бывшую сумасшедшую? — спросила Раза.

— Не уверен, что бывшую, но выбора у меня не было, — ответил директор Фиц хмуро. — Ее рекомендовали с самого верха. Демоны раздери, откуда в школе столько пчел?!

Директор поднялся, подошел к окну, рука захлопнула форточку. Действительно, пчел многовато для этого времени года, да и они ведь не мухи! Раза глядела на люстру, вокруг безвкусного белого шара из стекла летает парочка полосатых насекомых. Все крупные, наверное, самцы. Хотя, может, у пчел крупнее самки? Раза преподавала химию, а биологию забыла еще на последнем курсе Университета.

— А кто конкретно? — спросила женщина, рука потянулась к чашке с дымящимся чаем.

— Чего конкретно? — не понял директор. — А, кто рекомендовал? Так откуда же я знаю. Мне позвонил зам директора Университета, а там демоны разбери, какая была цепочка до него.

— А у тебя есть ее личное дело?

— Есть, — сморщился директор. — Сумасшедшая и есть сумасшедшая. В психушку попала за избиение ученика и антисоциальное поведение. Насчет второго…

— Так всем пишут, — кивнула Раза.

— А вот насчет первого, наверное, правда. Как она отлупила этого Яко! Ты бы видела.

— Бить учеников запрещено, — возразила Раза.

— А бить учителей? Раза, уж ты мне не рассказывай! У нас восемь учителей преподают, сидя в зарешеченных клетках! Мы специально не берем учительниц и учителей моложе тридцати. Первых насилуют, вторых непременно избивают. Эти маленькие уроды уважают только одного учителя — по физическому совершенствованию, да и то, потому что Шок в одиночку заломает сороконожку людоеда! Если ученики будут боятся хотя бы еще одного учителя, я только за.

— Они ее сломают, — сказала Раза спокойно, несмотря на все эмоции, вложенные в речь директора. — Они всех ломают. А она, ты прав, не похожа на Шока.

— А ты ее видела? — спросил директор с издевкой. — О! Вон она, иди, глянь.

Последний урок закончился еще полчаса назад, школа опустела двадцать девять минут назад, но класс Берэты вышел только сейчас. Все хмурые, обозленные, они выходили из школы медленно, будто смертельно устали. Несколько плотных ребят шли грязные, со слипшимися волосами и закатанными рукавами. Оказавшись под чистым вечерним небом, ученики побрели в разные стороны, а вот и новая учительница. Берэта вышла без тени усталости, да так высоко задрала подбородок, словно только что объездила особенно норовистую лошадь. Все та же серая одежда и трость, никаких сумок или пачки тетрадей, что обязательные атрибуты любого учителя. Коричневые туфли отстучали по грязным ступням, трость даже вышибла искру из обрамляющего их железного уголка, женщина направилась к видавшей виды машине. Хотя, как только Берэта завела мотор, из выхлопной трубы не ударил столб черного дыма, словно не старый угольной двигатель стоит в машине, а новый, бензиновый. Машина стронулась, поехала вон из школьного двора. Раза вернулась на кресло, директор еще задержался, обдумывая, как бы извернуться и купить машину с бензиновым двигателем? Это новейшее изобретение, говорят, очень экономичное топливо, бака хватает на сотню миль! А на полном баке угольной смеси даже Три Города не объездишь. Может быть, сдать в аренду мастерские? Все равно простаивают, а недавно ему намекнули, что там уже почти все есть, чтобы делать мебель. И процент пообещали приличный.

— Я не впечатлена, — сказала Раза.

— А? — Фиц вышел из мыслей с трудом. — Ты просто не видела…

— Дай посмотреть ее дело, — прервала она.

— Это запрещено.

— А я дам тебе посмотреть на свою задницу, — сказала Раза лукаво.

— Можно подумать, я там чего-то не видел, — буркнул директор. — Ты там клумбу вырастила? Ладно, не дуйся. Все в компьютере, код ты знаешь. Могла вообще не спрашивать…

Раза обошла стол, походя схватила директора за правую ягодицу, опустилась в кресло, куда удобней гостевого. Компьютер зажужжал, углеводородные кристаллы внутри напряглись, выводя на экран информацию. Школьная база данных, код простой — день рождения Фица. Дальше по сетке до личных дел сотрудников. Ага, вот и новая папочка — Берэта. Сорок один год, не замужем, детей нет, стаж приличный, почти семнадцать лет в Университете. Потом год пробела, когда лечилась, ага! Есть медицинская карточка! Дальше пошли адрес, номер телефона и прочая чушь, Раза открыла медкарту. Если бы она взглянула в низ экрана, увидела бы, что личное дело просматривает еще кто-то. Второй посетитель зашел не со школьного компьютера, воспользовался домашним, пройдя все преграды через собственноручный врез в школьную сетку. Яко, напротив, очень заинтересовал именно адрес новой учительницы.

Комната уже давно утонула в дыму, бутылка «Зеленой» опустела на треть, повсюду разбросаны вещи, по двери пробежала трещина — это Яко в сердцах саданул кулаком. Парень уткнулся в экран, во рту сигарета, на ней трехсантиметровый столбик пепла. Вот Яко скривился, столбик упал на стол, там уже собралась кучка. Дверь отворилась, в комнату вошел Кии, впуская порцию свежего воздуха.

— Ты что, дымом пердишь, что ли? — закашлялся Кии. — Нашел?

— Конечно, нашел! — огрызнулся Яко. — Старая толстая сволочь.

— Я? — комично поднял руки Кии. — А чего я? Чего как что, так сразу Кии сволочь?

— Заткнись. Всех собрал?

— Да. Ты, между прочим, счастливчик. Мы после еще час слушали ее бредни, а потом класс убирали!

— Слабаки, — сказал Яко презрительно. — Всегда были, всегда останетесь.

— Зато, слабаки с будущим. Предки уже знают?

— Что, совсем в голове пусто? Нет, конечно! Сегодня эта дрянь меня обратно возьмет, никуда не денется. А иначе…

Яко состряпал страшную рожу, Кии не впечатлило. Тяжело выглядеть устрашающе с разбитым хлебальником, а у Яко именно хлебальник, да еще и подретушированный. Кии слукавил — уборка заняла час, да, но старуха рассказывала вполне интересные вещи. Собственно, о некоторых Кии раньше не слыхал вообще.

— Выпьешь? — спросил Яко, кивая на бутылку «Зеленой».

— А ты серьезный, столько выдул.

Кии взял бутылку, глоток самого мощного алкогольного напитка Трех Городов скрылся в горле, обжег, продрав до самого нутра.

— Забористая отрава, — сказал Кии. — Закурить дай.

— Самому мало, — буркнул Яко, но сигарету протянул. — Я тут почитал про нее…

— И что?

— Демона член в очко. Вот, тут даже карта ее есть. Читай, я тебе не лектор.

— Надо было Нашкоте позвонить, — сказал Кии рассеянно. ќ- Хотя, у тебя на кровати…

— Пока никто не жаловался, — усмехнулся Яко.

Кии сел рядом, закурил, уткнулся в экран. Мысли спутались «Зеленкой», много букв на экране никак не хотели усваиваться мозгом. А тем более, что сложены буквы в странные слова — длинные, непонятные, на слух будто бы даже ругательные. Ну что это за слово: рескаптиальный? Чего значит? А тут таких полно, у многих корни знакомые, допустим бетапсихологический, а чего оно значит, непонятно.

— Надо было Нашкоту звать, — повторил Кии. — Она умнее.

— Ага, и зад у нее дряблый. Ты с ней сколько раз?

— Раза три, — сказал Кии брезгливо. — Я даже в подробностях не помню. Вот Акина из восьмого, девочка навороченная. Сисечки маленькие, попка без целлюлита, ляжки упругие, ух!

— Уже вдул?

— Пока только обнимались, — на лице Кии расползлась мечтательная улыбка. — Сегодня-завтра.

— Не сегодня, — сказал Яко твердо. — Сегодня занимаемся училкой.

— Ты бы хоть проветрил, что ли, — предложил Кии лениво. — Не сегодня, так завтра. И потом, ночь ведь свободна.

— Нет, как раз ночью и пойдем. Часам к двенадцати.

Яко поднялся, кости хрустнули, явно сидел долго. Окно рядом, всего в шаге, последние солнечные лучи этого дня падают на стол наискось, подсвечивают зелень в бутылке, кажется, она горит изнутри. Окно распахнулось, впуская долгожданный кислород, и выпуская клуб дыма наружу.

— Ах ты, зараза! — воскликнул Яко — в помещение влетела пчела. — Проветрил, демона тебе в жопу!

— Мальчик боится пчелку? — повысил голос Кии. — Ничего, взрослый перец Кии все исправит.

Рука Кии потянулась к газете, отряхнула от пепла, скрутила. Парень поднялся, подождал, пока пчела сядет на стекло второго окна. Кии шлепнул по стеклу, но промазал, пчела взлетела, вдруг ускорилась и ужалила в руку.

— Ах ты ж, сволочь! — воскликнул парень, отправляя указательный палец в рот. — А-а-ай, жжется.

— Жало не проглоти, — рассмеялся Яко, — взрослый перец.

— Тебе что ли показать, насколько взрослый? — огрызнулся Кии. — На тебе, на!

Кроссовка наступила на трупик без жала, раздавила, оставив на полу коричневое пятно. Кии аккуратно достал из пальца длинное жало — почти сантиметр! — бросил в пепельницу, секундой спустя туда же отправился окурок.

Зазвонил телефон, Яко взял трубку, принял вызов.

— Угу, — сказал Яко кому-то в телефоне. — Пошли, взрослый перец. Наши уже собрались.

— Нет, я тебе сейчас-таки покажу и докажу, — промямлил Кии, все еще обсасывая палец.

— Потом померяемся, — усмехнулся Яко. — Бутылку возьми.

Они вышли из комнаты, как только дверь закрылась, трупик пчелы растаял в воздухе.

Бутылка «Зеленой» опустела, четыре тени ежились, хотя на улице довольно жарко. Ни один из них еще не бывал в этом районе — на самой границе Жилого Города. Из Главного Города, где расположена Школа, до Жилого, детей подвозил специальный автобус, можно добраться на рейсовом тепловозе, но пешком ходят редко. Дороги меж Тремя Городами примерно одинаковой протяженности — миль двадцать, а это мало что далеко для пешей прогулки, так еще и опасно. Да, вокруг Городов все время ведется отстрел опасных животных, но всяческие твари, вроде змей, тоннельных крыс, сороконожек людоедов, — эти самые опасные — пауков-ядовиков могут выползти из тоннелей, что соединяют Три Города. А еще — демоны. Их боялись больше всего, хотя мало кто видел. Районы Жилого Города и Главного Города, расположенные вблизи к краю, так называемые, придорожные районы, всегда считались самым опасным местом Трех Городов. Тут жили нижайшие слои общества, либо те, кто не боялся никого на свете. Никто в трезвой памяти не пришел бы сюда ради прогулки, или даже по делу, потому вся четверка парней немного пьяна. Хотя всего полчаса назад была пьяна почти вусмерть, иначе у Яко, Кии, Шари и Сома тоже не хватило бы смелости прийти сюда, да еще и на ночь глядя. Но, чем дальше они забирались в глубины придорожного района, ведомые бумажкой с адресом Берэты, чем больше подозрительных личностей поглядывало на них, тем чище становились мысли, алкоголь улетучивался, адреналин борол его действие с легкостью.

Улица Элмо, дом шестьдесят шесть — таков адрес новой учительницы Берэты. Подростки шли, стараясь не привлекать внимания, вокруг все грязно, серо, темно. Даже когда они вошли в придорожный район, казалось, тут темнее, чем в основном Жилом Городе. Дома низкие, максимум трехэтажные, зато длинные. На подъездах железные двери, лампочек под козырьками нет, даже патронов нет, наверное, жителям не могла прийти в голову мысль, что лампочку над входом в жилище могут не тронуть. Нет, обязательно выкрутят или разобьют. Фонарей мало, зато они — высоко-высоко. Фонарные столбы метров по пятнадцать высотой, специально, чтобы труднее попасть камнем, но местные умудрялись и их разбить — половина не светит, а если светит, то тускло, едва-едва, да с такого расстояния много не наосвещаешь. Все дворы погрязли в кустах и деревьях, здесь зелени куда больше, чем в Городе. Трава по колено, но не салатовая, а темно зеленая, вся в пыли. Битые стекла всюду, урн нет вообще. Скоси траву, найдешь целый ковер из различного мусора, по большей части — окурки и шприцы. Пахнет мочой и фекалиями, на деревьях чего-то шипят странные птицы со светящимися глазами, там, повыше, блестят толстые, удивительно прочные сети — паутина пауков-ядовиков. Они охотятся в основном на птиц, но взрослые особи достигают размером с кошку и плетут сети пониже к земле, в такие может угодить и человек. Сети ядовики плетут тоже особенные — в два ряда. Те, что видны — липкие и прочные, хрен порвешь, но перед ними — невидимые. Эти настолько тонкие, что пролети через такую птица — разрежет на десяток кусков. И уже потом плоть застрянет в липкой паутине, побьется в конвульсиях, а если еще жива, паук отравит ядом, что убивает мгновенно. Но самая жуть предстала, когда ребята вышли в частный сектор.

Если до того пустоши окружающих полей скрывали трехэтажные здания, теперь безжизненная пустыня открылась в полном великолепии. Нет, Яко сотоварищи видели пустоши и раньше — из окон школьного автобуса. Но никогда ночью. Где-то вдали сверкали оранжевые молнии, на горизонте багровеют вулканы. Там, в глубоких трещинах живут самые опасные твари шестьсот шестьдесят шестой эпохи — сороконожки людоеды. Размером с лошадь, ядовитые, а две челюсти, похожие на ятаганы, могут перерубить дерево. Единственное, чего боятся — это света. Потому Три Города окружает световое кольцо из миллионов столбов, никакая сороконожка не подойдет к такому освещению и близко. Но ведь есть еще тоннели, а фонари порой ломаются. Вон как там, всего в паре миль отсюда. Сороконожек уничтожают нещадно, устраивают целые охоты, но слишком эти мерзопакостные твари плодовиты. Одна самка производит пять тысяч детенышей, правда, половину тут же съедает, да и вообще, сороконожки уже давно заполонили бы всю планету, если бы не их каннибализм. Основная их пища — они сами. Иногда их трапеза доходит до исключительной мерзости, сейчас — как раз такой случай. Выйдя на пустырь, ребята увидели вдали, на фоне догорающего вулкана, странный шевелящийся холм. Он трещит, слышно отсюда, твари противно пищат, даже голос Берэты — музыка для уха, в сравнении с этим. Хотя, похож. Самый отчаянный визг издает самка — она и сейчас откладывает яйца, но другие сороконожки учуяли это, и теперь поедают склизкие комки с зародышем внутри едва те выпадут из чрева. Тварей набралось так много, что на всех яиц не хватило, началась самая настоящая оргия каннибализма. В этой горе, что высотой метров пятьдесят, тысячи сороконожек людоедов. Но сколько их выживет? Мало, останется едва ли сотня. Подростки с открытыми ртами глядели, как шевеления холма замедляется, вот уже и самка умолкла, попав под чьи-то желваки. Еще пяток минут и все — осталась лишь груда хитиновых скелетов, сотня выживших сытых сороконожек удаляется, но пир еще не окончен. Тысячи видов различных тварей подтягиваются, сейчас начнется вторая часть пира, а к утру от холма трупов не останется ничего — некоторые обитатели пустошей могут разгрызть и переварить даже твердые как камень панцири.

С трудом оторвавшись от жуткого зрелища, ребята двинулись дальше. От выпитого уже и след простыл, сигареты тоже давно кончились, в голове ясно до жути. Вокруг заборы из сетки, чтобы хозяева видели, кто подходит; и грязные домишки, все сплошь одноэтажные, с почерневшими от пепла крышами. Кии нечаянно наступил на консервную банку, захрустело, и тут же со всех сторон их обдало собачьим лаем. Огромные псы — непременный атрибут каждого дома. Черные с белой грудью, все на цепи, но разве удержат тонкие не сваренные звенья напряжения этих тушь, что по сто пятьдесят килограмм каждая? Может, и выдержат, а может, и нет. Собачьи шеи натянули цепи, передние лапы оторвались от земли, стоят на задних лапах и брешут гулким басом. В пасти длиннющие зубы, слюна летит, как пена из огнетушителя. Ребята поспешили покинуть частный сектор, проклиная Яко, учительницу Берэту и себя, за то, что согласились на эту авантюру.

Между рядом фонарей, отпугивающих всяческую живность, и кромкой придорожного района Жилого Города темное пространство перепаханной земли. Каждый день специальные машины объезжают город по периметру, перемалывают верхний метр чернозема, чтобы уничтожить змеиные яйца и личинок склизней — бесформенных тварей, похожих на желе. В принципе, склизни не настолько опасны, как прочие твари за чертой Трех Городов, но уж точно вредны. Обычный склизень размером с кулак взрослого мужчины, но если приползет на сельскохозяйственное поле, где почва влажная, сырая, он окапывается, впитывает влагу на несколько метров вокруг и увеличивается в пятьсот раз. Склизни — гермафродиты, но откладывают яйца только при высокой температуре, примерно равной кипению воды. Потому, высосав воду из почвы, склизни запускают в организме сложный химический процесс, увеличивая температуру тела многократно. Они буквально закипают изнутри, но самое любопытное, что теперь они уже процесс контролировать не могут. Одновременно с этим они откладывают личинки, те греются рядом с пузырем, внутри которого закипает несколько тонн воды. Склизень в это время находится под землей, где-то в локте от поверхности, а структура мембраны его оболочки очень тонка. Если над ним пройдет человек, оболочка лопается, и наступившего на склизня обдает столбом кипятка прямо из-под земли. Человек сваривается заживо в считанные секунды, но личинкам склизня ничего не делается. Тело этих подземных тварей хрупкое, но полностью термостойкое. Поэтому вскоре личинки отползают, набирают влагу, превращаются в еще одну подземную кипятковую бомбу. Жизненный цикл склизня может завершиться всего за неделю, как и прочие твари шестьсот шестьдесят шестой эпохи, они размножаются и погибают быстро, но на их место приходят другие.

Парни замерли в миле от черты перепаханной почвы. Кое-где она дымится белым паром — это очередного склизня надорвало, вот и парит, как кастрюля с водой. Тут, на самой окраине, дома попадаются редко, зато охраняются добротно. В основном, здесь живут сторожа и аграрии — несколькими милями правее начинаются сельскохозяйственные поля. Заборы у всех высокие, в два человеческих роста, тоже из сетки, только к каждому подведен ток. За оградой уже не собаки, что казались такими страшными несколько минут назад, нет, тут, на границе с пустошами, не помогут даже двухсоткилограммовые дворняги. Иногда в просветах толстых прутьев решетки блеснет быстро, да зашипит. Это — лавовые ящеры. Приземистые рептилий на коротких ногах весом в тонну каждая. Для таких размеров вполне проворные, но главное — практически неуязвимые. Шкура ящера настолько толста, что он может плавать в реках лавы, там их, собственно, и ловят. Удивительные животные еще и потому, что поддаются простейшей дрессуре, вроде: ко мне, нельзя, убей. Их тренируют, пользуясь специальным электрическим стрекалом, ибо только ток может пробиться под плотную шкуру. Потому и решетки под током, чтобы грозные охранники не вырвались на свободу.

Из немногочисленных домов разносится шипение ящеров, вдали свищет умирающий склизень, еще дальше хрустит уменьшившаяся гора сороконожичьих трупов. Пахнет навозом и еще чем-то гниющим, на небе сияют звезды, четыре подростка глядят на шестьдесят шестой дом по улице Элмо широко открытыми глазами. Вокруг всей жути и омерзения, рядом с притоном самых гадостных отбросов общества, по соседству со всеми ужасами пустошей, раскинулся оазис. Будто кто-то вырвал кусок парка Главного Города и поместил сюда.

Низенький забор из свежевыкрашенных досок обносит двухэтажный домик. В небольшом садике растут молодые деревья, газоны подстрижены, стены дома белеют в ночи, как и доски забора, будто подсвеченные с небес. Крыша — ярко-красная, из странного материала, напоминающего панцирь черепахи. Во дворе из земли торчат несколько электрических фонариков, под самой высокой яблоней пристроилась невзрачная машина. Асфальтированная дорога ведет прямиком к калитке, это ребята заметили только теперь — к соседним домам пробежала разбитая грунтовка, изредка усыпанная крупным щебнем.

— Это точно ее дом? — спросил Кии, не веря такому контрасту с окружающим.

— Вон же написано: шестьдесят шесть, — ответил Яко. Ему эта затея казалась все большим безумием, но как отступить, когда зашел так далеко? Если сейчас пойти на попятную, еще год будешь выслушивать стеб товарищей. Хотя, какие они на фиг товарищи?…

— Когда пойдем? — спросил Сом — долговязый паренек, единственный из присутствующих, кому идея изначально не нравилась. Оценки Сома позволяли ему в будущем устроиться на приличную работу, может быть даже в Промзону, а Кии, Яко и Шари светило максимум должность уборщиков или крестьян. А этому труду не позавидуешь.

— Давай по-бырому, — сказал Шари. — Я уже раз сто за вечер чуть в штаны не наложил. И курево кончилось.

— Сейчас… — пробормотал Яко, вглядываясь в светлые окна дома Берэты. Даже не зарешеченные окна! — Давай вот с тех кустов посмотрим, а потом войдем. У нее должна быть какая-нибудь защита. Бинокль я взял…

— Не полезу я в те кушеря! — запротестовал Кии. — Там могут быть ядовики!

— Тихо! — шикнул Яко. — Кто-то едет. Быстро, в кусты!

Вдалеке позади блеснул свет фар, четверка парней бросилась к кустам, Яко тянул Кии за шиворот, тот матерился шепотом, пытался освободиться, но тщетно. Спрятавшись меж колючих веток и листьев, ребята затаились, и только Кии все время ощупывал голову, проверял, не ползет ли паук.

Свет фар усилился, вскоре послышался грохот старого раскуроченного угольного двигателя. Прошла минута, и мимо кустов проехала скорая помощь — большая квадратная машина с толстенной выхлопной трубой на крыше. У скорой шесть колес, все ведущие, на случай, если застрянет в грязи. Стенки из толстого металла, не пробьешь и пулей. За скрываемые в скорой лекарства, тысячи наркоманов отдали бы правую руку. Машина припарковалась рядом с калиткой, мотор замурлыкал, перейдя в режим понижения температуры котла, чтобы завестись в будущем. Дверь отворилась, вышел врач — молодой мужчина, отсюда деталей не рассмотреть, разве что трость в руках, да шляпа на голове. Яко медленно достал бинокль, но едва глаза взглянули на увеличенного окулярами незнакомца, Кии дернул за рукав и приложил палец к губам — на дороге загорелась вторая пара фар.

Второй автомобиль серьезно отличался от скорой помощи. Если та — дряхлая развалюха, краска на обшивке облезла, стекло покрыла паутина трещин, это — новая модель! Обтекаемая, с бензиновым двигателем, мотор урчит, а не тарахтит, серебряного цвета, на корпусе ни царапины. В салоне горит точка — водитель курит, из опущенных стекол льется странная музыка, такую ребята еще не слышали, да и слов не разобрать. Машина пронеслась мимо, плавно затормозила возле скорой, припарковалась настолько изящно, что Кии даже позавидовал владельцу — такое авто мечта каждого подростка. Да и взрослого тоже…

Дверь не открылась, но отъехала вверх, будто жук поднял жесткое надкрылье, трость вновь прибывшего вышибла искру прямо из асфальта, лакированная туфля встала рядом. На этот раз Яко сразу рассмотрел мужчину в бинокль. Доктор уже скрылся в доме, а этот позволил легким наполниться ночным воздухом, хотя, никакого удовольствия от этого получить не должен — воняет на окраине Жилого Города сильно, даже в кустах чувствуется. Но мужчине, похоже, понравилось — губы сложили улыбку. Этому на вид не больше тридцати, одет по моде, волосы зачесаны назад, черты лица в темноте не видны — Яко и улыбку увидел, лишь потому, что она высветилась огоньком сигареты. Мужчина докурил, небрежно бросил окурок на асфальт, пошел к дому, постукивая тростью. Блин, и этот с тростью, у них что, собрание инвалидов? Хотя, судя по походке, никому не нужны металлические палки — ни Берэта, ни эти двое не хромают.

— Шари, посмотри, у меня по спине никто не ползет? — прошептал Кии.

— Сороконога, — прозвучал над ухом голос Сома. — Здоровая такая.

— Ни хрена не смешно, — огрызнулся Кии. — Яко, демонов тебе в сраку, что теперь? А если эти двое не уйдут?

— Подождем, — сказал Яко неуверенно. — Подождем…

— Чего ждать? У меня свидание назначено…

— Тише! — вмешался Сом. — Они выходят.

— Я же говорил, подождем, — усмехнулся Яко, но усмехнулся нервно, больше для показухи, хотя не учел, что в темноте никто не разглядит черт лица.

Дверь дома Берэты действительно распахнулась, старая учительница вышла, держа трость, и корявой походкой направилась к постриженной полянке. Парочка приехавших двигалась следом.

— Что они делают? — спросил Кии. — Они психи?

— Она так точно, — кивнул Сом.

Женщина и двое мужчин встали посреди поляны, примерно в двух метрах друг от друга, образовав треугольник. Каждый протянул трость перед собой, кончик нарисовал что-то в зеленой травке. Вдруг, под серой одеждой учительницы что-то вспыхнула яркой зеленью, на секунду полянка осветилась, ребята сумели различить и красоту врача, и надменный взор второго мужчины, а потом началось такое…

Резкий порыв ветра ударил по кустам, волосы подростов встали дыбом. Внезапно они отчетливо услышали все звуки, что прилетают с пустошей: и стрекотание сороконожек людоедов, и клекот летающих ящериц с небес, и шуршание чешуйчатых змей в глубоких трещинах, и звон паутины пауков-ядовиков, и чавканье прочих тварей, что сейчас поедают холм из трупов сороконожек. На лбу выступил пот, ноздри отчетливо прочувствовали каждый оттенок гниения, что несется с пустыни, каждый сорт дерьма, что течет в канализации придорожного района. Но противней всего казалась собственная вонь, что источали внезапно вспотевшие подмышки — четверке срочно захотелось помыться. Свет звезд потускнел, а фигура старой учительницы полыхала, будто вобрав все освящение, даже окна в доме заполнились полумраком. И вот, в центре треугольника, образованного людьми с тростями, тоже вспыхнуло. Тонкий луч, будто лазер, взметнулся в небо, улетел на окраину вселенной. Он бил из земли желтым фонтаном, все ширясь и ширясь, вот уже три трости указывают на настоящий столб света, будто ровное, идеально круглое пятно поляны обратилось прожектором. И тут из-под земли, охваченная нестерпимо желтым световым потоком, начала подниматься фигура. Если бы ребята не оцепенели от ужаса, они бросились бы наутек, может быть, даже в пустоши — все лучше, чем остаться здесь, чем видеть ужасную морду того, кто выезжал из-под земли, будто на лифте. Яко начал седеть, пальцы свело в судорогах, они отказывались отпустить бинокль, сознание парня выжигал образ чудища. Из-под земли появился демон. Он плавно выехал на поверхность, ветер подхватил черные лоскуты его одежды, а может, он одет в собственные волосы? Глаза демона пылают, сияют ярче солнца, огонь ада в этих глаза, испепеляющий рассудок огонь преисподней. Берэта еще раз вспыхнула всем телом, на секунду полянка с демоном заслонилась этим светом, Яко, наконец, смог опустить бинокль.

— Бе… бе… бе… — прошептали губы Яко.

Зеленое свечение пропало, угас и столб света, где стоял демон, но сама тварь осталась. И глядела на кусты, где прятались ребята.

— Демона в жопу, — сказал Кии в полный голос. — Он нас видит.

Уродливая пятерня демона указала в их сторону.

— Бе… бе… бе… — все еще шептал Яко.

— Яко! — Сом схватил его за плечи, встряхнул.

Троица с тростями тоже повернулась к ним. Берэта все еще слегка светится зеленым, врач грузно опирается о трость, а щеголь поднял железную палку. Ветер дунул так, что кусты, где прятались ребята, потеряли листву вмиг. Подростки оказались полностью на виду. Глотка демона извергла такое, что мозги подростков могли сделать только две вещи: отключиться или дать сигнал к панике. Они предпочли второе — Яко, Кии, Сом и Шари бросились прочь, раздирая кожу на лице и ладонях о ветки кустарника. Не прошло и секунды, как они оказались на дороге, а спустя минуту лай собак в частном секторе сообщил — мальчишки добрались дотуда, побивая все рекорды спортсменов Трех Городов. Вслед им разносился дикий смех демона, от него попрятались даже лавовые ящеры в соседних домах.

Только выбившись из сил полностью, обнаруживая, что они уже не только покинули частный сектор придорожного района, но и его черту, парни остановились. Осмотрелись, их только трое — Яко нет. В суматохе никто не заметил, как тот отстал, но никто не захотел вернуться и проверить, а не настиг ли друга демон? Они еще минут пять молчали, легкие не могли ничего исторгнуть, кроме горячего воздуха. Все трое выбились из сил, но шли вперед, туда, подальше от демона и новой учительницы. Но вот паника оставила их, появились силы обернуться и увидеть хромающую следом фигуру. Первым порывом они хотели броситься от нее, но та вышла под свет фонаря, оказалось, это Яко. Луч сверху освятил его, ужас еще не сошел с лица, одежда изодрана, кожа лица в царапинах и полностью седая голова.

Яко все еще не мог совладать со страхом, он шел вперед, хотя находился на грани инфаркта. А в голове стучит только одна мысль: никогда ни он, ни его родители не увидят Берэту. Ни за что!

Ночь окончательно поглотила Жилой Город. Темная-претемная колдовская ночь.

— Здравствуйте, дети.

— Здравствуйте, учительница Берэта! — ответил хор детских голосов.

— Какие красивые у тебя тапочки, Ини, — восхитилась учительница.

Если бы ее сейчас видели девятиклассники — очень удивились бы. От мерзкого писка нет и следа, из-под толстых стекол глаза смотрят ласково, яркая помада растянулась в улыбку, копируя изгиб губ. Да и аудитория тут другая. Вместо класса отчаянных хулиганов стайка детей. Все сидят за партами ровно, руки на столешнице, правая лежит на левой, многие дети улыбаются. Помещение тоже не похоже на ее классную комнату. Везде яркие плакаты, рисунки покрывают стены от пола до потолка, доска раскрашена цветными мелками, всюду цветочки, непропорциональные фигуры людей, в основном нарисованы по трое: мама, папа и я. Пахнет цветами из кадок на подоконнике, в открытые форточки проникает прохлада и свежесть.

— Сегодня я хочу провести спаренный урок, — сказала Берэта, садясь за учительский стол перед доской. — Вы хотите посмотреть на старших ребят? Посмотреть, какими вы станете лет через шесть? Узнать, что вам будут преподавать в будущем?

— Да! — отозвался хор голосов.

— Только одна просьба к вам, мои хорошие, — подмигнула Берэта лукаво. — Я хочу поиграть со старшими ребятами в одну игру, а вы мне подыграете.

Над головами учеников сразу поднялось несколько рук.

— Да, Тори? — спросила Берэта.

Мальчик встал, руки по швам, сказал вежливо:

— А какие правила?

— О, мой мальчик, запомни это на будущее: кто же играет по правилам? Нет, лучшая игра, это когда не знаешь правил. Если понимаешь, что правила есть, что все им следуют, но не ты. Только одно понимание того, что правила можно отменить и придумать свои, может изменить твою жизнь. Поэтому вы будете, как и я, действовать по обстоятельствам. А если обстоятельства вам не понравятся, вы тут же их отмените и создадите свои.

— А как можно отменить… осто… осбто… обстоятельства? — спросил мальчик.

— А просто, — отмахнулась Берэта. — Просто делай вид, что играешь по правилам, а на самом деле делай, как надо тебе. Поверь мне, Тори, обстоятельства изменятся сами. Самое главное в игре — вступить в нее. Если тебя пригласили, считай, дело сделано. Дальше, либо ты разберешься с правилами и будешь играть по ним, либо предложишь свои, и игра пойдет так, как хочешь ты. Вижу, вы пока не понимаете. Но, ничего, давайте так: я дам вам подсказку, как себя вести, а вы уж потом сами разберетесь. Только помните — это очень важно! — любая игра однажды закончится. Эта окончится ровно через час. Но ничего не мешает вам начать новую потом. Итак, приступим.

Учительница поднялась, трость мерно отстучала до двери, ладонь легла на ручку, повернула, Берэта бросила в школьный коридор:

— Заходите, раздолбаи! — ее голос вернулся к прежним писклявым интонациям.

Берэта вернулась за учительский стол, в класс потекла разношерстная река подростков. Все одеты по-разному, каждый старается подчеркнуть отличие от другого, девочки — почти девушки — скрывают мнимые и реальные недостатки фигуры, мальчишки пахнут лосьонами от прыщей. Но объединяет одно — все хмурые, подавленные. Последними входит троица парней с суматошными взглядами. Они мельком кидают их на Берэту, исподтишка, так, чтобы не заметила интереса. Это, конечно же, Кии, Сом и Шари — Яко они не видели вот уже три дня, но им-то в Школу ходить надо.

Подростки зашли в класс и вытаращились на детей за партами. Всем старшеклассникам вдруг стало очень неудобно — маленькие дети глядят, словно хотят съесть. В глазах озорство, на лицах злые улыбки, копирующие усмешку Берэты с точностью. Да, дети приняли игру с готовностью.

— Чего встали? — спросила учительница. — Я же ясно объяснила про спаренность уроков.

— А куда нам сесть? — спросила Нашкота. Девушка чувствовала себя непривычно в длинной юбке, но Берэта недвусмысленно дала понять, как должны одеваться ее ученики.

— Ну вам же не по два года, — скривилась женщина. — Есть же подоконники, шкафы, пол, ноги, в конце концов, можно и на них постоять. Давайте, быстрее, звонок прозвучал пять минут назад.

Подростки двинули меж парт, почти с ненавистью глядя на детей. Те сидят на стульях, и ясно же ведь, мест на подоконниках хватит едва для пяти-шести седалищ. Старшеклассники попроворней да понаглей уже заняли все козырные места, остальные встали за рядом парт, Кии Сом и Шари уселись прямо на пол, с видимым облегчением — отсюда им не видать учительницы, да и она их не увидит.

— Хорошо, — провизжала Берэта. — Я не зря сделал урок спаренным. Сейчас в классе собралось целых три группы людей, которые различаются возрастом. Самую возрастную группу представляю я одна, я же буду выступать и судьей. Да, Нашкота?

— Судьей чего? — спросила девушка с подоконника.

— Вас, — оскалилась Берэта. — Ваших мозгов, вашего будущего и взглядов. Сейчас вы поймете, что я имею в виду. Итак, кого бы мне выбрать? А, вот хотя бы ты, Тори. Выйди к доске.

Мальчик поднялся и смело направился к учительскому столу.

— А теперь посмотрим, кого бы взять для примера. Кии? Ты там не заснул?

— Нет, учительница Берэта, — послышалось приглушенное с задних рядов.

— Тогда иди сюда, смелее.

Кии поднялся и пошел к доске очень неохотно. Ноги дрожали, пока он проходил мимо парт, какой-то сорванец подставил подножку, Кии распластался на полу.

— Ах ты гаденышь! — воскликнул парень, вскакивая.

— Кии! — проблеяла Берэта. — Не отвлекайся, мальчик всего лишь пошутил.

— За такие шутки, в зубах бывают промежутки! — Кии сверлил взглядом маленького хулигана, тот смотрел лукаво. Но тут Кии вспомнил, кто позвал его к доске, дрожь вернулась в колени, он пошел к учительскому столу.

— Вот и славно, — улыбнулась Берэта. — А теперь я буду задавать вам вопросы, вы отвечать, а оба класса прокомментируют ваши ответы. Я же берусь указать на ваши ошибки. Приступим. Начнем с тебя, Кии. Как думаешь, что лежит в основе любого общества?

— Э-э-э, — замялся парень, Нашкота подняла руку.

— Да, Нашкота? — позволила высказаться Берэта.

— По ответу Кии, я считаю, что он дурак.

Класс засмеялся, Кии покраснел от стыда и злости, Нашкота же зарделась от удовольствия.

— Что же, это высказывание имеет под собой почву, — сказала Берэта задумчиво. — Ладно, сформулирую иначе. Как возникает общество, Кии? Почему люди собираются в группы, потом более крупные группы поглощают более мелкие, следом образуются законы и правила, по которым общество обязано жить, иначе погрязнет в произволе? Что есть единица всего этого, что заставляет сложиться именно так?

— Не знаю, — ответил Кии мрачно, Нашкота вновь подняла руку.

— Комментарий тот же? — спросила Берэта у девушки.

— Ага, — подтвердила та с готовностью.

— Хорошо. А теперь послушаем, что об этом думает Тори.

— Я не совсем понял, о чем вы? — признался мальчик, только не испытывал стыда от своего незнания, потому получилось натуральней и правдивей, чем у Кии.

— Почему люди собираются вместе, большими группами, устанавливают свои законы и живут по ним? — спросила Берэта.

— Ну, так, потому что так. Повезло, наверное.

— Молодец, Тори, — улыбнулась Берэта. — Да, ты полностью прав, вот только твоя формулировка не совсем точна, да и копнул ты глубже, чем я спрашивала. Действительно, в основе чего-либо всегда лежит стечение обстоятельств. Удача, вероятность события. Если бы первые люди Трех Городов не встретились, они не смогли бы ничего организовать. Но еще и на этом этапе все зыбко. Встреча могла привести к войне, но они подружились, либо более сильный подчинил себе слабого, а уже потом произошел союз. В любом случае изначальной точкой будет стоять удача, но и у нее должен быть сподвижник. Тот, кто удачей воспользуется. В основе каждого общества всегда лежит, лежала и будет лежать сильная личность. Это не правда, что единица ничего не решает. Напротив, только единицы решают все. Общество как застоявшаяся лужа, но если кто-то из сидящих в этой луже прорубит канал в какую-нибудь сторону, вся лужа вытечет туда, куда хочется этому первооткрывателю. Он может быть не один, в качестве движущей единицы может выступить и группа людей, объединенная общими интересами, но болото в движение всегда приводит малая часть самого болота. И если им повезет, они добьются победы, добьются цели, изменят все так, как хочется им. Молодец, Тори, отлично. Можешь садится. А тебе Кии светит двойка.

— А почему ему пять? — ошалел Кии. — Он же просто сказал, что повезло!

— Да, он ответил куда глубже, будет ему две пятерки, — сказал Берэта, внося оценки в журнал. — А ты не ответил ничего. Неужели не ясно, что хоть какой-то ответ, даже неправильный, лучше, чем ничего. Вот тебе, кстати, и возможность выправить оценку. Ответь, почему ничего всегда хуже, чем что-то?

— Я не понимаю… Нашкота! Сиди и не вякай!

— Хорошо, Кии, — вздохнула учительница. — Давай будем делать тебе поблажку на тупость. Но, погодите, у нас же нет Тори, не будет альтернативного мнения. Каси, девочка моя, выйди к доске, пожалуйста.

Малявка, покрытая веснушками плотно-плотно, весело вскочила со стула, вмиг оказалась рядом с Кии.

— Почему, Кии, плохое хуже хорошего, почему ничего хуже чего-то, почему бездействие хуже действия, почему неправильный ответ лучше, чем никакой?

— Ну… потому что… ответив неправильно, можно получить правильный ответ? — спросил Кии с надеждой.

— Отчасти, ты прав, но я ведь спрашивала не только об этом, — нахмурилась Берэта. — Как же все остальное?

— Ну, плохое хуже хорошего, потому что оно плохое! На то оно и плохое, чтобы быть плохим, а не хорошим! Если не действуешь, ничего не произойдет, а если действуешь, происходит хоть что-то! Это же очевидные вещи!

— Как сумбурно, Кии, как сумбурно, — покачала головой Берэта. — Каси, быть может, ты имеешь что-нибудь сказать по этому поводу?

— А мне кажется, что плохого нет, — ответила девочка, звонкий голосок, казалось, осветил ее лицо. — Есть плохие люди. А если ничего не делаешь, это не всегда плохо. Если не делаешь плохих вещей, получается, что делаешь хорошие.

— Умница моя, — улыбнулась Берэта. — Ты права, плохое не только исходит от людей, но они сами придумывают, что хорошо, а что плохо. Бездействие же плохо тем, что человек, не делая ничего, не может породить ту самую удачу, или вероятность, или случай, который ему нужен. В пустоте не только ничего не происходит, но и не может произойти. Она чиста, непорочна, бессмысленна. Есть такое правило, дети, что все можно улучшить. Нет предела совершенству, любую вещь можно улучшить. Будь это человек, здание, общество или город, или даже целый Мир! Все стремится к совершенству, все когда-нибудь достигает идеала и только тогда погибает, ибо все должно закончиться, чтобы началось новое. И поэтому нет ничего хуже, чем стоять на месте. Каси права, есть форма бездействия, когда ты не делаешь чего-то, потому что ждешь развития, или просто чтобы не сделать хуже, но в конечном итоге это тоже движение вперед, действие! Умница, Каси, садись — пять. Кии, а ты даже на двойку с плюсом не наработал.

— Но она ведь сказала другое! — Кии разрывался между страхом к женщине, и ненавистью. Лицо парня стало полностью пунцовым, он дышал часто, будто двигатель старого автомобиля.

— А может, ты услышал другое? — спросила учительница. — Ну, хорошо, давай мы поставим рядом кого-то твоего возраста. Нашкота, выйди к доске, и еще… а, вот ты, Капи.

Нашкота и маленький светловолосый мальчик подошли к взбешенному Кии. Тот смотрел зверем и на девушку, и на мальчика, только первая отвечала насмешливым взглядом, а ребенок почему-то даже пугал, как и все дети в классе. Что-то в них такое есть, связывающее с Берэтой, будто все они — ее дети.

— Ну что же, ученики, — сказал Берэта, мы уже разобрались, что есть основа любого общества — это импульс в виде отдельно взятой единицы, воспользовавшейся подвернувшимся случаем. Мы выяснили, что любое действие есть благо, ибо только в действии есть путь к совершенству, а к совершенству движется все в Мире. Теперь нам следует выяснить, кем являетесь в этом Мире вы, что приносите: зло ли, добро ли? Начнем, по традиции, с Кии. По глазам вижу, что ты меня не понял?

— Да вроде понял, — прорычал парень. — Никакого смысла во мне нет, вы это хотели услышать?

— Не совсем, но близко. Хорошо, на тройку ты заработал, но пока постой тут, у меня еще будет вопрос к тебе. Нашкота?

— Кто я такая? — казалось, девушка задумалась, хотя на самом деле подготовила ответ сразу после вопроса. — Я — ученица, которая учится, чтобы приносить обществу пользу. Верно?

Девушка победоносно повернулась к Кии, тот уже позеленел от злости, но комментарий Берэты удивил всех:

— Более глупой вещи я никогда в жизни не слышала, Нашкота. Кол, можешь сесть.

Девушка тоже изменила цвет лица на белый, поджала верхнюю губу, вернулась на подоконник с такой ровной осанкой, что, казалось, стала выше ростом.

— Капи, девочка моя, а кто ты такая? — спросила Берэта ласково.

— Я? — казалось, девочку удивило даже то, что ее мнения спросили. А потом улыбнулась, сказала легкомысленно: — Я не знаю.

— Молодец, Капи! — обрадовалась Берэта, будто только что выиграла в Лотерею Трех Городов. — Заслуженная пять, можешь сесть.

— Что? — воскликнули Кии и Нашкота хором.

— А то, — усмехнулась учительница. — Она не знает, потому что она — ничто. Пока что ничто. Ее мысли, действия, поступки — все не имеет значения. Как следует из предыдущего постулата, получается, что она — зло. Да-да, дети, не обижайтесь, но пока вы для общества не просто бесполезны, но и вредны. Пока что вы не приносите даже малейшей пользы, но на ваше образование тратятся деньги, ваши родители не могут сказать, станете ли вы опорой для них в будущем, или бросите, не поднеся стакан воды, на смертном одре. Пока что вы — никто, и имя вам — никак. И вы ничего не можете, даже ошибаться.

На лицах старшеклассников появились улыбки странного, иррационального понимания. А кем еще могут быть эти мелкие, громкие, глупые недотроги? У каждого есть младший братик или сестричка, и уж ничего полезного для старших они не приносят, это точно. И правда — дети ничего не могут. Даже ошибаться. Потому как чтобы ошибиться, надо хоть что-то значить, дети же не значат ничего. Пока.

— А теперь ответь мне, Кии, почему дети ответили на все вопросы верно, а вы, уже чего-то да знающие, не смогли ответить верно ни на один.

— Потому что они не могут ошибаться, — ответил Кии. И краснота и зелень сошли с лица, он почувствовал уверенность, успокоился. И даже страшная учительница, призывающая демонов, показалась немного роднее.

— Да. Но и нет тоже.

Берэта встала, подошла к Кии, взяла за плечи. Тот едва не отшатнулся, легкий румянец вернулся, колени слегка задрожали.

— Ты, Кии, — перспектива. Ты и все вы, старшеклассники, уже можете ошибаться, но, пока что, только это и можете. Вы еще не научились быть правыми. Не поняли, что в будущем все может стать таким, как вам надо. Вам всем, — учительница отпустила Кии, повернулась к классу, — надо научиться быть правыми. Это великое умение — делать правильным все, что делаешь. Пока вы еще не окостенели, пока правила игры устанавливаете не вы, а вам только кажется, что это так, вы можете все переменить. Вы — полны вероятностей, ибо жизнь ваша еще не определена, но уже начата. Ваш мир еще не построен, но фундамент уже есть. Вы — самая великая сила Трех Городов, потому что вы — сила безвекторная. Пока что вы расплескиваетесь на бесполезные занятия, вы погрязли в клетках собственных гормонов, но вы еще можете сделать все последующие шаги туда, куда нужно вам! Вы — те самые герои, те единицы, которые могут повести общество хоть к распаду, хоть к процветанию. Вы — не можете ничего не делать, ибо у вас есть столько энергии, что не в ваших силах сдержать ее. Вы еще можете ошибиться, но пока можете сделать вашу ошибку правдой, и даже истиной! Вы — перспектива Трех Городов, и только вы будете решать, что будет с ними! Вы — сила, запомните это.

Берэта умолкла, присела обратно. Все старшеклассники застыли в неестественных позах с остекленевшими глазами. Каждому виделся в себе герой, способный повернуть куда угодно не только свою жизнь, но и жизнь всех-всех-всех.

— Можешь сесть, Кии, — промурлыкала Берэта. — Так, старший класс, я тут подумала, а почему бы нам не начать выпускать газету? В школе пылится печатный станок, я поговорю с директором, не думаю, что он мне откажет.

«Конечно, не откажет, — подумал Кии, шатающейся походкой возвращаясь к Шари, — ты кого хочешь заставишь…».

— Тогда, чтобы закрепить истины, усвоенные вами на сегодняшнем уроке, я предлагаю каждому написать статью на тему: как преобразовать общество Трех Городов к лучшему. Страницы, думаю, хватит. Завтра утром мы выберем лучшие, сверстаем первый экземпляр. Оставшиеся статьи выправим все вместе и опубликуем чуть позже. Ступайте.

Неуверенным ручейком старшеклассники входили в класс, а вышли задумчивым потоком. Лбы многих подростков прорезали первые морщины раздумий, кто-то уже светился энтузиазмом, видимо, знал, что предложить. Нашкота даже поклонилась учительнице, Кии притормозил, когда все одноклассники вышли, спросил:

— А это правда… ну, что я перспективен?

— Конечно, — кивнула учительница.

— Но я плохо учусь, у меня плохие оценки…

— Кии, твои оценки ставят тебе другие люди, — перебила Берэта. — Они все субъективны… то есть каждый учитель ставит оценку, опираясь на свое мнение, а так же на мнения общественное. Если ты выработаешь свое мнение, если оно будет достаточно сильным, все люди Трех Городов будут вынуждены согласиться с ним. И тогда оценивать тебе уже никто не посмеет, оценивать всех будешь уже ты. Ступай, готовь статью.

— Спасибо, учительница Берэта.

Кии повернулся, секунда, и за ним закрылась дверь. Толстые линзы очков взглянули на детей, по классу как волна прошла, все взорвалось смехом, даже Берэта рассмеялась звонко, по-детски.

— Хорошая игра, правда? — спросила Берэта, когда смех сошел.

— Да! — ответил хор голосов.

— А ведь это все неправда? — спросил Капи. — Мы ведь можем ошибаться?

— Ну, конечно же, можете, — отмахнулась Берэта. — Великий Темный, этой способности ни у кого не отнять! Нет, дети, вы можете ошибаться, и вообще, можете куда больше тех, кто сейчас бурно обсуждает урок в классе по соседству. Чем вы моложе, тем больше перед вами жизненных дорог. Даже тем оболтусам придется вернуться к развилке дорог судьбы, хотя отошли они совсем недалеко, а взрослым вообще предстоит долгий путь, чтобы вернуться и выбрать правильное направление. А вы еще ближе к развилке. Если быть честной, самые могущественные существа в Мире — это едва родившиеся дети. Из них может получиться все, что угодно, а нет ничего важнее в жизни — запомните, это очень важно! — нет ничего важнее, чем возможность изменить себя, стать другим, таким, каким надо.

— А какая дорога правильная? — спросила Каси.

— Та, на которой больше всего простора для игры. Та, с какой всегда можно свернуть. Эта игра закончилась, дети. Я пошла, а вы начните новую. И постарайтесь не просто выиграть, но на поле противника, да еще изменив правила. До свидания, дети.

— До свидания, учительница Берэта!

Класс поднялся, учительница тоже. Постукивая тростью она вышла в коридор и двинула к кабинету директора. Надо еще поговорить насчет печатного станка, пропаганда — важная вещь на войне, прежде всего для тех, кто будет ее распространять и придумывать. Ведь люди лучше всего верят собственным мыслям, считаю свои идеи верными, а себя — главным авторитетом. Все идет хорошо, уже к концу недели Школа будет гудеть, как улей, переполненная новыми идеями, родившимися в юных головах, посредством головы Берэ Деконструктора. Если бы еще Квазар и Эпсон справились хотя бы вполовину хуже…

Глава вторая, подраздел третий: Уважаемый Читатель убедится, что не только Берэ справляется с возложенной задачей

— Док, демона тебе в зад, сделай же что-нибудь! — орал Край.

— Успокойтесь, детектив, я же сказал, он уже не жилец, — ответил врач, Краю захотелось врезать ему по морде.

— Мне сказали, вы лучший, — сказал Край спокойней.

— Я и есть лучший, но я не демон, колдовать не умею, понимаешь?

— Может, я смогу помочь? — раздалось за спиной.

Край обернулся, к нему, прихрамывая и тяжело опираясь на трость, шел высокий мужчина. Детективу он сразу не понравился. Вроде, одного с ним возраста, а одет как молодые: джинсы, кроссовки, пиджак, под ним разноцветная футболка. Дикое несочетание цвета и стиля! Вот предыдущий доктор выглядит весьма презентабельно в черном халате, сам Край тоже одет по форме слуги порядка: синие брюки и сорочка, лакированные туфли, на спине корона с тремя зубцами — герб Трех Городов.

Доктор с тростью дохромал к ним, оглядел парня с распоротым боком. Голубые глаза вначале внимательно проскользили взглядом по такой же синей форме, как у Края, потом зачем-то рассмотрели лампочку на потолке. Доктор вроде бы раздумывал над чем-то, или прислушивался к чему-то.

— Доктор Разак, тут даже вы ничего не сможете сделать, — сказал врач в черном халате, делая ударения на «вы». В его голосе скользнула легкая ирония и неприязнь. — Разве что, вскроете.

— Да, доктор Хан прав — он не жилец, — кивнул Разавк. — Но я смогу его разбудить на пару минут, чтобы вы сумели его допросить, детектив.

Край покраснел.

— А почему… — начал детектив.

— Эта форма слишком велика ему, зато это ваш размер, — перебил Разак. — К тому же, форма старая, на ней пятна угольной пыли, наверняка, валялась в багажнике вашей машины. А вот туфли вы не нашли, потому он в сандалиях. Я бы еще понял, будь он в кроссовках, но сандалии… Короче, вы знали, что если привезете полумертвого преступника, никакой врач не станет торопиться, спасая ему жизнь, а вот ради детектива расстараются. Потому вы переодели преступника в старую форму и привезли сюда, выдав за напарника. Я уверен, доктор Хан у вас даже не попросил его удостоверения.

— Детектив Край, — прорычал Хан. — А вам известно, что вы совершаете преступление? А еще чуть было не заставили меня его совершить.

— Не очень-то здесь расстарались даже из-за детектива, — проигнорировал Хана Край. — Но вы говорили…

— Доктор Разак, ничего не сможет сделать, — перебил Хан, явно недовольный, что его слова пропустили мимо ушей. — Его не спасти, у него две трети печени вырвано, сосуды перебиты, он истечет кровью через полчаса.

— Но если провести операцию, разрезать грудину, вколоть в сердце пятьдесят миллилитров каминоперидона, он очнется минут на пять, — сказал Разак.

— Вы хотите провести такую сложнейшую операцию за полчаса? — усмехнулся Хан. — У него уже пошло заражение крови, а без печени он и получаса не проживет, даже с переливанием. Не поможет даже клафтация.

— Мне нужна операционная и я готов попробовать.

— Нет уж, Разак, свою операционную я тебе не дам, у меня есть дела поважней, чем тратить дорогие медикаменты и рисковать лицензией, а в результате никого не спасти.

— Но это спасет сотни жизней! — наконец встрял Край. — Этот свидетель обладает очень важной информацией!

— В таком случае, вам придется вопрошать о ней демонов, потому что говорить он начнет на том свете, — процедил Хан.

— Что значит, сердце не привезли? — позади них дверь распахнулась, вышел рассерженный врач, говорящий с кем-то по телефону. — У меня же уже все готово к операции! Машина в пробку попала? Демонов зад! Долго будете стоять? Авария? Так, главное, не дайте контейнеру нагреться…

Он пошел по коридору, по пути стягивая маску. Край обернулся, посмотрел на Разака с надеждой.

— Катите, я утрясу детали, — кивнул хромой доктор.

— Разак, это недопустимо! — рявкнул Хан.

— Сестра, проводите детектива и выдайте ему халат, — сказал Разак в сторону, толстая сестра пошла исполнять.

— А он быстрый.

— Да, — процедил Хан.

Оба врача курили, в комнате видеонаблюдения это можно. Обычно, тут сидят стажеры хирурги, глядя на работу врачей, на записи самых сложных операций, но есть возможность наблюдать операцию в режиме реального времени. На черно-белом экране Разак только что вскрыл грудину, сделав идеально ровный разрез электропилой, сейчас скальпель рассекает ткани, расчищая дорогу к сердцу. Рядом сестра уже готова, в руке шприц с каминоперидоном. В углу с ноги на ногу переминается детектив Край. Разак действует мастерски, Хан смотрит на это с легкой завистью. Нет, он тоже сумел бы так, но Хан — врач с двадцатилетним стажем, лучший хирург Трех Городов. А Разак всего-то патологоанатом. Схожие профессии, но делать операции живым, куда сложнее.

— Я не понимаю, почему он всего лишь патологоанатом? — спросил Квэшин.

— Он же новый судмедэксперт, — поморщился Хан. — Наверное, платят там побольше, чем рассказывал Лост.

— А что стало с Лостом?

— Инфаркт вдарил еще неделю назад. На следующий день прислали этого. Раньше вроде работал в Университете, на медицинской кафедре. Так, по крайней мере, Бобо рассказывал. Выскочка проклятый!

— Бобо? — не понял Квэшин.

— Да нет, Разак этот. А еще везет, как утопленнику! Если бы этот отброс не истек кровью, хрен бы он так легко разрезал сумку. Но, да, быстрый. Даже я…

Хан так и не окончил фразу, полностью переключая внимания к экрану. Разак ускорил темп операции, еще пара минут, доберется до сердца. А ведь начал операцию всего пятнадцать минут назад! Только Хан в Больнице смог бы сделать все настолько быстро и не убить пациента, а если учесть, что пациент уже на грани смерти, и Хан не взялся бы.

Разак сделал последний рез, сердце открылось, мерно стуча чуть быстрее, чем надо.

— Сестра, шприц, — сказал Разак.

— Почему мне никто не сказал, что у нас новый судмедэксперт, — послышалось из угла, где стоит Край. Детектив не решался подойти ближе, боясь чем-нибудь помешать. — Теперь я всегда…

— Детектив, не отвлекайте, — прервал Разак. — Сейчас я должен сделать укол очень точно, максимально ближе к аорте. И приготовьтесь, он придет в себя через две-три минуты… готово!

Пустой шприц вернулся к сестре, Разак снял маску — все равно оперируемый умрет, нет смысла соблюдать стерильность. Край подошел, взглянул в лицо свидетелю. Очень ценному свидетелю, впервые Квазар уверен на сто процентов — на столе лежит партизан. Если он расскажет, где их база, Край получит все, о чем только можно мечтать. От звания главы Розыска, до премии правительства Трех Городов.

— Детектив? — обратился Разак. — У меня вопрос.

— Да, доктор, — ресницы партизана подергиваются, он вот-вот очнется, все внимание детектива к нему.

— Как только он очнется, у вас будет минута, может быть, две. Но у него раскроена грудина, нет куска правого бока, ему сразу будет очень больно, он может даже умереть от шока. Я могу его обезболить мартафарином, но это сильно отразится на его мысленном процессе. Что выбираете?

Разак уже держал ампулу с зеленой жидкостью, Край задумался, мысли забегали неуловимыми муравьями. Как некстати, он не любил принимать решения быстро, всегда сперва обдумывал, а гад на столе уже задышал часто, скоро очнется.

— Демоны с ним — колите! — бросил Край нервно.

— Воля ваша.

Игла проткнула кожу на шее, зеленая жидкость медленно влилась в вену.

— Это чтобы быстрее добралось до мозга, — пояснил Разак. Край позавидовал его спокойствию. Руки не дрожат, голос ровный, иногда замирает, поднимает взгляд к потолку, вроде задумавшись о чем-то, потом продолжает.

Подозреваемый в партизанстве открыл глаза внезапно. Зрачки расширены, хватают все скудное освещение операционной, рот тоже распахнулся, сказал протяжное: «А-а-а-а-а…».

— Шти! — с ходу начал допрос Край. — Шти, ты меня слышишь?

— Ага, — по лицу расползлась улыбка, зрачки расширились еще больше.

— Шти, где база партизан? Кто они такие? Сколько вас?

— Четыре, — сказал Шти, потом коротко хохотнул. — Четыре.

— Четыре партизана? — не понял Край.

— Четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре… — затараторил Шти.

— Шти? Доктор, что с ним?

— Сейчас, — сказал Разак спокойно. — Шти, пять!

— Нет, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре…

— М-да, очевидно мозг его повредился, — пробормотал Разак. — Любопытно…

— Что такое, док? — чуть не крикнул Край. Вот, опять надо принимать решение, думать, а на все минута — у Шти уже потекла кровь из ушей.

— А что, если… — сказал Разак, рука схватила со столика окровавленный скальпель, вонзила в бедро пациента.

— Четвертый и дракон! — воскликнул Шти и все. Из горла брызнула кровь, голова опала на операционный стол.

— Мертв, — констатировал Разак, прощупав пульс. — Вы удовлетворились, детектив?

— Какой там! — всплеснул руками Край. — Четыре и дракон. Какой к демонам дракон?

— Я не силен в зоологии, но, кажется, дракон — это такая большая ящерица?

— Нет, наоборот, — поморщился Край. — Такая маленькая ящерка вредитель. Их в Трех Городах уже вывели.

— Вот как? — пробормотал Разак, стягивая перчатки. — Может быть тогда, это чья-то кличка?

— Наверно, — теперь все закончилось, быстро решать не надо, Край обдумает это в спокойной обстановке. — Доктор Разак, когда вы сделаете вскрытие?

— К завтрашнему утру, сегодня у меня еще прием, в Больнице нехватка врачей.

— Хорошо. Тогда я приду завтра.

— Детектив, — позвал Разак Края, тот уже повернулся и сделал шаг к двери, — может, вы оставите мне и его одежду? Настоящую, я имею в виду. Возможно, я там что-нибудь найду. А потом передам в Лабораторию, все равно она находится в Больнице, а я попрошу сделать все побыстрей.

— Правда? — Край удивился. Действительно, Лаборатория в Жилом Городе одна, работают там штатные врачи Больницы, потому результатов анализов приходится ждать не меньше недели.

— Я постараюсь, — улыбнулся Разак.

— Спасибо, — кивнул детектив и вышел из операционной.

Как только за ним закрылась дверь, Разак снял перчатку, ладонь легла на лоб мертвого партизана. Прошла минут, губы нового судмедэксперта прошептали:

— Странно…

Автомобиль Края припарковался рядом с головным зданием Розыска, вышел, держа кофе в стаканчике с крышкой, осмотрелся. Тихо, спокойно. Пожалуй, квартал, где расположен Розыск, самый спокойный в Трех Городах. Тут и убираются чаще, да и не сорят, что главное. Само здание — самое старое в Жилом Городе. По легендам, естественно. В Школе и в Университете историю преподавали в общих чертах, но как закладывалось общество, знают все. Пусть прошло черт-те сколько времени — целых сто пятьдесят лет! — кое-какие исторические рукописи сохранились, в частности, и как строились Три Города. Вначале возвели Главный Город, там и по сей день сохранились величественные памятники старины, даже Самый Старый Дом сохранился, хотя сделан из дерева. Из дерева! Разве можно такое представить?! Потом, возвели угольную шахту, через пятьдесят лет она превратилась в Промзону. А когда народу народилось поболее, решили построить Жилой Город — самый большой из всех, но и самый молодой. Первыми отстроили Розыск и Больницу. Именно в таком порядке, что бы ни говорили в Университете выпускники медицинского факультета. Край сам видел хроники. Собственно, в Жилом Городе нет больше никаких правительственных организаций — остальные в Главном Городе. Там и Университет, и Школа, и Самый Главный Дом, и Тюрьма, и Сумасшедший Дом, и Банк… А вот Жилому Городу достались Больница с Розыском. Оно и понятно, основная масса народу заболевает, получает травмы и совершает преступления именно в Жилом Городе. Если человеку поплохело, не повезешь же его к демонам на рога до Главного Города.

Размышления прервала служебная машина, припарковавшаяся у самого входа. Там паркуется только глава Розыска. Одутловатый мужчина влез из авто, глазки паука-ядовика сразу же нашли Края, толстенький указательный палец поманил. Край вздохнул, отмахнулся от назойливой пчелы, летавшей рядом, поплелся к главе.

— Приветствую, Чиф, — сказал Край, протягивая руку.

— Угу, — потная ладонь пожала руку Края. — Как с партизанами?

— Кое-что, — сказал Край невнятно. Ага, кое-что. На самом деле «хрен-что».

— Пошли, расскажешь. О, ты мне кофе захватил.

В Розыске, как обычно, пустовало. Большинство детективов и регулировщиков на заданиях или на дорогах. Край и Чиф прошли мимо заваленных бумагами столов, глава отворил кабинет ключом, из помещения обдало жаром и затхлостью — Чиф не открыл окно на ночь.

— Садись, рассказывай, — бросил Чиф, обходя стол. Тут тоже везде бумаги, в стене лифт, на нем глава спускает подписанные и просмотренные документы в архив, что в подвале. Край сел, Чиф тоже, рука главы потянулась к телефону. Этот аппарат — тоже гордость Розыска. Ему бы самое место в Музее, еще проводной, звук входит и выходит в единую трубку, да и связан телефон только с архивом, там сидит секретарша.

— Да? — бросил в трубку Чиф, потом приложил к уху, послушал ответ, снова поднес ко рту. — Да, Заифа, я на месте. Да, все по плану. Хорошо.

Глава положил трубку на специальную педальку-подставку, перевел взгляд на Края.

— Рассказывай, — сказал Чиф.

Край вздохнул, начала рассказ:

— Короче, вышел я на него через рынок. Предположил, что если и есть у них база, значит, им надо где-то закупать продукты…

В кармане у главы зазвенел мобильный телефон, он помянул демонов, извинился перед Краем, принял вызов.

— Какие еще дети? — спросил Чиф у кого-то. — Бунтуют? Просто вышли на улицу с плакатами? А что написано? Мир, любовь, правда? Что за бред? Ладно, последи там. Нет, разгонять никого не надо. Может, в Школе какая-то новая методика обучения… А я откуда знаю, позвони директору да спроси. А, там учительница есть. Ну так у нее спроси. И последи, чтобы они там не напились и не начали… А, на плакатах есть еще и такое! Ого. Демона им в зад! А с какого их разгонять-то? Все же правильно написано, молодым меньше пить надо «Зеленую». Все, я занят, мне не до твоих глупостей.

Чиф повесил трубку.

— Так вот, вышел я на них через продавца мяса, — продолжил Край. — Он говорил, что регулярно, примерно раз в неделю у него кто-то скупает все мясо. Причем, почему-то приезжает под вечер на машине, грузится и уезжает в темноте. Начал мне, что и сам подозревал неладное, что хотел в Розыск сообщить…

— Конечно, — усмехнулся Чиф. — Они все такие законопослушные.

— Ага. Так вот, сел я в засаду, приехала машина. Кстати, надо бы тебе посмотреть, она в гараже, я такой никогда не видел, вроде даже самодельная.

— Самодельная? — спросил Чиф недоверчиво. — Может быть, из Промзоны детали воруют?

— Надо проверить, но не думаю. Я в тачках кое-что понимаю, сделана кустарно, но ездит. Бензиновая.

— Ты чего-то путаешь, — покачал головой Чиф. — Бензиновые Промзона только начала собирать, как кто-то мог сам сделать?

— Не знаю, — пожал плечами Край. — Ладно, потом сам посмотришь. Итак, видать этот мудак чего-то заподозрил, только не пойму я, как? Вроде все я правильно делал, но не важно. Главное, как только подъехал, из машины вышел и сразу — нырь обратно. Благо у мясника склад в тупичке, я успел ему выход перекрыть. Он дёру. Я за ним. Он пушку достал, пришлось стрелять.

— Убил? — спросил Чиф мрачно.

— Нет. Он не попал, я не попал. Потом он на крышу, а когда по лестнице поднимался, споткнулся и упал. С третьего этажа! А там еще лестница железная, какой-то прут торчал, он об него себе весь бок распорол. Ну, взял я его, повез в Больницу…

Глава слушал и все больше мрачнел. Снова прокол. В прошлом месяце из Самого Главного Дома пришел неоднозначный приказ — с партизанами разобраться. Не выполнишь, потеряешь работу. Выполнишь, переедешь в Главный Город. Естественно, Чиф бросил на расследование самых-самых, но даже Край, лучший детектив, пока ничего не нашел. Слухи, домыслы и больше ничего. А ведь партизаны с каждым годом наглеют все больше. Вон уже и взорвали машину одного министра, пропагандируют за смену власти, за отмену законов. И это не дети, с плакатами за мир и любовь, это бандиты с пистолетом в кармане.

— Сегодня поеду к новому судмедэксперту, узнаю, чего он нашел, — закончил Край. — Кстати, а что за мужик?

— Без понятия, — буркнул глава. — Сам впервые слышу, что у нас новый судмедэксперт. Дракон, значит. По базе данных…

— Пробил, ничего нет, — Край понял главу с полуслова.

— Хорошо, езжай к новому врачу, может он чего нашел. Если нет, будем разрабатывать машину. Хотя, машину поручу Вийу. Езжай.

Край кивнул, вышел из кабинета. Чиф махнул рукой, сгоняя пчелу со стола, достал мобильник, позвонил отчитаться. Все же, это первая новость о партизанах, первая относительная удача.

Машина довезла Края к Больнице и выплюнула довольно далеко от здания — все места на парковке уже заняты врачами. Край потопал к Больнице, отмахиваясь от пчел и проклиная несносных насекомых, которые в этом году чего-то расплодились донельзя.

Больница распахнула двери, обдав запахами медикаментов, хмурыми взглядами медсестер, бинтами пациентов, заносчивостью врачей. Еще бы, врач — почитаемая профессия в Трех Городах. На медицинский факультет Университета поступают тысячи студентов каждый год, но лишь единицам удается стать хотя бы стажером. Из тех единиц треть дослужится до медбрата или медсестры, а к полноценному врачу подойдет едва каждый тысячный. Врач Трех Городов — настоящий профессионал, элитарный член общества. Любой из людей в черных халатах может хоть сейчас бросить практику и преподавать в Университете, но зарплата там будет поменьше. Как детектив, Край знал, что доходы врача складываются не только из жалования, кое тоже не малое. Восемьдесят процентов денег, получаемых доктором — левые. Благодарный пациент, незаконный сбыт наркотических веществ, оформление нужных страховочных бумаг — все это приносит немалые барыши. И никак к врачу не докопаешься. Полная индульгенция грехов. Любой врач Больницы абсолютно неприкосновенен перед Розыском. И так надо, ибо лечат они не только простых жителей Трех Городов, но и министров, а то и самого Главу!

Коридоры Больницы, не в пример Розыску, кишмя кишат разномастной толпой. Любой житель Трех Городов имеет право на обследование и лечение, если есть платит налоги, то бишь, ежели работает. Но даже если ты безработный, можешь прийти и обследоваться, а за небольшую плату тебя даже вылечат. Стажеры. Квалифицированные врачи работают только с застрахованными пациентами. Страховка либо выплачивается жителем ежемесячно, в виде отчисления, либо дается любому работнику Промзоны. В Трех Городах только одна организация может позволить лечить сотрудников за свой счет. Правда, загибается в Промзоне народу больше, чем в любом из Городов.

Край спускался в подвал не впервой. Бывший судмедэксперт несколько раз принимал детектива, но те визиты Край назвал бы любыми, но только не приятными. Патологоанатом Лост любил медицинский спирт, толстых женщин, прохладу, и ненавидел работу, детективов и начальство. Потому Чиф редко пользовался услугами Лоста. А вот Разак Краю понравился, даже впечатлил. Как он определил, что детектив привез не коллегу, а преступника! Высший класс! Край уже раз десять проделывал подобную операцию, потому, собственно, всегда держал в багажнике запасную форму. В ней, между прочим, побывало уже пять или шесть свидетелей, нуждавшихся в строчном лечении.

Должность судмедэксперта вовсе не освобождает врача от работы. Вообще, в Больнице работают не только врачи. А вернее врачи Больницы, работают не только врачами. Например, лаборанты получают зарплату от Больницы, Розыска, Банка, правительства. Судмедэксперт еще состоит в должности патологоанатома, иногда привлекается хирургом, терапевтом. И все это закономерно, ибо любой врач, работающий в Больнице, прошел такой тяжеленный путь карьерного роста, что его багаж знаний огромен. Фактически, любой доктор может заменить любого доктора, хотя бы в основах. Впрочем, самые лучшие работают в непосредственном направлении. Вон тот же Хан — лучший хирург Трех Городов, разбрасываться его талантом — преступление. Потому Хан, в основном, оперирует, но и он не освобожден от приема текучки пациентов.

Морг отрезает от внешнего мира толстенная железная дверь. По привычке Край захватил куртку и шерстяную шапку — внутри холодина. Край застал Разака за работой — тот резал очередной труп. Молодая красивая женщина лежит на столе, длинные светлые волосы раскиданы солнышком, кожа бледная, словно припудренная, даже соски и губы не алые, а едва розовые. Красотка. Если бы не дыра в животе, и не доктор, засунувший туда руку почти по локоть, Край возбудился бы.

— Доброе утро, доктор, — поздоровался Край.

— Приветствую, — отозвался тот. На лице сосредоточенность, кончик языка облизывает верхнюю губу, лоб сияет капельками пота. — Извините, что…

— Да ничего страшного, продолжайте, — отмахнулся Край. Лост вообще завтракал на трупах. Однажды Край видел, как бывший судмедэксперт пил «Зеленую» вместо рюмки используя пупок молодой девушки. — Вы выяснили что-нибудь относительно моего случая?

— Да, только подождите секундочку. Ваш повстанец вон в том шкафу.

Свободной рукой Разак указал на ряд холодильников с прозрачными крышками. В каждом по трупу, поставлены не вертикально, а с легким наклоном, чтобы тела не падали, внутри по трубкам подается какой-то сизый пар, наверное, им мертвецов и морозят. Край подошел к нужному ящику, осмотрел труп. Да, работу патологоанатома видно сразу — если сделать поблажку на бледность и тончайшие швы, повреждений даже не видно. Каким-то образом Разак даже умудрился вернуть выдранный бок, и сделал его рельефным.

— Вот он ты где, — сказал Разак трупу, вытаскивая из груди руку с куском окровавленной плоти. — Детектив, я в вашем распоряжении.

— Что показало вскрытие? — спросил Разак рассеянно.

— Инсульт, — пожал плечами доктор. — Инсульт, впоследствии применения большой дозы каминоперидона. Ну и, естественно, обширная потеря крови, части печени и надпочечника. Пришли анализы из лаборатории, в крови не найдено никаких веществ, кроме тех, которые мы ввели. На одежде обнаружен все тот же состав, который есть на одежде любого человека в это время года. Пыльца, пыль. Правда, в процентном соотношении пыли многовато, наверное, он ездил по проселочным дорогам. А еще он — частый посетитель Сумасшедшего Дома, и у него есть там либо родственники, либо очень близкие друзья.

— Проселочные дороги, говорите… что? — последняя фраза доктора дошла с опозданием, но сознание Края все же уцепилось за смысл. — Откуда вы это узнали?

— Не скажу, что это было просто, — улыбнулся доктор. — Но, давайте покажу.

Рука Разака нажала кнопку на холодильнике, крышка откинулась к верху, Края обдало холодным паром. Детектив уже надел куртку, а теперь полез в карман за шапкой. Разак протянул ладонь к лицу мертвого партизана, пальцы очень аккуратно подняли тому правую щеку. Только сейчас Край заметил тончайшие разрезы на лице покойника, не сшитые нитками. Детектив поморщился, зрелище то еще — четверть лица избавилась от кожи, под щекой открылась челюсть с ровными белыми зубами.

— Видите вот это? — Разак указал на белое пятнышко с внутренней стороны щеки. — Это следы от оболочки пилюль наторинола. А наторинол — лучшее средство уменьшить воздействие прозакардина.

— Я не понял, — сказал Край. — А при чем тут психушка?

— Но это же очевидно, детектив, — усмехнулся Край, впрочем, весьма доброжелательно. — Прозакардин дают в Сумасшедшем Доме пациентам для снижения мозговой активности. Наторилол нейтрализует прозакардин.

— А с чего вы взяли про друзей и родственников?

— Он носил лекарство за щекой — всех посетителей Сумасшедшего Дома тщательно обыскивают, все разговоры записывают, личные встречи контролируют. Пронести что-либо практически невозможно. Исключение не делается даже при интимных встречах…

— То есть? — перебил Край.

— Ну, секс даже показан некоторым пациентам, если, допустим, муж встречается с женой, они могут заняться любовью, но на глазах у врачей или охранников. А при занятии сексом принято целоваться, так можно передать лекарство изо рта в рот. Естественно слюна слегка растворяет оболочку капсулы, малое количество наторинола соприкасается со слизистой щеки, оставляя вот такой след. Наторинол очень активный препарат.

— А почему он не оборачивал его во что-то, в пакет там, например?

— Не знаю, — пожал плечами Разак. — Может, не догадался, может, боялся, что его любовнице проверят горло, к тому же анализы стула в Сумасшедшем Доме тоже проверяют, и если там обнаружится пластик, могут заподозрить неладное. Ну, и о том, что человек, которому он носит лекарство, ему весьма близок или дорог, говорит то, что он вообще на протяжении большого промежутка времени носил лекарство. Это, знаете ли, довольно болезненно, когда наторинол жжет щеку. Значит, там либо его родственник, либо жена, либо соратник.

— Знаете, док, вам бы к нам работать пойти, — сказал Край завистливо. — Как вы вообще нашли этот след на щеке?

— У вас платят значительно меньше, — улыбнулся Разак. — Я его осмотрел полностью, могу даже сказать, что у него в анусе.

— Психушка, значит, — помрачнел Край. — Хреново.

Есть в Трех Городах два места, куда нет доступа Розыску — это Самый Главный Дом и Сумасшедший Дом. Первый, понятно почему — там заседает верхушка власти. А с психушкой все сложнее. Край работал в Розыске достаточно долго, за это время он видел, как несколько политических оппонентов власти, да и просто несогласных или пропагандирующих нетрадиционные взгляды помещали в Сумасшедший Дом. Формального повода посадить в Тюрьму нет, зато какого-нибудь активиста за упразднение правительства, обвинить в сумасшествии легче легкого. А там его прокачают лекарствами, психологи поговорят по душам, и выйдет из дурдома уже нормальный, среднестатистический член общества.

Через Сумасшедший Дом проходит где-то пять-десять процентов жителей Трех Городов. Кто-то ложится туда добровольно, недельку послушает психологов и продолжит жить дальше, кого-то кладут специально и они остаются там навсегда. Сумасшедший Дом — настоящая лечебно-пропагандистская махина, благодаря ему, самых дерзких несогласных переделывают в полностью лояльных. Вот, допустим, если Край найдет базу партизан, и Розыск их поймает — всех отправят в дурку. И выйдут они оттуда совершенно нормальными и обычными.

Вот в силу такой важности Сумасшедшего Дома, он полностью закрыт. Психологи хранят тайны крепко, об их методах не известно никому. К примеру, Край только сегодня узнал, что больных там лечат лекарствами, и эти мудреные названия медикаментов тоже слышал впервые. Если Край придет и попросит поговорить с пациентами Сумасшедшего Дома, врачи рассмеются ему в лицо. За стенами дурдома — сколько угодно, а внутрь ход закрыт.

— О чем задумались, детектив? — голос Разака оторвал от горьких мыслей. М-да, похоже, расследование уперлось в глухую стену.

— О том, что расследование мое, похоже, окончено, — озвучил мысли Край.

— Почему? — Разак вернул щеку трупа на положенное место, нажал кнопку на холодильнике, прозрачная крышка опустилась, а из трубок внутри потек холодный пар, замораживая мертвого партизана.

— Розыску закрыт доступ к больным Сумасшедшего Дома. Даже если там и находится база партизан, они могут спать спокойно.

— А знаете, это хорошая идея, детектив.

— Какая? — не понял Край.

— А что если база, которую вы ищите, как раз там — в Сумасшедшем Доме. Это многое объяснило бы, ведь вы столько сил потратили на расследование, наверняка прошерстили все Три Города, но не нашли следов. А в Трех Городах только одно место, где можно спрятаться от Розыска, а если партизанам доставляют лекарства, которые могут нейтрализовать лечение, они могут спокойно притвориться здоровыми, выйти оттуда, потом вновь попасть, опять вылечиться. Ведь большинство пациентов Сумасшедшего Дома попадают туда несколько раз, никто их ни в чем не заподозрит. А в промежутках они могут проводить свои операции, а потом скрыться от Розыска за стенами психушки. И след оборвется.

Край отвесил челюсть. Ну, конечно же! Все сходится, если у партизан и есть база, в Трех Городах нет места лучше, чем дурдом! Его не проверишь, а если они научились водить за нос психологов, партизаны получили идеальную стоянку! На время помещения в Сумасшедший Дом личные дела пациентов засекречиваются, Розыску их не посмотреть, отсюда и все обрывы в следе. Но все равно.

— Док, если вы правы, а вернее, если мы правы, все равно я ничего не смогу сделать. Дурка нам не подчиняется, она вообще вне законов Трех Городов. Да я туда даже попасть не смогу, а чего уж говорить о расследовании!

— Ну, вы знаете, есть способ, — сказал Разак задумчиво. — У меня есть еще две недели психологической практики, я могу устроиться практикантом в Сумасшедший Дом и взять вас пациентом. Сказать, что у вас сильное перенапряжение…

— А вы правда можете? — перебил Край. — Док, вы — мой спаситель!

— Я-то могу, вот только, детектив, а вы уверены, что сами этого хотите? Ведь если я вас возьму пациентом, вас будут лечить по-настоящему. Вы будете пить лекарства…

— А вы будете давать мне… ну вот что этот передавал за щекой. Ведь без лекарств, они мне ничего не сделают.

— Не уверен, — покачал головой Разак. — Я не психолог, но краткие курсы прошел. Есть много способов воздействия на личность, например, гипноз, простая беседа, перевозбуждение организма, либо, напротив, предоставление всех благ и полное расслабление. Уверяю, те, кто работает в Сумасшедшем Доме, знают, как делать работу хорошо.

— А вы можете меня оттуда выписать? — в душу Края прокралась первая нитка сомнений. — Ну, там, через неделю, допустим? За неделю я узнаю, кто из пациентов партизан, и на выходе из дурдома мы их всех возьмем.

— Я могу рекомендовать, но решение о выписке принимается коллегиально, с непосредственного одобрения главного врача. Потому, задумайтесь, детектив, а надо ли вам это?

— Я подумаю, — кивнул Край.

Выйдя из Больницы, Край быстрым шагом пошел до машины. В голове крутилось две мысли. Первая — наконец-то есть реальный след и предположение, где база партизан. Второе — на хрена Разаку помогать ему?

— На хрена этому врачу нам помогать? — спросил Чиф напрямую. — Он же рискует даже больше, чем ты. Такая помощь попахивает лишением лицензии.

— Не знаю, но мы будем полными идиотами, если не попробуем.

Кабинет Чифа освещала только настольная лампа, на столе пара рюмок и бутылка «Зеленой». Две трети уже выпито, Край только что наполнил рюмки, они чокнулись, но пить не спешат. Пальцы детектива и главы Розыска вращают рюмки, беседа слишком оживленная, чтобы отдаться процессу целиком.

— Если ты прав и база повстанцев в дурдоме — это будет бомба, — сказал Чиф. — Но это очень опасно, мы можем разворотить такое пчелиное гнездо.

Глава задумчиво посмотрел под потолок, словно иллюстрируя его слова, вокруг лампочки летала пчела.

— Стоит попробовать, — в сотый раз повторил Край. — Только мне нужны гарантии.

— Какие? — Чиф достал из пачки сигарету, но не закурил — правая рука занята рюмкой, чиркнуть спичкой затруднительно. — Я тебя вытащить не смогу, тут только судмедэксперт тебе поможет.

— Я ни о том, — отмахнулся Край. — Если я найду партизан, я хочу иметь гарантию на твое кресло.

— Если ты найдешь базу партизан и докажешь, что они прятались в Сумасшедшем Доме, меня переведут в Самый Главный Дом, свистнуть не успеешь. И, конечно же, я продвину на это место тебя, тут даже не сомневайся.

— За это и выпьем.

Две рюмки чокнулись, наконец, «Зеленая» переместилась в желудок. Они еще долго строили планы на будущее, клялись друг другу в дружбе, только никто не говорил правды. Если все получится, Край планировал сам переехать в Самый Главный Дом, а Чиф не собирался ставить Края на свое место. Нынешний глава Розыска прекрасно понимал — в случае удачи с должностей полетят кучи народа. Еще бы, база партизан была прямо под носом, да еще расположилась в таком важном для Трех Городов учреждении! Пусть Края посетила блестящая догадка, сверху все равно спросят, почему до этого не додумались раньше? Все оправдания, что Розыск не может напрямую проверить Сумасшедший Дом, не прокатят. Нет, тут надо действовать тоньше, свалить все на невероятную удачу. Якобы Край действительно попал в дурку из-за психических проблем, а Чиф, опять же, чисто случайно вышел на партизан. Невероятное стечение обстоятельств, чистое везение, и никаких упреков, а почему не проверили раньше. А кто бы мог догадаться? Вот только Края придется оставить в Сумасшедшем Доме подольше. У Разака есть неделя практики, потом он уедет, и Края начнут лечить по-настоящему. Достаточно позвонить главврачу Сумасшедшего Дома и попросить провести лечение более тщательно. Это же лучший детектив Трех Городов, он должен быть полностью здоров! Благо, такие просьбы психологи выполняют с готовностью, это выписывают они неохотно.

Бутылка «Зеленой» опустела, Край ушел готовиться к завтрашнему дню, по задумке, он должен сейчас пойти в бар и прилюдно «сорваться», набить кому-нибудь морду, помахать оружием, получить предлог для госпитализации. Чиф же, вроде бы, все просчитал, но оставалось в плане белое пятно — Разак. Край при нем позвонил доктору, тот согласился, сказал, что уже послезавтра будет в Сумасшедшем Доме. И Чиф не мог понять — зачем? На кой все это надо преуспевающему врачу? С этими размышлениями его и застала очередная колдовская ночь, опустившаяся на Три Города, заворачивающая события и меняющая жизни.

Глава третья, подраздел третий: Мы наконец увидим самых важных людей Трех Городов и узнаем об их отношениях с «демонами»

Самый Главный Дом гудел напряжением. С этажа на этаж бегали клерки, министры не спали уже третью ночь подряд, парочку пришлось отправить в Сумасшедший Дом подлечить нервы. Наркокурьеры посетили Самый Главный Дом многократно, доставляя расслабляющие вещества, проститутки тоже наведывались, снимая напряжение. А уж сколько кофе выпили работающие тут люди! Цистерну, не меньше. Директор Промзоны приехал сюда, окруженный свитой начальников служб и уже пару дней сидел безвылазно. Да и сам Глава Трех Городов ночевал в личных апартаментах, а не дома. Заседание за заседанием ничего не давало, никто не мог предложить чего-нибудь интересного, и вот сегодня из Университета пришел первый лучик надежды. Всего один человек заставил верхушку Трех Городов собраться на чрезвычайном совещании.

В кабинете Главы Трех Городов светло, из окон льется утренний свет, на столе кофеварка, пара бутылок «Зеленой», несколько баночек со стимуляторами. Собравшихся всего пятеро, включая гостя из Университета. Остальная четверка — самые главные люди Самого Главного Дома Трех Городов. Сам Глава стоит возле окна, наблюдая крыши домов Главного Города. Ему чудятся нехорошие перемены, под складками жира неровно бьется сердце, предвещая инфаркт, лысая голова пошла морщинами, мозг напряженно думает. За столом сидят три влиятельнейших человека Главного Города и Промзоны. Директор Промзоны — худой мужчина с живым лицом. Выражение на нем меняется, демонстрируя бурю эмоций: он то весел, то грустен, то взбешен, но никогда равнодушен.

По правую руку — главврач Сумасшедшего Дома. Казалось бы, что делает тут эта женщина, каким боком она вообще имеет отношение к сложившейся проблеме. На самом деле пользы Главе она принесла больше, чем все министры вместе взятые. Сумасшедший Дом работает исправно, убирая всех несогласных с режимом или просто излишне думающих. Ежедневно там борются с инакомыслием, искореняя самым надежным способом — переубеждая. Психологов учат годами, сразу после Школы неформальных лидеров вычисляют, забирают с различных факультетов Университета и переводят на самый элитный — психологический. Учатся в нем на три года больше, зато выпускник — настоящий профессионал. Психологи работают не только в Сумасшедшем Доме, многие журналисты и писатели подчиняются главврачу, выдавая в общество сотни статей, брошюр, книг, контролирующих общественное мнение. Если бы не главврач Сумасшедшего Дома, Главу уже давно подняли бы на вилы, вместе со всем правительством, но тонкие сухие пальцы женщины держат общественное мнение в узде.

Третий за столом — Ивиг. Просто Ивиг, высокий черноволосый мужчина, лицо выбрито всего несколько часов назад, но щетина уже пробилась, подтянут, улыбчив, вот и сейчас толстые губы кривят усмешку. Ивиг — это все, что в действительности производят Три Города. Ивиг — это вся торговля Трех Городов. Ивиг — это вся наркоторговля, вся алкогольная и сигаретная промышленность. Ивиг — это все сельское хозяйство. Хотя он просто-напросто — Ивиг.

Четвертый сидит на стуле, но не за столом, а в сторонке. Мужчина в коричневом костюме, на коленях котелок, левая рука на подлокотнике, правая поглаживает рукоять металлической трости. Это — инженер. Как оказалось, есть в Университете и такая профессия.

— То, что вы предлагаете, Эпсон, нарушит все основы, — сказал Глава, не поворачиваясь к собравшимся. — Я даже представить себе не могу, что воспоследует…

— А у вас есть другой выбор? — осведомился Эпсон. — Я — единственный инженер Университета, и я — единственная надежда на спасения Промзоны.

— Не сгущайте краски, — поморщился Директор. — Демоны могут вернуться.

— А могут и не вернуться, — возразил Эпсон. — И что тогда?

— Жопа тогда будет, дорогой, — вмешался Ивиг. — Уже сегодня склады наполовину опустели, еще неделя и все. Людей мы, конечно, прокормим, напоим, успокоим, но через месяц техника начнет ломаться, а бензин кончится уже послезавтра. Людям это не понравится, даже дорогая Мнемоса не поможет.

— Так быстро ничего не начнется, — возразила Мнемоса. — Но в будущем могут быть проблемы.

— В будущем? — переспросил Глава. — Если мы ничего не придумаем уже сегодня, у нас может не быть будущего. Это крах! Развал нашей цивилизации! Общество обречено, если демоны не вернутся.

Он, наконец, отвернулся от окна, взглянул на пустующее кресло с ненавистью. Да, мягкое, удобное, но от него уже мозоли на заднице!

— Университет может предложить некоторые разработки, — сказал Эпсон. — Если начнем сегодня, пару лет и достигнем десяти-пятнадцати процентов нынешнего уровня жизни. Мы пока что не можем чинить высокотехнологичную электронику, но автомобили починим. Сумеем наладить производство бензина, технология нам ясна и понятна. Угольные машины мы сможем начать производить уже через два месяца, бытовую технику через четыре, ту, что попроще, через пару недель. Но наши аналитики видят другую проблему, потому я оторвался от исследований и меня направили сюда. Мы опасаемся, что из-за волнения масс даже если вы дадите приказ, мы не сумеем начать уже сегодня. Как только люди узнают правду…

— Это не входит в компетенцию ученых Университета, — перебила Мнемоса. — За общественное мнение отвечаем мы.

— Хорошо, — кивнул Эпсон. — В таком случае я вернусь к своим исследованиям. А как только вы найдете другого человека, разбирающегося в технике, такого человека, за которым рабочие пойдут и в которого поверят, зовите, я с удовольствием его проконсультирую.

— Вы нам угрожаете? — две тонкие брови главврача приподнялись. — Или намекаете на мою некомпетентность?

— Я не намекаю, а говорю открытым текстом: вы все тут некомпетентны. Этот кризис был прогнозируем, а вы не подготовились к нему. И теперь я — единственный человек в Трех Городах, который может наладить хоть какое-то производство, но для этого мне нужны люди. И не те, кто работает принудительно, а такие, которые будут работать с головой и тщанием. Которые будут думать вместе со мной, которые будут стараться, в конце концов! Если вы меня сможете такими обеспечить, причем, в больших количествах, я признаю вашу компетентность. Вы можете мне это предоставить, Мнемоса?

Губы женщины сжались в ниточку, она промолчала. Остальные тоже напряглись, слова инженера их явно задели.

— А какую схему можете предложить вы, инженер Эпсон, — спросил Глава.

— Профессор Эпсон, с вашего позволения.

— Извините, профессор Эпсон, — процедил Глава уже явно недоброжелательно.

— Не ждите от меня почтения, — усмехнулся инженер. — Я — ученый. Мне вообще вся эта ситуация интересна исключительно с теоретической точки зрения, как только я воплощу в жизнь некоторые задумки, я просто удалюсь за стены Университета и продолжу исследования… — по лицу Главы и главврача, Эпсон видел, за какими стенами они хотят видеть наглеца — за стенами вотчины Мнемосы. — Итак, чтобы наладить хоть какое-то производство, мне нужны две вещи — средства и люди. Первое вы мне можете обеспечить уже сейчас, так что в этом проблемы не вижу. Дальше — люди. Нужны обычные рабочие, готовые к напряженному труду, чтобы привлечь к постройке цехов, простейших станков и прочего. Таких у нас хватает. Но нужны еще и квалифицированные работники — механики. От них будет зависеть все. Весь успех ляжет именно на плечи механиков, ибо они будут координировать обычных рабочих. На этих должностях сейчас стоят дети начальников служб Промзоны и прочие люди, получившие пост через связи, либо за деньги…

— Да как вы смеете?! — воскликнул Директор.

— Кабас, тихо! — рявкнул Глава. — Эпсон, продолжайте.

— Их надо немедленно уволить. Именно уволить, рабочие ненавидят начальство, уволив тупых некомпетентных надсмотрщиков, мы завоюем популярность среди рабочих. Потом следует поставить на их места самых квалифицированных работяг, это надо сделать уже сегодня, таким образом, мы сможем объяснить жителям Трех Городов, почему возникли проблемы с новой техникой. Мы устроим конкурс, где наберем лучших и поставим их надо всеми. Вот только лучше бы нам все это выставить, будто это было их решение. Что именно рабочие повлияли на то, что начальников уволили. Я предлагаю создать профсоюз.

— Что это такое? — спросил Глава.

— Это внутренняя организация, куда вступит каждый рабочий Промзоны. Некая организация в организации. У профсоюза будет лидер, который будет выступать от лица всех рабочих перед Директором Промзоны, представляя интересы масс. Теоретически, профсоюз может устроить массовую забастовку рабочих…

— Вы с ума сошли! — воскликнул Директор.

— Кабас, помолчите, — теперь заткнула Директора уже Мнемоса. — Пусть Эпсон закончит.

Под стеклами ее очков взгляд начал разгораться.

— Мы создадим профсоюз, я выступлю временным его лидером, соберу всех рабочих, скажу, что за мной есть поддержка Главы, что Глава недоволен, как ведет политику руководство Промзоны. Подговорю на всеобщую забастовку, где первое условие будет смена всех механиков во всех службах и постановка туда наиболее квалифицированных работников. На некоторое время Промзона закипит, этим мы объясним некий кризис в производстве. Потом устроим несколько показательных аварий, скажем, что основные узлы производства повреждены, но мы будем их чинить. Повысим рабочим зарплату, они примутся за восстановление с радостью. В ходе работ я отберу самых лучших и поставлю на посты механиков. Потом устроим еще несколько аварий, объявим чрезвычайное положение, заставим жителей Трех Городов поверить, что во всех их бедах виноваты глупые работники Промзоны, которые заменили профессиональных механиков, уволенных до того. Вся вина ляжет на самих работяг и на профсоюз, но мы будем поддерживать его, пока не наладим хоть какое-нибудь производство, а потом устраним.

— И как это мы вас пропустили, Эпсон, — промурлыкала главврач. — Из вас вышел бы превосходный психолог.

— Значит, эту схему предлагает Университет? — пробормотал Глава. — Интересно. Мнемоса, это может сработать?

— Может. Мы, естественно, тоже включимся в пропаганду, но нам будет нужно дополнительное крыло.

— Если мы начнем уже сегодня, Университет дает гарантию — через несколько лет мы восстановим привычный уровень жизни. Не все, но очень многое. И нам не понадобятся никакие демоны.

— Но с ними все было намного проще, — вздохнул Глава. — Ладно, действуйте, Эпсон. Я сейчас же позвоню в Банк, вам выдадут столько денег, сколько надо. Что вам еще требуется от нас?

— Директор должен вернуться в Промзону, собрать всех работников и объявить, что по указанию Главы Трех Городов создается профсоюз. Он должен показать, что не в восторге от этой идеи…

— Для этого мне не надо будет стараться, — влез Директор.

— … но выбора у него нет, — закончил Эпсон. — Он объявит, что на должность временного лидера выбрали самого лучшего работника этого года — меня.

— Но вы же у нас не работали, — удивился Директор.

— В Промзоне работает несколько тысяч человек, вы думаете, каждый там знает каждого в лицо? Объявим сегодняшний день выходным, дадим название — «День профсоюза», назавтра назначим первое собрание. Но выходной сделаете неоплачиваемый, чтобы все пришли завтра хмурые. А дальше, дело за мной.

— Вам нужна помощь наших специалистов? — спросила главврач.

— На этом этапе хорошо бы внедрить в толпу как можно больше раздражения. Психологи могут переодеться, наложить грим, смешаться с толпой и начать подстрекать к кардинальным переменам.

— Мы сделаем это, я выделю сотню наших психологов, не занятых в Сумасшедшем Доме.

— Быть по сему, — кивнул Глава. — Ивиг, с тебя халявная выпивка на завтрашнем собрании. Думаю, алкоголь не помешает.

— Отличная мысль, Глава, — одобрил Эпсон. — Просто Замечательная.

Они еще полчаса обсуждали детали и разошлись. Кабинет опустел, последним его покинула пара пчел, вылетевших в открытую форточку.

Запах масла пропитал помещение уже лет пятьдесят назад, и сейчас он забирался в ноздри толпы, но все собравшиеся — привычны. По документации отдела кадров, в Промзоне работает пять тысяч семьсот тридцать два человека, сегодня собрались все. По рукам ходят бутылки «Зеленой», в производственном цеху — самом большом цеху Промзоны — накурено так, что выше трех метров ничего не видно — работяги волнуются. Из толпы можно сразу выделить три типа. Первые — работники по принуждению. В Трех Городах принято разбираться с преступниками тремя способами. Убийц, насильников, злостных неплательщиков налогов садят в Тюрьму. Сексуальных извращенцев, пропагандистов, агитаторов, социально неприспособленных людей принимает Сумасшедший Дом. Мелкое хулиганье отправляют работать в Промзону. Есть, конечно же, исключения и перегибы, но, в основном, система работает. Примерно пять четвертых собравшихся проходят по третьей статье — отрабатывают мелкие преступления тяжелым физическим трудом. Отсюда и выражение их лиц — радость. Этим все равно, чего там замыслил Глава Трех Городов, им бы лишь была выпивка, да возможность погорланить всласть, выкрикивая лозунги, в кои они не верят. Вторая группа — блатные. Работать в Промзоне весьма престижно. Платят стабильно, пусть и не миллионы, зато есть уверенность в завтрашнем дне. Но есть и закавыка — в Промзону берут исключительно специалистов. Даже Университетского образования мало, надо еще поработать где-нибудь, чтобы тебя взяли. На стройке какой-нибудь или частным «на-все-руки-мастером». Блатные уже чего-то умеют, но решающий фактор найма для них — связи или взятки. Да, бывает, люди платят сумму, сравнимую с годовым жалованием, чтобы устроиться, а потом отработать. Престижней и стабильней Промзоны работы в Трех Городах мало. И последняя категория, самая малочисленная, это именно профессионалы. Блестяще окончившие Университет, потом пару лет прошедшие практику, следом уже сюда. На них держится почти все производство, даже учитывая, что производит Промзона не так уж и много. Главным образом — разрабатывает угольные шахты.

Девяносто девять процентов работников бывали в производственном цеху второй или третий раз. Даже из руководства максимум человек десять лицезрели тщательно выкрашенные стены производственного цеха чаще второго раза. Собственно, этот червонец руководителей составлял список заказов для демонов. Уже потом, из работников выбирали тех, кто тут раньше не бывал, чтобы забрали готовые товары. Все хранилось в строжайшей тайне, именно такой договор с демонами заключил еще позапрошлый Глава Трех Городов. Нынешний же и прошлый Глава вообще не задумывались, почему демоны настояли на этом. Нет, конечно же, предполагали что-то, но в принципе, их такой расклад устраивал.

Наконец последний работник зашел в зал. Собрание назначили на десять утра, но началось все к двенадцати. В Жилом Городе молодежь проводила какие-то пикеты, на улицах образовались пробки. Зато эти два часа активно использовали замаскированные психологи. То и дело в толпе раздавались громкие ругательства относительно неоплаченного выходного, мало кто тут воспринял его с готовностью. Оплата работникам идет почасовая, терять деньги не хотел никто. Хотя вперемешку с бранью звучит и смех. У левой стены длиннющий лоток, с него раздают «Зеленую» забесплатно, многие уже наведались сюда, кое-кто и по нескольку раз. Но вот, двери закрыли, на спешно возведенную трибуну взошел Директор Промзоны.

— Доброе утро, сотрудники Промзоны, — поздоровался Директор, хотя по его роже сложно сказать, что утро именно доброе. — Сегодня мы собрались для объявления новой инициативы Главы Трех Городов. На недавнем собрании совета Трех Городов приняли решение об поправке в рабочем кодексе. Отныне любое производственное предприятие обязано иметь… профсоюз.

«Профсоюз» губы выплюнули, словно мокроту, а лицо Директора скривилось еще сильнее, будто после произнесения грязного слова ему захотелось помыть рот мылом.

— Что такое профсоюз, почему и зачем он сделан, объяснит вам его новый, временный руководитель, профессор Эпсон. Наш новый руководитель по работе с общественностью. До свидания.

Директор сошел со сцены, вскоре за ним закрылась дверь пожарного выхода, в это время на сцену, постукивая о доски тростью, вышел Эпсон.

— Доброго утра вам, жители Трех Городов, — сказал он. Позади на сцене сидят начальники служб, все глядят на Эпсона с неприкрытой враждой. — Сегодня — великий день для вас и меня — простых работяг. И пусть я — работник умственного труда, а вы — физического, главное, что мы все любим свою работу, все хотим получать зарплату по делам.

Эпсон сделал паузу, чтобы толпа могла сконцентрироваться на нем. Так и надо начинать длинные речи: вначале сказать чего-нибудь банальное, задать темп и завладеть вниманием, потом уже чего-нибудь посерьезней и завершающая концовка — самая сильная часть речи.

— Глава Трех Городов не зря принял решение о создания профсоюзов, — продолжил Эпсон, голос усиливается микрофоном, льется из колонок под потолком, чтобы каждый слышал отчетливо. — Правительство Трех Городов знает, что в рядах работников Промзоны и не только, назревает недовольство, и оно полностью оправдано. Каждый день в Самый Главный Дом поступают целые мешки писем с жалобами и предложениями, как анонимными, так и полностью открытыми.

Многие рабочие сразу состряпали на лице многозначительное выражение, чтобы окружающие поняли: именно они пишут письма с жалобами и предложениями, причем, открыто, чтоб все знали, а они никого не боятся. Хотя Эпсон попросту соврал. Любого написавшего в Самый Главный Дом не анонимно, отправляли в Сумасшедший Дом, а иногда находили и скромников, не пожелавших подписать послание. Но пусть работники думают, что момент назрел, что Глава боится вспышки недовольства, боится их — простых жителей и работяг.

— Наиболее трезвые и дельные предложения Глава читает и отправляет в Университет, где уже мы, ученые, просчитываем возможность воплощения в жизнь. Создание профсоюза одобрили в Университете, и Глава подписал указ. Так что же такое профсоюз? Профсоюз — это вы. Вы все вместе взятые, в лице самых уважаемых и вызывающих доверие. Из числа работников вы выберете тех, кто будет представлять ваши интересы. Согласитесь, пока вы — толпа, вы можете мало. Что, если что-то вас не устраивает, вы все вместе пойдете к Директору? Нет, вы у него в кабинете не поместитесь.

Несколько человек усмехнулось, это хорошо — значит, слушают внимательно.

— Да и есть среди вас люди, мне особенно симпатичные, но, так скажем, скромные. Такие просто делают свое дело, делают его хорошо, но не привыкли просить. Они сильные, они привыкли, что им дают по заслугам и для них есть единственное мерило — их труд. Это даже не скромность или стеснительность, это особый вид честности. Вы честны и хотите, чтобы с вами поступали честно. Я и сам таков, всего добивался исключительно собственным трудом, меня замечали, а потом повышали в должности. Но есть среди вас и другой тип людей. В их венах течет и кипит неуемная энергия и энтузиазм. Они не могут сидеть на месте, даже отработав двенадцатичасовую смену, они готовы действовать еще! Их энергии хватит на десятерых, они переполнены новыми идеями, они хотят, чтобы об этих идеях узнали! Вот только каждый человек — одиночка. За ним редко что стоит, потому пробить свои идеи и предложения трудно даже таким живым находчивым людям. Но если за вторыми, живыми и кипучими, встанут первые, честные и трудолюбивые, получится великолепный тандем! Пробивные люди будут выдвигать новое, представлять интересы первых, а первые станут той силой, на которую будут опираться вторые!

Теперь улыбались уже многие. В глазах толпы появился блеск, никто не курит, все слушают внимательно. И каждый решает, к какой категории себя причислить: к честным или энергичным? Хотя, конечно же, Эпсон просто иначе сказал о трусах и выскочках, но все услышали то, что хотели услышать.

— Покамест я возглавлю профсоюз, но лишь до того момента, пока вы не разберетесь во всем сами, потом уже вы будете решать, нужен ли я профсоюзу или нет. Итак, дело это серьезное, если есть вопросы или предложения, говорите.

— А как вы собираетесь влиять на Директора? — послышался из толпы вопрос замаскированного психолога.

— Забастовкой, — сказал Эпсон твердо. — В связи с поправкой в трудовом кодексе, со вчерашнего дня ни один работник не может быть уволен, если профсоюз объявит официальную забастовку. Мы можем бастовать в течение недели, за это время никто не может никого уволить, как и нанять кого-нибудь нового. В случае же продолжения забастовки после недели, правление Промзоны может уволить работника, но предварительно выплатив годовое жалование.

Вот тут толпа загудела. Все принялись бурно обсуждать, кто-то даже двинул к лотку за выпивкой, обмыть такое дело. Глава действительно подписал указ, но до основной массы просто не дошло — ведь Глава может подписать любой указ, как этот, так и возвращающий все на круги своя.

— А что можно попросить? — перекричал гул мужской голос, вроде бы даже не психолога.

— Естественно, попросить себе должность Директора можно, но никто не даст, — улыбнулся Эпсон, толпа отреагировала живее, смешков стало больше. — Хотя, в принципе, просить можно все, что угодно. Рамки и границы разумного будем определять на всеобщем собрании, глупо просить увеличить зарплату в сто раз, даже в два раза никто не увеличит, но, допустим, учреждение премий, ежеквартальное плановое повышение зарплаты вполне уместно. В конце концов, каждый рабочий хочет одного — чтоб платили побольше. Соответственно, каждый работодатель тоже хочет одного — платить поменьше. Потому за деньги бой будет вестись жестко и долго. Но не стоит забывать и о другом — об условиях труда. Обеспечение средствами индивидуальной защиты, нормированный рабочий день, выходные, поощрение отгулами, увеличение отпуска — все это тоже немаловажно.

— А что еще может решать профсоюз? — выкрикнул кто-то весело. Это — точно психолог.

— Все, что касается работы. В том числе и предложения по улучшению работы Промзоны.

— А чего тут предлагать? Поувольнять всех начальников!

Кто это сказал, так никто и не понял. Все замерли, притихли в ожидании. Еще бы, вон они, начальники, сидят на сцене с красными рожами. Сейчас смельчака самого уволят, это точно, вот только кто это? Все закрутили головами, но смельчак так и не нашелся. На самом деле выкрикнул даже не психолог, и не человек вовсе. Возглас подали по колонкам.

— Всех, не знаю, — начал Эпсон, вроде бы осторожно, — но если кто-то особенно не устраивает…

— Что за бред?! Кто это сказал?! — начальник службы ремонта бытовой техники поднялся с места, лицо бледное, глаза метают молнии. — Кто вы такие, чтобы принимать такие решения?!

— Мы — работники Промзоны, — Эпсон повернулся к поднявшемуся. — А у вас есть какие-нибудь возражения по этому поводу?

— Я работаю начальником службы уже десять лет…

— И чего вы добились? — прервал Эпсон. — Может быть, пойдем сейчас в ваш цех, и вы мне покажете, что лично вы придумали, внедрили? Или вы проработали сначала на станке, а уж потом дослужились до высокой должности? Или вас просто поставили?

— Я работал в Самом Главном Доме… — вновь попытался ответить начальник, и вновь его прервали.

— Наверное, что-то там чинили? — усмехнулся Эпсон. — Не надо, начальник, не надо. Наше собрание узаконено, Самый Главный Дом и лично Глава одобрили профсоюз, если вам есть чего нам предложить, предложить, как организации, — валяйте. Если же вы просто возмущаетесь и боитесь за свое место — не стоит вносить в обсуждение путаницы. Насколько я понял, высказавший мнение, имел в виду не вас, ибо я-то знаю, что начальники служб — лица декоративные, а непосредственных начальников рабочих, людей, отвечающих за сделанное, и те методы, которым будет сделана работа — механиков.

— Да! — отозвалась толпа десяткой глоток.

— Кузар вообще не понимает, как надо работать! — крикнул пьяный голос.

— А Фалар не может фланец отличить от колена!

— Долой их!

— Товарищи, товарищи, — поднял руки Эпсон. Начальник службы из бледного сделался зеленым и сел на место. — Давайте будем действовать последовательно. Давайте уже на этом собрании создадим примерный список людей, которые будут представлять общие интересы. Какие у вас предложения?

Глава четвертая, подраздел третий: Где сходятся пути и судьбы различных жителей Трех Городов

— Я хочу выйти отсюда!

Полусонно вплетается мысль.

— Я хочу выйти отсюда!

На границе со сном держись.

— Я хочу выйти отсюда!

Что угодно, но не опять.

— Я хочу выйти отсюда!

Все, нам его не удержать.

— Я хочу, я хочу, я хочу…

— Край, проснитесь.

Спокойный холодный голос вывел из сна, детектив очнулся. Палата Сумасшедшего Дома. Необычное место, но Край все еще не мог привыкнуть. Он пятнадцать лет прожил в одной квартире, и каждый раз просыпаясь где-нибудь еще, всегда вначале не понимал, где он. В очередной раз осмотрел новые пенаты. В общем-то, не всякий житель Трех Городов может позволить себе жить в такой комнате вне дурдома. Палата просторна, пять на пять метров. Мебели практически нет, только низенькая, но широкая кровать, табурет с круглым сидением и закругленными ножками, да вешалка — труба, выгнутая полукругом, куда можно бросить одежду. Там уже висит новый, выстиранный комплект — в Сумасшедшем Доме пациенты носят простые хлопчатобумажные штаны с рубахой. Никакого нижнего белья, в одежде нет карманов, молний или пуговиц. Комната выкрашена фисташковым цветом. Все, от кровати, простыней и табурета и кончая стенами с потолком. В цветовой гамме только три вещи выбиваются из фисташкового: блестящая труба вешалки, серая одежда на ней, и Разак, разбудивший Края.

Доктор мягко улыбается, держит марку — тут все врачи делают так. На нем все те же яркие молодежные вещи: синие джинсы, футболка, пиджак и неизменная трость. Так тоже положено по правилам — психологи должны демонстрировать больному, что они абсолютно нормальны, обязаны служить целью для пациента, примером.

— Доброе утро, док, — сказал Край, стыдливо прикрывая ладонью гениталии. Такие в Сумасшедшем Доме порядки, нет ни одеял, ни нательного белья. Даже простынь прикреплена к матрацу, не укроешься, и одежду надо сдавать каждый вечер, а утром получишь новую.

— Вам что-то снилось, Край? Что-то неприятное?

— Не знаю даже. Позвольте, я…

— Оденетесь? — понял Разак. — Конечно же.

Край поднялся, голая задница промелькнула мимо судмедэксперта, а уже через секунду ее скрыли штаны.

— Вам бы надо меньше стесняться, Край, — сказал Разак. — За этой стыдливостью прячутся комплексы, а за ними начинаются психические проблемы.

— Ну вот так я воспитан, док. Привык раздеваться только перед зеркалом или женщиной.

— Кстати, о женщинах — вам на сегодня назначили сексатерапию.

— Чего? — удивился детектив. — А это как?

— Точно не знаю, моя практика не столь обширна, до частностей меня не допускают. Ваши таблетки.

— Благодарю.

В руке доктора стаканчик, там пилюли, названия Край даже не пытался запомнить. Всего шесть, а должно быть пять — какая-то таблетка нейтрализует действие других. Край попал в Сумасшедший Дом по рекомендации главы Розыска, «счастливой случайностью» в тот же день доктор Разак, новый судмедэксперт Розыска и патологоанатом Больницы, приступил к психологической практике. Руководство Сумасшедшего Дома и лично главврач Мнемоса горячо одобрили практику Разака — по непонятной причине несколько психологов вышли во внеплановый отпуск, лишний мозг пришелся кстати. Как практикант, Разак не мог лечить Края, но вызвался его наблюдать, сославшись на знакомство и озабоченность судьбой детектива. Розыск выплатил полную страховку, лучшему детективу предоставили лучшие условия. Впрочем, Сумасшедший Дом внимателен ко всем пациентам.

Эти три дня Край провел в праздности и размышлениях. Другого просто не оставалось. Сюда его поместили по причине чрезмерного стресса от перенапряжения, психологи посчитали, что поначалу ему лучше просто побыть наедине с самим собой. Разак уверил, назавтра Край получит доступ к другим пациентам, а процедуры начнутся уже сегодня. Вон та же непонятная, но довольно благозвучная сексатерапия.

Лекарства сгинули в горле детектива.

— А что еще у меня сегодня? — спросил Край. — Вы говорили, начнутся процедуры, значит, не одна, а много.

— Помимо сексатерапии еще расслабляющие ванны, беседа с психологом.

— А когда все начнется?

— Как только я выйду, сексолог принесет вам завтрак.

— Интересно, — усмехнулся Край. — Надеюсь, сексолог — женщина?

— К вам придет женщина, естественно, но давайте не отвлекаться. Вчера нам так и не дали поговорить, а сегодня уже у меня весь день занят, потому, если у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы или просьбы, лучше сказать об этом сейчас — до завтра мы не увидимся. Вы вообще в порядке?

— А почему я должен быть не в порядке? — усмехнулся Край, хотя где-то в сознании еще слышались слова: «Я хочу выйти отсюда…».

— Вы находитесь в Сумасшедшем Доме, детектив, — нахмурился Разак. — На вашу психику идет постоянное и целенаправленное влияние. Вы этого даже не замечаете, но, будьте уверены, даже сейчас на вас оказывается влияние. А психика человека — штука сложная. Никто, даже местные психологи, не знают, куда она вдруг повернется. А еще если учесть нашу теорию…

Разак подмигнул — все разговоры прослушиваются и записываются, даже видеонаблюдение есть, приходится осторожничать, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Док, вы все же забываете, что я детектив. Я привык и к давлению, и к влиянию, и вообще все у меня нормально, мне здесь даже нравится. Может и вправду отдохну, нервы выправлю.

— Ну что же, в таком случае, отдыхайте дальше, — кивнул Разак. — Мы встретимся завтра утром, я принесу лекарства, и мы поговорим о процедурах.

Разак вышел, Край натянул рубаху, присел на кровать в ожидании завтрака. Еду приносили в палату все три дня, он вообще видел в Сумасшедшем Доме только эту комнату, туалет да коридор, когда его помещали.

Дверь распахнулась, держа поднос, в комнату вошла абсолютно голая женщина лет тридцати. Край захлопал ресницами в непонимании.

— Ложитесь, — сказала женщина и поставила поднос на табурет.

— Простите, но…

— Я — ваш сексолог, — перебила женщина, подходя ближе. — Ложитесь. Сперва мы должны установить с вами контакт, а лучше всего это делать через секс.

Край открыл рот, но тонкий пальчик лег на губы, в это время вторая рука женщины коснулась гениталий, провела, дотянулась до резинки штанов и резко рванула вниз.

— Нормальный мужской организм не должен возбуждаться с такой скоростью, — пробормотала женщина. — Когда у вас наступила эрекция? Как только я вошла?

— Простите, доктор… — замямлил Край, ладонь женщины переместилась к яичкам, принялась поглаживать. — Я не могу…

— Ответьте на мой вопрос, пожалуйста, — прервала докторша.

— Да. Как только вы наклонились и поставили поднос.

— Быстро, — кивнула она, а потом продолжила кивок до паха.

— Ох! — выдавил Край. Женщина сделала то, что в мужских кругах именуют «проглотом».

— Когда у вас была последняя половая связь? — спросила женщина через несколько секунд.

— Не знаю… Недели две назад. Демоны раздери, я сейчас…

— Нет, вы не кончите. — Она вдруг сжала член с такой силой, будто тренировалась. Хотя, все может быть, в любом случае это слегка отрезвило, хотя Край все еще на грани выстрела. — Это была проститутка?

— Да, — он попытался сосредоточиться, или наоборот, отвлечься от двух малиновых сосков, от холмика волос пониже животика. — А разве это плохо? Все так делают…

— У мужчин с постоянным сексуальным партнером отсутствуют некоторые комплексы, присущие тем, у кого их нет.

Вдруг ее ладони легли Краю на грудь, женщина вновь продемонстрировала недюжинную силу — от резкого толчка детектив распластался на кровати. Сексолог не теряла времени даром, секунда — и она уже над ним. Рука ловко направила член куда надо, присела и приподнялась несколько раз, Край застонал.

— Расскажите мне о вашем первом сексуальном опыте, — предложила она.

Край не мог больше сдержаться, его ладони смяли груди женщины, проскользили по всему телу вниз.

— Демоны… — выдохнул Край.

— Да, об этом, пожалуй, позже, — согласилась женщина, ускорив темп.

Край продержался меньше минуты. Сексолог соскользнула с него, слезла с кровати и двинула к выходу, будто ничего и не случилось только что.

— Ваш завтрак на подносе, — бросила женщина напоследок и вышла из палаты.

Край лежал с приспущенными штанами, дожидаясь, пока кровь схлынет от гениталий. Грудь вздымается часто-часто, дыхание жаркое, будто из печки. Ничего себе день начался.

Край следовал за медсестрой, по спине пробегал холодок. М-да, жутковатое помещение. Зал примерно пятьдесят на пятьдесят метров, темно зеленого цвета, через пять-шесть шагов ванна, заполненная грязью, в ней человек. Кто, мужчина или женщина, сказать сложно — из коричневой субстанции, больше всего напоминающей машинное масло, торчит только лицо. Даже волосы погружены в грязь, кажется, что лица плавают там без тела.

Две трети ванн заняты пациентами, пока Край шел, из одной поднялся толстый мужчина. Странно, пока он вылезал, большая часть маслянистой жидкости стекла без следа.

— А в чем смысл этих процедур? — спросил Край сестру. Или психолога, тут не поймешь, кто есть кто. Персонал одевается по-городски, в повседневную одежду. Вон и девушка впереди тоже одета обычно: кофточка, колготки, туфли на каблуке. От нее пахнет чем-то приятным, похожим на гвоздику, этот аромат слегка перебивает странный запах грязей.

— Не все лекарства возможно ввести через желудок или кровь, — пояснила медсестра. Голос высокий, хорошо поставленный, хоть говорит с пациентом, но нет и капли превосходства или иронии. Просто беседа двух незнакомых людей без каких-нибудь подтекстов. — Некоторые мы вводим через грязи, то есть через кожу, посредством грязи. Какие-то подаются по воздуху, когда вы спите. Кое-что вплетено в ткань вашей одежды.

Краю сразу захотелось раздеться. Так вот что имел в виду Разак. Оказывается, судмедэксперт беспокоился не о психологическом внушении, а об лекарственном.

— А зачем вы мне все это рассказываете? — спросил Край хмуро.

— В смысле? — удивилась сестра, вроде бы даже непритворно.

— Ну, про лекарства. Не боитесь, что я буду стараться избегать… лечения.

— А зачем? — удивилась девушка еще больше. — У вас же простой стресс, неделя самых слабых процедур и вы выйдете отсюда, и поверьте, будете чувствовать себя гораздо лучше. Мы ведь даже не применяем никаких сильных медикаментов, обычные успокаивающие, какие можно и в аптеке купить. Просто вводим мы их по-разному, чтобы они добрались до всех нервных окончаний. Вот ваша ванна, ложитесь.

— Вот значит как, — пробурчал Край, стягивая рубаху. — А в народе говорят о Сумасшедшем Доме другое…

— Неужели? — удивилась девушка в третий раз. — А много вы встречали таких, кто жаловался бы лично?

— Ни одного, — ответил Край. — Но в связи с этим и возникают слухи, что тут стирают память, а то и похуже…

— Что за нелепица. Вот вы у нас уже три дня пробыли, и что, видели от врачей хоть что-то плохое? Я смотрела вашу карту, сегодня утром у вас была сексотерапия, не думаю, что кто-нибудь отказался от такой процедуры, даже будучи за этими стенами, а тут все, повторяю, все направлено на полное ваше расслабление.

— Да, я расслабился, — усмехнулся Край. — Может, отвернетесь? Лечебного нижнего белья вы не выдаете.

— Детектив, я тут работаю уже пять лет, я — доктор. Я видела все, вы меня ничем не удивите. Стесняться врача — моветон.

Край поморщился, но стянул штаны, серая ткань упала на чистейший мраморный пол. Докторша — теперь уже ясно, что не сестра — действительно даже не взглянула вниз.

— Каждая ванна сделана под индивидуальное строение тела, — поясняла психолог, пока Край неуклюже залезал в коричневую жидкость. Дно посудины неровное, рельефное, в точности повторяет человеческую фигуру. — Когда вы ляжете, вскоре почувствуете легкое головокружение и расслабленность. Не беспокойтесь, это нормально. Возможно, вам даже захочется уснуть, если так случится — смело засыпайте. В грязи растворены мышечные релаксанты, вашему телу не захочется переворачиваться, вы не захлебнетесь.

— Что-то я не уверен, — пробурчал Край, усаживаясь в теплую жидкость. Она пахла некой странной смесью трав и только что заложенного асфальта.

— Три четверти лежащих сейчас тут — спят, — улыбнулась девушка. — Не беспокойтесь. Сеанс продлится два часа, наши санитары все время дежурят рядом. Приятного вам расслабления.

Она улыбнулась на прощанье, Край устроился поудобней, попав нужными частями тела в соответствующие изгибы ванны, погрузился так, что на поверхности осталось только лицо.

Как и обещала докторша, приятное ощущение расслабленности не заставило себя ждать. Вот уже мышцы словно обвисли, тело потеряло упругость. Мозг замедлил рождение мыслей, грязь заползла в ушные раковины, отрезая все внешние звуки. Захотелось спать, дрема обволакивала, будто смешалась с грязью. Глаза полуприкрылись, мочевой пузырь освободился, но Края это уже не волновало. Его, кажется, вообще ничего не волновало. С поры окончания Университета он спокоен целиком и полностью.

Сколько продолжалась нега, он не помнил, зато момент, когда появились голоса, запомнился очень хорошо. Словно ребенка, которого вырвали из утробы матери, Края выдернули из беспамятства несколько голосов. Вначале далекие, потом все отчетливей, не меньше сотни мужчин и женщин говорили о чем-то странном, непонятном.

— Клянусь Драконом, надо что-то делать, — сказал кто-то. Это заинтересовало расслабленное сознание детектива, он откуда-то уже слышал это слово — «дракон».

— Кто знает точно, что происходит, и что затеяли демоны на этот раз? — теперь голос мужской, но властный, куда тверже предыдущего.

— Мир не помнит такой схемы, быть может, они придумали что-то новое? — теперь говорит женщина.

— Но это не все! — вмешалась девушка, произносит каждое слово с запалом. — Нам недавно сообщили, что в производственный цех перестали поступать товары!

— Это предвещает беду или радость? — старик подключился к беседе, все сразу смолкли. — Возможно, мы допустили ошибку?

— Нет, и не может быть никакой ошибки, — отрезал мужчина с властным голосом. — Мы делали так столько раз, сколько было попыток. А демоны меняли схему не раз.

— А что происходит? — наконец Край нашел силы вставить в разговор слово. Он не ожидал, что ему ответят, но тут же не меньше десятка мужских и женских голосов затараторили:

— В Промзоне организовали какой-то профсоюз, рабочие готовятся к забастовке.

— А демоны, меж тем, перестали поставлять товары.

— В Жилом Городе неспокойно. Молодежь выходит на улицы, выкрикивая дикие, непонятные лозунги! Они начинали просто с того, чтобы к ним относились уважительней, потому что они — будущее Трех Городов; теперь же некоторые особенно ярые в открытую говорят о смене общественного строя, они ратуют за полную свободу личности, не ограниченную никем и ничем!

— Розыск подозревает, что мы засели в Сумасшедшем Доме. Они там пока, конечно, не знают, как на самом деле, но могут принести некоторые неудобства.

— Что-то странное творится с животными в придорожном районе Жилого Города. Там собираются целые толпы сороконожек людоедов, пауков-ядовиков, даже крабиков, но никто не пересекает границу, будто что-то пугает их.

— Активность демонов на нуле. Есть кое-какие подозрения, что отдельные мелкие группы действуют, но все старые каналы перекрыты. Это совершенно не похоже на их обычное поведение.

— В тоннелях…

Голоса все говорили и говорили, но к Краю вернулся расслабленный настрой. Последним он слышал голос старика:

— Ты собрал слишком много, теперь мы не можем…

Чего они не могут, да кто вообще они вообще такие, Край так и не узнал. Он уснул окончательно, снилась ему какая-то галиматья. Вскоре пришли два санитара, бережно вытащили детектива из ванны, уложили прямо на холодный мраморный пол. Через пятнадцать минут он проснулся, почувствовав себя очень хорошо. Странных разговоров во сне он так и не вспомнил.

Край поужинал плотно, кормили в дурдоме великолепно. Правда, немного смущало, что в еду тоже добавляли какие-то лекарства, но завтра утром Разак принесет «антидот» и все будет нормально. К тому же психолог, которому Край целый час рассказывал о детстве, работе, отношениях с начальником и личной жизни, сказал, завтра детектива допустят к прочим пациентам, борющимся с перенапряжением и стрессом. Вот тогда, наконец, начнется расследование.

Свет в палате тушили в девять, Край лежал в темноте, уже ставшая другом, дрема морила в сон. Сто процентов, в еду подмешивают чего-то посерьезней простых релаксантов, в теле такая расслабуха, неохота даже пальцем пошевелить. Край попробовал перевернуться на бок — не смог.

Вдруг входная дверь скрипнула. Край положил голову на подушку так, что не видел вошедшего, а чтобы ее сейчас повернуть, и речи нет. В тиши комнаты, будто колокольчик, раздался девичий смешок. Босые ступни проплюхали по паркету, Край с надеждой ожидал, что сейчас в поле зрения попадут прелести сексолога, или хотя бы колготки девушки-психолога, которая отвела его к ваннам, но вместо этого перед возом предстало что-то серое. Определенно, очертания фигуры женские, но такая знакомая рубаха и штаны. К нему пришел другой пациент.

— А ты ничего, — сказала незнакомка весело. — Старенький, но еще ничего.

Край почувствовал, как он присела на кровать, тут же ее ладонь провела по щеке, приподняла голову так, что он взглянул в потолок. Красивое молодое лицо с озорной улыбкой появилось в обрамлении длинных волнистых волос. Она приблизилась настолько, что кончики шевелюры коснулись его лба, защекотали ноздри. Во тьме палаты видно плохо, но красивая, определенно красивая. Носик курносый, губы сложены в улыбку, тени от надбровных дуг скрывают глаза, но воображение само дорисовывает озорной блеск. Она взобралась на кровать полностью, теплые колени встали по обе стороны его торса, девушка устроилась почти в той же позе, что сексолог утром, только села не на гениталии, а выше. И все равно ощущение приятное. Руки легли на грудь, мягкие, теплые, ноготки пострижены. Он покраснел, только сейчас понял, что ведь сейчас ночь, он — полностью голый, возбуждение ни чем не прикроешь. Лицо залила краска, но вряд ли она увидит, зато жар из паха прилил к мимическим мышцам.

— А я ведь все знаю, — сказала она лукаво. Край должен бы испугаться, что его раскрыли, но слишком он расслаблен, почти парализован, а может, и не почти.

Он сумел едва выдохнуть, она звонко рассмеялась.

— Лекарства от стресса, — сказала ночная гостья с пониманием. — Знаю, пробовала. А ты вообще помнишь, что присоединился к сеансу? Не можешь ответить, да? Может, хоть моргнешь? Давай, один раз — да, два раза — нет. Так помнишь?

Нечеловеческих усилий стоило мигнуть дважды.

— Я так и думала. Но это не имеет значения, если ты сумел, сумеешь и еще раз. Нам нужны такие, как ты. Правда нужны, ты — особенный.

Вторые два мигания дались легче.

— Особенный, — сказала девушка ласково, пальчики потрепали щеку Края. — И красивый. Обычно, держать связь могут почему-то уродливые. Я тебе сейчас кое-что расскажу.

Она сменила тон с веселого на решительный. Возбуждение вконец оставило Края, он сумел хоть как-то сосредоточиться.

— Три Города живут неправильно, — сказал девушка с убеждением. — Но это не ваша вина. Во всем виноваты они, демоны.

«Сумасшедшая», — подумалось Краю. Хотя, кого он ожидал встретить в дурдоме?

— Да, несчетное количество лет они вредят людям, — продолжила она. — Это далеко не первые Три Города, которые они уничтожили. Они притворяются, что помогают, но это не так. Они приводят общество к такому состоянию, когда оно не может работать, думать, жить, любить и ненавидеть. По их вине в Трех Городах живут сплошь слабаки, погрязшие в пороках и преступлениях. И конец этому всегда один — они похищают души всех жителей Трех Городов, стирают их с лица земли и строят новые, чтобы все повторилось. Ты думаешь, я сумасшедшая?

Внезапно веселость вернулась. Край мигнул один раз.

— Да, тяжело расставаться с ложными представлениями, — усмехнулась она. Головка, обрамленная волнами волос, нагнулась прямо к лицу Края, носик размером с пробку «Зеленой» коснулся его шнобеля, жаркое дыхание обдало ноздри детектива ароматом мяты. — Но это ничего. Здесь, в Сумасшедшем Доме, ломают человеческое сопротивление. Это тоже придумали демоны, но мы этим воспользовались. Теперь тут готовят не только хомячков, которые поддакивают Главе, но и бойцов. Таких, как мы. Мы помешаем им, мы всегда так делаем и они не получают всех душ. Самые достойные, самые сильные уходят, чтобы бороться дальше. Нам нужна всего одна победа, всего одна, ты понимаешь?

Край не понимал. Как можно вообще понять что-то, когда над тобой красавица шепчет сексуальным голосом, когда маленькие острые соски касаются его груди, и пусть между пролегла ткань, он все равно чувствует.

И ту все кончилось. Так же внезапно, как появилась, девушка соскочила с него. Опять перед взором фисташковый потолок, а в теле полная опустошенность.

— Я еще зайду, — сказала она, потом скрип двери, и все. Край уснул, обессиленный беседой, где он едва ли принял хоть малейшее участие.

Утром кто-то деликатно потряс его плечо. Край проснулся резко, тут же вспомнил ночную девушку, потом пошевелил пальцами рук, проверяя, вернулась ли способность шевелиться. Вернулась. Он перевел мутный, еще сонный взгляд на разбудившего. В палате стоял незнакомый мужчина со стаканчиком таблеток в руках.

— Доброе утро, Край, — сказал он вежливо.

— Доброе, — поздоровался детектив рассеянно. — А где Разак?

— Практика Доктора Разака была неожиданно прервана. Его вызвали в Больницу по неизвестной мне причине.

Край с ужасом воззрился на стаканчик в руках доктора. Наверняка теперь там положенные пять таблеток, а не шесть. Отныне детектива будут лечить по-настоящему. Лечить, как сумасшедшего.

Сколько он уже тут? Неделя? Месяц? Год? Или только начался пятый день? Ему казалось, разговоры никогда не прекращаются, вся жизнь превратилась в длительные, непонятные лживые и откровенные беседы. Только надежда на выход из Сумасшедшего Дома спасала, исключительно благодаря ей, Край еще не раскололся. Хотя, кто знает? Может быть во время очередной беседы он и взболтнул чего?

Он не понимал, день сейчас или ночь, времена суток отличались лишь по голосам. Днем с ним беседовал мужской голос психолога, ночью звонкий голос девушки. Хотя, он не мог поклясться, что девушка приходила именно ночью; не знал точно, настоящая ли она, или просто снится. Порой, лежа в грязевой ванне, он слышал странные беседы других пациентов, иногда там встречался и ее голос. Пациенты говорили о разном, половину Край не понимал. Что-то происходит в Трех Городах, что-то новое, необычное, но…

Вот на это «но» разум спотыкался всякий раз, когда речь заходила о чем-либо другом, кроме самого Края. В Промзоне бастуют уже вторую неделю — плевать. Школа закрылась по непонятным обстоятельствам — ну и пусть. Розыск начинает набирать новых детективов — а вот это интересно, но не особенно. Его, лучшего детектива Трех Городов, никто не уволит. Если новость касалась Края хоть каким-нибудь боком, она интересовала, если нет — нет. Какое ему дело до школьников или работяг? Он не собирается молодеть и снова учиться, и работа у Края уже есть. Перестали волновать даже партизаны, хотя он вроде бы сюда прибыл их искать. Зато вещи, что раньше почти не трогали, теперь казались удивительно важными. Детство, юность, взросление, возмужание, — об этом спрашивали психологи, но разговор оканчивался, а мозг все прокручивал беседу.

С кем он дружил в детстве? Вроде, как все, с ребятами из соседних квартир. Сколько их было? Много, за год лица друзей менялись полностью. Три Города — опасное место, молодые тут гибнут часто, еще не способные себя защитить. Сначала еще в Родильном Доме девяносто процентов детей умирают, даже, несмотря на достижения современной медицины. Из тех десяти процентов половина гибнет до двух лет, затем до поступления в Школу еще треть уходит к демонам. Край не особенно разбирался в медицине, но основы известны всем. Болезни порождают мельчайшие организмы паразиты, большая часть медиков Университета занята подбором лекарств против этих паразитов, но закавыка в том, что каждый год-два они меняются полностью. Бывает, что и чаще — раз в полгода. Такой год особенно неудачен для детей, организм еще не окреп достаточно, чтобы самостоятельно сопротивляться, врачи еще не нашли новых лекарств. В такие годы выживает один процент из рожденных.

Но не только мелкие паразиты убивают молодняк. Есть еще богатейшая фауна пустошей вокруг Трех Городов. Зверье меняется не столь часто, но раз в пять лет приходит напасть в виде очередного чудовища. Последним вредоносцем были склизни, появившиеся года четыре назад, но в архивах Университета есть записи того дня, когда пришли сороконожки людоеды. Тогда еще жители не знали, что те боятся света, потому в первую же ночь чудовища сожрали половину жителей Трех Городов. Сороконожек отогнали, но с некоторой напастью не могут справиться до сих пор — с пауками-ядовиками. Размер средней особы примерно с кулак, но насекомое не трогает пищу, которую не способно сожрать, потому не интересуется взрослыми людьми, а вот молодежь попадается в сети. И естественных врагов у человеческих детенышей еще много. Очень-очень много. Потому Край и не помнил, всех имен дошкольных друзей, по правде говоря, в памяти отложился только Климий, загрызенный ползучей собакой. Вроде бы, они дружили целых четыре года.

Потом начались муки Школы. Все, как у всех. Издевательства старшеклассников и просто парней посильнее, потом становление себя. В третьем-четвертом классе Край вырос в крепкого мальчика, хотя, если уж честно, все мальчишки в Школе крепкие. Еще бы, выжили только самые приспособленные, ловкие, сильные. Были и хлюпики, но даже они выжили за счет ума, пройдя по опаснейшей дороге детской жизни.

Старшие классы Школы помнятся особенно ясно. Первый сексуальный опыт в девятом классе, потом разгульные последние четыре года. Тоже как у всех. Девственности лишаются примерно на восьмом-девятом году обучения, самые заторможенные терпят до десятого; но Край не знали ни одного человека, покинувшего Школу девственником. В девятом классе многие ребята уже работали вовсю — денег на разгульную молодую жизнь всегда не хватает — Край не был исключением, подрабатывал то тут, то там. Обычно, вся будущая жизнь решается именно в последние годы Школы. Если у тебя хватило мозгов понять, что только поступившие в Университет имеют шанс получить нормальную работу, если ты не только пьешь, дерешься, трахаешься со всем, что женского пола и движется, но и учишься, сдаешь выпускной экзамен и получаешь аттестат, — есть шанс на нормальную жизнь, может быть, даже на старость. Край это понял и с гордостью получил аттестат на выпускном вечере. Его выпуск насчитывал около пятидесяти парней и девушек, получили вожделенный сертификат лишь пятеро.

Поступив в Университет, Край еще какое-то время виделся со школьными друзьями, пил «Зеленую», устраивал перепих с подругами, тем более, что половина пошла на панель. Но кончилось это в первые полгода Университета. Уже став детективом, Край узнал, что второй выкос жителей Трех Городов приходится именно на этот период — послешкольные годы. Без аттестата не поступишь в Университет, а работать надо. Но что могут выпускники? Как в анекдоте, могут они копать, не копать и спрятать лопату так, что хрен найдешь. Потому и берут их только на самую грязную, трудную и низкооплачиваемую работу. Таскать уголь в Промзоне, пахать па полях в придорожных районах. В первом случае парни и девушки мрут от перенагрузок, во втором становятся жертвами чудищ с пустошей. И бабам еще хорошо, если красивая, можешь выйти замуж или на ту же панель устроиться, а вот что делать парням? Знаний нет, опыта нет, после Школы все полны ложных представлений о жизни, полны гордыми надеждами, но жизнь опускает быстро. Вот ты напился на выпускном, проходит месяц, а уже полудохлый молодой парень получает гроши, зато легкие пропитаны угольной пылью, или нет руки. Большинство это не устраивает, они идут на мужскую панель — грабят, крадут, убивают. Тут-то их и ловят детективы, а следом опять работа на Три Города, только теперь не платят вообще, дают только минимум еды и все. Естественно, даже крепкие ребята подыхают от перенапряга. Да и какие они крепкие после Школы? Это поступали они туда, как наилучшие представители естественного отбора, выходит же усредненная масса, большинство курящие и пьющие. Растраченные единицы эволюции.

Зато счастливы те, кого приютили стены Университета. Это, пожалуй, лучшие годы жизни. Нет уроков, есть только сотня учителей, читающих различные лекции. Хочешь — выбирай любую. За первый год определяются интересы и предрасположенности абитуриентов, а это значит — никакого принуждения, никаких экзаменов, зато платят стипендию, все преподаватели — интереснейшие люди, с ними действительно есть о чем поговорить; тебя снабжают жильем — комнатой в общежитии, потому все школьные удовольствия в виде пьянства, наркотиков и секса продолжаются, только теперь за тобой следят, наставляют на путь будущей профессии.

К двадцати годам большая часть юношеских перегибов плавно сходит на нет, психика устаканивается, начинает волновать не только сегодняшний день, но и завтрашний. Со второго курса Университета возвращается то, что так ненавистно еще по Школе. Уроки уже обязательны, преподаватели ставят оценки, появляются экзамены. Каждого зачисляют на факультет, соответствующий предрасположенности. По каким критериям идет разделение, одни демоны знают. Наверное, профессора высчитывают статистику, или еще как. Краю опять повезло, он попал на детективный факультет и с блеском закончил. Три года обучения, два практики и он попал в Розыск. Обычно, к тому времени все женятся, но Край как-то обошел это. Вернее женитьба его зацепила, но он развелся через полгода. Кроме больших грудей у жены достоинств не оказалось.

Потом потекли годы напряженной работы, на личную жизнь времени оставалось все меньше. Все мужские потребности удовлетворяли проститутки, благо, стоят дешево, а платили Краю прилично. В остальном, жизнь как жизнь. Все, как у всех. Но тогда почему все это привело его сюда, в гостеприимные, лишающие воли и спокойствия, стены Сумасшедшего Дома?

Это выясняли психологи, об этом думал сам детектив. Первые находили ответы, Край не мог.

Утро. Каждое утро его будило легкое прикосновение, так и сегодня. Глаза открылись, в зрачки попал мягкий свет и образ врача со стаканчиком в руках. Там — пять положенных пилюль.

— Доброе утро, детектив, — улыбнулся психолог. — Как вам спалось?

— Отлично, спасибо.

Все то же приветствие, тот же ответ. Как ему спалось? Неплохо, вот только сны заполнились странными образами нереальных мест, какого-то города, вырубленного в скалах, страшного чудовища где-то в небесах, голосом девушки, приходящей каждый раз перед сном. А так, нормально ему спалось.

— У вас налицо улучшения, — сказал психолог, протягивая стакан. Рука Края машинально приняла, пилюли оказались во рту, глоток — все, они в желудке. Вскоре придет расслабление. — Мы решили, что вам уже можно принимать посетителей, к тому же ваша подруга так давно просится…

— Моя подруга? — удивился детектив. Мысли уже начали заплетаться. — А, да, подруга.

— Вы ничего о ней не рассказывали, но это нормально — пытаться защитить близких людей. Это в порядке вещей. Только обещайте мне, детектив, после визита вы все же поговорите с нами о ней.

— Хорошо, — сказал Край полностью безразлично. Подруга, рассказать, — плевать. Это так мало значит…

Его посадили на каталку даже не дав позавтракать, уютные коридоры Сумасшедшего Дома замелькали, хотя ехали они медленно. Под ухом психолог чего-то говорил, Край слушал рассеянно.

— На встрече постарайтесь расслабиться, — доносился мужской голос позади каталки. — Понимаю, сейчас вы слегка подавлены и рассредоточены, но это нормально. Ваша психика отдыхает, постепенно мы восстановим ваш внутренний мир, и все придет в норму, даже станет лучше! Считайте, с этой встречи вы начнете выстраивать свою психику заново. Мы уже поговорили с вашей подругой, она все сделает сама, вы только расслабьтесь и постарайтесь вспомнить ваши прежние чувства. На таких визитах не возбраняется секс, напротив, даже поощряется, в конце концов, хватит уже встреч с нашим сексологом, пора потихоньку возвращаться в мир отношений, а сексуальные отношения необходимо выстроить первыми. Короче говоря, разберетесь. Половые инстинкты — самые сильные, потому восстановление психики надо начинать именно с них…

Психолог еще чего-то нес, но Край понял едва ли треть. В голове порой слышались знакомые голоса беседующих пациентов, они обсуждали еще какую-то чушь. Но вот где-то на задворках сознания зашевелись несколько мыслей, стремясь выстроиться в ряд, а может даже в предположение. Подруга. Какая подруга? Секс с подругой. Зачем ему секс, он им и так каждый день с сексологом занимается. Давно просит о встрече. Зачем? Почему-то еще вспомнился предатель Разак, без вести пропавший.

В кармане психолога зазвонил телефон. Он извинился, принял вызов и отошел, Край все еще кружился вокруг соображений, таблетки подействовали, он вновь потерял желание двигаться. Впереди коридор врезался в другой коридор, на секунду в проеме прошла тень. Волосы зашевелились на голове детектива, тело прошиб пот, рука машинально смахнула его со лба. Край с непониманием воззрился на ладонь, покрытую каплями его пота. После лекарств он до сего момента даже моргал с трудом, а тут вдруг удалось стереть пот! Хотя, есть от чего. Только что в том коридоре, что соединяется с этим, прошел самый настоящий демон. Край видел его всего долю секунды, но даже задурманенный взгляд зацепил и черные лохмотья, и страшную бледную харю без губ, покрытую шрамами и швами. Рука вновь опустилась на подлокотник, сознание детектива попробовало убедить себя, что демон привиделся. Край вздохнул, возвращаясь к прежним мыслям. Неожиданный страх растормошил мозг, вспомнился разговор с судмедэкспертом в морге, образ мертвого партизана с отрезанной щекой, белый шрам на внутренней стороне. Догадка все еще не пришла, но появилось желание встретиться с «подругой».

Доктор закончил разговор, покатил каталку к коридору, где прошел демон. Край опасался, что увидит черную фигуру, но коридор чист и безлюден. Правда, есть что-то такое в воздухе, будто атмосфера накалилась, даже психолог позади задышал чаще, почувствовав неладное.

Наконец Края привезли в комнату для посетителей. Простая палата, как у него, посередине кровать, в углах камеры слежения и миловидная девушка сидит на толстом матраце. Она улыбалась, помахала ладонью и даже прыснула.

— Милый, — сказала девушка, поднявшись. — Доктор, с ним все в порядке? Он какой-то заторможенный.

— Так и должно быть, — послышалось за спиной. — Это последствия лечения. Ничего, я уже говорил детективу и повторю вам: с этой вашей встречи начнется его возвращение к нормальному состоянию. Но, не буду мешать. Вы, наверное, соскучились. Давайте я только помогу переложить его.

Край хотел сказать, что сам попробует, но действие страха сходило, безразличие возрастало, а одно желание осталось. Почему-то он хотел поцеловать девушку, а взгляд все время падал на ее щеку.

Доктор и незнакомая подруга переложили Края на кровать, за психологом закрылась дверь, девушка ловко разделась, обнажив вполне интересное тело. По последней моде она выбрила все кроме головы, Край рассмотрел неприкрытые прелести, ощущая, как материя на штанах натягивается.

— О, ты уже готов, — сказала она, стягивая серые штаны. — Да еще как готов!

Она уселась на него ловко, почти так же, как делала сексолог. Ладони с длинными ногтями обхватили его голову, губы встретились. Она сначала едва прикоснулась к ним, потом провела языком, раздвигая, пальцы слегка сдавили щеки, Край открыл рот, и тут же последовал долгий поцелуй с языком. Странно, слюна у нее какая-то горькая, а еще девушка явно пытается что-то протолкнуть языком ему в горло.

Пилюли подействовали почти мгновенно. В голове прояснилось, догадка, посетившая в коридоре, засияла простотой и логичностью. Пока тело наливалось силами, мозг сообразил: Разак все-таки прислал ему лекарство, противодействующее релаксантам. Тут до мозга дошло, что девушка все еще сидит на его члене, возбуждение нахлынуло волной, он попытался обнять ее, но ладони легли на его предплечья, а по глазам девушки он понял, что едва не совершил ошибку. Если он сейчас вдруг начнет вести себя активно, врачи заподозрят неладное. Потому Край расслабился, предоставив всю работу девушке, надо сказать, она справилась великолепно. Край сразу увидел несколько синяков на ее теле, понял, почему она бреет волосы, ясно же — шалава. Наверное, Разак нанял и объяснил, что надо делать.

Пока девушка скакала, Край наслаждался, но не сексом, нет. Мозг вновь вернул способность к анализу, детектив прокручивал все, что произошло за время пребывания в Сумасшедшем Доме. Даже оргазм оторвал от потока мыслей едва-едва.

Наверное, Разак передал убойную дозу, ибо даже грязевые ванны не подействовали. Край лежал в коричневой жидкости и слушал голоса партизан, правда, теперь они доносились не так отчетливо, половины слов и фраз он понять не мог, но кое-какие выводы сделал. Во-первых, Край нашел-таки базу партизан. Вот она, прямо в сердце Трех Городов, на самом видном месте. Во-вторых, партизан тут много. Судя по голосам, около сотни. В-третьих, они изобрели какой-то странный способ общения, вот прямо так — через мысли. Как такое возможно, конечно, интересно, но пусть с этим разберутся ученые из Университета, когда Край посадит партизан в Тюрьму. В-четвертых, пока он тут был, в Трех Городах произошло что-то странное. Промзона бастует, Школа закрылась, рабочие вышли на улицы с требованиями сменить все руководство, подростки тоже пытаются протолкнуть какие-то лозунги, сводящиеся к увеличению их прав, и изменении общественной морали. Наверное, потому Разак и покинул Сумасшедший Дом, сейчас хирурги и патологоанатомы нужнее в Больнице. В-пятых, Глава Трех Городов тоже не сидит без дела, он лично возглавил Розыск, набрал дополнительных детективов и готовится подавить восстания. В-шестых, надо выбираться из Сумасшедшего Дома. Возможно даже сегодняшней ночью. Вряд ли противоядия от релаксантов подействуют долго, а как Край сообразил, всех пациентов кормят успокаивающими постоянно.

«Я хочу выйти отсюда», — стачало в голове. «Я хочу выйти отсюда…».

Свет в палате выключили ровно в девять, Край лежал, переваривая вечерние лекарства, что подкладывают в ужин. Благо, антидот еще действует, но в голове вновь сонливость и апатия. Правда, сейчас можно бороться, можно.

Край решил попытаться сбежать этой ночью. Все равно его дверь не заперта, иначе как к нему приходила бы та партизанка? И даже в случае побега он ничем не рискует. Ну что ему сделают? Отправят в дурдом, что ли? Ха! И Край пока оставался в палате только по одной причине — ждал ночную гостью. Он помнил предыдущие встречи смутно, но сегодня разум чист, надо послушать, чего она там говорит на ясную голову.

Край даже радовался, что ему дали успокоительные. Если бы не они, детектив мучился бы нетерпением, а так смиренно ждал. Но вот, дверь скрипнула, темноту палаты рассеял светлый четырехугольник дверного проема. Но вместо звуков босых ног, шлепающих по полу, Край услышал скрип кресла-каталки, что стал уже давно привычен. В палату вкатилась каталка, позади девушка, одетая в серую форму пациентов. Край не шевелился, но положил голову так, чтобы видеть все. На лице партизанки вместо веселости написана решимость, она взяла что-то с сидения, подошла к кровати.

— Привет, — сказала она серьезно. — Мы все обсудили, совет принял решение, что ты должен пойти с нами. Сейчас я вколю тебе кое-что, это снимет действия релаксантов. Слегка…

В плечо вошла игла, Край слегка дернулся от укола, почувствовал, как мысли прочищаются окончательно. Девушка откинула пустой шприц, тот упал на пол, разлетевшись на сотни осколков.

— Совет хочет поговорить с тобой, чтобы убедиться, — сказала она извиняющимся тоном. — Я бы приняла тебя и так, но… И все же никто не против, нам нужен свой человек в Розыске. Думаю, когда ты поговоришь с четвертым, ты встанешь на нашу сторону. И тогда я сделаю еще один укол, который полностью прочистит тебе мозги. Ладно, попробуй сесть.

Край сел, старательно изображая удивление и ошарашенность. Пусть думает, что сейчас его сознание метается меж вернувшихся мыслей, в конце концов, как понял детектив, партизаны набирают себе сторонников точно так же, как психологи. Если сюда попадает человек, важный для их целей, они просто пользуются беззащитностью его сознания и формируют новую личность, партизанскую. Очень удобно — помимо базы в Сумасшедшем Доме, партизаны еще и вербуют тут сторонников. Об этом говорит и поведение девушки. Она действует четко, сноровисто, будто такая процедура ей привычна.

Кое-как усадив его в кресло — Край старался доставить ей как можно больше неудобств — девушка покатила детектива по коридорам. Она точно знала путь, знала, где расставлены камеры, может быть даже некоторые из них выведены из строя. Кресло поскрипывало, но никто этого не слышал. На часах в коридоре Край увидел время — полночь. Конечно, в такое время пациенты спят, а психологи разъехались по домам. Наверное, санитары остались, но то ли девушка знала, где они не ходят, то ли они просто спали, даже не подозревая о ночной жизни Сумасшедшего Дома.

Их путь лежал в подвал, лифт доставил туда, там же им попался первый встреченный человек. Какой-то парень с русыми волосами кивнул девушке, теперь они двигались втроем. Наконец Край решил подать голос. Негоже вести себя как рыба-змея, все-таки вкололи ему взбудораживающее лекарство или нет?

— А куда мы едем, — сказал детектив слабо.

— Не волнуйся, у нас есть тайные места, где можно поговорить, — ответила девушка.

— Сколько ты ему вколола? — поинтересовался парень. — Он не должен настолько…

— Может, у него иммунитет выработался. Он же уже две недели тут!

Парень нахмурился, продолжил путь молча, а Край получил еще один нужный ответ. Так значит, он тут две недели торчит. Долго, слишком долго.

Дальнейшее происходило как в фильмах. Еще один коридор, только нет уже уюта верхних этажей, потом маленькая кладовая, захламленная швабрами, банками, ведрами. Парень нажал скрытую панель, стена отъехала, открывая черный дверной проем. Тут же по ушам шибанули звуки сотен голосов. После долгих поисков Край попал на базу повстанцев.

Сразу за потайной дверью открылся просторный зал, утонувший в человеческих страстях. В дальнем углу на импровизированной сцене, сделанной из пары сдвинутых столов, человек вещает что-то обличительное. Край услышал фразу с середины.

— …надо выйти отсюда уже сегодня! Неизвестно, во что выльются эти беспорядки! Возможно, демоны решили уничтожить Три Города силами их жителей!

Толпа — человек сто пятьдесят — отреагировала сто пятьюдесятью выкриками. Дверь позади закрылась, Край оказался в гуще партизанской толпы. Не прошло и минуты, как из людской массы вышел усатый мужчина в серой одежде, взглянул на Края критически.

— Тридцать первая, сейчас не совсем подходящее время, — покачал головой усатый.

— Я ей уже говорил, — сказал парень, пришедший с Краем и девушкой. Тридцать первая? Странная кличка.

— Может, его посмотрит кто-то из первой пятерки? — спросила девушка с надеждой.

— Третий сейчас занят, первый и второй покинули это место еще на прошлой неделе, — ответил усатый. — А четвертый… сама видишь.

Толпа притихла, на столы взбирался старый дед. Возрастом далеко за пятьдесят — впервые Край видел такого старого человека! — он, однако же, не потерял ловкости движений, влез на стол вполне уверенно.

— Сорок пятый прав, — сказал дед, не повысив голоса, но партизаны и так слушали внимательно. — Если мы будем ждать, есть возможность остаться не у дел. Мы можем потерять влияние. Но такое решение надо принимать всем вместе. Я за то, что бы покинуть Сумасшедший Дом уже сегодня. Всем вместе, штурмом. Иначе мы можем просто не успеть.

— Ты хоть представляешь, что предлагаешь? — Из рядов вышел мужчина, на вид, одного с Краем возраста. — Четвертый, Сумасшедший Дом охраняется так, что отсюда не выйти штурмом. Охрана и санитары вооружены, многие погибнут при попытке к бегству!

— А если мы будем «выздоравливать», пройдет несколько месяцев, — возразил старец. ќ Мы не успеем…

— Срочная новость! — раздался жуткий голос позади. — В коридорах дурдома зафиксирован демон. Есть информация, что партизан раскрыли и собираются уничтожить.

Все вытаращились на вошедшего в ужасе. Потайная дверь открыта нараспашку, в проеме — само порождение кошмара.

Тени подтянулись у углов помещения, вплелись в одежду демона. Черные космы развиваются, хотя откуда тут взяться ветру? Выше широких плеч не лицо, даже не морда — отвратная искалеченная харя. Буркала горят красным огнем, рот свело в зверином оскале, за ним ряды острейших желтых зубов. Носа нет, в окружающей тишине отчетливо слышится, как дыхание выходит через две дырки в черепе со свистом. Ладони белые, зато длинные ногти чернее угольной пыли. В правой руке странное приспособление, чем-то напоминающее шлифовальную машинку: ручка заканчивается блестящим диском, похоже на нож, оканчивающийся круглым лезвием.

— Собираются уничтожить прямо сейчас, — закончил мысль демон, от этого голоса толпа отшатнулась, даже Край отбросил всю осторожность, подскочил с кресла, готовый к бегству.

Со скоростью сороконожки людоеда демон вскидывает руку со странной штуковиной, диск закручивается, приспособление жужжит. Белые пальцы нажимают подобие спускового крючка, диск отсоединяется, летит к старику на трибуне. Все взгляды провожают диск взглядом, миг — голова четвертого слетает с плеч.

Толпа взрывается дружных «ахом», головы поворачиваются к демону, а тот не поменял положение — все еще протягивает оружие к толпе, три сотни глаза видят, как на месте прежнего диска появляется новый, распускаясь, словно цветок. Снова палец давит спуск, на этот раз блестящая молния диска отправляется в гущу людей. Не настолько помещение обширное, чтобы увернуться, сразу десяток человек падает замертво, у кого-то отрезает руку, либо шрам остается на теле.

И вот, страх перед демоном борется страхом за жизнь. Кто-то извлекает пистолеты, кто-то уже направляет на демона ружье. Сразу несколько выстрелов перекрывают стоны и крики ужаса, одновременно с этим жужжащее оружие демона выпускает третий диск. Все взоры направлены на демона, сразу пять пуль вырывают из его плоти целые куски, даже часть черепа слетает долой, но тот стоит твердо и выстреливает четвертым диском.

— Бежим! — раздается знакомый Краю голос усатого партизана. — К черному выходу!

Сотня людей — уже только сотня! — ломится куда-то, подхватывая детектива. Край ничего не понимает, слишком все быстро происходит, мозг не может переварить информацию. Благо, партизаны знают, куда бежать. Край просто следует за толпой, благо, река людей выносит куда надо. Словно опять приняв релаксанты, Край воспринимает окружающее в дымке страха и непонимания. Какие-то коридоры мелькают, из палаты выбегают голые люди. Позади то и дело жужжит страшное оружие демона, доносятся крики боли. Впереди показался человек в гражданской одежде с пистолетом в руке, но из рядов партизан кто-то снимает его первым. Крики боли сзади прерываются вспышками зловещего хохота — это демон радуется поживе. Краю кажется, это происходит не с ним. Точно не с ним. Такого не может быть вообще! Но оно есть, а крики, стоны и демонический хохот тому подтверждение.

Ясность мысли вернулась только во дворе Сумасшедшего Дома. Край вспомнил, как его водили сюда на прогулку, как серые пациенты бродили меж деревьев, наслаждаясь спокойствием от релаксантов. Теперь двор похож на ад. С высоких стен его обшаривают прожекторы, словно с небес, со сторожевых башен гремят мегафоны. Охрана предупреждает пациентов, что откроет огонь, если те не вернутся в палаты. Но вот усиленный технологией голос осекается на полуслове, а лучи всех прожекторов сходятся в одном месте. Демон в окружении ясного сияния еще ужасней. Его сильно повредили, в туловище зияют дыры, полвины лица как не бывало, но демон хохочет. Рука с дисковым оружием поднимается, блестящее лезвие улетает куда-то вверх, из динамиков раздается предсмертные хрипы. Трижды демон успел выстрелить, прежде чем стрелять начали в него. Пулеметная очередь застрочила, но быстро смолкла — демон успел ответить. Но пули полетели со второй башни, потом с третьей. Наконец и демона проняло — он побежал. Очевидно, пули не причиняли ему боли, но очередь могла превратить тварь в фарш. Его несколько раз зацепило, в груди прибавилось дыр, но он выстрелил дважды, на вершинах двух башен что-то взорвалось, и палить продолжили только с третьей. Хотя, недолго. Демону успели отстрелить левую руку, но не она держала страшное оружие, убившее последнего пулеметчика. Выстрелы смолкли, тварь переключила внимание на бегающих партизан.

Партизаны пробивали путь к воротам во дворе, за ними — спасение. Пулеметные очереди смолкли, зато вновь диск продолжил косить жизни. Толпа собралась у ворот, одержимая страхом и безумием. Десятки кулаков забарабанили по железу, не в силах проломить, и тут всем крупно повезло. Очередной диск пронесся сквозь скопище людей, унес пару жизней, врезался в ворота и срезал замок. Створы распахнулись под давлением, партизаны вырвались на свободу, словно плотину прорвало. Среди уцелевших бежал и Край. Бежал так, будто за ним гнался демон.

А сам демон ни за кем не гнался. Он взвалил оружие на оставшееся плечо и спокойно вышел следом. Он выполнил задачу, теперь в Трех Городах, помимо бастующих работяг и сбрендивших школьников, появится третья сила — партизанская. Правда, пришлось убить чуть больше трети, но оставшихся должно хватить. Выйдя за стены Сумасшедшего Дома, демон махнул трем фигурам на крыше соседнего дома и растворился в ночи, под звуки пчелиного жужжания. С небес послышались взмахи крыл и утробное рычание. Судя по звукам, крылья эти длиной не меньше пяти метров, да и рык принадлежит кому-то большому.

Край шел по Трем Городам и не узнавал их. Он столько лет работал в Розыске, излазал все улицы, знал каждый проулок, но теперь чувствовал себя гостем с другой планеты, как показывают в фантастическом кино. Даже атмосфера другая! Какие-то непонятные личности бродят с оружием в руках. Еще пару недель назад Край обязательно арестовал бы такого, но что может он без оружия, удостоверения да еще в серой одежде пациента Сумасшедшего Дома?

Оказавшись на воле, партизаны рассосались в ночи, будто ползучие собаки, минута, и Край остался в одиночестве. В организме релаксанты еще боролись с энергетиками, настроение скакало от безразличия до сексуального возбуждения, и все это замешалось на страхе перед демоном. Самым настоящим, мать его, демоне! Детектив еще помнил, как в бледную плоть входили пули, вырывали куски, а тому хоть бы что! А уж жужжание дискового оружия он не забудет никогда!

Ноги несли Края произвольно, он еще не решил, куда идти. В Розыск? Так это в Жилом Городе, пешком не добраться. Сейчас он на окраине Главного Города, может, пойти в Самый Главный Дом? Но вряд ли и там обрадуются мужчине в серой форме больного. Вообще, он только что совершил преступление — сбежал из Сумасшедшего Дома. В лучшем случае его ждет возвращение туда, а если вспомнить обстоятельства побега, могут и расстрелять. Хотя законами Трех Городов смертная казнь запрещена, Край прекрасно знал порядки. Сам пару раз убивал преступника по приказу Чифа, а уж кто командовал главой Розыска вообще яснее ясного.

Край брел, бросая взгляды по сторонам. Изысканные фасады Главного Города потускнели, окна не светятся, кое-где горят свечи, наверное, электричество отрубили. Всего две недели назад с местных тротуаром можно было есть, сейчас бычки, битое стекло и пустые пачки сигарет разбросаны с тщательностью, даже с какой-то математической последовательностью. Вокруг никого, но сразу за границей зрения чего-то шелестит, слышатся частые удары каблуков, и пахнет как-то странно, тревожно, что ли. Да-да, эдак с кислинкой и вонью только что испуганного тела. Инстинктивно детектив держался поближе к домам, скрываясь в тенях, что притянула гравитация стен. Среди звуков порой слышалось жужжание, в душе Края все сжималось, он представлял несущейся диск, но оказалось, просто странные ночные пчелы разлетались по Главному Городу. Может, они очередная напасть, подаренная пустошами жителям Трех Городов? Может, они ядовиты? Проверять не хотелось.

Впереди из-за угла что-то засветилось, словно в параллельном переулке жгли костры. Вполне может быть, если электричества нет. На всякий случай Край подобрал с тротуара пустую бутылку «Зеленой» — хоть какое-то оружие. Детектив остановился, огни разгорелись, оставляя на стенах размытые тени, вскоре из-за угла вышла группка людей с факелами. Поначалу Край подумал, это партизаны. Серая одежда, такая же, как на нем, но слишком молоды решительные лица в свете огня. К детективу шли дети, одетые в форму сумасшедших. Человек пятнадцать, у кого-то в руках факелы, кто-то несет транспарант. Они не заметили Края, а может, приняли за своего и прошли мимо. Детектив успел прочитать несколько лозунгов на картонках с ручками: «Секс спасет Три Города», «Все лучшее детям», «Мы любим вас!». В толпе шли не только мальчики, но и девочки, причем возраст колебался от десяти до восемнадцати. Идут молча и определенно целенаправленно. Край решил проследить за ними на расстоянии — все равно делать что-то надо, и в первую очередь, разобраться в ситуации. Понять, что произошло в Трех Городах за эти две недели.

Постепенно мозг прочищался, кровь разгоняла по венам лекарства, они выходили с потом, Край вспоминал профессиональные навыки. Если поначалу он просто пошел следом за группой подростков, не выпуская из виду, уже через полчаса спокойно позволил вырваться вперед. Нет смысла все время видеть преследуемого, если он оставляет следы в виде бычков и прочего мусора. Еще через пятнадцать минут Край вообще бросил слежку. Зачем, если и так ясно, куда шли школьники? Туда же, куда идут все остальные. Детектив больше не шел по тротуару, а двигался посреди дороги в окружении молчаливых и решительных людей. Со всех концов Главного Города реки народа стекались в одно место. В основном, путь держали люди двух типов. Первые — все те же подростки в серых одеждах; вторые — люди примерно возраста Края — тридцать-сорок лет, только их лица выражали дикую злобу и ликование. Эти надели простые рабочие комбинезоны Промзоны, только на спине вышивка буквы «П» перечеркнута, а-то и вовсе содрана. И все люди, сотни, а может и тысячи, двигались к Самому Главному Дому.

На подступах от людей стало тесновато. Если до того Край мог держать дистанцию, теперь справа, слева, спереди, сзади — плечи, головы, серые либо синие наряды. Синее и серое смешивалось, будто две лужи краски встретились; ближе к цели вокруг прибавилось разговоров. Весьма странных разговоров. Подростки говорили о важности образования, о недопустимости того, что в Университет берут одного из пятидесяти, о любви, о сексе… О сексе, пожалуй, разговоров больше всего. По обрывкам фраз, Край уяснил, что школьники предлагают уничтожить институт традиционного брака, максимально упростить процедуру женитьбы-развода, снизить ответственность партнеров. Словом, молодые хотели жениться и разводиться, ориентируясь на сиюминутные настроения. Переспали друг с другом, пошли, поженились. Надоело — развелись. В этом случае не будет раздела собственности, ни алиментов, потому можно остаться друзьями и после развода. Но сколько это может дать! Ведь тогда пропадет такой вид брака, как брак по расчету. Девушки не будут искать мужа исключительно, чтобы женить, а потом присосаться к кошельку. Какой смысл, если брак больше ничего не значит? Девушкам и женщинам придется думать о карьере, думать о будущем, придется быть сильными, не менее сильными, чем мужчины! Все эти разговоры Край находил наивными, но с зерном справедливости. Детектив помнил, каково это — развестись. Сколько инстанций надо пройти, потом выдержать испытательный срок, в результате начинаешь реально ненавидеть женщину, которую пару лет назад считал идеалом. Еще много чего предлагали молодые, но их настрой трудно назвать радикальным. Если бы не работяги, всех молодых разогнали бы уже давным-давно.

А вот в рядах рабочих витали идеи куда практичней. Если одним словом, все сводится к — «больше». Рабочие Промзоны хотели больше денег, больше прав, больше возможностей. Они требовали замены руководства Промзоны, предлагали выбрать нового Директора из своих рядов, путем голосования. Новоиспеченный профсоюз предлагали сделать основой, из него набрать начальников служб, механиков. Звучали и более радикальные лозунги. Лысеющий мужчина взобрался на старую угольную машину и предлагал заменить правительство Трех Городов на тот же профсоюз. Его многие слушали, ведь и он говорил здраво. Основа общества Трех Городов — именно работяги, а не министры и прочие руководители. Откуда Главе знать, что надо народу? А вот если сам народ изберет Главу из членов профсоюза, если у руля встанет человек, видевший все изнутри, он сумеет устранить несправедливости, проложит дорогу к светлому будущему. А профсоюз будет ограничивать власть нового Главы; если, как и нынешний, он начнет творить беззакония, его снимут и поставят нового. Вокруг машины собрались многие, кто-то кивал, кто-то даже кричал: «Браво».

Но мужчина остался позади, Край и река людей двинулась дальше. И чем ближе Самый Главный Дом, тем больше Край удивлялся. Разговоры вокруг поражали воображение; как столько новых идей могло родиться всего за две недели? Молодежь предлагала упразднить Розыск, посадить всех детективов в Тюрьму и создать новую организацию. Рабочие хотели, чтобы Глава выносил каждый новый указ на голосование всех жителей Трех Городов, в крайнем случае, на голосование профсоюза. Школьники хотели узаконить проституцию, сделать из шлюх полноправных членов общества, выплачивать зарплату и требовать налоги. Активно обсуждался вопрос мужской проституции. Работяги требовали от Промзоны строить каждому по дому, хотя бы небольшому. А то вон, у любого начальника службы по пятиэтажному особняку в Главном Городе, а многим рабочим приходится ютиться в однокомнатной квартире на окраине Жилого Города. Молодые хотели беспроцентные кредиты на покупку жилья, работяги вообще требовали закрыть Банк, а деньги разделить на всех. От идей, требований и лозунгов у Края голова шла кругом, и в этом он не одинок. Жителей Трех Городов пьянили идеи, впервые каждый мог предложить что-то свое, пусть даже революционное, пусть аморальное, и ему за это ничего не сделается — собраться по толпе прикроют, ведь не посадишь же в Тюрьму или Сумасшедший Дом всех! Несколько раз Край видел партизан. Хмурые они шли, озираясь, глазки бегают, ищут страшную фигуру в черном с дисковым оружием в оставшейся руке. Кто-то переоделся в простую одежду, кто-то не успел, выделяясь из серой реки школьников лишь возрастом. Но вот, толпа достигла цели — впереди за забором сияет окнами Самый Главный Дом.

За высоким решетчатым забором шеренгой выстроилась охрана и детективы Розыска в парадной форме. Коллеги Края совершенно не смотрятся на фоне охраны Самого Главного Дома. Детективы, конечно, мужики крепкие, но охранники больше напоминают сороконожек людоедов. Все на подбор высокие и широкие, тело скрывают пластины пуленепробиваемых доспехов, на бедре металлическая дубинка, в руках автомат, из-под шлема глаза смотрят спокойно. Детективов уже давно смели бы, а вот на охранников у толпы духу не хватает. Пока не хватает, по крайней мере…

Самый Главный Дом обступили тремя кольцами. Первое — охрана и детективы, второе — рабочие, третье — подростки. Два первых кольца вооружены огнестрельным оружием, подростки показушно безоружны, только картонные плакаты с надписями о мире, любви и равенстве в руках. Особая группа собралась у ворот — новоизбранные главы профсоюза. Тут в основном мужики за сорок, кряжистые, настроенные решительно. Они ведут переговоры с охраной за ограждением, отсюда не слышно, что конкретно, но по жестам, беседа пылкая. Люди в задних рядах тоже принимают участие, выкрикивают ругательства, требуют Главу. Очевидно, Край пришел как раз на разбор полетов. Двери Самого Главного Дома распахнулись, выпуская Главу Трех Городов, Директора Промзоны и директора Школы. Именно двух директоров решил взять на встречу Глава, в конце концов, это их подчиненные жгут костры за забором, пьют «Зеленую» и требуют его к ответу. Его, Главу Трех Городов! Глава старался не показывать, насколько взбешен, но получалось слабо. Оба директора шли по бокам, но на расстоянии, понимая, еще чуть-чуть и оба лишатся должностей, а может и жизни.

Секретарь подбежал, передал Главе мегафон. Не дойдя до ворот десяти метров, мужчина в красном костюме поднес усилитель голоса к губам, сказал грозно:

— Жители Трех Городов, я, как Глава, требую вас покинуть Главный Город и разойтись по домам! — толпа отреагировала бурно, взревела, кто-то выстрелил в воздух, но Главу это не поколебало. — Работники Промзоны, я отменяю вашу забастовку и отменяю создание профсоюза! Школьники, если вы немедля не пойдете домой, назавтра я исключу из Школы всех! Никто из собравшихся не получит аттестат, никто не поступит в Университет! Прочие недовольные, тоже расходитесь! Три Города переживают трудные времена, сейчас не время для…

И тут началось. В едином порыве второе кольцо нахлынуло к забору. Засияли вспышки — к ограждению провели электричество, десятки людей сгорели заживо, какой-то пласт рабочих и школьников смяли задние ряды, но и забор не устоял. Со скрежетом он рухнул, детективы и охранники открыли огонь на поражение, Глава повернулся и медленно двинулся вслед за удирающими директорами. Не спеша и спокойно он шел к Самому Главному Дому, точно зная, в спину ему стрелять не будут. Он же Глава! Правитель Трех Городов, владыка всех этих безумцев! Никто не посмеет, ни единая живая душа.

Хохот разорвал небеса, несколько мужчин и женщин в серых одеждах замерли в ужасе узнавания. Сегодня они уже слышали кошмарный смех за стенами Сумасшедшего Дома. Глава остановился, взглянул вверх. Из темного ночного неба словно отделился лоскут, через секунду рядом приземлилось нечто. Однорукое, с дырами по всему телу и странной штукой в руках. Демон распрямился, хрустя сломанными костьми, диск завертелся в оружии, глотка прохрипела так, что услышали все:

— Я забираю тебя туда, откуда ты пришел!

Взмах, и диск отрезал Главе голову. Толпа замерла, несколько тысяч человек смотрели, как падает обезглавленное тело правителя Трех Городов. Несколько партизан поспешили скрыться, Край смотрел заворожено.

— Ничего, — прохрипел демон, и снова его услышали все, — мы подберем вам нового Главу. Аха-ха-ха-ха-ха!!!

Он сделал несколько шагов к толпе, люди отхлынули, хоть их в тысячи раз больше. Демон попытался усмехнуться безгубым ртом, поднял оружие вверх, диск с кровью Главы вылетел и унесся в ночное небо. Под ногами демона появился тоненький лучик света и унесся ввысь вслед за диском. Не прошло и секунды, как все вокруг осветилось — демон стоял в столбе нестерпимо желтого сияния. Еще миг, и все кончилось. Демон исчез, как исчез труп Главы Трех Городов и отрезанная голова. Жители Трех Городов впервые остались наедине с будущим. Больше на их пути никто не стоял. Охранники побросали автоматы, признавая поражение, вдруг толпа взорвалась радостными криками. Они праздновали будущее, праздновали новое, не заботясь о старом. Колдовская ночь опьянила их, заведя в такие сети… Если бы они знали, если бы только знали…

Глава пятая, подраздел третий: наконец мы увидим Мрсовцев без грима и узнаем их планы на будущее Трех Городов и шестьсот шестьдесят шестой эпохи

Центральный зал базы МРС под Тремя Городами вновь собрал всех мрсовцев, в количестве пяти штук. Берэ Деконструктор сидел в кресле, позади мелькали картинки множества экранов, показывая радостных людей возле Самого Главного Дома. Дежурный еще не вернул себе мужской пол, он выглядел старой женщиной, курящей, и покручивающей трость из Абсолютного Онита в левой руке. Берэ явно доволен собой и тем, что сейчас происходит в паре километров над ними. Квазар и Эпсон переоделись, облачившись в полосатые комбинезоны, и смотрели на дежурного с легкой завистью. Вот черты старой женщины начинают таять, под серым нарядом вспыхивают зеленые молнии, волосы учительницы Берэты укорачиваются, седеют, лицо обрастает щетиной, нос удлиняется, кости вырастают, кожа бледнеет. Минута, и трость крутит уже привычный Берэ. Ни Эпсон, ни уж тем более Квазар не смогли бы изменить облик, да еще так быстро. Это — высший пилотаж, такое возможно только если полностью подчиняешь себе волю Замысла, это даже не управление вероятностями, но ближе к Абсолютному Чуду!

Чуть в сторонке, прямо на полу, поджав ноги, сидел мертвец Жюбо. В руках маленькое зеркало, демонтер рассматривает прежний облик красивого тридцатилетнего мужчины. Во второй руке гребень расчесывает длинные волосы так, чтобы седая прядь просматривалась четко. В родной эпохе Жюбо, родиться с проседью, считалось большой удачей, такому ребенку прочилось счастливое будущее. Жюбо лично поубивал бы тех идиотов, кто придумал дурацкую примету.

Убив Главу Трех Городов, мертвец вернулся на базу первым, и пока остальные подтягивались, воспользовался портативным Очистителем. Выкачав из тела весь Обезболиватель, Жюбо прошел сквозь положенные муки, но оброс мясом, кожей и волосами, вернув облик, что запечатлелся еще в аду, а как только стал прежним, обезболил себя по минимуму. Сейчас он хоть что-то чувствовал и радовался возможности обонять, осязать, ведь вскоре придется обезболиваться сильнее и эти чувства уйдут.

И наконец, пятый мрсовец лежал в дальнем углу и отдыхал после перелета между эпохами. Оранжевый вахтовый дракон похрапывал, не обращая на коллег внимания. Ему вся людская возня с восстановлением эпохи совершенно неинтересна.

Берэ прикрыл глаза, на лбу выступил пот, сейчас сознание дежурного борется с дикой болью. Доспехи из Поглотителя жгут не только кожу, страшное Зеленое Пламя продирается до сути, выжигает все три составляющих человека: тело, душу и разум. Но вот, боль отступает, медленно сдает позиции под натиском мозга Деконструктора; Берэ открывает глаза, в них сначала мелькает облегчение, но вскоре уже ирония и трезвость заполняют коричневые радужки.

— Ну что же, команда, — сказал Берэ женским голосом учительницы Берэты, — нас можно поздравить с блестящим началом!

— Мы сделали огромную Фабрику Мало, — пробурчал Эпсон. — Я не понимаю, как это поможет восстановить эпоху.

— А что за фабрика? — подал голос мертвец, оторвавшись от зеркальца.

— Фабрика Мало — это человеческое сообщество, поставляющее колдуну вероятности, — пояснил Квазар. — Вроде бы…

— Нет, Фабрика Мало, немного другое, — улыбнулся Берэ. — И у нас получилась не она. Фабрика Мало полностью прикована к колдуну, ее построившему. Мы же создали общество, генерирующее вероятности, но генерирующее в самих себя. Их вероятности не текут к нам.

— Ко мне текут, — сказал Эпсон еще мрачнее. — Рекой.

— А это потому, что ты принял слишком активное участие и направил рабочих в конкретном направлении, а не позволил им это направление выбрать, — сказал Берэ. — Но, ничего. Сегодня ты отправишься в Дельту Миров, и их вероятности останутся с ними.

— Я полечу? — брови магика взлетели вверх. — Зачем?

— Боюсь, нам не хватит месяца, — вздохнул Берэ. — У нас осталась неделя, а мы пока только начали. Но, будем надеяться, Долтон даст еще времени, если увидит, что у нас получается. А если Долтон откажет, тебе придется идти к Мастеру.

— А почему я?

— Ну, ты же все-таки магик, — пожал плечами Берэ. — Меня наши руководители и прочие «могучие колдуны» не особенно любят. Для этого я и вызвал вахтового дракона. Ты слетаешь в Дельту, доложишь о наших успехах, а мы пока продолжим.

— Каких успехах? — всплеснул руками магик. — Чего мы вообще добились?

— Мы сделали очень много, — сказал Берэ серьезно. — Смотри сам, мы разрушили прежнее общество, которое было обречено на неминуемую погибель, но это еще не все. Благодаря нашим действиям, теперь общество находится на развилке. Оно переполнено новыми идеями, мыслями, у него впереди сотни вариантов развития. Пройдет пара недель, и люди Трех Городов породят достаточное количество вероятностей, чтобы мы могли повести их по любому пути. А мы, естественно, выберем хороший путь для них.

— Я чего-то недопонял, — высказался мертвец. — Ну, про эти ваши вероятности.

— Они не наши вероятности, Жюбо, они — ихние вероятности, — Берэ указал на экраны, где жители заполняли Самый Главный Дом, ходили по коридорам, разглядывали богатую отделку и картины. — В этом вся и соль. Ладно, ты же не колдун, потому и не понимаешь. Мы, колдуны, управляем вероятностями, тем, что может произойти. То есть из всех дорог, по которым может пойти то или иное событие или ситуация, мы выбираем то, которое нужно нам. Например, человек выходит на улицу, когда на небе собрались грозовые тучи. Дождь может пойти, а может и не пойти. Если вышел колдун, он выберет дорогу, по которой дождь не пойдет. Если же выйдет простой человек, все будет зависеть от того, есть ли у него вероятность, по которой дождь не пойдет, а даже если она и есть, воспользуется ли он ей, а даже если и воспользуется, есть ведь другие люди, у них тоже есть вероятности. Но жители Трех Городов — не колдуны. А из-за того, что я деконструктурировал эту эпоху, у них просто не было хороших вероятностей, для них дождь шел всегда. Мы же запустили мощнейший процесс, и теперь люди вырабатывают вероятности почище Генератора Мало! Многие колдуны так поступают, но замыкают действие на себе, в результате все вероятности текут к колдуну, и получается Фабрика Мало. Но как только Эпсон улетит в Дельту, все вероятности останутся тут. Ладно, давайте я вам лучше покажу.

Берэ повернул кресло к экранам, под его одеждой опять вспыхнуло зеленым, телевизоры погасли. Дежурный продолжил, остальные слушали внимательно:

— Помните, я рассказывал, что пчелы Долтона рождены с помощью некоего абсолютного Знания, ала антизнания? Такого, которое показывает исключительно истинную картину, не замыленную самим Знанием. Так вот, они могут показать нам много интересного. Эпсон тут заявлял, что его Знания вполне ему достаточно, и что ему не нужны никакие пчелы, но сможешь ли ты увидеть это?

Экраны вспыхнули, выдав одну картинку. Теперь каждый монитор показывал только часть изображения, получилось, что картинка растянулась на всю стену. И показывали экраны Три Города с высоты птичьего полета. Наверное, волшебные пчелы могли взлетать так высоко, в отличие от обычных.

Три Города пылали кострами, Промзона по ним била все рекорды, рабочие праздновали победу профсоюза. Жилой Город — единственный, где осталось электричество — тоже не спал, молодежь продолжила пикеты, разгуливала по улицам, бесилась, веселилась. Главный Город освещен только в центре — в Самом Главном Доме идет переделка общества, его законов, там решают, как жить дальше, кто поведет остальных жителей в светлое будущее.

— Смогу, — сказал Эпсон насмешливо. — Легко смогу увидеть все Три Города безо всяких пчел.

— Погоди, — усмехнулся Берэ, — ты еще ничего не видел.

Вдруг картинка поменялась. Очертания Городов размылись, обратились плавными тенями, словно тьма заволокла Три Города.

— Это — вероятностная картинка, — пояснил дежурный. — Взгляните, в пустыне вообще сплошная тень, там нет положительных вероятностей. А теперь посмотрите внимательней. Видите светящиеся точки? Это — люди. И чем точка ярче, тем больше вероятностей у человека, тем больше у него путей развития.

Колдуны и мертвец присмотрелись, действительно, среди теней сияют маленькие человеческий фигурки. Пчела снизилась, стали различимы детали. Наиболее яркими выглядят подростки на улицах, чуть потемнее люди в форменных комбинезонах Промзоны. А еще от каждого рабочего в землю уходит тоненький ручеек света.

— Видите эту нить, что идет под землю? — спросил дежурный. — Это последствия того, что Эпсон перестарался с направлением людей в определенном направлении. Из-за того, что он вмешался слишком сильно, вероятности всех работяг потекли к нему. Но, ничего, мы это исправим.

— А кто это там так ярко сияет? — спросил Квазар.

Все еще раз пригляделись. Да, несколько точек сияют так, что невидно, кто это. Человеческая фигура скрыта ореолом чистейшего света.

— А, это партизаны, — отмахнулся Берэ. — Они заряжены вероятностями искусственно. Ну, вот, гляньте.

Один из десятков экранов перестал показывать Три Города, выдав картинку центрально зала базы МРС, где сидели колдуны. Вначале все смотрели на собственные изображения, а потом все заволокло тенями и вот на креслах сидят не люди, но столбы ярчайшего огня. Особенно ярко полыхает Эпсон, следом Квазар, а уж потом Берэ. Сияние дежурного словно уходит в несколько полосок, что идут по телу, его вероятности съедает бандаж из Поглотителя. Жюбо же вообще пропал с экрана, хотя, если присмотреться, на том месте непроглядно-черное пятно, куда чернее прочих теней на экране.

— Получается, партизаны — колдуны? — спросил Эпсон недоверчиво.

— Не совсем, — усмехнулся Берэ. — Но близко. Их кто-то заряжает вероятностями, возможно, правит ими колдун.

— Так вот почему я не мог прочитать их Знанием! — воскликнул Квазар. — Теперь все ясно.

— Ты не мог их прочитать, потому что их кто-то научил общаться через Знание, — поморщился Берэ. — Квазар, мальчик мой, кто тебе преподавал теорию колдовства? Знание с колдовством связано, но не так. Но сейчас не об этом. Партизаны определенно играют роль в том, что Три Города из раза в раз разрушаются, но с ними мы еще разберемся. Куда интересней вон та сияющая точка. Знаете, кто это? А, вон, кстати, еще одна!

— И кто? — спросил мертвец.

— Вон тот — Край, — палец Берэ указал на экран, где возле Самого Главного Дома полыхал неясный силуэт. — А вон там Нашкота и Кии. Об этом, Эпсон, кстати, тоже расскажи Долтону. Эти трое производят вероятности с удесятеренной силой, очень скоро судьба этих людей повлияет на всех жителей Трех Городов. Они станут ключевыми фигурами, все общество замкнется на них, и тогда получится настоящая Фабрика Мало, но вероятности будет поставлять уже им. А мы, в свою очередь, будем контролировать этих троих, чтобы направить общество куда надо.

— Так кто-то из них станет новым Главой? — не понял Квазар.

— Нет. Вернее, скорее всего, нет. Кто такой Глава? Всего лишь правитель, а нам ли, колдунам, не знать, как мало стоит номинальная власть. Нет, кто-то из них станет настоящим героем, примером для общества, который запустит все процессы. Они станут стержнем, на котором все замкнется. В истории любого государства, любого общества можно найти таких людей, которые повернули его, перевернули представление о том, как надо жить. Такие люди совершают подвиг, жертвуя собой, и становятся примером, или придумывают новые моральные принципы или, проповедуют, или пишут книгу, которая меняет всех и каждого. Именно на них мы сконцентрируем все общество, останется только повести, куда надо.

Все кивали, глаза Квазара остекленели, Эпсон обдумывал новую информацию, Жюбо улыбался. Впервые мертвецу показалось, что их задание не безнадежно.

— Когда мне отправляться? — спросил Эпсон. Ему не нравилось, что он спрашивает разрешения у младшего по должности, но даже магик признал, Берэ куда квалифицированней его.

— Как можно скорее, — ответил Берэ. — Пока ты тут, ты отбираешь вероятности у жителей. И связь твоя оборвется не раньше, чем через неделю, так что задержись пока в Дельте. Отдохни, побеседуй с Магистрами, может, выторгуешь нам еще чего-нибудь…

— В таком случае…

Эпсон поднялся и пошел будить дракона. Жюбо тоже встал, но тут же плюхнулся в кресло магика, Квазар отошел проводить непосредственного начальника. Когда мертвец и дежурный остались одни, Жюбо подмигнул Берэ, сказал заговорщицки:

— Ты чего-то недоговариваешь.

— О чем ты? — спросил Берэ притворно.

— Да ладно тебе, Берэ. Взять хотя бы этих партизан. Ведь не зря же ты выдал мне Убийцу Колдунов, чтобы я их, того…

Жюбо провел большим пальцем по шее, а потом кивнул на Убийцу Колдунов, валяющегося на полу. Дисковый Пулемет Гемморианской Армии, страшное оружие, из него и колдуна завалить можно, если не особенно сильный.

— Что-то тут не так, — продолжил мертвец. — Это, потом огромный разрыв в технологиях.

— То есть? — Берэ все еще делал вид, что не понимает, но в глазах блестят веселые огоньки.

— Я понимаю, из-за местной фауны МРС пришлось поднять медицину на высокий уровень, иначе бы тут никто не выжил бы. Но зачем настолько поднимать уровень психологии? Тут в Сумасшедшем Доме пользуются такими лекарствами и методиками, каких я не видел в нормальных эпохах, а ведь шестьсот шестьдесят шестая далеко не нормальная. И зачем МРС было делать Сумасшедший Дом такой влиятельной организацией?

— А сам как думаешь? — усмехнулся Берэ.

Позади заревел дракон, недовольный, что его разбудили, но Эпсон осадил зверя, и полез в кабину, Квазар помогал подняться на крыло.

— Что я думаю? Думаю, МРС ничего такого не делало, — покачал головой Жюбо. — Долтон совсем не идиот, он не дал бы такой рычаг торможения для общества в руки тупому Главе Трех Городов. Кто-то еще есть тут…

— Естественно, — кивнул Берэ. — Естественно, мой мертвый мальчик. Ты думаешь, Орден Одуванчика и все МРС не могли бы восстановить эту эпоху, если бы им кто-то не противостоял? Нет, на этой доске есть еще один игрок. Могущественный игрок, игрок, который знает, как вести партию, игрок, выигрывавший уже десятки раз.

— Но если он выигрывал у Долтона и Ордена, значит… — погрустнел Жюбо.

— Но этот игрок никогда не играл со мной, — усмехнулся Берэ. — Не беспокойся, Жюбо, все еще впереди. Главное, мы включились в игру. А дальше уже победит тот, кто предложит свои правила. Кто бы ни был этот загадочный кукловод, разрушающий все планы МРС вот уже столько сотен лет, я его найду, обезврежу и уничтожу. Игра продолжается, Жюбо. Игра продолжается…

Интерлюдия

Кабинет Долтона не изменился, все то же просторное помещение, тот же стол тот же Начальник за ним, только рядом удобное резное кресло поддерживает зад Магистра Биатриче. Старик с козлиной бородой и молодой мужчина в очках слушают Эпсона внимательно, кивают в ключевых моментах рассказа. Эпсон одет по-парадному, полосатый комбинезон сияет желтыми полосками, магик причесан и вымыт, стоит и отчитывается перед начальством.

— Таким образом у нас получилось нечто вроде Фабрики Мало, только вероятности текут не к нам, а к жителям Трех Городов, — говорил магик. — Теперь ситуация полностью под нашим контролем, я оставил указания остальным, а сам вернулся, чтобы попросить еще времени. Думаю, теперь мы можем рассчитывать на продолжение нашей операции.

— И все это придумал ты? — спросил Долтон.

— В основном, — поморщился Эпсон. — Берэ, конечно, советовал кое-чего, он ведь поопытней меня.

— Да, но идеи генерируют молодые. Биатриче, я же говорил, что он справится.

— А ты вырос, малчик, — проблеял Второй Магистр. — Улетал третьим уровнем, а вернулся почти пятым.

— Берэ меня кое-чему научил, — пробормотал Эпсон неохотно.

— Да, кое-что старики еще могут, — улыбнулся Биатриче. Магик покраснел. Он не особенно надеялся, что поверят, будто он все сам придумал, но попробовать стоило.

— Хорошо же, — сказал Долтон. — Естественно, ваша бригада получит еще времени, ваши достижения неоспоримы. А теперь ответь мне… вернее, нам, на один вопрос. Думаю, нас с Магистром интересует одно.

— Я слушаю? — обратился вниманием Эпсон.

— Ты поможешь нам с Биатриче завалить эту операцию, чтобы Мастер убил Берэ? — спросил Долтон невинным тоном.

— Конечно же! — Эпсон не колебался и доли секунды.

Оглавление

Книга 1 Служба Радости

  Пролог

  Подраздел первый: Посланники Дельты

    Глава первая, подраздел первый: герои не всегда видны, не всегда их героями можно назвать, но напрашивающаяся сама собой мысль, что они не герои вовсе, не всегда правильна

    Глава вторая, подраздел первый: в продолжение знакомства с героями, Любопытный Читатель уяснит себе, некоторые аспекты их службы

    Глава третья, подраздел первый: в которой говориться о том, как нелегка служба курьера и описываются многие ее аспекты в деталях

    Глава четвертая, подраздел первый: в которой Уважаемый и Терпеливый Читатель, наконец, дождется того, как герои отправятся в путешествие

    Глава пятая подраздел первый: где герои встречаются с типичными представителями триста тринадцатой эпохи и в первый раз попадают в неприятную историю

    Глава шестая, подраздел первый: где герои с блеском выходят из трудностей и осваиваются в триста тринадцатой эпохе

    Глава седьмая, подраздел первый: герои, наконец, становятся на след и продолжают приспосабливаться к жизни в России

  Подраздел второй: Начало серьезных неприятностей

    Глава первая, подраздел второй: где читатель ненадолго окунется в прошлое и увидит, подчас обычные люди, окружающие нас, далеко не так просты, как хотят казаться

    Глава вторая, подраздел второй: где мертвые герои встречаются с первым членом семьи Трохиных

    Глава третья, подраздел второй: где мертвые курьеры восстанавливаются после встречи со Светой, но главной частью, в третьей главе важно отступление

    Глава четвертая, подраздел третий: где загадок для мертвецов прибавляется, и они совершают два путешествия

    Глава пятая, подраздел второй: мертвые герои заводят новых и встречают старых знакомых, а также вспоминают некоторые аспекты былого. Ну и как завершение, Читатель получит еще одну загадку или ключ к повествованию

    Глава шестая, подраздел второй: порой, чтобы встретить друга, надо спасти ему жизнь

    Глава седьмая, подраздел второй: удивительная свалка Петра Трохина

  Подраздел третий: загадка семьи Трохиных

    Глава первая, подраздел третий: мертвые курьеры знакомятся с особенностями медицинского обслуживания триста тринадцатой эпохи

    Глава вторая, подраздел третий: где мертвые курьеры и Соня проводят военный совет и решают, как справиться с поставленной задачей

    Глава четвертая, подраздел третий: где мертвые курьеры опять попадают в Ростов и готовятся к визиту в Азов

    Глава пятая, подраздел четвертый: вторая глава в моем скромном труде, целиком и полностью посвященная семье Трохиных

    Глава шестая, подраздел третий: мертвые курьеры действуют

    Глава седьмая, подраздел третий: события на Цимлянской плотине

  Подраздел заключительный: Дым и зеркала

    Глава первая, подраздел заключительный: мертвые курьеры делают ряд предположений и шаг к разгадке всех тайн, нашей запутанной истории

    Глава вторая, подраздел заключительный: где мертвые в очередной раз готовятся к бою и отправляются в последний путь

    Глава вторая, подраздел заключительный: где мертвые курьеры, наконец, прибывают в особняк Жени Трохина

    Глава последняя, подраздел заключительный: все покровы сняты

  Эпилог

Книга 2 МРС — Магико-Ремонтная Служба

  Пролог

  Подраздел первый: И величие может быть низменным

    Глава первая, подраздел первый: где мы вспомним, что же такое Дельта Миров, познакомимся с интересными и не очень служащими МРС, и повстречаем старых знакомых

    Глава вторая, подраздел первый: Читатель познакомится с замечательным во всех отношения Начальником Магико-Ремонтной Службы, и, наконец, на сцену выйдет главный герой нашей истории

    Глава третья, подраздел первый: где мы узнаем некоторую предысторию, а наши герои, наконец, начнут работать на благо МРС

  Подраздел второй: шестьсот шестьдесят шестая эпоха

    Глава первая, подраздел второй: Где новая команда притирается друг к другу и начинает изучать восстанавливаемую эпоху

    Глава вторая, подраздел второй: Мы ненадолго оставим наших героев, дабы посмотреть на шестьсот шестьдесят шестую эпоху их глазами

    Глава третья, подраздел второй: Наши герои обсуждают, планируют, готовятся, разочаровываются и много-много-много-много говорят…

  Подраздел третий: взгляд изнутри

    Глава первая, подраздел третий: Где Уважаемый Читатель весьма удивится изменениям в повествовании

    Глава вторая, подраздел третий: Уважаемый Читатель убедится, что не только Берэ справляется с возложенной задачей

    Глава третья, подраздел третий: Мы наконец увидим самых важных людей Трех Городов и узнаем об их отношениях с «демонами»

    Глава четвертая, подраздел третий: Где сходятся пути и судьбы различных жителей Трех Городов

    Глава пятая, подраздел третий: наконец мы увидим Мрсовцев без грима и узнаем их планы на будущее Трех Городов и шестьсот шестьдесят шестой эпохи

  Интерлюдия Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg