«Изгой»

Изгой (fb2) - Изгой [СИ] 491K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Челиста

 Изгой

время «ч»

Ранняя весна…

Полдень какого-то дня. Заброшенный посёлок: трёхэтажные дома с выбитыми стёклами и сорванными с петель входными дверьми; буйно разросшаяся зелень сквозь трещины в асфальте и во дворах между домов; покосившиеся и проржавевшие игровые, и спортивные снаряды на детских площадках.

Повсюду мусор — отбросы повседневной человеческой жизни. Запах тления и нечистот. Тишина запустения...

Одноэтажная хозяйственная постройка площадью, примерно пять на десять метров. Два окна в одной из стен — рам нет, на оконных проёмах решётки.

Внутри помещения одна комната во всё здание, из мебели ничего нет. По периметру, плетьми висит оборванная электропроводка. Посередине потолка, в четырёх точках, несколько концов оголённого провода. Покосившаяся и разбитая пулями, почти до состояния решета, деревянная входная дверь. Следы от пуль и на стенах. На полу стрелянные гильзы…

Два трупа. Один — слева при входе, сидит в луже крови, привалившись правым плечом к стене. По его левую руку и немного сзади, двуствольный ружейный обрез. У трупа отсутствует больше половины черепа — по височные кости. Всё, что когда-то принадлежало его голове разбросано по стене выше и чуть сзади него. На разодранной — в некоторых местах видны оголённые кости — спине, клочья висящего мяса от шеи и вниз к пояснице, вперемешку с разодранной материей. Второй — справа от двери и на три метра чуть дальше внутрь, лежит на спине раскинув руки. В правой руке, за самодельную рукоять зажат ружейный обрез, такой же как и у первого. Вместо лица, шеи и верхней части груди кровавое месиво из вывернутого наружу мяса, сухожилий. Кровь толчками выходит из открытых вен и медленно стекает вниз в кровяную лужу.

Есть и третий — не труп. Стоит в глубине помещения влево от двери, у дальней стены. Невысок, большой живот, вытаращенные глаза и застывший взгляд. В опущенной вдоль бедра правой руке, пистолет…

В центре комнаты кроме этих, ещё трое — молодой парень в спортивной форме и с ножом в правой руке, и двое — напротив и лицом к нему, и почти вплотную. Один из них с пистолетом — он ближе к парню. Другой за ним — сзади, с автоматом...

Пятеро в камуфляже. Четверо из них высокого роста и крепкого телосложения. У всех, включая и толстого, на ногах военные ботинки с высокой шнуровкой…

Парень же среднего роста, средней комплекции и в кроссовках. У него два ранения: со спины, чуть ниже основания шеи — два входных отверстия, на расстоянии в ладонь друг от друга; на правом бедре и голени — три входных отверстия без выхода с обратной стороны, на таком же расстоянии друг от друга. Картечь в основной массе прошла по касательной — куртка от правого плеча и к позвоночнику, и вниз к пояснице, посечена почти в клочья. Материал в местах входа картечи в тело набух от крови. Кровь из-под штанины медленно, тонкими дорожками затекает в кроссовок. Но ранения не стесняют движений парня — он их будто бы не замечает…

Один из двоих, находящихся в центре — тот кто ближе к парню, выпустив пистолет прижимает к груди обе руки, сгибаясь и медленно проседая вниз. Рот, на посеревшем лице, широко открыт, глаза заведены под лоб. Его сердце, прижатое поломанной грудной клеткой к позвоночнику, мертво.

Второй, в освободившейся директрисе, наводит ствол автомата в грудь парню...

Своей левой ладонью, резко — снизу вверх, парень бьёт по стволу и сбивает директрису стрельбы и одновременно с раздавшейся очередью — ствол от вылетающих пороховых газов ещё больше задирается вверх и вправо, и три пули веером уходят в потолок — выбивает автоматный шомпол из зацепления с дульным тормозом. Шомпол в его левой ладони. Сразу же — в один шаг, перешагнув лежащее у ног тело, ножом в обратном хвате, резко — справа налево и сверху вниз, скользящим ударом лезвия бьёт по шее нападавшего. Ллезвие ножа войдя наполовину своей длины, выходит через кадык. Упругой струёй фонтанирует кровь и попадает ему на лицо, плечи и грудь.

Нападавший, жив ещё несколько мгновений — бросив автомат, инстинктивно обеими руками хватается за горло, пытаясь удержать почти отрезанную голову — быстро синеющее лицо и выпученные глаза, кровавая и пузырящаяся масса на губах, сиплый звук то ли вдоха, то ли выдоха. Тело обмякает и заваливается назад, и чуть вправо — он мёртв.

На освободившейся директрисе — человек с большим животом. Стоит как и стоял всё это время — не двигаясь и не меняя своего положения.

Очень резкий — неуловимый для глаз, взмах руки с шомполом и бросок невиданной силы! Почти мгновенно пробив в голове толстого правую глазницу, шомпол, одним концом вытолкнув фрагменты костей и кровяную массу, выходит со стороны затылка и застревает в черепе — толстый человек только дёргает головой и… стоит. Выбитое глазное яблоко, повисает на собственных мышцах и развернувшись зрачком к щеке наблюдает за вытекающей, алого цвета, кровью. Пистолет всё также в его опущенной руке.

Парень склоняет голову к плечу. Левой рукой быстро смахивает кровь с бровей. Выпятив нижнюю губу резко дует, сдувая кровь со своей верхней и тут же нагибается, напряжённым взглядом исподлобья контролируя действия толстого — пистолет с пола уже у него в руке. Распрямляется и с пояса направляет ствол в его сторону. Медлит, всё же пытаясь понять — кто перед ним.

Ухмыляется и не глядя, чуть опускает ствол. Ещё ждёт пару секунд и нажимает на спусковой крючок — выстрел.

Грохот взрыва выбивает ушные перепонки! Кровавая масса из мелких фрагментов мяса и костей, из почти мгновенно разросшегося в размерах и лопнувшего тела, летит ему в лицо, заставляя на инстинкте отворачиваться и закручивать голову вправо и вниз.

Скорость ударной волны слишком велика, а расстояние очень мало и он не успевает увернуться. Неимоверная сила, достигнув и приподняв над полом, ломая кости и сминая внутренности, швыряет его уже бездыханное тело, на почти рухнувшую стену...

книга первая

За приспущенным стеклом машины череда столбов, деревьев, домов плавно скользящих вдоль движения и тут же скрывающихся за границей зрения…

Всё воспринимается отстранённо, не задевая, как фильм с выключенным звуком — разрозненные кадры подсмотренные из полусонного состояния...

За рулём Даша. Ведёт машину аккуратно и плавно, как подавляющее большинство женщин. Выглядит первоклассницей на уроке за школьной партой. Спина прямая, расстояние от груди до руля — по инструкции. Руки на руле — обе, чётко расположены по противоположным сторонам, можно не проверять — угол между ладонями совпадает до секунды. Вопросов не задаёт и ничего не уточняет. Молчит, сосредоточенно глядя на дорогу и лишь иногда бросает на меня короткий взгляд — как там я?..

Я же с опрокинутым лицом, что называется, в подавленном состоянии и обмякший мозгами и телом, и тоже еду — пассажиром на пассажирском сидении, кивая головой всем неровностям на дороге и лишь на инстинкте, успевая затормозить свою голову и не выбыть, собственным лбом, внезапно и быстро набегающее, дверное стекло. Может ладонь подставить? А может наоборот…

Но в конце концов жизнь, всё ж таки и как бы невзначай, начинает брать своё — на чём-то взгляд вдруг задерживаю, что-то начинаю подмечать. Да и обстановка вокруг, начинает очертания приобретать и не только вблизи, но и вдали, контрастнее как-то становится, заметнее.

Эмоции вдруг начинают взбрыкивать — реакция на тех кто едет, особенно на тех, кто норовит поперёк.

За воспоминания начинаю цепляться и тоже так, как бы невзначай. Даже анализировать пытаюсь, правда, без особой надежды. А чего делать-то? Ну вот, от нечего делать и пытаюсь...

Нет, вообще-то надо бы — мозги пожёстче впрячь и вспомнить всю эту канитель. И если уж не потому, так… Ну хотя бы для того, чтобы определиться наконец, куда мне податься — то ли пойти и записаться в люди Y, на полном серьёзе и без дураков. Ну а уж если нет… Ну тогда пойти по накатанному пути и так будет ловчее, по веками проверенному — таблетки начать глотать, для мозгов, или наоборот — от них, а это уж куда серьёзней и тоже… без дураков.

Лады. Попробую...

…немного прошлого -------------

Я падал…

Падал в бесконечность. Панический страх сковывал тело. Судорогой сводило скулы. Преодолевая вселенский ужас перед неизвестным, прилагая неимоверные усилия я выдохнул, выталкивая сквозь стиснутые зубы горловое рычание. И услышал свой крик:

— Ззыэаа! Фух… Ох.

Мышцы ноют во всём теле и значит я жив. Левое затёкшее бедро пронзает сотня невидимых иголок. Глаза, как будто бы вылиты из чугуна и опущены в глубокий колодец — их не хочется открывать.

— Ммм!

Преодолевая боль, меняю положение тела — становится легче…

Вновь и непреодолимо, затягивает в сон, не дав сформироваться возникающим вопросам — мысли путаются, ощущения уходят…

— Ох.

Опять я слышу самого себя. Не открывая глаз, несколько секунд просто лежу и не пытаюсь что-либо предпринять. Издалека доносятся звуки города: шум моторов; вой сирены; удары гидравлического молота. В ноздри бьёт густой запах мочи.

Поворачиваю лицо немного влево… То же самое. Справа... Влажной землёй, бетоном, но мочой больше. Гаражи?

Преодолевая тяжесть в глазницах открываю глаза и осматриваюсь. День и тепло. Осторожно поворачиваю голову вполоборота и перевожу взгляд вверх…

Я в гаражах. Сижу на земле, вытянув ноги, руки лежат поверх ног ладонями на коленях, спиной и затылком опираюсь о гаражную стену. Прямо передо мной, метрах в пяти, бетонный забор. За забором и вдоль него, верхушки кустарника и деревьев с зелёной листвой. Лето. Синее небо и почти без облаков. Солнце не вижу, но по ощущениям вторая половина дня, ближе к вечеру. Снова тянет в сон — не противлюсь. Прикрываю глаза и проваливаюсь в забытье…

— Ммм, сука.

В этот раз из сна выхожу более осознанно, но тело опять затекло и теперь уже ягодицы, и поясница подвергаются обстрелу сотнями невидимых стрелок.

По интенсивности дневного света и по внутреннему хронометру сон не был продолжительным. Глазам намного лучше, да и тяжесть, и ломота в теле ощутимо отпустили. Опершись руками о землю и подтянув ноги, сажусь поудобней… Мозг ещё под воздействием сна и ему, пока что, подвластно только простейшее — смотрю на кроны деревьев и кустарника, и фиксирую изменяющийся цвет трепещущей листвы…

Мыслительный процесс — суть процесс объективный и с каждой секундой зрительный ряд воспринимается осознанней, предметы приобретают значение и всё весомее претендуют на осмысление. Поэтому, вопрос почему я здесь, возникает как должное.

Осматриваюсь ещё раз. Всё то же самое и не вызывает никаких ассоциаций кроме стойкого ощущения, что я с этим местом никак не связан — во что-то встрял, наверное и получил, а тут бросили.

Отряхнув ладони друг о друга осторожно ощупываю голову — ладонь чистая, голова не болит и не тошнит. Нет, не то. Сжав ладонь подношу ко рту и дую, тут же подношу к носу и втягиваю воздух. Нет, не отходняк.

Невольно себя оглядываю: старые джинсы; утеплённая рубашка; на ногах тапочки… Я же работаю в котельной и эти тапочки я покупал специально для котельной. В зрительной памяти тут же всплывает картинка: гудящие котлы; вентили; манометры. Рвануло? Рукой непроизвольно дёргаюсь к голове, но вспомнив опускаю руку — был бы в больнице и в бинтах.

…С крутого пике на забор садится ворона, осматривается. Переступает с лапы на лапу. Каркает — резкий звук бьёт по перепонкам, как по оголённому.

— Чтоб тебя за… — и осекаюсь на полуслове.

В памяти очень чётко всплывает картинка…

Смотровое окошко в двери котельной; заснеженный участок двора; припорошенная снегом дорожка, от двери вглубь ночного городского двора с высотными домами; свет городских фонарей. Зимняя ночь…

— И это было… — ошарашено зажмуриваюсь, — вчера.

Внутри словно что-то обрывается, унося с собой остаток сонливости и оставляя пустоту. Лихорадочно отмахиваясь от суетливой круговерти мыслей, втягиваю голову в плечи и закрываю глаза — подавлен. И всё же понимаю, что как бы я ни оттягивал, но начинать думать всё равно придётся.

Встаю и помогая себе не впасть в панику — кричу:

— Что за хрень?!!

Не принимая того что выдала память — реальность диктуется зрительным рядом, здесь и сейчас — вновь медленно осматриваюсь. Скакнул во времени? В наступившем, вдруг, отупении несколько секунд смотрю на забор и думаю о том, что это… забор.

Постепенно, но всё же доходит, что построить логику причины и как следствие, настоящего — это необходимость. Но я не знаю, как я сюда попал. И, даже усиленно сосредоточившись, ни к чему не прихожу — я не помню. А хоть что-то помню?..

В воспоминаниях вообще, восстанавливаюсь в этом мире. Нет, с памятью всё нормально. Белочка? Да уж, куда проще... Нет, не тот расклад. Зима, как вчерашний день, отбрасывается однозначно, в горячку не верится…

Несколько минут лихорадочного, но всё-таки анализа, позволяют мне хоть как-то внутренне собраться. Этого хватает на решительную команду самому себе — валить отсюда. И тут же — от неожиданной догадки, я не могу сделать и шага, и бессильно приваливаюсь левым плечом к гаражной стене. Чёрт, только горячкой и объяснишь, как и почему я здесь. Но больше всего пугает, что всё это время меня искали дома.

Вскидываю руки ко лбу и с усилием провожу ладонями через затылок к шее, пытаясь стереть наваждение. Отталкиваюсь от стены и делаю шаг. Мобильник. Ну как же я… Хлопаю руками по карманам рубашки, штанов. Пусто. Да, чёрт с ним! И опять ни с места — ну невозможно за три месяца межсезонья, находиться на улице и не износить надетые на мне вещи, период определил на вскидку. Фух.

Но быстро доходит, что такой итог — это вообще запредельно. Твою мать! Ещё больше вопросов. Становится очень не по себе — до слабости.

Резко — в один шаг, подхожу к стене и плотно прижимаюсь к ней спиной, сдерживая внезапно возникшее лихорадочное дрожание челюстей. Ещё раз и очень медленно осматриваюсь…

Сука! Что происходит?! Вокруг всё реально, всё то же самое — забор, гаражная стена, небо, птицы, запахи, шум города — без изменений! Ни что не плывёт и не кружится, всё контрастно и ощутимо! Действительность происходящего — вот она! И ни беспамятства, ни физической беспомощности! Только челюсти сводит от непонятного…

Элитная охота

Они выскочили из дальнего гаражного проезда — от меня, метров сто.

Выбегали и с заносом, чуть ли не тараня забор, резко поворачивали в мою сторону. Завидев меня, тут же взвывая и ускоряясь начинали нестись в моём направлении — гаражные собаки, стая — девять псов…

Рано или поздно, но это должно было случиться. Их призывные и поначалу растерянные голоса послышались недавно — я это отметил, но отстранённо, совершенно не придавая этому значения. Теперь же стало понятно — безусловно они искали меня и вот нашли…

Вообще-то, чего уж там, собак боюсь с детства. Как-то не складывалось у меня с ними особо дружеских отношений. Правда, кусали они меня всего лишь пару раз, по моей невнимательности. А так, в основном, только пытались, но пытались практически при каждой встрече. Но отделывался почти всегда диким испугом — вставал на четвереньки и от ужаса оскаливался на подбегающего пса по собачьи, и рычал. Так что, при приближении, в глазах у набегающей собаки читалось скорее удивлении, чем что-либо ещё…

Прислонившись спиной к стене, наблюдаю за стаей — переключился на них полностью, и ловлю себя на том, что сейчас и это странно, всё происходит как-то немного по другому.

Стая растянулась. Три пса впереди. Слева от меня, ближе к гаражам, как выпущенный из пращи булыжник — движения лап, от быстроты, сливаются в один неуловимо изменяющийся контур — молча несётся питбуль. Отставая на корпус и посередине, на каждом прыжке издавая низкий, утробный рык и расстилаясь в галопе, несётся овчар. Слева от него и отстав на два корпуса, будто катясь по земле большим лохматым шаром и всё же не поспевая за первыми двумя, бежит дворняга, в комплекции ничуть не уступающая овчару. Остатки стаи метрах в тридцати за ними.

Жду. Более того, во мне ни тени тревоги и дрожь прошла, да и вообще — я спокоен, даже нет желания поискать что-нибудь под руку. Лишь удивлён — в стае питбуль и кавказский овчар. Хм, совсем не место псовой элите в гаражных трущобах. Да и чего с ними делать? Никогда не знал, а сейчас и подавно. Это ж ни дворовые какие-нибудь шавки, на которых можно тапком замахнуться. Да. Только убивать. На меньшее они не согласятся.

И подав правое плечо немного вперёд, в их сторону, я встаю фронтально, не отходя от стены...

С каждой долей секунды время как будто бы замедляется, с каждым прыжком оно будто бы вытягивается. Уже можно видеть напряжение мышц, колебание шерсти в такт прыжка, вздрагивание приоткрытых пастей, нити срывающихся слюней с нижних челюстей и сам полёт тела в галопе…

Питбуль в прыжке — рычание, мышцы волнами, вытягивается, пасть раскрыта — мне в горло. Одномоментно с его прыжком, отстраняясь вправо и без размаха — от плеча, левым кулаком и чуть сверху вниз ему в башку, за пастью — бью! Нижняя челюсть пса — резко, смещается к его же левому уху и вниз, с одновременным разворотом башки затылком к лапам и изменением вектора прыжка — вправо от меня и вниз. Утробный рык с взвизгиванием от дошедшей боли.

Рычание овчара — он уже в прыжке на правую руку, но попадает под тело питбуля и оба, переплетясь телами, пролетают перед мордой дворняги. Та тормозит. Утробное рычание овчара, лай…

Разворачиваюсь вправо.

Дворняга меняет вектор — не хватило скорости. Взлаивает и уже в полёте на мою правую ногу. Одномоментно с её прыжком, приседая, правой открытой ладонью резко бью по холке — моментальный прямой захват, большим пальцем к себе, крепко, цепко, с кожей. Овчар уже вскочил и в движении в мою сторону.

Распрямляясь, меняю вектор полёта дворняги — мордой влево вдоль себя и вверх выше своей головы, и резко — вправо, с разворотом, лапами вверх. Дворняга пытается крутить своей башкой и яростно, с визгом взвывает.

Овчар... Прыгнуть не успевает — подхватив второй рукой и с ускорением, спиной вниз, обрушиваю ему на хребет дворнягу. Утробное рычание и короткий взлай, собачий визг и явно слышимый звук ломающихся костей — овчар как под паровым молотом, от удара выкидывая лапы в стороны, грудью вламывается в утрамбованную землю — ещё хруст костей. Дворняга отлетает в сторону…

Она и овчар без движения. Только питбуль, кажется ещё жив — силён пёс, но это вопрос недолгого времени…

…От волчьей стаи, когда она охотится, отбиться почти невозможно. Смерть одного, двух, даже трёх членов стаи, если стая большая, не останавливает их стремления завалить добычу. Но это волки.

Псы, они псы и есть — ни что так не осаживает псовую стаю, как визг и предсмертный хрип одного из своих сородичей...

…Отставшие тормозили, если только не ручником и остановились метрах в пятнадцати от меня — уже не гавкают. Вздыбившиеся холки, опущенные хвосты и тихое рычание — до конца не остыли. Тянутся носами к трупам и отходят, всё ясно — опасно. Лишь один из молодняка, ещё непонимающий, выдвинулся чуть ближе ко мне и лает, растерянно поворачивая башкой, соображая куда же делся азарт погони. Дальше они не решаются, а один из них даже пытается повиливать хвостом.

Отыскиваю среди оставшихся и пристально смотрю в глаза главной суке. Встаю поудобней — я готов. Не ждёт. Резко разворачивается и оглядываясь, трусит прочь, уводя за собой остатки стаи — умна. Всё. Максимум пара десятков секунд на круг.

Внезапная тошнота. Состояние как в нокдауне — еле успеваю опереться рукой и отстраниться — блюю. Желудок пустой и тупо пытается вывернуться наружу. Несколько секунд пытки:

— Фух. Твою мать. — вроде бы всё.

Полой рубашки вытираю рот. Морщусь, сплёвывая кисло-горькую гадость, но поганый привкус всё равно остаётся. Прислушиваюсь к себе — слабости, пеленающей всё тело, нет. Костяшки пальцев левой руки целы и всего лишь покрасневшие. Нигде по телу не чувствую ни вывихов, ни растяжений.

Подчиняясь инстинкту движения, начинаю идти. Возникающие вопросы загоняю куда поглубже оставляя только одно — стремление свалить отсюда к чёрту! Выйти:

— Из этих грёбаных, долбанных гаражей, домой!!!

Почувствовав некоторое облегчение от собственного крика, двигаюсь быстрым шагом, ориентируясь по крыше охранной будки — увидел её, маячившую над гаражами, за первым же поворотом. Собак нет. На всём пути ни одного открытого гаража, хотя подъезды к воротам достаточно заезжены. Иду ходко — уверен, что за следующим поворотом достигну своего ориентира.

Очевидность внезапно пришедшей мысли заставляет меня остановиться. Аккуратно накладываю ладони на колени. Чуть надавливаю. Нет не больно, суставы не болят. Так. А это как? Но нет, не до вопросов, надо идти — до поворота метров двадцать и финишная…

Синеглазка

Будку с охраной я увидел сразу же, повернув за угол — метрах в пятидесяти впереди.

А ближе и справа, увидел ещё и машину — жигуль четвёрка, рядом с гаражом и с открытым багажником. И женщина там же, что-то берёт из машины и уносит внутрь гаража. Выходит и что-то кладёт в машину.

Первый человек, спокойно и реально существующий, в моём кошмаре. Ускоряю шаг и иду прямо на неё.

Выходя из дверей бокса и увидев меня, она тут же останавливается и оглядывается на будку, но охраны не наблюдается. Явно встревожена и по инерции на ощупь, пытается взять что-то в руки.

Да всё правильно, но только не сразу бы по морде. Хоть бы пару слов успеть сказать. И я с ходу, ещё толком не подойдя, говорю:

— Здравствуйте! — останавливаюсь и… не знаю как вести себя дальше.

Молодая женщина по-прежнему молча, но уже и не тревожась, а замерев, пристально смотрит мне в глаза, а я, не выдержав её взгляда, отвожу свои и невольно, тайком, её рассматриваю.

Ей чуть больше… тридцати. Каштанового цвета волосы — выцветшие на солнце пряди, с более тёмными корнями, собраны в тугой узел сзади. Приятное круглое лицо — без какой-либо краски, с ямочками на круглых щёчках. Прямой, аккуратный носик. Округлый и чуть выступающий подбородок. Полные губы и ровные уголки рта. Большие круглые глаза, слегка удлинённые к вискам и… тёмно-синего цвета! Ну ни фига — чистый тон! Роста может быть сто шестьдесят пять… семь, сантиметров. Прямые ноги с полными икрами. И сама, совсем не худоба, но талия присутствует. Да, этакая ровненькая аппетитная булочка. Похоже, что работает в торговле — лёгкие шорты, босоножки без каблука, то ли рубашка с коротким рукавом, то ли блузка, что-то бесформенное и лёгкое. Выцветшая на солнце жилетка, поверх. И грудь, под всем этим, тоже…

— Собаки лаяли, как взбесились.

Быстро и в этот раз с беспокойством, окидывает меня взглядом:

— Не по вашу душу?

— Та, нет. — развожу руками. — Вы уж извините меня.

— Ай, да ничего. — вздохнув, как мне кажется, с облегчением, легко машет ладошкой. — А чего хотели-то? — заулыбалась и в голосе уже ни тени тревоги.

— Да увидел вас и грешным делом подумал... вдруг закурить... — это называется, как чёрт под руку.

Познакомился, мать твою… А улыбка у неё хорошая. Она же усмехается:

— Хм. — и чуть наклонив голову к плечу, вновь пристально в меня всматривается.

Вдруг опускает глаза и ещё раз усмехнувшись, и будто в подтверждении своих мыслей, кивнув головой, произносит:

— Мм-гм, у меня же в каждой руке по сигарете. — без опаски поворачивается к багажнику машины и начинает собирать какие-то свёртки.

— К-хм. — и бормочу: — Извините.

Она не слышит моего невнятного бормотания, поэтому только и делаю, что переминаюсь с ноги на ногу и… Короче, как те псы из стаи.

Отхожу на пару шагов в сторону. В нерешительности смотрю влево, потом с тем же успехом — вправо. Чего делать?.. А может прям так и спросить, мол, девушка, а скажите пожалуйста, а какое сейчас время года? Ну а что? А ещё скажите — какой год, да и уж до кучи — какой век. И тогда уж точно, представляться не нужно — дебил конченный. Вообще-то меня ничего здесь и не держит, могу и пешком дойти до дома. Да и чего она сможет мне объяснить?

И всё же, в довесок к лёгкому налёту сюрреализма, в происходящем со мной, у меня состояние какого-то неосознанного беспокойства, будто бы у меня что-то не сходится и именно сейчас. Хм. А до этого всё сходилось? Ну да.

Чувствуя себя навязчиво лишним, словно кирзовая заплатка на шёлковой ткани, я… не делаю ни шага.

Краем зрения замечаю что незнакомка, наклоняясь в открытый багажник пытается что-то оттуда вытащить.

— От… Зараза!

Слышу громкий результат и присмотревшись — мешок с цементом и не один… четыре — не раздумывая, подхожу.

— Я помогу.

Не давая опомниться осторожно её отстраняю, а она и не противится, с готовностью делает шаг в сторону. Берусь за угол мешка, дёргаю на себя и вверх, и… под мышку его. Со вторым мешком чуть сложнее — приподнимая и одновременно просовывая под него руку добираюсь до середины, подхватываю и пристраиваю его также, но с другого боку. Разворачиваюсь и с обоими мешками направляюсь к воротам. Ногой открыв дверь, захожу внутрь…

Девушка и не пытается меня остановить или как-то помешать. За всё время моих манипуляций, идя за мной, не говорит ни слова. Но, уже внутри, несколько суетливо определяет очень конкретное место:

— Ставь… Вон туда что ль… найди посвободней.

— Понял. — уже на ты.

Отыскиваю подходящее пространство и ставлю их рядом друг с другом, на попа. Разворачиваюсь и за следующими, двумя. Проходя мимо девушки отмечаю про себя что, смотрит она на меня как-то странно, как… на премьер-министра, не меньше. На всякий случай — мимоходом, смотрюсь в стёкла машины, определяя наличие… рогов на голове. Возвращаясь с двумя мешками и вновь встретившись с ней взглядом понимаю, что в этот раз я ну никак не меньше, чем инопланетянин — у неё глаза по шесть копеек, а брови чуть ли не на макушке, даже морщинки на лбу и обе ладошки прикрывают рот. Да что ж такое-то? И эти мешки определяю рядом с первыми.

И только сейчас до меня доходит в чём причина её удивления: когда ставил первые мешки мельком увидел на них цифру с весом и тогда, ну никак на это не среагировал, вообще не ёкнуло ни в одном месте! Зато сейчас…

Мешки-то по пятьдесят килограмм каждый, а я их под мышки и чуть ли ни бегом с ними. При моей-то худосочной комплекции — пацан совсем.

Только успел подумать и меня будто бы по голове саданули, и чем-то тяжёлым. Опять резко, до слабости во всём теле, выбиваюсь из состояния нормального восприятия действительности — ещё и не сон, но уже и не явь. Покрываюсь потом. Всё вокруг узнаётся сквозь туман как в боксе, после нокаута. Опираясь рукой о ворота, опускаюсь на землю.

— Эй парень. — девушка быстро подходит, наклоняется и тревожно всмотревшись в меня, уже испуганно произносит. — Эй! Да ты чего?! Ой мамочки! Я сейчас! — выпрямляется и убегает вглубь гаража…

Сколько я так сидел? Очухиваюсь, когда чувствую как сначала на лицо, а потом и за шиворот — на спину, льётся прохладная вода.

Хозяйка гаража стоит сбоку нагнувшись надо мной и аккуратно, прижав бутыль локтем к себе и держа за горлышко той же рукой, тонкой струйкой льёт воду мне на голову. Свободную ладошку подставляет под струю и тут же, приподняв горлышко бутыли, перемещает ладонь на мой лоб и аккуратно проводит ей вниз до подбородка, собирая лишнюю влагу, как это делают когда умывают маленьких детей. Вылив всю воду и отбросив пустую бутыль, быстро опускается на колени. Суетливо, подрагивающими пальцами рук, не справляясь с первого раза с петлями под пуговицы, расстёгивает мою рубашку и суёт под тельняшку — на грудь, уже заранее приготовленное, мокрое полотенце.

— Вот так… Сейчас полегчает. — она напугана, говорит суетливо.

Берёт и распрямив мою ладонь, кладёт её поверх тельняшки, там где полотенце и ещё раз, чуть с большим нажимом, своей ладошкой вытирает мне лицо. На другой моей руке — на запястье, безошибочно находит пульс и на некоторое время застывает, внимательно глядя на меня:

— Нормально… Ой, я дура! Ещё же и удивилась, какой же ты здоровый. Ой, дура!

Откуда-то сзади себя достаёт маленькую бутылку и тоже с водой. Опять же суетливо, стараясь сделать это быстрее, откручивает крышку и не давая мне в руки подносит её к моему рту. Придерживая рукой мой затылок и приподнимая бутылку, внимательно наблюдает как я пью, слегка шевеля своими губами, как будто бы пьёт вместе со мной. Отбросив пустую бутылку, перехватывает мой взгляд и наспех вытерев руки о жилетку, и очень аккуратно накрыв своими ладонями мои уши, начинает потихоньку их растирать. Через минуту, зажав своими ладонями мою голову, фиксирует её и, приблизив своё обеспокоенное лицо, сосредоточенно смотрит, изучая поочерёдно каждый глаз и через десяток секунд отстраняется:

— Не шальные. — по-прежнему глядя мне в глаза, перемещает свои ладони и безымянными пальцами легонько трёт мне виски…

События с момента моего пробуждения и до этой встречи, конечно же подспудно на меня давили, чего уж там говорить. А встретив её, я отвлёкся немного. Мешки там всякие… Да и она — небо в глазах, ямочки на щеках.

А тут вдруг оп-па — приехали, как обухом по башке. Вообще-то физически я почти в норме — много оторопи в мозгах, а не в теле. Но я её не останавливаю — пусть, мне тайм-аут вообще-то нужен, чтобы в моём чердаке всё каким-то чудесным образом распределилось и встало бы на свои места...

Наконец, придержав её ладонь, даю ей понять, что уже вполне пришёл в себя. Она ладонью вытирает со своего лба капельки пота:

— Фух. — и отстраняется. — Как звать-то тебя?

— Илья.

— Даша.

И она, уже не тревожась, облегчённо улыбается:

— Ох. Ну и трепануло меня. — и с весёлым укором, приложив ладошку к своей груди, добавляет. — Испугалась как. Оаий… Мешки проклятущие.

Я же, глядя на неё, лихорадочно прикидываю примерное объяснение моего такого состояния, предчувствуя что сейчас мне без неё ну никак нельзя. Что, так прямо и ляпнуть? Ага. И времена года на губах сыграть, чтоб уж сразу. Сам-то я в это верю? Вот то-то и оно. Отбрасываю эту мысль и решив, что придумывать придётся походу, да и придётся ли, говорю:

— Даша, это меня не от мешков, а...

— Какой, не от мешков! — машет ладошкой: — А от чего же это? После вчерашнего-то. Вот и прихватило.

Лицо радостное, ведь всё обошлось, вывод ясен и окончателен, и моё мнение ей не интересно.

Такой расклад сейчас лучшее для меня и разубеждать её не буду — всё вполне логично и мне не надо ничего плести.

— Звони давай своим.

Не совсем, конечно, то что ожидал... Короче, совсем не то:

— Телефона нет.

Она тут же отвечает укоризненным взглядом и качнув головой словно пригвождает:

— Иийых! Чего же так пьёте-то! Мозги пропиваете. — хмурит брови и вздохнув добавляет. — Мой сейчас принесу.

Но я её останавливаю:

— Даша, я номеров не знаю. У меня… ни документов никаких… ни денег.

Такой расклад требует некоторого осмысления с её стороны. Несколько секунд опять хмуро смотрит на меня, потом встаёт, отряхивает коленки и покачивая головой, осуждающе произносит:

— Хм. Это что ж за друзья? Напоили, обчистили и бросили.

Вновь покачав головой и вздохнув, чуть прищуривается глядя мне в глаза, и после короткой паузы принимает решение:

— Ладно уж. Сейчас приберусь и поедем. До дома я тебя довезу.

Разворачивается, вновь усмехнувшись чему-то своему и выходит из гаража…

Мне же, по-любому, придётся встречаться с самим собой. Поднимаюсь и подхожу к двери. Останавливаюсь и коротко вздохнув, и резко выдохнув, толкаю её наружу. Выхожу и ещё раз внимательно осматриваюсь, ещё раз цепко фиксирую, всё что вокруг и это сейчас жёсткая необходимость — сюрреализм происходящего со мной, перевалил за лёгкую стадию...

Даша что-то укладывает в багажнике, потом спокойно и молчаливо переходит к двери, и начинает что-то там перебирать, и перемещать — наводит порядок...

Ну что ж — готов.

сочинение на свободную тему

Не выдерживаю — взглядом отпрыгиваю в сторону...

Минуту тому назад, подойдя к двери машины и посмотрев на своё отражение я, конечно же, увидел самого себя но только… лет эдак на сорок моложе…

В этот раз лёгкое отупение и чуть сбилось дыхание. Так. Осматриваюсь ещё раз, с ощущением какой-то безнадёги. Но вокруг всё устойчиво — ничего не изгибается в каком-то там континууме, не плывёт, не замедляется. Всё крепко, контрастно, стабильно — здесь и сейчас, как и должно быть.

М-да. Только и остаётся, что вздыхать. А может возрадоваться? Ну да. Чего мне со всем этим делать?! А?! Кто скажет.. Счастья, блин, привалило!

От долгого круго-мыслия спасает желудок — прям как будто бы свернулся в сосущую точку. Молодец — вовремя, чёрная дыра прям, не меньше. Захотелось вдруг жрать! До коликов, до лёгкого головокружения. В голодный обморок грохнуться прямо сейчас — самое то:

— Даша, — она тут же поднимает голову, — а сигарет точно нет?

— Вон в этом… Ой, как же его… в нём вон. — и не вспомнив названия, через салон показывает пальцем на отделение для перчаток, на передней панели справа, бардачок по-простому. — Только они бабские. Ничего? — и усмехнувшись. — Забудешь тут совсем. Зажигалку там посмотри, рядом должна быть.

На сейчас — пойдёт. Затягиваюсь до… Чуть ли не улетаю. Но одной сигареты мало и закуриваю ещё. Затягиваюсь — и опять чуть ли не стартую, и притупляю чувство голода.

— Живёшь-то далеко?

Вопрос застаёт меня в предполётном состоянии:

— Ээ… — навожу фокус. — Ну, как далеко... Мы сейчас где?

Дашино лицо показывается над крышей салона и в её глазах укор:

— Ну! В вас вливает кто силком, что ль? Ничего не помнишь?

— Нет, почему, я помню… Я без малого двенадцать лет в такси, а в гаражных кооперативах не во всех бывал. И этот… ну, не знаю.

— Гаражи «Товарищ», Гвардейский район. — объясняя, Даша помогает себе руками: — Как на сходненскую выезжать, тут вот справа у заправки, поворот такой…

Левой ладонью проводя невидимую черту и определяя местоположение заправки на воздушной схеме, с левой стороны:

— Он такой неприметный...

Я с пониманием киваю головой, а Даша делает удивлённое лицо:

— А во сколько же ты в такси пошёл?

Вопрос хороший и очень. Чёрт, чуть ведь не попал! Не привык ещё:

— Шучу, Даша, к слову сказал. Какой я таксист. Как все, по пути подвожу.

— Ой и болтун. Ну… ты понял где.

Да уж, я понял. За двенадцать лет в такси — перед тем как уйти в кочегары, я свой город узнал так, как никто и рук-то своих не знает. И о чём говорила Даша, там и рядом не стояло. Она говорила о своём городе.

Когда первый раз откуда-то сорвался и грохнулся об землю, то всё уже произошло и падать дальше некуда. Чёрный, свежий мазок к чёрному же, ничего не меняет…

Ну и дела. Может заплакать? Нет, облокочусь лучше, гори оно всё… К чертям собачьим! И уточнять не буду — загоню поглубже. Только вот для Даши какие-нибудь кружева надо и срочно. Мне идти-то некуда. Чего со всем этим делать — не знаю. Мне сейчас без неё, ну просто край!

— Ладно, Даша… Расскажу я тебе всё как есть.

Она бросает на меня взгляд:

— И чего же это?

— Мы же вчера на дне рождения у одного бухали…

Продолжая что-то искать, Даша озабоченно заглядывает в двери салона:

— Ну, чего замолчал-то?.. Господи! Да где же насос-то?.. Дальше-то чего?

Я, делая вид, что тоже озадачен насосом, начинаю плестись за ней:

— Друзья его были, некоторых-то я и не знаю, его друзья. Его-то я знаю... И кто-то там, ещё и не начинали даже, улетать должен был. Я не уточнял, на кой мне. Ну вот… Бухнули-то крепко… Нет, Даш, тут навряд ли. Сейчас в багажник загляну. Ох, девчонки, беда с вами.

Разворачиваюсь и подхожу со стороны багажной двери. Заглядываю туда и под кучей каких-то свёртков начинаю шарить руками по боковушке багажника. Даша стоит тут же и немного раскрасневшись заинтересованно наблюдает за мной — насос для неё сейчас главнее всего. Да оно и к лучшему:

— Ты вот сказала где мы сейчас и я… Ну точно он у тебя под настилом, над запаской, я шланг нащупал, сейчас... — и неспешно начинаю перемещать всё имущество ближе к салону.

— Ну прям совсем! — Даша возмущена: — Кто его туда сунул-то?

— Ну кто, Даша...

Последний свёрток отодвинут и я кончиком пальца пытаюсь подцепить краешек настила, чтобы его поднять.

— Я его туда не клала! Не машина, а чёрте что. — да кто бы спорил.

— Ну вот, я и… Короче, меня засунули в самолёт.

Подцепив край настила, приподнимаю его и вытаскиваю наружу ножной насос для накачки шин, и повернувшись к ней показываю. Но Даша… Чуть наклонив голову вперёд и глядя на меня хитрющими глазами, с усмешкой произносит:

— Это как же? С лёгким паром что ль?

Я в недоумении. Был уверен, что она меня совсем и не слушает.

— Это как в том фильме? — качает головой: — Ну, ты и...

Выпрямляется и бросает быстрый взгляд на охранную будку, и хотя там до сих пор никого нет, моего положения это не улучшает, моментальная смена настроения:

— Ты что же думаешь, я тут одна и за меня заступиться некому?!

В ответ я только поднимаю руки на уровень лица, раскрытыми ладонями в её сторону и со всей убедительностью, на которую способен, мягко говорю:

— Нет, нет Даша, нет. Я же ни с улицы и вчера на мне прикид другой был. Мы все при деньгах были. У меня… около ста двадцати тысяч, так… на кабак. А у кореша, он премиальные получил, около трёхсот. Я же... программист, Даша… по банковской безопасности! Мы же программисты, Даша! — да чтоб мне сдохнуть.

Да не сойти мне с этого места! Ну не правду же мне говорить, в самом-то деле. Действует — она заинтересована, закрепляю:

— Был бы без денег уже в ментовке сидел бы, сама посуди… А так, на деньги позарились… бомбила какой-нибудь и… вот я тут. Не покалечили и ладно.

Хоть и кружева, но получились — Даша смотрит с удивлением:

— Программисты так получают?

— А то! Зарабатываем, Даша… Да мы все… к банкам прикручены! Вот.

— А как же в самолёт-то, — глаза опять опасно сужаются в прищур, — без паспорта? А?!

Ну что ж за дотошная-то такая и я упреждая следующий вопрос выдаю:

— Даша, всё у меня было, ну. Я же тебе и говорю, при деньгах были! Пьяных же в самолёты сейчас не пускают. Ну а мы… Да и, по всему, на паспорт никто толком и не смотрел. Ну?

Она думает и светлеет лицом и… сама досказывает мою историю:

— И ты значит, даже не знал куда летишь.

Берёт одной ладошкой себя за подбородок, а другую подставляет под локоть:

— Мм-м, а в порту, как только тебя увидели тут же и подхватили.

Чуть кивает головой, опуская подбородок уже на скрещенные ладошки, одна в одной, чуть выше груди:

— А ты, наверное, и деньги показал. Распижонился. Иийых… И вот тут теперь.

Разводит руками и в её голосе явное сочувствие и даже обида за меня:

— Жалостливые сволочи. Одежду подобрали. Ну-ка, иди сюда.

Подхожу, а она берёт меня за локоть и слегка склонив голову набок, осматривает:

— Рубашка… почти. Великовата немного. Ну-ка повернись… И джинсы великоваты. И тапки. Ой, — всплёскивает руками и смеётся, — на помойке, — с чем я крайне не согласен, тапочки мягкие, с задниками и очень удобные, — здесь же в гаражах откопали. Подсуетились, дебилы несчастные.

Странный народ — женщины, знакомы-то всего ничего, а она уже к тебе с сочувствием и с заботой…

Статус-кво

Когда мой статус был определён и Даша поняла все нюансы своей истории про меня, ещё необходимо было подкачать спустившее колесо — не просто же так, именно она «…с таким трудом нашла этот насос, а потом ещё и вытаскивала его…».

Мне нужно было понять, как быстро падает давление в колесе, после подкачки и сможем ли мы доехать до дома. До Дашиного дома. Она сама приняла такое решение, спокойно и уверенно, растерянности с её стороны не наблюдалось. Давление колесо держало, так что до дома должно хватить.

Пока грузились, пока мытарились закрывая гаражные ворота, пока я ногами, поочерёдно давя на рычаг насоса, порциями вгонял воздух в колесо, за всей этой бытовой суетой как-то съехали в сторону вопросы — где я нахожусь и… на сколь улучшилось у меня в паху. Ведь я же цемент разгрузил, гараж закрыл, колесо накачал. Ну и как бы при делах я теперь — в доверии. Даже приободрился. Ну а что, в самом-то деле?! Подумаешь! Утрясётся всё! Впервой что ль, в дерьмо наступать? Заморачиваться ещё. Растащится всё, ясен пень и никуда, на хрен, не денется. Возвернётся всё на круги своя.

На такой вот волне я у Даши мобильный и спросил, мол, домой позвоню. Честно сказать, с самого начала об этом подумывал, как только увидел машину. Но как-то засуетился, начал не с того… обмороки там всякие… то, сё. В общем, как-то не сложилось сразу.

Ещё, правда, одно было. Чего-то, как-то душа у меня заартачилась, мол, погоди звонить-то. Нет, то что я годами усох в один присест — это фигня, это я во внимание не брал. Тут другое… А вдруг у них там — у моих, чего-нибудь не так сложилось пока меня где-то шараёбило, не знамо где. И выходило так, как ни крути, я тому причина. Нет, они б меня простили безо всякого. Только вот... я сам бы себе оправдания не нашёл бы, нет — сожрал бы себя, не смог бы с этим жить.

Короче, испугался я и мне нужен был настрой, решимость. Сейчас же, представлялось мне, такой момент настал, я чувствовал себя готовым.

Решил позвонить на домашний телефон. Сценария разговора не было, но… Вот чёрт его знает почему — не понял пока, не испытывал я желания раскрыться сразу, а наоборот — вообще не понятно, хотелось как можно дольше оставаться неузнанным и в таком состоянии попытаться узнать как можно больше о положении дел. Я уже не трусил, нет. Бывало у меня такое — ощущение необходимости. Интуиция? И такое во мне есть — я ей вообще-то доверяю.

Все номера помнил наизусть. Набрал нужный номер и поднёс телефон к уху. После нескольких гудков, по ту сторону кто-то нажал на зелёную кнопочку. Эта доля секунды, ожидания голоса, превратилась для меня, наверное в вечность…

В телефоне звучит девчоночий тонкий голосок:

— Алло. — внучка.

Одномоментно пересыхает во рту и перехватывает дыхание. Несколько секунд не владею ситуацией. В телефоне опять звучит:

— Алло, я слушаю. Говорите.

За доли секунды собираюсь и изменяю голос на мультяшный:

— Алло. Здравствуйте. А позовите пожалуйста бабушку к телефону...

Для пущей убедительности называю полное имя жены. Тут же звучит ответ:

— А бабушка на работе.

И я уж было рот раскрываю дальше вопросы задавать, но слышу.

— И дед на работе.

И я, будто бы со всей дури налетаю на железобетонную балку. Но всё ещё находясь в инерции своей логики и чисто автоматически, но уже с мыслями вразброс, спрашиваю:

— Какой дед? — и всё ещё не своим голосом.

— Дед… — и очень чётко обозначив имя и отчество своего деда, на том конце выжидательно замолкают.

Когда я на затухающей инерции, ещё до конца не осмыслив услышанное, но уже упавшим и почти своим натуральным голосом, с гулким звуком в голове, как от удара палкой по пустому ведру, одетому на эту самую голову, задаю вопрос:

— А фамилия? — и закрываю глаза, чувствуя накрывающую меня слабость, то на другом конце, к моему удивлению, мне отвечают:

— А фамилия… — и я слышу чёткий, в наставительном тоне, ответ с наиполнейшим именем своего деда и тут же слышатся короткие гудки…

Я медленно убираю телефон от уха и смотрю на него — мой большой палец правой руки всё ещё продолжает жать на красную кнопочку...

— Ну ладно. Поедем, покажу тебе...

А это Даша, с приветливой улыбкой и с ямочками на щеках, глядя на меня поверх крыши автомобиля, радостно сообщает мне название своего города. Медленно и тихо, и уже отрешённо, я шепчу:

— До кучи. — явственно ощущая под ногами покачивание почвы, а Даша начинает медленно изменяться в лице…

Если бы мне из двух ружей, с двух сторон — разом, всадили бы в башку два заряда картечи — это было бы ничто по сравнению с тем, что я услышал.

Два события чередой, с информацией тяжелее чугунного моста — каждое, да помноженное на потенциал нервного срыва — явно перебор. Я почувствовал, что ещё совсем чуть-чуть и я потеряю всякую связь с этой действительностью.

Нет, я устоял, очевидно совсем непроизвольно, я всё-таки уже научился адаптироваться к нестандартным изменениям — состояния часовой давности не случилось. И тем не менее, меня едва не опрокинуло — к горлу подкатывает комок.

— Да ты чего, Илья?! — Дашин срывающийся голос.

Она опять напугана и не может ничего понять. И этот, казалось бы простой вопрос и звучащее в нём её искреннее соучастие, чуть ли вновь меня не рушит.

Но я опять, из последних душевных сил, цепляясь в себе неизвестно за что, не даю себе разнюнится. Отвернувшись от Даши и подняв руку я… тут же в бессилии, как плеть, опускаю её:

— Дашек умоляю… не сейчас.

Открыв дверь, и задев плечом, а потом и головой, проём двери, я почти падаю на пассажирское сиденье.

------------- опять в настоящем…

Зубная боль

Ответы на вопросы я вроде бы нашёл.

Всё предельно ясно и безо всяких сомнений — фигня со мной происходит, лучше и не скажешь. Но вот в какую сторону податься, тут ясности не возникло, потому как — всё совсем не понятно.

С одной стороны, есть человек и больной на всю голову — это я. С другой же стороны тоже есть человек, но супер, может быть даже и с большой буквы. И так выходит, что и это… тоже я. А в итоге…

Короче, эксклюзивно-то оно выходит. Но получается-то — два в одном…

Опять, но уже с интересом созерцаю меняющуюся обстановку за окном машины — продираемся сквозь автомобильную пробку и, со всей очевидностью, недалеко от центра — хорошее освещение, повсюду полно народу.

Смотреть конечно особо не на что, вечером во всех городах одинаково. Машин — битком, люди на остановках в позах ожидания, с лицами — в ту сторону, автобусы и троллейбусы, двигающиеся по плавной и нисходящей траектории к остановкам, а зачастую и становясь поперёк потока. Виртуозное, граничащее с наглостью, вождение маршрутчиков, редкие смельчаки, перебегающие дорогу там где не надо, порою даже и бравирующие этим.

Разрисованные витрины магазинов. Провисшие провода на центральных улицах и даже на проспектах — поперёк и по диагонали, и квадратные пятна старых, выцветших баннеров — вдоль. Заедающая в шарнирных механизмах, поворотная реклама. Обшарпанные дорожные знаки на криво поставленных столбах. Подмаргивающие лампы ночного освещения, а в некоторых местах вообще взявшие отгул и не желающие явить ночной улице свой светящийся взор. Ну и конечно же светофоры, как всегда и для всех, выдающие только верхний свет, только красный.

Посмотрю-ка я лучше на Дашу. Смотрю. Она полностью в процессе движения. Максимально сосредоточена и не освобождает ни одну из рук. Ну если только кратковременно, для переключения передачи. И со стороны видно, насколько она напряжена. Мне хочется приподнять спинку её сиденья:

— Даша, давай я твою спинку сиденья приподниму. Расслабишься хоть.

— Нет, нет. Не надо. Мне и так… — и стреляет в меня глазами. — Ой! Очнулся. — и уже улыбаясь, облегчённо вздыхает. — Фух.

— Ты настоящий друг, Даша. — и это искренне, без дураков...

Именно в эту секунду что-то в моей душе тронулось. Это каким же надо быть человеком, какое ж сердце надо иметь, чтобы вот так вот, как она сейчас.

Ничьей мозгой-то ведь не догнать — везёт какого-то мутного, без денег, без документов и в каком-то там, непонятном шмотье. Его же ещё и откачивать пришлось! И ведь не просто там, куда-то везёт. А к себе домой! Ну это как?! С какого перепугу, на моём пути такая нарисовалась?

Ох. Нет, Даша свет батьковна, от сердца к тебе мои слова — дружочек ты мне на всю оставшуюся жизнь, как бы ты к этому ни относилась. И хоть я и знаю про себя не очень, но — это я тебе говорю…

Даша будто бы подслушала:

— Ой, да ладно. Голова-то цела? Ударился-то ой-ёй.

— Даша. А сколько у вас с Москвой разница?

— Так три часа.

— Три часа… А день какой сегодня, а то я чего-то…

— Так пятница же. Видишь, на дачи все собрались.

— Это что же, пятнадцатое что ль? — я провоцирую Дашу на точную дату.

— Ой, вообще. — коротко смеётся. — Пить меньше надо. Двадцатое июля...

Вот так. И чего? Три месяца или пять. Не хочу я ничего выкраивать и не потому что не хочу и всё — дело в другом. Когда мне это в голову пришло? Вот только если наизнанку вывернуться, тогда может быть и пойму. Как-то всё подспудно произошло, ни в одном месте и не звякнуло. Встрепенулся лишь только тогда, когда уже всё — вот оно.

У каждого бывает такое состояние в жизни, да и ни единожды. Умом, всё понимаешь — всё уже прикинул, всё решил. А вот душой… Ну никак не согласен. Сердцем никак не принимаешь.

Вот и сейчас — дома всё спокойно и я это знаю, как будто бы я там побывал. И более того — уверен, что не фиг мне туда рваться, во всяком случае сейчас. И сердечные треволнения вкупе с душевными муками, именно сейчас не катят. И это я тоже знаю. Откуда что взялось? И каким боком теперь я к ним, и к тому месту? Понять пока не могу, а копаться в этом и додумывать…

Я всё-таки решаю подтянуть спинку сиденья и без спросу лезу к рычагу регулировки, одной рукой взявшись за эту самую спинку, другой скользнув по Дашиному животу и опершись предплечьем на её колени. Заводя ладонь за её бедро и головой упираясь ей в бок, я пытаюсь дотянуться до рычага, а она не ожидала и по-девчоночьи очень звонко взвизгивает:

— О-ёй. Ты... Ойи!

Для удобства прижимаюсь ещё плотнее — взвизгивает ещё громче и плотно смыкает колени. Меня тревожит, что она и ступни сбросила с педалей.

— Заполошная, не визжи... заберусь щас... где у тебя тут потеплее.

Уже правой ладонью держу рычаг, но мешает её бедро и убрав руку, по новой пытаюсь нащупать лаз вдоль сиденья под её коленкой:

— Раздвинь ноги!

Взвизгивает, как от щекотки:

— Айи!

— За дорогой смотри… и ноги раздвинь... и ногу подними.

На пути моей руки её плотная голень:

— Ух, какая ж ты… аппетитная. — я пытаюсь придать своему голосу звериный окрас, всё ещё стремясь достичь рычага. — Я у тебя щас кусочек-то… и откушу... и слопаю.

Очевидно у меня получается вполне натуральный, хищнический интерес к её голени, а вдобавок — мимоходом, я пальцами её легонько прихватываю и сжимаю, да очень звонко щёлкаю зубами — Даша верещит ещё сильнее и немного подпрыгивает, чуть всё мне не испортив. Издаю горловой звук, похожий на рычание. А поскольку свободной рукой мне приходится обхватить её за талию — для собственного равновесия, то она чуть ли не кричит, с явным предвкушением, что сейчас её будут кушать.

— Оий! Я щас врежусь!

Но колени она всё-таки немного раздвигает и ногу приподнимает. Тут же, ладонью, обхватываю рычаг и плавно, чтобы не получилось удара спинкой сиденья по спине, начинаю его приподнимать.

Мне удаётся — соскочившую спинку принимает моя рука и когда я её осторожно вытаскиваю, спинка помалу приближается к спине и в конце, без удара, фиксируется.

Аккуратно, упираясь в Дашины колени, я возвращаюсь на своё место и она слегка вздрагивает, и не разжимая губ вскрикивает — я всё-таки не лёгкий. Её раззадорила эта шутейная возня и она улыбается — в свете встречных фар я замечаю капельки пота на её щеках и на лбу. Спинка сиденья на месте и теперь она — поддержка, а не что-то там другое.

— У-уу, так лучше.

Её голос становится глубже и с доверительными нотками, но вдруг она беспокойно спохватывается и подавшись ко мне, чуть ли не бросает руль:

— Ой, Илюха! Кровит у тебя вон, палец.

— Даша! — положив руку ей на плечо, останавливаю её порыв, оглядывая свой палец: — На дорогу смотри… Царапина.

Прикусив зубами края, втягиваю в себя выступившую кровь — содрал кожу когда протискивался, а может быть когда нащупывал рычаг. Эта возня и меня позабавила. Даже кое-какие здоровые ассоциации посетили — как вспышки молнии. Не мудрено — вздрагивающее женское тело в твоих руках. Инстинкты, блин. Сидеть надо спокойно и не визжать…

К этому моменту мы уже свернули куда-то в сторону от запруженного машинами, центра. За окном проплыл частный сектор. Въезжаем в район промзоны, по всей видимости.

— Никогда не доедем... Сколько хоть... Вечность едем.

— Да ладно, посмотри вон. — и Даша глазами показывает на середину передней панели. — Который час?

Смотрю по направлению её взгляда:

— Ххе, ходят. — часики со стрелками, обычно такие долго не держатся.

— А то. — в её голосе слышится гордость.

— Ну да, ну да. Сама недавно её кляла, машину свою.

Присматриваюсь к циферблату, а Даша стреляет в меня глазами:

— Ой, не болтай. Не было такого.

— Где-то без двадцати десять... Опять за городом что ль… Дорога, совсем ни к чёрту. — взглядом провожаю проплывающий забор.

— Нет, тут спокойнее. Час может и едем… В пробках сколь тащились!

Собираюсь поддержать эту тему...

Передняя панель, панель двери — опять прихожу в себя и опять как после нокаута. Понимаю — я в машине и она стоит на обочине, недалеко от забора, мотор заглушен и включены только габариты. Перевожу взгляд — Даши нет, а ключи в замке. Впереди нашей — метрах в пяти, машина тоже стоит и тоже с включенными габаритами…

Да. Всё-таки не смирился я с тем, что со мной произошло. Нет, конечно же внешне-то я жил и даже ёрничал над собой, и ещё как, а внутри себя надеялся. Надеялся, что может быть не так понял, не так глянул, не так оценил. Со страху-то люди и не такое могут. Надеялся, что дома просто запрет на разговоры на эту тему — меня нет, но и трупа же нет.

И даже какая-то уверенность была, как бы я к этому ни относился — уж чего-чего, а в запасе-то у меня всегда железный аргумент имеется, железней не бывает. Прийти в больничку в родном городе, в тихие палаты, да с порога так и заявить, мол, здравствовать вам господа и радоваться — я супер-человек ХУ, с большими буквами. Ну или ещё какой-нибудь там, изо всей этой киношной мутотени. И уж тогда-то сразу всё. Ребята в белых халатах сразу бы определили степень моего величия и всё, в момент, устаканилось бы. Вот уж хрен — не получилось.

Мой мозг за это короткое время, за время непроизвольного осознания, произошедшего со мной, был как полная чаша в ожидании последней капли. Как созревший плод, в ожидании самого первого, утреннего луча солнца и… последнего для себя, в начале новой ипостаси своего существования.

Несмотря на то, что я вообще не знал ответы на возникшие вопросы и ничего не понимал, тем не менее меня осенило как молнией — я уже в поезде. Да и билет-то у меня, в один конец.

В одной мудрёной книге, какой-то великий сказал: «… и был я в духе и увидел я…». Правильно сказал, так и есть — всё и сразу. И по моим надеждам — чик и нет их.

Мои зубы… Мои новые зубы — ровные, очень крепкие и очень острые. Я ощутил их языком, как всякий нормальный человек — мозг не справился и подсознание меня вырубило…

Добры молодцы

Осматриваюсь насколько это возможно, не выходя из машины.

Вспоминаю что въезжали на окраину, но дорога неплохо освещена. Забор из железобетона и высокий — не выехали из промзоны. Слева посадка и сквозь качающиеся кроны деревьев виден семафор — железная дорога. Чьи-то голоса, но сразу не могу разобрать, чьи и откуда.

Слышу Дашин вскрик — за секунду до этого прозвучал очень слабый звук, похожий на шлепок. Не раздумываю — всё остальное побоку, быстро выхожу из машины и пока отыскиваю взглядом Дашу, окончательно прихожу в себя.

Она стоит сзади нашей машины на этой же стороне, метрах в десяти, руками закрывая лицо. Рядом с ней парень, кажется молодой — здоровенький такой детина, большего не разобрать. Замахивается рукой:

— Ну что овца? Ещё?!

Это я слышу чётко и чтобы предотвратить удар, кричу:

— Дашка!

Крикнул намеренно с излишней растерянностью в голосе. С одной стороны — я его отвлекаю, а с другой — двигаясь в их направлении и всем своим видом, и походкой выказывая свою неуверенность, расслабляю его. Мне необходимо подойти ближе.

Получается — удара нет и детина опускает руку. Пока иду он меня оценивает: сто семьдесят два; сорок восьмой размер; по виду щуплый. Я знаю, он решит что я для него не проблема.

Подхожу и бросив на него короткий взгляд, с постановочной тревогой смотрю только на Дашу — она стоит немного сгорбившись и отвернувшись, и от него, и от меня. Слышны сдерживаемые всхлипы.

Я успеваю его рассмотреть: молодой — тридцать с небольшим; круглое, одутловатое лицо; прямой мясистый нос; глаза на выкате; толстые губы; рост… сто восемьдесят и выше; грузноват. Смотрит нагло:

— Сядь в машину! — это он мне, показывает пальцем на жигуль и немного наклонив голову разворачивается ко мне.

Я достаточно близко и смотрю только на Дашу — не есть хорошо, что она рядом. Ладно губошлёп, живи пока.

Без размаха и очень точно — правой, на полураспрямлённом локтевом, снизу вверх в его челюсть — бью! Роста хватает.

— Атц.

Это не он, это его нижняя челюсть встретилась с его верхней…

— А!

А это вскрикивает Даша — она поворачивалась и увидела этот момент…

Детина же строго вертикально приземляется на свои колени. За секунду до этого, он вытянулся вертикально вверх, будто бы подпрыгнул.

Ну а сейчас… Голова безвольно упёрлась подбородком в грудь, слюни текут через нижнюю губу, безвольные руки на земле раскрытыми ладонями вверх. Секунда, две и он правым боком валится на землю.

— Даша. — пристально смотрю ей в глаза: — По лицу ударил?

Она не двигается, прижав кулачки и закрыв ими пол-лица, и не отвечая, смотрит… за меня.

Да я уже и сам слышу, и тут же поворачиваюсь — близко ещё один. Вероятно был в машине и поэтому я его не заметил. Полное, круглое лицо, росту… тож сто восемьдесят, не меньше и не слаб комплекцией. Соображаю, что буду бит ногами, а начнёт он, скорее всего, с правой ноги.

Сблизились. Он — правой прямой, стопой с задранным носком — с ходу, мне в грудь. Да и ладно — не уворачиваюсь. Левой — крюком, в эту стопу — в пятку, в том же векторе только в обратку — бью!

— Ауа-ыыхх!

Это он уже на боку, обхватив свою ногу ниже колена. М-да… Прыгнуть на прямую ногу, да на одну, да с третьего этажа, да на асфальт! Смело, но опрометчиво.

— Тихо! — говорю ему, чуть наклонившись в его сторону.

Но совсем замолчать у него не получается, всё равно мычит сквозь зубы, правда тише, да держится за ногу которая участвовала в прыжке…

Есть же ещё и третий — его краем зрения я заметил, когда со вторым разговаривал. Он, поначалу с другой стороны машины только выглянул и, не сделав и шага, увидел как этот приземлился, и тут же развернулся, и в салон. Теперь же возвращается, да не один…

Поражаюсь я нам. Почему же у нас попугайство и обезьянничание в чести? Ну почему бейсбольная бита?! В любой нашей машине предусмотрена монтировка — штатный инструмент. Очень удобная и железная! В конце-то концов, если мало, возьми в другую руку гаечный ключ на… шестьдесят четыре, к примеру — длинная, стальная ручка, да он как булава в руке. И потом, что случись любой адвокат скажет, что это была самооборона, потому что не преднамеренно — это же штатные ключи в автомобиле. А бита? Какая ж к чёрту самооборона? Ты же её, брат, специально положил в машину, как оружие. Ну? Разница же очевидна. Нет же… Ну нет в машине штатного места для бейсбольной биты. Нету. Вот и этот обезьян туда же. Балбес…

Не высок — немного выше меня. Чувствуется, что ну очень не голодает. Лицом дополняет, до кучи, команду полномордых. Короче, сблизились. Он с ходу биту на меня — кто бы сомневался, но грамотно, ни там слева направо или наоборот, нет. Он её сверху вниз и по диагонали — справа налево, соображает, что деваться мне некуда.

Как говорит Даша — иийых, если уж я питбуля на тысячной доле секунды уловил, то уж тебя-то ушлёпка… Лады — повертимся, посмотрим у кого диагонали диагональней.

Бита опускается и я — головой, на и под неё одновременно вместе с ней опускаюсь, и колени подгибаю, да правым плечом вперёд закручиваю — бита дальше и я дальше. А потом, опять с закручиванием, выпрямляюсь. Короче, когда таким манером — по инерции, бита должна была вбить мой позвоночник в мою же собственную задницу, то там их уже не стояло, я уже выпрямленный торчал, своим левым к его правому плечу. Тут представилось два варианта: или оставить ему возможность левую лодыжку самому себе выбить; или…

Тыльной стороной левого кулака, поверх его рук в его правую скулу — бью!

— Клякц.

Звук не громкий — это сорвалась с петель его нижняя челюсть. Вектор-то я ему поменял и инерции добавил, так что он своей битой только землю и взрыхлил перед собой, падая на левый бок и уже без сознания.

Быстро оглядываю поле битвы. Первый уже пытается опереться на руки. Минута и придёт в себя. Второй не пытается встать, держится за ногу и мычит сквозь зубы и по тому, как он это делает, чувствую — у него в лодыжке не просто связки растянуты, а перелом. Третий как завалился, так пока и лежит.

Конечно, всё подкатило очень кстати. Может в машине ещё кто? Такой кураж — забыл обо всех своих треволнениях. Но не ради же веселья я это затеял — Даша и причина, и следствие, дружочек мой.

Поскольку всё произошло довольно быстро она не успела никуда отойти. Так и стоит с согнутыми в локтях руками, прикрывая пол-лица и грудь — в глазах слёзы и испуг — это видно даже при неярком освещении.

Подхожу к ней и отстраняя её ладошку смотрю на щёку, ожидая увидеть кровоподтёк, но ничего не нахожу — вполне возможно, что удар получился звонким, но не сильным.

— Даша, он по лицу ударил?

Даша на мгновение зажмуривается, отрицая, качает головой и тонким, от сдерживаемых слёз, голоском произносит:

— Нет, по ладони… — и у меня сразу же, как камень с души. — Успела, подставить.

И тут же переведя взгляд на того, кто был с битой, ещё более тонким голоском спрашивает:

— Они убитые? — разумея первого участника и этого.

— Нет, нет Даша. — настроение у меня приподнятое.

— Мне конец… теперь. — голосок срывается.

Она всхлипывает и прижимает к глазам свои кулачки пытаясь сдержать слёзы. Отводя её руки в стороны, я заглядываю ей в лицо:

— Да ты чего, Дашуня?! Подумаешь подрезала уродов! — меня же, от того что всё обошлось, веселье распирает. — Не плачь, Дашенька, ща всё решим! Да они тебя щас цветами завалят и шоколадку ещё принесут!

Но Даша отрешённо качает головой:

— Денег… — удерживая подступившие рыдания, всхлипывает и кивком головы показывает на первого. — Дал мне на закупки.

И плотно сжав губы, освобождает кулачки из моих рук и вновь прижимает их к глазам…

Оп-па! Ни фига себе раскладец.

Вообще-то я готов был остановиться и на достигнутом. Эти трое, а особо тот, первый… Короче, просто возместили бы Даше моральный ущерб, уж я бы позаботился. Теперь же…

Хм. Одно дело хамло быдлявое на задницу посадить ровно и совсем другое — денежный вопрос. Они от Дашки не отстанут, точно. Ещё с неё и за меня спросят. Я же личность среди местных неизвестная, а значит и не авторитет. М-да. И поехали мы здесь совсем не из экономии времени, как я теперь понимаю.

А ни сделать ли из них, к примеру, без вести пропавших? А?.. Да в лёгкую, шесть секунд и безо всяких там внутренних противоречий и угрызений совести. Ну а что? Да на гоп-стоп нарвались… Место пустынное, машина богатая, время позднее… Промзона. Дорога вон какая, а они тут попёрлись. Какого лешего? Вот и нашли себе приключений.

А на Дашу никто и не подумает… Да её здесь и не было. А я их карточки засвечу в другом городе, пусть репы почешут кому положено и за мной побегают.

Ну а с Дашей как-нибудь половчее поговорю. Да. Всё ништяк…

Придумав так, удивился про себя, но не тому, что и как придумал, а тому, что не удивлён, сколь легко, спокойно и с вполне заметной холодностью внутри, я принял такое решение…

— Даша.

Беру за руки и преодолевая слабое сопротивление, отвожу её кулачки от лица:

— Дашенька, иди в машину и закройся. — пристально смотрю в её влажные глаза. — Ты меня поняла? Всё будет хорошо.

Секундное ожидание и она судорожно, несколько раз кивает головой. Я разворачиваю её и осторожно подталкиваю в направлении машины. Только убедившись, что она справляется с этой задачей, я её оставляю.

Пара секунд и первое, что я делаю — быстро подскакиваю к тому, который лодыжку свою убаюкивает. А поскольку одежда на нём — шорты из джинсы, футболка и кроссовки, впрочем как и на тех двоих, то я быстро нахожу где и что у него по карманам распихано. Секунда и его мобильник, и деньги вместе с карточками у меня.

А вот с первым так не выходит. Тот уже сидит и напряжённо глядя на меня подносит свою правую руку, с зажатым в ней пистолетом, к своей левой намереваясь взвести затвор.

— От, сучонок! Из-за спины достал.

Но он не успевает — я уже рядом и перед ним. Приседаю и одновременно ребром правой ладони по его левому плечу — поверх его руки, справа налево и вниз, наискосок и… с наслаждением — бью! Его левая падает как плеть:

— Ааыу!

Он корпусом подаётся влево, лицо перекашивается от боли, а правая рука с пистолетом дёргается к вывихнутому плечу.

Левой ладонью, подхватываю и прихватываю его ладонь с пистолетом. Одновременно правой — скользящим ударом ладонью поверху, от мушки к ударнику — взвожу затвор и молниеносно переношу руку к нему на затылок. Опираясь своими коленями на его бёдра, преодолеваю его сопротивление — в лёгкую, и надавливая на тыльную часть его ладони, своим левым большим пальцем — скручиваю её. Свободными пальцами обхватываю пистолетную рукоятку и одновременно втискиваю свой указательный палец под спусковой крючок, между ним и рукояткой — оптимально, случайный выстрел исключён. Всю эту конструкцию подвожу к его лицу, уперев ствол в его правый глаз и придавливаю, спокойно перемещая свой указательный палец над его, на спусковом крючке...

Вообще-то можно было бы всё проще сделать и быстрее — убить его, перебив ему кадык напрочь. Или кадык вырвать.

Но тут Даша. А взыгравшая и отложенная эмоция требует выхода. Поэтому я и решил — пусть он больше и не жилец, и пусть реализация чуть запоздалая — в тот момент рядом стояла Даша, я его просто поломаю — для начала, пусть пока почувствует только боль, прямо здесь и сейчас. Поэтому так и получилось…

— Пукалку отдай.

Для него всё произошло очень уж неожиданно. Ему больно, он тяжело дышит и другим, вытаращенным глазом, ошарашено смотрит на меня. И не мудрено — я пеленаю его, как малолетнего. Вдавливаю ствол ещё — должно быть существенно больнее.

— Аы. — он разжимает ладонь.

Перехватываю и забираю пистолет, и сразу же понимаю — это травмат. Забираю мобильник и бумажные деньги, распиханные по карманам. Он не реагирует — оно и понятно, боль не тётка.

— Мордой в землю. — говорю спокойно, тихо.

Встаю и делаю шаг назад. Судя по тому как он неловко, застонав и придерживая левую руку плюхнулся на здоровое плечо, я добился того чего хотел — сместил его плечевой сустав вниз. Серьёзность травмы очевидна, поэтому я не настаиваю на точном исполнении своей просьбы.

Теперь тот, что с битой — бросаю взгляд через плечо.

— Опять ты с ней!

Успел ведь найти, поднять и уже в паре метрах от меня, с намерением со мной поквитаться.

Молниеносно разворачиваюсь и с разворота — на вытянутой левой руке, наставляю ствол на его правый глаз, почти вплотную. Он останавливается как вкопанный: не ожидал так близко увидеть срез канала ствола. Я тотчас же, на полшага, не теряя директрисы, сближаюсь с ним — теперь срез касается его ресниц, а мушка почти упирается в надбровную дугу. Спокойно, что полностью соответствует моему внутреннему состоянию, и проникновенно говорю:

— Деревяшку-то… брось.

Секундное раздумье и он выпускает биту из рук, и тут же подносит их к своему лицу, а я опускаю ствол и засовываю его в задний карман штанов...

Малому явно не по себе. Нижняя челюсть смещена — это видно. На левой да и на правой, скулах проявились полосы зарождающейся гематомы. Рот перекошен и чуть приоткрыт. На нижней губе и в правом уголке рта дорожка крови, стекающая на подбородок. Но меня это никак не трогает — у меня не полный комплект и подойдя к нему вплотную, проделываю с ним то же, что и с его подельниками. Но это не всё:

— Ключи от машины.

— В замке. — он еле говорит.

— Вторые.

— Одни. — но на разговор на коротке у него хватает сил и терпения.

— Иди к нему. — показываю на того, с поломанной лодыжкой.

Его я фиксировал краем зрения постоянно, пока возился с этими двумя. Судя по безучастному отношению к происходящему, перелом у него серьёзный и ему не до шоу. С плечевым вывихом который — я его направляю туда же, подчиняется без возражений. Поднимается тяжело без резких движений, придерживая свою левую руку…

Когда, таким образом они собрались все в кучу, этим двоим, которые могли передвигаться на своих двоих я, уже отыскивая глазами Дашу, говорю:

— Тащите его к своей машине. — они понимают кого.

Превозмогая собственную боль, поднимают его и подставив плечи, со сдерживаемыми стонами, на пяти здоровых ногах, потихоньку начинают движение. Я же, опережая их, быстро подхожу к приоткрытой двери и вынимаю ключ из замка зажигания. Теперь Даша...

Она сидит на заднем пассажирском сидении. Двери и не думала блокировать — забыла. Мягко сказать, что она напугана — её всю трясёт, губы дрожат. И я так полагаю не только от вида оружия, а главное от ожидания того, что могло бы произойти. Её лицо, имеющее природную привлекательность от пережитого и в ежесекундной готовности к рыданиям, от припухлости носа и глаз, приобрело вид пронзительной незащищённости и доверчивости.

— Даша, сейчас ты пересядешь за руль и отъедешь по прямой… ну там… пару километров и подождёшь меня. Хорошо?

Она молча, несколько секунд смотрит на меня и что-то для себя уяснив, бросает взгляд на бредущую троицу и я отвожу глаза в сторону:

— Не думай, Даша. Я с ними разберусь.

Даша испугано вздрагивает и отстраняется:

— Не надо.

К глазам опять подступают слёзы, но она, тяжело сглатывая комок в горле, справляется с ними и умоляюще глядит на меня:

— Я не думала, что так… Я бы лучше другое взяла, тогда бы отдала бы уже. — и ещё раз, отрицая, качает головой. — Не надо.

Вот же дотошная-то, всё-таки. Всё-то она чувствует. И вообще — уже себя считает виноватой за всё произошедшее и проклинает в душе тот день, когда взяла эти деньги — она им почти что сочувствует.

Я, так и не подняв глаза, медлю с ответом — такой расклад ставит меня в почти тупиковую ситуацию. Это же просто твари и лишняя возня с ними мне совсем не нравиться — закопать бы их и дело с концом. Теперь же придётся выкруживать:

— Да ладно. — я стараюсь выдать равнодушное отношение. — Я и не думал ничего такого… Дашек, садись за руль.

И старательно избегая её взгляда помогаю ей выйти, и перейти к другой двери, и не представляя, что мне делать дальше, лихорадочно прокручиваю в мозгу различные варианты, пока Даша садится за руль. Один вроде бы… ничего так, и я за него цепляюсь…

За то время пока я разговаривал с Дашей эти трое, на пяти здоровых ногах, наконец-то достигли цели и сейчас обсуждали вопрос о внедрении того, с лодыжкой, в салон…

Даша уже на месте водителя и взгляд у неё отрешённый — через руль вниз, и руки опущены.

— Даша.

Она вздрогнув, смотрит как затравленный зверёк на заклании и у меня возникает щемящее чувство жалости к ней, и желание тут же сгрести её в охапку, взять на руки и успокоить. Но всего лишь, на мгновение прикрыв глаза встряхиваю головой:

— Вон того с ногой, — я киваю в сторону троицы, — отвези его в травму.

Она медлит, бросает взгляд на них, потом опять на меня и я её понимаю:

— Даша, они же друг дружку знают... найдутся потом. Чё уж тут такого-то?

Судорожный и облегчённый вздох и Даша коротко кивнув намеревается выйти из машины, помочь:

— Сиди Даша. Щас прям, пойдёшь. Сами приползут.

Останавливаю их свистом и когда они оборачиваются, кивком показываю на жигуль:

— Сюда грузите! — удивлены и медлят. — Подойти?

Нет, осознали и.… радостные все трое, возвращаются…

Загрузка занимает некоторое время — бугай он здоровый и весит немало. Даша вклинивается в процесс, всё-таки, на последнем этапе загрузки. Со своего места она не встаёт — полуобернувшись в салон, даёт пару, тройку дельных советов. К моему удивлению, мягко сказать, эти трое, реагируют не должным образом — ворчат чего-то там. Да даже мне ясно, что Даша права — она немного приходит в себя, соучаствуя таким образом, по крайней мере слёзы в её глазах уже не стоят...

Короче, они его загрузили на заднее сидение — вдоль, на всю длину. Погрузка своего коллеги вымотала их — вновь приобретённые физические недостатки требуют покоя, я бы даже сказал, лечения в стационаре.

Напоследок даю совет, тому кто сейчас уедет, в отношении того, чтобы за всю поездку рот не раскрывал. Он должен для себя уяснить — я же, вроде как, ещё никуда не делся…

Даша всё это время не обращает на меня внимания и тем более не задаёт вопросов, даже когда уже трогает машину с места. В этот момент её больше занимает этот, с ногой. Поэтому когда она выжимает сцепление и подаёт машину вперёд, то ей приходится часто и быстро оборачиваться в салон, контролируя его состояние. Ну а потом и дорога впереди становится, несомненно, более значимой…

Посиделки

Пятнами света выхватывая набегающую дорогу и то что вдоль неё, да изредка вспыхивая стоп-сигналами, когда Даша аккуратно притормаживает, объезжая неровности, жигуль скрывается в темноте.

Стою, всматриваясь в дальнюю темень, ещё некоторое время улавливая звук шуршащих шин по асфальту.

Всё стихает. В наступившей тишине лишь слышен приглушённый расстоянием голос диспетчера, настойчиво что-то требующий от загустевшей темноты, да очень далёкий и размытый шум города…

Ну вот и всё. Чего ж стою тогда? Груст… Да ладно. Пройдёт. Всё же правильно — это ж она мне дружочек, а не я для неё. Кстати, обязательно надо будет закончить этот случай. А она и так помогла, вон как. Просто… Вздыхаю совсем того не желая. Хм. Надо же, синие глаза. Сине-синяя синь, с ямочками на щеках… Перетопчусь…

Развернувшись, молча иду по направлению к этим двоим — они уже отошли к своей машине и присев рядом — на землю, в бессилии привалились спинами к забору. Выглядят понуро.

— Оба в машину. На передние сиденья. Ты, — я киваю в сторону того, который держится за свою челюсть, — за руль.

Встают и идут, с кряхтением и стонами залазят в машину…

Они должны будут выдать бумагу Даше — завтра не позже одиннадцати ноль-ноль, где будет написано что их контора или они лично — не суть, претензий к ней не имеют, а долги, соответственно Дашины, погашены. А ещё, они завтра же, в то же самое время, в торжественной обстановке подарят ей, нотариально заверенную, вот эту вот машину. Вариантов тут два: или они соглашаются и всё хорошо; или они не соглашаются. Конечно, я постараюсь аргументировать свою просьбу, но уж это как получиться…

Сажусь на заднее сиденье — хорош внедорожник, Ниссан всё-таки. Чувствуется, что хозяин следит за ним, да и машина по всей видимости, трёхлеток не более. В дружеской обстановке излагаю им свою просьбу и озвучиваю первый вариант развития событий.

Реакция после короткой паузы ожидаемая. Тот, который с плечом, поворачиваясь в пол-оборота ко мне, морщится от боли, слишком быстро повернулся:

— А бумаги куда девать. Отчётные документы? — жлобство придаёт голосу энергию и приглушает боль, и ему кажется, что вот тут-то он и отыграется.

— У нас таких, — а это встрял тот, с откидной челюстью, — как эта, много. Всем деньги нужны. Этой простить и всем тогда? Сами идут. Их никто не тянет.

Прикрывая рот ладонью, которая не может скрыть опухоли, а может быть и поддерживая челюсть, морщась от боли и шамкая, хотя и медленно, но он произносит целую речь. В последующем он больше не выступал, а только смотрел, да не убирал ладони от лица.

Я не отвечаю, а спокойно сижу уставившись взглядом в лобовое стекло. Пауза затягивается.

— Ладно, ты дерзкий. — боль в его плече не останавливает. — Но из-за какой-то… — и тут же улавливает мой взгляд. — Не, ну мы же всё по чесноку. Она же знала под что подписывалась, мы же всё объяснили… Ну, извиняюсь, так вышло. Ты же с нас уже взял.

Оба выжидательно смотрят на меня. Дружно молчим. Переглядываются. Я упираю локоть в спинку сиденья и кулаком подпираю щёку — мне так удобней.

— Это беспредел. Чё ты быкуешь? Я правила знаю. И, в натуре, ты кто? Назовись. — воно как, ну-ну.

Коротко, опять переглядываются. А в машине душновато как-то... А может быть не только в машине.

— Слышь, ладно. Признаём, мы лоханулись. Ты нас подловил. Чё там базарить… Ладно, давай так, сейчас разбегаемся, а ей… я скидку сделаю. Пара месяцев и все при своих… Ну сам прикинь, — и он кивает на своё плечо, — это денег стоит.

И я с усилием сдерживаюсь, чтобы тут же не сделать с ним то, что давно хочу сделать — вырвать у него кадык, а приходится ещё и вида не подавать.

— Она ж тут при делах... И ты встрял. Но мы не в обиде, каждый бы встрял. Так? — и он даже доверительно улыбается.

Снимая напряжение, делаю плавный вдох и резкий выдох, и… начинаю говорить. Поочерёдного обращаюсь к каждому из них, назвав их полными именами, с добавлением полной даты рождения, вплоть до времени появления на свет — до секунды. Это имеет эффект — удивлены и очень, вернее сказать рожи такие, как будто бы у обоих, одновременно, происходит массаж простаты, через задний проход — железной монтировкой.

Прохожусь по ближайшим родственникам каждого из них — не глубоко, лишь для общего кругозора. Зачастую нормальность родителей не нивелирует ублюдочности отпрысков, ну то есть — пизда их рожает, а не мама. Правда бывает и наоборот.

Говорить о двоих сразу не совсем удобно, мозгами они не поспевают, поэтому сосредоточиваюсь только на том у которого выбито плечо. Его детство, отрочество — даты становления, значимые события и лирические отступления. Красочно, с подробностями, действия или соучастие в действиях до эмоций, до мыслей, до страстных желаний о которых кроме него никто не знает. Его юность особенно интересна — первая групповушка и откос от армии. Рисую в красках, вплоть до того, кто где стоял и в какую сторону смотрел. И особенно, как его отмазывали от этого всего, с его участием — в этом моменте он стреляет взглядом в сторону подельника и опускает глаза, и видно как у него проступают желваки на его толстых щеках…

Говорю около часа, будто бы читаю бегущую строку. Отвечать на вопрос самому себе, откуда я это знаю мне некогда и неохота.

Перехожу к настоящему — касается обоих. Освежаю им память о них же самих. Их адреса проживания и распорядок жизни, а не только дня — каждого. Лёжки о которых кроме них никто не знает, ну и, конечно же, кроме меня. Связи и отношения — рукопожатность, какие двери ногами открывают, а перед какими в позе — раком, двигаются, в эти двери, задом наперёд. Дурь в их жизни и про это тоже рассказал. Дьявол кроется в деталях, да я и не спорю.

В конце выдаю адреса проживания двух должниц: полные имена; сфера деятельности; семейное положение. Неплохие бабы, между прочим, а они им списание долгов за раздвинутые ноги, два раза в неделю. Вообще-то, идиотки полные — такое в наше время! Но тут ещё и шантаж.

Молчали всё время и не пытались меня перебить, или остановить — им было очень интересно и они прониклись. Наконец я закончил…

Сидят притихшие, как два сурка в клетке. Изредка опускают глаза, шарят ими по сторонам, опять смотрят на меня и в них явно читается непонимание происходящего. Даже боль от травм не главенствует над ними в этот момент.

— Ты кх… кхх.

У начавшего говорить пересохло в гортани, и он тут же оставляет своё плечо, и обхватив ладонью своё горло, трёт:

— Ты кто?

Прежде чем ответить, отдаю им два телефона и пластиковые карты. Один мобильник, демонстративно повертев перед своими глазами, кладу обратно в карман. Отдаю им ключи от машины и бросаю пистолет себе под ноги. Одним пальцем делаю призывный жест указывая на пачку сигарет на панели... Зажигалку тоже забираю:

— Бабло моё. Ей всё отдадите и… только тогда свалите. — смотрю на каждого. — Через десять минут она позвонит мне.

Вздыхаю и равнодушным, и уставшим голосом продолжаю:

— Если бы ни она, тебя сучонок… — указательным пальцем тычу ему в лицо, чуть-чуть не доставая до его ошарашенных глаз, — я уже подвесил бы, за твои собственные ноздри. Короче, вы живы, она просила. Если не позвонит...

Закрываю глаза и, опять вздохнув, подвожу черту под разговор:

— Верьте мне. — ответа не жду.

Выхожу из машины и уже стоя на земле, и намереваясь закрыть за собой дверь слышу:

— Да ты… в натуре, кто? — это всё тот, с вывихом, осевшим голосом до конца пытается расставить точки над несуществующим i.

Приостанавливаюсь. Хм. А ведь если по-серьёзному, то я и сам не знаю, как себя обозвать и к чему отнести. Вроде бы я есть, а получается что и… нет.

Закрываю дверь и повернувшись спиной, начинаю идти прочь, быстро и уверенно. Я ж не просто так, я ж ни с улицы — мне есть куда.

А из глубины сознания выныривает только одно слово... Изгой. Хм, прямо в цвет.

Бомж

Слышу мягкое включение стартера, звук заведённого мотора…

Шуршание шин. И через несколько секунд всё стихает. Ещё пара шагов и сворачиваю вправо. Подхожу к ближайшему дереву и облокотясь спиной на его ствол, приседаю на корточки — свет от фонарей со стороны дороги сюда не достаёт и я долго могу оставаться незамеченным.

Молния сверкает неожиданно — слишком увлёкся собой и пропустил момент, как всё зарождалось. Почти без паузы, с сухим треском грохочет так будто бы внутри каждого уха резко разломили по огромной деревянной доске. Раскат такой силы, что я непроизвольно вжимаю голову в плечи и быстро окидываю взглядом ночное небо. Внезапно поднимается ветер — взметает вверх дорожную пыль, с шумом пригибает верхушки деревьев, взлохмачивает придорожные кусты и также внезапно стихает. Всё вокруг в ожидании… Ни пения птиц, ни стрёкота сверчков, ни даже шороха… Пахнет влажной землёй.

Сразу — мощным потоком, с громким шелестом начинается дождь и усиливаясь с каждой секундой вскоре перерастает в сплошную водяную стену. Снова поднимается ветер — легко и плавно, будто бы шторы на окнах, приподнимает нижнюю часть дождевой завесы и оставляет её наклонной.

В напоре ветра образуются скоростные островки — выпукло, опережая основной поток они гонят перед собой дождевые полосы, разбрызгивая по земле водяную пыль...

С первым же порывом ветра я уже бежал на противоположную сторону дороги, к забору, к тому его участку где от края начинался поблёкший фасад постройки с двумя колоннами из стальных труб, поддерживающих полуразрушенный козырёк и чернел прямоугольник двери, ближе к краю от которого, вновь начинался железобетонный забор.

Вся эта конструкция напоминала бывшую столовую — их в своё время понастроили в достаточном количестве для трудового люда, в таких местах. Но моя попытка защититься от дождя, встав под остатками козырька, была тщетной. Сильные водяные струи, под углом бьющие в землю, всё равно меня доставали...

Прикрываясь одной рукой над головой, другой не думая хватаюсь за уцелевшую ручку проржавевшей двери и почувствовав что она подается, повернувшись рву её на себя и чуть не расшибаю себе лоб — в образовавшемся проёме чётко видна кирпичная кладка:

— Чёрт, непруха! — снова прикрыв лоб и половину лица согнутой в локте рукой, и прищурившись, резко разворачиваюсь навстречу дождю.

— Иыы... — от неожиданности я озвучиваю свой вдох и не могу выдохнуть.

От увиденного руки и спина моментально покрываются мурашками, шею сводит судорогой и одновременно — от прилива адреналина, всё тело как в лихорадке начинает колошматить мелкой дрожью.

От наплывающего панического ужаса я совсем закрываю глаза и выбивая зубами мелкую чечётку разворачиваюсь к двери. Лихорадочно ощупываю её руками и сразу же понимаю, что это не та дверь. Меня как столбняком пробивает — не могу двинуться. Чтобы хоть как-то унять дрожь и снова не отключиться, как в прошлый раз, я с усилием и в такт пляшущим челюстям, и вслух начинаю сквозь зубы выталкивать слова, затягивая их на гласных:

— Нет дождя… параллельные миры для недоумков… я как в игре, режим бога, смена легенды одномоментно… в пределах фрэйма… ты хоть усрись... шарь не шарь руками за монитором, там ничего нет и быть не может… ты не можешь знать какая картинка выплывет, если локально… только для тебя, легенда изменена. — едва завершив я начинаю произносить сначала.

Так я стою некоторое время с закрытыми глазами, вновь и вновь повторяя эту фразу, как мантру, не особо вдумываясь в её смысл.

Это помогает. Постепенно лихорадочное дрожание тела и челюстная свистопляска прекращаются. Почувствовав, что уже могу управлять речью и смогу, внутренне, принять увиденное я медленно поворачиваюсь спиной к двери.

Широкий, заасфальтированный проезд между многоэтажными домами. Одним краем — справа, выходит во внутренние дворы — в глубине виден освещённый клочок детской площадки, сзади неё в темноте можно различить деревья. Другим краем — слева, выезд на широкую и освещённую улицу, городскую улицу. За моей спиной скорее всего служебный вход какого-нибудь магазина, а фасад с центральным входом и витриной, по всей видимости, находится за углом — вдоль улицы…

За то время пока я стоял возле двери, не прошло ни одного прохожего — я не слышал шагов, и не проехало ни одной машины. Дождя здесь не было, но в движении воздуха и в далёких раскатах грома угадывалось его приближение — я всё ещё находился в том же городе...

Озираясь по сторонам и постоянно прислушиваясь, быстро прохожу в глубь двора. Увидев кустарник, разросшийся рядом с хозяйственным строением, подхожу и залажу между ним и стеной, и опершись на неё спиной, сажусь на корточки — до этого места не достаёт ни один луч от фонарных столбов и в такой темени меня никто не заметит. Достаю сигарету и накрыв бортом рубашки руку с зажигалкой, прикуриваю. Сигарету перехватываю за фильтр — огонёк внутрь ладони.

Стараюсь расслабиться и освободиться от состояния подавленности. В памяти всплывает то, что произошло несколько минут назад и высвечиваются моменты из того, что было до этого. Отношение к этому — уже ко всему, сложное, не могу ничего объяснить, нет связанной картины — разрозненные пазлы, нет представления о целом.

Внутри меня будто бы звук высокого тона — звенящее, давящее чувство одинокости. Щемит сердце. Сижу долго, борясь с самим собой, лишь изредка привставая и давая затекшим ногам восстановить кровообращение…

Неожиданно меня посещает гостья — кошка, и я с готовностью на неё переключаюсь. Проходя мимо по своим неотложным делам она не оставляет своим вниманием моё присутствие. Остановившись и сверкнув, от отражённого луча света, кошачьими глазами, моргает и тихонько мяукает — привет, мол, чего тут прячешься? Привет тебе, а я совсем и не зашкерился, а так... Отдыхаю. Она стоит ещё некоторое время и мне кажется что она в раздумье — остаться ли со мной или, всё-таки, пойти дальше и решать свои насущные проблемы.

Наконец, мяукнув на прощание и бесшумно переступая лапками она меня покидает. Я только и успеваю мысленно сказать ей вслед — не рассказывай никому, что я здесь. Как ни странно слышу в ответ её: «Мурр-мяу». — мол, не волнуйся всё останется между нами…

Раскаты приближающейся грозы не оставляют сомнений — надо уходить и попытаться найти какое-нибудь укрытие. Встаю и уходя от грозы, начинаю быстро двигаться, не придерживаясь определённого направления. Мимоходом скольжу взглядом по освещённым окнам первых этажей, не вглядываясь и не пытаясь уловить уют и тепло чужой семейной жизни. Лишь отмечаю про себя, что с каждым новым двором, который приходится пересекать, освещённых окон становится всё меньше и меньше — город постепенно засыпает, всё плотнее натягивая на себя одеяло летней ночи...

Вообще-то, различных ситуаций с моим участием и предположительно с однозначным исходом возникало предостаточно в моей жизни. Как-то по случаю, на вскидку, прикинул — смертей на десять хватило бы, точно. Но всё как-то, не завершалось неминуемой, обходилось даже без царапин. Но чтобы меня в такие моменты, так колбасило — до судорог, до потери сознания, как за эти несколько часов?! Акстись!

Нет, конечно бывало что и зуб на зуб не попадал, порою такая безнадёга накатывала — мама дорогая, но чтобы так!.. Никто же меня не выцеливает, на меня не нападают, сзади не скрадывают. И никогда не было у меня такого мандража, разве только инстинкты обострялись, как...

Да, кстати, с этими тремя. Завтра, точнее, уже сегодня к Даше никто и не собирается идти и тем более не собирается решать с ней финансовые вопросы, по моим рекомендациям.

И это я узнаю сразу и вдруг, и только мотаю головой помогая самому себе отогнать возникающие вопросы — никаких ведь нервов не хватит. К чёрту! Буду я ещё заморачиваться! Один хрен, ничего же не понятно! Короче — знаю и всё!

Так что оно даже и к лучшему, что они до конца не прониклись — так я хоть при деле, а то до одиннадцати часов шараёбиться где-то. Ничего, Даша, дружба обязывает, и ближе к полудню ты уже будешь в шоколаде, я их подтолкну. А потом они про тебя забудут, уж я об этом позабочусь. Постараюсь. И сбрасывая с себя остатки хандры, я приободряюсь. Ну, лады! Понятно куда теперь двигаться...

Да. Мой механизм адаптивного восприятия, без сомнения, работает на повышенных оборотах и безо всяких видимых усилий с моей стороны. Последующие моменты реальности, выпадающие из разряда тривиального миропонимания, я воспринимаю уже почти спокойно. Внезапная и резкая смена картинки ночного двора на... их ночной двор, прямо передо мной, в этот раз не вызывает во мне панического ступора — лишь чуть вздрагиваю. Ясен пень, нужна привычка. Похоже на киношный трюк, не более. Да и воспринимается почти также, почти один в один, будто бы сидишь в кинозале. Правда, если уж начал башкой вертеть, то сменяющаяся обстановка приобретает инерцию и назад — туда же, взглядом уже не вернёшься. Ну оно и правильно. А то так бы и стоял посерёд… двух площадей, к примеру и глазел бы — зенки вразбежку. Блин, только людей пугать. Ну, по крайней мере, мне так представляется. Короче, очень удобно...

Дверной кодовый замок их подъезда преодолеваю по наитию, взявшись за ручку и… просто потянув на себя. Ни писк домофона, ни сирена не оповещает этот мир о том, что в этот подъезд кто-то впёрся. Да. Ай, да я. Но искра-то в землю не ушла и магниты работают.

Видеокамер нет, я посмотрел. Но даже если они и есть. И чего? Да у всех разведок и сыскных служб этой планеты нет ни малейшего шанса меня идентифицировать — меня не существует как личности, по крайней мере в том объёме информации о самом себе, которым я располагаю.

Правда, когда я так думаю, то приостанавливаюсь. Чёрт, надо привыкать и быстрее, а лучше так не думать — всплывающие эмоции совершенно ни к месту, делить-то их не с кем. Так что, загнать поглубже и жить с этим…

Без гнева и суеты

Они находятся за бронированной дверью на седьмом этаже и я стою перед ней.

Берусь за ручку, нажимаю на открывание и потянув на себя, спокойно вхожу в квартиру. Не оборачиваясь, закрываю за собою дверь и осматриваюсь. В нос ударяет запах перегара, разлитой водки, тонкий запах женских духов, запах спермы… Из вёдер что ль лили? Тяжёлый запах немытых тел. Запах еды, что-то мясное. Запах травки отдельно — ни с чем не спутаешь.

Просторная прихожая. Во всех комнатах, доступных моему взгляду, горит свет. Прислушиваюсь. Храп спящего. Быстро, не всматриваясь в детали по сторонам, прохожу на звук — двое из троих здесь. Издали наблюдаю — второй, который не храпит, тоже дышит.

Прохожу на кухню — а вот и третий, у которого челюсть без петель. Лежит на полу просторной и отлично меблированной кухни — в одних трусах, скрючившись и не храпит. Пробую на шее пульс… Есть пульс.

Мимоходом, опять не вдаваясь в подробности, отмечаю что двое прошли через местный травмапункт. Поломанная лодыжка упакована и есть костыль для передвижения. И у другого — стягивающая и чёрная, поддерживающая под согнутый локоть, повязки. Сделано качественно, иначе бы не веселились.

Обхожу все пять комнат и лоджии, по пути закрывая шторами все окна, захватываю осмотром ванную и туалет. Заканчиваю на кухне. В квартире кроме них больше никого.

Кухонный стол с едой — много чего. Выхватываю что-то мясное и ем. Недалеко от холодильника, ополовиненный ящик с водкой — это с ними на брудершафт. Да и с собой захвачу. Минут через пять перестаю мыслить челюстями — закуриваю и в медленном темпе ещё раз обхожу всю квартиру…

Оттягивались. Одной водкой не ограничились. В ванной, на кафеле на стене и на полу размазанная кровь, но дополнительных травм у них нет, разве что у того что с вывихом — разбиты костяшки пальцев здоровой руки. В спальной комнате, с большой кроватью и с двумя кожаными креслами, разодранное женское нижнее бельё, кровь — дорожка кровяных пятен из комнаты, несколько следов засохшей блевотины без остатков пищи на кровати и возле, тряпки сделанные на скорую руку из простыней, вмятые подушки сброшенные на пол, подсохшие пятна на полу и на простынях, окурки и пепел, пустые бутылки, пустые пачки от сигарет.

Они спят голыми — разметавшись: один на кровати, на спине, чуть ли не в обнимку с костылём; другой, сидя в кресле, раздвинув ноги и головой на подлокотнике.

Заглядываю в одну из меньших комнат. Компьютерный стол с компом, диван, несколько стульев, журнальный столик, плоский телевизор огромных размеров. На столе рабочий беспорядок — флэшки, диски. В нише стола виден край большой и толстой тетради — новой, на девяносто шесть листов. Хм… В нише компьютерного стола… Ни в цвет.

Беру тетрадь — долговая, в обход основным документам — заполнена не полностью, листов десять. Тетрадь начата недавно. Пролистывая страницу за страницей наталкиваюсь на фамилии тех двух женщин — должниц. Напротив каждой, по датам, проставлены крестики и не в равном количестве, и в графе у одной, прямо по крестикам, размашисто написано — ух! Так. Что за слюни? Ещё мальчиши, и в подгузниках? Захорошело, а мама не разрешает выражаться? А, воно как — мальчики с грязными попками.

Неожиданно натыкаюсь на запись и о Даше. Читаю и непроизвольно стискиваю зубы… Я, конечно, далеко не святой, но меня коробит. Чувствую, что начинаю потихоньку сатанеть.

Нет, я не удивлён самому факту записи, что-то подобное я предполагал. Тут другое. Запись суммы и расчерченный карандашом график платежей — это в начале. А дальше — от чего меня чуть сразу же не накрыло — под датой трёхдневной давности, стоит только одно слово — анальчик!!! Ещё дальше, под датой позавчерашнего дня — я встретил Дашу на следующий, куда показывает стрелочка, стоит большая точка образованная от многократного рисования по кругу шариковой ручкой. Причина: пытались со злостью зачертить крестик, опрометчиво поставленный заранее. Чуть дальше целая фраза — сука тварь овца. И далее, в следующем квадратике без даты, проставлена сумма в три раза более предыдущей — явно взятая наобум. Суки. Дубово и прямолинейно! Но педантично. Аккуратисты, ёб вашу…

Да, Дашка, они бы тебя сломали и дожали бы. А поскольку ты баба правильная, а встрять за тебя особо-то некому, то…

— Ну, лады. — и я меняю планы

Вырываю страницу только с этой записью и свернув несколько раз кладу в карман. Захлопнув тетрадь, бросаю её на пол. Вспоминаю и об их мобильном, в моём кармане — он сейчас, как нельзя, кстати…

Обхожу все комнаты ещё раз и проверяю сколь плотно задёрнуты шторы. Выхожу в прихожую, осматриваюсь и проверяю закрыта ли дверь. Дверь закрыта — ключ вставлен изнутри и не вынимался. Мелькнувшую было мысль о том, что кто же из них провожал гостей и запирал дверь, не раскручиваю — не имеет значения. Разворачиваюсь к ней спиной. Прикрываю глаза — необходимо успокоится. И сделать всё, без гнева и без суеты...

Дружба обязывает

Не надо было водку, лишнее.

У какого-то пруда, в каком-то парке, в кустах — это я. В одной руке уже вторая бутылка — на донышке, в другой — надкусанный лимон. Сижу молча, плотно сжав губы. Неотрывно смотрю на воду. Слёзы текут помимо воли и застят глаза — спиртное обнажило нервы и внутренние тормоза сорвало напрочь. Чувства вырвались, всплыли и через край. Судорожно выдыхаю, пытаясь с собой совладать…

Иметь жизнь и не иметь прошлого. Видеть, слышать, ощущать — без настоящего. Быть здесь и сейчас, и быть... никем. Одиночество не тяготит. Угнетает одинокость — она моя суть. Тяжко, спасу нет.

…перед этим -------------

Как всё должно быть и под каким углом зрения это увидят — примерно, те кто их найдёт я прикинул быстро, поэтому в дальнейшем просто исполнил намеченный алгоритм.

Рассчитано всё было точно и закончилось с некоторым запасом времени для меня — до того как приедут. Свою одежду пришлось менять — порылся по шкафам и наткнулся на старую спортивку: штаны и куртка с капюшоном. Немного не по комплекции, великовато — в штанах максимально подтянул резинку, а куртка так сошла. Одежду, которую снял и женскую какую увидел, упаковал в мешок для мусора. Вырванный листок заранее переложил в карман спортивных штанов.

Этот листок навёл на мысль о компьютере — наверняка в нём была какая-то база данных, но на Дашу ничего там нет и я это знал. Другие… Мне до фонаря.

А вот на ноги ничего не нашлось — вся обувь минимум на два размера больше. Походу дела наткнулся на деньги — в выдвижном ящике большой тумбочки, сделанной в стиле — бабушкин комод. Купюры разного достоинства и по объёму — прилично. Пересчитывать не стал, а просто нашёл большой полиэтиленовый пакет загрузил в него и сверху застелил бумагой для принтера. Для Даши — втихую зайду и оставлю. Водка?.. И пару лимонов тоже прихватил.

Входную дверь для надёжности закрыл ещё и на внутреннюю задвижку и нажав на ручку, толкнул…

Лестничная площадка хрущёвки — увидел когда полностью открыл глаза, всё-таки зажмурился. В сию же секунду возникло сильнейшее желание оглянуться. Чисто по наитию преодолев себя, не стал этого делать и сам же себя приободрил — а вдруг собственную задницу увижу, в масштабе.

Споро спустился вниз, с третьего этажа. В междверном пространстве подъезда чуть было не сбил с ног какого-то мужика. В нос ударило запахом плесени, затхлости и всё это вперемежку с ядрёным запахом дешёвой сивухи. Цель визита этого субъекта можно было не анализировать — ежу понятно. Посторонился и открыл дверь наружу…

Уже на улице отыскал глазами мусорные баки и быстро подойдя к ним выбросил свой мешок. Когда ещё выходил из квартиры, мельком глянул на настенные часы: было где-то двадцать минут седьмого. Да выходил минут пять… семь — в общем до открытия магазинов был целый воз времени. Пошёл через двор, нечётко намечая направление на центр…

Раннее субботнее утро и город ещё спал. Не так давно прошёл дождь: мокрый асфальт с пятнами высохших участков; кое-где лужицы; хорошо пропитанные, раскисшие от влаги народные тропы, по зелёным газонам.

Шёл неспешно, озираясь по сторонам. То что не спал почти сутки как-то не чувствовалось — во всем теле ощущалась лёгкость, так сказать — был в тонусе. И настроение приподнятое, как будто бы груз свалился с плеч — дело сделано. Но прислушавшись к себе более пристально понял, что это истерика, продолжение куража — ненадолго. Опустошение придёт — это обрадовало, значит не робот.

В одном из дворов решил посидеть на скамейке со спинкой — очень ухоженным показался мне этот двор. Повсюду, в клумбах и на огороженных участках, посажены цветы — видна продуманность подбора и размещения. Кустарниковые растения, в разных местах двора, аккуратно подстрижены так, что образуют гроты со скамейками внутри — посидеть, пошептаться и от солнца укрыться. Одним словом, грамотно всё сделано, приятно глазу и удобно. Детская площадка выше всяческих похвал, чувствовалось, что за ней присматривали.

Расположился в свободной позе, вытянув ноги и откинувшись на спинку скамейки, раскинув руки, расслабился… Почувствовав что начинает клонить в сон, встал и пошёл дальше. Не очень-то я походил на туриста, зашедшего сюда для получения впечатлений от созерцания дворового ландшафта. Стрёмно, загребут…

Так и бродил из двора во двор, изредка выходя на параллельно идущую, главную улицу. Складывалось впечатление — до центра мне как до китайской границы, а спросить кого-то из местных почему-то не хотелось. И магазинов с одеждой, в обозримом пространстве, не наблюдалось.

Тем не менее, по ощущениям, время подходило к открытию. Пришлось высматривать прохожего и уточнять который час. Да действительно, внутренний хронометр, на удивление, работал достаточно точно. Пора начинать двигаться куда-нибудь к центральным точкам. Поэтому в очередном дворе нашёл относительно закрытый участок и подошёл, почти вплотную, к гаражной коробке из стального листа. Выждал пару секунд и зажмурившись резко развернулся, открыл глаза… И ничего не произошло. Посмотрел по сторонам — всё тоже самое, но повторять не стал. Киношники оборзели. Такси нанимать?

Пришлось нанимать — где-то ещё с километр прошёл вдоль главной улицы, прежде чем увидел машину с шашечками на крыше. Подойдя и спросив разрешение, сел в машину. Сразу же вытащил из кармана приготовленную заранее, бумажку достоинством в одну тысячу. Договорились быстро — в центр, до магазина.

Ехали долго и всё как-то окраиной, у меня даже появилась шальная мысль, что вполне могу нарваться и на гоп-стоп. А что? Парень спортивного вида, комплекции внушительной, да и перебитый нос говорит о многом — в рукопашной если он и не профи, то уж любитель со стажем как пить дать. А я в его глазах, да и не только в его, уж точно не гигант. Да. Мне этого совсем не хотелось. Прикинул как и куда ткнуть, на всякий случай, если такая дурацкая мысль вдруг придёт ему в голову.

Нет, доехали без приключений. Он рассказал, уже в конце маршрута, что занесло меня чёрти куда, в самый отдалённый от основных городских кварталов микрорайон, да плюс ко всему ещё и на его окраину. Во как! А я всё высматривал. Правда могли бы доехать и быстрей, но лето — сезон ремонта дорожного покрытия, вот мы и дали по объездным. «Сразу-то, чего тебе объяснять-то? Ты же не местный всё равно б не понял»…

Он подвёз меня до какого-то торгового центра, в один этаж высотой. Заплатил ему ещё тысячу сверху — как спасибо. На том и расстались — я вылез наружу и направился к центральному входу, а он тут же отъехал, выруливая на главную дорогу…

Брать-то мне особо и нечего было, поэтому из торгового центра я вышел, примерно, через полчаса и во всём новом: джинсы тёмно-синего цвета под широкий ремень, классического покроя; рубашка из хлопка, голубого цвета — под джинсу, с коротким рукавом и на выпуск; коричневые кожаные сандалии на мягкой подошве. Долго выбирал спортивную пару — куртку и штаны. Прикупил и ещё кое чего по мелочам: помыться, побриться; нижнее бельё; бандану чёрного цвета, так, на всякий случай — пристроил её на шею. Ещё приобрёл часы, на руку.

Одежду в которой пришёл, в фирменном пакете выбросил в мусорный бак, на внутреннем дворе магазина...

Конечно же я понял, почему мне пришлось на такси разъезжать. Поэтому вполне мог опять подойти к какой-нибудь стене, в каком-нибудь укромном месте и… Уж чего-чего а точный адрес я знал. Но… Чего спешить? Всё равно же не ждут. Поэтому на остановке, чётко назвав адрес спросил, как туда добраться. Оказалось, что надо ехать в другой конец города и на маршрутном такси.

Сидя в маршрутке и глазея по сторонам, я и увидел этот заброшенный парк на отшибе. Настроения уже не было и всё сопутствовавшее тому, после того как, что называется, было на подходе. Уже хотелось куда-нибудь забиться и побыть одному.

Так я и очутился у этого маленького пруда, не доехав до Дашиного дома всего несколько кварталов.

------------- опять в настоящем…

Всё когда-нибудь заканчивается.

«И это пройдёт…» — было написано у какого-то древнего на кольце. Вот и со мной — просидев часа полтора, я почувствовал как постепенно душевный раздрай уступают место спокойному созерцанию. На удивление, я быстро трезвел и без похмельных последствий. Вскоре я уже шёл к её дому...

Даша

Перед дверью в её квартиру, с двумя пакетами в руках, стою уже с минуту и не решаюсь её открыть.

Не знаю, дома она или нет. Странно — тех-то я вычислил моментально. Время к часу дня, сегодня рыночный день и за дверью тихо.

С одной стороны я должен сделать то что решил — занести деньги и на этом для себя поставить точку. С другой, если вдруг Даша дома, возникнет ситуация — чё ты припёрся — в знак дружбы — пошёл ты. Ерунда получится. Да и объяснить что-либо я толком не сумею — остановлюсь на полуслове, увидев неприятие и уйду. Короче, мне не хочется встречаться с ней, при всём при том, что она мне друг на всю оставшуюся жизнь — так и есть.

Пакеты поставить рядом с дверью и позвонить. И сам на другой этаж, выше или ниже. А? Если не выйдет, то дёрнуть дверь…

Дверь дёргается сама — открывается неожиданно и резко. Я едва успеваю удивиться и избегаю удара на инстинкте — дверью меня чуть не сносит.

Даша. Стоит в дверном проёме, держась одной рукой за ручку, другую тут же кладёт себе на грудь, смотрит во все глаза и ничего не говорит. Непроизвольно, быстро охватив взглядом, успеваю рассмотреть её домашний халатик, зардевшееся лицо, уложенные волосы. Мой взгляд притягивают её босые ноги — небольшого размера и красивые стопы, с ровными и ухоженными пальцами, тонкая и изящная щиколотка. Она взволнована — грудь часто вздымается, глаза — сама синь, синее не бывает и блестят. Тихонько ахает и ладошками прикрывает рот…

В следующую секунду, я подумываю подвинуться куда-нибудь влево, там, или вправо — ну чтоб не загораживать. Полное ощущение, что она кого-то ждала… Но не меня — это уж точно. Совпало так — случайность, а я не услышал того, кто подошёл сзади. Ну мало ли — стоял прикидывал, вот и не услышал.

В следующее мгновение… Нет, я не уловил — то ли она прыгнула, то ли… Короче, она уже возле меня. За руки, в которых пакеты, буквально втаскивает меня в прихожую, и упершись ладонями мне в грудь, припирает меня к стене. Быстро возвращается к двери — закрывает, и опять ко мне. А дальше…

Вообще-то, надо сказать… Ну, то есть… Короче — это не по сценарию! Вообще, ни по чьему! Такое со мной… Эта тема вообще не про меня! Я и не думал о таком! Даже отрывочных фантазий не возникало, с таким поворотом событий!..

Берёт моё лицо в свои руки и обведя его каким-то странным, для моего понимания, взглядом, приподнявшись на пальчиках ног, коротко целует меня в губы. Опускаясь, отстраняется и вновь обведя меня взглядом, как будто бы не веря в то, что это я, чуть досадливо произносит:

— Да брось же ты наконец эти чёртовы пакеты.

И я тут же выпускаю их из рук. Ударяясь об пол, жалобно звякают бутылки с водкой. Разобьются... И хрен с ними.

С очень близкого расстояния вижу Дашины глаза — глубоки необычайно, тёмно-синяя бездна, запросто можно пропасть. И в них… Нет, не про меня такой взгляд. Не привык я к такому.

Очень близко её чуть приоткрытые, манящие губы. Ох, зря ты так, Даша, ведь я же… Вижу только их и ничего больше. Осторожно накрываю уголок её рта своими губами.

Даша тут же, привстав на пальчиках ног и ахнув, обнимает меня и сжимает мою нижнюю губу своими, сильно стиснув ладошками мою шею и плечо. Замирает — еле уловимый толчок внутри её, как будто бы у неё остановилось сердце.

Подхватываю руками и прижимаю её к себе, чувствую напряжённые соски её упругой груди, её вздрагивающий живот.

Судорожно выдыхая, еле слышно и тоненьким голоском она опять вскрикивает, и ещё больше прижимается сама. Губами медленно прохожу по её мягкому и податливому рту. Даша, вновь глубоко вдыхая, тихонько и судорожно ахает и когда она снова замирает, я опять чувствую еле уловимый толчок внутри неё.

Её ладошки переходят на мою спину, на шею, опять на плечи. Они никак не могут остановиться, им хочется быть в нескольких местах сразу.

Чуть сильнее сжимаю её вздрагивающее тело. С наслаждением мну её губы своими и проникаю языком в её рот. Даша тут же коротко и едва слышно мыкнув, сжимает его и втягивает в себя. Кисловатый вкус её рта, её мечущийся язычок, её зубки, напрочь отключают моё здравомыслие — мозги спрыгивают на ходу, дыхание перехватывает и остаётся только одно — я хочу эту девчонку, сразу и всю. Я хочу её прямо здесь! Каждая клеточка её тела мне желанна до умопомрачения.

Не сдерживаюсь — приподняв полу её халата, легко сжимая и перебирая её голое тело, прохожу своей ладонью по её попке. Плавно прихватывая и перебирая кожу по внутренней стороне её бедра, прохожу дальше, сожалея о том, что у меня нет третьей руки — Дашина грудь остаётся без присмотра, только лишь прижата. Вообще-то, не помешала бы ещё пара рук. Ладно, чуть позже. И уж тогда, я её просто съем.

Даша, вновь тихонько мыкнув, отводит свою ногу чуть в сторону и немного её приподнимает. Я тут же подхватываю её ножку и пальцами, а потом и всей ладонью проникаю под её трусики. Ммм! Не задохнуться бы! Достигнув её, повлажневших нижних губ, тут же непроизвольно, но осторожно и нежно сжимаю их. Потом поглаживаю и пытаюсь их раскрыть, чтобы пройти ещё дальше… Меня накрывает словно дурманом и сознание мутнеет.

Даша не разжимая рта, с тихим стоном вдыхает ещё глубже и ещё сильнее прижимается ко мне, её ладошки останавливаются, до боли стиснув пальчиками мою кожу. У неё замирает грудь, втягивается живот — она почти не дышит.

Прижимаю Дашу к себе, не давая её телу опуститься с пальчиков ног. Легко и осторожно, несколько раз сжимаю уже раскрытую и увлажнённую вагину, глажу её, и совсем чуть, чувствуя её мягкость, проникаю в неё пальцем. Даша отзывается на это моментально и трепетно. Её тело вздрогнув, немного обмякает и она, совсем чуть, разводит бёдра. Оставляю свои поползновения. Быстро и немного суетливо, начинаю расстёгивать свой брючный ремень.

Даша, не отстраняясь и всё также не дыша, кладёт ладошку мне на грудь и, в бессилии сгибая запястье — не в состоянии держать её в напряжении, пытается слабо давить на неё. Мне трудно остановиться, но краем почти помутневшего сознания, понимаю…

Напоследок, очень и очень медленно прохожу губами по её рту, внаглую наслаждаясь его чуть кисловатым вкусом, всасывая в себя каждую клеточку её мягких и таких отзывчивых губ — я его почти что ем. И, наконец, с усилием преодолев себя, отстраняю своё лицо...

У Даши закрыты глаза и дыхание через раз — она полна чувств и прижавшись ко мне, дрожит и её ладошки всё ещё меня стискивают. Мои руки, прижимая её к себе, ещё на её попке и спине — подол её халата до сих пор приподнят и покоится на моём запястье. Наконец, Даша отстраняясь, медленно опускается на полную ступню и также медленно, как после пробуждения, открывает глаза.

Шальной, блуждающий взгляд, возвращается издалека. Её глаза, чистейшего тона тёмно-синий ультрамарин, полны влаги, глубоки и необычайно доверчивы. Капельки слёз в уголках и одна из них скатывается по щеке, оставляя за собой тонкий след. Даша смахивает её ладошкой, привстаёт на пальчики ног и берёт моё лицо. Всё ещё легонько вздрагивая, вновь закрывает глаза и нежно прикасаясь губами, медленно целует мои щёки, губы, аккуратно прикусывает мою нижнюю губу и долго держит её, чуть оттянув. Отстраняется, опустившись с цыпочек, и кладёт свой лоб на мой подбородок...

Я тоже возвращаюсь не из близкого. И совсем ещё не успокоенный. Обнимаю Дашу за плечи — она, согнув обе руки в локтях, и их устроила у меня на груди.

Даша чувствует меня — еле заметно усмехается, но не отстраняется. Поднимает ко мне глаза — тепла через край, и умоляющим тоном произносит:

— Не сейчас, Илюшенька. Ладно?

Да. Ну и воля у этой девочки. Я же, как пёс на псовой свадьбе — слюна до колен и каким-то чудом не достиг точки невозврата. У меня ж от неё чуть башку ни снесло — мозги-то потекли. Мне бы присесть, уж очень у меня всё выпирает и всё ещё подкапывает — пах мокрый. Да и контролировать себя, чтобы не сжать её, причинив ей боль, мне приходится с усилием. Внутри меня, от её тела в моих руках, всё ещё дрожью пробирает. Прям съел бы её сейчас, начиная с её умопомрачительных пяточек. А она… Ох и девчонка — сильна. Верной будет тому, кому достанется. Фух, ладно. Мне хорошо с ней даже и так. Я растворяюсь в её нежности, её чувства сейчас главнее и я здесь ведомый…

Даша у меня на груди и затихшая. Потом отстраняется и привстав на пальчиках ног, поднимает руки и потянувшись за ними всем телом, и едва слышно охнув обхватывает меня за шею, положив свои ладошки мне на затылок. Кладёт голову мне на плечо, уткнувшись носом мне в щёку и вновь, еле слышно хмыкнув, затихает. Я же ещё пока весь выпуклый, но это её не смущает. Так мы и стоим некоторое время — обнявшись и молча...

Вдруг у Даши вздрагивают плечи, она вздыхает и я слышу её шёпот:

— Я думала уже не дождусь.

Медленно возвращаюсь к действительности и не успеваю ничего понять. Даша поднимает голову и разомкнув руки чуть отстраняется. Берёт меня за плечи и опускается с пальчиков ног — глаза полны слёз, покрасневший и с трепещущими крылышками, кончик носа:

— Гле же ты ходил? — вздрагивающий голосок.

Это для меня полный атас, а тёмная синева её глаз начинает срываться первыми слезинками.

— Собралась-то я сейчас к тем, к троим, узнать где ты. — она говорит с трудом, сквозь слёзы. — Я в больницу звоню... — у неё всё-таки перехватывает дыхание, но сомкнув губы и судорожно вздохнув она продолжает. — Потом по знакомым, а мне никто и ничего сказать не может... — голос осекается и она сглатывает подступившие слёзы.

— Даша, я…

— Я же ничегошеньки не знаю… откуда ты, ни фамилии… — уголки губ опускаются, вздрагивает подбородок, голос срывается.

— Дашенька, ну я ведь…

— Тебя же… — у неё опять не хватает дыхания.

— Даня подожди, я сейчас всё… расскажу. Я…

Пока я говорю она, пытаясь совладать с собой, несколько раз судорожно всхлипывает и сжав мои плечи, перебивает меня:

— Я же не знаю где ты, что с тобой... — голоса уже почти нет.

Слезинки ручейками скатываются по её щекам и Даша, уже в не в силах сдерживать нахлынувшее, шепчет:

— Хоть глаза закрыть...

Дальше ничего не успеваю сказать — стукнув по моей спине кулачком и в бессилии положив свой лоб на мой подбородок, она изо всех своих девчоночьих сил прижимает меня к себе.

— Дашенька… я же... вот...

А Дашины плечи начинают содрогаться в почти беззвучных рыданиях. Всё происходит быстро и неожиданно...

Чёрт бы меня побрал! И чего только эта девочка не передумала за эти часы, пока меня не было рядом! Но я же не знал! Даже не думал об этом! А Даша не перестаёт плакать, а я перестаю внятно соображать и уж тем более не знаю что делать. По наитию беру её лицо в свои ладони и целую её лоб, губы, влажные щёки, чувствуя солоноватый вкус её слёз. Отстраняясь, пытаюсь заглянуть ей в глаза и всё время говорю ей что-то хорошее. Ничего не помогает! Даша плачет навзрыд и уже чуть ли ни в голос. Слёзы из-под опущенных век текут сплошным потоком. И я чувствую как мной овладевает натуральная паника! Караул! Чего делать-то?! И я, лихорадочно пытаясь хоть как-то разрядить ситуацию, леплю что-то несусветное:

— Изг... Дашенька, не плачь! Изоев я! — первое, что приходит на ум…

Обнявшись, не желая размыкать руки, мы стоим и молчим уже несколько минут. Её состояние навеянное пережитым, ушло вместе с её слезами и моя паника перешла в стадию лёгкого напряжения и сиюминутного ожидания.

Даша не пытается что-либо предпринять. Глаза у неё ещё закрыты и её волосы щекочут мне лицо — я втихую наслаждаюсь их запахом.

— Изоев… — вдруг произносит Даша. — Ну и фамилия у тебя, Изоев.

Я застываю на вдохе, но тут же собираюсь с мыслями, я очень лаконичен:

— Другую не усп... Вот кто-то ж придумал, а? Где мозги только были?

— Не говори глупости, хорошая фамилия… Хм. Изоева Дарья Сергеевна.

Даша поднимает голову и открывает мне небесную синь своих глаз. А я… А чего я? Всё на лице написано, крупно и читаемо — не ошибёшься.

— Испугался? — с еле уловимой грустинкой смеётся и привстав на цыпочки коротко целует меня в губы. — Не бойся… Чего там звенело-то у тебя?

Она практически овладела своими эмоциями, только всё ещё изредка тыльной стороной ладони смахивает со щёк редкие слёзные дорожки.

— Да там мыльное, нательное… воняю, думал помыться... Где-нибудь.

— Совсем и нет, куревом только... Выпивал?

Как сразу-то не заметила, ох и… Ну я же не знал:

— Пива немного… банку одну. — мне ж сбре… как дышать.

— Ой, — машет рукой, — ладно. Сейчас вымою тебя, погоди.

Ладошкой легонько прихватывает и треплет мою щёку, потешно сморщив свой носик и отпустив, с улыбкой уходит в ванную комнату...

Она всё делает быстро и без суеты, в её руках всё спорится. Каждый раз проходя мимо бросает на меня улыбчивый взгляд. За эти несколько минут я успеваю осмотреться…

Однокомнатная квартира в панельном доме с типовой планировкой. В обстановке ничего особенного — всё по необходимости. Но на всём, во что бы ни упирался взгляд, чувствуется её заботливая рука.

И ещё. У неё очень уютно. Это ощущение приходит неосознанно, на каком-то потустороннем уровне. Уют чего-то давно забытого и родного, к моему немалому удивлению, захватывает меня сразу — целиком, а совсем не через череду и расположение вещей. В каждой мелочи её душа и сердце?..

— Не стой, пойдём там разденешься.

Мм-гм, значит вымою это совсем не к слову. Так. И я захожу в ванную.

— Даша…

— Стесняешься.

Она улыбается, но в следующий момент посерьёзнев, разворачивает меня лицом к себе и прижавшись своей щекой к моей груди уютно устраивается у меня под подбородком, уткнувшись носиком в шею, свои руки смыкает у меня за спиной. Обнимаю Дашины плечи и в который уже раз вдыхаю дурманящий запах её волос.

— Ты-то со стороны не видал, а они же тебя... — она не заканчивает фразу, а только вздыхает. — Там-то я в шоке каком-то была, ничего не соображала. Страху натерпелась, мамочка родная. И этого-то… довезла как в тумане. Потом уж дома, целую рюмку водки выпила и не помню, как до постели дошла, отключилась, даже в ванну не полезла. А утром... ещё только расцветать стало, вскочила как ошпаренная думаю, а как же ты-то… — её голос вздрагивает. — Дошло до меня… Перепугалась за тебя.

Чуть отстраняюсь и аккуратно приподнимаю её подбородок. В её глазах теплая синь летнего неба, чуть подёрнутая облаками. Даша коротко вздыхает и опять устраивается у меня на груди.

— Ты же… без разговоров, а сразу… за меня. — в этом месте она опять вздыхает и на мгновение погружается в себя, но это лишь на мгновение. — Жду тебя, жду, а тебя нет и нет… Чуть с ума ведь не сошла! — и Даша открытой ладошкой легко прихлопывает меня по спине.

Через мгновение отстраняется и за затылок притянув мою голову к себе, коротко целует меня в губы. Опять отстраняется и чуть склоняет голову с своему плечу:

— Ноги мои понравились. — смотрит со смешинкой, и с вопросом, и утвердительно одновременно. — Взгляд у тебя Изоев. Ммм. — покачивает головой, склонив её к плечу. — Никакого секса не надо. — смеётся. — Я подумала, что уже без ног стою. — и подняв лицо вновь смеётся. — Прям глазами...

И я вижу пульсирующую жилку на её шее, мочку уха с серёжкой, чуть приоткрытые влажные губы, ямочки на щеках и ещё... Слышу её смех — лёгкий, мягкий, задушевный. Хм, надо же. Синеглазка. С синими колокольчиками.

— Оай. — она ещё улыбается, а глаза повлажнели. — Так что не спорь, сама мыть буду. А ты... — и чуть посерьёзнев добавляет. — Сам реши... Мне и так уже хорошо...

Телефонный звонок раздаётся внезапно, откуда-то снизу.

Всё будет хорошо

Даша вздрагивает и прикладывает руку к груди:

— Ой. — и тут же с облегчением поднимает глаза. — Господи. — другую руку опускает в карман халата и досадливо достаёт телефон.

— Хы. — и я возвращаюсь в обстановку, чуть откинув голову назад. — Фух.

Даша уже другая — деловая. Сердится, морщит лоб, поджимает губы, но от меня не отстраняется. Досадливо хмыкнув:

— Кхм. — смотрит на экран, потом умоляюще на меня и поднося телефон к уху, уже раздосадовано кивает мне в лицо. — Ксюха.

— ?!

На мою реакцию, Даша на секунду прикрывает ладошкой микрофон:

— Подружка по кредиту. — и в телефон. — Ксень, привет.

Привстаёт на цыпочки и коротко меня целует, успев прихватить и сжать своими губами мою нижнюю. Переводит на меня виноватый взгляд и тут же поднимает глаза вверх, и прикрывает веки. Приподнимает ладонь и коротко, и уже с решимостью во взгляде, машет одними пальцами, мол, я сейчас закончу:

— А я… Нет, у меня сегодня... Сейчас?! Нет не могу, я даже говорить сейчас не могу! По… Ксю...

Опять взгляд вверх и, отрицая, покачав головой, прикрывает веки:

— А что случ… Да. Ну, вообще-то… Да что случилось-то?!.. А по телефону… Ну хоть что-нибудь.

В её лице появляется заинтересованность, а потом и сосредоточенность. Перехватываю её взгляд и указываю своим затылком на дверь, мол, я выйду. Даша сжимает губы и зажмуривает глаза. Быстро и коротко пару раз мотает головой, и тут же пристраивает свою руку с телефоном — локотком, мне на грудь. Положив вторую руку мне на плечо, припирает меня к стене…

Даша вся в разговоре, но и меня не оставляет своим вниманием. Через несколько секунд начинает, между делом, поправлять воротничок моей рубашки, запускает пальчики мне в волосы и слегка их лохматит. Проводит пальцами по щеке, а потом одним пальчиком по носу, останавливает его на моих губах и внимательно — без улыбки, склонив голову набок, наблюдает, как я его целую и удовлетворённо кивнув, подносит следующий. И так с каждым её пальчиком, при этом ни на секунду не оставляет телефонный разговор. Стою в расслабленном состоянии и спокойно любуюсь Дашиным лицом.

В один из моментов, непроизвольно, ловлю себя на мысли что Дашины волосы в тугой узел не схватишь, что укладка — это самое то, что нужно. Аккуратно запускаю свои пальцы ей в волосы — от шеи, вверх к затылку и отмечаю, что выцветших прядей среди них нет, а несколько часов тому назад я их видел — я это хорошо помню. Даша, не прекращая разговора отзывается кратким прикрытием век, а когда я, совсем чуть, тяну их вниз, не отстраняясь, прижмуривается. Наклоняюсь и шепчу ей в ушко:

— Покрасила волосы?

Тут же получаю негодующе и широко открытые глаза, и беззвучный, одними губами ответ: «Ни за что. Зачем?» — поцеловав Дашу в кончик носа, убираю свою руку…

Я непосредственный участник всех событий этих неполных суток. У меня есть глаза и за эти несколько часов я узнал и стал понимать гораздо больше, чем за всю свою прошедшую жизнь. Сопоставив всё, прихожу к выводу, что ни только со мной — не всё так, но и с ней тоже. Надо понаблюдать…

Даша убирает руку с моей груди и отстраняется — сосредоточенна, брови нахмурены. Поглядывает на меня встревожено:

— Нет, я на такси… Всё. — и нажимает красную кнопочку.

Она под впечатлением — взгляд растерянный и немного испуганный.

— Даша, что?

— Ксения… просит подъехать.

— Что-то случилось?

— Да, что-то там... — мотает головой. — Говорит… встретимся и скажет.

— Ну мало ли.

Слегка пожимаю плечами, а Даша о чём-то думая берёт меня за руку и выводит из ванной комнаты.

— Ты вот что, Изоев... — доводит меня до кухни, — я тебе сейчас разогрею и ты поешь, пюрешку с котлетками сама делала. Мм-гм? — заметно, что часть её мыслей далеко отсюда. — Вечером тогда до ванны дойдём…

Как бы извиняясь, притягивает мою голову и привстав на цыпочки, целует в щёку:

— Салатик свежий сделаю… Вечерком тогда чего-нибудь посерьёзней… Потом ляг и поспи. Мм-гм?

Прижимая мои плечи сажает меня на мягкий стул у стола и присмотревшись, берёт моё лицо в свои ладошки:

— И выпей водочки, а то не заснёшь. Немножко… Вид у тебя изнурённый. И тогда ложись и ничего не бойся. Мм-гм?

Отстраняется и прикусив нижнюю губу, и отведя взгляд в сторону, в нерешительности остаётся стоять на месте. Через секунду, опять посмотрев на меня, произносит:

— Илюш, а вот…

Подносит ладонь к своим губам и опять отводит взгляд. Но всё-таки, про себя что-то решив, вновь смотрит на меня:

— Слушай, а вот те двое-то... Они же тебя довезли куда-то, да?

Вопрос не как вопрос и в её, уже пристальном взгляде мучительное ожидание.

— Ху, ё-маё. А я-то думаю чего ты?

Обнимаю Дашу за бёдра, прижавшись своим подбородком к её груди. Сразу перехватывает дыхание — по рукам, да и по лицу, хоть бей, хорошо что не стою. Подмечая мои явные поползновения, Даша отвлекается. Кладёт свои ладошки мне на затылок и коротко засмеявшись прижимает мою голову к своей груди, покачивает головой и улыбаясь, поднимает своё лицо. Но всё-таки я продолжаю:

— Даня, нормальные они пацаны... — и осекаюсь.

Даша опускает сразу погрустневшие глаза и еле заметно, и совсем невесело усмехается своим мыслям. Я прекрасно понимаю о чём она думает, но не подаю вида — так задумано и после небольшой паузы продолжаю:

— Извинялись они перед тобой... Водочки прям в машине, по чуть-чуть, ну и этот… ну который. — Даша прикрывает веки. — Чуть ли ни на коленях... извинялся, короче. — я многозначительно поджимаю губы и киваю головой. — Вот передаю. — опять усмехается и уже не так грустно: — Ну а потом... их на поболтать потянуло.

Опять делаю паузу, а у Даши останавливается дыхание и чуть краснеют щёки, и я опять понимаю причину, но мне необходимо, чтобы она спросила сама и я опять не подаю вида.

— И чего же они... наболтали? — синева её глаз тревожна.

— Да ладно, Даня, какие базары с ними? Они уже в лом были… Пытались чёт там... Какие они крутые... Твой адрес хором вспоминали… Кто во что горазд короче… Сорвался я от них. До больницы какой-то… — на неё смотрит сама невинность, — кое-как доехали и я ходу, сам пошёл искать.

Даша тут же вздыхает с видимым облегчением, чуть нагибается ко мне и всё также придерживая меня за затылок, целует в губы:

— Ну вот и молодец. — отпускает и машет перед собой рукой. — Вот и хорошо. — коротко смеётся и спохватывается. — Я сейчас, быстренько.

И с воодушевлением крутанувшись на цыпочках, оставляет меня…

Наблюдаю за Дашей не сходя с места, сидя за кухонным столом — в стенке, отделяющей кухню от большой комнаты, сделан прямоугольный витраж почти во всю её длину, с широкой столешницей по основанию. Смотрю оценивающе, постоянно сравнивая ту что вижу сейчас с той, которую увидел в гаражах.

Собираясь, Даша очень легко перемещается по квартире. Всё в её руках ладится — делает всё быстро, не суетясь.

Вот она перестилает постель и ей поневоле приходится заниматься лёгкой гимнастикой. Полы халата постоянно распахиваются и мне видно, как от привставания на пальчиках босых ног напрягается её голень — стройная, плавных изгибов нога, длинные, широкие и округлые бёдра. Материя постоянно облегает тело — хорошо сбитая фигура в идеальных пропорциях с небольшим ростом.

Даша снуёт между холодильником и микроволновкой, потом быстро шинкует свежие овощи для салата, изредка поправляя непослушные пряди волос — их плотность и тяжесть ощутимы даже издали, на глаз. Уложенные сзади, они оттягивают голову Даши назад.

Вот она выходит из ванной комнаты — в лёгком платье бирюзового цвета, с укороченным рукавом и пояском на талии, в босоножках на высоком каблуке с ремешком по лодыжке. Стройна и изящна. Высокая грудь, напряжённые, остро выпирающие, соски, похудевшее лицо. В абсолютной пропорции с телом, длина шеи. Глубина её глаз и их разрез, удлиненный к вискам безо всяких теней и их поразительная, чистейшего тона, синева. Матовый цвет кожи и не только лица и безо всякой косметики! Красивая стопа с аккуратными пальчиками и изящной щиколоткой. Всё что я вижу, говорит мне только об одном — Даша изменилась. Она сильно похудела. Она помолодела.

Если там в гаражах, каких-то полусуток тому назад, я встретил этакую чуть раздобревшую бабу-булочку, с возрастом, примерно в тридцать… два года, то сейчас я вижу очень привлекательную женщину, с гармонично развитой фигурой, в возрасте не более двадцати… четырёх лет.

Отмечая её естественную непосредственность в каждый момент времени, я делаю ещё один вывод — она ни о чём не догадывается. Все изменения происходящие с ней, воспринимаются ею как данность — здесь и сейчас. У Даши нет памяти о прошедших нескольких часах, а то и минутах. Но это только в отношении своей внешности.

Чудесное, происходящее с ней, меня не удивляет. Наверное я смог бы объяснить как это делается, но совсем не это меня занимает. Мне не ясно несколько другое. При всём при том, что я вижу, Даша, со всей очевидностью, не принадлежит к людям моей категории, даже в том объёме знаний, которым я располагаю, иначе она каким-либо образом проявила бы себя и я бы это заметил. И ещё — про тех я знал всё. Про Дашу я не знаю практически ничего.

Моя интуиция работает безошибочно — убеждался в этом и не раз за всю свою жизнь. А за эти неполные сутки она превратилась, практически, в оголённый нерв. И сейчас она настойчиво выводит меня на состояние, казалось бы совершенно не вяжущееся с тем выводом, к которому я пришёл.

Я чувствую опасность…

Даша уже готовая к выходу глядит на меня через витраж. Встаю и подхожу к дверному проёму и останавливаюсь — любуюсь ею. Даша вдруг смущённо усмехается:

— Разговорчивый ты мой.

— Дашенька, а когда вам исполнится семнадцать?

— Ой, Изоев, наконец-то. — улыбаясь она кивает на меня. — Увидел. А лет мне… — слегка кокетничает. — А сколько ты мне дашь?

— Дашенька, торг здесь не уместен. Шестнадцать моё последнее слово и вы из пансионата благородных девиц.

Теперь же она смеётся, легко и чуть запрокинув голову. Потом переходит на серьёзный тон, но всё ещё улыбается:

— Мне двадцать четыре. — подходит ко мне и обнимает меня заведя руки за спину. — И у меня колледж медицинский, Изоев.

При этом Даша немного склоняет голову к своему плечу и смотрит с лукавинкой, как будто бы посвящает меня в свою тайну, а мне становятся понятными её дельные советы при загрузке:

— Два года на скорой помощи, по авариям в основном. Ой, — слегка передёргивает плечами, — насмотрелась... Потом два года в областной, по травме. — замолкает и вдруг спохватывается. — Даже несколько раз ассистировала на операциях. — и чуть кивает мне в лицо. — Вот, Изоев.

Отведя взгляд немного в сторону, погружается в себя и чуть поджимает губы и вновь возвращается:

— Вот и всё... вся моя жизнь. — грустно усмехнувшись, склоняет голову к плечу, как бы прислушиваясь к отзвукам своего недавнего прошлого.

Хочется ей сказать что-нибудь ободряющее, но в эту самую секунду время как будто бы останавливается. Появляется ощущение всеведения — всё и сразу, и тут же приходит знание, что это уже происходило в моей жизни. Обычно в такие моменты я говорю себе: «Дежавю — значит всё идёт правильно». — и точно знаю, что произойдёт дальше…

В следующую секунду я как будто бы, что-то внезапно вспомнил и тут же перевожу умоляющий взгляд на Дашу:

— Дашек, друг выручай.

Беру в руки её лицо, а она удивлённо распахивает глаза:

— У меня из башки вообще всё напрочь. — провожу ребром ладони по собственному лбу. — А ты… про больницы и я враз оп-па.

Под её уже пристальным взглядом, отпускаю её:

— Выручай, Даня.

— Изоев, что случилось?

Но она не напугана, тон заинтересованный, а я немного озабоченным голосом, продолжаю:

— Тут такое дело. Обещал я одному человеку, в моём городе, подарить медицинские штучки там… всякие.

Она кивает в знак того, что до этого места пока всё понятно, взгляда от меня не отрывает. Продолжаю:

— А я... Короче, Дань, ты человек в этом понимающий, купи чего надо, а я и отправлю.

Она опять кивает и по её глазам видно, что происходит процесс уяснения:

— Хм, ну и подарок. — поджимает губы и чуть отстраняется: — Давай сразу скорую помощь подарим.

— Ага и пункт приёма стеклотары. — и мы оба прыскаем от смеха…

— Хм. Никогда не слышала, чтоб перевязочные пакеты дарили. — на это я только развожу руками. — Ой, ну ладно… А что нужно-то?

— Хирургическая хрень всякая, Дашенька. — морщусь. — Короче, чтоб заштопать... Ну, раны всякие. Зелёнки там всякие… Йоды, чтоб обрабатывать.

— Ой-ёй, Изоев, у тебя и познания.

Задумывается и уже с мольбой произносит:

— Изоев, они дорогие.

— У меня… Я сейчас, стой на месте.

Пулей лечу в прихожую и достаю из пакета пачку денег. Быстро — на вес, определяю однородность достоинства купюр и сумму — на глаз. Выходит где-то в пределах… больше сотни тысяч — должно хватить.

Даша, при виде денег от удивления ахает и ладошками прикрывает свои щёки, и уже готова задать мне вопрос. Взяв её за плечи и приблизив к себе, заглядываю ей в лицо и не дав ей опомниться, леплю первое что приходит в голову, но очень убедительно:

— Дашенька, солнышко, объясню. Ночное подпольное казино, как с куста. Новичкам и дуракам же везёт, а я... два в одном! — и уже с мольбой. — Пока с Ксенией поговоришь… пока по аптекам… я же тут без тебя с тоски...

Всё это время она смотрит пристально и неулыбчиво. Когда я заканчиваю она, заполняя синевой мои глаза, вдруг тихо спрашивает:

— Изоев… Что-то случилось? — и её вопрос не о том что я сказал, а о той правде которую я ей сказать не могу.

Великая женская интуиция. И я вкладываю в свои слова своё сердце, саму суть отношения к ней:

— Дашенька. Ничего не случилось. Всё хорошо.

Её синь наполняется влагой, а её сердце слышит моё и я это чувствую. Потеплев взглядом она берёт моё лицо в свои ладошки:

— Хорошо, я всё куплю. — коротко целует меня и отстраняется.

— А знаешь как жрать охота.

— Аа. Чего ты стоишь-то? Остынет всё.

И когда я разворачиваюсь, легко прихлопывает меня по спине:

— Иди. Всё, я побежала… Закрою тебя… Да! Изоев. А сколько покупать?

Я отвечаю, уже сидя за столом:

— Да… чтоб в посылку вошло… Средних размеров.

— Ладно. Всё… Я ушла.

Даша выскальзывает за дверь и в два оборота щёлкает дверной замок…

Ещё несколько минут, после её ухода я сижу не двигаясь. Потом пью водку — ровно по рекомендации Даши. Съедаю приготовленный Дашей обед. Даже в таком состоянии чувствую его вкус, вообще-то ничего особенного, но я за всю свою жизнь ничего вкуснее наверное и не ел.

Непроизвольно думаю о том что происходит и о том, что мне известно об этом. Выводы ни к чёрту. Несколько очевидных и разрозненных фактов — даже сопливчик не сошьёшь. Но, правда, ощущение опасности сгладилось, как зубная боль — затихло. Надолго ли. По крайней мере у меня появляется возможность отдохнуть. Даша права, чувствую я себя измотанным. Уже возле кровати призадумываюсь над обыденным: Даша застелила чистым, а я же не мылся.

Моюсь под душем и меняю бельё на новое, с этикетками ещё. Надеваю, купленную спортивную форму — добротная вещь, материал плотный, мне понравилась. Подходя уже к кровати, вспоминаю, что хотел в ванной посмотреть на себя в нагом виде, но вот забыл. Да ладно. У Даши там, правда, большое зеркало и маленькое есть, на тумбочке. А. Чего там смотреть-то. Обойдусь.

Ложусь поверх покрывала и закинув руки за голову, и потянувшись, расслабляюсь. Надо подумать, а потом уж и под одеяло можно. Что-то мне подсказывает, что у меня есть ещё время. Если что-то и должно произойти, то это случится ночью. А пока мне необходимо отдохнуть, а потом очень хорошо поговорить с Дашей, что там и… В следующую секунду я уже сплю…

Глупой и ещё тупее…

— …оев! — это я уже слышу здесь, вне сна.

Даша сидит возле меня на кровати и держит моё лицо в своих ладонях. Встревоженные глаза:

— Ох, господи, думала не разбужу, прямо как в падучей.

Прислоняется губами к моему лбу, к щеке:

— Да ничего вроде. — опускает мою голову на подушку. — Внутри прям вся на нервах, вся трясусь прям и ты ещё добавляешь.

Приподнимаюсь на локтях и подвигаюсь спиной к голове кровати — до конца ещё не проснулся:

— Кричал?

Даша шире приоткрывает глаза и кивает мне в лицо:

— Рычал, как зверь прям… Напугал.

Да, могло быть чёт такое, припоминаю — опять откуда-то пытался не сорваться, на кого-то всё хотел посмотреть.

— Ты чего так лёг-то? Чего не разделся? — осуждая, покачивает головой.

— Даня… не успел. — это ж надо, я да не соврал.

— Как это?

— Хотел подумать и… — машу рукой.

Она рассеяно меня осматривает и тоже, но как-то устало, машет рукой:

— Ой, ну ладно.

Также рассеяно и не глядя, сначала прикасается кончиками пальцев, а потом и поглаживает, выпрямленной ладошкой, материал на рукаве моей куртки. Всё же обращает внимание и аккуратно прихватив немного материала легко трёт его между пальцами. Бросает быстрый взгляд на меня и коротко прикрыв веки, и улыбнувшись, одобряет мой выбор:

— Хороший, побереги. — и опять смотрит в сторону.

Отвлеклась, но кратковременно, настроения у неё нет. Отсутствующий взгляд — внутрь себя, как бы додумывает что-то. Когда уходит от своих мыслей и возвращается, то видно, как ей приходится восстанавливаться в настоящей обстановке. И я решаю поёрничать, шуткануть:

— Приснится же такое, зарычишь тут.

Даша сидит прямо, переводит взгляд на меня. Я продолжаю:

— Раздвигаю тебе ноги, а там у тебя...

Даша пригибает подбородок к груди и чуть поджав губы начинает процесс удивления, а я дальше:

— Огромный член.

Она вздрагивает, приложив руку к груди:

— Ой, чего это?

— Переворачиваю тебя, а там… Представляешь? Ещё больше.

Реакция незамедлительная — её сжатая ладошка бьёт меня по плечу:

— Дурак! Тьфу, мерзость!

И тут же опустив голову на сжатые кулачки на моей груди, она начинает смеяться. Я тоже смеюсь... Пошлятина конечно, но как бы там ни было, а градус чуточку повышен. Отходя от смеха, она отворачивается и приподнимает лицо:

— Ооай, болтун.

Коротко вздыхает и в который уже раз снова уходит в себя — шутка не помогла. Беру её ладошки в свои — Даша тут же устраивает их поуютней и зябко передёргивает плечами. Она на грани эмоционального срыва — это видно. Надо как-то ей помочь и я выбираю свою линию поведения по принципу — глупой и… ещё тупее.

Наконец, Даша всё-таки поворачивается ко мне и произносит:

— Ой, ужас какой-то, Илюш.

Чуть наклоняется и понижает голос, чтоб не подслушали:

— Представляешь, они же оказывается… голубые.

Для пущей таинственности кивает на последнем слове. Я же удивлённо таращу глаза и вытягиваю шею:

— Да ты что? На работе у тебя?

Даша тут же отстраняется:

— О. — не ожидала такого вопроса, удивлена. — Ну на какой на работе, Илюш. Ты что?

Выжидает, может быть я всё-таки сподоблюсь и напоминает:

— Эти-то... Трое.

Естественно, что я опять ничего не понимаю и как бы соображая, про кого речь, отвожу глаза, сначала в сторону, а потом опять на неё. Даша подаётся чуть назад, немного наклоняет лицо и смотрит чуть исподлобья. А я, всем своим, ни только лицом, но и телом пытаюсь что-то припомнить но..:

— Какие Даш?

Даша — потешно за ней наблюдать, недоумённо посмотрев в сторону, даже смаргивает, будто бы сбрасывает пелену с глаз и высвобождает свои ладошки:

— Да что с тобой, Изоев? — всплёскивает руками и уже с укором. — Не проснулся что ль? Эти трое... Вчера… Ну, которые ночью-то.

— Ну-у...

Чёрт, какой-то частью тела я, всё-таки, чего-то не так сделал, потому что она тут же с облегчением кивает в мою сторону:

— Они вот.

В её планы совершенно не вписывается моя забывчивость и тем более тупость. Так что приходится вспоминать:

— А. Те… Ну… Да ладно тебе Даня, пацаны-то вроде нормальные. Чё ты лепишь-то?

Даша от неожиданности ахает:

— Аха…

Приложив ладонь к губам и застывает с удивлённо распахнутыми глазами. Секунда, две… Наконец, придя в себя, бессильно роняет руку себе на колени:

— Ну ты посмотри… Изоев, ты… Как же тебе не стыдно? А?

И в её голосе уже слёзы. Состояние у неё, точно на надрыве — всё очень близко, хоть она и держится. Я тут же хватаю её ладошки:

— Дашек…

— Как ты только можешь такое говорить? И слово-то откапал какое... Лепишь.

Её колокольчики звенят слабенько, ладошки совсем безвольные — она их не отдёрнула и я их чуть сжимаю:

— Дашенька…

А она с обидой на меня кивает:

— Ты что?.. Ты мне не веришь? Да?

— Дашек, ну не обижайся.

А она отворачивается — ладошки по-прежнему у меня и согреваются. От обиды её крылышки ноздрей трепещут — я чуть заглядываю и мне видно, а она, всё ещё отвернувшись, продолжает меня отчитывать:

— Я как дура последняя, там всё выясняю.

Слёз в голосе прибавилось и голосок истончился. Ещё немножечко.

— Всех расспрашиваю, чтобы всё ему рассказать, а он... Лепишь...

Вот далось же ей это слово:

— Даня. Ляпнул сдуру. Прости.

Она всё-таки поворачивается и кивнув мне:

— Полгорода уже знает. — отворачивается. — На каждом углу говорят.

Мысленно я ей противоречу: «Прям уж и полгорода, не велики шишки, а вот пару подъездов рядом, вполне». — а вслух и гундяво:

— Ну ладно тебе Данечка, прости меня. Я исправлюсь.

Даша прикрывает глаза и пошмыгивая носом вздыхает. Приподнимает лицо вверх и промаргивая влагу, собирается с силами — характер. И выдержав паузу, наконец-то поворачивается.

— Дашунь, прости, я не хотел… Не проснулся...

Стрельнув в меня умилительно-осуждающим и влажным взглядом:

— Не хотел он... — машет высвобожденной ладошкой. — Ладно уж.

Но в её синеве не безоблачно. Мкхм — чуть-чуть ведь, не дожал.

— Просыпайся давай быстрей, фома неверующий.

Шмыгнув носом и приложив к нему пальчик, вздыхает и собирается с мыслями:

— Когда нашли их, то говорят что они там...

Ей неловко говорить о таких вещах и она, освободив и вторую руку, сжимает ладошки в кулачки:

— Ну... друг в дружке были... Голые все.

На этом она неулыбчиво замолкает и не разжимая рук, выжидательно смотрит на меня. А я лицом очень многозначителен:

— Дашенька… Голые, но почему сразу голубые-то… Свечку кто держал?

К моему удивлению она не возмущена, а вздохнув продолжает, будто бы думает вслух:

— Да я тоже сомневалась. Ты же их...

В этом месте она, чуть приподняв кулачок, усмехается и в её глазах прочитывается уважение, но это на мгновение и Даша опять возвращается в нервное настоящее:

— И я тебе как медик говорю, с их травмами…

Задумывается, склонив голову к плечу:

— Как у них так могло получиться?.. Ксюху пытала.

— Ну, если хочется, то и на потолке... — и тут же наталкиваюсь на её строгий и осуждающий взгляд. — А уж Ксения-то знает.

Моя ирония очевидна и Даша переключается на защиту:

— Да, вот.

Кивнув мне со значением, задумывается и с сомнением продолжает:

— Ой, Илюш, там… Умом можно тронуться. У Ксюхи там… десятая знакомая. И у той подружки… Ой, то ли муж, то ли они так, в гражданском браке, то ли… Вобщем спят вместе. Так он у неё полицейский, сержант.

Ненадолго уходит в себя и потом вновь:

— У Ксюхи ведь не понять, как сорока, прям… То ли он знал их, то ли тоже что-то с кредитом, то ли они ему должны были... Ой, ладно. Вобщем он где-то рядом был когда их нашли…

— На улице.

Мне всё понятно и я готов слушать дальше. Но Даша застывает. У неё, от вновь и моментально наступившего бессилия, от того, что никак не может со мной совладать, опускаются плечи:

— Изоев…

Да уж, держится на нервах и всё очень близко — сиюсекундная смена погоды. Тон в преддверии слёзного дождя и беззащитный взгляд:

— Я тебе целый час об этом говорю, а ты… Издеваешься.

— Дашек, ну подожди, ну чего ты сразу. — всеми фибрами лица стараюсь угадать. — На улице нашли?

Даша ладонями прихлопывает себя по коленкам и слёзно всхлипывает:

— Хы. — но это не то, нет. — Да ты что, Изоев, в самом деле издеваешься?!

Поднимает, повлажневшие глаза вверх, а потом снова на застывшего меня и укоризненно, и уже слёзно продолжает:

— Нет, это невыносимо. Ну почему же на улице-то? Я же тебе всё время говорю, целый час рассказываю, что их нашли в квартире… В их квартире, они же голые все были… — и удержав слёзы, опять всплёскивает руками. —Ну, что с тобой сегодня, прям как глупенький.

— Нет, Даня, теперь понятно… Сержант нашёл.

Сейчас-то ведь угадал? Глядя на неё, чувствую, что наверняка угадал. Уж в этот-то раз её нервическое состояние должно перелиться через край:

— Изоев! Да что ж с тобой такое-то?! — ну точно. — Я и так вся на нервах! Ксюха там со своими ужастиками! Не понять у неё ничего, как дура несчастная! В зелёной блузке своей дурацкой, какой-то. И ты ещё со своими... глупостями всякими начинаешь мне тут.

Дашины глаза всё-таки переполняются слезами и её голосок истончается:

— Сейчас вообще ничего рассказывать не буду.

Конец фразы она еле договаривает — тоненько всхлипывает и на её щеках появляются первые слёзные дорожки. А я, внутренне вздыхаю с огромным облегчением. Фух. Свершилось. Тут же беру и целую её раскрытые пальчики, и начинаю гундосить:

— Дашенька, ну чего ты? Ну не плачь. Я же не знаю кто нашёл.

Даша сидит, тихонько всхлипывая и демонстративно отвернувшись, и отставленным пальчиком, высвобожденной ладошки, снимает синие слезинки с ресниц. Вторую высвобождать не стала, так и оставила у меня…

До больших слёз дело не дошло, да и я не оставлял без внимания не только её руку, но и… Легонько трогал её за ушко и за щёчку, прикасался к её плечику, аккуратно запускал ладонь ей в волосы, вдоль её шеи к затылку и легонько шебуршил их. Ну и конечно же целовал каждый её открытый пальчик…

Даша постепенно успокаивается. Вскоре она вовсе сменяет гнев на милость и напоследок вздохнув, и смахнув слезинку со щеки, снисходит до меня, до недоумка:

— Так вот слушай меня и не задавай... дурацких вопросов. — и мне грозит Дашин кулачок. — Прям… прибила бы тебя.

И Даша опять, в который уже раз, вздохнув и обведя просветлённым взглядом комнату, сосредотачивается:

— Эмчеэсовцы их нашли, вот.

И видя моё неподдельное удивление, продолжает:

— Приехали к ним и стали стучаться, а они не открывают. Тогда они дверь стали ломать.

— Эмчеэсовцы?

— Да, представляешь? — Даша смотрит на меня чуть исподлобья, сложив свои ладошки одну в другую.

— Дашенька, золотце, — я очень аккуратен, — ты же говоришь их… того, а эмчс с какого боку здесь… они же не полиция.

Но она реагирует, на удивление, спокойно и заинтересованно, прикрывая мою ладонь своей:

— Вот! И никто не знает… Ксюха говорит, что кто-то говорил, что кто-то звонил, а ещё… Но это ей другой сказал и сказал что он сам позвонил.

Чуть сжав мою ладонь опять, выжидательно, смотрит на меня. Я же задумчиво гляжу в потолок и наверное слышно как мой мозг скрипит от напряжения:

— Ну, теперь-то… Хм. Кто-то сам позвонил, чтобы… Ну, чтобы спасти их, а потом... закрыл за собой дверь.

— Да нет же… — Даша в некоторой растерянности. — Не так.

Убрав ладонь, кладёт обе себе на колени:

— Ксюхе сказали, что он… сам внутри позвонил… Вроде бы… — и тут же с укором кивает на меня. — Чтобы его, спасли. — и опять растерянно замолкает.

Начинает водить в воздухе пальчиком, помогая себе в сложном анализе и произносит уже в полнейшей растерянности:

— Погоди, Изоев… Ты меня совсем запутал. — замолчав, смотрит на меня явно рассчитывая на мою поддержку и, с застывшим в воздухе, пальчиком.

Я же молчу и с выражением ожидания чуда, смотрю на... её прекрасный пальчик. Даша, перехватив мой взгляд, с досадой — ну что можно ждать от этого барана, хмыкает, чуть дёрнув головой и по её лицу видно, что она самостоятельно пускается в анализ хитросплетений произошедшего. Вздохнув уводит глаза право и моргнув уводит их влево, и потом опять смотрит на меня… И вдруг:

— Молчи и не перебивай.

Прихлопывает себя по коленкам — у неё всё сложилось и её пальчик снова устремлён вверх:

— Говорят, что он там был. Мм-гм?

Я киваю головой.

— Мм, мой золотой. Вот… То есть, он там и остался. Мм-гм?

Я киваю головой.

— Умница, вот. А… Вот как говорят, он поранился. Мм-гм?

Я киваю головой.

— Молодец! Вот… И стал звонить, чтобы его спасли. Мм-гм?

Я киваю головой.

— Умничка моя, вот… Но не дождался. — Даша выпрямляется и разводит руками. — Умер.

Я медленно опускаю голову и чуть ли не упираюсь подбородком в грудь, и глядя на Дашу исподлобья, уточняю:

— А… кто же этих... двоих?

— Вот. — её пальчик моментально и воодушевлённо, опять поднимается вверх. — Правильно! — и быстрее, чем моментально. — Он же. — указывает… на меня

— ?!.. — ахреневший, я начинаю вытаращивать глаза.

Даша тут же прикрыв веки, вздыхает и поджимает губы. Покачивает головой, осуждая мою бестолковость. Немного приподнимает руки открытыми ладошками вверх и открыв глаза, тоже устремляет их вверх:

— Ох. Да что ж такое-то? Ну что ж тут непонятного, Изоев?!

Прихлопывает ладошками по своим коленям и выплёскивает на меня, загустевшую от укоризны, синь:

— Они там друг дружку не поделили… Ну, кто с кем и когда. И эти двое меж собой… Один на другом, мм.

Я киваю головой.

— А он их, мм.

Я киваю головой.

— И сам умер.

Я киваю головой, но теперь с полным пониманием произошедшего...

Даша, замолчав и не меняя выражение лица, ещё некоторое время смотрит на меня. Потом, уже рассеянно, глядит вверх, влево, вправо… Наконец опять на меня и с неё постепенно начинает сходить целеустремлённость в желании дойти до логического конца.

Действительность, плавно и неумолимо, начинает заполнять собою всё пространство, вокруг неё. Мне ещё не приходилось видеть её такой — девочка, у которой в голове никак не укладывается то, что она видела и слышала, а если каким-то образом и укладывается, то она с этим никогда не смирится…

Я же вновь удивляюсь самому себе. Хм. Ещё и не единожды сделал бы с ними то, что сделал. И по-другому не думается. И без придыханий…

Наконец, сосредоточенность покидает её окончательно:

— Илюш, это же ужасно.

Даша подносит ладонь ко рту и отводит, наполняющиеся слезами, глаза. Я тут же, быстро свесив ноги с кровати и подвинувшись к ней, обнимаю её за плечи и привлекаю к себе. Развернувшись в пол-оборота она, передёрнув плечами, уютно устраивается лицом у меня на плече, уткнувшись мокрым кончиком носа в шею и шмыгнув, обнимает одной рукой меня за спину, другую ладошку устраивает в моей ладони.

Чуть сжимаю её плечо, будто бы не давая её слёзному состоянию перелиться через край. Немного погодя, приблизившись к её ушку, тихо говорю:

— Дашенька... Они были очень… Очень плохими. Мм?

Даша на мгновение замирает… Прерывисто вздохнув и опять шмыгнув носом, ещё уютней устраивается у меня на плече — она не заплакала. Так мы и сидим, молча глядя через окно на надвигающуюся ночь и слушая тишину…

И чё звали…

Внезапные сигналы брелока автосигнализации.

Даша вздрагивает и плотнее прижавшись своим носиком к моей шее, и щекоча меня губами, чуть надтреснутым и сонным голосом, проговаривает:

— Ой, совсем и забыла про него, что он есть-то.

Я подношу и целую её открытую ладошку:

— Да ты никак вздремнула?

Даша и не думает высвобождаться:

— Ох, не говори, провалилась прям.

— Я схожу посмотрю… Так и будет пиликать.

Она и положение менять не хочет:

— Мм-м, отключи его.

— Не дело это, Даня, надо посмотреть…Купила?

— Мм-гм, забыла сказать.

Я сразу же понял, что означает пиликание брелока, а теперь вот и пакет увидел, и в нём всё что нужно. Дальше я не раздумываю:

— Дашенька, я пока до машины дойду и вернусь, ты будь другом разложи это всё где-нибудь на открытом… А приду мы вместе с тобой и посмотрим, и ты мне всё по деталям и объяснишь. Лады?

— Неохота. — Даша вздыхает и через паузу снисходит. — Ладно.

И… не торопится — вытягивает руки, одну за моей спиной, другую перед моей грудью и потягивается всем телом. Потом обнимает меня и только лишь опять через паузу, освобождает.

Беру ключи и брелок, и отключаю сигналку. Уже на выходе — у двери, останавливаюсь и оборачиваюсь.

Даша начинает раскладывать то, что купила, на столешнице в витраже, делает это аккуратно и не торопится. Я наблюдаю за ней некоторое время и поворачиваюсь уходить. В эту же секунду у неё вдруг в бессилии опускаются плечи и она немного сутулится, одной ладонью опершись о столешницу. Едва покачивая головой, чуть склоняет её к своему плечу и застывает.

Женская интуиция вещь не приобретаемая, а врождённая и очень сильная, и я жду, когда она обернётся. Но Даша внутренне собирается и выпрямив спину, продолжает делать то, что она делала. Я выхожу…

Как объяснила Даша гараж находится за дворами и как я понял, где-то метрах в пятистах. Гараж из стального листа вкупе ещё с несколькими такими же, стоят ещё с совковых времён «… от тётки достался». Объяснила, как его отличить: «Да он разрисован весь, местные художества… номер на нём нарисован, семнадцать»…

Летняя ночь. Плохо освещённый двор. Выбираю примерное направление и иду. Народу — никого.

Гараж. Да, отличим и хотя освещения нет, на нём хорошо видно всё что нарисовано — его не спутаешь ни с каким другим. Осматриваюсь вокруг, всматриваясь в очень тёмные участки и прислушиваюсь… Всё тихо.

Подхожу к двери и аккуратно открываю замок — сейчас только так. Замок чуть скрипит, но подаётся. Открытый замок в опущенной руке. Правой рукой — за ручку двери. Не отпуская ручки полностью ухожу с директрисы проёма двери, прижавшись спиной к фронтальной стенке гаража. На вытянутой руке спокойно, без рывков открываю дверь… Стою прикрывшись дверью. Прислушиваюсь… Всё тихо и спокойно.

Выхожу и встаю перед проёмом — всматриваюсь. Виден силуэт машины. Держась за внутреннюю ручку двери в один шаг захожу внутрь и прикрываю её за собой. Осматриваюсь и прислушиваюсь… Всё также тихо и спокойно. Кладу замок на крышу машины, левую руку протягиваю вверх и вдоль стены и нащупываю выключатель — Даша объяснила где он находится. Опускаю руку. Надо подумать…

Почему не тротил по всему гаражу и дистанционно?.. Нет. Другая подготовка — я бы знал, как про тех троих. И просто вошёл бы к кнопочнику через дверь в любой части планеты, и свернул бы ему шею… Как бы я сделал?

Поставил бы перед дверью двоих со стволами. Фронтально — директриса в живот и в пах входящему, и это один. Другого чуть левее его и ближе к стене, в которой дверь — директриса в грудь и в голову входящему. Почему слева? Больше манёвра. Так. Патрон и заряд?.. Двенадцатый калибр, ружейный, картечь, усиленный заряд. Обрезы — двустволки, курковки — всего четыре ствола. Расстояние до входящего — не более метра. Валить на раз, на появление и без вариантов. Хм, но они тоже не жильцы — по-любому. Не успокаивает… А если с другого конца гаража? Нет, всё равно выйду прямо на них. М-да. Дырок не избежать. Тогда надо их минимизировать. Стоп. А домкрат? Вот именно, необходимейшая вещь для автомобилиста. Ништяк…

Но такой расклад, если они стопроцентно уверенны, что иду я. Есть тут один момент — пиликание сигнализации безадресно и похоже, что они не знают, или… По крайней мере они не уверены в каком месте брелок. Иначе всё было бы иначе. Тогда сразу валить не будут, если это не я, но и не отпустят. Выяснять подробности, как неизвестный смог у них очутиться, будут потом. А вот где и как, я этого пока не знаю. У них есть… Хм, у них должен быть алгоритм действий.

Ловлю себя на мысли, что совершенствуюсь в познании совершающихся процессов, не прикладывая к этому никаких усилий…

Встаю рядом с выключателем. Вдох и выдох. Надо всё сделать без гнева и суеты. Нажимаю на выключатель — свет. И сразу же вижу обстановку, и даже чувствую.

Похоже на комнату — примерно двенадцать на двенадцать и… И всё — ни окон, ни дверей кроме как за моей спиной, ни мебели. Даже вытяжки нет. Две большие лампы дневного света под потолком, разнесены друг от друга метра на четыре.

Слева, мне в голову выше уха, упирается жёсткий предмет. Краем глаза вижу, очень крепкого сложения, мужское тело — моего угла зрения хватает только чтобы увидеть его по шею. В левой руке этого тела, опущенной вдоль бедра, нож — обратный, скрытый хват — лезвием к локтю. И у меня чёткая уверенность, что в мою голову упирается короткий ствол пистолета.

Справа, метрах в шести и впереди ещё один, и тоже высокий. Без ножа, с пистолетом в вытянутой в мою сторону, правой руке — на уровне груди. Склонил голову к своему правому плечу и с любопытством в меня всматривается.

И ещё один прямо передо мной — метрах в десяти. И этот высокий. У него руки свободно опущены вдоль бёдер и тоже пистолет в правой руке. Тоже на меня смотрит и также с любопытством.

Фух… Есть же и ещё один — слева впереди, метрах в семи. Тоже с пистолетом — на уровне живота в правой руке, направленным в мою сторону. Этот склонил голову к левому плечу и тоже ко мне очень внимателен.

Так. Все в майках, в спортивных штанах, в кроссовках — у всех одинаково. Кроме того что в руках — из оружия, больше ничего — пришли налегке, зная что верняк.

У каждого рост под сто восемьдесят с лишним. Очень не хилые парни. Красивая фактура мышц — как туго скрученные верёвки, длинные и эластичные, не выпирают, а обвивают скелет. Длинные и расслабленные руки — хлёсткость и резкость удара этими руками проверять не стоит. Хорошие открытые лица, не сулящие ничего хорошего. И самое главное — все четверо очень спокойны и уверены в себе. Короче, четыре тела и по сто двадцать килограмм живого веса, в мышцах — в каждом.

Профи — они меня увидели и уже прикинули, но три ствола направленных на меня явно избыточно, хватит одного этого слева — давит стволом мне в башку и не ослабляет ни на миллиметр, и в готовности его левая, та которая с ножом. Нет, только не для них — оставят минимум один ствол, только при стопроцентной уверенности…

— Ты кто такой? — а вот и старший, тот который впереди.

Я молчу — мои руки приподняты на уровень груди, ладонями в сторону говорящего и выдвинуты в его же сторону, пальцы мелко подрагивают. У меня беспокойно бегающие глаза — с одного на другого, и дрожащий подбородок.

— Эт чё за прыщ? — вопрос ни к кому не направлен.

Они настороже и не растеряны, но они никак не могут сопоставить, у них что-то не сходится. Но всё-таки они немного расслабляются — правый опускает руку со стволом на уровень бёдер, всё ещё направленным в мою сторону, а тот, что слева и впереди, опускает руку со стволом вдоль бедра.

— Слышь, пацан, ты чё…

— Парни, не поверите, хочу с вами поцеловаться… В дёсны.

И у них, кто слева рядом и кто справа, дёргаются стволы.

— Иийых. — резко присаживаюсь, с закручиванием правым плечом вперёд, под руку того кто рядом и слева — выстрел — пуля проходит выше, а звук бьёт по ушным перепонкам. Враз глохну на оба уха и получаю колокольный звон на всю голову.

Я под его рукой — кулаком в его печень, чуть выше и сверху вниз — бью! Смещаю её к позвоночнику и разрушаю... и его же рёбрами тоже. Его утробный:

— Гыгх! — проседая на правый бок, он начинает заваливаться на меня…

Похвальна быстрота того кто справа — не сходя с места — на вскидку, он высаживает в меня две пули из своего ствола. Попадает только первая, срезает клочок материи у куртки над левым плечом — правым я уже ушёл…

Резко выпрямляясь из-под предплечья падающего на меня тела, делаю разворот левым плечом вперёд. Правой рукой подхватываю его правую кисть с пистолетом — снизу, своей грудью я повёрнут к его правому боку и не даю ему завалиться.

Одномоментно своей левой прихватываю его кисть с ножом. Моя ладонь накрывает его ладонь со стволом — мой палец на спусковом крючке, поверх его пальца. Одновременно своей левой скольжу вдоль — вниз, между его левым запястьем и лезвием. Выдавливаю нож из его ослабевшей кисти — порезов не избежать, но нож уже в моей левой руке и в обратном хвате.

Руку с ножом — резко, перемещаю под его подмышку и подхватив, подаю его левое плечо чуть влево и на себя, закрываясь от того кто слева и дальше…

Тот всё-таки успевает выстрелить и одной пулей пробить, опять же над моим левым плечом, мою куртку. Да что вы, сука, оборзели?!..

И одномоментно — с закручиванием чужого тела влево:

— Раз! — выстрелом всаживаю пулю в лоб тому, кто справа — между глаз и он не успевает их закрыть. Череп с затылка лопается как спелый арбуз выпуская из себя плотный фонтан мозгов, костей и крови. Его тело, дёрнувшись вперёд падает вслед за подкосившимися ногами.

Закручиваю тело влево дальше:

— Два! — выстрелом всаживаю пулю в левый верхний плечевой сустав старшего — выход со спины кровяного сгустка. Он дергается этим плечом назад.

Закручиваю тело влево дальше:

— Три! — выстрелом всаживаю пулю, ему же, в правый верхний плечевой сустав — такой же кровяной выход со спины. Обезручиваю его и его руки падают как плети — он в недоумении, и пятится назад.

Приостанавливаюсь:

— Четыре! — резко высвобождаю свою левую из-под предплечья чужого тела и метаю нож, чуть подправив кистью, в голову левому...

Сработав ножом я исключаю его возможность покачать передо мною маятник — он после своего выстрела и до последней секунды высматривал директрису для стрельбы, ждал удобного момента.

Дождался. Так с озабоченным взглядом и с ножом во лбу — по рукоять, чуть выше переносицы и без капли крови, он падает лицом вниз. Кончик лезвия, пробив череп с затылка и, вытолкнув сгусток окровавленной массы с обломками затылочных костей, выходит наружу...

Перехватываю ствол и выпускаю тело, которое держал — оно падает возле моих ног и ещё дышит. Сделав шаг назад, чтобы не забрызгаться, прекращаю мучения выстрелом ему в голову — пуля пройдя насквозь застревает в полу. Голова подпрыгивает, под ней быстро образуется лужа крови.

Но это ещё не всё...

Старший молча и с перекошенным лицом начинает движение в мою сторону, с намерением показать класс ведения рукопашного боя ногами.

Выстрелом всаживаю пулю в его левое колено — выброс кровяного сгустка, со стороны подколенной ямки, говорит сам за себя — коленного сустава нет. Он падает, как подкошенный и орёт, перекатываясь на спине…

Бегло, не наклоняясь осматриваю тело у своих ног. К удивлению, на правом бедре на штанах обнаруживаю что-то напоминающее армейский индивидуальный пакет, облегчённый вариант. Так и есть. Извлекаю из него шприц с колпачком и.… ещё один. Подхожу к любителю перекатываться на спине и ввожу обезболивающее — шприц в хребет, шприц в бедро — прям через материю.

Смотрю на свой порез… Не сильный, крови совсем чуть — не стоит внимания. Зато на плече нет клочка материи и я злюсь...

Старшему легче. Несмотря на то, что под его спиной и под бывшим коленом, потихоньку увеличиваясь в размерах, образуются две лужи крови, у него начинается усиленная мозговая деятельность — видно не вооружённым глазом. Он силится сопоставить и сделать вывод. Он что-то понял, но никак внутренне, не желает с этим соглашаться. Наконец он произносит:

— Изгой. — у него срослось.

Держит голову приподнятой, шейные мышцы напряжены и в таком положении он ещё умудряется ею и кивать, и в его тоне, и во взгляде ненависть, удивление и… восхищение:

— Это ты.

Я тоже удивлён — никому ведь не представлялся и поэтому утверждаю:

— Знаешь меня.

— Все знают... Никто не видел.

Откинув голову на пол, он прикрывает глаза и тяжело сглатывает. От открытых и кровоточащих ран его явно начинает лихорадить, но он вновь поднимает голову…

Не сходя с места, осматриваюсь:

— Вы увидели. И чё? Полегчало? — отворачиваюсь.

Меня занимает разодранная материя на спортивной куртке. Повернув лицо к левому плечу, скашиваю туда глаза и ощупываю это место правой рукой. Краем зрения замечаю, как его взгляд полный ненависти осекается и прикрыв веки, и снова откинувшись на спину, он стискивает зубы. По его скулам перекатываются желваки, он мычит и опять приподнимает голову:

— Тебя всё равно достанут, ты проколешься!

Я молчу и спокойно смотрю ему в лицо. Не дождавшись ответа и ещё сильнее напрягая шейные мышцы, он издаёт короткий и хриплый смешок:

— Проколешься.

Я по-прежнему молчу, но теперь опять пытаюсь рассмотреть своё левое плечо. И он не выдерживает, да и силы, держать голову в таком напряжении у него на исходе. Злорадный смех, как кашель, торжествующий взгляд:

— Псы… Псы, Изгой! — и он головой откидывается на пол.

Прикрываю веки и на долю секунды погружаюсь в себя — этого мне достаточно. Он не прав, мои проколы — мне по барабану. Меня тревожит другое:

— Адрес по машине в гараже?

Вопрос приводит его в замешательство. Не поднимая головы, он на пару секунд возводит глаза к потолку:

— Аээ… Нет адреса.

Я очень красноречиво смотрю на его раны и он тут же торопится с ответом:

— Точно нет! По ней вообще ничего нет! Её вообще не существует!

— По гаражу?

На это он тоже думает несколько секунд:

— И гараж… ничейный. Точно.

И я ему верю — с пониманием киваю головой и пристально смотрю ему в глаза. Он тоже всё понимает:

— Правила... — и осекается, увидев мою усмешку.

Мне безразлично как это будет выглядеть в чьих-то глазах. У меня нет каких-либо эмоций по отношению к нему и к остальным в этой комнате:

— Ты сказал… Меня все знают.

Теперь он осекается и во взгляде. Откидывает голову на пол и прикрыв веки глубоко вдыхает, и на выдохе чуть вздрагивает лицом. Не приподнимаясь вновь открывает глаза и в них нет надежды, в них... готовность. Все черты его лица моментально заостряются, заранее приобретая очертания маски смерти и слегка прищурив взгляд, он гордо приподнимает подбородок — в мужестве ему не откажешь.

Не целясь, я стреляю ему в голову и спокойно наблюдаю, как пуля войдя в этот самый подбородок и пройдя сквозь череп наискосок, через затылок, выбивает его мозги и рикошетом, плашмя входит в противоположную стену. Кровавая масса вперемешку с обломками черепных костей залепляет пол вокруг его бывшей головы:

— Не надо было сигналку включать. — бросаю ствол на пол. — Правила.

Я должен был сюда прийти и у меня не возникло ни малейших сомнений в этом. И я пришёл.

Вот теперь всё…

Прежде чем выйти из гаража намереваюсь осмотреть салон машины. Но не успев толком начать, вдруг осознаю, что об этом кто-то позаботился до меня. Осматриваю бегло — всё делали очень аккуратно и чисто. И дело ни в грязи и пыли. Именно подчищали, чтобы не было и зацепки, а не искали что-то. Также бегло осматриваю сам гараж… То же самое — всё убрано.

Выйдя из гаража и закрывая дверь на замок я, присмотревшись, убеждаюсь — фасадная стенка гаража уже без рисунков. Всё правильно, теперь будут каждую щель обнюхивать:

— А чего сразу-то не сделали? Поувольняю. — это я вслух, сам с собой для полноты ощущений…

Спокойно двигаюсь по ночному двору по направлению домой. Озабочен о куртке. Чего плести-то буду? И о посылке — придётся отправлять. Только куда? Нет, всё правильно — лучше перебздеть. У Дашки хоть что-то в руках было бы, чтобы меня залатать, а так…

Кстати, я ничего о ней не знаю, кроме того, что она сама сказала. Что за фигня?! Тут знаю, тут не знаю! Или что?! Тут знать должен и вот получи, а тут… Самому, что ль пыжиться?! Блин. И листок этот… Что? Не могли сразу стереть?! Обязательно я должен был взять?

И о другом кое о чём думается, но уже спокойней. Ну, к примеру о том что... В конце-то концов мне кто-нибудь, чего-нибудь объяснит?! Ну что за хрень? Откуда я такой знаменитый?! И вообще — уже третий раз хотят во мне дырок понаделать! Я чё, ряженный что ли?! Кто мне куртку зашивать будет?! Ага, рядом бы вас всех поставить, перед Дашкой отчитываться... И царапину надо как-то скрыть.

Ну и наконец о том, что Даша вне опасности. Да и меня опять никто не знает, каков я из себя. А машину мы новую купим…

Пока иду до подъезда, встречаю две, не связанные между собой подвыпившие компании. Замечаю их ещё издали, по их разговорам. Обе обхожу стороной, не привлекая внимания…

Уже перед самой дверью вспоминаю, что у меня нет ключей от квартиры. Звонить не собираюсь, Даша спит — я знаю. Аккуратно открываю дверь и вхожу. Если она спросит как вошёл, скажу что гвоздём открыл, мол, не хотел её будить. А вдруг она узнает, что с самого начала я... Но я же внужденно! Нет. Всё равно. Поэтому, лучше так не думать.

Комната освещается только настольной лампой — свет, из-под низко опущенного и непрозрачного плафона, очерчивает небольшой круг, не доставая до Дашиных ног. Она свернулась калачиком на дальней половине кровати, поверх покрывала и лицом в сторону прихожей. Пледом прикрыла только ноги. Перед тем как лечь надела на себя мою рубашку — рукава почти полностью прикрыли её руки. Так и заснула, придвинувшись ближе к подушке, оставленной для меня и подложив под щёку свою ладошку…

Я практически бесшумно прохожу в ванную комнату. Сбрасываю куртку и остаюсь в майке. Кровь на порезе уже запеклась. Может поискать чего-нибудь у Даши? Зелёнку какую-нибудь? А, так сойдёт, она и не заметит. Осторожно мою руки и ополаскиваю лицо, насухо вытираюсь полотенцем. Уже возле кровати, выключаю лампу и сажусь на пол. Кладу руки на кровать и опираюсь на них подбородком.

Даша чуть посапывает, но её дыхание ровно, уголок рта у самой ладони чуть приоткрыт. Хм. М-да. Случай мой нечаянный. Посмотрела бы ты на себя, сколь же ты хороша. И я… Возле тебя, как пень возле розы. Вглядеться бы тебе пристальней в меня, увидела бы. Ладно, утро вечера мудрёнее — ещё рассмотришь.

Непроизвольно вздыхаю, встаю и очень аккуратно ложусь на спину рядом с ней. Даша тут же пробуждается и не открывая глаз, легко ощупывает мою грудь и лицо. Быстро перемещается ко мне на грудь и одну ногу, согнув в колене, кладёт мне на живот. Натягивая плед и на мои ноги, устраивается своим лицом у меня на плече. Я обнимаю Дашу и чуть прижимаю к себе. Так и не открыв глаз, сонным и чуть надтреснутым голосом она спрашивает:

— Илюшк, долго как… Как там?

Я вздыхаю и отвечаю, говоря правду:

— Всё хорошо.

— Мг-м. — и Даша, пошевелив головой, устраивается ещё уютней.

А я думаю о том, что за эти сутки я как будто бы…

— … прожила целую жизнь. — Даша, заканчивает мысль из своего сна.

просто эпизод

Залив в скальном берегу моря.

Кафе на берегу — метрах в пятнадцати от воды. Между морем и кафе площадка, из уложенных и плотно пригнанных, обработанных каменных брусков. Площадка, наклонно спускаясь и обрываясь ломанной линией из мелкой гальки, по всей длине, у самой кромки, выравнивается морской гладью.

На площадке простые столы из дерева и такой же простой конструкции, деревянные стулья. Всё это покрашено в нежно-голубой цвет и спрятано под пляжные зонты с куполами из тонкой, полупрозрачной материи. Стойки зонтов аккуратно пронизывают столы ровно посредине и уходят в каменный пол.

Само помещение также из дерева — без архитектурных изысков, с лёгкими колоннами и деревянным же настилом в качестве пола. Такое же покрытие сверху, как и на зонтах, только большего размера и усиленное тонкими перекладинами — поперёк, в равных промежутках меж собой. Сквозной проход слева и справа. Внутри такие же как и на площадке, столы и стулья для посетителей, лишь в большем количестве. В глубине барная стойка и за ней никого — бармен куда-то отлучился…

Знойный день, после полудня. Еле ощутимый бриз со стороны моря. Прибоя нет, лишь плавное волнение набегающей и сходящей с песчаного берега, морской воды. Прохлада от водяной глади не пробивает плотный жар от нагретого песка и камня, и не уменьшает палящий зной от солнечных лучей, заставляя искать отдохновения в тени под зонтами или в самом помещении.

На площадке за одним из столов расположились двое молодых мужчин. На взгляд со стороны — коротают время, молча и вальяжно развалившись на стульях, насколько это возможно.

Один невысокого роста и довольно-таки щуплого телосложения. Второй высокий и физически очень крепкий. Оба по пояс голые и в шортах. Ровный загар по всему телу — у обоих. На лицах тёмные очки, на головах лёгкие шляпы с широкими полями.

Тот, что не гигант, задумчиво и с некоторой отрешённостью смотрит вдаль. Изредка приподнимает длинный стакан и отпивает сок — по глотку.

Другой курит, с ленцой выпуская дым колечками, растопыренной ладонью перекрывая слабый ток воздуха и удовлетворённо хмыкая, после каждой удачной попытки — не менее пяти дымных колец. На столе, кроме стакана с соком, лежат сигареты и мобильный телефон. Наконец один из них — тот, что пьёт сок, произносит:

— Надо думать… — сказанное ни к кому не относится, мысли вслух.

Тем не менее второй реагирует незамедлительно:

— А чего тут думать? Валить его надо. — выпускает очередную порцию дымных колец и тут же поперхнувшись, выбрасывает сигарету.

Сдёрнув с лица очки и моментально сменив лениво-разморённое выражение лица на испуганно-подобострастный взгляд, подбирается на стуле:

— Извините, забылся… солнце, море.

Щуплый всё это время, медленно снимая очки и спокойно наблюдая происходящую метаморфозу, медленно поворачивает голову в его сторону.

— Ты их знал… Они тщательно подбирались?

— Да. — твёрдый ответ и всплеск эмоций: — Он отмороженный! Он...

— Замолкни! — гневный окрик, сразу же ставящий точку в конечном понимании кто есть кто за этим столом.

Щуплый, медленно отворачиваясь и не выпуская, из своего скошенного и хмурого взгляда, лицо замолчавшего здоровяка, наконец вновь устремляет свой взор на горизонт:

— Не надо быть дебилами.

Голос ровный, но мельком брошенный взгляд, тяжёл:

— Откуда известно, что это он? Я понимаю, удобно всё списать… Отбор людей осуществляли вы, не так ли? Да или нет? — вновь гнев, и не только во взгляде. — Чего ты своей тыквой крутишь?! Отвечай!

Здоровяк тут же вскакивает и вытягивается во весь свой рост — глаза долу. С усилием, напрягая недюжинные мышци своих рук, сжимает большие кулаки — кажется, что ещё немного и кожа на вспухших, и рельефно проступивших бицепсах, сейчас лопнет, — и опускает их вдоль бёдер:

— Да босс.

— М-да. Тебе б мозги такие же… по крепости… И подготовку?

— Да босс.

— Четверо… — босс вздыхает и досадно хмыкает. — Хм. Вчетвером и все вооружёны… Против какого-то… Ни пойми кого. И это, ты смеешь называть, тщательной подготовкой?!

Смерив стоящего, взглядом полным презрения, босс откидывается на спинку стула и отворачивается. Немного погодя и уже без злости продолжает:

— Кстати, это уже четвёртая группа. — и вновь короткий бросок свинцового взгляда. — — Ну, твоё мнение?

— Это он, босс. — так и оставшись в положении стоя, крепыш мотает головой. — Он их сделал как котят! Его…

Но вновь услышав громкий и досадливый вздох, осекается. Босс, закрыв глаза, выдерживает ещё несколько секунд паузы, позволяя себе только желваки на скулах:

— Идиот. — гневного всплеска не следует, босс открывает глаза и устало произносит. — Я не об этом.

Он не видит смысла продолжать и вновь смотрит на линию горизонта. Глоток сока. Ставит стакан на стол. Крепыш же успокаивается, убедившись в отсутствии внимания к себе. Садится и достав из пачки новую сигарету, спокойно прикуривает. И опять колечки…

Вновь приподнятый стакан в руке босса застывает на полпути:

— Я, конечно же…

Он начинает говорить не оборачиваясь и застаёт крепыша врасплох. Тот спохватывается и, стряхнув ещё тлеющий пепел с подбородка, выкидывает сигарету, и морщась от боли — обжёгся, пытается изобразить внимание.

— М-да, я тогда не вдавался в подробности, но тем не менее одобрил ваши... — щёлчок пальцами, глоток и стакан ставится на стол, — так сказать, умозаключения. Впрочем, не важно. Короче, эта девчонка… С ваших слов, триггер должен был сработать… кстати и сработал, через её гараж. — скосив глаза, получает утвердительный кивок: — Кто она? Сколько ей лет? Кого она везла, впрочем… если она вообще кого-то везла. Нам что-нибудь известно?

Несколько секунд тишины и наступает более длительная, и совершенно незапланированная пауза. Не услышав ожидаемого и главное — быстрого ответа, медленно поворачиваясь и выпрямляясь в спине, босс каменеет лицом:

— Так… Вы сломали ей… руки, ноги и от болевого шока она не может говорить. Нет? — его взгляд тяжелеет, как набухающий торнадо, ежесекундно, вкупе с ледяным тоном. — Вы… убили её семью и она в обмороке, и не может говорить. Нет?.. А. Понял. Вы, до сих пор её насилуете и у неё занят рот, или она никак не отойдёт от оргазма… Тоже нет? — голос стихает до, леденящего душу, шёпота: — А что же… тогда?

К кому обращены эти вопросы уже опять стоит и приподняв лицо, с глазами заведёнными под лоб, натурально дрожит мелкой дрожью. И всё-таки он выдаёт ответ:

— Да, босс… Тридцать с небольшим.

— Ну и…

Кажется достаточно маленькой искры, чтобы от этого взгляда и от, придавленного бешенством, голоса, прямо сейчас грохнул взрыв.

— Ээ… охранник, гаражный… Босс, он машину по фотке узнал… Про года сказал, пальцем ряд показал… — внезапное молчание.

— Дальше, идиот!

Фраза, сказанная сквозь зубы, вкупе со злобой во взгляде, подстёгивает, стоящего чуть ли не на вытяжку, парня и он будто бы срывается со старта:

— Сердечный приступ, босс, за секунду. Мы ничего не успели и никаких записей, босс. Из охраны её никогда и никто не видел, даже и не слышали про такую. — трясущиеся губы и разведённые, трясущиеся руки. — В гаражном ряду и в соседних нет зарегистрированных машин на баб. Мы её потеряли, босс!

И… Повисает гнетущая тишина настолько плотная, что за ней, кажется, и шелеста прибоя не слышно. В следующую секунду, со всей очевидностью, должно последовать что-то невообразимое...

— Да неужели…

Босс сидит в застывшей позе, опустив лицо и чуть наклонясь вперёд. Отсутствующий взгляд перед собой, поднятый палец вверх и добрая пара минут гробового молчания, нарушаемая только криками чаек:

— Предположим это он… Хорошо, предположим. Тогда… — медленно распрямляется. — А вот тогда должны проколоться... они.

Окончательно распрямляясь, быстро и не глядя протягивает руку:

— Мобильный!

Крепыш, так и не присев, в мгновение ока сгребает телефон со стола, вкладывает его в протянутую руку и тут же большой палец руки босса, начинает ударять по кнопкам набора номера:

— Именно они.

Босс ставит точку в своих рассуждениях и дёрнув головой в сторону крепыша, раздражительно бросает:

— Но вы, всё-таки, идиоты.

И уже повелительным тоном в микрофон:

— Главного. — происходит соединение. — Да, это я. Необходимо срочное длительное сканирование… Только в этот раз… Может быть сутки… Я же и говорю, срочно!.. Нет, непрерывно… Значит без выхода… Иначе ничего не получится.

Некоторое время он, нахмурившись, только слушает, скептически кривя губы и вздёргивая брови, и наконец напористо продолжает:

— Нет у нас трёх часов… Нет, нет. Полтора, максимум час сорок на всю подготовку… Шанс велик… Да. До связи.

Положив трубку на стол, босс вздохнув, откидывается на спинку стула:

— Ну, а сама машина… Что по ней?

Этот вопрос вгоняет крепыша в состояние настоящей муки — покачивая головой, он опускает взгляд вниз и закрывает глаза, и опять сжимает кулаки:

— Гараж... внутри пуст.

Босс опять поворачивается и его вид выражает только одно — явную готовность сожрать, в который уже раз, этого парня, без соли и без перца:

— А сам гараж? Регистрация.

Но усилием воли, этот здоровый увалень заставляет себя ответить:

— Гараж… ничейный.

— Ха! Лихо!

Крепыш даже вздрагивает от неожиданности. Босс, с уже усмирённым взглядом, отворачивается, откинувшись на спинку стула и на его лице неподдельное восхищение:

— Ну и что же ты думаешь по всему этому?.. Попытайся.

Вопрос опять вгоняет крепыша в состояние, но в этот раз — испуганного удивления. Ну не дано этому парню способностей сопоставлять и тем более анализировать, как бы он ни старался…

Через некоторое время, чуть кивнув головой и с явным сожалением вздохнув, босс сам озвучивает свой аналитический результат:

— С какой бы стати, так шифровать обыкновенную девчонку, если это не он. А? — но при этом будто бы разговаривает с самим собой: — И всё что угодно можно сделать, чтобы она замолчала, если это он. Так ведь?

К его удивлению тут же звучит ответ:

— Она им нужна.

— Хм, а ты делаешь успехи… Когда твоя смена? Ты меня… почти утомил.

— Через два дня.

Босс допивает сок и отставляет в сторону пустой стакан:

— Ладно, потерплю.

Закуривает и с наслаждением затягивается:

— Вот именно нужна... Ему. Хм. У меня большая доля уверенности, что она для него… вдруг стала чем-то большим, чем просто… случай. И они совсем не против этого… Да. Скорее всего именно так. — затяжка сигаретой: — А вот теперь... Теперь-то ради неё у него должно быть прошлое и заметь, реальное прошлое. Что теперь скажешь?

— Валить…

И поскольку строгого взгляда или окрика не следует, то крепыш с воодушевлением продолжает:

— Валить его надо!

— Ох, ну ты же и… Впрочем, я с тобой согласен, это шанс, тут мы его и возьмём.

И уже с улыбкой босс смотрит на подчинённого:

— Да ты садись… А семь колечек кряду? Не слабо?

Оглавление

время «ч»

книга первая

Элитная охота

Синеглазка

Статус-кво

Зубная боль

Добры молодцы

Посиделки

Бомж

Без гнева и суеты

Дружба обязывает

Даша

Всё будет хорошо

Глупой и ещё тупее…

И чё звали…

просто эпизод Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg