«Я тебя не хочу»

Я тебя не хочу (fb2) - Я тебя не хочу [ИМ Призрачные миры, calibre 3.32.0] (Офисное - 4) 789K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Шнайдер (Эви Эрос)

Я тебя не хочу

Эви Эрос

Аннотация

Думаете, друзья познаются в беде? Как бы не так! Друзья познаются в браке.

А ведь всё так хорошо начиналось! Взаимовыгодный фиктивный брак по договорённости друг с другом (читай — друга с подругой), и все довольны и счастливы, даже родители. Но оказалось, что штамп в паспорте способен изменить не только любовь, но и дружбу…

***

Говорят, когда парень и девушка дружат, один из них обязательно влюблён в другого. И мне много раз заявляли подобное, при этом хитренько посматривая исподлобья: признавайся, мол. Ага, щаз! Влюблена я, как же.

Разве можно влюбиться в человека, который при встрече подходит — нет, даже подкрадывается! — к тебе сзади и хлопает тебя по ушам?! Не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы взвизгнуть и взвиться до потолка.

Нет, конечно, настолько обнаглел Сашка не сразу, а примерно через полгода после нашего знакомства и совместного сидения за одной партой. Я пыталась избавить его от этой дурацкой привычки, даже разок заехала кулаком в глаз, но он только усовершенствовал свои навыки стучания по ушам — начал отпрыгивать в сторону или приседать, раздражая меня этим неимоверно.

Вот и как тут влюбиться? Никак. Любовь начинается с головы, а когда тебя по ней хлопают, то она умирает, даже не начавшись.

Ну и хорошо. Я представляю, что бы со мной было, если бы я любила Сашку. Он хороший парень, но бабник страшный.

А ещё я однажды — конечно, не совсем трезвая, — спросила его, почему он из девушек дружит только со мной. На что получила исчерпывающий и очень точный ответ: «Просто я тебя не хочу».

Я тогда даже обиделась. Ну так, немножко. В сущности, на что обижаться? Я ведь тоже его не хочу.

Если только… совсем чуть-чуть.

В то утро Ленка опять спрятала мои очки, заставив в очередной раз ощутить себя каким-то китайским болванчиком, на которого всем наплевать.

Сестрице моей уже тринадцать — вполне сознательный возраст. Я в её годы запоем читала Толстого с Достоевским, смотрела передачи про историю и сочиняла глубокомысленные стихи и рассказы. А Ленка ничего не сочиняет и не читает, а смотрит только «Дом 2» и какие-то дурацкие видосики в соцсетях. Но я бы ей всё прощала, если бы любимым развлечением у неё последние года два не стал аттракцион «доведи Стасю до белого каления и кругов в глазах».

Я даже родителей подключала к этой проблеме, но там всё понятно. Они настолько любят её — поздний ребёнок всё-таки — и так забаловали, что уже абсолютно не способны воспитывать. Ленка их не слушается. Она и меня не слушается. Ребёнок вырос, понял, что ему ничего не грозит — и начал этим пользоваться.

Ситуацию осложняло то, что я нигде не могла запереться от сестры, если не считать туалета. Мы жили в одной комнате, и соответственно, у этого чертёнка с ангельским лицом был полный доступ к моим вещам.

Спрятать очки — любимое развлечение. Ещё из любимых — побрызгать моё бельё папиной туалетной водой, засунуть в комод живую мышь, бесконечно переставлять книги на полках, чтобы я не могла их найти. Но к этому я уже почти привыкла.

Хуже всего было, во-первых, то, что Ленка постоянно выключала будильник на моём мобильном телефоне, как только я засыпала. Я пробовала прятать, но спрятанный будильник автоматически равен будильнику неуслышанному. Спасибо моим встроенным биологическим часам, иначе меня давно уволили бы с работы.

А во-вторых… В этом году сестра вдруг поняла, что хорошими делами прославиться нельзя, а вот видосиками — можно. И теперь она снимает всё подряд, в том числе и орущую в ярости меня, а потом выкладывает в интернет.

Попытки поговорить с родителями опять ни к чему не привели. Леночка хорошая, а я демон в очках, который не понимает, что у ребёнка просто так проявляется переходный возраст. «Наша девочка это перерастёт», — сказала мама, умильно улыбаясь, а папа согласно закивал.

Я бы переехала. Честное слово, сняла квартиру и переехала бы, но…

Вы знаете, сколько стоит снять квартиру в Москве? Ладно, бог с ней, с квартирой, хотя бы комнату. Это как минимум половина моей зарплаты. Половина! И что дальше? Жить впроголодь, всю жизнь переезжать из одной клетки в другую? Нет уж. Я решила — буду терпеть, пока не кончится терпение, и копить на ипотеку.

Вот только терпение уже кончалось, а до ипотеки было ещё очень и очень далеко…

На этот раз очки добрая Леночка выкинула в мусорное ведро, и я искала их адски долго.

Ну как обидно! У меня ведь есть запасные на работе, но накануне я их разбила, а эта мелкая обезьянка будто почувствовала.

Поэтому в офис я явилась к половине одиннадцатого. И, по закону подлости, обнаружила, что шеф уже на месте — его машина красовалась на стоянке, как обычно чистенькая и красивая до безобразия.

— Стась, тебя Михаил Евгеньич просил зайти, как придёшь, — сообщила мне Маша, секретарь шефа, делая большие глаза. Ясно, значит, у нашего великого и ужасного господина Шульца сегодня плохое настроение. И сейчас он будет меня склонять и спрягать…

— Угу, — буркнула я. — Ща, только в туалет схожу. Всё равно терять уже нечего.

Маша понимающе и немного сочувственно улыбнулась.

Михаил Евгеньевич, наш обожаемый генеральный директор, был человеком настроения. И если орал, то очень вдохновенно, а уж если расстраивался, то до нервного тика. У сотрудников, конечно.

Но были в этом и положительные моменты — шеф у нас отходчивый. Поорёт, вывалит на тебя свой негатив, а через полчаса приходит довольный и счастливый, как будто у него все враги внезапно скоропостижно скончались. Жаль только, мне не удаётся так быстро остывать. Впрочем, я и не особенно нагреваюсь… Иначе давно бы уволилась.

Так уж получилось, что я, закончив институт, решила поменять работу и устроилась сюда на должность заведующего редакцией. Никакой редакции тогда не было и заведовать оказалось нечем, но меня в то время подобные мелочи не волновали. Зарплата была больше, чем на моей прошлой работе, да ещё и в два раза, а остальное… прорвёмся, как говорится.

Первые три месяца я пыталась привыкнуть к характеру Шульца, как постепенно привыкаешь к жмущим тебе туфлям. А потом, когда привыкла, даже начала его немножко любить. Характер, не Шульца, конечно. Но и ненавидеть тоже. Михаил Евгеньевич, как человек крайностей, то восхищал, то бесил до невозможности.

Восхищал, например, необыкновенным чутьём на людей. Он видел нового сотрудника — и сразу понимал, будет тот работать или станет пинать балду на рабочем месте. Так и со мной, наверное. Увидел, пособеседовал и взял на работу. И плевать, что опыта у меня в то время особо не было. Зато был голый энтузиазм, на котором я и держусь последние четыре года, что работаю у Шульца.

— Стася, — процедил шеф, как только я вошла в его кабинет, — у нас рабочий день начинается не с петухами. Ты почему опаздываешь?

— Простите, Михаил Евгеньич, — я изобразила на своём лице раскаяние. — Больше не повторится.

— Надеюсь, — Шульц чуть смягчился. — Я ведь говорил, что сегодня придёт новый начальник отдела продаж, собирался его познакомить с редакцией.

«С редакцией». Ну ты даёшь, отец родной. Как я люблю это слово. Вся редакция — три калеки. Я, дизайнер и верстальщик. Есть, конечно, внештатники, но они не считаются.

— Да, Михаил Евгеньич, — произнесла я покаянно. — Я помню. Простите, непредвиденные обстоятельства.

Да уж… Скорее, непредсказуемые. Предвидеть-то эти обстоятельства можно, но предсказать — нет.

— Хорошо, — Шульц окончательно остыл. Ух ты, мой зайка. За это я тебя и люблю, гада такого. — Пойдём. Остальных представил уже, осталось только тебя показать.

Я глубокомысленно кивнула.

Показывай, показывай, отец родной. Давай сделаем вид, что я здесь что-то решаю. Хотя на самом деле ты вполне можешь говорить каждый день вместо завтрака, обеда и ужина: «Мы подумали, и я решил».

Издательство у нас не очень большое, хотя это смотря с чем сравнивать. Собственно редакция, как я уже сказала — три человека. Все остальные — внештатники, сидящие на моей шее и не слезающие с неё четвёртый год.

Зато в отделе продаж у нас пять менеджеров, если не считать начальника отдела, коего Шульц три недели искал, всё отметая и отметая кандидатуры. Наконец, нашёл, причём встречался он с этим персонажем не здесь, на своей территории, а ездил куда-то в центр, в ресторан, наверное. На следующий день пришёл жутко довольный и сообщил, что скоро явится новый человек. Я кивнула. На начальника отдела продаж мне всегда было фиолетово, честно говоря.

Я считаю, что хороший продажник должен уметь продавать всё. Мы же умеем делать из какашек книжки! Увы, жаль, что сами продажники чаще всего так не считают, и если у них что-то не продаётся, значит, виновата редакция. Ну а кто же ещё?

Да и в целом, как на том демотиваторе — в любой непонятной ситуации виновата редакция. А так как у нас редакция — это по сути я, следовательно, виновата я. Вот почему я всегда была в контрах с начальниками отдела продаж (за четыре года Шульц их сгнобил в количестве трёх штук) — они пытались обвинить в собственных проколах меня, и я отбивалась с отчаянием мухи, попавшей в банку. Но судя по тому, что я до сих пор здесь, а они уже нет, я — прекрасная иллюстрация к фразе «Все умрут, а я останусь».

В общем, предстоящее знакомство меня не радовало и не впечатляло. Продажником больше, продажником меньше — какая разница? Хотя был у нас один такой, решивший, что пишет аннотации к книгам лучше меня. Единственный человек, кто сумел вывести меня из себя за четыре года работы. Я его за это даже зауважала…

Между тем шеф привёл меня к комнате, где сидел весь отдел продаж. В том числе и начальник. Шульц всегда считал, что нечего отрываться от коллектива, поэтому никому по отдельным кабинетам сидеть не разрешал. Конечно, кроме себя.

И вот, Михаил Евгеньевич открыл дверь, пропустил меня вперёд, потом зашёл сам.

Я остолбенела, хлопая глазами, почти как рыба ртом. А этот… нахал и наглец вставал со своего места с хитрющей-прехитрющей улыбкой во всю физиономию.

— Знакомься, Станислава. — Шеф, как обычно бывало в подобных ситуациях, начал называть меня полным именем. — Это Александр Лебедев, наш новый начальник отдела продаж. Александр, это Станислава Орлова, наш главный редактор.

Сашка слегка удивился. Ну да, Шульц всегда называл меня главным редактором, хотя в трудовой книжке у меня была запись «заведующая редакцией». Впрочем, это без разницы. Хоть заведующая редакцией, хоть ведущий редактор, хоть выпускающий, хоть младший — неважно. Я всё равно была одна за всех.

— Очень приятно, — сказала я, улыбаясь улыбкой людоеда. — Александр.

— Мне тоже, — Сашкина улыбка, наоборот, лучилась довольством. — Станислава.

Минуты три Шульц болтал о том, как важно нашим отделам сотрудничать и вообще жить дружно, а потом ушёл, оставив нас… ну, почти наедине. Если не считать остальных менеджеров.

— А пойдёмте-ка в переговорную… Александр, — почти пропела я, глядя в наглые глаза своего однокурсника и друга. — Обсудим там… стратегию и тактику.

— Пойдёмте, Станислава, — согласился он и указал мне на дверь — мол, после вас. Я еле слышно фыркнула и вышла в коридор.

— Ты чего мне не рассказал-то? — спросила я, когда мы с Сашкой с комфортом разместились в нашей маленькой переговорной.

— Сюрприз хотел сделать, ну и заодно увидеть твою мордашку. Оно того стоило, Стась. Хотя могла бы поэмоциональнее!

— При Шульце? — я фыркнула. — Нет уж, мне ещё жизнь дорога. А почему ты решил сбежать к нам? Неужели шеф тебе лучшую зарплату положил?

— Не лучшую, — Сашка презрительно усмехнулся. — Достали меня. Сама знаешь, каково работать в гигантских издательствах. Ну и должность Шульц мне повыше предложил.

— Это я уже поняла. Ну что ж, добро пожаловать.

— Спасибо. После работы сходим в кафешку? Давно не виделись.

— Сходим, — я кивнула, а потом добавила, грозно сдвинув брови: — Только учти: если ты хоть раз хлопнешь меня по ушам НА РАБОТЕ, я тебе…

— Понял-понял, — Сашка заржал и примирительно поднял руки. — Никогда и ни за что, клянусь своим красным дипломом.

— Нашёл чем клясться, — я хмыкнула. — Ты ещё своей девственностью поклянись. Это примерно так же актуально.

— Язва ты, Стаська.

— Угу. Прободная.

Мы с Сашкой познакомились на первом курсе института. И первого сентября.

Тогда ещё почти никто никого не знал, и мы рассаживались в большой аудитории, дабы услышать напутственное слово декана факультета и получить свои студенческие билеты.

Я села сбоку, в уголок, и не прошло и пяти минут, как слева от меня — справа была стена — плюхнулся Сашка. Внимательно осмотрел мою в прямом смысле скромную персону, усмехнулся и сказал:

— Привет. Я Сашка Лебедев из второй группы. А тебя как зовут?

— Привет. Стася Орлова. Я тоже из второй.

— Ого! — он засмеялся. — И у тебя птичья фамилия! Забавно. Не против, если я с тобой посижу?

На мой взгляд, спрашивать об этом было поздновато — он всё-таки уже сел. Но я кивнула.

— Не против.

Конечно, мы не сразу подружились. Просто Сашка стал садиться рядом со мной с завидной регулярностью, мы разговаривали, обсуждали что-то, ржали над чем-то. Наверное, я бы в него влюбилась, как многие другие однокурсницы, но я в то время уже была влюблена в другого человека, и очень сильно. Поэтому Сашку воспринимала исключительно как друга.

Не могу сказать, что мы были как-то особенно дружны… месяцев, наверное, семь. Просто постоянно общались. Я была заучкой, Лебедев, хоть и умён, ленив до безобразия, поэтому общение со мной было ему не только приятно, но и полезно — всегда имелась возможность что-нибудь списать.

А потом случилось вот что.

Институт у нас своеобразный — есть очень людные места, а есть не очень. И однажды по дороге домой я решила заскочить в не особенно популярный общественный туалет. Зашла, закрылась, сделала свои дела и уже собиралась уходить, как вдруг услышала:

— Ну что он в ней нашёл, Катя?! Я не понимаю!

Голос я узнала сразу. Это была одна из моих однокурсниц, Оксана Ржевская, учившаяся в параллельной группе. Очень красивая, но не особенно умная девушка.

— На лекциях с ней сидит, в коридоре с ней стоит. Вчера я видела, как они домой вместе шли. Объясни мне! Неуклюжая очкастая мышь!!

Тут меня первый раз кольнуло. Очкастая мышь, да-а-а… Так меня ещё одноклассники называли. За довольно-таки бледную кожу и в целом невзрачный вид.

А в то время я ещё хуже выглядела — всё-таки семнадцать лет, почти подросток. У меня тогда груди даже толком не было, так, два прыща. Помажешь зелёнкой — пройдут.

Это теперь я выросла и стала похожа на женщину. Но красотой я всё равно никогда не блистала и блистать не буду. И не могу сказать, что это вызывает во мне чувство досады или сожаления — нет. Каждому своё. Кому — ум, а кому — красота. И даже если бы мне дали возможность получить немного больше красоты в обмен на ум, я бы не согласилась. Ну уж нет! Красота увядает, а ум на всю жизнь с тобой остаётся.

Но я отвлеклась.

— Понятия не имею, — говорила вторая девушка, и на сей раз голос оказался мне не знаком. — Думаешь, Лебедев с Орловой… спит?

Я вздрогнула и чуть не уронила сумку. Чёрт! Подслушивать в принципе занятие сомнительное, а уж когда речь о тебе…

Но как они могли подумать, что Сашка со мной спит? Мы ведь даже за руки ни разу не держались!

— Не знаю я, — фыркнула Ржевская. — Но что-то же он в ней нашёл, раз постоянно рядом торчит! Бесит…

В этот момент девчонки, по-видимому, вымыв руки, вышли из туалета. И я тоже вскоре вышла оттуда, хотя я скорее вывалилась. И почти побежала в сквер возле нашего института. Там села на скамейку и тихонько расплакалась.

Но не успела я полностью погрузиться в своё горе, как рядом кто-то сел.

— Стась, ты чего? — растерянно спросил Сашка, похлопав меня по спине.

— Ты как здесь оказался? — буркнула я, отводя глаза. И так страшная, а заплаканная — ещё страшнее.

— Да я вышел из института — и тут ты идёшь. Я тебя даже звал, но ты так припустила… А теперь чего-то плачешь. Обидел кто?

Я поколебалась, но всё же сказала:

— Разговор я в туалете один подслушала. Две девушки задавали друг другу риторические вопросы о том, что ты во мне нашёл.

Тут я посмотрела на Сашку. У него вытянулось лицо.

— Э-э-э…

— Ну и? Что ты во мне нашёл? Давай, рассказывай.

— Я что-то ничего не понял, Стась… Подробности можно?

Я, вздохнув, поведала о подслушанном в подробностях. Всхлипнула, рассказывая про неуклюжую очкастую мышь, и Сашка посуровел.

— Слушай, Стась, — сказал он строго, когда я закончила. — Ты же умная, а плачешь из-за каких-то дур. Что они понимают вообще? Друзей по внешности, что ли, выбирают? Да мне пофиг, как ты выглядишь! А эта Оксана… достала, честно. Клеится, как будто у неё течка. А у меня вообще… девушка есть.

— Да? — я удивилась. — Из нашего вуза?

— Нет. Одноклассница моя.

— А-а-а…

Прошло две недели и эта самая одноклассница Сашку бросила. Он пришёл на занятия хмурый и злой, огрызался, и даже я не выдержала — треснула ему по голове учебником.

А вечером мы впервые пошли с ним в бар. Пить. Он пил и изливал мне душу, я внимала, глубокомысленно кивая. И как-то так получилось, что пил вроде Сашка, а рвало потом меня… Возле автобусной остановки, в аппетитный такой зелёный газончик. И Лебедев в процессе одной рукой поддерживал меня за талию, другой поднимал волосы, чтобы они не испачкались, и повторял без конца пьяным голосом:

— Я же тебе говорил — закусывать надо нормально… А ты — не хочу, да орешки, орешки… Ты чего, белочка, что ли? Пить не умеешь, а туда же…

Он потом мне этот случай все пять лет учёбы напоминал, называя белочкой. И ржал.

Но никому не рассказал, как лучшая студентка курса, напившись всего-то литром пива, самозабвенно блевала на остановке.

— Ну что, пошли?

Я подняла тяжёлую голову от очередной гениальной рукописи. Посмотрела на счастливого Сашку.

Он всегда был весёлый и всем довольный, по крайней мере с виду. И одевался жизнерадостно — в яркие футболки и рубашки. Наверное, я рядом с ним смотрелась совсем уж траурно — никогда не любила яркую одежду, чувствовала в ней себя попугаем. Нет, одно только чёрное я тоже не носила — просто любила спокойные оттенки.

Вот и сейчас, в ярко-голубых джинсах и пронзительно-зелёной футболке, Сашка выглядел очень жизнерадостно. И привлекательно, наверное. Он в принципе красивый — волосы светло-русые, с лёгкой рыжиной, глаза серо-зелёные, высокий лоб, ровный аристократический нос, ямочка на подбородке совершенно очаровательная. И губы… да. И меня иногда торкало, когда я смотрела на них. Особенно если выпить.

— Пошли, — кивнула я, вставая с места. Наши дизайнер и верстальщик глядели в это время на меня с лёгким удивлением. Ну да, они привыкли, что с продажниками у меня вооружённый нейтралитет. А тут вдруг — «пошли» и конец рабочего дня. Нонсенс!

Надо будет завтра им рассказать про нас с Сашкой. А то ещё удумают чего…

Мы с Лебедевым отправились в кафешку неподалёку, оживлённо болтая о всяких глупостях. И то напряжение, которое охватывало меня последние месяцы, пока Ленка особенно лютовала, вдруг отступило, словно Сашка отогнал его своей улыбкой.

— Ты что будешь? — спросил он, раскрывая меню. — Может, по пиву?

Пиво Лебедев обожал. Он меня к нему и пристрастил, самозабвенно вещая о сортах и особенностях, учил отличать хорошее от плохого, разбавленное от неразбавленного. Причём удивительно, но ни с кем другим я пиво пить не могла вообще — чего-то не хватало. А вот с Сашкой — всегда пожалуйста.

— Угу, давай пиво. Но я вообще от еды тоже не отказалась бы.

— Правильно, — он хмыкнул. — Закусывать надо, белочка. Пиццу? Чего-то мне хочется такого… вредненького. Пицца самое то.

— Ладно, — согласилась я. И добавила к пицце салат «цезарь». Кому как, но по мне, пицца — не еда всё же. От неё только в животе плотно.

Принесли пиво. Сашке тёмное, мне светлое нефильтрованное. Оно было так себе, но лучше, чем могло бы быть. И холодненькое… Мням. Лучше холодного пива в жаркий июльский день — только ледяное мороженое.

— Слушай, Стась, — сказал Лебедев, сделав глоток своего тёмного, — я сегодня посмотрел-послушал, а теперь думаю: чего ты не уйдёшь от Шульца? Маловато он тебе платит за такие нагрузки.

— Привычка вторая натура. А если серьёзно, то в другом месте нагрузки будут не меньше, плюс ещё притираться придётся какое-то время. Я шефа знаю, как облупленного, умею с ним обращаться и добиваться своего. Перейду на другую работу, пока разберусь там, век пройдёт. Да и ехать мне сюда от дома сорок минут всего, а до твоей бывшей работы — полтора часа. Три часа в день получится. Я так через полгода все эти лишние деньги на реабилитацию свою потрачу…

— Вот и я так решил, — усмехнулся Сашка. — Деньги ничто, здоровье всё. Меня за четыре года там укатали. Поэтому когда Шульц позвонил, я решил — а пусть. В конце концов, обратно, сама знаешь, сбежать никогда не поздно. Ну и плюс ты под боком…

— Ты уверен, что это плюс? — засмеялась я, обрадовавшись: принесли салат.

— Уверен, — спокойно ответил Лебедев, дёргая носом над ароматной пиццей. Пепперони, как обычно. Он её обожает. — Как там твоя домашняя террористка? Утихомирилась?

— Как бы ни так, — я скривилась, засовывая в рот здоровенный кусок курицы в соусе. Зажевала сухариком. — Ещё хуже стало. Честно, Саш, я начинаю терять терпение.

— Только начинаешь? Я её уже давно бы убил.

— На самом деле нет, не начинаю, — я вздохнула. — Заканчиваю. Невыносимо, честно.

И меня прорвало, как бракованную плотину. Я жаловалась Сашке, забыв про пиво и салат, эмоционально размахивая руками. Он сочувственно слушал, кивал, но про пиццу не забывал. Съел почти всю, оставив мне два маленьких кусочка. Впрочем, мне больше и не надо, он знает.

В какой-то момент взгляд у Лебедева стал очень странным. Задумчивым, оценивающим и острым. А я, закончив и поняв, что горло у меня давно пересохло, потянулась к бокалу с пивом.

— Слушай, Стась, — протянул вдруг Сашка. — А выходи за меня замуж.

— Кх-х-х-к-хм! — я, подавившись глотком янтарного пива, выплюнула жидкость обратно в бокал и переспросила: — Чего-о-о?

Лебедев смотрел серьёзно, почти как на защите диплома.

— Ты только сразу не отказывайся, подумай, Стась. Дело вот в чём. Ты же помнишь моих родителей? Мама последний год одержима идеей меня женить. Ты же знаешь, я у них поздний, и она вбила себе в голову, что внуков может не дождаться, если я буду тянуть. Батя её в этом поддерживает, и они так на меня насели… Я как ни позвоню — обязательно про это начнут говорить. Как ни приеду — очередную невесту подсовывают. Невозможно просто. Сил моих нет.

Эту историю я знала — Сашка жаловался пару месяцев назад, когда мы последний раз встречались. Папаша его тогда заявил, что если друг не женится в ближайшее время, то он их шикарный загородный дом по завещанию оставит государству и «хрен тебе, золотая рыбка».

Лебедев у нас мальчик обеспеченный, но при этом деньгами он никогда не кичился, за что и завоевал моё уважение. Деньги, если они не твои — не повод для хвастовства. Да и даже если твои — тоже.

— А при чём тут я-то? — спросила я с недоумением, когда Сашка на секунду замолчал.

— Слушай. Сейчас поймёшь. Мне надо отделаться от предков, тебе — накопить на ипотеку. С твоей сестрицей ты не на ипотеку, а на дурдом накопишь, и не денег, а нервных расстройств. А тут — будешь жить у меня, квартира у меня большая, вдвоём там вполне свободно, даже не встретимся. И платить не надо. Копи себе, сколько хочешь. А мне родители перестанут мозги е**ть.

— Саш!

— Извини. Ну что, выйдешь за меня?

Шикарное предложение руки и сердца. Всю жизнь о таком мечтала.

— Саша…

— Нет, опять я тороплюсь. Ты подумай, ладно?

Лебедев смотрел на меня жалобными глазами кота из Шрека, и я сдалась. Выдохнула и согласилась:

— Хорошо, я подумаю. Но у меня есть вопросы.

— Какие? — Сашка насторожился.

— В твоём предложении присутствуют белые пятна. Я получаю бесплатное отличное жильё и возможность копить бабло, а ты — только отмазу для родителей. Тебе не кажется, что условия неравные?

— М-м-м, — Лебедев задумчиво сделал глоток пива. — Ты в принципе права… Но это легко исправить. Что у нас там делают жёны?

Ой, не буду говорить, о чём я подумала. Ой, не буду…

— Стирает мне стиральная машина, посуду моет посудомойка, убираться и гладить два раза в неделю приходит специально обученная женщина. А вот еду никто не готовит. Будешь мне готовить? Ты же хорошо готовишь вроде?

— Вроде?!

Сашка заржал.

— Ну ты и нахал! Сам на моих днях рождения лопаешь так, будто у тебя глисты! «Вроде!» — передразнила я его. — Буду я тебе готовить, конечно.

— Вот и ответ на твой вопрос. Тебе — жильё и возможность копить, мне — отмаза и шикарная кухарка. Не знаю, как насчёт тебя, а я доволен.

Лебедев действительно лучился довольством. Конечно, он же прекрасно знает меня. Если я задаю вопросы — значит, я сомневаюсь. Не сомневалась бы — послала сразу.

— И ещё вопрос… Более важный, Саш. Я вижу серьёзный изъян в твоём гениальном плане. Твои родители… не просекут?

— Ой, да перестань, — фыркнул Лебедев. — Чего мы с тобой, влюблённых не сыграем? Ты просто смотри на меня не так сурово, улыбайся почаще, прижимайся. Ну, и я то же самое буду делать. Ерунда. В постель они к нам не полезут, а остальное переживём. Я довольно хорошо умею притворяться.

— Зато я — плохо.

— Не скромничай, — сказал Сашка вновь серьёзно. — Когда тебе надо, ты можешь дурить всем головы похлеще меня.

— Ты не сравнивай! — я вспыхнула. — По работе — да. Но обманывать родителей! Твоих, моих…

— Да, — он пожал плечами. — Нехорошо. Но по мне, так не смертельно. И они сами виноваты. Твои могли бы приструнить сестру, а мои не давить на меня со свадьбой. Сами напросились.

— Короче, я поняла, — я фыркнула. — Ты, если что, легко договоришься со своей совестью.

— Легко. Тем более что у меня её нет.

— Не ври, она у тебя есть. Просто редко просыпается. Это совесть не человека, а ленивца.

Лебедев засмеялся.

— Помню, ты меня так называла, когда мы учились. Александр Ленивец.

— Тебе это подходило. Саш… и последний вопрос. Свадьба.

— А что с ней?

Я прищурилась.

— Ты правда не понимаешь или придуриваешься? Ты характер своих родителей вспомни. Они же любят всё масштабное, с размахом. А теперь вспомни мой характер. Я подобной свадьбы не переживу!

— Стась, — Сашка закатил глаза, — свадьба… Ну хорошо, если хочешь, я сделаю всё, чтобы эта самая свадьба была как можно скромнее. Я даже отмазу придумаю, по которой мы поженимся через месяц, а не через три, как они наверняка захотят. Или сколько там сейчас очереди в эти дворцы бракосочетаний пафосные? Пойдём с тобой в обычный загс. И будем настаивать на своём. Ресторан, конечно, потерпеть придётся, но не больше, это я тебе обещаю.

Я кивнула, зацепившись сознанием за одно интересное слово.

— «Отмазу»?

— Угу, — Саша усмехнулся и хитро-прехитро на меня посмотрел. — Скажу, что иначе умру от воздержания. Ты, мол, не соглашаешься со мной спать до свадьбы, как приличная девочка.

Приличная девочка вытаращила глаза и открыла рот.

— Поэтому чем быстрее мы поженимся — тем лучше.

Кажется, я начала краснеть.

— Ты это серьёзно нашим родителям собираешься говорить?!

— Почему нашим? Своим. Они смутятся, вот как ты сейчас, и отстанут.

— Знаешь, — протянула я, — совесть у тебя есть, а вот стыда не имеется.

— И хорошо, — фыркнул Лебедев. — Иначе наш номер не пройдёт.

— Я ещё не согласилась!

— Да? — и взгляд такой… Убила бы!

— Да! — рявкнула я. — Я подумаю, Саш. Не по душе мне это…

— Думай, — милостиво кивнул друг. — Я подожду. И ешь уже, в конце концов, свой салат. А то я не выдержу и съем его сам.

— Ну уж нет, — пробурчала я и взялась за вилку.

Ждать Сашке пришлось недолго.

Уже на следующий день я заявилась в комнату к продажникам и рявкнула, подойдя к столу Лебедева:

— Я согласна!

Он аж вздрогнул, покосился на коллег.

— Пойдём, выйдем.

Мы вышли в коридор и Сашка, серьёзно поглядев на меня, спросил:

— Что там у тебя случилось?

Я скривилась.

— А ты не замечаешь?

— Э-э-э…

— Ну значит, хорошо замазала. Ленка мне ночью усы зелёнкой пририсовала.

Лебедев хлопнул себя по лбу.

— Мда… фейспалм…

— Это тебе фейспалм, а мне хоть фейсом ап тейбл с утра. Спирта нет, водкой и мылом тёрла-тёрла… Потом тональником, пудрой замазывала-замазывала… Не видно, значит?

Сашка напряжённо всматривался мне в лицо.

— Ну, если знать, что там эти усы, то чуть заметно. Но не критично.

Я вздохнула.

— Короче… эти усы меня доконали. Нафиг. Я согласна быть твоей любимой женой.

— Прекрасно, — Лебедев прям расцвёл. — Значит, так… Сейчас посмотрю в интернете адрес ближайшего загса, в обед туда и пойдём. У тебя же паспорт с собой?

— Э-э… — я слегка обалдела. — Ну да, я всегда его в сумке ношу. Ты хочешь… уже?

— Конечно. А чего ждать?

— Родителей предупредить…

— Зачем предупреждать врага о нападении? — усмехнулся Сашка. — Вот заявление подадим — и всё расскажем. В пятницу вечером твоим, в субботу моим. Или наоборот. Как тебе больше нравится.

— Да мне фиолетово…

— Тогда сначала твоим. К моим надо морально подготовиться… Короче, зайду за тобой в обед. Паспорт бы не забыть…

Я шокированно кивнула — и мы разошлись. Работать.

Перед тем как пойти в загс, я какое-то время смотрела на себя в зеркало в туалете и напряжённо думала.

Я совершенно не робот, хоть и достаточно хладнокровный человек. Поэтому слегка нервничала. Как-то не так представляла я себе свой поход в загс… Не с Сашкой, не с зелёными усами над верхней губой, и не в подобном платье.

Нет, само платье-то ничего, просто оно… не праздничное. Обычное такое, рабочее — тёмно-синее, с юбкой чуть ниже колен. И волосы бы помыть утром не мешало, и я бы помыла, но усы… отняли всё время.

В общем, да — фиговая с меня невеста. Может, хоть жена ничего будет? Если в плане готовки, то да. А остального Сашке от меня и не надо.

В нашей с ним дружбе была одна маленькая трещинка. Я ему врала по одному деликатному вопросу — правду просто не могла сказать, духу не хватало. Мы с Лебедевым ведь обо всём разговаривали, в том числе и о сексе. И он как-то взял и спросил, какая поза мне больше нравится.

Сашка тогда был не совсем трезв, но не в этом дело. Не могла я признаться, что девственница. Сейчас мне двадцать пять, тогда было двадцать четыре — да Лебедев меня на смех поднимет, если узнает.

Я не специально, честно. Просто не складывались у меня с кем-то отношения настолько, чтобы хотеть лечь в койку. В институте я была очень сильно влюблена в Костю Волгина, нашего с Сашкой однокурсника, который женился сразу после выпуска. Мы с ним никогда не встречались, общались только — я не была ему интересна, впрочем, как и Лебедеву.

У меня были молодые люди, и с одним я даже почти дошла до кондиции, но… вот именно — почти. И когда я наконец решилась, он как раз сказал, что хочет расстаться, цитирую: «Мне нужна более эмоциональная женщина». Мне тогда ужасно смешно стало — я услышала в этом «Я хочу трахаться, а не ходить по театрам и паркам».

В общем, я очень надеялась, что Сашка не узнает этот мой секрет. Я всегда поддерживала его пошлые шуточки и он, кажется, действительно не подозревал, что я ещё — как бы он спошлил — не раскупорена.

Ладно, не узнает он ничего, под юбку же не полезет, а я не скажу.

Зазвонил мобильный телефон.

— Ты где? — Лебедев явно был недоволен. — Давай быстрее, работа стоит, а срок идёт.

— Слушаюсь, — фыркнула я, отключаясь. Последний раз посмотрела в зеркало на своё бледное лицо в больших очках и с голубыми глазами за ними. Довольно-таки крупный нос и губы, волосы грязноваты… Мда, невестушка. Интересно, работники загса видели таких невест? Впрочем, о чём это я. Конечно, видели. Они там и не такое видели…

Чем ближе мы подходили к загсу, тем больше я нервничала и сомневалась в своём решении, принятом сгоряча, пока я ожесточённо тёрла зелёные усы у себя под носом.

Я не очень любила поспешно принятые решения и теперь отчаянно сомневалась. Нет, жить вместе с Сашкой вовсе не казалось мне такой уж большой проблемой. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понимать — всё будет нормально.

Но этот обман…

— Стааась… Стася! Чего, совесть проснулась? — фыркнул вдруг Сашка, хватая меня за руку. Он всегда легко до неё дотягивался — мы с ним оба были невысокого роста. Только я метр шестьдесят с кепкой, а он — метр семьдесят с панамкой. Сто семьдесят пять сантиметров, то бишь.

Я знала, что друг немного комплексует из-за своего роста, и никогда по этому поводу не проходилась, не шутила даже. У каждого человека есть больные места, над которыми лучше не шутить, вот у Сашки таким местом был рост.

Он мне даже как-то сказал — мол, практически любая девушка, если наденет туфли на каблуках, будет выше него. «Хоть ты на шпильках не рассекаешь», — хмыкнул тогда Сашка, и я впервые в жизни почувствовала облегчение от того, что совершенно не умею ходить на высоченных каблуках. Небольшая танкетка — мой максимум.

— Надо твою совесть назад заснуть, Стась, — продолжал Сашка, сжимая мою ладонь.

— Не заснуть, а засунуть, — типично по-редакторски поправила друга я, но он засмеялся и покачал головой.

— Нет, белочка, именно заснуть. Она же проснулась? Проснулась. А теперь её надо заснуть.

— Это слово так не употребляется.

— Раз я сказал, значит, употребляется. И вообще, не спорь со мной, женщина!

Я хмыкнула.

— Мы ещё не женаты, а ты уже мной командуешь. Что же дальше будет?

Сашка улыбнулся и вдруг изменился в лице, а потом хлопнул себя по лбу.

— Блин! Кольца! А слона-то я и не приметил…

— Какие кольца? — ступила я по полной программе. И тоже хлопнула себя по лбу. — Ой, да…

— Пошли, — Лебедев развернулся и потопал обратно к метро. — Там должен быть ювелирный. Возле метро всегда есть ювелирный.

— Да ладно тебе! Зачем сейчас-то? Можно вечером сходить. Как будто эти кольца от нас убегут!

— Нет, — отрезал Сашка, не выпуская моей руки. — Мы и так с тобой всё делаем неправильно, давай хоть в подобных вещах будем соблюдать традицию. Сначала кольца, потом загс.

— Да с чего ты взял, что это традиция?! Кольца нужны только на свадьбе! Заявление и без них подавать можно!

— Стася! Предложение без кольца — не предложение! Перед моими родителями тебе без кольца на пальце появляться нельзя. Мы даже так сделаем — купим три кольца.

— Три-и-и?! Зачем?! Кто третий-то?!

Сашка засмеялся, услышав этот вопрос.

— Ты, Стась. Тебе нужны два кольца. Помолвочное и… как его там. Свадебное.

Я тоскливо вздохнула, продолжая семенить за Лебедевым.

— Может, мы это самое… помоечное… напрокат возьмём?

— Не помоечное, а помолвочное. На помолвку. Будет на твоём пальчике красоваться, когда мы к родителям пойдём каяться в грехах.

— Сашка! — взвыла я. — А без этого нельзя?!

— Не-е-ет, — протянул этот… растратчик собственных денежных средств. — Не солидно. Не поверят. И вообще — молчи, женщина!

— Да у нас обед закончится, пока мы тут кольца покупаем!! А ещё в загс идти!

— Шульца опасаешься? — хмыкнул Лебедев. — Не переживай. Я всё продумал. Он перед обедом свалил и сегодня уже не вернётся. Так что у нас есть время и на кольца, и на загс. Может, вообще в кино сходим?

— Сашка!!!

— Да ладно тебе. Расслабься. О, а вот и ювелирный. Пошли!

Лебедев взял меня под руку и почти понёс на себе вверх по лестнице. Я отчаянно пыхтела и кидала на Сашку гневные взгляды, получая в ответ, как обычно, взгляды насмешливые.

У меня и так стресс, а этот гад ещё и издевается!

В ювелирном я краснела, бледнела и продолжала пыхтеть. Экономить и покупать чего попроще Лебедев не желал, в результате мы вышли из магазина, оставив внутри две моих зарплаты.

— Ты на этой фиктивной свадьбе в трубу вылетишь, — пробурчала я, косясь на счастливого друга. Детский сад, штаны на лямках! Он всегда любил авантюры, поэтому сейчас искренне наслаждался происходящим.

— Не вылечу, — отмахнулся Сашка. — Так, тут, я смотрю, скверик есть… Пошли-ка в скверик.

— Зачем? Загс же в другой стороне.

— Пошли-пошли, — и он вновь потянул меня за руку.

Довёл до одной из скамеек, усадил, опустился перед мной на колени, поразив меня этим фактом до потери дара речи, достал из кармана бархатную коробочку, открыл её, обворожительно улыбнулся и торжественно произнёс:

— Дорогая и обожаемая моя Стася! Скажи, ты выйдешь за меня замуж?

Я не выдержала и захихикала, таким в этот момент забавным казался Лебедев.

— Ну, выйду.

— Не «ну, выйду», а давай-ка поторжественнее, — назидательно сказал Сашка, и я закашлялась от смеха.

— Дорогой и обожаемый мой Саша! Конечно, я выйду за тебя замуж.

— Вот и прекрасно, — расцвёл Лебедев, нацепляя мне кольцо на палец, а потом вдруг привстал и быстро чмокнул меня в губы. Едва очки с носа не сшиб…

— Ты чего? — поразилась я, когда Сашка поднялся на ноги и протянул мне руку. Он пожал плечами с чрезвычайно довольной физиономией и ответил:

— Поцелуй, скрепляющий клятву. На счастье.

Я оказалась права — никому в загсе не было до нас и нашего внешнего вида никакого дела. Мы заполнили анкетки, зашли в кабинет, получили толстенную папку с рекламными материалами, выбрали дату свадьбы — до неё теперь чуть больше месяца — и выкатились наружу, в изнуряющую июльскую жару.

— Ну, всё, — сказал Сашка, потирая руки. — Самое главное сделали, назад дороги нет.

Как по мне, так назад дорога всегда есть. Но у меня не было сил возражать, я чувствовала себя вымотанной как физически, так и морально.

— Ну что, в офис? — спросил Лебедев, доставая из кармана мобильный телефон и глядя на часы. Я скривилась.

— Нет. И пошло всё… Я не в состоянии работать. Шульцу сейчас позвоню, отпрошусь, сострою жалобный голос.

Сашка кивнул.

— Ага, это правильно. А я ещё перед нашим походом у него отпросился. Сказал, форс-мажор. Заметь, даже не соврал!

Понятно, почему он не торопился в офис… Но мне всё же надо позвонить начальнику. Если я прогуляю и он потом случайно об этом узнает, всю плешь проест.

— Может, в кино сходим? — ещё раз предложил Сашка, когда я положила трубку после короткого разговора с шефом. Я посмотрела на друга с изумлением.

Лебедев, как обычно, встретил мой взгляд с насмешливо-невинным выражением лица. Я строго сдвинула брови, он улыбнулся, я сдвинула сильнее… подумала… и согласилась.

Бредовый день должен закончиться бредово, разве нет?

Сразу после кино мы с Сашкой распрощались, и я думала пойти домой, но неожиданно в сумке завибрировал телефон.

Так уж получилось, что настоящих друзей у меня двое, остальные — приятели или хорошие знакомые. Один из этих друзей — собственно Сашка, а вот вторая — Ксюша, тоже наша однокурсница и одногруппница. Мы даже втроём один раз ездили в Прагу, очень весело было.

Ксюша ещё во время учёбы устроилась в крупнейшее издательство нашей страны, там пока и обитала, периодически нервно дёргая глазом и жалуясь на со всех сторон долбанутое начальство. Она тоже была не замужем, как и я, поэтому встречались мы с ней частенько.

— Привет, Стась, — судя по напряжённому голосу Ксюшки, её опять достали. — Может, пересечёмся сегодня? Ты как?

— Давай, — думала я недолго. В конце концов, с Ксюшей хоть новостями можно поделиться. Должен же хотя бы один человек знать про нашу с Сашкой авантюру.

Мы встретились в центре и направились в ближайшую кафешку, где я заказала салат и клюквенный морс, а подруга — тирамису и кофе с коньяком.

— Бесит всё, — заявила Ксюшка со вздохом, сунула в рот полную ложку пирожного и блаженно закатила глаза. — Думала, взорвусь сегодня. Хотят на меня ещё «Энгри бёрдс» повесить, представляешь?!

Что-то слабо шевельнулось в памяти.

— Энгри… чё?

— Бёрдс. Птички такие разноцветные. Алкоголические.

— А-а-а! Точно. А почему алкоголические?

— Потому что как наша российская белочка, только энгри бёрдс. Короче, я пока брехаюсь, что мне и так уже много, но начальство щёлкает своим энгри клювом прям мне по макушке.

— Тогда отвлекись. Сейчас я тебе кое-что интересное расскажу…

— Только не говори, что Шульц тебе зарплату хочет повысить.

Мы переглянулись и хором расхохотались.

А потом я начала вещать про нас с Сашкой, и Ксюша забыла и про свой алкоголический кофе, и про пирожное. Смотрела на меня так, будто видела впервые, а потом, когда я закончила, задумчиво протянула:

— Да уж, мои энгри бёрдс отдыхают… Значит, ты скоро будешь Стасей Лебедевой. Занятно…

— Почему Лебедевой?

— Ну как. Ты же фамилию будешь менять? Или нет?

Только в этот момент я с ужасом осознала: когда в загсе спрашивали, буду ли я менять фамилию, я от растерянности кивнула, даже не задумавшись над смыслом вопроса. И Сашка тоже промолчал!

— Вот гад! — вырвалось у меня, и Ксюшка расплылась в улыбке.

— Да ладно. Лебедева, Орлова — какая разница? Птичий двор, короче.

— Большая разница! На фига менять фамилию, если брак фиктивный?

— Был фиктивный, станет эффективный, — усмехнулась подруга, но, заметив мой яростный взгляд, погасила улыбку. — Ладно тебе, Стась. Смена фамилии — часть вашей маскировки, и Сашка, скорее всего, думал, что ты понимаешь. Вы и так наверняка вызовете подозрение у его родителей, а если уж ты ещё и фамилию себе оставишь…

— Почему мы вызовем подозрение у его родителей? — вырвалось у меня, и Ксюша вновь улыбнулась.

— Стася… Ты иногда такой наивняк… Ну Сашка, допустим, будет вести себя достоверно, а ты-то? Я помню, как ты напряглась, когда он тебя однажды в шутку на колени к себе усадил — ну прям соляной столб, а не женщина.

Хм. А я этого не помню…

— И тогда это просто колени были, да ещё и шутка. А тут… бдительные Сашкины родители, особенно папа, а потом свадьба. Там, между прочим, «горько» кричат!

Точно. Вот блин! Хоть иди обратно заявление забирай.

А Ксюшка ещё и ржёт…

— У меня такое впечатление, что ты с Лебедевым заодно, — протянула я, и подруга закашлялась. Отпила своего кофе, посмотрела на меня с укоризной.

— Это уже у тебя паранойя, Стась.

— Да знаю, — я поморщилась. — Просто… сомневаюсь я в принятом решении.

— А вот не надо, — сказала Ксюша спокойно и совершенно серьёзно. — Раз ты уже его приняла — не сомневайся. Гни свою линию. И не терзайся, в конце концов, вы с Лебедевым никого убивать не собираетесь. Накопишь за пару-тройку лет деньжат на ипотеку, Сашка встретит свою любовь — и разведётесь. Тихо и мирно.

Я кивнула, вздохнула и задумчиво сделала глоток морса из бокала.

— Ты только смотри, не влюбись, Стась.

— В кого? — изумилась я.

— В Сашку, в кого же ещё. Он ведь обаятельный, — пояснила мне Ксюша, словно дурочке, и я фыркнула.

— Да ну тебя! Ни за что.

Она едва заметно качнула головой и опустила глаза, но я успела заметить, что они смеются.

Кольцо на моём пальце первой увидела, конечно, Ленка.

— Ой, что это у тебя?! — она подскочила ко мне, когда я переодевалась, схватила за руку и требовательно дёрнула на себя ладонь. Мда. Моя сестра во всей своей красе — если ей что нужно, Ленка это возьмёт, невзирая ни на какие обстоятельства.

— Я переодеваюсь, — я вырвала у неё руку, окончательно сняла блузку, потом лифчик, и отправила всё в шкаф.

Взгляд мой невольно упал на отражение. Кожа слишком бледная, но грудь полная и довольно-таки большая. Она у меня почему-то здорово начала расти после восемнадцати лет… почти третий размер уже. И попа у меня теперь гораздо крупнее, под стать груди…

— Нет, ну ты скажи, — Ленка вновь попыталась схватить меня за руку. — Откуда это, а?! Красота-то какая!

Да, кольцо Сашка купил красивое. Тонкий ободок из белого золота и довольно-таки крупный бриллиант в центре. Самое дорогое украшение за всю мою жизнь.

Что ж, раз мне так подфартило с Ленкой… она ведь сразу всё родителям разнесёт. Очень удобно — не придётся врать им в лицо. Врать сестре намного проще.

Хотя… врать родителям всё равно придётся.

— Это помолвочное кольцо. Я замуж выхожу, Лен.

Она вытаращилась на меня так, будто я ей сообщила, что загрузила на ютуб свой первый в жизни видосик.

— З-з-замуж?

— Угу. Замуж.

— З-з-за кого?

— За Сашку Лебедева. Это мой однокурсник. Мы сегодня заявление подали, свадьба через месяц примерно.

Теперь к распахнутым глазам присоединился раскрытый рот.

— А-а-а… А папа с мамой знают?!

— Ещё нет.

— Так надо им сказать!

— Скажи, — я пожала плечами, накидывая на себя халат. — А я пока в душ.

Ленка меня не подвела — вывалила всё родителям, как на духу. В результате, когда я, довольная и распаренная, вышла из ванной и зашла на кухню, чтобы сделать себе чаю, меня там встретили три очень удивлённые физиономии.

— Стася! — воскликнула мама. — Сашка Лебедев?! Но это же твой однокурсник!

— Угу, — кивнула я, доставая из шкафа чашку. Хотела пошутить — мол, не однокурсница же, чего вы так всполошились? — но у моих родителей всегда было туговато с чувством юмора.

— Но как же… Когда вы успели?!

Можно подумать, мы с ним не жениться собрались, а диссертацию за два месяца написали. Вот это я понимаю — «успели». А тут-то что? Дурное дело не хитрое.

— Сашка к нам в издательство работать пришёл, — ответила я, старательно отворачиваясь от родителей — щёки от вранья горели будь здоров… Хотя врать я ещё даже не начинала. — Мы друг друга увидели — и поняли, что пропали. Мне кажется, я его всегда любила, просто поняла… только сейчас.

Блин. Что ж так стыдно-то, а?!

Ну почему мне не было настолько стыдно, когда я с честно распахнутыми глазами уверяла Шульца, что «завтра всё уйдёт в типографию»?! Почему мне не было настолько стыдно, когда я скрыла от него опечатку на одной из обложек, а потом он узнал о ней сам и орал так, что уши закладывало?! Почему мне не было настолько стыдно, когда я сказала Шульцу, что заболела, а на самом деле мне тупо хотелось подольше поспать?!

Мне тогда даже неловко не было! А сейчас — было, и очень. Щёки горели, и уши тоже. Да что там щёки и уши — у меня даже пятки горели, настолько хотелось поскорее убежать с кухни.

Но родители явно приняли мой румянец за смущение из-за признания в собственных чувствах. Сашка, кстати, это предсказывал… умник.

— Ох, — мама засуетилась, — это что же теперь? Надо ведь срочно всё организовывать…

— Мам, погоди. Саша скоро придёт к нам в гости, тогда и поговорим. Решим, что да как. Успеем. Ещё больше месяца.

— Ты наивная, — мама закатила глаза, а папа глубокомысленно кивнул. — Там же дел невпроворот! Месяц — едва-едва хватит на всё-про всё!

— А голубей выпускать будем?! — восторженно сложила ладошки Ленка, и я вздрогнула.

Нет уж, никаких голубей. И лебедей, и орлов — тоже.

И так сплошной птичий двор.

— Ну, как всё прошло? — спросил у меня неунывающий Сашка утром следующего дня. Я покосилась на коллег, явно навостривших ушки, и встала из-за стола.

— Пошли в переговорную.

Лебедев чуть слышно фыркнул. Нет, ему легко фыркать! А я не представляю, как буду объяснять людям, с которыми работаю четыре с лишним года, что выхожу замуж за человека, который тут третий день им глаза мозолит. Я к этому морально не готова!

— Знаешь… главное, что это прошло, — сказала я, как только Сашка закрыл за собой дверь в переговорную. — Теперь осталось дожить до пятницы.

— Точно. А потом до субботы. А потом до свадьбы. А потом до развода…

— Хватит издеваться!! Я и так вся на нервах.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Лебедев. — Ерунда. Справимся. Ты только запомни несколько простых правил по поведению в пятницу.

Изначально мы планировали пойти к моим родителям в пятницу, а к Сашкиным в субботу, но оказалось, что его отца на выходных не будет в городе — командировка. Так что планы пришлось поменять к нашему общему неудовольству.

— Каких ещё правил?

— Простых. Во-первых, не кидай на меня удивлённых взглядов, какую бы чушь я ни нёс. Во-вторых, не дёргайся, если я буду тебя трогать.

— Да я и так вроде не дёргаюсь…

— Ну конечно! — хмыкнул Сашка. — Если тебя просто за руку взять, ты, конечно, не дёрнешься. А вот если…

Он глубокомысленно замолчал. Я сглотнула.

— Если… что?

— Ну вот если я вдруг тебя приобниму, например, и пальцы твои начну нежно так перебирать… И в щёку чмокну…

— Ясно, — я постаралась не терять самообладание от подобных описаний. — Только давай… без фанатизма.

