Рак
Вообще-то наш город вполне можно пройти из конца в конец часов за шесть, если постараться. Но мы двигались гораздо медленней, потому что, во-первых, брат хромал, а во-вторых, приходилось прятаться от полиции. Почему нам – не имею ни малейшего понятия. Я вообще не понимаю, по каким законам на людей распространяется вселенская несправедливость.
Так или иначе, а вот уж кому бы и следовало бояться служителей закона, так это Раку. Он преследовал нас со вчерашнего утра, но мне казалось, будто это иллюзия, и он гонится за нами уже несколько лет. Рак был молодым человеком в полосатом костюме, при галстуке и с гладко зачесанными назад волосами. Обычно окружающие относились к нему доброжелательно и старались помочь. Вот уж не пойму, отчего. Нам он внушал ужас.
Рак – не как членистоногое. Рак как болезнь.
Ночевать у кого-то мы не могли. Двадцать первый век, единственное место, где можно заночевать за здорово живешь – полицейский участок. Мы спрятались в парке, в кустах. Я постелил куртку на траву, чтобы брат смог сесть и вытянуть ногу. Я понятия не имел, где в это время находился Рак, но думал, что еще далеко. Мы пили молоко прямо из пакетов и закусывали хлебом, по очереди впиваясь зубами в длинный французский батон. Брат спал, а я не смог. Во-первых, у меня уже не было куртки, чтобы лечь и накрыться, во-вторых, ужасно хотелось курить. Когда начало светать, наверное, в четвертом или пятом часу утра, я оставил брата и пошел искать табачный киоск. Вместо него я набрел на круглосуточный магазин, но стоило мне войти в дверь, как я тотчас же увидел его. У кассы расплачивался за покупки Рак. Он поднял на меня глаза, и я увидел, что они у него будто вывернутые: радужка черная, а зрачок бледно-голубой.
Я бросился бежать. Разбудил брата, практически взвалил его себе на плечо и потащил. Потом я уже сообразил, что можно было запутать Рака, повести за собой куда-нибудь подальше, я-то ему не нужен, но, увы, все крепки задним умом. Мы решили петлять и запутывать след вдвоем.
На закате дня мы кое-как доковыляли до новостроек. Прошли бы весь город взад и вперед, если б мне не приходилось волочить брата на себе. Я знал, что теперь делать привалы по первому желанию нельзя – Рак шел следом. Я это не просто знал, чувствовал где-то внутри. Как, знаете, бывает порой, когда смотришь какое-то время на предмет, и за секунду понимаешь, что вот сейчас он упадет или взорвется. Предвидение, которое не дает никакого преимущества.
Мы забрались в первый попавшийся недостроенный дом. Оба устали, и брат почти сразу же заснул, а может быть, упал в обморок. Он был еще бледнее, чем раньше. На его искалеченную ногу я смотреть не хотел. У нас в рюкзаке оставалось еще немного еды – молоко, наверняка, скисшее за день, немного хлеба и пол-пачки поломанной лапши быстрого приготовления. Я нашел рваный плед и котелок, видимо, оставленный на первом этаже рабочими. Где развести костер, я не знал. Встал, сжимая зажигалку в руках, над ворохом пожелтевших и испачканных краской газет.
И тут в дверь вошел Рак. Мы от него все-таки не убежали. Он двигался изящно, как танцор или вампир – впрочем, кто знает, возможно, он был и тем, и другим. Не замечая меня, Рак прошел в ту комнату, где лежал брат. Я бросился следом.
Спасаться было поздно, поэтому я просто лег рядом с братом и обнял его. Я хотел было попросить Рака, чтобы он убил и меня тоже, потому что, по сути, в моей жизни не было ничего важного, кроме брата, я бы без него просто не смог существовать, но так сказать ничего и не успел – перед глазами потемнело, рот онемел, и я провалился в небытие.
Когда я открыл глаза, уже рассвело. Кольцо моих рук опустело. Надо мной склонился Рак.
– А теперь убегать будешь ты, – сказал он, коротко хохотнул и пошел прочь, чтобы дать мне фору.
Сказка о красной собачке
В одной небольшой стране жили-были король и королева. У них была дочь – принцесса. Она отличалась всеми достоинствами, которые только можно было пожелать: хорошо пела и танцевала, складывала недурные стихи и знала все правила этикета. К тому же, природа наградила ее сочным, как лепестки розы, румянцем, ясными, как звезды, глазами, и длинными шелковистыми волосами. Несмотря на то, что королевство было небогато, к принцессе сваталось множество прекрасных принцев и благородных аристократов. Сама принцесса была приветлива со всеми женихами, и, быть может, у кого-то из них был бы шанс тронуть ее сердце, но этого никак не случалось – принцы могли пробыть в замке не дольше трех дней, после чего их просили уехать. Но если столь малого срока не было достаточно принцессе, то и король, и королева умудрялись заметить в претендентах изъяны задолго до истечения вторых суток. Тот – из слишком маленького королевства, тот – слишком беден, у того в роду бывали простолюдины – так рассуждал король. Этот сутул, этот горбонос, у этого некрасивые усы, а вон тот вовсе рыжий – придиралась королева. И таким образом, каждый жених оказывался отвергнут либо одним из родителей, либо другим.
Король и королева надеялись, что их прекрасная дочь найдет свое счастье с воистину не знающим себе равных женихом. На самом деле, они желали дочери только добра.
И вот однажды принцесса купалась со своими фрейлинами в озере. День был пасмурный, и фрейлинам быстро наскучило купаться, они вышли из воды и принялись сушить на берегу волосы. А принцесса поплыла все дальше и дальше, к самой середине озера, и так плыла, пока вдруг не ощутила, что кто-то держит ее за лодыжку. Да большой, мужской рукой! И не просто держит, а тянет ко дну!
Но стоило принцессе погрузиться под воду, как она поняла, что может дышать. Тогда она без страха огляделась, и взглянула на того, кто ее удерживал: то был юноша поразительной красоты и изящного телосложения. В его длинных зеленых волосах блистала роскошная корона, украшенная жемчугом.
– Не бойся меня, прекрасная дева, – сказал он, – я принц всего подводного мира. Я увидел тебя и сразу полюбил. Я готов сделать тебя счастливой – с этого дня и на веки вечные! Ты будешь носить на шейке жемчуг и кораллы, никогда не знать печали, и мои рыбки будут прислуживать тебе!
Это звучало заманчиво, да и юноша был красивее, чем кто-либо, виденный принцессой прежде, но она только помотала головой и сказала:
– Я не могу покинуть батюшку с матушкой, они будут по мне горевать!
Но подводный принц не отступал, и в итоге они условились с принцессой, что он явится ко двору с первыми осенними дождями, и посватается к принцессе честь по чести.
И принц подводного мира действительно явился, как только прошли первые осенние ливни, земля раскисла, а озеро набухло. Приехал он в перламутровой карете, запряженной неподкованными черными лошадьми. Король и королева встретили гостя со всеми причитающимися почестями. Они намеревались поступить с ним так же, как с предыдущими женихами своей дочери, но, стоило им его увидеть, как они изменили свое мнение.
«Какой богатый у него наряд и какие породистые лошади! – подумал король, – а как почетно породниться с властителем не просто жалкой странишки, а всего подводного мира!»
И хоть короля смутило, что кони без копыт, с мягкими ногами, и оттого не подкованы, а сам принц зеленоволос и слишком бледен, он не подал виду.
«А какой он хорошенький! Красавца лучше не сыщешь во всем свете! – думала тем временем королева, – моей дочери очень повезет, если она выйдет за него замуж!»
И хоть королеве не понравилось, что принц живет не на земле, и, очевидно, что не сможет вступить с ее драгоценной дочерью в христианский брак честь-по-чести, королева промолчала.
Принц привез множество диковинных подарков, и, стоило королю с королевой их увидеть, как те полностью позабыли свои страхи.
– Иди скорей сюда, наша доченька! – позвали они.
И принцесса спустилась из своих покоев.
Увидев ее, принц очень обрадовался. Он сказал, что привез ей нечто совершенно особенное, что скрепит их союз навечно. Принцесса думала, что это будет кольцо, но нет: принц преподнес невесте спящую на черной бархатной подушечке собачку. Собачка была очень милая, маленькая, и красная, как боярышник. Во всем мире не было существа столь же прелестного, как этот зверек.
– Это залог нашей любви, – сказал принц, – я буду с тобой, пока жива эта собачка. Смотри, береги ее!
А через два дня принц уехал. Хоть на этот раз король с королевой уговаривали его остаться, он был неумолим.
В следующий раз принц явился, когда выпал первый снег. Он приехал в серебряной карете, украшенной жемчугом, и запряженной двумя белыми быками. Принц и на сей раз привез много подарков, был мил со своей невестой и очаровывал всех. Он с удовольствием ласкал собачку – свой подарок – которой принцесса повязала на шейку ленту. И, как раз гладя песика, принц сказал:
– Я подарил Вам питомца, миледи, так и Вы подарите мне кое-что.
Принцесса опустила ресницы.
– Что будет угодно?
– Вашу туфельку. Когда я приеду в следующий раз, Вы мне ее отдадите.
И через несколько дней принц уехал, хоть все просили его остаться еще ненадолго.
Принц вернулся весной, с первой оттепелью. Он приехал в карете, украшенной бриллиантами, запряженной двумя красными волами. И на этот раз он щедро одарил всех, был так же приветлив и изящен, как прежде. Он с удовольствием смотрел, как лоснится шерсть подаренной им собачки, как она пополнела на вкусной еде.
Принцесса преподнесла обещанную жениху туфельку на белой подушечке. Принц пришел в восторг! Он поцеловал свою невесту, затем красную собачку, затем туфельку. Но, как оказалось, ему было мало. Как только настал вечер, он сказал принцессе:
– Я подарил Вам питомца, так и Вы подарите мне кое-что.
Принцесса присела в реверансе.
– Что будет угодно?
– Локон Ваших великолепных волос. Когда я приеду в следующий раз, Вы мне его отдадите.
И через день принц вернулся в свое подводное царство.
Принц возвратился, когда на деревьях появились первые почки. Он ехал в коралловой карете, запряженной двумя красными псами. Он снова преподнес множество диковинных вещей всем обитателям замка – от короля и королевы и до последнего слуги. Принцесса торжественно вышла навстречу жениху с черной бархатной подушечкой, на которой лежала прядь ее волос. Принц радостно засмеялся, когда увидел подарок. Он по очереди поцеловал свою невесту, затем еще больше похорошевшую красную собачку, затем приложил к губам отрезанный локон, после чего спрятал его в медальон. Но, как оказалось, принцу и этого не было достаточно. Как только настал вечер, он сказал принцессе:
– Я подарил Вам питомца, так и Вы подарите мне кое-что.
Принцесса покорно склонила голову.
– Что будет угодно?
– Ваш очаровательный пальчик. Когда я приеду в следующий раз, Вы мне его отдадите.
И на следующий же день принц вернулся к себе в озеро.
Принцесса безутешно плакала несколько недель кряду, напуганная тем, что ей придется сделать. Но любому горю приходит конец. Близилось лето, а значит, новый визит принца, и принцесса пошла прогуляться в лес, чтобы подумать, как же ей быть: терять палец не хотелось.
Шла она и шла, и вот навстречу ей из чащи выехал рыцарь на белом коне в сияющих доспехах. Он подумал, что принцесса потерялась, и предложил ей свою помощь.
Но она отказалась, и тогда рыцарь спросил, отчего же, в таком случае, она так грустна. Принцесса рассказала, что она – невеста подводного принца, и залогом их союза служит красная собачка, что принц требует от нее подарка, который она не хочет ему отдавать. Выслушав ее, принц покачал головой:
– Если ваш союз заключен при помощи красного пса, а не кольца и Господнего благословения, так прогоните собаку, и так ваше соглашение будет расторгнуто, Вы сможете выйти замуж за кого-нибудь получше!
Принцесса обрадовалась, возблагодарила рыцаря и побежала скорей домой.
Она успокоилась, хоть ей и было жалко собачку, но пальчик свой было еще жальче. И принцесса выставила песика за дверь. Но следующим же утром собака оказалась на прежнем месте, на своей пуховой подушечке. Принцесса снова выкинула зверька на улицу, но на следующее утро все повторилось. И так продолжалось до самого приезда принца из подводного царства.
Он на сей раз приехал в красной карете, запряженной двумя красными драконами, как только начали собирать урожай. Подарки он привез только королю и королеве. Принцесса не вышла навстречу жениху: только увидев, что к замку подъезжает ее жених, девушка бросилась выгонять собачку, но та заупиралась, и тогда принцесса схватила пса, посадила в чулан и заперла на ключ, а ключ выбросила в окно.
Принцу пришлось самому прийти в покои своей невесты, чтобы увидеть ее.
– Где мой подарок, и где подарок для меня? – спросил он.
Принцесса сказала, что собачка потерялась, а значит, их союз должен быть расторгнут, надеясь, что принц тотчас же уедет. Но вместо этого принц бросился на поиски своего пса. Он обшарил весь замок, пооткрывал все двери, пока не нашел ту, за которой принцесса прятала собаку. Принц взломал дверь и вернулся к невесте с животным на руках. Ну что ж, делать нечего, обещания надо выполнять – и принцесса взяла у слуг топор, и отрубила себе мизинчик. Положила на красную подушечку и поднесла своему жениху. Принц захохотал и поцеловал сперва красного песика, затем отрубленный палец, и уж после – свою невесту.
Но и пальчика было мало для принца. Когда закончился ужин в тронном зале, он обратился к своей невесте:
– Я подарил Вам питомца, так и Вы подарите мне кое-что.
Принцесса едва сдержалась, чтобы не заплакать.
– Что будет угодно?
– Вашу хорошенькую головку. Когда я приеду в следующий раз, Вы мне ее отдадите.
И тем же вечером он покинул замок.
Принцесса снова принялась было плакать, но вскоре вспомнила, как встретила в лесу рыцаря, который дал ей совет, тотчас же оделась и пошла в лес. Долго она бродила по заросшим тропкам и полянкам, не встречая никого, кроме зверей. Ничто не указывало на то, что ей повезет снова столкнуться с тем рыцарем. И правда – вскоре девушка завидела кого-то, идущего по тропинке меж кустов боярышника. Но то был не рыцарь – опираясь на узловатую клюку желтой рукой, семенила завернутая в лохмотья старушка. Любую другую аристократку вид дряхлой нищенки бы напугал, но принцесса увидела, что лицо у нее доброе, и похожа она на ее старую кормилицу. Принцесса подошла поближе и спросила:
– Вы не заблудились, бабушка? Может быть, Вы ищете что-то, что здесь потеряли?
Старушка в ответ засмеялась, и ответила:
– О нет, дитя мое, из нас двоих только ты заблудилась. Да ты и потеряла кое-что – ну-ка, покажи руки!
Принцесса вспомнила о своем несчастье и горько заплакала. Старушка погладила ее по плечу.
– Ну-ну, утешься, крошка, есть способ помочь тебе не потерять голову. Но для этого тебе понадобится много мужества. Я знаю этого принца, у него было тридцать жен, и ты – тридцать первая. От каждой он просил головы, и, получив ее, выставлял череп у себя возле замка, как трофей. Уж я-то знаю, я сама была невестой его отца, тридцать первой – и смогла разорвать с ним помолвку. Если в сердце у тебя не уголек, а пожар, моя девочка, и ты сможешь.
И старуха сказала ей, что делать.
Принцесса вернулась в замок крайне задумчивой. Непросто было то, что предложила ей старуха. Но стоило девушке войти в свои покои, как с улицы раздался шум: принцесса выглянула в окно и увидела, что к замку приближается черная повозка, запряженная черными драконами. Тогда принцесса схватила своего красного песика и схватила нож, зажмурилась и ударила. Она надеялась, что собачка окажется волшебной, ненастоящей, но нет. На руки и платье девушки хлынула настоящая, горячая кровь.
А принц уже стучался в ворота.
Принцесса накинула на себя плащ, чтобы скрыть пятна крови, и вышла к нему.
– Вот и моя невеста! – рассмеялся принц, – отчего же Ваша прелестная головка еще на плечах, а не на красной подушечке, как я просил? Ведь я подарил Вам красную собачку и не многого прошу взамен.
– Ваша собачка умерла, и договор меж нами расторгнут. Возвращайтесь в свое озеро и больше не приезжайте к нам, – сказала принцесса.
– Вы лжете! – закричал принц – Вы наверняка просто где-то прячете пса! Потому что боитесь, потому что вы слишком неблагодарны, чтобы платить подарком за подарок!
Тогда принцесса сбросила плащ и показала пятна крови на платье и руках.
Принц взвыл, как ветер, увидев это, мгновенно начал увеличиваться в размерах, темнеть, подобно туче, и грохотать, как гром. Принцесса испугалась было, что он убьет ее молнией, но принц лопнул – и пролился на землю дождем.
Конец
Послесловие
А если кому-то интересно, что произошло с принцессой дальше, то она вышла замуж за того рыцаря, которого встретила в лесу. И пусть он был беден и не очень знатен, да и усы у него были некрасивые, но он никогда не требовал у своей жены ни пальчика, ни пряди волос.
И старушку из леса они взяли к себе в замок, и ела она до самой смерти только из золотой тарелочки да серебряной ложечкой.
Разумеется, это сказка, которую не следует воспринимать буквально. Я писала ее, думая об отношениях, которые принято называть токсическими или абьюзивными – проще говоря, об отношениях с мучителем. И самое страшное, самое сложное в этих отношениях то, что приходится резать по живому, чтобы выпутаться из них. Иногда, тебе приходится убивать – нечто прекрасное, нечто дорогое тебе, и существовать с памятью об этом. И о том, что ты сделала это, чтобы не погибнуть самой.
Собачка в этой истории символизирует ту часть, которая чудесным образом остается прекрасной, даже когда в остальном отношения ужасней преисподней.
Это просто книга
Вообще-то Элис просила у библиотекарши Льюиса Кэролла. Ей нравилось, что главную героиню зовут так же, как и ее, а еще что книгу можно было перечитывать, находя в тексте каждый раз что-нибудь новое. Но библиотекарша дала ей другую книгу: какого-то К. С. Льюиса. Элис обнаружила это уже только когда прошла половину пути до дома: вынула томик из сумки, чтобы перелистать и полюбоваться на ставшие родными картинки… и обнаружила, что держит в руках совсем не то, что ожидала. Элис расстроилась – но только чуть-чуть. Она слышала об это книге – «Лев, колдунья и платяной шкаф» и «Принц Каспиан» под одной обложкой. Девочки в школе хвалили эти истории. Вот только с ней девочки не общались. Элис бы чувствовала себя одиноко, если б не книги, половина из которых была полна такими же детьми, как она: замкнутыми, не вылезающими из читального зала, мечтательными.
Раньше, в детстве, до смерти родителей, Элис дружила со множеством девочек, но когда она попала на попечение тетки Дэллы, все от нее отвернулись. Нетрудно было догадаться, почему: тетка Дэлла была «городская», и это слово половина Грейдэлс-виллидж произносила с характерным пренебрежительным намеком. К тому же, тетка Дэлла не ходила в церковь, не верила в Бога и отучала от этого Элис (уже почти окончательно отучила). И, как последний довод, тетка Дэлла была в разводе. Как только выяснились все эти обстоятельства, всем девочкам из класса Элис вдруг запретили с ней общаться родители. Китти, может быть, тоже запрещали, но она все равно общалась – пока они с Элис не рассорились из-за книжки. Элис одолжила подруге свою самую любимую книгу, «Хоббита», а та уронила ее прямо в лужу, еще и пыталась это скрыть! Элис смертельно обиделась. Они с Китти не разговаривали с самого мая – то есть, вот уже два месяца. В школе они, наверное, быстро бы помирились, так как сидели за одной партой, но пока длились каникулы, девочкам удавалось избегать друг друга.
Элис сбежала с пригорка, тормозя носками сандалий и поднимая тучу пыли, словно маленький энергичный поезд. Вот и дом! На фоне заката – черный силуэт, ритмично сгибающийся и распрямляющийся. Тетка Дэлла снова корчует пень, подумала Элис.
– А вот и я!
Девочка вбежала в распахнутую калитку, немного сбавив скорость: чтобы тетка успела положить топор. Этот ритуал встречи повторялся каждую неделю, когда Элис возвращалась из библиотеки. Тетка Дэлла возилась в саду, но при виде племянницы откладывала дела и раскрывала объятия, затем обнимала Элис и немного приподнимала ее, смеющуюся, над землей. Руки у тетки Дэллы маленькие, как у мамы, но шершавые, как у папы, и глаза – тоже как у мамы, а рот узкий, учительский. Но это уж Элис сама придумала или где-то вычитала, никогда она на самом деле не видела, чтобы у учительниц были какие-то особенные рты.
Когда тетка Дэлла увидела, что выдали Элис в библиотеке, она ничего не сказала, только покачала головой: точь-в-точь как в тот раз, когда им на улице встретился викарий с дочерьми, и он прижал детей к себе ограждающим жестом, а потом перешел с ними на противоположный тротуар.
На следующий день, едва позавтракав, Элис побежала в сад, чтобы там читать, сидя в гамаке: многострадальный пыльный носок сандалии уперт в землю, помогая немного раскачиваться. Тетка Дэлла говорила, что от этого у Элис скоро заболит голова или закружится, но девочка еще ни разу не чувствовала ничего подобного.
К. С. Льюис оказался не так уж плох, во всяком случае, Элис понравилась Люси. Погруженная в чтение, она не сразу расслышала непривычный для Грейдэллс-виллидж звук: тарахтящий мотор приближающегося автомобиля. Девочка вскинула голову, затаив дыхание, повела глазами справа налево по всей длине улицы, откинулась в гамаке на спину, подаваясь назад, чтобы заглянуть за угол их с теткой дома, но машина не спешила появляться, хотя явно кружила где-то неподалеку.
И вдруг прямо у крыльца притормозил красный «Эльдорадо Бруэм» (конечно, марки Элис не знала, уже только годы спустя прочитала в каком-то журнале и сразу узнала машину на фото). Дверь бесшумно распахнулась, и из темного салона вышел статный молодой мужчина в белом костюме. Элис смотрела на него, открыв рот. На минуту ей показалось, что сейчас с ней начнут происходить удивительные вещи, с этого дня будет положено начало таинственным приключениям, как у Люси Певенси или Алисы. А потом незнакомец подошел к заборчику, оперся на него локтями, и очарование пропало, спугнутое звуком его голоса:
– Девочка, доброе утро! Не бойся меня. – Она ничуть и не боялась, но, может быть, мужчина принял ее внимательный взгляд за свидетельство паралича от страха? – я всего лишь хотел спросить дорогу. Ведь это Грейдэлс-виллидж? Это здесь продается особняк на холме?
Элис молча кивнула, и тут на крыльцо вышла тетка Дэлла с корзиной мокрого белья. Одного ее подозрительного выстрела прищуренных глаз в незнакомца в белом костюме хватило, чтобы мужчина спрятался обратно в скорлупу своего роскошного автомобиля – юрко, словно втянула рожки улитка. Уже к вечеру Элис забыла о нем.
А вот незнакомец о них не забыл.
Оказалось, мужчину в белом костюме и красной машине звали Роджер Блум – во всяком случае, так он подписывал открытки, которые начал присылать тетке Дэлле. Та относилась к ним совершенно равнодушно («Это всего лишь куски раскрашенного картона!»), тогда как Элис хотелось, чтобы тетя была с мистером Блумом поласковей. Может быть, думала девочка, она снова выйдет замуж, и будет счастлива, в конце концов, ей и тридцати нет! Ведь так было в каждой книге, что Элис читала: принцесса говорила принцу «да», и на том все ее злоключения кончались, начиналось «жили они долго и счастливо». Но тетка Дэлла была холодна, как Снежная королева – целую неделю, пока мистер Блум не подъехал лично к самой калитке дома Элис.
– Не будьте столь суровы, в самом деле! Я всего лишь подумал, что Ваша племянница найдет прекрасное общество в лице моего сына. – И мистер Блум указал рукой на мутное стекло, скрывавшее фигуру на заднем сиденье. – Ему пока трудно освоиться на новом месте…
Тетка Дэлла перестала хмуриться и даже не стала поправлять мистера Блума, когда он назвал ее на прощание «мисс», а не «миссис».
– Что ж, ладно, – сказала она, когда «кадиллак» исчез из виду, – тебе действительно нужны друзья, Элис. Значит, в следующую субботу мы идем в кафе «Журавль» с мистером Блумом и его сыном.
Но в голосе тетки не слышалось воодушевления.
Впрочем, они с Элис немало развлеклись, готовясь к вечеру в кафе. Элис уговорила тетку съездить в город, чтобы там ей сделали красивую завивку (у девочки был свой интерес – каждый раз, когда они ездили в город, тетка Дэлла не могла пройти мимо книжного магазина и обязательно что-нибудь покупала и себе, и племяннице). На этот раз уловом Элис стало красочное издание «Тима Талера» в суперобложке.
Из города они возвращались воодушевленные, полные радости, но им было не суждено донести свое хорошее настроение до дома. На пути Элис и тети, словно черт из табакерки, возник викарий. Он повел носом так, словно от тетки Дэллы пахло не духами, а серой, и спросил, когда он, наконец, увидит их с племянницей на мессе.
– Полагаю, что никогда, если только нам не придется прятаться от дождя в церкви, – недружелюбно сказала тетка Дэлла. Викарий побагровел.
– Вижу, Вы полагаете, что тщета мирская – вот эти вот финтифлюшки, книжки, кудряшки – это то, что сделает вас счастливой? Или, что еще хуже, думаете, встречи с мужчинами…
– Ну это уж не ваше дело! – Вспылила тетка Дэлла. Она выпрямилась, выставляя грудь, как щит – ну настоящая валькирия! Элис слышала эту историю, что во время войны в дом тети попал снаряд, когда она там была, но она не только выжила – отделалась всего лишь вывихнутым запястьем. Дэллу сам черт не берет, говорил папа. Так что слова ей вовсе нипочем были.
– Будьте осторожны, – сказал викарий, удаляясь. – Дьявол рядом с Вами.
Тетка Дэлла фыркнула.
– Дьявол там, где допускают его существование.
Вечер с Блумами прошел чудесно.
Мистер Блум и тетка Дэлла много танцевали – Элис даже залюбовалась, как красиво они смотрятся вместе, словно принц с принцессой! А девочка сидела с сынишкой – оказалось, его зовут Блу. Очень смешно на слух: Блу Блум. Мальчик, ровесник Элис, был тихий и немного печальный, но Элис он очень понравился. Блу совсем не походил на крикливых мальчишек из ее класса, которые только и знали, что щипаться да дразниться. Блу блеклым голосом предложил Элис как-нибудь прийти к ним домой, чтобы он мог показать ей свою коллекцию бабочек.
– Знаешь, каждая аккуратно нанизана на булавку и высушена. Видно, какие у каждой красивые крылышки.
Элис это не понравилось, но она из вежливости не стала критиковать. Лучше б он собирал марки, подумала она, а еще лучше – читал книжки, но что поделать, придется дружить с тем, с кем получается.
В полночь хозяин кафе попросил посетителей разойтись по домам. Мистер Блум пытался договориться с ним, чтобы их компании позволили остаться до трех часов утра, но владелец кафе остался непреклонен.
– Да и детям пора спать, разве нет? – Сказала тетка Дэлла. Она выпила, и теперь ее едва заметно пошатывало, но, как известно, тетку Дэллу сам черт не брал, что уж говорить о паре бокалов бренди!
Мистер Блум попросил сына и Элис выйти подышать свежим воздухом, пока он «кое-что скажет на ушко» тете Дэлле. Блу покорно двинулся к дверям, словно заводная игрушка, и Элис пришлось поспешить за ним. На миг ей показалось, что если не остановить мальчика за рукав, он забредет неизвестно куда.
Летняя ночь была теплой, как микстура – уж лучше жара или холод, подумала девочка, переминаясь с ноги на ногу на крыльце.
Дверь в кафе осталась открытой, в глубине, на фоне гаснущих огней, темнели два силуэта. Элис не видела, что там произошло между мистером Блумом и тетей Дэллой, но услышала возмущенные голоса, виноватое и растерянное бормотание мистера Блума:
– Я… я просто…
– Имейте стыд, – тетка ядовито выделила последнее слово, – сэр! Я Вам ничего подобного не позволяла!
Элис воровато кинула взгляд на взрослых. Неприлично подсматривать… да она все равно ничего и не видела, только смутные тени.
– Мы уходим, сэр.
Через пару секунд рядом с Элис возникла тетка Дэлла. И губы ее были сурово поджаты, как пишут в книжках, словно у учительницы.
На следующий день пришла очередная открытка: приглашение в дом мистера Блума. Тетка Дэлла бросила ее в камин, едва прочитав, и сказала:
– Наглец!
А потом тряхнула сохранившимися с вечера кудрями и пропустила пряди между пальцев, будто стыдясь их.
– Я пойду к мистеру Блуму, да. Чтобы выяснить все до конца. Я не хочу, чтобы он возле нас вился. И ездил к нам, и приглашал.
Элис молча пила молоко.
– Ты со мной не пойдешь. Почитай где-нибудь на улице.
– Хорошо.
Ну и ладно. Элис не очень-то хотелось к мертвым бабочкам Блу, хотя на иного друга она пока не могла рассчитывать.
Элис только вечером узнала, что тетка Дэлла увидела в доме у мистера Блума: золото, дорогие безделушки, чучела животных на стенах, и отделка кругом такая, что становится ясно сразу, хозяин не поскупился. Только тетка Дэлла не промах, она сразу сообразила, что дело нечисто, не мог мистер Блум так быстро полуразрушенный дом в порядок привести.
И вот села тетка в гостиной под одно из клыкастых чучел на стене, чувствуя, что кресло такое мягкое, словно чей-то язык, и приготовилась слушать мистера Блума. Он суетился – предложил теплый чай, какие-то конфетки, но тетка только молча ждала, пока он перестанет крутиться и заговорит.
Наконец, мистер Блум унялся. Но лучше бы он не говорил!
– Мисс Дэлла, – сказал он, теребя крышечку сахарницы. – Вы молодая женщина. У Вас впереди вся жизнь… Я знаю, что Вам хотелось бы вернуться в город.
– Я и вернусь, когда Элис поступит в колледж.
Мистер Блум саркастически хихикнул.
– А если я предложу Вам… наладить свою жизнь куда быстрее? Например, немедленно?
Повисла пауза, противная и раздражающая, как ком пыли. Как теплый чай на столе.
– Только отдайте мне Элис.
– Вы сумасшедший!
Тетка Дэлла вскочила. Мистер Блум потянулся к ней, но отпрянул от воинственно оттопыренного локтя.
– Подумайте, мисс Дэлла. Я не всю ее прошу, только душу!
Но тетка Дэлла уже не слышала, спеша к выходу. Она уже пришла разочарованной в мистере Блуме и ожидала лишь подтверждения сложившемуся мнению. Что ж, она получила его с лихвой.
Тетка Дэлла полагала, что мистер Блум – сумасшедший, но не настолько, чтобы рискнуть еще раз приблизиться к ней с Элис. Однако про Блу она совершенно забыла. Впрочем, Блу про нее вместе с племянницей тоже забыл. Элис увидела его на следующий день, когда пошла сдавать в библиотеку «Хроники Нарнии» (теперь у нее была своя книга – «Тим Талер…»). Блу стоял рядом с рыжей девочкой, в которой Элис даже издалека без труда признала Китти. Сперва Элис обиженно подумала: ну вот, спелись! И без нее! Ну и пусть, ну и пусть! Но не успела Элис приблизиться, чтобы с гордым видом пройти мимо, как услышала истошный визг Китти. Позабыв про их ссору, Элис со всех ног припустила по направлению к подруге, развивая неожиданную для маленькой пышечки скорость.
– А ну брысь! – Крикнула она заранее, даже не видя, что делает Блу. Китти не заметила подругу, с ужасом глядя на свое запястье. Да и Блу также не заметил Элис: он пытался пришпилить мертвую бабочку, насаженную на булавку, к руке Китти.
Элис рассвирепела. Она сунула книжку под мышку и толкнула Блу. Он качнулся от удара в грудь и вяло, беззлобно посмотрел на девочку. Китти перестала визжать, ощутив, что рука ее свободна, прижала под ключицы кулачок, дрожа.
– Иди отсюда, – сказала Элис, стараясь подражать суровым интонациям тетки Дэллы, – и больше не подходи к моей подруге, понял?
Она толкнула его еще раз, выронив при этом «Хроники Нарнии» на землю, и тут Блу закачался, словно не умел держать равновесие как следует, закрыл глаза и рухнул навзничь – ни дать ни взять игрушечный пупс! И голова его треснула, как у фарфоровой куклы, но вот только из дыры побежали совсем не кукольные насекомые. Китти снова завизжала, и тут уж к ней присоединилась Элис. Они бы долго так стояли и вопили, если б их внимание не отвлекло нечто куда более страшное, чем мертвый ненастоящий мальчик. Что-то зарокотало, как «кадиллак» мистера Блума, но то был не автомобиль: с холма, где на отшибе стоял особняк новых жителей Грейдэл-виллидж, на поселок с удивительной скоростью спускался самый настоящий смерч. Элис такие прежде видела только на картинках в книжках.
– Китти, ты слышишь?
Это был не обычный смерч. Колдовской, дьявольский – и кричал он грозно голосом мистера Блума, грозя всяческими карами.
– Бежим!
Девочки сорвались с места и бросились прочь, подгоняемые в спину ветром, словно гигантскими руками.
– Элис, погоди! – Крикнула Китти, разворачиваясь. – Как же твои «Хроники Нарнии»?!
– Брось! Это всего лишь книги!
В этот момент Элис поняла, насколько глупой была их размолвка с Китти. Подруга не хотела испортить ее книгу и не сказала Элис о том, что уронила «Хоббита» в лужу, чтобы не расстраивать. Все это девочка думала на бегу, пыхтя и отдуваясь. Длинноногая Китти уже догнала ее, теперь подруги бежали вместе. Смерч, рокоча, катился сзади, но не сокращал расстояние между собой и жертвами. Словно не пытался догнать… а вел куда-то. Элис с ужасом поняла, куда, когда ноги привычно заскользили с пригорка, вздымая пыль.
Вихрь мчался прямо к их дому. И вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась тетка Дэлла: ветер треплет кудри, развивая и развевая, пылит в лицо, юбка заворачивается вокруг ног и опущенной к земле руки с топором. Элис бежала так же, как еще неделю назад, но тетка не раскрывала ей объятий на сей раз.
– Девочки, в дом! – Скомандовала она, свободной рукой указывая себе за спину. Китти и Элис юркнули в теплоту и темноту прихожей. Туда ветер не долетал, словно тетка Дэлла заняла собой весь дверной проем или будто порог был для урагана непреодолимым препятствием.
– Нет, – дрожащим голосом произнесла Китти, – топором здесь не помочь! Нам нужен христианский крест! Или Библия! Это же сам… сам Дьявол!
Она почти рыдала от страха, и Элис почувствовала, как у нее тоже щиплет глаза и першит в горле. После того, как тетка Дэлла переехала в Грэйдэлс-виллидж, она все кресты повыбрасывала.
И тут ветер унялся. Смерч начал стремительно уменьшаться, пока не превратился в мистера Блума – то есть, нет, в кого-то на него очень похожего, но гораздо более страшного. У того мистера Блума, которого девочки видели из-за спины тетки Дэллы, были рога, взрезывающие серую кожу лба, и хвост, нетерпеливо бьющий по садовой дорожке, и длинные когти на руках… наверное, были и копыта, но мистер Блум оставался в ботинках – по счастью. Элис подумала, что ее сейчас стошнит, и от этой мысли ей стало гораздо меньше страшно.
Тетка Дэлла даже не дернулась.
– Отдай мне девочку! Отдай мне Элис! – Голос у мистера Блума тоже стал иным, скрипучим, наводящим ужас.
Китти затряслась.
– Если бы у нас была Библия… Можно было бы ткнуть ею в него, и дело с концом!
Тетка Дэлла вздохнула и начала спускаться с крыльца. Она подошла к гамаку, в котором забыла книгу днем, взяла ее, бросила мимолетный взгляд на обложку, а потом, размахнувшись сильной, привыкшей к рубке дров, рукой, швырнула томик в Сатану.
Мистер Блум – рогатый мистер Блум – получил книжкой прямо промеж рогов, грязно выругался и исчез в столбе дурно пахнущего дыма. Иного следа от него не осталось. Китти и Элис еще минуту сидели на полу в прихожей, не уверенные, что все закончилось. Но Сатана не вернулся.
– Не думаю, что он к нам еще когда-нибудь сунется, – сказала тетка Дэлла, взглянув на девочек. Затем оставила топор у гамака и подошла к тому месту, где на дорожку шлепнулась книга. Ветер – уже не адский, а совершенно обычный – трепал и переворачивал ее страницы.
Элис первой высунулась на крыльцо. За ней вышла из дома и Китти.
– Так у нас все-таки была дома Библия? Вот здорово!
Тетка Дэлла бережно подняла томик в руки и сдула налипшую на обложку пыль.
– Какая еще Библия, Элис? Всего лишь «Происхождение видов» Чарльза Дарвина.
Отдаю руку, сердце и немецкий велосипед
От Итана пахло морем, солью и ракушками.
Тина стоит на газоне. Бежевые полусапожки, джинсы, курточка, волосы – в хвостик.
Нужно было выгулять Чочо, и Тина вышла из дому.
Мимо проносится фольксваген-жук, и Тина хватает Чочо под брюшко, несется с ним за машиной.
Словно ей захотелось полаять вместо него.
Выдыхается.
Останавливается.
Она – не фольксваген.
Тина трет плинтус. Итан всегда говорил, что он витает в облаках, а вот Тина твердо стоит на земле.
Что толку теперь стоять?
Тина садится на пятки. От ее усилий плинтус отошел от стены.
Тина в полиции.
Тина слушает чушь собачью.
Тина кричит. Бьет ладонями в стекло дежурного.
Другой дежурный обхватывает ее за талию и оттаскивает от окошка.
Ушел к другой.
Ушел тот, кто больше всего не любил выходить из дома.
Ушел тот, кто за пять лет познакомился из женщин с ней одной.
Тина расклеивает объявления с фото Итана, словно это Чочо пропал.
Тина гнется на коврике для йоги. Нужно сохранять гибкость.
За дверью шумит лифт – таким привычным звуком, что екает сердце.
Тина падает через голову, и вместе с Чочо они несутся к двери.
Тина отпирает, распахивает.
Лифт открывается на соседнем этаже.
Чужой человек отпирает чужую дверь и из чужой квартиры доносится чужая музыка.
Тина сидит на унитазе, и юбка встопорщилась, как крылья сердитой птицы.
Тина смотрит на тест, как будто вторая полоска появится от ее взгляда.
Тина запускает тестом в ванную.
Когда она встает, чтобы натянуть стринги, на белое сиденье унитаза падает красная капля.
Тина мажет на ночь кремом первую морщинку поперек лба, похожую на шрам.
Другим кремом немного ниже Тина мажет шрам, похожий на морщинку.
Тина просыпается от ощущения руки Итана на своей груди и видит перед собой его глаза.
И понимает.
Его глаза – на фотографии на прикроватной тумбочке, а его рука существует только во сне.
Тина стоит на балконе. Поворачивается к миру спиной и откидывает голову.
Если она действительно такая тяжелая от мыслей, пусть перетянет ее, скинет вниз.
Но Тина не падает.
То ли потому, что перила слишком высокие.
То ли потому, что голова – тяжелая, но душа – пуста.
Рядом топорщится скелетом велосипед, на который Итан никогда не садился.
Когда ее первый муж ушел к другой, Тина сказала: лучше бы ты умер.
Теперь она думает: Итан умер?
Лучше бы он ушел к другой.
Тина на кухне. Смотрит на то, как на руке красная кровь, красное вино и прозрачно-искристые осколки бокала складываются в красивый узор.
Бокал она разбила случайно, но теперь заворожена облегчением от физической боли.
Тина знает, что скоро намеренно разобьет что-нибудь еще.
А пока Тина пьет из горла.
Тина идет по улице. Бежевые полусапожки, джинсы, курточка, волосы – в хвостик.
По бедру ее бьет сумка-переноска с Чочо внутри.
Тина отдает его Анне.
Тина садится в желтый фольксваген-жук.
Тина закрывает глаза.
Только на пять минут.
От Итана пахнет свежескошенным сеном.
Госпожа Алая Лента
Вскипело племя Волка, на много дней потеряв покой. Отряд вернулся на рассвете, разбудив племя топотом копыт, гиканьем и победными звуками рогов. И какое богатство досталось удалым воинам! Мужчины, побросав дела – и те, что вернулись, и те, что оставались в лагере, старые, молодые, увечные – принялись делить добычу. Сыны с гордостью подносили отцам золотые нагрудные цепи, меха, подводили к ним спотыкающихся рабынь.
Ее привели вместе с другими рабами. Языка своих пленителей она не знала, но каким было ее родное наречие, никто понять не мог – дева молчала, презрительно и бесстрашно глядя в глаза тем, кто обращался к ней, таскал, ухватив за плечо или стиснувшую запястья веревку.
– Эта – дикая, – сказал воин, что поймал ее. Дева гуляла по лесу, окруженная подругами, и он умыкнул ее, оглушив и взбросив на спину коня.
Очнувшись, пленница попробовала бежать и оказала такое сопротивление страже, что ее насилу связали четверо. Отчаянье придало ей сил или колдовство, но дева билась, как пантера. И воин, укравший ее, решил, что чем рисковать глазами, и боги знают чем еще, пытаясь укротить ее на ложе, не лучше ли подарить такую диковинку вождю – и тем заслужить особое расположение.
И вот теперь рабыню отправили в шатер к наложницам вождя, чтобы те приготовили новенькую к первой ночи с первым среди равных: вождь был уже в летах, к тому же, слеп на один глаз и хром на обе ноги, но мудр необычайно, и потому еще никто из молодых, как бы ни были они лихи, не попытался сместить его с высокого поста.
Наложницы, сами в большинстве своем рабыни, не поразились, увидев новую подругу свою: среди них были и бледные, как свежевыпавший снег, светловолосые северянки, и редкие черные жемчужины с пышными кудрями, и заморские женщины с кошачьими глазами. Не было среди них лишь дев из племени Волка, ибо такую женщину не годится пользовать как наложницу, хорошая женщина достойна стать женой. Пленницам в такой милости всегда было бы отказано.
Рабыни щебетали на разных языках, но новенькая их не понимала. И они также в ее вопросах не слышали ничего даже отдаленно похожего на речь их родины.
– Это ничего, – сказала Песнь В Ночи, разглядывая песчаного цвета жесткие волосы новой товарки, длинные, но не настолько, как у прочих наложниц или дев племени, – научится говорить через пару смен луны.
Пока же девушкам оставалось гадать, кто такая и откуда взялась незнакомка. Не зная ее имени и не сумев расспросить ее о нем, деву прозвали Алая Лента – за ту единственную вещь, что осталась с нею из ее прошлого.
Но вот настала ночь, в шатер наложниц вошли воины, схватили Алую Ленту под локти и вывели вон. Другие рабыни проводили ее сочувствующими взглядами, Песнь В Ночи даже всплакнула украдкой, вспоминая свое первое свидание с суровым Вождем.
Алую Ленту втолкнули в самый красивый и богато украшенный шатер. На полу уже были расстелены ковры и раскиданы подушки, жарко горел очаг, почти не чадя, звенели трещотки, развешанные у дымоотвода. Недоумевая, зачем она здесь, дева опустилась на подушки: села, затем легла, и едва не заснула, но тут полог шатра откинулся, и в полутьму и жар помещения втолкнулся вождь. Первым, что он увидел, стали колени рабыни, освещенные всполохами пламени, и этот вид голой кожи пробудил в нем желание. Вождь двинулся к наложнице, наклонился… Алая Лента, уже вполне сбросившая с себя сонливость, стремительно вскочила и оттолкнула вождя от себя. Грузный, старый и неловкий, он опрокинулся на спину, зашевелил руками и ногами, как жук, но, наконец, поднялся и снова двинулся на то, что полагал своим по праву. Алая Лента вновь оттолкнула его от себя, и повторилось то же: падение, неловкие попытки подняться. Девушка засмеялась… и Вождь рассмеялся с нею вместе, полагая ее поведение диковинной игрой, кокетством, но никак не следствием отвращения. Так длилось всю ночь – Вождь приближался, дева толкала его, и оба под утро устали, но остались вполне довольны друг другом.
Так продолжалось еще две ночи к ряду, пока Вождь не утомился. Он все еще не понимал истинных чувств наложницы, полагая ее поведение кокетством, однако при том осознавал, что взять силой эту рабыню ему не удастся – пусть ее толчки не были серьезны и свершались не в полную силу, их мощи доставало, чтобы повергнуть его наземь. На третью ночь Вождь поднес наложнице кубок, полный сладкого сидра, надеясь опоить ее, но Алая Лента покачала головой и отвернулась. Вождь был настойчив, совал пахучий напиток прямо под самые губы строптивицы, но та никак не желала пить и, наконец, вновь вернулась к игре в толчки – разлила сидр, опрокинула Вождя на спину и села в темном закутке шатра, сложив руки на груди. Вождь крикнул стражу и приказал увести негодную рабыню, разозленный, не в настроении для игр.
На пятую ночь он поднес наложнице золоченую коробочку, похищенную из богатой страны за великой рекой: сурьму для того, чтобы подводить глаза. Алая Лента недоуменно взглянула на подарок и, не понимая, для чего он предназначен, зачерпнула сурьму пальцем, понюхала ее и, выдумав свое применение, черкнула полосу поперек носа. Вождь был умилен. Он расценил ее движение как принятие подарка и его ухаживаний. Но несносная дикарка не оставляла любимого ответа на всякое приближение Вождя – она толкалась и пихалась как прежде.
«Да чего же хочет эта дурная баба?» – Спрашивал Вождь у богов. И, в своей беспримерной мудрости, он понял, наконец: Алая Лента мечтает стать его женой. А до тех пор ему не сдастся. Это означало, что осталось лишь два пути к наложнице. Либо приказать воинам держать ее, чтобы Вождь мог утолить свою жажду в ней силой (но тогда она, скорей всего, убила бы себя после, а Вождь еще не решил, достаточно ли ему будет одного раза или же нет – дикарка и впрямь была сладкой и терпкой, как сидр на заморских фруктах). Либо можно было сделать ее своей женой, и уж только насладившись до пресыщения, отдать на потеху своим воинам, когда те вернутся после очередного похода. Дикарка выглядела крепкой и здоровой, быть может, и сыновья от нее могли бы быть неплохим дополнением к войску.
Когда племени Волков было объявлено о том, что Вождь наконец избрал себе жену, Алая Лента еще не понимала, что говорят о ней. Песнь В Ночи начала учить ее языку, с каждым днем привязываясь к дикарке все сильней, но сносно говорить Алая Лента научилась лишь перед самой свадьбой, когда луна почти совершила полный оборот: на стойбище вернулся военный отряд, привезя новую порцию золота и иных трофеев.
Наложницы ждали, что в их шатер введут еще рабынь, но этого не случилось. И тогда все, включая Алую Ленту, поняли, что грядет для них всех. Кто-то из невольниц позавидовал невесте Вождя, мечтая быть на ее месте, большинство же сочувствовали ее судьбе, и больше всех – Песнь В Ночи. Но все из них до единой – боялись будущего.
Как только закончились дни тризны по павшим собратьям, как только разошлось награбленное добро по семьям и дворам, свершился брачный ритуал между Вождем и Алой Лентой. Рабыня исполняла все, что от нее требовали, и казалась вполне весела, то ли довольная своей участью, то ли принимая свадьбу за праздник во славу неведомого ей бога. На том пиру племя впервые услышало голос Алой Ленты и так Волки узнали, что она – царевна, что в своем племени, так безвременно покинутом, она была дочерью вождя, не менее богатого и мудрого чем тот, кто отныне считался ее мужем.
Впервые Вождь Волков ввел в свой шатер женщину, но не рабыню.
Как в первую ночь почти луну назад, был жарко натоплен очаг, мерцали в тенях под пологом трещотки, звеня, колеблемые дымом, скрадывали шаги ковры. Вождь и Алая Лента легли на подушки, поворотясь друг к другу, и он намерился познать ее.
У входа в дом Вождя стояла стража из молодых, но сильных воинов, уже прошедших посвящение, но еще никогда не бывавших в битве. Один из них, самый любопытный, не утерпел и глянул в щелку, оставленную неплотно прилегавшим пологом: вот огонь бросает блики на спину недавней рабыни, а ныне жены Вождя, вот дергаются в сладострастном спазме ноги ее мужа, вот он хрипит, наслаждаясь ее лаской…
Ах нет, постойте!
Воины ворвались в шатер, но было уже поздно. Вождь затих, и когда женщина сняла с его шеи алую свою ленту, такая же осталась на коже ее мужа – отныне и навечно. Стража намеревалась схватить убийцу, но дева поднялась в полный и рост и сказала на языке племени Волка:
– Разве тот, кто победит вождя, не становится следующим вождем?
Воины загалдели, не зная, как поступить. Алая Лента была права, но можно ли: женщина, еще недавняя рабыня, победа не в равном бою… Но были ведь в их племени и такие победы над вождем, подобные этой – не на турнире. К тому же, Старый Волк был истинно стар, составило ли труд бы…
– Я – царевна, не забывайте, и ничем не хуже, – дева коснулась большим пальцем ноги холодеющего трупа, – него.
Воины согласились с этими словами, но все же выволокли Алую Ленту из шатра, мгновенно собрали совещание и решили, что все-таки нужна настоящая победа в бою, чтобы стать на место Вождя.
Оттащили в стороны пиршественные столы, выстроились в круг, и поставили в середину Алую Ленту и Серую Шкуру, могучего победителя кулачных боев. Царевна гордо вскинула голову и сказала, что не боится – ни боя, ни его исхода. Она дралась дико и отчаянно, но не устояла перед натиском широкоплечего Серой Шкуры, рухнула на песок, оглушенная. Воин занес ногу, готовый размозжить череп противницы, но тут что-то метнулось в полутьме, выросло между ним и жертвой: то была Песнь В Ночи. Платье ее белело в свете луны, а темная кожа сливалась с самой мглой.
– Ты разве вождь, ты разве сын вождя? – Дерзко крикнула рабыня. Ее дружба с Алой Лентой не прошла бесследно: обе переняли друг у друга то, что сочли интересным.
– Оставь, – царевна поднялась и схватилась дрожащей рукой за плечо наложницы, – если боги хотят, чтобы все получилось так… Я не боюсь ни боли, ни смерти, и буду сражаться, пока способна стоять.
– Боги накажут каждого за неправый бой, – Песнь В Ночи повернулась к Алой Ленте, но отчеканила слова так, чтобы слышало все племя, – дай себе луну на отдых, и после бейся с тем, кого выберут боги.
Опираясь друг на друга, женщины пошли в шатер наложниц. Серая Шкура смотрел им вслед.
– Не знаю, кого выберут боги, – сказала Алая Лента подруге, – но я тогда буду биться с ним же. Через луну? Через луну.
На следующий день отряд вновь отправился в набег, но стоило минуть луне, как часть воинов возвратилась. И среди них был Серая Шкура.
Алая Лента встретила его в одеянии царицы. Воля богов еще не была известна, но племя уже приняло дикарку как свою правительницу, слушаясь ее во всем. Пусть она проиграла воину в бою, но продержалась так долго, как не каждый из войска мог бы. К тому же, Алой Ленты избегал даже сам шаман, полагая в ней некое могущественное колдовство. Сама царица не спешила кого-либо разубеждать в подобных подозрениях, как бы нелепы они ни были.
Песнь В Ночи, ставшая изъявительницей воли царицы, подошла к Серой Шкуре и передала ему повеление своей госпожи: день отдыхай, пей, ешь, веселись, но следующим утром готовься к бою, что решит судьбу племени. Сможешь победить – ты, и никто иной, станешь правителем.
Всю ночь Серая Шкура пролежал в сладких грезах, воображая, как станет владыкой племени. Он размечтался так, что расписал себе жизнь на десятилетия вперед – полные покорных рабынь, сладкого сидра и богатой добычи десятилетия. Лишь перед самым рассветом воина сморил сон.
Наутро Серую Шкуру разбудили соратники, сказав, что Алая Лента уже ждет его на поле брани. Воин неторопливо оделся (баба подождет! Хоть царица, хоть кто!) и вышел из шатра.
Этот бой, еще не начавшись, уже отличался от того, что был луну назад: на сей раз у ристалища толпилось все племя, а не только воины, как на свадьбе вождя. И вместо тяжело дышащей, бледной после расправы над мужем невесты, к Серой Шкуре обернулась воительница в доспехе, с мечом в руках.
– Это все еще неравный бой, – сказала какая-то женщина на ухо Песни В Ночи, державшей щит, – смотри, он ее на локоть выше!
Серая Шкура был удивлен, но не напуган. Без страха он вынул меч из ножен и бросился на противницу. Разгорелась жаркая схватка. Алая Лента оказалась куда способней к сражению на мечах, чем к кулачному бою. Однако долго это не продлилось – не успел бы никто и десяти раз хлопнуть в ладони, как Серая Шкура рухнул на песок, истекая кровью. Он еще мог держать меч и щит, но ноги его были слишком изранены, чтобы продолжать биться.
– Сдаюсь! – Крикнул он, больше недоумевающий, чем разозленный. – Боги выбрали тебя. Ты царица!
Алая Лента застыла над поверженным врагом с занесенным мечом.
– А знаешь, почему они выбрали меня? – В голосе чужеземки еще слышались следы говора ее родины. – Потому что нельзя сражаться до победы или до смерти. Можно лишь и до того, и другого одновременно.
Она опустила меч, пронзая грудь врага.
– Я победила бы, даже если б погибла в схватке с тобой, воин. Я умерла бы царицей. Ты умираешь никем.
После этой схватки Алая Лента выбросила меч, которым убила противника. Говорят, его присвоил кто-то из бывших рабов – она всех отпустила. Но продать не смог, слишком тот успел заржаветь.
Так проще
Меня всегда интересовала тема зомби, так уж случилось. Первым, конечно, был Говард, за ним подтянулись серия книг об Аните Блейк, игра Resident Evil (и фильмы в придачу), там рукой подать было до «Ходячих мертвецов».
Блин, я обожала этот раздел фантастики!
Пока не начала встречать настоящих зомби на улицах.
Мне было лет четырнадцать – не помню точно, просто одним из зимних дней, когда мы с одноклассницами толкались на Проспекте Мира в толпе, привычно шутя, что апокалипсис давно наступил, я вдруг обернулась и увидела перед собой ходячий труп. Нет, правда: круги под глазами, темнее, чем от любого недосыпа, остановившиеся зрачки. Приоткрытый рот с ниткой слюны, бегущей по подбородку. А потом я поняла, что чувствую запах. Он всегда витал в метро, но я думала, это нормально – много людей, кто-то мусорит, я, вроде, даже как-то видела крысу на путях.
До подножия лестницы я проделала путь спиной вперед, не думая, что могу упасть, если человек передо мной отшагнет слишком далеко. Но зомби – тот, тогда – меня не тронул.
Второй раз был буквально через месяц. Снова в метро. Мы ехали с мамой, я увидела мужчину, растянувшегося прямо на полу вагона и хотела подойти. Вдруг ему требовалась помощь? Мама одернула меня, точно маленькую.
– Не трогай, пусть, ему так проще.
Мы продолжали ехать. Я, как завороженная, смотрела на высунутые из-под задранных штанин по самые колени ноги мужчины – определенно, гниющие слишком сильно. Так что ни на какую кожную болезнь не списать. Слишком.
Я пыталась забыть, а еще думала, не привиделось ли мне и не сошла ли я с ума. Сказать по правде, меня до сих пор посещают эти мысли – несмотря ни на что.
Несмотря даже на то, что следующим был мой собственный дедушка. Когда я готовилась к поступлению в универ, то сидела у себя в комнате практически безвылазно. Дедушка тоже сидел – в кресле в гостиной, уставившись в телевизор. Не то что б я не замечала, что от дедушки пахнет, но, в конце концов, это же со всеми стариками так, верно? Ты просто игнорируешь это, потому что делать замечания некультурно. А родному человеку и не хочется.
– Мне кажется, дедушка забывает поесть, – сказала я маме.
Еда – это, знаете, не запах. Это игнорировать не стоит.
– Отстань от деда, – отмахнулась мать. – ему так проще.
Мне было без месяца восемнадцать, так что я отстала.
Дедушку похоронили через полгода, но запах въелся в кресло, так что я не могла забыть о том, что видела. Уже нет.
Правда, когда я увидела у тети Тони на щеке синяк, то первым делом подумала, что ее бьет муж. Не то что б это выглядело фантастикой: дядь Сережа любил выпить и покричать, работал охранником в ЧОПе, каждые полгода рискуя потерять место, и слава за ним тянулась вполне однозначная.
– Да нет, это само появилось, – отмахнулась тетка, проводя рукой по лицу. Из-под рукава трикотажной блузки от этого движения показались еще темные пятна – одно, второе… третье?
У меня закружилась голова. В доме дяди и тети пахло точно так же, как от дедушки. В то время, когда семья уже решала, выносить его из гостиной или пока можно оставить – в конце концов, он просто смотрел телевизор, никому не мешая.
– Теть, – протянула я, вдруг на каком-то инстинкте шагнув к двери. – Может, тебе помощь нужна?
Вместо ответа тетя Тоня бросилась на меня, оскалив зубы и рыча. Схватила за край футболки и потянула на себя. Спортом я занималась самым бесполезным в таких случаях – плаванием, так что спаслась просто чудом. Оттолкнула тетю Тоню обеими руками в грудь, как если бы она просто падала на меня, и бросилась вон. Первые пару шагов – спиной вперед.
Уже дома я показала маме, как вытянулась петлей футболка после нападения теть Тони. Что она хотела от меня, я тогда не понимала, но была уверена, что ей нужна помощь.
– Не приставай к тетке, – сказала мать, посаливая суп. – Ей так проще.
Мамины пальцы упали в кастрюлю.
Я думала, что я что-то вроде Сьюки Стакхаус – особенная в своем роде. Разумеется, обнаружилось, что это не так. Зомби вокруг видели многие. Я вступила в организацию «Антизомб» в позапрошлом году. И, надо сказать, мне действительно нравилось там работать. Нравилось – потому что сейчас я оттуда ушла, как можно понять.
Мне нравился Колька, наш куратор. Даже немного больше, чем вся организация в целом. Колька не походил на других парней, которых я встречала до этого. В смысле – вообще, но и в плане отношений тоже, конечно. Я не начала рисовать в блокнотах наши имена и обводить сердечком, то есть, все не так далеко зашло, даже для одной меня. Но Коля мне нравился.
Он ввел меня в курс дела, объяснил, что заражение передается через укус, но иногда, в редких случаях, может возникать само по себе. И что мелкий укусик все же можно пережить, если организм не ослаблен. Это как с клещами – на первый раз перенесешь, как простуду, если тебе повезло.
Это несколько обнадеживало.
Тем более, что пару раз мне казалось, что я обнаружила у себя под коленками странные потемнения, разом на обеих ногах. Я подумала, не начала ли и я заболевать, но Коля сказал, что нет. Он даже сам посмотрел коленки, когда я в панике задрала юбку. Конечно, не слишком высоко, вы понимаете. Это была чисто дружеская помощь. На всякий случай.
Почему я ушла, спросите вы?
А… Да как-то просто зашла в головное здание, и пока стояла в холле, отряхивая зонтик, подметила Катю у кофейного автомата. В стильных бриджиках и явно дорогих колготках. Будь у меня такие, может, я бы сама надела их в ноябре. Впрочем, будь у меня, как у Кати, свое авто вместо альтернативы с картой «Тройка» на метро и наземный транспорт – точно бы надела. Так что я просто прилипла взглядом к этим колготкам, любуясь. И, чего греха таить, мечтая, как бы посмотрел на меня Коля, если…
Катя повернулась к мусорке, выбрасывая пластиковую ложечку, вытянула одну ногу, как балерина, и я четко увидела на каждой ноге по огромному черному пятну. Нет, на синяки это не походило – скорее, на то, как начинает гнить яблоко, с такими белыми крупинками по краям потемнения. Ложечка шлепнулась на пол у самой урны, Катя выматерилась и подошла ее поднять. Наклонилась, не сгибая коленей, и одно из черных пятен на ее икре лопнуло – мутная бурая жидкость брызнула прямо сквозь колготки на светлые плитки пола.
Я побрела к лифтам.
Весь день – разбирая флаеры, афиши, составляя планы – я приглядывалась. Катя оказалась не единственным зомби в организации. Я насчитала пятерых еще до обеда, плюс одного – после. Уже перед самым концом смены я подошла к Коле и робко дернула его за рукав.
– Но как такое возможно? Я не понимаю.
Я помнила Катю, мы познакомились летом, и при ее страсти к стильным мини – поверьте, будь что не так, не я бы первой это обнаружила. А Саня? А Варя? Мы катались на велосипедах в сентябре, и Варька точно ничуть не походила на зомби. Что произошло с нею за двадцать пять календарных дней? Я и впрямь не понимала.
– Не трогай их, – сказал Колька. И поправил воротник, точно озяб. – Им так проще.
Я все еще разделяю идеологию «Антизомб», но иногда спрашиваю себя, не может ли быть такого, что это ходячие трупы – нормальные, а я и те другие, кто не заражен – нет? Может, это мы – ошибка в системе, вырожденцы, мутанты, уроды?
Да, и такие мысли меня посещают.
И все же каждое утро я, на всякий случай, проверяю, не появилось ли под коленками темных пятен.
В оформлении обложки использована фотография с / по лицензии CC0.
Комментарии к книге «Госпожа Алая Лента», Кайра Влна
Всего 0 комментариев