— Ну уж как получится, — развёл руками Сашка. — Главное — чтобы нам поверили, поэтому действовать я буду по обстоятельствам. Ещё что… А! В-третьих — если не знаешь, что ответить, лучше молчи, улыбайся и смущённо опускай глаза. А я сам что-нибудь придумаю.

— Знаешь, — я вздохнула, — у меня такое ощущение, что мы с тобой — два Штирлица в стане врага.

— Нет, Стась, — Лебедев улыбнулся. — Мы с тобой — Дон Кихот и Санчо Панса среди ветряных мельниц.

— Мда… Ну, можно и так.

Когда вечером в среду я пришла домой, Ленка вела себя на удивление тихо и задумчиво. Я насторожилась: зная сестрёнку, она вполне может обдумывать очередную пакость.

— Я не понимаю, — протянула вдруг Ленка, косясь на меня. — Что он в тебе нашёл?

А-а-а, понятно. И в этой луже мы тоже плавали, знаем.

— Ты некрасивая. И до ужаса скучная. С тобой даже поговорить не о чем!

— А ты у него спроси, — посоветовала я сестре, хмыкнув. — Так и скажи — мол, Саша, а что вы нашли в Стасе? Вдруг глаза ему откроешь? Он и передумает на мне жениться.

Ленка надулась, глядя на меня с мрачным упрямством подростка.

— А вот и спрошу!

— Спроси, — кивнула я, представляя, как развеселится Лебедев. — И я заодно узнаю, что он во мне нашёл. А то до сих пор недоумеваю.

Сестра задумалась, явно стараясь придумать, чем бы ещё меня уколоть. Глупышка.

Мне было двенадцать, когда она родилась. И так как я всегда была довольно самостоятельным ребёнком, мама с папой почти полностью переключились на Ленку, я же была предоставлена самой себе. Могла гулять, где угодно — благо, что допоздна не отпускали! — читать, что хочу, и даже если я прогуливала школу, родители особенно не ругались. Ленка много болела — у них просто не было сил.

Потом я поступила в институт, а сестра наконец перестала бесконечно болеть и превратилась в совершенно очаровательную малышку. Я сама её обожала и безмерно баловала. Но я тогда по сути тоже была ребёнком, хоть и училась в институте.

На последних курсах, когда я начала ещё и работать, я мало видела как родителей, так и сестру. Когда я приходила домой, Ленка уже спала, и продолжала спать, когда я утром убегала в институт или на работу.

Тогда она была золотой девочкой. Милой, доброй, только звёзд с неба не хватала, но их от сестры никто и не требовал. Хотя сейчас, оглядываясь назад, я понимаю — нет, и всё-таки уже в то время в Ленке активно прорастали побеги махрового эгоизма. Теперь же он просто в стадии активного роста и развития.

Возможно, у неё это пройдёт. Подростковый возраст кончится — и пройдёт. Я очень на это надеюсь.

Но у меня, ужасно устающей на работе последние несколько лет, совершенно нет сил бороться с сестрой. Хотя и меня порой выносило на тропу войны, но она быстро заканчивалась. Я по своей сути миротворец, к тому же, выжатый на работе собственным начальником почти досуха. Какие такие войны?

А вот Ленка хотела войн. Я это чувствовала — многие вещи она делала специально, назло, ожидая моей реакции, и даже расстраивалась, если я не начинала орать на неё. Интересно, кого она будет доводить, когда я к Сашке перееду?

Ох, поскорее бы…

— А я лимузин хочу. Белый, — вдруг сказала Ленка и посмотрела на меня с превосходством, словно это она замуж собиралась, а не я.

— Терпеть не могу лимузины, — отрезала я, и сестра скривилась.

— Ну я же говорю. Ты скучная.

— И Сашка терпеть не может лимузины, — вкрадчиво заметила я, и Ленка зависла. Как можно не любить лимузины, они ведь такие красивые! Особенно если свадебные. — Наверное, он тоже скучный. Поэтому и женится на мне. И будем мы с ним прозябать в скуке… и без лимузинов. Кошмарики!

Ленка очень не хотела смеяться, я видела это по её лицу. Но всё же не выдержала и рассмеялась. Наверное, представила себе эту безрадостную картину — меня, Сашку… и никаких лимузинов.

В четверг перед обедом ко мне в комнату заглянул Лебедев.

— Стася, потопали.

Я, по-прежнему не признавшаяся коллегам в собственном статусе невесты, послушно поспешила на выход под удивлённые взгляды. Вышла, закрыла дверь и прошептала:

— Куда потопали-то?

Сашка фыркнул.

— Платье тебе покупать.

— Свадебное?!

С ума он, что ли, сошёл?

— Да какое свадебное! — засмеялся Лебедев. — Ты что, Стась! Мы же завтра с тобой к моим родителям поедем после работы. И в чём ты поедешь? Вот в ЭТОМ, что ли?

Нет, он так сказал «вот в ЭТОМ», как будто я на работу приходила не в приличных костюмах, а как минимум в сетке из-под картошки.

— Я переоденусь.

— Во что?

Я пожала плечами.

— Пока не думала.

— Вот! — Лебедев схватил меня за руку и потащил к выходу. — А я подумал. Сейчас вместе выберем, чтобы ты уж точно моим родителям понравилась!

— Так твои родители меня прекрасно знают!

— Они знают Стасю-однокурсницу. А я завтра поведу к ним Стасю — мою невесту. И вообще — молчи, женщина!

— Сашка, ты повторяешься.

— Молчи, говорю!

Я закатила глаза. Ну ладно, пусть играется… платье так платье.

Не пеньюар же!

Не зря Ксюша говорит, что я иногда бываю наивной. Я думала, мы войдём в торговый центр, быстренько выберем платье — и назад. Но Лебедев так зависал, что я минут через двадцать захотела его придушить.

Он всё отметал и отметал варианты платьев. Понравившиеся вытаскивал из недр вешалок и кидал мне в руки, вызывая этим у меня возмущённое сопение. Потом вновь рылся — и опять кидал…

— Лебедев. Я уже начинаю сомневаться в том, кто из нас женщина.

— О! — он поднял голову и усмехнулся. — Какие интересные заявления, Стася. Могу провести тебе урок анатомии, если хочешь. Называться будет «Отличие мужчины от женщины». Как, провести?

— Нет уж, — кажется, я слегка покраснела. С Сашки станется его провести! У него же ни стыда, ни совести не имеется.

— А может… — он вдруг оставил вешалки в покое и привлёк меня к себе, обхватив ладонями за талию. А так как руки у меня были заняты платьями, отбиться я не могла. — Может, устроить этот урок в первую брачную ночь? А, Стась?

— Нахал, — пробурчала я, пока Сашка, смеясь, наклонялся и тёрся носом о мою щёку. Стало щекотно, и я улыбнулась.

Лебедев между тем наклонился ещё ниже и теперь уже тыкался носом мне в шею.

— М-м-м… Хорошо пахнешь, Стась.

Мне было неловко, потому что Сашка уже прикасался там губами, вызывая волну мурашек по всему телу.

— Чем? Я же туалетной водой не пользуюсь.

— Ну собой, значит, пахнешь. И реагируешь, кстати, хорошо, правильно.

— А-а-а, — протянула я понимающе, — тренируешься, значит?

— Да. — Лебедев наконец отстранился, посмотрел на гору платьев у меня в руках. — Думаю, достаточно. Пошли мерить.

— Надеюсь, ты сам в кабинку не полезешь? — съязвила я, и Сашка рассмеялся.

— Если будешь хорошо себя вести — не полезу.

— Я всегда хорошо себя веду.

— О да, — он рассмеялся чуть громче. — Ты у нас приличная девочка.

И всё бы ничего, если бы Лебедев в этот момент не схватил меня за ягодицу. Я шла чуть впереди него и чуть не растеряла все платья разом, подпрыгнув от неожиданности.

А этот гад только заржал.

— Я тебе отомщу, — сказала я, вытаращивая глаза, чтобы самой не рассмеяться.

— Неужели? — усмехнулся Сашка. — Ну жду с нетерпением! Только чур слишком сильно не хватать, а то у меня попка нежная.

Я не выдержала и затряслась от беззвучного смеха. Никогда не могла всерьёз на него сердиться…

В кабинку ко мне Лебедев, слава богу, не полез. И дальше в целом было проще — я померила всего три платья из этой адской кучи, и мы с Сашкой сразу определились, что мне лучше идти к его родителям в классическом синем, с юбкой до колен, без рукавов и всяческих вырезов. Красиво, стильно, строго — то, что было нужно и ему, и мне.

А потом мы вернулись в офис… и Сашка, перед тем, как уйти к себе, чмокнул меня в щёку, вызвав этим непроизвольное вытаращивание глаз у моих коллег. И у меня тоже, наверное.

Так что пришлось рассказать о нашей женитьбе. Это оказалось не так страшно, как врать родителям, но тоже довольно неловко. Особенно когда к вечеру об этом уже каждая собака знала. И даже Шульц прикольнулся, сказав:

— Ну, я надеюсь, теперь ты не будешь ругаться с продажниками, Стася. Всё-таки муж и жена — одна сатана!

Я даже с ответом не нашлась. Пришлось улыбаться и кивать, ощущая, как горят щёки.

Да-а-а… И это ведь только начало…

Пятница пролетела, как один миг. И вот — настал вечер, и Лебедев погнал меня в туалет — переодеваться и краситься, чтобы, как он выразился, сразить всех наповал. Сам он с утра пришёл весь из себя парадный — тёмные брюки, синяя рубашка в тон платью. Непривычно серьёзный и торжественный. Как будто на похороны собирается…

А я так волновалась, что даже обедать днём не пошла — поняла, что ни крошки не смогу проглотить. Со мной так всегда. Кто-то от волнения ест, как не в себе, а я вот не могу. И тошню ещё для полного счастья…

В общем, когда я вышла из туалета — бледная поганка в синем платье — Сашка слегка нахмурился.

— Н-да. На счастливую невесту ты похожа почти так же, как я похож на президента Франции.

— А кто у них там сейчас президент? — глупо спросила я, пытаясь вспомнить, похож ли на него Лебедев.

— Какой-то Макарон. Или Макарун?

— Тьфу на тебя! Макрон его фамилия.

— Какая разница? — удивился Сашка, и я фыркнула. Действительно, какая разница? Мы-то не во Франции.

Минут через десять мы уже сидели в такси и неспешно буксовали в московской пробке по пути к родителям Лебедева. Я нервно разглаживала несуществующие складки на юбке платья, сглатывая вязкую слюну, а Сашка пялился в окно. Потом на меня. А потом опять в окно.

— Слушай, — сказал он, отворачиваясь от окна, когда я в очередной раз сглотнула, — ты хотя бы ела сегодня? А то ты так выглядишь, будто сейчас в обморок упадёшь. В конце концов, мы не к крокодилам в гости едем, а к моим родителям.

Да уж лучше бы к крокодилам…

— Девочка Катя у клетки бродила — больше не надо кормить крокодила, — глубокомысленно процитировала я старый детский стишок, и Сашка хмыкнул.

— А шутить можешь ещё. Значит, не всё так безнадёжно. Ну ничего, там поешь и оттаешь.

— Да я и так вроде не особо замороженная…

— Замороженная. Ты — замороженная, уж можешь мне поверить.

Я даже немножко обиделась.

— Сейчас или вообще?

— И сейчас, — улыбнулся Сашка, — и вообще. Да не дуйся ты так! У всех свои недостатки. И я прекрасно знаю твои, а ты — мои, и нас обоих они устраивают. Просто сейчас надо… — Лебедев покосился на водителя такси, как на вражеского шпиона, и понизил голос, — … чтобы нам поверили.

— Да поверят, — я вздохнула. — Не переживай, не подведу я. Просто сложно… не волноваться.

— Ну да. Все невесты волнуются, — подмигнул мне Сашка, а потом взял за руку и сжал ладонь в ободряющем жесте.

Невеста… Да… Тили-тили-тесто…

Как я умудрилась в это вляпаться?..

Родители Лебедева жили за городом, в шикарном таком доме. Даже не в доме, а в целом особняке. Я была тут однажды, пару лет назад — Сашка праздновал день рождения и привозил нескольких своих друзей, в том числе и нас с Ксюшкой.

Папа у Лебедева был владельцем какой-то крупной строительной конторы, а мама домохозяйничала и занималась творчеством — рисовала картины и лепила из глины, причём, на мой взгляд, совершенно не обладала талантом ни к тому, ни к другому. Сашка, кстати, тоже так думал. И отец его. Но молчали, не желая расстраивать маму.

Лебедев был единственным сыном и наследником всего этого богатства. Завидный, короче, жених. Как бы они не решили, что я на его деньги польстилась…

Сашка с восемнадцати лет жил отдельно — его отец сам отослал сына «в жизнь», как он выразился. Да уж, «в жизнь». Мама-то Сашкина еще года три приезжала к другу на квартиру раза по два в неделю — убиралась, что-то готовила, стирала и гладила. Хороша «жизнь»!

Теперь, насколько я знаю, Лебедев сам справлялся, и последнее время его мама начала говорить о приёмном ребёнке. Отец пока противился, но Сашка был уверен — со временем мама папу додавит.

— Ну и хорошо, — заявлял при этом друг, — ей хоть скучно не будет. А то я вырос, папа на работе, она целыми днями одна. Ну, встретится иногда с подругами, по магазинам походит, но всё равно делать особо нечего.

Так что… понимая, насколько скучно Сашкиной маме, я с ужасом представляла, как она обрадуется возможности организовать свадьбу. И с каким рвением будет отстаивать каждое своё решение или желание.

— Не дрейфь, — шепнул мне Лебедев, звоня в калитку. — Не льдина.

Я улыбнулась непослушными губами.

— Добрый вечер, Александр, — вдруг сказала напоминающая домофон конструкция, и я вздрогнула от неожиданности. — Девушка с вами?

— Со мной, конечно, — фыркнул Сашка, хватая меня за холодную ладонь. — Ещё как со мной.

— Заходите.

Что-то запищало, и калитка открылась. Хотя… наверное, неправильно называть эту полноценную дверь калиткой, так же, как и сооружение вокруг дома — забором. Это была стена, а в ней как минимум дверь, а как максимум — ворота. С кодовым замком и охраной, с которой Лебедев, собственно, и разговаривал…

Да уж… и куда я прусь? Мама у меня всю жизнь работала продавщицей в магазине, а папа — водителем автобуса. У меня, конечно, более интеллектуальная профессия, но зарплата там лучше не намного. Наверное, Сашкины родители в месяц столько налогов государству платят, сколько у меня зарплата. А может, даже и больше.

Ладно, будем искать в этом положительные стороны. Представлю, что бы со мной было, если бы я хотела выйти за Сашку по-настоящему, а не фиктивно.

Ох, нет. Лучше не представлять. И так тошно…

— Привет, сынуля! — родители Лебедева уже стояли на крыльце и его мама махала нам с ним рукой. — А кто это с тобой? О, Стася! Я очень рада тебя видеть!

Я растянула губы в улыбке. Кажется, я сейчас грохнусь в обморок…

Но Сашка всё предусмотрел — приобнял меня за талию и практически потащил на себе. Мне оставалось только перебирать ногами, как гусенице, внезапно оставшейся без опоры.

— Мам, пап, — сказал друг торжественно и важно, и я нервно сглотнула, — позвольте представить вам Стасю, мою невесту.

В наступившей тишине было слышно, как в траве ходят муравьи, а в воздухе пролетают комары и мухи.

— Что? — первым очухался Сашкин папа.

— Вчера мы подали заявление в загс, — продолжал друг вполне спокойно и дружелюбно, как будто говорил всего лишь о погоде, — свадьба через месяц. Ну, мы ждём поздравлений!

Кажется, я покачнулась — Сашка сильнее сжал ладонь на моей талии.

— Вот это новости, — Лебедев-старший хмыкнул, внимательно глядя на меня такими же серо-зелёными, как у него сына, глазами. — Ты нас прям огорошил, Александр. А что это невеста у тебя такая бледная?

— Стася очень волнуется, — ответил Сашка и притянул меня ближе к себе. — И она весь день не ела. Покормите нас?

Тут отмерла уже мама.

— Да-да, конечно! Заходите! Боже, радость-то какая!.. — она всплеснула руками и с широкой улыбкой поманила нас за собой. — Пойдёмте, покушаем, а вы нам всё расскажете…

— Держись, Стась, — шепнул Сашка, наклоняясь и делая вид, что целует меня в щёку. — Пара часов позора — и мы свободны.

— Угу, — буркнула я, тоже обхватывая его рукой — чтобы не грохнуться с лестницы. — Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса…

Лебедев фыркнул мне в висок.

— Всем бы девушкам твоё чувство юмора, Стась.

— Размечтался, — хмыкнула я. — Тогда бы ты вообще никогда не женился.

— Это точно…

Только на пути в столовую — да-да, у Сашкиных родителей была столовая в доме — я вспомнила, что его маму зовут Лидия Васильевна, а отца — Алексей Михайлович.

Вовремя я это вспомнила. Было бы неловко переспрашивать у них самих или у Сашки.

Лебедев между тем усадил меня на один из стульев, сел на соседний и подвинул его так, чтобы приобнять меня и практически положить мою голову себе на плечо.

— Расслабься, — шепнул Сашка мне на ухо, и я, вздохнув, обмякла в его руках. Положила ладонь ему на грудь и вдруг поняла, что мне так безумно уютно.

Лебедев чмокнул мои пальцы и обратился к Лидии Васильевне, взирающей на нас с молчаливым умилением:

— Накормишь?

— Ах, да! Катенька ведь уже ушла! Сейчас, Саш, я всё принесу! — она вскочила и убежала в соседнее помещение — кухню. Загремела там сразу чем-то. А мы остались наедине с Алексеем Михайловичем.

Я вновь наткнулась на его изучающий взгляд и теснее прижалась к Сашке.

— И как же это мой безалаберный сын уговорил тебя выйти за него замуж, Стася? — спросил Лебедев-старший насмешливо. — Шантажировал, что ли?

— Батя! — возмутился Сашка и хотел что-то ответить, но я и сама знала, что нужно отвечать.

— Нет, Алексей Михайлович. Я люблю его.

Я старалась говорить чётко, твёрдым голосом, и глядя в глаза моему будущему родственнику. В конце концов, не такое уж это враньё… Я действительно люблю Сашку. Как друга.

— Надо же… — насмешка из взгляда и голоса Лебедева-старшего всё не исчезала. — Такая умная, рассудительная девушка. И знающая моего сына уже… лет девять, да? И вдруг — люблю.

— Да, — я пожала плечами и погладила Сашку по напрягшейся груди, чувствуя, как за тонкой тканью рубашки бьётся сердце. — Я умная и рассудительная. И я люблю вашего сына.

— Батя, — Лебедев всё же не выдержал, — если ты будешь продолжать в том же духе, мы со Стасей уйдём и больше здесь не появимся. Я не позволю тебе оскорблять мою женщину.

Сашка обхватил меня теперь уже двумя руками и практически перетянул к себе на колени. И глядел на собственного отца, гневно сверкая глазами.

— Вот теперь верю, — фыркнул Алексей Михайлович. — А то знаю я тебя, авантюриста. Наплёл что-нибудь девушке…

— Папа! — почти зарычал Сашка.

— Я уже двадцать пять лет «папа». Понял я, понял. О, а вот и Лида с вашим ужином.

Я возликовала. Еда! Меня покормят! Ради еды я, пожалуй, была в ту секунду готова на всё.

Лидия Васильевна поставила перед нами с Сашкой две тарелки с каким-то нечтом, напоминающим лазанью, потом принесла с кухни прохладный лимонад в кувшине.

— Ещё что-нибудь хочешь, Стась? — спросила она, глядя на меня с тем же умилением.

— Нет, спасибо, — ответила я, стараясь не закапать слюной скатерть. — Вполне достаточно. — Отодвинулась от Лебедева и принялась за еду.

Но не успела я съесть даже пару кусочков, как Лидия Васильевна вдруг сказала:

— Как же это замечательно. Ведь я мечтала, что ты станешь нашей невесткой, с тех пор, как впервые тебя увидела, Стась!

Лазанья — или что это было — резко застряла у меня в горле. Я кашлянула, проглотила и удивлённо переспросила:

— Да?

— Да! — жизнерадостно продолжила Лидия Васильевна. — Конечно! Ты такая милая, вежливая, спокойная… То, что нужно Саше! Так что я очень рада за вас обоих. Надеюсь, и внуков вы нам скоро подарите!

Лазанья второй раз застряла у меня в горле, только теперь пришлось отпиваться лимонадом. Сашка деликатно похлопал меня ладонью по спине, ободряюще улыбнулся моим вытаращенным глазам и заметил:

— Не волнуйся, мам. Всему своё время.

Дипломатично…

— Кстати, о времени, — подал голос Алексей Михайлович. — Когда у вас там регистрация брака-то?

Мы назвали число.

— Кошмар! — всплеснула руками Лидия Васильевна. — Так скоро! Саш, и обычный загс, не дворец бракосочетания! И о чём ты только думал?!

— Не о чём, а о ком, — ответил Лебедев невозмутимо, ковыряя вилкой свою лазанью. — О Стасе. Она не любит все эти торжества. И я прошу тебя, мам, не усердствуй. Иначе день свадьбы для неё будет не праздником, а мучением. Я бы не хотел, чтобы наша со Стасей семейная жизнь началась с мучений.

Будь я настоящей невестой, я бы умилилась.

Ох! Но я ведь должна делать вид, что настоящая…

— Спасибо, — сказала я тихо, трогая Сашку за рукав рубашки, и хотела чмокнуть друга в щёку, но он неожиданно повернулся и перехватил мои губы своими. Сжал в ладонях лицо, не давая отодвинуться и углубляя поцелуй.

Мне стало жарко. И оттого, что поцелуй оказался настоящим, и оттого, что целовались мы на виду у Сашкиных родителей. Поэтому когда Лебедев наконец выпустил мои губы — но саму выпускать не спешил, вновь прижав к себе — мне показалось, что я от смущения сейчас расплавлю пол и провалюсь куда-нибудь в фундамент.

— А покраснела-то как, — фыркнул Алексей Михайлович. — Что же ты, Саш, так невесту свою смущаешь.

— Простите, — сказал Лебедев, но в голосе его звучало что угодно, только не раскаяние. — Не выдержал. Стася держит меня в чёрном теле.

Ой нет. Ну не надо!!!

— Говорит: ни-ни до свадьбы.

Вот гад!

Алексей Михайлович и Лидия Васильевна расхохотались, а я, окончательно смутившись, спрятала запылавшее лицо на Сашкиной груди.

— Теперь понятно, Лид, чего они в обычный загс пошли, а не во дворец бракосочетания, — продолжая хохотать, заметил Лебедев-старший. — Там же ждать меньше! Дольше месяца сынуля наш не выдержит!

— Как это мило, — умилилась в очередной раз Лидия Васильевна, пока Сашка поглаживал по спине смущённую до предела меня.

Наивная, я тогда думала, что сильнее смущаться невозможно. Как бы не так!

Нет пределов совершенству…

Следующие часа два мы с Сашкой и его родителями обсуждали свадьбу. Точнее, обсуждали в основном мой фиктивный жених и его родители, а я только кивала или мотала головой. Но сильнее вмешиваться и не понадобилось: Лебедев стойко отстаивал мои интересы, отметая предложение за предложением и требование за требованием.

А я начала засыпать у него на груди. Там было так тепло и уютно… И Сашка настолько приятно поглаживал меня по спине…

— По-моему, вам пора.

— Да, я тоже так думаю. Стася вон, уже спит почти.

— Я не сплю, — пробурчала я куда-то в подмышку Лебедева. — Так… чуть-чуть.

— Закажешь такси, пап?

— Да не надо такси. Сейчас попрошу своего шофёра вас отвезти. Вы идите пока в прихожую.

Удаляющиеся тяжёлые шаги, за ними — более лёгкие. И тихий голос Сашки:

— Стась, открывай глазки. Сейчас нас по домам развезут, завтра выходной, выспишься. Пойдём.

Я потянулась, зевнула, открыла глаза — и увидела прямо перед собой улыбающееся лицо Лебедева.

— Нахал ты, — прошептала я, не спеша вставать со стула.

— Чего это? — он улыбнулся шире.

— В чёрном теле я его держу…

— А-а-а, ты вот о чём. Смешно получилось. И ты так смутилась, что даже я поверил.

— Гад.

— Ну не сердись, — фыркнул Сашка, встал сам и помог мне подняться. — Это же ерунда, Стась.

— Тебе всё ерунда… — пробурчала я, но этого человека без стыда и совести ничем было не пронять — он только ещё раз фыркнул.

Мы вышли в прихожую — круглый такой холл, практически пустой, если не считать очень красивых резных обувниц, огромного шерстяного ковра и длинной широкой лестницы, ведущей на второй этаж.

— Чувствую себя героем мелодраматического сериала, — пробормотала я, косясь на большую хрустальную люстру под потолком. Кошмар. Если такая упадёт, звон будет колоссальный…

Сашка между тем смотрел куда-то вверх, на второй этаж. И когда там послышались невнятные шаги и голоса, усмехнулся и перевёл взгляд на меня.

— Стась. — Он протянул руку и зачем-то снял с меня очки, положил их на ближайшую обувницу. — Расслабься, ладно?

— Что…

Я не договорила. Сашка сделал шаг вперёд и, положив одну руку мне на талию, а вторую запустив в волосы, привлёк к себе и поцеловал.

Меня в жизни так не целовали. Я не знала, чем дышать, я задыхалась от этой его наигранной страсти — открывала рот, и Сашка врывался в него, терзая мои губы и не давая сделать ни единого вздоха. Он тянул меня за волосы, заставляя опускать голову вниз, а сам нависал сверху, целуя так требовательно, будто на самом деле имел на это право. Вторая же рука ласкала талию, затем перемещалась на ягодицы, сжимала их — и вновь возвращалась на талию.

Голова кружилась, губы и щёки горели, а внизу живота вообще было больно… Я хотела вырваться — трепыхалась в объятиях Лебедева — но он только сильнее прижимал меня к себе и целовал всё глубже…

— Кх-хм, — вдруг раздалось сверху, и я от неожиданности чуть на пол не свалилась. Благо, Сашка подхватил. Посмотрел на меня расфокусированным и каким-то мутным взглядом, поднял голову.

На лестнице стояли Алексей Михайлович и ещё один мужчина. И оба смотрели на нас с большим таким интересом…

— Вот блин, — вырвалось у меня. Я вновь захотела плюхнуться на пол, но мне не дали. Лебедев перехватил меня за талию, опять прижал к себе.

Интересно… вот это твёрдое возле моего бедра — то самое, о чём я думаю?

Нет, не может быть.

— Знакомься, Стася, это Гриша, наш шофёр, — продолжал между тем Алексей Михайлович. Так, будто перед ним только что не разыгрывалась фактически сцена из порнофильма… — Он отвезёт домой сначала тебя, потом Александра. Спокойной ночи… хм… дети.

— Спокойной, — ответили мы хором.

И я впервые подумала о том, что, оказывается, издевательским может быть пожелание не только доброго утра, но и спокойной ночи тоже…

Какая уж тут спокойная ночь?! После таких поцелуев…

***

У Алексея Михайловича давно не было такого весёлого настроения. Он бы даже сказал — шикарного настроения.

Провести Лебедева-старшего всегда было очень сложно, и как бы ни старался в этот вечер его собственный сын, у Сашки так ничего и не вышло.

Алексей Михайлович видел всё, как на ладони: добрая и милая Стася, смущающаяся оттого, что вляпалась в подобную авантюру, и Сашка — наглец без стыда и совести. Уговорил подругу подыграть, чтобы отделаться от надоедливых родителей. И Лебедев-старший непременно разоблачил бы эту парочку, если бы не одно «но»…

Он вдруг заметил, что Сашке доставляет удовольствие обнимать Стасю. И целовать тоже.

Вот она — наглядная иллюстрация к пословице «Не рой другому яму — сам в неё попадёшь».

И теперь Алексей Михайлович просто предвкушал интересное и увлекательное развитие событий. Ему было любопытно, в какой момент до его сына дойдёт весь ужас собственного положения и что он будет в связи с этим предпринимать.

А вспомнив, как растерянно, но весьма отчаянно отбивалась от Сашки Стася в холле их дома, Алексей Михайлович понимал: легко Лебедеву-младшему не будет точно.

***

А жаль, что мы не поехали в такси. Там бы я промыла Сашке мозги по полной программе. Хоть бы предупредил нормально! А то схватил и начал… Как, блин, изнасилование.

Но увы — в машине с нами ехал ещё некий шофёр Гриша, и нам следовало соблюдать всё ту же осторожность, будь она неладна.

Кажется, Лебедева это тоже напрягало. А может, и нет. В любом случае он притянул меня к себе поближе — кажется, я уже начинаю к этому привыкать… — скользнул губами по виску и шепнул в ухо:

— Прости.

Я сразу напряглась. Так. Это за что «прости»? За то, что было? Или за то, что будет?!

Видимо, за всё.

— Вас можно поздравить, Александр Алексеевич?

Кто-кто?! А-а-а, это же Сашка у нас Александр Алексеевич.

— Можно, — друг обнял меня теперь уже обеими руками, почти распластав на себе. Может, закрыть глазки и поспать?.. А то стыдно пипец. — Через месяц стану семейным человеком.

— Это прекрасно, — кажется, шофёр улыбался. — Тогда поздравляю. И примите комплимент невесте. Очень красивая.

Я распахнула глаза и уставилась на затылок шофёра с удивлением. Красивая? Наверное, это он в темноте просто меня не рассмотрел. Я не страшная, конечно, но до красивой мне далеко. Сашка с такими девушками даже близко не встречался, у него все «возлюбленные» были как на подбор — Царевны Лебедева.

— Спасибо, — сказала я, когда отошла от шока.

— Не за что.

Сашка между тем тёрся носом о мой висок, вызывая мурашки по всему телу. Зачем? Вполне достаточно же объятий… Хотя… Может, он и прав? Гриша этот наверняка Алексею Михайловичу обо всём донесёт, а переиграть в нашем случае невозможно.

Да… Видимо, Лебедев тоже так считает. Ещё и живот начал гладить… круговыми движениями… Приятно.

Только неловко до ужаса.

— А куда на свадебное путешествие поедете?

Упс.

Ещё и свадебное путешествие… Как же это я забыла…

— Не думали пока, — Сашкина рука поползла вверх, чуть щекоча мне рёбра, и я улыбнулась. — Не хмурься так, — шепнул он мне на ухо, а потом поцеловал в щёку. — Ты как хочешь, Стась?

Я? Я хочу оказаться дома в своей тёплой кровати, и чтобы всё это был сон.

Вообще всё!

— Я… не знаю. Не думала совсем…

— На море вам надо, — посоветовал шофёр Гриша. — Свадебное путешествие и медовый месяц лучше всего проводить на море.

— Я тоже так думаю, — кивнул Лебедев. — Может, Таиланд…

Я подняла голову и посмотрела на Сашку несчастными глазами. Ещё и свадебное путешествие! Боже, за что?!

Он удивлённо вскинул брови.

— Не хочешь Таиланд? Поедем в Турцию.

Я сделала глаза ещё более несчастными.

— В Египет?

И ещё.

— В Крым?

И ещё немного…

— Стась, мы поедем туда, куда ты захочешь, — твёрдо сказал Сашка, и я чуть не взвыла: да никуда я не хочу! И так стыдно твои деньги тратить, а ты меня ещё отдыхать за свой счёт собираешься!

Но я промолчала. Ну, почти.

— Давай в Карелию поедем.

Шофёр закашлялся, а Лебедев просто очень удивился. Даже перестал меня по животу поглаживать.

— Куда-а-а?

— В Карелию, — кротко продолжила я. — Я люблю Ладожское озеро очень. И Онежское тоже люблю. И песня мне нравится.

— Какая песня? — Сашка удивился ещё больше.

— Про Карелию. «Долго будет Карелия сниться… Будут сниться с этих пор… Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр…» Проникновенно так. Поедем?

Лебедев заржал, наклонил голову и ткнулся своим лбом в мой.

— Стаська… — выдохнул он словно бы с восхищением. — Белочка ты моя… карельская…

— Тогда не белочка, а берёзка. Слышал когда-нибудь про карельские берёзы? У меня из такой берёзы вазочка есть маленькая. И шкатулка.

— Слышал, Стась, — Сашка всё ржал. — Поедем туда, если так хочешь. Куда угодно поедем. Только… там не холодно ли в августе?

— А тебя любовь согреет, — буркнула я мстительно, и теперь они ржали уже хором с шофёром.

Пусть и правда будет Карелия. Не так дорого, как какой-нибудь Таиланд… ну и я действительно её люблю.

Главное, чтобы Сашкины родители не подарили нам путёвки добровольно-принудительно. С них станется…

Лебедев высадил меня возле подъезда и, как настоящий жених, довёл до квартиры. Я даже на часы смотреть боялась… судя по моему внутреннему часовому механизму, время было далеко за полночь. Очень далеко.

— Завтра приеду к вам часиков в пять вечера, — сказал Сашка почти шёпотом, когда мы остановились возле двери в мою квартиру. — Ты только не трясись так, как сегодня.

Я поморщилась.

— Сильно было заметно, да?

— Не страшно, — отмахнулся Лебедев. — Вполне даже объяснимо. К тому же, ты скромняшка.

Я фыркнула.

— А ты нагляшка.

— Как-как? — развеселился Сашка. — Интересное слово. Нагляшка… надо запомнить.

— Ещё гадяшка.

— Ка-а-ак?

— Гадяшка.

Лебедев опять расхохотался… и вдруг схватил меня в охапку.

— Сашка… здесь зрителей нет, — напомнила ему я, непроизвольно напрягаясь. Чего это он?

— Здесь есть я, — сказал он мне на ухо, потом опустил голову и коснулся губами шеи. — И ты. И ты должна перестать уже вздрагивать от моих прикосновений. Давай, расслабься. Считай это учениями перед боевыми действиями.

— Нагляшка и гадяшка.

— Да-да, я такой, — Лебедев усмехнулся и поцеловал меня в шею. В какое-то до ужаса чувствительное место — я даже чуть всхлипнула. — Что ж ты сладкая-то такая, Стась? Ты мёдом не мажешься, нет?

— Мёдом нет. Вареньем мажусь, — ответила я, пока Сашка втягивал носом воздух возле моей шеи и уха, легко целовал в щёку. — Может… достаточно?

— Почти.

— В смысле?

Вместо ответа Лебедев вновь атаковал мой рот. Иначе я это не могу назвать… Раздвинул губы — властно и почти грубо — и ринулся на завоевание неизведанных территорий. Ласкал так, что у меня даже голова закружилась… и внизу живота затянуло — требовательно и почти невыносимо.

— Перестань, — я оттолкнула его, испугавшись этого чувства. — Натренируешься ещё, Саш. У меня губы уже болят.

— Прости, — он улыбнулся. — Нравится мне тебя дразнить.

— Тебе это всегда нравилось, — я фыркнула. — С самого первого курса.

— Но ты никогда не обижалась, Стась. Другие девушки обижались.

— На что? — я недоуменно сдвинула брови. — Ты же злобно не шутил, не подставлял никого. Мне даже нравилось. Смешно! Только вот сегодня, — я вновь сдвинула брови, но теперь уже угрожающе, — смешно не было.

— Это когда? — Сашка сделал вид, что не понимает. Вот козявка!

— А в холле твоего дома.

— Ах, ты про это… Ну, тогда и не должно было быть смешно. Не для смеха делалось.

И только я хотела сказать ещё что-нибудь возмущённое, как Лебедев, нагло щёлкнув меня по носу, шепнул «до завтра» — и убежал, топая, как стадо бизонов.

Козявка, нагляшка и гадяшка…

Спала я той ночью плохо. Поминутно просыпалась от терзающих тело и душу воспоминаний о том, как Сашка гладил меня по животу, прикасался к щеке, целовал в губы. Что-то глубоко внутри меня требовало продолжения банкета, и я шикала на это «что-то», пытаясь уснуть.

Природа, мать наша… и физиология. Лебедев, конечно, физически привлекал меня — да какую девушку он мог бы не привлекать с его-то внешностью и обаянием? Наверное, только если эта девушка бревно. Но я не бревно. Просто так получилось — не сложились у меня ни с кем отношения, но бесчувственной я никогда не была. И реагировала и на прикосновения, и на ласки.

Но Сашка — друг. Будет обидно, если из-за обыкновенной физиологии мы потеряем то, что у нас есть. Дружбу. Так что… буду держать себя в руках, а его — на расстоянии. Хотя для него это всё равно не более, чем игра. Очередная интересная авантюра.

Перед Сашкиным приходом мама с папой страшно волновались, я диву на них давалась. Носились по квартире, протирали всё, мыли, переставляли с места на место. С учётом того, что Лебедев у нас дома был и родителей моих знал — удивительно. Как будто статус моего жениха сделал его каким-то особенным, другим, и перед ним теперь надо было ковры стелить и туалеты духами брызгать.

Больше всех усердствовала Ленка, но уже в другом смысле. Переодевалась раза три в самые разные платья, красилась, потом смывала с себя всё и перекрашивалась. Смотрелась в зеркало, кривилась — и по новой.

Я была единственным нормальным человеком в этом дурдоме. Сидела, читала книжку, а за полчаса до Сашкиного прихода надела светло-голубой льняной сарафан, по-простому заколола волосы, чтобы в глаза не лезли, и чуть подкрасилась.

— Ты так будешь?! — завопила размалёванная Ленка, оглядывая меня с ног до головы.

— Почти, — кивнула я. — Ещё туфли осталось нацепить.

— Но… совсем же не празднично!

Ну да. Её красное пышное платье с кучей оборок и боевая раскраска на лице, конечно, лучше. Клоунского носа только не хватает. Тогда будет по-настоящему празднично!

— Мне нравится, — пожала плечами я. — Да и вообще, Лен… Сашка знает меня уже почти десять лет. Сейчас он просто наносит визит вежливости, ну и заодно о свадьбе поговорим. Чего ради наряжаться куклой Барби? С меня и свадьбы хватит.

При слове «свадьба» Ленка оживилась.

— А какое ты платье хочешь?

Я фыркнула.

— Белое. А там посмотрим.

«Главное, чтобы стоило не как целый свадебный самолёт…» — подумала я, и в этот момент в дверь позвонили. Одновременно со звонком в дверь где-то на кухне что-то разбилось. Видимо, мама в пятый раз решила протереть вазочку с конфетами…

— Лен, иди в комнату.

— А можно, я с тобой пойду открывать?!

— Нет, нельзя. Иди.

Под возмущённое сопение сестры я таки вытолкнула её в большую комнату, где мама с папой нервно проверяли, всё ли поставили на стол. Они решили Сашку полноценным обедом накормить. Хотя… судя по количеству наготовленного, там хватит даже на нескольких таких Сашек.

Лебедев за дверью выглядел, в отличие от моих родителей, абсолютно расслабленно. Голубая рубашка — как это он угадал с цветом сарафана? — бежевые брюки, кожаный пояс. Причёска небрежная, руки в карманах.

— Привет, Стаська, — улыбнулся друг, заходя в прихожую. — Отлично выглядишь.

Я хмыкнула. Громко, конечно, сказано, но пусть будет.

— Ты тоже ничего.

Впрочем, Сашка всегда классно выглядел. Даже когда на какой-то Новый год переоделся Дедом Морозом, запутался в собственном костюме и смачно грохнулся, разбив себе нос. Да, даже тогда — с разбитым носом, заляпанной кровью белой бородой и матерящийся, как последний пьяный тракторист, Лебедев классно выглядел. Мужественно и совсем не жалко.

Пока я вспоминала тот случай, Сашка сделал шаг вперёд, одной рукой обнял меня за талию, второй взял окольцованную ладонь, улыбнулся и спросил:

— Ну, пошли?

— Пошли, — кивнула я. Свободной рукой поправила очки и толкнула дверь, ведущую в большую комнату, где нас уже ждали взволнованные родители и размалёванная Ленка.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Сашка, подводя меня к накрытому столу. Мне захотелось растянуть губы в глупой улыбке и заявить: «Тётя Ася приехала!», но я сдержалась. То, что родители не очень хорошо понимают мои шутки, я осознала ещё в далёком детстве.

— Добрый, Саша, — ответили они хором, смущаясь, почти как я накануне. Я беспомощно посмотрела на Лебедева, не представляя, как разрядить обстановку.

Сашка всё понял. Улыбнулся ободряюще и с предвкушением, а в следующую секунду плюхнулся передо мной на колени, заставив вздрогнуть, и с придыханием сказал:

— Милая моя Стася, перед лицом твоих несравненных родителей прошу ещё раз подтвердить мне, рабу твоему смиренному, что ты не передумала выходить за меня замуж! Скажи, о любимая, что сделаешь меня счастливейшим человеком на земле!

Интересно, у меня глаз не дёргается?..

Но Лебедев своего добился — родители наконец заулыбались, а Ленка вообще восторженно взвизгнула и хлопнула в ладоши.

— Конечно, сделаю, — ответила я Сашке, секунду поколебалась и добавила: — Любимый.

Он поцеловал мне руку — ту самую, окольцованную, — поднялся с колен и обратился уже к маме с папой:

— А вы, уважаемые Ольга Викторовна и Игорь Максимович, отдадите ли мне свою несравненную драгоценность в жёны? Прошу, ответьте согласием, а то я прям тут упаду замертво!

Я не выдержала и фыркнула. Сашка покосился на меня с укоризной — мол, молчи, женщина, не мешай развлекаться.

— Конечно, отдадим, Саш, — ответила мама, а папа просто кивнул. И тут Ленка закричала:

— Нет! Не отдадим, пока не поцелуешь!

Я хотела съязвить, спросив, кого Сашка должен поцеловать, но не успела — Лебедев резко развернул меня лицом к себе и буквально обрушился на мои губы, заставив забыть всё на свете слова.

Даже очки запотели…

— Вот! Теперь отдадим! — заключила Ленка. Убью засранку!

Нет. Сначала Сашку убью, потом её!

Дальше диалог покатился уже нормально. И Ленка вела себя прилично — ну, если не считать её размалёванного вида, конечно, — и родители не смущались, и Сашка почти не дурачился, отвечал спокойно и честно.

Что жить будем у него, что свадьбу хотим скромную, что он меня всем обеспечит, и если я захочу уйти с работы — пожалуйста…

На этом моменте я даже закашлялась. Конечно, Лебедев это для красного словца сказал, но всё же… Я ведь говорила родителям, как хочу перебраться на внештатный режим работы, меня останавливало только одно: деньги. Чтобы заработать на внештатном редактировании более-менее приличную сумму, нужно пахать день и ночь. А мне была нужна эта приличная сумма, иначе на ипотеку не накопить.

И как я буду потом оправдываться, почему не ухожу от Шульца и продолжаю горбатиться в офисе? Ох…

Хотя и не это наша самая большая с Сашкой проблема. Мы с ним оба, увлечённые своими планами, забыли о планах родителей. Планах на внуков…

И что я буду говорить спустя год? Два? Три?.. Что?!

В общем, к тому моменту, когда Сашка засобирался домой, меня уже вовсю прошибал холодный пот. И Лебедев это почувствовал.

— Я, пожалуй, украду у вас Стаську, — заявил он совершенно внаглую моим родителям, — я на машине сегодня, покатаю её по ночной Москве, развею предсвадебный мандраж. Да, Стась?

Я обречённо кивнула. Понятно, Сашка хочет узнать, что со мной творится. И пусть узнаёт. Успокоить меня сейчас всё равно только он один и может…

Родители даже возражать не пытались. А вот Ленка вдруг брякнула, когда мы уже почти вышли на лестничную площадку:

— Саш, а что ты нашёл в Стасе?

И прозвучало у неё это почему-то совсем не обидно. Совсем не так, как в тот вечер.

И Лебедев ответил легко, совершенно не задумавшись:

— Родственную душу.

Взял меня за руку и вывел из квартиры.

— Ну, и что с тобой такое? — спросил Сашка, когда мы уже сели в машину. На заднее сиденье. Видимо, так Лебедеву было удобнее разговаривать.

Вечер начинал переходить в ночь, горели фонари, и на улице было приятно, свежо. Совсем не хотелось возвращаться обратно в квартиру… Особенно к Ленке. Замучает же вопросами.

— Я кое-что вспомнила, Саш.

— Что? — спросил друг, взял меня за руку и начал поглаживать ладонь.

Приятно…

— Про беременность.

Сашкин взгляд стал очень удивлённым.

— Про какую такую беременность?

— Обычную. Которую от нас с тобой ждут.

Он фыркнул.

— Ну, от меня вряд ли дождутся. У меня органов таких нет, которые беременеют.

— Саш! Я серьёзно.

— А я, что ли, нет? — возмутился он, и добился своего: я рассмеялась. — Стась, да чего ты переживаешь? Мало ли, кто чего ждёт. Некоторые вон конца света ждут не дождутся. Подумаешь! Скажем, что хотим пожить для себя… — Я охнула от неожиданности: Сашка притянул меня ближе, обнял обеими руками и начал поглаживать по спине. — … Насладиться друг другом…

— Чего? — переспросила я глупо, пытаясь удержаться в сознании. Приятно-то как!

— Насладиться друг другом, — продолжил Сашка тихим и проникновенным голосом. — Что ты так удивлённо смотришь, Стась? Ты никогда не наслаждалась другим человеком? Когда хочется быть вместе, наедине, смотреть, слушать, ласкать… погружаться в нежное тело…

— Погружаться это не про меня, — старательно съязвила я, чуть вздрагивая от прикосновений Лебедева к своей спине. — Я не подводная лодка.

Сашка засмеялся.

— Да, это верно. Но мысль ты уловила. Ничего в этом нет такого страшного, Стась. В желании пожить для себя хотя бы пару лет.

Лебедев вдруг поднял руку и вытащил из моих волос заколку, которая закрепляла их на затылке, чтобы не мешались. Я даже охнуть не успела, как оказалась с распущенными волосами, а Сашка, отложив заколку на сиденье рядом с нами, запустил в них всю пятерню.

— Ты что делаешь?

— Расслабься, Стась, — ответил он непринуждённо, и я сразу напряглась.

— Каждый раз, когда ты так говоришь, происходит что-то неожиданное.

Лебедев хмыкнул и запустил ладонь ещё глубже. Обхватил мой затылок и начал его массировать.

— Ничего такого, Стась. Мне просто показалось, что ты уже устала ходить с этой причёской.

Я не ответила. Сашка так приятно разминал мне затылок и шею, что я почти растеклась по сиденью лужицей.

— М-м-м… — простонала я, закатывая глаза, и услышала его смешок возле своего уха.

— Шея и плечи — эпицентр твоего напряжения, Стась. Я всегда замечал, как ты их напрягаешь. Расслабься.

Тёплые губы коснулись щеки.

— Поедем ко мне. Сегодня у меня переночуешь, — шепнул Лебедев, и я от неожиданности распахнула глаза.

— Что?! Саш…

— Не спорь, женщина, — в его голосе прорезалось раздражение. — У меня ты хотя бы выспишься и точно проснёшься без зелёнки под носом.

— А как же легенда про «держит в чёрном теле»? — возмутилась я. — Как ты её потом собираешься поддерживать?!

— На словах, — пожал плечами Сашка. — Проверить-то всё равно невозможно. Переночевать и переспать вещи разные.

— Да уж.

— Только родителей предупреди, чтобы не волновались.

Я вспыхнула. Прелестно! Представляю, как это будет выглядеть с их стороны.

— Стася! Прекрати ты так напрягаться. А то, клянусь, я тебя зацелую, — со смешком заявил Сашка, чуть сжимая ладони на моих вновь ставших каменными плечах.

— Не надо! Я всё поняла и осознала.

— Отлично. Тогда поехали.

— А знаешь, зачем ещё я тебя к себе позвал? — сказал Сашка, когда мы уже подходили к двери в его квартиру. Я покачала головой и посмотрела на друга с подозрением.

— Зачем?

— Чтобы ты ещё раз поглядела на моё обиталище и поняла, как колоссально тебе повезло.

— Мда… от скромности ты не умрёшь.

— Это точно, — фыркнул Сашка, достал ключи, загремел ими, и мне вдруг почудилось, что он еле слышно пробормотал: — Я умру от воздержания.

— Что-что? — удивилась я.

— Ничего. Никакой, говорю, скромности, сплошная наглость.

— А-а-а…

Странно… Слуховые галлюцинации у меня, что ли, начались?..

Дверь открылась, и мы зашли внутрь. Я сразу же мечтательно вздохнула. Хотя я была здесь пару-тройку раз и прекрасно помнила, что там дальше, не смогла удержаться от восторженного разглядывания помещений.

Я выросла в крошечной хрущёвке с потолками, в которые можно было врезаться головой, если хорошенько подпрыгнуть. Если сесть посреди нашей кухни на стул, то вполне легко можно будет дотянуться до любого её угла. И балкона не имеется… Не квартира — клетка.

У Сашки всё было иначе. Просторная прихожая, три комнаты, два балкона. Маленькая кладовка, которую он превратил в гардеробную. Но самое главное — кухня! На ней можно было танцевать. И даже холодильник помещается! Увы, но на родительскую кухню люди-то с трудом влезают, не говоря уж о холодильниках.

А ещё здесь есть моя мечта, а именно посудомоечная машина…

В общем, минут десять я бегала и рассматривала всё с восторженным видом. Любовалась видом с балкона в гостиной, поглазела на аккуратно уложенную плитку в ванной — у нас она давно со сколами — поохала на гардеробную и в конце концов застыла на кухне, в приступе умиления любуясь на посудомоечную машину.

— У меня ещё микроволновка есть, — хмыкнул Сашка, подходя ко мне сзади. Я покачала головой.

— Микроволновка — вещь бесполезная, если умеешь готовить. В духовке всё получается гораздо вкуснее. А вот посудомойка… Как я её хотела. Но на нашей кухне либо посудомойка, либо плита.

— Жестокий выбор.

— Угу.

— Пойдём, покажу тебе твою комнату.

О боже, у меня будет своя комната. От восторга я едва не запищала.

Но сдерживалась я до тех пор, пока не вошла туда… и не увидела, что это та самая комната, о которой я думала, но стеснялась сказать Сашке.

Самая маленькая в его квартире, но с выходом на балкон — второй балкон, поменьше. Со стенкой из книжных шкафов, деревянным бюро в старинном стиле, большим зеркалом в резной раме — под стать бюро — и с огромным пиратским сундуком. Красота-а-а…

Была тут и кровать, точнее, диван, но он раздвигался, превращаясь в полноценное двуспальное ложе.

— Сейчас разберу, застелю и можешь ложиться, — сказал Сашка, наблюдая за мной с улыбкой. — Только дам тебе какую-нибудь свою футболку.

— Зачем? — не поняла я. Опыта ночёвок в чужих квартирах без собственных вещей у меня не имелось.

Лебедев усмехнулся.

— Захочешь ночью в туалет сходить — что, сарафан будет нацеплять? Долго же и неудобно. С футболкой проще.

Я чуть смутилась. Мда, Стася, будь ты Сашкой, давно бы уже догадалась, что перед тобой человек, неискушённый в подобных делах.

Но Лебедев молчал, только улыбался, раздвигая диван и застилая его. А я, поколебавшись немного, решила в это время сходить в ванную и подготовиться ко сну.

Сашка оказался прав насчёт футболки. Весьма неудобно было снимать сарафан, принимать душ, а потом снова натягивать грязную одежду на чистое и слегка влажное тело. С халатом было бы проще, но брать халат Лебедева я постеснялась.

Сашка уже застелил мне постель и щеголял по квартире в коротких ярко-зелёных шортах, сверкая голым торсом. Я, не ожидающая подобного зрелища, сразу непроизвольно отвела глаза.

— Ста-а-ась, — протянул Лебедев, подходя ближе и дотрагиваясь кончиками пальцев до моего подбородка, заставляя посмотреть на себя, — ты, я надеюсь, не считала, что я во время нашего совместного проживания буду тут в костюме с галстуком рассекать?

— Не считала, — пискнула я, но почти тут же охнула: Сашка рывком прижал меня к себе.

— Смешная ты, Стась. Давай, обними меня, не бойся. Я не кусаюсь.

— Неужели? — фыркнула я, пытаясь скрыть собственную неловкость.

— Честное слово. Если только совсем не больно и очень приятно.

— Саша! Не надо пошлостей.

Он засмеялся.

— Экая у тебя фантазия, Стась. Ну, я долго буду ждать? Замёрз уже. Обнимай давай.

— Зачем? — возмутилась я. — Тут зрителей нет!

Лебедев вздохнул, закатил глаза. А потом взял мои руки — одну положил себе на грудь, другую на плечо.

— И чего ты врёшь? — буркнула я, изо всех сил стараясь не смущаться. — Замёрз, замёрз… Горячий весь.

— Значит, ты замёрзла. Надо тебя согреть, — усмехнулся этот нахал, начиная растирать мне спину. Я засмеялась и попыталась оттолкнуть его от себя. — Вот, так уже лучше. Кстати, футболку я тебе на постель положил, ходи на здоровье.

— Спасибо, — шепнула я. Сашка посмотрел на меня каким-то очень странным взглядом, фыркнул, быстро чмокнул в щёку и выпустил из объятий.

— Всё, Стась. Спокойной ночи.

— Да. И тебе, — быстро сказала я и помчалась в свою комнату. Подальше от всяких… соблазнов и искушений.

Вообще на новом месте я обычно засыпаю долго и нудно. Ворочаюсь, вздыхаю, охаю и вполне возможно, даже храплю. Но на сей раз я уснула довольно быстро. Наверное, доконали волнения последних дней, ну и свою роль сыграло отсутствие Ленки под боком. С ней я никогда не знала, что будет, когда я проснусь. Столько всего пережила за два года её подросткового бунта…

Помню, однажды она спрятала мои трусы. Абсолютно все! Мне на работу, а трусов нет. Пришлось идти без них, по пути заходить в магазин и покупать себе новые.

Я усмехнулась, вспомнив этот случай. При всех своих недостатках Лебедеву даже в голову не придёт прятать мои трусы…

Проснулась я как-то очень резко и посреди ночи. Сначала не понимала, в чём вообще дело, а потом осознала: на меня кто-то смотрит.

Весьма трудно спать, когда на тебя смотрят. Не знаю, как другим, а мне очень трудно — взгляд чувствуется, словно прикосновение.

И я, конечно, открыла глаза. Рядом со мной на постели сидел Сашка и о чём-то размышлял, уставившись на меня.

— Ты чего? — спросила я с сонным недоумением.

— Да так, — ответил Лебедев тихо. — Не спалось что-то. Шёл мимо, а тут ты… одеяло откинула. Я тебя укрыл просто. Извини, что разбудил.

— Ничего, — пробурчала я, закрывая глаза. — Я сейчас опять усну…

Я думала, Сашка уйдёт, но он не уходил. Всё сидел рядом и молчал, и я не выдержала — перевернулась на спину и поинтересовалась:

— Ты долго тут сидеть-то собираешься? Ты либо вали, либо ложись.

Вообще-то я пошутила… Но Лебедев, кажется, не понял. Скинул тапочки и лёг рядом со мной. Правда, поверх одеяла, но всё равно…

— Слушай, Стась. Ты в институте мне как-то говорила, что кого-то любишь, но кого — не сказала. А сейчас скажешь?

— С чего вдруг такой вопрос? — удивилась я.

Сашка подполз чуть ближе и ткнулся носом мне в плечо.

— Да просто вспомнил. Не знаю даже.

— Мда, — я фыркнула. — Это уж всё быльём поросло, Саш. Но если тебе так интересно… В Костю Волгина я втюрилась. Мы с ним вместе на подготовительные курсы ходили, там я и запала.

— В Костю? — Лебедев приподнялся и подставил руку под голову. — Надо же. А я и не замечал. И он, наверное, тоже.

— Ксюша только заметила. Но… ты же её знаешь. Она всегда всё замечает.

— Да уж, — Сашка усмехнулся. — Когда ты с ней на втором курсе вдруг сдружилась, мне даже страшно немного было. Всё время казалось, что она меня насквозь видит.

Я засмеялась. Да-а-а, у меня тоже периодически проскальзывали такие мысли. У Ксюшки чёрные глаза и порой её взгляд немного пугает.

— А ты… не говорила Косте?

— Нет, конечно. Зачем? У него всегда были девушки, ты же помнишь. Парень он видный, красивый, умный…

Сашка недовольно запыхтел.

— Можно подумать, я не видный и не умный.

— И ты тоже, да. Но ты же меня про Костю спросил. Нет, я ему ничего не говорила — видела прекрасно, что он во мне заинтересован примерно так же, как и ты, а то и меньше.

— У Волгина вроде недавно сын родился, — заметил Сашка осторожно, и я кивнула.

— Ага. Я видела фотки в интернете. Похож на Костю.

Лебедев молчал несколько минут. И спросил, когда я уже почти провалилась в сон:

— А ты его ещё любишь?

Я не знала, что сказать. Любовь вообще не самое простое чувство на свете, а уж когда она безответная… И ты не видишь этого человека годами… Можно ли назвать подобное любовью в принципе?..

Но всё же я ответила:

— Нет. Не люблю. И вообще, давай спать, а? Сколько можно уже болтать?

Сашка усмехнулся.

— Спи, Стась. Я больше не буду ничего спрашивать.

— Вот и прекрасно, — пробурчала я, накрываясь с головой и отворачиваясь от него. И тут же провалилась в сон.

А снилось мне… нечто. Будто бы Сашка залез ко мне под одеяло, прижал к себе и, приподняв футболку, гладил мои обнажённые бёдра.

И так это было сладко и чудесно, что я совершенно не хотела просыпаться…

Конечно, всё это был сон, и проснулась я в одиночестве. На часах было восемь утра, чувствовала я себя выспавшейся и свеженькой. Так что решила приготовить Лебедеву завтрак — ну, в качестве тренировки перед свадьбой.

Сходила в ванную, умылась, потом заглянула в холодильник, обнаружила там молоко. Правда, оно было скисшее, но ничего, так даже лучше. Яйца тоже были, и мука нашлась, но уже в шкафчике на кухне, и соль, и сахар, и немного соды. Так что минут через пятнадцать я сделала тесто, разогрела сразу две сковородки и вылила на них первую порцию тоненьких и вкусненьких блинчиков.

От плиты пошёл жар, и я внезапно осознала, что чересчур увлеклась процессом — так и рассекала по кухне в одной Сашкиной футболке даже без белья. Надо переодеться, а то он сейчас встанет, будет неловко.

Я перевернула оба блинчика, выключила плиту — как раз дойдут, пока я буду бегать переодеваться, — резко развернулась и…

— Попалась! — завопил Лебедев, заставив меня подпрыгнуть и зашипеть, как разогретое масло, на которое выплеснули холодную воду. — С добрым утром, Стаська!

А дальше было нечто. Этот… нехороший человек обнял меня, подхватив ладонями под попой. То есть, это в начале было под. А потом руки его поползли вверх — кстати, вместе с бровями, причём и моими, и его, — сжали обнажённые ягодицы, и Сашка протянул:

— Ты без трусов, что ли?..

— Да! — я дёрнулась, но держал он крепко. — Пусти!

— Ни за что! — ответил он весело, поглаживая мою голую попу, и пальцы его совершенно нагло забирались так глубоко, что уже почти касались лона.

Внизу живота затянуло, в груди что-то заныло и стало почти больно. И я, охнув и сжав зубы, дотянулась одной рукой до лежавшей на столе кулинарной лопатки, а затем хорошенько стукнула Лебедева ею по лбу.

— Ай! — взвыл Сашка, тут же меня отпустив. Я злобно прищурилась — и треснула его ещё раз, но уже поперёк груди.

— Прекрати сейчас же!!! — заорала я, вновь обрушивая лопатку на его несчастную макушку. Хорошо, что она была пластиковая, а не железная… Не макушка, конечно — лопатка. — Я ещё понимаю, при родителях меня целовать и лапать для спектакля, но Саша, ты переигрываешь! Я что, кукла бесчувственная?! Я живая! Я не хочу, чтобы ты меня ТАК трогал! Ты понял?!

Кажется, я впервые в жизни настолько взбесилась. Я орала не своим голосом и в конце этого монолога даже расплакалась, грубо откинув лопатку в угол кухни.

— Прости, — тихо сказал Лебедев, привлёк меня к себе и обнял, но теперь уже нормально, по-дружески. — Я действительно заигрался. Ты права, Стась.

Я всхлипывала, уткнувшись носом в его футболку, и Сашка осторожно погладил меня по голове.

— Прости, белочка. Я больше не буду. Ты же знаешь… меня иногда заносит. Я не хотел тебя обидеть.

— Придурок, — буркнула я, мстительно сжимая пальцами кожу на груди Лебедева. До боли в ногтях, до вспышек в глазах.

Но он не поморщился, не отстранился, только улыбнулся и, перехватив мои руки, поцеловал каждую ладонь.

— Ты не белочка, ты кошечка-царапка прям.

— Скажи спасибо, что я тебе морду не расцарапала за такие шуточки.

— Спасибо, — искренне поблагодарил меня Лебедев, и я рассмеялась. Придурок. Но не могу долго на него сердиться. — Зато ты по голове мне настучала.

— Ты заслужил!

— Согласен. Стась, я правда осознал. Всё, держу себя в руках. А… чем это так вкусно пахнет?

Я продолжала хмуро на него смотреть.

— Ну Стааааась, — почти завыл Сашка. — Ну пожааааалуйста! Ну так есть хочется… Ну давай я на колени перед тобой встану? Челом побью?

— У тебя и так это чело сегодня кулинарной лопаткой ушибленное, — проворчала я. — Не надо его ещё больше травмировать.

Он с показным покаянием опустил глаза.

— Ладно уж, так и быть. Накормлю я тебя. Только сначала переоденусь. Я туда и собиралась, пока ты меня не схватил.

И взгляд виноватый-виноватый.

— Почему ты на актёра не стал поступать? — съязвила я, но больше по инерции: уже не злилась. — У тебя же талант! Леонардо ди Каприо и Джонни Депп отдыхают.

— На Канарах?

— Нет! — фыркнула я, обходя Сашку и направляясь в комнату, чтобы переодеться. — На Луне!

— А как они там оказались? — проорал друг из кухни, когда я уже была в коридоре.

— На лебедях долетели!

На самом деле я не умею долго сердиться не только на Сашку. Я в принципе отходчивая. Не настолько, конечно, как мой шеф Шульц — у того вообще настроение может меняться в течение одной минуты — но всё же дуться целый день это не про меня.

Поэтому за завтраком нам с Лебедевым было хорошо и весело. И вкусно, конечно. Он закатывал глаза, нахваливая мои блины и сливочный соус, который я к ним сделала (я называю этот соус «как в детском саду»), утверждая, что ему ужасно повезло с женой. Я смеялась и говорила, что я пока ещё невеста, но Сашка только отмахивался:

— Это временно!

А потом наш покой нарушили. Позвонила Лидия Васильевна и заявила, что она нашла нам организатора свадеб, с которым непременно нужно встретиться сегодня. На мой резонный вопрос, что случится, если мы не встретимся, Сашка ответил «Видимо, конец света».

Но мы всё же решили не упорствовать и поехали в центр города на встречу с этим неведомым организатором абсолютно не нужной нам фигни.

Организатора звали Юлия. Это была очень миловидная девушка лет тридцати с короткими светлыми волосами и хищной улыбкой человека, обожающего деньги.

И всё то время, пока мы с Сашкой и Лидией Васильевной сидели вместе с ней в кафе, она нас на эти самые деньги активно раскручивала. Мама Лебедева, конечно, была не против — она вообще хотела шикарную свадьбу — но мы с «женихом» сопротивлялись, как могли. Двое на двое — битва нешуточная. Но упрямства нам обоим не занимать, так что мы с Сашкой победили.

Максимум пятьдесят гостей. Как раз для ближайших друзей и родственников — больше и не надо. Никаких выкупов невест! Сначала фотосессия с приглашённым фотографом, точнее, даже двумя. Один будет Сашку фотографировать, другой меня. Затем на регистрацию брака, потом фотосессия вместе с гостями на природе или, если будет плохая погода, где-нибудь ещё. А после сразу в ресторан. Никаких лимузинов, обычные машины. И голубей тоже не надо.

В общем, минут через сорок организатор свадеб начала кривиться и фыркать, но быстро была поставлена на место Сашкой. К моему удивлению.

— Ваше дело — сделать этот день незабываемо прекрасным, а не незабываемой пыткой, — отчеканил он, глядя на Юлию с холодком во взгляде. — Будьте добры прислушиваться к тому, что говорим мы с моей невестой. Иначе я буду вынужден отказаться от ваших услуг.

Платили девушке, видимо, прилично — она присмирела и стала меньше бесить нас с Лебедевым.

— А жалко, что вы не захотели свадьбу за городом, как Юлечка предлагала, — вдохнула Лидия Васильевна, как только мы вышли из кафе. — Шикарно бы получилось…

— Мама, мы уже это обсуждали, — отрезал Сашка, и я почувствовала такую волну благодарности к нему, что сама обняла и прижалась. Лебедев в ответ погладил меня по спине и чмокнул в щёку.

И вот вроде бы всё правильно и так, как я хотела… Но почему-то горько.

— Кстати, Стась… Надо нам на неделе сходить за платьем, — продолжила Лидия Васильевна. — Выбор платья — дело непростое…

Ну конечно… Да я любую одежду выбираю максимум минут двадцать. Ещё не хватало время на этот бред тратить. Бред, к тому же, фиктивный…

— Сходим, Лидия Васильевна, — смиренно ответила я, на что получила комментарий:

— Стасенька, ты можешь называть меня мамой.

Я кашлянула, а Сашка засмеялся, крепче прижимая меня к себе.

— Думаю, мам, это лишнее. Иначе мне тоже придётся так называть Стасину маму для справедливости, а я не смогу.

— Ну, как хотите, — фыркнула моя без пяти минут свекровь, и я, покосившись на Сашку, поинтересовалась:

— Может… тётя Лида?

Тётя Лида смилостивилась и приняла мой вариант под тихий смех своего сына и моего фиктивного жениха.

После встречи с организатором свадеб Сашка предлагал опять поехать к нему, но я отказалась. И дело было не только в легенде про «держит в чёрном теле», но и в целом в моей неловкости.

Мне нужно было привыкнуть. В квартире у Лебедева мне нравилось, но уровень неловкости ещё превышал отметку нормального, поэтому я сказала Сашке, что ночевать там буду пока не чаще двух раз в неделю. Он согласился, хотя и поворчал немного.

А вечером, когда я уже легла спать, на меня напала Ленка.

— Стааась… Стаааась… — начала она выть, словно баньши, заставив меня почти подпрыгнуть на постели.

— Чего тебе? — буркнула я, поворачиваясь на другой бок. Небось, опять про свадьбу поговорить хочет.

Сестра чуть помолчала, словно раздумывая, спрашивать или нет. Странно, обычно она вопрос вываливает сразу, не задумываясь, как самосвал щебёнку.

— А ты с ним уже спала?

О боже. Ненавижу разговоры на подобные темы.

Особенно с Ленкой!

— С кем? — я решила прикинуться ветошью.

— С Сашкой, конечно! — возмутилась сестра так, словно я не поняла, что дважды два четыре.

— А-а-а… угу. То есть, нет. Не спала.

Ленка немного подумала и решила уточнить:

— А почему?

— Потому что только после свадьбы. Держу его, — я усмехнулась, — в чёрном теле.

Сестра опять помолчала, но видимо, лимит вопросов исчерпан пока не был.

— А зачем?

— Что зачем? — я вновь прикинулась мешком из-под картошки.

— Ну… зачем держать в чёрном теле. Ты разве… не хочешь?

Внизу живота стало жарко. Не надо представлять ничего, Стася, не надо…

Подумай лучше о том, интересовали ли тебя саму такие вопросы в тринадцать лет? Хм. Нет вроде. Но тогда и интернета не было…

— Хочу, — ответила я с большим трудом. Словно вручную пыталась уложить асфальт… — Но если Сашка… меня любит, он потерпит. Месяц — не такой долгий срок.

Кажется, Ленка кивнула, соглашаясь. Ну, и чего ты спросишь на этот раз, сестрёнка?..

— Стась… а это приятно?

Да уж. Признаваться в том, что у нас с ней не такая огромная разница в этом смысле я, конечно, не стану. У Ленки вода в известном месте точно не задержится.

— Всё зависит от того, как ты относишься к своему партнёру, Лен. Если любишь — приятно. А если нет, то неприятно.

— Да-а-а?

— Конечно. Всё зависит от чувств, а не от физиологии. И вообще с этим лучше не торопиться, сестрёнка.

— Я и не хочу торопиться, — ответила вдруг Лена весьма твёрдо и решительно. — Я хочу, чтобы было волшебно. А когда торопишься, волшебно получиться не может.

Я бы пошутила, сказав, что когда тормозишь — тоже, но решила промолчать.

А потом сестрица всё же уснула. Но я, увы, так легко уснуть уже не могла. Своими вопросами Ленка растревожила воспоминания о прикосновениях Лебедева, и я лежала в темноте, представляя, каково это — быть с ним по-настоящему.

Что же это, а? Нельзя ведь. Но хочется.

И надо, чтобы он не узнал о том, насколько мне хочется.

В понедельник перед самым обедом позвонила Лидия Васильевна и сказала, что выбрала салон, в котором есть очень красивые платья, завтра вечером надо поехать. С ней самой и с моей мамой, конечно.

Я позвонила маме, предупредила её, столкнулась с волной ахов и восторгов. Поэтому на обед я пошла в весьма мрачном настроении.

Сашка, с которым мы вместе направились на бизнес-ланч в кафе неподалёку, это настроение просёк сразу.

— Что с тобой такое, Стась? — спросил он обеспокоенно, и когда я, вздохнув, пожаловалась на завтрашнюю экзекуцию по выбиранию свадебного платья, засмеялся.

— Ну и чего ты смеёшься? — почти провыла я. — Они меня там будут мариновать в этих платьях до состоянии квашеной Стаси. И наверняка захотят купить платье а-ля кукла Барби или баба на чайник. А я не хочу!!!

— Нда, — хмыкнул Лебедев. — Прям целая драма. Но ты права, наши с тобой мамы в этом салоне тебя сомнут, как два бульдозера. Так что… возьми с собой Ксюшку.

Я от неожиданности даже остановилась посреди улицы.

— Ксюшку?..

— Конечно. Ты ведь знаешь — это не человек, а железобетон. Будет у тебя там надеждой и опорой, вдвоём справитесь. Заодно себе платье купит, ей ведь тоже надо наверняка.

— Да ты там цены видел?! Это что-то страшное! Я понимаю, что всё за твой счёт, но всё равно неловко.

— Ой, да перестань, — Сашка поморщился, — поверь, то, что я потрачу — капля в море по сравнению с доходами моего отца. Комариный укус.

— Но это ведь твои деньги, а не отца!

— Неважно. Я тоже не обеднею. Так что зови Ксюшку, выберете ей там тоже платье за мой счёт. Пусть порадуется. А то она очень редко радуется.

— Это точно…

Уговаривать подругу и не пришлось. Она сразу согласилась оказать мне посильную помощь и поддержку, а услышав, что может купить себе платье за счёт Лебедева, засмеялась и сказала, что с неё тогда отличный свадебный подарок в двойном размере.

Мне сразу стало легче. Я имела определённое представление о том, как должно выглядеть моё платье, и собиралась на нём настаивать.

На следующий день мы с Сашкой отпросились у Шульца в пять часов вечера, захватили возле метро Ксюшку и помчались в свадебный салон. По пути эта парочка чуть не свела меня с ума всякими подколками на тему будущего выбора платья, угомонились они только когда я сказала, что ещё немного — и я выпрыгну из машины прямо на ходу.

Лидия Васильевна и моя мама уже ждали нас возле салона. Будущая свекровь светилась предвкушающим энтузиазмом, мама переминалась с ноги на ногу и вообще выглядела неуверенно. Видимо, Лидия Васильевна уже завела её внутрь и показала что-нибудь. Но заметила мама наверняка только одно: цены.

— Пока вы будете развлекаться, я посмотрю мужские костюмы, — сказал Сашка, на секунду приобняв меня и чмокнув в щёку. — Там они в соседнем зале.

— Только ничего не покупай, — с беспокойством заметила Лидия Васильевна. — Костюм надо в пару к платью! Чтобы подходил.

Мы с Лебедевым разом расплылись в ехидных улыбках. Обсуждали с ним накануне эту тему. Он, как и я, считал, что к белому платью невесты подходит любой классический костюм жениха. И собирался купить всё сам, пока меня тут мучают. Не хотел, чтобы его мучали так же.

Мы вошли внутрь и разделились — мальчик налево, девочки направо. На нас сразу же напали две консультантши и стали показывать, по их словам, то, что обязательно мне подойдёт.

Наверное, если бы рядом не стояла Ксюшка, улыбаясь своей фирменной улыбкой дружелюбного крокодила, я бы завизжала и умчалась из этого салона со свистом и скоростью межконтинентальной ракеты. Но периодически смотрела на подругу — и успокаивалась.

Постепенно ужас из глаз моей мамы уходил, она начала осматриваться с интересом и даже предлагать мне платья на свой вкус. Те самые, которые я называла «баба на чайник» — с облегающим верхом и юбкой, которая не поместится ни в один дверной проём.

Лидии Васильевне нравились другие платья — с кружевным верхом, застежкой под шею, открытой спиной и длинной-предлинной юбкой со шлейфом.

— У тебя такая фигура, Стасенька! — говорила она мне с жаром. — Грех не показывать! Такое платье очень подчеркнёт твою грудь! И талию, и попу!

Ага, а ещё я обязательно наступлю на этот шлейф и грохнусь, расквасив себе нос. Да и голая спина… Нет, это не для меня. Кроме того, мне не нужно было ничего «подчёркивать» — моей целью было пережить этот день без потерь для здоровья. И платья со шлейфом в последний пункт никак не укладывались.

— А как тебе такое? — спросила вдруг Ксюша, вытаскивая наружу одну из вешалок. Обе мамы тут же скривились, а вот я, наоборот, обрадовалась.

Подруга угадала мои желания и протягивала именно то, о чём я думала. Платье в греческом стиле — облегающий верх без рукавов, ненавязчивая вышивка под грудью, эту самую грудь подчёркивающая, и простая белая юбка в пол. И никаких шлейфов, и ткань на ощупь приятная… И декольте не очень большое, и спина закрытая. Открытые только плечи, но это ничего — плечи у меня симпатичные.

— Слишком просто, — фыркнула Лидия Васильевна, но я покачала головой.

— Всё гениальное просто… тётя Лида. Спасибо, Ксюш. Пойду, померяю, пожалуй.

— Возьми ещё какое-нибудь для сравнения! — воскликнула будущая свекровь, а моя собственная мама согласно закивала. — Вот хоть это!

Мне протянули кружевное платье с большим бантом на талии. Ксюшка фыркнула — видимо, представила меня в подобном ужасе — и я вежливо отказалась, заявив, что остановлюсь пока на одной модели.

Подруга помогла мне разоблачиться и застегнуть платье. Выглядело оно, конечно, немного странновато — рукавов-то не было, а лифчик на мне был чёрный, поэтому лямки торчали весьма недвусмысленно. Но в остальном смотрелось неплохо.

— Шикарно, — сказала Ксюша, кивая. — То, что тебе нужно. Лаконично, стильно, нежно. Только болеро ещё нужно купить.

— Болеро?

— Накидку такую. Кружевную. — Она усмехнулась. — Твоей маме и будущей свекрови понравится. И бельё под это платье надо подобрать…

— Бельё я сама, — отрезала я почти агрессивно, и Ксюша засмеялась. — Вот это я точно сама. Платье ещё ладно, но я терпеть не могу, когда мне советуют лифчики. И трусы.

— Ещё чулки надо. И подвязку.

— Какую такую подвязку?

— Свадебную. Не слышала? Её на свадьбе жених снимает с невесты и… э-э-э… кидает.

От удивления я чуть не села на пуфик в углу примерочной.

— Снимает?! Кидает?! Куда?!

— Не куда, а кому. Друзьям своим неженатым. Как невеста кидает букет, жених кидает подвязку. Кто поймает — тот первый женится.

Я открыла рот и протянула:

— Как страшно жить…

Ксюша захихикала, глядя на меня лукавыми чёрными глазами.

— Слушай… ну я понимаю — девушки, им по статусу положено мечтать о муже. А парни-то? Они от этой подвязки должны в разные стороны разбегаться, как от бубонной чумы.

— Вот и увидим, — ответила подруга, и я смущённо кашлянула. Меня больше волновал, конечно, не факт швыряния, а факт снимания. Если я правильно понимаю расположение данной подвязки, Сашке придётся залезать ко мне под юбку.

Чего бы мне очень не хотелось.

— А без подвязки нельзя? — протянула я тоскливо. Ксюша пожала плечами.

— Думаю, можно. Но не так весело. Да ладно тебе, Стась! Можно подумать, ты от этого умрёшь. Зато все поржут!

Вот именно… Чувствую, на этой свадьбе всем будет весело. Кроме меня.

Потом меня ещё немного помучили, выбирая болеро… и подвязку. Я бурчала, говорила, что не нужен мне этот ужас, но тут меня предала даже Ксюшка. Трое на одного — и я сдалась. И стала обладательницей маленькой и беленькой кружевной штучки, которую в день свадьбы мне предстояло нацепить себе на бедро.

После этого мы выбрали платье Ксюше. Розово-лиловое, свободного покроя, и с лямкой на серебряной застёжке через одно плечо. Выглядела подруга в нём совершенно божественно.

Итак, миссия была выполнена, и мы направились к выходу из салона, где нас уже ждал Сашка, довольный и с пакетом. У Лидии Васильевны сразу вытянулось и посуровело лицо.

— И что ты купил?

— Костюм, конечно, — ответил мой друг, а по совместительству нахал и наглец. — Понравился там один. Не удержался.

А взгляд хитрый-хитрый…

Стоящая рядом со мной Ксюшка затряслась от беззвучного смеха. У меня уже не было сил смеяться, поэтому я просто улыбнулась.

Лидия Васильевна, конечно, немного поругалась для порядка. Но, заглянув в пакет, успокоилась. Мне же и заглядывать туда было не надо — я абсолютно доверяла вкусу Лебедева и понимала, что ничего ужасного он купить не мог.

— Ты сегодня со мной, Стась? — спросил Сашка, закидывая пакеты с покупками на заднее сиденье после того, как мы вышли из свадебного салона. Я неуверенно покачала головой.

— Нет. Домой поеду.

Лебедев надул губки, почти как маленькая капризная девочка.

— Эх, а я уж размечтался…

— Мечтать не вредно. Но бесполезно в нашем случае.

— Придётся ждать первой брачной ночи, — картинно вздохнул Сашка, и я чуть покраснела. Ксюша и обе мамы расплылись в понимающих улыбках. — Тогда как?

— Я на такси доеду, — сказала Лидия Васильевна.

— А я на метро, — пожала плечами Ксюша. — Мне отсюда недалеко и удобно.

— Тогда я довезу Стасю и Анну Викторовну до дома, а потом уже к себе, — кивнул Сашка.

— Стась, — вдруг вспомнила будущая свекровь, — а может, ещё быстренько в салон с бельём зайдём? Тут рядом есть неплохой.

— Нет, — быстро ответила я. — Я сама бельё куплю.

— А я помогу выбрать, — вставил свои пять копеек Лебедев, и я гневно на него посмотрела.

— Размечтался!

— А что? — возмутился «жених». — Ты же его для меня будешь покупать, а не для себя!

Так. Кто-то точно огребёт…

— Я просто покажу тебе, наставлю, так сказать, на путь истинный…

— Ну ладно тебе её смущать, — мягко сказала Ксюша, погладив меня по плечу. — Потом решите, попозже. И без свидетелей.

— Вот именно, — нахмурилась я и почти тут же охнула, когда Сашка схватил меня за руку и привлёк к себе, чтобы обнять и горячо поцеловать в губы.

— Не сердись, любимая, — шепнул он, но так, чтобы все слышали. — Сделаю, как ты хочешь. Всё сделаю, как скажешь.

— Саш… — я хотела попросить его перестать, но больше не могла связать ни слова. Голос сел, почти как батарейка. И это «Саш…» получилось каким-то слишком хриплым и страстным.

Лебедев смотрел только на меня, и глаза его почему-то казались мне темнее, чем обычно. И взгляд был такой… Он жёгся, словно огонь. И обжигал не только моё лицо, но и что-то глубоко внутри.

— Хм… ребят, мы вам не мешаем?

Кажется, это сказала Лидия Васильевна. И Сашка словно очнулся.

— А как ты думаешь, мам? — спросил он весело, чуть отстраняя меня от себя, но продолжая обнимать. — По-моему, это очевидно.

— Ясно, — хмыкнула будущая свекровь. — И всё же… я думаю, нам пора ехать.

— Пора, — кивнул Сашка, легко подталкивая меня к своей машине. — Садись, Стась. И вы тоже, Анна Викторовна.

Минут через пятнадцать мы уже мчались по одному из московских проспектов, где каким-то чудом не было пробки, Сашка болтал с моей мамой о всяких глупостях, а я напряжённо думала.

И немножко боялась…

На следующий день я хотела улизнуть из офиса перед обедом, сходить в ближайший торговый центр за бельём, но Сашка как чувствовал и поймал меня у выхода.

— Куда собралась? — улыбнулся он почти ехидно, обнимая меня и привлекая к себе, как любимого плюшевого мишку. Точнее, плюшевую белочку… — Не пущу-у-у!

— Сашка, прекрати! — я не знала, чего мне хочется больше — засмеяться или стукнуть Лебедева чем-нибудь по башке? — Я же сказала, что сама!

— А я тебя просто провожу, — невинно хлопнул глазами друг. — А то вдруг заблудишься!

— Я никогда не страдала топографическим кретинизмом!

— Это точно, — согласился Сашка. — Кретинизма в тебе ну ни капельки нет. Зато во мне — полный организм! И сопротивление бесполезно, так и знай, женщина! — И Лебедев потащил смеющуюся меня к выходу из здания.

Большой торговый центр находился напротив нашей работы и хороший отдел с бельём был там на втором этаже. По пути я поминутно старалась отвлечь Сашку — говорила что-то, показывала, и когда он смотрел в другую сторону, пыталась удрать. Увы, Лебедев довольно-таки быстро меня ловил и в итоге даже за руку взял, чтобы не убежала.

Но не зря он говорил, что я самая сообразительная девушка из всех, кого он знает. Увидев по пути ювелирный, я заявила, что мне нужно выбрать украшения к свадебному платью, и завернула туда. И пока Сашка глубокомысленно рассматривал витрины, аккуратно подалась назад, выскочила из магазина — и припустила куда глаза глядят. Оторвавшись, шмыгнула в попавшийся мне на пути книжный и спряталась там среди полок. Выждала минут десять, выглянула — в холле торгового центра Лебедева не было. Выдохнула и направилась в магазин с бельём.

Вообще красивое бельё — моя тайная страсть и, пожалуй, единственная подобная слабость. Обожаю красивые бюстгальтеры и трусики в комплекте. Это сильнее моего рационального начала.

Поэтому я там слегка задержалась, рассматривая разнообразные комплекты — чёрные, красные и даже жёлтые. И только минут через пятнадцать вспомнила, за чем, собственно, пришла.

Белый бюстгальтер из полупрозрачной ткани без лямок попался мне на глаза довольно быстро, и я почти влюбилась в него. Обожаю такое бельё. Его можно под любую кофточку надевать — и ничего не просвечивается. Ткань тонкая-тонкая, почти невесомая… да, когда раздеваешься, немного неприлично смотрится — соски видно очень хорошо — но кого это волнует? Раздеваться мне всё равно предстоит в одиночестве.

К бюстгальтеру прилагались трусики, конечно, такие же полупрозрачные. Ещё я выбрала чулки и к ним пояс — и направилась в примерочную. Не люблю покупать бельё без примерки, обязательно будет какой-нибудь сюрприз. То грудь нормально не держит, то косточки куда-нибудь впиваются, то трусики маловаты — попа-то у меня не маленькая теперь. Не то, что на первом курсе института.

Я сняла с себя пиджак, блузку, аккуратно повесила всё на плечики. Надела бюстгальтер и посмотрела в зеркало. Идеально! Мою довольно тяжёлую грудь третьего размера держит замечательно, красиво так очерчивая, и удобно очень. Так, теперь трусики.

Я стащила брюки и собственные трусы, аккуратно, чтобы не порвать, надела пока ещё не купленные. Ух…

Боже. У меня никогда в жизни не было настолько развратного белья. Оно совершенно ничего не скрывало, наоборот — выставляло напоказ. И тёмный треугольник волос внизу живота притягивал даже мой собственный взгляд.

Теперь пояс. Чулки мерить не буду — там размер есть — хотя консультант сказала, что при необходимости можно померить, но за дополнительную плату, если покупать не будешь. А вот пояс приложу, любопытно же — никогда не носила ничего подобного.

Но приложить пояс я не успела — в кабинку, отодвинув шторку, шагнул мрачный-премрачный Лебедев. И я настолько обалдела, увидев его, что даже промолчала, просто тупо пялилась на Сашкино отражение, вытаращив глаза.

Лебедев тоже вытаращил глаза, застыв возле шторки. Потом его взгляд из удивлённого превратился в заинтересованный и заскользил по мне, обжигая не хуже огня.

— Выйди! — прошипела я, отмирая. Одной рукой прикрыла грудь, а другую положила между ног. Вот только меня это не спасло — тело продолжало реагировать на жаркий взгляд Лебедева.

— Если бы ты от меня не убежала, я бы даже не зашёл, — хмыкнул Сашка, делая шаг вперёд и останавливаясь прямо за моей спиной. — Просто подождал бы, пока ты выберешь и выйдешь. Но ты убежала… и я зол, Стась.

Его дыхание пощекотало мне шею. Сашка, не отрывая глаз от нашего отражения, чуть опустил голову и втянул носом воздух возле моего плеча. А потом легко дотронулся до него губами.

Я вздрогнула.

— Выйди, Саш.

— Нет, Стась, — ответил он просто. — Опусти руки.

— С ума сошёл? — процедила я. Если бы мы были не в магазине, а дома, я бы уже заорала и треснула ему чем-нибудь, но затевать скандал в общественном месте… Нет, я не способна на такое.

— Опусти. Я не буду трогать, обещаю.

— Зато ты будешь смотреть!

Сашкины губы чуть дрогнули.

— Конечно, буду. Кто же откажется от подобного зрелища?

Я продолжала стоять на месте, напряжённая, и прикрываться руками.

— Ладно. Не хочешь, как хочешь. Тогда смотри так.

Секундой спустя я охнула. Лебедев сначала чем-то зашелестел за моей спиной, а потом опустил на мою голову… нет, не диадему и не корону, а очень изящный ободок, напоминающий цветочную веточку. С жемчугом… Я так люблю жемчуг!

Я даже не заметила, как подняла обе руки и с восхищением дотронулась до украшения. Красота… Какая же красота!

А Сашка между тем уже застёгивал что-то на моей шее, и я, опустив взгляд ниже, обнаружила там тонкое ожерелье в комплект к ободку на голове.

— Это… где ты нашёл такую прелесть? В том ювелирном?

— Нет, — Лебедев покачал головой, изучая моё отражение. — Тут недалеко салон свадебных украшений, я завернул, когда понял, что ты убежала. А потом, возвращаясь, увидел этот магазин, зашёл и спросил про девушку в очках и чёрном костюме. Сказал, что ты моя невеста, даже украшение показал. И мне кивнули на эту примерочную.

Во время своего монолога Сашка положил ладони мне на талию, и я застыла, тяжело дыша и не зная, чего хочу больше — чтобы он вышел или… чтобы позволил себе больше.

А взгляд Лебедева просто прожигал моё тело. Грудь, соски, треугольник волос между бёдрами… Везде сладко ныло. И ноги подкашивались.

— Ты это купишь? — спросил Сашка чуть хрипло, поглаживая мою талию.

— Да, — прошептала я и не узнала собственный голос.

— Очень красиво, — ладони Лебедева медленно переползли на живот и уже скользили в опасной близости от верха трусиков. — Очень, Стась.

Он замолчал. И я тоже молчала.

Сашка сильнее опустил ладонь и коснулся тонкой ткани белья. Я следила за его движениями в отражении, почти теряя сознание одновременно от смущения и желания получить больше.

Я не знаю, заметил ли это Лебедев, но я ясно видела, как сверкают мои глаза в зеркале. Впрочем… Сашка не особенно смотрел мне в глаза.

— Самая потрясающая грудь из всех, что я видел, — сказал он, поднимая ладони и проводя ими в опасной близости от чашечек бюстгальтера. — И сладкая, наверное…

— Представляю, сколько груди ты пересмотрел за свою жизнь, — съязвила я, смущаясь.

— Не так много, как ты наверняка думаешь, — засмеялся Лебедев. — И твоя лучшая. — Сашка вдруг отпустил меня и сделал шаг назад. — Я пойду. Ты переодевайся, потом оплатим покупку — и обратно на работу.

— Подожди… — забеспокоилась я. — А украшения?

— Ах, да…

Лебедев вновь подошёл, снял с меня ободок и ожерелье, а потом внезапно развернул лицом к себе — и поцеловал с таким жаром, схватив ладонями за плечи, что меня словно молнией пронзило.

— Это тебе за то, что убежала, — шепнул он мне в губы, когда наконец выпустил их. — Непослушная девочка Стася. Больше так не делай.

— Да, — выдохнула я, и Лебедев, напоследок посмотрев мне в глаза так, что коленки задрожали, вышел из примерочной.

Мне понадобилось минут двадцать, чтобы прийти в себя от случившегося и вспомнить, что Сашка тот ещё авантюрист и никогда не отказывался от возможности меня подразнить. Правда, сексуальный подтекст он использовал редко. А в этот раз… так совпало. Я в белье, он с украшениями. Романтика!

Блин, самой смешно.

Я слишком хорошо помню его небрежное «Просто я тебя не хочу», чтобы воспринимать всё это всерьёз. «Самая потрясающая грудь»… Ага, конечно. Так я и поверила. Хорошо, что действительно лапать не стал, а то я бы рассердилась. Ну, потом. Сначала, конечно, растаяла бы, а затем уже рассердилась.

Вечером Сашка предложил поехать к нему, и когда вместо ответа я язвительно на него посмотрела, расхохотался.

— Да ладно тебе, Стась! Не сердись.

— Я не сержусь. Я в негодуе.

— Где-где?

— В негодуе.

— Это что же за негодуй такой?

— А это такое место, куда всяким… негодяям, наглецам и нахалам лучше не соваться!

Сашка опять засмеялся.

— Ладно, я понял! Сегодня соваться не буду. А завтра ко мне поедем?

Я нахмурилась. Лебедев сделал невинные глаза… и я сдалась.

— Хорошо. Завтра поедем. Но…

— Да знаю, знаю. По ушам тебя не хлопать.

— И не только по ушам, — фыркнула я, заставив Сашку ещё раз расхохотаться в полный голос. А учитывая, что мы в это время топали по улице к метро, оборачивалась на нас активно…

Дома, уже ближе к ночи, ко мне вновь пристала Ленка.

— Ста-а-а-ась… Ста-а-ась… — завела она свою шарманку, когда я облачалась в ночнушку.

— Угу?

— А покажи платье-то! Мама сегодня сказала, вы уже купили. А я не видела!

Ну блин, мама. Хотя Ленка всё равно бы узнала… Но лучше позже. Или никогда.

— Я не могу ничего показать — платье лежит у Сашки дома.

— У Сашки?! — сестра удивилась.

— У него.

Конечно, у Лебедева. Я же не хочу, чтобы Ленка разрисовала моё свадебное платье узорами из зелёнки. Мы с ним специально обговаривали этот момент — все вещи, нужные мне в день бракосочетания, он привезёт рано утром собственно в этот день. Тоже определённый риск — мало ли, какое у Ленки в этот день будет настроение? — но это лучше, чем хранить всё здесь целый месяц.

А сестра между тем надулась, как мышь на крупу. Руки на груди сложила, бровки нахмурила… Ну ни дать ни взять боевой хомяк.

— Ты со мной никогда ничем не делишься! — заявила Ленка и обиженно шмыгнула носом.

Я аж села.

— Чего?..

— Того! Книжки мои — не тронь. Комп мой — не лазь. Полка моя — не шарь.

Я даже не знала, что сказать.

Получается, вот так она воспринимает мои попытки оградить личное пространство?..

— Тебя вообще ничего не интересует, кроме работы твоей! — продолжала Ленка ещё обиженнее. — Ты даже по выходным работаешь!

Ну… да, правда. Я часто брала внештатку. С моей зарплатой это не удивительно. И бывало, что сидела над работой все выходные…

— Лен…

— Тебе чего не скажи — не интересно, не отвлекай, подожди! Ты реагируешь, только если тебя иголкой в бок ткнуть!

Да-а-а. Бывало в нашей «войне» и такое.

— В конце концов, есть у меня сестра или нет?! — заключила Ленка и… отвернулась от меня, уставившись в стену.

Что-то щёлкало в моей голове, как механизм, который был не смазан, и вдруг кто-то вылил на него немного масла. И я лихорадочно пыталась сообразить, что делать дальше.

Пересела к сестре на кровать, положила ладонь ей на плечо.

— Ты выслушаешь меня, Лен? Ты способна слушать? Или ты можешь только говорить?

Она недовольно запыхтела

— Способна, — огрызнулась, но руку с плеча не скинула.

— Конечно, у тебя есть сестра, — начала я, старательно подбирая слова. — Просто эта сестра — не такая, как ты, Лен. Тебе нужно либо принять этот факт, как данность, и тогда мы с тобой сможем нормально общаться, либо… не принимать. И тогда, ещё через несколько лет, общаться мы почти перестанем.

Она молчала. Уже хорошо. Может, дойдёт хоть что-то?..

— Я, так же, как и ты, человек, и у меня есть недостатки. Да, я не люблю, когда трогают мои вещи, но ты, Лен, делаешь это большей частью без разрешения, разве нет?

— Ты не разрешишь! — буркнула сестра.

— Возможно. Но ты ведь даже не пробовала. Ты попробуй, а там посмотрим. И то, что я не разрешаю, не значит, что я тебя не люблю. Очень люблю, Лен. Но я не вещь, я не могу принадлежать тебе одной.

— Ты на меня вообще внимания не обращаешь! — взвилась сестра, и я чуть усмехнулась. Прекрасный способ заставить обратить на себя внимание — нарисовать усы зелёнкой.

— Обращаю. Не обращала бы, не разговаривала бы сейчас с тобой. Просто… давай договоримся. Сможем мы договориться, Лен, как ты считаешь?

Она попыхтела немного. Я прекрасно понимала, что она сейчас чувствует. Сестру одновременно взрывали изнутри привычка противоречить и то, что называют здравым смыслом.

Второй победил. Ура!

— Ну и? — спросила Ленка, поворачиваясь ко мне лицом. — О чём договариваться-то?

Вот он — самый сложный момент.

— О том, что ты не будешь трогать мои вещи без разрешения и пакостить мне. Если тебе хочется провести со мной время — скажи об этом. А я взамен пообещаю, что покажу тебе и платье, и украшения, и возьму тебя на придумывание причёски и макияжа к стилисту. И тебя мы там тоже причешем и накрасим.

Глаза у Ленки загорелись.

— И я очень-очень постараюсь уделять тебе время, сестрёнка. Очень постараюсь.

Она фыркнула, но я видела, что лёд треснул.

— И не будешь работать день и ночь?

— Постараюсь, — ответила я дипломатично. Я всегда была трудоголиком и иногда совершенно не ощущала, когда пора заканчивать батрачить и начинать уже отдыхать.

— Ладно, — кивнула Ленка. — Так и быть. А когда платье покажешь?

Я задумалась.

— В выходные. Заодно сходим с тобой в салон свадебных букетов. А потом надо будет купить тебе платье, украшения и туфли…

— И сумочку! — подпрыгнула на кровати сестра. — Я хочу сумочку! Маленькую такую, на цепочке!

Хм…

— Хорошо, — согласилась я. Сумочка — малая цена за моё спокойствие.

Но Сашка точно в трубу вылетит с этой фиктивной свадьбой. Могу поспорить, что через несколько лет, когда он решит жениться по-настоящему, вообще никакой свадьбы уже не захочет…

На следующий день я опять наведывалась в торговый центр, только теперь уже за туфлями. Беленькие, на невысоком каблучке — идеально. И буду не выше Сашки. Он ведь не переживёт, если я нацеплю высоченные шпильки… Впрочем, я тоже не переживу. Я с них грохнусь.

Вечером Лебедев заявился в комнату, где я сижу, встал возле стола и грозно вопросил:

— Ну?

Мои коллеги подняли головы от компов, блестя глазами, полными любопытства.

— Баранки гну, — фыркнула я, и Сашка сложил руки на груди, свёл брови. Ой, боюсь-боюсь!

— Стася-я-я… Кое-кто кое-что обещал.

— Да-а-а?

— Да!

— Ну, раз я обещала… А обещания надо выполнять…

— Вот именно.

— Иду я, иду…

Я выключила компьютер, засунула в сумку мобильный телефон и вышла из комнаты, попрощавшись с коллегами.

— Отлично! — обрадовался Сашка, шагая следом. — Меня сегодня покормят!

Я не удержалась от смешка.

— А обычно тебя кто кормит-то? Господин «Роллтон»? Или «Доширак»?

Лебедев скривился.

— Нет уж, мне ещё жизнь дорога. Рестораны меня кормят. Ну или сам себе могу что-нибудь сготовить.

— А-а-а… Пельмени сварить?

— Типа того, — хмыкнул Сашка. — Или яичницу пожарить. С колбаской.

— Холостяцкий набор.

— Точно. А ты что мне приготовишь, Стась?

— Честно? Не думала как-то.

— А ты поду-у-умай!

Я подумала и спросила у Лебедева, когда мы уже почти зашли в метро:

— Лапшу по-тайски будешь?

Я знаю — он такие штуки любит.

И точно. Глаза у Сашки загорелись, как два фонарика.

— Бууууду!

— Тогда надо в магазин. У тебя же, небось, нет ничего дома?

— Ну не прям уж совсем ничего…

Я фыркнула.

— Да, конечно. Пельмени есть! Но пельмени нам не нужны. Если только их в фарш порубить…

— Добрая ты, Стась.

— Я зна-а-аю! — протянула я, и Сашка заржал.

В магазине Лебедев дал жару. У меня появилось ощущение, что он собирается кормить не нас с ним, а целую дивизию. Хватал не только то, что было нужно мне по рецепту, но и ещё кучу всего. Особенно всяких печенюшек…

— Сладкоежка, — пробурчала я, сама облизываясь на многочисленные набранные Сашкой вкусности.

— Увы мне, грешному, — грустно кивнул друг. — Я же один, как перст, вот и заедаю свою тоску печеньем и конфетами. Но теперь мне не будет скучно!

— Да уж. Теперь ты будешь мучить меня.

— Не-е-ет. Теперь я буду кормить тебя конфетами!

— Ничего у тебя не выйдет.

— Это ещё почему?

— У меня аллергия на шоколад.

Сашка задумался.

— Не знал… Ну ладно. Тогда печеньем буду кормить. Или вафельками…

— Ты прям какой-то сладкоежный фетишист. Ничего, я тебя перевоспитаю! — я погрозила Лебедеву упаковкой с чипсами «Принглс», который этот не любитель «Доширака» под шумок спрятал в тележку.

Друг хмыкнул, а потом вдруг подскочил ко мне, крепко-прекрепко обнял и прошептал на ухо жарким шёпотом:

— Перевоспитай меня, Стася… Перевоспитай…

И всё бы ничего, но Сашка при этом ещё и укусил меня за мочку! Не сильно, конечно, и я бы простила, если бы Лебедев для полного счастья эту укушенную мочку потом не лизнул!

Горячий Сашкин язык пополз ниже, по шее, и я почти взвизгнула, хлопнув ему упаковкой с чипсами по голове:

— Перестань! Я не твой ужин!

— Угу. Ты мой десерт, — ответил этот нахал и наглец, напоследок чмокнул меня в шею — весьма смачно, кстати — и отпустил.

— Гад ты, Сашка, — сказала я устало, ощущая, как внизу живота словно бы пружина скручивается. — Я к нему, понимаешь, со всей душой, а он меня десертом обзывает.

Лебедев смотрел на меня как-то странно. Я ожидала, что он засмеётся, как всегда, но он не засмеялся, усмехнулся только. И сказал очень мягко, совсем не свойственным себе тоном:

— Извини, Стась. Плохой из меня жених. Может, хоть муж лучше получится?

Я почему-то смутилась. И сама не могла понять, почему…

— Не говори ерунды. Хороший ты… и муж, и жених… и человек. И вообще, ты закончил с покупками-то, хороший мой? Или мы ещё что-то не взяли?

— Да вроде всё, — Лебедев будто очнулся и вновь стал прежним шкодным Сашкой. — А больше мы не унесём. Я же не Александр Терминатор, а Александр Ленивец. Хотя, нет! Вспомнил. Давай ещё пива возьмём!

— Давай, — пожала плечами я, про себя подумав: главное — закусывать. А то напоит меня этим пивом, а утром окажется, что мы ночью «поженились».

Думаете, мы — это я и Лебедев? Не-е-ет. Мы — это я и его унитаз.

Лапша по-тайски получилась объедение. Впрочем, я вообще хорошо готовлю. Не гениально, просто хорошо. Снимать с курицы кожу целиком, а потом надевать обратно, не повредив, я, конечно, не умею, но если не брать во внимание этот факт — готовлю очень даже неплохо.

Так что лапшу с курицей по-тайски Сашка уплетал за обе щёки. Причмокивая и закатывая глаза.

Я ещё салат порубила — люблю я салаты, да — и его Лебедев тоже схомячил. И уже потом, когда я для полного счастья заварила ему чай в заварочном чайнике (а не пакетик в кружке) и поставила перед носом тарелку с печеньками, Сашка похлопал себя по изрядно раздувшемуся животу и заявил:

— Вот каждый день бы так!

Я фыркнула.

— Тебе кухарка нужна, а не жена.

— А я и не спорю, — засмеялся Лебедев. — Но если бы я взял одну кухарку, без жены, родители бы от меня не отстали и довели до нервной трясучки. А так — и волки сыты, и овцы целы.

От смеха я чуть под стол не свалилась.

— Ов-в-цы-ы-ы… Это ты о своих бывших подружках, что ли?

— Да хоть бы и о них, — пожал плечами Сашка.

— А знаешь, как я их называла?

— Как?

— Царевны Лебедева.

Сашка кашлянул, а потом захохотал так, что стены задрожали.

И я вдруг поймала себя на мысли, что наизусть знаю все его реакции. Каждую ухмылочку, оттенки смеха, выражение лица когда он доволен, зол или вообще пьян. Мне кажется, я даже Ленку так не знаю, как Лебедева.

Наверное, эта мысль не должна была меня удивлять, но она удивила…

— Мы, между прочим, про пиво с тобой забыли, — вдруг сказал Сашка, разбивая мою задумчивость. — Пошли, может, в комнату, посмотрим чего-нибудь под пивасик? И «Принглс».

Я поморщилась.

— Саш, ну ты же чай уже попил…

— Ну и что? Я чуть погодя, через полчасика. Как раз чай прольётся дальше и можно будет лить сверху пиво.

— Извращенец…

— Какой уж есть. Но ты же меня всё равно любишь, да?

— Угу, — я хмыкнула. — Обожаю.

Пива я всё же выпила — не удержалась. Сложно удержаться, когда по телевизору идёт твой любимый фильм — «Служебный роман» Рязанова — а Сашка размахивает рядом коробкой с чипсами и в воздухе вкусно пахнет тёмным пивом. Хорошим пивом, настоящим, дорогим.

И я, улыбаясь и похрустывая чипсами, вспомнила, как давно-давно, курсе на втором, Лебедев объяснял мне:

— Знаешь, как отличать хорошее пиво от плохого? У правильного пива пена большая, плотная, высокая, и когда отпиваешь — на бокале остаются чёрточки. Сколько глотков — столько и чёрточек.

Я тогда покосилась на свой бокал, где не было ни одной чёрточки, и Сашка глубокомысленно фыркнул.

— Разбодяженное. Тут не только чёрточек, тут и пены не было.

Да-а-а… Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.

— Ты чего улыбаешься, Стась? — нынешний Лебедев смотрел на меня с интересом. Зажевал чипсину. — Мда, химия… Но вкусно.

— Вспомнила, как ты меня учил отличать хорошее пиво от плохого.

Сашка рассмеялся.

— Да, это было забавно. Ты так серьёзно меня слушала… Знаешь, Стась… я никогда не говорил тебе… но мне это страшно льстило.

— Что? — удивилась я.

— Льстило. Нет, точно пиво в голову ударило, раз я решил об этом сказать. Ты, такая умница, отличница, красавица…

— Угу, спортсменка и комсомолка…

— Вот-вот. И дружила со мной.

— И что тут такого? — я подняла брови. — Ты хочешь сказать, что ты не красавец?

Сашка поперхнулся пивом.

— Кр-р-р… ну, может быть. Тебе виднее.

— Вот-вот, — передразнила его я. — Ты очень красивый, гораздо красивее меня. И умный, ты всегда соображал отлично. И закончил институт с красным дипломом, как и я!

— Если бы не ты, Стась, я бы никакого красного диплома не получил.

— Не прибедняйся. Ты, конечно, ленивец, но не до такой степени. И не идиот. И вообще, — я фыркнула, — ты специально, что ли? Хочешь, чтобы я тебя хвалила?

Лебедев посмотрел на меня с пьяной укоризной во взгляде.

— Это я тебя хвалю, дурочка. Льстила мне твоя дружба! И сейчас льстит. Что ты меня, дурака, равным себе считаешь.

— Ты меня сам только что дурочкой назвал, — не менее пьяно заявила я. — Так что… зараза к заразе не пристаёт! Ой, нет, не то…

И пока Сашка ржал, я тщетно пыталась собрать мозги в кучу и вспомнить, что хотела сказать.

— Яблочко от яблони недалеко падает? Нет, не то… А, во! Скажи мне, кто твой друг! Точно!

— Гыгыгы, — продолжал ржать Лебедев, даже похрюкивая, и я, посмотрев на него внимательно-внимательно, заключила:

— Всё! Больше не пей.

— Чего это? — он так удивился, что даже ржать перестал. — Мы только по две бутылки с тобой выпили. У меня лимит — пять!

— У нас столько нету.

— Да? — Лебедев, кажется, огорчился. — Чёрт. А я надеялся довести тебя до кондиции…

— Чего-о-о?

Сашка хмурился, явно пытаясь собрать разбегающиеся, словно тараканы, мысли.

— Ты мне как-то сказала, что если много выпить, то щекотки не чувствуешь.

— Да?!

Интересно, когда я могла это сказать?!

— Точнее, чувствуешь, но не щекотно.

— Да?!

— И я хотел проверить, — Сашка отставил в сторону свою бутылку, отодвинул пачку с чипсами подальше на край стола и пересел ко мне вплотную, — сколько тебе нужно выпить, чтобы ты перестала чувствовать щекотку!

— Точно больше… А-а-а-а-а-а-а!!!! Прекрати-и-и-и!!!!

Больше я ничего не смогла сказать. Только выла, пищала, захлёбывалась, заикалась… ну, и что там ещё обычно делают люди, когда их щекочут? Как с меня в это время очки не свалились, даже не представляю…

И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы я, как-то особенно резко не попытавшись убежать от Лебедева, не развернулась неудачно, почувствовав дикую боль в плече.

— Ы-ы-ы-ы! — прорыдала я, падая лицом в диван.

— Стась?.. Стась, ты чего?..

Блин, больно-то как!!!

— Сашка! Гад! — заныла я. — Вечно ты надо мной издеваешься!

— Стасенька… — Лебедев попытался меня обнять, но я дёрнулась и зашипела — в правом плече мышцу будто выкручивало.

— Не трогай! Мышцу потянула… Чёрт бы тебя подрал с этими щекотушками!!!

— Так. — Сашка встал с дивана. — Лежи. Я сейчас принесу мазь хорошую, у меня есть. Разотру тебя. Не двигайся только.

Да я даже если бы захотела — не смогла бы двинуться…

Лебедев прибежал минуты через две, когда я уже почти остыла и перестала на него злиться. Правда, от боли в плече меня это не спасло.

— Стась, тебя надо чуть приподнять, в такой позе мазать неудобно. Сейчас я диванную подушку положу, помогу тебе привстать, ляжешь на неё. А! И надо блузку снять.

Разоблачаться мне не хотелось, но ещё меньше мне хотелось ругаться с Сашкой. Поэтому я молча села — не без помощи Лебедева, конечно — расстегнула блузку, сняла её и попыталась положить на спинку дивана, но скривилась, вновь ощутив боль в плече.

— Дай. — Сашка отобрал у меня блузку, кинул куда-то за спину. — Теперь ложись.

Я послушно опустилась на подушку, стараясь не думать о том, как выгляжу со стороны. Бюстгальтер на мне сегодня был бежевый, кружевной, очень красивый. Интересно, Лебедеву нравится такое бельё?

Он словно услышал мои мысли.

— Потрясающий бюстик, Стась. Но его надо расстегнуть и спустить лямки. Иначе заляпаю.

Я и отреагировать не успела — Сашка сам всё быстренько расстегнул и спустил. А когда я дёрнулась, легко нажал рукой на спину.

— Лежи, лежи. Я ещё даже не начал. Сейчас разотру и легче станет.

— Ну конечно, — пробурчала я.

— Станет-станет. Очень хорошая мазь, мне выписывали, когда я год назад поясницу потянул. Разогнуться не мог, как старый дед ходил.

Лебедев выдавил гадостно пахнущую мазь мне на плечо и начал растирать, да и не только растирать — в процессе он немного мял мне мышцы, и это было одновременно больно и приятно. Я даже начала постанывать…

— А-а-а… М-м-м… О-о-ох… А-а-ах… М-м-м…

Минуты через две таких стонов Сашка, не прекращая растирать мне спину, наклонился надо мной и прошептал на ухо:

— Ты так чувственно стонешь, Стась… Интересно, под мужчиной ты стонешь так же? Или иначе?

И так как Лебедев в этот момент особенно приятно сжал мне мышцу, я простонала:

— Са-а-аш…

— О-о-о, — усмехнулся он и потёрся носом о моё ухо. — Мне нравится, Стась. Давай ещё.

— Сашка-а-а… Переста-а-ань! — я хотела добавить в голос суровости, но всё равно получилось слишком чувственно.

— Ещё.

— Га-а-ад!

— И ещё…

— Са-а-аш… Прекрати-и-и! — попыталась прорычать я, но вышло жалобно и страстно.

На этот раз Лебедев промолчал. Он только хрипло и тяжело дышал мне в ухо, продолжая растирать мои плечи. Иногда, когда я особенно громко всхлипывала, легко целовал в висок.

Не знаю, сколько это продолжалось, но когда он наконец отстранился, я была похожа на мешок с костями.

— Надо было в твоей комнате тебя растирать, — пробормотал Сашка. — Стась, давай, вставай. Тебе надо переползти в свою кровать, укрыться хорошенько и спать до утра.

— Я не могу-у-у, — провыла я, не отрывая голову от подушки. — Оставь меня здесь… умирать.

— Нет уж, белочка. У меня на тебя большие планы… хм… по готовке ужинов и обедов. Сейчас помогу.

С помощью Лебедева я всё-таки села на диване. И уже когда села, вспомнила, что на мне ни блузки, ни бюстгальтера…

— Дай блузку, пожалуйста, — сказала я напряжённым голосом, избегая смотреть на возвышающегося надо мной Сашку.

— Зачем? И так хорошо.

— Саш!

— Серьёзно, Стась. Восхитительно просто. Тебе разве никто не говорил, что у тебя потрясающие сиськи?

— Саш! — я прикрылась ладонями и гневно посмотрела на друга.

И зря я это сделала. Я думала, взгляд Лебедева будет таким же ироничным, как голос, но… я ошиблась. Смотрел он на меня совсем иначе.

И от этого взгляда стало жарко всему телу. И соски напряглись под моими ладонями… захотелось даже сжать пальцами эти остренькие пики — и непременно чтобы Сашка увидел…

Наверное, если бы я успела выпить ещё одну бутылку пива, я бы это сделала. Но увы — мне немного не хватило… до кондиции.

— Пойдём, Стась, — сказал Лебедев тихо и хрипло, — тебе надо лечь.

Протянул мне блузку, а потом помог встать и повёл в мою комнату. Молча.

Там усадил на разобранную кровать, поинтересовался, смогу ли сама переодеться в ту самую ночную футболку, в которой спала в прошлый раз, и, получив утвердительный ответ, пожелал спокойной ночи и удалился.

Я разделась, нацепила футболку, залезла под одеяло, закрыла глаза… и почти сразу уснула.

То ли пиво так подействовало, то ли общая измотанность…

А снилось мне… боже, что мне снилось.

Горячее Сашкино тело под одним со мной одеялом, и ласковые руки, прижимающие меня к этому телу. Они то легко оглаживали живот, то поднимались выше, накрывая грудь и нежно сжимая соски, то опускались ниже, на венерин холмик — там и застывали словно в нерешительности.

— Стася… — слышала я страстный шёпот Лебедева возле своего уха, ощущая лёгкие поцелуи в шею и плечи. — Сладкая…

Но на этом всё и закончилось. Видимо, моё воображение было слишком неопытным — и не смогло показать мне дальнейшие события.

Утром я, конечно, проснулась одна — и никаких следов Лебедева в моей постели. И я даже спрашивать его не буду, приходил ли он ко мне. Сразу же издеваться начнёт, скажет — ха-ха, Стаська, эротические сны тебя замучили. Нет уж, пусть это останется моей тайной.

Встала я минут за десять до звонка будильника. Пятницу и работу никто не отменял. Интересно, Сашка нас довезёт на машине или поедем, как все белые люди, на метро?

Поднявшись с постели, повела плечами. Почти не болят, надо же! Если резкое движение сделать, то побаливает, конечно, но по сравнению с тем, что было вчера — небо и земля. Вот это Лебедев мастер.

Памятуя прошлый раз, я переоделась в ванной сразу после умывания. Я вчера и так Сашке голой грудью светила…

Вспомнив об этом, даже покраснела. Вот что значит — пиво! На трезвую голову я бы прикрылась. Нельзя мне пить, нельзя!

Ладно, неприятность эту мы переживём. Хотя Сашка наверняка ещё доооолго будет меня стебать по этому поводу… Чтобы Лебедев — и не стебал? Да скорее американцы перестанут кушать гамбургеры, чем этот нахал и наглец перестанет меня стебать.

На завтрак я решила сделать омлет, и когда из своей комнаты выполз сонный и хмурый Сашка, я уже ставила на стол тарелки с омлетом и стаканы с чаем.

— Доброе утро. Садись давай, а то я без тебя всё слопаю.

— Нет уж, я сам справлюсь… Доброе, Стась… — пробурчал Лебедев, плюхаясь на табуретку. Потянул носом воздух. — М-м-м… Вкусно пахнет.

— Ну кто готовил-то? Мастер!

Сашка действительно лопал с большим удовольствием, и я вдруг тоже почувствовала зверский голод, хотя обычно из меня по утрам едок так себе.

— Чего ж так вкусно-то… — бормотал Лебедев. — Признавайся, Стась: ты туда приворотное зелье добавила?

Я чуть омлетом не поперхнулась.

— Ага, ну конечно… — Ехидно прищурилась. — Не приворотное, а рвотное! Я мстю, и мстя моя страшна.

— За что же ты мне мстишь, такому замечательному? — надулся Сашка.

— А я так… на будущее. Профилактика. Чистка мозгов перорально.

На этот раз омлетом чуть не поперхнулся Лебедев.

— Стася…

— Что? — я невинно округлила глаза. Сашка хмыкнул.

— Язва.

— Согласна. А ты геморрой!

Пока друг ржал, я решила прояснить для себя один важный момент.

— Я тут вспомнила ещё одно белое пятно в нашем с тобой плане, Саш…

— Какое ещё пятно? — сразу же насторожился Лебедев.

— Белое. Даже я бы сказала — кипельно-белое… Ты как собираешься с другими девушками встречаться? И главное — где?

— С какими другими девушками? — по полной программе затупил Сашка.

— Ну как, с какими? Я же тебе фиктивная жена. Увидишь симпатичную девушку, захочешь её… э-э-э…

— Ста-а-ась, — протянул Лебедев. — Вот когда увижу и захочу, тогда и поговорим. Сейчас-то что? Мне с этой свадьбой не до девушек, а потом… поглядим. Ты, видимо, — он фыркнул, — диким бабником меня считаешь, да?

— Ну почему сразу диким? Обыкновенным цивилизованным бабником…

Сашка засмеялся.

— Стася… честно, я умею держать себя в руках. И поверь, если мне вдруг… захочется симпатичную девушку, то ты будешь последней, кого я посвящу в свои проблемы.

Почему-то в этот момент меня кольнуло обидой. Почти как той иголкой, которой Лена однажды ткнула мне в бок.

Последней, значит… Ну да, зачем посвящать свою фиктивную жену в факт секса с другими девушками. В нашем случае ведь не идёт речь о супружеской верности.

— Только учти, — я махнула вилкой перед лицом Лебедева, и он даже вздрогнул. — Если я буду ждать тебя, допустим, на ужин, а ты в это время будешь зажигать с какой-нибудь царевной, не предупредив меня… Развод!

Сашка расплылся в улыбке.

— А если ты будешь с кем-нибудь зажигать, не предупредив меня? — поинтересовался вкрадчиво, и от удивления я даже вилку уронила.

— С ума сошёл? — пробурчала, поднимая её со стола — благо, на пол она не улетела. — С кем это я буду зажигать?

— Откуда же я знаю? — хитро-прехитро спросил Лебедев. — Найдёшь себе мачо и будешь с ним… э-э-э… фигачить.

Я фыркнула.

— Стихи тебе никогда не удавались.

— Что есть, то есть, — пожал плечами Сашка. — Зато у меня много других талантов. Ну, так что насчёт мачо?

— И целых полцарства в придачу, — фыркнула я, доедая свою порцию омлета. — Ну какие-такие мачо, Саш? У меня сроду никаких мачо не было. Но… вообще ты прав. Проблемы надо решать по мере их поступления. Просто давай договоримся эти самые проблемы друг от друга не скрывать?

— Я от тебя никогда никого не скрывал, — ответил Лебедев спокойно. — И не собираюсь. Слушай, Стась… А когда ты в следующий раз будешь у меня ночевать?

— А что?

— Сырников хочу, — вздохнул Сашка мечтательно, и я расхохоталась.

На работу мы всё-таки поехали на метро, и по пути Лебедев решил обсудить, куда мы направимся в свадебное путешествие — в Карелию или ещё куда-нибудь. Я смотрела на него несчастными глазами и обещала подумать.

Мне всё время казалось, что это какой-то сон, и я скоро проснусь. Позвоню Сашке, спрошу про свадьбу, и он скажет: «Ты что, Стась? Закусывать надо!»

Но прошло уже почти две недели, а я никак не просыпалась. И назначенный день становился всё ближе…

В субботу мы с Ленкой, обеими мамами и Ксюшей в качестве моральной поддержки бегали по магазинам и заходили в салон к стилисту, которому будет суждено причёсывать и красить меня в день свадьбы. Сначала выбирали платье сестре и мамам, потом покупали всяческие аксессуары, и только после этого зашли в салон.

Стилистом оказался, к моему удивлению, хорошенький такой парень лет тридцати. Очень интересно одетый, но без попугаистости, с затейливой причёской. Одна прядь у него была фиолетовая.

— М-м-м, красавица-то какая, — протянул он, глядя прямо на меня, и я обернулась: где красавица-то? За спиной, что ли?.. — Чего оборачиваешься? Это я про тебя. Ну-ка, ближе подойди.

Ещё один подслеповатый. Линзы, что ли, дома оставил?

Я приблизилась. Мамы, Ленка и Ксюша застыли неподалёку.

— А вы идите пока кофе попейте, — посоветовал им этот подслеповатый стилист. — С невестой я долго провожусь. И процесс очень интимный, не надо мешать.

— Интимный процесс… — пробурчала я, когда все лишние люди вышли из комнаты, где стригли женщин. — Что-то мне уже страшно. А может, не надо?

Парень хмыкнул.

— С юмором. А ты мне нравишься.

— Спасибо, но у меня уже есть один жених.

На этот раз стилист не удержался от хохота.

— Всё, дорогая, ты попала, — сказал он, отсмеявшись. — Тебя как зовут?

— Стася.

— А я Федя.

Я внимательно оглядела его тонкокостную фигуру, джинсы с разрезами, фиолетовую прядь…

— Тебе не подходит.

— Да? — он всё смеялся. — А что же мне подходит?

— Ну… Альберт, например.

— Клячкин?*

(*Альберт, точнее, Василий Клячкин — персонаж фильма «Неподдающиеся».)

Пришла моя очередь смеяться.

— Можно и Клячкин.

— Спешу тебя расстроить, красавица Стася. Фёдор я. Фёдор Смирнов. И ни разу не Альберт, и даже не Клячкин.

— А жаль. Всегда мечтала познакомиться с Альбертом Клячкиным.

… В общем, нам с Федей Смирновым всё время создания моей свадебной причёски было дико весело. Минут через двадцать он даже сказал:

— Слушай, ты уверена насчёт своего жениха?

— В смысле?

— Ты точно хочешь за него замуж?

С учётом наших с Сашкой обстоятельств… я немного испугалась вопроса.

— Д-да…

— Ну ты подумай, — продолжал Федя Смирнов с напускной серьёзностью. — А то смотри, какой я замечательный. Уведут ведь!

Ф-ффух, он шутит…

— Я тебя недостойна!

— Неправда, Стася, — напускная серьёзность вдруг превратилась в настоящую. — И я сейчас тебе докажу. И покажу, какая ты.

Пугающее заявление…

В общем, в результате в зеркале отразилась… не я. Я даже на всякий случай проверила, дотронулась до поверхности, дабы убедиться, что это не глюк.

Не глюк…

А уж когда Федя надел на меня свадебный ободок, купленный Лебедевым…

— Представляю, какая ты потрясающая будешь в свадебном платье, — ликовал парень. — Просто… лебёдушка!

Я закашлялась. Да уж… лебёдушка… Хорошо хоть не Царевна Лебедь…

Но в целом стилист прав, да. Мои тонкие негустые волосы он заколол очень причудливо, но в причёске осталось ощущение воздушности, лёгкости. Снял очки, накрасил глаза, выровнял цвет лица, подкрасил губы… И вроде всего по чуть-чуть, а эффект — как от водородной бомбы.

Я помолодела даже…

— Тебе нужна фата. Однозначно. Обязательно купите фату, я её тебе закреплю.

— Фата?..

Я была против фаты изначально.

— Да, Стася. Послушай умного человека! — Федя молитвенно сложил ручки. — Фату надо! Стопудов!

— Но почему?

— Фата — символ невинности. На некоторых она как на корове седло, но на тебе будет смотреться так, как надо!

Я даже чуть покраснела.

— Вот, вот! — едва не запрыгал этот… стилист грёбаный. — Румянец смущения, фата — то, что нужно для образа невинной невесты. Сразим жениха наповал!

— Наповал мне не надо. Мне с ним ещё жить долго и счастливо…

— И брачную ночь проводить, — подмигнул Федя, и я покраснела ещё больше.

Довольнее всех в эту субботу оказалась Ленка. Ей купили потрясающее с её точки зрения красное платье, сумочку, расшитую бисером, чудесные туфельки с милыми бантиками… Что ещё нужно для счастья человеку тринадцати лет?

И почему мне уже не тринадцать? Я была бы так счастлива, если бы от меня просто отстали. Просто отстали — и больше ничего. Ну разве это много?!

Увы, никто от меня отставать не собирался, и на следующий день с утра пораньше примчался Сашка вместе со своей мамой, чтобы отвезти нас всех на встречу с организаторами собственно банкета и ведущим вечера. То есть, с тамадой.

Конкурсы, свадебные конкурсы… Их нужно было утвердить. А с учётом того, что я вообще не люблю конкурсы и предпочла бы обойтись вовсе без них… Как утверждать то, что терпеть не можешь?..

В результате большей частью всё утверждал Сашка, я же отключила мозг и просто сидела рядом, ощущая себя так, будто смотрю спектакль, который вот-вот должен кончиться, но всё никак не кончается.

Судя по количеству конкурсов, торчать нам в ресторане часа три. Хорошо, что я туфли купила удобные, на невысоком каблуке, и корсета у платья нет. Представляю, как упахиваются другие невесты. Какая после подобных приключений первая брачная ночь! Тут бы в реанимацию не попасть…

— Так, — сказал Лебедев, когда ушли все, кроме нас с его мамой, — мам, ты на такси доедешь? А то Стася сегодня ко мне.

От неожиданности и удивления я даже не сразу нашлась с ответом.

— Нахал ты, сын, — невозмутимо проговорила Лидия Васильевна. — Надо было твою попу в детстве с ремнём познакомить.

— Лучше поздно, чем никогда, — пробурчала я, и Сашка, как обычно, заржал.

— А я дам тебе возможность познакомить мою попу с ремнём, Стась. Хочешь, можем даже сегодня!

Услышав подобное, я мимикрировала в свёклу.

А Лидия Васильевна, кажется, на мгновение онемела от подобной наглости.

— Саша! — в конце концов, протянула она укоризненно, и Лебедев перевёл на маму свои бесстыжие серо-зелёные глаза.

— Да-да? — протянул он, улыбаясь настолько широко, что я боялась: у него губы сейчас лопнут…

— Ну зачем ты так Стасю-то смущаешь? Ты будь уж поскромнее!

— С чего вдруг? — фыркнул Лебедев. — Ей со мной, между прочим, всю жизнь жить. Пущай привыкает.

Я наконец отошла от шока, свела брови, изобразив грозный взгляд, и заявила:

— Удавить Матрёну мало!

Лидия Васильевна захихикала, а Сашка, важно кивнув, сказал, сверкая лукавыми глазами:

— Согласен, совершенно согласен. И удавить ты меня тоже попробуешь, Стась. Как давить только будешь — сверху или снизу?

На этот раз я не стала отвечать — просто швырнула в Лебедева салфетницу.

И как я ни ворчала, что вообще-то собиралась ехать домой, а не к нему, Сашка ничего не слушал. Посадил хихикающую маму в такси, а меня в свою машину, и, что называется, погнал.

— Мне кажется, в легенду про чёрное тело не верит уже даже твоя мама, — вздохнула я, глядя, как Лебедев ловко крутит баранку. — По крайней мере я на её месте не верила бы.

— Ерунда, — фыркнул Сашка. — В эту легенду кто угодно поверит, учитывая твою реакцию на мои поддразнивания. Сразу понятно, что интима у нас пока не было.

— А если бы был, я бы по-другому реагировала? — удивилась я, и Лебедев кинул на меня ироничный взгляд.

— Зная тебя… думаю, что ненамного, Стась. Но для других твоя реакция — лучшее доказательство. Но даже если бы его не было… Они нам уже поверили, и это главное. Я, честно говоря, ужасно боялся, что мой батя всё просечёт, он же, сволочь, проницательный… Но ты была такая… искренняя, Стась. Я сам в какой-то момент поверил, что это всё по-настоящему.

— Ой, молчи, — пробормотала я, закатывая глаза. — До сих пор стыдно.

— Ага, — фыркнул Лебедев. — Особенно от поцелуя в прихожей, да?

— Да. Можно подумать, это было обязательно… Мы с тобой и так весь вечер старались!

— Старания никогда не бывают лишними, — пожал плечами Сашка. — Кроме того… кто откажется от возможности поцеловать красивую девушку? Только дурак. А я не дурак!

Я вспыхнула.

— Перестань, Саш.

— Что — перестань? — он, кажется, не понял.

— Да про красивую. Ну какая я красивая? Я самая обычная. Не страхолюдина, конечно, но ничего особенного.

Лебедев внезапно затормозил, и я чуть не врезалась лбом в приборную панель.

— Ты обалдела, что ли? — запальчиво проговорил Сашка, выравнивая ход. — Стась, ты чего? Ты вроде разумная девушка, а такую ересь несёшь!

— Почему это ересь? — я даже удивилась. — Я разве себя уродиной называю? Я просто обычная. У нас таких девушек полстраны. И вообще, красота — понятие относительное.

— Вот именно! — продолжал Лебедев не менее запальчиво. — И относительно меня ты очень красивая.

Я даже засмеялась.

— Ну да, конечно.

— А что ты смеёшься? Серьёзно говорю. Да за одни твои сиськи можно эти самые полстраны отдать!

Я захлебнулась смехом.

— Сашка… ну какой ты пошляк.

Он фыркнул.

— Я не пошляк, а реалист. Обычная она… Стаська. Ты супер. И не придумывай всякую фигню. О, точно. Введу тебе систему штрафов.

— Какую ещё систему штрафов? — поразилась я. Что он там удумал?!

— А такую. Будешь придумывать фигню — я буду трогать тебя за сиськи. Или за попу, в зависимости от настроения. Так что… в твоих интересах считать себя красивой. Иначе быть тебе затисканной.

Я так хохотала… до икоты.

— А мне… ик… может… тоже систему штрафов… ик… придумать?

— Придумай, — милостиво кивнул Лебедев. — Только она всё равно будет нерабочая.

— Это ещё почему?

— А фиг ты меня за попу схватишь. Смутишься.

— Схватить не схвачу, — протянула я мстительно. — А вот пинок дать могу… Тоже действенно, разве нет?

— Ах ты какая хитрая. Но я всё равно выиграю. Один пинок — штраф один поцелуй. Так что… пинай на здоровье!

Мне оставалось только смеяться. Перестебать Сашку всё равно невозможно. По крайней мере у меня никогда не получалось.

После ужина друг опять завёл разговор про то, куда мы поедем в свадебное путешествие.

— А я думала, ты наешься, подобреешь и забудешь про всё на свете, — пробурчала я недовольно, засовывая в рот сушку. — Или ты не наелся?

— Наелся, — Лебедев опять, как в прошлый раз, постучал себя по пузу. — Но у меня от еды мозги не выключаются, Стась. Так что… Есть предложение.

— Какое? — я уныло отхлебнула чаю.

— Говорил я давеча с Шульцем…

Так. Уже смешно.

— Он, конечно, сильно не в восторге, что мы с тобой одновременно в отпуск поедем, поэтому по возможности просил не больше недели.

— Мда, — я усмехнулась. — Вполне в духе Шульца. А больше он ничего не просил? Звезду с неба, например.

— Нет, — улыбнулся Сашка. — Больше ничего. Но думаю, это только потому, что я довольно быстро от него свалил. Так вот. Давай в Прагу поедем?

— В Прагу? — удивилась я. — Но мы же там были…

— Да брось. Мы там были два дня и тысячу лет назад. Лично я уже почти ничего не помню, кроме того, что пиво там было потрясающее.

Я фыркнула.

— Да уж. И ты его так наклюкался, что мы с Ксюшкой тебя на руках до гостиницы тащили.

— Ага, — расхохотался Лебедев. — Точно! Я ещё проснулся и не сразу понял, где я, и почему я одетый, если рядом сопят две прекрасные девушки.

— Ну так девушки тоже были одетые.

— Ни фига! Вы были в пижамах. Такие милашки. Я прям умилился!

— Да-а-а, и именно поэтому ты сгрёб меня в охапку и задышал перегаром мне в лицо! — возмутилась я, и Сашка расхохотался.

— Ну, что? — спросил он опять, отсмеявшись. — Поедем в Прагу?

Я вздохнула. И что с ним делать?..

— Поедем. Только, пожалуйста, не пей много, ладно? Мы тогда с Ксюшкой вдвоём тебя еле дотащили, одна я точно не справлюсь.

— Не буду! — Лебедев торжественно ударил себя кулаком в грудь. — Клянусь!

— Тогда поедем.

Какое-то время я сидела в своей будущей комнате и читала книгу. Потом, посмотрев на часы, заключила, что пора принять душ и ложиться спать. Завтра, к сожалению, понедельник… И до нашей с Сашкой свадьбы чуть меньше трёх недель.

Я заглянула в комнату к Лебедеву — хотела сказать, что пойду в ванную — и на секунду застыла, наблюдая, как он, стоя спиной к двери, стягивает с себя футболку, оставаясь в одних старых обрезанных джинсах.

Я резко втянула носом воздух, и наверное, сделала это слишком громко. Сашка обернулся и, заметив меня, удивлённо вскинул брови.

К щекам явно начала приливать кровь…

— Да… я так. Хотела сказать. Мне надо душ принять. Я… пойду?

Лебедев несколько секунд молчал, а потом отбросил снятую футболку в кресло и улыбнулся.

— А я тоже хотел. Пошли вместе, Стась?

Я насупилась, и он рассмеялся.

— Шучу, шучу. Но раз ты не хочешь принимать со мной душ… Может, хотя бы осуществишь своё сегодняшнее желание?

— Какое такое желание?

Мне остро захотелось убежать из комнаты.

— Ну как же. Познакомить мою попу с ремнём. — Сашка подошёл к стулу, который стоял тут же, рядом с креслом, взял с него крепкий такой кожаный ремень и протянул мне. — Вот тебе ремень. А вот я и моя попа.

— С ума сошёл, — пробурчала я, отталкивая его руки, но Лебедев только смеялся и пихал ремень обратно. — Я что, садистка, по-твоему?!

— Ну а вдруг, Стась? — ржал этот гад. — Ты же не пробовала! Давай-давай, отомсти мне за все обиды!

— Да отстань ты. Я вообще в душ собиралась!

— Вот именно. Не возьмёшь ремень, я с тобой пойду!

— Размечтался! — возмутилась я, но ремень всё-таки взяла. Ладно, если ему так хочется — мне не жалко! — Поворачивайся, буду тебя… шлёпать!

Лебедев со смешком повернулся, покрутил передо мной обтянутой джинсами попой, я размахнулась… и опустила ремень на одну из его ягодиц. Не сильно, конечно. Даже мягко.

И как только я это сделала, Сашка вновь развернулся, перехватил мои руки и ремень, а потом прижал к себе и, смеясь, куда-то потащил.

— Ты чего опять делаешь? Ну, Лебедев! — пищала я, пытаясь вырваться из захвата, но друг держал крепко. — Ну перестань уже!!

Я удивлённо запнулась, когда поняла, что Сашка кладёт меня на кровать, а после быстро поднимает мои руки вверх, схватывает ремнём запястья и… привязывает меня к спинке кровати?!

— Саш, ты сдурел?! — завопила я, стараясь пнуть его ногой, но у меня ничего не получалось. — Это не смешно!!!

— Почему же? — ответил Лебедев весело, с явным удовольствием любуясь на мои трепыхания. — Очень смешно. Стась, ну чего ты дёргаешься? Лежи спокойно.

Я задохнулась от возмущения.

— Спокойно?! Ну, знаешь! Меня в жизни к кровати не привязывали!!!

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — невозмутимо пожал плечами Сашка, опускаясь на постель рядом со мной. Подставил руку под голову, глядя на меня со своей любимой насмешкой в глазах, и я, разозлившись, перестала трепыхаться. Легла по струнке, расслабила стянутые над головой руки и мрачно посмотрела на Лебедева.

— Ну, и дальше что?

— Твои варианты? — усмехнулся друг.

— Ты меня сейчас освободишь и я пойду мыться. Одна.

— Скучняк. Ещё.

— Саша!!

— Что? Не угадала, говорю. Давай дальше.

Я закатила глаза.

— Да не знаю я, что ещё! У меня фантазия буксует. Может, это у тебя такой извращённый способ заставить меня спать с тобой в одной постели!

Лебедев хмыкнул.

— Оригинально. Но я не садист, за всю ночь в подобном положении у тебя руки затекут. А вообще… — Сашка положил свободную ладонь мне на живот и начал гладить его круговыми движениями. — Мне всегда было интересно… Что они находят во всём этом?

— Кто — они? — буркнула я, ощущая, как с каждым движением ладони Лебедева внизу этого самого живота становится всё жарче и жарче.

— Да бэдэсэмщики эти.

Я кашлянула.

— Саш, мне как-то не хочется быть учебным пособием, честно.

— Ерунда, ты и не будешь. Не бойся.

— Я не боюсь, но…

Я запнулась. Сашка задрал мне футболку почти до груди и с интересом уставился на мой обнажённый живот.

И между ног от этого его взгляда стало как-то… сладко. И немного больно.

— Одному человеку нравится власть, — продолжал он между тем, вновь положив ладонь на прежнее место, только теперь прикосновение казалось острее. — Другому — беззащитность. И знаешь, в чём прикол, Стась?

Думать получалось с трудом.

— Лебедев, какой прикол? Освободи меня уже… — кажется, в конце я всхлипнула.

— Прикол в том, что мне нравится моя власть, но не нравится твоя беззащитность. Я знаю, что получил бы в глаз, не будь ты привязана. И это не даёт мне насладиться властью.

— Ну так отвяжи меня! — почти потребовала я, но Сашка хмыкнул.

— Однако… было бы глупо этой властью не воспользоваться, разве нет?

И Лебедев, к моему ужасу, лёг между моих ног и спустился ниже — его губы почти касались пуговицы на моих брюках.

— Ты что делать собираешься? Саша!! — испуганно прошептала я, вытаращивая глаза. Может, и правда пяткой в лоб ему заехать?!

Лебедев, видимо, подумал о том же самом — он зафиксировал мои ноги своим телом и, усмехнувшись, сказал:

— Расслабься.

Я скоро возненавижу это слово!

— Одна из моих девушек говорила, что возле пупка у неё находится особенно эрогенная зона. Специально просила потрогать…

— Саша!! — прошептала я умоляюще, но мольба захлебнулась, когда этот гад наклонился и начал целовать нежную кожу возле пупка.

Я вздрагивала с каждым поцелуем, настолько это было приятно. А уж когда Сашка начал ласкать внутри пупка языком… между ног дико и совершенно первобытно затянуло.

По моему телу прошла дрожь, и Лебедев отстранился.

— Тебе тоже приятно, да, Стась?

Глаза его весело блестели. Гад!!!

— Я тебя убью, клянусь! — прошипела я, дёргая ремень. — Как только ты меня освободишь, я тебя убью!!

— С удовольствием на это посмотрю, — засмеялся Сашка, приподнялся, потянулся к ремню и…

… И я громко, протяжно застонала. Так, как никогда в жизни ещё не стонала, даже в тот вечер, когда он мне массаж делал. А всё потому, что лежала я с раздвинутыми ногами, и Сашка, пытаясь достать до ремня, проехался пуговицей и молнией на своих джинсах по самому чувствительному месту на моём теле.

У меня даже в глазах потемнело, настолько это было резко и остро. Я несколько секунд ничего не соображала, жалобно всхлипывая и закатывая глаза от наслаждения.

— Интересно… — пробормотал Сашка, вновь спустился ниже — и опять проехался по моему телу, только теперь уже сознательно нажимая на меня всем корпусом.

Я задёргалась под ним, тяжело дыша. Между ног было горячо и всё пульсировало, словно там билось ещё одно сердце.

А Лебедев совершал движение за движением — вниз-вверх, вниз-вверх… И я даже не могла попросить его перестать — совершенно потеряла способность говорить, только стонала, всхлипывала, хныкала и тяжело, прерывисто дышала.

Вся моя суть сосредоточилась в ту минуту там, между ног, где сладко тянуло, где было жарко и влажно, и где с остервенением, всё набирая скорость, тёрся о меня Лебедев.

В какой-то момент в глазах что-то вспыхнуло, а внизу вдруг лопнуло это колоссальное напряжение, расходясь по всему телу сладко-горькими волнами — и я застонала, полностью расслабляясь и ощущая, как по щекам текут слёзы.

Через пару секунд Сашка освободил мои руки, и я прошептала, не открывая глаз:

— Убью.

— За что? — ответил он настолько странным голосом, что мне безумно захотелось распахнуть глаза и посмотреть Лебедеву в лицо. Но я побоялась. — Тебе же хорошо. И заметь, я сдержал своё слово и не трогал тебя.

— Неужели? — фыркнула я, и от резкого движения внизу живота вновь будто бы что-то вспыхнуло.

— Конечно. Это не я, а мои джинсы.

— Зашибись… — пробормотала я, поворачиваясь на бок и подкладывая руку под голову. — И ведь помыться хотела…

— Мойся. Если хочешь, я тебе даже помогу.

— Не хочу!

Сашка засмеялся.

— Ну тогда лежи пока. Сначала я душ приму, а ты отдыхай… после трудов праведных.

— Гад, — буркнула я, но он уже ушёл.

Лебедеву, конечно, легко. Ему-то это ерунда — подумаешь, довести девушку до оргазма. Он-то не знает, что у меня этот оргазм — первый!

Если говорить чисто формально, то Сашка прав — он действительно меня не трогал… ну, там. За него всё сделала сила трения.

Ладно. Поговорю с ним на эту тему завтра. Сейчас слишком хорошо… и спать хочется.

Я успела сбежать из Сашкиной комнаты до того, как он вернулся. Потому что понимала — если я буду лежать здесь, когда он вернётся из ванной, то вряд ли вообще уйду из комнаты Лебедева. И возможно, ему даже не понадобится ремень, чтобы меня задержать.

Спала я ночью плохо. И он, кажется, тоже. По крайней мере мне постоянно казалось, что в коридоре кто-то тихо ходит туда-сюда.

Не знаю, из-за чего не спал Сашка, а я банально злилась. Я очень хорошо изучила Лебедева за годы нашей дружбы, поэтому прекрасно понимала — всё это для него не более, чем интересная игра. И мне совершенно не хотелось, чтобы он со мной играл… в подобные игры. Друзья, вообще-то, существуют совсем для другого!

Я даже думала встать, пойти к нему в комнату и хорошенько надавать по голове чем-нибудь тяжёлым. Но решила отложить до утра. Утром настучу… У него там, кажется, чугунная сковородка была…

Встала я задолго до звонка будильника. Приняла душ, отложенный вечером из-за случившегося, полностью оделась, приготовила завтрак — и как раз когда я ставила на стол тарелки с яичницей, из своей комнаты вышел Сашка.

Был он мрачен и хмур, что Лебедеву обычно не свойственно.

— Доброе утро, — сказала я, изо всех сил постаравшись улыбнуться. — Садись завтракать. И… — я на секунду запнулась. — Потом поговорим.

— Поговорим, — кивнул Сашка, берясь за вилку, впрочем, с большим аппетитом. — Только чур я первый буду говорить, Стась, ладно?

— Ладно, — я немного удивилась, но согласилась. Что он там ещё удумал? Не в Прагу поедем, а в Венецию?

Я-то после вчерашнего вообще уже начинала сомневаться в том, что хочу куда-либо поехать. И не только поехать, но и пойти. В смысле в загс на регистрацию брака.

Лебедев задумчиво съел всю яичницу, запил чаем, поглядел на моё унылое ковыряние в завтраке, хмыкнул и сказал:

— Стась. Извини меня за вчера.

Я вздрогнула от неожиданности, и вилка с ужасно противным скрежетом проехалась по тарелке.

— Я… — он на миг прикрыл глаза, глубоко вздохнул. — Последнее время как пьяный какой-то. Ты же знаешь, я всегда любил игры и авантюры. И я… увлёкся. Извини, Стась.

Ну вот. А я хотела поскандалить.

— Лебедев, увлёкся — это мягко говоря.

— Я понимаю. Честно, постараюсь держать себя в руках. Ты только, — он улыбнулся, — не психуй.

Я поморщилась.

— Я не психую. Я просто хотела спросить, чего ты от меня хочешь. Я ведь твой друг, а ты вчера… — Я задохнулась и покраснела. — Это слишком, Саш. Я не хочу вдобавок к кулинарным обязанностям приобретать ещё и сексуальные. Я всё-таки твой друг… и я живая. У меня есть чувства. Я не хочу… так.

Несколько секунд Лебедев смотрел на меня, а потом состроил настолько виноватую мордочку, что я не выдержала и засмеялась.

Он перехватил мою ладонь, поцеловал местечко возле обручального кольца.

— Больше не буду, Стась. Мир?

— Мир, — кивнула я, улыбаясь.

Хорошо, что он всё понял. А я даже боялась…

Теперь главное — не сорваться самой.

Сашка решил ехать всё же не на машине, а на метро. Он крайне редко ездил на работу, что называется, с комфортом — ибо какой комфорт, когда в пробке стоишь. А от его дома добираться до офиса на машине было не особенно удобно.

Вечером Лебедев сообщил мне, что купил билеты в Прагу — завтра привезут. Благо, загранпаспорта и действующие визы у нас обоих были, так что проволочек не возникло. Правда, поедем мы туда не сразу после свадьбы, а спустя сутки. Как сказал Сашка «Как раз выспимся после этой экзекуции».

Экзекуция… Я думала так же. И вообще заметила, что из всех окружающих нас с Лебедевым родственников я самая несчастная в связи с предстоящей свадьбой. Даже Сашка был доволен. А я уже начинала жалеть, что согласилась. И частенько говорила о том, что нужно было пожениться тайно, без церемоний…

— Это предсвадебный невестин синдром, — заключил Лебедев, когда я вывалила на него все эти рассуждения в среду. Мы вновь ехали к нему домой после работы.

— Ничего не знаю, — пробурчала я, насупившись. — Стокгольмский синдром знаю, а про невестин даже не слышала.

— Точно! — Сашка аж подпрыгнул, и окружающие нас в метро люди покосились на него с подозрением. Вдруг псих? — Надо тебя выкрасть. И тогда твой предсвадебный синдром превратится в стокгольмский!

Я фыркнула.

— Это типа клин клином?

— Точно, Стась. Ну что, согласна?

— Уже ошибка, Лебедев. У похищенных вообще-то разрешения не спрашивают.

— Ну извини, — Сашка развёл руками, насколько это было возможно в метро. — Я же первый раз! Вот наберусь опыта, потом ещё семинары буду устраивать: «Как бороться с предсвадебным синдромом».

— Угу, — хмыкнула я. — И подзаголовок: «Александр Лебедев. Правила съёма».

Этот самый Александр Лебедев не выдержал и заржал.

— Стася… Это уже профессиональная деформация. Стремление всему придумать подзаголовок.

Я покачала головой.

— Не, Саш. Профессиональная деформация — это когда ты видишь в интернете номер телефона с кодом города 978 и думаешь: «Ого, айсибиэн!»*

(*Айсибиэн (ISBN) — международный стандартный книжный номер, состоит из 13 цифр и начинается с кода 978).

— Не, Стась, — передразнил меня Сашка. — Это уже не профессиональная деформация. Это шиза!

Наверное, если бы не подобные наши постоянные подколки, я бы не выдержала напряжения и сбежала бы… куда-нибудь в Ленинград, как герой фильма «Ирония судьбы». Залезла там под какой-нибудь стол и сидела так, ожидая, пока минует опасность.

Но Сашка поддерживал меня, и сдаваться не хотелось. К тому же, после нашего с ним последнего серьёзного разговора он действительно вёл себя идеально, как все годы дружбы. За руки лишний раз не хватал, не провоцировал… я даже немного скучала по такому поведению.

Немного.

И Ленка угомонилась. Со всех сторон сплошные плюсы, короче говоря… Она была настолько увлечена подготовкой к свадьбе — Лидия Васильевна её привлекла, кажется, к изготовлению каких-то там приглашений — что совершенно забывала о кознях для старшей сестры.

Вот и хорошо. Вот и славно. У меня и так нервы ни к чёрту.

И вообще как-то вдруг оказалось, что время летит слишком быстро. И до свадьбы осталось всего лишь два дня…

В тот вечер мы все должны были собраться в загородном доме родителей Лебедева на семейный предсвадебный ужин. Это мероприятие было предложено Лидией Васильевной, и отказаться мы с Сашкой не решились. Мы с ним и так отказались от проведения девичника с мальчишником, что крайне поразило организатора свадеб. Но одно дело — какие-то дурацкие вечеринки в компании людей, которые тебе даром не нужны (если не считать Ксюшки), и совсем другое — семейный торжественный ужин.

Так что мы все принарядились (особенно Ленка) и ровно в пять часов за нами заехал Сашка на своей машине. Дело было в воскресенье вечером, поэтому в пробках постоять нам практически не пришлось — народ ехал с дач в Москву, а не наоборот.

Мой предсвадебный синдром уже достиг катастрофических размеров, а в тот вечер меня вообще колотило не по-детски. И вроде ерунда — семейный ужин, но трясло знатно.

Мама с папой тоже волновались, но поменьше, а вот Ленка превосходно себя чувствовала. Возбуждённо подпрыгивала на сиденье машины, болтала, задирая напудренный нос и напомаженные губы, и выглядела ужасно забавной. И такой… мелкой.

Меня в тот момент почему-то торкнуло. Я вдруг подумала… наверное, я тоже не права, оценивая Ленку, как себя. Я всегда сравнивала её с собой, думая «я в её возрасте», «а я бы никогда», «а я бы ни за что». И по сравнению со мной сестра всегда проигрывала. Но может, не нужно её ни с кем сравнивать? И вообще оценивать по тем критериям, по которым росла я. Ленка — современный подросток, она знает и понимает многое, чего не знала и не понимала я в её возрасте. Но при этом она гораздо менее приспособлена к жизни, чем я. Она во всём надеется на гаджеты и интернет. Зачем что-то знать, если всегда можно посмотреть в гугле?

Эх, как бы ей не повредил мой отъезд из дома… Надо будет почаще с ней общаться…

Мда, дожили. То я стремилась сбежать от Ленки, то теперь думаю о том, что нужно почаще с ней видеться. Зачем тогда замуж выхожу?..

— О чём думаешь, Стась? — сказал весёлый Сашка, и я вздрогнула и покосилась на него с виноватым видом. Он рассмеялся. — Небось, о том, не совершаешь ли ошибку, выходя за такого оболтуса?

— Стася! — хором укоризненно протянули родители и Ленка с заднего сиденья. Если бы мы с Лебедевым были в машине одни, я бы непременно сказала: «Я ещё за тебя не вышла, могу и передумать. В конце концов, я же женщина!» Но боюсь, что от подобной шуточки мои родители отойдут не скоро.

— Нет. Я рассуждаю о скоротечности жизни. Кажется, ещё вчера мы с тобой познакомились, и вот — через два дня поженимся.

Ну а что? Почти правда.

— А как вы познакомились? — спросила Ленка с откровенным детским любопытством, и прежде, чем я успела ответить, Лебедев уже вещал:

— А на первом курсе института, Лен. Первого сентября. Я как Стасю увидел — так и онемел.

Ну конечно! Онемел он. Болтал тогда, как трещотка.

— А она на меня ноль внимания, между прочим! Все пять лет динамила!

Ох, кто-то получит…

— А я ждал, пока мой час придёт. И вот — он пришёл! Теперь не отвертится от супружеского долга.

— Саш! — фыркнула я, пока родители и Ленка на заднем сиденье смущённо смеялись. — Ты ври, но не завирайся.

Лебедев смешливо посмотрел на меня, подмигнул.

— Что значит — не завирайся?! Я оскорблён в своих лучших чувствах!

— Артист, — шепнула я одними губами, а Сашка уже выруливал к загородному дому своих родителей. — Джонни Депп доморощенный.

— Спасибо за комплимент, Стась, — тепло улыбнулся Лебедев, тоже не повышая голоса, чтобы его слова слышала только я. — И не волнуйся так. Всё хорошо будет.

— Постараюсь, — вздохнула я, и Сашка остановил машину.

Алексей Михайлович и Лидия Васильевна встречали нас, как и в прошлый раз, на крыльце собственного дома, и к тому времени, когда мы подошли к ним, мне стало немного стыдно за Ленку. Она так вертела головой в разные стороны и открывала рот, что это было почти неприлично. Сама непосредственность… я никогда не умела так относиться к чужому достатку.

Ох, опять я её с собой сравниваю. Пора это прекращать.

— Добрый вечер, — поздоровались они со всеми разом. — Добро пожаловать. Заходите, пожалуйста!

В доме Ленку совсем переклинило, пришлось отзывать её в сторону и просить, чтобы она перестала так таращить глаза и мечтательно вздыхать. К моему удивлению, сестра смутилась и прошептала: «Ладно».

Семейный ужин должен был состояться в столовой, но на сей раз здесь было накрыто совсем по-парадному, ещё и в качестве официанта выступала Катя — как я поняла, кухарка и горничная родителей Лебедева. Для меня это было немного дико, но я изо всех сил сдерживала свои чувства. Если у них есть охранники, почему не может быть горничной?

Мне даже захотелось спросить Лебедева, не было ли у него в детстве няни, но я решила отложить этот вопрос на потом, когда мы будем одни.

Кроме того, Алексей Михайлович вновь смотрел на нас с Сашкой так, что мне стало дурно. Подошёл ближе и тихо — так, чтобы слышали только мы двое — поинтересовался у нас с Лебедевым:

— Ты как, не передумала насчёт «держать в чёрном теле», Стась? — и сам засмеялся своей шутке. А я была настолько напряжена, что совершенно не могла смеяться.

— Батя, не смущай мою невесту, — ответил Сашка, приобнимая меня. — А то ещё передумает выходить за меня замуж. Я этого не переживу!

Лебедев-старший продолжал внимательно изучать нас с его сыном и в конце концов протянул:

— Да я уж вижу. Втюрился ты по уши, конечно… Но я рад, Александр. Очень рад за вас со Стасей.

Мне в этот момент та-а-ак стыдно стало… Я покраснела до кончиков ушей и чуть опустила голову, чтобы Алексей Михайлович не заметил вины в глазах.

Кажется, не заметил. По крайней мере ничего не сказал…

На самом деле зря я так волновалась. Ужин прошёл нормально, даже непринуждённо. Хотя если бы не лёгкость в общении, которую демонстрировали Сашка и его родители, фиг бы что вышло, потому что мои папа и мама были несколько скованы, а Ленка, кажется, боялась лишний раз рот открыть. Удивительно, но сестра только дома была смелой и безбашенной, а в гостях, в обстановке, совершенно чуждой нашей семье, она дико смутилась. И это меня очень обрадовало.

— Ну что, пожалуй, уже поздно, — сказал Алексей Михайлович, поглядев на часы. Было только десять вечера, и я слегка удивилась. — Останетесь у нас, утром всех развезём по работам и учёбам.

— Я не учусь, — пробормотала Ленка сконфуженно. — Каникулы.

— А-а-а, точно.

— Но это же неудобно, — попыталась возразить моя мама, но Лебедев-старший не дал.

— Кому? Дорогая Анна Викторовна, уверяю вас, нам вполне удобно. У нас тут комнат на всех хватит.

— Ох, нет-нет, зачем же вас стеснять… — пыталась возразить мама. Сашка, услышав это, чуть фыркнул, и я отлично понимала, почему. «Стеснять» кого-то можно было только в нашей квартире, но не в этом доме точно.

Возможно, Алексею Михайловичу и удалось бы уговорить моих родителей, но свою решающую роль сыграл тот факт, что мы все были при полном параде, а завтра на работу. Заезжать домой и переодеваться маме с папой не хотелось, и, хоть Ленка и дула губки — мечтала остаться здесь — родители всё же решили ехать.

И я была в полной уверенности, что мы с Сашкой тоже поедем, когда друг неожиданно произнёс:

— А нам придётся остаться, Стась. Я вина выпил, за руль не сяду. А мы все в машину Гриши не влезем. Если только тебя на коленки посадить…

— Ты оставайся, а я поеду, — попыталась возразить я, но вместо ответа Лебедев обнял меня, прижал к себе и нагло заявил:

— Не-а! Не пущу. Я без тебя скучать буду.

— Некого будет мучить? — шепнула я ему на ухо, и Сашка радостно кивнул. Нахал и наглец…

— Правильно, — сказала Лидия Васильевна. — Отдохнёте, чего на ночь глядя по Москве разъезжать. Да и тут воздух свежий… Стася надышится, это полезно, может, забеременеет быстрее.

Лебедев хрюкнул куда-то мне в шею.

— Точно, мам.

Гад.

Честно говоря, я думала, что Лидия Васильевна и Алексей Миxайлович выдадут нам с Сашкой одну комнату на двоиx, нo это оказалось нe так. Кажется, они действительно всерьёз восприняли эту легенду про «чёрное тело» и совершенно спокойно показали нам две соседние комнаты на втором этаже иx «oсобняка».

— Так, Стаcь, — сказала будущая свекpовь, распахивая дверь моего ночного пристанища, — я сейчас пойду, найду тебе какую-нибудь ночную одежду и халат принесу. Туалет тут в конце коридора, не в белье же туда бегать.

Комната оказалась милой и непривычной. Огромное окно с балконом, двуспальная кровать, над ней картина с оленями, по бокам резные тумбочки, напротив комод и большой плазменный телевизор.

— Здесь папин брат останавливается, когда приезжает, — заметил Сашка, застыв на пороге. — Гостевая спальня считается. Моя комната получше, если хочешь, зайди.

Я хотела — было очень интересно, какая комната у Лебедева-младшего. И я не пожалела, что зашла.

Здесь было просторнее, чем у меня — два окна, и тоже выход на балкон. Под ногами тёплый ковёр с густым ворсом, кровать двуспальная. Над ней — то ли фотообои, то ли ещё что-то с изображением ночного города. Компьютерный стол, на нём крутой комп с большим экраном. Мягкое кресло. Большой напольный светильник, угловой шкаф с чёрными глянцевыми дверцами, в которых мутно отражались мы с Сашкой.

— Модерново, — заключила я, улыбнувшись. — Интересно, но тебя здесь не чувствуется.

— Правильно. Это не та комната, в которой я рос. Детская в мансарде, могу показать потом, сейчас не осилю. — Лебедев вдруг насторожился, прислушался. — Стась… расслабишься?

По коридору явно кто-то шёл. Опять спектакль хочет устроить…

Я вздохнула и кивнула. А в следующую секунду Сашка сделал шаг вперёд и тихо сказал, положив ладони мне на талию:

— Обними меня, Стась.

Я обняла его за шею, зарывшись пальцами в волосы, и Лебедев, резко выдохнув, поцеловал меня. Но не грубо, а очень нежно, трепетно лаская губы.

Руки его медленно поползли вверх по спине, выводя неведомые узоры, и я будто бы вспыхнула. Простонала:

— М-м-м, — и теснее прижалась к Сашке, желая взять от этого поцелуя на публику как можно больше. И Лебедев дал мне это «больше», сильнее сжав ладони на моей талии и опуская их чуть ниже, на попу, и нежно поглаживая ягодицы…

Внизу живота вновь требовательно тянуло, и я начала непроизвольно тереться бёдрами о Сашку, ощущая отчётливый такой бугор у него в брюках.

— Стась… — прошептал Лебедев, отпуская мои губы, но при этом начиная целовать шею. Горячая влажная россыпь поцелуев заставила меня задрожать и охнуть, вцепившись пальцами в его напряжённые плечи.

Сзади вдруг раздался громкий кашель, и мы оба подпрыгнули. Я пошатнулась, и Сашка рывком прижал меня к себе, глядя за мою спину немного ошалевшими глазами.

— Я тебе принесла ночную рубашку и халат, Стася, — раздался смущённый голос Лидии Васильевны. — Извините, что помешала, конечно… Но, Саш, может, ты всё-таки потерпишь пару дней?

Лебедев аж зарычал.

— Мама!

— Да поняла я, поняла… Ухожу. Мне-то что, внуки быстрее появятся… — И моя будущая свекровь покинула комнату, тихонько шаркая тапочками.

Мы молчали… секунд, наверное, двадцать. Потом Сашка тихо и хрипло сказал:

— Сладкая ты, Стась. Очень сложно оторваться.

— Да, — ответила я невпопад. — Я поняла.

Но я ничего не понимала. У меня мозги будто бы вытекли вместе с этим поцелуем.

— Я пойду спать, да?

Лебедев кивнул и разжал объятия.

— Иди. Вон… одежда лежит, которую мама оставила. Спокойной ночи, Стась.

— И тебе, Саш.

Спокойной ночи, значит. Ну конечно…

Какое-то время сердце у меня колотилось, как бешеное. Даже холодный душ не помог. Хотя я довольно долго стояла под струями ледяной воды и думала.

В тот вечер мы с Лебедевым выпили не то, чтобы много, но достаточно. И если бы не ударившее в голову пиво, я бы в жизни не решилась спросить, почему из всех девчонок он так тесно дружит только со мной (Ксюшку я не считала — я дружила с ней больше, чем Сашка). Я как сейчас помню — Лебедев на секунду завис, потом усмехнулся, пожал плечами и ответил, делая глоток из бокала с пивом: «Просто я тебя не хочу».

Я не стала переспрашивать, просто протянула «А-а-а» — и замолчала. Мне тогда было немного больно — самолюбие оказалось задето донельзя. Впрочем, я быстро это пережила.

«Я тебя не хочу». Но… что это тогда было у Сашки в штанах? Не гаечный же ключ. Я не маленькая девочка, понимаю, как проявляется желание у мужчин.

Получается, он мне тогда соврал? Или я его неправильно поняла?

А может, я просто усложняю? Может, любому парню достаточно немного потискать девушку, чтобы возбудиться, но сознательно Лебедев меня не хочет?

Да, скорее всего, так. Но всё равно — пусть сам объяснит!

Короче говоря, на обратном пути из ванной в своё временное обиталище я решила зайти к Сашке в комнату и прояснить этот момент окончательно и бесповоротно. Одета я была вполне пристойно — белья нет (ну не могу я в трусах спать, не могу), но ночная рубашка и халат в пол без всяких разрезов присутствуют. Для серьёзного разговора пойдёт.

Остановившись перед дверью Лебедева, я начала осторожно её открывать — и застыла, услышав его голос. Точнее, даже не его голос… А имя «Лариса», произнесённое его голосом.

Телефон. Он говорил по телефону. И наверное, надо было закрыть дверь и подождать, как приличная девочка… но вместо этого я медленно и аккуратно чуть увеличила щель, чтобы слышать больше.

Да, нехорошо. Но нельзя же всегда быть хорошей…

— Нет, Ларис, я же сказал. Я не могу ни на этой неделе, ни на следующей. — Молчание. — Да фиг знает, когда. Ну посмотрим. Я позвоню, как появится время. — Смех. — Да ну, прекрати, не умрёшь ты без секса эти пару недель.

Сердце у меня не то, что упало — оно грохнулось с громким таким «бабах!»

И какое-то время я ничего не могла различить…

— … Мы в Прагу поедем. На свадьбу не вздумай приходить, поняла? Батя взбесится так, что искры полетят, да и без приглашения ты в ресторан не попадёшь. Уйми своё женское любопытство, Ларис.

Дальше я слушать не стала. Закрыла дверь и пошла в свою комнату, чувствуя себя так, словно по мне асфальтирующий каток проехался.

Не буду ничего у него спрашивать, не буду. Поплачу и лягу спать. В конце концов, имею право.

Однако плакать у меня не получилось — вместо этого я сидела на постели при слабом свете ночника и злилась. И сама точно не могла понять, на что. Точнее, поначалу не могла… а когда поняла, разозлилась ещё больше.

Все бабы дуры, и я в том числе. Размечталась. Показалось, что Лебедев не просто играет, а я реально ему нравлюсь.

Угу, нравлюсь… Сиськи мои ему нравятся, вот что. Полстраны готов за них отдать.

Убила бы! Не его — себя. За дурь эту. Нашла, в кого влюбляться! Сашка объект для влюблённости ещё более безнадёжный, чем Костя Волгин. Безнадёжнее не бывает!

Дура. Коза безмозглая…

— Стась? Ты чего не спишь?

Я вздрогнула, услышав голос Лебедева. Он приоткрыл дверь и просунул в комнату одну только свою голову, и глядел на меня, чуть сощурившись — наверное, от света ночника.

— Да так, — процедила я, из всех сил подавив в себе желание чем-нибудь швырнуть в Сашку. — А ты чего не спишь?

— А я сплю. Ну, почти. Душ принимал. Шёл туда — у тебя свет горел, обратно — тоже свет… Случилось чего?

Случилось, случилось… Стася в кои-то веки осознала, что она не просто дура, нет. Стася дура влюблённая!!

— На новом месте плохо спится. Сижу, глаза луплю.

— Хочешь, вместе полупим? — улыбнулся Лебедев, к моему удивлению заходя внутрь и закрывая за собой дверь. — Помнишь, как котёнок Гав и его дружок-щенок?

— Помню, — с трудом выдавила из себя я, стараясь не смотреть на Сашку. Он был в одних трусах. Глупо, конечно — всё равно что человек в плавках на пляже… но неловко.

Я тоже в общем-то была в одной только ночнушке, причём короткой, чуть ниже попы, и сшитой из тончайшего кружева. На мой взгляд — дико неудобная вещь, хлопковая футболка гораздо лучше, а от всех этих кружавчиков я чесаться потом буду. Но что Лидия Васильевна дала — то я и одела. Дарёным ночным рубашкам, как известно, в кружавчики не смотрят.

Однако сидела я так, что Сашка не мог рассмотреть, во что я там одета. С краю постели, зажав ноги и поставив локти на колени, а сверху на кулаки примостив свою бедовую голову.

Но Лебедев настолько нагло зашёл ко мне в комнату в одних труселях, что я внезапно разозлилась. Вот он постоянно меня стебёт! Постоянно! А я, что, не могу?!

— А знаешь… — Я разогнулась, выпрямилась и чуть откинулась назад, оперевшись на руки. Взгляд у Сашки вмиг стал заинтересованным и заскользил по моему телу, вызывая непроизвольное чувство неловкости… и жар внизу живота. — Я тут сидела и думала: нафиг мне с тобой разводиться, Лебедев? Ты у нас мальчик красивый, богатый… Вон какой у тебя дом… Так что, может, ну его, этот развод? Буду жить всю жизнь как сыр в масле, а ты развлекайся с кем хочешь.

Сашка тихонько засмеялся, а потом подошёл ко мне вплотную. Я изо всех сил старалась не показать, насколько в этот момент напряглась… и задрожала.

А Лебедев наклонился, тоже оперся руками о кровать по обе стороны от меня, с видимым удовольствием провёл взглядом по моему телу и выдохнул, подняв глаза к лицу:

— Стася… Из тебя порочная девочка примерно как из меня хороший мальчик.

Блин.

— Ну не всё же одному тебе меня разыгрывать и стебать? — возмутилась я, и Лебедев опять засмеялся. — Тем более ты сам ко мне пришёл! Грех не воспользоваться. И ночнушка подходящая.

— О да, — фыркнул он, опуская голову и вновь глядя на мою грудь. — Очень подходящая.

Теперь я чувствовала жар не только внизу живота — в самом лоне. Там пульсировало и тянуло так, что я почти теряла сознание.

Сашка вдруг положил руку на моё правое бедро и медленно провёл ладонью вверх, чуть задирая рубашку и поглаживая обнажённую кожу.

— Опять без белья, Стась? — выдохнул он хрипло мне в губы. — Ты всегда спишь без белья, малыш?

Я не обратила внимания на это странное обращение, сосредоточившись на прикосновениях Лебедева. Даже сам вопрос дошёл не сразу.

— Угу. Всегда. В трусах неудобно.

— Согласен. И ночнушка нам тоже ни к чему, да, Стась?

Сашка вдруг резко поднял руку выше, словно намереваясь стянуть с меня рубашку, и я испуганно прижала её к себе вместе с его загребущей ладонью.

А этот гад заржал!

— Опять ты меня стебёшь…

— Ну так ты сама напросилась, — хмыкнул Лебедев. — И вообще, запомни, женщина: тебе меня не перестебать! Смирись.

— Никогда!

И я, подняв руки, пощекотала Сашку под мышками. Он тут же дёрнулся, пытаясь встать, но я обхватила его руками и ногами — и буквально повалила на себя, продолжая щекотать.

Вот только… прав был он. Пусть Лебедев смеялся, но теперь он лежал между моих раздвинутых ног… и как это я не подумала, а?.. И белья на мне не было. А на Сашке не было грубых джинсов с пуговицами и молниями, только довольно-таки тонкие трусы.

От растерянности, смущения и волнения я даже перестала его щекотать. Там, между ног, было очень горячо… и я ощущала, насколько Лебедев большой и твёрдый.

— Стась… это запрещённый приём, — сказал Сашка хрипло, толкаясь вперёд, в меня, и я охнула. — Я же не святой с нимбом над башкой. Ты… — он вновь толкнулся и застонал, закатывая глаза. — Б***, Стась, это слишком.

Лебедев вскочил с меня и тут же отвернулся, тяжело дыша.

— Извини, — пробормотала я, сводя ноги и садясь на постели. — Я не подумала.

— Я понял. Просто в таких условиях весьма сложно сдерживаться, знаешь ли… И это уже не стёб, а издевательство, Стась.

— Извини, — второй раз почти прошептала я.

— Проехали. Всё, я пошёл. Спокойной ночи.

— Спокойной…

И Лебедев быстро вышел из моей комнаты, даже не оборачиваясь.

Хоть мне и было дико стыдно, но уснула я быстро. А наутро, как только Сашка постучался в мою комнату и сообщил, что через час завтрак, а потом поедем по домам переодеваться и на работу, я вспомнила о случившемся и резко расхотела вставать с постели.

Но всё же встала, умылась, а выходя из своей комнаты, столкнулась в дверях с Лебедевым.

— Извини, — пробурчала я, опуская глаза, и очень удивилась, когда он вдруг обнял меня и ласково погладил по спине.

— Всё хорошо, малыш. Не переживай ты так.

— А почему «малыш»? — я внезапно вспомнила, что Сашка уже вчера начал меня так называть, и решила поинтересоваться, с чего вдруг.

— Да не знаю даже. Тебе подходит. А что, не нравится?

Лебедев выпустил меня из объятий и внимательно посмотрел в глаза.

— Нравится, — ответила я, чуть смутившись. — Мне и белочка нравится. Это я так… бухтю.

Сашка засмеялся и поцеловал меня в щёку.

Оставшиеся два дня до свадьбы пролетели, как один миг. Точнее, они даже просвистели, не оставив о себе толком никаких воспоминаний, кроме ощущения дичайшей паники и постоянных сомнений в собственной адекватности.

Вечер накануне свадьбы я проводила дома. Мы с Лебедевым накануне перетащили кое-какие мои вещи к нему в квартиру, и теперь я ощущала себя человеком без определённого места жительства.

— Волнуешься? — спросила Ленка, в этот момент перекрашивая ногти на ногах в красный цвет. До этого они у неё были голубые. Но «свадебное» платье у сестры красное, так что педикюр и маникюр срочно переделывались.

— Угу, — вздохнула я, пытаясь справиться с тошнотой, подходящей к горлу. Бред сивой кобылы… И что может случиться? В конце концов, это же Ле-бе-дев! Я его тысячу лет и одну ночь знаю!

— Стась, а Стась. А можно мне будет на ютуб выложить видосик с твоей свадьбы?

Ещё не хватало…

— Лен… а можно я скажу «нельзя»?

Сестра хихикнула.

— Стесняешься?

— Нет, — я вздохнула, понимая: ещё один сеанс на тему «мудрость старшей сестры» неизбежен. — Просто, как бы тебе объяснить… Вот есть люди, которым всё это нравится, я имею в виду публичность. Ну или не напрягает хотя бы. Такие люди становятся артистами, ведущими, или даже политиками. А мне подобное всегда было не по вкусу. Это не значит, что я хуже, просто я другая. Мне совершенно не хочется, чтобы какие-то неизвестные личности смотрели в интернете на нашу с Сашкой свадьбу. Если я захочу кому-то показать — я покажу. А так не надо.

Ленка молчала, задумчиво проводя по одному и тому же месту кисточкой раз эдак в двадцатый.

— Поэтому я стала редактором, в общем-то. Редакторы всегда в тени. И мне это нравится.

— А мне нет, — пробурчала сестра. — Я хочу тобой гордиться, а гордиться нечем.

Я аж обалдела.

— Лен… да ты что? Разве гордиться обязательно публично? Это ведь просто показушность. Не настоящее это, понимаешь? Вот взять, например, тебя.

— Меня? — Ленка подняла голову. Я с опаской покосилась на её тюбик с лаком — как бы не уронила и пол не залила…

— Тебя, тебя. Если ты хорошо закончишь школу в следующем учебном году, я буду гордиться тобой гораздо больше, чем если ты выиграешь конкурс красоты среди тинейджеров и тебя покажут по телевизору. Знаешь, почему?

— Почему? — сестра аж рот открыла.

— Потому что хорошо закончить школу — это твоё достижение, твои усилия, которые ты прилагаешь ради своей цели. А конкурс красоты — это просто конкурс красоты. Внешность — это не достижение. Ну, — я усмехнулась, — если только не считать пластическую хирургию.

Пока сестра переваривала информацию, я добавила:

— И ты, если очень захочешь, вполне можешь мной гордиться. И если хорошенько подумаешь, даже найдёшь, чем именно.

Минут пять Ленка молчала, докрашивая ногти. А я бездумно листала старый потрёпанный детектив Агаты Кристи, мой любимый — «Человек в коричневом костюме». Но никак не могла сосредоточиться и прочитать хоть одно слово оттуда…

— Стась, а Стась…

— Угу?

— А ты нас навещать-то будешь? Или ты теперь только с Сашкой станешь время проводить?

Я вдруг развеселилась.

— Буду навещать, конечно. А то ты без меня заскучаешь — некого же будет зелёнкой-то мазать!

Лена чуть смутилась и опустила голову.

— Маму с папой можно…

— Не вздумай, — сказала я серьёзно. — Не огорчай их. Они у нас шуток не понимают.

— Да, — вздохнула Ленка. — Я заметила…

Надо же, она заметила. Может, и правда взрослеет?..

В день свадьбы я проснулась в пять утра. Уснула в два часа ночи, проснулась в пять утра — классика жанра, который называется «психоз».

Долго лупила глаза в потолок, глядя на старые светящиеся в темноте наклейки со звёздочками и планетами. Я прилепила их туда, когда мне было тринадцать, как сейчас Ленке. Мне хотелось закрыть жуткие жёлтые пятна, которые тогда появились на нашем старом и давно не ремонтированном потолке.

Я бы хотела помочь родителям сделать ремонт в квартире, очень хотела бы. Но увы — в нашей стране частенько бывает так, что либо одно, либо другое. Либо ремонт, либо своя квартира. Наверное, это несправедливо и эгоистично, но я хотела свою.

Вот ещё одна причина, по которой я согласилась выйти замуж за Лебедева. Буду отдавать треть зарплаты родителям на ремонт. Хотя, нет — лучше просто откладывать, а потом поделиться. А то ещё вместо ремонта своей квартиры купят Ленке новый давно выпрашиваемый айфон. Они могут…

Так что… хватит рефлексировать. В конце концов, пережила же я безответное чувство к Косте? Значит, и к Сашке переживу. Не так уж это и сложно. Главное — иметь в жизни какие-то ещё другие цели, кроме собственно любви.

Тогда, в институте, мне хотелось закончить его с отличием, добиться успехов на работе. Теперь я хочу свою квартиру. Пусть маленькую — на большую мне не накопить — и пусть где-нибудь на отшибе, но свою.

Конечно, когда тебя не любят — это больно. Особенно в подростковом возрасте. Да-да, в школе я тоже была влюблена, и тоже безответно. Так что опыт выживания в подобных условиях у меня имеется.

Я давно не маленькая девочка и знаю, как устроена жизнь. Люди всегда выбирают для любви себе подобных. И такому парню, как Лебедев, нужна девушка такая же, как он — красивая, холёная, богатая и немного легкомысленная. С безуминкой.

Меня Сашка любить никогда не будет. Поиграет с удовольствием, он обожает игры, хорошо, что не жестокие. Но любить — нет.

Я усмехнулась и повернулась на другой бок. Да, Стася, ты всегда была разумной девочкой… Жаль только, что разум не умеет приказывать сердцу.

Тогда всё вообще было бы идеально. И не ныло бы от безнадёжности, и не саднило, как разбитая коленка.

И наверное, тогда в этот день я могла бы быть счастлива. Хотя бы немного…

Первой приехала Ксюша, за что я была ей безмерно благодарна — если бы не она, меня к девяти часам утра колотило бы так, что пришлось бы взяться за успокоительное. Но приехала Ксюша — и стало легче. Она сделала мне массаж шеи и плеч, мы похихикали над какой-то фигнёй в интернете, вместе позавтракали и начали собираться.

К половине десятого примчались фотограф и Федя-стилист. Забавно, но фотограф — парень по имени Андрей — явно очень впечатлился Ксюшей и крутился вокруг неё, забывая о своих непосредственных обязанностях. Подруга, как всегда, держалась особняком и мягко наставляла Андрея на путь истинный, то есть на фотографирование меня.

А Федя, быстро приведя в порядок восторженно подпрыгивающую Ленку — вообще обычно первую «прихорашивают» невесту, но я очень просила начать с сестры, дабы она меньше скакала, — занялся мной под почти беспрерывные щелчки фотоаппарата. Раздражало это страшно.

— Лебёдушка, лебёдушка, — шептал он восхищённо, укладывая мне волосы. — Даже завидую жениху. Может, передумаешь, Стася?

Я кокетливо хихикала, потихоньку начиная проникаться атмосферой необычности этого дня. И когда Федя наконец доделал свою работу и я облачилась в платье, накануне перевезённое Сашкой из его квартиры, а потом меня поставили перед окном для романтичной фотосессии с доставленным утром свадебным букетиком, я даже почувствовала небольшое удовольствие от происходящего.

Букет был очень красивый, из белых и розовых цветов, с вкраплениями зелёных листьев и веточек. Такой нежный, романтичный…

— Надеюсь, его поймаешь именно ты, — шепнула я Ксюшке, когда Федя закончил причёсывать и красить уже её и Андрей стал фотографировать нас с ней вдвоём.

Подруга чуть слышно фыркнула и покачала головой.

— Ох, Стась. Увы, в пойманные на свадьбе букетики я верю ещё меньше, чем в перебегающих дорогу чёрных кошек. Ты же знаешь, мне в личной жизни не везёт.

Я сочувственно улыбнулась и погладила её по спине.

Потом Андрей фотографировал меня с родителями и с Ленкой, затем — только с Ленкой, с мамой и папой по отдельности. Даже с Федей пофоткал.

— Пигмалион и его Галатея, — хмыкнула я, когда нас со стилистом поставили рядышком посреди комнаты. Федя посмотрел на меня с гордостью и задрал нос. И в этот момент Андрей щёлкнул камерой. Да-а-а, чувствую, фотография получится колоритная…

Часть гостей должна была в это время съезжаться к Лебедеву. И ещё часть подъедет уже в загс на своих собственных машинах. А тех гостей, которые приедут к Сашке, довезут с комфортом на заказанных автомобилях. И хотя это будут не лимузины, без пошлых ленточек и колец на капоте всё же не обошлось.

На одной из таких машин к половине первого примчался Лебедев вместе со своим свидетелем. Это был Сашкин друг детства Виталий. Мы с ним были шапочно знакомы, встречались на днях рождения Лебедева, правда, всего пару раз. Я ему никогда не нравилась, точнее, даже не я, а мы с Ксюшей — подруга Виталия отшила, и тот, кажется, разобиделся. Впрочем, гадостей он не делал, просто общался с нами обеими довольно прохладно.

Честно говоря, я бы предпочла видеть свидетелем кого-нибудь другого. Но когда Сашка сказал, что им будет «Виталик», решила не возражать. Это глупо, в конце концов. У нас и свадьба-то фиктивная, не хватает ещё мне настаивать на фиктивных свидетелях. Хочет Сашка Виталика — пусть будет ему Виталик.

За пять минут до приезда Лебедев позвонил по телефону, и вся честная компания запихнула меня в маленькую комнату — спрятали, в общем, от жениха. Что-то они там придумали, какую-то фигню по поводу того, что он должен то ли спеть, то ли сплясать, дабы ко мне прорваться.

Я нервно ходила по комнате и косилась на себя в зеркало. Самой себе я нравилась — Федя постарался на славу, как тогда, в салоне, даже чуть лучше получилось. Очень нежное лицо, и волосы уложены потрясающе. И фата, прикреплённая сзади, смотрелась не так ужасно, как я думала. Очень романтично, и она действительно мне шла.

Так, Сашка явно явился — в большой комнате завыли-заржали-захлопали. Потом все стали хором говорить, что не пустят его ко мне, пока он не сделает что-нибудь героическое, например, не пропоёт серенаду. Представляю, как обалдел Лебедев…

Тишина. Кашель. И…

— Венец творенья, дорогая Стася! Ты сладкий сон, ты сладкий сон! Виденьями любовного дурмана я опьянён, я опьянён! — запел Сашка дурным голосом. — Венец творенья, дорогая Стася! Ты существо, ты существо… в котором нет, в котором нет не одного изъяна! Ни одного, ни одного!

Я почти пополам сложилась… а уж что творилось в комнате, даже не представляю, но приглушённый хохот я слышала отчётливо.

Дверь распахнулась, в комнату шагнул Лебедев со слегка вытаращенными глазами. Увидел меня — и вытаращился ещё сильнее.

— Рифма хромала, — с трудом выдавила из себя я. — Стася — изьяна. Я же говорила, стихоплёт из тебя неважный.

Сашка вообще, кажется, не обратил внимания на мои слова. Быстро подошёл вплотную, поднял руку и прикоснулся кончиками пальцев к моей щеке.

— Ты такая красивая, — прошептал он. — Невероятно просто. А очки где?

— Линзы поставила, — ответила я с неловкостью. — Не люблю их, но сегодня надо. Невеста в очках — не комильфо.

— Да, — кивнул Лебедев, вздохнул — и поцеловал меня в губы. Легко и нежно, и жаль, что недолго — всего пару секунд. — Пойдём. А то гости, чего доброго, решат, что мы уже тут приступили к первой брачной ночи.

Сашка взял меня за руку и мы, улыбнувшись друг другу, проследовали к выходу из комнаты.

Когда мы прибыли в загс, мне захотелось срочно куда-нибудь убежать. И ведь это ещё не все гости, основная часть прибудет непосредственно в ресторан. Но этих… примерно двадцати человек мне хватило с лихвой.

Фотограф, который снимал Сашку, уже отчалил домой, и теперь всех фотографировал один Андрей. И было у меня предчувствие, что Ксюши на этих снимках будет чуть ли не больше, чем нас с Лебедевым.

К моменту, когда нас позвали в торжественный зал, я была готова потерять сознание. И от усталости, и от бесконечных улыбок, но самое главное — есть я уже хотела так, что была готова откусить кусок от собственного жениха.

Но удивительно — голод, оказывается, помогает утихомирить волнение. И когда мы шагнули в торжественный зал, мне уже всё было фиолетово — только бы скорее выйти отсюда и что-нибудь съесть. Неплохо было бы ещё платье снять и лечь на кровать, задрав ноги, но об этом лучше пока не думать.

Мы вошли в зал под марш Мендельсона, как положено. Свидетели, Ксюшка и Виталик, встали рядом, остальные расположились на стульчиках сзади. И меня в тот момент, когда марш стих и находящаяся перед нами с Лебедевым тётенька с одухотворённым лицом начала не менее одухотворённо что-то вещать, пробил такой хохот… Я затряслась, сжимая Сашкину руку, уткнулась глазами в пол, чувствуя, как в них вскипают слёзы, и изо всех сил старалась не заржать, представляя, как я перебираю гречку. Полную кастрюлю очень мусорной гречки…

Лебедев нежно погладил мои пальцы, и стало легче. А тётенька между тем к моему облегчению уже заканчивала свою торжественную речь и приглашала нас расписаться в каких-то листочках — я из-за слёз даже толком их не рассмотрела — обменяться кольцами, выдала нам свидетельство о заключении брака и важно провозгласила:

— Объявляю вас мужем и женой! А теперь жених может поцеловать невесту!

«Давайте лучше в ресторан быстрее поедем», — хотела сказать я, но не успела — Сашка нежно, но настойчиво повернул меня лицом к себе, обнял и поцеловал под показавшиеся мне оглушительными аплодисменты окружающих.

Замужем. Я замужем?!

А Лебедев между тем останавливаться не собирался. Гладил меня по спине — пристойно, конечно, но всё-таки гладил — и так впивался в губы, словно безумно соскучился и теперь не может оторваться от своей невесты. Отличный спектакль.

Только вот с моей стороны это спектаклем не было. Я почти потеряла сознание в его руках — так жарко и сладко мне стало. И если бы не Сашка, сжавший меня в объятиях, я бы, наверное, точно позорно грохнулась на пол.

— Поздравляю, Стась, — шепнул Лебедев, наконец отпуская мои губы. Только губы, но вся остальная я оставалась в его руках. — Ты теперь моя жена. Будешь меня слушаться?

— Да, — ответила я, чуть дрожа, — конечно, Саш.

— Прекрасно, — улыбнулся он и вновь поцеловал меня. Длился этот поцелуй, правда, недолго — совсем рядом вдруг раздался громкий голос Лебедева-старшего:

— Всё-всё, хватит! Ты же её сейчас проглотишь, сынок.

Да и… пусть глотает.

— И в ресторан пора уже!

А вот это уже причина повесомее…

— Хорошо, — вздохнул Сашка, отрываясь от меня. — В ресторан так в ресторан. Кушать и правда хочется.

— Очень! — пискнула я, и мой… теперь уже муж засмеялся.

Вообще-то до ресторана мы планировали устроить фотосессию в сквере рядом с загсом. Он был хоть и маленький, но вполне себе живописный, да и погода хорошая. Но из-за всеобщего голода фотосессию решили сократить и потратили на неё не больше двадцати минут. При этом фотографировались в основном мы с Лебедевым, ну и ближайшие родственники. И свидетели, конечно. Хотя судя по улыбке Ксюши, она предпочла бы не находиться рядом с Виталиком ни за какие коврижки. Всем прочим, конечно, казалось, что всё хорошо, но я знала эту её улыбку. Она всегда так улыбалась, когда чувствовала дискомфорт.

А потом мы наконец-то поехали в ресторан, и я ехала теперь уже не в отдельной машине с родителями, а вместе с Сашкой. И за рулём был, к моему сожалению, Алексей Михайлович. Я предпочла бы стороннего водителя — хоть расслабилась бы…

А так Лебедев-младший опять обнял меня, прижал к себе и начал тыкаться носом мне в шею.

Я хихикнула.

— Саш, щекотно.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — фыркнул с водительского места мой… теперь уже свёкр. — Ещё немного до ночи подождать осталось. Хотя с учётом того, насколько вы сегодня укатаетесь, вряд ли у тебя будут силы на постельные подвиги.

Блин, вот Сашка весь в отца. Вот весь!!!

— Будут, — почти промурлыкал Лебедев, целуя меня в то место, где шея переходит в плечо. — У меня на всё-ё-ё будут силы…

— Это угроза? — пробурчала я, пытаясь не стонать и не вздыхать от удовольствия. — А то я уже боюсь.

— Пра-а-авильно, бойся! — чувственно и угрожающе прошептал Сашка мне на ухо, и между ног всё сжалось. Блин, Стася… Играет он, играет! Не нужно так реагировать…

— А подружка-то ваша, Ксюша, не замужем ещё? — спросил Алексей Михайлович, и отвечать пришлось мне: Лебедев-младший был занят. Целовал мою шею.

— Нет… м-м… не замужем.

Свёкр хмыкнул, с иронией покосившись на нас в зеркале заднего вида.

— А то Виталик рядом с ней так и вьётся. Но она не в восторге.

Я пробормотала что-то невнятное.

— А жаль. Его родители тоже давно мечтают о внуках.

Услышав это заветное слово, Сашка наконец перестал меня обцеловывать.

— Папа… Виталик сам разберётся. Без помощи родителей.

— Как ты? — хмыкнул Алексей Михайлович, и мне почему-то послышался в этом вопросе какой-то намёк.

— Как я, — кивнул Сашка. — А что, я разве плохо сам разобрался?

— Прекрасно, сын… прекрасно.

Ресторан мне понравился. Хотя… он мне понравился потом, когда я его рассмотрела. Потому что первым, что я увидела, был не ресторан, а Лидия Васильевна с огромным караваем на полотенчике при входе.

Так… кажется, мы сами это утверждали. Точнее, не мы, а Сашка…

— Ну-ка, молодёжь, не проходите мимо! — громко, как генерал на параде, провозгласила моя свекровь. — Для вас пекли!

Для нас, ага… Только вот слопать они нам его не дадут спокойно, обязательно с какой-нибудь дурацкой свадебной традицией…

Остальные гости, хихикая, разбредались по бокам. В том числе и Ксюшка с не отлипающим от неё Виталиком, на которого немного ревниво косился фотограф. Он себе подобной роскоши позволить не мог.

— Берём каравай в ручки, вот таааак… И кусаем! Кто больше откусит — тот и хозяин в доме!

Точно, было что-то такое среди конкурсов. Мне показалось, безобидно.

Сашка вгрызся в этот каравай, как акула в свою жертву, мне же многого было не надо — я аккуратно откусила сбоку. Пусть будет хозяином в доме. В конце концов, это его квартира.

Оторвал Лебедев почти полбулки… Силён. Все поржали, Лидия Васильевна пошутила, что безоговорочным хозяином назначается Сашка — и мы наконец пошли к столам. Есть!

Вот тут мне и понравился ресторан. Зал не очень большой, столики каждый на десять человек. За нашим с Лебедевым, кроме нас, родителей и Ленки, сели ещё Ксюша с Виталиком и брат Алексея Михайловича.

А ещё тут было много цветов, огромный аквариум и сбоку выход на небольшие балкончики специально для курящих гостей.

И еда-а-а…

Прямо перед столиками имелось небольшое пространство — наверное, чтобы можно было потанцевать, там же за одиночным столом с музыкальным центром в обнимку сидел уже виденный нами с Сашкой тамада — парень по имени Олег.

Когда все гости расселись, он представился, сказал очень красивую и прочувственную речь про любовь в браке и прочие семейные неприятности, а потом предложил всем поднять бокалы с шампанским и, конечно, прокричать «горько».

Нам с Лебедевым пришлось встать — блин, только села… — выпить по глотку шампанского… и вновь целоваться. Причём не просто, а уже на радостный счёт гостей. Но я не поняла, отчего была большая радость — что мы мучаемся, или что скоро будем кушать?..

— Раз… Два… Три…

Сашка трепетно сжимал моё лицо в ладонях и так нежно ласкал губы, что мозги у меня превратились в желе.

— Четыре… Пять… Шесть… Семь…

Язык… Горячий требовательный язык погружался в мой рот, обводил контур губ, сплетался с моим языком…

— Восемь… Девять… Десять!

Видимо, нам полагалось разорвать поцелуй. Но Сашка абсолютно не обращал внимания на этот факт. И продолжал целовать меня, да ещё и зарычал, кажется… как зверь, у которого отнимают добычу.

Остановился, только когда тамада весело сказал:

— Вот она — сила любви! И голод отступает перед желанием поцеловать невесту!

Да, это точно… Голод отступил… Правда, ненадолго.

И когда мы сели обратно на свои места, я с аппетитом начала хрумкать всё, что подкладывали мне в тарелку.

Вкусно было очень. И если бы не сам факт того, что это моя свадьба, причём фиктивная, я бы даже наслаждалась процессом поедания стоявших на столе блюд. Но… наслаждаться мне не давали.

— Горько-о-о! — кричал тамада каждые, наверное, минут десять, и нам с Лебедевым вновь приходилось вставать и целоваться. Вот… убила бы! Поесть не дадут спокойно, всё «горько» да «горько»… А с учётом того, что Сашка каждый раз целовал меня как в последний, через час, когда наконец вынесли горячее, у меня уже болели губы. И щёки. И язык.

— Я никогда в жизни столько не целовалась, — призналась я ему тихо, как только мы вновь опустились на стулья после очередного поцелуя.

— То ли ещё будет, — фыркнул Лебедев, и я мрачно на него посмотрела. Интересно, у меня губы к вечеру не отвалятся?.. Да и не только губы.

Я вообще-то человек не очень пьющий, и это даже мягко говоря. А всё почему? Потому что пить я не умею. Сашке надо хорошенько так наклюкаться, чтобы отрубиться или начать нести бред, а мне — мало. Поэтому я честно старалась следить за своей обычной нормой в три бокала шампанского, но… увы, получалось плохо. Нет, я всё ещё могла стоять на ногах и более-менее соображала… вот только в голове уже начинал плыть розовый туман.

Поэтому, когда тамада объявил «танец молодых» (а потом нам ещё предстояли конкурсы… и торт!), я посмотрела на Сашку с ужасом.

— Да ладно тебе, Стась! — хмыкнул он, взял меня под руку и помог подняться. — Не вальс же! Так, потопчемся на одном месте. Пошли-пошли, а то если будем медлить, гости заскучают и опять начнут кричать «горько».

— Не надо! — пискнула я, подпрыгнув на месте, и почти побежала в танцевальную зону.

Тамада ещё что-то говорил, но я не слушала — ловила кайф от Сашкиных ладоней на своей талии. А потом заиграла музыка… и я обалдела.

— Са-а-аш?.. — протянула я с недоумением, вслушиваясь в знакомую до боли мелодию. Это же… из «Каспера»!!!

— Я знал, что тебе понравится, — шепнул Лебедев мне на ухо, покачиваясь вместе со мной в едином ритме. — Когда Олег спросил, под какую музыку будем танцевать, я сразу вспомнил, как ты рассказывала, что в детстве влюбилась в этот фильм и песню, под которую в конце танцевали Каспер и… как звали его подружку?

— Кэт. Её звали Кэт, — ответила я, поражённая до глубины души. Надо же — он запомнил…

— Да, точно. Ты ещё мечтала найти эту песню, но пока не появился интернет, у тебя не было никакой возможности.

— Ну да, я ведь даже не знала, кто её поёт…

Мы замолчали, танцуя под мелодию, которую я так хорошо помнила. И не помнила… Потому что только сейчас, качаясь под неё в объятиях Лебедева, я вдруг осознала, что она про нас.

Every now and then

We find a special friend

Who never lets us down

Who understands it all.*

Я столько раз слушала эту песню… слушала — и не слышала.

И сейчас… я сделаю так, как там поётся. Я загадаю желание за тебя, Саша. И буду надеяться, что оно сбудется.**

Какое желание?.. Не скажу. Нельзя говорить, если хочешь, чтобы сбылось…

(*Песня «Remember me this way» — «Запомни меня таким» — в исполнении Джордан Хилл из фильма «Каспер». Дословный перевод: «Каждое сейчас и тогда мы находим особого друга, который никогда не подведёт, который всё понимает».)

(*I’ll make a wish for you and hope it will come true.)

***

По лицу сидящей рядом с Алексеем Михайловичем девушки скользили блики от цветомузыки, которую включил тамада, а по совместительству ещё и диджей, и Лебедев-старший несколько секунд любовался на точёный девичий профиль. Был бы он лет на тридцать помоложе… и не женат, конечно.

Ксюша следила за танцующими, едва заметно мягко улыбаясь, и было в этой улыбке что-то… понимающее. Причём понимающее суть, а не поверхности.

Почувствовав, что на неё смотрят, девушка повернулась и вопросительно поглядела на Алексея Михайловича.

— Как думаешь, Ксения, — сказал он негромко, наклоняясь, чтобы уж точно никто больше не расслышал, — скоро они разведутся?

Короткая вспышка удивления. Потом едва заметная усмешка — и взгляд, наполнившийся пониманием до краёв, как будто это был не взгляд, а кувшин с тёмной водой.

— Никогда, — ответила Ксюша так же тихо. — Никогда, Алексей Михайлович.

Он засмеялся, чувствуя несказанное удовольствие от её ответа.

— Вот и я так думаю, — шепнул и подмигнул девушке с заговорщицким лукавством. — Ты, кстати, танцуешь?

Она покосилась на Виталика.

— С вами — да, — сказала твёрдо, протягивая мягкую белую руку, и Лебедев-старший вновь засмеялся.

***

После «танца молодых» начались конкурсы. О-о-о, глаза мои пусть лучше бы этого не видели! Нет, смешно, конечно… Сашке больше всего понравился конкурс с «мумией» — когда надо было заматывать партнера туалетной бумагой в течение двух минут, а по результатам выбирать лучшую. Самой качественной мумии и её «заматывателю» давали в подарок… рулон туалетной бумаги, да. Чтобы оттачивали навыки до мастерства. Лебедев ржал и даже похрюкивал от смеха.

А мне понравился конкурс, когда все гости по парам должны были писать на одном листочке любой дурной вопрос (а-ля «Сколько раз в неделю вы спите на голове?»), а на другом — любой дурной на него ответ («Только после дождичка в четверг»). Потом это всё перемешали и по очереди зачитывали. Получились такие забавные сочетания, что я от смеха чуть не скончалась прямо там, в ресторане. И не только я.

После этого конкурса ведущий предложил сделать небольшой «перекур» — женщинам явно надо было поправить потёкший макияж, а мужчинам просто передохнуть или покурить, — а потом приступить к мега-веселью, как он выразился. И пока я ходила в туалет, а затем лихорадочно размышляла о том, куда бы сбежать, Сашка ушёл на балкончик для курения вместе с Виталиком.

Не было их довольно долго, и я решила дёрнуть ребят и напомнить, что они вообще-то на свадьбе, а свадьба — дело сурьёзное. Поболтать можно и потом.

Да… в последнее время у меня, кажется, появилась дурная привычка — подслушивать. И в этот раз я опять сделала это нарочно, тихонько приоткрыв дверь и застыв возле получившейся щели.

— … Отвяжись ты от неё! — говорил Сашка с каким-то раздражением. — Ну не хочет она. Что, свет клином на Ксюшке сошёлся? Полно же баб!

— Полно баб, — передразнил его Виталик. — Да уж конечно. Ты-то с чего на этой лахудре Стасе женился? Сам же говоришь — полно баб. Нашёл бы себе нормальную!

От обиды я сжалась в комок. А за дверью, кажется, творилось что-то страшное…

— Ещё раз скажешь так про Стасю — все зубы выбью, понял? — шипел Лебедев. — В землю закопаю! Понял, Виталя?!

— Да понял! Что ты взвился-то?! И отпусти уже мой пиджак! Я, знаешь ли, драться умею не хуже тебя!

Вот только драк мне для полного счастья не хватало. Я толкнула дверь и вышла на балкон, стараясь держать эмоции при себе. Хоть и хотелось им треснуть… причём обоим.

— Саша, Виталя. Хватит уже курить, мозги все себе прокурите. Пойдёмте, там опять какие-то конкурсы.

Наш грёбаный свидетель, кивнув и бросив сигарету в мусорку, пошёл внутрь ресторана. Я собиралась последовать за ним, уже развернулась и сделала шаг в сторону двери, но Лебедев схватил меня за руку.

— Стой, Стась.

Ну что ещё? И так горько. Просто горько, на самом деле, без поцелуев и свадеб.

— Ты что-нибудь слышала?

Я пожала плечами, не оборачиваясь.

— Ну допустим.

Сашка резко выдохнул и, подойдя вплотную, осторожно обнял, уткнувшись лбом мне в затылок.

— Дурак он, Стась. Я тебя прошу, не переживай. Виталик просто злится из-за Ксюши, что она ему отказывает.

— Имеет право.

— Я знаю. Ну не переживай ты… Что ты вечно из-за слов каких-то дураков… Ну хочешь, я на колени встану, Стась?

Я так удивилась, что даже обернулась. Лебедев тут же заключил моё лицо в ладони и чмокнул меня в нос.

— Не надо на колени. Просто… — я всхлипнула. — Мне казалось, я сегодня красивая.

— Стааааась… — протянул Сашка, прижавшись своим лбом к моему. — Ты не сегодня, ты красивая всегда. Была и будешь. Не слушай чужие глупости, пожалуйста. И не верь им.

Я не знала, что сказать, поэтому молчала, а Лебедев всё стоял так — в обнимку со мной, прислонившись к моему лбу, и легко поглаживал по спине горячими руками.

— Что там сейчас за мега-веселье такое? — наконец я решила нарушить молчание.

— Ты букет будешь бросать, кажется. А я подвязку.

— Ужас.

— Потерпи, Стась. Недолго осталось. Пара-тройка часов — и мы будем дома.

— Так ещё торт…

Лебедев усмехнулся.

— Торт — это довольно приятно. Им-то швыряться не надо.

— Да уж, действительно, — засмеялась я, и Сашка, взяв меня за руку, потащил нас обоих обратно в зал.

Вот и не верь после этого… во что? В совпадения? В судьбу? Не знаю. Знаю только одно — мне страшно хотелось, чтобы букет поймала Ксюша. Хотя это глупо — замужество ведь не означает наличие любви и счастья, а я желала подруге скорее их, чем просто брака.

Мой букет спланировал прямо Ксюше в руки, проигнорировав всех остальных девушек. Их и было-то не больше десяти — моя двоюродная сестра, коллеги по работе, несколько родственниц Лебедева, две наши общие однокурсницы, с которыми я продолжала общаться после выпуска. И букет почему-то выбрал Ксюшу. Она посмотрела на него с немым удивлением, потом усмехнулась, чуть заметно качнула головой. Не верю, мол.

Ну и не верь. Я буду верить за тебя.

Букет, как оказалось — это, пардон за каламбур, только цветочки. Куда хуже мне — именно мне! — пришлось, когда с Лебедева потребовали снятия подвязки.

Изначально планировалось, что он просто аккуратно приподнимет юбку, усадив меня на стульчик, но гости были недовольны — скучно, мол. А давайте мы завяжем жениху руки сзади галстуком («Чьим?!» — подумалось мне) и пусть снимает подвязку зубами!

Сашка ржал, я хлопала вытаращенными глазами, и так как мы оба не возражали — он от смеха, я от шока — ему в итоге действительно завязали руки и приказали снимать этот… элемент одежды зубами.

И в тот момент, когда Лебедев встал на колени рядом со стулом, на котором сидела я, и его собственная мама осторожно приподняла мне юбку, чтобы помочь сыну забраться под неё… в общем, в этот момент я беспомощно посмотрела на Ксюшку. Подруга стояла буквально в трёх метрах от меня и губы у неё дрожали от смеха.

Я же говорила — всем на этой свадьбе будет весело…

«Терпи, мать», — шепнула Ксюшка, и я каким-то образом поняла её.

Лебедев под моей юбкой, кстати, явно не особенно торопился. Прошёлся с короткими и почти невесомыми поцелуями по всей ноге, на которую была надета подвязка, жарко подышал мне в бедро, заставив задрожать. Лизнул обнажённую кожу возле подвязки, потом поцеловал в то же место, ухватился губами за тонкое кружево — и потянул его вниз.

Ощущения были невероятные. Сашка будто бы сдирал с меня кожу, оголяя нервы. И играл на этих нервах так, что внизу живота пылало, горело и жглось…

Мне казалось, что снятие подвязки длится вечно, но на самом деле прошло всего секунд пятнадцать. И когда я вытащила ногу из туфельки и Лебедев вылез из-под моей юбки, сверкая белой кружевной штучкой в зубах, я даже почувствовала разочарование от того, что это закончилось.

И совершенно не обратила внимания на то, кто поймал подвязку. Не Виталик — это точно. А всё остальное уже детали…

А после был очень вкусный торт, который в меня совершенно не лез, хотя был действительно очень вкусным. И гости, опять кричавшие «горько». И требовательные Сашкины губы, сводящие с ума. Они выворачивали меня наизнанку, заставляли забывать собственное имя — и с жадностью пили моё дыхание.

И всё это было… будто бы по-настоящему. Умеешь же ты играть, Лебедев…

Жаль, что я не умею.

***

Перед самым отъездом из ресторана, когда Стася отлучилась в туалет, к Сашке подошла Ксюша. Улыбнулась и произнесла:

— Мне нужно кое-что тебе сказать.

Лебедев кивнул, превращаясь в слух. Если Ксюша хочет что-то сказать — значит, это что-то важное.

Он немного лукавил, говоря некоторое время назад с Виталиком. Сашка понимал друга. Ксюша, с этими бездонными чёрными глазами, белой мягкой кожей и дивными кудрявыми волосами, была очень привлекательна. Правда, у Лебедева, никогда не было к ней романтического интереса, только симпатия и бесконечное уважение.

— Стася меня убьёт, наверное, — почти прошептала Ксюша, и в глазах её светилась неуверенность. — Но я просто не могу… Саш, пожалуйста, будь осторожнее. У Стаси никогда не было мужчин, понимаешь?

Его всё ещё затуманенный выпитым шампанским мозг отказывался обрабатывать информацию.

— Что?

— Не было. Мужчин. Девственница она.

Как гром среди ясного неба…

— Что? Но…

— Саш. Вопросы ей задавай, не мне. Я просто хотела попросить тебя быть осторожнее.

Лебедев сначала кивнул, а потом нахмурился.

— Осторожнее? Но у нас ведь всё фик… — и захлебнулся словами, заметив ироничный и понимающий взгляд Ксюши. Вздохнул и улыбнулся. — Ладно. Спасибо.

— Не за что.

***

Я почувствовала колоссальное облегчение, когда поняла, что этот день — точнее, свадебное торжество — можно считать оконченным. Гости разъезжались, — кто на своих машинах, кто на такси, — нас с Сашкой собирались подвезти Алексей Михайлович с Лидией Васильевной, а Ксюша старательно отпихивала от себя Виталика, который опять пытался навязать ей своё общество. Заявила, что ей с ним не по пути, и вообще она устала… короче, в очередной раз отшила. Но судя по упрямому виду Сашкиного друга, сдаваться тот не собирался. Бедная Ксюшка…

Лебедев-старший, поглядев на всё это, предложил ей проехаться в его машине (добавив шёпотом: «Хотя бы до метро»), и подруга посмотрела на него с благодарностью.

Уже в автомобиле она вдруг хлопнула себя по лбу и достала из небольшой сумки через плечо маленький подарочный пакетик, со всех сторон хорошенько так заклеенный скотчем.

— Чуть не забыла, — сказала Ксюша, протягивая мне этот пакетик. — Кроме конвертика, отданного Сашке, вот ещё вам подарочек. Только обещайте, что откроете не сейчас, а… через три месяца. Да, ровно через три месяца.

Хм. Хорошо, что не через девять.

— Ладно, — кивнула я, передавая пакетик Лебедеву. Тот с интересом его пощупал: внутри было что-то мягкое. — А что там?

— Так я тебе и сказала! — фыркнула Ксюшка. — Вот через три месяца и узнаешь.

Сашка посмотрел на неё с показным подозрением.

— Может, там бомба с часовым механизмом?

— Может, — согласилась подруга, кивнув. — Или сибирская язва. Или стафилококк. Ещё варианты будут?

Минут десять мы, смеясь, перебирали самые невероятные варианты того, что Ксюша могла положить в пакетик. Начиная с ключей от квартиры, где деньги лежат, заканчивая… пером лебедя. Последнее предположение всех крайне развеселило.

Алексей Михайлович высадил подругу возле удобной для неё станции метро, и мы покатили дальше. И в окно дул свежий вечерний воздух, и Сашка так уютно обнимал меня за плечи, что я немного задремала… проснулась уже, когда он осторожно будил меня, поглаживая по щеке ладонью.

— Стась… всё, приехали. Чуть-чуть осталось.

Я разлепила глаза и, улыбнувшись, попрощалась со свёкром и свекровью. Вышла из машины и направилась к подъезду под ручку с Лебедевым.

Всё. Закончилось. Можно выдохнуть.

Только вот… не получается.

Я чувствовала себя какой-то оглушенной, когда зашла в квартиру. Да и алкоголь ещё не совсем выветрился, так что окружающее пространство казалось словно подёрнутым небольшой дымкой. И голова слегка кружилась.

— Может… чаю? — глупо спросил меня Сашка, оставив на комоде в коридоре все наши свадебные конвертики. Вряд ли они покроют его расходы на свадьбу, конечно, но хоть что-то.

— Что ты, какой чай, — вздохнула я. — Напились уже… всякого. Я сейчас переоденусь и спать.

— Хорошо, — усмехнулся Лебедев. Он явно о чём-то напряжённо размышлял, но я решила не спрашивать, о чём. Захочет — сам расскажет.

Пошла в свою комнату, закрыла дверь и какое-то время стояла посреди, не веря, что я теперь тут… на законных правах, ха-ха. И со штампом в паспорте. Правда, его всё равно менять придётся. Ну, это потом. После недельной поездки в Прагу.

Посмотрелась в зеркало. Надо же, до сих пор причёска сохранилась… Федя и правда мастер, не зря ему столько денег было заплачено (Лидия Васильевна по секрету сумму сказала, заставив меня застонать и схватиться за сердце). Макияж, конечно, уже слегка «запылился», но тоже в общем-то ничего.

Первым делом я сняла линзы. Окружающий мир начал расплываться ещё больше, и я вяло подумала, что надо было их всё-таки напоследок оставить. Что поделать, не привыкла к ним… Так, где-то тут должны быть мои очки…

И как раз когда я, подслеповато щурясь, вспоминала, куда положила очечник, входная дверь вдруг открылась, впуская внутрь Лебедева. Я, конечно, плоховато его видела, но вот то, что он был в расстёгнутой рубашке и с влажными взъерошенными волосами, разглядела.

— Ты чего, Саш?

Он подошёл ближе и сразу стал чётче. У меня ведь близорукость…

— Вспомнил кое-что, — ответил Лебедев с какой-то странной улыбкой. — Про нашу с тобой систему штрафов.

— Э-э-э… — в памяти что-то слабо зашевелилось. — Штрафов?..

— Да, Стась. Мы с тобой договаривались. Если ты будешь придумывать фигню по поводу своей красоты, я буду…

Всё, я вспомнила.

— Я с тобой ни о чём не договаривалась, — пискнула испуганно, делая шаг назад, и Сашка засмеялся.

— Да ладно тебе. Я пошутил. Ты как платье одна снимать собираешься, а? Через голову, что ли, как кофточку? Молния-то сзади, и низкая, давай я хоть помогу тебе.

— Не надо.

— Надо-надо, — фыркнул Сашка, разворачивая меня спиной к себе. Я вздрогнула, когда он положил ладони мне на плечи, потом спустил их ниже и потянул вниз язычок молнии. Ниже, ещё ниже, и ещё…

Всё, до конца. И надо было сказать «спасибо, можешь уходить» — но я не могла. Так и стояла спиной к Лебедеву, прижав к себе платье, чтобы не падало, пока он легко и нежно поглаживал то место, где собственно спина уже переходит в попу. Касался края трусиков и чуть залезал пальцами под лёгкую ткань, опаляя кожу под ней жаром своего тела.

— Стась… — шепнул Сашка хрипло, притягивая меня ближе к себе. Я вновь вздрогнула — слишком уж очевидным было его желание, упираясь в одну из моих ягодиц.

Ладони Лебедева поднялись выше, забрались под застёжку лифчика… и расстегнули его. Я охнула, а Сашка между тем уже гладил мою обнажённую спину — откровенно, не стесняясь…

— Стася… прости… я умру, если не прикоснусь… — почти простонал он мне на ухо, развёл мои руки в стороны, и платье упало на пол вместе с бюстгальтером.

— Саш… — я наконец смогла выдавить из себя хоть что-то, попыталась перехватить его руки — и не смогла, только охнула, потому что Лебедев уже начал ласкать освободившиеся полушария, сжимать соски, тянуть за них…

Внизу живота просто огонь полыхал, но он был какой-то… влажный. И дрожащий. И требовательный, и жаждущий… прикосновения. Хотя бы одного…

Я всхлипнула, выгибаясь и откидываясь Сашке на плечо. Он сразу же воспользовался случаем — я ощутила его горячие губы на своей шее. Лебедев целовал меня, втягивая носом воздух возле моей кожи, словно ему нравилось, как я пахну. И вновь целовал, не прекращая ласкать грудь. Взвешивал её в ладонях, оглаживал, сжимал почти до боли, играл с сосками, и от каждого его действия я еле слышно стонала и сильнее выгибалась.

— Стась…

Сашка резко опустил вниз одну из рук, забрался пальцами в трусики, дотронулся до пылающего и пульсирующего узелка. Я охнула и развела ноги шире, позволяя Лебедеву проникнуть глубже. Но он пока не стремился глубже, лаская крошечный комочек плоти, отчего у меня в глазах молнии сверкали.

— М-м-м, — я требовательно забилась в его руках, и Сашка, сильнее прижав меня к себе одной рукой, второй всё-таки забрался глубже. Раздвинул складочки, погладил между ними… Я жалобно всхлипнула, и кажется, это что-то переломило в Лебедеве — он вдруг громко рыкнул, перевернул меня лицом к себе и крепко поцеловал в раскрытые губы.

Голова закружилась, и я не сразу поняла, отчего. Потом осознала — мы с Сашкой упали на постель, точнее, он нас туда сам сбросил. И теперь лихорадочно пытался окончательно раздеть одновременно меня и себя. Я пыталась ему помочь, но опыта в раздевании мужчин у меня не было, поэтому я только запуталась.

Бельё, которое Сашка уже видел тогда, в примерочной, полетело вниз, на пол. Чулки с поясом тоже были стянуты одновременно с трусиками. Вслед отправилась рубашка Лебедева, затем его брюки и…

И да. И я смутилась, когда увидела то, чем он ко мне уже несколько раз так откровенно прижимался.

Заметив мой взгляд, Сашка прошептал:

— Стась, не бойся меня, пожалуйста.

Я хотела сказать, что не боюсь, но не смогла соврать. И Лебедев, чуть помедлив, склонился надо мной и провёл головкой члена по моим половым губам, раздвигая их и лаская клитор. Всё это время Сашка смотрел мне в глаза, наблюдая за реакцией, и когда я дёрнулась и облизнула губы, наклонился и поцеловал их.

— Сладкая, — сказал он тихо. — Очень сладкая… Стасенька, сейчас чуть больно будет…

Лебедев подался вперёд, и я жалобно застонала — мне показалось, что он в меня там, внизу, кинжал воткнул.

— Ч-ш-ш… Всё-всё…

Слёзы брызнули из глаз, я попыталась оттолкнуть Сашку, но он перехватил мои руки, поцеловал их, потом осыпал поцелуями мокрые щёки, шею, спустился к груди, втянул в рот один из сосков… И когда я уже почти расслабилась, вновь подался вперёд, теперь заполняя меня полностью, без остатка.

Я задышала резко и часто, ощущая только боль и невероятную, невозможную растянутость внутри себя. Это было почти невыносимо… Но Лебедев не двигался, застыл, поглаживая моё тело. Потеребил требовательно ноющий клитор, поиграл с сосками и вновь вернулся к моим губам.

Нежный медленный поцелуй. Сашка будто забирал мою боль. Забирал — и вновь причинял, начав двигаться во мне. Пусть он делал это очень осторожно, я всё равно каждый раз жалобно всхлипывала и сжимала руки в кулаки.

Не знаю, в какой момент боль исчезла, сменившись чем-то тягуче-сладким, жарким и очень приятным. И я не знаю, как Лебедев понял, что я хочу большего, но он вдруг задвигался быстрее, вколачиваясь в моё тело с остервенением, и застонал, сжимая мою грудь. Он, кажется, уже ничего не соображал, и я тоже. Вся моя суть сосредоточилась в одном месте, и это место горело, и по моему телу от него словно бы электрические разряды пробегали…

В один прекрасный момент Сашка вдруг остановился внутри меня, несколько раз толкнулся вперёд, хрипло рыкнул — и вдруг вышел, оставив в моём теле какую-то сосущую пустоту. Прижался к моему животу и, застонав, кончил на него.

Несколько секунд я ощущала лишь растерянность, но насладиться ею в полной мере мне не дали. Лебедев, открыв глаза, лёг рядом, положил ладонь мне между ног и начал ласкать клитор, ставший невероятно чувствительным после случившегося. Я ощущала его как маленькую набухшую почку, и Сашка теребил эту почку, сжимал и гладил до тех пор, пока она не стала настолько обжигающе горячей, что почти взорвалась под его пальцами. В глазах у меня потемнело, изо рта вырвался какой-то гортанный крик, и тело всё расслабилось, став мягким, словно ватным…

— Малыш… — шептал Лебедев, целуя мои губы. Глаза были зажмурены, поэтому я не видела, но чувствовала, что он осторожно вытирает сначала между моими бёдрами, потом живот. — Стася моя… Сладкая…

— Саш… — попыталась сказать я, но не получилось — и сил не было, и во рту всё пересохло от постоянных стонов.

— Ч-ш-ш. Всё завтра. Давай спать, Стась. Сейчас, я только свет выключу…

Ох… и душ не приняла, и лицо не умыла, и на голове наверняка теперь чёрт знает что…

Ладно, неважно. Сил всё равно нет…

Да и… слишком уж мне уютно в объятиях Лебедева. Не хочется их разрывать.

Проснулась я ещё затемно. И сложно не проснуться, когда настойчивые и требовательные руки ласкают твои бёдра, раздвигают ноги, касаются лона, сжимают клитор. Я была настолько в шоке от всех этих действий, что молчала, только тяжело дышала, пока Лебедев прижимал меня животом к кровати и медленно входил внутрь моего тела.

Впрочем, медленными были только первые два движения. Потом он набрал такую скорость, что я кричала, не стесняясь, но не от боли — от наслаждения. Боль исчезла ещё в начале, и теперь по моим венам текла только страсть, смешанная с желанием и приправленная любовью.

— Стаська… — шептал Лебедев, наклоняясь надо мной и целуя мои плечи. Руками он упирался в постель где-то рядом с моей головой, работая тазом так, что с каждым его движением у меня в глазах бабочки летали, а внизу живота будто пружина раскручивалась. Или скручивалась. Или и то и другое…

Сашка опять кончил, но теперь уже мне на спину, вытер мне там чем-то. А потом…

Нет, я знала, конечно, что такие ласки существуют. Но никогда не думала, что испытаю подобное на себе. И когда Лебедев вдруг лёг поверх моих ног и вонзился языком мне… в попу, резко вскрикнула от неожиданности. А Сашка двигал языком, имитируя половой акт, и это было одновременно и дико, и очень, просто безумно приятно. А с учётом того, что Лебедев и клитор в покое не оставлял… оргазм настиг меня быстро и мощно, как лавина, сошедшая с горы. Накрыл целиком и полностью, не оставив мне даже шанса на спасение.

Потом Сашка лёг рядом с дрожащей с ног до головы мной, обнял — и засопел, как ни в чём не бывало. Ну да… Ему-то что париться, правда?..

Часа через два по моим ощущениям наконец рассвело. А вместе с пришедшим рассветом полностью растворился вчерашний хмель, оставив после себя только горечь на языке и боль во всём теле.

Я вынырнула из-под Сашкиной руки и, прижав руки к животу, поспешила в ванную. Вошла, включила свет — и вздрогнула.

На голове теперь у меня было брошенное воронье гнездо. Остатки макияжа на лице размазаны, особенно жутко выглядели глаза — будто с двумя фингалами. Губы опухли от поцелуев. То же самое с грудью. Соски, которые Лебедев ночью так немилосердно тискал, слегка ныли.

А вот внизу живота ныло уже не слегка… Саднило и пульсировало. Но не это заставило меня вспыхнуть от стыда и жалобно всхлипнуть…

Следы крови были повсюду. На бёдрах, на животе… Кажется, она до сих пор немного сочилась из меня, и я боялась представить, что творится в постели, где остался Сашка.

Сашка… Я окончательно и бесповоротно покраснела, вспомнив всё то, что творилось вечером и ночью. Господи, стыдно-то как! Надо было оттолкнуть его, сказать «нет». А я вместо этого послушно раздвинула ноги. Дура…

Эти самые ноги меня совершенно не держали, и я, включив воду, села в ванну. Закрыла лицо руками и заплакала, тихонько, но очень горько всхлипывая. Хотелось утопиться в этой ванной, чтобы никогда больше не видеть ни Сашку, ни саму себя.

Я почти решила действительно утопиться, когда в ванную вдруг вошёл мрачный Лебедев. Это что же, я забыла дверь закрыть? Похоже на то… Совсем мозги протрахала…

Сашка был голый, и я отвела взгляд, но увы — вряд ли я смогу забыть то, что увидела. И дело не в отсутствии трусов. Просто Лебедев тоже был в крови. Живот, бёдра… член. Везде следы, пусть небольшие, но есть.

— Стася, — Сашка опёрся ладонями о ванну, склоняясь надо мной, — что случилось?

Нет, и он ещё спрашивает!

— Выйди, пожалуйста, — прохрипела я, глядя на Лебедева сквозь пальцы.

— Никуда я не пойду, пока мы не поговорим, — друг… нет, муж. Теперь уже муж. Нахмурился и покачал головой.

— Я не хочу разговаривать.

— Придётся, — Сашка совершенно нагло залез ко мне в ванну, задёрнул шторку, взял мыло и сказал: — Вставай, мыться будем.

Губы у меня задрожали.

— Уйди.

— Да что ты заладила? Никуда я не пойду, я же сказал. Я твой муж, между прочим.

— Вот именно!! — заорала я, наконец вскакивая на ноги. Внизу живота кольнуло болью, но я не обратила на это внимания. — Ты мой муж!! Фиктивный, Саша!! Мы ведь договаривались… — Я шмыгнула носом и позорно разрыдалась.

Лебедев шагнул вперёд и обнял меня.

— Ну чего ты плачешь, Стась? Неужели… так плохо было?

— Вот в этом весь ты! — я ударила его кулаком по груди, пытаясь оттолкнуть, но Сашка держал крепко. — При чём тут плохо?! Этого вообще не должно было быть!!

— Не должно, — он невозмутимо кивнул. — Но было же. И чего зря слёзы лить?

— Зря?!

Я так возмутилась, что подняла руку и ударила Лебедева по лицу. Сашка в долгу не остался — перехватил мою ладонь, прижал к стене и впился в губы так, что у меня даже голова закружилась.

Я попыталась оттолкнуть его второй свободной рукой, но проще гору с места сдвинуть…

— Перестань, — дёрнула головой, освобождая будто бы горящие губы. — И хватит уже притворяться, что ты ничего не понимаешь.

— Я-то понимаю, — фыркнул Лебедев. — А вот ты — понимаешь?

— Понимаю! — процедила я, вновь пытаясь оттолкнуть Сашку. — В наш договор интим не входил! И вообще ты обещал меня не трогать! Обещал, Саша!!

Лебедев вздохнул так, словно я была маленькой надоедливой девочкой, которой уже раз в двадцатый приходится объяснять одно и то же. Потом отошёл на полшага назад, переключил кран на душ, взял его в руку и начал как ни в чём не бывало меня намыливать.

— Саша!! — я дёрнулась, и Лебедев на секунду прекратил своё занятие.

— Стась. Не сопротивляйся, иначе грохнешься и расквасишь себе что-нибудь. Давай спокойно помоемся. А пока я буду тебя мыть…

— Вот именно! — Я вырвала из его руки мыло. — Я сама могу!

— Хорошо, — Лебедев пожал плечами. — Мойся сама. И выслушай меня, пожалуйста. А как выслушаешь, можешь с чистой совестью проломить мне череп. Но сначала послушай.

Вновь захотелось плакать. Я ведь прекрасно знаю Сашку… Поэтому я понимала, что он может мне сказать. И не особенно желала это слушать…

— Ладно. Я моюсь, а ты говори.

Я отвернулась от Лебедева, чтобы меньше смущаться, и начала намыливаться. Пару секунд Сашка медлил, а потом всё-таки заговорил.

— Стась, я согласен, что гад и мерзавец. Я тебе обещал, но слово своё не сдержал. Ты вчера была такой красивой, я выпил и… Не смог. И можешь меня убить, но я не жалею.

Да… убить его мне правда хотелось.

— Я понимаю, ты злишься, но не надо плакать. Злись, но не плачь хотя бы, а то я тоже тут рыдать начну, и мы соседей затопим.

— Саш, не смешно.

— Я знаю. Просто слёзы — это бесполезная хрень. Ну ударь меня, можешь даже в пах, только нежненько. Но не плачь. Всё ведь уже случилось. И потом… м-м-м… Я старался, чтобы тебе было хорошо, Стась.

Я вспыхнула. Гад. Он старался! Да если бы он не старался, я бы его ещё ночью кастрировала!!

— Разве плохо было?

Сволочь.

— Как ты понял, что я девственница?

Он фыркнул.

— А как ты поняла, что я понял?

— Саш!

— Шучу. Ну… не знаю. — Голос Лебедева звучал неуверенно. — Почувствовал… Интуиция, вестимо.

— У тебя её отродясь не водилось.

— А сейчас вот завелась. Как вши. То они не водились, а потом бац — и завелись.

— Не смешно.

— Да? Ну ладно. Не знаю я, Стась. Просто понял. И… не ошибся.

Я непроизвольно всхлипнула, и Лебедев вновь обнял меня. Только… зря он это сделал.

Я прекрасно чувствовала попой — причём в прямом смысле — что он возбуждён. И немного испугалась.

— Нет! — я попыталась отойти, но Сашка уже обнимал меня обеими руками — словно в кокон заключил…

— Ты боишься меня, Стась? — шепнул он мне на ухо. — Почему?

— Я… не тебя. Просто… больно. Там. И кровь ещё идёт.

— Прости, — Лебедев поцеловал меня в шею, заставив вздрогнуть. — Мне не следовало брать тебя второй раз.

— И первый тоже! — вспылила я, вновь дёрнувшись.

— И первый тоже, — повторил Сашка, кивнув. А потом вдруг развернул меня лицом к себе, прижал к стене, положив мои руки себе на плечи, и пока я растерянно размышляла, в какую часть тела ему вмазать, продолжил: — Но я не дурак, и не стану отрицать очевидное. Мы с тобой, Стась, привлекаем друг друга физически. Ты согласна?

Не в привычках Лебедева было не подкреплять слова действием, и Сашка с видимым удовольствием сжал мою правую грудь, отчего я непроизвольно застонала.

— Да-а-а, ты согласна… — прошептал он, начиная играть с соском.

— Саш, перестань! Это нечестно, в конце концов!

— Неужели? — Лебедев усмехнулся, вновь положил ладонь поверх груди и погладил. — Может, и нечестно… но приятно же.

— Саш!

— Чш-ш-ш… Слушай дальше.

Он смотрел в мои затуманенные от страсти глаза и говорил медленно, будто бы смакуя каждое слово. И так же медленно гладил грудь. Вниз, вверх, по кругу… Вниз, вверх, по кругу…

— Я хочу тебя, Стась. И ты меня хочешь. Я вижу это и ощущаю. Если я сейчас опущу руку вниз, ты будешь очень мокренькой. И примешь меня, несмотря на боль.

— Саша!

— Чш-ш-ш. Я не закончил. Если мы хотим друг друга, почему не совместить приятное с полезным? Зачем мне какие-то другие девушки, если есть ты?

— Я не шлюха! — возмутилась я, дёрнувшись, но замерла: член Лебедева уже упирался в мой лобок и почти касался клитора.

— Я и не считаю тебя шлюхой. Знаешь ли, это было бы странно — считать шлюхой девушку, которую сам накануне лишил девственности. Я не идиот. Ты — мой друг, Стась. И ты останешься им в любом случае.

— И секс дружбе не помеха? — съязвила я и охнула, когда Лебедев, усмехнувшись, начал тереться об меня своим членом, задевая сладко ноющий бугорок клитора.

— Нет. Говорю же — совместить приятное с полезным. Но… я не собираюсь тебя заставлять, поэтому хочу предложить следующее. Подумай, пока мы будем в Праге. Если ты скажешь «нет», значит, нет. Если же «да», то мы с тобой станем спать вместе.

Всё это время Сашка поглаживал своим членом мой клитор, чуть раздвигал половые губы и проводил уже по ним… Я с трудом соображала, но всё же соображала.

Замечательно. Если я скажу «да», Лебедев будет иметь и эту свою Ларису, и меня, а может, и ещё кого-нибудь. Хорошо устроился! Целый гарем.

— Я скажу «нет», — прохрипела я и задрожала — Сашка усилил напор. — Не…

— Не сейчас, Стась. Подумай. Ответишь, как вернёмся из Праги. А пока… давай мыться.

Лебедев отошёл от меня, и я еле сдержала вздох разочарования. Ну не дура ли?

— И как ты собираешься мыться с таким… стояком? — пробурчала я, косясь на Сашкин член. Сравнивать мне, конечно, не с чем, но выглядел он внушительно. И стоял почти вертикально…

— Как-нибудь. А что, — Лебедев прищурился, — ты хочешь избавить меня от стояка? Я только за.

— Зато я против!

— Так я и думал.

Никогда в жизни не мылась с кем-то вдвоём в одной ванне. Странное ощущение, и не могу сказать, что мне очень понравилось. Под душем я привыкла расслабляться и отключать свой мозг, но с Сашкой за спиной это сделать не получалось. А уж когда я решила подмыться и вода из прозрачной превратилась в розовую…

— Отвернись, — буркнула я, возмущённо засопев, и Лебедев фыркнул.

— Перестань. Что я, крови не видел? Меня это не смущает.

— Зато меня смущает!

— Скромница ты моя, — вновь фыркнул Сашка. — Ладно, так уж и быть. Отвернусь. Но мыло хотя бы дай, а то мне без него заняться нечем, поэтому я только и делаю, что пялюсь на твою попку.

Вышеупомянутая попка, кажется, слегка покраснела.

— А ты не пялься. В конце концов, она у меня ничем не отличается от всех прочих попок.

— Неееет, Стась, — засмеялся Лебедев. — Отличается. И вообще, ты-то откуда знаешь? Ты же сама не можешь её увидеть.

— Почему не могу? Могу. В зеркале.

— Это не то. Все мы в зеркале видим не совсем себя, а… кого-то другого.

Я чуть струёй воды не подавилась — смывала в этот момент шампунь с волос на голове. Ничего себе заявочки… Лебедев никогда не проявлял склонностей к подобной философии.

— А кого же мы там видим?

— А кто кого. Ты вот видишь «обычную девушку», сама ведь говорила. Кто-то смотрит на себя — и видит писаную красавицу с глазами цвета неба, губами цвета роз и щеками цвета свёклы.

Я хихикнула.

— А ты что видишь, Саш?

— Я? Придурка вижу. Мелкого и смазливого. И не спорь даже! Это моё отражение, что хочу, то и думаю о нём.

Почему-то этот разговор немного расслабил меня, и дальше я мылась уже спокойнее. Правда, когда мы оба наконец решили вылезать, Лебедев вновь начал дурачиться…

Вылез из ванны, расставил руки и возопил:

— Прыгай, моя голубка, я тебя поймаю!

— Я не голубка, я лебёдушка, — хмыкнула я, отводя глаза — Сашка в неглиже всё ещё очень меня смущал.

— Точно, — хохотнул он, положил ладони мне на талию — и буквально вынул из ванны. И прижал к себе, совершенно не стесняясь нашего голого вида. Хотя ему, скорее всего, это даже нравилось.

— Какая же ты мягкая, Стась, — шепнул он мне на ухо, обнимая меня так, что я почти сливалась с его телом. — Как подушечка.

Лебедев прижался губами к моей шее, и я поспешила пробурчать, пока полностью не растеряла весь мозг:

— Ты обещал дать мне подумать!

— Думай. Это просто стимуляция мыслительного процесса.

Губы заскользили вниз по шее, и руки тоже переползли вниз, сжав ягодицы.

— Саш, это нечестно. Ну пожалуйста, хватит.

Он притворно вздохнул, отрываясь от моей шеи, и внезапно посмотрел на меня абсолютно серьёзно.

— Тебе вчера очень больно было, Стась? Я правда старался облегчить, но в какой-то момент точно помню — сорвался. И крови многовато, кажется…

— Нормально крови, — буркнула я, недовольно пыхтя и чувствуя, как пылают щёки. — У всех по-разному бывает. У кого-то два плевка, а у кого-то целый таз. У меня что-то среднее. И… знаешь, когда у меня однажды в кабинете стоматолога заморозка отошла слишком рано, было больнее. В общем… терпимо.

Лебедев поднял руку и погладил меня по плечу.

— Прости. — А потом хитро прищурился. — Зато если скажешь «да», я тебе очень хорошо сделаю, Стась, клянусь. Тебе понравится.

Я закатила глаза.

— Знаешь… я начинаю сомневаться в том, кто на самом деле совратил Еву на первородный грех. Есть у меня подозрение, что коварного змея придумали мужчины!

Сашка фыркнул.

— Я мог бы спошлить, конечно… Но ты у меня девочка скромная, так что сделаю вид, будто я смутился и признал свою вину. А чтобы быть ещё более виноватым, я, пожалуй…

Лебедев не договорил, да ему и не нужно было договаривать. Я и так поняла, что «пожалуй», когда он поцеловал меня. Недолго, всего пару секунд, но очень горячо.

— Всё. Вот теперь я доволен… и очень виноват, да. Пошли завтракать?

— Гад, — буркнула я, стараясь не смеяться. Ведь играет же, пользуется мной, как своей вещью, а я даже рассердиться толком не могу.

Но… несмотря на это «да» я Сашке не скажу. Ни за что!

Самолёт в Прагу был у нас в семь утра. Безрадостно — всю ночь не спать придётся. Потому что пока доедешь в этот аэропорт, пока пройдёшь досмотр…

— Можно вечером вздремнуть, — предложил Лебедев, когда мы обсуждали это дело после долгого и обильного завтрака.

— Не люблю спать днём, — поморщилась я.

— Так это не днём, это вечером. Или в самолёте поспим. Или по приезду в отель.

— Вот последний пункт точно сбудется…

После завтрака как-то вдруг оказалось, что необходимо всем срочно позвонить. Сашка трезвонил своим родителям, я — своим, потом ещё с Ленкой разговаривала, печёнкой чувствуя, насколько сестре любопытно, как прошла первая брачная ночь. При маме с папой она, конечно, постеснялась спрашивать, но я прекрасно понимала — как только мы вернёмся из Праги в Москву, сестра засыплет меня вопросами. И к этому времени хорошо бы мне научиться не смущаться от откровенных тем… Особенно если эти темы обсуждает твоя сестра-подросток. Эх, мечты-мечты…

Потом мы начали потихоньку собирать чемодан, и это было весело. Сашка дурачился, доводя меня до икоты, и к моей радости не использовал сексуальный подтекст для поддразнивания. Словно действительно решил дать мне подумать хорошенько. Впрочем, я не обольщалась — от Лебедева не убудет, и скорее всего, он просто собирается использовать эффект неожиданности и вновь начать меня стебать, как только я расслаблюсь.

Чемодан был собран уже ближе к вечеру, и Сашка заявил, что пришло время для обедоужина. Так как мы с ним долго завтракали, а потом долго ржали, собираясь, нормальный обед пропустили. В результате я решила быстренько пожарить котлеты с картошкой, а ещё порубить салат с фасолью и курицей. Лебедев, жмурясь от удовольствия, как кот, обожравшийся сметаны, ждал еду, сидя вместе со мной на кухне и помогая мне резать то одно, то другое.

Накануне он специально натащил домой продуктов, невзирая на наш скорый отъезд, и теперь ждал, как он выразился, «манны небесной».

— Любишь ты покушать, — фыркнула я, поставив перед Лебедевым тарелку с обедоужином.

— Так кто ж не любит? — притворно вздохнул он. — Все мы грешны.

Я не стала уточнять, что никогда не была особенным фанатом любой еды. Мне в общем-то всегда было безразлично, рыба на обед или курица, и я не мечтала о каком-то определённом блюде — как некоторые, например, мечтают поесть сладкого или солёненького. Конечно, мне нравилось есть мороженое в жаркий день, или пить пиво под телевизор с Сашкой, но я не назвала бы себя фанатом ни того, ни другого.

После ужина я пошла в свою комнату — решила позвонить Ксюшке и вызнать, что ей привезти из Праги. Я как-то забыла обсудить с подругой этот вопрос, и теперь хотела наверстать упущенное.

— Да? — голос у неё почему-то был слегка взволнованный. — Стась, ты как?

— Нормально, — ответила я немного удивлённо. — А что?

— Просто, — кажется, она вздохнула с облегчением. Странно. — Мало ли, вдруг вы… поссорились. Ты же с чего-то мне звонишь в первый день своей брачной жизни?

— Ох, звучит-то как, — рассмеялась я, разваливаясь на кровати. Как же хорошо иметь собственную комнату… — Не, не поссорились. Я просто хотела спросить, чего тебе из Праги привезти.

— Себя привези.

— Я серьёзно!

— Я тоже. Не надо мне ничего. И так твой теперь уже муж мне шикарное платье подарил.

— Да-а-а… — Я подняла руку и посмотрела на обручальное кольцо на своём пальце. — Это так странно, Ксюш.

— Что странно?

— Что я замужем. Да ещё и за Сашкой.

— Привыкнешь, — фыркнула подруга. — Дело житейское.

Я молчала несколько секунд, думая: может, рассказать ей о том, что меня тревожит? Поведать о проведённой с Лебедевым ночи?

Нет. Не могу пока себя наизнанку выворачивать…

— Стась? Точно всё хорошо?

— Да, Ксюш. Я тебе из Праги обязательно что-нибудь привезу. Пусть будет сюрприз.

— Себя привези, — пошутила она второй раз, но уже с каким-то другим чувством в голосе. — Себя. Счастливую.

Чуть позже, вдоволь набездельничавшись, я решила принять душ перед сном. Время было не позднее, но вставать нам рано — и шести часов не просплю, получается.

Проходя мимо двери в Сашкину комнату, я на секунду остановилась. Он вновь разговаривал по телефону…

Чёрт, ну нельзя же так. Но… хочется. И вообще! Лебедев вон — девственности меня лишил, хоть и обещал не трогать. Подумаешь, разговор послушаю…

— … Ой, да перестань. Между прочим, это была твоя идея, а теперь ты мне претензии будешь предъявлять? — Молчание. — И что ты предлагаешь? Нет, не надо за мной в Прагу ездить, мне там не до тебя будет. Лариса, прекрати! Я не собираюсь портить своей жене заслуженный отдых. — Опять молчание, а потом уже на более повышенных тонах. — Да хватит уже, Ларис! Чего ты хочешь от меня? Чтобы я Стасю кинул в отеле, а сам поехал к тебе? Я так не могу, услышь меня, пожалуйста.

Видимо, эта Лариса бросила трубку — Сашка замолчал. И я, выждав секунд двадцать, постучала в дверь.

— Да.

Лебедев сидел на кровати с хмурым видом. Я подошла ближе, но не слишком близко, чтобы не хватал за различные части тела.

— Я тут услышала твой разговор, — заявила я, и Сашка слегка округлил глаза. — Ну… да, услышала. В общем… Если тебе надо к этой Ларисе… Ты поезжай, конечно. Я одна могу погулять или в отеле посижу, книжку почитаю.

Несколько мгновений Лебедев просто мрачно смотрел на меня. Потом вздохнул, привстал, взял меня за руку и усадил на кровать рядом с собой. Хорошо хоть не на колени…

— Стась. Вот честно, я всегда считал: когда ты называешь меня гадом, ты шутишь. А теперь это что же выходит — нет?

— Почему? — Я не догоняла его поезд.

— Потому, Стась! Прикольно получается: быть женатым на одной, а свадебное путешествие проводить с другой.

— Так у нас же фикти…

— При чём тут это! Ты что же, считаешь, это нормально — бросать свою жену в отеле и идти к другой женщине?! Даже если у нас фиктивный брак, это неуважение к тебе! И второй момент. Ты полагаешь, я предложил тебе подумать над ответом «да» или «нет», рассчитывая на отношения и с тобой, и с Ларисой?!

— Э-э-э… — протянула я с неловкостью. Лебедев говорил так возмущённо, что у меня духа не хватало признаться: именно так я и думала.

— Стась, — Сашка вдруг притянул меня к себе, обнял и положил голову мне на плечо, — пока ты не ответишь мне что-то конкретное, никаких Ларис. Я не могу иметь отношения сразу с двумя женщинами, это низко. И если ты скажешь «да», у меня будешь только ты.

Дыхание перехватило. И в груди очень тепло так стало…

— А если «нет»… тут я уж сам разберусь, Лариса, Наташа или Марина.

В груди резко похолодело, и я попыталась отодвинуться. Лебедев не дал.

— Но ты ведь не скажешь «нет», правда? — прошептал он мне на ухо, а потом начал целовать висок, щёку, шею… Одновременно поглаживая спину обеими руками.

— Сашка, ты манипулятор, — прохрипела я, закрывая глаза. Хорошо-то как…

— Да… — он спустился ниже, лизнул ключицу. — Я знаю, Стась, я манипулятор и гад. Но я хочу тебя.

Я вздрогнула, вспомнив совершенно противоположную фразу, и уже хотела спросить — а как же?.. — но Лебедев вдруг запустил обе руки мне в штаны, а потом и в трусы…

— Саш!

— Угу.

Он втягивал носом воздух возле ключицы, словно какой-то токсикоман, терся о мою кожу щекой, целовал…

— Тебе лучше уйти, Стась, — сказал наконец, сжав напоследок хорошенько мои ягодицы. — А то я не выдержу. Ты такая сладкая, малыш…

— Ты сладкоежка просто, видимо, — пошутила я, вставая с кровати. Ноги слегка дрожали, а в саднящем после вчерашнего лоне тянуло и пульсировало.

— Видимо, — усмехнулся Лебедев, сверкая возбуждёнными глазами. — Спокойной ночи, Стась. Будильник я поставил, если что, разбужу тебя. Но и ты поставь, хорошо?

— Да. Хорошо.

Впрочем, будильник можно было и не ставить. Я всё равно почти не спала, взволнованная всем случившемся, а главное — словами Сашки.

Нет… это всё равно не то. И дело не в отсутствии у него любовниц. Просто… ну да, я грёбаный романтик! Лебедеву лишь бы всунуть, а мне потом по частям себя собирать придётся после этих его секс-марафонов. Не умею я просто трахаться. Не пробовала никогда, и пробовать не хочу!

Поэтому сразу после возвращения скажу Лебедеву «нет». Может, я хоть так нашу дружбу смогу спасти. Сама переживу со временем, а Сашка… найдёт себе другую игрушку. Я вообще не припомню у него серьёзных отношений ни с одной девушкой, кроме той, самой первой, которая Лебедева в итоге бросила. Вот её он очень любил. А с остальными просто… играл.

Ксюшка так однажды и сказала:

— Саша у нас игрок. Только он ещё не понял, что играть можно против самого себя.

Я тогда сама не поняла, что она имеет в виду. А подруга только рукой махнула — мол, потом разберёшься. Кажется, разобралась…

Следующие несколько часов слились для меня в один очень сонный комок событий. Сонный — потому что я безумно хотела спать, не спала ведь почти до звонка будильника и хриплого голоса Сашки:

— Стась, вставай, малыш.

Начиная с этого момента, происходящее расплывается в моей памяти, словно бы я продолжала спать. Может, так и было?

Но как только мы сели в самолёт, сон как рукой сняло. А всё почему? А потому что единственное, чего боится Лебедев — точнее, единственное, о чём я знаю, — это летать. И я не могла не воспользоваться случаем постебать друга. То есть, мужа.

— Не волнуйся, — почти пропела я, как только Сашка с мрачным видом пристегнулся. — Самолёты падают не так уж часто. Машины чаще разбиваются. Но ездить в автомобилях ты же не боишься!

— Стаська, — Лебедев закатил глаза, — дело не в количестве, а в качестве. Автокатастрофы не всегда бывают с летальным исходом, а вот выжить в авиакатастрофе практически нереально.

— Зато мучиться не будешь, — мстительно заключила я, но Сашка не возмутился — рассмеялся. Обнял меня и уютно так устроил у себя на плече.

— Всё, спи, провокаторша. У тебя глаза вон красные, как у вампира.

— Это я-то провокаторша? — возмутилась я, но не успела больше ничего добавить — рядом с Лебедевым сел ещё один пассажир. Сашка покосился на невысокого пожилого мужчину в очках, а потом наклонился к моему уху и прошептал:

— Конечно, провокаторша. Кто меня весь месяц до свадьбы соблазнял?

Я аж задохнулась от возмущения.

— Ну ты… нахал!

А Сашка ржал и обнимал меня, как любимую плюшевую игрушку…

Полёт прошёл нормально. Я успела и подремать на плече у Лебедева, и покушать, и посмотреть в окошко. Я-то, в отличие от Сашки, люблю и не боюсь летать. Чего бояться? Все там будем.

Из аэропорта мы, как все нормальные люди, сразу поехали в отель на такси. И я, оглядываясь по сторонам, вынуждена была признать — ничего не помню… Так, какие-то общие очертания и неясные видения.

— Есть хочется, — пробормотал Лебедев, уже когда мы подъезжали к гостинице.

— А мне — спать, — поморщилась я. — И вообще, кормили же в самолёте!

— Так это когда было-то!

— Обжора…

— Увы! Я виноват лишь в том, что хочется мне кушать… — пропел Сашка, и я захихикала.

Что важнее — еда или сон? Я тоже думаю, что сон. Но Лебедев отказался вести меня в номер, пока не поест, поэтому мне пришлось пойти с ним в кафе, располагавшееся на первом этаже нашего отеля, и обедать вместе с Сашкой, периодически широко зевая всем своим ртом.

И к моменту, когда мы оба зашли в номер, мне уже всё было безразлично. Я только успела заметить вялым, как гнилое яблочко, мозгом, что кровать там двуспальная — и так же вяло во мне трепыхнулось волнение пополам с возбуждением, — быстро наведалась в ванную, смыла с себя дорожную пыль, потом переоделась в ночнушку, пока Сашка зависал в душе — и завалилась спать.

Как ложился Лебедев, я уже не слышала.

Просыпалась я раза три, и все три раза, меняя позу, каждый раз оказывалась в объятиях… мужа. Под его невнятное ворчание. Один раз он вообще нагло перетащил меня к себе на грудь, обнял обеими руками — и засопел мне в лоб. Я попыталась отодвинуться, но Сашка только сильнее сомкнул руки. В итоге я смирилась и тоже засопела.

В четвёртый раз я проснулась от ощущения, что меня гладят по попе. И действительно — Лебедев, лёжа на боку лицом ко мне, задрал мне ночнушку и гладил голую попу. Бельё я сняла по привычке, даже не задумавшись об опасности этого предприятия. А зря!

Сашка явно давненько бодрствовал, и взгляд его, направленный мне прямо в лицо, был совершенно недвусмысленным.

— Выспалась? — поинтересовался он хриплым голосом, придвигаясь чуть ближе. Лебедев был в трусах, но это меня не спасало.

— Саш… — я попыталась оттолкнуть его руками, но, как обычно, не преуспела. — Ой… а что ты такой горячий? Ты не заболел?

Он действительно был весь, как кипяток. Я чуть не обожглась.

— Нет, — Лебедев перехватил одну из моих рук и поцеловал запястье. — Всё нормально, Стась.

Вернул свою ладонь мне на попу, сжал пальцы на обеих руках… и раздвинул ягодицы. Я чуть слышно застонала и непроизвольно выгнулась. Пальцы мужа проникли глубже, коснулись половых губ, погладили их…

— Да-а-а, Стась, это будет сложно, — хмыкнул Сашка, нашёл вход в меня и стал ласкать теперь уже его.

— Что? — невнятно промычала я, всхлипывая.

— Всё. Обещал же дать тебе подумать… Хоть руки себе отрубай…

Лебедев внезапно отпустил меня, а потом обнял, но не касаясь ягодиц, и прижал к себе, поцеловав в шею.

— Извини. Больше не повторится.

— Ну конечно, — почти истерически засмеялась я. — Особенно с учётом одной кровати на двоих.

Сашка фыркнул.

— Да, этот момент я не учёл… Ладно, Стась. Давай так — если я зарвусь, бей меня кулаком в глаз.

— Может, хотя бы в лоб? В глаз-то больно…

— А в лоб нет? Мне кажется, без разницы. Бей куда хочешь. Только не в пах!

— Это ещё почему?

Нет, не то чтобы мне хотелось бить в пах… Но интересно же!

— Так пах мне пригодится, если ты «да» скажешь, — провокационным тоном прошептал Сашка мне на ухо.

— Не скажу!

Он хмыкнул.

— Никогда не говори «никогда», Стась. Ну что, встаём? А то кушать хочется.

— Обжора…

— А ты сплюшка. Спишь и спишь. Сладенькая такая сплюшечка…

Ладони Лебедева поползли вниз, и я, мстительно фыркнув, щёлкнула его по лбу.

— Ай!

— Уговор дороже денег! — заявила я, и пока Сашка тёр пострадавшее место, соскочила с кровати и побежала в ванную.

Прага — красивый город. И это, пожалуй, было единственным, что я запомнила из той давней двухдневной поездки с Ксюшкой и Лебедевым.

Впрочем, мы тогда, как и многие другие студенты нашего возраста, не особенно что-либо смотрели. Гуляли, ржали, кушали разную местную вкуснятину в кафешках и пили пиво. До сих пор помню огромное свиное колено, которое нам принесли утыканное ножами, как ёжик иголками. Мы с Ксюшкой над ним скончались бы, если бы не Лебедев… Ух Сашка тогда налопался. У него даже мордашка залоснилась от счастья. А я вот не особенно впечатлилась… Мне больше понравилось блюдо, которое называлось «Пупок святого Вацлава». Это было какое-то мясо с персиком сверху, правда, теперь я не вспомню, какое именно.

Из-за того, что мы с Сашкой по приезду завалились спать, наш первый день уже начинал клониться к закату. Но мы всё равно пошли гулять. Мне хотелось побывать на Староместской площади и пройтись по Карлову мосту, а Лебедеву, конечно, непременно нужно было зайти «в тот самый ресторанчик, где подавали такое офигенное вепрево колено».

А ещё Сашку интересовало пиво. Везде и повсюду, самое разное и разнообразное…

— Ты обещал много не пить! — погрозила я ему пальцем, а потом подумала: наивная я, неужели ещё до сих пор верю обещаниям Лебедева? После того, как он обещал не трогать меня, а сам сделал женщиной, это действительно странно.

Но я не могла не верить Сашке. Что-то во мне протестующе сжималось, когда я думала о невозможности доверять Лебедеву. Словно в саму себя перестать верить…

— Не переживай, Стась, не буду я много пить, — фыркнул он, разглядывая выставленное на улице меню пивного ресторанчика. — Не хочу, чтобы ты меня на своём горбу тащила.

— Вот именно. Тем более что никакого горба у меня нет. Но если ты напьёшься и мне придётся тебя тащить, пожалуй, появится.

— Нет уж. Мне слишком нравится твоя спинка… и то, что ниже, — засмеялся Лебедев и хлопнул меня ладонью по попе, заставив возмущённо подпрыгнуть. Рядом кто-то захихикал, и я чуть покраснела.

— Сашка!

— Что? — невинно округлил глаза… муж. — Бесплатный массаж ягодиц!

Я фыркнула.

— Чувствую, пора санкции вводить. Ты злостный оккупант и вторгаешься на мои суверенные территории! Покусаешься, так сказать, на их целостность!

— Стась… — Сашка подошёл ко мне вплотную, обнял и зашептал на ухо: — Я уже нарушил твою, так сказать, целостность. Такой вот я нехороший.

Я возмущённо трепыхнулась в его руках.

— А насчёт санкций… Вводи. Но помни, что и я тогда… введу. Не взирая ни на какие санкции.

— Пошляк ты, Саш, — вздохнула я, и он хмыкнул.

— Согласен, Стась. Ты скромница, я пошляк, оба мы несовершенны.

От смеха я чуть на землю не свалилась. Благо, Лебедев поддержал.

— Нравится мне это меню, — вдруг заявил он, сменив тему. — Пойдём, что ли, попьём и покушаем? Что думаешь?

Я иронично поглядела на Сашку и протянула голосом Кролика из мультика про Винни Пуха:

— Я думаю, что кто-то слишком много ест!

— Я мог бы спошлить про то, что у кого-то слишком узкие двери, — протянул Лебедев провокационным тоном, и я гневно засопела. Нет… не удастся мне его перестебать. Никогда в жизни! — Но ты и так уже достаточно покраснела. Пошли лучше покушаем.

Ну вот… и что с ним делать?..

Ресторан располагался в подвале, вместо нормального электрического освещения там были свечи в диких количествах, на стенах — шкуры, мечи и щиты, столы деревянные, с красивыми металлическими светильниками из разряда «по лбу не бить — убьёшь» и бесплатным хлебом в корзинке.

Подошедшая официантка по чешской традиции сразу поинтересовалась, какое пиво мы будем пить. Мы с Сашкой выбрали тёмное. И его обожаемое колено, конечно.

— Только предупреждаю, — я грозно свела брови. — Я много не съем. И не надо в меня ничего насильно впихивать!

Опять небось спошлит…

— Не буду, — фыркнул Лебедев, к моему удивлению не сказав ничего про насильно впихивать и разные узкие отверстия. — Мне больше достанется!

— Вот и отлично.

На столе, кроме светильников и корзинки, стояла ещё какая-то штуковина, напоминающая пепельницу. В этой штуковине было что-то насыпано, и мы с Лебедевым изначально приняли это за какие-то мелкие камушки. Ну мало ли, может, ароматические? А потом я обратила внимание на сидящую рядом с нами группу довольно-таки пожилых немцев…

— Сашка… Гляди… Они это жрут…

Муж покосился на немцев, хмыкнул.

— Ну раз жрут, значит, съедобное что-то. Им виднее.

— Ты думаешь? Не знаю… Не доверяю я им. Чёрт их знает, этих иностранцев. Они и лягушек едят…

— Лягушек едят не немцы, а французы. Кстати, — Сашка почесал лоб, — а что едят немцы?

— Пиво? — глупо спросила я. К нам как раз приближалась официантка с двумя запотевшими кружками.

— Пиво пьют, а едят что? Ну такое… из необычного. Как лягушки у французов.

— Фарш, — вздохнула я, облизываясь на пиво. — Сырой фарш. Мажут на хлеб и едят.

Лебедев содрогнулся.

— Вот извращенцы! Нет уж, лучше лягушки.

— Как по мне, так всё гадость.

— Так выпьем же за то, чтобы мы никогда эту гадость не ели! — заключил Сашка, поднимая кружку. Мы чокнулись, выпили по глотку… и блаженно зажмурились. — Кайф, — вздохнул Лебедев, и я подтвердила, кивнув.

— Кайф.

Чуть позже моему новоиспечённому мужу стало ещё кайфовее — принесли колено, и Сашка увлечённо в него вгрызся. Я съела несколько кусочков, а потом вернулась к «пепельнице» с непонятными «камушками». Покосилась ещё раз на немцев. Нет, ну не фарш же это? Орешки, наверное, какие-то…

В общем, я всё же попробовала. Правда, так и не поняла, что это. Солёные зёрнышки, но чьи? В смысле, какие. Чёрт, уже пиво в голову ударило…

— А ничего так, Саш. Вкусно.

— Ну дык. Европейцы х**ню кушать не будут. Моветон.

— Саш!

— Что? Моветон вполне приличное слово.

— Моветон-то приличное. А до него было одно словцо на нашу любимую в стране букву «ха».

— Хочешь санкции ввести? — фыркнул Лебедев, отправляя в рот очередной кусок свинины.

— Да с тобой введёшь! — хмыкнула я, поглощая неведомые организму зёрнышки. — Как введёшь, так и выведешь.

— И входит, и выходит, и выходит, и входит… Замечательно выходит!

— Саш!!

— Что?! — подмигнул мне Лебедев, и я громко, почти неприлично расхохоталась, поймав на себе парочку хмурых взглядов сидящих рядом немцев.

Мы, выспавшись после самолёта, в результате гуляли по Праге допоздна. Подтрунивали друг над другом, смеялись, слушали музыку уличных музыкантов, глазели на витрины. И так нам было хорошо, будто на самом деле медовый месяц…

Сашка пару раз покупал хот-доги — уж больно нравились они ему, колбаски там вкусные — а я довольствовалась дорогущим мороженым в рожке. Прошлись по Карлову мосту, как я и хотела, полюбовались на вечернюю панораму Праги и реки Влтавы.

— А что тут тереть-то надо? — вдруг вспомнил Лебедев, озираясь по сторонам, когда мы вышагивали по мосту. — Я точно помню — в прошлый раз мы все что-то тёрли и загадывали желание.

И я с удивлением осознала, что помню этот момент.

— Пошли!

Что и где надо тереть, было понятно по большой очереди к скульптуре святого Яна Непомуцкого. И пока мы с Сашкой там стояли, я быстро-быстро рассказывала:

— Этот Ян был духовником королевы и не открыл королю тайну её исповеди. Вот его за непослушание и сбросили в реку. А потом объявили святым.

— Типично, — хмыкнул Лебедев. — Сначала бьём, потом любим.

— Угу. Вот надо тереть фигуру Яна на барельефе и загадывать желание. Но оно должно быть не материальным и самым заветным! Машину новую не проси, короче.

— Да зачем мне машина, — пробормотал Сашка. Он первым из нас достиг барельефа, задумчиво дотронулся до фигуры свисающего с моста Яна. На секунду закрыл глаза, а потом отошёл, уступая очередь уже мне.

Я растерялась. В прошлый раз я загадывала, чтобы Ленка выздоровела. И удивительно, но это сбылось.

А теперь-то что?

И я решила повторить своё свадебное желание. В конце концов, никто ведь не говорил, что желания не могут повторяться.

«Пусть Сашка будет счастлив», — подумала я, прикоснувшись к холодному металлу. Я никогда ничего не загадывала себе — это глупо. Сам ты можешь достичь всего и без помощи барельефов, а вот попросить за человека, который тебе дорог, никогда не бывает лишним.

— Ну-у-у? — протянул Лебедев, как только я подошла к нему и мы направились дальше по мосту. — Что загадала?

— Нельзя говорить. Не сбудется.

Сашка пару секунд молчал, а потом протянул:

— А ты знаешь, есть одна традиция… Желание сбудется, если его скрепить.

— Скрепить? — удивилась я. — Чем? Степлером, что ли?

— Нет, малыш. Поцелуем.

В общем… да. Лебедев схватил меня в охапку и поцеловал так, словно безумно соскучился. Рядом даже засмеялись, а потом зааплодировали…

— Молодожёны, что ль? — раздался чей-то голос. О, руссо туристо!

— Ага, — кивнул Сашка, отпуская наконец мои губы. Ох, как хочется ещё…

— Ну, счастья вам тогда! Здоровья, детишек! Горько, ребята!!!

— Горько!!! — грянули ещё примерно десять голосов, и Лебедев, усмехнувшись, опять меня поцеловал. К моей радости…

Наверное, это всё Ян Непомуцкий виноват. Я же хотела ещё? Вот, получила ещё.

Надо быть осторожнее со своими желаниями… Особенно вблизи всяких святых и их скульптур.

В отель мы ввалились уже после двенадцати ночи. Уставшие, довольные и… объевшиеся.

— Кто первый в душ? — спросила я у Лебедева, и он сразу хитро прищурился.

— А может, вместе, Стась? Чего теперь-то стесняться…

— Не наглей, — фыркнула я. — Думаешь, я такая наивная, да? Не понимаю, чем дело кончится?

— А чем? Расскажи мне, белочка.

И улыбка до ушей. Га-а-ад…

Но только я открыла рот, как Сашка придвинулся ближе и положил ладони мне на талию.

— Ты очень наивная, Стась, — сказал он тихо, глядя мне в глаза с каким-то совершенно непонятным выражением. — Очень. На работе-то нет, но в отношениях…

Мне стало обидно.

— Ну, знаешь ли, Лебедев! — возмутилась я, вырываясь из его объятий. — Иди ты… в задницу! Ты сам… полез ко мне! А теперь я, видите ли, наивная! Зато ты — манипулятор грёбаный!

Я метнулась в ванную, собираясь запереться там и дать волю вспыхнувшему раздражению, но Сашка, конечно, был быстрее, и в ванной мы оказались вместе. Я даже возразить ничего толком не успела — Лебедев оттеснил меня к стене и поцеловал.

Между ног затянуло, и я, разозлившись ещё сильнее, стукнула Сашку ребром ладони по груди. Сработало — отстранился.

Но тут же перехватил обе мои руки, поднял их вверх и прижал к стене, одновременно коленом разводя мне ноги в стороны. Втиснулся туда, потёрся, и чуть усмехнулся, когда я всхлипнула.

— Стась, — шепнул он мне в губы, — не злись, малыш. Ты воспринимаешь как недостаток то, что я всегда считал достоинством. Ты моя чистая, милая белочка. Перестань дуться.

— А ты перестань об меня тереться! Ну, Саш! Я ведь говорила — это нечестно!

— Да, нечестно. А я ййаиез уже говорил, что манипулятор и гад. Но я никогда и ни за что не обижу тебя, Стась.

— Неужели? — я недоверчиво фыркнула. — А сейчас ты что делаешь?

— Просто тискаю.

— Зашиби…

Я не договорила: Лебедев вновь поцеловал меня. Как клеймо поставил. Но быстро отстранился и сделал шаг назад, отпуская мои руки.

— Всё, мойся спокойно. И хватит дуться! А то действительно затискаю.

— Можно подумать, ты меня ещё не затискал.

— Пока нет, — улыбнулся Сашка, и под моё возмущённое сопение вышел за дверь, на самом деле оставив меня одну.

И я немного ненавидела себя за эту мысль, но… Наверное, я была бы рада, если бы он не остановился. Если бы принял это решение за меня, избавив от необходимости говорить невозможные слова «да» или «нет».

У меня было ощущение, что любой мой ответ, каким бы он ни был, поведёт нас одной и той же дорогой. В пропасть.

Ночью я уснула до прихода Лебедева из душа и не ощутила, как он лёг. Зато проснулась… в кольце его рук лицом к нему.

— Я не понимаю, — буркнула я, отодвигаясь, и к моему удивлению Сашка мне это позволил. — Как ты все эти двадцать пять лет спал без меня?! Такое впечатление, что тебе просто жизненно необходимо что-то обнимать. Хотя… туплю я. Ты других девушек обнимал!

Лебедев фыркнул, но промолчал.

— Точно. Не все же такие девственницы, как я.

Он засмеялся.

— Да уж, Стась. Это точно. Но ты не совсем права.

— Неужели?

— Угу. — Лебедев ткнулся щекой мне в плечо, а потом прижался туда же губами. — Из всех своих не таких уж многочисленных, как ты думаешь, девушек, я спал — именно спал, а не занимался сексом — всего-то с двумя.

— А остальные чего же?

— Стаська… — Сашка усмехнулся, опустил голову ниже и чмокнул меня практически в подмышку. — Наивная ты моя белочка. Остальные были не для того. Просто… потрахаться, прости за прямоту.

— А Лариса эта твоя? Она из какой категории?

Лебедев чуть напрягся, и я тоже.

— Из второй. Лариса… блин, не хочется мне с тобой на такие темы разговаривать. Особенно после того, что было.

Я не поняла, о чём он.

— Ты о чём? — решила уточнить.

— О нас с тобой, — пояснил Сашка, глядя на меня очень серьёзными глазами. — О том, что случилось в ночь после свадьбы. Ты моя чистая невинная девочка…

— Теперь уже не невинная, — съязвила я, и он чуть улыбнулся, но глаза остались серьёзными, даже немного смущёнными.

— Это не важно. Ты всё равно осталась чистой, Стась. И мне поэтому не хочется говорить с тобой об этом… Лариса… Это просто секс. Классный, приятный, без обязательств. Мне такой и был нужен. Но как-то раз нас с Ларисой случайно увидел мой отец.

— А-а-а, — протянула я понимающе. — Так вот чего Алексей Михайлович так вызверился и начал угрожать, что наследства тебя лишит. Ему эта Лариса не понравилась?

— Я бы удивился, если бы она ему понравилась. Папа с мамой рано поженились и они не понимают всего этого, как батя говорит, «пустотраха». Сами-то довольно долго жили без детей — просто для себя — потом мама лечилась ещё какое-то время. Им сложно понять стремление не заводить отношений. Они с восемнадцати лет в отношениях. А я вот… не хочу.

Ясно. Ну да, это вполне в Сашкином духе. Стиль жизни — игра, какие уж тут серьёзные отношения.

— Ты тогда сказал… по телефону своей Ларисе: «Это была твоя идея, а теперь ты мне претензии будешь предъявлять?» Это было… о чём?

Взгляд Лебедева стал немного виноватым.

— О фиктивном браке. Когда батя стал ругаться и угрожать, Лариса сказала, что я могу найти себе фиктивную жену, а с ней самой встречаться, когда захочу. Она пошутила, конечно, но в любой шутке… В общем, поначалу я не собирался этого делать, но потом, когда ты рассказала мне про Ленку и свои неприятности, подумал — почему бы и нет? Очень удобно.

Мне показалось, что от ревности у меня сейчас из ушей дым повалит.

— И чего же передумал? — фыркнула я, стараясь скрыть собственную досаду. Сашка чуть усмехнулся, а затем осторожно обнял меня, положив мою голову себе на плечо. Приятно-о-о…

— Стась… Ни один нормальный мужчина не предпочтёт Ларису тебе. А я — нормальный мужчина. Я уже говорил, что хочу тебя. Если скажешь «нет»… тогда будем разбираться. Но… — Лебедев прижался горячими губами к моей шее. — Прости, я не верю, что ты скажешь «нет».

— Саш…

— Чш-ш-ш… Помолчи чуть-чуть, женщина…

Сашка нежно гладил мне спину, не задирая рубашку, но меня это не спасало. И наличие трусов — да-да, я их вчера не стала снимать на всякий пожарный случай, — тоже. Между ног всё равно тянуло и пульсировало, а уж когда Лебедев начал ласково скользить губами вниз по моей шее…

— Сладкая… — шепнул он, коснувшись языком ключицы. — Невозможно просто, какая сладкая… Скажешь мне «да», Стасенька?

— Не-е-ет, — простонала я, и Лебедев засмеялся, выпуская меня из объятий.

— Ничего. Я ещё подожду. Я терпеливый.

— Что-то не заметно! — съязвила я, вскакивая с постели и поспешила скрыться в ванной, пока Сашка хохотал, откинувшись на подушки.

На второй день мы ходили в Пражский Град, посещали собор Святого Вита, гуляли по Золотой улочке и Градчанам… и опять постоянно наведывались в кафе и рестораны. Чувствую, из Праги я вернусь располневшей, и Лебедев станет называть меня не «белочка», а «булочка».

— Куда пойдём завтра? — поинтересовалась я, когда мы с гудящими ногами решили возвращаться в отель.

— А давай съездим в Чески-Крумлов? Я видел на стойке регистрации приглашение на экскурсию. Присоединимся? Туда какое-то время ехать на автобусе, ноги хоть отдохнут… Есть ещё вариант с Кутно-Горой и посещением этой… церкви из человеческих костей.

Я поморщилась.

— Нет. Давай лучше в Крумлов. У нас всё-таки типа свадебное путешествие… С костями у меня оно как-то не ассоциируется.

Лебедев был со мной полностью согласен, и вечером мы внесли свои фамилии в список завтрашней экскурсии в Крумлов.

Ночью Сашка вёл себя прилично, а под утро я сбежала из его объятий, улучив момент, когда он спал и пыхтел мне в ухо. Заперлась в ванной и залезла под душ, наслаждаясь одиночеством.

Мысли мои текли спокойно и размеренно. Я думала о работе — что нужно сделать по возвращению в Москву, кому позвонить или написать. Потом вспомнила про Ксюшку — не забыть бы купить ей подарок. А затем вдруг начала вспоминать, как мы учились в институте…

Ксюша пришла к нам только на втором курсе, на первом она училась в другом месте. Я тогда всё больше и больше общалась с Лебедевым — отношения с однокурсницами у меня были нормальными, но близких подруг завести не получалось. Наверное, дело было в том, что каждая из этих девчонок надеялась, дружа со мной, подобраться к Сашке, а я это непроизвольно чувствовала.

В начале сентября на втором курсе Лебедев приболел, и числа до пятнадцатого его в институте не было. И я как-то умудрилась прибиться к новенькой в нашей группе — Ксюшке Мартыновой, которая перевелась к нам из другого московского вуза. Я ясно видела — ей не по себе — и решила помочь освоиться. Углублять отношения я не планировала, но… так получилось, что мы действительно подружились. И Лебедеву, когда он выздоровел и вернулся к учёбе, пришлось привыкать к Ксюше, как и ей — к нему.

Это было забавно. Подруга из-за определённых событий в своей жизни не очень любит парней, и чтобы её добиться, надо попотеть. И к Сашкиной компании она поначалу относилась весьма скептически. Но я была настроена серьёзно — мне не хотелось терять ни Ксюшку, ни Лебедева. Я постепенно сводила их, втайне по-глупому надеясь, что они вообще начнут встречаться… Не начали. Но подружились. И пусть между собой они общались меньше, чем со мной, я всё же знала — и Сашка, и Ксюша испытывают друг к другу исключительно положительные эмоции. И если для Лебедева это было нормально, то для подруги удивительно.

Мы втроём шли на красные дипломы, и получили их в итоге. Конечно, если бы Сашка не дружил с нами, он вряд ли вытянул бы учёбу при своей-то лени, но ему повезло. Мы с Ксюшкой не давали в обиду нашего боевого товарища.

И как же странно, что теперь я его жена. Пусть брак фиктивный, но кольцо на пальце есть, и штамп в паспорте, и… первая брачная ночь была. И свадебное путешествие…

— Стась? Ты там живая? — завопил Лебедев, застучав в дверь. — Выходи давай, нам же на экскурсию!

Я вздрогнула от неожиданности.

— Да-да. Иду.

Третий день нашего пребывания в Чехии вышел насыщенным и, как выразился Сашка, адским. Потому что ехать до Крумлова от Праги почти три часа. Три часа туда, столько же обратно, и там два с половиной. В результате в Прагу мы вернулись укатанные, как две колбаски, и голодные к тому же. Но полные впечатлений — настолько нам понравилось.

В какой-то момент мне показалось, что я нахожусь в сказке. Но не просто в сказке, а в совершенно конкретной «Снежной королеве» Андерсена. Подняв голову, можно было заметить тысячу вариантов домиков, где жили Кай и Герда, а потом легко вообразить, как по узким мощёным булыжником улочкам проезжает упряжка этой снежной дамочки.

Очень мило и по-европейски сказочно. До такой степени, что даже не верится в факт существования этого города по-настоящему. Он показался мне игрушечным, выстроенным специально для туристов, настолько был не похож на всё то, к чему я привыкла.

— Очень прянично, — сказал Лебедев, и я удивлённо на него покосилась. Сашка, не обладая никакими литературными талантами, что мы поняли ещё в институте, иногда умел говорить очень метафорично и правильно.

Действительно — прянично. Лучше и не скажешь…

Перед отъездом из Крумлова Сашка хряпнул пива, поэтому когда мы уже подъезжали к Праге, начал недвусмысленно подпрыгивать на сиденье микроавтобуса.

— А я предупреждала, — вздохнула я укоризненно. — Говорила же — потерпи до Праги…

— Ну вот я и терплю, — хмыкнул муж со своим обычным оптимизмом. — Причём, заметь, изо всех сил!

— Я заметила.

И как только мы вернулись в столицу Чехии, Лебедев сразу же потащил меня в ближайшее кафе, усадил за столик, наказал выбирать нам ужин, а сам потопал в санузел.

Минут через десять, изучив меню вдоль и поперёк, я забеспокоилась. Куда он там пропал?..

Сашка вернулся ещё минут через пять, и не один, а с девушкой. Русской и очень красивой, лет девятнадцати на вид. У неё были кудрявые рыжие волосы, светлая кожа, ярко-голубые глаза и симпатичные веснушки. И я молчу про хорошую фигуру… Нет, даже не хорошую — шикарную.

Да… Это точно вот Лебедев-стайл. Что, неужели передумал меня уламывать и нашёл замену? Стало неприятно. Захотелось встать, бросить на стол меню и уйти прочь.

Воистину, любовь сделала из меня истеричку.

— Стась, познакомься — это Маша, наша соотечественница, — сказал Сашка, подводя девушку к нашему столику. — Поймала меня с вопросом возле туалета. Спросила, не помню ли я, как называется их национальный ликёр с таким… не совсем приличным названием.

— Бехеровка, что ли? — буркнула я, остервенело перелистывая меню. — Это не ликёр, а ликёрная настойка.

— А в чём разница? — удивлённо спросила соотечественница. — Я думала, это одно и то же…

Я себя просто алкоголичкой почувствовала.

— Разница в том, что это не просто баловство, как «Бейлис», например, а почти как лекарство. Изначально ведь так оно и было. «Бехеровка», кажется, продавалась какое-то время как желудочная микстура. Да она и на вкус, — я поморщилась, — как микстура.

Новая Сашкина знакомая молчала, переваривая информацию, а Лебедев смеялся.

— Да, такая у меня умная жена, прошу любить и жаловать. И чего ты встала, Маш? Садись. Ты ж не против, Стась? Маша одна здесь, давай ей компанию составим?

Хотелось рявкнуть: «Против!» — но я сдержалась. Растянула губы в вежливой улыбке и кивнула. Не против, мол.

Сашка прям расцвёл. Улыбался, шутил, ухаживал и за мной, и за этой… соотечественницей. Она была, конечно, миленькая, только очень уж глупая. И как её родители одну в чужой город отпустили? Я бы побоялась.

А уж когда Лебедев — не помню только по какому поводу — упомянул в разговоре праздник Седьмое ноября, связав его с Великой октябрьской революцией, мне стало совсем всё понятно с уровнем интеллекта собеседницы.

— Я никогда не понимала, — заявила Маша то ли манерно, то ли смущённо, но в любом случае кокетливо, — почему революция октябрьская, а праздник в ноябре…

Мы с Сашкой зависли, потом переглянулись. Губы Лебедева чуть дрогнули. Сейчас стебанёт…

— А потому что седьмое ноября — день рождения Ленина. Он же революцию-то устроил.

— Да? — удивилась Маша. — Ой, а я не помню уже ничего.

— Ну правильно, — кивнула я, кинув на мужа ироничный взгляд. — Это когда было-то. Сто лет прошло! Ленин просто был лидером революции, сам Зимний дворец штурмом брал. Кричал с крыши: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Вот поэтому его и в мавзолей положили, и седьмое ноября назначили официальным днём революции.

Маша подумала и спросила:

— А что такое «пролетарии»?

Мда… Интересно, это благодаря ЕГЭ у неё такой девственно чистый мозг? Или от природы?

— Пролетарии — это лётчики, — пояснил Лебедев ласково. Хорошо, что не птицы… — Папа у Ленина лётчик был. А «Пролетарии всех стран, объединяйтесь» — это такой… шифр. Сигнал для солдат, чтобы начинали штурмовать дворец. Поэтому Ленин его с крыши-то и орал.

Минуты через две, когда Маша отошла в туалет, я сказала Сашке:

— Знаешь, что я подумала? В советское время нас с тобой за подобную ересь посадили бы.

— Нет, Стась, — хмыкнул муж, делая глоток своего любимого тёмного пива. — Бери выше. Мы с тобой тут на расстрел уже наговорили. День рождения Ленина, папа-лётчик и летающие пролетарии…

— А кто у Ленина был папа, кстати? — я нахмурилась, напрягая мозг. Не помню. Позор!

— Понятия не имею, — отмахнулся Лебедев. — Я про него только одно знаю совершенно точно. Илья его звали.

— Кэп…

Оказалось, что Маша живёт рядом с нашим отелем, и так как она была одна в чужом городе, Лебедев предложил проводить её. Я забурчала, что у меня уже ноги болят, и когда мы проходили мимо нашей гостиницы, завернула туда. Думаю, Сашка догадается, о чём этот намёк с моей стороны… и воспользуется случаем. Тем более что соотечественница после двух бокалов пива смотрела на Лебедева влажными восторженными глазами и явно была не против наставить мне рога.

В номере я уныло приняла душ, облачилась в ночную рубашку, не сняв бельё. Потом подумала, разозлилась — и сняла. Нафиг, надоело, не могу уже в трусах спать! Сашку сегодня эта юная прелестница удовлетворит, может, он ко мне и не полезет. Даже скорее всего не полезет.

Не было Лебедева около часа, понятное дело — это не просто так. До отеля девицы идти от силы минут десять. Десять туда, десять обратно… А раз до сих пор не пришёл — значит, завис у неё. Выколачивает из Маши последний мозг.

Фи, Стася, как пошло и грубо.

Наконец, явился. Ровно через час. Зашёл весёлый такой, улыбнулся сидящей на кровати мне, и я не выдержала.

— Понравилось? — спросила ехидно, изо всех сил сдерживая слёзы.

Сашка подошёл ближе, размахивая каким-то пакетиком, и встал передо мной на колени. Положил пакетик на пол, а ладони — мне на бёдра.

— Стась, — Лебедев гладил меня, и пусть я злилась, но и млела тоже, — ты чего такая злая?

— Потому что ты врун, — буркнула я, и он улыбнулся, попытавшись приподнять мне рубашку и просунуть руки под неё, но я это пресекла.

— Я не врун, а выдумщик. И вообще с чего вдруг такие мысли?

— С того.

Я недовольно запыхтела. Сашка фыркнул, чуть приподнялся и обхватил ладонями моё лицо.

— Признавайся. Чем я тебя прогневал, моя королева?

— Царевной своей. Очередной.

— Царе-е-евной? — протянул Лебедев и потёрся своим носом о мой. И я бы даже улыбнулась, если бы не была настолько зла.

— Да, царевной! Кто мне тут недавно в уши заливал — мол, пока ты не скажешь «да», я по другим девкам ни ногой?!

Сашка засмеялся, я дёрнулась — и оказалась опрокинута на кровать и прижата сверху его телом. Да ещё и с разведёнными ногами…

— Выдумщица ты, Стась. И ревнючая, к тому же, — сказал муж, по-прежнему широко улыбаясь. Я пихнула его ладонью в грудь и, пыхтя, заявила:

— Слезай!

— Неа.

— Мало тебе этой… Маши?!

Лебедев хмыкнул, а потом толкнулся вперёд, задевая грубой тканью джинсов нежную кожу между моих ног.

— Сашка… — простонала я, всхлипывая. — Сволочь…

— И не говори.

— Гад…

— Точно.

Он всё двигался, правда, не так резко, как в прошлый раз — наверное, боялся поцарапать. Но мне и этого оказалось достаточно, чтобы вспыхнуть и сгореть в собственном пламени.

Руки, ноги и мозги стали ватными, и пока я собирала себя обратно по частям, Сашка говорил, целуя меня в щёки и губы:

— Забудь. Про эту Машу. Я её уже забыл. Заходил в магазин. Перед закрытием заскочил. Поэтому так долго.

И после каждой фразы — поцелуй. И постепенно всё крепче и глубже…

— Магазин? — прошептала я, когда Сашка переключился на шею.

— Угу. Подарок тебе купил. А ты… ревнючка.

Я фыркнула. «Ревнючка»… И правда ведь.

— А… что за подарок?

Лебедев засмеялся, поднял голову и посмотрел мне в глаза.

— Так я тебе и показал! Особенно теперь, когда ты посчитала, что я там с этой Машей… Стася, ну как не стыдно, а?

Я даже смутилась.

— Стыдно.

— А раз стыдно… — протянул Сашка абсолютно порочным голосом. — То ты мне кое-что должна.

— Чего это? — возмутилась я, вновь пихая его в грудь. — Ты у меня не занимал!

— А это не денежный долг. Поцелуйный.

— По…

Я не договорила. Этот нахал, гад и сволочь, а по совместительству мой фиктивный муж, поцеловал меня в губы. И уже не так мимолётно, как до этого, а абсолютно жадно, безумно жарко и совершенно глубоко. Вновь толкнулся вперёд всем корпусом, вызывая этим движением жар в теле, обхватил руками голову, подчиняя мой рот и завоёвывая его. Думать связно и адекватно я уже толком не могла — обняла Сашку за плечи, отвечая на поцелуй, как могла, позволяя ему получить всё, что он хотел получить.

Лебедев отстранился неожиданно. Поглядел на меня взглядом безумца, выпустил моё лицо из плена своих ладоней, встал, а затем наклонился за ранее брошенным на пол пакетиком. Открыл его, достал оттуда ярко-красную коробочку… А в следующую секунду уже застёгивал на моём запястье красивейший витой браслет с какими-то тёмно-красными камнями.

— Это чешские гранаты. И серебро. Тебе нравится?

Я ошеломлённо кивнула, приподнимаясь на постели и заодно поднимая руку. Гранаты игриво посверкивали, серебро тоже блестело…

— Саш…

— И не вздумай отказываться. Это мой свадебный подарок тебе.

Я так растрогалась… ужас просто. Встала, обняла Лебедева, быстро чмокнула в щёку до сих пор горевшими губами.

— Спасибо.

— Вот всегда бы так, — проворчал он, тоже обнимая меня. — А то, понимаешь, царевны… Скажешь мне «да», Стась?

Я попыталась отстраниться, но он не дал.

— И этим вопросом ты всё испортил! — пробурчала, но больше ничего сказать не успела — Сашка банальнейшим образом заткнул мне рот при помощи поцелуя. Дождался, пока я разомлею, и вновь спросил:

— Скажешь мне «да»?

— Нет! — фыркнула я.

— Ладно, — засмеялся Лебедев, наконец выпуская меня из объятий. — Я ещё подожду. Три дня у нас с тобой есть… Даже три с половиной. — Развернулся и зашагал к двери в ванную.

Уже на пороге остановился и, хмыкнув, сказал:

— Надо же — собственную жену на секс уговариваю… Кому рассказать — не поверят!

— Я тебе расскажу!! — завопила я, и Сашка, расхохотавшись, скрылся за дверью.

Сволочь! Только я хотела в него чем-нибудь тяжёленьким бросить.

Спала я ночью плохо. Почему-то ворочалась, вздыхала… И хотя Лебедев ко мне совершенно не приставал, более того — он преспокойно уснул, даже чуть похрапывая, мне не спалось. Я лежала, лупила глаза в потолок, потом начала ворочаться… и тогда проснулся уже Сашка.

— Стась, — пробурчал он, поворачиваясь ко мне и обнимая меня. Уткнулся носом куда-то в район лопатки, глубоко вздохнул. — Ты чего не спишь, а? Непорядок. Тебе завтра силы понадобятся.

— На что?

— На что-нибудь, — зевнул Лебедев. — Мало ли, куда мы пойдём. Мы в Пражском зоопарке ещё не были, например… Или вообще можно по магазинам прошвырнуться.

— Так ты мне уже купил подарок…

— Ну его носить-то надо с чем-то? Выберешь себе платье.

Я фыркнула.

— И куда я буду носить это платье? На работу, Шульца очаровывать?

— Почему сразу на работу? Ты, Стаська, о чём ни заговори — сразу на работу поворачиваешь. Ну нельзя таким трудоголиком быть, нельзя!

Я надулась.

— У всех свои недостатки. Я трудоголик, а ты бабоголик.

— Бабо… — Сашка поперхнулся, кажется, окончательно проснувшись. — Стаська… Ну и фантазия у тебя, малыш. Не такой уж я и бабоголик, как ты думаешь, я ведь говорил.

— Ну конечно.

— Правда. Я, конечно, не девственник, как некоторые…

— Некоторые тоже теперь не девственницы! Благодаря другим некоторым!

Лебедев прижался ко мне плотнее, целуя шею сзади. Было так приятно, что я даже зажмурилась от удовольствия.

— Так вот, Стась. Я, конечно, люблю секс в частности и женщин в целом… Но ты помнишь, допустим, Юру Ватутина из параллельной группы? Вот уж кто был бабник. Девчонок менял как перчатки, да ещё и с двумя-тремя сразу встречался. Помнишь же?

— Помню.

Да, Юрка был неприятный типчик, как по мне. Не симпатичный, а смазливый, и лживый до мозга костей. Никогда не понимала девчонок, которым он нравился. Тот же Костя Волгин, в которого я была влюблена, намного лучше. И не смазливый, и честный, благородный даже. Эдакий рыцарь печального образа.

— Раз помнишь, чего меня бабником называешь? Я никогда не менял девушек каждый месяц, да и в целом инициатором разрыва был только один раз. Всё остальное время девчонки от меня сами уходили.

Ладонь Лебедева поползла по моему бедру, задирая ночнушку. Я чуть вздрогнула — кожа у Сашки была очень горячей по сравнению с моей, и этот контраст был невероятно возбуждающим.

— Стась… — шепнул муж мне на ухо. Рука переместилась на живот под рубашкой, начала поглаживать его круговыми движениями. — Ответишь на вопрос?

— «Да» не скажу.

— Не этот вопрос, — усмехнулся Лебедев, прикасаясь губами к моему виску. — Я хотел узнать… как так получилось, что ты осталась девственницей? Я не понимаю, как это может быть…

— А почему не может? — слегка удивилась я. А Сашка между тем совсем обнаглел — переместил ладонь с живота мне на лобок. — Саш! — зашипела я, попыталась убрать его руку, но конечно, ничего не добилась.

— Потому что ты сладкая, Стасенька, малыш… — прошептал Лебедев, чуть сжимая пальцы, и я непроизвольно раздвинула ноги, позволяя ему коснуться ноющего в ожидании прикосновения чувствительного узелка. — Безумно сладкая и очень красивая девочка… Я не понимаю, как никто… Не захотел… Или захотел, но ты не дала?

Наверное, мне было бы больно от этих слов. Но Лебедев мягко ласкал меня внизу, перебирая пальцами, будто на струнах играл. И я уже почти ничего не соображала.

— Саш… ты же обещал…

— Я не войду в тебя, малыш. Хотя очень хочется. — Сашка толкнулся в меня, и я охнула, ощутив, какой он каменный. — С трудом сдерживаюсь. На вопрос ответишь?

— Сд-д-дурел? — простонала я, заикаясь — Лебедев увеличил частоту и силу движений пальцев, и теперь мне казалось, что вместо клитора у меня маленький костерок между ног. — Я… не могу… говор-р-рить…

И тут Сашка сделал ужасную вещь. Он перестал меня ласкать и отодвинулся.

— А так? — и голос такой… насмешливый. Гад!!!

— Сволочь, — прошипела я, отчаянно желая опустить руку вниз и закончить начатое им. — Ненавижу.

— Во-о-от! Зато ты поняла, что со мной делаешь. Я так каждый день.

— Что?! — я возмущённо повернулась к Сашке лицом. Он улыбался, и его белые зубы сверкали даже в темноте. — Ну ты… наглец!!! Я тебя за член, извините, не хватаю!

— Не извиню, — фыркнул Лебедев. — Вот если бы хватала, было бы проще. А так у меня постоянный стояк. Болит уже всё! Жестокая ты, Стась.

Ну ваще!

— Ты… у меня слов нет!

— А и не надо слов! Больше дела.

Сашка под одеялом нашёл мою руку, сжал её и… положил себе поверх натянутой ткани трусов. Да, на член. Я дёрнулась, но Лебедев держал крепко.

— Саш!!

— Боишься? Не бойся, он не кусается.

Стало смешно.

— Я в курсе. Зато может выстрелить.

— Стася… какая пошлость, — пафосно заявил мне Лебедев и чуть двинул бёдрами, потеревшись о мою ладонь. А потом добавил уже серьёзно: — Приласкай меня, малыш. Я же взорвусь скоро. Пожалуйста, Стась.

Думаю, даже в темноте ему было видно, насколько я покраснела.

— Я не умею…

— Ерунда. Просто потрогай. Если так страшно, представь, что это… ну не знаю, дверная ручка. Только слишком сильно не сжимай.

Дверная ручка… юморист.

Я осторожно подвигала ладонью, и Сашка задышал чаще. Господи, ничего же ещё не делала… Неужели и правда так возбуждён?

Глупая мысль. Вон всё какое твёрдое…

Медленно провела кончиками пальцев по всей длине члена, нашла головку. Лебедев в этот момент сказал «м-м-м», и я решила, что там ему особенно приятно, поэтому начала сильнее гладить и сжимать именно там.

— Стась… — Сашка вдруг отодвинул мою руку, и я поначалу не поняла, зачем. И только когда он вернул её обратно… Осознала, зачем. Трусы снимал. — Вот так, малыш… Потрогай…

Сильнее всего у меня в тот момент горели, конечно, щёки. Но и между ног пульсировало и тянуло так, что хотелось сказать «да» и направить туда каменный Сашкин член. Там ему самое место…

Но я промолчала, только задвигала рукой, лаская бархатную кожу, на которой чувствовались набухшие вены, чуть влажную головку. Туда и обратно, туда и обратно… Лебедев дышал всё тяжелее, периодически с хрипами и стонами, и эти звуки тоже что-то задевали во мне, заставляя дрожать и облизывать губы.

Минуты через три Сашка вдруг как-то особенно громко захрипел, перехватил мою руку, одновременно откидывая в сторону одеяло и опрокидывая меня на кровать. Задрал ночнушку до груди и кончил мне на живот.

Я даже сказать ничего не успела — Лебедев быстро вытер сперму собственными трусами и откинул их куда-то в сторону, а потом развёл мне ноги и начал почти агрессивно ласкать пальцами клитор. С каким-то остервенением сжимал, тискал и растирал, а потом вообще наклонился и втянул его в рот и стал посасывать.

— А-а-а… — воскликнула я, содрогаясь от невыносимо чувственного спазма. В глазах даже молнии засверкали…

— Всё, — прохрипел Лебедев, приподнимаясь. Рухнул на постель, обнял меня, укрыл нас обоих одеялом. — Спать.

— А…

— Молчи, женщина. Завтра всё спросишь. Спа-а-ать…

Да я, собственно, просто хотела пожелать ему спокойной ночи. Но ладно уж. Помолчу.

Следующий день… я надолго его запомню. Я никогда не думала, что так можно время проводить…

А началось всё, конечно, с утра. И с нашего совместного пробуждения.

Я проснулась как-то резко — секунду назад спала, и вдруг открыла глаза и уставилась в окно. Оно было открыто, и полупрозрачные занавески колыхались на лёгком ветру. Судя по количеству света, уже часов девять.

А потом я почувствовала… это. Твёрдое и горячее нечто, что прижималось к моему лону, ко входу в меня. Хотя почему же «нечто»…

Сашка вздохнул. Щека его покоилась на моём плече, и я почувствовала, как он открыл глаза. Несколько мгновений просто лежал, а затем шевельнулся… и застыл, внезапно поняв, в какой позе мы с ним находимся.

Мы лежали на боку, и Лебедев обнимал меня сзади. При этом как-то так получилось, что его член совершенно безошибочно нашёл моё лоно и теперь упирался в самый вход.

Стало жарко. И надо бы отодвинуться… но я почему-то не могла.

— Стась… — прошептал Сашка, и я ощутила, как он обхватил себя рукой и начал водить горячей бархатистой головкой по моим ноющим от нетерпения складочкам. Раздвигал их, поглаживал… И с каждым его движением по моему телу проходила жадная волна желания. — Хочу тебя, малыш…

Я даже завидовала Лебедеву. Он, в отличие от меня, мог разговаривать. А я только всхлипывала и постанывала.

— Скажи мне «да», Стасенька…

Манипулятор.

— Скажи, малыш…

Сашка чуть вошёл в меня, и я охнула, но он тут же вышел. Потом снова вошёл, но опять едва ощутимо…

— Скажи «да», сладкая…

— Не-е-ет… — простонала я, и Лебедев вновь вышел. Я захныкала. Искуситель…

Сашка вновь заскользил вниз по влажным складочкам, и я, вопреки своему «нет», раскрылась сильнее. Практически легла на живот и раздвинула ноги.

— Стася… Тебе нравится?

И вновь горячая головка приблизилась к самому входу. Я нетерпеливо дёрнула бёдрами и насадилась на неё чуть глубже, чем до этого. Сашка рыкнул.

— Стаська! — прорычал он мне в ухо. — Скажи «да»! Или ты хочешь, чтобы я себя ненавидел? Я ведь всё равно возьму тебя сейчас. Ты же понимаешь!

Я понимала. Я даже слишком хорошо понимала… И простонала:

— Да-а-а… — и захлебнулась этим стоном, потому что Лебедев не стал ждать и вошёл в меня резко и жадно, до упора, выбив весь воздух из лёгких.

— Наконец-то! — хрипло выдохнул Сашка и задвигался. Ладонью нашёл клитор и стал тереть его в такт собственным движениям, чем окончательно погрузил меня в бессознательное состояние. Я перестала что-либо соображать, превратившись просто в стонущую и всхлипывающую Стасю.

А Сашка между тем сбросил одеяло, перевернул меня на спину, задрав мне ноги, и ворвался в моё тело так стремительно, что я не выдержала и закричала.

— Чёрт… — он замер внутри меня, перехватил ноги поудобнее и начал медленно выходить. — Забыл, что ты недавно только… Обезумел совсем… Прости…

Он думал, я плачу от боли. Нет, я заливалась слезами от удивительного наслаждения, которое охватило всё моё тело от этих его стремительных, а теперь неторопливых движений. Медленно оказалось не менее сладко, чем быстро…

— Так хорошо, малыш?

— Да-а-а…

Лебедев положил мои ноги себе на плечи и вновь вошёл до упора.

— А так?

— Д-д-да… — всхлипнув, я сжала пальцы на Сашкиных плечах. Глаза у него в тот момент были странные. Тёмные и какие-то слегка сумасшедшие…

— Узенькая ты у меня, — шептал он, снова начиная медленные движения, но постепенно ускоряясь. — Тесная… С трудом держусь…

— Что значит д-д-де… — я не договорила. Сашка лёг на меня, оставив ноги согнутыми и лежащими на его плечах, и задвигался на предельной скорости, прижимая меня к кровати всем корпусом.

Безумие. Абсолютное, запредельное, бесконечное… И Лебедев погрузил меня в это безумие, вколачиваясь в моё тело и кусая мои губы. Я даже не представляла, что подобное можно испытывать. Горячие волны проходили по телу, постепенно вознося меня всё выше и выше, пока я совсем не воспарила над окружающим пространством… Сашка надолго не задержался и последовал за мной, содрогаясь всем телом и хрипло шепча что-то неразборчивое.

Кажется, это было моё имя.

Чуть позже, когда я наконец вспомнила, кто я и где нахожусь, ощутила, как Лебедев вновь вытирает мой живот, но на сей раз салфетками.

— Это уже у тебя привычкой становится, — пробурчала, не открывая глаз. — Кончать на живот… А презервативов нет?

— Есть, — ответил Сашка беспечно. — Но зачем они? Так гораздо лучше.

— Да? Чем это?

— Поверь мне, — хмыкнул муж, — лучше без презика. Приятнее. Ещё приятнее, конечно, кончать в женщину, но это не безопасно.

Я наконец открыла глаза и посмотрела на довольного, как сытый кот, Лебедева. Он сидел на постели рядом со мной и с видимым удовольствием смотрел на моё расслабленное и полуобнажённое тело.

— И что теперь? — вырвалось у меня вместе с тяжёлым вздохом. Я никогда не умела относиться к жизни так же беспечно, как Сашка, и с ужасом думала о том, что будет с моим «фиктивным браком» после случившегося. Но Лебедев, кажется, даже не понял вопроса. Или сделал вид, что не понял.

— А тепе-е-ерь… — протянул Сашка, коварно улыбаясь, — мы с тебя снимем одну лишнюю деталь.

— Какую ещё…

Зря спросила. Сказано — сделано, и снятая ночнушка полетела в кресло, оставив меня полностью обнажённой.

Соски моментально затвердели, и Лебедев явно это заметил. Усмехнулся, поднял руку и потеребил один из них указательным пальцем.

— Саш… — прошептала я беспомощно, и он наклонился, втянул его в рот. Пососал, как конфетку, прикусил… Я задёргалась, и Сашка одной рукой прижал меня к постели, обхватывая вторую грудь и начиная сжимать сосок, тянуть за него. Я непроизвольно раздвинула ноги, и Лебедев лёг на меня сверху.

Удивительно — Сашка ласкал только мою грудь, руками и ртом, а горело и жглось у меня не только там, но и внизу живота. Я буквально чувствовала сосущую пустоту между ног, которую безумно хотелось заполнить.

— Стась… ты готова к безумствам? — спросил вдруг Лебедев, поднимая голову. Я посмотрела на него слезящимися глазами и прохрипела:

— Что?..

Сашка засмеялся и стащил меня вниз, на ковёр. Господи, ну что опять ему пришло в голову?!

Оказалось — ничего особенного. Просто он посадил меня спиной к себе, задрав мне ноги и зафиксировав их руками и… начал погружаться в моё тело. И всё бы ничего, но… напротив кровати стоял большой шкаф с зеркалом. И вот так, сидя на полу лицом к отражению, я прекрасно видела всё, что происходит… там. Словно порнофильм смотрела…

Сашка медленно растягивал мою дырочку, постепенно исчезая внутри моего тела. Медленно, очень медленно… Чуть погружался — и вновь выходил. Погружался — и выходил…

Зрелище было завораживающее и абсолютно бесстыдное. И я не могла оторваться, всё смотрела туда… И Сашка тоже смотрел. И лица у нас обоих были удивительные. С горящими жадными глазами, красными щеками и наполовину открытыми губами, из которых вырывалось тяжёлое нетерпеливое дыхание.

— Нравится, малыш?

Лебедев опустил одну из ладоней и начал теребить мне клитор. Боже… В зеркале это выглядело настолько непристойно, что я от смущения чуть не взорвалась. И не только от смущения…

А Сашка между тем наконец вошёл на полную глубину, заставив меня всхлипнуть, и застыл так, усадив меня поудобнее и лаская ноющий комочек плоти.

— Нравится? — повторил он, и я что-то невнятно промычала в ответ, когда Лебедев начал медленно двигаться назад, вновь выходя из меня. — Смотри, какая ты мокренькая, Стась. Видишь?

— Да-а-а…

Очень мокренькая. Ужас, как стыдно. Кошмар, как приятно…

И клитор, и ласкающие его пальцы Лебедева, и Сашкин член, и его мошонка, и мои половые губы — всё блестело от влаги.

— Неужели это всё… моё? — простонала я глухо, содрогаясь — Сашка резко приподнял меня, а потом вновь насадил на себя.

— Нет, — прошептал муж, целуя меня в шею. — Это всё — моё.

А дальше я ничего не помню — мозг отключился. Помню только, как Лебедев ускорился до такой степени, что мне казалось, будто я горю, а потом положил на ковёр животом вниз, вновь ворвался в моё тело и продолжил гонку с самим собой, сжимая и поглаживая мои ягодицы.

На этот раз Сашка кончил мне на попу. Но я не возражала.

В общем, да… получилось так, что из номера мы вышли уже ближе к обеду, когда я взмолилась о пощаде. Лебедев был неутомим, неумолим и все остальные «не», которые можно придумать. Только я выдыхала, думая, что всё, как он начинал ласкать меня, причём каждый раз иначе — то пальцами в меня заходил, то губами и языком клитор посасывал, то грудь тискал, то попу… Доводил меня до исступления и сам возбуждался. И в итоге всё заканчивалось сексом. Сверху, снизу, сзади… Я потеряла счёт позам. Сашка вертел меня как куклу: то ставил на колени и врывался сзади, то усаживал на себя и просил поскакать, то ложился на меня и двигался, глядя мне в глаза с таким явным удовольствием во взгляде, что я даже немного смущалась.

Я не понимала, как он может так долго заниматься сексом. У меня уже болело всё тело, мышцы ныли, лоно горело и даже клитор, казалось, атрофировался от переизбытка оргазмов. А Сашка всё никак не мог угомониться…

— Пощади! — взмолилась я, когда этот… секс-робот вновь поставил меня в коленно-локтевую. Лебедев хмыкнул, шлёпнул меня по попе.

— Устала, малыш? Прости, дорвался.

— У меня уже всё болит! — пожаловалась я.

— Бедненькая, — посочувствовал мне Сашка, но как-то слишком ехидно, чтобы я поверила. — Однако… ты не права, Стась. Не всё…

И этот гад начал массировать мне… анус.

— С ума сошёл? — зашипела я, дёргаясь, но меня удержали на месте одной рукой, второй продолжая ласкать колечко мышц. — Туда нельзя!

— Стаська… — засмеялся Лебедев. — Это удивительно, но раньше мне ни с кем не хотелось попробовать анальный секс. Как-то не тянуло. А с тобой вот… захотелось.

— Нельзя! — повторила я и всхлипнула — Сашка нажал на этот запретный вход сильнее. — Ну перестань! Саш! А-а-ах…

Кажется, он ввёл туда палец… спасибо, что один.

— Не бойся ты так, малыш. Это не сегодня точно будет.

— Спасибо! — фыркнула я и вновь содрогнулась. Блин, это ведь попа! Что же настолько приятно-то?!

— Не за что. Но я непременно возьму тебя так… когда хорошенько подготовлю.

Звучало это угрожающе, но я почему-то не испугалась.

— Хватит уже стебать меня, Саш!

— Я не стебу, Стасенька… Я очень-очень серьёзен. Как никогда!

Лебедев вытащил из меня палец, а потом наклонился и поцеловал. В то же место, да.

— А ещё-ё-ё… — Он перевернул меня лицом к себе, положил на кровать и лёг сверху. Поцеловал в губы, усмехнулся и продолжил. — Мы с тобой забыли про минет.

— Саш! — простонала я, закатывая глаза. — Не всё сразу!

— Это точно, — этот гад и по совместительству мой муж кивнул. — Всё сразу не интересно. Завтра, да?

— Саш!!

— Ладно-ладно, — засмеялся он, вновь наклоняясь и целуя меня. — Я шучу, малыш.

— Я знаю, — пробурчала я, пытаясь отпихнуть Лебедева, чтобы встать наконец и одеться. — А я не шучу! Я есть хочу! И скоро начну кусаться! И первым, что я тебе откушу, будет…

— Мой член? — заржал Сашка, откатываясь в сторону.

— Размечтался! Нос я тебе откушу.

— А что, нос вкуснее? Он же сопливый.

— Саш!!

… В общем, встали мы ещё минут через десять, когда я не выдержала и на самом деле начала кусаться. Не за нос, конечно — я же не садист — за плечо. Но и этого Лебедеву хватило, чтобы понять серьёзность моих намерений.

И мы в итоге поели. А потом… нет, мы не пошли гулять по городу, хотя я честно попыталась уговорить Сашку хотя бы немного размяться. Он желал мяться только в постели…

Я никогда не думала, что можно так провести целый день… Оказывается, можно.

Оставшиеся два дня прошли, к моему облегчению, не так насыщенно в плане секса. Нет, конечно, в покое меня Лебедев не оставлял — с интима начиналось каждое утро, интимом же заканчивался день. И в течение дня я периодически замечала на себе его жаркие и жадные взгляды, от которых непроизвольно начинала облизывать губы.

Я почти полностью отключила свой мозг, потому что иначе спрыгнула бы с Карлова моста, не выдержав постоянных рассуждений и споров с самой собой. Если я хоть на миг задумывалась о том, что делать дальше, то мне казалось, будто я сейчас разорвусь. С одной стороны, я была счастлива с Сашкой здесь и сейчас. А с другой… что будет, когда он наиграется? Ему пока в новинку секс со мной, он хочет меня, но потом увидит всё то, что вижу я. Я ведь ничего толком не умею, соблазнительницей меня назвать нельзя. Наверняка эта его Лариса знает о сексе намного больше, чем я, Стася, потерявшая девственность меньше недели назад.

Что я стану делать, когда Лебедев ко мне охладеет? Ответ пришёл в голову сразу — то же, что и раньше, мне же не привыкать. Буду делать вид, что всё в порядке, работать и жить дальше. А это просто такой период… и я постараюсь взять из него всё счастье, которое возможно, и всю радость, что он сможет мне дать.

Мда… ещё немного, и я, кажется, познаю дзен.

Два последних дня мы с Сашкой существовали на полном расслабоне. Впрочем, как и почти все предыдущие дни. Гуляли, ходили по магазинам, ели в ресторанах и постоянно обнимались на улице. Я чувствовала себя пьяной от счастья.

Но… если ты пьян — и неважно, от алкоголя или от счастья — рано или поздно наступает похмелье. И я начала ощущать его приближение ещё в Праге, в самый последний день, когда мы собирали чемодан, чтобы поехать в аэропорт.

Было раннее утро, до выписки из отеля примерно два с половиной часа, и у меня начиналось «дорожное настроение». Слегка тошнило, и почему-то было муторно на душе.

— Чего такое, Стась? — поинтересовался Лебедев, садясь рядом на постель. Приобнял и чмокнул в щёку.

— Да так, — я вздохнула. — Жалко уезжать. Сейчас приедем — и навалится…

— Что именно навалится? — Сашка с видимым удовольствием погладил меня по волосам. Я вообще давно заметила в нём это постоянное желание прикасаться ко мне. Это началось ещё когда мы только готовились к свадьбе. Раньше, в институте и четыре года после него, у Лебедева подобной «болезни» не наблюдалось. А теперь он тянулся ко мне, как умирающий к лекарству. В ресторане держал за руку и поглаживал пальцы, на улице приобнимал и старался поцеловать, в отеле… ну, тут даже упоминать не нужно. В номере Сашка вообще от меня не отлипал. Он даже пытался мыться вместе со мной, но я пока сопротивлялась.

— Жизнь навалится. Здесь мы в каком-то вакууме с тобой живём. Отдыхаем только и дурачимся. А там… Работы накопился целый воз, и родители наверняка в покое не оставят, а уж Ленка…

— А что Ленка?

— Ну как что. Ей же будет интересно узнать, как мне с тобой… хм… спалось.

Сашка заржал.

— И что же ты скажешь?

— Не знаю пока. Буду импровизировать.

Лебедев, улыбаясь, приобнял меня, а потом повалил на кровать. Прижался, потёрся носом о щёку… Приятно.

— Саш, нам уезжать скоро.

— Ещё целых два часа, Стась. Не волнуйся, я не буду… в общем, ничего не буду. Давай просто полежим, а?

— Давай, — согласилась я.

Лебедев чуть приподнялся и подставил руку под голову, глядя на меня очень ласково и без своей любимой насмешки. Вторую ладонь положил мне на живот и начал поглаживать его, едва касаясь кончиками пальцев ткани купленной в Праге кофточки.

— Стась… а тебе нравится со мной целоваться?

Я удивлённо посмотрела на Сашку.

— Что за странный вопрос?.. Или это какой-то новый стёб у тебя?

— Нет, не стёб. Просто скажи. Нравится?

— Конечно, — протянула я с недоумением. — Иначе бы не целовалась.

— Знаешь, что забавно? — Лебедев, улыбаясь, поднял ладонь и коснулся моей щеки. — Предлагая тебе брак, я и не думал, что целоваться с тобой окажется… настолько сладко. А потом был тот вечер у родителей, и я ощутил себя пьяным, малыш. Оторваться не мог. А дальше больше… Мне доставляло огромное удовольствие дразнить тебя, и тискать, и ласкать… а потом я понял, что хочу тебя.

— А…

Я собиралась спросить, хотел ли он меня раньше, до нашего брака? И если да, то что тогда значила его старая фраза «я тебя не хочу» — шутка это была или как? Может, он мне соврал? Но почему?

Однако спросить я не успела — у Лебедева зазвонил телефон.

А когда Сашка, проговорив со своим отцом пять минут — они обсуждали, нужно ли присылать за нами в аэропорт шофёра Гришу с машиной, — положил трубку, я уже не собиралась ничего спрашивать. Какая, в сущности, разница, были те слова правдой или ложью?

Сейчас-то Сашка меня хочет. Вот только жаль, что я его больше, чем просто хочу.

В Москву мы прилетели примерно в шесть часов вечера, домой приехали в начале девятого. И только я вошла в свою комнату и рухнула на постель, как телефон зазвонил уже у меня.

Конечно, это была Ленка.

— Привет! А меня мама с папой просили позвонить!

Я фыркнула. Ну конечно, мама с папой, да… Я им смс ещё из аэропорта отправила. Вполне недвусмысленного содержания, между прочим. «Приземлились, всё хорошо! Обнимаю». Зная родителей, их подобный «отчёт о доставке» вполне устроил.

— Привет, Лен. Всё хорошо, мы только вошли.

— И как вам отдохнулось?

— Шикарно. Но мало.

Сестра подумала и всё же выпалила:

— А ты мне что-нибудь привезла?!

Я засмеялась.

— А как же!

— И что-о-о?!

— А вот и не скажу! Приеду когда в гости, всё сама увидишь.

Мы с Сашкой купили для Ленки серьги и кулончик с чешскими гранатами. Лебедев сам меня надоумил, подарив тот браслет. Сестра точно будет в восторге — украшения она обожает.

— А когда ты приедешь?

Краем глаза я заметила, что ко мне в комнату зашёл Сашка. Плюхнулся рядом на постель, обнял и устало задышал мне в ухо. И теперь он явно будет слышать, о чём говорим мы с Ленкой. Точнее, о чём говорит она…

— Не знаю пока, Лен. Через недельку, наверное. Нам же на работу через два дня. А тут… квартира грязная и в холодильнике шаром покати.

Вообще-то я лукавила — к Сашке ведь приходила женщина гладить и убираться. Мне просто не хотелось никуда выбираться в эти выходные, и уж тем более выдерживать напор младшей сестры. Пусть пока по телефону меня мучает… а я наберусь моральных сил перед поездкой к родителям.

И в холодильнике не совсем шаром покати, Лебедев перед отъездом его неплохо так забил. Но у меня в наличии муж, жаждущий вкусняшек. Так что завтра буду кашеварить… А может, уже и сегодня вечером. В конце концов, надо же нам поужинать.

— А как тебе… — Ленка понизила голос. — Ну… это?

Сашка рядом затрясся от беззвучного смеха. Я посмотрела на него с укоризной, и он затрясся ещё пуще. Гад.

— Хорошо, Лен, — я тоже понизила голос. — А ты хочешь в подробностях узнать?

Лебедев перестал трястись и насторожился. Вот так! Будешь знать, как меня троллить.

— А можно? — сестра явно воспылала надеждой.

— Ну-у-у, — протянула я, покосившись на Сашку, — немножко можно.

Муж нахмурился и заиграл бровями. Я только демонстративно фыркнула и повернулась на другой бок, отвернувшись от Лебедева.

— Значит, так. Слушай. Если про первую брачную ночь, то сначала он снял с меня платье…

Лебедев возмущённо хрюкнул и шлёпнул меня ладонью по попе. Я хихикнула и продолжила:

— Потом отбросил его в сторону и начал раздеваться сам.

Сашка рывком перевернул меня обратно на спину, посмотрел в мои бесстыжие глаза, коварно улыбнулся и… стал расстёгивать мои джинсы. Причём я даже охнуть не успела, как Лебедев уже их расстегнул и стянул вместе с трусами.

— А дальше? — кажется, Ленка там даже дыхание задержала.

— А дальше… — я всхлипнула, потому что Сашка губами нашёл мой клитор и начал его посасывать, круговыми движениями обводя языком. — Дальше он положил меня на кровать, поцеловал кре-е-е-епко-о-о-о… — Я содрогнулась: Лебедев чуть прикусил комочек плоти зубами. — В губы… потом в шею… и ниже, ниже, ниже-е-е-е… — Я почти умоляла, и Сашка фыркнул, спустившись ниже, ко входу в меня. Вонзился языком внутрь, и я чуть не уронила телефон.

— А что потом? — голос Ленки зазвучал испуганнее, и я, опомнившись, постаралась говорить нормально.

— А потом обнял меня и уснул. Устали мы на свадьбе, Лен. Вот и вся брачная ночь.

— А-а-а… — протянула она разочарованно. — Но… это же не всё?

— Не всё, — второй рукой я вцепилась в простынь, изо всех сил стараясь не застонать. — Но остальное… называется «интим», Ленок. И рассказыванию не подлежит.

— Эх…

— Ничего, — я почувствовала, что Сашка начал стимулировать меня пальцами, и чуть слышно охнула. — Ты узнаешь всё сама… лет через пять-десять.

— Долго ждать!

— Ожидание праздника… ох, Лен, прости, у меня тут… молоко убежало-о-о!!!

Я быстро нажала отбой, откинула телефон в сторону и закричала, не в силах больше сдерживаться. Услышав этот вопль, Сашка вскочил на ноги и принялся лихорадочно расстёгивать ремень и джинсы. Спустил всё вниз вместе с трусами и буквально упал на меня, сразу же пронзив. Мне даже показалось, что насквозь, настолько это было резко и жарко.

— Стаська… — прошептал Лебедев, сжимая моё лицо в ладонях. Поцеловал в губы и, не разрывая поцелуя, задвигался. Я обняла его за плечи и, ощущая, как под моими руками ходят напряжённые мышцы мужа, отдалась этому поцелую целиком и полностью.

Наверное, мы оба немного обезумели. И я, потерявшая мозги от сладости поцелуя и резких Сашкиных движений внутри меня, и он, стремившийся быть как можно глубже, подчинить меня себе.

Мы даже не вспомнили про какую-то там контрацепцию. И Лебедев, задышав чаще, вдруг задрожал и кончил в меня. И почему-то от осознания этого факта меня накрыло таким оргазмом… показалось, что пол и потолок поменялись местами, а кровать стала облаком, на котором я воспарила к звёздам… и резко ударилась головой об одну из этих звёзд, осознав, что именно случилось.

Попыталась отпихнуть Лебедева, но он не отпихнулся. Наоборот, упал на меня, заставив зашипеть — внутри всё горело — и прошептал:

— Стаська… Я… тебя…

— Ерунда, — поспешила сказать я, пока он сам не заявил мне какую-нибудь гадость про нежелательную беременность, — у меня дня через три месячные должны начаться. День сейчас вообще не подходящий, не беспокойся. Никаких фиктивных детей. Всё как договаривались.

Сашка нахмурился и потемнел лицом.

— Я не беспокоюсь, Стась. Точнее, о себе не беспокоюсь… Только о тебе.

— А обо мне что беспокоиться? — я беспечно пожала плечами. — Всё отлично. Мне очень хорошо было. А теперь… слезь с меня, ладно? Ты ведь ужинать наверняка хочешь.

Лебедев поднял руку и задумчиво коснулся кончиками пальцев уголка моих губ.

— Хочу. Но ты устала наверняка. Давай закажем? Тут недалеко хороший ресторан есть с доставкой, там шашлык вкусный. Хочешь шашлык?

Я радостно кивнула.

— Конечно, хочу! И очень! А завтра я тебе что-нибудь обязательно приготовлю. Мы же договаривались!

Сашка почему-то усмехнулся.

— Да, Стась… Действительно. Договаривались.

Все выходные Лебедев вёл себя странновато. Он буквально не отлипал от меня, сидел рядом, даже когда я суп варила и котлеты жарила, и смотрел внимательно-внимательно. А в любую свободную минутку начинал обнимать, целовать и гладить по разным стратегическим местам. Особенно Сашка полюбил сажать меня на колени. При этом он не обязательно ласкал или целовал меня, нет — мог просто, рассуждая о чём-нибудь, перетянуть к себе на коленки, как будто это было что-то само собой разумеющееся.

Мне нравилось. Я млела и почти не могла ничего слушать. Да и вообще… это было странно, но я, всегда со временем устававшая от любой компании, совершенно не уставала от Лебедева. Было ли так, когда мы учились в институте? Я уже и не помню… Помню только, что мне всегда было с ним комфортно. И даже после свадьбы и дикого количества секса ничего не изменилось. Мне по-прежнему было комфортно с Сашкой.

И если бы не бесконечные звонки по телефону… Не мне — ему. Ему постоянно кто-то названивал, и Лебедев, хмурясь, сбрасывал звонок. Один раз я, стыдясь собственного поступка, посмотрела, кто трезвонит моему мужу, пока он был в туалете.

Конечно, Лариса. Кто же ещё?

Вечером в воскресенье я не выдержала неизвестности и спросила, когда Сашка, наевшись котлет с картофельным пюре и салата, который я называла «Обжора», был счастлив и благодушен.

— Почему ты не отвечаешь на звонки?

Лебедев сразу перестал быть благодушным.

— На чьи? — спросил настороженно, словно надеясь, что неправильно меня понял.

— Тебе Лариса звонит, я видела, — призналась я, на секунду смущённо отводя взгляд. — Почему ты не отвечаешь?

Сашка вздохнул.

— Я думал, это очевидно, Стась.

— Может быть, тебе очевидно. Но мне — нет. И ей, раз она так настойчиво продолжает трезвонить, тоже.

Лебедев покосился на молчаливый пока телефон.

— Я не хотел портить нам с тобой выходные, Стась. Решил подождать с выяснением отношений до понедельника. Завтра встречусь с Ларисой, объясню ей всё.

Я сразу сдулась.

— Встретишься?..

— Конечно. Такие вещи надо в лицо говорить, а не по телефону, или смсками перебрасываться.

— Какие такие вещи?

Я задавала Сашке вопросы, но была не уверена в том, что хочу слышать его ответы. Истинно по-женски, разве нет?

— Стась, — Лебедев чуть усмехнулся, а потом взял меня за руку и начал перебирать пальцы. Да, это он тоже полюбил… с недавних пор. — Когда собираешься расставаться с женщиной, ей нужно говорить это в лицо, объясняя, почему. Лариса пока не в курсе о… нас с тобой, вот и звонит. Встретиться хочет, а мне совсем не хочется с ней общаться. Такой вот я нехороший. Но я исправлюсь.

Сашка поднял мою руку и поцеловал запястье. Я чуть не замурлыкала… Но мозг всё же пока не растеряла, поэтому спросила:

— Ты действительно хочешь с ней расстаться?

— Да, — кивнул Лебедев. — Но ты не переживай, малыш, это вряд ли станет для Ларисы большим ударом. Она не такой человек, чтобы особенно расстраиваться. Кроме того, у неё кроме меня есть ещё кто-то, я более чем уверен.

Видимо, удивление отразилось на моём лице, и Сашка пояснил:

— Лариса совсем не похожа на тебя, Стась. Во-первых, она старше нас обоих на семь лет.

— Ого! — вырвалось у меня, и Лебедев хмыкнул.

— Выглядит шикарно, уж можешь мне поверить. А во-вторых, она не заинтересована в постоянных отношениях. Лариса усиленно делает карьеру и совершенно не желает ни выходить замуж, ни жить с кем-то в одной квартире. Для меня она была идеальной… партнёршей последние полгода. Понимаешь?

— Понимаю, — я кивнула.

— Ну вот. Я не хочу и не могу тебя обманывать, да и не нужна мне Лариса. И давай… закроем уже эту тему, Стась. Не стоит она того.

Что ж, по крайней мере в этом Сашка со мной честен. Не знаю, сколько времени он пробудет моим, но я хотя бы могу быть уверенной, что Лебедев был только моим, и ничьим больше.

Делить своего мужа со всякими там «Ларисами» совершенно не хотелось.

Чуть позже я ушла в свою комнату, чтобы позвонить Ксюшке. Мы с ней ещё не разговаривали с момента моего возвращения из Праги, и я решила, что пора нарушить молчание.

Голос у подруги был сонный.

— Я тебя разбудила? — спросила я с беспокойством, покосившись на часы. Десять вечера вроде, детское время, мы с ней часто так разговариваем.

— Так, немножко, — зевнула Ксюша, и мне сразу захотелось тоже зевнуть. — Просто голова чуть побаливает, вот и решила лечь пораньше. Но я ещё не успела толком глаза закрыть. Как ты, Стась?

— Хорошо, — ответила я, улыбнувшись. И правда же хорошо. Потом, конечно, будет плохо, но это ведь потом.

— Не обижает тебя Лебедев? — грозно вопросила Ксюшка, и я засмеялась.

— Нет. Не обижает.

— Это прекрасно. Тогда пусть живёт.

— А как там Виталик? — лукаво протянула я, и подруга чуть слышно застонала.

— Достал, — сказала коротко. — Самый упорный из всех.

— Может, тогда стоит наградить его? — поинтересовалась я осторожно, прекрасно зная, насколько ревностно Ксюша относится к своему личному пространству в том смысле, что касается именно парней.

— Я не могу.

Я подняла брови.

— Как это?

Подруга немного поколебалась и ответила очень тихо, будто боялась кого-то спугнуть:

— Я встретила одного человека, Стась.

— Ух ты! — я охнула. Для Ксюшки это было что-то поразительное. — Значит, мой букетик сработал!

— Пока нет, — она засмеялась. — И честно, вряд ли сработает. Всё слишком… просто слишком. Я потом как-нибудь расскажу, сейчас не готова. Поведай мне лучше, как вы в Прагу съездили. Для меня этот город теперь навеки ассоциируется с пьяным Лебедевым и твоими жалобами, какой он тяжёлый, когда мы его в отель тащили.

Да… было дело.

— А ещё я помню, как проснулась от твоего дикого писка следующим утром. Сашка тебя обнял и задышал перегаром, а ты его отпихнуть пыталась. Очень смешно было.

— Угу, — буркнула я. — Вам с Лебедевым смешно было. А мне-то нет!

— Так всегда. Кому-то смешно, кому-то грустно. Равновесие.

— Ты ещё скажи — круговорот смеха в природе.

Ксюшка фыркнула.

— Можно и так, Стась. Неважно, как называть, суть-то не меняется.

Мы болтали ещё минут двадцать, а потом распрощались, пожелав друг другу доброй ночи и удачного рабочего дня завтра. И я так и не рассказала подруге о нас с Сашкой. Побоялась… и даже не знаю чего.

Впрочем, у меня было стойкое ощущение, что Ксюшка и так всё понимает.

Чуть позже, когда я почти уснула в своей комнате, полностью расслабившись, открылась дверь, и зашёл Сашка. Я посмотрела на него через полузакрытые глаза и пробормотала:

— Я сплю.

— Ага, — фыркнул он, подошёл ближе и под моё недовольное бурчание помог сесть на постели. — Я вижу, что спишь. Где, думаю, жена моя, куда делась. А она вон где, сбежала!

— От тебя не убежишь…

— Это точно, Стась. Я тебя всегда догоню и заставлю выполнять супружеский долг. Пошли, белочка, умываться, а потом спать в нашу с тобой общую кроватку.

— А может…

— Не может. Давай-давай. Мне без тебя кошмары будут сниться.

— Двадцать пять лет не снились, а тут вдруг начнут сниться? — возмутилась я, и Сашка вдруг крепко обнял меня. Погладил по волосам, потёрся своим носом о мой, и когда я улыбнулась, ответил:

— Откуда ты знаешь, что не снились, малыш? Может быть, очень даже снились.

— Ты не рассказывал же.

— А это ничего не значит. Мало ли, кто кому и чего не рассказывал. — Лебедев осторожно прикоснулся губами к моей щеке. — Всё, хватит философствовать, пойдём спать. Завтра же на работу.

— Ох, точно… — поморщилась я. — По Шульцу я совсем не соскучилась…

— Скучать по своему работодателю — это, Стась, патология, — усмехнулся Сашка, и я мысленно с ним согласилась.

А вот Шульц, как оказалось, по мне соскучился. И по моему мужу тоже. Целый день нас мучил, то одного, то другого. Сказал, медовая неделя закончилась, пора нам вливаться в реальную жизнь. Угу, можно подумать, мы успели из неё вылиться…

Ближе к вечеру, выходя в туалет, я увидела, как Сашка с кем-то разговаривает по телефону, стоя у стены в коридоре. Сразу же кольнуло ревностью, и я поспешно отвернулась, не желая, чтобы он заметил, как меня колбасит.

Но чуть позже, когда я возвращалась из туалета обратно к себе, Лебедев подошёл ко мне сам. Улыбнулся, чмокнул в щёку и шепнул:

— Ты сегодня домой сама доберёшься? Я с Ларисой встречусь, поговорю с ней, всё объясню.

Малодушно захотелось сказать: «А может, ну её?», но я сдержалась.

На самом деле это ведь неважно — Лариса, Маша, Галя или Оля. Когда-нибудь Сашка будет «объяснять всё» уже мне. Про то, что у нас фиктивный брак и это, конечно, было классно, но пора и честь знать.

— Конечно, доберусь, — ответила я вежливо, отводя взгляд. — Не переживай. Я уже большая девочка.

— А вот и неправда, — засмеялся Лебедев, обнимая меня крепче. — Ты мой малыш. Мой маленький сладенький малыш.

— А ты мой маленький сладенький манипулятор.

Сашка вдруг напрягся, словно я сказала что-то не то. И я на всякий случай добавила:

— Извини, я… глупо пошутила.

Но он не расслабился. Отстранился и, посмотрев на меня немного виновато, произнёс:

— Я поеду сейчас, Стась. Постараюсь побыстрее вернуться. Ты дома будешь?

— Да, — кивнула я. — Ужин готовить?

— Думаю, нет. Мы с Ларисой в кафе зайдём. Хотя… вряд ли я там сильно наемся… Да, лучше приготовь.

«Мы с Ларисой…»

Стало так больно. Просто ужасно больно.

— Хорошо, Саш, — ответила я глухо, развернулась и зашагала на своё рабочее место. Главное — не разреветься. А всё остальное я как-нибудь переживу.

«Теперь не умирают от любви — насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови, лишь без причины человеку плохо», — вспомнила я вдруг стихотворение Юлии Друниной, которое учила ещё в школе. Тогда оно для меня было просто стихотворением, а теперь вот… вспомнилось. И осозналось.

Наверное, именно поэтому мы учили столько непонятых нами стихов в детстве. Чтобы однажды, став взрослыми, понять и усмехнуться.

Получилось, что я Сашку обманула. Ещё в метро, толкаясь среди совершенно обычной для часа пик толпы, я поняла: не могу ехать в квартиру, где на каждом шагу мне мерещится Лебедев, где у нас с ним всё и началось, и случилось, и продолжает случаться.

Решила прогуляться по центру города, проветрить мозги и хоть немного отвлечься. Вышла из метро и пошла вниз по улице, стараясь не думать ни о Сашке, ни о своём «фиктивном» браке. И у меня это даже почти получилось. И получалось до тех пор, пока я вдруг не услышала голос за своей спиной.

— Стась! Это ты?!

Я аж вздрогнула. Может, мне кажется?! Медленно обернулась.

Нет, не кажется. Ко мне, широко улыбаясь, с пакетом в руке шёл Костя Волгин. Почти призрак из прошлого…

Раньше моё сердце сразу бы дёрнулось или вообще забилось, как шальное — в зависимости от внешнего вида Кости и обстоятельств. Теперь же… я просто удивилась. Как обычно удивляются люди, встретив старого знакомого, и не больше.

— Привет, — улыбнулась я. А Костя подошёл ближе, поставил пакет рядом со мной на землю и крепко обнял меня. По-дружески и очень радостно.

— Стаська, ну надо же! Здорово-то как! У тебя время есть сейчас? Пойдём, может, в кафе сходим, поболтаем?

Я на секунду задумалась.

— Ну… да, вроде бы есть.

А почему, собственно говоря, нет? Сколько Лебедев проторчит непонятно где со своей Ларисой, я не знаю. И провести время с Костей — не самый плохой вариант.

Может… вспомню эту былую любовь и чувство к Сашке развеется как дым?

Ага, ну конечно. Ха-ха три раза.

— Отлично! Тогда пойдём, — сказал Костя, развернулся и потопал по направлению к ближайшей кафешке. Я засмеялась, подхватила с земли оставленный пакет и побежала за однокурсником.

— А ты всё такой же забывака, как я посмотрю, — хихикнула я, всучивая пакет Волгину в руки. Тот посмотрел на него с удивлением, а потом кивнул и ухмыльнулся.

— Точно, Стась! Забывака. А ты по-прежнему умница.

— Скажешь тоже.

— Правда. Умница и красавица. И тогда была, а теперь вообще расцвела. Сашка постарался?

— О. Ты знаешь? — поразилась я.

— Конечно, Стась. Что можно скрыть от общества с нынешним развитием соцсетей? Да мне и Аня Кирова, которая у вас на свадьбе была, похвасталась и даже фотки показала, которые она на телефон нащёлкала.

— Болтушка…

— Это точно. Зато я всегда в курсе последних сплетен!

Аня Кирова — наша с Костей однокурсница — была подругой его жены. Собственно, именно Аня их и познакомила, когда мы ещё на втором курсе учились. И я, когда увидела девушку Волгина, сразу поняла — у меня нет никаких шансов. Ни малейших.

Мы с Костей прошли в кафе, сели за столик и начали изучать принесённое меню. Я через пару минут заказала салат и капучино, однокурсник взял какую-то пасту и сок.

— А ты всё так же ничего не пьёшь, да? Даже пиво? — спросила я, когда официантка отошла от нашего столика.

— Угу, — Костя кивнул. — Я всё такой же трезвенник, каким был в институте.

Да, ещё и за это я тогда в него влюбилась. Все мальчишки пили, некоторые курили, а он — нет. Здоровый образ жизни, всякое такое…

— Расскажи, как тебе замужем за Сашкой. Мне всегда казалось, что вы должны пожениться, и я ещё удивлялся, что так долго тянули со свадьбой после института.

Был бы кофе — я бы поперхнулась. А так только вытаращилась и переспросила:

— Да?

— В смысле? — не врубился Костя.

— Ну… «вы должны пожениться»… Это ещё почему?

Волгин улыбнулся.

— Так вы друг от друга не отлипали, и общались хорошо так, свободно. Мне всегда казалось, что Сашка просто боится делать первый шаг. Значит, я был прав, да?

Нет.

Но вслух я ответила:

— Ага.

— И это отлично. Ты прям цветёшь и пахнешь. И на фотографиях видно, а сейчас тем более заметно. Лебедев тоже на фотках светится, представляю, какой он в жизни…

— А как лампочка.

— Не сомневаюсь…

Нет, мои прежние чувства к Косте не вернулись, даже наоборот — благодаря этой встрече я простилась с ними окончательно и бесповоротно.

И я была рада, что кто-то там, наверху, позволил нам встретиться. Всё это время, пока мы не виделись, я никак не могла поставить точку в этой истории. И только теперь, сидя в кафе напротив счастливого и благодушного Волгина, поняла и смогла.

И мне даже грустно не было. Юная Стася Орлова, безответно влюблённая в Костю, осталась там, в прошлом, и я всегда буду помнить о ней. Но никогда не стану жалеть.

— Я тебя провожу, — сказал Волгин, когда мы наконец собрались домой… часа через три. Болтать с ним было приятно, и я совсем не следила за временем.

— Не нужно, — я улыбнулась и вновь протянула Косте пакет, который он второй раз чуть не забыл. — Я сама доберусь.

— Нет-нет, — настаивал однокурсник. — Мне не сложно, Стась. Мои всё равно сейчас на даче, я в Москве один, торопиться некуда. А придурков нынче достаточно. Так что не упрямься, я тебя доведу до дома, и точка. Мне так спокойнее будет.

Пришлось согласиться. Хотя уже тогда у меня было предчувствие, что зря я это сделала.

Но предчувствие это укрепилось, когда возле подъезда нашего с Сашкой дома я увидела мрачного — нет, даже злого — Лебедева.

Заметив Костю, мой муж помрачнел ещё больше.

— О, Саш! — а вот Волгин явно обрадовался. — Отлично, рад тебя видеть!

Подал Лебедеву руку, и я всерьёз заопасалась, что Сашка ему эту руку сломает, настолько с грозным видом он её пожимал. И с чего вдруг такая реакция?

— Привет, Кость, — сказал Лебедев. — Какими судьбами?

— Стаську провожал. Мы с ней в центре города случайно пересеклись, в кафе ходили. А ты не ревнуй так, — засмеялся Волгин, и у меня вытянулось лицо. — Я всё, конечно, понимаю, вы только поженились, тебе по статусу положено… Но не ревнуй. Стаська у нас честная.

— Я в курсе, — сказал Лебедев, немного смягчившись. — И спасибо, что проводил. Пойдём, Стась.

Я попрощалась с Костей, правда, обнять не рискнула, просто кивнула и сказала «пока», а потом последовала за Сашкой к нам домой.

В лифте мы молчали. Молчали и после, когда вошли в квартиру. Я не знала, что сказать, а Лебедев был столь суров, что говорить и не хотелось. И уже когда я прошла в свою комнату, Сашка рванул за мной, резко развернул лицом к себе и почти прорычал:

— Стася. Какого… ты не отвечала на звонки?!

— А ты звонил? — глупо спросила я, нахмурившись. — Я не слышала…

— Я уже понял, что ты не слышала. У тебя что-то с телефоном, Стась? Или ты просто решила меня игнорировать, как лишнюю деталь во время встречи с Костей?

Сашкины ладони на моих плечах сжались чуть сильнее, и я зашипела.

— Прекрати. Больно же!

Руки Лебедев не убрал, но хватку чуть уменьшил.

— Интересное кино, — продолжил он иронично. — Сказала, что поедешь домой, а сама пошла гулять с Костей. Оригинально! Мы настолько недавно женаты, а ты уже мне врёшь.

— Ты сдурел? — я дёрнулась и попыталась отстраниться, но Сашка не дал. — Я решила прогуляться, Костю встретила случайно.

— Угу. И на звонки ты тоже случайно не отвечала.

— Не знаю! — рявкнула я зло. — Может, телефон разрядился или я звук случайно выключила. Ты мне всё равно пройти не даёшь. Отпусти, схожу, возьму телефон и проверю!

— Угу, ну конечно, — усмехнулся Лебедев. — Схожу, придумаю классную отмазу, так это называется.

— Прекрати нести бред! — отрезала я, вновь дёрнувшись. — И вообще. Я тебе в принципе ничего не должна!

— Неужели? — процедил Сашка, сильнее сжимая ладони.

— Ужели. У нас фиктивный брак, если ты не забыл. И я могу встречаться, с кем захочу. Захочу — вообще себе мужика найду!

— Какого ещё мужика? — рявкнул Лебедев, резко прижав меня к себе. — Никаких мужиков. Ты моя!

— Размечтался! — фыркнула я, и от обиды на глазах выступили слёзы. Опять он относится ко мне, как к своей вещи! «Моя», видите ли. Ну конечно. Сегодня я «твоя», а завтра нафиг тебе не сдалась и пошёл я к Ларисе.

Наверное, именно от обиды я и выпалила всё дальнейшее…

— Я что, собачка, домой бежать по первому твоему слову? Я не собираюсь делать только то, что хочешь ты!

— А что ты собираешься делать? — прошипел Лебедев, опуская руки мне на ягодицы и сжимая их изо всех сил. Даже больно стало. — Встречаться с Костей за моей спиной?! Ты тогда сказала мне неправду, да?! Ты всё ещё его любишь?

— Да! — заорала я, чувствуя, как от злости темнеет в глазах. — Да, люблю! Так тебе легче?!

Зачем я сказала это? Не знаю. Но когда эмоции хлещут через край, иногда говоришь не то, что думаешь. Сущую глупость и неправду.

В следующую секунду я полетела на постель, и Сашка, прижав меня собой к кровати, зло и агрессивно прошептал мне в губы:

— Может, любишь ты и его, но хочешь точно меня. Или тоже будешь врать?

Я не успела ответить — Лебедев поцеловал меня почти так же агрессивно, как до этого разговаривал со мной. Смял губы, проникнув языком в рот, подавляя мою волю, не давая сделать вдох. Я злилась на него, смертельно злилась, но внизу живота уже тянуло, обжигая меня жаром желания, и трусики явно повлажнели.

Сашка положил руки мне на грудь, не прерывая этого бешеного поцелуя, взялся за края блузки — и дёрнул в разные стороны. Пуговицы разлетелись, защёлкав по полу, я вздрогнула от неожиданности, а Лебедев уже спускал бюстгальтер. Схватился за соски и потянул их вверх, заставив меня застонать и прикусить ему губу от наслаждения.

— Нравится, Стась? — спросил, отрываясь от меня, и сильнее сжал соски. Я содрогнулась и посмотрела на Сашку. На его нижней губе была кровь. Действительно, прокусила… — Ну же, малыш, скажи, что хочешь меня.

— Нет, — упрямо прошептала я, и Лебедев, усмехнувшись, начал не просто ласкать мою грудь — он стал терзать её. Сжимал, лизал и покусывал соски, сминал сами полушария почти до боли, заставляя меня ёрзать под ним и жалобно хныкать. Внизу живота уже будто бы костёр горел, и его совершенно необходимо было потушить…

— Скажи, Стасенька. Давай, малыш. Скажи «я хочу тебя, Саша».

Лебедев тянул вертикально вверх оба моих многострадальных соска, отчего в глазах вскипали слёзы, а изо рта вырывались непроизвольные всхлипы.

Но я тем не менее прохрипела:

— Нет… Не… надо…

— Неправильный ответ, — фыркнул Сашка, вновь сжимая грудь обеими ладонями. Я посмотрела вниз: моя белая кожа давно стала красной, а соски были почти бордовыми и торчали острыми маленькими пиками. Лебедев играл с этими пиками языком, глядя на меня, и от этого зрелища я возбудилась ещё больше.

А Сашка между тем, не освобождая меня окончательно от спущенного бюстгальтера, расстегнул брюки и начал стягивать их с меня вместе с трусами. Отстранился на мгновение, снял и то, и другое, бросил на пол. Я в это время из последних сил попыталась отползти, но Лебедев не дал. Вновь прижал к кровати, загремел ремнём.

Себя лишать джинсов Сашка не стал, только чуть приспустил — и сразу начал поглаживать мои половые губы и клитор своим членом. Тот уже стоял не хуже, чем мои соски…

— Ох… Влажная какая, Стась. Не хочешь меня, значит?

Говорить «нет» было глупо, и я промолчала. Но Сашка сдаваться не собирался. Проводил головкой члена по лону, на секунду замирая возле входа в меня, массировал набухший от желания комочек плоти, и чуть усмехался каждый раз, когда я всхлипывала.

Вошёл. Неглубоко. Почти сразу вышел…

— Гад! — прошептала я, дрожа с ног до головы. Лебедев наклонился и сказал мне в губы:

— Нет, Стась. Я в такие игры не играю. Лежит тут вся мокренькая, а туда же — «нет», «нет». Скажи, что хочешь меня.

— Сволочь ты.

Сашка на пару секунд припал к моим губам в нежном поцелуе, и как раз когда я немного расслабилась, резко вошёл на полную глубину.

— А-ах! — застонала я, выгибаясь, но Лебедев тут же вышел. Улыбнулся, заметив моё недовольное лицо, и вновь потребовал:

— Я жду, Стась.

Я мстительно запыхтела.

— Размечтался!

Опустила руку и начала ласкать саму себя пальцами. Круговыми движениями обводила пульсирующий клитор, теребила его, и Сашка следил за моими действиями потемневшими от желания глазами.

И когда я медленно ввела палец внутрь себя, Лебедев не выдержал. Задрал мне руки, прижал их к кровати над моей головой, и вонзился в моё тело.

Остро. Боже, как остро! Невозможно, невероятно приятно…

Но Сашка застыл, не двигаясь, и я нетерпеливо повела бёдрами.

— Скажи, — прошептал он, и я почему-то услышала в его голосе мольбу, — я прошу, Стась. Скажи, что хочешь меня, малыш.

«Я прошу». Это всё решило.

— Хочу! Очень! Ох, Саш…

Видимо, Лебедев уже с трудом сдерживался — когда я сказала «хочу», он наконец начал двигаться, и настолько быстро и размашисто, что я через пару секунд стала кричать. А больше я ничего не помню… Только обжигающее, сумасшедшее удовольствие, полностью выносящее мне мозги. Оно текло по венам и артериям вместо крови, пульсировало внизу живота и взрывало меня изнутри.

И мы во второй раз забыли про контрацепцию…

И всё бы ничего… но Сашка вновь всколыхнул во мне обиду, когда после подобного восхитительного секса сжал меня в объятиях и зашептал прямо в лицо:

— Запомни, Стась. Ты моя. Я никому тебя не отдам.

Я открыла один глаз и попыталась напомнить про наш фиктивный брак.

— Но…

— Плевать, — отрезал Лебедев, погладив ладонью до сих пор ноющую грудь. — Мне плевать на все твои доводы, Стась. Моя, и точка.

Я закрыла глаз и постаралась не дать Сашке понять, что обиделась. Принимала его ласку, и даже испытала ещё один оргазм, когда он начал стимулировать меня сразу двумя пальцами.

Потом Лебедев уснул, а я, выбравшись из его объятий, немного поплакала в ванной. Посмотрела на своё зарёванное отражение, позлилась немножко на себя, бесхарактерную размазню, и на Сашку, нахала и манипулятора, вышла в коридор и нашла в сумке свой мобильник. Там действительно оказался выключен звук, хотя я совершенно точно помнила, что не делала этого, а на экране красовались пятнадцать неотвеченных вызовов от Лебедева.

Видимо, пора всё-таки послушать голос разума и поменять мобильник. Ему уже десять лет и он периодически глючит. Но чтобы самовольно звук у звонка убирать — подобное впервые…

— Алло, Ксюш, — прошептала я в трубку, выходя на балкон в Сашкиной комнате. Лебедев по-прежнему безмятежно дрых в моей кровати. Устал, умаялся, бедненький. — Ты… можешь говорить?

— Могу, — ответила подруга, и в голосе её слышалось беспокойство. — Что-то случилось, Стась?

Я чуть помолчала.

— Да. Можно, я к тебе приеду?

Она вздохнула.

— Конечно, приезжай. Инны Васильевны сейчас как раз нет, в командировке она… Так что никто не помешает. Приезжай. Только не дури и возьми такси, а то поздно уже.

— Да, хорошо, возьму.

Инной Васильевной звали квартирную хозяйку Ксюшки, и это была не женщина, а самый настоящий цербер.

— Тогда жду.

Я тихонько выскользнула обратно в ванную, где на верёвке висели давно высохшие джинсы и футболка, поэтому мне было, во что одеться. Хотела захватить привезённый из Праги подарок для Ксюши — красивый кожаный кошелёк — но он лежал в моей комнате, где спал Лебедев. Поэтому я просто взяла свою сумку, ключи и вышла из квартиры.

***

Он так крепко уснул, что даже не сразу расслышал настойчивый звонок телефона. Открыл глаза, не обнаружил рядом Стаси, нахмурился и взял трубку.

— Да.

— Ну и что ты натворил? — сказала трубка недовольным голосом Ксюши Мартыновой. — Мне тебя сразу убить или пока помиловать?

Сашка помотал головой.

— Погоди, я ничего не понимаю.

— Мужчины… — пробурчала Ксюша. — В общем, так. Стася едет ко мне. Я её выслушаю, и если твой грех не смертелен, попробую успокоить. А если смертелен… то лучше на глаза мне больше никогда не показывайся.

— Ксюш! — возмутился Лебедев, вскакивая с постели. — Я вообще-то люблю её! А вот Стася меня — нет.

На том конце провода хмыкнули.

— Мужчины… Короче, сиди пока там. Я позвоню.

— А… — начал Сашка, но Ксюша уже положила трубку.

***

До дома подруги я доехала минут за двадцать — дороги в этот час оказались почти свободны, в одном месте только был небольшой заторчик, но быстро рассосался. Расплатилась с таксистом, набрала код от подъезда, написанный предусмотрительной Ксюшкой в смс-сообщении, поднялась на шестой этаж и позвонила в дверь знакомой квартиры.

У Ксюши в гостях я была не очень часто — Инна Васильевна не разрешала ей водить гостей. Почему подруга до сих пор не съехала от такой хозяйки — история отдельная…

— Привет, — сказала Ксюшка, впуская меня внутрь. Положила мою сумку на банкетку в коридоре, а потом сразу же обняла крепко-крепко. Я тоже обняла подругу и чуть всхлипнула, резко почувствовав себя до ужаса несчастной. — Так, погоди плакать. Пошли на кухню, чайку хоть налью.

Я вновь всхлипнула, а потом засмеялась.

— Да я… не собираюсь плакать вообще. Это просто…

— Угу, угу, — кивнула Ксюшка. — Я поняла. Пошли на кухню, говорю. У меня там вафельки вкусные есть.

— Вафельки это хорошо. Вафельки я люблю…

— Я в курсе.

Через десять минут я сидела на Ксюшкиной кухне и взахлёб рассказывала подруге обо всём случившемся. Обо всём… О том, что произошло в первую брачную ночь, и как Сашка затем уговаривал меня на секс. Точнее, не уговаривал, а соблазнял — у меня не было шансов отказаться…

Я рассказывала о том, как подслушала Сашкины разговоры с Ларисой, и как он отправился на встречу с ней, чтобы прекратить эти отношения. Но надолго ли его хватит?

Рассказывала, как Лебедев заявил, что я — его, и ему плевать на любые мои доводы против этого. Он хотел меня, играл со мной, совершенно не принимая в расчёт того, что любую игрушку можно сломать…

Ксюшка включила маленький ночник, света от которого было очень мало, и так как на часах уже почти пробила полночь, в помещении было темно. Ночник освещал только кухонный стол и наши с Ксюшей лица.

Глаза подруги при таком свете казались совсем тёмными и будто бы колдовскими. И они вновь, как и всегда, видели меня насквозь…

И когда я закончила, Ксюша, помолчав несколько секунд, вдруг спросила:

— Я ведь никогда не рассказывала тебе про своих родителей?

Я слегка удивилась.

— Что?.. Нет вроде. А почему?..

Она усмехнулась.

— Я просто расскажу, Стась. Просто расскажу… а выводы ты сделаешь сама, хорошо?

— Хорошо, — я кивнула.

Но начала Ксюша не сразу. Она какое-то время рассматривала чаинки, оставшиеся на дне её чашки после нашего чаепития, потом косилась в окно.

Начинался дождь, и на улице свистело, выло и всхлипывало. А потом с неба хлынул поток воды, и тогда подруга заговорила.

— Так уж случилось, что человек, которого я называю своим отцом, на самом деле им не был. Моя мама забеременела от другого мужчины, но тому была не нужна ни она, ни ребёнок. И он сбежал. А мой папа… он был маминым другом детства, влюблённым в неё чуть ли не с младенчества, и предложил ей брак. Обещал быть хорошим мужем, заботиться о ребёнке и саму её любить. Я сразу скажу, Стась — слово своё он сдержал. Для меня он был и остаётся лучшим мужчиной на свете. Я всегда боготворила папу.

А вот мама… В подростковом возрасте я поняла: что-то не так. И однажды услышала разговор мамы и бабушки, во время которого бабушка обвиняла маму в холодности к моему отцу. Говорила: «Что ты, дура, всю жизнь от него нос воротишь? Такой мужик тебе достался, а ты всё как снежная королева. Вот уйдёт от тебя — будешь знать». А мама только фыркала.

Тогда я и узнала, что на самом деле дочь другого мужчины. Я спросила об этом не у мамы, а у папы. Он всё мне и объяснил, в том числе сказал, что любит меня, как родную, и очень огорчится, если я поменяю своё к нему отношение. Я не поменяла… Только спросила, почему мама его не любит. Он улыбнулся и ответил: «Что ты, дочка. Она любит. А остальное ты поймёшь, когда вырастешь».

Ксюшка запнулась, опустила голову, и мне вдруг показалось, что она сейчас заплачет.

— Папа умер, когда я была на первом курсе. Ты ведь помнишь, я из Чебоксар, и в тот момент меня не оказалось рядом, я сдавала летнюю сессию. Мама позже рассказывала, что ему внезапно стало душно, он отошёл к окну, открыл его, сделал вдох… и упал. Она подбежала, потрогала пульс… Папа был уже мёртв. Разрыв аорты.

Голос подруги чуть дрогнул.

— Я тогда помчалась из Москвы домой, не досдав экзамены. Приехала… И вместо своей красивой, ухоженной и молодой мамы увидела вдруг старую и будто бы почерневшую женщину. С неё словно стёрли все краски, вынули из лёгких весь воздух, нарисовали на лице кучу глубоких морщин и насыпали песок в глаза. Я не узнала её. Это была не моя мама, Стась, а ходячий труп.

Она плакала каждую ночь. Каждую ночь! Каждую грёбаную ночь она садилась на кухне, плакала и шептала: «Игорь, милый мой, прости меня». И повторяла без конца «прости, прости, прости». И папину фотографию часами рассматривала, не отрываясь, будто ждала, что он ей ответит. И мне однажды сказала: «Дура я была. Какая же я была дура, дочка».

Ксюшка замолчала.

Всё это время я, слушая её, тихонько вытирала слёзы с глаз. И не только из-за самой истории, а из-за боли в голосе подруги.

— Мама умерла через полгода после папы, — сказала Ксюша очень тихо и сжала руки в кулаки. — У неё просто остановилось сердце. Забавно, правда? Всю жизнь говорила, что не любит, убеждала всех — мол, брак вынужденный, он меня любит, а его нет. И вот — он умер. Казалось бы, радуйся, такой хомут с шеи упал, а она… не смогла. Знаешь, как мама мне тогда сказала? «Дышать без него больно». И жалела, ужасно жалела, что так за всю жизнь ни разу не призналась папе в любви. Но теперь, я надеюсь, она уже исправила эту свою ошибку.

Я сглотнула.

Мысли путались и никак не хотели систематизироваться, цеплялись друг за друга. Хотелось спросить одновременно всё… или ничего не спрашивать.

Больно и страшно…

— Ксюш… а зачем ты мне это рассказала?

Она мягко улыбнулась.

— Помнишь, я предупреждала: выводы будешь делать сама. Пошли лучше спать, а то у меня уже глаза слипаются. Утро вечера мудренее.

— Утром на работу, — поморщилась я, и подруга засмеялась.

— Такова наша доля, Стась. Работать, жаловаться на работу… но всё равно работать. Все мы немного мазохисты, видимо.

— А некоторые не немного…

— Это точно.

Мы с Ксюшкой легли вдвоём на её узенькую кровать, обнялись… и мне вдруг захотелось услышать, как она поёт.

Удивительное дело — голос у подруги замечательный, и слух тоже, но петь она не очень любит. Точнее, любит, но не публично.

Другое дело, что я — не совсем уж «публика».

— Ксюш. А спой, пожалуйста, — попросила я, поворачиваясь к ней лицом. Подруга фыркнула.

— Колыбельную?

— Ну… можно и колыбельную. Я просто люблю слушать, как ты поёшь. Меня это успокаивает.

— Инну Васильевну тоже, — засмеялась Ксюша. — Ладно, так и быть. Щас спою.

Она прокашлялась и начала петь.

Столько дней у окна сидела,

Столько лет мучилась, ждала.

Я жила и не замечала,

Как была слепа.

Я нахмурилась. Это что за песня?..

Рядом с ним звёзды так сияют,

Рядом с ним спала пелена.

Как во сне, открылось мне,

Что здесь моя судьба.

Ну… Ксюшка! Есть у них с Лебедевым всё-таки что-то общее. Наверное, поэтому я их и люблю…

Столько дней плыл я, как в тумане,

Столько лет грезил наяву.

Как я жил, сам не замечая,

Что во тьме тону?

— Это откуда? — спросила я подругу, когда она закончила петь.

— Из мультика диснеевского про Рапунцель. Красивая песня, правда? — Ксюшка тихонько захихикала, и я фыркнула.

— Угу. Красивая. — Помолчала немного, а потом поинтересовалась: — И когда ты заметила? Ну… что я Сашку люблю.

— Я уже не помню, Стась. Но это точно случилось гораздо раньше, чем ты сама это заметила. Я всё поняла ещё в институте. Дружила с вами обоими, смотрела и диву давалась.

— Почему?

— Потому что вы всё это время были в плену стереотипа, возникшего в ваших головах ещё на первом курсе. Самообман — великая вещь, Стась. И так же, как моя мама убеждала себя в том, что ей не люб мой папа, вы с Лебедевым настроили свой мысленный телеканал на передачу «дружба» и смотрели только её, упрямо не замечая очевидного.

«Мысленный телеканал»… Я фыркнула.

— А очевидное — это что?

— И ты ещё спрашиваешь? Да не у всякой семейной пары такие отношения, как у вас с Сашкой. Он очень уважал тебя и относился с большим трепетом, и ты тоже не давала его в обиду. В вашем общении я всегда видела гармонию. И искреннее, чистое чувство, на которое способны немногие люди.

И я рада, что Сашка предложил тебе этот так называемый фиктивный брак. Наконец-то вы взглянули друг на друга под иным углом.

— Ну я-то, может, и взглянула, — пробурчала я недовольно. — А вот Лебедев…

Ксюшка засмеялась.

— Ох, Стась. Давай спать? Завтра сама поговоришь с Сашкой, предъявишь ему претензии, пусть объясняет. А сейчас — спать!

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

Но неужели Ксюша права и Лебедев… тоже?..

Так хочется в это поверить. И страшно. Вдруг ошибусь?

Подруга задышала глубже — уснула. Я погладила её по мягким кудрявым волосам, вдруг подумав о том мужчине, который бросил её маму и которому оказалась не нужна сама Ксюшка.

Дурак он был. Вот она, рядом со мной — красивая, умная и совершенно замечательная. Будь она моей дочерью, я бы гордилась.

— Стась… спи давай. Хватит на меня пялиться, — пробурчала Ксюшка сонным голосом, и я улыбнулась.

— Извини, — ответила ей и закрыла глаза.

Значит, ещё в институте…

Удивительно, насколько взгляд на ситуацию со стороны может отличаться от твоего собственного взгляда. Я ничего такого не помню. Я никогда не рассматривала Лебедева с романтической точки зрения, да и он меня вроде бы тоже. «Мысленный телеканал»…

Был ли это самообман? Если порыться в глубине своего подсознания… и честно признаться… Я даже думать боялась о чём-либо другом, кроме дружбы. Нам с Сашкой было так хорошо вместе, совершенно не хотелось этого лишаться ради каких-то мифических отношений. И я давила в себе любую возникающую мысль, хоть чем-то похожую на романтическую. Табу. Нельзя.

И вот, когда Лебедев начал вести себя иначе, ухаживать за мной, как за настоящей невестой, целовать и вообще соблазнять — старательно сдерживаемые чувства прорвались, а потом созрели, как фрукт, долго наполнявшийся солнцем.

И чего толку гадать о том, что могло бы быть раньше, ещё в институте, и могло ли быть вообще. Я этого уже никогда не узнаю.

Интересно, а сам Сашка… что чувствует он? Просто хочет меня до ужаса, и плевать на все мои доводы против этого? Или он тоже, как я, оказался смыт лавиной нахлынувших на него чувств, которые все эти годы прятал от окружающих, в том числе и от себя?

Страшно надеяться на то, что это может быть правдой…

***

— Привет. Не спишь?

— Уснёшь тут. Ну что, будешь меня убивать?

— Не буду. Приезжай к семи утра, Саш. Только…

Молчание.

— Что — только?

— Хватит вам с ней уже глупости всякие друг другу говорить. Ты мне сказал, что любишь, и ей скажи.

— Ксюш… Зачем это Стаське? Она ведь Волгина любит. Она мне это сегодня сама сказала.

— Сейчас полвторого ночи, так что уже вчера. И вообще… Покусаю, если не скажешь. Давай, не трусь.

— Я не трушу.

— Ну конечно.

— Правда! Скажу. А потом буду собирать себя по осколкам.

— Тебе полезно, — съязвила Ксюша и положила трубку.

Эх. Два дурака. И что бы они без неё делали?..

***

Проснулась я от ласковых прикосновений к волосам. Кто-то сидел сзади и нежно перебирал пряди. И я сразу поняла, что это вряд ли Ксюшка…

Повернулась на другой бок и, нахмурившись, уставилась на Лебедева, который сидел рядом со мной на постели с очень виноватым видом.

— Сколько времени? — спросила я хриплым со сна голосом.

— Семь, Стась. Ксюша там завтрак готовит, сказала, что у нас есть полчаса на откровенный разговор.

— Думаешь, управимся? — протянула я иронично, и Сашка хмыкнул, но как-то невесело.

— Постараемся. Можно, я начну? А ты потом мне выскажешь всё, что обо мне думаешь.

— А в глаз дать разрешишь?

— Разрешу, — Лебедев всё-таки чуть улыбнулся. — Я тебе всё разрешу, Стась…

— Тогда говори.

Я села на постели, завернувшись в одеяло. Где-то за стенкой чем-то гремела Ксюшка, и я со всей очевидностью поняла: наверняка это она и сказала Лебедеву, где я, и разрешила приехать утром. Интриганы…

— Помнишь тот день, когда я пришёл к вам работать? Накануне батя устроил мне очередной разнос по поводу моих отношений с Ларисой, пригрозил — мол, если не остепенюсь, наследства не видать, всё государству оставит. Бред, конечно… Но я ведь знаю своего отца, он мужик горячий. Даже если бред, может сотворить просто из упрямства.

А потом ты пожаловалась на Ленку, на то, что хочешь свою квартиру. И я подумал: а почему не убить сразу двух зайцев одним выстрелом? Я получу возможность встречаться, с кем захочу, ты — копить деньги. Дело было не в Ларисе, Стась, а в том, что мне понравилась эта авантюра. Я увлёкся.

— Угу, — фыркнула я. — Это в твоём характере, Саш. Увлекаться всякой фигнёй.

— Может быть. Но это оказалось не фигнёй. Поначалу да, игра, очень интересная и увлекательная, а ещё волнующая. У меня голова кружилась, когда я целовал тебя, Стась.

Я чуть смутилась, и Лебедев улыбнулся.

— Но тем не менее я намеревался придерживаться нашей договорённости. Хоть и срывался иногда, и дразнил тебя, но до конца доходить не собирался. Тем более что ты периодически меня постукивала…

— Так уж периодически. Пару раз всего.

— Мне хватило. Но во время свадьбы я понял — не могу так. Понял, что ты нужна мне. И в первую брачную ночь я действительно пришёл к тебе не для того, чтобы снять платье.

— Сволочь ты, Саш, — выругалась я искренне, и Лебедев кивнул.

— Да, признаю. Я хотел тебя и собирался получить. Нет, конечно, если бы ты оттолкнула… но ты ведь не оттолкнула, Стась.

— Сволочь.

— Да. Но я не жалею, и никогда не пожалею. И сейчас я постараюсь объяснить тебе, почему.

Я тогда наслаждался тобой, толком не анализируя ситуацию. Мне просто нравилось, что ты рядом, я обожал подшучивать, дразнить тебя…

— Так всегда было. И будет, видимо, — съязвила я. Язвила я от страха: не понимала, к чему ведёт Сашка…

— Наверное, Стась. — Лебедев смотрел на меня серьёзно, не улыбаясь. — Но я никогда не хотел причинить тебе боль или как-то обидеть. Возможно, я обидел тебя тогда… но знай, это было невольно.

Я решил: пусть всё будет, как должно. Нам хорошо вместе, так почему бы и нет? Правда, меня иногда грызло ощущение чего-то неправильного, но я гнал это ощущение прочь.

«Чего-то неправильного»… Кажется, я поняла, что Лебедев имеет в виду. Сейчас скажет: мы друзья, и должны оставаться друзьями, поэтому никакого секса с этого момента. Извини, что обидел, но ты ведь сама сказала — уговор дороже денег.

Я сглотнула.

— А потом был тот день, когда мы вернулись из Праги. Помнишь, я тогда впервые забылся и кончил в тебя? Меня в тот момент будто бы накрыло. Это было настоящее откровение, Стась… Я вдруг понял: я тебя не просто хочу, я тебя люблю.

Ага… А я сплю, наверное…

Сашка пересел, чтобы быть чуть ближе ко мне, взял меня за выглядывающие из-под одеяла руки, погладил ладони.

— Очень люблю, Стась. Ты мне как воздух нужна, и я готов это доказывать каждый день и час… Как во всех этих брачных клятвах. Но я понимаю, можешь не объяснять: ты всё ещё не забыла Волгина. Я понимаю, правда, Стась, и я даже уже почти не ревную… Просто позволь мне быть рядом с тобой.

Я хлопала глазами, а Лебедев говорил так жарко, будто действительно убеждал меня в чём-то очень для него важном.

— Позволь мне, Стась. Я не требую от тебя взаимности сию же секунду, я просто буду стараться добиться её, и надеюсь, что добьюсь. Но я хочу, чтобы наш брак не был фиктивным.

У меня перехватило дыхание.

— Будешь моей женой, Стасенька?

Я взгляд умоляющий. Не жалобный, и совсем не театральный, а искренний, беззащитный… выжидающий.

А ещё там был страх. На самом дне этого взгляда плескался страх… как отражение моего собственного страха. Страха, что тебя не любят. Что оттолкнут и отвернутся.

— Сашка… Боже, какой ты дурачок… — прошептала я, придвинулась ближе и поцеловала своего мужа сама. А потом, заметив его недоумение, рассмеялась.

— Теперь моя очередь говорить, Саш. И обещай не перебивать!

Он обещал. Но обещание своё не сдержал.

Как только я сказала Лебедеву, что тоже люблю его, он очень обрадовался и совершенно ничего больше не захотел слушать. Схватил меня в охапку, прижал к себе и поцеловал.

И этот поцелуй был самым сладким за всю мою жизнь. Наверное, потому что именно он был моим самым первым поцелуем. Не просто движением губ навстречу друг другу, а настоящим поцелуем, соединением двух любящих сердец.

А ещё с этим поцелуем растворился страх. Совсем-совсем, без остатка…

Целовались мы долго. У меня даже губы заныли, а Сашка совершенно нагло начал задирать выданную Ксюшкой ночнушку.

— Здесь нельзя, — заявила я категорично, хлопнув его по загребущим рукам. — Имей совесть!

Лебедев сокрушённо вздохнул и обнял меня крепче.

— Как скажешь. Вечером отыграюсь. У тебя же ещё месячные не начались?

— Нахал.

— Да, я такой. Скажи ещё раз, Стась.

— Что сказать?

— Что любишь.

Я закатила глаза.

— Очень люблю, Саш. Доволен?

— Ага, — Лебедев расплылся в улыбке. Ну как ребёнок. А потом вдруг нахмурился. — Только вот вчера ты говорила, что любишь Волгина. Зачем, Стась?

— Злая была, — протянула я виновато и чмокнула мужа в щёку, чтобы не злился. — Вот и брякнула. Неправда это, Саш. Наоборот, я после нашей с ним встречи поняла, что всё прошло окончательно и бесповоротно.

— Врушка, — пожурил меня Лебедев беззлобно, и я фыркнула.

— А ты тоже врушка.

— Когда это я врушка был?

— А кто мне в институте заявил, будто меня не хочет? А? Забыл? Я тебя тогда спросила, почему ты со мной дружишь, а ты сказал: «Просто я тебя не хочу». Врал же!

— Да-а-а, — Сашка ухмыльнулся. — Было дело. Соврал.

— Но зачем? — я недоумевающе подняла брови. — Нет, я не в обиде… Просто не понимаю. Зачем, Саш?

— Не зачем, а почему, — Лебедев посерьёзнел, заглянул мне в глаза и продолжил: — Ты помнишь, что я сказал тебе. А что ты сказала мне до этого моего ответа? Помнишь?

Я напряглась.

— Не-е-ет…

Сашка улыбнулся.

— Неудивительно. Мы чаще всего помним свои обиды, а не чужие.

Чего-чего?..

— Ты тогда начала рассуждать о том, почему люди дружат или просто общаются. Целую теорию вывела. И между прочим бросила: «Вот взять нас. Почему я дружу с тобой? Ты шалопай, я серьёзная. Мы очень разные. Можно было бы предположить, что кто-то в кого-то влюблён, но это не так. Ты меня как парень не привлекаешь. Мне высокие брюнеты нравятся, а ты белёсый коротышка».

Блин. Это что, я ТАК сказала?! Да не может быть! Да ещё и про Сашкин рост!

— Я не могла такого сказать!

— Я уже не помню, как это тогда прозвучало, Стась. Может, «невысокий блондин» или «низкорослый и светловолосый». Какая разница? Смысл тот же.

— Но… Я не специально! Я Костю Волгина имела в виду…

— Теперь я это понимаю, — ответил Лебедев спокойно. — Но тогда мне стало очень обидно, Стась. И когда ты после этого монолога спросила, почему я с тобой дружу, я и брякнул это «Я тебя не хочу». Простишь?

— Конечно. И ты меня прости…

И нам опять немного снесло крышу…

Минут через десять беспрерывных поцелуев в дверь постучалась Ксюшка.

— Ребят, я всё понимаю. Но у меня завтрак там стынет. И на работу пора…

Пришлось возвращаться с небес на землю и идти насыщать наши чрева, глупо и немного мечтательно улыбаясь.

Ксюша, в отличие от нас, улыбалась понимающе. Вот только глаза у неё были слегка красные, словно она долго плакала.

— Тебя опять Виталик достаёт? — спросил Лебедев серьёзно, подцепляя вилкой верхний блинчик с горки. — Хочешь, поговорю с ним?

— Нет, не Виталик, — подруга улыбнулась, размазывая по своей тарелке сгущёнку. — Не обращайте внимания, это так… ерунда. Я рада, что вы помирились. Жаль, на свадьбу не могу попроситься, уже свершилось. Зато могу на крещение…

— Какое крещение? — Мои счастливые и расслабленные мозги не сразу врубились в сказанное.

— Ну как, какое? Хочу быть крестной мамой вашиx детей. И только попробуйте взять кого-нибудь другого! Покусаю.

Мы с Лебедевым xорoм засмeялись.

— И вообще — xорoшо то, что хорошо кончаетcя, — заключила Ксюша, всё-таки pешившись взять блинчик. — Прекрасно, когда хэппи-энды случаются не только в книгах, но и в жизни.

— Это ещё совсем не энд, — возразила я, а Лебедев ухмыльнулся.

— Зато точно хэппи!

Ближе к вечеру, когда мы с Сашкой возвращались домой после тяжёлого рабочего дня, мне пришла короткая смска от Ксюшки.

«Помнишь мой подарок, который я отдала вам после свадьбы в машине? Теперь можно его открыть. Обнимаю!»

Я, внезапно вспомнив об этом единственном нераспакованном подарке, даже подпрыгивать начала от любопытства и нетерпения, так мне хотелось узнать, что Ксюшка туда положила. И когда мы с Лебедевым, добравшись домой, разорвали пакетик…

— Ггггг, — заржал Сашка и затрясся от смеха, пока я с вытянувшимся и наверняка очень комичным лицом рассматривала две пары вязаных пинеток. Розовые и голубые. На мальчика и на девочку.

Внутри пакетика лежала крохотная открыточка.

«Я не Нострадамус, поэтому связала две пары. Совет да любовь!» — было выведено на ней аккуратным и округлым Ксюшкиным почерком.

— Нострадамус, — фыркнул Сашка, обнимая меня и целуя в покрасневшую одновременно от смущения и возмущения щёку. — Ещё какой Нострадамус.

— Угу, — буркнула я. — Вольф Мессинг, блин. Это ж надо! И ничего мне не сказала…

— И правильно сделала. Не надо вмешиваться в чужие отношения! Ладно тебе, Стась, не дуйся. Пошли лучше детей делать.

— Чтобы пинетки не залёживались? — съязвила я, но Сашка не стал отвечать. Точнее, стал, но не словами… Сначала поцелуями, а потом…

Вот так и закончился наш фиктивный брак. Впрочем… кажется, он и не начинался. Он существовал очень недолго и исключительно в наших головах, но так и не трансформировался в реальность.

Мы думали, что обманываем друзей и родных, а на самом деле обманывали только самих себя. И всё, о чём мы говорили нашим родителям, было правдой

Я действительно любила Сашку всегда, просто поняла это совсем недавно.

Но как же хорошо, что поняла!

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg